Неразменный рубль [Ольга Леонардовна Денисова] (fb2) читать постранично

Ольга Денисова Неразменный рубль

В умилении сердечном

Прославляя истукан,

Люди разных каст и стран

Пляшут в круге бесконечном,

Окружая пьедестал…^[1]

Забежав на минутку домой, Саня Латышев снял с полки коллекционную банку из-под «Хейнекен» и, оглядываясь на дверь, зубами открыл бутылку «Жигулевского». Мама должна была вернуться с минуты на минуту, и объясняться с ней было некогда. А она бы точно потребовала объяснений, ей не понять, что в его возрасте пить пиво - это нормально, а не пить пива - ненормально. В зеленую, чуть помятую банку влезло две трети бутылки, и остальное пришлось допить - залпом, из горлышка. Латышев не очень любил пиво, но «Жигулевское» - моча ослиная, а не пиво. Он вытащил из тайника, устроенного на дне чемодана, пачку «Мальборо» и сунул в задний карман джинсов (индийских, но с вранглеровской нашлепкой). К его глубокому сожалению, на пачке вместо «Made in…» красовалось «Табачная фабрика им. Урицкого. Ленинград». Поехали бы они в Геленджик, как всегда, - он бы знал, где достать настоящие «Мальборо», а здесь, во Фрунзенском, все было для него чужим.

Мама каждый год возила Саню на море, иногда на все каникулы, - считала, что в Петрозаводске для ребенка слишком мало солнца. Она была учительницей начальных классов, а на лето устраивалась работать в обслугу какого-нибудь приморского санатория или дома отдыха: за это и денег платили побольше, и «ребенок» мог безо всяких путевок загорать и купаться. В этом году (последнем перед поступлением в институт) в Геленджике у мамы что-то не срослось, и они поехали в Крым: подруга помогла ей устроится в «Айвазовское» посудомойкой.

Латышева здесь раздражало все. В Геленджике они снимали комнату в маленьком частном домике, с террасой, увитой виноградом - на ней он спал, - а здесь жили в панельной многоэтажке, которая днем раскалялась, словно сковорода. И спать Латышеву приходилось на лоджии. В Геленджике остались его друзья, связи - и девушка со странным именем Марта, которой он так ни разу и не написал за всю зиму. Здесь вместо загадочной и молчаливой Марты на одной лоджии с ним жила прозаичная и разговорчивая Наташка. Лоджия была поделена надвое ширмой, а Наташка с отцом снимали соседнюю комнату. Ее отец тоже работал в «Айвазовском», физруком: водил на терренкур одышливых чиновничьих жен и учил играть в теннис их детей.

Латышев скомкал в кулаке этикетку «Жигулевского» и поставил бутылку в угол, где их набралось не меньше десятка. Мама не сомневалась, что это из-под лимонада. Ему оставалось только незаметно выскользнуть из квартиры, но дверь открылась навстречу: не успел.

- Санька, я ужин принесла, - мама сунула ему в руку увесистую сетку (он не ожидал, что это будет так тяжело, и едва не уронил ее на пол). - И черешни тебе купила.

- Я не буду ужинать, - он поставил сетку на стул. - Мне бежать надо, я опаздываю.

- Куда? - улыбнулась мама.

- Тебе-то что? Надо мне.

- А в руке у тебя что?

- Ничего! - он протиснулся мимо нее к двери, стараясь не дышать. - Я ушел, приду поздно.

- Саня! Что значит «поздно»?

- Часов в двенадцать, - Латышев хотел поскорей проскользнуть через прихожую, но лицом к лицу столкнулся с физруком. Как тут тесно! В Геленджике он уходил из дома, перепрыгнув перила террасы. С десятого этажа через перила лоджии не уйдешь…

Физрук, вдохнув запах пивного перегара, демонстративно помахал ладонью перед лицом. Латышев же едва не расплескал пиво из драгоценной банки.

- Все пьешь? - угрюмо спросил физрук.

- А ваше какое дело? - огрызнулся Латышев.

- Саня! Ты как разговариваешь? - Мама тоже вылезла в тесную прихожую. - И что у тебя в руке?

- Ничего, сказал же!

- Пиво у него в руке, импортное, - хмыкнул физрук.

- Саня! А ну-ка вернись!

Они не понимают! Они не понимают, что никто не будет его ждать! И что в той компании, в которой он собрался провести вечер, другого пива не пьют! Не носят индийских джинсов и не курят «Мальборо» фабрики Урицкого! В Геленджике ему ничего доказывать не приходилось, там все давно его знали.

Физрук свернул в кухню, чтобы не мешать.

- Где ты это взял? - мама брезгливо указала на «Хейнекен».

- Нашел!

- Саня, ты что, фарцуешь?… - мама схватилась за дверной косяк, как будто собиралась упасть в обморок.

- Ерунду не говори.

Где слово-то это услышала? Саня не фарцевал - так, подфарцовывал, и не здесь, а в Петрозаводске. Одна нашлепка «Вранглера» обошлась ему в пятьдесят рублей, откуда бы он их, интересно, взял, если бы не заработал?

- Ма, это просто банка. Ты же сама ее мне и принесла на прошлой неделе, - смягчился он.

Мама знала, что он собирает банки из-под импортного пива, и частенько приносила их из «Айвазовского».

- Да? Вот уж не думала, что они нужны тебе, чтобы разгуливать по улицам!

- А что в этом плохого? - Латышев прикусил язык: сейчас начнется политинформация о системе ценностей! И физрук тоже вставит несколько слов, он всегда