Да будет Воля Твоя [Александр Григорьевич Кузнецов Воцензук] (fb2) читать постранично, страница - 3

их принимают. Уж очень велика злобкость в писаниях чуждых. Душа содрогается от кровожадности чужих народов. Воли Божьей нету, святости не видно…

Но, не смотря на одинаковую веру, соседи временами мордовались до крови на лугвянке, что рядом со старым мостом. Нонче от него лишь сваи дубовые, будто из железа прокованного, остались. То мужики, а они все, как на подбор, дюжие были, оглоблю об них сломать можно — казакам личности подправят. То казаки, поднапрягшись, их одолеют. Вот так и развлекались. Ох, и весело же было! Сплошной праздник! В те поры, фингалы не закрашивали, а ходили с ними по хутору и деревне, будто с наградами за воинскую доблесть. Примирение между мужиками и казаками состоялось в печальные годы гражданской войны. Вернувшиеся с мировой войны фронтовики мужики и казаки поначалу решили более ни в какой катавасии не участвовать. Хватит, навоевались досыта. Кровушки безмерно пролили. Надыть хозяйства подымать, а то разруха одолевает, вот — вот плетни рухнут курам на радость, греби в огороде на грядках в полную волю. Пернатым невдомек, что бабы крюками стояли, засевали да сажали семена всякие.

Только малое время им отпустили для мирной жизни. Вдруг откуда ни возьмись, понаехали в хутор новые власти в кожаных куртках, и приказали казакам, тотчас спороть лампасы, фуражки забросить, сдать оружие, что было режущее и колющее, и более никогда казаками не зваться. Царя более нет, и служить ему не треба. С этого дня дозволялось «интернационал» распевать, а, не славить Бога и его милость. Товарищи Троцкий и его соплеменник Свердлов, решили под корень их извести. Фамилии у них похожи на человеческие, да только души черные были. Да и не фамилии это вовсе, а клички — псевдонимы. Вона, в всех воров да бандитов клички имеются. Как сегодня на Украине у всей властной верхушки. Все шабаш! Казаки возмутились, в мужики по приказу переходить из воинского сословия не пожелали. Ведь они же своей судьбе сами хозяева были. Власть над собой на кругу выбирали, а, не им назначали. Самых активных казаков тут же в сенькином овраге из винтарей положили для устрашения. Без уговору и суда.

Скрутили, вывели и пульнули. А зерно, лошадей, и все, что наживалось казаками столетиями, выгребли под чистую, и вывезли незнамо куда. Осталось служивым только с голоду подыхать. Как объяснили несознательным старорежимщикам революционеры-вот такое оно, расказачивание в самом натуральном виде. Без демократического подмесу и личного согласия. Вот так и вынудили казаков подняться на свою защиту. Вроде бы и к белым тяги особой не было у них, а нужда заставила с офицерами в одной упряжке тащиться супротив души. Да, и от новой власти сплошной убой шел. На хутор вскоре обрушилась целая бригада с пушками.

Сначала снарядами посыпали обильно, а потом и пулеметами простегали многократно. Потом покочевряжились вволю. Кого в тюрьму, кого на выселение, а кому пулю в грудь. От всего прежнего списка хуторских казаков уцелела, хорошо, если четверть. В основном бабы с детишками, да старики, кои еще турку под Плевной били с генералом Скобелевым. Красноармейцы, которые лопотали на незнакомом языке, не жалели ни старых, ни малых. Казачек молоденьких, девок, у которых только пупырышки под сарафанами проявляться начали, попользовали на глазах мамок. Заголяли их басурмане и позорили хуторских красавиц.

Кричали, что теперь так можно. Социализация врагов революции прозывается. Уцелевших и выживших приютили на первое время соседи из деревни Заречной. На фоне такого ужаса, который у них на глазах разыгрался, забылись прежние обиды и претензии.

Трагедия побоища враз перечеркнула прошлое. Зареченцы, пожалуй, жили побогаче своих соседей казаков. Издавна они были государственными крестьянам, без всякой крепостной тяги.

Землицы в свое время им дали с избытком. Трудолюбия хватало.

Они так же отправляли своих сыновей сначала на царскую службу, потом в Красную Армию. Только в отличие от казаков налоги платили в казну, да прочие державные повинности тянули. Они помогли потом разоренным хуторянам отстроить порушенные базы, поделились хлебом, засеяли наделы, не дали сдохнуть с голоду опосля кровавого побоища. Одним словом, наладить кое — какую жизнь. Затем уцелевшие казаки и зареченцы начали родниться. Женить и выдавать замуж детей. Так и стали смешиваться потихоньку. А в шестидесятые годы очередные реформаторы, прямые потомки пламенных и профессиональных революционеров, объединили хутор и деревню. С тех пор и появилась деревня Высокая. Лишь напоминанием о прошлом остались две улицы — Казачья и Зареченская. Да и земли Всевеликого Войска Донского рассекли нещадно и растащили по разным областям, районам и соседним республикам. А самих казаков сделали историческим пугалом. Дескать, душители свободы, псы самодержавия, опричники, охранители царского престола, белогвардейская контра.

До сих пор историки продолжают спорить, сколько же казаков загубили по приказу Троцкого, половину или более?