Дуэль с царем [Игорь Маркович Ефимов] (fb2) читать онлайн

Игорь Ефимов ДУЭЛЬ С ЦАРЕМ Эссеистика и критика

Проблема, которой посвящен очерк Игоря Ефимова, не впервые возникает в литературе о гибели Пушкина. Содержание пасквильного “диплома” прозрачно намекало на амурный интерес царя к Наталье Николаевне. Письма Пушкина жене свидетельствуют о том, что он сознавал смертельную опасность подобной ситуации.

Игорь Ефимов со свойственной ему тщательностью и талантом систематизации собрал и проанализировал обширный материал, имеющий отношение к проблеме. И в этом главное достоинство очерка, побудившее журнал к публикации. Хотя некоторые важные обстоятельства автор упустил. Так, он не полностью использовал запись в дневнике Пушкина от 1 января 1834 года : “Третьего дня я пожалован в камер - юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau”.

Последняя фраза — ключевая.

Данжо был мелким придворным Людовика IV, за женой которого успешно ухаживал король и который оставил известные мемуары. А вслед за пассажем о “русском Данжо” Пушкин заносит в дневник историю четы Безобразовых — скандал, потрясший петербургский свет. Гвардейский полковник Сергей Безобразов, женившись на фрейлине княжне Хилковой, узнал, что она была любовницей Николая. Реакция молодого мужа была столь яростной, что его срочно по приказу царя арестовали и выслали на Кавказ, где он прославился отчаянной храбростью, возможно, ища смерти, и был возвращен в столицу только через двенадцать лет...

Соседство этих записей — многозначительно.

В очерке есть целый ряд предположений и допущений, которые вызывают сильные сомнения. В частности, предположение автора, что Николай использовал голландского посла в роли тайного сводника, представляется вполне фантастичным. Некоторые из менее принципиальных возражений высказаны в подстрочных примечаниях.

Однако в целом очерк безусловно дает читателю представление об одном из самых болезненных аспектов трагедии Пушкина, ставит существенные вопросы, на которые у пушкинистики нет ответа, и демонстрирует запутанность и противоречивость преддуэльной ситуации.

Редакция

В Петербурге в сороковых годах случилось удивившее всех событие : красавец, князь, командир лейб - эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель - адъютантство, и блестящую карьеру при императоре Николае Первом, за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной, пользовавшейся особой милостью императрицы, подал в отставку, разорвал свою связь с невестой, отдал небольшое имение свое сестре и уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом. Событие казалось необыкновенным и необъяснимым для людей, не знавших внутренних причин его.

Лев Толстой. “Отец Сергий”

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Дуэль, приведшая к гибели Пушкина, тоже казалась необъяснимой для большинства его современников и даже близких друзей. И сегодня, 163 года спустя, после сотен опубликованных исследований, мы стоим перед загадками, не имеющими до сих пор удовлетворительного истолкования. Попробуем перечислить главные из них :

1. Весь великосветский Петербург знал об ухаживаниях Дантеса за Натальей Николаевной. Почему составитель анонимного пасквильного диплома, полученного Пушкиным 4 ноября 1836 г., не делает никаких намеков на эту связь ? Почему в дипломе сообщается, что Пушкин “избирается коадъютором (заместителем) великого магистра ордена рогоносцев” П. Е. Щ╦голев. Дуэль и смерть Пушкина. Исследование и материалы. 1987, с. 368. Далее — Щ╦голев.

Д. Л. Нарышкина, человека, который смотрел сквозь пальцы на многолетнюю связь своей жены с Александром Первым ? То есть, по аналогии, Пушкин выставляется покладистым мужем, уступившим царю жену за деньги и льготы ?

2. На сегодняшний день мы с достаточным основанием можем считать, что по получении диплома Пушкин потребовал объяснений у жены и что она рассказала ему подробно об отношениях с Дантесом. В одном из опубликованных недавно писем Дантеса к Геккерену, датированном предположительно 6- м ноября, есть фраза... “откуда ты знаешь, что она призналась в письмах ?” Звезда, 1995, с. 192.

Но в этом случае почему Пушкин посылает вызов Дантесу без объяснения причин ? Разве не было достаточным основанием заявить, что ухаживания его перешли всякие границы и что они стали оскорбительными для чести Натальи Николаевны ? Ведь в феврале того же года он не задумываясь послал вызов графу В. Соллогубу за вполне невинное замечание, оброненное тем в разговоре с Н. Н., — и указал причину. А. С. Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837. Л., 1969, с. 124. Далее — Письма.

3. О флирте жены с Дантесом Пушкин и сам знал давно. Это вызывало в нем досаду, но не настолько, чтобы принимать решительные меры по этому поводу. Как пишет секундант первой (несостоявшейся, ноябрьской) дуэли В. А. Соллогуб, “кто знал Пушкина, тот понимает, что не только в случае кровной обиды, но даже при первом подозрении он не стал бы дожидаться подметных писем”. В. Вересаев. Пушкин в жизни. СПб., 1995, т. 2, с. 319. Далее — Вересаев.

Почему же тогда только получение диплома заставило его послать вызов именно Дантесу ?

4. За дежурившего по полку Дантеса вызов принял его приемный отец, голландский посланник Геккерен. В тот же день, то есть 4 ноября, он забил тревогу, известил друзей Пушкина о случившемся, умолял помочь и лично примчался к Пушкину просить об отсрочке хотя бы на 24 часа. Пушкин принял его, был тронут его тревогой настолько, что согласился даже на двухнедельную отсрочку. В этот момент у него явно нет еще и тени подозрения в том, что Геккерен мог быть инициатором рассылки оскорбительного диплома, и нет никаких недобрых чувств к нему.

Впервые Пушкин произносит гневные слова в адрес Геккерена, судя по свидетельству Соллогуба, где - то около 17 ноября, то есть когда он уже взял свой вызов Дантесу назад, узнав о его намерении жениться на сестре Натальи Николаевны, Екатерине Гончаровой.“С сыном уже покончено... Вы мне теперь старичка подавайте”. Вересаев, с. 327.

Но если ты веришь, что “старичок” был сочинителем анонимного диплома, почему не послать вызов прямо ему ?

5. 6 ноября Пушкин пишет письмо министру финансов Канкрину. Это письмо редко обращает на себя внимание исследователей, а между тем оно представляет собой документ экстраординарный. В нем Пушкин просит казну принять в счет погашения его долга в 45 тысяч рублей нижегородское имение, пожалованное ему отцом. Однако пожаловано оно было при условии, что сын не имеет права продавать его при жизни отца. Пушкин объясняет министру, что это условие можно обойти, потому что казна имеет право взыскивать долг невзирая “ни на какие частные распоряжения”. Еще он просит не сообщать об этом деле императору, а то, мол, тот может по щедрости своей простить ему весь долг, “что, — пишет далее Пушкин, — поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение : ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостью или даже неблагодарностью”. Письма, с. 159.

На первый взгляд кажется естественным, что человек накануне дуэли хочет привести в порядок свои запутанные финансовые дела. Но ведь, по сути, он предлагает императорскому министру помочь ему в афере, цель которой — нарушить волю отца. Да еще сделать это за спиной императора, поставившего министра на сей высокий пост. Да еще предупреждает, что не примет императорский подарок, если тот вздумает оказать “царскую милость”. Пушкин не мог надеяться, что его просьба будет исполнена. (Канкрин ответил холодным отказом. Письма, с. 167.) Пушкин знал, что, даже если письмо не будет прочитано почтовой цензурой, министр обязан будет доложить о нем царю. На что же он рассчитывал ? Какова была цель, каков смысл этого послания ?

6. После долгих и мучительных переговоров, в которые были вовлечены Жуковский, секундант Соллогуб, секундант Дантеса д ' Аршиак, после ошеломительного сообщения о том, что Дантес хочет жениться на сестре Н. Н., Екатерине Гончаровой, жившей в доме Пушкина, и что она была главным предметом его страсти и адресатом многих писем, Пушкин неохотно соглашается взять назад свой вызов и дать письменное заверение в том, что он не имеет “никакого основания приписывать его [Дантеса ] решение [жениться на Екатерине Гончаровой ] соображениям, недостойным благородного человека”. Письма, с. 161.

Эта записка была написана 17 ноября, а 21- го Пушкин пишет письмо Бенкендорфу, которое объяснить еще труднее, чем письмо к министру Канкрину.

В течение предшествовавших переговоров о дуэли Пушкин больше всего опасался, что дело станет известно властям и они вмешаются. Зачем же теперь, когда дело улажено, ставить власти в известность обо всем случившемся ?

Смысл письма к Бенкендорфу — обвинение Геккерена в рассылке анонимных писем. Но если ты считаешь, что письма задевают твою честь, если ты уверен, что знаешь обидчика, почему не послать вызов или оскорбительное письмо прямо ему ? Почему в этот момент Пушкин не сделал то, что он сделал два месяца спустя, то есть не послал Геккерену то письмо, которое уже было написано еще в ноябре 1836- го и сохранилось в клочках и обрывках ? Зачем вмешивать власти в твои личные дела ? Не потому ли, что ты видишь в анонимном письме оскорбление не столько себе, сколько особе императора ? И считаешь, что в данной ситуации меры должно принимать правительство, а не частное лицо ?

Если ты сообщаешь властям о преступном деянии, ты должен ожидать, что у тебя потребуют доказательств. Пушкин пишет в конце письма : “Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю”. Письма, с. 166—167.

То есть получается так : я, Пушкин, перед лицом правительства и общества обвиняю уважаемого человека, представителя другой державы, в позорной гнусности, а доказательств представлять не намерен. Но какой разумный человек мог ожидать, что подобная позиция будет принята адресатом письма, то есть правительством императора Николая ?

7. Письмо Бенкендорфу было отправлено 21 ноября, а 23 ноября император дал Пушкину аудиенцию. Письма, примечания, с. 337.

Мы не знаем, что было сказано во время этой встречи. Только со слов Вяземского стало известно, что Пушкин якобы обещал императору не предпринимать ничего в этом деле, “не предуведомив его заранее”. Стелла Абрамович. Предыстория последней дуэли Пушкина. СПб., 1994, с. 139. Далее — Абрамович.

Не предуведомив о ч e м ? О том, что он собирается послать кому - то вызов ? То есть совершить поступок, по закону караемый повешеньем ? Но вопрос состоит не в этом. Вопрос в том, почему Пушкин не рассказал никому из близких о содержании этого разговора ? Только из камер - фурьерского журнала мы узна╦м, что в понедельник, 23 ноября, в 3 часа дня, “его величество принимал генерал - адъютанта графа Бенкендорфа и камер - юнкера Пушкина”. Вересаев, с. 328.

Пушкин, не скрывавший от друзей своих чувств и переживаний, — о ч e м должен был молчать в этот раз ?

8. Так или иначе, после встречи с императором наступает некое затишье. Есть множество свидетельств, что Пушкин в течение последующих двух месяцев выглядел примирившимся с происшедшим. Дантеса он не переносит, но вынужден встречаться с ним и его молодой женой у общих друзей, в свете, и ведет себя при этом в рамках приличий. В письме отцу, сообщая о помолвке Екатерины Николаевны с Дантесом, пишет : “Это очень красивый и славный малый, весьма в моде, богатый и на четыре года моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену, но приводит меня в бешенство. Ибо мой дом имеет вид модной и бельевой лавки”. Письма, с. 175.

Что же взорвало это перемирие ? Какое событие послужило толчком к отправке рокового письма Геккерену 25 января 1837 года ?

9. Вчитаемся в это письмо.

Прежде всего заметим, что обвинение в отправке пасквильного диплома в нем отсутствует. Почему ? Пушкин убедился, что в этом Геккерен не виноват ? Но тогда откуда такое обострение ненависти ?

Далее следуют обвинения в попытках сводничества — “вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконорожденного или так называемого сына”. Письма, с. 183.

Но эти обвинения могли относиться только ко времени до 4 ноября. Они существовали и раньше и не помешали примирению. Ни в чем новом в этом плане Геккерен не мог провиниться. Дантес с молодой женой жил в его доме, он осыпал их подарками — нелепо было бы подумать, что он продолжает где - то подстерегать Наталью Николаевну и подбивает ее завести любовную интригу с мужем ее сестры.

Нелепости на этом не кончаются. “Я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие - то сношения с вашей...” — пишет Пушкин. Но ведь и нет никаких сношений. Не запретишь же семейству Геккерена - Дантеса появляться в свете или у общих друзей, где все их любят и радостно принимают.

“Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего...” Как же “согласился не давать хода”? Дал ход, да еще какой — сообщил правительству сведения, которые могли привести к высылке Геккерена из страны.

“Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания”. Так с чем же приставал Геккерен к Наталье Николаевне ? Уговаривал изменить мужу или читал моральные наставления ?

Далее идут требования, чтобы Геккерен вмешался и запретил своему “сыну” разговаривать с Натальей Николаевной и “отпускать казарменные каламбуры”. Это уже просто ни с чем не сообразно. Как можно требовать от приемного отца, чтобы он что - то запретил взрослому сыну, офицеру, главе семейства ? Вот уж чего можно было бы потребовать лично от Дантеса.

Но самый главный вопрос, вопрос, на который нет до сих пор никакого вразумительного ответа : если Пушкин решился пойти на смертельную схватку с Дантесом, почему он не послал эти оскорбительные слова — “трус и подлец” — прямо ему ? Почему нужно было действовать таким окольным путем — слать оскорбления дипломату, который точно не сможет принять участие в поединке ?

10. По многим свидетельствам, в день отправки рокового письма Пушкин был абсолютно спокоен. Вечером 25 январяИдут споры о том, когда именно было отправлено письмо — 25 или 26 января (см.: Письма, прим., с. 354—355). На сохранившейся копии стоит 26- е, но свидетели показывают, что Пушкин говорил им об отправке письма еще 25- го. Для нашего исследования важно то, что уже 25- го Пушкин принял бесповоротное решение об отправке письма.

обе супружеские пары, Пушкины и Дантесы, были среди гостей в доме Вяземских. Вера Федоровна Вяземская так описала этот вечер в письме : “Пушкин, смотря на Жоржа Геккерена [Дантеса ], сказал мне : └ Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, чту его ожидает по возвращении домой "” Письма, примечания, с. 355.

.

Рассказал Пушкин о письме и другой своей приятельнице, баронессе Е. Н. Вревской (в девичестве Евпраксия Вульф, та самая, с которой Пушкин в Тригорском “мерился тальями”, которой посвящены стихи “Если жизнь тебя обманет...” и “К Зине”). Она умоляла его отказаться от намерения стреляться, подумать о судьбе детей. На это он ответил ей : “Император, которому известно все мое дело, обещал взять их под свое покровительство”. Вересаев, с. 353.

“Все мое дело” — что он имел в виду ?

11. После гибели Пушкина Вревская приехала в Тригорское к матери, Прасковье Александровне Осиповой, и рассказала ей подробно о разговоре, который был у нее с поэтом накануне дуэли. Этот рассказ произвел на Осипову такое сильное впечатление, что она 16 и 17 февраля пишет одно за другим два письма их общему другу, Александру Ивановичу Тургеневу, но в обоих письмах только намекает на страшную правду. “Подробности, которые она [Вревская ] мне рассказывала о последних днях жизни незабвенного Пушкина, раздирали наши сердца, — пишет она. — Я почти рада, что вы не слыхали того, что говорил он перед роковым днем моей Евпраксии... Сердце мое замирает при воспоминании всего слышанного”. Абрамович, с. 182—183.

Второе письмо было отправлено не по почте, а с оказией, и в нем Осипова выражает свои чувства более откровенно : “Я знаю, что вдова Александра Сергеевича не будет сюда, и я этому рада. Не знаю, поймете ли вы теперь это чувство, которое заставляет меня теперь бояться ее видеть... Ужас берет, когда вспомнишь всю цепь сего происшествия”. Там же.

В этом письме Осипова спрашивает своего адресата, не было ли ему каких - либо неприятностей от “незабудок”, то есть от жандармов и их агентов.

Тургенев в ответном письме просит Осипову открыть все, что она знает. “Умоляю вас, однако же, написать ко мне все, что вы умолчали и о чем только намекнули в письме вашем : это важно для истории последних дней Пушкина. Он говорил с вашей милой дочерью почти накануне дуэли : передайте мне верно и обстоятельно слова его... Для чего таить то, на чем уже лежит печать смерти ?” Там же.

Осипова на это письмо не ответила. Спрашивается : что могло быть столь ужасным и невыразимым, что обе женщины, знавшие и любившие Пушкина, не рассказали об этом до конца дней своих ?

12. Оба Геккерена, оправдываясь перед друзьями, предлагали спросить саму Н. Н., есть ли хоть капля правды в обвинениях, обрушенных на них Пушкиным. Вересаев, с. 452.

Участник следственной комиссии, аудитор Маслов, даже потребовал приобщить к делу свое особое мнение, указывавшее на необходимость допроса Н. Н. А. В. Наумов. Посмертно подсудимый. М., 1992, с. 230. Далее — Наумов.

Свое согласие с этим мнением письменно выразили бригадный командующий генерал - майор Мейендорф, начальник дивизии генерал - адъютант граф Апраксин, командующий корпусом, генерал Кнорринг. Там же, с. 252—255.

Им отвечали, что дело ясно и без того и что необходимо щадить чувства вдовы.

Итак, окружить гроб убитого жандармами, увезти тело ночью, тайком, не дать проститься с ним у могилы, — тут о чувствах вдовы не было речи. Откуда вдруг такая чувствительность ? Или опасались, что она может открыть какие - то новые факты ?

Есть еще много вопросов помельче, которые уже почти сливаются в некий туман, повисший над историей последней дуэли Пушкина.

Почему похороны были превращены в подобие крупной полицейской операции ?

Зачем нужно было менять в последний момент место отпевания ?

Зачем 1–2 февраля царь внезапно вводит в Петербург 60 тысяч пехоты и конницы ? В. Вересаев. Пушкин в жизни. Минск, 1986, с. 670.

Что имела в виду императрица, когда писала своей подруге Бобринской 4 февраля : “Я знаю теперь все анонимное письмо, подлое и вместе с тем отчасти верное”? Там же.

Что имел в виду Жуковский, когда 14 лет спустя говорил сыну поэта : “В смерти Пушкина повинен не только шеф жандармов, но и распорядитель судеб России — государь”? Там же, с. 666.

ПОЭТ И ЦАРЬ

Горы документального материала лежат перед нами сегодня. И тем не менее мы остаемся почти в таком же недоумении по поводу дуэли, в каком были современники Пушкина. И друзья, и враги одинаково сходились на том, что настоящей причины для дуэли не было.

30 января С. Н. Карамзина пишет брату в Париж : “Сказать тебе, что в точности вызвало дуэль... невозможно”. Абрамович, с. 179.

Хомяков : “Причины к дуэли порядочной не было...”. Вересаев (издание 1995), с. 444.

Вяземский : “Я ничего не знал о дуэли... Равномерно не слыхал я никогда от Пушкина, ни от Барона Геккерена о причинах, имевших последствием сие несчастное происшествие”. Наумов, с. 213.

Хотя по высочайшему распоряжению Дантес был разжалован в солдаты и выслан из страны, двор всячески выражал ему свое сочувствие. Великий князь говорил, что ему больно было увидеть Дантеса в солдатской шинели. “Дантес вел себя как благородный рыцарь, — записывает в дневнике императрица, — Пушкин — как грубый мужик”. Вересаев (издание 1986), с. 669.

Но и друзья в большинстве признавали, что у Дантеса не было иного выхода. Сестра Натальи Николаевны, Александрина, одна из самых близких Пушкину людей, в середине февраля уже обедала в доме Геккеренов. Вересаев (1995), с. 459.

Летом 1837- го Дантес царит в русской колонии в Бадене, предводительствует мазуркой, смешит всех, и даже Андрей Карамзин пишет матери, что Дантес убедил его в своей невиновности, в том, что после своей свадьбы он не делал никаких шагов для сближения с Натальей Николаевной и что “второй вызов был как черепица, упавшая ему на голову”. Там же, с. 452.

Письма и дневники тех лет, являющиеся документальной основой любого исследования, переполнены именами. Но есть один важный участник драмы, чье имя встречается крайне редко. По вполне понятным причинам современники старались не упоминать впрямую имя императора. Даже Пушкин в письмах к жене чаще говорит про него тот, с тем, кое - кого.

Попробуем вкратце восстановить события, рисующие отношения между поэтом и царем.

Лето 1826 года. Пушкин освобожден из Михайловской ссылки. Но в какой форме это сделано ! Не письмом, извещающим о милости, не указом, а присылкой фельдъегеря. Ночью в Михайловское является из Пскова жандарм, приказывает немедленно собираться и ехать с ним. И сам Пушкин, и его друзья в Тригорском поначалу были уверены, что его увозят в Сибирь, вслед за декабристами. Вересаев (1995), т. 1, с. 294—295.

Вместо Сибири были милостивые и доверительные разговоры, обещания поддержки в литературной деятельности и знак небывалого монаршего благоволения — обещание стать впредь личным высочайшим цензором.

Однако все это обернулось постоянным надзором, усугубленным унизительной зависимостью и всеми тычками, которые только можно испытать в положении просителя.

Уже резолюция, наложенная венценосным цензором на “Бориса Годунова”, говорит о его вкусах и о мере подчинения дисциплине, которого ожидают от поэта. (Царь просил ни много ни мало “переделать в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта”. А. Карпов. Примечания ко 2- му тому : А. С. Пушкин. Избранные сочинения. М., 1978, с. 657.

)

1827 год — допросы по поводу стихотворения “Андрей Шенье”, за распространение которого один из читателей был приговорен к смертной казни. Д. Благой. Примечания к 1- му тому Избранных сочинений, с. 697.

1828 год — Пушкин просит разрешения присоединиться к армии на Кавказе — отказ ; просьба разрешить поехать в Париж — отказ. Наумов, с. 122.

Весь год — следствие по поводу “Гавриилиады”, опять страх Сибири, унизительные увертки (приписал авторство умершему князю Д. П. Горчакову), необходимость признаваться лично перед царем и просить прощения. Д. Благой,. 720.

1829 — поездка без разрешения на Кавказ и в действующую армию, последовавшие выговоры.

1830 — вынужден просить у Бенкендорфа “положительную характеристику”, а то родители невесты не соглашаются на брак.

1832 — просьба разрешить издавать газету — отказ.

1833 — возвращена рукопись “Медного всадника”, покрытая высочайше наложенными вопросительными знаками и вымарываниями. Там же, с. 728.

(Особенно не понравился бунт Евгения, который встал “пред горделивым истуканом” и, “зубы стиснув, пальцы сжав”, пригрозил строителю Петербурга возмездием.)

Начало 1834- го — все унижения, связанные с камер - юнкерством.

Позже, в том же году — письмо к жене вскрыто почтовой цензурой, передано царю, за чем следует новый нагоняй. Отчаянный вопль в дневнике : “... могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного. Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего Правительства ! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать Царю (человеку благовоспитанному и честному), и Царь не стыдится в том признаться... Что ни говори, мудрено быть Самодержавным”. А. С. Пушкин. Дневники. Записки. СПб., 1995, с. 40. Далее — Дневник.

Лето 1834- го — попытка подать в отставку, что объявляется черной неблагодарностью. Пушкин был вынужден взять свое прошение назад, извиняться, а в письме к жене написал : “На днях я чуть было беды не сделал : с тем чуть было не побранился — и трухнул - то я, да и грустно стало. С этим поссорюсь — другого не наживу” Письма, с. 61.

.

Сохранилось около 700 писем Пушкина к разным адресатам. Больше всего писем к жене, на втором месте стоит Вяземский, а на третьем — Бенкендорф. Наумов, с. 120.

Жуковский, которому поручили разбирать переписку погибшего поэта, не удержался и написал Бенкендорфу : “Сердце мое сжималось при чтении... В ваших письмах нахожу выговоры за то, что Пушкин поехал в Москву, что Пушкин поехал в Арзрум. Но какое же это преступление ?.. Наконец, в одном из писем вашего сиятельства нахожу выговор за то, что Пушкин в некоторых обществах читал свою трагедию прежде, нежели она была одобрена. Да что это за преступление ? Кто из писателей не сообщает своим друзьям своих произведений для того, чтобы слышать их критику”. Там же, с. 236.

Но и Пушкин за десять лет не раз огорчал царя недопустимыми дерзостями. Ему высочайше предлагают переделать “Бориса Годунова” — он предпочитает лучше не печатать, потому что, видите ли, “не может переделывать раз написанное”. Там же, с. 120.

С “Медным всадником” — то же самое. Брат царя поздравляет его с камер - юнкерством, он отвечает : “Благодарю, ваше высочество : до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили”. Дневник (7 янв. 1834), с. 32.

В другом разговоре с цесаревичем называет всех Романовых “революционерами и уравнителями”. Там же (дек. 1834), с. 45—46.

При встрече не благодарит царя за милость. Мундир ненавидит, но когда все должны приехать на бал во фраках, приезжает в мундире. Там же (26 янв. 1834), с. 32.

Все просьбы об отставке — дерзость, вызывавшая протест даже у Жуковского.

САМОДЕРЖАВНЫЙ ДОН ЖУАН

С 1833 года в документах начинают попадаться сообщения об открытых ухаживаниях царя за Натальей Николаевной.

“Не кокетничай с царем”, — пишет Пушкин жене из Болдина в письме от 11 октября.

Запись в дневнике 1 января 1834 года : “Третьего дня я пожалован в камер - юнкеры (что довольно неприлично моим летам). ... Двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове...”. Там же, с. 31.

Лицейский товарищ Пушкина, граф Корф, пишет в своих записках : “Император Николай был живого и веселого нрава, а в тесном кругу даже и шаловлив... В продолжении многих лет принимал участие в танцах [в Аничковом дворце ] и сам государь, которого любимыми дамами были : Бутурлина, урожденная Комбурлей, княгиня Долгорукая... и позже жена поэта Пушкина, урожденная Гончарова”. Вересаев (1995), с. 183.

Своему близкому другу, П. В. Нащокину, Пушкин рассказывал, что “Николай, как офицеришка, ухаживает за его женой ; нарочно по утрам по нескольку раз проезжает мимо ее окон, а ввечеру, на балах, спрашивает, отчего у нее всегда шторы опущены”. Вересаев (1986), с. 518.

(На сегодняшнем куртуазном английском это называется “пас”, причем, заметим от себя, довольно откровенный.)

В письме жене от 6 мая 1836 года, из Москвы, Пушкин пишет : “И про тебя, душа моя, идут кой - какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого - то [т. е. царя ] довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц”. Письма, с. 136.

(Не будем забывать, что это писалось открытой почтой, которую, как Пушкин знал, почтовая цензура вскрывает.)

Ненасытность императора в делах амурных была хорошо известна. В письмах и дневниках об этом, конечно, не писали, поэтому в документах мы встречаем только намеки. Но французский путешественник Галле де - Кюльтур, которому опасаться было нечего, дал в своих заметках довольно детальную картину :

“Царь — самодержец в своих любовных историях, как и в остальных поступках ; если он отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем ; родителей, если она девушка, — о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе как с изъявлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли из своего бесчестья. └ Неужели же царь никогда не встречает сопротивления со стороны самой жертвы его похоти ?" — спросил я даму, любезную, умную и добродетельную, которая сообщила мне эти подробности. — └ Никогда ! — ответила она с выражением крайнего изумления. — Как это возможно... Мой муж никогда не простил бы мне, если бы я [в такой ситуации ] ответила отказом "”. Вересаев (1995), с. 464.

У Толстого в рассказе “Отец Сергий” любовная связь между императором Николаем Павловичем и графиней Коротковой — невестой Касатского — тоже протекала с ведома матери и тоже представлена как дело известное всему городу, за исключением ослепленного любовью жениха.

“Николай Павлович был царь крепких мужских качеств, — пишет Щ╦голев. — Кроме жены, у него была еще и официальная, признанная фаворитка, фрейлина В. А. Нелидова, жившая во дворце, но и двоеженство не успокаивало царской похоти ; дальше шли └ васильковые дурачества ", короткие связи с фрейлинами, минуты увлечения молодыми дамами — даже на общедоступных маскарадах”. Щ╦голев, с. 370.

Так кто же был объектом яростного возмущения Пушкина — Дантес или государь император ?

Большинство исследователей этой драмы остаются при убеждении, что острие пушкинского гнева было направлено против обоих Геккеренов — отца и сына. Действительно, основной объем документов и свидетельских показаний нацелен в эту сторону.

А что может предъявить сторонник второй версии ?

Прямых свидетельств у него почти нет.

Чуть ли не единственный его аргумент остается в сфере чисто эмоциональной : несоразмерность пушкинского гнева. Конфликт с Геккеренами легко укладывался в кодекс дворянской чести, который четко указывал, что и как нужно делать в подобных ситуациях. Конфликт с царем выхода не имел и не мог иметь, и только он мог вызывать такую неутихающую и бессильную ярость.

Анонимный диплом, сам по себе, не наносил ущерба чести человека. Как сказал Пушкин Соллогубу, “ежели кто - то сзади плюнет на мое платье, это дело моего лакея вычистить платье”. Вересаев (1995), с. 303.

Смотреть сквозь пальцы на ухаживания Дантеса, пока они не переходили границ приличия, тоже не наносило ущерба чести. Сносить же открытые ухаживания царя, которому ты должен 45 тысяч рублей, от которого зависят целиком твоя судьба и карьера, в ситуации, когда все ждут, что и ты примешь установленные правила великодержавной амурной игры, и уже заранее смеются за твоей спиной и объявляют рогоносцем — все это для гордого Пушкина должно было быть непереносимым.

При исследовании событий, происходивших в условиях деспотического правления и цензурного надзора, историку необходимо сдерживать свою страсть к документам. Если мы сегодня попытались бы понять, какие события и какие исторические фигуры занимали умы людей в сталинскую эпоху, и для этого заложили бы в новейший компьютер содержание десяти тысяч частных писем той поры, мы пришли бы к ошеломительному выводу : обнаружилось бы, что фигура Сталина совершенно не интересовала его современников, ибо в письмах это имя почти не упоминается.

Такую же осторожность надо проявлять и при исследовании писем и документов эпохи Николая Первого. Имя государя императора не могло упоминаться в негативном ключе ни в переписке, ни в свидетельских показаниях, ни в дневниковых записях. Мы видели, что даже в письмах к жене Пушкин говорит о царе обиняками. И тем не менее у нас есть документ, ясно подтверждающий, что Пушкин не только тяжело переживал ухаживания царя за его женой, но и высказал ему свои обвинения в лицо.

4 апреля 1848 года, то есть 11 лет спустя после гибели Пушкина, барон М. А. Корф сделал запись в дневнике, которая содержит рассказ императора Николая о его последней встрече с поэтом. Важным обстоятельством является то, что разговор происходил за обеденным столом, в присутствии царской семьи, так что мы можем быть уверены : именно так царь хотел представить свою роль в разыгравшейся драме перед теми, чьим мнением он дорожил.

“Под конец его [т. е. Пушкина ] жизни, — рассказывал царь, — встречаясь часто с его женой, которую я искренно любил и теперь люблю как очень добрую женщину, я раз как - то разговорился с нею о комеражах [сплетнях ], которым ее красота подвергает ее в обществе ; я советовал ей быть как можно осторожнее и беречь свою репутацию сколько для нее самой, столько и для счастья ее мужа при известной его ревности. Она, видно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где - то со мной, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. — Разве ты и мог ожидать от меня иного ? — спросил я его. — Не только мог, государь, но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женой. — Через три дня потом был его последний дуэль”. Михаил Яшин. Хроника преддуэльных дней. Звезда, 1963, № 8, с. 167.

Царь не сообщил (или Корф не записал), чту он сказал Пушкину в ответ на его дерзость. На этот счет мы можем только фантазировать, исходя из наших представлений о характере государя императора. Но для нашего исследования гораздо важнее то, что здесь точно указана дата : за три дня до дуэли. То есть разговор этот имел место 23 или 24 января. (Скорее всего 23- го, на балу у Воронцовых - Дашковых.)

Многие исследователи доказывают, что царь запамятовал и что на самом деле разговор происходил где - нибудь в ноябре. Но есть множество свидетельств о том, что память у императора была феноменальная и что он помнил людей, события, разговоры много лет спустя. И если мы выдвинем гипотезу о том, что этот разговор и был тем загадочным событием, той последней каплей, которая заставила Пушкина ринуться навстречу гибели, если примем версию, что пушкинский гнев и мука душевная вырастали из его отношений с царем, а не из козней его светских врагов, мы сможем вернуться к вопросам и недоумениям, перечисленным в начале этой статьи, и они предстанут перед нами в совершенно новом свете.

Мы увидим, что в этом случае вопросы один за другим получают ответы, недоумения истаивают, загадочные события получают объяснения.

Попробуем приложить этот ключ по порядку ко всем двенадцати вопросам.

ЕСЛИ БЕСЧЕСТЬЕ ШЛО ОТ ЦАРЯ...

... становится ясным текст АНОНИМНОГО ДИПЛОМА.

После исследований Щ╦голева трудно оспаривать его утверждение о том, что автором анонимного диплома был князь Петр Долгоруков. Вся его последующая жизнь, в которой так часто всплывают попытки использовать свое знание истории и родословных для шантажирования русской знати, его претензии на роль историографа, в которой он невольно встречал соперника в Пушкине, как и результаты графологического анализа, как и его многолетняя дерзость по отношению к императорской власти, делают его наиболее вероятным подозреваемым. И уж он - то знал, куда послать ядовитый намек : не на Дантеса, что было бы просто мелкой гадостью, а на венценосного ухажера, — эта стрела доставала до самого сердца.

Вопрос второй и третий : ВЫЗОВ ДАНТЕСУ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ МОТИВОВ.

Мы не должны забывать, что дуэли в России карались по закону смертной казнью через повешение. Что любая дуэль была вызовом, брошенным верховной власти. Она была последним пристанищем дворянской свободы и независимости, последней возможностью заявить абсолютному монарху : я подчиняюсь тебе до определенной черты ; над честью моей ты не властен. Но когда в роли оскорбителя выступал сам царь, дворянин лишался этой последней крепости. Пушкин не мог послать вызов царю. Дантес был самой подходящей фигурой : он был Пушкину неприятен, он вызывал в нем острую ревность, он ухаживал за его женой, но главное : он был на военной службе у императора. То есть, в каком - то смысле, дуэль с ним была дуэлью с императорской властью. Именно поэтому Пушкин категорически отказывался на протяжении всех переговоров дать объяснение своему вызову. Правду он сказать не мог, но молчанием подчеркивал то, что речь здесь идет не о личных счетах.

Вопрос четвертый : ПОДОЗРЕНИЯ НА ГЕККЕРЕНА.

Они родились у Пушкина где - то в середине ноября (впервые он намекает на них в разговоре с Соллогубом 16- го числа). Поначалу он выслушивает нидерландского посланника вполне сочувственно, соглашается на отсрочку дуэли. Геккерен — человек его круга, он бывает и у Карамзиных, и у Вяземских, и у Мещерских. Он тоже человек чести. За исключением одной детали. Как профессиональный дипломат и царедворец он должен был разделять мнение той части высшего света, которая не считала амурные атаки императора на светских дам оскорбительными для их мужей. Волокитство и романы были острой приправой светской жизни — почему же следовало отказывать императору в том, чем тешили себя его приближенные ? Разве сам Пушкин, с его донжуанским списком, был образцом целомудрия ? Не для него ли “наука страсти нежной” была “измлада и труд, и мука, и отрада”? Но речь здесь должна идти не об оттенках фривольности великосветского Петербурга (оставим это моралистам). Для нас важно другое : гнев Пушкина на Геккерена объясним лишь в том случае, если он с самого начала воспринимал диплом как намек на императора.

Вопрос пятый : ПИСЬМО К МИНИСТРУ ФИНАНСОВ КАНКРИНУ.

Это письмо теперь приобретает смысл простой и однозначный. Оно фактически адресовано императору и говорит следующее : “Условия этой игры, то есть роль покладистого мужа, не принимаю. С долгом расплачусь. Подачку — то есть прощение долга — не приму”. Можно лишь догадываться о том, какой гнев подобное послание могло вызвать у адресата. В сухом ответе министра предложение Пушкина объявлено “неудобным” и сказано, что “во всяком подобном случае нужно испрашивать высочайшее повеление”. Письма, примечания, с. 334.

Вопрос шестой : ПИСЬМО К БЕНКЕНДОРФУ.

Вот его “расшифровка”:

Фраза “все... говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г - на Дантеса”. То есть “все говорили” — но я, Пушкин, так не считаю.

“Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем”. То есть включая и имя государя императора.

“Я убедился, что анонимное письмо исходило от г - на Геккерена, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества”, но “доказательства представлять не могу и не хочу”. То есть подниму громкий скандал, публично и бездоказательно оскорбив дипломата иностранной державы, и этот скандал уже не удастся выдать за выходку ревнивца. Тогда вам, ваше величество, волей - неволей придется прекратить ваше поведение, которое дало повод к грязным намекам, а вам, граф Бенкендорф, начать полицейское расследование и найти настоящего автора диплома, ибо оскорбление в нем в большей степени относится не ко мне, а к особе императора.

“Указание на Геккерена как на составителя подметного письма, задевающего семейную честь императорской фамилии, — пишет Щ╦голев, — сослужило бы Пушкину несомненную пользу и в отношениях царя к чете Пушкиных. Произошло бы поражение и другого опасного — гораздо более опасного, чем Дантес, — поклонника Натальи Николаевны — Николая Павловича Романова... Вот та тонкая игра, которую хотел повести Пушкин !” Щ╦голев, с. 385.

Вопрос седьмой : ЧТО ПРОИЗОШЛО НА АУДИЕНЦИИ 23 НОЯБРЯ ?

Об этом у нас есть только два косвенных свидетельства.

Первое исходит от Вяземского : “Пушкин обещал ничего не предпринимать в этом деле” — речь здесь не может идти о какой бы то ни было дуэли, ибо дуэль вне закона и так. “Обещал не поднимать скандала” — вот как может быть истолковано это свидетельство. Второе указание, косвенно подтверждающее первое, находим в январском — роковом — письме к Геккерену : “согласился не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего”. Раз “согласился” — значит, кто - то просил его об этом ? А раз просил, значит, смысл диплома был ясен для обеих сторон. Если подобный разговор происходил во время встречи во дворце, это, конечно, лишало Пушкина возможности открыто обсуждать с друзьями встречу с императором.

Вопрос восьмой : ТОЛЧОК К ОТПРАВКЕ РОКОВОГО ПИСЬМА.

Ответ содержится в самуй выдвинутой гипотезе — встреча и разговор с императором 23 или 24 января 1837 года, описанные — выборочно и неполно — самим императором одиннадцать лет спустя. Мы не будем гадать, что именно ответил император Пушкину. Но выскажем предположение, что, по меньшей мере, он должен был бы заявить, что не камер - юнкеру учить императора, как следует себя вести.

Вопрос девятый : НЕЛЕПОСТИ В ПИСЬМЕ К ГЕККЕРЕНУ.

Уже было отмечено, что в письме этом отсутствует обвинение в отправке анонимного диплома. Отсутствует — потому что Пушкин если и верил в подобный вариант, то очень недолго. Трудно поверить, что профессиональный дипломат поставит на карту свою карьеру и станет рассылать пасквиль с оскорбительными намеками на священную особу монарха, при дворе которого он аккредитован. Остаются два других обвинения — друг друга, казалось бы, исключающих : в сводничестве и в чтении “отеческих наставлений”.

Впоследствии, оправдываясь и объясняя несправедливость пушкинских нападок, Геккерен писал графу Нессельроде : “Мне скажут, что я должен был повлиять на сына ? Г - жа Пушкина и на это могла бы дать удовлетворительный ответ, представив письмо, которое я потребовал от сына, — письмо, адресованное к ней, в котором он заявлял, что отказывается от каких бы то ни было видов на нее. Письмо отнес я сам и вручил его в собственные руки”. Яшин (ук. соч.), с. 171.

Мы не можем думать, что Геккерен лгал, — слишком легко разоблачима была бы такая ложь. Флирт Дантеса с Н. Н. с самого начала был для него бедой, от которой надо было искать защиты и спасения. Из писем Дантеса к Геккерену, напечатанных недавно в “Звезде”, мы видим, что до ноябрьских событий Дантес действительно просил приемного отца о помощи в интригах, которыми он оплетал Наталью Николаевну. (См., например, письмо от 17 октября. Звезда, 1995, № 9, с. 191.) Но после дуэльной истории и свадьбы Дантеса с “амурами” было покончено, ибо Пушкин показал, что он не остановится ни перед чем.

Письмо к Геккерену трудно анализировать как обвинительный документ, ибо обвинения в нем слишком шатки и противоречивы. Его можно анализировать только как оскорбление в адрес всех тех, кто хотел бы, чтобы Пушкин смирился с предложенной ему ролью покладистого мужа. Кто не видит в этом никакого бесчестия, коли внимание жене оказывает сам император. И в этом письме проговорки важнее обвинений. “Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческиеувещания”. Но Геккерен не обращался с увещаниями — этим занимался государь император. “Ваш сын трус и подлец”. Но по отношению к Пушкину Дантес вел себя вполне смело. А по отношению к императору ?

И все же, держа в уме это обвинение в сводничестве и неподдельную ярость Пушкина, попробуем задуматься над конкретной деталью : а как именно государь император устраивал свидания со своими избранницами ? Вряд ли он приглашал их прямо во дворец (он ценил соблюдение внешних приличий). Безусловно, в таких делах необходимы посредники, которые обеспечат “нейтральную территорию”. Например, известен эпизод : приятельница Пушкиных Идалия Полетика пригласила Наталью Николаевну к себе на чашку чая, а когда та приехала, выяснилось, что хозяйки нет, а вместо нее Н. Н. дожидается влюбленный Дантес, который тут же бросился к ее ногам и стал молить о любви. Вересаев (1995), с. 358—359.

Н. Н. удалось тогда убежать. Ну, а что было бы, если бы о такой же услуге Полетику попросил не Дантес, а император ? Или не Полетику, а кого - то другого ? Скажем, нидерландского дипломата, который стал близким родственником Н. Н.? Смог бы дипломат отказаться ? Скорее всего, почел бы за счастье заслужить благорасположение монарха таким пустяком. И сделал бы все возможное, чтобы эпизод этот остался в тайне.

У нас нет никаких свидетельств о том, что подобный эпизод имел место. Но, зная всех участников драмы, мы должны признать, что он был вполне возможным. И если бы Пушкин заподозрил или, скажем, узнал от жены, что такая попытка имела место, тогда бы он повел себя именно таким образом, как он повел себя :

Возненавидел бы Геккерена.

Бросил в лицо императору прямое обвинение.

Включил бы в письмо к Геккерену слово “сводничество”, повторенное не один раз.

Потребовал, чтобы прекратились любые сношения между двумя семействами.

Сохранил бы нежное чувство к жене, окрашенное теперь еще и состраданием.

Сделал бы все возможное, чтобы содержание письма к Геккерену стало известно из сохраненной им копии, чтобы все увидели, что речь идет не о ревности к Дантесу.

Но при этом оставил бы всех друзей в недоумении, ибо объяснить им истинные причины своего поступка означало бы открыто обвинить самодержца и лишить семью его поддержки в случае своей гибели.

Если бы гнев Пушкина был направлен на Дантеса, вызов был бы послан прямо Дантесу, как это и произошло в ноябре. Отправка оскорбительного письма Геккерену - старшему вовсе не означала неизбежности поединка. Как показал барон Геккерен на допросе следственной комиссии, получив письмо, они с сыном бросились за советом к старому графу Строганову, и это граф уверил их, что в такой ситуации нужно стреляться. Пушкин не вызывал Дантеса — Дантес вызвал его. Этот факт остается необъяснимым, если мы будем оставаться при мнении, что причиной трагедии была ревность Пушкина.

Вопрос десятый : “ИМПЕРАТОР ЗНАЕТ ВСЕ МОЕ ДЕЛО”.

То есть знает, на кого горит мой бессильный гнев. А бессильный он потому, что дай я ему волю — и дети мои останутся нищими и опозоренными. Семья — заложники, зависящие от милости двора. (Еще жене писал в письме от 28 июня 1834 года : “Должно подумать о судьбе наших детей... Умри я сегодня, что с вами будет ?” Письма, с. 54.

).

Вопрос одиннадцатый : О ЧЕМ МОЛЧАЛИ МАТЬ И ДОЧЬ ОСИПОВЫ ?

Вот об этом и молчали : об ужасе ситуации, когда царь ухаживает на глазах у всего света за твоей женой и весь свет знает, что ты у него набрал кучу денег в долг, а возмутиться нельзя, потому что сердце точит мысль — а что тогда будет с детьми. “Я почти рада, что вы не слыхали того, что говорил он перед роковым днем моей Евпраксии... Ужас берет, когда вспомнишь всю цепь сего происшествия”.

Вопрос двенадцатый : ПОЧЕМУ НЕ БЫЛ УСТРОЕН ДОПРОС ВДОВЫ ПУШКИНА ?

Да только потому, что она - то уж могла потерять самообладание и рассказать комиссии, что именно сводило Пушкина с ума в последние три месяца его жизни. И ее показания было бы очень трудно замять.

Все свидетели единодушно указывают на то, что в Пушкине не было заметно ни тени горечи или ревности или недовольства по отношению к жене во все это время. Казалось, это было горе, обрушившееся на них обоих. Он явно не считал, что она может что - то сделать, чтобы изменить ситуацию. Могло такое отношение быть, если бы речь шла о ревности к Дантесу ? Никогда. Но изменить поведение царя Наталья Николаевна была не властна.

СВИДЕТЕЛЬСТВА СОВРЕМЕННИКОВ

Со страниц мемуаров и исторических исследований император Николай Павлович встает в образе человека, который больше всего на свете любил завоевывать благосклонность прекрасных дам и пригибать головы гордых мужчин. В ситуации с Пушкиными перед ним открывалась возможность совместить эти два любимых занятия. Ну как тут было отказаться ?

Несмотря на страх перед шпионами и жандармами, слухи о том, что дуэль произошла по вине императора, глухо циркулировали в свете. Вересаев приводит в пересказе мнение графа Соллогуба, которое тот высказал в частном разговоре : “Жена Пушкина была... красавица, и поклонников у ней были целые легионы. Немудрено, стало быть, что и Дантес поклонялся ей как красавице ; но связей между них никаких не было. Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной при дворе, так думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного”. Вересаев (1995), с. 347—348.

Выше упоминалось, что четырнадцать лет спустя после гибели поэта прозревший Жуковский в разговоре с сыном Пушкина говорит, что в смерти его отца повинен государь. И что сама императрица назвала анонимное письмо “отчасти верным”. Да и сам анонимщик не зря намекает на царя — он знал, что этот намек многими будет принят за правду.

В гневном стихотворении Лермонтова Дантес обвиняется только в сердечной пустоте — нет ни слова о том, что он дал Пушкину повод к ревности. “Не вынесла душа поэта позора мелочных обид” — вот причина гибели. И эти обиды всем были известны : от камер - юнкерского мундира до цензурного гнета, до просматривания писем к жене. “Восстал он против мнений света...” Против какого же мнения восстал насквозь светский человек Пушкин ? Да только против одного : что это нормально, когда император берет в любовницы жену любого из своих подданных.

Сосланный за это стихотворение на Кавказ, Лермонтов не унимается. Весной 1837 года он пишет “Песню про купца Калашникова”, которая вся пронизана аллюзиями только что разыгравшейся драмы. В ней тоже молодой человек, находящийся у царя на военной службе, влюбляется в жену одного из царских подданных : переходит границы в своих ухаживаниях ; без вины виноватая жена созна╦тся мужу ; муж выходит на поединок, чтобы защитить честь жены и свое доброе имя ; отказывается объяснить причины поединка ; царь выступает погубителем мужа ; но проявляет непонятную и несоразмерную щедрость к его вдове и детям.

Поэма долго ходил a в списках и поначалу была напечатана без указания имени Лермонтова. И то, что современники прочитывали в ней все аллюзии, подтверждается библиографическим фактом : когда Краевский включил ее в посмертный сборник стихов Лермонтова (1842 год), он намеренно изменил дату написания, поставив 1836 год, Ираклий Андроников. Примечания к Избранному М. Ю. Лермонтова. М., 1972, с. 735.

— чтобы не дать цензуре возможности запретить публикацию по причине — как говорили советские редакторы — “неуправляемого подтекста”.

На протяжении десяти лет Пушкин пытался гнуть себя и держать в узде свою гордость, чтобы избежать прямого конфликта с царем. История этого противоборства и этих уступок хорошо известна. Тут и “Клеветникам России...”, и “Нет, я не льстец, когда царю хвалу свободную слагаю...”, и десятки дипломатических ходов и уверток. Все оказалось тщетно. “Могу быть подданным, даже рабом, — но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного”. И еще раньше, тоже в дневнике, коротко и пророчески точно: “Государь не рыцарь”. Дневник (29 нояб. 1833), с. 29.

За день до дуэли Пушкин пишет в письме генералу Толю : “└ Истина сильнее царя ", говорит Священное писание”. Письма, с. 185.

Но в Священном писании такой фразы обнаружить не удалось. Скорее всего, это была священная мечта самого Пушкина, с которой он прожил всю жизнь. Исполнится она или нет, в огромной мере зависит от тех потомков, которые и сегодня, 200 лет спустя после его рождения, текут и текут к его нерукотворному памятнику.

© 1996 - 2017 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: zhz@russ.ru По всем вопросам обращаться к Сергею Костырко | О проекте

Оглавление

Игорь Ефимов ДУЭЛЬ С ЦАРЕМ Эссеистика и критика