Да будет Воля Твоя [Александр Григорьевич Кузнецов Воцензук] (fb2) читать постранично, страница - 2

рот на заманухи о славной жизни дивился, все рухнуло. Не успели люди глазом моргнуть, а, в ихнем районе девяносто процентов некогда успешных хозяйств полегли, будто пшеница с налитыми колосьями под ураганным ветром. Ни жаткой такую повяль не взять, ни косой срезать. Вбита в землю намертво, будто все демократы с либералами по полю неделю своими копытистыми ногами мялись.

Никого стихия рыночная не пощадила. Даже крепкие колхозы, где зараз без напрягу по восемь — десять тысяч тонн зерна намолачивали, не сдюжили. Уж, кто — кто, а, Василий знал это прекрасно. Всю свою жизнь, как пришел из армии, в родном хозяйстве проработал. Довелось шоферить, на тракторе пахать. В страду, стало быть, за штурвал комбайна становился. Да и любил он уборочную. Если напрямую убирать, то комбайн, будто корабль по золотому морю идет! Ветерком потянет, как волны по пшенице идут без конца и края. Аж, в глазах отражается, будто от зеркала.

Душа радуется! И начинал он петь в кабине от избытка чувств, и этих самых эмоций. А когда обмолоченное зерно из бункера по хоботине в кузов камазный сыпется, так картины краше во всем свете не сыскать. Зернышко к зернышку, словно песок самородный, что старатели в реках сибирских моют, так и бежит.

Эх, теперь только память об этих деньках и осталась. «Аукционное общество» гикнулось, а запустевшие земли стали осваивать местные фермеры. Вроде бы мужики работают достойно на себя. А вот только такого размаху, как в старое время было — нету. Что это за посевные площади у новых хозяев, когда их можно измерить сотнями гектар? Когда ранее счет шел на целые тыщи! А когда зеленя в рост трогались, то казалось, что до самого края земли изумрудные ковры лежат. Был бы Василий художником, то непременно бы намалевал на дерюге эту великолепную картину.

Сверху синь небесная бесконечная, снизу зеленя бархатные тянутся. Простор такой, что сердце в груди стригунком прыгает.

Были бы крылья — взлетел бы! Вот и у них в хуторе Высоком с десяток фермеров нашлось. Он, насколько мог, поначалу помогал своему племяшу на посевной и уборочной. Получается, горбатился, хоть и на своего сродника, да на хозяина. Выходит, повернули власти время в обратку. В един миг разделили страну на хозяев, и рабов. Коммуняки, которые раньше мозг народу канифолили про светлое будущие и коммунизм в отдельно взятой даче, стали олигархами, а пролетариат, принялся сосать то, что ему было положено новой властью. Это уж, как водится, голосуй, не голосуй, все равно получишь…………., правильно — срам один выйдет. В свое время, когда Василий учился в школе, учитель по истории рассказывал, что у них хутор необычный. Это самый северный оплот Всевеликого Войска Донского. Дальше уже Великая Русь начиналась. Хотя, ежели по правде гутарить, севернее их было еще два хутора казачьих — Малое Кораблево и Большое Кораблево. В старину там дубовые леса стояли. Дубы только для кораблей по строгому царскому указу валить дозволялось. Тому, кто пытался татем ночным рубить заветные леса, тут же башку отсекали. А как же, на этих кораблях турку били предки. Ствол дубовый тайно сбил, получается, басурману помощь оказал. А это измена называется. Казаки из обеих Кораблевых должны были вдобавок эти ценные дубравы охранять от всяких злодее, что водились, водятся да и будут водиться на всей нашей земле. Только вот двадцать лет назад оба хутора прекратили свое существование.

От базов лишь фундаменты остались. Сохранился в этой стороне только хутор Высокий. А лет через двадцать — тридцать, похоже, и он исчезнет. Будто и не было его. Лишь в архивах сухие строчки останутся. Вот вымрут последние насельники и все! Зарастут пустыри репьем цепким, да крапивой жгучей. Только еще кладбище сиротинится станет. Повалятся от ветхости последние кресты, замоются дождем могилы, и, все — пропала память людская.

Хутор стоял на берегу малой речушки Радомги. А супротив казачьих базов, буквально окна в окна, на другой стороне располагалась деревня Заречная. В старину казаки бывалочи пальцы гнули и через губу гутарили с мужиками. Дескать, кто вы, а кто мы! Эх, деревня! Пра слово — лапти! Хотя мужики и казаки так же одинаково трудились на земле. Пахали, сеяли, убирали. Так же рождались и одинаково умирали. Только хоронили на разных кладбищах. Даже и веры одинаковой придерживались — староотеческой. Крестились по искону двумя перстами, а не глумливым кукишным никонианским троеперстием. Изобразить его, и то грешно православному человеку, форменная фига получается! Стоит только один палец промеж двух пропихнуть и все! Фига! Никакой обережной силы от такой фигни и нет! Токмо рогатому врагу рода человеческого в радость сия конструкция!

Скопытил таким подлым образом, выходит, нечистый, доброго человека в самую навозную жижу. Совратил злыдень народ на непотребство всякое. А все почему? Веру извратили настоящую, что тыщи лет с допотопных времен тянулась без устали. Огнем, мечом и лютостью насадили новые взгляды. Да, только вот до сих пор, не все в душе