Погибший обвиняет через тридцать лет. Дневник, найденный в пустыне [Лев Маркович Василевский] (fb2) читать онлайн

Л. Василевский ПОГИБШИЙ ОБВИНЯЕТ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ _{ДНЕВНИК, НАЙДЕННЫЙ В ПУСТЫНЕ}

В заголовке на карте: маршрут полета Биля Ланкастера на участке Регган — Гао (Сахара). Точкой обозначено место аварии

Совсем недавно патруль верблюжьей кавалерии французской армии, исследуя подходы к большой Транссахарской дороге, пересек район, где до этого еще никто не рискнул побывать. Вдруг, как мираж, в одном из углублений показалась черная ферма: это был старый перевернувшийся самолет. Под его крылом французы обнаружили высохший труп летчика, левая рука которого судорожно сжимала горло. Из кармана рубашки торчало английское пилотское свидетельство за № 1192, выданное Вильяму Ньютону Ланкастеру. Спустя двадцать девять лет этот случай позволил восстановить страницы одной давно забытой истории.

...11 апреля 1933 года с английского аэродрома Лимпна, в Кенте, летчик Биль Ланкастер стартовал на побитие мирового рекорда дальности перелета из Англии на Мыс Доброй Надежды в Африке. За год до этого известный в то время американский летчик Ами Джонсон покрыл это расстояние за 4 дня 6 часов 54 минуты. Не одно честолюбие или спортивный интерес заставили Биля Ланкастера пуститься на купленном по случаю самолете в столь рискованное предприятие. Для этого были другие, более важные причины. От успешного завершения задуманного перелета Ланкастера зависело все его будущее, вся его жизнь!

Старый боевой летчик, участник Первой мировой войны, Вильям Ньютон Ланкастер был одним из тех людей, для которых авиация явилась истинным призванием в жизни, н ничто уже не могло заменить ее, пока они существовали на земле. Он был беден, а профессия летчика в те годы, когда гражданская авиация только зарождалась, кормила плохо. Но особенно тяжелые времена для этих людей начались после 1929 года — капиталистический мир корчился в тисках жесточайшего экономического кризиса.

Судьба свела Биля Ланкастера с молодой женщиной, известной в то время австралийской летчицей Кейт Миллер. С ней его связывала нежная дружба. На протяжении ряда лет они были неразлучными спутниками в совместных полетах. Но летчик был женат и имел детей.

В 1927 году они вместе пытались установить рекорд перелета из Англии в Австралию на крошечном самолете, который с таким же успехом мог их привести к славе, как и к смерти. Над морем Тимора, кишащим акулами, мотор их самолета стал давать перебои. Они быстро теряли высоту. Казалось, падение в море было неизбежным. Но вдруг мотор заработал нормально.

Через маленький люк Ланкастер просунул Кейт записку: «Моя маленькая Чубби, я не думаю, чтобы мы смогли добраться до цели. Но тем не менее чудесно пытаться это сделать!» Сидевшая в передней кабине летчица отстегнула ремни, стала на колени в своем сиденье, и через козырек они торжественно пожали друг другу руки. Глаза их встретились, Биль весело рассмеялся. Таков был стиль этого человека, не теряющегося перед лицом смертельной опасности. С грехом пополам они дотянули до Дарвина и шлепнулись на покрытый водой аэродром.

Начало 1932 года застало их в Соединенных Штатах Америки. Они жили в Майами, штат Флорида. Никто не хотел давать деньги на установление авиационных рекордов. Кризис продолжался. Казалось, что для летчиков действительно не было никакой работы. Биль и Кейт остро нуждались в деньгах. Что было делать?

Ланкастер вернулся в Англию и жил у своих родных. Вскоре туда же приехала Кейт Миллер и поселилась у тетки в Хемстеде.

Напрасно Биль Ланкастер пытался найти работу. В глазах английского общественного мнения он был безнадежно скомпрометирован своей связью с Кейт Миллер, и двери ассоциации летчиков были перед ним вежливо закрыты. Свою «вину» он мог искупить драматической попыткой установить новый мировой рекорд, превращавший его хотя бы на время в национального героя.

Так родилась идея побить рекорд американца Ами Джонсона. Биль уговорил своего отца купить ему подержанный самолет, называвшийся «Малый Южный Крест». Эта попытка не являлась для него тем, чем могла быть для любого авиационного спортсмена: все его будущее было ставкой в этой рискованной игре.

Перед своим отлетом из Англии Биль обещал Кейт, которую он нежно называл Чубби, что в случае аварии в пустыне он останется у самолета, пока она будет руководить его поисками. Он сдержал свое слово. Двадцать девять лет спустя его труп, иссушенный солнцем и ветрами пустыни, нашли у останков самолета. Там же нашли и его дневник, отрывки из которого мы воспроизводим.

13 апреля 1933 года, четверг, 5 часов.

Я чудом избежал смерти. Почему? Это произошло следующим образом: я летел по компасу в направлении Гао, когда что-то испортилось. Мотор закашлял и остановился. Была темная ночь без луны. Я хотел осторожно посадить самолет, но с огромной нагрузкой я не мог этого сделать. Скапотировав, я оказался запертым в кабине.

Не знаю, сколько времени я оставался без сознания. Пары бензина заполнили мою маленькую тюрьму. Разгребая песок, я, наконец, проложил путь чистому воздуху. С трудом я открыл глаза, залитые кровью. Моей первой заботой было сохранить воду. Благодарение богу, девять драгоценных литров уцелели. Я мог прожить несколько дней.

Я надеюсь, что французы организуют поиски. Но найти им меня будет трудно, я нахожусь далеко от большой сахарской дороги. Я решил дойти до дороги пешком и уже приготовился идти, когда вспомнил разговор с Чубби по этому поводу. Нет! Нужно оставаться около самолета. Я подсчитал запас воды. Ее хватит на неделю или немногим более. У меня есть время подумать и написать несколько заметок в бортовом журнале.

У меня порез на носу и раны над глазами. Скоро взойдет солнце. Мне кажется, что нужно будет залезть под крыло и оставаться там до захода. Попробую жить, выпивая не более пол-литра воды в день... Чтобы зажечь огонь этой ночью, я содрал полотно с самолета. Транссахарская компания отправит вечером машины искать меня... Если они меня не проглядят!

Я задаю себе вопрос: пытается ли Чубби достать самолет, чтобы отправиться на мои поиски? Я уверен, она занята этим. Моя мать страдает. Отец — тоже. Будьте вы благословенны! Мне хочется, чтобы они полюбили Чубби...

Трудно будет достать такси посреди Сахары!

Позже утром.

Мои раны заставляют меня страдать. Я не знаю, нужно ли идти к большой дороге или нет. Мне думается, что до нее не более тридцати километров, и я уверен, что ночью по ней ходят автомобили. Надеюсь, что раны мои не воспалятся. Нельзя расточать воду на их промывку. Своему врагу не желаю этих мук. Странно, если я должен буду умереть в пустыне.

Великолепный, симпатичный гриф уже кружит надо мной. Я кричу, и он отлетает немного дальше.

10 часов 45 минут. 

Жарко, как в аду, даже в тени под крылом... Нет!!! Я остаюсь у самолета. Если мне суждено умереть, я надеюсь, что это произойдет скоро.

11 часов. 

Первый день истекает, как целый год. Меня беспокоят мои раны. В них много песка. Как трудно бороться против желания пить, но это необходимо. Моя жизнь зависит от строгого рациона воды. Надеюсь, что не ослепну. Кровь сгущается вокруг глаз... Странное представление, когда минуты кажутся часами... Глядя на полет грифа, я завидую ему, и мне хочется поймать его, приручить, прыгнуть ему на спину и лететь до первой лужи.

Появилась маленькая птичка, немного больше воробья. Она села совсем близко от меня. Я спрашиваю себя, на каком расстоянии находится оазис. Я не хочу умирать. Отчаянно хочу жить!

14 часов 40 минут. Первый день.

Я приготовил несколько примитивно сделанных факелов из полотняных лент, свернутых и привязанных проволокой к согнутым стальным расчалкам. Ночью я буду зажигать их каждые двадцать минут. Солнце палит, но время от времени ветерок приносит прохладу.

15 часов.

Стало прохладней на два градуса. Быть может, это сон, но в руках у меня плитка шоколада, которую мне дала мама перед отлетом. Кроме нее, у меня нет продуктов. Кондор улетел, другие птицы — тоже...

15 часов 30 минут. 

Меня поддерживает надежда, что Чубби кое-что предпринимает. Я не знаю, что и как она сможет сделать, но я представляю себе это и могу гордиться ею...

16 часов 45 минут. 

У меня начинает кружиться голова, наступают моменты оцепенения. Следовательно, надо, чтобы я продолжал писать до тех пор, пока это не станет невозможным в последние мгновения... Смогу протянуть еще одну неделю...

О, пожалуйста, господа авиаторы, выводите ваши самолеты и отправляйтесь искать меня!..

17 часов 30 минут.

Мне трудно верить своим глазам, но я вижу воробья. Это значительно подкрепляет меня; возможно, я вблизи от большой дороги.

Два воробья... Автомобили должны отправиться в 18 часов. Я не думаю, чтобы меня заметили на таком расстоянии. Возможно, они увидят свет моих факелов. Может быть и так... День никак не хочет кончаться. И это только первый! Если я останусь жив... Я принял решение держаться. Чубби, как дела у тебя?

Посмотрим! Остался еще один час до того, как автомобили отправятся на мои поиски. Я полагаю, что сегодня вечером лондонские газеты сообщат о моем исчезновении. Чубби сделает все... Могу лишь сказать, надеюсь, что в Лондоне, в Париже она все приведет в движение. От Реггана меня отделяют всего лишь 250–300 километров.

О, если бы я имел целую ванну воды, я пил бы ее, если бы она даже была соленой!

Мои запасы жидкости: девять литров в задней части кабины, термос с кофе и остаток воды в другом термосе. Сегодня пил каждые полчаса по глотку кофе. В термосе еще есть вода. По моим расчетам, к концу седьмого дня я останусь без воды. В случае лихорадки мне будет невозможно ограничиться одной бутылкой, но я молю бога дать мне силы противостоять этому. Люди, не побывавшие в пустыне, не имеют никакого представления о том, что такое жажда. Это ад! Я не испытал еще и десятой доли ужаса, который должен перенести, чтобы выжить. Я прошу вас, выходите скорее!

18 часов 30 минут. 

По моим расчетам, автомобили вышли из Реггана на дорогу примерно в 250 километрах отсюда. Я зажгу огонь в 22.30, затем буду зажигать свои факелы каждые полчаса.

Потерял много крови. Не могу сопротивляться желанию принять немного подкрепляющего и четверть литра воды. Удалось проглотить маленький кусочек шоколада.

Какая странная и сильная вещь вера! Я верю, что кто-нибудь придет и меня найдут.

Английский летчик Вильям Ньютон Ланкастер и австралийская летчица Кейт Миллер — Чубби

Пятница, 14 апреля, 6 часов утра.

Мои факелы прекрасно горели. Они давали яркий свет по меньшей мере в течение шестидесяти секунд. Их никто не увидел!

Я выпил пол-литра воды в течение ночи и, следовательно, должен был ограничить себя до 8.30 вечера только одним термосом. Очевидно, я нахожусь значительно дальше от дороги, чем предполагал; в противном случае с автомобилей заметили бы мои сигналы этой ночью.

9 часов.

Глаза опять беспокоят меня. Они до того опухли, что невозможно их закрыть.

...Резервуар с водой охлаждается за ночь, и, таким образом, у меня в течение дня имеется ледяное питье. Я пью по одному глотку каждые полчаса. Когда я подношу бутылку ко рту, мне приходится бороться с собой изо всех сил, чтобы не выпить больше положенного. Пока у меня есть силы, я хочу приготовить факелы. У меня осталось восемнадцать спичек. Мне необходимо как можно расчетливее жечь остатки самолета. Нужно будет оставить полотно на верхнем крыле (то есть на нижнем, потому, что самолет находится вверх колесами), это тоже может привлечь внимание спасателей. Если самолеты вылетят из Реггана завтра — меня найдут живым.

Какое разочарование — не увидеть ночью автомобильных фар! Теперь дело за самолетами. Нужно много самолетов...

Какое искушение пойти за бутылкой воды! Какой нектар она содержит для меня! Это мое единственное желание в настоящий момент. Воды! Воды! Воды!..

...Я увидел белую бабочку и стрекозу (не вижу ли я их во сне?). Я нахожусь вблизи оазиса и совсем близко от дороги. Летите, самолеты!

Я перестану писать в этом бортжурнале, когда почувствую, что становлюсь совсем слабым. Тогда я привяжу его к полотну крыла, адресуя своей матери.

Почти опустошил бутылку. Но других запасов не хочу трогать раньше 6 часов. У меня есть запас воды на пять или шесть дней... Им остается четыре или пять дней, чтобы найти меня живым.

Суббота, 15 апреля.

Теперь необходимо сохранять каждую частицу энергии, чтобы оставаться живым в течение трех или четырех дней в надежде на спасение. Если самолеты вылетели на мои розыски сегодня, я верю в избавление. Моей воды хватит еще на три-четыре дня, если только я не сойду с ума и не выпью ее раньше...

Чубби, я надеюсь, что тебе удастся заинтересовать всех и организовать мои поиски. Я прошу тебя, дорогая мама, толкать людей, действовать, и прежде всего французов...

Я больше всего боюсь часов с 11 до 16.30. Жара ужасная. Воды!

Воскресенье, 16 апреля, 6 часов 10 минут.

Наступил четвертый день. Ветер утих. Вчера после полудня дул сильный ветер: песчаная буря. Все, что я смог сделать, это хорошо укрыть голову рубашкой и лежать в убежище под крылом. Каждые полчаса я пил по глотку воды. Вчера я выпил два полных термоса (по пол-литра) и должен был свирепо бороться с собой, чтобы не пойти к резервуару с водой. ...Я думаю, что протяну еще дня три. Эта ночь была для меня пыткой. Начался дождь, падали ледяные капли. Увы! Это продолжалось всего несколько коротких секунд, и мне не удалось собрать даже ложки воды.

День с восхода солнца неописуем. В убежище под крылом я ворошу безумные мысли. Без всякого сомнения, если б я не был ранен, не переживал бы таких трудностей. Я всегда буду пить воду, запивать ею любую еду, если меня когда-нибудь выведут отсюда. Я не буду больше курить, и сигарет мне не будет недоставать. Чубби, моя дорогая, мама, мой лучший друг, отец, мой товарищ, не огорчайтесь...

10 часов 15 минут того же дня.

Солнце поднимается по небу, однако дует бриз, подкрепляющий меня. Я пью каждые полчаса по глотку воды. Я не гоню мысли о том, что где-то поблизости есть вода, так как только что с востока прилетела маленькая птичка, кажется, воробей, и летала около меня... Чубби, я ушел бы сегодня ночью от самолета на восток, но меня удерживает данное обещание.

Возможно, мне удастся продержаться еще дня три. Затем наступит несколько часов безумия, и, наконец, придет смерть! Прошу, если этому суждено случиться, чтобы она пришла быстрей...

Самолет «Малый Южный Крест» перед отлетом из Реггана

Понедельник, 17 апреля, 6 часов 20 минут утра. Пятый день.

После сумерек я видел сигнальную ракету, выпущенную на некоторой дистанции. Немедленно я ответил факелом, оставшимся у меня. Следовательно, можно допустить, что я засечен! В этом все мои надежды. Запаса воды хватит на сегодня. Вчера была удушающая жара. Если сегодня будет так же жарко, мне придется выпить несколько больше. Между 10.30 и 16.00 дня невозможно терпеть...

9 часов 15 минут.

Я вновь схожу с ума. Утверждаю, что ночью видел свет и человек, который его зажег, должен был видеть мой. Однако ничто не подтвердило это. В небе не видно самолета... Я пытался не пить вторую бутылку воды этой ночью. Мой шанс уменьшился на один день. Все складывается для меня плохо... Если я в действительности этой ночью видел свет, то думаю, что утром кого-нибудь увижу.

10 часов 20 минут.

Ни малейшего движения воздуха. Если суждено этому быть, я должен безропотно покориться смерти. Думаю, что смогу продержаться до завтра, но не более.

Конец пятого дня.

Очевидно, меня не спасут, разве что только чудом. Чубби, помни, я сдержал слово, оставаясь у самолета. Я хочу, чтобы мой дневник был рассудительным, и напоминаю, что Чубби должна иметь его оригинал или точную копию. Мама, повидай Пат и Нину-Анну^[1]. Обними их за меня и объясни им все…

Не слишком ли я сентиментален? Я могу им быть в последний раз, потому что сентиментален по природе…

10 апреля, шестой день, 6 часов.

Ночью было очень холодно. Это шестой день. Я начинаю его, молясь, чтобы сегодня кто-нибудь пришел. Почти немыслимо, чтобы я был спасен. Мне кажется, что я нахожусь значительно дальше от дороги, чем представлял себе. Быть может, какой-либо летчик, более отважный, нежели другие, решится проникнуть сюда? Надеюсь писать дневник до завтрашнего утра... Быть может, кто-нибудь все же придет сегодня. Биль Ланкастер.

Шестой день, 11 часов 15 минут.

Ни малейшего движения воздуха... Опять моя бедная раненая голова... Я уверен, что смогу продержаться сегодня, но в отношении завтра — сомневаюсь; если только ничего не случится с ранами...

Седьмой день, 19 апреля 1933 года.

Последний день в пустыне Сахара у небольшого разбитого самолета и пустого бидона из-под воды. Чубби, дорогая, я не уступил, остаюсь возле самолета. Сегодня кончилась моя вода. Теперь это вопрос часов, и я прошу бога послать мне быстрый конец...

Поскольку это последние строки, я хочу сказать еще несколько слов всем, кто мне дорог.

Чубби, перестань летать (теперь из этого ты не извлечешь никакой пользы). Думай всегда, что твой старый Биль был честным человеком. Досадно, что все должно было случиться так...

Теперь, дорогая мама, мне хочется, чтобы ты повидала Чубби и после душевного разговора вы, наконец, пришли бы в согласие.

Вот! Солнце поднимается. Я должен залезть под крыло и ждать. Я хорошо заверну дневник в полотно, чтобы сохранить его. Напоминаю, он должен быть прочтен моей дорогой матерью и любимой Чубби в отдельности или вместе. Я предпочитаю, чтобы они прочли его вместе. Это мое последнее желание. Прощайте. Биль.

Позже.

Я готов залезть под крыло в предвидении часа мучений, ожидающих меня. ...Конечно, эту вещь трудно разглядеть в верхних слоях атмосферы. Это не очень похоже на самолет... Я высоко держу голову до последней минуты надежды. Привязываю дневник. Прощайте... Биль.

Запись в бортовом журнале на третий день после аварии. «Воды! Это мое неотвязное желание... ВОДЫ!»

Последние слова дневника Ланкастера были написаны на полотне:

Моя дорогая мама, утешь отца, повидай миссис К. М. (Я хотел бы, чтобы вы вместе прочли это место и лучше поняли меня.) Я завещаю 1000 фунтов стерлингов моей страховки вам обоим. Отец оставит себе 600 фунтов стоимости самолета.

После того как дневник был завернут в полотно и привязан к крылу самолета, Ланкастер сделал последнее усилие, чтобы написать несколько слов на страницах книжки в красном переплете для получения горючего.

Моей дорогой матери и любимой Чубби. Это написано на седьмой день моего отлета из Реггана. Я надеюсь, что вы получите этот дневник и прочтете его вместе ради любви ко мне.

Прощай, мой милый старик отец. Напиши Жаку (брату), и прощайте, мои дорогие. Биль.

На восьмой день Ланкастер был еще жив и продолжал писать:

...начался восьмой день. Еще свежо. У меня нет воды. Нет ветра. Я терпеливо жду. Приходи, смерть, ради бога, скорей. Биль.

Так заканчиваются записки человека, переходящего от надежды к отчаянию и от отчаяния к покорности судьбе. Он стремился до самого конца не уронить высокое достоинство человека. И ему также хотелось, чтобы после его смерти произошло примирение между его родителями и женщиной, которую он горячо любил. В его записках нет ни жалоб, ни упреков, хотя упрекать было кого. Общество, которое он самоотверженно защищал на войне, отвернулось от него и ничего не сделало для его спасения. В мире, в котором он жил, в случае успеха предприятия его носили бы на руках, как национального героя. Но Ланкастера постигла неудача, и им никто не интересовался.

Что же происходило в Англии и во Франции, когда стало известно о его исчезновении? Кейт Миллер намеревалась использовать газеты для получения необходимых для розыска средств. Но отец Ланкастера якобы воспрепятствовал этому. Неизвестно, что руководило им: быть может, он был против участия в этом деле женщины, которую считал виновницей семейной драмы своего сына. Но Кейт продолжала упорствовать. Она договорилась с летчиком Чарльзом Бернардом, имевшим собственный самолет, отправиться с ним на поиски Биля. Но никто не дал им денег на организацию этой экспедиции, и к тому же французские власти требовали внести значительную сумму на покрытие расходов в случае, если и с их самолетом случится авария н нужно будет организовывать поиски. Без этого они не могли выдать разрешение на полеты в Сахаре.

Дни шли за днями, и о несчастном Биле Ланкастере больше не поступало никаких сведений. Молчание длилось двадцать девять лет. Каким ледяным холодом веет от этой трагической истории!..

Когда в 1962 году нашли высохшее тело и дневник погибшего летчика, его родных уже не было в живых. Оставалась Чубби — Кейт Миллер, пятидесятидевятилетняя женщина, двадцать шесть лет состоявшая в счастливом браке. С ужасающей беспощадностью прошлое внезапно всплыло перед нею. Ей доставили сумку, маленькую серебряную подковку, тощую пачку банкнот и бортжурнал, в котором Вильям Ньютон Ланкастер день за днем описывал свои переживания, мучения, испытанные в безжалостной пустыне.

Старая Чубби прочла дневник своему мужу. «Никто не имеет права скрывать от общества последние слова человека, видевшего медленное приближение смерти и встретившего ее с величайшим мужеством», — сказал он.

Дневник Ланкастера был опубликован...

Примечания

1

Маленькие дочери Ланкастера. — Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***