Зимняя сказка (СИ) [Stacey] (fb2) читать онлайн

- Зимняя сказка (СИ) 843 Кб, 251с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Stacey

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1

В камине тихо потрескивало пламя, цепляясь за сухие поленья и разгоняя своим уютным теплом метель, томно подвывающую за окном, что грозилась через несколько часов превратиться в свирепую бурю. В широком кресле, обитом коричневым бархатом, сидел молодой мужчина, и увлеченно делал записи в дневнике, сверяясь с несколькими книгами, лежащими перед ним. Тусклого вечернего света, едва пробивающегося сквозь витражное окно, уже было недостаточно для чтения, и он зажег стоящую на столе газовую лампу с бордовым абажуром, украшенным витиеватой вышивкой и бахромой. Мужчина поплотнее завернулся в теплый коричневый домашний халат с широкими полами, накинул на плечи клетчатый плед и выбрал очередную книгу для помощи себе в работе.

В углу, в тени, показалось большое существо черного цвета. Медленно приблизившись к свету, льющемуся из камина, оно вытянуло к нему длинные паучьи лапы, и так и замерло, уставившись восемью блестящими глазами-бусинками в мужчину, словно гипнотизируя его затылок и размышляя над тем, в какой момент было бы лучше на него спрыгнуть с потолка и затащить в свою сеть в ледяные глубины огромного замка, возвышающегося на холме над заснеженными серебристыми полями.

Казалось, для этих двоих, находящихся в просторном кабинете, остановилось время, объятое снегом улицы, все сильнее сыплющимся с неба и окутывающим замок со всеми его обитателями. Внезапно паук встрепенулся и начал разворачивать длинные тонкие лапы под потолок, на котором едва заметно поблескивал слой паутины. Коснувшись нескольких нитей, словно проверяя, не попался ли кто, наконец, в искусно расставленную ловушку, паук не спеша спустился по стене из своего угла ближе к мужчине.

— Хозяин… — противным скрипучим голосом позвало существо. Его речь была крайне неразборчивой, и лишь тот, кто взрастил и воспитал его, был в состоянии разобрать слова этого огромного полутораметрового паука. Но мужчина, казалось, не услышал его. Он перевернул страницу книги и увлеченно открыл еще одну, погружаясь все глубже в чтение.

— Кто-то едет, — произнес паук, подбираясь к мужчине ближе. Тот не отреагировал, продолжая делать записи в своем дневнике. — Элжерон, я говорю, кто-то едет! — настойчиво повторило существо и коснулось длинной черной ногой плеча своего владельца. Мужчина вздрогнул и вскинулся, словно приходя в себя.

— Проклятье, Франческа, я просил тебя не подкрадываться ко мне, когда я работаю! — Он протянул руку и рассеянно почесал паучиху под лапами, чем заставил ее довольно заурчать. — О чем ты говорила? Что-то случилось?

— Кто-то едет, — повторила Франческа, вытягивая вперед две ноги, давая Элжерону возможность удобнее ее чесать.

— Как странно… — пробормотал тот, прислушиваясь к погоде на улице. — Начинается сильная метель. Кому я мог понадобиться сейчас из деревень?

— Это не деревенские. Кто-то чужой. По моей паутине протоптались четыре лошади и проехался груженый экипаж. Они только что пересекли главные южные ворота замка, и минут через пять-десять будут здесь.

— Посетители? — изумился Элжерон, поднимаясь с кресла. — Я не получал никаких писем.

Мужчина сосредоточенно поспешил прочь из своего кабинета в коридор и направился в гардеробную, расположенную на этом же этаже. Бросив взгляд на один из отполированных доспехов, украшающих проход, словно неусыпный вечный страж, он вновь обратился к паучихе: — А ты в последнее время не зажевывала никакие бумаги?

— Нет, хозяин, конечно, нет! — возмутилась Франческа с потолка. Она перемещалась совершенно неслышно, но Элжерон всегда знал, где она находилась, и мог призвать ее к себе из любой точки замка.

— Точно? — он вскинул голову и рассерженно нахмурился. — Подумай хорошенько, Франческа! Не припоминаешь вкус чернил за последние пару-тройку дней?

Он дошел до гардеробной и дернул на себя дверь, на ходу зажигая газовые лампы. Элжерон сбросил с себя халат на цветастую ширму и углубился в шкаф, начав надевать строгий темно-серый костюм-тройку с белоснежной накрахмаленной рубашкой.

— Я точно не ела никакие бумаги, — пробухтела Франческа, забираясь в гардеробную через один из проходов в стенах и под потолком, которые знала только она.

— Похоже, что-то ты таки съела, и попросту не хочешь мне признаваться. Да, Фру-Фру? — Элжерон повернулся к паучихе, испуганно замершей перед ним и подобравшей под себя все ноги.

— Я съела голубя, — тоненько скрипнула она. — Птица попала в мою сеть! Что мне оставалось?

— Фру-Фру, ну что с тобой делать… — утомленно вздохнул мужчина, застегивая пуговицы на манжетах и набрасывая на себя жилет. — Зачем ты расставляешь сети на окнах? Тебя что, не кормят?

— Кормят, — буркнула паучиха, виновато шевеля хелицерами.

— Или, может, в лесах вокруг замка кончилась дичь, и тебе не на кого охотиться?

— На улице очень холодно!

— Ох, Франческа… — Мужчина надел пиджак и задумчиво осмотрел огромный выбор шейных платков и галстуков, размышляя, требует ли этикет надеть этот элемент одежды для встречи неожиданных гостей, или это не обязательно. — Пожалуй, я готов спуститься, — кивнул он себе, так ничего и не выбрав.

Элжерон бросил на себя в зеркало последний взгляд, пригладив чуть растрепавшиеся медные волосы, уложенные на боковой пробор, и вышел из гардеробной. Он быстрым шагом направился к центральной винтовой лестнице, что привела бы его на первый этаж к главному входу.

— Конюх Томас уже занимается лошадьми, — доложила следующая за ним Франческа.

— Хорошо, — кивнул Элжерон. Прислуга всегда действовала так же быстро, как и его питомец, словно у них тоже была своя собственная паутина, натянутая по всем уголкам замка, и едва кто-то ее касался, как люди были готовы броситься на исполнение работы на опережение.

— Горничные Алиса и Нора тоже внизу, — добавила паучиха.

— Прекрасно… — вздохнул мужчина. Для полноты картины не хватало лишь его самого, хозяина замка.

Дойдя до лестницы, Элжерон сел на ее идеально отполированные до блеска деревянные перила, и быстро съехал по спирали на два этажа под тихий шорох лап Франчески, преданно следующей за ним по ступеням, и спрыгнул, не доехав лишь немного до конца лестницы, чтобы предстать перед гостями в наиболее благочестивом виде. Одернув полы пиджака и поправив напоследок воротник рубашки, он повернулся к паучихе:

— Франческа, прогуляйся, на всякий случай, по потолку, чтобы сразу же не пугать гостей.

— Хорошо, — обиженно проскрипело существо, тут же перебираясь по стене на потолок и убегая по нему дальше в просторный и высокий холл. Вздохнув, успокаивая внезапно заволновавшееся сердце, Элжерон ступил на последний прямой пролет лестницы, ведущий к главной двери замка.

Внизу царила суета. Мужчина сразу же расслышал несколько женских голосов и знакомый тяжелый кашель конюха. Видимо, он отдал работу с лошадьми своему ученику, сам же решив помочь горничным.

— Где же ваш хозяин?! — донесся до Элжерона визгливый женский голос, и мужчина поспешил спуститься в холл. Нора и Алиса, заслышав его шаги, тут же оглянулись, и на их лицах отразилось облегчение.

— Я хозяин, чем могу помочь? — зычно произнес он, переключая внимание двух гостей на себя.

— Фух, ну и погодка на улице, скажу я Вам, — фыркнула полноватая женщина в годах, стряхивая с себя снег на каменную плитку прихожей холла. Нора, девушка с непримечательной деревенской внешностью, одетая в бежевое платье, как и вся женская половина прислуги, тут же помогла ей снять с себя тяжелую черную шубу до пола, и Элжерон увидел, что на той было дорожное платье темно-красного цвета с невероятным количеством рюшей как на рукавах, так и на самой юбке. Женщина вскинула на него глаза и наспех несколько раз скользнула по нему оценочным взглядом, после чего заговорила пренебрежительным тоном: — Так это значит и есть тот самый шаман-шарлатан, про которого Маргарет уже все уши мне прожужжала?

Хозяин замка на мгновение опешил. Сколько бы люди ни выказывали неверие в его силы и способности, он каждый раз злился, не в состоянии принять ограниченность многих по сравнению с его собственным открытым разумом, но он тут же взял себя в руки и ответил настолько почтительно, насколько позволял внезапно пробудившийся гнев:

— С Вашего позволения, я не шаман, а, скорее, друид, если данное слово Вам знакомо. Я не общаюсь с духами, но обращаюсь лишь к силам природы, и использую свои умения во благо тех, кому это необходимо.

— Ах, одного дуба желуди, — махнула рукой женщина. Она повернулась к еще одной гостье, которая стояла обособленно, потупившись в пол и сцепив перед собой руки. — Что встала там, словно лампа, не светишь же вроде! Раздевайся давай! — приказным тоном обратилась она к той девушке, одетой в длинное темно-серое пальто по фигуре.

Элжерон решил для себя, что с него хватит общества этой странной гостьи, которая успела испортить ему настроение за несколько мгновений своего присутствия в его замке, и, вздохнув, нахмурился:

— Не хочу показаться грубым, но я хозяин этого замка, и имею полное право вышвырнуть отсюда любого посетителя, будь он мужчина или же женщина, если их общество мне крайне неприятно.

Женщина тут же повернулась к нему, бросив раздевать девушку, одновременно отталкивая от нее услужливую горничную, и округлила глаза:

— О, а чем же мы вызвали Ваше негодование, ежели мы здесь всего несколько минут?

Элжерон вздохнул вновь, и отвел взгляд, уставившись на лужи на полу, растекшиеся от принесенного гостями снега. Он не имел понятия, как разрешить сложившуюся ситуацию. Эта женщина, похоже, обладала огромным опытом выводить людей из себя, сразу же за этим прикидываясь невинной овечкой и выставляя виноватым того, кто отреагировал на ее выпады. Элжерону отчаянно захотелось исчезнуть из этого помещения и вернуться обратно в кабинет, где его ждали тишина, уединение, его любимые книги и уютное потрескивание камина. Рядом с мужчиной тихо скрипнули лапы Франчески, спустившейся на паутине к нему с потолка.

— И кто эти гости? Они же не из деревни? — поинтересовалась она, потянувшись к новоприбывшим.

Едва женщина завидела огромное сплошь черное существо, как огласила залы и коридоры замка оглушительным визгом, таким, что витражи, казалось, задрожали даже в оранжерее, расположенной в северном крыле строения. Франческа осела на задние ноги и испуганно подняла передние. Элжерон невольно поморщился от этого крика, отметив, однако, что девушка даже не вздрогнула. Следом за этим женщина внезапно театрально взмахнула рукой и рухнула прямо на руки конюха. Тот натужно ухнул, и с трудом успел подхватить ее, томно упавшую в обморок. Хозяин замка вытянул шею, прислушиваясь к женщине, и, едва разобрал, что сознание было при ней, произнес:

— Хоть я и друид, чувства всех живых существ мне доступны в различной мере. И я могу с уверенностью заявить, что Вы не в обмороке, — отметил он. Женщина тут же поднялась и на повышенных тонах приказала:

— Немедленно уберите эту уродливую тварь! Она наверняка только и ждет момента, чтобы сожрать меня с потрохами!

Элжерон поднял руку и успокаивающе погладил дрожащие хелицеры Франчески.

— Она сейчас боится Вас намного больше, чем Вы ее, — отметил он, пряча раздражение за маской безразличия. Он повернулся к существу, опустившемуся на все лапы, и тихо произнес, обращаясь к нему: — Подожди меня в моей спальне. Ты же знаешь, что пугаешь людей своим появлением…

— Сама она тварь… — обиженно пробормотала паучиха.

— Не отрицаю, — усмехнулся мужчина, зная, что никто не поймет так просто, что произнес его питомец с неразборчивой речью. Он хлопнул Франческу по пушистому толстому брюшку, покрытому черной блестящей щетиной, и она расторопно убежала по коридору, на ходу залезая на стену и переползая на свободный от украшений и ковровых дорожек потолок.

— Ну что это за богадельня! — начала ворчать женщина. — Куда ты приволокла нас, Маргарет?! — воскликнула она, стягивая с безмолвной девушки пальто и меховую шапку, грубо пихнув их в руки горничной.

Элжерон едва не раскрыл рот, разглядывая тихую гостью. Длинные прямые белоснежные волосы, сдерживаемые темно-зеленой повязкой, ниспадали широкой копной на платье с узкой талией без единого украшения, в тон повязке. Девушка подняла на Элжерона бледно-голубые глаза цвета льда, и он внезапно заметил, что у нее были синие губы и почти прозрачно-голубая кожа, словно она не один час провела на лютом морозе в снегу, а пальто на нее надели лишь за несколько мгновений до того, как она вошла в замок.

— Вы в порядке? — заволновался мужчина, сделав шаг к ней. — Похоже, Вы чрезвычайно замерзли, как Вы себя чувствуете?

— Погодите-ка, дорогой, — осадила его женщина. — Ишь, барышню увидел, уже и хвост павлиний распустил. Все с ней нормально, она уже год такая, с прошлой зимы! Вы что, не получали от нас письмо? Мы же посылали голубя к Вам еще месяц назад!

— Думаю, его замело где-то по дороге, — ответил Элжерон, с укоризной вспомнив о поступке Франчески и мысленно пожелав удачи душе упокоившейся птицы. — Что ж, поскольку мы до сих пор не представлены друг другу, позвольте я начну. — Он отвесил легкий вежливый поклон, приложив ладонь к груди. — Граф Элжерон МакЛавингтон, владелец замка Паучье Гнездо и двух близлежащих деревень. — Он поднял глаза и, заметив, как изумленно вытянулось лицо у женщины, поспешил добавить: — Пауков здесь нет уже четыре поколения, не беспокойтесь. Та паучиха, что Вы наблюдали сегодня, последняя из своего рода. Название замка — лишь историческая память.

— Граф?.. — благоговейным шепотом произнесла женщина. Элжерон внезапно понял, что она была ошеломлена вовсе не возможным присутствием армии пауков, а лишь его высоким титулом. — Ох, я и не знала, что Вы не только владелец этого… этого прекрасного! — она резко взмахнула руками, словно птица, громко зашуршав платьем, — замка, но и двух деревень, и титула! Ах, что же это я. Филиппина Кинсрайт, вдова покойного барона Ричарда Кинсрайта, — она кокетливо протянула ему руку для поцелуя, но Элжерон незаметно сцепил ладони за спиной, вместо того, чтобы принять ее жест, и слегка кивнул, тут же повернувшись к девушке.

— Могу я узнать Ваше имя? — учтиво поинтересовался он.

— Баронесса Маргарет Кинсрайт, дочь покойного барона, — тихо ответила девушка и, вопреки ожиданиям Элжерона жеста с ладонью для поцелуя, сделала реверанс.

— Рад знакомству, — он сдержанно кивнул девушке. — Так что же привело вас в мою обитель в такое время?

Филиппина мгновенно выступила вперед, оттесняя его от Маргарет.

— Неужели граф не предложит нам проследовать в гостиную? — елейно улыбнулась она. — Мы чрезвычайно устали с дороги. Ведь путь из Лондона отнюдь не близкий!

— Поверить не могу, что вы прибыли настолько издалека, — изумился Элжерон. — Что за нужда привела вас? Впрочем, что же я держу гостей в прихожей. Идемте за мной, — спохватился он и повернулся к горничным. — Алиса, принеси, будь любезна, чай в гостиную. — Элжерон отправился по коридору, проследив, чтобы его гостьи шли за ним. — Вы приехали одни? Без сопровождения? — спросил он.

— С нами кучер, наша компаньонка и охранник, — вновь ответила Филиппина, не позволяя девушке открыть рта. — Вооруженный, между прочим! Ваши слуги куда-то их увели их, не успели мы и глазом моргнуть!

— В комнату для прислуги, — кивнул граф. — С ними все будет хорошо, их накормят и выделят комнаты для отдыха с дороги. Сколько же вы добирались сюда?

— Ох, целых двенадцать дней на перекладных! — взмахнула руками Филиппина. — И все потому, что Маргарет укусила какая-то муха, и она решила, что ей срочно требуется посетить какого-то мага-отшельника, живущего чуть ли не на севере Шотландии!

— Значит, это была Ваша инициатива? — обратился он к Маргарет, желая услышать хоть слово от нее, но Филиппина тут же ответила за нее:

— Да ее, ее, кто ж в здравом рассудке захочет ехать посреди зимы из уютного Лондона в такое захолустье.

Элжерон тихо скрипнул зубами, стараясь держать себя в руках, и открыл дверь гостиной, пропуская внутрь дам.

— Прошу, здесь всегда натоплено, так что вы быстро согреетесь, — произнес он, заходя за ними следом.

Филиппина тут же критическим взглядом окинула комнату, сморщив нос так, словно ей не нравилось здесь ровным счетом ничего. Элжерон невольно тоже взглянул на свои шкафы, заполненные книгами, широкую тахту с высокой спинкой и чайный столик с шахматами, в которые граф любил играть сам с собой, и который отделял два кресла, стоящие напротив тахты, но не отметил чего-либо, что могло вызвать негативную реакцию. Возможно, старые бежевые обои с темным узором "дамаск" и стоило заменить, но они навевали на Элжерона приятные воспоминания о беззаботном детстве.

Камин дружелюбно потрескивал, приглашая гостей согреться его жаром, и Филиппина села на тахту, обитую болотно-зеленым бархатом поближе к нему. Маргарет же села от него поодаль. Элжерон, обойдя столик, выбрал одно из кресел напротив женщин и начал не спеша снимать шахматные фигуры с доски, намереваясь спрятать их в коробку и освободить место для сервиза, который Алиса должна была вот-вот принести.

— Здесь все так далеко от последнего слова моды, — с неудовольствием произнесла Филиппина. — Никаких украшений, драпировки, даже статуэток на камине нет! Такое чувство, что мы приехали из передового индустриального мира обратно в темное Средневековье. А то дьявольское отродье, что вылезло неизвестно, откуда, в холле! Ах, это ж какого размера потребуется тапка, чтобы прибить ту жуткую паучиху.

— С Вашего позволения, — внутренне закипел от подобного монолога Элжерон, — этот паук — мой питомец, которого я нашел и самостоятельно вырастил. Вы ведь не придете к Вашему соседу и, завидев его гончую, не воскликните, "ах какой большой нож потребуется, чтобы перерезать ей глотку"?!

— Вы поглядите, граф столь непочтителен! — всплеснула руками Филиппина, чем еще больше разозлила мужчину. — Ни капли уважения к возрасту! Что, в общем-то не удивительно, ведь Вы живете вдали от цивилизации.

— Возраст не есть критерий показателя большого опыта, либо же высоких умственных способностей, чтобы вызывать безоговорочное уважение, — процедил Элжерон сквозь зубы. От его слов Филиппина начала истерично задыхаться, на каждом вдохе, по-видимому, пытаясь придумать, что ответить на столь дерзкое заявление в свой адрес.

В дверь тихо вошла Алиса и услужливо поставила перед гостями серебряный чайный сервиз, в который Филиппина вцепилась, как в последнюю соломинку, не дающую ей взорваться словесными проклятиями в адрес графа.

— Матушка… — тихо произнесла Маргарет, кладя ладонь ей на платье. Женщина обратила на нее внимание, тут же вылив свой гнев на того, кто, похоже, привык его терпеть.

— Что "матушка"? Что?! Куда ты нас приволокла?! Ты головой своей замороженной подумала?! Мы в глуши, в каменном мешке, чей хозяин — нетактичный дикарь!

Элжерон сжал зубы, наблюдая за тем, как Маргарет просто отвела взгляд, ничего не отвечая на эту тираду, и отрезал:

— Боюсь, что я не имею желания продолжать диалог с Вами. — Он поднялся с кресла и скрестил руки на груди, давая понять, что непреклонен в своем решении. — К Вашему счастью, я не настолько одичал в этом каменном мешке, чтобы выставить двух женщин ночью в метель, посему я позволю вам переждать непогоду в замке, после чего попрошу вас удалиться. Горничные покажут вам спальни для гостей и помогут обустроиться.

Он подхватил со второго кресла замеченную им книгу, которую, похоже, забыл, когда читал в гостиной в предыдущий раз. На самом деле, если бы не Маргарет, он выставил бы Филиппину прямо сейчас: и в буран, и в метеоритный дождь, даже в лесной пожар — лишь бы она не отравляла ему душу своими попытками его унизить без причины. Девушка же невольно притягивала его внимание своей тихой покорностью и смирением. И тем, насколько несчастной она выглядела, но в то же время держалась стойко. Было заметно, что нечто гложет ее изнутри, пытаясь поглотить полностью, и она каждое мгновение противостоит этой силе, стараясь не потерять себя и сохранить трезвость ума.

— Отчего же мы должны ждать окончания снежной бури? — сварливо поинтересовалась Филиппина. — Вы же говорили, что управляете природой! Сделайте так, чтобы сейчас ветер утих, тучи разошлись и вышла луна! И мы с радостью уедем отсюда!

Элжерон повернулся к женщине и, сузив глаза, ответил:

— Простите, но природа — это не игрушка. Она может жестоко отомстить любому, кто заиграется с ее силой.

— Так и знала, что шарлатан… — всплеснула руками его собеседница.

— Довольно на сегодня, — перебил ее мужчина, решительно настроившись покинуть гостиную и отправиться в свою спальню, чтобы излить свое мнение по поводу гостей Франческе.

— Граф МакЛавингтон, — внезапно тихо произнесла Маргарет, поднимая на него чистые, словно первая роса по утру, глаза, чем заставила замереть на месте. Мужчина проглотил внезапно подступивший к горлу взволнованный ком и прокашлялся.

— Прошу, называйте меня Элжерон, — дрогнувшим голосом произнес он, чем мгновенно завоевал злой взгляд Филиппины. Маргарет вежливо улыбнулась уголками губ и продолжила:

— Простите матушку. Все же, это я настояла на нашем приезде сюда. Мне очень жаль, что голубь с письмом потерялся в пути, но мы, к сожалению, не смогли найти курьера, который согласился бы сюда ехать…

— Мое графство пользуется дурной славой из-за меня, — усмехнулся Элжерон, садясь обратно в кресло, готовый выслушать девушку. Она разительно отличалась от своей матери, как внешностью, так и характером. Если Филиппина была склочной, и даже ее внешность с острыми чертами и глубокими морщинами, видимо, появившимися от чрезмерной нервозности, будто подчеркивали эту основную черту характера, то Маргарет же была словно белоснежным чистым ангелом. Ее овальное правильное лицо обрамляли две тонкие прямые пряди, белые, как у глубоко пожилой женщины, из-за чего Элжерон никак не мог на глаз определить ее возраст, но даже эта особенность не могла затмить ее природную хрустальную красоту. — Но, похоже, Вас беспокоит нечто более ужасающее, нежели слухи обо мне, расползающиеся по округе?

Маргарет придвинулась ближе к столику, над которым поднимался легкий пар от чайника, полного заваренного чая. Она бросила косой взгляд на фыркнувшую Филиппину, и начала рассказ:

— Я предполагаю, что на мне лежит проклятие… — севшим голосом произнесла она.

— Нет, опять это началось! — раздраженно воскликнула Филиппина. — Сколько можно заводить эту волынку вновь и вновь! Побойся Бога, Маргарет, никакого проклятия на тебе нет! Я ведь говорила: тебе просто нужно съездить на юг Франции, провести там пару месяцев — и твое здоровье вновь придет в норму!

— Я все же хотел бы выслушать мисс Кинсрайт, — настойчиво произнес Элжерон.

— И Вы туда же! — возмутилась женщина. — Всем вам, шарлатанам, нужно только одно: состояние бедняжки, чье психическое состояние подорвано физической болезнью, и она готова поверить в любую чепуху, достаточно настойчиво вливаемую ей в уши! — Она повернулась к Маргарет, которая уже давно сидела, втянув голову в плечи. — А знаешь, отчего вся эта блажь? Оттого, милочка, что ты не желаешь выходить замуж!

— Матушка… — с укоризной пробормотала девушка, не поднимая глаз.

— Что "матушка"?! — воскликнула та. — Сколько знатных мужчин тебя сватали, а ты все в отказ! Приличной девушке уже давно пора было бы создать семейный очаг и заниматься детьми и бытом, а не чтением каких-то заумных книжонок, и разглагольствованием о богомерзкой магии и проклятиях! Вот Вы, граф, женаты? — Филиппина обратила глаза, коричневые, словно крылья таракана, на Элжерона.

— Нет, — отрезал тот.

— Подумать только, — всплеснула руками Филиппина, — молодой человек, не обделенный внешностью и положением, и не женат! При таком-то титуле и, наверняка, немалом состоянии! — она не стесняясь обвела руками богато обставленную комнату.

— Я еще не готов их лишиться, — прищурившись ответил мужчина, после чего вновь повернулся к Маргарет, полностью сосредотачивая свое внимание на ней. — Отчего Вы считаете, что прокляты?

— Ох, это началось примерно месяцев восемь назад, прошлой весной, — тихо ответила девушка, переплетая перед собой пальцы. Элжерон заметил, что она не сняла черных плотных перчаток. — Сначала я просто постоянно мерзла, но с каждым днем я чувствовала себя все хуже и хуже. Я не могла согреться ничем: ни горячей ванной, ни теплой одеждой, ни питьем. А вскоре все теплые предметы начали меня попросту обжигать, словно они раскалены до сотен градусов, хотя это было не так! И мои волосы, в одну ночь они стали белоснежными… — Она внезапно вскинула на Элжерона глаза, полные боли, и судорожно заговорила быстрее: — Не подумайте, граф, я не сумасшедшая. Я была у врачей, и они все развели руками. Я пила горькие микстуры и ездила на курорты, но прошлое лето превратилось для меня в сплошной горящий адским пламенем костер. Я не уверена, что переживу наступление тепла этой весной… — трагически произнесла она. — Когда я поняла, что врачи не помогают, то в отчаянии бросилась в ненаучную пучину. Маги, шаманы, ведуны — я посетила их множество. Но все они оказались шарлатанами, чья цель была лишь вытянуть из меня как можно больше денег, чувствуя, в какой отчаянной ситуации я нахожусь. Ведь теперь меня обжигают даже прикосновения других людей. — Маргарет внезапно судорожно вздохнула, словно собиралась всхлипнуть, и Элжерон невольно подался к ней, готовый протянуть платок, но слезы так и не капнули. — Я нашла заметку про Вас в одной газете, — продолжила девушка. — Совсем крошечную колонку от одного человека, который глубоко интересуется подобными вопросами и колесит по различным уголкам Англии в поисках людей, воистину имеющих связь с неведанными нам силами…

— Я его знаю? — поинтересовался Элжерон, не припоминая подобных посетителей в своем замке.

— О, нет, он никогда не бывал в этих краях, — поспешила объясниться девушка. — Но он писал довольно убедительно о Ваших способностях. И что две деревни, которыми Вы владеете, процветают из года в год. И я осмелилась предположить… что возможно Вы тот человек, который если не поможет мне, то хотя бы подскажет, к кому обратиться. — Маргарет пронзительно посмотрела ему в глаза и добавила: — Если Вы ничего не сможете сделать, я просто поеду домой дожидаться весны и своей смерти.

— Заладила, смерти, — раздраженно хмыкнула Филиппина. Элжерон проигнорировал ее замечание. Он откинулся на спинку кресла и задумчиво потер ладонью подбородок, украткой рассматривая девушку.

— Все, что я могу сейчас отметить — это нарушение терморегуляции организма и малокровие, что в целом не удивительно для жителя промозглого Лондона. Волосы же… Возможно Вы пережили некое потрясение? Ваше убеждение, что на Вас лежит проклятие также могло повлиять на это, пошатнув душевное равновесие. Я встречал людей, что седели за одну ночь, встретившись, к примеру, лицом к лицу со смертью. Мой отец поседел в ночь, когда мать умерла от горячки. Но проклятие? — он развел руками, не зная, что по этому поводу сказать.

— Вы ничего не сможете сделать? — Маргарет тут же поникла, словно стержень, который поддерживал ее все то время, что она пребывала в замке, внезапно размягчился, неспособный больше ей помогать. Элжерон поджал губы и отвел взгляд, не в силах вынести эту картину.

— Я лишь друид. Все, что я могу — это вызвать дождь и остановить его, когда нужно. Вылечить падучую болезнь у кроликов и коров. Понимать животных. Выводить новые подвиды растений. Но не избавлять от проклятий.

— Значит, полагаю, мой разум и вправду пошатнулся, если я решила, что проклятия существуют, — Маргарет устало улыбнулась графу, вызывая в его душе чувство вины.

— Я не говорил, что их не существует, — парировал мужчина. — Просто я не знаю того, кто от них избавляет. — Он обратился к Филиппине: — Вы говорили, что спустили целое состояние на шарлатанов. Любопытно, а сколько Вы готовы предложить за работу человека, действительно связанного с магией?

— Предложить? — возмутилась женщина. — Мы можем предложить Вам уникальный опыт, который Вы не получите больше нигде, если согласитесь хотя бы взглянуть, что не так с Маргарет.

Элжерон на мгновение опешил от услышанного, и тут же громко рассмеялся, ничуть не сдерживая себя, чем заслужил еще один гневный взгляд Филиппины. Его вопрос был чисто формальным, ему не требовались деньги, но ответ его откровенно повеселил. Складывалось впечатление, что Филиппина, стоящая по титулованности на две ступени ниже него, изо всех сил выказывала неучтивость, дабы он поскорее вышвырнул ее из своих владений. Однако, он не замечал такого стремления от Маргарет. Словно одна хотела уйти, а другая — остаться, но у нее не оставалось сил сопротивляться властной и громкой матери.

— Что ж, в целом я понял Вашу проблему, — произнес граф, наконец, успокаиваясь. Элжерон поднялся с кресла, заканчивая эту светскую беседу. — Уже поздно, а Вы с дороги. Я прикажу прислуге накормить Вас и подобрать подходящую спальню на время Вашего пребывания здесь, — Элжерон смотрел лишь на Маргарет, и она едва заметно кивнула ему.

— У меня есть одна просьба, — внезапно произнесла она, когда граф уже собирался покинуть комнату.

— Какая же? — с готовностью обернулся к ней мужчина.

— Будьте так любезны, прикажите, чтобы мою комнату не топили, — тихо произнесла она, опуская глаза в пол. — И еду, если можно, чтобы также подали холодной…

— Маргарет! — взвизгнула Филиппина, отчего вздрогнула не только девушка, но и сам Элжерон. — Не будь столь навязчивой! — Баронесса внезапно послала мужчине кокетливую улыбку и добавила: — Мы будем рады погостить пару дней в Вашем чудесном замке!

Элжерон коротко кивнул ей.

— Я пришлю для вас горничных. Они помогут вам с багажом и проводят вас в покои.

Глава 2

Организационные вопросы, связанные с размещением неожиданных гостей, заняли остаток вечера, и Элжерон добрался до своей комнаты на третьем этаже совершенно изможденным. Едва он притворил дверь, как с потолка к нему спустилась Франческа, и нетерпеливо подползла поближе, наступая тонкими острыми лапами на ноги, пока он пытался пробраться к своей кровати, на ходу раздеваясь.

— Ну что, что это за люди? — проскрипела паучиха, толкая своего хозяина, пока тот стягивал с себя пиджак.

— Единственное, что я могу про них сказать — это что они весьма странные, — пробормотал себе под нос Элжерон, бросая на кресло пиджак, за которым следом отправился жилет.

— И зачем они прибыли сюда? — не унималась Франческа. — Их поселили в две самые большие спальни! Уже давно никто не топтался по моей паутине в тех комнатах. А от их охранника нестерпимо воняет порохом!

— Просто не подходи к нему, — усмехнулся граф, расстегивая рубашку. — Кстати, я серьезно. Филиппина говорила, он вооружен. Не хочу искать в тебе картечь, если он испугается. А женщины — они просят моей помощи. Маргарет считает, что на ней лежит проклятие, хотя мне кажется, что ее недуг вызван чрезвычайно нервной природой ее натуры.

— И ты им будешь помогать? — удивилась паучиха.

— Ты же знаешь, у меня всегда душа болит за того, кто нуждается в помощи, — тяжело вздохнул Элжерон. Ему нужно было подумать над недавним знакомством, и хочет ли он его продолжения, либо же и вправду выпроводит своих гостий, едва погода прояснится. Неожиданное общество посторонних его тяготило, особенно зимой, когда Элжерон предпочитал уединяться в замке, а деревни не требовали его помощи. — Возможно, Филиппина и права, и я совсем одичал за зиму в своем замке, имея в собеседниках лишь тебя по большей части, — пространно произнес он. Наконец освободившись от всей одежды выше пояса, граф упал спиной на мягкую перину кровати из темного дуба с массивным изголовьем и четырьмя резными высокими столбиками, соединенными вверху каркасом. Он уставился уставшим взглядом в деревянные перекрытия потолка и тяжело вздохнул. — Я не могу передать тебе словами, насколько меня утомило общение с ней…

Франческа мгновенно вскарабкалась на кровать и улеглась на грудь Элжерона, вдавливая его своим весом в пушистые объятия постели. Паучиха распластала по кровати длинные ноги, расслабляясь, и опустила огромные хелицеры по обе стороны от шеи мужчины, нежно обнимая его. Он усмехнулся, подумав о том, сколько яда хранилось в жвалах этого существа, одна капля которого мгновенно убила бы его, и насколько они доверяли друг другу в этот момент их ежевечернего душевного единения, ритуала, без которого Франческа не могла спокойно заснуть, и бродила бы всю ночь по замку, вспугивая прислугу. Когда Элжерон обнаружил крошечного паучонка, случайно выжившего в последней кладке в дальних уголках подвала замка, стояла такая же снежная зима, как сейчас. И граф не имел ни малейшего понятия, как выхаживать это существо. Оно нервничало, агрессивничало и пугало всех вокруг, одновременно с этим невероятно всех боясь. И в одну ночь, когда оба выбились из сил в борьбе за главенство в этом замке и звание его хозяина, Элжерон прижал паука, тогда еще размером с ладонь, к своей груди. И тот неожиданно уснул, убаюканный его сердцебиением. Так он нечаянно зародил традицию, повторяющуюся каждую ночь перед отходом ко сну, с тем изменением, что с каждым днем Франческа становилась все больше, и теперь уже придавливала графа к кровати весом, равным весу взрослого человека.

Элжерон ласково погладил лохматую головогрудь паучихи и произнес:

— Может, мне завести собак?.. У всей знати есть гончие для охоты, а у меня псарня пустует уже многие годы.

— Ты же не охотишься, — пробормотала Франческа.

— Ну и что? — пожал плечами Элжерон. — Это не мешает мне держать собак.

— Если ты заведешь тут хоть одну псину, я ее сожру! — паучиха внезапно подобралась, обхватывая мужчину жесткими лапами. — Я твой питомец! Ты должен любить только меня!

— Я свободный человек, и имею право заводить любое количество питомцев! — рассмеялся граф, ворочаясь в капкане черных несгибаемых прутьев. — И ты скорее мой фамильяр, нежели обычный питомец!

— Я не потерплю каких-то животных в этом замке, еще и целой своры! — возмутилась Франческа, не отпуская своего хозяина.

— Ну хотя бы папильона для дополнения интерьера! — взмолился Элжерон, выгибаясь не в силах освободиться из хватки.

— Нет! — отрезала Франческа. — Я его тут же проглочу, вот увидишь! Только попробуй притащить кого-нибудь. Мы обсуждали, что я готова терпеть только голубей, и то, поскольку они не отбирают твоего времени. Но питомец у тебя должен быть только один, и это я!

— Какая же ты эгоистка! — с укором произнес Элжерон. — Давай, отпускай меня.

Франческа нехотя распустила лапы, и граф вздохнул свободнее.

— Однажды ты меня раздавишь, — пожаловался он. — Пора спать, Фру-Фру, — Элжерон похлопал ее по объемному тяжелому брюшку, лежащему у него практически на коленях, и паучиха нехотя поднялась с кровати и отползла в сторону, все еще с надеждой глядя на него блестящими глазами-бусинками.

— А можно мне сегодня в постели поспать? На улице такая метель воет…

— Нет, Франческа, — строго ответил Элжерон, вставая с постели и продолжая переодеваться в ночную свободную пижаму темного цвета. — Ты уже взрослая паучиха, и должна спать отдельно. Я до сих пор жалею, что когда-то разрешил тебе спать со мной. Этот диалог повторяется теперь каждый вечер! — Закончив застегивать пуговицы, он нахмурился на Франческу, стараясь звучать осуждающе. — И не думай, что я не замечаю, что иногда ты спишь у меня в ногах!

— Я же не мешаю… — жалобно проскулила паучиха.

— Не желаю ничего слушать — марш под потолок! — Элжерон указал на дальний верхний угол комнаты, густо оплетенный паутиной, в котором Франческа предпочитала проводить ночи. Паучиха неразборчиво что-то проскрипела и нехотя отправилась в указанную ей сторону.

— Наконец-то этот день подошел к концу, — вздохнул граф, туша свет в комнате и укладываясь в постель. Комната погрузилась в расслабляющий мрак, звенящий тишиной.

— Ты мне не рассказал про тех новых людей, — произнесла из темноты Франческа.

— Нечего особо рассказывать. Филиппина — склочная женщина в годах. Маргарет — ее дочь. Благо, Бог уберег ее от характера матери. Напротив, она невероятно нежное существо. Словно ко мне в замок пришла сама королева зимы… Но, сдается мне, ее психическое состояние подорвано слабым здоровьем. Маргарет уверена, что ее кто-то проклял, что кажется мне довольно странным. Она очень просила моей помощи. Думаю, я попытаюсь ее оказать. Хотя бы попробую.

— Ты хочешь сделать ее своим питомцем? — огорошил его вопрос от паучихи.

— Что? Питомцем? — вскинулся граф на кровати. — Боже правый, откуда у тебя такие мысли?

— Ты мне помог. И сделал питомцем, — объяснила Франческа.

— Я помогаю людям в двух деревнях. И не делаю их питомцами, — объяснил Элжерон. — К тому же, человек им быть не может. Человек может стать прислугой, или рабом на крайний случай.

— Ты сделаешь ее рабыней?

— О господи! — простонал Элжерон в подушку, чувствуя, как внезапно загорелись щеки. — Я тебя умоляю, Франческа, ради всего святого, спи! И не вздумай произносить столь безнравственные и возмутительные вещи при ком-либо! Особенно при Маргарет!

Граф заворочался в постели, теперь не в силах отпустить странную мысль, выданную паучихой. Маргарет приехала так издалека, из самого Лондона в глушь, где стояло Паучье Гнездо, после прочтения какой-то заметки в газете, о которой Элжерон и слыхом не слыхивал, и даже не подозревал, что кто-то интересовался его деятельностью. Он перебирал в голове книги в библиотеке, но не мог особо вспомнить что-то о проклятиях. Жители его деревень были дружелюбными, и никогда не обращались к темным силам за местью, ибо проклятие могло быть на нее наложено лишь со злым умыслом. Граф знал одно существо, живущее в его лесах, что наверняка разбиралось в проклятиях, но у них с Элжероном была взаимная неприязнь и обоюдное игнорирование с тщательным разделом территории.

Кто же мог желать зла столь милой и тихой девушке? Элжерон невольно заулыбался, обнимая подушку и вспоминая белокурые прямые волосы, серебристым шелковым покрывалом лежащие на ее спине и достающие до осиной талии, стянутой корсетом строгого платья без лишних украшений, коими пестрели одеяния Филиппины. Какого цвета ее волосы были до болезни? Элжерон решил, что они наверняка были благородного каштанового цвета, как и у ее матери, с той лишь разницей, что юной баронессе они были к лицу. Граф представил себе Маргарет с иной прической, и полусонный разум показал ему довольно яркую картинку, плавно перетекающую в полноценную беседу во сне. Но насладиться им сполна Элжерон не успел. Сквозь дрему он ощутил прикосновение к своему плечу и настойчивый скрипучий голос Франчески:

— Хозяин, проснись!

— М-м-м, Фру-Фру, мне такой хороший сон снится, реши свои проблемы сама, — проворчал граф, переворачиваясь на другой бок и накрываясь одеялом с головой, словно импровизированный капюшон мог помочь удержать ускользающее трепетное видение Маргарет.

— Да проснись, Элжерон, это важно! Твоя гостья, похоже, хочет уйти!

— Уйти?! — граф мгновенно проснулся и сел на кровати, заставив паучиху отшатнуться и удариться брюшком о столбик.

— Да, она несколько минут назад вышла из своей спальни и пошла в холл, и теперь там стоит!

— Не понимаю, что происходит, — пробормотал Элжерон, суя ноги в домашние тапочки и хватая со стола свечу. — Сейчас же глубокая ночь, на улице метель. Что сподвигло ее на подобное решение? — Яркий огонек свечи озарил его взволнованное лицо, когда он вышел из спальни и поспешил к лестнице. — Она хоть не пытается сейчас выйти из замка? Прислуги с ней нет? Ее матери?

— Все спят, — успокоила его Франческа. — И она пока никуда не выходит. Дверь запирается на ночь на ключ, как она выйдет?

— Хорошо, сейчас узнаем, что происходит, — бросил Элжерон, наконец, достигая последнего пролета лестницы.

Он еще со ступеней заметил девушку, стоящую к нему спиной. Ее лилейные волосы блестели словно свежий снег в тусклом свете газовых ламп, притушенных на ночное время. Маргарет просто стояла перед дверью замка и не двигалась. Не предпринимала попыток подергать ручку, и не вела себя как человек, рассматривающий нечто, что его заинтересовало. Элжерон сделал к ней несколько тихих шагов, надеясь не напугать, и замер, обратив внимание на тело девушки, осознавая, что на ней не было одежды. Граф тут же задул свечу и метнулся в боковой проход, в тень, чувствуя, как начинает сгорать от смущения, словно его застали за чем-то до невозможности вопиющим. Франческа сразу оказалась рядом с ним, и он едва слышно пролепетал:

— Она же обнажена!.. Что она делает здесь в такое время и в таком… виде?!

— Откуда мне знать, — буркнула паучиха.

— Что же делать? Что делать-то? Почему она никуда не уходит и продолжает рассматривать входную дверь? — шепотом запричитал Элжерон, не в силах придумать выход из ситуации. — Сходи, проверь, что с ней, — повернулся он к Франческе.

— Ты думаешь, что это хорошая идея: ночью паучихе предстать перед леди, ведущей себя не совсем привычно?

— А что ты предлагаешь? — зашипел граф. — Если выйду я, то разломаю в щепки все рамки приличия! А ежели я пойду сейчас к ее матери и расскажу, что вижу, она придет в неописуемое бешенство, и ее наверняка не остановит тот факт, что я здесь хозяин!

— Позови прислугу.

— Ты обезумела! — округлил глаза мужчина. — Какие пересуды начнутся, если ее увидят, и узнают, что я ее здесь обнаружил! К дьяволу эти беседы с тобой, я сам попытаюсь разрешить эту щекотливую ситуацию, — решил, наконец, Элжерон, и выступил из тени в холл.

Он громко и демонстративно прокашлялся, желая для начала дать девушке понять, что она не одна в помещении, но та даже не шелохнулась, и граф удивленно оглянулся на Франческу, ища у нее поддержки. Паучиха молча пялилась на него блестящими глазами, что даже не могли моргать, и Элжерон, вздохнув, собрал волю в кулак, надеясь разрешить ситуацию наименее травматичнымспособом.

— Доброй ночи, Маргарет! — произнес он, держась на почтительном расстоянии и старательно глядя в сторону, мимо девушки. Подождав мгновение ответа и не получив его, граф настороженно подошел ближе. — Что с Вами? — просил он, но юная баронесса не реагировала на его появление, продолжая глядеть на входную дверь. Прокашлявшись еще раз и воровато оглянувшись на проходы замка, мысленно надеясь, что никто из прислуги сейчас не решит сюда спуститься, Элжерон приблизился вплотную к девушке, заглядывая ей в лицо. — Сомнамбула, — с нотой облегчения выдохнул мужчина, увидев, что Маргарет стояла с закрытыми глазами.

— Что это значит? — поинтересовалась Франческа, подползая к нему.

— Ходит во сне. Лунатит, — усмехнулся Элжерон, указав на девушку, и тут же смутившись от невольного прикосновения взгляда к ее телу. Граф восторженно задержался им на мгновение, ощутив безнаказанность за столь постыдное любование своей гостьей. Ее мраморная кожа была неестественно бледной, и распущенные слегка растрепанные волосы растекались по ней молочными волнами.

— Так что уставился на нее? — прервала восхищенное разглядывание Франческа, толкнув графа лапой по ноге. — Разбуди и отведи в спальню!

— В спальню… — завороженно повторил Элжерон. — Верно, вернуть в спальню, — он мотнул головой, приходя в себя. — Но я слышал, что сомнамбул нельзя резко будить, иначе их душа, путешествующая в стране грез, не успеет вернуться в тело… — Он осторожно протянул руку и коснулся предплечья девушки. — Маргарет? — тихо позвал он ее.

Едва он дотронулся до ее кожи, как она резко распахнула глаза, словно ее что-то невероятно напугало, глядя сквозь Элжерона и не видя его. Он отшатнулся, и Маргарет закричала. Нет, не закричала, взвыла нечеловеческим голосом, который не было способно воспроизвести горло, оглушающе и резко, словно в адском вое смешались скрежет перемалываемого металла и вопли умирающего в муках животного. Элжерон упал на колени, тщетно пытаясь зажать уши, пронзенные убийственным шумом, что вливался в его мозги через проткнутые раскаленными ножами звуков барабанные перепонки. Казалось, весь замок наполнился этим воплем, что словно никогда не закончится. Граф краем глаза увидел движение рядом с собой и повернулся к паучихе, которая, упав на спину, конвульсивно дергала скрючившимися ногами.

— Франческа! — воскликнул он, потянув к ней руку, но не услышал своего голоса, заглушаемого дьявольским криком. На пол закапала кровь, и Элжерон прижал ладонь к лицу, понимая, что она текла из носа.

Вой остановился так же внезапно, как начался. Маргарет закрыла рот и глаза, и безвольной куклой упала на пол. Элжерон едва успел протянуть руки и подхватить ее, не позволяя ушибиться. Он размашисто вытер рукавом с лица кровь и обхватил девушку за предплечья, встряхивая, надеясь привести ее в чувства. Граф заметил, что оставил на ее коже красные отпечатки своей крови и, невольно скрившись, отнял от нее ладони, внезапно осознавая, что это была вовсе не его кровь. На жемчужной коже Маргарет, в местах, где он ее коснулся, оставались багровые вмятины, словно Элжерон дотронулся до льда, и тот растаял под жаром его тела. Граф отдернул ладони от девушки, лежащей без сознания на его коленях, отмечая еще больше пятен, оставленных его неосторожными движениями.

Внезапно из дальнего коридора Элжерон услышал взволнованные голоса. Похоже, вопль боли, изданный Маргарет, пробудил всех обитателей замка, что теперь поспешно искали источник шума. И вскоре они найдут графа, сидящего на коленях посреди холла с обнаженной девушкой на руках.

— Проклятье, — прошипел он сквозь зубы, озираясь.

Франческа лежала рядом с ним на спине, поджав под себя все лапы, как лежат в пыльных углах амбара давно почившие пауки, но, к счастью, была жива. Элжерон наспех снял с себя верхнюю часть пижамы и натянул обратно на руки, манжетами к плечам, закрывая открытую часть кожи, после чего просунул руки под девушку и накрыл ее сверху оставшейся свисать тканью, пряча ее наготу от собственных глаз. Он поднялся, бережно держа ее на руках, и с сожалением обернулся на Франческу.

— Я скоро вернусь к тебе, — пообещал он, и никем не замеченный нырнул в темноту прохода, ведущего в подвал.

Элжерон напряженно прислушивался к голосам и топоту ног прислуги, снующей по замку и нервно обсуждающей взбудоражившее их событие. Граф неслышно прошел по темному холодному коридору, образованному каменными серыми стенами, и зашел в обширный погреб. Элжерон ощупью, тщательно огибая шкафы, полки, ящики и бочки, стоящие на полу, добрался до лестницы, ведущей на кухню, и, подняв деревянный люк, настороженно окинул взглядом кухню. К счастью, здесь не было ни души, и граф поднялся наверх. Оставалось лишь доставить свою ношу в ее спальню и проверить, все ли с ней было в порядке. Элжерон выглянул в коридор, слыша голоса горничных совсем неподалеку, но никого не заметил, и быстрым шагом отправился к боковой лестнице, которой чаще пользовалась прислуга. Поднявшись на третий этаж, он вздохнул с облегчением, слыша лишь абсолютную тишину, утопающую в ковровых дорожках коридоров, и, в конце концов, зашел в спальню, выделенную для юной баронессы.

Граф почувствовал жгучий холод и мгновенно продрог в этой комнате. Он бережно положил девушку на кровать и удивленно оглянулся. Из распахнутого настежь окна сквозил ледяной ветер, а у подоконника собрался небольшой сугроб, навеянный грубыми порывами вьюги. Несмотря на то, что была глубокая ночь, в комнате было достаточно светло из-за снега, коего навалило на улице с лихвой, и граф неплохо видел окружающую его обстановку. Он осторожно вытащил из-под Маргарет свою окровавленную ночную рубаху и надел ее обратно, шаря глазами в поисках одежды девушки. Она обнаружилась на полу рядом, но к удивлению Элжерона была полностью уничтожена, словно ее рвали на себе в тщетных попытках избавиться от удушающей тело ткани. Граф прислушался к Маргарет, отмечая, что она всего лишь глубоко и безмятежно спала, словно ничего не случилось несколькими минутами ранее. Он накрыл девушку одеялом, и все же закрыл окно заледеневшими от зимнего холода пальцами.

— Что за чертовщина здесь творится… — прошептал он, растерянно оглядывая комнату и виновницу произошедшего. Но все же оставаться в этой комнате было небезопасно.

Элжерон вышел в коридор, чтобы проскользнуть в гардеробную и сменить испорченную одежду. Убедившись, что новая темно-синяя пижама была абсолютно чистой, он прихватил еще одну свечу и, напустив себя сонный вид, спустился в холл.

Здесь творила суета и волнение, разлившееся по помещению удушающими Элжерона волнами, будоражащими чувства и забивающими голову. Он невольно поморщился и громко спросил:

— Почему вы все здесь собрались?

Графу показалось, что в холле была и вправду едва ли не вся прислуга: человек 30, не меньше. Они сновали вокруг Франчески, взбудораженно переговариваясь. От толпы отделилась Алиса, старшая горничная в летах, и подошла к Элжерону.

— Сэр, нас всех разбудил леденящий кровь вой! Словно стая волков проникла в замок и решила устроить песнопения! Неужто Вы ничего не слышали? — взволнованной скороговоркой проговорила она.

— Нет, я сплю крепко. Разойдитесь, — приказал он, пытаясь пробраться к Франческе.

— Похоже, с Вашим питомцем что-то случилось, — запричитала Алиса, заламывая руки.

— Я разберусь со своим питомцем, — вздохнул граф. — А теперь все, будьте любезны, отправляйтесь обратно спать, — велел он, окинув взглядом притихшую прислугу. Они переглянулись и нехотя, тихо перешептываясь, растеклись по проходам замка, возвращаясь в свои комнаты. Элжерон подождал, пока не останется в полном одиночестве, и упал на колени перед Франческой. — Мой бедный маленький паучок, — с сожалением произнес он, проводя ладонью по ее боку и останавливаясь в передней части головогруди, над глазами. Он медленно снял с нее морок бессознательности, приводя существо в себя. Франческа слабо пошевелилась и начала распрямлять скрюченные ноги.

— Элжерон… — жалобно проскрипела она, потянувшись к нему за помощью.

— Знаю, моя хорошая, тебе плохо, — утешающе произнес он, поглаживая второй рукой брюшко. — Сейчас я все сделаю, и тебе станет полегче, — добавил граф, убирая последствия оглушения. Через пару минут он ощутил, что силы вернулись к Франческе, и она осторожно перевернулась на ноги, с трудом поднимаясь. — Пойдем в спальню? — спросил Элжерон, вставая с пола. Паучиха, пошатываясь, отправилась к лестнице, и он последовал за ней. Добравшись, наконец, до его комнаты, Франческа неспешно залезла на кровать и бухнулась на нее, распрямляя ноги. Элжерон прихватил с кресла пестрый теплый плед с квадратным узором и заботливо укрыл паучиху.

— Можно мне остаться в ногах? — плаксиво спросила она.

— Можно, можно, — разрешил Элжерон, успокаивающе погладив ее бок. Он положил ладонь ей на глаза: — А теперь спи, — приказал он, погружая существо в глубокий исцеляющий сон, благодаря которому Франческа на утро будет в полном порядке.

Убедившись, что с его питомцем теперь все было хорошо, Элжерон взволнованно обошел по кругу свою спальню, ощущая крайнюю степень эмоционального возбуждения. Похоже, над Маргарет и вправду довлел некий недуг, который лекарям был неподвластен, но и сам граф не разбирался в этой сфере. Стоило более детально опросить баронессу о том, что происходило с ней во время до того, как на нее пало проклятие, и возможно ему удалось хотя бы найти источник, который его создал, и отправить Маргарет домой разбираться с этим человеком, ведь тот, кто проклятие создал, должен знать, как его снимать. Вот только ее мать, Филиппина, вряд ли позволит им провести спокойную беседу, постоянно перебивая и внося смуту в их диалог, разбивая цепочки мыслей и путая нити повествования.

Элжерон подошел к окну, уставившись на засыпанный снегом круглый двор. От стекла тянуло холодом, и мужчина невольно поежился, вспомнив, что Маргарет отчего-то спала с открытым настежь окном.

— Она вопила, словно банши… — пробормотал себе под нос граф, с ужасом вспомнив, что случилось с девушкой от единственного прикосновения теплой руки к ее коже.

Элжерон вздохнул и оглянулся на кровать, на которой темным пятном возвышалась спящая Франческа. Все же стоило заставить себя отдохнуть. Мужчина лег в постель, с трудом найдя место для ног из-за паучихи, чьи размеры уже давно были не те, что в ее детстве, и накрылся одеялом с головой, продолжая размышлять о своей гостье.

***

Не забывайте ставить отметки "мне нравится" к произведениям, если ваша душа лежит к ним, и подписываться на мой профиль, чтобы сразу получать уведомления о выходе новых произведений! Это все вдохновляет меня на дальнейшую работу Приятного чтения!

Глава 3

Элжерон проснулся в начале десятого утра, чем был крайне недоволен. Он нахмурился, ощущая одновременно с усталостью от бессонной ночи первые симптомы простуды, которая, по-видимому, началась из-за пребывания у открытого окна. Граф сел на постели и провел ладонью по лицу, снимая заложенность носа и головную боль, что могли бы испортить ему несколько следующих дней. Франческа, почувствовав шевеление хозяина, нехотя слезла с кровати и уползла на потолок, как она обычно делала, если пробиралась сюда тайком ночью и пыталась скрыться до того, как ее обнаружат и накажут.

— Какой ужас, я проснулся с голубями, — укорил сам себя граф, начиная наспех одеваться. — А у меня ведь гости в замке, и столько дел!

— М-м-м, голуби, — сонно прочмокала Франческа под потолком. — Они на рассвете просыпаются, как все птицы. Чтобы поймать самого вкусного, и до того, как придет голубятник, надо ставить сеть до восхода солнца…

— Так и знал, что ты съела ту почтовую птицу! — рассердился Элжерон. — Фру-Фру, прекращай охотиться на голубей, они мне нужны! — Он хлопнул дверью своей комнаты, начиная, наконец, день.

Исполнив ежедневный ритуал, включающий в себя утренний туалет и поспешный завтрак в полном одиночестве в огромной обеденной, он выяснил у Алисы, что его посетители уже давно встали и ожидали его в гостиной.

— Я совершенно неучтив, — пробормотал себе под нос Элжерон, поправляя рукава темно-синего пиджака перед тем, как зайти в комнату. Постучав, он толкнул дверь, с волнением глядя на Маргарет, которая тут же подняла на него глаза. Она выглядела ровно так же, как и вечером предыдущего дня, словно ничего не произошло ночью.

— Добр… — начал было граф, улыбнувшись с облегчением, как его мгновенно прервал истерично-недовольный голос Филиппины.

— Где это видано, чтобы дам заставляли так долго ждать? — с надменностью произнесла она, шумно прихлебывая чай из белоснежного фарфорового китайского сервиза, украшенного голубыми витиеватыми цветами. — Мы уже заждались Вас, граф, а Вы все никак не проснетесь!

— Бессонница замучила, — сказал частичную правду Элжерон, садясь напротив женщин.

— Ох, какая может быть бессонница в столь унылом месте! — взмахнула рукой с чашкой Филиппина, едва не расплескав чай. — Сплошной камень да тихая неразговорчивая прислуга!

— Это замок, ему положено быть построенным из крепкого камня, — граф пожал плечами на это странное замечание. — А прислуга неразговорчива, поскольку я сам не мастак много трепать языком.

Филиппина послала ему озлобленный взгляд и вздохнула, словно выигрывая время для того, чтобы придумать еще какую-нибудь гадость.

— В конце концов, здесь даже нечего почитать, — наконец, выдала она.

Элжерон изумленно обвел взглядом шкафы у стен, чьи полки ломились от изобилия литературы. Корешки книг темнели за стеклянными дверцами, ожидая, пока их прочтут, и определенно не заметить их было довольно-таки сложно.

— Но… — потянул граф, указывая ладонью на один из шкафов.

— Ах нет, я попросила Маргарет что-нибудь прочитать, мои глаза уже не так молоды, знаете ли, чтобы делать это самостоятельно, и она смогла обнаружить лишь какие-то невероятно скучные и дотошные философские трактаты и литературу на неизвестном мне языке!

— Французском или немецком, я полагаю? — уточнил Элжерон, утомленно приподнимая брови. — Какую же книгу Вы желаете?

— Что-нибудь из эпохи романтизма, — огорошила его женщина. Граф задумчиво покопался в памяти, в тех временах, когда бунтарская подростковая душа рвалась в исследование загадок отношений между мужчиной и женщиной, и он с трудом выискивал подобную литературу в самых отдаленных полках и шкафах.

— Полагаю, в библиотеке нашелся бы какой-нибудь памфлет на предпочитаемую Вами тематику, — кивнул Элжерон, поднимаясь.

— Я могу сходить с графом и выбрать что-нибудь для тебя, матушка. Я ведь хорошо знаю твои вкусы, — внезапно проявила рвение Маргарет. Это была бы неплохая возможность, наконец, остаться наедине и попытаться узнать у нее подробности болезни, те, о которых она не решилась бы говорить в присутствии Филиппины.

— Нет уж, нечего юной особе разгуливать в одиночестве по этому замку! — возмутилась Филиппина, и тут же начала подниматься, раздражающе зашуршав юбками и разбивая надежды Элжерона. Он задумчиво прищурился и мысленно позвал к себе Франческу.

— Отчего же, мы вполне сможем справиться сами, тем более, Маргарет будет в сопровождении меня, — произнес он, пытаясь оттянуть время до прихода паучихи и надеясь воззвать к здравомыслию Филиппины и все же оставить ее в гостиной. Краем глаза он заметил, как девушка несколько поникла. Видимо, она также желала уединения.

— Тем более! — вторила ему Филиппина, подходя к двери и отстраняя от нее графа, не позволяя ему проявить вежливость. Едва она ее распахнула, как в проеме на потолке показалась Франческа, тут же загоняя своим видом обратно в гостиную. — Боже правый, пресвятые угодники и дева Мария! — воскликнула на одном дыхании Филиппина, начав осенять себя крестным знамением. Напоследок она перекрестила и саму Франческу и, отступив обратно к тахте, затараторила: — Откуда здесь это чудище?! Граф, немедленно уберите его!

Паучиха в ответ отползла аккурат на пространство над дверью и опустила две черные длинные лапы на проем, поняв желание своего хозяина не выпускать эту женщину из комнаты.

— Ох, Франческа в последнее время столь непослушна, — с наигранным сожалением покачал головой Элжерон. — Боюсь, коли она что-то решила, то я никак не смогу ее переубедить сдвинуться с места и на сантиметр…

Он подошел к двери, и Франческа демонстративно подобрала ноги, позволяя ему свободно пройти. Граф обернулся к Маргарет и спросил:

— Осмелитесь ли Вы пройти со мной мимо сего чудища?

— Еще раз назовешь меня чудищем — и я поселюсь на неделю в голубятне! — недовольно проворчала паучиха, отчего Филиппина испуганно забилась еще дальше, зашуршав юбками, словно всполошенная курица перьями.

— Полагаю… — неуверенно пролепетала Маргарет и настороженно подошла ближе, не спуская глаз с существа.

— Прошу, не бойтесь, — граф ободряюще улыбнулся и протянул раскрытую ладонь, в которую тут же легли тонкие, затянутые в белые перчатки, пальцы Маргарет.

— Неужто ты оставишь меня здесь одну! — воскликнула Филиппина ей в спину, понимая, что девушка вот-вот покинет комнату.

Элжерон потянул юную баронессу за собой, помогая преодолеть пугающее препятствие, и через мгновение за ними уже захлопнулась дверь гостиной, где остались Филиппина и Франческа в качестве ее стража. Граф оглянулся на свою изумленную спутницу, и внезапно они оба рассмеялись. Пустые коридоры и замка мгновенно подхватили их звонкий смех, спрятав его в своих глубинах от завистливых ушей.

— Что ж, если Вы не против, я бы предложил Вам небольшую экскурсию по своим владениям, — с легким поклоном произнес Элжерон. — Не думаю, что Вы жаждете поскорее вернуться в гостиную.

— Я с радостью прогуляюсь по Вашему замку, — благосклонно кивнула баронесса. Граф предложил свою руку, и Маргарет с готовностью взяла его под локоть.

— Замок Паучье Гнездо стоит на вершине этого холма уже несколько столетий, — начал рассказ Элжерон, не спеша идя по коридору. — Раньше его окружал ров, крепостная стена, да и сам холм был выше…

— …а трава зеленее, — закончила за него Маргарет. Граф удивленно вскинул брови.

— Увы, я не знаю, — ответил он.

— Это была шутка, извините, — смущенно потупилась в пол баронесса. — Матушка всегда говорит, что мне лучше держать рот на замке, нежели что-то говорить.

— Однако же, сейчас ее здесь нет, — улыбнулся Элжерон этому замешательству. — Обещаю, что ни слова из нашей беседы не дойдет до ее ушей.

Маргарет улыбнулась, упрямо глядя себе под ноги и склонив голову. Граф заметил, что ее волосы были собраны на затылке в витиеватую фигуру, похожую на цветок, чьи лепестки были собраны к центру из тонких прядей. Элжерон невольно залюбовался этим произведением искусства, напоминающим диковинное изящное соцветие.

— Ваши волосы… — произнес он, внезапно ощущая, как каменеет язык, а фразы цепляются за него тяжелыми валунами, — …как цветок. Белый. Лепестки… роз. Из волос, — закончил граф, изумленно хлопнув глазами, недоумевая, куда девалось его красноречие, и почему он не смог облечь мысль в слова. Маргарет удивленно вскинула на него глаза и склонила головку к плечу, также не понимая, во что превратился его комплимент. Граф нервно прокашлялся, и указал на одну из дверей, которой заканчивался коридор, по которому они прогуливались. — Что ж, предполагаю, экскурсию должно начать с нижнего этажа замка, с его подвала, — он распахнул дверь, и в лицо повеяло холодом. — Будьте осторожны. Все же, это подземелье. Иногда на ступенях собирается конденсат, и они могут становиться крайне скользкими, — добавил Элжерон, пропуская баронессу впереди себя.

— О, не беспокойтесь, моя болезнь не разучила меня переставлять ноги, — улыбнулась ему Маргарет, бодро ступив на лестницу, но едва ее нога встала на камень, как каблук ее аккуратной туфельки скользнул вперед, издав звук, подобный чирканию сухой спички по коробку, и Элжерон в последнее мгновение успел подхватить девушку подмышки, спасая от болезненного падения. Он легко поднял ее над полом и проворно спустился на 16 ступеней, которые привычно преодолевал почти каждый день, и поставил Маргарет на ноги внизу.

— Не смею сомневаться в Вашей грации и изящности, но, боюсь, компания в виде гладких камней и металлических набоек сыграла с Вами злую шутку, — усмехнулся граф. Баронесса напряженно расправила складки болотно-зеленого строгого платья с высоким воротником, чьей целью, казалось, было сокрытие любого открытого участка кожи, и одернула декоративное черное кружево на груди. Элжерон отметил, что одеяние выглядело невероятно скромно и просто. В таком он ожидал скорее увидеть Филиппину, нежели юную девушку, но ее мать как раз скромностью не отличалась, выбирая яркие, крикливые и пышные наряды, словно каждый день и каждую минуту была готова отправиться на бал. — Не беспокойтесь, далее Вас не поджидают никакие опасности, — успокоил от баронессу, заметив ее волнение. Она отправилась за ним по коридору, с любопытством рассматривая тяжелые кованые давно закрытые двери, за которыми были неиспользуемые коморы либо же склады с утварью.

— Признаться, этот подвал выглядит словно настоящее подземелье, — настороженно произнесла Маргарет. Элжерон невольно ухмыльнулся, следя за ее реакцией. Свет от редких ламп на стенах отражался на ее жемчужной коже, превращая ее в неупокоенного призрака, заблудившегося в бесконечном лабиринте серых каменных коридоров. Граф напустил на себя угрюмый вид, и тяжелым, глубоким тоном ответил:

— Увы, в некотором роде Вы правы. — Элжерон расправил плечи и приосанился, едва удержавшись, чтобы сохранить маску жестокого палача, когда Маргарет вскинула на него глаза, в которых отразился испуг. — Мой замок ранее использовался для заключения преступников всех мастей. Воров. Убийц, — продолжил он, подходя к двери, ведущей в кладовую кухни. Ему показалось, что девушка даже дышать перестала, следуя за ним. Он взялся за металлическую ручку и неспешно потянул ее вниз, произнося: — Но и поныне эти подвалы, это подземелье — место заточения многих. Даже сейчас здесь томятся, ожидая своей участи… — Элжерон медленно, с протяжным скрипом, открыл дверь, позволяя завороженно-испуганной Маргарет заглянуть внутрь, — …окорока да винные бочки с бутылками, — скорбным голосом завершил свой монолог граф.

— Боже правый! — воскликнула возмущенно девушка, нахмурившись на него. — Я уж было подумала, что увижу сейчас скелеты, прикованные к стенам, и орудия пыток, покрытые засохшей кровью!

— Помилуйте, неужто я кажусь Вам столь кровожадным? — рассмеялся Элжерон, закрывая дверь и уводя свою гостью дальше. — Никогда владельцы этого замка не участвовали в линчевании либо же физическом насилии. Этот подвал мы используем лишь как склад для припасов. Также, поскольку площадь просто огромна, жители селений хранят у меня свои бочки, в которых выдерживаются вино и виски. Вы не заметили, возможно, когда Вы подъезжали к моему замку, то наверняка проехали мимо южного виноградника, самого обширного в округе. Жители деревень могут изготавливать вино благодаря моим усилиям, — с ноткой гордости произнес Элжерон. — Также здесь находится моя маленькая лаборатория, в которой я время от времени уединяюсь, если мне нужно провести пару-тройку практических исследований. Впрочем, мы к ней уже и пришли. Я бы хотел побеседовать с Вами здесь, где нас не побеспокоят, раз мы уже тут, — граф открыл дверь своей лаборатории, но Маргарет уже не столь смело вошла внутрь, для начала с предосторожностью заглянув и убедившись, что ее и вправду никто и ничто не поджидало за углом. — Не волнуйтесь, Вы в полной безопасности, — усмехнулся Элжерон, заходя за ней следом и прикрывая за собой дверь.

— Извините, а вот так и должно быть? — спросила Маргарет, указывая вглубь небольшой комнаты с низким каменным сводчатым потолком. Элжерон бросил взгляд на свой рабочий стол, заставленный колбами и горелками, с ужасом замечая хищное темно-зеленое растение с широкой пастью, которое лениво жевало кролика, препарированного графом вчерашним утром.

— О господи боже, нет, простите! — воскликнул мужчина, бросившись к выведенному им ради развлечения цветку. Элжерон схватил его, сгребая вместе с инструментами и подносом, на котором лежала недоеденная тушка, и сунул их всех вместе в дальний шкаф, захлопнув его и закрыв на внешнюю щеколду, дабы их вид не смущал гостью. Он резко обернулся к удивленной Маргарет и указал ей на кресло, стоящее напротив его письменного стола. — Прошу, присаживайтесь, — скороговоркой предложил он, внезапно начав нервничать. Элжерон углядел на полке на стеллаже начатую бутылку виски, которая уже давненько стояла там без дела, и решил, что возможно такое угощение поможет Маргарет немного успокоиться и отстраниться от того жуткого образа, который граф, по-видимому, зря для себя создал. Он схватил бутылку, откупоривая ее и одновременно выискивая глазами стаканы, коих нигде не было в поле зрения. Чертыхнувшись про себя, Элжерон взял две чистые приземистые мерные мензурки и плеснул виски в них, на пару глотков. — Прошу, — он протянул одну из емкостей Маргарет и отвернулся, чтобы взять графин с водой и разбавить крепкий напиток, но когда оглянулся на девушку, то ошеломленно открыл рот, увидев, как она опрокинула в себя жидкость и испуганно уставилась на графа. Маргарет на мгновение замерла, словно прислушиваясь к тому, что натворила, и резко истошно кашлянула, прижав к губам тыльную сторону ладони. — Что же Вы, право слово! — всплеснул руками Элжерон, отбирая у нее пустую мензурку и давая другую, уже наполненную водой, к которой девушка припала, словно умирающий от жажды к найденному источнику. Когда она жадно допила и выдохнула, то с возмущением подняла на графа глаза, и тот невольно ретировался, поспешив обойти свой стол и сесть за него.

— Что Вы мне налили? — спросила Маргарет.

— О, это был… — граф неловко взмахнул рукой, отводя взгляд, понимая, что это была не лучшая его идея, — …виски, который у нас делают. Настоящий шотландский виски. Вряд ли Вы такой попробуете в своем Лондоне, — добавил он, наблюдая, как девушка осторожно садится в кресло напротив и ставит мензурку на стол. — Я и предположить не мог, что Вы так охотно и не раздумывая это выпьете!

— Я попросту привыкла! — возмущенно ответила девушка таким тоном, словно Элжерон и сам мог бы все понять. — Я столько врачевателей уже посетила, и каждый пичкал меня какими-то пилюлями, поил различными настойками и выдержками, а Вы сунули мне мензурку! Еще бы я не решила, что это очередное колдовское варево! — она всплеснула руками и обиженно скрестила их на груди. Граф улыбнулся, заметив, как ее щеки немного порозовели, по-видимому, от виски. Да и ее поведение стало несколько более мягким и не таким скованным.

— Нет, я не делаю магические варева, — хохотнул Элжерон. — Настойки — возможно, но, знаете ли, я могу лечить сам, прикосновением. Это особый дар, благодаря которому я и могу себя именовать друидом, — с гордостью объяснил он.

— Может, Вы могли бы излечить и меня прикосновением? — с надеждой в голосе спросила девушка.

— Вряд ли, я не ощущаю в Вас болезни, — смутился Элжерон, внезапно вспомнив, как встретил девушку ночью. — Посему я бы хотел опросить Вас по поводу этой самой неведомой хвори, именуемой Вами проклятием, — постановил Элжерон. Он осторожно взял из стопки бумаг чистый лист, нашел в ящике стола перо и открыл чернильницу, подготовившись делать пометки и записи, которые могли бы ему пригодиться в будущем. — Для начала, скажите… — он на мгновение осекся, собираясь с мыслями, — …как Вы спали сегодня ночью?

— Хорошо! — выпалила Маргарет. — Ваш замок, вопреки словам матушки, очень уютный и напоминает неприступную крепость!

— Покинуть его гостям довольно сложно, если его жители того не желают, — отметил граф, глядя ей в глаза.

— Вы намекаете, что я здесь пленница? — дерзко спросила Маргарет, закидывая ногу на ногу под длинной свободной юбкой. — Я ведь сама сюда приехала, и вольна уйти, когда того пожелаю.

— Даже если это желание проснется посреди ночи, не пробудив Вас саму? — уточнил Элжерон.

— Ох, — Маргарет поникла, спрятав глаза. — Неужто я снова ходила во сне… Этого давно не случалось. Мне снилось, что мне невероятно жарко, словно весь воздух раскален как в пустыне, и жжет меня снаружи и изнутри, и мне лишь хотелось найти прохладу. И я помнила, что на улице лежит снег. Может, сон повел меня туда, где холодно… Но погодите-ка, кто же нашел меня? — она подняла пытливый взгляд на Элжерона, ожидая его ответ.

— Я, — признался граф.

— Как же! — начала задыхаться от возмущения Маргарет, прижав ладони к груди. — Вы?! Посреди ночи?! Нашли меня бродящей по замку практически без сознания в одном неглиже?! Силы небесные, сколь постыдное происшествие!

— Боюсь, Вы отчего-то порвали свое неглиже и оставили его в спальне, прежде чем отправиться на полуночную прогулку, — уточнил Элжерон, тут же укорив себя за свои слова, поскольку Маргарет сперва побледнела еще больше, нежели обычно, а следом порозовела, очевидно, от стыда. Она уперла руки в боки и отчитывающим тоном ответила:

— Так вот следы чьих распущенных пальцев я обнаружила по всему телу! После подобного Вам, как истинному джентльмену, полагается на мне жениться!

— Возможно и так, но как истинный шотландец я далеко не джентльмен, посему не смогу удовлетворить Ваше требование! — с улыбкой парировал Элжерон.

— Думаете, Ваше происхождение избавит Вас от ответственности? — лукаво поинтересовалась девушка.

— Увы, боюсь, что ни одна леди не пожелает делить постель с пауком, — граф не выдержал и расхохотался, вспомнив любовь Франчески к его кровати. Но Маргарет вместо того, чтобы присоединиться к нему в веселье внезапно громко хлопнула ладонями по столу, переменившись в лице, и заговорщическим шепотом изрекла:

— Так и знала…

— Что, простите? — переспросил Элжерон с легкой тревогой.

— Вы ночью превращаетесь в большого рыжего паука! — победным голосом постановила Маргарет, чем вызвала у графа новый взрыв хохота.

— Ах, Вы уморительны! В какого еще паука? — сквозь слезы выдавил он из себя.

— Разве не из-за этого Вы живете здесь, почти в заточении? — растерянно пролепетала баронесса.

— Паук, о котором я говорил, — Франческа, — объяснил Элжерон. — Хоть я ей и запрещаю, она все же любит иногда пробираться ко мне в постель ночью, занимая почти все свободное пространство в ногах. К тому же, она весьма ревнива. Посему, моей гипотетический избраннице пришлось бы делить ложе еще и с болтливой паучихой. Поверить не могу, что Вы считали меня способным обращаться в зверей!

— Какое иное более достоверное оправдание может быть для добровольного одиночества? — беспечно пожала плечами девушка. — Вам не одиноко в этом замке?

— У меня полный замок прислуги, — отметил граф. — У меня есть питомец, который не отходит от меня ни на шаг днями напролет и который, между прочим, умеет разговаривать, хоть это и не очевидно для окружающих. В конце концов, меня любят жители деревень.

— Но не так, как может полюбить женщина, — заявила Маргарет.

— Да что же столь ужасного в одиночестве? — несколько раздраженно произнес Элжерон, беря свою емкость с виски и отпивая его в надежде погасить разбушевавшийся в груди гнев. — Разве это не прекрасно — быть всегда с тем человеком, которого ты знаешь вдоль и поперек, и на которого всегда можешь положиться в любой момент?

— К сожалению, я уже давно не могу положиться на саму себя, — с грустью в голосе ответила Маргарет, начав потирать предплечья. — Я ведь не помню, как ушла из спальни. Как рвала одежду. Как Вы меня нашли и, полагаю, вернули.

— Не уверен, что припоминаю верно, но мне показалось, что мои прикосновения оставляли жуткие следы на Вашей коже. Словно… она таяла под моими пальцами, как снег.

— Вы правы. Это одно из проявлений проклятия… То есть болезни! — поправилась Маргарет, словно на мгновение забылась и произнесла вслух то, что было не должно.

— Но тогда, выходит, я Вас ранил? — обеспокоился граф.

— О, не волнуйтесь на этот счет, у меня бесчисленное множество средств от ожогов и для облегчения боли. Я давно обработала все повреждения.

— Но ведь эти мази вряд ли излечивают Вас за пару мгновений? — поинтересовался Элжерон.

— Конечно нет… — баронесса издала протяжный вздох. — Кожа расползается, словно размокшая бумага, но зато заживает столько, сколько ей и полагается. Чтобы как можно реже получать новые раны, я скрываю всю открытую кожу, и всегда ношу перчатки. Уже почти год никто не касается меня… — с тоской добавила она.

— Мой вопрос наверняка покажется Вам крайне вопиющим, но могу ли я увидеть хоть один ожог, оставленный мной?

— Только если Вы выполните мою просьбу, — выдвинула встречное требование баронесса.

— Все, что угодно, — с усмешкой пообещал Элжерон.

— Не говорите матушке о произошедшем… Только представьте, что произойдет, коли до нее дойдут слухи, что Вы… и я…

— Я прекрасно понимаю, — кивнул граф, вставая с кресла и обходя свой стол. — Вас никто не видел, кроме меня. И Франчески. Но речь паучихи никто не разбирает, так что даже если ей по какой-то причине взбредет в голову разболтать о случившемся, никто и слова не поймет, — заверил он девушку. — Итак, если мне не изменяет память, один из следов должен быть у Вас на левом запястье.

— Да, словно Вы специально коснулись меня там, из любопытства, — Маргарет наморщила носик и осторожно стянула перчатку, поворачивая руку к графу. Тот было протянул руку, чтобы взять ее, но баронесса тут же дернулась от него в сторону, вжимаясь в кресло и пряча ладонь в складках платья.

— Простите, — пробормотал граф, убирая руки за спину. — Просто привычка все не только осматривать, но и ощупывать. Обещаю впредь касаться Вас лишь глазами, словно хрупкого выставочного экспоната под стеклом.

— Хорошо… — опасливо буркнула Маргарет и вновь показала запястье, на котором Элжерон тут же рассмотрел красный след от ожога.

— Подумать только, — пробормотал граф себе под нос, наклоняясь ближе. — Это и вправду настоящий ожог, хоть и неглубокий. Я ведь подумал, что мне показалось, ведь это невозможно! И это крайне меня напугало ночью, поскольку я не видывал доселе ничего подобного. Но ведь, в таком случае… — он перевел взгляд выше, остановившись им на предплечьях девушки, скрытых под тканью платья. — У Вас на плечах отпечатки моих ладоней, верно?

— Именно, — кивнула Маргарет, неловко поведя плечом и натягивая рукав на запястье. — И, кажется, две широкие полосы на спине. Сложно было утром скрыть их от моей компаньонки.

— Я могу залечить Ваши раны, за пару мгновений, а не несколько дней, как Вы, по-видимому, уже привыкли, — Элжерон отошел от девушки и начал рыться в одном из широких ящиков в шкафу с инструментами в поисках перчаток, которые предполагал использовать в работе, но они так и не пригодились.

— У Вас столько шкафов в каждой комнате, — задумчиво потянула баронесса у него за спиной. — Много у Вас в них скелетов, полагаю?

— У меня нет скелетов в шкафах. Во-первых, я открытый человек. А во-вторых, у меня попросту нет времени их собирать, — усмехнулся сам себе мужчина. — Обычно у меня столько дел, что бывает мне некогда возвращаться сюда, в замок, и я ночую в одной из деревень, — он, наконец, нашел тонкие белые лайковые перчатки и натянул одну из них, возвращаясь к Маргарет. — Это лишь на время зимы я, словно и земля, и лес вокруг моего замка, впадаю в спячку, предаваясь блаженству безделья. — Он взял в ладонь, спрятанную под тканью перчатки, запястье Маргарет. — Я бы хотел попросить у Вас позволения кое-что сделать. Хочу увидеть, что происходит с Вашей кожей от обычного касания.

— Вы же понимаете, что для меня это будет подобно прикосновению пламени свечи? — с болью в голосе спросила девушка, подняв на него хрустальные глаза.

— Всего мгновение, которого мне хватит, чтобы увидеть процесс. После этого я тут же уберу рану. Вот так, — он провел пальцем по одному из своих овальных красных отпечатков на коже баронессы, и тот исчез от его прикосновения, словно он стер каплю пролитого молока с поверхности стола.

— Невероятно! — восторженно выдохнула девушка. — Сколько лекарей меня осматривало, но ни один не мог совершить подобного! — она внезапно схватила Элжерона за рукав, словно ей повезло поймать саму удачу во плоти. — Я знала, что не зря еду сюда, в такую даль! — вдохновенно произнесла она, заглядывая ему в глаза. — Вы моя надежда, я верю в это!

— Помилуйте, я лишь друид, а не врачеватель, — смутился Элжерон. — Так что, я могу провести крошечный эксперимент? Возможно, он поможет мне хотя бы приблизительно понять, что с Вами происходит.

— Хорошо, — нервно кивнула Маргарет. — Я потерплю это мгновение.

— Тогда я постараюсь как можно быстрее, — убедил ее граф, поднося указательный палец к тыльной стороне ее запястья.

— Ой, нет, погодите! — испуганно взвизгнула Маргарет. Она резко потянулась к столу Элжерона и, схватив с него импровизированный бокал с виски, из которого ранее пил граф, осушила его одним глотком. — Все, я готова, — выдохнула девушка, звякнув стеклом мензурки об стол.

— Право, я уже сомневаюсь, что стоит, — выпучил глаза Элжерон, глядя на эту моральную подготовку.

— Нет-нет, начинайте, — махнула свободной рукой Маргарет. — Не умру, авось, особенно после ночи-то. Уж Вы постарались на мне следов оставить. Одним пятнышком больше, одним меньше…

Элжерон глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и все же коснулся пальцем руки девушки. Он изумленно ощутил непривычный для человеческого тела холод, и как палец уходит вглубь кожи, не встречая никакого препятствия. Он завороженно, с исследовательским любопытством, следил за процессом, пока его слуха не коснулся измученный женский стон. Граф охнул, приходя в себя, и отнял палец, останавливая пытку. На месте его прикосновения образовался глубокий багровый овал, точно повторяющий контур подушечки его пальца.

— Не пойму, ожог выглядит как термальный, и одновременно как химический… — пробормотал Элжерон себе под нос, тут же уничтожая следы своего грубого воздействия на нежнейшую кожу. — Я словно разрушил верхний покров, дойдя едва ли не до жил, но в то же время не увидел ни капли крови. Возможно потому, что… она невероятно холодна. Холод будто внутри Вас. Но он не убивает Вас сейчас, как, скажем, человека, брошенного на морозе.

— Все именно так, — подтвердила баронесса, осторожно убирая руку, которую граф непроизвольно продолжал сжимать ладонью в перчатке.

— О, позвольте, но ведь это значит, что и вся Ваша спина выглядит точно так же?! — осознал Элжерон. — И это сделал я!

— Я Вас прощаю, — благосклонно улыбнулась Маргарет. — Вы ведь не знали и, как я поняла, лишь хотели мне помочь.

— Нет, прощение, безусловно, для меня важно, но не так, как осознание того, что из-за меня Вы страдаете! — возмущенно воскликнул Элжерон. — Я усадил вас в мягкое кресло но вы сидите так словно проглотили шест. Это ведь от боли, что Вы ощущаете в спине и плечах! Я причинил Вам вред. Прошу, позвольте избавить Вас от его последствий тем способом, каким я умею. Видите, я буду в лайковых перчатках, — он натянул белую материю на вторую ладонь, демонстрируя свои руки Маргарет. — Я не коснусь Вашей кожи, но все же ткань платья слишком плотна для меня.

— Вы предлагаете мне его снять? — с возмущением в голосе повернулась к нему Маргарет.

— Достаточно будет лишь приспустить его с плеч, — объяснил граф. — Я буду стоять у Вас за спиной и не выйду за рамки приличий. Кроме того, здесь кроме нас двоих никого нет. Некому будет осудить нас за подобные действия, как и ночью, когда я уберег Вас от раскрытия Вашего маленького приключения, — с ухмылкой добавил он.

— Ох, и вправду, — демонстративно-громко вздохнула девушка. — Вы так легко заживили мои раны, боюсь, я не смогу отказаться от подобного избавления от боли в спине и на предплечьях. Только небольшая проблема: шнуровка на корсете моего платья — на спине, я не смогу сама с ней совладать.

— Я помогу Вам, — с готовностью кивнул Элжерон. Он обогнул кресло и дождался, пока Маргарет перекинет белую скатерть волос себе на плечо вперед и наклонится, давая ему свободу действия. — Ваше платье шнуруется снизу… — растерянно отметил граф. — Мне придется распустить всю перевязь, дабы добраться до плечей.

— Да развязывайте уже! — небрежно отмахнулась от него Маргарет. — Мне скрывать больше нечего.

— Полагаю, истинной леди всегда найдется, что скрыть, — ухмыльнулся себе граф, начиная не спеша распутывать шнуровку.

— Возможно, но не когда тебя посреди ночи лапает невесть, кто! — парировала девушка. — Наверняка Вы не стеснялись меня разглядывать?

Элжерон хмыкнул вслух, но не ответил на эту нападку, сосредоточившись на своем занятии. Похоже, виски подействовал даже лучше, чем он ожидал, не только расслабив девушку, но и добавив ей храбрости. Ослабив шнур, он потянул в стороны края корсета и сдвинул его вперед, обнажая плечи и предплечья девушки, вновь являя своим глазам ее белоснежную кожу. Он увидел несколько неуклюже сложенных бинтов на спине, которые, похоже, поддерживались на счет плотного платья, и осторожно убрал их, с сожалением глядя на оставленные им следы.

— Боже, раны просто ужасны, — простонал он, едва сдерживаясь, чтобы не провести ладонью в жесте утешения по коже Маргарет. Нежное создание, которое так легко сломать. Хрупкий цветок, что просится под колпак.

— Если Вы нашли, что искали, то, может, приступите к работе? — провозгласила девушка. Она наклонилась ниже, прижимая обеими ладонями платье к груди, не позволяя ему упасть ей на колени.

— Да, конечно, — пришел в себя Элжерон. Он сосредоточенно сдвинул брови к переносице и принялся за работу. Следы его запястий, покоившиеся между лопаток Маргарет, словно ожоги от широких раскаленных металлических планок, быстро исчезли под его перчатками. Он переместился к предплечьям, с раскаянием глядя на два клейма, которые он поставил своими ладонями по незнанию. Еще несколько мгновений — и кожадевушки вновь была чиста и нетронута, как первый снег в лесу, спрятанный под широкими лапами многовековых елей. Он словно смотрел на неотразимую картину "Венера с зеркалом" Веласкеса, и сама богиня склонилась перед ним, стыдливо прячась в приспущенном платье, позволяя увидеть лишь небольшой участок своего тела. Элжерон невольно провел ладонью по спине Маргарет вдоль изящного ровного позвоночника, любуясь ею, и баронесса внезапно застонала, заставив его вздохнуть от восторга.

— Боже, Вы невероятный целитель! — произнесла она, раскрывая истинную причину своего стона. — Как же приятно ощущать, как отступают боль и жжение, словно по мановению волшебной палочки!

— Всегда пожалуйста, — несколько нервно ответил Элжерон. Он взялся за края платья, возвращая его на плечи и сводя к лопаткам, и принялся шнуровать корсет. Граф наклонился ниже, путаясь в невероятном количестве крючков и петелек, боясь сделать все не так, как было, дабы компаньонка Маргарет не разобрала вечером, что ее госпоже приходилось раздеваться, и внезапно ощутил, что волосы девушки пахнут точь-в-точь как ландыши. Он улыбнулся себе, жалея, что не может коснуться кипенных прядей, которые Маргарет продолжала придерживать у плеча, и заговорил, чтобы разрушить тишину. — Ранее я говорил о Вашей прическе. Я пытался сказать, что у Вас крайне необычное и красивое плетение. Полагаю, у Вашей компаньонки талант к созданию причесок.

— Я сама это плела, — с гордостью в голосе ответила Маргарет.

— Правда? — изумился граф. — Восхитительно! А ведь Вам даже не было видно на затылке, что Вы делаете. — Он затянул на поясе девушки шнур, как было до этого, и провел ладонью по снежной волне, уходящей мягкой лавиной к плечу. — Столь необычный цвет. Словно падающая с небес звезда коснулась хвостом Ваших волос.

— Они были черными, как вороново крыло, — произнесла баронесса, распрямляясь в кресле и расслабленно откидываясь на его спинку, как не позволяла себе ранее. — Это все проклятие. Оно выхолодило меня изнутри, словно связало меня с морозом и снегом, даже волосы окрасив в свой цвет, отметив меня. Будто мало того, что я живу с этим холодом. Меня ничто не может согреть. Ни ванна, ни пища, ни человек, ни одеяло, ни погода. Я либо всегда замерзшая, либо же все, что источает тепло, жжет меня, оставляя следы и боль. У меня даже не осталось сил дрожать, как положено замерзшему человеку. Я лишь жду. Когда это кончится. Иногда мне хочется попросту наложить на себя руки, чтобы прекратить все это…

Элжерон положил ладони на плечи Маргарет и перевесился через спинку кресла, глядя в глаза девушки сверху-вниз.

— Вы же знаете, что это огромный грех. Вы крайне фаталистичны.

— Меня уже не заботит греховность моих помыслов. Зато, когда я попаду в ад, то наконец согреюсь в кипящем масле.

— Надеюсь, Вы туда не попадете, — усмехнулся Элжерон, отходя от кресла. Он с сожалением взглянул на стол, на котором все так же лежал чистый лист бумаги, на котором он ничего не написал. — Думаю, мы достаточно поупражнялись в острословии, и можем перейти к делам более насущным, ведь мы провели в подземелье целый час, и все это время Ваша матушка ожидает нас наверху с книгой. Надеюсь, Вы готовы покинуть мои подземные пенаты и вернуться на свет божий, — добавил граф, предлагая Маргарет свою руку, затянутую в перчатку.

Глава 4

— Любопытно, который сейчас час? — задумчиво произнесла баронесса, оглядываясь по сторонам в тщетной попытке найти часы возле винтовой лестницы, ведущей на второй этаж замка.

— Без пяти минут полудень, — ответил Элжерон.

— О, откуда же Вам это ведомо, коли я не вижу нигде часов? — удивилась Маргарет, ступая в коридор второго этажа, что вел в библиотеку.

— Время — неотъемлемая часть природы, и мне не нужны часы, дабы ощущать его, — улыбнулся мужчина.

— Как интересно было бы взглянуть на то, как Вы управляете погодой, — мечтательно потянула девушка. — Я никогда бы не подумала, что магия реальна, и что она так близко. Скажите, Ваши силы — они от бога или от дьявола? — она повернулась к графу и вперила в него небесные большие глаза.

— Я не знаю, — растерялся Элжерон. — Не припоминаю, чтобы ко мне являлся какой-нибудь святой и наделял меня этими умениями. Но и, уверяю Вас, дьяволу я душу не продавал. О, этот разговор напомнил мне, что я кое-что у Вас не спросил. Вы уверены, что на Вас именно проклятие, а не что Вы, скажем, одержимы?

— Одержима? Я? — баронесса приложила ладонь к груди в жесте крайнего возмущения. — Но кем, и как? Неужто Вы полагаете, что я — это не я, и мною кто-то управляет?

— Ночью произошло кое-что, что натолкнуло меня на такую мысль. Когда я коснулся Вас в первый раз, намереваясь лишь разбудить, Вы подняли крик. Но не такой, какой можно было бы ожидать от хрупкой девушки. Вы разбудили весь замок, у меня хлынула кровь носом, а Франческа лишилась чувств! Ваш вопль напомнил мне описания банши, встреченные мной в книгах о демонах. Вы бывали во время болезни в церкви?

— Конечно, я каждое воскресенье посещаю с матушкой службу, — кивнула Маргарет. — Не чувствовала ничего необычного. И никто не рассказывал мне до Вас о том, чтобы я кричала. О лунатизме я осведомлена, но раньше он случался лишь у меня дома, и в отъездах не проявлял себя. Удивительно, что столь странные события произошли именно в Вашем замке, — отметила Маргарет. — Скажите, а кроме Вас и прислуги здесь никто не живет?

— Нет. А кто еще здесь должен быть? — не понял Элжерон.

— Скажем, Ваши родные? Вы, вроде, молоды, — осторожно произнесла девушка.

— О, Вы о моих родителях, — граф протяжно вздохнул. — Хорошо, раз мы негласно решили, что у нас нет секретов друг от друга, то поведаю я Вам историю о том, как я остался один. Моя мать умерла уже давно от горячки, за что отец так и не простил себя. А сам он погиб в битве с драконом.

— Что, простите? — растерянно переспросила Маргарет.

— Моего отца убил дракон.

— Что?.. — беспомощно повторила баронесса, поднимая на графа глаза в надежде, что он оговорился, или она что-то понимает неверно.

— Мой отец погиб в схватке с драконом, — повторил Элжерон.

— Драконом?

— Драконом.

— Драконом?..

— Да, да, драконом, господи боже, Маргарет, что непонятного в моих словах! — взорвался граф, взмахнув руками. — Такой огромной тварью, покрытой чешуей, с крыльями и зубастой пастью! С драконом, который терроризировал селения, замок и уничтожал все посевы, когда ему вздумается! С этим драконом, в буквальном смысле!

— О, подумать только, — дрожащим голосом пролепетала девушка, нервно сцепляя ладони перед собой. — Дракон, как в сказке… Только в плохой сказке. И что же этот монстр?

— Отец убил его. Они оба погибли в той схватке.

— Как печально… — выдохнула Маргарет. — Значит, не было ни победителей, ни проигравших.

— Нет, нет! — воскликнул Элжерон. — Все неверно, Ваше суждение ошибочно! Были только проигравшие! Там, где есть смерть, не может быть победителей!

Он оглянулся на баронессу, внезапно увидев, как она вздрогнула и поникла.

— Извините… — пробормотала она. — Мне очень жаль, что в Вашей жизни произошли такие события. Вы правы, смерть — всегда плохо, даже если она столь… непривычна. Но знаете, иногда мне кажется, что что бы я ни сказала, какое бы утверждение ни произнесла, Вы на него ответите "нет", — тихо закончила она, вызывая у графа легкие угрызения совести.

— Нет, что Вы, это не так, — стушевался Элжерон.

— Вот! Вот вновь! — встрепенулась девушка. — Вы снова сказали "нет"! Словно Вам постоянно так и хочется оспорить каждое высказывание! Вы любите споры?

— Может быть, — усмехнулся мужчина.

— Потому что в споре рождается истина? — предположила Маргарет. Граф наклонился к ней и ответил заговорщическим шепотом:

— Нет, потому что в споре рождается более близкое знакомство с человеком.

— Тогда, выходит, нечасто Вы с кем-то спорите, — усмехнулась Маргарет. — Иначе Вы наверняка бы уже нашли ту самую, которая бы терпела Вас, либо же спорила с Вами в два голоса, — девушка тихо захихикала, прикрыв улыбку ладонью.

— Маргарет, Вы снова в это русло, — утомленно закатил глаза Элжерон. — Полагаю, Филиппина слишком активно и часто повторяет Вам, что предназначение девушки в том, чтобы стать чьей-то женой.

— Что же в этом плохого — быть за мужем? Поведайте мне, граф, отчего Вы такой большой противник брака? — произнесла Маргарет.

— Видите ли, — вздохнул он, — на мой взгляд, женщина, чьей главной жизненной целью является замужество — словно пуговица, что ищет, к какому сюртуку бы себя пришить. И когда её поиски приводят к успеху, она использует по очереди четыре крепкие нити. Чувство привязанности, брак, быт и дети. Чем больше нитей такая женщина успеет вшить, тем труднее будет оторвать пуговицу от сюртука, и в тем более плачевном состоянии останется ткань.

— Но ведь в таком случае, каков прок от сюртука без пуговиц? — задумчиво поинтересовалась баронесса.

— Все же, больший, нежели от того, в котором пуговица душит за горло, — парировал мужчина. — А возможность поставить именно ту пуговицу, что хочешь ты — и вовсе наилучший вариант.

— Но Вы, похоже, упрямо предпочитаете ходить расстегнутым, чтобы не походить на большинство? — Маргарет залилась переливистым смехом.

— Я не слишком слежу за модой, — благосклонно кивнул ей мужчина. — А что же, в Лондоне всем положено носить сюртуки застегнутыми от нижних пол и до ушей?

Маргарет внезапно выпустила его локоть и сделала несколько быстрых шагов вперед, обгоняя, чем заставила графа остановиться. Она критическим взглядом окинула мужчину с ног до головы, демонстративно подперев подбородок ладонью.

— Да, Вы и вправду весьма старомодны!

— И что же в моем классическом костюме старомодного? — справедливо возмутился Элжерон.

— Костюмы, естественно, носят, но вот только жилеты выбирают не в тон с основной тканью, а пестрых окрасов — это для начала, — объяснила девушка, указав тонким пальцем в белой перчатке Элжерону в грудь. — Далее, — она перевела палец ему на шею, — отдавая дань моде, следует носить такой же яркий галстук либо платок, коих у Вас нет и впомине. И последнее, — она внезапно опустила руку вниз, — не стану отрицать: Вы крайне меня удивили, выйдя вчера встречать гостей в домашних тапочках.

— Тапочках? — побледнел Элжерон, судорожно начиная припоминать, что и вправду перед отходом ко сну снимал с ног домашнюю обувь, а не туфли. — Я забыл сменить их, собираясь впопыхах, ведь я не ожидал гостей… — пролепетал он оправдания.

— Таким образом, Вас сложно назвать кем-то, кроме как старомодным чудаком! — постановила Маргарет, засмеявшись.

— Ох, после такого вердикта мне остается лишь надеть свой килт, взять волынку и уйти в горы пасти овец, — драматично взмахнул рукой граф, подыгрывая девушке.

— У Вас и килт есть? Никогда не видела такого, не покажете? — кокетливо предложила девушка. Элжерон усмехнулся ей, уставляясь взглядом в пол.

— Это в Вас говорит виски.

— Полагаю, он ведет двусторонний диалог с Вашим!

— Спасем же друг друга от гнева вашей матушки, и не будем ей говорить об этой маленькой авантюре, иначе, боюсь, она посадит меня под домашний арест в моем собственном замке, — предложил Элжерон, заходя в очередную просторную комнату, которую нужно было пройти, дабы добраться, наконец, до библиотеки.

— Это танцевальный зал? — спросила Маргарет, окидывая взглядом просторное светлое помещение с кремовыми стенами. В дальнем углу его стоял большой белый рояль, прямо рядом с огромным не зажженным камином, занимающим едва ли не всю стену.

— Да, когда-то давно здесь проводили балы, но, знаете ли, при мне такого уже не бывало. Не припомню, чтобы к нам приезжали массово гости.

Маргарет подошла к камину, над которым красовался большой портрет семьи Элжерона. Мужчина невольно улыбнулся своим отцу и матери, с теплом глядящих на него со стены. Такие юные, еще не знающие о том, как сложится их жизнь, и что ждет их впереди. Портрет был нарисован вскоре после их свадьбы. Мать сидела в кресле, одетая в пышное белое платье. Чуть взъерошенный отец с такими же рыжими волосами, как у Элжерона, стоял рядом с ней, положив ладонь ей на плечо, лукаво улыбаясь. Единственное напоминание, оставшееся о беззаботной жизни в этом замке.

— Вы так похожи на свою мать, — выдохнула Маргарет, рассматривая портрет.

— О, я полагал, что на отца, — вздрогнул Элжерон, оборачиваясь к ней, но девушка уже вовсю рассматривала меч, покоящийся на подставке на камине.

— Какой красивый, — прошептала Маргарет, невольно протягивая к нему руку. — Не думала, что меч можно использовать как украшение помещения, а не как оружие.

— Этот — особенный, — усмехнулся граф. — Тот самый, которым отец убил дракона.

— Правда? — восхищенно воскликнула девушка. — А можно его подержать в руках? Это невероятно!

— Прошу, — Элжерон сделал приглашающий жест, разрешая Маргарет взять оружие. Девушка вцепилась в рукоять полутораручного меча с массивным набалдашником, инкрустированным камнем кроваво-красного цвета, и натужно икнула, не в силах поднять его со стойки. — Что же Вы, право слово, меч-то весит не больше пяти фунтов, — засмеялся мужчина, отодвигая баронессу и беря одной рукой оружие. Он осторожно снял его со стойки и, перевернув лезвием вниз, протянул девушке.

— Это рубин? — завороженно спросила она.

— Именно, — с самодовольной ухмылкой кивнул Элжерон. — Это моя семейная реликвия, ему примерно три сотни лет.

— Вот это да… — выдохнула Маргарет, протягивая к лезвию ладонь, намереваясь его коснуться.

— Нет! — воскликнул граф, отдергивая от нее меч. Маргарет испуганно вздрогнула и беспомощно подняла на него глаза. — Он же обоюдоострый! — сердито добавил мужчина, устанавливая оружие на его законное место на камине. — Вы запросто разрежете его кромкой не только ткань перчаток, но и кожу!

— О, он не выглядел таким уж острым, — беспечно пожала плечами девушка, тут же отправляясь дальше в коридор.

— Погодите меня! — окликнул ее владелец замка. — Вы можете заблудиться здесь!

— Тогда догоняйте меня, граф МакЛавингтон, иначе рискуете получить новую заблудшую невинную душу в свои каменные казематы! — Маргарет звонко рассмеялась и, судя по стуку торопливо удаляющихся каблуков, побежала дальше, пока граф, ворча себе под нос, устанавливал старый меч на неудобную подставку.

— Я уже иду! — крикнул он в коридор, наконец, закончив, и побежал вдогонку за своей снежной гостей. Граф вышел в коридор, ведущий к библиотеке, и улыбнулся, найдя беглянку.

— Здесь есть балкон! — воскликнула она, завидев длинную стеклянную стену до потолка, через которую лился белый свет с улицы, заметенной снегом. — Мы можем туда выйти? — она оглянулась на Элжерона.

— Конечно, если пожелаете, — ответил граф, почти настигая свою цель, как та внезапно взвилась с места, зашуршав темной юбкой, и побежала дальше, желая вылететь на улицу, в мороз, который так и манил ее, но на полпути она заметила дверь и с любопытством остановилась.

— А что тут? — без тени стеснения спросила Маргарет.

— Это неважно, — занервничал Элжерон. Дверь вела в одну из его личных комнат, куда он никого не пускал кроме Алисы, и гостей в ней он бы не хотел.

— Теперь я жажду узнать, что там! — юная баронесса звонко рассмеялась и взялась за ручку двери, уже поворачивая ее вниз.

— Нет, стойте! — ринулся за ней Элжерон в надежде защитить свою обитель от посягательств вторженки.

— Ваше "нет" так и заставляет меня сделать "да"! — провозгласила Маргарет, распахивая дверь комнаты. — Как тут темно… — потянула она, тут же заходя внутрь, и графу пришлось лишь последовать за ней. Девушка потянула носом, принюхиваясь к воздуху. — Здесь непривычно пахнет. Сладко и… каким-то деревом?

— Это сандал, — вздохнул Элжерон. И здесь — моя комната для медитаций, — признался он.

Маргарет прошла в маленькую уютную комнату, в которой не было ни единого шкафа, зато пол был усыпан подушками, а окна зашторены тяжелыми темными портьерами. Девушка, с любопытством склонив голову к плечу, осмотрела кальян, стоящий посередине.

— А что это? — поинтересовалась она.

— Кальян. Для курения.

— Значит, Вы используете восточные практики, — утвердительным голосом произнесла Маргарет. — Даже не знаю, как мне сопоставить в голове человека в килте, медитирующего среди овец на вершине горы, — она звонко расхохоталась, на что Элжерон уничижительно покачал головой.

— Медитативные практики помогают мне сосредоточиться, и стать ближе к природе, услышать ее и те силы, который протекают сквозь меня, и которыми я управляю. Будь моя воля, я бы предпочел жить в Тибете, в единстве и гармонии с природой, нежели насиловать ее в угоду своим потребностям…

Маргарет не спеша обошла кальян и села на подушку, подогнув под себя ноги. Она окинула взглядом комнату, разглядывая восточные узоры на одной из стен, и задумчиво коснулась стеклянной колбы на полу.

— Кальян… — тихо повторила она, словно силясь что-то вспомнить. — Ах, верно же! Я поняла, что это. Вы здесь запираетесь по вечерам, и курите его, как Синяя Гусеница, задумчиво пуская дымные кольца. Мечтаете превратиться в бабочку? — Маргарет потянула кальян за мундштук, распутывая трубки, и граф поджал губы, чувствуя, что начинает сердиться.

— От Ваших ярлыков на мне вскоре не останется места, — недовольным тоном ответил Элжерон, подходя к девушке и протягивая ей ладонь, чтобы помочь подняться. — Вы же сами, словно белая кошка, норовите нырнуть в первую попавшуюся приотворившуюся дверь, даже если Вам туда не слишком было нужно.

— Да Вы истинный шотландец, — усмехнулась Маргарет, заметив его недовольство. Она встала сама и расправила юбки, отправившись к выходу из комнаты. — Готовы пустить к дом нуждающегося, обогреть и накормить его, но стоит Вас задеть — и Ваш гнев не заставит себя ждать, изливаясь на обидчика в полной мере.

— Поверьте, я еще не гневался, — холодно отметил граф. — Вы желали на балкон? — добавил он, указывая ладонью направление к стеклянным дверям.

— Да, было бы неплохо немного остудиться, — вздохнула Маргарет. — Виски так и жжет тело изнутри. Я еще не пила таких крепких напитков. Обычно я предпочитаю белое вино. Да и у Вас в замке так натоплено, словно стоит жаркое лето.

— Я все еще теплокровен, посему предпочитаю находиться у камина, — бросил колкость граф, чем заслужил уничижительный взгляд Маргарет, в котором, впрочем, не было обиды. Он проследовал за ней до балкона и отворил высокую стеклянную дверь, выпуская в объятия утихающей метели, выходя на улицу следом. Элжерон почувствовал, как по телу пробежали мурашки, словно он был диким зверем, что пытался распушиться для спасения от пронизывающего холода.

— Как здесь хорошо, — с удовольствием произнесла Маргарет, внимая с ладоней перчатки и зачерпывая с перил свежий снег.

— У Вас не идет пар изо рта, — удивленно отметил граф. — Вы точно хорошо себя чувствуете здесь? — он невольно поежился, с трудом сдерживаясь, чтобы не обхватить себя руками от холода.

— Настолько хорошо, насколько это возможно в моем состоянии, — девушка растянула синие губы в вежливой улыбке. — Что это за башенка? — она указала влево на возвышающуюся каменную башню.

— Это голубятня. Там живут те птицы, которых еще не успела съесть Франческа, — с нотой укора в адрес своего питомца ответил граф.

— Это прекрасно, ведь голубь — символ мира!

— Голубь — символ нескончаемого дерьма, — скривился мужчина. Маргарет возмущенно хлопнула на него глазами. — Вы просто никогда не бывали в голубятне, как я понимаю…

— А этот лес… — она отвернулась от графа и указала на черное море у подножия замка, — …тоже принадлежит Вам?

— Как сказать, — уклончиво ответил Элжерон. — Разделяю власть над ним кое-с-кем. — Он тут же указал в сторону, отвлекая девушку от темы. — Зато Вы можете отсюда увидеть обе деревни, которым я помогаю. Западная и Восточная. Полагаю, как только снег окончательно прекратится, мне нужно будет съездить в Западную и проверить, как обстоят дела. Деревня подвергается сильным ветрам с гор, как бы не было какой беды из-за метели, — задумчиво закончил он мысль, устремляя взгляд вправо от своего замка.

— И что же Вы предпримите, если их и вправду занесло? — поинтересовалась Маргарет.

— Ничего особенного, — пожал плечами мужчина. — Расчищу их от снега, вот так, — он взмахнул рукой, и весь снег, что лежал плотным белым покрывалом на балконе, мгновенно взвился и ссыпался вниз, обнажив каменный пол. Баронесса тихо охнула и отступила от графа, глядя на свою опустевшую ладонь, в которой до этого сжимала снежок.

— Вы управляете снегом… — ошеломленно пролепетала Маргарет. — Это невероятно! А что еще Вы можете? — она с нетерпением уставилась на графа, ожидая, что он ей покажет.

— Увы, я счистил весь снег отсюда, и ничего не смогу Вам продемонстрировать, — растерянно оправдался Элжерон. — Спросили бы Вы ранее, я бы показал, как преуспел в создании фигур из снега. Это любимая забава детворы из деревень в зимнее время, — похвастался он.

— Надеюсь все же увидеть хоть одно из Ваших творений, — улыбнулась ему Маргарет. — Вы не хотите вернуться внутрь? Мне кажется, Вы невероятно замерзли. Не простудитесь?

— Да что уж, как простужусь, так и вылечусь, — пожал плечами Элжерон, изо всех сил стараясь не труситься от холода.

— Вы дрожите, — настойчиво произнесла девушка.

— Нет, что Вы, Вам кажется, — беспечно отмахнулся граф.

— Ох, это Ваше бесконечное "нет"! — Маргарет всплеснула руками и сама отправилась к балконной двери. — Я могу прохлаждаться на морозе часами, но Вы наверняка не жаждете превратиться в ледышку от упрямства! — Она распахнула дверь и зашла в замок, чем несказанно обрадовала Элжерона, отправившегося за ней следом. — В Лондоне не бывает таких холодных и снежных зим, — задумчиво потянула девушка. — А что же, жители Ваших деревень не уезжают в крупные города? Насколько я знаю, Вы расположены между Абердином и Данди. Не тянет их туда, испытывать наступающие волны индустриализма? В Лондоне во всех сдаваемых квартирах живут по нескольку семей, ищущих лучшей жизни.

— Лучшей жизни? В дыре вроде Лондона? — усмехнулся Элжерон. — Жителям моих деревень нет смысла покидать свои дома, в которых прожило не одно поколение. У них есть здесь все, что им нужно. Я помогаю им выращивать богатые урожаи ячменя и овса, льна и хлопка. К тому же, у нас разводят овец и продают их шерсть. Я забочусь о жителях, ведь от их благосостояния зависит и мое. Работы у меня не меньше, нежели у них. Мы окружены морем с трех сторон, и холодные ветра нагоняют летом много туч, отчего урожаи могли бы быть совершенно скудными, а о выращивании винограда и вовсе не шло бы и речи. Однако, совместными усилиями, мы процветаем: и они, и я. К тому же, мы находимся примерно на равном расстоянии от городов, что Вы упоминали, так что жители легко успевают обернуться с продажи своих товаров за один день из обоих направлений, принося домой намного большую выручку, чем те недалекие глупцы, которые решили променять настоящий труд на якобы легкий заработок в угоду индустриализации. И что же они предполагают делать дальше, коли все покинут деревни и станут уборщиками, слугами и грузчиками в портах, не в силах получить место на заводе? Люди будут хрустеть шестеренками, запивая их машинным маслом?

Элжерон выдохнул, завершив свою мысль, и повернулся к Маргарет. Она тут же уставилась в сторону от него, и граф заметил, что она скрывала под перчаткой легкую улыбку.

— Вы довольно мудрый управитель, — произнесла она, очевидно, с трудом сдерживая смех. — Однако же я не понимаю Вашей стойкой неприязни к Лондону. Вы там бывали?

— Нет.

— Тогда как же Вы можете судить об этом месте, ни разу не посетив его лично?

— Не нужно залезать с ногами в помойку, чтобы понять, что там грязно, — надменно ответил Элжерон.

— Да Вас сложно в чем-либо переубедить, — баронесса наморщила нос и фыркнула на мужчину.

— Собственные убеждения есть один из столпов личности, — отметил граф. Он подошел к двери библиотеки из темного резного дуба и отворил ее, пропуская девушку в обитель знаний, пахнущую бумагой.

— Вы рассуждаете, словно ученый муж, — съехидничала Маргарет, входя внутрь. — Какой университет Вы окончили?

— Я не заканчивал учебных заведений, — стушевался граф. — Я был на домашнем обучении.

— Как же так! — всплеснула руками девушка, поворачиваясь к своему собеседнику, и даже не обращая внимания на огромные шкафы, достающие до самого потолка, окружающие в несколько рядов круглую комнату, в центре которой стоял большой стол с лампами, и мягкими креслами рядом. — Ведь Абердинский университет в соседнем городе, и Вы сами говорили, что деревенские успевают обернуться оттуда за день. Неужто при Вашем благосостоянии Вы не получили высшего образования?

Элжерон нахмурился на эту тираду, но все же решил ответить на вопрос назойливой девушки.

— Видите вот это все? — произнес он, обведя рукой шкафы. Баронесса тихо и с восторгом охнула, наконец, обратив на них внимание. — Они полны книг со всего мира на любую тему, на многих языках. Каждая книга — это учитель. И, как и наставник, она может быть хорошей, либо же дурной; увлекательной, но в то же время бессмысленной и пустой; либо же невероятно сложной, но после прочтения которой ты становишься умнее, словно поднимаясь на следующую ступень знаний с каждой новой страницей. Мне не требуется учитель до тех пор, пока я могу вести беседу с книгами, и при этом выбирать самостоятельно, какие из них мне нужны, а не обращать внимание лишь на навязываемые мне чужим мнением, как это часто случается во время обучения.

— И Вы много прочли из того, что стоит на этих полках? — поинтересовалась Маргарет, подходя к шкафу и задумчиво касаясь корешков.

— К сожалению, сложно определить, что есть много книг, а что — мало, — уклончиво ответил граф. — В большинстве, конечно, это научная литература, многое по агрономии, иначе я не смог бы заниматься ведением своих деревень. — Заметив, что Маргарет утомленно вздохнула, очевидно, не интересуясь подобной тематикой, он добавил: — Но, должен признать, пара амурных романов среди них была. — Его слова вызвали легкий смешок и недоверчивый взгляд.

— Ах, и все-то Вы по книгам изучаете, — игриво хихикнула девушка.

Элжерон не успел ответить ей колкостью, как из прохода показалась полупрозрачная мужская фигура, одетая в темный длинный сюртук и свободные штаны. Несмотря на призрачность явившегося человека, было заметно, что он отошел в мир иной в почтительном возрасте. Призрак размеренным шагом приблизился к Элжерону и погладил привычным движением окладистую бороду.

— Юный граф! Вы вновь посетили библиотеку! — с радостью воскликнул он, но следом запнулся, с подозрением глядя на него. — Как Вы повзрослели! Время так и летит, так и летит.

— Увы, Сэмюель, это так, — усмехнулся Элжерон, не выказывая ни капли паники либо же страха, обращаясь к призраку.

— А что же Ваша матушка, в добром здоровье?

— В отличнейшем, — бодро ответил граф.

— А батюшка?

— Просто замечательно! — так же вдохновленно произнес он.

— Что ж, передайте им мои добрейшие пожелания, — вежливо сказал призрак, отвесив легкий поклон Элжерону.

— Пренепременно, — благосклонно кивнул ему граф. Внезапно лица Сэмюеля, испещренного глубокими морщинами, коснулось волнение.

— Столь странно, юный граф. Нынче середина осени, а за окном метель! Я так удивился ночью, Вы бы знали! Снова Ваш батюшка развлекается?

— Именно, — подтвердил Элжерон.

— Ох уж и странный вы народ, друиды, — проворчал старик. Он закинул руки за спину, и чинным шагом направился далее. Пройдя мимо притихшей и невероятно бледной Маргарет, он кивнул ей и вежливо произнес: — Мисс… — Девушка икнула, с шорохом вжавшись в шкаф, и не сдвинулась с места, пока призрак не удалился по своим делам.

— П-привидение, — испуганно выдавила из себя девушка, мелко дрожа в страхе.

— О, это всего лишь Сэмюель, — махнул рукой мужчина. — Смотритель библиотеки. Удивительное и крайне любопытное явление, не находите? — он сунул руки в карманы и повернулся к Маргарет.

— Я… кажется… второй раз поседела… — с трудом выговорила баронесса.

— О, не бойтесь, он совершенно безобиден.

— Как Вы можете столь беспечно говорить о призраке? — возмутилась девушка. — Это просто ужасно!

— Нет же, в самом факте существования Сэмюеля нет ничего ужасного, — безразлично пожал плечами Элжерон, протягивая даме ладонь в надежде, что ее это успокоит. Маргарет вцепилась в его руку и тут же прижалась к боку графа, нервно озираясь. Он не спеша отправился в один из проходов, где они не столкнулись бы более с призраком. — Я наблюдал за ним длительное время, и он ни разу не навредил никому из обитателей замка. Он попросту не покидает это помещение.

— Откуда он вообще взялся? Он, похоже, знает Ваших родных, но говорит о них, как о живых!

— Он умер до того, как они покинули этот мир, — снизошел до объяснений граф. — Сэмюель многие годы был нашим библиотекарем. У него не было семьи в деревне, и он попросту жил у нас. Насколько нам удалось понять, он умер около четырех утра прямо здесь, в этой комнате от разрыва сердца, но даже не понял, что произошло, посему его душа осталась в библиотеке. Память Сэмюеля словно застряла на его последнем дне. Призрак поддерживает порядок в библиотеке, но объяснить ему, что происходит в данный момент никому не удалось. Если рассказать ему, что он умер, он не верит. Предложишь выйти из комнаты — попросту откажется. Видимо, его душа привязалась к этому месту настолько сильно, что уже ничто не заставит ее покинуть библиотеку. Его присутствие и удобно, и нет. Он помнит, где стоят абсолютно все тома, но в то же время нельзя добавить ни один новый, иначе это крайне опечалит Сэмюеля, и тогда он начнет завывать до следующих четырех часов по утру, потеряв свою личность, и ничто не успокоит его, пока книга не будет убрана. Отсюда и большое количество шкафов в комнатах. Это единственное жуткое действие, которое он производит, но вреда, опять же, он не несет. Потому я каждый раз вынужден проходить через этот ритуал. Говорить, что мать здорова. Что у отца все хорошо. Что я удивительным образом подрос, ведь в последний раз он видел меня подростком. И что мы, друиды, странный народ, в шутку творящий черт знает что с погодой, — Элжерон улыбнулся Маргарет, которая слушала его, едва не раскрыв рот. — Эта сказка уже не кажется Вам столь волшебной, как Вы думали ранее?

— Это довольно странно, — пробормотала баронесса. — Я так много сегодня увидела и узнала. Словно окунулась с головой в мир, о существовании которого никогда не подозревала, но в котором Вы чувствуете себя, словно рыба в воде.

— Кстати о новых знаниях, — встрепенулся Элжерон. — Мы ведь должны выбрать для Вашей матушки книгу. — Он остановился у одной из полок, на которых, как он помнил, стояла легкая развлекательная литература.

— Она очень любит Шекспира, — ответила Маргарет. — Считает его благочестивым, даже слишком, но обожает, когда я его читаю.

— Благочестивым?! — Граф не выдержал и рассмеялся во весь голос. Он вытер выступившие слезы эмоций, одарив насупленную Маргарет насмешливым взглядом и взял с полки небольшой томик автора, но так и не открыл его. — Что ж, вот Вам один из отличных примеров, — произнес граф и принялся цитировать "Венецианского мавра":

"Ад и дьявол!

У вас разгром. Опомнитесь, дружок.

Наденьте плащ. Как раз сейчас, быть может,

Сию минуту черный злой баран

Бесчестит вашу белую овечку.

Спешите! Мигом! Надо бить в набат,

Храпящих горожан будить. Иначе

Вас дедушкою сделают. Живей!

Спешите, говорю".

Пропустив пару строф, он добавил с бесстыдством в голосе:

"Я пришел сообщить вам, сударь, что ваша дочь в настоящую минуту

складывает с мавром зверя с двумя спинами".

— Это ли есть благочестивость? — язвительно поинтересовался Элжерон у порозовевшей в щеках баронессы.

— Вы нарочно вызубрили этот отрывок, дабы вгонять в краску юных дев? — поинтересовалась она, опуская глаза долу.

— О, конечно, нет, я просто помню многое из Шекспира. Только прошу: не говорите об этом своей матери. Коли она так его любит, как бы она не потребовала от меня чтения его в лицах.

— Она мне не мать, — внезапно резко ответила Маргарет, упрямо обойдя графа и отправляясь к выходу из библиотеки.

— Как же так? — изумился Элжерон, следуя за ней. — Ведь Вы всегда величаете ее матушкой.

— Это ее желание. Она моя мачеха. Отец женился на ней уже лет десять назад, ведь моя родная мать умерла, когда я была совсем маленькой. И я не могла воспротивиться желанию отца. У них не было совместных детей, потому я всячески старалась заменить ей дочь, которой у нее никогда не было, и уже не будет.

— Осмелюсь предположить, что ваши родные одарили вас лучшими чертами, что у них были, — тихо произнес граф, заслужив вежливый кивок Маргарет. — Значит, Филиппина тоже баронесса, — задумчиво потянул Элжерон, неспешно идя по коридору к одной из лестниц, что вели на первый этаж.

— Отнюдь, титул, поместье и состояние перешли мне. А я просто не смогла выставить ее после того, как долго мы прожили друг подле друга.

— Тогда отчего же Вы продолжаете жить с ней, коли она Вам, по сути, никто?

— Мы прожили десять лет рядом. Как же я могла выставить ее за порог, едва отца не стало? — пожала плечами Маргарет.

— Хорошо, допустим, этот Ваш душевный порыв я могу понять, — покивал Элжерон. — Но как Вы позволяете ей так с собой обращаться? Она помыкает Вами, как ей вздумается! Контролирует каждый Ваш шаг, и даже не гнушается грубить Вам при постороннем человеке! Я уже не говорю о том, как она открыто навязывает Вам какие-то свои взгляды на жизнь, даже не пытаясь задуматься, подходят ли они Вам.

Маргарет мгновение помялась, стискивая в пальцах юбку.

— Ваши слова столь грубы… — севшим голосом ответила девушка.

— Правда не всегда гладкая и блестящая, как влажная галька, — обронил граф, смерив свою собеседницу испепеляющим взглядом. — Не сочтите за невежливость, но сколько Вам лет?

— Этой весной будет 25. Если доживу, — печально добавила девушка.

— Сколько в Вас фатализма, — фыркнул граф. — Однако же, я всего лишь на год старше Вас! — он встрепенулся, обрадовавшись этому факту, словно нашел сообщницу для своих приключений, которая смогла бы разделить его взгляды, ведь они были почти одного возраста, и примерно одного сословия.

Он довел Маргарет до лестницы и ступил первым, подав девушке руку, помогая спуститься следом за ним. Ступени были скрыты под бордовым ковром, но Элжерон все же опасался, что баронесса могла оступиться, запутавшись в длинной юбке своего платья.

— Зачем Вы спросили мой возраст? — поинтересовалась Маргарет, крепко держа его за ладонь.

— О, простите, я и позабыл тему нашего разговора, — засмеялся Элжерон. — Мне лишь было интересно оценить, чем Вы руководствуетесь, столь слепо подчиняясь Филиппине. Увы, я так и не понял этого, — он выпустил ладонь девушки и отправился по длинному прогулочному проходу, который вел в оранжерею. Каменные стены этого коридора завершались примерно на высоте двух метров, а выше начиналась стеклянная арка, открывающая вид на сыплющийся с небес снегопад, и пускающая в проход естественное освещение. — Вы взрослый человек, способный самостоятельно мыслить, принимать решения и нести за них ответственность. Ради чего Вы беспрекословно продолжаете слушаться мачеху? Она говорит Вам далеко не самые умные вещи, и при этом давит на Вас. Более того, она полностью от Вас зависит, как я понял, но смеет пытаться контролировать Вас. Отчего же? — он повернулся к Маргарет, но она тут же отвела взгляд, стушевавшись.

— Но она — все, что осталось от моей семьи…

— И безропотно подчиняясь ей, Вы полагаете, что заслужите ее любовь? — догадался Элжерон. — Поверьте, любовь нельзя заслужить или купить. Тем более в семье. Которой, между прочим, Филиппина не является, — завершил он свою мысль, крайне возмущенный всплывшими в памяти моментами общения баронессы и ее мачехи.

Некоторое время они шли молча, и когда почти дошли до оранжереи, Маргарет подала голос:

— Какая любопытная прогулочная галерея, — произнесла она, оглядываясь. — Не встречала таких ранее.

— Я тоже не слышал о подобных пристройках, — признался граф. — полагаю, она носит лишь декоративный характер, соединяя основную часть здания с оранжереей.

— Мы идем в оранжерею? — встрепенулась девушка.

— Именно, — благосклонно кивнул граф.

— Должно быть, уходит колоссальное количество топлива на то, что обогревать ее в такую стужу.

— Я много, что могу, — лукаво улыбнулся Элжерон, распахивая перед Маргарет последнюю дверь. Маргарет тихо ахнула, заходя в душную теплую обитель тропических растений, которые Элжерон много лет с любовью собирал и взращивал с особой щепетильностью.

В помещении было очень светло. Лишь две его стены, что соседствовали с замком, были каменными, остальные же представляли из себя высокие стеклянные панели с узкими деревянными проставками, что открывали вид на заснеженный парк. Потолок также был изготовлен из стекла, и можно было снизу лицезреть на нем сугробы, наметенные за день суровой вьюгой.

— Поверить не могу, что Вы владеете столь красивыми растениями, и что они в состоянии пережить такие холодные шотландские зимы, — произнесла девушка, ласково проводя мимоходом ладонью по широкой лапе папоротника, словно приветливо протянувшейся в ее сторону. — Откуда же Вы берете саженцы, коли живете в замке и никуда не выезжаете? Откуда у Вас книги? И такие вещи, как кальян, к примеру? — девушка остановилась на дорожке, выложенной кремовой квадратной плиткой с чуть отколотыми от времени уголками и с мелкой паутиной трещинок, что рассекла геометрический темно-синий узор на ней.

— Это все жители деревень, — усмехнулся граф, подходя к невысокому плодовому дереву в широкой деревянной кадке со сформированной полукруглой кроной. — Они знают, что я люблю, и что меня интересует, и каждый считает своим долгом, отправляясь в Абердин, привезти мне оттуда какую-нибудь невидаль. Я слышал, в портах уже давно знают о подобной страсти деревенских, и многие торговцы заранее откладывают диковинки и новинки, дожидаясь своих особенных посетителей. В летнее время горничные не всегда успевают разбирать дары, которые местные без предупреждения привозят сюда и складируют в холле, даже не оставляя приписок, кто именно был дарителем. — Элжерон нашел среди листвы зеленый плод и, коснувшись его, даровал ему зрелость и сочный густой розовый цвет. Фрукт сам отделился от ветки и упал графу в ладонь. Он повернулся к Маргарет и протянул ей угощение. — Не желаете персик?

— Персик? — ошеломленно переспросила девушка, рассматривая пушистый плод. — Посреди зимы? Невероятно! — она взяла фрукт и, поднеся его к лицу, принюхалась. — Боже правый, как сладко пахнет, — простонала она, заслужив снисходительную улыбку графа. Маргарет прокусила мягкий бок, и едва успела подхватить потекшие капли сока. — Это восхитительно, — произнесла она, поднимая глаза на Элжерона. — Вы словно дали мне ароматный кусочек лета.

— А Вы знали, что на самом деле Змий, соблазняя Еву запретным плодом, делал это вовсе не яблоком? А персиком? — поинтересовался граф.

— Правда? — завороженно спросила Маргарет.

— Нет.

Элжерон громко рассмеялся от того, как лицо девушки вытянулось, а следом она обиженно насупилась. Он пошел дальше по дорожке, ведущей к круглому фонтану, украшенному в центре витиеватой колонной, из которой, во включенном состоянии, била вода, но на время зимы она всегда стояла без дела. Граф продолжил разговор:

— Впрочем, яблоком он также не был. Просто плодом. Древнейшая история претерпевала множество изменений, и конечный результат, что мы лицезреем, может значительно отличаться от того, что было изначально.

— Зачем же Вы это у меня спросили, если это неправда? — оскорбленным тоном осведомилась баронесса, семеня за ним следом, судя по торопливому стуку каблучков по плитке.

— Любопытно стало, в состоянии ли Вы критически мыслить, либо же я уже настолько очаровал Вас, что Вы берете на веру любое мое слово, — съязвил Элжерон.

— Очаровать? Меня? Но я же не паук, и не цветок, чтобы с восторгом заглядывать Вам в рот, — надменно хмыкнула Маргарет. Элжерон остановился, дойдя до фонтана, и повернулся к девушке. Она осторожно держала двумя пальцами косточку от съеденного персика, и граф забрал ее, отправившись к ближайшей клумбе, свободной от рассады хризантем, которую он планировал весной вернуть на улицу. — Что Вы делаете? — спросила баронесса, не сходя с места.

— Продолжаю то, что Вы начали, — ответил Элжерон. Он снял одну перчатку и наспех выкопал в клумбе ямку, куда положил косточку и присыпал землей сверху. — Теперь семя прорастет, — произнес он. — Далее я культивирую его, привью тот сорт, который захочу, либо же выведу новый. И у меня будет дерево, выросшее, благодаря Вам, — он оглянулся на Маргарет, но она, похоже, уже не слушала его. Девушка сидела на низком каменном бортике фонтана, с любопытством заглядывая в воду.

— У Вас есть золотые рыбки! — восторженно выдохнула баронесса, углядев их в воде. — Они исполняют желания? — она с надеждой подняла на Элжерона глаза, чем совершенно его огорошила.

— Это кои, — объяснил он.

— Кои? — непонимающе переспросила баронесса.

— Считайте, что это карпы желтого цвета, — добавил Элжерон, чувствуя себя неловко оттого, что девушка внезапно поникла. Ее плечи опустились, и она отвела взгляд, уставившись им в плещущихся блестящих рыб. — Они живут в пруду в саду, но они теплолюбивы, потому на зиму я их вылавливаю и селю сюда, в фонтан в оранжерее, ведь он все равно стоит без дела.

— Просто я подумала, что раз по Вашему замку разгуливает призрак и огромный паук… а Ваш отец даже встречался с драконом… то почему бы этим прекрасным созданиям не исполнять желания?.. — севшим голосом произнеслаМаргарет.

— Мы сами исполняем наши собственные желания, — ответил граф. Он подошел к девушке и положил ладонь ей на плечо. — Знаете, почему нельзя просить этого у прочих?

— Почему? — Маргарет подняла голову и уставилась доверчивым взглядом в глаза мужчины. Он утешающе улыбнулся ей в ответ.

— Только мы сами знаем, чего именно мы хотим, и как исполнить это. Кем-то другим наше желание может быть искажено по его разумению, и мы получим не то, чего изначально хотели.

— Значит, карпы. Просто глупые карпы… — разочарованно вздохнула Маргарет.

— Рыбы отнюдь не так глупы, как Вы думаете, — парировал Элжерон, убирая руку и подходя к краю фонтана. Едва кои его заметили, как взволнованно подплыли к нему. — Скажем, у этих силуэт человека ассоциируется с кормежкой. Они хорошо помнят, что такая фигура у их водоема насыпет им корма, и они будут сыты.

Граф отправился к столу, уставленному садовым инвентарем, горшками, небольшими лопатками, ящиками и прочими предметами, и достал из одного из них коробочку с сухим кормом. Элжерон вернулся к баронессе и высыпал немного в воду, подняв восторженную бурю в фонтане.

— Не хотите сами их покормить? — предложил он девушке, что внимательно следила за его действиями.

— Увольте, такое развлечение не для меня, — улыбнулась Маргарет. Рыбы плескались рядом с ней, брызгаясь, и девушке пришлось убрать юбку подальше от них, а спустя пару мгновений она и вовсе встала с парапета. — По правде говоря, здесь так душно, и невыносимо жарко для меня…

— Это ведь оранжерея, здесь так и должно быть, чтобы растения чувствовали себя комфортно. Предпочтете вернуться в гостиную? Филиппина, полагаю, уже заждалась Вас с книгой, — граф указал взглядом на томик, который Маргарет все это время держала подмышкой.

— Да, на сегодня я увидела столько всего любопытного и непривычного, что я предпочла бы немного отдохнуть, вернувшись к чему-то более приземленному. Как чтение классики, к примеру.

— В таком случае, я провожу Вас обратно, — улыбнулся Элжерон.

Глава 5

Граф нехотя довел свою гостью до двери гостиной.

— Вы уверены, что уже хотите вернуться туда? — спросил он, кося одним глазом на ручку. За дверью стояла тишина.

— Да, ведь матушку охраняет огромный паук! Представляю, как она возмущена этим фактом, — баронесса тихо захихикала, кокетливо прикрыв улыбку ладонью.

— Франческа, полагаю, также не в восторге, что я вынудил ее так долго оставаться в одном месте, выполняя мое поручение, — усмехнулся Элжерон.

— Ох, все никак не приму тот факт, что у кого-то может быть столь необычный питомец. И что Вы еще и так его назвали.

— Красивому существу красивое имя.

— К сожалению, вряд ли я смогу по достоинству оценить красоту гигантского паука, — смущенно улыбнулась Маргарет.

— Это она меня некрасивой назвала?! Себя-то видела? Тощая, и всего две ноги! — раздался возмущенный скрип Франчески из-под потолка, и паучиха ловко выскользнула из какого-то своего прохода и спустилась на паутине прямо перед Маргарет, отчего девушка, потеряв самообладание, тоненько пискнула и бросилась на грудь Элжерона, ища спасения. — Не благодари, — проворчала Франческа своему владельцу. — Следующие три дня я точно не буду желать человеческого общества после общения с этой пришлой четой истеричек…

Паучиха громко фыркнула, поднялась на своей паутине обратно на потолок и не спеша уползла по своим делам. Элжерон проводил ее уничижительным взглядом и, наконец, опустил глаза на Маргарет. Она тоже следила через плечо за передвижениями Франчески, и расслабилась только когда та скрылась из виду. Баронесса выдохнула с облегчением и подняла глаза на Элжерона. Их ясный и чистый цвет гипнотизировал, но в то же время казалось, что они были сделаны из чистейшего льда, такого же холодного и безжизненного. Маргарет вздрогнула и отшатнулась от графа, тихо бормоча себе под нос извинения. Не успел тот и слова произнести, как дверь гостиной распахнулась, и в проем с громким шорохом ярким пятном вылилась Филиппина.

— Маргарет! — тут же воскликнула она, заставляя Элжерона закатить глаза. — Где тебя носило так долго!

— Матушка, я… — растерянно произнесла юная баронесса.

— Это еще что? — Филиппина вдруг шумно принюхалась. — А ну иди сюда, — она нахально схватила девушку за руку и затащила за собой в гостиную. Элжерон, почувствовав себя неспокойно, зашел за ними следом. Филиппина же, усадив Маргарет на тахту, возмущенно воскликнула: — От тебя что, разит алкоголем?!

— Это настойка, — хором ответили Элжерон и Маргарет. Граф прокашлялся и продолжил под удивленные взгляды женщин. — Я просто дал Маргарет настойку для общего укрепления организма. У средства резкий запах, поскольку у многих лекарственных средств спиртовая основа, которая усиливает действие активного вещества.

— О, тогда… — Филиппина на мгновение замолчала, словно пыталась понять, что ей сказали, но никак не справляясь со своей задачей. — Ладно! — она махнула рукой и плюхнулась на тахту. — Выпей чаю, может, забьешь этот жуткий запах! — поморщилась она, пододвигая фарфоровую чашечку от сервиза ближе к Маргарет, которая села рядом с ней. — Чай уже ледяной, как ты вечно предпочитаешь, — пробурчала напоследок Филиппина. Девушка под уничижительный взгляд хозяина замка покорно взяла чашку от отпила из нее. — Где можно было ходить полдня! — продолжила тираду Филиппина. — Я уже не знала, куда себя девать! Еще и Ваше чудище словно стерегло меня! — Женщина обратила свой гнев на графа, но тот никак на это не отреагировав, сохранив самообладание. — Признайтесь, мистер МакЛавингтон, Вы науськали своего монстра на меня?

Маргарет внезапно кашлянула. Филиппина бросила на нее раздраженный взгляд, словно злясь за то, что громким звуком она прервала ее гневную тираду. Но Маргарет закашлялась вновь, уже сильнее, истошнее. Ее руки задрожали, и ослабшие пальцы выпустили чашку. Та упала на пол, тут же со звоном разбившись на мелкие кусочки.

— Вот же бестолочь, ты разбила чашку! — взвилась Филиппина. — Ты можешь себе представить, сколько стоит столь красивый сервиз? А без одной чашки он теперь потерял свою ценность!

— Маргарет, Вы в порядке? — обеспокоился Элжерон, бросившись к девушке. Та заходилась непрерывным кашлем. Она схватила графа за руку, сжав ее до боли. — Встаньте! — крикнул он на Филиппину. Та неожиданно повиновалась, подскочив, и Элжерон уложил Маргарет на тахту. У девушки был землистый цвет лица, ее кашель стал лающим, она словно задыхалась, и каждый следующих вдох давался ей с трудом.

— Она что, подавилась? — спросила Филиппина.

— Нет… — пролепетал Элжерон, внутренне холодея. — Не может быть. Это же яд!

Маргарет внезапно выгнулась на тахте, и ее начала бить крупная дрожь. Ее тело дергалось от судорог, пока она оглашала комнату громким кашлем. Граф положил ладонь ей на лоб, обращаясь к ее организму и замедляя метаболизм, дабы яд не растекся еще быстрее и не проник в кровь.

— Это замедлит процесс, — произнес он. — Держите ее! — приказал Элжерон Филиппине, вскакивая и бросаясь к двери. — Я сейчас вернусь!

Он выбежал из гостиной, налетев на удивленную Алису, и стремглав бросился в подвал. Это был яд его паучихи, яд Франчески. Он имел именно такое действие, но его можно было остановить, вовремя приняв противоядие, и у графа оно было, всегда хранилось в его кабинете на случай непредвиденных обстоятельств. Элжерон дернул на себя дверь подземелья, и поспешно спустился вниз по лестнице, поскользнувшись на последней ступеньке и едва удержав равновесие. Счет шел на секунды, нельзя было медлить. Элжерон ворвался в свой кабинет и бросился к стеклянному шкафу. Он распахнул его дверцы, наспех перебирая бутылочки и флаконы, роняя со звоном бьющегося стекла некоторые на пол, но даже не обращая на это внимание, пока не нашел нужную — с наклейкой, на которой был нарисован паук.

— Вот оно, — прошептал он, сжимая в руке заветный флакон.

Элжерон ринулся обратно. Сердце ухало в груди, ноги отказывались переставляться так быстро, как ему хотелось бы, а гостиная словно теперь располагалась на другом конце мира. Но вот и заветная комната с распахнутой дверью, из которой доносились взволнованные голоса и хриплый едва различимый кашель Маргарет. Граф подбежал к тахте, отталкивая Алису и Филиппину, и обхватил посеревшую Маргарет за затылок.

— Как Вы смеете! — воскликнула Филиппина, пытаясь оттащить его. — Это все Ваш проклятый замок и Ваши шарлатанские настойки! Вы хотите убить мою дочь! Я не позволю Вам вливать в нее еще какую-то дрянь!

— Отойдите! Вы мешаете! — прикрикнул на нее Элжерон, грубо оттолкнув от себя.

Алиса, его услужливая Алиса, все поняла и подхватила женщину под руки, не давая приблизиться. Зубы Маргарет были стиснуты судорогой, и Элжерон с трудом разжал их, тут же поднеся к ее губам открытый флакон. Он вылил все его содержимое, и Маргарет кашлянула, брызнув им, но граф закрыл ее рот, заставляя проглотить средство, после чего обнял ее за шею, приподнимая и прижимая щекой к своей груди, как делал, когда Франческе было плохо, и она искала его защиты и помощи.

— Сейчас все закончится, сейчас подействует лекарство, — тихо произнес он, бездумно поглаживая Маргарет по макушке, прислушиваясь к тому, как ее организм борется с ядом, принимая антидот. Почувствовав, что все идет хорошо, он ускорил метаболизм девушки, позволяя ему вернуться в норму. Еще несколько мгновений, и Маргарет начала расслабляться. Элжерон коснулся ее лба и погрузил ее в сон, после чего поднялся и повернулся к своей горничной и ее пленнице.

— Что Вы наделали! Что произошло! — заверещала Филиппина, наконец, вырываясь из хватки Алисы.

— Отравление, которое я предотвратил. Я спас ее, — ответил Элжерон, после чего обратился к Алисе. — Отнесите баронессу в ее комнату и уложите спать. Я подойду позже и дам последующие распоряжения.

— Да, сэр, — коротко ответила горничная.

Элжерон размашистым шагом вышел из гостиной. В его груди бурлил гнев. Как Франческа могла так поступить? Сколько раз он твердил ей одно и то же, сколько объяснял, что она не имела права использовать свой яд на каждом, на ком ей захочется, грозил удалить ей ядовитые железы — и вот она отравила Маргарет! Когда она успела это сделать? В какой момент? Когда спрыгнула с потолка? Но тогда девушка ощутила бы укус, да не только бы ощутила, а завопила бы не своим голосом от боли. И яд, попав в кровь, подействовал бы намного раньше.

Элжерон дошагал до холла и остановился перед входной дверью, ведущей в зимнюю пургу. Он воздел глаза к каменному многовековому потолку и воскликнул, выплескивая своей речью все то негодование, что клокотало в его груди.

— Доколе! — Его голос подхватило безразличное эхо, тайком унесшее вскрик в потайные каменные карманы крепости. Граф набрал воздуха в легкие и всплеснул руками. — Доколе в моем замке будут твориться подобные бесчинства?!

После этого он развернулся и крикнул в глубины замка, зная, что паутина Франчески донесет до нее его голос:

— Фру-Фру, немедленно иди сюда!

Но паучиха не торопилась показываться. Прислушавшись к ней, Элжерон ощутил исходящий страх, панику, трепет провинившегося питомца, знающего, что хозяин уже обнаружил его проделку, и через несколько мгновений последует наказание.

— Не заставляй меня тратить остаток дня на поиски твоей трусливой тушки! — произнес граф и отправился за Франческой.

Она, как обычно, пряталась там, куда хозяин никогда не заглядывал: на чердаке, на четвертом этаже, где была ее негласная территория, и где она могла создавать свой собственный паучий интерьер, а прислуге строго запрещалось подниматься туда без предварительного согласования с графом и без его личного сопровождения. Элжерон взлетел на третий этаж и преодолел длинный коридор, ведущий к самой дальней старой лестнице, что втыкалась в пол четвертого этажа.

— Я уже поднимаюсь за тобой, негодное насекомое! — предупредил он, упираясь рукой в люк, но тот так просто не поддался, открывшись лишь на пару сантиметров, являя взору графа толстый слой паутины, которой Франческа в страхе запечатала вход. Элжерон одной рукой выудил из кармана перочинный нож, который всегда предусмотрительно носил с собой, и в несколько размашистых движений освободил себе проход тонким лезвием. Тяжелый люк с грохотом упал на чердаке, и граф ворвался в оплетенную белой паутиной обитель, увитую танцующими пылинками.

— Я паукообразное! — донесся до него испуганный скрип, благодаря которому Элжерон тут же определил, где именно прятался его питомец.

— Я прекрасно об этом осведомлен, мерзопакостное ты создание, — прорычал мужчина, снимая с себя пиджак.

Он не спеша пошел к дальнему углу просторного помещения. Подошвы ботинок липли к слою паутины, скрывшему пол, подобно сероватому ковру. Пушистые космы, свисающие с потолка, без труда удерживали обломки старой мебели, собранные в причудливые фигуры ради развлечения паучихи, украшенные костями, мелкими, птичьими, и крупными, по-видимому, украденными владелицей чердака из кухни.

— Фру-Фру, немедленно вылезай, пока окончательно не разозлила меня!

Элжерон дошел до места, где Франческа свила свое гнездо. Огромный кокон паутины занимал пространство, равное примерно размеру его спальни. Но внутри граф не увидел своего питомца, и пошел вдоль конструкции, высматривая паучиху. Дойдя до угла чердака, он обнаружил темное дрожащее пятно под потолком, и решительно подошел к нему. Франческа, едва почувствовав, что ее обнаружили, распрямила ноги, и словно изо всех сил вцепилась в свою паутину.

— Укушу! — тихонько пискнула темнота в углу, зашевелив длинными ногами.

— Ах, укусишь? — Граф одним резким движением скрутил свой пиджак в жгут и сложил его вдвое. — Укусишь меня, дрянь?! — крикнул он, замахнувшись и хлопнув получившимся свертком по боку паучихи. — Ты смеешь угрожать мне, своему хозяину, после того, как отравила мою гостью, ни в чем не виноватую девушку, которая слова плохо не сказала в твой адрес?!

— Я ничего не делала! — простонала Франческа обиженно, вжимаясь всем телом в потолок. Элжерон прекрасно знал, что эти все шлепки никак не повлияют на паучиху, она даже толком их не ощущает, но он понятия не имел, как наказывать это существо так, чтобы это возымело эффект. Лишь гнев и раздражение хозяина могли хоть как-то действовать на нее.

— Ты еще и, глядя мне в глаза, смеешь лгать? — разозлился Элжерон пуще прежнего. — Ты! Ты отравила бедную Маргарет, но, к твоему несчастью, я успел ее спасти!

— Почему ты мне не веришь! — прохныкала Франческа.

— Может потому, что мы только недавно говорили о твоей неоправданной ревности? И после того, как ты с легкой руки назвала Маргарет моим питомцем, я внезапно обнаруживаю ее бьющейся в предсмертных конвульсиях под действием твоего яда?! Немедленно рассказывай, когда ты это сделала и как! Не было укуса, я уверен, он у тебя болезненный!

— Да не трогала я твою девчонку замерзшую! Я вообще к ней не подходила! Сидела в гостиной, как ты и сказал, пялилась на эту мерзкую старуху! А потом она начала рваться в коридор, лезла ко мне, крестила, причитала что-то! Я всего лишь макнула ей в чай хелицеры, просто чтобы надокучить — и все!

— Ты испортила ей чай? — переспросил Элжерон, так и замерев с занесенной рукой и зажатым в ней пиджаком.

— Да-а-а, — заныла Франческа, окончательно втискиваясь в свой угол и будто уменьшаясь в размерах. — Ну может капнула ей немного яда, но случайно! Я не нарочно это сделала! Сначала хотела лапу макнуть, но решила, что так она больше впечатлится и, наконец, прекратит присербывать так мерзко этот свой гадкий чай!

— Получается… Филиппина знала, что он отравлен? — сказал Элжерон сам себе, отворачиваясь от паука и задумчиво отправляясь к выходу. — Она знала, и дала ей выпить этот отравленный чай! — Граф резко остановился, осененный догадкой. Сзади в него ткнулась Франческа.

— Ты больше не злишься? — заискивающе спросила она

— Не злюсь… — тихо ответил Элжерон. — Я просто в ярости! — крикнул он, поспешно продолжив свой путь. — Ты — сиди здесь до завтра, ты наказана! — бросил он через плечо своему питомцу. — Чтобы до утра ты с чердака не слезала, и на глаза мне не попадалась!

Элжерон чуть ли не кубарем скатился с лестницы на третий этаж, услышав, как Франческа сама осторожно закрыла за ним люк. Он завернул за угол, и увидел Алису, на которую наседала Филиппина, что-то тихо ей говоря. Граф поспешил на выручку своей горничной.

— Алиса? — привлек он внимание прислуги, и когда та с надеждой подняла на него глаза. Элжерон ткнул ей в руки свой пиджак, покрытый паутиной и утыканный короткой шерстью Франчески. — Это — в прачечную, — приказал он.

— Да, сэр, — кивнула ему Алиса.

— Еще. В моем кабинете в подвале полно осколков. Убрать только в прочных перчатках, стекла руками не касаться. Я не знаю, что именно я разбил, и не опасно ли содержимое колб. После промыть пол дважды. Всю использованную утварь сжечь на улице.

— Поняла, — повторила горничная.

— Уложили Маргарет? — поинтересовался Элжерон.

— Да, но только… — Алиса глазами указала на Филиппину и сникла.

— Нечего Вашей прислуге крутиться вокруг моей дочери! — выступила женщина, хмурясь так, что ее брови почти сошлись в единое целое.

— Она не Ваша дочь, — холодно ответил Элжерон, и вновь повернулся к Алисе. — Приготовь мне ланч, — продолжил он. — Сегодня я буду присматривать за Маргарет. К девяти вечера свари мне крепкий кофе и сделай несколько сэндвичей. Как будет готово, принесешь в спальню, выделенную для мисс Кинсрайт.

— Но… — растерянно сказала горничная.

Элжерон сделал круговое движение пальцем и указал ей на коридор, в сторону лестницы.

— На кухню, Алиса.

— Да-да, конечно, сэр, все будет исполнено, — пролепетала она и, прижав к груди его пиджак, засеменила исполнять свою работу.

— Позвольте-позвольте! — вновь вмешалась Филиппина. — Это кто Вам дал право оставаться в спальне моей дочери ночью?! — возмутилась она.

Элжерон повернулся к ней, нависнув, и прищурился.

— Я дал себе это право. Это мой замок. Я здесь хозяин. И я решаю, в какой комнате я буду проводить свое время!

— Это возмутительно! — взвизгнула Филиппина. — Вы нарушаете морально-этические нормы, ведя себя столь постыдным образом! Мы немедленно покидаем это ужасное, мрачное, холодное и опасное место!

— Вынужден Вас огорчить но дирижабль до Абердина прибудет в лучшем случае в следующем столетии, — хмыкнул граф. — А на своем экипаже Вы засядете в снегу, едва покинув пределы моего замка!

— Мы все равно уедем отсюда! — женщина топнула ногой, и Элжерон вспылил.

— Вы лично можете катиться на все 4 стороны! Но Маргарет не уедет отсюда, пока она сама не примет это решение!

Мужчина резко развернулся и ушел по коридору. Он спустился на этаж и отправился в библиотеку. Ему нужно было как-то скоротать время, которое он собирался провести подле Маргарет, присматривая за ее здоровьем, и было бы неплохо почитать что-нибудь о проклятиях и волшебных существах.

Элжерон дернул на себя дверь библиотеки, погружаясь в тишину книжного мира. Из-за шкафа неслышно выплыл Сэмюель, вежливо улыбнувшись посетителю.

— Юный граф! Чем могу Вам услужить сегодня?

Элжерон сел на кресло у стола посреди библиотеки и закинул ногу на ногу, задумчиво затарабанив пальцами по столу.

— Мне нужна книга о мифических существах Англии. Пусть будет эта. Для начала мне подойдет.

— Конечно, сейчас поищу, — Сэмюель кивнул и растворился в глубине библиотеки.

Граф остервенело расстегнул манжеты рубашки, в которой остался после того, как сорвал с себя пиджак, и методично закатал рукава, напоследок одернув полы жакета. Противостояние с Филиппиной утомляло, она словно высасывала из своих жертв всю жизненную энергию. Но, к сожалению, избавиться от нее не представлялось возможным. Зачем Маргарет взяла ее с собой в это путешествие? И почему Филиппина отдала ей свой чай? Не могла же она хотеть избавиться от своей падчерицы? Нет, скорее, она сделала это от природного скудоумия, переволновавшись из-за Франчески. Да она попросту могла не заметить шалости паучихи, к примеру, зажмурившись в тот самый момент, и упустив все действо.

Пока граф размышлял, подоспел и Сэмюель. Он протянул Элжерону толстую книгу в темно-зеленом переплете, украшенном золотистым орнаментом.

— Кельтская мифология, — узнал том мужчина. — Помнится, читал ее в детстве. Как обычную сказку. Отец однажды сказал, что это мои корни, и я должен больше узнать о мистических духах и существах, но эти сказки так и не произвели на меня должного впечатления, напротив, оказавшись довольно скучными, — он бездумно открыл книгу посередине и пролистал несколько страниц.

— Ох, дети так быстро растут, — внезапно вздохнул Сэмюель. — Никак в толк не возьму, и когда Вы, юный граф, так успели вытянуться.

Лицо Элжерона нервно дернулось, но он заставил себя смолчать.

— А что Ваш отец не заходит давно? — продолжил стандартный допрос призрак.

— Сэмюель, хватит, — осадил его граф, начиная вновь гневаться. День выдался тяжелый, и только воспоминаний о семье ему сейчас не хватало.

— Как здоровье Вашей матушки? — все же добил его призрачный смотритель библиотеки. Элжерон резко захлопнул книгу и бросил ее на стол, громко хлопнув обложкой.

— Умерла она! — рявкнул Элжерон, отчего призрак отшатнулся. — И отец умер! А я не вытянулся, я просто повзрослел! Сэмюель, ты сам умер, одиннадцать лет назад, черт бы тебя побрал! Посмотри на себя, ты полупрозрачный, ты шляешься сквозь эти треклятые шкафы! И еще лет через пять, я уверен, ты начнешь путать меня с отцом, и я буду вынужден подыгрывать тебе, отзываясь на Юэна, только чтобы ты, старый глупый призрак, не потерял себя!

Элжерон выдохнул, наконец, излив все, что накопилось в душе, и поднял глаза на Сэмюеля. Его силуэт внезапно подернулся рябью, и граф спохватился, что сотворил ошибку.

— Нет… нет-нет, Сэмюель, извини, я пошутил, — заискивающим тоном произнес он, но было уже поздно.

Лицо призрака начало вытягиваться, теряя очертания. Нижняя челюсть словно растворилась в воздухе, являя Элжерону лишь раззявленную бездонную пасть, а глаза опустели, словно два заброшенных колодца. Сэмюель приподнялся над полом, его ноги выше колена исчезли. Он закинул голову и огласил библиотеку протяжным воем.

— О нет, — простонал Элжерон, устало потерев ладонью лоб. — Я еще и расстроил тебя, Сэмюель. Прости меня, я правда не хотел.

Призрак, более не сдерживаемый остатками человеческих воспоминаний, завел новую песню воя, и Элжерон, не выдержав, неожиданно для самого себя поднял голову и завыл во весь голос в унисон с ним, пока в легких не кончился воздух. Переведя дух, граф подхватил со стола книгу и отправился к выходу из библиотеки. Сэмюель же, дергаясь и на мгновения исчезая из комнаты, полетел к одному из шкафов, судорожно втиснувшись внутрь него.

Граф вернулся на жилой этаж, чтобы обнаружить там еще больше людей, чем прежде. Теперь, помимо испуганной Алисы и надменно выглядящей Филиппины, там находился незнакомый Элжерону мужчина. Горничная тут же оглянулась на владельца замка, словно знала, когда он появится.

— Сэр, я не смогла войти в спальню… — виновато произнесла она.

— Я разберусь, не волнуйся, Алиса, — произнес он, кладя ладонь ей на плечо. — Иди пока что, займись делами.

— Конечно, сэр. Но что это был за вой?

— О, я нечаянно расстроил Сэмюеля. Передай остальной прислуге, чтобы не заходили в библиотеку до завтра, если только им внезапно не стало не хватать острых ощущений, и им охота пощекотать себе нервы видом разочаровавшегося в своем существовании призрака библиотекаря.

— Мне кажется, я слышала два голоса…

— Тебе показалось, Алиса, — оборвал ее Элжерон. — Теперь ступай.

Горничная тихо поклонилась ему, и мгновенно ретировалась, оставив наедине со своими гостями.

— Итак, — граф повернулся к незнакомцу, и тот ощерился кривой улыбкой, продемонстрировав ему зубы, выжелтенные табаком, с трудом различимые в клоках черной бороды. — Боюсь, нас не представили друг другу.

— Это наш охранник, — вновь вклинилась в разговор Филиппина, не дав и рта раскрыть мужчине. — Он отвечает за нашу безопасность! А поскольку я никак не могу утверждать, что ощущаю ее, пребывая в Вашем замке, граф МакЛавингтон, то попросила его посторожить спальню Маргарет от Ваших посягательств на мою дочь!

Охранник улыбнулся шире, хрипло хмыкнув, и выступил вперед, откинув в сторону полу плаща и демонстрируя графу пистолет. Элжерона затрусило от столь вопиющей дерзости. Еще никто не смел грозить ему оружием в его же доме. Он вскинул глаза на мужчину, и тот заговорил прокуренным голосом.

— Не в обиду, граф. Замок у Вас отменный, и за ночлег спасибо. Но наняла меня эта леди, так что действовать я буду в ее интересах.

Элжерон отбросил на пол мешающуюся книгу и подошел к охраннику. Тот, по-видимому, ощутил исходящую от графа опасность, и вцепился в рукоять пистолета, выдергивая его из-за пояса. Элжерон на ходу стянул с ладони лайковую белую перчатку и резко прижал ее основание к его лбу.

— Бойся… — прошипел сквозь сжатые зубы, сведенные яростью, Элжерон, влияя на его разум, вселяя в его мысли животный ужас, страх перед ним и этим замком, и панику.

Охранник отшатнулся, даже не пытаясь воспользоваться своим пистолетом. Он издал тихий горловой звук, и мелко задрожал. Его глаза и зрачки расширились, ноздри раздулись, и мужчина внезапно сорвался с места, со всех ног бросившись в сторону лестницы. Элжерон проводил его уставшим взглядом, ничуть не сомневаясь, что теперь охранник остановится, только добежав до одной из деревень. Граф не спеша поднял перчатку, книгу и подошел к двери комнаты Маргарет, но Филиппина безрассудно бросилась ему наперерез, не давая пройти.

— Я не позволю Вам присутствовать в спальне мой дочери! — поставила она ультиматум графу.

— Вы мне что-то запрещаете? — уточнил Элжерон.

— Да! Это моя дочь! И я буду присматривать за ней! Вы ее едва не отправили на тот свет! Вы, и Ваш кошмарный питомец!

Граф взял Филиппину за плечо и резким движением отстранил от двери так, что ее платье с негодованием зашуршало. Она возмущенно открыла было рот, но Элжерон заговорил раньше нее, не позволяя излить надоевшие ему, повторяемые по кругу, слова.

— По-первых, это мой дом, и я могу здесь делать все, что пожелаю! Если мне захочется, я прямо сейчас завернусь в тогу, станцую Сиртаки, и Вы мне и слова не скажете, а слуги будут мне аплодировать! А во-вторых, я знаю, что Вы пытались отравить Маргарет. Вы напоили ее чаем, отравленным Франческой. Скорее всего, Вы действовали наобум, но угадали, яд и вправду попал в жидкость, пусть и незначительная его часть, а я, к счастью, предусмотрителен, и быстро мыслю. Потому Маргарет сейчас жива. Как и Вы, впрочем, — Элжерон отступил на шаг, собираясь зайти в комнату баронессы, как Филиппина повисла у него на руке, не позволяя сделать этого.

— Вы мне угрожаете?!

— О… — Элжерон вежливо улыбнулся ей, не спеша отдирая пальцы от своей руки. — О, нет, что Вы, как можно! Каким же я буду джентльменом, если позволю себе угрожать гостье в своем доме? — Он, наконец, снял с себя цепкую хватку Филиппины и смог открыть дверь. — Я лишь говорю о том, как далеко от населенных пунктов расположено Паучье Гнездо. Как много снега навалило за последнее время вокруг. Даже никто из деревень без особой нужды не пожелает сюда приехать. И прислуга у меня крайне молчаливая. А ближайший констебль есть только в Абердине. Либо же в Данди. Но никак. Не. Тут.

Элжерон медленно, под ошеломленный взгляд Филиппины, зашел в комнату и притворил за собой дверь. Граф подошел к кровати Маргарет, прислушиваясь к девушке, но она была в полном порядке и мирно спала. Она лежала под толстым пуховым одеялом, из-под которого выглядывал почти один ее белоснежный кружевной чепец под который, похоже, были убраны ее волосы. Граф бережно поправил одеяло и чувством облегчения отправился максимально неслышно передвигать кофейный столик и кресло поближе к кровати.

К удивлению Элжерона, у Филиппины хватило здравого смысла больше не упорствовать в своих запретах, и не появляться в комнате своей падчерицы, позволив владельцу замка провести вечер в спокойствии и чтении книги. Только единожды в спальню пришла высокая женщина лет сорока на вид. Она чинно поклонилась Элжерону, представившись Виолеттой и компаньонкой Маргарет, и лишь проверила ее, будто легко одергивание одеяла что-либо бы поменяло. В отличие от Филиппины, женщина вела себя спокойно и надменно, будто рядом с ней был плакат, гласивший: "я не боюсь ничего и никого на свете включая Вас, граф", хотя к ней Элжерон не ощутил никакого чувства неприязни несмотря на ее грозный внешний вид, словно эта суровость была совершенно справедливым явлением и не могла нанести вред по незнанию или по злому умыслу. Она лишь убедилась, что Маргарет была в порядке, одарила мужчину задумчивым тяжелым взглядом, которым, вероятно, можно было заглянуть даже сквозь стену, и вышла. Очевидно, она отправилась докладывать Филиппине об увиденном. Воистину, только имея такие стальные нервы, как у компаньонки, можно было выдержать мачеху Маргарет и не потерять самообладания.

Ближе к девяти вечера Алиса принесла кофейник и поднос с сэндвичами. Элжерон уже начал ощущать, как его клонит сон от махровой тишины замка, погруженного в пушистый снег, и старая книга легенд не прибавляла ему бодрости. Элжерон пододвинул к себе поближе настольную лампу, создающую единственный островок света в этой комнате, и налил себе чашку крепкого горького кофе, от которого едва не поперхнулся. Возможно, Алиса даже несколько перестаралась, заваривая его.

Маргарет тихо пошевелилась, и граф услышал, как она сладко зевает и, похоже, потягивается. Следом за этим девушка чем-то зашуршала, и на пол полетела белая тряпица, а вслед ей донеслось недовольное ворчание по поводу чепца.

— Кому нужны шапки ночью! — возмутилась девушка, с удовольствием почесывая макушку и садясь на кровати.

— Проснулись? — подал голос Элжерон, привлекая внимание к себе. Маргарет, наконец, увидела его, и вздрогнула от неожиданности, натянув на себя одеяло до подбородка.

— Что Вы здесь делаете? — приглушенно пробухтела она сквозь плотную ткань. — И как я очутилась тут? Отчего я не помню совершенно ничего после того, как выпила чай?

— Произошла непреднамеренная ошибка… — осторожно попытался объяснить Элжерон. — Но теперь все в порядке, а Вам просто нужно поспать. Может, желаете перекусить? Алиса приготовила много сэндвичей.

— Матушка говорит, что есть вечером — вредно для здоровья.

— Она крайне много чего говорит, — отметил Элжерон. — Но что делать — решать Вам.

— Пожалуй, я все же откажусь…

— Хорошо, как скажете, — улыбнулся граф. — Мне же кофе и перекус пригодятся. Сегодня ночью я посторожу Ваш сон если Вы не против.

— А если против?

— Тогда я посторожу Ваш сон даже несмотря на то, что Вы против, — усмехнулся Элжерон.

— Какая отличная альтернатива!

— Как видите я всегда готов идти на компромиссы, — развел руками Элжерон, зная, что баронесса прекрасно его видит. — К тому же, разве не будет лучше, если я пресеку Ваш лунатизм ночью, если он вновь приключится, и не дам уйти из комнаты, чтобы Вы не наткнулись на кого-либо, помимо меня?

— А как же Вы сами? — недоверчиво спросила Маргарет, укладываясь в кровати, по-видимому, согласная с таким планом.

— Кофе. Книга, — Элжерон поднял со своих колен том. — Думаю, я найду способ отпугнуть сон от себя.

— Хорошо… — баронесса тихо зевнула. — Тогда, доброй ночи, граф.

— Доброй, Маргарет, — кивнул ей мужчина, возвращаясь к чтению.

Замок погрузился в глубокий тихий сон. Лишь одно окно тускло горело, освещенное изнутри крошечной настольной лампой. В комнате стояла тишина, слабо разрушаемая шорохом страниц, на которых Элжерон уже с трудом разбирал текст, и тиканьем настенных часов. Граф потер глаза, зевнув, и отметил про себя, что время уже перешло за полночь, но баронесса мирно спала, похоже, не собираясь вновь отправляться на ночную прогулку. Элжерону казалось, что голова становится все тяжелее, а каждый следующий щелчок, издаваемый внутренностями часов, все больше и больше отставал от предыдущего, будто замедляя время. Пальцы, сжимающие книгу, ослабли. Книга медленно выскользнула и со стуком упала на пол. Элжерон вскинулся, просыпаясь. Он внезапно ощутил, что ужасно замерз, настолько, что продрог до костей, и потянулся за пледом, лежащим на соседнем кресле. Граф поднял глаза в поисках источника холода, и увидел распахнутое окно. И женский силуэт, стоящий на подоконнике. Длинные волосы развивались от мягкого ледяного ветра, кружащего последние снежинки закончившейся вьюги, слабо касаясь свободного ночного платья девушки. Элжерон подскочил с кресла и бросился к Маргарет. Он подбежал, когда девушка занесла ногу, чтобы сделать шаг в бездонную пропасть перед собой, и подпрыгнул, оттолкнувшись от подоконника и обхватывая Маргарет за талию, чтобы дернуть на себя. Его нога соскользнула с оледеневшего подоконника, и он чуть не осел на пол, попятившись и упав спиной на кровать, прижимая к своей груди спасенную девушку. Она медленно зашевелилась в его руках. Ее движения становились все более осознанными, и уже через несколько мгновений она начала сопротивляться и вскрикнула от страха.

— Что происходит?! Что Вы делаете?! — завопила она.

— Тише, Маргарет, успокойтесь, уже все хорошо!

— Что значит "уже"?! — Маргарет замотыляла в воздухе ногами, пытаясь ударить графа, но ему отчего-то стало смешно наблюдать ее попытки совладать с ним.

— Вы едва не выбросились в окно, — произнес он. — Я поймал Вас в последний момент. Посмотрите сами, окно распахнуто, — Элжерон, наконец, выпустил девушку из объятий, и она вскочила, отойдя на пару шагов и оглядываясь.

— Это что же… — пролепетала она, с опаской глядя на окно, — …я сама? Пыталась сделать такое?..

— Увы, — вздохнул Элжерон. Он поднялся следом за девушкой и подошел к окну, занявшись его закрыванием. — Ну и холод, — пробормотал мужчина себе под нос.

— Как… как Вы можете быть таким спокойным?! — возмутилась Маргарет, стоя поодаль от него, обхватив себя руками.

— А что мне нервничать? Это ж не я в окно хотел выброситься, — пожал плечами Элжерон, наконец, плотно закрыв ставни. — Итак, полагаю, Вы ничего не помните из того, что происходило до Вашего пробуждения в моих руках? — он повернулся к баронессе.

— Я должна помнить? — Маргарет внезапно приосанилась, а в ее голосе зазвучало обвинение. — Уж не Вы ли сказали, что будете меня охранять?

— Придремал, — развел руками Элжерон. — Сейчас полчетвертого ночи, приближается худшее время суток. Вы не знали, что на этот промежуток времени по статистике приходится наибольшее количество смертей?

— Ох, прекратите, прошу, — баронесса прижала ладонь ко лбу. — Мне сейчас не до Вашей исследовательской пытливости. Я доверилась Вам, а оказывается, на Вас нельзя положиться!

— А то, что я снял Вас с подоконника — этого недостаточно? — возмутился граф в ответ. — Если бы меня здесь не было, Вы бы отправились в полет, и я сомневаюсь, что вверх!

— Довольно! — прервала его Маргарет. — Я Вас поняла. Просто… теперь я не знаю, что делать! — она взмахнула руками. — Никогда ранее не бывало такого, чтобы я делала то, что творю сейчас. Пытаться уйти на улицу. Или выпрыгнуть в окно… Что же со мной… — Маргарет прижала ладони в лицу, но так и не всхлипнула, отчего граф растерялся, не зная, начать ли утешать ее, либо же она просто задумалась в такой позе.

— Я могу предложить следующее, — осторожно произнес он. — Если Вы не контролируете себя, я попробую контролировать Вас. Днем с этим Вы вполне справляетесь сами, как я мог наблюдать, а вот ночью начинаете терять себя в паутине сна. Так что главное — лишь не позволить Вам покинуть ночью комнату, дабы Вы не отправились вредить себе. Возможно, Вы согласитесь на то, чтобы я приказал прислуге забить окна в этой комнате, а двери же будут закрываться на ключ. Иного выхода отсюда нет. Что скажете?

— Или я могу, в конце концов, просто уехать отсюда, а не соглашаться на добровольное заточение! — неожиданно взбунтовалась Маргарет.

— Как пожелаете, — кивнул ей Элжерон, отступая и делая приглашающий жест в сторону двери. — Хоть сейчас я разбужу слуг и они помогут Вам собраться. Вы пришли ко мне за помощью, и я даже согласился Вам помочь, но это не значит, что Вы также не доставляете мне неудобств!

— О… — Маргарет внезапно стушевалась и опустила глаза. — Простите, мистер МакЛавингтон… Вы правы…

— Ох, прошу, Маргарет, не нужно так, — произнес Элжерон, почувствовав укол совести. — Извините, я вспылил, и несколько устал. Давайте оставим этот вопрос на завтра, когда мы все успокоимся, обдумаем наши проблемы и выспимся?

— Да, хорошо, — кивнула ему девушка. — Я тогда, пожалуй, лягу…

Она подошла к кровати и рассеянно поправила одеяло, садясь. Элжерон подошел к ней и помог лечь, укрыв заботливо одеялом.

— Не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем, — произнес он, утешающе погладив Маргарет по голове. — О, может, подать Ваш чепец? — спохватился граф.

— Ни в коем случае, — недовольно проворчала девушка. — Терпеть их не могу, а матушка настаивает отчего-то, чтобы я непременно их носила…

— Как скажете, — улыбнулся граф. — А теперь спите. Метель, наконец, закончилась, и Вы спокойно и глубоко заснете. Уверен, второй раз Вы не попытаетесь сбежать. Завтра утром мне нужно будет съездить в деревню, раз снег прекратился, а после поездки я уделю Вам время. Договорились?

Маргарет закивала ему и с облегчением вздохнула, закрывая глаза.

— Что ж, тогда спокойной ночи, — произнес граф. — Метель улеглась, и теперь Вы будете спать безмятежно, как природа, укрытая покрывалом снега.

Он поднялся с кровати и как можно более неслышно забрал со столика поднос с кофейником и пустой посудой. Он осторожно открыл дверь и в последний раз бросил взгляд на Маргарет. Она уже тихо дремала, и Элжерон, наконец, покинул ее спальню.

В коридоре было пусто. Граф не спеша отправился вниз, желая отнести на кухню поднос. Элжерон спустился вниз по лестнице. Со второго этажа уже не доносился вой и всхлипывания Сэмюеля, отчего у графа немного отлегло от сердца. На нем лежало столько ответственности. За прислугу, за Франческу, за этого призрака, и теперь еще и за своих гостей. Элжерон вздохнул и отворил дверь, ведущую на кухню. Он поставил поднос на длинный деревянный стол и зажег одну из настенных ламп. За спиной раздался тихий шорох, и граф оглянулся на белоснежную невысокую фигуру, которая напугала его в сонном состоянии. Элжерон вздрогнул, не сразу признав Филиппину. Даже ее ночное платье было пышным, не говоря уже о белом чепце, украшенном крупным кружевом.

— Ох боже, это Вы, — выдохнул граф. — Что Вы здесь делаете в столь поздний час?

— О, граф МакЛавингтон, я всего лишь… — Филиппина замельтешила, и Элжерон заметил у нее в ладони золотую цепочку, — Я просто искала что-нибудь перекусить. Это же кухня. Значит, здесь должна быть какая-нибудь еда, верно?

— Маргарет говорила, Вы не едите вечером, — отметил граф.

— Так уже и не вечер! А ночь!

— Это верно… — усмехнулся мужчина. — Могу я поинтересоваться, что это за цепочка у Вас в руках?

— О, это кулон, подарок покойного Генри. Всегда ношу его с собой, он позволяет мне чувствовать себя в безопасности, — ответила Филиппина, тут же надевая на себя цепочку и пряча кулон, который граф так и не рассмотрел, под одежду. — А что же, Ваш дозор на сегодня окончен?

— Да, — Элжерон невольно улыбнулся, отведя взгляд. — Все в порядке, можете не волноваться. Пожалуй, мне пора тоже идти отдыхать.

— Что-то Вы быстро, — внезапно хмыкнула Филиппина.

— В каком смысле? — не понял Элжерон.

— Так что ж Вы, такой молодой, а уже и отправляетесь спать. Вот мой Генри, — вздохнула женщина, поднимая глаза к потолку, — бывало до утра мог меня "охранять".

— Ох, боже правый, — засмеялся граф, прижимая ладонь к губам. — Я… я даже не знаю, что ответить. Я лишь сидел в кресле, и…

— Молодость… горячая кровь, — перебила его женщина. — Жаль нынче о чести не заботятся так же трепетно, как в былые времена.

— Для меня важна честь каждого, — Элжерон невольно нахмурился. — Включая меня самого. Не стоит примерять на других, и делать скоропостижные предложения, которые по вкусу Вам.

— Полноте, граф, — улыбнулась Филиппина, не спеша отправляясь к выходу. — Мы оба взрослые люди! Вы уже думали о том, чтобы взять мою дочь в жены? Ей, похоже, очень нравится в Вашем замке, уверена, ей было бы здесь хорошо, вдали от шумного города, на природе.

— Филиппина… — граф с укоризной поджал губы. — Я не стану Вас ни в чем переубеждать. Но посоветую отправиться спать. Хорошо?

Женщина в ответ сделала грудь колесом и уперла руки в бока.

— Надеюсь, если бы я решила сделать иначе, Вы бы не поступили со мной, как с нашим охранником, выгнав из замка прямо в ночном платье?

— Предпочту не вспоминать о том, что Вы натравили на меня вооруженного человека, — учтиво ответил Элжерон. — Если я не ношу в кармане пистолет, не значит, что у меня нет иных способов защитить себя. Помните об этом, — с улыбкой закончил граф. — Доброй ночи.

— Доброй… — недовольно пробурчала Филиппина и ушла из кухни.

Глава 6

Крупное овальное зеркало в тяжелой медной оправе, которая словно состояла из закованных в металл древесных прутьев, листьев и утонченных цветов неведомых Элжерону растений, отбило яркий солнечный утренний луч, дружелюбно выглянувший после долгой снежной бури. Граф одернул полы длинного пальто темно-синего, почти черного цвета, и надел шляпу, напоследок смахнув с одного из цветков надокучливую паутину Франчески, упавшую с потолка. Едва он отвернулся от своего отражения в полный рост, намереваясь покинуть прихожую и отправиться к ждущему его на улице кучеру, как ему наперерез бросилась его старшая горничная.

— Ах, куда же Вы, граф, в такую рань? Едварассвело, а Вы уже собраны и выходите! — запричитала она, семеня за ним следом.

— Я всего лишь направляюсь по делам в деревню, — улыбнулся ей Элжерон. — Чем раньше я выеду, тем раньше вернусь в замок под твою опеку, Алиса.

— Ну куда Вы, с душой-то нараспашку, — не унималась женщина, из-за чего Элжерон со вздохом начал застегивать резные крупные пуговицы.

— Вот, теперь я достаточно одет для того, чтобы выйти на улицу? — поинтересовался он, разведя руки.

— Нет, как же, а шея голая, — не унималась Алиса. В ее руках невесть откуда появился голубой полосатый шарф, и она ловко намотала его на шею графа, завязав под подбородком. — Вы ведь так наверняка простудитесь!

— Я? Простужусь? — фыркнул Элжерон.

— А что бы сказала Ваша матушка, увидь она, как Вы не заботитесь о себе? — с укоризной в голосе добавила Алиса, закончив одевать своего подопечного.

— Не знаю… — тихо ответил граф. — Спасибо, — произнес он и, ловко обогнув женщину, выскользнул на улицу, слыша вслед причитания о том, что он не позавтракал.

Элжерон тихо засмеялся про себя, бодрым шагом подойдя к ожидающим его саням. Гнедой конь нетерпеливо бил копытом утоптанный им же снег, взволнованно радуясь морозной погоде и скорой пробежке до деревни. Граф подошел к животному и приветственно похлопал его по шее, за что конь резко обернулся и обдал его жарким паром дыхания.

— Мы Вас уже заждались, граф, — донесся с козел хриплый голос старого конюха.

— Томас, в такую погоду тебе бы сидеть дома, и коней чистить, — с укором ответил Элжерон, обходя сани и забираясь в них. Прислуга заботливо укрыла скамью двумя пледами, чтобы он не замерз в пути. — И выброси эту дрянь, — с укоризной добавил граф, покачав головой, заметив во рту Томаса самокрутку. — Я ведь столько раз говорил, что ты попросту растворяешь собственные легкие, добровольно приближая свою смерть.

— Да что мне там осталось-то, в моем возрасте, — беспечно махнул рукой кучер.

— Однако же, подгонять собственное время — не лучшая идея. Оно этого не любит.

Томас, прокашлявшись, словно отделяя слова графа от дальнейшего диалога, произнес:

— Так что, едем в Западную деревню?

— О, верно, езжай, — махнул ему рукой граф, усаживаясь поудобнее и готовясь к приятной поездке по своим владениям, укрытым толстым слоем свежего снега.

Томас громко пощелкал языком, и конь, запрядав ушами, охотно потянул сани, заскрипев свежим снегом под копытами.

— Граф! Погодите, граф! — внезапно донесся до Элжерона женский голос, и мужчина приподнялся на скамье, оглядываясь на вход в свой замок. По широким каменным ступеням, расходящимся в две стороны, бежала Маргарет, одетая в темно-серое платье, как обычно строго фасона, и расстегнутое пальто, словно наброшенное на плечи впопыхах. — Обождите меня! — задохнувшись, воскликнула она.

— Остановись, — обратился Элжерон к кучеру.

— Стой, Август! — прикрикнул тот, натягивая поводья, и конь, недовольно фыркнув, остановился, замахав головой, словно возмущаясь тому, что придется вновь ждать, прежде чем он сможет пустить свои длинные сильные ноги вскачь.

Маргарет, сметая рукавом снег с перил, поддерживаемых небольшими колоннами, торопливо, поскальзываясь, сбежала с лестницы. Вслед ей отворилась входная дверь замка, и в проеме показалась Филиппина. Она была одета в столь пышное белоснежное платье, будто светящееся изнутри своей помпезностью, что Элжерону на мгновение показалось, что в дверях его замка появилась заплутавшая невеста, ищущая своего пропавшего жениха уже не первую декаду лет.

— Маргарет! — истошно взвизгнула женщина. — Куда тебя нелегкая понесла! Мы не договорили!

Но девушка уже добежала до саней, и Элжерон, встав, протянул ей руку, рывком помогая забраться.

— Поехали, умоляю Вас! — с отчаянием в голосе сказала баронесса, оглядываясь на свою мачеху, которая, впрочем, замешкалась на лестнице, не в силах собрать все юбки, чтобы начать спуск по снежным скользким ступеням.

— Вперед, двигай! — крикнул Элжерон кучеру, и тот щелкнул в воздухе коротким кнутом, лишь для того, чтобы поторопить коня. Сани резко дернулись с места, отчего граф неуклюже бухнулся обратно на скамью, все же успев оглянуться на доведенную до крайней степени негодования Филиппину. Вид ее ярости заставил его тихо захихикать, словно маленького проказника, чью шалость только что раскрыли, и она сработала в полную силу. Граф, наконец, уселся и обратил внимание на свою внезапную спутницу. Он никак не ожидал, что Маргарет вспомнит его слова о предстоящей поездке рано утром, и успеет его перехватить.

Девушка уже обтрусила перчатки от налипшего снега и пригладила чуть растрепавшиеся две косы, идущие от висков к макушке и переплетающиеся друг с другом в сложную спираль, после чего одернула полы пальто, расправляя его края, и чинно сложила ладони на коленях, глядя ровно перед собой, отчего Элжерону на мгновение показалось, что он везет на какую-то выставку снежную статую. Граф прочистил горло, внезапно почувствовав себя не в своей тарелке. Хотелось узнать, отчего Маргарет столь стремительно сбежала от мачехи, если в прошлом она не стремилась к свободе и, напротив, следовала ее требованиям, словно послушный питомец, сидящий на коротком поводке.

Мужчина проследил взглядом за раскидистыми деревьями, обступившими дорогу, словно черные стражи-скетелы с белыми накидками на плечах, что безмолвно следили за путниками, проезжавшими этим путем. В лесу было невероятно тихо благодаря снегу, скрадывающему все звуки, но эта тишина давила на Элжерона своей неловкостью, ведь Маргарет продолжала упрямо молчать. Подумав еще пару мгновений, граф решил завести хотя бы пустую светскую беседу, после чего, выяснив настрой девушки, узнать и причину ее поведения.

— Сегодня… — начал он.

— …прекрасная погода, Вы правы, — прервав, закончила за него баронесса. Томас тихо засмеялся, отчего Элжерон ощутил себя еще более стесненно.

— А Вы… — попытал он счастье вновь.

— …спала отлично до самого утра, благодарю, — Маргарет так же жестко завершила ответом его вопрос.

Элжерон недоуменно уставился на свою собеседницу. Она сидела в распахнутом пальто и сосредоточенно смотрела вперед, словно нарочно не хотела одаривать графа даже взглядом.

— А Вам… — произнес было он.

— …не холодно, можете не беспокоиться, — раздраженно процедила она сквозь зубы.

Томас снова тихо засмеялся в бороду, вызвав неодобрительный взгляд Элжерона, который тот, впрочем, не увидел.

— Мне кажется, или Вы чем-то рассержены с самого утра? — предположил граф, решив выяснить причину столь дерзкого поведения девушки.

— Ох, все дело в том, что мой день начался с крика, — начала повествование Маргарет, глядя перед собой. — Я проснулась под крики матушки, пришедшей ко мне в комнату. Совершила утренний туалет под крики. Оделась под крики. Уложила волосы под крики. Наспех позавтракала под все те же крики, благодаря которым кусок в горло не лез. Матушка сделала мое утро поистине громким. Она ни на мгновение не прекращала увещевать меня уехать отсюда. Иногда ее ворчание, переходящее в сногсшибающий вопль, как будто высасывает из меня все силы. К тому же, она постоянно заводит разговор о Вашей паучихе, словно я могу изменить тот факт, что это существо здесь живет, и ведет себя так, как ведет, надокучая ей и пугая ее!

Маргарет выдохнула, договорив, и переплела пальцы, лежащие на коленях. Судя по ее лицу, ей стало немного легче от того, что она выговорилась.

— Ну что ж… У каждого свои недостатки. Кто-то много ворчит, а кто-то — паук, — примирительно улыбнулся Элжерон, но в ответ на него обрушился неожиданный гнев.

— Кстати о Вашей паучихе. Она пыталась меня отравить! Отчего же Вы не сказали мне этого ночью, когда я проснулась?

— Отравить? Да бросьте, — засуетился граф, пряча глаза и неловко улыбаясь. — Франческа и мухи не обидит. То есть, мух она, конечно ест, но ей их мало, при ее-то размерах…

— Довольно о том, что она ест! Ваш питомец едва не отправил меня на тот свет! После того, как матушка поведала мне о том, что предшествовало моему обмороку, мне стало понятно, отчего Вы были столь учтивы и заботливы ночью!

— Если Вы так настаиваете на развитии этой темы, что ж, извольте обсудить со мной этот неприятный момент. — Элжерон скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу. — Франческа желала напугать Вашу матушку. Лишь припугнуть, испортив ей чай. А последняя отдала Вам этот чай, прекрасно зная, что огромный паук что-то с ним сделал. Теперь же, очевидно, она желает убедить Вас, что виноват во всем я, дабы склонить Вас к скорейшему отъезду из моего замка.

— А мне вот кажется, что она желает меня защитить! — Маргарет недовольно надула губы, напомнив Элжерону обиженного ребенка.

— Сэр, не всегда, если женщина ворчит, она действительно желает сделать то, о чем говорит, — подал голос Томас. — Ох, не знаете Вы женщин, совершенно не знаете… — его затылок скорбно покачался из стороны в сторону.

— Если Вы столь настойчиво будете твердить, что хотите уехать — так уезжайте! — вспылил Элжерон. — В конце концов, Вы повторяете эту мысль раз за разом. Вы запрыгнули ко мне в сани едва ли не на ходу оттого, что так сильно хотите покинуть меня? Уж не стоит пытаться убедить меня в этом. Я хорошо разбираюсь в людях, и могу легко увидеть, что Вы лишь хотите сбежать от своей мачехи, а меня начали использовать как способ излить все то напряжение, которое она в Вас вкладывает, изводя нравоучениями и криками изо дня в день.

— О, я тоже, знаете ли, неплохо разбираюсь в людях! — неожиданно парировала Маргарет, поворачиваясь к графу. — Вы столь упрямо утверждаете, что любите одиночество, на самом деле скрывая за этим свой страх.

— Страх? Вот уж не припомню, чтобы слыл трусом, — хмыкнул на это замечание Элжерон.

— Однако же, Вы боитесь. Его, одиночества. Точнее того, что кто-то может его развеять, в следом исчезнуть по тысяче причин, и одиночество вернется, неся с собой пустоту. Потому Вы решили жить с этой пустотой непрерывно, отталкивая от себя людей, вещая им, что Вы слишком сложный и запутанный человек, которого интересуют только природа и его дела. Кроме того, Вы еще и пользуетесь какими-то непонятными техниками внушения, ведь Вы так успешно вчера избавились от нашего охранника. Матушка сказала, Вы умудрились сделать это одним прикосновением?

— Да, это была… необходимость, — граф неожиданно стушевался, не зная, на какое обвинение отвечать в первую очередь, дабы успокоить взвинченную девушку, заведенную, как пружину, умелой рукой мачехи-манипулятора.

— И что же, Вы и меня можете так… загипнотизировать? — Маргарет возмущенно взмахнула рукой.

— Могу, но это не то, что я делаю ради развлечения. Ваш охранник угрожал мне, и я был… вынужден… — пролепетал Элжерон, отдалившись мыслями от собственной реплики.

Отчего он ни разу не задумывался о том, что озвучила Маргарет? Одиночество, которым он дорожил, было лишь комфортной защитой от потрясений, что несло общение с людьми. Не оттого граф избегал его, что не нуждался, а потому, что боялся привыкнуть к тем приятным моментам, что оно влекло, и не суметь справиться с их исчезновением со временем. Ведь потерять себя, пусть и легко, но не так заметно и ощутимо, как когда теряешь близкого человека.

— … Вы слушаете меня, мистер МакЛавингтон? — донесся до него голос Маргарет, и он вынырнул из размышлений, осознав, что все то время, пока думал, смотрел пустым взглядом мимо своей собеседницы куда-то в лес.

— Прошу, зовите меня Элжерон, ни к чему эти формальности, — механически ответил он.

— Боже правый, да у Вашей паучихи в восьми глазах осознанности поболе, чем у Вас в двух! — проворчала юная баронесса. — В какой момент Вы перестали меня слушать и отчего? Это невежливо! Вы сами начали со мной беседу, а потом словно мысленно встали и ушли, оставив мне свою пустую оболочку!

— Я только могу сказать, что Вам стоит меньше слушать свою мачеху, которая, кроме всего прочего, не вызывает у меня доверия, и больше слушать саму себя. Иногда Вы говорите столь мудрые вещи…

— Иногда! — фыркнула Маргарет. — Вы мастер комплиментов. Это прозвучало примерно как "большую часть времени, дорогуша, Вы такая дурочка, но вот знаете, изредка я замечаю в Вас проблески разумности!"

Томас на козлах, похоже, не выдержал, и рассмеялся в голос.

— Уж поверьте старику, граф, ежели женщина решила кого-то доконать, она найдет способ раздуть из мухи слона, даже если он ей не был нужен!

— Томас, ты бы следил за дорогой! — одернул его Элжерон, краем глаза заметив, как Маргарет надулась. Он повернулся к ней и добавил: — Мы почти приехали. Я все же не знаю, ради чего Вы сели ко мне в сани и отправились в эту поездку, но теперь, пока я не закончу все свои дела, в замок Вы не вернетесь. И советую перестать делать то, что Вы в данный момент делаете. Сложно подобрать этому определение, но я бы рискнул сравнить это с попыткой выесть из меня всю душу вилкой для фондю! Кстати, — он наклонился ближе к возмущенной Маргарет, чтобы его не услышал Томас, — женскую истерию, насколько я слышал, успешно лечат, например, в Лондоне. Разве нет? — Граф ехидно улыбнулся и отодвинулся от девушки, которая начала задыхаться от негодования, по-видимому, не находясь, что ответить. — Однако, — не дал он ей произнести и слова, — вот и деревня. Вы можете наблюдать каменные ворота, точнее, их остатки, которые некогда были величественным сооружением, а ныне лишь отмечают въезд в селение, — граф указал на два широких столба из грубого камня, припорошенного снегом, и украшенных полукруглой белой шапкой, под которой не было видно арку.

— Ехать к старейшине? — подал голос кучер.

— Да, езжай к мистеру Огилви. — Элжерон осмотрелся, пока сани ехали по широкой мощеной дороге, спрятанной под свежим снегом. С обеих сторон вплотную друг к другу стояли двух и трехэтажные добротные дома, чьи стены были сложены из местного камня, некоторые построенные сотню лет назад, и приютившие не одно поколение семей. По дыму из труб было понятно, что деревня уже проснулась, но выходить в хрустящий мороз никто не спешил. Сани свернули на боковую улицу и направились к стоящему отдельно дому с остроконечной крышей. Граф повернулся к своей спутнице, которая демонстративно обижалась на него. — Предлагаю продолжить беседу чуть позже, — он расплылся в елейной улыбке, когда Маргарет заинтересованно подняла на него глаза, — когда Вы остынете, — глаза ее расширились, — снежная буря в Вашей душе утихнет. Ведь на холодную голову легче договориться, — закончил он, миролюбиво подняв брови. Баронесса только тихо икнула ему в ответ, разобрав откровенную издевку в ее адрес.

— Да как Вы смеете… — ошеломленно прошептала она.

— Не думали же Вы, что сможете безнаказанно портить мне настроение по своей прихоти? — ухмыльнулся граф. — Один-один, — он подмигнул девушке и встал в санях, которые успели подъехать к высоким дубовым дверям. — Вы пойдете со мной? — поинтересовался Элжерон у своей спутницы, но та хмыкнула в ответ и отвернулась. — Как пожелаете, — пожал тот плечами и спрыгнул на скрипучий снег.

Глава 7

Дверь дома тут же гостеприимно распахнулась, словно его хозяин ожидал прибытия важного для деревни гостя. В проеме показался статный мужчина в возрасте, одетый в длинный теплый тулуп из овчины коричневого цвета. На лице мужчины красовались роскошные каштановые усы, которые, как он говаривал, он отращивал в дань современной моде.

— Граф! — воскликнул старейшина деревни, приветственно раскинув руки.

— Мистер Огилви, — улыбнулся ему Элжерон, протягивая раскрытую ладонь для крепкого дружеского пожатия. — Вы словно ждали меня!

— Как же Вас не ждать, — расхохотался старейшина, — мистер МакЛавингтон, Вы же всегда первым делом после бури, какой бы она ни была, стремглав несетесь к нам, чтобы проверить, все ли хорошо. Уверяю Вас, граф, деревня в полном порядке. Снега навалило много, но мы справились. Вы излишне переживаете за нас.

— Но ведь 3 года назад… — растерянно начал Элжерон.

— …было 3 года назад, — Огилви расплылся в добродушной улыбке. — И теперь с нами все отлично.

Дверь за спиной старейшины вновь распахнулась, и оттуда вывалилась целая гурьба детишек с радостными вскриками и смехом.

— Это же граф! Граф приехал! — донеслось до Элжерона, и он подобрался, готовый к атаке со всех сторон.

— Дети… — успел только вымолвить он, как ему в пояс вцепилась старшая десятилетняя дочь Огилви, Бэкки.

— Граф! — радостно заверещала она.

Следом на обеих его руках повисли мальчишки-близнецы, Гарри и Ларри, семи лет от роду. Элжерон качнулся, однако, выстоял, пытаясь пережить это нападение ребятишек. Но следом ему в ногу впилась младшенькая, Кристал, чистейшее пятилетнее дитя, беззаветно влюбленное в него той искренней любовью, на которую способны лишь маленькие дети. Она картаво воскликнула "глаф", — и он, потеряв равновесие, завалился на спину, прямо в пушистый мягкий сугроб. Снежное покрывало взвилось перед его глазами миллиардом ледяных искр, что заблестели в лучах утреннего солнца каплями замороженной росы. Они плясали в безумном танце, оседая на его ресницах и щеках, едва ощутимо жаля кожу, будто крошечные назойливые насекомые. Элжерон медленно выдохнул в замирающее мгновение. Его теплое дыхание сплелось в прекраснейшую круговерть из облака и света, что он когда-либо видел. Рядом с ним раздавался звонкий детский смех, лучше и чище любой музыки, а их игры вздымали все больше и больше веселых искр.

На лицо Элжерона легла тень, и над ним склонилась взволнованная Маргарет. Граф сосредоточил на ней взгляд, понимая, что ей совершенно невдомек то, что он сейчас испытывал.

— С Вами все в порядке? — озадаченно спросила баронесса.

— Да… — прошептал он.

— Тогда поднимайтесь, пока не простыли, — брови Маргарет сбежались к переносице, и она отступила. Ее место тут же занял Огилви. Он рассмеялся и протянул ему руку помощи.

— Простите этих сорванцов, мистер МакЛавингтон, они будто саранча. Прибегут, наделают делов — и поминай, как звали!

— Не стоит обращаться ко мне столь формально, — пробормотал Элжерон, принимая руку. Его рывком подняли на ноги так скоро, что он и понять этого не успел. Все же в теле Огилви было много силы. — Мистером МакЛавингтоном величали моего отца. Мне будет достаточно и моего имени.

Старейшина похлопал графа по спине, отряхивая от снега, так, что тот качнулся.

— Ну, поскольку Вы заняли его место, и заняли, на мой взгляд, довольно успешно, думаю, Вы заслуживаете тех же регалий и отношения, что были к нему, — с доброй отцовской улыбкой ответил ему Огилви.

— Глядите, снежная королева! — донесся до Элжерона голос Бэкки. Он оглянулся на Маргарет, которая беспомощно стояла в окружении детворы.

— Я… не… — растерянно пролепетала она.

— Граф привез настоящую… — сказал Гарри.

— …снежную королеву! — закончил за него Ларри.

— Что вы, дети, что вы, не пугайте мою гостью, — Элжерон поспешил на выручку. — Она не привыкла к такому всестороннему вниманию. Это баронесса Кинсрайт. Прибыла из самого Лондона!

— О-о-о! — восторженно потянули хором дети.

— А почему она приехала?

— А почему у нее белые волосы?

— А почему она сама такая белая?

— А ей не холодно без шапки? — посыпались вопросы один за одним.

— А Вы на ней женитесь?! — выпалила Бэкки. Элжерон тихо охнул. Неожиданно малышка Кристал начала рыдать во весь голос и вновь прилипла к его ноге.

— Не-е-ет, как зе та-а-ак! — заголосила она. Граф беспомощно поднял взгляд на Огилви, но тот только виновато пожал плечами, и Элжерону пришлось самостоятельно отцеплять от себя маленькую расстроившуюся обезьянку. — Глаф долзен был жениться на мне!

— Ох, Кристал, я не…

Детский плач, вдвое громче предыдущего, перебил его тщетные оправдания, и он решил зайти с другой стороны.

— Ну прости, милая, но я все равно никак не смог бы на тебе жениться. Ты ведь принцесса, верно?

Кристал тут же перестала рыдать и сосредоточенно насупилась.

— Угу, — угрюмо кивнула она.

— Вот видишь, а я всего лишь жалкий граф.

Он засмеялся, глядя на озадаченное и задумчивое лицо девочки, и не спеша отправился в обход дома к деревенскому озеру.

— Вот ты вырастешь, встретишь своего принца — потому что принцессе пренепременно полагается принц! — и выйдешь замуж за него, — размеренно поведал ей граф. — А сейчас, думаю, принцессе нужен замок, верно?

— Замок! Замок! — заскандировали близнецы в один голос, пока Элжерон спускался к заснеженному пляжу. Мужчина остановился перед белым полем, рассыпавшимся поверх заледеневшего озера. Оно мирно спало, приютив сотни жителей под своим заботливым крылом. Элжерон поставил Кристал на землю и подошел к кромке озера.

— Какой вы хотите замок? — спросил граф.

— С тремя башнями! — воскликнул Гарри.

— Четырьмя! — поправил Ларри.

— В два этажа! — добавила Бэкки.

— Нет, как у глафа! — подала голос Кристал.

— Хорошо, — усмехнулся Элжерон. — Только не забудьте, что это для всех детишек деревни, а не только для вашей компании!

Граф глубоко вздохнул, слушая сонную природу, и взмахнул рукой. Ветер, уставший после трехдневной бури, нехотя пробудился и потянулся к нему, ведомый его приказом повиноваться. Граф направил его на мягкий, махровый снег, лежащий на льду, и тот взвился, мгновенно перенесясь на берег. Элжерон сосредоточенно нахмурился, направляя снег так, как ему нужно, формируя из него плотные крепкие снежные стены, перекрытия, крыши и башни, утрамбовывая его настолько, чтобы выдержал вес и игры нескольких детей. Через несколько минут перед ним возвышалась настоящая двухметровая снежная крепость: довольно простецки и грубо выполненная, без излишеств, и с немного неровными проемами. Граф невольно скривился, глядя на них.

— Ну-у-у… — неловко потянул он, понимая, что эта часть совершенно не удалась.

— Какой замечательный замок! — всплеснула руками Бэкки. — Огромное Вам спасибо, побегу подружкам расскажу! — она неуклюже, путаясь в длинной шубе, пробежала мимо Элжерона, направившись в деревню.

— А каток? — хором спросили близнецы.

— Как я мог забыть, — подмигнул им граф. — Подождите меня тут, и не выходите на лед, пока я не закончу.

Мальчишки дружно закивали, и Элжерон отправился к центру озера. Он снял лишь половину снега с его поверхности, ведь площади всего озера не требовалось для развлечения детей и жителей деревни. Зимой, в скуке, они были рады присоединиться к своим детям в катании на льду, и охотно семьями собирались в дневное или вечернее время, а граф помогал им в организации веселья, хоть и никогда не принимал в нем участия. Элжерон провел подошвой высокого ботинка по льду, отмечая, что из-за быстрого замерзания поверхность вышла шершавой, бугристой, и совершенно не подошла бы для катания. Граф остановился в отдалении от берега и присел на корточки. Он снял с ладоней перчатки, сунув их в карман, и прижал пальцы к поверхности озера, прислушиваясь к толщине льда. Стойкие морозы отлично скрепили воду, и опасности для жителей не было. Элжерон медленно развел ладони, уничтожая все неровности и шероховатости, как точильный круг срезает кромку лезвия ножа, — и поверхность озера растеклась от него во все стороны гладким зеркалом. Напоследок он прикрыл глаза и сделал в дальней части озера несколько лунок, чтобы рыба, живущая в озере, не задохнулась.

Мужчина наклонился ниже ко льду, прислушиваясь. Внизу, на самом-самом дне озера, жила гигантская рыба. Сом. Элжерон никогда его не видел, да и никто его не видел, и даже не знал о его существовании. Это был Король-сом, старше, чем эта деревня, старше, чем лес вокруг. Время медленно текло сквозь него, удерживая на дне, не давая пробудиться и вынырнуть на поверхность, ибо это было чревато потопом в деревне. Элжерон читал о таких рыбах, в Японии их именовали Онамадзу, большой сом. По поверьям, он мог проникать под землю и вызывать землетрясения. Но граф знал, что это была просто огромная древняя рыба, невероятных размеров. И до тех пор, пока она спит в глубине, окрестности в безопасности.

Убедившись, что все было в порядке, как обычно, Элжерон поднялся на ноги. Он потер замерзшие ладони и с трудом выудил из кармана перчатки. Сунув в них кое-как заледеневшие непослушные пальцы, граф, поскальзываясь на идеально отполированном льду, отправился к берегу. Там, возле замка, который уже облюбовали близнецы, стояла Маргарет, во все глаза глядя на результаты его трудов.

— Это невероятно, — зачарованно прошептала она, подходя к Элжерону. Тот протянул руку, и она бездумно взяла его под локоть. — Это… немыслимо!

— Всего лишь немного магии — и никакого мошенничества! — усмехнулся граф, взмахнув свободной рукой. К ним подошел старейшина деревни, окинув одобрительным взглядом получившийся каток и замок.

— Что ж, — расплылся он в довольной улыбке, — нам однозначно будет, чем занять сегодняшний вечер и детишек! Граф, берите с собой свою прекрасную спутницу, и приезжайте к нам ближе к закату! Присоединитесь к веселью!

— О, боюсь, что я не поклонник столь активного времяпрепровождения, — неловко отвел глаза Элжерон. — Да и баронесса прибыла сюда, чтобы подправить свое здоровье.

— Да, к сожалению, у меня нет сил сейчас присоединиться к Вашему мероприятию, — примирительным тоном ответила Маргарет.

— Что ж, жаль, жаль, — вздохнул старейшина, и неспешным шагом направился обратно к своему дому и саням, ожидающим графа, сопровождая своих гостей.

— Кстати, как думаете, отец Андрэ сейчас в церкви? — подал голос граф.

— Конечно! Нас, как обычно, разбудил утренний звон колокола. Вы же знаете, что к нему в послушники пошел Алан?

— Сын кузнеца? — удивился граф. — Вот уже не ожидал, что он выберет такой путь.

— Да, махать молотом оказалось ему не по душе, — тяжело вздохнул Огилви. — Кто знает, что выберут наши дети. Вот, я считаю, что Вашему отцу крупно повезло, что Вы не бросили его ремесло, и продолжили им заниматься. Вы ведь могли уехать в Абердин, вести светскую жизнь аристократа. Но Вы не оставили нас! — Старейшина подошел к саням и повернулся к нахмурившемуся Элжерону.

— Мой выбор был таковым, — сдержанно ответил он, подводя Маргарет к саням. Дверь дома отворилась, и оттуда вылетела жена старейшины, Иннес. Она была позитивной полноватой женщиной-хохотушкой с добрым нравом, что всегда импонировал Элжерону. У нее в руках была объемная корзина, над которой поднимался легкий пар. Заметив графа, женщина тут же бросилась к нему.

— Успела, фух! — воскликнула она, протягивая Элжерону корзину, в которой тот увидел с десяток, по-видимому, пирожков, бережно завернутых каждый в отдельный бумажный конверт. — Вот, угощайтесь! — выпалила она.

— Спасибо, но я вынужден отказаться, — пошел на попятную граф.

— Так что же это я, с утра зря старалась, пекла? — возмутилась женщина, ничуть не смущенная тем фактом, что никто не ожидал от нее угощений.

— У меня два повара в замке…

— Что там Ваши поварихи-то! С Восточной деревни! Все знают, что они готовить не умеют! Ну возьмите хоть один, — заискивающе улыбнулась Иннес. — Они с мясом!

— С мясом, говорите… — задумчиво пробормотал граф. Дома его ждала обиженная Франческа. Он не видел ее с прошлого вечера, когда велел оставаться на чердаке. Наверняка ее порадует такое подношение. — Хорошо, возьму пару, — согласился Элжерон, чем несказанно осчастливил Иннес. Он взял два конверта и сунул в карман своего пальто. — Я точно не умру от голода, пока доберусь до замка. Теперь можем уезжать, надеюсь? — поинтересовался он у женщины, и та кокетливо захихикала. Огилви подошел к ней и приобнял за талию, прижимая к своему боку.

— Вечно ты пытаешься закормить нашего графа! У него и без нас хватает провизии, уверен. — Он повернулся к Элжерону. — Ну, счастливого пути! Заезжайте к нам почаще. И подумайте над моим предложении о сегодняшнем вечере.

— Благодарю, — кивнул граф, запрыгивая в сани. Он подал руку Маргарет, и та протянула ему ладонь в черной перчатке.

— Жених и невеста! — выкрикнула откуда-то взявшаяся Бэкки, окруженная стайкой девчонок, из-за чего Маргарет сконфуженно отдернула руку, и ее щеки едва заметно порозовели. Граф вскинул на Бэкки голову, поджав губы, и та показала язык, убежав за дом, к озеру.

— Дети говорят, что думают, и не думают, что говорят, — произнес мужчина, обращаясь к баронессе, все еще желая помочь ей забраться. Маргарет нервно дернула губами, и все же неуверенно протянула ему ладонь. Элжерон подтянул ее к себе и бережно усадил на скамью, примостившись рядом. — До встречи, — он приподнял шляпу, обращаясь к Огилви, и обратился к Томасу. — Отправляйся в церковь.

— Да, сэр, — ответил кучер, пощелкав языком коню. Тот едва слышно заржал и потянул сани по заснеженной дороге.

Глава 8

— Зачем нам в церковь? — взволнованно поинтересовалась Маргарет у графа.

— Хотите пирожок? — он выудил из кармана один из конвертов и протянул своей спутнице.

— Нет, благодарю… — пробормотала она.

— Как хотите, — задорно пожал плечами Элжерон. — Томас, хочешь?

— Конечно! — встрепенулся тот, протягивая руку назад и не глядя забирая конверт. — Миссис Олигви готовит просто божественно! — Он тут же зашуршал вощеной бумагой и принялся за еду.

— Только не произноси этого вслух на кухне в замке, иначе следующий месяц будешь питаться на конюшне тем же, что ест Август, — расхохотался граф.

— Сегодня не воскресенье, — несколько раздраженно прервала его веселье Маргарет.

— Я прекрасно об этом осведомлен.

— Тогда зачем нам в церковь?

— Это мне нужно в церковь, — мило улыбнулся граф, приветственно махнув рукой одному из жителей деревни, что чистил крыльцо своего дома от снега и приподнял шляпу, заметив Элжерона. — А Вы отправитесь со мной, поскольку у Вас нет иного выхода. — Граф вновь махнул еще одному мужчине, и обратился к Томасу. — Ты нарочно выбрал центральную улицу?

— Не я, а Август решил отправиться этом путем.

— Если бы конь был в состоянии сам везти меня, куда мне требуется, у меня не было бы кучера, — фыркнул Элжерон, вызвав у мужчины добродушный смех.

— Хорошо, зачем Вам в церковь? — настойчиво переспросила баронесса.

— Никогда не поздно отправиться замаливать грехи перед господом нашим, — Элжерон пожал плечами. — Хотя на самом деле я бы хотел убедиться, что Вы вправду вхожи в церковь, и нет никакой демонической силы, овладевшей Вами.

— Что ж, пусть будет так. Я не посещала приход две недели с момента отъезда из Лондона, но не думаю, что что-либо изменилось с тех пор…

Сани проехали мимо последнего жилого дома, и вывернули на прямую дорогу, ведущую к статной католической церкви. Высокий шпиль ее башни, скрывающий в своих каменных недрах единственный колокол, тянулся к нему, словно свеча, манящая своим светом господа, привлекающая его внимание к речам тех, кто приходил сюда на каждую воскресную и праздничную службу.

— Красивое здание, — отметила Маргарет, рассматривая церковь, ко входу в которую подъехали сани. — Правда, у нас в Лондоне церкви намного больше.

— Для одной деревни не требуется огромная церковь, — Элжерон спрыгнул с саней, отмечая, что дорожка перед зданием и лестница, ведущая внутрь, уже были тщательно очищены от снега. — Прихожан не так много. Идете?

— Думаете, я убоюсь войти в храм господень? — фыркнула баронесса. Она грациозно самостоятельно спустилась с саней, даже не дождавшись, пока граф обогнет их и предложит свою помощь.

— Отнюдь, — улыбнулся уголком рта Элжерон.

Он подождал, пока с козел грузно спустился Томас, и только тогда отправился к дверям церкви. Граф взялся за тяжелое металлическое потертое кольцо, словно свитое из нескольких тонких прутьев воедино, и потянул его на себя, пропуская Маргарет. Девушка, несколько надменно приподняв подбородок, медленно вошла в полумрак церкви. Томас зашел за ней следом, тут же уйдя в сторону и заняв свое излюбленное место на одной из скамей, стянув с головы меховую шапку. Элжерон не тревожил его в его безмолвной молитве, и окинул взглядом широкий зал. В центральном проходе, с двух сторон обрамленном рядами длинных деревянных скамей, стоял юноша в черной рясе, и не спеша подметал выложенный плиткой пол.


— День добрый, Алан, — обратился к нему граф, узнавая. Парень поднял голову, но посмотрел не на Элжерона, а на его спутницу. Он выпучил глаза, и графу показалось, что вот-вот — и у него отвиснет челюсть. Элжерон ощутил легкий и неожиданный укол ревности от подобного внимания, и прокашлялся.

— Алан, отец Андрес здесь? — зычно произнес он, и его голос взлетел под своды храма, разбившись о них каплями эха. Парень вздрогнул и засуетился.

— О, граф МакЛавингтон, рад приветствовать Вас сегодня в нашем приходе! — он нервно отвесил ему поклон, и Элжерон заметил его быстрый взгляд на шапку, которую забыл снять. Граф стянул с себя убор, мысленно сетуя, что не сделал этого сразу же.

— Позови отца Андреса. У меня к нему есть разговор.

— Конечно, конечно, сию минуту, — закивал юноша, и поспешным шагом отправился в подсобное помещение.

Элжерон с облегчением выдохнул, и размеренно прошелся по проходу к алтарю. Прямо за ним возвышался прекраснейший цветной витраж, словно заключивший в стекле по капле каждого цвета радуги. Утреннее солнце, льющееся сквозь него, растеклось на коричневой плитке разноцветными лужами, радующими глаз своей яркостью, и граф невольно остановился на его границе, не решаясь наступить на эту красоту.

— С чего Вы вдруг стали столь надменны? — шепотом спросила у него Маргарет, вызвав недоумение. Он не ожидал, что девушка отправится за ним следом.

— Отчего Вы решили, что я надменен сейчас? — так же шепотом полюбопытствовал Элжерон.

— Не сейчас. А когда говорили с тем молодым послушником. Вы словно собрались испепелить его одним лишь взглядом. Что же он такого Вам сделал?

— Предполагаю, что Вам почудилось, — уклончиво ответил Элжерон. — Свет в этом месте столь изменчив, должно быть, его луч непривычно отбестнул в моих глазах.

Дверь подсобного помещения отворилась, и показался отец Андрес, один, без своего послушника. Настоятель церкви был в возрасте, приближающемся к шестому десятку лет. Седые редкие волосы всегда были аккуратно зачесаны назад, отчего его внешний вид приближался по благочестивости к святому. На его груди болтались на цепочке неизменные небольшие очки с круглыми стеклами. Отец Андрес подошел к графу и приветливо улыбнулся ему уголками губ, отчего лицо собралось во множество счастливых морщинок, что будто доказывали, что этот человек прожил жизнь, полную добрых деяний.

— Доброе утро, мистер МакЛавингтон. Как я рад видеть Вас сегодня! Вы столь нечастый гость у нас. О, и… — он растерянно повернулся к Маргарет, — …мисс?

— Это моя гостья, мисс Маргарет Кинсрайт, баронесса.

— Очень приятно, — кивнул ей Андрес. — Позвольте… — он озадаченно замолчал, переводя взгляд между Элжероном и его спутницей. Внезапно его словно осенила какая-то мысль. Он округлил глаза и начал потрясенно задыхаться. — Ох… ох… граф, неужто Вы… и в мою церковь привели… Остепениться решили?..

— Отец Андрес, успокойтесь, — утомленно вздохнул Элжерон.

— Ох, баронессу привели, наш граф-то!

— У Вас давление подскочило, — отметил граф.

— Давление? — священник поднял на него взгляд.

— Да. Давление. У Вас скачет давление, когда Вы нервничаете, — напомнил мужчина. — Баронесса приехала на несколько дней по делам.

— Делам?.. — с лица отца Андреса медленно начала сползать растроганная улыбка. — О… Простите, мисс Кинсрайт… — священник виновато приподнял брови. — Наш граф, знаете ли, такой затворник, что увидеть его в чьей-то компании, еще и в столь приятной, такая редкость, что я невольно… Ох, что же Вы столь бледны, дочь моя? — Отец Андрес заботливо взял ее ладони в свои. — Вы замерзли, пока добирались сюда?

— Баронессе нездоровится, — уклончиво ответил за нее Элжерон. Маргарет выглядела такой растерянной, что, похоже, не была в состоянии и слова вымолвить от восторженной реакции, которую она получала от каждого жителя деревни. — Она прибыла с целью подлечиться.

— О, я понимаю, — с прискорбием покивал головой священник. — Вы молились Пресвятой Богородице? — спросил он Маргарет.

— Отец Андрес… — выдохнул Элжерон.

— Испытание, выпавшее на Вашу долю, несомненно, тяжкое бремя, — начал голосом проповедника вещать тот, ничуть не обратив внимания на попытки графа остановить его благоговейный поток. — Но каждому господь посылает по силам. Вы справитесь с недугом, дочь моя, главное — молиться, и делать это от всего сердца.

— О… я… конечно, — Маргарет мило улыбнулась священнику, очевидно, не желая в данный момент вступать с ним в дискуссию, и имея собственный взгляд на эту тему.

— Я помолюсь о Вашем исцелении, — пообещал отец Андрес.

— Отче, — привлек его внимание граф, — все же, я прибыл сюда с определенной целью. И, надеюсь, Вы не будете излишне удивлены моей просьбой…

— Более, чем когда Вы потребовали ни с того, ни с сего выкопать траншею посреди церковного двора? — фыркнул священник, забавно подпрыгнув от негодования, вызванного давней историей. Элжерон тяжко вздохнул.

— Я ведь объяснял. Здание церкви построено в низине, здесь когда-то давно протекала река, паводки — это нормальное явление для этого места, и траншея была вырыта для отвода воды. Неужто Вы были бы более счастливы, если бы все усопшие всплыли на кладбище и махали вам костлявыми руками?

— Вы это объяснили уже после того, как привели с собой десяток крепких мужчин, и территорию церкви пересек окоп! — парировал священник.

— Мы закопали его, едва я разобрался с паводком. И недели не прошло, — закатил глаза граф.

— Вот. Это то, что беспокоит меня больше всего, мистер МакЛавингтон. — Отец Андрес с суровым выражением на лице погрозил ему пальцем. — Вы играете в бога! А он этого крайне не любит, знаете ли, это страшный грех! Когда Вы были на исповеди в последний раз?

— Мне не в чем исповедоваться, отче, — процедил Элжерон.

— Вы отрицаете очевидное! Все мы грешны, каждый из нас, но господь милостив лишь к тем, кто готов признаться в грехах своих и покаяться!

— Я не желаю жить с постоянным чувством вины. Или изливать свои переживания, даже те, что я считаю скверными, посторонним людям. Пусть и священнику. Я в ответе лишь перед самим собой.

— Помимо этого, Вас никогда не бываете на проповедях, даже по большим праздникам, и я знаю, что в приход Восточной деревни Вы также не ходите!

— Я ведь не так давно появлялся здесь, — отметил Элжерон, скрещивая на груди руки. — Расскажите мне, как продвигается починка крыши колокольни, на которую я выделил финансы?

— Крыши? — буркнул священник и отвел глаза.

— Да, именно ее. Насколько я подсчитывал, денег должно было хватить на добротную черепицу.

Отец Андрес внезапно вскинулся, и теперь его гнев сменился на восхищение.

— Вы знаете, она просто превосходна! — с благоговением ответил он. — Сколько лет эта несчастная крыша протекала, а Вы решили проблему так быстро и эффективно! Если бы я знал, я бы обратился к Вам намного раньше, и не собирал пожертвования с прихода. А рабочие пришли, и мигом разобрали старую крышу и выложили новую, — я и глазом моргнуть не успел! Все сделали до снегопада. Такие приятные ребята, и где Вы их нашли… — священник задумчиво покивал, улыбаясь самому себе.

— В Абердине, — ответил граф. — Посоветовали жители деревни, многим крыши латали.

— Впрочем, Вы же прибыли с какой-то целью, как Вы говорили, — произнес отец Андрес, складывая перед собой руки. — Что Вы хотели?

— Не сочтите за грубость и богохульство. Но скажите, у Вас не найдется в свободном использовании немного святой воды? Это не блажь, я бы хотел проверить один момент, связанный с болезнью мисс Кинсрайт.

— Есть ли в церкви святая вода? Ну конечно, есть! — тихо засмеялся настоятель. Сейчас принесу.

Он торопливо отправился обратно в подсобку. Маргарет, по-видимому, не выдержав длительного стояния в стороне в молчании, осторожно коснулась рукава пальто графа.

— Зачем Вам святая вода, и при чем тут я? — прошептала девушка.

— Просто маленькая проверка, что Вы и вправду не связаны с демоническими силами, — так же тихо ответил Элжерон.

— Я не снежная королева, и не растаю от воды! — обиженно буркнула Маргарет.

— А мы посмотрим, — граф игриво приподнял бровь, позабавленный тем, как девушка на него злилась.

Дверь подсобки с тихим скрипом отворилась. Настоятель церкви подошел к своим гостям, бережно держа в ладонях широкую чашу, наполненную водой.

— Вот, прошу, — произнес он, едва не протянув свою ношу Элжерону, но остановил себя от этого порыва, и продолжил: — Но ежели она Вам нужна для каких-то Ваших богохульных изысканий и игр с силами божьими, то я не отдам Вам святую воду!

— Как пожелаете, — улыбнулся ему граф. — Тогда не будете ли столь любезны сами исполнить то, что мне требуется? Думаю, если это сделает священник, результат будет даже более надежным.

— И чего же Вы хотите? — настороженно поинтересовался отец Андрес.

— Не будете ли Вы столь любезны окропить святой водой мою спутницу? — Элжерон указал на Маргарет. Девушка тихо фыркнула на него носом, но вслух не воспротивилась.

— О, это довольно… странная просьба, — стушевался священник. — Вы никогда не просите моей помощи, и отвергаете церковь в любых ее проявлениях. Неужто Вы готовы признать господа и дьявола?

— Скорее злую силу, которая может испугаться святой воды, но не убояться войти в церковь.

— Да-да, я слышал о таком, но в других местах, далеко от наших деревень, — кивнул настоятель. — Полагаю, вреда от такого никому не будет. — Он повернулся к баронессе и перекрестился сам, а затем перекрестил девушку, напоследок макнув кончики пальцев в чашу. — Позволите?

— Да, отче… — тихо произнесла Маргарет, покорно склонив голову. Мужчина легонько брызнул на нее святой водой. Баронесса вдруг вскинулась в сторону графа и,выпучив глаза, зашипела на него, подобно кошке, отчего тот вздрогнул, а отец Андрес подпрыгнул на месте, облив себя водой из чаши, и начал креститься. — Простите, не удержалась, — тут же пролепетала Маргарет, опуская глаза. — Уверена, что Вы, граф, ожидали примерно такой реакции, верно? — ее голос был тихим и кротким, таким, чтобы о ее шалости поскорее забыли.

— Как не стыдно в святом месте устраивать балаган! — возмутился священник, начав отряхивать с рясы капли воды. — Поверить не могу! Даже дети прихожан ведут себя сдержаннее и более чинно на моих проповедях!

— Наверно, болезнь несколько повредила мой рассудок, — трепещущим голосом ответила Маргарет. Граф заметил, что ее губы начали подрагивать, как и сцепленные пальцы ладоней. Похоже, лишь спустя мгновение она осознала, что ее шутка была неуместной. Элжерон осторожно взял ее за руку, заставляя расцепить сведенные нервами пальцы.

— Несомненно, это мое дурное развязное влияние, — произнес он, надеясь поймать взгляд Маргарет и успокоить ее, но девушка склонила голову, уставившись себе под ноги.

— Ох, бог вам судья, — проворчал отец Андрес уже более милостиво. — Данная шалость — все, чего Вы от меня хотели сегодня? У меня запланировано еще много церковных дел.

— Безусловно, мой день не будет добрым, если я не покину свой замок, не проедусь по своим заснеженным владениям в холод, заглянув по пути в деревню, и не заехав в церковь, которая не по пути к моему дому, чтобы сыграть небольшую шутку над местным священником, — кивнул Элжерон.

— Я на Вас злиться не в силах, — тяжело вздохнул настоятель. — Легкой Вам дороги домой, мистер МакЛавингтон. И Вам, мисс Кинсрайт.

— Благодарю, — едва слышно прошептала та.

— Мир Вам и Божие благословение, — напоследок он перекрестил пару и повернулся к Элжерону. — Я помолюсь за Ваших родных.

— Н-не надо… — нехотя потянул граф.

— И за Ваше скорейшее выздоровление, — не обратив внимание на его возмущение добавил отец Андрес, обратившись к Маргарет.

— Благодарю, отче, — кивнула девушка, и Элжерон, все так же уверенно держа ее за ладонь, повел ее к выходу.

Только на улице Маргарет, наконец, оторвала взгляд от пола. Чем дальше они отходили от церкви, тем больше ее трусило, и Элжерон обеспокоенно остановился, повернув девушку к себе. Но вместо ожидаемых рыданий, она разразилась заразительным смехом.

— Поверить не могу, что я это сделала! Меня обругал священник в церкви! Я не чувствовала себя такой взволнованной с самого детства, когда папа обнаружил, что я выкрасила кошку зеленкой!

— Боже правый, какое живодерство, — с укоризной покачал головой граф, держа девушку за предплечья. — Но отец Андрес относится к соблюдению правил церкви так же трепетно, как и быстро прощает всем их прегрешения ввиду того, что попросту их забывает. Поверьте мне, через неделю он в лучшем случае вспомнит, что Вы появлялись в его церкви.

— Что ж, от этого мне немного легче на душе, — улыбнулась ему баронесса. — Вы довольно мило попытались перенести его гнев на себя. Не думайте, что я не заметила.

Так же улыбаясь, она ловко освободилась от рук Элжерона и направилась в сани, самостоятельно в них забравшись. Она оглянулась на своего спутника и помахала ему рукой.

— Что же Вы там замерли, граф? Поедем дальше? И где Ваш кучер? Вы его забыли на скамейке в церкви! Сходите и подберите пропажу! — девушка звонко рассмеялась, вызвав улыбку у Элжерона.

Словно услышав ее слова, за спиной графа раздался хлопок двери, и мимо, покряхтывая и покашливая, прошел Томас.

— Хоть бы позвали и сказали, что уходите, — пробурчал он. — Как бы Вы поехали сами на санях? Хотя как-как, договорились бы с конем, что я спрашиваю-то, — он взмахнул руками, говоря попросту с самим собой. Элжерон отправился за ним следом, с любопытством прислушиваясь к ворчанию. — Животные-то Вас слушают так, словно Вы один из них. А вот как я бы потом домой добирался? Ждал бы, пока про меня вспомнят? Или шел пешком до деревни? — Томас бухнулся на козлы, и Элжерон запрыгнул в сани.

— Я бы тебя не забыл, — примирительным тоном произнес он. — Август был бы недоволен, если бы мы тебя бросили. Кто ж его накормит по возвращении?

— Вот уж точно, старик Томас годится только на то, чтобы кормить коней, — продолжил ворчать конюх. — Куда дальше, граф?

— Домой. Я на сегодня закончил с путешествиями. Если только баронесса не желает отправиться куда-нибудь еще? — он повернулся к своей спутнице.

— Нет, мне никуда не нужно, — та замотала головой.

— Что ж, тогда домой, Август! — Томас пощелкал языком, и конь проворно потянул за собой сани.

Глава 9

Бодрое солнце ярко отблескивало от чистого снега, укрывшего лес и поля. Элжерон бездумно смотрел в сторону, любуясь приятным пейзажем и слушая хруст снега, рассекаемого полозьями саней. Неспешный стук копыт отбивал глухую чечетку. И все это складывалось в тихую музыку зимы, укачивающую и словно уговаривающую впасть в спячку до самой весны.

— Должна сказать, поездка мне понравилась, — подала голос Маргарет, пробуждая графа от полудремы, в которую он начал проваливаться от недосыпа.

— Пожалуйста, — буркнул Элжерон в ответ. Посещение церкви оставило у него неоднозначное впечатление. Если бы святая вода воздействовала на Маргарет, он бы оставил ее на попечение церкви. Но, как он и ожидал, и считал, не было никакой злой силы и демонов, изобретенных людьми, принадлежащих к определенному вероисповеданию. Были лишь сами люди.

— Хочу попросить у Вас прощения, — неожиданно для него произнесла баронесса. — За свое поведение утром. Вы были правы, я была не вправе портить Вам настроение из-за того, что кто-то испортил его мне.

Элжерон кивнул девушке, не поворачиваясь к ней. Он задумчиво подпер кулаком подбородок, сверля взглядом сияющую даль.

— И я столько нового узнала о Вас, — продолжила Маргарет. — Никогда бы не подумала, что такого затворника, как Вы, будут искренне любить всей деревней. И столь… удивительная была реакция из-за того, что я Вас сопровождала!

— Пусть лучше обсуждают, чем осуждают.

— Возможно. Но почему Вы каждый раз агрессивно реагируете при упоминании Вашего отца? У Вас были натянутые отношения?

— Зачем Вам это знать? — вздохнул граф.

— Я вижу, что Вы совершенно не такой человек, каким я изначально Вас считала. Войдя в Ваш замок, я увидела сурового и, возможно, надменного и жесткого человека. Проведя с Вами первый день, я начала сомневаться в этом. А сегодня, наблюдая, как Вас облепила со всех сторон малышня, я окончательно убедилась, что первое впечатление обманчиво. Но мне любопытно, что заставляет Вас отвергать общение, если Вы хороший человек даже с теми, кто Вас, очевидно, раздражает.

— Это Вы о священнике? О, он вовсе меня не раздражает, — мотнул головой Элжерон. — Он просто по-своему видит понятие заботы. Мы оба должны принимать существование друг друга. Я забочусь о жизни людей в деревне, он жаждет заботиться об их душах. Мы… просто словно противоположны. И непримиримы в этом. В остальном отец Андрес отличный советчик и, должен признать, неплохой психолог.

— Все проповедники такие, — улыбнулась Маргарет. — Они будто проникают своими речами в голову.

— Вы не хотите дойти до замка пешком? — предложил граф, заметив приближающийся силуэт статного здания. — Погода тихая и приятная, и я бы показал Вам свой сад. Даже зимой он отлично выглядит.

— Хорошо, — кивнула девушка.

— Что, вас высадить? — подал голос Томас. Элжерон невольно чуть скривился: все же он слушал каждое их слово, с удовольствием грея уши. И после разнесет их беседу по всему замку. А уж прислуга любит обсуждать любую полученную сплетню. Граф сам изредка слышал их беседы и пересуды на кухне, обсуждения новостей из обеих деревень и смакование подробностей жизни их жителей, выхваченные мельком на рынках.

— Думаю, да, вон и аллея, ведущая к замку, — произнес граф, указав на широкую тропу, уводящую в парк. Сани плавно остановились, и мужчина соскочил на снег, помогая спуститься и Маргарет. — Отсюда мы пойдем пешком. Позаботься об Августе, — обратился он к Томасу.

— Конечно, — ответил тот и поехал в конюшню. Элжерон дождался, пока сани скрылись из виду, и повернулся к баронессе, предлагая свою руку.

— Позвольте пригласить Вас на небольшой променад.

— Не смею Вам отказывать, — тихо засмеялась девушка, беря его под локоть.

— Вы затронули тему моего отца. На самом деле, у меня была прекрасная семья, ежели Вы думали иначе. Но все изменилось в тот единственный день, когда умерла моя мать. Я потерял обоих родителей сразу. Отец был со мной, но его словно… не было. Его жизнь ушла вместе с ее, оставив лишь пустую оболочку, существующую, двигающуюся, исполняющую свои обязанности автоматически, по привычке. Я думаю, он ни мгновения не колебался, вступив в ту битву, в которой его убили. Он был рад поскорее воссоединиться с моей матерью.

— Но о Вас он не думал, получается?

— Полагаю, что нет. Когда я подрос, я понял его боль. Но ведь не одному ему было больно. Он потерял жену, но я потерял мать. И мои страдания ничуть не привлекали его внимания. Отец замкнулся на себе и на своих чувствах, забыв о существовании того, кто оставался частью его семьи. Он все свободное время проводил, заперевшись в своем кабинете. — Элжерон внезапно усмехнулся. — Знаете, после его смерти я даже не заходил в то помещение. Не разбирал там ничего. Я не знаю, что там и как. Может, Франческа уже заплела все паутиной, а может там разбилось окно, и все залило водой, замело снегом, да сгнило. Я лишь заходил туда при его жизни, спустя несколько дней после похорон матери, в надежде найти утешение близкого мне человека, но отец всегда был холоден и отстранен. Высокий, худой, со впавшими щеками и запавшими от появившейся бессонницы глазами, словно высеченный из ледяного камня. Думаю, от него уже тогда начало веять могильным холодом. Даже когда мы пересекались в коридорах замка, он не обращал на меня внимания, не опускал на меня взгляда, не отвечал на приветствие. Они оставили меня оба в один день.

— Это столь печально…

— Это дела давно минувших дней, — пожал плечами Элжерон. — Я не держу зла на своих родных. Но, думаю, утром Вы, в некотором роде, угадали причину, по которой я избегаю близкого общения. Я принял себя и свое решение. Я самодостаточный человек, а умному образованному человеку никогда не будет скучно в своей собственной компании. Для остального у меня есть прислуга.

— Да уж… — вздохнула Маргарет, отпуская его руку. Баронесса подошла к заснеженной статуе девушки, держащей кувшин, на чьих плечах словно лежало снежнее покрывало. — У Вас красивый сад. Видно, что за фигурными кустами ухаживают. И дорожки проложены с умом. Наверняка где-то здесь затесалась парочка фонтанов, верно?

— Эта девушка и есть фонтан, — граф указал на статую. — Из кувшина льется вода, которая далее ручьем растекается по саду, поливая растения, — он перевел руку вниз, следуя искусственному устью, которого сейчас не было видно под снегом. — А кустами и деревьями занимаются два садовника. Я нанял их из разных деревень, и получил выгодную здоровую конкуренцию, — улыбнулся Элжерон. — Они устраивают тут целые состязания! И ни на шаг не подпускают меня к саду, милостиво позволяя заниматься лишь оранжереей.

— Полагаю, летом здесь еще красивее, чем в оранжерее, — мечтательно произнесла Маргарет, вызвав у графа волну ревности и обиды.

— Хотите сказать, я так плох в садоводстве?

Маргарет испуганно замахала руками.

— Нет-нет, что Вы, только что здесь очень много всего, много деревьев, кустов, а зная Вас то, наверняка, и растений, которых я не видывала.

— Да, я люблю экзотические цветы.

— Именно цветы? — задумчиво потянула Маргарет, сворачивая на тропу, ведущую к лесу.

— Да. Они яркие и красивые. Хоть и недолговечные. Но они превращаются в разноцветный ароматный ковер при должном уходе, и радуют глаз.

Элжерон отправился следом за Маргарет, желая сопровождать ее в лесу, которого она не знала. Расчищенные дорожки кончились, уступив место сугробам и ухабам, теряющимся между деревьев, но они не останавливали баронессу. Она провела ладонью по какому-то кусту, стряхивая с него снег, и подхватила жменю с земли, начав сминать снежок.

— Вы говорили, что ощущаете болезни? А каково оно? На что похоже это чувство? — не поднимая глаз спросила она.

Элжерон пару мгновений подумал, и сказал:

— На высохшие раковины улиток, прилипшие изнутри к стенкам грязного стакана.

— Как необычно… Необычно, как все в этом месте…

— Позвольте спросить. Раз уж я поведал Вам о своем отце. Что приключилось с Вашим? Как он умер? — Граф, подошел к своей спутнице.

— Стоит ли это сейчас обсуждать? — грустным тоном ответила она.

— Повесть за повесть.

— Вы все же сторонник принципа "глаз за глаз", — усмехнулась девушка, сглаживая перчатками неровности на комке снега. — Мой отец сбросился с крыши нашего поместья после продолжительной болезни. Он больше не смог ее переносить, и покончил с собой.

— Болезнь?! Он болел так же, как и Вы?

— О, нет, совершенно нет. Мой случай уникален. А у отца же была скорее душевная болезнь. И лихорадка, которую нам не удалось излечить. Он постоянно говорил, что его жжет пламя изнутри, обкладывался льдом, старался носить как можно меньше одежды. Врачи говорили, что у него неизвестная им форма лихорадки, сопровождаемая крайне высокой температурой тела. Все продолжалось лишь месяц. А затем он сдался. Если обычно больные угасают, то мой отец… сгорел.

— Отчего-то мне кажется, что есть некая связь между его болезнью и Вашей, не находите? — обеспокоенно спросил граф.

— Нет, у меня все иначе. И я в своем уме. Надеюсь.

— Но ведь если подумать, проанализировать то, что Вы сказали, тем более, Вы были свидетельницей произошедшего, жили рядом с ним, возможно, Вы заметили…

Внезапно ему в плечо ударил идеально скатанный снежок, прерывая взволнованную речь. Граф удивленно захлопал глазами на отряхивающую ладони девушку.

— Разве Вы не любитель детских забав? — невинно поинтересовалась она. — Отчего же Вы пытаетесь испепелить меня взглядом за безобидный снежок? Вам стоит остыть!

С этими словами она схватилась за низкую ветку дерева и дернула ее, сбивая весь тяжелый снег прямо на голову графа. Тот зафыркал, пытаясь отряхнуть с лица и шапки лохматые космы. Маргарет звонко рассмеялась, глядя на Элжерона.

— Можете еще бухнуться в сугроб, как в деревне! Здесь, в лесу, их полно! Но выкапывать Вас я не стану! Будете лежать в нем до весны и, возможно, обратитесь в странный цветок.

— Сугроб — это крошечные врата, впускающие нас на мгновение обратно в детство. В беззаботное, яркое, мягкое, веселое и теплое, несмотря на снежную стужу. Навевающие воспоминания и возвращающие спокойствие. Вам стоит попробовать изредка смотреть на мир детскими глазами. Глазами своего внутреннего ребенка. Например, глядите, на ветке сидит шотландский клёст, — Элжерон указал на небольшую красную птицу, нахохлившуюся на дереве. — Вы ее видели? А ребенок сразу бы заметил.

— Вы заметили ее, поскольку чувствуете всех животных. Небось, это не единственное живое существо поблизости?

— Верно, — кивнул граф. — Например, под сугробом, слева от Вас, спит в норе крошечная землеройка.

Маргарет тут же невольно отпрянула в сторону, с опаской глядя на небольшой снежный холм рядом с собой.

— А теперь Вы стоите на муравейнике, — отметил Элжерон, заставив девушку вновь отскочить. — Вы не найдете в лесу места, не наполненного жизнью.

— Выходит, я топчусь по чьим-то домам?

— Именно. Но не беспокойтесь, — граф зачерпнул украдкой горсть снега и встал в полоборота к Маргарет, скрывая то, чем занялся, — природа тщательно укрывает и защищает каждую свою частичку. Так что даже то, что Вы стоите на землеройке, не причинит ей ни малейшего вреда.

Элжерон захватил зубами одну перчатку, дабы стянуть ее с себя. Освободившейся рукой он принялся осторожно подтапливать податливый пушистый снег, тут же придавая ему изысканную форму цветка из льда на тончайшей прозрачной ножке, увенчанной круглыми широкими лепестками. Элжерон сосредоточенно поджал губы, стараясь воссоздать в памяти, как выглядели волосы Маргарет в тот день, который они провели вдвоем в замке. Спустя несколько минут у него в руках было прозрачное произведение искусства из необычного материала, которое никто не смог бы повторить.

— Поглядите, — граф усмехнулся, довольный своей тонкой работой. — Как по мне, выглядит точь-в-точь, как Ваша прическа на днях. Надеюсь, похоже?

Элжерон повернулся к своей собеседнице и растерянно замер. У него за спиной не было ни души.

Глава 10

Элжерон повернулся к своей собеседнице и растерянно замер. У него за спиной не было ни души.

— Маргарет? — растерянно позвал он. — Вы решили сыграть в прятки? Сейчас?

Элжерон озадаченно прошелся вперед, обогнул несколько деревьев, заглянул за пушистый белоснежный куст, чувствуя зарождающуюся в душе тревогу. Он не ощущал присутствия Маргарет вблизи. Ее попросту нигде не было. Ледяной цветок выпал из дрогнувших пальцев и бесследно канул в белую пучину снега. Граф поспешно обошел то место, где ранее стояла Маргарет, но не нашел даже следов на свежем снегу. Словно девушка упорхнула отсюда в неведомом направлении. Элжерон вскинул глаза на деревья, углядывая все того же надутого клёста. Мужчина взмахнул рукой в его сторону и воззвал к птице:

— Позволь мне воспользоваться твоим зрением.

Клёст встрепенулся, отзываясь на просьбу друида, и вспорхнул с ветки, струсив с нее снег. Он отправился в скорый полет, ведомый рукой графа, показывая ему ближайшие окрестности с целью отыскать беглянку. Взгляд птицы был размыт и непривычен, но через несколько мгновений Элжерон увидел темную фигуру, бредущую промеж деревьев, и едва понял направление, как освободил птицу от своей власти и ринулся в лес. Низкие ветви деревьев расступались перед ним, освобождая проход, но граф не видел ни единого следа, который должна была оставить Маргарет, отправившись в чащу. Он вскоре настиг ее и недоуменно увидел, что она неспешно идет поверх снежного настила, словно не имея веса, и ничего не видя перед собой. Как если бы приступ того самого лунатизма, который едва не выгнал ее в первую ночь на улицу в метель, случился с ней прямо здесь и сейчас, посреди дня.

— Маргарет! — крикнул граф в отчаянии, уже не рискуя приближаться к девушке и касаться ее. Та вздрогнула и остановилась. Она медленно повернулась на голос, и граф увидел, что глаза ее открыты. В них отразилось замешательство, брови озадаченно сбежались, и в тот же миг баронесса провалилась в снег едва ли не по колено, тихо охнув от неожиданности.

— Граф? Что случилось? Мы посреди леса? Как? Как это вышло? — она беспомощно барахталась в сугробе, не в силах самостоятельно вырваться из снежного капкана. Элжерон тут же бросился к ней на помощь, намереваясь вызволить из осыпающегося снега, затягивающего, словно зыбучий песок.

— Не имею ни малейшего понятия, что с Вами приключилось! — Элжерон уже привычно подхватил баронессу подмышки и выдернул ее из снега, осторожно поставив рядом с собой. — Я с трудом Вас нашел! Вот Вы здесь — а вот Вас уже нет рядом! — выдохнул он скороговоркой.

— Вы волновались? — недоверчиво спросила Маргарет.

— А не должен был?! Вы внезапно ушли в лес, которого не знаете! Да, я друид, да, я чувствую природу, но это не значит, что я гарантирую Вам полную неприкосновенность от всех тварей, что здесь обитают! Похоже, у Вас случился приступ сомнамбулизма прямо посреди дня. Это крайне странно. Что Вы помните из произошедшего? До того, как я Вас окликнул.

— Что Вы рассказывали мне о землеройках, — уныло ответила девушка. Она сжалась и обхватила себя руками за предплечья. — Мне как-то не по себе… некомфортно. Мы не могли бы вернуться в замок?

— Да, конечно, идемте, — граф засуетился и осторожно взял девушку за локоть, помогая пробираться через сугробы. Маргарет шла неохотно и все медленнее, в конце концов полностью осев в снег.

— Я не могу идти… — сказала она виноватым тихим голосом.

— Что случилось? Отчего? — граф встревожился еще больше.

— Кажется… я обморозила ноги. Я совсем их не чувствую. Не могу их переставлять.

— Ох, беда! Вам нельзя более оставаться здесь, я помогу Вам вернуться домой.

Он осторожно поднял девушку из снега на руки, и она испуганно обвила его за шею руками. Граф почувствовал, как она костенеет от напряжения, но решительно направился в сторону замка, не обращая на это внимания. Пройдя буквально несколько шагов, граф понял, что глубоко проваливается в сугробы, опасно качаясь каждый раз, когда пытался выбраться, отчего в любую секунду он мог уронить свою ношу, тем самым ударив перед ней лицом в снег.

— К черту этот проклятый снег! — разъярился Элжерон, вновь неуклюже оступившись даже несмотря на то, что тщательно выбирал путь. Он поудобнее устроил Маргарет, освобождая одну руку, и взмахнул ей, разом очищая себе тропу до самого парка. Лес пересек аккуратный коричневый пробор чистой земли, и мужчина целеустремленно зашагал по нему домой.

— Отчего бы Вам не вылечить мои ноги, чтобы я сама могла дойти? — прошептала Маргарет, дыша холодным дыханием ему в шею, словно тихий ветерок. Элжерон стесненно прокашлялся и ответил:

— Я устал. Мои силы подобны физическим, они не бесконечны. Я многое сегодня сделал, и мне требуется небольшой отдых, прежде чем я смогу продолжить.

— И Вы говорите это после того, как расчистили длинный путь до парка от снега? — в голосе девушки зазвучала насмешка.

Элжерон упрямо сжал зубы, судорожно пытаясь придумать оправдание, пойманный с поличным. Лес расступился, и мужчина вышел на хорошо знакомую дорожку парка. Обернувшись на мгновение в сторону чащи, Элжерон взмахом руки скрыл свои действия, вернув снег на место и защитив тех, с кого он стянул по своей прихоти снежное одеяло.

— Вы просто хотели понести меня на руках? И показать мне, какой Вы заботливый и галантный джентльмен? — произнес елейный голос ему на ухо.

— Я просто не подумал. Я просто не знаю, как стоит Вас лечить. Я побоялся, что Ваш организм сейчас изменен странной хворью, и если я наспех отогрею Вас по своему пониманию, то обожгу и сделаю еще хуже. Лучше ванна с прохладной водой, так, как делают при обморожении. Постепенное восстановление температуры без резких перепадов. Минимальный травматизм.

— Повторяетесь, повторяетесь, граф, — с улыбкой в голосе сказала Маргарет. — И очень много говорите, словно оправдываетесь. — Она осторожно распрямила руки, отодвигаясь от груди графа так, чтобы посмотреть ему в глаза. — Вы же нервничаете!

— Нет, отнюдь, — тот отвел взгляд, не зная, как теперь выпутаться из собственной лжи и завершить этот диалог. Он не имел ни малейшего понятия, почему поступил именно так и не попытался вылечить девушку. Сил у него оставалось много, он мог бы построить еще несколько замков для детей и очистить поле от снега. Согреть баронессу у него бы легко получилось, хоть и страх ошибиться действительно присутствовал, когда граф об этом задумался.

— Тогда смотрите мне в глаза! — игриво потребовала баронесса. Она наклонилась вбок, пытаясь насильно добиться своего, и Элжерон повернулся в другую сторону, но девушка, похоже, придумав для себя игру, не собиралась отступать. — Ну же, граф, раз Вы не врете, то посмотрите мне в глаза!

— Я должен смотреть, куда иду, — сдержанно парировал мужчина. — Иначе Вы рискуете вновь очутиться в сугробе. Веселиться в них тоже стоит в меру. Иначе отморозите не только ноги, — он, наконец, дошел до ступеней своего замка, и многозначительно посмотрел Маргарет в глаза, вызвав тихий смех. — А теперь, раз Вы получили свой желаемый зрительный контакт, позвольте мне удостоить своим взором каменные ступени, по которым мне предстоит взобраться, или, поверьте мне, мы оба на практике убедимся, что камень тверже снега.

— Конечно, — певуче ответила баронесса и невинно положила ему голову на грудь, чуть сжав пальцами шею сзади. — Вам когда-нибудь говорили, что у Вас красивые глаза? Они… теплые. Я так давно не ощущала тепла, — девушка тяжело вздохнула, вызвав у графа сожаление и чувство непривычного волнения.

Элжерон не заметил тех ступеней, что отделяли его от входа в спасительное тепло родного замка. Он толкнул дверь — и гулкое эхо приветственно отбило от стен его шаги.

— Алиса! — гаркнул граф.

— С возвращением, сэр, ланч готов, уже подать? — тут же донеслось до него из кухни. Старшая горничная бодро выбежала из прохода, но завидев пару, замерла и начала в нерешительности сминать в руках передник.

— Нет, мисс Кинсрайт нужна помощь, — на ходу ответил граф, идя к лестнице, ведущей на второй этаж. — Набери ванну едва теплой воды, чуть теплее той, что течет из крана, и позови компаньонку баронессы. Мисс Кинсрайт переохладилась, и ей нужно согреться настолько, насколько это возможно. Отведешь компаньонку в женскую душевую на втором этаже и окажешь им посильную помощь.

— Да, сэр, сию секунду! — взволнованно ответила Алиса.

Элжерон поднялся на второй этаж и отворил дверь, на которой красовался силуэт дамы. Он боком занес свою ношу и усадил ее на кресло, стоящее в углу возле ванны.

— Засим, смею откланяться и оставить Вас на попечительство прислуги, — вежливо произнес граф, слегка кивнув девушке. Та сложила руки на коленях и чинно ответила ему:

— Благодарю за оказанную мне помощь.

— Обращайтесь.

Элжерон покинул ванную и тихо притворил за собой дверь, наконец, чувствуя облегчение. Мимо него тут же проскользнула прислуга, он даже не заметил, кто именно это был, и медленно поднялся на третий этаж, в гардеробную. Едва войдя в коридор, он увидел чернеющую посреди прохода Франческу, повернувшуюся к нему задом. Похоже, вчерашняя ссора до сих пор не забылась, и паучиха была полностью готова к участию в личном спектакле под названием "Я обиделась".

— Фру-Фру, я дома! — с улыбкой окликнул он паучиху, но та, конечно же, даже не шелохнулась, будто внимательно рассматривая окно в конце коридора. — Ты дуешься на меня, — утвердительным тоном продолжил граф, подходя к своему питомцу. — Я понимаю. Воспитательный процесс не всегда приятен воспитываемому, но иначе никак.

Паучиха не пошевелилась и после того, как Элжерон подошел к ней вплотную. Он глубоко вздохнул и сунул руки в карманы. Пальцы наткнулись на бумажный сверток. Граф хитро улыбнулся, достав его, и начал не спеша раскрывать.

— Посмотри, что у меня для тебя есть, — произнес он. — Глянь-ка, это же пирожок!

Шерстинки на спине Франчески едва заметно вздрогнули, но она так и не сдвинулась с места, очевидно, размышляя, достойное ли подношение ей предлагают.

— С мясом, — заискивающе добавил Элжерон, разламывая пирожок и осторожно кладя его себе под ноги.

— Каким? — буркнула паучиха.

— Не знаю, попробуй.

— Пирожок… — пробормотала Франческа, не спеша поворачиваясь и подбираясь к угощению. Она ткнулась в него мордой, потрогав хелицерами, и начала с причмокиванием есть.

— Все, не злишься больше? — спросил Элжерон, присаживаясь рядом с ней и поглаживая ее. — Ох, кто бы еще стал кормить паука пирожками…

— Мистер МакЛавингтон! — донесся до него обеспокоенный мужской голос из коридора. Элжерон встал, повернувшись навстречу Томасу. Тот опасливо покосился на Франческу и остановился в отдалении, в нерешительности сминая в руках шапку.

— Что случилось?

— Если Вы не заняты… не могли бы Вы спуститься со мной в конюшню? Там приключилось… небольшое происшествие.

— В конюшне? Что-то с лошадьми? — Элжерон тут же пошел к лестнице, и Томас присоединился к нему, семеня следом.

— С одним конем, мне жаль Вас сейчас отвлекать, Вы наверняка устали после поездки, но было бы неплохо, чтобы Вы взглянули…

— Лучше бы ты толком мне рассказал, что не так, а не ходил вокруг да около! — недовольно проворчал Элжерон, выходя на улицу. Он размашисто направился в высокое деревянное здание конюшни, но конюх шел за ним молча, отчего Элжерон начинал волноваться все больше. Он дернул на себя тяжелую дверь и ворвался в наполненное запахом животных помещение. Здесь находилось восемь лошадей, четыре пары, чьи стойла располагались друг напротив друга. Элжерон отчего-то чувствовал себя хорошо от мысли, что у каждого коня была своя кобыла, рядом с которой он жил бок-о-бок, и ему не было одиноко, хоть он и не был уверен, что у животных было понятие "счастья" отношений.

Граф обвел взглядом лошадей, но не почувствовал присутствия болезни в воздухе, или какой-то очевидной проблемы. Все 8 животных также были на месте, а их стойла выглядели целыми. Элжерон упер руки в бока и вздохнул.

— Итак, Томас, для чего мы здесь? Как по мне, все в порядке.

— Сэр, посмотрите на Нерона, — взволнованно ответил конюх, и граф подошел с ним к указанному животному. — Вот, глядите, — он указал на шею коня, — здесь прорез.

— Ничего себе… — пораженно выдохнул Элжерон, протягивая к Нерону ладонь. Тот приветственно фыркнул и ткнулся в нее колючей теплой мордой. Граф осторожно нагнулся, рассматривая длинную кровавую полосу на его шее сбоку, покрытую запекшейся кровью. — Бедный, откуда у тебя это? Сюда пробрался какой-то зверь?

Элжерон провел свободной ладонью по шее коня, заживляя рану. Нерон, ударил копытом по земле и закивал головой, пытаясь ткнуться мордой графу в лицо, радуясь его присутствию и исчезновению боли.

— Нет, сэр, звери так не делают, — нервно ответил Томас. — Я почти уверен, что это было сделано ножом.

— Ножом?! — воскликнул Элжерон, все же сдаваясь под напором Нерона и обнимая его за шею. Тот тут же положил ему на плечо тяжелую голову и фыркнул в ухо горячим влажным дыханием. — Кто же мог так поступить с ним? Когда появился этот порез?

— Простите, я не знаю… Я не видел с утра, все ли с конями в порядке, я вывел Августа рано, когда было еще темно.

— Ты не осматривал других лошадей? — задал вопрос Элжерон, уже зная ответ заранее. Он отпустил Нерона и прошел вдоль обоих стойл, критически осматривая животных и прислушиваясь к ним, пытаясь уловить малейший признак боли, исходящий от их тел. Граф остановился возле Тиберия: крупного коня вороной масти, с крутым нравом, который могла усмирить только крошечная белоснежная кобылка Марта, живущая рядом с ним. — Вот, кто-то пытался порезать и Тиберия, но, похоже, не сумел, — Элжерон коснулся его под подбородком, просто ощутив, где находился крошечный порез, чтобы заживить его. — Что, ты смог отбиться от нападающего? Молодец, настоящей боец, верно? — граф крепко похлопал его по шее, и Тиберий щелкнул на него зубами, недовольный тем, что кто-то смеет проявлять в его адрес ласку. Элжерон повернулся к притихшему виноватому Томасу. — Я бы мог подумать, что это твой ученик, Вебстер, неудачно причесал лошадей, оцарапав их. Но при всем желании у него бы не вышло так резануть их шкуру, и после этого выжить. Особенно с Тиберием. Так что, похоже, ты прав, и у нас в замке завелся недоброжелатель, осмелившийся напасть на моих животных. — Элжерон гневно скрипнул зубами, на что Томас тихо икнул и отвел глаза.

— Прошу, граф, не гневайтесь. Это точно не Вебстер, он добрый и безобидный малый, и лошади к нему хорошо относятся, позволяют за собой ухаживать. Я не знаю, кто мог бы это сделать и когда.

Элжерон медленно вышел на улицу в тихую стужу. Томас подошел к нему и едва слышно спросил:

— Я могу пойти заниматься своими делами? Еще нужно их покормить…

— Да, иди, Томас, — жестко ответил Элжерон.

Он пошел обратно в замок, на ходу прокручивая в голове события предыдущих дней. В замке не могло быть предателей. Каждый человек, которого он принимал на работу, был проверен им лично, граф общался с каждым, слушая их мотивы и отношение к нему, и никто не проявлял враждебность. Элжерон зашел обратно в замок через боковой вход для прислуги, что располагался ближе к конюшне, и отправился к лестнице, проходя мимо кухни. Оттуда до него донесся голос кухарки, как всегда о чем-то сетующей, и граф невольно прислушался к ее словам.

— Ну куда ж ты подевался… — распиналась она так, словно потеряла единственного сына. — Как же я теперь без тебя буду! Как без рук весь день, право слово!

Граф вздохнул, стягивая с себя шапку, и свернул на кухню, решив по пути разрешить хотя бы эту проблему. Он устало сел за длинный стол из темного дерева и обратился к полной женщине в возрасте около пятидесяти лет с белым чепцом на голове, которая хлопотала у плиты.

— Берта, что у тебя стряслось на этот раз?

Кухарка вздрогнула и повернулась к графу, бросив нарезать какие-то овощи.

— Добрый день, сэр, — взволнованно заулыбалась она. — Да ничего особенного, просто разговариваю сама с собой, режу салат. Вы уже обедали? Кажется, Вы только вернулись из поездки, что ж Алиса не сказала мне накрыть стол… — она вновь начала суетиться, но Элжерон взмахнул рукой, привлекая к себе внимание.

— Ты что-то потеряла? Что-то важное?

— О, вовсе нет. Это всего лишь маленький нож, которым я обычно пользуюсь, знаете, из тех вещей, которые вроде старые, и никто не обращает на них внимание, но тебе так сильно нравится, что не можешь от него избавиться. Это был такой складной ножик, я всегда хранила его под рукой, вот прямо здесь, в верхнем ящике стола, — Берта указала на ящик. — А тут прихожу утром готовить — а его и нет!

— Нож… — повторил за ней Элжерон, вспоминая порез на шее Нерона. — Он был очень острый?

— О, еще какой! Я всегда его тщательно затачиваю! Под ним овощи будто сами распадаются на аккуратные кусочки! А тут такая незадача, — женщина разочарованно всплеснула руками. Граф поднялся со своего места и снял пальто, бросив его на спинку стула.

— И когда он пропал? Сегодня?

— Да кто ж его знает. Вечером вчера был, я точно помню, я же им пользовалась. А утром — уже и нет. Домовой, может, утащил.

— Боюсь, не домовой, — прорычал Элжерон, отчего Берта тихо икнула. — Ты не знаешь, где сейчас Филиппина, наша гостья?

— Алиса относила ей чай в гостиную не так давно, — протараторила кухарка. — Полагаю, она все еще там.

— Отлично, — произнес граф, отправляясь в указанную ему комнату.

Элжерон сдернул с себя шарф, не сразу заметив, что так и не снял его с себя, и бросил на пол по пути в гостиную, зная, что прислуга уберет его, едва заметив, и, скорее всего, еще до того, как граф побеседует со своей гостьей. Дойдя до нужной двери, граф на мгновение замер, взявшись за ручку. Что если Филиппина все же не была виновна в произошедшем? Но ведь он видел ее предыдущей ночью на кухне, вспугнул ее, и она что-то прятала подальше от его глаз. Женщине однозначно было, что скрывать от графа. И если ее тайна была как-то связана с болезнью Маргарет, то Филиппине не поздоровится. Однако, нельзя было вести себя агрессивно и вызывающе, иначе женщина наверняка сразу же замкнется и не позволит Элжерону что-либо о себе узнать. Граф мысленно успокоился и, приосанившись и напустив на себя маску безразличия, открыл дверь.

— Добрый день, граф, — лениво потянула с кушетки Филиппина, не отрываясь от чтения какой-то книги и даже не подняв на него взгляда. — Вы вернули мою беглянку?

— Да, мы неплохо проехались до деревни и обратно, — сдержанно кивнул Элжерон, садясь в кресло напротив женщины. На ней до сих пор было это ужасное пышное платье белого цвета. На столике перед ней стоял новый чайный сервиз, а над чашкой поднимался чуть заметный ароматный чайный пар. — Немного поговорили, я показал ей окрестности.

— И как, есть какие-либо подвижки по поводу ее хвори? — полюбопытствовала Филиппина, хотя тон ее не выразил особой заинтересованности.

— Пока, к сожалению нет. Однако, Маргарет поведала мне, что ее отец, барон Кинсрайт, умер от болезни?

— Нет, что Вы. Он спрыгнул с крыши, — Филиппина тоскливо вздохнула. — Бедняга, мой Генри… А ведь у него всего лишь была горячка. Мы толком не успели начать его лечить, но разум его внезапно помутнился — и… он сделал то, что сделал. — Филиппина воздела глаза к потолку и перекрестилась, — Упокой, господи, его душу. Надеюсь, бог миловал его за сие малодушие и устроил его туда, где ему хорошо.

— Маргарет говорила, что его лихорадка не была типичной. И не поддавалась лечению, — возразил граф.

— О, Вы ее больше слушайте, — махнула рукой женщина. — Неужто Вы еще не поняли, что она вся в отца? Сколько ей что ни говори, она будет настаивать на своем, пусть это и будет глупостью.

— Что Вы делаете с Маргарет? — спросил Элжерон, склонив голову к плечу.

— Ничего, — приподняла одну бровь Филиппина.

— А на какой вопрос Вы дали ответ? — ухмыльнулся граф.

— Что Вы имеете в виду? На тот, который Вы задали.

— У моего вопроса могло быть много значений. Чем Вы занимаетесь в свободное время. Как Вы проводите воспитательный процесс, или чем Вы считаете свои постоянные отчитывания. Или же, как Вы ей вредите?

— Я?! — Женщина мгновенно подскочила на ноги, отчего и Элжерон резко поднялся, следя за ней и ее реакцией. — Как Вы смеете произносить такие речи в мой адрес?! Маргарет мне как дочь, она все, что у меня есть!

— Вы имели в виду, у нее есть все, чего бы хотели Вы? Титул, поместье. Это не принадлежит Вам, а лишь находится в Вашем распоряжении до тех пор, пока она позволяет Вам этим пользоваться, и жить с ней. Вы скачете с одного способа избавиться от нее на другой, к примеру, время от времени поднимая тему замужества. Неплохой вариант, чтобы отправить ее в мужнин дом, а самой остаться в полном владении тем, что не Ваше.

Филиппина внезапно нахмурилась, но на ее лице не было раздражения или гнева, которые Элжерон ожидал увидеть. Женщина взяла со стола чашку и произнесла:

— Вы слишком много времени проводите в обществе моей дочери, граф МакЛавингтон. По-видимому, веяния ее отца оставили на ней неизгладимый отпечаток. Только я могу заставлять ее держать себя в руках и не вести себя так, как не подобает в приличном обществе. А Вы, похоже, легко поддаетесь чужому влиянию, — закончила она и томно запила свои слова чаем, элегантно водрузив чашку ровно в центр блюдца, даже не звякнув посудой. Она медленно прошла мимо графа, исполненная чувства собственного достоинства, которое ничуть не напоминало ее предыдущее истеричное поведение, и когда она уже была в дверях, граф спросил:

— Филиппина, а где же нож, что Вы взяли ночью на кухне?

— Какой нож? — замерла та. Элжерон ощутил исходящее от нее напряжение.

— Кухарка видела, как Вы ночью взяли на кухне нож, когда искали ужин.

— Вы меня обманываете, — с улыбкой в голосе ответила женщина. — На кухне никого не было той ночью. Ни души. Потому что я окликнула прислугу в надежде, что мне помогут, прежде чем начала самостоятельно рыться в Ваших закромах.

— Пропал нож. В ту ночь, что Вы гуляли по кухне. А сегодня я узнал, что той же ночью кто-то нанес порезы двум моим лошадям. Причем совершенно не профессионально, и однозначно не с целью убить их. Кроме Вас я никого ночью не видел.

— И, возможно, Маргарет? — ответила Филиппина. — Она, знаете ли, страдает от лунатизма время от времени. Кто ведает, что ее бедной больной душе захотелось сотворить ночью.

Женщина не дала Элжерону времени возразить, и неспешным шагом покинула гостиную, оставив графа в задумчивости и легкой растерянности.

Глава 11

День перевалил далеко за вторую половину, наседая на Элжерона удивительной тяжестью от чрезмерного общения, к которому он не привык. Его прислуга знала, что не стоит беспокоить его по пустякам, и уж тем более не требовала от него диалога. Но сейчас, когда граф решил найти кого-то из них, чтобы узнать, как обстоят дела у Маргарет — никто не попадался ему на глаза. Словно замок вымер. В душевой стояла тишина, подсказавшая Элжерону, что банные процедуры баронессы на сегодня завершились, и он, решив, что было бы неплохо просто отдохнуть, направился в уютную тишину библиотеки.

Дверь притворилась за его спиной, и его укутало толстое покрывало успокоения. Книги, его безмолвные собеседники, сейчас были для него намного предпочтительней людей. Между шкафов граф заметил полупрозрачную фигуру Сэмюеля, но не придал ему значения и отправился к столу.

К своему удивлению он увидел здесь свою гостью. Маргарет склонилась над какой-то книгой. Ее волосы, еще влажные, собрались сосульками, и девушка то и дело поправляла их, но, похоже, они совершенно ее не беспокоили.

— Как Вы себя чувствуете? — произнес Элжерон. — Я не помешаю, если присоединюсь к Вам?

— О, все отлично, — кивнула баронесса. — Конечно, это ведь Ваша библиотека. Надеюсь, Вы не против, что я самовольно позаимствовала Вашу книгу?

— Отнюдь, — Элжерон улыбнулся, садясь напротив ее на стул с мягкой спинкой. — И что же Вы читаете?

— Вы знаете… — девушка неловко улыбнулась, — …я понятия не имею. Я взяла что-то с полки, пока не видел этот призрак, и сижу здесь тихонько, чтобы не привлекать его внимания. Я не спорю, что он ведет себя весьма дружелюбно, но факт его наличия меня несколько настораживает. А книга оказалась на французском. Мои познания в нем не столь сильны, как мне бы хотелось.

— Позволите? — Элжерон подвинул к себе раскрытый том и взглянул на его обложку. — О, это же "Орлеанская дева" Вольтера. Сатирическая пародия, исполненная вопиющим для тех времен вольнодумством и распутством. Если желаете, я мог бы найти для Вас ее перевод.

— Нет, пожалуй, не стоит, благодарю, — пролепетала баронесса, взмахнув руками. — Я лишь взяла, что подвернулось под руку.

— Я понимаю, — кивнул Элжерон. Он поднялся, чтобы поставить том на место. В шкафу рядом было свободное место, отмечающее, откуда же взяли книгу. — Вы не хотите чаю? Я мог бы принести его сюда, и Вам не пришлось бы покидать библиотеку и покровительство Сэмюеля. Вы ведь сбежали сюда от матушки?

— Как Вы догадались… — улыбка сбежала с лица Маргарет и она опустила голову. — Мне не хотелось сейчас выслушивать ее упреки по поводу прогулки, моей болезни… Вас…

— Не беспокойтесь, их я уже прослушал за Вас, — Элжерон тихо засмеялся. — Так что насчет чая?

Из шкафа вынырнул Сэмюель,подойдя вплотную к графу.

— Извините, Юэн, но Вы же знаете, что библиотека — не место для еды, и уж тем более напитков! — выпятив грудь изрек он, словно превратившись в рыцаря, защищающего своих подданных любой ценой. Элжерон вздрогнул и отшатнулся от него.

— Нет… — с грустью в голосе произнес мужчина. — Неужто… уже…

— Всегда так было! — провозгласил призрак. — Прошу, не приносите сюда чай. На кухне Вам с радостью его приготовят, а пить его можно и в гостиной, и в рабочем кабинете. Но прошу, не здесь!

Сэмюель развернулся и беззаботно проник обратно в недра шкафа.

— Простите, как он Вас назвал? — поинтересовалась Маргарет.

— Юэном… — ответил граф. Он уперся лбом в книжную полку, уставившись взглядом в толстые корешки, пахнущие дорогой кожей и старой бумагой. — Он начал путать меня с отцом. Просто не обращайте внимания, это наши маленькие перипетии, понятные только обитателям этого замка. Не забивайте голову еще и нашими проблемами. К тому же, это и не проблема вовсе, а так…

— …а так, лишь расстраивает Вас? — закончила Маргарет, подойдя к нему и осторожно коснувшись руки.

— Теперь я буду реже сюда заглядывать. Знаете, странное ощущение от этого. Понимание того, что я становлюсь все больше похожим на отца. Понимание, что время идет вперед, оставляя что-то позади. И что прошлое, наступившее на пятки настоящему, может принести необъяснимую боль…

— Прошу, граф, не думайте об этом. Мы можем отсюда уйти.

— А ежели наткнемся на Вашу мачеху?

— Сделаем вид, что это не мы! — улыбнулась баронесса. — Вы будете Юэном, а я… — она задумалась.

— Элизабет, — Элжерон усмехнулся.

— Прекрасное имя, мне оно нравится! Кому оно принадлежит?

— Принадлежало моей матери, — со вздохом объяснил граф. — Так Вы хотите чаю?

— О, нет, мне уже кажется, что моя кровь наполовину разбавлена этим чаем. Может, в Вашу комнату с подушками?

— Идемте, — пожал плечами граф. Он открыл перед своей спутницей дверь, пропуская в коридор, и огляделся, чтобы предотвратить встречу с Филиппиной. К счастью, ее здесь не оказалось, и путь до следующего пункта назначения был свободен.

Зайдя в комнату для медитаций, Маргарет тут же выбрала для себя самую большую подушку, расписанную турецкими мотивами. Граф, подумав мгновение, запер дверь изнутри, решив отгородиться от всего внешнего мира, и более не слышать и не видеть остальных, кто бы ни потребовал его внимания.

— Если пожелаете, я могу открыть окно, — предложил он, подходя к потухшему камину, над которым висел красивый яркий раскрытый веер. На полках стояла подставка для благовоний, которой Элжерон и занялся.

— Нет, благодарю, я так сильно замерзла сегодня, что я не перенесу еще больше холода…

— Мне так жаль каждый раз слышать о Вашей болезни и понимать, что я не знаю, как помочь Вам… — с грустью произнес граф, зажигая благовония. — Эта болезнь, страдания, холод, пожирающий Вас изнутри, что временно залечивается таким же холодом. Поразительно. Но знаете, что мне кажется? — Элжерон закончил с благовониями, которые начали распространять вокруг себя ароматный дымок, и присоединился к своей собеседнице, сев на подушку напротив ее. — Вы привели что-то злобное с собой. В мой замок.

— Я? — изумилась баронесса. — Кроме меня, матушки и охранника, которого Вы прогнали, с нами никого не было.

— Вы можете не видеть и не осознавать этого. Я не говорю о сверхъестественных сущностях. Я говорю об обычных людях. Зло творят именно они.

— И что Вы имеете в виду?

— Сегодня я выяснил, что моих лошадей изрезали. Ножом, украденным на кухне. На которой ночью ранее я встретил Филиппину. Я всего лишь сопоставил очевидные для меня факты. Мой совет Вам: попробуйте избегать ее. Уедьте от нее. Прогоните от себя.

— Ваши слова возмутительны! — Маргарет выпрямилась и надменно расправила плечи. — Вы наговариваете на моего единственного близкого человека, еще и предлагаете мне бросить ее! Только потому, что Вам что-то показалось! Вы мало общаетесь с людьми, это же очевидно, и любая сильная эмоция, проявленная в Ваш адрес, Вас попросту пугает, особенно если это неприязнь.

— Я насторожен и внимателен к деталям. Вы же ослеплены своим желанием угождать той, что навязала Вам чувство ложного долга.

— Значит, Вы предлагаете мне уехать? Сейчас?

— Отчего бы и нет? И Вы бы проверили мою теорию.

— А матушку куда прикажете девать?

— О… Пожалуй, об этом я не подумал. А если Вы предложите ей уехать?

— Граф, Ваши предложения смешны. Мне не поможет разделение с моей семьей, напротив, это угнетет мой дух, и я потеряю последние силы на борьбу.

Элжерон замолчал, не зная, какие еще правильные слова подобрать. Возможно, его подозрения были пусты и основывались на личной неприязни к Филиппине. Она была откровенно глупа, и вряд ли бы смогла найти способ привить Маргарет и ее отцу какую-то неведомую хворь, тем более, что они разительно отличались, даже были диаметрально противоположными.

— Вы просверлите во мне дыру взглядом, и я буду мерзнуть еще больше, потому что сквозь меня начнет гулять ветер, — сухо произнесла баронесса, предполагая, что ее собеседник придет в себя, но Элжерон неожиданно для себя еще больше стушевался, и отвел взгляд. Он скрестил ноги и уставился на блестящую колбу кальяна, обвитую тонким шлангом, украшенным резным янтарным мундштуком. — Вы курите этот кальян? — поинтересовалась Маргарет.

— Конечно. Иначе, зачем бы он мне был нужен?

— Я ни разу не курила кальян. Да что там, я его даже не видела вживую до этого. Очень любопытно узнать, как это, — Маргарет кокетливо улыбнулась, совершенно забыв о нанесенной ей мгновением ранее обиде.

— Я бы не советовал, — замялся граф.

— Отчего же? Я слышала, кальяны менее вредны, чем курительные трубки.

— В моем есть опиум. Небольшое количество.

Баронесса с непритворным испугом прижала к губам ладонь, затянутую в черную перчатку. Элжерону показалось, что она даже дышать перестала, но через мгновение она подалась к графу и заговорщически зашептала:

— Услышь Вас сейчас матушка, она бы мигом увезла меня отсюда, даже если бы ей противостояли все слуги этого замка. Это так… неправильно! Я слышала, опиум — ужасный наркотик!

— Если человек не в состоянии контролировать себя — это так, — фыркнул Элжерон. — Я нечасто его курю. В последний раз, полагаю, месяца два назад. Моя жизнь не настолько тосклива или нервна, чтобы мне хотелось уйти из этого мира в страну снов на постоянной основе. Но отчего в Ваших глазах я вижу интерес?

— Вы не представляете, как мне это любопытно, — с трепетом прошептала Маргарет. — Мне столько всего запрещено, я отказываю себе во множестве простых удовольствий. Я не могу даже выпить горячего чаю, придя с морозной улицы. Если это может на время дать мне забыть о болезни, могу ли я попробовать?

— Есть множество других способов о ней позабыть.

— Назовите хоть один, граф! Даже во сне меня преследуют кошмары, а в реальности происходит то, с чем Вы сами сталкивались уже дважды. Позвольте мне ненадолго помечтать наяву, очистить мысли от этого гнета, и просто отдохнуть. Мы никому не расскажем об этом, а от одного раза беды не приключится. Вы сами это сказали.

— Я не говорил…

— Вы ведь рядом, граф, — Маргарет сделала жалостливые глаза, из-за которых Элжерон почувствовал себя не в своей тарелке от необходимости отказывать девушке. — Вы же за мной присмотрите? А после я обещаю пойти спать и не беспокоить Вас до самого утра. Может, я даже не стану вновь гулять по Вашему замку ночью.

— Мы этого не знаем, — уклончиво ответил граф, уставившись на колбу кальяна.

— Но в любом случае мне станет лучше и спокойнее.

— Я мог бы приготовить для Вас отвар из трав, который неплохо бы успокоил Вашу нервную систему.

— Ах, увольте! Я пила десятки отваров! Десятки микстур! Порошков! И прочей дряни! Если не хотите разжигать кальян и Вы боитесь — пускай, тогда я пойду обратно в библиотеку читать что-нибудь на английском, пока не лягу спать. А завтра подумаю о том, чтобы покинуть это место. Ведь никаких подвижек в моем лечении нет, и я могла бы посетить еще парочку лекарей, пока мое время не подошло к концу.

— Вы вновь решили обратиться в свой фатализм? — раздраженно поинтересовался Элжерон, в то же время ощутив волнение от ее слов. — Что ж, ежели настолько хотите попробовать, пускай. Лучше под моим надсмотром, чем если Вы однажды сбежите от бдительного ока своей мачехи и сделаете это сами в каком-то сомнительном заведении.

Граф поднялся с подушек и отправился заниматься розжигом кальяна. Набрав угольков, он уложил их на их законное место и обратился к баронессе.

— Взгляните, я могу управлять не только снегом.

Он положил на угли ладонь, прислушиваясь к жару, таящемуся внутри них. Пара мгновений — и ему удалось разжечь внутри них искру, не воспользовавшись спичками.

— Ох, сколько в Вас талантов! — всплеснула руками Маргарет. — Но все же, огонь в мою сторону не мечите, договорились?

— Я не могу создать огонь без какой-либо основы, — наставительно ответил граф. — Но и, конечно же, я не стал бы подвергать Вас опасности. Если не учитывать тот факт, что прямо сейчас я делаю для Вас наркотическую курительную смесь. — Элжерон распутал трубку, садясь рядом с девушкой на подушку. — Лишь дайте мне слово, что Филиппине об этом не расскажете, — он сунул в рот янтарный мундштук, раскуривая смесь со сладким дымом.

— Это было бы подобно признанию в грехе перед апостолом Петром, которого я не совершала!

— С той лишь разницей, что мы сейчас его совершим, — ответил Элжерон, с удовольствием выпустив из себя пар. Он отдал трубку Маргарет, и она вцепилась в нее обеими ладонями. Граф заметил, что они подрагивают от волнения. — Не стоит, если не хотите. Но если почувствуете, что Вас тошнит, скажите, и мы уйдем отсюда.

Маргарет молча втянула в себя дым. На мгновение она удивленно округлила глаза, и затем выдохнула, даже не закашлявшись.

— А подействует скоро? — спросила она удивленно, отдавая трубку обратно Элжерону.

— Достаточно скоро, — улыбнулся тот, затягиваясь кальяном.

Граф уже начал ощущать действие опиатов на себя. В голове появилась приятная дымка, обволакивающая дурные мысли. Недавние тревоги начали отступать, а настроение — улучшаться. Некоторое время Элжерон и Маргарет провели в тишине, передавая друг другу трубку, заполняя пространство вокруг себя белым дымом. Его витки складывались в эфемерные фигуры, уносящие с собой все плохое. Они убеждали забыть настоящее и окунуться в призрачный мир наркотической полудремы.

Маргарет сдалась первой. Она тихо захихикала про себя, и улеглась на подушки на спину, раскинув руки.

— Это так хорошо, — мечтательно потянула она. — Мне так хорошо… И почему я раньше этого не пробовала…

— Это худший способ для достижения счастья, который можно было бы придумать, — ответил Элжерон. Он с удовольствием лег рядом со своей собеседницей, в очередной раз отдавая ей трубку.

— У Вас весь потолок в паутине, — полусонно произнесла девушка, указывая пальцем вверх.

— Франческа… — пробормотал граф, разглядывая паутинные узоры из-под полуприкрытых глаз.

— А давайте придумывать, что мы на нем видим? Как… с облаками? Я вижу… огромную черную паучиху…

— Франческа… — повторил Элжерон, следя за тем, как откуда-то из угла вылезла его питомица и, пофыркивая, спустилась к своему владельцу.

— Ты опять тут? — недовольно проскрипела она, останавливаясь рядом с его лицом. — Зачем ты зажег эту вонючку? Будешь же не в себе до утра теперь. Еще и гостье своей это дал. Зачем, спрашивается?

— Моя Фру-Фру, — ответил ей граф, подтягивая поближе к себе и прижимаясь к ее черному лохматому брюшку щекой. — Ты линяешь, как собака…

— У меня была в детстве кошка, — произнесла Маргарет. — По весне она линяла так, что я думала вязать из ее шерсти носки.

— Вот же наркоманы, — сердито пробухтела Франческа. Она вырвалась из объятий Элжерона и уползла обратно на потолок, скрывшись в недрах замка.

— Ну вот, даже паучиха меня бросила, — вздохнул граф, поворачиваясь обратно на спину. — Знаете, Маргарет, иногда я все же ощущаю одиночество. Столь всепоглощающее. Особенно зимой, когда я становлюсь для деревень чем-то вроде ненужного отверженного лесного духа. Бывают дни, когда единственный звук, что я слышу — это биение моего собственного сердца. Тук. Тук. Тук. И больше ничего. И время замирает, а я в нем будто гусеница в коконе, жду своего часа…

— Вы так много думаете, даже с опиумом, — захихикала баронесса. — А меня клонит в сон. Мы можем остаться тут и проспать до утра…

— Я погашу кальян, — вспомнил Элжерон. Он привстал и положил ладонь на угли, забирая из них пламя. — Не хочу сжечь тут все. Или… может, хочу?

— Нет, граф, не жгите, — проканючила Маргарет, садясь рядом и кладя ему на плечо голову. — Мне же нельзя быть рядом с горячим. Вы от пожара согреетесь, а я?

— Да, и вправду, погреться я могу и у камина, — кивнул ей Элжерон. — Но лучше, если Вы поспите у себя. Там окна заперты. И ключи у меня. Пойдете?

— О, граф, за Вами — на край света! — с радостью воскликнула Маргарет. Она тут же поднялась и, покачиваясь, проследовала к двери.

— Главное — не встретить Вашу мать, — буркнул граф, отправившись за ней, чтобы провести на ее этаж. Элжерон отпер дверь и безразлично выглянул в коридор, даже не запомнив, был ли кто-то снаружи, и, схватив Маргарет за руку, повел ее за собой в ее спальню.

— А что она нам сделает? — нараспев поинтересовалась баронесса. — Вы хотели замок сжечь? А она его разломает. Сделаете из руин достопримечательность. Поселитесь в деревне, а сюда будете устраивать экскурсии.

— Это прекрасная мысль, — кивнул граф, доходя до нужной двери и осторожно отпирая ее. — Чем жить в своем замке, лучше жить под открытым небом. Единым с природой. Ведь здесь, в каменном коробе, мои надменные речи о том, что я друид, лишь пустословство.

Элжерон вошел в комнату первым, помня, что нужно было проверить, выполнили ли слуги указ насчет окон. Ставни были плотно заперты, граф подергал их изо всех сил, но те даже не пошатнулись. За его спиной раздался тихий хлопок, и граф оглянулся на постель. Маргарет бухнулась на нее, раскинув руки и счастливо улыбаясь.

— Мне так хорошо, — потянула она. — Спасибо, что дали попробовать, граф.

Он пошел к двери, но на мгновение задержался у ее прикроватного столика, осознав, что видит на нем предмет, которого не должно было там быть. Граф взял с него складной нож и открыл его, увидев на лезвии размазанную кровь. Элжерон замотал головой, заставив опиум покинуть мысли, и наспех возвратил себе ясность ума.

— Откуда это здесь? — взволнованно спросил Элжерон, поворачиваясь к распластанной баронессе.

— Что — это? — переспросила она, одарив графа сияющей полусонной улыбкой.

— Нож, Маргарет! Откуда у Вас на столе нож? Им ночью изрезали моих лошадей! Я искал полдня того, кто сделал это!

— Ах, Элжерон, лошади… Люди важнее лошадей, верно?

— Что Вы несете! — возмутился он, складывая нож и пряча его в карман. — Я вернусь к Вам завтра, когда Вы придете в себя! И Вы расскажете мне, как этот предмет оказался здесь!

— Не уходите… — потянула девушка, переворачиваясь на бок и залезая выше, ложась на подушки. Она протянула к нему руки. — Лучше идите ко мне, граф! Послушаем биение сердец друг друга! Прогоним одиночество, которое гложет Вас настолько, что Вы отказываетесь в этом себе признаваться.

— Доброй ночи, — холодно обронил Элжерон.

Он вышел из комнаты и со злостью захлопнул за собой дверь. Нож, сжатый в руке, жег кожу болью животных, пострадавших от него. Почему он оказался в комнате Маргарет? Элжерон запер дверь на ключ, прогоняя от себя гневные мысли, и спустился на первый этаж. Зайдя на кухню, он встретил здесь кухарку, как обычно хлопочащую над кипящими котелками. Она обернулась к вошедшему, открыв было рот, чтобы поинтересоваться, что понадобилось графу, но так и замерла оттого, что он одним движением раскрыл нож и вогнал его лезвием в тяжелый деревянный стол.

— Твой нож. Нашелся, — прорычал Элжерон.

Он развернулся на каблуках и пошел обратно, на третий этаж, чтобы закрыться в своей комнате и просто поспать. Окунуться не в наркотический дурман, а в настоящий здоровый сон, единственный, способный подарить телу очищение и восстановление сил. Едва он открыл дверь в свою комнату, как к нему вышла Франческа.

— Ты уже пришел в себя? — поинтересовалась она брюзгливым голосом.

— Я не хочу сейчас с тобой общаться, — грубо ответил граф. — Ты ушла от меня, когда я желал общения, теперь же не проси от меня того же, — он скинул с себя пиджак с жилетом и расстегнул рубашку.

— Обниматься? — уже жалобно спросила паучиха.

— Нет, обнимать тебя я тоже не стану. Ты линяешь, мне не хочется снова снимать с себя твою шерсть. Она слишком жесткая и колется.

Граф потушил свет в комнате, забрав пламя из светильников взмахом руки, и в темноте улегся в кровать, накрывшись с головой одеялом.

— Меня сегодня все решили предать… — пробормотал он сам себе. — Я не могу доверять никому. Только себе.

— Я тебя не предавала, — обиделась Франческа. — От тебя просто плохо пахло. И в комнате плохо пахло. Я не люблю этот запах, у меня от него плывет перед глазами.

Элжерон почувствовал, как его кровать прогнулась. Паучиха, пожелав загладить свою вину, неслышно залезла на его ложе и забилась в самый угол, чтобы быть поближе к хозяину, но не дать ему повода ее прогнать. Граф вздохнул, промолчав. Паучиха от него зависела. Она была разумна, не как обычный питомец, и чувства ее были глубже, чем у прочих животных, так что они могли быть совершенно не такими как у них. Кто знал, любила ли она его как питомец, или потому, что была вынуждена это делать. Элжерон ощущал, что она нервничала, хоть и не шевелилась, замерев на его кровати черным полушарием. По крайней мере, ее волновало состояние их взаимоотношений.

— Спокойной ночи, Франческа, — тихо окликнул он своего питомца, желая успокоить и дать понять, что он не может долго на нее сердиться. Паучиха встрепенулась, тут же распустив подобранные ноги, и с ноткой радости в голосе проскрипела:

— Спокойной.

Глава 12

Элжерон почувствовал сквозь сон нечто. Что-то, чего он не смог описать для себя в мгновение пробуждения. Не звук, не запах, не свет, не дуновение сквозняка сквозь щель в оконной раме. Присутствие. Граф ощутил, что его замок посетило то, чего не должно здесь быть. Элжерон спохватился с кровати и настороженно вышел из комнаты, не потревожив Франческу. Присутствие было где-то на нижнем этаже. От него веяло чем-то неприятным, но не ощутимым, и Элжерон, так и не взяв с собой свет, тихо спустился по лестнице на первый этаж.

В холле все было спокойно. В третьем часу ночи замок, как обычно, мирно спал. Граф открыл дверь, ведущую в подвал, и прислушался. Нет, пришлое создание было не здесь, не под стенами замка, в его недрах. Оно не таилось от всех в мрачных сырых застенках. По спине Элжерона пробежал холодок от ощущения, что то, что он ищет, не было живым. Это не был вор, по-глупости пробравшийся в его замок, или бродяга, заплутавший в ночи в снегах. Нечто, пугающее на глубинном уровне, заставившее на мгновение оцепенеть даже Элжерона, которого не пугало ничего, в чем теплилась капля природы и жизни.

Он осторожно закрыл дверь и вновь вышел в холл. Беззвучная ватная тишина лежала в этом помещении, не желая сдвинуться и на миллиметр. Элжерон в задумчивости поднял голову, уставившись на поблескивающую в свете молодого месяца паутину на потолке. Едва различимый шорох раздался со стороны кухни. Граф повернулся в проход, решив, что, наверно, Филиппина вновь решила проверить его припасы посреди ночи. Либо же она искала способ испортить ему жизнь и нарушить его спокойствие. Элжерон решительно направился на кухню, настроившись во что бы то ни стало прогнать ночного возмутителя его сна. Граф схватился за ручку и резко распахнул дверь, чтобы на пришлого подействовал эффект неожиданности.

— Кто здесь? — кликнул он в темноту.

Свет был потушен. Элжерон нахмурился, всматриваясь в темные очертания кухонной утвари и сковородок, висящих гирляндой над столом в центре помещения. Они едва заметно качнулись, выдавая движение постороннего на кухне.

— Я вижу, что ты здесь, — ровным голосом произнес Элжерон, протягивая руку к светильнику на стене. Схватив его, он зажег свет, воспользовавшись своими силами.

Желтое пятно тут же разогнало мрак вокруг графа. Он поднял руку, желая осветить как можно большее пространство, и тени отступили в угол. Они остановились там, не желая более бежать под хлесткими ударами небольшого языка пламени. Элжерон выхватил из тьмы черную фигуру. Она медленно разогнулась, словно показывая владельцу замка, что он не был властен над вторженцем, пока не уперлась затылком в высокий потолок. Элжерон открыл рот, светильник в его руке задрожал, и блики света заплясали на существе, чья черная шкура словно поглощала эти крохи солнца, заключенные в плен стекла и пламени. Длинные тонкие руки существа доставали едва ли не до пола, заканчиваясь скрюченными пальцами. Оно сутуло склонило вытянутый череп к тощему плечу, и Элжерон разглядел его лицо. Овальные крупные глазницы были пусты, но вторженец определенно смотрел на графа, приоткрыв вытянутую треугольную безгубую челюсть, утыканную острыми длинными клыками.

— Кто ты?.. — прошептал Элжерон, отшантнувшись от существа.

Оно стояло прямо здесь, не шевелясь и будто не дыша. Элжерон не чувствовал в нем жизни. Неужто это был…

…посланник Смерти.

— Как ты посмел явиться в мой дом? — дрожащим голосом спросил граф у существа. — Убирайся отсюда! — Он махнул светильником, тщетно надеясь изгнать этого духа, пугающего его до полуобморочного состояния. Существо не двигалось, сверля Элжерона пустыми черными глазами. Оно будто ждало чего-то от графа, какого-то действа. Или первого шага? — Зачем ты пришел? — не выдержав, вскрикнул граф. В его мыслях отчего-то мелькнула Маргарет, ее болезнь, слова о том, что век ее подходит к концу. И тогда дух зашевелился. Будто кто-то дернул марионетку за веревки, направив к новой цели. Элжерон понял, что именно здесь делало это существо, зачем оно явилось, почему после вопроса графа подалось в сторону двери так, будто мужчина не был ему преградой. — Проваливай из моего дома! Здесь нет тебе места! — закричал на него Элжерон, боясь подойти, но он понимал, что у него не было ни шанса остановить духа.

Граф сжал в ладонях горячий светильник и разжег его пламя, заставив его поглотить остатки горючего, осколки стекла, и швырнул огненный шар в черную фигуру в надежде напугать его, заставить уйти, подчиниться велению пламени. Но огонь отскочил от него, словно резиновый мяч от стены, хлопнувшись на старый стол и растекшись по нему ржавой лужей. Дух даже не оглянулся на это, беззвучно для своей огромной фигуры выскользнув в коридор. Граф в панике ринулся было за ним, но начинающийся на кухне пожар остановил его. Теперь, разрываясь между необходимостью идти за существом и остановить набравшее силу пламя, пожирающее стол, Элжерон замешкался. Времени укрощать стихию не было, и он подбежал к раковине, сбив с нее два крана. Ледяная вода, забираемая из источника рядом с замком, фонтаном хлынула на кухню, с грохотом сбив какую-то посуду, и позволив Элжерону бросить здесь все и выбежать следом за духом в коридор. Он краем глаза заметил взволнованную и испуганную Алису, спустившуюся по лестнице для прислуги, но не мог сейчас остановиться, чтобы дать ей указания. Она и сама по дыму найдет начинающийся пожар и позовет прислугу, чтобы потушить его.

Граф выскочил в холл — и увидел духа. Он стоял на лестнице, так же скрючившись под гнетом своего долга, и смотрел на Элжерона, словно ждал его, чтобы показать, куда идет.

— Ты не посмеешь ничего сделать в моем замке! — закричал на него граф, уже не задумываясь бросившись следом, хоть и не знал, как остановить его. Но это огромное искореженное временем существо исчезло перед его глазами, как дым, развеянный ветром.

Элжерон взлетел на третий этаж. Сердце испуганно колотилось в груди, потому что он знал: перед дверью Маргарет будет стоять этот дух. Он пришел именно за ней. В последней надежде граф повернул в коридор, в который выходили спальни, молясь, чтобы он ошибся — и увидел духа. Он посмотрел пустым будто нарисованным углем лицом на Элжерона, и прошел сквозь дверь баронессы.

— Нет! — крикнул граф, бросившись следом. Он тщетно подергал дверную ручку. — Ключи… — выдохнул Элжерон, и побежал в свою комнату.

Связка обнаружилась в кармане пиджака. Граф выдернул ее, вывернув наизнанку подкладку, и побежал обратно к Маргарет. Дрожащие непослушные пальцы никак не попадали проклятым ключем в чертову крошечную замочную скважину. Когда, наконец, Элжерон услышал долгожданный щелчок замка, то незамедлительно ворвался в спальню баронессы, еще сам не зная, что он будет делать с той сущностью, что пробралась сюда. Граф взмахом руки зажег светильники, озаряя поле грядущей битвы. В комнате было пусто, что оказалось большой неожиданностью для Элжерона. Он нервно осмотрел комнату, заглянул в полупустой шкаф, убедившись, что здесь действительно никого не было, и напоследок сунул голову в дымоход. В комнате не было посторонних. Только после этого он бросился к ложу Маргарет. Граф схватил ее за плечи, рывком усаживая на кровати.

— Маргарет! Маргарет, проснись! Ты слышишь меня?! Маргарет! — кричал он, тормоша девушку.

— Что?.. что такое?.. зачем?.. — сонно пробормотала она, начав вяло отпихивать от себя своего мучителя, так грубо вырвавшего ее из сновидения.

— Ты в порядке? Ты видела его? Этого духа, монстра, существо — я не знаю, что! Большое, черное, с когтями…

— Что?.. — снова переспросила Маргарет, отталкивая от себя руки Элжерона и хмурясь, силясь прийти в себя. — Кого?..

— Послушай меня… — уже спокойнее заговорил граф, садясь на кровать рядом с ней.

— Почему Вы такой чумазый? — изумилась баронесса. — Вам бы умыться. И поспать. Я вот так хорошо спала… Такой сладкий сон, каких я давно уже не видела. Дайте мне вернуться в царство Морфея, прошу…

— Значит, Вы ничего не видели? — Элжерон начал успокаиваться.

— Я могу пересказать Вам свой сон, если Вам так хочется, — Маргарет зевнула и потерла глаза. — Но Ваши слова звучат так, словно из Вас попросту не выветрился опиум.

— Я избавился от него еще тогда, когда обнаружил нож у Вас на столе вечером. И я уверен в том, что я видел, — настойчиво повторил он.

— Мне кажется, или пахнет горелым? — спросила Маргарет, принюхавшись. — Откуда этот запах?

— Ох, это… — Элжерон вновь запаниковал. — Ничего особенного, я разбил светильник. Мне нужно… сходить на кухню. И я попрошу Вашу компаньонку побыть с Вами, мне так будет спокойнее.

Граф подскочил с кровати и поторопился в коридор.

— Но зачем? — успела спросить его в спину Маргарет.

— Просто не перечьте мне сейчас, прошу, — он захлопнул за собой дверь и бегом направился на первый этаж.

С тех пор, как у него в замке появились посторонние, они принесли с собой смуту, беспорядок, и невозможность выспаться которую ночь подряд. У Элжерона еще не бывало такой сумасшедшей встряски зимой, и уж точно не случалось, чтобы он устроил пожар на собственной кухне. Спустившись на первый этаж, он услышал взволнованные женские голоса. Еще бы, Алиса наверняка подняла всю прислугу. Элжерон ворвался на кухню, запыхавшись от бега, и обвел безумным взглядом всех собравшихся, отчего те тут же утихли.

— Пожар потушили? — спросил он, хоть и сам увидел, что пламени не было, а почерневший стол был насквозь мокрым.

— Да, сэр, потушили, потушили, — прокряхтел откуда-то Томас. Он вылез из-под тумбы и вытер руки тряпицей. — Потоп я тоже предотвратил. Что здесь стряслось посреди ночи?

— Здесь было нечто, — нервно ответил Элжерон. Он скрестил руки на груди и уставился в пол. — Оно было здесь, на кухне. Огромное и черное…

— Франческа? — подала голос молоденькая горничная, Сесили, которую Элжерон принял на работу только этой осенью. У нее были пушистые русые волосы и милый курносый носик. — Я когда впервые ее увидела, так испугалась, что будь моя воля, и не только бы пожар с потопом устроила!

— Нет, Сесили, это была не Франческа! — рявкнул на нее граф. Девушка вздрогнула и потупилась. — Алиса, ты же видела, оно пробежало мимо тебя, а следом из кухни вышел я, ты стояла там, я тебя видел!

Алиса степенно вышла из окружения прислуги и прокашлялась.

— Сэр… я не видела никого, кроме Вас. Я вышла на несусветный грохот, а следом увидела пламя и бьющую из разломанных кранов воду.

— Как же? Алиса, быть не может! — воскликнул граф, взмахнув руками. — Оно было огромное! Около десяти футов в высоту, сутулое и сплошь черное!

— Сэр, — с укором в голосе перебила его старшая горничная, — Вам почудилось что-то. Вечером кухарка сказала мне, что Вы ворвались на кухню и демонстративно воткнули в этот злополучный сгоревший стол нож, чем несказанно ее напугали. И что от Вас пахло опиумом. Вы снова курили этот наркотик. И после этого у Вас начались гал… галюк…

— Галлюцинации? — зашипел на нее Элжерон.

— Да. Вам почудилось что-то. Мы Вас не осуждаем…

— А кто вы такие, чтобы иметь право осуждать меня? — граф надменно нахмурился и покачал головой. Алиса тихо охнула на это замечание и отступила. Элжерон поджал губы, обводя взглядом свою прислугу. И почему он считал, что к ним стоит относиться как к равным? Так его учил отец. Что люди равны, будь они графьями, королями или нищими. Природа равняет, создавая всех одинаковыми. И теперь горничная его отчитывает за учиненный пожар, унижая при всех за то, что он курил опиум. Элжерон поднял подбородок и прищурился. — Приберите здесь все, — холодно произнес он, отчего все присутствующие в комнате поникли. — Томас, утром я поеду в деревню по делам, и ты там же закажешь мне новый кухонный стол у столяра. Алиса, пересели компаньонку мисс Кинсрайт в ее спальню, чтобы за ней был присмотр. На этом все.

В кухне стояла гробовая тишина, нарушаемая только редкими каплями, протекающими из крана, и едва уловимым ухом потрескиванием. Элжерон подошел к столу и хлопнул по нему ладонью, заставив прислугу вздрогнуть.

— Вы плохо его потушили. Внутри древесины тлела искра, — произнес он, загасив спрятавшиеся остатки пламени, которые имели все шансы начать пожар заново, когда никого уже не будет рядом. Он перевел взгляд на Алису. — Выполняйте мое указание, — напомнил он, приподняв брови. Женщина встрепенулась и поспешила прочь из кухни. Ее тапочки прошаркали в сторону лестницы для прислуги, и Элжерон пошел следом за ней, чтобы вернуться к себе. Он бросил взгляд на проход, в котором они столкнулись ранее. Нет, Алиса однозначно не могла пропустить существо мимо себя. Что если только он мог видеть его? Но куда этот дух подевался дальше? Почему вошел в комнату Маргарет и исчез? И, в конце концов, что он позабыл на кухне?

Элжерон остановился посреди коридора третьего этажа. Сонная компаньонка Маргарет нехотя перебиралась в ее спальню, а Алиса несла ее одеяло и подушку. Граф, на мгновение задумавшись, подошел к компаньонке.

— Доброй ночи. Простите, я не запомнил Вашего имени…

— Виолетта, — чинно кивнула ему женщина. — Могу ли я помочь Вам, граф МакЛавингтон?

— Да, не могли бы Вы зайти к Филиппине и проверить, в порядке ли она?

— Конечно, сэр, — ответила Виолетта. Она повернулась к Алисе и добавила: — Я скоро приду, помогите мне, пожалуйста, устроиться в спальне баронессы.

Компаньонка в сопровождении графа подошла к двери спальни Филиппины и постучала. Ответ последовал не сразу, и Элжерон успел начать беспокоиться, но женщина, в конце концов, открыла. Она выглядела на удивление бледной и осунувшейся, словно не спала не один день.

— Вы в порядке? — спросил граф из-за плеча у Виолетты.

— Что-то случилось? — с трудом ответила Филиппина, приложив ладонь ко лбу.

— Зашел проверить, как Вы. Вы приболели?

— Да, что-то мне нездоровится… — пролепетала женщина, закатывая глаза. В обычной ситуации Элжерон был решил, что она притворяется, но сейчас он ощущал исходящую от нее слабость. — Думаю, мне нужно поспать — и все пройдет…

— Если Вам что-то понадобится, обратитесь к прислуге. В крайнем случае, передайте через них просьбу мне, и я постараюсь оказать Вам посильную помощь.

— Нет-нет, я справлюсь, — тихо ответила Филиппина и, не дожидаясь обмена вежливостями, закрыла дверь перед носом у Виолетты. Та повернулась к графу и произнесла:

— Как видите, у миссис Кинсрайт легкое недомогание. Полагаю, из-за смены климата. Здесь, в Шотландии, он более суровый и сухой, чем в Лондоне. Такое уже случалось, когда мы были в дороге. От чрезмерного переутомления миссис Кинсрайт иногда ощущала слабость и головокружение, но покой ей всегда помогал.

— Хорошо, — с сомнением кивнул Элжерон. — Будьте добры, присмотрите до утра за Маргарет. Возможно, Вам придется поселиться в ее комнате. Некоторые вещи вызывают у меня опасения, и я бы хотел, чтобы она была под круглосуточным присмотром. Но, как понимаете, нормы приличия не позволят мне самостоятельно это сделать.

— От лица Кинсрайт, я бы хотела выразить Вам признательность за помощь и благодарность за понимание, — степенно ответила Виолетта.

— Скажите, а Вы не замечали связи? — осторожно спросил граф. — Не бывало такого, чтобы Маргарет и Филиппине становилось плохо примерно в одно время?

Виолетта округлила на него глаза, затем шумно прокашлялась, отчего Элжерон смутился.

— Да, простите, вопрос неуместный. Доброй ночи, — пробормотал он себе под нос, наспех ретировавшись в свою спальню. — Фру-Фру, ты не спишь? — позвал он, садясь на кровать и зажигая свет.

— Нет, — та спустилась по столбику к нему с потолка. — Почему ты такой чумазый?

Элжерон приподнялся на кровати, заглянув в зеркало на стене. Права щека была покрыта черной сажей, и он принялся вытирать ее ладонью.

— Ты ведь тоже ничего не видела и не слышала, верно? — спросил он.

— Нет, я спала у тебя на кровати.

— Потому я запрещаю тебе спать на моей кровати. Ты должна быть в своем углу, в том паутинном ложе, которое ты сплела. Чтобы ощущать все движения в замке и докладывать мне, если что-то не в порядке. А не дрыхнуть без задних ног на мягком покрывале. Мне сейчас нужно узнать, не съехала ли у меня крыша, а я даже у тебя не могу спросить, что происходит в моем собственном замке, пока я сплю. Вчера ты также ничего не слышала, и я не знал, что делала Филиппина на кухне. И был ли там кто-то еще. Сегодня я гонялся не то за духом, не то за собственной галлюцинацией!

— Я бы не почувствовала галлюцинацию, — отметила Франческа. — Или духа. Это ж ты общаешься с природой. А я — обычный большой паук, ничего более.

— Да, да, Франческа, ты права… — Элжерон потер ладонями лицо, после чего похлопал свою паучиху по боку. — Но ты можешь продолжать следить за людьми. Пожалуйста, проводи ночи на паутине. Прислушивайся к тому, куда ходят Маргарет и Филиппина, обе. За последней лучше даже присматривать лично. Ты умеешь передвигаться по замку незаметно. Походи за ней, посмотри, чем она занимается, пока никто не видит. Расскажешь мне все, любые детали.

— Хорошо, я поняла, — ответила Франческа. Она тут же слезла с кровати и поднялась в верхний угол спальни. Она расположилась там удобнее и растянула во все стороны длинные тонкие ноги, осторожно пощупав ими несколько нитей, уходящих в стены. — Твоя Маргарет в спальне, топчется по паутине вместе с той третьей женщиной, которая пытается снять мои сети со стены. Филиппина в своей комнате. Не двигается. Наверно, спит. Почему-то я не чувствую, что творится на кухне, туда направляется прислуга, но не доходит.

— Там был небольшой пожар. Твоя паутина легко воспламеняется. Повезло еще, что она не вспыхнула по всему замку разом. Тебе придется ее там восстановить днем.

— Хорошо… — тяжело вздохнула паучиха. — Я чувствовала запах гари, и испугалась. Потому не вышла из комнаты.

— Я тебя понимаю, хоть и жаль, что ты не выглянула. Может, ты увидела бы того, за кем я гнался.

— Сейчас посторонних в замке нет. Можешь лечь спать и отдохнуть.

— Я попытаюсь, — обреченно согласился граф, покачав головой.

Он лег в кровать, потушив напоследок светильники, и закрыл глаза. Выбора у него не оставалось. Как бы ни напугало его то существо, оно исчезло, никому не навредив. Просто испарилось, будто и не было его. Но пламя от разбитого светильника… Элжерон был уверен, что видел собственными глазами, как оно отскочило от тела духа, не навредив ему. Даже если бы это была галлюцинация, граф швырнул светильник в противоположную от стола сторону, огонь никак не мог бы на него попасть по такой траектории. Вспомнив про свою выходку, Элжерон внезапно ощутил, как сильно пекут ладони. Он осторожно коснулся пальцем кожи, почувствовав волдыри от ожогов. Граф цыкнул зубом и неспешно потер ладони друг о друга, заживляя их. И как он так долго не ощущал, что сжимание голыми руками горячего светильника не прошло для него бесследно? Удивительно еще, что в мелких порезах не осталось стекла.

Теперь, благодаря Франческе, можно не беспокоиться о том, кто где находится в замке. Она слишком расслабилась и разленилась в последнее время, все чаще притворяясь бесполезным питомцем, чем разумным существом.

— Я завтра поеду в церковь, — тихо произнес он, обращаясь к Франческе.

— Зачем? Там живут очень странные пауки.

— Ты доходила до церкви? Когда ты успела?

— Я, вообще-то, быстро бегаю!

— Ты не представляешь, как сильно тебе повезло, что тебя не увидел отец Андрэ. Даже не знаю, смогла бы ты оттуда сбежать или нет… Мне интересно, сможет ли он мне что-то рассказать о духе. Ведь кто, как не священник, разбирается в мистических вещах?

— Каком духе? — поинтересовалась Франческа.

— Ох, Фру-Фру… Не важно. Может, у меня вправду были галлюцинации… Спи, Франческа. Завтра, как я уеду, у тебя будет очень много работы.

Глава 13

Элжерон настойчиво в очередной раз постучал в дверь спальни Маргарет. По словам Франчески, девушка уже давно встала и оделась, как и ее компаньонка, но отчего-то она словно упрямо отказывалась показываться графу на глаза. Он вздохнул, призывая свое терпение, и вновь занес руку для стука. С той стороны послышалась возня, и дверь, наконец, отворилась ровно настолько, чтобы пропустить женщину и перекрыть Элжерону обзор на комнату. Компаньонка смерила его холодным взглядом и спросила:

— Чем могу Вам помочь этим утром?

— Доброе утро, Виолетта, — кивнул ей граф. — Баронесса уже встала?

За спиной женщины раздался едва слышный шепот.

— Нет, боюсь, она еще спит.

— К Вашему сожалению, я знаю, кто мисс Кинсрайт поднялась уже около получаса назад.

Тихий шепот повторился, и Виолетта ответила:

— Она еще не одета. Приходите, пожалуйста, позже, граф. А еще лучше, Маргарет сама спустится в гостиную, как только будет готова это сделать.

— Я не могу ждать, — нетерпеливо произнес Элжерон, — особенно учитывая тот факт, что меня намеренно избегают. Мне нужно немедленно отвезти Маргарет в церковь для консультации.

В комнате раздались рассерженные шаги. Виолетту резко отодвинули, и в дверях показалась Маргарет. Ее бисневые волосы были собраны в высокий строгий пучок. На ней было черное платье, словно девушка внезапно погрузилась в траур.

— Отчего же Вы, граф, решили, что можете меня забрать куда-то без моего ведома? — надменно спросила она.

— Учитывая, что Вы знаете, куда мне нужно Вас отвезти, Вы уже в этом осведомлены, — парировал Элжерон. — Прошу, собирайтесь — сани ждут нас внизу.

— А я отказываюсь куда-либо ехать, — фыркнула девушка. — После вчерашних приключений я более не испытываю жажды погружаться в следующие.

— Поездка в церковь далека от приключенческой, увы, — вздохнул Элжерон. — Но у меня нет столько свободного времени. Именно вчерашние события меня и нервируют.

— Какие же именно? — Маргарет вышла в коридор и закрыла дверь за собой прямо перед носом Виолетты. — То, что Вы подбили меня на вопиющие действия? Или что вломились ко мне средь ночи, рассказывая, что кто-то был у меня в комнате?

— Кто-то действительно был, — кивнул Элжерон. — А черное Вы надели, опечалившись из-за того, что вчера курили со мной? Маргарет, не наказывайте себя за это. Вы можете делать, кто Вам захочется.

— Тогда при чем тут церковь? Это Ваше платье искупления?

— Это лишь церковь. И священник, который намного ближе к всякой нечисти, нежели я. Я ни разу не видел такого… такого…

— Такой галлюцинации? — закончила за него баронесса.

— Вы ведь можете поехать в церковь, чтобы замолить вчерашний грех, ежели Вы таковым его считаете. Сбросьте это бремя со своих плеч на остовы религии — и она радостно поглотит все, что Вы ей подкинете.

— Исповедаться? — Маргарет внезапно ухватилась за это слово, и в ее глазах забрезжила надежда.

— Да… Ежели желаете. Я даже готов потратить свое время и отвезти Вас туда, — сменил тактику Элжерон.

— Вы и так хотели меня туда отвезти, — хмыкнула баронесса, все же заметив его уловку.

— Так Вы согласны со мной поехать? Это не займет слишком много времени, и Вы сможете пообщаться с отцом Андресом. Конечно, не уверен, что ему доводилось ранее отпускать грех курения опиума, но уверен, он что-нибудь придумает.

Маргарет тихо засмеялась и кивнула ему, уже не сердясь более.

— Подождите меня внизу, я надену пальто — и так и быть сопровожу Вас в этом маленьком путешествии.

Путь до церкви прошел в тишине. Маргарет демонстративно смотрела в противоположную от графа сторону, и неловкое молчание нарушал лишь лающий кашель Томаса. По прибытию Элжерон помог баронессе спуститься с саней, и все трое проследовали к зданию церкви, укутанному мягким покрывалом снега. Граф открыл тяжелую дверь перед Маргарет, и в просвет увидел, что скамьи в церкви были все заполнены людьми. Элжерон невольно отшатнулся, отпустив дверь. Та хлопнула, вызвав неодобрительное ворчание Томаса.

— Что ж Вы, ужеи дверь удержать не можете? — буркнул тот себе под нос. Он сам открыл себе дверь и вошел внутрь, не дожидаясь своих спутников.

— Похоже, там служба… — растерянно произнес Элжерон. — Сегодня уже воскресенье? Как я мог упустить?

— А еще говорите, что время чувствуете, — подначила его баронесса. — Я не против послушать службу в этой церкви. Я давно их уже не посещала из-за разъездов. Присоединитесь ко мне?

— Пожалуй, нет… — Элжерон отступил от двери. — Как дослушаете и удовлетворите свою жажду скучных однообразных речей и чужого мнения — ищите меня на заднем дворе.

Граф развернуся и зашагал в обход церкви к старому кованому забору черного цвета с острыми пиками на верхушках, что перемежевывались с декоративными шишечками.

— А Вы уверены, что Вы не нечистая сила? — крикнула ему вдогонку Маргарет. Мужчина, не оглядываясь, покачал головой, и вслед ему хлопнула дверь, подсказывающая, что баронесса осталась на службу.

Элжерон с трудом отворил калитку в его рост. Крошечные сугробы, затаившиеся меж ее прутьев, осыпались ему на рукава пальто. Граф вступил в глубокий нетронутый снег, из-под которого угрюмо выглядывали могильные камни, памятники, кресты и таблички, и пошел по памяти по тропинке, не желая в этом месте использовать свои силы и расчищать для одного себя путь. Граф дошел до сдвоенного памятника. На двух скругленных сверху надгробиях полулежал ангел, будто защищая своих возлюбленных подопечных от снежного холода, и оплакивая их кончину. Элжерон смахнул со скамьи, что стояла рядом, снежную кучу. Сев, он поморщился от холода, тут же пробравшего его сквозь теплую ткань одежды. Он приложил ладонь к камню, эгоистично подогрев его. От ножек, уходящих в землю, пошел легкий пар, и снег начал таять. Элжерон тяжело вздохнул, глядя на надгробия.

— Простите… что так редко прихожу сюда… — произнес он, неловко поведя плечами. — Эта церковь… Как ты, папа, был против того, чтобы хоронить маму здесь, так и я был против того, чтобы похоронить здесь тебя. Но хотя бы вы вместе. Вместе здесь. Надеюсь, вам хорошо. Где бы вы ни были.

Элжерон вздохнул и принялся отряхивать штаны от налипшего на них снега. С юга вдруг потянуло свежим ветром, и он вскинулся, повернувшись в ту сторону.

— Весна приближается, — сказал он вслух. — Видишь, пап, я все же научился это ощущать, как ты. Наверно, тебя бы это позабавило… Еще одна весна. Завтра уже начнет таять этот постылый снег. А там, гляди, и начнется работа. Кстати о снеге. Мам, у нас в доме сейчас живет девушка. Приехала из самого Лондона. Она такая жизнерадостная и веселая. Она бы тебе понравилась, вы бы нашли общие темы… Но она больна. И я не знаю, как ей помочь. Она привела что-то в наш дом с собой, что-то злое, черное, чего я никогда не видел. Был бы ты здесь, пап, ты бы сказал, что мне с этим делать… — Элжерон проглотил внезапно подступивший к горлу ком. Зачерпнул горсть снега и вытер им лицо, заставив его разгореться от резкого холода. — Вот я и приехал опять в эту церковь, возможно, отец Андрес сможет дать мне совет. Получается, я заглянул к вам мимоходом… Неблагодарный забывчивый сын.

— Вот уже не ожидала, что под "задним двором" Вы имели в виду кладбище, — донесся до Элжерона женский голос. Граф наспех струсил с выбившихся из-под шапки кончиков волос снег и повернулся к Маргарет. Она осторожно, след в след, дошла до скамьи и, обойдя мужчину, села рядом с ним, удивленно вскинув брови на сидение. — Теплый камень?

— Холодно было сидеть, — признался Элжерон, поворачиваясь обратно к памятникам.

— Служба закончилась, — произнесла баронесса, на что мужчина медленно покивал. — Вы не хотели сталкиваться с людьми, пришедшими туда?

— Их слишком много в одном месте, и все меня знают. Все захотят пообщаться, сообщить недавние новости, пригласить в гости. Неудобно каждый раз отказываться.

— А Вы бы согласились, — посоветовала Маргарет.

— Шумное веселье не для меня, — усмехнулся граф. Он встал со скамьи, рефлекторно отряхнув пальто, хоть и смел ранее весь снег. — Вы наверняка уже несколько дней вызываете пересуды в деревне. Еще и посетили службу.

— На удивление, она оказалась скучной, — ответила Маргарет, вставая следом за ним.

— Скучнее, чем любая другая служба в целом? — Элжерон подал Маргарет руку, помогая преодолевать снежные сугробы, и ведя ее так, дабы она не наступила на скрывшиеся места покоя усопших.

— Отец Андрес несколько раз повторил то, что уже говорил, по кругу. Полагаю, от этого служба продлилась дольше, чем ей полагалось. Но детей это забавляло.

— Значит, не так уж скучно там было. Прихожане уже разошлись? — поинтересовался Элжерон, закрывая за собой калитку.

— Да, я посидела немного и подождала, пока все уйдут, прежде чем идти искать Вас. Несложно было догадаться, что Вы не захотите никого видеть.

— Если бы я был более внимательным, то вспомнил бы, что сегодня воскресенье. И мы бы поехали попозже. Теперь же отец Андрес, все еще вдохновленный своими речами, будет даже более религиозен, чем обычно. — Элжерон открыл дверь церкви, впустив свою спутницу внутрь. Здесь тяжело пахло ладаном, из-за чего граф фыркнул.

Жители селения уже разошлись, и в зале действительно было пусто. Послушник еще не успел прийти убирать, и на каменном полу были видны разводы, натекшие с обуви прихожан. Элжерон отправился к двери, что вела в подсобные помещения церкви, и которыми пользовались только те, что присматривал за этой церковью.

— Знаете, здесь тоже есть подвал, — подал голос Элжерон, желая заполнить церемониальную тишину церкви.

— И здесь тоже держали злостных преступников? Или отъявленных богохульцев? — Маргарет тихо хихикнула.

— За то время, что я присматриваю за двумя деревнями и церковью, тут мог завестить разве что келпи. Почти каждую весну этот подвал затапливает, да так, что можно смело плавать на лодке. Если бы это случалось летом, я бы предложил отцу Андресу проводить проповеди прямо там, как в бассейне, чтобы не мучить прихожан жарой и духотой.

Элжерон постучал в дверь, и она почти сразу же распахнулась, явив посетителям отца Андреса. Он взволнованно похлопал на графа глазами, и расплылся в довольной улыбке.

— Воистину доброе утро, граф МакЛавингтон! — провозгласил он. — Как я рад, что Вы посетили нас сегодня! Жаль только, что службу пропустили… Не успели приехать из замка? — он задумчиво повернулся к Маргарет, собираясь поздороваться и с ней, но на его лице вдруг мелькнула догадка, и он вновь обратился к Элжерону, уже с возмущением в голосе. — Да Вы прогуляли службу! Я видел, как пришла мисс Кинсрайт. А где были Вы?!

— Посетил родных, — коротко обронил граф. — Вы не уделите мне несколько минут своего времени?

— Конечно! Я всегда готов помочь заблудшей душе обрести покой и найти господа нашего!

— Мы бы могли поговорить внутри? — осторожно спросил Элжерон. По залу разнесся хриплый кашель Томаса. Он предпочел подождать в церкви, чтобы не бередить еще больше свою болезнь.

— Конечно, заходите, — отец широко открыл дверь и сделал приглашающий жест, сам тут же скрывшись в комнате. Граф пропустил Маргарет впереди себя и, зайдя, притворил дверь. — У меня беспорядок, я готовился перед службой, вспоминал лучшие псалмы… — священник начал убирать с небольшого дубового стола, потемневшего от времени, рассыпанные раскрытые тома, и рассовывать их в книжные шкафы, из-за которых комната казалась еще меньше. Граф подвинул одно из двух потертых кресел, помог Маргарет снять пальто и вежливо усадил ее, сев в соседнее кресло. — Теология, знаете ли, непростая наука, — наставительным тоном произнес отец Андрес, стоя спиной к своим гостям.

— Наука? — тихо хихикнул Элжерон. Маргарет неожиданно на него шикнула. — Наука, изучающая ничто? — Баронесса изогнула на него брови в гневе и дернула за рукав пиджака, намекая, чтобы он замолчал.

— История богословия тянется еще со времен древней Греции, — ответил настоятель церкви. — И всей моей жизни не хватило, чтобы постичь хотя бы малую толику того, что я хотел бы поведать своим прихожанам. — Он повернулся к гостям и улыбнулся. — Может, чаю? Я попрошу Алана вскипятить воды.

Элжерон повернулся к Маргарет, ожидая ее решения. Она покачала головой и вежливо ответила священнику:

— Благодарю, но, полагаю, мы не надолго? — она так же вопросительно посмотрела на графа.

— Хорошо, — отец Андрес бодро сел за стол напротив них и выжидательно уставился на графа. — Что ж, удивите меня. Что заставило Вас добровольно прийти в мою церковь второй день подряд?

— Скажите, отче. Вы верите в дьявола?

Настоятель удивленно приподнял седые брови, и засмеялся.

— Я верю в Господа, и в то зло, которому противостоит Он. И у зла сего есть множество форм, оно не есть исключительно дьявол, а слуги его искушают душу человеческую ежедневно и еженощно…

— Погодите, пожалуйста, — остановил его Элжерон, почувствовав, что священник решил все же прочесть проповедь лично для него. — Эти книги, что окружают Вас, которые Вы читаете в свободное время, содержат что-либо, повествующее об иных силах, помимо божественных?

Отец Андрес задумчиво обвел взглядом тома, стоящие на полках. На некоторых он задержался чуть дольше, будто пытаясь в памяти воспроизвести их краткое содержание по одной только обложке.

— А какова причина Вашего вопроса? — в конце концов поинтересовался он. — Вы пришли в церковь, и спрашиваете у священника о дьяволе?

— Да, я пришел спрашивать о темных силах Вас. Вы священник, и боретесь со злом. По крайней мере, в своей голове и в голове прихожан, — Элжерон пожал плечами. — Кому, как не Вам, знать все о Вашем враге?

— Ох, как же сложен Ваш вопрос… — вздохнул отец Андрес. Он поднялся в кресла, расправив полы своей рясы, и подошел к шкафу. — Мне будет сложно найти что-то в этом обилии литературы. Многие книги уже были здесь, когда я стал настоятелем этой церкви, а другие я попросту не успевал читать за мирскими делами и проблемами, вроде весенних наводнений, рушащейся колокольни и прочего.

— Значит, сегодня Господь послал Вам испытание, — хмыкнул граф.

— В виде Вас? — настоятель обернулся к своим гостям и добродушно улыбнулся.

— Возможно. Смиритесь, как Вы советуете своим прихожанам. Так можете ли Вы сказать мне что-то об этом? Что сделали бы Вы, столкнувшись с дьяволом лично?

— Как громки Ваши слова, и как опасны вопросы, — вздохнул отец Андрес. — Нет формы для зла. Но если бы я имел право высказать свое мнение, с высоты прожитых лет, и оно не покинуло бы стены этой комнаты, то я сказал бы, что у зла людской облик. Оно не живет само по себе, а всегда ищет для себя сосуд. И нет лучше сосуда для зла, нежели ослабшая духа, прогнувшаяся под тяжестью греховного и обманчивого блеска соблазнов.

— Не могу не согласиться с Вами в этом, — признался Элжерон, — но будь это человек, я сам нашел бы способ решить эту проблему. Сядьте, пожалуйста, не ходите кругами по комнате, я же знаю, что Вы без очков не видите названий на корешках, а очки лежат на столе, — попросил граф. Отец Андрес надменно приподнял подбородок, все же не желая выдавать свою оплошность, но последовал совету своего гостя. — Главная проблема в том, — продолжил мужчина, убедившись, что его слушают, — что вчера ночью я видел в своем замке огромную тень. Она имела вполне четкую форму, это нечто смотрело на меня пустыми глазами. Я бросил в него светильник, из-за чего даже обжег ладони, и тот отскочил от существа, упав на стол, который я вчера сжег. А затем оно отправилось в комнату Маргарет. Точнее, оно отвело меня туда, оно ждало, пока я поднимусь по лестнице, пройду по коридору, и только когда убедилось, что я смотрю, прошло сквозь дверь ее спальни. Но когда я нашел ключи и вошел внутрь, то не обнаружил ничего внутри. Маргарет мирно спала, и ничего не видела и не слышала. Но честное слово, отче, Вы знаете о моих умениях, давно уже признали их существование, и знали мою семью — и я с уверенностью могу заявить: я никогда не видел подобного. Оно не было живым. Я не ощутил от него ни малейшего порыва жизни. И это напугало меня еще больше.

Элжерон выдохнул, закончив свою речь. Он и не ожидал, что получится настолько длинно и пространно, и что он внезапно выскажет священнику все, что его мучило целую ночь и все утро.

— Было похоже на настоящую исповедь, — тихо произнесла Маргарет, осторожно коснувшись ладонью в перчатке его руки, отчего граф вздрогнул. — Исповеди всегда именно такие. После них чувствуешь себя легче.

— Да, мисс Кинсрайт, Вы абсолютно правы, — отец Андрес улыбнулся ей доброй улыбкой. — Я очень благодарен, граф, что Вы поведали мне о своих переживаниях и опасениях.

— Но я не исповедовался! Это никакая не исповедь, я лишь пересказал события вчерашней ночи! — возмутился Элжерон.

— Не нужно, не беспокойтесь, — остановил его настоятель. — Я мог бы предположить, что увиденное Вами было лишь плодом Вашего воображения…

— О нет, только не вновь, — раздраженно вздохнул мужчина.

— Так сказать, визуализация Ваших страстей и соблазнов. То, как Вы видите самого себя, живущего в замке в одиночестве, обремененного своими дьявольскими способностями, и приезд юной леди в Ваше логово. Вы боитесь навредить ей, и готовы сами изжечь себя, выжечь греховные мысли благословенным очищающим огнем, лишь бы не причинить вред невинной душе, что ищет у Вас помощи. Я считаю, что данный порыв с Вашей стороны довольно похвален, но не берусь судить о том, что видите именно Вы в Вашем замке, окутанном теми силами, что церковь и религия отрицают.

— Отец Андрес, во времена Инквизиции Вам цены бы не было, — раздраженно ответил на это Элжерон.

— Не хотелось бы хвастаться, но мой прапрапра… — священник задумчиво замолчал и начал на пальцах что-то высчитывать, бормоча себе под нос. — Сколько же там пра…

— Не думаю, что это настолько важно, — отметил граф.

— Да, Вы правы. В общем, мой предок состоял в самой Испанской инквизиции. И в те времена никто бы долго не вел с Вами светские беседы, увидев хоть раз, на что Вы способны. — Элерон взвился со своего кресла, которое скрипнуло по деревянному полу от резкого движения. — И пламя бы очистило бы Вас от той скверны, что Вы в себе содержите! — закончил священник.

— Пламя?! — воскликнул граф. Он подошел к горящему камину и сунул туда руку, зачерпывая огонь, словно песок. Сейчас, когда он был сосредоточен на его жаре, его кожу ничуть не жгло. Элжерон шагнул к отцу Андресу, протягивая ему огненный ком в ладони. — Видите? Это Ваше пламя! Очищающее от скверны! Пламя — часть природы, разрушительная и созидательная, ее неотъемлемая составляющая, и мне, и таким, как я, оно не опасно! Вы в своей религиозной слепоте даже не осознаете, скольких невинных погубили за то, что они хоть немного вышли за жесткие рамки, установленные не высшими силами, а такими же, как Вы говорите, грешными людьми, как Вы!

— Элжерон… — донесся до него тихий голос. Граф поморщился и мотнул головой, поворачиваясь к Маргарет. — Здесь очень много книг… — продолжила она.

— Не тех, что я не хотел бы сжечь, — процедил сквозь зубы мужчина.

— Вы можете ненароком, в пылу ссоры, устроить пожар. А я очень боюсь огня и его жара…

— Ох, верно. Простите меня… — пробубнил Элжерон, обращаясь исключительно к баронессе. Он потушил пламя в своей ладони и сбил искры с начавших тлеть манжетов. Рубашка однозначно теперь была испорчена. Вечером Алиса будет горестно вздыхать над ней, как на почившим боевым товарищем. Граф сел рядом с Маргарет, и она положила ему ладонь на предплечье, очевидно, надеясь успокоить. — Если бы Вы, — обратился он уже к священнику, — поднимаясь по лестнице в колокольню, встретились перед дверью с дьяволом, что бы Вы предприняли?

— Я бы решил, что старческое слабоумие, в конце концов, настигло меня, — засмеялся отец Андрес.

— А ежели ангела?

— Я бы закрыл глаза, ибо недостоин обычный человек своим грешным взглядом осквернять посланника божиего!

— В целом, я бы сделал вывод, что Вы бы попросту проигнорировали, что бы ни случилось, — вздохнул Элжерон. — Вы мне напоминаете книгу с крайне устаревшим содержанием. Сколько бы ты перед ней ни держал другую, содержание ее страниц от этого не изменится.

— Мы все в некотором роде книги. И Вы тоже, — улыбнулся священник. Элжерон прищурился.

— Отсюда Ваше желание меня сжечь?

— Граф… — Маргарет с укоризной в голосе его одернула.

— Да, конечно, молчу, — буркнул Элжерон. Он поднялся со своего кресла, протянув девушке руку. — Думаю, нам уже пора идти. Не смею более отвлекать Вас от дел насущных. — Баронесса поднялась вместе с ним, одарив священника виноватой улыбкой.

— Жаль, что я не оправдал Ваших надежд, — развел руками отец Андрес, поднимаясь следом за ними, чтобы провести.

Элжерон позволил Маргарет взять его под локоть, и отправился к выходу. Девушка шла неспешно, словно хотела задержаться в этой ненавистной ему церкви еще хоть ненадолго, и ему приходилось сдерживать шаг до самой двери. Будто баронесса ожидала еще чего-то, что должно было произойти. Когда граф уже взялся за рукоять, за его спиной раздался голос:

— Постойте одну минутку, — окликнул их настоятель, заставив остановиться. Он сходил в комнату и вернулся, держа в руках четки, которые вложил в ладонь Маргарет. — Вот, Господь будет с Вами и защитит Вас от любого зла.

Баронесса расправила бусы, едва заметно улыбаясь, как человек, который дождался и получил свое. На их конце обнаружился резной деревянный крестик.

— Благодарю, отче, — с улыбкой произнесла девушка. Она повернулась к ожидающему ее Элжерону, и они вышли на улицу. — Ох, в церкви так жарко, — вздохнула она, расстегивая пальто, несмотря на зимний мороз.

— Деревянный крестик? — презрительно спросил граф, следя за тем, как баронесса на ходу осторожно намотала на запястье четки. — Может, Вам бы больше понравился золотой? Или хотя бы серебряный? В деревне есть магазин…

— Нет, мне нравится этот, — тихо ответила Маргарет. — Во-первых, его мне дал сам священник. Это особенная вещь. Святая. Во-вторых… Он прекрасен в своей простоте. Лишь дерево, бусины, нить, соединяющая их, как жизненный путь, соединяющий различные события воедино, создавая полноценных нас…

— И крест на могиле в конце, — язвительно фыркнул Элжерон. Баронесса оглянулась на него, распахнув рот в чистейшем возмущении.

— Ну знаете… — выдохнула она.

— О, простите, да, деревянный крест на могиле — это слишком, — усмехнулся граф. — Лучше каменный.

— Вы невыносимы! — воскликнула Маргарет, стремительно зашагав к саням. Она самостоятельно забралась на них, и сердито скрестила руки на груди, принимая тот факт, что кроме как на санях она никуда не сможет добраться, и сопровождение графа ей просто придется вытерпеть. Граф присоединился к ней, и во взаимной тишине они дождались Томаса, который взобрался на сани, будто сам поскрипывая, как старая оглобля.

— Ну что, сэр, домой? — спросил он, пощелкав языком коню.

— Нет, мне же нужен стол на кухню, я вчера тебе об этом говорил, — проворчал Элжерон, скрещивая руки на груди.

— О, верно, совсем запамятовал, — закивал конюх. — Значит, в деревню, к столяру.

Глава 14

Снег тихо скрипел под полозьями саней. Август пофыркивал в узде, мгновенно реагируя на указки Томаса по поводу того, куда ему направляться. Элжерон же прислушивался к неумолимому приближению весны: еще совершенно неощутимому обычными людьми, но такому очевидному для него. Граф невольно поежился, вспомнив гневные слова отца Андреса, которые он, в своей искренней убежденности, говорил так легко и обыденно, словно обсуждал новости из утренней газеты. Ведь он не считал зазорным искоренять грех на земле любыми методами, как делал его предок. И живи Элжерон несколькими столетиями ранее, его существование было бы далеко не столь мирным и комфортным, как сейчас.

— На Вас лица нет, — произнесла Маргарет, привлекая его внимание.

— Ну и что, — пожал плечами тот.

— Ого, Вы не хотите рассказать мне, что у Вас сейчас на душе? — удивилась баронесса. — Это из-за поездки в церковь? Она на Вас повлияла отнюдь не благотворно.

— Может и из-за нее, — безразлично отмахнулся мужчина. — Я сам настоял на посещении. В результате лишь разнервничался, и при этом не получил ни толики информации. Лишь все ту же грязь, которую уже слышал много раз.

— Почему Вы настолько агрессивно относитесь к этому священнику? Он похож на самого безобидного старика, что я видела.

— Если не учитывать тот факт, что сегодня он намекнул, что было бы неплохо меня сжечь? Весьма милый человек, не могу с Вами не согласиться, — фыркнул Элжерон.

— Да, но Ваше поведение было предвзятым и вчера. Он сделал что-то лично Вам?

— Да. Он однажды страшно меня оскорбил, следуя догмам своей религии. Я, знаете ли, никогда не ходил в церковь, и мои родные тоже. Всеми делами заправлял отец, как и церковью. Потому до самой его смерти я там не бывал. Но после похорон Андрес подошел ко мне, и тихим проникновенным голосом произнес: "Мы, конечно, похоронили Вашего отца на церковном кладбище, но, боюсь, это вряд ли даст шанс такому грешнику, как он, попасть на небеса". Да не шел бы этот проклятый священник к черту! Я с трудом сдержался тогда только из уважения к его возрасту, и у меня не было сил от стресса и после двух бессонных ночей. Вы видели, как он себя ведет? Этот человек искренне считает и моего отца, и меня плохими людьми только из-за того, что силы, которыми владеем мы, порицаются в книгах, что стоят на его полках!

Элжерон почувствовал, как начали подрагивать его ладони, и поторопился спрятать их подмышки, сделав вид, что попросту замерз. Все же, поездка оказалась для него невероятным душевным потрясением, а некоторые слова священника задели его до глубины души.

— О, я понимаю, в чем дело, — Маргарет мягко ему улыбнулась. — Вы так отчаянно хотите понравиться абсолютно всем, что даже один человек, которому Вы неприятны, повергает Вас в пучину отчаяния.

— Но ведь ни я, ни мои родные не сделали ничего плохого, — с горечью ответил Элжерон. — Несмотря на то, что мы владеем всеми этими землями, и церковью тоже, мы ни разу не пытались изничтожить ее лишь потому, что она не соответствует нашему мировоззрению. Ничего от отца Андреса не требовали, не ставили ему условий. Не угнетали жителей деревень, не относились к ним, как к рабам. Ничего такого, что могло бы вызвать у него такую искреннюю ненависть, что для него совершенно естественна.

— Граф… — Маргарет внезапно обвила его руку и положила голову ему на плечо, чем заставила напрячься всем телом. — Эта ситуация расстраивает Вас оттого, что Вы живете вдали от общества, окруженные лишь приближенными к Вам людьми. Жили бы Вы в городе, или хотя бы в деревне, Вы бы знали, что невозможно понравиться исключительно всем, как бы Вы к ним ни относились, и что бы Вы им ни делали. "Не кусай руку кормящего" не есть истина для очень и очень многих людей. Даже если Вы вдруг решите показать священнику, что Вы здесь сила, и Вы решаете, кто прав, а кто — нет, он все равно сможет обернуть любое Ваше действо против Вас. Просто не расстраивайтесь из-за него. В конце концов, главное, чтобы Ваша душа была на месте от мысли, что та колокольня, которую Вы починили, не обвалится на головы прихожан или отца Андреса. Вам не хватает общения с различными людьми каждый день в разнообразных ситуациях. С незнакомцами. Вы знаете всех вокруг Вас, живете с ними, а они зависимы от Вас. Оттого любое событие, связанное с посторонними, выбивает Вас из колеи. Вам просто не хватает общения, граф. Иного, нежели с прислугой или Вашим питомцем. Однажды Вы это поймете. А даже если понимаете уже, то просто примете.

— Вы только недавно так злились на меня — и вот уже утешаете, — улыбнулся Элжерон.

— Я руку кормящую не кусаю, — захихикала девушка.

— О, Вы меркантильно понимаете, что живете в моем замке, и это лучше, чем старая гостиница в деревне. А ежели бы я был безродным отшельником и жил в горах, в лачуге, и пас овец?

— Не сомневаюсь, что это именно то, о чем Вы мечтаете, мистер МакЛавингтон, — певуче ответила Маргарет. — Но меня бы это не испугало. Я бы общалась с Вашими овечками и целыми днями лежала в снегу, пока Вы бы искали решение моих бед не в книгах, а в дуновениях природы.

— К сожалению, она не дает мне ответ, — вздохнул Элжерон, любуясь пейзажем и абрисом приближающейся деревни. — Я столькому не успел научиться у своего отца. Он столькое мне не рассказал… Конечно, его записи мне во многом помогают, но некоторые вещи нельзя было передать словами, и он смог бы лишь показать мне это лично…

Сани въехали в ворота деревни, и Элжерон на мгновение отвлекся от беседы, вежливо кивнув кому-то из жителей.

— Кроме столяра Вам никого не нужно посещать? — спросил Томас.

— Вы не хотели бы заглянуть куда-то еще? — спросил граф, повернувшись к Маргарет. К его удивлению, она уже едва не лежала на сидении, прильнув к его руке.

— Нет, думаю, мне нечего делать в этой деревне. Вы ведь смущаетесь оттого, что Вас видят вместе со мной, — она спустила ноги со скамьи и выпрямилась, чинно сложив руки на коленях. — Да и столпотворения Вы не жалуете. Ради чего заставлять Вас переживать это?

Граф кивнул ей, благодарный за такое просто и бесхитростное понимание.

— Да, только к столяру. После него можно и домой. И так полдня потеряли на эти бестолковые разъезды. — Он неожиданно снял со своего пальто белый волосок и усмехнулся. — Вы как кошка, — произнес он в адрес девушки.

— О, расскажите же, что во мне такого кошачьего? — с милой улыбкой поинтересовалась Маргарет.

— Ну… — Элжерон растерянно забегал глазами, стушевавшись, — шерсть, оставленная на одежде?

Девушка закатила глаза и покачала головой. Граф пробормотал под нос извинения, так и не сумев подобрать какие-то приятные слова и комплимент, на которые она рассчитывала. Сани подъехали к самым дверям двухэтажного дома, в котором жил и работал столяр, тут же продавая свои изделия. Элжерон в растерянности спустился с саней, даже не подумав о том, чтобы помочь спуститься Маргарет. Она напомнила ему кошку тем, как себя вела, как сначала словно готова была запрыгнуть к нему на колени в поисках поддержки, а в следующее мгновение выпускала когти и шипела, чтобы следом вновь елейно улыбнуться, мягко сжимая его сердце лапками, в которых таились опасные коготки.

— Погодите меня! — окликнула его девушка, когда он уже входил в дом.

— О, простите, я задумался что-то, — он похлопал глазами и открыл дверь шире, позволив Маргарет войти первой.

Сладковатый запах лака, смешанный с терпкими ароматами древесины тут же окутал Элжерона, погружая его в мир изделий, что некогда были частью леса, а нынче превратились в столы, стулья, утварь и еще сотни разновидностей товаров, что умел изготавливать местный плотник. Захлопнувшаяся дверь издала мелодичный звон колокольчика, вызывая со второго этажа владельца дома. Из его глубин донеслись размеренные шаги, принадлежавшие мужчине лет сорока с пышной каштановой шевелюрой и гладко выбритым лицом. Как слышал Элжерон, плотник боялся, что борода могла бы попасть в один из станков, приведя к неминуемой травме, оттого он щепетильно искоренял любой намек на растительность.

— Мистер Шоу, — приветливо улыбнулся граф. Он снял перчатки и протянул мужчине ладонь.

— Граф, добрый день! — воодушевился плотник. — Какой неожиданный визит!

— Надеюсь, Вы не против, что я прибыл к Вам в воскресенье? Я, к сожалению, не подумал, какой сегодня день недели.

— Что Вы, я рад Вас видеть в моем магазине в любой день! — взмахнул рукой Шоу. Элжерон краем глаза следил за тем, как Маргарет ходила между товаров, рассматривая то деревянные бокалы, то игрушки и просто резные изящные фигурки животных. — Чем я могу Вам помочь? Что бы Вы хотели приобрести? — Плотник услужливо улыбнулся, сложив перед собой ладони.

— Стол на кухню, — вздохнул граф. — Такой же, как прежний.

— О, у меня осталась информация о том предыдущем заказе. Это было давно, но размеры сохранились. Все в моем архиве. Или, может, Вы хотите что-то новое? Какой-нибудь особый внешний вид? Я мог бы украсить его по Вашему вкусу. А какую древесину желаете? — сыпал вопросами плотник, отвлекая Элжерона от созерцания баронессы, и лишь нервируя его, ведь он уже назвал свое желание.

— Дуб. Пусть будет дуб, — обронил граф. — Внешний вид меня не заботит, это лишь кухонный стол, и за ним работать кухаркам.

— Вы не против подождать пару минут, пока я запишу подробности Вашего заказа и попробую просчитать его примерную стоимость? — поинтересовался Шоу.

— Да, конечно, — пожал плечами граф.

Его собеседник расплылся в счастливой улыбке и ушел на второй этаж, очевидно, собираясь заняться своими делами, да поскорее, ведь такой заказ означал для плотника неплохую прибыль. Элжерон никогда не скупился на оплату тех вещей, которые были ему по душе, а этот мастер был очень хорош. Граф неспешно пошел вдоль одного из прилавка, чьи полки достигали почти потолка, все заполненные товарами, расставленными своим создателем с такой любовью. Элжерон отчего-то упустил из виду Маргарет среди всех этих вещей, смешавшихся в сплошное полотно всех оттенков древесины, начиная от розоватого и заканчивая чем-то глубоким, почти черным. Мужчина остановился у стойки, закрытой стеклом, за которой прятались деревянные миниатюры-животные. Словно десяток быков, овец, коров и прочей живности, чьи тела были испещрены многолетними полосами дерева, вышли на прогулку, но так и замерли, устремившись туда, куда им теперь не суждено было дойти. Граф невольно залюбовался ими, их изгибами, так точно повторяющими очертания живых существ. У быков были столь изящные тонкие рога, что было сложно поверить, что они сделаны человеком из обычного дерева.

Элжерон заметил краем глаза движение за своей спиной, отразившееся в стекле. Нечетко, полупрозрачно, да и увидел он его лишь мельком. Граф сосредоточился уже на отражающей поверхности, перестав рассматривать фигурки. За его спиной выросла черная тень. Словно та же, которую он видел ночью в своем замке. Граф резко развернулся, не зная, чего ожидать. Перед его лицом оказалась большая маска, оскалившаяся деревянными зубами, выкрашенными в черный цвет. Она смотрела на графа прищуренными прорезями глаз.

— Бу! — выкрикнула маска, подпрыгнув на месте.

И Элжерон испугался. Неожиданный ужас резко ударил его под дых, а оттуда словно протянул липкую ладонь до самого мозга, сжав его до полуобморочного состояния. Слишком много нервных потрясений в последнее время и слишком мало сна сыграли с графом злую шутку, которой он никак не мог предугадать. Пока он заставлял свое сознание вернуться в трезвое состояние, понять, что это была лишь Маргарет, решившая разыграть его с каким-то реквизитом, продающимся у мистера Шоу в его магазине-мастерской, он неуклюже отступил в сторону, зацепив какую-то напольную резную вазу. Она с глухим стуком упала, покатившись и столкнув за собой небольшую стойку с ложками, и те весело посыпались на пол. Элжерон ухватился за какую-то полку, наконец, остановившись. Сердце ухало в груди и в ушах, всполошенное неудачной шуткой.

— Что здесь произошло? — подал голос мистер Шоу. — Граф! Что же Вы творите! — на его лице отразилось недоумение и даже изумление.

— Что? — Элжерон обернулся к полке, за которую держался. Прямо из-под его пальцев из древесины во все стороны тянулась свежая зеленая поросль. Она распускала свежие листики, вытягивалась вверх, руша залитую лаком полированную поверхность. — Ох нет… — выдохнул граф. Он отшатнулся от этой полки, нечаянно дотронувшись до шкафа, следом проведя ладонью по какой-то тумбочке, поймал очередную упавшую утварь. Из-под ладоней полезла поросль, и Элжерон отбросил от себя потерявшую товарный вид ложку. — Мне… мне очень жаль! — дрожащим голосом воскликнул мужчина, пробираясь к выходу из магазина, оставляя после себя внезапно пробудившуюся жизнь из того, что давно не имело шанса на новую весну. — Я все оплачу! Запишите на счет и пришлите его мне в замок! — напоследок выкрикнул Элжерон, наконец, выскакивая на улицу.

Дверь за его спиной не закрылась, остановленная ощерившимися тонкими ветками.

— Сэр, что стряслось? — на козлах встрепенулся Томас, увидевший произошедшее. Его движение было направлено к графу, показывая готовность ринуться к нему на помощь.

— Не ходи за мной, — замотал головой Элжерон. Он двинулся в обход дома, лихорадочно дрожа от пережитого позора. За углом обнаружилась небольшая будка, из которой тут же вылез крупный рыжий пес и забрехал на забредшего на его территорию незнакомца.

— Успокойся, — тихо бросил в его сторону граф, и животное тут же утихло, начав махать на него свернутым в бублик хвостом.

Элжерон нашел на дворе тихий угол, все еще засыпанный снегом, который плотник не успел прибрать. Элерон уселся прямо в мягкий сугроб, рядом с каким-то станком, укрытым толщей снега. Бросил перед собой перчатки и нагреб полные ладони снега, умыв им лицо.

— Боже, какой позор… какой ужас… — пробормотал он про себя. — Бедный плотник сколько товаров я ему перепортил… даже дверь… что на меня нашло…

— Элжерон? — тихо позвала его Маргарет. Дворовый пес буркнул на нее, исполняя свою службу, и тут же умолк, спрятавшись в свою конуру.

— Прошу, Маргарет, подождите меня… в санях. Мне нужна пара минут, чтобы прийти в себя.

Вопреки ожиданиям Элжерона, девушка подошла к нему и села рядом в сугроб. Она аккуратно расправила полы своего черного платья, так неуместно выглядящего на фоне чистого снега, тронутого лишь следами обуви графа, и уставилась на него, по-видимому, решив подождать рядом с ним. Мужчина в задумчивости начал выводить пальцем узоры на снежном покрове, не желая даже поднять глаза на свою собеседницу.

Спустя несколько минут он, все же, собрался с духом и заговорил:

— Там все очень плохо?..

— Знаете, я почти уверена, что видела, как чесалка для спины внезапно изошлась вишневыми плодами, — без тени улыбки ответила баронесса.

— Ужасно… — Элжерон на мгновение спрятал лицо в ладони, собираясь с мыслями. — Знаете, когда в последний раз такое происходило со мной? Когда мне было четырнадцать! Я ненароком превратил всю нашу оранжерею в бушующие джунгли. Отец две недели приводил все в порядок, никого не впуская туда, чтобы никто не узнал, какая вспышка со мной приключилась, что я потерял контроль над этими силами. Даже мать не узнала. И вот я сделал это при всех. Посреди магазина. — Элжерон вновь спрятал лицо в ладони и застонал от снедающего его чувства стыда. — Я конечно же расплачусь за испорченный товар, но что скажут теперь в деревне…

— Это моя вина, — тихо произнесла Маргарет. Граф почувствовал, как его руки коснулось что-то очень холодное, и раскрыл лицо, увидев, что девушка была без перчаток. — Вы так замерзли, может, Вам стоит вылезти из снега и пойти в сани? Вернуться в замок и там успокоиться?

— Вы ни в чем не виноваты, я сам… — он смущенно замолчал, не зная, как именовать произошедшее событие.

— Это ведь я решила, что будет забавно подобраться к Вам со спины с той дурацкой маской. Мне очень жаль, что мой розыгрыш привел к столь неожиданным последствиям.

— Вы не повинны в случившемся, — заверил ее Элжерон. — Я просто в излишнем напряжении в последнее время, к которому я не привык в данный период года. Зима всегда была наполнена спокойствием для меня. И после Вашего приезда я ощущаю себя так, словно меня разбудили среди ночи и заставляют решить крайне сложное математическое уравнение, угрожая тем, что мой успех сопоставим с вопросом жизни и смерти другого человека!

— Вот именно, — с легкой улыбкой ответила Маргарет. — Это моя вина. Мой приезд вывел Вас из Вашей спячки, если можно ее так назвать. Я Вас растормошила, взбудоражила, и Вы потеряли свое равновесие, ритм жизни, к которому привыкли. Более того, не подумав, я повесила на Вас ответственность за свою жизнь. Вы крайне сострадательный человек, пропускающий проблемы окружающих через себя и воспринимающий их, как свои собственные. Я чувствую, как угнетает Вас мое положение, но это не то, что я бы хотела видеть. Особенно учитывая, что Вы ничего не можете поделать с моим недугом, и это печалит Вас лишь больше и больше. Посему, я приняла решение. Я покину Ваш замок завтра и отправлюсь обратно в Лондон, туда, где мне и должно быть. Я слишком загостилась у Вас, пользуясь Вашей гостеприимностью.

— Что? Завтра? — Элжерон почувствовал, как задрожали его ладони. Эта новость ошеломила его даже больше, чем погром, устроенный им в магазине. — Но..

— Нет, граф, никаких "но", — неожиданно сурово ответила ему Маргарет, сдвинув к переносице белоснежные брови. — Это мое решение. Я должна вернуться в Лондон. Хватит мне уже перевешивать свои проблемы и беды на окружающих. Я должна сама разобраться с происходящим, а не искать какие-то эфемерные надежды на нечто нереальное. Не буду спросить, Вы, граф, показали мне удивительный мир, и силы, о существовании которых я не догадывалась, и в которые я не верила. Увиденное придало мне сил и надежду, что у меня есть будущее, даже несмотря на болезнь. Но а если его и нет… то, должна признать, это было волшебное последнее путешествие. Спасибо Вам, мистер МакЛавингтон, за подаренные мне несколько дней в Вашем чудесном замке и в Вашей приятнейшей компании. А сейчас я бы крайне советовала Вам вернуться в сани и все же попросить Томаса отвезти нас в замок. Вдруг Вы подхватите ту же хворь, что и у меня, насидевшись в снегу? Вы уже замерзли так, что я могу касаться Вас без вреда для себя, — Маргарет мило ему улыбнулась и поднялась. Девушка отряхнулась от снега, разбавившего ее хмурый наряд блестящими пятнами, и, не дождавшись решения графа, отправилась обратно ко входу в магазин.

— Один день? — дрожащим голосом прошептал Элжерон ей вслед. — Как же?.. Всего один день? Уже?

Отчаяние, которого он не ощущал со времен затяжной болезни матери, цепко ухватилось за его горло, не давая вдохнуть некоторое время, и просочилось куда-то в грудь раскаленными болезненными потоками. — Всего день… — пролепетал он, вставая. Не почистив себя от снега, он на ходу потрепал по загривку дворового пса, вышедшего его проводить. Невидящим взглядом уставился на собственные следы, оставленные в снегу. Одна цепочка — его. Глубокая, с отпечатками подошв. И две — маленьких ботинок Маргарет. Две цепочки: одна вела к нему, вторая — от него, назад, туда, откуда баронесса явилась в его замок. Туда, куда ей было должно вернуться, как только она захочет. И она приняла это решение.

Элжерон неспешным шагом вывернул из-за угла на дорогу, где его дожидались сани.

— Сэр, Вы в порядке? — к нему тут же вышел взволнованный Томас, очевидно, готовый помочь и поддержать графа, если потребуется. — Что стряслось?

— Ничего, — коротко ответил Элжерон. Он взобрался на сани под вопросительный взгляд конюха. — Езжай в замок. Пришли завтра кого-нибудь сюда за счетом за товары. Полагаю, завтра я буду слишком занят для того, чтобы приехать лично? — граф обратился к Маргарет, сидящей рядом с ним. Она виновато ему улыбнулась и кивнула.

— Так нужно, граф, — тихо произнесла она.

— Как пожелаете, — холодно ответил Элжерон.

Томас с кряхтением забрался на козлы и щелкнул языком Августу, который тут же потянул сани домой.

— И еще, подготовь на завтра лошадей, на которых прибыла баронесса, — добавил Элжерон.

— Вы уже уезжаете? — удивился Томас, поворачиваясь к девушке.

— Да, — та кивнула. Элжерон не удержался и хмыкнул вслух, все же выказав свое недовольство.

— Эх, эти молодые, — громко вздохнул Томас, устраиваясь удобнее на козлах.

Глава 15

Всю дорогу до замка Элжерон молчал. Решение Маргарет об отъезде окончательно выбило его из колеи. Он даже не мог решить, злиться на нее или нет, ведь когда она уедет, это уже не будет иметь значения. Сани плавно вкатились в ворота замка, когда граф бросил косой взгляд на свою спутницу. Она задумчиво глядела вдаль. Наверно, размышляла о том, как вернется к себе домой, в Лондон, и даже не будет вспоминать об этой поездке, о каком-то графе, живущем далеко от нее, в Шотландии.

Томас подвел сани к самой лестнице, ведущей в замок. Элжерон спустился с них и поднялся к двери. В холле замка было тепло. Приятный запах родного дома, такой уютный и хорошо знакомый. Блестящая паутина под потолком, яркие сияющие светильники. Но атмосфера была какой-то не такой, как всегда. Угнетающей, тревожной. Со стороны кухни вышла Алиса, когда Элжерон уже снял с себя пальто, а Маргарет зашла в холл следом за ним, так и не дождавшись помощи в спуске с саней.

— С приездом, сэр, — взволнованно произнесла горничная.

— Что случилось? — напрямую спросил граф, отдавая ей в руки свою верхнюю одежду.

— Нашей гостье, миссис Кинсрайт, очень нездоровится, — пролепетала Алиса. — Ее служанка…

— Виолетта? — перебил ее Элжерон.

— Да, Виолетта. Она весь день в комнате мисс. Та не выходит, и очень плохо себя чувствует.

— Что?! — воскликнула Маргарет. Она подскочила к Алисе, услышав ее слова, и тут же бросилась к графу. — Пожалуйста, пойдемте, посмотрите, что с ней, скорее!

— Хорошо, — холодно ответил Элжерон.

Девушка побежала на лестницу, поторапливая его за собой, но он шел неспешно. Его осенила одна простая мысль: Филиппина заболела. Ей придется остаться здесь до тех пор, пока не она не поправится, поскольку возвращаться в Лондон в больном состоянии — ужасная идея. И все это время, пока она будет выздоравливать, Маргарет также будет в замке.

— Ну что же Вы еле идете! — с отчаянием в голосе выкрикнула она, подбегая к комнате, где жила ее мачеха. Девушка распахнула дверь, на ходу стянув с себя пальто, и юркнула внутрь.

Элжерон вальяжным шагом зашел за ней следом и прикрыл дверь.

— Добрый день, граф, — произнесла Виолетта, вставая с кресла и откладывая книгу. — Миссис Кинсрайт нездоровится, со вчерашней ночи.

— Понимаю, — кивнул Элжерон.

— Вы можете что-то сделать? — спросила Маргарет. Она села на кровать к Филиппине, укрытой несколькими пледами, и взяла ее за ладонь.

— Маргарет, — слабо пролепетала та, улыбнувшись ей.

— Позвольте взглянуть.

Граф сцепилруки за спиной и подошел к больной, прислушиваясь к ней. Элжерон тут же ощутил, что особой опасности не было. У Филиппины было лишь небольшое малокровие и общее недомогание, вызванное этим. Она выглядела уставшей и крайне бледной. Элжерон, несомненно, мог бы привести ее в чувство, активизировать силы ее организма, и к завтрашнему дню она вновь была бы в норме. И Маргарет смогла бы спокойно уехать, как она и запланировала.

— Ничего особенного или опасного, — произнес он, отступая от кровати и становясь рядом с Алисой, которая прибежала за ними следом. — Лишь легкое малокровие. Лечится постельным режимом, покоем и правильным питанием. Думаю… дней пять-семь будет достаточно, чтобы силы миссис Кинсрайт восстановились, и она встала на ноги. Моя прислуга предоставит Вам должный уход, — он кивнул Филиппине, поднявшей на него глаза, и она слабо улыбнулась.

— Спасибо, граф… Простите, что доставляю Вам столько неудобств… Старость, понимаете…

— Все в порядке. Поправляйтесь, — ответил он.

Элжерон вышел из комнаты, и следом за ним вышли Алиса и, к его удивлению, Маргарет, чей вид отчего-то был крайне недовольным. Граф повернулся к своей горничной.

— Нагрей, пожалуйста, ванну, — приказал он.

— Для кого? — захлопала глазами женщина.

— Алиса. Для кого? — скрипнув зубами переспросил Элжерон. — Иди и нагрей ванну для меня, Алиса. И живее, я замерз в этой чертовой поездке. Так что пошевеливайся.

Горничная кивнула ему и убежала исполнять указание.

— Зачем Вы нахамили бедной женщине? — выступила Маргарет.

— Я просто отдал распоряжение своей прислуге, — ответил граф, глядя поверх головы своей собеседницы. — Вас что-то в этом не устраивает?

— Очень даже! — возмутилась та. — Например то, что Вы никак не помогли моей матушке!

— Мачехе, — поправил ее Элжерон.

— Матушке! — настойчиво повторила баронесса. — Я видела, на что Вы способны, о, Вы не преминули много раз продемонстрировать мне свои умения, и сейчас внезапно Вы решили, что моя матушка этого недостойна? Не пытайтесь убедить меня, что Вы ничего не в состоянии сделать в случае недомогания и малокровия после того, как на мне же заживляли ожоги без единого шрама!

Элжерон промолчал. С потолка медленно упала паутинка, блеснув в свете одинокого солнечного луча, дотянувшегося сюда из самого окна, и граф подумал, что нужно проверить, как там его Франческа. Она даже не вышла его встретить.

— Это чтобы я не уезжала? — произнесла Маргарет, заставив Элжерона вздрогнуть. — Вы решили пустить все на самотек, чтобы я осталась здесь еще на несколько дней?

— С Филиппиной все будет хорошо. Ей просто нужен отдых. Возможно, на нее повлиял чистый воздух, а может — отсутствие прогулок, ведь все то время, что она была здесь, она сидела в стенах замка. Может, она перенервничала из-за Франчески. А возможно просто также, как и Вы, разнервничалась из-за Вашего положения. В деревнях есть пара фельдшеров, но они не слишком высококвалифицированы, и могут предоставлять только основную срочную помощь. Чаще всего, пока не подоспею я. Но в Абердине живет неплохой врач. Если Вы сомневаетесь в моем диагнозе, я бы мог отправить кого-нибудь за ним, но уже близится вечер. И сегодня воскресенье. Смертельной угрозы для жизни Вашей мачехи нет, так что вряд ли он сорвется из своего дома, бросит семью и примчится сюда, зная, что здесь нахожусь я. Но вот завтра, с утра…

— Вы самодур! — выкрикнула Маргарет, заставив Элжерона изумленно охнуть. Он не успел ничего ответить, как девушка пересекла коридор и зашагала в свою спальню, громко хлопнув дверью напоследок.

— Подумать только, — надменно фыркнул Элжерон.

Он также решил отправиться по своим делам. Все же, это была его маленькая победа. Вот такая странная, которую он получил не действием, а наоборот, бездействием. Не приложив никаких усилий, решив не помогать женщине, которая его откровенно ненавидела, он получил еще несколько дней общения с Маргарет. Она побудет в этом замке. Может, за это время графу удастся ей помочь. Но что если нет, и так он эгоистично украл ее время, которое она могла бы потратить на поиски лекарства от своего недуга? Хотя нет, это, конечно же, ерунда, ведь ни один лекарь не мог определять болезни и лечить их так, как Элжерон. И никто не верил в те силы, которыми обладал он, и что довлели над юной баронессой. Ей будет лучше здесь, в замке. Тут, под защитой графа, она была в большей безопасности, нежели она считала.

Элжерон дошел до своей ванной комнаты, где его уже ждала горячая ванна. Алиса подошла к нему и услужливо улыбнулась.

— Желаете еще чего-нибудь?

— Если можно, ужин через час. Лучше даже через полтора, — ответил Элжерон, смягчаясь. — Спасибо за ванну, — добавил он вслед удаляющейся горничной. — И попроси никого меня не беспокоить, пока я здесь.

— Конечно, сэр, — улыбнулась Алиса.

Элжерон запер дверь изнутри, и только оставшись в полном одиночестве, наконец, смог спокойно вздохнуть. Все же Маргарет его раскусила. Неужели его намерения были столь очевидны, что нежелание помочь Филиппине выглядело не как его решение, а как обычный каприз? Граф покачал головой. В любом случае, он выиграл немного времени. Для себя. Для того, чтобы попытаться помочь Маргарет. Или просто провести с ней время? Элжерон решил подумать об этом позже, когда она вновь пожелает с ним общаться.

Граф разделся, аккуратно развесив одежду на стойке, и окунулся в горячую воду. Он любил эту большую мраморную ванну, стоящую на массивных металлических ножках, изогнутых, словно лапы какого-то диковинного зверя. В ней можно было вытянуться во весь рост, наслаждаясь горячей водой. Элжерон не сразу понял, что можно было не заставлять Алису возиться с ванной, ведь он сам мог нагреть воду, но уже было поздно сожалеть о своих словах. В конце концов, в этом Маргарет была права. Не стоило так отчаянно пропускать через себя каждую эмоцию других людей.

Элжерон глубоко вдохнул и окунулся в ванну с головой, ложась на ее дно. Мир мгновенно потерял все свои звуки и формы. Вода окутала его приятным жаром со всех сторон, а единственным звуком остался стук его сердца в ушах. Граф открыл глаза, глядя сквозь воду на чуть колышущийся потолок. Неплохо было бы остаться здесь, на дне, в тишине и покое, словно в коконе. Может, оттого сом из деревенского озера не поднимался вот уже несколько столетий? Но Элжерон, к сожалению, не был рыбой, потому вскоре был вынужден вынырнуть за глотком воздуха. Он стряхнул капли с лица и откинул назад волосы. Найдя мягкое полотенце на столике рядом, он подложил его под затылок и устроился в ванне поудобнее, решив проверить, умеет ли он еще делать одну забаву.

— Водная гладь, что зеркальная твердь, — произнес он, касаясь поверхности воды. — Позволь, что хочу я, сейчас мне узреть.

Он провел ладонью по кругу несколько раз, создавая маленький водоворот, и в его центре, покрывшись мелкой рябью, появился образ. Элжерон убрал руку, позволяя воде утихнуть, и самодовольно ухмыльнулся. Давно уже ему было не интересно наблюдать за обитателями замка, но теперь эта потеха получила новый вкус.

Поверхность воды замерла, показав Элжерону часть комнаты Маргарет. Девушка сердито расхаживала по кругу, похоже, что-то бормоча себе под нос и возмущаясь. Граф был почти уверен, что прочел по губам ее очередное "самодур", и улыбнулся этому зрелищу.

— А что ты там рассматриваешь? — донесся до него скрипучий голос из-под потолка.

— Ничего! — воскликнул Элжерон, тут же хлопнув ладонью по водной поверхности, подняв сноп брызг. — Я ничего не рассматриваю, просто задумался! — добавил он, подняв голову на Франческу. Она черным пятном сидела прямо посреди потолка, крепко вцепившись лапами в его поверхность.

— Почему ты ко мне не зашел? — обиженным тоном спросила она, зашевелившись. Паучиха медленно спустилась с потолка на пол и положила две лапы на бортик ванны.

— Ты сама ко мне не вышла, — напомнил граф. — Я бы нашел тебя позже, закончив принимать ванну. Я устал за сегодня и хотел немного передохнуть.

— Как ты можешь отдыхать без меня?

Франческа закопошилась, и Элжерон с подозрением покосился на то, как она начала перевешиваться через край ванны, очевидно, намереваясь залезть внутрь.

— О, нет, Фру-Фру, стой, не лезь, — недовольным тоном заворчал он, тщетно пытаясь оттолкнуть тяжелого питомца.

— Но я хочу, — проканючила паучиха, настойчиво перевалившись через край и громко плюхнувшись в воду, окатив графа с головой и залив весь пол вокруг.

Франческа вынырнула и начала устраиваться на Элжероне удобнее. Две передние ноги она вытащила из воды и положила их на бортик ванны, куда-то за голову мужчины, а прямо ему на плечо, над водой, пристроила хелицеры. Ее тяжелое брюшко улеглось ему на живот и ноги, лишая возможности пошевелиться. Элжерон кое-как выпростал руки и положил их на своего питомца. Франческа тихо заурчала ему на ухо, словно огромное пушистое животное. Граф медленно провел ладонью по ее лохматой спинке. Среди щетинок затесались пузырьки воздуха. Потревоженные его прикосновением, они взлетели на поверхность воды, начав лопаться с тихим шипением.

— Ты просто вся пузыришься от счастья, — засмеялся Элжерон.

— Тут тепло, — промурлыкала паучиха. — Люблю сидеть с тобой в ванне.

— Но мне хотелось провести хоть часок в одиночестве. В тишине. И ты вдруг свалилась на меня с потолка. Чудовище ты лохматое, — заворчал граф.

— Я твой паучок, — захныкала Франческа. — Твой маленький паучок.

— Конечно, конечно, — ответил граф, почесывая ее под лапами. — Маленький паучок. Под которым я уже с трудом дышу. По весу ты скорее хороший кабанчик, а не маленький питомец.

— Ну и ладно, — буркнула Франческа.

— Что ты думаешь насчет Маргарет? — спросил Элжерон. Кому, как не своей паучихе он мог довериться.

— Почему ты меня спрашиваешь? — пробулькала Франческа, чуть не сползая под воду. Элжерону пришлось подхватить ее и, закряхтев, потянуть повыше.

— Она обозвала меня самодуром. Представляешь? — граф не выдержал и засмеялся.

— А что это? Очень плохое? Я всегда могу ее укусить.

— Нет, это не так уж и плохо. То есть… Это означает, что я совершаю некоторые действия, основываясь только на своей прихоти.

— Но это так и есть, — постановила Франческа.

— Вот уж спасибо, — хмыкнул Элжерон. — Теперь я граф-самодур. И так считает даже мое домашнее животное.

— Паукообразное.

— Домашнее паукообразное, как скажешь, но факта это не меняет. Она рассердилась, что я не захотел лечить Филиппину, чтобы она…

— Хочешь оставить ее тут на подольше?

— Ну… может… — промямлил Элжерон.

— Скажи ей, что хочешь, чтобы она вообще осталась. Что в этом такого?

— Во-первых, что ты против нее, — ответил Элжерон.

— Я не так уж против, — Франческа уперлась тремя лапами в одну сторону ванны и перевернулась на бок. Ее четвертая острая нога уперлась графу в щеку. — Это я последняя из вида. Ты — нет. И это значит, что ты не обязан тоже всю жизнь сидеть здесь, в замке, один.

— Во-вторых, она из Лондона, — напомнил Элжерон, осторожно убирая от своего лица острую твердую черную ногу. — Мы из разных миров. Я здесь, посреди леса, занимаюсь делами деревень. Она из индустриального огромного города. У нее наверняка много друзей. Знакомых. В конце концов, какие-то дела и обязательства.

— Как много у тебя отговорок, — проворчала Франческа. — Если бы ты вправду хотел, чтобы она осталась, ты бы нашел способ убедить ее. Или ты просто боишься это сделать?

— Наверно… — Элжерон прижал паучиху к себе покрепче, поглаживая мягкую шерсть. — Ты же знаешь. Я замкнутый. Нелюдимый. Плохо нахожу общий язык с людьми. И еще хуже общаюсь с женщинами…

— Со мной ты отлично общаешься.

Элжерон тихо рассмеялся.

— Я вырастил тебя чуть ли не с самого яйца. Ты мой любимый питомец, пусть и женского пола. Но ты моя паучиха, а не женщина. Не кто-то из моего рода.

— Тебе с ней трудно общаться?

— Нет… совсем нет, — граф улыбнулся, глядя в стену напротив себя. — Наоборот, хочется много-много с ней беседовать. Обсудить ее любимые книги. Я так и не спросил, что она любит читать. Послушать, может, о жизни в Лондоне. Проводить вечера, вроде этого, у камина. Или, может… да боже, может даже в ванне, вместо объятий с паучихой? Ах, да, помочь ей. Избавить от жуткого проклятья. Эта ее болезнь… — Элжерон застонал, подняв голову. — Я не знаю, как ей помочь, это так мучит меня. Я смотрю, как страдает она, и мучаюсь сам. Я бесполезен…

— Может, сходишь… спросишь? — предложила Франческа.

В душе графа тут же поднялась буря негодования.

— Нет, нет, Фру-Фру! Я не пойду туда! Ни за что! И ты не вздумай соваться! Если узнаю, я ох как тебя накажу, ты даже не представляешь, как!

— Ладно, я никуда не пойду тоже, — буркнула паучиха.

Она внезапно подобрала под себя лапы и встала в ванне. С ее брюшка потек целый водопад, но Франческа переступила через край и вылезла на пол. Она вцепилась в него всеми ногами и тщательно обтрусилась, окончательно забрызгав всю комнату. Элжерон внезапно обнаружил, что воды в ванне осталось едва ли половина, и этого уже было совершенно недостаточно, чтобы дальше наслаждаться банными процедурами.

— Ну вот, ты мне все испортила, — обреченно вздохнул граф. Он тоже вышел из ванны и начал вытираться полотенцем, что ранее лежало у него под головой.

— Пошли ужинать? — предложила Франческа. Она настойчиво потрогала его ногу и начала толкать мокрым боком в сторону двери.

— Сначала мне нужно тебя обсушить, — улыбнулся тот. Он коснулся шерсти паучихи и провел по ней ладонью. Вода крупными каплями мгновенно стекла с нее на пол, создав еще одну большую лужу. После этого он обсушил и свои волосы. Однако же тело он все равно предпочитал вытирать полотенцем. Элжерон рассеянно почесал своего питомца и начал одеваться.

— Бедная Алиса будет теперь долго здесь убирать, — пробормотал он себе под нос. — Может, додумается не как обычно "все сама", а отдаст часть работы младшим горничным, той же Сесили. В ней-то энергии побольше будет. — Элжерон вздохнул, причесываясь у большого туалетного зеркала. — Мне приходится каждый их шаг контролировать и говорить, что делать. Почему Алиса сама не хочет рационально распределять объемы работ, а пытается все делать самостоятельно, если в этом нет нужды, и я готов нанимать ей подмогу?

— Это она тебе так выказывает свою любовь, — подсказала Франческа.

— О, расскажи мне, большая паучиха, как ты разбираешься в людской любви, — фыркнул граф.

— Я могу запросто сказать, что ты ужасно не любишь ту, вторую женщину.

— Кстати, Филиппина ничего сегодня не делала? — поинтересовался Элжерон.

— Нет, она пролежала всю ночь и весь день в кровати. Никуда не ходила. К ней бегала еще одна чужая женщина. И Алиса.

— Значит, ничего подозрительного? — граф присел рядом с Франческой, ласково гладя ее чистый черный бок.

— Нет совершенно, — она покрутилась, подставляясь под его ладонь.

— Тогда пойдем ужинать?

— Да, да, ужинать! — обрадовалась паучиха. Она побежала по полу, резво вскочив на стену и дальше на потолок.

— Ты заслужила хороший ужин, — усмехнулся ей Элжерон.

Глава 16

Ночь неспешно опускалась на статный замок, одиноко возвышающийся на холме. Белые поля вокруг отражали тусклый свет звезд и молодой луны, уговаривая всех поскорее лечь спать и насладиться одной из последних зимних ночей, холодных, тихих и таких спокойных. Жители замка давно разбрелись по своим спальням, отдыхая после очередного дня, наполненного тревогами и ежедневной рутиной, и только его хозяин продолжал блуждать по коридорам, исполненный тревожного ожидания чего-то, чего он и сам не знал.

Элжерон заглянул на кухню, окинув взглядом черный стол, скрытый под какой-то материей, чье наличие, очевидно, позволило кухаркам сегодня комфортнее за ним работать. В столь поздний час здесь уже никого не было. Граф ощутил исходящие от печи остатки тепла, уютные и приятно пахнущие угольками. Элжерон расстроенно вздохнул из-за сожженного стола и постарался отогнать от себя мысли о том, что сотворил сегодня у плотника в мастерской. Он даже не знал, что страшнее: счет, который должен был скоро прийти, или пересуды, которые наверняка расползлись по деревушке в тот же день, едва кто-то прошел мимо мастерской, из всех щелей которой тянулись молодые зеленые побеги. Элжерон дернул губами, пытаясь изгнать из мыслей свой стыд, и отправился дальше в обход своих владений. Каждая качнувшаяся тень, каждый случайный шорох или непривычно отразившееся от стен эхо заставляло его сердце нервно ухнуть в груди, напоминая о вчерашней встрече, о том, как он столкнулся с жутким духом, или черт знает, кто это был. Элжерон, как обычно, начал с подвала. Там было сыро и очень холодно, но тихо. Первый этаж также был пуст, и, пройдя сквозь второй этаж, Элжерон уже неспешно дошел до своей спальни на третьем. Сперва он подумал о том, чтобы заглянуть к Маргарет, но по словам Алисы, она легла спать рано, и ее компаньонка присоединилась к ней, так что вломиться в спальню молодой девушки было бы уже слишком.

Граф зашел к себе, бросив внимательный взгляд в верхний угол. Франческа сидела там, где он ее и просил, трогая ногой одну из нитей, едва видимых в отблеске светильников.

— Хозяин, — тут же произнесла паучиха.

— Да, что, мой паучок? — спросил Элжерон. Он снял с себя пиджак и аккуратно повесил его на стойку для одежды.

— Молодая девушка. Она опять вышла из спальни и ушла.

— Что?! — Элжерон обернулся к своему питомцу. — Где она? Когда успела? Я ведь только что обошел по кругу весь замок, и не встретил ее!

— Она сейчас в оранжерее. Не двигается, просто стоит.

— Проклятье, неужели опять то же, что в первый день, — прорычал мужчина. Он схватил с кровати плед и стремительно зашагал к двери. — Не ходи за мной, — добавил он, — в прошлый раз тебе было слишком плохо, и я не знаю, что будет в этот. Не хочу, чтобы ты пострадала.

Элжерон сбежал на первый этаж, пронесся через длинную прогулочную галерею и остановился только перед дверью оранжереи. Граф наспех отдышался и медленно открыл ее. Он сразу же увидел Маргарет. Она стояла у одного из панорамный окон и будто смотрела во мрак ночи, но граф знал, что она наверняка вновь ходит во сне, и, возможно, кто-то ее вел за собой. Элжерон заметил на ней длинное ночное платье и вздохнул с облегчением.

— По крайней мере, сегодня ты решила прогуляться одетой, — усмехнулся он, осторожно подходя к девушке. Он развернул плед и растянул его, словно собирался поймать в сеть дикого зверька, не навредив ему. — Думаю, если я осторожно укутаю тебя в одеяло и отведу обратно в спальню, с тобой ничего плохого не произойдет, вроде того, что случилось в прошлый раз, верно?

— Уверена, что это так, — ответила Маргарет, поворачиваясь к графу. Тот так и замер с пледом в руках, уставившись на нее в растерянности. — Я не сплю, — улыбнулась девушка. — А Вы, я погляжу, вышли на охоту за мной? Неймется, что кто-то в Вашем замке не соблюдает распорядок дня?

— О, я, простите, я подумал, что Вы вновь гуляете во сне, и я… переволновался… извините… — Элжерон начал аккуратно складывать одеяло. — Вы в первую ночь так меня напугали, а еще я перед сном обошел весь замок, и нигде Вас не видел. И вдруг Франческа сказала, что Вы тут. Я уж было и решил… Но что Вы здесь делаете? Неужто Вам не спится в такой поздний час?

— Не волнуйтесь так, — Маргарет отошла от окна и приблизилась к графу, отчего тот невольно отшатнулся, но девушка прошла мимо и села на бортик выключенного фонтана. — Да, мне не спалось. Знаете, в болезни самое тяжелое — это одиночество. Не то, когда никого нет рядом. А когда ты остаешься один-на-один с самим собой. Со своими мыслями. Они роятся и роятся в голове, не давая уснуть, и ты не можешь никак избавиться от них и погрузиться в спокойный сон. Разве что пойти прогуляться, чтобы глаза отвлекли голову, и было что-нибудь другое, о чем я могла бы подумать, кроме своего бедственного положения.

Элжерон в нерешительности смял в руках одеяло и отложил его на край клумбы.

— Вы себя плохо чувствуете? Вам нужна помощь? Может, приготовить чаю?

— Ох, Элжерон, да какой чай, — тихо вздохнула баронесса, чем смутила мужчину еще больше. В оранжерее повисла неловкая тишина. Граф не знал, нужно ли ему что-то сказать, или ему стоит отправиться в постель, либо же лучше сперва убедить девушку отправиться спать, чтобы она более не блуждала по замку без присмотра. Маргарет осторожно расправила края своего белоснежного ночного платья, что сливалось с цветом ее волос, и вновь заговорила: — Скажите, граф.

— Да? — встрепенулся тот. Он подошел к Маргарет и остановился рядом с ней, решив не садиться на каменный парапет. Рыбки в фонтане медленно и сонно плавали, даже не тревожа поверхность воды, в которую баронесса опустила ладонь, предварительно сняв с нее перчатку.

— У Вас была женщина? — внезапно спросила Маргарет.

— Что? — опешил граф. — О чем Вы…

— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — баронесса кокетливо засмеялась, прикрыв улыбку ладонью. — Но учитывая, что цвет Ваших щек почти сливается с цветом волос… — на этих словах Элжерон невольно приложил ладонь к пылающей от смущения скуле, — …да и беря во внимание Ваше окружение и стиль жизни, уверена, что нет.

— Я… право слово… — дрожащим голосом произнес Элжерон. — Вы задаете… такие вопросы…

— И мне тоже не повезло, — бесхитростно ответила девушка, совсем по-ребячески мотнув головой. Элжерон невольно отступил на шаг, пряча глаза, не представляя, что ему на это ответить. — Знаете, как говорят, — продолжила Маргарет, и не требуя от него ответа, — что люди, которые знают, что им недолго осталось, пускаются во все тяжкие. Стремятся успеть сделать то, чего не делали раньше, попробовать что-то необычное. А я не смогу. Если прикосновение к моей коже оставляет на ней язвы и ожоги, Вы можете представить, что со мной бы произошло, если бы я рискнула? — Маргарет расхохоталась, каким-то неестественным смехом, который показался Элжерону крайне нервным. Постепенно ее смех начал меняться, и уже через несколько мгновений он сменился истеричными рыданиями. Граф окончательно растерялся и заметался по оранжерее, думая, пойти ли на кухню за водой, либо же как-то утешить девушку, чьи рыдания отчего-то перемежевывались с ойканьем. — Я не могу поехать, куда мне бы хотелось, хоть у меня и есть деньги, — продолжила она, — Во многий местах мне жарко, от переездов мне плохо, в гостиницах не понимают, что мне нужен холод, а не хорошо натопленный камин. Я не могу есть любую еду, какую мне захочется, потому что почти вся она подается горячей, и весь ее вкус и достоинство именно в этом. Я не могу носить одежду, которая мне нравится, поскольку вынуждена выбирать то, что закрыто, чтобы никто не коснулся меня. Я не могу общаться с мужчинами, потому что… — Маргарет икнула и поднесла дрожащие ладони к глазам. Элжерон не выдержал и подошел к ней, сев рядом. Девушка опустила руки, и граф увидел на одной из ее перчаток отблеск. Элжерон с удивлением понял, что она плакала льдинками. Крошечными кусочками льда, в которые превратились ее слезы, и, по-видимому, они так резали ее глаза, что она тихо охала от боли физической, что смешивалась с болью ее души.

— Вы в порядке? — взволнованно спросил граф, бережно взяв девушку за запястья, скрытые под тканью свободных манжетов платья.

— Нет, Элжерон, я не в порядке! Как, глядя на меня, можно решить, что я в порядке?!

— Извините… — пробормотал граф, отпуская ее. Маргарет глубоко вдохнула, очевидно, пытаясь успокоиться, и заговорила уже более ровным голосом:

— Это началось не так давно, где-то месяц назад. Слезы превратились в крошечные кусочки льда. С тех пор я старалась держать себя в руках и не выплескивать эмоции, поскольку… это очень больно. И от ощущения боли хочется рыдать еще больше, но и она становится сильнее… Замкнутый круг, в который лучше просто не вступать. А еще… Вы знаете, весь мой организм будто остановился.

— Остановился? О чем Вы?

— Я больше не хочу есть. Не хочу пить. И… мне это стало не нужно. Холод вытесняет из меня все мои естественные потребности, замораживая меня, будто какую-то тушку в глубоком погребе, — Маргарет горько усмехнулась и повернулась к мужчине. — Будь я здоровой, а Вы не столь робким… осмелились бы Вы?..

— Ч-что осмелился? — он внезапно заикнулся, и нервно сглотнул.

— О, ну конечно, нет, — Маргарет нежно ему улыбнулась и ласково провела ладонью в перчатке по щеке, отчего Элжерон окончательно закостенел от замешательства и смущения. — Вы так наивны и бесхитростны, что стеснение — неотъемлемая Ваша часть. Вы не способны на импульсивные поступки, такие, что могли бы раз и навсегда изменить Вашу жизнь не известным Вам образом. Но перед приближающейся смертью я поняла одно: наше стеснение, робость, оглядки на других людей, постоянное принятие во внимание их мнения и взглядов строят перед и вокруг нас непреодолимые стены, за которые мы прячем то, чего мы на самом деле хотим. Или даже сами от этого прячемся, не желая признаваться себе, и боясь того, что эти желания встретят чье-то осуждение, а наше решение приведет к событиям, что в дальнейшем нам не изменить. Но если не пробовать, не решаться разрушить эту стену — Вы останетесь, как я, в тишине, пустоте, в окружении лишь своих мыслей о том, как когда-то давно Вы могли бы поступить, и насколько все вышло бы иначе, не рискните Вы вытащить из своей стены хотя бы один кирпич и взглянуть, что находится за ней, ведь эти стены для Вас формируют отнюдь не уютный и безопасный дом, как Вы привыкли думать.

— Мой дом для меня… скорее как нора для зверя, — выпалил Элжерон, чтобы наконец произнести хоть что-то, отстраненное от печальных и тяжелых размышлений юной баронессы.

— Ну что Вы, граф, — Маргарет мило засмеялась, очевидно, чтобы окончательно отогнать от себя слезы. — Какой же Вы зверь? Когда мужчину сравнивают со зверем, представляется некто огромный и дикий, похожий на медведя или тигра.

Элжерон в негодовании вскинул брови. Баронесса откровенно умаляла его достоинства.

— Вы пытаетесь отомстить мне за сравнение с кошкой? Поверьте, я тогда не подумал, и был излишне встревожен, оттого неудачно пошутил.

— Я вовсе не сержусь на Вас за те слова. Просто мне подумалось, что Вы скорее…

— …паук, Вы уже говорили когда-то. Считали, что я ночью превращаюсь в рыжего паука, оттого живу один, и у меня столь непривычный питомец.

— Это было первое впечатление, и я вижу, что оно ошибочно. Я бы сказала… что Вы лис. Благородное, хитрое и довольно рациональное животное. Но никак не дикий необузданный зверь. Вы знаете, когда нужно замести следы, а когда — развернуться и показать зубы, хотя все же последнее произойдет наверно только в том случае, если Вас загнать в угол. В иной ситуации Вы вернетесь в нору, в свое самое защищенное в мире место, закроете глаза и просто будете ждать, пока беда или то, что Вас печалит, не минет. И это так грустно, ведь Вы могли делать много больше для самого себя.

— Вы сейчас пропагандируете вольнодумие, но Вы сами замечали, что делает с Вами Ваша мачеха, и как с Вами обращается? — возмутился граф.

— Я знаю, — грустно улыбнулась Маргарет. — Просто у меня нет сил. Совершенно нет сил противостоять ее поведению и доказывать, что заслуживаю иного, и не желаю безропотно ей подчиняться. Но для этого нужна энергия, а той, что у меня осталась, едва хватает на мое унылое и болезненное существование.

— Вы говорите такие вещи, что мне ужасно хочется Вас как-то приободрить и развеселить, — Элжерон взволнованно встал и отошел от баронессы, тоже уставившись в окно на мерцающий снег. — Чего бы Вы сейчас хотели? — он осекся и смущенно прокашлялся. — Что-либо такое, что выполнимо? Ведь еще многое Вам доступно. Вот сейчас, к примеру, Вы любуетесь красивыми рыбками в фонтане, окруженная зелеными цветущими растениями, что огромная редкость среди зимы. Такие оранжереи требуют больших трудов, и обычно за ними ухаживают целые группы профессионалов.

— Вы так любите хвастаться, — захихикала Маргарет. — Вы кстати знаете, что та косточка, что Вы посадили на днях, уже дала росток? Я взглянула из любопытства, и увидела три листика.

Элжерон подошел к тому месту, в которое закапывал косточку, и действительно увидел росток.

— Это ведь я посадил, — пожал он плечами. — Для меня это совершенно нормальное явление.

— Вы очень странный… — Маргарет тихо подошла к нему со спины и положила голову на плечо, вновь заставив замереть. — Но, знаете, по-хорошему странный. В Лондоне нет таких людей, как Вы.

Граф сосредоточенно смотрел в окно перед собой. Оба молчали, думая о чем-то своем, и мысли улетали куда-то далеко по зимним снежным полям, не оставляя на их поверхности ни малейшего следа. Элжерон заметил, как рядом с Маргарет на стекле появилась изморозь, будто она дышала сильным холодом, и пар, висящий в оранжерее, от него замерзал.

— Я хочу спать, — прошептала баронесса.

— Давайте я провожу Вас в спальню, — предложил Элжерон.

— Чью? — встрепенулась девушка, и насмешливо улыбнулась, увидев, как граф на нее нахмурился.

— На чердаке есть отличная самодельная спальня. Поверьте, проведя в ней хоть одну ночь, Вы получите незабываемый опыт и впечатления. Если, конечно, Вы готовы впутаться в толстую липкую паутину, и не испугаетесь, если ночью Вас придет проведать Франческа.

— Ваша паучиха вездесуща, — засмеялась Маргарет, неспешным шагом отправившись к выходу из оранжереи. — Куда я ни взгляну — кажется, что она неотрывно следит за мной. — Баронесса начала подниматься по лестнице, направляясь на свой этаж, сопровождаемая Элжероном. — Она сегодня ко мне забегала, перед тем, как Виолетта решила, что пора ложиться спать.

— Правда? Она мне не сказала, — удивился мужчина.

— Да, она спустилась с потолка, остановилась передо мной и начала издавать какие-то странные звуки… Будто скрипела, как дверь, и трещала как как… знаете звук, когда давишь жука?

— Знаю, — неодобрительно поморщился мужчина.

— Так вот, она пару минут это делала, потом помахала двумя лапами и убежала по стене.

— Она с Вами беседовала, — объяснил мужчина. Он подошел к спальне Маргарет и остановился, собираясь пожелать доброй ночи, хоть и совершенно не хотелось сейчас уходить. — Я обязательно спрошу у нее, о чем она с Вами говорила, и завтра Вам передам.

— Не беспокойтесь, это едва ли что-то важное, иначе, уверена, Ваш питомец бы с Вами поделился этим, — баронесса взволнованно замахала руками.

— Нет, меня теперь беспокоит, что она хотела о чем-то с Вами поговорить, — граф вновь нахмурился.

— Вы излишне суровы, граф, как и обычно, — Маргарет аккуратно коснулась пальцем, спрятанным под тканью перчатки, груди Элжерона. — Думаю, оставшиеся дни, что я проведу в Вашем замке, я буду изо всех сил так шутить, чтобы Вы только и делали, что регулярно заикались и смущались!

— Как пожелаете, — улыбнулся тот, расслабляясь, — жаль только, что Ваши шутки не слишком разнообразны и изощренны.

— Извращенны, Вы хотели сказать?

— Ох, увольте, Маргарет, если Вас услышит Филиппина, или Виолетта, боюсь представить, что они о нас возомнят, — граф все же рассмеялся.

— И только мы будем знать, что все это неправда и невозможно, — с грустной улыбкой произнесла девушка, возвращая графа с небес на землю.

— Доброй ночи, — произнес он, отворачиваясь. и пряча глаза. — Я проверил замок. Здесь никого нет, и все тихо. Так что можете спать спокойно. Если что — будите Виолетту, а там уже и Франческа скажет мне, если что-то произойдет. Она сейчас приглядывает за всеми комнатами.

— Спасибо за Вашу заботу, — Маргарет улыбнулась и и сделала легкий реверанс.

— Не беспокойтесь ни о чем. Просто отдыхайте, — посоветовал Элжерон.

Маргарет кивнула ему и скрылась в темноте своей спальни. Только после этого граф позволил себе также уйти в свою комнату.

— Нагулялся? — спросила его Франческа. Она сидела в своем углу, как Элжерон ее и просил.

— О чем ты говорила с Маргарет? Что ты ей рассказывала? — поинтересовался мужчина, пока раздевался перед отходом ко сну.

— Она ни слова не поняла? — с разочарованием в голосе сказала паучиха.

— К твоему счастью — нет, Мне не нравится, что ты пытаешься с ней поговорить за моей спиной. Зачем она тебе?

— Ты ревнуешь меня к ней? Или ее ко мне? — поинтересовалась паучиха, лениво перебирая ногами по своей паутине.

— Я никого ни к кому не ревную, — огрызнулся Элжерон. Он погасил светильники и бухнулся в постель. — Спи, Фру-Фру. Буди меня, если что-то произойдет в замке. Что-то более серьезное, чем упавшая с полки тарелка. И не вздумай, пока я сплю, залезть ко мне в ноги, — граф повернулся на бок и укрылся одеялом с головой.

— Хорошо, — пробормотала паучиха. — Спокойной ночи.

— Надеюсь, — вздохнул Элжерон.

Глава 17

Граф проснулся поздним утром. Чувство долгого сна и хорошего отдыха разлилось по телу приятной негой, отчего Элжерон сладко потянулся в кровати, прислушиваясь к тому, что творилось на улице. А за окном вовсю отбивала нестройную чечетку весенняя капель. Она била по подоконнику, сбегая с заснеженных крыш поближе к земле, чтобы впитаться в нее и дать силы дремлющим растениям отряхнуться от зимы и начать тянуться к солнцу. Граф вздохнул и улыбнулся себе от ощущения весны, наконец вступившей в свои права после затяжной и такой снежной холодной зимы. Сколько бы сил ни было у графа, он все же предпочитал не вмешиваться в движения природы, хоть ему и хотелось, чтобы тепло наступило поскорее.

Его медитативное расслабленное состояние было грубо нарушено истеричным стуком в дверь его спальни. Элжерон подпрыгнул в кровати, но еще больше, нежели стук, его напугал огромный черный ком, встрепенувшийся с его одеяла и прожогом метнувшийся в угол спальни под потолок.

— Франческа, черт бы тебя побрал! — воскликнул граф, вскакивая с кровати и натягивая на себя халат, чтобы открыть тому, кто продолжал барабанить в дверь.

— Ой-ей-ей, ой-ой, что же творится, хозяин, что делается! — затараторила паучиха, истерично перебирая ногами по паутине. — Все бегают, бегают, сколько людей в коридорах, что же это такое!

— Какого черта ты опять спала у меня в ногах! — граф отпер и распахнул дверь. В коридоре его ждала Алиса. На Элжерона нахлынула волна тревоги и нервозности, исходящие от нее.

— Что происходит? — спросил он, увидя, как у горничной дрожат руки.

— Юная мисс… мисс Кинсрайт… — ее голос надломился, и она шмыгнула носом, — она совсем плоха, сэр.

— Что?! — Элжерон оттеснил ее с прохода и выскочил в коридор. Граф поднял голову и раскрыл рот от удивления. Под весь потолок был затянут какой-то черной субстанцией, колышущейся, словно густой дым, но никуда не движущейся. — Что это такое?! — он указал пальцем вверх, и Алиса подняла голову.

— Что? Там паутина, мистер МакЛавингтон, — растерянно ответила горничная. — Вы же сами просили ее не убирать.

— Паутина?! — опешил Элжерон. — Ты не видишь?! Не видишь это?! — он вновь ткнул пальцем в потолок.

— Я… не знаю… — Алиса замотала головой.

— Ладно… это не так важно. Я сейчас должен быть у Маргарет, — он ворвался в ее спальню, с ужасом наблюдая скопление этой черной субстанции под потолком, стекающую по стенам и едва не достающую до пола.

— Граф… — донесся до него тихий голос Виолетты. Элжерон проигнорировал ее и ринулся к кровати, возле которой стоял маленький столик с чаном с водой… и окровавленными бинтами, лежащими на краю.

— Маргарет? — ошеломленно выдохнул Элжерон, не готовый к увиденному. Услышав его голос, она слабо зашевелилась и попробовала поднести ладони к лицу, скрывая кровавые раны, выглядящие так, словно кожа начала слезать со всего ее тела разом. Будто она… таяла. Даже ее белоснежные волосы, слипшиеся от сукровицы, клочьями лежали на подушке рядом с ее головой.

— Не смотрите… — едва слышно простонала она. Элжерон оглянулся на целую толпу прислуги, набившуюся в эту несчастную спальню для гостей.

— Прочь! — рявкнул Элжерон на них. — Вон, вон, все пошли вон! — заорал он, увидев, что те даже не шелохнулись сперва, остолбенело пялясь на больную. Первой пришла в себя Алиса и, забормотав извинения, начала выталкивать всех в коридор. Граф обернулся к Виолетте, в растерянности стоящей у противоположной стороны кровати. — Уйдите, — едва сдержав голос произнес он. Компаньонка, округлив глаза, медленно ему кивнула и, как обычно, высоко подняв подбородок, прошагала наружу, не забыв притворить за собой дверь.

Едва лишняя челядь покинула комнату, Элжерон бросился к окну. Он распахнул ставни, впустив в комнату прохладный воздух, наполненный новыми запахами весны и мелкими каплями тающего снега. После этого он поспешил обратно к постели и опустился перед ней на колени.

— Маргарет… — дрогнувшим голосом произнес он. — Маргарет, что случилось? Что же это? — он провел ладонью над рукой девушки, пытаясь заживить ее кровоточащие язвы, но ровным счетом ничего не получилось, отчего граф впал в крайнюю степень отчаяния.

— Простите, что я… вот так… — тихо произнесла баронесса, едва шевеля потрескавшимися окровавленными губами. — Похоже… время.

— Нет, нет, не говорите таких глупостей! — взвился Элжерон. — Какое еще время?

— Скажите… Я бы хотела спросить…

— Да, конечно, что? — засуетился граф.

— Когда я умру… можно мне остаться призраком в Вашем прекрасном замке? — губ Маргарет коснулась едва различимая улыбка.

— Ох, что же Вы, баронесса, — вымучил из себя улыбку в ответ мужчина. — Во-первых, умирать в гостях ужасно неприлично. А во-вторых, оставаться призраком и блуждать вечно по пустым коридорам замка, завывая и пугая прислугу — и вовсе вопиющее решение.

— Обещаю не очень громко завывать…. - выдохнула Маргарет. — Вы говорили… о враче из города. Я думаю, стоит позвать его. Чтобы снять с Вас это бремя. И знаете… не злитесь… но и отца Андреса. Прошу, Элжерон. Позовите его…

— Я… Маргарет… — слова застряли в горле, и граф подскочил с пола. — Мне нужно отлучиться. Я скоро вернусь. Отдыхайте, я сейчас верну прислугу, только ту, что будет Вам помогать, а не нагнетать атмосферу. Прошу, поберегите силы, — напоследок сказал он, и тут же вышел в коридор. От двери врассыпную бросились люди.

— Какие будут указания, сэр? — спросила Алиса. Элжерон опустил на нее испуганный взгляд, почувствовав, что она взяла его за руку, пытаясь остановить его дрожь. — Сэр… послать за священником?..

— Нет! — выкрикнул граф. — Никакого священника! Никакого фельдшера! Никакого врача! Не беспокойте меня сейчас! — он сбросил с себя ее руку и бросился в свою спальню, закрывшись изнутри. Граф уселся на пол, вжавшись спиной в угол комнаты, за прикроватной тумбой, в самом темном и тихом углу, и закрыл лицо ладонями. Его всего трясло, он не мог остановиться с прийти в себя от увиденного. На рукаве халата он заметил темное пятно крови, и начал остервенело его тереть, словно это как-то могло помочь.

Маргарет умирала. Умирала в его замке, на его глазах. Это не могло быть правдой. Наверняка это был тот дух, весь коридор, вся комната были укутаны странной темнотой, которую не видели остальные. И те силы были больше и мощнее, чем у Элжерона.

Рядом с ним опустилась на пол Франческа. Она осторожно потрогала его халат, привлекая внимание.

— Она совсем заболела? — бесхитростно спросила паучиха.

— Она умирает, — севшим голосом ответил Элжерон. — Я не могу ничего сделать. Я — не могу…

— Ты знаешь, кто может, — сказала Франческа.

— Как я хочу, чтобы это все закончилось, — чуть не всхлипнул граф, пряча голову в руках. — Я ничего не могу, я беспомощен. Я не хочу этого, всей этой ответственности… Отец бросил на меня дела двух деревень, не дав никаких напутствий. Я просто обязан был работать ради благополучия других, невзирая на собственное состояние. Следом явилась она, теперь я должен что-то сделать, но я не знаю, это не моя ответственность, я ее не могу выдержать и принять! Она еще и приволокла с собой какую-то дрянь, ты видела? Видела, во что превратился коридор?! Ох нет, конечно, не видела, Фру-Фру, это что-то, что вижу только я… — Элжерон вновь спрятал лицо в ладонях, словно этот жест помог бы ему скрыться от всех тех бед, что свалились разом на него и на его замок.

Паучиха несколько мгновений постояла возле него молча и, наконец, изрекла уверенным тоном:

— Пора.

— Нет… Нет, нет, я не могу, Фру-Фру, ты же знаешь.

— Пришло время, — настойчиво повторила она.

— Но…

— Если ты не переступишь через свою гордость и не согласишься с тем, что есть тот, кто может тебе помочь, то у Сэмюеля с часу на час появится подружка. И, заметь, у Сэмюеля. Не у тебя.

— Фру-Фру, — простонал Элжерон, бросившись к паучихе и крепко прижимая ее к себе, запуская пальцы в черную густую шерсть. — Фру-Фру, папа бы не простил меня за это.

— Это не связано с ним, ты сам знаешь.

— Да, ты права. Как же я рад, что у меня есть ты, мой драгоценный уравновешенный и спокойный паучок. Твои слова так быстро приводят в чувства. Ты всегда знаешь, как до меня достучаться.

Элжерон еще пару минут посидел, сжимая в объятиях своего питомца, затем поднялся на ноги и потер лицо ладонями, заставляя себя взбодриться и прояснить разум. Он сбросил халат и наспех натянул вчерашние брюки и рубашку, после чего вышел в коридор. Там оказалась Сесили, стоящая в растерянности под дверью баронессы.

— Где Томас? — спросил ее граф.

— Конюх? — вздрогнула девушка. Похоже, абсолютно все жители замка сейчас были в состоянии огромного нервного напряжения. — Я думаю, конюх в конюшне, — глупо ответила она. — Я его не видела сегодня, вряд ли он где-то здесь, с остальной прислугой.

Элжерон ничего не ответил ей, бросившись к лестнице. Он только заметил, что Франческа побежала по потолку за ним, видимо, только для поддержки. Граф вскочил на полированные перила и съехал на три этажа вниз, до самого конца, едва не упав на каменный пол огромного холла. Франческа бросилась ему под ноги, позволив опереться на себя и не дав упасть.

— Останься в замке, — бросил Элжерон, хватаясь на дверную ручку. Онрванул на ее на себя, и в его лицо ударил еще не прогревшийся весенний ветер. — Я постараюсь как можно быстрее вернуться. Я должен успеть.

Конюх обнаружился возле конюшни. Он неспешно чистил какой-то инвентарь и, казалось, его совершенно не заботила суматоха, царящая в замке. Еще не добежав, граф окликнул его:

— Томас, седлай Тиберия, немедленно!

Конюх в задумчивости оперся о вилы, которые держал в одной руке и поднял на Элжерона уставший подслеповатый взгляд.

— Его? Вы уверены?

— Я сказал немедленно! — рявкнул на него граф, отчего конюх тут же замельтешил, откуда-то найдя в себе расторопность, и бросился выполнять его требование. Уже через несколько минут он и его ученик Вебстер вдвоем с трудом вывели ретивого вороного коня из стойла. Элжерон тут же перехватил поводья.

— А теперь — отойдите, — он махнул на прислугу рукой, и те отшатнулись, выпуская животное. — Лучше вообще уйдите, чтобы я вас не видел!

Томас взял под локоть паренька и потащил его за собой в сторону замка. Граф же потянул поводья вниз, силой заставив коня опустить голову, и положил на нее ладонь, прижавшись лбом. — Послушай меня, Тиберий, — тихо произнес он, глядя в ярко-желтые, янтарные глаза. Конь громко фыркнул, словно зарычал на него, гневно попытавшись махнуть головой. — Нет, подожди, выслушай, — настойчиво повторил граф, крепко держа поводья. — Ты мне сейчас нужен. Очень нужен. Ты самый сильный жеребец из всего стойла, из всех моих владений, даже двух близлежащих городов. Одна поездка. До места и назад, домой, хорошо? Больше мне от тебя ничего не требуется. Просто отвези меня туда так быстро, как сможешь, и верни обратно. И я снова не буду тебя тревожить.

Тиберий на мгновение замер, будто в задумчивости. Он ударил несколько раз копытом о землю, пофыркивая, но уже не вырывая из хватки своего владельца поводья. Еще раз переступил с ноги на ногу — и закивал Элжерону.

— Спасибо, — выдохнул тот.

Он похлопал коня по боку, и тот повернулся к нему, позволяя одним махом на себя взобраться.

— Но, вперед! — выкрикнул граф, щелкнув поводьями, не решаясь бить столь ретивое животное каблуками по ребрам, тем более он не успел надеть одежду для верховой езды, и у него не было шпор.

Тиберий встал на дыбы, с недовольством огласив округу своим ржанием, и во всю прыть припустил в сторону леса, стоящего севернее замка. Он скакал через дикую его часть, куда Элжерон запрещал заглядывать всем жителями деревень. Здесь не было ни единой человеческой тропы или признака людской деятельности. Лишь по природным ориентирам граф мог понять, куда ему нужно ехать. Тиберий играючи перескакивал неглубокие овраги, скрытые под остатками мокрого снега, что только начал таять, и ловко огибал любое препятствие, не требуя указаний своего наездника. Едва граф заприметил требуемый ему ориентир, он натянул поводья, и Тиберий с хрипом остановился. Он загарцевал на месте, недовольный тем, что после долгожданной скачки был вынужден остановиться. Элжерон спрыгнул с него, на мгновение увязнув в мокром снегу, и хлопнул животное по боку.

— Подожди меня здесь. Не уходи далеко, Тиберий, ты мне понадобишься для поездки обратно.

Конь закивал ему, будто соглашаясь с просьбой, и в задумчивости сделал несколько шагов в сторону, принюхиваясь к чужим и незнакомым ему запахам дикого леса.

Элжерон зашагал дальше, мимо многовековых огромных деревьев, чьи корни выступали из-под снега, словно черные пальцы, тянущиеся на волю из земли. У одного из дубов, потерявших на зиму всю листву, граф подошел к едва заметной пещере, спрятавшейся под его корнями. Мужчина с трудом протиснулся в узкий проход, перепачкавшись в грязи с ног до головы.

В пещере царил полумрак. Граф пригнулся и прошел под низким сводом вперед, туда, где брезжил свет. В конце прохода была небольшая дверь. Пройдя сквозь нее, Элжерон попал в тепло лесного жилища. Граф прикрыл за собой дверь и распрямился, оглядывая комнату. Здесь все было так же, как он и помнил. Невысокий деревянный потолок и стены, увешанные пучками сушеных трав, из-за которых воздух имел терпкий запах. Несколько светильников у стен, создающие мерцающие блики. Скудная самодельная мебель. Элжерон подошел к приземистому креслу, на ходу отряхивая рубашку от грязи и приглаживая волосы. Внезапно он стукнулся обо что-то головой — и отпрянул, с ужасом увидев, что зацепил человеческий череп, свисающий с потолка и украшенный снизу перьями и яркими деревянным бусинами. Элжерон опасливо обошел его и, дойдя до очага, над которым висел бурлящий котелок с какой-то стряпней, сел в скрипучее старое кресло с подлокотниками, сплетенными из лозы. Он сцепил перед собой пальцы и принялся ждать, пока владелец жилища не появится, зная, что на это не уйдет много времени, учитывая наличие готовящейся еды.

— У меня гости? — донесся женский голос из соседней комнаты, отделенной длинным полотном из деревянных бусин. Их откинули в сторону изящным легким движением, и в комнату вошла босоногая высокая девушка. Ее черные волосы были сплетены во множество тонких кос до пояса, обитающих подобно змеям ее тело, скрытое под свободной тканью, обхваченной жгутом над грудью и на талии, и что свисала ниже двумя свободными полотнами, не прикрывающими бедра и демонстрирующими матовую кожу, покрытую крупной коричневой чешуей примерно до колен.

— Элжи! — воскликнула девушка, облокачиваясь о каменный очаг и выставляя обнаженное бедро. — Сколько лет я тебя не видела! Пять?

— Шесть, — буркнул граф, отводя взгляд и уставляясь им в противоположную стену.

— Да, да, именно так, мой мальчик, — улыбнулась владелица лесного жилища. — Я уже и не ожидала, что ты придешь ко мне вновь. Что-то случилось?

— Ты прекрасно знаешь, что случилось, Ариадна, — огрызнулся мужчина. — Я бы ни за что на свете не пришел к тебе, не будь в том острой нужды!

— О, конечно, мой милый. Ты так хорошо справляешься со всем сам в последнее время, — девушка демонстративно вздохнула и начала рассматривать длинные острые ногти на руке. — Ты все так же, как и твой отец, продолжаешь играться с природой.

— Я не играю, — попытался возразить Элжерон.

— Ш! — громко шикнула на него Ариадна. — Только за последний год мой дом затопило три раза. И один раз пересох ручей, из которого я беру воду для своих нужд. А он самый близкий от моего жилища. Мне приходилось несколько дней ходить до другого, который за пределами моих владений. Ты, разнеженный мальчишка, даже не представляешь, каково это, таскать на себе каждый день по два ведра воды несколько раз!

— Мне жаль, — холодно процедил сквозь зубы граф, не чувствуя ни капли раскаяния.

— Ох, кому ты врешь? — усмехнулась девушка. — Будто я не знаю тебя и твою высокомерную породу.

— Ариадна, у меня нет времени, — все же сказал Элжерон. — Если ты хочешь, я готов обсудить с тобой эти вопросы позже. Найти решение и урегулировать твои проблемы. Я о них не знал.

— Конечно, не знал, ведь ты не приходил сюда шесть лет, — его собеседница беспечно пожала плечами. — Ах, куда же подевался тот беспечный рыжий мальчонка, который вопреки запретам отца каждый день регулярно прибегал ко мне и хвастался новыми достижениями. Помнишь, как ты вырастил у моего дома целую клумбу на совершенно голой земле? А как плел для меня венки из диких лесных цветов? Ах, Элжи, как же ты изменился…

— Зато ты с тех пор ничуть не изменилась, — обронил граф.

— Наш вид живет дольше вашего.

— Вечность, по сравнению с нашим. Но у меня сейчас нет этой вечности продолжать бесконечную беседу и предаваться воспоминаниям. Мне нужна твоя помощь, Ариадна, — сказал Элжерон, скривившись от собственных слов. Придя сюда, он переступил через себя, нарушил слово, данное самому себе много лет назад. Но иного выхода у него не было.

— Я знаю, с чем ты пришел. Девушка, приехавшая на днях в твой замок, как у вас говаривают, готова с минуты на минуту отдать душу богу, так? — Ариадна прошла мимо Элжерона. Чешуя на ее бедрах блеснула в тусклом свете, показав графу, что она заканчивалась где-то на талии, редея и гармонично перетекая в кожу. Девушка остановилась возле своего жуткого костяного украшения и легонько его толкнула, заставив закачаться. Череп издал глухой стук, словно внутри него тоже были шарики.

— Да. Я не знаю, как ее спасти. Ты. Знаешь? — Элжерон поджал губы, уставившись на свою собеседницу.

— Ты давным-давно отказался от знаний, которыми я обладаю, — Ариадна улыбнулась ему. — Но, похоже, эта девушка настолько важна для тебя, что ты наконец-то решился обратиться за помощью?

— Ты знаешь или нет? — раздраженно переспросил Элжерон.

— Драконы все знают, — загадочно улыбнулась Ариадна. — Тебе повезло, что мы знакомы, и я не убью тебя за такую дерзость — явиться ко мне в дом без приглашения. Но за то, что мы знакомы, я потребую с тебя плату за мои знания.

— Чего ты хочешь? Помнится, ты требовала увеличения своей территории. Говорила, что тебе мало северной части леса. Хочешь — я отдам тебе и восточную. До того самого крупного ручья. Запрещу деревенским туда ходить, рыбачить и охотится. Будешь там всем заправлять.

— Я рада что ты остался сообразительным мальчиком, и не додумался предлагать мне материальные блага. Но территория — это уже не то, что меня интересует.

— И чего же ты хочешь?

— Ты очень удивишься, — рассмеялась девушка. Она взяла череп в ладонь и повернула его лицом к себе, будто вела беседу именно с ним, а не с Элжерон. — Ты слышал о том, что в Шотландии не осталось драконов?

— Не слышал, я не общаюсь с подобными мне или тебе.

— Что ж, теперь слышал. И я давно не получала вестей от своих из других уголков. Я не знаю, в чем дело. Но мне очень кажется, что я одна из последних драконов. Я чувствую это. И даже если где-то кто-то и остался — они очень далеко от меня, и я вряд ли когда-либо встречусь с ними.

— Тебе что, стало одиноко? — изумился граф. — Ты хочешь жить ближе к людям?

— Нет, Элжи, я не страдаю от одиночества. Как и ты. Но мне грустно. Очень печально оттого, что более нет таких, как я. Я еще молода по меркам моего народа. Я решила, что хочу потомство. Двое, трое… четверо? Сколько получится. Хочу возродить род драконов.

Элжерон скрипнул зубами.

— Мой отец мечтал вас истребить.

— Преуспел только на моем отце, — напомнила ему Ариадна. — Но времена меняются. И вот мы, наследники непримиримых врагов, ведем милую светскую беседу, не пытаясь вцепиться друг другу в глотки.

— Ладно. Хорошо, — Элжерон со вздохом откинулся в кресле и потер переносицу. — Хочешь потомство — развлекайся. Только держи их в узде. Ты должна понимать, что если твои детеныши станут угрозой для моих деревень и их жителей, я буду вынужден принять меры. В лучшем случае я изгоню вас в горы, где вы будете перебиваться жалкими крохами, которые время от времени будете добывать. Не сравнить с тем обилием, что есть в моих лесах.

— Это очень мило с твоей стороны, — Ариадна состроила невинную гримасу, — но тут есть еще одна проблемка. Партнер.

— Ты что предлагаешь мне тебе еще и жениха искать? Сама кого-то выберешь. Так и быть, если схватишь кого-нибудь из деревни — я закрою на это глаза. Постарайся только забрать кого-то без семьи и по возможности вернуть живым.

— Видишь ли, — девушка тяжко вздохнула, — во-первых, я не стану никого возвращать живым. А во-вторых — мне не подходят люди. Узнаешь? — она повернула череп лицом к Элжерону. Тот внимательно на него посмотрел — и ему действительно показалось, будто он его узнает. Кривые редкие зубы выглядели как-то уж слишком знакомо. — Да, это бородач, сбежавший из твоего замка. Я перехватила его в жуткую метель посреди леса, ночью.

— Охранник… — пораженно выдохнул граф.

— Понятия не имею, кем он был, но все, на что он в результате сгодился — это суп. — Ариадна оттолкнула от себя череп, вновь заставив его чем-то застучать внутри, и подошла к очагу. — Кстати, ты не голоден?

Элжерон внезапно почувствовал подступающий к горлу ком, и аромат, разносившийся по комнате, уже больше не казался ему таким аппетитным.

— Нет, — выдавил он из себя.

— Как знаешь, — девушка перемешала свое варево в котле и осторожно, чтобы не обжечься, отхлебнула его из деревянной ложки, после чего отодвинула котел из пламени. — Так вот. Мне не подходят люди. А драконов в окрестности нет. Единственный, кто есть — это ты.

— Я?! — Элжерон, похоже, выкрикнул это с таким изумлением, что его собеседница рассмеялась.

— Я же сказала, что удивишься. В общем, мне нужен тот, кто связан с магией. В ком она течет, как и во мне. Тогда я смогу иметь потомство. Люди пусты и бесполезны, а ты — мой очевидный шанс. Кроме самого потомства мне от тебя ничего не нужно. Ни твой замок, ни твои земли. Я получу, что хочу — и можешь быть свободен. Никакого участия в воспитании и выращивании. Я и сама справлюсь. Даже не расскажу им, кто их отец и как они появились на свет.

Граф с мгновение оторопело пялился на девушку, изогнувшую губы в издевательской ухмылке.

— Ты что хочешь сделать из меня… какого-то быка-осеменителя? Это возмутительно! Аморально и неэтично! — пролепетал он.

— Ну, как есть, — пожала та плечами. — Это природа, ничего более.

— Не зря отец говорил, что драконы — просто животные, скрывающиеся под людской личиной, — процедил сквозь зубы Элжерон.

— И чем же наша животная природа отличается от вашей, м? Твоя самочка, между прочим, вот-вот испустит дух, пока ты читаешь мне морали и нотации, — напомнила Ариадна.

Граф тихо выругался про себя.

— Твои знания и ее спасение в обмен… на меня? — уточнил он.

— Да, все именно так. Как спасешь ее — я тебя заберу. Проживешь со мной год. Этого мне будет довольно.

— Год?! Я не могу исчезнуть из замка на год, а как же поля, сады, жители, урожай, весенний паводок!..

— Или мои условия — или иди подыскивай самое красивое дерево в лесу для последнего дома твоей девчонки, — Ариадна внезапно сузила глаза, и Элжерону показалось в свете изменчивого пламени очага, что они горят магическим огнем.

— Год… Черт бы тебя побрал… — простонал граф. — Это просто вопиюще…

Он оперся обоими локтями о подлокотники и спрятал лицо в ладони, думая. Год его жизни в обмен на полноценную здоровую жизнь Маргарет. И его полное отсутствие в ней. Пока она будет радоваться своему спасению в Лондоне — он будет в унизительном рабстве в лесу, в жилище дракона, исполнять все, что ему велят, как бы ему это ни претило. Продать свою душу и чувство гордости, чтобы купить счастливую жизнь для кого-то, кто так отчаянно на него надеялся, и чьих надежд он не смог оправдать самостоятельно. И с кем он никогда не сможет быть. Этот год его сломит, растопчет, уничтожит морально и физически. Маргарет будет спасена… но его собственное бедственное положение растянется далеко не на один год. Как бы ему ни захотелось, он не смог бы игнорировать факт наличия своих собственных отпрысков где-то в глуши, в диком лесу. Он попадет в рабство до конца своих дней, и помыкать им будут при любой малейшей возможности. Это был сознательный и добровольный обмен его собственной жизни, превращение ее в ад, на жизнь Маргарет.

— Хорошо… — прошептал Элжерон, не отнимая ладоней от лица, ощущая полное отчаяние и крайнюю степень унижения.

— Что ты там говоришь, мой мальчик? — Ариадна шутливо приставила ладонь к уху и наклонилась к нему.

— Сделаю, что ты хочешь, — ровным голосом повторил граф, выпрямляясь в кресле и глядя в ней в глаза. В них тут же заплясали веселые искорки победы. — Но сначала — скажи, как мне помочь Маргарет.

— Ты клянешься, что после того, как я тебе помогу, наш уговор останется в силе?

— Да. Я клянусь тебе, Ариадна, — нехотя кивнул граф. — Так в чем же спасение Маргарет?

— Вот тут ты, конечно, меня разочаровал, — девушка с укоризной покачала головой. — Поверить не могу, что ты до сих пор не догадался.

— О чем я не догадался? Я видел нечто в своем замке! Какого-то духа, полагаю. Но откуда мне знать, как с ним бороться? — оскорбился граф.

— Элжи… бороться нужно было не с ним. А с его источником.

— Источником… — словно эхо повторил за ней граф.

— Мачеха. Она источник.

— И что мне сделать с ней? — встрепенулся мужчина, готовый уже на все.

— С ней? Ничего, — Ариадна рассмеялась. — Ее кулон — вместилище. Зло и черное колдовство таится в нем. Он уже был использован единожды для убийства.

— Отца Маргарет, барона, — догадался Элжерон.

— Может быть, этого я не знаю. Я рассказываю тебе только то, что ощущаю, что понимаю. В кулоне какое-то зло. Оно темное и пугающее, но не слишком сильное. Оно питается кровью.

— Что… — у графа перед глазами вдруг пронеслись все те странные ситуации, которые происходили в его замке за последние несколько дней. Филиппина на кухне ночью. Она искала какой-нибудь источник крови. Остатки мяса, или что-то в этом роде. Порезанные лошади. И, в конце концов…

— Когда она поняла, что ей в твоем доме не найти так легко кровь, она начала питать его своей, — подтвердила догадки графа его собеседница. — Оттого ей так плохо в последнее время. Ты ведь не видел ее ноги? Уверена, заставь ты ее задрать юбку — и тебе откроется вид не только на старушечью дряблую кожу, но и на множественные порезы. Зло, которое она направляет против своей падчерицы, ненасытно, и сейчас, перед последним днем, оно затребовало особенно много крови, чтобы набраться сил и нанести последний, смертельный удар.

— Как это остановить?! — воскликнул граф, вскакивая с кресла, готовый мчаться обратно в замок.

— Уничтожь кулон. Это легко сделать. Сначала открой его, вылей всю ту кровь, которой его питали на протяжении года. И он тут же потеряет силу. А следом — разрушь его вместилище. Просто сломай безделушку. Видишь — это было довольно легко. Будь ты подогадливее, справился бы и сам.

Элжерон тут же бросился к двери, но был ловко пойман за локоть и вынужденно остановился, бросив раздраженный взгляд на девушку.

— Ты обещал, — напомнила она. — Наш уговор в силе. Не вздумай сбежать от меня или увильнуть. Ты мой на год. И год будешь жить со мной и делать все, что я тебе прикажу. Мне нужно это потомство. Потом, так и быть, покатишься на все четыре стороны. Может даже к своей Маргарет, если она тебя примет.

— Я понял, — процедил сквозь зубы мужчина. — Отпусти меня, пока не стало слишком поздно. Иначе уговор будет расторгнут.

Пальцы тут же исчезли с его руки.

— Я жду тебя, Элжи, — донесся нарочито-певучий голос ему в спину, пока он пробирался сквозь узкий лаз назад, на свободу, туда, где его ждал преданный Тиберий, готовый в мгновение ока доставить его обратно к Маргарет, так отчаянно ожидающей его возвращения.

Глава 18

— Филиппина! — взревел Элжерон, распахивая настежь двери своего замка. — Франческа, где она?!

— В комнате молодой девушки, — тут же ответила паучиха, появившись на стене, словно отделившись от темноты угла и сформировавшись рядом со своим хозяином.

— Отлично, — процедил граф сквозь зубы. — Сейчас она получит по заслугам.

Элжерон взлетел по лестнице на третий этаж и открыл двери спальни Маргарет, тут же встретившись взглядом с Алисой. На ее лице отпечаталась искренняя печаль и отчаяние. Завидев графа, она испуганно отшатнулась, позволив ему войти в комнату.

В спальне стояла мертвая тишина. Ставни вновь были заперты, несмотря на то, что прохладный воздух, по мнению Элжерона, должен был несколько облегчить мучения баронессы. Но мрак, растекшийся по потолку, все так же был на месте, и Элжерону показалось, что он стал даже еще гуще, будто грозовые тучи, вот-вот готовящиеся разразиться убийственной бурей на головы присутствующих.

— Сэр… мы уже послали за священником…. - безжизненным голосом произнесла Алиса. У кровати раздался тихий всхлип, и Элжерон увидел свою цель, драматично лежащую на предсмертном ложе своей падчерицы.

— Как хорошо, — процедил сквозь зубы граф, — мне сейчас не помешает проповедь о нарушении заповеди "не убий".

Он размашистым шагом подошел к Филиппине и подхватил ее за предплечье, заставив встать на ноги под изумленное аханье женской половины прислуги, что находилась в комнате.

— Отдайте кулон. Немедленно, — прорычал Элжерон, из последних сил пытаясь держать себя в руках. Вот она, его цель, источник всех его бед, и бед несчастной Маргарет. Змея, которую она пригрела на груди по доброте душевной и из ностальгических побуждений. И вот, как эта дрянь отплатила своей падчерице: убив ее родного отца, и почти сведя в могилу ее саму! Маргарет тихо, едва слышно застонала, заставив графа задрожать от ярости. — Отдай чертов кулон, сейчас же! — заорал он на женщину, видя, что она даже не шелохнулась.

— Граф, Вы делаете мне больно! — пискнула Филиппина, пытаясь высвободить руку. — Зачем Вам мой кулон? Это просто украшение, что дорого моему сердцу!

— Еще одно слово — и я вырву из груди это твое сердце и сначала проверю, не черное ли оно, а затем раздеру его на части собственными руками у тебя на глазах, — прошипел Элжерон ей в лицо. — Отдавай сама, быстро, или я его отберу!

— Сэр, успокойтесь! — воскликнула Алиса, обеспокоенная происходящим. — Что же Вы делаете! Оставьте бедную женщину, у нее и так горе!

— Она и есть источник этого горя, и оно вовсе не ее! — граф вцепился в руку Филиппины, которой она пыталась прикрыть спрятанное под тканью пышного синего платья ожерелье.

— Сэр, остановитесь! — закричала уже и Виолетта, бросившись на помощь женщине.

— Отойдите все от меня! — закричал на них Элжерон. — Он взмахнул свободной рукой — и прислуга испуганно отпрянула. Он сам не знал наверняка, как именно он на них воздействовал, но теперь они молча пучили на него глаза, забившись в угол комнаты и не рискуя приблизиться. — Теперь дай сюда этот чертов кулон!

— Нет, не трогай его, сумасшедший! — вскрикнула Филиппина, отчаянно борясь с графом. Тот не выдержал и толкнул ее на кровать Маргарет. Женщина инстинктивно взмахнула руками — и Элжерону удалось схватить цепочку на ее шее. Он дернул ее на себя, грубо срывая украшение. Золотой овал блеснул у него в руке. Элжерон невольно безумно рассмеялся, радуясь первому шагу в в спасении Маргарет.

Граф загнал ноготь в едва различимую щель меж двух половинок кулона, но он не поддался. Не сдвинулся даже на миллиметр, не соглашаясь открываться. Элжерон остервенело шкрябал его, но так и не смог вскрыть руками, и повернул его второй стороной, увидев на ней небольшое углубление в виде воронки.

— Как открыть это?! — заорал он, тряся перед лицом Филиппины кулаком с зажатым в нем кулоном. — Отвечай мне немедленно!

— Он не открывается, — дрожащим голосом ответила женщина. — Его нельзя открывать…

Граф схватил с тумбочки ножницы, которыми, по-видимому, резали бинты. Он вогнал тонкое лезвие в щель вновь, беря чертово украшение на излом. Золото, такой мягкий металл, начал искривляться под его грубым давлением. Элжерон нажал сильнее — и лезвие ножниц с хрустом вонзилось внутрь, очевидно, что-то ломая. Створки с громким щелчком раскрылись, вселив в Элжерона надежду на победу.

Из украшения что-то хлынуло на одежду графа. Он ошарашенно уставился на поток, изливающийся на него так, словно он держал в ладони не крошечное украшение, а целое ведро. Он вдруг понял, что это была кровь. Нескончаемые потоки крови лились на его рубаху и штаны, пока Элжерон не додумался отвести украшение в сторону. Поток завершился так же резко, как и начался, и в последнюю очередь из кулона выпала прядь волос, которую Элжерон едва успел подхватить. Она была черного цвета.

Маграрет внезапно протяжно застонала, отчего Элжерон вздрогнул. Он вскинул глаза, с изумлением уставившись на то, как вся та черная масса, облепившая комнату со всех сторон, начала дрожать, словно в безумном испуге, и стекать на пол. Юная баронесса изогнулась на кровати, и вдруг от нее отделилась черная огромная тень. Она с воем поднялась, впитывая в себя остатки мрака со стен — и вот она уже стоит перед Элжероном, высотой до самого потолка, сгорбленная под гнетом своего предназначения, и пялится на него бездонными черными глазницами. Граф испуганно открыл рот, отступив на шаг, и повернулся к Алисе и Виолетте, забившимся в угол. Он лишь успел краем глаза заметить, как синее платье Филиппины промелькнуло мимо, и вылетело из комнаты.

— Вы видите? Теперь вы это видите?! — воскликнул Элжерон, указывая на тень.

К его удивлению, обе женщины синхронно замотали головами.

— Как же… — выдохнул граф, поворачиваясь к существу. Оно наклонило голову ниже и сделало к нему шаг. Элжерон вновь отшатнулся, понимая, что та кровь, которая питала его целый год, теперь вся была на его одежде. Он вспомнил, что Ариадна сказала уничтожить кулон, вместилище духа. Мужчина швырнул его на пол и начал в отчаянии бить по нему каблуком ботинка. Золото искривлялось после каждого удара, пока, наконец, не хрустнуло, разломившись пополам. Дух будто покрылся светлыми пятнами, как тонкий лед, готовый вот-вот растаять окончательно, едва это случилось.

— Убирайся! — крикнул на него Элжерон. И тот, будто послушав его, медленно растворился в воздухе. Комната осталась пуста. Не было мрака на потолке и стенах, и не было больше зла и предвкушения беды, которые Элжерон ощущал в последнее время. Он подобрал с пола осколки кулона, сунув их в карман, обернулся к прислуге и отдал им распоряжение: — Найдите Филиппину и приведите ее ко мне. Немедленно. Не дайте ей сбежать из замка!

— Слушаюсь, сэр, — дрожащим голосом пролепетала Алиса. К ее чести, она схватила Виолетту и потянула ее за собой прочь из комнаты, оставив Элжерона наедине с Маргарет.

Он тут же бросился к ее кровати, упав на колени. Он хотел взять ее за руку, но испугался, и так и не решился притронуться к ней, не зная, в порядке ли она теперь, после того, как источник ее проклятия был разрушен и изгнан.

Девушка медленно подняла руки, рассматривая их так, словно впервые видела. Элжерон тоже уставился на них, и увиденное даровало ему чувство облегчения. Те язвы, что начали уродовать и уничтожать ее тело, заживали на глазах, и ее кожа более не была словно полупрозрачной и голубого цвета.

— Элжерон… — выдохнула она, поднимая на него небесные глаза. Граф расплылся в улыбке, и она ответила ему тем же. — Элжерон, я чувствую тепло! Мне тепло! — она рассмеялась и схватила его за руку. Ее пальцы были теплыми и нежными на ощупь. — У тебя теплые руки! — с восторгом воскликнула она, заливаясь звонким искренним смехом. — Все кончилось!

— Да, — с глупой счастливой улыбкой пролепетал граф. — Я все сделал. Все, что смог. Теперь ты в порядке. Проклятия больше нет.

— Спасибо, Элжерон, — искренне произнесла баронесса, сжимая его ладонь в своих. В ее глазах блеснули растроганные слезы. — Большое спасибо. Это невероятно. Я уже была готова к к последнему причастию, эта боль… Я будто вся была в огне! Моя кожа… мне хотелось самой содрать ее с себя, лишь бы не ощущать более эту ужасающую агонию. Но ты, — она на мгновение осеклась, — Вы справились! Я не представляю, как Вы это сделали! Но… граф? Отчего же Вы весь в… крови? Что случилось? Вы ранены? — Маргарет села на кровати и взволнованно подалась к Элжерону, из-за чего он смущенно отпрянул.

— Я в полном порядке, не беспокойтесь. Прошу, Маргарет, отдохните немного. Мне нужно закончить еще одно дело — и тогда уже можно будет утверждать, что Ваша история закончилась счастливо.

— Еще одно дело? — удивилась девушка, но все же опустилась обратно на подушки. Элжерон невольно улыбнулся, любуясь впервые увиденным им румянцем на ее щеках. Ее волосы начали темнеть на глазах, и графу показалось, что еще пара часов — и от их лилейного цвета останутся лишь воспоминания.

— Я велю сменить Вам постель, — произнес Элжерон, поднимаясь и с горечью отпуская ладонь девушки. — Негоже Вам лежать на грязных простынях. Лучше изничтожить остатки Вашей хвори окончательно, — он нахмурился и пошел к дверям.

— О чем Вы? — спросила ему в спину Маргарет.

Элжерон не дал ей ответ, и вышел в коридор. Здесь наконец-то было светло. Солнечный свет из окна отражался на потолочной паутине, и более не было ни намека на посторонних сущностей, что привела с собой Филиппина, которую граф с большим удовольствием сейчас бы нашел и попытался бы с ней относительно спокойно побеседовать.

Он дошел до лестницы, намереваясь спуститься на первый этаж, но встретил Алису.

— Почему ты здесь? — поинтересовался Элжерон.

— Там внизу… — пролепетала горничная, — …женщина.

— И что? Где Филиппина?

— Я не знаю, где миссис Кинсрайт, но та женщина… она требует Вас.

— Скажи, чтобы подождала, — раздраженно посоветовал граф. — А еще лучше — отошли ее туда, откуда она явилась.

— Сэр, она странно выглядит. Она почти обнажена, и ее кожа словно местами покрыта чешуей, — казалось, что из-за последних событий в замке бедная Алиса уже была на грани истерики. Услышав ее слова, Элжерон внутренне похолодел.

— Какого черта? — он встрепенулся и нервно взглянул на лестницу, понимая, что бежать ему было некуда. — Какого ж черта она пришла сюда?

Элжерон стремительно обогнул Алису, не обращая более на нее внимание, и спустился на один этаж. Он в задумчивости остановился перед лестницей, не ведая, что делать дальше. Зачем было Ариадне приходить в его замок? Граф решил пройти долгим путем до холла, и свернул в коридор. Он прошел в полной тишине по мягкому ковру, скрадывающему его шаги. В задумчивости взглянул на старые гобелены на стенах, и на пустые доспехи. Значит, всего этого, и своего дома он лишится на целый год. Пройдя этим путем, он лишится всей своей старой жизни. Больше никогда и ничего не будет, как прежде. Ему было так жаль оставить все это позади. Свою жизнь, любимый и надежный дом. Цена за выздоровление Маргарет была несоизмеримо огромной…

Элжерон неспешно вошел в танцевальный зал, намереваясь пересечь его. Он сразу же увидел синее платье Филиппины у стены. Женщина привалилась к ней, тяжело дыша.

— Что, кормежка демона твоей кровью неплохо ударила по здоровью? — с насмешкой в голосе поинтересовался Элжерон, останавливаясь у камина, не желая приближаться к Филиппине.

— Да что ты, юнец, можешь понимать? — выплюнула в его адрес женщина. — Ты, живешь в этом замке, имеешь титул графа. Владеешь двумя деревнями! А что я? Что оставалось мне?!

— Всепоглощающая жадность, я полагаю, — холодно произнес Элжерон. — Неужто Маргарет и ее отец так плохо относились к тебе, что ты решила убить всю семью?

— Тогда их титул перешел бы ко мне! Пока оставалась Маргарет, эта глупая наивная девчонка, липнущая к людям, как муха к меду, наследство барона никоим образом меня не касалось, и все, что мне оставалось — довольствоваться ее "милостью", словно какая-то побирушка!

— Несомненно, убийство — это лучший вариант развития событий, — граф прищурился, размышляя над тем, что же ему стоит предпринять. Ведь даже если вызвать сюда представителей закона… что он им предъявит? Свои мистические догадки? Как бы хорошо к нему ни относились в деревнях, заявление, что Филиппина наслала на юную баронессу злого духа, чтобы извести ее, а предварительно провернув это дело с самим бароном, звучало бы крайне абсурдно.

— Вот ты где, Элжи, — раздался мелодичный женский голос, от которого графа передернуло.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, обращаясь к Ариадне. Она легкой изящной походкой вышла в центр комнаты и остановилась. Филиппина, едва заметив ее, начала поспешно креститься. Очевидно, вид ее голых бедер, покрытых чешуей, ввел ее в замешательство.

— Это демон?! — истерично взвизгнула женщина, пялясь на гостью.

— О, а вот и зачинщица всего безобразия, — усмехнулась Ариадна. Она скрестила руки на груди и усмехнулась, смерив Филиппину уничижительным взглядом. После этого она перевела его на Элжерона. — Я пришла за тем, что мне было обещано.

— Ты не могла бы прийти попозже? Мы не обсуждали сроки, — процедил сквозь зубы Элжерон, чувствуя, как у него начинают гореть уши.

— Отчего же ты не хочешь пойти сейчас? Ты не хотел, чтобы твоя прислуга узнала, какова была цена выздоровления девочки? Считаешь это постыдным, верно? Можешь не отвечать, я знаю, какой ты, Элжи. И знаю, что ты бы не пришел ко мне сам, не заявись я сюда.

— Я приду. Чуть позже, — настойчиво повторил граф, надеясь, что ему удастся выпроводить гостью.

— Элжерон? — донесся до него испуганный голос Маргарет за спиной. Тот вздохнул и потер ладонью лоб.

— Зачем Вы встали? — тихо спросил он, не оглядываясь на девушку, но чувствуя, что она подошла к нему.

— Ну надо же, все собрались в этой комнате! — всплеснула руками Ариадна.

— Кто это? — удивилась баронесса.

— Я Ариадна, — представилась та. — Я пришла за Элжи.

— Что? — Маргарет подняла на графа глаза, полные недоумения.

— У нас был уговор, — легко ответила Ариадна. Элжерон открыл рот и замотал головой, но она лишь рассмеялась и продолжила. — Элжи пришел ко мне за помощью. Я рассказала ему, как спасти тебя. Теперь он пойдет со мной. Всего лишь на какой-то годик. Снимет с себя всю эту высокомерную спесь — и вернется домой. Мне он пригодится. В хозяйстве, знаешь ли, — Ариадна залилась издевательским смехом, пока Элжерон прятал глаза, не зная, куда девать себя от раскрывшегося позора.

— Это так? — с грустью в голосе спросила баронесса.

— Это уже не имеет значения, — холодно ответил мужчина. — Что сделано — то сделано.

Баронесса внезапно схватила его за локоть, потянув на себя.

— Помните, я говорила Вам, что Вы не в состоянии свершать деяния, что могут полностью изменить Вашу жизнь? — произнесла она. — Так вот, это не то деяние, что Вам нужно делать. Менять жизнь и рисковать нужно, но так, чтобы Вы понимали, что от этого Вам будет хорошо, и это то, чего Вы желаете. Подумайте сейчас, Элжерон. Будет ли Вам хорошо в будущем оттого, что сейчас Вы уйдете с этой странной женщиной?

— Нет… — тихо ответил граф, не задумываясь.

— Это еще что такое? — возмутилась Ариадна, услышав их разговор. — У нас был уговор! Ты поклялся мне! Я выполнила свою часть сделки!

— Элжерон, Вы не обязаны были обещать свою жизнь взамен на мою! — воскликнула Маргарет, прильнув к его боку. — Это была самая большая глупость, что Вы могли совершить! Я не желала Вам зла, не хотела, чтобы с Вами приключилось такое!

— С ним ничего плохого не будет. Лишь помощь мне, — фыркнула незваная гостья.

— Ничего хорошего меня не ждет, если я пойду с тобой, — ровным голосом ответил Элжерон. Он и сам понимал это. Знал, что с ним случится, и во что превратится его жизнь.

— Но ты дал слово! — Ариадна начинала откровенно гневаться. Граф заметил, как в ее глазах вспыхнуло злое пламя. Граф незаметно толкнул Маргарет себе за спину и начал оттеснять ее к камину, чувствуя исходящую теперь от гостьи опасность.

— Я его забираю обратно, — уверенно и громко произнес он. — Маргарет права. Ты просишь у меня слишком многого. Излишне многого. Ты испортишь мое будущее, а взамен я получил лишь кроху информации. Тебе даже ничего не пришлось делать! Забирай те земли, о которых я говорил. Они целиком твои, пользуйся на здоровье. Но свои проблемы дальше ты будешь решать сама. Если ты захочешь уехать — я помогу тебе. Найду способ это организовать. Но с тобой я никуда не пойду. Много людей зависит от меня и от моего присутствия здесь, в замке. И многие пострадают от того, чего желаешь получить ты с помощью меня. Я не стану вредить своим ради тебя. Я все сказал, Ариадна. Я благодарен тебе за помощь. Но теперь — уходи.

— Ах вот, как ты запел, когда твоя птичка поправилась, — прошипела девушка, подавшись к Элжерону. — Теперь ей ничего не угрожает, и ты снова стал смелым, да? ты весь в своего чертового отца, — со злостью выплюнула она. — Он тоже нарушил свое слово, данное моему. И он расплатился. Расплатился жизнью твоей матери! Но я не совершу такой ошибки, мне нет дела до девчонки. Меня оскорбил ты. И я разберусь с тобой лично!

Ариадна взмахнула руками, срывая с себя и без того скудные одеяния. Элжерон сделал к ней шаг и опасливо затараторил.

— Нет, Ариадна, послушай меня, давай все же договоримся иначе?

— Поздно договариваться! — прорычала девушка.

Ее лицо словно удлинилось, ощерившись двумя рядами острых зубов. Чешуя, что была лишь на бедрах, теперь покрыла все тело, с каждым мгновением все больше меняющее свой облик на звериный. Руки обратились мощными лапами с острыми когтями, что оставили глубокие царапины на каменной плитке танцевального зала. До этого изящный покатый лоб усыпало множество рогов. Спина изогнулась и покрылась длинными острыми шипами, закончившись длинным хвостом с утолщением на конце, похожим на булаву. Еще мгновение — и перед Элжероном представо огромное прекраснейшее существо высотой до потолка. Из угла донесся истошный душераздирающий визг Филиппины, у которой, похоже, не хватило ума ретироваться из зала еще в начале диалога.

— Этот замок, этот чертов замок на холме — жилище наших врагов, — взревело существо. — Я Ариадна, последняя из лесных драконов, и я уничтожу его, и его владельца, сына предателя и обманщика нашего рода!

Она взмахнула тяжелым хвостом, затянутым в блестящую чешую коричневого цвета, и ударила им в стену, обрушив ее с невероятным грохотом, который заглушил визг Филиппины. Элжерон укрыл Маргарет от разлетевшихся во все стороны осколков, и бросил взгляд на пролом, из которого теперь дул холодный ветер. Из-под обломков он с ужасом заметил выглядывающий кусок ткани синего цвета.

— Ариадна, ты с ума сошла! — закричал граф. — Прошу, успокойся! Вернись в человеческую форму! Ты опасна в таком виде для окружающих и для себя!

— Ты ничтожество! — прорычала Ариадна. — Трусливый человечишка!

Она сделала несколько шагов к графу, и тот был вынужден отступить, толкая Маргарет на стену за камином, надеясь защитить ее от беснующегося зверя. Взгляд упал на каминную полку, на красный камень, инкрустированный в рукоять древнего меча.

— Ариадна, не усугубляй ситуацию! — крикнул Элжерон. — Ты еще можешь остановиться! Я прощу тебе эту чертову проломанную стену! Не доводи меня до греха! Я не хочу вредить тебе, защищая свой дом и обитателей замка!

— Ты! Ты смеешь угрожать мне?!

Дракон подняла голову и издала оглушающий рев, от которого задрожали стены. Маргарет не выдержала и закричала за спиной у Элжерона. Он понял, что обратного пути больше не было. Ариадна окончательно потеряла людской облик, и ничто теперь ее не остановит. Рука сама потянулась к стойке и схватила старый меч. Ариадна опустила голову и, раскрыв пасть, бросилась на графа. Тот обхватил рукоять тяжелого оружия двумя ладонями и зажмурился, выставив его перед собой. Он никогда не занимался фехтованием, а те немногие разы, что он держал в руках меч, были в детстве, когда он представлял себя благородным рыцарем, и это оружие было неотъемлемым атрибутом настоящего героя, такого, что был достоен защитить прекрасную принцессу от злого дракона. Элжерон почувствовал сильный толчок, отдавшийся ему в плечи. В лицо ему дохнуло горячее дыхание. На руки что-то потекло, и граф испуганно распахнул глаза, не веря увиденному.

— Нет… — выдохнул он.

Прямо перед ним была раззявленная драконья пасть, огромная, с неисчислимым количеством зубов. И его меч, пронзивший эту пасть насквозь, конец которого теперь блестел кровью где-то из макушки существа, чьи глаза тут же потухли, потеряв последние капли жизни. Дракон медленно завалился назад, и меч сам выскользнул из пасти. Пальцы Элжерона ослабли. Оружие выпало из них, со звоном упав на пол. Дракон с глухим стуком рухнул рядом. Его тело начало меняться, съеживаясь, уменьшаясь, теряя мелкие блестящие частицы, пока перед графом не осталась девушка, лежащая в луже крови. Элжерон упал рядом с ней на колени, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Он осторожно приподнял ее за плечи, положив себе на колени.

— Прости меня… Прости, Ариадна. Я не хотел этого, — прорыдал Элжерон, прижимая к себе бездыханное тело. Внезапно оно начало расслаиваться, распадаясь на мелкие чешуйки, легче воздуха. Еще мгновение — и порыв ледяного ветра из пролома в стене одним дыханием развеял прах существа, оставив графу лишь пустоту в ладонях. Он прижал руки к глазам, оплакивая потерю, пожираемый изнутри чувством стыда и омерзения к самому себе. — Я убил ее… Как я мог, я ведь должен был сохранять жизнь, блюсти и воспевать ее… А я… я… Прости меня, Ариадна…

Ладоней Элжерона коснулись чьи-то теплые руки, и он услышал мягкий голос:

— Граф, взгляните на меня.

Он замотал головой, судорожно всхлипывая, оплакивая потерянную жизнь, отнятую его собственными руками.

— Элжерон, прошу, посмотрите на меня! — настаивал голос. Мужчина нехотя отнял ладони от лица и поднял покрасневшие глаза на Маргарет.

— Оставьте меня, — прошептал он, судорожно вздохнув.

— Нет, граф, выслушайте, — баронесса положила ладони ему на предплечья и чуть встряхнула. — Вы зря себя корите и убиваетесь. Вы победили! Вы победили огромное чудовище!

— Ты ничерта не понимаешь, Маргарет! — внезапно пришел в ярость Элжерон. — Нет победителей, если есть смерть! Не она была чудовищем, а я! Я монстр! Я… я убил, возможно, последнего дракона! Давным-давно не было слышно ничего об этих существах в других точках мира, и я… это моя вина…

— Вашей вины ни в чем нет! — возразила Маргарет, мягко касаясь ладонями его щек, ласково вытирая позорно льющиеся слезы. — Неужели Вы не видите, что Вы всего лишь защищали свою честь, меня, свой замок, в конце концов?

— Нет, нет, замок — это лишь материальное, что есть материальное по сравнению с жизнью, что я отнял… — скороговоркой пробормотал граф.

— Хорошо, коли так желаете найти крайнего, то вините во всем меня! — надменно произнесла баронесса, отнимая ладони от его лица. — Ведь если бы не я, если бы я не приехала в этот замок, не уговорила Вас помогать мне, в Вашей жизни ничего бы не изменилось, и Вы сейчас не сидели посреди руин, словно разрушенная тяжелым ударом статуя!

Элжерон глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки.

— Негоже перекладывать ответственность за свои действия на других, выискивая возможные источники там, где их нет… — ровным голосом произнес он.

— Ах, граф! — всплеснула рукамиМаргарет. — В конце концов, Вы спасли две жизни ценой одной! Возможно, понимание этого Вас немного утешит.

— Не одной… — покачал головой Элжерон и указал на обломки стены, под которой виднелась часть платья Филиппины, и медленно растекалось пятно цвета выдержанного вина.

— Матушка! — в отчаянии воскликнула Маргарет и бросилась было к обломкам, но Элжерон успел поймать ее за руку и потянуть на себя, останавливая.

— Нет, стой, тебе нельзя туда сейчас, потолок может обвалиться, да и спасать там уже некого! — Элжерон настойчиво прижал к себе вырывающуюся девушку, не позволяя ей так глупо пожертвовать собой ради того, кого было не вернуть. И кто не был этого достоин.

— Но я должна! Матушка! Я должна помочь ей!

— Она не мать тебе! — рявкнул ей на ухо Элжерон, ощущая, как сожаление и муки совести сменяются праведным гневом. — Она лишь твоя мачеха, и это она наслала на тебя ту странную болезнь, от которой я тебя избавил! Она тебя прокляла! — Элжерон выдернул из кармана брюк остатки кулона и, открыв, ткнул его в руки Маргарет. — Узнаешь? — спросил он.

— Это же… мои волосы, до болезни, — растерянно произнесла девушка, вытаскивая спутанный локон. — И это ее кулон. Кулон, который подарил ей отец, и который она никогда не снимала. Но как же так? Почему она это сделала? — Маргарет подняла на Элжерона глаза, в которых стояли слезы непонимания и обиды. — Я ведь все для нее делала… Я поддерживала ее после смерти отца больше, чем она меня. Я старалась быть для нее идеальной дочерью, которой у нее никогда не было. А она… желала моей смерти? За что? — всхлипнула девушка.

— Да плевать ей было на то, как ты себя ведешь и какая ты! — осерчал на эту наивность граф. — Ее не заботило, что ты милая, добрая, образованная и нежная девушка. Ее интересовало исключительно наследство и титул, которые перешли бы к ней после твоей смерти!

— Вы правда так думаете? — спросила Маргарет, несколько успокаиваясь.

— Конечно. Ты пригрела змею у себя на груди. Мне очень жаль, — граф нахмурился, не зная, как утешить девушку. — Она повсюду ездила за тобой, поскольку проклятие, привязанное к кулону, могло ослабеть и дать тебе выздороветь, а затем ей пришлось бы все начинать сначала и терять время, коего у нее было не слишком много.

— Я говорила про то, что Вы сказали обо мне, — щеки баронессы очаровательно порозовели, и она смущенно отвела взгляд.

— О, простите меня, — Элжерон вздрогнул, приходя в себя. — В пылу я пересек некоторые границы и наговорил лишнего, поведя себя неучтиво. — Он разжал руки, отпуская девушку и поднялся, помогая ей также встать на ноги. — Надеюсь, я не оскорбил Вас своей резкостью, — с сожалением добавил граф.

— Нет, что Вы, отнюдь, — ответила Маргарет с легкой улыбкой, в которой, впрочем, Элжерон услышал разочарование.

— Что ж, в таком случае я бы предложил Вам подняться наверх и отдохнуть после всего, что здесь произошло. — Элжерон окинул взглядом руины, оставшиеся от зала. — Мне же предстоит много работы по восстановлению повреждений, — обреченно вздохнул он, имея в виду не только обрушившиеся стены.

Глава 19

Гостиная мягко прогревалась уютным камином, что похрустывал тщательно наколотыми поленьями. Элжерон сидел рядом с ним в кресле, рассеянно глядя пустым взглядом на шахматную доску, на которой не стояло фигур, и слушал, как в отдалении, на втором этаже, стучали инструментами рабочие. Граф нанял их в Абердине, и по их словам, еще несколько дней — и стена будет восстановлена, и получится даже лучше, чем старая. От Элжерона требовалась лишь солнечная погода, или хотя бы отсутствие осадков на время строительства. Впрочем, пока что ему не пришлось применять свои силы. Погода стояла ясная и теплая. Весна развернулась в полную силу, словно кто-то распахнул двери ее клетки, и теперь она вволю могла танцевать на заснеженных лугах, стаптывая остатки зимы до самой земли и пробуждая жизнь.

За последние два дня произошло так много всего, что Элжерон никак не мог это воспринять. Отец Андрес прибыл настолько быстро после гибели Ариадны и Филиппины, словно стоял под дверями замка и дожидался подходящего момента, чтобы войти. И по его глазам можно было прочесть, что он готов возложить на графа грех убийства женщины. Будто она сам развалил ту злосчастную стену, чтобы она пренепременно упала прямо на нее. Видимо, это было из-за выражения лица Элжерона, ведь он все еще был шокирован, но не смертью Филиппины, а тем, что он сотворил собственными руками с бедной Ариадной.

К удивлению графа, и Маргарет, и вся прислуга встали на его сторону. Когда прибыла полиция, все в один голос заявили, что это был несчастный случай, а про Ариадну и вовсе никто не упоминал, будто ее и не было никогда. С одной стороны, Элжерон был рад понять, насколько много близких и дружных людей его окружало, но с другой, он ощутил себя преступником, а всех окружающих — соучастниками преступления, что покрывали его. Вновь и вновь на него накатывала волна стыда и отвращения к самому себе, он проигрывал в голове это событие и думал, думал, думал… Размышлял, не лучше было бы пожертвовать, в конце концов, собой в этой ситуации. И не стало ли произошедшее актом крайнего эгоизма. Ведь он всегда был болезненно альтруистичным, и его поступок пошатнул его отношение к самому себе.

Похороны прошли быстро. Маргарет отчего-то пожелала захоронить Филиппину на кладбище церкви отца Андреса, а тот согласился провести отпевание. Власти Абердина пошли Элжерону навстречу и выдали все необходимые бумаги в связи со смертью женщины, которые позволили бы Маргарет вернуться в Лондон без каких-либо вопросов, подозрений и косых взглядов в ее сторону. Во время похорон она тихо плакала на плече графа, сминая в руках деревянные четки, а он молчал, поджав губы, чтобы не высказать то, что он думал насчет ее беспочвенной скорби. Все же, любовь имеет разные формы и проявления, и если ее была таковой, он не смел ей перечить.

Отец Андрес провел службу со всей старательностью на которую был способен, но по его глазам Элжерон видел, какое мнение он имел по поводу произошедшего. Кроме того, он заметил, как священник что-то нашептывал одному из полицейских, прибывших в замок, но судя по тому, как страж порядка кривился, его слова были для него лишены смысла. Да и никто не выдвинул ни одного обвинения в адрес графа, так что можно было считать, что происшествие не создало для него особых проблем.

Вернувшись с похорон, Элжерон сразу же отправился в жилище Ариадны. В одиночестве. Он никому не позволил идти с собой, и никому не сказал, куда он собрался. Едва войдя в ее дом, он залился слезами раскаяния. Здесь все еще стоял запах его владелицы. Эти травы у стен, дурацкий череп, из-за которого граф на мгновение задумался, надо ли его хоронить или нет, но в результате решил, что в этом нет нужды, остатки еды в котелке у очага.

Он обошел все три комнаты, тихо ведя беседу с Ариадной, прося у нее прощения, надеясь, что где бы она ни была, она бы его услышала. К сожалению, граф не нашел никаких книг, которые могли бы ему пригодиться. Элжерон застелил простую постель, покрытую мягкой сухой травой, и положил сверху остатки платья, что подобрал на полу танцевального зала. Ведь никто не должен был узнать, что у него была гостья, которая исчезла неизвестно куда. Элжерон аккуратно разложил платье, будто его собирались с минуты на минуту надеть, и, с трудом пройдя сквозь узкий лаз, запечатал его при помощи своих сил снаружи так, чтобы никто и никогда не смог его найти, скрыл под толстыми корнями деревьев, грудой камней и мягким зеленым мхом. Так он решил для себя, что создаст место упокоения Ариадны, ее гробницу. Ее подземный дом. Пристанище, в котором ее никогда не потревожат. Граф в последний раз проглотил слезы, попросил у дракона прощения — и вернулся в свой замок, где предпочел максимальное уединение.

Он избегал прислуги, почти не выходил из своего кабинета. Убийство, совершенное его руками, давило на него тяжелым гнетом, и он не знал, как скоро лечебное время поможет ему избавиться от этой тяжести на душе. Он решил просто подождать, а как будет пора — вновь заняться делами своих деревень. До тех пор у него не осталось ничего, что требовало бы его немедленного вмешательства.

Но главное — пришло время Маргарет уезжать…

В дверь гостиной настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения войти, распахнули ее.

— Сэр, вы не можете продолжать тут прятаться, — с укором в голосе произнесла Алиса.

— Я и… не прячусь, — отрешенно ответил Элжерон, взмахнув рукой и даже не повернувшись к своей горничной. — Если бы я хотел спрятаться… Я бы был в рабочем кабинете в подвале…

— Вы там были вчера.

— …или на чердаке у Франчески…

— А там Вы были позавчера с вечера и до самой ночи.

Элжерон рассеянно почесал макушку, не зная, что и ответить.

— Но теперь-то я в гостиной. Это довольно открытое место. С окнами. Без паутины.

— Сэр, я говорю о том, что Ваша гостья готова отправиться в путь. И она хотела бы с Вами попрощаться.

— Я не уверен, что это необходимо, — холодно произнес Элжерон.

— Мне передать ей, что она может уезжать?

— Нет! — воскликнул мужчина. — Скажи, что я выйду через пару минут. Мне нужно…

— Я думаю, она подождет, — с добротой в голосе произнесла Алиса. Дверь за ее спиной тихо притворилась, но Элжерон не смог остаться наедине со своими испуганными мыслями, поскольку из угла вылезла Франческа.

— Не сиди тут, сходи попрощайся, — сказала она. — Все же, она твоя гостья. Это так невежливо.

— Я не могу, — тихо произнес Элжерон дрожащим голосом. — Как я… пойду туда? Что я скажу? Прости-прощай, я был рад познакомиться, но хватит, езжай домой?

— Попробуй предложить ей остаться, — легко обронила паучиха.

— Ох, не говори глупостей, — пробормотал граф, поднимаясь со своего кресла. — Будь здесь, если ты не против. Она все же тебя опасается.

— Опасается? Мы с ней уже попрощались! — весело отозвалась Франческа, забегая на потолок.

— Как так? — удивился граф, уже стоя в дверях. — Она поняла тебя?

— Не думаю. Но сказала, что я необычная, большая и блестящая. И велела за тобой присматривать. Так что я пришла сказать тебе, чтобы и ты к ней сходил.

Элжерон покачал головой и вышел в коридор. До холла было не так далеко, граф отсюда услышал тихий голос Алисы и задорный смех Маргарет. Теперь она смеялась. И она делала это легко и открыто. Элжерон даже представить не мог, какое бремя она с себя сбросила после выздоровления. Он через силу, на негнущихся ногах вышел к своей гостье, готовой отправиться в обратный путь.

Маргарет тут же повернулась к нему и мило улыбнулась.

— Спасибо, что все же решили выйти, — произнесла она с долей насмешки в голосе. Будто ее забавляло то, что Элжерон не мог смириться с той мыслью, что она уезжает, что его это мучило по непонятной причине. Он подошел к девушке и отвесил ей легкий вежливый поклон, сохраняя каменное выражение лица.

— Надеюсь, пребывание в моем замке было не слишком неприятным для Вас, учитывая все обстоятельства.

— Ну что Вы, все, что я могу ощущать — это невероятную благодарность к Вам абсолютно за все, что Вы сделали. Вы первый человек, который так глубоко проникся моей проблемой, понял ее, поверил мне. Не буду спорить, ее разрешение стало печальным… — Маргарет на мгновение отвела глаза, теребя юбку черного платья, — но можно считать, что Вы открыли мне глаза. И я хотела бы поблагодарить Вас за организацию похорон, за оформление документов. Без Вас мне бы было сложно. Ведь Лондон так далеко. Что бы я тогда предпринимала? — девушка пожала плечами.

— Я рад, что мой замок стал для Вас крепостью, в которой Вы переждали самую большую бурю в Вашей жизни, — кивнул граф.

— Верно. Надеюсь, это и вправду было худшим, что могло произойти со мной. И только благодаря Вам я все обошлось. Я никогда не смогу найти слова, чтобы выразить Вам всю ту благодарность, что я ощущаю. Но, боюсь, пришла пора прощаться.

Маргарет подняла глаза и внимательно посмотрела на графа. Словно она чего-то ждала. Элжерон замялся, тут же разнервничался, ощущая в горле какой-то ком, не дающий выдавить из себя ни слова. И он ни за что не смог бы произнести тех слов, что на самом деле хотел, а не должен был, желая ей хорошо добраться домой. Маргарет внезапно вздохнула и отошла от него на шаг, сделав вежливый книксен.

— Счастливо оставаться Вам, граф МакЛавингтон, — сказала она.

— Доброго пути, — наконец, изрек Элжерон то, что обязан был, а не желал.

Девушка еще мгновение постояла перед ним, и граф, наконец, в отчаянии подался к ней, понимая, что это последние мгновения, что он ее видит, но баронесса отступила и едва заметно качнула головой, после чего развернулась и зашагала к двери, возле которой стояла крайне посмурневшая Алиса.

Взявшись за дверную ручку, девушка остановилась.

— И, Элжерон, — она на мгновение оглянулась на него, заставив его сердце пропустить удар.

— Да?

— Постарайтесь, чтобы Ваших почтовых голубей больше не ели, — с широкой улыбкой сказала она.

Элжерон только смог с трудом заставить себя кивнуть, и едва увидел, что девушка повернулась к двери, сам отвернулся и зашагал обратно в гостиную. Он не видел, как Маргарет прибыла в его замок. И не хотел видеть, как она его покинет, сядет в дилижанс, а тот растворится в дали. Словно это зрелище пошатнет его разум и самообладание, и он больше никогда не найдет для себя покоя. Он только услышал, что хлопок закрывшейся двери совпал с ударом его каблука по каменному полу. Граф ворвался в гостиную и запер ее, желая сейчас побыть один. Он потер лицо ладонями, чувствуя отчаяние и горечь. Стянул с себя пиджак, бросив его на кресло. Прошел по кругу комнаты несколько раз, не в состоянии заставить свои ноги остановиться. В конце концов, он упал на пол перед камином и уставился на его пламя, поджав губы и прикусив их изнутри, не позволяя себе сорваться.

— Уехала? — спросила Франческа, подойдя к нему и оперевшись о его бок теплым мягким брюшком. Элжерон нервно ей кивнул. — Ну и хорошо. Теперь здесь будет тихо и спокойно, как было раньше.

— И так же одиноко, как было раньше, — глухим голосом произнес Элжерон. — Почему… я раньше не ощущал этого? Не понимал этого…

— У тебя же есть я! — возмутилась Франческа, ткнув его в ногу острой конечностью.

— Ты паук, — напомнил ей граф. — Я одинок… среди людей. А ведь она приняла меня таким, каков я есть… — задумчиво добавил он.

— Вот уж проблему нашел! — его питомец встрепенулся и мигом взобрался на стены, а следом подобрался к шкафам с книгами, раскрыв их створки. — Просто почитай что-нибудь вот тут или… вот тут, — тонкая паучья нога начала один за другим вытаскивать тома с полок, с глухими хлопками сбрасывая их на пол. — Тут столько всего!

— Франческа, прекрати.

— Море бумаги, хоть она и пахнет невкусно, но ее много-премного! Неужели здесь ты не найдешь какого-нибудь заклинания, которое превратит меня в человека?

— Франческа! — не выдержав, прикрикнул на нее граф, отчего она, уловив ноты злости в его голосе, прекратила разведение разгордияжа. — Во-первых, это просто литература! Романы, повести — сочинения обычных писателей, которые я покупал в последнее время, и которые уже не помещаются в библиотеку! Во-вторых, не существует такого заклинания, которое могло бы обратить паука в человека!

— Но я же видела тогда, в зале…

— Нет! — крикнул Элжерон, не желая возвращаться мыслями к тому дню. — Не смей обсуждать со мной то, что произошло в зале! И ты не сможешь сделать того, что… могла она. Просто запомни это, и оставайся той, кем ты есть.

Граф судорожно вздохнул и лег на ковер возле камина, свернувшись калачиком. Он уставился на длинный бордовый ворс с геометрическим узором. У самого его края, подходящего к камину, были крошечные прожженные точки, видимо, появившиеся от искр, и Элжерон подумал о том, что стоило бы отодвинуть, в конце концов, этот ковер, чтобы однажды не устроить пожар.

Франческа с тихим шорохом спустилась к нему и ткнула в спину.

— Да ладно. Уехала — и уехала. Что ты раскис так. Не обеднеешь.

— Вот именно сейчас я чувствую себя совершенно обнищавшим…

— Только из-за того, что девушка, которую ты знал несколько дней, поехала домой?

— Может… я влюбился? — Элжерон пожал плечами, будто пытаясь оттолкнуть от себя эту догадку.

— О, сильное дело, любовь. Пришла-ушла — не велика потеря. Займешься своими ежедневными делами — и забудешь о ней.

— Нет, Франческа. Ты этого не поймешь. Любовь — это величайшее сокровище. Тот, кто ее найдет, никогда не будет беден. А я полностью опустошен.

— Поспи, — простодушно предложила паучиха.

— Фру-Фру, сон не восполнит эту потерю.

Элжерон вновь тяжело вздохнул. Давно он не чувствовал такого. Будто все его тело, и даже разум, онемели, и теперь гудели, подобно затекшей конечности, и не было сил избавиться от этого ощущения. Он почувствовал, как к нему со спины прижимается теплое тело его питомца. Паучиха перекинула через него длинные черные ноги и сжала его в жестком капкане, вжимая в себя, не давая улизнуть и замкнуться где-то в дальнем темном углу замка в собственном горе, оплакивая столько потерь, каждую из которых он упустил собственноручно.

— Знаешь, Фру-Фру, — тихо сказал Элжерон. — Я бы хотел тебя кое-о-чем попросить. — Паучиха что-то неразборчиво ему пробурчала, и он продолжил. — Не ешь, пожалуйста, больше голубей. Вдруг… Вдруг однажды…

— Хорошо, — проскрипела Франческа, поглаживая его одной ногой в том странном варианте утешительного жеста, на который она была способна.

Глава 20

За окном с большой скоростью мелькали цветущие деревья. Одно за другим, пропуская в промежутках яркие лучи солнца, слепящие глаза, но такие приятные. Мерный стук колес паровоза, везущего своих пассажиров по направлению к Лондону, почти убаюкивал.

В дверь купе постучали, и заглянул высокий проводник с пушистыми усами, одетый в синюю форму.

— Сэр, прибытие через пятнадцать минут, — произнес он.

— Благодарю, — вежливо кивнул Элжерон в ответ.

Дверь с щелчком закрылась, оставляя графа в уединении еще совсем ненадолго. Он осторожно вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист и развернул его, намереваясь в очередной раз перечитать написанное. Письмо прибыло пару недель назад, и было отправлено в церковь отца Андреса с просьбой передать его графу. К удивлению последнего и чести священника, он не вышвырнул его в камин, уничтожая послание назло нечестивцу, а отправил в замок курьера, и письмо достигло получателя целым и невидимым, с не сломанной круглой печатью из сургуча.

Ровные синие слова, написанные изящным женским почерком с милыми завитушками у удлиненных букв, Элжерон помнил уже наизусть.

"Дорогой граф".

Это невинное приветствие словно что-то переключило в голове графа, едва он его увидел впервые. Как будто в то время, что прошло с момента отъезда баронессы, его голова превратилась в бурлящий котелок с плотно закрытой крышкой, и ее письмо сорвало эту преграду, высвободив все то давление, которое не давало Элжерону жить спокойной жизнью и заниматься своими делами. Но только сейчас, подъезжая к Лондону, оно спало, выровнялось, и он внезапно начал задумываться: а стоила ли овчинка выделки? Ведь далее ничего не шлось о приглашении в гости или о том, что баронесса Кинсрайт была бы рада увидеть его в своем имении. С другой стороны, она ведь написала "дорогой". Не "уважаемый", и не просто "здравствуйте". Элжерон отчего-то сразу же решил, что за этим словом крылось много больше, нежели общепринятое вежливое обращение.

"Я благополучно добралась домой", — прочитал он.

По крайней мере, у нее все было хорошо, по ее же словам далее в письме. Пусть ее путешествие и было таким же затяжным, как и у Элжерона. Он уже сбился со счета, сколько дилижансов он сменил, и в скольки гостиницах останавливался. Это было его первое длительное путешествие, в абсолютном одиночестве. Элжерон нервничал, и с ужасом ожидал наступления каждого следующего дня и преодоления очередного отрезка пути. В какой-то из гостиниц он потерял свой чемодан, и он канул в Лету безвозвратно, сколько бы граф ни пытался выяснить, куда тот делся. В результате у него остался лишь дорожный кожаный саквояж коричневого цвета, благо в нем были деньги, документы и самые необходимые предметы одежды. Так что Элжерон подошел к этому происшествию философски и решил, что и налегке он сможет добраться до злосчастного Лондона. А припасенные деньги всегда помогут докупить то, чего ему не будет хватать.

Паровоз издал протяжный тонкий свист, и вагоны начали медленно тормозить, подъезжая к живописному лондонскому вокзалу. Граф в очередной раз подавил приступ паники, после чего начал поспешные сборы. Он тщательно сложил и спрятал письмо, набросил на плечи легкое темно-серое весеннее пальто и прихватил саквояж.

Коридор вагона оказался пуст. Похоже, сегодня мало, кто приехал в Лондон. Граф прошагал по нему, мельком заглядывая в пустые купе, и вышел наружу. Его мгновенно окружили шум и кутерьма огромного вокзала. Столько людей, звуков, запахов, ощущений — от всего этого у Элжерона закружилась голова, и в первое мгновение он растерялся и пошел наобум вперед, еще даже не начав думать о том, чтобы покинуть это место и отправиться дальше. Внезапно паровоз, мимо которого он проходил, изошелся белыми клубами пара и громко зашипел, резко вогнав Элжерона в панику. Он отшатнулся от механической громадины и нечаянно налетел на прохожего: высокого тучного мужчину в котелке. Тот повернулся к графу и возмущенно начал браниться, отчего Элжерон выпучил на него глаза, даже не в силах выдавить из себя извинения, и юркнул мимо него, прочь с этого вокзала, туда, где больше воздуха, пространства и, возможно, меньше людей. Он пулей вылетел наружу, очутившись на шумной широкой улице. Мимо сновала толпа, какие-то торговцы выкрикивали рекламу своих товаров, по мощеной улице цокали копытами кони, запряженные в дилижансы, и с грохотом проехало несколько автомобилей, издав гулкий гудок. У Элжерона, жителя тихой глубинки, голова пошла кругом: слишком много всего происходило разом вокруг него. Он почти бегом пронесся по улице и вжался в стену какого-то здания, прижимая к груди саквояж, метая взгляды вокруг себя, словно загнанный зверь. Нет, это была худшая идея из всех, что у него была. Лондон и вправду зловонная шумная дыра, перенаселенная людьми, животными, паразитами, крысами, которых Элжерон ощущал в подвалах зданий вокруг. Он не мог даже толком вдохнуть из-за тяжелого воздуха, наполненного какими-то странными и совершенно не знакомыми ему запахами. Зачем он вообще сюда приехал? Мог бы послать письмо. Мог бы изначально спросить, хотят ли его вообще видеть. Что он скажет Маргарет, когда заявится к ней? Поздоровается и провозгласит, что решил, что пришло время нанести ей ответный визит? Нет, это была отвратительная идея. Пусть письмо Маргарет и несло миролюбивый мотив, Элжерон, ослепленный собственным волнением, мог перепутать его с общепринятой вежливостью. И только сейчас встряска, вызванная длительным путешествием и резкой сменой обстановки, его отрезвила.

Элжерон заставил себя оторваться от стены, и обтрусил одежду, пытаясь прийти в себя и привести в порядок мысли. Он зашагал вниз по улице, оглядываясь на высокие здания, на людей, что спешили по своим делам. Нет, городская жизнь была определенно не для Элжерона. При всем своем желании он не смог бы здесь жить.

Он дошел до оживленного перекрестка и встал в растерянности. Куда ему было идти? Наверно, стоило поймать кэб и доехать до поместья Маргарет. Если она не будет рада его визиту, то скажет… то соврет. Придумает какую-нибудь правдоподобную ложь прямо сейчас. Граф свернул наобум и пошел дальше. Ходьба позволяла мыслям продолжать плыть, будто движение ног крутило шестеренки в его голове. Да, если Маргарет будет холодна, и встреча с ней разочарует Элжерона, он скажет, что приехал… приехал оформить документы. На замок. Подтвердить свой титул графа! Верно, отличная идея. И не оформить документы, а подтвердить право владения на него. Звучит довольно убедительно. И скажет, что остановился в гостинице. Не важно, какой. Или лучше, что собирается отправиться искать гостиницу, а к Маргарет заехал перед этим, чтобы проведать в первую очередь. Да, так звучит лучше всего.

Элжерон увидел стоящую у обочины открытую карету и подошел к ней, окликнув кучера. Тот размашисто вытер рукавом нос, отчего граф едва сдержал гримасу отвращения, и повернул к нему одутловатое лицо.

— Куда надо? — хриплым голосом спросил он.

Элжерон на мгновение замялся, но оглянувшись вокруг и не заметив ни единого свободного кэба, все же решил остановить выбор на этом и назвал адрес поместья.

— Знаете, как туда добраться? — на всякий случай уточнил он.

— Да как не знать, дом молодой баронессы, — крякнул кучер. — Садитесь, сэр, довезу с ветерком!

Граф покосился на запряженную лошадь. Она выглядела несколько уставшей, но по крайней мере молодой, так что Элжерон посчитал, что этот вариант ему подойдет и проворно взобрался в карету, вцепившись в свой саквояж, как в последнюю опору и связь с домом, что у него была в этом таком огромном, шумном и чужом для него городе. Кучер щелкнул кнутом животное, отчего граф поморщился, но решил не лезть в чужой монастырь со своим уставом, и лошадь потянула повозку.

— Далеко ехать, аж на окраину Лондона, — вздохнул кучер.

— Деньги — не проблема, — ответил Элжерон, но тут же прикусил язык. Вот уж не самое умное решение: говорить рослому незнакомцу, занимающемуся лошадьми, что у него есть деньги. Мужчина крякнул про себя.

— Не сочтите за назойливость сэр, но раз уж путь неблизкий, может, расскажете, что за дело у Вас к баронессе?

— Предпочту не отвечать на этот вопрос, — холодно произнес граф.

Кучер тихо рассмеялся, чем начал раздражать Элжерона.

— Только поглядите, и сама она такая странная, и гости у нее загадочные.

— Что в ней странного? — обронил граф.

— Что ж Вы, едете к даме, и не знаете ее историю? А впрочем, почему бы не рассказать. Слухи ходили, что подхватила баронесса какую-то неизвестную хворь. И покатила по великой стране нашей выискивать лекаря. И мачеху свою прихватила с собой в сопровождение.

Элжерон молча покивал на это. Ему даже стало любопытно выслушать версию событий, что ходила в Лондоне. Похоже, здесь тоже любили обсуждать жизнь знати, и Маргарет невольно стала источником сплетен.

— Так вот, ездила она, ездила, и приехала к колдуну!

— Колдуну? — не выдержав, воскликнул Элжерон.

— Слово даю Вам, сэр, она нашла настоящего колдуна! Кто бы мог подумать! Никто и не верил, что она выкарабкается, уж больно хворь была необычной, и слишком сильно девушка мучилась. Но этот колдун, бесовское отродье, согласился ей помочь в обмен на жизнь ее мачехи.

— Чего? — потянул Элжерон, не поверив своим ушам.

— Вот-вот, это немыслимо! Ведь кроме мачехи у нее никого не осталось! После того-то, как ее отец, барон Кинсрайт, сошел с ума и покончил с собой. Ну и семейка.

Кучер протяжно вздохнул и вновь щелкнул свою кобылу, направляя в сторону тихих переулков со множеством частных поместий, и где было заметно меньше людей. Элжерон почувствовал, что он вряд ли сможет завершить свою поездку спокойно, но стиснул зубы, заставив себя молчать.

— Вот так и вышло, что она вернулась одна, а от мачехи ее одни только бумажки остались. Документы какие-то. А баронесса теперь, значит, одна владеет своим поместьем. Но что толку в этом, ведь она разорена!

— Как так? — изумился Элжерон.

"У меня все хорошо", — пронеслись у него перед глазами строчки из ее письма.

— Да вот так. Кроме дома и каких-то жалких сбережений у нее ничего не осталось. Так только. Влачить тихую уединенную жизнь. И все ее знакомые и высший слой отвернулся от нее. Ясен пень, кому она теперь такая будет интересна! Титул-то есть, а за титулом — ровным счетом ничего!

"Я была рада вновь встретиться со своими друзьями и знакомыми", — врало письмо Маргарет.

— А все из-за этого колдуна! — продолжил неугомонный болтливый кучер. — Наверняка это был какой-то черный маг! Еще и разорил бедняжку.

— И это он сделал помимо убийства мачехи? — процедил сквозь зубы граф.

— Он вытащил из бедолаги все ее сбережения! Оценил, так сказать, свои услуги очень дорого.

— С чего Вы взяли?! — не выдержав, рявкнул Элжерон.

— Так весь Лондон об этом судачит, сэр, — кучер удивленно на него оглянулся. — Это же настоящее событие. Живой колдун, безнаказанный убийца. А знаете, что еще о нем говорят? Что он разговаривает с животными! Может приказать любой твари вцепиться Вам в глотку, и не отпускать, пока не заберет Вашу жизнь.

Граф опешил. Он уставился на этого мужчину, как он сам бы сказал, из низшего класса, который смел открыто обсуждать Маргарет, при этом перевирая каждое событие, и выставляя его самого каким-то сумасшедшим зверем!

— Говорю Вам, сэр, увидь я этого колдуна, я бы точно его распознал, — хмыкнул кучер. — Я человек богобоязненный, в церковь хожу регулярно, а такая нечисть, как он, наверняка даже подойти к хорошему человеку не смогла бы! А значит и сама баронесса была нечиста. Только такой человек обратится ко злу замест Господа нашего.

Лошадь внезапно запнулась, отчего кэб тряхнуло, и пошла шагом, что привело кучера в крайнее негодование. Он взмахнул кнутом и стеганул ее по спине так, что даже Элжерон вздрогнул, ощутив ее боль.

— Но, пошла, кляча проклятая! Не хочешь сдохнуть — так работай!

И граф не выдержал. Он схватил кучера за шиворот и дернул на себя, отчего тот взмахнул руками, выпуская вожжи и наклонился назад, испуганно уставившись ему в глаза. Лошадь, потеряв руководящую руку, тут же остановилась.

— Слушай меня, — прошипел Элжерон, вселяя страх в сердце этого дрянного человека. — Ты ни слова больше не посмеешь сказать в адрес баронессы Кинсрайт. Ни ты, ни те, кто распускает эти грязные слухи, не имеют ни малейшего понятия о том, что приключилось в моем замке!

Он оттолкнул от себя мужчину, поднимаясь во весь рост. Лошадь почувствовала его зов и с громким ржанием встала на дыбы.

— Эт-то… это был ты? — едва слышно пролепетал дрожащим голосом кучер. — Ты тот колдун? Ты приехал в Лондон?!

— Я друид, черт бы тебя побрал, необразованная бестолочь!

— К-как скажете, сэр, — икнул кучер.

Элжерон указал на его лошадь.

— Не будешь заботиться о животном — поменяю тебя с ним местами. Переселю твою душу в ее тело. Хочешь тварью бессловесной стать? Это я тебе организую, одним щелчком пальцев!

— Я все понял, — закивал мужчина.

— Отлично. Твои услуги больше не нужны, — сказал граф. Он подхватил свой саквояж и спрыгнул с кареты. Элжерон обошел транспорт и провел ладонью по боку лошади. Она покивала ему, и неспешным шагом, цокая копытами по мостовой, сама отправилась вниз по улице, увозя с собой своего огорошенного хозяина.

Граф дошел до перекрестка и остановился у указательного столба, читая его. К своему удивлению он обнаружил, что почти добрался до нужного ему места. Элжерон зашагал вдоль дороги и высокого красивого кованого забора, за которым, казалось, находился парк. Однако же, бросив на него взгляд, Элжерону показалось, что он был заброшен, и ему требовался тщательный уход. Деревья, покрытые весенним цветом, утопали в зарослях кустов, которые зеленели первыми листиками, а трава, растущая повсеместно, уже успела превратиться в зеленый ковер, подогреваемая теплыми солнечными лучами.

Элжерон увидел табличку и остановился, читая ее. Оказалось, что он уже добрался до владений семьи Кинсрайт, и те ворота, что он видел перед собой, должны были привести его к поместью. Граф окинул их сосредоточенным взглядом. Похоже, закрыты они были уже давно, и не было заметно ни единой души, кто мог бы их открыть или пришел бы на зов незваного гостя. Элжерон толкнул калитку рядом — и та со скрипом отворилась. Граф проскользнул внутрь, не забыв притворить за собой дверь, но чувствуя себя каким-то грабителем, вламывающимся в чужой дом без приглашения. Ведь его и вправду не было. Элжерон поджал губы и остановился на насыпной песчаной дорожке возле выможенной дороги, ведущей к виднеющемуся сквозь деревья поместью.

— Я спокоен, — произнес Элжерон вслух, пытаясь взять себя в руки. — Ничего плохого не происходит. Все будет замечательно. А если не будет…

— Сэр? Я могу Вам помочь? — прервал его неуловимо знакомый женский голос, заставивший графа ощутимо вздрогнуть и повернуться в сторону парка. Там на аллее стояла Виолетта в одеянии садовницы, с секатором в руках, и стригла розы. — Мистер МакЛавингтон? — изумилась она. По ее лицу даже скользнуло недоумение, а брови вскинулись вверх.

— Добрый день, — выдавил из себя граф. — А баронесса дома? — спросил он, тут же краснея от произнесенной невообразимой глупости. Нужно было вести себя более уверенно, а не мямлить себе под нос, будто он был в чем-то повинен.

— Конечно, мисс Кинсрайт сейчас отдыхает в саду… — компаньонка на мгновение осеклась и начала стягивать с себя садовые перчатки. — Я имею в виду, в той части, за которой у меня хватает сил следить. Позади поместья. Впрочем, что же это я. — Она пошла к Элжерону, и тот в панике сжал зубы, чтобы не начать молоть чепуху и дальше и не уйти вовсе. Эта женщина была очевидно довольно властной, и ее отношение к себе он не знал. — Я так понимаю, Вы только что прибыли? Пойдемте, я провожу Вас. — Мужчина кивнул и зашагал за ней по тропинке к поместью. — Прошу, не удивляйтесь тому, что у нас небольшой беспорядок. За время длительной поездки мисс вся прислуга разбежалась…

— Я знаю, — коротко произнес Элжерон. — Слухи. Не думал, что в больших городах любят сплетни так же сильно, как в деревнях.

— О, сэр, мне кажется, что здесь их любят даже больше, — печально покачала головой Виолетта. — Ваш приезд довольно неожиданный. Мы не получали от Вас писем.

— Так я их и не слал, — вновь излишне честно ответил Элжерон.

— О, значит, Ваш приезд спонтанный?

— Я… приехал по делам, — сбивчиво произнес граф, пытаясь вспомнить, какую же легенду он себе придумывал. — И решил… зайти. Пока есть свободное время.

— Что ж, думаю мисс Кинсрайт будет не против с Вами повидаться, — ответила Виолетта, чем вселила в сердце Элжерона каплю надежды.

Они вышли к самому трехэтажному поместью, построенному из добротного красного кирпича, с высокими окнами, треугольными крышами и двумя каминными трубами по сторонам. Элжерон невольно улыбнулся, оглядывая это здание. Оно выглядело просто, но привлекательно и даже уютно. Конечно, не сравнить по размеру с его замком, но Маргарет оно будто подходило, как если бы личность владельца отражалась в самом здании. Элжерон зашел внутрь следом за Виолеттой, но даже толком не обратил внимания на окружающую обстановку, так гулко билось его сердце от трепетного предвкушения встречи. Как Маргарет отреагирует на его приезд? Что его ждет в саду? Он только отметил, что в доме было тихо и пусто. Ни одной живой души. В лучах весеннего солнца плясали потревоженные пылинки. Где-то в отдалении мерно тикали часы низким стуком, очевидно, напольные, из тех, что своим звоном оглашают весь дом разом.

Виолетта открыла заднюю дверь, украшенную цветным витражом, и сделала шаг в сторону, пропуская графа. Он на мгновение замялся на пороге. Компаньонка Маргарет приглашающе взмахнула рукой, отчего Элжерон был вынужден выйти.

— Благодарю, — буркнул он себе под нос.

Дверь за его спиной с щелчком закрылась, отрезая пути к отступлению, и он оказался на солнечной полянке, покрытой молодой ярко-зеленой травой. Чуть в стороне, под цветущим персиковым деревом стоял плетеный столик и два кресла. В одном из них сидела девушка в платье светло-розового цвета. Ее темные волосы были сплетены на затылке, не мешая читать книгу, что девушка держала в руках. Маргарет подняла голову и уставилась на своего гостя. Тот нервно сглотнул и на негнущихся ногах подошел к юной баронессе, присоединяясь к ней под тенью высокого раскидистого дерева, сыплющего лепестками от малейшего дуновения ветерка. Девушка распахнула глаза и рот, уставившись на прибывшего. Граф неловко поставил саквояж на землю и тихо произнес:

— Добрый день, Маргарет.

Но вместо ответа та звонко рассмеялась. Веселым заливистым смехом, от которого, впрочем, графу захотелось провалиться под землю, ведь он решил, что смеются над его поступком, над тем, что он себе придумал, и как решил явиться непрошенным гостем в чужое имение.

— Поверить не могу, Вы сделали это! — она всплеснула руками.

— Что?.. — растерянно переспросил Элжерон. Он стоял перед ней, как заключенный перед своим судьей, как грешник перед Господом, как отчаявшийся перед своим спасителем и вершителем его судьбы, не зная, что его ожидает.

— Вы сделали то, о чем я говорила, — сказала Маргарет с улыбкой. — Совершили отчаянный шаг, который может изменить Вашу жизнь, сделали его без оглядки и, наверняка, не раздумывая. Ведь я не получала от Вас писем. Вы же их не слали, верно? У Вас не было времени и желания дожидаться, пока Ваше письмо придет в Лондон, а мой ответ — к Вам. И Вы просто взяли, бросили все дела — и приехали! Знаете, это весьма похвально. Я Вами горжусь!

— Спасибо, — смущенно произнес Элжерон. Он замолчал, уставившись на ее светлые туфельки, выглядывающие из-под широкой юбки длинного платья.

— А теперь поведайте мне, мистер МакЛавингтон, какова же Ваша цель визита? — поинтересовалась Маргарет. Граф прокашлялся, но так и не смог произнести ни слова. Они все застряли у него в горле, не желая изливаться. — Ну же, Вы проделали весь этот путь, только чтобы помолчать и уйти? Вы уже сделали первый шаг. А он самый страшный, самый тяжелый. Вам более нечего бояться, — она улыбнулась, глядя в глаза Элжерона. Он так и не смог понять: насмехаются над ним, или ободряют, поощряют наконец заговорить. Элжерон не выдержал и просто опустился перед ней на колени, положив голову на ее, и приобнял, наплевав на все вокруг, на правила и приличия. И тогда он почувствовал то умиротворение, которого не знал многие дня.

— Когда ты уехала, я потерял покой, — заговорил он. Элжерон почувствовал, как мягкие женские ладони начали гладить его по волосам, бережно раскручивая и перебирая пряди. — Там стало так пусто. До того, как ты туда приехала, я не ощущал всей той пустоты, что окружала меня. А теперь я просто стал сам не свой. Мне так тебя не хватает. Когда я получил твое письмо, на меня словно нашло какое-то наваждение. Я просто собрал вещи, и уехал на следующий же день. Это был такой глупый, такой необдуманный поступок. И такой невежливый. Но я больше так не мог.

Он поднял глаза на Маргарет, надеясь услышать ее вердикт, и что его сейчас не осыпят насмешками, не унизят за такое малодушие, за слабость и отчаянный крик души. Девушка ласково ему улыбнулась.

— Так я и не услышала, зачем же ты приехал.

— Мой замок пуст, — сказал граф. — И без принцессы он лишен какого-либо смысла. Поехали со мной туда, подальше от этого мерзкого города?

Вместо ответа девушка неспешно взяла со столика книгу, которую читала ранее, и начала листать страницы. Элжерон успел прочитать на ее обложке название "Фауст".

— Помнишь, как заканчивается история жизни главного героя? — спросила девушка. Она прочла:

"Тогда сказал бы я: мгновенье!

Прекрасно ты, продлись, постой!"

— И отдал душу за тот самый миг, что посчитал самым прекрасным и самым дорогим из тех, что когда-либо видел. — Маргарет громко захлопнула книгу, из-за чего граф вздрогнул. — Скажи. Ты бы так смог?

Элжерон посмотрел в ее бездонные прекрасные голубые глаза, на румянец на ее щеках, которого когда-то вовсе не было. На две черные пряди, обрамляющие ее лицо. Легкий ветерок качнул тонкие ветки персика, под которым они сидели, и вокруг них посыпался вихрь нежно-розовых лепестков, кружащихся в танце чистой и нетронутой весны.

— Да, — выдохнул Элжерон. — Прямо сейчас.

— Я тоже, — искренне улыбнулась Маргарет, приглаживая его растрепавшиеся волосы и вселяя в сердце графа безграничное счастье и умиротворение. — Как же я ждала твоего приезда.

Конец.



Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20