Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.
Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Старый фильм. Белые-белые снега, черные разрывы снарядов. В короткую между боями передышку на краю леса расположились солдаты. Слушают песню:
Ночь темна. Не видна в небе луна.
Поет прибывшая на фронт актриса — героиня фильма. Солдаты в касках, задумчивые лица, грустные, словно завороженные глаза. Тишина вокруг.
Тихо и в самом зале. Слышны лишь голос актрисы да шорохи, которые издает старая, теперь уже чуть ли не тридцатилетней давности лента. Актриса поет:
Знаю я: у окна старая мать,
Поджидая меня, будет скучать.
Где, на каком фронте впервые услыхал я эту песню?
Как ни мало появлялось в войну новых кинокартин, даже их не всегда удавалось посмотреть солдату — не-досуг было. И не из фильма, вовсе не из него узнал я ту песню — услышал от друга своего Сергея Крутилина.
Давно это было, но как сейчас помню: каждый раз, когда наступало затишье, и мы, грязные и усталые устраивались на нарах свежевырытой землянки, Сергей вполголоса запевал. А потом долго сидел, склонившись над листком бумаги, и, как на уроке чистописания, аккуратным почерком выводил письмо в далекий городок Белебей своей матери — Крутилиной Татьяне Герасимовне.
Мы с Сергеем немало прошли по фронтовым дорогам. Дружили, ели из одного котелка, лежали в одном госпитале. Однажды в разоренной фашистами деревушке на Брянщине, в покинутом жильцами доме, где останавливались на постой, обнаружили мы старенький томик стихов тезки Крутилина — Сергея Есенина. И как бы открыли для себя заново знаменитого поэта.
До войны Есенина почти не изучали. И мы, довоенные школяры, мало что знали о нем.
А тут — «Клен ты мой опавший...»
Томик Есенина мы таскали с Крутилиным поочередно в своих вещевых мешках, поочередно читали и перечитывали на привалах. Из всех стихотворений Сергею больше всего нравилось, помнится, одно, посвященное матери. О том, как часто выходит она в своем ветхом, старомодном шушуне на дорогу, как ждет, не может дождаться запропавшего где-то сына...
И читали, и пели мы, впрочем, довольно редко. Мы были солдатами пехоты, пулеметчиками, и главное, что делали тогда — дрались с врагом, стараясь, чтобы каждая пуля достигла цели.
Война есть война. Не все дошли до победы. Где-то на фронтовых дорогах затерялся и след Сергея Крутилина. Вернулся ли он после войны? Довелось ли ему после долгих лет разлуки ступить на порог родного дома? Не знаю.
А я по сей день вижу его усталое лицо, помню его сидящим в землянке, склонившимся над листком бумаги.
Что ни говори, а удивительная, чудодейственная все-таки сила — песня! Не живет она сама по себе, не существует в отдельности: стоит только ее услышать, как сразу же у каждого наплывают воспоминания. У каждого свои.
Так вот и ожил в моей памяти еще один однополчанин — веселый, светловолосый ярославский парень Иван Червонцев. Нет, ничем не походил он на Крутилина: песен, кроме как в строю, никогда не певал, стихов особенно не любил, предпочитал во всех случаях жизни обходиться «презренной» прозой. Но зато уж рассказчик был! — далеко не в каждом взводе и даже не в каждой роте другого такого сыщешь! Не говорил, а так, бывало, и сыпал будто не словами, а червонным золотом — недаром фамилию носил такую звонкую.
Весь взвод наш замертво грохался на землю, надорвав от хохота животы, когда Червонцев со свойственным ему простодушным юмором начинал живописать какой-нибудь эпизод из жизни. Даже о самой войне, ее тяготах и злоключениях умел он рассказывать по-своему. Спросите как?
Служил Иван у нас поваром. Харч у солдат в войну известный был: зимой — восемьсот, летом — семьсот граммов хлеба плюс не очень-то жирный приварок.
Только и «повеселишься», отведешь душеньку, когда попадешь в наряд на кухню. Но стремились туда не только подзаправиться, а чтобы в сотый уже, наверное, раз послушать от первого лица героическую, пересыпанную прибаутками историю, как веселый, неунывающий солдат Червонцев ходил на «фердинанда».
Дело было, кажется, под Кировоградом, в степи. «Фердинанд», лязгая гусеницами, пер на Червонцева, а Червонцев со связкой гранат — баш на баш — полз на «фердинанда». До фашистского самоходного орудия оставалось совсем уже немного. Тут-то, по словам Ивана, и началось:
— «Фердинанд» ка-а-ак плюнет! Болванкой в мою сторону! Я со страху лицом в землю, зарылся на пол-ярда! Ну, думаю, конец. Лежу — не дышу...
Надо сказать, английское слово «ярд» в 1944 году довольно часто мелькало на страницах газет. Ярд — мера длины, чуть меньше метра. Сто ярдов... Сто пятьдесят... Еще сто... Так наступали на Западе. Открывшие второй фронт в Европе, союзники торопились не очень-то. Из их боевого лексикона и позаимствовал Червонцев приглянувшееся «стратегическое» словечко.
— Лежу — не дышу. Живой ли, мертвый, сам точно определить не могу. Болванка
Последние комментарии
12 часов 46 минут назад
21 часов 38 минут назад
21 часов 41 минут назад
3 дней 4 часов назад
3 дней 8 часов назад
3 дней 10 часов назад