Гарри Диксон. Дорога Богов [Жан Рэ] (fb2) читать онлайн

Жан Рэй ГАРРИ ДИКСОН Дорога богов Повести

Предисловие

огда в начале 30-х годов Гарри Диксон начинал свою литературную деятельность, мода на «дайм новелс» («десятицентовые рассказы»), возникшая в позапрошлом веке в США, уже давно прошла. Эти дешевые романчики с яркими обложками — они стоили десятую часть доллара, откуда появилось их название «дайм» — создали некое подобие мифа с несуществующими героями, который для народа, обожавшего подобную литературу, превращал этих героев в реальных людей. Именно этим рассказам, где превозносились его замечательные подвиги — как и успех его цирка, надо признать это, — знаменитый Буффало Билл и приобрел свою популярность, завоевав сердца даже следующих поколений.

Известно, что над Атлантическим океаном в основном дуют ветра с запада на восток, что позволило Линдбергу пересечь на самолете Атлантику, задолго до того, как другой отважный летчик совершил полет в обратном направлении. Не будем утверждать, что мода на десятицентовые рассказы была принесена в Европу западными ветрами, но совершенно очевидно, что в начале XX века эта мода утвердилась в Европе, и Буффало Билл и Ник Картер стали любимыми героями наших предков. Буффало Билл был тогда еще жив, а Ник Картер был плодом воображения. К ним присоединились европейские герои, хотя их имена звучали по-англосаксонски. Были: Джек Техас, Этель Кинг, Нат Пинкертон, Лорд Листер, Пират Морган, Ситтинг Бим, Знаменитые Индейские Вожди, Секретные дела Короля Детективов — это были новые приключения легендарного Шерлока Холмса, апокрифы, к которым Конан Дойл не имел никакого отношения.

Брошюрки американского происхождения, описывающие подвиги Буффало Била и Ника Картера, как и другие серийные издания, в основном немецкие, переводились на французский язык неким издательством «Эйхлер», находящимся в Париже и работающим на немецкие деньги.

Началась Вторая мировая война. После поражения войск Вильгельма II немецкие активы во Франции были конфискованы, в частности книги издательства «Эйхлер», на которые наложили арест. При ликвидации арестованных книг права на них, выставленные на торги, оказались у одного голландского издателя. Соответственно и права на всех героев этих публикаций. Книжки стали печататься в Бельгии, появились на рынке и продавались до нашего времени, постоянно переиздаваясь.

Почти все апокрифы Шерлока Холмса не были переведены на французский язык. Голландский издатель принялся за поиски переводчика, который мог бы перевести их с немецкого языка. Через одного гентского приятеля, распространителя книг, вышли на Жана Рэя. К тому времени были изданы только «Сказки виски», и Жан Рэй принял предложение, но отказался от героя по имени Шерлок Холмс, чтобы избежать судебных разбирательств с наследниками только что умершего писателя.

В «Секретных делах короля детективов» у Шерлока Холмса был помощник Гарри Таксон. Жан Рэй воспользовался этим именем, чтобы создать Гарри Диксона, который заменил Холмса. Что касается помощника Гарри Диксона, то Жан Рэй дал ему имя Тома Уиллса.

Приняв эти необходимые предосторожности, наш переводчик взялся за дело. Он перевел несколько десятков старых апокрифических похождений Шерлока Холмса, но из-за явных недостатков стиля и увлекательности приключений он устал от непродуктивной работы и, по своей привычке, принялся выдумывать. Вместо перевода скучных оригиналов он сочинил новые приключения. Издатель согласился с его решением, но поскольку он купил права и на старые обложки, Жану Рэю пришлось согласиться, что новые приключения должны соответствовать этим обложкам. Именно с этими обложками с 1930 по 1940-е год появлялись похождения Гарри Диксона. Героям новых романов пришлось соответствовать эпохе начала века и носить устаревшую одежду.

Во время плаваний и остановок в Генте Жан Рэй написал 105 романов о приключениях Гарри Диксона, но все они были отмечены его фантастическим видением. Он наполнил свои сочинения кровопийцами, вампирами, горгонами, волками-оборотнями, существами из четвертого измерения. Все они являются героями реевской мифологии, настоящей и будущей. Так, задолго до «Мальпертюи» появился персонаж Эвриалы («Воскрешение Горгоны»).

Последние творения этой десятицентовой серии, приключения Гарри Диксона, уже были единственными, написанными пером гения. Жан Рэй лично сказал мне об этом, заканчивая роман, написанный за одну ночь. Он не перечитывал эти рассказы, не вносил исправлений в тексты, которые немедленно отсылал на линотипы голландского издателя, а тот, не зная французского языка, так и печатал их с несоответствиями и орфографическими и грамматическими ошибками, которые в спешке допускал Жан Рэй.

Именно эти романы, конечно, надлежащим образом исправленные, мы и издаем сегодня. Все они характерны для Жана Рэя, даже лучшего Жана Рэя.

Теперь зададим вопрос: кто же этот Гарри Диксон? В аннотациях на обложке он указан, как американский Шерлок Холмс. Непонятно почему. Ведь он живет в Лондоне, сотрудничает со Скотленд-Ярдом и, судя по всему, является англичанином до мозга костей. (На самом деле он действительно американец, но покинул США подростком, и Англия стала его родиной.) Естественно, он не сотрудник Скотленд-Ярда и секретных служб, но оказывает им помощь в расследовании в исключительно трагических обстоятельствах, когда эти службы оказываются в отчаянном положении. Если Империя еще сохранилась, то отчасти благодаря ему, поэтому не стоит удивляться, что его приглашают на обед в Букингемский дворец. Кажется, что он не особо занимается делом, как бы парит над проблемой, как дилетант, потом вдруг тремя умелыми ходами раскрывает интригу, распутывает ее ниточка за ниточкой и в нескольких словах раскрывает тайну перед пораженным читателем.

Ибо, скажем об этом сейчас, для Жана Рэя Гарри Диксон является зачастую неким предшествием его великих произведений с особой атмосферой и ужасами, секрет которых присущ только ему. Не будем перечислять его произведения, которые известны любителям фантастики.

Конечно, Гарри Диксон ведет расследования. Но герой живет как бы под маской, скрытен, иногда насмешлив, но всегда трагичен, и многих его действий никак не ожидаешь — сыщик ведет читателя по своему сказочному лабиринту, но это сам Жан Рэй, и все читатели знают, что нет никого более устрашающего и одновременно великолепного проводника, чем он. Повернув страницу, вы оказываетесь в лесу Мальчика-с-пальчик, но Жан Рэй с хохотом бросает вас там под сапоги Великана.

Анри ВЕРН

СЛАДКОГОЛОСЫЙ ВАМПИР

Господа Джикль и Ломен

евица закончила выступление звонким аккордом и, развернувшись на табурете, оказалась лицом к аудитории.

— Старая фламандская песня тринадцатого века, — сказала она. — Взята из страшной легенды, которую, господа, я вам расскажу…

В одном сумрачном лесу Западной Фландрии жил владелец замка со зловещей репутацией. Жестокий, кровожадный, лживый человек с отвратительной внешностью — кабаньей мордой и глазами сивухи. Но природа наградила его восхитительным голосом, и, когда он пел, прядильщицы бросали веретено и прялку, кружевницы забывали о коклюшках и сплетении ниток, девушки, работавшие в поле, бросали серпы, пастушки забывали свои посохи в ближайшем овраге… И даже в тиши соседних замков прекрасные девицы откладывали в сторону часослов. И все они сбегались в замок сэра Халевина, который пел сладким голосом и спешил перерезать им глотку.

— Полагаю, злодей получил надлежащее возмездие за свои преступления! — сказал один из слушателей.

— Господин Диксон, вы думаете только о возмездии, хотите затянуть позорную петлю на шее преступника! — воскликнула певица.

— Я полагаю также, мадам Сервен, — ответил сыщик с легким поклоном, — что вы спели нам эту печальную и жестокую оду не без некоего умысла. Эта легенда, которой уже несколько сотен лет, относится, как ни странно, к событиям, которые привели меня сюда.

— С той разницей, что вампир Мэривуда не завлекает свои жертвы прекрасной песней, — заметил один из присутствующих. — Может также случиться, что наши девушки мудрее девушек тысячного года и не побегут на смерть ради прекрасного голоса.

— Наш вампир, напротив, поет после совершения убийства, как английский петух, празднующий победу, — возразил Гарри Диксон.

Мэривуд — древний городок на западе Англии — удивительно живописен. Вековые памятники, ратуша, сложенная из серого камня, три церкви в романском стиле, узкие улочки с очаровательными старыми домишками. Вся эта красота спит, словно городок из волшебной сказки, посреди великолепного дубового леса. Вряд ли есть еще одно такое спокойное место, как Мэривуд, обитатели которого живут зажиточной жизнью, охотятся, ловят рыбу, гордятся художественным промыслом и зарабатывают кое-какие дополнительные деньги благодаря туристам, вовсе не стараясь их завлечь к себе. Мэривуд кажется выпавшим из времени и не стремится идти вперед, сказал один из писателей, которые часто используют его волшебные рамки, чтобы поселить в них героев своих романов.

И вдруг эта эра мирной жизни навсегда истаяла.

Мэривуд пробудился от снов Спящей красавицы, чтобы пережить самый жуткий из кошмаров.

Дело Сладкоголосого Вампира родилось в стенах счастливого городка. Вот изложение этих ужасных фактов без той сухости, которая присуща криминальным анналам.

В один чудесный майский вечер жители Мэривуда прогуливались у стен городка и внезапно услышали чудесный голос, доносившийся из глубины леса. Голос на незнакомом языке пел неизвестную песню.

Был это мужской или женский голос? Никто не мог сказать наверняка, и тут же разгорелись страстные споры.

Были даже заключены пари, и именно они заставили группу джентльменов отправиться туда, откуда по-прежнему доносился чудесный голос.

Главное пари заключили между собой мэр, мистер Притчелл, и один из самых важных шишек города, торговец винами Корисс.

— Женский голос, — утверждал мистер Притчелл.

— Дискант, — возражал Корисс, — в любом случае, господин мэр, это — мужской голос!

Они приближались к лесной лужайке, которая называлась Сойкина Балка, когда голос внезапно затих.

— Черт возьми! Очень жаль, — разочарованно пробормотали спорщики.

— Эй! Прекрасная певица, явитесь перед нами!

— Простите, «прекрасный певец»! — исправил мэра мистер Корисс, подчеркнув принадлежность певца к сильному полу.

Никто не ответил. Только испуганные дрозды с верещанием скрылись в глубине леса.

Ночь еще не настала: лишь последние голубые отблески цеплялись за вершины деревьев и позволяли видеть на расстоянии нескольких шагов.

Идущий впереди мистер Притчелл вдруг испуганно вскрикнул:

— Бедняжка, она упала!

— Вы хотите сказать, «он упал», этот бедняга! — возразил мистер Корисс. — Вы же видите, господин мэр, что это мужчина.

Действительно, у подножия векового дуба лежало тело, голова которого уткнулась в густой мох.

Вспыхнуло пламя спичек и бензиновых зажигалок — неровное, колеблющееся пламя осветило Сойкину Балку.

Лес вздрогнул от ужасного вопля.

Мужчина, это действительно был мужчина, лежал в луже крови, которую едва впитывала глинистая почва.

— Это же Джинкль, художественный переплетчик! — вскричал мистер Притчелл.

Брэм Джинкль был переплетчиком, известным всей Англии. Его слава распространилась даже на континент. Он был очень богат, прекрасно знал местную историю, а из его мастерской, настоящего музея древнего искусства, выходили переплеты, стоившие баснословных денег, за которые любители сражались с помощью крупных банкнот.

Старик — Джинклю было далеко за шестьдесят — лежал с перерезанным горлом. Преступление совершили с невероятной жестокостью, вся кровь вытекла из тела через взрезанные сонные артерии.

Будучи главой местной полиции, мистер Притчелл произвел первичный осмотр места, где, конечно, ничего не нашли. Было констатировано, что ужасное убийство совершили при таинственных обстоятельствах.

— Ясно одно, — добавил мэр, который уже через минуту вспомнил о своей мании заключать пари. — Все согласны, что пел не мистер Джинкль.

Даже мистеру Кориссу пришлось согласиться с тем, что у Брэма Джинкля голос напоминал «рев тромбона».

Через восемь дней, день в день, примерно в тот же час, таинственный голос взвился вновь, но на этот раз он доносился с восточной окраины городка, из места, носившего название Синего Болота. Это был небольшой пруд, заросший кувшинками, на берегах которого, в чудесные сумерки, мэривудские влюбленные мечтали и обменивались вечными клятвами.

Целая толпа ринулась к пруду, и мистеру Притчеллу пришлось воспользоваться всей своей властью, чтобы ограничить паломничество в этот уголок леса, куда были допущены лишь представители властей.

Они увидели перед собой труп мистера Эндрью Лормана, пятидесятилетнего рантье, весьма уважаемого человека, хотя тот вел отшельнический образ жизни. Его считали пуританином и сторонником строгих моральных устоев. Он жил за счет значительной ренты и отличался скуповатостью.

Мистер Эндрью Лорман умер той же смертью, что и переплетчик, и чудесным голосом он не обладал.

С той трагической минуты, когда был обнаружен второй труп, все согласились, что голос принадлежал не жертвам, а преступнику. Так появился Сладкоголосый Вампир.

Самые видные жители городка собрались под председательством мистера Притчелла, чтобы обсудить происходящее. Никто не сомневался, что Мэривуд возбудит нездоровый интерес у английской публики. Можно было ожидать нашествия полицейских, представителей закона, сыщиков профессионалов и любителей, а также самых назойливых созданий на свете — репортеров английской прессы, которые ни к чему не испытывают никакого уважения.

Мистер Притчелл забил тревогу, и все его поддержали.

— Надо уберечь наш спокойный городок от ненужной рекламы преступлений, — решил господин мэр. — Конечно, следствие необходимо провести и сделать это руками мастера. Главное, чтобы преступник был наказан, а к нам вернулся заслуженный нами мир.

Дискуссия длилась до позднего часа ночи. Одно имя было одобрено единогласно: Гарри Диксон.

Надо было, чтобы великий сыщик просветил судебную власть Мэривуда. Надо было, чтобы он рассеял опасные тени тайны. Единственное, что требовали от него, — провести расследование с надлежащей скрытностью.

Вот почему в этот прекрасный июньский вечер мы встретили Гарри Диксона и его ученика Тома Уиллса пьющими чай в гостях у мистера Притчелла и слушающими пение мадам Сервен, патронессы Мэривуда, не потерявшей ни очарования, ни прелестного сопрано, хотя ей уже исполнились все пятьдесят. Мистер Притчелл представил гостей-избранников, которые принимали участие в скромном чаепитии.

Мистер Корисс, который, как мы знаем, был непосредственным свидетелем обнаружения первого трупа; судья Тейлор, остроумный и язвительный старикан; мистер Тейппл, пивовар, производитель пользующегося спросом эля и поэт-любитель; Норвеллы, смущающаяся, очаровательная супружеская пара, крупные землевладельцы; мистер Транч, неопрятный обжора, которого все побаивались, поскольку он был владельцем и издателем единственной местной газеты «Мэривуд Диспатч»; миссис Преттифильд, директриса муниципального театра, зрелая блондинка, не потерявшая очарования; мистер и миссис Джеймсон, крупные местные оптовые торговцы; и печальный и угрюмый сэр Кракбелл, обитатель большого господского замка, один из фасадов которого занимает целую сторону большой площади Мэривуда, а заодно владелец расположенного в лесу замка, красивого и имеющего большую историческую ценность.

— Да, господин Диксон, — произнесла миссис Сервен, крутясь на табурете с подушкой из красного плюша, — да, сэр, я нарочно спела эту печальную оду. И спрашиваю себя, что, быть может, поющий вампир черпал свои криминальные позывы из этой оды…

— Поэма, которая побуждает к самым отвратительным поступкам! — напыщенно возмутился мистер Тейппл. — Нет, нет и нет, я не могу в это поверить, миссис Сервен.

Транч расхохотался и громко шлепнул себя по ляжкам, похожим на жирные окорока.

— Это была бы хорошая шутка для последней статьи в «Мэривуд Диспатч», — звучно заявил он. — Но я пообещал ничего не публиковать, что не пройдет вашей цензуры, господин мэр, а Транч не из тех, кто забывает о своих обещаниях.

Он принялся чистить зубы спичкой, сопя и окидывая собравшихся наглым взглядом.

— Я сознаю, что немного поступаюсь своим долгом представителя прессы, эха публичного мнения, но я остаюсь другом жителей Мэривуда, и мои интересы совпадают с их интересами.

Он повернулся к сыщику, который слушал с вежливой отрешенностью.

— Тысяча сожалений, Диксон, что не могу вам составить рекламу в моем листке. Вы должны работать в тени, старина!

Миссис Преттифильд, чувствуя возникшую неловкость, поспешила сменить этот неприятный разговор:

— Очень сожалею, что не слышала этот чудесный голос. Если бы вампир вместо преступлений решил бы подписать контракт со мной, он заработал бы столько денег, сколько ему, несомненно, не принесли эти ужасные убийства.

— У жертв забрали ценные вещи? — спросил Гарри Диксон, поворачиваясь к мистеру Притчеллу.

— Нет, — ответил мэр, — у них ничего не забрали. Хотя у мистера Эндрью Лормана был туго набитый кошелек, а бедняга Джинкль всегда носил в кармашке великолепные часы, усыпанные драгоценными камнями. Я склоняюсь к мысли, что преступник убивает из любви к преступлению и из-за кровожадности. Настоящий вампир в полном смысле этого слова.

— Что обещает сложности в расследовании, — признался Гарри Диксон. — Преступник, который убивает не ради материальной выгоды, имеет больше шансов избежать человеческого правосудия, чем такой же негодяй, который действует с целью наживы. Однако дела такого рода встречаются редко.

— Таких было немало в прежние времена, — сухо возразил владелец замка Кракбелл, впервые за вечер открывший рот.

— Но у нас уже не прежние времена, сэр Хэмфри Кракбелл, — с улыбкой ответил Гарри Диксон.

— Мы в Мэривуде, — отрезал старый дворянин. — Мы не пошли в ногу с прогрессом, и я благодарю за это Бога, иначе жизнь здесь стала бы для меня невыносимой. Если вы окажете мне честь в какой-нибудь день нанести мне визит, господин Диксон, я открою перед вами архивы Кракбеллов, и вы сможете узнать о чудовищах прошлого века, которые ни в чем не уступают нынешнему поющему убийце.

Сыщик с симпатией посмотрел на старого джентльмена с гордой седой головой. Конечно, все в нем выдавало высокомерную сдержанность по отношению к тем, кто сближался с ним, но его глаза горели умом, и Гарри Диксон, большой знаток людей, прочел в них истинную доброту.

— Я с большим удовольствием принимаю ваше любезное приглашение, сэр Хэмфри, — ответил он с легким поклоном.

— Ба! — подхватил, в свою очередь, журналист. — Когда вы будете наносить визиты мэривудским обитателям, Диксон, не побрезгуйте заглянуть в редакцию «Диспатча». Я прочту вам несколько статей собственного сочинения, в которых нет ничего от предков, но которые смогут просветить вашу черепушку. Если я их не публикую, то только потому, что держу данное слово.

— Теперь, господин Диксон, пришла моя очередь проявить любезность, — радушно произнесла миссис Преттифильд. — Муниципальный театр Мэривуда, который я имею честь возглавлять, предлагает вам и мистеру Уиллсу постоянную ложу. Мы даем два представления в неделю: в понедельник и четверг. Надеюсь, вы не будете излишне строгим критиком для моих скромных артистов.

— Они превосходны, — рявкнул Транч, — а вы сами, Дженни, просто очаровательны в своих ролях. Я без колебаний говорю и пишу правду, и все присутствующие знают это.

Имя «Дженни», брошенное внезапно без предшествующего обращения «мадам», охладило общее настроение. Директриса покраснела, и ее губы сурово сжались; мистер Сервен тоже скривился, а мужчины, как один, словно отстранились от журналиста, притворившись, что ничего не слышали.

Но Транчу было все равно. Он знал могущество провинциального журналиста, держателя множества маленьких семейных секретов, которые из-за внезапной перемены настроения его желчное перо могло раскрыть на радость злословящей публике.

— Уверен, что вы возьметесь за дело с раннего утра, господин Диксон! — сказал мистер Притчелл, чтобы сказать хоть что-то.

— Таково мое намерение, господин мэр.

— В Мэривуде есть офицер полиции и шесть преданных полицейских. Само собой разумеется, что они в вашем полном распоряжении.

— Благодарю вас, сэр, и я обязательно прибегну к их помощи, как только это мне понадобится. Но в первые дни я предпочту работать в одиночку. Мне достаточно помощи моего ученика Тома Уиллса.

— Поступайте, как вам заблагорассудится, господин Диксон.

Это было вежливое прощание. Кстати, другие гости также собирались уходить.

— Вы остановились в «Хостеле Башни», не так ли, Диксон? — спросил Транч. — Прекрасное заведение! В один из этих дней я приглашу сам себя, чтобы отведать в вашей компании раков под белым вином и рагу из дичи, которому нет равных во всем мире. Хорошего сна, хорошего вина и хорошего обслуживания. Я немного провожу вас. Я живу в комнатах на Бонд-стрит, что в нескольких шагах от гостиницы.

Попрощавшись с хозяевами и остальными приглашенными, журналист фамильярно подхватил сыщика под руку. Том Уиллс молча шагал рядом и курил сигарету.

— Эй, молодой человек, у вас милое выражение лица! — осклабился надоедливый журналист. — Что скажете о пышной миссис Джеймсон? Она пожирала вас глазами весь этот скучный вечер. Несомненно, она пригласит вас на свое будущее чаепитие, ибо она падка на свеженькое мясцо. Если вас вдруг найдут убитым, я во весь голос буду кричать, что это дело рук Джеймсон. Только не подумайте, что она замешана в двух убийствах в лесу. Нет, жертвы были слишком твердыми орешками и не в ее вкусе. Эта мультимиллионерша — обычное чудовище и лакомится только молодым мясцом. Понятно, что я говорю в фигуральном смысле…

Том Уиллс покраснел от такого откровенного хамства, но продолжал молчать. Транча только подстегнуло его молчание, принятое им за знак согласия.

— Том Уиллс! Покоритель сердец Мэривуда! Ха! Ха! Старина Транч не прячет глаз в карман. Малышка Норвелл тоже долго не сводила с вас глаз, а у нее прекрасные газельи глаза. И даже старушка Сервен, воплощенная добродетель, кажется, ощутила что-то человечье от встречи с таким сыщиком-эфебом.

— А прекрасная миссис Преттифильд? — спросил Гарри Диксон, который втихую наслаждался смущением своего ученика.

— Дженни? Руки прочь, ребята! Это — частная дичь!

— Действительно, — заметил Гарри Диксон, — театр нуждается в журналистах.

— Старина Гарри Диксон! Такой проницательный! — фыркнул Транч. — Я бы сравнил нашу муниципальную Дженни с Сарой Бернар, или Дузе, или Мэри Белл, а то и со Спинелли!

Вечер был теплый, но в воздухе чувствовалась какая-то тяжесть. Журналист вытирал потный лоб, а поскольку беспрестанно говорил, у него явно пересохло в глотке. Они подошли к гостинице, чьи окна неярко светились в ночной темноте. Терраса, на которой стояли бочки с лавровыми деревцами и небольшие столики, накрытые белыми скатертями, словно любезно приглашали в гости всех прохожих. Гарри Диксон предложил журналисту выпить по бокалу свежего пива, и тот с энтузиазмом принял приглашение, заявив:

— Это — единственное местное заведение, где подают немецкое или люксембургское пиво. Хорошими полулитровыми кружками без лишней пены. Эй, гарсон! Три «Дикирша», и побыстрее!

Вокруг столика словно сгустилась тишина. Троица у одинокого столика наслаждалась свежим, пахучим напитком и теплой ночью. Подвижный и рассеянный свет рождающейся луны и далеких звезд окружал ореолом высившийся перед ними сумрачный силуэт средневекового замка Кракбеллов.

— Чудо из серого камня с его кружевами древней архитектуры, — восхищался Гарри Диксон, скользя взглядом по высоким башням с темными глазками бойниц.

— Крысиное гнездо, — безапелляционно заявил журналист, осушив свой бокал, и стукнул по столу, требуя новую порцию, — во всем достойно этого старика-пустомели, каким и является барон Хэмфри.

— Похоже, вы не очень к нему расположены, господин Транч?

— Ваша правда! Признаюсь со всей откровенностью, — проворчал директор «Диспатча». — Плохо воспитанный человек. Судите сами, Диксон. Вы всего несколько часов в Мэривуде, а старый филин приглашает вас полюбоваться на чердачные фонды, тогда как я, директор и владелец единственной газеты в городе, важнейший его гражданин, не удостоился от него ни единого слова за все годы, что тружусь здесь ради блага общества. Ни разу не было приглашения! Но меня это мало заботит, поскольку могу рассчитывать только на жалкие объедки в этом гнездовище сов и филинов. Говорят, что сэр Кракбелл ставит ловушки на ворон, которые обитают в башнях, чтобы немного пополнить свой жалкий обед. Можете надеяться, Диксон, на роскошное меню, которое старик вам предложит.

Сыщик заказал новые порции пива, что явно понравилось журналисту.

— А дело Вампира, господин Транч? — как бы ненароком спросил Диксон. — Вы, как журналист, имеете собственное суждение о нем?

Боб Транч сдержался, хотя было видно, что язык у него чесался, и он ощущал невероятную гордость из-за того, что к нему за консультацией обратился величайший детектив Англии.

— Хм! — Он откашлялся, чтобы прочистить глотку и подчеркнуть свою сдержанность. — Мы в маленьком городке, Диксон, а кто говорит очень маленький городок, подразумевает клевету, бесчисленные сплетни, обуженные мысли, безудержное злословие. Разве не так?

Гарри Диксон согласился с подчеркнутым энтузиазмом:

— Ваши слова очень справедливы, господин Транч, и я обязательно учту ваши соображения.

Журналист, уже поверив, что ни больше ни меньше, а направил сыщика на верный путь в расследовании преступлений, гордо вскинул голову.

— Вы, наверное, внимательно наблюдали за всем во время чаепития у мэра, — продолжил он. — Я, кстати, следил за вашими взглядами и знаю, что они означают. Вот те на! Все эти люди подозревают друг друга!

Диксон вздрогнул. Он считал журналиста полным дураком, но признался себе, что на этот раз журналист сказал чистую правду. Он заметил смущенные взгляды Притчелла, обращенные на Тейппла, и взгляды Тейппла, которые тот бросал на Джеймсона, и как Джеймсон поглядывал на судью или сэра Хэмфри Кракбелла.

— Однако, — продолжал Транч, — все эти люди предъявят неоспоримые алиби. Но провинциальная недоверчивость такова, Диксон, что ради любви к сплетне люди оговорят своего ближнего, чтобы погубить его, если такое возможно. Можно допустить дар раздвоения даже у судьи Тейлора.

Гарри Диксон улыбнулся, но вновь про себя признал справедливость слов Транча.

Он исподтишка глянул на него. Человек был невысок, тяжеловат и неопрятен. Бородка была плохо подстрижена, вечно кривая улыбка открывала гнилые зубы, а брюхо сотрясалось под сомнительной чистоты рубашкой при каждом его смешке, но во взгляде проглядывал ум.

Хозяин гостиницы подошел и сообщил клиентам, что шеф-повар собирается уходить, а потому следует решить вопрос с ужином.

Транч отклонил предложение сыщика разделить трапезу. Он почуял запах бараньих котлет, а меню показалось ему изрядно скудным. У его превосходительства Боба Транча нюх был столь же острым, как и взгляд.

Господин Тейппл

Сойкина Балка была пуста. Ничего удивительного, поскольку после двойного убийства жители Мэривуда не рисковали прогуливаться по лесу. И Гарри Диксон мог вести расследование, не опасаясь, что его потревожат любопытные или надоедливые люди.

Он не надеялся обнаружить что-либо, ибо местность была крепко истоптана сначала властями, потом людьми, жадными до новостей. Единственными следами преступления были несколько почерневших капель на коре величественного дуба.

Негромкие быстрые постукивания заставили сыщика поднять голову. Он увидел в паре туазов от себя небольшую птичку оливкового цвета, которая суетливо удалилась и снова застучала по дереву где-то в высоте.

— Господин дятел ищет пропитание, — с улыбкой сказал сыщик и проследил за неутомимой птицей.

Но его взгляд не оказался бесполезным, а стал вдруг очень внимательным. Когда дятел исчез в густой листве, Диксон по-прежнему смотрел вверх, словно искал решение в кроне дуба. Было ли оно там? Быть может…

Его взгляд привлекла сломанная ветка, потом другие ветки, на которых остались следы довольно свежих изломов.

Он охотно предпринял бы попытку вскарабкаться на дерево, но ствол был довольно гладким, толстые ветви находились на довольно большой высоте, и ему пришлось временно отказаться от попытки забраться на дуб.

Но опытный глаз сыщика разглядел примятые листья, царапины, — словом все, что нарушало наряд короля леса.

«Словно крупная обезьяна побывала там», — мелькнула первая мысль. Но он тут же отказался от нее. Жизнь крупных зверей джунглей была ему довольно хорошо известна, чтобы остановиться на этой мысли. Самый крупный четверорукий, будь это даже орангутанг или горилла, проходит сквозь листву, не потревожив ни ветки, как и самый скромный воробушек.

Он застыл на некоторое время, раздумывая, пока не вернулся дятел. Присутствие этого древолаза и его настойчивое желание не покидать дуб дали ему новый повод для размышлений.

«Птица ищет паразитов под корой, но пользуется появившимися трещинами в коре, чтобы поймать оказавшихся на открытом воздухе насекомых. Кто-то сидел там, не особо заботясь об осторожности. Мы вернемся к этому, если понадобится…»

В лесу было проложено множество протоптанных тропинок. Они позволили сыщику довольно быстро прочесать лес. Вскоре он очутился на илистых берегах синего болота, чью репутацию также испортило преступление.

Здесь ему не пришлось долго искать.

Он нашел сломанные ветки, обвисшую листву, кору, поврежденную грубой обувью.

На этот раз неровности на старом красном буке позволили ему легко вскарабкаться наверх. Он поднялся по бугристому стволу и вскоре попал в крону бурых листьев.

Внезапно он издал характерный свист, который был хорошо известен Тому Уиллсу, когда сыщик отыскивал важный след. Его правая рука угодила в растекшийся по стволу сок. Вокруг было множество недавно сломанных веток. Гарри Диксон устроился на толстой ветви, осмотрел повреждения и проворчал:

— Это случилось совсем недавно… И это случилось не в день убийства… Ну, нет! Клянусь, не более получаса назад кто-то сидел на этом же месте и изучал верхнюю крону.

Но он тщетно оглядывался вокруг, пытаясь обнаружить хоть клочок материи, зацепившейся за шероховатый ствол. Дерево отказывалось показывать ему что-либо, кроме ран.

Он собирался спускаться вниз, и его ноги искали опору на стволе дерева, когда до него донесся пронзительный голос.

— Бандюга, я вас убью, если вы слезете!

Нога детектива нащупала выступ, и, несмотря на угрозу, он приземлился на обе ноги.

Грянул выстрел, и пуля просвистела рядом с его ухом.

Прятаться было поздно.

Сыщик раскинул руки и грохнулся на землю, покрытую подушкой мха и перегноя, смягчив его падение.

Раздался испуганный вопль, кусты задрожали — кто-то в отчаянии убегал прочь.

Гарри Диксон увидел, как в кустах исчезала чья-то темная фигура. Он тут же бросился вслед за убегавшим человеком.

Кустарник был густым, и человек с трудом пробивался сквозь заросли. Сыщик, более умелый в подобных упражнениях, с каждой секундой настигал беглеца. Он уже различал его прерывистое дыхание, когда раздался второй выстрел. Но пущенная наугад пуля затерялась в кустах. Сыщик различил человека, который стремительно убегал по поперечной тропинке.

— Еще шаг, и я буду стрелять! — рявкнул он, целясь из револьвера.

Беглец удивленно вскрикнул и обернулся.

— Господин Диксон!.. Как, это вы? Слава богу!

Интонации выражали такое искренне удивление, что было трудно ошибиться.

— Господин Тейппл!

Пивовар-поэт бросил оружие и вскинул вверх руки.

— Благодарю Бога, что я плохой стрелок! — воскликнул он.

— А как рад я, господин Тейппл! — насмешливо ответил сыщик.

— Я думал… Я думал… — пробормотал пивовар.

— Скажите лучше, о чем вы думали, господин Тейппл. Думаю, мне это будет крайне интересно…

Но лунообразное лицо пивовара помрачнело и стало непроницаемым.

— Я решил, что это… ОН.

— Убийца из Сойкиной Балки и Синего Болота?

— Да…

Гарри Диксон оглядел дрожащего невысокого и добродушного мужчину, губы которого побледнели.

— Вы думали, господин Тейппл, что найдете его здесь?

Человек бросал испуганные взгляды вокруг.

— Да… Нет… то есть…

— Так же вы поступили в Сойкиной Балке. Вы не очень ловкий древолаз. И если я не нашел обрывков вашей одежды, то только потому, что на вас пиджак из промасленный кожи, прекрасной материи для подобных акробатических упражнений. Но почему вы искали преступника на деревьях, а не на земле, господин Тейппл?

Пивовар лихорадочно облизал пересохшие губы.

— Не знаю…

Гарри Диксон бросил на него суровый взгляд.

— Послушайте, господин Тейппл, вы поставили меня в затруднительное положение. Я имею право подозревать вас и даже тут же вас арестовать!

— Но я не убийца, господин Диксон!

— Я готов вам поверить и, честно говоря, ни секунды не думал предъявлять вам обвинение. Но вы не оказываете правосудию должной помощи, которую я вправе требовать от вас. И, поступая так, вы становитесь сообщником гнусного преступника.

Бедный пивовар-поэт был готов расплакаться, но продолжал с жалким видом отрицательно качать головой… и молчать.

— У вас есть тайна, господин Тейппл! — вдруг сказал Гарри Диксон, и в его голосе уже не слышалось строгости, а появились нотки сострадания. — Вам тяжело ее хранить. Быть может, настало время довериться мне. Я знаю, вы честный человек и, прежде всего, человек хороший, а потому я постараюсь не разглашать вашу тайну. Но подумайте, действуя таким образом, вы оставляете на свободе бандита, который, быть может, только и ждет, чтобы продолжать черную серию своих злодеяний.

Гарри Диксон говорил с необычайным воодушевлением, которое могло сломить романтическую натуру Тейппла.

Но тот несколько минут упрямо молчал.

— Господин Диксон, — наконец выговорил он, — вы сейчас сказали очень правильные слова: у меня действительно есть тайна. Но это не моя тайна. Я не знаю, кто убийца. Не скажу, что у меня нет подозрений, но они смутные… неточные. Я не стану скрывать их и сообщу вам о них, а здесь оказался ради собственной защиты!

— От кого?! — воскликнул сыщик.

— От Сладкоголосого Вампира!

— Он пытался покуситься на вашу жизнь, господин Тейппл?

— Нет, — твердо ответил пивовар, — то есть пока… Но он сделает это, я уверен.

— Почему? — сухо осведомился Гарри Диксон.

Пивовар подошел к сыщику и прошептал:

— Потому что я кое-что обнаружил!

— Что именно?

— Да, по крайней мере, частично: дело в том, что мистера Джинкля, убитого первым, мистера Лормана, убитого вторым, и меня, Тейппла, пока еще живого, объединяет кое-что общее. Пока я могу сообщить вам только это. Эта часть тайны принадлежит не только мне!

Гарри Диксон присел на упавший ствол дерева. И набил трубку.

— Скажите, какие еще джентльмены Мэривуда также имеют нечто общее с жертвами, господин Тейппл? — небрежно обронил он.

Тейппл сначала покраснел, потом побледнел, но не ответил.

— Сформулирую вопрос иначе, — настаивал сыщик, — таким образом, чтобы вы лучше понимали будущую ответственность: кто те мэривудцы, которым, похоже, уготована судьба, как вы только что сказали, стать жертвами вампира-меломана?

Пивовар глубоко вздохнул.

— Вы ужасный человек, господин Диксон, и я не могу уйти от таким образом поставленного вопроса. Я не имею права молчать, потому что вы должны особо защитить жизнь трех джентльменов помимо меня.

Он задумался и, решившись, произнес:

— Вот их имена. Речь идет о Кориссе, судье Тейлоре и сэре Кракбелле.

Гарри Диксон взял мистера Тейппла за руку.

— Вам известно существо, которое убивает?

— Нет, тысячу раз нет, клянусь своим вечным спасением! — воскликнул Тейппл.

— Пусть будет по-вашему, но вы знаете или считаете, что знаете, почему оно убивает?

— Да, — вздохнул пивовар, — думаю, что знаю, но больше ни о чем меня не спрашивайте, господин Диксон. Лучше отправьте меня в тюрьму.

— Я безусловно этого не сделаю, господин Тейппл. Только глубоко сожалею, что вы продолжаете подвергать явной опасности свою жизнь и жизнь ваших друзей.

Мистер Тейппл гордо выпрямился, в его глазах горела решимость, потом нагнулся, чтобы подобрать револьвер.

— Уверяю вас, господин Диксон, я не трус, потому что готов положить свою жизнь на чашу весов. Так я и сделаю.

Он хотел удалиться, но сыщик последовал за ним.

Внезапно мистер Тейппл остановился, задумался.

— Скажу вам одну вещь, но только одну, — решился он. — Солнце заходит. Может случиться, что вы еще успеете. Не утверждаю, что вы что-нибудь увидите, но не говорю, что не увидите. Возвращайтесь в Сойкину Балку. Побудьте там, пока солнце не окажется над горизонтом. Темнота, даже сумерки лишат вас малейшего шанса. Понаблюдайте за дубом. Доброй ночи, господин Диксон!

Он резко повернул на поперечную тропинку и исчез.

— Да будет так, — пробормотал сыщик.

Розоватый свет еще окрашивал Сойкину Балку, когда он вернулся на место первого преступления. Он спрятался за густой зеленью и, следуя рекомендации мистера Тейппла, принялся наблюдать за величественным дубом.

Вновь появился дятел; рыжие белки суетились на нижних ветках, дразня куницу, которая горящими глазами следила за ними из укрытия; крохотные золотисто-зеленые ящерки кружились вокруг сыщика; жаворонок издал свой вечерний призыв. Ничего больше не происходило.

Тьма постепенно надвигалась на балку, коснулась верхушки дуба, над которым зажглась бледная и дрожащая звезда.

— Тьма пришла, и я больше не увижу того, что пообещал господин Тейппл, — пробормотал сыщик. — Вернемся в Мэривуд, конечно, в расстройстве, но кое-что выведав. Ах! Мистер Тейппл, надо было заставить вас открыться побольше.

Через четверть часа лес стал расступаться, и сыщик выбрался в город. Диксон увидел, что у стен царило оживление. Значит, случилось что-то необычное.

Мистер Притчелл, мэр, окруженный полицейскими, завидел его и окликнул его:

— Вы что-нибудь слышали, господин Диксон?

— Я ничего не слышал, — крикнул сыщик и побежал навстречу мэру.

— Вампир только что пел!

— Со стороны Хижины, — сообщил один из полицейских.

— Что еще за Хижина?

— Развалины древнего лесного дома, который стоит на лужайке на севере леса. Пойдемте с нами, господин Диксон. Мы как раз направляемся туда!

Та часть леса, через которую они шли, была более дикой и менее посещаемой, чем та, что уже видел сыщик.

Он размышлял:

«Сойкина Балка на юге, Синее Болото на востоке, Хижина на севере. Мы, безусловно, имеем дело с новым преступлением. Чудовище выбирает страны света. Значит ли это, что следующее убийство произойдет на западе?»

Группа пришла на место.

Узкая лужайка, по краям которой росли сосны. Посреди буйных зарослей травы и мелкой хвойной поросли стояла полуразвалившаяся лачуга. Полицейские зажгли кучерские фонари, и один из них направился прямо к хижине.

И почти тут же послышался его крик:

— Как и другие! Как и другие!

— Кто это? — крикнул мистер Притчелл.

— Это — бедняга мистер Тейппл!

— Что? — воскликнул Гарри Диксон и бросился вперед.

Незадачливый пивовар-поэт лежал с перерезанным горлом, раскинув в стороны руки. Его кулак сжимал бесполезный револьвер.

Сыщик схватил оружие — трех патронов не хватало.

— Два были направлены в меня, — пробормотал он, — а третий…

Он выхватил фонарь из рук одного из полицейских и принялся обшаривать окрестности. Ни единого следа пули на стенах лачуги, но в паре туазов от нее он подобрал несколько сухих листьев, испачканных кровью.

— Господа, — объявил он, — Сладкоголосый Вампир ранен!

Он не стал выслушивать обеспокоенные вопросы мэра, раскурил трубку и яростно задымил ею.

— Бедняга Тейппл, — прошептал он. — Он хотел сделать все сам, чтобы сохранить «тайну», которая стоила ему жизни. Я купился на его ложь… ведь он послал меня в Сойкину Балку, хотя там ничего нельзя было узнать. Он хотел отделаться от нежелательного спутника. Бедняга, он дорого заплатил за свое недоверие.

Сыщик повернулся к мистеру Притчеллу.

— Сколько врачей в Мэривуде, господин мэр?

— Два, господин Диксон. Доктор Банкер и доктор Гилхрист.

— Отдайте им приказ немедленно известить вас, если кто-нибудь заявится к ним с огнестрельным ранением… И тут же арестуйте раненого.

Через час Боб Транч с правой рукой на перевязи был препровожден в муниципальную тюрьму.

* * *

Немедленно предупрежденный Гарри Диксон отправился в тюрьму.

Мрачно задумавшийся журналист сидел на узкой лежанке и яростно затягивался черной сигаретой.

— Полагаю, мистер Транч, — начал сыщик, — вы можете дать мне объяснения, которые позволят отдать распоряжение о немедленном освобождении…

Транч отрицательно покачал своей массивной головой.

— Господин Диксон, разве вы не сталкивались в своей карьере с таким таинственным и обескураживающим фактором, как рок?

Поскольку сыщик молчал, заключенный продолжил:

— Я узнаю, что таинственный убийца ранен из револьвера в то же самое время, как это случилось со мной. Допускаю, что есть причина меня подозревать и даже посадить в тюрьму.

— Достаточно, господин Транч, рассказать, где и кем вы были ранены, чтобы все подозрения немедленно рассеялись, а неприятное распоряжение, которое коснулось вас, было незамедлительно отменено.

Журналист снова покачал головой.

— А рок продолжит свою опасную игру, Диксон, поскольку я не могу вам сообщить ни имя того, кто меня ранил, ни место, где это произошло.

— Вы осознаете положение, в которое попали, господин Транч?! — воскликнул сыщик.

— Прекрасно осознаю, Диксон. Я столько лет вел судебную хронику, чтобы не понимать, чем рискую! Настаиваю на том, что буду молчать. Я буду упорствовать даже на средневековой дыбе. И остаюсь здесь, в тюрьме. Пусть мне доставят запас самых лучших сигар, книгу Теккерея и романы Эдгара Уоллеса.

Гарри Диксон вгляделся в журналиста. Увидел высокий лоб упрямца и понял, что ничто, даже эшафот, не сможет поколебать его упорное молчание.

— Надеюсь, что вы выпутаетесь из этой передряги, господин Транч, — медленно произнес он. — Вы мне симпатичны, и я не верю в вашу виновность. Хотя у меня нет причин не подозревать вас. Напротив, в данную минуту все говорит против вас. Но я верю своему внутреннему голосу, который подсказывает мне, нахожусь ли я рядом с преступником. В данный момент голос молчит. На мой взгляд, вы не убийца…

Боб Транч в волнении вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

— Спасибо, Диксон. За те тяжелые часы, что мне придется провести здесь, я не забуду ваших слов. Буду повторять их, утешая самого себя… До свидания!..

Гарри Диксон повернулся, чтобы уйти, но журналист окликнул его:

— Послушайте, Диксон… У меня к вам странная просьба. Скоро будут новые жертвы, и придется признать, что я не Сладкоголосый Вампир. Но прошу, милости ради, не выпускайте меня на свободу. Пока!..

Сладкоголосый вампир

Мистер Корисс, судья Тейлор и сэр Кракбелл…

Гарри Диксон запомнил эти три имени. Что-то подсказывало ему, что покойный мистер Тейппл не солгал, сказав, что их ждет смерть.

Сыщик сожалел об аресте журналиста Транча, поскольку, несмотря на явные недостатки характера, главный редактор «Мэривуд Диспатч» был человеком умным, прекрасно знал скрытую жизнь своих сограждан и, несомненно, их маленькие тайны. Он мог оказать неоценимую помощь в расследовании при условии умело привлечь его на свою сторону. Рок смешал все карты, и здесь ничего нельзя было поделать. Боб Транч замкнулся в отчаянном молчании. Стоило ли предупреждать эту троицу, которой мистер Тейппл предсказал ужасную участь? Такой подход означал плохое знание ментальности маленького городка, спрятавшегося в своем лесу, как устрица в своей раковине.

Поэтому сыщик решил организовать насколько возможно строгое наблюдение за окружением этих трех лиц. Это будет трудной задачей, поскольку он мог доверять только Тому Уиллсу. Положиться на помощь городского полицейского означало стать жертвой любой неловкости, любого неосторожного слова.

Если Корисс, Тейлор или сэр Кракбелл узнают про слежку, поднимется шум, как если бы в спокойное болото бросили тяжелый булыжник.

Три дня пролетели впустую. Отчеты Тома Уиллса не принесли ничего нового.

Мистер Корисс покидал свой дом на Шамрок-стрит в один и тот же час, чтобы посетить лучшие таверны города. В полдень он заходил в мэрию за Притчеллом, и они отправлялись выпить по бокалу портвейна на террасу «Хостел Башни». Он не выбирался из города, а, вернувшись домой, усаживался перед окном гостиной на первом этаже, курил сигары и разглядывал прохожих.

Его жизнь выглядела столь же размеренной, как нотная бумага.

Судья Тейлор проявлял больше фантазии.

Он как можно меньше засиживался в суде — небольшом темном зальчике в мэрии, где выносил не очень строгие приговоры. Кстати, в Мэривуде не было особых споров, население не было склонно заводить ссоры.

Тейлор жил в печальном холостяцком полуподвале на улице Городских Стен и возвращался в него, чтобы лечь спать, завтракал в дешевом небольшом ресторанчике, расположенном рядом с мэрией.

Чаще всего судья навещал одного из своих приятелей, мистера Джюса Голдера, известного антиквара, чтобы полюбоваться старыми эстампами, полистать тяжелые тома и поговорить о темных местах в местной истории. Поговаривали, что он готовит трактат о геральдике, но никто еще не видел ни единой строчки. Несомненно, он даже еще не написал ее.

Сэра Кракбелла большинство простых смертных обычно даже не видело. Он жил отшельником в своем древнем феодальном замке, покидал его только ради того, чтобы сыграть партию в шахматы с мистером Притчеллом, и никогда не бывал в своем лесном владении.

И тут случилась новая драма.

Мистер Притчелл сидел в своем рабочем кабинете на втором этаже мэрии. Было пять часов вечера, и трое служащих, закончив свои повседневные дела, отправились по домам. Только коммунальный секретарь, тихий старец с козлиной головой по имени Потт, стоял рядом с мэром, который подписывал административные акты.

С начала преступлений в Мэривуде все разговоры крутились вокруг них. Ставя размашистую подпись под документами, мистер Притчелл вздыхал и сыпал проклятиями.

— У вас есть какое-либо соображение по поводу этих бесчисленных убийств? — спросил он Потта.

— А что говорит мистер Гарри Диксон? — осторожно ответил вопросом на вопрос коммунальный секретарь.

— Диксон никогда ничего не говорит, — расстроенным голосом заявил Притчелл. — Он ищет и, конечно, найдет, а мы между тем живем в ужасной тревоге. Что вы думаете о Транче, господин Потт?

— Хм! Хм! — протянул Потт, не выдавая своих мыслей, поскольку Транча могли освободить со дня на день, а этот проклятый человек был в состоянии отомстить.

— Такой ответ вас ни к чему не обязывает, — проворчал мэр. — Думаю, Диксон считает Транча невиновным.

Мистер Потт погладил козлиную бородку и еще осторожнее, чем прежде, согласился, что мистер Диксон может оказаться совершенно прав.

— Почему Сладкоголосый Вампир не убьет нас, в свою очередь, вас или меня, господин Потт? — осведомился мэр.

— Меня?! — с дрожью воскликнул старец. — Но я же никогда не гуляю в лесу!

— Действительно. До сих пор чудовище орудовало только в лесу, — подтвердил мистер Притчелл, и его лицо просветлело. — Думаю, надо запретить нашим согражданам доступ в лесную зону…

— Запретить, господин мэр? Ни один муниципальный регламент не позволяет это делать. Наверное, будет полезнее посоветовать с помощью афиш избегать прогулок в лесу. Это в какой-то мере снимет с вас ответственность.

— В таком случае вы можете подготовить афишу, чтобы представить ее мне на подпись, господин секретарь.

Потт, которого в маленьком кафе у городских стен ждала вечерняя кружка эля, спешил покинуть мэрию. Бумаг на подпись не осталось, о чем он подобострастно уведомил начальника. Мэр вздохнул. Ему еще надо было закончить памятную записку генеральному прокурору округа, а мысль остаться одному в древнем сумрачном здании ему вовсе не улыбалась.

— В столь смутные времена, которые мы сейчас переживаем, я желаю, чтобы все входы были тщательно проверены и заперты на ночь, господин Потт. Будьте любезны, немедленно дать распоряжение нашему судебному приставу Элу Бинксу сделать все необходимое.

Мистер Потт достал из кармашка часы и скривился.

— Вот уже полчаса, как служба Эла Бинкса закончилась, сэр, — произнес он дрожащим голосом.

— Я не подумал об этом. Как быстро темнеет в этих мрачных комнатах, хотя на улице еще вовсю светит солнце! Тогда я попрошу вас сходить в кладовую и принести мне лампу.

Ибо городская ратуша Мэривуда, верная своим традициям старины, не устроила в своих помещениях ни газового, ни электрического освещения.

Мистер Потт, чувствуя, как тает его надежда на приятное вечернее времяпрепровождение, глухо простонал, но ответил, что тут же отправляется исполнить поручение.

— И если вам будет не трудно, — добавил мэр, — бросьте взгляд на двери, прошу вас…

Секретарю хотелось расплакаться, но он был слишком покорным служащим, чтобы возмутиться. Он с улыбкой поклонился.

— Рассчитывайте на меня, господин мэр!

Каким же опасным ему вдруг показалась обширное средневековое здание! Потт ворчал про себя и искал способ обойтись без долгого и мучительного обхода.

«Что касается лампы, за ней надо сходить, — размышлял он. — Но двери… Нет и нет… Есть такие, которые находятся в конце ужасных коридоров, где бегают крысы размером с котов. Эл Бинкс здоровяк и всегда носит с собой дубинку, а то и алебарду во время праздничных торжеств… Отсижусь несколько минут в кладовой, вернусь с лампой и скажу, что все проверил…»

Прямоугольный холл с высокими черными стенами, украшенными картинами мастеров, показался старику более страшным, чем джунгли.

Потт ненавидел это место, даже оказываясь в нем в разгар дня. Особенно его пугали жестокие сцены сражений и смертных казней. А когда наступали сумерки, все нарисованные люди, казалось, оживали и проявляли открытую враждебность. Топор, который должен был вот-вот обрушиться на белую шею Анны Болейн, словно пылал неведомым пламенем, готовый отбросить свое историческое предназначение и обрушить свое острие на безгрешного ночного посетителя. Воины, похоже, забывали о своей вечной вражде, обращая свою общую ненависть на нежелательного визитера.

Мистер Потт, семеня короткими ножками, поспешно пересек холл, старательно стараясь смотреть только на истертые плиты пола.

Он прошел через кабинет записи актов гражданского состояния, где запах папок с делами, чернил и застарелого табачного дыма был по-дружески привычен.

Он сожалел, что однажды в яростном порыве экономии сократил должность служащего, который составлял акты о смерти, рождениях и браках, иначе бы в этот поздний час он не оказался бы слишком одиноким в этих мрачных помещениях, где гуляло глухое и опасное эхо. Наконец, тяжелый запах керосина и пропитанных маслом фитилей предупредил его о близости кладовой.

Мистер Потт бросился внутрь, как в спасительную гавань.

Он выбрал лампу, зажег ее, нашел коробку сигарет, принадлежащую Элу Бинксу, фамильярно присвоил одну и принялся с наслаждением курить. Во всяком случае, она заменяла ему компаньона.

Потом уселся на единственный стул, чтобы ожидание показалось мэру не столь долгим и более правдоподобным. В луже валялся популярный шестипенсовый романчик. Потт преодолел отвращение перед вонючими и замызганными маслом страницами и, вообще, перед выдуманными историями и принялся листать книжонку.

Ему не повезло, потому что у него в руках оказалась детективная история с кровавыми картинками, выполненными красной тушью. Она называлась «Погреб отрезанных голов».

Фу! Потт с отвращением отбросил сочинение подальше, злобно ругая читателя-грубияна, каким и был Эл Бинкс.

Дрожащей рукой секретарь извлек вторую сигарету и хотел было прикурить от пламени лампы, но внезапно выронил ее, а рот его округлился, словно из него собирался вырваться беззвучный крик.

Вдали, в глубине безлюдного дома, послышался голос. Что он пел? Мистер Потт затруднялся сказать, что именно, но он слышал череду пленительных звуков, каскад трелей, потом раздалось несколько низких, вибрирующих нот, приятных, как бархат.

Однако никакого восхищения коммунальный секретарь не испытывал. Его сотрясала нервная икота. Он обезумевшим взглядом искал убежище. Не найдя ничего подходящего, кроме стола, забился под него, не обращая внимания на лужи керосина, которые навсегда испортили его костюм в клеточку.

— Сладкоголосый Вампир!

Ибо в этом Потт ни секунды не сомневался: чудовище было там, а раз оно пело, значит, оно вновь убило.

А в мэрии их было всего двое: мистер Потт и мистер Притчелл.

Вампир должен был знать об этом. Он знал все.

Он убил мэра, а теперь станет бродить по мэрии в поисках второго человека, которого следует прикончить.

На столе горела лампа: ужасный глаз, притягивающий к себе ужасного, кровожадного мотылька.

Если бы у него хватило мужества погасить ее…

Ему пришла в голову глупая мысль опрокинуть стол.

И что? Звон разбитого стекла, взрыв, который может последовать, еще вернее привлечет чудовище, жадное до свежей крови. Проклятый роман валялся на полу и, как нарочно, раскрылся на самой отвратительной картинке: плавающее в пунцовой луже тело старца с разверстой глоткой.

В этом окровавленном трупе Потт заметил некоторое сходство с собой.

Песня смолкла, но секретарю казалось, что в коридоре слышны шаркающие шаги.

Вдруг шум стал яснее. Слух мистера Потта не обманул его: шаги слышались в кабинете записей гражданского состояния. Скрипнула дверь, и проход к кладовой наполнился непонятным грохотом.

Горящая лампа освещала крохотное помещение.

Мистер Потт не слышал, как отворилась дверь, но он увидел…

Руку, которая толкнула ее.

Кто-то засмеялся, смех был мрачным и свирепым.

Потт узнал человека, но…

Это завершило драму: его хватил апоплексический удар. Он глубоко вздохнул и умер, упав лицом в масляную лужу, в которой плавали обгорелые спички и окурки.

Его нашли через час при свете лампы. Но уже был найден труп Притчелла, убитого в своем рабочем кабинете — у него было перерезано горло.

* * *

— Но ведь мэр не был указан среди трех будущих жертв. Или мистер Тейппл ошибся! — сказал Том Уиллс.

Гарри Диксон, который сидел, опершись локтями о стол, даже не притронулся к поданному ужину.

А ведь хозяин гостиницы постарался подать именитым гостям самые изысканные блюда: чудесную форель семужного посола под шубой из петрушки, жареную курицу с грибами, суфле из честерского сыра, фруктовый салат под киршем и со свежими сливками…

Сыщик глянул на ученика, но мысли его витали далеко.

Вдруг глаза его оживились, он жестом подозвал хозяина, явно огорченного отсутствием аппетита у Диксона.

— Постарайтесь, чтобы это не остыло, и поставьте еще один прибор…

— У нас гость? — удивился Том Уиллс.

— Да, у нас будет гость, — ответил Гарри Диксон.

Он достал записную книжку и написал несколько слов на листке.

— Шеф, а можно ли узнать, кто будет этот гость? — осведомился Том Уиллс.

— Мистер Боб Транч!

— Как?! — воскликнул молодой человек. — Но он же в тюрьме!..

— Отправляйтесь сейчас же к комиссару полиции и передайте ему эту записку, Том. Это приказ о немедленном освобождении директора «Мэривуд Диспатч». Будете присутствовать при его освобождении…

— Почему?..

— Потому что Транч невиновен!

Том Уиллс молча повиновался: приказ, отданный начальником, обсуждению не подлежал.

— Потом попросите мистера Транча сопроводить вас сюда, Том, — добавил Диксон. — И держите револьвер наготове.

— Вы чего-нибудь опасаетесь?

— Быть может… Может случиться, что вам придется защищать нашего гостя-журналиста. Или он отклонит мое приглашение. Тогда доведите до него то, что это приказ, и принудите к повиновению, приставив револьвер к его виску, если понадобится… Ясно?

Том Уиллс умчался. Оставшись один, Гарри Диксон раскурил трубку и задумчиво уставился на поднимавшийся к потолку дымок.

— Подайте нам ужин в маленьком кабинете, — распорядился он, подозвав хозяина.

Через час на безлюдной улице послышались шаги, распахнулась дверь. На пороге возник Транч, лицо его было печальным и помятым. Дни, проведенные в тюремной камере, сильно подорвали его моральное состояние — щеки ввалились, глаза опустели, а брюшко растаяло. Одежда висела на нем неопрятным мешком. Походка стала нерешительной, глаза щурились от света. Не говоря ни слова, Гарри Диксон протянул ему руку.

— Вы свободны, господин Транч.

— Даже не благодарю вас, Диксон, — ответил журналист глухим и тягучим голосом.

— Понимаю вас. Это не было для вас слишком сильным испытанием мужества?

Газетчик болезненно скривился.

— Мое мужество… Уверяю вас, Диксон, у меня его не осталось.

Сыщик словно не расслышал его и велел подавать ужин.

— Ладно, старина Транч, кухня коммунальной тюрьмы вряд ли сравнится с кухней гостиницы. Отведайте эту форель, которая пару часов назад еще резвилась в чистой воде. Но, прежде всего, выпейте стаканчик выдержанного бренди, которое извлекли из подвала по моей просьбе.

Журналист меланхолично улыбнулся, но последовал совету. Крепкое спиртное вернуло немного краски на его щеки.

— Полагаю, — начал Диксон, когда увидел, что его гость стал принюхиваться к аромату белой и сочной плоти рыбы, — полагаю, вы в курсе событий, имевших место в мэрии…

— Да, Диксон, я в курсе… Охранник тюрьмы был достаточно любезен и болтлив…

— Вы знаете, почему убили Притчелла?

— Да, — кивнул журналист.

— Ну, я сам скажу вам о причине…

Журналист ответил не сразу. Некоторое время он сидел, не отрывая взгляда от скатерти.

— Говорите, Диксон.

— Чтобы освободить вас, Транч, чтобы доказать, что вы не Сладкоголосый Вампир.

— Его пение слышали? — спросил Транч, вздрогнув.

— Я сидел на террасе гостиницы. И тут же бросился в мэрию. Буквально взломал двери. Вы знаете, что я там обнаружил?

Транч утвердительно кивнул.

— А вы знаете, почему он хотел моего освобождения? — спросил журналист. В его голосе звучала горечь.

— Ответьте сами на этот вопрос, Транч.

— Потому что он не мог добраться до меня в тюрьме, а теперь у него развязаны руки, чтобы отделаться от меня.

— Думаете, он попытается вас убить?

— Он сделает это!

— Помогите мне обезвредить его.

— Нет!

Судья Тейлор

— Ничего, учитель.

— Ничего, Том… Ничего, мой мальчик… Словно в меня вселилась душа дервиша, который вращается по кругу…

Том Уиллс открыл было рот, чтобы задать новый вопрос, но Диксон оборвал его с каким-то нетерпением:

— Помолчите, Том! Мне нечего сказать… Мы попытались опередить события. Это единственное, что я вам могу сообщить…

Они шли по мэривудскому лесу на запад. Гарри Диксон уже задавал вопрос после убийства Тейппла: «А что у нас на западе?» Теперь сыщик и его ученик шли в этом направлении…

Лес здесь был высокоствольным, кустарник почти отсутствовал. На покрытой мхом земле в изобилии росли ядовитые грибы. Зверей тоже не было видно — несколько кроликов, да мелькала рыжая шкурка лисицы.

Злобно кричали вороны, кружа вокруг сыщика и его ученика.

— Это не вороны, а галки, — заметил Гарри Диксон. — Они селятся в старых башнях. Значит, башни уже недалеко.

— Башни в этой части леса? — удивился Том Уиллс.

— Откройте глаза и вскоре увидите серые стены древних развалин донжона, лесной замок сэра Кракбелла…

— Он живет в нем? — спросил молодой человек.

— Никогда не бывает! Замок оставлен на милость сов и ужасных галок, которые составляют наш эскорт.

Едва Диксон закончил говорить, как из-за поворота тропинки показался замок — символ полной архитектурной разрухи. Широкие высохшие рвы заполонили сорняки, плевел, постенница. Выгнутый, как ослиная спина, мостик, часть которого обвалилась в ров, вел к высоким дубовым вратам, обитым ржавым железом. Стекла в овальных окнах были разбиты, через них хищные птицы свободно проникали внутрь.

Гарри Диксону не пришлось сражаться с вратами, поскольку они распахнулись от первого же толчка, заскрипев гнилой древесиной.

В холле царил отвратительный запах гнили, птичьего помета, дохлых крыс и застоявшейся воды.

Мебель, укрытая застарелой и тяжелой пылью, покосившаяся и разбитая, привалилась к дряхлым стенам, охотничьи трофеи свисали с них лохмотьями. Целый отряд серых крыс с писком бросился из-под ног людей и исчез в многочисленных дырах в полу.

Гарри Диксон внимательно осмотрел истертые плиты пола и присвистнул.

— Видите следы ног, учитель? — спросил Том Уиллс, показывая на многочисленные следы, оставленные в пыли сапогами большого размера.

— Вижу, как и вы, мой мальчик…

— Несомненно, прислуга сэра Кракбелла…

— Все может быть, — коротко ответил Диксон.

Вдруг он замер на месте, принюхался и усмехнулся:

— Исследуем замок, Том.

Они почти бегом прошли по замку.

Пересекли бесчисленные залы, все они были заброшены давным-давно. Всюду стояла та же сгнившая мебель, похожая на призраков. Их встречали стаи огромных летучих мышей, чей дневной сон они потревожили, отовсюду слышалось возмущенное хлопанье крыльев зверушек, скрывающихся в темных уголках.

— Если вы думаете, что таким образом… — начал Том Уиллс и тут же замолчал, сдержав крик боли, — сыщик сильно ущипнул молодого человека за мякоть руки.

— Как вы могли убедиться, мой дорогой Том, — громко произнес Гарри Диксон, — здесь, в этих развалинах, нет ничего интересного. Я хотел доставить вам удовольствие этим коротким посещением заброшенного замка, но боюсь, что мы только потеряли время впустую…

Том раскрыл рот, готовый резко возразить на лживые слова сыщика, но встретился глазами с глазами Диксона и прочел в его взгляде приказ молчать и подчиняться.

— Ваша правда, учитель, — ответил он насколько возможно угрюмым голосом. — Вы опять оказались правы. Может, стоит немедленно вернуться в Мэривуд?

— Хм, не так быстро! Поскольку мы уже оказались в этих местах, мне хотелось бы продолжить поиски чуть дальше к западу.

— Как прикажете, — согласился Том.

Они пересекли просторный двор, заросший чертополохом и гигантской крапивой, добрались до двери, ржавый замок которой рассыпался при первом же прикосновении. Затем перебрались через ров по узкому кирпичному мостику и оказались в лесу.

Диксон насвистывал американский дорожный марш, постепенно понижая звук, словно удалялся в лес. Но остановился сразу позади густого кустарника. Том Уиллс понял хитрость учителя и теперь ждал объяснений. Сыщик не стал ждать вопросов.

— Если бы мы возвращались назад той же дорогой в Мэривуд, нам бы пришлось идти по длинной аллее, усаженной по бокам деревьями, и нас было бы хорошо видно с башен замка, а на западе густой лес тут же укрывает нас от любопытных глаз, потому что окна башни с этой стороны заложены камнем.

— Чьи-то глаза?.. Значит, за нами наблюдают? — спросил Том Уиллс.

— За нами могут наблюдать, — возразил сыщик. — Это не совсем одно и то же, но я продолжаю утверждать, что за нами внимательно следят…

— Неужели вампир? — ужаснулся Том.

— Не думаю.

— В замке кто-то есть!

— Да, уверен в этом. А именно джентльмен, который использует для своего туалета мыло со стойким ароматом вербены.

— И что мы будем делать?

— Возвращаемся, малыш, пройдем через ту же дверь, как можно быстрее пересечем двор и, стараясь не производить шума, вновь проникнем в замок и понадеемся на удачу!

Они так и сделали. Через несколько минут оба сыщика, крадучись, миновали холл, стараясь держаться в тени стен и прислушиваясь к малейшему шуму.

Разочарование их не постигло, поскольку вскоре на верхнем этаже скрипнула дверь и послышался грохот от неосторожно задетой мебели.

— Пойдем по служебной лестнице, — шепнул Гарри Диксон. — Она приведет нас туда, откуда донесся шум.

Поднявшись этажом выше, они попали в оружейный зал, погруженный в зеленоватую мглу, поскольку окна закрывали кроны высоких деревьев.

— Глядите, учитель, — выдохнул Том Уиллс, — в дубовых панелях появилась маленькая дверца.

— Мы не заметили ее во время первого посещения, — тихим голосом добавил Гарри Диксон.

Они тенями проскользнули вдоль стены и сумели заглянуть в открытую дверь.

Они удивились, поскольку зал, который открылся их взгляду, маленький и низкий, совсем не выглядел заброшенным, как остальные помещения замка.

Вдруг зал залил свет, послышалось, как чиркнула спичка.

Гарри Диксон оттолкнул Тома в нишу, откуда они могли видеть часть таинственной комнаты.

Похоже, у нее не было иного выхода, кроме потайной двери. И не было окон, куда бы проникал дневной свет. Свет в комнате как бы пританцовывал, выхватывая из тьмы удобную мебель: пару глубоких кресел Честерфильд, широкий шезлонг, пару фламандских сундуков, сверкающих кристаллами и серебряными накладками, красный шерстяной ковер с высоким ворсом покрывал пол. Свет исходил от одной или нескольких свечей, которых сыщики не видели.

Что-то в комнате двигалось. Они увидели громадную, изломанную тень, мелькавшую на потолке.

Том Уиллс глянул на учителя и увидел на его лице выражение полного недоумения.

Будет ли он выжидать? Или пора действовать?

— Это вампир? — едва слышным шепотом спросил молодой человек.

Сыщик пожал плечами и показал пустые руки.

Это был ответ: разве Гарри Диксон был бы безоружным по соседству с подобным чудовищем?

Внезапно сыщик решился. Его рука тяжело легла на плечо ученика, и он внезапно перешагнул порог таинственной комнаты.

— Приветствую вас, судья Тейлор!

Судья Тейлор, стоявший у камина из черного мрамора, на котором красовался подсвечник с четырьмя горящими свечами, быстро повернулся.

— А! Это вы, господин Диксон?

В его умных глазах читались и удивление, и ирония. Гарри Диксон вышел в центр комнаты и уселся в одно из кресел.

— Вы позволите, господин судья?

— Еще как, господин Диксон. У вас столько же прав, как и у меня, находиться в этом месте, потому что я не у себя дома, как, впрочем, и вы…

— Ба, — добродушно кивнул сыщик, — такое случается в нашей профессии, как в моей, так и вашей, господин Тейлор.

— Вы не спрашиваете меня, что я здесь делаю?

— Нет, господин Тейлор.

— А почему?

— Потому что вы не преступник, и я вас ни в чем не подозреваю. Следовательно, у меня нет ни малейшего права задавать вопросы о вашем присутствии в этом месте.

— Очень ловкий ответ.

Тейлор достал из портсигара сигарильо, неторопливо прикурил от пламени свечи.

— Вы не курите, господин Диксон?

— Трубку, но не сейчас…

— Значит, у вас нет оснований заниматься размышлениями сейчас, иначе вы прибегли бы к своей традиционной манере.

— Быть может, господин судья…

После словесного обмена уколами возникло неловкое молчание.

— Вы думаете, я кого-то жду, господин Диксон?

— Вы сами сказали это, господин судья. Но я пока об этом не думаю, — с улыбкой ответил сыщик.

— Ну что ж, я кое-кого жду.

— Неужели? Если признаться, господин Тейлор, я тоже кого-то жду.

— Здесь?

— Именно здесь. Я вам не помешаю, если побуду здесь еще немного…

Судья наклонил голову, но его рот недовольно скривился.

— Конечно, конечно…

Но было заметно, что его мысли витают далеко.

Сигарильо погасло, и он не столь уверенной рукой закурил другую, наклонившись к свече.

Вдруг Диксон заметил, как судья насторожился: в замке послышались легкие шаги.

— Господин Диксон!

— Господин судья?

— Если бы я попросил вас удалиться, дав слово чести, что человек, которого я жду, не имеет никакого отношения к интересующему вас делу?

Гарри Диксон с задумчивым видом потер подбородок.

— Мне было бы жаль, господин судья, показаться грубым, но я отказался бы…

— Действительно?

Сыщик кивнул, подкрепляя свои слова.

— Прекрасно… — сказал судья. — В таком случае у меня остается один выход. Мне это неприятно, но, надеюсь, позже вы поймете и согласитесь с моим поступком.

— Стойте! — вдруг завопил Гарри Диксон.

Судья Тейлор быстро вскинул руку ко лбу. Грохнул выстрел.

Оба сыщика бросились к старику, но опоздали — он рухнул на пол.

— Сожалею, господин Диксон, поверьте мне… — прохрипел Тейлор.

Все было кончено… Из пробитого виска хлынула кровь. Судья был мертв.

Ошеломленные столь неожиданной развязкой, Гарри Диксон и его ученик молча глядели на распростертый у их ног труп.

Первым опомнился Том Уиллс.

— Вы помните, в момент, когда бедняга покончил с собой, в замке звучали шаги…

Гарри Диксон встряхнулся, словно отгоняя тяжелый сон.

— У этой персоны было время убежать, — прошептал он. — Ее предупредил звук выстрела.

Его слова застыли на губах. Том Уиллс инстинктивно вцепился в его руку и оттолкнул к стене.

Чудесный голос, теплый, почти нереальной красоты, взмыл под сводами замка, который уже погружался во тьму. Голос быстро приближался: существо, исполнявшее этот нечеловеческий гимн, находилось совсем рядом.

Том Уиллс увидел, что Гарри Диксон выхватил револьвер, и тоже достал оружие.

Голос приближался; теперь он звучал в сверхвысоком регистре, не теряя чистоты. Казалось, он льется из глубин неба, где чья-то невообразимая глотка издавала пленительные звуки. Гарри Диксон собрался, как тигр, готовый прыгнуть на добычу. Его глаза зажглись яростным огнем.

Голос терял силу, ноты сместились в басы… Похоже, чудовищный певец остановился; ноты стали нерешительными, жалобными, полными страха и волнения.

— Идем! — приказал Диксон.

Оба бросились вон из комнаты, где только что случилась трагедия, выскочив в оружейный зал. Как мы уже сказали, в нем царил зеленоватый сумрак из-за деревьев, растущих прямо перед окнами. Надвигались сумерки, и полумрак постепенно густел. Вначале они ничего не увидели, потом Том Уиллс издал вопль ужаса:

— Стойте, учитель!

Темная масса скользнула между ними так близко, что они ощутили колыхание воздуха. Потом раздался ужасающий грохот. Том застонал от боли и упал на колени, вскинув раненую руку.

— Том, вы пострадали? — обеспокоенно спросил Диксон.

Молодой человек тряхнул головой.

— Царапина на кисти… Что-то коснулось меня… И револьвер отлетел в сторону.

Огромная зала погрузилась в тишину. Таинственный певец поспешно покинул ее.

— Попробуем настигнуть! — крикнул Том.

Гарри Диксон обреченно махнул рукой.

— Несомненно, он лучше нас знает тайны этого крысиного и гадючьего гнезда. Полагаю, он уже далеко отсюда.

Он успел разглядеть тяжелую массу, которая едва не прикончила их: она походила на громадный камень весом в восемьдесят фунтов.

— Черт подери, — проворчал сыщик, — что это за существо, которая бросает такие гранитные глыбы, как простой снежок?

Детектив снял с пола ковер и накрыл им тело судьи, кровь которого продолжала разливаться по полу.

— Быть совсем рядом… — простонал Том Уиллс.

Он глянул на мертвеца и вполголоса спросил:

— Почему он застрелился?

Гарри Диксон молчал, и Том Уиллс продолжил:

— Если вампир пел, быть может, есть и второй труп, поскольку чудовище поет только после совершения преступления.

Гарри Диксон пожал руку ученику.

— Пойдем посмотрим…

Они обследовали весь замок с осторожностью, требующейся от людей в случае опасного соседства с вампиром, но ничего не нашли. Наконец Гарри Диксон решил остановить поиски и покинуть это проклятое место.

— Том, — сказал он, — вы меня только что спросили, почему застрелился судья Тейлор. Я пока в сомнении, что касается ответа, но я обнаружил кое-что еще…

Он помолчал, перед тем как продолжить, потом мрачным и четким голосом сказал:

— Теперь я знаю, почему поет таинственный вампир!

Сэр Кракбелл

Утро следующего дня прошло в выполнении формальностей. Диксону, кроме всего прочего, пришлось присутствовать на передаче полномочий покойного мэра одному из столпов города, мистеру Харрису Спенсеру, молчаливому и мелочному человеку, чьим основным занятием, похоже, была бесполезная трата своего и чужого времени.

После этого Диксон принял приглашение новоиспеченного градоначальника отобедать в просторном и печальном доме в верхней части городка, который Спенсер превозносил на все лады. Конечно, говорили о «деле», и новый мэр произнес несколько затасканных афоризмов.

Он совершенно не верил в вампира! Он собирался, если понадобится, удвоить, утроить силы полиции! Он хотел вновь арестовать несносного Транча, который не раз задевал его в своем поганом листке.

— Окажите мне любезность ничего подобного не делать, господин мэр, — сухо потребовал Гарри Диксон.

— Обращаю внимание на то, что теперь я начальник полиции Мэривуда, сэр, — свысока ответил Спенсер.

— А я, господин мэр, замечу вам, что приехал сюда по настоятельной просьбе коммунального совета, который передал в мои руки всю власть над полицией, которую вы якобы возглавляете. Придется срочно созвать совет, если вы хотите внести изменения.

Спенсер поостерегся спорить дальше.

Он ощущал свое поражение и тут же проявил недюжинное подхалимство.

Все это заставило Гарри Диксона терять драгоценное время, и он смог появиться у сэра Кракбелла только в конце дня.

В сопровождении своего ученика он позвонил у двери замка, и старый слуга провел их приемную.

Ждать не пришлось. Сэр Кракбелл, облаченный в древний халат, вошел в приемную и подошел к ним с загадочной улыбкой, чтобы приветствовать их в своем доме.

— Итак, я фигурирую в вашем списке лиц, которых надо посетить, господин Диксон, — начал он без всякой иронии. — Я вряд ли стану возмущаться, что стал одним из последних. Пройдемте ко мне в кабинет. Эта приемная холодна и негостеприимна…

Кабинет сэра Кракбелла оказался огромным залом, куда вливался свет из нескольких высоких окон с витражами с родовыми гербами. Стены были закрыты рядами книг, полки доходили до потолочных фризов, а в центре царил громадный дубовый стол, загруженный гравюрами и толстыми томами.

— Вот моя слоновая башня, господа, — сказал сэр Кракбелл. — Очень рад принять сегодня людей вашего достоинства… Человек, подобный Гарри Диксону, никогда не приходит лишь ради того, чтобы задать вопрос о погоде. Я, кстати, ничего не смыслю в метеорологии. Полагаю, вы пришли задать мне вопросы о «деле», не так ли? Я в вашем полном распоряжении…

Гарри Диксон поклонился, довольный оборотом, который принял разговор.

— В этом случае, сэр, вы мне позволите задать несколько вопросов? — спросил он.

— Это позволит сделать нашу беседу более непринужденной и полезной.

Сыщик помолчал и жестом поблагодарил собеседника.

— Вы часто посещаете ваш лесной замок, сэр Кракбелл? — задал он первый вопрос.

— Никогда! Я всегда ненавидел это жилище, но никогда не думал продавать его, несмотря не несколько тайных предложений, сделанных в свое время. У меня нет ни желания, ни права отщипывать кусочки от владений Кракбеллов. Я поручил одному известному архитектору, когда у него окажется свободное время, превратить этот печальный замок в живописные руины. Мне кажется, ему это удалось, не так ли?

— Безусловно… Но как вы можете объяснить присутствие покойного мистера Тейлора в вашем замке, сэр Кракбелл?

— Будь судья Тейлор в живых, у меня было бы право подать на него жалобу за нарушение неприкосновенности жилища. Но не утверждаю, что сделал бы это…

— Его присутствие в этом лесном замке удивило вас?

— Нет!

Ответ был резким и четким, в нем ощущалась какая-то свирепая откровенность.

— Не можете ли вы объяснить, почему это присутствие вас не удивило?

— Само собой разумеется, я мог бы это сделать, господин Диксон. Но я постараюсь уйти от вопроса обходным путем, поскольку, как я не сожалею, ответить вам не могу…

Сыщик устало вздохнул.

Сэр Кракбелл, как судья Тейлор, а судья Тейлор, как журналист Транч, решительно отказывались помочь правосудию.

Какая общая тайна связывала этих трех разных людей, вовлеченных в роковую карусель?

— А вы знаете, почему судья Тейлор покончил с собой, сэр Кракбелл? — сыщик продолжал гнуть свою линию.

Старый джентльмен кивнул.

— Я никогда не лгал, господин Диксон. Поэтому скажу, полагаю, что знаю причину самоубийства. Но снова не раскрою вам этой причины.

— Вы выступаете против того, чтобы я во имя правосудия нашей страны производил расследование в вашем доме, чтобы обнаружить то, что вы упрямо стараетесь утаить?

Болезненная гримаса исказила рот старого владельца замка.

— Я не имею права выступать против, господин Диксон, и не сделаю этого. Кракбеллы всегда соблюдали законы своей страны. Я не облегчу ваших поисков, но и не буду им мешать. Но…

Он вцепился в край стола.

— Но… — вновь заговорил он глухим голосом, — если вы случайно найдете, что ищете, а вы тот человек, который преуспеет в этом деле, клянусь, я поступлю так, как поступил судья Тейлор…

— Если я правильно вас понимаю, — вскричал сыщик, — вы покончите с собой…

— В то же мгновение…

В комнате воцарилось тяжелое молчание, потом, преодолев себя, Гарри Диксон с усилием сказал:

— Пусть будет по-вашему! Тогда я задам вам двойной вопрос. Ответьте «да» или «нет», дав честное слово сказать правду. Вы сообщник неведомого убийцы? Знаете ли, кто такой Сладкоголосый Вампир?

Сэр Кракбелл посмотрел на сыщика, и он прочел в его глазах откровенность.

— Я не сообщник этого жалкого негодяя, и я его не знаю. Даю вам честное слово.

— Вы знаете, сэр, что ваша жизнь в опасности, как была в опасности жизнь других жертв чудовища?

— Знаю!

— Сделаете ли вы что-нибудь, чтобы избежать смерти от руки убийцы, поджидающего вас в тени?

— Никогда! Если Господь желает, чтобы я умер, как и остальные, ну что ж! пусть исполнится его воля. Моя жизнь закончена. Я прошу лишь одного — избежать необходимости совершить над собой преступный акт самоубийства, а это означает, что буду ждать убийцу без страха, с безмятежностью, почти с радостью…

Странная беседа! Гарри Диксону вдруг показалось, что его душа и ум пришли в смятение, поскольку он столкнулся с чудовищным и необъяснимым препятствием. Он с трудом стряхнул странное оцепенение и спросил:

— Позвольте мне порыться в вашей библиотеке, сэр…

В зале было темно, но лицо старика так побледнело, что сыщику оно показалось источником света в наступающей ночи.

— Что вы ищете? — хриплым голосом спросил хозяин.

— Чертежи вашего замка, — ответил сыщик.

Со стороны стола донесся шорох перебираемых бумаг: руки хозяина замка дрожали столь сильно, что их дрожь передавалась окружающим предметам.

— Помогите мне избежать самоубийства, Диксон! — неровным голосом пробормотал сэр Кракбелл. — Господь не прощает подобного преступления, а я, несомненно, сегодня ночью предстану перед ним!

— Почему вы молчите, сэр Крабелл? — сыщик умолял.

— Я не могу, Диксон… Но выслушайте мою мольбу… Подождите немного, совсем чуть-чуть… Может, час… или еще меньше.

— Чего ждать?

— Моей смерти!

— Как? В течение часа?.. Может, через несколько минут!.. Но ваши слова не имеют никакого смысла!..

— Мой разум еще никогда не был столь ясен. Дайте мне эту короткую передышку, которая, быть может, спасет меня от вечного проклятия.

— Значит, вы ждете, что вас убьют в течение часа? — спросил сыщик дрожащим голосом.

— Быть может, да!

— Ну, это мы еще посмотрим. Я даю вам это время, но останусь здесь, рядом с вами!

— Спасибо, Диксон. В обмен я освобожу от долгих часов поисков… быть может, дней. Когда я умру… Вы меня слышите?.. Умру!.. Вы переместите тома Всемирной энциклопедии на четвертой полке позади вас. В стенной нише вы найдете прекрасный экземпляр Библии, изданной Ривзом. На самом деле эта книга — футляр, замаскированный под том. В этом футляре все чертежи, которые вы ищете.

Гарри Диксон положил часы на стол перед собой.

— Я даю вам требуемый час.

Сэр Кракбелл вздохнул, и на его красивых чертах лица, которые не потускнели от времени, проступила неизъяснимая печаль.

— Я никогда не хотел спасти преступника от заслуженного наказания, — произнес он, — но и никогда не поступался своей честью.

В зале быстро темнело, и вскоре тьма должна была стать беспросветной.

Гарри Диксон обвел взглядом зал и увидел, что в нем, как и во всех значительных строениях Мэривуда не было ни газового, ни электрического освещения.

Хозяин встал и расхаживал по залу тяжелой стариковской походкой, совершенно несвойственной его сильному характеру. Иногда он опирался на стену, словно его внутренности терзала глухая боль.

И вдруг…

Гарри Диксон и Том Уиллс одновременно вскочили и удивленно вскрикнули.

Сэра Кракбелла с ними не было!

Мгновением раньше они видели, как он оперся на книжную полку, глянул на них умоляющим взглядом и вдруг исчез.

— Обыграл! — проворчал Гарри Диксон. — Тут должна быть потайная дверь, которая открывается совершенно бесшумно! Том! Электрические фонари!

Молодой человек начал рыться в карманах и выругался:

— Я потерял свой фонарь!

— Я тоже!

— Ну и дела! Прогуливаясь, хозяин замка наклонился над нами, сердечно потрепал по плечу, сказав, что все хорошо завершится! Черт подери, лучшие лондонские карманники могли бы брать уроки у этого знатного потомка тех, кто сражался при Гастингсе!

Оба сыщика беспомощно бродили почти в полной темноте. Том Уиллс нащупал шнур звонка и яростно принялся его дергать. Звука колокольчика они не расслышали.

— Похоже, он все предвидел, — усмехнулся Диксон. — Этот звонок был заранее перерезан. Все наши попытки тщетны, никто не придет. Попробуем окна…

Окна сквозь тяжелые витражи пропускали лишь едва видимые отсветы вечерней зари. Гарри Диксон тщетно пытался открыть хоть одно, но, устав сражаться с упрямыми окнами, запустил в одно из них тяжелое пресс-папье. И проделал в витраже лишь крохотное отверстие.

— Нам придется разбить эти свинцовые стекла одно за другим, но ночь наступит прежде, чем мы проделаем в них достаточное отверстие, — проворчал Гарри Диксон.

— Сделаем факелы! — предложил Том Уиллс.

— Браво, ты нашел колумбово яйцо, малыш!

Они собрали в охапку бумаги со стола, скрутили их в жгут и зажгли с помощью зажигалок…

Но едва их эфемерные факелы загорелись, как оба сыщика застыли, объятые невыносимым ужасом.

В далеких помещениях замка пел вампир!

Гарри Диксон бросился к двери и в сопровождении Тома понесся по коридору. Коридор походил на сумрачный тоннель, мрак в котором они едва разгоняли своими факелами.

Трагическая песнь вдали взмывала, празднуя жестокий триумф.

— Сэр Кракбелл умер!

Диксон и Том спотыкались в кромешной тьме. Их факелы прогорели. А огоньки зажигалок мерцали лишь красноватыми точками.

Наконец вдали показался колеблющийся свет.

— Сюда! — рявкнул Гарри Диксон.

Двое слуг с высоко поднятыми свечами по-стариковски спешили к ним навстречу.

— Сэр Кракбелл сказал нам… — начали они.

Сыщик вырвал из их рук подсвечники и, как сумасшедший, начал кружиться, выкрикивая угрозы.

— Сэр Кракбел сказал нам, что вы должны направиться в древний зал правосудия замка, — выговорил один из слуг.

— Все было предусмотрено, — с горечью повторил сыщик.

И, обратившись к слугам, потребовал:

— Покажите дорогу! И считайте себя задержанными. Я арестовываю вас обоих… При малейшей попытке бегства мы вас застрелим.

— Хорошо, сэр, — ответил слуга постарше. — Мы всегда подчинялись хозяину. Делайте с нами что хотите…

Зал правосудия был неким подвалом с тяжелой и мрачной мебелью. Зал был ярко освещен двумя семисвечниками, стоящими на черном столе, рядом с которым со спокойным лицом и разверстым горлом лежал сэр Кракбелл.

Тишина царила уже давно, и невидимый вампир уже не пел.

— Да будет Бог ему судьей! — прошептал Гарри Диксон, охваченный странным ужасом. Потом повернулся к Тому. — Мой мальчик, мы совершили непроходимую глупость, когда сломя голову неслись сюда… Ставлю двадцать против одного, что чертежи уже были похищены.

— Вы правы, учитель, — ответил Том Уиллс. — Они похищены… мною.

Гарри Диксон едва не бросился целовать ученика.

Мадам Преттифильд

Гарри Диксон так и не лег спать. Он работал всю ночь, изучая чертежи замка Кракбелла.

Когда Том Уиллс открыл глаза, утреннее солнце радостно светило в окна, разгоняя последнюю утреннюю росу.

Диксон, чье лицо немного осунулось после бессонной ночи, встретил Тома веселой улыбкой.

— Без вас, мой дорогой Том, это ужасное дело могло бы длиться вечно.

— А теперь?

— Оно уже практически завершено, малыш, но есть еще несколько обязательных дел. Располагайте этим днем по своему усмотрению. Можете принять приглашение на чай от хорошенькой миссис Норвелл, если не предпочитаете компанию миссис Джеймсон…

Молодой человек покраснел и отвернулся — учитель раскусил его короткое провинциальное приключение, которое Боб Транч саркастически предсказал в первый день знакомства.

Сыщик дружески и снисходительно потрепал ученика по плечу.

— Но вечер остается в моем распоряжении, ибо мы идем в театр.

— Правда? Я видел афишу… Нас ждет удивительная скучища: играется старая французская пьеса о войне «Клубничная ферма». Похоже, сплошная пошлятина.

— Дамы Мэривуда хорошо вас просветили, — засмеялся Гарри Диксон. — Если не ошибаюсь, речь идет об одном эпизоде войны семидесятых годов с выстрелами, славными пехотинцами и не менее геройской и чистой девушкой, которую играет обаятельная Дженни Преттифильд. Однако, малыш, придется подчиниться, ибо служба есть служба. И потом… вы не совсем будете присутствовать на спектакле.

Объявили о приходе нового мэра, Харриса Спенсера.

Тот вошел с угрюмым выражением лица.

— Ну и что, господин Диксон, что вы мне можете доложить о новом преступлении, которое вновь обагрило кровью наш городок, некогда весьма мирный? Я не устаю повторять, что вы были почти свидетелями, вы и ваш ученик…

— Вы прекрасно осведомлены, господин мэр, — вежливо ответил сыщик.

— И что, мистер Диксон?

— И что… Это все, господин мэр.

Чиновник едва не задохнулся от удивления и гнева.

— Ну, нет, со мной это не пройдет!.. — воскликнул он.

— Действительно, сэр, я нуждаюсь в вашей помощи. В муниципальном театре есть статисты?

— Что?.. Почему?.. Статисты?.. — едва сумел выговорить мистер Спенсер.

— Да, статисты. К примеру, французские солдаты, красивые и крепкие ребята в голубых шинелях и красных панталонах, как в довоенные времена, — с невинным видом пояснил Гарри Диксон. — Я подумал, что эти роли сыграют полицейские Мэривуда, которым будет разрешено заработать на этом несколько дополнительных шиллингов…

— И когда это будет, сэр? И если это разрешение будет получено от коммунального совета…

— Все к лучшему в этом лучшем из миров, господин мэр. Эти полицейские, солдаты на один вечер, будут стрелять по ходу пьесы холостыми патронами. Но, в виде исключения, не попросите ли вы их вооружиться служебными револьверами, заряженными настоящими пулями?

— Я ничего не понимаю в ваших фантазиях, которыми вы излишне часто увлекаетесь, и не согласен удовлетворять вашу просьбу.

Тон сыщика изменился и стал резким и непреклонным.

— Если не отдадите этот приказ сию минуту, господин мэр, велев им заодно и соблюдать полнейшее молчание, я воспользуюсь единственным телефоном в Мэривуде, чтобы связаться с министром внутренних дел и обратиться к нему, в силу моих прав, чтобы немедленно отрешить вас от должности мэра. Вам ясно? Сожалею, что не могу вам уделить времени на разговоры… Том, проводите господина!

Когда удрученный Спенсер ушел, сыщик взял шляпу и пальто.

— Свидание здесь в пять часов, Том, — сказал он. — Я буду отсутствовать большую часть дня… Передайте привет миссис Норвелл или миссис Джеймсон… До свидания!

— Я не дам и пары пенсов за шкуру или свободу Сладкоголосого Вампира, — пробормотал Том Уиллс, глядя вслед учителю. — Гарри Диксон взял верный след и теперь его не потеряет.

Молодой человек сиял от радости, что триумф близок, и чудесно провел день. Он позавтракал у Норвеллов, угощался чаем у миссис Джеймсон, но явился на встречу с Диксоном в назначенный час, несмотря на вздохи миссис Джеймсон и напольные часы в гостиной, стрелки которых хитрая хозяйка отвела назад.

Гарри Диксон вернулся в гостиницу и, запершись в номере, распаковал объемистые свертки.

— Как, учитель, вы собираетесь готовить сами? — воскликнул Том Уиллс, увидев, что учитель выложил на стол свежезарезанных кроликов, достал большую кастрюлю и небольшую спиртовую горелку.

Сыщик таинственно махнул рукой и подмигнул Тому.

— Колдовское рагу, Том, достойное быть поданным на настоящем шабаше. Поваром будете вы. Слушайте рецепт, мой юный друг!

Диксон долго беседовал со своим учеником, а когда он закончил говорить, Том Уиллс еще некоторое время не мог подняться со стула, свесив руки. Глаза его округлились от несказанного удивления.

* * *

Конечно, муниципальный театр Мэривуда не шел ни в какое сравнение с любой известной сценой. Пожелтевшие обои местами отходили и висели лохмотьями, бархат кресел протерся и блестел от долгого использования. Газовая люстра светила тусклым, зеленоватым светом. Верхняя галерея для рядовых жителей городка наполняла зал резким запахом пищи и пота.

Перед поблекшим занавесом суетился худой дирижер, которому худо-бедно подчинялись двойной квартет визгливых скрипок и совершенно расстроенное пианино.

Развлечений в Мэривуде было мало. Поэтому театр посещался и после сезона отпусков, в самый разгар зимы. Редко можно было увидеть пустым даже откидное сиденье.

В ложах сверкали лорнеты, направленные на каждого впервые появившегося зрителя. Зал наполнялся зрителем и шумел, как растревоженный курятник.

Когда Гарри Диксон занял место в первом ряду рядом с оркестром, все бинокли тут же устремились на него, и долгое время в театре главным зрелищем был знаменитый сыщик, жертва своей славы. Наконец в полумраке заныли скрипки, из пианино грянули ядовитые аккорды, а дирижер замахал руками, как ветряная мельница. Зажигательный военный марш увлек зрителей в нежную Францию, которую потрепала жестокая война семидесятых годов.

На сцене кучка фермерш защищала свою добродетель, обороняясь от тевтонских завоевателей.

Куплеты заканчивались звучным всплеском эмоций, когда Дженни Преттифильд, хозяйка чудесной «Клубничной фермы» сообщала обер-лейтенанту фон Шминеку, что отдаст свое сердце и руку только французскому солдату.

Подошел конец второго акта. Занавес опустился и поднимался еще три раза после патетического финала. Фермерше только что сообщили, что завтра на заре ее расстреляют перед воротами ее любимой фермы, и она с щемящей горечью прощалась с родиной и своей чудесной клубникой.

Третий и последний акт: публика не скрывала своего нетерпения!

В последний раз Дженни Преттифильд отвергла притязания немецкого офицера. Но вдали, на равнине, уже слышались ружейные выстрелы французских разведчиков. Враг был изгнан, французские пехотинцы бросились в наступление с штыками наперевес.

Фон Шминек поднял зловещую саблю.

Но фермерша не хочет умирать с завязанными глазами и просит исполнить ее последнее желание — она хочет спеть прощальную песню…

Публика задыхалась от волнения, единственный из зрителей, кто не переживал, был Гарри Диксон… Хотя его руки конвульсивно сжимались, он поджимал губы, глаза лихорадочно блестели.

Расстрельная команда вскинула ружья… и Дженни запела:

И вдруг!..

Публика вскочила в неописуемом ужасе.

Пела уже не Дженни Преттифильд… Из-за кулис доносилась другая песня, звучал удивительный, сказочный голос.

— Сладкоголосый Вампир!

Паника охватила зал. Но тут громкий голос перекрыл оркестр, накрыл перепуганную толпу: это был голос Гарри Диксона.

— Никому не покидать своих мест. Время преступлений закончилось! Вампир больше не может причинить вам зла!

Он спрыгнул в оркестровую яму, перескочил через светящуюся рампу, бросился на сцену, где его тут же окружили французские солдаты с револьверами в руках.

А где героическая Дженни Преттифильд? Она исчезла, ружья немецких солдат целят в пустоту.

Но сыщику все равно. Он отдает короткий приказ:

— В подвал и бегом!

Сыщик и статисты отталкивают актеров, опрокидывают декорации, протыкают штыками ткани.

Вдруг из подвалов театра доносится жуткий вопль, и почти тут же взмывает голос неведомого чудовища, в нем слышен невиданный триумф победы.

— Ужас! — вскрикивает Гарри Диксон. — Он убил!..

Он сломя голову несется вниз по лестнице. Перед ним вырастает человек. Полицейские-статисты вопят от ужаса и вскидывают револьверы.

У человека руки по локоть в крови. Это Том Уиллс.

— Не стрелять! — кричит Гарри Диксон. — И не пугайтесь, это кровь кролика!

Лестница кончилась, и они бегут по коридору, освещенному жалким язычком газового пламени. Еще одна лестница, ведущая в крохотное помещение, где горит дымящая керосиновая лампа.

— Осторожно! — кричит сыщик. — Если ОН сделает хоть движение, стреляйте все разом и цельтесь в голову. Он опасен.

Но ОН не движется.

ОН!.. Громадный мужчина с безумным взглядом, с всклокоченными волосами и растрепанной бородой. Он безуспешно пытается освободиться, но не в силах это сделать — он прикован к стене.

У его ног лежит Дженни Преттифильд. Она мертва, ее голова раздроблена, кровь пропитала светлые волосы.

— Вот, наконец, и Сладкоголосый Вампир, господа, — объявляет Гарри Диксон. — У этого демона архангельский голос.

Вдруг раздается душераздирающий крик. С лестницы скатывается рыдающий человек, он вопит и тянет к сыщику умоляющие руки.

— Во имя Господа, Диксон, не убивайте его! Это мой сын!

Все узнали Роберта Транча.

Господин Роберт Транч

— Бедняга! — прошептал сыщик. — Вы понесли ужасное наказание…

Он подвинул графин с бренди журналисту, безвольно сидящему в кресле, но Транч отрицательно покачал головой.

Они сидели в гостиничном номере сыщика — Гарри Диксон, Том Уиллс и Транч. Диксон запретил входить кому-либо.

— Я изучил чертежи замка сэра Кракбелла, — начал сыщик. — Это была древняя крепость Мэривуд во времена средневековых войн. Как все замки подобного типа, он соединялся подземными ходами с отдаленными местами городка. Один ход заканчивался в Сойкиной Балке, другой — у Синего Болота, третий доходил до лесного замка Кракбеллов.

— Да, — прошептал журналист.

— Я исследовал их все в то же утро, — продолжил Гарри Диксон. — Их содержали в прекрасном состоянии.

— Как вам удалось узнать?.. — перебил его Транч тусклым голосом.

— Я обнаружил, почему несчастный безумец, которого называли вампиром, пел.

— Когда он убивал, не так ли? — спросил Том Уиллс.

— Вовсе нет… Это была одной из моих ошибок в начале расследования: он пел, когда ощущал запах свежей крови!

И именно поэтому мы сразу услышали его после смерти судьи Тейлора. Он, как истинный хищник, почуял, что пролилась кровь. Это и привело к сегодняшнему финалу. Спрятавшийся в подвалах театра Том Уиллс подогрел кровь кролика на спиртовой горелке. Вампир запел, как только до него донесся запах. Дженни бросилась к нему, чтобы успокоить. Он убил ее…

— Вы знали, что он там? — спросил журналист.

— Я узнал, что театр тоже был связан подземным ходом с замком. И обнаружил по следам и нескольким потерянным предметам в тайных ходах, как чудовище добиралось до своих жертв!

— Увы! — простонал Боб Транч и закрыл лицо руками.

— Думаю, я сказал все, мой друг, — продолжил сыщик. — Может, возьмете слово теперь?

На этот раз журналист не отказался подкрепить силы, выпив целый стакан бренди одним глотком.

— Я познакомился с Дженни Преттифильд в Лондоне, когда мы были совсем молодыми. Я был студентом, она третьеразрядной актрисой в театре Друри-Лейн. Я любил ее… Мы поженились…

У нас родился сын Александр… Он оказался идиотом.

С самого его раннего детства мы знали, какое несчастье обрушилось на бедное существо. Крупный, сильный, наделенный почти нечеловеческой силой, он получал удовольствие только при виде крови. И тогда он пел. Думаю, Дженни избавилась бы от него тем или иным способом, если бы не была покорена его божественным, нечеловеческим голосом!

Мы держали его при себе, пытаясь, насколько возможно, скрыть его ужасную манию, что требовало от нас постоянных переездов. Ребенок рос. Мне немного повезло в журналистике. Я зарабатывал деньги и, не щадя себя, работал ради ребенка.

Могу сказать, что я любил его за двоих, поскольку мать вскоре открыла свою истинную натуру: она была вертихвосткой, аморальной и падкой на любовные авантюры.

Однажды она бросила нас.

В то время мне посчастливилось оказать важную услугу сэру Кракбеллу, и я решился рассказать ему о своей жизни и своих несчастьях.

Он был человек сдержанный и молчаливый, но с щедрым сердцем. Он перевез меня в Мэривуд, дал мне возможность открыть газету. Дело пошло. Он дал приют моему сыну в своем замке. И никто, кроме его верных слуг, ни о чем не знал.

Прошло немало счастливых лет, как вдруг объявилась Дженни Преттифильд. Она потребовала место у семейного очага, но я ей объяснил, что это станет концом моей карьеры и началом новых несчастий, если пуританский городок Мэривуд узнает о нашем союзе, поскольку репутация у моей супруги была омерзительной.

Однако, Диксон, я по-прежнему ее любил. Разве она не была матерью моего сына? Благодаря деньгам сэра Кракбелла она получила в аренду муниципальный театр, поскольку здание принадлежало этому благородному человеку.

Талант, а она им действительно обладала, позволил ей добиться определенного положения в Мэривуде.

Мы могли бы быть счастливы, но дурные наклонности совсем не угасли в Дженни.

Это стало истоком драмы, настоящей драмы в моей жизни.

Эта развратная душа сумела соблазнить сэра Кракбелла. Он стал ее любовником. Правду сказать, он упрекал себя в этой слабости, ведь он был глубоко верующим человеком. Но эта ведьма Дженни крепко держала его. А потом пошла дальше…

Транч замолчал, снова выпил бренди и продолжил:

— Она добилась того, что он внес ее в свое завещание. Но годы шли, и назревал скандал: Дженни не остановилась на связи со старым джентльменом, она вступила в связь со многими заметными горожанами.

— Джинкль, Лорман, судья Тейлор, Тейппл и Корисс. Он единственный, кто избежал смерти, жестоко сразившей остальных, — сказал Гарри Диксон.

Журналист согласно кивнул.

— И все эти люди настолько влюбились в нее, что стали предлагать ей вступить в брак, — с надрывом произнес он. — И она пообещала всем выйти замуж!

Не хочу скрывать от вас, Диксон, что она вытянула из своих жертв огромные суммы, даже полностью разорив двоих. Кстати, они умерли первыми.

И тут она поняла, что это долго не продлится.

Она решила устранить всех, кто мешал ей, тем более что некоторые из них разозлились и, по-видимому, узнали о ее двойной жизни. Они стали угрожать разоблачением. Это было бы неслыханным скандалом, позором для всего городка, требованием о ее отъезде — с такими делами в Мэривуде не церемонятся — и ее вычеркиванием из завещания сэра Кракбелла.

Дженни решила устранить всех, кто мешал ей, а для этого использовала манию нашего сына. Она похитила его из замка сэра Кракбелла и заперла в подвалах театра. Она подогревала его страсть к убийству, заставляя играть со свежей кровью. Она отвратительно к нему относилась и довела до того, что он стал ее бояться. Она заключила его в самую страшную из темниц. Через тайные коридоры она приводила его в те места леса, где назначала свидание своим жертвам.

— А вы?.. — заикнулся Том Уиллс.

— Я любил ее! Я любил ее! Я слишком слабый человек, хотя кажусь грубым и агрессивным! — всхлипнул Транч.

— Но Тейппл, Тейлор и Кракбелл должны были знать, — сказал Гарри Диксон.

— Они знали, но были людьми чести… А потом, как и я, любили ее и не хотели посылать на эшафот. Они выбрали смерть. Только Корисс, довольно противный тип, похоже, ничего не знал, что, несомненно, спасло его. К тому же он был самым богатым и самым щедрым.

— А почему она не убила вас? — спросил Том Уиллс.

Журналист выдавил жалкую улыбку.

— Она все же по-своему любила меня. И потом, кто сказал вам, что она не решила этого сделать? Но она выжидала. Сэр Кракбелл, быть может, простил бы ей смерть любовников, но он бы осудил убийство мужа, отца ее ребенка. Потому что сэр Кракбелл привязался к несчастному существу, даже согласившись умереть от его руки!

УЛИЦА УТЕРЯННОЙ ГОЛОВЫ

Предисловие

записках знаменитого детектива Гарри Диксона мы находим, что городок Харчестер стал декорацией для удивительного дела улицы Утерянной Головы.

Из записок становится ясным стремление Диксона избежать открытого указания на административный округ Англии, где разворачивались события.

Конечно, читатель, который путешествовал по Центральной Англии, немедленно восстановит истинное название города благодаря описаниям, которые никоим образом не завуалированы.

Эта предосторожность, вернее, скрытность ничего не меняет в самой сути приключения и тяжкой атмосфере страха, царившей в городе в ту эпоху.

Исчезновение дам Слоуби и Вуд

В середине октября Харчестер, как любой городок в центре Англии, пропитан запахом спелых яблок, сиропа и дыма от постоянно топящихся печей, иными словами, по нему растекаются сладкие ароматы домашнего варенья.

Мисс Арабелла Слоуби, Белла, которая родилась под сенью великолепной колокольни древнего собора Святого Петра и с этого дня ни разу не покинула его святой тени, строго придерживалась приятных традиций.

Она властвовала в огромной кухне солидного древнего дома и, облачившись в белый передник, внимательно следила за глубоким луженым тазом из меди, где кипящий сироп медленно приобретал темно-красный цвет.

Сара Флеггс, служанка, пыталась помочь, чем могла, без возражений и возмущения выслушивая колкости хозяйки.

В соседней комнате, маленькой чистенькой гостиной, убранной на старинный лад и увешанной многочисленными ковриками, мисс Бетси Вуд, кузина Арабеллы, вязала носки для благотворительного базара коммуны. Мисс Бетси, когда она сидела в этой гостиной, откуда открывался вид на улицу, поручали весьма важную миссию — вслух сообщать о том, что происходило снаружи, чтобы ни кузина Белла, ни служанка Сара не оставались в неведении, поскольку сами не могли наблюдать за улицей.

Обычно это комнатное бдение выглядело следующим манером:

— Собака аптекаря в очередной раз осквернила колодезный столбик напротив дома жестянщика.

— Четыре часа, мистер Эйб Ниггинс отправляется выпить кружку пива в таверну «Позолоченный скипетр».

— Слышу стук колес, но ничего не вижу. Очевидно, кабриолет доктора проехал мимо, не повернув за угол.

— Вижу мадемуазель Балюзо, француженку — она отправилась помолиться святому Антуану.

При этих словах мисс Бетси неизменно слышала, как Белла и служанка хором восклицали:

— Чтобы попросить его найти мужа!

Но в это памятное послеполуденное время вязальщица, уронив со звоном спицы, вдруг взволнованно объявила:

— Из-за угла улицы вышел джентльмен… Смотрит на дома. Считает номера… Заглядывает в записную книжечку. У него очень приличный вид. Он… он… о Боже! Он пересекает улицу и сейчас позвонит в нашу дверь. Он звонит!

И действительно в прихожей затрепетал медный колокольчик.

— Идите и откройте, Сара, — приказала мисс Арабелла, дрожа от нетерпения, — и подогните уголок передника, чтобы никто не видел пятен от варенья. Господи, до чего же неопрятна эта девица! Нет, я сама открою дверь незнакомцу.

Мисс Арабелла Слоуби сама провела визитера в гостиную.

К величайшему отчаянию Сары Флеггс, которой не удалось расслышать ни слова, разговор затянулся надолго.

Беседа, похоже, затронула очень важные темы, поскольку через полчаса мисс Белла выскользнула из гостиной и спустилась в погреб за бутылкой портвейна.

Служанка едва не заболела от огорчения — у мисс Слоуби портвейн пили лишь раз в году, в день святой Эпифании.

Но на этом ее горести не закончились.

Когда стало темнеть, мисс Белла вернулась в кухню и отдала совершенно невероятные распоряжения:

— Поставьте прибор в столовой, Сара. Вернее, три прибора. Возьмите лиможский сервиз…

— Лиможский! — ответ служанки прошелестел как эхо.

— Подайте салаты, приготовленные для завтрашнего ленча, потом отправляйтесь к мяснику за холодной телятиной и голубиным паштетом, а у кондитера Каммингса купите савойское печенье. Подождите… Поставьте на стол вино, красное и белое бордо…

На этот раз простодушная Сара Флеггс не смогла сдержать справедливого любопытства.

— Боже! — воскликнула она. — Возможно ли это! Да, да, мисс, я все подам, ведь вы принимаете у себя истинного сеньора!

— Несомненно, милочка, — высокомерно ответила хозяйка, не желая ставить служанку в известность о госте.

Та немного утешилась, бегом пересекая эспланаду перед церковью и выгадывая несколько лишних минут, чтобы сообщить невероятную новость миссис Каммингс, затем мяснику Миройду и, наконец, сестрам Джейзон, которые дважды в неделю приходили на вечерний криббедж к мисс Слоуби.

Ее слов хватило, чтобы переполошить весь Харчестер.

Миссис Каммингс, отвесив служанке савойского печенья, немедленно побежала к мужу, который месил тесто для утренней выпечки, и разрешила отправиться в таверну «Позолоченный скипетр», чтобы выпить стаканчик виски и посплетничать о событии.

Хотя в этот день партии криббеджа не было, самая молодая из мисс Джейзон позвонила в дверь мисс Слоуби, чтобы вручить баночку горячего айвового варенья. Ее приняли… в прихожей и после недолгих извинений выпроводили из дома.

В гостиной принимали гостя. И ничего более… Короче говоря, дамы Джейзон от такой вести пришли в сильное волнение.

Ужин прошел в тяжкой атмосфере тайны, по крайней мере, для Сары Флеггс. Хотя было еще довольно светло, а дамы скупились на газ, шторы опустили и зажгли свет… Все три рожка!!!

Сару окончательно сослали в кухню и запретили покидать ее, поскольку мисс Бетси Вуд, еще менее болтливая, чем ее кузина, если такое могло быть, сама ходила из столовой, где происходило празднество, в кухню и обратно.

— Конец света! — стонала служанка. — Как жить дальше… Нет, нет, такого еще не бывало!

В девять часов вечера, когда дамы обычно ложились спать (только в дни криббеджа отход ко сну происходил на полчаса позже), пиршество продолжалось.

Мисс Белла несколько раз спускалась в погреб за новыми бутылками вина.

В половине десятого мисс Вуд принесла Саре большой стакан красного вина и разрешила отправиться в постель.

Бедняжка сделала последнюю попытку разузнать о госте, но натолкнулась на столь строгий взгляд, что поперхнулась, а поднявшись в мансарду, горько расплакалась от неслыханного недоверия.

Вскоре она заснула на пропитанной слезами подушке, и сон ее был наполнен кошмарами. А когда проснулась, с ужасом заметила, что уже рассвело, и, судя по привычному шуму на улице, было восемь часов.

Восемь часов… А ведь будильник всегда прерывал ее сны в шесть утра!

«Почему меня не разбудили?» — первый вопрос, который она мысленно задала сама себе.

Потом вспомнила о невероятных событиях вчерашнего вечера и, едва одевшись, сбежала вниз по лестнице.

В кухне царили тишина и спокойствие. Сара бросилась в столовую. Обычный послепраздничный беспорядок — мятая скатерть, салфетки с винными пятнами, объедки и даже опрокинутая солонка.

Служанка ощутила смутное беспокойство и визгливым голосом закричала:

— Мисс Белла!.. Мисс Бетси!..

Никакого ответа… Шварцвальдская кукушка прокуковала восемь раз, а из сада ей с насмешкой ответил дрозд.

Сара поднялась на второй этаж, предчувствуя неладное.

Не постучав, отворила дверь спальни мисс Слоуби — комната была пуста, а постель даже не разобрана. Та же картина в спальне мисс Вуд.

Бедняжка не выдержала и с воем выбежала из дома.

Через четверть часа весь городок судачил о случившемся.

Начальник полиции Харчестера готовился к выходу на пенсию; это был старый холостяк, философ, немного вольтерьянец, любезный скептик. Он мог бы блистать и сделать хорошую карьеру полицейского, не сдерживай его любовь к спокойствию и книгам.

Когда слух о странном ночном исчезновении дам Слоуби и Вуд достиг его кабинета, он оброс бесчисленными подозрениями и уверенностью обывателей, что женщины стали жертвой преступного похищения.

Это последнее утверждение вызвало улыбку на устах мистера Брюстера — жалкий облик двух почти шестидесятилетних кузин не оставлял никаких сомнений в неправдоподобности такого преступления.

Он, скорее всего, решил бы еще некоторое время бездействовать, не явись к нему лично прямой начальник, уважаемый сэр Малберри, мэр Харчестера и мировой судья округа, чтобы побеседовать о «деле».

Мистеру Брюстеру пришлось немедленно призвать плачущую и перепуганную Сару Флеггс.

— Итак, вы не видели визитера наших дам?

— Увы, мистер Брюстер. Я хотела надеть чистый передник, когда позвонили во второй раз. Посетителя сразу провели в гостиную и закрыли дверь.

— Вы слышали разговор?.. Вы же не глухая?

— Конечно, не глухая, — раздраженно возразила служанка, — даже признаюсь, что несколько раз подслушивала у двери гостиной, потом у двери столовой, но всегда доносились только голоса мисс Беллы или мисс Бетси!

— Вы ничего не слышали ночью?

— Нет, господин комиссар. И хотя у меня легкий сон, я помню, что никогда так крепко не засыпала, — служанка вдруг всплеснула руками и воскликнула: — Вино!

— Какое вино?

— Которым меня напоила мисс Вуд! Оно отдавало маком! Мне дали сна творение.

Мистер Брюстер улыбнулся, поняв, что простодушная девушка имела в виду «снотворное».

Она тут же объяснилась, рассказав, что мисс Вуд, страдавшая бессонницей, держала при себе маленький флакончик с маковой вытяжкой, чтобы справиться с недугом, которым страдала.

Под давлением сэра Малберри, который в качестве нотариуса обслуживал дам Джейзон, мистер Брюстер решил продолжить расследование и отправился на место происшествия.

С помощью служанки он убедился, что дамы не забрали с собой никакой лишней одежды, не взяли даже шляпки! А мисс Слоуби исчезла в бархатных комнатных туфлях! Он слил остатки вина из бутылок и бокалов и поручил мистеру Эшеру, аптекарю, сделать анализ.

В пепельницах не было следов пепла, в гостиной табаком не пахло, значит, визитер не курил.

Отчаявшись обнаружить новые улики, Брюстер собрался уходить, когда заметил на скатерти небольшой рисунок крепостной башни с бойницами, тремя торчащими над стеной алебардами и полустертыми лошадьми в основании.

Он спросил у служанки, имели ли ее хозяйки обычай рисовать на скатерти, и услышал резкую отповедь.

— Рисовать на скатерти! Да они падали в обморок от малейшего пятнышка соуса!

— Прекрасно, я забираю скатерть, — заявил Брюстер, даже не сознавая, почему он это делал.

После полудня мистер Эшер принес результат анализа и высказал мнение, что, несмотря на отсутствие явных улик, «было совершено черное преступление».

Глашатай города известил всех, что следствие нуждается в полезных сведениях о «визитере дам Слоуби и Вуд». Но, несмотря на неусыпную бдительность жителей Харчестера, никто не заметил в городе чужестранца ни на пути к дому, ни у двери.

С наступлением ночи горожане забаррикадировались в своих домах, а в восемь часов таверну «Позолоченный скипетр» поспешно покинул последний завсегдатай, заявивший, что отныне следует опасаться дурных встреч.

Ночной визитер

Сестры Джейзон, Элоди, Матильда и Мюриель, жили в красивом особняке, стоящем на углу главной площади и улицы Статуй, названной так из-за двух бюстов каких-то неведомых великих людей.

Богатые и властные женщины принадлежали к мелкой аристократии округа и весьма гордились своим сословным положением.

Снисходя до посещения послеполуденных приемов некоторых харчестерских дам, сами они никогда не принимали у себя из принципа и, несомненно, из скупости.

Давно заведенное правило имело лишь одно исключение — его сделали для мистера Эйба Ниггинса, архивариуса города и человека обширных исторических и геральдических познаний.

Некогда мистер Ниггинс, проведя многочисленные изыскания, составил генеалогическое древо семейства Джейзон и вывел заключение о благородном происхождении дам, что и оказалось причиной еженедельной щедрости сестер по отношению к его особе.

Каждый четверг старый педант заходил в господский дом на стаканчик флердоранжевой настойки, которую заедал одним печеньицем, а вечер заканчивал обсасыванием одной сливы, вымоченной в водке.

Иногда мистеру Ниггинсу разрешалось привести с собой племянника Чарли, который закончил учебу в Лондоне и, получив диплом фармацевта второго класса, мечтал стать наследником аптекаря Эшера. Конечно, такое будущее, пропитанное ароматами шалфея, лаванды и ревеня, не могло пленять ладно скроенного парня с приятным лицом, но так решил дядюшка Ниггинс, человек упрямый и зажиточный, чье богатство превосходило состояние сестер Джейзон.

Ходили слухи, что старый упрямец мечтал об альянсе между двумя семействами и двумя состояниями, хотя Чарли было всего двадцать пять, а мисс Мюриель Джейзон, младшей сестре, давно исполнилось сорок.

Первый четверг приема после ночи двойного исчезновения был, конечно, посвящен обсуждению невиданного события. Дамы Джейзон не поскупились на расходы.

Флердоранжевую настойку заменили кофе, сухое печенье — ромовыми бабами и булочками со сливочным маслом, фрукты из водочного сиропа — выдержанным зеленым шартрезом, а для Чарли поставили коробку с сигарами.

Сестры Джейзон разительно отличались друг от друга: старшая Элоди была сухой и угловатой, пятидесятилетняя Матильда — крепкой и краснощекой, а младшая Мюриель — маленькой, худенькой и столь невзрачной, что ее обычно не замечали.

С общего согласия слово предоставили мистеру Эйбу Ниггинсу.

— Надо же такому случиться — я к четырем часам отправился в «Позолоченный скипетр» выпить традиционную кружку пива и немного задержался… Не более четверти часа! Иначе увидел бы незнакомца, который звонил в дверь дам Слоуби и Вуд!

— Работай я в полиции, — вмешалась мисс Элоди, — то порылась бы в прошлом этих дам, но, будучи частным лицом, не собираюсь давать ей полезные советы.

— Я хорошо знал, чем они занимались здесь, в Харчестере, — задумчиво кивнул архивариус, — но не все нам ведомо: сердце женщины — глубокий сосуд, сказал один поэт, скорее всего француз.

— Мы навещали их, — продолжила старшая из сестер Джейзон, — ибо следует признать, во всем Харчестере не сыщется лучших партнеров в криббедж, к тому же мне нет дела до сплетен и пересудов.

— Какие «сплетни и пересуды» ходят на их счет? — осведомился Чарли.

— Похоже, что когда-то…

Слова замерли у нее на устах, и она глянула на младшую сестру.

— Мюриель, пойдите и проследите за кофе, — приказала она.

Младшая сестра покорно удалилась.

— Есть вещи, которые не предназначены для юных ушей, — наставительно разъяснила старшая. — Итак, скажу, когда-то мисс Вуд захаживала на улицу Утерянной Головы!

Мистер Ниггинс обеспокоенно посмотрел на нее.

— Неужели? Это действительно компрометирует девушку, хотя, впрочем, ничего не объясняет.

— Конечно ничего! — возразила мисс Элоди пронзительным голосом. — Но я, к примеру, не вынесла бы, поступи так Мюриель. Почему муниципалитет терпит подобную гнусность?

Мистер Ниггинс согласно вздохнул и скосился на племянника, который наслаждался сигарой из светлого табака и, похоже, не прислушивался к разговору.

Улица Утерянной Головы получила название из-за древней безголовой статуи, установленной в нише, и была проулком, проходящим вдоль заднего фасада городской ратуши. Здесь стоял один-единственный дом — древний особняк с дрянной репутацией из-за благожелательного отношения хозяина к некоторым галантным встречам.

Жители Харчестера избегали ходить по этому проулку, предпочитая делать обход по соседним улицам.

И только приезжие в базарные дни заходили в подозрительный дом и без всяких предрассудков наслаждались обильной едой и выпивкой.

— Ба, — повторил мистер Ниггинс, — это ничего не доказывает, моя дорогая, хотя я не одобряю всех тех, кто компрометирует себя и рискует репутацией, посещая притон, наносящий ущерб чести нашего города.

Беседа о злосчастной улице на том и завершилась, ибо в комнату вернулась мисс Мюриель с великолепным кофейником из массивного серебра.

Когда зеленый шартрез разлили по рюмкам, все пришли к заключению, что было совершено преступление, и на столь успокоительной ноте расстались.

В коридоре Чарли чуть-чуть задержался, пока мисс Элоди помогала дядюшке Эйбу надеть пелерину, а Мюриель через открытую дверь смотрела на ласточек, собиравшихся в далекий осенний полет.

Матильда подошла к Чарли, пожала ему руку и прошептала: «Спокойной ночи».

В одиннадцать часов Харчестер спит так, как спит любой провинциальный городок.

Два ночных сторожа, которые обходят городские стены и встречаются шесть раз за ночь, решили на этот раз проводить дозор совместно и из осторожности спрятались в одну из будок, устроенных в нише крепостной стены, чтобы распить бутылку холодного пунша.

Так они отгородились от неприятных ночных случайностей. Башенные часы городской ратуши оказались единственным свидетелем, заметившим, как вдоль здания проскользнула чья-то тень, но поскольку куранты были изготовлены из железа и бронзы, ночной прохожий их не интересовал.

Тень поспешно углубилась в проулок, чье название приводило в негодование провинциальных Тартюфов, и толкнула приоткрытую дверь старого особняка.

Венецианская лампа не могла разогнать мрак в прихожей, столь же темной, как и проулок.

Заспанный слуга высунул голову из закутка и пробормотал несколько слов — он узнал гостя. Потом, волоча ноги, отвел в гостиную с «арабским столиком», зажег единственный газовый рожок и удалился.

Через пять минут дверь снова отворилась, и слуга поставил на стол бутылку вина и два бокала, сонным голосом объявив, что «дама уже явились».

Женщина вошла, кутаясь в длинную пелерину, и сбросила ее на стул.

Через мгновение мисс Матильда Джейзон с рыданием повисла на шее Чарли Ниггинса:

— Боже, бедняжка Чарли, что с нами станется?

— Мы должны бежать, — энергично заявил Чарли Ниггинс, — иначе все пропало!

— Да… вчера были Арабелла и Бетси. Завтра наступит наш черед.

— Думаю, вы правы, Тилли. Я все подготовил. Мы выберемся из города через южные ворота. Я спрятал автомобиль в зарослях ивняка неподалеку от дороги. Завтра будем в Лондоне, а вечером в пути на континент.

— Боже да внемлет вам, мой милый!

— Пошли, в полночь мы должны быть далеко.

— Я боюсь, — прошептала женщина, прижимаясь к Чарли.

— Кого, Тилли?

— Того, кто бродит по улицам Харчестера по ночам, — в страхе простонала она.

— Да, — вздрогнул он, — ужасная ночь!

Помог Матильде встать и накинуть на плечи плащ. Потом двинулся впереди нее по темной улице.

Они выбрались из улицы Утерянной Головы через калитку маленького садика, заросшего кустами и розовым лавром, откуда открывался вид на горделивые дома на улице Кедров.

Чарли вскинул голову и посмотрел на освещенное окно в одном из зданий.

— Дядюшка Эйб все еще бодрствует, — пробормотал он. И вдруг вздрогнул: на опущенной шторе появились две тени. — Дядюшка! А вы узнали вторую тень, Тилли?

— Нет, Чарли.

— Комиссар Брюстер!

— Мы должны уехать, уехать, уехать, — с тоской проговорила она.

Оба поспешили к крепостной стене.

Ночные сторожа уже давно прикончили огромную плоскую бутылку холодного пунша и крепко спали, а потому не заметили ночных беглецов, покинувших город через южные врата.

Через четверть часа крохотный автомобиль на полной скорости несся в сторону Лондона.

В этот самый час мистер Эйб Ниггинс, глядя на скатерть Арабеллы Слоуби, где красовался небольшой рисунок карандашом, читал комиссару Брюстеру курс античной истории:

— Безусловно, Брюстер, это кое-что значит. В последние века города часто изображались в виде гербов. Рим, Лондон, Париж, Гент, Брюгге имеют свое собственное изображение, выполненное в духе этого пакостного рисунка.

Набросок на скатерти относится к античному городу; на мой взгляд, это символическое изображение Вавилона, каким его находят на древних картах.

— И это означает?

Архивариус пожал плечами.

— По правде говоря, не знаю, мой дорогой Брюстер, за исключением того, что чудотворцы древности частенько пользовались им для своих фокусов.

— По моему мнению, — сказал комиссар, избегая говорить о смысле рисунка, — со всей очевидностью следует, что набросок был выполнен не по рассеянности, как поступают с задумчивые люди, рисующие на скатерти. У него законченный вид. Бойницы тщательно обозначены; посмотрите, с какой точностью нарисованы пики алебард. Хотелось бы знать, видела ли Сара Флеггс другие такие изображения в доме хозяек.

— Вы рассуждаете как полицейский, — сказал мистер Ниггинс, — я отказываюсь разбираться в ваших доводах, дружище.

— Ба, — возразил мистер Брюстер, — полагаю, игра не стоит свеч, и мы парим на крыльях чистого романтизма, мистер Ниггинс!

Лицо архивариуса выразило живейшее отвращение. Романтизм, смысла которого не понимал, ассоциировался в его голове со столь ужасными вещами, как холера, проказа, атеизм и преступный гипнотизм.

— Лучше выпьем по глотку старого бренди, чтобы забыть об этих злосчастных событиях, нарушивших мир, в котором мы так нуждаемся, дабы жить и продолжать здоровые и полезные исследования, — помпезно заявил он.

Они чокнулись, но не успели поднести бокалы к губам, как их лица исполнились удивления.

Воздух разорвал вой сирены, и из глубины ночи с адским ревом возник мощный автомобиль.

По шторам скользнул двойной луч фар. Потом мотор заглох — машина замерла перед дверью.

Через мгновение раздался звонок.

— Быть того не может! — воскликнул мистер Ниггинс. — Такого никогда не случалось… Мистер Брюстер, разве уже не полночь?

— Значит, дело не терпит отлагательства, — сказал комиссар.

— Никогда моя служанка Ноэми не согласится открыть дверь в столь поздний час незнакомцам, явившимся в подобном экипаже, — простонал архивариус. — Даже я…

— Я пойду с вами, — мужественно решил комиссар. — Но ничто не мешает нам посмотреть, кто явился, и узнать цель визита…

— Весьма справедливо, — подтвердил мистер Эйб Ниггинс. — Я сделаю это, если только вы не решитесь сделать это вместо меня. Но я бы посоветовал не слишком высовываться из окна. Вы будете слишком хорошей мишенью для преступника, вооруженного револьвером.

Но комиссар уже крикнул в приотворенную створку:

— Кто там?

— Не здесь ли находится комиссар Брюстер? — спросил мужской голос. — Я был в комиссариате, меня послали сюда.

— Это я. А что вы желаете?

— Лондонская полиция!

Мистер Брюстер наклонился над подоконником и увидел на капоте мощного автомобиля полицейскую фару.

— Спускаюсь.

Мистер Ниггинс, истинный гражданин славного города Харчестера, не скрыл горячего любопытства.

— Примите этих господ здесь, Брюстер, — быстро проговорил он. — Быть может, я окажусь полезным.

Комиссар с радостью согласился, и после относительно долгого ожидания визитеры — их было двое — вошли в рабочий кабинет старого архивариуса.

— Комиссар Брюстер? — спросил высокорослый джентльмен с суровым, но симпатичным лицом.

— Он самый…

Мистер Брюстер внимательно разглядывал ночного посетителя, лицо которого показалось ему знакомым. Он вдруг удивленно воскликнул:

— Или глаза обманывают меня, или я говорю с мистером…

— Гарри Диксоном! А это мой ученик Том Уиллс.

Мистер Ниггинс ринулся к буфету и извлек два огромных бокала, которые поспешно наполнил бренди.

— Какое счастье, господа, принимать столь знаменитых полицейских в моем скромном жилище! Позвольте представиться: Эйб Ниггинс, архивариус города Харчестера, член-корреспондент лондонской Академии истории и надписей.

— Автор известной монографии о римских дорогах в стране галлов, — с улыбкой дополнил Гарри Диксон.

Мистер Ниггинс покраснел от гордости и удовольствия.

— Ах! Мистер Диксон, вы льстите мне!

Все сели за стол; бренди у мистера Ниггинса было отличным, и хозяин вновь удостоился похвал.

Гарри Диксон, как знаток, оценил напиток, поставил на стол бокал и обратился к комиссару.

— Ваша записка об исчезновении дам Слоуби и Вуд попала в Скотленд-Ярд на следующий день после происшествия, — сказал он. — Посмотрите на эти фотографии.

Он протянул мистеру Брюстеру два черно-белых снимка.

— Это они, не так ли?

— Да, — воскликнул комиссар, — это они… Но, Боже, это фотографии двух женщин…

— Мертвых, более того, убитых, мистер Брюстер!

Из двух глоток вырвался одновременный вопль ужаса.

— Что случилось с бедняжками?

Гарри Диксон сурово покачал головой.

— Довольно загадочная и столь же сумрачная история, о которой я готов поведать.

Некоторое время назад мы вышли на след банды негодяев, которые занимались выпуском фальшивой монеты, по крайней мере, мы так считали.

Прошлой ночью мы окружили их логово в старом доме в северном пригороде Лондона.

Полиция ворвалась в дом внезапно.

Добравшись до подвала дома, наши люди увидели человека в вечернем костюме, убегавшего с криком «Тревога!».

Последовал залп, и он рухнул на землю с пулей в сердце.

В то же мгновение в соседнем помещении раздался другой залп.

Мы ринулись туда и увидели невероятное зрелище. В подвале агонизировали четверо мужчин в таких же одеждах, как и первый.

Один из них, связанный по рукам и ногам и сраженный выстрелом в упор, лежал на полу, второй ужасно кривился — от него разило мышьяком, два остальных прострелили себе голову.

Полиция довольно быстро восстановила события.

Двое самоубийц расправились со своими жертвами и покончили с собой, чтобы не попасть живыми в руки правосудия.

На трупах не обнаружили никаких документов! Все они были людьми зрелого возраста и, похоже, принадлежали к достойному сословию, судя по ухоженным рукам и элегантным одеждам. Загар наводил на мысль об иностранцах, итальянцах или испанцах, но здесь доказательств никаких нет.

Подвал обыскали и нашли небольшой станок, который на первый взгляд походил за типографский пресс. Но нет. Его, скорее всего, использовали для обработки мягкого и очень ковкого металла.

В углу стояли печь и пара тиглей из жаропрочного камня.

После долгих поисков обнаружились две разбитые литейные формы, могущие служить для отливки монет, но их размолотили в порошок, а потому восстановить их оказалось невозможно.

В порошке присутствовали следы чистого золота. И более ничего.

Все оборудование было очень примитивным, и мы терялись в догадках о причине, собравшей этих людей в пустом жилище и заставившей их предпочесть смерть аресту. По мнению полиции, которое я разделяю в настоящее время, мы вышли на след преступников, напуганных так сильно, что они не хотели попасть в наши руки живыми.

Ничего примечательного в остальной части дома. Скажем больше, мы еще никогда не видели столь плохо организованного и замаскированного логова. Обследуя подвалы, мы наткнулись на небольшой закуток, заполненный отбросами, где лежали два трупа…

— Трупы дам из Харчестера! — простонал Брюстер.

— С момента их смерти прошло совсем мало времени…

— Как их убили? — с дрожью спросил Ниггинс.

— Я не успел сказать — их удавили, но весьма необычным способом. Шеи несчастных были скручены в области затылка чудовищной рукой — таких рук, по мнению ученых, у людей не бывает.

Глаза детектива упали на скатерть, расстеленную на столе.

— Что это?! — воскликнул он, указывая на рисунок.

Мистер Брюстер поспешил объяснить.

— Такой же рисунок красной тушью находился в том подвале. Он красовался на куске пергамента. Вы знаете, что он означает? — спросил сыщик.

Мистер Ниггинс с радостью дал объяснения.

— Значит, символическое изображение древнего Вавилона, — пробормотал Гарри Диксон. — В самом деле, странно! Но в этом деле странно решительно все.

Он повернулся к мистеру Брюстеру.

— Нет ничего невозможного в том, что часть тайны касается Харчестера…

— Боже, разве такое возможно! — Мистер Ниггинс воздел руки к потолку.

— Я прибыл ночью, чтобы скрыть наш приезд от жителей города. Вы поставите автомобиль в надежное место, чтобы он не бросался в глаза любопытным. Завтра у вас базарный день, не так ли?

— Да, мистер Диксон.

— Мы с учеником на более или менее долгий срок поселимся в Харчестере. Возьмем патент на розничную торговлю или что-то в этом роде и сделаем вид, что наши дела процветают. Нужна ваша помощь, мистер Брюстер. Более далеких проектов я не строю. Предпочитаю положиться на волю случая, если не на свою добрую звезду. Кстати, кто в Харчестере владеет маленьким двухместным «моррисом» старой модели?

— Мой племянник Чарли пользуется таким! — в тревоге воскликнул мистер Ниггинс. — Позвать его?

Гарри Диксон показал на висевший над камином портрет.

— Если ваш племянник выглядит как этот джентльмен, этого делать не стоит.

— Это действительно он, — подтвердил архивариус.

— А знакома ли вам довольно плотная краснолицая дама, которая отзывается на нежное имя Тилли?

— Тилли… Нет, впрочем, так иногда величают мисс Матильду. Да, мисс Матильду Джейзон.

— Как вы думаете, где она в этот час?

Мистер Ниггинс побагровел. Где могла быть мисс Матильда Джейзон, как не у себя в постели в суровом доме на площади.

— Прошу прощения, мистер Ниггинс, — продолжил детектив. — Вашему племяннику и мисс Матильде Джейзон повезло встретить нас на лондонской дороге, поскольку мы помогли им устранить поломку двигателя…

Мистер Ниггинс уже не слушал. Он бросился в комнату племянника и вскоре вернулся в полном отчаянии.

— Несчастный!.. Несчастная!.. Какое бесчестье!

Так бедный архивариус узнал о странном бегстве мистера Чарли Ниггинса и мисс Матильды Джейзон. Но по договоренности с детективом и мистером Брюстером было решено поставить в известность только сестер Джейзон, а остальных жителей оставить в полном неведении о новом бедствии.

Ужин в Лондоне и ужин в Истере

В Харчестере есть таверны и скромнее «Позолоченного скипетра». Они расположены на небольших улочках, прилегающих к главной площади. Их посещают торговцы овощами, живой морской рыбой, продавцы лавчонок в основном в базарные дни, чтобы выпить кружку эля и съесть незамысловатое дежурное блюдо.

Одна из них, увенчанная претенциозной вывеской «Герцог Гранмус», на самом деле жалкое кабаре, собирает клиентов только из-за низких цен, с помощью которых обходит конкурентов.

Быть может, именно поэтому мистер Казимир Эшер, аптекарь, фармацевт и торговец целебными травами, выбрал ее для своих возлияний.

Он не считался завсегдатаем, но часто заходил выпить стаканчик-другой и дать совет, явно ожидая, что за него заплатят выпивкой.

В этот день мистер Эшер вошел в таверну в дурном расположении духа, и оно не улучшилось при виде двух клиентов, маленькими глотками цедивших портвейн, двух бродячих торговцев вразнос, которые на несколько часов раскладывали товар в любом подходящем месте — на том или другом углу улицы, чтобы продать травы и пряности.

Мистер Эшер бросил на них черный взгляд и заказал себе пивной грог.

Более пожилой из торговцев пытался привлечь внимание аптекаря, но тот делал вид, что ничего не замечает.

Робкий торговец набрался смелости и, приподняв фетровую шляпу с широкими полями, приблизился к аптекарю.

— Господин фармацевт? — любезно осведомился он.

— Он самый, — грубо проворчал мистер Эшер. — Что нужно?

— Боюсь, вы без особых обид смиритесь с небольшой конкуренцией с нашей стороны на харчестерском базаре.

— Вы действительно боитесь этого? — взвился мистер Эшер. — Так вот, отвечу вам со всей откровенностью, что, презирая конкуренцию, которую вы хотите составить моему заведению, я возмущен безразличным отношением коммуны к шарлатанам вашего толка.

— Меня зовут Слайм, — сказал торговец вразнос.

— Вы и вправду похожи на слизняка! — скривился мистер Эшер.

— Возможно, — тихо ответил торговец, — но я как-то прочел, что некий гражданин по имени Эшер был повешен, а потому согласитесь со мной, господин фармацевт, что имя в делах не играет особой роли.

Аптекарь замолчал и уткнулся носом в стакан грога.

— Я хорошо знаком с вашим помощником, мистером Чарли Ниггинсом, — продолжил Слайм. — Он несколько раз продавал мне отличный товар. Почему бы нам не договориться о том же, мистер Эшер?

— Чарльз вам продавал товар? — мистер Эшер засопел как морж. — Без моего ведома и даже не поделившись доходом. Ай-яй-яй! Я всегда считал, что этот парнишка плохо кончит!

Однако расклад стал иным — мистер Эшер уже не столь злобно смотрел на шарлатанов, которые могли превратиться в клиентов.

— Видите ли, — продолжил бродячий торговец, — я буду покупать у вас не очень ходкий товар, к примеру, масло базилика, васильки, ликоподий, кое-какие снадобья.

Лицо мистера Эшера сияло.

— Договоримся, — сказал он. — Самое главное познакомиться, не так ли?

На этой доброй ноте они закончили разговор и скрепили его виски, за которое заплатил бродячий торговец, что пришлось по душе старому аптекарю.

— Можем встретиться как-нибудь вечером, — предложил мистер Слайм.

— Буду ждать вас у себя… на ужин, — после недолгого колебания заявил Эшер.

Так был заключен союз между харчестерским аптекарем Казимиром Эшером и Гарри Диксоном под именем Питера Слайма.

У писателей есть много общего, а именно вместе с джиннами из сказок «Тысячи и одной ночи» они умеют перемещаться на крыльях мысли и увлекать за собой читателей.

И последние оказываются в мгновение ока в Лондоне, в простеньком отеле на Юнион-стрит, что неподалеку от Саусуорк-Парк, где под вымышленными именами остановились Чарли Ниггинс и Матильда Джейзон.

Как все слабовольные существа, они никак не могли принять решение.

Вместо того чтобы отправиться на континент, как намеревались, они укрылись в номере, заказывали в него еду и перебрасывались редкими словами, в которых сквозили страх и опасения.

Десять раз за час Чарли приподнимал занавески на окне и выглядывал на серую безлюдную улицу.

— Этот прохожий… Этот полисмен вот уже четверть часа дежурит на углу улицы… Этот курьер… Этот торговец вразнос…

Вдруг они в ужасе замерли.

Разносчик газет кричал о таинственной бойне на Кок-стрит. Услужливый грум поспешил принести им один из вечерних выпусков с еще не просохшей типографской краской.

Чарли Ниггинс равнодушным взглядом скользнул по колонкам, и вдруг его глаза остановились на ужасных фотографиях харчестерских дам.

Он глухо застонал, едва не лишившись чувств, и неловко попытался спрятать газету, но мисс Джейзон уже вырвала ее из его рук, смертельно побледнела, однако нашла силы не потерять сознания.

— Чарли, — с неимоверным усилием произнесла она, — они погибли. От руки бандитов, которые предпочли смерть любому другому исходу. Что случится с нами?

Молодой Ниггинс успокоился после основательного глотка виски.

— Одному Богу известно, Тилли, не решит ли все проблемы эта двойная смерть, — пробормотал он.

Мисс Джейзон закрыла глаза и задумалась.

— В чем нас могут обвинить? — продолжил Чарли. — В том, что мы вызвали скандал на потребу злым языкам Харчестера? В конце концов, Тилли, я похитил вас и ничего более.

Она злобно рассмеялась:

— Чарли, у нас есть тайна, но не та, в которую поверят сплетники. Я знала вас совсем маленьким. Я гожусь вам в матери. Я вас баловала и миловала без ведома сестер. Я была слепа ради вас, как бывают слепы старшие сестры или матери. Малыш, вы понимаете, что ваши слова ужасны?

— Это единственное, что нас спасает, — мрачно процедил молодой человек.

Мисс Джейзон возмутилась:

— Я лишь хотела спасти вас, Чарли, от чего-то ужасного, о чем ничего не знаю.

— Они умерли, — возразил Ниггинс, — и ничто не мешает нам вернуться в Харчестер и повиниться перед вашими сестрами и моим дядюшкой.

— Вы с ума сошли?! — гневно вскричала она, покраснев от стыда.

Чарли понял, что избрал неверный путь.

— Забудем об этом, Тилли. Поживем несколько дней здесь, а потом отправимся на континент, если так надо.

— Так надо, Чарли. Вы начнете новую жизнь за границей. Я стану вашей служанкой. Мы навсегда исчезнем из жизни остальных, а также из виду… если бы я только знала кого или чего!

После этих странных слов они расстались.

Чарли, сославшись на сильную усталость, отправился в маленький чуланчик, служивший ему спальней. Но, оставшись один, нацарапал на клочке бумаги несколько слов и, крадучись, вышел из номера.

По коридору проходила горничная.

Молодой человек знаком подозвал ее и сунул горсть монет.

— Срочная телеграмма, — шепнул он, поднеся палец к губам.

Женщина скорчила понимающую гримасу и удалилась.

Печальный и угрюмый день подходил к концу.

Матильда Джейзон, задумчивая и отрешенная, дремала в кресле; Чарли курил одну сигарету за другой.

Вдруг в дверь сильно постучали. Молодой Ниггинс открыл ее.

Матильда вскрикнула и закрыла лицо руками.

Перед ними высилась Элоди Джейзон с суровым и угрожающим видом, а позади нее мрачно переступал с ноги на ногу старый Эйб Ниггинс.

— Матильда, — произнесла старшая из девиц Джейзон, — я явилась не для того, чтобы высказывать упреки, а чтобы спасти честь нашего имени.

— А я, — добавил архивариус, — прослежу, чтобы мой племянник исправил все то зло, которое причинил.

— Элоди! — воскликнула Матильда. — Вам не понять…

— Помолчите, Тилли! — вмешался юный Ниггинс. — Ваша сестра и мой дядя правы. Я торжественно заявляю, что готов взять вас в жены!

На лицо бедной Матильды нельзя было смотреть без боли.

— Конечно, — смягчившимся голосом продолжила Элоди, — вы вдвоем разобьете сердце бедняжки Мюриель, но она — воплощенное величие души. Как только малышка узнала о вашем предательстве, она склонилась перед судьбой.

— Племянник мой, — заявил старый Ниггинс, — ваш проступок отвратителен, но я с радостью констатирую, что вы остались джентльменом.

— Завтра обвенчаетесь и вернетесь в Харчестер, — решила старшая сестра, — мы с раннего утра займемся брачной лицензией.

Дядюшка Эйб потирал руки; в конце концов, дело сладилось не так уж плохо. По его мнению, не было разницы, женится его племянник на Мюриель или на Матильде Джейзон — богатый взнос новобрачной в свадебную корзину оставался неизменным.

Чарли был хорошей партией, и это было главным; еще немного, и старец решил бы, что племянник наделен хитростью умудренного опытом кота.

— Ну ладно, ладно, все устроилось. Нет никаких препятствий, чтобы не отужинать в добром согласии.

Элоди поддержала архивариуса.

— Я всегда желала, чтобы Матильда вышла замуж, — сказала она, — даже больше, чем Мюриель, чей диковатый характер лучше подходит для холостяцкой жизни. Скажу больше, дети мои, благодаря нашему чудесному мистеру Ниггинсу ваше бегство осталось в Харчестере незамеченным.

— О нас и вправду не сплетничают? — спросил Чарльз. Плечи его расправились, словно с них упал тяжкий груз.

— Нет, нет! И тому есть причина! Все обсуждают лишь ужасный и таинственный конец дам Слоуби и Вуд.

— Я прочел об их смерти, — небрежно кивнул молодой человек. — Что могло случиться с этими бедняжками?

— В Харчестере следствие зашло в тупик, — сообщил дядюшка. — Разгадка тайны находится в Лондоне. Только выяснили, что мисс Бетси Вуд изредка наведывалась в Лондон и что у нее интересное происхождение — она дочь профессора Элиаса Вуда. Того самого химика, который умер в сумасшедшем доме и считал себя воплощением одновременно Нострадамуса, Парацельса и Калиостро, короче говоря, трех крупнейших шарлатанов в истории.

Ужин накрыли в отдельном кабинете.

Мистер Ниггинс наполнил четыре бокала.

— Пью за союз двух почитаемых семейств нашего дорогого Харчестера, за союз Джейзонов и Ниггинсов!

— Ниггинсов и Джейзонов! — подхватила мисс Элоди.

Чарли поцеловал будущую жену в лоб. Тот был холоден, как мрамор.

Мисс Матильда через силу улыбнулась, но ей показалось, что ее подхватил водоворот теней и ужаса.

В этот момент в Харчестере проходил другой, хотя и не столь богатый ужин, собравший вокруг стола трех человек в скудно обставленной столовой фармацевта Эшера.

Последний ликовал — он только что заключил «небольшое выгодное дельце», продав все содержимое аптечных сосудов мистеру Слайму за приличную сумму, и тот, как честный коммерсант, расплатился до последнего гроша.

— Надо же, этот дрянной молчальник Чарли даже не разу не обмолвился о вас, — сказал он. — Но на одного хитреца есть всегда полтора. Когда увижу его, даже не заикнусь о нашем договоре, дорогой мистер Слайм, и он потеряет клиента, даже не сообразив, что к чему.

Слайм согласился с подобным решением, и они снова принялись за вино, которое и стоило недорого, и вкуса было дурного.

Вдруг аптекарь поставил бокал и прислушался.

— Опять начинается, — пробормотал он. — Но сегодня ко мне пришли друзья, и мне на это наплевать.

— Похоже, в доме кто-то ходит, — сказал молодой помощник мистера Слайма.

— Кто-то? — тихо произнес аптекарь. — Кто этот кто-то? Не знаю. Он не причиняет зла, большего я не требую, хотя иногда по вечерам все выглядит довольно мрачно!

— Что именно? — удивился бродячий торговец.

— Призрак! Ни один древний английский дом не теряет чести от присутствия призрака, но бывают дни, когда я обошелся бы без него.

— Мне всегда хотелось очутиться лицом к лицу с одним из этих существ потустороннего мира, — заявил мистер Слайм, и глаза его сверкнули.

— Э-э-э!.. — промычал мистер Эшер. — Будет ли это осторожным?

— Он бродит по всему дому?

— Ну, нет! Он не так назойлив и нескромен. Он ограничивается небольшим шумом в старой лаборатории, где работал Чарли, когда он работал… а это с ним случалось не каждый день!

— Позвольте заглянуть в эту комнату с призраком, — умоляюще прошептал Слайм.

Мистер Эшер колебался между желанием удовлетворить хорошего покупателя и страхом вызвать неудовольствие призрака. Желание ублажить клиента пересилило.

— Идите, — согласился он. — Я не стану вас сопровождать, но вы легко отыщете старую лабораторию. Она расположена справа, на самом верху лестницы, идущей из прихожей. Вам нужна свеча?

У мистера Слайма и его помощника были карманные электрические фонарики.

Они быстро взбежали по ступенькам, но те были очень старыми и, несмотря на все предосторожности, безбожно скрипели.

— Шеф, — шепнул Том Уиллс, — я слышу, как открывается окно — кто-то удирает через него!

Гарри Диксон толкнул дверь лаборатории и увидел в свете фонарей лишь грязные стены, длинный черный рабочий стол, множество запыленных реторт и пробирок, выщербленные тигли и древний перегонный куб.

Том Уиллс был прав — окно, выходившее на мрачный двор и клубок черных улочек, было приоткрыто.

Они мысленно запомнили путь, которым скрылся призрак.

— Мы еще сюда вернемся, — пробормотал Диксон.

Том Уиллс водил лучом лампы по всему помещению.

— Эге! — воскликнул он. — Мы помешали призраку завершить дело. Смотрите — опрокинутый сосуд и рассыпанный порошок.

Гарри Диксон быстро собрал его.

— Это может пригодиться, — сказал он.

Они вернулись в столовую, где мистер Эшер радостно приветствовал их.

— А призрак? — спросил он.

— Я думаю, он принадлежит к расе обычных кошек, — ответил бродячий торговец. — Но я обнаружил опрокинутый полупустой флакон. Стоит ли покупать этот желтый порошок?

Мистер Эшер удивленно вскинул руки.

— Где вы нашли это, господа? — вскричал он.

— В вашей лаборатории!

— Неужели! Никогда не думал, что так богат. Вполне возможно, когда-то у меня водился этот порошок, но я уже не помню о том времени. Это действительно любопытно!

— Что это?

— Орпиман… Довольно загадочная соль мышьяка, которую безумцы прошлых веков, верившие в трансмутацию металлов, использовали для изготовления золота. Но не думаю, что этот порошок на что-либо годен!

Кровавая ночь

На следующий день поздно вечером Гарри Диксон и Том Уиллс пробрались в дом мистера Брюстера через дверь, выходящую в переулок.

Комиссар с нетерпением ждал их.

— Есть новости из Лондона, — сообщил он, протянув сыщику пакет с запиской от служащего кабинета древней истории Британского музея, который сообщал подробности о символическом рисунке, найденном на скатерти мисс Слоуби.

«Этот символ встречается в основном в средневековых трудах по черной и красной магии; у розенкрейцеров, у алхимиков. Последние часто его использовали, но неизвестно в каких целях. Позже, в конце семнадцатого века, его находят в гербах „Бессмертных“, странных ясновидцев, утверждавших, что им удалось обнаружить эликсир долголетия. Их потомки основали секту фанатиков, впрочем, довольно безобидных. Одним из последних таких фанатиков был доктор Вуд, несколько лет тому назад скончавшийся в Лунатик-приюте».

— Отец Бетси Вуд, — прошептал Гарри Диксон. — Здесь есть какая-то связь, могущая пролить свет на события.

— Однако прошлое этой молодой женщины не содержит ничего таинственного, — возразил комиссар. — Кстати, мистер Диксон, две птички, которых вы встретили на дороге в Лондон в день своего приезда, возвратились в Харчестер, заключив брачный союз.

— Вы говорите о молодом Ниггинсе? — заинтересовался детектив. — Что вы о нем знаете?

— Ничего. Бездельник, которого прочат в наследники аптекаря Эшера, но он, похоже, не очень стремится занять это место.

— Раз уж заговорили о нашем почтенном фармацевте, скажите, что за улочка проходит позади его дома.

Мистер Брюстер понимающе рассмеялся.

— Улица Утерянной Головы? Единственная улица с дурной репутацией в Харчестере. На ней есть старая гостиница, которая, как говорят, служит для тайных свиданий. Между нами, я в это особо не верю, ибо владелец ее, сэр Паскрю, относится к старым пуританам, чьей единственной страстью является столовращение. Думаю, его дом служит клубом для спиритов, которые желают сохранить свое инкогнито. Конечно, в базарные дни там едят и хорошо пьют, но бывающие в нем люди не относятся к «сливкам» округа.

Вдруг сыщик выпрямился во весь свой рост.

— Паскрю!.. Вы сказали Паскрю, мистер Брюстер? Дьявол меня побери! Назови вы это имя в первую встречу, мы бы с Томом Уиллсом не потеряли столько времени, играя роль бродячих торговцев. Паскрю!

Ошарашенный Брюстер хотел задать вопрос, но детектив сухо прервал его:

— Вы действительно не могли знать. Однако, если бы вы читали старые криминальные хроники, имя вцепилось бы вам в лицо, как разъяренная дикая кошка. Нет, нет, объяснения потом. Нельзя терять времени!

— Куда мы направляемся? — пробормотал комиссар, видя, что сыщик поспешно надевает пальто.

— На улицу Утерянной Головы! Куда же иначе?

Уже стемнело, и собирался дождь. Улицы Харчестера были пустынны, и никто не видел, как трое мужчин растаяли во тьме улочки.

— Здесь, — сказал комиссар.

Они стояли перед симпатичным домом с низким и длинным фасадом в стиле рококо.

Зеленые ставни были опущены, а двойная резная дверь — закрыта.

Том Уиллс дернул за шнур — вдали надтреснуто зазвенел звонок.

— Никто не спешит открыть, — проворчал мистер Брюстер. — Ничего удивительного, ибо дом открыт не всегда.

— Крепкая дверь, которая потребует взлома и долгих, может быть, бесполезных трудов. Думаю, легче проникнуть в дом через сад, пройдя через двор мистера Эшера.

— Он будет недоволен… — начал мистер Брюстер.

— Тем хуже. К тому же я теперь могу сбросить обременительное инкогнито. Ах! Сколько времени ушло даром!

Уиллс еще раз попытал счастья со звонком, но результат был таким же, как и в первый раз.

По фасадам брызнули капли ливня, розовые окна на большой площади стали черными, словно ливень погасил их.

— Давайте позвоним к Эшеру, — приказал Гарри Диксон.

Мистер Брюстер, покачивая головой, двинулся вслед за ним, необъяснимая спешка детектива поразила его.

Но когда мистер Эшер не ответил, как и хозяин гостиницы на улице Утерянной Головы, Гарри Диксона охватила холодная ярость.

— Послушайте, Брюстер, я уже сейчас могу приподнять завесу над тем, что вы называете непроницаемой тайной, но, прежде всего, следует обнаружить все преступления, которые только что были совершены в Харчестере!

— Только что совершены? — простонал мистер Брюстер.

Гарри Диксон извлек из кармана связку отмычек.

— Если события развивались согласно логике, — взволнованно произнес он, — ваш добрый город Харчестер в данную минуту превратился в кровавую бойню.

Комиссар посмотрел на сыщика, словно тот сошел с ума.

Гарри Диксон понял значение этого взгляда и пожал плечами.

— Подождите и увидите сами, Брюстер!

Он с невероятной энергией взялся за дверь.

Заведение аптекаря было погружено во тьму, но в задней комнате горел газ.

— Вы и вправду думаете, что мистер Эшер… — прошептал мистер Брюстер.

— Мертв, убит!

Полицейский бросился к застекленной двери аптеки и пронзительно вскрикнул.

Фармацевта застигли за столом, когда тот наслаждался вечерним ромом; трубка Эшера валялась на полу. Том поднял ее.

— Еще теплая! — воскликнул он.

— Невиданной силы удар кастетом по черепу, — сказал Гарри Диксон, смотря на труп, — и тот, кто нанес удар, не церемонился.

— Как он сюда проник? — спросил мистер Брюстер.

— По пути призраков! Пошли!

Он взбежал по лестнице, прыгая через четыре ступеньки, остальные двое, задыхаясь от ужаса, спешили вслед за ним.

Окно лаборатории было открыто — оттуда открывался вид на лабиринт улочек и садиков.

— Улица Утерянной Головы, — произнес мистер Брюстер. — Смотрите, у Паскрю горит свет!

— Мерзавец двигается быстрее нас! — вскипел Гарри Диксон. — Впрочем, это в его духе…

Он перешагнул через подоконник и встал на цинковый парапет, по которому прошел до стены сада гостиницы Паскрю.

— Сколько прислуги у вашего Паскрю? — спросил он, ища возможность спуститься.

— Два человека — старый слуга и кухарка.

— Вы их найдете мертвыми, это уж точно, — скривился детектив.

Спрыгнул на рыхлую землю и помог своим спутникам.

Том Уиллс приблизился к окну, которое светилось мягким светом в глубине уложенного плитами дворика, продолжавшего сад.

— Ужасно! — воскликнул он.

Локтем Гарри Диксон выбил стекло и повернул шпингалет рамы.

— Это — лакей, — с дрожью сказал мистер Брюстер. — Его звали Уилкинс. Старый и угрюмый человек, который почти никогда не выходил в город. Как он умер?

— Посмотрите на его шею!

— Задушен. Но… Но… это же ужасно!

— Такой огромный отпечаток? Точно такой же был на шее несчастных женщин, убитых в лондонском подвале! Да, да, все совершенно логично, друг мой, — прорычал Гарри Диксон в приступе бессильной ярости.

Мистер Брюстер умоляюще протянул к нему руки.

— Прошу вас, Диксон, скажите… ваше предсказание обо всех этих ужасах лишь предположение.

Гарри Диксон устало отвернулся.

— Сейчас не время и не место для чтения лекций, мой друг, мы еще не закончили визит этого музея мадам Тюссо!

— Еще нет!

— И не могу сказать, когда бедствию наступит конец! — со злостью сказал сыщик. — И ведь, Брюстер, это произошло почти на моих глазах!

К ним подошел Том Уиллс. Он был смертельно бледен.

— Служанка лежит в кухне. Чудовище зарубило ее топором.

Мистер Брюстер был как в кошмаре — он увидел кухню, где еще весело плясало пламя в очаге под кастрюлей с весело скворчащим жарким.

— Мартина Браун, — прошептал он, назвав покойную по имени.

— Зверь, который убивает, лишь немного опередил нас, — заявил Гарри Диксон. — Где он действует теперь?

Детектив замолчал и вернулся в сад. На руках подтянулся и влез на стену в глубине сада. Оттуда открывался вид на задние фасады соседних домов.

Светилось только одно окно на первом этаже какого-то здания.

Он знаком подозвал Брюстера.

— В каком доме это окно?

Комиссар огляделся, подумал и, наконец, сказал:

— В доме мисс Слоуби и Вуд.

— В нем еще живут?

— Служанка Сара Флеггс.

Гарри Диксон глухо выругался.

— Маршрут убийцы предначертан, — сказал он, сжав кулаки.

— Вы хотите сказать?.. — вскричал комиссар.

— Вот именно… И вам это хорошо известно. Пошли… Пора, мой друг, привыкать к ужасам!

Они легко добрались до сада убитых дам и бросились к освещенному окну.

Оказавшийся первым у окна, Том Уиллс подал знак не шуметь.

— Внутри слышны голоса!

Шторы не были опущены до конца, и, присев, полицейские смогли заглянуть в освещенную комнату.

Их взорам предстал довольно необычный спектакль.

За столом перед бутылкой вина сидели мистер Эйб Ниггинс и Сара Флеггс.

Оба увлеченно беседовали.

— Милая моя Сара, — говорил архивариус, — я прекрасно понимаю, что вы ничего не хотели говорить этим ужасным полицейским, но это не причина лгать мне, вашему другу Абелю.

— Вы ухаживаете за этой противной бабой Элоди Джейзон, потому что она богата и вроде благородна, а я просто служанка, — последовал угрюмый ответ.

— Но вы красивы, а это куда приятнее, моя малышка. Итак, этот рисунок на скатерти?

Сара Флеггс рассмеялась:

— Моя идея. Эти ваши полицейские не так уж умны, если не заметили, что рисунок очень старый! Слоуби, как цепной пес, хранила эту скатерть, а Вуд и того пуще. Однажды я подслушала, как они говорили, что скатерть принадлежала Великому Мэтру! Я подумала, что замена грозит им приличными неприятностями — уж очень они тряслись над этой скатертью!

Потому и положила ее на место другой. Сама не знаю почему, быть может, потому что хотела им насолить.

— Увы, им не узнать о вашей проделке. Сара, доверьте мне ваш маленький секрет.

— Я еще не миссис Абель Ниггинс, — кокетничая, ответила служанка.

— Быть может, этот день настанет, моя милая. Но вы так умело подслушиваете у дверей и не разобрали слов таинственного посетителя?

Сара Флеггс рассмеялась:

— Ха-ха! Таинственный посетитель! Отличная шутка, мистер Эйб! Да, я подслушивала у дверей, но слышала лишь мисс Вуд и мисс Слоуби!

— Я думал, их навестил старый Паскрю!

Мистер Брюстер толкнул сыщика локтем и тихо шепнул:

— Мы и вправду не встретили мистера Паскрю!

— Бесполезно! — так же тихо ответил Диксон.

— Паскрю? — переспросила Сара Флеггс. — Вы шутите!

Их беседу прервали странные события.

Газовый рожок засвистел, пламя посинело и угасло.

Старый Ниггинс и служанка завопили от ужаса, отчаянно призывая на помощь.

— Быстрее! — крикнул Гарри Диксон, бросаясь на дверь в коридоре, стекла которой брызнули в разные стороны.

Том Уиллс включил фонарик.

Из столовой донесся ужасающий вопль, и все стихло.

— Стреляйте во все, что движется! — рявкнул Гарри Диксон.

Почти в то же мгновение грохнул револьвер Тома Уиллса.

— Видели?! — вскричал молодой человек.

— Что?

— Не знаю… Тень… Что-то черное!

Мистер Брюстер вбежал в столовую с горящей лампой в руке.

Эйб Ниггинс и Сара Флеггс, мгновением раньше оживленно беседовавшие за столом, лежали на полу.

Служанка еще шевелилась, а архивариус был мертв — ему проломили череп.

Шея женщины невероятно распухла.

— Сара! — крикнул комиссар. — Говорите… Вы видели?

Служанка открыла стекленеющие глаза.

— Утерянную Голову! — прохрипела она и затихла.

Гарри Диксон вернулся, шумно дыша, поскольку успел обежать весь дом, так и не обнаружив следов таинственного чудовища, которое совершило двойное преступление у него на глазах.

— Брюстер, — сказал он, пытаясь отдышаться, — поднимите на ноги всех действующих и запасных констеблей и поставьте их на охрану домов, где были совершены преступления, хотя это почти ничего не даст. Мы возвращаемся в ваш кабинет. Мне надо подумать… Полагаю, что смертоносный цикл пока завершен.

Почти бегом они вернулись в комиссариат, где Брюстер немедленно отдал распоряжения.

— Я даже не могу произвести арест! — стонал он.

— Почему, Брюстер? Вы произведете два ареста.

— А! — В голосе полицейского послышалась надежда.

— Возьмите двух человек и немедленно арестуйте Чарльза Ниггинса и его жену!

— Быть того не может! — вскричал полицейский.

— Делайте то, что велю! — с гневом приказал детектив.

Мистер Брюстер подчинился.

— Иду… Но не могу поверить…

— Послушайте, Брюстер, перестаньте верить или не верить, а исполняйте. Когда вернетесь, расскажу, как увязаны преступления.

Мистер Брюстер подпоясался шарфом и вышел.

— Шеф… — начал Том Уиллс.

— Молчите, Том. Передайте мне трубку и табак.

Потекли безмолвные минуты. Комната заполнилась голубоватым дымом, кольцами всплывавшим к потолку. Том Уиллс, не размыкая уст, с волнением следил за невозмутимым лицом сыщика.

Прошло три четверти часа. Тому показалось, что черты лица его шефа немного разгладились, когда в прихожей раздались шаги и появился мистер Брюстер.

— Я едва не отказался подчиниться вам и прошу меня извинить, мистер Диксон, — с жалкой улыбкой произнес он.

— Они арестованы? — спросил детектив.

— То есть… Чарльз Ниггинс заперт в помещении участка под наблюдением двух констеблей.

— А его жена?

— Не знаю, случай это или намеренный поступок, но, выходя из спальни, она упала с лестницы и серьезно поранилась.

— Она все еще дома? — вне себя воскликнул Диксон.

— Нет. Я перевез ее сюда и уложил на диван в гостиной под присмотром слуги.

Детектив облегченно вздохнул.

— Хорошо.

— Сестры Джейзон едва не сошли с ума, — продолжил комиссар, — я, как мог, успокоил их, то есть почти не успокоил. Что касается Чарльза Ниггинса, он плачет, жалуется и клянется, что ничего не знает.

— Он был одет?

— Да, и я указал ему на этот факт. Он на мгновение показался обескураженным, потом опомнился и сказал, что собирался пойти пожелать доброй ночи дядюшке, который ложится значительно позднее.

— Обыщите его! — приказал сыщик.

— Сделано, мистер Диксон. Мы боялись, что у него есть какой-либо предмет, могущий послужить для самоубийства. Мы ничего не нашли, кроме этого маленького пакета.

Брюстер протянул пакет с желтым порошком.

— Орпиман! — воскликнул Том Уиллс.

Гарри Диксон поджал губы.

— Да, соль мышьяка… и именно поэтому сегодня вечером умер мистер Эшер, — медленно выговорил он.

Кровавая ночь (продолжение)

— Надо дождаться дня, чтобы продолжить следствие и довести его до конца, — сказал Гарри Диксон. — Но, полагаю, никого из нас в сон не тянет, а потому расскажу, что случилось в Харчестере.

Видите ли, Брюстер, есть преступления, которые можно сравнить с кометами: они возвращаются в определенное время, обладая одними и теми же признаками, преследуя одни и те же цели и часто повторяясь в деталях. Дайте карту Англии.

Мистер Брюстер разложил карту на столе, и детектив после недолгих поисков ткнул пальцем в небольшой населенный пункт на севере.

— Прочтите, Брюстер.

— Бамчестер.

— Не правда ли напоминает по звучанию Харчестер? Это раз!

Более тридцати лет назад в этом городке жил некто Паскрю — слушайте внимательно, — владелец гостиницы сомнительной репутации на старой улочке неподалеку от базарной площади. Эта улочка называлась…

— Улица Утерянной Головы! — вскричал мистер Брюстер.

— Совершенно верно, мой друг, и сейчас услышите о еще более поразительном совпадении.

Паскрю очень интересовался оккультными науками, но только теми, которые могли принести ощутимый доход.

Его гостиница стала вначале клубом спиритов и оставалась им до того времени, как молодой профессор по имени Вуд, человек удивительного ума, преобразовал кружок в секту алхимиков в лучших традициях средневековых розенкрейцеров.

Вуд утверждал, что может изготавливать золото с помощью пресловутого порошка, который мы называем попросту трехсернистым мышьяком.

Но кто-то проговорился, и профессор Вуд скрылся.

Паскрю продолжал управлять клубом алхимиков, и, похоже, ему действительно удалось осуществить трансмутацию металлов.

Однажды исчез и он, но не навсегда, ибо через несколько месяцев вернулся к себе в гостиницу. Однако стал молчаливым, замкнулся в себе и перестал следить за ходом своих дел.

— Боже праведный! — вскричал мистер Брюстер. — Именно так и произошло с Паскрю…

— Вы разве забыли, что я говорю о городке, расположенном в двухстах милях отсюда, и о Паскрю, который был моложе на тридцать пять лет? — хитро усмехнувшись, спросил Гарри Диксон.

— Нет, но иначе я совсем запутаюсь! — проворчал комиссар.

— Тогда постараюсь быть кратким.

После возвращения Паскрю приобрел над своими клиентами такую власть, которой не имел ранее. Клуб превратился в банду преступников, но однажды два или три ее члена взбунтовались. Паскрю немедленно расправился с ними — он их убил.

Тогда-то и состоялось истинное пробуждение чудовища — оно отведало крови. Им овладело настоящее сумасшествие, и оно стало убивать всех, кто, по его мнению, вставал у него на пути. Оно было уверено в своей безнаказанности, считая, что некоторые колдовские приемы делали его невидимым!

Но силы правосудия все же оказались сильнее и арестовали Паскрю… В ходе дознания выяснилось, что схватили не настоящего Паскрю, Паскрю первых лет, а кого-то, перевоплотившегося в него.

Мистер Брюстер задумался после окончания рассказа сыщика.

— Вы говорите, преступления повторяются. Я все-таки не все понял.

Гарри Диксон хлопнул его по плечу.

— Однажды некое существо, которое я назвал бы потенциальным преступником, то есть существо, в душе которого спят преступные намерения, прочел отчет о прежних проступках Паскрю, а тот отчет изобиловал множеством подробностей.

Это существо наделено незаурядным умом, как, впрочем, все люди подобного толка! Его поражает определенное сходство деталей, которые мы отметили в начале рассказанной мною истории.

Паскрю, бармчестерский Паскрю, исчезает.

Не знаю, как и почему, но это существо с ужасными наклонностями считает, что им руководит рука судьбы. И поступает так, как поступал его предшественник!

— Каким образом полиция отыскала преступника? — спросил мистер Брюстер.

— Браво, мой друг! Этот вопрос и следовало задать. Я поступлю так, как полиция поступила в то время!

— А именно?

— Вспомните о последних словах Сары Флеггс.

— Утерянная Голова?

— Да, и мы отыщем голову, по крайней мере, я надеюсь на это. Многие тайны перестанут быть таковыми!

Гарри Диксон посмотрел на часы.

— Сделаем это до наступления зари, пока общественность не узнала о ночных ужасах.

— Вы не хотите сначала допросить Чарльза Ниггинса?

— Он мало интересует меня!

— Однако вы велели арестовать его! — воскликнул мистер Брюстер.

Сыщик пожал плечами.

Первым делом они направились к дому покойных дам Слоуби и Вуд.

Констебль, стоявший у дверей, двинулся им навстречу.

— Что нового, Бейтс? — спросил комиссар.

— Я слышал крики, потом смех, но не знаю, откуда они доносились.

— Вы общались с вашим коллегой, который находится на улице Утерянной Головы?

— Да. Он вышел на угол, потому что боялся оставить свой пост у гостиницы. Он тоже слышал шум.

Гарри Диксон пожал ему руку.

— Прекрасно.

— Вы считаете, что это прекрасно, сэр, — полицейский был ошеломлен. — В таком случае мне непонятно, почему это не кажется прекрасным мне!

Они подошли к зловещей улочке, и Диксон окликнул второго констебля:

— Шум доносился оттуда?

— Да, сэр!

Диксон увлек своих компаньонов к высокой нише, где стояла безголовая статуя.

— Зная странный урок прошлого, — сказал сыщик, — мы сейчас отыщем утерянную голову.

— Как?! — воскликнул Брюстер. — Ее никогда здесь не было.

— Она находится здесь, — повторил Диксон. — Она должна здесь находиться, иначе построенная мной теория рассеется как дым!

Он направил луч фонаря на статую.

— Вы видели в магазинах игрушек головоломки, в которых надо найти фигуру, скрытую среди других.

Том Уиллс протянул руку.

— Посмотрите, в складках каменного плаща можно различить контур профиля.

— Скульпторы и ремесленники прошлых веков любили фантазировать на эту тему, — наставительно произнес детектив. — Но здесь мы имеем дело с иной реальностью. Смотрите!

Он нажал на глаз, потом на нос, а затем на подбородок каменного профиля и застыл от неожиданности — статуя повернулась на оси.

— Дверь в ад! — объявил Гарри Диксон, показывая на отверстие, через которое мог протиснуться человек. И продолжил: — Пошли, кажется, я знаю дорогу.

Они спустились по спиральной лестнице, ведущей в глубокое подземелье.

И стали свидетелями чуда.

Том Уиллс приподнял тяжелую штору и, зажмурившись, отступил.

Взгляду вошедших предстал обширный круглый зал, освещенный множеством громадных свечей.

В середине высилось ужасающее божество с огромными руками.

— Ваал, — пробормотал Гарри Диксон, — бог Вавилона.

В стене виднелось несколько узких ходов — комиссар собрался осмотреть эти коридоры, но Гарри Диксон удержал его.

— Вы знаете, куда они вас выведут, Брюстер?

— Понятия не имею.

— Один, разумеется, ведет в гостиницу Паскрю, второй — к покойным дамам Слоуби и Вуд, третий — на шоссе в Лондон, а последний…

— К мистеру Эшеру?

— Вы не угадали. Но я бы поостерегся сейчас входить в него.

— Почему?

— Этой ночью там нас ждет смерть — зверь убивает, и шансы, похоже, на его стороне.

Он едва успел закончить фразу, как тут же откинулся назад, увлекая за собой друзей. Из одного коридора вырвалась волна пламени и затопила зал.

— Проклятье! — закричал Диксон. — Чудовище усовершенствовало свою крепость. Скорее сюда!.. Наш единственный шанс на спасение.

Они ринулись в дальний темный коридор, уходящий в бесконечную даль.

Они бежали, как безумные, подгоняемые невыносимой жарой, накатывающейся волнами на их спины, ощущая, как с каждой секундой сгущается воздух.

Наконец свежее дыхание ночи ласково коснулось их лиц, и они, взобравшись по довольно крутому склону, выбрались в гущу колючего кустарника вдали от города.

А когда обернулись, то увидели невероятную северную зарю, охватившую небо, — пылал Харчестер!

…Не стоит возвращаться к катастрофе, воспоминание о которой еще живо в памяти современников.

Говорят, Харчестер загорелся сразу в десяти местах.

Центр красивого городка полностью выгорел, а сильнейшие взрывы, оставившие после себя воронки глубиной до десяти метров, окончательно превратили Харчестер в руины.

Количество жертв было огромным, особенно среди почтенных жителей города.

Поэтому на некоторое время все забыли о мертвецах улицы Утерянной Головы и ближайших улочек, которых сочли жертвами пожара, как, впрочем, и бедных констеблей, стоявших на посту у известных нам домов, пленников комиссариата и дам Джейзон.

Месяцем позже Гарри Диксон вошел в свою квартиру на Бейкер-стрит и позвал Тома Уиллса.

— Наш друг Брюстер выздоровел, — сказал он, — я боялся за его рассудок, но он выходит из клиники, где его лечили, и обоснуется здесь, пока не наберется сил, чтобы вместе с нами вновь взяться за дело.

— Вы еще надеетесь…

— Пролить свет на то, где пылает огонь? — не без горечи закончил Гарри Диксон. — Меня угнетает тяжкий груз ошибки — я отказал в уме таинственному чудовищу Харчестера, сочтя, что оно всего лишь имитатор. У меня был целый месяц на размышления и только на размышления. Ах, Том! Сколько же ошибок я натворил в начале следствия! (Он открыл секретер и извлек пачку записок.) Я их еще не разобрал, они лежат в беспорядке, но я передаю их вам.

Том Уиллс сел рядом с шефом.

— Инициатор всей драмы — мисс Бетси Вуд. Дочь пресловутого доктора Вуда, а также его духовная наследница. Именно она первой открыла странное сходство между улицей Утерянной Головы Харчестера и такой же улицей северного городка, где некогда ее отец заключил союз с Паскрю.

После тщательных поисков в государственных библиотеках выяснилось, что один и тот же зодчий побывал в XV веке и в Бармчестере, и в Харчестере. Мисс Вуд узнала об этом раньше меня.

Доктор Вуд превращал или думал, что превращает, свинец в золото, несомненно благодаря преступным заклинаниям, обращенным к вавилонскому богу Ваалу.

Мисс Вуд явилась к своей кузине Слоуби и уговорила ее присоединиться к ней.

Эта женщина вела двойную жизнь. В Лондоне она основала клуб, идентичный тому, что основал отец, а членов набрала из иностранного отребья. Для них трансмутация металла означала будущую чеканку фальшивой монеты.

Мисс Вуд была буквально заворожена сходством: она выступала в роли отца, но ей не хватало Паскрю.

А он был ей нужен позарез! Она отыскала двойника среди сообщников в Лондоне.

Тот через некоторое время исчезает, и появляется существо, которому также известна преступная история северного городка.

Паскрю возвращается.

Но только Бетси Вуд знает, что это не «ее Паскрю».

Она держится, но начинает испытывать страх, чувствуя, что неизвестная личность крайне опасна и нанесет удар, когда пожелает.

Она придумывает спектакль со странным исчезновением. Кузина Белла следует за ней.

Никто не входил в их дом в день варки варенья. Они разыграли комедию перед служанкой.

Они уходят тайным путем, связывающим дом с круглым залом. Именно там их и удавили. Да, их убили в Харчестере, а не в Лондоне.

— Кто, шеф? — спросил Том Уиллс.

— Прочтите продолжение записок, Том. Бог Ваал! Чудовище с огромными руками, чьи следы мы обнаружили!

— Невозможно!

— Все кажется невозможным в этой истории, однако продолжайте читать… Их трупы перевезены в Лондон и спрятаны в логове лондонского «клуба» мисс Вуд.

Члены клуба в ужасе. Они обвиняют друг друга в измене. Требуют экзекуции подозреваемых, хотя те ни в чем не провинились. В этот момент полиция врывается в убежище фальшивомонетчиков, и преступники, напуганные таинственной угрозой, предпочитают смерть любому другому исходу.

Но смерть мисс Вуд, похоже, лишает «незнакомца» ценнейшего материала, которым он не располагает, — знаменитого порошка, орпимана, хранящегося в лаборатории мистера Эшера.

Он знает об этом и ищет его. Однажды вечером мы сорвали кражу порошка. Через два дня чудовище охвачено безумием, оно готово убивать, как и некогда Паскрю.

Но оно усовершенствовало храм Ваала и, зная, что мы идем по следу, вызвало чудовищный пожар.

Том Уиллс отложил записки в сторону.

— Только Чарльз Ниггинс знал, что порошок находится у старого аптекаря.

— Я отметил это в записках, мой мальчик, а также отметил, что Сара Флеггс знала куда больше, чем казалось.

— А Эйб Ниггинс?

— Бедняга! Он хотел сыграть в сыщика и ничего более!

Том Уиллс хлопнул в ладоши.

— Я думаю… Нет, мне кажется, я догадываюсь об имени преступника, чудовища, вернувшегося под личиной Паскрю в гостиницу на улице Утерянной Головы. Однако вы его не назвали в своих записках.

Молодой Ниггинс мог рассказать об этом порошке лишь той, которая стала его женой, — мисс Матильде Джейзон!

Гарри Диксон набил трубку и промолчал.

В дверь позвонили, и миссис Кроун, домохозяйка, ввела мистера Брюстера.

Комиссар стал лишь тенью самого себя, но его темные глаза улыбались — он с радостью протянул руки друзьям.

— Ах, Диксон, мне кажется, я вернулся издалека!

— Мы все вернулись издалека, — подтвердил сыщик с благосклонной улыбкой.

— Наконец можно снова взяться за работу! — сказал мистер Брюстер. — Я не уйду в отставку, пока не будет разгадана эта тайна.

— Харчестер уже поднимается из руин, — сообщил детектив. — Скотленд-Ярд решил продолжать следствие в полной тайне, чтобы не раздражать общественное мнение.

— Все там умерли, — мрачно прошептал комиссар.

— Я так не думаю, — возразил Гарри Диксон и хитро поджал губы.

— Как? Вы что-то обнаружили?

— Несомненно!

Мистер Брюстер заерзал на стуле, но Гарри Диксон успокоил его:

— Сейчас мы перекусим и разопьем бутылочку старого французского вина. Затем вы, мой милый Брюстер, два-три дня отдохнете.

— А потом?

— Мы отправимся в путь.

Мистер Брюстер перестал задавать вопросы, поскольку миссис Кроун объявила, что ленч готов.

За едой о деле никто не заговаривал.

Гарри Диксон поддерживал оживленный разговор, сыпал анекдотами, Том Уиллс смеялся и со всем соглашался, стараясь не пропустить ни единого глотка. Комиссар вспомнил несколько историй о своем бедном городке.

Когда наконец подали ликеры и кофе, Гарри Диксон расстелил дорожную карту и указал на определенную точку.

Мистер Брюстер, глядевший через его плечо, воскликнул:

— Бармчестер!

— Город, где так чудовищно начал Паскрю! — подхватил Том.

— Конечно, преступное чудовище не умерло и продолжает жить безумной мечтой о колдовстве и адском могуществе.

— Значит, оно начнет снова?

— Да, если мы дадим ему время, но мы этого не сделаем.

Гарри Диксон сложил карту и медленно процедил:

— Три дамы Джейзон и Чарльз Ниггинс живут в Бармчестере под вымышленными именами.

Чудовищное преображение

Пословица утверждает, что две капли воды походят друг на друга, но еще большее сходство существует между крохотными городками английской провинции.

Бармчестер был почти полной копией Харчестера.

Та же площадь в виде серпа, та же древняя городская ратуша, те же крепостные стены из розовых камней.

Любой человек, посетивший оба городка, удивился бы, не встретив мистера Эшера в Бармчестере, а миссис Уикс в Харчестере.

Миссис Уикс арендовала старый господский дом в глубине сада, окруженного высокими стенами, и жила там, пользуясь уважением горожан и горожанок, хотя прибыла в Бармчестер совсем недавно.

Вместе с ней жила компаньонка, женщина с лицом, скрытым очками в роговой оправе. Она сопровождала хозяйку в походах за покупками и в церковь.

У нее было короткое и звучное имя — мисс Котт; она не отличалась любезностью и отвечала на приветствия людей скупым кивком. Из-за грубых манер никому не хотелось осведомляться о ее здоровье или заговаривать о погоде и дожде.

День был жаркий, и город затянуло туманной дымкой; к вечеру миссис Уикс вместе с мисс Котт пересекла эспланаду перед мэрией, чтобы поспеть в церковь к вечерней службе. В Бармчестер прибыл известный проповедник, неслыханное событие для городка.

Стоящие на пороге домов люди приветствовали друг друга и назначали встречу после службы: мужчины — чтобы выпить по стаканчику и выкурить по сигаре, женщины — чтобы угоститься чаем с печеньем.

Когда церковь наполнилась народом, улицы опустели, поскольку неверующие не осмеливались выставлять напоказ свое равнодушие и сидели по домам.

Задняя стена сада миссис Уикс выходила на бывший коммунальный луг, превратившийся в настоящие джунгли, поскольку уже давно его заполонили сорняки и обжили бродячие собаки.

Поэтому никто не заинтересовался тремя мужчинами, которые крались вдоль стены сада.

— В доме живут только две женщины, мистер Диксон, — сказал Брюстер, получивший эти сведения от администрации. — Значит, речь не может идти о дамах Джейзон и Чарльзе Ниггинсе.

Гарри Диксон не ответил, а всем весом навалился на калитку сада — защелка ее затрещала.

Второй удар открыл дверцу.

— Быстро заходите, — приказал детектив, — мы не имеем права терять время, и я вовсе не хочу встречаться с этими дамами.

Если коммунальный луг был джунглями из крапивы, дикого овса и дикой моркови, то сад дамы Уикс выглядел не лучше.

Сорняки в рост человека почти совсем скрывали здание. Женщины, должно быть, опасались незваных гостей, поскольку Гарри Диксон с друзьями натолкнулся на крепкие ставни, закрывавшие окна, и на двери, запертые на тройной оборот ключа.

Детектив словно забыл об обычных предосторожностях. К великому негодованию мистера Брюстера, который вечно дрожал перед фактом «нарушения неприкосновенности жилища», он выдернул железный засов на одном из ставней, выломал его и выбил железкой стекла.

— Мистер Диксон, все же… — пробормотал Брюстер.

— Месса длится чуть больше часа, — ответил сыщик, — женщины не будут задерживаться по дороге. Повторяю, Брюстер, все должно быть закончено до их возвращения, понятно?

Он помог друзьям влезть в темный зал без мебели.

Поспешно двинулся в глубь дома и оказался в обширном вестибюле, где гулким эхом звенели их шаги.

— Чарльз! — крикнул он.

— …арльз, — отозвалось эхо.

Он повторил призыв, потом к нему присоединились Том Уиллс и мистер Брюстер.

— Ответили! — вдруг воскликнул Том Уиллс. — Но звук доносится издалека!

Гарри Диксон усмехнулся:

— Эти дамы обожают подвалы.

Подвалы дома миссис Уикс оказались чередой пустых и грязных погребов, давным-давно заброшенных.

Они снова позвали Чарльза, но ответа не получили.

Обход подвалов ничего не дал.

Детектив был в замешательстве.

— Вернемся в вестибюль, — решил он.

Они опять закричали:

— Чарльз!

Им ответил далекий, слабый, приглушенный голос:

— Сюда!

— Куда?

— …не знаю!

— Черт подери! — проворчал детектив. — Время идет.

Они разделились, чтобы обыскать дом по всем правилам; но, в конце концов, вновь собрались в вестибюле, расстроившись и ничего не понимая.

Диксон напрасно пытался расслышать все более и более слабые, почти беззвучные призывы.

И вдруг заскрипел зубами — с колокольни донеслись удары колокола, на улице послышался далекий шум голосов и шагов.

— Служба закончена! — проворчал он. — А мы не продвинулись ни на шаг.

Он размышлял, нахмурив брови.

— Брюстер, — сказал он, — и вы, Том, мне сейчас не нужны. Уходите из дома через садовую калитку и ждите, пока я вас не позову. Подгоните машину с потушенными фарами к калитке и ждите.

Том Уиллс, подглядывающий в щель в двери, воскликнул:

— Кажется, наши дамы вышли из-за угла!

Брюстер выглянул в свою очередь и не сдержал волнения.

— Боже, это действительно они! Хотелось бы знать, как им удалось скрыться от пожара в Харчестере?

— Уходите! — приказал Диксон. — Мне нужна свобода действий.

Он пробежал через анфиладу пустых комнат и остановил выбор на более или менее меблированном зале с довольно глубоким встроенным шкафом.

С удобством разместился в нем и с удовольствием заметил в двери шкафа щели, позволявшие видеть происходящее снаружи.

Через минуту дверь дома со скрипом отворилась, и в коридоре послышались шаги — женщины направлялись к залу со шкафом.

Гарри Диксон услышал шуршание спички, и через щели проник свет свечи.

Стоя у стола, миссис Уикс медленно сняла вуалетку, и те, кто ее знал, признал бы в аскетических чертах лица дамы черты мисс Элоди Джейзон.

Постояв, она вздохнула и опустилась на стул.

— Мюриель!

— Что еще? — спросил жалобный голос.

— Как вы себя чувствуете, младшая сестра?

— Хорошо, Элоди, я молилась всеми силами души, чтобы это не пришло.

— Сходите за Чарльзом!

Гарри Диксон увидел, как невзрачная Мюриель Джейзон взяла свечу; плечи ее дрожали, а тощая грудь сотрясалась от глухих рыданий.

— Надо, сестричка!

Гарри Диксон едва сдержался, чтобы не выпрыгнуть из шкафа с револьвером в руке и не приказать мисс Мюриель открыть место заточения Чарльза. Но продолжал жадно прислушиваться, надеясь, что определит его по шуму.

Мюриель подняла свечу над головой и медленно вышла.

Вышла? Нет. Детектив удивился, когда женщина со свечой застыла у дверцы шкафа.

Диксон едва успел собраться в комочек и вжаться в самый далекий угол, как створка открылась.

Мисс Мюриель вошла внутрь, но незваного гостя не увидела.

Она вгляделась в стену в глубине шкафа, нащупала рычаг, потянула его на себя и исчезла.

Гарри Диксон скривился.

— История человека, который ищет состояние, когда оно лежит на пороге двери, — проворчал он. — Я не подумал о соседнем доме с общим садом.

У него не было времени на дальнейшие раздумья. За задней стеной раздались шаги, и дверцу толкнули.

Чарльз Ниггинс шел впереди Мюриель. Он плелся, опустив голову, как плененное животное. Они едва не коснулись детектива, но не заметили его.

Дверца захлопнулась, и сыщик вновь приник к щели.

Чарльз Ниггинс был закован в цепи.

— Чарльз, — строго сказала Элоди, — сядьте на стул и выслушайте меня.

Тот повиновался и покорно кивнул головой.

— Мой долг, наш долг — сдать вас в руки правосудия, — продолжила старшая из сестер Джейзон, — но, несомненно, наше правосудие ни в чем не разберется и накажет невинного, а не преступника.

— Я не преступник! — простонал молодой человек.

— Да, — глухо прорычала Элоди, — вы знали… и потому, что знали, действовали… так, как действовали.

— Она успокоилась, — возразил Чарльз покорным тоном, — это не вернется…

— Откуда вы знаете, несчастный? Мы всю жизнь боролись с ней, против… этого ночного кошмара, будучи уверенными, что он не выльется в преступления. Но вы… когда докопались до тайны, подчинили ее своим гнусным целям, мерзавец!

Гарри Диксон словно ощутил, как по телу пробежал электрический разряд, — его ослепил внезапный свет разгадки. В сумраке появился путеводный луч — он искал не там, где следовало. Его перестала интересовать беседа в мрачной столовой. Рука нащупала рычаг, и он открыл потайную дверь. В свете электрического фонаря появился грязный и пыльный холл — по плитам пола тянулась четкая цепочка следов. Следы указывали дорогу, и он бросился вперед. Они привели его на первый этаж в гостиную с закрытыми окнами, где мерцал ночничок.

На диване в глубоком сне лежала женщина — миссис Чарльз Ниггинс, урожденная Матильда Джейзон. Волосы ее побелели, но лицо сохранило привычную кротость.

— Наконец-то! — пробормотал детектив.

Он подбежал к двери холла и увидел, что та действительно выходила в сад сестер Джейзон.

Распахнув обе створки, он вернулся в гостиную, взял на руки спящую женщину и бегом пересек заросли травы, несмотря на груз, оттягивающий руки.

Том Уиллс и мистер Брюстер ждали его.

— Уложите ее в машину и ни на шаг от нее. Впрочем, не думаю, что она скоро проснется, она погружена в каталептический сон.

— Матильда Джейзон! — вскричал мистер Брюстер.

— До скорого! Я возвращаюсь в дом сестер…

Он пересек сад и через несколько мгновений вновь оказался в шкафу.

Сестры Джейзон рыдали, а Чарльз Ниггинс молчал, безвольно опустив голову.

Гарри Диксон глубоко вздохнул, потом, толкнув дверцу, выпрыгнул в комнату.

Его встретил тройной вопль ужаса.

— Не бойтесь, — сказал детектив, — вернее, храните спокойствие, если не хотите, чтобы я воспользовался револьвером…

— Кто вы?! — завопила Элоди Джейзон.

Чарльз Ниггинс пронзительно вскрикнул:

— Спасите меня, сэр!

— Меня зовут Гарри Диксон.

— О, — застонала старшая из женщин, пряча лицо в ладонях, — все пропало!

— Ваша сестра Матильда — моя пленница, — продолжил детектив, — я передал ее в руки друзей.

— Не причиняйте ей зла, мистер! — с отчаянием взмолилась Элоди. — Она… она ничего не знает!

— Говорите, я слушаю! — сурово приказал сыщик.

— …Все, мистер Диксон, началось с приступов, которые мы сочли проявлением эпилепсии и тщательно скрывали от посторонних. Но кризисы медленно перешли в совершенно необъяснимые поступки.

Матильда переставала быть сама собой; ее лицо неузнаваемо менялось. Она говорила и делала удивительные вещи — в мгновение ока находила решение самых трудных проблем, говорила на древних языках, которым никогда не училась, рисовала странные вещи, хотя никогда до этого не держала в руках карандаша!

Иногда она окунала нас в пучины ужаса, когда из умнейшего создания превращалась в чудовище дикой силы — рвала железные прутья, поднимала невероятные тяжести, она…

— Она походила на тигрицу, — простонала Мюриель, — а однажды вечером растерзала несчастную лошадь на соседней улице…

— Как бы ее растерзал тигр, — жалобно продолжила мисс Элоди.

— После пробуждения она ничего не помнила и снова была нежной и доброй Матильдой, любезной и гостеприимной!

Мисс Джейзон с обвиняющим видом повернулась в сторону Чарльза Ниггинса.

— Но он… он… он догадался! Он изучал науки в лондонском университете и понял, какую выгоду может извлечь. Он, Чарльз Ниггинс, завсегдатай поганого дома на улице Утерянной Головы, оккультист-недоумок, стремившийся открыть тайну получения золота, решил управлять таинственными и дьявольскими приступами нашей сестры. Завоевал ее доверие; заставил полюбить себя. И вместе с гнусной Бетси Вуд заставил Матильду творить зло.

Они дали ей прочесть рассказ о страшных преступлениях Паскрю в Бармчестере в надежде перенести их в Харчестер и извлечь из этого невероятные барыши.

Но таинственная сила оказалась могущественнее.

В страшные часы Матильда превращалась в чудовище, наделенное могучим, но преступным интеллектом.

У нее появлялось второе зрение; она словно видела через стены, читала мысли. Превратилась в ночное чудище, которого ужасно боялась, хотя сама была им.

Мисс Элоди упала грудью на стол и зарыдала.

Гарри Диксон долго молчал, потом встал перед Чарльзом Ниггинсом, схватил его за отвороты пиджака и сурово спросил:

— Это правда, Ниггинс?

— Да, сэр!

Детектив с презрением посмотрел на него.

— Ну ладно, мой мальчик, я готов поверить, что вы завоевали дружбу, если не любовь мисс Матильды, верю, что вы могли скомпрометировать ее, завлекая в дом с дурной репутацией, но чтобы такой дьявольский замысел родился в вашем цыплячьем мозгу? Рассказывайте это другим, мой милый!

Гарри Диксон тряс его, как мальчишку, которого следует наказать за проделки.

— Кто изучал приступы Матильды Джейзон? — спросил он.

Чарли, закусив губу, молчал.

— Кто внушил ей, что она является воплощением чудовищного языческого бога Ваала?

— Нет, нет, это неправда! — заорал молодой человек.

— Кто, играя в колдуна, оказался на самом деле учеником волшебника и дорого поплатился за наглые намерения управлять неведомыми силами?

Чарльз Ниггинс расплакался.

— Это был Эйб Ниггинс, — сурово произнес Гарри Диксон. — Он умер, его убил демон, которого он искушал и которого выманил из бездны ада. На самом деле, он и был единственным преступником во всем этом. Остальные служили лишь мелкими сообщниками или бездумными орудиями в его руках.

Вдруг с улицы донеслись ужасающие крики.

— Это Том и Брюстер! — крикнул Диксон и бросился в сад, вслед за ним бежали Чарльз и обе сестры Джейзон.

— Там… там происходит что-то странное, ужасное, — выкрикнул Том, завидев шефа, — смотрите!

Матильда Джейзон привстала в машине — глаза ее были закрыты, лицо застыло мертвенно-бледной маской, а тело фантастическим образом преображалось.

Она росла прямо на глазах, голова чудовищно раздулась, Щеки разбухли, лицо превратилось в адскую маску.

— Руки, обратите внимание на ее руки! — закричал Чарльз Ниггинс.

Они разрослись в колоссальные лапы.

— Ваал! — Гарри Диксон окаменел от ужаса.

Вдруг чудовище покачнулось, сникло, сжалось и тяжело Упало на землю.

Лежащая фигура медленно обрела черты Матильды Джейзон, лицо стало безмятежным.

— Умерла! — простонал Чарльз Ниггинс.

Гарри Диксон, задумавшись, отошел в сторону.

— Дух этого дьявола Эйба Ниггинса перестал наделять ее жизнью, — пробормотал он. — Этот старик открыл удивительные вещи!

— Я даже не подозревал, что такое возможно, — с дрожью в голосе произнес мистер Брюстер.

— Вспомните об огненной руке, начертавшей «Мене, Текел, Фарес» на пире Валтасара в чудовищном Вавилоне, — ответил Гарри Диксон, — и радуйтесь, что герметические науки древних стали для нас мертвой буквой.

Автомобиль несся в Лондон под куполом звездного неба.

— Брюстер, — вдруг сказал детектив, — люди не всегда совершали непоправимые ошибки в прошлые века, когда сжигали ведьм.

Сегодня закон практически безоружен против тех, кому удается овладеть тайными силами для удовлетворения личных страстей, а иногда и наклонностей к преступлению!

— К счастью, вы все распознали, — начал комиссар.

Гарри Диксон горько рассмеялся.

— Я? Милый друг, не сошли ли вы вдруг с ума? Нет, я ничего не распознал! Все мое следствие — цепь сплошных ошибок, тщетных демаршей, даже поражений. И если я, в конце концов, победил, то только потому, что дух Добра решил помочь мне в борьбе с духом Зла!

Если эта история когда-либо будет рассказана, ее следует занести в мой пассив, а не актив!

Эпилог

Годом позже в Маргейте Гарри Диксон, который несколько дней отдыхал на морском побережье, услышал, как его окликнули по имени. Из зарослей поднялась парочка и приветствовала его.

— Господин Ниггинс! — воскликнул детектив, с удивлением узнав в преждевременно состарившемся джентльмене героя печальной истории, случившейся на улице Утерянной Головы.

— Хочу представить вам миссис Ниггинс, мою супругу, — с печальной улыбкой сказал он.

Сухая угловатая дама с суровыми чертами лица склонила голову.

— Миссис Мюриель… — начал Диксон.

— Мюриель умерла через несколько дней после Матильды, — поправила его дама, — а я Элоди Джейзон, и я потребовала, чтобы Чарльз женился на мне.

В ее глазах светилась такая радость мести, что детектив отвернулся и, не сказав ни слова, удалился.

ВОСКРЕШЕНИЕ ГОРГОНЫ

Человек, которого спас Гарри Диксон

ы меня узнаете, мистер Диксон?

Встреча случилась на Хаммерсмит-род в мягкий и приятный сентябрьский вечер в час, когда зажигаются фонари.

Детектив вгляделся в стройного человека с поникшими плечами, одетого в пальто не первой свежести, на голове которого сидела потертая шляпа, чьи опущенные поля скрывали верхнюю часть лица; он увидел четкий рисунок губ, искаженных горькой складкой, и трехдневную щетину на щеках и подбородке.

— Узнаю ли я вас?.. Вроде бы… Голос мне определенно знаком, но никак не могу разглядеть ваши черты.

Складка в уголках губ стала глубже, и мужчина резким движением приподнял шляпу.

Гарри Диксон увидел печальные лихорадочные глаза, буквально тонувшие в глазницах.

— Боже правый! — воскликнул он. — Мистер Рендерс!

— Олбин Нельсон Эйтелстейн Рендерс, к вашим услугам, — закончил его собеседник с деланным смешком.

— Выздоровели? — поинтересовался сыщик.

— Наверное, если врачи хаммерсмитовской больницы выписали меня неделю назад.

— Физически вы выкрутитесь, Олбин, — возразил Диксон. — Хотелось бы знать, излечились ли вы от болезненного вкуса к опасностям и приключениям.

Мужчина с безразличием пожал плечами.

— Кто знает? Похоже, я не могу жить без подстегивания эмоций, как другие не могут обходиться без спиртного или кокаина. По вашим словам, мистер Диксон, я наркоман от приключений. Но пока мои легкие еще полны дряни, которую пришлось вдохнуть в мастерской Мэтьюса Ярнса.

Гарри Диксон с симпатией глянул на Рендерса, пригласил в соседний бар и заказал лучшее виски.

Олбин Рендерс одним глотком опустошил рюмку, и его озабоченное лицо осветилось.

— Я вовсе не пьяница, мистер Диксон, но надо признать, что в жизни бывают мгновения, когда полезно выпить чего-то крепкого, чтобы успокоить нервы и разжечь пожар в брюхе. Виски отлично помогает!

— Вас заедает сплин, Рендерс, — усмехнулся детектив. — Такому парню, как вы, с вашим умом и вашей культурой не хватает уравновешенности. Будьте осторожны! Любитель опасности от нее и погибает!

— Говорите за себя, мистер Диксон! — со смехом возразил Олбин.

Но детектив серьезно покачал головой.

— Ошибаетесь на мой счет, мой дорогой. Я не ищу опасности ради опасности. Там, где не могу избежать ее, иду на риск и вступаю в борьбу ради правосудия, которому служу. Вы же, напротив, ищете ее с нездоровой страстью. Из вас получился бы самый худший полицейский в мире.

Олбин Рендерс, тридцатилетний холостяк, доктор физических и естественных наук, окончивший Кембриджский университет, был достаточно богат, чтобы не зарабатывать на жизнь, а потому уже несколько лет специализировался на сенсационных репортажах и писал для ряда утренних газет. Но преуспеть ему не удалось. Смелый и умный, не лишенный нюха, но лишенный удачи. Он без раздумья бросался в самые опасные дела, выбирался из них с синяками, но написать захватывающую статью о своих приключениях не мог.

— Я весьма вам обязан, — пробормотал молодой человек, наполняя свою рюмку. — Не будь вас, я бы превратился в каменную статую, как жертвы Горгон!

— Пусть история с «Кентаврами» Мэтьюса Ярнса послужит вам уроком! — с улыбкой пожелал Гарри Диксон.

Весьма занимательная история — мы вкратце изложим ее — долгое время оставалась в центре криминальной хроники Лондона, и многие до сих пор помнят ее.

В свое время Мэтьюс Ярнс, скульптор средней руки, хотя и приличный анималист, готовил к осеннему салону конную группу, которую назвал «Борьбой кентавров». Довольно банальный сюжет — сражение двух мифологических чудовищ, наполовину людей, наполовину лошадей.

Работа продвигалась, но Ярнса преследовали неудачи. Он умел вылепить в глине лошадь, а люди получались безжизненными уродами.

Трижды он пытался придать лицу одного из кентавров нужное трагическое выражение и трижды разбивал бюст поверженного кентавра.

Однажды из Бедлама бежали два опаснейших безумца. Публика была перепугана, поскольку речь шла о кровожадных бандитах, которых врачи-психиатры с трудом спасли от эшафота.

Делом заинтересовалась одна газетенка с Флит-стрит, где Олбин Рендерс подвизался в качестве репортера. Рендерс немедленно бросился по следу беглецов, но тот быстро затерялся и окончательно исчез в районе Фарнингхэма.

Недовольный и обескураженный Рендерс собирался вернуться в редакцию, когда заметил знакомый силуэт, мелькавший на улицах Фарнингхэма, — это был сам Гарри Диксон.

— Мы охотимся за одной и той же дичью, — сказал себе репортер. — Посмотрим, кто придет первым!

Без особых угрызений совести принялся следить за великим сыщиком. И вскоре обнаружил, что тот наблюдает за одиноким домом, стоявшим в глубине сада на последней улице окраины. Новое белое здание отличалось претенциозным и вызывающим стилем. На воротах золотом блистало имя Ярнс.

Олбин Рендерс вспомнил о нескольких выставках, где произведения скульптора пользовались скромным успехом.

Внимание, с которым знаменитый детектив, наблюдал за этим жилищем, подвигло журналиста на немедленные действия. Он был бесстрашным человеком, действовал с открытым забралом и без оглядки бросался в самые опасные приключения.

Поздним вечером Рендерс перебрался через невысокую ограду сада, наделал шума, наступая на сухие ветки, но продолжил обследование и пробрался в заднюю часть выглядевшего необитаемым дома.

Ему быстро пришлось убедиться в обратном.

Едва он сделал несколько шагов по темному холлу, как его ослепил свет мощного фонаря, и из тьмы донесся торжествующий голос:

— Сам дьявол послал нам его!

Крепкие руки скрутили неосторожного репортера, связали и сунули в рот кляп.

За внезапным пленением последовало ужасное продолжение, которое едва не стало последним приключением в жизни любителя опасностей!

Рендерс увидел человека в белом халате, который размахивал резцом и буравил пленника яростными глазами, а два дюжих молодца, в которых журналист признал беглецов из Бедлама, издавали весьма довольное рычание.

— Замечательный типаж! — воскликнул скульптор Ярнс. — Как чудесно он кривит лицо от ужаса! Быстро приготовьте раствор, друзья! Мой шедевр не может ждать…

Не сообразив, что происходит, незадачливый Олбин оказался перед беломраморным цоколем, где вставший на дыбы кентавр заносил короткое копье над поверженным противником — у последнего отсутствовала голова, вместо нее зияло отверстие.

Ярнс дал знак одному из безумцев, тот извлек из внутренности статуи мешок, открыв пустоту. Репортер догадался, какая участь ожидает его. Но сопротивляться Рендерс не мог — в его горле застрял комок страха, — он едва дышал и не мог позвать на помощь.

С невероятной быстротой Ярнс засунул пленника внутрь статуи, оставив на свободе лишь голову, выступавшую из мраморного воротника.

— Какое лицо! — кричал скульптор. — Мне никогда не удавалось передать выражение человеческого лица, а сегодня мне нужен страх, ужас, тоскливое предчувствие смерти. Да, да, дружище, ваш конец близок, и какой конец! Однако вас ждет вознаграждение. Смерть сделает вас бессмертным! Ибо маска ужаса на вашем лице навечно застынет в камне.

Появился второй безумец с дымящимся котлом.

— Не спешите! — приказал Ярнс. — Осторожно вылейте смесь гипса и кипящего воска внутрь лежащего кентавра. Она должна заполнить пустоту до шеи, а потом покрыть череп и щеки. Глаза заливать в последнюю очередь, чтобы их выражение не исчезло.

Ярнс щелчком отбросил мраморный осколок, сдул пыль с бюста и поднял руку.

— Начинаем! — крикнул он. — Но сначала накормим порошком.

Он рывком выдернул кляп изо рта Рендерса. Репортер не успел опомниться, как ему в рот вдули жгучее вещество.

— Мое последнее изобретение, — гордо объяснил Ярнс. — Смесь талька, камфары, парижского гипса и мыльной стружки. Мгновенно образует пробку во рту, мешая кричать и вызывая на лице гримасу невероятного страдания, которая исчезает не сразу. Я назвал порошок «фиксатором страдания». Гениально, не так ли? Вы видите, я обращаюсь с вами, как с другом и наперсником. Да, да, мой милый незнакомец, считайте меня другом, поскольку я дарю вам вечность, а в вечности — Славу!

— Ваша очередь, господин плавильщик воска! — церемонно произнес Ярнс, поворачиваясь к человеку с котлом.

Тот поднял тяжелый сосуд на высоту груди, где его подхватил второй безумец, волосатое и мускулистое существо, похожее на медведя, которое расхохоталось с какой-то свирепой радостью.

— Лейте! — приказал Ярнс.

Олбин Рендерс закрыл глаза, из его груди вырвался хрип агонии…

Но его неосторожность сослужила ему службу. Гарри Диксон давно заметил, с какой настойчивостью следил за ним молодой репортер. Он немного знал о Рендерсе, и вначале его повадки веселили сыщика. Но когда молодой человек перемахнул через стену таинственного дома, его охватила тревога…

Сыщик знал, что Ярнс, сам безумец, приютил в доме двух самых опасных в Лондоне сумасшедших. Понял, что времени терять нельзя и пора лететь на помощь безрассудному репортеру. Когда последний уже ощущал кожей горячее дыхание кипящего воска, грохнул выстрел, и один из негодяев рухнул на пол с тяжелым ранением.

Через несколько минут в мастерскую ворвались полицейские, схватили Ярнса и его подручных, которых держал на прицеле Гарри Диксон, а потом не без труда извлекли незадачливого Олбина Рендерса из заточения.

Такова была история человека, едва не превратившегося в кентавра, что не принесло ему ожидаемой славы, поскольку она по праву досталась Гарри Диксону.

Сидя в удобном плетеном кресле бара, детектив улыбался тому, кого избавил от довольно необычной смерти, и жестом приглашал наливать себе виски.

Но Рендерс покачал головой.

— Прошло три месяца с той проклятой ночи, — сказал он. — Меня отправили в больницу и заботливо ухаживали. Лечили крепко расстроенные нервы, поскольку смесь, которой Ярнс угостил вашего покорного слугу, не содержала никаких вредных веществ. Через неделю я достаточно окреп, чтобы покинуть больничную койку. И вдруг на меня навалились новые испытания… Странное томление, усталость во всем теле. Казалось, я тащу на себе тонны свинца. Врачи успокаивали, но признавались друг другу, что не могут разобраться в моем состоянии. Анализ крови ничего не показал. С научной точки зрения я был совершенно здоров. Неделю назад меня выписали. — Рендерс помолчал, глядя прямо в глаза детективу. Потом, чеканя каждое слово, произнес: — И вот уже восьмой день я занимаюсь поисками, мистер Диксон.

— Чего?

— Таинственной причины недомогания.

— Причиной могут быть эмоции и ужас.

— Вы забываете, что я сознательно ищу опасность, и, значит, страх.

— Действительно! — Диксон был сражен аргументом.

— И я нашел, мистер Диксон!

Детектив, удивленный серьезным тоном молодого человека, смотрел на него, не произнося ни слова.

— Ярнс умер, не так ли? — спросил Рендерс.

— Полтора месяца назад, в зеленом павильоне для буйно помешанных.

— Насколько я знаю, он не всегда был скульптором?

— Верно… Он с блеском преподавал древнюю историю и вдруг превратился в злобствующего художника, — ответил детектив.

Олбин Рендерс нервно застучал пальцами по столу.

— Мэтьюс Ярнс долго путешествовал по Греции, по Пелопоннесу, — сказал он. — Вот, что я разузнал, потратив много времени на поиски его творений в третьестепенных музеях. Все они имеют отношение к греческой мифологии. Два произведения поразили меня истинным величием, которого нет в остальных. Одно из них — огромная голова с резкими чертами и мертвыми глазами. Невероятное выражение спокойствия на лице. Бюст называется «Атлас». Второе — Персей с мечом и щитом, готовый нанести смертельный удар, названо «Месть», что не имеет никакого смысла. Однако я кое-что угадал в этом нелогичном названии. В момент, когда я рассматривал победителя Пегаса и Химеры, то ощутил, как меня накрыл черный покров тайны.

Это случилось в крохотном музее Хомертон на Сидней-род. Я был в зале один, вернее, почти один, если не считать дремавшего на скамье сторожа и девушки, рисующей копии картин, однако меня вдруг охватил беспричинный и сильный страх. Ужасающая атмосфера, мистер Диксон! С тех пор я брожу как неприкаянный, забыв о еде и питье. Бесцельно болтаюсь по улицам, и мне кажется, меня преследуют.

— Кто? — спросил сыщик.

— Неизвестность, невидимка! — проворчал Рендерс, сжимая кулаки. Он встал. — То же чувство я, похоже, испытал в мастерской Ярнса!

— Ничего удивительного. В тот момент вас ждала неминуемая смерть.

— Нет, дело не в этом. Я отделяю этот непонятный ужас от жуткого и четкого ощущения смерти, возникшего в его мастерской. Вот что я вам скажу, Диксон. Ярнс унес в могилу жуткую тайну.

Репортер подошел к двери бара и открыл ее.

— Жуткую! — повторил он и затерялся в ночи.

Через неделю детективу сообщили о смерти Олбина Рендерса. Его нашли мертвым на газоне Хокни-Марш. Судебный эксперт не обнаружил на теле никаких повреждений, но не смог установить истинную причину смерти. В медицинском отчете Гарри Диксон прочел странную фразу:

«Следует отметить особенность тела Рендерса — некоторые органы, как, например, сердце и часть мозга, словно окаменели. Поскольку невозможно установить причину этого необычного явления, приходится дать заключение о естественной смерти».

Гарри Диксон надолго задумался.

— Бедняга Олбин Рендерс! — пробормотал он. — Парнишка был умен и образован; неужели он обнаружил нечто ужасное и опасное, заплатив жизнью за безрассудное бесстрашие? Может, стоит поискать за него? В конце концов, это мой долг перед его памятью.

Детектив снял телефонную трубку и попросил соединить со Скотленд-Ярдом.

— Кто занимался обыском жилища покойного Мэтьюса Ярнса? — спросил он полицейского офицера.

— Сержант Баркис, мистер Диксон, вместе с судебным исполнителем.

— Можете ли вы соединить меня с Баркисом?

Через несколько мгновений полицейский был на другом конце провода.

— Баркис, — спросил Гарри Диксон, — вы случайно не сделали необычной находки в доме скульптора Ярнса?

— Сумасшедшего с расплавленным воском? — переспросил Баркис… — Э-э-э… нет, за исключением большого количества воска и гипса. И меня поразил невероятный запас свежей рыбы и фруктов в огромном хранилище в подвале. Действительно, едва не забыл. В шкафу хранилась целая коллекция очков с сильно затемненными стеклами.

Гарри Диксон повесил акустическую трубку на крючок и набил трубку.

— Странно, — пробормотал он. — Все более и более странно… Боюсь, Рендерс был прав, говоря, что нечто ужасное тенью кружит над ним.

Вилла «Юпитер»

— Нет, сэр, произведения искусства, выставленные в этом музее, не продаются. Это — пожертвования либо приобретения государства, которые не являются предметами торговли.

Хранителя музея Хомертона, низкорослого человечка в потрепанном рединготе, распирало от собственного величия, но он ел себя поедом, понимая, что никогда не выберется из этого третьеразрядного заведения. Он водил по музею джентльмена с багровым лицом и брюшком, чье гнусавое произношение выдавало американца.

— Мой дом в Олбани сам по себе настоящий музей, стоящий десяти таких, как ваш, — хвастался янки, — но я хочу, чтобы он все время обогащался, а ради этого не скуплюсь на расходы. У меня уже целая тонна полотен фламандских, итальянских, немецких мастеров. Правда, со скульптурой есть перебои, и поэтому я отправился в путешествие по Европе… Что это за смешной мраморный парень, поднявший саблю? Средневековый солдат?

— Он представляет более раннюю эпоху, — высокомерно ответил хранитель. — Это — Персей, собирающийся убить Медузу.

— Ха! — фыркнул американец. — Этот солдат… Как вы его назвали? А, да, Перси, теперь вспоминаю. Значит, Перси собирается убить медузу, и для этого ему нужна сабля. У нас их давят пяткой.

Хранитель вздохнул от столь чудовищного невежества.

— В конце концов, этот Перси мне нравится, — продолжил иностранец. — Я нахожу его смешным, он меня развлекает… Сколько?

— Повторяю вам, что здесь ничего не продается!

— Россказни! — усмехнулся американец. — Я понимаю в делах и знаю, вы говорите нет, чтобы вздуть цену. Нормальное дело, я на вас не сержусь. Беру за тысячу долларов.

— Опять! — застонал несчастный хранитель.

— Хотите больше? — наивно спросил делец. — Ладно, добавлю еще пятьсот, значит, будет полторы тысячи — и делу конец. Упакуйте, как следует, и отправьте мне в Олбани.

Хранитель не выдержал и бросился прочь, оставив визитера в одиночестве перед предметом его вожделения.

Позади американца послышался чистый и мелодичный смех. Тот в недоумении обернулся и увидел одетую с элегантной простотой девушку, которая широкими карандашными линиями копировала пейзаж.

Американец поздоровался.

— Меня зовут Флеммингтон, — начал он. — Джонас Флеммингтон, кожи и шкуры. Вы должны знать меня.

— А меня — Эвриала Эллис, картины и декорации всех видов, — со смехом ответила девушка.

Флеммингтон радушно протянул ей руку.

— Я друг художников, мессия или… Как вы говорите?

— Меценат?

— Вот-вот, меценат. Джонас Флеммингтон, кожи и шкуры. Хотите отобедать со мной, мисс Эллис?

Девушка фыркнула и весело рассмеялась:

— Как вы спешите к цели, мистер Флеммингтон из Олбани! Хотя, по правде, американцу прощается многое из того, что никогда не простят англичанину. Значит, сэр, вы так богаты, что готовы заплатить тысячу долларов за репу?

— Репу? — удивился американец. — Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве.

— Ни в жаргоне художников! — возразила мисс Эллис. — «Репой» мы называем не имеющий никакой ценности предмет искусства.

— Как Перси?

— Как Персей, — расхохоталась копиистка, схватившись за живот. — Ну и весельчак же вы, сэр!

— Еще одна причина отобедать со мной, — настойчиво повторил Флеммингтон. — Мои друзья утверждают, нет за столом человека веселее меня, и думаю, они правы. За едой поговорим об искусстве, и вы укажете мне, что я должен купить для своего музея в Олбани. Само собой разумеется, получите комиссионные от каждой сделки.

— Вы знаете, у вас огромный талант соблазнителя? — кокетливо потупилась девушка.

— Прекрасно, значит, отобедаем в «Савое», у них отличный гриль-бар. А печеный омар в портвейне настоящее чудо.

— Боги Олимпа! — воскликнула мисс Эллис. — Неужели я появлюсь в гриль-баре «Савоя» в простеньком голубом костюмчике и норковой шапочке? Уверена, портье тут же вызовет полицейского, чтобы вывести вон.

— Я набью ему морду, — с яростью воскликнул мистер Флеммингтон, — и не заплачу ни цента в качестве компенсации за ущерб, если он подаст на меня в суд. Мой девиз прост: «Уважайте белых женщин», и для меня было честью линчевать трех негров, которые хотели поцеловать беленькую как снег продавщицу цветов.

— Ну, ладно! Обойдем трудности, — весело возразила мисс Эллис. — Я не могу быть достойной спутницей в «Савое», но приглашаю вас отобедать к себе. Однако предупреждаю, омара у меня нет. Хотя угощу портвейном, стоящим не меньше двадцати долларов за бутылку.

— Забито, — тут же согласился мистер Флеммингтон. Лицо его сияло от радости. — У меня нет ни друзей, ни знакомых в Лондоне. Я отправился наудачу и с первых же дней добиваюсь дружбы самой прекрасной женщины Англии.

— Хватит, хватит, не стоит преувеличивать, льстец! — воскликнула, покраснев от смущения, мисс Эллис и принялась поспешно собирать карандаши и бумагу.

— У меня нет машины, — сказал американец. — Я путешествую инкогнито и не желаю связывать себя автомобилем. Если надо, езжу на такси, как обычный смертный.

— Мы пройдемся пешком, — ответила мисс Эллис. — Я живу недалеко отсюда, в Темпл-Миллс. Маленький очаровательный коттедж, спрятанный среди зелени Хокни-Марш.

Стоял великолепный весенний день. Мистер Флеммингтон шел рядом с новой знакомой, наслаждаясь элегантностью и совершенством черт спутницы. Кожа ее имела чудесный цвет спелого персика, нежные и удлиненные черные глаза звездочками светились под эбеново-черными тяжелыми волосами — она по старинной моде носила шиньон.

Эвриала заметила взгляд спутника и с гримаской сказала:

— Вы смотрите на мои волосы и считаете старомодной женщиной, почти античного возраста, не так ли, господин американец?

— Вы просто прекрасны, — простодушно ответил американец, который не смог придумать лучшего комплимента.

— Вы бы так не сказали, если бы видели мою сестру Джорджину, — возразила мисс Эллис. — Только вам ее не увидеть, она дика, как лань. Но зато приготовит хороший обед.

Они пересекли Ист-Лондон-канал по мосту Уик-Бридж и двинулись вдоль зеленой и заросшей лесом части Хокни-Марш, которая походила на обширный замковый парк.

Вскоре мисс Эллис свернула с Темпл-Миллс-род на платановую аллею, в глубине которой светились зелено-розовые стены почти игрушечного домика.

Девушка толкнула калитку, обогнула крохотный бассейн, где резвились сазаны и китайские карпы, и поднялась по шести ступенькам крыльца к застекленной двери.

— Вилла «Юпитер», — прочел американец на плите из розового гранита. И с привычной наивностью добавил: — Вот те на. Моего лакея зовут так же. Юпитер Брамс… Нет никого лучше по части коктейля из устриц.

Мисс Эллис нетерпеливо и гневно повела плечами.

— Юпитер — это Юпитер, — сказала она, — и я не могу допустить, чтобы лакей или кто-то другой носил подобное имя. Что бы вы сказали, сообщи я вам, что моего торговца сыром зовут Иеговой?

Мистер Флеммингтон непонимающе уставился на нее, и девушка успокоилась.

— Садитесь в это кресло, — предложила она. — Оно самое удобное в доме. Вот портвейн и сигареты. Вы приятно проведете время, пока я договорюсь с Джорджиной.

Время тянулось очень долго, потому что Флеммингтон выкурил полдюжины сигарет и опустошил половину штофа с портвейном, пока не вернулась мисс Эллис.

Девушка облачилась в великолепное вечернее платье из розового шелка с серебряными блестками, которое подчеркивало ее ослепительную красоту.

— Обед подан! — объявила она и провела гостя в небольшую гостиную с удобной и красивой мебелью, где кружевные шторы смягчали резкий дневной свет и царил приятный сумрак. — Буду обслуживать вас сама, поскольку Джорджина сегодня в дурном настроении. Однако передам ей похвалы, которые вы не преминете произнести, отведав ее стряпни.

Похвалы сорвались с уст американца после первых же глотков. Он буквально пожирал салат из анчоусов, креветок и оливок, поданный на колотом льде, положил себе громадный кусок форели семужного посола, проделал огромную брешь в восхитительном паштете из лангустов и закончил обед, проглотив жаркое из омаров, устриц и филе камбалы.

— Да здравствует Джорджина! — воскликнул он, запивая трапезу огромным бокалом розового вина, и признался: — Я никогда не пил ничего подобного.

— Ба! — махнула рукой мисс Эллис. — Всего-навсего фруктовый сок, который Джорджина готовит по собственному рецепту, никому не раскрывая его тайны. Хотите фруктов, ликера?

— Пусть будет ликер, — согласился мистер Флеммингтон.

Хозяйка налила из граненого штофа золотистый напиток, пахнущий мускусом и пряностями.

— И это мне неизвестно! — воскликнул американец, приходя во все большее восхищение от того, чем его угощали.

— Мне не известен точный рецепт этого напитка, — призналась хозяйка. — Знаю только, что в состав входят мед, травы с неведомыми мне названиями и даже какая-то морская водоросль. Я редко пью его, но сегодня, в вашу честь, налью бокал и себе.

Она оперлась локтями на скатерть, уложив прекрасную головку на ладони; ее глаза встретились с глазами гостя.

— Вы богаты, мистер Флеммингтон? — вдруг спросила она.

Вопрос не шокировал янки. Наоборот.

— Я стою тридцать миллионов долларов, — просто ответил он. — Хотя и эта цифра далека от истинной, но это неважно.

— В таком случае, — продолжила мисс Эллис, — у нас есть, о чем поговорить.

— Отлично, мне нравится такой оборот беседы.

— Вы действительно хотите приобрести произведения искусства? — спросила Эвриала.

— Еще как, — весело подтвердил американец, снова наливая себе золотистого ликера.

— Настоящие произведения искусства или те, которые лишь так называются?

— Хм… Я не отличаю одни от других… Главное, чтобы в моем музее в Олбани было, чем удивить публику.

— А вы их хорошо оплатите?

— Я люблю хорошо платить! — воскликнул мистер Флеммингтон. — Это единственное, что мне нравится. Зачем иметь много денег, если нельзя их тратить без счета? Как, по-вашему, мисс Эллис?

— Вы, наверное, правы, но слишком немногие заявляют об этом во весь голос, как вы, мистер Флеммингтон.

Здесь произошло небольшое событие, которое осталось бы незамеченным, не прислушайся мисс Эллис с беспокойством к шуму снаружи.

Со стороны сада донеслось резкое бульканье, словно в бассейне взбивали воду. Одним прыжком Эвриала вскочила на ноги и выбежала в сад; шум тут же прекратился. Когда она вернулась, щеки у нее раскраснелись, а глаза сверкали от гнева.

— Соседская собака охотится на моих карпов, — объяснила она, — а я боюсь за этих милых рыбок.

— Хотите, пристрелю ее из револьвера? — предложил американец.

— Не стоит! Она уже убежала. Вернемся к нашим делам.

— Лучшего и не пожелаешь, — заявил Флеммингтон. Его настроение улучшалось с каждым глотком ликера.

— Предлагаю собрать некоторое количество предметов искусства, чтобы вы могли выбрать, а быть может, купить все скопом.

— Я не осмеливался сделать такое предложение! — восхищенно вскричал янки.

— Подождите… Я слышала, вы спрашивали, сколько стоит статуя в музее Хомертон…

— Ах да, Перси, человек, который собирался убить медузу саблей! Я хотел бы ее купить, чтобы показать американцам, что англичане лишены здравого смысла.

Мисс Эллис расхохоталась:

— Боюсь, придется преподать вам урок, мистер Флеммингтон, в частности, урок греческой мифологии. Персей, а не Перси. Сын Зевса и один из знаменитейших героев греческой мифологии. Он победил трех Горгон и убил одну из них — Медузу.

— А, — протянул Флеммингтон, ничего не понимая.

— Сестер Горгон изображают красавицами, но наделяют ужасными атрибутами — орлиными крыльями, львиными когтями и шевелюрой из змей.

— Вот это да! — вскричал янки. — Если бы Барнуму удалось подписать контракт с ними, он заработал бы кучу денег…

— Они обладали невероятной способностью обращать в каменную статую любого человека, осмелившегося глянуть им в глаза.

— Простой и быстрый способ заниматься скульптурой, — вставил Флеммингтон. — Жалко, что эти дамы уже умерли; я бы нашел для них хорошую клиентуру.

— Вы шутник, мистер Флеммингтон, — с упреком сказала Эвриала, — вы издеваетесь над моими словами. Я прекращаю урок и возвращаюсь к делу.

— В добрый час! Вы, по крайней мере, умеете говорить… А почему вы не пьете? Это очень вкусно!

— Сначала дело!.. Произведение, которое вам не удалось купить, создано недавно умершим художником, скульптуры которого рассеяны по всей стране. Речь идет о некоем Мэтьюсе Ярнсе.

— Сумасшедшим?! — вскричал Флеммингтон. — Я читал об этом деле в газетах. Где находятся эти скульптуры?

— Я же сказала — они разбросаны по всей Англии. Предлагаю собрать их вместе, чтобы вы их купили.

— Прекрасно, — кивнул американец, в котором внезапно пробудился бизнесмен. — У вас есть право на заключение сделок?

— Да, — пробормотала мисс Эллис, — вернее, у моей сестры Джорджины. Но я могу действовать от ее имени, поскольку она ничего не смыслит в делах.

— Отлично, выпишу вам чек на расходы. Вам понадобятся деньги на переезды и транспортировку скульптур.

— Справедливое решение, сэр. Я также попрошу немного времени. Две недели. Самое большее три.

— О’кей! Я тоже собираюсь в небольшое путешествие. Но вы всегда найдете меня в отеле «Голубой орел» в Ковент-Гардене. Видите ли, мисс Эллис, я ненавижу палаццо, и в Олбани мне посоветовали остановиться в этом трехсотлетием отеле, где жили Шелли, Байрон, а потом и Чарльз Диккенс. Там хорошо относятся к постояльцам, и, если решите навестить меня, доставите мне громадное удовольствие.

Мисс Эллис занесла адрес в крохотный блокнотик.

— А теперь, — сказал Флеммингтон, извлекая чековую книжку, — я выпишу чек на… Скажем… на тысячу долларов. Этого хватит?

— Клянусь Зевсом! — воскликнула Эвриала. — Вы прямо жонглируете цифрами! Великолепно! Деньги — могучее средство!

— Ничего нет могущественнее, — убежденно подтвердил янки.

— Это как посмотреть… — прошептала девушка.

— С чем вы сравниваете? — обиделся американец.

— С взглядом Медузы, к примеру…

— Пусть так, но эта дама не существовала. Поэтому и не стоит о ней говорить! Фантазии не имеют ничего общего с долларами. Я выписываю чек на имя мисс Эллис?

— Простите, — в некотором замешательстве ответила Эвриала. — Заполните его на имя миссис Джорджины Ярнс, его вдовы…

— А, вдовы сумасшедшего скульптора?

— Она моя сестра, — сказала мисс Эллис, закусив губу.

— Отлично… Это упрощает дело, — кивнул меценат. Подписал чек, протянул хозяйке и воскликнул: — А теперь выпьем! Миссис Джорджина не чокнется с нами?

Эвриала покачала головой.

— Настоящая дикарка, повторяю это. Скрывается от всех, а после смерти мужа, хотя они и жили раздельно несколько лет, стала мрачной мизантропкой. Простите ее.

— Ладно, ладно, — уступил американец. — К тому же мне хватает компании одной красивой женщины вроде вас, мисс Эллис! Ваше здоровье!

Девушка едва пригубила свой бокал, и гость в одиночестве осушил весь штоф с восхитительным ликером.

Когда он встал, чтобы распрощаться, его покачивало.

— Значит, через несколько дней, не позже, чем через три недели, мисс Эллис? — переспросил он.

— Конечно… Завтра же начну работать на вас.

Девушка проводила гостя до изгороди и рассталась с ним.

Флеммингтон, выделывая ногами кренделя, двинулся по Темпл-Миллс, но едва миновал последний платан аллеи, как его походка стала уверенной.

Он оглянулся, увидел, что дорога пустынна, и прыгнул в заросли.

Чем занимался американец и почему его поведение вдруг так изменилось? Он ужом скользил среди низкорослой растительности, пока вновь не оказался у виллы «Юпитер».

Едва он начал наблюдать за домом, как из него вышла мисс Эллис с сачком для рыбы. Опустила его в бассейн, поводила и быстро вытащила. В сачке бились два зеркальных карпа. Девушка схватила их и бегом вернулась в дом.

— Интересно, — прошептал мистер Флеммингтон.

Он добрался до Марш-Хилл и лишь там взял такси, отвезшее его в Сити.

В машине расстегнул жилет, и его брюшко исчезло, как по волшебству. В руках у него оказался резиновый сосуд, наполненный жидкостью, которую он долго нюхал.

— Странный запах! — сказал он сам себе. — Интересно, достаточно ли оборудованы наши лаборатории, чтобы провести нужный анализ.

Ибо мистер Флеммингтон не выпил ни глотка ликера из водоросли. Искусным жестом фокусника он сливал содержимое каждого бокала в свой широкий жесткий воротничок, где под одеждой пряталась трубка, соединенная с резиновым сосудом.

Выйдя из такси, Флеммингтон пешком добрался до Бейкер-стрит, а там стал тем, кем был на самом деле — Гарри Диксоном.

Гостиница «Голубой орел»

Гостиница «Голубой орел» отличалась необычным статусом. Она находилась на одной из улочек Ковент-Гардена, забитой днем тележками торговцев, прилавками, ломившимися от овощей и фруктов — апельсинов, яблок, лимонов и грейпфрутов. К вечеру они исчезали, уступая место ночным продавцам, торгующим устрицами, горячими крабами и толстенными кусками горохового пудинга.

Внешне гостиница ничем не выделялась — четырехэтажное здание с безыскусным фасадом, готические окна, широкие и низкие ворота, древний холл, освещенный венецианской лампой. Боковая дверь и две беломраморные ступеньки из холла вели в ресторан.

Ничем не примечательный «Голубой орел» был доступен не всем и каждому, скорее наоборот. Здесь останавливались короли и принцы, путешествующие инкогнито. Под свою крышу гостиница принимала и полномочных послов, желавших укрыться от любопытства журналистов. Сколько секретных договоров заключили в его небольших гостиных с хрустальными люстрами и глубокими диванами! Сколько важных пактов между нациями подписали здесь!

Но широкая публика об этом не знала и не знает до сих пор. Гостеприимный, но строгих правил дом имел прямую телефонную связь по специальным каналам со Скотленд-Ярдом и Даунинг-стрит. Самый последний лакей в нем носил звание инспектора Ярда или офицера спецслужб Ее Величества. Расходы отеля покрывались из государственного бюджета.

Когда возникала необходимость, Гарри Диксон, изменив облик, переезжал сюда под вымышленным именем. И поскольку в эти дни здесь обосновался мистер Флеммингтон из Олбани, значит, затевалось нечто необычное.

Через три дня после того, как его имя занесли в журнал гостей, то есть через два дня после посещения виллы «Юпитер», Гарри Диксон, превратившись в миллионера-янки, расположился в оранжевой гостиной, одной из самых секретных в гостинице. Он только что отужинал и, похоже, кого-то ждал, наслаждаясь выдержанным ледяным кюммелем.

В дверь тихо постучали.

— Войдите, — тихо сказал детектив.

В комнату с улыбкой вошел директор отеля Маркус Барнстейпл.

— Придется немного подождать, мистер Диксон, — так же тихо произнес вошедший. — Дело весьма непростое, вы сами знаете это.

— Ничего нового, Маркус?

— Есть новости, мистер Диксон. Со вчерашнего дня на улице почти напротив отеля появилась новая торговка апельсинами.

— Как она выглядит?

— Старая и грязная, но на самом деле молодая и очень красивая. Хотите взглянуть на фотографии?

Гостиница «Голубой орел» имеет столь же хорошо оборудованную фотолабораторию, как и крупная газета Флит-стрит.

Барнстейпл протянул сыщику небольшой черный бумажник, и тот извлек из него несколько снимков. На первых была запечатлена старая торговка овощами рядом с тележкой, на которой высились пирамиды апельсинов и орехов. На других фотографиях силуэт ее странным образом изменился. Фотограф умело обработал снимок — лохмотья исчезли и появились новые одежды. Сгорбленная фигура выпрямилась, а лицо преобразилось.

Гарри Диксон улыбнулся.

— Мои поздравления, Маркус! Отличная работа…

— Вы ее знаете?

— Еще бы… Она называет себя Эвриала Эллис. На мой взгляд, самая красивая женщина в Англии.

— Так же считают и на Даунинг-стрит. Но интерес к ней проявляется не только из-за красоты?

— Конечно, хотя она и не шпионка. Эти фотографии видели в Скотленд-Ярде?

— Да… Шеф заинтригован. Он скоро придет. Он считает, что вы напали на интересный след…

— Вполне возможно, — пробормотал Гарри Диксон. — Это все?

— Наш бой Брукер купил у нее апельсины. Они немножко побеседовали и вроде сдружились…

— Надеюсь, Брукер в точности пересказал вам содержание беседы?

— Конечно. Торговка не задавала вопросов о гостинице, но спросила, хорошо ли он зарабатывает. Она сказала, что у нее есть двадцатилетняя дочь, очень красивая, и если он желает, она познакомит его с ним.

— Ладно… Брукер действовал согласно моим инструкциям?

— Точь-в-точь. Он сообщил торговке, что обвенчан и что его будущая супруга ревнива, как тигрица, но добавил, что у него есть кузен, также работающий в «Голубом орле», четыре месяца назад порвавший с девушкой, на которой собирался жениться и который с радостью познакомится с вышеозначенной красоткой.

Лжестаруха спросила:

— Чем занимается ваш кузен в гостинице?

Брукер ответил:

— Слуга на этаже.

— Надеюсь, он хорошо зарабатывает и является серьезным человеком? — задала второй вопрос торговка.

Брукер принялся восхвалять достоинства своего кузена, некоего Майка Сондерса. Торговка пришла в восхищение, и вечером Сондерс отправится с Беллой Смитерс — так зовут девушку — в кино. Она назначила ему свидание под часами на Людгейт-Хилл. На ней будет белый плащ с крупной красной розой на отвороте. Все идет согласно вашим планам, мистер Диксон… А вот и шеф…

В комнату вошел седовласый человек, пожал руку Маркусу, и тот незаметно исчез. Вновь пришедший сел за столик сыщика.

Сэр Хэмфри Доул был очень важной персоной.

Хотя он занимал один из самых высоких постов в полиции метрополии, на дверях кабинетов таблички с его именем не было. К тому же сэр Хэмфри редко сидел на месте — сегодня был на континенте, завтра «Летучий шотландец» уносил его на окраину Шотландии, потом он внезапно собирал чемоданы и отправлялся в Америку. Он руководил отделом розыска международных преступников и работал в тени, но обладал удивительной энергией.

— Надеюсь, ваше отсутствие на Бейкер-стрит не очень вас опечалит, — сердечно начал он. — Похоже, вы не очень уверены в завтрашнем дне, если расположились в «Голубом орле»!

— Вы правы, — глухо ответил детектив. — Пока я не знаю природы опасности, предпочитаю предельную осторожность.

Урок бедняги Олбина Рендерса вполне нагляден в занимающем нас деле. Его тело уже эксгумировали?

— Даже произвели второе вскрытие. Очень любопытные результаты. Труп разлагается частично, разложение не трогает тех органов, которые странным образом окаменели, что было отмечено и ранее. Во внутренностях обнаружены следы неизвестных ароматических веществ — их впрыснули кроликам и свинкам — тех поразило непонятное оцепенение. Кроме того, животные изменили привычки и нравы. Кролик отказывается от растительной пищи и с удовольствием пожирает мясо. Свинка проявляет необычную агрессивность.

— Другими словами, произошла смена «личности», — кивнул Диксон.

— Именно так. Что касается ликера, который вы передали для анализа, то он обладает теми же качествами, что и вещества, найденные в теле бедняги Рендерса.

— Через две недели, быть может, три… — мечтательно пробормотал Гарри Диксон.

— Что произойдет? — с любопытством осведомился сэр Хэмфри Доул.

— Не знаю… Пока не могу четко сформулировать свою мысль. Простите, так бывает…

Сэр Хэмфри улыбнулся и наполнил свою рюмку кюммелем.

— Ваше здоровье! Надеюсь, этот напиток действует не столь странным способом, как ваша таинственная мускусная смесь.

— К счастью, уверен в этом, — засмеялся Гарри Диксон. — Чем закончилось расследование по делу Рендерса?

— Ничем… Он вел самую обычную жизнь.

— Как, например, постоянно покупал свежую рыбу? — спросил детектив.

Сэр Хэмфри оттолкнул свою рюмку и с откровенным удивлением глянул на сыщика.

— Как вы сказали? Но это же чистая правда, Диксон! В последние дни жизни Рендерс покупал много свежей, даже живой рыбы. Это обошлось ему в приличную сумму! У вас есть какой-то вывод?

— Пока ничего конкретного, — ответил Гарри Диксон, — поскольку с выводами не стоит спешить, сэр. В этом деле столько странностей и неясностей, что заранее нельзя сказать, куда оно нас заведет.

— Однако у вас есть идея, если не уверенность, — настаивал сэр Хэмфри.

— Идея?.. Быть может!.. Есть и уверенность в существовании опасности, хотя природа ее мне неизвестна. Именно поэтому я стал временным пленником «Голубого орла», где меня охраняют от неожиданных преступников, лучше, чем русского царя во дворце во времена его славы и величия.

Сэр Хэмфри достал записную книжечку и перелистал ее.

— Некоторые сведения о Мэтьюсе Ярнсе и Эвриале Эллис, — сказал он. — Ничего необычного. Доктор истории искусств в Кембриджском университете, Мэтьюс Ярнс долго путешествовал по Греции, женился там на юной девушке из Неокастро по имени Джорджина Настакидес, с которой вернулся в Англию, но вскоре расстался, хотя и не развелся. Три года назад мисс Эвриала Эллис, дочь живущей в Греции англичанки, приехала сюда к своей двоюродной сестре Джорджине. Они живут на известной вам вилле «Юпитер». Но служащий отдела гражданского состояния Хомертона не блещет ни умом, ни административным рвением. Лейтенант полиции отличается тем же. Известно, что Джорджина больна и не показывается на людях. В Хомертоне известна только мисс Эллис, ведущая замкнутый образ жизни. Сестры живут в достатке и не имеют долгов. Вы знаете, что среднему англичанину этих сведений достаточно, чтобы вынести суждение о здоровом моральном облике любого человека.

— Я не ждал иного от вашей службы информации, — кивнул Гарри Диксон. — Остальное должны сделать мы, вернее, я, сэр.

Сыщик сунул руку в карман и достал фотографии, которые передал ему Барнстейпл.

— Диксон, — воскликнул сэр Хэмфри, глянув на мисс Эллис в облике старой торговки, — кто эта женщина на самом деле?

— Посмотрите внимательно на фотографии, сэр, и напрягите память, — отмахнулся детектив.

Лоб шефа наморщился, и он пробормотал:

— Мне знакомо это лицо, но я не могу пока назвать имя… Дайте подумать… — вдруг Доул испуганно воскликнул: — Леди Рокк! Боже, Диксон, это же супруга Натаниеля Рокка!

— Она самая, — сдавленным голосом произнес сыщик. — Какие новые несчастья обрушатся на наш бедный мир?

— Когда вы идентифицировали мисс Эллис с леди Рокк, поняв, что это одно и то же лицо?

— С первых минут встречи, — ответил Гарри Диксон. — Лицо ее не изменилось, но изменился облик. Леди Рокк была величественна, а мисс Эллис сама грация и юность. Быть может, смена личности меняет человека лучше, чем самый умелый грим. Я бы попался, не будь Натаниеля Рокка!

Сэр Хэмфри мечтательно уставился на люстру.

— Рокк… — прошептал он. — Не забывайте, что он баронет и имеет право носить имя лорда Мангроува. Однако всегда предпочитал пользоваться короткой и жесткой фамилией своих предков.

— Сэр Хэмфри, — вдруг спросил детектив, — в чем вы, как представитель английского правосудия, обвиняете лорда Мангроува?

— Вы задали прямой вопрос, — ответил сэр Хэмфри. — В настоящее время правосудие не может выдвинуть против Мангроува никаких обвинений, но несколько веков назад его сожгли бы как колдуна. Он написал интересные труды по каббале, черной магии и гримуарам. Только он, как утверждают оккультисты, дал приемлемое толкование знаменитой книги «Премудростей царя Соломона». Я мало разбираюсь в этой писанине, но знаю, что все, кто занимается чернокнижием, либо кретины, либо опасные люди. Натаниель Рокк — один из них.

— Вы знаете, где он сейчас?

Доул пожал плечами.

— После развода лет семь назад он исчез. Думаю, уехал за границу, где часто жил. За два года общения с высшим лондонским светом он вызвал настоящую бурю ужаса.

— Дела давно минувших дней, но я помню о них, — сказал Гарри Диксон. — Невозможно находиться в присутствии этого человека, чтобы не почувствовать через некоторое время беспричинного животного ужаса. Кое-кто из его близких покончил самоубийством. Говорили, что из любви к леди Рокк, что весьма возможно, но мне кажется, из-за дикой ревности лорд Мангроув подтолкнул их к роковому поступку с помощью какого-то тайного могущества.

— Возможно. Однако такие утверждения будут с иронией, если не с возмущением отвергнуты любым судом.

Они замолчали. Сэр Хэмфри снова наполнил рюмку и выпил кюммель одним глотком. На его лбу и висках появились крупные капли пота.

— Что с вами, сэр? — тихим голосом спросил Диксон.

— Ничего… Недомогание… Вам не кажется, что вечер очень душный?

— Нет, напротив… Внезапно похолодало, а радиаторы едва нагреты, — медленно выговорил детектив.

— Тогда давление, — пробормотал сэр Хэмфри. — Черт подери… Сердце схватило.

— Сэр Хэмфри, — Гарри Диксон посмотрел собеседнику прямо в глаза, — вы испытываете страх!

— Вы правы! Мне страшно!

— Это меня не удивляет, — еще более глухим голосом продолжил детектив, — страх берет и меня.

— Вас, Диксон? Что значит…

Детектив внезапно встал.

— Значит, Натаниель Рокк находится рядом, в этом вроде надежно охраняемом доме! Значит, враг проник в крепость! Значит, нам не гарантирована безопасность даже в «Голубом орле», нашем последнем оплоте!

— Замолчите, — взмолился сэр Хэмфри. — Ужасная перспектива!

— Ужасная, согласен, потому что на нас действуют неведомые психические волны. Но не принимайте ситуацию всерьез!.. Я считаю, что в этом наше спасение, — сэр Хэмфри удивленно глянул на Диксона. — Думаю, Рокк интересуется не нами, а своей бывшей супругой, которую ненавидит с той же силой, с какой любил. Если он здесь, то только для того, чтобы расстроить планы Эвриалы Эллис.

— Но где же он?! — воскликнул сэр Хэмфри. — В «Голубой орел» попадают лишь люди, могущие предъявить «белую лапку». Вам это хорошо известно!

— Кто говорит об этих людях! — возразил детектив. — В настоящее время в гостинице всего три постояльца. Один из них я, за двоих остальных готов поручиться.

— Персонал?

— Специально подобран… Не теряйте времени на пустые подозрения!

— Вы, мистер Диксон, говорите загадками, — занервничал шеф. — Еще немного, и я поверю в ваши истории с черной магией.

— А жаль, — сурово ответил детектив, — что никто в мире, кроме меня, наверное, не принимает всерьез эту отвратительную науку.

— Мне кажется, вы знаете больше, чем хотите сказать.

— Я знаю не больше вашего, но ищу с почти полной уверенностью, что найду, — так часто и случается.

— Думаю, на сегодня мы выговорились, — с едва заметным раздражением в голосе сказал сэр Хэмфри.

— Нет, еще не все… Надо дождаться часа, когда закроются кинотеатры.

— Вернемся на землю.

— Действительно, вернемся на землю, а вернее, в Лондон, в Ковент-Гарден, в «Голубой орел», где я с нетерпением жду отчета некоего Майка Сондерса, слуги. Этот вышколенный слуга не кто иной, как мой ученик, славный и бесстрашный Том Уиллс.

— Слава богу! — воскликнул сэр Хэмфри. — Узнаю прежнего Гарри Диксона.

— Волна ужаса ушла, не так ли? — тихим голосом заметил детектив.

— Вы правы… Я как-то забыл об этом…

— Счастливый человек… Однако появился материал для размышления о Рокке и его могуществе.

Хэмфри Доул безмятежно пожал плечами.

— Это — ваше дело, Диксон. Ищите и обрящете. Вы сами сказали об этом.

В дверь постучали.

Наблюдательная комната

Том Уиллс, он же Майк Сондерс, уже четверть часа расхаживал по мрачной Черч-Ярд, доходя до угла Людгейт-Хилл, но так и не видел белый плащ с красной розой.

Было сухо и холодно, и молодой человек дрожал в легоньком пальтишке. Затянутый в слишком новый костюм, он походил на юного фата.

К счастью, публичный оратор, принадлежащий к Армии спасения, скрасил ожидание молодого помощника сыщика.

Идет дождь или дует пронизывающий ветер, но подобные ораторы всегда находят снисходительную публику в Лондоне. Забыв о клиентах, ждущих заказ, вокруг них замирают рассыльные; их слушают девицы с растрепанными волосами; внимательную группу обычно дополняют несколько равнодушных томми.

Том десятки раз слышал одни и те же речи с пламенным финалом и не обращал на них внимания, предпочитая разглядывать толпу, психология которой позволяет детективу собирать полезную жатву. И вскоре обратил внимание на старика в широкой пелерине, который, расталкивая людей локтями, пробрался в первые ряды слушателей. Со спины мужчина не представлял ничего особенного, но Том заметил, что старик почти не слушал краснобая. С каждой минутой старый джентльмен становился все более нетерпеливым, бросая быстрые взгляды в сторону Людгейт-Хилл.

Поскольку Том поглядывал в том же направлении, у него вдруг возникла странная мысль, что старикан поджидал тот же самый белый плащ с красной розой. Никаких доказательств не было. Но инстинкт не обманешь.

Он решил обратить пристальное внимание на незнакомца. Обошел группу слушателей, чтобы заглянуть старику в лицо.

Помощника Гарри Диксона поразила, если не напугала странная деталь. Лицо его словно изваяли из светлого мрамора. Оно отличалось невероятной бледностью. Огромный лоб сиял, как полированная слоновая кость, а намеренно опущенный взгляд не отрывался от скамьи, на которую взгромоздился оратор.

Вдруг человек поднял голову, и Том Уиллс словно ощутил удар электрического тока — на него уставились громадные бесцветные, мрачные глаза с пустым взглядом… Мертвые глаза.

Молодой человек отвернулся, ощутив недомогание, словно из этих безжизненных глаз струилась злокозненная волна.

Оратор произнес последние слова, спрыгнул со скамьи, пожелал слушателям доброй ночи и отправился сеять добро среди других. Через несколько секунд группа людей рассосалась. Черч-Ярд опустел, остался только невозмутимый бобби, застывший на углу паперти.

Том Уиллс, раздраженный ожиданием, медленно двинулся к перекрестку с Кэннон-стрит, как вдруг решил проверить, куда направился старик в пелерине.

К своему удивлению он заметил, что тот с предосторожностями обошел колонну Морриса на углу Людгейт-Хилл, и вдруг исчез.

Заинтригованный Том Уиллс фланирующей походкой приблизился к колонне.

На самом верху колонны висела мощная лампа, освещавшая небольшой кольцевой тротуарчик и оклеенную афишами невзрачную тумбу.

Молодой детектив никого не заметил. Однако при столь хорошем освещении должен был видеть, куда делся старик со зловещим лицом.

И вспомнил, что колонны Морриса внутри пусты и служат для хранения дворницкого инвентаря. Неужели странный джентльмен спрятался внутри? Наверное, он так и поступил, хотя ведущая внутрь дверь запиралась на ключ. «Но дверь открывается перед тем, кто этого хочет», — сказал про себя Том Уиллс. И решил, что старик спрятался в ожидании кого-то или чего-то внутри колонны.

Пригляделся и заметил, что дверь чуть-чуть приоткрыта. Он угадал — мужчина прятался в узком закутке.

То ли ведомый инстинктом, то ли по причине молодости, но Том совершил нечто неожиданное.

Работавшие здесь целый день мостильщики оставили тяжелые булыжники и бордюрные камни из гранита. Один из них лежал рядом с дверцей.

Том ленивым шагом приблизился, внезапно нагнулся, схватил тяжелый камень и перекинул его к дверце. Та плотно захлопнулась — камень держал ее лучше замка.

Изнутри донесся глухой вскрик — молодой человек усмехнулся. Догадка его оказалась верна. И тут же пожалел о проделке — в пяти шагах от него стояла стройная девушка в белом плаще с красной розой на отвороте. Лицо ее скрывала тонкая вуалетка.

— Мистер Сондерс? — осведомилась девушка приятным голосом.

— Мисс Белла Смитерс? — в свою очередь спросил Том Уиллс, приподнимая шляпу.

— Занимаетесь спортом? — с иронией спросила его новая знакомая.

Поскольку молодой человек не любил лгать, он в малейших деталях пересказал, какую шутку сыграл с джентльменом с мраморным лицом.

— Простите, — пробормотал он, — но я остался проказником и боюсь, еще долго останусь им. Надо освободить беднягу…

К его величайшему удивлению, девушка схватила его под руку и увлекла прочь.

— Не делайте этого, — сказала она, — этот мерзкий тип заслужил наказание. Пусть пошумит, какой-нибудь бобби освободит его и составит протокол за взлом двери общественного помещения.

Том Уиллс посмотрел на спутницу — под голубой вуалью подрагивали алые губы, дрожала и рука, лежавшая у него в ладони.

— Простите, что заставила вас ждать, — продолжила Белла Смитерс, — но я работаю машинисткой, и хозяин задержал меня, чтобы закончить переписку. Боюсь, что уже слишком поздно идти в кино. Фильмы давно начались… Быть может, выпьем по чашечке чая, мистер Сондерс?

— Прекрасно, — обрадовался молодой человек, — пойдем к Брэдди на углу Людгейт-Сиркус. Туда ходят журналисты с Флит-стрит. У меня есть друзья среди них…

Она похлопала его по щеке и засмеялась.

— Противный мальчишка… Вы забываете, что, если темнота в кинозале благожелательна для общения джентльмена и дамы, то яркий свет таверн губителен для репутации девушки. Тем более таверна журналистов. Нет, нет, мистер Сондерс, сегодня вечером вы будете моим гостем…

— Ну ладно, — согласился молодой человек. — Готов познакомиться с вашей мамой, которую только мельком видел через шторы «Голубого орла», где работаю слугой на втором этаже.

— Вы не встретитесь с мамой, — расхохоталась мисс Белла, — поскольку она живет далеко на окраине. И когда я задерживаюсь в Лондоне, как сегодня вечером, то прошу убежища у одной из подруг, которая работает ночной телефонисткой. У меня есть ключ от ее квартиры. Это недалеко, в Чипсайде. Идем?

Том Уиллс согласился с энтузиазмом молодого гуляки, предвкушающего приятное приключение.

Они быстрыми шагами двинулись по мостовой, звеневшей под ногами из-за ночной изморози, и вскоре вышли на поперечные улицы Чипсайда. Мисс Белла свернула в широкую подворотню с открытыми воротами и поднялась по угловой лестнице, едва освещенной слабенькой лампой.

— Квартира Мод находится в задней части здания, — объяснила девушка. — Она выходит во двор, поскольку квартплата здесь высока. Квартирка уютна и со вкусом обставлена.

Проведя гостя по скупо освещенному лабиринту коридоров и лестничных площадок, Белла Смитерс открыла дверь и повернула выключатель. Зажегся матовый плафон, осветив элегантную столовую.

— У Мод я как у себя дома, — заявила Белла, сбрасывая плащ и шляпку из серого фетра.

Том Уиллс едва удержался от восхищенного восклицания — его спутница была очень красива. Она заметила его реакцию, улыбнулась и удовлетворенно погляделась в зеркало над камином.

— Будьте умником и ждите меня, — сказала она. — Я загляну в кухню, чтобы вскипятить чайник и сделать сэндвичи. Какие? С окороком, с сыром, с ростбифом? Мод у нас любительница поесть, и у нее хорошие запасы.

— Отведаю всего понемножку! — сказал Том Уиллс. — Но готовьте побыстрее, поскольку мне хочется поболтать с вами. Вы невероятно красивы, мисс Белла!

— Уже комплименты? Сначала пообщайтесь со мной, поскольку моя дорогая мамаша говорит, что у меня отвратительный характер. Чтобы ожидание не показалось вам долгим, я налью вам ликера… Он превосходен…

Взяла с буфета графин и наполнила хрустальный бокал золотистой жидкостью, пахнущей пряностями и сахаром, потом исчезла через боковую дверь.

Том Уиллс отпил один глоток, потом второй и, наконец, опустошил весь бокал — ликер действительно был превосходным.

Он слышал, как Белла гремит в кухне чашками, потом ему показалось, что свет стал ярче и начал слепить его.

Он закрыл глаза, с трудом разлепил веки, снова опустил их и застыл в кресле, откинув голову на спинку, грудь его ровно вздымалась.

Свет на потолке погас.

— Войдите! — сказал Гарри Диксон.

Мистер Барнстейпл, директор «Голубого орла», вошел с привычным поклоном.

— Майк Сондерс вернулся. Он немедленно поднялся в свою комнату и, похоже, находится под мухой.

Гарри Диксон удивился, поскольку знал, что его ученик не относится к любителям спиртного.

— Должен заметить, сэр, — продолжил хозяин гостиницы, — что на Майке Сондерсе другие ботинки с более толстой подошвой. Входя в гостиницу, он не курил папиросу, которой в качестве пароля пользуются свои люди.

— А! — Лицо Гарри Диксона изменилось.

— В остальном отличий нет, — закончил Барнстейпл.

— Надеюсь, Брукер выполнил свою миссию? — спросил детектив, в голосе его звучало легкое беспокойство.

— Будьте спокойны, сэр, — ответил Барнстейпл. — Брукер — прекрасный специалист по слежке. Я не сразу предупредил вас, потому что телефон зазвонил как раз в тот момент, когда лже-Сондерс поднимался по лестнице. Брукер сообщил, что нашел вашего помощника спящим в меблированной квартире в Чипсайде. Ее два дня назад арендовала молодая персона, утверждавшая, что работает телефонисткой. Том Уиллс спит, как младенец, и Брукер не стал его будить, а привез сюда на автомобиле.

Гарри Диксон протянул руку мистеру Барнстейплу.

— Отличная работа. Рад, что сэр Хэмфри Доул может слышать мои слова. Теперь, оставьте нас. У нас с сэром Хэмфри важное дело… Итак, — продолжил детектив, оставшись наедине с шефом, — один из наших врагов проник в наше убежище, да еще в облике Тома Уиллса, который весьма удивится, узнав об этом. Погасим свет и подождем…

Люстра погасла, однако комната не погрузилась в полную темноту.

Осветились два угловых зеркала, и в них появились лестница гостиницы и коридоры на этажах. Одна из тайных особенностей гостиницы «Голубой орел» — из помещения, занятого Гарри Диксоном и называемого «наблюдательной комнатой», можно было, благодаря умелой расстановке зеркал, видеть все, что происходило в здании.

Сэр Хэмфри уселся рядом с детективом.

Через несколько мгновений темная фигура тенью выскользнула из комнаты Майка Сондерса.

— Прекрасная маскировка, — восхищенно пробормотал Гарри Диксон. — Еще немного и я бы тоже попал на крючок.

Лже-Том бесшумно двинулся вдоль стены, бросая подозрительные взгляды по сторонам. Оказавшись на лестничной площадке, извлек из кармана странный аппарат и укрепил его на лице.

— Противогаз, — шепнул сэр Хэмфри.

— Похоже, — согласился Гарри Диксон.

До этого незваный гость колебался, куда идти. Но, надев маску, решительно направился в глубь коридора, где находились ванные комнаты.

— Думаю, речь идет скорее о детекторе, а не о противогазе, — заметил детектив.

— А что надо отыскать? — удивился сэр Хэмфри.

— Запах, излучение, волну?..

Странный гость не открыл ни одной двери, но в конце коридора привстал на цыпочки и дотянулся до небольшой ниши, где поблескивала запасная керосиновая лампа. Человек взял лампу, задул ее и спрятал под одеждой.

— Славная малышка! — тихо рассмеялся Гарри Диксон.

— Вы сказали?

— Я сказал «славная малышка», потому что мисс Эллис — это она прогуливается в облике Тома Уиллса — работает на нас. Знаете, что она забрала?

— Скажите, — пробормотал сэр Хэмфри.

— Излучатель волн ужаса! — убежденно ответил Гарри Диксон. — Только теперь я сообразил, что лишь по вечерам, когда зажигается запасная лампа, нас охватывает беспричинный ужас! В общем, ничто не ново под луной! Некоторые экзотические травы, как, например, разновидность африканского репейника, размолотая в порошок и смешанная с керосином лампы или воском свечи, выделяют опасные субстанции, не имеющие никакого запаха и действующие на некоторые отделы мозга, рождая страх… Страх, иногда приводящий к смерти!

— Но в таком случае все в гостинице должны были испытывать ужас?

— Вовсе не обязательно! Некоторые из этих адских порошков действуют лишь на тех, кто прошел первичную обработку, например, выпив некую смесь, способствующую восприятию волн. Как вам этот кюммель?

— Неплохой… Я ощутил привкус пряностей, довольно приятный, но его нет у настоящего кюммеля!

— Вот так!

— Значит, в доме есть сообщник? — обеспокоено воскликнул сэр Хэмфри. — Ваши подозрения очень серьезны, Диксон!

— Не думаю, — ответил детектив. — Тот, кто подмешал порошок ужаса к керосину лампы, мог добавить снадобье в бутылку кюммеля, стоявшую на буфете курилки. Если проведете расследование, то узнаете, что вчера или позавчера в доме работал сантехник или электрик. И обнаружите, что этот рабочий заменял другого — несколько банкнот помогли провести подмену.

— Но зачем подмешивали снадобье в кюммель?

— Потому что мистер Флеммингтон, остановившийся в «Голубом орле», пьет его по вечерам!

— Значит, целью были вы?

— Пока да!

— Почему?

— Чтобы помешать планам мисс Эллис…

Лже-Том, за которым детектив и сэр Хэмфри продолжали следить через угловые зеркала, добрался до двери в сад.

— Он смоется! — воскликнул сэр Хэмфри. — Надо его арестовать!

— Вернее ее… — со смехом поправил его Диксон. — Ничего не делайте, сэр. Сейчас мисс Эллис нужнее нам на свободе, чем в тюрьме…

Тень исчезла.

Гарри Диксон позвонил, и мистер Барнстейпл явился на призыв.

— Разбудите Тома Уиллса, если сможете, и пришлите сюда.

Через полчаса обалдевший и разъяренный Том Уиллс, ощущая тяжесть в голове, пересказал свое приключение.

— Такая красивая женщина! — простонал он в заключение.

— Ба! Вы лучше сработали во сне, — утешил его учитель. — А теперь пойдем посмотрим, что происходит в колонне Морриса на Людгейт Хилл.

Дверь была выломана, а бордюрный камень отброшен в сторону.

Том Уиллс, направивший луч фонарика в закуток, принюхался и воскликнул:

— Фу, что за запах…

Он наклонился к темному предмету и вдруг отшатнулся, поскольку тот вдруг задергался.

Это был портфель из черной кожи, который ученик сыщика открыл с величайшими предосторожностями, опасаясь, что ему в лицо вцепится разъяренная кошка. Кошка в портфеле не пряталась. В нем лежали живые, извивающиеся карпы.

Чемодан

Гарри Диксон на несколько минут задумался.

— Эта история с живой рыбой выглядит очень странно, — заметил сэр Хэмфри.

Детектив махнул рукой.

— Напротив, сэр, она весьма и весьма логична. Почему, в конце концов, отличному зеркальному карпу не сыграть свою роль в драме, как диадеме или инкунабуле? Главное знать, освободился плененный Томом Уиллсом человек сам или с чьей-то помощью.

— Дверь явно взломали изнутри, — заявил сэр Хэмфри после беглого осмотра.

— Очевидно, пленник приложил немало усилий, — поправил его Гарри Диксон, — вероятно, ему помогли, иначе бы гранитный камень не валялся так далеко. Если вспомним рассказ Тома Уиллса, только мисс Белла, а вернее, мисс Эллис знала, что он запер человека в колонне. Если пленника освободили, то девять шансов из десяти, что помощь оказала она. Но когда это сделала? До прихода в «Голубой орел»? Или после? (Детектив задумался, потом поднял голову.) После, вне всяких сомнений. Прежде всего надо было выполнить миссию в гостинице…

Гарри Диксон принялся кружить вокруг колонны, рассматривая ее со всех сторон, словно пытаясь вырвать тайну безмолвного свидетеля.

— Человек с мраморным лицом за кем-то следил или кого-то ждал, — рассуждал он, — именно поэтому мисс Эллис опоздала на свидание. Следует заключить, что она видела незнакомца, боялась быть замеченной им и только после проделки Тома Уиллса решила появиться на месте свидания. Как пронюхал этот человек о свидании Тома с лжемисс Беллой?

Повернувшись к молчащему Брукеру, почтительно стоявшему на расстоянии, детектив спросил:

— Где вы стояли, когда договаривались о свидании со старой продавщицей апельсинов?

— Напротив отеля, на противоположном тротуаре, перед конторой Джиббонса и Ко, — без колебаний ответил Брукер.

— Хм!.. Контора бездействует уже несколько месяцев. Прекрасный наблюдательный пост. Возвращаемся в Ковент-Гарден!

Контора фирмы Джиббонс располагалась в старом пустующем доме, невероятно ветхом и грязном, который давно не ремонтировался. Они без труда открыли двери бывшей конторы и увидели анфиладу мрачных пыльных комнат.

— Пыль иногда приносит огромную пользу, — пробормотал Гарри Диксон, обнаружив следы. — Кто-то пробыл здесь некоторое время. Глядите, Брукер, этот кто-то даже просверлил дырку в ставнях и мог наблюдать за улицей, оставаясь невидимым, а вы в это время… А вот это может нам очень помочь!

В углу одной из задних комнат Диксон обнаружил велосипед с номером.

— В 14-18-22, — прочел он. — Что касается этого средства передвижения, то поиски надо вести в Баттерси. Интересно, что нам скажут в полицейском участке…

Сведения, запрошенные по телефону из «Голубого орла», были вскоре получены — велосипед принадлежал некоему Джорджу Уайту, проживавшему на Парк-род, неподалеку от водохранилищ Баттерси.

— Кто этот Уайт? — поинтересовался Гарри Диксон.

— Коммивояжер, — ответил дежурный полицейский. — Живет один, нам никогда не приходилось заниматься им.

Гарри Диксон и Том Уиллс бросились в ночь. Порыв ветра донес до них жалобный стон вестминстерских колоколов, а потом три величественных удара Биг-Бена. Три часа.

Высокий дом на Парк-род угрюмо темнел на фоне серебристой поверхности водохранилищ.

— Хм, — проворчал детектив, разглядывая тяжелую дубовую дверь, — это препятствие способно сильно задержать нас. Створки толщиной не менее трех дюймов, а замок весьма высокого качества…

Против ожидания отмычка сработала сразу, и дверь открылась без малейшего труда.

В глубине широкого коридора виднелась освещенная лестница.

Том Уиллс остановился.

— Не лучше ли было просто позвонить в дверь, — сказал он.

Сыщик покачал головой.

— Перед этой дверью недавно стоял автомобиль, — ответил он, — автомобиль с течью в баке. Лужица бензина еще не испарилась, значит, машина уехала недавно. Если птичка жила в этом гнездышке, скорее всего, она уже упорхнула.

Гарри Диксон двинулся вверх по лестнице, устланной шерстяным ковром с высоким ворсом.

Мощная электрическая лампочка освещала лестничную площадку, дверь в комнату была широко распахнута.

Том Уиллс с предосторожностями подобрался к ней, заглянул и вдруг отпрянул.

— Он там! — испуганно шепнул он.

— Кто? — спросил Гарри Диксон.

— Он! Человек из колонны Морриса… Боже, какая уродина!

Гарри Диксон вошел в просторную комнату, освещенную лампочкой без абажура.

Перед невероятных размеров столом в полной неподвижности сидел человек, уставившись на гостей.

— Он не двигается!.. Мертв! — воскликнул Том Уиллс.

Гарри Диксон обогнул стол и хлопнул по плечу сидящего человека — тот не сдвинулся ни на дюйм. Том Уиллс коснулся бледного лица — неприятное ощущение.

— Статуя! — вскричал он.

— Не совсем, — суровым голосом ответил мрачно нахмурившийся детектив. Извлек из кармана тонкий нож и провел по невозмутимому лицу: маска отскочила, и появилось истинное лицо, столь же бледное, но куда более ужасное. — Узнаете его, Том?

— Нет… Хотя, похоже, я его видел, но черты не были так перекошены! — Молодой человек протянул руку к белым щекам и повторил: — Статуя!

— Которая была живой некоторое время назад! — возразил Гарри Диксон.

— Какой кошмар! — простонал ученик детектива. — Мой разум не справляется с этим.

— Понятно почему, Том, — серьезно ответил учитель. — Мы стоим перед самой ужасающей тайной настоящего и прошлого.

— Кто этот человек? — спросил Том Уиллс.

— Доктор Натаниель Рокк. Но вы слышали о нем, когда он носил иное имя…

— Какое?

— Имя Мэтьюса Ярнса!

— Скульптора живых кентавров?! — вскричал Том Уиллс. — Но он умер много месяцев назад!

— Только для лондонского отдела гражданского состояния. На самом деле для человека дьявольского ума, каким был Натаниель Рокк, не составляло никакого труда превратиться в мертвеца в Бедламе, куда его поместили, дать себя похоронить, а потом с помощью сообщника выбраться из могилы… — Гарри Диксон замолчал, потом тихо добавил: — Быстро же она идет к цели!

— О ком вы говорите?

Диксон ответил не сразу. Он продолжал осматривать необычный труп, который звенел, когда по нему постукивали пальцем.

— Я по-прежнему отказываюсь верить, что речь идет о трупе, — заявил Том, — это какая-то ужасная статуя из камня.

— Из камня да, но не статуя… Каменный человек! Натаниель Рокк, или Мэтьюс Ярнс, как вам больше нравится, полностью окаменел!

— Как?! — воскликнул Том Уиллс.

И опять учитель не соизволил ответить.

— Теперь, когда он умер, — заметил он, — мисс Эвриала Эллис начнет войну против нас. Бедняжка Том, боюсь, наше оружие окажется слишком слабым! С этой минуты мы вступаем в открытую борьбу с истинным демоном.

Однако прошла целая неделя, пока не объявилась мисс Эллис, и эти дни для воскресшего Флеммингтона были днями показного спокойствия. Он гулял по Лондону, посещал музеи, выставочные салоны и навещал художников.

На восьмой день утром, во время завтрака позвонила мисс Эллис.

— Я вернулась в Лондон сегодня ночью, — заявила она, — мне удалось достать несколько произведений Ярнса — настоящие шедевры.

— Весьма рад, — живо ответил американец, — хотя я еще не могу судить об этом.

— Что вы хотите сказать? — В голосе молодой женщины послышалась тревога.

— Глупый несчастный случай, который едва не лишил меня зрения. Правда, говорят, что через некоторое время я полностью оправлюсь. Где мы можем увидеться?

— В Фарнингхэме… Ваши доллары позволили мне подкупить консьержа, у которого хранятся ключи от мастерской покойного художника. Я тайно перевезла статуи туда. Не удивляйтесь — сами знаете, какую щепетильность проявляет правительство, когда речь идет о вывозе произведений искусства. Пришлось действовать скрытно…

— Вы — удивительная женщина! — вскричал мистер Флеммингтон. — Через час я буду у вас…

Окончив разговор, Гарри Диксон развил лихорадочную деятельность. Сэра Хэмфри извлекли из постели, и он выслушал приказы сыщика, как простой регулировщик движения.

— В Грейвсенде под парами стоит греческое судно «Мелинис» из Пирея. Уже целую неделю оно готово отплыть в любую минуту. Все документы в полном порядке, и я уверен, что в данный момент на нем поднимают давление в котлах. Следует помешать ему выйти в море. Сэр Хэмфри… Пошлите несколько крепких инспекторов в штатском на причал. И будьте там сами. Думаю, я появлюсь около двенадцати. Развязка драмы близка, значит, близка и разгадка тайны…

После этого Гарри Диксон в облике Флеммингтона вызвал такси и назвал водителю адрес в Фарнингхэме.

Машина быстро пронеслась по лондонским улицам в утренний час, когда настоящее движение еще не началось.

Когда мимо побежали первые дома Фарнингхэма, Флеммингтон извлек из кармана большие очки с сильно затененными стеклами и надел их.

Фарнингхэм, квартал мелких рантье и пенсионеров, еще дремал, когда автомобиль застыл перед особняком Мэтьюса Ярнса. Едва лжеамериканец вышел из машины, как дверь дома открылась — на пороге возникла Эвриала Эллис.

— Входите быстрее, мистер Флеммингтон, — сказала она, — а такси ваше пусть отъедет чуть дальше…

Американец выполнил все ее требования. Приказав водителю ждать на углу соседней улицы, он двинулся с вытянутой рукой к молодой женщине, которая рассеянно пожала ее, внимательно вглядываясь в черные очки Флеммингтона.

— Неужели глаза у вас так сильно болят?! — воскликнула она.

В голосе собеседницы американцу послышалось то ли сомнение, то ли разочарование. Но он весело ответил:

— Увы, я наказан, поскольку этот случай лишил меня радости любоваться вашей красотой, мисс Эллис!

— Пошли быстрее, — сказала молодая женщина. — Мы можем привлечь внимание зевак…

Лже-Флеммингтон последовал за мисс Эллис по коридору, который хорошо знал, поскольку уже проходил его, когда спасал Олбина Рендерса. По дороге он ухитрился понюхать руку, которую протягивал Эвриале для пожатия, — она пахла рыбой.

Молодая женщина вошла в мастерскую скульптора. Она была пуста, но дальнюю часть ее завесили желтой шторой.

— Подходите, — улыбнулась мисс Эллис. — Я подготовила сюрприз.

Протянула руку к шнуру шторы и тихо потянула ее. Занавес скользнул в сторону. Эвриала с невероятной быстротой сорвала черные очки с Флеммингтона.

— Смотрите! — оглушительно крикнула она.

Американец глубоко вздохнул, его колени подогнулись.

Он напряг мышцы, словно пытаясь противиться чему-то ужасному, потом ткнулся носом в пол.

С воплем дикой радости мисс Эллис наклонилась над недвижным Флеммингтоном, обыскала его карманы и извлекла бумажник и чековую книжку.

Через несколько минут хлопнула дверь, и послышался шум отъезжающей машины.

— Смывается в моем такси, — иронично усмехнулся Диксон. Вскочил на ноги и осмотрел часть комнаты, скрытую шторой. Там было пусто, но посредине виднелась лужа воды и кости свежей рыбы. — Не опусти я глаз, был бы сейчас вроде человека из колонны Морриса… или почти таким, ибо кое-чего все же не хватает.

Он с трудом нашел такси. А найдя, велел отвезти себя в Грейвсенд.

— Одиннадцать часов! — объявил сэр Хэмфри.

В тридцати ярдах от них полицейские поднимались на борт готовящегося к отплытию греческого судна.

— Если экипаж попытается помешать, — сказал Диксон шефу, — прикажите вашим людям сразу же открывать огонь… А, вот и Брукер! Послушаем, что он нам расскажет.

Молодой детектив, задыхаясь, подошел к ним.

— Мисс Эллис получила по шести чекам в Мидленд-банке. Всего двадцать тысяч долларов, почти опустошив счета Флеммингтона. Подпись была отлично подделана.

— Мы вернем эти деньги без труда, — весело сказал Диксон. — Что касается подписи, она научилась ее подделывать за то время, что прошло после вручения первого чека.

— Такси приближается! — вдруг сказал сэр Хэмфри.

Гарри Диксон вдруг стал серьезным.

— У нее будет тяжелый чемодан, она не даст никому его нести. Если попытается открыть его, влепите в нее пулю, если не две!

Мисс Эвриала Эллис вылезла из машины. Быстро расплатилась с шофером и двинулась к пароходу, неся огромный и, по всей видимости, очень тяжелый чемодан.

— Вперед! — приказал Диксон.

Сэр Хэмфри махнул рукой, и тут же его люди бросились вперед. Они приближались к молодой женщине сзади, но с «Мелиниса» их заметили — кто-то криком предупредил девушку.

Мисс Эллис побледнела и бросилась к кораблю. На палубе показался офицер и навел револьвер на полицейских. С причала раздался выстрел, и грек упал.

Молодая женщина заметив, что ее окружают, с нечеловеческим воплем ярости наклонилась над чемоданом и откинула замки.

— Стреляйте! — завопил Диксон.

Сраженная пулями, мисс Эллис упала на колени. Чемодан начал приоткрываться.

— Не смотрите! — взревел детектив, бросаясь к чемодану.

Прыгнул вперед и, отвернувшись, принялся палить в него.

Потом изо всех сил ударил ногой по чемодану, тот рухнул в воду и затонул.

Ужасное существо

— Прежде всего, — начал Гарри Диксон, когда наступил момент дать необходимые объяснения, позволяющие приподнять последнюю завесу над мрачным делом, — прежде всего, мне придется прочесть небольшой курс греческой мифологии.

Горгоны были тремя чудовищными сестрами. Более других нам известна Медуза, которую убил Персей. Их изображали в виде женщин с прекрасными лицами, орлиными крыльями, когтями льва и шевелюрой из живых змей. Их ужасающий взгляд обращал в камень любое существо, осмелившееся заглянуть им в глаза. Когда Персей отрубил голову Медузы, то с помощью этой головы расправился с некоторыми из своих врагов, в том числе и титаном Атласом, превращенном в гору.

Как вы знаете, в основе любой легенды лежит истина. Но какова может быть истина в удивительной истории Горгон?

В безднах океана живут странные существа, гигантские спруты, взгляд которых настолько околдовывает жертву, что последняя замирает в неподвижности и не может удрать от чудовища.

Самая свирепая разновидность этих головоногих, хотя и наименее изученная, Haplopteutys ferox. Этих животных замечали в районе Зондских островов; разновидность меньших размеров попадалась в Средиземном море, в частности в Ионическом море, неподалеку от побережья Пелопоннеса. Щупальца этих осьминогов не превышают ярда, зато голова достигает размеров бычьей. Глаза размером с тарелку светятся ярким зеленым огнем, а взгляд настолько невыносим, что даже самые смелые рыбаки его не выдерживают.

Последняя поимка этого животного относится к 1848 году; осьминога подняли на борт рыбацкой лодки, но он вскоре умер и быстро разложился.

Вы скажете, что слишком велика разница между этим, безусловно, ужасным взглядом и обращающим в камень взглядом Горгон. Так вот! Ждите продолжения.

Рыбакам Ионического моря случалось поднимать сетями полностью окаменевших макрелей. Ученые, которые обследовали эти находки, решили, что существуют подводные источники окаменения, сходные с теми, которые обнаружены в Швейцарии и Австрии, а также в Йеллоустонском национальном парке США. Объяснение, как вы понимаете, мягко говоря, неточное.

Теперь перехожу к актерам нашей мрачной драмы, на внезапной развязке которой мы присутствовали.

Несколько лет назад английский ученый по имени Натаниель Рокк, имевший, правда, право на титул лорда Мангроува, путешествовал по Греции, поскольку его дальнейшее пребывание в Англии стало нежелательным из-за дела по вивисекции, возмутившее общественное мнение. Это был умный человек, отличавшийся суровостью и жестокостью. Подозревали, что он проводил свои жуткие опыты на людях, но доказательств тому не нашли. Его боялись, зная, что он готов на любую мерзкую выходку, на любое преступление во имя науки; и поэтому все с облегчением вздохнули, когда он покинул страну. В Греции он увлекся мифологией и решил разобраться в легенде о Горгонах.

Во время исследований Натаниель Рокк встретил окончившую университет молодую гречанку. По матери она была англичанкой и, по странному совпадению, проводила такие же исследования по Горгонам.

Тщательное обследование виллы «Юпитер», где жила мисс Эллис, позволило мне обнаружить несколько документов, которые не успела или забыла уничтожить прекрасная Эвриала. Именно поэтому в настоящее время я могу с уверенностью объяснить некоторые детали этого дела. Девушку звали Джорджина Настакидес, а по матери Эллис; через некоторое время после встречи с лордом Мангроувом они поженились.

Наш герой очень любил менять имена. На этот раз он взял себе имя дяди — Ярнс — и добился от английского правительства перерегистрации своих дипломов на это имя, хотя делал все в тайне. Поэтому некоторое время я считал, что речь идет о двух разных людях — Рокке и Ярнсе.

Джорджине удалось обнаружить любопытный эффект окаменения рыб, а потом и открыть истинную причину этого. В тех местах, где рыбаки находили окаменевших рыб, росла некая водоросль, которой рыбы питались. Растение действовало на их организм странным образом, и молодая женщина открыла природу его. Но добилась и большего — обнаружила, что питающиеся этими водорослями рыбы почти мгновенно окаменевали под взглядом спрута.

Таким образом, она выяснила тайну Горгон, вернее, докопалась до основы легенды. Что же сделала Джорджина? Выделила таинственное вещество из водорослей, а затем отправилась на поиски тех самых спрутов. И отыскала.

Супруги вступили на путь странного и чудовищного процветания! Они знали тайну Горгон и стали властителями ужаса. Они вернулись в Англию под именами мистера и миссис Ярнс для одних и мистера и миссис Рокк для других.

А теперь слушайте внимательно, я подхожу к самой сложной и довольно неясной части рассказа.

Только через три года после прибытия супругов в Англию впервые появилось упоминание об Эвриале Эллис, кузине Джорджины. Однако Джорджина и Эвриала на самом деле одна и та же женщина. Почему?

В Неокастро Рокк взял в жены Джорджину Настакидес, Эллис по матери-англичанке. Через три года возник придуманный персонаж — Эвриала Эллис. В Англию с мужем едет Джорджина Настакидес. Здесь они приступают к таинственным работам, требующим человеческих жертв. Но в процессе совместного творчества между ними возникла, я бы назвал, профессиональная ревность. Они расстаются врагами. Настоящей хранительницей тайны Горгон является Джорджина. Ей не хочется терять доходы и быть в зависимости от мужа. Она превращается в свояченицу, и тот ничего не может поделать с таким изменением гражданского состояния.

— Но миссис Джорджина Рокк продолжала жить у мисс Эвриалы Эллис, — перебил его сэр Хэмфри.

Диксон коротко рассмеялся.

— Она не могла поступить иначе, иначе ее могли обвинить в собственном исчезновении!

— Эта Джорджина и была любительницей рыбы? — с иронией спросил Том Уиллс.

— Вы почти коснулись истины, Том, — не теряя серьезности, ответил Гарри Диксон. — Вскоре я вам все объясню. Итак, конкуренты расстались и завидуют друг другу, но у женщины позиция сильнее. Ей удалось превратить в камень людей, как это делали мифологические сестры!

Слова детектива были встречены восклицанием ужаса.

— Да, — с убежденностью произнес Гарри Диксон, — и бедняга Олбин Рендерс стал одной из ее косвенных жертв. Есть и другие доказательства. Все статуи Мэтьюса Ярнса, или Натаниеля Рокка, являются окаменевшими людьми!

Ярнс никогда не был скульптором, он только подписывал этим именем ужасные творения своей жены. Его грызла зависть, и ему хотелось сравняться с ней. Ему тоже хотелось превращать людей в камень, и его первым опытом был опыт с Олбином Рендерсом.

— Диксон, — пробормотал сэр Хэмфри, — я начинаю видеть свет в этом страшном мраке!

— Вот как действовала современная Горгона. Прежде всего, поила жертвы ликером с таинственным веществом, извлеченным из морской водоросли. Но адское снадобье отличалось замедленным действием. Требовалось несколько дней, чтобы организм усвоил его. Затем… — Гарри Диксон помолчал, словно готовя сценический эффект и продолжил со странной улыбкой. — Затем мисс Эллис оставалось лишь представить жертву… истинной Горгоне.

— Что?

— …пожирательнице свежей рыбы, ужасному спруту Haplopteutys ferox, которого прятала у себя. Все дело было в осьминоге. Он создавал человеческие статуи!

Пораженная аудитория молчала.

— А трава, которая вызывала странное ощущение страха? — наконец спросил Том Уиллс.

— Речь идет о противоядии, разработанном Натаниелем Рокком, который опасался, что однажды его дьявольская супруга, в свою очередь, обратит его в камень.

— Ему не удалось избежать страшной участи, — живо вмешался сэр Хэмфри.

Гарри Диксон кивнул.

— Здесь я могу только строить предположения. Не забывайте, в этой истории кое-что так и останется неразгаданным.

Эвриала знала о существовании противоядия, но не знала состава. Однако, похоже, не стала продолжать исследования в этой области. Вначале муж ей был нужен живым. Дьявольские произведения продавались Ярнсом, а значит, он был источником дохода. Затем Ярнс симулировал смерть, и Эвриала решила, что овдовела.

Именно в это время умер Олбин Рендерс, и на сцене появился Флеммингтон.

Прекрасная Эвриала, а вернее, Джорджина собирается покинуть Англию, но у нее нет денег. Флеммингтон появляется как нельзя кстати, и она задумывает новое преступление с помощью оружия, которым обладает. Напоив лжеамериканца ликером из водорослей, она откладывает встречу на неделю-другую, чтобы снадобье усвоилось организмом.

Внезапно молодая женщина замечает слежку. Кто следит? Супруг, которого она считала мертвым. У Рокка-Ярнса лишь одна мысль — выкрасть у жены тайну Горгоны. Умный и хитрый, он сразу разбирается в деле Флеммингтона. Проникает в отель «Голубой орел» и устанавливает там излучающую страх лампу. Одновременно добавляет противоядие в кюммель американца, которого хочет спасти от покушения жены, ибо не желает, чтобы ее «дело» выгорело. Но он не только стремится к выгоде, но и желает разорить бывшую супругу. Скорее всего, подслушав разговор так называемой торговки апельсинами с Брукером, он отделяет ложь от истины. Вечером, надев маску, прячется в колонне Морриса с корзиной свежей рыбы.

Как только он увидит, что Джорджина — мисс Белла — отправилась в кино со своим воздыхателем, перед ним откроется поле действия, и он отправится на виллу «Юпитер», чтобы выкрасть опасного спрута.

Заметив супругу, Рокк прячется в колонне. Но мисс Эвриала увидела его и догадалась о его визите в отель. Выведя Тома Уиллса из борьбы, она, в свою очередь, проникает в «Голубой орел» и похищает лампу, чтобы на досуге изучить ее. Она уже знает, что ее излучения препятствуют окаменению с помощью Haplopeutys ferox. Что произошло? Нашла ли Эвриала способ аннулировать благотворное действие излучения? Весьма вероятно.

Она освободила Рокка из колонны и притворно согласилась на перемирие. Другого ему и не надо. К тому же он ее не боится, обладая, как он считает, спасительным противоядием! Поскольку явление окаменения происходит в два этапа, склонен считать, что несколькими днями раньше Джорджине удалось напоить его своим снадобьем. Как? Одно из неясных мест, о котором упоминал. Только Эвриала Эллис могла бы дать объяснения, но ее уже нет в живых…

Супруги приходят в дом в Баттерси, где живет Натаниель Рокк. В воздухе носится запах противоядия, хотя оно уже обезврежено. Рокк спокоен, уверен в своей безопасности. Он заглядывает в глаза таинственному спруту.

Лорд Мангроув, он же Рокк, он же Ярнс, превращается в статую.

Теперь, похоже, ничто не может воспрепятствовать планам ведьмы, и Флеммингтона вызывают в Фарнингхэм. Эвриала выбрала это место потому, что там можно разместить обещанные статуи. Будучи наделенной строгим логическим мышлением, она опасалась логики других.

Мы знаем, что случилось потом. В уверенности, что американец выпил во время того обеда ее снадобье, Эвриала не сомневалась, что взгляд спрута, спрятанного позади шторы, сыграет свою роль. Когда я упал на пол, то напряг мышцы, чтобы походить на статую, Эвриала поспешно вытащила у меня бумажник и чековую книжку, потом схватила чемодан, а на самом деле портативный бассейн, где сидел монстр с зеленым взглядом. Конец авантюры вам хорошо известен.

— Теперь, — добавил Диксон, раскуривая трубку и как бы показывая, что заслужил право на отдых, — вы начнете спрашивать, что навело меня на след Горгоны.

Так вот! Гордыня мисс Эллис и… ее имя.

Как звали Горгон?

Сфено, Эвриала и Медуза. Наша колдунья выбрала себе имя Эвриалы. Она считала себя Горгоной, и действительно была ею. Быть может, это ее и погубило…

Следствие подтвердило правоту Гарри Диксона по поводу статуй Ярнса — речь шла об окаменевших людях, хотя нередко опыт давал частичные результаты. Эксгумация трупов позволила выявить, что некоторые из знакомых покойного Натаниеля Рокка скончались от окаменения внутренних органов. Анализ ликера не дал ощутимых результатов, и страшная смесь сохранила свою тайну. Рыбакам обещали большую премию, если они извлекут жуткого спрута. После долгих поисков один из них извлек останки осьминога, клюв которого был изрешечен пулями. Но крабы успели объесть все мягкие части головы и выесть глаза.

Комиссия ученых связалась с греческими натуралистами, но о поимке Haploteutys ferox после 1848 года никто не знал. Похоже, мисс Эвриале повезло больше, чем ученым. По-видимому, ее незаурядный ум, послуживший чудовищным целям, решил поставленную задачу.

Статуи Ярнса изъяли из музеев по распоряжению правительства и тайно предали земле на разных кладбищах. Названия их никому не известны.

Гарри Диксон почти всегда переставал интересоваться законченным делом. Однако в его записках мы находим заметки, сделанные много позже. Там сказано, что оккультные работы Рокка касались превращения существ. Похоже, ученый верил в могущество древних колдунов, обращавших людей в зверей.

Еще большее смущение вызывают записи Гарри Диксона, касающиеся вскрытия тела Эвриалы.

На черепе погибшей, под великолепной шевелюрой обнаружились странные образования, похожие на миниатюрные головки гадюк. Ногти на руках были нормальными, а на ногах выглядели когтями хищника.

В глазах содержалось некое желтое слизистое вещество, отсутствующее у людей, но присутствующее у кошек и некоторых видов головоногих.

Существовали ли Горгоны в отдаленные времена?

Была ли Эвриала их отдаленным потомком?

Кто знает?

СТРАННЫЙ ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ

Где впервые появляется странный зеленый свет

уперинтендант Скотленд-Ярда Гудфельд, старый знакомый наших читателей, вместе с инспекторами Морисом и Бриггсом находились в отвратительном состоянии духа. Они завершили расследование в Эппинге к северо-востоку от Лондона и возвращались домой, когда их автомобиль вышел из строя.

Они безуспешно рылись в металлических внутренностях машины — она не заводилась. Полицейские перепачкали руки в машинном масле, к тому же заледенели из-за испаряющегося бензина, пытаясь прочистить жиклер. Ничего не помогало. Стартер ревел, но автомобиль оставался недвижимым, как статуя Нельсона, угрюмо повторял Гудфельд.

Местность выглядела зловещей: равнина-пустырь, несколько разваливающихся пустых домов среди зарослей сорняков, а на юге мрачный массив леса Эппинга.

— Повезло, — проворчал суперинтендант. — Нам предстоит не менее трех часов пешей прогулки по полям, пока доберемся до первых домов. Но это вряд ли будет выходом из положения, поскольку поезда до Лондона уже не ходят.

— Я вижу вдали огонек, — сказал Бриггс. — Может быть, там жилой дом, господин Гудфельд?

— Дом? — возразил начальник. — Где вы видите свет? Мы, скорее, попали в страну Мальчика-с-пальчик.

Бриггс вместо ответа протянул руку.

— Это не блуждающий огонек, а, похоже, настоящий свет.

— А вы ведь правы, Бриггс! Весьма удивительно. То, на что вы указываете пальцем, руины замка Семи Дубов, где никто не живет вот уже десять лет. Черт подери, откуда там может быть свет?

Морис повернулся к шоферу.

— Есть ли надежда завести автомобиль или мы здесь застряли на всю ночь?

— Застряли? Нет, дайте мне время разобраться с этой поганой повозкой.

— Хорошо. Мы дадим вам время, — вмешался в разговор Гудфельд, — а сами потратим часок на выяснение того, откуда взялся свет среди груды почерневших камней. Вряд ли честные люди будут включать свет в подобном месте и в подобную ночь.

— Точно, — кивнул Бриггс. — Скоро начнется дождь, нормальный человек не будет искать убежище в башне, где обитают совы. Хотелось бы познакомиться с ними поближе.

— Ну что ж, пошли, — согласился Гудфельд.

Они двинулись по тропинке, петляющей по пустырю, и вскоре увидели темную бесформенную массу древнего донжона.

Когда-то замок Семи Дубов выглядел роскошно. Им владел богатейший сэр Джордж Маркхэм, бывший некогда одним из ведущих экспортеров Сити.

Но фортуна отвернулась от него. Образ жизни на широкую ногу привел к неимоверным долгам. Призрак полного разорения навис над ним.

Однажды ночью великолепный замок был охвачен огнем. Вместе с ним сгорели бесценные произведения искусства.

Следствие неоспоримо доказало, что пожар случился по неосторожности. Замок был застрахован на один миллион фунтов. Общественное мнение осудило Маркхэма, и не без причины. Его искали, но тщетно. Он исчез, и дело закрыли.

Закрыли ко всеобщему возмущению, поскольку в пожаре погибли двое слуг.

— Кто знает, может, Маркхэм вернулся в свое сгоревшее гнездо, — пошутил Морис.

— Или его призрак, — ухмыльнулся Гудфельд, к которому никак не возвращалось хорошее настроение. — В таком случае кого-нибудь арестуем. Хоть авария послужит делу.

Заросли кустарника скрывали от них таинственный свет, но, обогнув кусты, они вновь увидели его: он сверкал на самом верху башни, высившейся среди сгоревших развалин.

— Интересно, кто мог его зажечь, — пробормотал Гудфельд, — опасное дело — карабкаться туда.

Оба инспектора кивнули.

Они были в сотне ярдов от руин, когда свет внезапно погас.

— Проклятье! Нас заметили, — выругался начальник. — Решили сэкономить свечку, а это означает, что засевшие там господа не очень рады нашему визиту.

— Тем более есть смысл познакомиться с ними поближе, — заметил Бриггс.

Они ускорили шаг, но не успели добраться до замка: позади них раздался вопль ужаса.

Они тут же обернулись, и зрелище сковало их страхом: странное зеленое пламя ростом с человека неслось метрах в пятидесяти позади них. Оно вдруг остановилось, а потом с невероятной скоростью понеслось к дороге, где пронзительно вопил Логган.

То, что последовало, произошло так быстро, что полицейские не успели ничего сообразить: Логгана окружило зелено-бледное гало. Он вскинул руки и рухнул на землю.

— Какого дьявола, что происходит?! — крикнул Гудфельд и бросился обратно. Инспекторы не отставали от него.

Зеленое пламя плясало вокруг автомобиля. Внезапная яркая вспышка ослепила их, и послышался грохот взрыва, эхом прокатившийся по округе.

— Автомобиль горит! — вскричали полицейские.

В несколько мгновений пустошь ярко осветилась от пламени пожара. Жар стоял такой, что Гудфельд и инспекторы с трудом подобрались к Логгану, неподвижному телу на обочине дороги.

— Какой ужас! — вскричал Бриггс, оказавшийся первым рядом с товарищем. — Он совсем черный! От него остался только пепел!

И действительно, несчастный Логган превратился в кучку сгоревшего угля.

— Его словно поразило электрическим током, — прошептал вздрогнувший от страшного зрелища Гудфельд.

— А ведь он лежит далеко от автомобиля, — заметил Морис.

— Он сгорел не от пламени автомобиля, — мрачно высказался Гудфельд. — Он упал еще до того, как загорелась машина. Неужели?..

— От странного зеленого пламени, — оба инспектора поддержали начальника.

— Приходится поверить, — пробормотал Гудфельд.

— Думаю, таинственный свет, горевший на верху башни, причастен к этой дьявольщине, — прорычал Морис. — Надо обследовать руины. Если найду там кого-нибудь, ему придется объясниться с нами!

Бриггса оставили рядом с догорающим автомобилем, а Гудфельд с Морисом бегом вернулись к развалинам замка Семи Дубов.

Подъем на верхнюю площадку башни оказался трудным и опасным.

Камни лестницы шатались под их ногами, многие ступени отсутствовали.

Они карабкались вверх, как альпинисты, и наконец добрались до небольшой круглой комнаты на самом верху башни, где появился странный свет.

Как они и думали, комната была пуста, и ничто не указывало, что здесь кто-то побывал.

Никаких следов лампы или чего-то другого, что могло быть источником света.

— Ничего не поделаешь, — пробормотал Гудфельд, прекратив бесполезные поиски. — Нам остается вернуться в Лондон и поднять тревогу. Боже, ну и история!

Они приступили к опасному спуску, и вдруг Морис заметил в нише от выпавшего камня телефон. Он схватил трубку.

— Работает! Откуда телефон в этом крысином убежище? — удивился Морис.

Гудфельд вырвал у подчиненного рожок. Покрутил ручку и, услышав ответ, завопил:

— Барышня! Соедините меня с Гарри Диксоном!

Послышался сонный голос знаменитого сыщика:

— Алло! Кто это?

Гудфельд собрался с силами.

— Это я, Гудфельд. Не знаю, как оказался здесь телефонный аппарат, но, видимо, помогло Провидение. Мы попали в удивительную историю, ничего не понимаем, остались без автомобиля и находимся у окраины леса Эппинга вблизи замка Семи Дубов.

— Спасибо. Полагаю, мне предстоит прогулка, — недовольно сказал сыщик.

— Здесь убийство, совершенное таинственным и ужасным способом. Погиб наш шофер Логган, — жалобно пролепетал Гудфельд.

— Еду, — ответил Гарри Диксон.

Гудфельд облегченно вздохнул: скоро приедет Диксон. И сразу развеет все тайны. Конечно, полицию не красило, когда она прибегала к услугам Гарри Диксона в каждом необъяснимом случае. Но Гудфельд многое повидал и уже давно признал бесспорную ценность знаменитого сыщика.

Ожидая Гарри Диксона, полицейские проверили, куда ведет тайная телефонная линия. На расстоянии мили провод был соединен с линией на столбе. Там были обрезаны два медных провода.

К часу ночи, когда полицейские угрюмо расхаживали взад и вперед по дороге, чтобы не замерзнуть, они увидели свет фар и звук клаксона, доносившийся со стороны Лондона.

— Диксон! Наконец можно будет заняться работой.

Это действительно был Диксон. Он выпрыгнул из автомобиля, поздоровался и потребовал объяснений.

Когда Гудфельд рассказал о странном зеленом пламени, убившем беднягу Логгана, а Диксон внимательно осмотрел останки шофера, он глянул в сторону башни, где появился свет, и надолго замолчал.

Сыщик хмурился и размышлял.

— Надо осмотреть донжон, — наконец сказал он.

— Там нет ничего, — ответил Гудфельд. — Только телефонный аппарат. А круглая комната, где горел свет, пуста, как карман бродяги.

— Не важно. Никто не заставляет вас повторять подъем. Я пойду с Томом. Кстати, зажгите одну из ваших ламп на месте сгоревшего автомобиля.

Сыщики проникли в башню и вскарабкались наверх по опасной лестнице.

Гарри Диксон бросил рассеянный взгляд на телефон и не стал осматривать круглую комнату.

— Похоже, вы знаете, что ничего здесь не найдете, — заметил Том.

— Верно, мой мальчик, и тому есть причина. Выгляните в это окно. Вы видите лампу Гудфельда?

— Нет, она скрыта рощей.

— Заключение: эта комната не заслуживает тщательного обыска. Надо искать бойницу или щель в стене, откуда можно видеть автомобиль. Приступим…

Они ощупали стену.

Она была гладкой, осклизлой, покрытой лишайником и плесенью.

— Над этой комнатой ничего нет, — заметил Том.

— Посмотрим ниже… А это что?

Он заметил глубокую нишу в стене спиральной лестницы.

— Пару ударов ногой по этим камням, — приказал сыщик.

Том повиновался.

Камни пошатнулись, посыпался гравий. Потом послышался сухой щелчок.

— Осторожно! — воскликнул Диксон. — Кажется, мы нашли!

В глубине ниши повернулось несколько камней кладки, открыв маленький закуток, где едва могли уместиться два прижавшихся друг к другу человека.

— Темно, как в печи, — сказал Том, — и не вижу отверстия.

— Забыли о плюще, устилающем стены. Похоже, он очень густой.

— Вот бойница, — вскричал Том. — Она закрыта.

— Растительностью. Подойдите поближе и посмотрите.

— Я вижу лампу Гудьфельда!

— А теперь за работу. Чего-нибудь да найдем.

После нескольких минут поиска сыщик воскликнул:

— Вот! Посмотрите на камни бойницы. Свежие царапины по всей поверхности камня. Здесь стоял тяжелый аппарат.

— Что за аппарат?

— Хороший вопрос. Тот, который убил беднягу Логгана и сжег автомобиль Скотленд-Ярда.

— Я не знал, что такие аппараты существуют, — удивился молодой человек.

— Я тоже, но в этом нет ничего удивительного. Вспомните легенду об Архимеде, который уничтожил персидский флот с помощью параболического зеркала. В подлунном мире нет ничего нового.

— Если вы говорите об Архимеде, учитель, я могу воскликнуть «Эврика!» — весело крикнул Том, нагибаясь.

— Клочок бумаги, молодец. Ну-ка покажите.

Обрывок этикетки, но Гарри Диксон радостно воскликнул:

— Похоже, обрывок наклейки с дощатой упаковки. На нем остался клей и несколько волосков светлой древесины. Есть и буквы. Похоже на часть имени.

— Гарр… — сказал Том, глянув на бумагу.

— Гарр… Гарр… Что бы это значило?

— Гарри Диксон! — предложил Том.

Диксон усмехнулся:

— Нет. Есть еще полбуквы перед заглавной буквой Г.

— Несомненно, е. Последняя буква от месье. Поглядите на эту закругленную часть перед Г… Понятно, это — французское имя.

— Как так? — Том Уиллс был поражен.

— Видите этот значок над закругленной частью буквы? Это не е, a é. Таких букв в английском алфавите нет. Том, мы сделали шаг вперед, и большой шаг. Уверяю вас.

— Вы, да… Допускаю, но я… — жалко промычал Том.

Гарри Диксон рассмеялся:

— Не отчаивайтесь, мой мальчик. У вас все впереди…

Они вернулись к трем полицейским, ожидавшим их на дороге.

— Ну, как, господин Диксон?

— Ясно, как божий день!

— Нет… невозможно… поделитесь?

— Не сейчас, но уверяю, благодаря Тому, узнал многое.

— Ура Тому Уиллсу! — воскликнул Бриггс.

— Послушайте вы, Бриггс, и вы, Морис. Когда вы обследовали телеграфный столб, то работу сделали только наполовину.

— Почему, господин Диксон?

— Возвращайтесь туда и поищите тонкий черный кабель, который подсоединен к электролинии.

— Но…

— Никаких «но». Бегите, — приказал Гудфельд. — Если господин Диксон говорит!

Через полчаса полицейские вернулись. Они нашли кабель.

— Им была нужна электроэнергия, — сказал Гудфельд, — иначе огонь не мог загореться.

— Конечно.

Лицо Гарри Диксона помрачнело.

— Возвращаемся в Лондон, — вдруг сказал он. — Здесь больше нечего делать. Преступник уже далеко.

— А пламя не может нас поразить?

— Нет. Даже если негодяй будет сторожить нас на опушке леса. Его оружие должно быть подключено к кабелю, чтобы заработать.

— Надеюсь, мы вскоре его поймаем, — проворчал Гудфельд.

Диксон отрицательно покачал головой.

— Пока не поймаем, хлебнем горя, старина Гудфельд. Боюсь, в ближайшие дни Лондон станет ареной террора. Только Господу ведомо, избежим ли мы кары!

На крышах Лондона

Миссис Кроун суетилась, бегая от двери гостиной и от гостиной к кабинету сыщика.

— Скоро придется раздавать номерки, как в приемной врача и гадалок, — ворчала она. — Если так будет продолжаться, то на обед подам подгоревшее жаркое!

— У вас есть имена гостей, Том? — осведомился Гарри Диксон.

— Конечно, учитель. Но я не понимаю, почему вы их маринуете в приемной?

— Потому что я приму их всех вместе.

— Значит, все явились по одному и тому же делу?

— Действительно. Демон зеленого пламени не теряет времени даром.

— А разве странное зеленое пламя затрагивает их всех?

— Это мы и выясним, малыш. Кстати, перечислите имена ожидающих визитеров, которые дрожат от нетерпения поделиться со мной своими страхами. Полагаю, они весьма богатые люди.

— Честное слово, так и есть. Самые сливки. Лорд Сайлас Нортон…

— Крупное состояние, вложенное в недвижимость, конюшни беговых лошадей. Его лошадь на последних скачках принесла ему кругленькую сумму порядка трехсот тысяч фунтов, — перебил Тома сыщик.

— Мак-Дугал из «Дугал энд Дунстан Банк».

— Финансист после знати.

— Эбенезер Фратт, эсквайр.

— Ростовщик! Препротивный человечишко, который спит на лежанке с матрасом, набитом золотом и деньгами.

— Питер Джонсон.

— Хм! Все зовут его именно так. Это имя мне не говорит ничего или слишком многое, что зачастую одно и то же.

— А вот и самые верха: принц Садур…

— И он тоже! Восточный набоб! Вообще, ничего удивительного: не стоит безнаказанно кичиться бриллиантами, каждый из которых стоит миллион!

Гарри Диксон подошел к стене, отделявший рабочий кабинет от гостиной, и рассмотрел посетителей через потайное отверстие.

— Хорошо, Том. Пригласите лорда Нортона, господина Фратта, эсквайра, Его Величество принца Садура и Мак Дугала.

— А Питер Джонсон?

Гарри Диксон улыбнулся и покачал головой.

— Пока не надо! Этого человека с плебейским именем ждет разговор тет-а-тет!

Том Уиллс кивнул и спустя мгновение пригласил посетителей.

Четверка представляла, быть может, элиту британских состояний. Но люди, составляющие ее, резко отличались друг от друга.

Лорд Нортон, высокий строго одетый мужчина с суровым лицом, вошел и слегка поклонился. Мак Дугал вращал бешеными глазами, яростно жестикулировал и явно пытался опередить других. Мистер Фратт, эсквайр, трусливо держался позади остальных и угодливо кланялся всему и вся — и сыщику, и прочим, и столу, и книжным полкам.

Принц Садур, невысокий полноватый человек, улыбался, сверкая белыми, острыми зубами и поглаживая ухоженную бороду цвета воронова крыла.

— Господа, — начал Гарри Диксон, пригласив гостей занять места, — прошу прощения, что принимаю всех сразу. Но думаю, вас привела ко мне одна и та же проблема.

— Не знаю, не знаю, — перебил его Мак Дугал. — Я, к примеру…

— Немного терпения, господин Мак Дугал, — с улыбкой продолжил Гарри Диксон. — Если позволите, сначала буду говорить я. Это позволит сэкономить массу времени.

Лорд Нортон кивнул, принц Садур благожелательно махнул рукой, Мак Дугал, недовольный тем, что его прервали, замкнулся, а Эбенезер Фратт, эсквайр, поддержал остальных, умоляюще вскинув руки.

— Вас шантажируют, господа! — заявил Гарри Диксон.

Все четверо хором воскликнули:

— Это так, господин Диксон!

— Похоже, каждый из вас получил письмо примерно одинакового содержания, но разного по количеству денег, которые требуют от вас, — сказал сыщик.

Четыре руки нырнули во внутренние карманы одежды и достали четыре напечатанных на машинке листка, разом протянув их Гарри Диксону.

Гарри Диксон быстро прочитал все.

— Формулировка одна и та же: положите в такое-то место такую-то сумму, иначе Вас ждут крупные неприятности. Наказание последует незамедлительно, если Вы не исполните данного требования. В случае если Вы предупредите полицию, она сможет схватить лишь мелких сообщников, которые ничего не знают, а наказание для Вас будет соответствующим.

От вас, лорд Нортон, требуют сто пятьдесят тысяч фунтов. Половина того, что принес Сильвер Хилл, ваша чудесная лошадь, не так ли?

Лорд молча склонил голову.

— Мистер Мак-Дугал заплатит лично некоему мистеру Симонсону, который явится к нему в кабинет на Пикадилли-Сиркус, сумму в двести пятьдесят тысяч фунтов банкнотами в сто фунтов и пачками по сто банкнот.

— Пулю в лоб, вот что я предложу этому чертовому Симонсону! — взревел Мак-Дугал.

— И, вероятно, получите такую же в тот же день или что-нибудь похожее, — флегматично заметил сыщик.

— Значит, я должен платить? — рявкнул неугомонный банкир.

Гарри Диксон поморщился и повернулся к мистеру Эбенезеру Фратту, эсквайру, который сжался, словно бедняк, уличенный в проступке.

— Сто тысяч фунтов, господин Диксон, — простонал ростовщик, — сто тысяч фунтов! Где я их возьму? Я — человек бедный!

— Хорошие деньги, — согласился Диксон. — Похоже, шантажист в курсе вашего истинного богатства.

Мистер Фратт, эсквайр, промолчал. Он дрожал и не осмеливался глянуть в лицо сыщику.

— Что касается Вашего Величества, наш незнакомец требует от вас передачи ему «Ока Сундараха». Если не ошибаюсь, это прекрасный голубой бриллиант.

Раджа с улыбкой поклонился.

— Голубой бриллиант, исторический камень, господин Диксон, — ответил он певучим голосом. — Я без колебаний делаю подарки, но не таким способом.

— Он, несомненно, очень дорого стоит?

Набоб презрительно пожал плечами.

— Говорят о миллионе фунтов, — небрежно сказал он.

— Миллион! — воскликнул Мак-Дугал. — Ну и ну! Этот грабитель не стесняется. Миллион! Надеюсь, принц, вы ему ничего не дадите!

Даже лорд Нортон слегка улыбнулся, услышав разгоряченного финансиста, которого весь Лондон знал как крайне невоспитанного человека.

Гарри Диксон встал и внимательно посмотрел на висящую на стене большую карту Лондона.

— Мистер Фратт, где вы живете? — спросил он через некоторое время.

— Небольшой домик, господин Диксон, совсем крохотный домик в Чипсайде. Я спрашиваю себя, ну кто придет туда за ста тысячами фунтов, — захныкал еврей-ростовщик.

Диксон черкнул по карте карандашом.

— Вам нечего бояться, мистер Фратт, — вдруг сказал он. — Бандит ошибся, выбрав вас. Вы для него недосягаемы.

— Правда? Это правда, что вы сказали?! — воскликнул мистер Фратт.

— Раз я вам сказал. Мне вам больше нечего добавить, мистер Фратт. Можете отправляться домой.

Ростовщик, похоже, не верил своему счастью и переступал с ноги на ногу, как нетерпеливый пудель.

— Э-э-э… Господин Диксон, я человек бедный, но… сколько я вам должен? — пробормотал он.

Детектив окинул его ледяным взглядом.

— Будьте не столь жестоки по отношению к бедным людям, мистер Фратт, и это станет достойной оплатой. Пока бандит достать вас не может, подумайте о Боге, который все видит и прощение которого не купить за сто тысяч фунтов.

Мистер Фратт, эсквайр, опустил голову. Он попрощался со всеми и удалился, удовлетворенно покашливая.

— Итак! А мы, господин Диксон, — сказал мистер Мак-Дугал. — Нам повезло меньше, чем этому грязному животному, который только что покинул нас. Откровенно говоря, он мог бы заплатить сто тысяч фунтов! Мне его ничуть не жалко!

Гарри Диксон с серьезным видом поглядел на него.

— Увы, вам не повезло, господин Мак-Дугал. Если не ошибаюсь, вы живете в «Флауэр-Флет», прекрасном доме в Вест-Энде. Кроме того, у вас превосходная контора. Надеюсь, все эти здания застрахованы от пожара в солидной компании. Иначе…

— Как, он подожжет мою собственность?

— Не сомневайтесь! И боюсь, мы ничего не можем сделать, чтобы воспрепятствовать этому.

— И за что мы платим полицейским чиновникам Англии? — завопил шотландец.

— Прежде всего, я не отношусь к полиции Англии. Кроме того, утверждаю, что бедняги-чиновники ничем помочь не могут, как, впрочем, и я. Лорд Нортон, вам также угрожает пожар.

— Значит, таинственный бандит угрожает спалить нас, если мы не подчинимся?

— Да, могу это утверждать.

— Но как?

— Это пока все, что я знаю. Во всяком случае, пожарные службы города предупреждены.

— Это уже слишком! — вскипел Мак-Дугал. — Мы, крупнейшие налогоплательщики страны, не можем рассчитывать на защиту со стороны нашего правительства?

— Никто не застрахован от невероятного, — загадочно ответил сыщик.

— А я, господин Диксон, — вступил в разговор принц Садур, — я живу в гостинице…

— Но ваша яхта стоит в Пуле, Ваше Величество, и, если верить слухам, это настоящий плавучий дворец.

Индус опустил голову, и его аристократические руки задрожали.

— Что написано, то написано, — тихим голосом сказал он. — И никто не может противиться воле Господа.

— Господа, — сказал Гарри Диксон, вставая, — увы, это все, что я могу вам сообщить. Только добавлю, шантажист, покусившийся на ваши деньги, не простой проходимец, а негодяй, располагающий могуществом, хотя природа этого могущества еще не совсем ясна. Несколько дней назад, я получил неоспоримое доказательство. Я ничем не могу вам помочь, признаюсь в этом. Более того, я не смогу заниматься вашим делом, поскольку оно в руках полиции.

— Вы нас бросаете? — проворчал Мак-Дугал. — У меня было иное мнение о Гарри Диксоне.

Сыщик скривился от оскорбления, но не принял вызов.

— Я так решил, так и будет, — глухим голосом ответил он.

Посетители покинули гостиную, коротко и холодно попрощавшись. Только принц Садур остановился на пороге и протянул руку сыщику.

— Люди, признающие свое бессилие перед лицом таинственных сил, мудрецы, — сказал он. — Хотя вы ничем не можете мне помочь, я по-прежнему уважаю вас, господин Диксон.

Когда все ушли и за ними захлопнулась входная дверь под последнее гневное восклицание Мак-Дугала, Том Уиллс, не проронивший ни слова во время беседы, повернулся к учителю.

— Знаете, я тоже не узнаю вас, господин Диксон! — воскликнул он, покраснев от негодования. — Как вы можете…

Но замолчал, перехватив насмешливый взгляд сыщика.

— Гляньте на петушка, который так пыжится, что раскраснелся! — пошутил Диксон.

— Значит, это неправда?! — радостно воскликнул молодой человек. — Вы не отказываетесь от расследования.

— Вы забыли о бедняге Логгане? — просто ответил Диксон. — Пока хватит. Впустите, пожалуйста, этого замечательного мистера Джонсона.

Вежливый джентльмен в темном костюме с приятным и умным лицом вошел в кабинет сыщика.

— Господин Диксон… — начал он на безупречном английском языке.

Но сыщик перебил его нетерпеливым жестом.

— Начните с сообщения о том, как поживает мой приятель Ливуа, начальник парижской службы безопасности.

Посетитель удивился.

— Вы знаете?! — воскликнул он с беспокойством. — Но о моем приезде никто не подозревает. Не верю своим ушам!

— Успокойтесь! И не буду излагать тысячу и одну хитрость в стиле Шерлока Холмса, как я вас узнал. Просто скажу: на набережных Дувра полно некой гранитной пыли, которую не просто удалить, а, кроме того, у французов есть характерная привычка — они играют со своей шляпой, когда сгорают от нетерпения. Особенно те люди, которые не привыкли ждать, а именно полицейские, к примеру.

Посетитель рассмеялся.

— Представляюсь. Пьер Перне, инспектор иностранной бригады при французской службе безопасности. Я прибыл инкогнито, потому что не хотел раскрывать своего имени, господин Диксон. Меня действительно послал господин Ливуа…

— Чтобы выяснить, не находится ли господин Андре Гаррото в Англии?

— О! От вас ничего не скроешь! — признался Пьер Перне.

— Вовсе нет. То, что происходит в Англии, во Франции узнают быстрее, чем доходит до наших сограждан. Болтуны есть повсюду… Даже в Скотленд-Ярде! История с зеленым пламенем должна была взволновать Военное министерство Франции.

— Именно так, господин Диксон, — пробормотал француз. — Вам что-нибудь известно об Андре Гаррото?

— Гарр… Гарр… — заговорил Том Уиллс. — Значит, вы знали?

— С первой минуты, мой мальчик. Господин Гаррото, известный ученый и одно из светил «радиотеллуризма», прославился за последние годы изучением передачи энергии на расстояние с помощью волн. Он даже представлял свой удивительный аппарат в Военном министерстве. Аппарат позволял поражать на большом удалении живую силу противника. Но не будь сказано в обиду, в вашей стране, господин Перне, крайне подозрительно относятся к слишком удивительным открытиям. Я не стану обвинять вас, но в этом случае недоверие обошлось слишком дорого и позволило одному мерзавцу украсть у великого француза замечательное открытие и использовать его в криминальных целях.

— Значит, аппарат пропал? — простонал француз.

— Тсс! Не будем спешить с выводами!

В нескольких словах Гарри Диксон обрисовал французскому полицейскому события трагической ночи в окрестностях Эппинга и попытки шантажа тех посетителей, которые только что ушли.

— Вы считаете, что шантажистом является нынешний владелец зеленого пламени?

— Несомненно. И жду от него действий. Когда он получит большие деньги, то, вероятнее всего, предложит смертоносный аппарат какой-нибудь иностранной державе. Ясно, что этой державой будет не ваша, не наша… Вы должны меня понять.

Пьер Перне схватился за голову.

— Военный министр поручил дело мне.

— Не отчаивайтесь, дорогой друг. Думаю, покажу вам этот страшный свет сегодня вечером, если останетесь пообедать и провести вечер вместе с нами.

— И куда мы отправимся ради этого спектакля? — спросил Том.

— Мы не покинем дом, — с улыбкой ответил Гарри Диксон. — Только поднимемся на верхний этаж. А теперь, Том, отправляйтесь к миссис Кроун и велите ей поставить еще один прибор и достать из погреба бутылку французского вина.

Обед прошел в сердечной обстановке. Господин Перне, хотя и был предубежден против английской кухни, рассыпался в комплиментах кулинарному искусству гувернантки. Превосходные устрицы, великолепное жаркое, а голубиный паштет выше всяческих похвал. Десертное французское вино разрумянило лица обедающих. Они не раз поднимали бокалы за процветание Англии и Франции.

Гарри Диксон вернул разговор к волнующим их проблемам.

— Имя Андре Гаррото мне известно. Может, вы расскажите о нем поподробней.

— Одиночка, творивший в своем логове, господин Диксон, — ответил француз. — Живет, вернее, жил, поскольку он исчез, в небольшом доме в одном из самых ужасных пригороде Парижа, на улице Обервиллье, на углу улицы Рике напротив Восточной железной дороги.

Старая развалюха, но с великолепной лабораторией, куда никому не было доступа. Его коллеги по институту единогласно твердят о его гении, но жалуются на его удивительную дикость.

— Скажите, учитель, — вдруг спросил Том, — вы думаете, этот Гаррото и стоит за всеми преступлениями?

Гарри Диксон рассмеялся, а Перне даже оскорбился.

— Нет, мой мальчик. Я знаю, что французскому ученому было наплевать на деньги и почести. Свидетельство тому его последний поступок — он даром отдавал свое изобретение свой родине. Не так ли, господин Перне?

— Верно, господин Диксон. — В голосе француза слышалась гордость.

— Тогда кто? — не унимался Том.

Гарри Диксон расхохотался:

— Боже, Том, вопрос, который не делает чести даже воспитанникам яслей для новорожденных. Но я готов простить вас и отнести ваши вопросы на счет превосходного «Папы Климента», которым вы немного злоупотребили!

Том Уиллс покраснел и налил себе полный стакан… минеральной воды.

Сыщик глянул на стрелки больших напольных часов.

— Пора. Мы поднимемся сейчас на чердак и, хотя ночь стоит прохладная, бросим взгляд на засыпающий Лондон.

Гигантский город стелился перед ними — однообразные крыши и каменные блоки. Над городом висело облако света. Но ночь вступала в свои права, и шум города затихал.

Сыщик окинул взглядом дальние кварталы города. Это уже не был веселый собеседник. Он выглядел мрачным.

— Будем присутствовать на спектакле, увы, беспомощными зрителями. Занавес скоро поднимется. Ждем трех ударов режиссера. Видите это высокое белое здание, выделяющееся среди окружающих домов… опасно выделяющееся. Зеленое пламя прекрасно сыграет свою роль.

«Дугал энд Дунстан Банк», — прошептал Том Уиллс.

Гарри Диксон кивнул.

— Думаю, бандит начнет именно с него. Смотрите!

Едва он кончил говорить, как странное зеленое пламя запрыгало на крыше здания.

— Зеленое пламя! — вскричал Том.

— Огонь Гаррото. Мы его так назвали, — пробормотал француз.

Пламя на мгновение застыло, потом вдруг резко разгорелось, распространяя бледный свет. Здание, хоть и было построено из железобетона и стальных конструкций, вспыхнуло как свечка.

Оно было далеко, но яростный рев пожара доносился и до них.

Взревели сирены пожарных машин.

— Подождите! — воскликнул Диксон.

Огромная волна тьмы затопила весь квартал. Разом погасли все огни.

— Отключили электричество! — громко сказал Том.

— По моему распоряжению, — мрачно добавил Гарри Диксон. — Ничто не помогло.

Зеленое пламя пожирало здание, словно питание не отключили.

— Он предусмотрел наши действия. Если бы он был подключен к городской сети, аппарат бы не сработал. Он питается от автономной сети. Серьезный противник, предусмотрительный.

Гигантское пламя вздымалось к небу, разбрасывая мириады искр и пылающих обломков.

Гарри Диксон отвернулся и принялся рассматривать залитый огнями квартал Вест-Энда, но там все оставалось спокойным.

— Лорд Нортон заплатил, — прошептал он.

— А Фратт? — спросил Том. — Почему вы гарантировали ему безопасность?

— Потому что Фратт живет в настоящей лачуге, спрятавшейся за многоэтажными домами. Преступник хотел его напугать, думая, что ростовщик подчинится требованию по примеру остальных.

— А принц отдал «Око Сундараха»? — спросил Том.

Гарри Диксон направил бинокль в сторону порта.

Он ничего не видел, кроме темной массы едва поблескивающих волн и отражения жалких огоньков нищего квартала Уиоппинг.

— Склонен так думать, — пробормотал Диксон, — однако…

— Считаю, что этот фаталист сказал себе: «Будь что будет, на тебе этот булыжник», — предположил Том.

Сыщик пожал плечами.

— Ничего знать нельзя.

Вдруг над портом в небо взметнулся столб пламени, а через некоторое время до них донесся грохот… На горизонте повисло красноватое зарево.

— Ему тоже досталось! — проворчал Гарри Диксон.

Дом науки

Гарри Диксон, господин Перне и Том Уиллс вышли из метро на улице Фландрии и свернули на улицу Рике.

Сумрачная и угрюмая улица пригорода Обервиллье.

Мелкий дождь усиливал безрадостность серого пейзажа, безликие тени сопровождали сыщиков и исчезали в дверях жалких кабаков.

Свернув за угол улицы Рике, они вышли на улицу Обервиллье, черную от паровозной гари, и остановились перед небольшим домом, стоящим чуть в глубине. Перед домиком располагался чахлый садик.

— Брр, и это называется башня из слоновой кости ученого! — поморщился Том Уиллс, с отвращением глянув на облезлые стены, испещренные трещинами.

— Я вам говорил и повторю: кабан в своем логове, — ответил Пьер Перне. — Как вы собираетесь попасть внутрь, господин Диксон? Мы уже посетили его. Нам помог слесарь префектуры.

Вместо ответа сыщик показал связку никелированных отмычек, похожих на хирургический инструмент.

— Мой маленький набор поможет нам, — с улыбкой ответил он.

Отвратительный запах плесени, кислоты и прогнившего дерева ударил в нос, словно могильный дух.

Пьер Перне ощупал стену, щелкнул выключатель, но свет не зажегся.

— Отключили электричество, — недовольно проворчал он.

Гарри Диксон принюхался.

— Очень странно, — тихо сказал он.

— Что именно, господин Диксон? — спросил французский полицейский, удивленный тоном, которым сыщик произнес эти простые слова.

— Здесь пахнет перегретым металлом, — ответил Диксон.

Они неслышно прошли по длинному коридору, словно дом не был совершенно пустым.

При свете фонариков они увидели довольно большую лабораторию, наполненную странными аппаратами — их тени угрожающе метались, словно были недовольны вторжением незваных гостей.

— Господин Гаррото, похоже, интересовался не только зеленым пламенем, — заметил Гарри Диксон. — Интересно, а это что за машина?

Он стоял перед металлическим сооружением гротескного вида, которое в неверном свете фонариков чем-то напоминало человека.

— Ох уж эти ученые, у них ничего не поймешь, — философски заметил Пьер Перне. — Не знаю, что это, но красивым предмет не назовешь!

Гарри Диксон замер перед пустым цоколем.

— Отсюда сняли какой-то аппарат, — заявил он. — Здесь были крепежные винты. Их следы остались на дереве.

Пьер Перне подошел к нему.

— Действительно. Мы этого не заметили. Впрочем, мы провели поверхностный осмотр.

— Вы были неправы. Должен сказать вам это. Боюсь, что это стоило ученому жизни.

— Значит, Гаррото мертв?

— Боюсь, что это так. Поглядите на эти отверстия. Аппарат вырвали, приложив немалую силу… Он должен быть тяжелым, и с ним обращались без всякой осторожности. Это свидетельствует о спешке, словно злоумышленники боялись, что их потревожат… А, этого я и ожидал.

— Чего именно?

— Кровь!

— Действительно. Сгустки крови, они появились несколько дней назад… Может, один из преступников поранился, забирая аппарат.

— Да. А вот и следы борьбы. Их постарались убрать, но не смогли удалить полностью. А вот и стеклянная пыль…

— Наверное, разбились пробирки…

— Господин Гаррото был близорук и носил слегка затемненные очки? — спросил Гарри Диксон.

— Да.

— Это все, что осталось от них.

Пьер Перне забеспокоился.

— Хотелось бы знать, что здесь произошло.

— Ну, это не так трудно… Господин Перне, вы не сказали, что в доме есть подвал.

— Не сказал. Там нет ничего интересного. И он совсем крохотный…

— А вот и нет. Уверен, подвальные помещения довольно обширные.

— Вы употребили множественное число.

— Конечно, мой друг. Посмотрите на эту тонкую линию на полу.

— Крышка люка! Боже, какую головомойку устроит нам префектура за столь поверхностный осмотр.

— Ваша главная ошибка, Перне, в том, что вы искали Гаррото не в его доме, а отправились на поиски в Лондон.

— Но его аппарат там!

— Аппарат да, ученый нет, — безапелляционно заявил Гарри Диксон.

Тому Уиллсу с трудом удалось откинуть крышку люка. Все трое спустились по узкой спиральной лестнице, ведущей в глубокий подпол.

И очутились в длинном и совершенно пустом подвальном помещении.

— Мы обнаружили его во время осмотра, — сказал Перне, — но он не представлял никакого интереса. Интересно, почему Гаррото его так тщательно маскировал.

Гарри Диксон рассмеялся:

— Чтобы скрыть воровство.

— Воровство?! — удивленно воскликнул француз.

— Посмотрите на этот толстый кабель на стене и скажите, вам он ничего не говорит?

— Электрический кабель!

— Верно. Господин Гаррото черпал электричество из сетей Парижа, не платя за него ни су.

— Вот как! — Перне был раздосадован.

— Простим его, — смилостивился Гарри Диксон. — Муниципалитет и электрическая компания не обеднеют, а наука обогатилась за счет этой хитрости, к которой прибегли в благородных целях. Я уверен, что это единственный проступок Гаррото. Он прятал кабель, как Банк Франции свои золотые слитки.

Том Уиллс, дошедший до конца подвала, вдруг с ужасом воскликнул:

— Учитель, идите сюда, тут в углу спрятан человек… похоже, он мертв!

Сыщики увидели в темном углу скрюченное тело.

— Гаррото! — вскричал Перне.

— Мертв! — мрачно произнес Диксон. — Голова проломлена ударом молотка! Бедняга!

Банг!

Глухой удар сотряс подвал.

— Крышка люка захлопнулась! — воскликнул Том.

— Проклятье! — взревел Гарри Диксон. — Его захлопнули над нашими головами! Следовало предусмотреть это!

Над их головами послышался глухой скрежет.

— Наверху не стесняются! — мрачно сказал Том.

— Значит, в доме кто-то был? — Перне не скрывал удивления.

— Черт возьми! — Диксон был в ярости. — Я же подозревал это, почуяв запах перегретого металла. Кто-то орудовал с ацетиленовой горелкой перед нашим приходом… Нет смысла толкать крышку, мой мальчик, — остановил Диксон Тома, который пытался поднять крышку, упираясь в нее спиной и плечами. — На нее надвинули что-то тяжелое.

В лаборатории слышались шаги — кто-то передвигал тяжелые предметы.

Пьер Перне кипел от негодования.

— Попали в ловушку, словно малые дети, словно школьники, словно крысы! Что делать?

— Выбираться отсюда, — холодно посоветовал Диксон.

— Легко сказать, — пробормотал полицейский.

Гарри Диксон изложил план выхода из сложившейся ситуации:

— Чтобы проложить потайной электрический кабель, Гаррото нужно было пробить стену подвала. Вряд ли ученый был хорошим специалистом по земляным работам. Смотрите, как неровно уложены камни. Там, где входит кабель, сплошные трещины. За работу, друзья. Думаю, мы выберемся в какой-нибудь канализационный колодец, а оттуда выйти проще простого.

Сыщик оказался прав. Они быстро убрали камни в месте ввода кабеля. Земля позади них была рыхлой и легко поддавалась их усилиям. Через час образовалось довольно широкое отверстие.

— Я пробил завал! — воскликнул Том.

— Выбирайтесь первым, Том.

Молодой человек проскользнул в узкое отверстие, не обращая внимания на осыпающийся грунт. Вскоре он крикнул, что находится по ту сторону стены.

— Позвольте мне, — сказал Перне. — Думаю, мы действительно выбрались в какую-то канализационную галерею, а я их знаю как свои пять пальцев. Ваша идея была замечательной!

Через десять минут сыщики шли вдоль грязного потока, в котором отражался свет их фонариков.

— Мы выйдем к воротам Вийетт, — сообщил Перне. — Еще немного ходьбы.

После получаса блужданий по темным галереям они выбрались на пустынную набережную.

— Теперь бегом, — приказал Гарри Диксон. — Возвращаемся в дом Гаррото.

— Птичка уже улетела! — пробормотал Перне.

— Конечно! — усмехнулся Гарри Диксон. — Но хочется посмотреть, что за работу она там выполняла.

Дом ученого был пуст, а в лаборатории все перевернули.

На крышку люка была надвинута тяжелая аккумуляторная батарея и две тяжелые чугунные тумбы.

— Смотрите, господин Диксон, этот угол не был пустым! — вдруг воскликнул Перне.

Диксон живо обернулся.

— Да, нашему бандиту мало зеленого огня. Надо думать, в лаборатории хранились и более опасные секреты. А именно странная машина, которую мы так долго созерцали.

— Какие неприятности нас еще ждут! — простонал Перне.

Гарри Диксон пожал плечами. Он злился на самого себя за допущенный просчет. И вдруг обратил внимание на Тома, который угрюмо растирал руку.

— Не знаю. Но когда дотронулся до ручки двери, запачкал ее. Похоже, типографская краска. Не оттирается.

Гарри Диксон взял ученика за руку и осмотрел ее при свете фонарика, потом присвистнул.

— Что-то новое? — спросил Перне.

— Еще какое, если можно так сказать, — удовлетворенно ответил сыщик. — Нечто такое, что приведет нас прямо к преступнику. Надеюсь.

— Эта грязь? — спросил Том.

— Это превосходная капиллярная черная краска! Думаю, пора возвращаться в Лондон. Руки грязные, но полны… улик!

Стальной громила

— Нет, никакого света, Том, — отрезал Диксон, когда они вернулись на Бейкер-стрит. — Никому не следует знать, что мы вернулись в Лондон. Предупредите миссис Кроун.

Вскоре появилась гувернантка.

— Значит, надо прятаться в собственном доме, — пожаловалась она. — Что за собачью профессию вы выбрали, хотя для таких порядочных и приятных джентльменов есть множество подходящих занятий. Ведь и есть придется в темноте, словно вы мыши.

— Хорошо сказано, миссис Кроун, — засмеялся Гарри Диксон. — Во всяком случае, будем осторожны, как эти милые грызуны, а шуметь, думаю, будем еще меньше. А пока опустите синие шторы в комнате Тома. Окна там выходят во двор. И чтобы даже лучик света не просачивался наружу. Там временно и расположимся.

Сыщика ждала объемистая почта, и он почти всю ночь знакомился с нею.

Лорд Нортон предупреждал в холодном вежливом тоне, что положил пакет со ста пятьюдесятью тысячами фунтов под скамью в Гайд-парке. И предупреждал: если сыщику удастся вернуть деньги, то он, кроме королевского гонорара, пожертвует часть денег на помощь лондонским беднякам.

Принц Садур, в письме с цветистыми и хвалебными выражениями, сообщал сыщику, что не расстался со своим знаменитым бриллиантом и что один из котлов его великолепной яхты взорвался необъяснимым манером. Но повреждения быстро устранили, и он решил уйти в море в неизвестном направлении, чтобы скрыться от таинственного врага.

— Двое! — воскликнул Гарри Диксон. — Теперь посмотрим, что это… Ругательное письмо от Мак-Дугала… Миссис Кроун будет чем растопить печку завтра утром. А это что?

Грубый конверт с адресом, написанным дрожащей рукой, с пометкой «передать по назначению».

— Этого голоса в квартете не хватало, — ухмыльнулся Гарри Диксон, взламывая сургучную печать. Он глянул на подпись. — Мистер Фратт, эсквайр. Что он от меня хочет?.. А это уже интересно.

Весьма уважаемый мистер Диксон!

Срочно навестите меня. Я смогу назвать Вам имя преступника. Но примите предосторожности, когда придете ко мне. Я боюсь, как бы этот жестокий враг не пронюхал о Вашем приходе. Тогда я — пропащий человек.

Преданный Вам Эбенезер Фратт, эсквайр.

P.S. Приходите только с наступлением ночи и в дверь стучите негромко.

Э. Ф.

Гарри Диксон задумался, потом взял конверт, рассмотрел марку, погашенную жирной краской.

— Письмо послано вчера, — пробормотал он. — Несмотря на мое стремление вернуться в Лондон, префекту полиции удалось задержать меня на целых четверо суток в Париже. Еще не слишком поздно нанести визит мистеру Фратту, эсквайру, тем более что есть пометка «срочно».

Он глянул на Уиллса — тот спал, оправляясь от усталости.

— Пусть спит. Надеюсь, мистер Фратт не задержит меня надолго. Чтобы назвать одно имя, вовсе не надо вечности.

Он внимательно осмотрел пустынную улицу, не заметил ничего подозрительного, надвинул шляпу на лоб и поднял воротник пальто. Затем направился в Чипсайд, где жил ростовщик.

Окна его дома, кривые и маленькие, походили на боязливые и внимательные глаза. Боязливые, ведь они должны были постоянно следить за угрозой воров и убийц. Внимательные, потому что сидящий за ними ростовщик жадно высматривал жертвы, словно паук. Ибо Эбенезер Фратт, эсквайр, и был истинным пауком с могучими когтями, который пожирал людские сердца, слезы и кровь.

По вечерам из проклятого дома выходили бледные мужчины — они подписали кабальные договоры, а за просрочку заплатят семью граммами свинца и мельхиора, пущенными в висок, обрекая жену и детей на вечную нищету.

Фратт, эсквайр, ворочал крупными деньгами, но не отказывался и от мелких доходов, даже если они равнялись нескольким пенсам.

На первом этаже дома располагалась лавочка ростовщика, длинная и узкая, как труба, где свет не доходил до конца ее. Она всегда была полна мрака и плесени.

Целыми днями к нему тянулись женщины, чтобы выложить на прилавок пальто или плащ и прошептать:

— Посмотрите, мистер Фратт, оно почти новое. Дайте за него фунт.

А Фратт, эсквайр, неизменно отвечал:

— Два шиллинга.

Бедные женщины рыдали, пытаясь разжалобить ростовщика историями про безработных мужей и бедных голодных малюток.

Но Фратт, эсквайр, отвечал:

— Два шиллинга. Или забирайте ваш корм для моли.

По большей части муж тщетно мотался по причалам Грейвсенда, не имея возможности заработать и пару пенсов на хлеб и чай. А бедный малыш кашлял и хрипел в каком-нибудь подвале Уоппинга или Уайтчапеля.

И женщины брали два шиллинга и уходили, произнося почти одни и те же слова:

— Пусть Бог вас накажет!

Или:

— Бог проклянет вас.

— Бог видит вас, негодяй, еврей, грязный вор!

Но мистер Фратт, эсквайр, прикреплял к вещи этикетку и плевал на Бога.

Именно в это отвратительное жилище направлялся Гарри Диксон, не скрывая своего отвращения. Ему было неприятно отвечать на просьбу столь мерзкого существа, как ростовщик.

— Если таинственный вор зеленого пламени прикончил мистера Фратта, эсквайра, вместо Мак-Дугала, я на стану его упрекать, — пробормотал он.

Улица была пустынной, едва освещенной скупым светом газовых фонарей. Диксон проскользнул на крыльцо и осторожно постучал. Ответа не последовало.

Он постучал громче, результат был тем же. Он поискал звонок, нашел его. В тихом спящем доме послышалась робкая трель… Ничего.

— Пусть споет соловей, — усмехнулся Гарри Диксон, доставая отмычку. — Перед ним не могут устоять ни сердца, ни запертые двери.

Замок открылся, но дверь осталась закрытой. Ростовщик опустил засовы.

— Ничего хорошего…

Он обошел группу домов и заметил низкую стену, над которой качались голые ветви деревьев. Через мгновение он уже стоял в запущенном садике, окруженном разваливающейся стеной, ограждающей его от внутренних двориков. Он сориентировался.

— Мне кажется, — сказал он сам себе, усаживаясь на верхушку замшелой кирпичиной стены, — что свет горит в одной из комнат дома Фратта!

Действительно, полоска света освещала кусок заросшей травой и мхом дворика.

Гарри Диксон отбросил колебания и соскочил со стены. Во мраке послышался яростный собачий лай, и сыщик поспешил залезть еще на одну стену, постепенно приближаясь к дому ростовщика. Освещенное окно было совсем рядом. Диксон мог рассмотреть убогую обстановку, покосившуюся мебель и заваленный мусором стол, за которым сидел неподвижный человек… По мнению сыщика, слишком неподвижный.

— Какие грязные стекла, — проворчал он, — но готов поставить фунт за то, что за столом сидит сам мистер Фратт.

Сидя на корточках на замшелой черепице стены, он тщательно разглядывал внутренность комнаты.

То, что он принимал за фигуру ростовщика, находилось вне конуса света, сочившегося из-под жестяного абажура.

Сыщик с осторожностью соскользнул на землю.

И тут же невероятный звон разорвал тишину. Сыщик скривился.

— Надо было предусмотреть. Провод тревожной системы… Черт! Мистер Фратт, похоже, не очень озабочен происходящим.

Он дотронулся рукой до провода, проложенного вдоль стены на уровне щиколотки. Резко дернул его, и звонок затих.

— Надеюсь, других ловушек нет, — пробормотал Гарри Диксон и включил фонарик. — Хм, как я и думал: капкан, а вот и еще один. Да здесь царит полное доверие!

Окно было в шаге от сыщика. Он прижался лицом к стеклу.

Мистер Фратт сидел, опустив голову на грудь, руки висели вдоль тела, безжизненные глаза уже остекленели.

— Меня опередили! — проворчал сыщик. — Я поторопился, обещая этому Гарпагону полную безопасность… Правда, я думал только о зеленом пламени, а незнакомец, похоже, пользуется и другим оружием.

Ударом локтя он разбил стекло, повернул шпингалет и запрыгнул в комнату.

Он попал в нищенское заднее помещение, провонявшее жиром и прелой шерстью, запахом нищеты.

С легким отвращением сыщик положил ладонь на бледный лоб ростовщика и почувствовал ледяной холод смерти.

«Это случилось несколько часов назад, скорее всего, когда начало темнеть, и Фратт зажег свет».

Он внимательно осмотрелся.

— Разве в этой свалке можно понять, был ли обыск, — простонал он. — Посмотрим, как он умер.

На изъеденной молью хламиде ростовщика виднелись подозрительные липкие пятна.

«Полагаю, удар кинжалом в самое сердце», — решил Гарри Диксон и дотронулся до тела убитого.

Мертвец рывком вскочил, и пока ошеломленный Диксон не успел отскочить назад, ледяные руки трупа схватили его за запястья и сдавили их с невероятной силой.

— Фратт, — завопил сыщик, — вы с ума сошли…

Но ростовщик молча продолжал терзать руки сыщика.

— Фратт! Отпустите меня… или я вас убью!

Ни один мускул не дрогнул в неподвижном лице мертвеца. Его остекленевшие глаза смотрели в какую-то точку пространства. Он, похоже, даже не знал о своей жертве. Только руки продолжали сжимать запястья Гарри Диксона.

Сыщик изо всех сил нанес удар по ногам противника и тут же завопил от боли — ему показалось, что он ударил по камню.

Фратт был маленьким и хрупким человечком, которого можно было сбить с ног простым щелчком. Гарри Диксон попытался освободиться отчаянным рывком. Похоже, легче было опрокинуть церковную стену! Фратт не шелохнулся.

Гарри Диксон опомнился, застыл и внимательно вгляделся в странное существо, пленившее его.

Глаза у него были, как у мертвеца, а ледяная плоть щек вдруг стала синеть. Сыщик услышал странный шум — внутри этого тела, лишенного души, кипела адская и опасная жизнь.

Прошла минута, долгая и ужасная, потом Гарри Диксон закричал от ужаса — на лице трупа невероятно широко раскрылся рот, но вместо огрызков зубов он увидел сверкающие сталью острые клыки. Голова существа наклонилась с явным намерением вцепиться в горло сыщика.

И мертвец заговорил!

Из его глотки доносился ужасный пронзительный фальцет. Существо монотонно и хищно повторяло слова:

— Я тебя убью, Гарри Диксон… Диксон, ты умрешь, умрешь…

Буква «р» перекатывалась, словно ржавая шестеренка.

— Диксон, ты… умрешь… умрешь…

— Автомат! — в ужасе воскликнул сыщик.

И сразу все понял.

Он вспомнил о странной машине, заинтриговавшей его в лаборатории на улице Обервиллье. Автомат был похищен, пока они оставались пленниками в подвале дома изобретателя.

«Механический человек… Бандит усовершенствовал аппарат, пока я отсутствовал. Убив Фратта, он нарядил автомат в лохмотья ростовщика!»

Все это пронеслось в мозгу сыщика, пока лицо, в малейших деталях повторявшее отвратительно лицо ростовщика, приближалось к лицу Диксона и, сухо щелкая челюстями, повторяло:

— Я тебя убью, Диксон… Ты умрешь… умрешь… — вопил фонограф, спрятанный внутри автомата.

Глаза налились ослепительным зеленым светом — взгляд обладал гипнотической силой, которую пытался побороть Гарри Диксон.

Он чувствовал, как уходят силы, а разум слабеет… У него остались лишь слабые рефлексы защиты, но его подсознание работало. Он заметил какое-то округлое утолщение под лохмотьями мертвеца в области сердца.

Что-то ему подсказывало, что надо добраться до этого утолщения. Но железные руки не ослабляли хватки. Гарри Диксон из последних сил дотянулся до утолщения и коснулся его.

Стальные зубы уже были готовы откусить ему правое ухо… Но окровавленная рука сыщика уже лежала на лохмотьях Фратта.

Один из острых клыков рассек щеку сыщика.

Гарри Диксон из последних сил нажал на утолщение.

Автомат откинулся назад, его руки раскрылись, отпустив жертву. Диксон со стоном повалился на пол.

Адское механическое существо принялось бродить по комнате неровным и неуверенным шагом, круша мебель и пробивая стены.

Диксон не стал терять времени, вытащил револьвер и со сладострастием принялся расстреливать автомат.

Послышался треск поврежденной механики, и, словно сломанная кукла, автомат тяжело рухнул на пол, но его конечности продолжали конвульсивно содрогаться.

Гарри Диксон со стоном поднялся с пола. Его силы были на исходе. Единственная мысль, остатки воли вынуждали его: бежать из этого проклятого жилища, словно здесь его поджидала еще одна опасность.

И опасность была — едва сыщик сделал, спотыкаясь, несколько шагов по коридору, как его окружило ослепительное зеленое пламя.

Он ощутил огненный укус, его оглушил чудовищный грохот — сыщик бросился вперед, словно выпущенный из катапульты.

Это спасло его, поскольку он телом вышиб дверь на улицу.

Дом мистера Фратта, эсквайра, вспыхнул. Пламя пожара отразилось в окнах соседних домов.

Гарри Диксон не стал поднимать тревогу. Он бросился бежать, словно за ним гнался сам дьявол.

Позади него небо горело красным заревом. Слышались крики и рев пожарных сирен.

Сыщик бегом добрался до Бейкер-стрит и ворвался в дом, как в спасительную гавань.

Он сразу успокоился, хотя его глаза все еще видели всполохи пламени.

— Пора действовать, — громко произнес он.

Голос его был решительным и угрожающим.

Герр доктор Брайтенштайн

— Итак, Гудфельд, вы мне добыли требуемые сведения?

— Немного, господин Диксон, — вздохнул суперинтендант. — Прежде всего, нигде нет следов яхты принца Садура. Мы опасаемся, что Его Высочество заплатило посмертный налог таинственному незнакомцу, владельцу зеленого пламени.

— Действительно? — равнодушно отозвался сыщик. — Признаюсь, иное меня бы удивило.

— Да, бандит сыграл хорошую игру и в открытом море поймал беднягу-принца в свой смертоносный луч.

— Ладно. Еще что?

— Вы меня спрашивали, какие немецкие агенты, заподозренные в шпионаже, находятся в данный момент на британской территории. Мелкая рыбешка, господин Диксон.

— Назовите.

— Бауэр, Локман, Сибенсшлафер и Полволский. Мне также сообщали о Кирше и Лебеволе. Энекеле и Айзеншмидт отбыли в Германию.

— Хм, ничего интересного, мелкая рыбешка, как вы сказали, — пробормотал Диксон недовольным тоном.

— И я так подумал, — гордо ответил Гудфельд. — Даже не стоит выписывать ордер на арест этих клоунов.

— Какие подозрительные суда идут в наши порты?

— Немецкие?

— О, нет. Финляндские, шведские, эстонские.

— «Штурмфедер».

— Нет, не этот.

— «Аланд», «Питер Грамм».

— Пропустим эту парочку.

— «Тригвазон», но это норвежец.

— Он ходит под флагом Норвегии. Хитрый морской бродяга. Это судно занимается высадкой нелегальных пассажиров в ту или иную страну. Идет куда?

— Голль в Эйре. Идет за углем.

— Ол райт! Но ведь оно сделает короткую остановку в Халле перед заходом в Хамбер. Пошлите Бриггса, а Том Уиллс будет сопровождать его.

На следующее утро два молодых беззаботных докера вышагивали по засыпанным угольной пылью причалам крупного английского угольного порта.

— Хелло, парни! — крикнул им боцман-здоровяк. — Хотите подзаработать?

Лентяи переглянулись.

— Нет, — безапелляционно ответил один из них. — Сам занимайся своей работой, старина. У нас еще на три дня хватит на джин. Не будем торопиться!

Боцман удалился, чертыхаясь и качая головой.

— Ну и молодежь сегодня, — проворчал он меланхолично. — Хотят стать миллионерами не работая. Куда мы идем, Господи? В мое время…

Остальная часть рассуждений затерялась в вое ветра.

Через час небольшое судно водоизмещением шесть или семь сотен тонн подошло к причалу, и на берег выпрыгнул матрос.

— Эй! Приятель, на твоей посудине есть работенка? — крикнул один из двух докеров-лентяев, проявивших вдруг неожиданную активность. — Можешь рассчитывать на пинту или на две, если подкинешь работенку.

— Мы идем в Голль, — ответил матрос, — и здесь не загружаемся.

— Все равно, можно выпить вместе.

— Нет времени, парни. Мне надо к капитану порта, чтобы подписать бумаги.

— Как бы он не запустил тебе в башку чернильницей, — крикнул недовольный докер. Матрос пожал плечами и углубился в одну из узких улиц, выходящих к причалам.

— Бриггс, этого нельзя упустить, это он.

— Вы его узнали, господин Уиллс?

— Нет, он слишком хорошо загримирован… И все же, он немного тянет левую ногу, а это мне известно. Это именно он.

Они проследили его до конторы порта, старого покосившегося здания, открытого всем ветрам.

— Он пошел к капитану.

— Здесь еще есть выход на стройку Алетт.

— Черт, я не подумал о ней. Идем туда…

Едва они успели обогнуть здание и спрятаться за грудой деревянной крепи для шахт, как появился какой-то человек и подозрительно огляделся по сторонам.

— Это совсем другой человек! — воскликнул Бриггс.

— Он уже изменил облик, соглашусь с вами. — В голосе Тома Уиллса слышалось торжество. — Но ногу-то он не заменил.

— Верно.

Человек, за которым они следили, уже не был матросом в потрепанной одежде, а выглядел настоящим моряком в прекрасной шевиотовой шинели синего цвета.

— Он на этом не остановится, — сказал Том Уиллс, — я уже не в первый раз веду за ним слежку и знаю его трюки. Вот он входит к Гилхристу, еврею, торгующему одеждой. Может выйти от него детской няней или самим принцем Уэлльским. Бриггс, быстрее, найдите автомобиль, поскольку тип не задержится у торговца более пяти минут.

Бриггс взял ноги в руки, и через несколько минут перед Томом Уиллсом, превратившимся в шофера, остановился комфортабельный автомобиль с номером муниципальной службы такси.

— Если он сядет ко мне или вы потеряете меня из виду, встретимся у мистера Гудфельда, — поспешно сказал Том. — До скорого, Бриггс!

Том принялся менять колесо, не теряя из виду заведение Гилхриста.

Вскоре в его дверях появился джентльмен в коричневатом плаще, который с довольным видом поглаживал черную бороду.

— Такси, князь? — угодливо спросил Том.

— Кстати, неплохая мысль, — ответил человек с улыбкой, проницательным взглядом окинув Тома.

Том не проявил никакого беспокойства, и чужака, похоже, успокоил этот беглый осмотр.

— Плохие времена настали для нас, — жалобным тоном сказал Том. — Хотите, я покажу вам город? Знаю его как свои пять пальцев, а заодно и все графство Йорк. Клянусь, милорд, я вас не обдеру.

Бородач рассмеялся.

— А если я попрошу отвезти меня в Лондон? — спросил он.

— В Лондон, — Том выглядел обалдевшим, — вот это поездка! Но тогда надо будет оплатить обратную дорогу! Господин покупает меня!

— Нет, малыш. Поехали.

Том недоверчиво покачал головой.

— Нужен аванс, — пробормотал он. — Знаете, я не хочу вас оскорбить, но на днях мой приятель был обманут одним паршивым матросом… «Поедем в Голль», — сказал он, а на полдороге велел остановиться, чтобы якобы купить табак для трубки… Мой коллега до сих пор ждет его там. Не злитесь на меня, милорд, но я работаю на хозяина. Если случится нечто подобное, он меня вышвырнет на улицу, и мне больше не видать работы в качестве таксиста.

Бородач терпеливо дослушал Тома. Он вовсе не возмутился требованиями Тома, а, наоборот, с удовольствием выслушал его жалобы.

— Вот вам пять фунтов, дружок, — вдруг произнес он. — Надеюсь, это успокоит вас!

Том с подозрением изучил банкноту и, увидев, что это подлинная купюра Банка Англии, обрадовался.

— Садитесь, милорд, — сказал он, распахивая дверцу автомобиля с низким поклоном. — Вам здесь будет лучше, чем в пульмане. Повезу вас так, словно вы сам герцог Вестминстерский.

Автомобиль понесся по дороге в Лондон, и Том Уиллс то и дело напевал веселую песенку, как поступает шофер, видя щедрого клиента.

Тем же вечером Том Уиллс ворвался в рабочий кабинет учителя и увидел там мистера Гудфельда. Оба наслаждались отменным виски.

— Брайтенштайн остановился в отеле Джексона рядом с Холловей-Стейшн! Только теперь он зовется Пилгрим, — на одном дыхании выпалил Том.

— Что? Кто? — едва не поперхнулся Гудфельд. — Брайтенштайн?

— Вы правы, немецкий шпион, — усмехнулся Гарри Диксон. — Хорошо поработали, Том.

— Что делать? — всполошился Гудфельд. — У этого типа паршивая репутация.

— Просто выдать ордер на арест!

— Чтобы завтра выпустить его с извинениями после вмешательства посольства Германии! — воскликнул начальник Скотленд-Ярда.

— Вовсе нет, мой друг, — тихим голосом произнес Гарри Диксон. — Заполните ордер на имя мистера Пилгрима.

— А на каких основаниях? — кислым тоном возразил Гудфельд.

— Распространение фальшивой монеты, — ответил сыщик. — Не так ли, Том?

— Точно, как дважды два четыре, — весело ответил Том. — Маленький бумажник находится в подкладке его плаща. Там десять купюр по десять фунтов, фальшивых, как и пение мисс Синглетон в театре Друри-Лейн.

— Откуда вы знаете? — спросил Гудфельд.

— Я их сам туда засунул, — ответил молодой человек.

Гудфельд расхохотался так, что у него на глазах выступили слезы.

— Хорошее дельце, господин Диксон! Дайте мне чернила и перо, чтобы я заполнил для вас эту бумажку.

— Пусть Брайтенштайна, или Пилгрима, подержат в карцере в Ньюгейте. Этого хватит, — добавил Гарри Диксон.

— Хватит? Что вы хотите сказать?

— Все, что касается зеленого пламени и того, кто им манипулирует. И таинственный бандит займет место уважаемого мистера Пилгрима в камере, слово Гарри Диксона!

— Еще стаканчик за такую хорошую новость! — воскликнул Гудфельд, размашисто подписывая ордер.

— Теперь в путь! — приказал Гарри Диксон.

* * *

— Мистер Пилгрим?

— Да, это я, что вы от меня хотите?

Мужчина спокойно поглаживал шелковистую бороду.

— Полиция, — представился Гудфельд. — У меня приказ о вашем аресте.

Иностранец не шелохнулся, но в его глазах вспыхнул хитрый огонек.

— По какой причине, господин полицейский?

— Я — суперинтендант Скотленд-Ярда, — сухо ответил полицейский, — а эти два сопровождающих меня господа инспектора. Я задерживаю вас по обвинению в хранении фальшивых денег. Предупреждаю, что все сказанное вами, может быть обращено против вас.

— Традиционное предупреждение, — холодно кивнул мистер Пилгрим. — Какие улики есть против меня? Фальшивые деньги? Надо же!

Вместо ответа Гудфельд снял с плечиков широкий плащ, обыскал его и извлек небольшой бумажник, из которого достал банкноты.

— Фальшивые! — коротко объявил он.

Мистер Пилгрим выругался.

— Подлог! — воскликнул он. Но тут же взял себя в руки. — Требую присутствия моего адвоката.

Гудфельд отрицательно покачал головой.

— Сейчас нельзя. У меня приказ поместить вас в карцер. Через трое суток можете выбирать себе защитника.

Мистер Пилгрим помрачнел.

— Понимаю, что это, — проворчал он. — Я этого так не оставлю. У меня есть право написать…

— Никому! — услышав резкий голос, задержанный вздрогнул.

Слово взял один из инспекторов. Он подошел к Пилгриму и глянул ему в лицо.

— Никому, слышите! И советую вам держаться спокойно и не пытаться что-либо предпринимать, Брайтенштайн.

— Что! — вздрогнул задержанный.

— Да. Не буду повторять ваше имя. Да будет вам известно, при малейшей попытке сопротивления или любом подозрительном жесте с вами может произойти… скажем, несчастный случай.

— Это мы еще посмотрим! — но в голосе человека послышались беспокойные нотки.

— К примеру, вас повесят в камере!

Брайтенштайн-Пилгрим в ужасе отшатнулся.

— Ладно, — согласился он после минутного размышления. — Я понял. Дело, по которому я прибыл в Лондон, лопнуло… Согласен, я вижу, вы все знаете.

— Конечно, знаем. И если продолжите упорствовать, вас еще обвинят в сообщничестве в убийстве, пожаре криминального характера и шантаже. Короче, во всем, чтобы быть повешенным через три недели.

Задержанного передернуло.

— Моя страна этого не позволит. Во мне еще нуждаются.

— Хорошо. Сохраняйте спокойствие и к моему глубочайшему сожалению вас повесят в другом месте. Вам не избежать финала в виде петли. Но пока это не наше дело.

— Ладно, я согласен.

— И правильно поступаете. Мы покинем гостиницу так, словно мы старые друзья.

— Полагаю, мистер Пилгрим не будет долго отсутствовать в гостинице Джексона? — пошутил арестованный.

— Вы умный человек, — усмехнулся инспектор. — Сохраняете хорошую мину при плохой игре.

— Кстати, сэр, мне кажется, я вас знаю, — произнес Брайтенштайн, — но никак не могу вспомнить ваше имя.

— Предположим, Гарри Диксон, если хотите, — улыбнулся сыщик.

— Я не сомневался, — пробормотал он. — В таком случае спускаю флаг. Сдаюсь!

— Почетная капитуляция, — добавил со смехом Гудфельд.

Через час немец был помещен в карцер тюрьмы Ньюгейт.

Но в гостинице Джексона ничего не заметили, потому что к вечеру мистер Пилгрим вернулся, заказал обильный ужин, запил его бутылкой вина и уснул сном праведника на чистых белоснежных простынях.

На следующий день он не покидал номера, словно кого-то ждал.

Утром никто его не спрашивал.

Мистер Пилгрим заказал завтрак и отдал должное сочному и приправленному ворчестерским соусом английскому ростбифу с пикулями.

В три часа пополудни в гостинице зазвонил телефон.

— Дама спрашивает мистера Пилгрима, — доложил служащий отеля.

— Пропустите!

Мистер Пилгрим стоял спиной к свету, падавшему из окна, чтобы посетительница была освещена, а его лицо оставалось в тени.

В дверь номера постучали.

— Войдите!

В дверях показалась дама, закутанная в просторное меховое пальто. Ее лицо закрывала густая вуаль.

— Мадам, — внезапно сказал мистер Пилгрим, — вы нарушаете мои правила. Извольте поднять вуаль.

Посетительница колебалась.

— Иначе можете уйти сей же час. Я уезжаю сегодня вечером. Это означает, что наше дело надо завершить крайне быстро.

Дама дрожащей рукой подняла вуаль, открыв красивое лицо с пронзительно черными глазами. Но щеки ее и лоб были покрыты толстым слоем грима.

Мистер Пилгрим присвистнул.

— Говорите.

— Но…

— Вам известно, с чего начинать, — резко сказал он.

— Фратт, — тихо произнесла она.

Мистер Пилгрим заметил в глазах дамы странную растерянность. Его мозг заработал с невероятной скоростью. Ему была понятна ее ложь.

— Нет! Это не то слово.

Он увидел, что дыхание дамы выровнялось, а в глазах появилось спокойствие.

— Обервиллье, — выдохнула она.

— Хорошо. Продолжайте.

— Господин Пилгрим… Это ведь ваше имя?

— Не имеет значения. Это не мое имя! Называйте меня хоть Пилгримом, хоть Вальтер Скоттом. Мне от этого ни тепло, ни холодно. Говорите быстрее, я ограничен во времени.

— «Он» может передать вам аппарат только на иностранной территории. Но не в Англии.

— Хорошо. Пусть будет Германия.

— Не может этого сделать и там, — выпалила она. — В Голландии…

— Вот как!

— Судно с аппаратом уже находится в голландских водах.

Мистер Пилгрим задумался.

— И что?

— Это все, что я могу сказать. Я передаю слово в слово то, что должна была вам передать.

— Хитрите, — усмехнулся мистер Пилгрим. — Но дело можно сделать. Когда мне сообщат координаты судна?

— Завтра. По телефону.

— Отлично. Тогда и передам деньги. В фунтах или в долларах?

— В долларах.

— Договорились. Кстати, а почему бы не сообщить данные сейчас?

— Связь с судном будет только ночью.

— Можете идти.

Посетительница, не добавив ни слова, слегка кивнула и вышла из номера.

Едва мистер Пилгрим услышал шум удаляющихся по лестнице шагов, как сорвал роскошную бороду и парик. Гарри Диксон сбросил маскировку.

— Терять время на ожидание! — проворчал он. — Как я понимаю, аппарат отправится сегодня ночью на борту какого-то сверхскоростного судна. Они решили, что Диксон родился только вчера!

Через несколько секунд он уже был на крыльце гостиницы и заметил сорвавшийся с места большой лимузин.

Перед гостиницей остановился спортивный автомобиль.

— Том, не теряйте его из виду! — приказал Диксон, занимая место рядом с шофером.

— Положитесь на меня, учитель!

Лимузин немного оторвался от них, но Том держался за ним.

Было видно, что пассажиры лимузина опасались слежки и крутили по улицам.

К счастью для преследователей, автомобилей было много. К тому же к вечеру спустился легкий туман.

Преследование продолжалось около сорока пяти минут. Автомобиль двигался по Вест-Кинг-род, потом свернул на Хаммерсмит. Внезапно, на уровне Орнаментал-Граундс, лимузин резко повернул в лабиринт узеньких улочек.

Сердце молодого водителя тревожно сжалось, когда он увидел перед собой пустую улицу. Гарри Диксон крякнул от сожаления.

— Совсем плохо, если мы их потеряли.

Они заметили лимузин вновь на Хей-стрит. Он замедлял ход.

Лимузин вдруг свернул на углу Грей-Хаунд-род и направился в сторону Хаммерсмита.

— Хотят от нас оторваться! — проворчал Том.

Снова появилась зелень Орнаментал-Граундса. Том занервничал.

— Звери возвращаются в логово кружным путем, — усмехнулся Гарри Диксон. — Такова их натура, Том. Ласточка никогда не возвращается в гнездо по прямой. Так же поступают и другие безобидные зверушки. А что говорить о людях-хищниках?

Лимузин поворачивает.

Он едет вдоль кладбища Хаммерсмита. И опять Грей-Хаунд-род. Внимание!

Лимузин сбросил скорость, двигался вдоль рекреационных лужаек Фулхэма, которые уже окутывала ночная тьма.

Наконец, лимузин остановился на Литтл-род. Сыщики увидели, как из него вылезла женщина. Лимузин тут же уехал.

Гарри Диксон уже следовал по пятам женщины.

Она, похоже, уже ничего не опасалась и спокойно подошла к красивому новому дому, окна бельэтажа которого сияли ярким светом.

Гарри Диксон видел, как она позвонила и вошла внутрь.

Он подождал несколько мгновений, потом приблизился к двери и принялся орудовать отмычками.

В доме, похоже, никто ничего не опасался, поскольку дверь открылась легко. Засовы никто не опустил.

В коридоре светила неяркая лампочка. Мраморные плиты накрывал ковер с плотным, высоким ворсом.

Едва сыщик сделал несколько шагов, как столкнулся лицом к лицу со слугой-индусом в белом тюрбане. Тот, увидев сыщика, уже был готов закричать.

Но не успел. Он получил сильнейший удар в лицо и пошатнулся. Другой удар в живот согнул его надвое.

Гарри Диксон засунул ему в рот кляп, достал тонкую и прочную веревку, связал слугу и затолкал под лавку-шкаф, тянущийся вдоль стены.

С верхнего этажа доносились голоса.

Сыщик, крадучись, поднялся по ступеням широкой лестнице, освещенной скупым светом люстры. Голоса слышались яснее. Один был басистым, другой — раздраженным и умоляющим.

Гарри Диксон подошел к двери, позади которой, похоже, разгоралась ссора.

Гарри Диксон против Гарри Диксона

— Негодяй! — доносился голос женщины. — Негодяй!

Гарри Диксон прислушался. Люди за дверью говорили на бенгальском. Сыщик хорошо знал Индию, и ее диалекты не были для него тайной.

— Готовитесь уезжать, — продолжала женщина, — хотите в море получить деньги за ваши преступления, а меня оставляете здесь.

— Но мне нужен кто-то здесь, на месте, Саида, — возражал мужской голос, пытаясь убедить собеседницу. — Вы присоединитесь ко мне позже.

— Где? У демонов? — разъярилась женщина. — Нет, мой дружок. Я долго делила с вами полную преступлений жизнь. Я привязана к вам колесом судьбы. Я до последнего времени не подозревала, что вместо вора, который перед нашими богами еще может быть вполне порядочным человеком, имела дело с отвратительным убийцей и поджигателем.

— Вы используете скверные слова. — В мужском голосе слышался сарказм и угроза.

— А вы заслуживаете других?

Светящееся пятнышко на двери указывало на замочную скважину. Гарри Диксон приложил к ней глаз.

Он видел лишь часть комнаты с роскошной мебелью в восточном стиле и одного из участников ссоры, женщину.

Хотя она смыла грим, он узнал посетительницу, недавно навестившую его в гостинице.

— Индуска, — прошептал он. — Я почти не сомневался в этом.

Он не видел мужчину, находившегося вне поля его зрения, но голос его звучал рядом с дверью.

— Да, малышка Саида, я заслужил эти слова и слова даже более худшие! Я горжусь этим. Глянь своими прекрасными глазками на эти маленькие окна, они вам скажут еще больше!

Гарри Диксон увидел два чудесных панно. Они скользнули по стене, открыв два окошка с хрустальным стеклом в каменной оправе.

Эти окошки сияли красным, как кровь, светом.

Словно две крошечные картины, поставленные у стены. На них были изображены ужасающие сцены.

— Огонь в Бромптоне! — усмехнулся невидимый мужчина. — Он движется прямо на Найтсбридж… Мое последнее прощай этому дорогому городу!

— Чудовище!

— Почетно! Ваши оскорбительные слова, малышка Саида, только укрепили меня в мысли, что я был прав, не беря вас с собой.

— Я пойду в Скотленд-Ярд…

— Ну, это мы еще посмотрим. — В голосе зазвучали нотки ненависти и ярости.

Гарри Диксон увидел мелькнувшую тень и услышал крик боли.

— Сдохни, сука…

— Пока нет, принц Садур, — возразил другой голос. Послышался шум борьбы, потом хрип.

Гарри Диксон стоял посреди залы, обставленной в индийском стиле, которую освещали, кроме небольшой лампы, всполохи далекого пожара.

Садур валялся у его ног. Его окровавленный рот был раскрыт, и виднелись сломанные зубы. В руке он сжимал кинжал. На диване лежала неподвижная Саида. Кинжал пронзил ее грудь.

— Наконец ты у меня в руках, Садур! — рявкнул сыщик, скрестив руки на груди и презрительно глядя на неподвижного мужчину. — Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, кто стоит за этими дьявольскими делами. Есть и заслуга моего славного Тома, который испачкал руку некой капиллярной краской не европейского происхождения. А, здесь есть телефон! Выпадает из стиля, но мне послужит.

Гарри Диксон направился к никелированному телефону, сверкавшему на столике, и набрал номер Скотленд-Ярда.

— Гудфельд? Говорит Гарри Диксон.

— Да, слушаю вас.

— Как…

Связь внезапно прервалась.

Сыщик бросил трубку, обернулся и выругался.

Принц Садур исчез.

— Проклятье!

— Господь слышит вас, господин Диксон. Никаких ругательств. Это большой грех для воспитанного и верующего человека!

Голос был приглушенным и, казалось, доносился из-за тяжелых драпировок, закрывавших одну из стен.

— Вы попались, мой дорогой господин Диксон… Разве вы не знали, что мой телефон соединен с моей личной подстанцией! Вы вызвали меня, и я вам признателен за это!

Гарри Диксон бросился к драпировке. Его сердце тут же заледенело от ужаса.

Из-за тяжелой пурпурной ткани высунулись две руки и схватили его за запястья.

Сыщик слишком хорошо знал эту хватку… Повторялся кошмар в доме ростовщика Фратта.

Он глянул на державшие его руки. Они были тонкие, длинные и очень мускулистые. Он их узнал, и это было ужасно.

Они походили на его собственные руки, которые вцепились в его же руки! Страшная сцена продолжалась.

Бархатные шторы медленно разошлись, и Гарри Диксон вскрикнул от ужаса.

Ему показалось, что он смотрит в зеркало, из которого тянулись стальные руки. Перед ним стоял его двойник, уставившись на него мертвыми глазами и медленно сжимая его руки.

— А! Что скажете об этом сюрпризе? — насмешливо произнес далекий голос Садура. — Какое сходство, господин Диксон? Оцените мой гений. Я из бесформенной машины это старого безумца Гаррото сотворил совершенное существо. Гарри Диксон против Гарри Диксона, настоящее братоубийство!

Движения нового автомата были точнее, чем у автомата с ликом Фратта, эсквайра. Внезапным рывком железное чудище притянуло к себе своего двойника из плоти и медленно начало прижимать к стальной груди.

— Не стоит искать спасительный выключатель, господин Диксон, — послышался издевательский голос принца. — Теперь он расположен на спине. Попробуйте до него дотянуться.

Воздух перестал поступать в легкие сыщика. Механическое чудовище было действенней предыдущего.

— Не солгу, если скажу, что ждал вас, господин Диксон, — продолжал Садур, — и подготовил вашего двойника, но не надеялся, что вы доберетесь до моего дома. Вы — человек, который заслуживает похвалы. Вы заканчиваете свою жизнь под хор восхвалений. Прощайте, господин Диксон… Мне больше нечего сказать. Думаю, вы уже и не слышите меня.

Действительно, разум покидал сыщика. Его взгляд помутился, в ушах гремели колокола… Он понял, что умирает.

И вдруг…

Гарри Диксон растерянно огляделся. Значит, он не умер? Он валялся на ковре. Все тело его болело после ужасающих объятий.

Он с трудом приподнял голову. Страшный двойник неподвижно стоял перед ним, но за его спиной кто-то двигался.

Это была Саида… Она пришла на помощь сыщику, добравшись до выключателя на спине автомата.

Собрав последние силы, сыщик встал и подхватил стонущую женщину. Она оттолкнула его.

— Я умираю, — прошептала она, — он меня убил… Но я хочу отомстить… Вы — Гарри Диксон?

Сыщик молча кивнул.

— Я знаю, где он, — пересиливая боль, сказала женщина. — Пойдемте…

Она велела ему отодвинуть драпировку и, нащупав выступ на деревянной резьбе, нажала на него.

Часть стены скользнула в сторону, открыв еще одну бело-снежно-белую стену. Диксон собрался броситься вперед, но Саида жестом остановила его. Она приблизилась к автомату и трижды нажала кнопку между лопаток машины.

И Диксон стал свидетелем незабываемой сцены.

Адское существо бросилось на перегородку и пробило ее, словно бумажный занавес.

Раздался вопль удивления, а потом ужасающий крик.

— Он схватил его! — крикнула Саида. — Он заплатит за все. Я отомщена.

Она снова попыталась остановить сыщика, но тот рванулся вперед и тут же отступил назад, увидев страшный спектакль.

Стальной громила яростными движениями рвал на куски изломанное человеческое тело.

Гарри Диксон слышал хруст костей и рвущихся тканей. Потом к его ногам подкатилась безбородая голова.

— Но это не Садур! — воскликнул сыщик.

Саида улыбнулась, едва сдерживая гримасу боли.

— Джордж Маркхэм! — прошептала она.

— Начинаю понимать, — тихо ответил Диксон. — А где настоящий принц Садур?

— Маркхэм был его секретарем в Индии. Человек он чрезвычайно образованный и отправился в Европу на встречу с Гаррото, которым восхищался и которому хотел помочь финансово. Я состояла на службе принца.

— И были любовницей Маркхэма?

Саида кивнула.

— Как-то ночью в Красном море он убил принца и выбросил его тело за борт. Маркхэм умел перевоплощаться и занял место принца.

— Но зачем ему были нужны другие преступления, ведь состояния принца было вполне достаточно?

Женщина опустила голову.

— Все состояние принца вложено в драгоценные камни… Их найти не удалось. Тогда Маркхэм решил завладеть изобретением Гаррото и продать его иностранной державе, но вначале использовал его для своих целей.

— Аппарат находится на борту судна?

— Думаю, да… Яхта принца должна дрейфовать в голландских водах.

— И все же?

— Дело в том, что капитан Райт душой и телом предан Маркхэму. Берегитесь! Железный человек сейчас загорится! Бегите!

Глаза стального чудовища, неподвижно стоящего после расправы на Маркхэмом, внезапно зажглись зловещим огнем.

Гарри Диксон знал значение зеленого пламени. Он схватил на руки Саиду, несмотря на ее слабые протесты.

— Бегите, господин Диксон, оставьте меня здесь. Моя жизнь окончена. Спасайтесь!

Стальной человек превратился в факел, стальная обшивка покраснела, потом побелела. От него веяло невероятным жаром. Вспыхнули драпировки.

Гарри Диксон с раненой женщиной на руках несся по коридорам… Длинные языки пламени уже лизали лестничные марши.

Автомобиль Тома ждал на углу улицы. Гарри Диксон уложил потерявшую сознание Саиду на сиденье, запрыгнул на место рядом с Томом.

— Быстрее, в больницу.

Автомобиль сорвался с места.

Диксон глянул на небо.

— Значит, пожар не в Бромптоне?

Том с удивлением глянул на учителя.

— Нет никакого пожара, учитель!

Сыщик радостно хлопнул себя по лбу:

— Иллюминаторы — очередной трюк, как и многое другое в этом проклятом доме! То, что я принял за пожар в Лондоне, было всего лишь игрой магического фонаря!

Том Уиллс смотрел на сыщика, не понимая его слов.

— Я все вам расскажу позже. Кошмар близится к финалу. Единственное, что я знаю, — аппарат Гаррото находится где-то в голландских водах.

Они подъехали к ближайшей больнице.

Слишком поздно, чтобы спасти Саиду.

Последнее зеленое пламя

До момента, когда на горизонте появился мигающий огонь Влаардингена, подводная лодка Е-22 Королевских военно-морских сил шла в надводном положении.

Теперь она погрузилась.

В узкой рубке, полной карт и инструментов, Гарри Диккенс беседовал с капитаном Уилкинсом.

Острый запах кислоты и горячего масла заполнял рубку. Вода с шумом заполняла балластные цистерны.

— Пойдем на перископной глубине, — сообщил капитан.

Гарри Диксон увидел, как в окуляре перископа колыхалась зеленоватая вода.

— Может быть, что яхта «Око Сундараха» дрейфует с потушенными ходовыми огнями. Наверное, придется всплыть, чтобы заметить ее в непроглядной тьме.

Гарри Диксон нахмурился и промолчал.

— Вот она! — вдруг воскликнул офицер. — Горят все позиционные огни.

Сыщик разглядел в перископ красный и зеленый огни по левому и правому борту.

Капитан хотел отдать приказ в акустическую трубку, но вдруг огорченно воскликнул.

— Они заметили нас, — проворчал он.

— Как так? — удивился Диксон.

— Они, похоже, приготовились к любой ситуации… Если работаешь на немцев, ничего не оставляется на случай. Они погрузили в воду микрофоны и слышат шум нашего винта.

В перископе возникло белое сияние.

— Включили прожектор!

Диксон был в ярости.

— Зеленое пламя!

Вдалеке плясал какой-то бледный призрак — его сияние с каждой минутой разрасталось.

Там, где зеленое пламя касалось воды, та немедленно вскипала. Фонтаны пара взмывали вверх, поднялись высокие волны.

— Стоп, машина! — приказал капитан.

— Зеленое пламя может до нас добраться, если мы у самой поверхности? — спросил Гарри Диксон.

Моряк пожал плечами.

— Я не знаю мощности этого дьявольского аппарата, но полагаю, что, если попадем в кольцо, наша подлодка вспыхнет.

— Даже уйдя на глубину?

Капитан Уилкинс покачал головой.

— Северное море в этом месте не очень глубокое. Десятью метрами ниже лежит дно. Какой вихрь, он затмил маяк Эдцистоун, поднявшись выше башни!

Гарри Диксон задумался.

— Мы не можем завладеть аппаратом, но можем его уничтожить, — мрачно сказал он.

— Хорошо! Нам надо подойти к яхте, чтобы действовать наверняка, — ответил капитан, — но тогда мы рискуем погибнуть. Их микрофоны засекут погружение, а прожектор поймает нас на поверхности.

— Надо! — с яростью выкрикнул сыщик. — Речь идет о спасении всего человечества. Только подумайте, какие беды нас ждут, если такое оружие попадет в руки немецких милитаристов!

Капитан кивнул.

— У меня приказ слепо подчиняться вам. Вы командуете здесь, господин Диксон. Лично я доволен вашим решением.

Диксон пожал руку моряку.

— Вперед! — скомандовал капитан в трубку и указал направление рулевому.

Слева по борту по взбесившемуся морю бежал ужасающий зеленый огонь.

Подлодку качнуло. Из машинного отделения послышался крик:

— Кислота вырвалась из аккумуляторов!

— Приготовиться к атаке! — приказал капитан.

— Торпеда 2!

Диксон расслышал далекий голос заряжающего:

— Готово.

Капитан передал какие-то цифры.

Прошло несколько минут в полной тишине. В перископе плясало зеленое пламя.

— Огонь!

Гарри Диксон услышал тихий всплеск.

— Торпеда ушла, — прошептал капитан, — смотрите, можете видеть ее след… К счастью, они выключили прожектор. Она идет прямо на них.

— Задний ход! — приказал капитан.

Еще несколько минут прошло в тягостном ожидании. Лоб капитана пересекала глубокая складка.

Он неотрывно глядел на секундомер на переборке.

— Должна была уже добраться! — прошептал он.

— Сбои случаются? — спросил сыщик.

— Бывают. Иногда торпеда ныряет под цель.

Вдруг ночь вспыхнула ослепительным огнем, и почти тут же над морем пронесся грохот взрыва.

— Есть! — радостно воскликнул сыщик. — Всплываем!

Подлодка поднялась на поверхность.

Но когда Гарри Диксон и моряки, откинув тяжелый стальной люк, выбежали на палубу, они увидели только темное море и пенистые волны.

Преступная яхта с адской смертоносной машиной Гаррото ушла на дно, унеся с собой весь экипаж и страшную тайну.

* * *

Через два дня миссис Кроун объявила о приходе двух посетителей.

— Я уже их видела, — проворчала домохозяйка. — У одного из них лицо веселее, чем в прошлый раз.

Это были лорд Нортон и Мак-Дугал.

— Господин Диксон, — начал лорд, — огню не удалось полностью сжечь дом на Литтл-род. Конечно, поганый автомат уничтожен, но оказалось, что сейф не пострадал. Пакет с деньгами, которые я отдал в Гайд-парке, мне был возвращен. Я должен выполнить свое обещание.

— А я, — подхватил Мак-Дугал, — знал, что Гарри Диксон не покинет нас. Страховка возместила все мои потери. Я хочу отдать долг в знак благодарности.

— Мне не надо ни пенни, — сказал Диксон, пожимая руки гостям. — Но жертв было много, а у бедняги Логгана осталась многочисленная семья… Спасибо, господа!

ДОРОГА БОГОВ

Странный пир

оска была смертной. Приемы лорда Денвертона никогда не отличались весельем, но сегодняшний обед выходил за привычные рамки.

Обед, казалось, длился вечно, а еда была попросту пресной.

Суп подали еле теплым, гренки не дожарили, а закуски залили кислым майонезом.

Рыба не отличалась свежестью, а дичь была с пережаренными крыльями, но с сырым, кровоточащим мясом.

Вина явно купили в бакалейной лавке, а виски отдавало лекарством.

Принесли наполовину растаявшее мороженое. Это был верх негостеприимства, гости должны были зароптать.

Возглавлявший стол лорд Денвертон, похоже, не замечал, как проходил обед. Взгляд его бродил где-то далеко. Он никогда не поступал иначе, и его гости могли посчитать, что он нарочно мариновал их за столом целыми часами, угощая плохо приготовленными блюдами сомнительной свежести в атмосфере откровенной скуки и взаимного неудовольствия. Но Денвертон был сказочно богат, но Денвер-тон был могущественен, но Денвертон мог позволить себе роскошь презирать министров, парламентариев и всяких прочих шишек.

Он отказался от липкого льда, предложенного метрдотелем, рассеянно очистил слишком твердый персик и положил на тарелку, так и не надкусив.

Обед подходил к концу, и гости, зная, что Его Высочество не станет их задерживать после десерта, с облегчением вздохнули.

Принесли кофе и ликеры. Потом возникло неловкое молчание. Все ждали. Наконец, вошел метрдотель с большим подносом, на котором высилась горка желтых конвертов. Один конверт каждому приглашенному.

Метрдотель медленно обошел гостей, и каждый жадно схватил положенный ему конверт. Он не вручил конверт только одному гостю, который жестом отказался принять его, получив записку еще перед началом обеда:

— Не ешьте! Оставьте вечер для меня!

Он перечитал записку, без угрызений совести подчинившись и не испытывая особых сожалений, поскольку еда была отвратительной, но ему было любопытно наблюдать за парой десятков приглашенных, которые сидели у стола с радостными лицами после получения конверта.

Это были люди низкого сословия, служащие и лавочники Сити. Их присутствие, безусловно, шокировало в столь престижном обрамлении столовой лорда Денвертона.

Лорд поднялся со своего места: то был знак всеобщего прощания. Некоторые гости неловко поблагодарили благодетеля, а тот ответил на благодарность легким наклоном бюста.

Гости в большинстве ринулись в прихожую. Некоторые надрывали конверты и пересчитывали вложенные в них банкноты.

— Пятьдесят фунтов! Повезло!

В зале остались только гость, получивший записку от лорда, и сам лорд.

Они сидели в разных углах зала и разглядывали друг друга, не нарушая молчания. Лорд решился первым.

— Господин Диксон, — спросил он слегка блеющим голосом, — как случилось, что вы оказались среди выбранных наугад гостей?

Сыщик слегка кивнул.

— На самом деле приглашение было у арестованного мной человека. Он за последние дни совершил несколько нарушений закона, одно отвратительней другого. Он вручил мне приглашение со словами: «Ну что ж, дорогой Гарри! Идите вместо меня на прием к лорду Денвертону! Думаю, вы проведете там несколько часов с пользой для себя».

Лорд Денвертон покраснел.

— Это все, господин Диксон?

— Да… Но знаете ли вы своих гостей, которые только что расстались с нами?

— Совершенно не знаю! — воскликнул Денвертон.

Странный ответ! Однако он никак не смутил сыщика.

— Я так и думал, — кивнул сыщик. — Я вас с ними познакомлю.

Сэмюель Берд, шляпник из Баттерси, трижды банкрот.

Льюис Стоунрод, семь тюремных сроков за подделку документов.

Морис Лапленд. Хм… Несколько историй с полицией нравов, из-за которых он познакомился с Дартмуром.

Гюстав Парент. На совести убийство, но не хватило доказательств, чтобы вздернуть его на виселицу. В любом случае, отвратительный индивид.

Могу продолжать и рассказать о всех двадцати.

Лорд Денвертон сидел, словно на углях.

— Не знаю, Господь или дьявол послал вас, господин Диксон, но позвольте мне пригласить вас к личному столу, побеседуем…

Гарри Диксон чуял какую-то тайну и согласился, коротко кивнув. Им накрыли в маленькой гостиной, стены которой были обтянуты шелком, а редкая мебель выглядела весьма скромной.

Меню было отборным: икра, горячие и холодные закуски из дичи, фуа-гра, великолепные фрукты.

Они ели молча. Обменивались лишь общими репликами.

Сыщик взял кисть золотистого винограда и отщипывал от нее ягодку за ягодкой.

— Пари? — наконец спросил он.

— Нет, я предпочел бы его проиграть.

— Понимаю, вы правы.

Опять повисла тишина. Безмолвный лакей принес шампанское. Денвертон один за другим осушил два полных бокала.

— Статья из завещания моего дяди Денвертона, — тихо произнес он.

— Все ваше состояние перешло к вам от него? — небрежно спросил сыщик.

— Да, я последний из Денвертонов.

— С какого времени вы стали владельцем имущества покойного?

— С момента его смерти, а умер он три года назад.

— Значит, вы даете уже третий такой обед?

— Действительно третий. И это будет продолжаться…

— Не сообщите ли мне, что это за статья?

Лорд снова налил себе полный бокал шампанского.

— Охотно. Статья короткая, и я знаю ее наизусть:

Ежегодно, в указанную дату, двадцать гостей, которых Вы не знаете и которых Вам не следует знать, соберутся вокруг парадного стола Денвертонов под Вашим председательством, мой наследник. После обеда Вы вручите каждому из них сумму, равную пятидесяти фунтам.

— Это все? — удивился Диксон.

— Абсолютное все.

— В случае невыполнения этого условия какие меры наказания предусмотрел ваш дядя?

— Ничего определенного. Только одно:

Постарайтесь не нарушать этот приказ, иначе несчастья обрушатся на Вас со всех сторон, и Вы лишитесь состояния Денвертонов.

— Гости всегда одни и те же?

— Вовсе нет! Каждый год являются разные. Я уже проводил расследование по их поводу. Рассылает приглашения один известный нотариус Сити. Он знает не больше моего. Он получает приглашения с просьбой доставить по назначению. Сам он получает очень приличный гонорар.

Гарри Диксон рассеянно смотрел, как пузырится и умирает французское вино. С его губ были готовы сорваться сотни вопросов, но он не задал ни одного.

Покойный Стентон Девертон не был ни оригиналом, ни безумцем, он отличался большим здравым смыслом, и вся Англия считала его истинным патриотом.

— Никаких других статей? — наконец спросил Диксон в раздумье.

— Ну… нет! Я не имею права ничего менять в распорядке жизни этого древнего дома. А главное мне запрещено что-либо менять в парадном зале.

— Там, где вы принимаете ежегодных гостей, с которыми, кстати, вы обходитесь без всякого уважения!

Лорд Денвертон улыбнулся.

— Моя единственная месть!

Эта секунда хорошего настроения немного рассеяла тяжелую атмосферу.

Гарри Диксон заговорил:

— Никто не обижен. Никто не жалуется. Я пришел сюда, движимый любопытством, неотъемлемой частью моей профессии. В общем, мое участие должно было на этом закончиться. Впрочем, я даже ни к чему не приступил.

Щеки лорда Денвертона слегка порозовели.

— А если я попрошу вас разобраться со всеми этими странностями?

Сыщик долго вглядывался в мрачное лицо лорда. Оно выражало сплошное недовольство. Неудивительно, что непонятная статья в завещании отравляла атмосферу вокруг него.

— Вы позволите мне задать несколько вопросов?

— Конечно, задавайте!

— У вас не было никакого состояния в момент, когда смерть вашего дяди наградила вас его богатством и титулом?

— Не только состояния. Я был в долгах, как в шелках, а звали меня Вренворс. Дядя изредка баловал меня субсидиями. Но держал меня на расстоянии и почти не покидал этого дома. В молодости он много путешествовал.

— Персонал тот же, что был у дяди?

— Нет, он был полностью обновлен. Завещание предусматривало приличное вознаграждение прежним слугам Денвертон-Хауза.

И что? Первое любопытство сыщика угасало. Он чувствовал, как скука нарастает, как приливная волна.

Чем закончатся его поиски?

Открытием какой-то старческой мании покойного, находкой какой-то пустой мечты, которую годами маниакально пестовал старый богач. Фу!

Он вспомнил старого проходимца, у которого обнаружил приглашение и который отдал карточку ему с гримасой:

— Почему такие скупцы приглашают мерзавцев вроде меня? Поищите, великий Гарри Диксон!

Допрос с пристрастием не помог. Проходимец ничего не знал. Дело показалось Диксону любопытным, чтобы поискать что-нибудь. Этот интерес не ослабевал во время забавного обеда. А теперь слабел, растворялся…

Мания! Безумство, которое покойный хотел поддержать даже из загробного мира простым и хитрым завещанием, в котором изложил свою старческую волю. Сыщик устало обрезал кончик великолепной сигары «Клей», предложенной хозяином. Какое-то неловкое движение надломило табачный лист. Он поднял глаза в поисках пепельницы, чтобы положить испорченную сигару. И вдруг резко вскинул голову.

Он не мог сообразить, что мельком увидел.

Что-то быстрое и угрожающее возникло в глубине комнаты, быть может, рука. Гарри Диксон не мог сказать, что это было.

Денвертон, который был поглощен своей чашкой кофе, в которую опустил пару кусков сахара, ничего не заметил.

Что-то мелькнуло… Но что?

Он, положив сигару, убрал руку, положил ее на подлокотник кресла и коснулся какого-то твердого и холодного предмета: нефритовой рукоятки маленького кинжала, вонзившегося по гарду в кожу клубного кресла в нескольких дюймах от сердца Диксона.

— Итак, — прошептал сыщик, — кто-то в меня целился! Значит, я кому-то мешаю в этом доме. Ол райт! Можно отбросить последние сомнения.

Он извлек кинжал и сунул его в карман.

Лорд Денвертон ничего не заметил и зевал.

— Хорошо, сэр, — сказал Диксон, поднимаясь, — я согласен заняться вашим делом, для меня будет маленьким развлечением разобраться в странных пожеланиях вашего дяди. Я, как говорится, затронут игрой… вернее, чуть не был затронут!

Денвертон ничего не понял и кивнул. Главное было, что Диксон не оставит его в беде, что сыщик сумеет прекратить скучнейшие обязательные обеды!

— Еще виски или коньяку, господин Диксон?

Сыщик отказался. Ему надо было побыть одному, чтобы поразмышлять.

Угодливый мажордом проводил его до двери.

Улицу затягивал туман, а пламя только что зажженных фонарей окружало красноватое гало, предвестник усиливающегося смога.

Гарри Диксон сделал несколько шагов в поисках такси.

Увидев машину с поднятым флажком, он поднял руку, но чья-то рука легла на его плечо.

— В какую галеру вы решили усесться, дорогой друг, — прошептал голос в тумане.

Сыщик быстро обернулся и оказался лицом к лицу с невысоким человеком, плохо одетым и неопрятным.

Наметанный глаз сыщика понял, что человек загримирован.

И голос не был ему незнаком.

— Господи, это Бон… — начал он. Но человек прервал его:

— Никаких имен, прошу вас! Не только стены имеют уши, но и смог. Через час я буду у вас!

Гарри Диксон подал знак другому такси и поехал домой на Бейкер-стрит. Не обращая внимания на темные улицы, мелькавшие за стеклом, он бормотал, нахмурив брови:

— Банни Липтон! В какое поганое дело он вновь меня вовлечет.

Где впервые говорят о Дороге Богов

Банни Липтон, глава отдела тайной полиции по Востоку, знал все опасные тайны Китая и Индии и уже несколько раз принимал участие в приключениях Гарри Диксона.

Невысокий человек, ловкий и хитрый. Оба они отличались мужеством, терпением, полицейским нюхом и верой в скрытую удачу мстителя, которая именуется азартом. Он не обладал гением великого человека и охотно соглашался с этим.

Выглядел он крайне угрюмо, когда поздно вечером появился на квартире знаменитого собрата.

— Я думал, вы скитаетесь по дальним краям Китая, Банни, — сказал Гарри Диксон, горячо пожав руку полицейскому.

— Был бы благодарен Небесам, будь это так! — печально произнес Банни. — Пусть мне позволят распутывать самые запутанные китайские ниточки в глубине страны, но не в Лондоне. Дела здесь выглядят по-иному, они как бы европеизируются и становятся только сложнее для меня, когда я занимаюсь их раскрытием. Знаете, господин Диксон, с одной стороны, мне хотелось бы видеть вас в тысяче миль от сегодняшнего осиного гнезда, а с другой — мне становится легче, зная, что вы на моей стороне.

Гарри Диксон рассмеялся:

— По правде говоря, я ничегошеньки не знаю. В Денвертон-Хауз меня привело простое любопытство. Вот что мне известно.

Когда сыщик закончил говорить, а рассказ бы короткий, Банни некоторое время молчал. Но глаза его светились.

— Именно так, господин Диксон! Обед для двадцати незнакомых отъявленных мерзавцев, каждый год и в один и тот же день. Кстати, вы не заметили чего-то необычного за столом?

— Да, одно место пустовало!

— Двадцать одно место! Ол райт. Все к лучшему в этом лучшем из миров, если только не к худшему, в конце концов! Лорд Денвертон не придает особого значения этому незанятому месту. И это, на мой взгляд, верх глупости! Все именно в нем, господин Диксон! Гость, который не приходит!

— Банни, буду рад, если вы просветите мою черепушку.

— Увы! Обязан поведать вам одну китайскую историю, настоящую китайщину. Начало ей было положено двадцать лет назад.

* * *

— Ужас навис над Пекином! Ужас навис над всеми европейскими концессиями!

Все коммуникации прерваны. Местное население бежит, часть его пытается укрыться в стенах концессий.

С гор спустился Фу-Су и продвигается по равнине. Он стоит во главе настоящей армии пиратов, хунгузов, набранных на всей обширной китайской территории. Его мечта — оттеснить европейцев к морю, утопить их там, если он не успеет разорвать их на куски.

Он сеет настоящий ужас: сжигает деревни, занимается грабежами, вытаптывает поля, уничтожает население. Больше всего он ненавидит английский флаг… Когда в его руки попадают англиканские миссионеры, их подвергают немыслимым пыткам.

Долгие годы террор Фу-Су касался только дальних провинций. Сегодня у него разыгрался аппетит. Он хочет овладеть столицей, императорским городом, Запретным городом, а главное — захватить европейские кварталы.

И действительно, долгое время баланс сил клонился в его сторону, когда вдруг в его войсках разразилась страшная эпидемия. Она уничтожала его войска лучше самой мощной артиллерии в мире.

В это время поспешно высадились силы объединившихся наций, свежие войска предприняли наступление против завоевателя.

Армия Фу-Су была разбита, но ее предводитель не попал в плен к победителям. Его сочли мертвым, но информаторы сообщили, что он жив.

Фу-Су продолжал убивать исподтишка. Из солдата он превратился в убийцу. Для многих китайцев он стал Богом.

Прошли годы. Преступления Фу-Су продолжались. Вдруг наступила передышка. И тогда узнали, что образовалась тайная лига (будто их было мало в Китае!), лига, которая давала ежегодный обед для двадцати бандитов. Я знаю устав этой лиги. Он короток:

Каждый год двадцать негодяев приглашаются на обед. После обеда они получают вознаграждение за то, что откликнулись на приглашение. Наступит год, когда явится всегда отсутствующий гость. Он займет свое место за столом. Это будет Фу-Су, который вернется на нашу землю Дорогой Богов.

Было искушение посчитать это очередным ритуалом, характерным для Востока, потому что на самом деле таков символ конечного воскрешения. Мертвый Фу-Су вернется в мир живых и будет рад во время своего первого земного пира оказаться среди настоящих разбойников с большой дороги. Это нас практически не заинтересовало, когда меня внезапно отозвали в Лондон. Я вернулся неделю назад и тут же был приглашен к секретарю премьер-министра. Лорд Дэмбридж уже несколько месяцев лечится от тяжелой болезни в санатории на континенте.

— Липтон, — сказал мне секретарь, — я вызвал вас, чтобы упрекнуть.

— Сэр, прекрасные слова, чтобы пожелать добра, — ответил я.

— Надо ли, чтобы обычаи Китая укоренились у нас?

— Конечно нет, сэр, поскольку вряд ли стоит их рекомендовать.

— Так вот! Вот уже несколько месяцев меня заваливают анонимными письмами следующего содержания: Ежегодный обед Денвертона то же самое, что ежегодный обед Фу-Су. Решить проблему может Банни Липтон. Имя Фу-Су пробуждает у нас в памяти слишком ужасные события, чтобы пропустить их мимо ушей. Поэтому я и вызвал вас из Пекина в Лондон.

Банни Липтон повернулся к Гарри Диксону.

— Так вот! Господин Диксон, этот секретарь оказался не так уж глуп. Не знаю почему, но я увидел действительное сходство в этих странных обедах, хотя их дают далеко друг от друга.

— Ничто не доказывает, что тайна носит криминальный характер, — усомнился сыщик.

— Увы, носит, господин Диксон. В тот же вечер, когда я прибыл, я получил посылку, в которой лежала только что отрезанная голова. Голова довольно пожилого китайца, которого я не смог идентифицировать. Но готов дать руку на отсечение, что это автор анонимных писем, адресованных премьер-министру или его секретарю. Неведомый хозяин наказал за предательство!

— Мне кажется, Банни, что стоит разузнать, почему лорд Денвертон занес столь странное распоряжение в свое завещание.

— Разве я этого не делал, господин Диксон. Я перевернул нотариальные записи, опросил за несколько дней полусотню законников. Я старался, не щадя сил… нуль и нуль! — простонал Банни Липтон.

— Насколько я помню, покойный Стентон Денвертон был человеком истинного здравого смысла, немного мизантропом, но неплохим человеком. Он много путешествовал.

— Да, но не вне Европы. Он любил подолгу бывать во французских, немецких, швейцарских и австрийских курортных городах. Не любил Англию, ему не нравился ее климат. Такие сведения о нем я раздобыл. Что касается наследника, полное ничтожество, не способное ни на зло, ни на добро.

— Я думаю так же, Банни. А что вы думаете о персонале Денвертон-Хауза?

— Самый обычный. Никто не привлек нашего внимания с точки зрения нашего расследования.

— А что вы скажете об этом?

Гарри Диксон протянул приятелю небольшой кинжал с нефритовой рукояткой.

Банни с ужасом глянул на оружие.

— Ключ к Дороге Богов! — воскликнул он.

— Если я вас правильно понял, Дорога Богов означает смерть?

— Примерно так, но есть один нюанс. Это, скорее, страшная дорога, по которой шествуют посланцы Смерти, вернее, сами мертвецы, которые хотят вернуться в мир живых. Точнее сказать не могу. У меня для этого нет достаточно точных сведений.

— Почему этому маленькому кинжалу дали такое странное название?

— Вы его хорошенько рассмотрели?

— Нет еще.

— Вы держите в руках небольшое состояние, несущее смерть, — улыбнулся Банни. — Лезвие из чистой платины, нефрит тоже особого рода, его редкая разновидность. Он зеленый на просвет. Его называют «щека смерти», и он действительно имеет этот неприятный трупный оттенок. Впрочем, коллекционеры-любители готовы платить за него неимоверные деньги… Полагаю, неловкий метатель, желавший поразить вас этим оружием, предпримет кое-какие усилия, чтобы вернуть его себе.

Воцарилось молчание. Гарри Диксон поставил стакан виски перед Банни. Тот выпил, но его мысли витали вдалеке.

— Только дьяволу известно, куда мы движемся, — сказал он. — Вам приходилось, господин Диксон, отправляться по столь невнятным следам?

Сыщик улыбнулся… Конечно, такое с ним случалось не однажды. Они молчали. Банни мелкими глотками смаковал жгучий напиток. Гарри Диксон курил. Из глубины квартиры доносились привычные звуки: миссис Кроун, гувернантка, звенела посудой. Напольные часы медленно отбивали секунды: раз, два! Раз, два!

Банни Липтон перехватил взгляд Диксона, не сводившего глаз с циферблата.

— Вы ждете кого-нибудь, господин Диксон?

— И да и нет… Кого-то, кто не должен был уходить.

— Тома Уиллса, вашего ученика? Я хотел бы пожать ему руку.

Гарри Диксон нажал кнопку звонка.

— Куда подевался Том? — спросил он у миссис Кроун, которая появилась, вытирая мокрые руки.

— Но… он отсюда не выходил! — воскликнула женщина. — Перед тем как вы вернулись, господин Диксон, я слышала, как он расхаживал по библиотеке.

— Хорошо, миссис Кроун, можете идти. Думаю, вы не услышали, как уходил Том.

— Ну, вот. Вы уже считаете меня глухой, — проворчала гувернантка, хлопнув дверью.

Диксон медленно направился к библиотеке и положил руку надверную ручку. Почему и он, и Банни Липтон именно в эту минуту заколебались? Почему сразу не распахнули дверь, дверь, за которой была знакомая комната?

Им показалось, что что-то неясное, ужасающее было настороже.

— Диксон, — с тяжелым вздохом выдавил Липтон, — не знаю почему, но я испытываю страх перед этой дверью… перед дверью, где в последний раз слышались шаги Тома. В Китае я неоднократно оказывался в подобном положении. Будьте осторожны!

Но сыщик уже преодолел оцепенение. Прорычав от ярости, он распахнул дверь, протянул руку и повернул выключатель. Яркий свет залил комнату. Гарри Диксон и Банни Липтон отшатнулись, настолько неожиданной была сцена, открывшаяся их глазам.

Уродливое до отвращения существо, скорчившись, сидело на стуле, его невероятно огромные глаза мигнули от яркого света.

Рот свисал невероятной губой; лицо было искажено отвратительной гримасой и излучало откровенную животную силу. Оно угрожающе зарычало при виде приближающихся людей.

— Осторожно! — закричал Банни Липтон. — Не дотрагивайтесь до него. Он силен, как десятеро человек, и убьет вас одним движением руки. Он нас не признает… Я знаю это отвратительное колдовство.

— Не признает нас… — ошеломленно пробормотал Гарри Диксон, начиная догадываться.

Он узнал одежду, исполосованную острым когтем.

— Том Уиллс! — вскричал он.

Существо злобно зарычало.

— Что с ним случилось? — обеспокоенно спросил он.

Банни Липтон удержал его руку.

— Китайская дьявольщина. Ему вкололи Юн-Юн, некое масло, которое за час превращает разумное существо в чудовище.

— И это неизлечимо? — закричал Гарри Диксон.

— К счастью, излечимо… Через некоторое время воздействие сойдет на нет. Антидот есть… Но черт меня побери, если я могу найти его в Лондоне! Подождите…

Том Уиллс не двигался. Но из его горла вырывалось угрожающее рычание, с губ стекала слюна. Он выглядел полным кретином, но в его расширенных глазах горел дикий, смертоносный огонь.

Банни Липтон после недолгого раздумья тряхнул головой: бедняга-полицейский не мог помочь другу.

Вдруг Диксон открыл дверь, быстро обогнул стул, на котором сидел Том Уиллс, напрягся и вытолкнул его на лестницу.

Угрожающе прорычав, молодой человек спрыгнул вниз и выбежал на улицу.

— Бегом за ним, Банни, — приказал Гарри Диксон. — Не хватает, чтобы он причинил зло кому-либо. Несомненно, бандиты, которые сотворили с ним это, постараются поймать его.

Стояла непроглядная ночь, и кое-где еще плавали облачка тумана. Поколебавшись, Том Уиллс бросился бежать. Сыщики с трудом следовали за ним.

Погоня за Томом Уиллсом

Том бежал, не соблюдая никакой логики. Иногда колебался в выборе направления, его походка напоминала походку пьяницы.

Он миновал Госвелл-род, свернул под прямым углом на Сити-род, спустился по ней до Олд-стрит.

— Честное слово, он направляется к дому, который мы только что покинули, господин Диксон, — сказал Банни Липтон, с трудом отдышавшись.

— К Денвертон-Хаузу? В конце концов…

Гарри Диксон не договорил, черты его лица посуровели, и он приноровился к скорости Тома Уиллса, силуэт которого исчезал в ночном тумане.

— Столько событий за несколько часов! — пробормотал Банни. — Одному дьяволу известно, что может скрываться в Денвертон-Хаузе.

— Осторожно! — вдруг воскликнул сыщик. — Он добрался до дома… Ну, это уже слишком!

Как и Гарри Диксон, Банни Липтон увидел, что Том Уиллс исчез, словно его поглотила земля.

— Ага! — прошептал Гарри Диксон, ускоряя шаг. — Там должен быть люк! Однако я сильно переживаю.

Действительно, посреди тротуара зиял люк, который, по-видимому, открывал доступ в подвалы Денвертон-Хауза.

— Вы понимаете, как он добрался сюда? — спросил Диксон.

Банни утвердительно кивнул.

— В его нынешнем состоянии меня это не удивляет. Он находится под чьим-то сильным влиянием, и этот кто-то ведет его, как под гипнозом. Но контроль, полагаю, неполный. Нашего друга хотят прикончить. Но мы постараемся сунуть им палки в колеса…

Гарри Диксон промолчал, проскользнул в зияющее отверстие и приземлился на ноги в подвале. Банни Липтон последовал за ним.

На мгновение сыщики застыли, прислушиваясь: вдали затихали шаги. Они были на верном пути.

Тьма была непроглядной, но Том двигался вперед без всякого света. Диксон и Липтон не решались зажечь фонари. Им пришлось идти в полной темноте, ориентируясь на шаги Тома Уиллса. Но их глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре они смогли двигаться, не спотыкаясь и не задевая окружающих предметов.

Впереди открылась дверь, и шаги затихли.

— Он поднялся на первый этаж, — шепнул Гарри Диксон.

Через несколько секунд они наткнулись на каменную лестницу, ведущую к приоткрытой двери. За ней тянулся длинный коридор, а в конце его виднелся слабый свет.

Гарри Диксон узнал место. В конце коридора находился холл и парадный зал, где состоялся смехотворный обед. Опять послышались шаги, и в коридоре возникло глухое эхо.

— Хоть бы никто не появился, — шепнул Банни Липтон. — Они могут его убить, как обычного грабителя?

— Думаю, они завлекли его сюда совсем по иной причине, — ответил детектив. И ускорил шаг, чтобы оказаться поближе к ученику.

Они добрались до холла, который был освещен единственной мавританской лампой, едва светившей и оставлявшей большую часть холла в полумраке.

Обе дверные створки парадного были распахнуты. Там горел свет, но не от громадной люстры, а от стоявших в углу двух ламп с розовыми абажурами.

Перед одной из них темнел силуэт Тома Уиллса.

Он был один и не двигался.

Вдруг оба сыщика вздрогнули. Неизвестно откуда доносившийся пронзительно-визгливый голос распевал нечто вроде молитвы на неизвестном языке.

— Древнекитайский! — шепнул Банни.

— Понимаете? — спросил Диксон.

— Довольно хорошо… Дайте послушать.

Банни потянул за собой друга, чтобы спрятаться за одной из створок, и тихим голосом стал переводить то, что продолжал распевать невидимый голос.

— О ты, кто стоит на Дороге Богов, я взял душу этого молодого варвара, чтобы отдать тебе почести, чтобы страдал его хозяин, чтобы, исполнившись ужаса, он навсегда отвернул свои нечистые взгляды от священной дороги, по которой ты идешь.

Воцарилась тишина. Том Уиллс был также неподвижен, его силуэт вырисовывался в розовом свете лампы.

Голос снова запел, в нем ощущалась настоящая печаль:

— Ты не отвечаешь, о ты, кто стоит на Дороге Богов, ибо еще не пришло время…

— Зато отвечу я! — внезапно рявкнул другой голос.

Это был голос Гарри Диксона, и Банни едва сдержался, чтобы не завопить от ужаса.

— Бедняга! — умоляюще вскричал он.

Но сыщик продолжал:

— Если немедленно не вернешь душу этому молодому человеку, я, Гарри Диксон, взорву парадный зал гранатой. Отвечай.

Прошло несколько секунд, и голос заговорил на чистейшем английском языке:

— Я согласен, Гарри Диксон. Идите в малую белую гостиную, где вы недавно побывали. Через десять минут ваш ученик вернется, полностью владея своим разумом.

Вмешался Банни Липтон, произнеся на китайском языке:

— Поклянитесь именем того, кто на Дороге Богов!

Через несколько мгновений низкий голос ответил:

— Клянусь. Но ваш друг вернет кинжал с нефритовой рукояткой?

— Верну, — немедленно ответил сыщик.

— Уходя, положите его на столик у лампы. И дайте слово, что не вернетесь в эту комнату ранее, чем через десять минут.

— Согласны, — сказал Банни Липтон.

Они вышли в гостиную, где ничего не изменилось с момента ухода сыщика.

Они зажгли бра и молча погрузились в свои мысли.

— Интересно, какова роль Денвертона во всем этом, — пробормотал Банни.

— Зададите этот вопрос завтра, — сказал Гарри Диксон, — но боюсь, уже могу ответить, что нынешний лорд Денвертон полный дурак и ничего больше.

Они не спускали взгляда с хронометра, который Диксон положил рядом с лампой. С другой стороны двери не доносилось ни единого звука.

— Девять минут! — выдохнул Банни Липтон. — Еще одна… Я боюсь…

Гарри Диксон бросил на него недовольный взгляд и уставился на стрелку, которая отсчитывала секунды короткими прыжками по циферблату.

Наконец сыщик встал и направился к двери.

— Десять минут прошли, — громко произнес он.

Никакого ответа не последовало.

Он распахнул дверь. Зал был ярко освещен люстрой. В кресле спокойно спал Том Уиллс. Одежда на нем была разодрана, но на его лице играла привычная улыбка.

Гарри Диксон бросился к нему.

— Том, мой мальчик! Просыпайся!

Молодой человек потянулся, зевнул, открыл глаза и улыбнулся учителю. И тут же удивился, не понимая, где проснулся. Потом заметил беспорядок в одежде.

— Мой чудесный коричневый костюм! Что с ним случилось? — простонал он.

— Об этом поговорим позже, — ответил Гарри Диксон, дружески сжав его руки.

— Мне бы хотелось подробнейшим образом обследовать этот спящий дом, — вдруг произнес Банни Липтон. — Но мне кажется, мы заключили негласное перемирие с тем, кто вернул нам Тома. Предлагаю не нарушать его до завтра.

— Согласен, — ответил Гарри Диксон.

Таинственный голос больше не зазвучал.

* * *

Когда они вернулись на Бейкер-стрит, было уже поздно. Однако Тома Уиллса попросили рассказать, что с ним произошло. Услышав вопрос, он искренне удивился.

— Скорее, спрашивать должен я, — ответил он. — Я заснул в библиотеке, а проснулся в незнакомом доме, к тому же в разодранном костюме.

— Напрягитесь, Том, — настаивал Банни Липтон, — и вспомните хоть что-нибудь из того, что происходило во сне.

Том Уиллс нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Я нахожусь в библиотеке и ищу книгу… Какую, не помню… А, нет, я искал книгу Джека Лондона. И она не попадается мне сразу… В кухне слышна возня миссис Кроун, звякают кастрюли. Я чувствую прекрасный запах жареной картошки и радуюсь… Боже, как все банально, обычно…

— И все же, — настаивал Гарри Диксон. — Продолжайте.

— Больше ничего не помню, сущие пустяки… Однако что-то вроде полотенца коснулось моего лица. Ах да!.. Перед этим с верхней полки упала книга. И появилось облачко пыли…

— Тсс! — Сыщик приложил палец к губам. — Думаю, знаю продолжение: падает книга, пыль, полотенце… верхняя полка библиотеки.

Но когда мы нашли Тома, в этой комнате царил полный порядок. Я перед уходом окинул ее взглядом, а потом машинально запер комнату на ключ.

— Пошли! — приказал он.

Он крадучись приблизился к двери библиотеки, внезапно распахнул ее и, вскинув револьвер, начал стрелять по верхним полкам.

Сверху упало тело, и глухо ударилось о пол.

— Свет! — выкрикнул сыщик.

Банни Липтон и Том Уиллс застыли в полном недоумении.

На полу в агонии корчился китаец. Банни Липтон подошел ближе, и на его лице проступил ужас:

— Хунгуз… Дайте ему умереть, господин Диксон. Главное, не пытайтесь его вылечить. Он использует последние силы, чтобы выкинуть очередную поганую штучку. Мне известны эти негодяи.

Китаец бросал вокруг разъяренные взгляды, горевшие ненавистью. Вдруг они померкли, и человек застыл в неподвижности.

— Две пули в голову, — кивнул Банни. — Вот, что значит стрелять, полагаясь на удачу! — и продолжил: — Полагаю, бандит получил приказ прикончить нас всех троих. Верный приказу, он выжидал.

— А в гостиной Денвертон-Хауза нас ждали тоже троих, но не так, как мы пришли, — согласился Гарри Диксон. — Теперь, Банни, опять задаю вопрос, который задавал в начале вечера: какое осиное гнездо мы разворошили сегодня вечером?

Второй китаец

На следующее утро Гарри Диксон получил от лорда Денвертона письмо с категоричным требованием:

Господин Диксон!

Вчера, в момент приступа фантазии, а быть может, из-за скуки, я попросил Вас разобраться с несколькими тайнами или с тем, что мне казалось тайнами. Я считаю, что не вправе копаться в прошлом своих предков и требовать от них посмертного объяснения. Пусть их воля будет священной. Поэтому прошу Вас больше ничем не заниматься. Через час после Вашего ухода я покинул вместе со всеми слугами Денвертон-Хауз, который никогда мне не нравился, чтобы обосноваться в семейном замке в Йоркшире. Я вернусь только на следующий год на дату обязательного обеда. Прилагаю чек на двести фунтов, которые прошу принять в качестве гонорара.

ДЕНВЕРТОН.

— Это объясняет, почему дом Денвертона оказался покинутым, — усмехнулся Гарри Диксон, ознакомившись с посланием, которое подтверждает, что молодой лорд трус и кретин.

— Быть может, его запугали, — предположил Том Уиллс.

— Все возможно.

— Что будем делать? Оставим все, как есть? — спросил Том Уиллс.

— Думаю, что пока ничего не предприму, — ответил Гарри Диксон. — Но подожду, что скажет Форейн Офис нашему прекрасному товарищу Банни Липтону, а потом решим, какие дальнейшие действия мы предпримем в этом деле.

Банни Липтон не заставил себя ждать. Он еще не завтракал, а потому его настроению не стоило завидовать. Морщины на его лбу разгладились только после первых гренок, чая и конфитюра, поданных миссис Кроун.

Когда он прочел письмо лорда Денвертона, он с угрюмым видом вернул его сыщику.

— Вы сам себе хозяин, господин Диксон, и можете не заниматься делом, если хотите, а я получил категоричный приказ: они хотят знать!.. Знать что? Мне самому не все ясно… При мысли, что буду в одиночку копаться в этой китайщине — именно так я хочу выразиться, — настроение у меня отнюдь не безмятежное.

— А если я останусь рядом с вами? — предложил Диксон.

Банни Липтон радостно воскликнул:

— Оно становится розовым! Розовым, как заря, как кожа персика, как… все, что красиво и хорошо!

Гарри Диксон едва сдержал улыбку от неожиданного прилива энтузиазма, хотя такое проявление чувств грело сердце.

— Нам придется на некоторое время расстаться, — сказал он. — Не думаю, что мы уже в самом разгаре схватки. Вам предстоят кое-какие бесплодные поиски. Что касается меня, то я отправляюсь на несколько дней на континент.

— Курортный город? — осведомился Банни, фамильярно подмигнув.

— Отличная догадка, — ответил Гарри Диксон, пожимая руку полицейскому.

Банни Липтон остался в Лондоне наблюдать за Денвертон-Хаузом. Диксон и Том Уиллс собрали чемоданы и в тот же день отправились на вокзал Чаринг-Кросс. Ночной поезд доставил их в Дувр, а паром — в Остенде. Из Остенде скорый поезд провез их по спокойной и мирной Бельгии. В Люксембурге они сошли с поезда и направились в отель «Континенталь» в центре этого прекрасного города.

Послеполуденное солнце щедро заливало великогерцогский город. Из нижнего города доносился плеск воды. Все вокруг зеленело.

Город излучал мир и радость жизни, древние фасады домов словно склонялись над водой.

— Хотелось бы, чтобы все это оказалось вне преступных деяний, — пробормотал Том, идя по безлюдному розарию, где распускались первые цветы, и с любопытством разглядывая неспешную толпу людей, поднимающихся по крутым улочкам в верхнюю часть города.

— Надеюсь, что это будет только одно из следствий преступления, которое нам следует обнаружить здесь, — ответил Диксон, — иными словами, нечто, что было скрытым последствием первого правонарушения. Как я заявил Банни Липтону, старый лорд Денвертон много путешествовал по континенту. Значит… Но не будем предвосхищать события. Думаю, что подметил крохотный огонек, благодаря довольно обычной дедукции, которая вряд ли принесет мне великую славу.

Я вспомнил, что Денвертон умер не в Лондоне, а в Люксембурге, а потом его тело перевезли в Англию.

Гарри Диксон замолчал, но ученик расслышал, как он прошептал:

— Шнейдер… Надеюсь, в этом местечке не так много людей с этим именем!

— Кто такой Шнейдер? — спросил Том.

— Приятель лорда по некоторым курортным городам. Он подготавливал его отдых. И получил немалое наследство после смерти старика. Он представляет некоторый фактор тайны в жизни покойного Денвертона.

Они шли по улице, стены домов которой были выкрашены в зеленые и розовые цвета, а вела она к печальной герцогской тюрьме, потом под прямым углом поворачивала направо и спускалась к реке и более веселым местам.

Перед ними открылся большой сад с зелеными кустарниками, зелеными лужайками, полугазонами, полуогородами. Вдали виднелись стены из серого камня, увитые зеленым плющом. Старый садовник неторопливо рыхлил землю. Он с трудом выпрямился, заметив приближающихся посетителей.

— Господин Шнейдер? — спросил сыщик.

— Что вы хотите? — осведомился старик.

— Увидеть его и поговорить с ним, — ответил Гарри Диксон.

— Хм, увидеть куда ни шло, поскольку он всегда в очень дурном настроении. А поговорить — совсем иное дело, — усмехнулся садовник. — Пойдемте…

Он жестом велел следовать за ним и вошел в большой дом, стоявший в глубине сада. Они прошли по широкому коридору, выложенному плитами, где царила прохлада, как в погребе. Он заканчивался светлой комнатой, наполовину превращенной в вольеру. Гостей встретило яростное птичье верещание.

— Ну, что! Старик Балтазар, как поживают сегодня утром ваши канарейки? — спросил садовник, остановившись перед креслом, в котором сидело нечто бесформенное.

Ответом было ворчание. Из груды одежды высунулась дрожащая рука, которая с трудом потянулась к столику, на котором стоял графин со светлым вином. Дрожащая рука подняла стакан и поднесла к громадному рту, открывшемуся на совершенно бессмысленном лице.

— Господин Шнейдер, — не без иронии представил инвалида садовник.

Гарри Диксон сжал кулаки. Он вспомнил что-то, имевшее место позавчера.

— Он не всегда был таким, не правда ли? — спросил Гарри Диксон.

— Конечно нет! — живо ответил старик. — Он был вполне приличным господином, пока это с ним не приключилось…

— Когда именно? — продолжил сыщик.

— Э-э-э!.. У меня в моем возрасте не очень четкая память, — замялся старик, — он такой вот уже несколько лет… с тех пор, как перестал путешествовать. Тогда-то это с ним и случилось. Бывают дни, когда он злится, в другое время, как сегодня, он в прострации.

Гарри Диксон попрощался с садовником, вручив ему щедрые чаевые.

— Потерянное время? — спросил Том, искоса глянув на учителя.

— Не совсем, малыш! Скажу, что совсем недавно вы походили на несчастного Шнейдера, с которым только что расстались!

— Быть того не может! — с ужасом воскликнул Том.

— Китайская отрава начала действовать некоторое время назад. К несчастью, я не знаю антидота, чтобы провести эксперимент над живой развалиной, которую мы видели.

— Это дает нам какое-либо преимущество?

— Несомненно, но я, думаю, обойдусь без него, — хитро добавил сыщик, поднимаясь по улице, ведущей в новый город.

— Почему, если отравители хотели обезопасить себя, они не убили его? Что было бы проще, — удивился Том Уиллс.

Гарри Диксон внезапно остановился. Глаза его устремились на далекую дубовую рощу.

— Что вы там увидели? — спросил Том.

— Там? Ничего, малыш, но ваши слова позволили мне кое-что увидеть. Черт подери! Почему человека погрузили в такое состояние, а не убили? Том, неужели вы пальцем ткнули в суть тайны?

— Я только задал вопрос, — признался Том.

— Когда проблема поставлена, можно рассматривать ее решение, — наставительно произнес сыщик. — Думаю, если мы ответим на ваш вопрос, часть тайны Денвертон-Хауза рассеется. А теперь обедать!

В великом герцогстве Люксембург умеют поесть. Гарри Диксон еще помнил о горе раков и о жареной форели, во время другого путешествия, о котором расскажем позже. Мимо проехал автобус с толпой радостных туристов.

— Есть еще два места, господа! — весело крикнул водитель. — Мы направляемся в Эхтернах!

— Отлично, — ответил Гарри Диксон, — с удовольствием принимаем ваше предложение. Хотим пообедать в Ларошетт.

— Прекрасно, сэр, но дорога туда сейчас ремонтируется, а потому придется поехать в объезд, правда, небольшой. Я буду вынужден высадить вас перед Бинзель-Шлефтом, а остальные пару километров вы проделаете пешком.

— Хорошая прогулка, чтобы нагулять аппетит, — согласился Диксон, занимая вместе с Томом место в автобусе.

Прекрасные виды мелькали, словно в фильме. Солнце садилось, но верхняя листва лесных гигантов и вершины скал пылали расплавленным золотом. Долины уже наполнились синим полумраком и походили на опасные провалы. Лесной массив тоже налился тьмой, скрывающей приключения и тайны, хотя каждая верхушка крон выглядела сияющей и объятой веселым огнем.

Ручей у края дороги яростно гремел, запоздавшие птицы пересвистывались под покровом леса.

— Бинзель-Шлефт, джентльмены, — объявил водитель, останавливая автобус. — Идите по дороге и минут через двадцать доберетесь до Ларошетт, где рекомендую вам остановиться в «Почтовой» гостинице.

Автобус, подняв облако пыли, исчез за поворотом дороги. Сыщики остались одни.

Слева чернела расщелина Бинзеля. К вершине вела лестница, вырубленная в скале.

— Мне бы лишних четверть часика, чтобы поближе разглядеть скалу, — сказал Том.

— Согласен, мой мальчик, — кивнул учитель, двинувшись вслед за ним.

Они карабкались по гранитным ступеням, пробираясь между высокими скалами и, наконец, выбрались на вершину Бинзель-Шлефта. В общем, восхождение оказалось не особенно трудным, поскольку небольшое скалистое плато возвышается над дорогой всего на несколько сотен футов. Отсюда открывался великолепный вид на окрестности, хотя сумерки настолько сгустились, что практически превратились в ночь.

— Слышите, какое-то авто остановилось, — насторожился Том, услышав визг тормозов на дороге. — Шлефт познакомится с еще более поздними гостями.

В темноте послышался шум шагов, кто-то поднимался, направляясь в их сторону. Гарри Диксон и его ученик с любопытством ждали экскурсантов, но ожидание затянулось. Никто больше не шел к вершине. Весь Бинзель-Шлефт погрузился в мертвую тишину. Странное волнение охватило Тома, который стоял на краю площадки и первым услышал шум шагов, который внезапно исчез. Он отступил назад к учителю — тот внимательно вглядывался в темноту.

— Осторожно, Том, — прошептал он. — Кто-то укрылся позади деревьев. Он взобрался на скалы, не пользуясь ступенями. Сейчас он позади нас. Не могу точно определить его позицию. Будь настороже.

Внезапно над ними, словно с неба, раздался голос, голос, который сыщик узнал, поскольку слышал его вместе с Банни Липтоном в Денвертон-Хаузе.

— Бросьте револьверы, господа. Они вам не помогут, поскольку вы не можете меня видеть, а я вас прикончу без труда, если захочу.

Плоп! Плоп!

Было невозможно понять, откуда доносился шум, но в футе от лица Диксона брызнули осколки — стреляли из оружия с глушителем.

— Сами видите, мне стоит прицелиться чуть правее, чтобы лишить вас жизни. Но я не сделаю этого, если вы подчинитесь. Спускайтесь и садитесь в автомобиль у подножия лестницы.

На дороге их ждал «шевроле» с потушенными огнями. Дверца была открыта, за рулем никого не было.

— Занимайте места, господа, — раздался совсем близкий голос.

— Ничего не поделаешь, иначе схлопочем по пуле, — проворчал сыщик.

Они уселись на удобные сиденья, потом захлопнулась дверца, хотя они никого по-прежнему не видели.

— Том, — быстро прошептал Диксон, — у вас есть воск? Быстрее!

Оба нагнулись и быстро поднесли руки к лицу. Этого им хватило, чтобы засунуть в нос кусочки мягкого воска, а в рот — по крохотному аппарату, который Диксон испытывал несколько недель назад.

Это была трубка длиной несколько сантиметров, чтобы дышать через нее.

Один из лучших газовых фильтров, существовавших на данную минуту, изобретение молодого воспитанника промышленной школы Лондона.

Едва они выпрямились, как послышался тихий свист газа. Несмотря на предосторожности, сыщики ощутили тяжелые волны, окружившие их.

Диксон толкнул локтем ученика. Через несколько секунд они разом опустились на сиденья, словно глубоко уснувшие люди.

В то же мгновение на обочине дороги возникла худощавая фигура, села за руль. Машина рванула с места.

Никто рядом с водителем не сел. Значит, пленникам надо было опасаться только его.

Диксон при свете фар разглядел жестокое лицо китайца и решил действовать в зависимости от обстоятельств.

Перед въездом в Мюллерталь дорога поворачивает, что заставляет машины притормаживать.

Рука Диксона незаметно скользнула к запасному револьверу. Он направил его на водителя…

— Кто жаждет конца… — прорычал он.

Две пули вонзились в затылок водителя. Смерть была мгновенной.

Сыщик тут же нанес сильнейший удар по стеклянной перегородке, которая разлетелась на тысячи кусков, и, перегнувшись через китайца, схватил руль. В самый раз, потому что автомобиль уже терял управление.

Том поспешно перелез на переднее сиденье, оттолкнул тело водителя и нажал на тормоза.

— Уф! — выдохнул Гарри Диксон и втянул холодный ночной воздух. — Ночь, лес, безлюдье — все, что надо, чтобы решить дело втихую, по-семейному.

Сыщики обыскали мертвого китайца, но ничего не нашли. Гарри Диксон погрузился в задумчивость.

— Я этого так не оставлю, — проворчал он. — Посмотрим, что мы можем из этого извлечь, поскольку сейчас у нас преимущество перед противником. Осторожно!

Он криком подал сигнал — издали приближался мощный автомобиль. В темном небе уже метались отблески фар.

— Наденьте фуражку водителя, Том, — приказал Диксон. — Постарайтесь, чтобы никто не различил вашего лица. А я займусь этим!

Гарри Диксон схватил труп китайца и зашвырнул его в автомобиль, уселся рядом с ним в позе спящего человека. Том Уиллс уже набрал скорость, когда сзади возник автомобиль. Он за несколько минут настиг «шевроле».

— Эй! Лимонная башка, — проорал голос на немецком языке, — приказ изменился: нельзя пересекать границу в Ир-реле, там ночной патруль. Возвращайтесь домой.

Автомобиль набрал скорость и растаял в ночи — шум мотора постепенно затух.

— Учитель! Учитель! — воскликнул Том. — Вы его узнали?

— Я спал. Том, вспоминайте сами!

— А я, к счастью, не спал. Это был старик-садовник из Люксембурга! Но, клянусь всеми святыми, он выглядел куда более крепким.

— Делаю заключение. Отдан приказ вернуться в дом Шнейдера, — сказал Гарри Диксон. — Разворачиваемся, малыш, посмотрим, что творится на этой кухне.

— А китаец? — всполошился Том.

— Мы не можем оставить его при себе. Спрячем в кустах. Они достаточно густы, чтобы спрятать его на некоторое время.

Гарри Диксон сел за руль, развернулся и направился в Люксембург. Они проехали через спящий Ларошетт. Светились только окна «Почтовой» гостиницы.

Том с печалью попрощался с раками и форелью. «Шевроле» бойко пожирал километр за километром…

Ночь приключений

За несколько сотен метров до появления первых домов столицы герцогства сыщик остановил автомобиль на поперечной дорожке, откуда его никто не мог увидеть. Потом они с Томом бодро зашагали к городу, старясь идти переулками нижнего города.

Столица спала в черной ночи, убаюканная мирным плеском речной воды, омывающей гальку, похожую на отполированные черепа. Чудесное ночное безмолвие маленьких городков, которое нарушалось лишь плеском выпрыгивающей из воды форели да шуршанием крыльев бодрствующих птиц…

Гарри Диксону и Тому Уиллсу хотелось бы задержаться, забыться среди этой спокойной красоты, но они шли по следу преступления — внезапный поворот дороги вывел их прямо к дому Шнейдера.

Под полуденным солнцем дом казался гостеприимным с его кустами в саду, газонами и огородом, но в темноте он выглядел опасным и враждебным.

В окнах света не было, а окна первого этажа были закрыты ставнями, усиленными дубовыми досками. Единственным шумом был шелест ветра в листве деревьев и плюще, обвившего фасад.

Гарри Диксон долго изучал окрестности дома прежде, чем решиться на действия. Спокойствие дома могло быть маской, притворством. Позади дома располагались служебные помещения и гараж.

Заметив приоткрытые ворота, сыщики подошли ближе. На полу виднелись лужицы масла, но автомобиля не было.

— Авто, которым управлял садовник, еще не вернулось, — заговорил Том Уиллс.

Гарри Диксон закрыл рот Тома рукой.

По улице двигался автомобиль. Он спускался к дому. Том сразу узнал его — именно он обогнал их на горной дороге.

Сыщики одним прыжком укрылись за кустами. Едва они устроились, как автомобиль на полной скорости пронесся по аллее и заехал в гараж.

Диксон и Том, сидящие в укрытии, слышали, как садовник-водитель удивленно воскликнул:

— Смотри-ка, автомобиль еще не вернулся. А ведь скорости у него хватает.

Водитель вышел из гаража, не закрыв ворота, и направился к дому. Это уже не был согбенный старик, а крепкий мужчина, выглядевший моложе, хотя на лице виднелись морщины. Лицо выражало какую-то старческую обреченность, которая с первого взгляда могла обмануть кого угодно. Он вошел через служебную дверь. Англичане услышали, как он торопливо взбегает по лестнице.

Гарри Диксон понял: пора вступать в серьезную игру.

— Том, — сказал он, — нам надо на время расстаться. Водителю отдадут приказ отправиться на поиски «шевроле» и китайца-водителя. Неситесь со всех ног к автомобилю. Остановите его на дороге, как если бы он вышел из строя. Этот водитель выйдет из своего автомобиля, чтобы посмотреть, что случилось. Захватите его живым. Укол наркотиком, который у нас всегда с собой, сделает свое дело.

Потом на полной скорости летите к бельгийской границе. В Бельгии за несколько минут доберетесь до Арлона. Горная улица. Там отыщете дом и контору господина Анатоля Лами, экспедитора. Разбудите его и представитесь от моего имени. Он ничему не удивится, можете полностью ему доверять. Я не знаю, какие тайны скрывает этот дом. Если на заре я не встречусь с вами в доме Лами, попросите его действовать.

Он знает, что это значит, а в смысле действий на него можно положиться. Отправляйтесь, да хранит вас Господь.

Сыщик остался один и по-прежнему прятался в кустах.

Садовник-водитель не торопился, чему Гарри Диксон радовался, поскольку это давало время Тому добраться до спрятанного «шевроле».

Наконец дверь служебного входа открылась. Появился водитель. Чувствовалось, что он обеспокоен и чего-то побаивается.

Детектив услышал, как он выругался, завел автомобиль и задним ходом выехал на дорогу.

— Он на верном пути, — обрадовался Гарри Диксон, заметив, что тот по шоссе направился в сторону Эхтернаха.

Входная дверь осталась открытой. Сыщик осторожно подполз к ней, стараясь не покидать тени густых кустарников. И без всяких трудностей переступил порог. Через несколько секунд он был в темном и молчаливом доме.

* * *

«Шевроле» уже стоял почти на обочине с зажженными ходовыми огнями, когда Том услышал рев мощного двигателя второго автомобиля.

Он спрятался в ближайшем кустарнике, не обращая внимания на колючки и жгучую крапиву.

«Шевроле» выглядел покинутым, а его пассажиры, по-видимому, отправились пешком за помощью. Приближающийся автомобиль французского производства был знаком Тому. Он остановился в нескольких метрах от укрытия молодого человека, из него вышел водитель и без опаски подошел к «шевроле».

— Эй, Су-Су! — вполголоса позвал он.

В это мгновение Том выпрыгнул из укрытия, нанес садовнику сильный удар дубинкой по голове, и тот без сознания повалился на землю.

— Укол, — усмехнулся Том, вытащив шприц с «правазом», — и поехали в Бельгию! Любой автомобиль на выбор, — добавил он, сравнивая два автомобиля! — Мне больше нравится «шевроле», он приносит удачу!

Мощный автомобиль занял место «шевроле» на поперечной дорожке, а Том, уложив глубоко заснувшего садовника на заднее сиденье, помчался в сторону границы.

— Этот милый автомобильчик сегодня вечером служит передвижной спальней! — пропел он, будучи в отличном настроении. Он пересек спящий Люксембург, прикидывая, что могло бы приключиться с учителем, и направился к границе.

Вот уже несколько лет граница стала чистой формальностью, поскольку бельгийско-люксембургский договор не предусматривал никакого таможенного поста между двумя дружескими странами.

Вдали на ночной дороге появились огоньки. Это были семафоры арлонского вокзала.

Том Уиллс оставил их слева и въехал в крохотный провинциальный городок. Древний газовый фонарь на углу улицы едва освещал табличку с указанием улиц. Том с радостью прочел на синей эмали: Горная улица. Проехав еще немного, он заметил солидную медную табличку, указывающую, что обитателем дома был господин Анатоль Лами — экспедитор — таможенный агент.

В окнах еще горел свет, просачивающийся сквозь щели в ставнях.

Ему не пришлось ждать. Ему открыли сразу, как только он дернул звонок. Мужчина в рубашке с закатанными рукавами с любопытством глянул на него.

— Господин Анатоль Лами? — спросил молодой человек.

— Он самый, дорогой господин. Чем могу быть вам полезен? — любезно спросил хозяин дома.

— Я от Гарри Диксона, — ответил Том Уиллс.

Господин Лами даже не моргнул, но ответ его показался странным:

— Конечно, господин Селлье. Очень буду рад помочь вам. Поставьте автомобиль и присоединяйтесь к нам в столовой. Я — ночной человек, и меня ночные визиты не беспокоят!

Он говорил громко, чтобы его могли слышать соседи, если они еще не погрузились в сон. Господин Лами распахнул двустворчатые ворота гаража и закрыл их за въехавшим автомобилем.

Том указал на человека, спавшего в автомобиле. Господин Лами едва заметным кивком головы ответил ему.

— Мистеру Диксону он нужен живым, — тихо сказал Том Уиллс. — Если все будет хорошо, он приедет на заре. Если он не появится, я должен буду просить вас сопровождать меня в дом Шнейдера.

Господин Лами не шелохнулся, но Том Уиллс видел, что его собеседник весь внимание.

— Что делать с этим? — спросил Том.

— Запрем его там, где он проснется и может сколько угодно шуметь, — ответил господин Лами, открыв дверцу и схватив пленника в охапку.

Том удивился, что невысокий Лами, лысый и с обвислыми щеками, похожий на провинциального нотариуса, обладает такой недюжинной силой.

Он нес садовника-водителя, словно заснувшего ребенка.

Вдруг Лами, который, похоже, ничему не удивлялся, пораженно воскликнул:

— Но это же Арно!

— Вы его знаете? — спросил Том.

— Но… — пробормотал господин Лами, — наверное, произошла ошибка! Почему Арно стал пленником? Он один из наших!

Том не успел ответить, как в заднюю дверь постучали условным образом.

— А! — сказал господин Лами, опуская свою ношу. — Сейчас мы узнаем, что произошло.

Он открыл дверь. Вошло несколько человек в европейской одежде, но их желтые лица свидетельствовали об азиатском происхождении.

Том Уиллс отступил, опасаясь, что попал в ловушку.

Но тут же успокоился: позади трех желтолицых шел высокий худой человек. Гарри Диксон улыбался.

* * *

— Господа Матсуко, Сайто и Тимоту, — представил Гарри Диксон. — Не китайцы, а японцы, о чем свидетельствуют их имена. Случилось так, что мы пошли по ложному пути, хотя эти господа отдают нам должное в том, что произошло сегодня.

— Действительно, господин Диксон, — сказал Матсуко, маленький японец с изысканными манерами, — действительно! Мы считали Су-Су одним из наших. На самом деле он был сообщником Безголового Голоса и доказал это, пленив вас. Вы казнили предателя, господа, убив его на дороге в Эхтернах.

Том Уиллс выглядел обалдевшим.

— Попрошу господ дать кое-какие объяснения моему ученику, — сказал Гарри Диксон.

— Пойдемте в гостиную, — пригласил господин Лами. — Думаю, беседа не помешает.

Усевшись в удобные кресла, смакуя горячий чай и превосходные сигары, собравшиеся стали слушать сыщика.

— Эти господа являются частными сыщиками Его Императорского Высочества Микадо. Они аккредитованы во всех европейских державах и занимаются, как и мы, поиском Дороги Богов.

— Ага! — воскликнул Том Уиллс. — Значит, мы, наконец, узнаем, что это за пресловутая дорога?

Трое японцев печально покачали головами.

— Этого мы не знаем. Но полагаем, что из-за этой дороги Китай погрузился в настоящий ужас, который приведет к гибели тысячи европейцев и китайцев.

— Вернемся к ужасному Фу-Су, — сказал Гарри Диксон.

— Но как это связано с этим буржуазным домом в пригороде Люксембурга, самом мирном городе мира? — удивился Том Уиллс.

— Многим, — ответил доктор Матсуко. — Господин Лами подтвердит мои слова. Этот дом постоянно притягивает к себе Безголовый Голос.

— Ну и ну! — бесцеремонно прервал его молодой человек, что стоило ему недовольного взгляда учителя.

— Да, его всегда слышат, но никогда не видят того, кому он принадлежит, — сказал Сайто.

Гарри Диксон утвердительно кивнул.

— Я тоже дважды слышал его. Один раз в Лондоне. Во второй раз сегодня, когда он чуть-чуть не расправился со мной. И хотя это всего-навсего голос, револьвером пользоваться он умеет.

— Это Фу-Су? — спросил Том Уиллс.

Все разом отрицательно покачали головами.

— Вовсе нет. Фу-Су был отвратительным существом, действовал с невероятным мастерством, был предводителем людей, своего рода гением… Безголовый Голос — это, скорее, привычный демон, которого он приручил. Так говорится в легенде. На самом деле, это опасный и очень умелый слуга.

— Но Фу-Су исчез, — сказал Том Уиллс.

— Он вернется Дорогой Богов. Уверяю вас, об этом знают в Китае все, — мрачно подтвердил Тимоту.

Доктор Матсуко повернулся к английскому сыщику.

— Я не могу сказать, как мы обрадовались, что будем вместе расследовать это странное дело, господин Диксон. До сих пор мы не знали о Денвертон-Хаузе, роль которого неизвестна и нам, и вам. А дом Шнейдера мы держим под наблюдением уже четыре года. Вы очень быстро вышли на него.

— Как вы узнали, что этот дом может играть определенную роль во всем этом? — осведомился Гарри Диксон.

— Частично благодаря одному случаю, — заговорил японец. — Господин Арно, европейский сыщик на службе Его Высочества Микадо, отдыхал в Европе. Однажды он заметил Шнейдера на пороге его дома и узнал в нем человека, ставшего жертвой таинственной китайской отравы, о которой мы не знаем ничего — ни ее действия, ни антидота. Он понял, что здесь дело нечисто, сообщил нам и получил приказ оставаться на месте. Арно поступил садовником в дом Шнейдера, который управлялся одним бельгийским нотариусом. Благодаря рекомендации господина Лами, друга Японии и друга Англии.

У Арно был бой-китаец, с которым он не любил расставаться. Он устроил его в Люксембурге в одну кондитерскую, которая занималась кое-какими делишками. Однажды вечером бой явился к Арно по приказу хозяина. Вы обратили внимание, что у Шнейдера великолепная вольера? Так вот, на самом деле это была хитрая ловушка, устроенная Арно. Он знал, что там, в Китае и любом другом месте, где слышался пресловутый Безголовый Голос, птиц отлавливали и съедали живьем. Странно, не правда ли? Но таковы факты — точность их подтвердилась, но объяснить это никто не мог.

Время от времени, с разными промежутками, птицы действительно исчезали. Арно находил только их окровавленные останки. Он слышал и Голос, который ругался на китайском языке и выкрикивал страшные угрозы.

— Бедный Арно! — задумчиво прошептал Том.

— Ба! Вы оказали ему неоценимую услугу, устранив Су-Су… Предателя, который, вероятно, готовил расправу над ним, как только этого потребует Безголовый Голос.

— Теперь, может, надо передохнуть? — спросил господин Лами, впервые взяв слово. — Я уложил Арно в постель. Завтра он и не вспомнит, как с ним обошелся мистер Уиллс. Господа, если желаете спать, все постели дома в вашем распоряжении.

Гарри Диксон отрицательно покачал головой.

— Боюсь, господа, я уготовил вам бессонную ночь… вернее, я требую ее для себя и моего ученика Тома Уиллса.

— Позвольте нам быть рядом с вами, — обратился к сыщику доктор Матсуко.

— Нет, присутствие слишком большого количества людей может помешать моему проекту. Кстати, доктор Матсуко, исчезновения птиц происходили по ночам?

— Действительно, господин Диксон.

— И Безголовый Голос также предпочитает появляться по ночам?

— В общем, да… Какое заключение вы делаете?

— Никакого пока. Но если повезет, мы вскоре сможем узнать больше об этом Безголовом Голосе.

Безголовый голос

— Нет, Том, сегодня ночью нам не до сна! Тем хуже, отдохнем позже. Возвращаемся в Люксембург, а потом поедем дальше. В Бинзель-Шлефт!

— Милые воспоминания, — ответил Том, занимая место в автомобиле рядом с сыщиком. — Расскажите, учитель, что произошло в доме Шнейдера.

— Ба! Мой рассказ не займет и двух минут. Едва я вошел, как услышал голоса в гостиной, совсем рядом от того места, где очутился. И раздавался японский, а не китайский язык.

Замочная скважина ярко светилась. Я с любопытством заглянул внутрь. Признаюсь, был поражен, узнав японских детективов, с которыми уже поддерживал контакт. Я не сомневался в их лояльности и правдивости. Мне повезло оказаться на дружеской, а не на вражеской территории.

Я без колебаний вошел в комнату.

Хотя эти славные японцы не склонны удивляться, скажу, что ощутил удовольствие, видя их пораженные лица.

Неловкость быстро прошла. Мы объяснились друг с другом. Разными путями мы пришли к одной и той же таинственной цели.

— Скажите, учитель, Банни, наверное, в Лондоне развлекается, — вдруг перебил его Том.

— Он может немного расслабиться, пока ничто не нарушает спокойствия в Лондоне, поскольку там нет Безголового Голоса.

— Пусть будет так. Но вы не опасаетесь сообщничества?

— Вовсе нет! — резко ответил сыщик.

Он замолчал и сосредоточился на дороге.

Люксембург был далеко. Дорога петляла вдоль темного леса. Они проехали через темные деревушки, из которых изредка доносился далекий собачий лай.

Справа от дороги появились угрожающие скалы. Гарри Диксон притормозил.

— Мы уже в Бинзеле? — спросил Том.

— До него еще с километр, но отсюда пойдем пешком. Наш шанс на успех — постараться быть не услышанными.

Том Уиллс вздрогнул, увидев, как сыщик достал длинный кинжал с зачерненным лезвием, чтобы он не блестел в ночной тьме.

— Вам необходимо это мерзкое оружие? — спросил Том не без отвращения.

— Может понадобиться, — ответил сыщик. — Теперь молчок. Говорить только с моего разрешения. От тишины зависит многое.

Они молча двинулись вперед не по асфальту, а по мягкому мху на обочине, чтобы заглушить шум шагов.

Наконец Гарри Диксон жестом остановил Тома и указал на темную щель в гранитной стене. Они добрались до Бинзель-Шлефта.

Проход между скалами выглядел угрожающе, черный, полный ловушек. Здесь царила ночь. Том, шедший по пятам учителя, вообразил, что поднимается по высоким ступеням замковой башни, когда полночь насылает самые злые силы из потустороннего мира.

Наконец они поднялись на скалистую площадку и углубились в густой лес, венчавший хребет Бинзеля.

Темнота не была непроглядной, поскольку уже взошла луна. Она еще пряталась за деревьями, но тонкие серебристые стрелы уже пронизывали кроны деревьев.

Этот рассеянный свет позволял сыщикам двигаться, не натыкаясь на деревья и не наступая на сушняк.

В глубине леса раздался печальный и жалобный стон: крик лесной кошки в поисках добычи.

Вой приближался, удалялся, снова приближался, потом окончательно затих в лесной чащобе.

Лунный свет позволял Тому заметить, как учитель присел на корточки, улегся на мох и вытянул руку вперед. Небольшая тень продолжала его руку. Том узнал зачерненное лезвие кинжала.

Ночные звери шуршали, кричали, выли, потом все внезапно разом стихло.

— Так… Так… Так.

Звук слышался впереди: только он звучал в ночи, словно все звери затихли, чтобы слышался только он. Однако это было сухое и негромкое постукивание, словно сталкивались два сухих куска дерева, выбивающих некий ритм. Том подумал, так может поступать боязливый и неловкий ребенок, вооруженный кастаньетами, и делает это он негромко, словно боится потревожить сон какого-то страшного чудовища.

— Так… Так… Так.

В этом монотонном стуке чувствовалась угроза. Вначале возникло опасение, переросшее в уверенность, когда он заметил, что учитель отползает, прячется в густую тень кустов рядом с их убежищем.

Том не выдержал и тоже отполз, поравнявшись с учителем. Шум затихал, словно удалялся в глубины леса.

— Что это? — прошептал молодой человек. — Я весь дрожу.

— Китайская приманка, — прошептал в ответ сыщик.

— Для чего? — не унимался Том.

— Этим стуком китайские браконьеры подзывают ночную добычу. Похоже, он будит некоторых птиц, вроде фазанов и перепелок, заставляя сбегаться на шум. Тихо, он возвращается… В любом случае, он может прекрасно нам подыграть.

— Так… Так… Так.

Стук становился отчетливей, приближался к ним осторожно, словно колебался. Том заметил, что учитель сорвал несколько веточек с ближайшего куста, переломил их и поднес к губам.

Постукивание возобновилось, потом, к величайшему удивлению Тома, раздалось «так… так… так», почти совсем похожее на то, что доносилось из-за деревьев.

Ответ не заставил ждать. Стук усилился, раздался совсем рядом. Диксон извлек импровизированную приманку изо рта и застыл, вытянув вперед руку.

— Внимание, — прошептал сыщик. — Держите револьвер наготове, но стреляйте лишь тогда, когда удача отвернется от меня! Тихо!

— Так… Так… Так.

Стук раздавался совсем рядом, слева. Свет луны стал ярче… И вдруг Том Уиллс увидел.

Приземистое существо, размером не более десятилетнего ребенка, медленно перебиралось от дерева к дереву, но не ползло, а шло, перебирая короткими кривыми ногами. Тело было чудовищным, свидетельствовало о невероятной силе: голова на короткой шее еще не была видна.

Существо продвигалось вперед почти незаметными шагами, постоянно повторяя: «так… так… так». Наконец оно полностью очутилось в свете луны.

Том чувствовал руку учителя на своей руке, тот требовал абсолютной тишины.

Видение было ужасающим: округлые мощные плечи венчала отвратительная, усмехающаяся голова, высвеченная лунным светом. Грязно-желтая кожа с зеленоватыми отблесками оттеняла два огромных, выпуклых глаза. Подбородка не было, но нижняя часть кошмарного лица была словно разрезана чудовищным ртом, в котором торчали два белых клыка невероятных размеров.

Глаза чудовища были неподвижными, как у спрута, лишенного век. В их глубине светился хищный ум и отчаянная решимость. Существо перестало издавать призывы, иногда испуская беспокойный и яростный рык.

Иногда оно шумно втягивало воздух. И тогда рев становился громким и хриплым. Чувствовало ли оно опасность? Том, уверенный в этом, крепко сжимал рукоятку револьвера. Чудовище застыло в круге лунного света, и сыщики увидели, что оно одето в грязную черную накидку, оставляющую ноги, руки и заросший волосами торс открытыми. Совершенно лысый череп только добавлял существу уродливости.

— Так… Так… Так.

Том Уиллс едва не завопил от ужаса, когда Диксон возобновил призыв, а чудовище было уже шагах в десяти от них. Чудовище не ощущало западни. Оно прижалось к земле и вдруг быстро поползло к укрытию англичан. Они прятались в тени кустов, образующих барьер между ними и приближающимся чудовищем.

Оно непреклонно ползло в их сторону. Луна светила ему в спину, и сыщики едва видели его силуэт. Видя приближение существа, Том едва удерживался от желания влепить в него пару мощных пуль. Но учитель приказал: стрелять, только если удача отвернется от него…

Чудовище подобралось к кустам, протянуло обезьяноподобную руку, чтобы раздвинуть ветки и листву.

В это мгновение рука Гарри Диксона метнулась к нижней части чудовищного торса.

Том Уиллс услышал глухой стон и готовился вмешаться, но существо замерло в неподвижности. Его когти еще тянулись к кустам, ужасное лицо откинулось немного назад, а в выпуклых глазах застыл лунный отблеск.

Потом чудовище глубоко вздохнуло, повернулось на бок и перестало двигаться. Сыщик тоже глубоко вздохнул.

— Помогите дотащить его до автомобиля, — сказал Диксон, указав на безжизненное тело.

Задача оказалась не из легких. Несмотря на небольшой рост, чудовище было очень тяжелым, а Гарри Диксон требовал от ученика еще и полной тишины. От существа странно пахло, вызывая у Тома приступы тошноты.

— Осторожно, осторожно, Том, — просил сыщик, пока они спускали странный труп по ступеням Бинзель-Шлефта.

— Зачем? Разве Безголовый Голос не сдох? Что он может сделать?

— Он вовсе не сдох! Что касается опасности, то она зависит от места, где он находится. Вспомните о пулях, выпущенных из оружия с глушителем!

Том Уиллс тряхнул головой. Он ничего не понимал, а сейчас было не до вопросов.

— Подгоните автомобиль, — приказал сыщик. — Напротив Бинзеля остановитесь, но не глушите мотор. Как только я погружусь вместе с этим пассажиром, включайте четвертую скорость. Возвращаемся в Арлон обходным путем.

— Прямо регулярное автомобильное сообщение сегодня вечером, — пробормотал Том и добавил: — Водить катафалк забавно!

Он буквально исполнил приказ учителя. Когда автомобиль понесся по дороге, Диксон облегченно вздохнул.

— Слава богу, «он» был в чаще леса! Иначе нам это бы дорого обошлось.

— «Он», — спросил Том. — Безголовый Голос?

— Конечно, — ответил Диксон. — Можете ли вы хоть на минуту представить, что этот ужасный желтый зверь, которого мы только что прикончили, мог вполне цивилизованно говорить, как обычно поступает Голос, мог с легкостью орудовать опасными отравами Срединной Империи и быстро и прицельно стрелять из револьвера.

Бездвижное тело странного азиата глухо ударялось о подлокотники сиденья. От него шел такой сильный запах мускуса и разложения, что сыщики по приезде в Арлон едва не впали в болезненное состояние.

Трое японцев и господин Лами тут же встали и с любопытством окружили ужасные останки.

— Думаю, — произнес доктор Матсуко, — это — орангутанг с Борнео. Довольно таинственные звери, могущие обучаться и довольно преданные своим хозяевам. Люди или животные? Склоняюсь к первому предположению, ведь они могут даже произносить некоторые слова. Ужасны в гневе. Знаю, что некоторые китайские мандарины держали их на службе.

— Но Голос… — начал Сайто.

Гарри Диксон улыбнулся:

— Существо еще живо, но оно долго не протянет. Уверяю вас, оно уже обречено на смерть. Господин Лами, добейтесь от администрации великого герцогства, чтобы леса Бинзеля были закрыты для посещений на трое суток. Больше нам не нужно.

Доктор Тимоту, который стоял, наклонившись над лесным человеком, вдруг выпрямился и показал испачканный палец.

— Честное слово! Это существо носило накладные волосы и было загримировано.

— Охотно вам верю, — усмехнулся Гарри Диксон. — Это даже весьма правдоподобно. А теперь, господа, дайте нам с Томом несколько часов для сна. Уже занимается заря…

Безголовый голос (продолжение)

Целый день Гарри Диксон провел, рыская в окрестностях Арлона.

Господин Лами отлично выполнил поручения, и вскоре рассыльный доставил форель и раков.

Японцы отдали должное еде. Наступил какой-то перерыв в делах, о тайне Дороги Богов даже на заговаривали.

Днем сыщик позвонил по телефону в Лондон и долго беседовал со скучающим на берегу Темзы Банни Липтоном.

— Бедняжка Банни, терпеливо сносите свои беды. Денвертон-Хауз будет спокоен. Я разрешаю вам отдохнуть, выпить эля и почитать юмористические газеты.

И только через день Диксон предложил друзьям отправиться в Люксембург. Они приехали в дом Шнейдера — он был в полном порядке, в нем царило спокойствие. Вернувшийся в него Арно, сказал, что ничего не произошло. Шнейдер по-прежнему вел растительный образ жизни.

Арно не держал зла на Тома.

— Риски профессии, — признался он. — Нет ничего невозможного, что я не отдам вам должок, а пока стоит выпить по бокалу светлого вина за наше примирение и долгую дружбу.

Гарри Диксон и японцы с удовольствием присоединились к тосту. Час прошел во взаимных поздравлениях.

— А теперь, — заявил Гарри Диксон, — отправляемся в Бинзель.

Арно сел за руль большого французского автомобиля, а Том управлял «шевроле». Рядом с путешественниками сел представитель полиции герцогства.

В двух километрах по обе стороны Бинзеля поставили наблюдательные посты, чтобы воспрепятствовать иностранным экскурсантам заходить в лес. Но поскольку погода стояла не лучшая, многие туристы разъехались еще до появления декрета…

Пока все поднимались по гранитным ступеням меж скалистых стен, Гарри Диксон выглядел озабоченным.

— Думаю, что двух суток хватило, чтобы сломить последнее сопротивление, — бормотал он. — Но кто знает…

Доктор Матсуко вдруг удивленно вскинул руку. Он подошел к сыщику и что-то шепнул ему на ухо.

Диксон улыбнулся.

— Именно так, доктор!

— Да, я видел маленькие ранки за ушами орангутанга, но не подумал об «этом». Действительно, в окружении Фу-Су поговаривали…

Он не окончил фразы. Все внезапно застыли на месте и с ужасом переглянулись.

Из глубины леса донесся пронзительный вопль.

Он взмывал и тянулся на чрезвычайно высокой ноте. В нем слышался призыв о помощи, а одновременно отчаяние и невероятный гнев.

— Безголовый Голос! — побледнев, прошептал Арно. — Боже, никогда не слышал ничего ужаснее.

Матсуко повернулся к Гарри Диксону, который не трогался с места и, нахмурив лоб, прислушивался.

— Думаете, что…

— Он агонизирует, — ответил сыщик.

— По какой причине он умирает? — спросил Том Уиллс.

— От голода! — таким странным оказался ответ его учителя.

Сайто вмешался в разговор:

— Я однажды присутствовал на пытке одного китайского бандита. Его живьем посадили в муравейник.

— Это — человек? — спросил Том.

— Едва ли, — насупившись, сказал Гарри Диксон.

Он думал, его лоб пересекала вертикальная морщина.

— Все равно. Предпочитаю рискнуть собственной шкурой, чем быть свидетелем такой агонии. Я, господин Сайто, не подумал о красных муравьях. Надо окончить эту пытку.

Было видно, что сыщик принял окончательное решение. Он принялся отдавать категоричные приказы. Он пойдет в одиночку. Доктору Матсуко было разрешено издали следовать за ним, не теряя из виду, а вмешаться только в случае крайней необходимости.

Голос терял силу. Слышалась только мольба, стихавшая с каждой минутой, хотя иногда она нарушалась пронзительным всплеском ярости и страдания.

Гарри Диксон пошел на голос, прячась за деревьями. За ним на отдалении двигался японский сыщик.

Вдруг он остановился. Голос опять окреп, но теперь он в отчаянии выкрикивал слова:

— Дорога Богов! Слишком поздно!

Деревья перед сыщиком расступились, открыв небольшую, слегка неровную лужайку. Голос доносился из ее центра.

Выйдя на ее окраину, сыщик спрятался за толстое дерево и глянул вперед. Матсуко ползком подобрался к нему.

— Вы что-нибудь видите, господин Диксон? — прошептал он.

Сыщик отрицательно покачал головой.

Он видел только мох и невысокий колючий кустарник, который не мог скрыть человека. Лужайка была пуста. Однако несколько секунд назад жалоба неслась из ее центра.

— Муравьи! — вдруг сказал японец.

Посреди лужайки копошилась рыжая горка, муравьи суетились вокруг чего-то высотой не более двух футов от земли.

Внезапно это что-то завопило:

— Конец! Дорога Богов!

— Боже! — воскликнул Матсуко. — Какой ужас!

Услышало японца это что-то.

Вдруг из копошащейся кучи вынырнула короткая исхудавшая рука. Обрубок сжимал автоматический револьвер с глушителем.

Но уже прогремели два выстрела, и рука упала в кучу прожорливых насекомых.

Гарри сломал несколько сухих веток, поджег их и сунул в муравейник.

Крохотные насекомые бросились прочь, открыв глазам нечто странное.

Человеческая голова, сильно объеденная муравьями. Она сидела на скрюченном теле, хотя от него осталась всего половина с торчащей миниатюрной рукой. Кисть размером с лапу маленькой обезьяны сжимала револьвер.

Матсуко отступил с неподдельным ужасом.

— Я считал, что увижу именно это! Но вы узнали раньше меня, господин Диксон. Живой Будда! Будда-вампир! Орангутанг служил ему средством транспортировки и складом еды!

На выстрелы прибежали остальные японцы, господин Лами, Том Уиллс и полицейский. Они пораженно разглядывали труп.

— Господа, — объявил Гарри Диксон, — драма окончательно завершена! Сцену покинул последний актер. Но тайну еще следует разгадать. А она находится в Лондоне.

— Едем туда! — воскликнули японцы в приливе энтузиазма, не свойственного их флегматичному нраву.

— У нас есть время, господа, — ответил со смехом Гарри Диксон. — Назначаю вам встречу через год в Денвертон-Хаузе… Более приглашений рассылать не будут. Вы будете единственными гостями на последнем смешном обеде, который дает Лорд Денвертон.

Дорога Богов

У лорда Денвертона в этом году было мало гостей. Нотариус, который четыре года рассылал приглашения, остался без дела. В парадном зале Денвертон-Хауза вокруг стола сидели Гарри Диксон, три японца-сыщика, Банни Липтон, вернувшийся в Лондон по этому случаю, и Том Уиллс. Молодой лорд председательствовал за столом.

Обед не был таким смешным, как прошлые годы, — меню было выбрано с особой тщательностью.

— А чего мы ждем, господин Диксон? — спросил лорд.

Сыщик расстроенно покачал головой.

— Еще сам не знаю, сэр. Да, я жду чего-то, но…

Он отодвинул бокал с превосходным коньяком «Наполеон». Он сосредоточенно размышлял.

— Обед в назначенный день и час, — пробормотал он, — и ничто не должно быть изменено в парадном зале… Это все, что я знаю, как отправной пункт в попытке найти решение.

Он откинулся на стуле и уставился в потолок.

И вдруг все услышали его смех.

— Это было слишком просто, — сказал он.

Он проглотил коньяк, не ощутив вкуса. Его глаза заблестели.

— Кое-что будет, господа. Подождите еще немного.

— Долго? — с нетерпением спросил лорд.

Гарри Диксон смотрел на стеклянный потолок.

— Ну! Скажем не более двадцати минут!

Японцы в ступоре уставились своими черными глазами на сыщика. Их лица выражали восхищение и толику зависти.

— Десять минут! — объявил Банни Липтон.

Гарри Диксон не сводил глаз с потолка: солнечный луч скользил по нему, заливая комнату золотистым светом. Все видели, что сыщик взволнованно дышал и нервно сжимал руки. Его глаза не отрывались от потолка.

Внезапно он вскочил с места и подбежал к стене напротив него.

— Трость, палку, все равно что! — крикнул он.

Сорвал шпагу со стены и буквально ринулся на стену.

Послышался легкий щелчок где-то на потолочном карнизе, куда попал луч солнечного света.

Сыщик изо всех сил ударил по сверкающему диску.

Гости лорда Денвертона вскрикнули: часть стены исчезла, открыв лестницу из белого мрамора, украшенную золотыми и нефритовыми фигурками.

— Господа! — торжественно объявил Гарри Диксон. — Не желаете последовать за мной по Дороге Богов?

— Ага! — одновременно воскликнули Матсуко и Банни. — Это она и есть?

Они поднялись по лестнице, прекрасно замаскированной в толстых стенах Денвертон-Хауза. Дверь из эбенового дерева, инкрустированная золотом и слоновой костью, перекрывала крохотную площадку на верху лестницы. Она была устлана ониксовыми и нефритовыми плитами.

Гарри взялся за серебряную дверную ручку. И тут же яркий свет залил лестницу — в каждую ступеньку были вмонтированы крохотные электрические светильники.

Гарри Диксон колебался, но все же открыл дверь.

Тяжелый и обволакивающий запах мускуса, ладана и мирры, к которому примешивался неведомый аромат, окатил людей. Дверь скрывала небольшую комнату, уставленную европейской и восточной мебелью. В прекрасных китайских вазах стояли громадные чем-то обработанные хризантемы, почти не отличавшиеся от живых цветов.

— Человек! — внезапно воскликнули японцы.

В кресле перед столом с грудой бумаг возлежал мужчина в темном кимоно. Казалось, он спит.

Гарри Диксон склонился над желтым лицом с закрытыми раскосыми глазами, коснулся ледяной и похожей на пергамент щеки.

— Мертв! — сказал он.

Он подумал и как бы про себя произнес:

— Похоже, китайские средства останавливают разложение на долгие годы.

Вдруг Матсуко в ужасе воскликнул:

— Господин Липтон. Вы узнаете этого мертвеца?

— Ого! — пробормотал англичанин. — Это уже слишком!.. Я только раз видел его мельком… Но это он!

— Мандарин Фу-Су! Бич мира!

К ним подошел Гарри Диксон. Он держал носовой платок, смоченный ароматизированным спиртом.

— Господа, — сказал он. — Пусть это останется между нами! Вернее, чтобы этого не пронюхала журналистская братия. Лорд Денвертон, подойдите поближе и посмотрите.

Он начал тереть влажным носовым платком желтое лицо — желтая краска медленно сходила. Морщины стали резче, морщинки у глаз исчезли.

— Боже! — внезапно с ужасом воскликнул лорд. — Боже!.. Это мой дядя, лорд Денвертон!

— Который и был ужасным Фу-Су для всего остального мира, — мрачно добавил сыщик.

* * *

Когда все расселись вокруг стола, но не в парадном зале, а в личном кабинете лорда Денвертона, слово взял Гарри Диксон.

— Исторические хроники той эпохи сообщают нам, что лорд Денвертон совершил свое единственное путешествие в Китай в ранней молодости.

Во время этого путешествия он решил провернуть самую удивительную авантюру в истории.

Начало ее покрыто тайной, и нас особо не интересует. Если однажды какой-нибудь писатель решит написать книгу об удивительной жизни Денвертона-Фу-Су, пусть он и занимается поисками.

Денвертон познакомился в университете с неким Шнейдером, который был немного похож на него и желал только одного — прожить, как можно дольше, в качестве прихвостня своего двойника.

Денвертон увидел в этом Божий знак. Отныне он мог вести двойную жизнь. Он годами посылал Шнейдера под своим именем на европейские курорты. Во время редких возвращений Денвертона в Лондон Шнейдер вел скрытную жизнь в своем родном городе Люксембурге.

В это время родился Фу-Су. Стал мандарином, бунтарем и воином. И превратился в ужас империи.

Мало-помалу он сжился со своей ролью. И поверил в свою азиатскую миссию. Не знаю, под каким религиозным влиянием, он счел себя посланцем Богов Востока. Так считает античная вера: воин-мандарин по имени Фу после нескольких лет пребывания в мире сумрака возвращается в мир живых и продолжает свое дело. Какой-то китайский Барбаросса!

Денвертон решил, что он мандарин из легенды. По той же вере, его возвращение Дорогой Богов состоится во время обеда в честь случайно собранных подонков.

Впитав это тысячелетнее суеверие, Денвертон подготовил свое возвращение в мир живых в тот день, когда его заберет смерть.

Он вернулся в Лондон, построил в своем доме тайное помещение и дал в своем завещании соответствующие указания.

И здесь легенда сыграла свою роль: в ней говорилось, что в один из дней пира солнце откроет Дорогу Богов мандарину, вернувшемуся из мира мертвых.

Денвертон немного помог Богам, установив солнечный замок. Когда солнечный луч ударит через стеклянную крышу в определенную точку карниза, произойдет щелчок, вызванный расширением сверхчувствительных металлов, и сработает замок. Если этот момент совпадет с моментом воскрешения, проснувшийся мандарин откроет дверь и войдет в мир живых. Если возвращение не состоится, охлаждение металлов замкнет тайную дверь, вернется спокойствие в ожидании следующего года.

Вот почему я спешил ударить по солнечной точке. Заметьте, место было выбрано чрезвычайно хитро — я сказал бы, выбрано астрономически. Событие могло состояться только в тот момент, когда светило занимало нужную позицию в этот день. Один раз в году. Потребовались фантастические расчеты в области небесной механики, чтобы достигнуть подобного результата.

Во всем этом мы видим смесь суеверия, фанатичной веры, науки и хитрости.

Но этого было недостаточно. Нужны были служители, готовые хранить тайну.

Эта роль досталась живому Будде, почти полностью парализованному, уродливому, но чрезвычайно умному существу. Это чудовище имело слугу, чтобы восполнить недостающие способности, как мы это наблюдали. И был еще один слуга, которого мы уничтожили на Бейкер-стрит.

Это оказалось для Будды ужасной катастрофой, поскольку были ограничены его передвижения. Однако он вернулся в Люксембург, где укрылся в доме Шнейдера, загримировав худо-бедно орангутанга. Оказавшись там, он сумел подкупить боя-китайца Арно. Это мы уже знаем. А почему он не устранил Шнейдера?

Ответ дать легко. Он верил в воскрешение Денвертона-Фу-Су, а значит, Шнейдер вновь мог стать полезным. Он ограничился тем, что превратил его в идиота, чтобы вернуть ему разум, когда хозяин появится на Дороге Богов.

Ничего не скажешь: живой Будда, доверенное лицо Фу-Су, умел отстаивать интересы своего хозяина.

— Почему он не убил нас? — спросил Том. — Ему не раз представлялся подходящий случай.

Гарри Диксон повернулся к Банни Липтону.

— Думаю, что спасением мы обязаны репутации Банни Липтона на востоке. Вспомните, ужасный карлик пытался убить меня, метнув платиновый кинжал, когда молодой лорд Денвертон поручал мне разобраться во всем. Он одинаково ловко владел метательными ножами, как и автоматическим пистолетом.

Он решил, что мы с Томом станем идеальными заложниками в случае, если Банни Липтон найдет разгадку, а именно раскроет тайну Дороги Богов. И предпочел воспользоваться токсикологическим арсеналом Древнего Китая, а не огнестрельным оружием.

— Хотел бы понять, что вы понимаете под живым Буддой? — спросил Том Уиллс, оглядывая собравшихся.

Ответил Банни Липтон:

— Это — странные существа, воспитанные бонзами ради почитания толпы. Часто в их качестве берут детей. Как только Будда достигает сознательного возраста, их призывает великий Будда. Точнее сказать, бонзы обычно посылают их к нему, используя отраву. Но случается, что некоторые из них обладают особой мощью — их мандарины покупают за огромные деньги.

Так было с этим бесформенным, но исключительно умным существом, которое Денвертон-Фу-Су превратил в преданного слугу. И это существо слепо верило в воскрешение своего мерзавца-хозяина.

— А преступники, которых приглашали на обед Денвер-тона?

— Пережиток китайского ритуала. Конечно, пришлось выбирать англичан-негодяев — таких предостаточно. Они должны были присутствовать при воскрешении хозяина. Полагаю, что, произойди такое чудо, жизнь гостей ничего бы не стоила.

— Приглашения рассылались живым Буддой-прислужником.

— Буддой-вампиром, — прошептал Матсуко.

— Это правда, — добавил Гарри Диксон. — У этого странного существа отсутствовали привычные органы пищеварения. Ему была нужна свежая кровь, которую он пил из своего орангутанга. Я полагал, что окажусь лицом к лицу с таким существом, как только услышал о ночных исчезновениях птиц. В момент, когда мы прикончили орангутанга, он искал спящих глухарей.

Лорд Денвертон приказал налить всем шампанского.

Он уже поднес бокал к губам, когда один из японцев поднял голову и принюхался.

— Сильный запах гари, — сказал он.

Едва он произнес эти слова, как горячая волна обдала присутствующих. Через полуоткрытую дверь они увидели, как скукожилась штора, охваченная пламенем.

Тут же послышались крики слуг: «Пожар! Горим!»

— Это идет от Дороги Богов! — взревел Гарри Диксон и бросился к двери.

Он был прав: через дверь вырывались языки пламени.

— Увы! Увы, увы и увы! — простонал Банни Липтон. — В столе Фу-Су остались важные документы.

У них едва хватило времени на бегство: огонь подбирался к ним со всех сторон. Оказавшись на улице, они стали беспомощными свидетелями полного уничтожения Денвертон-Хауза.

— Думаю, пожар был предусмотрен, — сказал доктор Матсуко. — В случае появления нежеланных гостей тайный часовой механизм должен был разжечь огонь, с которым могли справиться только посвященные. Ничего удивительного! А мы виновны в том, что не предусмотрели этого.

— Ба! — пробормотал Гарри Диксон. — Этот пожар лучше всего послужит нашим целям — спасти имя лорда. Фу-Су больше нет, а это главное, не так ли, Банни?

Банни согласно кивнул.

Так закончилось странное дело Дороги Богов. Однако кое-что все же произошло. Через несколько дней после пожара в Денвертон-Хаузе серьезно заболел Шнейдер. Арно попросил Диксона приехать.

Шнейдер, похоже, обрел все свои способности на пороге смерти. Он не мог сообщить сыщику много нового, но тот попытался расспросить умирающего:

— Денвертон умер здесь в Люксембурге, в этом доме? А потом его тело перевезли в Лондон?

Чем больше близилась смерть, тем сильнее Гарри Диксон видел удивительное сходство умирающего с Денвертоном-Фу-Су.

Умирающий попросил Гарри Диксона наклониться.

Тот исполнил просьбу — умирающий поднял руку и ударил сыщика в грудь. Но он был слишком слаб, и оружие выпало из его руки.

Гарри Диксон поднял с пола платиновый кинжал с нефритовой рукояткой.

Сыщик в упор посмотрел на больного, чье лицо выражало нескрываемую ненависть.

— Я все же вернулся, — прохрипел он, — вернулся по Дороге Богов!

Упал на подушки и умер.

Гарри Диксон возвращался в Лондон. Он был охвачен сомнениями.

— Кто из них был Фу-Су? Шнейдер или Денвертон?

Скорый поезд словно выбивал на стыках эти два имени:

«Шнейдер… Шнейдер… Денвертон… Денвертон…»

«Фу… Су… Фу… Су…» — высвистывала паровая машина.

— Не важно, — пробормотал сыщик, откидываясь на мягкие подушки вагона первого класса.

Он чувствовал, что разгаданы не все тайны этой печально завершившейся истории. Он заснул от усталости, не очень довольный собой, как бывало иногда после безжалостной борьбы против преступников.

ТАИНСТВЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОКТОРА ДРУМА

Два светящихся огня

арри Диксон внезапно повернулся, схватил Тома Уиллса за руку и толкнул в темный проулок.

— Ваше любопытство может мне дорого стоить! — в гневе прорычал он.

Том Уиллс опустил голову — он чувствовал свою вину.

Вот уже целую неделю учитель по вечерам уходил один, ничего не говоря, не приглашая его, Тома Уиллса, своего ученика, словно не доверял ему.

И три дня подряд молодой человек вел слежку за учителем. Однако без особых успехов: Гарри Диксон вел себя, как обычный гуляющий человек, если не считать того, что прогуливался он в ночное время в глухих кварталах по соседству с Саусворк-Парком, там, где сильны запахи и шумы большого порта.

Разозленный сыщик оттащил Тома в сторону.

— Пропащий вечер, — проворчал он. — Вообще, я знаю, что вы уже три дня выслеживаете меня, Том. Мне было даже забавно. Но самое лучшее развлечение не может длиться бесконечно; надо уметь поставить точку. На сегодняшний вечер довольно. Вы едва не погубили плоды долгих действий, противодействий и размышлений.

— Прошу вас, учитель, — умоляюще произнес Том, — покончите с таинственностью. Скажите, что вы задумали?

Гарри Диксон недовольно тряхнул головой.

— Пошли! Если человек, за которым я слежу, что-то заподозрит, нам здорово не повезет.

— Нам грозит опасность? — наивно удивился молодой человек.

— Повторяю, у нас почти столько же шансов ускользнуть от него, как у козленка избежать когтей тигра!

Том огляделся. Но видел вокруг лишь темные здания, грязные склады, развалившиеся лачуги, среди которых выделялся высокий дом, безобразно грязный и с виду давно заброшенный.

— Я видел, как вы несколько раз заходили в этот безлюдный дом.

Гарри Диксон нервно закрыл ладонью рот Тома.

— Лучше помолчать, малец! Пошли домой, а то начнете призывать в свидетели фонари!

Они быстрым шагом пошли прочь, но только через четверть часа добрались до первой станции подземки, которая вскоре доставила их в центр города на Бейкер-стрит.

Когда они оказались дома, Том немного удивился, с каким подозрением учитель осмотрелся, словно ожидал, что из-за опущенных штор или из-под стола выскочит какой-то укрывшийся там преступник.

В дверь постучали, и Диксон вздрогнул.

Но это была миссис Кроун. Она хотела узнать, подавать ли чай.

— Вы нервничаете, господин Диксон! — воскликнул молодой человек.

Учитель с раздражением махнул рукой. Было видно, что он устал.

— Ну, да! Да… признаюсь. Нервничаю. Все время повторяю себе, что так дрожат от ужаса охотники на львов в джунглях, когда слышат приближающийся рык хищников… Сегодня я их хорошо понимаю!

— Значит, вы преследуете большого хищника, учитель? — спросил Том, не скрывая удивления.

— Я ни за кем не охочусь. Я только наблюдаю. Но мне кажется, что нахожусь перед весьма опасным хищником, который стоит тех, кто разгуливает в джунглях с ружьем в руках.

— Но вы же не на тропе войны, господин Диксон.

— Ваша правда, Том, — кивнул сыщик, — но боюсь, что вскоре придется на нее ступить.

Молодой человек попытался задать новые вопросы и вытянуть дополнительные сведения, но сыщик принялся просматривать газеты, с недовольством и раздражением отвечая на его вопросы невразумительным мычанием.

Том Уиллс любил наблюдать за читающим учителем. Это были единственные мгновения, когда его лицо теряло непроницаемость и даже освещалось неожиданными эмоциями. Том ожидал, что учитель узнает что-то новое…

Он хотел задать новый вопрос, но заметил, что учитель нахмурился.

«Слава богу! Перестанем киснуть в бездействии», — подумал Том.

Гарри Диксон машинально отметил ногтем заинтересовавшую его статью, отбросил газету, взял новую.

Том поднял газету и стал искать отмеченную статью. Нашел ее, но был разочарован. Эта была небольшая заметка об ученой конференции, которая состоится в Промышленном университете Южного Кенсингтона.

— Интересно, почему вас вывела из себя конференция по высшей математике? — как бы невинно спросил он.

Гарри Диксон отбросил газету.

— Несносный мальчишка! — воскликнул он. — Я знаю, почему следует вас опасаться!

Но Том с удовольствием отметил, что учитель раздражен не так, как хотел казаться.

— Послушай, малыш! В один из дней я, может быть, буду должен посвятить вас в то, что сегодня вызывает во мне смутные страхи. Ну, о чем повествует сия статейка?

— Доктор Друм будет говорить о гипергеометрических вероятностях… — с жалким видом ответил Том. — Черт подери, если бы я только знал, что это значит!

— Я не более вас разбираюсь в этих областях высшей абстрактной математики, в которых сведущи только несколько ученых, — признался Гарри Диксон.

— Как доктор Друм, одно из светил современной науки, — закончил Том Уиллс.

— Как доктор Друм, — словно эхом подтвердил Диксон.

Том Уиллс с недоумением смотрел на учителя.

Лицо сыщика было беспокойным, оно выражало даже некоторый ужас. Молодому человеку было непривычно видеть учителя в таком состоянии.

— Что вы думаете о докторе Друме? — спросил Том.

Гарри Диксон вздрогнул.

— Том, я сказал вам, что сильно нервничаю… Ну, раз я решил поделиться с вами некоторыми соображениями, знайте: я наблюдаю именно за доктором Друмом.

У Тома от удивления округлились глаза.

Доктор Друм! Все страны завидовали Англии, что у нее есть такой ученый! Аскет, который целые дни, а то и ночи занимался тем, что исписывал черную доску непонятными уравнениями или читал в Университете курс высшей математики своим фальцетом, не вызывая ни малейших насмешек со стороны своих собратьев. Он отклонял любые почести и с рассеянным и усталым видом встречался с именитыми коллегами. Ученый жил почти в полной нищете, не ощущая никакой нужды, если у него под рукой был мелок, которым он писал свои уравнения и интегралы. И этот удивительный человек привлек внимание сыщика?

Том Уиллс оценил все это в мгновение ока. Сказать ему было нечего, поскольку учитель прочел в его взгляде полное недоумение.

— Ничего не говорите, дорогой Том. Я знаю все, что вы можете сказать. Но если кто-нибудь сообщит, что в эту минуту доктор Друм нас подслушивает, а, если пожелает, может явиться перед нами и стереть нас в порошок, мне такое не покажется неправдоподобным.

— Но этот человек не преступник! — воскликнул Том Уиллс.

— Пока нет, — признался Диксон, — по крайней мере, я так думаю. Но может ли он им стать? Предположим, человек овладеет сверхчеловеческим могуществом, а благодаря знаниям его мозг съест сердце до последней частицы, если можно так сказать. Не станет ли этот человек безжалостным демиургом, захватив власть над всем человечеством?

— Но что такого он мог открыть?

— Если бы я знал!

— Как? — удивился молодой человек. — И вы бьете тревогу по такому пустяку? Будь доктор Друм физиком, химиком или биологом, куда ни шло. Могу поверить, что он открыл новую тайну материи, способен сыграть с человечеством в беспроигрышную игру. Но профессор — математик, а уравнения, насколько я знаю, еще не убили ни одного человека.

— Ваше рассуждение чисто человеческое, но оно всего лишь человеческое, и в этом его недостаток. Вы знаете Керабла?

— Майкрофт Керабл, оксфордский профессор, который приходил к вам на прошлой неделе? Тоже крупный ученый, не так ли, господин Диксон?

— Был им, — Диксон печально покачал головой. — Был им. Сейчас профессор Керабл играет с оловянными солдатиками в клинике для душевнобольных. И никогда оттуда не выйдет.

— И вы считаете, эта… беда связана с исследованиями доктора Друма? — с тоской спросил Том.

— Использованное вами выражение совершенно справедливо, Том, — без улыбки ответил сыщик, — именно «с исследованиями доктора Друма»!

— Вам они известны? Знаете ли вы, к чему они относятся?

— Ни в малейшей степени! Знаю только, что они относятся к области чистой математики. Пока до сих пор не понимаю, каким образом они могут быть связаны с воздействием на материальный мир, это смущает и пугает.

Когда профессор Керабл навестил меня, то заявил: «Господин Диксон, я старый человек, и мои дни, полагаю, сочтены. Но не могу покинуть этот мир с грузом на совести.

Этот груз может показаться вам странным. Мне трудно вам объяснить его сущность.

Вы знаете моего ученого собрата, доктора Друма? Я знаю, что его работы опередили работы остальных на невероятное расстояние. Он никогда не болтает и никому не доверяет. Однако я прошу вас помешать некоторым его опытам. Вы спросите: „Какова природа этих опытов?“ Увы, я сам еще этого не знаю, а могу только выдвинуть гипотезу, что они относятся к метафизике. Недавно, после совещания, посвященного подготовке ближайшего математического конгресса, он сказал мне: „Керабл, вы понимаете, какие горизонты открывают уравнения 40-й степени?“

Не стоит удивляться тому, что Друм величайший ум. Но уравнение 40-й степени! Оно касается того, что математики едва решаются коснуться. Речь идет о темной области математики, о гипергеометрии, которую также называют четвертым измерением.

Я позволил себе улыбнуться, но Керабл, похоже, не заметил моего скепсиса.

— Четвертое измерение — с недоверием произнес я, — это немного походит на страну из старой сказки. По словам некоторых метафизиков или современных колдунов, этот невидимый, может быть, ужасающий мир, оседлал наш мир. Спириты полагают, что души мертвых обитают в этом туманном и дымном пространстве.

— Примерно так в переложении на человеческий язык, — подтвердил Керабл. — Но предположите, что кто-то сумеет открыть тайную дверь. И не захватят ли наш бедный мир самые ужасные силы?»

Том Уиллс прервал Диксона:

— Не забывайте, учитель, что профессор Керабл сошел с ума! Подобный страх может оказаться первым признаком безумия.

— Я пытался убедить себя в этом, Том, — подтвердил сыщик. — Но не думаю, что профессор Керабл был больным, когда навестил меня. И до сих пор слышу его последние слова: «Я не осмеливаюсь верить, что Друм достиг высочайших математических высот. Пусть Бог не позволит ему этого. Ибо этот человек из любви к науке станет худшим и самым безжалостным врагом людей!»

— Вы думаете, что доктор Друм совершил это сказочное и загадочное открытие? — спросил Том.

— Быть может… Вспомните тот мрачный, высокий дом на кривой улочке вблизи Саусворк-Парка. Это — мой наблюдательный пункт вот уже неделю. Вчера я был там и наблюдал из окна последнего этажа.

Дом высится над жалким и бедным кварталом. С помощью морского бинокля я осмотрел внутренность многих комнат, лишенных штор и занавесок.

Одно из окон светилось до самой поздней ночи. В бинокль я видел комнату со столом, заваленным книгами и бумагами. В остальном там царила разруха, но одну стену занимала огромная черная доска. Это — рабочий кабинет знаменитого доктора Друма. Целые ночи он просиживает над толстенными досье, а иногда бросается к доске и начинает лихорадочно писать уравнения, мантиссы логарифмов.

Но вот уже три дня…

Гарри Диксон вздохнул и тряхнул головой, словно не хотел верить в собственные слова.

— Последние три дня он отплясывает перед черной доской!

* * *

— Все ночи посвятим слежке, Том.

Тон Гарри Диксона был решительным и энергичным, но в нем слышались нотки отчаяния. Он принялся раскладывать бумаги, проверил револьвер, наполнил термос горячим чаем.

— Я с вами, учитель.

— Согласен, малыш. Возьмите фляжку виски на двоих. Это поможет нам скоротать нескончаемые часы в пустой комнате, где крысы празднуют шабаш.

Вечер был тихий и теплый. Том Уиллс заметил, что наблюдение не будет затруднено смогом.

— Только что, господин Диксон, вы сказали, что, если нас обнаружат, жизнь наша не будет стоить и гроша. О чем вы думаете?

— Только впечатление, Том. Но из тех, что меня никогда не обманывают.

Доктор Друм на первый взгляд человек тусклый и беззащитный, но когда я вижу его яростные пляски перед доской, то ощущаю подлинный ужас. Мне кажется, что он одержим чем-то нечеловеческим, яростным. Вы когда-нибудь видели танец тарантула?

— Нет… Что вы этим хотите сказать?

— Тарантул, паук пустынь, одно из отвратительных чудовищ в миниатюре. Когда он возбужден, он танцует. Хотя размером он меньше детского кулака, перед яростью и смертельной опасностью его джиги приходится отступать — это одно из самых ядовитых насекомых в мире. Когда я видел пляску Друма, я сразу вспомнил о тарантуле. Мне казалось, что надо мной витает нечто неощутимое и ужасное… и я бежал, Том. Я был не в силах видеть это!

Прозвенело одиннадцать часов, когда они перешли реку, а потом в грязном местном автобусе добрались до темного и молчаливого Саусворк-Парка.

Несмотря на хорошую погоду, ни одного живого существа, кроме тощих кошек, сидящих на тротуаре, не было в переулке, где Том встретился с сыщиком в позапрошлый вечер.

Гарри Диксон достал из кармана отмычку и открыл дверь черного высокого дома. Целый легион возмущенных крыс с писком бросился врассыпную.

Полусгнившие ступени лестницы скрипели под их ногами — на четвертом этаже сыщик толкнул одну из дверей.

— Никакого света, Том, — приказал Диксон.

Он на ощупь нашел пару табуреток и пододвинул их к окну.

Огни мрачного квартала гасли один за другим. Только дуговые фонари станции Южного Бермондси тускло светились, как ущербные луны. Вспыхивали огоньки железной дороги Сюрвей — желтые, зеленые, красные. Маневровые локомотивы передвигались, пыхтя и свистя. Ночь с ее жалкими декорациями буквально сочилась скорбью.

— Где комната Друма? — тихим голосом спросил Том.

— Вон там, в этой группе домов. Окна выходят на задний двор, но они пока не светятся. Не забудьте, профессор читает лекцию в Южном Кенсингтоне. Придется подождать.

— Нам стоило посетить эту лекцию, — заявил Том.

— Зачем? Мы бы ни грана не поняли из того, что этот ученый поведает горстке своих собратьев-математиков. Наше присутствие многих бы удивило, а в первую очередь Друма. Я вовсе не хочу привлекать его внимания к нашим персонам…

— Боже, как все это долго! — простонал Том.

И вздрогнул, слыша яростную беготню крыс по пустым комнатам заброшенного здания.

Светящиеся стрелки часов подобрались к половине двенадцатого, когда Том услышал, как учитель глубоко вздохнул.

Он повернулся к нему и увидел, как тот направил бинокль на темные дома у железнодорожной насыпи.

Молодой человек глянул в ту же сторону и заметил желтый квадрат яркого света, вспыхнувший в ночи.

Он направил свой цейссовский бинокль в ту же сторону.

И увидел комнату такой, какой ее описывал учитель.

На потолке висела мощная электрическая лампа, заливая комнату резким и неприятным светом. Но в комнате никого не было. На черной доске виднелись нанесенные мелом каракули. На широком столе громоздились бумаги и книги. У стен высились груды книг.

Вдруг у дальней стены возникла тень. Открылась и закрылась дверь. Высокий сутулый человек вошел в комнату.

— Он, — шепнул Гарри Диксон.

Доктор Друм крутился у стола, лихорадочно перебирал бумаги, поднимая тучи пыли.

— Он собирается уходить! — воскликнул Том. — Смотрите, он собирает все в чемодан.

Ученый явно торопился. Набив чемодан, он вооружился тряпкой и поспешно протер черную доску. Теперь в комнате висело белое меловое облако.

— Почему такая спешка? — прошептал молодой человек.

— Странно, — задумчиво пробормотал сыщик. — Похоже, он испытывает страх.

Доктор Друм приоткрыл дверь, наклонился в сторону лестничной площадки, к чему-то прислушиваясь.

Том Уиллс прекрасно видел ученого в окуляры мощного бинокля. Довольно длинные волосы странного беловатого цвета, бледное лицо, изможденное работой и ночными бдениями, глубоко сидящие в глазницах черные глаза. Доктор Друм казался моложе своего возраста. На нем был синий редингот, вышедший из моды и висевший складками на его тощем теле. Длинные и нервно подвижные руки ни на секунду не оставались в покое. Сыщики вдруг увидели, что он решительно махнул рукой, как человек, сказавший себе: «Будь что будет!» Он повернул выключатель, и комната погрузилась в непроницаемый мрак.

— Ушел! — воскликнул Том.

— Пошли! — приказал сыщик.

— Куда, учитель?

— Посетим комнату, которую он только что покинул. Быть может, что-нибудь обнаружим!

Они вышли на улицу, приостановились, чтобы сориентироваться, как вдруг в плечо Тома ударил тяжелый предмет. Молодой человек с трудом сдержал вопль боли и оглянулся в поисках нападавшего.

Но улица была пуста и безмолвна.

Гарри Диксон наклонился и поднял предмет, ранивший его ученика, — морской бинокль последней модели. Стекла при падении разбились.

Сыщик без спешки внимательно оглядел окружающие дома. Нигде ничто не шелохнулось, а все окна оставались закрытыми!

— Не стоит задерживаться здесь, — прошептал Диксон. — Мы уже ничего не узнаем, а время не терпит.

Они пересекли железнодорожные пути, перебравшись через колючую проволоку и стараясь идти по прямой, чтобы добраться до дома, за которым они только что наблюдали.

Им пришлось обогнуть несколько препятствий, пока они не остановились перед покосившимся зданием, перед которым размещался неухоженный садик.

— Решетка открыта, — сказал Том.

Они пересекли садик, поднялись на крохотное крылечко из тесаного камня и остановились у крашеной деревянной двери.

Том Уиллс поморщился: неужели это было жилище знаменитого ученого, которым гордился научный мир?

Гарри Диксон не терял времени на пустые размышления, работая отмычками.

Замок оказался несложным и вскоре открылся.

Сыщик принюхался к воздуху в коридоре. Он был ледяной, жгучий и отдавал плесенью. Это был запах полного забвения.

— Готов биться на пари, что за любой дверью этого дома мы столкнемся с той же заброшенностью и пылью, — пробормотал он с иронией. — За нами, Том, тоже наблюдали. И это кое-что нам дает.

Том уже открыл пару дверей.

Учитель был прав.

— Значит, у Друма есть еще один дом, — сказал Том. — Несомненно, более уютный, чем эта крысиная дыра.

— Верно, Том, — согласился сыщик, поднимаясь по лестнице.

На втором этаже царила та же пустота. Им было не по себе.

— Освещенное окно на третьем этаже выходило во двор, — заявил Том. — Наверное, это единственная комната в доме, где есть какая-то мебель.

Они поднялись на площадку третьего этажа. Здесь было только две двери. В потолке виднелся люк, ведущий на чердак.

— Начнем. — Том толкнул первую дверь.

— Ничего, — сказал сыщик и толкнул вторую дверь…

Дом был абсолютно пуст.

Гарри Диксон бросился к окну и вгляделся в ночную тьму.

— Однако мы на верном пути, Том. Смотрите. Вдали окно, откуда мы смотрели сюда. Именно эту комнату мы наблюдали этой ночью. Я с нее не спускал глаз и раньше.

Том, светя карманным фонариком, обследовал комнату.

— Ничего не понимаю, учитель. И задаю себе вопрос, не ошиблись ли мы домом!

— Невозможно! — сухо ответил Гарри Диксон. — Не забывайте, что мы наблюдали со стороны двора. Рядом с домом виднелись две глухих стены с громадными рекламными щитами. Одна восхваляла бисквиты «Хантли Палмере», вторая — «Дженерал Моторс» и автомобили «понтиак» и «шевроле». Выгляните наружу и проверьте.

Том выглянул и тут же убрал голову, согласившись, что учитель прав.

— Значит, он был здесь, — проворчал сыщик.

— Поглядите на стену! — воскликнул Том. — Никаких следов гвоздей или крюков для крепления черной доски. На полу толстый ковер пыли, на которой только наши следы. И никакого электрического освещения, а мы видели, что комната освещалась электричеством.

— Точное наблюдение, — мрачно признал Гарри Диксон.

Вдруг Том с ужасом воскликнул:

— Господин Диксон, посмотрите на комнату, которую мы покинули!

— Немыслимо! — пробормотал сыщик.

Окно комнаты, служившей им наблюдательным пунктом, осветилось красноватым, колеблющимся светом. На его фоне китайской тенью возник силуэт.

Гарри Диксон поднес к глазам бинокль.

— Невероятно!

В освещенной комнате свободно расхаживал доктор Друм в синем рединготе. Он ходил взад и вперед, извлекал из чемодана бумаги, укладывал их обратно — занимался каким-то пустым делом.

Вдруг сыщик схватил Тома за ворот и буквально бросил на пол. И сам упал на живот рядом с учеником. Доктор Друм сделал какое-то необычное движение.

Стекла над их головами разлетелись на мелкие осколки, в темноте засвистели пули.

— Уходим, — умоляюще прошептал Том. — Я ничего не понимаю в этом колдовстве…

— Как и я… пока, — признался сыщик. Голос его дрожал от гнева.

Вновь воцарилась тишина.

Сыщики с осторожностью выглянули в окно, едва приподнявшись над подоконником.

Окно по ту сторону железной дороги погасло.

«Синяя яванская птица»

В автомобиле, который вез их в Уиллсден, Гарри Диксон перечитывал письмо доктора Сейлора, известного психиатра, в чьей клинике нашел приют профессор Керабл.

Господин Гарри Диксон!

Часы несчастного профессора Керабла сочтены. Поражение мозга, перед которым бессильна современная наука, вынуждает нас признать свое поражение. Но в моменты агонии наступает некоторое просветление. Он умоляет Вас прибыть к нему. Я только присоединяюсь к его мольбе. Но заклинаю Вас, приезжайте как можно скорее.

С уважением

ДОРИАН СЕЙЛОР.

Диксон иронически называл психиатрическую лечебницу в Уиллсдене «Сейлор-Хауз», обыгрывая имя директора заведения. Но это не был «Дом моряков», а лечебница для умалишенных, где занимались самыми трудными случаями.

Высокая, тяжелая дверь, похожая на дверь тюрьмы, распахнулась перед сыщиками, пропустив их в просторный внутренний двор.

Громадный парк с кустарниками и цветниками лежал перед сумрачной лечебницей, подобием тюрьмы с мощными решетками на окнах. Запертые тяжелые двери заменяли вооруженную охрану.

Доктор Сейлор встретил гостей.

— Сожалею, что не в состоянии принять в более гостеприимной обстановке, — сказал он, — но не могу поступить иначе. Должен сказать, что мои пациенты вовсе не агнцы, а скорее наоборот. Я занимаюсь самыми опасными индивидами, которые, выйдя на свободу, могут совершить ужасающие преступления.

— Вы немного удивляете меня, — ответил Диксон. — Профессор Керабл, хотя и ваш пациент, не кажется мне буйным.

— Действительно, но он не преминет впасть в буйство, — сказал психиатр. — Рок решает по-своему. Боюсь, наш пациент не переживет эту ночь. Пойдемте, навестим его.

Он сам привел их в чистую палату с минимумом мебели.

На кровати полярной белизны лежал агонизирующий Майкрофт Керабл.

Дыхание его было хриплым, налившиеся кровью глаза буквально вылезали из орбит.

Рядом стоял санитар в белом халате с пустым шприцем в руке.

— Вы сделали ему еще один укол, Редлау? — спросил Сейлор, заметив шприц.

— Да, доктор, я действовал по вашим указаниям, чтобы не надевать на него смирительную рубашку, — ответил санитар.

Сейлор отослал его из палаты. Тот удалился едва слышными шагами.

Керабл узнал сыщика, и его перекошенное лицо немного разгладилось.

— Мне осталось немного, — задыхаясь, выговорил он. — Но перед тем, как умереть, мне хотелось бы знать… Сможете ли вы избавить мир от этого чудовища Друма?

Гарри Диксон кивнул. Доктор Сейлор покинул палату, чтобы не мешать.

— Скажите! Господин Диксон… Быть того не может, чтобы такой человек, как вы, не знал! Простите меня… Я на пороге смерти, я еще сражаюсь с ней, и все же любопытство терзает меня. Нашел ли искомое это адское отродье Друм?

— Что именно? — умоляющим голосом спросил сыщик. — Поверьте, профессор, я ничего не знаю, я брожу в потемках. Может, вы меня просветите.

— Если он действительно решил свое головокружительное уравнение, он открыл невероятно далекий мир, который лежит дальше туманностей, но одновременно этот мир невероятно близок.

Он может распахнуть врата нашего бедного мира, впустив в него неведомые существа, быть может, загадочные и ужасающие! Только Богу известно, не мир ли это мертвецов… Вам следует, господин Диксон, схватить доктора Друма, завладеть его адскими бумагами. Но где они?

— Послушайте, — сказал сыщик, — я могу частично удовлетворить ваше любопытство, но, увы, знаю я крайне мало! У вас достаточно сил, профессор Керабл, чтобы выслушать меня?

— Я хочу дожить до дня расплаты! — собравшись с силами, прошептал умирающий.

Четким и ясным голосом, стараясь быть кратким, Гарри Диксон изложил то, что произошло накануне, и невероятную историю двух освещенных окон и помещения, которое невозможно найти.

Керабл жадно вслушивался в каждое слово и дрожал.

— Он не живет там… этот непонятный человек нигде не живет. Но вы его найдете, господин Диксон! И найдете чемодан, тот самый чемодан, где он хранит свои ужасные формулы. Это надо сделать! Ради блага человечества! Если бы я мог продлить свою жизнь… я бы их расшифровал, эти дьявольские формулы. Я бы, быть может, сумел сразиться с этим чудовищем на равных. Но мои минуты сочтены.

Гарри Диксон! — торжественно воскликнул он. — Пообещайте мне… Поклянитесь отыскать Друма и его бумаги. Если надо, убейте Друма! Поклянитесь!

Сыщик не смог сдержать дрожи, услышав эту последнюю мольбу, такую страстную и ужасающую одновременно.

— Профессор, я всего лишь человек, — сказал он, — но никогда не бросал начатое дело. Обещаю, что продолжу разгадывать эту тайну. Но, быть может, вы можете мне дать какое-то указание. Где живет Друм?

Керабл отрицательно покачал головой.

— Мне кажется, он обитает где-то в Ротерхайде, в том самом ужасном квартале, где вы его видели. Он дикарь и никого не принимает. Его почта приходит на адрес промышленного университета Южного Кенсингтона, где он преподает высшую математику. Но он даже ее не вскрывает.

Подождите! Подождите! Быть может, это будет вам полезно. Кроме своих дорогих формул, Друм безумно любит красивых птиц. Это — его страсть.

Однажды он купил у маркиза Оруга, когда тот покидал Англию, чтобы вернуться в Южную Америку, целую вольеру редких птиц. Среди прочих, белых павлинов…

А таких птиц не держат в развалюхах Ист-Энда.

Я знаю, вы разгадывали тайны и с меньшими исходными данными! Ищите! Найдите!.. Увы, я умираю! Мое единственное утешение в том, что вы впряжетесь в эту грандиозную работу, чтобы уничтожить самого ужасного потенциального врага человечества!

Керабл на глазах слабел, но, несмотря на просьбы сыщика, хотел говорить.

— Господин Керабл, — неожиданно спросил Диксон, — а Друм богат?

— Говорят, да. Его обвиняют в чрезвычайной скупости, если не считать его страсти к птицам. Некогда он обнаружил новую звезду в созвездии Стрельца и получил большую сумму от одного богатого американского астронома. Потом тот же ученый щедро финансировал его исследования. Кажется, речь шла о миллионе долларов!

Что касается денег, господин Диксон. Я отдал распоряжение выплатить вам после моей смерти десять тысяч фунтов… Нет, не протестуйте. Это не гонорар. Эти деньги помогут вам лучше подготовиться к ожидающей вас борьбе.

Я — старый холостяк, и никто не имеет права получить мои деньги!

Голова ученого упала на подушку. Появился доктор Сейлор.

— Это долго не продлится, — пробормотал он. — Беседа окончательно лишила его сил. Я сообщу вам, господин Диксон.

Сыщик узнал новости в тот же день по телефону: профессор Майкрофт Керабл впал в кому почти сразу после ухода сыщика и вечером мирно угас.

* * *

Через неделю мистер Силки, более известный под именем Птичка-Бермондси, удалился из своего магазина на Бендалл-стрит и отправился в Доркинг, чтобы заняться любимым делом — сажать капусту.

Более сорока лет мистер Натаниель Силки за большие деньги продавал птиц, которых за бесценок покупал у моряков, прибывающих из дальних краев.

С утра до вечера в магазине не утихали щебетанье и трели. Саксонские канарейки сидели рядом с непоседливыми попугайчиками и попугаями-болтунами. В клетках во дворе павлины криками предупреждали о дожде. А в заднем помещении магазина, предназначенном для самых редких представителей птичьего мира, жили в братском соседстве великолепные ара и несуразные туканы, птицы-лиры и колибри, марабу и синие птицы с далеких островов.

Силки уже устал от щебетания, трелей и разноцветья: судите сами, как он обрадовался, когда однажды появился любитель птиц и заявил, что готов купить торговое заведение за две с половиной тысячи фунтов! Имея счет в банке, Силки с этими деньгами превращался в богача, могущего стать ровней славным буржуа Доркинга.

Покупатель, еврей среднего возраста, мистер Селиг Натансон, выглядел человеком, хорошо разбирающимся в коммерческих делах.

В тот день, когда договор был заключен, подписаны все бумаги и распита бутылка отличного испанского вина, мистер Селиг Натансон поинтересовался, как идут дела с торговлей.

А дела шли хорошо — об этом свидетельствовал полновесный поток фунтов. Прекрасная клиентура, денежная и живущая по большей части в Ист-Энде.

Мистер Селиг заявил, что давно мечтал открыть подобную торговлю, но ему еще никогда не представлялось возможности заняться любимым делом.

Однажды сверкнула надежда, когда маркиз Оруга продавал свою вольеру. Но старик заломил такую цену, что покупка стала невозможной.

Быть может, мистер Силки помнил об этой продаже.

И действительно, мистер Силки не страдал провалами в памяти.

Грязный бродяга, настоящий нищий, купил все скопом, в том числе и коллекцию китайских павлинов.

Куда отправились птицы? Мистер Силки этого не знал. Скорее всего, за границу, поскольку живой груз был перевезен на судно, шедшее вниз по Темзе.

— Жаль, — вздохнул мистер Натансон, — что вы не знаете больше, ведь этот бродяга мог стать отличным клиентом.

— Стоп! — воскликнул торговец птицами. — Я вовсе не потерял этого клиента, хотя он появляется все реже. Он купил у меня пару туканов и несколько маньчжурских уток. Заплатил, не торгуясь. Но я не знаю, кто он.

Так Селиг Натансон стал владельцем магазина под названием «Синяя яванская птица».

Но, похоже, он был занят другими делами в городе, поскольку в основном его подменял молодой обаятельный приказчик. Вся окрестная прислуга зачастила в магазин, закупая для уток просо и коноплю, ради приятной беседы с молодым человеком, стоявшим за прилавком этого крылатого и певчего рая.

Прошло немного времени, и мистер Селиг Натансон, который неплохо разбирался в делах, начал широкую рекламную кампанию.

Страница объявлений крупных ежедневных газет заполнилась многообещающими призывами. Однажды было объявлено о прибытии двух белых павлинов с золотыми глазками на хвостах, которые якобы происходили из Запретного города Пекина.

В тот вечер, когда появилось волшебное объявление, мистер Натансон, его приказчик и знаменитый таксидермист расположились в заднем помещении магазина, тщательно закрыв все ставни.

— Господин Диксон, — начал таксидермист, — простите, мистер Натансон, я получил категоричный приказ от Скотленд-Ярда, которому верно служу, предоставить свои научные познания вам. Я говорю «наука», но это, скорее, «профессиональное умение».

Эти белые павлины с золотыми глазками настолько редки, что можно даже сказать — они не существуют. Однако, как утверждает знаменитый Ли-Хин-Чан, они есть в великолепной вольере в его дворце в Запретном городе. Многие орнитологи с радостью разорились бы ради обладания хоть одним экземпляром этих великолепных куриных. Уверяю, ваше объявление произведет фурор в мире ученых. К счастью, их не так много, иначе пришлось бы уже завтра выставить наряд полиции перед дверью магазина. Итак, господин… хм… Натансон, в вашем распоряжении только два белоснежных павлина. Цена их баснословна. Я могу нанести на оперение рисунок, который долгие месяцы будет обманывать самого заядлого любителя птиц, пока не наступит линька…

— Мне столько времени не понадобится, — ответил Гарри Диксон. — Надеюсь, хватит нескольких недель. Можете приступить к работе?

Таксидермист выложил на столе инструменты, которым мог позавидовать любой хирург, и коробку со специальными красками, каких не отыщешь и у лучшего художника. Принесли клетки с белоснежными павлинами, и таксидермист взялся за работу.

Сквозь щели ставень начал пробиваться серый свет зари, когда мастер отложил в сторону инструменты, позвал Гарри Диксона и сказал, что доволен своей работой.

На белом оперении появились странные матово-золотистые круги. Они казались капризом природы, а не работой умелого художника-мошенника.

— Дорогой друг, — обрадовался Гарри Диксон, — я потратил на эту затею десять тысяч фунтов. Мне не надо и гроша из этих денег. Но если мои надежды оправдаются, уверяю, вы станете владельцем этого магазинчика, и он вам обойдется дешево.

Таксидермист явно обрадовался, и они горячо пожали руки друг другу.

Том Уиллс, исполнявший обязанности приказчика, еще не успел открыть ставни, как в дверь уже нетерпеливо постучали.

Три или четыре человека переругивались у дверей, споря, кто войдет первым.

— Павлины китайского императора! Мы хотим их увидеть!

— Принимаю только покупателей! — заявил Натансон-Диксон угрюмым голосом. — Речь идет о тысячах фунтов. У вас они есть?

Любители птиц отступили в каком-то страхе, и все же Тому Уиллсу пришлось приложить немало усилий, чтобы выпроводить их.

— Четверо клиентов потеряны! — осклабился он, когда разъяренные и разочарованные посетители удалились.

К четырем часам пополудни количество покупателей дошло до пятнадцати человек, и продавец птиц получил два очень заманчивых предложения. Гарри Диксону удалось от них отвязаться, сказав, что связан словом на ближайшую неделю. Потом разрешил им вернуться… Пусть господа оставят адрес.

Уже падали сумерки и на улицах затрепетали огни фонарей, когда Том Уиллс привлек внимание учителя к белобородому старику, уже несколько минут переминавшемуся с ноги на ногу на противоположном тротуаре и не спускавшему глаз с витрины магазина.

Гарри Диксон присвистнул.

— Это он? Доктор Друм? — с некоторым страхом спросил Том.

Сыщик кивнул.

— Он самый. Неплохо загримировался, но я его узнаю. Черт возьми, у этого человека удивительно проницательный взгляд… И посмотри, какой высокий лоб! Кто кого обманет, мы его или он нас?

Стоило ему произнести эти слова, как человек решился, твердым шагом пересек улицу и вошел в магазин.

— Я — поверенный в делах мистера Кормана Девиса, — четким голосом заявил он. — Мне поручено приобрести белых павлинов, о которых говорилось в объявлении «Таймс». Покажите их мне.

Услышав имя Кормана Девиса, Гарри Диксон слегка смутился, поскольку это имя принадлежало одному из крупнейших магнатов Сити. Оригинальный, эксцентричный человек, немножко чокнутый, как утверждали многие, а также филантроп.

— Мистер Девис имеет одну из лучших в мире вольер, — безапелляционно заявил сыщик, толком не зная, так ли это.

— Действительно, она того стоит, — подтвердил старик.

— Думаю, — продолжал Гарри Диксон, — он не из тех людей, который будет торговаться, как многие из скупердяев, приходивших сюда целый день.

— Не будет. Поэтому будьте любезны показать мне императорских павлинов, — властным тоном произнес посетитель.

Гарри Диксон провел его в заднее помещение и снял покрывало с клеток.

Покупатель молча смотрел на птиц, глаза его заблестели.

— Прекрасные птицы… Откуда они?

Сыщик подмигнул.

— Продавец-голландец, — сказал он. — Борнео — Амстердам. Достаточно?

Старик задумался.

— Вполне… Сколько?

— Пятнадцать сотен фунтов за пару. Мне приказано не разбивать их.

— Подходит. Беру… Мистер Девис не хочет, чтобы его имя фигурировало в качестве покупателя. Договорились?

— Конечно, конечно, — с радостью согласился сыщик. — Торговые сделки любят тишину.

Старик с довольным видом кивнул. Он достал большое портмоне из кармана и вытащил из него десять стофунтовых и десять пятидесятифунтовых ассигнаций.

— В девять часов придет автомобиль и заберет товар, — сказал он. — Шофер с вашей распиской явится от имени мистера Кормана Девиса.

Не добавив ни слова, он коротко попрощался и покинул магазин.

Гарри Диксон задумчиво смотрел ему вслед.

— Звонить Корману Девису смысла нет, — вполголоса пробормотал он, — поскольку все слова Друма сплошная ложь. Том, дружок, готовьтесь к серьезной слежке. Возьмите мотоцикл и оставляйте метки на каждом перекрестке.

В девять часов подъехал автомобиль, шофер предъявил расписку, и ему вручили огромные медные клетки с двумя белоснежными павлинами. В магазине было темновато, а на шофере были темные очки. Но когда автомобиль тронулся, сыщик задумался:

— Где я видел эту рожу?

Но времени на раздумья не было: он должен был идти по следам Тома Уиллса, который начал слежку за автомобилем.

Гарри Диксон оседлал мощный «Харлей-Дэвидсон» и понесся вперед, ориентируясь по меткам Тома. Он двигался на восток столицы.

Уже настала ночь, когда он добрался до Дептфорд-Крек, пересек его по Бридж-стрит, где едва не потерял след Тома.

— Прямая дорога на Гринвич, — пробормотал он. — Ясно одно, у Кормана Девиса в этом малопрестижном районе никаких владений нет.

Впереди, на пустой дороге, мелькнул красный огонек и исчез.

Гарри Диксон узнал задний огонь мотоцикла своего ученика.

— Теперь я его не потеряю, — с удовлетворением отметил он.

Он замедлил ход и подъехал к повороту дороги.

— Тсс! — послышалось в темноте.

Это был Том Уиллс. Его мотоцикл лежал в заросшей травой канаве, тянувшейся вдоль песчаной дорожки, ведущей к обширному пустырю.

Том выглядел радостным.

— Автомобиль въехал туда, — сообщил он, указывая на высокую кирпичную стену с решетчатыми воротами, укрепленными стальными пластинами.

— Прекрасно, — ответил Гарри Диксон. — Не помню, что это за имение, расположенное вдали от жилых поселений. Стоит его обойти кругом.

Обход занял немало времени. Стена, высокая и однообразная, с бутылочными осколками и острыми пиками поверху, казалась бесконечной.

Наконец они снова вышли к решетчатым воротам.

— Странное место и странный коттедж, — прошептал Гарри Диксон. — Достаточно на сегодня. Надо разузнать, что это за место.

Полученные сведения оказались весьма необычными.

Имение было заброшенным заводом, который владелец по какой-то странной фантазии решил окружить парком. Несколькими годами ранее прибывший из колонии врач по имени Иллинг приобрел владение и занимался там исследованиями тропических болезней, в частности проказы. Говорили, что доктор сам был жертвой этой ужасной болезни, что объясняло его затворническую жизнь. Во всяком случае, власти не рекомендовали приближаться к имению. Поскольку жалоб на врача не поступало, а у доктора Иллинга были влиятельные друзья в парламенте, никто никогда и не думал совать нос в его дела.

— Ясно, как божий день, — ухмыльнулся Гарри Диксон. — Вот настоящее убежище доктора Друма! Место, где он продолжает свои исследования, которых профессор Керабл опасался пуще восточной проказы. Придется прибегнуть к нашему профессиональному любопытству. Вот так-то, малыш!

— Прямо завтра? — полюбопытствовал молодой человек.

— Нет. Боюсь, спешка в нашем деле не требуется. Подумайте о высоком лбе доктора Друма, о тайне двух освещенных окон, в которых вместо света мы увидели лишь дым и туман! Все это требует осторожности.

Этот разговор происходил на Бейкер-стрит, поскольку господин Натансон закрыл на этот день свой магазин. Вечером мистер Пиввинс, таксидермист, должен был зайти за владельцем и приказчиком «Синей яванской птицы», чтобы втроем отправиться на Бендалл-стрит, где мистеру Пиввинсу передадут заведение в собственность. И мистер Пиввинс сменит мистера Натансона, который владел магазином всего несколько недель.

— Цель оправдывает средства, — сказал Том Уиллс. — Но продавать лавочку за пару тысяч фунтов, чтобы узнать всего один адрес, прямое расточительство… Вы так не считаете, господин Диксон?

— Нам надо потратить десять тысяч фунтов на благо человечества, — рассмеялся сыщик, — и я считаю, что мы недорого заплатили за этот адрес, мой юный друг.

Они нашли магазин в полном беспорядке — птицы требовали корма, и мистер Пиввинс поспешил утолить их голод.

Вдруг Том заметил на лице Диксона явное недоумение.

— Неужели вернулись белые павлины? — шутливо спросил он.

— Нет, Том, — у учителя был озабоченный тон. — Но во время нашего отсутствия какой-то ловкач обыскал магазин.

— В поисках императорских павлинов?

— Не думаю. Ведь обычно таких птиц не прячут в ящиках комода.

— Кто? — спросил Том. — Друм?

— Быть может, да, быть может, нет. Честное слово, все это довольно странно.

«Синяя яванская птица» перешла в окончательное владение мистера Пиввинса, и Гарри Диксон с учеником вернулись на Бейкер-стрит.

Сыщик неспешно обошел комнаты, потом позвонил гувернантке.

— Никто не приходил, миссис Кроун?

— Приходил, господин Диксон. Рассыльный принес какую-то даму. Он даже распаковал ее, но я не хотела на нее смотреть. И попросила поставить в прихожей, в угол, лицом к стене. Венера, что ли, ее зовут. Да разве это христианское имя?

— Прекрасно, — сказал Гарри Диксон. — Пойдем, полюбуемся.

Венера Милосская в человеческий рост отбывала наказание в углу прихожей. Миссис Кроун возмущенно глянула на нее.

— Надо же, посылают «статуи», у которых нет рук. Я сказала об этом посыльному, упрекнув его, что он отломал руки. Но он возмутился. Это слишком тяжелая вещь, и я целых полчаса искала разный инструмент, чтобы помочь посыльному пристроить это существо.

Гарри Диксон не прерывал болтовни славной женщины, продолжая внимательно оглядываться.

— Он сказал, что она очень тяжелая? — спросил он.

— Еще бы. Он так трудился!

— Да ладно, — усмехнулся сыщик, потом, словно перышко, приподнял пресловутую Венеру и тут же уронил ее на пол, где она разлетелась на тысячи кусков.

— Она из гипса! — воскликнул Том Уиллс.

— Нет, но… что означает все это колдовство? — удивилась миссис Кроун.

— Это означает, моя милая дама, что за те полчаса, что вы искали инструменты, вежливый посыльный не терял времени и обыскал наши комнаты, заглядывая туда, куда не надо!

— Он ничего не украл? — всполошилась миссис Кроун.

— Нет, ничего, и это самое любопытное в этом посещении, — спокойно ответил сыщик.

Охота за ничем

— Я хотел прибегнуть к хитрости, чтобы попасть во владения Иллинга, — сказал Гарри Диксон Тому, когда они наконец сочли, что готовы действовать. — Но уже не осмеливаюсь приступать к делу. Доктор Друм почуял неладное и держится настороже.

— Пусть полиция проверит владение, — посоветовал Том.

— Вот еще! — с издевкой ответил учитель. — А в чем, простите, обвинять доктора Иллинга и доктора Друма?

— Хм… В ограблении магазина мистера Натансона и квартиры мистера Гарри Диксона, — рискнул предложить Том.

— Ограбление! Даже старой газеты не тронули. А кто сказал, что это сделал доктор Друм? Ваш мизинчик? Свидетель, которому не поверят ни в Скотленд-Ярде, ни в Олд-Бейли.

— Значит, остается старый метод, — сделал вывод Том Уиллс. — Перелезем через стену и посмотрим, что творится внутри.

— Плохо, мой мальчик. Наш противник способен противопоставить нам силу… Нет, мы отправимся на встречу с ним. Хочу поглядеть на зверя в его логове. Трудная задача, но попытка — не пытка.

Через два часа Гарри Диксон звонил, стоя у решетки Иллинг-Хауза.

Тяжелый колокол загудел, когда сыщики дернули заржавевшую цепь, но решетка осталась закрытой.

— Повторим, — предложил Том.

Но учитель остановил его:

— Бесполезно. Решетка не заперта.

Широкая аллея, усыпанная гравием. По обе стороны тянулся жалкий и печальный парк. Кривые деревья умирали под напором лишайников и сорняков.

В конце аллеи высилось здание из красного кирпича, пожухшего от времени и непогоды. Оно сохранило свой заводской вид со своими квадратными окнами с волнистым плотным стеклом.

На верху крыльца виднелась открытая дверь, за которой их встретил пустой холл с голыми стенами.

Том с удивлением разглядывал потрескавшиеся от камнеломки плиты пола.

— Но здесь никто не живет уже долгие годы! — воскликнул он.

Они прошли по пустым залам, где гуляло эхо. Пустота, пустота и пустота.

— Улучшенная и подкорректированная копия дома в Ротерхайде, — с горечью отметил Гарри Диксон.

Им потребовалось всего полчаса, чтобы осмотреть все здание.

Оно никогда не было обитаемым.

— Интересно, где он хранит птиц, эта птичка, — полушутливо-полураздраженно сказал Том.

— Что за игры в прятки затеял этот таинственный персонаж. И какова его истинная игра… его игра, — задумчиво протянул Гарри Диксон.

Он вдруг нагнулся и подобрал комочек бумаги, закатившийся в угол.

— А это что? Я не ожидал найти это на заброшенном заводе, где гуляют ветра! — воскликнул он.

Это была банкнота достоинством в пятьдесят фунтов стерлингов Банка Англии.

— Фальшивая? — спросил Том.

— Фальшивая? Ни в коем случае, — ответил сыщик, изучив банкноту под лупой. — Напротив, самая что ни на есть настоящая!

Они молча прошли через пустой парк, слыша, как в кронах шуршит ветер.

— Зачем эта легенда об Иллинге и проказе? — вопрошал себя Диксон.

Но он зря напрягал извилины, подходящего ответа на мысленный вопрос не находилось.

— Ищем ветер, дым и ничто! — заключил Том.

Гарри Диксон искоса глянул на ученика, но не смог опровергнуть его разочарование. Том сказал правду.

— Не знаю почему, — продолжил молодой человек, когда они сели в такси, доставившее их в город, — но я уверен, что надо возобновить наблюдение за домом у железнодорожной насыпи. Не стоит забывать, что там он сбросил морской бинокль мне на голову.

— Хорошо, — кивнул сыщик, — согласен с этой идеей. Не знаю почему, но проведем время там, а не в другом месте.

Когда такси подъезжало к Оксфорд-стрит, Гарри Диксон хлопнул себя по лбу.

— Да это же он! — воскликнул он.

— Кто? Доктор Друм?

— К черту вашего Друма и все, что с ним связано. Нет, шофер, который приезжал за белыми павлинами. Это же Билл Манди.

— Билл Манди… Тот еще подонок.

— Совершенно верно. Бандит, но работает без особого размаха: мошенник, обманщик, хотя довольно ловкий, особенно если надо избежать полицейской облавы. Я вспомнил шрам в виде звезды на его подбородке. Нет, доктор Друм меня разочаровывает. Совсем неподобающие связи.

Когда они вернулись на Бейкер-стрит, Гарри Диксон бросил на стол пятидесятифунтовый билет, и Том, в свою очередь, схватил его.

— Как он воняет, — сказал он.

Сыщик понюхал банкноту. Взгляд его стал странным. Том подметил в глазах учителя огонек. Гарри Диксон бросился в свою лабораторию.

Когда он вышел из нее два часа спустя, огонек не исчез, но на лице Гарри Диксона читалось нескрываемое непонимание.

— Ваш нюх заслуживает награды, мой мальчик, — сказал он, — не потому, что он вывел меня на след, а потому, что позволяет ответить на ваш вопрос: «А что он делает с птицами?» Так вот, Том, он делает из них чучела!

— Он что, рехнулся?

— Может быть. Заплатить полторы тысячи фунтов, чтобы изготовить чучела!

— Он принес в жертву двух наших павлинов?

— Боюсь, что так. Это я увидел под микроскопом.

На банкноте остались крохотные следы птичьей крови, а также блестки от порошка, который использовал мистер Пиввинс. А йодоформом пользуются в подобных операциях. Доктору Друму это дает некоторое преимущество: мертвые птицы привлекают меньше внимания, чем птицы живые. Любое помещение может служить вольером, а вернее, кабинетом естественной истории.

— Если он пользуется банкнотами в пятьдесят фунтов для своих делишек, он может соперничать с Рокфеллером, — проворчал Том Уиллс.

Гарри Диксон вспомнил об этом замечании ученика много позже.

* * *

В записках знаменитого сыщика Гарри Диксона, которые служат нам для описания его удивительных полицейских приключений, есть кое-какие лакуны.

Хотел ли Гарри Диксон отказаться от расследования странного дела доктора Друма? Мы склонны поверить в это.

Очевидно одно: целая страница его дневника, посвященная этим событиям, исписана нервным и сбивчивым почерком.

Хожу по кругу в полной темноте. Куда ни поверну, передо мной ничто. Я уже не знаю, что ищу. Если я однажды окажусь лицом к лицу с доктором Друмом, я не знаю, как с ним держаться. Я ни в чем его не обвиняю, однако ищу и преследую его. Ничто… но это ничто наблюдает за мной, контролирует мои действия, следит за моими метаниями.

Я закончил читать несколько ужасно ученых трудов по гипергеометрии, а смелая гипотеза о четвертом измерении…

Пытаюсь понять Эйнштейна, Нордманна, Ланжевена, Планка… Сплошная абстракция, смелая и парадоксальная.

Мне кажется, что это будет актом божественного гнева, если Господь позволит преступнику открыть тайну пространства и времени. Я не имею права допустить это.

Я спускаюсь с головокружительных высот, чтобы отыскать в себе новую решимость: я имею дело с обычным преступлением, которое с невероятной умелостью завуалировано наукой. Да, но… а в чем преступление?

Ну, ладно, за работу. Разберемся с ничто, вооружимся нашими жалкими человеческими средствами: нашим умом и терпением.

Быть может, самое худшее ничто даст ощутимые результаты.

* * *

Гарри Диксон и Том Уиллс шли, сгибаясь под порывами леденящего октябрьского ветра.

Доктор Друм исчез, но в Университете не беспокоились: к его капризным и внезапным исчезновениям привыкли. Он давно снискал славу оригинального и малообщительного ученого. Однажды он отправился в Индию, забросив лекции и студентов, и добился восстановления в профессорском корпусе благодаря вмешательству самых высоких покровителей. Доктор Друм был национальной славой. Этого забывать не следовало. Даже Гарри Диксон рисковал потерять симпатии поклонников, если бы кто-либо догадался о его проектах.

Оба сыщика кружили по лабиринту грязных портовых улочек в поисках подходящего места для наблюдений.

Сыщики уже четвертый вечер кружили здесь, но видели лишь тьму, прорезаемую косыми дождевыми потоками.

— Ну, вот. Попали в кино, по крайней мере, на три часа, — угрюмо проворчал Том Уиллс, занимая место на табуретке перед окном. Гарри Диксон промолчал, направив бинокль на группу домов, где должны были зажечься таинственные окна.

Вдруг его рука непроизвольно сжала бинокль — на мгновение появилась тут же исчезнувшая яркая вспышка.

Том тоже заметил ее и промычал от радости:

— Я же говорил… там снова что-то есть!

Но непроницаемая тьма вернулась. Однако долгое и терпеливое ожидание принесло свои плоды.

Некоторое оцепенение уже начало овладевать сыщиками, ибо было уже далеко за полночь, когда они разом схватили бинокли.

Окно вдруг осветилось.

Белая лампа ярко вспыхнула, осветив скупую и жалкую обстановку комнаты.

Стол стоял на месте и был завален бумагами; на черной доске белели написанные мелом строчки. Но в этом странном интерьере не было ни единой живой души.

— Надо же, — пробормотал Том Уиллс, — похоже, доска исписана намного больше, чем только что. А никого нет.

Гарри Диксон хотел ответить и вдруг застыл, буквально пораженный тем, что происходило на доске.

Никто к ней не прикасался, а она сама собой покрывалась алгебраическими уравнениями и наспех сделанными мелком эпюрами; они таинственным образом множились, исчезали, словно стертые невидимой тряпкой, появлялись вновь, и их становилось все больше.

Странная сложная формула, где значок бесконечности, лежащая на боку восьмерка под корнями разных степеней, царила в центре доски, оставаясь нетронутой, а остальные таяли и появлялись снова.

— Уравнение 40-й степени, — пробормотал Гарри Диксон, — «математическое безумие», как ее называл Майкрофт Керабл.

В комнате возникло затишье — на доске не появлялось ничего нового.

И вдруг доску заслонило чье-то присутствие.

Чье? Сказать было невозможно. Это было что-то вроде тени, расплывчатое, плавающее в воздухе комнаты.

Она скользнула взад и вперед, потом побледнела и сжалась. В этот же момент в стене нарисовалась дверь, и в нее медленно вошел человек, словно согнутый неимоверной тяжестью.

— Доктор Друм?

Это действительно был ученый в древнем синем рединготе и с густой, свисающей нитями шевелюрой. Он мрачно уставился на черную доску и в отчаянии вскинул руки.

В то же мгновение лампа поблекла: тень заслонила ее от окна.

Доктор Друм, похоже, ничего не замечал, поскольку продолжал в упор разглядывать уравнения и эпюры на доске.

Когда он обернулся, то увидел тень и в ужасе отшатнулся.

Это уже была не тень, а аморфная масса, неопределенная, словно медуза меняющая форму и очертания.

Из стены высунулось нечто вроде неловкой руки. Гарри Диксон и Том Уиллс видели, что профессор с невероятными усилиями пытается увернуться от нее.

— Бумаги горят! — воскликнул Том.

Невозможное существо коснулось бумаг на столе, и они тут же вспыхнули, как от прикосновения огня или раскаленного утюга.

— Что это может быть? — спросил дрожащий Том. — Смотрите, это существо само горит! Оно словно сам огонь, который пожирает все, чего коснется…

Он еще не договорил, как окно вспыхнуло невероятным блеском.

Гарри Диксон и Том видели, как доктор Друм бьется в центре жаркого пламени. И вдруг наступила полная тьма.

— Бежим туда! — умоляюще выкрикнул молодой человек. — Я не обрету спокойствия, пока не узнаю больше.

Учитель удержал его.

— Мы найдем пустую и пыльную комнату, Том, — убежденно сказал он. — Все, что мы видели, происходило в другой плоскости жизни. По мнению гипергеометров, это может быть мир четвертого измерения.

— Так это правда… Этот ужас существует? — Том был растерян.

— Не осмелюсь сказать, что нет, — холодно ответил сыщик. — Но утверждать, что мы видели одно из его проявлений, не стану. Пошли, нам здесь больше нечего делать.

— Как? Вы считаете, что доктор Друм погиб?

— Ни в коем случае. Но все, что могла мне дать эта комната, я узнал, а главное то, что в ней было нелогичным.

— Учитель, поделитесь! — умоляюще прошептал Том.

— Боюсь, что многого вам не скажу, Том. Но нелогичность заключалась в том, что доктор Друм вошел через дверь.

— А через что он должен был войти? — удивился молодой человек.

— Через стену, если надо, — усмехнулся сыщик, — но не через дверь, которой в этом месте нет.

Том Уиллс воскликнул:

— Правда! Дверь в комнату находится на противоположной стене! Если только это не потайная дверь.

— Вовсе нет! В ней нет необходимости, — сказал Гарри Диксон, потирая руки. — Когда окажемся на улице, оглядимся внимательно по сторонам и, безусловно, увидим световую точку, которую не заметили в начале расследования.

Они покинули дом с наблюдательным постом, а когда дошли до конца переулка, сыщик обернулся и внимательно огляделся.

— Превосходно! — бросил он. — Что вы видите над крышами?

В небе появился лунный серп. Он изливал бледный свет на наклонные крыши и на высокую водонапорную башню.

— Высшая точка, о которой вы говорили, — сказал Том.

— Доктор Друм очень ловкий человек для слишком великого ученого, — с горечью заметил Гарри Диксон. — Ужасы закончились, Том. Мы вернулись к обычной земной реальности. Я не сожалею о своих абстрактных поисках, но чувствую слегка уязвленным тем, что попал в ловушку, очень хитрую, но все же ловушку.

Мигающий огонек на верху башни погас. Гарри Диксон усмехнулся.

— Превосходный аппарат мира Друма, Том, — разъяснил Гарри Диксон. — Все сцены, которые мы видели, происходят в приземленном земном мире, но не в комнате, где мы их видели.

— Я понял!.. Кинематографический аппарат! Какая простота!

— Не совсем! Проекционный аппарат без пленки, посылающий на расстояние разыгранную и трюковую сцену, которая происходит в комнате тех же размеров, что и та, где занимался исследованиями Друм. На самом деле комната с черной доской и стол с бумагами находятся на самом верху этой башни. Конечно, доктор Друм внес улучшения в аппарат, который есть только в нескольких лабораториях оптики. И мне не надо забираться туда, чтобы увидеть это воочию.

— Конец тайны, — сказал Том.

— Что! — рассмеялся сыщик. — Конец?.. Отнюдь, тайна только начинается, мой бедный малыш.

— Разве? А по какой причине?

— Нам остается узнать, почему доктор Друм занимается сочинением поражающих воображение фантасмагорий, недостойных истинного ученого. Нам остается узнать, почему доктор Друм стал преступником и ради чего им стал!

Гарри Диксон презрительно повернулся спиной к сумрачной башне и быстрыми шагами направился в сторону порта.

И вдруг позади них раздался ужасающий вопль:

— Несчастье на мою голову! Несчастье на мою голову! Несчастье на мою голову!

Гарри Диксон и Том Уиллс оглянулись и тут же вскрикнули от ужаса: бледное существо с перекошенным лицом стояло в нескольких шагах от них.

Широко раскрытые от ужаса глаза безумца смотрели на сыщиков.

— Бегите, Гарри Диксон! Пока еще не поздно. Не выслеживайте меня. Вам известно, что я умер!

Несколькими отчаянными прыжками ужасающее существо скрылось во тьме, пока сыщики думали, как к нему подойти.

— Боже мой! — простонал сыщик. — Это не трюк иллюзиониста, а ужасная реальность. Это был профессор Керабл, чью смерть видели собственными глазами. Он умер и уже похоронен!

Том Уиллс хрипел от страха.

— Не говорите этого, учитель, — умоляюще прошептал он. — Боюсь, не переживу этого… Это было так реально!

Гарри Диксон остановился и скрестил руки на груди.

— Спать сегодня ночью не придется, Том, — наконец сказал он. — Мы тотчас отправимся на кладбище Уилленсден, где похоронен профессор Керабл.

Кладбище и башня

В гараже приятеля сыщики взяли небольшой двухместный автомобиль, который быстро доставил их в Уилленсден.

Ночь стала светлее: на небе появилась четвертушка луны, когда осенний ветер разогнал тучи.

Кладбище Уилленсден не очень большое, и его окружают невысокие стены.

Они оставили автомобиль под деревьями на ближайшей аллее и через несколько секунд перебрались через стену.

Гарри Диксон тут же направился к лачуге могильщика, где хранились его нехитрые инструменты. Сыщики взяли лопату и ломик и осторожно двинулись в сторону могилы профессора.

Кладбище — место не из веселых даже днем, а ночью выглядит зловещим и угрожающим, особенно если с неба за вами следит холодный глаз луны.

Они с опаской продвигались вперед, как вдруг Гарри Диксон замер на месте и жестом остановил Тома.

Во тьме слышался глухой и ритмичный шум — кто-то работал киркой.

Доносились и звонкие удары, когда кирка встречала камень.

В слабых ночных шорохах — шелесте веток сосен, ледяном позвякивании фарфоровых цветов, жалобных стонах ночных птиц в поисках пищи — удары звучали странно.

После короткой остановки сыщики двинулись дальше, прячась за мраморными могильными плитами.

— Смотрите! — шепнул Том Уиллс, чьи молодые глаза быстрее свыклись с темнотой. — Вон… слева… у той могилы работает человек.

Действительно, человек яростно раскапывал могилу, отбрасывая в сторону рыхлую землю недавнего захоронения, где еще не успели поставить памятник.

— Могила Керабла, — прошептал Том.

Он хотел броситься на осквернителя могилы, но учитель удержал его:

— Подождите! Этот человек работает на нас!

Дело спорилось. Казалось, у человека неистощимые силы.

Холмик выброшенной земли рос на глазах. Уже виднелись только голова и плечи мужчины.

Через четверть часа сыщики услышали визг пилы, потом удары молотка по дереву и, наконец, треск ломающихся досок.

Тишина показалась наблюдателям очень долгой. Потом они услышали зловещий хохот могилокопателя.

Он вылез из могилы, отбросил в сторону лопату, выпрямился, потирая ноющую поясницу. Лунный свет высветил лицо человека.

Хотя Гарри Диксон ожидал этого, он с трудом сдержал дрожь при виде сверкающих жестоких глаз: он узнал доктора Друма.

Сыщик еще не решил, что делать, а профессор уже скрылся за соседней могилой. Его шаги быстро затихли.

— Пойдем глянем, — сказал Гарри Диксон. — Мы пришли сюда за этим же.

Лунный свет освещал холмик земли и внутренность вскрытой могилы.

На дне лежал развороченный гроб без крышки.

Никаких следов трупа… Гроб был заполнен песком и гравием.

— Так мне нравится больше, — пробормотал Гарри Диксон, увлекая Тома к стене кладбища. Они собрались перелезть через нее, когда услышали голоса ссорящихся людей.

— Это не жизнь, — недовольно протестовал один из них. — Я должен скрываться, как последний преступник. Выхожу только по ночам, как летучая мышь, и куда отправляюсь… Мне это начинает надоедать…

Второй отвечал, но голос его звучал так тихо, что до сыщиков доносился только глухой ропот.

— Нет! — возразил первый голос. В нем звучала неприкрытая ярость. — Меня не посадят. Напротив, если захочу, получу приличное вознаграждение. Я требую отпустить меня.

Новый шепот, после чего послышалось восклицание:

— Я знаю Гарри Диксона и могу пойти к нему на Бейкер-стрит! По такому случаю он примет меня даже ночью и уверяю вас, если…

Раздался пронзительный вопль, за которым последовал стон.

Гарри Диксон подтянулся и ловко перепрыгнул через стену, оказавшись за пределами кладбища. Глухой удар позади говорил, что Том последовал за ним. Они бросились на шум.

Послышался рев мотора — от кладбища удалялся автомобиль.

— Труп! — воскликнул Том, указывая на распростертое тело.

— Билл Манди! — вскрикнул Гарри Диксон, приподнимая голову человека.

Человек был еще жив, но он умирал: из пронзенной кинжалом груди хлестала кровь.

— Билл! Я — Гарри Диксон… Вы меня призывали, я здесь… Говорите. Я отомщу за вас! — прокричал сыщик в ухо умирающего.

Билл открыл стекленеющие глаза. Луна освещала лицо Диксона. Раненый узнал его.

— Диксон! — прохрипел он. — В самый раз… Это сделал Друм… Он возвращается в башню… Потом на судно. Берегитесь птиц!

Его голова упала на плечо сыщика.

— Бедняга! — прошептал Диксон. — В жизни он был проходимцем, но не заслуживал такой участи.

— Эта смерть дает нам повод для ареста доктора Друма! — заметил Том.

— Верно, Том, но я не знаю, сделаю ли это сейчас. Но в любом случае это позволяет мне заполнить ордер на арест этого загадочного ученого, осквернителя могил, кинооператора и убийцы. Возьмем передышку на два-три часа, а потом отправимся за зверем в его логово.

Они отыскали свой автомобиль и вскоре добрались до Бейкер-стрит, где после бодрящего чая немного поспали, чтобы снять усталость последних часов беготни.

* * *

Потребовался целый час переговоров в Скотленд-Ярде и даже телефонный разговор с премьер-министром, лордом Дэмбриджем, чтобы Гарри Диксон получил желаемый ордер на арест. И должен был пообещать действовать с большой осторожностью и осмотрительностью.

— Мы никогда не осмелимся без основания арестовать такого человека, как доктор Друм! — заявил глава Ярда. — Ошибка будет стоить нам всемирного осуждения. Нам выщиплют все перышки. А пресса! Брр. Я не засну сегодня вечером, если вы не предъявите нам абсолютные и неоспоримые улики.

Гарри Диксон пообещал все и отправился за Томом, который с нетерпением поджидал его.

— Ярд позволил мне работать в одиночку, малыш, — сыщик радостно потирал руки, — с чем себя и поздравляю. Лучше обходиться без лишних помех.

— Вас так обрадовало согласие лорда Дэмбриджа? — насмешливо спросил Том, видя, что лицо у сыщика сияет, как всегда накануне победы.

— Нет, нет, малыш. Сами увидите…

Они пришли в переулок, где начинали слежку, хотя Том думал, что увидит его не скоро.

Гарри Диксон выбрал дом рядом с тем домом, за которым они терпеливо наблюдали долгие ночи, и позвонил в дверь.

Им открыл старый рабочий.

— Если вы по поводу вина, то лучше обратиться в контору на Альбион-Ярд, — проворчал он, — служащий проводит вас в подвалы. У меня ключей нет. И даже если бы их имел, то не пустил бы вас туда!

— Любезный прием, — усмехнулся сыщик. — Значит, в ваших подвалах хранится вино?

— А вы не знали! — в гневе воскликнул старик. — Что вам здесь надо? Эти погреба сдаются господам из «Брей энд Компани Альбион-Ярд». Вино принадлежит им. Ну хватит! Мотайте отсюда. У меня приказ никого не пускать, и я не хочу потерять место.

— Если я отправлюсь к вышеозначенным господам, вы лишитесь места в один миг, — насмешливо возразил Гарри Диксон. — Раз вы никого не пускаете, то почему сдаете по ночам комнаты, старый пройдоха?

Сторож задрожал.

— Вы этого не сделаете, джентльмены! — с тревогой воскликнул он. — Я — бедный человек и только подзаработал немного. Но джентльмен не заходил в подвалы и не трогал вина!

— Покажите его комнату, — потребовал Диксон.

— Полиция? — Бедняга был явно не в своей тарелке.

— Да. Давайте, быстро!

— Я ни в чем дурном не замешан. Я ничего не совершил.

— Не в этом дело, успокойтесь. Ваши хозяева ничего не узнают, гарантирую…

— Это на четвертом, большая комната с окном, выходящем на улицу. Но вы там ничего не найдете. Там нет мебели. Я не знаю, чем старик там занимался. Платил он прилично, и я не обращал на него внимания.

Сторож сказал правду: комната была абсолютно пуста. Но Диксон нашел в толстом слое пыли необходимые следы.

— Первая находка, — сказал он, перегнувшись через подоконник.

— Какая именно?

— Проблема с биноклем, который ударил вас в плечо, Том. А это уже кое-что.

— Что еще?

Гарри Диксон хитро покачал головой.

— Рановато, Том. Заметьте, эта находка не носит криминального характера. Она просто говорит о слабости человеческой души, а та зачастую раб своих желаний. Она тянет за собой новое желание… тайные посещения Бендалл-Лайн и нашей квартиры.

— Доктором Друмом?

— О нет, ни в коем случае, но я оставлю это на десерт.

Гарри Диксон вновь стал серьезным: он указал на далекую водонапорную башню, торчащую над окружающими крышами.

— Я добыл сведения об этой древней штучке, — сказал он. — Как и завод в Дептфорде, она давным-давно бездействует. Были обнаружены трещины, и ее предназначили на снос. Пойдем. Пора рассмотреть все на месте.

Квартал, по которому они бродили, был практически безлюден. Он относился к тем странным местам порта, которые некогда процветали, а потом были заброшены, чтобы превратиться в маленькие мертвые городки, заваленные обломками и мусором.

Бывшая водонапорная башня возвышалась на узенькой площади с позеленевшей от мха мостовой. Она соседствовала с причалом, у которого спали несколько парусников, шхун, быстрых клиперов и древних каботажных судов. Вдоль набережной тянулись дощатые амбары и склады. Здесь скопился весь хлам порта: пустые бочки, старые свернутые кабели, ржавые якоря, выщербленные подъемные механизмы, обрывки брезента и парусов.

Гарри Диксон рассматривал весь этот мусор критическим взглядом.

Он знал манию некоторых преступников окружать себя декором заброшенности, чтобы отвратить любопытных от своих дел.

— Интересно, как проникнуть в этот толстый каменный цилиндр, — скривился Том. — Начнем сверху или снизу?

Они шагали по пустынному причалу.

Над их головами стонал гидравлический кран, его стрела двигалась к жалкому грузовому суденышку, которое казалось покинутым, как и прочая окружающая часть порта.

Вдруг Гарри Диксон предупреждающе крикнул и попытался оттолкнуть Тома назад. Но было слишком поздно.

Как хищная птица, кран набрал скорость. Ковш, закрепленный на кабеле, буквально ринулся вниз, подхватил обоих сыщиков и поднял на высоту.

Они какое-то время висели между небом и землей, потом увидели, что стены башни несутся им навстречу.

И вдруг они очутились в непроглядной темноте.

В ином мире

Они не потеряли сознания. И хотя их падение было стремительным, повреждений они не получили. Сыщики упали на пол, покрытый слоем грязи, что, безусловно, смягчило удар.

— Ничего не сломано, — пробурчал Гарри Диксон. — Нет, разбилась лампа фонарика!

— Как и моя, — подхватил Том Уиллс, потирая ноющие конечности. — Как здесь темно!

Гарри Диксон попытался хоть что-нибудь разглядеть в окружающем их мраке.

— Только что прямо над нашими головами был свет. Он исчез, значит, захлопнули люк.

— Тот, кто сделал это, полный идиот, — проворчал Том. — Думаю, он осведомлен, что есть люди, знающие, где мы. К примеру, в Скотленд-Ярде.

— Знают… — прошептал Гарри Диксон, тряхнув головой. — Может так случиться, что этот тип, сыгравший с нами подобную шутку, уверен, что, как вы говорите, знающие люди не смогут до нас добраться. Только Господу ведомо, прав он или нет!

— Вы веселитесь, учитель! — возмутился молодой человек.

— Ладно, вставай, Том! Дай мне руку. Надо обойти нашу тюрьму.

Они шли, касаясь ладонью осклизлой холодной стены. Обход, казалось, никогда не закончится.

— Мы идем по кругу, — сказал Уиллс. — А если мы, встав спиной друг к другу, пойдем друг другу навстречу? И, в конце концов, встретимся…

Гарри Диксон колебался. Какие ловушки могла скрывать непроницаемая тьма?

Но присоединился к идее Тома и потребовал, чтобы тот не переставал говорить, чтобы вернуться в исходную точку, если они слишком далеко разойдутся. Приняв решение, они двинулись в разные стороны, по-прежнему держась за стену.

— Стоп, Том! — приказал Гарри Диксон. — Вы меня слышите?

— Да, учитель, но вы так далеко!

— Однако мы только что расстались! Кричите громче, Том!

На требование сыщика послышался еле слышный ответ, словно кричавший находился далеко-далеко.

«Странно, что нет эха, ни гулкости, — подумал Гарри Диксон. — Словно мы в центре огромной равнины, но я ощущаю рукой неровную каменную стену».

— Эй, господин Диксон!

Голос молодого человека едва слышался.

— Не знаю, что происходит… но я почти не могу дышать! — Голос Тома Уиллса таял вдалеке.

Почти в то же мгновение Гарри Диксон почувствовал, что дышать стало труднее. Его охватило чувство неимоверной усталости, его затошнило, в глазах зарябило.

— Том! — крикнул он.

Ученик не отвечал. Сыщик покачнулся, внезапно лишившись последних сил. Но мозг его работал, пытался осознать, что происходит: исчезнувший голос в совершенно закрытом помещении, похоже, не очень обширном, и отсутствие эха и гулкости. Гарри Диксон развернулся и, не отрывая руки от стены, бросился в обратном направлении.

Все его существо охватило странное ощущение, в ушах гремели колокола, он вдыхал раскаленный воздух, ноги подкашивались, словно он нес громадную тяжесть.

— Воздух! — прохрипел он. — Воздух становится разреженным.

Через мгновение споткнулся о тело Тома, распростертое на полу. И тут же потерял сознание.

* * *

— Сожалею, что пришлось прибегнуть к подобной мере, господа!

Голос звучал звонко и чисто, но тон его был сухой.

Том Уиллс потерял дар речи. Гарри Диксон, хотя и был поражен не меньше ученика, похоже, не испытывал никакого волнения.

Они сидели в удобных клубных креслах странного оранжевого цвета. Но не могли даже шелохнуться — запястья и щиколотки были закованы в тонкие стальные ленты.

Перед ними стоял доктор Друм в привычном синем рединготе.

— Сейчас оковы спадут, господа, но я должен был предупредить ваше агрессивное поведение против моей персоны. Не переживайте из-за внезапного и мучительного перехода из своего мира в мой мир… Как и ныряльщик ощущает последствия перехода от одного давления к другому, так и вы ощутили тяжелые последствия такого перехода. Это не зависит от моей воли. Вы применили силу, ворвавшись ко мне, и платите за это. Но я не причиню вам ни малейшего зла. Напротив, считаю, что вы окажетесь полезными мне.

— Ваш мир… — начал Том Уиллс.

Диксон остановил его недовольным взглядом.

Доктор Друм изобразил слабую улыбку на морщинистом лице.

— Не пытайтесь хитрить со мной, господа. Вы хотели раскрыть мою тайну. Бесполезный труд, я сам ознакомлю вас с этой тайной! Вы ищете иной мир доктора Друма? Вы в него попали! Вы в привилегированном положении, поскольку немногие смертные смогут проникнуть в него после вас.

— Как! — вскричал Том Уиллс. — Мне казалось…

Испепеляющий взгляд учителя заставил его замолчать.

— Не ожидайте от меня откровений, — продолжил доктор Друм. — У вас нет права требовать их, а я их не дам. Оглянитесь, пожалуйста, вокруг, пока вы еще здесь. Это ваше право. Хочу предупредить, что здесь вы в безопасности, но ее не будет, как только вы переступите определенную границу. Моя воля здесь ни при чем… «Извне» есть силы, с которыми и я не могу совладать. Но я вас поставлю лицом к лицу с этой опасностью. Когда настанет момент. Я думаю, это отнимет у вас любое желание выступать против меня.

Гарри Диксон не двигался, но Том Уиллс видел, что этот словесный понос порядком ему наскучил.

— Вы сказали, доктор, что мы можем быть вам полезными? В чем именно?

Доктор Друм бросил на сыщика быстрый взгляд.

— Вы станете прекрасным переговорщиком между правительством и мной, господин Диксон! — помолчав целую минуту, сказал он.

— И что же я скажу от вашего имени правительству? — не без иронии спросил Гарри Диксон.

— Немного! Но все же… Я хочу мира! Мне себя не в чем упрекнуть, если только не во вспышке гнева, чтобы устранить мерзавца чистой воды. Я хочу, чтобы это дело прикрыли, а также чтобы мои владения, где я провожу исследования, больше не подвергались незаконным обыскам. Вам понятно, господин Диксон? Оставьте завод в Дептфорде в покое, а также эту развалину водонапорную башню. Я заплатил за них заработанными деньгами. Мне кажется, я многого не требую.

Гарри Диксон задумчиво глядел на доктора Друма.

— Не думаю, доктор, что из-за дела Билла Манди возникнут особые трудности. Почему бы вам в открытую не объясниться с властями, ведь у вас отличная репутация? И поддержки вам не занимать!

Доктор Друм явно сгорал от нетерпения.

— Нет! Нет и нет! Мне нужно торжественное обещание премьер-министра, что меня оставят в покое и запретят невоспитанным любопытствующим, вроде вас, совать нос в мои дела.

Гарри Диксон присвистнул.

— Правительство поступит так, как посчитает нужным, а я, Гарри Диксон, не подчиняюсь ничьим приказам и предупреждаю вас, доктор Друм, что продолжу «совать нос в ваши дела», как вы только что сказали.

— Ну, это мы еще посмотрим! — скрипнул зубами ученый.

Круглая дверца непривычной формы лязгнула за спиной уходящего доктора Друма, и сыщики остались одни. Автоматически открылись стальные оковы — они были свободны.

Свободны… Просто фигура речи, поскольку они находились в необычном помещении, внутри полого цилиндра, тщательно меблированного, хотя сама мебель была непривычной формы и свидетельствовала о буйной фантазии. Свет исходил от двух ламп с матовыми хрустальными абажурами.

— Иной мир, — задумчиво протянул Том Уиллс. — Хочет нас убедить в этом.

Гарри Диксон ладонью закрыл рот Тому.

— Помолчите, наконец. Лучше пусть он считает, что мы не разобрались в его штучках иллюзиониста. Иначе он поймет, мы ищем то, что прячется за его фокусами, а это может нам дорого стоить, поскольку тип, похоже, готов к решительным действиям.

— Это все декорации! — презрительно проворчал Том.

— Не будем преувеличивать! — возразил Гарри Диксон. — Это не совсем декорации. Я думаю, мы находимся в каком-то подводном колоколе. Мы на себе ощутили разницу в давлении.

— Чтобы доказать, что пленники вроде нас есть в его ином мире? — едким тоном спросил Том.

— Нет… Вы могли заметить, что он пытался убедить нас в этом. Это больше похоже на некий способ бегства.

— И у него есть веские причины для бегства, — решил Том.

Гарри Диксон усмехнулся:

— Я слышу вас, мой мальчик… Ведь я видел его руки.

— Руки? Они мне ничего не сказали!

— Они испачканы краской!

— И что?

— Думаю, я знаю истинную тайну доктора Друма! — сказал Гарри Диксон, яростно потирая руки.

Внезапный металлический визг заставил их вскинуть голову. В одной из стенок в сторону скользнула металлическая панель. В отверстии показалась истощенная рука, а затем через узкое отверстие протиснулся худой человек.

Том Уиллс отступил и буквально спрятался за спину учителя, настолько появление какого-то призрачного человека испугало его.

Перед ними появилось костлявое, обтянутое кожей лицо с выдающимися скулами, отвисшей губой и безжизненными глазами.

— Профессор Керабл! — пробормотал Гарри Диксон, потрясенный видением.

— Тсс! Вас приговорили к смерти! — выдохнул странный ученый. — Но поскольку вы хотели мне помочь, Диксон, я постараюсь оставить вас в измерении живых.

В тусклых глазах зажегся огонек.

— Я мертв! Я живу в астральном мире! Теперь я знаю тайну доктора Друма… Увы, это стоило мне жизни. Я помогу вам бежать, а потом разрушу его творение ради блага человечества. Думаю, у меня достаточно заслуг в вечном измерении, которое Друм нарушил вместе с божьими законами!

Гарри Диксон вспомнил о психиатрической лечебнице Лунатик-Азилиум в Уилленсдене… Керабл сошел с ума, и сыщик видел, как он умер в больничной палате.

— Профессор Керабл, я считал вас умершим.

— Я умер, не сомневайтесь в этом, иначе я не смог бы перемещаться в этом мире, где нет живых душ. Пошли, я верну вас в мир живых. Нет, нет, не спрашивайте ни о чем, я не имею права раскрывать тайну сотворения мира. Бог накажет меня… Пошли, я возвращу вас в мир живых, к которому вы все еще принадлежите. Пошли, пока ужасные облачные люди не явятся и не оставят вас навсегда пленниками смерти!

Он дал знак сыщикам следовать за ним. Они повиновались.

Узкая кабина из стальных листов находилась рядом с помещением, где были заключены пленники. В ней размещалась какая-то пневматическая аппаратура. Гарри Диксон с пониманием кивнул, увидев, как профессор Керабл управляется с рычагами и рукоятками.

— Переходный зал, как в подводных лодках, — шепнул он на ухо Тому. — Прекрасное средство бегства, которым располагает доктор Друм.

Воздух в кабине стал тяжелым, как только профессор Керабл закрыл панель.

— Где Друм? — спросил Том.

— Тсс! Он вернулся в земное измерение для каких-то глупых дел, которые меня не интересуют!

Воздух стал чище, и они вскоре смогли свободно дышать.

Керабл глянул на манометры, поколдовал с какими-то мудреными запорами. Стальная дверь распахнулась.

— Мы внутри судна! — воскликнул Том, увидев узкий коридор, отделанный деревянными панелями.

— Судно, которое принадлежит земному измерению, — объяснил сумасшедший профессор. — Можете передвигаться, как хотите. Но поспешите, ибо я разрушу нечистое творение доктора Друма! Прощайте… И берегитесь птиц!

Берегитесь птиц

Диксон не успел сделать и движения, как послышался металлический щелчок, и профессор Керабл исчез за перегородкой.

Сыщики не стали терять времени и бросились по коридору, чтобы выбраться на улицу.

Справа от них появилась открытая дверь, за которой виднелось обширное помещение, залитое ярким светом. Овальные иллюминаторы тянулись вдоль стен, но свет исходил от матовых ламп на потолке.

— Белые павлины! — воскликнул Том.

Великолепные птицы восседали на подставках, как живые, отдавая должное мастерству таксидермиста.

Но они не были единственными мумиями в этом корабельном помещении.

Вдоль всех стен, закрытых деревянными панелями, тянулись ряды птичьих чучел — самые красивые представители пернатого царства.

Туканы, марабу, гаги, японские утки, фазаны, золотистые лебеди, птицы-лиры, пингвины Антарктики, пеликаны, кондоры, атлантические буревестники, олуши…

Настоящее состояние для натуралиста! Гарри Диксон, несмотря на опасность положения, не мог не залюбоваться этой великолепной коллекцией.

Том Уиллс вернул его к реальности.

— Почему мы должны их опасаться? — спросил он. — Не вижу, каким образом они могут причинить зло.

Гарри Диксон смотрел на неподвижных птиц и тоже не видел ничего подозрительного, чтобы остерегаться.

Вдруг его внимание привлек металлический звон, и он заметил, что все птицы были соединены тонким проводом.

— Однако они могут двигаться, — пробормотал он, приближаясь к ним.

Он тряхнул головой — он ничего не понимал.

Том Уиллс с сожалением глядел на белых павлинов.

— Что за маньяк жертвует такими птицами, которые стоят целое состояние!

Гарри Диксон усмехнулся.

— Думаю, знаю чуть больше, — с хитрецой ответил он.

Том Уиллс рассеянно погладил роскошное оперение павлина. К его пальцам прилип белый порошок.

— Смотри-ка. Это не йодоформ.

Он машинально протянул руку в сторону учителя.

— Откуда это у вас, Том?

— С перьев белого павлина.

Гарри Диксон промолчал, но достал перочинный ножик и быстрым движением разрезал грудь чучела.

— Зачем вы уничтожаете столь великолепный экземпляр? — с упреком спросил Том.

Гарри Диксон вскричал:

— Бегом отсюда! Не жалея сил. Речь идет о нашей жизни.

Увлек Тома в коридор и бросился бежать.

— Только бы Керабл не поспешил! — задыхаясь, выдохнул он.

Они взлетели вверх по трапу и выскочили на палубу белой шхуны, стоявшей у причала с подобранными парусами.

Палуба была пуста. Гарри Диксон, буквально таща за собой Тома, пересек ее. Трапа не было, а до причала было далековато.

— Прыгайте, Том, если вам дорога жизнь, и бегите! — приказал сыщик, подавая пример.

Они приземлились на самый край причала.

— Быстрее! Еще быстрее! — проорал Диксон.

Они завернули за угол дощатой лачуги.

— Еще шаг, и вам конец! — раздался голос позади них.

Гарри Диксон и Том Уиллс оглянулись и увидели позади доктора Друма, который держал их на мушке револьвера.

— Ложись! — приказал Диксон, упав на мостовую.

Грохнули два выстрела, и пули просвистели совсем рядом.

Доктор Друм выругался и опустил оружие, чтобы прицелиться.

И в это мгновение земля словно разверзлась гейзером пламени и осколков, а по спящему кварталу пронесся раскат грома.

— Я разрушил творение демона! — послышался пронзительный голос профессора Керабла.

Огненные волны затопили все вокруг.

Том сжался в комок и откатился ярдов на двадцать, ощущая боль во всем теле.

Взрывная волна снесла дощатую постройку. Несколько минут вокруг падали обломки, горячие осколки.

Гарри Диксон вскочил на ноги. Его одежда превратилась в лохмотья, все тело болело, словно его долго били.

Шхуна исчезла. Вокруг них чернели руины. В нескольких шагах от них лежало тело в синем рединготе… Доктор Друм погиб, раздавленный обломками…

Воздух вдруг наполнился белым бумажным вихрем. Диксон поймал одну бумажку.

Это была банкнота Банка Англии.

* * *

В кабинете премьер-министра, лорда Дэмбриджа, сидели глава Скотленд-Ярда, Гарри Диксон и Том Уиллс, а также представитель Банка Англии, сэр Уоллес.

Гарри Диксон взял со стола толстую пачку банковских билетов и с удовлетворенным видом изучил их.

— Истинный секрет доктора Друма. Друм был искуснейшим фальшивомонетчиком Великобритании, если не всего мира.

Слово взял сэр Уоллес.

— Мы знали, что эти банкноты были в обращении, но не могли отличить их от настоящих.

Они не только хорошо подделаны — они абсолютно идентичны тем, что выпускаем мы! Чтобы не пугать население и не разрушить кредитоспособность страны, мы были вынуждены принимать их.

Вот в нескольких словах предыстория их появления.

Уже некоторое время мы находили деньги с одними и теми же номерами. Сначала мы думали об ошибке наших служб, поскольку идентичность была полной. Никакой химический анализ и исследования под микроскопом не позволяли отличить фальшивки от подлинных денег.

Мы собирались поставить в известность Скотленд-Ярд, когда нам предъявили настоящий ультиматум.

Если предупредите полицию, писал злоумышленник, я с помощью самолета рассыплю эти банкноты над городами Англии и даже на континенте. Мои фальшивки не отличить от подлинников. Кредитоспособность Англии будет разрушена в мгновение ока, и вам это известно. Договоритесь со мной. Оставьте меня в покое, и я буду пускать в обращение всего пятьдесят тысяч фунтов в год.

Несколько лет нам приходилось терпеть этого циничного негодяя, совершенно неизвестного нам. Мы боялись что-то предпринять, даже видя, что оговоренный максимум был превышен.

— Теперь объясниться должен я, — вступил в разговор Гарри Диксон. — Доктор Друм все же был ученым. Совершенство его деяния свидетельствует об этом. Но ему стоило выбрать законное дело.

Он занимался проблемами высшей математики. Он преуспел, и весь научный мир признал его заслуги.

Это вызвало зависть многих его коллег, в частности бедняги профессора Керабла. Друм издевался над ним, и его репутация пострадала. Друм решил сыграть с ним новую шутку.

Он дал ему понять, что стоит на пороге ужасающего открытия: проникновение в неведомое четвертое измерение.

Вы знаете, что эта проблема стала манией многих современных ученых. Вспомните об Эйнштейне и его теории относительности…

Керабл решил вызнать тайну доктора Друма.

Но Друм не был простаком. Как и Керабл. Я сам видел призрак неизвестного существа и даже испугался. Меня охватил страх перед великими тайнами.

Я начал следить за Друмом…

Керабл сошел с ума и был помещен в лечебницу в Вилленсдене. И там умер… для всего мира.

На самом деле он сговорился с директором заведения Дорсаном Сейлором.

Керабл хотел проникнуть в секреты таинственной науки и познакомить с ней мир… Вернувшись в мир живых. Он верил, что сумеет освоиться в таинственном мире. Только Богу известно, хотел ли он возродить свою плоть, а заодно и дух.

Керабл сошел с ума, хот