Еретик [Алексей Карелин] (fb2) читать постранично

Алексей Карелин Еретик

ГЛАВА I

Карие глаза смотрели из-под кустистых бровей хладнокровно. Рука твердо сжимала широкий армейский нож, готовая рвануться в сторону и оставить на горле лейтенанта кровавый след. В густой бороде хищно блестел оскал.

— Опустить оружие, — выдохнул взмокший лейтенант.

Островский выполнить приказ не спешил, искал выход. Их, солдат, пятеро. Лейтенант не в счет: с колен атаковать неудобно, к тому же командир, похоже, обосрался. Боевиков — трое. Склонить оружие — верная смерть. Горцы беспощадны к врагам, особенно к русским. Атаковать, значит, потерять командира.

Хотелось обернуться к товарищам: найти поддержку или уловить пару сигналов, раскрывающих план атаки, — но это значило на пару секунд утерять из виду боевиков.

Островский кожей ощутил, как солдаты по обе стороны от него опустили автоматы, выругался про себя.

— Ну, а вы что же? — спросил Магомаев и дернул лейтенанта за волосы, отчего подбородок командира задрался.

Это «вы» несказанно обрадовало Островского: он не один.

— Сдерживающая сила, — ответил Островский как можно ровнее. — Два на два — гарантия, что ни одна из сторон не атакует.

Магомаев качнул головой, в глазах мелькнуло одобрение.

— Вставай! — рявкнул боевик и рывком поставил пленника на ноги.

— Мать твою, Островский, ты что делаешь? — заскулил лейтенант. — Отдай им оружие, пусть уходят.

Магомаев осклабился. Он понимал, что Островский уже попрощался с командиром. Лейтенант умер бы в любом случае, поэтому важнее было сохранить группу. Тем не менее Магомаев счел нужным предупредить:

— Если я услышу, что нас прэследуют, вашему главному — конэц.

Магомаев прикрылся лейтенантом, как щитом, и медленно отступил в заросли. За ним ретировались и боевики.

Солдаты стояли на поляне, открытые невидимому врагу. Островский чувствовал себя голым. Кожу покалывало, точно с десяток стволов метил ее продырявить. Буйство зелени рассредоточивало внимание. Островский закрыл глаза.

В кронах шелестел ветер, где-то впереди шуршала палая листва под ногами боевиков. Хрустнула ветка в стороне.

— Ложись! — заорал Островский.

Кто упал, кто присел. Один замешкался и принял на себя автоматную очередь. Островский открыл ответный огонь, скомандовал:

— В укрытие!

Островский водил стволом автомата вслепую. Пули срезали кусты, выбивали труху из стволов деревьев, взметали палую листву. Противник был вынужден зарыться в землю.

Рожок опустел. Островский отточенным движением вставил второй, притянутый к пустому изолентой.

Загрохотало со стороны отхода боевиков. Левую бровь обожгло, толкнуло в плечо, в лицо прыснули фонтанчики земли. Тут же огрызнулись автоматы за спиной. Товарищи надежно спрятались в тени леса и били по зарослям, давая Островскому возможность уйти из-под обстрела. Островский бросился к своим, спотыкаясь, чуть не на троих. Укрылся за старым бугристым вязом.

Наступила тишина.

— Эй, ты слышишь меня?

Артем махал ладонью перед глазами. Я заморгал, посмотрел на друга, на кавказцев у бара, опять на Артема. Попытался улыбнуться, но лишь дернулся уголок рта.

— Извини. Так о чем ты?

Артем оглянулся и понял причину моего забытья. Пожал плечами и повторил:

— Как Люда?

Вопрос снова прошел мимо. Я все еще кипел в чеченском водовороте. В задумчивости уставился на свое отражение на кружке пива. Видок у меня внушительный: мощный лысый череп, шишковатые надбровные дуги, левую рассекает шрам, суженные, отягощенные тревогами глаза, от крупного носа тянутся вниз лучики морщинок — выражают недовольство жизнью, широкие скулы, тяжелый подбородок, крапинки двухдневной щетины. «Тертый калач», — говорят про таких. А в Чечне я был еще юнцом. Хотя можно ли назвать молодого парня, выросшего в лихие девяностые, юнцом? «Дворовые университеты» быстро выбивали детскую наивность, ставили характер.

— Не хочешь об этом? — истолковал по-своему мое молчание Артем. — Леху видел.

— Которого? — буркнул я и отхлебнул пива.

— Кривого. В золоте купается.

— Да и хуй с ним.

Деньги для меня — болезненная тема. Еле насобирал на лечение дочери, только вздохнул с облегчением — Машутка пошла на поправку, — как заболела жена. У обоих рак. У дочери — крови, у жены — груди. Думал, такое не бывает, молния дважды не бьет в одно место. Поди ж ты…

— Говорит, с Зоны приехал, — продолжал Артем.

— За что сидел? — удивился я.

Леху я знал хорошо. Дружили в детстве. Одни из первых диггеров в Брянске. Потом через Леху на московских вышли, там интереснее. Сколько шахт, сколько заброшенных зданий да коллекторов мы облазали. Метро-2 — мечту любого диггера — искали. Были мы в Москве и в те печальные дни, когда террористы захватили «Норд-Ост». До того дня власти внимания на нас не обращали. На режимные объекты мы не совались, никому не мешали. После Чечни я диггерство забросил как детскую забаву. Октябрь 2002-го