Мощи [Иосиф Федорович Каллиников] (pdf) читать постранично, страница - 3

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

стекла
трескаются,— с протодьяконом тягался не раз — после стекольщиков
призывать требовалось.
Протодьякона не все и позвать могли — без красненькой его не
заманишь наливками разными, а октава и за целковый пойдет —
украсит собою свадьбу купецкую, чтоб молодые помнили да
гордились днем торжественным.
Октава пропьет целковый свой с приятелями в местах
непотребных — к Кольке идет.
— Деньги есть?
— Что вы, Николай Васильевич,— все истратились.
— Куда ж ты деваешь их?
— На мак проигрался.
— Брешешь, сучий сын,— чтоб был двугривенный похмелиться, а
то с собой не возьму больше.
А как не дать октаве двугривенный? А если и вправду не возьмет
с собою? — достанет из рундучка,— достает — трясется весь, жалко
ему,— достанет, отдаст Моисееву.
— Вы отдайте только, Николай Васильевич.
— Чего жадничаешь,— говорят, отдам...
— Это я только для памяти вам — не забыли бы. Так и научился
Колька Предтечин по купцам ходить с Моисеевым и денежки стал
собирать по двугривенничкам,— жадничать научился сызмальства.
На похоронах побудут с октавою, на девятый да на сороковой
сами пожалуют выпить да закусить по памяти старой, а потом и
начнут похаживать ко вдове купеческой.
На сороковой-то успокоится капельку женщина, затоскует без
ласки мужниной — октава и жалует с Колькой утешать сиротство
вдовье, когда спевки нет в архиерейском.
Сидят, чаевничают с наливочкой, и Колька ее потягивает —
сладкая, лакомая, а потом до ужина в шестьдесят шесть время
проводят.
Раза два-три побудут — на четвертый октава молитвенник тащит
с собою, чаю напьются — Колька с сестрой незамужней либо с
тетенькой обедневшею — приживалкою — в дурачка поиграть сядет,
а октава пойдет ко вдове в молельную спаленку поучать молитвам,
что положены по уставу на сон грядущий женщине вдовствующей,— к
ужину только и выйдут из спальни тихенькие, с щеками
пополовевшими,— вот оно что значит помолиться во спасение души
праведной в духоте натопленной!..
8

Привык Колька с октавой таскаться, наука-то училищная и на ум
не шла, в каждом классе по два года сидел, а перешел в третий, и три
проваландался,— выгонять смотритель хотел, да епископ шепнул
регенту:
— Смотрителю скажешь, чтоб в четвертый перевели его, голос
ангельский...
— Другого, ваше преосвященство, не найти такого...
— И я думаю так-то,— не забудь только, смотрителю передай,
скажи, владыко мол благословил.
Восьми лет был Колька в духовное привезен дьячком сельским, а
четырнадцати в четвертый осилил попасть.
В четвертый перевели Кольку — один по гостям хаживать стал, по
домам купеческим поесть сладенького.
Побудет с октавой на поминках и заявится на сороковой псалтирь
почитать!
Голосок звонкий, на все хоромы слышится,— проснется вдова,
заслышит, как речисто старается он... «Господи, воззвах, услыши
мя...», умилится слезою крупною и заснет успокоенная.
Наутро его чаем поить станет...
— Коленька, приходи, голубчик, я тебе подарочек приготовлю.
Из поддевки мужниной сукна аглицкого ему курточку приготовит,
штаники...
Щеголяет Колька обновами,— суконце-то у купцов доброе, по
семи с полтиной за аршин плачено было.
В одном месте как-то псалтирь под сорокоуст читал Колька у
вдовы молодой, а вдова-то и на похороны луком глаза натирала, чтоб
люди видели горе тяжкое, да не сказали бы, что рада схоронить
старого.
Воззрилась на Кольку она еще в девятый день и позвала его сама
почитать псалтирь под сорокоуст самый.
После спевки пришел, читать начал — она сидит на диване
мягком,— сидит-умиляется, а в мозжечке так и крутит, так и
надавливает похоть плотская.
— Коленька, иди-ка чайку выпей, голосок промочи ангельский.
Зовет, а у самой в голове: — несмышленый еще, как птенчик
неопытный, не познавший страсть женскую.
— Спасибо, Олимпиада Гавриловна.
— Иди, миленочек, попей с крендельками, пирожка поминального
скушай.
Чайком его поит, сама про мальчонку думает — бес ее
полунощный соблазнами путает.
9

Чайку попили, до ужина почитал...
— Иди, Коленька, поешь, поужинай.
— Дочитаю псалом только...
— Успеешь его дочитать, миленький,— ночь-то долгая еще
впереди, иди, скушай.
Посадила его подле себя рядышком...
— Кушай, голубчик,— икорки возьми себе — свежая...
По головке погладит его, умиляется, а самой жарко.
— Божий дар у тебя, Коленька,— голосок небесный.
А сама все поглаживает,— наливочки налила сладенькой, и у
самой глаза сладкие, как блины маслом намаслены.
— За упокой души, Олимпиада Гавриловна.
— И я с тобой помяну его,— царство ему небесное.
Сидит, обнимает его, к грудям прижимает — волнуется.
— Пять лет прожила я с покойником, не дал господь деток мне,—
полюбился ты мне, как сыночек родной, Коленька.
Поужинали,— Колька к поставцу образному в гостиную, а она...
— Почитай ты, Коленька, у меня в спальне,— покойник-то мой в
спальне молился всегда, так ему радостней будет у себя