Эдгар Уоллес Том 12. Ворота измены [Эдгар Ричард Горацио Уоллес] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Эдгар Уоллес Том 12. Ворота измены

Светящийся ключ

Глава 1

Вечера мистера Вашингтона Вирта устраивались в известном смысле для избранных. Гости подбирались с особой тщательностью и не могли — в духе времени — привести с собой неприглашенных. Но были они, как заметил один из гостей, «странной компанией». В основном — второразрядная театральная публика: хористки, дамы на небольшие роли, малоизвестные певцы. Попасть на вечер можно было только по приглашению, которое выдавалось в виде маленького продолговатого значка. На нем писалось имя приглашенного, чтобы мистер Вирт мог обращаться к своим гостям по имени.

Устраивать вечеринки ему помогал Майк Хеннеси, театральный делец. Это был флегматичный, вечно спящий на ходу толстяк на склоне лет. Он устраивал спектакли, знал подноготную всех актеров и актрис, но не имел ни гроша за душой. Его так и звали «бедным стариком Майком». Однако сейчас жаловаться ему не приходилось. Он неплохо кормился возле мистера Вирта. А мистер Вирт был очень богатым человеком.

Тем не менее о нем мало что было известно. Все знали, что живет он в Центральных графствах[1] и как–то связан с промышленностью. Его лондонским адресом был отель «Келнер», хотя он не провел там и ночи. Секретарь Вирта обычно заблаговременно заказывал по телефону шикарный номер. И в указанный вечер там накрывали ужин на двадцать или тридцать человек, специально приглашался оркестр. А затем появлялся он сам — дородный мужчина в роговых очках. Бросалась в глаза густая шевелюра соломенного цвета. Злые языки поговаривали, что это парик; кто знает, может, оно и впрямь было так. Костюм на нем сидел безупречно; большие руки всегда затянуты в белые лайковые перчатки. Говорил он жеманно, фальцетом, имел привычку щелкать каблуками и целовать дамам ручки — совсем как на континенте.

Кроме того, мистер Вирт откровенно обожал подобострастие, угодничество и был падок на самую примитивную лесть. И получал все это сполна — не зря же он приглашал мелкую театральную рыбешку, не избалованную роскошью и вниманием. Майк как–то предложил более яркую публику и остался немало ошарашен своим патроном:

— На кой черт мне эти самодовольные куклы?

Но зато мистер Вирт не скупился на расходы, всегда готовил гостям дорогие подарки. Видимо, это и делало его приемы столь популярными.

На одну из таких благотворительных вечеринок была приглашена Мэри Лейн, начинающая актриса — хорошенькая двадцатидвухлетняя блондинка с голубыми глазами и независимым характером. Она не могла и подумать, что ей придется сыграть не на сцене, а в жизни ключевую роль в раскрытии нашумевшего преступления.

Среди шумного застолья девушке взгрустнулось, и она стояла в стороне от гостей рядом с Майком. Мэри критически осматривала гостей и все яснее понимала, что пригласили ее на вечер отнюдь не из–за ее таланта.

— По–моему, будь я и впрямь важной персоной, меня вряд ли бы позвали.

Майк добродушно улыбнулся.

— Ты самая важная здесь персона, милочка. Патрон сгорал от нетерпения увидеть тебя…

— А кто он?

Майк важно покачал головой.

— У него в кармане все деньги мира.

Мэри засмеялась, и на ее щеках весело заиграли круглые ямочки. Она видела, что мистер Вашингтон Вирт, хотя и занят воркующими вокруг него двумя блондинками, краешком глаза следит за ней.

— И часто он устраивает такие вечеринки? — спросила Мэри. — Говорят, почти что каждый месяц. Он, должно быть, очень богат, иначе не стал бы нам помогать. Честно, Майк, на одну эту вечеринку точно ушло целое состояние!

Майк Хеннеси вынул изо рта сигару и внимательно осмотрел ее.

— Моего состояния я бы тут не оставил, — философски заметил он. Затем совершенно неожиданно добавил: — Старый Хервей Лайн — твой знакомый, Мэри?

Девушка покачала головой.

— Нет, опекун. А почему ты спросил?

Майк неторопливо сунул сигару обратно в рот.

— Мне показалось, что вы как–то связаны, думал, может, Лайн занимал тебе денег. Кажется, он ведь так и сколотил себе капитал?.. Мистер Алленби его родственник?

Вопрос был задан вскользь небрежным тоном, но таил в себе какой–то скрытый смысл. Дик был ее приятелем, и Мэри вспыхнула.

— Да, племянник. — Она слегка смутилась. — К чему ты это?

Мимо них в танце неуклюже проплыл мистер Вирт с одной из своих дам. Он галантно держал ее на расстоянии вытянутой руки, а она игриво над чем–то смеялась.

— Старается показать, что ей это нравится, — заметил Майк. — Все сегодня получат набитые золотом сумочки — ты, кстати, тоже.

— Почему ты спросил о мистере Лайне? — настойчиво повторила Мэри.

— Просто интересно… Я кое–что слышал о старике. Нет, мне денег он никогда не занимал. Ему нужно поручительство с золотым ободком, а у меня такого в жизни не было. У него Моран банкир.

Майк относился к тому типу рассеянных людей, речь которых следует причудливому ходу их мысли, но при этом мало понятна для собеседника.

— Забавно, да, Мэри? Моран — его банкир. Для тебя в этом, конечно, ничего забавного нет, а для меня есть.

Девушка немного знала Лео Морана. Тот был приятелем Дика Алленби и частенько посещал их театр, хотя за кулисы никогда не заходил. Тем не менее понять смысл сказанного Майком было невозможно, а уж если он напускал на себя таинственность, выудить что–либо из него было напрасной тратой времени. Мэри взглянула на часы.

— Ты не очень расстроишься, если я скоро уйду? Я обещала зайти к подруге.

Он покачал головой, галантно взял ее под руку и подвел к мистеру Вирту. Тот стоял в окружении трех хорошеньких девиц и прямо светился от удовольствия. А девицы наперебой старались отгадать, сколько ему лет.

— Моей приятельнице пора уходить, мистер Вирт. У нее утром репетиция.

— Понимаю, понимаю.

Хозяин вечера обнажил в улыбке белые ровные зубы, к которым природа не имела никакого отношения.

— Очень хорошо понимаю. Приходите снова, мисс Лейн. Я вернусь из–за границы через три недели и буду рад снова увидеть вас на моем скромном торжестве.

Мэри пожала большую вялую руку. Майк пошел проводить девушку до гардероба.

— Еще немного, и я тоже сматываюсь. После часа он никогда не остается. Да, насчет твоего подарка — занесу в театр.

Майк был милейший человек, когда дело не касалось его собственного кармана.

— Не пойму, что у нас за спектакль? — доверительно начал он, когда они шли по коридору к лифту. — Может, все дело в названии? «Утесы судьбы» — что это значит? Я смотрел эту чертову штуку раз сорок и все равно не понимаю, о чем она.

Мэри остановилась в изумлении.

— Но ведь ты сам выбрал эту пьесу?

Майк покачал головой.

— Это он выбрал, — и показал большим пальцем за спину. — Говорит, что эта мура будит в нем светлые чувства, Меня она почаще ходить в синагогу вовсе не заставляет!

Справедливости ради надо сказать, что вряд ли была такая пьеса, которая могла бы пробудить в Майке Хеннеси «светлые чувства». Во всем Лондоне было не найти хотя бы одного актера или актрису, которых он слезно не уговорил бы получить половину положенного им жалованья. Майк мог убедительно плакаться, что полностью разорился — а разорялся он всякий раз, когда бессердечные актеры требовали от него расчета. Добрая душа — и ни на грош совести. Никто не ведал, куда он тратил деньги, но, видимо, делал это умело. Потому что всегда сидел на мели.

Пока они ждали лифт, Майк суетился вокруг девушки, как наседка вокруг цыпленка. Она ему нравилась, ибо была настоящей в мире притворства и жеманства. Как–то, пригласив на ужин, Майк предложил ей самый быстрый способ, каким молодая актриса может стать звездой. Мэри отказалась, однако постаралась не уязвить его самолюбия — ведь самолюбие у толстяков болезненное. После этого она перешла в другую категорию — женщин, которых Майк любил на расстоянии. А любил он, несомненно, многих женщин, и не только платонически.

Проводив Мэри, он вернулся в оживленную суету номера — мистер Вирт вручал дамам сумочки. Благодетель был необычайно весел: сегодня ему пришлось выпить целую бутылку шампанского. Хотя обычно он пил очень мало, но сейчас пообещал сделать это, если кто–нибудь угадает, сколько ему лет. Одна из девиц попала в точку — тридцать два.

— Бог ты мой! — воскликнул Майк, когда ему рассказали.

Улучив минуточку, он отвел своего покровителя в сторону.

— Нам пора уже уходить, мистер Вирт. Давайте, я отвезу вас в отель.

Мистер Вирт глупо улыбался, несколько раз силился заговорить и наконец заплетающимся языком промычал:

— Л–любезный мой, любезный д–друг мой! Я вполне в с–состоянии с–сам добраться до моего… м–моего любимого старого К–ковентри[2].

Это было что–то новое. Майк Хеннеси встревожился. Он почуял опасность утраты бесценного сокровища. И, словно владелец золотого месторождения, хлопочущий над его сохранностью, засуетился вокруг своего патрона.

— По–моему, — озабоченно затарахтел он, — вам нужно чего–нибудь холодненького. Я мигом.

Майк выбежал из зала, нашел официанта и поспешил назад с маленькой голубой бутылкой. Из заранее припасенной коробочки набрал столовую ложку белых таблеток, высыпал их в фужер и налил его доверху. Затем протянул этот шипящий пузырящийся напиток устроителю пира.

— Выпейте.

Вирт послушался. Между глотками он останавливался и переводил дыхание, по временам громко икая.

— Все в порядке? — продолжал хлопотать Майк.

— В полном, — огрызнулся тот.

Он словно неожиданно протрезвел. Окинул зал мутным взглядом: последний гость уже ушел. Майк тоже поспешил откланяться. К машине хозяин отправился один. Запахнувшись в шубу, подняв воротник, в цилиндре, лихо сдвинутом на ухо, мистер Вирт пошел к гаражу. Он велел вывести машину и как раз усаживался за руль, когда к нему робко приблизился какой–то оборванец.

— Можно словечко, господин?

Мистер Вирт окинул его стеклянным взглядом, поудобней устроился на сиденья и включил скорость.

— Можно cл…

Машина рванулась с места. Маленький человечек, ставший одной ногой на подножку, растянулся на земле. Вскочил и — к потехе гаражных рабочих — бросился вслед.

Глава 2

На Оксфорд–стрит преследователь отстал. Немного постоял, бормоча себе что–то под нос, и, безутешный, медленно побрел наугад. Повинуясь давно выработанной привычке, ноги сами принесли его туда, где он прожил несколько лет — на тихую малоприметную улочку. Небольшие, но вполне солидные особнячки на ней были погружены в сон.

Мистер Тиклер — так его звали — остановился перед домом № 17. Белые шторы на окнах были опущены, хорошо знакомая зеленая дверь плотно закрыта. Дом казался безжизненным. Но где–то в глубине его затаился мрачный старик, одной ногой стоящий в могиле. А у порога дома воплощением нищеты и превратностей судьбы застыл его бывший слуга.

Он жадно рассматривал дом. Вот три выщербленные ступеньки и прикрепленные к ним стальные желобки для инвалидной коляски. Вон за теми высокими окнами на втором этаже стоит кровать старого мистера Лайна. А этажом ниже находится его кабинет. Там, в стене, есть сейф, забитый никому не нужными бумагами. А денег в доме старик никогда не держал. Всю жизнь об этом правиле он твердил на каждом углу. Пару раз грабители порядком помучились над сейфом и убрались ни с чем.

Там был он, почивающий в роскоши, старая крыса под легкими, как пух, одеялами, специально для него изготовленными; а здесь — Гораций Том Тиклер, без гроша в кармане, с обидой в душе, но с видами на будущее!

Примерно с час мистер Тиклер прогуливался по тихой улочке, вынашивая разные планы — в основном неосуществимые. Затем неуверенно направился назад, к ярко освещенным улицам и кофейным палаткам. Чтобы сократить путь, он привычно направился через конюшню Бейнса — и ему самым невероятным образом повезло. Добыча, упущенная им на Оксфорд–стрит, по законам справедливости сама попалась ему в руки. Сначала он услышал пение подвыпившего человека и не обратил на него внимания. Лишь подойдя поближе, вдруг понял, что голос принадлежал мужчине, удравшему от него на машине. Он доносился из крохотной квартиры над гаражами, выстроенными по обе стороны от конюшни. В былые времена в таких квартирах проживали кучера и шоферы, но теперь в эти скромные обители Уэст–Энда[3] нахлынули художники и аристократы; более половины нынешнего населения конюшни Бейнса составляла публика, переодевавшаяся к обеду и возвращавшаяся ночью с вечеров или из ночных клубов, иногда весьма шумно.

Тиклер от неожиданности остановился и, чтобы перевести дух, присел на ступеньку перед узкой дверью. Она вела наверх, в интересующую его квартиру. Он еще не знал, что будет делать со своим открытием и просто был счастлив своей удачей. Конечно, бедный бродяжка не предполагал, что подвергает свою жизнь большой опасности.

Судьба дала ему шанс избежать ее. Этот шанс пришел в виде полицейского стража, который обходил ночным дозором свой район. Он тоже услышал пение выпивохи, но не нашел в этом ничего страшного.

Полисмен и прошел бы мимо, если бы не заметил сидевшего на ступеньке человека. Страж порядка направил на него луч фонарика и ничего, стоящего освещения, не увидел. Маленький человечек, широко улыбавшийся полисмену, являл собой жалкое зрелище. Как тот доложил затем своему сержанту, «…о нем в письме родным и сказать было нечего». Мужчина был в поношенном костюме, без галстука, а сорочка даже при неярком свете фонарика выглядела грязной, багровое лицо, недельная щетина и всклокоченные волосы дополняли общий вид.

— Слышите его? — Он дернул головой, показывая на квартиру выше, и вновь расплылся в улыбке. — Первый раз такое. Наклюкался! Вот балбес! Наклюкался. Удрал от меня сегодня — в жизни бы не нашел его, если б не повезло… Надо же! Иду себе, слышу, поет… Наклюкался.

— По–моему, вы сами немного наклюкались.

Дружелюбным голос констебля назвать было нельзя.

— Да я выпил всего три виски и стакан пива! Я спрашиваю вас: что это за мужчина, который этим наклюкается!

Голос наверху понизился до нежного мурлыканья. В дальнем конце конюшни с раздражающей монотонностью била копытом лошадь.

— Ваш приятель?

Бродяжка покачал головой.

— Не знаю. Может, и приятель. Это я и хочу узнать. Друг он мне или нет.

— Бросьте это. Я не могу позволить вам шляться здесь. И, похоже, ваше лицо мне знакомо. Не мог я вас видеть на скамье подсудимых?

Полисмен гордился своей памятью на лица. Он часто не мог запомнить имен, но никогда не забывал лиц. Память его не подвела и на этот раз. Подозрительный субъект поднялся со ступеньки и стал рядом со стражем порядка.

— Правильно. — Он держался на ногах слегка неуверенно. — Девять месяцев за мошенничество.

Сказать по правде, его осудили за мелкую кражу и отправили за решетку всего на месяц, но и у воришек есть своя гордость.

Можно ли человека, ранее судимого за мошенничество, арестовать по закону о предупреждении преступлений, если он сидит у дверей чужой квартиры? Констебль никак не мог решить эту задачу. В конце концов он стал инстинктивно оглядываться по сторонам в поисках начальства, но его рядом не оказалось. Ему в голову пришла спасительная мысль.

— Что у вас в карманах?

Маленький человек развел руки.

— Валяйте, обыскивайте. Права у вас такого нет, но так и быть — разрешаю.

И снова он озадачил полицейского, который был еще молод и не очень–то разбирался в своих правах и обязанностях.

— Ладно, проваливай. И не дай Бог еще увижу, что шляешься здесь.

Если бы бродяга стал спорить или отказался уходить, он мог бы арестовать его за «оказание сопротивления», «вызывающее поведение» — да мало ли за что еще. Но тот ничего такого не сделал.

— Хорошо, — кротко ответил он и пошел прочь.

Полисмена так и подмывало вернуть этого полуночника и вытрясти из него все, что тот знал. Но вместо этого он ограничился тем, что проводил глазами подозрительную личность. Было без четверти два ночи. Страж порядка отправился к месту, где должен был встретиться со своим сержантом.

Что же касается мистера Тиклера, то он неуверенной походкой взял курс на Портленд–плейс, по дороге осматривая каждый порог в надежде найти окурок сигареты или недокуренную сигару.

— Что толку плакаться, — бормотал он про себя, — мог заработать кучу денег и — сплоховал! А нет, так заложил бы этого певца! Шантаж приносит легкие деньги — если найти, у кого их взять.

Тиклер остановился у палатки на Оксфорд–стрит и выпил чашечку обжигающего кофе. Средства у него еще водились: были деньги на автобус, если бы тот еще ходил, хватило бы и на ночлежку. Подкрепившись, он продолжил свой путь по Риджент–стрит.

И снова судьба, уже в последний раз, послала ему предостережение: неожиданно он столкнулся с Кремнем Смитом. Правда, Тиклер с радостью избежал бы этой встречи, но улизнуть от Кремня было практически невозможно.

В тени неосвещенной магазинной витрины стоял коренастый мужчина в наглухо застегнутом пальто и котелке, сдвинутом, как обычно, на затылок. Невозмутимая физиономия, багровей, чем у самого Тиклера, и огромная трубка, вечно извергающая клубы дыма, слишком хорошо были известны всему преступному миру Лондона. То, что инспектора звали Кремнем, никакого отношения к его личным качествам не имело. Это имя ему дали при крещении. Его отец был букмекером[4] и назвал своего новорожденного сына в честь одной лошади по кличке Кремень. Самым замечательным было то, что этот скакун оказался неудачником. Будучи фаворитом Дерби[5], он проиграл состязания, чего, собственно, и ожидал от него папаша Смит, поставивший на это все свое состояние.

Сейчас Кремень Смит явно стоял в засаде, поджидая добычу. И его вполне можно было принять за статую, высеченную из красного кирпича.

— Эй! — негромко прозвучало из статуи.

Раздумывая, не лучше ли попытаться удрать, Тиклер неохотно остановился. Расправив плечи и придав походке беспечность, он медленно приблизился к сыщику. В нем жила слабая надежда, что его не узнали.

Но Кремень Смит принадлежал к тем немногим людям, чей мозг напоминал картотеку. Ни один преступник, даже самый мелкий воришка, который проходил через его руки, не исчезал из его памяти.

— Подойди сюда, ты! Ты!

Тиклер подошел.

— Что здесь делаешь, Тиклер? Лазишь по домам или просто послали за пивом? Два часа ночи! Скажешь, что домой идешь?

— Да, сэр.

— И живешь, конечно, в Уэст–Энде?

Имел Кремень на то право или не имел, но его руки быстро пробежались по одежде Тиклера; маленький человек послушно поднял руки и улыбнулся. Улыбка получилась ужасной, ибо зубов у него не хватало, а рот был большой и перекошенный. И все же это была спокойная улыбка человека, сознающего свою невиновность.

— Ни фомки, ни ломика, ни ножа, ни пушки, — Кремень Смит поочередно давал своему подопечному отпущение грехов.

— Зачем они мне, мистер Смит? Иду спокойно домой. Завтра начну искать работу.

— Не морочь мне голову, парень. Работа! Да ты только слышал об этом… Чем сейчас промышляешь? Стоишь на стреме? Да нет, для этого у тебя ума не хватит.

Тиклер сделал смелое признание.

— Я — детектив. — Остатки хмельного все еще толкали его на безрассудство.

Если Кремень Смит и оскорбился, то ничем себя не выдал.

— Ты сказал «детектив» или «дефектив»?

Инспектор мог порасспрашиватъ еще, но в это время на крыше дома напротив два раза мигнул фонарик. И в тот же миг улицу заполнили фигуры людей в длинных плащах, со всех сторон сбегавшихся к этому дому. Кремень Смит одним из первых добежал до тротуара на другой стороне улицы. Громкий стук в двери поведал мистеру Тиклеру обо всем, что здесь происходило: шла облава — притон или, может, что и похуже.

Возблагодарив судьбу за вызволение, он поспешил своей дорогой. У цирка на Пикадилли бродяжка остановился и задумался. Хмель уже выветрился, и он мог трезво обдумать ситуацию. Чем больше он думал, тем яснее сознавал, какую прекрасную возможность упустил. Приняв решение, мистер Тиклер развернулся и, витая в мечтах о легкой наживе, резво зашагал по Пикадилли обратно.

Глава 3

Мэри Лейн взглянула на золотые часики и охнула:

— Четыре часа, дружочек!

На танцплощадке еще кружились несколько пар. Вечер был праздничным, и в таких случаях клуб не закрывался допоздна.

— Устал, наверно, и жалеешь, что пришел?

Ее приятель Дик Алленби не выглядел ни усталым, ни огорченным.

Смеющиеся серые глаза на загорелом мужественном лице смотрели как всегда спокойно и приветливо. Дик был изобретателем, имел много друзей, стремился к независимости и не раздражался по пустякам.

— О чем я могу жалеть, если ты рядом со мной, — с улыбкой ответил он после того, как рассчитался с официантом. — Пока тебя не было, я тут чуть не умер со скуки. Правда, Джерри Дорнфорд пытался составить мне компанию, но… впрочем, он и сейчас не оставил этой мысли. — И Дик кивком головы указал на другой конец зала, где сидел Дорнфорд, как всегда безупречно одетый. Джерри помахал им рукой.

— Я его почти не знаю, — отмахнулась Мэри.

— А он хотел бы поближе познакомиться с тобой, — улыбнулся Дик, — но лучше держаться от него подальше. Он из тех, кто прожигает жизнь… и у него полно подозрительных знакомств. А как твоя вечеринка?

— Я тоже чуть не умерла со скуки. Непонятный он тип, этот мистер Вирт.

— Как только у Майка Хеннеси хватило наглости пригласить тебя туда!

— Майк умница, — запротестовала девушка.

— Майк — проходимец, хоть и приятный, но проходимец. Пока он разгуливает на свободе, это позор, что кто–то другой сидит за решеткой.

Они вышли на улицу и, пока стояли в ожидании такси, Дик заметил знакомую фигуру.

— О, мистер Смит, что–то позднее время вы выбрали для прогулок!

— Раннее, — проворчал Кремень Смит. Он повернулся к девушке и приподнял котелок. — Добрый вечер, мисс Лейн. Дурная привычка — эти ночные клубы.

— Я вся из дурных привычек, — улыбнулась Мэри.

Старший инспектор Смит из Скотленд–Ярда был чем–то ей симпатичен, хотя она и не могла себе этого объяснить.

Подъехало такси. Мэри отказалась от того, чтобы ее провожали, и уехала одна. Мужчины медленно двинулись вдоль улицы.

— Приятная юная леди, — заметил Кремень, — хотя актрисы для меня и пустое место. Кстати, только что вернулся с Марлборо–стрит, оштрафовал там троих из них — во всяком случае, назвались актрисами.

— Небольшая облава?

— Впустую. Рассчитывал на королей, а попались сошки.

— Пешки, — поправил Дик.

— Во всяком случае, мелкая рыбешка, — последнее слово осталось все–таки за Кремнем. — На днях чуть было не зашел к вам в мастерскую — хотел взглянуть на это ваше ружье — духовое, что ли?

— Что–то вроде этого. А кто вам сказал?

— Дорнфорд. Кстати, порядочная скотина этот Дорнфорд! Никак не могу понять, как оно действует, ваше ружье. Дорнфорд сказал, что вы вставляете патрон, выстреливаете его, и от этого ружье заряжается. Это правда?

— В общем, да; главное — это сжатый воздух.

— Продали бы его в Чикаго — с руками бы оторвали! — Мистер Смит прищелкнул языком. — Чикаго! Шесть убийств за неделю, и никого не зацапали!

Дик рассмеялся. Он недавно вернулся из Америки и кое–что слышал о тамошних гангстерах.

— А убийства–то какие! — продолжал Кремень. — Увозят жертву на машине за город и там приканчивают. Мыслимо ли такое у нас? Н–е–е–т!

— Я бы не был так уверен, — покачал головой Дик. — Однако беседовать с вами на криминальные темы здесь не очень удобно. Идемте ко мне. Выпить найдется.

Инспектор заколебался.

— Добро, сна мне сегодня все равно не видать. Вон такси.

Такси стояло посреди улицы с погашенными фарами. Смит свистнул.

— Водитель ушел, наверняка нежится сейчас с какой–нибудь дамочкой, — предположил Дик.

— Да он просто заснул, — возразил Смит и решительно направился к машине. Заглянул через лобовое стекло, но ничего не увидел.

— Никого нет, — пожал он плечами и глянул сбоку — повнимательней.

Затем резко дернул ручку. Дверца распахнулась. Кто–то там все–таки был — на полу смутно вырисовывались бесформенные очертания какого–то тела.

— Нажрался! — поморщился Кремень.

Он направил на фигуру фонарик. Луч выхватил из темноты то, что еще недавно было лицом человека. Выстрелом в упор оно было обезображено до неузнаваемости. По одному ему ведомым приметам инспектор все–таки узнал того бродягу по имени Тиклер, с которым он недавно разговаривал.

— Прокатили! — охнул Смит. — Господи! Да что это — Чикаго?

Через пять минут машину уже окружала дюжина полицейских, с трудом сдерживающих напор толпы. В Лондоне зеваки мгновенно собираются вокруг места происшествия в любой час дня и ночи. К счастью, сержант полиции находился неподалеку, на Марлборо–стрит, где разбирался с подвыпившим господином, и в считанные минуты прибыл к месту.

— Стреляли с близкого расстояния из пистолета очень маленького калибра, — таким было его первое заключение.

Очень скоро прибыла карета скорой помощи, и бренные останки Горация Тома Тиклера увезли. Машину отогнали в участок; Скотленд–Ярд уже начал поиски владельца такси по имени Уэллс.

Дика Алленби специально никто не приглашал, но так уж получилось, что в эти драматические минуты он оказался рядом с Кремнем Смитом, поэтому вместе с ним он отправился и в участок, принимая деятельное участие в происходящем.

— Тиклера застрелили в такси — в кожаной обшивке сиденья — пулевое отверстие, — деловито рассуждал Смит. — Тело сползло на пол, а ноги с цинизмом — для потехи или ради большего эффекта — забросили на сиденье. — Кремень задумчиво подымил трубкой. — Упав на пол, он, видимо, был еще жив. Убийца стрелял еще раз: в полу мы нашли вторую пулю.

— Водителя нашли? — спросил Дик.

— Везут сейчас сюда.

Мистер Уэллс, водитель и владелец такси, оказался грузным, насмерть перепуганным мужчиной лет сорока пяти, Историю он поведал совсем простую. К своему гаражу подъехал около двух часов ночи. Гараж находился на конном дворе рядом с Марилебон–роуд. Ворота его были закрыты, поэтому он оставил свою машину на улице. Делал он это довольно часто, так как не опасался за свой автомобиль. Такси воруют редко: их легко узнать и с ними вору одна морока. Оставив машину, Уэллс прямиком направился в ближайший полицейский участок, чтобы сдать зонт и бумажник, забытые последним пассажиром. Один из полицейских видел, как он ставит машину, второй принял у него находку, составив по этому случаю протокол. Затем мистер Уэллс направился домой, что подтвердила вся его семья.

Конный двор представлял собой очень глухое место. В отличие от других подобных дворов, здесь не жила ни одна душа. Гаражи соседствовали с мебельным складом. И в глухую пору ночи никто не мог видеть похитителя автомобиля.

Следы убийцы терялись в неизвестности. Очевидно, он был не новичок в подобных делах и смог все предусмотреть.

Глава 4

Было уже семь часов, и улицы Уэст–Энда заполнил торговый люд, когда Дик вернулся в свою квартиру на Куинз–гейт. Напряжение последних часов сменилось усталостью, и он почти сразу уснул. Перед сном он с облегчением вспомнил, что Мэри не видела этой страшной картины преступления. Только ближе к вечеру зашедший в гости Кремень Смит разбудил его. Пока Дик одевался и приводил себя в порядок, инспектор рассказывал ему о ходе расследования. Машину оставили на дороге за двадцать минут до того, как Смит нашел ее; свидетели показали, что водитель вышел из такси и пешком направился в сторону Эр–стрит; счетчик остановился на семнадцати шиллингах, хотя все это ровным счетом ничего не давало следствию.

— Хотите, наверно, узнать самую интересную подробность? У этого парня в кармане мы нашли сто однофунтовых банкнот.

— У Тиклера?

Кремень подозрительно глянул на Дика.

— Откуда вы знаете, что его звали Тиклером?

Дик ответил не сразу.

— Это может показаться странным, но я узнал его тотчас же, как только увидел. Когда–то он служил у моего дяди.

— Прошлой ночью вы мне этого не сказали.

— Прошлой ночью я еще не был уверен; я все сомневался, пока не увидел, как его вытаскивают из машины. Насколько помню, этого человека дядя выгнал за воровство лет шесть–семь назад.

Кремень кивнул.

— Все равно. Я и зашел сказать вам об этом. Сегодня утром я видел старого Лайна. Так он ваш дядя, да? Поздравляю! Старик с норовом. Весь Скотленд–Ярд для него пустое место.

— Что он сказал?

Кремень раскурил свою огромную трубку.

— Старик, наверное, совсем выжил из ума. Все, что он мог вспомнить о Тиклере, это что тот был мерзавцем. Это мы и без него знали. Сто однофунтовых банкнот! Ну хотя бы одна пятерка нашлась — было бы легче.

Он расчистил место и взгромоздился на заваленный инструментами и деталями верстак.

— Все думаю, кто этот парень, который заманил его в машину? Держу пари, американец. Это меня и беспокоит — прогресс добрался и до преступного мира.

Дик рассмеялся.

— Если вам верить, Кремень, прогресс способствует росту преступлений.

— А то нет! Что мы сейчас имеем? — Инспектор стал загибать пальцы. — Появилась фотография — теперь без труда можно заниматься подделками; аэропланы — чтобы теперь вору быстро удрать из страны; машины — грабить стало удобно. А радио? Да за шесть последних месяцев у меня в Уэст–Энде было четыре случая, когда им пользовались для грабежей! А электричество? Да теперь взломщика с дрелью не остановит даже самый прочный металл сейфов! Прогресс!

Дик подумал, что убийства в такси прогресс не коснулся.

— Убить могли и в экипаже.

— Лошадь на улице не бросили бы, — последовал уничтожительный ответ. — Держу пари, это только начало.

Инспектор положил руку на продолговатую стальную коробку рядом с ним.

— Тоже дитя прогресса — значит, жди, что оно натворит. Это бесшумное ружье…

— Пистолет прошлой ночью тоже был бесшумный?

Кремень Смит на мгновенье задумался, а затем непоследовательно спросил.

— Пиво у вас найдется?

Под одним из верстаков стояла дюжина бутылок. Дик всегда держал пиво для друзей, которым иногда требовалось взбодриться. Кремень открыл пару бутылок и одну за другой мигом осушил. За ним давно укрепилась слава великого любителя пива. Он мог, как поговаривали, в один присест выпить двадцать бутылок, оставаясь при этом трезвым. Сам он утверждал, что пиво улучшает логическое мышление. Огромным красным носовым платком сыщик тщательно вытер усы, крякнул и продолжил разговор:

— Мы не нашли никого, кто слышал бы выстрелы. И кто знает, где стреляли? Такси могли угнать куда–нибудь за город. Там полно глухих мест, где пару выстрелов никто и не услышит. За два часа можно проехать Бог знает сколько. Кстати, на ветровом стекле остались следы дождя, а на колеса налипла грязь. В Лондоне дождя не было, а сразу за городом, говорят, лил, как из ведра. Вывод напрашивается один…

Его рука сама потянулась под верстак и нащупала третью и четвертую бутылки, Кремень машинально открыл их.

— А как вы вышли на моего уважаемого дядюшку?

— Дружны с ним?

Дик покачал головой.

— Тогда скажу, что о нем думаю.

И мистер Смит подпечатал старого Хервея Лайна одним острым словцом.

— Очень похоже — согласился Дик, нервно наблюдая, как исчезает его пиво. — Я с ним почти не разговариваю.

И снова Кремень с превеликой тщательностью вытер усы.

— Этот Тиклер — вы слегка повздорили с ним лет пять назад, так ведь?

Глаза Дика сузились.

— Это вам мистер Лайн рассказал?

— Да рассказали, — туманно ответил Кремень.

— Да, я выгнал его в шею из своей квартиры. Он принес от дяди мерзкое послание, да еще дополнил его от себя.

Кремень слез с верстака и тщательно отряхнулся.

— Все это вам следовало бы рассказать мне прошлой ночью. Это избавило бы меня от лишних хлопот.

— И сберегло бы для меня четыре бутылки пива, — отпарировал Дик.

— Оно пошло на пользу.

Инспектор еще раз осмотрел странного вида ружье на верстаке, легко приподнял его и снова положил на место.

— Это могли сделать из него.

— Вы меня подозреваете? — Дик Алленби начал злиться.

Кремень улыбнулся.

— Не беситесь. Я не против вас — я против прогресса.

— Это, безусловно, оружие. — Дик с трудом сдерживался. — Но основная идея — не знаю, можете ли вы втемяшить это в свою дубовую башку…

— Благодарю вас, — вставил Кремень.

— …в том, чтобы использовать его исключительно для технических нужд. Выстреливая обычный — или почти обычный патрон, в этом казеннике я создаю громадное давление воздуха, которое с успехом можно использовать для приведения в действие самых различных механизмов.

— Вы знали, что он сидел в тюрьме? — почти примирительно спросил Кремень.

— Знал, конечно; думаю, что не раз. Хотя мне известен только один случай, когда мой дядя возбудил против него дело… На вашем месте, Кремень, я бы отправился в Чикаго и поучился бы у тамошней полиции их методам…

— Мне учиться нечему, — решительно прервал его Кремень. — Этот предмет я изучил досконально, — и, не дожидаясь ответа, он вышел за дверь.

По дороге в Скотленд–Ярд инспектор не без удивления обнаружил, что все вечерние газеты поместили на первые полосы сообщение об убийстве в такси. Броские газетные заголовки так и пестрели перед глазами. Один из них даже заинтересовал самого Кремня: «Важный ключ к разгадке». Он истратил пенни, чтобы узнать: таким ключом являются сто фунтов денег, найденные в карманах убитого, — факт, ранее якобы остававшийся незамеченным. Смит сплюнул и пожалел об истраченной монетке.

Совещание в Скотленд–Ярде, куда он направлялся, также вряд ли бы помогло отыскать разгадку. Смит не переносил этих совещаний, когда полицейский люд рассаживался кругом, курил и по делам, о которых не имел ни малейшего понятия, высказывал предположения одно нелепей другого.

На этот раз — впервые за много лет — Кремень прибыл вовремя. К великому своему удовольствию он отметил, что его коллеги столь же бедны на версии, как и он сам. В воздухе витала общая обеспокоенность тем, что появился новый вид преступления; никто не знал, как к нему подступиться. И до этого отчаянные головы угоняли машины, но с целью грабежа, а не убийства, и полиция легко с ними справлялась.

Новостей почти не было. Если не считать рапорта полицейского, который опознал убитого. Он патрулировал в районе Портленд–Плейс и без четверти два проводил с ним предупредительную беседу. Невероятно, но в практике такое иногда случается — в рапорте полицейский упустил важнейшую деталь. Он не упомянул о том, что Тиклер сидел у квартиры некоего выпивохи и имел намерение с ним поговорить. И при этом вскользь намекал на возможную неприязнь между ними.

Кремня отчет полицейского не заинтересовал. Он и сам видел Тиклера прошлой ночью на Риджент–стрит и разговаривал с ним. Никакой зацепки в этом не было.

— Кому же все–таки понадобилось убивать бедного маленького негодяя? Он ведь был почти конченным человеком. Я сам видел, как Тиклер подбирал окурки. Кому он мог насолить?

Толстяк Маккевен откинулся на спинку стула и выпустил в потолок струйку дыма.

— Орудовала бы шайка, с ходу можно было бы догадаться. — В его голосе звучала безнадежность. — Но это не шайка. Был бы он хотя бы «носом»…

Кремень покачал головой. «Нос» на полицейском языке означало осведомитель, а Тиклер им никогда не был.

— Ну кому, черт возьми, он мог помешать? Вот вопрос! Надо хотя бы узнать, с кем он якшался в последнее время.

На такой оптимистической ноте совещание закончилось. Кремень спустился в свой кабинет. На столе его ждали несколько писем. На одном из них стоял штемпель Ист–Энда[6], адрес на грязном конверте нацарапала безграмотная рука. Смит вскрыл конверт, вытащил листок бумаги, вырванный из дешевой записной книжки, и прочел написанное карандашом:

«Коли хотите знать, кто убил беднягу Тиклера, сходите и поговорите с мистером Лео Мораном».

Подписи не было.

Смит долго и внимательно разглядывал письмо, конверт и, наконец, пришел к выводу:

— А чем черт не шутит?

Мистер Моран, управляющий филиалом крупного банка, давно уже вызывал у инспектора профессиональный интерес. Тем охотнее Кремень согласился с анонимным автором письма сходить и потолковать с ним.

Глава 5

Мэри Лейн всегда верила в свою звезду. Хотя и не питала напрасных иллюзий, которые так часто оборачиваются обманом и горькими воспоминаниями. Она неустанно работала в ожидании того дня, когда мир примет ее как великую актрису. Тогда ее имя ярко загорится на фасаде театра и большими буквами будет напечатано в программках. Нужно лишь дождаться подходящего случая. Ведь, по сути, слава стремительно приходит к тем, кого сопровождает удача. А пока существование на сцене Мэри Лейн интересовало только немногих театральных критиков. В поисках перспективных актрис, будущих звезд, они без устали обозревали театральный небосвод. Бывало, что и находили, но гораздо чаще попадали впросак. В отношении Мэри они еще не определились. По их мнению, в созвездии молодых актрис она смотрится поярче и вполне может стать великой актрисой. Но ей надо много трудиться над собой…

Мэри усердно работала. Она была еще в том возрасте, когда театральным критикам доверяют. И вполне довольствовалась вторыми ролями. Но при этом старалась не терять головы. Она не млела в бесплодных мечтах, не рисовала в своем воображении восторженных газетных рецензий. В общем была вполне разумной, трезво мыслящей и решительной девушкой.

На следующее утро после вечеринки у мистера Вирта ее вызвал к себе опекун, старый Хервей Лайн. Разговор вышел неприятным, что часто случалось в последнее время. Речь шла о ее ежегодном содержании; деньги, уплывающие из его кармана, всегда вызывали у старика неудержимое раздражение.

— Раз идете на сцену, должны быть готовы отказывать себе во всем! — рычал он. — Ваш болван отец сделал меня своим душеприказчиком и передал все полномочия. Сто пятьдесят тысяч в год — это все, что вы будете получать до двадцати пяти лет. И говорить тут больше не о чем!

В душе у девушки все горело от возмущения, но она прекрасно владела собой:

— Двести тысяч приносят доход побольше, чем сто пятьдесят!

Мистер Лайн свирепо глянул на нее; он был очень близорук, и поэтому различал перед собой лишь пятна голубого и розового цветов.

— Это все, что вы будете получать до двадцати пяти А затем я с радостью избавлюсь от вас. И вот еще что, милочка: я слышал, вы дружите с моим племянником, Диком Алленби?

Мэри вскинула голову.

— Да.

Старик помахал перед ее лицом костлявым пальцем.

— Ничего он от меня не получит — ни от мертвого, ни от живого. Зарубите это себе на носу!

Мэри предпочла промолчать. С безнадежно испорченным настроением она вышла из комнаты. Безропотный добряк Бинни, слуга Хервея Лайна, проводил ее до дверей.

— Не расстраивайтесь, мисс, — сочувственно сказал он. — Хозяин с утра сегодня сам не свой.

Мэри ничего не ответила — она вряд ли вообще заметила Бинни. Он тяжело вздохнул и, закрывая за девушкой дверь, скорбно покачал головой. Ему всех было жалко.

Его хозяин, по обыкновению, долго оставался у себя в кабинете. Он напряженно о чем–то думал, шевеля губами и барабаня пальцами по подлокотникам инвалидного кресла.

В прошлом Хервей Лайн был ростовщиком и еще живо помнил свое прошлое величие. Каждый, слывший более или менее важной персоной в конце Викторианской эпохи[7], одалживал у него деньги. А возвращал с большими процентами. В отличие от других ростовщиков, учтивых до подобострастия, Лайн был дурно воспитан, груб и бессовестен. Но зато скор в делах. Если он говорил «да» или «нет», то это был окончательный приговор. Светские щеголи, испытывающие трудности с наличностью, могли уже через пять минут уйти от него с деньгами или через две выскочить, совершенно уверенные, что ничего не получат.

Одалживать деньги старик бросил, когда попечители состояния герцога Крудонского подали на него в суд. Хотя они дело и проиграли, Хервей испытал такое потрясение, которое запомнил на всю жизнь. После этого он давал взаймы лишь изредка — как бывший картежник иногда берет в руки колоду и играет только по маленькой, чтобы испытать прежнее наслаждение.

Отношение мистера Хервея Лайна к миру не отличалось особой философской глубиной и выражалось предельно просто: галера его жизни уверенно плывет по заросшему тиной морю дураков. Дураками были решительно все, с кем ему приходилось иметь дело. Его клиенты были дураки, что занимали, дураки, что соглашались на огромные проценты, и дураки, что возвращали долг. Дураком был и его племянник Дик Алленби, бестолковый изобретатель и наглый юнец, у которого не хватало мозгов, чтобы понять, на какой стороне ломтя намазано масло. Потому что, будь он полюбезней, мог бы получить в наследство миллион. Дура и Мэри Лейн, задирающая нос актерка, которая за жалкие гроши красит физиономию и дрыгает ногами (его любимое выражение). Она была дочерью его давнишнего партнера и могла бы, поддобрившись к старику — ты же актриса! — получить это же наследство.

Слуги у него всегда были круглыми идиотами. Но самым большим дураком был старый Бинни, лысый, тучный, с одышкой, который стоил ровно в три раза больше, чем получал. Он был камердинером, слугой, посыльным, дворецким, нянькой. И всегда робким и безответным. Хозяин мог бы обойтись с ним великодушно и оставить ему в награду небольшую сумму. Тем более, что Бинни был обременен семьей — имел жену, тощую, вечно ноющую особу, которая выполняла в доме обязанности кухарки. В то же время Бинни, по мнению старика, был лентяй и принадлежал к числу тех ловкачей, которые дважды не задумаются — воровать или не воровать у хозяина.

Сам Хервей Лайн был высоким костлявым стариком. На испещренном морщинами лице навечно застыло выражение недовольства. Толстые темные очки скрывали строгие голубые глаза. Самостоятельно передвигаться он почти не мог, его возил Бинни в инвалидном кресле. В последние годы Хервей стал быстро терять зрение. И, не осознавая того сам, перешел в полную зависимость от своего слуги.

Старый Лайн сидел, обложенный подушками, в кресле и хмуро смотрел перед собой. На подносе стоял завтрак — яйцо и гренки. Бинни возился с чайником для заварки за его спиной:

— Этот болван–детектив больше не заходил?

— Нет, сэр. Вы говорите о мистере Смите?

— Я говорю о болване, который приходил расспрашивать о мерзавцеТиклере! — взорвался старик, ребром ладони ударяя по столу так, что звенели чашки.

— О мужчине, которого нашли в такси? — догадался Бинни.

— Ну о ком же еще! — прорычал старик. — Свой же его и прибил. Воровская братия так и кончает.

Хервей Лайн с угрюмым видом замолчал. «Интересно, — подумал он, — а Бинни крадет у меня?». Недавно он обратил внимание, что в счетах от бакалейщика суммы подозрительно возросли. Объяснению Бинни, что продукты, мол, подорожали, старик не поверил.

— Похоже, сэр, с погодой вам сегодня повезет, — робко заметил слуга.

— Не болтай! — огрызнулся старик.

Снова наступило долгое молчание. Лайн о чем–то напряженно размышлял.

— В котором часу придет этот парень? — неожиданно спросил он.

Бинни, на боковом столике наливавший чай, повернул свою большую голову и жалобно уставился на хозяина.

— Какой парень, сэр? В девять приходила молодая леди…

Тонкие губы Хервея скривились в ярости.

— Да знаю, что приходила, идиот! Управляющий банком — вот какой парень! Ты что, не передал ему мое приглашение?

— В десять, сэр. Мистер Моран…

— Давай сюда письмо — да живо!

Бинни поставил перед хозяином чай, порылся в небольшой кипе бумаг и нашел небольшой конверт.

— Читай вслух! — рявкнул старик. — Не хочу прерывать завтрак.

Старик ни за что не хотел признаваться в своей слепоте. Он еще мог отличить свет от темноты, знал по бледному пятну, где окно, мог сам найти дорогу по семнадцати ступенькам наверх в спальню. Мог еще написать свое имя, и вам никогда бы и в голову не пришло, что такие завитушки сделал слепой.

«Уважаемый мистер Лайн! — заунывно, как и всегда, когда читал вслух, начал Бинни. — С большим удовольствием зайду к вам завтра утром в 10 часов. Искренне ваш, Лео Моран».

Хервей раздраженно задвигался в кресле.

— С большим удовольствием, как бы не так! — Тонкий голос почти сорвался на визг. — Не будь у меня крупного денежного счета в банке, небось не пришел бы к старику… Слышишь, звонят.

Бинни, шаркая, вышел и через минуту вернулся с гостем.

— Мистер Моран.

— Присаживайтесь, мистер Моран, — старик неопределенно махнул рукой. — Подай ему стул, Бинни, и убирайся отсюда — слышишь? И не вздумай подслушивать у двери, черт бы тебя побрал!

Когда дверь закрылась, гость улыбнулся вслед Бинни — необидчивому, невозмутимому, добродушному.

— Итак, Моран, вы управляющий банком, где я держу деньги?

— Да, мистер Лайн. Если помните, год назад я сам просил о встрече с вами…

— Помню, помню, — раздраженно оборвал его Лайн. — Мне не о чем говорить с управляющими банком. Мне надо, чтобы они получше присматривали за моими деньгами. Это ваша работа, Моран — вам за нее платят, не сомневаюсь, порядочно. Выписку счета принесли?

Гость достал из кармана конверт и вытащил из него два сложенных листа бумаги.

— Вот… — начал он, и стул, когда он приподнялся, скрипнул.

— Что там смотреть — просто скажите, какой баланс.

— Двести двадцать тысяч семьсот шестьдесят фунтов и несколько шиллингов.

— Хм! — удовлетворенно мурлыкнул старик. — А ценные бумаги?

— На шестьсот тридцать две тысячи.

— Так… ну, а теперь к делу, — начал Лайн и вдруг забеспокоился, — Откройте дверь и удостоверьтесь, что нас не подслушивают.

Гость встал, подошел к двери, открыл и снова закрыл ее.

— Там никого нет, мистер Лайн.

— Никого, говорите? Хорошо… Моран, скажу вам прямо: я — талантливый человек. Это не бахвальство — это факт, в котором вы сами, надеюсь, сможете убедиться. Зрение у меня уже не то, что прежде, и проверить все счета уже трудновато. Но у меня прекрасная память. Я научился производить все расчеты в голове, и цифры, которые вы принесли, могу назвать с точностью до шиллинга.

Старик ненадолго замолчал, силясь разглядеть через толстые стекла очков мужчину, который сидел по другую сторону стола.

— Вы играете на бирже или в карты?

— Нет, мистер Лайн.

— Хм! Болван Бинни пару дней назад читал мне об одном управляющем, который с приличной суммой сбежал. Скажу честно, мне стало не по себе. Меня уже грабили…

— Вы не очень–то учтивы, мистер Лайн.

— Я и не собираюсь любезничать, — огрызнулся старик. — Я не доверяю никому, даже управляющему банком. Все зарятся на мои денежки. Держал одного подлеца–слугу, Тиклером его звали…

И Хервей Лайн принялся рассказывать длинную–предлинную историю о том, как бесчестный слуга крал у него, чего он не досчитался, как поймал мерзавца. Банкир терпеливо дослушал ее до конца. Однако у него словно гора свалилась с плеч, когда он, пожав тонкую вялую руку, вышел за двери дома.

— Хух! — выдохнул облегченно. — Сюда больше — ни за какие деньги!

Бинни, проводив гостя, торопливо вернулся к хозяину.

— Как он выглядит, Бинни? У него честное лицо?

Бинни глубоко задумался.

— Лицо как лицо, — туманно ответил он, и старик вскипел.

— Тупица! Убери этот чертов завтрак! Кто там еще придет ко мне?

Бинни долго думал.

— Человек по имени Дорнфорд, сэр.

— Джентльмен по имени Дорнфорд, — поправил его хозяин. — Он мой должник, стало быть, джентльмен. В котором часу?

— Около восьми, сэр.

Лайн жестом отпустил его.

…В три часа пополудни Хервей Лайн, как обычно, отправился на прогулку. Бинни помог ему надеть плащ с капюшоном, подал мягкую фетровую шляпу и с превеликими хлопотами усадил в кресло. Осторожно скатил его по стальным желобкам, переправил через дорогу и направился в парк. В это время дня там обычно бывало малолюдно, и никто не нарушал покой старого ростовщика.

Бинни поставил кресло в тень дерева, а сам, неудобно примостившись на складном стульчике, принялся заунывным голосом читать газетные новости. Старик перебил его лишь раз.

— В котором часу придет Дорнфорд?

— В восемь, сэр.

Лайн кивнул, поправил очки на переносице и успокоенно сложил руки в перчатках на пледе, который укутывал его ноги.

— Будешь начеку, когда он придет, понятно? Ненадежный субъект, опасный. Слышишь, Бинни?

— Да, сэр.

— Так какого черта молчишь? Читай дальше эту гадость.

Бинни послушно продолжал читать о последнем убийстве в Лондоне. Преступления всегда увлекали его, он мог читать о них бесконечно.

Глава 6

Артур Хулес был лощеным светским щеголем. Как раз того типа, который чаще всего встречался в обществе. Это был невысокий, худощавый человек, в монокле, с безупречной прической и всегда одетый так, словно собрался на свадебную церемонию.

Он занимал пост атташе в какой–то латиноамериканской дипломатической миссии, хотя его деятельность была весьма далекой от дипломатии. Не будь у него высокого покровительства, власти давно бы уже с предельной учтивостью вручили ему уведомление, и скучающий детектив, которому вменено в обязанность следить за отправкой персон нон грата[8], проводил бы его на океанический теплоход.

Хулес имел обширные знакомства во всех слоях общества. Состоял членом привилегированных дорогих клубов, водил компанию с темными дельцами и имел связи на лондонском дне. Поговаривали, что он пользуется светскими связями для проворачивания темных делишек.

Джерри Дорнфорд был его хорошим приятелем. Джерри был единственным сыном известного коммерсанта сэра Джорджа Дорнфорда. В отличие от Хулеса он нигде не работал и ничего не умел. Зато слыл известным прожигателем жизни и имел все качества, за которые принимают в свете. Имел представительную внешность, хорошие манеры, сорил деньгами и состоял членом всех известных клубов, где собирались джентльмены.

Разумеется, Джерри вел беспутную жизнь. То и дело проходил соответчиком в делах о расторжении брака, был холост и жил в небольшой квартирке на Хаф–Мун–стрит, где устраивал шумные вечеринки — для избранных. И конечно, как истый джентльмен, не пропускал ни одних скачек. Букмекеры жили только надеждой, что в один прекрасный день он все–таки разбогатеет и вернет долги. Ведь есть же у него богатые родственники, которые однажды отправятся в лучший мир.

А пока в ожидании богатого наследства он продолжал делать долги. Правда, по временам его основательно прижимали кредиторы. Вот и сейчас приближается срок погашения крупной задолженности, к тому же многократно отсроченной. Положение было критическое. Хулес также знал, насколько оно серьезно: приятели почти не имели друг от друга секретов. В уютном ресторане фешенебельного клуба «Снелла» они встретились для выработки стратегии спасения.

Хулес, как всегда с важным видом, расположился у окна. Задумчиво поглаживая усики, он проговорил:

— Ну и кто же на этот раз предъявляет права на твою жизнь?

— Хервей Лайн.

— Хервей Лайн? Знаю, знаю его. Очень оригинальный человек. Когда мой дорогой папаша был секретарем миссии — в девяносто третьем, — то занимал у Лайна деньги. Но, по–моему, он бросил это занятие, так ведь?

Джерри раздраженно махнул рукой.

— Да, бросил. Я уж и не помню, сколько лет должен был ему три тысячи, а сейчас уже четыре. Был у меня шанс, что вдова оставит приличный куш, но старая ведьма все завещала племяннику.

— А на отсрочку он не согласится?

Лицо Джерри сделалось каменным.

— Нет, — коротко бросил он. — Грозит судом, и я не могу его остановить. Всю жизнь только и делаю, что выворачиваюсь из лап кредиторов! Иногда дела обстояли очень скверно, но мне всегда как–то везло.

Последовало долгое угрюмое молчание. Хулес стал быстро поглаживать усики.

— Две тысячи — этого ведь должно хватить, чтобы остановить старика? Тогда нет проблем! Я дам тебе две тысячи, конечно, на определенных условиях. Я не прошу тебя, как злодей в бульварных книжонках, пробраться в министерство обороны и выкрасть мобилизационные планы. Хотя… Кое–что мне все–таки нужно — для одного джентльмена. Он интересуется изобретением Дика Алленби. Это будет всего лишь маленькая услуга, а оплата поистине королевская! Разумеется, тебе решать, но на твоем месте я бы не отказывался.

Дорнфорд с кислой миной повернулся к окну. Он отлично понимал, что речь идет о примитивном воровстве в сфере интеллекта. И как джентльмен должен был с негодованием отказаться. Однако живо представил себе кое–что и пострашнее. По сути, он согласился бы на любой выход из положения, кроме самоубийства.

— Даже не представляю, как это можно сделать.

В зал вошли двое мужчин. Джерри быстро взглянул на них и с неудовольствием узнал в одном из мужчин банкира Лео Морана.

— Это судьба, — тихо сказал он.

— Кто это? — спросил Хулес, проследив за его взглядом.

— Управляющий моим банком. Моран, Лео Моран. Кстати, что он делает в клубе?

Мужчины усаживались за стол. Хулес повернулся к Джерри и сверкнул темными глазами.

— Так как, дружище!

Джерри тяжело вздохнул и покачал головой.

— Мне надо подумать. Это чертовски скверная работенка.

— Тебя больше устраивает перспектива оказаться несостоятельным должником? — вкрадчиво заговорил Хулес. — Выгонят из всех клубов… Как же все станут жалеть бедного Джерри! Возврата уже не будет… постепенно уподобишься Майку Хеннеси. Ох, лучше сделать все возможное, чтобы этого не случилось!

— Причем тут Майк Хеннеси? — быстро спросил Джерри.

Его приятель рассмеялся.

— Так, к слову пришлось. Ты частенько заходишь в театр; я тебя очень понимаю, Мэри — очаровательная девушка.

На лице Хулеса появилась легкая гримаска, словно он собирался присвистнуть.

— Опять–таки к слову: Алленби ведь тоже нравится эта юная леди. Странно, как все сходится, словно части головоломки. Подумай хорошенько, дорогой мой Джерри, и позвони мне на Гросвенор[9]. И не откладывай…

Щелчком пальцев Хулес подозвал официанта, небрежно подписал счет и пошел к двери. Джерри последовал за ним. Моран со своего места увидел Дорнфорда и, привстав, схватил его за рукав.

— Если вы не заняты, Джерри, мне бы хотелось на этой неделе встретиться с вами.

Дорнфорд с раздражением выдернул руку. Он всегда помнил, что Лео Моран — обыкновенный банковский клерк, пусть даже и преуспевающий. И образование–то свое он получил, видимо, за счет государства. Поэтому благородный джентльмен не мог не возмутиться этому фамильярному «Джерри». Однако сдержался. Ему было отлично известно, для чего он нужен банкиру. Речь, конечно, пойдет об уплате денег. Дорнфорд лишь пробурчал:

— Хорошо, — и опрометью выскочил за дверь.

На лестнице он дал волю своей ярости:

— Свинья! В «Снелле» не место таким скотам! Шагу нельзя ступить, чтобы какой–нибудь хам не пристал с требованием уплаты долга! Это становится невыносимо.

Хулес, чем–то весьма довольный, напевал под нос любимую арию из Пуччини. Он улыбнулся и покачал головой.

— Миру, дружище, нужны разные люди — без этого он стал бы скучен.

Щеголь смахнул невидимую пылинку с безукоризненно чистого рукава пальто, на прощание легонько похлопал Джерри по плечу и неторопливой походкой направился по Сент–Джеймс–стрит в свою таинственную миссию.

Дорнфорд в нерешительности постоял с минуту, затем медленно пошел в другую сторону. Он не умел долго размышлять над своими проблемами. Скорее он был рабом своих чувств. Стоило ему представить свое возможное будущее в случае, если он не договорится со стариком Лайном, как он автоматически принял решение. Джерри остановил такси и поехал на Куинз–гейт в гости к Дику Алленби, чтобы ознакомиться с обстановкой и составить план действий.

Дик жил в бывшем особняке, который теперь сдавали под квартиры. Привратника, как и лифтера, здесь не было. Джерри поднялся на пятый этаж и постучал в дверь. Ответа не последовало, он толкнул дверь и вошел. И сразу же оказался в мастерской Дика. Раньше здесь была студия, затем переоборудованная изобретателем для своих целей. Через все помещение тянулся верстак. На нем Джерри среди нагромождения деталей и приборов разглядел несколько пустых бутылок из–под пива, Рядом стоял один стакан. Он покачал головой, осуждая излишества. Знай гость, что этими излишествами занимался здесь известный сыщик Скотленд–Ярда, то немедленно ушел бы отсюда и больше никогда не возвращался.

— Вы здесь, Алленби?

Ответа не последовало. Джерри отыскал глазами на верстаке продолговатую стальную коробку. Чутье подсказало ему, что это и есть новое изобретение Дика. Он быстро подошел, поднял футляр. И облегченно вздохнул, поняв, что может нести его без особого труда. Поставив коробку на место, Джерри вернулся к двери. Ключ торчал изнутри: он осторожно вытащил его и внимательно осмотрел. Дубликат можно было изготовить запросто, даже не имея слепка. Кое–какое техническое образование Джерри имел, и поэтому легко набросал на обратной стороне конверта эскиз ключа, прикинул размеры, сделал пометки и поспешно вставил его назад.

Он знал, что спальня находится на верхнем этаже и, вероятно, хозяин сейчас там. Дорнфорд прислушался: до его слуха донесся звук шагов по лестнице. Когда Дик вошел, он стоял посредине комнаты, рассматривая пустые бутылки.

— Привет, Дорнфорд! — Особой радости в голосе Дика не было. — Решил зайти?

Джерри улыбнулся.

— Скучно что–то стало. Вот и решил посмотреть, над чем работает наш великий изобретатель. Да, кстати, на днях видел тебя в театре с красивой девушкой. Поздравляю. Я попробовал заговорить с ней, но она повела себя чертовски грубо.

Дик свирепо глянул на него.

— Еще раз заговоришь с ней, и чертовски грубо поведу себя я.

Джерри усмехнулся.

— Не беспокойся, не собираюсь я ее соблазнять… Кстати, вечером увижусь с твоим дядей. Передать ему привет?

— Он предпочел бы, чтобы ты передал ему кое–что посущественней, — холодно бросил Дик.

Он сказал это безо всякой задней мысли, но выстрел пришелся прямо в цель. Джеральд поморщился.

— Ну зачем же так, Дик? Откуда эта внезапная вражда? Не волнуйся — твоя девушка совершенно не в моем вкусе. Приятная крошка, и ничего особенного. Актриса из нее — так себе. Такие на лондонской сцене далеко не идут…

— Все, что касается мисс Лейн, не твоего ума дело. И вообще, чего ты сюда приперся? Насчет вражды ты правильно заметил, но она вовсе не внезапная. Что–то не припомню, чтобы мы были очень большими друзьями.

— Старик, мы же служили в одном полку. Господи! Неужели двенадцать лет армейской дружбы для тебя ничего не значат? Двенадцать лет назад все было по–другому…

Дик молча открыл дверь.

— Уходи, Джерри, я не хочу тебя здесь видеть. И знать тебя особого желания не испытываю. Увидишь дядю, скажи ему об этом: заработаю себе очко.

Дорнфорд усмехнулся. Бурная реакция Дика не была для него неожиданностью и нисколько не задела его самолюбия. Напротив, он сам попытался перейти в атаку:

— По–моему, ты знал беднягу Тиклера, которого на днях убили?

— Я ни о чем не хочу с тобой разговаривать, даже об этом.

Дик быстро вышел из мастерской, вызвал лифт, пропустил туда Джерри и со стуком захлопнул за ним решетчатую дверь. Он злился на себя, что не сдержался. В последние годы Дорнфорд почти всегда вызывал в нем приливы ярости. Он ненавидел взгляды Джерри на жизнь, его беспринципность, эгоизм, никчемность. Он не мог забыть, как однажды в полку Джерри легко и безжалостно обыграл молодого офицера. А тот потом предпочел смерть позору.

Дик дождался, когда лифт остановится на первом этаже. Затем вернулся в мастерскую, открыл окно и проветрил комнату — жест странный, но точно отражающий его отношение к посетителю.

Глава 7

Инспектор Смит знал в Лондоне почти каждого, кто представлял собой хоть какую–нибудь величину. Многие испытали бы шок, узнай они, насколько подробно известна ему вся их подноготная. Порой крупица информации или ненароком брошенное словцо открывали ему тайные связи между отдаленными явлениями. Детективам, специализирующимся на уголовных преступлениях, это иногда очень помогает.

Инспектор шел с визитом к Лео Морану. Анонимное письмо лежало у него в кармане и несколько смущало его, но интуиция подсказывала, что предстоящий разговор обещает быть интересным.

Банкир проживал недалеко от старого Лайна, и Смит нисколько не удивился, увидев идущего ему навстречу Бинни. Где–то в подсознании Кремня всплыла связь между этим слугой и Мораном. Он не преминул воспользоваться встречей, чтобы прощупать почву. Тем более, что он знал Бинни как неисправимого сплетника, большого любителя порассказывать истории о своих хозяевах. В большинстве этих историй содержались лишь крупицы правды, но послушать его стоило.

Бинни приподнял шляпу и вежливо поздоровался:

— Добрый день, мистер Смит, — немного помявшись, он робко продолжил, — простите меня за смелость, сэр… новости есть какие–нибудь?

— Вы говорили, что знали этого Тиклера?

Бинни покачал головой.

— Совсем немного. Он мой предшественник…

— Сплюньте, — раздраженно сказал Кремень. — Вы хотите сказать, что он служил у мистера Лайна до вас?

Бинни кивнул.

— А у Морана вы служили?

Физиономия Бинни расплылась в улыбке.

— У кого я только не служил! Был камердинером у лорда Френли…

— Меня ваш послужной список не интересует. Что он за человек, этот Моран? Богатый, да? Деньгами швыряется?

Бинни глубоко задумался, словно от ответа зависела его жизнь.

— Он был очень приятным джентльменом. Я прослужил у него всего шесть месяцев. Он живет сразу за углом, окна в парк выходят.

— Я вас не об этом спрашиваю! Он по натуре скрытный, тихий?

— Я не помню, чтобы он много шумел…

Бестолковые ответы Бинни даже ангела вывели бы из себя. Инспектор начал даже сочувствовать Хервею Лайну.

— Когда я говорю «тихий», — скривился Кремень, — я имею в виду, не беспутничал ли он? Ну, вино, женщины, рестораны — вы понимаете, о чем я? Ваша матушка, должно быть, в детстве частенько вас роняла…

— Я не помню своей матушки. Нет, сэр, я не могу сказать, что мистер Моран был гулякой. Небольшие вечеринки устраивал, что правда, то правда. Приглашал леди и джентльменов из театра. Но когда у него пропали деньги, бросил это.

Кремень прищурился.

— Пропали деньги? Как, когда? В банке пропали?

— Нет, сэр, его собственные деньги. — Бинни испуганно заморгал глазами. — И мне пришлось тогда уйти. У него были акции в банке. Не в его банке, а в другом — и тот лопнул. Я хочу сказать…

— «Лопнул» мне объяснять не надо. Что это значит, я знаю. Устраивал вечеринки, говорите — выпивка и все такое? Как и этот, как его… — инспектор прищелкнул пальцами.

Бинни ничем помочь не мог. Он беспокойно оглядывался по сторонам, словно высматривая, как бы сбежать.

— Спешите? — спросил Смит.

— Кино начинается через десять минут. С Мэри Пикфорд…

— А, эта! — В голосе Кремня не прозвучало ни малейшего интереса. По его мнению, все актрисы мира не стоили и одного среднего лондонского преступника. — Так что об этом Тиклере… У Морана он служил?

Бинни подумал и покачал головой.

— Нет, сэр; по–моему, он служил у мистера Лайна, когда я служил у мистера Морана, а когда я служил у… — Бинни остановился, а затем, словно его осенило, быстро добавил: — Сегодня он выступает по радио.

Инспектор вздрогнул.

— Кто выступает? О ком это вы?

— Мистер Моран. Лекция об экономике или о чем–то в этом роде. Он частенько выступает.

Лекции Кремня Смита интересовали мало. Он еще немного порасспрашивал слугу, но без особых успехов, и, вконец потеряв терпение, отпустил беднягу.

Банкир жил в прекрасном особняке, в послевоенные годы сдаваемом внаем под квартиры. По широкой светлой лестнице Кремень поднялся на верхний этаж. Слуга провел его в гостиную, со вкусом обставленную дорогой мебелью. Из двух окон открывался прекрасный вид на Риджентс–парк, но внимание Кремня в первую очередь привлекла роскошь обстановки.

Пол укрывал персидский ковер; бра, хрустальная люстра, серебряные подсвечники заметно отличались от тех, которыми забита прилавки универмагов. В большой стеклянной витрине с подсветкой были разложены несколько прекрасных миниатюр; в другой такой же — редкие украшения из нефрита, некоторые из них стоили, похоже, очень больших денег. Кремень не разбирался в живописи, но и он понял, что картины на стене принадлежат кисти старых мастеров.

Инспектор знал финансовые возможности управляющего средним отделением банка; мог с большой точностью назвать размер его жалованья. И, осматривая квартиру и роскошную обстановку, без конца задавал себе один и тот же вопрос: «Откуда у Лео Морана все это могло взяться?»

Смит рассматривал картину, когда услышал за спиной шаги. Мистер Моран был одет в шелковый халат поверх сорочки и белого жилета. Казалось, он нисколько не удивлен своему посетителю.

— Привет, Смит! Не часто вы балуете нас своим посещением. Присаживайтесь и выпейте. — Он позвонил. — Конечно, пива?

— Конечно, пива, — чистосердечно признался Смит. — Хорошенькое у вас гнездышко, мистер Моран!

— Неплохое, — небрежно бросил хозяин квартиры. Он показал на ту картину, которая заинтересовала Кремня. — Подлинный Коро. Мой отец отдал за нее триста фунтов; сейчас стоит, наверное, тысячи три.

— Ваш отец был состоятельным, мистер Моран?

— Деньги у него были. А почему вы спрашиваете? Не укладывается в голове, как это на мое жалованье можно так обставить квартиру, я прав? — Глаза банкира весело поблескивали. — Наверное, думаете, что у меня есть незаконные доходы? Например, ворую у себя в банке или нечто подобное?

— Смею заверить, — торжественно произнес Кремень Смит, — что подобное мне и в голову не приходило.

— Пива, — приказал Моран слуге, который появился в дверях. — У вас какое–то дело ко мне? Какое?

Кремень задумчиво поджал губы.

— Я разузнаю об этом бедняге Тиклере…

— О парне, которого убили? Знаю ли я его, вы хотите спросить? Конечно, знаю! В последнее время не было случая, чтобы я вышел из этого дома и не столкнулся с ним. Все хотел мне что–то рассказать или продать — я так ни разу и не поинтересовался, что.

Кремень заинтересовался:

— Вы так и не знаете, что он хотел рассказать? Может, за это его и убили?

— Вы что, подозреваете меня?

Кремень улыбнулся — то ли абсурдности вопроса, то ли появлению большой бутылки пива — Моран так и не понял.

— Вы знаете мисс Лейн?

— Немного, — холодно ответил Моран.

— Хорошая девушка. Ваше здоровье! — Кремень поднял стакан и залпом осушил его. — Отличное пиво, почти как до войны. Помнится, тогда его можно было взять по четыре пенса за кварту.

Он тяжело вздохнул и попытался выжать еще немного из бутылки, но увы. Моран снова взялся за колокольчик.

— Почему вы спросили о мисс Лейн?

— Слышал, вы интересуетесь артистами… А вот и слуга!

— Еще бутылку для мистера Смита, — не поворачивая головы, бросил Моран. — Что вы хотите сказать?

— Ну, вы ведь когда–то устраивали для актеров вечеринки?

— Да, много лет назад, в дни моей зеленой юности. А что?

— Так, просто интересно, — пожал плечами Смит.

Хозяин квартиры поднялся и зашагал по комнате, пытаясь справиться с раздражением.

— За каким чертом вы пришли сюда, Смит? Вы ведь не из тех, кто понапрасну тратит время на идиотские расспросы. Связываете меня с этим убийством? Убийством этой мерзкой трущобной крысы, которую я едва знал? Абсурд!

Кремень покачал головой.

— Конечно, нет, — пробормотал он. — Я просто собираю информацию.

Принесли пиво. Раздражение мистера Морана улетучилось.

— Могли бы, по крайней мере, сказать, что за вашим визитом кроется — или вы все держите в секрете? Выкладывайте, дружище, не темните.

Мистер Смит вытер усы, медленно поднялся со стула и перед венецианским зеркалом поправил свой широкий розовый галстук.

— Я скажу вам, что скрывается за моим визитом — как мужчина мужчине. Мы получили анонимное письмо. Установить, кто писал, труда не составило. Его прислала хозяйка квартиры, где жил Тиклер. Мы поговорили с ней, и знаете, что оказалось? Когда Тиклер сильно напивался, а это случалось каждый день, он обычно с этой дамой разговаривал о вас.

— Обо мне? Но что он мог знать и говорить обо мне!

— Многие болтают о людях, которых не знают, — начал Смит. — Известность в обществе…

— Чепуха! Я не общественный деятель. Я всего лишь скромный управляющий банком, который ненавидит банковское дело и с радостью сгреб бы в охапку все банковские книги и в Риджентс–парке сжег, напоил бы клерков, открыл бы подвалы для мелких воришек Лондона и превратил бы это чертово заведение в ночной клуб!

Уставившись на Морана с отвисшей челюстью, Смит не пропустил ни одного слова из этой тирады. Учтивость и уравновешенность покинули банкира, и на его лице проступила долго сдерживаемая злоба, если не нечто большее.

— Однажды за то, что я играл на бирже, меня чуть не вышвырнули из банка. Я — игрок, всегда был им и остаюсь. Выкинь они меня тогда, мне бы конец. Пришлось на коленях приползти к директорам, чтобы позволили остаться, да еще пришлось притворяться, что их банк — это самое для меня дорогое на свете, а директора — святее Папы Римского. И каждый раз, когда я пытался хоть немного подзаработать, чтобы послать их ко всем чертям и смыться, фортуна отворачивалась… — Он щелкнул пальцами. — Я и правда не знаю Тиклера. И почему он говорил обо мне, понятия не имею.

Кремень Смит глянул на свой котелок.

— Вы знаете мистера Хервея Лайна?

— Да, он наш клиент.

— Давно его видели?

Моран помолчал и задумчиво ответил:

— Да уже года два.

— О!

Инспектор сказал «О!», потому что ничего другого в голову не пришло.

— Ну, я пошел. Извините, что побеспокоил, но вы ведь знаете — дела не терпят отлагательств.

Он протянул банкиру свою огромную руку, но мистер Моран был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил этого.

Закрыв за гостем дверь, банкир медленно вернулся в гостиную и присел на краешек дивана. Долго просидел неподвижно, затем встал и подошел к стене. Отодвинул картину, за которой скрывался сейф, открыл его и вытащил пачку документов. Очень внимательно просмотрел их и положил обратно. Затем вытащил из глубины сейфа плоскую кожаную шкатулку, в которой лежали билеты на поезд и пароход, а также паспорт с вложенными банкнотами на две тысячи фунтов. Шкатулку он уложил в саквояж и начал торопливо переодеваться.

Глава 8

Бинни увлеченно и с чувством читал программу радиопередач на вечер. Когда он дошел до десятичасовой лекции «Банковская система и экономика», Хервей Лайн перебил его:

— А ну, погоди… Стой, тебе говорят! Разошелся. Кто читает эту лекцию?

— Мистер Моран, сэр.

— Моран? Это тот хлыщ, который заходил вчера?

— Да, сэр.

— Банковская система — ишь ты! — проворчал старик. — Этого слушать не хочу. Понял, Бинни? Этого слушать не хочу!

— Хорошо, сэр.

Белые узловатые пальцы старика пошарили по столу, нащупали часы и нажали кнопку.

— Шесть часов. Дай мне салат.

— Сегодня я видел того инспектора, сэр, мистера Смита…

— Салат давай!

Салатом с цыпленком мистер Лайн неизменно заканчивал день. Бинни старательно прислуживал, но все делал невпопад. Когда он говорил, старик приказывал ему заткнуться, а когда надолго умолкал, наоборот, клял его за угрюмость. Наконец, хозяин поел и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Слуга убрал пустые тарелки и собирался уже оставить старика подремать, как Лайн вернул его.

— Что там с «Кассари Ойлз»?

Нефтяная компания «Кассари Ойлз» уже давно вела поиски нефти в Малой Азии. И в зависимости от ее успехов акции компании то дорожали, то падали в цене. Они не давали покоя Хервею Лайну. За те годы, что он держал «Кассари Ойлз», они превратили его жизнь в сплошную муку, ибо он любил порядок и стабильность в своих делах, а рисковать предоставлял другим.

Мистер Хервей собрал целую кучу сведений о месторождениях «Кассари Ойлз» за много лет. И они могли повергнуть в уныние любого, кто вложил в это дело свои деньги. Приобрести эти акции — акции учредителя — стоило Лайну немалых усилий. И тем более затруднительно было избавиться от них при их очевидной ненадежности. И все же он после долгих колебаний превратил их в более надежный капитал. Но продолжал пристально следить за деятельностью компаний. Ему не давала покоя мысль, что он собственными руками мог выбросить целое состояние. Читать ежедневно об изменении курса акций вошло у него в обычай.

Бинни отыскал газету, привычно развернул ее на нужном месте и прочел котировку[10]. Старик заворчал:

— Если пойдут вверх, затаскаю чертов банк по судам. Это болван Моран посоветовал их продать.

— Они пошли вверх, сэр? — робко поинтересовался Бинни.

— Не суй свой нос в мои дела… Лучше подай мне чай, да смотри, не крепкий. И принеси папку с делами моих должников, зеленую с белыми тесемками. А сам можешь убираться. Да, когда придет Дорнфорд, никуда из дома не отлучайся, слышишь?

— Да, сэр…

В восемь часов появился посетитель — давний должник и, как предчувствовал старик, почти безнадежный. В свою очередь, Джерри чувствовал, что, будучи последним из должников старика, напоминает мышь в лапах дряхлого кота, которую слишком быстро не съедят. И в этом, в известной степени, надеялся обрести спасение.

Хервей Лайн принял гостя с застывшим оскалом на лице — по его мнению, это была улыбка, — которым встречал должников уже много лет.

— Присаживайтесь, мистер Дорнфорд, — любезно, как мог, пригласил он. — Бинни, пошел вон!

— Бинни здесь нет, мистер Лайн.

— Подслушивает за дверью, всегда подслушивает! Посмотрите.

Дорнфорд открыл дверь — слуги не было и в помине. Когда же повернулся к ростовщику, тот утратил какие–либо признаки любезности. Хищно склонившись над папкой, он перебирал листы.

— Минуточку, минуточку. — Старик делал вид, что зорко вглядывается в свои бумаги. — Насчет этих денег — три тысячи семьсот, кажется? Вы готовы сегодня вечером рассчитаться?

— К сожалению, ни сегодня, ни в ближайшие дни не смогу. Вообще не вижу возможности в настоящее время рассчитаться. Впрочем, я договорился, чтобы на ваш счет перевели четыре–пять сотен…

— С кем договорились — с Исааком и Соломоном?

Джерри проклял себя за тупость. Как же это он выпустил из виду, что ростовщики бдительно следят за своими должниками.

— Так вот, друг мой, ничего у вас не получится. Ищите, ищите деньги. Если до завтра не рассчитаетесь, передаю дело в суд.

Другого Джерри и не ожидал.

— А если к концу недели найду две тысячи, вы дадите время достать остальные?

Он с изумлением почувствовал, что не может справиться с волнением — голос его сипит и прерывается. Это он–то, джентльмен до кончиков ногтей, не терявший присутствия духа даже в самых безвыходных ситуациях, вот так разволновался перед этим безобразным стариком, одной ногой уже стоящим в могиле.

— Если можете найти две тыщи, найдете и три семьсот, — отрезал старик. — К концу недели? Да я и дня не дам — откуда бы вы их взяли?

Джерри прокашлялся.

— Мой друг…

— Начнем с того, что это ложь, мистер Джеральд Дорнфорд, — перебил ростовщик, — у вас нет друзей: вы их всех порастеряли. Я скажу, что сделаю с вами.

Лайн быстро перегнулся через стол, опершись локтями на его полированную поверхность. Он наслаждался этими мгновениями своей власти, возвращавшими ему некоторые из прежних ценностей жизни, которые остались теперь лишь в воспоминаниях.

— Даю время до шести часов завтрашнего дня. Или ваши деньги будут вот тут, — он с силой хлопнул по столу, — или делаю вас несостоятельным должником!

Если бы старик мог видеть, то заметил бы, как изменилось выражение лица Джерри. Но и не видя, Лайн по долгому опыту уловил реакцию должника. И решил, как мог, смягчить ситуацию.

— Вы поняли меня? — Металл из его голоса улетучился.

— Понял, — глухо ответил Джерри.

— Завтра приносите все деньги, и я возвращаю расписку. Минута опоздания — и она отправляется в суд.

— Но, мистер Лайн, — Джерри обрел, наконец, способность к отпору, — две тысячи фунтов — это ведь не та сумма, перед которой так уж обязательно вертеть носом.

— Посмотрим, — кивнул старик. — Мне нечего больше сказать.

Джерри встал, от злости его трясло.

— А у меня есть, что сказать, ты, старый жмот! — Ярость душила его. — Ты, чертов кровопийца! Надумал отправить меня за решетку?

Хервей Лайн с трудом поднялся на ноги и дрожащей тощей рукой показал на дверь.

— Вон! — Голос был лишь чуть громче шепота. — Кровопийца… старый жмот, это я–то? Бинни! Бинни!

Из кухни на зов явился Бинни.

— Вышвырни его! Спусти с лестницы и врежь ему! — вопил старик.

Бинни глянул на гостя, на голову выше его, и жалобно улыбнулся.

— Лучше уходите, сэр, — едва шевеля губами, прошептал он, — и не слушайте, что я скажу. — Затем прокричал громко, свирепым голосом. — Убирайся отсюда, не понятно, что ли? — Он со стуком распахнул дверь. — Вон отсюда!

Бинни ударил кулаком себе в ладонь, в грудь, и все время умоляющим взглядом просил у гостя прощения за свое поведение.

Джерри молча вышел. Старик без сил откинулся на спинку кресла.

— Дал ему? — слабым голосом произнес он.

— Спрашиваете! Да я чуть руку себе не сломал.

— А ему что сломал? — прорычал старик, снова впадая в ярость.

— Без доктора ему теперь не очухаться, — продолжал легкомысленно хвастаться слуга.

Тонкие пальцы хозяина сложились в узловатый кулак, которым он начал запальчиво протыкать воздух.

— Да ты и пальцем его не тронул, ты, жалкий червяк!

— Вы что, не слышали, как я… — обиженно заныл Бинни.

— Похлопал руками? Трепло и дурак, думаешь, я не понял этого? Я, может, и слепой, но уши–то у меня есть. Кстати, ты вчера вечером, или когда это было, поймал вора? Да ты даже не слышал, как он лез!

Бинни беспомощно заморгал. Позапрошлой ночью действительно кто–то выбил с задней стороны дома окно. Удалось ли незваному гостю забраться на кухню, неизвестно. Старый Хервей, спящий по–стариковски чутко, услышал звон разбитого стекла. Вышел на лестницу и стал звать Бинни, который занимал комнату рядом с кухней.

— Досталось ему от тебя? Ты хоть слышал, как он разбивал окно?

— Я все слышал. Но я… затаился. Я хотел вызвать полицию. Все должно быть по закону…

— Пошел вон! По закону! Ты что, думаешь, мне нужны в доме эти олухи в сапожищах? Пошел вон, меня уже тошнит от тебя!

Бинни поспешно ретировался.

Почти два часа старик просидел, что–то бормоча под нос, порой яростно жестикулируя. Часы пробили десять. Он повернул радиоприемник к себе и включил. Лекция только что началась:

«Прежде чем рассказать о банковской системе в нашей стране, я хотел бы немного остановиться на истории банковского дела…».

Хервей Лайн выпрямился и стал напряженно вслушиваться; что–то в этой лекции его чрезвычайно взволновало.

Глава 9

Дик Алленби еще не заговаривал о помолвке; и безымянный палец Мэри Лейн пока ничем не выдавал ее будущего. Дик упомянул об этом к слову, во время обычного разговора.

Между двумя последними актами «Утесов судьбы» он сидел в гримерной и через кретоновую[11] штору, за которой Мэри переодевалась, разговаривал с ней.

— Обо мне скоро пойдет дурная слава, — говорил он. — Ничто так не вредит репутации изобретателя, как то, что его признают своим в театре. Сегодня охранник пропустил меня без расспросов.

— А ты пореже приходи, и не будет узнавать. — Мэри вышла из–за шторы и села за туалетный столик.

— Реже? Ну, я бы не сказал, что меня огорчает моя репутация. Наоборот, я очень рад видеть тебя, разговаривать с тобой. Знаешь, я все чаще прихожу к мысли, что для меня важней всего на свете — это ты.

— Важней даже ружья Алленби?

— А, это! — С нарочитой небрежностью Дик махнул рукой. — Кстати, ко мне сегодня приходил один немец, инженер, и за патент предложил — от имени солидной фирмы в Эссене — десять тысяч фунтов.

— А он, часом, не приболел?

— Я тоже сначала так подумал. — Дик прикурил недозволенную сигарету. — Но потом оказалось, он очень толковый парень. Сказал, что считает меня одним из величайших изобретателей века.

— Милый, так оно и есть, — лукаво улыбнулась ему Мэри.

— Знаю, — шутливо поклонился в ответ Дик. — Но по–немецки это звучало чертовски приятно. Если честно, Мэри, я и понятия не имел, что эта штука стоит так дорого.

— Хочешь продать? — Девушка повернула голову.

Дик замялся.

— Еще не решил. Но, знаешь, именно эта солидная прибавка к доходам и навела меня на мысль о твоем неукрашенном безымянном пальце.

Мэри отвернулась к зеркалу, пробежалась пуховкой по лицу и покачала головой.

— У меня в планах стать великой актрисой.

— Ты и так великая актриса, — вальяжно произнес Дик. — Ты сумела выудить предложение руки и сердца у великого гения.

Девушка резко повернулась.

— Знаешь, чего я боюсь?

— Ну, вероятно, остаться незамужней великой актрисой?

— Нет, меня пугает другая перспектива. — Она говорила очень серьезно. — Твой дядя может оставить мне все свои деньги.

Дик тихо рассмеялся.

— Мой ночной помой такие страхи не нарушают. А с чего ты это взяла?

Мэри глянула на него и задумчиво прикусила губу.

— Один раз он сам сказал что–то в этом роде. А совсем недавно мне пришло в голову, что он настолько ненавидит меня, что может такое сделать, лишь бы досадить мне. Согласись, это ужасно.

Дик изумленно уставился на девушку.

— Объясни, ради Бога!

— Тогда мне не нужно будет как одержимой работать на сцене ради денег. Я превращусь в посредственную актрису и вынуждена буду оставить театр.

— Ты это серьезно?

— Да. Согласись, это было бы ужасно.

— По–моему, ты волнуешься напрасно, — сухо заметил Дик. — Старик скорее оставит их собачьему дому. Ты часто с ним видишься?

Она не успела ответить. Их увлекательную беседу прервал стук в дверь. Мэри приподнялась, думая, что это мальчик, приглашающий на сцену. Но стук повторился, и на пороге появился Лео Моран. Увидев Дика, банкир изобразил на лице недовольство.

— Вместо того, чтобы болтаться здесь без дела, лучше бы сидели дома и ловили каждое слово в моей эпохальной речи.

— Слышал, что вы выступаете на радио, — улыбнулся Дик. — Так вас для этого случая переодели?

— Нет, собрался на ужин.

В дверь снова постучали, на этот раз пришел мальчик, и Мэри поспешила на выход. Она и рада была сбежать: в присутствии мистера Морана ей почему–то становилось не по себе.

— Вы смотрели этот спектакль?

Моран кивнул.

— Да, имел несчастье — видимо, за все мои грехи. Это самый ужасный спектакль в Лондоне. Не могу понять, чего это ради старина Майк не снимает его. У него должен быть очень богатый спонсор.

— Вы когда–нибудь слышали о Вашингтоне Вирте?

На лице Лео Морана не дрогнул ни один мускул.

— Не приходилось. А что, это он финансирует спектакль?

— Да, очень странный тип. Я на днях подсчитывал: на этом спектакле он потерял уже что–то около десяти тысяч. Никакой выгоды он не имеет. И, насколько я знаю, особого повода держаться за эту постановку у него нет. Среди исполнителей единственная женщина, на которую стоит посмотреть, это Мэри, но они мало знакомы.

— Вашингтон Вирт, Вашингтон Вирт… Что–то знакомое. — Моран смотрел на стену поверх головы Дика. — То ли слышал, то ли видел где–то это имя… Кстати, сегодня вечером ко мне заходил ваш старый приятель, Кремень Смит. Вы ведь были рядом, когда нашли этого несчастного Тиклера?

Дик кивнул.

— Этот болван вел себя так, словно я замешан в этом!

— Если под болваном вы имеете в виду Кремня, то не огорчайтесь: со мной он вел себя так, словно это я убил. Пивом угостили?

Моран кивнул, затем открыл дверь, глянул вдоль пустого коридора и тихо ее прикрыл.

— Я пришел, потому что надеялся застать вас здесь, Дик. Хочу попросить об одолжении.

Лицо Дика расплылось в улыбке.

— Вряд ли что доставит мне большее удовольствие, чем отказаться одолжить деньги управляющему банком.

— Не будьте идиотом, речь не о деньгах. Всего лишь…

Он остановился, словно подбирая слова.

— На одну, две недели я должен уехать из Лондона. Мне должны дать отпуск… и я хочу провести его в деревне. Не могли бы вы забирать мою почту и до моего возвращения держать ее у себя?

— А почему вы не хотите, чтобы ее пересылали?

Лео Моран нетерпеливо взмахнул рукой.

— Есть причины. Я вообще почте особенно не доверяю. Слугу я отпускаю, и квартира остается без присмотра. Если оставлю вам ключ, может, и за квартирой заодно присмотрите?

— Хорошо, я не против. А когда вы уезжаете?

— Ничего определенного, к сожалению, сказать не могу. Не уверен даже, дадут ли мне вообщеотпуск. Совет директоров всегда ставит палки в колеса…

— Как, неужели даже управляющий банком не может свободно распоряжаться своим отпуском?

— Вы не представляете себе, как трудно иметь дело с этой кучкой болванов в Сити[12]. Вы сроду не узнаете, насколько близки они к человеческим существам из мяса и костей. Так и кажется, что перед вами божества, сошедшие с небес. Вы подходите к ним, трижды падаете на колени, становитесь на голову, и даже после этого они вряд ли вас замечают!

— Да будет вам, не горячитесь. Знаете, ведь со временем вы тоже можете стать одним из них?

— Ну, это маловероятно, у меня другие планы.

— Да? Это интересно. Кстати, мне нужен ваш совет.

Дик рассказал о предложении, которое получил от немца. Описывать свое изобретение ему не было необходимости, поскольку Моран и видел его, и проверял, как оно действует.

— Деньги я сейчас брать бы не стал. Предпочел бы половину будущих доходов от внедрения… Вы скоро домой?

— Прямо сейчас. Мэри пригласили на ужин.

— Мистер Вирт? — тонко улыбнулся Моран.

— Я думал, вы о нем не слышали.

— Только что вспомнил. Это тот тип, который устраивает для актеров вечеринки. Я и сам когда–то устраивал их — это только кажется красивым, внутри сплошная гниль! Раз вы домой, пойду вместе с вами и еще раз полюбуюсь вашим непревзойденным изобретением международного значения.

Лео Моран частенько и по любому поводу говорил с иронией. За это, собственно, его недолюбливали в обществе. И Дик Алленби, чувствительный, как и все изобретатели, к любой, даже дружеской насмешке, почувствовал раздражение. Но он простил банкиру его ехидство за все, что было у того сказать о Джерри Дорнфорде.

— Это подонок! — убежденно заявил Моран. — Почему я так думаю, сказать не могу — не имею права разглашать тайны банковского вклада. Завтра у меня с ним как раз состоится разговор. От одной этой мысли настроение портится…

Джентльмены взяли такси. Вечер выдался теплым, но очень туманным. Автомобиль медленно двигался в веренице машин.

— Кстати сказать, — заговорил Дик, — вы напомнили мне, что надо сделать одно важное дело: прийти домой и разрядить ружье. Собирался провести опыт — прострелить специальной пулей стальную плиту, да так и бросил. А ружье хватило ума оставить заряженным… О, да здесь совсем ничего не видно!

Туман настолько сгустился, что при подъезде к дому водителю пришлось двигаться вдоль бордюра чуть ли не наощупь.

Маленький лифт был также погружен во тьму, и даже после того, как Дик щелкнул выключателем, свет не появился. Он шагнул в лифт и что–то раздавил ногой, раздался громкий хлопок. Мужчины вздрогнули.

— Что за чертовщина? — раздраженно сказал Моран.

Дик чиркнул спичкой. На полу валялись осколки небольшой лампочки, выкрученной с потолка кабины.

— Странно. Какие хулиганы здесь побывали?

Дик нажал кнопку, и лифт поднял их на пятый этаж. У двери своей квартиры он достал из кармана ключ и еще раз удивился — в замке уже торчал другой. С недобрым предчувствием он повернул ручку — дверь открылась.

— Чьи это идиотские проделки?

Дик включил свет и замер, слова застряли у него в горле. Место на верстаке, где он оставил свое детище, пустовало. Ружье пропало!

Глава 10

Дик был потрясен, потрясен настолько, что даже не разозлился. Он все никак не мог осмыслить происшедшее.

Прикрыв дверь, он осмотрел торчащий ключ, попробовал вытащить, но безуспешно. Сходил в мастерскую за мощными плоскогубцами, и вскоре уже держал его в руках. Это была грубая и наспех сделанная подделка. Даже коряво изготовленный, ключ все–таки подошел и сделал свое дело — открыл замок. Но он подвел злоумышленника, когда тот пытался запереть дверь.

Дик подошел к верстаку и уставился на то место, где лежало ружье. Затем принялся хохотать. Он все еще был во власти шока.

— Дубина! Ему же это ничего не даст…

— Что, очень серьезная потеря для вас? — участливо спросил Моран.

Дик покачал головой.

— Не очень. Все чертежи и описание у слесаря, и, к счастью, заявку на изобретение я отослал три дня назад. — Он покачал головой. — Так что похититель ничего не получит за мое изобретение. Вопрос в том, кто это сделал. — И неожиданно побледнел. — Если он не знает, как обращаться с этой штукой, и не будет чертовски осторожным, то убьет либо себя, либо случайного прохожего! Интересно, он знает, как разряжать ружье?

Дик выудил в мастерской пару стульев, сел сам и жестом пригласил сесть гостя.

— Надо позвонить в полицию. Если старина Кремень на месте…

После долгих переговоров с бдительным телефонистом на коммутаторе Скотленд–Ярда его, наконец, соединили со Смитом. Изобретатель в двух словах объяснил, что случилось.

— Сейчас подъеду. Больше ничего не пропало?

— Нет, пиво цело, — Дик уже полностью овладел собой.

Повесив трубку, он сходил в маленькую кладовую за ящиком пива.

— Кремень будет доволен — ему прогресс поперек горла. Не делайте такого лица, дружище — Кремень умен. Я всегда считал, что от пива люди тупеют, но инспектор — поразительное исключение… Вам он не по душе?

— Особой любви не испытываю. — Моран глянул на часы. — Если не возражаете, оставлю вас с вашим горем наедине. Да, не повезло вам, а вы эту штуку застраховали?

— Слышу банкира! — Улыбнулся Дик. — Нет… Лео, до этой минуты мне и в голову не приходило, что мое изобретение могут украсть. Мне до сих пор кажется, что это произошло не со мной, а в каком–нибудь триллере. Представляете картину? Ночь, туман, наш грабитель крадется вдоль стены и незаметно проникает в дом. Чтобы никто с лестницы через решетчатую дверь лифта не увидел его, выкручивает лампочку. Забирается в мастерскую, в темноте светит фонариком и находит то, за чем пришел. У дома поджидает машина. Он забрасывает добычу внутрь и уезжает. Может, перед самым носом у нас.

— Кто знал о ружье?

Дик ненадолго задумался.

— Знало не так уж много людей… Пожалуй, и заподозрить в соучастии некого. Постойте! Джерри Дорнфорд знал — о, Боже!

Лео Моран улыбнулся и покачал головой.

— У Дорнфорда кишка тонка; да и кому он сбудет техническую новинку? — Он неожиданно остановился. Подождите! На днях я видел его в «Снелле» с этим мерзким маленьким дьяволом Хулесом. Слышали, наверно, историю, как стащили французские мобилизационные планы? Так вот, поговаривают, что без этого парня не обошлось.

Дик поколебался, затем открыл телефонный справочник, нашел номер Дорнфорда. Линия была занята. Через пять минут телефонистка снова соединила его, и Дик услышал голос Джерри.

— Привет, Дорнфорд! Ты забрал мое ружье?

— Твое что? — ответил спокойный голос.

— Мне сказали, что видели, как ты сегодня вечером выходил из моего дома и что–то нес под мышкой.

— В твой вонючий дом я сегодня вечером не заходил. И вообще, после того, как ты грубо выставил меня в прошлый раз, ноги моей у тебя больше не будет.

И Джерри бросил трубку. Повесил трубку и Дик — медленно, в задумчивости.

— Да нет, это не Джерри — хотя от него можно ждать любой гадости.

— Думаете, это тот немец, который приходил сегодня?

— Чепуха! Зачем тогда было предлагать деньги? Если бы я захотел, чек уже сегодня был бы у меня в руках. Нет, предоставим это старине Кремню…

— Ну, мне пора, я и так задержался. — Моран стал застегивать пальто.

Он дошел до двери, вернулся.

— Так как насчет моих писем — не передумали?

— Нет. Присылайте ваш ключ и не беспокойтесь.

Мужчины пожали друг другу руки. Оставшись в одиночестве, Дик Алленби некоторое время сидел, уставившись на пустой верстак. Он только начал осознавать серьезность своей потери — отсутствие ружья вызывало в нем болезненное чувство беспокойства, пустоты. Он собрался было позвонить Мэри, но передумал. Зачем портить ей вечер? Лучше заняться новой работой. И он заставил себя углубиться в новую схему.

Дик работал за доской довольно долго и уже придумал, как усовершенствовать модель, когда прибыл Кремень Смит.

Инспектор внимательно выслушал Дика, мельком глянул на ключ и, казалось, больше всего заинтересовался пыльными следами, оставленными пропажей на верстаке.

— Нет, ничего удивительного в краже нет, — заметил он, когда закончил осмотр. — Изобретения воруют каждый год десятками… да, я хочу сказать, опасное вы себе выбрали занятие. Знал я одного парня, который изобрел фотокамеру и организовал компанию по ее изготовлению. Так дом его ограбили и все чертежи украли. А у других изобретателей полиция чуть ли не ночует в доме.

Кремень еще раз обошел всю комнату и вскоре подытожил результаты осмотра места преступления:

— Похититель бывал здесь раньше, так как смог изготовить дубликат ключа. Далее, он здесь хорошо ориентировался и работал в перчатках. Видите, отпечатков пальцев на двери и замке нет. М–м–м. Скажите, Дик, кто сюда заходил в последнее время?

— Да многие бывали… Если кого и подозревать, то только Дорнфорда.

— Дорнфорда? Не думаю, что у него на такое дело хватит духу. Как–то были у нас с ним хлопоты — баловался картишками в Уэст–Энде. Но чтобы пошел на такое… Нет, даже следить за ним не будем. — Инспектор еще раз подошел к верстаку. — Позвать газетчиков и все им рассказать не собираетесь? Они сразу сделают вас знаменитым: «Сенсационное похищение изобретения!»

— Мне и в голову такое не приходило.

— В таком случае, в мудрости вам не откажешь.

Кремень беспомощно огляделся; Дик показал на ящик под верстаком. И инспектор как бы в задумчивости нырнул туда, чтобы добыть пару бутылок пива.

— Кстати, не в обиду вам будет сказано, мистер Алленби, я рад, что так случилось. Эти изобретения так и сыплются, как из рога изобилия, от них одни хлопоты и неприятности.

— Да, я еще не сказал, что эта штука заряжена.

— Если ружье выстрелит, — спокойно ответил Смит, — мы выясним, не сомневайтесь, кто грабитель.

В общем кража его заинтересовала мало; больше Кремня волновало убийство Тиклера.

— Вот это загадка! Никак в голове не укладывается. Я бы не беспокоился, случись это не в такси. Американизация преступности в Англии — вот что меня пугает. Американцы уже перехватили у нас автомобильный рынок, теперь захватывают рынок станков; если придут и завладеют нашим рынком убийств, вот тогда туго нам придется.

Кремень неожиданно остановился и что–то поднял с пола. Подошел к Дику и показал. На его ладони лежала перламутровая пуговица от жилета.

— Такое случается только в детективных романах. Этот парень был в вечернем костюме и оборвал ее, когда нес ружье. Просто готовый ключ к разгадке! Не хватает еще старой леди, которая обязательно отыщется и заявит, что видела высокого смуглого мужчину в большом сером лимузине.

Кремень внимательно изучал находку.

— Такие можно купить почти в каждой лавке Лондона.

Он тщательно обследовал весь пол, но ничего другого не нашел.

— И все–таки кладу ее в карман.

— Это мог быть Лео Моран, — вспомнил Дик. — На нем был белый жилет. Мы вернулись сюда вместе.

Кремень поморщил нос.

— Кто, этот? Да с него осыпаются только бриллианты. Нет, это пуговица какого–то бедного вкладчика. Не удивлюсь, если им окажется кто–то с превышением кредита. А что вы думаете о мистере Моране? — Инспектор пристально взглянул на Дика.

— Отличный парень; мне он нравится.

— Мне, в общем, тоже, хотя иногда… Кто такой Коро? Или Корро?

— Коро? — переспросил Дик. — Вы говорите о художнике?

Смит кивнул.

— Очень известный пейзажист.

— Картины дорогие?

— Очень. Тысячи.

Кремень нервно потер нос.

— Так и он сказал. Видели его квартиру? Обстановка как для египетской царицы. Персидский ковер, бриллиантовая люстра…

Дик рассмеялся.

— Да, квартира у Морана действительно недурна. А вы, конечно, подозреваете его в темных махинациях и жизни не по средствам? Нет, у него есть деньги — свои деньги.

— Во всяком случае, они его собственные, пока они у него, — туманно ответил Кремень и на этой таинственной ноте ушел.

Бредя по улицам в густом тумане, инспектор вновь с головой погрузился в размышления об убийстве в такси. В конце концов он решил, на всякий случай, еще раз поговорить с тем полицейским, который проводил с Тиклером предупредительную беседу. Он отыскал парня в участке на Мерилебоун–роуд. И с удивлением узнал, что в этом деле еще существуют факты ему не известные. Он молча выслушал рассказ полисмена о том, как тот нашел маленького бродягу на ступеньке у квартиры неизвестного подвыпившего певца.

— Смешно даже сказать, сэр, как это я забыл. Сегодня утром, когда брился, подумал…

— Это не смешно, юноша. Было бы смешно, я бы смеялся. Я смеюсь?

— Нет, сэр, — признался обескураженный констебль.

— Это не смешно — это трагично. Будь на вашем месте даже кролик в полицейской форме, он бы не забыл доложить старшему об этом инциденте. Маленький, безобидный, ушастый кролик пошел бы прямо к своему сержанту и сказал бы: «Так, мол, и так». И если так поступить может кролик, почему вы не можете?

Вопрос вышел риторическим — отчасти по той причине, что Кремень не отличался изысканным красноречием. Зато язвительности в его речи было с избытком. Молодой констебль не был уверен, не таит ли в себе слово «кролик» некий особый тайный смысл.

— И это делает вам честь, — безжалостно продолжал Кремень, — что сегодня утром за бритьем вы подумали — надо же, подумали — что об этом инциденте следует кому–то рассказать. Вы пользуетесь безопасной бритвой, дорогуша?

— Да, сэр.

— Значит, перерезать себе горло не могли, что весьма прискорбно. Теперь ведите меня туда, где эта ступенька, и, пока не попрошу, рот не открывайте. Я не отстраняю вас от работы, поскольку к патрульной службе никакого отношения не имею. Когда–то имел. — Особо распространяться Кремень не стал. — Но в ту пору у констеблей были мозги.

Подавленный полицейский привел Смита к конюшне Бейнса и показал на дверь, возле которой видел Тиклера. Инспектор подергал за ручку, нажал плечом — дверь не поддавалась. Он достал из кармана набор отмычек, который привел бы в восхищение любого грабителя, и замок вскоре щелкнул. Кремень осторожно толкнул дверь, лучом фонарика высветил грязную лестницу. Тяжело дыша, он стал взбираться по крутым ступенькам. На лестничной площадке остановился; перед ним была дверь, и снова запертая. Опять пришлось призвать на помощь отмычку.

Без ордера он не имел права и думать о посягательстве на неприкосновенность английского жилища. Но, когда он входил в охотничий азарт погони за преступником, о законе он забывал. Из–за этого в его личном деле уже стояло множество черных пометок за нарушение закона. Тем не менее, справиться со своим темпераментом он не мог.

Инспектор оказался в большой, бедно обставленной комнате; все ее убранство составляли огромный дешевый шкаф, стол со стулом и большое зеркало. За деревянной перегородкой находился умывальник. Странным было то, что в комнате не было кровати, даже кушетки.

Прежде всего он осмотрел туалетный столик у зеркала. В ящиках было пусто, и только сверху на видном месте лежала лайковая перчатка. Кремень взял ее в руки, и что–то со стуком упало к его ногам. Он наклонился и поднял находку — это оказался большой старомодный ключ. Кремень задумчиво повертел ключ в руках. Зачем его положили в перчатку и оставили на видном месте? Кроме того, его выкрасили серебряной краской, хотя и весьма неаккуратно. Бородка ключа поблескивала сталью; несомненно, ключом часто пользовались.

Инспектор поднес находку к единственной электрической лампочке, свисавшей без абажура с потолка, но больше ничего интересного не заметил. Сунув ключ в карман, он продолжил поиски. Следующим объектом его внимания стал шкаф. Его дверца сливалась с деревянной облицовкой стены, ручки не было, а замочная скважина так пряталась на стыке планок, что только с дотошностью Кремня можно было ее отыскать.

Он подумал было, что здесь вставлен американский замок, но, поработав большим складным ножом с полудюжиной лезвий, выяснил, что это самая простая защелка. В шкафу хранился полный комплект вечерней мужской одежды, включая цилиндр и пальто. На полках были разложены носки, галстуки, носовые платки и тому подобное.

Смит пошарил по карманам, но ничего не нашел. Не было также ни меток портного, ни ярлычка изготовителя на одежде. Ничего, что позволило бы установить личность владельца. Внизу, под одеждой, была еще одна полка. На ней стояли флакон дорогого мужского одеколона и большая шкатулка. Кремень вытащил ее на свет и открыл. Внутри лежали три парика, сделанные весьма искусно. Один замотали в серебристую ткань — то ли новый, то ли особо ценный.

— Странно, — вслух произнес Смит.

— Да, сэр, — поддакнул констебль, до этой минуты послушно хранивший молчание.

— Я разговариваю с собой, — ледяным тоном отчеканил инспектор.

Он еще раз обошел комнату, но ничего нового к своим находкам не добавил. К его большому сожалению ничего подозрительного в этой квартире не было. В конце концов всему могло найтись самое простое объяснение. Этот мужчина вполне мог оказаться актером. То, что Тиклер сидел под его дверью и слушал его пьяные песни, значило мало и присяжным, безусловно, ничего не доказывало бы. В этом случае сам Кремень Смит мог оказаться в неприятной ситуации. В некотором смущении, досадуя на несправедливости судьбы, он спустился вниз, запер дверь и медленно двинулся в сторону Портленд–плейс; полисмен уважительно семенил следом. Но Кремень не забывал, что при любом служебном расследовании этот констебль может выступить в качестве свидетеля.

— Я думаю, приятель, на этом мы и закончим, — повернувшись к нему, уже другим тоном заговорил Смит. — Я не виню вас за промах. С кем не бывает — я вот, к слову, вышел вчера из дому без трубки.

Парень выразил вежливое удивление. Он немного успокоился и оказался достаточно сообразительным, чтобы понять причину перемены отношения.

— Полагаю, сэр, это не страшно, что вы проникли в жилище без ордера? Я спрашиваю, потому что я еще новичок в полиции…

Кремень Смит оглядел его с ног до головы.

— Мы проникли в это жилище, — веско произнес он, — потому что вы сообщили о подозрительных обстоятельствах и что, по вашему мнению, в этой голубятне может скрываться убийца.

От такого чудовищного искажения фактов констебль тяжело задышал, но сдержал рвущиеся из души возражения.

— Так что, — продолжил Смит, — если возникнут неприятности, отвечать будем оба. И мое слово будет потяжелее, чем ваше. Мой совет, приятель: отправляйтесь сейчас домой и держите язык за зубами, — он не удержался, чтобы не съязвить. — Кстати, у вас это хорошо получается.

Ключ инспектор запер в ящике своего стола в Скотленд–Ярде. Зачем ему нужен этот ключ, он не знал. И даже с удовольствием обменял бы его на какой–нибудь след ноги или отпечаток пальца убийцы. В душе, однако, он был уверен, что между этой квартирой в конюшне Бейнса и убийством маленького воришки есть какая–то связь. Обладай Кремень даром предвидеть будущее, он бы знал, что в руках у него ключ не только в прямом, но и в переносном смысле: ключ от двери и ключ к разгадке преступления.

Глава 11

Вечеринка оказалась на редкость скучной. Собралась разношерстная компания, в которой Мэри не находила себе места. На протяжении всего ужина три девицы над чем–то хихикали — над чем–то понятным только им. От молодых людей веяло смертельной тоской. Сославшись на дневной спектакль, Мэри с радостью сбежала.

Она жила в большом многоквартирном доме, где занимала квартиру из трех маленьких комнат и кухоньки. Здесь она чувствовала себя уютно и спокойно. Гостей принимала редко, еще реже ее навещали мужчины и никогда долго не задерживались. Но в этот вечер, вернувшись домой, она была неприятно удивлена: лифтер сообщил, что к ней недавно поднялся какой–то джентльмен.

— Нет, мисс, прежде я никогда его не видел. Это не мистер Алленби, но говорит, что знает вас.

Он открыл дверь лифта и вместе с девушкой прошел по коридору. К своему изумлению, она увидела идущего навстречу Лео Морана. Он, увидев ее, обрадовался, но в то же время казался смущенным.

— Ради Бога, простите, мисс Лейн, за такой поздний визит. Я сейчас объясню, в чем дело, и уверен, вы не станете сердиться… Ваша служанка спит.

Мэри улыбнулась.

— У меня нет служанки.

Поколебавшись, она пригласила Морана войти. Про себя девушка решила: пусть ее репутация немного пострадает. Но мистер Моран слишком серьезный человек, и в такой поздний час его, вероятно, привело важное дело. Мэри давно была с ним знакома. Она получала свое содержание от старика Лайна через его банк, но никогда не причисляла банкира к своим близким друзьям.

Моран явно нервничал. Торопливо достав из внутреннего кармана большой пакет, он сбивчиво заговорил:

— Я бы не посмел вас беспокоить, но сегодня получил от… от моего агента письмо, которое привело меня в полное замешательство…

Голос его сел, он прокашлялся. Во всех движениях банкира проступала излишняя суетливость.

— Буду с вами полностью откровенным, мисс Лейн, — взволнованно продолжил он. — Дело касается меня, оно сугубо личное — в том смысле, что я несу личную ответственность. Единственный человек, кто бы мог избавить меня от неприятностей, это ваш опекун, мистер Хервей Лайн. Но, зная его нрав, мне не хотелось бы к нему обращаться.

Сказать, что Мэри удивилась, значит ничего не сказать. Она была поражена до глубины души. В ее глазах Моран всегда являлся олицетворением уверенности и спокойствия. И вот он сидел перед ней, нервничая и запинаясь, словно нашкодивший школьник.

— Чем же я могу вам помочь? — Мэри стало любопытно, что же за всем этим последует.

— Речь идет об акциях, которые я купил от имени своего клиента, Хервея Лайна… Но они были куплены на те деньги, которые ему оставлены для вас и предназначались в ваш фонд. Теперь нужно эти акции передать далее, но для этого необходимы подписи — мистера Лайна или ваша. Не беспокойтесь, — быстро добавил он, — стоимость этих бумаг нисколько не упала.

— Мое имя — и это все, чего вы хотите? Господи, я уж подумала, что вы потребуете от меня невозможного, — рассмеялась Мэри.

Моран положил на стол бумаги и показал, где расписаться. Мэри поставила свою подпись.

— Ну, вот и все.

У Морана словно гора свалилась с плеч.

— Даже представить себе не можете, как я вам признателен. Ведь я потратил деньги банка фактически без разрешения. К тому же, если бы завтра старик умер, эти акции стали бы пороховой бочкой…

Мэри поморщилась.

— Он завтра может умереть?

Моран пожал плечами.

— Кто знает? Лайн в таком возрасте…

Он неожиданно протянул руку.

— Спокойной ночи, и еще раз спасибо.

Девушка закрыла за ним дверь, прошла на кухню и сварила себе шоколад. Она долго сидела за кухонным столиком, потягивая горячий напиток и пытаясь понять, что скрывается за этим полуночным визитом. Что могло измениться до утра? Он так непонятно объяснил все. В голову ничего не приходило. Как это он сказал: если Хервей Лайн завтра умрет? По его возбуждению и спешке можно подумать, что старик чуть ли не при смерти. Но ведь в последний раз, когда Мэри видела его, старый Хервей Лайн был в отличной форме.

…На следующее утро Мэри еще завтракала, когда пришел Дик Алленби. Он рассказал о своей пропаже. Она не поверила и, пока Дик не рассказал о приходе Кремня Смита, была уверена, что он шутит.

— Дик, милый, какой ужас!

— Кремень, наоборот, думает, что это отлично. Моран вообще ничего не думает.

— Он был у тебя? — быстро спросила Мэри.

— Да, а почему ты спрашиваешь?

Девушка заколебалась. Моран так переживал за свой поздний визит, что рассказать о нем было почти предательством.

— Просто спросила. — Затем, словно спохватившись, заторопила. — Ну, рассказывай мне все, как было!

Дик говорил с полчаса, странно спокойный и веселый. А закончил рассказ совсем уж беззаботно.

— На самом деле все не так страшно, как может показаться. Если его украли, чтобы получить патент, как думает Смит, у покупателя хватит ума проверить его на патентную чистоту. В нашем патентном ведомстве я его зарегистрировал, а сегодня утром пришло уведомление из Европейского патентного бюро, что моя заявка уже у них.

Его прервал стук в дверь. Дик удивленно взглянул на Мэри — принимать гостей в такое ранее время было не в ее правилах. Ей пришлось объясниться:

— Сегодня утром позвонил Майк Хеннеси и попросил разрешения прийти. Говорит, у него ко мне важный разговор.

Первое, что бросилось в глаза, когда Майк вошел, было его чрезвычайное волнение. Куда и подевались медлительное спокойствие и вечная хитроватая улыбочка. Он был бледен и выглядел больным. Мэри сказала ему об этом. Майк покачал головой.

— Кошмарная ночь… Доброе утро, мистер Алленби. Плохие новости, Мэри, — наш спектакль снимают.

— Слава Богу! — непоследовательно воскликнула Мэри. — Это самая приятная новость за несколько месяцев! Мистер Вирт передумал давать деньги?

— Ты почти угадала. Чек от него так и не пришел. Я в отчаяньи.

Он действительно нервничал, что в общем на него было не похоже. Финансовые банкротства случались с ним часто, и он переносил их легко. А сейчас не мог найти места ни рукам, ни себе самому; вскакивал со стула, подходил к окну, возвращался и плюхался обратно, чтобы через несколько секунд снова вскочить.

— Кто он такой, этот ваш Вирт? Чем он занимается? — спросил Дик.

— Не знаю. У него какой–то бизнес в Ковентри. Я подумываю съездить к нему… Беда в том, — Майк перешел к делу, которое его и привело, — что завтра вечером выплата жалованья, а у меня нет на счету столько денег, чтобы всем заплатить. У тебя самое большое жалованье в труппе, Мэри. Можешь мне поверить и подождать до следующей недели? Может, я что–нибудь придумаю…

Мэри не знала, что и сказать. Она, конечно, рассчитывала на эти деньги. И ей было трудно поверить в то, что Майк выплатит жалованье на следующей неделе. Она его хорошо знала. Но, с другой стороны, этот спектакль «Утесы судьбы» всегда находился под мощной финансовой опекой, и она была почти уверена, что деньги все равно будут.

— Конечно, Майк, но мистер Вирт хоть не…

— Не разорился, ты хочешь сказать? Нет, не думаю. Просто есть у него странности…

В чем странности его патрона, Майк распространяться не стал. Откланялся и ушел с такой не свойственной ему поспешностью.

— Плохо твоему другу, — сказал Дик.

— Думаешь, болен?

— Душевно. Что–то его расстроило. Конечно, не то, что он не может расплатиться с актерами. Есть что–то еще.

Дик встал.

— Идем позавтракаем?

Мэри только покачала головой. Она решила остаться дома, репетировать новую роль. Дик отправился в Скотленд–Ярд. Полчаса пришлось обивать пороги разных кабинетов, пока он добрался до Кремня Смита. Ничего нового у инспектора не было. Описание украденного оружия разослали во все полицейские участки.

— Только сомневаюсь, что это поможет. Такую штуку вряд ли будут закладывать или выставлять на продажу… Мистера Вирта знаете? — неожиданно спросил Кремень.

— Слышал.

— А встречаться не приходилось? Говорят, большой любитель устраивать вечеринки.

Дик улыбнулся.

— Я на его вечеринках не бывал, но слышал, что он большой охотник до подобных развлечений.

Инспектор кивнул.

— Я только что был в отеле «Келнер». Ничего там о нем не знают. Твердят только, что всегда платит наличными. Отелем пользуется три года; появляется настроение — заказывает номер и поручает метрдотелю ужин и оркестр. Единственное, что точно знают о нем, — деньги у него есть, а больше их ничего и не волнует.

— Могу подбросить вам кое–какую интересную информацию, — и Дик рассказал об утреннем визите горестного Майка Хеннеси.

Смит оживился.

— Так у Вирта финансовые проблемы? Надо будет навести справки в банках Центральных графств… До меня никак не доходит, чего этих богачей, всяких торговцев зерном и углем, так и тянет к театру. После войны они все словно с ума посходили.

— Поговорите с Майком. Он все время с ними имеет дело, и может вам кое–что рассказать.

Кремень ухмыльнулся.

— Майк расскажет! Да этот толстяк не признается, что у него на руке пять пальцев — побоится, что это будет использовано против него. Кого–кого, а Майка я знаю!

— Во всяком случае, Вирта он знает. И, верно, немало пользовался его деньгами… Но не буду вас отвлекать. Вы уже завтракали?

Кремень рассеянно кивнул, и Дик, попрощавшись, вышел. Он решил перекусить в «Снелле». Этот клуб он считал бы приличным во всех отношениях, если бы не членство в нем двух–трех человек, к которым он питал неприязнь. И как раз двое из них сидели за столиком у окна. Именно их Дик подозревал в краже своего ружья. Хулес удостоил его кивком, а Джерри Дорнфорд демонстративно отвернулся.

Пришли они давно, но разговор у них все время шел о пустяках. Скользкий Хулес ловко уходил от того вопроса, который так волновал его приятеля. Он узнавал людей, проходивших мимо окна, говорил, кому принадлежат катившие по улице лимузины, рассказывал о совещании в министерстве обороны, о вечеринке, на которой был вчера.

— Так как насчет ружья? — не вытерпел Джерри.

— Ружья? — Хулес недовольно глянул на него, затем откинулся на спинку стула и улыбнулся. — Хорошо, что ты пришел сегодня. Я сам собирался найти тебя… Отменяется это дельце.

Джерри побледнел.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что мое начальство, вернее, начальство моего начальника, решило остановиться. Видишь ли, мы выяснили, что все важные части этого ружья защищены патентами и именно в тех странах, где этим изобретением можно было бы воспользоваться наилучшим образом.

Джерри смертельно побледнел, голос его срывался.

— Ты хочешь сказать, что вам оно не нужно?

Хулес кивнул.

— Я хочу сказать, что тебе нет нужды рисковать. Давай лучше обсудим какой–нибудь другой способ достать деньги…

— К черту обсуждение! — рассвирепел Джерри. — Оно ведь уже у меня, я украл его этой ночью!

Хулес потер гладко выбритый подбородок и задумчиво посмотрел на приятеля.

— Скверно вышло. Оно в мастерской было? Да, назад не положить. Увези–ка ты его из Лондона и где–нибудь в пруду поглубже утопи. Или еще лучше в реке.

— Ты хочешь сказать, — хриплый голос Джерри срывался на крик, — что я рисковал головой напрасно? Ты это хочешь сказать?

Хулес пожал плечами.

— Мне очень жаль. Мое начальство…

— К черту твое начальство! Ты говорил, что дашь мне пару тысяч, если добуду эту штуку!

Хулес улыбнулся.

— А сейчас, дорогой мой друг, говорю, что двух тысяч за это ружье дать не могу. Тебе не повезло. Будь оно у тебя сразу, когда я предложил, дело было бы улажено. А сейчас уже слишком поздно.

Он перегнулся через стол и ласково, как ребенка, похлопал Джерри по руке.

— Не расстраивайся и не кричи. Ничего ты этим не выиграешь. Давай лучше подумаем, как можно еще достать деньги.

У Дорнфорда голова шла кругом. Он хорошо знал Хервея Лайна и не сомневался, что, увидев две тысячи, старик жадно сгреб бы их и дал отсрочку на остальные. Перед наличными Хервей не устоял еще ни разу.

Джерри едва сдерживался, чтобы не схватить своего улыбающегося приятеля за шиворот и не выбросить в окно. Во взгляде его горела убийственная ненависть. Но Джеральд Дорнфорд никогда не забывал, что он джентльмен и, следовательно, ни при каких обстоятельствах не должен терять самообладания — этого первого признака хорошего английского воспитания.

— Да, ничего тут не поделаешь, — спокойно согласился он. — Закажи мне выпить. Я немного разволновался.

Хулес играл на воображаемом пианино на краю стола.

— Наш приятель Алленби за третьим столиком справа. Почему бы тебе не представить это дело как розыгрыш? Подойди к нему и спроси: «Хорошие у меня шуточки?».

— Не будь идиотом, — огрызнулся Джерри. — Вчера он звонил и спрашивал, не я ли взял его ружье. Он сообщил в полицию, утром у меня был Смит.

— Даже так? — Хулес поджал губы. — Плохо… Твоя выпивка.

Джерри молча выпил. Внутри у него все кипело от ярости. Но он продолжал спокойно сидеть за столиком. Приятели видели, как Дик Алленби вышел из клуба и перешел на другую сторону улицы.

— Умный парень, — заметил Хулес. — Я ему почему–то не по душе. Как же это он обозвал меня в последний раз? Ужасно оскорбительно. Но все равно он мне нравится. Люблю умных — они такие забавные.

Едва Дик вышел из клуба, как ему позвонила Мэри. Ей нужно было посоветоваться с ним. Она позвонила ему домой — он еще не вернулся. Девушка справилась о нем в третьем клубе, и ей снова не повезло. Ее мучили сомнения и тревога.

Сегодня она получила странное послание. Его принес оборванный мальчишка, который вручил ей испачканный грязными пальцами конверт.

— Старый джентльмен сказал отнести сюда, — объяснил он на ужасном кокни[13].

Старый джентльмен? Мэри взглянула на конверт: ее имя и адрес были написаны рукой Хервея Лайна.

Мальчишка объяснил, что принес в дом № 19 на Нейлор–террас посылку и увидел пожилого джентльмена, который стоял в дверях соседнего дома. Он был в халате и опирался на палку, а в руке держал письмо. Старик подозвал мальчика, дал монетку (как его удар не хватил!) и велел принести письмо сюда.

Мэри вскрыла конверт. Записка была написана на обрывке листка. Обратная сторона его была сплошь исписана какими–то цифрами. Мэри прочла карандашные каракули:

«Обязательно приведи сегодня в три часа Морана. Я виделся с ним два дня назад, но мы не все решили. Еще приведи полисмена». В этом месте сверху было вписано слово, которое Мэри расшифровала как «Смит». «Никто чтобы о письме не знал. Дело очень срочное. X. Л.».

Мэри посмотрела на часы — начало третьего. Она могла бы позвонить своему опекуну домой, но тот питал к телефонам непреодолимое отвращение и устанавливать в своем доме не позволял. Времени на раздумье не оставалось. Все же минут десять она потратила на то, чтобы связаться с Диком и посоветоваться, но безуспешно. Затем занялась поисками Морана. В его квартире трубку поднял слуга и сообщил, что утром Моран уехал из дому и две–три недели возвращаться не собирается: он в отпуске. Странно, но в банке ничего об этом не знали. Ей сначала сообщили, что мистер Моран рано ушел домой. Затем трубку забрали и более властный голос произнес:

— Это главный бухгалтер, мисс Лейн. Вы спрашиваете о мистере Моране? Его здесь сегодня не было.

— Он в отпуске?

— Ничего не могу сказать. Знаю, что он просил об этом. Но не думаю, чтобы его отпустили.

Мэри повесила трубку. В полной растерянности она сидела у окна и лихорадочно раздумывала, что же ей делать, когда, к ее радости, зазвонил телефон. Девушка схватила трубку. Дик вернулся в клуб за письмами, и ему сообщили о ее звонке.

— Это очень странно, — выслушав ее, сказал Дик. — Попробую найти Смита. А ты, ангел мой, лучшее, что можешь сделать, это через четверть часа ждать меня на выходе из метро на Бейкер–стрит. Постараюсь к тому времени привести туда и Смита.

Мэри была у метро в три часа; ей пришлось немного подождать. Девушка уже стала волноваться, когда к бордюру подлетело такси, и из него выскочил Дик. В углу салона она увидела громадную фигуру Кремня Смита. Забравшись внутрь, Мэри села рядом. Дик сказал водителю, куда ехать, и такси помчалось. Племянник был настроен очень скептически по отношению к своему дядюшке.

— Наверное, это очередной каприз старика. Ему везде мерещатся грабители… Покажи письмо.

Мэри протянула конверт. Дик прочел записку и перевернул листок.

— О, да это выписка счета? — Он присвистнул. — Какие цифры! Старик, похоже, невзначай выпустил свои тайны из кармана?

Он еще раз изучил финансовый баланс на обороте записки и протянул ее Смиту.

— Больше двухсот тысяч наличными и втрое больше в ценных бумагах. Чего он хочет? Я имею в виду, для чего послал записку?

Мэри только пожала плечами. Смит внимательно изучал письмо.

— Он слепой?

— Почти, — ответил Дик, — хотя и не признается, но не отличит вас от меня. Это его почерк… На прошлой неделе получил от него письмо — очередная порция гадостей… Ты нашла Морана?

Мэри покачала головой.

— Похоже, никто не знает, где он. В банк сегодня не приходил, и дома нет.

Кремень сложил письмо и вернул девушке.

— Такое впечатление, что он чем–то очень озабочен. Но мне лишний раз встречаться с ним не хочется. К тому же, боюсь, если не приведем Морана, то он и на порог нас не пустит.

Они въехали на Нейлор–террас. Было решено, что Кремень Смит останется в машине, а Мэри с Диком переговорят со стариком. Однако их настойчивый стук в дверь остался без ответа. Из двери соседнего дома показалась голова девушки–служанки.

— Там никого нет. Мистер Лайн с час назад отбыл: его увез слуга на кресле.

— Куда?

Этого девушка сказать не могла, зато Мэри знала больше.

— Они всегда бывают в одном и том же месте — в парке. Это в нескольких минутах ходьбы отсюда.

В такси нужды уже не было, Дик расплатился и отпустил его. Они собрались было перейти улицу, но вынуждены были заскочить обратно на тротуар. Мимо них с ревом пронесся огромный лимузин. Дик успел разглядеть водителя, это был Джерри Дорнфорд. Потрепанный автомобиль издавал при езде громкие хлопки, напоминавшие выстрелы. На повороте машина слегка сбавила ход, затем, набирая скорость, исчезла из виду.

Инспектор покачал головой.

— Далеко не уедет. По закону о шуме первый же полицейский остановит его.

В парке они без труда отыскали Лайна. Он сидел в кресле на лужайке. А Бинни — на складном стульчике с раскрытой на коленях газетой. На толстом носу покоились очки в золотой оправе. При виде гостей он привскочил и затрусил им навстречу.

— Хорошо, что вы пришли, сэр, я в таком затруднении! По–моему, он уснул, и я не знаю, как быть: везти его домой или нет. Если повезу, он проснется, и если проснется, задаст мне такое! А к трем часам он должен быть дома.

Хервей Лайн сидел, опустив голову на грудь; темные очки прочно сидели на высокой переносице. Руки в перчатках со сцепленными пальцами покоились на пледе, заботливо подвернутом вокруг ног. Бинни сложил газету, сунул ее в карман, собрал стульчик и аккуратно повесил его на маленький крючок на спинке кресла.

— Вы думаете, лучше разбудить его?

Мэри подошла поближе.

— Мистер Лайн, — позвала она.

Никакого ответа. Она еще раз позвала, но с тем же результатом. Подошел и Кремень Смит, державшийся до этого поодаль. Он обошел кресло и, склонившись над стариком, распахнул ему пальто. И тут же запахнул. Затем бережно взял изумленную Мэри под руку.

— Думаю, вам лучше уйти. Я к вам потом загляну, — голос инспектора звучал необычайно мягко.

Мэри глянула на него и глаза ее округлились.

— Он мертв?

Кремень Смит кивнул и почти силой повел ее к выходу. Когда Мэри отошла уже достаточно далеко и не могла услышать, он сказал:

— Стреляли в спину: в пальто сзади отверстие. Смотрите!

Он распахнул пальто старика. Дик Алленби стоял, словно громом пораженный.

Глава 12

Скорая приехала и уехала. Четверо мужчин расположились в кабинете покойного: Бинни, Кремень Смит, Дик Алленби и районный комиссар.

Смит повернулся к слуге, сидевшему с посеревшим лицом.

— Расскажите нам, приятель, что же все–таки случилось.

Бинни покачал головой.

— Не знаю… ужасно, да, вот так… уйти из жизни…

— Сюда кто–нибудь заходил?

Бинни снова покачал головой.

— Никто, насколько я знаю.

— Где хозяин был в час дня?

— В этой комнате, сэр, в кресле, где вы сейчас сидите. Что–то писал, а когда я зашел, прикрыл рукой. Я не видел, что это было.

— Видимо, записка для мисс Лейн, — сказал Кремень. — И часто он писал записки?

Бинни покачал головой.

— А когда писал, их относили вы?

Бинни, похоже, только и знал, что качать головой.

— Нет, сэр, не всегда. Бедный мистер Лайн был очень подозрительным. Он не очень хорошо видел, и ему все казалось, что его под дверью подслушивают и письма его читают. Обычно он звал кого–нибудь с улицы.

— Кто в последнее время заходил к нему?

— Вчера вечером, сэр, заходил мистер Дорнфорд. Они повздорили — из–за денег, наверно.

— Сильно повздорили?

Бинни кивнул.

— Хозяин приказал мне вышвырнуть его, то есть мистера Дорнфорда.

Кремень сделал себе пометку.

— А кто еще?

Бинни задумался. На минуту в комнате повисла тишина.

— Два дня назад приходил мистер Моран, — потеряв терпение подсказал Смит.

— Совершенно верно, сэр. Мистер Моран приходил — по банковским делам. А до этого мисс Лейн приходила — вот, по–моему, и все. К нам не часто приходят.

Смит снова что–то быстро записал. Он пользовался каким–то необычным видом стенографии. Дик, заглянув к нему в блокнот, разобрать эти пометки не смог.

— Расскажите, любезный, что случилось сегодня. После обеда вы всегда прогуливались? — Инспектор нацелил на Бинни строгий взгляд.

— Да, сэр, но за завтраком мистер Лайн сказал, что сегодня не поедет, и чтобы кресло я не выкатывал, потому что в три он ждет гостей. А около трех передумал. Я отвез его в сад, сел рядом и стал читать ему о деле…

— Вы имеете в виду судебное дело?

— Совершенно верно, сэр. Он любит слушать, как ростовщики возбуждают дела против людей, которые им должны.

— Он что–нибудь говорил в парке?

— Ничего существенного, сэр. Посидел с четверть часа и попросил только поднять воротник пальто, он боялся сквозняков. Я сидел и читал, пока мне не показалось, что он спит.

— Звуков никаких не слышали?

Бинни немного подумал.

— Да, сэр, слышал. Проезжала машина.

Инспектор и Дик переглянулись. Они как–то совсем забыли об автомобиле Дорнфорда.

— Что–нибудь похожее на выстрел слышали?

— Нет, сэр.

Кремень поставил локти на стол и в упор посмотрел Бинни в глаза.

— Скажите, любезный, когда вы слышали в последний раз, что он разговаривал? За сколько времени до того, как мы подошли?

— Минут за десять, сэр. А вскоре после этого подошел парковый сторож и поздоровался с ним. Он не ответил: я подумал, что он уснул, и перестал читать.

Смит поднялся.

— Покажите нам дом.

Бинни пошел вперед; он повел их сначала на кухню, затем в комнату для прислуги. По дороге он поведал, что жена его уехала в деревню к родственникам. Но больших неудобств мистеру Лайну это не причиняло, поскольку все работы по дому делал он сам.

Кухня особой чистотой не блистала. Кремень заметил под столом у окна треугольный кусок стекла, наклонился и поднял его. Посмотрел на окно, провел пальцем пошпаклевке.

— Разбили окно? Недавно?

Бинни замялся.

— Кто–то выбил стекло и открыл окно — ночью, два дня назад.

— Вор?

— Мистер Лайн думал, что кто–то хотел забраться в дом. Но ему это не удалось. А за полицией я не посылал — хозяин не разрешил, — поспешил оправдаться Бинни.

Они поднялись наверх. На каждом этаже было лишь по одной комнате. Верхняя служила Лайну спальней, особого интереса она не представляла. Все вещи и бумаги, разумеется, следовало не спеша пересмотреть, но с этим прекрасно справятся ребята из полицейского участка. А пока Смит бегло порылся в сейфе и ничего, заслуживающего внимания, не обнаружил.

Они спустились в кабинет. Инспектор долго стоял, уставившись в окно и барабаня пальцами по кожаной спинке дивана. Наконец, заговорил — скорее с самим собой.

— У нас тут сейчас один американец гостит, завтра возвращается в Штаты. Надо с ним посоветоваться.

— Кто это? — спросил Дик.

— Джон Келли, из чикагской полиции. Чем черт не шутит — вдруг что подскажет.

Кремень глянул на часы.

— Интересно, о Моране есть новости?.. Надо бы заглянуть к нему. Слуга–то, надеюсь, не сбежал.

— Даже если это и так, не беда, — ответил Дик, — Моран собирался оставить мне ключ от квартиры, чтобы я забирал почту. Если не возражаете, пойду с вами.

Слуга банкира никуда не сбежал. И даже смог немало удивить джентльменов, сообщив, что мистер Моран ушел лишь час назад.

— Вы уверены? — недоверчиво переспросил Дик. — Не утром?

Тот твердо стоял на своем.

— Нет, сэр, его не было все утро, но потом он вернулся и снова уехал около половины третьего… Вы мистер Алленби? У меня для вас письмо, только хотел отправить его на почту, — он протянул Дику конверт. Внутри лежала записка в несколько слов, написанных, видимо, в спешке, и ключ от квартиры.

«Уехал. Эти болваны отказали».

— Какие еще болваны? — не понял Кремень.

Дик улыбнулся.

— Это Моран о своем начальстве. Помнится, он говорил, что все равно уйдет в отпуск — согласятся они или нет.

Квартира носила следы поспешного отъезда. С края кровати свисал жилет, в карманах которого Смит нашел часы с цепочкой, золотой портсигар и около десяти фунтов наличными. Видимо, в спешке переодеваясь, Моран забыл их захватить. И еще: окно, выходившее в парк, он бросил открытым.

— Видите? — спросил Кремень, азартно поблескивая глазами.

Дик кивнул, и по его спине побежали мурашки. С того места у окна, где он стоял, видна была лужайка в парке, где убили старого Хервея Лайна.

Кремень осмотрел пол у окна, но ничего не нашел. Прошел в спальню Морана. Открыл дверцу шкафа — и едва успел подхватить что–то выпавшее оттуда. Это была винтовка, а вторая лежала на дне шкафа, и рядом с ней полдюжины длинных черных цилиндров.

Инспектор поднес винтовку к окну, положил затвором на подоконник и, прищурив глаз, заглянул в ствол. Если из нее недавно и стреляли, то сразу же, видимо, и почистили, поскольку нагара не было и следа. Таким же образом он проверил и вторую винтовку. Затем взял один из цилиндров и передал Дику.

— Что это?

Дик повертел находку в руках.

— Глушитель. Ну и что? Моран просто интересуется всем, что связано со стрелковым спортом, в том числе всеми видами глушителей. Не забывайте, Смит, что он фанатик стрельбы; я как–то видел его на стрельбище — фантастика! Кажется, стрельба — его единственное увлечение.

— Хорошенькое увлечение, — буркнул Кремень.

Он порылся в шкафу и ящиках, но ни одного патрона не нашел. Магазины обеих винтовок были пусты. Не нашел инспектор и стреляных гильз.

Он вернулся к окну и прикинул расстояние, отделявшее его от места убийства.

— Двухсот ярдов[14] не наберется. — Инспектор, видимо, все больше утверждался в своих сомнениях.

Дик промолчал. Они спустились в прихожую, и Кремень еще раз допросил слугу банкира, но ничего нового не узнал. Уже на улице, перед тем, как распрощаться, инспектор проворчал:

— Сходите–ка лучше к молодой леди. У нее, наверно, уже истерика.

— Плохо вы ее знаете, — сухо ответил Дик. — Впрочем, я и так собирался к ней. А вы куда?

Кремень загадочно улыбнулся, хотя его дальнейшие действия были совершенно очевидны. Он напоминал охотничьего пса, который неистово рвется с поводка, чуя добычу.

Глава 13

Банк уже был закрыт. Инспектор обошел здание и у боковой двери позвонил. Его впустили. Бухгалтер, старший клерк и несколько служащих еще работали. Узнав, в чем дело, бухгалтер суетливо провел его в свой кабинет.

— Ничего не могу вам сказать, инспектор. Знаю только, что мистер Моран просил отпуск, но ему отказали. Знаю потому, что сообщение из главной конторы пришло по телеграфу, и я его принял. Я сразу позвонил мистеру Морану и сообщил об отказе. Он никак не отреагировал, сказал только, что его сегодня не будет.

— В главную контору вы об этом сообщили?

— Нет, инспектор, не сообщил. Ничего из ряда вон выходящего не случилось. Управляющие банком часто отлучаются, и никто по этому поводу тревоги не бьет.

Бухгалтер вдруг почувствовал смутное беспокойство.

— Но, сказать по правде, у меня такое впечатление, что мистер Моран побывал в Сити, поговорил с начальством, и оно передумало… С мистером Мораном что–то случилось?

— Очень хотелось бы надеяться, что нет, — с напускным волнением в голосе ответил Смит. — Свои деньги он держал у вас?

— Есть у него здесь счет, но сумма на нем небольшая. Несколько лет назад у мистера Морана возникли небольшие неприятности, связанные с игрой на бирже. После этого, чтобы начальство поменьше знало о его делах, основной свой капитал он перенес в другой банк. Между нами, мистер Смит, у него счет в «Южном провинциальном». Знаю это точно: однажды видел чек у него на этот банк. Могу я спросить, инспектор, чем вызваны эти расспросы?

В двух словах Кремень рассказал об убийстве.

— Да, у нас есть счет мистера Лайна. У него довольно большой вклад — правда, не такой, как раньше. Он ведь ростовщик и ссуживает кучу денег.

Смит глянул на часы, при этом последние слова бухгалтера прошли мимо его ушей, и напрасно.

— С кем–нибудь из главной конторы можно сейчас увидеться?

Бухгалтер с сомнением покачал головой, но все–таки позвонил — лишь для того, чтобы выяснить, что все начальство разошлось по домам.

— Если утром мистер Моран не появится…

— Не появится, — заверил Смит.

— Ну, если он не появится, поднимется шум. Вы собираетесь побывать в главной конторе?.. Минуточку! Я кое–что вспомнил.

Он отошел и навел у клерка справки. Вернулся.

— Боюсь, у меня могут быть неприятности, но, так и быть, скажу: вчера покойный мистер Лайн снял со счета шестьдесят тысяч. Точнее, вчера вечером нам предъявили чек, и мы его оплатили. Чек на предъявителя, проведенный через отделение в Центральных графствах. Без разрешения главной конторы всех подробностей сообщить вам не могу, но не сомневаюсь, вы его получите.

Кремень задумчиво кивнул и вышел из банка. Нещадно Дымя трубкой, он шел по улицам, не замечая прохожих.

В Скотленд–Ярде инспектор застал маленькое торжество. Его коллеги, собравшись в холле, прощались с Джоном Келли, который в полночь отбывал в Штаты. Это был заместитель начальника чикагской полиции, один из лучших американских сыщиков. Знаток современного преступного мира. В Англии он выступал с серией лекций о преступности и методах борьбы с ней перед старшими полицейскими чинами.

С Кремнем они сразу же нашли общий язык. Увлеченно и долго обсуждали убийство Тиклера в такси. Джон Келли тогда сразу же поставил диагноз:

— Похоже на обычное американское «колесное» убийство. Но такие преступления у вас не приживутся. На вашем «дне» нет великих гангстеров с их организацией и связями в полиции и правительстве. Похоже, что это просто случайное совпадение.

Сейчас, увидев Кремня, он быстро подошел.

— Жаль, что уезжаю! С удовольствием помог бы вам. Я прочел об убийстве ростовщика в вечерних газетах. Что–нибудь выяснили?

Кремень рассказал, что удалось узнать в банке, и американец кивнул.

— Пахнет банковскими махинациями. Могу только посоветовать поинтересоваться человеком по кличке Английский Лэн. Мне известно, что он сейчас в Англии, Вышлю вам его фотографию. Это его конек — грабежи. За револьвер хватается, не раздумывая. Пришил полдюжины человек, пока не пришлось спасаться от другой банды.

Кремень не мог долго оставаться среди коллег, его ждал с отчетом главный констебль[15]. С глубоким сожалением в душе он распрощался с Джоном Келли, как мог тепло пожелал ему счастливого пути и поднялся наверх.

— Мы должны начать розыск Морана, — сказал главный, выслушав доклад Кремня, — только тихо, без огласки. Иначе сами себе наживем неприятности. То, что он держит у себя в комнате две винтовки, ни о чем не говорит. Даже я знаю, что он увлекается стрельбой. И, насколько нам известно, в банке все в порядке. Единственное, что связывает Морана с преступлением, это записка старика. Она у вас?

Смит достал из кармана записку, которую передала ему Мэри, развернул и положил на стол.

Главный констебль внимательно прочитал ее, повертел в руках.

— Это факт, что он снова хотел встретиться с Мораном… он что, встречался с ним до этого?

— Судя по записке, да. Бинни, слуга, подтвердил это. А мне он сказал, что не виделся с Лайном два года, — подчеркивая каждое слово, закончил Кремень, и главный констебль удивленно поднял брови.

— Моран сказал, что не встречался?..

Кремень кивнул.

— Именно так и сказал. За день до убийства я зашел к нему в гости и в разговоре без всякого умысла спросил Морана, когда он в последний раз виделся с Лайном. И Моран ответил, что два года назад. Это я помню абсолютно точно. Итак, почему он соврал? И почему старый Лайн, посылая записку, попросил «приведи Морана» и тут же добавил «приведи полисмена»? Объяснение здесь одно: старик что–то узнал о Моране и собирался пригрозить ему полицией. Далее, Моран просит срочный отпуск — ему отказывают. Он не является в банк, и я уверен, что в главной конторе ничего не знают. Я считаю, Моран манипулировал со счетами старика, и в случае разоблачения ему грозила каторга, видимо, единственным, кто мог сказать, что там не так, был сам Лайн. Он умер, потому что стал подозревать Морана. В старика всадили пулю за полчаса до того, как Моран покинул Лондон. Это косвенные улики, да, на потяжелее тех, которые многих отправили на виселицу. Если хотите, чтобы картина прояснилась, позвольте мне вести это дело.

Инспектор с пафосом закончил свою речь, и его начальнику оставалось только развести руками и согласиться.

Смит продолжил следствие в театре. Спектакль уже окончился, и Майк Хеннеси ушел домой. По словам его администратора, Майк так переживал отмену «Утесов судьбы», что превратился в конченого человека.

— К этому спектаклю он всей душой прирос, мистер Смит… — начал было коротышка–администратор, но Кремень оборвал его.

— К такой гадости душой прирасти невозможно. Как говорится, ни уму, ни сердцу.

Он прошел на сцену и затем по длинному коридору в гримерную Мэри. Как он и ожидал, Дик Алленби был уже там. Девушка выглядела неважно: смерть старика, несомненно, потрясла ее. Тем не менее у нее нашлись новости, которые крайне заинтересовали обоих джентльменов.

— Да, спектакль снимают, но для Майка все не так уж плохо, как он боялся. Чек пришел, и он смог заплатить труппе, да и себя не обидел.

О Хересе Лайне Мэри ничего добавить не могла. Зато о Лео Моране порассказала целый ворох интересного. История о его полуночном визите очень встревожила Дика, а инспектора повергла в длительное размышление.

— Названия акций не заметили? — спросил он.

— Нет, я не думала, что это может быть важно… Но неужели вы подозреваете Морана?

Инспектор предпочел отмолчаться. В тот вечер он мало что еще мог сделать. Бумаги старика внимательно изучались, место убийства обнесли веревкой и выставили охрану, дом был взят под наблюдение. До утра ничего не должно было произойти.

В девять часов Кремень Смит был уже в Сити, ждал в приемной главного управляющего банком. Как он и предполагал, никто Морана не отпускал.

— Он очень толковый управляющий, и клиенты его любят. Иначе после этих игр на бирже мы вряд ли бы держали его. Ничего предосудительного нам больше не известно. Дела в банке идут нормально.

— Если он уехал, значит, просто махнул на всех рукой?

— Совершенно верно, и это очень серьезный проступок. Моран, видимо, в Девоншире — во всяком случае, там он часто отдыхает.

Кремень улыбнулся.

— Там его нет — могу сказать вам совершенно точно. Вчера в четыре вечера Моран вылетел в Кельн. Оттуда на ожидавшем его самолете — в Берлин. Дальше след его мы пока потеряли.

Главный управляющий смотрел на инспектора с открытым ртом. Кремню показалось, что он слегка побледнел.

— В Берлин?

Управляющий отказывался верить своим ушам. От лихорадочных мыслей у него, казалось, шевелились волосы. Отделение Лео Морана оперировало с очень крупными счетами. Управляющий, исчезнувший неожиданно — и при весьма подозрительных обстоятельствах — мог исчезнуть со всеми деньгами.

— Мне и в голову не приходило, что это так серьезно. — Голос его от волнения дрожал. — Если не считать того, что Моран играл на бирже, в остальном он производил впечатление честного и порядочного человека. Знаю, он мечтал сколотить большое состояние — но ведь мы все прошли через это. — Он нажал кнопку звонка. — Тем не менее, я распоряжусь проверить все счета и направлю туда двух лучших контролеров. Мистеру Морану немедленно будем искать замену.

Кремень получил фотографию Морана, снятую с его документов. Исчезнувший банкир обладал запоминающейся внешностью — был совершенно лысым, что, однако, мог легко скрыть париком.

Смит прервал свои размышления и нахмурился. Парик! Он вспомнил о трех париках, которые нашел в комнате у конюшни Бейнса; вспомнил о Вашингтоне Вирте, жившем где–то в Центральных графствах… Шестьдесят тысяч со счета Лайна сняли за день до убийства через отделение в Центральных графствах…

Он попросил разрешения на любую потребующуюся ему информацию о счетах или банковских операциях в отделении Лео Морана и поскорее вернулся туда.

— Я случайно имею выписку счета Лайна, — сказал он главному бухгалтеру. — Старик по ошибке написал на нем записку и отослал. Проверьте ее, пожалуйста.

Бухгалтер глянул на цифры.

— Схожу проверю. Здесь, конечно, не указаны шестьдесят тысяч, которые сняты позавчера?

Его долго не было. Вернувшись, он положил выписку на стол. Рядом лег лист бумаги, исписанный им самим.

— Выписка совершенно неверна. Похоже, сделана три дня назад, но абсолютно не соответствует счету мистера Лайна. Здесь, например, указаны более двухсот тысяч, фактически же на срочном вкладе пятидесяти тысяч — сорок восемь тысяч семьсот, если быть точным. Большая часть денег в разное время была снята со счета.

Кремень присвистнул.

— То есть разница составляет около двухсот тысяч?

Бухгалтер кивнул.

— Я понял, в ней что–то не так, как только взглянул. Дело в том, что на этот счет я и сам обращал внимание. И даже предлагал управляющему сообщить мистеру Лайну, что у него остаток критически мал. Хотя, скажу вам, состояние счетов ростовщиков беспокоит нас мало — очень часто они ссуживают чуть ли не все свои деньги.

Смит над чем–то раздумывал.

— Мистер Моран встречался с Лайном во вторник, часов в десять утра?

Бухгалтер улыбнулся.

— Если и встречался, мне не докладывал. — Он задумался. — Так, дайте вспомнить… До полудня его не было… сказал, что у него была какая–то встреча… с кем, правда, не знаю. — Бухгалтер неожиданно стал очень серьезным. — Случилось что–то страшное, и мистер Моран к этому причастен? Я, конечно, всем, чем смогу, помогу, но я уже сказал, что об этих сделках ничего не знаю. Хотите взглянуть на счет мистера Лайна? За последние восемнадцать месяцев снимались очень крупные суммы, в основном для оплаты чеков на предъявителя. Для счета ростовщика в этом нет ничего необычного.

Он сходил за бухгалтерской книгой. Смит профессиональным глазом просмотрел цифры. Деньги снимали по десять, пятнадцать, двадцать тысяч и каждый раз через Бирмингемский банк.

— Из этих крупных чеков лишь один был выписан на имя физического лица. — Бухгалтер перевернул страницу и ткнул пальцем. — Мистер Моран в это время был в отпуске…

Смит взглянул, и у него отвисла челюсть. Он прочел имя: «Вашингтон Вирт».

Глава 14

Он долго молча сидел, уставившись на запись.

— Могу я от вас позвонить в этот банк в Бирмингеме? — спросил он, наконец.

Видимо, существовала какая–то особая межбанковская связь, поскольку Кремня соединили в считанные минуты. Управляющий Бирмингемским банком не много мог добавить к тому, что инспектор уже знал. Мистера Вашингтона Вирта он не видел. Чеки на предъявителя оплачивает кассир. Он сравнивает подпись на чеке с имеющимся у них образцом. Здесь процедура очень строгая, никаких нарушений законности быть не может, заверил управляющий. И это все, что удалось узнать.

Впрочем, Кремень не отчаивался. Он напал на интересный след и решил сразу же направить в Бирмингем детектива с заданием привезти образец подписи Вирта. Кем бы ни был этот устроитель полуночных пирушек, в одном сомневаться не приходилось: ему со счета Хервея Лайна выплачивались огромные суммы; возможно, он и был убийцей старика.

Смит зашел к Дику и застал его работающим над новой моделью. Опуская детали, рассказал, что удалось выяснить. Сумма пропавших денег ошеломила Дика.

— А вы не исключаете такой возможности, что мистер Вирт и Хервей Лайн — одно и то же лицо?

— Такой вывод напрашивается сам собой, — согласился Кремень, — хотя это и маловероятно. Но, с другой стороны, чеки подписывал он — можно не сомневаться, я видел последний. Кстати, он у меня.

Смит достал из кармана чек. Протягивая его Дику, он увидел то, чего раньше не замечал — следы карандаша на обратной стороне. Они были едва заметны, их пытались стереть, правда, не очень тщательно. С помощью лупы инспектор смог разобрать: «…не шлите больше эти китайские я…».

— Что за чертовщина? — раздраженно спросил Кремень. — Писал старик — это точно. Но что означает «китайские»? И кто это не поленился стереть?

Он почесал затылок.

— Надо спросить клерка, есть ли у них китайские акции.

…За завтраком Дик передал Мэри Лейн все, что сообщил ему Кремень. Услышав о чеке с надписью на обратной стороне, девушка вскрикнула, и Дик изумленно взглянул на нее. Мэри сидела с широко раскрытыми глазами и ртом.

— О! — только и сказала она.

Дик улыбнулся.

— Ты что–то знаешь о китайских акциях?

Мэри покачала головой.

— Расскажи мне все с самого начала. И, пожалуйста, помедленней — я ведь не очень сообразительная.

Дик повторил всю историю с самого начала, со сфабрикованной выписки счета, на которой старик прислал ей записку. Многого не понимая, Мэри просила объяснить, но он и сам был в недоумении. Выслушав его до конца, она вздохнула и откинулась на спинку стула. Глаза ее сияли.

— Ты выглядишь ужасно загадочной.

Мэри кивнула.

— Я вся из тайн.

— Неужели ты знаешь, кто убил несчастного старика?

Она медленно кивнула.

— Да, хотя до конца еще не уверена. По–моему, у меня есть то, что в романах называют ключом к разгадке. Маленькой я долго жила в доме мистера Лайна, и кое–что отложилось в памяти на всю жизнь.

— Я сообщу Смиту…

— Нет–нет! — Мэри схватила Дика за руку. — Дик, милый, прошу тебя, не делай этого. Если по твоей вине я попаду впросак, никогда тебе этого не прощу. Моя версия, может, совершенно идиотская! Пока кое–что не выясню, я и словом о ней не обмолвлюсь.

— Да ты, смотрю, собираешься стать сыщиком, — улыбнулся Дик. — Кстати, нашли завещание бедняги Лайна. Наследник — я. Правда, старик наставил кучу условий. Если, к примеру, женюсь на женщине другой национальности и другой веры, что–то теряю. Поселюсь за границей — еще что–то теряю; не буду ухаживать за его собакой — опять чего–то не досчитаюсь. Собака его, между прочим, шестнадцать лет как сдохла! Но, вообще–то говоря, такой щедрости я от него не ожидал. Тебе тоже оставил около сорока тысяч.

— Правда?!

Великодушие старика ее тронула; искренне порадовалась Мэри и за Дика. Вскоре его позвали к телефону. Звонил Кремень. Поздравив Дика с наследством, он озабоченно сказал:

— Поскольку вы заинтересованная сторона, вам нужно прямо сейчас подъехать ко мне. Здесь бухгалтер банка — у него для вас есть кое–что интересное.

Дик приехал. В убогой обстановке кабинета банковский клерк чувствовал себя не в своей тарелке. По всему было видно, что убранство кабинетов Скотленд–Ярда впечатления на него не произвело. Он беспокойно ерзал на жесткой табуретке, любезно предложенной ему хозяином кабинета. На столе Кремня лежали несколько листов бумаги с машинописным текстом.

— Вот! — выразительно сказал Смит и придвинул к Дику бумаги. — Этот джентльмен, мистер…

— Смит, — подсказал бухгалтер.

Кремень нахмурился.

— А другого имени вы не взяли, скажем там Хаксли или Монтефьер?

— Просто Смит.

— Да, нехорошо. Обычно Смиты берут и другое имя. Ну что же. Наш друг (Кремень старался избегать называть бухгалтера по имени) утверждает, что выписка счета, попавшая к мисс Лейн, напечатана не в банке. Более того, вообще не на их машинке — ни на одной из них. С моей точки зрения, он доказал это весьма убедительно: представил образцы печати всех машинок. Прекрасный пример хорошей работы сыщика. Но, сказать по правде, не вижу, что это нам дает. Если, как мы считаем, Моран смошенничал, он, видимо, напечатал выписку дома. Бланки или формы достать трудно?

Бухгалтер покачал головой.

— Нет, мы их заказываем сотнями тысяч.

— Мог их достать кто–нибудь из посторонних?

— Вполне возможно.

Кремень никак не мог припомнить, видел ли машинку в квартире Морана. После ухода бухгалтера он вместе с Диком отправился туда. Портативную печатную машинку Кремень нашел, но не ту. Помня о квартире у конюшни Бейнса, он особо не огорчился. Если ею пользовался Моран, вполне возможно, что у него были и другие убежища, где и могла стоять та машинка. Дело оставалось за малым — доказать, что это Моран напечатал фальшивую выписку счета.

— У вас какие–то сомнения? — спросил Дик.

— Я весь из сомнений. Некоторые отпадут, когда найду Джерри Дорнфорда. Помните, когда мы шли к старику, Дорнфорд промчался на машине, ревевшей, как преисподняя? И еще, как он притормозил прямо напротив того места, где сидел старик?

— Ну?

— А то и ну! — Кремень вышел из себя. — А не было у него с собой вашего ружья?

— Боже милосердный! Вы думаете, что это Дорнфорд убил его?

— А что в этом удивительного? Он задолжал Лайну, и старик грозился подать в суд на него именно в день убийства. Если вы знаете Дорнфорда, как знаю его я, для вас не секрет, что суда он боится как огня. Дорнфорд кичится тем, что он светский человек, джентльмен. Хотя отец его торговал лошадьми, а мать… ну да ладно, о ней не будем. Если Дорнфорда признают несостоятельным должником, для него это станет полным крахом. Его вышвырнут изо всех клубов… Такие пойдут на все, лишь бы удержаться в обществе.

— А где он?

— Именно это я и хотел бы знать. После нас его никто больше не видел.

Глава 15

Мистер Кремень Смит относился к тем представителям рода человеческого, которые никогда не знают покоя. Его можно было встретить в самые неподходящие часы и в самых неожиданных местах Уэст–Энда. Казалось, он вполне мог обходиться без сна, ибо столкнуться с ним можно было ив четыре утра, и в четыре вечера.

Воры знали и уважали его. Короли преступного мира, представлявшие предмет его особой заботы, всячески старались избежать встречи с ним. Кремень наводил ужас на картежных шулеров, а мошенники ненавидели его, потому что он пересажал за решетку большую часть их племени. Кроме того, он отправил на виселицу троих и горько сожалел о том, что из–за тупости чувствительных присяжных этой участи избежал четвертый.

Увлечений у него было немного. Пиво, самое страстное из них, превратилось скорее в необходимость, чем в удовольствие. С его помощью Кремень поддерживал в себе необходимую жизненную энергию.

У него была холостяцкая квартира. Не в лучшей части города. Но здесь, в уединении, Кремень решал свои задачи одному ему известным способом. Он всегда писал на белой промокательной бумаге, и только карандашом, и редко пользовался другими пишущими принадлежностями. Он всегда заполнял обе стороны промокашки писаниной, разобраться в которой никто, кроме него, не мог. Из–под его грифеля выходили стенографические закорючки, выдуманные лет тридцать назад одним чудаковатым школьным учителем. Единственным, кто сумел досконально освоить этот вид стенографии, и был Кремень Смит. Он не только освоил, но и усовершенствовал его, и очень гордился, что ни одна душа не может расшифровать его записи. А расшифровать пытались многие, потому что, когда промокашка становилась ненужной, она переходила младшим чинам для более надлежащего использования.

Оказавшись у себя за письменным столом, инспектор принялся составлять хронологию действий Лео Морана. Часть дня, предшествовавшего убийству, вырисовывалась довольно четко. Моран выступал на радио с лекцией о банковском деле и экономике. Кремень Смит усмехнулся пришедшей в голову причудливой мысли: сумей он спровадить на виселицу знаменитого лектора, умереть безвестным сыщиком ему не грозит.

После лекции Моран отправился в театр «Шеридан», а оттуда на квартиру Дика Алленби. Затем начиналась область предположений: вероятно, он вернулся домой, где его ждало письмо, которое заставило его броситься на поиски Мэри Лейн.

Что он делал утром в день убийства? Позвонил бухгалтер и сообщил, что Морана в отпуск не пускают. Мистер бухгалтер Смит всего, конечно, не сказал. Ведь банковские служащие славятся своей солидарностью, и глупо было бы рассчитывать, что они о своих коллегах расскажут все, даже если эти коллеги подозреваются в мошенничестве и убийстве.

Кремень встал и зашагал по комнате. Его мысли перескочили с Морана на те акции, которые он принес Мэри и просил подписать. Но, похоже, что без долгого и кропотливого расследования прояснить этот вопрос не удастся.

Затем инспектор стал тщательно анализировать версию, что убийцей Лайна был Дорнфорд. Загадочное исчезновение Джерри уже само по себе было символичным. Его слуга, пожимая плечами, сказал, что причины для волнения не видит. Мистер Дорнфорд частенько пропадает по нескольку дней кряду, но вот где, этого он не знает. Если и были у слуги догадки, то вовсе не красящие его хозяина. Деньги у Дорнфорда не водились, друзей почти не было. Два загородных адреса он все–таки вспомнил, но Джерри там не оказалось. Слуга назвал имена двух дам, но и они давно не видели своего приятеля.

Дорнфорд владел поместьем в Беркшире. Часть его занимали сельскохозяйственные угодья, заложенные давным–давно. Был там и дом, но его Дорнфорд много лет назад продал местному гольф–клубу, и в собственности Джеральда остались лишь триста акров[16] соснового леса и заросшего вереском болота. Да, он уж никак не мог позволить себе два или три адреса в Лондоне.

Пулю так и не нашли, хотя, к великому огорчению властей парка, дерн вокруг кресла сняли, и грунт просеяли. Пуля, возможно, прошла под таким углом, что упала очень далеко. Все зависело от того, под каким углом стреляли. Если бы старика убили из винтовки с верхнего этажа дома, где жил Моран, роковой кусочек свинца обязательно бы нашли. Если стреляли из машины Дорнфорда, пуля вряд ли бы прошла навылет и залетела далеко.

Получался тупик. Ни та, ни другая версии не подтверждались, необходимо было разрабатывать третью.

Кремень Смит поймал себя на том, что сидит в кресле и дремлет. Привычка, которую он считал признаком приближающейся старости, его не радовала. Кремень встал, умылся и вышел из дому, толком не представляя, куда пойдет.

Он бесцельно послонялся по улицам, перешел площадь Пикадилли и остановился поглазеть на уличную пробку. Как вдруг на него налетел какой–то прохожий и, пробормотав извинения, двинулся было дальше. Кремень пальцем схватил его за ворот.

— Что с вами, Майк? — с изумлением спросил он.

За двадцать четыре часа Майк Хеннеси изменился настолько, что его трудно было узнать. Круглое лицо обрюзгло, покрылось щетиной и приобрело желтоватый цвет, под глазами появились мешки. Походка стала шаркающей, стариковской.

— П–привет! — заикаясь, проговорил Майк. — Я… сейчас… странно, да, вот так… прямо на улице…

— В чем дело, Майк? — Голос Кремня звучал сурово, почти обвинительно.

— Что? Все нормально. Шел, задумался… спектакль–то снимают.

— Я звонил вам все утро. Где вы были?

Майк вздрогнул.

— Звонили мне, мистер Смит? Да меня и в городе не было! Зачем я вам понадобился?

— Вы не бываете ни дома, ни в театре. Почему скрываетесь?

Майк попытался что–то сказать, поперхнулся, хрипло попросил:

— Давайте выпьем где–нибудь. Такое на душе творится!

На боковой улочке у площади находилась пивная, где хорошо знали привязанность инспектора. При его появлении официант радостно засуетился.

— Хотите немного поболтать наедине, мистер Смит? Тогда не сюда — здесь, как на рынке. Пройдемте в кабинет заведующего.

Кабинет заведующего оказался очень уютной отдельной комнаткой. Хеннеси рухнул в кресло и застыл с закрытыми глазами.

— О чем вы думаете? — напрямик спросил Кремень. — О Вашингтоне Вирте?

Майк разлепил глаза и с недоумением уставился на инспектора.

— Что? Да. — Глаза его замигали. — Я думаю о нем. Он бросил помогать театру, и меня это, конечно, волнует… Он ведь мой хороший приятель.

Майк, казалось, с трудом не только говорил, но и дышал. Его грудь тяжело вздымалась. После недолгой паузы он спросил:

— Для этого вы и хотели меня увидеть?

— Для этого я и хотел вас увидеть. Так он ваш приятель?

— Покровитель, — быстро поправился Хеннеси. — Я мало что о нем знаю. Мне важно, что у него куча бабок, денег, я хочу сказать.

— Где он их берет, конечно, не спрашивали?

— Конечно. — Майк отвел глаза.

С подносом, на котором стояли две большие бутылки пива, бутылка джина, чаша с дробленым льдом и сифон, появился официант.

— За счет заведения! — торжественно объявил он, поставил поднос на стол и удалился.

Кремня здесь знали и уважали за оказанную когда–то помощь. Но вид пива сейчас не смягчил его.

— Теперь выкладывай, Микки. — В его голосе не осталось и следа доброжелательности. — Я хочу знать, что за птица этот Вирт.

Хеннеси провел языком по пересохшим губам.

— Только сначала я хотел бы знать, что мне будет, — заупрямился он. — У меня нет ничего определенного, Кремень. Ну, допустим, я подумал, что он не тот, за кого себя выдает. И говорю ему: «или помогайте мне, или начну задавать лишние вопросы».

— Да, допустим, ты шантажировал его?

Майк вздрогнул.

— Это не шантаж. Я не был уверен — вы меня понимаете? Я блефовал. Хотел посмотреть, как далеко он зайдет. — Майк неожиданно сломался, закрыл лицо руками и начал всхлипывать. — Боже мой! Какой ужас!

Другой бы на его месте удивился, но у Кремня лишь проснулся профессиональный интерес.

— Убил ты? — Он резко наклонился к Майку.

Руки Хеннеси упали на колени. Заплаканное лицо являло картину замешательства.

— Убил? О чем вы, какое убийство? — почти взвизгнул он.

— Убийство Хервея Лайна. Ты разве не знал?

Майк ответил не сразу, от ужаса он словно оцепенел.

— Лайна убили?.. — выдавил, наконец.

Трудно было представить, что перед Смитом сидел единственный человек в Лондоне, не знавший о вчерашнем загадочном убийстве. Ведь сообщения о нем заполнили все газеты. И все же Кремень чувствовал, что так оно и есть.

— Убили… старого Лайна убили! Боже мой! Вы это серьезно?

— Да нет, решил тебя позабавить.

Майк долго молчал, у него отнялась речь, он лишь смотрел на инспектора широко раскрытыми глазами, в которых умерла всякая жизнь. Постепенно он пришел в себя, оказалось, что есть у него и сила воли. И когда заговорил, голос его звучал твердо.

— Это ужасно. Я не читал утренних газет.

— Об этом писали уже во вчерашних вечерних.

Майк покачал головой.

— Я не читал ни одной газеты со вчерашнего утра. Старый Лайн! Он ведь был опекуном мисс Лейн?

Хеннеси выигрывал время — время, чтобы собраться с духом и избежать полного краха.

— Нет, ничего об этом не читал. Странно, да, как это я пропустил такую новость? Но меня так замотала неприятность в театре, что на все остальное было наплевать.

— Что ты делал для Вирта? — Кремень говорил ледяным тоном; забытое пиво стояло даже не откупоренным. — От его имени снимал деньги в банке?

Майк кивнул.

— Да, большие деньги. Ходил в банк, а потом встречался с ним.

— Где?

— По–разному — на вокзалах, чаще всего в «Келнере». Обычно он снимал деньги, когда устраивал вечеринки, и я передавал их перед приходом гостей. Вирт говорил, что он торговец где–то в Центральных графствах. Но, сказать по правде, Кремень, я всегда в этом сомневался. И все же он не жулик. А мало ли простаков, у которых от денег лопаются карманы! Может, и он из таких. Вирт не первый лопух, что дает деньги на театр, и, слава Богу, не последний!

— В каком банке ты снимал деньги?

— Он обычно давал мне чек и билет на поезд. Я отправлялся в Бирмингем и…

— Все правильно. — Смит налег грудью на стол. — Кто он — Вашингтон Вирт?

Майк пожал плечами.

— Сказать по–честному, не знаю. Не знаю, провалиться мне на этом месте! Я познакомился с ним, когда газеты сообщили о слушании в суде моего дела о несостоятельности. Он тогда прислал письмо. Написал, что обидно слышать о неприятностях у такого умного человека, как я, и предложил помощь.

— Писал от руки?

— На машинке… Предложил встретиться в «Келнере». Вечеринок он тогда еще не устраивал, и номер был попроще. Единственное, что знаю о нем — он носит парик, и вовсе не тот, за кого себя выдаст. Но в дела я никогда не лез.

— Врешь, Майк. Ты сам только что сказал, что шантажировал его.

— Не совсем так. Я блефовал. Я мог только догадываться, кто он на самом деле.

Майк врал, в этом Кремень Смит ничуть не сомневался.

— А тебе не приходило в голову, что если этого парня арестуют, тебе придется несладко? У меня есть основания считать, что он незаконно присвоил себе деньги, которые принадлежали покойному Хервею Лайну, а затем убил старика. Ты хочешь быть замешанным в убийстве, Майк?

Лицо Хеннеси исказила мука.

— Я бы помог вам, мистер Смит, — залепетал он, — но чем? Я не знаю, кто он — клянусь вам, не знаю!

Смит внимательно посмотрел на него.

— О Моране что–нибудь знаешь?

У Майка отвисла челюсть.

— О б–банкире? Знаю его…

— А о сфабрикованной выписке счета, которая случайно попала к мисс Лейн?

На мгновенье Кремню показалось, что Майк вот–вот потеряет сознание.

— Нет… ничего… — он остановился, немного помолчал. — Если я найду вам его, этого Вирта, что мне тогда будет?

Инспектор поднялся.

— Ты его найдешь или мы его найдем, у тебя участь одна. Ты, похоже, так и не понял, в какую историю влип. Убит человек, нет, два человека убиты! Видимо, одной и той же рукой. Тиклера убили за то, что слишком много знал. Для тебя будет лучше, если ты это учтешь.

Лицо Майка озарила улыбка.

— Вы что, за ребенка меня принимаете? — Он уже полностью владел собой. — Как бы я жизнь прожил, если бы не умел избегать опасностей? За меня не волнуйтесь, Кремень…

— Это еще не все, — перебил инспектор, — но мне надо позвонить. Обожди здесь.

По лицу Майка промелькнула тень тревоги.

— Не переживай — арестовывать тебя не собираюсь. С этим можно подождать.

Телефон висел в коридоре. Смит попросил соединить его со Скотленд–Ярдом.

— Старший инспектор Смит. Мне нужна пара толковых ребят. Пришлите их в пивную на углу Пикадилли–сквер. Здесь со мной Майк Хеннеси. Не спускать с него глаз ни днем, ни ночью, и чтобы никаких там проколов. Слышали?

Его слышали. Спустя четверть часа, когда они вышли на улицу, за ними следовали два молодых человека. Когда Майк остановил такси и уехал, следом за ним на другом такси отправились и молодые люди.

Глава 16

Спектакль «Утесы судьбы» закончился, и на этот раз навсегда. За кулисами и нашлось ни одного человека, который бы сожалел об этом. Мэри с легким вздохом пошла по длинному коридору к себе в гримерную. Дик изучал вечернюю газету. История убийства Лайна выплеснулась на первую полосу. Он вслух начал читать интервью со смотрителем парка, мистером Джеймсом Хоукинсом: «Я очень хорошо знал в лицо мистера Лайна. Он всегда после обеда отдыхал в парке и часто дремал. Я редко разговаривал с ним, потому что мистер Лайн был не их тех джентльменов, которым нравится поболтать. Мистер Бинни, его слуга, обычно сидел рядом и читал ему. И в тот день, как обычно, мистер Лайн сидел в кресле, опустив голову, а Бинни читал. Я подошел и сказал: «Что толку зря тарахтеть? Хозяин спит“. Мне и в голову не могло придти, что он мертв! Это ужасно, что такое убийство произошло в нашем парке…»

Дик отложил газету и некоторое время помолчал. Затем с иронией спросил:

— Ты прочла это?

— Да — всю эту гадость до последней строчки.

— Ну, и кто же убийца — Бинни или смотритель? — Затем, увидев, что Мэри сейчас не до шуток, поспешил извиниться. — Прости, сам себе удивляюсь, почему могу говорить об этом убийстве совершенно спокойно, словно убили кого–то постороннего. Бедный старик меня ненавидел, да и я не пылал к нему любовью. Между прочим, у Бинни своя версия. Я с ним сегодня разговаривал. Он подозревает Джерри Дорнфорда — по–моему, в основном из–за того, что недолюбливает Джерри.

— Мистер Смит рассказал тебе, что узнал? — Мэри не обратила внимания на последние слова.

— Нет. О своих делах он не очень–то любит распространяться.

— Как ты думаешь, мне он расскажет?

Дик изумленно глянул на девушку.

— Дорогая моя Мэри… — начал он.

— Еще раз так скажешь, и мы поссоримся… Так как ты думаешь, расскажет?

Мэри говорила очень серьезно, и Дик изменил тон.

— Думаю, ты сможешь его убедить, если приведешь веские доводы. Он к тебе хорошо относится. Кстати, Смит скоро будет здесь, собирался лично поздравить тебя с окончанием спектакля.

Кремень пришел очень скоро, но не в духе. Раздражаться ему было от чего: недавно позвонил один из тех молодых детективов, что следили за Майком Хеннеси. Полным раскаяния голосом он сообщил, что они упустили своего подопечного.

— Вы упустили его? — заорал в трубку Смит. — Вы оба? Что вы себе думаете?

— Виноват, сэр, но он, наверное, знал, что мы у него на хвосте, и из такси сразу нырнул в метро, а там затерялся в толпе. Я повернул голову, чтобы…

— Повернул что? Ладно. Слушайте, что я скажу, внимательно слушайте. Перетрясите весь Лондон и парня этого найдите — достаньте хоть из–под земли! Адрес у вас есть. Действуйте.

Смит уже сидел в театре, но все еще никак не мог успокоиться, клял на чем свет стоит новое поколение детективов.

— Надеются, что за них все сделают. Все на старших рассчитывают, самим ушами не надо хлопать! — Он продолжал бушевать. — Не с кем стало работать!

— Вот вам детектив.

Дик показал на девушку, и, к его удивлению, Кремень не рассвирепел.

— Я бы сказал, что в одном мизинце этой молодой леди больше здравого смысла, чем в огромных тушах этих… недоумков.

Выпустив последний заряд, он заметно успокоился. Мэри решила, что удобный момент настал.

— Я хочу кое о чем попросить вас, мистер Смит, — волнуясь, начала девушка. — Не могли бы вы рассказать мне все, что удалось узнать об этом деле? Мне кажется, я могу помочь вам.

И вновь Дика Алленби поразило, что инспектор не отмахнулся, хотя и удивился. Он по–совиному глянул на Мэри, открыл и закрыл рот, почесал затылок («наш дока в своем репертуаре», — отметил про себя Дик).

— Что ж, можно, — сказал он наконец. — Хотите говорить при нем? — Кремень кивнул на Дика.

Мэри взглянула на молодого человека и пожала плечами.

— Если не возражаете. Впрочем, мне все равно.

Мнение самого Дика их как–то не интересовало. Он почувствовал укол самолюбия. Эти двое относились к нему, как к симпатичному, но бесполезному домашнему животному! Но обижаться на своих друзей он не хотел, к тому же было любопытно, что за разговор у них состоится.

Мэри предложила поговорить у нее дома — там спокойнее. И все трое отправились к ней. Лифтер приветливо распахнул им дверцы лифта, и они поднялись наверх. Квартира Мэри находилась в самом конце коридора. Девушка шла впереди и неожиданно остановилась как вкопанная. Дверь ее квартиры была настежь распахнута.

— Служанка оставила ее открытой? — спросил Смит.

Подойдя ближе, он понял нелепость своего вопроса. На двери виднелись следы мощной фомки. Замок болтался на одном винте. Кремень прошел вперед, пощелкал выключателем.

— Выключили на щитке. Где он у вас?

Мэри показала. Инспектор пошарил по стене. Послышался щелчок, и появился свет. Он вошел в комнату, осмотрелся, задумчиво пробормотал:

— Как же он сюда пробрался?

Снова вышел в коридор, в конце которого увидел застекленную наполовину дверь. Она вела на пожарную лестницу. Стекло было разбито. Кремень подергал за ручку, дверь открылась. Металлические ступеньки уходили вниз в темноту.

Он спустился и поговорил с лифтером. Тот ничего сказать не мог. В субботу вечером многие жильцы уезжают за город на уик–энд. В доме осталось мало людей. Никто чужой, насколько он помнил, не заходил.

Кремень вернулся в квартиру и занялся детальным осмотром. Перед ним предстала картина неописуемого беспорядка. Все ящики бюро вынули, их содержимое вывалили на кровать и грубо перерыли. Маленький секретер, который Мэри перед уходом заперла, взломали, и все, что в нем было, свалили в кучу на столе.

Мэри стала потерянно разбирать эту кучу и вскоре облегченно вздохнула: драгоценности, которые она хранила в шкатулке, остались нетронутыми. Хотя шкатулку и взломали.

— Что же им тогда нужно было? — в недоумении спросила девушка.

Кремень продолжал осмотр. Вывернули даже мусорное ведро на кухне. Нашел он и важную улику: маленькие часы, видимо, сбросили с полки над кухонным столом, и они остановились. Стрелки показывали без десяти двенадцать.

— Меньше часа назад! — присвистнул Кремень. — И чертовски спешил. А теперь скажите мне, — обратился он кМэри, — кто здесь бывал? Ваши приятельницы меня не интересуют, только мужчины.

Мэри привела очень краткий список.

— Майк Хеннеси? Занятно… Я все комнаты осмотрел?

— Кроме ванной.

Инспектор открыл дверь, включил свет и вошел. Незваный гость побывал и здесь: раковина умывальника наполовину была наполнена грязной водой.

— Эге! Что это?

Глаза Смита сузились.

Возле раковины стена была испачкана чем–то красным. Инспектор потрогал пальцем — еще не высохло. Он глянул на кафельный пол. Ничего. Но край ванны тоже был испачкан красным. Красный след виднелся и под вешалкой за дверью.

— Сначала он зашел сюда, — медленно начал комментировать Кремень. — Хотел вымыть руки. Взялся за кран и рукавом коснулся стены. На рукаве была кровь, но он этого не замечал. Снял пальто и бросил на край ванны, отсюда и кровавый след на ней. Затем передумал и повесил его на вешалку, запачкав кровью стену.

— Это кровь? — Мэри с ужасом смотрела на инспектора. — Наверное, он поранился, когда забирался сюда?

— Не думаю, мы бы заметили кровь на разбитом стекле или на полу. Интересно, где же это он умудрился?

Кремень вернулся на кухню и еще раз осмотрел часы. Он не верил в совпадения — слишком уж часто в детективных романах встречались ему остановившиеся часы, чтобы слепо поверить в историю, которую они поведали. Но осмотр не оставил у него сомнений. Часы не остановились, они продолжали тикать; от удара стрелки просто соскочили с оси. Это вряд ли мог придумать даже самый искусный злоумышленник, вознамерившийся направить полицию по ложному следу.

Мэри тихо зашла следом и молча следила за его манипуляциями.

— Теперь расскажете? — тихо спросила она.

Кремень Смит изумленно уставился на девушку.

— Простите?..

— Вы пообещали рассказать все, что выяснили об убийстве мистера Лайна.

Дик, все это время хранивший молчание, тоже подошел поближе.

Инспектор взгромоздился на край кухонного стола и в двух словах рассказал все, что знал. Молодой изобретатель не открыл ничего нового для себя. Но он был глубоко поражен откровенностью сыщика. Этика Скотленд–Ярда предполагала у полицейских чиновников наличие таких достоинств, как скрытность и замкнутость в своем кругу. И отнюдь не в правилах Кремня было нарушать неписаные законы полицейского цеха. Он поймал изумленный взгляд Дика и яростно напустился на него.

— По–вашему, я спятил, мистер Алленби? Выбросьте это из своей головы — мозги у меня на месте! Я не занимаюсь тут пустой болтовней, чтобы пустить пыль в глаза. У этой женщины именно тот склад ума, который следует иметь каждому сыщику. Не особый дар, а просто здравый смысл — не в обиду вам будь сказано, мисс Лейн. — Он снова повернулся к девушке и уже мягче спросил: — Так вам все понятно?

Мэри покачала головой.

— Не совсем. Почему рылись у меня в квартире — это понятно.

Смит кивнул.

— Не совсем понятно, с чего они решили, что она здесь?

Дик не выдержал.

— Может, я назойлив или мешаю, — вежливо перебил он, — но все равно спрошу: о чем это вы? «Она здесь»… Кто она?

— Выписка счета, — не поворачивая головы, бросила Мэри, а Смит с широкой ухмылкой на лице кивнул в знак согласия.

Девушка продолжала:

— Я догадываюсь, что они приходили за ней, но не могу понять, откуда им стало известно…

Кремень хмыкнул.

— Тот умник, который проболтался об этом — я. Сегодня видел Майка Хеннеси и сказал ему, что выписка попала к вам. А то, что она у меня в кармане, совершенно выпустил из виду! А ведь мог избавить его от напрасных хлопот. Жалость–то какая!

Он взъерошил пятерней волосы и слез со стола.

— Хорошо бы узнать, откуда у него кровь на рукаве, — проворчал инспектор, постоял, затем направился в ванную; Мэри и Дик следом. — От таких пятен мало что получишь. Хоть бы отпечаток пальца оставил.

Смит достал из кармана фонарик, вышел в коридор и принялся внимательно обследовать каждый дюйм пола и стен. Поиски оказались безуспешными. Но когда он осмотрел пожарную лестницу, то нашел два кровавых следа — один на металлических перилах, второй чуть ниже дверного стекла.

— Я воспользуюсь вашим телефоном, — сказал Мэри инспектор, вернувшись.

Он распорядился установить наблюдение за всеми железнодорожными вокзалами, предупредить полицию во всех портах.

— Не думаю, что он сумеет убежать из страны. Даже сам удивляюсь, как редко им это удается.

Кроме того, Смит приказал выставить у квартиры девушки охрану. Она это предложение тут же отвергла. Но он настаивал таким тоном, что Мэри поняла — возражения бесполезны.

Глава 17

По пути домой Кремень заглянул в дом покойного Лайна — поговорить с Бинни. Когда он постучал, этот достойный человек мирно спал. А проснувшись, обнаружил большую и вполне понятную неохоту открывать двери. В доме уже не было полицейских. Кремень ограничился тем, что забрал в Скотленд–Ярд все бумаги и опечатал спальню и кабинет.

Бинни, полуодетый и заспанный, провел его на кухню, помешал догоравшие угли в маленьком камине и подбросил пару поленьев — ночь была холодной.

— Думаю, кто это стучит? Чуть душа в пятки не ушла, — бормотал он. — Мистер Смит, — вдруг голос его стал очень серьезным, — хозяин, наверно, мне ничего не оставил? Слышал, вы нашли завещание… Конечно, я не расстроюсь, если не оставил. Он не тот человек, чтобы заботиться о слугах; все твердил, что терпеть не может их в доме. И все же…

— Внимательно я его не читал, — перебил Кремень, — но что–то не припомню, чтобы ваше имя там фигурировало.

— Я всю жизнь мечтал, чтобы кто–нибудь оставил мне миллион, — Бинни вздохнул. — Я был ему хорошим слугой — готовил, менял постель, все для него делал.

Инспектор протянул ему пачку дешевых сигарет, и, все еще вздыхая, Бинни взял одну.

— Мне кажется, кое в чем вы можете мне помочь, — сказал Смит. — Помните, как сюда приходил Моран?

Бинни кивнул.

— Зачем приходил, не знаете?

Слуга замялся.

— Не знаю, сэр. Что–то, связанное с банковским счетом хозяина. Мистер Лайн был очень странным джентльменом — никогда никому не верил. А когда к нему приходили, всегда был с гостями немного неприветливым.

— И с мистером Мораном тоже?

Бинни вновь замялся.

— Не хотелось бы подвести мистера Морана… Да, сэр, я слышал, что они слегка поцапались.

— Подслушивали?

Бинни ухмыльнулся и покачал головой.

— Зачем, сэр? — Он показал на потолок. — Кабинет прямо над нами. О чем там говорят, конечно, не услышишь, но если джентльмен повышает голос, как это делал мистер Лайн, слышно хорошо.

— Вы Морана знаете?

Бинни кивнул.

— Хорошо?

— Да, сэр. Я служил…

— Ах да, вспомнил. — Кремень Смит прикусил нижнюю губу. — После разговора со стариком он что–нибудь сказал вам?

И снова Бинни замялся.

— Я не хочу, сэр, никому доставлять неприятностей…

— Вы начинаете злить меня, Бинни. Что, так трудно рассказать правду? Вы его провожали до двери?

— Да, сэр, — обиженно буркнул Бинни. — Когда он выходил, я как раз шел с письмом, которое вынул из почтового ящика. Хорошо, мистер Смит, расскажу все, как было. Он попросил меня никому не говорить, что был здесь, и сунул соверен. Мне это показалось подозрительным, но ведь он не первый, кто просил меня об этом.

— Это все?

— Да, сэр.

На столике у стены лежал небольшой бумажный сверток. Природа наделила Кремня острым нюхом. Он сразу же узнал едкий и неприятный запах замазки. Кивнув на сверток, спросил:

— Замазка?

— Да, сэр. — Бинни изумился.

— Стеклили окно?

— Нет, сэр. Я утром разбил стекло в буфетной, и пришлось вызвать стекольщика.

— В этом доме битые стекла прямо напасть какая–то! Почему вы не сообщили в полицию, что кто–то пытался забраться в дом? А–а, припоминаю, мистер Лайн не позволил.

Разговор оборвался. Больше Бинни ничего не мог добавить, и Кремень попрощался с ним. Выйдя во двор, инспектор в темноте внимательно осмотрел место — внимательнее, чем до этого при свете дня. Не поленился даже сходить на задний дворик; и здесь он увидел, как легко было ночному вору забраться в кухню. За домом располагался каменный сарай, крыша которого находилась прямо под кухонным окном. Кремень нахмурился и долго стоял посреди двора, пытаясь осмыслить то, что пришло ему в голову. Было ли это просто совпадением, что кто–то пытался проникнуть в дом Лайна именно в ночь убийства Тиклера?

В надежде узнать что–нибудь новое Кремень вернулся в Скотленд–Ярд. Его запросы не дали желаемого результата: ничего нового о Лео Моране и абсолютно никаких новостей о Джерри Дорнфорде. Тогда, невзирая на поздний час, он решил еще раз осмотреть свою добычу из квартиры неизвестного у конюшни Бейнса. Он открыл сейф, достал перчатку и серебристый ключ. Долго рассматривал его, затем положил на стол. Ему было непонятно, зачем этот ключ покрасили серебряной краской, да еще так неаккуратно. Любой гальваник сделал бы за него эту работу намного лучше!

Инспектор посмотрел на перчатку — и она ничего не поведала. Достал из ящика стола большой лист девственно чистой промокательной бумаги и принялся вновь подводить итоги.

Тиклер убит, старый Лайн убит. Возможно, той же рукой, хотя эти убийства вроде бы ничем не связаны. Лео Моран, как ни посмотри, беглец и подозреваемый номер один. Его личность как–то объединяет эти два убийства. Им интересовался Тиклер, исчезновение банкира совпало со смертью старика, затем выяснилось, что счет Лайна в банке хорошенько подоили.

А в Берлине ли он вообще? Кого–то очень интересовала выписка счета. Чтобы заполучить ее, этот кто–то пошел даже на ограбление квартиры Мэри Лейн. Кто? Майк Хеннеси узнал, что злополучная бумага у молодой актрисы, но мог ли он быть взломщиком? Одно было ясно, он что–то знал. Знал, во всяком случае, кто такой Вирт. Тот, кто скрывался под именем Вашингтона Вирта, был убийцей, возможно, дважды убийцей.

Такими несвязными предложениями Кремень записывал свои выводы. Записывал в том порядке, в каком они приходили ему на ум, зачеркивал, менял другими. Нарисовал один кружок, который означал Мэри, еще один для Дика Алленби, по одному для Джеральда Дорнфорда и Лео Морана. Внизу страницы поместил пятый кружок — для Лайна. Стрелками указал связи между этими людьми. Затем в середине Кремень поместил кружок побольше — для Майка Хеннеси. Майк связан с Вашингтоном Виртом (еще один кружок), связан с Мэри Лейн и, возможно, с Мораном. Последнее он вычеркнул и начал снова.

Джерри Дорнфорд связан с Диком Алленби, а от Дика Алленби к убитому ростовщику Смит провел прямую — прямую, которая миновала все промежуточные кружки.

Он устал. Бросил карандаш и с легким стоном откинулся на спинку. Потянулся за ключом, и в эту минуту погас свет. Это не стало для инспектора неожиданностью: перегорела лампочка. Она давно уже требовала замены, но кладовщик не отличался расторопностью. Вечно он был занят чем угодно, только не своими прямыми обязанностями.

Кремень приподнялся, чтобы позвонить, и внезапно увидел такое, что заставило его оцепенеть. В поглотившей комнату темноте ключ светился зеленоватым светом. Смит видел стержень и все выступы на бородке. И теперь он понял, почему у ключа такой странный цвет, — его выкрасили люминесцентной краской.

Кремень вышел в коридор и позвал дежурного. Вскоре перегоревшую лампочку заменили. Теперь инспектор смотрел на ключ с большим интересом. На испещренном листе промокашки появились новые пометки. Появились проблески, правда, еще очень слабые.

Зазвонил телефон; Кремень, поговорив, вышел в коридор и позвал дежурного.

— Внизу мистер Алленби. Как поднимется, проведите ко мне.

Кремень глянул на часы — скоро два. Что привело Дика в Скотленд–Ярд в такое время? Может, нашлось его оружие?

— Боялся, что не застану вас. — Дик непринужденно вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. — Вижу, что вы совсем отказались от сна, пока не поймаете убийцу?

— Да, — неопределенно махнул рукой Кремень. — А вас что привело, неприятности?

Дик улыбнулся.

— Да нет, ничего серьезного; просто мне — вернее, Мэри — звонила экономка Хеннеси. Спрашивала, нет ли о нем известий.

— Не пришел домой? — быстро спросил инспектор.

— Да нет. Дело в том, что он гаврским поездом собирался отправиться на континент и попросил ее привезти багаж. Бедняжка прождала на вокзале почти три часа. Конечно, забеспокоилась и стала обзванивать всех, кто знал Майка, в том числе и Мэри. К счастью, когда она позвонила, я еще был там.

— Дома у него были?

Дик покачал головой.

— Зашел к нему, но напрасно. Он снимал меблированные комнаты на Даути–стрит; сегодня вечером рассчитался и съехал. Собирался, похоже, в спешке. Упаковывать вещи начал только вечером.

— После встречи со мной. — Кремень потер подбородок. — Все понятно, его желание удрать я хорошо понимаю. Хотя далеко он бы не ушел — я об этом позаботился.

— Вы бы арестовали его? — изумился Дик.

— Господи, да зачем арестовывать! — поморщился Кремень. — Это вовсе не обязательно, чтобы помешать человеку выехать из страны. Паспорт не так оформлен, виза не на той странице, печать вверх ногами — да мало ли еще способов!

— Хеннеси догадывался об этом?

Кремень ответил не сразу.

— Этого я не знаю, — протянул он. — Скорее всего, нет. В любом случае, не это помешало ему успеть на поезд.

Раздался стук в дверь, и вошел щеголеватый мужчина. Дик узнал в нем старшего инспектора.

— Букингемпширская полиция столкнулась с делом, которое как раз по вашей части, Кремень. Чисто американское убийство.

Кремень мгновенно оживился.

— Что за убийство?

— Это называется колесным убийством, если не ошибаюсь. Кто–то застрелил в машине человека и бросил его на обочине.

— Где это случилось?

— На объездной вокруг Колнбрука. Ехал лимузин, фары высветили мужчину, лежавшего поперек пешеходной дорожки. Водитель сообщил в полицию.

— Описание убитого есть?

— Мужчина лет сорока пяти, крупного телосложения, галстук зеленого цвета…

— Да ведь такой же галстук был сегодня на Майке Хеннеси!

Глава 18

Смерть придала Майку Хеннеси очень спокойный, почти величественный вид; не опознать его было невозможно. Кремень Смит вышел из небольшого мрачного здания и подошел к Дику Алленби, стоявшему в стороне. За последнее время Дик насмотрелся столько смертей, что на опознание идти не захотел.

— Это Майк, — сказал Кремень. — Убийство было совершено в десять семнадцать, или около того. Время установлено почти точно. Нашли мотоциклиста из ближайшей деревушки, который рядом с тем местом видел стоявший небольшой седан. И время он указал между десятью пятнадцатью и десятью двадцатью. — Кремень круто повернулся. — Теперь вы понимаете, мистер Алленби, что это был именно тот господин, который наведывался на квартиру вашей молодой леди? Его пальто, видимо, тогда и испачкалось в крови, чего он сначала не заметил.

— Но ведь если в этой машине столько крови, хозяин гаража обязательно заметит это! В ней, наверно, как на бойне.

Кремень кивнул.

— Да, машину мы найдем. Скорее всего ее угнали. Мне только что сообщили из Скотленд–Ярда, что в Суссекс–гарденс обнаружили брошенную машину. Возможно, это она и есть.

Полицейский аппарат работал быстро и точно. Предположение Кремня Смита подтвердилось. Брошенная машина оказалась именно той, которой воспользовался убийца. Ужасных свидетельств тому было предостаточно — и никаких других улик.

— Мы, конечно, поищем на руле отпечатки пальцев, но я уверен, что мистер Вирт работал в перчатках.

— Моран, значит, отпадает?

Кремень улыбнулся.

— А где Моран? В Германии, мы считаем? Так вот, с таким же успехом он может быть и в Лондоне. До Германии можно добраться за несколько часов, а вернуться еще быстрее… Если он вообще улетел.

До Дика Алленби не сразу дошел смысл сказанного. Но вдруг ему пришло в голову, что Мэри грозит опасность. Он поделился своими страхами со Смитом, и к великому его ужасу Кремень согласился.

— В своей квартире ей оставаться нельзя. Не исключено, что нападение повторится. Сейчас, когда она начала выдвигать версии, Мэри может оказаться для нашего приятеля опасной.

Дик последовал за Смитом в полицейский участок, куда пригнали машину, и застал там обычное в таких случаях столпотворение. Сверкали фотовспышки, в салоне ползали эксперты по отпечаткам пальцев, механики проверяли спидометр. Хозяин машины, которого нашли и доставили в участок, оказался на редкость дотошным — он точно помнил, сколько миль было на счетчике перед тем, как седан угнали. Его сведения стали поистине бесценными. Кровь была на сиденье и полу; след ее нашли и на рукоятке переключения скоростей. Один из полицейских снял с сиденья водителя подушку.

— Ого! — воскликнул он, и, глянув через его плечо, Дик увидел серебряный портсигар.

Смит открыл его, внутри было пусто. При свете лампы на внутренней стороне крышки можно было разобрать надпись:

«Мистеру Морану от коллег по Уиллзденскому отделению, май 1920 г.».

Смит взял портсигар за углы и тщательно осмотрел. Вещица была далеко не новая: на ней была пара вмятин, на отполированной поверхности виднелись царапины. Кремень аккуратно завернул находку в бумагу и сунул в карман.

— На нем могли остаться отпечатки, хотя это тоже маловероятно. Вам это не кажется немного странным, Алленби? Оставили под подушкой, словно подбросили!

— Может, убийца положил туда и забыл?

Кремень покачал головой.

— Это же не его машина, чтобы прятать под сиденье свои вещи, а потом забывать. Он достаточно умен для этого. Вот я и говорю, странно это…

Он помолчал, а затем медленно, словно раздумывая, продолжил:

— Я вскользь упомянул о том, что выписка счета находится у нашей молодой леди. Хеннеси, видимо, и передал эти сведения либо в машине, либо до этого. Убийца предложил подвезти его на вокзал, на пустынной дороге расправился с ним, а затем рванул обратно в город и перерыл квартиру мисс Лейн. Очевидно, он бывал там и прежде.

— Моран, вы думаете?

Кремень пожал плечами.

— Вполне мог быть и он, и кто–то другой… Этот парень жил в Америке.

— Откуда, черт возьми, вы знаете?

— Не знаю, — спокойно возразил Кремень. — Это дедукция, другими словами, предположение. Хотя бы потому, что это типично американское убийство — посадить человека, чтобы подвезти, застрелить и выбросить из машины. Выстрелов никто не слышал, а если и слышал, наверняка подумал, что это мотоцикл. Мотоциклисты носятся по объездной стаями.

Домой они шли вместе, и всю дорогу Кремень ни на минуту не умолкал.

— Хеннеси участвовал в этой афере с самого начала. Знал, кто такой Вирт, и что тот подделывал чеки. Вот он и решил шантажировать его. Только не предвидел такого конца. — Немного помолчал и без всякой связи заключил — Покажу–ка мисс Лейн ключ и чек.

Вот так Дик впервые услышал о ключе.

…Утром, когда Кремень Смит появился в Скотленд–Ярде, все, что было найдено в карманах покойного, уже лежало у него на столе. Он увидел блокнот, несколько смятых листков исписанной бумаги, около двадцати фунтов наличными, часы с цепочкой и футляр с очками, но ничего, что хоть как–то проливало свет на его гибель. Разве что отсутствие сколько–нибудь крупной суммы денег. Ведь не собирался же Хеннеси укатить на континент с капиталом в двадцать фунтов! Кремень предположил, что убийца не захотел повторять ошибки, допущенной при убийстве Тиклера. И очистил карманы Майка от возможных улик.

Смит просмотрел листки бумаги. Один из них оказался обрывком страницы из справочника по движению поездов. Пометки карандашом подсказали инспектору, что Хеннеси держал путь на Вену.

Более интересным оказался второй листок: он был весь заполнен какими–то цифрами. Кремень не напрасно гордился своей замечательной памятью: он разу же узнал эти цифры. Перед ним была копия сфабрикованной выписки счета старика Лайна. Ею, очевидно, пользовались много раз, потому что бумага на сгибах сильно потерлась.

Смит недоуменно нахмурился. Чего это ради Хеннеси не поленился выписать эти цифры и таскал их при себе? О выписке он, значит, хорошо знал. Возможно, сам и состряпал ее? Но тогда у него были бы, помимо этого клочка, и другие данные. Тот, кто сфабриковал выписку, должен был вести скрупулезный учет похищенных со счета старого ростовщика сумм. Не мог же он брать эти цифры с потолка! Лайна провести было нелегко.

Больше ничего нового узнать о Майке не удалось. Никто вечером его не видел ни одного, ни в компании с кем–либо. Ничего не дал обыск комнат, где он проживал: ни бумаг, ни документов. Старая сберкнижка поведала не больше, чем три года назад, когда Хеннеси едва сводил концы с концами.

Инспектор вдруг вспомнил о Мэри Лейн. Благополучно ли она провела эту ужасную ночь? Услышав по телефону ее голос, он успокоился. И тут же вспомнил, что в коридоре у ее двери неотлучно находится полицейский, на пожарной лестнице дежурит другой и еще один прогуливается перед домом. Он попросил разрешения приехать поговорить.

— Обязательно приезжайте, — усталым голосом проговорила Мэри и положила трубку.

Девушку он застал в подавленном настроении. Она почти не спала и всю ночь проходила из угла в угол. Впрочем, у Кремня тоже не было оснований радоваться. Следы убийцы до сих пор не были обнаружены. Он достал из кармана и положил на стол небольшой сверток.

— Может, вы поможете…

Кремень размотал клочок замши и выложил ключ. Затем вынул из блокнота и положил на стол чек. Мэри внимательно рассмотрела чек, увидела едва заметные следы карандаша и кивнула.

— Это почерк мистера Лайна. Я уже, кажется, рассказывала, что раньше жила у него в доме. Можно сказать, вела хозяйство. Хотя, если откровенно, получалось неважно. Ладить с ним было очень трудно.

— Из–за чего?

Мэри помолчала, затем тихо, почти равнодушно продолжала:

— Ну, трудно сказать определенно, из–за чего. Его не устраивало почти все, что я делала. У него был тяжелый характер; я это почувствовала особенно хорошо, пожив рядом с ним. У мистера Лайна, к примеру, больше сорока лет были одни и те же лавочники; он никогда не менял их, хотя все время грызся с ними и торговался за каждый пенни.

Мэри пристально разглядывала ключ, поворачивая его в руках.

— Вы не подумаете, что я ужасно тщеславна, если скажу, что смогу найти человека, который убил мистера Лайна?

— Я подумаю, что вы ужасно глупы, если попытаетесь сделать это сами, — резко ответил Смит. — Этот парень не из тех, с кем можно шутить.

Мэри кивнула.

— Я прекрасно это понимаю, но… Дайте мне неделю, и я все узнаю!

— А вам не кажется, что о своих подозрениях лучше рассказать мне прямо сейчас?

Девушка покачала головой.

— Нет. Может, я ошибаюсь? Вполне естественно, что я не хочу делать из себя посмешище.

Смит поджал губы.

— Я не могу дать их вам…

— Я и не настаиваю, — быстро заговорила Мэри. — Просто сделайте кое–что для меня… Вот, например, если я попрошу изготовить дубликат ключа, вам это не трудно будет? А если найду замок, к которому он подходит, дам вам знать.

Инспектор удивленно глянул на девушку.

— Вы уверены, что можете найти этот замок?

Она кивнула. Кремень Смит вздохнул.

— Такое бывает только в книгах — а я терпеть не могу, как оно бывает в книгах. Это все выдумки, а меня от выдумок воротит! Не так и быть, мисс Лейн, сделаю. Только для вас…

К вечеру Мэри получила новенький блестящий ключ и приступила к своим поискам. Она совершенно не подозревала, что днем и ночью за ней по пятам следует полицейский. Кремень Смит отдал на этот счет краткий и не очень–то вдохновляющий приказ:

— Не спускайте с этой леди глаз. Упустите из виду, когда–нибудь получить повышение и не мечтайте!

…Прошло три дня, и весь деловой мир Лондона был взбудоражен неожиданным известием. Акции «Кассари Ойлз» стали расти в цене прямо на глазах. Еще недавно их стоимость едва превышала один фунт. Хотя первоначальная стоимость пять лет назад составляла сорок фунтов за акцию. Долгое время никто и не помышлял вернуть утраченные деньги. И вот за одну ночь их стоимость выросла с одного до тридцати фунтов и продолжала расти с каждой минутой.

Кремень Смит хоть и не держал деньги в акциях, но по роду занятий интересовался всем, что связано с финансами. Он отправился на биржу, где разузнал детали этого финансового явления. Один из биржевиков объяснил ему все:

— Месяца три назад они напали на большую нефть, и все это время бурили новые скважины. Нефти там, видимо, бездонная бочка, но они помалкивали, пока не прибрали к рукам почти все акции. «Кассари» точно поднимутся до сотни; советовал бы вам немного рискнуть. Нефть там есть — можно не сомневаться.

На риск Кремень Смит не шел ни разу в жизни, разве что иногда ставил несколько шиллингов на какую–нибудь лошадь на Дерби, которую выбирал наобум.

— Кто за всем этим стоит? — спросил он.

Биржевик пожал плечами.

— Если попробую выговорить, как их зовут, точно свихну себе челюсть. В основном, турки — тот эфенди, тот паша. Публика солидная, в основном миллионеры. Нет, аферой тут и не пахнет. Они надежны, как Английский банк. Своей конторы в Лондоне у них нет, их тут представляют «Джоулмен и Джойс».

К господам Джоулмену и Джойсу Кремень Смит и отправился. Контора напоминала осажденную крепость. Инспектор послал свою визитную карточку. Принял его мистер Джойс, старший партнер.

— К тому, что и сами можете прочесть в газетах, мистер Смит, мало что могу добавить. Акций на рынке совсем немного. Я только что сказал своему приятелю, — он надумал сыграть на этих акциях, — чтобы поберег крылышки, иначе обожжет. Единственный крупный держатель, кого я знаю, это человек по имени Моран — Лео Моран.

Лео Моран! Для Кремня не стало новостью, что этот человек сумел скупить большую часть акций «Кассари». В нем жил игрок — об этом знали в банке, знал и Кремень. Хотя он и был способен на донкихотства и благородные поступки, однако основной чертой характера банкира была прагматичность, не сочетающаяся с особой щепетильностью. Единственной и неизменной его целью многие годы было составить себе состояние, стать миллионером. Он не был женат, не имел семейных привязанностей и, помимо стрельбы и театра, почти ничем больше не интересовался. Для Кремня он был человеком, способным на убийство, А уж на подделку чеков и банковские махинации — вне всяких сомнений. Смущало одно: хотя Моран постоянно скупал акции и его финансовые операции длились годами, он не истратил ни одной очень крупной суммы. Возможно, лишь малую часть тех денег, которые делал. У этого человека были, видимо, другие, более высокие побуждения, для Кремня еще пока не ясные.

Глава 19

На лестничной клетке у дверей своей квартиры на Пантон–стрит Кремень застал — к великому своему удивлению — поджидавшую его гостью.

— Я здесь минуты две, не больше, — стала объяснять Мэри. — Дежурный в Скотленд–Ярде сказал, что вы, наверное, дома.

Инспектор открыл дверь и провел девушку в гостиную.

— Ну, выяснили что–нибудь? — не без иронии вопросил он.

Мори села на предложенный стул и покачала головой.

— Боюсь, только свои возможности.

— Так вы что, бросили свою затею?

Девушка ответила не сразу.

— Нет.

Чтобы сказать это «нет», ей пришлось призвать на помощь все свои силы. Этим утром Мэри проснулась с тяжестью на душе. Необдуманно взятые на себя обязательства казались ей невыполнимыми. Она даже решилась послать Кремню записку с признанием своего поражения. Но по зрелому размышлению снова почувствовала, что стоит на верном пути. И решила продолжать свое расследование, пока будет возможно.

— Я только сейчас начинаю понимать, за что взялась, — призналась Мэри. — Быть сыщиком не так то легко, правда ведь? Особенно, если всего не знаешь.

Кремень улыбнулся.

— Искусство быть сыщиком в том и состоит, чтобы ничего не зная, все узнать. А для этого надо думать и предполагать. И как раз последнее не каждому по плечу…

— Вы очень саркастичны.

Кремень покачал головой.

— Я не знаю такого слова, мисс Лейн. Так что именно вы хотите знать?

Мори сверилась с маленькой записной книжкой, которую достала из сумочки.

— Вы не могли бы дать мне список всех крупных чеков и даты, когда они были обналичены? Особенно меня интересуют даты. Если моя версия верна, все они выставлялись по семнадцатым числам.

Кремень откинулся на спинку стула и уставился на девушку.

— Уж больно по–научному, — слегка обиженно произнес он, и Мэри рассмеялась.

— Да нет, скорее, как в детективных романах. Но уверяю вас мне и впрямь это надо знать.

Инспектор подтянул к себе телефон и набрал номер.

— Как же мне не пришло в голову поинтересоваться этим? — Кремень был слегка уязвлен, что оплошал.

Он позвонил в банк. Клерк, с которым в конце концов ему удалось переговорить, сообщил даты. Оказалось, что чеки выставлялись к оплате семнадцатого февраля, семнадцатого апреля, семнадцатого мая, семнадцатого декабря прошлого года. Кремень записал даты и придвинул листок девушке.

— Так я и думала! — Ее глаза сияли. — Каждый раз семнадцатого!

— Поразительно! Может, теперь расскажите, что все это значит?

Она кивнула.

— Расскажу, но через неделю! Мне еще самой надо во многом разобраться. С вами я хотела поговорить о другом, мистер Смит. — Голос девушки дрожал. — Не знаю, может, у меня богатое воображение, но мне кажется, что за мной все время следят. Точно знаю: за мной вчера шел какой–то мужчина. На Оксфорд–стрит я потеряла его из виду; на Риджент–стрит остановилась посмотреть на витрину и снова увидела его. Довольно неприятный тип с рыжими усами.

Кремень от души расхохотался.

— Это сержант Мэйсон, детектив. Да, он не такой красавчик, как я.

— Детектив? — Изумленная, Мэри широко раскрыла глаза.

Кремень кивнул.

— Разумеется, дорогая моя юная леди. Ведь мне приходится заботиться о вашей безопасности. Мои люди не спускают с вас глаз — и вовсе не потому, что вы под подозрением. Сейчас вы под нашей защитой.

Девушка глубоко вздохнула.

— Вы даже не представляете, какое облегчение я сейчас испытываю. У меня уже нервы стали сдавать. Если бы не это, я бы вряд ли пришла к вам.

— Так как насчет семнадцатых чисел? Неужели вы думаете, что поступите мудро, если не расскажете о своих подозрениях?

Мэри решительно покачала головой.

— Я существо загадочное и довольно слабое.

Кремень относился к ней с симпатией, но после этих слов почувствовал сильное раздражение и даже едва сдержался, чтобы не сказать резкость.

Когда молодая актриса ушла, он решил пройтись, чтобы развеяться. Мысли снова вернулись к Лео Морану, а ноги принесли в мастерскую Дика Алленби. И через минуту он сидел в любимой позе на верстаке, а изобретатель, ероша волосы, взволнованно ходил по мастерской.

— Она даже не представляет, чем все это может кончиться! Этот человек ни перед чем не остановится. Он, может, все еще думает, что выписка у нее. Ее скрытность и упрямство просто выводят меня из равновесия…

— Представьте, меня тоже!

Кремень ловко откупорил бутылку пива. Он благодушествовал, предоставляя событиям идти своим чередом. Инспектор не знал, что судьба уже стояла рядом и готовила ему новый неожиданный сюрприз.

— Давно ее видели?

— Сегодня… Просила одолжить ей Бинни.

— Одолжить ей Бинни? Что это значит? Зачем?

— Он сейчас служит у меня. Она говорит, что хочет разузнать о прежней служанке мистера Лайна. Та сейчас живет в Ньюкасле под вымышленным именем. Она хочет, чтобы Бинни съездил и опознал ее. Я говорил с Бинни, он вроде ее помнит. Пожилая женщина, и у нее беспутный сын с очень скверным характером.

Кремень Смит угрюмо хмыкнул:

— Мне об этом она ничего не говорила. Так Бинни теперь служит у вас? Так и дом теперь ваш? И что вы собираетесь с ним делать?

— Продать, — быстро ответил Дик. — Уже есть и покупатели.

Раздался стук в дверь, принесли телеграмму. Кремень наблюдал, как молодой человек вскрывает ее, как пробегает глазами по строчкам. И вдруг увидел, как Дик беззвучно открыл рот и застыл на мгновенье. Затем без единого слова протянул телеграмму инспектору. Она была отправлена из Саннингдейла:

«Относительно запатентованного пневматического оружия, украденного у вас: устройство, отвечающее присланному описанию, найдено в Тойн–Коупсе на дне ямы под телом мужчины, предположительно, Джеральда Дорнфорда, проживающего на Хаф–Мун–стрит, Лондон. Немедленно явитесь в полицейский участок Саннингдейла для опознания».

В участок они поехали вместе. Дик без труда опознал поржавевший стальной корпус, который был когда–то его изобретением. Другое и более ужасное опознание он оставил Кремню.

Инспектор вернулся с места трагедии и рассказал подробности. Машину Джерри нашли менее чем в ста ярдах от ямы, где обнаружили тело. Она проскочила заросший вереском участок болота и остановилась в небольшой рощице.

— Это его машина, и восстановить картину случившегося, думаю, особого труда не составит. В автомобиле лежала вечерняя газета, датированная днем, когда убили старика Лайна.

— Бедняга! Кто его убил? Или это естественная смерть? — спросил Дик.

Кремень покачал головой.

— Несчастный случай. Ружье ведь было заряжено? Разберете эту штуку и скажете, заряжено ли оно еще. Думаю, нет. Ружье украл Дорнфорд — тут сомнений нет. То ли он испугался, то ли не мог продать, и решил избавиться от него. Посчитал, что это удобней всего сделать на своей земле. Захватил с собой лопату — мы нашли ее — вырыл яму и, видимо, бросил в нее ружье. От удара оно выстрелило. Пуля прошла навылет; мы нашли ее в стволе сосны у него за спиной. В кармане у него лежал судебный иск об уплате долга. От адвокатской конторы «Стелби», которая работала на Лайна. Нашли еще интересную записку, от которой не поздоровится некоему Хулесу, когда мы его найдем.

— В этом я помогу вам, — с готовностью подхватил Дик. — Я хорошо знаю его привычки.

Они вернулись в Лондон поздно вечером. Смит выглядел расстроенным.

— А ведь я думал, что Дорнфорд имеет какое–то отношение к убийству вашего дядюшки. И даже занес его в список подозреваемых. Теперь–то ясно, что сделать он этого не мог.

Несмотря на поздний час, Дик решил найти Мэри, чтобы сообщить ей печальную новость. Хотя Дорнфорд ему никогда не нравился, но Мэри, казалось, не разделяла его неприязни. В этом была доля справедливости. Ибо женщины почему–то благосклонны к шалопаям вроде Джерри.

Дик звонил раз за разом, но Мэри не вернулась домой до глубокой ночи. Когда, наконец, она подняла трубку, голос ее был необычно оживленный.

— У меня выдался удивительный день, Дик, и завтра я собираюсь поразить нашего друга. Хотя нет, не завтра, а послезавтра.

Он осторожно сообщил о гибели Джерри, но его сенсация устарела.

— Я прочла об этом в вечерних газетах. Бедняга!

Дик Алленби провел бессонную ночь. Он представлял, каким опасностям подвергает себя Мэри, и не находил себе места. Едва дождавшись утра, Дик позвонил девушке. Она уже ушла. Он позвонил Кремню. Тот попытался успокоить его.

— Я приставил к ней самого толкового детектива Скотленд–Ярда. Велел не выпускать из виду ни днем, ни ночью. Так что не волнуйтесь. — Он осторожно спросил. — Она не сказала, что уже разузнала? Единственное, что мне удалось выяснить от моих людей — она рыщет по пригородам Лондона и делает кучу покупок.

— Покупок? — недоверчиво переспросил Дик. — Каких покупок?

— В основном соленья, хотя бывает и ветчина. Вчера, например, потратила в лавке целый час, покупая чай. Работает по–научному!

Сказать по правде, Кремню было не до шуток. Наоборот, он с трудом сдерживал раздражение, которое вызывала у него его добровольная, но скрытная помощница. Загадок он терпеть не мог.

В тот день Мэри сильно отклонилась от обычного маршрута своих поисков. Она рано ушла из дому и отправилась в Мэйдстоун, где большую часть дня провела за разговором с деревенским сапожником — дряхлым и нудным старикашкой со слабой памятью. В город она вернулась около пяти, едва держась на ногах от усталости. Горячая ванна и двухчасовый отдых вернули ее к жизни. Когда Мэри застегнула длинный плащ и вышла на улицу, она вновь была полна энергии и решительности.

Было десять часов вечера. Накрапывал дождь. Девушка остановила такси и велела ехать на вокзал. Горемыка Бинни ждал ее на платформе. Хотя ночь выдалась теплой, он надел пальто и теплый шарф, и весь его облик представлял собой немой укор. Полисмен, следивший за ней, видел, как они разговаривали. Он забавлялся, глядя на мученический вид слуги покойного мистера Лайна. О его принудительном путешествии в провинцию полицейские прослышали еще накануне.

Бинни поручение было явно не по душе.

— Не думаю, что я справлюсь, мисс. Люди ведь с годами меняются, особенно старые. И я мало ее знал. После того, как меня взяли на работу, она пробыла в доме всего три дня.

— Так что, не узнаете?

Бинни замялся.

— Узнаю, наверно. Должен сказать, мисс, мне не нравятся эти ночные поездки. Я однажды уже побывал в железнодорожной катастрофе и до сих пор не могу отойти. Когда умер бедный мистер Лайн и все эти газетчики посбегались поговорить со мной, я тоже был в таком состоянии. Просто не знал, стою на голове или на пятках!

Мэри прервала его причитания:

— Придете в этот дом и спросите миссис Моррис — такое имя она взяла себе. Наверно потому, что сын попал в тюрьму…

— О наказании детей за грехи родителей слышал, а вот наказание родителей за грехи детей — это что–то новое.

— Если это миссис Лэксби, дадите мне телеграмму. Но вы должны быть абсолютно уверены, что она действительно миссис Лэксби. Фотографию, которую я вам дала, не забыли?

Бинни горестно кивнул.

— Взял. Мисс, ведь этим должна заниматься полиция.

— Сейчас, Бинни, — строго сказала Мэри, — вы должны делать, что вам говорят. У вас прекрасный спальный вагон, путешествие доставит вам одно удовольствие.

— Да, удовольствие… В четыре утра разбудят и выгонят на холод, — проворчал Бинни, а затем, словно спохватившись, что такой важной даме наговорил немного лишнего, добавил уже веселей. — Хорошо, мисс, все будет нормально. Телеграмму я дам.

Мэри ушла с платформы уже после отправления поезда и сразу села в такси. Детектив, следивший за ней, не сомневался, что девушка возвращается к себе домой. Поэтому, развалившись на сиденье, ограничился тем, что велел таксисту следовать за машиной впереди. Таксист явно не знал, что такое быть у Кремня Смита в подручных. И благополучно проворонил Мэри. Правда, он считал, что слежка идет за машиной, а не за пассажиром. Спохватившись, сержант увидел, что из автомобиля впереди вместо девушки вышел пожилой мужчина. Он крикнул водителю разворачиваться и гнать к дому Мэри.

Она еще не вернулась. Весь в холодном поту бедняга решил кружить по городу в надежде встретить ее. Сообщать о промахе своему горластому начальству он не осмелился.

В четверть двенадцатого он увидел девушку, быстро идущую по тротуару навстречу машине. Детектив с облегчением узнал Мэри, выскочил из такси, расплатился и пешком по дождю двинулся навстречу.

Глава 20

Мэри в общей сложности на короткий срок выпала из поля зрения полицейского сержанта. Но, увы, за это время ей пришлось пережить одно из самых страшных приключении в своей жизни. Оно полностью подтвердило ее догадки и ускорило развязку.

Выйдя из такси, отважная сыщица быстро пошла к цели своего ночного похода. Она оказалась в небольшом мощеном дворике. От мусорной урны, которую давно не опорожняли, тянуло вонью. Девушка двигалась осторожно, освещая себе путь маленьким электрическим фонариком. В конце двора она нашла небольшую дверь с окошком посередине.

Мэри немного постояла на ступеньке крыльца, прислушиваясь. Сердце отчаянно колотилось; ей почему–то не стало хватать воздуха. Принятое ранее решение прийти сюда стало казаться абсурдным. Риск и опасности — это царство мужчин, в котором нет места для слабых женщин.

Однако стоять здесь было тоже опасно. Нужно принимать решение: возвратиться или двигаться дальше. Мэри решила идти до конца, но выяснить все. Она достала из сумочки дубликат ключа и, нащупав скважину, вставила его. Вот сейчас она и проверит, верна ли ее версия. На какое–то мгновение, пытаясь повернуть ключ, она подумала, что ошиблась, и почти обрадовалась. Но затем с ужасом почувствовала, как он проворачивается. Замок с громким — как ей показалось — щелчком открылся!

Мэри вся дрожала; колени неожиданно стали слабыми, дыхание лихорадочным. Собрав волю в кулак, она толкнула дверь и застыла на пороге, полная страха. Несколько мгновений она вслушивалась и вглядывалась в темноту, затем открыла дверь пошире и шагнула в дом. Пробежала лучом по стенам и ничего не увидела.

Затем из темноты донесся звук, от которого у нее в жилах застыла кровь: она услышала всхлипывание женщины. От ужаса у девушки стало покалывать в затылке; ей показалось, что она теряет сознание. Всхлипывание доносилось снизу и в то же время откуда–то прямо перед ней, словно это были два разных звука.

Луч фонарика дрожал, и Мэри ничего не могла разглядеть. Она прижала руку другой рукой, чтобы успокоить дрожь, и увидела что–то, напоминающее дверь чулана. Она тихонько подкралась и прислушалась.

Да, звук доносился отсюда и снизу: дверь вела в подвал. Мэри подергала за ручку — закрыта. И вдруг ее охватил панический, непонятно откуда нахлынувший страх, сродни тому животному инстинкту, который позволял нашим предкам чувствовать приближающуюся опасность.

Мэри повернулась и закричала от ужаса. Входная дверь медленно закрывалась. Девушка бросилась вперед, схватила ее край — но кто–то давил на дверь, и этот кто–то находился внутри дома.

Она вдохнула воздух, чтобы закричать, и в тот же миг огромная рука зажала ей рот, а другая схватила за плечо и с силой дернула назад. Дверь с треском захлопнулась.

— О, мисс Лейн, какая приятная неожиданность…

Жеманный тон, визгливый голос, деланная изысканность речи — ошибиться было невозможно. Этот голос принадлежал Вашингтону Вирту. Мэри стала яростно вырываться, но мужчина без особого труда держал ее.

— Могу я рассчитывать, моя дорогая юная леди, что вы будете вести себя тихо и избавите меня от необходимости перерезать ваше очаровательное горлышко?

За циничной любезностью таилась угроза, увы, неподдельная. Мэри знала, на что способен этот человек: он жалеть ее станет не больше, чем кролика. Немедленно убивать он, видимо, пока не собирается, и возможность спастись зависит только от нее самой.

С легким стоном девушка крутнуласьв его руках, и это оказалось настолько неожиданным, что Вирт почти выпустил ее и едва не упал сам. Он со злобой толкнул ее на каменный пол. Мэри услышала злобное восклицание и немного погодя звяканье ключей: убийца открывал дверь в подвал. Воспользовавшись этим, она бесшумно поднялась, на цыпочках подбежала к двери и лихорадочно повернула ручку. Дверь открылась беззвучно, и спустя несколько мгновений, оставив позади распахнутую дверь, Мэри уже мчалась по двору. Бандит замешкался, и прежде, чем он пришел в себя от изумления, она уже была на пустынной улочке. Через несколько минут добежала до главной улицы; увидела впереди двух полисменов, и первым желанием ее было попросить у них защиты. Но Мэри быстро опомнилась — пока ее никто не преследовал.

— Привет, мисс Лейн! И напугали же вы меня! — Навстречу радостно улыбался детектив, приставленный охранять ее.

Парень не скрывал облегчения.

— Куда, черт возьми, вы запропастились? Я — Стенфорд, из Скотленд–Ярда. Мистер Смит сказал, что оторвет мне голову, если с вами что–нибудь случится.

В порыве благодарности Мэри едва не бросилась ему на шею, но тут же со стыдом почувствовала, что находится на грани истерики. Срывающимся от волнения голосом девушка рассказала о том, что с ней случилось. Сержант слушал недоверчиво.

— Ключ у вас?

— О нет. Он остался в двери…

— Я доставлю вас домой, мисс Лейн, а затем доложу мистеру Смиту.

Стенфорд служил в полиции недавно и был полон рвения. Проводив Мэри до дверей ее квартиры, он стремглав бросился назад проводить собственное расследование, чтобы Кремню Смиту представить доклад пополнее, а если повезет, и преступника.

Мэри осталась одна, она налила себе чаю и присела, чтобы успокоиться. Квартира казалась ужасно пустой. Странные звуки, обычные для всех многоквартирных домов, заставляли ее вздрагивать. Она поняла, что сегодня не заснет, и потянулась было к телефону, как вдруг он зазвонил — настолько неожиданно, что Мэри вздрогнула и отдернула руку.

Она услышала голос Кремня Смита, настойчивый и взволнованный.

— Это вы, мисс Лейн? Слушайте внимательно и делайте все быстро! Немедленно заприте на засов входную дверь! Не открывайте ее, пока я не приеду — буду через десять минут.

— Но…

— Делайте, что говорю!

Кремень бросил трубку. Девушку охватила паника. Прихожая была погружена во мрак. Мэри хорошо помнила, что оставила свет гореть. Действуя скорее инстинктивно, она метнулась назад в гостиную, захлопнула дверь и задвинула засов. И в тот же миг на дверь снаружи обрушилось тяжелое тело. Дверь содрогнулась, но выстояла. Убийца продолжал неистово выламывать ее, доски трещали и прогибались. Мэри быстро повернулась и выключила свет.

— У меня револьвер! Если не уберетесь, буду стрелять!

Стало тихо. Мэри распахнула окно: или она прекрасно сыграет роль, или умрет.

— Мистер Смит! Это вы? Поднимайтесь по пожарной лестнице!

Дверь снова затрещала, и у девушки подкосились ноги. Она схватила трубку; странно, но присутствие духа не оставило ее. Она громко прокричала:

— Позвоните в полицию, скажите, что ко мне пытается ворваться мужчина по имени Моран. Запомните, пожалуйста, его имя — Лео Моран, — если что–нибудь случится…

За дверью наступила тишина. Она положила трубку и настороженно прислушалась. Из прихожей донесся звук крадущихся шагов; через мгновение они затихли в коридоре.

Мэри Лейн тяжело опустилась на пол, и в ее обмороке не было ничего театрального. Очнулась она от яростного стука в дверь. Голос Дика Алленби звал ее по имени. Она отодвинула засов и впустила его; с ним был и Смит. Не успев открыть рта, она снова потеряла сознание.

— Помогите ей! — крикнул Кремень и рванулся к пожарной лестнице.

Вскоре он вернулся ни с чем. Осмотрев дверь, Смит присвистнул:

— Вот странно, что мы застали ее живой!

Дрожащий от волнения Дик, занятый тем, что смачивал бледное лицо девушки, даже не отреагировал. Вдвоем они перенесли Мэри на кровать, и. вскоре она открыла глаза. Дрожащим голосом девушка произнесла:

— Дик, милый, как это ужасно!.. Его поймали?

— К сожалению, нет. Но как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, просто я испугалась. А как ты здесь оказался?

— Мистер Смит прислал за мной в клуб, и я сразу примчался сюда.

Кремень объяснил:

— Мне позвонил этот болван Стенфорд, детектив, который должен был охранять ее. Я еще с ним разберусь! И передал мне ее рассказ. А потом вдруг говорит, что отвез ее домой, оставил там одну, а сам поскакал обыскивать дом! Можете себе представить? А тут, как назло, междугородный звонок из Бирмингема, и его отсоединили. Что делать? Я срочно позвонил мисс Лейн, приказал ей забаррикадироваться…

— Вы очень вовремя, — устало добавила Мэри.

— …Хотел было позвонить в ближайший участок, но передумал — пока они соберутся, я буду на месте. Послал человека за вами и стремглав бросился сюда. Но опоздал! Что же здесь произошло, мисс Лейн? Как вам удалось спастись от него?

Мэри, все еще бледная и дрожащая, но уже достаточно успокоившаяся, рассказала все, что с ней произошло.

Приметы преступника разослали во все полицейские участки; «с ним может быть женщина» — говорилось в уведомлении. Скотленд–Ярд всю ночь безуспешно разыскивал этого человека.

По совету Кремня девушка переехала в маленькую неприметную гостиницу неподалеку от Хеймаркета. Ей было строго приказано не выходить оттуда ни под каким видом. Убийца может передумать. Хотя инспектор был уверен, что здесь ей ничего не грозит.

— Во всяком случае, я на это надеюсь, — невесело сказала она и совсем уныло добавила. — Сыщик из меня не вышел.

Кремень глубоко вздохнул и, вопреки ожиданиям, доброжелательно ответил:

— От меня трудно дождаться похвал. Но я должен вас поздравить: вы догадались, кто преступник, и выяснили, как подделывались чеки. От вас я этого не ожидал.

…Утром Кремень Смит получил по телеграфу из Америки от своего нового приятеля Келли описание и фотоснимок преступника–специалиста по банковским счетам. Ошибки быть не могло. Американский гангстер действовал в Лондоне. Из банка позвонил управляющий. Все банковские счета в отделении Морана прошли очень скрупулезную ревизию, но никаких нарушений выявить не удалось.

— Вы нашли Морана? — спросил управляющий.

— Пока нет…

— Оказывается, он очень интересовался акциями «Кассари Ойлз»!

— Знаю, — мрачно ответил Кремень. — Он заработал на этом миллион.

В голосе управляющего зазвучало неподдельное изумление.

— Иными словами, мошенничать ему не было никакой нужды?

— Очевидно…

В это время Дик Алленби был занят хлопотами по вступлению в наследство своего дядюшки. Ему предстояло немало покрутиться. У покойного мистера Лайна остались кое–какие дела в Париже, которые требовалось срочно уладить, и вечерним экспрессом Дик отправился к пароходу, отплывающему во Францию.

На одной из станций поезд сделал короткую остановку. Одновременно на станцию прибыл встречный состав, идущий с побережья в Лондон. Неожиданно Дик увидел в медленно проплывавшем мимо окне пульмановского вагона знакомую фигуру. Это был Лео Моран!

Глава 21

Лео Моран! Надо было что–то делать, но Дик ничего не мог придумать. Поезд уже набирал скорость, и вскоре станция осталась позади. Следующей остановкой был Дувр. Дик понимал, что необходимо срочно сообщить Смиту, но как? Так ничего и не придумав, он прибыл в порт. К счастью, он узнал в одном из чиновников, проверявших документы, служащего Скотленд–Ярда. Ему Дик и объяснил срочность дела.

— Не волнуйтесь — я немедленно свяжусь с мистером Смитом. У меня давно уже есть описание мистера Морана; и ребятам на станции его тоже направили — не понимаю, как мы прозевали.

Смит, услышав, что Моран возвращается в Лондон, поднял на ноги всех своих подручных. К поезду выслали полицейских, но Морана в нем не оказалось. Как выяснилось, поезд делал остановку на станции Саут–Бромли. Мужчина, занимавший отдельное купе в пульмановском вагоне, сошел там, хотя билет брал до конца. И сразу сел в такси. Водитель, которого нашли той же ночью, сообщил, что отвез пассажира на следующую станцию, что в нескольких минутах от Бромли. Оттуда в Лондон ходят электрички. След затерялся.

Не дал никаких результатов и визит на квартиру Морана. Привратник его не видел. Смит предположил, что банкир может зайти к Дику за своими ключами. И, рассчитывая на это, Кремень взял квартиру Дика Алленби под наблюдение. Но Моран так и не объявился. То ли он знал, что его разыскивают, и имел причины скрываться, то ли у него было другое пристанище в Лондоне, о котором никто не знал. На всякий случай полиция проверяла книги регистрации всех отелей Лондона. Кремень ходил злой: бесплодное расследование приводило его в бешенство.

…В эти дни Мэри уединенно жила в своей гостинице, не подозревая обо всех этих драматических событиях. Кремень Смит ни словом не обмолвился ей о своих проблемах, хотя захаживал к девушке по два–три раза на день. Будучи уверенным, что никакая опасность ей не грозит, рисковать он все же не хотел.

Отель Мэри представлял собой старомодное здание, расположенное в самом сердце Уэст–Энда в одном из его чудесных тихих уголков. Мебель пришла из викторианской эпохи; гостиничное оборудование поражало примитивностью. В качестве вынужденной уступки времени его дряхлый владелец установил в спальнях газовые камины и провел электричество. А телефон считал непозволительным вторжением в частную жизнь и, скрепя сердце, позволил установить один в конторке. Слуги подстать хозяину были старыми и медлительными.

Это имело и свои преимущества — так считала Мэри. Ничто не нарушало покой, по ночам можно было наслаждаться непривычной тишиной. Чужие наведывались сюда редко; большинство его постояльцев принадлежали к одной большой семье, члены которой сменяли друг друга и за многие годы привыкли только к этому отелю. Мэри выделили уютную светлую комнату; окна выходили на улицу, имелся и узкий балкон, тянувшийся на всю длину здания. Может, когда–то он и был нужен, но не сейчас: ничего такого, что заслуживало бы внимания, на этой тихой улочке не случалось.

Смит зашел к Мэри однажды вечером и даже отдаленно не мог предположить, что в своей охоте за Мораном он промахнулся всего на несколько минут. Ему просто не повезло: незадолго до этого банкир прибыл в отель и получил комнату по соседству с Мэри. Естественно, что в книге регистрации постояльцев он записался не Лео Мораном, на то у него были веские основания. Он был просто мистером Джоном Муром из Бирмингема.

Мистер Джон Мур заказал в номер легкий ужин и, когда со стола убрали, запер дверь, достал документы и спокойно принялся за работу. Ему бы так не работалось, если бы он мог услышать, как в соседнем номере инспектор Скотленд–Ярда выдвигает самые невероятные версии, касающиеся его скрывающейся персоны.

Кремень долго разглагольствовал, а Мэри внимательно слушала. Затем пожала плечами. Моран ее не интересовал. Нервы ее успокоились, она уже оправилась от потрясения той ужасной ночи. Сегодня она даже попросила Кремня позволить ей вернуться домой.

Инспектор решительно покачал головой.

— Еще недельку. Я, может, и ошибаюсь, но у меня такое чувство, что за неделю с этим делом будет покончено.

— Но ведь я опознала его, и полиции известны его имя и описание! Зачем я ему теперь нужна? Я абсолютно уверена, что это была не месть — в нем говорил инстинкт самосохранения…

— Ни в чем, мисс Лейн, что касается этого мерзавца, вы не можете быть уверенной, — резким тоном перебил Смит. — Не забывайте, он слегка помешан: на деньгах, на театре, на тщеславии, на чем хотите!

— Это тот преступник, о котором рассказывал ваш приятель из Америки?

Кремень кивнул.

— Да, он известен полиции в Чикаго и Нью–Йорке. Был членом нескольких банд. И знаете, что любопытно? Слабость к театру он питал даже в те дни! Устраивал для актеров шумные вечеринки, даже пробовал себя на сцене, правда, без особого успеха. А из того, что награбил, финансировал две труппы бродячих актеров. Видите, какое разнообразие интересов. Да, он очень опасен!

С этими словами Кремень удалился.

Мэри, следуя своей привычке, часик перед сном почитала. Затем погасила лампу и долго лежала в постели: сон упрямо не шел. Девушка слышала, как часы пробили десять и одиннадцать, в ватной тишине время тянулось особенно долго. Затем она, видимо, задремала, ибо не слышала, как пробило двенадцать. Вдруг что–то разбудило ее. Мэри поежилась и натянула на плечи одеяло, как в тот же миг стряхнула с себя остатки сна.

Большое створчатое окно, которое на ночь она слегка прикрыла, было настежь распахнуто. В комнату вливался прохладный ночной воздух. Девушка села на постели и увидела полуоткрытую дверь. Ложась спать, она запирала ее — это ей хорошо помнилось.

Девушка опустила ноги на пол и встала на коврик у кровати. И в тот же миг в дверях, освещенная лунным светом, появилась фигура мужчины. Какое–то мгновение Мэри стояла, охваченная страхом и изумлением. Затем узнала эту коренастую фигуру и смертельный ужас напал на нее. Она пронзительно закричала.

Мужчина отступил назад и исчез. Мэри метнулась к двери, с треском захлопнула ее и повернула ключ. Зажгла свет и принялась яростно звонить. Затем закрыла на задвижку окно и сидела, вся дрожа, пока не услышала стук в дверь и голос ночного швейцара, единственного шустрого слуги в отеле.

Закутавшись в плед, Мэри открыла ему и рассказала, что здесь случилось. На физиономии слуги появилось недоверчивое выражение. Девушка поняла: он уверен, что все это ей причудилось.

— Мужчина, мисс? Никто мимо меня не проходил. После десяти никуда из вестибюля я не отлучался.

— А другим путем он не мог пробраться?

Швейцар на секунду задумался.

— Мог. По служебной лестнице. Я узнаю. У вас ничего не пропало?

Мэри покачала головой.

— Не знаю. — Затем нетерпеливо приказала. — Да позвоните же, наконец, в Скотленд–Ярд! Старшему инспектору Смиту. Скажите, что я хочу видеть его — это очень, очень важно.

Она вернулась к себе, заперла дверь и не выходила, пока не услышала голос Кремня.

Прежде, чем войти, Смит вернул швейцара, который провел его наверх.

— Где–то в здании утечка газа?

— Я заметил это, сэр.

Слуга прошелся по коридору и растерянно доложил:

— Он выходит из соседнего номера, сэр.

Кремень подбежал, опустился на колени и почти коснулся лицом пола. Запах газа шел из–под двери. Инспектор подергал за ручку. Дверь была заперта изнутри. На стук никто не отвечал. Отступив назад, инспектор всем телом обрушился на дверь. Раздался треск, и он ввалился в комнату. Газа было столько, что Кремень едва не задохнулся. Он поспешил назад. В номере Мэри намочил полотенце, обмотал им лицо, снова бросился в наполненную газом комнату и открыл окно. Обернувшись, он заметил лежавшего на кровати мужчину. Крикнув на помощь швейцара, он вдвоем с ним выволок беднягу в коридор.

Мужчина еще дышал. Взглянув на его побагровевшее лицу, Смит в изумлении едва не уронил свою ношу. Лео Моран!

На шум стали выходить жильцы. В наброшенном поверх халата пальто прибежал доктор, живший на этом же этаже, и принялся хлопотать над распростертым телом. Инспектор снова вернулся в отравленную комнату, зажег свет. Из горелки в камине со свистом вырывался газ. Смит перекрыл кран и пошире распахнул окно. При свете он увидел, насколько тщательно готовилась эта трагедия. Все щели по периметру окна были заклеены лейкопластырем, пластырь был и на замочной скважине, а в просвете между полом и дверью в ванную заткнуто полотенце. На столике у кровати стоял стакан, до половины наполненный виски с содовой. Моран, видимо, писал: Кремень нашел на столе незаконченное письмо. Оно адресовалось главному управляющему банка, в котором Моран работал.

«Уважаемый сэр!

Я вернулся в Лондон и по причинам, которые сейчас объясню вам, живу под вымышленным именем в одном отеле. Объяснение, которое я дам, полагаю, удовлетворит…»

В этом месте строка обрывалась каракулями, словно Моран внезапно обессилел. На столе лежал ворох бумаг и документов, Кремень решил пока ими не заниматься. Он продолжил осмотр комнаты. В глаза ему бросилась распахнутая дверь шкафа, на его дне виднелись два грязных следа Кто–то здесь прятался. На улице лил дождь, и следы галош еще не высохли.

Смит вышел в коридор. Морана перенесли в соседнюю спальню, где доктор и швейцар делали ему искусственное дыхание. Вернувшись обратно в комнату, Кремень решил просмотреть бумаги банкира. И тут увидел лежащий поверх документов лист бумаги с густо напечатанным текстом. Он не прочел еще и двух строк, как от изумления брови его поползли вверх. Он тяжело опустился на стул: в его руках было не что иное, как признание в убийстве!

«Я, Леопольд Моран, перед тем, как добровольно уйти из жизни, хочу признаться, что убил трех человек.

Первый — это бродяга по имени Тиклер. Каким–то образом он узнал, что я обкрадываю банк. Несколько месяцев шантажировал меня. Узнал, что под именем Вашингтона Вирта я устраиваю вечера для актеров, и после одного такого вечера шел за мной следом до квартиры, где я обычно переодевался и иногда скрывался. Он зашел следом за мной и потребовал тысячу фунтов. Я дал ему сто, а затем уговорил подвезти домой, машину я взял на улице. Только он сел, я застрелил его, отогнал машину подальше и бросил.

Вскоре у меня был разговор с Хервеем Лайном. У старика зрели подозрения. Я подделывал его подпись на чеках и снимал с его счета крупные суммы денег. Когда старик потребовал меня к себе, я понял, что игра окончена. Правда, я пытался подкупить Бинни, его слугу, чтобы он помогал держать старика в неведении, но Бинни отказался. Я не мог понять, то ли он слишком порядочен, то ли слишком глуп. Теперь я знаю, что Бинни один из самых честных людей, с кем мне когда–либо приходилось сталкиваться. Думаю, он не знает себе цены, но это не его вина.

Я знал, что Хервей Лайн имеет обыкновение каждый день отправляться на прогулку в Риджентс–парк и всегда останавливается на одном и том же месте, которое хорошо видно из окна моей квартиры. Выхода у меня не было, и я застрелил старика из винтовки с глушителем. Выстрела никто не слышал, поскольку в это время мимо с ревом пронесся автомобиль. Затем под своим именем я направил в Германию одного человека, а сам остался в Англии.

Третьим я убил Майка Хеннеси, который тоже шантажировал меня. Я предложил подвезти его, застрелил в машине, отвез за город и на объездной у Колнбрука бросил. Перед смертью он сказал, что у мисс Лейн есть поддельная выписка счета, которая могла навести на мой след. Той же ночью я пробрался к ней в дом, но ничего не нашел. После этого я стал сознавать, что нахожусь под подозрением. Чувствую, что вокруг меня сжимается кольцо. Выхода нет, я устал от жизни и ухожу без сожаления».

Внизу стояла подпись: «Лео Моран».

Кремень внимательно перечитал признание, а затем в поисках пишущей машинки обшарил всю комнату. Искал он и грязные галоши. Но все безрезультатно. В конце концов он остановился и крепко поскреб в затылке — верный признак того, что инспектор в затруднении. Медленно он прошел в комнату Мэри. Она уже оделась и ожидала его.

— Лицо его разглядели? — мрачно Спросил Смит.

Она покачала головой.

— Нет, было довольно темно.

— Но узнали его?

— Да, я сразу узнала его. Он слишком хорошо мне запомнился… Но что все это может означать?

Насколько мог судить Смит, на этот раз целью убийцы была не Мэри, а Лео Моран. Его мозг усиленно работал, сопоставляя детали, а в это время глаза по привычке пристально осматривали каждый предмет. Неожиданно он подошел к окну, нагнулся и поднял с пола металлический предмет. Это был ключ. Поразмыслив, Кремень вернулся в комнату Морана, содрал пластырь, которым была залеплена замочная скважина, вставил ключ и повернул. Сомнения отпали, ключ был от этого замка.

Моран все еще не пришел в себя, но доктор заверил, что он вне опасности. Кремень послал за двумя полицейскими и, приставив их к банкиру, вернулся в Скотленд–Ярд.

Глубокой ночью телефонные звонки подняли с постели трех старших офицеров полиции. Вскоре они собрались в кабинете главного констебля. Смит показал им отпечатанное на машинке признание.

— Все ясно, как Божий день, — заявил непосредственный начальник Кремня. — Как только Моран очухается, тащите его сюда и предъявляйте обвинение.

В ответ Смит пожал плечами.

— В этом деле много неясного. Во–первых, где это печаталось? Очевидно, не в номере. Может, и есть такая штука, как машинка–невидимка, но я о такой не слышал. В номере пишущей машинки не было. Во–вторых, дверь заперли изнутри, а ключ валялся на полу в номере мисс Лейн. В–третьих, пластырь на балконную дверь наклеили снаружи, а не изнутри. В этом деле кто–то дал маху.

Смит сунул руку в карман и достал пузырек с прозрачной жидкостью.

— Это виски, которое было в стакане на прикроватном столике. Хочу отправить на анализ.

— Как был одет Моран, когда вы нашли его?

— Он был полностью одет. Более того, лежал ногами на подушке. Это вовсе не то положение, в котором я предпочел бы покончить с собой. Все очень странно, загадочно и уж больно хитроумно, но меня не впечатляет! — Последние слова Кремень проговорил с нажимом.

Его начальник хмыкнул.

— Кроме хорошего пива, Кремень, вас ничто не впечатляет. И какова же ваша версия?

— Джентльмены, сначала факты. Днем Моран куда–то выходил: швейцар видел, как он незадолго до того вернулся в отель. Виски с содовой — виски в стакане, а содовую в закупоренной бутылке — в его номер поставили, пока он отсутствовал. Далее… Я просмотрел документы, которые нашел на столе, и абсолютно убежден, что мысль о самоубийстве Морану и в голову не приходила. Он вернулся приобрести лот выпущенных в обращение акций «Кассари Ойлз» и открыть в Лондоне представительство компании. К своему возвращению привлекать внимание не хотел. Видимо, это могло расстроить его планы. Все это я узнал из письма, которое он написал турку в Константинополь. Признаться, я позволил себе вскрыть его. А завтра он собирался встретиться с главным управляющим. Разве самоубийцы так себя ведут?

Кремень умолк на целую минуту, невозмутимо набивая свою огромную трубку. Затянувшееся молчание прервал главный констебль, которому надоело лицезреть меланхоличного Смита.

— Ну и что из это следует?

— Это не попытка самоубийства. Пока Морана не было, кто–то забрался в номер. Это несложно, рядом две пустые комнаты, которые выходят на балкон. Этот некто подмешал в виски снотворное и спрятался в шкафу. Моран вернулся, выпил виски и уснул. Некто вышел из укрытия, поднял Морана с пола и уложил на кровать. Затем тщательно заклеил все щели в комнате и открыл газ. Вышел на балкон, залепил за собой дверь и… попал в номер мисс Лейн. Видимо, перепутал ее комнату с той, через которую забрался к Морану. Потерял, должно быть, ключ и возвращался за ним. Вот тогда–то мисс Лейн его и увидела.

— Как же он выбрался из отеля, если ночной швейцар никого не видел?

Кремень снисходительно улыбнулся.

— Можно тремя путями; но самый простой — по служебной лестнице, а затем через кухню. Там дежурит кофевар, но прошмыгнуть мимо него легко.

Ногтем большого пальца Кремень подчеркнул несколько строк признания.

— Вы заметили, как хорошо он отзывается о слуге? Тут он сглупил, что непростительно для преступника такого калибра. Ведь и грудному ребенку понятно, что такое мог написать только сам Бинни.

— Бинни? Слуга?

Кремень кивнул.

— У него есть и другие имена, в том числе и Вашингтон Вирт. Да, он и есть тот самый убийца!

Глава 22

Главный констебль изумленно уставился на Кремня.

— Бинни? Вы имеете в виду этого недотепу слугу Лайна?

— Именно его я и имею в виду, — спокойно ответил инспектор.

Он запустил руку в бездну своего кармана, достал оттуда конверт, вынул из него листок и расплывчатый фотоснимок.

— Вот, передали из Нью–Йорка фото и описание гангстера. Одна из кличек — Английский Лэн. Разыскивается полицией Нью–Йорка и Чикаго за различные преступления. Здесь приводится целый список. Вот послушайте.

Кремень нацепил пенсне, наморщил лоб, пробежал глазами листок и прочитал:

»…В основном специализировался на грабежах. Чаще всего поступал в услужение к богатым людям и грабил их. Также участвовал в нескольких бандитских налетах… Склонен к убийствам, очень опасен…»

Смит поднял глаза, махнул рукой.

— Здесь перечисляются фамилии тех, кого он ограбил или убил… Да, вот еще: «По нашим данным, в настоящее время скрывается в Англии…»

Кремень передал собеседникам фотографию.

— Снимок неважный, но узнать можно. Сделан в полицейском управлении в Нью–Йорке.

Старший инспектор Ноулз взглянул и присвистнул.

— Я узнаю его, это слуга Лайна. Помнится, видел его у вас в кабинете, он давал показания. Зачем ему понадобилось убивать старика?

— Он подделывал чеки Лайна, и тот догадался об этом. А на след нас навела мисс Лейн, хотя мне и самому надо было догадаться об этом. Все подделки приходились на семнадцатое число. Она долго жила в доме старика и знала, что в этот день он оплачивал счета лавочников. Еще у него была привычка на обратной стороне чеков писать им записки. В основном ругательного содержания. Он был уверен, что они только о том и думают, как бы обмануть его. Например, на обороте одного из чеков я смог прочесть: «Не шли больше эти китайские я…». Видимо, решил, что один из торговцев подсунул ему дешевые китайские яйца вместо обычных.

Писал такое не только лавочникам, но и мастерам. Мисс Лейн наведалась ко многим из них: сапожникам, портным, столярам. И знаете, что они рассказали? — Кремень подался вперед и, постукиванием пальца по столу подчеркивая каждое слово, раздельно произнес:

— Что Лайн вдруг перестал платить чеками! Или обходил их всех и платил наличными, или высылал деньги почтой. Понимаете, что это значит? Это значит, что Лайн продолжал подписывать чеки, он своих привычек не менял. А Бинни — кстати, это его настоящее имя — эти чеки использовал для своих целей. Старик терял зрение, но упорно не хотел признаваться, что слепнет, и твердил, что может читать, как любой другой. Ничем не рискуя, Бинни семнадцатого числа клал перед хозяином чеки, вроде бы заполненные для оплаты счетов. Суммы и в самом деле там стояли правильные. Но! Вписанные карандашом. Я смотрел некоторые из них. Под микроскопом легко можно увидеть следы карандаша и первоначальные суммы. Старик подписывал чеки, а Бинни затем стирал карандаш и вписывал сумму, какую хотел. Все очень просто!

— Да, ловко и почти безопасно, — согласился Ноулз.

— И все–таки он убил своего хозяина, которого так хорошо и спокойно обчищал, — продолжал Кремень. — А потом, видимо, пронюхал, что вокруг чеков и счета Лайна ведется расследование, и заметался. Вот и наделал ошибок: напал на мисс Лейн, на Морана, напечатал это глупое письмо. Но это закономерно: будь у преступников хоть немного ума, на виселице не болтались бы.

Главный констебль с интересом рассматривал снимок. Затем отодвинул его и продолжил расспросы:

— И где же его убили? Лайна, я имею в виду.

Кремень покачал головой.

— Это единственное, что меня смущает. Возможно, конечно, в парке, как раз в то время, когда мимо проезжала машина Дорнфорда. «Признание» Морана, которое он состряпал, почти подтверждает, что так оно и было. Все остальные убийства Бинни совершил именно так, как и описал в своем сочинении.

…Только утром Смит вышел на улицу. Всю ночь офицеры разрабатывали план поимки Английского Лэна, и к утру прочная сеть была раскинута по городу и всей стране. Инспектор направлялся в отель, чтобы узнать о самочувствии банкира, а заодно уточнить кое–какие детали.

Моран уже пришел в сознание, но чувствовал себя неважно. Вначале разговор зашел о его поспешном отъезде из страны. Рассказ банкира только подтвердил то, что инспектор уже знал. Но не это интересовало его в настоящее время. Кремень показал «признание» и прочел изумленному Морану выдержки из него.

— Убийство? Целых три! Какая чушь! И еще самоубийство…

— Что вы знаете об убийстве Хервея Лайна?

— Хервея Лайна? — переспросил Моран. — Боже милосердный! Какой ужас! Когда это случилось?

— В тот день, когда вы уехали на континент.

Моран нахмурился.

— Но ведь в тот день я видел его из своего окна. Он сидел под деревом в парке — под тем же, что и всегда. Бинни ему читал.

— В какое время это было? — быстро спросил инспектор.

Моран немного подумал.

— Около трех часов дня.

— Значит, минут за десять до того, как мы нашли его мертвым. С такого расстояния вам, наверно, трудно было понять, разговаривает ли он?

Моран кивнул.

— Когда я посмотрел в окно, Бинни читал ему.

Кремень оживился. Моран был, видимо, последним, кто видел Хервея Лайна живым.

— Не помните, где сидел Бинни?

— Где и обычно, — сразу же ответил Моран. — Лицом к старику, почти в ногах. Я немного понаблюдал за ними.

— Не обратили внимания, не заходил ли Бинни за спинку кресла?

Банкир задумался.

— Д–да, заходил… Точно, заходил, теперь припоминаю. Я еще подумал: картежники вот так перед игрой обходят стул — для везенья.

— Больше ничего не видели? Может, слышали?

Моран глянул в глаза инспектору.

— Вы подозреваете Бинни?

Кремень кивнул.

— Не подозреваю — знаю точно.

— Слышать я ничего не слышал, — задумчиво проговорил банкир. — Нет, выстрела не слышал. И ничего подозрительного в поведении Бинни не заметил.

Кремень снова пробежал глазами по «признанию».

— Вы знаете Бинни?

— Конечно, когда–то он служил у меня. Я выгнал его за воровство. У меня тогда пропала куча безделушек.

Смит достал из кармана серебряный портсигар, найденный под сиденьем машины, в которой встретил смерть Майк Хеннеси.

Банкир с удивлением приподнялся на подушке.

— Боже милосердный, откуда он у вас? Он мне дороже всего, что я имею!

При нынешнем состоянии его собеседника Кремень решил, что это сильное преувеличение.

— Примерно так я и предполагал, — сказал инспектор, кладя портсигар назад в карман. — Старинная вещь. Думаю, пользовались вы ею не часто, и уж наверняка положили не туда, где я нашел. И начистили ее не вы.

Моран обескуражено молчал. После паузы он снова заговорил о своих финансовых делах.

— Я, конечно, сглупил, что уехал так поспешно. Навлек на себя столько подозрений, да еще и спровоцировал это нападение. А мне позарез нужно было в Константинополь. Там менялось правление «Кассари Ойлз», а у меня очень приличная доля в этой компании. Между прочим, сейчас это одна из богатейших нефтяных компаний в мире. И, кстати, мисс Лейн можете поздравить. Она теперь очень богатая леди. Акции, что я купил у нее, по турецким законам не могли перейти ко мне без ее подписи. Юридически у меня все права на них, но морально… Так что все ее акции я отдаю обратно по той же цене, что платил сам. Сами понимаете, теперь у мисс Лейн больше денег, чем она сможет потратить за всю жизнь. — Он улыбнулся. — У меня, разумеется, тоже.

Все, что можно, Смит выяснил и оставил Морана, чтобы тот выспался и смог избавиться от невыносимой головной боли.

Кремень возвратился в Скотленд–Ярд. Пока о Бинни не поступало никаких известий. Он решил на следующий день приступить к активным поискам. На этот счет у него были идеи. Кто знает, может, ему удалось бы перехватить инициативу у скрывающегося преступника.

Утром из Парижа прилетел Дик Алленби. В аэропорту его поджидала полицейская машина; без промедления его доставили к дому покойного Лайна. На пороге он увидел Кремня в сопровождении нескольких полицейских.

Кремень кивнул в знак приветствия.

— Сожалею, что пришлось вас сюда везти, но я должен еще раз обыскать дом, и ваше присутствие обязательно.

Дик нетерпеливо перебил его:

— Морана вы задержали? Что он сказал?

— Морана первыми, к сожалению, нашли не мы, а убийца. Так что теперь он болен и лежит в постели. А преступник… Поговорить с ним, правда, не удалось, но он оставил весьма исчерпывающее послание.

Дик открыл дверь. Хотя пустым дом простоял совсем недолго, на них пахнуло заброшенностью. Они спустились на кухню. Именно здесь все время обитал Бинни, здесь было его логово, здесь следовало искать его следы. В этом помещении Мэри пришлось пережить свое недавнее страшное приключение.

Девушка первая разгадала тайну светящегося ключа. Она узнала его: еще ребенком она видела его каждый день и даже играла с ним. Так она поняла, что преступник обитает на кухне старого Лайна. И Мэри первая же догадалась, зачем ему понадобилось красить ключ серебряной краской. Перевоплощаясь из мистера Вашингтона Вирта в слугу в своей квартирке у конюшни Бейнса, он, видимо, не раз забывал там свой ключ. А светящийся на столе при выключенном свете ключ забыть трудно. И все–таки он забыл его там, когда перебрал лишнего на своей вечеринке. И ему пришлось выбить окно на кухне.

Чтобы проверить свою версию, Мэри решила проникнуть на кухню с помощью дубликата ключа. С надуманным поручением она отослала Бинни в провинцию. Это была опасная игра, и она едва не стоила ей жизни. Ибо Бинни был не дурак: никуда не поехал и вернулся в свое логово раньше Мэри.

Но со времени нападения на девушку Бинни никто не видел. В надежде отыскать какую–нибудь зацепку инспектор тщательно осматривал всю кухню. Спустился и в угольный подвал, откуда Мэри слышала в памятную ночь женский плач. Как выяснилось, то была «жена» Бинни. В подвале для нее стояла раскладушка.

— Самое странное у Бинни — это его жена, — заметил Кремень. — Чего это он так привязался к этой несчастной пьянчужке? В ту ночь, когда приходила мисс Лейн, он, видимо, тайком увел ее, и где она сейчас, лучше не спрашивать.

Дик имел свое мнение по этому поводу. Он считал, что эта женщина вовсе и не была женой Бинни. Давая объявление о найме, Хервей Лайн обязательно указывал: «муж и жена». Чтобы заполучить это место, Бинни решил просто нанять женщину на роль жены. В пользу этой версии говорил тот факт, что «мисс Бинни» занимала отдельную комнатку. То, что она могла представлять опасность для убийцы, было исключено. Как показали соседи, трезвой ее ни разу не видели.

Все вместе они поднялись в кабинет. Здесь после первого обыска все уже убрали. Тогда полицейские обшарили каждый закуток, сорвали все доски пола и даже плиту у камина.

Сейчас инспектор в задумчивости походил по кабинету. Увидел инвалидное кресло и подумал, что уделил этому креслу непростительно мало внимания. То, что он выяснил за последние несколько дней, требовало более тщательного обследования.

Прямо напротив двери в стене коридора была ниша, и теперь инспектор понял, какой цели она служила. Старый Лайн, видимо, имел привычку усаживаться в кресло в кабинете. Если бы не случайное расположение ниши именно в этом месте, и вкатить кресло в комнату, и выкатить было бы трудно. Кремень усадил в кресло полицейского и провел следственный эксперимент: попробовал выкатить его на улицу. Кресло едва входило в проем двери, но зато его колеса точно вошли в небольшие металлические желоба на ступеньках. Уклон был настолько плавным, что кресло с человеком легко передвигалось вверх и вниз.

Эксперимент дал мало. Каждый дюйм кресла Смит осмотрел еще в день убийства. Расстроенный, он приказал поставить его на место и продолжил осматривать дом.

— Что вы надеетесь найти? — спросил Дик.

— Бинни, — последовал лаконичный ответ. — Этот парень не дурак. У него где–то есть тайное убежище. Знать бы, где искать. — Он глянул на часы. — Интересно, не могла бы мисс Лейн прийти сюда?

Отправиться за девушкой вызвался Дик Алленби, хотя и сомневался, что после кошмара той ночи она захочет снова оказаться в доме опекуна. Он застал Мэри в гостиной и не заметил в ней и следа пережитого потрясения. Первый ее вопрос был о Бинни.

— Нет, мы еще не нашли его. — Голос Дика слегка дрожал. — Я ужасно боюсь за тебя, Мэри. Этот парень не остановится ни перед чем.

Мэри покачала головой.

— Не думаю, что он снова захочет напасть на меня. Мистер Смит прав: без выгоды для себя Бинни рисковать не станет. А сейчас ему главное удрать.

— Как он узнал, что ты взяла на себя роль сыщика?

— Узнал? Может быть, тогда, когда отправляла его провинцию… А может, еще раньше, когда я ходила по лавочникам… Я его недооценила, а он, похоже, следил за мной. Мне даже раз показалось, что увидела его. Это случилось в тот день, когда я ездила в Мэйдстоун.

К удивлению Дика, Мэри сразу же согласилась отправиться с ним. Кремня в доме не оказалось — он отправился на задний двор. Вслед за Диком Мэри спустилась к двери, ведущей в кухню. При воспоминании о своем полуночном визите девушка вздрогнула. Даже сейчас, при свете дня, она ощутила, как мороз пробежал по коже. Она постаралась отвлечь себя от страшных воспоминаний, и принялась внимательно осматривать помещение.

Кухня и примыкающая к ней буфетная оказались поразительно маленькими. Мэри решила, что это игра воображения. В детстве, когда она здесь жила, эти комнатки казались ей огромными залами.

Вошел Кремень и приветливо кивнул.

— Вспоминаете детство, мисс Лейн?

— Да, а вот этого не было, — она показала на угол кухни, отделанный белым глазурованным кирпичом.

Кухня озадачила ее. Что–то в ней было не так, чего–то не хватало. Но, как ни старалась, она не могла вспомнить, чего. Мэри не стала делиться своими сомнениями, сочла, что память сыграла с ней шутку.

— Интересно, что это? — спросил Кремень.

Он нашел в кухонном шкафу странного вида инструмент, который можно было бы принять за садовый опрыскиватель, если бы не резиновая чаша на конце.

— Это вакуумный насос, — объяснил Дик.

Он смочил край резиновой чаши, прижал ее к столу, а затем, потянув ручку, приподнял стол.

— Для чего он здесь? Раньше им пользовались?

Мэри покачала головой. В углу под окном Кремень нашел и другое: небольшую кружку с темно–зеленой краской и затвердевшую массу, замотанную в промасленную бумагу.

— Шпаклевка. Я обратил на нее внимание еще в прошлый раз. Странно, зачем она понадобилась?

Он вышел из кухни в поисках чего–то, что было покрашено темно–зеленой краской. И сразу же обнаружил коридорчик, едва освещенный тусклой лампочкой. Достал из кармана мощный электрический фонарь и направил луч на дверь, ведущую наружу. Вскоре он очень заинтересовался маленьким сучком, поковырял его ножом.

— Видите? — воскликнул торжествующе.

Дик и Мэри увидели глубокую круглую вмятину.

— Она была замазана шпаклевкой и закрашена. С первого взгляда можно было подумать, что это сучок.

— И что же это?

— След, оставленный ненайденной пулей, — медленно произнес инспектор. — Пулей, которая убила Хервея Лайна. Его убили в этом коридорчике.

Глава 23

Мэри, Дик и полицейские сидели на кухне вокруг стола и с интересом слушали, как Кремень вслух развивает свою версию. Он чувствовал вдохновение; где–то раздобыл чистый лист промокательной бумаги, время от времени делал на ней свои пометки.

— Пока все основано на предположениях, — говорил Кремень, — но за их верность я готов биться об заклад. Бинни с какого–то времени узнал, что старик его подозревает, и положение становится опасным. Что–то надо было делать — и делать быстро.

Сначала у Лайна возникли сомнения относительно своего банковского счета. На Бинни он тогда и не подумал, а стал подозревать Морана. Банкиров старик ненавидел и никогда не общался с ними, разве что по крайней необходимости. В тот раз он послал Бинни за Мораном, чтобы разобраться со своим счетом. Бинни понял, что попался. Он придумал выход: решил найти сообщника, который сыграл бы роль управляющего банком, и этим сообщником стал…

— Майк Хеннеси! — воскликнул Дик.

Кремень кивнул.

— Я ни секунды в этом не сомневаюсь. В кармане убитого Хеннеси мы нашли листок бумаги с теми же цифрами, что и в выписке счета. Это могло значить лишь одно: Бинни выписал для него цифры, и Майк должен был хорошенько запомнить их на случай, если старик начнет расспрашивать.

Кремень откинулся на спинку стула и умиротворенно стал набивать свою трубку. Помолчал и продолжил:

— Просьбу старика Морану не передавали. То, что в это время его не было в банке — просто совпадение. Он встречался с агентами «Кассари Ойлз». А в назначенное время к старому Лайну прибыл Майк! Хервей никогда не видел управляющего, а если бы даже и видел, не узнал бы — ведь он почти ослеп. Майк, наверное, сказал или сделал что–то такое, что насторожило старика. Ведь Лайн был очень хитрым. Я знал одного такого: все разрабатывал варианты, как его можно надуть.

— Интересно, — сказала Мэри, — что же заставило мистера Лайна засомневаться в банкире.

— Нам никогда не узнать, что. Возможно, что–то подслушал на кухне — по словам соседей, Бинни и его так называемая жена часто грызлись. Лайн схватил первый попавшийся листок бумаги — им оказалась выписка счета — и написал вам, мисс Мэри, записку. Бинни, видимо, пронюхал об этом. То ли старик сам себя выдал, то ли еще что–то. Это мы узнаем только от Бинни, если перед тем, как его повесят, он расскажет правду!

— Как же был убит мистер Лайн? — спросил Дик. — И как Бинни удалось так ловко отвести от себя подозрения?

— Бинни, должно быть, решился на убийство в последнюю минуту. У самой двери он достал пистолет и застрелил старика. Возможно, хотел вернуться назад, но, когда увидел, что крови почти нет и раны не видно, решил рискнуть. Из–за синих очков, которые носил мистер Лайн, глаз увидеть никто не мог. Да и по дороге в парк он обычно дремал. Все получилось нормально. Бинни обнаглел даже до того, что попросил полицейского перекрыть движение, чтобы перевезти кресло через улицу. А затем… Представляете себе картину? Сидит покойник, а Бинни как ни в чем не бывало читает ему новости!

— Удрать из Англии у Бинни есть шанс?

Кремень задумчиво потер нос.

— Теоретически — нет. Но этот человек — актер. Я не встречал преступников, которые могут менять внешность, но этот парень — не обычный преступник. Сейчас он в Лондоне, где–то прячется. Может быть, снимает квартиру на другое имя. У него их, наверное, не одна… Прежде чем скрыться, Бинни очень тщательно все подготовил. У него куча денег, пара пистолетов и перспектива виселицы. Взять его будет нелегко.

— Я одного не могу понять, — развел руками Дик, — к чему все эти вечеринки? Зачем ему роль мистера Вашингтона Вирта?

— Ну, хотелось мерзавцу потешить свое тщеславие, почувствовать себя эдаким светским человеком!Как–нибудь при случае расскажу вам об этих вечерах. Он никогда не приглашал туда порядочную публику — не в обиду вам будет сказано, мисс Лейн. Вообще–то он предпочел бы дам, украшенных драгоценностями на сотни тысяч фунтов. Этим, кстати, он промышлял в Чикаго: устраивал пышные вечера, а затем грабил гостей. В Лондоне ни разу за такое не брался. Здесь, видимо, условия другие. Полиция сразу бы его отловила!

Кремень повертел в руках насос.

— Хотел бы я знать, для чего он. Прихвачу, пожалуй, с собой.

Заперев все двери, они ушли. Дик и Мэри в отель, не ведающий покоя мистер Смит к себе в Скотленд–Ярд.

Дом на час погрузился в спячку — ни шороха, ни движения. Затем длинная полоска глазурованной кирпичной стены стала медленно поворачиваться, словно дверь. На кухню крадучись вышел Бинни — в резиновых галошах, с пистолетом в руке. Остановился, прислушался. Бесшумно прошел по коридору и поднялся по лестнице; обойдя весь дом, вернулся ко входной двери и задвинул засов. Снова оказавшись на кухне, положил на стол оружие и провел рукой по небритому подбородку. На его физиономии ничего не осталось от туповатого добродушия слуги. Сейчас это было лицо умного, волевого человека, которое портила печать порока и злобы.

— Тщеславие, говоришь? — угрожающе произнес он.

Сидя в своем убежище, Бинни хорошо слышал все, что говорилось на кухне. Небрежные, презрительные характеристики, которые давал инспектор его особе, приводили его в ярость. Бандит стоял у стола, мрачно задумавшись, пальцы машинально поглаживали длинный ствол пистолета.

— Тщеславие. Ах ты ублюдок!

Он ненавидел Кремня Смита; с самого первого раза Бинни почувствовал в этом медлительном, простоватом с виду полисмене угрозу своей безопасности и благополучию, Но сейчас его задело другое. Его любовь к театру превратили в мелкое тщеславие! А ведь он без сцены и общения с актерами не мыслил себе жизни. Первые похищенные по поддельным чекам деньги Бинни потратил на спектакль, который шел всего неделю. Он и сам был неплохим актером, но играть ему суждено было не на сцене, а в жизни.

Сейчас от его таланта и сценического опыта во многом зависело, удастся ли выпутаться из сети, которую затягивают вокруг.

Через узкую дверь Бинни вернулся в каморку размерами не больше средней тюремной камеры. В этой узкой и длинной комнате на полу лежал матрац; в ногах «постели» стоял небольшой туалетный столик, к ножкам которого прислонились два небольших саквояжа. Один из них Бинни достал и открыл. Сверху лежал конверт с тремя паспортами. Он принес их на кухню, сел и внимательно просмотрел каждый. Подготовился он хорошо: мужчины, смотревшие с фотографий, не имели с Бинни никакого сходства. В пути он трижды мог менять свое обличье. К одному из паспортов резинкой крепились железнодорожные билеты до Голландии и Италии.

Из оттопыренного заднего кармана Бинни достал толстую пачку денег — французских, английских, немецких. Из потайного кармана пальто извлек на свет еще одну, затем третью, четвертую. Вскоре на столе выросла целая гора банкнот.

С четверть часа просидел Бинни, созерцая свое богатство, и напряженно размышляя. Затем вернулся в свое убежище, взял зеркало и бритвенные принадлежности и принялся за приготовления.

От обычного грима он отказался, решив применить нечто новое. Побрившись, Бинни налил в блюдце немного аннато[17], слегка разбавил и стал губкой втирать его в кожу лица, посматривая в зеркало, как получается. На эту процедуру ушло около часа. Затем, раздевшись до белья, Бинни стал облачаться в новый наряд. Достал специальный пояс, в который уложил все деньги. Содержимое двух саквояжей после внимательного осмотра тоже пришлось оставить. Он не мог позволить себе никакого другого багажа, кроме двух пистолетов и полудюжины запасных обойм, которые спрятал под одеждой. Теперь следовало выйти из дома незамеченным. Бинни выбрал время ленча[18] и то лишь после долгого наблюдения за улицей из окна кабинета. Он рассчитывал, что в это время улица будет пустынна, и боялся лишь одного: что Кремень Смит оставил кого–нибудь следить за домом. Кремень об этом не подумал, а следовало бы. Хотя бы для того, чтобы в недалеком будущем избавить себя от шишек на голове.

Бинни вытащил засов на входной двери, повернул ручку, приоткрыл дверь и высунул голову. Не было ни души. Он вышел за калитку. Но, дойдя до конца улочки, увидел нечто такое, что могло разрушить его планы. По другой стороне улицы неуверенной походкой двигалась неряшливо одетая женщина. Бинни узнал свою жалкую спутницу последних лет, наполовину выжившую из ума пьянчужку. Днем раньше он выпроводил эту женщину с наказом возвращаться в Уилтшир, где и нашел ее, и дал денег, которых должно было хватить на год. Она его не узнала.

Бинни пошел дальше, время от времени украдкой поглядывая назад, нет ли хвоста. Садиться в автобус не рискнул. Не меньшую опасность таило в себе и такси, Самому же в своем нынешнем облике сесть за руль — значило бы привлечь нежелательное внимание. Так он и шел пешком, выбирая шумные многолюдные улицы.

На Финчли–роуд он подошел к угловому зданию, нижний этаж которого занимал магазин, а верхние были отданы под конторы. В здании работал автоматический лифт. Бинни незамеченным вошел в здание с черного хода, прошел узким коридором, вызвал лифт и поднялся на четвертый этаж. У двери почти напротив лифта висела табличка: «Новый театральный синдикат». Он достал из кармана ключ, открыл дверь и вошел. Контора представляла собой средних размеров комнату с маленькой прихожей. Обстановка отличалась крайней простотой, видно было, что захаживают сюда очень редко: на всем лежал слой пыли.

Бинни запер за собой дверь, снял длинный плащ и немного передохнул в кресле. Затем достал из шкафа электрический чайник и набрал в умывальнике воды. Сварил себе кофе и слегка перекусил тем, что нашел в шкафу.

План своего побега он давно продумал до мельчайших деталей. Технически он был прост в исполнении и даже казался автору чересчур легким. Уже этой ночью он покинет Лондон и… прощай, мистер Смит!

Бинни в мыслях вернулся к событиям последних дней, подвергая анализу все свои действия. Он был хладнокровный рассудительный преступник, никогда не повторявши! идиотских ошибок других. Хотя и ему случалось допускать промахи. Например, захватил с собой ключ от номера Морана, выронил его, вернулся, попался на глаза какой–то девке! Если бы не это, Лео Моран давно был бы уже на том свете. И никому бы в голову не пришло сомневаться в его самоубийстве. Да, прекрасный был план!

Бинни резко встал и заходил по комнате. Холодный рассудок, который направлял все его действия, подсказывал: этой же ночью, не медля, потихоньку убраться. Но сделать это просто так ему не хотелось. В нем всегда жило стремление к театральности, красивому жесту. Не просто скрыться, а уйти с шиком, заставить заговорить о себе весь мир! В своем воображении он рисовал газетные заголовки: «Кремень Смит найден мертвым», «Загадка убийства Кремня Смита», «Знаменитый сыщик попался в ловушку!».

От сладких мечтаний у Бинни перехватило дух. Здравый смысл отступил. Бандит не отдавал себе отчета в том, что тщеславие, которое он упорно не хотел признавать в себе, являлось движущей силой его жизни, а сейчас толкало его к пропасти.

Глава 24

Дик Алленби и Мэри завтракали в «Карлтоне». Дик говорил о том, что всегда доставляло ей удовольствие.

— Ты не слушаешь! — обиделся он, и Мэри вздрогнула.

— Разве? — Она тронула Дика за руку. — Прости, милый, я сейчас думаю совсем о другом. Наверное, мало удовольствия завтракать с девушкой, все мысли которой заняты ужасной старой кухней неприятного старого дома!

Дик рассмеялся.

— Почти в точку! Если бы ты смогла отвлечься от прозы будней и обратиться к возвышенным чувствам, я был бы самым счастливым человеком. — И уже серьезно спросил: — Ты говоришь о доме Хервея Лайна? Что тебя волнует?

— Кухня, — быстро ответила она. — Там что–то было не так, а вот что, не могу вспомнить. Дик, что–то я упустила и никак не могу успокоиться. Смутно припоминаю, как бедный старик жаловался, что кухня у него плохая. А потом, пару лет назад, все хвалил Бинни — тот, якобы, все организовал, сам следил за работой, сэкономил старику кучу денег. — Мэри провела пальчиком по подбородку. — Там был кухонный стол, — протянула она. — Да, стол. Теперь его нет. Еще ужасная раковина коричневого цвета и…

Мэри неожиданно остановилась и широко раскрытыми глазами уставилась на Дика.

— Кладовка! — воскликнула она. — Ну, конечно, там была кладовка. И дверь в нее. Куда она подеваласъ?

Дик покачал головой.

— Вот уж что никогда не волновало меня, так это кладовки, — начал он, но Мэри было не до шуток.

— Помнишь, когда мы выходили, мистер Смит сказал, что у Бинни наверняка где–то есть убежище? Так вот, это оно и есть — справа, как заходишь.

Дик рассмеялся.

— Справа, как заходишь, сплошная кирпичная стена.

Мэри упрямо покачала головой.

— За ней точно что–то есть. Я теперь вспомнила, когда мы заходили во двор, я еще подумала, что снаружи дом остался, как бы, а внутри кажется меньше. Там точно есть пространство!.. О, как кстати!

Она смотрела на вход. У дверей стоял Кремень Смит собственной персоной и обескуражено ощупывал глазами зал. Он увидел Мэри и кивнул. Но, видимо, девушка не была гой особой, кого он хотел видеть. Он продолжал переводить взгляд с одного столика на другой. Мэри снова поймала его взгляд и рукой позвала к себе. Инспектор неохотно подошёл.

— Не видели помощника комиссара? Договорились позавтракать, а его нет. Сказал, в половине второго. — Кремень глянул на часы. — Уже почти два… Да, мы нашли жену Бинни, ее задержали у Риджентс–парка. Но от нее никакого толку.

— Я нашла убежище! — выпалила Мэри.

Кремень Смит сразу же изменился в лице.

— Нашли? — быстро переспросил он, — Догадались, хотите вы сказать, где оно?

Девушка на одном дыхании изложила свою версию. Смит хлопнул себя по колену.

— Ну конечно же, вакуумный насос! Я все думал, для чего он. Если есть дверь, а ручки нет, как ее открыть? Открыть можно только присоской. Так, я иду за насосом, он у меня в кабинете, а завтрак подождет.

Он быстро вышел, и полчаса спустя дом Хервея Лайна окружили фигуры в длинных плащах. Кремень с пистолетом в руке первым шагнул в прихожую и прошел на кухню. Остановился перед белой кирпичной стеной, провел по ней рукой. Затем достал насос, прижал присоску к гладкой поверхности и потянул на себя — ничего не случилось. Сдвинуть стену не хватило силы и двух помощников. Кремень стал перемещать присоску, и с пятого раза его попытки увенчались успехом. Легчайшее усилие, и из стены выдвинулся кирпич, открыв в стене нишу.

Инспектор сунул туда руку и нащупал стальную ручку. Повернул ее и потянул на себя. Дверь медленно открылась под нацеленными дулами пистолетов. За ней никого не оказалось. Кремень протиснулся в убежище Бинни. Сваленная в беспорядке одежда на полу, брошенное на постель зеркало говорили сами за себя. В раковине валялось немытое блюдце. В нем еще оставалось немного аннато.

Кремень долго смотрел на блюдце, а затем констатировал:

— Похоже, нас ждут большие неприятности.

Инспектор быстро перерыл одежду и содержимое саквояжей, вываленное на стол, но ничего, что хотя бы немного выдавало намерения Бинни, не нашел. Одно было несомненным: сегодня утром он был здесь и слышал все, что происходило за стеной. Кремень закрылся в каморке и велел полицейским вести разговор на кухне. Хотя разобрать удалось не каждое слово, инспектор убедился, что услышал Бинни предостаточно.

После себя беглец оставил мало. Инспектор осмотрел каждую мелочь, каждую щель в полу. Он надеялся найти хоть намек на то, в каком обличье преступник ушел отсюда. Только аннато в блюдце указывало на его возможную примету: искать следовало смуглого мужчину. Хотя так это или не так, с полной уверенностью сказать не мог никто.

Единственной серьезной уликой, оставленной Бинни, оказалась полная обойма автоматического пистолета. Поскольку такое не забывают, было ясно, что эта лишняя обойма брошена. А значит, бандит захватил с собой достаточно боеприпасов.

Небогатый улов дополнила белая лайковая перчатка, несомненно, родная сестра той, которую Кремень нашел в квартире у конюшни Бейнса.

— Никогда не знаешь, как оно обернется. — Кремень передал перчатку сержанту. — У присяжных иногда бывает заскок, и вот такая мелочь может их убедить — держите.

Перед тем как уйти, инспектор провел эксперимент: распределил одежду по саквояжам. Как он и ожидал, хватило заполнить лишь один. Кроме того, часть одежды недавно была на Бинни. И Кремень пришел к выводу, что в одном из саквояжей находился маскарадный костюм, который перед выходом убийца и надел.

Смит послал своих людей порасспрашивать соседей. Как Бинни уходил, никто не видел — время он выбрал удачно. Позже инспектор расширил круг опрашиваемых — и с тем же результатом.

Мэри Лейн и ее жених терпеливо дожидались инспектора в холле «Карлтона». Кремень рассказал о кладовой.

— Вспомнить бы мне раньше! — воскликнула Мэри.

— Тогда либо вы, либо я, либо мы все вместе были бы уже покойниками, — мрачно возразил Смит. — Этот мерзавец носит при себе целый арсенал, и ваша плохая память, возможно, избавила нас от серьезных неприятностей.

— Думаете, он был там?

Инспектор кивнул.

— Да, совершенно точно.

— Значит, он удрал? — спросил Дик.

Кремень раздраженно почесал затылок.

— Я вот думаю, может, лучше, чтобы он удрал? Хотя не удерет — все порты под наблюдением. Проверят каждого пассажира, даже грудных детей.

Инспектор придвинул стул поближе к столу, подался вперед и понизил голос.

— Послушайте, дорогая моя юная леди. — Он говорил очень серьезно. — Вы знаете, что делают крысы, когда их загоняют в угол? Они кусаются! Если этому мерзавцу не удастся выбраться из Англии, он вернется мстить. Поверьте, я знаю преступников. А мстить он будет либо мне, либо вам!.. Знаете, куда бы мне хотелось упрятать вас?

Мэри покачала головой, на мгновение лишившись дара речи. Слова инспектора ее потрясли. Она почувствовала, как похолодела спина, как заколотилось сердце.

— Вы, наверно, просто пугаете меня? — Она попыталась улыбнуться, но губы дрожали. — И куда же?

— В «Холлоуэй»[19]. — На лице инспектора не было и тени улыбки. — И будь у меня такая возможность, упрятал бы вас туда дней на семь.

— Вы шутите? — испуганно спросил Дик.

— Таким серьезным я не был за всю жизнь. Если бы я не видел того, что увидел в его логове, то не предпринял бы таких мер, какие предпринял сегодня. Двери из Англии заперты и задвинуты на засов! Разве что где–нибудь на восточном побережье у него есть моторная лодка, на которой можно выйти в море. Думаю, у него такой нет.

И безо всякого перехода в упор спросил:

— Где вы сегодня ночуете?

Мэри пожала плечами.

— Не знаю. Наверно, в отеле.

— Вам нельзя там оставаться. Я отвезу вас в другое место. Таких удобств, как в отеле, там нет, но нормальную постель и безопасность я вам гарантирую.

На северо–востоке Лондона открылся новый полицейский участок с квартирами для семейных полицейских на верхнем этаже. Одну из них занимала молодая женщина, мужа которой, сержанта, послали в Канаду за беглецом от правосудия.

— Я знаю эту женщину, — очень порядочный человек. Когда познакомитесь, думаю, пожить с ней в одной комнате не откажетесь, — говорил Кремень по пути в участок.

Мэри послушно согласилась. Даже почувствовала облегчение что сможет избавиться от постоянного страха.

…Скотленд–Ярд провел затянувшееся допоздна совещание, и во все уголки страны ушли новые срочные телеграммы. Они предупреждали что разыскиваемый очень опасен. Английские полисмены обычно огнестрельного оружия не носят. Поэтому телеграммы заканчивались выразительно: приближаться к нему невооруженным равносильно самоубийству. В полиции понимали, что Бинни будет пробираться на континент. Во все порты были брошены усиленные подразделения Отдела уголовного розыска.

И все же, когда эти приготовления завершились. Кремня Смита не покидало смутное чувство тревоги. Интуиция подсказывала ему, что Бинни находится в Лондоне. Кремню приходилось расследовать многие преступления, сталкиваться с разными отъявленными негодяями, которые не раздумывая хватаются за пистолет. Их психология была ему понятна. Другое дело Бинни. Убийство не являлось для него актом отчаяния, нет, оно составляло часть его обычного метода. Он был слишком умен, чтобы легко сдаться: он не станет продираться через усиленные полицейские кордоны. Хотя, с другой стороны, откуда ему узнать, что полицейские посты усилены? Он не знает даже, что его логово за потайной дверью обнаружено.

Увы, в последнем Кремень глубоко заблуждался. Вскоре его ждал удар. На перекрестке стоял мальчишка с пачкой газет и пронзительно выкрикивал: «Тайное убежище разыскиваемого убийцы! Тайное убежище разыскиваемого убийцы!» Смит купил газету. Ему сразу бросился в глаза заголовок на первой странице: «Тайная каморка в доме Хервея Лайна». Инспектор негромко выругался и стал читать:

«Сегодня утром инспектор Смит из Скотленд–Ярда с несколькими полицейскими провел еще один обыск в доме Хервея Лайна, убитого на днях в Риджентс–парке. Полиция провела в помещении около двух часов. Как нам стало известно, в ходе обыска они обнаружили маленькую комнату, скрытую за потайной дверью. Ее оборудовал слуга покойного Лайна — его и подозревают в убийстве старого джентльмена…»

Дальше читать Кремень не стал. Дознаваться, кто передал эти сведения прессе, сейчас было не время. Возможно, это один из молодых полицейских, присутствовавший при обыске и не удержавшийся, чтобы не проболтаться. Уличить провинившегося несложно, а вот оценить ущерб от его глупости гораздо труднее. Инспектор ощущал все нарастающее беспокойство.

В восемь часов вечера он зашел проведать Мэри Лейн. Осмотрел скромную, но очень уютную комнатку, и остался доволен. Еще раз поговорил с дежурным, но об охране не заикнулся. Здесь Мэри ничего не грозило. От Бинни можно ждать чего угодно, но заявиться в полицейский участок он, безусловно, не посмеет.

В половине девятого Кремень вернулся в Скотленд–Ярд и прочел полученные сообщения. Полицейские посты доносили о проверке всех поездов, отправлявшихся из Лондона. Ни Бинни, ни кого–либо похожего на него, в поездах не оказалось. Проверяли все паспорта, платформы из предосторожности очищались от провожатых. Поезда отправлялись лишь после того, как ответственный офицер полиции давал начальнику станции свое разрешение. Для сообщений из портов время еще не пришло.

Глава 25

В начале двенадцатого инспектор вышел из Скотленд–Ярда и медленно пошел по длинной полоске тротуара, служившей ему местом, где он мог спокойно подумать. Кто–то из остряков в управлении окрестил ее «бульваром раздумий». Зимой и летом, в дождь и ясную погоду он находил здесь решение всех своих задач. После полуночных прогулок Кремня Смита убийцы отправлялись на виселицу, самые обычные события приобретали зловещую окраску, а невиновные освобождались из–под стражи.

В этот час ночи прохожих почти не было, влюбленные предпочитали более романтические уголки, а машин было мало. Прогрохотал одинокий трамвай, и вновь стало тихо. Только в поисках окурка вдоль бордюра, как тень, двигался какой–то ночной бродяга.

У одного из домов у обочины стоял седан. Заглянув внутрь машины — скорее по привычке, чем из любопытства — Кремень заметил женщину на переднем сиденьи. Не найдя в этом ничего подозрительного, он продолжил свой путь. Однако вскоре остро почувствовал нарастающую тревогу. Такое с ним случалось не часто. Он не мог понять причин беспокойства, но инстинктивно чувствовал, что оно связано с Бинни.

Дойдя до конца «бульвара раздумий», инспектор развернулся и медленно пошел назад. К этому времени ожидалось получить сообщения с побережья, из портов. Издали Кремень снова увидел машину, по–прежнему стоявшую у бордюра. Неподалеку находилось бюро, куда сдавали найденные вещи, и, видимо, пассажирка послала шофера справиться о своей пропаже. Подойдя поближе, инспектор увидел, что женщина вышла и стоит у открытой дверцы. Судя по полноте и ее наряду она была среднего возраста. К удивлению Кремня, дама окликнула его; говорила она неприятным фальцетом.

— Простите, вы не могли бы позвать полисмена?

Более точно адресовать свою просьбу она не смогла бы даже при большом желании!

— Я полицейский инспектор, что случилось?

Женщина показала на дверцу.

— Мой шофер нализался как свинья! Теперь пьяный спит. Вытащите его из машины.

Пьяный водитель — это личное оскорбление для любого английского полисмена. Кремень злобно дернул дверцу и заглянул внутрь. Но… ничего не увидел, ничего не услышал, ничего не почувствовал. Сознание, словно пламя задутой свечи, трепыхнулось и пропало.

Очнулся он в темноте. Голова разламывалась от боли. Попробовал пошевелить руками и не смог. Долго не мог понять, почему. Постепенно он осознал, что находится в машине.

Машина мчалась с огромной скоростью, намного превышающей действовавшее ограничение. По свисту шин инспектор догадался, что они мчатся по недавно построенной дороге. Странно, что этот факт показался ему настолько важным. Кремень ничего не помнил, ничего не понимал — знал только, что, скрючившись, лежит на полу машины, которая быстро и плавно несется неведомо куда. Затем снова впал в беспамятство, избавившее его от невыносимой головной боли.

В себя он пришел от толчков на ухабах. Открыл глаза, попытался приподняться; ощупал запястья и узнал наручники — его собственные, американские наручники, подаренные ему Джоном Келли.

Кто–то надел на него наручники и шелковым шарфом связал ноги. Кремень чувствовал это, но дотянуться до узла не мог. И тогда он вспомнил и женщину, и машину, и пьяного шофера, которого там не оказалось.

Толчки отдавались в голове мучительной болью. Они как будто ехали по перепаханному полю или, в лучшем случае, по проселку. Последняя догадка подтвердилась, когда машина остановилась, и дверца открылась. В темноте инспектор разглядел сначала ноги, а затем фигуру «женщины», и понял все.

В нескольких ярдах от дороги виднелся маленький дом — одна из тех уродливых коробочек, которые после войны испоганили загородный пейзаж. Грубая рука схватила инспектора за ворот и рывком выволокла на дорогу. Он упал на колени.

— Поднимайся, ты… — прошипел голос, и дальше последовала отборная брань.

Смит с трудом поднялся, связанные ноги не слушались. Бандит толчком в спину заставил его идти; падая и ковыляя, он дошел до двери. В доме пахло штукатуркой и свежеструганной древесиной, и стояла такая темнота, что Кремень понял: окна закрыты ставнями. Сделав шаг вперед, он снова упал.

Его похититель запер дверь: звякнуло стекло керосиновой лампы, и вскоре ее огонек осветил комнату. Единственными предметами обстановки были две кушетки, стул и кухонный стол. Окно закрывали деревянные ставни, как инспектор и предполагал. Ни штор, ни гардин, ни скатерти на столе. Бинни сел на стул, сложил руки на коленях и принялся рассматривать инспектора.

Кремень никогда бы не узнал его в этой пожилой женщине с седыми волосами и в длинной шубе. Парик его слегка съехал набок. Это придавало Бинни комичный, но вместе с тем ужасающий вид. Он понял, что инспектор тоже рассматривает его, одним движением сорвал шляпку и парик и предстал даже более гротескным — с лысой головой и темным лицом.

— Ну что, допрыгался?

Бинни улыбался, но в этой улыбке не было ничего хорошего.

— Оказывается, мистер Кремень Смит не так уж уверенно держится на ногах, — жеманно и с издевкой проговорил он.

Ситуация, похоже, забавляла его; он продолжал говорить фальцетом, играя роль мистера Вашингтона Вирта.

— Я построил этот домик пару лет назад. Думал, пригодится, но так ни разу сюда и не наведался. Я покидаю эту страну, мистер Смит. Может, купите его? Отличная обитель для джентльмена, который мечтает о покое! А вы скоро будете пребывать в полнейшем покое, будьте уверены.

Бинни достал из кармана автоматический пистолет и положил рядом с собой на стол. Затем подошел к Смиту и грубо, с проклятиями перетащил его в угол. Присел, перевязал ослабевший узел шарфа на ногах. Сорвал с инспектора ботинки и зашвырнул в другой угол. Мгновение поколебался, затем расслабил Кремню ворот.

— Вы не ранены, мой дорогой друг? Резиновая дубинка, если ударить ею по шее, не убивает. Хотя, согласен, это очень неприятно. В Цинциннати был когда–то один мент, поступивший со мной таким же образом. Так прошло целых два месяца, прежде чем я очухался настолько, чтобы пристрелить его… Вы не знали о моей маленькой обители?

У Кремня пересохло во рту, голова гудела. Но страха он не испытывал, хотя положение было отчаянным.

— Знал, Бинни. Этот дом примерно в ста ярдах от Бат–роуд неподалеку от Таплоу. Купил ты этот участок четыре года назад и отдал за него четыреста пятьдесят фунтов.

Бинни на мгновение опешил. Смит спокойно продолжал:

— На прошлой неделе мои люди обшарили этот дом; сейчас он под надзором полиции Букингемпшира. Такой же дом у тебя в Уилтшире.

Бинни был ошеломлен. В его глазах мелькнул испуг. Кремень заметил это и продолжал развивать наступление.

— Не глупи, Бинни. Предъявить тебе обвинение в убийстве мы не можем — нет улик. Единственное, в чем можно тебя обвинить — это в подделке чеков Хервея Лайна. Самое худшее, что тебе грозит — семь лет тюрьмы.

Инспектор попал в больное место: каждый преступник мечтает избежать кары. По лицу бандита пробежало сомнение. Смит говорил, не давая ему опомниться.

— За эту прогулку с полицейским получишь еще год, но что такое год?.. Принеси–ка мне воды. Кухня прямо за этой комнатой. Да, пусть вода стечет: когда я наведывался сюда на прошлой неделе, она была ржавой. Оловянная кружка в шкафу.

Видимо, инстинкт повиноваться прочно укоренился в Бинни за годы его службы у Хервея Лайна. Он вышел и вернулся с оловянной кружкой. Поднес ее к губам инспектора. Пока тот пил, расслабил узел шарфа на ногах.

— Сними теперь наручники и давай немного поговорим. Почему не привез Майка Хеннеси сюда вместо того, чтобы…

Кремень прикусил язык. Свою ошибку он пенял еще до того, как выговорил эти слова. Бинни с проклятьем отступил.

— Посадишь не за убийство, говоришь? Кого вздумал надуть? Я тебе покажу, на что я способен! — Рука Бинни потянулась к оружию на столе. — У меня всегда чесались руки отправить тебя на тот свет, Смит.

— Считай, что твое желание исполнилось, — спокойно прервал Кремень. — Только делай свое дело побыстрей.

— Долго ждать не будешь, — ухмыльнулся Бинни.

Он отодвинул пистолет, шарф на ногах крепко стянул тройным узлом. Затем снял шубу и весь остальной женский наряд. Из чемоданчика достал свой старый костюм, второй пистолет и рассовал оружие по карманам.

— Похоже, тебе предстоит тяжелая работенка?

— Тяжелая, тяжелая, — буркнул Бинни, натягивая фуфайку. Затем со значением добавил. — Земля здесь твердая. Пока дойдешь до нужной глубины, семь потов сойдет.

Пленник ничуть не испугался, даже не утратил чувства юмора.

— А почему бы не предоставить это дело мне? Ты жирный и не в форме. Рыть себе могилу — мое любимое занятие!

Мгновение Бинни, похоже, обдумывал этот вариант, потом молча повернулся и направился к двери.

— К чему все эти хлопоты, Бинни? — Голос Кремня звучал почти игриво. — Как только выяснится, что я пропал, меня начнут искать — здесь и в Уилтшире. Они придут сюда и обшарят весь участок. Здесь, насколько помнится, газон? Не сможешь его восстановить — меня найдут, и тогда тебе крышка! Могу заверить: если убьешь полицейского, петли тебе не миновать. В Скотленд–Ярде каждый вывернется наизнанку, но найдет против тебя улики. Люди, которые сейчас видят сладкие сны, не будут спать до тех пор, пока не поймают тебя.

Смит рванулся и попытался встать, он уже полностью пришел в себя и был полон сил.

— С Хеннеси тебе могло сойти с рук, и со старым Лайном, и с Тиклером. А со мной этот номер у тебя не пройдет!

Бинни задержался в дверях и обернулся. На круглой физиономии появилась нехорошая ухмылка.

— Знавал я одного мента. Болтал, как ты сейчас. Скоро ты с ним встретишься.

Убийца вышел и закрыл за собой дверь.

Кремень раздумывал недолго. Попробовал разломать наручники — процесс, безусловно, болезненный и бесперспективный. Подтянув ноги и раздвинув их в коленях, инспектор смог дотянуться до узла; с трудом развязал один и мучился со вторым, когда услышал шаги в коридоре.

Работа оказалась для Бинни потяжелей, чем он предполагал. По раскрасневшемуся лицу градом катился пот. Он полез в чемоданчик, достал бутылку виски, откупорил и сделал большой глоток.

— Для смелости или для подкрепления? — поинтересовался Смит.

— Скоро узнаешь, — огрызнулся Бинни.

Из кармана его брюк торчали рукоятки двух пистолетов. Кремень не сводил с них взгляда.

Бинни был уже на полпути к двери, когда его вдруг словно осенило. Он вернулся и проверил шарф.

— О, с одним уже справился! Придется поухаживать еще.

Бандит снова полез в чемоданчик и достал шнур. Пропустил его через наручники и туго завязал на шее инспектора. Руки Кремня оказались прижатыми к подбородку.

— Хорошо смотришься! Как молитву читаешь. Долго не задержу.

С этим обещанием он вышел из комнаты.

Беспомощно скорчившись на полу, Кремень прислушивался к шуму проходящих машин. Он знал, что от автомагистрали его отделяют ярдов двести, и что движение по ней оживленное и днем, и ночью.

Вероятность того, что полиция нагрянет в этот дом, была весьма малой, разве что кому–нибудь в Скотленд–Ярде стукнет в голову, что искать его в первую очередь надо здесь. Это при условии, что его отсутствие вообще заметят. Он всегда был непредсказуемым, мог не появляться в управлении по нескольку дней кряду; начальство ворчало, но терпело.

Кремень смотрел, как коптит лампа; фитиль был выкручен слишком высоко, и стекло с одной стороны почернело. Прошло полчаса, и он услышал тяжелые шаги. Убийца шел по его душу. Инспектор понял, что настал его последний час.

Глава 26

Вопреки мнению Кремня Смита в Скотленд–Ярде на его отсутствие обратили внимание. Правда, случилось это в результате целой цепочки случайностей, которые затем выстроились в стройный ряд закономерных совпадений.

То, что инспектора нет, обнаружили по очень простой причине: сообщения из портов, которые он так ждал, остались непрочитанными. Но так как они были бесполезными (в том смысле, что Бинни не нашли), никто не обеспокоился.

Затем в управление позвонил поразительно добросовестный молодой полицейский из дорожной службы. Он сообщил, что голубой седан с женщиной за рулем двигался с превышением скорости. На его требование остановиться не подчинился. Полисмен на всякий случай записал номер машины.

Позже в один из полицейских участков явился член парламента. Он заявил, что от его клуба на Пэлл–Мэлл угнали голубой седан. Вопреки правилам, депутат бросил машину на стоянке такси. И так случилось, что он сам стал свидетелем того, как ее угоняли.

— Это был мужчина, переодетый в женщину, — таким неожиданным был конец его рассказа.

— Почему вы так думаете, сэр? — спросил инспектор.

— Машина низкая. Когда он садился, шляпка зацепилась за крышу салона и вместе с париком слетела. Это был лысый мужчина со смуглым лицом.

Инспектора словно окатили ледяной водой. Лысого мужчину со смуглым лицом разыскивала вся Англия. В считанные секунды во всех полицейских участках затрезвонили телефоны.

А потом поступило еще одно сообщение от офицера дорожной полиции. Снова Бинни оставил за собой след в стремлении побыстрее убраться из Лондона. Он резко затормозил у Хестона, где главная магистраль пересекает трамвайные пути. Автомобиль занесло, и водитель едва избежал столкновения с трамваем. Двигатель заглох. Полицейский направился к машине проверить водительские права. Он хорошо разглядел, что за рулем женщина. Но не успел и рта открыть, как двигатель завелся, и машина рванулась с места. Это сообщение поступило через полтора часа после первого.

К этому времени начальство распорядилось срочно найти Кремня. Но его нигде не было. На своем столе в Скотленд–Ярде он оставил наполовину исписанный лист промокашки. Никогда плоды своих трудов на промокательной бумаге Кремень не забывал. Он не оставил на проходной ключа от своего кабинета. Такого с ним не случалось ни разу, каким бы поспешным ни был его уход.

О привычке Кремня прогуливаться перед Скотленд–Ярдом знали все, Кто–то видел, как он направился на прогулку, кто–то видел как инспектор повернул назад. Затем кто–то еще вспомнил, что у обочины стоял голубой автомобиль. Когда все эти разрозненные события соединили, обрисовалась очень тревожная картина.

Срочно вызванный главный констебль поднял на ноги всех инспекторов Скотленд–Ярда.

— Его цель, очевидно, побережье. Сейчас наверняка направляется в один из своих домов за городом. Свяжитесь по телефону с теми полицейскими участками. И чтобы немедленно отправили по адресам дежурные машины.

Дика Алленби подняли с постели, чтобы спросить об инспекторе. Об их дружбе в Скотленд–Ярде знали. Дик немедленно прибыл в управление и успел вскочить в одну из машин, отправлявшихся в Солсбери.

— Может, мы суетимся и напрасно, — сказал главный констебль. — Вполне возможно, что через четверть часа старина Кремень и сам объявится, но рисковать не хочу.

— Но ведь Кремня не так–то просто обмануть!

— Не знаю, не знаю. Этот парень хорошо натренировался в Америке, да и здесь скольких уже заманил в машину. В одном я уверен: даже под угрозой револьвера сам в эту машину Кремень бы не сел!

Он глянул на часы: половина второго. Покачал головой.

— Скорей бы эта ночь прошла!

И с этими словами Дику передались все страхи его собеседника.

Смит имел достаточно времени, чтобы подготовиться к самому худшему. Он решил дорого продать свою жизнь. И теперь сидел в углу напрягшись, словно Сжатая пружина.

Дверь медленно отворилась. Вошел Бинни. Огромным носовым платком утер со лба пот и тяжело опустился на стул.

— Сейчас тебе, дружок, придется немножко прогуляться со мной, — ангельским голоском произнес он.

Бинни взял со стола бутылку, отпил изрядную порцию и вытер рукой губы. Подошел к своему пленнику, развязал шарф и рывком поставил его на ноги. Кремень стоял, пошатываясь. Голова кружилась, но ужас и отчаяние придавали ему силы.

Бинни отошел к двери с пистолетом в руке. На конец ствола он надел яйцеобразный предмет; такого глушителя Кремню видеть еще не приходилось. Инспектор поразился, что в такую минуту думает, как эта странная штука удивила бы Дика Алленби. Его приятель считал себя знатоком глушителей и был убежден, что на автоматическом пистолете использовать его невозможно.

Кремень сделал несколько шагов и оперся руками в наручниках на стол.

— Неужели молишься? — ехидно спросил Бинни.

— Как я понимаю, тебе не хочется, чтобы о моем пребывании здесь узнали. Не хочешь оставлять следов, и поэтому убьешь меня не в доме, так ведь?

— Соображаешь правильно, — весело ответил Бинни.

— И если несколько сот человек сбегутся сюда со всех сторон, это ведь нарушит твои планы?

Глаза Бинни сузились.

— Что ты болтаешь?

Он шагнул к пленнику но в тот же миг инспектор схватил со стола лампу и швырнул на кушетку, где валялась брошенная женская одежда. Раздался звон битого стекла, на мгновение стало темно, а затем к потолку взвился огромный язык пламени.

Бинни словно оцепенел, и в следующий миг Кремень бросился на своего врага. Закованными руками он целился прямо ему в лицо. Бинни пригнул голову. Перед глазами Смита что–то вспыхнуло, в нос шибанул запах пороха; слышно было, как пуля ударила в стену. Он снова бросился вперед, целясь кулаками в голову противника. Бинни увернуться не успел, пистолет выпал из его руки. И Кремень изо всех сил пнул его подальше — в языки пламени.

Огонь уже бушевал по всей комнате, пробивался через тонкий слой штукатурки, и дранка пылала, как бумага. От едкого дыма стало трудно дышать, раскаленный воздух обжигал кожу.

Кремень снова нанес удар. Но Бинни отскочил, бросился к выходу из комнаты и схватился за дверь, чтобы закрыть ее за собой. Кремень не дал, рванул ее на себя, выскочил следом и снова набросился на убийцу. Он прекрасно понимал, что единственный шанс на спасение — не отпускать врага от себя.

У Бинни был еще один пистолет. Он уже наполовину вытащил оружие из кармана, когда Смит прижал его к горячей стене и, обхватив ноги, попытался свалить. Бандит упал, увлекая за Собой инспектора. Затем резво вскочил и рванулся к входной двери. Дверь распахнулась, и от ворвавшегося свежего воздуха гул пожара превратился в рев; языки пламени угрожающе быстро приблизились к ним.

Смит догнал бандита, и они снова упали. Бинни старался вырваться и отчаянно пытался вытащить второй пистолет. Кремень слышал его тяжелое, с присвистом дыхание, он был напуган, куда подевалась его былая смелость. Бандит отчаянно извивался, стараясь выбраться из–под навалившегося на него инспектора. Наконец, отчаянным усилием он вскочил и метнулся в дверь; Кремень бросился следом. Пистолет был уже в руках Бинни, и он, не оборачиваясь, выстрелил. Пуля просвистела рядом. Инспектор всей массой налетел на убийцу, свалил на землю, но тот проворно вскочил и побежал за дом.

Огонь уже охватил крышу. На сотню ярдов стало светло, как днем. Смит, как был, в наручниках, бросился в погоню. Он уже почти настиг беглеца, и в этот миг Бинни неожиданно обернулся и поднял оружие. Кремень понял, что проиграл.

В отчаянии инспектор прыгнул вперед, и в этот миг прозвучал выстрел. Земля неожиданно ушла у него из–под ног, и он почувствовал, что падает, падает… Смутно промелькнула мысль, а не смерть ли это, но затем вдруг последовал удар о дно ямы. И он понял, что еще жив. И тут же до него дошло, что случилось: Бинни всю ночь рыл могилу с тем, чтобы скрыть следы преступления. Волею судьбы эта яма спасла жизнь Кремню.

Он с трудом поднялся и едва не застонал от боли. Словно издалека, услышал второй выстрел, затем третий, четвертый. Чей–то властный голос выкрикивал команды. Затем он услышал свое имя и поднял глаза. Из–за края ямы появилась голова — голова сержанта. Инспектора вытащили наверх. Первые его слова были о бандите:

— Вы его поймали? У него здесь машина…

— Он не уйдет, — заявил полисмен.

— Куда он побежал? И где его автомобиль.

Кремень едва держался на ногах, все тело ныло и болело от синяков и ссадин, но сейчас он забыл о себе.

— Проверьте задний карман; по–моему, там ключ от этих наручников.

Через несколько секунд инспектор уже потирал ноющие запястья.

— Нашли его машину?

Седана Бинни не нашли. Последний раз, когда Кремень видел машину, она стояла у дверей дома, но, видимо, затем Бинни перегнал ее в укромное место. К дому примыкал гараж, но и там машины не оказалось.

При свете пожара они нашли следы от колес. Колея уходила не к дороге, а прямо через поле в направлении деревушки Кукхэм, где в такой час ночи движения почти нет, и шансы проскочить незамеченным почти стопроцентны.

Единственный полицейский, дежуривший в Кукхэме, седан видел, но водителя не запомнил. Машина свернула на платный мост, но в этот час ночи шлагбаум был поднят. Оттуда Бинни мог выбраться или на объездную дорогу через железнодорожный переезд или двигаться вдоль реки до Марлоу.

Вскоре его след обнаружился на Марлоу–роуд. Мужчина, ехавший на велосипеде, видел голубой седан.

— Да, эта машина проехала минут пять назад, — сообщил он.

Предложение пойти домой и заняться своими ушибами Кремень с негодованием отверг — отверг решительно и не стесняясь в выражениях.

— Одетый, как сейчас, этот парень далеко уйти не может. На нем только фуфайка и штаны, рубашку я разорвал почти в клочья. Ему кого–то надо ограбить, чтобы достать новую одежду. Вы хоть понимаете, что это за человек? Это бандит. Он не остановится и перед убийством. Вы имеете дело не с обычным английским преступником.

Ждать подтверждения этому пришлось недолго. Полицейская машина прибавила скорость, и вскоре они увидели автомобиль, который искали, — пустой.

…В три часа ночи машину, которая ехала по Оксфорд–роуд, остановил полицейский. Он стоял посреди дороги с разведенными в стороны руками. За рулем сидел состоятельный фермер из Оксфорда.

— Очень сожалею, что доставляю вам беспокойство, — сказал полицейский, — но мы разыскиваем сбежавшего убийцу, и я прошу подбросить меня в Хай–Уиком.

Фермер, заинтригованный, вовсе не огорчился от перспективы свернуть со своего маршрута, а, наоборот, с удовольствием согласился поучаствовать в охоте за человеком. Полицейский забрался на неудобное заднее сиденье. Машина тронулась.

— Я скажу, где меня высадить.

По другую сторону Хай–Уикома есть развилка, и одна из дорог ведет на Присес–Рисборо.

— Поверните здесь, — сказал полицейский, и в затылок фермеру уткнулось что–то холодное.

— Делай, что тебе говорят!

Тон полицейского возражений не допускал. Пистолет в грязной руке более, чем красноречиво, подтверждал серьезность его намерений, фермер от изумления опешил. Трусом он не был, но что можно сделать без оружия?

— Что вы себе позволяете? — Фермеру не могло и прийти в голову, что мужчина у него за спиной кто угодно, только не полицейский. — У вас нет на это права!

— Слушай, приятель, выбрось из своей дурной башки, что я мент. Парень, одежда которого сейчас на мне, валяется в канаве с дыркой в черепке. Двигай, куда говорю, и избавишь себя от неприятностей.

Водитель свернул. Они ехали по новой дороге, участок которой еще строился. Промелькнули красные фонари; у будки сторожа горел костер. Фермер понял, что сзади в его машине сидит разыскиваемый убийца, и от этой мысли похолодел.

Они ехали по местности, которая и днем бывала пустынной, а ночью здесь было совсем глухо. Бинни вертел головой по сторонам, присматривая подходящее место. Вскоре они миновали стоявшее у самой дороги одинокое строение, напоминавшее сарай. Бинни велел водителю остановиться и поворачивать назад. Ворота в изгороди вокруг строения были открыты.

— Остановись здесь, — приказал бандит, когда они въехали в ворота. Он толкнул дверцу. — Вылазь!

Бинни достал электрическийфонарик, захваченный у несчастного полицейского, и посветил на дверь сарая. Ни замка, ни запора не было. Он одной рукой потянул дверь на себя, другой держал под прицелом своего пленника.

— Заходи, — приказал и вошел следом.

Полчаса спустя он вышел — в твидовом костюме фермера и его непромокаемой куртке, в высоких сапогах. У двери, прежде чем прикрыть ее, постоял и прислушался. Затем сел в автомобиль и выехал задом на дорогу. Смена одежды и машины могла дать ему только временное преимущество. Одинокий мужчина в машине обязательно вызовет подозрение. Вот если бы он встретил один из тех ночных грузовиков, которые мотаются между Лондоном и провинцией, было бы куда спокойней. В них разъезжают по два, а часто и по три человека. А так ему приходилось положиться только на удачу. Чтобы спастись, за те несколько часов, которые остались до рассвета, он должен пробраться в Лондон. Там убежища у него есть; не могла же полиция отыскать все!

Готовясь к бегству, Бинни предварительно изучил всю топографию лондонских окрестностей. И сейчас, мгновенно сориентировавшись, решил пробираться через Эйлсбери по северной дороге и въехать в Лондон с этого направления.

Через три мили, когда он проезжал деревушку, из тени у дороги появился полисмен и поднял руку. Мгновение Бинни раздумывал; он едва не поддался порыву проскочить мимо. Но тут же подумал, что если не остановится сейчас, в нескольких милях дальше его будет ждать заграждение.

Бандит хорошо знал, как действует полиция в подобных случаях: поперек дороги ставится грузовик и протягивается брезентовая лента, густо утыканная шипами. Проскочить через такое заграждение невозможно. Бинни убрал ногу с педали газа и остановился.

— Ваши права, пожалуйста, — потребовал полисмен.

Бинни напрягся. У ограбленного фермера — это он помнил точно — водительских прав в карманах не было. Впрочем, у водителей есть привычка держать этот важный документ в карманчике на дверце. Но если его там нет… Рука непроизвольно потянулась за пистолетом. Усилием воли он заставил себя не суетиться, засунул руку в карман, и… вытащил права в картонной обложке. Страж порядка направил на них луч фонарика.

— Дорнби или Дормби? — не разобрал он.

— Дорнби, — мгновенно ответил Бинни.

С таким же успехом он мог бы сказать и второе имя. Полицейский протянул права обратно.

— Вы не видели кого–нибудь за рулем голубого седана — мужчину в фуфайке и штанах?

Бинни хмыкнул.

— Я и седана–то не видел, а уж во что одет водитель… А что случилось? Кого–то разыскиваете?

— Какое–то убийство. Получили распоряжение «задержать и взять под стражу», а в чем там дело, можем только догадываться. Счастливого пути, мистер Дорнби!

Бинни плавно тронулся. Этот полисмен просто болтливый олух, но кто знает, как поведет себя следующий. «Быстро сработали эти ребята из Скотленд–Ярда, — подумал Бинни. — Как это им удается быстро оповещать настолько разбросанные посты?»

Он взглянул на права: Джон Генри Дорнби, ферма Уэлфилд. Бинни запомнил и сунул их в карман.

Деревушки остались позади, Бинни выехал на северную дорогу. Вскоре ему могли встретиться более надежные заслоны, особенно там, где действовала столичная полиция. Из предосторожности он свернул на петляющую боковую дорогу, которая заканчивалась развилкой. Куда теперь? Налево или направо?

Не снижая скорости, он свернул на автомагистраль с высокой насыпью по обеим сторонам. Дорога неподалеку от этого места делала поворот. Бинни слишком поздно услышал шум машины; неожиданно для себя он увидел свет фар из–за поворота и резко повернул руль влево.

Водитель встречной машины тоже был застигнут врасплох. Он резко свернул вправо, машину на скользкой дороге занесло, развернуло, и, ударившись капотом о телеграфный столб, она зависла задним колесом над канавой. Бинни чудом затормозил буквально в дюймах от нее. А затем он увидел, как открылась дверца машины и на дорогу спрыгнула женщина. Бинни не верил своим глазам. В лучах фар под проливным дождем стояла Мэри Лейн!

Глава 27

Безопасность может стать и очень утомительной, особенно если она сопровождается неудобной постелью в плохо проветриваемой комнате. Жена сержанта уступила ей свою спальню, а сама ушла ночевать к родственникам.

Мэри чувствовала себя смертельно усталой. Но как только голова коснулась подушки, куда надевались вся ее усталость и желание спать. Девушка с полчаса полежала, пытаясь уснуть. Считала овец, составляла список, что купить, сочиняла истории, но спать хотелось все меньше и меньше. Мэри встала, зажгла свет и надела халат.

Она надеялась, что стоит подняться, как ее снова потянет ко сну. Но ошиблась. Девушке вдруг неудержимо захотелось в свои уютные комнатки в отеле, и она стала быстро одеваться. Телефона в квартирке не было, но Кремень Смит позволил ей вести себя в участке, как дома. Она знала, что стоит ей только спуститься и обратиться к дежурному, ее тут же свяжут с инспектором.

Мэри чувствовала себя ужасно неблагодарной, хотя, сказать по правде, нисколько не мучилась угрызениями совести она ведь не напрашивалась года. Для себя же давно решила, что опасность, которую представлял Бинни, явно преувеличивали. Кремень сам говорил, что теперь, когда на Бинни началась охота, ему не до девушки.

Оставив записку хозяйке, Мэри надела пальто и спустилась вниз. Инспектора, которому ее поручили, не было — он отправился проверять патрули. А дежурного сержанта он, видимо, не предупредил, что у них особенная гостья. И что ее нельзя ни на миг выпускать из виду. Сержант при имени Кремня Смита стал сама любезность.

— Его в Скотленд–Ярде нет, мисс. Скажу больше — с ним случилась какая–то неприятность. Мы получили специальное распоряжение искать его.

У Мэри широко открылись глаза.

— Искать его? Он исчез?

Сержант вспомнил, что первая заповедь констебля — держать язык за зубами, и от ответа уклонился.

— Это как–то связано с Бинни? — настаивала девушка.

Сержант замялся. Прошло какое–то время, прежде чем Мэри смогла его разговорить.

— Д–да… В управлении считают, что Бинни куда–то увез его и, может быть, убил. Звучит, конечно, дико: убийца похитил инспектора уголовного розыска. Но ведь так оно и вышло!

В словах сержанта Мэри уловила ехидство. Она подняла удивленные глаза. Девушка не знала о вечном соперничестве двух ветвей столичной полиции — носивших и не носивших форму.

— Как можно похитить Кремня Смита? Это даже звучит глупо, согласитесь. Лично я думаю, все это чепуха! — резко возразила она.

Сержант пожал плечами.

— Сожалею, но похоже, так оно и есть. Сейчас разыскиваем обоих…

Мэри попросила сержанта заказать такси, и парень снова заупрямился:

— Я отвечаю за полицейский участок, и у меня времени на то, чтобы ловить посетителям такси, не бывает!

Но девушка продолжала настаивать, и он сдался, позвонил на стоянку такси. Через пять минут Мэри уже ехала в Скотленд–Ярд.

Она добралась до управления, когда все машины уже разъехались на поиски Кремня. Ее провели к старшему инспектору. Он мало что мог сообщить, зато засыпал ее отеческими советами отправляться спокойно спать. Он явно торопился от нее избавиться и слегка смутился, когда девушка спросила, можно ли ей остаться в Скотленд–Ярде до получения каких–либо вестей.

— На вашем месте, мисс Лейн, я ни о чем не беспокоился бы. На тридцать миль вокруг Лондона на всех дорогах стоят наши заграждения. Я уверен, что Кремень скоро объявится. Он ведь непредсказуемый. Не удивлюсь, если сейчас откроется дверь, и он появится на пороге.

Тем не менее девушка была настроена решительно, и инспектор провел ее в кабинет Кремня. В комнате стояла тишина, и теперь, когда первое возбуждение ночи миновало, Мэри поняла, как устала и как глупо было с ее стороны оставить пусть даже неудобную постель. Она села за стол, оперлась щекой на ладошку и вскоре почувствовала, что дремлет. Немного погодя она погрузилась в то тревожное полубессознательное состояние, которое близко ко сну.

Хлопнула дверь, и Мэри тут же открыла глаза.

— Идите домой, мисс Лейн, — сказал старший инспектор. — Мы нашли Кремня; как я понял, он серьезно ранен.

— О, Боже! Надеюсь, не смертельно?

— Я тоже надеюсь. А вот Бинни сбежал. По мнению Кремня, он прорывается на север. Почему–то беглецы от правосудия часто поворачивают на север. Это факт, во всяком случае, почти факт… Отправляйтесь–ка сейчас домой, мисс Лейн. Утром пришлю к вам в отель полицейского с последними новостями.

— Он возвращается в Лондон? Мистер Смит, я хочу сказать?

Инспектор улыбнулся.

— Вы его плохо знаете, если можете так думать. Кремень ни за что не откажется от погони за убийцей. В данный момент он где–то в районе северных пригородов Лондона, с ним ваш приятель мистер Алленби.

Он вызвал такси, и Мэри поехала в отель. У здания парламента она слышала, как Биг Бэн пробил два часа. Сон уже весь прошел. Ночной швейцар, который впустил ее, искал для нее письма, когда Мэри спросила его:

— Нельзя ли мне сейчас нанять машину?

Швейцар изумленно уставился на девушку.

— Нанять авто прямо сейчас, ночью, мисс?

— Да, — с вызовом ответила она, — если можно, побыстрее.

Мэри колебалась. Ехать в дождь неизвестно куда было не совсем разумно. Но, с другой стороны, ей хотелось поучаствовать в великих событиях. В конце концов она немало сделала для разоблачения убийцы. Мэри не была бы Мэри, если бы не решилась рискнуть. Ей опасная затея казалась просто интересной, захватывающей прогулкой. Она полагала, что доберется до ближайшего участка на окраине Лондона, а там ей укажут, где найти Кремня.

Мэри поднялась к себе. Через несколько минут швейцар принес ей кофе, заодно рассказал, что Лео Морана перевезли на его квартиру. Но больше он говорил — и в словах звучала гордость — о репортерах, которые со времени происшествия отель без внимания не оставляли ни на день. Мэри едва успела допить кофе, как прибыла машина. Девушка надела плащ и спустилась к выходу.

Когда пригород остался позади, и машина выехала на открытую местность, Мэри стало жутковато. Она не была напугана — Бинни с его револьвером давно был для нее в прошлом. Ей стало не по себе от мысли, что всю громадную полицейскую машину запустил ее мозг. В результате того, что она вспомнила, как выглядел ключ от кухни, и увидела связь между этим ключом и чеками, восемнадцать тысяч лондонских полицейских брошены на розыски преступника. Было в этом что–то пугающее.

Очнувшись от своих размышлений, Мэри посмотрела на дорогу и подумала, что при такой скользкой дороге они едут слишком быстро. Один раз она почувствовала, как машину заносит, и испуганно вцепилась в ручки сиденья. Тревожилась девушка не зря; вскоре из–за поворота на дорогу неожиданно выехал лимузин. Она вся похолодела. При скорости, с которой они мчались, столкновение казалось неизбежным. Их машина вильнула в сторону, заскрежетала тормозами и резко развернулась. Мэри почувствовала удар, машина накренилась, и девушку подбросило на сиденье.

Девушка нащупала ручку, с силой толкнула дверцу и выбралась на мокрую дорогу. Водитель уже стоял у капота, тупо уставившись на смятое переднее крыло.

— Мне очень жаль, мисс. Надо будет позвонить, чтобы прислали другую машину. Может, до участка вас довезет этот джентльмен?

Встречная машина, ставшая невольной виновницей аварии, стояла рядом. Вышел и ее водитель. Лицо мужчины скрывал поднятый воротник.

— Влипли в аварию? — хрипло спросил он.

Шофер живо обернулся.

— Не подвезете нас до города? У меня разбито переднее крыло.

— Вам лучше покараулить у машины. А леди я отвезу — тут пара миль. Садитесь, мисс. В городе позвоню, чтобы прислали механиков.

Такое решение явно устроило шофера такси. Мэри без всяких сомнений пересела в другую машину. Закрыв за ней дверцу, ее водитель обошел автомобиль сзади и сел рядом. Лица его девушка не видела; оно по–прежнему скрывалось за поднятым воротником. Мужчина запустил двигатель, и машина плавно тронулась. И вдруг Мэри показалось, она слышит, как водитель смеется. Ее поразило, что смешного он находит в этой ситуации.

— Очень любезно с вашей стороны, что согласились подвезти меня. Но ведь это по вашей вине мы пострадали!

Мужчина ответил не сразу.

— Без аварий не прожить.

Ярдов через триста машина неожиданно свернула налево. Мэри поняла, что они едут в сторону от города.

— Вы не ошиблись? — спросила она.

— Нет, — грубо отрезал водитель и не стал больше ничего объяснять.

Со второй дороги машина свернула на третью, идущую почти параллельно главной магистрали. Слева появилось какое–то крупное поместье; вдоль обочины высилась стена деревьев, а за ней виднелся сетчатый забор. Автомобиль замедлил ход и, поравнявшись с белыми воротами, остановился. Водитель развернул машину так, чтобы фары осветили это хлипкое заграждение. Мгновение поколебавшись, он выжал педаль газа. Машина с ревом устремилась вперед и сбила ворота. Одна фара погасла. Автомобиль помчался по усыпанной гравием аллее.

— Куда мы едем? — Сердце Мэри словно сжала чья–то холодная рука; ее стала бить дрожь.

Мужчина не отвечал. Ярдов через сто он заметил просвет между деревьями, свернул и осторожно проехал еще немного. Затем остановился.

— Что все это значит?

— Вы очень миленькая молодая леди, просто конфетка. Счастлив снова видеть вас при столь романтических обстоятельствах.

От этого жеманного притворного тона Мэри едва не упала в обморок. Бинни! Смертельный ужас охватил ее.

— Подружка мистера Алленби, — продолжал Бинни, — невеста, если не ошибаюсь? И приятельница моего дорогого друга, Кремня Смита!

Мэри схватилась за ручку дверцы, попыталась выскочить, но Бинни потянул ее назад.

— У меня относительно вас возникли некоторые соображения. Вы, милочка, можете оказаться мне весьма полезной. И не забывайте, дорогуша, может случиться самое худшее; что бы я ни натворил, больше, чем раз, не повесят, это точно. Хотя меня, конечно, не повесят, — поспешил добавить он. — Я слишком умен для них. А теперь выберемся и посмотрим, куда попали.

Бинни перегнулся через девушку, открыл дверцу; крепко держа свою пленницу за руку, выпустил ее из машины и сам выполз следом.

Перед уходом из отеля швейцар передал Мэри пачку писем. Она давала в газету объявление о найме служанки, и это пришли первые ответы. Тогда, даже не глянув, она сунула письма в карман, и вот сейчас вспомнила о них. Девушка незаметно достала одно и бросила на землю.

Бинни включил фонарик и, нащупывая им путь, повел Мэри по парку.

— Поищем другую машину.

Всю дорогу он любезно болтал, и, на мгновение забыв о страхе, девушка поразилась, как легко ему удалось вернуться в образ Вашингтона Вирта. Несомненно, он был хорошим актером.

— Вы даже представления не имеете о моих способностях, — разглагольствовал он, ни на мгновение не выпуская руки девушки. — О Бинни будут говорить веками, как говорят сейчас о Джеке Потрошителе. И самое приятное во всем этом, что остаток жизни меня будут окружать покой и благополучие; свои дни я закончу уважаемым членом общества. Возможно, стану членом городского совета или мэром какого–нибудь городка в колониях — прекрасная перспектива и роль, как раз мне по душе!

В этом месте Мэри уронила третье письмо. Ей приходилось экономить: запас писем был невелик. Четвертое письмо осталось белеть на углу поля.

Бинни не замолкал ни на минуту.

— Можете не сомневаться, милочка, с вами ничего дурного не случится — пока. Будете живы вы, буду жить и я! Вы — заложница, так это, кажется, называется?

Мэри не ответила. Она могла лишь предполагать, что случится, когда этого головореза загонят в угол и она окажется в полной его власти.

Впереди на фоне ночного неба обрисовались очертания большого дома. Они подошли к газону, окруженному железной изгородью, и прошли в открытую калитку. Она вела в мощеный двор.

Пару раз в словоизлияниях Бинни наступал перерыв. Он останавливался и прислушивался. Ночь стояла на удивление тихая; до них доносились далекие гудки паровозов, шум проезжавших по автомагистрали машин. Бинни, видимо, оставался доволен, поскольку сразу же продолжал свою болтовню. Сейчас, на мощеном плитами дворе, он снова остановился и прислушался; в этот раз оглянулся назад. Во тьме на какую–то долю секунды мелькнул огонек, мелькнул и пропал. Похоже, в лесу кто–то был. Бинни сделал шаг влево, вправо — огонек не появлялся. Он решил, что это, возможно, лесники. Здесь явно было полно дичи: низ ограды сделали из проволочной сетки.

Не говоря ни слова, Бинни потащил девушку к дому. Она заметила, что он почти перестал пользоваться фонариком. Двор заканчивался конюшней; обе половины ворот были настежь распахнуты и болтались на едва державшихся петлях. Очевидно, в доме, к которому примыкала конюшня, никто не жил. Они приблизились к двери, которая, по–видимому, вела на кухню. В темноте виднелся приколотый клочок бумажки. Бинни на секунду включил фонарик и прочитал:

«Ключи в конторе господина Турлоу, Уэлвин».

— Входите… — начал Бинни, и в тот же миг они оказались в круге ослепительного света.

— Не двигаться, Бинни!

Это был Кремень Смит!

Бандит на мгновение опешил, руки его судорожно дернулись. Затем он рывком схватил Мэри за талию и укрылся у нее за спиной.

— Сделаешь ко мне хоть шаг, я ее убью! — И Мэри почувствовала, как по шее скользнул холодный ствол.

— Не глупи, Бинни! — Голос Кремня звучал почти ласково. — Будь мужчиной! Пятьдесят на пятьдесят, что у нас против тебя ничего нет.

— Ничего нет? — прорычал Бинни. — Этот номер у тебя не пройдет, Смит. Забирай своих людей и проваливай отсюда. Дашь мне шанс, и я отпущу эту девку, ничего ей не сделаю. Приблизишься хоть на шаг, и я сшибу ей башку. Вот тогда у вас будет что против меня. И уже не пятьдесят на пятьдесят!

Мэри услышала, как мужчины негромко переговариваются.

— Хорошо, — донесся из темноты голос Кремня. — Шанс я тебе дам, но девушку отпустишь прямо сейчас.

Бинни хрипло рассмеялся.

— За кого ты меня принимаешь? Отпущу, когда буду в безопасности. Отправляйтесь туда, откуда пришли, и…

Это было все, что он успел сказать. Бесшумно подкравшийся сзади полицейский взмахнул резиновой дубинкой, и бандит тяжело рухнул на плиты. Мэри, не помня себя, отскочила в сторону.

Много позже она узнала, что своим счастливым избавлением обязана все тому же водителю такси. После их отъезда он не долго оставался на дороге. Вскоре появился другой автомобиль, который и подвез его до ближайшего участка. Там он и поведал свою историю. Сведения водителя оказались поистине бесценными. К тому же по огням машины Бинни он видел, где она свернула с основной автомагистрали. Далее все было просто.

— По сути, с того времени, как вы вышли из лесу, мы ни на секунду не выпускали вас из виду, — рассказывал Мэри Кремень. — Его выдали разбитые ворота, и огни машины он оставил включенными. Мы нашли бы вас легко даже без следа из писем. Очень занятно у вас это получилось, совсем как в романах!

…Арест и обвинительный приговор Бинни оказал на Кремня Смита пагубное воздействие. В тот день, когда в Пентонвилле[20] на шею убийце набросили петлю, Кремень изменил своему любимому пиву и предпочел напитки покрепче. На следующий день, мучаясь от жестокой головной боли, он объяснял Дику Алленби:

— Если когда мне и хотелось напиться, так вчера этот день настал! Бинни был необыкновенным, непредсказуемым преступником. С ним было интересно потягаться силами. Поверите ли? Впервые мне жаль того, кого я отправил на виселицу!

Ворота измены

Глава 1

По команде «К ноге!» тридцать один штык сверкнул на солнце, тридцать одна рука молниеносно опустилась по швам. Будто отлитая из стали, вытянулась линия ярко–красных мундиров. Медвежьи шапки безукоризненно сидели на головах гвардейцев. Бравурные звуки марша резко оборвались, когда последний ряд сменного караула скрылся за углом Белой Башни.

— Отступить назад!

Боб Лонгфелью вложил саблю в ножны, поправил монокль и засмотрелся на маленькую часовню по соседству, обласканную утренним летним солнцем. Но тут к нему приблизилась какая–то полная дама с путеводителем в руках. Стоявший рядом сержант вытянулся в струнку и с неуловимой улыбкой наблюдал за ней.

— Простите, сэр!

Боб был выше шести фунтов ростом, поэтому голос посетительницы донесся к нему снизу. Дама была в маленькой шляпке, отделанной жемчугом, с большой драгоценной брошкой у декольте, с лицом раскрасневшимся от жары. Боб заметил тройной подбородок и крупный, почти мужской нос.

— Мне очень жаль… гм! — пробормотал он.

— Не подскажете, где могила леди Джен Грэй? — пророкотала толстуха глубоким басом.

Боб сощурил глаза, словно только что вышел из темного помещения на залитую солнцем улицу.

— Леди?..

— …Джен Грэй, сэр!

Боб беспомощно посмотрел на сержанта, нервно покручивая усы.

— А вы уже побывали на кладбище? — Он надеялся отделаться этим вопросом.

— На каком кладбище, сэр?

Боб обратился взглядом к сержанту, но тот молчал.

— Ну, гм… на каком кладбище! Сержант, вы знали эту особу? — он, очевидно, имел в виду усопшую.

— Нет, никогда ее не видел.

Чтобы выйти из положения, Боб вдруг заговорил:

— Леди… гм… Как фамилия?.. Грэй?

— Леди Джен Грэй. Ее могила где–то рядом с Тауэром, — пояснила посетительница.

Боб указал направо и досадливо произнес:

— Все это — Тауэр… Не правда ли, сержант?

— Так точно!

— Лучше спросите надсмотрщика, мадам!

Боба оскорбило то, что его, гвардейского офицера в парадном мундире, приняли за экскурсовода. Его первый раз назначили дежурным офицером Тауэра, и вот что случилось. Ему это совсем не нравилось. Он проклинал жару, задыхаясь в облегавшем тело огненно–красном мундире; пот, градом катившийся из–под меховой шапки, довершал его мучения. Откровенно говоря, Роберт Лонгфелью предпочел бы сейчас быть кем угодно, только не младшим офицером Королевской Бирвичской Гвардии.

А дородная дама не отставала:

— Где хранятся государственные драгоценности?

— В сейфе, мадам!

К счастью, мимо проходил настоящий гид, который направил посетительницу к Уэйкфильд–Тауэр.

— Черт возьми, как отвратительны эти просьбы! Что я должен был ей сказать, сержант?

— Ничего!

Боб обрадовался. Успокоенный, он пошел в вахтгауз, а затем к себе на частную квартиру.

А миссис Оллорби — так звали полную даму — невозмутимо знакомилась с достопримечательностями Тауэра. На самом деле ее мало интересовали государственные драгоценности и могила несчастной леди Джен, казненной всего лишь в нескольких шагах от того места, где она терзала офицера вопросами.

Зато другая посетительница проявила большой интерес к трагической судьбе леди Грэй. Гоуп Джойнер стояла у неприметного квадратного камня, окруженного железной цепью, чтобы по нему не топтались. Она задумчиво смотрела на скромную надпись. Затем ее взгляд упал на маленькую часовню, где были похоронены останки молодой женщины.

— Бедная… бедная Джен! — тихо лепетала она.

Ее провожатый, Ричард Халовель, не посмел улыбнуться.

Молодость оплакивала погибшую молодость. Модный локон склонился над местом, где длинные волосы осужденной были подняты вверх, чтобы палач мог без помех выполнить свою ужасную работу.

Ричард разглядывал удивительно красивый профиль Гоуп. Застывшая в скорби, ее фигурка казалась более грациозной, чем всегда. Нежная кожа лица оттенялась мрачными камнями. Трагедия честолюбивого Соммерсета становилась печальнее в присутствии такой молодой привлекательной девушки.

— Это была настоящая трагедия. Бедняжка, она из окна увидела, как выносили труп ее мужа.

— Гоуп, ваши рассуждения превращают сияющее утро в мрачные сумерки.

Она улыбнулась и прикрыла его руку своей.

— Да, это плохо!.. А я хочу быть хорошей, Дик… Смотрите, тот офицер в парадном мундире… Это не Боб Лонгфелью?

Под верандой вахтгауза показалась стройная фигура дежурного офицера.

— Да, это он. Вчера вернулся из отпуска, а сегодня впервые несет караул. — Дик тихо рассмеялся. — Он бездельник от рождения… Его радует только непыльная работа.

— Я сегодня впервые увидела вас смеющимся, — заметила девушка.

Он с удовольствием ответил бы, что у него с утра не было повода для веселья, но промолчал.

Дик Халовель был высок. Его серые глаза открыто и смело смотрели на Божий свет. Своими гибкими и проворными движениями он немного напоминал атлета. Черный, прекрасно сшитый офицерский мундир с красной повязкой как нельзя лучше соответствовал его фигуре.

— Итак, я вам уже все показал, — сказал он. — Хотя думал; что это займет целый день.

Гоуп тихо засмеялась.

— Не обманывайте! Вы забеспокоились и захотели избавиться от меня с той минуты, когда пришел денщик. Не ждет ли вас кто–нибудь?

Прежде чем он успел ответить, она продолжила:

— У меня дар ясновидения… и, кроме этого, я уже прекрасно ознакомилась с Тауэром. Право, хотелось хоть раз увидеть вас в парадном мундире.

Гоуп вдруг вспомнила, что, к сожалению, знакома с ним не так давно. Они встретились несколько недель назад. На Темзе в кильватере парохода она потеряла весло своей лодки и врезалась на ней в прибрежный кустарник. Дик быстро оказался рядом и освободил ее.

Они пошли к Львиным воротам, остановились под аркой и смотрели на мрачную деревянную ограду, за которой виднелась река.

— Ворота Измены!

Гоуп задрожала, сама не зная почему. Ричард заметил:

— Да… Ворота Измены; теперь они в большом почете… Люди уже забыли, что по этим ступенькам ходили короли и сановники.

Девушка опять рассмеялась.

Вскоре Гоуп и Ричард были в деловом районе Тауэра — Хиле. Мимо проехали грузовики с тяжелыми ящиками. От ближнего Биллингата пахло рыбой.

Лимузин Гоуп бесшумно остановился. Дик открыл дверцу.

— Когда я снова увижу вас?

Она улыбнулась. — Когда захотите. Мой адрес найдете в телефонной книге.

— Что вы собираетесь делать сейчас?

Гоуп вдруг стала серьезной.

— Меня ждет неприятная беседа.

Дик удивленно посмотрел на нее. Ему тоже предстояло нечто подобное, но об этом он промолчал.

Ричард спустился с холма и прошел по мосту, проложенному над старым крепостным валом. Он больше не улыбался, и даже молчаливое, но выразительное приветствие Боба, которого увидел у вахтгауза, не рассеяло его мрачных мыслей.

У дверей квартиры ждал денщик Брил.

— Господин велел узнать, дома ли вы, ведь он договаривался с вами.

Ричард Халовель медленно кивнул.

— Вы пока не нужны. Оставайтесь у дверей и, если кто–то захочет меня видеть, скажите, что я очень занят.

— Так точно, сэр!

— Брил… гм… говорил ли что–нибудь господин?.. Гм… Представился ли он?

Денщик медлил.

— Нет, сэр. Он, по–видимому, не в настроении и сказал, что вы, вероятно, весьма довольны своей квартирой… — Брил опять замолчал.

— Больше ничего?

— Нет… Он только язвительно смеялся. Я думал, что очень неприлично с его стороны приходить сюда и все хулить. Как я понял, это ничтожная личность.

— Да, вы правы!

Дик поднялся по каменной лестнице. Он был мрачен. Тихо открыл дверь в богато обставленную комнату. У окна стоял человек, видимо, наблюдавший за упражнениями солдат во дворе. Когда он повернулся, Дик увидел худощавое недовольное лицо. Человек был в поношенном платье, каблуки его туфель были искривлены. Он и лицом, и выправкой был очень похож на Дика, который молча и внимательно смотрел на гостя.

— Привет!

Человек подошел к Дику и испытующе посмотрел на него. Он вел себя ни дружески, ни оскорбительно.

— Привет, брат!

Дик молчал. Хотя братья были похожи, они все–таки сильно отличались. Если бы Грэгэм Халовель не говорил так грубо, его голос был бы абсолютно как у брата. Но он отбросил любезные манеры и, наверное, забыл, что когда–то руководил знаменитой школой гребного спорта и был красой и гордостью университета.

Теперь он знал лишь одно: судьба сокрушила его и никогда ему не улыбалась. И был настолько озлоблен, что помнил лишь о жизненных горестях и невзгодах.

— Ты сегодня такой же приветливый, как всегда, — саркастически сказал он, — и готов заключить пари, что не пригласишь меня обедать в офицерский клуб! «Вот, мол, мой брат — Грэгэм Халовель, которого только вчера выпустили из Дартмора. Он вам расскажет интересные истории об этой преисподней».

Гость так разволновался, что перешел на крик. Дик заметил, что брат был немного нетрезв и очень зол.

— Даже твой проклятый денщик относится ко мне, как к прокаженному.

— Правильно заметил, — тихо согласился Дик, — прокаженный — самый подходящий эпитет для тебя, Грэгэм! Ты настолько опустился морально, что уважающие себя люди должны избегать твоего общества. И, прошу, больше не кричи при мне, иначе возьму за шиворот и спущу с лестницы. Понял?

Грэгэм оторопел. Хвастливый забияка вдруг превратился в жалкого нищего.

— Не беспокойся обо мне, Дик… я выпил сегодня несколько бокалов… Милый мой, подумай, а как бы ты чувствовал себя, если бы только вчера вышел из тюрьмы! Представь себя хоть раз на моем месте!

— При всем желании не могу представить, как бы себя чувствовал в роли преступника, — холодно ответил Дик. — У меня не такое богатое воображение. Как ты мог оглушить и ограбить молодого гвардейского офицера, который поверил тебе потому, что ты мой сводный брат! Еще более возмутительный и подлый поступок — ты увез в Вену жену знатного человека, обольстил ее и оставил в чужом городе прозябать голодную и опозоренную. И… еще много других поступков, на которые я вообще не способен. Не хочу больше об этом говорить, слышишь? Я никогда не паду так низко, никогда так не вываляюсь в грязи, как ты, чтобы понять твои чувства и переживания… Что тебе нужно от меня?

Грэгэм беспокойно посмотрел на окно.

— Я несчастный человек, — сказал он в отчаянии. — Я хотел бы попасть в Америку…

— Что, местная полиция пришла к выводу, что Америке срочно нужны бродяги и дегенераты вроде тебя?

— Ты жестокий и непоколебимый, как ад, Дик!

Дик рассмеялся, но это был смех сквозь слезы.

— Сколько тебе нужно?

— На билет до Нью–Йорка…

— Ты ведь прекрасно знаешь, что с твоими документами тебя не пустят в Соединенные Штаты.

— Я могу поехать под другим именем…

— Ты ведь не отважишься… я тебя хорошо знаю… Да ты даже и не собираешься ехать туда!

Дик сел за письменный стол, открыл ящик, вынул чековую книжку и начал писать.

— Я выписал тебе чек на пятьдесят фунтов. Он заполнен таким образом, чтобы ты не мог подделать его на пятьсот, как ты поступил с моим последним чеком. Я также сообщу в банк по телефону о сумме.

Дик вырвал чек из книжки и подал мрачному брату.

— Это последние деньги, которые ты получаешь от меня. Если думаешь, что заставишь подобными визитами давать тебе деньги и впредь, то глубоко ошибаешься. Можешь и навлечь неприятности. Полковник и мои коллеги прекрасно знают тебя. Офицер, которого ты тогда обманул, как раз несет караул. Станешь мне мешать, попрошу заключить тебя под стражу. Понял?

Грэгэм положил чек в карман.

— Ты не человек, а камень, — сетовал он. — Ах, если бы отец об этом знал…

— Слава Богу, что он мертв, — угрюмо заметил Дик. — Отец и так достаточно наслышался о тебе. Ведь он умер только из–за тебя. Сердце не выдержало.

Грэгэм тяжело дышал. Лишь страх сдерживал его гнев. Он ненавидел сводного брата и с удовольствием оскорбил бы и унизил его, но недоставало духа.

— Я заметил в окно, что ты разговаривал с красивой девушкой…

— Не твое дело, — грубо оборвал Дик. — Не могу слышать, когда ты говоришь о женщинах.

— Вот как! — заносчивость снова вернулась к Грэгэму. — Не можешь слышать! Я только хотел спросить… знает ли Диана…

Дик бросился к двери и широко открыл ее.

— Немедленно убирайся!

— Диана…

— Диана для меня больше не существует! Заруби это себе на носу. Я также не люблю ее друзей.

— Уж не я ли это?

— Да!

Грэгэм пожал плечами и ушел, высокомерно улыбаясь.

— Это место для меня — тюрьма… Но я найду выход…

Он стал спускаться по лестнице.

— Наилучший выход для тебя — одиночная камера под замком, — зло сказал Дик.

— Что? — спросил Грэгэм уже внизу.

— Ворота измены, — ответил Дик и захлопнул тяжелую дверь.

Глава 2

Только после третьего телефонного звонка в салоне Диана Мэртин неохотно положила на подушку маленькую длинношерстную собачку и небрежно взяла наушник. Это был, конечно, Коллэй. Он, как всегда, упрекал ее за то, что долго не подходила к аппарату.

— Если бы м–ы з–н–а–л–и, что на другом конце провода Ваше Грозное Величество, то поспешили бы после первого звонка, — иронизировала Диана.

Коллэя возмущал подобный тон. Он ненавидел женский сарказм.

— Может быть, встретимся на ужине у Киро? — спросил он.

— Нет, мы нигде не можем с вами ужинать. Сегодня к нам приглашен мистер Грэгэм Халовель.

Новость, видимо, ошеломила Коллэя.

— Халовель? Я тебя не понимаю, Диана, говори ясно… ты куришь?

Она выпустила целое яблоко дыма и стряхнула пепел в хрустальную пепельницу.

— Нет, но сегодня что–то не по себе. Мне не хотелось бы оставаться наедине с человеком, которого только что выпустили из тюрьмы. Он довольно непривлекательно выглядит и, честно говоря, был осужден по заслугам.

— Послушай, Ди, высокий…

— Пожалуйста, не называй меня Ди, — сердито прервала она.

— Диана, высокий господин хотел бы поговорить с тобой… Честное слово… он сам мне сказал…

— Передай ему, что я не хочу с ним говорить, — спокойно сказала она.

Коллэй замолчал, но потом продолжил:

— Не шути, пожалуйста, мне не верится, чтобы ты ужинала с Халовелем.

Она положила наушник на стол и взяла книгу. Когда Коллэй Веррингтон становился невыносим или проявлял невоспитанность, девушка тут же клала наушник на стол, не обращая внимания на жужжание в нем. Коллэй умел быть неприятным. Иногда он бывал любовником Дианы, и временами безумствовал от ревности, в основном, тогда, когда она отворачивалась от него. Сейчас он опять был ее любовником, но она с ним скучала.

В дверь тихо постучали. Вошла горничная Домбрэт, шурша тафтовым платьем. Диана всегда одевала своих горничных в темно–красный тафтовый шелк, заставляла их работать в причудливых передниках и носить высокие прически, как у девушки из кафе. Домбрэт была молода и очень красива. Шелк очень шел ей, но высокий чепчик делал похожей на русскую монахиню.

— Мисс Джойнер просит ее принять, дорогая мисс!

— Мисс Джойнер? — Диана удивленно посмотрела на горничную. — Я не ослышалась? Мисс Джойнер?

— Да, дорогая мисс. Это очень красивая молодая барышня.

Диана немного подумала:

— Пригласите ее сюда!

Домбрэт вышла и через мгновенье объявила:

— Мисс Джойнер!

Диана поднялась и протянула руку. Она встретила гостью полная достоинства, ибо знала, что ее фигура совершенна, а светло–красные волосы восхитительны. От сознания своей красоты на ее бледном лице появилась торжествующая улыбка.

— Очень любезно, мисс Джойнер, что вы пришли.

Гоуп Джойнер ответила на рукопожатие. Ее серые ясные глаза смотрели на Диану не враждебно, без тени подозрения. Она была на три года моложе хозяйки, и у нее не было оснований завидовать красоте и возрасту последней.

— Вы не против моего визита?

Итак, это Гоуп Джойнер. Ну что же, мила и хороша. Диана весьма критически оценивала красоту женщин, но здесь она не нашла изъянов: фигура, цвет лица и голос Гоуп ее вполне удовлетворили.

— Наоборот, мне очень приятно… Садитесь, пожалуйста.

Диана взяла с подушки задремавшую собачку. Та громко залаяла, но легкий шлепок быстро успокоил ее. Того (так звали собаку) уже привыкла к чередованию ласк и наказаний.

Гоуп не садилась. Только ее рука оперлась о спинку шезлонга.

— Я получила от вас письмо… очень странное, — сказала она. — Разрешите мне прочитать… может быть, вы забыли…

Диана никогда не забывала содержания писем, но почему–то согласилась. Когда девушка открывала ридикюль, Диана наблюдала за ней особенно внимательно. Гоуп достала из конверта серый листок и сразу начала читать:

«Дорогая мисс Джойнер! Надеюсь, вы не осудите меня за то, что пишу вам по делу, которое затрагивает мои интересы. Я достаточно наслышана о Вас, чтобы быть уверенной в том, что Вы с уважением отнесетесь к моему доверию. Буду откровенна — я в замешательстве. До вашего появления я была помолвлена с сэром Ричардом Халовелем, Из–за семейных обстоятельств, не представляющих для Вас особого интереса, мы сейчас расстались. В последнее время Вас часто видели с ним и характеризуют весьма недружелюбно. Интересуются, кто Вы, откуда родом и где Ваша семья. Однако это волнует меня меньше, чем положение, в котором я оказалась. Я нежно люблю Дика, и он отвечает мне взаимностью, хотя в настоящее время мы и не разговариваем. Не будете ли Вы столь великодушны, чтобы предоставить мне возможность восстановить дружбу с Ричардом?»

Гоуп закончила и снова положила письмо в ридикюль.

— Не думаю, чтобы моя просьба была неблагоразумной, — холодно прокомментировала Диана.

— Чтобы я сама себя погубила? — спокойно, но резко спросила Гоуп. — Думаю, вы очень зазнались!

Диана прикусила губу.

— Возможно… Письмо кажется довольно глупым, но я тогда была в замешательстве. Но все это не имеет значения. Ведь вы только его друг, потому и заботитесь о нем…

Гоуп отрицательно покачала головой.

Диана нахмурилась.

— Вы думаете… что любите его?

Гоуп была спокойна.

— Это так и есть, — сказала она.

У Дианы перехватило дыхание. И только через несколько минут она смогла продолжить.

— Ах, как интересно!

Гоуп, казалось, не замечала язвительного тона.

— Итак, — продолжала Диана, — я делаю вывод, что… — она выдержала классическую паузу, делая вид, что размышляет, — моя просьба не удержит вас…

— От чего может удержать дружба или любовь к Дику Халовелю? — по–детски наивно спросила Гоуп.

Диана вздрогнула. Откровенно, она и не ожидала, что письмо принесет ей пользу, потому что писала его в припадке грусти и уныния. Не исключено, что она этим хотела оскорбить или унизить Дика. Но сейчас Гоуп стояла перед ней невинно красивая и уверенная в своей любви. Она пришла сюда без страха, спокойно смотрела Диане в глаза. Это было похоже на вызов, и Диана почувствовала себя жестоко оскорбленной. Давно остывшие чувства ожили вновь, испепелявшая ее четыре года назад страсть вспыхнула с новой силой. Навязчивые мысли о несбывшихся надеждах не давали покоя…

Гоуп заметила, что Диана всхлипнула и закусила губы.

— Я хочу вам кое–что показать.

Голос Дианы трудно было узнать. Она вышла из комнаты и через минуту вернулась. У нее в руке был маленький кожаный футлярчик. Она открыла его, вынула кольцо с тремя огненными алмазами и подала его Гоуп.

— Прочтите, пожалуйста.

Гоуп смутилась и чисто механически сделала то, что просили: «Дик своей Диане. 1922».

Гоуп вернула кольцо.

— Что теперь скажете? — спросила Диана.

— Обручальное?

Диана утвердительно кивнула.

— Разве это что–то меняет? — спросила Гоуп. — Разве это такой же веский довод, как и ваше письмо? Что я, после этого, больше не должна встречаться с Диком? Я знаю, что вы были помолвлены… Он сам рассказал об этом. Ну и что тут такого? Ведь большинство людей были помолвлены не раз, не правда ли? Скажите откровенно, мисс Мэртин, неужели вы рассчитываете на то, что я больше не буду видеться с Диком?

— Вы вправе делать то, что пожелаете, — сказала Диана строго и пожала плечами. — Конечно, все зависит от воспитания. — Она посмотрела на ридикюль Гоуп. — Возможно, было нескромно с моей стороны посылать такое письмо. Будьте добры, верните его.

Взгляды соперниц встретились. Гоуп открыла ридикюль, достала письмо, разорвала его и положила клочки на стол. Затем она легко поклонилась и так быстро вышла из комнаты, что любопытная Домбрэт, приложившая было ухо к замочной скважине, едва не отлетела в комнату, когда Гоуп отворила дверь. Хозяйка бросилась к окну, надеясь увидеть ее у выхода, но не успела.

Диана не могла объяснить, что с ней происходит. Ведь она уже давно перестала думать о Дике. Он был для нее почти ничем. Она пыталась найти мотивы, побудившие послать это письмо. Диана чувствовала, что в ней пробудилось нечто дьявольское, необычное ехидное, уже навлекавшее на нее мелкие неприятности, а однажды даже довольно ощутимую. Она решила больше не думать о письме, раз оно связано с Диком. Да, написала в состоянии злобы и запальчивости, потому что была уверена, Гоуп обязательно покажет письмо Дику, и он ответит ей, Диане, одним из тех резких и неистовых посланий, на которые был мастер. Она ждала чего угодно, но только не прихода в ее роскошный салон спокойной обворожительной, мисс Джойнер.

Диана пыталась справиться с возбуждением, как вдруг вошла Домбрэт и доложила о посетителе, который следовал за ней по пятам. Диана села в широкое кресло у окна, из которого открывался вид на Керзон–стрит. Когда гость вошел, она, скрестив руки, встретила его критической жестокой улыбкой. Прибывший держал руки в карманах и смотрел довольно мрачно. Когда дверь за горничной закрылась, Диана спросила:

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты пришел в поношенном костюме?

Грэгэм Халовель глянул на свой грязный, оборванный костюм и, оскалив зубы, сказал:

— Забыл переодеться.

— И в этом костюме ты был у Ричарда? И твоя вопиющая бедность не произвела на него впечатления?

Посетитель опустился в кресло, достал из кармана пачку папирос и молча закурил. Диана не унималась:

— У тебя, должно быть, есть веская причина, чтобы появиться на Керзон–стрит как бродяга. Впрочем, меня это не волнует.

— Он также не очень огорчился, — сказал Грэгэм, выпустив облако дыма к потолку. Когда оно рассеялось, гость продолжил: — Он дал мне жалких пятьдесят фунтов… Я еле удержался, чтобы не швырнуть их обратно.

— Но все–таки оставил.

Он не обратил внимания на иронию. Диана всегда подтрунивала над ним. Раньше ее язвительные замечания бесили, но это уже прошло. Теперь он хорошо владел собой.

— Думаю, — продолжала она, — ты просто внушил себе, что он выплатит любую сумму, только бы ты отстал от него. Но Дик не таков! Я хотела бы, чтобы ты знал Дика так же, как я.

— Ох, как я его уже знаю, этого подлого фарисея, — промычал Грэгэм.

Диана долго не отвечала. Ее белые зубыбуквально вонзились в нижнюю губу.

— Нет, Дик не фарисей!

После небольшой паузы она поинтересовалась:

— А обо мне он ничего не спрашивал?

— Почему? Сказал, что больше не желает слышать о тебе. Если тебя это устраивает, то…

— Это значит, что ты сам заговорил обо мне.

— У него опять новое увлечение, — вдруг выпалил Грэгэм. — Обворожительная красавица. Я видел их у Площади Казни.

Казалось, Диану не интересовало, что он говорил. Она уставилась в пустое пространство. Грэгэм осмотрелся. Его поразила роскошь, и он уже готов был спросить Диану, но всегда испытывал перед ней робость, если не страх. Поэтому начал издалека.

— Гм… У тебя великолепная квартира, Диана! Я не любопытен, но все–таки… Если мне не изменяет память, перед моим отъездом ты жила в меблированной комнате. Мне сказали, что ты переехала… Но эта роскошь… Просто поразительно!

Грэгэм знал, что ее доходы не превышали нескольких сот фунтов в год, их едва хватило бы на оплату такой большой квартиры. Диана занималась литературным трудом, у нее были хорошие связи на Флит–стрит, но ее леность не позволяла увеличивать доходы. Она старалась улыбкой скрыть недовольство.

— Ты слишком подозрителен, милый мой. Просто я теперь много работаю. Слышал ли ты о князе из Кижластана?

— Нет!

— Этим я обязана его щедрости.

Грэгэм поразился. Диана была довольна произведенным эффектом.

— Я служу у него газетным агентом, — холодно сообщила она после паузы. — Конечно, это звучит не очень престижно, но зато получаю четыре тысячи фунтов в год. И я их зарабатываю. Коллэй Веррингтон познакомил меня с князем два года назад. Он сначала попытался сам залезть в карман нашего сказочно богатого друга, но у него не получилось, и тогда доверил мне взяться за дело. Я быстро вошла к князю в доверие и обеспечила себе доходное место. Князь жалуется на несправедливое отношение к нему всех власть имущих, особенно нашего правительства. Он потерял два салютных выстрела…

— Что ты сказала? Два?.. — удивленно переспросил Грэгэм.

— Да. Французский губернатор сначала признал за князем право на девять салютных выстрелов из пушки, но потом между ними возникли недоразумения по поводу одной скандальной истории, и салют сократили до семи выстрелов. Понятно, что нас все это мало волновало бы, но в Индии это, видимо, имеет огромное значение. К тому же князь помешан на драгоценностях. У него самые лучшие коллекции в Индии!

— Он женат? — подозрительно спросил Грэгэм.

— Девять раз, — спокойно ответила Диана. — Но я еще не видела ни одной его жены. Они содержатся в строгой изоляции. Я была князю очень полезна… Написала и инспирировала для него сотни статей и даже сумела заинтересовать одной его идеей нашего посла в Париже.

Грэгэм недоверчиво слушал и почесывал подбородок. Диана рассмеялась.

— Я вижу, Грэгэм, ты хочешь сказать: «Восток останется востоком, а запад — западом». Кажется, ты хочешь меня наставить на путь истинный.

— Действительно все это довольно странно, — сказал, он, зажигая папиросу.

Он чувствовал, что Диана настроена недружелюбно. Грэгэм выругался и бросил папиросу в камин. Он встал и уныло сказал:

— Пойду домой переоденусь. Что касается твоей работы, она мне совсем не нравится.

— Это меня не трогает, — хладнокровно парировала она. — Ты ведь, знаешь, у меня больше нет постоянного ежегодного дохода в четыреста фунтов, который я получала раньше. Я была невменяема, когда одолжила свои деньги одному молодому джентльмену, у которого был план быстрого обогащения… Заодно потеряла и своего жениха.

Диана сказала это игривым тоном, в котором пробивались нотки горечи и иронии. Грэгэм понял, в чей огород бросили камушек.

— Я тебе все отдам. Ко дню своего рождения я получу двадцать тысяч фунтов.

— Это я уже слышала не раз, — язвительно заметила она, — для доказательства у тебя даже есть завещание матери. К сожалению, ты заложил все наследство до того, как тебя отправили в тюрьму. Но, — она вдруг изменила тон, — иди скорее домой, надень приличный костюм и возвращайся к часу. У тебя мало времени, так что поторопись. Я жду Коллэя. Если тебя здесь не будет, он подумает, что я обманула его.

Она проводила Грэгэма до дверей и закрыла их за ним так быстро, что другого бы это оскорбило. Он презрительно улыбнулся. Диана же снова села на диван и углубилась в сенсационный роман. В дверь постучали, и вошел Коллэй.

Это был худощавый мужчина с очень узкой головой. Редкие рыжие полосы едва прикрывали начинающуюся лысину. Продолговатое морщинистое лицо делало его похожим на преждевременно состарившегося человека. Люди, поверхностно знавшие его, думали, что он ведет разгульную жизнь, и удивлялись, откуда у него средства для этого.

В Лондоне, Нью–Йорке, да и, наверное, во всех крупных городах есть люди, интересующиеся жизнью и делами высших слоев общества. Коллэй был одним из них. Ему не нужны были генеалогические справочники и аристократические альманахи. Он наизусть знал все титулы, ордена и родовые связи аристократов и сановников вплоть до двоюродных братьев, если последние играли в обществе хоть малейшую роль. У Коллэя были сведения о материальном положении, доходах и имуществе этих людей. Стоило с ним пройти по Бонд–стрит, как он тут же рассказывал в хронологическом порядке обо всех событиях, происходивших в этом районе в прошлом и настоящем. Коллэй обладал чутьем детектива и умел делать выводы из анализа малозначимых фактов.

— …Вот Лили Бенерлей в своем «Роллс–Ройсе»… Ей подарил эту машину сотрудник египетского посольства… Вот старая леди Иэннэри, которая пьет, как рыба… но у нее полмиллиона фунтов; ее племянник Джек Уэдзер все унаследовал после ее смерти… Он женился на Мильдред Перслоу… Вы ведь знаете, это та дама, которая удрала с Лейгом Кастолем в Кениа; он сын лорда Мензэма…

Злые языки считали, что Коллэй извлекает выгоду из своих необычных знаний. Лорд Ченслор однажды сказал о Коллэе: «Этот подлый субъект толково пользуется разумом». В Пэддок–клубе произошел скандал в игорном зале. После этого Коллэй, не долго думая, вышел из клуба. Все обошли эту историю молчанием. Коллэй также был замешан в деле о вымогательстве у Торкинтона. Поэтому из «гигиенических соображений» предпочел убраться подальше из города на время процесса. Его имя на суде даже не упомянули. Но когда защитник сказал подзащитному: «Как я предполагаю, при составлении письма с угрозами вы с кем–то советовались», каждый знал, кто был этот «другой». Это был Коллэй Веррингтон.

Он мрачно посмотрел на Диану и неприветливо поздоровался. Ответ Дианы тоже оставлял желать лучшего.

— Садись и сострой веселую рожу!

— Где Грэгэм?

— Пошел домой переодеться.

Коллэй осторожно присел на край стула, поддернув тщательно отутюженные брюки. Он был в белых шелковых чулках и блестящих лайковых туфлях.

— Ты не очень дальновидна, если восстанавливаешь отношения с Грэгэмом… Ты ведь знаешь его репутацию.

— А он знает твою, — ответила она. — Думаю, вы стоите друг друга. Но Грэгэм твердо уверен в том, что ты наихудший из мужчин, и приличная женщина не должна встречаться с тобой.

Коллэй что–то невнятно пробормотал.

— Не волнуйся и не принимай близко к сердцу. Я хочу у тебя навести кое–какие справки. До сих пор я не прибегала к этой твоей услуге. Скажи, кто такая Гоуп Джойнер?

Она задела его слабую струнку, и он сел на своего конька. Плохое настроение сразу как рукой сняло.

— Гоуп Джойнер? — оживленно переспросил он. — Молодая девушка. У нее большая квартира на Бевоншир–Хауз, первоклассные машины — «Роллс–Ройс» и американская. Очень богата. Она дружит с Диком Халовелем.

— Это мне известно, — нетерпеливо перебила Диана. — Я хочу знать, кто она.

— Этого сказать не могу. Она появилась здесь неизвестно откуда. Училась в первоклассных школах и, насколько знаю, в дорогом модном институте в Аскоте, где недостаток происхождения компенсируется богатством… Но почему вдруг она заинтересовала тебя? Вчера я случайно заговорил о ней с Лонгфелью, гвардейским офицером…

— Я не знала, что ты подружился с ним, — мгновенно отреагировала Диана.

— А я и не дружу, — откровенно признался он, — разговаривать ведь можно и с врагом… Итак, она сирота, ее отец чилиец, и завещал ей громадное состояние, которым управляют «Рок и Морт». Одному только Богу известно, почему именно этим господам поручили управлять такими деньгами.

Диана нахмурилась. Она не знала этой фирмы. Коллэй пояснил:

— Это довольно популярные адвокаты, часто выступают в уголовных процессах… Хотя они не ахти какие важные персоны, но, насколько знаю, выступают защитниками в наиболее крупных процессах в Олд Байлей. Если кто–то испытывает затруднение из–за конфликта с уголовным кодексом, он обращается к «Року и Морту».

— Но что тебе известно о самой Гоуп? Зачем мне эти адвокаты. Рассказывай о Гоуп.

— Я не много знаю о ней. Обычно она жила в Монкс–Шез, имении в Беркшире. Очень красивое старое имение, принадлежавшее последнему из Генрихов…

— Господи, да не нужна мне лекция по истории архитектуры, — Диана явно нервничала.

— Итак, она обычно жила там, — продолжал Коллэй, не обращая внимания на язвительные реплики собеседницы. — Ее там воспитывал старик, некий мистер Галлэт. Кажется, она прожила там много лет. Галлэт часто ездил в Америку, тогда его замещал управляющий, который заботился о Гоуп. Оставив Монкс–Шез, она поступила в школу, потом поехала в Париж, чтобы закончить образование. У нее всегда было много денег. «Рок и Морт» сняли для нее большую квартиру. Больше я ничего не знаю. Но почему ты вдруг стала такой любопытной?

Диана пускала причудливые кольца дыма к потолку.

— Я интересуюсь этой молодой красивой девушкой потому, что она должна быть обезврежена всеми доступными средствами.

Коллэй удивленно посмотрел на Диану.

— Милая Диана, это скоро случится. В Лондоне живет некий господин, который с ума сходит по ней.

— Знаю, — резко перебила Диана. — Дик Халовель.

— Дик Халовель! — презрительно улыбнулся Коллэй. — Я даже и не думал о нем.

— Кто же влюблен в нее? — удивилась Диана.

Коллэй любил порисоваться и встал в театральную позу.

— Наш высокопоставленный господин и друг, его высочество князь Кижластанский.

Князь! Диана не поверила Коллэю и подумала, что он издевается над ней.

— Они ведь не знакомы, и он даже не видел ее.

— Нет, дорогая, ошибаешься, он часто видел ее, а «видеть — значит любить», утверждают поэты. Князь каждое утро выезжает, чтобы встретить ее, когда она ездит верхом. Он платит людям, чтобы они узнавали, в какие театры она ходит, и счастлив, когда может на нее посмотреть из своей ложи. Его мысли заняты этой девушкой не меньше, чем дурацкими салютными выстрелами и жемчугами. Сегодня вечером он познакомится с ней.

— Сегодня вечером? Где? Неужели на большом рауте? — возбужденно спросила Диана.

— Да. Раут главным образом и проводится для того, чтобы Рики мог увидеть ее. Он ненавидит англичан и не стал бы выбрасывать деньги на политический раут в честь чиновников, он просто хочет познакомиться с Гоуп и заинтересовать ее деятельностью «Общества развития культурного уровня восточной женщины». Тебе ведь хорошо известна сумасбродная идея: спасите наших темнокожих сестер от ужасов полигамии! Думаю, это удобный случай познакомиться с дамой, которую любишь.

Диана встала и быстро зашагала по комнате. Она нахмурилась.

— Он мне ничего не говорил об этом.

— А зачем? — медленно произнес Коллэй. — Ведь в любовных делах газетные сотрудники обычно не выступают в роли эксперта.

— Ты подлец, — отрезала Диана.

Она пошла в спальню за носовым платком. Открыв дверь, хозяйка остановилась в изумлении. Там стояла дородная женщина средних лет. У нее был большой нос и пронизывающие веселые глазки.

— Кто… вы? — еле выдавила Диана.

— Здравствуйте, милостивая государыня. Меня зовут Оллорби.

Женщина порылась в ридикюле, достала большую визитную карточку и подала Диане, но та была так ошеломлена, что даже не могла прочитать.

— У меня бюро для найма прислуги. Если вам понадобится горничная или кухарка, позвоните, и я пришлю. 3–7–9–4 Сохо…

— Как вы сюда попали? — спросила Диана. — Как посмели без предупреждения войти в квартиру?

Она искала взглядом Домбрэт.

— Простите, — покорно объяснила миссис Оллорби. — Дверь была открыта, и я не могла доложить, никого не было… и я вошла…

— Мне не нужна прислуга! — Диана указала рукой на дверь.

Миссис Оллорби нисколько не обиделась и выбежала с легкостью маленькой девочки. Диана хлопнула дверью и вернулась к Коллэю.

— Чем ты так возмущена? — равнодушно спросил он.

— Дерзкая маклерша!

Диана с остервенением нажала кнопку звонка. Вошла Домбрэт.

— Почему вы оставили дверь открытой?

— Я не оставляла, дорогая мисс, — возразила горничная.

— Лжете! — закричала Диана. — Вы оставили дверь открытой, и та назойливая женщина вошла в комнату. Бог знает, как долго она стояла…

Появился Грэгэм. Это оборвало резкую проповедь, приготовленную для Домбрэт. Через некоторое время Диана уже забыла о дерзкой женщине и с подъемом говорила о князе Кижластанском, о его пристрастии к красивым людям и вещам.

Глава 3

Немало людей считали, что князю Кижластанскому следовало бы немного остепениться. Это был стройный и представительный человек с типичным лицом азиата. У него были не только натянутые отношение с французским правительством, но он вызвал сильное недовольство в английских официальных учреждениях в Индии. Номинально князь значился французским подданным, потому что получил свой титул по имени маленькой провинции в районе французских колоний. Он настолько плохо управлял провинцией, что губернатор Пондишери привлек его к ответственности. К немалому сожалению индийского правительства, князь приобрел большие поместья в Британской Индии.

Рики (как его называли) прибыл в Лондон в скверном настроении. Но, владея колоссальным состоянием, быстро завоевал симпатию и уважение в тех общественных кругах, где охотно прощают индийским магараджам эксцентричность.

Рики ежедневно бывал на скачках и не пропускал премьеры во всех театрах. Его званые вечера и балы отличались роскошью и пышностью. Во всяком случае, ни один раут или бал этого сезона не мог сравниться с вечерами Рики. Официальные представители министерства иностранных дел не участвовали в этих вечерах, так как Рики не вращался в тех кругах Лондона, которые были тесно связаны с правительством. Несмотря на это, на особо значимые рауты и балы, даваемые Рики, так или иначе попадали представители правительства, хотя это, конечно, немного задевало самолюбие князя.

Дик Халовель получил приглашение на большой раут его высочества. Ему негласно дали понять, что его присутствие там не вызовет отрицательной реакции со стороны правительства.

Дик в детстве четыре года провел в Индии и хорошо изучил Индостан. Его любовь к индостанскому языку помогла со временем углубить знания в этой области. Потом он служил адъютантом генерал–губернатора Бенгали в Индии. Получив известие о том, что отец при смерти, Дик вернулся в Англию, чтобы получить наследственный титул и привести в порядок имение, погрязшее в долгах.

Дик зашел к Бобу Лонгфелью и застал стройного молодца за чтением спортивной газеты.

— Ты ведь не пойдешь туда, мой милый, — сказал Боб, взглянув на приглашение. — Или ты хочешь, чтобы я опять встретился с этим сумасшедшим князем?

— Не знаю, почему ты считаешь его сумасшедшим. Мне кажется, ты поступишь правильно, если будешь сопровождать меня на раут. Без тебя мне там будет очень скучно.

Но Боб настаивал на своем:

— Настоящий сумасшедший! Я еще не устроился в этой укрепленной трущобе, как мне поручили показать князю государственную сокровищницу. А я и понятия не имел, где она находится. К счастью, один из старых смотрителей помнил дорогу. Я поднялся с князем по дьявольски длинным лестницам и показал ему королевские драгоценности. Хорошо еще, что я сам их еще не видел, поэтому было не так скучно.

— Ладно, но почему ты считаешь его сумасшедшим?

— Он помешан на драгоценностях. Его просто нельзя было оторвать от короны. Он буквально прирос к перилам и, что называется, пронизывал алмазы взглядом. Но мне надоело стоять на одном месте. Он о чем–то говорил на индостанском наречии со своей свитой, но я ничего не понял. Там явно недоставало тебя, Дик. Один из его слуг потом рассказал мне, что он приходит в неописуемый восторг, когда видит хорошие бриллианты, а в его сокровищнице хранятся камни, которые не продаются дешевле, чем за десять миллионов фунтов. Князь хотел подарить мне на память две жемчужные серьги, но я объяснил ему: «Ваше высочество, я больше не ношу серьги… они уже давно у нас вышли из моды».

Дик громко расхохотался.

— Как бы там ни было… будь другом, сходи со мной к «Арриду». Меня просили оказать Его Высочеству внимание. Обещаю, мы не задержимся там больше, чем на полчаса.

Боб что–то проворчал, отложил газету и встал.

— А что мне лучше надеть, жемчужное колье или рубиновый браслет? — спросил он с сарказмом. — Я еще хотел сегодня вечером пойти в театр с моей ненаглядной девочкой…

— Успеешь, — успокоил Дик. — Я же сказал, мы не будем у «Аррида» более получаса.

Когда Халовель и Лонгфелью пришли в отель, лестницы уже заполнили дамы в изящных платьях и господа в парадных костюмах. Присутствовал весь Лондон — члены парламента, бывшие министры, лидеры партий, не рассчитывающие занять в ближайшем будущем официальную должность и не боявшиеся скомпрометировать себя, дамы, которые бывали повсюду, кроме королевского двора, старые чиновники, служившие когда–то в Индии, журналисты, писатели, артисты.

— Здесь и Диана Мэртин, — сказал Боб.

Дик увидел ее на верхней площадке. Она стояла у баллюстрады и беседовала с Коллэем Веррингтоном. Когда Дик проходил мимо, она улыбнулась и кивнула ему.

— Какая приятная неожиданность, Дик, — сказала она, овладев собой.

Дику было даже трудно представить, что он когда–то был обручен с этой красивой уравновешенной девушкой, разлука с которой стала для него тогда настоящей трагедией. Сейчас он смотрел на нее не смущаясь и даже любовался, потому что кожа цвета слоновой кости и глубокие темные глаза делали ее обольстительной красавицей. Отделанное жемчугом платье и большая смарагдовая цепь дополняли ее привлекательность.

— Вы уже женаты? — спросила она Дика вроде бы в шутку.

— Нет еще, — серьезно ответил он.

— Сорока на хвосте принесла, что вы собираетесь… — она не успела закончить фразу.

— На сей раз птичка не обманула, — подтвердил Дик, которого раздражал ее вызывающий тон.

— Ах, как интересно… — только и успела пробормотать она, потому что их вдруг разъединила толпа.

Боб и Дик направились к широко распахнутым дверям салона, в котором его высочество принимал гостей. В середине стоял раджа в аметистовом платье, которое было пристегнуто у бедер широким серебряным поясом. На шее сверкали жемчуга.

Вдруг Дик оторопел. С князем беседовала стройная девушка в роскошном белом платье. Хотя она стояла спиной, Дик сразу же узнал ее.

— Черт возьми! — возмутился Боб. — Да ведь это же твоя Гоуп.

— Не знаю, что ты имеешь в виду под словами «твоя Гоуп», — Дик был раздражен. — Это мисс Джойнер!

В этот момент девушка повернулась к Дику и, улыбаясь, поздоровалась с ним. Он подошел ближе и натянуто поклонился индусу.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли, сэр Ричард, — жеманно сказал князь, оглядывая Дика, вялым, но тяжелым взглядом. По–видимому, его не особо радовал этот гость. — Я надеялся встретить вас в Тауэре, но, к сожалению, вас тогда там не было. Вы знакомы с мисс Джойнер?

Дик улыбнулся девушке.

— Старый друг? — недоверчиво поинтересовался князь. — Если так, то предпочтение отдается вам.

Церемониймейстер доложил о новом госте, и Дик, к большому недовольству князя, отвел Гоуп в сторону.

— Ради всех святых, как вы попали сюда? — удивился Дик.

Гоуп улыбнулась.

— Я участвую в великосветских делах, разве вы об этом не знали? Меня интересует «Общество развития культурного уровня восточной женщины». Пока я еще не участвовала в заседаниях, но леди Сильфорд просила меня стать членом комитета.

Дик хорошо знал леди Сильфорд. Тщеславная и не очень богатая, она, по рассказам сведущих людей, относилась к тем, кого поддерживал князь. Дик не сомневался, что леди только по поручению князя пригласила Гоуп на раут. Дик немного смутился, вспомнив некоторые моменты из личной жизни князя.

— Я не уделяю движению в пользу темнокожих женщин никакого внимания, — сказал Дик. — Есть много обществ с безупречной репутацией, которые делают действительно добрые дела, но «Общество развития восточной женщины» — полный блеф. Полиция даже не разрешила лотереи в его пользу.

— Откровенно говоря, меня оно тоже не очень интересует, — сказала Гоуп, когда они подошли к дверям. У большого выхода они столкнулись с Дианой, которая необычайно любезно поздоровалась с Гоуп.

— Ах, как приятно, наша милая, маленькая Гоуп. Эта она… счастливейшая из девушек, Дик?

Но Гоуп взяла инициативу на себя, избавив Дика от ответа.

— Я вас заметила, когда поднималась по лестнице, но не успела с вами поговорить, мисс Мэртин. Я хочу вам кое–что передать.

Она открыла украшенный бриллиантами ридикюль и достала плоский кожаный футлярчик.

— Это мне вручили, когда я собиралась покинуть Девоншир–Хауз. В футляре визитная карточка князя, но, я думаю, произошла ошибка. Не будете ли столь любезны все расставить по своим местам?

Диана медленно взяла футлярчик и спросила:

— Я не понимаю, что это значит?

— Это жемчужная цепь, — спокойно объяснила Гоуп. — Будьте добры, скажите его высочеству, что в Англии не принято молодым дамам получать подарки даже от князей золотого Востока.

Диана покраснела.

— Но почему именно я должна выполнить роль посыльного?

— Потому что… — Гоуп рассмеялась. — На карточке князя мой адрес написан… вашей рукой.

— Обождите минутку!

Голос Дианы стал твердым. Когда Гоуп хотела отойти, Диана удержала ее и продолжила:

— Я не вижу причин, чтобы вы отказались от маленького подарка князя, который хочет оказать вам свое милостивое внимание. И наконец, — она презрительно пожала плечами, — простите за откровенность… вы не принадлежите к аристократическому роду. Вашего имени нет в списках дворян, вы не значитесь в Дебретте или в какой–нибудь другой родословной.

— Меня нет и в списках Карлоу, — холодно добавила Гоуп.

Диана позеленела от злости. Она пыталась улыбнуться, но безуспешно. Она лишь провела рукой по воздуху, в ее глазах вспыхнула ненависть.

— Что представляет собой Карлоу? — полюбопытствовал Дик, когда они выбрались из толпы.

— Неужели вы не знаете? — наивно спросила Гоуп. — Карлоу — большое коммерческое агентство, периодически посылающее своим клиентам списки лиц, которые занимаются двусмысленными делами и связаны с преступниками. Сведения должны сохраняться в строгой тайне, клиентами же могут быть только лица, заслуживающие доверия. Я тоже клиентка этого агентства…

Дик был ошеломлен.

— Вы необыкновенная девушка!

— Разве? — Гоуп рассмеялась, хотя в данную минуту ей было не до смеха. — Сейчас я нахожусь в интересной, необычной ситуации.

Дик хотел проводить ее, но девушка отказалась и поехала домой одна. Ее чувства и мысли обострились. Диана Мэртин затронула вопрос, причинявший ей так много беспокойства, забот и печали. Она прикоснулась к душевной ране, роковой проблеме, над которой Гоуп билась уже пять лет.

Диана сказала правду. Гоуп ничего не ведала о своем происхождении. Она только знала, что ее родители умерли и оставили в наследство большие поместья в Южной Америке. Гоуп получала громадный доход, который каждые три месяца адвокаты вносили на ее банковский текущий счет. Гоуп также знала, что адвокаты имеют дело с подозрительными лицами. И все.

Гоуп никогда не видела своей метрики. Она даже не знала, в какой стране родилась. Таинственный мистер Галлэт мог бы ей многое поведать, но она его никогда не видела. Насколько помнила, ей рассказывали, что это был старый слепой человек, часто разъезжавший по Америке. Она много лет провела в его доме, радовалась жизни в богатом имении, проводила там каникулы и занималась верховой ездой. Слуги называли ее «дорогая мисс», относились к ней с уважением и заботились о девушке.

Непоседливый мистер Галлэт, кочевавший по разным концам земли, был для нее символом ее неустроенной жизни. Иногда она ненавидела своего покровителя. Он никогда не отвечал на ее письма, никогда не передавал привета или дружеского послания. Правда, ко дню рождения и к праздникам она получала подарки, а ежегодно, десятого июня, Галлэт присылал ей цветы, но никогда не написал даже строчки. Это был человек, исполнявший свой долг не по велению сердца, а чисто механически, и ей не раз было больно оттого, что он избегает ее. Гоуп знала, что он покидал Монкс–Шез за день до ее приезда на каникулы и возвращался сразу же после ее отъезда в институт не случайно. На настойчивые письма ей отвечал лишь старый банкир, живший на Траднидл–стрит и интересовавшийся ею не больше, чем его клиент мистер Галлэт.

Пока горничная помогала ей раздеваться, Гоуп думала о Монкс–Шез, особенно о маленьком книжном шкафе в библиотеке. Словоохотливая служанка Нанни когда–то рассказала ей, что в шкафу хранится нечто такое, что поможет раскрыть тайну, интересовавшую ее. Возможно, старая женщина это выдумала, чтобы хоть как–то успокоить свою подопечную.

Когда она немного подросла, решила подобрать ключ к шкафу. После многократных попыток, наконец, нашла маленький ключик и, когда хотела попробовать открыть шкаф, вдруг послышались шаги одного из слуг, направлявшегося в библиотеку. Девочка быстро выбежала из кабинета и долго не могла успокоиться. Ключик же потом бережно хранила в кожаном портфельчике, но удобного случая для того, чтобы осмотреть шкаф, больше не представилось. Между тем шли годы, и она по–прежнему ничего не знала.

Гоуп не имела представления о своем происхождении. Если бы Диана сказала об этом несколько месяцев назад, Гоуп пропустила бы ее слова мимо ушей. Но теперь ей нужно было получить ответ на этот вопрос. Гоуп была достаточно интеллигентна и образованна, чтобы догадываться об обстоятельствах ее появления на свет. Она знала, что некоторые богачи воспитывают чужих детей как приемышей. До знакомства с Диком такое предположение мало бы трогало ее. Но с тех пор, как Дик вошел в ее жизнь, тайна происхождения мучила девушку. Она рассказала бы ему все, что узнала. Гоуп была уверена в том, что Дик симпатизирует ей, и он бы все правильно понял. Даже самое худшее не отвернуло бы его любовь. Этого она не боялась.

На следующее утро Гоуп проснулась с мыслью о Монкс–Шез и маленьком шкафе. После обеда она окончательно решилась. Ведь у нее еще был и ключ от черного входа в имение…

Глава 4

Дворник Штимминг закрыл на засов и цепь большие ворота Монкс–Шез. Потом пошел к хозяину и сказал, что на улице сильный ливень. Но тот не обратил внимания на его слова. Дождь шел с полудня. А к вечеру погода ухудшилась. Под Лоуэр–Экс образовалась настоящая река. Только середину дороги еще не залила вода. Канавы с обеих сторон превратились в ручьи, стекавшие с холма Блок–Уод к дому привратника. Здесь уже было маленькое озеро.

В ночной темноте слышался только шум дождя и воды, падающей с холма.

Почтовая карета из Уорплеторпа медленно тащилась по дороге, залитой водой. Грохот и скрип обитых железом колес сопровождались равномерным цоканьем копыт старой лошади.

Когда в окошко кареты постучали, кучер натянул мокрые вожжи, и экипаж остановился. Из кареты вышла стройная девушка. Черный дождевик закрывал ее с ног до головы. Шапочка была опущена ниже глаз. При желтом свете фонаря пассажирку трудно было узнать.

— Благодарю вас, — обратилась девушка к кучеру. — Я вернусь через час, а вы пока отдохните где–нибудь.

Он поклонился, с полей его шляпы полилась струя воды.

— Не хотели ли вы, мисс, попасть в Монкс–Шез? Я ведь могу подвезти вас к самым воротам. Если пойдете пешком, промокнете насквозь.

— Нет, благодарю вас, — быстро возразила она, — обождите, пожалуйста… Я не хочу никого будить…

Девушка быстро ушла.

Дом привратника был пуст и запущен. Правда, железные двери были едва прикрыты. Девушка вспомнила, что в доме раньше жил старый садовник, но он умер еще тогда, когда она ходила в школу. Девушка шла по щиколотки в воде. Она предусмотрительно обула резиновые сапоги. С трудом добралась до середины дорожки, ведущей к дому. Было довольно неприятно двигаться под проливным дождем. Высокие тополя, росшие вдоль дорожки, совсем не защищали от потоков воды.

Ночь была настолько темной, что девушка смогла различить неясный контур большого здания на фоне холмов только тогда, когда подошла совсем близко. Дом казался вымершим, света нигде не было. Насколько она знала, мистер Галлэт рано ложился спать. Сердце девушки усиленно забилось, когда она пересекла дерновую площадку и направилась к тыльной стороне восточного флигеля.

«Я не в своем уме», — решила Гоуп. Мало того, что она придумала безумный план, но еще и взялась за его выполнение. Девушка остановилась у небольшого черного входа. Рука с ключом дрожала. Но она хотела проникнуть в тайну, и это желание победило.

Только после нескольких попыток дверь поддалось. Ночная гостья достала из кармана электрический фонарь и осветила узкий проход, выложенный плитами. Заперла дверь и бесшумно пошла вперед. Через три ступеньки увидела вторую дверь, которую легко открыла. Она оказалась в большом широком коридоре, устланном толстыми коврами. Статуи, старые кресла и стулья были хорошо знакомы. Похоже, здесь почти ничего не изменилось с того времени, когда она покинула Монкс–Шез. Те же старинные портреты в тяжелых золотых рамах, гобелены, закрывавшие часть стены, и длинные темно–красные шторы, украшавшие окна в конце галереи.

Глухо звучал здесь шум дождя. Из зала доносилось тяжелое тиканье часов. Где–то от дуновения ветра постукивало раскрытое окно. В конце галереи девушка глубоко вздохнула и повернула направо в зал. Потом остановилась и прислушалась. Она пыталась всмотреться в темноту. Лишь призрачный свет пробивался через большие окна, защищенные решетками. Гоуп знала, что из погреба наверх ведут крутые винтовые лестницы, но не могла их разглядеть. Наконец, она собралась с силами и быстро пробежала через зал к дверям библиотеки… Медленно нажала ручку.

Камин горел. Большое кресло закрывало его, но она видела красное отражение огня на стенах, и мебели. Гоуп узнала кресло и невольно кивнула. Но, видимо, в комнате никого не было. Девушка вспомнила, что в этом кресле она, школьница, сидела свернувшись клубочком и зачитывалась романами. Она осматривала комнату, и ее взгляд остановился на маленьком книжном шкафу. Девушка закусила губу и пошла к нему. Дрожавшими руками вынула маленький ключик из ридикюля и открыла дверцу…

Пусто!

Гоуп повернула голову и остолбенела. Она даже чуть не упала в обморок. Над креслом вилась тонкая струйка дыма.

— Закройте, пожалуйста, двери! Сквозит!

Голос был нежным и приглушенным.

Девушка посмотрела в сторону камина и выхватила из кармана браунинг.

— Ни с места! — прошептала она решительно. — У меня оружие!

С кресла поднялся стройный седой господин. Красивое лицо было спокойно. Его глаза скрывали большие темные очки. Во рту он держал большую трубку. Мужчина был в парадном костюме, хотя сюртук его был из черного бархата.

— Подойдите сюда и садитесь… Погрейтесь у огня, — сказал он. — Вы, наверное, промокли…

Она медлила, но потом решилась подойти, все еще держа в дрожащей руке револьвер.

— Не двигайтесь! — предупредила девушка не своим голосом.

Господин в ответ рассмеялся.

— Я думаю, у вас револьвер или что–нибудь в этом роде. Это ведь нехорошо! Окажите любезность, закройте дверь. Я плохо переношу холод.

Девушка направилась к двери… Может быть, убежать? В одну секунду она могла бы быть во дворе. Но тогда уронила бы свое достоинство.

Гоуп закрыла дверь и вернулась к камину. Господин снова сел лицом к огню и закурил трубку.

— Вы вошли с черного хода? Я собирался поменять замок… Не хотите ли сесть?

Она снова медлила. Губы пересохли, и она облизала их.

— Я знаю, что вы — женщина, — продолжал господин мягким голосом. — Я слышал шуршание пальто, хотя это, видимо, дождевик. Что вам угодно?

У нее запершило в горле. Она с трудом прошептала.

— Я хотела кое–что забрать… Думала, что это здесь, в комнате… Поверьте, для вас эта вещь ничего ценного не представляет… Только для меня… Посмотрите…

Он медленно рассмеялся.

— Не могу. Я же слепой.

Он сказал это так спокойно и деловито, что она долго не могла этого осознать.

— Слепой? — переспросила наконец. — Ах, я… мне очень жаль! — Гоуп облегченно вздохнула. Он не видел ее и не узнает никогда, если они когда–нибудь еще встретятся.

— Я… я не грабительница. Но… я… мои родственники летом выехали из этого дома… и… я… здесь кое–что забыла… Я только одна знаю об этом.

Она заговорила более уверенно, так как знала, что летом в Монкс–Шез проживала богатая американская семья.

— Ах, значит вы из семьи Осборн, не правда ли? Прекрасно, мисс, возьмите, то, что искали. Мне очень жаль, что я испугал вас.

Она еще раз осмотрела открытый шкаф.

— Уже кто–то взял… А теперь я пойду…

Он поднялся и пошел по комнате, расставив руки и касаясь пальцами мебели, мимо которой проходил. Повернул направо, прошел зал и оказался у маленького бокового выхода. Высунул голову, капли дождя попали ему в лицо.

— Спокойной ночи, — сказал он. — Надеюсь, не промокнете насквозь.

Хозяин подождал, пока не затихли ее шаги, повернулся, закрыл на ключ и засов боковую дверь и вернулся в библиотеку. Затем включил все лампы и подошел к камину. Пять минут неподвижно сидел в кресле. Лоб наморщился, лицо нахмурилось. Затем он опять раскурил трубку, снял большие очки, взял газету со стула и продолжил чтение, прерванное появлением девушки. Читал без очков, и самый мелкий шрифт.

— Бедная Гоуп Джойнер! — бормотал он, выпуская кольца дыма. — Бедная Гоуп Джойнер!

Глава 5

— Я хотела бы рассказать тебе правду, — отчаянно предложила Гоуп.

Дик Халовель только улыбнулся:

— Какой милый голосок. Я готов тебя выслушать. Что с тобой, дорогая?

Он взял ее за руки. Она доверчиво глядела на него.

— Если ты все узнаешь, больше не захочешь видеть меня. Помнишь, что Диана Мэртин сказала обо мне?

— Диана так много болтает обо всех знакомых, что я не в состоянии все запомнить, — смеясь, ответил Дик.

— Конечно, помнишь! Она сказала, что я — «Никто».

— Какой абсурд! Ты ведь говоришь со мной, значит, ты есть, ты прелестная, очаровательная девушка, которая пригласила меня в свой чудесный салон к чаю. Ты существуешь точно так же, как существуют и эти люди, сидящие напротив в отеле «Ритц», и которых я вижу в окно.

— Не говори, пожалуйста, глупостей! Она открыто сказала, что я не знаю своего происхождения, у меня нет родителей… возможно, что я… об этом даже подумать страшно. Ты ведь понимаешь, что значит геральдика, и знаешь, что представляют из себя темные места родословной.

— Итак, это единственный повод для беспокойства? — спросил Дик. — Разве на это обращают внимание? Разве вся суть человека в «голубой крови»? А темные места встречаются во всех, даже безупречных родословных. Я не могу утверждать, что их нет в моей…

Гоуп затаила дыхание. Она не ожидала, что он будет говорить об этом так непринужденно. Радостная улыбка заиграла было у нее на губах, но сразу же исчезла.

— Я не знаю, как обстоит дело у меня. Ужасно, Дик, что ты можешь так спокойно думать о себе.

— Я ни о чем не думаю. Просто знаю, что ты — милейшая девушка на всем земном шаре. Я оставлю военную службу, женюсь на тебе, и мы будем счастливы.

— Будь благоразумен, Дик. Разве ты не видишь, в каком ужасном положении я оказалась? Не знаю, кто мои родители, не ведаю, откуда получаю такие большие доходы. Я, откровенно говоря, никто! Раньше мне было все равно, но теперь… когда ты вошел в мою жизнь…

Гоуп задумалась и нахмурилась.

— Я тебе кое–что расскажу, — наконец спокойно продолжила она и поведала о поездке в Монкс–Шез.

Дик выслушал ее, не перебивая.

— Ты настоящий ребенок. Зачем так рисковать, — сказал Дик, когда она закончила. — Кто такой мистер Галлэт?

— Я знаю о нем только то, что он очень богат и безучастен ко мне. Он владеет большим имением в Кенте, где я провела большую часть детства.

— И ты его никогда не видела?

— Нет, он всегда отсутствовал, когда я бывала в Монкс–Шез. Я интересовалась у его адвокатов, не является ли он моим родственником, хотя бы дальним, но они лишь промолчали в ответ.

— Итак, он не твой родственник?

— Нет. Он знал мою мать… Я думаю, что произошло романтическое событие, но ведь это только предположение. Мне ни разу не удалось поговорить об этом с мистером Галлэтом. Он был одним из свидетелей, когда отец составлял завещание… По крайней мере, я так считаю.

— Ты когда–нибудь видела это завещание?

— Нет, Дик. Я только знаю, что имею очень большой доход. И… когда встречаюсь со злыми людьми или подозрительными типами, я получаю от адвокатов суровое предупреждение, в котором мне, обычно, дается понять, что я завела то или иное нежелательное знакомство. Они присылают мне также списки Карлоу.

— А, может быть, у тебя есть другие родственники?

— Никого, — смущенно ответила она. Но, спохватившись, вдруг рассмеялась. — Видишь, я действительно «Никто».

— Уверен, что ты получишь предостережение от своих адвокатов и относительно меня, — заметил Дик. — Хотя лично я могу и не являться поводом для этого, но у меня есть нежелательные родственники.

Мысль об этом не оставляла Дика и тогда, когда он попрощался с Гоуп и пошел к Пикадилли. Она еще более окрепла, когда у входа в цирк он встретится с братом. Грэгэм больше не походил на оборванного бродягу. Он был в безукоризненном модном костюме, а цилиндр и лайковые ботинки придавали ему вид знатного господина. В первое мгновение Дик даже опешил. Потом улыбнулся и уже хотел пройти мимо, но брат задержал его.

— Если ты не боишься, что тебя увидят с бывшим арестантом, то хотел бы поговорить с тобой несколько минут, Дик, — холодно попросил Грэгэм.

— Но только быстро, сейчас у меня нет времени. Если речь пойдет о деньгах…

Грэгэм презрительно улыбнулся.

— Ты все думаешь о деньгах, — сказал он. — На этот раз ты ошибся. Я хочу поговорить о Диане.

Дик стал серьезным.

— Это также бесцельно…

— Она хотела бы жить с тобой в мире. Вот и все, — сказал Грэгэм. — Бессмысленно постоянно вздорить и ссориться. Разве ты забыл, что она отдавала тебе предпочтение перед другими?

— Нет, но… гм… Когда вспоминаю, об этом, я благодарен. Но это единственное, за что я могу сказать ей спасибо!

Дик посмотрел на часы!

— Очень жаль, но у меня нет времени. Через пять минут должен встретиться с другом. Передай, пожалуйста, Диане, что я не злопамятен, но встречаться с ней не желаю. И совсем не потому, что несчастен без ее любви, а потому, что она занимается делами, которые мне противны… Предательство, двуличие… По сравнению с этим неверность кажется просто детской шалостью…

Он кивнул и ушел. Грэгэм смотрел ему вслед до тех пор, пока он пересек улицу и смешался с толпой на Лоуэр–Регент–стрит.

Когда Грэгэм вошел в салон Дианы, хозяйка многозначительно посмотрела на него. Тонким женским чутьем она поняла, что братья встречались и разговаривали. Грэгэм опустился в кресло, поискал в карманах папиросы и гневно сказал:

— Он, как всегда, был столь же непорочен, словно ангел. Он простил тебя, но не хочет больше иметь с тобой ничего общего.

— А ты ожидал большего?

— Я предполагал, что будет лучше, если мы помиримся, но человек этот тверд, как камень.

Она беспокойно водила ногой взад и вперед и не сводила глаз с собеседника.

— Как камень? Разве ты опять просил у него денег?

Грэгэм грубо рассмеялся.

— Дик предупредил меня. Он заранее отказал наотрез. Но и без Дика я заработаю много денег, если только у Трайна найдется для меня выгодное дело.

— Какое? — спросила она.

— Черт возьми, откуда я знаю? — Он был сильно раздражен. — Трайн ведь и тебе не говорит по телефону, что ему нужно. Я лично еще никогда с ним не сталкивался. Ты уже имела с ним дело, не правда ли?

Она не ответила, но заметила:

— Это очень щедрый, но довольно опасный человек.

— Почему опасный? — быстро спросил он.

— Я уверена в этом, — задумчиво сказала она. — Работу, которую я должна была однажды выполнить для него, нельзя назвать трудной, но, как я поняла, она была нужна для его целей. Два года назад Трайн просил привести лорда Фирлингэма в один из игорных клубов, которые он содержал на Портланд–Плас. Мне нужно было только упомянуть, что у меня там есть знакомые. Сначала мы завели разговор об опере. Фирлингэм потерял в ту ночь в баккара сорок тысяч фунтов. Я об этом узнала только через несколько дней, так как до моего отъезда из клуба лорд брал один выигрыш за другим. Первый раз я подумала о том, что Трайн и его подручные отняли у него деньги тогда, когда получила две тысячи фунтов.

— Две тысячи? — Грэгэм тихо свистнул. — Парень действительно хорошо платит!

— Сначала мне вся эта история совершенно не понравилась, — сказала Диана. — Но, поверь, Фирлингэм — ужасный человек, один из самых неприятных субъектов в городе.

Она посмотрела на маленькие часы, стоявшие на камине.

— Нам пора.

Грэгэм удивленно спросил:

— Ты тоже хочешь увидеть Тигра?

Она утвердительно кивнула.

— Я получила распоряжение проводить тебя… — сухо сказала Диана.

Недалеко от Сохо–сквер расположены красивые здания «Клуба Мусетрап». Этот клуб являлся общественным союзом, среди членов которого были люди с громкими именами. Роскошная обстановка, месторасположение в мало привлекательной части города создали ему особую славу. Поговаривали, что здесь играют на необыкновенно крупные ставки. Но основную популярность клуб приобрел, главным образом, благодаря хорошей кухне и баснословно низким ценам.

Хотя все знали, что здесь в почете азартные игры, полиция сюданикогда не заглядывала. Несколько раз высшие чины Скотленд–Ярда посещали клуб инкогнито, но ничего подозрительного не заметили. Может быть, только то, что при игре в бридж ставили пятьдесят фунтов на сто пунктов. Но так как вопрос о величине ставки в бридж является чисто внутренним делом клубного комитета, полиция не вмешивалась. Конечно, игра в баккара происходила без официального сообщения руководителя клуба. Ни один посторонний не допускался к этой игре, — только тогда, когда у него были надежные рекомендации. Ни разу даже не ставился вопрос о том, что играли небезупречно, и Трайн почему–то часто выигрывал.

Когда Диана и Грэгэм вошли в шикарный тихий вестибюль, игра уже закончилась.

— Мистер Трайн в секретариате, — пробормотал седовласый портье.

Посетители последовали за ним по устланному коврами коридору в заднюю часть здания. Портье остановился у двери из розового дерева и постучал.

— Войдите!

Портье открыл дверь и впустил посетителей.

В секретариате был только один пожилой господин лет пятидесяти–шестидесяти. Он спокойно смотрел на гостей умными синими глазами. Его седые волосы были коротко подстрижены, а на гладко выбритом крупном лице не было морщин. Даже когда он сидел, был заметен его высокий рост. Прямая, величественная, широкоплечая фигура производила неизгладимое впечатление. Во рту торчала сигара. Хотя зубы из–за ослепительной белизны можно было принять за искусственные, но их неравномерность свидетельствовала о том, что они натуральные. Это был Тигр Трайн, напоминавший характером скорее льва, чем кошку. Он казался более человечным, чем ожидала Диана. Хозяин кабинета медленно поднялся, вынул изо рта сигару и положил ее в пепельницу.

— Добро пожаловать, господа, — сказал он, весело улыбаясь. — Вы, сударыня, Диана Мэртин?

Он говорил глубоким звучным голосом, взвешивая каждое слово. Диана была приятно поражена. Она теперь догадывалась, почему этот представительный обаятельный человек ни разу не попал на скамью подсудимых, несмотря на свои многочисленные преступные дела. Диана вдруг вспомнила, что рассказывал о нем Коллэй. Для Тигра готовились бесчисленные ловушки, для его поимки разрабатывались оригинальные планы, лучшие детективы двух материков пытались его застукать на месте преступления, но все безрезультатно.

— Вы, мистер Трайн, должны меня помнить, — сказала Диана.

Он засмеялся и обнажил зубы.

— Принцип моей политики в том, что я никогда не запоминаю и даже на лучших друзей смотрю как на чужих, которых должны мне каждый раз вновь представлять. Это очень благоразумно… Вы, должно быть, тоже так считаете?

Он говорил с Дианой, но его взгляд изучал Грэгэма.

— А вы, сударь, мистер Халовель? Не хотите ли кофе?

Он нажал кнопку и распорядился, хотя слуги было не видно и телефона в комнате не было. Из стены вдруг прозвучал ответ: «Слушаю, сэр».

— Я поставил там маленький громкоговоритель. Он вделан в деревянную обивку. Посторонний его не увидит.

— Разве вы не боитесь, что вас подслушают? — поинтересовалась Диана.

Трайн рассмеялся.

— Меня могут подслушать только тогда, когда я этого захочу. Скажите, мистер Халовель, вы были в провинции?

Грэгэм достаточно знал жаргон своих бывших товарищей и понял, что Трайн намекнул на его пребывание в тюрьме. Ответ был сухим и коротким:

— Да!

— Печально… Очень печально, — похоже, Тигр посочувствовал. — Вам не пришлось бы туда попадать, если бы у вас был опекун, который бы заботился о вас. Глупы те генералы, которые сами лезут драться штыками, но и умные, храбрые солдаты тоже мало годятся в генералы.

Тигр подал Грэгэму ящик сигар.

— Никто успешно не выполнит преступный план, если не разделяет точку зрения полиции. Преступник должен мыслить, как детектив, и уметь все предвидеть. Обыкновенный взломщик, задумывающий «предприятие», стремится только к добыче и не думает об опасности. В результате работает настолько топорно, что оставляет улики. Да такие, что даже детектив–любитель может его раскрыть. Современные сражения выигрываются только ложными атаками на ранее обозначенные позиции.

Грэгэм и Диана внимательно слушали. Они поняли, что говорил не болтун, желающий поораторствовать или щегольнуть мудростью и знаниями, а человек, каждое слово которого выверено и взвешено.

— Если бы я собирался совершить крупную «операцию» или задумал бы… Ах, вот и кофе!

Скрытый лифт работал бесшумно, и посетители ничего не слышали. Тигр вдруг поднялся, подошел к стене и отодвинул панель. В проеме на серебряном подносе стояли дымящиеся чашки с кофе. Он их поставил на стол, нажал кнопки и закрыл панель. На мгновенье Тигр наклонил голову, казалось, он присушивался. По–видимому, хозяин был удовлетворен. Налив себе в чашку большую порцию сливок, он залпом выпил ее.

— Итак, если бы я задумал «удар», который принес бы его участникам приблизительно, — он сделал паузу, — пятьдесят тысяч фунтов, то изучил бы дело до мельчайших подробностей. Я заставил бы каждого лазить по веревочным лестницам, прыгать с большой высоты и после приземления оставаться на ногах. Я заставил бы их тренироваться по специальной программе на случай, если даже придется столкнуться с войсковой частью. Более того, они обязаны были бы знать все описания и приметы тех мест, которые должны разыскать. Главный участник должен быть осведомлен о приливах и отливах…

— А что за всем этим? — нетерпеливо прервал Грэгэм.

Холодный, спокойный взгляд Трайна охладил его пыл.

— Я не подразумевал ничего конкретного, и только изложил свою точку зрения.

Грэгэм опять хотел что–то спросить, но его сдержал взгляд Дианы. Трайн продолжал:

— Сегодня утром я сидел здесь и мечтал. Не знаю почему. Может, быть, потому, что читал отчет об уголовном процессе, слушавшемся вчера в Олд Байлей. Последнее время все больше удивляет низкий образовательный и профессиональный уровень преступников. Речь шла о человеке, попавшем в тюрьму из–за неудачного взлома. А «операция» не принесла ему даже ста фунтов. «Вот странный человек», — думал я. С меньшим риском и теми же затратами он мог бы добыть пятьдесят тысяч фунтов, и его бы не поймали. Вы только вдумайтесь: п–я–т–ь–д–е–с–я–т т–ы–с–я–ч фунтов!

Трайн опять выждал паузу, казалось, он ждал каких–либо замечаний. Но взгляд Дианы снова заставил Грэгэма молчать.

— Обычный взлом не принесет славы, — сказал Трайн и посмотрел в окно, за которым виднелся Сохо–сквер. — Слава сопутствует только фантазерам. Даже, если бы я был взломщиком, то был бы счастлив увидеть в газетах отчет о моих похождениях, напечатанный большими буквами на первой полосе. Я бы совершил такой экстраординарный поступок, чтобы весь мир заговорил обо мне.

Трайн опять замолчал, пронизывая взглядом гостей. Потом продолжил:

— За последние триста лет был лишь единственный случай, когда неуч пытался совершить одну из самых масштабных краж всех времен. Этот дурак был хвастун и пьяница, но, несмотря на это, он почти добился успеха. Причем без аэропланов, без моторной яхты и прочих современных технических новинок. Я имею в виду полковника Блоода…

Хотя Диана и решила все время сохранять спокойствие и самообладание, но при упоминании этого имени не удержалась и вскрикнула. На Грэгэма же, видимо, оно не произвело никакого впечатления.

— Блоод потерпел жестокое поражение и справедливо заслужил наказание. Не знаю, повесили его или нет. Приговаривают ли к такой казни за кражу символов монархии…

Грэгэм вскочил. На его лице одновременно были и ужас, и изумление.

— Их стоимость приблизительно… один миллион фунтов стерлингов, — рассказывал Тигр. — Но с моральной точки зрения они бесценны. Вы скажете — сумасшедшая идея? Я тоже так думал, когда впервые услышал об этом. Допустим, он хотел возложить на свою гадкую голову корону Англии. И какое же наслаждение мог бы испытывать, не красуясь перед толпой горемычных, но восхищенных подданных, а разгуливая один в темной жаркой комнате в Кижластане, куда не вхожи даже женщины его гарема?..

Даже Диана не могла больше сдержаться:

— Вы подразумеваете князя Киж…

Движение руки заставило ее замолчать.

— Я не знаю никаких князей. Я вообще не интересуюсь Индией. Я только пытаюсь выразить словами тщеславие мечты. Идеи сумасшедшего… Но от сумасшествия до гениальности один шаг. В больном воображении могут рождаться такие планы, которые и не снились обычному человеку. Некоторые люди грезят только женщинами, другие мечтают о власти. Я знал человека, который дни и ночи просиживал за игрой в карты. Я видел коллекционера фарфора, который горько плакал над разбитой чашкой. Есть помешанные на бриллиантах и камнях… — Трайн задумался. — Человеческие страсти невозможно обобщить, их слишком много. — Трайн вздохнул. — Пятьдесят тысяч фунтов — это же целое состояние… И всего за несколько недель тренировок. Главное — точно выполнить инструкции… Практически никакого риска… Два или три разбитых черепа, конечно, не ваших, — словно извиняясь, добавил Трайн. — Такое чудо вполне возможно, и вы можете участвовать в таком предприятии.

Грэгэм Халовель побледнел и дрожал. Он даже поперхнулся, прежде чем спросить:

— А поточнее можно объяснить?

Тигр Трайн встал, подошел к сейфу, открыл его ключом, висевшим на цепочке у кармана, и достал манускрипт толщиной со школьную тетрадь, завернутый в коричневую бумагу. Трайн быстро перелистал страницы. Грэгэм заметил, что они были напечатаны на машинке.

— Вот мой маленький роман. Один из немногих, которые я написал, — сказал Трайн, зажигая сигару. — Я решил подражать одному автору. Моя история происходит в Руритании. В этой стране есть крепость, которая называется Стронг. Она возвышается, на берегу и построена тысячу лет назад. Над крепостью — башня, которую бдительно охраняют, так как там спрятаны бриллианты князя–правителя. На досуге я разработал план, где умный и решительный человек, строго выполняющий все его пункты, успешно похищает бриллианты. Гениальная история. Если прочтете мой небольшой рассказ, то заметите, что бриллианты в нем фигурируют под названием «фрукты», а солдаты, охраняющие их, «сторожа». Если случайно книга попадает к посторонним, то никто не поймет связи между отдельными эпизодами. Они понятны только посвященным. Теперь возникает вопрос, — он равнодушно перелистывал страницы, — достаточно ли вы заинтересовались этой милой историей.

Грэгэм утвердительно кивнул.

— В утреннем выпуске газеты есть объявление о маленькой красиво меблированной даче, — сказал Трайн. — Вы найдете его в третьем столбце десятой страницы «Мегафона». Если захотите снять эту дачу на месяц–два, вам дешево сдадут ее. Там живет дворник. Я уверен, что каждый день в десять вечера вы найдете эту книгу на столе. Она там будет до часа ночи. За месяц вы должны выучить текст буквально наизусть.

Трайн вынул из записной книжки газетную вырезку и подал Грэгэму.

— Я сегодня же напишу туда, — хрипло сказал Грэгэм.

Трайн одобрил решение, снова запер книгу и сейф и посмотрел на Диану.

— Для вас, мисс Мэртин, я приготовил другой маленький роман. Но об этом поговорим в другой раз.

Он засунул руки в карманы, подошел к окну и посмотрел на Сохо–сквер. Когда Диана тоже выглянула в окно, то увидела знакомую фигуру.

— Странно! — удивилась она.

— Что странно? — спросил Трайн, не поворачивая головы.

— Это ведь та дерзкая маклерша, которая забралась сегодня утром в мою квартиру, чтобы рекомендовать прислугу! Она без приглашения вошла в комнаты. Я застала ее у дверей моего салона.

— В самом деле? — Трайн не повернулся. — Это замечательно! Вы говорите об этой полной даме… Как она представилась?

— Миссис Оллорби!

— Это ее настоящее имя, — сказал Трайн. — Эмилия Оллорби.

— Разве вы знаете эту женщину? — изумилась Диана.

— Да. Она — детектив Скотлент–Ярда. Надеюсь, вы не говорили о важных делах перед тем, как обнаружили эту женщину у дверей салона.

Диана побледнела.

— Но что ей нужно? Что она здесь делает? Может быть, она следила за мной?

Диана нервничала, у нее даже голос изменился.

— Вполне возможно. Пустое любопытство — качество, простительное женщине. Но если любопытство проявляет миссис Оллорби, значит не просто так.

Трайн повернулся к Диане и улыбнулся.

— Детектив наблюдает не тогда, когда он что–то знает, а тогда, когда хочет узнать. Я за свою жизнь так долго и непрерывно находился под наблюдением, что буду себя чувствовать скверно, если наблюдение прекратится. Видимо, эта женщина хочет знать, зачем вас посещал Грэгэм Халовель. А если это ей уже известно, то, наверное, нужны сведения о его планах на будущее. Скотленд–Ярд очень интересуется людьми, которых только что выпустили из тюрьмы.

— Она следит за мной? — спросил Грэгэм. — Я с этим покончу…

— Никогда не покончите! — Трайн был вежлив и убедителен. — Пусть наблюдает… Это полезно ее глазам.

— Она совсем не похожа на прачку, как мне показалось раньше, — удивленно сказала Диана.

— Она много перерыла чужого грязного белья, — иронически заметил Трайн. — Это очень деятельная женщина, уверяю вас. — Трайн поморщился. — Знаете ли, мисс Мэртин, будет куда лучше, если вы снимете дачу в Кобэме и будете туда приглашать вашего друга Грэгэма. Конечно, это будет против правил приличия и нравственности, но, я думаю, — Трайн поднял брови, — что вы это вправе делать. Я не могу точно вспомнить, как долго вы уже повенчаны с Грэгэмом, но, мне кажется, это произошло за месяц до его ареста.

Диана до крови закусила губы, но ничего не сказала. Эту маленькую тайну, очевидно, знали и другие.

— Если не ошибаюсь, это было в отделе актов гражданского состояния в Уорчестершире? — Трайн произнес это так, как будто только что вспомнил давно забытую историю. — Вы венчались под именем… Впрочем, это к делу не относится.

— Конечно, не относится, — холодно согласилась Диана. — У вас первоклассное информационное бюро, мистер Трайн!

Он захихикал.

— Совершенно верно! Вы можете смело изучить книгу со своим мужем.

— Ну, а если я не приму участия в деле? — спросила Диана. — Что изменится?

Трайн пожал плечами.

— Какая разница между ста и пятьюдесятью тысячами фунтов? Возможно, потом сумма еще увеличится. Милая мисс Мэртин! Если у вас богатое воображение, представьте, какой шум вызовет это дело во всем мире. Вы помните исчезновение знаменитой картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза»? Наше дело будет во сто крат громче. «Фрукты» — будем их так называть — исчезли. Господин, по поручению которого проведено это дело, уплатил сполна. Сколько же, вы думаете, заплатит владелец «фруктов», чтобы получить их обратно? И он, к тому же, не задаст никаких вопросов и не прибегнет к помощи властей, даже если станет известна правда.

— Вы думаете, что сумеете вести двойную игру? — спросил Грэгэм.

— Двойную игру?.. Я этого не понимаю, — Трайн прикинулся наивным.

Он внимательно изучал длинный столбик пепла сигары, потом сказал:

— Я думаю, вам пора. Очень интересно знать, что предпримет миссис Оллорби… Я убежден, что после того, как вы уйдете из «Клуба Мусетрап», она немедленно прекратит наблюдение за ним.

Когда Диана и Грэгэм встали, Трайн сказал:

— Я предупреждаю вас, что Коллэй Веррингтон не знает, о чем мы сегодня говорили. Я ему не доверяю.

Трайн сделал ударение на слове «не доверяю». Диана ничуть не удивилась, ибо кто же доверял Веррингтону? Грэгэм думал о своем, когда они сидели в автомобиле, отвозившем их домой. Он все время наблюдал через заднее стекло за миссис Оллорби, которая с нескрываемым интересом следила за их отъездом из клуба. Она сидела в такси.

Глава 6

Его высочество князь Кижластанский отдыхал, поджав ноги на диване, в своей комнате. Его темные блестящие глаза созерцали пустое пространство. Тонкие коричневые руки перебирали смарагдовую цепь, свисавшую с шеи. Время от времени он доставал из кармана золотую коробку и брал из нее щепотку желтого порошка. Потом он клал порошок на язык. Закрыв коробку, опускал ее в глубокий карман шелкового халата и опять смотрел в одну точку.

Рядом с князем лежали газетные вырезки. Через несколько минут он недовольно начал читать их.

Рикисиви, принц Кижластанский, воспитывался в известной английской общественной школе. Он превосходно владел английским, но его антипатия к англичанам была настолько сильна, что все переговоры с официальными учреждениями он вел только через переводчика. Князь был потомком королевской династии, управлявшей Индией несколько веков, задолго до появления там «Джон Компани». Его предки господствовали над жизнью и смертью бесправного народа, который, тем не менее, боготворил их, хотя мало кто из правителей проявлял мудрость и думал о благе народа. Но наступили другие времена, и короли превратились в простых смертных. Они вынуждены были отречься от престола. Одному правителю предлагали уйти в отставку, его место занимал другой. Такой поворот судьбы ожидал и князя. Ему, потомку королей, могли предложить отречься от престола и жить в Париже на правительственную пенсию. Тогда его преемник овладел бы несметными богатствами, собранными династией за века.

Проступок, вызвавший конфликт с губернатором Пондишери, не представлял интереса. Речь шла об убийстве одной женщины и пропаже другой. Главную же причину политических трудностей вызвало исчезновение одной красавицы из его дворца. Если бы ее нашли и допросили, то господству князя пришел бы конец. Но ее не нашли, да и не могли этого сделать. Разве что догадались бы покопаться в одном из роскошных садов, где она покоилась с еще одной жертвой, замученной князем.

Князь радовался, когда вспоминал, как он хитро обманул умных политических чиновников. Он полагал, если подобное удалось раз, то он и дальше сумеет заметать следы, а это значит, что никто не помешает ему впредь утолять страсть. Но когда его черные глаза неподвижно смотрели в пространство, он все больше приходил к выводу, что в его мраморный дворец значительно легче заманить евразийку — безропотную девушку с базара Кижластана, чем насильно увести за тридевять земель женщину из Европы. Только бы довезти ее до Кижластана, а там — ищи ветра в поле. Слуги бы его не выдали, они безгранично преданы своему господину. Он бы тем самым отомстил проклятым белым, которые ни во что не ставили его, законного князя индийского.

Но как это сделать? Он уже перебрал десятки вариантов, но все они не годились.

В дверь, увешанную толстыми портьерами, легко постучали. Князь позвонил, тем самым разрешая посетителю войти. Это был переводчик. Он тихо заговорил с князем.

— Пригласи его, — разрешил князь.

Коллэй Веррингтон с порога низко поклонился и подошел к князю. Рикисиви напряженно наблюдал за ним через полуприкрытые ресницы.

Коллэй был одним из немногих, кого князь принимал в любое время, потому что он оказался настолько полезен индусу, что тот даже без опаски делился с ним сокровенными мыслями. После продолжительной беседы на разные темы они, наконец, перешли к главному — Гоуп Джойнер.

— Дело выгорит, — уверенно заметил Коллэй. — Удастся ли ее доставить через всю Индию в Кижластан, об этом вы знаете лучше меня. Я не имею представления о расположении гаваней. Где можно произвести высадку?

— Все очень просто, — ответил князь. — Гораздо проще, чем здесь, в Англии. В Индии женщина всегда ездит в карете, закрытой гардинами, и никто не посмеет обыскать экипаж. Но здесь…

Князь уныло покачал головой.

— Конечно, опасность есть, — сказал Коллэй, — но можно рискнуть. Ваше высочество, все упирается только в деньги. А каким путем вы возвратитесь?

— Пароходом «П. и Д.», — ответил князь.

Коллэй вытер рукой лоб.

— Тогда нам пришлось бы нанять яхту, это тоже опасно. В этом случае мы во многом будем зависеть от команды парохода. Но… ничего невозможного нет.

И Коллэй назвал громадную сумму. Но цифры Рики не интересовали.

— Деньги — ничего. Вам нужен помощник. Трайн…

— Нет, только не он, — решительно прервал его Коллэй. — Я знаю, что вы проделывали с ним кое–какие операции, но это не тот случай. Трайн немедленно расстроит наш план. Он весьма щепетилен, когда дело касается женщин.

Коллэй кое–что рассказал об отношении Трайна к женщинам. Не умолчал он и о пиратстве в открытых морях, которое тот поддерживал.

— Ближе к делу, Веррингтон! Вы знаете мисс Гоуп?

— Нет, но знают мои друзья. Она изумительно красива… Я не верю, чтобы она поехала с вами добровольно.

Индус удивленно посмотрел на собеседника.

— Неужели вы считаете меня настолько глупым, чтобы спрашивать ее согласия? Я даже больше не встречусь с ней. Я отправил ей письмо, в котором извинился за мой поступок с жемчугом. На этом наше знакомство закончено. Мисс Мэртин знает эту девушку. Не поможет ли она вам?..

Когда Коллэй подошел к дому Дианы, то заметил, как она и Грэгэм миновали ворота. Они молчали, и каждый, по–видимому, был занят собственными мыслями.

— Чего хотел от вас Трайн? — спросил он, войдя в комнату.

— Ничего особенного, — осторожно ответила Диана.

— Удивительный тип — старый Трайн. Говорят, будто он владеет всеми европейскими языками, кроме венгерского… Кстати, Диана, вы недавно видели маленькую Джойнер?

Диана подозрительно посмотрела на него.

— Под «маленькой Джойнер» вы подразумеваете молодую девушку, которая живет в Девоншир–Хауз? Нет, мы не встречаемся. А зачем это вам?

— Мне показалось, я ее видел, когда она шла к вам, — ответил он и тут же сменил тему:

— Что нужно было Трайну?

Диана умела лгать тоньше, чем Грэгэм.

— Он хочет открыть новый игорный дом. Но я ему сказала, что меня это не интересует.

Коллэй смотрел на нее сверлящим взглядом, и она поняла, что он не поверил ни одному ее слову.

— Трайн обычно не говорит о своих делах, его не интересует мнение непосвященных, — заметил Коллэй.

— Может быть, он хотел с нами поговорить о Гоуп Джойнер, — сказала на авось Диана.

Коллэй клюнул на эту удочку.

— В самом деле? — быстро спросил он. — Что же его интересовало?

Коллэй всего на мгновение выдал сам себя. Но тут же овладел собой и открыто посмотрел на Диану.

— Меня не удивляет то, что делает Тигр, — сказал он деланно равнодушно, но уже не мог обмануть бдительность Дианы и Грэгэма. — Уверен, он предложил тебе и… даже Грэгэму участвовать в деле, — добавил он язвительно.

Коллэй не скрывал, что не терпел Грэгэма. Диана невольно подумала о том, не знает ли Коллэй о ее «маленькой тайне», которую выведал Тигр.

— Не думаю, чтобы Тигр благодарил вас за то, что вы проникли в его тайны, — продолжал Коллэй. — Он настоящий дьявол, и чем меньше контактируешь с ним, тем лучше.

Коллэй начал говорить о чем–то другом, но Диана вдруг задала ему неожиданный вопрос. На сей раз Коллэй не оправдал своей репутации всезнайки.

— Миссис Оллорби?.. Гм… Нет, никогда не слышал… Разве она работает с вами?

Скорее всего, он действительно ничего не знал о ней, и Диана решила больше не расспрашивать.

Миссис Оллорби начинала раздражать. Она невольно занимала ее мысли, несмотря на то, что была мелкой сошкой. Скорее всего сыщица наблюдала за Грэгэмом. Главное же, что беспокоило Диану, — она до сих пор, даже косвенно, не имела дела с полицией.

Диана провела бессонную ночь. Постепенно она пришла к выводу, что затея Трайна рискованная. На рассвете она приняла решение не участвовать в ней и сказала об этом Грэгэму, когда тот пришел после завтрака. Но он настаивал на своем:

— Дело совершенно безопасное, если им руководит Трайн. Быть может, пятьдесят фунтов и перспектива завладеть сокровищами раджи для тебя ничего не значит, но для меня это клад. Я устал от собачьей жизни.

— Миссис Оллорби… — начала Диана.

— Миссис Фидельбоген! — насмешливо перебил Грэгэм. — Какое она имеет отношение к нам? Она ведь следит за «Мусетрап–клубом».

— Почему же она пришла сюда? Почему стояла и подслушивала около моих дверей? Я теперь верю горничной, утверждавшей, что она заперла дверь… Просто у этой дерзкой женщины есть поддельные ключи. Грэгэм, будь благоразумен и хорошенько пошевели мозгами.

Он закусил губы и поморщился.

— Нужно поговорить с Трайном об этой женщине, — сказал он. — Если увижу его сегодня, непременно сделаю это.

Когда Грэгэм позвонил в дверной звонок, старый портье сказал, что мистера Трайна нет в секретариате, он, должно быть, завтракает в «Брессери Рояль». Грэгэм направился туда и с трудом нашел место за мраморным столиком. Когда он оглянулся, за одним из столиков увидел Трайна с сигарой в зубах. Грэгэм подошел к нему и заговорил о событиях вчерашнего дня. К удивлению Грэгэма, Тигр придал особе Оллорби гораздо большее значение, чем тот предполагал.

— Так что же думает об этом мисс Мэртин?

— Ничего, — сказал Грэгэм, — скорее всего, она случайно попала в квартиру Дианы…

Тигр покачал головой.

— Миссис Оллорби ничего не делает случайно. Я преклоняюсь перед ней! Если это было так, как вы предполагаете, зачем ей было выдавать себя за маклершу? Нет, милый мой, это не просто так. Она специально пришла и открыла дверь, потому что что–то ей показалось подозрительным. Но что она могла заподозрить, если еще не знала, что я хочу встретиться с мисс Мэртин?

Тигр задумчиво прикусил верхнюю губу.

— Возможно, она следила за вами, а не за вашей супругой, — добавил он. — Все равно это довольно неприятно.

— Это вас беспокоит? — спросил Грэгэм.

Улыбка медленно пробежала по старческому лицу.

— Меня, конечно, нет, — сказал Трайн весело. — Я знаю положение, которое занимает миссис Оллорби в Скотленд–Ярде.

Тигр рассказал, что сильная и дородная миссис Оллорби раньше была полицейским и получила должность в полицей–президиуме благодаря своей необыкновенной зрительной памяти на лица людей. Однажды она увидела фотографию некоего Берта Гоуля, которого искала полиция всех европейских стран. Миссис Оллорби не только разыскала его, но арестовала и с помощью полицейских доставила в Скотленд–Ярд.

— Она выдает себя за бродягу, но это не мешает ей раскрывать преступления, — объяснил Тигр. — У нее нет определенной работы, ее задача состоит в том, чтобы обеспечить работой своих коллег–мужчин. И она всегда успешно делает это.

Тигр привел несколько примеров, когда сыщица сыграла важную роль в раскрытии преступлений. Грэгэм был поражен.

— Она официальная сотрудница Скотленд–Ярда. — продолжал Тигр, — но вы не должны бояться того, что она за вами следит. Сам факт наблюдения не означает, что она вас подозревает в преступлении. Но она надеется заподозрить.

Тигр больше ничего не сказал о женщине–детективе.

Грэгэм ждал дальнейших инструкций в связи с большим планом. Он надеялся, что беседа не ограничится вопросом Трайна, написал ли он тем, кто сдавал дачу. Но Тигр, видимо, не был расположен говорить об этом. Только тогда, когда он поднялся и Грэгэм расплатился, разговор вдруг вошел в нужное русло. Правда, Тигр говорил настолько туманно и неопределенно, что Грэгэм лишь потом понял его глубину и связь с грандиозной идеей.

— Кажется, вы мало интересуетесь судоходством? — больше утверждал, чем спрашивал Тигр. — Вы случайно еще не видели «Притти Аннэ»?

— Нет, — ответил изумленный Грэгэм. — Это рыбачья лодка?

Трайн покачал головой. Он, как всегда был осторожен и взвешивал каждое слово, будто дело касалось судебного приговора.

— «Притти Аннэ» — морской корабль, но небольшой, и занесен в регистр Ллойда. Гм… Я бы на вашем месте немного занялся «Притти Аннэ» и познакомился бы с капитаном и владельцем судна. — Тигр сделал паузу. — Его зовут Эли Бос, и он, как вам сказать, — необразованный человек. Вы не найдете его в морском клубе… Кажется, он любит проводить время в харчевне «Три веселых матроса» в Лимхузе…

Грэгэм насторожился и спросил:

— Вы хотите, чтобы я с ним познакомился?

Трайн рассмеялся:

— Делайте, что считаете нужным. Я не настаиваю, чтобы вы сняли дачу. Но если снимете, мне будет приятно. Я не требую, чтобы вы знакомились с Эли Босом, но если вы случайно это сделаете, буду рад. Кстати, мне нужно уйти. А вы обождите еще несколько минут. Лучше, чтобы нас не видели вместе на улице.

Грэгэм вдруг вспомнил вопрос, который собирался задать Тигру.

— Мы получим известную сумму, если все сложится удачно. Но что будет, если потерпим поражение не по нашей вине?

Трайн загадочно улыбнулся и скромно ответил:

— Неудачи не может быть. Этой маленькой авантюрой руководит сильная воля.

Глава 7

Мисс Гоуп Джойнер не вела большой переписки. Кроме нескольких деловых писем и циркуляров, она редко получала частные письма.

Когда горничная подала ей утром свежую корреспонденцию, внимание Гоуп привлек знакомый синий конверт. С тяжелым предчувствием она вскрыла его. Ее адвокаты писали редко, но зато их письма всегда были неприятны. И это письмо не нарушало традиции:

«Милая мисс Джойнер!

Мы узнали, что вы познакомились с неким м–ром Халовелем. Мы уверены, он не оправдывает вашего доверия, и считаем своим долгом предупредить вас, что м–р Халовель, несмотря на то, что он образованный человек, отбывал тюремное заключение за мошенничество. Принимая во внимание вышеизложенное, советуем больше не общаться с ним. Это знакомство может стать для вас невыгодным и даже неприятным.

Преданные вам…»

Гоуп нахмурилась. Она поняла, в чем дело. Благожелательный шпион, наблюдавший за ней, принял Дика Халовеля за его брата. Собственно говоря, она не обиделась, ведь ошибка была настолько очевидной, что девушка рассмеялась.

Бедный Дик! Как плохо, что его принимают за непутевого брата. Она хотела ответить адвокатам и объяснить им ошибку, но странное чувство удержало ее. В ответ она получила бы новые более настойчивые предупреждения. А это вызвало бы конфликт между чувством и долгом. Лучше уж не беспокоить адвокатов.

Горничная приготовила ванну, и Гоуп стала раздеваться.

— Какая–то женщина хочет с вами встретиться, дорогая мисс. Она мне не понравилась, и я сказала, что вас нет дома. Мне показалось, что она ищет работу.

— Я прошу вас, чтобы вы не отказывали никому, кто желает поговорить со мной. Сначала я должна узнать, кто они и что им нужно, — убедительно пожурила служанку Гоуп.

Горничная не впервые получала подобный выговор.

— Мне очень жаль, и прошу прощения, дорогая мисс, — сказала горничная. — Я это сделала потому, что думала…

Горничная Дженнэт была славной, но не очень исполнительной. Гоуп даже подозревала, что адвокаты многое знали о ее жизни от служанки.

Гоуп успела одеться, когда Дженнэт представила посетительницу:

— Миссис Джонсон. Она хочет поговорить с вами об «Обществе содействия восточной женщине».

— Я сейчас выйду.

Через несколько минут Гоуп вошла в свой маленький красивый салон. Там ее ожидала дородная, широкоплечая дама с мужскими чертами лица. Вопросительный взгляд Гоуп натолкнулся на добрую обезоруживающую улыбку.

— Мне очень жаль, что побеспокоила вас так рано, — извинилась женщина. — Не буду скрывать, я не Джонсон, и меня не интересуют индусские женщины. Пришлось это выдумать для того, чтобы не было проблем с горничной. Меня зовут Эмилия Оллорби.

Гоуп впервые слышала это имя. Но ее насторожили дальнейшие слова гостьи:

— Я бы очень хотела, чтобы никто не узнал о моем визите. Ведь я пришла от имени полицей–президиума, мисс Джойнер!

С ловкостью фокусника она молниеносно вынула карточку и подала ее. На ней значились: «Миссис Эмилия Оллорби, комната 386, Нью–Скотленд–Ярд». Гоуп опешила:

— Сыщица?

Оллорби широко улыбнулась.

— Я люблю называть себя детективом, — весело сказала она. — Для нас, толстых женщин, тоже бывает романтика. Я, миссис Оллорби, только и делаю, что сую нос в чужие дела. Бог создал одних женщин красивыми, других — полезными… Всякий раз, когда посмотрюсь в зеркало, понимаю, как нужна я на белом свете. Бедный Оллорби, он был настоящим героем. У него были свои недостатки, но его нельзя было упрекнуть в трусости. Возможно, он любил юмор, хотя я этого не замечала. Но его самый героический поступок — женитьба на мне.

У миссис Оллорби был игривый звучный голос. Гоуп вынуждена была улыбнуться.

— Просто удивительно, что таит в себе душа преступника, — продолжала Оллорби. — Я никогда не доставляла неприятностей злым людям, если они не привлекали моего внимания. Острые языки уже сравнивали меня со всеми домашними животными и птицами, кроме уток. Но я не реагирую, иначе, наверное, давно бы уже умерла. Я знала арестантов из Олд Байлей, которые утверждали, что они охотнее отсидели бы еще десять лет, чем женились на мне… Но, кажется, они смеялись над собой.

Она замолчала. Ее блестящие глаза дружески смотрели на Гоуп.

— А теперь вы, наверное, хотите знать, зачем я пришла к вам? Вы правы, не для того, чтобы говорить о своей персоне, а чтобы задать, если разрешите, несколько вопросов. Вы член индусского общества, не правда ли?

— Нет! Я была, но теперь нет!

— Вот как? Это интересно! Ясно, что вы не хотите говорить об этом. Является ли мистер Галлэт вашим другом?

Неожиданный вопрос буквально ошарашил девушку.

— Я с ним встретилась всего один раз, — ответила она и добавила с усмешкой. — Он безнадежный преступник?

— Нет. Он слеп, а слепые редко бывают преступниками. Вы удивляетесь, почему я вас спрашиваю, но я интересуюсь многими людьми. Возьмем, например, князя Кижластанского… Очень красивый господин…

— Я терпеть его не могу, — сказала Гоуп.

Миссис Оллорби улыбнулась.

— Вот как! Ну, а мисс Диана Мэртин ваша подруга?

— Нет, — быстро ответила Гоуп.

— Гм… — миссис Оллорби почесывала подбородок.

— Грэгэм Халовель… Его, конечно, вы не знаете, но знакомы с его братом, не правда ли? Красавец! Я недавно видела его у Тауэра! Позвольте, если не ошибаюсь… — Оллорби наморщилась. — Я, кажется, тоже видела вас там… вместе с Халовелем…

— Может быть, — равнодушно заметила Гоуп.

— Тауэр всегда вызывает у меня головокружение, — сказала миссис Оллорби. — Паршивая история! Вы часто бываете там, мисс Джойнер?

Гоуп заставила гостью сесть, и сама тоже устроилась в кресле.

— Пожалуйста, не темните! Что, собственно, вы хотите от меня узнать? Если сумею, отвечу на все ваши вопросы. Знайте, меня всегда раздражали загадочные люди.

— Мне они тоже не нравятся, — поддержала хозяйку миссис Оллорби. — Я скажу, что, собственно, привело меня к вам.

Она открыла большой портфель и порылась в нем. Наконец, нашла нужную бумажку.

— Я задам вам довольно неприятный вопрос, и вы, честно говоря, вправе обидеться. И, если позвоните горничной и прикажете этой газели вышвырнуть меня вон, будете правы.

Упоминание о горничной вызвало у Гоуп улыбку, но ее уже охватило любопытство, и она решила не отвлекаться.

— Вы приятельница сэра Ричарда Халовеля, офицера Королевской Бирвичской Гвардии. Я прошу вас быть искренней и сказать: вы с ним помолвлены?

— Нет!

— Он ваш близкий друг?

Гоуп медлила с ответом.

— Да, — наконец промолвила она. — Он мой хороший друг.

— Достаточно ли он дорожит вами, чтобы сделать для вас все что угодно?

Гоуп вытаращила глаза.

— Я вас не понимаю…

— Любите ли вы друг друга? — прямо спросила Оллорби.

Гоуп так покраснела, что ответ не требовался. Прежде чем Гоуп овладела собой, Оллорби продолжила:

— Вы думаете, я слишком нахальна… Но без этого далеко не уедешь. Итак, милая мисс Джойнер… Сэр Ричард, по–моему, наделен многими гражданскими добродетелями, поэтому прощу вас хорошенько подумать о том, что вы от него требуете… иногда… всегда ли это совместимо с моралью и добродетелью?

Гоуп лишь беспомощно покачивала головой.

— Миссис Оллорби, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите. Будьте уверены, я никогда не потребую от сэра Ричарда сделать для меня то, что несовместимо с честью. Я удивляюсь, как вы даже можете предположить, что я способна на такое.

— Да нет… — миссис Оллорби была само вдохновение. — Я только любопытна… Кажется, вы немного смутились. Не сердитесь, я вовсе не хочу этого. Скажите, пожалуйста, вы когда–нибудь просили сэра Ричарда об одолжении… гм… сделать для вас то, что заставило бы его пренебречь долгом?

— Нет, — ответила Гоуп, возмущаясь, — В самом деле, миссис Оллорби, вы меня все больше удивляете.

— Разве? — миссис Оллорби огорчилась. — Мисс Джойнер, я нахожусь в тяжелом положении. Я много знаю того, чего мне не следовало бы знать… Если бы вы были такой же умной, как я, мы бы не теряли столько времени попусту! — Она тяжело вздохнула. — Но вы… еще немного наивны! Вы, конечно, не знаете мистера Трайна, не правда ли? Да вам и не нужно знать его, он не вашего круга. А мистера Грэгэма Халовеля… с ним вы тоже не знакомы?

Миссис Оллорби чуть отдохнула.

— Я знаю кто он, — спокойно ответила Гоуп. — Это брат сэра Ричарда. Он сейчас нуждается, но Ричард не имеет с ним ничего общего. Меня даже никогда не представляли Грэгэму, хотя…

Гоуп не могла удержаться от смеха, вспомнив письмо, которое получила утром.

— Хотя есть люди, полагающие, что его с вами знакомили, — закончила Оллорби фразу вместо Гоуп.

Сыщица с треском закрыла портфель.

— Сэр Ричард Халовель очень красив, — продолжала Оллорби. — Я им восторгаюсь, как и вы. Это не комплимент. Откровенность — моя слабость.

Она забрала у Гоуп визитную карточку, достала из потайного кармана карандаш, быстро что–то написала на обороте и вернула визитку девушке.

— Там мой частный адрес. Возможно, несколько дней меня не будет в бюро. Если у вас произойдут какие–нибудь неприятности и вы не захотите обременять ими сэра Ричарда, смело звоните мне.

— Какие же неприятности могут быть у меня? — спросила Гоуп полушутя, не скрывая, однако, удивления.

Миссис Оллорби пожала плечами:

— Одному Богу известно. Лондон — громадный и необычный город, где беда может обрушиться на человека быстрее, чем корь на грудных младенцев в приюте.

Она пошла к двери.

— Милая мисс Джойнер, буду весьма рада, если вы сделаете мне одолжение. Пожалуйста, не говорите ничего обо мне вашей горничной.

Прежде чем Гоуп успела сказать, что она не любит посвящать горничных в свои дела, тем более тайны, миссис Оллорби уже была на улице.

Храбрая женщина быстро прошла Пикадилли и направилась к цирку. Казалось, сыщица никого не замечала вокруг. Она что–то мычала глубоким басом. Вдруг за ней вырос стройный рыжеволосый молодой человек в больших роговых очках. Костюм ему был узок и мал, рукава и штанины короткие. Он неотступно следовал за миссис Оллорби до метро. Незаметно для нее сел в тот же вагон. Они доехали до Тотенгэм–Корт–Ройда. Сыщица пошла по Шарлотт–стрит; он снова следовал за ней. Когда она зашла в невзрачные ворота, он выждал несколько минут, опершись спиной на перила, огляделся и вошел за женщиной. Молодой человек вынул из кармана большой ключ и остановился на парадной лестнице. Потом без стука открыл дверь маленькой квартиры.

Миссис Оллорби сняла маленькую черную шляпу и даже не оглянулась, когда молодой человек вошел. Он сел на диван.

— Что слышно, Гектор? — спросила сыщица.

— Какой–то господин следил за тобой до станции Тотенгэм–Корт–Ройд, — ответил он.

— Что за человек? Как выглядел? — продолжала она задавать вопросы молодому человеку, ее сыну.

— Он выглядел, как иностранец, — сообщил Гектор, почесывая нос. — Он ждал тебя на улице, пока ты не вышла. Я наблюдал за ним и сделал вывод, что он следил за тобой. Знаешь, просто удивительно, что со мной происходит. — Гектор пригладил рыжие волосы. — Меня никто не замечает, когда я за кем–то слежу.

— Я уверена, они тебя заметили, Гектор, — сказала она добродушно. — Не забудь, на улице ты выглядишь, как маяк с красным сигналом. Но ты мешаешь им работать, потому что они знают, что за ними тоже наблюдают. Вот тем ты ценен для дела.

Он покорно смотрел на мать.

— Я вижу, моя помощь для тебя не существенна, — молодому человеку было горько. Но вдруг его глаза зажглись надеждой, и он почти выкрикнул: — Я нашел выход! Покрашу волосы!

— Тогда будешь выглядеть пугалом, — сказала миссис Оллорби, похлопывая его по плечу. — Не огорчайся, Гектор. Ты скоро станешь детективом. Я утром говорила с комиссаром о твоей карьере. Тебя не примут в полицию, потому что ты близорук, но я найду для тебя специальную работу в полицей–президиуме. Очень скоро ты увидишь свое имя в официальной газете в списке вновь назначенных чиновников.

Радость Гектора была безгранична. Он всегда мечтал пойти по стопам отца. Покойный мистер Оллорби был полицейским сержантом, и начальство очень высоко ценило его. Благодаря этому его супругу во время войны приняли на полицейскую службу. И она оправдала оказанное доверие.

В комнате миссис Оллорби стоял телефон. Она назвала номер и подала сыну знак выйти. Гектор молча занял место в коридоре, где стоял на страже. Как примерный сын, он заткнул уши руками, чтобы не слышать разговор. Через десять минут миссис Оллорби разрешила ему войти. Она отдала распоряжения служанке и поднялась к себе в спальню на второй этаж. У нее была бессонная ночь, и сыщице нужно было отдохнуть. К тому же ее, видимо, ожидала не менее «веселая» следующая.

Когда миссис Оллорби снова показалась на Шарлотт–стрит, было уже темно. Ее трудно было узнать. Она была в старом, но чистом платье, в поношенной старомодной шляпе и в старых ботинках с кривыми каблуками. Под мышкой держала потертый парусиновый портфель. В десять она уже была на Ист–Энд, где остановилась у дома номер 27 и постучала.

Неряшливая женщина, открывшая дверь, обдала ее перегаром и близоруко посмотрела на нее. Полуодетая, в тусклом свете керосиновой лампы, она была очень непривлекательна.

— Привет, — сказала она невежливо. — Вы все–таки пришли. А я уже хотела сдать вашу комнату.

— Не понимаю, почему? Я ведь уплатила вперед! — дружески сказала Оллорби.

Хозяйка что–то невнятно пробормотала и осветила лестницу. Поднявшись, она открыла дверь маленькой комнаты и ткнула пальцем на непривлекательную постель. Кроме маленького умывальника и стула, в комнате больше ничего не было.

— Я обычно не впускаю квартирантов так поздно! — сказала хозяйка. — Но для вас делаю исключение, похоже, вы целый день были на ногах.

Она только потому сдала комнату миссис Оллорби, что квартирантка пообещала, что с девяти утра и до шести часов вечера не будет дома. Хозяйка не только экономила свой труд, но еще и сдавала надень постель Оллорби ночному сторожу из доков.

В эту маленькую квартирку хозяйка пускала семь квартирантов. Она все еще стояла в дверях комнаты и держала руки под грязным передником. Нелюбезная женщина объяснила миссис Оллорби, что у нее теперь много работы — трое постоянных жильцов возвратились в Лондон после долгого отсутствия.

— Я очень уважаю их и стараюсь во всем угодить. Они иногда уезжают на девять–десять месяцев, но за квартиру платят вперед. Они моряки. Капитан с сыновьями… Хороший человек, конечно, — когда не пьян. Они снимают у меня две комнаты. Капитан занимает лучшую, около выхода. Да, кстати, совсем забыла… Как вас зовут?

— Броун, — ответила Оллорби.

— У меня будет к вам одна просьба: не встречайтесь с капитаном. Он не любит посторонних, и я не хочу ссориться с ним даже за миллион фунтов.

Когда хозяйка, наконец, ушла, миссис Оллорби села на кровать и начала читать книгу, освещая страницы карманным электрическим фонариком. Через некоторое время на лестнице послышались неуверенные шаги капитана. Он был пьян и хрипло пел уличную песенку. По площадке стучали сапоги, подбитые железными гвоздями. Добравшись, наконец, до своей комнаты, он так сильно хлопнул дверью, что задрожала вся квартира.

Миссис Оллорби прислушивалась. Она ждала, когда придут сыновья капитана. Но они не появлялись. Прошло немного времени, и капитан опять ушел. Сыщица закрыла книгу, подошла к двери, тихо открыла ее и вся превратилась в слух. Было тихо. Хозяйка спала на кухне. На нижнем этаже храпел какой–то жилец.

Сыщица разулась, сунула ноги в войлочные туфли и бесшумно вышла на площадку. По грязной лестнице она поднялась наверх и попыталась открыть комнату капитана. Но она была не заперта. Оллорби вошла и включила свет.

Обстановка в комнате была несколько лучше, чем у нее. Здесь стояли кровать, шкаф. Стол был завален бумагами, среди которых выделялась маленькая дешевая чернильница с подставкой. Оллорби быстро пробежала глазами бумаги. Это оказались списки пароходных припасов, закупленных капитаном. Она тщательно обыскала кровать и под подушкой нашла старый плоский ящик, в котором хранились документы. Открыла его, но обнаружила только листок с цифрами. Оллорби хорошо разбиралась в судоходстве и определила, что это была таблица рейсов парохода, составленная капитаном. Каждая остановка обозначалась месяцем и числом. Первым значилось 26–е, отмеченное довольно странным знаком.

Сыщица положила бумагу на место и продолжила поиски. Вдруг с улицы послышался громкий разговор, она услышала, как отпирают дверь квартиры. Молнией она бросилась к двери, закрыла ее и успела в свою комнату до того, как ночные гости начали подниматься по лестнице.

На сей раз капитан пришел не один, а с двумя мужчинами. Они вошли в комнату и тихо заперлись. Сыщица услышала приглушенный разговор. Бесшумно опять пошла наверх. Старые ступени трещали под тяжестью ее тела. Она вынуждена была опуститься на колени, вытянуть шею и прислушаться.

— Этот парень… как его зовут… Верринг, что ли… он сказал… Грэвзэнд… время прилива.

Раздались шаги. Сыщица осторожно поползла в свою комнату и стала слушать у двери. Через пятнадцать минут двое мужчин перешли из комнаты капитана в другую. Донеслось грубое «спокойной ночи», и все стихло. Сыщица осторожно закрыла дверь и, не раздеваясь, легла в постель. Она сразу крепко уснула.

Утром ее разбудили шаги капитана и его сыновей, спускавшихся с лестницы. Было уже светло. Миссис Оллорби привела себя в порядок и вышла на улицу. Она позавтракала в маленьком кафе на углу Виктория–Док–Ройд. Спустя полчаса она уже стояла на холодной верфи и с огромным вниманием разглядывала маленький ржавый пароход, бросивший якорь на середине течения. Вдруг к миссис Оллорби подошел портовый лодочник, постоянный обитатель верфи, который жил подачками за мелкие услуги. Он нюхом чувствовал, что здесь можно получить на чай. И не ошибся. Сыщице нужна была от него информация.

— Маленький пароход, миссис… не хотите ли подъехать к нему? Я могу подвезти на лодке за пять минут.

— Нет, — сказала Оллорби, — мне незачем ехать туда.

— Может быть, на борту ваши родственники? — опять спросил услужливый парень. — Могу передать им письмо…

— Что это за корыто? — поинтересовалась Оллорби.

— Это «Притти Аннэ»! — залился смехом парень. — Замечательное название для такого парохода. Я еще помню, как на нем возили уголь из Кардиффа. Он был не хуже других, поднимавшихся по Темзе. Но однажды потерпел крушение под Корнуэлем… он сел на скалы… — Говорят, старый Бос купил это судно за полста фунтов и с помощью сыновей снял его с мели. Хотя, думаю, скорее всего пароход сам сошел с мели в полноводие. Судно исключили из регистра Ллойда, как совершенно непригодное к плаванию и продали с аукциона счастливому Эли Босу за смехотворную цену. Капитан Бос действительно родился под счастливой звездой, потому что ему дважды удавалось избежать тюремного заключения. В первый раз его судили за умышленное крушение, во второй — за контрабандный провоз сахарина.

— А вы знаете Боса?

— Знаю ли я его? — парень презрительно плюнул в воду. — Знаю насквозь! Да и кто его не знает, этого подлеца! Он не держит на пароходе белых матросов, а только индусов, самых отъявленных негодяев, которых можно купить за пару пенни. Бос заработал много денег, доставляя американцам алкоголь через океан. Кроме того, он занимается еще и другими грязными делами. Он никогда не получает нормальных грузов, так как никто из отправителей не желает платить страховку его парохода.

— Так что же он перевозит?

Собеседник опять плюнул в воду.

— Он получает груз в Берлине — бочки с ромом для Америки или оружие. Он заработал кучу денег во время марокканского восстания против Франции и Испании.

Миссис Оллорби еще раз осмотрела пароход. Он напоминал странный ящик с торсом, на котором краска полностью вылиняла; необычно высокий нос с крепкими мачтами; никакой пропорции между отдельными частями. Пароход был сильно запущен.

— Старик сам управляет судном. Ему помогает один из сыновей, а второй заведует машинным отделением. Всего у него на борту шесть человек.

— Под каким флагом он плавает? — Миссис Оллорби заметила на флаг–мачте маленький четырехугольный матерчатый лоскуток.

— Под португальским. Если бы он плавал под английским, ему бы даже не разрешили выйти из устья Темзы.

Однако у «Притти Аннэ» были и положительные качества.

— Пароход может делать двенадцать узлов в час, — продолжал словоохотливый парень, — а, если нужно, то и все пятнадцать. Но… я не верю, чтобы старый Эли тратил много денег на уголь, — шутливо заметил он. — Котлы не топлены уже семь дней. Говорят, Эли пересчитывает каждый кусок угля, который бросают в печь. Старик скуп.

Миссис Оллорби дала лодочнику более крупную монету, чем он ожидал. Она огляделась и увидела телефонную будку. Позвонила сыну:

— Гектор, приходи немедленно сюда. Захвати с собой пальто, ночи ведь очень холодные. Тебе придется постоять вместо меня на посту. Кроме того, не забудь бинокль, он лежит в моей спальне в шкафу. Он мне очень нужен.

Сыщица повесила трубку, называла другой номер и доложила обстановку своему полицейскому шефу.

— Нет ли у вас идеи, которая помогла бы начать расследование? — спросил он.

Миссис Оллорби медлила.

— Пока есть только предположения, — осторожно сказала она. — Но когда появятся факты…

Она больше часа ждала сына. Он пришел окрыленный, ведь, наконец, получил ответственное задание. Она дала ему инструкции и деньги. Отыскав своего информатора, который после второй монеты был весьма предупредителен, она заручилась его поддержкой, и молодые люди остались следить за пароходом.

— Я предполагаю, что пока вы ничего не увидите, мадам, — сказал местный всезнайка. — Как минимум, еще неделю «Притти Аннэ» не покинет Темзы. Я это узнал от одного угольщика, служащего в трюме. Даже готов поклясться, что на пароходе еще нет груза. Старый Эли разогревает котлы только после того, как на борту появляется груз. Я еще никогда не видел, чтобы это судно снималось с якоря с одним балластом.

— Я спокойно могу ждать и не одну неделю, — весело сказала миссис Оллорби.

Она говорила правду. Чего–чего, а терпения и выдержки ей было не занимать.

Глава 8

В Гвардейском Бирвичском полку неукоснительно соблюдали все старые традиции английской королевской гвардии.

Одна из них касалась офицерских жен. Например, офицер, состоявший на действительной службе, не имел права жениться на актрисе, даже если она была самой красивой, воспитанной и знаменитой.

Боба Лонгфелью полковник сэр Джон Рислип и его супруга пригласили на семейный обед. Он возвратился от них домой в подавленном настроении. Правда, мягкотелый командир гвардии был не так строг в отношении выбора жен офицерами, его же неумолимая супруга свято чтила традицию.

Хотя Боб был молод, но имел свою точку зрения на светскую жизнь. Командирша во время обеда намекнула, что молодые офицеры полка часто женятся на девушках не своего круга. Это адресовалось конкретному офицеру, но Боб почувствовал себя не совсем уверенно.

— Всегда нужно обращать внимание на родословную, это первое условие счастливого брака, — сказала командирша, блеснув большим смарагдовым кольцом на мизинце. — Если барышня не из старого благородного дворянского рода, брак с ней безоговорочно является ошибкой.

Худощавая, но очень красивая командирша никогда так открыто не говорила Бобу о том, когда брак может быть счастливым, а когда считается мезальянсом.

Боб, недолго думая, пошел к Дику.

Когда Дик увидел товарища в полной парадной форме, то воскликнул:

— Выглядишь, как Соломон! Ты был в гостях, Боб?

Дик удобно сидел в кресле и занимался отчетностью. Одет он был по–домашнему — в пижаме и халате. Прежде чем ответить, Боб сделал вид, что выбирает сигару.

— Я обедал сегодня у старика… и старухи, — пренебрежительно сказал Боб. — Знаешь, это настоящая фурия. Она считает, что по сравнению с ее молодостью все стало значительно хуже… В том числе и мое поведение.

Дик весело рассмеялся.

— Бедный Боб! — посочувствовал Дик. — Я еще месяц назад получил официальное приглашение, но удачно избежал визита.

— Полковник — нормальный мужик. — Боб опустился в глубокое кресло и положил длинные ноги на соседнее кресло. — Ты знаешь, что он подружился с Дианой?

— У Дианы много друзей, — ответил Дик. — Если не ошибаюсь, они знакомы давно. Он что, восхищался ею?

— Молчал, пока фурия не ушла к себе, — заметил Боб, — но стал разговаривать, когда мы остались наедине.

— Вы выпили?

— Немного. Я не выношу тяжелого красного вина, оно бьет по мозгам.

— Разве полковник что–нибудь говорил о Диане?

— Только то, что она очень красивая и любезная девушка. И очень сожалел, что супруга вычеркнула ее из списка приглашаемых гостей. «Мы все восторгались ею», — говорил он. Ты ведь знаешь его манеру общаться, когда он становится сентиментальным.

Дик снова принялся за счета и пытался сосредоточиться на цифрах.

— Она упомянула также о мисс Джойнер, — вдруг мимоходом заметил Боб.

Дик медленно повернулся к нему.

— Кто? Леди Синтия?

— Да!

— Что же она могла сказать о ней?

— Немного! — Боб смутился, но Дик не огорчился, он прекрасно знал, что леди Синтия Рислип не всегда хорошо отзывалась о других женщинах.

— Ее очень интересовало, кто такая мисс Джойнер, — продолжал Боб. — И тут полковник невпопад сказал, что Джойнер — одна из красивейших девушек на свете. Он также намекнул, что знает ее семью.

Дик тихо смеялся.

— Ну, а что же леди Синтия?

— Если бы ты видел, как она выгнула брови и вытянула губы. Она тут же напала на старика и уверила его в том, что он ничего не знает о Гоуп Джойнер и о ее происхождении. Она очень рассердилась.

Дик опять принялся за работу. Он держал в руке перо, но не писал.

— Я предполагаю… — начал Боб и замолчал.

— Что же?

— Думаю, уже все в порядке…

— Ты имеешь в виду между мной и Гоуп Джойнер? Пока еще ничего не решено, но я твердо уверен, что стану ее спутником жизни. А, собственно, почему тебя это интересует? Ты и так обо всем мог догадаться.

Боб медленно встал.

— Не знаю, — осторожно сказал он, — но уверен, что старая Синтия напрасно порочит имя этой девушки. Я сам не понимаю, зачем это ей нужно. Видимо, опять все упирается в родословную. Кстати, между прочим, полковник по дружбе сообщил, что приглашен на обед к князю.

— К Кижластанскому? — удивился Дик. — Я не знал, что они знакомы.

— Полковник, вероятно, познакомился с ним в Индии. Во всяком случае, завтра он будет у князя на большом обеде. Он также намекнул, что там будет Диана Мэртин…

— Этот дьявол не в своем уме… Этот раджа… проклятый князь Кижластанский! — Дик сердился. — Даже в министерстве иностранных дел считают его ненормальным. Товарищ министр попросил меня, чтобы я немного понаблюдал за князем.

Боб усмехнулся. Его удивило, что подобное дело поручили не ему. Лейтенант гвардии Боб Лонгфелью, несмотря на простую внешность, был от природы умен, правда, иногда он витал в облаках. Боб мечтал работать в информационном разведывательном отделе военного министерства. Поэтому все свободное время посвящал изучению этого дела. Он чрезвычайно гордился своими детективными способностями и не подозревал, что в этом отношении несколько напоминал рыжеволосого сына миссис Оллорби.

Боб пошел к себе. Он сел поудобнее и долго размышлял о том, почему леди Синтия плохого мнения о Гоуп Джойнер. Из–за этого несчастную девушку не смогут принять в знатное общество бирвичских гвардейцев. Боб хорошо знал, что девушка ничего не скрывала о своем происхождении. В конце концов он пришел к выводу, что офицеру–осведомителю, желающему сделать карьеру, просто необходимо заняться тайной Гоуп Джойнер. Ведь не исключено, что без посторонней помощи, может быть, благодаря счастливой случайности и логическим выводам, он сумеет в безбрежном море родословных напасть на след ее происхождения. Если на основании учения об эволюции даже последний чистильщик сапог или тряпичник может претендовать на происхождение от Адама, то Гоуп Джойнер — очаровательная красавица с благородными чертами лица — наверняка имеет право на хорошую родословную.

У Боба появилось частное занятие, о котором не знал даже его друг. Он обошел всех специалистов по генеалогии и поручил включиться в исследования. Зацепка была только одна: десятое июня неизвестного года. В этот день Гоуп Джойнер ежегодно получала цветы от неизвестного лица.

Деньги на подобное мероприятие у Боба нашлись. Он был богат.

Глава 9

Когда Грэгэм поселился на даче в Кобэме, он должен был признать, что она соответствовала той баснословной высокой цене, какую за нее просили. Но он не платил ни шиллинга. Кроме небольшого красивого домика в стиле Тюдоров, вокруг дачи был большой сад. Она находилась в довольно пустынном месте: в радиусе примерно полумили не было ни одного дома. Дорога, проходившая мимо дачи, была в четырехстах метрах от Портсмут–Рода, но в Лондон по этой дороге можно было попасть скорее, чем Грэгэм вначале предположил. В роскошном парке росли всевозможные цветы. Массивные сосны образовывали красивый ландшафт и создавали тень над небольшой купальней на речке.

Диана не поехала с Грэгэмом.

— Если ты и Трайн воображаете, что я поселюсь в захолустье, чтобы еще больше испортить репутацию, вы глубоко ошибаетесь! Я только могу иногда приезжать и оставаться не дольше, чем до ужина!

— Надеюсь, ты не забыла еще, что мы женаты? — с иронией спросил Грэгэм.

— По возможности стараюсь, но это непросто, — спокойно ответила Диана. — Но ты, видимо, забываешь, что у меня много обязанностей в городе.

Грэгэм боялся женщины, с которой связался. Они теперь смотрели на свой брак, как на безумие. Никакой любви между ними не было. Супруги даже не уважали друг друга. Просто в одно холодное декабрьское утро они легкомысленно пошли в гражданский отдел и уже неоднократно сожалели о необдуманном шаге.

Итак, Грэгэм отправился на дачу один. Здесь он думал найти уют и комфорт. Дачей управлял садовник, черствый и молчаливый, живший в отдельном домике на краю парка. Его жена была кухаркой и горничной. Их шестнадцатилетняя дочь помогала родителям. Девушка была уродлива и скорее всего не совсем нормальна.

Молчаливый садовник показал Грэгэму дом. Большинство комнат были заперты. В распоряжении Грэгэма была спальня, гостиная, столовая и так называемая библиотека, потому что книг там не оказалось. Странный садовник, несмотря на неразговорчивость, был очень вежлив. Его жена, довольно непривлекательная, оказалась превосходной кухаркой. Сад благоухал. Разнообразием ароматов он мог бы удовлетворить самого изысканного любителя цветов.

За густой посадкой из сосен и кустов виднелась странная постройка. Это была четырехугольная каменная башня высотой тридцать футов. Башня была без окон и освещалась электричеством. Грэгэм заметил подходившие к ней провода. Дверь в башню была настолько мала, что он вынужден был бы нагнуться, чтобы войти.

«Видимо, какой–то амбар», — думал Грэгэм.

Кроме одной двери, он не нашел больше никаких отверстий. Грэгэм вернулся к фронтону, где стоял садовник, внимательно наблюдавший за новым жильцом.

— Что это? — поинтересовался Грэгэм.

— Старый ржаной амбар, — пояснил садовник. — Больше им не пользуются.

— Но ведь туда проведено электричество.

— Без света было не обойтись. Это оказалось дешевле, чем прорубывать окна в стенах.

Больше они об этом не говорили и направились к дому. Грэгэм забыл о башне. Только потом он узнал, какую важную роль она играла в связи с планом.

— Вот ключ от пульта, — сказал садовник, когда они вошли в библиотеку. — Я вам принесу чай.

Он вышел и запер дверь. Грэгэм с удивлением вертел ключ в руках. Обычно ему не давали ключей, и эта формальность оказалось странной. Потом он подошел к маленькому дубовому буфету и заметил, что все ящики, кроме одного, были открыты. Он воспользовался ключом и увидел в ящике большой квадратный конверт, адресованный ему. Кроме того здесь были еще три ключа и пачка больших конвертов. В адресованном ему конверте лежал еще один поменьше. В последнем было двадцать пять фунтов и письмо без обращения, отпечатанное на машинке. Он прочитал:

«Государственный гараж недалеко от Кобэма сдает частным лицам напрокат автомобили. Выберите себе один. Нужные указания получите у Маузея. Завтра отправьтесь в пивную «Три веселых матроса“ и познакомьтесь там с Эли Босом, который вас будет ждать. Поезжайте машиной до Гринвича, оставьте ее там, пересядьте в автобус, идущий через туннель Блэкуэль до Поплара. Оставшуюся часть пути пройдите пешком. Ни о чем не говорите с Эли, нужно только войти с ним в контакт. Вам придется сопровождать фрукты в Индию. Эли возьмет вас пассажиром и обо всем позаботится. Ему приказано сделать ваше пребывание на борту приятным, и вы должны сказать ему обо всех ваших желаниях. Необходимо, чтобы вы получили каюту, изолированную со всех сторон. Купите самый лучший замок, какой найдете в Лондоне, и передайте Эли, но ключ не отдавайте. Я распорядился, чтобы в вашей каюте в стену вмонтировали сейф. Эли Бос думает, что вы будете провозить кокаин. Он ничего не знает о фруктах. Если вы уже познакомились с подробностями плана, напишите ваши замечания и положите бумагу в пульт туда, где нашли это письмо. Его надо сжечь в присутствии Маузея».

Маузей, видимо, был садовником дачи. Когда он принес чай, Грэгэм поднес письмо к камину и сжег его. Оба молчали. Грэгэм понял, что разговора не получится. Когда Маузей убрал пепел, Грэгэм был убежден, что садовник знал о содержании письма.

— А где кабак «Три веселых матроса»? — спросил он.

— Я не знаю кабаков в окрестности, — ответил Маузей.

Он испытующе смотрел на Грэгэма и говорил так растянуто, что казалось, будто каждое его слово было на вес золота. Наконец он произнес:

— Я помню, в молодые годы видел дом с таким названием у Виктории–Док–Род.

Садовник вышел. Через некоторое время Грэгэм заметил его в саду. Как бы там ни было, но Маузей свое дело любил. Когда Грэгэм вышел в сад, чтобы поговорить с ним о хозяйстве, Маузей воодушевленно рассказывал о цветах, которые выращивал.

Грэгэм засиделся за ужином до десяти вечера. Минута в минуту постучал садовник. Он вошел в комнату и запер дверь. Потом опустил руку в глубокий карман и достал запечатанный конверт, который и на сей раз был адресован Грэгэму. Он нашел в нем тот самый манускрипт, который видел у Тигра Трайна.

Между переплетом и первой страницей лежало письмо;

«Прежде чем вы вернете эту книгу Маузею, положите ее в конверт и запечатайте. Конверты лежат в третьем отделе пульта. Подобную процедуру вы должны выполнять каждую ночь. Немедленно сожгите эту инструкцию».

Грэгэм опять сжег письмо в присутствии садовника.

— Все в порядке, Маузей, — сказал Грэгэм, перелистывая страницы. — Я вас позову, когда закончу читать.

Садовник отрицательно покачал головой.

— Мне очень жаль, сэр, — почти грубо ответил он, — но я обязан оставаться здесь, пока вы будете читать. Вам нельзя делать заметок или что–нибудь выписывать.

— Чей это приказ? — спросил Грэгэм в надежде, что садовник упомянет Тигра Трайна.

— Я не знаю, как его зовут, — лаконично ответил садовник.

С десяти вечера до часа ночи Грэгэм изучал манускрипт. Сначала он полностью прочитал его, чтобы иметь общее представление о содержании. Очень часто он останавливался, его поражала смелость плана. Перевернув последнюю страницу, вновь открыл первую. Теперь он уже внимательно вчитывался в каждую строку, стараясь запомнить мельчайшие подробности. Лишь когда часы пробили час, Грэгэм закрыл книгу и запечатал ее в конверт. Маузей просидел три часа, как вкопанный. Грэгэма удивила выдержка садовника. Во время одной из коротких пауз он спросил, не хочет ли слуга закурить.

— Я не курю и не пью.

Потом Грэгэм так увлекся чтением, что не замечал присутствия этого человека.

Садовник взял запечатанный конверт, сунул его в карман и, пожелав жильцу спокойной ночи, собрался уходить.

— Завтра вечером меня здесь не будет, — сообщил Грэгэм.

— Я знаю.

— Наш друг доверяет вам.

— Он и вам доверяет, сэр, но у него есть все основания доверять мне больше, — таинственно произнес садовник.

Утром Грэгэм пошел в ближайшее село, чтобы купить газеты и книги. Он уже начал скучать от безделья.

После обеда он разыскал гараж, взял на прокат маленькую машину и поехал в город. После заката был в Гринвиче и пошел пешком к «Трем веселым матросам».

От грязного домика, где находился кабак, пахло газом и кухней. В этом заведении с незапамятных времен собирались моряки. Некоторые из них спали на песчаном полу, другие дремали за столами. В отдельной комнате, громко называвшейся «салоном», не раз обсуждались планы грязных делишек и заключались контрабандные сделки.

Когда Грэгэм вошел сюда, увидел только двоих. Один бездельник сидел со скрещенными на животе руками на старом виндзорском стуле. Шляпа была нахлобучена ниже глаз. Он дремал и покачивался. За большим столом сидел мужчина богатырского телосложения. Он был в грубой морской блузе, надетой на шерстяной сюртук. Грязная шапка прикрывала седую голову. Лицо было несимметрично, но усы с проседью и пучки волос, свисавшие на подбородок и шею, сглаживали грубые неправильные черты. Вздутые красные щеки, маленькие с кровавыми подтеками глаза и кривой нос не нравились Грэгэму. Пока он сидел в тюрьме, насмотрелся на разных моральных и физических уродов, но такого еще не встречал.

Когда Грэгэм вошел, моряк мимоходом глянул на него и больше не обращал внимания. Лишь только когда Грэгэм подошел к нему и спросил: «Не хотите ли чего–нибудь выпить?», глаза моряка уставились на него, и он произнес одно слово: «Джин».

Капитан Эли Бос, так звали старого моряка, не любил говорить. Грэгэм для знакомства начал было о погоде, но безуспешно. Старик пил джин и потягивался.

— Я иду домой, — наконец, сказал он Грэгэму, — Не хотите ли проводить меня, сэр?

Голос у Боса был грубый и низкий, как будто звучал из подземелья. Но старик даже не взглянул на собеседника, согласен он или нет. Грэгэм кивнул и последовал за ним. Они долго шли к Сильвертоуну. Лишь только когда оказались на тихой пустынной улице, капитан заговорил:

— Старик намекал, что вы хотите купить замок для вашей каюты… Он дорого стоит, но вы можете получить его, как и сейф. Пошлите то и другое моему человеку по имени Тиглей на Литл–Перч–стрит. Я хочу сделать ваше путешествие комфортабельным. Но «Притти Аннэ» не «Мавритания». Не забудьте также, что я любитель простой, но обильной пищи. Играете ли вы в юкр?

Грэгэм не играл, и это вызвало недовольство капитана.

— Захватите с собой книги, — сказал он, — я и мои парни их не читаем.

— Когда вы отправляетесь в плавание? — спросил Грэгэм.

Капитан посмотрел на него исподлобья.

— Когда захотите, — пробормотал он. — Думаю, что 26–го.

Грэгэм ничего не знал о дне отъезда. До 26–го оставалось всего ничего.

— Моя «Притти Аннэ» немного подпрыгивает на воде, но зато я испытал ее в любую погоду… гм… обильная, но простая пища! «Притти Аннэ» ничем особым не отличается и, послушайте… лучше сами захватите ликер. Мне нужен только джин… и стакан рома во время холодного ночного дежурства. Я освободил каюту Джо… это мой инженер… Она в середине парохода за мостиком. Это лучшее место на судне, но там жарко, как в тропиках.

— Я могу взять вентилятор, — предложил Грэгэм.

Капитан громко рассмеялся.

— Никаких электрических аппаратов! — весело захихикал он. — Почему? На пароходе нет электричества… Мне хорошо и с керосином. У меня была динамомашина, но она не работала… динамо — это пар, пар — уголь, а уголь дорогой…

Он бессвязно говорил, перескакивая с одного на другое.

— Джо будет спать со мной, а Фред может лежать и на матраце, — продолжал капитан. — Они бы с удовольствием хотели быть в каюте, но не всегда имеешь то, чего тебе хочется.

— Разве из–за меня они остаются без каюты?

— Только Джо. Каюта Фреда нужна для…

Челюсти капитана аж треснули, закрыв рот. Наверное, он боялся проболтаться, и поэтому воздерживался от разговора. Но вдруг спросил:

— Зачем вы везете кокс в Индию? Бремен — лучшее место для этого… Вы можете получить его в бочках. Я взял груз в миллион долларов на Буэнос–Айрес… Это было нетрудно… Хороший груз…

На углу улицы он остановился, сунул руки в карманы и посмотрел на спутника.

— Дальше я пойду один, — Не забудьте Тиглея на Литл–Перч–стрит. Фред вставит замок.

Он передохнул, будто хотел что–то вспомнить, но, пожелав спокойной ночи, пошел своей дорогой.

Грэгэм плохо ориентировался в Кэннинг–Тоуне, поэтому обратно пошел той же дорогой, по которой шли с капитаном.

На углу темной улицы он завернул на Викторию–Док–Род и дошел до оживленного района. Миновал железнодорожный мост и остановился на тротуаре, ожидая автобуса, который должен был перевезти его через туннель Блокуэл к месту назначения. Между тем на остановке начала собираться публика. Когда Грэгэм повернулся, то увидел дородную даму. Она быстро взглянула на него и сразу же отвернулась. Грэгэм узнал большой нос и знаменитый подбородок. Сердце забилось, в глазах потемнело. Это была миссис Оллорби.

Глава 10

Грэгэм Халовель вернулся в Гринвич и сел в машину. Вместо того, чтобы вернуться в Кобэм, он подъехал к телефонной будке и позвонил в клуб «Мусетрап». К аппарату подошел Трайн.

— Я встретил вашу знакомую, — осторожно произнес Грэгэм. — Помните женщину, которую мы видели в окно вашего секретариата?

— Миссис О.? — реакция Трайна была мгновенной.

— Да.

— Где вы ее встретили?

— В Кэннинг–Тоуне. Думаю, что она следила за мной.

Оба замолчали. Через минуту Трайн сказал:

— Езжайте на запад. Ждите меня на Уэрдур–стрит. У вас ведь закрытая машина? Да? Хорошо! Через двадцать минут буду там.

Грэгэм быстро рванул и на пустынном углу Уэрдур–стрит обогнал Трайна. Он затормозил, и Трайн сел в машину.

— Регент–парк… крайний круг, — почти приказал Трайн.

Он больше не произнес ни слова, пока они не оказались в указанном месте.

— Теперь рассказывайте!

— Особо нечего, — сказал Грэгэм. — Я увидел ее только около остановки автобуса, но уверен, она наблюдала за мной весь вечер.

Они снова замолчали.

— Что ей нужно? Что она знает? — шептал Трайн. — Вы не заметили ее в кабаке?

Грэгэм отрицательно покачал головой.

— Я бы узнал ее. Нет, ее не было там. Думаю, она заметила, как я прощался с капитаном… Могу поклясться, на улице никого не было, когда я проходил там с Эли Босом.

— Гм… Не уверен… Толстая женщина — необыкновенный детектив, — сказал Трайн, растягивая слова. — Готов спорить, она следила за вами еще в Кобэме. Какого вы мнения о капитане? — внезапно спросил он.

— Эли Бос? Не очень приятный тип.

— Да, но зато деловой. Готов продать собственного сына, если ему хорошо заплатить; он уже выполнял мои поручения, но они были другого рода. Обращаю ваше внимание на важное обстоятельство: капитан ни в коем случае не должен знать, что вы везете в Индию. Если догадается, фрукты никогда не прибудут в место назначения. Пусть думает, что это кокс. Так спокойнее.

— А что, он может узнать о фруктах?

— Нет, если пароход не задержат в Канаде. Он укажет, что провозит материал для радио. Это поможет избежать контроля торгового департамента… Бос раньше работал для английской фирмы. Когда будете отправлять свои чемоданы, не забудьте упаковать два револьвера и несколько сот патронов… Они вам пригодятся.

— Знает ли капитан, что вы участвуете в деле? — поинтересовался Грэгэм.

Трайн ответил отрицательно, что удивило Грэгэма.

— Он думает, что выполняет просьбу моего приятеля. Эли Бос все делает «только из человеколюбия». Это суровый, но страстный человек, но, думаю, на сей раз это не будет мешать вам.

— В чем же его страсть?

— Женщины, — лаконично ответил Трайн. — Он уже трижды из–за них сидел на скамье подсудимых. А однажды даже чуть не попал в тюрьму надолго. Это было в Туро. Дело в том, что Эли внушил себе, будто он мужчина–красавец. Это своего рода мания. Сыновья из–за своей тупости и злости всячески поддерживают в этом старика. Он обожествляет деньги, но женщины для него выше всего. Но во время путешествия у вас не будет неприятностей из–за этого. От имени несуществующего друга я заключил с ним контракт, в котором сказано, что на борту парохода не будет никаких женщин. Он получил большие деньги. Думаю, сумма не позволит ему нарушить контракт.

Об Оллорби Трайн больше не говорил. Они доехали до Гоуэр–стрит, и Трайн вышел из машины. Грэгэм вернулся в Кобэм. Хотя было уже поздно, садовник ждал его и приветствовал на лестнице.

— Скажите, сэр, вы ждали телефонного звонка в одиннадцать?

— Я? — удивился Грэгом. — Нет!

— И вам не должна была звонить супруга?

— Нет… Кажется, она даже не знает этого номера.

— Значит, хорошо знает кто–то, — сказал садовник. — Приблизительно в одиннадцать вас приглашала к аппарату дама. Она спросила, когда вы возвратитесь.

— Что же вы ответили?

— Что ничего не знаю, и отказался с ней разговаривать. Она не назвала себя, но попросила записать для вас несколько слов.

Грэгэм пошел за садовником в рабочий кабинет. На подставке лежал листок, на котором детским, но разборчивым почерком было написано:

«Нет более безопасного сейфа, чем камера 79 В. Уорд».

Грэгэм Халовель побледнел, как смерть. Он даже присел, чтобы не упасть. «79» — номер камеры, а В. Уорд — название тюрьмы–блока в Дартморе, где Грэгэм Халовель отбывал наказание.

Глава 11

Все знали, что его высочество князь Кижластанский давал вечера и рауты, поражавшие роскошью и блеском. Но немногие были посвящены в то, что он также умел устраивать красивые камерные ужины. Здесь в полной мере проявлялся тонкий вкус князя. Рикисиви был в безукоризненном европейском костюме и отличался от остальных мужчин только цветом лица. Он пошел в шикарный зал своей квартиры и осмотрел накрытый стол.

Коллэй Веррингтон пришел первым за полчаса до назначенного времени. Он самодовольно улыбнулся, прочитав меню.

— Даже полковник будет в восторге, — сказал он, указывая пальцем в карте на особую марку вина.

Князь презрительно улыбнулся.

— Для меня все общество будет скучным и неинтересным. Если бы вы немного потрудились и удвоили усилия, можно было бы пригласить мисс Джойнер, — упрекнул князь.

— Думаю, ваше высочество ошибается, — сказал Коллэй, натянуто улыбаясь. — Если бы мы пригласили ее сюда, она, безусловно, не приняла бы приглашение. Но тогда мне было бы абсолютно невозможно поддерживать с ней что–то вроде деловых отношений для… гм… осуществления нашего маленького плана.

— Вы даже ни разу не написали ей, — князь не скрывал недовольства. — Таким образом вы дали понять, что мы… Как вам сказать… Отказали ей… Мы расписались в бессилии по поводу истории с жемчугом, и из–за этого вроде бы не хотим ее больше видеть. А я так страстно желал этого! Она мне нужна, как воздух. Я тоскую, когда не вижу ее. Если бы вы хотя бы попытались написать ей…

— Я написал, — защищался Коллэй, внимание которого всецело было сосредоточено на порядке мест для гостей за столом. Он не смотрел на князя. — Я написал, что вы устраиваете семейный вечер, и Ричард Халовель тоже приглашен. Но я не пригласил ее. Я просто не знал, что вы уделяете такое большое значение ее присутствию.

— Проклятье! — крикнул князь. — Зачем вы написали такую чушь?

— Так было нужно, — холодно ответил Коллэй. — Иначе нельзя было создать впечатление, что вы заботитесь о ее безупречной репутации. В письме я также добавил, что на вечере будет Диана. А мисс Джойнер наверняка не захочет встречаться с ней.

— Но Диану ведь не приглашали, и она не посмеет прийти! — не своим голосом закричал князь.

— Конечно, — согласился Коллэй. — Независимо от того будет Диана или нет, мисс Джойнер постарается ответить, что она вообще не придет, если же промолчит, вынуждена будет принять мое следующее приглашение.

— Когда же? — вне себя от волнения спросил князь.

— После того, как ваше высочество будет на пароходе, плывущем на восток, — медленно, чеканя каждое слово, ответил Коллэй. — Я встречусь с мисс Гоуп через несколько дней после того, как вы уедете. Это будет ваше алиби, если вдруг что–то случится… В это время вы должны быть вместе с другими пассажирами на пароходе.

В глазах князя засияла радость.

— Вы уверены, что у вас все получится?

— Я просто убежден в успехе, — сказал Коллэй. — Кроме того, есть еще один повод для вашего отъезда. Не хочу вмешиваться в чужие дела, но вынужден быть предусмотрительным, раз ваше высочество настолько благосклонны ко мне, рассказав об известном предприятии, порученном одному из ваших друзей. Я настаиваю, что вам нужно покинуть Англию прежде, чем будет выполнен этот маленький план.

— Ладно! Через неделю поеду, — нетерпеливо согласился князь. — Я не могу этого сделать без приготовлений. Нужно много кают для моей свиты…

— Я их уже заказал на пароходе «Полтан», — сообщил Коллэй. — Пароход снимется с якоря в будущую субботу. Ваше высочество может считать меня дерзким, но я служу вам и сделал это в ваших же интересах. Я все утро искал подходящее судно. К счастью, на «Полтане» освободилось несколько кают. Я временно забронировал их для вашего высочества.

Князь прикусил губы.

— Возможно, вы правы, — наконец, согласился он. — Вы очень дальновидный и умный человек. Мы поговорим об этом, когда все разойдутся…

Слуга доложил о прибытии гостей. Первой, к большому изумлению князя, вошла Диана Мэртин. Она постаралась, и была так очаровательна, что даже Коллэй остолбенел. Такой красивой он ее еще никогда не видел. Она была в сером платье, отделанном серебром. Этот наряд выгодно подчеркивал и ее зрелую красоту, и оттенял молодость. Даже князь забыл о своем возмущении и восхищенно смотрел на нее. Диана вошла в зал, окинула взором стол, выписала себе карту, изменила порядок двух других, потом подошла к собеседникам:

— Я поменяла порядок мест для гостей. Я хочу сидеть рядом с полковником. Он бы смертельно оскорбился, если бы около него оказалась Джен Лизон. Она ненавидит его супругу и не удержалась бы, чтобы резко не высказаться в адрес леди Синтии.

— Может быть, нужно было пригласить леди Синтию? — заинтересовался князь.

— Она все равно не пришла бы, — уверенно сказала Диана. — Я обязательно должна поговорить с полковником…

Разговор прервался. Прибыл индийский чиновник с супругой, увешанной с ног до головы бриллиантами. Через несколько минут приехал полковник Рислип. Без супруги он всегда был весел и любил пошутить.

— Ах, как любезно, мисс Диана, что вы здесь, — сказал полковник и долго пожимал ей руку. Он с восхищением смотрел на гостью. — Вы сегодня выглядите моложе, чем когда–либо. Ах, каким идиотом был Дик Халовель!

Никто так хорошо не знал, как полковник, что Дик был прав, порвав с Дианой. Его слова были данью вежливости и преклонением перед женской красотой.

— Мистер Коллэй, я вас давно не видел. — Полковник протянул ему руку, но пожал слегка. Он предпочитал не встречаться с Коллэем, но сейчас не мог не подать ему руки. — Да, Коллэй, я хочу потом с вами поговорить… Я уже давно не слышал настоящей пикантной истории.

Если бы успех ужина зависел от настроения хозяина, то кругом царило бы уныние. Князь был не в духе и почти не уделял внимания соседке по столу, влиятельной даме в обществе.

— Как поживает сэр Дик Халовель? — спросила Диана.

— Очень толковый офицер, — ответил полковник, выпивая бокал. — Слава Богу, я его опять переманил из отряда летчиков. Вы же, конечно, знаете, что он перешел в авиационный отряд после… гм… вашего конфликта. Он стал превосходным летчиком. Я летал с ним в Алдерсотс. Он проделывал в воздухе такие рискованные пируэты, что я испугался до смерти. Я себя хорошо чувствую только на земле или в седле.

— Он ведь опять помолвлен…

— К сожалению, ничего определенного сказать не могу. — Полковнику стало не по себе. — Я не интересуюсь помолвками молодых офицеров, пока они не скажут мне об этом.

— Он придет к вам, — дружелюбно сказала Диана. — Мисс Гоуп Джойнер… Вы ее знаете?

— Да, видел, — любезно ответил полковник, пытаясь поменять тему разговора. — Очень милая девушка. Моя супруга недавно сказала…

Но Диана прервала его.

— Надеюсь, Дик будет счастлив, — сказала она любезно, словно признавая свое поражение.

— Я уверен в этом, — тихо согласился полковник.

— Правда? — наивно спросила Диана.

Полковник смутился и ерзнул на стуле.

— Она очень красивая, любезная, воспитанная…

Полковник хотел не касаться личностей, но попался в ловушку, расставленную Дианой.

— Да, кстати, какова ее родословная?

Диана замолчала, отдавая дань роскошно сервированному столу. Но затем опять мимоходом спросила полковника, который не ответил на первый вопрос:

— Есть ли у нее вообще родственники?

— Они умерли? — ответил полковник вопросом на вопрос. — Это было бы печально.

— Никому неизвестно, умерли они или нет, — сказала Диана. — И меньше всего об этом знает сама Гоуп.

Полковник нахмурился.

Диана пожала белыми красивыми плечами.

— Это сущая правда, и я говорю вполне серьезно.

Она вкратце рассказала ему биографию Гоуп Джойнер, и хотя говорила правдоподобно, все же недвусмысленно выделила темные места родословной мисс Гоуп.

— Дик не сможет остаться в полку, если женится на ней, — продолжала Диана.

— Наоборот, он говорил, что останется, — резко возразил полковник. — Через несколько недель его произведут в капитаны. Я знаю, что он уже давно мечтает командовать батальоном, как и его отец. Со времени образования полка Бирвичской Гвардии всегда один из Халовелей служил в нем.

— Тогда вы доживете до того, что полк останется без Халовелей, — зло пошутила Диана.

Полковник промолчал. Впечатление от ужина было испорчено.

Когда разговор возобновился, он ответил Диане той же монетой:

— У Дика много неприятностей из–за ужасного сводного брата. Но пусть не огорчается. В семье не без урода. Мисс Гоуп действительно очень красивая и порядочная девушка. Я одобрю его выбор, когда он сообщит…

— Вы–то, да. Но леди Синтия…

Она что называется попала в десятку.

Вскоре гости разъехались. Остались только Диана и Коллэй. Князь, немного развеселившийся за ужином, спросил ее:

— Вы ведь говорили с полковником о Гоуп Джойнер?

Диана усмехнулась.

— Я только сказала, что она очень красивая и милая девушка. В основном, мы говорили о Ричарде Халовеле. Ведь он собирается жениться на Гоуп.

Она заметила, что князь растерялся.

— Жениться? — Князь повернулся к Коллэю. — Впервые слышу.

— Ричард и Гоуп только знакомы, — сказал Коллэй. — Я даже сомневаюсь, что они помолвлены.

— Они любят друг друга, — необдуманно брякнула Диана, — а это равнозначно помолвке. Они свободны, красивы, здоровы… Почему бы им не пожениться? Ричард Халовель вынужден будет подать в отставку, потому что жены офицерского корпуса не допустят, чтобы в их общество попала женщина сомнительного происхождения.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил князь. — Разве мисс Джойнер не из хорошей семьи?

— Ха–ха–ха! — Диана деланно обрадовалась. — Удивительно, что ваше высочество заступается за Гоуп Джойнер. Ведь именно вы должны знать, какую важную роль играет происхождение! У вашего высочества прекрасная тысячелетняя родословная.

Князь, видимо, успокоился, он очень гордился своим происхождением.

— Не надо плохо отзываться о мисс Джойнер, — попросил он. У меня на это есть свои основания. Понятно?

Коллэй согласился. Князь продолжал:

— Нужно все сделать так, чтобы никто не подумал, что люди, так или иначе связанные с князем Кижластанским, враждебно настроены против Гоуп Джойнер.

— Да, это необходимо, — подтвердил Коллэй.

Диана удивленно посмотрела на него и спросила:

— Разве у вас есть свои соображения на ее счет?

— Нет, — быстро возразил Коллэй, — но я полностью согласен с его высочеством. Нам не нужны враги. Ведь в круг ваших обязанностей, мисс Мэртин, входит приумножение числа его друзей. Даже к вашим соперницам вы должны быть добры иснисходительны.

Если Коллэй думал ввести ее в заблуждение, то он ошибся. Слишком подозрительно выглядела забота князя о Гоуп. Диана поняла, что за всем этим кроется что–то другое, и злилась, что ее не посвятили в тайну. Она знала, что от Коллэя не получит никакой информации, поэтому решила обратиться к Грэгэму. Может быть, он что–то знает?

Ранним утром, когда молочник еще объезжал квартиры со своими бидонами, Диана заказала машину и поехала в Кобэм. Она застала Грэгэма за столом. Перед ним стоял холодный завтрак, к которому он не притронулся. Он испугался, когда она вошла в комнату.

— Ах, это ты? — сказал он. — Вы изволили оказать нам честь?

Она удивилась. Лицо Грэгэма было землисто–серым. Оно было таким только один раз, когда его арестовали.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего! — Он подал ей стул, — Пожалуйста, налей кофе, у меня дрожат руки.

Она села, налила чашку и подала ему.

— Скажи же, наконец, что с тобой?

— Ничего!

Он подошел к двери, запер ее на ключ, подсел ближе к Диане и шепотом рассказал о ночном приключении. Она внимательно выслушала и отрицательно покачала головой.

— Я тебе не звонила. Это, безусловно, сделала та подлая женщина.

— Но ведь она знала, что в тот момент я был в Лондоне, — Грэгэм настаивал на своем.

Диана улыбнулась.

— Конечно, знала. Она также была уверена, что, как только ты вернешься, сторож передаст тебе записку. Не могу поверить, что она — детектив. Я готова предположить, что она в этом деле понимает не больше, чем ее коллеги–мужчины.

Диана сощурилась и глубоко задумалась. Она была умна и мужественнее Грэгэма и легче находила выход из затруднительного положения.

— Где ты был, когда речь зашла о сейфе?

— Сначала говорил Трайн, потом о сейфе упомянул капитан, но мы стояли в таком месте, где подслушать было невозможно. Никто, кроме садовника, не мог знать о письме с инструкцией о сейфе.

Диана вдруг улыбнулась. Ее озарила мысль.

— Она следила за Трайном и узнала, что он купил сейф, который должны были доставить капитану… Дело в том, что она работает на три фронта: следит за тобой, за Трайном и за капитаном.

— Но откуда эта проклятая баба знает, что я участвую в этом деле?

— Очень просто, — спокойно объяснила Диана. — Миссис Оллорби видела тебя с Босом. Она знает, что сейф должны доставить на «Притти Аннэ». Теперь она сопоставляет все факты, чтобы сделать выводы. Возможно, она позвонила только потому, чтобы подтвердить правильность своих предположений. Ведь детектив пытается предугадать события, а не только констатировать факты. Ты позвонил Трайну после того, как получил записку?

— Да.

— Так оно и есть! Миссис Оллорби поручила своему агенту на телефонной станции подслушивать все разговоры с Трайном. Трайн был дома, когда ты ему звонил?

— Нет.

— Благодари небо за это. Тебе повезло, — облегченно вздохнула Диана. — Я тебе посоветую: поменьше пользуйся телефоном…

В двери постучали, и прежде чем Грэгэм успел сказать «войдите», садовник уже закрывал за собой дверь на ключ.

— Знаете ли вы некую миссис Оллорби? — тихо спросил Маузей.

Грэгэм настолько опешил, что не мог произнести ни слова. Он лишь кивнул.

— Хотите, чтобы она вошла?

— Что?.. Вошла?.. — спросила побледневшая Диана.

— Она в коридоре, — сказал садовник.

Грэгэм и Диана переглянулись и окаменели.

— Можно ли пригласить ее? — опять спросил садовник.

Диана первой оправилась от испуга. Грэгэм приходил в себя с трудом.

— Куда? Сюда?.. — он все еще плохо соображал.

Лицо Грэгэма исказили испуг и полное недоумение. Диана спохватилась:

— Пусть войдет!

Грэгэм хотел возразить, но Диана взглядом успокоила его.

Спустя мгновенье открылась дверь, и миссис Оллорби быстро вошла в комнату. Она самодовольно смотрела на супругов.

— Доброе утро, господа! — ее голос был вызывающе веселым. Это была не та покорная, подобострастная женщина, которую Диана видела у себя в квартире. Она говорила с ними на равных. — Как прекрасен утренний солнечный свет… и деревья, и великолепные цвета… Когда я слышу шепот листьев, снова чувствую себя молоденькой девушкой. Некоторые люди больше любят море, — продолжала она, — но я предпочитаю дачу с зеленой травой и благоухающими цветами. Ах, эти громадные трубы пароходов! Ведь на пароходах обычно есть трубы… Мрачные, черные, на которых облезла краска. Но на пароходах не бывает ни деревьев, ни диких роскошных садов… Не правда ли, мисс Мэртин? На пароходах ведь нет деревьев?

Диана в ответ лишь прошептала что–то невнятное, Оллорби говорила, словно обращалась сама к себе:

— Самое важное для парохода — его имя. Но, конечно, не все заключается в нем. Возьмем хотя бы «Притти Аннэ» («Красивая Анна»). Что хорошего в этом судне? Даже капитан уродлив. Я предпочла бы лучше жить с небольшим кошельком здесь на даче, чем путешествовать с сейфом по Атлантическому океану, тем более, если бы была на месте человека, ранее уже имевшего горький опыт. Разве я не права, мисс Мэртин?

Садовник, стоявший в двери, оцепенел от страха. Диана, наконец, пришла в себя и начала:

— Я не знаю, что вы…

Но миссис Оллорби перебила:

— Вы не понимаете, почему я вдруг ворвалась на вашу красивую дачу? — Оллорби широко улыбнулась. — Знаете ли, мисс Мэртин, я фантазировала, что вы скажете: «Я не знаю, чего вы хотите», или «Будьте любезны объяснить нам», или даже «Как вы смеете?» Мало ли существует фраз, которыми можно воспользоваться, чтобы выразить негодование? Если вы настолько умны, чтобы выдумать что–то оригинальное, то должны и уметь сохранять спокойствие.

Она осмотрелась. Стены украшал китайский фарфор, красивая мебель создавала уют. На столе стояли вазы с розами. Шикарные гардины слегка покачивал утренний ветерок.

— Великолепный дом, — сказала Оллорби, растягивая слова. — Тигр Трайн сдал его Джонни Делбуру… Вы, конечно, знаете, что домом владеет Тигр… Он сдал его за несколько дней до того, как Джонни ограбил банк. Вы, мистер Халовель, наверное, встречались с ним с Дартморе… За излом он получил двадцать лет тюрьмы. Я удивляюсь, почему Тигр не оставляет «Клуба Мусетрап» и не проводит свою старость здесь, на лоне прекрасной природы?

Она повернулась к двери, увидела смущенного садовника и дружелюбно кивнула ему.

— Мистер Маузей, не правда ли? Сначала вас звали мистером Кольтэром, потом вы стали мистером Вильсоном… Я не помню сейчас всех ваших имен, но великолепно помню все преступления. Как поживает ваша прелестная супруга?

Миссис Оллорби заметила зеленый передник Маузея и весело кивнула.

— Садоводство — проверенное занятие. Особенно для мистера Маузея–Кольтэра–Вильсона… Это куда лучше, чем брать на воспитание младенцев и отправлять их на тот свет…

Пораженный Маузей еле живой поплелся по коридору и исчез. Оллорби посмотрела живыми глазами на бледную и расстроенную Диану, ожидая от нее проклятий. Но Диана была слишком умна, чтобы говорить.

— Чудесное место выбрали для дачи, — сказала Оллорби, восхищенно осматривая комнату. — Если бы она принадлежала мне, я бы тут разводила кур. Любопытство иногда помогает в жизни. Когда я была школьницей, любила собирать газетные вырезки. Моя мать очень огорчалась, когда я вырезала из воскресной газеты заметки о преступлениях и вклеивала их в учебники. Я собрала их несметное количество, словно знала, что выйду замуж за полицейского. Но… я никогда не предполагала, что мне придется работать в Скотленд–Ярде. Мой сын Гектор — лучший сын всех времен и народов, хотя и немного близорук, часто спрашивает меня: «Мама, зачем тебе эти вырезки, если ты их все знаешь наизусть?» И действительно, если уж я что–нибудь прочитала о преступлении, то никогда не забуду. Я, например, помню, как была в Олд Байлей на процессе, когда вашего садовника Маузея приговорили к пяти годам тюрьмы. Он считается одним из лучших взломщиков сейфов. Говорят, придумал такой аппарат для резки стальных стен, что все американские взломщики были от него в восторге! Вы можете, мисс Мэртин, гордиться своим отечеством!

— Чем мы обязаны вашему появлению? — спросила Диана, которая, наконец, овладела собой.

— Мне нужен свежий воздух, — ответила миссис Оллорби. — Я два дня провела в скверном домике на маленькой грязной улице, и даже общество капитана Эли Боса не компенсировало потери. Правда, удалось раздобыть важные сведения. Я жажду поделиться ими. Я и Гектору сказала, что отправляюсь в Кобэм, чтобы найти мисс Мэртин или мистера Халовеля. Может быть, одним выстрелом смогу убить двух зайцев и помогу мисс Мэртин избежать в будущем больших неприятностей. Может быть, к моим словам прислушается и мистер Халовель.

Сыщица рассмеялась, когда увидела бледного Грэгэма.

— Что вас так испугало? — Она грустно покачала головой. — Вы боитесь, что знаете меньше меня?

— Мы уже слышали о вас, миссис Оллорби, — сказал Грэгэм.

— Я, видимо, становлюсь знаменитой, — обрадовалась Оллорби. — Это тем более удивляет, потому что я очень редко выступаю свидетельницей. Думаю, вы бы вообще не знали обо мне, если бы не Тигр Трайн. Я видела, когда вы втроем были в клубе, у окна… Я умею хорошо наблюдать…

— Вы от скромности не умрете, — сказал Грэгэм, оправившийся от испуга. — Но ваша болтовня нас не веселит и появление не радует. Если пришли по делу, то говорите, пожалуйста, откровенно. Если нет, мы не огорчимся и с удовольствием попрощаемся с вами.

— Только вежливо, — согласилась Оллорби. — Только спокойно. Даже князь Кижластанский никогда не убивает танцовщицы до того, пока не снимет чурбан с головы. Вы собираетесь в длительное путешествие, мистер Халовель?

Грэгэм поднялся, подошел к двери и указал на нее.

— Вы хотите, чтобы я ушла? Мне очень жаль, что вы скучали… Говорят, я очень интересная собеседница. Гектор считает, что меня можно слушать часами… Правда, он мой сын! Итак, до свидания, миссис Диана Халовель!

Вот незадача! Сыщице тоже известно, что она супруга Грэгэма.

— До свидания, мистер Грэгэм Халовель!

Он закрыл дверь за гостьей. Миссис Оллорби быстро пошла по садовой дорожке. Она улыбалась и что–то напевала. Со стороны казалось, что женщина рассталась с хорошими знакомыми.

Диана с супругом наблюдали в окно, пока ее шляпа не исчезла за изгородью. Потом они молча посмотрели друг на друга.

— Что она знает? — Диана была спокойна.

— Понятия не имею. Видимо, очень мало, а то говорила бы о подробностях, — задумчиво ответил Грэгэм. — Она пришла не задерживать нас, а только предупредить.

— Конечно, у нее есть две–три версии, и она пыталась выведать кое–что у нас, чтобы дополнить их. Капитан Бос — владелец парохода. Ты видел эту женщину ночью на Ист–Энд? Ясно, что звонила она. Естественно, она ничего не знает, а только предполагает… Разве ты не заметил, как она осторожно беседовала, — надеялась, что ты или я проболтаемся.

Кто–то постучал. Вошел садовник. Его худощавое лицо подергивалось.

— Она уже ушла? — хрипло спросил он.

— А вы ее знаете? — поинтересовалась Диана.

— Я слышал о ней. — Маузей не откровенничал. — Я хорошо знал ее мужа. Он был детективом–сержантом в Скотленд–Ярде. Он навлек несчастье на мою бедную жену, хотя она была невиновна.

— Видимо, вы не раз попадались ей в лапы…

— Ее мужа, — уточнил Маузей.

— А она говорила правду?

Садовник утвердительно кивнул. Когда Диана вопросительно посмотрела на него, он сказал:

— Да, признаюсь, я сидел в тюрьме. Просто удивительно, как она обо всем знает. Ее специальность — следить, и много людей попали в тюрьму только потому, что они из–за собственной глупости болтали лишнее. А эта женщина умеет входить в доверие. Вы, надеюсь, ничего ей не сказали? — быстро спросил Маузей. Получив утвердительный ответ, он продолжил: — Я знал, что вы не из болтливых. Миссис Оллорби действует, как яд. Не забудьте, что она может работать так, как ни один мужчина–детектив. Он просто боялся бы лишиться службы в полиции. Ее ничего не смущает. Что она вам говорила? Я должен обо всем доложить директору, который скоро будет звонить.

Диана точно передала содержание разговора с Оллорби.

— Да, о некоторых частностях у нее правильная информация, — признался Маузей, — но она ничего не знает о большом плане. Она только видела, что вы встречались с Босом, знает о том, что вы звонили директору. Все остальное, похоже, она предполагает…

Садовник вдруг подбежал к окну и посмотрел в сад.

— Она еще здесь, — тихо произнес он. — Я бы хотел знать, чего она ждет?

Миссис Оллорби стояла под большим тенистым деревом недалеко от дороги. Она изучала дачу. В руках у нее был белый лист бумаги. Она то заглядывала в него, то смотрела на дом. Вдруг она исчезла. Садовник сделал резкое движение.

— Она идет через Ректори–Фильд, — крикнул он. — Я хочу хоть раз напугать эту старую кошку.

Маузей молниеносно выскочил из комнаты. Через несколько секунд Грэгэм увидел его бегущим по улице с винтовкой. На бегу он зарядил ее двумя патронами.

Тропинка через Ректори–Фильд сокращает путь на Эшер–Род, но времени при этом выигрывает мало. Поэтому Маузей воспользовался проходом через сосновый лесок. Дойдя до края, он почти остановился. Внезапно он увидел миссис Оллорби, которая шагала по песчаной дороге в двадцати метрах от кромки соснового леска. Оскалив зубы, садовник поднял винтовку. Прогремели два выстрела в воздух. Он только хотел напугать женщину. Маузей уже готов был рассмеяться, когда увидел, как Оллорби упала на колени. Но он радовался преждевременно. Большая вязаная сумка, которую она держала под мышкой, вдруг упала. В руках сыщицы оказался пистолет.

Опять прозвучал выстрел.

Садовник стоял как вкопанный. Пуля пролетела рядом с его ухом, ударила в ствол сосны и рикошетом попала в дерево, около которого он стоял. Он быстро понял всю опасность и выбежал на дорогу, размахивая руками.

— Что вы делаете? — крикнул он.

Миссис Оллорби подошла к нему. Пистолет был наготове. Сыщица весело улыбалась.

— Пожалуйста, не прикидывайтесь дураком и не говорите, что приняли меня за птицу… В некотором смысле, конечно, я старая ворона, но такая, которая может стрелять.

— Черт возьми, что вы сделали? — крикнул он. — Я только хотел пошутить и напугать вас.

— Я тоже пошутила. — Оллорби смеялась, держась за бока, но револьвер был направлен на дрожавшего садовника.

Она выглядела довольно комично, но грозно. Шляпа сдвинулась и почти закрыла один глаз. Лицо еще больше покраснело и покрылось потом. Тройной подбородок стал совсем «многоэтажным». Садовнику даже показалось, будто у нее образовалось, как у рассерженного индюка, нечто вроде мясистого воротника. Миссис Оллорби ничуть не испугалась.

— Если бы я считала, что это было покушение на убийство, то немедленно отправила бы вас в полицейское управление Кингстона, но я вижу, что это была глупая выходка с вашей стороны.

Она поправила шляпу, привела в порядок прическу и посмотрела на руки, почерневшие от дыма.

— Впредь будьте благоразумны, — сказала она, повернулась и подняла вязаную сумку.

Садовник лишь только пришел в себя, когда сыщица скрылась за деревьями Суттон–Хольма. Он пошел домой и встретил у сада расстроенного Грэгэма.

— Что вы наделали? — грубо спросил Грэгэм.

— Я только хотел ее напугать, — пробормотал садовник.

— Напугать! Ха–ха–ха! Я слышал три выстрела…

— У нее тоже был пистолет. Прошу вас, мистер Халовель, ничего не говорите о случившемся директору.

Грэгэм не обещал. Он пошел к Диане и рассказал ей о неудачной шутке садовника. Диана возмутилась.

— Я сейчас же поеду в город, — сказала она. — Расхожее мнение, что все преступники глупы, видимо, опять подтвердилось. Ты сам расскажешь Тигру об этом или хочешь, чтобы это сделала я?

— Лучше ты, — сказал Грэгэм. — Если он надеется на помощь этого человека, то ошибается.

Когда Диана приехала домой, человек, которого хотела срочно увидеть, уже ждал. Она удивилась, что Тигр рискнул прийти к ней средь бела дня. Он впервые был у нее, и это немного смущало Диану. Он, видимо, понял ее состояние. Когда она вошла в салон, Тигр сидел в кресле и читал журнал.

— У меня тоже есть квартира в этом же доме–блоке, — сказал он, чем удивил хозяйку. — Уже два года. Полиция знает об этом, но вы, кажется, нет? Что там натворил Маузей?

— Откуда вы уже знаете? — спросила ошеломленная Диана.

— Ваш супруг позвонил… Я бы хотел, чтобы он поменьше пользовался телефоном… Я уберу Маузея оттуда. Он дельный работник, но недалекий. Не думаю, чтобы глупая шутка с Оллорби имела последствия, но Маузей мне нужен к 26–му… Лучше спрятать его в таком месте, где его не арестуют.

— Скажите, мистер Трайн, зачем вы вообще взяли на службу такого человека, как Маузей?

Тигр добродушно рассмеялся.

— Я уже говорил, что Маузей — хороший работник. Кроме того, я некоторым образом обязан его жене… Дело небольшое, она даже ничего не подозревает. А быть обязанным в таких случаях — моя слабость.

Диана глубоко задумалась и сказала:

— Вы только что упомянули о 26–ом. Что, собственно, это значит? По времени это совсем близко…

— Я только сегодня утром узнал, что в этот день караулом командует сэр Ричард Халовель.

Диану ошеломила новость.

— Ричард? Какое отношение он имеет к делу?

— Трудно сказать. Вы не читали манускрипт?

— Нет!

— Наш друг Грэгэм, видимо, не успел вам объяснить. 26–ое во многом является удачным. В этот день хороший прилив, Луна заходит в нужное время, а если точнее, она вообще не светит… Но самое важное обстоятельство — мы накануне открытия парламента, для чего нужны знаки королевского отличия. Какая будет погода, я, конечно, не знаю. Только могу надеяться на дождь.

— Значит, вы убираете садовника?

— Да. На всякий случай, — ответил Трайн. — Но мне так или иначе там нужен хороший… портной.

Несмотря на подавленное настроение, Диана рассмеялась.

— Зачем вам нужен портной? Да, мистер Трайн, вы обещали мне крупную сумму. Что нужно сделать?

Он как–то хитро посмотрел на нее.

— Роль очень простая. Вам только придется поужинать с леди Синтией Рислип.

Диана вытаращила глаза.

— Что?.. Я… с леди?.. — Она расхохоталась. — Знаете ли вы, какой ответ я получу от нее? Нет, это нереально. Ничем не могу вам помочь.

— Наоборот. Вы были помолвлены с Ричардом?

— Да!

— Он ведь хороший человек. Я его не знаю, но слышал, что этот офицер пользуется отличной репутацией.

— Он… — начала Диана, но по мановению руки Тигра сразу же замолчала.

— Я хотел видеть, как он выглядит в мундире, и уже знаю это. Я незаметно для него сделал двадцать моментальных снимков, когда он был в мундире. Вы, когда были помолвлены с ним, имели возможность хорошо изучить характер леди Синтии.

— Да, — сказала Диана, ожидая, что скажет Трайн дальше.

— Она не оттолкнет вас. А это мне и нужно. Я не вижу причины для того, чтобы вы не могли 26–го участвовать в ужине в Тауэре.

Диана не ответила, но Трайн понял, что она не соглашается. Наконец, она сказала:

— Но это… абсолютно нереально!

— Я ждал, что вы именно так и ответите.

— Допустим, я буду на ужине. Но какая от этого польза? Кроме того, вы подумали о том, что и меня могут заподозрить, если Грэгэм попадется и станет известно, где я провела вечер.

— Можете на меня положиться. Я изучил дело всесторонне и все предусмотрел. От вас только требуется, чтобы вы присутствовали на ужине. Так вот, Диана… разрешите мне так называть вас, — сказал Тигр и легко поклонился.

Судя по нетерпеливым жестам, Диана не была склонна к фамильярности. Тигр понял это и продолжал:

— В Тауэре существуют обычаи и манеры, сохранившиеся со времен средневековья. Один из них — пароль… Мне нужно, чтобы вы его узнали во что бы то ни стало.

Диана зло усмехнулась.

— А кто же мне скажет? — саркастически спросила она.

— Полковник! — спокойно ответил Тигр. — В семь часов вы будете в Тауэре в парадном вечернем платье…

— А через пять минут меня там уже не будет. Вы еще не знаете леди Синтии!

— Когда придете на квартиру полковника, — продолжал Тигр, не обращая внимания на ее замечания, — обратитесь лично к слуге, которого вы наверняка знаете. Он доложит о вас полковнику…

— Леди Синтии! — перебила Диана.

— Полковнику, — холодно повторил Тигр. — Леди Синтии не будет дома. Ее заранее пригласят в другое место. Но полковник будет дома и, возможно, даже удивится, когда увидит вас. Вы скажете ему, что кто–то по телефону пригласил вас на ужин… Вам показалось, что это скорее всего была леди Синтия. Вы при этом заметите, что ради этого вынуждены были отказаться от другого неотложного визита. Ясно, что полковнику станет неудобно, и он пригласит вас поужинать… Что касается того, как вы выведаете у него нужное мне слово, — Тигр пожал плечами, — в этом полностью полагаюсь не ваш опыт. В десять вы попросите полковника отвезти вас домой. Он будет настолько галантен, что проводит вас, тем более в это время позвонит леди Синтия и скажет, что вернется домой не раньше полуночи.

— Вы уверены, что все так и будет? — смущенно спросила Диана.

— Не сомневаюсь, потому что об этом позабочусь я сам, — сказал Трайн. — Думаю, пароль будет из этих четырех слов: «Ньюпорт», «Кардифф», «Монмут» и «Бристоль». Запомните их хорошенько. Когда выйдете из Тауэра, к вам подойдет какой–то газетчик. Вы скажете ему «нет», если пароль будет первым словом. Вы скажете ему «спасибо, нет», если пароль будет вторым словом, и так далее. Когда вы будете с полковником у себя дома, постарайтесь задержать его подольше. Когда он уедет и вы останетесь одна, можете лечь спать и предаться самым радужным мечтам.

Диана подошла к окну и посмотрела на улицу. Она глубоко задумалась. От одной мысли, что она участвует в этой авантюре, сердце усиленно забилось. Впервые сумма в пятьдесят тысяч фунтов показалась не очень–то большой. Может быть, отказаться? Ее не волновала судьба Грэгэма, он ничего не представлял для нее. Был ли он на свободе или в тюрьме, он всегда оставался тяжким бременем и напоминал о глупом браке. Было бы хорошо, если бы он дал ей повод подать на развод. Но вряд ли он согласится на это. А что, если он попадется и выдаст ее?

— Мне не совсем нравится… — начала она, повернувшись к Тигру.

Комната была пуста. Тигр выбрал подходящий момент, чтобы покинуть Диану.

Глава 12

Пятьдесят тысяч фунтов! Диана попробовала вызвать у себя вдохновение грандиозным планом. Князь Кижластанский великодушен, но он вдруг стал очень нетерпеливым. Человек без выдержки, он нашел теперь коварное средство, чтобы отомстить народу, угнетавшему его. Значит, источник ее доходов скоро может иссякнуть. Значит, нужно подыскивать другое занятие.

Диану ничуть не интересовало, был ли план законным или преступным. Ее главным образом беспокоили опасности, связанные с ним, и меры предосторожности. Она смутно знала о преступлении, называемом государственной изменой, и о наказании, связанным с ним. Она исполняла слишком ничтожную роль. К тому же Трайн, верный своим принципам, сумеет позаботиться о ней, чтобы при неблагоприятном стечении обстоятельств она не пострадала.

Она не хотела ни читать манускрипт, который Грэгэм изучал по ночам, ни знакомиться с деталями плана.

Дик Халовель… Какая роль отведена ему? План попытаются выполнить в ту ночь, когда он будет командовать караулом. Диана испытывала дьявольское наслаждение, что Дик тоже замешан. Можно себе представить, как бы он взбесился, когда узнал бы о ее разговоре с полковником на ужине у князя. Ведь она, Диана, все делает для того, чтобы расстроить его брак с Гоуп, учитывая любовь Дика к гвардейской службе. Диана не сомневалась, что Дик предпочтет остаться в любимом полку, чем жениться на девушке неизвестного происхождения.

Ее вдруг осенило. Диана села за стол и написала маленькое письмо лейтенанту Роберту Лонгфелью и послала его специальным посыльным в Тауэр. Возможно, Боб и не придет, но она знала его со школьной скамьи, и он всегда весьма любезно относился к ней. Ей необходимо было поговорить с кем–то из тауэрцев, чтобы узнать мнение Дика о ней. Когда в четыре часа пополудни Домбрэт ввела в салон молодого офицера, Диана приветствовала его так тепло, что это вызвало у него подозрение.

Бобу Лонгфелью нелегко было прийти к Диане. Она заметила это с первого взгляда. Боб начал болтать, говорил о том, что уже долго не видел ее и довольно прозрачно намекнул, что в пять часов у него назначена встреча. Диана поняла, что это всего лишь повод поскорее уйти. Поэтому она сразу приступила к главному.

— Очень нелюбезно с вашей стороны, что вы до сих пор не заглянули ко мне. Как поживает Дик?

Боб поперхнулся и беспомощно сказал:

— Очень хорошо.

— Вы сказали ему, что идете но мне? — Она лукаво посмотрела на него и совсем не удивилась, когда Боб кивнул утвердительно.

— Я думал, что поступил правильно…

— Я ужасно любопытна, Боб… Женится ли Дик?

Боб опустил голову и признался, что ничего не знает. Диана поняла, что гость не идет на разговор. Но все–таки опять затронула нужную ей тему. Она осторожно стала расспрашивать о полковнике, а от полковника до леди Синтии — один шаг.

Боб понял, что характер Дианы совсем не изменился.

— Я бы хотела, чтобы Синтия не была настроена против меня, — вздохнула она, — и осталась по–прежнему любезна со мной. В молодости ее считали одной из самых развратных девушек Лондона, она совершила не один глупый поступок… Моя мать рассказывала, что о леди ходили скверные слухи.

Боб притворился наивным:

— Но зато теперь о ней ничего предосудительного больше не слышно. Наоборот, она стала похожа на вечную суровую ледяную гору. Дрожь берет, как только ее вижу.

— А вы когда–нибудь в ее присутствии говорили обо мне? — спросила как бы между прочим Диана.

Боб смутился. Он откашлялся и ответил более громко, чем требовалось:

— Не помню! Может быть… Вероятно…

Улучив удобный момент, Диана сделала вывод:

— Не можете ли, Роберт, прийти 25–го на небольшой ужин, который я буду давать у себя?

Боб быстро посчитал в уме и ответил:

— Мне очень жаль, но 25–го я опять буду вынужден командовать проклятым караулом. — Боб вздохнул с облегчением. — А 26–го в карауле будет Дик… У нас сейчас мало офицеров: трое болеют, а Джонсон и Биллингэм в отпуске. Фактически я ни в одном военном учреждении столько не работал, как в Тауэре. В мрачной крепости приходится расставлять больше караульных, чем в настоящем полевом лагере.

Вдруг Боб, к большому удивлению Дианы, задал ей вопрос:

— Вам не нравится Гоуп Джойнер?

— Гоуп Джойнер? Почему, Боб? Очень приятная особа. Правда, я знаю ее поверхностно, но… кто ее вообще знает? Это довольно таинственная личность.

— Она не более таинственная, чем любая другая женщина, — защищал Боб мисс Гоуп. — Она молода и красива…

— И подходящая жена для Дика, — спокойно продолжила Диана. — Но, думаю, он неохотно оставит полк.

— А зачем ему оставлять службу в гвардии? — спросил Боб. — Ведь Гоуп не балерина… или… или… гм… девушка с сомнительной репутацией…

— Дик будет обязан покинуть службу, — язвительно сказала Диана. — Вы это прекрасно знаете, Боб. У Гоуп нет родственников, которых бы кто–нибудь из нас знал.

Боб беспокойно заерзал на стуле и покраснел.

— Если Гоуп недостаточно хороша для Бирвичской Гвардии, — раздраженно сказал он, — то… Бирвичская Гвардия точно так же нехороша для меня. Я не настолько зависим от военной службы, чтобы остаться в полку хотя бы на день после отставки Дика. Я еще не слышал, чтобы кто–нибудь плохо отозвался о Гоуп. Все находят, что это — одна из милейших девушек в Лондоне.

Они помолчали. Потом Диана нерешительно спросила:

— А разве леди Синтия тоже так считает?

Боб не знал, что ответить. Он бы мог рассказать кое–что интересное о Гоуп, так как ее тайна стала близка ему. Но он был осторожен.

— Я не удивлюсь, — медленно сказал Боб, тщательно взвешивая каждое слово, — что многое будет известно о мисс Гоуп до тех пор, пока речь зайдет о помолвке.

Диана вопросительно посмотрела на гостя:

— Очень странно. Кто же вам сообщит об этом?

Боб молчал. Он собирался сегодня же вечером отправиться в Монкс–Шез к мистеру Галлэту, хотя последний и не ждал его.

— Я убежден, что все выяснится в ближайшее время, — сказал Боб и попрощался с Дианой, которую расстроили его слова.

Когда Боб спускался по лестнице, он никак не мог понять, зачем, собственно, Диана пригласила его. Он еще больше убедился в том, что доверять этой женщине нельзя. Когда Боб был уже в вестибюле, вдруг открылась дверь, и вошел какой–то господин. Его лицо показалось Бобу знакомым, но он не мог вспомнить, где видел этого человека. Боб подошел к портье и спросил:

— Я знаю этого господина, но запамятовал его имя…

— Это мистер Трайн, сэр. Его знает весь город.

— Трайн? — Боб вспомнил. — Это Тигр Трайн? Владелец… — Боб хотел сказать «владелец всех игорных клубов», но промолчал.

— Да, сэр!

Портье не назвал Трайна по имени, так как Трайн, как считали, владел домом–блоком, а значит, был и его хозяином.

Конечно, это Тигр! Боб однажды провел лихорадочную ночь в шикарной квартире на Уэст–Энде, где напитки отпускались бесплатно, и небольшая кучка игроков за зеленым столом испытывала фортуну. Боб тогда проиграл не очень много. Он был осторожен.

По дороге на Пикадилли, Боб пытался проанализировать слухи о преступной деятельности Дианы. Они, видимо, не соответствовали действительности. Раньше Диана по поручению Трайна завлекала легкомысленную молодежь в его игорные клубы, но потом прекратила это занятие.

О Трайне Боб знал ровно столько, сколько рассказывали о нем знакомые. Трайн был авантюристом, участвовавшим в сотнях темных дел и имевшим влиятельных и могущественных друзей в высших сферах.

Боб владел домом на Керзон–стрит. Там он изучал тайну Гоуп и проверял всю информацию, получаемую от осведомителей касаемо ее происхождения. Сейчас он тоже занимался этим. Никаких новых данных! Что бы ни предпринимали его агенты, они всегда выходили на адвокатов, которые распоряжались состоянием Гоуп и вносили деньги на ее текущий счет. Боб даже решил познакомиться с судебными архивами, но эта сложная работа ни к чему не привела. Завещания, на основании которого Гоуп выплачивали ренту, нигде не было.

С большим трудом Бобу удалось установить возраст мисс Джойнер. Ей было двадцать три года. Он изучил все записи 10 июня 1901 года и, хотя ему показали в Сомерсет–Хауз все акты, не нашел подтверждения тому, что мисс Джойнер родилась именно в этот день. Теперь осталось только спросить об этом слепого мистера Галлэта. Но когда собрался ехать в Монкс–Шез, Боб усомнился в своей затее. Он даже поговорил об этом с одним из своих агентов–детективов:

— Я просто не знаю, с чего начать разговор со стариком.

— Вы можете сказать, что вы друг семьи, — посоветовал агент.

— Какой семьи? В том–то и дело, что нет семьи, другом которой можно было бы казаться. Если бы была семья, зачем были бы нужны такие масштабные поиски.

— Почему вы не хотите представиться другом мисс Гоуп Джойнер? — спросил агент.

Боб вспылил:

— Разве я уже тысячу раз не говорил вам, что имя Гоуп Джойнер вообще не должно упоминаться в связи с этим делом. Никто не должен даже догадываться, что я им занимаюсь. Будьте благоразумны, сэр!

Вечером Боб приехал в Монкс–Шез и вышел из автомобиля в том же месте, где неделю назад под проливным дождем стояла Гоуп. Дверь домика привратника была открыта, но там, видимо, никого не было. Боб направился к главному входу и позвонил. Через некоторое время дверь открылась, и вышел старый слуга.

— Кого? Мистера Галлэта? Вы договаривались с ним о встрече?

— Нет! Я приехал по своей инициативе, чтобы поговорить с владельцем Монкс–Шэза.

— Я посмотрю, — сказал слуга и проводил Боба в салон. Вскоре он вернулся:

— Мистеру Галлэту нездоровится, и он попросил, чтобы вы письменно изложили вашу просьбу. Он только что вернулся из Парижа и очень устал.

— Не мог бы он мне уделить хотя бы пять минут?

Слуга не ответил. Боб заранее заготовил письмо и сейчас подал конверт слуге.

— Пожалуйста, передайте мистеру Галлэту.

Слуга покачал головой.

— Мистер Галлэт слеп, сэр. Вы, наверное, этого не знали.

Боба взбесила собственная глупость.

— Разве у него нет секретаря или доверенного, который мог бы ему прочитать письмо?

Боб опять столкнулся с непреодолимым препятствием. Он быстро вышел, и дверь закрылась за ним. Снова его усилия ни к чему не привели.

Он задумчиво шел по дороге, миновал домик привратника и вышел на широкую улицу. Здесь судьба улыбнулась ему. Около автомобиля какой–то старик с детским любопытством рассматривал фигуру девушки на радиаторе. Старик был очень дряхлым, с почти потухшими глазами.

— Эта молодая дама очень холодна, — хрипло рассмеялся он. — Но все равно, ничего подобного я в наших местах не встречал.

— Возможно, — равнодушно согласился Боб. — Как давно вы здесь живете?

— Девяносто восемь лет, — ответил старик дрожащим голосом.

— Господи! — воскликнул Боб. — Значит, вы хорошо всех знаете!

— Конечно! Я еще помню, когда в Монкс–Шез жил старый лорд Вильзом.

— А сейчас им владеет мистер Галлэт? — спросил Боб.

— Да, — презрительно ответил старик. — Еще до сих пор у меня шумит в ушах от старого скандала, будто это случилось вчера. Мистер Галлэт удрал тогда с молодой женщиной, а ее отец явился сюда, чтобы застрелить его. Ведь женщина была из очень знатной и влиятельной семьи.

Боб задрожал от волнения.

— Когда это было?

— Давно, когда еще шла война в Африке. Мой внук тогда потерял ногу и до сих пор получает пенсию. Красивый был парень.

Боб прервал его воспоминания.

— Помнит ли еще кто–нибудь об этом?

— Здесь, в этой деревне? — пренебрежительно переспросил старик. — Никто ничего не знает! Кругом одна молодежь… Кроме меня и хозяина «Сохи» здесь никто не живет дольше десяти лет.

— Как же вы тогда узнали об этом?

Старик криво усмехнулся.

— Моя невестка была кухаркой в Шез и обо всем знала.

Насколько Боб понял со слов старика, молодая женщина была замужем за пожилым человеком, от которого сбежала с более привлекательным мистером Галлэтом. Пожилой супруг, видимо, отнесся к этому спокойно. К тому же вскоре после этого он умер, а перед смертью светская жизнь его совсем не интересовала. Женщину насильно водворили домой строгие родители и вскоре опять выдали замуж.

— Все хранилось в тайне, — сказал старик. — Слуги были немы, как рыбы.

— А второй раз дама вышла замуж за мистера Галлэта?

— Нет, он никогда не был женат. Наверное, родители молодой дамы были против него… Ничего определенного об этом сказать не могу, но знаю одно — леди Синтия…

Боб протянул руку и ухватился за поручень, чтобы не упасть от неожиданности. Он не верил своим ушам.

— Что?.. Леди Синтия? — у него перехватило дыхание. — Не может быть!.. Вы сказали…

— Леди Синтия! Она ваша родственница? Простите, я не хотел оговорить ее.

Старик, видимо, подумал, что Боб волнуется из–за родственных чувств.

— Леди Синтия? — переспросил Боб. — Не знаете ли, за кого она вышла замуж?

— Не знаю… Я ее видел только один раз… Это была очень красивая, стройная дама. Она носила на мизинце большое кольцо с зеленым камнем. Говорили, что камень стоит сто фунтов.

У Боба закружилась голова. Он хорошо знал этот зеленый смарагд, часто видел, как леди Синтия вертела кольцо, пронизывая холодными глазами лейтенантов полка, сидевших за званым ужином.

Старик рассказал все, что знал, и поплелся дальше. Он был польщен, что ему оказал внимание гвардейский офицер. Боб сел на подножку машины, положил голову на руки и глубоко задумался. Сейчас он знал только одно: этой ночью он должен обязательно увидеть мистера Галлэта.

Он пошел к деревне, живописно раскинувшейся под холмом. Харчевня напомнила услышанное от старика. Это была «Соха». Ее хозяин, вероятно, тоже знал о приключениях Галлэта. Боб вошел. За прилавком стоял пожилой господин и вытирал стаканы. Боб поздоровался. Хозяин оказался не таким разговорчивым, как дряхлый старик. Бобу не сразу удалось завязать с ним беседу.

— Похоже, вы говорили с Гэммэром Холландом. Он болтлив, как старая баба! Я очень мало знаю об этом, потому что не интересуюсь похождениями моих соседей, а особенно такого господина, как мистер Галлэт, который… не является моим клиентом. Но у меня были с ним коммерческие дела.

— А вы знаете эту даму? — спросил Боб.

— Нет, сэр. Я только знаю, что она после скандала вышла замуж за гвардейского офицера…

Боб примирился с мыслью, что больше ничего не выведает. Он побыл в харчевне около часа и поужинал там. Когда стемнело, снова подошел к Монкс–Шез. Боб спешил, чтобы к полуночи вернуться в Тауэр, потому что не записался в специальной книге. Он рассчитывал к тому времени найти караульного, который обязан впускать офицеров между двенадцатью и тремя часами ночи.

Когда Боб был около дома, уже почти совсем стемнело. Он решил подойти к западному флигелю здания. Боб осторожно прошел через дерновые насаждения и оказался у дома. Сам того не зная, он воспользовался воротами, через которые сюда прибыла Гоуп Джойнер.

Боб увидел дорогу, вымощенную щебнем. Он еще не успел решить, куда направиться дальше, как вдруг его ослепили фары автомобиля, выехавшего из–за угла. Боб стал искать, где спрятаться, чтобы его не заметили, и нашел только нишу между выступами столбов. Он прижался к стене, надеясь, что шофер машины не увидит его. И не ошибся. Водитель остановил машину у фасада, вышел из нее и постучал в дверь. Ему ответил тихий голос:

— Он сейчас выйдет.

Шофер сел в машину.

Сердце Боба готово было выпрыгнуть из груди. Что, если «он» окажется мистером Галлэтом? Что делать? Может быть, выйти из укрытия, любезно взять его под руку и сказать: «Мне нужно с вами поговорить». Или…

Но больше размышлять было некогда. Раздались гулкие шаги по коридору, и мистер Галлэт вышел из дома. Он сел в автомобиль, прикурил папиросу. Боб увидел энергичное лицо…

Боб почувствовал, что сейчас выдавать себя было бессмысленно.

Глава 13

Грэгэм Халовель был угнетен. Его мучили сомнение, страх и даже галлюцинации. На него отрицательно действовало одиночество. В очередной припадок меланхолии он позвонил Диане и попросил срочно приехать. Диана ответила, что сейчас очень занята. Он не поверил.

Садовника Маузея заменили молодым человеком, исполнявшим свои обязанности так же аккуратно, как и его предшественник.

Грэгэм выучил весь план наизусть. И чем глубже изучал, тем он казался проще. Но, несмотря на это, беспокойство почему–то усиливалось с каждым днем. Все фантазии Трайна казались безумными, потому что нигде не говорилось, как должны были быть украдены бриллианты. Роль Грэгэма была довольно простой, но он хорошо знал порядки в Тауэре и чрезвычайные меры, принятые для охраны драгоценностей. Когда тревога настолько овладела им, что не давала покоя, Грэгэм решил лично побывать, как говорится, на месте преступления.

Он выбрал для этого субботу. Именно в этот день в Тауэре было полно посетителей. В кассе он купил маленький зеленый билет, который давал право войти в сокровищницу. Вместе с другими посетителями прошел через первые дугообразные ворота, затем вдоль стены и попал к Кровавой Башне.

Его остановил смотритель, потому что рядовая публика пользуется другой дорогой. Но у Грэгэма был зеленый билет, и его пропустили. Пока Грэгэм шел ко второму контрольному пункту, он все время оглядывался, проверяя, нет ли за ним слежки. К счастью, он не знал офицера охраны. Грэгэм облегченно вздохнул. Наконец, он поднялся на ступени Уокфильд–Тауэра, где хранились интересующие его драгоценности.

Внешние ворота были дубовые, обиты внутри толстым железом. Когда Грэгэм оказался у двери, ведущей с площадки в сокровищницу, то увидел, что вход состоял из двух стальных дверей, каждая толщиной по десять сантиметров. Такие двери обычно ставят в банках. В середине помещения был большой стеклянный ящик, обнесенный крепкой железной решеткой. Грэгэм заглянул внутрь и заметил маленький манометр, назначение которого было неизвестно. Он обнаружил также дополнительные двери. При первом признаке опасности специальный охранник нажимает скрытую кнопку, и двери защиты с треском опускаются вниз. На ночь они закрывались, как и дополнительные железные шторы. Все это полностью изолировало ящик от внешнего мира. Грэгэм забыл о бриллиантах. Даже огненный рубин Черного Принца и сверкающие алмазы из Африки не вдохновляли его.

Грэгэм искал глазами электрическую сигнализацию, которая при малейшей попытке открыть стальные двери или разрезать стекло, может поднять на ноги весь Тауэр. Проводка была замаскирована, но следы ее можно было обнаружить. Грэгэм медленно, не отставая от публики, обошел все по кругу и очень обрадовался, когда снова вышел на свежий воздух.

Внизу, под Уэкфильд–Тауэром, находилось большое некрасивое караульное здание из красного кирпича. Оно совершенно не соответствовало стилю окружающих домов.

Грэгэм увидел свободного охранника, дал ему на чай и попросил показать маленькую церковь — «печальную святыню христианства». Однако ни гербы в квадратной облицовке над останками великих королей, ни безымянные гробницы не интересовали Грэгэма.

— …Да, сэр, ночью сокровищница охраняется специальным караулом, часто даже двойным.

— Да, она хорошо защищена, — согласился Грэгэм.

Охранник рассмеялся:

— Нечего сказать! Иногда происходит короткое замыкание в проклятой сигнальной проводке… и моментально весь Тауэр «под ружьем»!

«Хорошие перспективы», — мрачно думал Грэгэм, покидая неприветливую крепость. Сначала он хотел поехать в Кобом, но чувствовал, что нужно встретиться с Дианой. Он направился к ней домой, хотя не был уверен, застанет ли хозяйку. Настроение Грэгэма еще больше ухудшилось, когда он встретил там Коллэя Верринггона, удобно расположившегося на диване. Последний холодно кивнул и пренебрежительно посмотрел на него. «Возможно, квартира принадлежит ему как любовнику Дианы?» — думал Грэгэм.

— Привет, Грэгэм! Правда ли, что вы сейчас живете в деревне?

— Диана дома? — вместо ответа спросил Грэгэм.

— Да. Мы пойдем с ней в «Карлтон» поужинать.

— Поищите себе другую партнершу… Мне надо пару часов поговорить с Дианой.

Дерзкий взгляд Коллэя обескуражил Грэгэма.

— Вот как? Вы стали чересчур заносчивы,сударь, — сказал Коллэй. — Должен вас огорчить, Диана договорилась о встрече… чисто деловое свидание!

Грэгэм был в таком состоянии, что даже готов был пустить в ход аргумент, что он супруг Дианы, но, к счастью для него, она вдруг показалась в дверях. По внешнему виду Грэгэма она сразу поняла, что возникли какие–то сложности.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, Диана. Коллэй сказал, что вы куда–то собираетесь уходить… Не можешь ли отменить визит?

Диана посмотрела на Коллэя.

— Думаю, можно, — она явно огорчила Веррингтона.

— Милая, дорогая Диана… — начал было Коллэй.

Она покачала головой.

— Очень жаль, Коллэй, но разговор с Грэгэмом отложить нельзя. Если ничего не имеете против, в «Карлтон» я приду позже.

Диана говорила так, что спорить было бесполезно. Коллэй большим усилием воли скрыл возмущение. Диана вышла с ним в коридор, где он тихо шепнул ей:

— Не думаю, что было бы уместно посвящать нашего друга Грэгэма в план, который мы обсуждали сегодня после обеда.

Она не ответила и закрыла за ним дверь. Быстро вернулась к Грэгэму и спросила:

— Что случилось?

Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Что тебе говорил Коллэй в коридоре? Он же не хотел, чтобы я это слышал?

Грэгэм не ревновал, но нервы его были взвинчены до крайности.

— Днем, после обеда, он предложил мне выйти за него замуж, — спокойно сказала Диана. — В коридоре он просил меня ничего тебе не рассказывать. Коллэй мне противен, но нужен. Ну что случилось?

Он беспокойно зашагал по комнате.

— Трайн просто сумасшедший… сумасшедший, как мартовский заяц. Я был в Тауэре и осмотрел сокровищницу. Легче уж ограбить Английский Банк!

Вкратце он познакомил ее с результатами экскурсии.

— Старый дурак опоздал на двести лет, — сделал вывод Грэгэм. — Государственная сокровищница — настоящий сейф. Даже самый хитрый взломщик, будь он хоть американец, хоть англичанин, не сумеет открыть стальные двери. Даже если бы и открыл, то проделал бы только десятую часть работы. Повсюду стоит сигнализация, электрическая проводка, видимо, скрыта в стенах. Выполнить план физически невозможно!

— Но Трайн не ставит невыполнимых задач. Я сегодня говорила о нем с Коллэем! Последний утверждает, что Тигр — один из хитрейших людей на свете.

Диана долго и серьезно наблюдала за Грэгэмом.

— Ты считаешь, твоя роль в этом деле очень опасна? — наконец спросила она.

— Опасна, но реальна. Я считаю ее самой гениальной частью плана. У меня довольно большой военный опыт: я был в Сэндхорсте и два года в Уэстшире. Меня не это беспокоит. Нервов хватит. Особенно тревожит кража сама по себе. Трайн выделил для нее всего пятнадцать минут: он рассчитывает за это время пробраться через дубовую дверь. Думаю, нужно быть просто везунчиком, чтобы уложиться всего в четверть часа. В Дартморе я беседовал с самыми знаменитыми взломщиками… Например, с Вринеем, который ограбил Сутерн–Банк. Он сказал, что даже первоклассным взломщикам надо не менее трех часов, чтобы вскрыть стены современного сейфа. Обычно это они делают в праздники, когда можно работать более менее спокойно. Кроме того, у них должна быть относительная свобода в движениях. А электрическое сверло?.. Нет, тауэрский план никак не выполним! Я должен поговорить с Трайном.

— Завтра вечером он будет в Кобэме, — сказала Диана. — Он сообщил и просил меня быть там в то же время. Мы должны все хорошо обдумать, Грэгэм. У меня уже голова болит из–за этого плана.

Диана внимательно наблюдала за Грэгэмом, пока он прикуривал папиросу и метко бросил спичку через комнату в камин. «Из него еще можно сделать порядочного человека, — подумала Диана. — Он только «заторможен“ в духовном развитии, что сбило его с правильного пути». Диана когда–то любила его. Любила страстно, безумно. В этот тяжелый решающий момент, когда все поставлено на карту, в ней опять проснулась страсть к этому человеку. Конечно, любви в полном смысле слова не было, но она испытывала симпатию к Грэгэму.

— Грэгэм, завтра ночью мы хорошо обдумаем план… обдумаем вместе…

Он ощутил, как изменился ее голос и вопросительно посмотрел Диане в глаза. Может быть, он увидел в них нечто большее, чем ожидал. По его напряженному лицу скользнула улыбка. Это была первая улыбка, которую Диана увидела после выхода Грэгэма из тюрьмы.

— Возможно, не стоит и беспокоиться, — сомневался он. — Старый Трайн, несомненно, не глуп. Он знает обо всех трудностях лучше, чем мы с тобой.

— А в манускрипте что–нибудь говорится об этом? — спросила Диана. — Может быть, там есть инструкция о взломе в Уэкфильд–Тауэре?

— Нет. Трайн умолчал об этом, — сказал он и снова улыбнулся. Грэгэм внезапно протянул руки: — Я очень рад, Диана, что ты приедешь ко мне. Не знаю, атмосфера ли этой комнаты или ты сама повлияли на меня… Мне стало как–то легче и спокойнее…

Диана опять посмотрела на него. К ее прежним заботам добавилась новая — о личной безопасности Грэгэма.

Глава 14

Ричард Халовель нечасто наносил визиты супруге полковника, леди Синтии. Она очень удивилась, когда ей доложили о приходе Дика. Леди сидела за чайным столом в низком кресле. Она была стройна, держалась прямо, черты лица тонкие и правильные. Общую гармонию нарушали только тонкие губы. Боб Лонгфелью так резюмировал свое мнение о леди Синтии: «Когда ее видишь, ей можно дать тридцать лет, когда слышишь — все сто». С одной стороны, она обладала свежестью девушки, с другой — мудростью пожилой женщины.

— Очень рада вас видеть, Дик, — протяжно сказала леди. — Вы пришли первым. Подать вам чаю?

— Благодарю, уже пил. Я хочу поговорить с вами наедине, — сообщил он скороговоркой о цели своего визита.

У леди было так называемое «послеобеденное время». Самое тяжелое для молодых лейтенантов. У нее были свои, одной ей известные, источники информации, и она всегда знала, какие наставления сделать каждому юноше по поводу его похождений.

— Сядьте, пожалуйста, Дик. Вы хотели, конечно, поговорить о мисс Джойнер…

Дик хорошо владел собой, но сейчас почувствовал, как кровь приливала к лицу.

— Вы правы! Я пригласил ее к себе на ужин, который состоится завтра у меня дома. Осмелюсь просить вас оказать любезность и взять на себя роль хозяйки вечера.

Леди Синтия уставилась на гостя своими синими блестящими глазами. После паузы она сказала:

— Конечно, буду очень рада. Это ведь та молодая девушка, которая живет в Девоншир–Хаузе… О ней много говорят, и утверждают, что она очень красива.

— Она изумительна, — с восхищением подтвердил Дик.

Леди ненароком пожала плечами, но Дик заметил этот жест и приготовился выслушать мораль.

— Она принадлежит к семье Джойнер из Йоркшира, не правда ли? А может быть, из Уэрвикшира… Я знаю одну хорошую семью, которая живет там много лет.

— Я ничего не знаю о ее семье, — вздохнул Дик.

Она вопросительно подняла брови.

— Думаю, не только я, но и она сама не имеет понятия о своих родственниках. Но она порядочная и обворожительная девушка. Надеюсь, вы, леди Синтия, дружески примете ее в круг нашего полка.

Она опустила голову.

— Вы, конечно, понимаете, как тщательно, осмотрительно нужно принимать жен молодых офицеров. Надеюсь, вы будете счастливы. Останетесь ли вы…

— Пожалуйста, леди Синтия, не мучайте себя вопросом, останусь ли я в полку, или нет, — сказал Дик, стараясь сдерживать эмоции. — Не хотите ли сначала ее увидеть?

— Конечно, — ответила она и вдруг буквально выпалила: — А вы спрашивали ее о происхождении, о семье?

— Да, спрашивал, — спокойно ответил Дик. Он поднялся. — Итак, имею честь ждать вас к восьми часам?

Она улыбнулась и протянула руку с алмазами.

— Надеюсь, все будет хорошо, Дик, — сказала почти нежно. — Для полка будет удар, если вам придется выйти в отставку.

Дик быстро раскланялся и вышел. Около подъезда он чуть не столкнулся с Бобом.

— Иду отбывать еженедельную повинность, — сообщил Боб уныло. — Как поживает фурия?

— Она одна в столовой, — сказал Дик. — Желаю тебе массу удовольствий!

— Ничего не поделаешь, — Боб покорно склонил голову.

Вскоре он предстал перед очами леди.

— Именно вы–то мне и нужны!

Боб впервые увидел ее такой веселой и восторженной. Он мысленно вспоминал свои похождения за неделю, но ничего подозрительного не совершал.

— Я только что говорила с Диком Халовелем… Вы ведь его хороший друг?

— Закадычный, — осторожно согласился Боб.

Сначала он хотел знать, для чего она спрашивала, а потом уже отвечать.

— Кто эта пресловутая Джойнер?

— Очень приличная и красивая девушка.

— Дик уже помолвлен с ней?

— Нет.

— Но хотел бы?

— Да.

— Не можете ли повлиять на него, чтобы он изменил решение?

— Видите ли, леди Синтия… — Бобу очень хотелось ответить ей, как полагается.

Она не поверила своим ушам, когда он заговорил решительно:

— Я думал, вам нежелательно, чтобы женщина с прошлым пополнила наш полковой круг…

Леди тихо смеялась.

— Именно с прошлым желательно, — сказала она добродушно. — Прошлое, которое насчитывает сто или двести лет и которое подтверждается документально…

— А если двадцать или тридцать лет? — неожиданно перебил Боб.

Леди Синтия вытаращила от удивления глаза.

— Я хочу у вас спросить, дорогая леди, сможет ли женщина… — у Боба пересохло в горле, он не мог говорить, но громадным напряжением воли вернул себе дар речи, вспомнив о несчастной Гоуп, — то есть, подходит для нашего полка женщина… если она… совершила необдуманный шаг… опозорилась лет двадцать пять, а может быть, даже двадцать шесть тому назад?

Боб вздрогнул от волнения.

Офицеры всегда спорили между собой, является ли цвет лица леди Синтии естественным, или она пользуется косметикой. Боб мог бы искренне подтвердить, что ее лицо не знало косметики. Сейчас оно стало белее снега.

— Я… я вас не понимаю, мистер Лонгфелью… О ком вы? У какой женщины были неприятности в жизни… двадцать пять лет назад?

— Я не имею в виду конкретную женщину.

— Нет, вы знаете эту женщину, — настаивала леди.

— Да нет… — лгал Боб. — Меня только интересовало, влияют ли похождения в прошлом на репутацию…

Леди глубоко вздохнула. Ее щеки покраснели.

— От загадок у меня кружится голова, — сказала она.

Когда вошли адъютант полковника и другие офицеры, леди облегченно вздохнула.

— Разрешите пожелать вам всего хорошего, — сказал Боб и ушел.

Когда он переходил площадь, посвистывал, погруженный в раздумья, Боб даже не ответил на приветствия офицеров вахтгауза, когда проходил мимо под решеткой Кровавой Башни.

Сержант тауэрской охраны стоял у моста над крепостным валом и наблюдал за порядком. Он выпрямился, когда увидел Боба. Последний вдруг остановился и спросил:

— Где Ричард?

— Сэр Ричард Халовель только что ушел, господин лейтенант.

Боб поспешил и застал Дика, когда тот собирался сесть в машину.

— Я тоже поеду на Уэст–Энд, — сказал Боб и устроился рядом с Диком.

Он увидел хмурое лицо друга и улыбнулся.

— Синтия сегодня была в ударе. Она даже показалась мне загадочной. По твоему виду делаю вывод, что ты говорил с ней о Гоуп Джойнер, — сказал Боб.

Дик утвердительно кивнул. Но, заметив любопытство Боба, с горечью сказал:

— Она, видимо, решила, что я должен оставить службу в гвардии. В самом деле… Я не знаю, что делать. Полковник проявил в деле с Грэгэмом большое снисхождение, поэтому я вынужден уступить в вопросе о Гоуп. Меня мало беспокоит отставка, хотя этим нарушу семейную традицию. Больше всего раздражает то, что Гоуп не уважают.

Боб о чем–то задумался и сказал:

— Да, кстати, ты вспомнил Грэгэма… Он сегодня был в Тауэре!

— Проклятье! Откуда ты знаешь? — спросил Дик.

— Мой денщик видел его… Он ходил в сокровищницу.

Дик опять помрачнел.

— Грэгэм не любит развлекаться среди толпы… тем более в субботу.

— Ничего страшного, — успокоил Боб. — Это ведь единственный день, когда он мог войти в Тауэр… Много народу, незаметно можно смешаться с толпой.

— Допустим, это так. Но зачем ему прятаться? — спросил Дик. — Сокровищница? Я никогда не поверю, что у Грэгэма проснулся патриотизм к подобным регалиям.

Мысль о брате не покидала Дика. Боб вдруг попросил его:

— Пожалуйста, пообещай мне не подавать в отставку… И не говори о твоем намерении ни полковнику, ни кому–то другому… сначала обсуди этот вопрос со мной…

Дик улыбнулся:

— Есть только один человек на свете, с которым я могу говорить. Я увижусь с ним через пять минут.

Когда Дик вошел в красивый вестибюль Девоншир–Хауза, он волновался. Мысль о том, что он может оскорбить Гоуп разговором о ее происхождении, приводила его в ужас. Когда Гоуп подошла к нему поздороваться, она все поняла по выражению лица Дика. Сначала девушка было смутилась, но потом вдруг улыбнулась и доверчиво посмотрела на друга.

И тогда он молча наклонился и поцеловал ее. Это был первый поцелуй за время их знакомства. Дик почувствовал, как она задрожала всем телом. Они молчали. Не было ни объяснений в любви, ни нашептываний, ни трепетных ласк. Он обнял девушку, и они пошли в салон.

— Никогда не думал, что поступлю так, — сказал Дик, — Но… это произошло само собой.

Не дождавшись ответа, он продолжил:

— Сегодня после обеда я говорил с леди Синтией Рислип — женой моего полковника…

— И она не признает меня, — закончила мысль Гоуп. — Она меня никогда не признавала, потому что я «Никто».

Дик кивнул.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Я это чувствовала давно. Это может вызвать твою отставку?

— Я все равно оставлю службу.

— Не лукавь… Это они требуют, чтобы ты вышел в отставку. Но я с этим не согласна.

Она говорила спокойно и твердо. Дик еще никогда не видел ее такой серьезной.

— Об отставке пока не может быть и речи. Сначала ты должен узнать, кто я. Кажется, леди Синтия права… И даже больше, чем в том случае, если противилась бы приему в полковую семью дочери трубочиста.

— Я уйду из полка, — Дик настаивал на своем.

Гоуп улыбнулась и покачала головой.

— Ты не можешь себе представить, сколько усилий стоит говорить «Нет!», когда все во мне кричит «Да!». Но ты не должен жертвовать карьерой ради…

Она посмотрела на него чудесными глазами.

— Но, милая Гоуп, я не могу жить без тебя. — Он крепко сжал ее руки. — Ничто не заставит меня отказаться от тебя. Я люблю тебя!

Гоуп шептала тихо и сдержанно:

— Я твоя! Не отказывайся от меня, Дик!

В следующее мгновенье она оказалась в его объятиях. Он прижимал ее горячую голову к щеке и чувствовал, как дрожало ее нежное тело.

Глава 15

Когда Трайн был за рулем, он развивал на своем первоклассном автомобиле большую скорость и выбирал дороги, о которых не догадался бы умнейший детектив. Трайн умел оставлять далеко позади любого преследователя. Телефонограммы во всех полицейских участках о задержании такой–то машины оставались невыполненными. Трайн мог на ходу менять номер машины и ездил с закрытыми глазами в любом конце города. По одной ему известной дороге он в сумерках приехал в Кобэм. Диана уже ждала его, и, когда Трайн вошел в красивую маленькую комнату, она сидела за чашкой кофе, которую ей принес новый слуга. Убедившись, что двери и окна закрыты и занавески опущены, Трайн бросил шляпу и сел на диван.

— Довольны ли вы портным?

— Да, — ответил Грэгэм, — сегодня была примерка.

— Ладно! — Трайн заметил напряженное лицо Дианы. — Вы напуганы, и знаю чем. Грэгэм рассказал вам о плане.

— Да. Он мне все рассказал, — не скрывала Диана.

— Хорошо. — Трайн тихо рассмеялся, словно услышал интересный анекдот. — Речь идет о мелочи, о которой он сказал вам, но о которой сам ничего не знает. Не от этого ли вы нервничаете, Диана?

— Трайн, план абсолютно нереален, — нетерпеливо сказал Грэгэм. — Я вчера был в Тауэре, чтобы осмотреть сокровищницу. Это невозможно! Это безумный план! Три часа нужно только для того, чтобы пробраться через стальные двери. Я думаю, вы знаете, что двери у входа в сокровищницу бронированы, и каждый засов имеет электрический контакт. В тот момент, когда вы попытаетесь дотронуться до дверей или что–нибудь разрезать, весь Тауэр будет поднят на ноги этими проклятыми сигналами… — Грэгэм перевел дыхание. Трайн не реагировал, похоже, он веселился. Грэгэма смутила его реакция. Трайн объяснил:

— Я знаю, что вы были в Тауэре. Могу назвать номер вашего входного билета, имя охранника церкви и даже дословно передать ваш разговор с ним. Что скажете, это тоже невозможно? — Резкий, пронизываюший взгляд Трайна еще больше смутил Грэгэма. — Неужели вы думаете, что я такой круглый идиот и рискну взяться за дело, которое обречено на неудачу? Неужели вы могли предположить, что я не знаю устройства сокровищницы. Вы думаете, я сидел и ждал вашей информации?

Сарказм Трайна обезоружил Грэгэма.

— Конечно, я знал, что вы исследовали Тауэр…

— И все равно настаиваете на своем? Как долго, вы думаете, я работал над этим планом? — спросил Трайн.

На этот раз вместо Грэгэма ответила Диана.

— Князь живет в Англии полгода…

— Рикисиви? — Трайн был полон презрения, — Это случайный клиент, которого я жду десять лет. Десять? Двенадцать лет назад у меня созрел план, как освободить коменданта Тауэра от тяжелой ответственности за регалии. Вот уже двенадцать лет я люблю эти драгоценности и настолько хорошо изучил их, что могу по памяти нарисовать скипетр из слоновой кости, ложку для помазания, каждую корону и диадему, могу начертить грани каждого бриллианта, с точностью до миллиметра знаю размер рубина Черный Принц.

Трайн вдруг замолчал, потом расхохотался, откусил конец сигары и прикурил.

— Я бы мог много рассказать вам. Как и старшие офицеры, я один из немногих, кто умеет обращаться с железными шторами. Я знаю каждый сигнальный звонок… Бронированные двери у входа — мои старые друзья… Вы слышите? — Трайн понизил голос, уперся локтями в стол и наклонился к Грэгэму. — Когда человек, охраняющий драгоценности, хочет достать скипетр или корону, он что — ломает стальные двери или пользуется газовым резаком?

— Конечно, нет, — нетерпеливо согласился Грэгэм. — У него есть ключи.

— Правильно. Он отключает сигнализацию и за пять минут достает все, что ему нужно. Точно так же поступлю и я.

Трайн глубоко задумался. Его глаза уставились в потолок. Диана и Грэгэм не мешали ему размышлять. Наконец, Трайн спросил:

— Вы уже осмотрели всю дачу?

— Что вы хотите сказать?

— Землю, постройки…

— Да.

— Вы видели каменное строение?

— Ржаной амбар? Да!

Трайн засмеялся.

— Ржаной амбар! Ха–ха–ха! Хорошо сказано! Мы вам ночью не мешали?

Грэгэм удивленно посмотрел на него.

— Разве вы ночью были здесь?

— Да. Через ночь… шесть человек. Не хотите ли осмотреть башню?

Трайн встал.

— Позвольте, мистер Трайн, я хотела спросить, — обратилась Диана к Тигру. — Никто лучше вас не знает о последствиях, если нас поймают. О плане известно мне, Грэгэму, вашим агентам…

Трайн перебил.

— Да поймите вы, это ограбление века. Наши действия больше похожи на войну, чем на кражу. Неважно ведь, кто начал войну… Она уже в полном разгаре. Безразлично, кто похитил бриллианты и драгоценности… Они исчезли! Ничего не значит, даже если вор пройдет по Регент–стрит с плакатом на спине о том, что ценности пропали. Вопрос о наказании в случае поимки отступает на второй план по сравнению с суммой, которую мы получим, если укажем местонахождение драгоценностей. Кроме того, как вам известно, в деле участвует князь Рикисиви, и мы невольно вынуждены держать его в курсе дела. — Трайн вдруг решительно предложил: — Пойдемте со мной!

Они последовали за ним в сад и пошли по тропинке, скрытой зеленью. Трайн предупредил их ни в коем случае не пользоваться фонариком.

— Если вы, мисс Мэртин, ничего не видите, держитесь за мое плечо, а мистер Халовель пусть идет за вами. Не бойтесь, не споткнетесь!

Наконец, они увидели контуры башни. Трайн быстро нашел дверь. Диана услышала тихий скрип замка. Было совершенно темно. Трайн попросил их наклониться и ввел в маленькую сводчатую комнату. Послышался треск, и комнату залило морс света. Все зажмурились.

Они очутились в передней, откуда вела наверх винтовая лестница. Вход показался Грэгэму знакомым. Он заметил, что внутри башня круглая, а снаружи — квадратная. Грэгэм уже поднимался по широкой лестнице, когда вдруг понял назначение башни. Когда они подошли к площадке, против которой было несколько пар стальных дверей, от сомнений Грэгэма не осталось и следа.

Тигр Трайн достал из кармана ключ, отпер двери, которые тяжело поддались внутрь. Снова ослепительный свет. Диана, открыв рот, смотрела на картину, открывшуюся перед ней. В середине круглой комнаты стоял большой стеклянный ящик с крепкой железной решеткой. В ящике симметрично были расположены деревянные блоки и посохи. Ящик был хорошо освещен, и Грэгэм узнал его содержимое.

Одна квадратная коробка представляла собой корону Эдуарда, другой посох — бриллиантовый скипетр… В ящике лежали деревянные бриллианты, каждый на своем месте, точно так же, как в хранилище.

— А теперь я вам кое–что покажу, — сказал Трайн. Раздался шипящий звук, и дополнительные железные шторы скрыли ящик от их глаз. — Будьте внимательны!

Диана и Грэгэм не видели, что он делал, но шторы поднялись. Трайн подошел к ящику, открыл одно отделение и засунул туда руку… Грэгэм стоял зачарованный. Он видел, как Трайн вынул деревянный блок…

— А сигнализация? — хрипло спросил он.

— Она не сработает, потому что будет бездействовать, — холодно заметил Трайн. — Признаюсь, это была одна из самых трудных проблем. Я потратил два года на то, чтобы с помощью одного опытного шведского электротехника изобрести способ, как заставить ее замолчать. И это удалось. Так что не переживайте. Ваша задача — четко выполнить свои задания. С завтрашнего дня будем встречаться каждый вечер вплоть до двадцать пятого. Вам придется переодеться в особую одежду.

— А если возникнут затруднения?

— Никаких затруднений не будет, — коротко ответил Трайн.

Они вышли, и Тигр закрыл большие ворота.

Грэгэм возвращался обычным путем. Его мысли путались. Диана шла следом, замыкал цепочку Тигр. Диана была спокойна. Она поняла всю глубину плана Трайна и была уверена, что он осуществится успешно, но…

— Как долго будет отсутствовать Грэгэм?

— Не больше трех месяцев, — ответил Трайн. Он понизил голос, когда они вышли к дерновым насаждениям дачи.

— Как вы думаете, его могут подозревать?

— Разве суть в том, кого заподозрят?

То, что князя Кижластанского считали сумасшедшим, имело основания. Он например, имел в различных странах огромные счета в банках, и та громадная сумма, которую он снял с одного из счетов для уплаты Трайну, была получена в долларах из Америки.

Накануне отъезда в Кижластан князь Рикисиви провел два важных совещания. Первое — с Коллэем Веррингтоном, второе, тайное, — с Тигром. Оно проходило в закрытом автомобиле в парке. Это был излюбленный метод Тигра, так как он исключал слежку и подслушивание. Князь и Тигр погуляли в уединенном парке, а потом в машине обсудили все дела.

С Коллэем князь встретился в отеле. Гладкий, как угорь, ловкий Коллэй докладывал о встрече с Эли Босом.

— Он отправляется в плавание ночью двадцать шестого. Я с ним договорился. Все в порядке.

— Вы доставили на борт шикарную мебель? — спросил князь. — У нее на пароходе должен быть максимальный комфорт.

— Это невозможно, — ответил Коллэй. — Судно находится под надзором таможенников и, видимо, властей. — Коллэй хотел сказать «под надзором полиции», но воздержался, чтобы не пугать князя. — Если на борт доставят роскошную мебель, это вызовет подозрение. Как только станет известно об исчезновении девушки, могут вспомнить и о дорогой мебели на невзрачном пароходе. Не должно быть никаких подозрений на судно.

— А вы вошли с ней в контакт?

— Да, ваше высочество. Вечером двадцать шестого она будет ужинать со мной. Я намекнул, что кое–что знаю о ее родителях. Она засыпала меня вопросами, и я пообещал раскрыть тайну ее происхождения. Она согласилась встретиться. Мы будем ужинать в маленьком ресторане на Вилльер–стрит. Я просил ее быть в простом платье, потому что мы должны посетить такое место, где вечерний туалет может вызвать недоверие и помешает получить нужную информацию. Она согласилась. Больше нет препятствий для выполнения плана.

— Но могут узнать, что вы с ней ужинали.

Князь сомневался. Он до конца не был уверен в успехе. Коллэй покачал головой.

— Ни под каким видом она ничего никому не расскажет. Я строжайше запретил ей и предупредил, что сам нарушил клятву, поэтому никто не должен даже подозревать об источнике информации. Я боялся только одного, что в порыве радости она может поделиться с Диком Халовелем, но она поклялась хранить молчание. Она из тех женщин, которые умеют держать слово.

Заложив руки за спину, Рикисиви зашагал по комнате. В его темных глазах загорелись огоньки. Он рассеянно смотрел в пространство.

— А Эли Бос… имя звучит почти, как индусское… Он заслуживает доверия?

Казалось, князь не во всем доверял Босу.

— Безусловно! Конечно, если получит крупное вознаграждение. — Коллэй вдруг загадочно усмехнулся. — Может быть, стоит взять с собой девушку, которая будет присматривать за мисс Гоуп?

— Достаточно вас, — сказал князь. — Я не хочу, чтобы ее сопровождала женщина. Будь это индуска, еще куда ни шло… Но у меня нет индуски, которая поехала бы с ней.

Коллэй достал из кармана бумагу и подал князю.

— Приблизительный план поездки. Мы прибудем в место назначения на индийском побережье через двое суток после этого дня. — Коллэй показал на дату. — Я уже договорился о сигналах. Высадка пройдет спокойно.

Совещание продолжалось почти час, и Коллэй вышел из отеля с первой получкой.

Он считал князя сумасшедшим, но это его мало волновало. Иногда князь демонстрировал ясный ум и хитрую предусмотрительность. Коллэй ни на минуту не сожалел о преступлении, в котором участвовал ради наживы. Единственное, что его беспокоило — большой план князя, в котором, видимо, был задействован Трайн. За мелкие дела он не берется. Может быть, похищение еще одной красавицы, которое обогатит Трайна… Ах, если бы князь мог отложить большой план на два–три месяца и поручить его выполнение ему, Коллэю… Если бы Коллэй знал, что Грэгэм Халовель будет его сопровождать в Индию, то неохотно согласился бы на эту поездку.

По дороге домой Коллэй зашел в «Клуб Мусетрап». Он ждал, что, может быть, Трайн хотя бы намекнет о характере второго «предприятия» князя. Тигр сидел в кресле у письменного стола. Перед ним дымилась чашка кофе. Сигара лежала в хрустальной пепельнице. Тигр был в очках и писал письмо. Он был явно недоволен появлением Коллэя.

— Я только что встречался с нашим общим другом.

Коллэй без разрешения вынул из ящика сигару и закурил. Тигр был погружен в свои мысли:

— Это самое неприятное известие, которое я получил за последние годы. — Тигр снял очки, сложил их и отложил письмо в сторону, чтобы Коллэй не смог прочитать.

— Не хочу вам мешать, — сказал Коллэй и сел в самое удобное кресло.

— Гм… я совсем не знал, что у нас есть общий друг. Кто же он? — спросил Трайн, нахмурив брови.

— Назовем его господином из Индии.

— Рики? Вы научили его пиковой игре? — Тигр ехидно намекал на ловкость Коллэя в этой карточной игре, которая создала ему плохую репутацию в обществе.

Коллэй только рассмеялся. Его трудно было оскорбить.

— Вы ведь знакомы. Он мне сказал, что вы выполняете его задание. Не могу ли и я принять в нем участие?

Трайн взял сигару их пепельницы и закурил.

— Нет. Ни князь, ни я не согласимся на вашем участии. Скажу честно: вы надоели князю. Он интересовался, не знаю ли я парочку парней, которые могли бы отправить вас в мир иной. Но охота за негодяями меня никогда не интересовала.

Коллэй все равно не обижался.

— Меня все время удивляет, почему мы не можем стать настоящими друзьями?

Тигр натянуто рассмеялся.

— Не удивляйтесь! Я вас терпеть не могу и не доверяю вам… Этого достаточно?

— Преклоняюсь перед вашей искренностью, — улыбнулся Коллэй. — Но в чем вы меня можете упрекнуть?

Трайн быстро ответил, употребив при этом самое резкое из своего лексикона слово. На этот раз он попал в цель. Коллэй побледнел. На щеках выступили пунцовые пятна.

— Я не могу этого слышать! — резко крикнул он.

— Именно поэтому я и сказал. Если бы я адресовал это слово самому подлому вору, он, наверное, застрелил бы меня. И был бы прав. Другие слова для вас не подходят, Веррингтон, — для человека, который столь бесстыдно и низко эксплуатирует женщин. И если вы ничего не имеете против, я хотел бы закончить письмо.

Дрожа от бешенства, Коллэй Веррингтон вышел из «Клуба Мусетрап». Тигр Трайн никогда еще так его не оскорблял. Он стал обдумывать, как бы отомстить этому великому преступнику. Он ненавидел его, но боялся могущественную организацию Тигра, которая протянула свои щупальца во всех частях света. Он чувствовал свою ничтожность.

Но напрасно он терзался мыслью о мести. Судьбе было угодно, чтобы он никогда больше не встретился с Тигром.

Глава 16

Утро двадцать шестого выдалось мрачным и серым. Белый тонкий туман окутывал Темзу. Нависли тяжелые облака. К полудню мелкий тоненький дождик превратился в ливень.

В ненастные дни Тауэр выглядел печально. Маленькая площадь для учений пустовала. В такой день только можно встретить одиночного посетителя. Часовые стояли в специальных будках. Смотрители в пестрых костюмах прятались от ненастья под воротами или в киосках.

Дождь еще накрапывал, когда Дик Халовель со своим взводом покинул площадь и расставил часовых перед вахтгаузом. Он вместе с Бобом, которого сменил, проделал предписанный уставом круг и принял от него охрану берега и других объектов. Дик был рад, что взвод Боба уже отправился в казармы, и он мог уйти к себе в комнату.

Перед этим друзья успели переговорить.

— Прошу тебя, сходи сегодня к Гоуп и объясни ей, почему я должен был отказаться от ужина у себя дома.

— Леди Синтия очень злится на тебя. Думаю, ты это знаешь.

— Могу себе представить! Но это не очень огорчает. Лишь Богу известно, почему она вдруг снова рассердилась. Она тебе что–нибудь говорила об этом?

Боб отрицательно покачал головой.

— Нет. Она сказала Даунпорту, что специально отказалась от приглашения, чтобы «обидеть бедную девушку»… Это ее подлинные слова… В таком случае, мол, ты оставишь ее.

Дик натянуто улыбнулся.

— Все это неспроста! Но леди Синтия сейчас меня не интересует. Пожалуйста, присмотри за Гоуп. Я обо всем написал ей и думаю, что она поймет. Но буду тебе весьма благодарен, если ты поговоришь с ней.

Боб ушел. Дику пришлось двадцать четыре часа отдать службе, которая не была такой скучной и однообразной, как многим казалось.

В этот день леди Синтия была не в духе. Если бы ее супруг нашел малейший подходящий повод, он сбежал бы из дома. К несчастью, служба заставила его быть в Тауэре. Он с огромной выдержкой выносил капризы и придирки своей дражайшей «половины».

— Конечно, это необдуманный шаг со стороны Дика, — в десятый раз повторял полковник, — но он очень остро реагирует, когда дело касается этой девушки.

— Он бесстыдник! — возразила леди. — Даже тупой Лонгфелью, видимо, подпал под его влияние. Дик не только лично пригласил меня на ужин, но еще и прислал письменное приглашение. В последнюю минуту он вдруг все отменил под влиянием молодой особы…

— Какой молодой особы? — спросил полковник, который думал о чем–то другом.

— Ты никогда не слушаешь, что я тебе говорю, — резко сказала леди. — Ты вечно рассеян, Джон! Ведь Ричард Халовель должен был на коленях благодарить тебя за то, что ты для него сделал. Репутация офицера должна быть превыше всего! Когда арестовали его брата Грэгэма, Дик должен был выйти в отставку. Честь мундира не допускает, чтобы брат старшего офицера был преступником.

— Дик тогда подал в отставку, но я и высшее командование не приняли ее. Если бы мы этого не сделали, офицерский корпус взбунтовался бы. Ведь мы, в конце концов, не виноваты, если наши родственники участвуют в неблаговидных делах, — сердито воскликнул полковник.

Леди слишком хорошо знала мужа, чтобы не уловить в его словах скрытый намек.

— Вся семья Халовелей прогнила насквозь, — продолжала она. — Я не удивлюсь, если Дик пойдет по стопам брата.

— Ну что за глупости! — возбужденно сказал полковник. — Они ведь только сводные братья. Мать Грэгэма была скверной женщиной. От нее он и унаследовал все плохие качества. Дик здесь абсолютно не при чем. Получила ли ты приглашение к ужину? — спросил он, надеясь на положительный ответ.

— Нет! Буду весь день дома. Я забыла еще сказать, что Боб Лонгфелью на днях был весьма нелюбезен со мной… Даже невежлив…

— А что он сказал?

— Дело не в словах, а в манере, в какой он их произнес. Боб становится невыносимым. Тебе, Джон, хорошо известно, что дисциплина в полку упала. Я не могу утверждать, что в этом виноват ты…

— Тогда подумай как следует, кто виноват, — сказал взбешенный полковник, вставая со стула. — Пойду в комнату ординарцев.

Когда он вернулся домой к чаю, у супруга разыгралась мигрень, и она лежала в будуаре. Он очень обрадовался и справился о ее здоровье через горничную. Он с удовольствием пил чай, когда вошел адъютант и показал полковнику в окно на трех человек в штатском, проходивших по площади, В руках одного из них была переносная лестница.

— Кажется, Управление королевской сокровищницы очень опасается за судьбу драгоценностей, — сказал адъютант. — Оно прислало специального чиновника, чтобы проверить сигнализацию.

Полковник рассмеялся. Для него это было не в диковинку. По распоряжению из Уайтхолла такие проверки производились часто. Однажды стальные двери сокровищницы вдруг заменили новыми, в следующий раз приехали детективы, чтобы допросить смотрителей: какой–то неизвестный американец интересовался стоимостью, весом и величиной обоих крупных алмазов из сокровищницы.

— Я бы хотел посмотреть на человека, который рискнул бы последовать примеру полковника Блоода. Разве что на это отважится какой–нибудь рехнувшийся маньяк.

Полковник был в офицерском клубе и читал индусские газеты, когда домой позвонили. Кто–то спрашивал леди Синтию. Хозяйка передала горничной, что плохо себя чувствует, поэтому не может спуститься вниз к аппарату. Но горничная сразу же вернулась.

— Миледи, что ему ответить? Господин настаивает, что ему обязательно нужно поговорить с вами. Он уже с десятого июня пытается связаться с вами по телефону.

Слова горничной ошеломили леди Синтию. Она присела на кровати, лицо ее подергивалось.

— Ладно… Сейчас спущусь. Перенесите аппарат в рабочий кабинет полковника.

Хриплый голос леди удивил горничную, но лицо госпожи оставалось бесстрастным. Синтия очень быстро спустилась с лестницы, закрылась в кабинете полковника и несколько минут тихо говорила по телефону. Когда она вышла, ее лицо было мертвенно бледным, но горничная объяснила это сильной мигренью.

Когда полковник вернулся, то увидел супругу в салоне. Она была в выходном вечернем платье и готовилась надеть пальто.

— Ты уходишь, дорогая?

— Да! Я только что вспомнила о визите, который должна была нанести еще месяц назад. Просто ужасно, как я все забываю. Ты ведь ничего не имеешь против, Джон?

— Наоборот, очень рад, когда люди держат слово. Я поужинаю один или пойду в казино.

— Ужин готов. Пригласи майора, будет веселее. В одиннадцать я вернусь.

Полковник с удовольствием пригласил бы Дика, но тот дежурил. Адъютант договорился о встрече с другом. Поэтому полковник Рислип предпочел поужинать один, чем обмениваться обязательными вежливыми фразами со старшим майором. Когда он вошел в столовую и сел за стол, появился неожиданный гость. Это была Диана Мэртин. Лицо ее сияло.

— Господи помилуй, Диана! — замешкался полковник. — Что случилось?

Полковник ликовал, что жена уже успела уйти.

— Я пришла по приглашению вашей супруги, — ответила Диана.

— Что? Синтии? — недоверчиво спросил он.

— Она пригласила меня на ужин… Меня не было дома, когда она позвонила, но передала через горничную… И я с удовольствием пришла… Синтия… Очень жаль, что между нами пробежала черная кошка…

— Но, милая моя… — полковника очень удивила эта новость. — Синтия ушла. Она отправилась с визитом к знакомой, которой обещала прийти еще месяц назад. Сама судьба вмешалась…

Он позвонил горничной, но она не знала, где леди ужинает.

— Подайте прибор для мисс Мэртин! — сказал полковник горничной. — Вы, мисс Диана, конечно, поужинаете со мной? — обратился он к Диане, когда та сделала вид, что собирается уходить. — Синтия никогда не простит, если я вас отпущу…

Он неоднократно извинялся за забывчивость супруги и в душе был очень рад видеть в гостях такую очаровательную даму. Ужин оказался настолько приятным, что он не мог и предположить. К концу ужина Диана спохватилась:

— Я, право, засиделась. Пора домой!

— Домой? Уже? — Полковник весело рассмеялся. — Это не так просто! Не забудьте, что вы в крепости, и стража выпустит вас из Тауэра только тогда, когда назовете пароль. Иначе арест и военный суд.

— Боже мой! — воскликнула Диана. — Как я попаду домой? Вы знаете пароль? — наивно спросила она.

— Конечно. Есть специальный пароль для всех караулов Лондона. Он меняется каждый день, чтобы не было злоупотреблений.

— Абракадабра, — весело заметила Диана.

— Нет, пароль не бывает таким сложным. Бедный часовой обалдел бы, если бы ему пришлось запоминать такое несуразное слово. Обычно для пароля используют названия городов, например, Кардифф, Бристоль… Сегодня же это «Бостон»!

«Бостон»! Она чуть не выдала себя. Ведь Трайн такого слова не называл.

Что делать? Как сообщить Трайну новый пароль? Диана все время думала об этом, пока говорила с полковником. Вдруг ей пришла идея. Воспользовавшись тем, что полковник вышел в кабинет за сигарами, она быстро написала пароль на бумажке, обвернула ею один шиллинг и положила в ридикюль.

Когда часы пробили десять, Диана поднялась и вышла с полковником из дома. Она выбрала удачный момент. Через несколько минут позвонила леди Синтия и сказала, что вернется только в полночь.

Когда они проходили мимо вахтгауза, Диана стала свидетельницей средневекового обычая, не нарушавшегося в Тауэре несколько столетий. Церемония выполнялась каждый вечер.

Через мрачные ворота Кровавой Башни прошел небольшой отряд солдат. По штыкам скользил свет от ламп. Впереди шел человек с фонарем в руке.

— Стой! Кто идет? — раздался резкий голос.

Отряд остановился, и глубокий воинственный голос ответил:

— Ключ!

— Чей ключ? — спросил караульный.

— Короля Георга!

Отряд выстроился в шеренгу. Послышался глубокий голос Ричарда Халовеля:

— Передай ключ короля Георга! Внимание на караул!

Прозвучала команда, и ружья взлетели вверх. Только тогда старый сторож, у которого был ключ, снял шляпу и зычно произнес:

— Боже, храни короля Георга!

— Эта церемония называется «Ключ»? — шепотом спросила Диана.

— Да. Ее отменили только один раз, когда умерла королева Виктория, и еще не знали, как назовут нового короля.

Сердце Дианы учащенно забилось, когда они проходили мимо хранилища. Около него стоял часовой, еще один был у Ворот Измены. Внизу, у крепостного вала, Диана увидела третьего, а у наружных ворот — четвертого. Колени у нее дрожали, в висках стучало. Наконец, они дошли до Тауэр–Холла, и денщик полковника пошел за машиной. Вдруг полковник заметил газетчика, выросшего перед Дианой. Не успел он прогнать его, как Диана бросила ему монету, завернутую в бумажку. Она настолько растерялась, что даже забыла взять газету, но газетчик знал свое дело:

— Пожалуйста, возьмите. Много новостей!

— Вы тоже интересуетесь газетными сенсациями? А я думал, что вы настолько заняты собой и успехом у мужчин, что некогда уделять внимание политике.

— Нет, господин полковник, я увлекаюсь задачами «Крест–накрест», — не своим голосом ответила Диана.

Она чуть не упала в обморок, когда полковник взял ее под руку и посадил в подъехавший автомобиль.

Глава 17

Когда городские куранты пробили час, с берега Сэррэй бесшумно отчалила моторная лодка. Было совсем темно. Минуя Биллингсгат, лодка подплыла к Лондонскому мосту, потом медленно взяла курс на северное побережье. Приблизившись к каменной набережной Тауэра, механик выключил мотор. Четыре человека, стоявшие в лодке, ухватились за каменный угол и осторожно потянули лодку вдоль набережной, пока миновали башню св.Томаса. Она остановилась недалеко от первого караульного помещения. Когда старший экипажа взобрался на набережную, он заметил, что часовой как раз покинул помещение и быстро пошел к восточной окраине своего участка. Дождь только что прекратился. Один из оставшихся в лодке выпрыгнул на берег, перелез через перила, прислушался, шмыгнул мимо здания и скрылся в темноте. Через несколько минут часовой возвратился, снял с плеча ружье, ударил прикладом по каменному тротуару и замер в одной позе. Старший группы и его подручные затаили дыхание, секунды казались им вечностью… Вдруг они услышали приглушенный крик, стук падающего ружья… Потом все затихло.

Старший поднял со дна лодки переносную лестницу, прыгнул на берег и перетащил лестницу через перила. Два человека последовали за ним. Один из них был в мундире офицера Бирвичской Гвардии. Он придерживал рукой саблю, чтобы она не гремела по каменной мостовой. Это был Грэгэм Халовель. Он быстро пересек участок, отделявший набережную от Ворот Измены. Грэгэм даже не оглянулся на несчастного часового, лежавшего без сознания на своем посту. Через минуту Грэгэм уже спускался по лестнице, которую укрепили сообщники. Он слышал, как они возились с железными гвоздями ворот, через которые так часто проходили предатели и невинно осужденные. Грэгэм не видел, что делали сообщники. Вдруг он услышал рядом голос: «Пойдемте!». Покорно поплелся через ворота и оказался напротив лестницы, которая вела к Кровавой Башне.

Здесь нужна была максимальная осторожность. Слышались шаги часового. Он не заметил злоумышленников. Было очень темно.

Старший опять бесшумно пошел вперед. В руках он нес маленький стальной цилиндр, к которому былприкреплен плоский воронкообразный аппарат. У Грэгэма не было ни желания, ни времени узнать, что это за штука. Он только предположил, что в аппарате какой–то усыпляющий газ, потому что старший надел противогаз еще до того, как они вышли из лодки.

Часы на церковной башне пробили четверть второго, когда они шли по ступенькам.

— Стой! Кто идет?

Грэгэм затаил дыхание. Кого–то из группы заметил часовой.

— Друг.

— Подойди ближе, друг, назови пароль!

— Бостон!

— Правильно! Можете идти!

Сообщник вернулся. В группе не было только старшего с аппаратом. Он успел спрятаться в укромном месте. Они пошли вдоль стены на восток. Скоро к ним присоединился и старший.

Когда подошли к вахтгаузу, Грэгэм увидел скорченную фигуру часового.

— Я подложил бутылку виски, — сказал старший. Грэгэм узнал Маузея. — Они подумают, что он напился.

Маузей открыл дверь маленькой круглой башни, в которой обычно находились чиновники. Все прижались к двери. Маузей и Грэгэм стояли в засаде.

— Подойдите поближе, — шепнул Маузей на ухо Грэгэму. — Когда ваш брат упадет, немедленно займите его место.

Маузей выглянул за дверь и увидел мерцающий свет фонаря. Дик делал обход, проверяя посты. Он, видимо, возвращался с набережной и направлялся к гауптвахте с небольшим отрядом. Впереди с фонарем шел барабанщик, за ним два солдата, потом сержант и, наконец, Дик. Они прошли через ворота.

— Давай, — шепнул голос на ухо Грэгэму.

Дика вдруг кто–то подхватил и опустил на землю. В следующее мгновение Грэгэм уже шагал за сержантом, который ничего не слышал. Один из солдат, которому все–таки что–то показалось, хотел было повернуть голову…

— Идите прямо! — резко приказал Грэгэм, подражая интонации брата. Потом скомандовал: — Стой!

Они были у вахтгауза напротив Ворот Измены. Сержант вышел из строя и подошел к человеку, лежавшему у порога.

— Что с ним, сержант? — зычно спросил Грэгэм.

— Не знаю, господин обер–лейтенант. — Он потряс часового, который лежал без памяти, потом крикнул:

— Вставай!.. Это Фильперт… Кажется, он пьян!

— Пьян? Внесите его в вахтгауз.

Два солдата перекинули ружья через плечо и попытались поднять часового. Запахло алкоголем. Вдруг сержант наклонился и поднял бутылку. Он понюхал ее.

— Виски!

— Внесите его в вахтгауз!

— Поставить кого–нибудь на его место?

— Нет! Пока не нужно.

Они прошли ворота. Грэгэм смело вошел за отрядом в караульное помещение. Никто бы не догадался, что это не Дик. Последний всегда носил маленькие черные усы. Точно такие же украшали верхнюю губу Грэгэма. Он отпустил их, готовясь к своей роли.

Сержант доложил «офицеру», что распоряжение выполнено.

— Будет лучше, господин обер–лейтенант, если Фильперта все–таки заменить, — сказал он.

— Это лишнее, — коротко возразил Грэгэм.

Сержант удивленно посмотрел на него, но спорить не посмел.

Когда Грэгэм подошел к веранде, он увидел еще одного часового, который мерил шагами свой участок. Грэгэм остановил его.

— Хочешь шоколада?

Часовой смутился. Офицеры Бирвичской Гвардии ночью никогда не предлагали часовым шоколад. Но если начальник караула угощает…

— Благодарю, господин обер–лейтенант! — пролепетал он.

Грэгэм увидел, как часовой сунул шоколад в рот, механически несколько раз пожевал и схватился рукой за горло… Грэгэм быстро подхватил ружье, чтобы оно не упало, и мягко уложил солдата на землю. В караульном помещении было тихо. Грэгэм оттащил часового к дальнего углу веранды и бесшумно спустился к нижней дороге. Послышались шаги второго часового, который предупреждающе окрикнул:

— Стой!

— Пароля не нужно. Я обер–лейтенант сэр Ричард Халовель.

Этот солдат оказался несговорчивым.

— Я не ем шоколад, господин обер–лейтенант!

— Я приказываю, — сказал «офицер». Часовой вынужден был послушаться. Правда, он подозрительно посмотрел на Грэгэма.

Вдруг, как из–под земли, вырос человек в газовой маске и подхватил часового, лишившегося чувств.

— Возвращайтесь к караульному помещению. Если сержант выйдет, постарайтесь удержать его от обхода постов, — шепнул Грэгэму человек в газовой маске. Грэгэм утвердительно кивнул и пошел. И своевременно. Не успел он подойти к дверям, как вышел сержант.

— Меня очень волнует то, что случилось с часовым, — сказал он. — Устав об охране сокровищницы Тауэра суров, и я вынужден завтра подать специальный рапорт начальству.

— Уже все в порядке, сержант, — холодно произнес Грэгэм. — Только что проходил мистер Лонгфелью, и я попросил его немедленно доложить адъютанту. На вашем месте я не вмешивался бы в дело, которое находится в компетенции полковника.

— Не кажется ли вам, господин обер–лейтенант, что здесь что–то неладно? — спросил сержант. — Никак не могу понять, откуда часовой взял виски. Фильперт же трезвенник.

— Что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Так для вас будет лучше, — ответил Грэгэм.

— Слушаюсь, господин обер–лейтенант!

Сержант взял под козырек и вернулся в здание.

Грэгэм повернулся и взглянул на ворота. Он стоял, как на углях. Сердце у него зачастило. Вдруг он увидел две фигуры, вынырнувшие из коридора сокровищницы, покрытого стеклом. Послышался тихий свист. Сигнал! Грэгэм бесшумно спустился по ступеням и последовал за ними. Он уже был у калитки Кровавой Башни, как вдруг из темноты его окликнули:

— Привет, Дик! Я хочу с тобой поговорить!

Прежде чем Грэгэм осознал опасность, перед ним вырос стройный офицер в мундире. Это был Боб Лонгфелью.

— Я не видел Гоуп, хотя искал ее целый вечер, но не нашел…

Волнение Грэгэма достигло апогея. Он даже забыл о своей роли.

— Я не могу сейчас говорить с тобой, — сказал он и оттолкнул офицера.

В этот момент Грэгэм почувствовал, как сильная рука схватила его за рукав. Боб вопросительно посмотрел на него.

— Проклятие! — выругался Боб. — Это не Дик Халовель… Кто вы?..

Тяжелый удар оглушил Боба. Он выпустил рукав, потерял равновесие и упал, навзничь около ворот. Грэгэм мгновенно бросился вперед, перепрыгнул перила, прошмыгнул через Ворота Измены и буквально взлетел по лестнице. Маузей уже ждал его.

— Скорее! — шепнул он.

И действительно, нужно было торопиться. Они услышали громкие команды. Когда Грэгэм спрыгнул с набережной в лодку, над их головами прожужжали первые пули.

Моторная лодка, развивая максимальную скорость, полетела вниз по реке. Начался отлив, и она плыла по течению. Полицейский катер Тауэрского моста вдруг вырос недалеко от берега. Чиновник что–то крикнул. Катер преграждал лодке путь. Он стоял поперек реки. Маузей, управляющий мотором, направил нос лодки на катер. Раздался страшный треск. Лодка перевернула катер и помчалась дальше. Прежде чем Грэгэм понял, что произошло, два человека уже барахтались в воде. Они звали на помощь. Сам Грэгэм тоже очутился бы в реке, если бы железная рука не удержала его.

Грэгэм пришел в себя, снял офицерский мундир и бросил его в воду. Под мундиром он был в штатском.

— Разве мы весь путь проделаем по воде? — спросил он, надевая плащ.

— Нет. Мы высадимся в Дептфорде, иначе нас схватят еще до Гринвича. Не забудьте, что все посты уже оповещены по телефону.

Лодка взяла курс на набережную Сэррэй. Вдруг она замедлила скорость. Крюк лодки зацепили за угол верфи, нос направили по течению. После того, как все выбрались на берег, пустую лодку пустили по реке. На берегу стояли три автомобиля. Маузей нес в руках черный квадратный ящик. Он сел во вторую машину. Грэгэм последовал за ним. Понял, что это такси, и очень удивился.

— На такой машине далеко не уедем, — заметил он.

— Знаю, Мы доберемся на ней только до Блекхита. Грэгэм, возьмите ящик! Есть у вас пистолет?

— С собой не взял, но на пароходе есть.

— Ладно! Послушайте, как действовать дальше, — повелительно сказал Маузей. — Я вас оставляю в Блекхите. Там нас ждет другая машина. Дальше вы поедете один. Шофер уже получил необходимые инструкции. До рассвета вы должны быть на борту «Притти Аннэ». Мы специально отправляем человека на аэроплане в Ирландию, чтобы замести следы. Жаль, что у вас нет пистолета.

Грэгэм посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Было всего половина второго. «Подумать страшно, что на все понадобилось пятнадцать минут», — восхитился он.

В Блекхите автомобиль остановился, и они вышли. Большая черная машина стояла на углу улицы. Грэгэм прыгнул в нее, положил бесценный ящик на сиденье и сел на него. Он терпеливо ждал, когда машина тронется. Вдруг Маузей что–то подал ему в окно. Это был стальной шлем, он нащупал его острие.

— Если вас задержат, наденьте на голову. Вы полицейский инспектор и едете в Грэйвзенд для расследования преступления. Вот документы. Желаю удачи!

Машина сразу же тронулась. Не раз Грэгэму приходилось ездить быстро, но с такой скоростью еще никогда. Машина летела стрелой, и скоро Грэгэм уже узнал силуэты Бромлея. Через несколько минут они были у Грэйвзенда. Машина повернула налево, поехала по неровной проселочной дороге через поле.

— Мы у цели!

Шофер распахнул дверь, Грэгэм вышел и ступил в лужу. Лил сильный дождь. Грэгэм ничего не видел, но почувствовал, что где–то рядом море. Он слышал плеск воды и вдыхал морской воздух. Вдруг тяжелая рука легла ему на плечо.

— Следуйте за мной, — сказал богатырского вида человек.

Грэгэм узнал Эли Боса. Они пошли по глинистому спуску. Внизу на волнах покачивалась моторная лодка.

Грэгэм взял ящик, перелез через борт и сел на скамейку. Лодка резко качнулась, когда в нее сел Эли. Они помчались по волнам и скоро увидели «Притти Аннэ». В воде отражался зеленый свет с рулевого мостика. Наконец, они остановились у кормы парохода. Здесь была спущена веревочная лестница. Грэгэм одной рукой ухватился за канат и с большим трудом полез наверх. Он поднялся на гладкую мокрую железную палубу. За ним влез Эли. Вскоре Грэгэм услышал скрип и шум. Это поднимали на борт лодку. Заработали паровые машины, пароход задрожал и закачался. Грэгэм чуть не упал с непривычки.

— Идите вниз! — резко приказал Эли. — Вы знаете, где ваша каюта? Замок поставлен. Сейф тоже установлен.

Грэгэм ощупью добрался до каюты, в проходе не было света. Он открыл дверь, поставил ящик на пол, вынул ключ, запер дверь и зажег огонь.

Окна каюты были наглухо закрыты железными шторами. На грязной стене висела керосиновая лампа. Но было заметно, что Эли пытался создать «комфорт» в этой мрачной норе. На столе лежала новая скатерть, над кроватью красовалась картина без рамы. В углу каюты стоял сейф, прикрепленный к потолку и полу железными скобами. Грэгэм положил драгоценную ношу в сейф, попробовал стальную дверь, запер ее, проверил замки и засовы и сел отдохнуть. Лишь теперь он мог осмыслить, что произошло. Пароход, судя по коротким сильным толчкам, шел очень быстро. «Авантюра продолжается», — думал Грэгэм. Он с интересом анализировал все детали прошедшей ночи. Оставалось ждать, чем все это кончится.

Ему было безразлично, что стало с его сводным братом. Он не сожалел о случившемся. «Дик всегда меня ненавидел, — убеждал себя Грэгэм. — Он ничего не сделал для того, чтобы брат снова встал на ноги. Теперь, наверное, Дика будут судить военным судом».

Послышался стук в дверь, шум падающего тела и вздох.

— Кто здесь? — испуганно спросил Грэгэм.

— Откройте, ради Бога, откройте! — кто–то ответил глухим голосом.

Грэгэм остолбенел. Не полиция ли нагрянула?

Грэгэм бросился к двери, открыл ее. Когда дверь распахнулась, в каюту ворвался мокрый человек с окровавленным лицом и руками. Он сразу же мешком упал на пол. Грэгэм с ужасом отпрянул. Это был Коллэй Веррингтон.

Глава 18

Днем двадцать шестого Гоуп Джойнер была в отчаянии. Она боялась лишиться рассудка. Девушка настолько не владела собой, что в три часа позвонила Дику. Его не было дома. В это время он командовал караулом.

Гоуп мало знала Коллэя Веррингтона. Хотя его похождения были известны всем, и двери домов высшего света были для него закрыты. Если бы Гоуп спросила о нем у Дика, то не пустила бы его на порог. Она не знала, что Коллэя подослал к ней князь. Они познакомились вроде бы случайно. Тот сам представился и заговорил об общем знакомом из «Индийского общества распространения культуры».

Гоуп слышала, что Коллэй хорошо знал почти все лондонское общество и даже круги, не принадлежавшие к аристократии и дворянству. Это помогло Коллэю добиться встречи с ней, он пообещал помочь получить сведения о ее происхождении.

Если бы с ней об этом заговорил посторонний, она бы, в лучшем случае, снисходительно выслушала бы. Но Коллэй знал свое дело. Он умел входить в доверие. И она не посмела ему отказать, тем более он намекнул, что у него есть данные об ее отце.

В девять вечера Гоуп, удивляясь сама себе, переоделась и пошла вниз по Вилльер–стрит. Она еще издалека заметила Коллэя у маленького ресторана. Он встретил девушку, и они вошли в полупустой зал. Коллэй заказал очень скромный ужин и сразу же приступил к интересующему ее вопросу. Это заставило поверить в его искренность. Рассказ казался правдоподобным. Человек высшего сословия женился не на ровне. Вскоре после свадьбы между ними начались раздоры, и они разошлись. Женщина вернулась на службу секретаршей. Эту должность она занимала до замужества. Через полгода после свадьбы родилась Гоуп. Женщина, ненавидевшая мужа, на некоторое время уехала в другой город и распустила слух, что она и ребенок умерли. По версии Коллэя, отец Гоуп поверил и женился второй раз. После настоящей смерти первой жены он спохватился, что жил в бигамии, и был вне себя от ужаса. Не желая лишать счастья своих детей от второго брака, — их бы признали незаконнорожденными, — он вынужден был отказаться от Гоуп. Но поручил наблюдать за ней адвокатам, дал ей возможность жить и воспитываться в роскоши.

— Милая Гоуп, — сказал Коллэй, выпив стакан вина, — честное слово, мне с трудом удалось уговорить вашего отца встретится с вами.

— Но хочу ли я его видеть? — спокойно сказала Гоуп.

— Мне казалось, что хотите, — настаивал Коллэй. — Было бы глупо с вашей стороны не воспользоваться благоприятным моментом. Такого случая может больше не представиться. Насколько я знаю, отец хочет передать вам документы, чтобы вы могли нейтрализовать нападки ваших злейших врагов.

— Где же он? Почему не пришел с вами?

— Он не мог. На это у него веские причины, которые он объяснит вам лично. Но одна из них — вы очень похожи на него. Это и удержало его от встречи с вами здесь. Даже маленький ребенок понял бы, что это отец и дочь. Сейчас его моторная яхта стоит на якоре недалеко от Большого моста. Он прислал моторную лодку, чтобы доставить нас на борт судна. Поездка займет всего около двадцати минут.

Гоуп испугалась.

— На яхте?.. Ночью…

Коллэй пожал плечами.

— Вы боитесь, это естественно. Буду откровенен, милая Гоуп. Меня можно упрекнуть в чем угодно, только не в корыстолюбии. От вашей встречи я ничего не имею. В конце концов, мне безразлично, встретитесь вы с отцом или нет. Я сказал ему, что встречаться на яхте — абсурд. Но ваш отец суеверен, он боится общественного мнения. Я уговаривал его, но он настоял на своем. Если вы не согласны, больше ничем помочь не могу. Пусть все остается, как было.

— Но скажите хотя бы, как его зовут!

— К сожалению, не могу, — Коллэй был спокоен. — Не хочу терять доверие вашего отца. Так что решайте.

Коллэй подозвал кельнера, оплатил счет и сделал вид, что собирается уходить.

— Я согласна, — сказала Гоуп. — Но как нам попасть туда?

— Знаете ли вы Апер–Тэмз–стрит? Это очень грязная улица у речной стороны Сити. Там верфь и амбары. В ста метрах от Лондонского моста есть вход на старую лестницу, которую называют Ферманской. Там нас ждет моторная лодка. Но, милая Гоуп, если не хотите, не ходите!

Коллэй был уверен, что «рыбка клюнет», и продолжал беседу еще около пяти минут. Он еще раз подчеркнул, что все зависит от ее желания.

Они поехали поездом до вокзала Менсен–Хауз, а дальше пошли пешком. Скоро они были в темном и узком проходе между высокими амбарами. Гоуп увидела отражение света на воде.

— Это лодка? — спросила она.

— Кажется, — ответил Коллэй. — Я пойду спрошу. Яхта стоит дальше.

— Пожалуйста, не оставляйте меня одну, — нервно сказала Гоуп.

— Пойдемте, милая! Ступени очень скользкие, — добавил он и взял ее под руку.

Моторка была такой маленькой, что они вынуждены были сесть у кормы. Когда лодка выплыла на середину течения, Гоуп стала искать глазами яхту, но везде стояли только большие пароходы.

— Яхта ниже, ближе к устью, — успокаивал Коллэй.

В лодке сидели два моряка.

Когда Гоуп отвернулась, Коллэй схватил ее за горло, повалил и заткнул рот. Один из моряков взял девушку за ноги и помог Коллэю уложить на дно лодки. Гоуп пыталась сопротивляться, но Коллэй прижал ее своим телом и достал из кармана бутылочку. Гоуп почувствовала, как туман смерти окутал ее…

— Единственная опасность для нас — полицейский катер, — хрипло сказал Джоб, сын Эли Боса. — Он здесь объезжает противоположный берег.

Дождь лил, как из ведра. Коллэй был в легком пальто и продрог. Для перестраховки он снял пробку с бутылочки с хлороформом и еще раз поднес ее к бледному лицу девушки.

— Ерунда! — сказал Джоб. — Старик думал, что с ней будет возни больше, чем…

— Чем? — язвительно спросил Коллэй.

— Ничего! — проворчал Джоб. — Не будьте любопытным, сэр. Старик не поверит, что вы так легко заманили ее. Она, видимо, не в своем уме, но, по–моему, все женщины ненормальные. Куда вы ее повезете?

— В Индию!

Джоб свистнул от удивления.

— В Индию? Этого старик мне не говорил.

Все замолчали. Джоб думал о неожиданной опасности в связи с тем, что на борту парохода будет женщина.

— Жалко ее, бедную, — сказал Джоб. — Старик не совсем в уме… Но, думаю, после последних приключений он не рискнет…

Коллэй Веррингтон не спросил, что пережил Эли Бос. Если бы узнал, то, может быть, его совесть проснулась бы. Он, наверное, пожалел бы Гоуп и лучше бросил бы девушку в воду, чем доставил на борт «Притти Аннэ».

— Старик помешан на женщинах, — сказал второй моряк. — Еще будут трудности из–за этого. Вы нас не выдадите?

— Нет! — сухо ответил Коллэй. — Я не предатель!

Джоб молчал, пока они не прибыли в Гринвич. Наконец, он добрался до кормы и опустился около девушки.

— Как она, собственно, выглядит? Я не мог рассмотреть ее в темноте.

— Очень красива, — заметил Коллэй.

Матросы пробормотали что–то невнятное.

— Что вы сказали? — переспросил Коллэй.

— Ничего… Лучше бы ей оставаться на суше. Старик с ума сходит, когда видит красивую женщину.

— Я ведь сопровождаю ее до Индии, — сказал Коллэй.

— Вы?

— Да! Вы приготовили для меня комфортабельную каюту?

— Не знаю! Спросите старика. Он только вчера говорил с самим господином.

— С князем? — удивился Коллэй.

— Нет, с другим.

— Наверное, с секретарем.

— Не знаю. Не люблю расспрашивать… Капитан получил инструкции. Я не вмешиваюсь… Но было бы лучше, если бы она осталась в городе. Капитан просто помешан на красивых женщинах.

Впервые за этот вечер Коллэй почувствовал себя плохо. Судьба девушки его мало интересовала, но перспектива остаться на борту с капитаном — отчаянным бандитом и насильником — не радовала. Он предпочел бы тоже остаться на суше. Наконец, он еще может отказаться от поездки в Индию. Возможно, на борту для него есть новые инструкции, и он сумеет остаться в городе.

Было около часа ночи, когда Джоб заметил «Притти Аннэ». На пароходе были потушены огни. Лишь на борту горел фонарь. Джоб просто угадал место, где был трап.

— Это ты, Джо? — спросил грубый голос.

— Да, отец!

— Ты привез ее?

— Да!

— Прикрепи лодку. Ступай наверх, Джо! Сэмми, это ты?

— Да, масса!

Второй моряк в лодке был, видимо, негром[21].

— Обвяжи ее веревкой!

С парохода упал канат. Коллэй поднял девушку, и негр обвязал ее.

— Готово! Масса, поднимайте!

— Она без сознания?

— Да! — ответил Коллэй.

Он видел, как стройное тело осторожно поплыло вверх и исчезло в темноте.

— Полезай наверх, Сэмми!

Негр быстро поднялся по веревочной лестнице и прикрепил к ней нос лодки.

— Эй, вы, как вас там, поднимайтесь! — крикнул капитан.

Коллэй ухватился за канат, и начался трудный подъем. Одной ногой он передвигался по ступенькам, а второй боязливо переходил от одного обхвата к другому.

— Обождите, не поднимайтесь на борт!

Коллэй не видел лица капитана, но его обдал запах алкоголя, и он услышал тяжелое дыхание.

— Не двигайтесь! Предупреждаю!

— Почему? — испугался Коллэй, ухватившись руками за перила.

— Потому что я так хочу, — крикнул Эли Бос. — Очень много людей на борту.

Коллэй скорее почувствовал, чем услышал свист пароходного багра. Он быстро нагнулся, но опоздал. Резкий удар пришелся по голове, у него потемнело в глазах. Коллэй камнем свалился в воду. Он потерял сознание, но холодная вода помогла мгновенно очнуться и прийти в себя. Он начал барахтаться, ударился рукой о мокрую цепь и сразу же схватился за нее. Коллэй чувствовал, что силы покидают его, но понял, что промедление смерти подобно. Он полез наверх. Каждое движение причиняло боль, и он уже готов был выпустить цепь и обрести в воде мир и покой. Да, Рикисиви виновен во всем! Это его излюбленные трюки — избавляться от свидетелей. Сам Эли Бос никогда не посмел бы… Вдруг огромное желание жить проснулось в нем.

Коллэй остервенело продолжал лезть наверх и вдруг наткнулся на оборванную проволоку. Он ухватился за нее и сильно поранил руку. Но проволоки не выпустил и добрался до перил. Последним усилием ухватился за них, выбрался на нижнюю палубу и попал в каюту Грэгэма, где потерял сознание.

Коллэй рассказал Грэгэму, который привел его в чувство, как он попал на пароход. Грэгэм остолбенел.

— Что? Гоуп Джойнер — здесь? Ах ты изверг!

— Ради Бога, спрячьте меня! Вы должны меня спасти! — Коллэй дрожал от страха и холода. Окровавленное лицо было ужасно. — Он убьет меня… А заодно и вас, Халовель!

Послышались шаги у входа с верхней палубы. Грэгэм быстро проанализировал ситуацию. Под кроватью стоял длинный ящик. Он был пуст и запирался на замок.

Коллэй быстро влез в него. Это было кстати. В каюту вошел Эли Бос.

— Вы взяли с собой «кокс»? — спросил он, бросив взгляд на сейф.

Грэгэм вспомнил, что мнимая цель его поездки — контрабанда кокаина, который Эли Бос называл коксом.

— Я думал, у нас будет спутник… Его, кажется, зовут Коллэй. Но он вернулся, — продолжал Эли. — Вы ничего не забыли?

Чемодан Грэгэма лежал на кровати.

— Чемодан можете поставить под кровать. Это все, что у вас есть? — спросил капитан.

— Больше мне ничего не нужно.

Когда Эли хотел выйти, Грэгэм вдруг решил обмануть бдительность старика.

— Я бы очень хотел иметь пистолет, — сказал Грэгэм.

Старик повернулся к Грэгэму и посмотрел на него, прищурив глаза.

— Пистолет? Зачем он вам?

— Может быть, пригодится, — холодно заметил Грэгэм.

— А я думал, что у вас уже есть. — Капитан подошел к Грэгэму и тщательно обыскал его. — У вас нет оружия! — злые глаза капитана не скрывали радости. — На борту не нужно оружие, сэр. Никто вас не тронет. Мы уже в открытом море!

Капитан хлопнул дверью и вышел. Когда затихли тяжелые шаги, Грэгэм бросился к чемодану. По царапинам и меткам догадался, что его пытались открыть, но безуспешно. Зная, что чемодан доставит на борт посыльный, Грэгэм выбрал самый крепкий, чтобы Эли Бос не справился с замком. Он запер дверь и открыл чемодан. Вынул браунинг и коробку с патронами. Зарядив одной лентой пистолет, остальные спрятал в карман. И почувствовал себя увереннее. Вдруг послышался стон. Путешественник вспомнил о Коллэе и бросился на помощь.

Коллэй был почти в обмороке, когда Грэгэм вытащил его из–под кровати.

— Вы слышали, что сказал капитан?

Коллэй покачал головой. Говорить он не мог.

— Он сказал, что вы сами вернулись на сушу. А теперь скажите, наконец, где Гоуп Джойнер?

— Не… не знаю… где–то на пароходе… Они подняли ее на борт до того, как меня сбросили в воду.

— А как вы заманили ее сюда?

Коллэй не отвечал.

— Ладно, потом расскажете! Не сдобровать вам, если с девушкой что–нибудь случится!

Еще раньше Грэгэм заметил в одной из стен маленькую дверь. Он нажал ручку и вошел в небольшую комнату. Эли Бос обещал ему, что на пароходе будет баня. И сдержал слово. С потолка свисал душ, а внизу был старый кран. И больше ничего. В «баню» можно было попасть только из каюты Грэгэма.

— Скорее идите туда, Коллэй! Вот полотенце. Я дам вам подушку и пару одеял. Ночью вас никто не побеспокоит. Я закрою вас на ключ.

— Воды, немного воды, — стонал раненый.

Грэгэм подал воды из фляжки.

Определив Коллэя в «баню», Грэгэм положил пистолет в карман, закрыл на ключ каюту и вышел на верхнюю палубу. «Притти Аннэ» шла довольно быстро. Помогал попутный северо–восточный ветер. На побережье были видны огни какого–то курорта. Грэгэм стал на краю палубы и держался руками за перила, чтобы не сбивала качка. Через несколько минут с командного мостика спустился Эли Бос.

— Идите спать, — грубо обратился он к Грэгэму, — ночью никто не должен находиться на палубе!

— Я пойду спать, когда захочу, — спокойно ответил Грэгэм. — Я еду как пассажир. Вам хорошо заплатили за меня. Вы также получили хорошую надбавку за то, чтобы вежливо обращались со мной, слышите? Я недавно вышел из Дартмора… Вы знаете, что это значит. В Дартморе есть такие силачи, по сравнению с которыми вы — щенок! Зарубите себе это на носу!

Грэгэм судорожно сжимал в кармане браунинг, но Эли Бос этого не заметил. Дерзкого капитана обескуражило не превосходство физической силы, а резкий тон человека, который раньше казался джентльменом–аристократом.

— Не будем спорить, сэр, — покорно согласился капитан. — Если вам нужен свежий воздух, можете оставаться на палубе. Я только посоветовал отдохнуть. Не трогайте меня, и я не трону вас!

— Я буду делать то, что мне нужно. Вы — капитан, поэтому обязаны управлять кораблем и доставить его в гавань. Вмешиваться в мои личные дела не имеете права. Да, капитан, на борту находится девушка. Мне поручено охранять ее. Если будете совать нос не в свое дело, живо расправлюсь с вами.

Эли хотел что–то возразить, но сдержался и поднялся на командный мостик.

Глава 19

Боб Лонгфелью нашел Дика Халовеля без сознания около внутренней стены маленького бастиона. Боб поднял его на плечи, отнес в вахтгауз и положил на нары. Солдаты побежали за врачом и командиром. Полковник Рислип еще не спал. Он сидел в рабочем кабинете и ждал супругу. Вдруг вошел ординарец и доложил о происшествии. Полковник был в вахтгаузе раньше врача. Дик еще не очнулся. Сержант подробно рассказал о трех оглушенных часовых. По телефону уже сообщили, что часовой на набережной тоже без сознания.

О краже в сокровищнице пока еще никто не подумал. Воры заперли на ключ внешние двери хранилища.

— Боже мой! — крикнул полковник. — Преступники, наверное, собирались ограбить сокровищницу!

С Дика сняли мундир. Офицер был очень бледен. Четыре солдата лежали в таком же состоянии на полу вахтгауза. Наконец прибыл врач, за плечами которого была мировая война. Он быстро осмотрел пострадавших.

— Их отравили снотворным газом, — сделал вывод врач.

Когда он провел по лицу одного из часовых мокрой губкой, тот очнулся. Врач привел его в чувство, а потом и остальных. Часовой, который первым пришел в себя, рассказал об офицере и шоколаде.

— Это, конечно, был не Дик, — быстро сказал Боб. — Я принял взломщика за Дика. Он куда–то спешил и сбил меня с ног. Одному Богу известно, как он мог оказаться на месте Дика… но… он был в мундире.

Боб позвал сержанта, который сообщил, что один солдат из взвода обер–лейтенанта Дика слышал какой–то шорох, когда возвращался в вахтгауз после обхода.

— Обер–лейтенант приказал мне идти прямо и не оглядываться, — доложил солдат.

— Вот тогда Дика оглушили и подменили, — заметил Боб.

Полковник приказал барабанщику:

— Бейте тревогу! — Обратившись к Бобу, он добавил: — Вам поручается командовать караулом Тауэра вплоть до смены. Удвойте посты. Никто не имеет права войти или покинуть Тауэр без моего разрешения.

Полковник, потрясенный случившимся, побежал домой. Он решал, кому из членов правительства звонить раньше. Вдруг услышал, как его окликнула леди Синтия.

— Что случилось, Джон? — робко спросила она.

— Пойдем в комнату, я все расскажу!

Полковник был откровенен с супругой.

— Сокровищница? — воскликнула она. — Но это невозможно!

— Дай Бог! — мрачно заметил полковник. — Через несколько минут все выяснится. Я послал за кастелланом и старшим смотрителем.

Раздалась протяжная барабанная дробь, и сразу же послышался шум. Полковник увидел в окно, как из всех казарм и офицерских квартир гвардейцы спешили к месту сбора.

— Где ты была, моя дорогая? Почему пришла так поздно?

Никогда еще полковник не задавал ей подобного вопроса. Впервые леди Синтия отвечала мягко и нежно.

— Я ужинала с одной знакомой, которую не видела уже двадцать лет. Тебе это неинтересно, и я не хочу, чтобы ты спрашивал меня об этом.

Полковник удивился и сразу не нашел, что ответить. Пока он докладывал по телефону начальству, незаметно наблюдал за супругой. Она выглядела неестественно, какая–то старая, измученная, под глазами синие круги. Куда–то делись свойственные ей самоуверенность и заносчивость.

Полковник поднялся в свою комнату и надел мундир. Леди Синтия словно оцепенела. Она сидела на стуле и молча смотрела в одну точку. Полковник быстро спустился с лестницы. Ничего не говоря супруге, он вышел во двор, переполненный солдатами. Слышались команды и выстрелы. Часовые обстреливали не только набережную, но и все прилегающее к реке пространство. Предполагали, что воры еще скрываются в районе крепости. Полковник обратился к адъютанту:

— Мне нужны два офицера и двадцать солдат для усиления охраны. Все остальные роты должны оставаться под ружьем до особого распоряжения.

— Господин полковник! Кастеллан и смотритель уже ждут вас.

Полковник направился к Уэкфильд–Тауэру. Вместе с кастелланом и смотрителем они открыли дверь башни. Кастеллан побежал вперед и вскоре пронзительно закричал. Полковник остолбенел.

— Стальные двери открыты!

Полковник и смотритель бросились в сокровищницу, Кастеллан схватился за голову. Ящик был открыт, шторы подняты. Все алмазы и бриллианты, кроме короны, — на месте. Следов взлома не было. Злоумышленники, видимо, знали, как поднимаются и опускаются шторы.

Между тем о происшествии сообщили в Скотленд–Ярд. Когда полковник вышел из хранилища, ему доложили о прибытии детективов. Он разрешил впустить их в Тауэр, а сам вернулся в вахтгауз. Дик Халовель сидел на стуле в офицерской комнате. Он все еще был бледен и взволнован, но нормальное самочувствие возвращалось к нему. Он обратился к полковнику:

— Я не знаю, что со мной произошло… Только помню, что мне стало плохо, словно на меня подули удушливым газом. Наверное, я потерял сознание. Просто смешно!

Он посмотрел на осунувшегося полковника.

— Что случилось?

— Украли часть ценностей.

На секунду Дику показалось, что ему снится кошмар.

— Пропала вторая корона! — сказал полковник. — Один из негодяев был в форме гвардейского лейтенанта и командовал караулом вместо вас. Он усыпил часовых шоколадом.

Дик поднялся со стула, но вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

— Корона?.. Кто командовал вместо меня? Почему ты молчишь, Боб?

— Не знаю! — Боб не мог смотреть на друга. — Было очень темно, и я не уверен, что узнал его…

— Ты видел его? — Дик овладел собой. — Слышал его голос?

— Да, слышал!

Никто не решался сказать правду. Тогда Дик все понял.

— Ясно, это был Грэгэм!

Боб молчал. Дик продолжал:

— Да, Грэгэм! У нас почти одинаковые голоса. Разве сигнализация не сработала?

Полковник так растерялся, что совершенно забыл о ней. Сержанта караула вызвали на допрос в вахтгауз.

— Нет, господин полковник! — сказал сержант. — Никаких звонков не было.

Старший смотритель это подтвердил. Боб поднялся по лестнице и сразу же понял, в чем дело. Молоток звонка в вахтгаузе был обрезан, а приводящий его в действие стерженек крепко связан со втулкой. Осмотрели все звонки, и оказалось, что у них та же неисправность. Все стало ясно. Когда «инспектор» со своими помощниками приходил осматривать сигнализацию, он предъявил все необходимые официальные документы. «Чиновники из Уайтхолла» принесли с собой лестницу и все вывели из строя. Все было тщательно продумано.

Дик Халовель не удивился, что полковник приказал заменить его другим командиром. Адъютант заявил, что офицер пока отстранен от службы и не имеет права покидать Тауэр. Дик пошел домой. Он не находил себе места. Через некоторое время пришел Боб.

— Уверен, что теперь вынужден буду уйти с военной службы. Моя отставка решена, — мрачно сказал Дик. — Хорошо еще, если все пройдет гладко. — Дик нетерпеливо провел рукой по лбу, как бы отгоняя мрачные мысли. — Боб, ты видел Гоуп?

— Ее не было дома. Она кому–то назначила встречу и до моего ухода еще не возвращалась. Я был там в первом часу ночи. Ночной портье сказал, что Гоуп не вернулась. Я удивился и бросился наверх в ее квартиру, чтобы убедиться лично. Портье не обманул. Я очень обеспокоился и поехал в Тауэр, подошел к тебе, но тут сам знаешь, что началось… — Боб поперхнулся.

— Все–таки это был Грэгэм, — равнодушно сказал Дик.

— Думаю, что да. Хотя точно утверждать не могу.

Дик посмотрел на часы. Четверть третьего! Он взял наушник и назвал номер телефона.

— К сожалению, сэр, с городом не могу соединить, — ответила телефонистка. — Приказ — этой ночью никаких телефонных разговоров из Тауэра.

Приятели переглянулись. Дик был настолько озабочен судьбой Гоуп, что забыл о своем несчастье.

— Возможно, ее пригласили на танцы, — сказал Дик, — и она задержалась у знакомых…

— Не та одежда, — настаивал Боб. — Горничная сказала, что она оделась очень скромно. Конечно, это вовсе не значит, что ее никуда не приглашали.

— Боб, ты можешь получить отпуск на несколько часов, чтобы выбраться в город? Я, к сожалению, не имею права покидать Тауэр.

Боб неуверенно покачал головой.

— Обожди, я переоденусь, — сказал он и вышел.

Через десять минут Боб появился в мундире.

— Пойду к полковнику и постараюсь найти веский повод, чтобы выбраться из этой ужасной тюрьмы. Потом сразу же направлюсь к Гоуп!

Бобу не пришлось искать «веского повода». Как только он вошел в офицерский вахтгауз, полковник сам подошел к нему и отвел в сторону.

— Военного министра нет в городе, — сказал ему тихо Рислип, — но его помощник по телефону просил меня прислать офицера для полного доклада о краже. Ему нужны факты на случай, если завтра будет внесена интерпретация в парламент. Поезжайте, Лонгфелью! Вот список оглушенных преступниками часовых, точные данные о времени кражи и все детали. Объясните ему режим охраны Тауэра. Ответьте на все его вопросы.

— Где он живет, господин полковник?

— В Девоншир–Хаузе.

Боб обрадовался такому совпадению. Гоуп тоже жила там. Он вышел, подозвал ординарца, написал записку и попросил передать ее Дику.

Через двадцать минут Боб уже стоял у дверей Девоншир–Хауза. Первый вопрос, который он задал ночному портье, касался Гоуп.

— Нет, сэр, молодая дама еще не вернулась. Горничная только что говорила об этом со мной. Она хочет заявить в полицию об исчезновении госпожи.

Боб испугался. Он предчувствовал, что с Гоуп что–то неладное. Он настолько растерялся, что забыл об официальном поручении и вышел на улицу. Когда портье спросил его, не из Тауэра ли он приехал, только тогда вспомнил о рапорте. Он поднялся лифтом до квартиры помощника министра. Битый час сидел там и давал объяснение мало интеллигентному чиновнику о таких вещах, которые были для Боба очевидными.

— Дело очень серьезное, — десятый раз повторял помощник министра. — Я, право, не знаю, как отнесется к этому кабинет министров. Газетам пока ни слова, понятно?

— Хорошо, сэр, — сухо ответил Боб. — Но что делать, если все солдаты и чиновники уже знают об этом. Все ли они промолчат? Репортеры очень нахальный народ!

Помощник министра не понимал иронии.

— Если так, то газеты позже получат разъяснение, когда все затихнет. Только не пускайте, пожалуйста, репортеров в Тауэр, а то солдаты могут разболтать все.

Боб с нетерпением ждал, когда сможет уйти. В душе он проклинал этого чиновника. Наконец, распрощался с ним и вошел в квартиру Гоуп. Горничная плакала. Гоуп еще не вернулась, от нее не было никаких известий. На улице уже светало.

Боб с тяжелыми мыслями вернулся в Тауэр. Он доложил полковнику о визите к помощнику министра и направился к Дику. Товарищ спал, но как только Боб вошел, моментально очнулся и спрыгнул с кровати.

Он мрачно выслушал Боба и сказал:

— Не знаю, что все это значит. Не могу допустить, чтобы она уехала из Лондона. Об этом хотя бы знала горничная.

Дик взволнованно зашагал по комнате. Боб сел в кресло и опустил голову. Он то насвистывал, то зевал. Дик вдруг остановился.

— Можно уже разговаривать по телефону с городом?

— Да. Запрет для офицеров снят.

Чиновники Скотленд–Ярда посоветовались с полковником и решили восстановить телефонное сообщение с городом. Но троих детективов послали на центральную станцию, чтобы контролировать содержание разговоров.

Дик взял телефонную книгу, нашел номер и сказал:

— Позвоню Диане!

— Диане? — Боб не поверил своим ушам. — Ты думаешь, она что–нибудь знает?

— Все может быть!

— А если она заговорит о Грэгэме?

— Я уже заявил детективам, что по моему мнению человек, заменивший меня в роли командира, был Грэгэм. Я им ничего не говорил о Диане, так как ничего не знаю о ее отношениях с братом. Хотя подозреваю, что, возможно… утверждать этого не могу… Возможно, они поженились после нашего разрыва. То, что она его любила, когда была моей невестой, мне известно…

Его соединили. К телефону подошла Диана.

— Алло, это Дик Халовель. Диана, не знаешь ли ты, что случилось с Гоуп Джойнер?

Видимо, этот вопрос был неожиданным, потому что она не ответила сразу. Голос ее дрожал от волнения.

— Гоуп… Джойнер?

— Она ушла из дома вчера в девять вечера, и больше ее не видели, — сказал Дик. — Диана, ты на самом деле ничего не знаешь?

— К сожалению, нет! Я с ней не общаюсь. Почему ты меня об этом спрашиваешь? Гм… Что–нибудь случилось в Тауэре? Ты очень взволнован…

— Где Грэгэм? — спросил Дик.

Она подозрительно быстро ответила:

— Вот уже два дня я его не видела. Почему ты спрашиваешь?.. Что случилось? Почему ты так рано уже на ногах?

— Я не могу об этом говорить. Диана, сделай одолжение. Пойди в Девоншир–Хауз и узнай, куда ушла Гоуп!

Она долго не отвечала.

— Хорошо, Дик, я это сделаю для тебя. Почему ты спросил о Грэгэме? Разве он… с ним что–нибудь случилось?

— Не знаю… Если что–нибудь узнаешь о Гоуп, позвони, пожалуйста.

Не только в утренних, но и в дневных газетах ничего не было о краже в Тауэре. В девять утра в канцелярии полковника при участии Дика состоялось совещание командиров охраны. Из военного министерства приехал специальный чиновник. Он познакомился с делом по докладу помощника министра.

— Нет причины для отстранения сэра Ричарда Халовеля от службы. Он может выходить из Тауэра. Ясно, что он такая же жертва злоумышленников, как и часовые, — сделал вывод чиновник.

Дик узнал, что полиция нашла моторную лодку, на которой преступники приехали в Тауэр. Она пустая плыла по течению. Полиция также установила место высадки. Один из полицейских на рассвете заметил два частных автомобиля и коляску, которые ехали к Гринвичу от побережья Темзы. Кроме того, выяснили, как считала полиция, еще один важный факт. В прошлую ночь на одном аэродроме взяли напрокат аэроплан, который на рассвете должен был лететь в Ирландию. Утром приехала машина, из которой вышел господин с объемистым пакетом. Он назвался Томпсоном. Аэроплан с пассажиром приземлился в Кьюррэе, откуда пассажир уехал на другой машине в неизвестном направлении. Пассажир, видимо, в спешке, нечаянно выронил записную книжку, которую нашла ирландская полиция. В книжке, кроме денежных купюр, был план лондонского Тауэра, помеченный разными знаками, которые полиция не смогла расшифровать.

— Можно предположить, что пассажир — один из злоумышленников, — сказал инспектор Уиллс, принимавший участие в совещании. — Машина, направившаяся в Кройдон, похожа на одну из трех, которые были на побережье. Мы просили ирландскую полицию доставить нам найденный план аэропланом. Скоро он будет здесь. Конечно, не исключено, что это инсценировка, чтобы сбить нас со следа. Но, с другой стороны, — Ирландия — одна из немногих стран, куда могли бежать преступники. Охрана порядка там желает лучшего.

Больше всего полицию удивляло, что воры не тронули других королевских знаков отличия. Ведь там были бриллианты и скипетры, стоившие громадных денег и удобные для транспортировки. Воры удовлетворились только короной, которая, кроме денежного, представляла большой исторический интерес.

Детективы также нашли маленький стальной цилиндр с газом неизвестного состава. Исследования показали, что именно этим газом отравили и Дика, и часовых.

Когда Дик в одиннадцать закончил запоздалый завтрак, раздался телефонный звонок. Это была Диана. Голос резкий и взволнованный.

— Это ты, Дик?.. Не знаешь ли что–нибудь о Грэгэме?

— Нет!

— О Гоуп я ничего не узнала. Она ушла вечером и не возвращалась… И, Дик, слышишь? Коллэй Веррингтон тоже пропал…

— Коллэй Веррингтон? Не понимаю… Какое он имеет отношение?

— Да… да, да! — нетерпеливо кричала Диана. — Неужели ты не понимаешь? Он в последнее время очень интересовался Гоуп. Я тебе больше ничего не могу сказать, Дик! Я потрясена…

— Но какое отношение имеет Коллэй к Гоуп?

— Он старался не для себя, — Диана чуть не заплакала. — Неужели не понимаешь? Влиятельный господин безумно влюбился в Гоуп…

— Князь Кижластанский? — спросил Дик. Он побледнел, как смерть.

— Не могу тебе сказать, кто… Я еле держусь на ногах…

Она прервала разговор. Дик пытался перезвонить, но безуспешно. Она, видимо, положила наушник на стол. Излюбленный методДианы, если она ничего не хотела слышать!

Князь Кижластанский! Мысль о нем не покидала Дика. Он позвонил в отель, где проживал князь. Ему ответил управляющий:

— Князь уехал из Лондона неделю назад. Он сел на пароход «Полтан», который плывет в Индию.

Когда полковник Рислип рассказал супруге, что следствие против Ричарда Халовеля прекращено, она вознегодовала.

— Он, несомненно, замешан. Почему Диана пришла сюда ужинать? Она ведь давняя любовница Дика! Я ее не приглашала. Она каким–то образом узнала…

Леди Синтия замолчала.

— С кем ты ужинала, моя дорогая?

— Ты ей что–нибудь говорил о сокровищнице Тауэра? — Леди удалось уклониться от ответа на последний вопрос мужа. — Подумай, Джон!

— Я… говорил Диане? — Он поморщился. — Нет, ничего не говорил… Подожди!.. Черт возьми, я назвал ей пароль.

Леди Синтия откинулась в кресле. Торжествующая улыбка играла на ее лице.

— Теперь ты понимаешь, что она участница заговора? Разве ты и твои коллеги не понимаете, что она выбрала именно тот вечер, когда Дик командовал караулом?

— Допустим… Но с кем ты вчера ужинала? — спокойно спросил полковник. На сей раз ей было не отвертеться.

— Скажу правду, Джон, — ответила леди. — Я ни с кем не ужинала. Один господин, который знал моего отца и моего покойного мужа, настойчиво приглашал меня поужинать с ним. Кроме того, он сообщил, что мой визит обязателен, потому что речь идет о спасении человека. Я поверила и по своей глупости пошла, надеясь вернуться через пару часов. Господин, который меня пригласил, не пришел в ресторан, но оставил записку, что задержится. Я ждала его до половины десятого. Вдруг посыльный передал, что господин внезапно заболел и просит навестить его. Я пошла на квартиру, меня проводили в кабинет. Я ждала там полчаса, но никого не было. Хотела уйти, но дверь оказалась закрытой. Когда начала стучать, под дверь просунули бумажку; в ней было написано, чтобы я вела себя спокойно, иначе…

Леди замолчала.

— Он что–то знает о тебе… О твоем прошлом, — предположил полковник.

Она утвердительно кивнула.

— Он угрожал воспользоваться твоей тайной, если…

— Да… это правда! Хочешь, все расскажу тебе…

— Не надо. Я, кажется, знаю. Я не такой наивный, как ты думаешь. До женитьбы много слышал о тебе, но ты мне нравилась. Не будем вспоминать прошлое. Это лучше для нас обоих.

Леди глубоко вздохнула.

— Ты его видела, этого господина? — спросил полковник.

— Нет! — На глазах леди показались слезы. — В час ночи невидимая рука открыла дверь, и я выбежала с лестницы на улицу. В доме никого не было.

Полковник набил трубку и закурил. Он молчал, руки у него дрожали. Наконец, он сказал:

— Ты не скажешь его фамилию?

Она махнула рукой.

— Это ни к чему. Я его знала с детства. Это дикий, странный, но одаренный человек. У него такая воля, что он насмехается над законом и правом. Мой отец говорил, что он преступник. Я думаю, отец был прав. Этот тип был всегда очень богат, жил широко. Он постоянно был героем отчаянных похождений даже тогда, когда учился в Оксфорде. Я…

Полковник положил руку ей на плечо.

— Дорогая ты моя!

Этих слов было достаточно, чтобы тронуть душу суровой, холодной женщины. Она всхлипывала на груди мужа.

Глава 20

Тигр Трайн — режиссер и постановщик ночной драмы в Тауэре — был единственный из ее участников, который не испытывал угрызений совести. Казалось, ничто не могло вывести его из равновесия. В одиннадцать утра он завтракал, одновременно просматривая утренние газеты, и пожаловался слуге, что кофе приготовлен не совсем вкусно, и заодно упрекнул его в том, что брюки отутюжены небрежно. Можно было подумать, что его огорчают лишь маленькие невзгоды жизни. Затем тщательно выбрал хорошую сигару, закурил и удобно расположился на стуле. Он медленно читал биржевые бюллетени. Раздался звонок, и слуга вышел. Через несколько секунд он вернулся:

— Миссис Оллорби! Вы примите ее, сэр?

Трайн отложил газету, снял очки, вытер стекла шелковым платком и сказал:

— Да! Пригласите ее сюда!

Когда толстая женщина вошла в комнату, Тигр стоял у камина и курил сигару. Он насмешливо улыбался.

Судя по внешнему виду, миссис Оллорби ночью спала одетой. Лицо ее было краснее обычного. Большой нос и подбородок, казалось, увеличились в размерах. Тигр впервые видел ее в таком состоянии. Он предположил, что причина кроется в событиях в Тауэре.

— Доброе утро, миссис Оллорби. Польщен вашим вниманием… Как поживает Гектор? — дружески спросил он.

— Только что пошел домой. Бедняга совсем выбился из сил. Он всю ночь провел на веслах, возил меня по реке. Согласитесь, с таким пассажиром, как я, это трудновато. Да еще дождь, возбуждение и прочее… Удивляюсь, что еще держусь на ногах.

— Садитесь, пожалуйста!

Трайн перестал улыбаться. Присутствие ночью этой женщины на Темзе могло повлиять на выполнение его плана. Он хорошо понимал, что необычайная энергия, выдержка, сметливость и дальновидность превращали эту женщину в опасного детектива. Он также знал ее тактику: никогда сразу не говорить об интересующем вопросе.

— Ночью была совсем неподходящая погода для гребли, — сказал Тигр.

— Согласна, — миссис Оллорби села на стул, порылась в своем большом ридикюле, достала цветной платок и вытерла лицо. — Гектор сказал: «Если детективу приходится всегда так работать, я, пожалуй, откажусь от этой профессии». Вы не можете представить, какое сильное было течение. Когда лодка была под Лондонским мостом, я думала, что она опрокинется, и мы утонем. Говорят, толстяки хорошо плавают, но я не хотела бы это проверять на практике.

— Но что вы делали ночью на реке?

— Такой же вопрос задал мне и Гектор. Он сказал: «Чего, собственно, мы ищем? Ведь они на моторной лодке, а у нас только два весла…» Я предпочла бы не садиться в дырявое корыто, именуемое лодкой, которую мы нашли у берега, но слишком сильно было желание узнать, куда «они» направляются. Нетрудно было наблюдать за «ними», потому что Сэмс–стрит очень темная улица. Я была рядом с «ними», когда «он» говорил о моторной яхте…

— Моторная яхта? — спросил Трайн. — Кто же, наконец, эти «они»? Кто же этот «он»?

— Выслушайте все, и тогда узнаете. — Она перевела дыхание и продолжила:

— По его словам, яхта находилась ближе к устью, по середине течения, так что нам не пришлось бы плыть далеко. Я думала, что яхта под мостом, «они» поехали в этом направлении. Мы с Гектором сели в лодку и добрались до берега, где было много собак. Мы высадились только в час ночи. Ворота верфи были заперты, и мы не могли выбраться раньше рассвета, пока не пришли рабочие. Проклятая лодка! Я больше не доверила бы свою жизнь такой развалине.

Тигр тихо рассмеялся.

— Кажется, миссис Оллорби, вы охотились за слонами, а поймали мышь. Вы пошли по ложному следу… Но зачем вы пришли ко мне?

Верная своим принципам, миссис Оллорби прямо не ответила.

— Я попала домой только в семь и поспала всего два часа. Если бы не этот короткий отдых, я бы свалилась с ног. Я сейчас выгляжу скверно, не правда ли?

— Вы очаровательны, — заметил иронически Трайн.

Она поклонилась, поблагодарив за комплимент.

— Когда проснулась, Гектор еще спал. После некоторых раздумий, решила отправиться к мистеру Трайну и рассказать ему то, чего он, может быть, не знает. Кроме того, мне хорошо известно, что он не любит Коллэя Веррингтона…

— Коллэя Веррингтона? — Трайн насторожился. — Что с ним случилось?

— Он был вместе с «ней».

— С «ней»? Да с кем? — Трайн явно нервничал.

— С мисс Джойнер!

— Мисс… Джойнер… расскажите, пожалуйста, по порядку… Вы последовали за Коллэем Веррингтоном и мисс Джойнер… Куда?

— К маленькому проходу в Апере. Тэмз–стрит. У Коллэя была моторная лодка, он уговаривал мисс Джойнер поехать с ним, чтобы она встретилась с кем–то на яхте.

— В котором часу это было?

— Приблизительно в одиннадцать.

— Вы говорите, они поплыли вниз по течению? А девушка поехала с ним добровольно?

— Она добровольно села в лодку, но, думаю, это ей далось непросто, — ответила миссис Оллорби.

Трайн бросил сигару в камин. Его лицо вдруг стало мрачным. Оно казалось вылитым из серого мрамора.

— Они поплыли по течению… А вы не слышали, о чем говорили в моторной лодке?

— Видите ли, мистер Трайн, голос говорившего был похож на голос толстого сына Эли Боса.

Трайн посмотрел на часы.

— В том, что мисс Джойнер убежала, по–моему, нет ничего удивительного, — продолжала миссис Оллорби, — ведь она любит Дика Халовеля…

— Дика… Халовеля? — Трайн недоумевал. — Это сэр Ричард Халовель из Бирвичской Гвардии?

— Да. Я случайно узнала, что они собрались пожениться. Он хотел подать в отставку, потому что нет данных о ее родителях… Хотя, думаю, я бы могла кое–что рассказать об этом.

Она вопросительно посмотрела на Тигра.

Трайн нажал в стене кнопку.

— Благодарю вас, миссис Оллорби. Вы не человек, а дьявол! Вы чертовски опытный детектив! Надеюсь, не хотите посадить меня в тюрьму? Скажите правду, зачем вы пришли ко мне? Зачем все это рассказали?

Миссис Оллорби закусила губы.

— Я мать… Понимаете?..

Он схватил ее руку и крепко пожал. Хотя она была сильной женщиной, но все–таки чуть не вскрикнула от боли.

Вошел слуга.

— Машину! — крикнул Трайн. Не говоря больше ни слова, он пошел в спальню.

Открыл ящик, вынул револьвер, проверил магазин, зарядил его и сунул в боковой карман. В коридоре Трайн на ходу надел пальто и шляпу. Миссис Оллорби стояла в проходе.

— Я вас не забуду, — сказал он и ушел быстрее, чем она успела ответить.

Несмотря на большую скорость, Трайну показалось, что машина еле тащится по оживленным улицам Сити. Он спрыгнул с автомобиля прежде, чем доехал до закрытых ворот Тауэра.

— Мне очень жаль, сэр, но не могу вас впустить, — сказал полицейский. — Тауэр сегодня закрыт для посетителей.

— У меня весьма важное сообщение для офицера сэра Ричарда Халовеля, — сказал Трайн. — Я немедленно должен с ним поговорить!

Полицейский подозвал своего коллегу, который довел Трайна до первых ворот, охраняемых часовым.

— Проводите его к офицеру, — разрешил сержант полицейскому. — Но только прямо на квартиру. По дороге ни с кем не разговаривать.

Тигр хорошо знал, почему приняты такие меры предосторожности. Он даже не глянул на здание хранилища, когда проходил мимо.

— Трайн?.. Гм… Я его знаю, — сказал Дик, когда ему доложили о посетителе. — Приведите его сюда. Вы, господин полицейский, ждите внизу!

Тигр Трайн быстро вошел в комнату и закрыл дверь. Хозяин и гость внимательно изучали друг друга.

— Мистер Трайн, — сказал Дик, — чем могу быть полезен?

Когда Дик произнес эти слова, он вспомнил о дурной славе этого джентльмена.

— Сэр Халовель! Этой ночью совершены два больших хищения. Я должен с вами поговорить об одном из них. Выкрали Гоуп Джойнер… Думаю, вы об этом знаете…

— Нет. Я даже этого не предполагал, — сказал Дик, сильно побледнев.

— Она вас любит?

Дик не удивился вопросу. Настолько его потрясла новость.

— Да, мы любим друг друга, — он был откровенен. — Почему вы об этом спрашиваете?

Тигр неподвижно смотрел в окно на стены Белой Башни. Он ответил не сразу. Наконец, медленно отвел глаза и, посмотрев на Дика, твердо сказал:

— Гоуп — моя дочь… Теперь понимаете?

Глава 21

Гоуп — дочь Тигра Трайна! Дик смотрел на него широко открытыми глазами. Говорить он не мог.

— Никто, кроме вас, еще об этом не знает, — продолжал Трайн. — Только несравненная миссис Оллорби может догадывается.

— Ваша… Ваша дочь?

Трайн пожал широкими плечами.

— Об этом поговорим потом, — сказал он. — Я пришел, чтобы вы помогли мне спасти Гоуп… И еще кое–что. Не знаете ли хорошего летчика, на которого можно было бы положиться?

— Я сам классный летчик, — спокойно ответил Дик. — Кажется, смогу достать аэроплан. Вы знаете, где Гоуп?

Трайн утвердительно кивнул.

— Ничего не могу сказать… Я… Мне самому нужна спасательная лодка… Вы, видимо, не понимаете, о чем… я.

— Кажется, понимаю, — тихо сказал Дик. — Спасайтесь, мистер Трайн!.. Но вы должны спасти и моего брата.

— Что? — Тигр закусил губы. — Его узнали? Черт возьми, это усложняет дело. Меня не волнует моя судьба. Думаем о Гоуп. Вам разрешат выехать из Тауэра?

Дик задумался.

— Думаю, да, — сказал он, — но сначала я должен поговорить с полковником. Хотите, пойдемте вместе.

Трайн послушно пошел за Диком домой к полковнику. Они молчали. Полицейский остался ждать на лестнице. Дик вошел в квартиру, оставив Трайна на улице. Он расхаживал перед домом, как часовой. Прошло пять минут, десять… Трайн вдруг увидел, как поднялась гардина в окне второго этажа. Леди Синтия пристально смотрела на него. Он заметил на ее лице удивление и страх. Леди моментально исчезла. Через минуту она уже была во дворе.

— Что тебе здесь нужно? — спросила она отрывисто, ее грудь высоко вздымалась.

— Гоуп Джойнер похитили.

— Гоуп Джойнер? — переспросила леди. — Г–о–у–п Д–ж–о–й–н–е–р… Ах, Боже мой! Она…

— Она моя дочь! — сказал Трайн. — Она ничего не знает обо мне. Я дал ей лучшее воспитание, окружил роскошью, но не мог заменить мать. Я оберегал ее… С того самого дня, когда отнял ее от преступной женщины, которой отдала ребенка жестокая мать. Гоуп Джойнер! — Голос Трайна стал суровым. — Гоуп Джойнер, чье имя и фамилия не подходят для… дочери жены полковника! Вспомни об этом, Синтия!

Леди Синтия ухватилась за стену дома.

Она стала белее мела. Колени дрожали. Она не могла произнести ни слова.

— Некий Коллэй Веррингтон заманил ее на пароход, который держит путь в Кижластан. Я случайно знаю название судна. Ну… Будь благоразумной… Нас могут увидеть! — Голос Трайна вдруг стал нежным, дружеским.

— Я… Я пойду в комнату, — пролепетала она. Леди с трудом передвигала ноги. У дверей она повернулась:

— Ты известишь меня…

— Да…

В этот момент вышел Дик. Он не заметил Синтию, скрывшуюся за дверью.

— Все в порядке, — сказал Дик. — Полковник был непоколебим. Но, к счастью, в кабинете были представители правительства.

— И что сказали? — поинтересовался Трайн, когда они вышли на площадь. Дик позвал полицейского, который сопровождал Трайна.

— Я намекнул им, — прошептал Дик, — что вы поможете вернуть корону. Газеты пока еще ничего не знают о событиях в Тауэре. Власти готовы заплатить любую цену, только бы сведения о короне не просочились в прессу.

Машина Трайна помчалась в Кинлей, где находился военный аэродром. Коменданта по телефону известили о прибытии Дика и Трайна. Аэроплан–разведчик был готов к полету.

Через пять минут маленький быстрый самолет взвился в воздух.

Глава 22

Грэгэм Халовель обрадовался, когда спустился в каюту. После мокрой и темной палубы здесь было приятно и уютно. Грэгэм запер дверь и пошел в «баню». В углу темного чулана сидел Коллэй. Лицо его было закрыто руками. У него зуб на зуб на попадал. Тело вздрагивало. Когда Грэгэм вошел, Коллэй поднял голову.

— Я… думал, — прошептал он.

— Что?

— Что пришел этот бандит! Где Гоуп?

— Не знаю.

— Для мня приготовили каюту на левой стороне бакборта.

Каюта в верхней части носа! Хорошую «каюту» приготовил для него Эли Бос! Грэгэм осторожно закрыл дверь перегородки.

— Вы, Коллэй, лучше перейдите в мой «кабинет». А я закрою дверь на ключ и пойду наверх. Вам нечего бояться.

— Что вы там будете делать?

— Пока не знаю, но этот дьявол должен высадить Гоуп на сушу! Во что бы то ни стало.

Грэгэм вышел из каюты, тщательно закрыл дверь и, начал поиски. Сначала он исследовал каюту, находившуюся на той же половине парохода, что и его. Гоуп Джойнер там не было. Грэгэм поднялся на палубу, чтобы пробраться в другой длинный проход, тянувшийся вдоль верхнего этажа судна. Но он был закрыт железной дверью.

Грэгэм поднялся по лестнице на малую палубу для шлюпок и осторожно пошел вперед, пока не оказался под выступом крыши малого командного мостика. На одной стороне он увидел двух человек, которые, к счастью, его не заметили.

Грэгэм бесшумно перешел на другую сторону мостика. Отсюда лестница вела на переднюю палубу, но он боялся, что его заметят, поэтому не спустился по ней. Предпочел медленно, но верно, спускаться вдоль лестницы до палубы, которая защищает от волн. Маневр удался. Вторая дверь прохода была открыта.

«Притти Аннэ» была игрушкой волн. Дул сильный ветер. Качка бросала Грэгэма от одного борта парохода к другому. К счастью, он не страдал морской болезнью и крепко стоял на ногах.

Первую каюту, которую увидел Грэгэм, очевидно, занимали сыновья Эли. Это была настоящая темная нора. На нарах валялись грязные одеяла, на стенах висела полумокрая одежда. Две пустые бутылки катались от одной стены к другой. Вторая каюта принадлежала капитану. Она была просторнее, но не менее запущенная, чем предыдущая. Третья, и последняя, была закрыта. Грэгэм пытался тихо приоткрыть дверь, но безуспешно. Он заглянул в замочную скважину. В каюте было темно и тихо. Гоуп, видимо, спала. Если он постучит, она может испугаться. Он оглянулся. В нескольких шагах от него была железная ржавая дверь. Грэгэм дошел до железной двери, которая вела на заднюю палубу. Она была на засове. Грэгэм открыл его, вышел на палубу и опять закрыл дверь. Матросов здесь не было. Весь экипаж работал в машинном отделении. На судне, видимо, никто не обслуживал верхнюю палубу.

Грэгэм вернулся к себе, чтобы взять подушку и одеяло. Хромавший и разбитый морской болезнью Коллэй опять оказался в темной «бане». Грэгэм запер дверь на ключ и пошел к входу на другую половину парохода. Там укрепил железную дверь недалеко от каюты Гоуп, сел в угол и забылся тревожным сном.

Он не услышал, когда пришел Эли Бос. Было темно, и капитан не заметил его. Грэгэм даже не слышал, как Бос открыл дверь каюты Гоуп. Девушка лежала на кровати, но сразу же вскочила, услышав скрип ключа.

— Ну, давай посмотрим на тебя!

Эли закрыл за собой дверь. Грэгэм проснулся от шума и осветил дверь карманным фонариком.

Гоуп Джойнер стояла у кровати. Она держалась рукой за деревянный выступ ложа и спокойно наблюдала за мерзким лицом старика. Капитан повесил фонарь на крюк и вожделенно смотрел на красавицу. Эли даже не мог себе представить, что бывают такие женщины. Гоуп заметила, как его круглые синие глаза становились все шире и излучали дикую страсть. Даже когда его большая грязная рука потянулась к ее лицу, она не отвернулась. Не вскрикнула, когда он коснулся щеки. Старик удивился и остановился с открытым ртом.

— Красивая молодая девушка… Я еще никогда такой не видел. У тебя кожа шелковая!

Вдруг она отпрянула. Мысль о прикосновении этих ужасных рук заставила Гоуп вздрогнуть. Но ее страх лишил старика рассудка. Он вдруг обнял ее и крикнул:

— Красивая женщина!

Что–то твердое прикоснулось к его спине. Он отпустил Гоуп и медленно повернулся. На него было направлено дуло пистолета. Старик обомлел. Он увидел серьезное лицо Грэгэма.

— Что вам угодно? — спросил старик, тяжело дыша. — Я не знал, что у вас пистолет…

Грэгэм кивнул ему на дверь.

— Что вам угодно? — не унимался старик.

Дуло пистолета было приставлено к его виску. Капитан понял, что малейшее движение — и грянет выстрел.

— Я… Я думал, что у вас нет пистолета…

— Вон отсюда! — крикнул Грэгэм.

Старый великан медлил. Он медленно и тяжело направился к двери. Вдруг прыгнул, намереваясь выскочить и захлопнуть ее.

Грэгэм предвидел это и оказался у двери первым.

— Послушайте, Бос! Еще одна подобная выходка, и я вас пристрелю, как собаку. Убью и выброшу за борт. Ваши проклятые сыновья никогда не узнают, что произошло с вами. Коллэй Веррингтон — в моей каюте. Что, не нравится? Вам еще придется предстать перед судом за покушение на убийство.

— Что вам угодно? — Эли Бос владел небольшим запасом слов.

— Это я скажу потом! Пока идите на командный мостик и не смейте брать с собой ключ!

Грэгэм вынул из двери ключ и положил его в карман. Старик молча вышел.

— В моей каюте вы будете в полной безопасности. Я Грэгэм Халовель… Вы, наверное, догадались?

Гоуп, видимо, еще не совсем оправилась от наркоза. Она только кивнула.

— Возьмите подушку и одеяло. Завтра я обеспечу вам больший комфорт.

Гоуп не сопротивлялась. Она ко всему относилась безучастно.

Взяла постельные принадлежности и пошла за Грэгэмом. По дороге они никого не встретили и через несколько минут были уже в каюте Грэгэма.

— Нет, я не больна, — сказала она. — Я только чувствую себя одинокой и несчастной. Думаю, меня усыпили хлороформом.

Грэгэм предложил ей лечь и укрыл девушку одеялом. Хотя она и говорила, что не устала, но уснула мгновенно. Дышала ровно и спокойно.

Грэгэм сел. Он обдумывал создавшееся положение. В смежной каюте–чулане спал глубоким сном Коллэй — бесполезный балласт. Грэгэм сидел около часа, придумывая планы один за другим и бракуя их. Потом он вдруг поднялся, открыл сейф и вынул ящик. Последний был оборудован пружиной. Когда нажал на нее, ящик приоткрылся. У Грэгэма перехватило дыхание: красота и великолепие короны ослепили его. Он поднял корону, рассмотрел, потом тихо нервно рассмеялся.

С минуту он любовался драгоценностью, но вдруг сбросил оцепенение, положил корону на место, закрыл ящик и спрятал в сейф. Еще несколько минут постоял в задумчивости. Он мог получить десять, возможно, двадцать лет тюрьмы, но решение было твердым. Грэгэм даже был готов весь остаток жизни провести за решеткой. «Притти Аннэ» должна утром повернуть к берегу. Грэгэм хотел посмотреть, не наступил ли рассвет. Он подошел к окну и с большим трудом отвинтил крышку. Для этого вынужден был наклониться над спящей девушкой. Она проснулась и вскрикнула.

— Все в порядке, — сказал он. — Я только хочу проветрить эту ужасную каюту.

— Извините, — сказала она упавшим голосом. — Я, наверно, видела сон.

— Можете спать спокойно.

— Нельзя ли выйти на палубу? Я больше не могу дышать этим воздухом.

— Можно.

Он повел ее по лестнице на заднюю палубу.

Гоуп держалась за перила и с удовольствием вдыхала свежий морской воздух. Никого не было видно. Грэгэм осторожно полез по лестнице и выглянул на верхнюю палубу. Эли не было, на его месте стоял один из сыновей.

В нескольких словах Гоуп рассказала, как она попала на пароход. Он дополнил ее, поведав о Коллэе.

— В Индию? Как ужасно! — Гоуп вдруг все поняла. — Князь Рики?

— Возможно, — ответил Грэгэм, — но мы не поплывем в Индию. Как только вы вернетесь в каюту, я поговорю с капитаном. Он вынужден будет изменить план. И тогда…

Над его головой вдруг пролетел багор. Брошенный нетвердой рукой, он попал в плечо. Грэгэм вскрикнул от боли, повернулся и увидел на палубе для шлюпок громадную фигуру капитана и двух матросов. Первым выстрелом Грэгэм попал негру в ногу. Прежде чем снова успел прицелиться, капитан отскочил и исчез за узкой дверью. Второй выстрел не достал его.

Грэгэма взбесила неудача. Еще один матрос с криком бросился к рулевому борту и исчез в проходе, захлопнув за собой железную дверь. Грэгэм преследовал его, но не успел. Матрос уже закрыл засов. И таким образом, был отрезан от своей каюты и… короны.

Грэгэм попытался воспользоваться другим проходом, но и здесь вход оказался закрытым. Оставался единственный путь — лестница на палубе для шлюпок. Он поднялся на две ступени, но не успел ступить на третью, как мимо уха прожужжала пуля. Звук выстрела из винтовки оглушил его.

Грэгэм спрыгнул и прислушался. Стук топора доносился от его каюты. Кто–то ломился в нее. Грэгэм услышал глубокий, полный ненависти голос, потом душераздирающий крик, напоминавший рычание смертельно раненого зверя… и все смолкло.

Гоуп побледнела.

— Что это значит? — быстро спросила она. — Наверное, произошло что–то ужасное?

— Самое ужасное то, что вы оказались на этом злосчастном пароходе, — заметил Грэгэм.

Он сел у защищенной от ветра стороне палубы и предпринял новый трюк. Свернул пальто и осторожно поднял его над краем. Моментально прогремел выстрел.

— Так оно и есть, — спокойно сказал Грэгэм. — Мы в ловушке, если не…

Он вдруг обратил внимание на большие люки в задней части грузового трюма. Сильные толчки парохода свидетельствовали о том, что на нем почти нет груза. Ему показалось, что под задней палубой находятся каюты экипажа, но чтобы попасть туда, нужно пройти через зону обстрела.

— Я ужасно голодна и хочу пить, — сказала Гоуп.

Ночью был сильный дождь, и на парусине, прикрывавшей грузовой трюм, собралось немного воды.

— Конечно, эта вода не особенно вкусна, но попробуйте, — предложил Грэгэм. — Она пресная, безвредная. Держитесь как можно плотнее к стене.

Вода, по мнению Гоуп, была хороша. Она стала шарить по карманам, надеясь найти что–нибудь съестное.

Вдруг Грэгэм на расстоянии выстрела заметил большой океанский пароход. Он пытался обратить внимание экипажа на свое бедственное положение сигналами электрического фонарика, но его свет был слишком слаб. Он стал искать большой фонарь палубы и выглянул через перила. Какой–то предмет проплыл мимо судна, повертелся в водовороте и исчез в белой пене. Грэгэм быстро отпрянул.

— Что вы увидели? — спросила Гоуп.

— Ничего.

Если бы он умел молиться, то должен был прочитать «Отче наш» за душу бедного покойника, обезображенное тело которого выбросили за борт. Мимо парохода проплыл труп Коллэя Веррингтона.

Прошел час, другой, третий. Закончилось утро. Наступил обед. До голодных и измученных Грэгэма и Гоуп донесся запах горячих блюд.

— Мы должны ждать темноты. Только тогда я доберусь до мостика, — хрипло сказал он.

Гоуп с любопытством рассматривала Грэгэма. Наконец она сказала:

— Вы похожи на Дика.

— К сожалению, очень!

Он готов был уже рассказать ей о ночной авантюре, но спохватился.

Пусть узнает от других.

«Где сейчас Дик»? — спрашивал себя Грэгэм. Он даже начал сожалеть о несчастье, которое причинил брату.

Часы показывали десять минут второго, когда послышался шорох на палубе. Что–то каталось по железным листам. Грэгэм увидел у лестницы наверху большую бочку и подумал, что этим отрезают его наступление на верхнюю палубу. Но бочка медленно упала вниз. Грэгэм успел отпрыгнуть прежде, чем она с треском ударилась о палубу. Гоуп от страха прижалась к порогу. Грэгэм вдруг почувствовал жгучую боль в левой руке. Теперь он понял маневр. Его выманили из укрытия. Первого приблизившегося к нему матроса Грэгэм успел застрелить, но на него набросились с полдюжины отъявленных негодяев с нагайками и ножами. Грэгэм бил направо и налево, вырвался и снова выстрелил. Он увидел, как Эли Бос схватился рукой за горло и упал с простреленной шеей. Грэгэм отчаянно защищался кулаками. Нападавшие неоднократно отступали, но снова набрасывались. Вдруг с мостика стали раздаваться выстрелы. Пули ударяли в железную обшивку борта и труб. Одна пуля попала Грэгэму в руку. Он опять почувствовал нестерпимую боль, которая заставила его бешено заорать. В отчаянии он прицелился в фигуру, видневшуюся на мостике, и выстрелил. Человек упал. Выстрелы с мостика прекратились, но вдруг на Грэгэма набросился чернокожий кочегар, который дико кричал. Грэгэм не выдержал тяжести огромного тела и упал. К кочегару подбежали на помощь отступившие было истопники, и завязалась драка не на жизнь, а на смерть…

Маленький аэроплан пролетел Кент, миновал белую линию взморья и очутился над морем. Внизу виднелись корабли и килевые линии, тянувшиеся за ними. Суда шли по разным направлениям и сверху казались неподвижными. Аэроплан один раз снизился над кораблями, но «Притти Аннэ» между ними не оказалось. Аэроплан зигзагами исследовал канал, покружился над пароходом Гамбургской линии, принятым за «Притти Аннэ», и поднялся выше.

— Вот «Притти Аннэ»! — раздался голос около Дика Халовеля.

Он увидел маленький пароход, облитый солнечным светом. Даже сверху Дик заметил, что на пароходе творилось что–то неладное.

Было всего несколько секунд, чтобы принять решение. Спуститься на море перед пароходом? Это ничего не давало, да и очень опасно. Эли Бос и экипаж — не помощники. Дик стал искать глазами миноносец, высланный ему на помощь адмиралтейством. Командир миноносца получил радиограмму выйти в море и принять аэроплан на борт, но миноносца еще не было.

— Я возьму пароход на таран! — крикнул Дик и направил аэроплан вниз.

— Мистер Трайн, внимание! Готовьтесь к прыжку!

Дик выключил моторы, и аэроплан стал быстро снижаться. Раздался сильный грохот, похожий на гром. Аэроплан снес дымовую трубу судна и врезался в палубу около командного мостика.

Трайн быстро развязал ремни и выпрыгнул. Ударная волна отбросила его на палубу. Несколько секунд он был без чувств, потом поднялся. Он заметил бегущего Дика, потом услышал выстрел, крик, стон и топот, Трайн последовал за Диком и вскоре наткнулся на Эли Боса. Его седая борода была красной от крови.

— Где мисс Джойнер?

Эли только мог указать пальцем вниз. Трайн перелез через перила и увидел бледное лицо девушки, лежавшей в углу палубы. Она была без сознания. Трайн поднял ее на руки и стал приводить в чувство. Несколько капель рома оживили ее. Он гладил лицо, ласкал и нашептывал слова любви и нежности. Гоуп понемногу пришла в себя.

— Они убили Грэгэма!

Трайн поднял голову. Перед ним стоял Дик.

— Убили?.. Грэгэма?.. Ах… да!.. Возьмите ее!

Дик обнял Гоуп, а Трайн бросился к неподвижно лежавшему на задней палубе Грэгэму. Тот потерял много крови и не дышал. Трайн присел около него и стал выслушивать. Он получил диплом врача и три года заведовал одним из лондонских госпиталей. Тигр быстро понял, что Грэгэму угрожает только раздробленная рука. Вскоре удалось приостановить кровотечение, и он наложил повязку. Потом бросился на верхнюю палубу, которая представляла собой печальную картину. Машины «Притти Аннэ» не работали. Поломанные шлюпки, сплющенные вентиляторы, разбитый командный мостик — все это было результатом столкновения с аэропланом. И как только летчик и наблюдатель остались живы?

Большая часть нападавших на Грэгэма были убиты или ранены. Некоторые скрылись в каютах. Грэгэм сумел постоять за себя. Старого Эли Боса перевязал сын, который перенес отца на уцелевшую часть мостика. Недалеко от этого места валялся труп второго сына — Джоба, который был застрелен последней пулей.

— Где Коллэй Веррингтон? — спросил Трайн.

— Не знаю, — прохрипел Эли. — Никогда его не видел.

Трайн подошел к Дику:

— Как вы считаете, эту лодку можно спустить на воду?

Это была маленькая моторная лодка, на которой Гоуп доставили на борт. Она почти касалась воды. Трайн под угрозой револьвера согнал легко раненых матросов и заставил их спустить лодку. Конечно, довольно рискованно пускаться в плавание на такой посудине, но выхода не было. Вдруг Дик радостно крикнул. На горизонте показался миноносец. Вскоре он подошел так близко, что был слышен стук телеграфных аппаратов. Командир, опасаясь столкновения, еще раньше приказал приостановить машины.

Глава 23

Ни для кого не секрет, что правительство всегда и везде стоит выше обычного закона. Четыре человека, каждый по–своему, ждали приговора.

Грэгэм медленно поправлялся. Он чувствовал себя плохо и был безразличен к своей судьбе. Его волновало только одно:

— Знаешь, Диана, было бы ужасно, если бы мне пришлось снова сесть в тюрьму сейчас, когда я убедился в твоих искренних чувствах ко мне.

— Не бойся, этого не произойдет, — утешала она. — Я чувствую, что все закончится хорошо. Корона находится на своем месте, газеты до сих пор ничего не узнали. Правительство не захочет шумихи…

Она не закончила фразы. Диана знала, что жизнь потеряла бы для нее смысл, если бы она лишилась объекта своей новой нежной любви.

Трайн знал, что полиция постоянно наблюдает за ним, но ждал спокойно. Он купил жизнь дочери ценой короны, пожертвовал для Гоуп своим любимым детищем. Но Тигр оставался верен себе. Каждое утро он читал газеты и интересовался прогнозами погоды. Сигара торчала в зубах, как ни в чем не бывало. Он, как всегда, жаловался, что кофе оставляет желать лучшего. Трайн безукоризненно одевался и выходил на прогулку. На улице за ним неотступно следовала тень, но это не портило его хорошего настроения.

Хотя Дик Халовель узнал из весьма компетентных источников, что случай в Тауэре останется без последствий, его разочаровало то, что отцом Гоуп был Трайн. Но чувства Дика не изменились. А в один прекрасный день к нему явилась с визитом… леди Синтия.

— Я видела вас в последний раз в фешенебельном кафе «Ритц». Молодая дама, наверное, была мисс Джойнер. Очаровательная девушка.

— Да, миледи, — лаконично ответил он.

— Когда я буду иметь честь видеть вас в моем доме?

Дик удивленно посмотрел на нее.

— Я не знал, миледи, что вы действительно хотите видеть Гоуп у себя.

Леди Синтия дружелюбно кивнула.

— Я люблю знакомиться с невестами офицеров до приема их в семью нашего полка. Она, наверное, придет, не правда ли?

— Нет. Я подаю в отставку, миледи!

— Вы этого не сделаете, — возразила командирша своим обычным тоном достопочтенной дамы из общества. — Я буду очень рада видеть Гоуп в моем доме. Я бы хотела стать для нее… матерью.

Дик поразился. Впервые в голосе леди Синтии чувствовалась нежность.

Когда на Лондон нагрянули банды

Глава 1

Было время, когда в Чикаго всем преступным миром заправлял Большой Билл, когда для бандитов не существовало преград и когда банковские сейфы вскрывались, словно детские копилки. Для гангстеров это был золотой век. Но постепенно им стало в этом городе тесновато, и в один из дней 1929 года в чикагском кафе встретились два главаря для деловых переговоров. Их встреча и послужила толчком к поразительным событиям, развернувшимся на улицах Лондона.

Описание их следует начать с истории молодой англичанки, ищущей работу. Она решила откликнуться на объявление некоего сэра Илайджи Декадона, которому требовалась секретарша. В тот момент, когда она поднималась по ступенькам его дома на Беркли–сквер, ей и в голову не могло прийти, что скоро здесь будет эпицентр грядущих бурных событий.

Девушку звали Лесли Рейнджер. Природа с избытком наградила ее. Гибкая, стройная, с маленькими изящными ножками и с гордо посаженной головой, она была выше среднего роста. Один из клерков конторы «Кларк и Джиббс» называл ее моделью для рекламы купальных костюмов — немного грубовато, но вовсе не так уж далеко от истины. Лицо ее, правда, нельзя было назвать красивым в привычном смысле. Серые глаза, немного раскосые, алый рот, чуть крупноватый. В глазах отблески незаурядного ума.

Девушка решительно позвонила, и дверь открыл ливрейный лакей. Держался он почтительно, но в глазах затаилось недовольство, так как множество претенденток в тот день наведывались по объявлению мистера Декадона о найме.

— Вы по поводу места, мисс? — учтиво спросил он.

— Да.

На лице лакея появилось сомнение.

— Сегодня здесь было так много молодых леди…

— Значит, место уже занято?

— О нет, мисс, — поспешил ответить он, — проходите, пожалуйста.

Ее провели в большую холодную комнату, скорее напоминавшую приемную у врача в Уэст–Энде. Лакей вернулся через пять минут и открыл дверь.

— Сюда, мисс.

Девушка оказалась в библиотеке. Вдоль всех стен тянулись шкафы с книгами, и один из столов был завален новыми томами еще в бумажных обертках. Сухопарый пожилой джентльмен восседал за огромным письменным столом. Не потрудившись встать, он неприязненно глянул поверх очков.

— Садитесь. Как вас зовут?

— Лесли Рейнджер.

— Дочь отставного полковника индийской армии или что–то в равной степени аристократическое?

— Дочь служащего, который всю жизнь тяжело трудился, чтобы обеспечить жене и дочери приличную жизнь.

Лесли заметила, как оживились глаза старика.

— С последнего места ушли потому, что рабочий день оказался слишком продолжительным для вас?

— С последнего места ушла потому, что управляющий надумал флиртовать со мной, а он последний мужчина в мире, с кем бы я хотела флиртовать.

— И стенографируете вы, конечно, с немыслимой скоростью, а печатаете так, что вам нет равных? Вон машинка, — старик показал костлявым указательным пальцем. — Садитесь и печатайте. Я буду диктовать. Бумага на столе… Меня бояться не надо.

— Я и не боюсь вас.

— И нервничать не надо, — упрямо буркнул старик.

— Я и не нервничаю, — улыбнулась Лесли.

Она заправила в машинку чистый лист бумаги, перевела каретку и посмотрела на старика. Он стал диктовать, диктовать очень быстро, и клавиши застучали под ее пальцами.

— Вы диктуете слишком быстро для меня, — не выдержала, наконец, Лесли.

— Конечно. Ладно, идите сюда.

Он повелительно указал на стул по другую сторону стола.

— Какое жалованье хотели бы?

— Пять фунтов в неделю.

— Я никому в жизни не платил больше трех — вам буду платить четыре.

Лесли Рейнджер поднялась и взяла сумочку.

— Сожалею, что побеспокоила.

— Четыре и десять шиллингов… Ладно, пять. Какие языки знаете?

— Говорю по–французски и свободно владею немецким, но я не лингвист.

Старик надул губы и стал выглядеть отталкивающе.

— Пять фунтов — это целая куча денег.

— Французский и немецкий — это тоже немало.

— Ни о чем больше спросить не хотите?

Девушка покачала головой.

— Ничего о своей службе?

— Ничего. Я понимаю так, что жить здесь вы меня не заставляете.

— Вы не хотите знать, когда приходить и уходить? Вы меня разочаровываете. Если бы спросили, я велел бы вам отправляться ко всем чертям! Итак, вы приняты. Я покажу ваш кабинет.

Он встал, прошел в другой конец огромной комнаты и открыл дверь. Они попали в маленький кабинет, очень уютно обставленный, с большим ореховым письменным столом. Рядом с ним на подставке стояла пишущая машинка, в углу — большой сейф.

— Приступите завтра в десять утра. Ваша работа — никому не позволять дозваниваться до меня, не беспокоить дурацкими расспросами, быстро отправлять письма и ничего не рассказывать племяннику о моих делах.

Старик нетерпеливо махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Лесли вышла и была уже в приемной, когда он вернул ее.

— Молодой человек у вас есть — жених или еще как?

Она покачала головой.

— Это необходимо?

— Крайне нежелательно, — буркнул мистер Декадон.

Вот так судьба Лесли была решена, и вскоре девушку ожидали серьезные испытания. Хотя ее вмешательство, пусть и невольное, в немалой степени повлияло на благоприятный исход событий.

На следующее утро Лесли пришлось столкнуться с тем самым племянником, о котором предупреждал старый Декадон. Мистер Эдвин Теннер оказался совершенно безобидным, очень любезным человеком. Тридцать пять лет, широкий лоб, приятное чисто выбритое лицо и в глазах за очками с золотым ободком искорки смеха.

Мистер Теннер зашел в кабинет Лесли вскоре после ее прихода.

— Хочу представиться, мисс Рейнджер. Я племянник мистера Декадона.

Девушка с удивлением отметила, что он говорит с американским акцентом, и Теннер, словно прочитав ее мысли, добавил:

— Я американец. Моя мать — сестра мистера Декадона. Полагаю, он предупредил вас держать все дела от меня в секрете. Дядя всегда так делает. Но вы ведь прекрасно понимаете, то нет таких сведений, которые можно долго утаивать, так что не воспринимайте это очень серьезно… Не думаю, что я вам понадоблюсь, но если надо, просто наберите шестерку — это мой домашний телефон. Мои комнаты на верхнем этаже. Кстати, в ваши обязанности входит каждую субботу по утрам взимать плату, которую дядя назначил за пользование своим чудесным домом… Да, он не филантроп, но в нем есть много привлекательного.

Это Лесли еще предстояло выяснить в течение следующих нескольких месяцев.

О своем племяннике мистер Декадон упоминал очень редко. Вместе Лесли видела их лишь однажды. Она удивлялась, почему Теннер вообще живет в этом доме. Деньги у него были, и он мог бы позволить себе номер в хорошем лондонском отеле. Мистер Декадон не хотел или не мог избавиться от своего родственника, к которому он всегда относился с подозрением.

— Единственный из родни, кто остался у меня во всем мире, — проворчал как–то старик. — Какого черта ему здесь надо!

— На вид он такой безобидный, — заметила секретарша.

— Да, прямо–таки овечка! — в сердцах воскликнул старик.

Лесли недоумевала, откуда такая враждебность, для нее как будто не было причин. Эдди Теннер производил на нее впечатление картины, нарисованной художником, напрочь лишенным чувств. Он был неизменно приятным, но каким–то холодным, отстраненным. Было в нем, однако, и нечто такое, чего девушка не могла понять. Старый Декадон однажды назвал его игроком, но не удосужился объяснить, что хотел этим сказать. Странно, что он вообще употребил это слово: старик сам был игроком, сколотил состояние игрой на бирже, которая, когда он этим занимался, была чревата весьма опасными последствиями.

В доме царила тяжелая атмосфера, неживая, лишенная человечности. На всем лежал отпечаток личности хозяина, скаредного и неуживчивого. Правда, Лесли жаловаться не могла, поскольку на вторую неделю ее службы мистер Декадон совершенно неожиданно удвоил ей жалованье. Девушка ему явно понравилась с самого начала.

У нее обычно было немного работы: написать несколько писем, прочесть статьи в журналах, написать рецензии. Старик был большим книголюбом и большую часть времени посвящал собиранию книг.

Ей пришлось столкнуться с некоторыми странностями старика. Мистер Декадон постоянно что–то терял — ценные книги, важные договора. А когда терял, сразу же посылал за полицией. И всегда до прихода полиции пропажа находилась. Девушка об этом не знала. В первый раз, когда это случилось, она ужасно испугалась. Пропала редкая рукопись, стоившая более двух тысяч фунтов. Пока Лесли дрожащими руками перерывала бумаги, мистер Декадон позвонил в Скотленд–Ярд. Прибыл довольно молодой старший инспектор по имени Терри Уэстон. К его приходу рукопись уже нашлась — в большом сейфе в кабинете Лесли.

— Должен вам заметить, мистер Декадон, — вежливо заметил Терри, — что эта ваша привычка стоит обществу кучу денег.

— А на кой черт вообще нужна полиция?

— Во всяком случае, не для того, чтобы бросаться на поиски вещей, которые вы забыли в соседней комнате.

Мистер Декадон засопел и молча удалился в свою комнату, где ипросидел надутый весь остаток дня.

— Для вас это в диковинку? — спросил у Лесли инспектор.

— Да, мистер…

— Старший инспектор Уэстон, Терри Уэстон. Звать меня просто Терри не прошу.

Лесли улыбалась редко, но на этот раз улыбки не сдержала. Инспектор обладал юмором, чего от полицейского она никак не ожидала.

Со своей стороны Терри нашел в ней качества, которые у женщин встречаются крайне редко. Скажи ему Лесли, что она заняла первое место на конкурсе выдержки и строгости, он счел бы это в порядке вещей. Как ни странно, вначале очарования девушки он не заметил, оно лишило его покоя позже.

Спустя несколько дней Терри встретился с ней снова. Лесли всегда завтракала в магазинчике неподалеку от Бонд–стрит. В один из таких дней он как бы случайно зашел туда и оказался за одним столиком с девушкой. Разумеется, ни одна случайность не имела под собой столь тщательной подготовки, как эта. Еще раз он встретил Лесли, когда она возвращалась домой. Но Терри ни разу не пригласил ее в театр, ничем не показал, что хотел бы познакомиться поближе. Поступи он так, и рассчитывать ему было бы не на что.

— Почему вы работаете на этого старого зануду? — спросил при первой встрече Терри.

— Он вовсе не зануда, — вступилась за своего работодателя Лесли.

— А Эдди Теннер зануда?

Лесли вскинула голову.

— Это допрос?

— Неужели похоже? Ради Бога, извините. Наверно, уже привычка. Меня он вовсе не интересует.

Это и впрямь было так. Старший инспектор не знал, о чем говорить с красивой, но очень строгой девушкой. И даже не особенно надеялся на новую встречу. Но время шло…

На пятый месяц службы Лесли случилось одно событие. Она возвращалась с почты, и уже на пороге ее окликнул какой–то мужчина. Он был маленького роста; на голове нелепо сидел огромный котелок. Ворот пальто он поднял до подбородка — накрапывал дождь, и этому было оправдание. Когда незнакомец заговорил, в его речи слышался сильный американский акцент.

— Послушайте, мисс, Эду не передадите вот это?

Он достал из кармана письмо.

— Мистеру Теннеру?

— Эду Теннеру, — кивнул мужчина. — Скажете, от Хозяина.

Лесли улыбнулась такой странной характеристике отправителя. С лица же Эдди Теннера, когда девушка передала ему письмо, сошла неизменная улыбка.

— Хозяин, вы сказали? — задумчиво произнес он. — Кто его передал? Наверное, маленький мужчина, примерно такого роста?

Мистера Теннера, похоже, взволновало это происшествие. Лесли постаралась вспомнить все подробности, описала даже нелепую шляпу посланника.

— Котелок? Очень признателен вам, мисс Рейнджер. — Он учтиво поклонился и молча вышел.

Лесли не придала этому эпизоду никакого значения и вскоре забыла о нем. Однако события весьма стремительно приближались к кульминации, хотя ничто этого не предвещало. Когда кульминация наступила, Лесли готова была думать, что мир сошел с ума. В этом мнении она оказалась не одинока.

Глава 2

— В жизни действуют две основные движущие силы: первая — это любовь к женщине, вторая — страх смерти. Усекли?

Капитан Джигс Аллерман из сыскного бюро Чикаго откинулся в кресле и выпустил к потолку колечко дыма. Он был высоким и худощавым. Лицо было почти таким же смуглым, как и у индейцев из его родной Невады.

Терри Уэстон улыбнулся: Джигс его забавлял.

— Ну какой из вас старший инспектор? — ворчливо продолжал гость. — У вас, наверно, каждый молокосос может стать инспектором. Первый раз, когда я увидел вас, я сказал себе: «Джи, это не сыщик — это дитя», а когда мне сказали, что вы старший инспектор, тут уж я решил, что Скотленд–Ярд совсем рехнулся. Сколько вам лет, Терри?

— Тридцать пять.

Джигс поморщился.

— Не морочьте мне голову! Если вам больше двадцати трех, и то хорошо.

Терри улыбнулся.

— Эту шуточку я слышу всякий раз, когда вы приезжаете в Скотленд–Ярд. Вы что–то говорили об основных движущих силах?

— Да, женщины и смерть, — решительно кивнул Джигс. — Первое действует уже много лет, а вот второе пока обращают себе на пользу лишь доктора и похоронные бюро. Но этот рэкет уже в разгаре, Терри — это я вам говорю!

— Не хотелось бы этому верить. Откуда у вас такая уверенность?

Гость поудобней умостился в кресле.

— Будьте уверены, этот рэкет — выгодное дело. Легкие деньги! В Соединенных Штатах Америки, на моей дорогой родине, граждане на свою защиту каждый год тратят кучу миллиардов. Если этот рэкет дает приличный куш в Соединенных Штатах, наверняка он станет выгодным и в Англии, Франции, Германии, где хотите.

Терри Уэстон покачал головой.

— Не знаю, как бы вам объяснить это?..

— Что–нибудь об отличии преступного мира Штатов и старушки Европы?

— Нет, я подумал о законах.

Джигс фыркнул.

— Слышали, есть закон о пари на улицах? — спросил он и, когда Терри поморщился, добавил. — Закон есть, так ведь? Может, он иначе называется, но заключать пари на улицах — противозаконно. И если кого за этим сцапают, штрафуют или отправляют за решетку. Ну и что? Каждый год такие пари заключают на миллионы долларов. Так что когда говорите о законах, не забывайте и об этой стороне. Нет, Терри, человеческая натура — есть человеческая натура, и где одному сошло с рук, туда потянет и всех. Сейчас парни из Чикаго и Нью–Йорка положили глаз на Англию. Поверьте мне, Терри, это так. И если эти ребята за что–то берутся, то берутся обеими руками. Ваше мелкое жулье мыслит десятками долларов, ребята посерьезней — тысячами, и часто попадают впросак. А вот народ, с которым я имею дело, работает с восьмизначными цифрами в долларах. И часто за решетку попадает мелкая рыбешка, а до главарей не добраться.

В прошлом году они разведали новые земли и потратили два миллиона долларов, чтобы засеять их. Семена не взошли, и им пришлось продать ферму — я говорю образно, то есть я хочу сказать, повернуться и уйти. А здесь Лондон, Англия. Они могли бы каждый год выуживать по сто миллионов долларов, и вы бы ни сном, ни духом не ведали об этом.

Это была любимая тема Джигса Аллермана. Он развивал ее и раньше, но Терри отмахивался от него, хотя и уважал мнение товарища. Общество американца не только доставляло ему удовольствие, но и позволяло набираться опыта. Уэстон руководил отделом Скотленд–Ярда, который занимался преступлениями, хорошо знакомыми Джигсу.

…В ресторане «Карлтон»[22] Терри кивнул на одного из гостей.

— Мистер Илайджа Декадон, самый скаредный миллионер в мире.

— Ну и физиономия, — бросил Джигс. — А что это за тип с ним? Я его откуда–то знаю.

— Его племянник. Вы можете его знать — он жил в Чикаго. Случайно не попадал под следствие?

Американец покачал головой.

— Нет, сэр. На него я протоколов не составлял. Вспомнил! Это Теннер, Эд Теннер, бездельник и славный малый.

— Что это значит — он хороший или плохой?

— Это значит, он именно тот, кто на самом деле. Я часто спрашивал себя, откуда у него деньги. Его дядя миллионер, вот в чем дело!

— Дядя ему бы денег не дал, — заверил Терри.

Джигс покачал головой.

Мистер Декадон являлся в своем роде колоритной фигурой. Он был высокого роста, мощного сложения и для своего возраста удивительно хорошо сохранившимся. Этот прямой некрасивый рот, огромный нос, седые косматые брови знали владельцы всех лондонских ресторанов. Он никогда не оставлял официанту больше трех пенсов, и не было случая, чтобы он не затеял спор по поводу счета.

Сейчас его беспокоило другое. Забыв о стоящем перед ним скромном завтраке, он с ненавистью смотрел на племянника.

— Зарубите себе на носу, мистер Эдвин Теннер: деньги, которые у меня есть, я привык держать при себе. Мне наплевать на любой из ваших американских планов, как можно быстро заработать деньги. Поищите другого идиота.

— Да я и не собирался вас уговаривать, дядя Илайджа, — добродушно ответил Теннер. — Мне сказали об этом по большому секрету, и похоже, дело верное. А будете вы участвовать, не будете, мне все равно. Просто я подумал, что вы игрок.

— Я вовсе не тот игрок, то вы думаете, — огрызнулся Илайджа Декадон.

Двое мужчин, сидевших в другом конце зала, видели, как старик поднялся из–за стола и решительно направился к выходу. Они решили, что стали свидетелями ссоры.

— Интересно, что это родственнички не поделили? Нет, Декадона я не знаю — я знаю Эда. Это, поверьте мне, величайший психолог в Соединенных Штатах, и… Ба! Какие люди! Хозяин, собственной персоной!

В обеденный зал вошел мужчина. Он был среднего роста, очень худой; на длинное изможденное лицо, исполосованное морщинами, было неприятно смотреть. Не добавляли ему привлекательности и два шрама, рассекавшие наискось всю левую щеку от глаза до челюсти. Тем не менее посетитель держался очень уверенно, на нем был безупречный костюм в крупную серую клетку, волосы зачесаны по последней моде.

Джигс присвистнул. Он сидел, выпрямившись, глаза горели.

— Сам Хозяин! Какого черта…

— Кто это? — спросил Терри.

— Вам нужно с ним познакомиться. Он сейчас подойдет сюда.

— Но он ведь не видел вас… — начал Терри.

— Можете мне поверить, я первый, кого он заметил в зале! Этот парень видит все пылинки на полу. Неужели ни разу о нем не слышали? Альфред Дж. Смит по прозвищу Керки. Это от Альбукерке. Слышали о таком городе?

Мистер Керки Смит вальяжно прошел по залу и неожиданно с показным изумлением поймал взгляд мистера Теннера. Эдди Теннер улыбался.

— Привет, Керки! Когда приехал? Вот уж никак не ожидал увидеть!

Он протянул руку. Керки вяло пожал ее.

— Присаживайся.

— Надолго здесь? — спросил Керки, словно и не слыша приглашения.

— Я приезжаю сюда каждые два года. У меня здесь дядя.

— Точно? — Голос Керки Смита стал почти сочувственным. — А может, из Чикаго пришлось удирать, Эд?

— С чего ты взял? — холодно ответил Теннер.

Керки склонился над столом и в упор взглянул на него. На его тонких губах появилась понимающая улыбка.

— Слышал, ты становился в очередь за бесплатным супом. Мне сказали, прогорел на пару миллионов. Так долго здесь пробудешь?

Эд откинулся на спинку стула. С улыбкой на губах он грыз зубочистку.

— Ровно столько, сколько, черт возьми, понравится, — весело проговорил он. — Джигс на тебя все глаза проглядел.

Керки Смит кивнул.

— Знаю, видел его — чертова крыса! С кем это он?

— Парень из Скотленд–Ярда.

Керки Смит выпрямился и положил руку на плечо Эда.

— Ты ведь будешь паинькой, Эд. Можешь оставаться, но лучше проваливай отсюда. На такое дело тебе понадобится куча денег — побольше, детка, чем у тебя есть.

Он дружески похлопал приятеля по плечу и двинулся к столику, за которым сидел капитан Аллерман.

— О, Джигс!

Лицо Керки сияло. Джигс Аллерман подвинул стул.

— Садись, ублюдок, — спокойно сказал он. — Что в Лондоне поделываешь? Британские власти, по–моему, выдают визы уж больно беспечно.

Керки улыбнулся, обнажив хорошо сделанные искусственные зубы, многие из которых были в золотых коронках.

— Ну зачем же так? Лучше представили бы меня своему приятелю.

— Тебя он и так знает. Это старший инспектор Терри Уэстон. Побудешь здесь, он обязательно познакомится и с твоими отпечатками… Что на этот раз за рэкет?

Керки обиженно пожал плечами.

— Послушайте, начальник, разве я сюда за этим приехал? У меня отпуск. Я ведь сейчас в солидной фирме, жалованье — какое вам и не снилось. Я же по–настоящему зарабатываю на хлеб. Не то что чикагская полиция — получает от рэкетиров свою долю и делает вид, что гоняется за ними.

Лицо Джигса Аллермана потемнело.

— В один прекрасный день, парень, ты все равно попадешься мне, и вот тогда–то я припомню тебе эти слова.

Керки Смит расцвел.

— Вы меня совсем не так поняли, сэр. Неужели шуток не понимаете? Я всегда был за закон и порядок. А ведь однажды я даже спас вам жизнь. Один босяк из Норт–Сайда собирался пришить вас, и мне пришлось состыковаться с парнем, который остановил его. — У Керки была привычка как бы ненароком класть руку на плечо собеседнику. — Вы не знаете своего лучшего друга, детка.

— Моему лучшему другу тридцать пять лет. — Джигс, едва сдерживая ярость, сбросил его руку с плеча. — И в тот день, когда он засадит тебя в каталажку, я сниму для него лучший ресторан Чикаго.

Керки рассмеялся.

— Вот это парень! — сказал он и, весело помахав рукой, отошел.

Джигс наблюдал, как он сел за столик, где его уже ждала очень красивая блондинка.

— С такими в Англии вы не сталкивались — убийцы хладнокровные, без жалости, без снисхождения к своим жертвам! И вину их никогда не докажешь, Терри! Когда что–то случается в Иллинойсе, они всегда где–то в Мичигане, или болтаются по Индиане, когда убийство в Бруклине. Вы не знаете, насколько они бесчеловечны — и, дай Бог, чтобы никогда не узнали. Слышали, как он говорил, что спас мне жизнь? Черта с два! Четверо из его громил четыре раза пытались достать меня. Один из его подручных, Пит Даго, гнался за мной две тысячи миль и промахнулся вот на столько. — Джигс оставил между большим и указательным пальцами полдюйма, — Что было дальше? Я сделал с ним то, что он хотел сделать со мной. Он подыхал восемь дней, и каждый день был для меня именинами сердца!

Терри слегка покоробили слова американца, но он извинил приятеля. Капитан Аллерман имел право так выражать свои чувства, за время службы в полиции ему пришлось немало пережить.

— Слава Богу, у нас такого нет…

— Подождите!

Глава 3

На следующее утро Терри едва успел зайти к себе в кабинет, как позвонил помощник комиссара.

— Отправляйтесь на Беркли–сквер и поговорите со старым Декадоном.

— Что он на этот раз потерял, сэр?

— Речь не о пропаже, там что–то случилось. Позвонила какая–то девушка и попросила, чтобы приехали именно вы.

Терри остановил такси и велел гнать на Беркли–сквер. Лесли, видимо, дожидалась его, поскольку дверь открыла сама.

— Что–то пропало?

— Нет, это посерьезней. Или, может, очень глупая шутка. Сегодня утром мистер Декадон получил письмо. Он сейчас наверху, в своей комнате, и обо всем велел рассказать мне. По сути, я знаю столько же, сколько и он.

Лесли прошла в свой кабинет, открыла ящик стола и достала печатный бланк, на котором некоторые слова были вписаны от руки. Терри взял листок и прочел:

«Взаимная защита

Для людей с достатком сейчас наступили опасные времена. Эти люди нуждаются в защите. Общество благоденствия граждан предлагает мистеру, — в этом месте чернилами было вписано «Илайдже Декадону», — следующее: общество обязуется защищать его жизнь и собственность, предотвращать любое посягательство на его свободу и требует взамен пятьдесят тысяч фунтов.

Если мистер… (снова чернилами было вписано имя) согласен на такие условия, он должен поместить в колонке объявлений «Таймса» сообщение: «О. Б. Согласен» и свои инициалы».

Текст заканчивался отпечатанным жирным шрифтом предупреждением:

«Если в течение тридцати дней вы не примете наши условия или обратитесь в полицию — сами или через кого–то — вас убьют».

Подписи не было.

Терри прочел еще раз, осмотрел бланк, затем положил его в карман.

— У вас есть конверт, в котором оно пришло?

Лесли взяла со стола конверт. Адрес был напечатан на пишущей машинке, марка проштемпелевана в почтовом отделении центральной части Лондона, сам конверт — обычный.

— Это шутка? — Лесли встревоженно смотрела на инспектора.

— Не знаю, — покачал головой Терри. — Пришло с утренней почтой. Еще кто–нибудь знает об этом? Мистер Эдди Теннер, к примеру, он знает что–нибудь об этом?

— Кроме мистера Декадона и меня никто. Мистер Декадон ужасно расстроен. Что нам делать, мистер Уэстон?

— Если не возражаете, можете звать меня Терри. Денег, конечно, никаких посылать не надо. И вы правильно поступили, что обратились в полицию.

Лесли покачала головой.

— В этом я не уверена, — к удивлению полицейского сказала она. — Должна признаться, я пыталась убедить мистера Декадона не звонить вам.

— Так поступать законопослушному гражданину не подобает, — улыбнулся Терри. — Нет, вы все сделали правильно. Это, возможно, блеф, и уж во всяком случае мы позаботимся, чтобы мистеру Декадону не причинили никакого вреда. Я бы хотел поговорить с ним.

Терри поднялся наверх. Старик долго не открывал, он был не просто встревожен — он пребывал в панике. Инспектор позвонил в Скотленд–Ярд и распорядился прислать трех полицейских для охраны дома.

— Я попросил мистера Декадона никуда не выходить, — сказал он девушке. — Но если все–таки надумает, двое моих ребят, которые будут дежурить у дома, не спустят с него глаз.

Терри позвонил в отель, где остановился Джигс Аллерман, и попросил его приехать в Скотленд–Ярд. И вскоре американец уже занимал самое удобное кресло в кабинете Уэстона. Инспектор протянул ему письмо.

— Для вашего великого мозга появилась работенка.

Джигс прочел и нахмурился.

— Когда оно пришло?

— Сегодня утром. Ну, и что это? Серьезное дело или просто шутка?

Капитан Аллерман покачал головой.

— Нет, сэр, это не шутка. Это рэкет, который мы называем «плати и живи». Он уже работает в Америке, и, должен заметить, весьма успешно. Игра началась!

— Так вы полагаете, что мистеру Декадону грозит опасность?

— Да, сэр, и очень серьезная. Знаете, почему? Это вымогательство не начнет по–настоящему срабатывать, пока кого–нибудь не убьют. Нужна пара трупов, чтобы все убедились, что они не шутят. Возможно, это уведомление получили и многие другие, но столь же вероятно, что отослано пока лишь одно. А мистер Декадон взят для примера, как не надо поступать.

Джигс снова взял листок, поднес его к свету, но никаких водяных знаков не обнаружил.

— Первый раз вижу, чтобы это делалось таким образом — на типографском бланке. Хотя в этом есть свой резон: сразу становится ясно каждому, что эти мерзавцы взялись за дело серьезно.

Терри отправился к комиссару столичной полиции и взял с собой Джигса. Комиссар выслушал с интересом, однако слегка скептически.

— Мы не думаем, капитан Аллерман, что в нашей стране подобное возможно.

— Это еще почему? Послушайте, комиссар, выбросьте из головы это ваше представление об исключительном мужестве англичан, которые одни только и могут дать отпор любым преступникам. Англия — всего лишь маленькая страна, со всех сторон окруженная водами; сюда можно легко добраться, так же легко и выбраться. Когда начнут палить, а начнут так, что хоть уши затыкай, здесь станет очень тесно! Тогда все ваши теории лопнут, как мыльные пузыри, но будет уже поздно.

…Лесли обычно уходила домой около пяти часов вечера. Весь день Декадон нервничал и ходил, как туча. Ей настолько было жалко старика, что, когда он предложил ей немного задержаться, она с готовностью согласилась. Да и работы у нее на столе скопилось немало.

Увидев, что секретарша дяди не собирается домой, Эдди Тернер удивился.

— Что вас допоздна задерживают, мисс Рейнджер? У старикана много работы?

Лесли придумала какое–то объяснение, которое даже ей самой показалось неубедительным. Теннеру ни о чем не сказали — старик решительно настоял на этом. Вскоре Лесли услышала голос Теннера в библиотеке и подумала, уж не сказал ли ему мистер Декадон о письме. Они проговорили довольно долго. Затем она услышала шум лифта, поднимавшегося на этаж Эдди. Немного погодя раздался звонок, и Лесли поспешила в библиотеку.

Старик сидел за столом и что–то быстро писал. Он всегда пользовался большими листами писчей бумаги и писал очень аккуратным и разборчивым почерком. Когда девушка вошла, мистер Декадон прикрыл лист рукой.

— Позовите Дэйнса. — так звали одного из лакеев. — Позвоните ему, милочка, — нетерпеливо повторил он. — Да позвоните же, что вы стоите!

Лесли нажала кнопку звонка. Появился Дэйнс.

— Распишитесь здесь, Дэйнс, и укажите свое имя, род занятий и адрес.

Старик ткнул пальцем вниз листка, и Дэйнс приготовился писать.

— Знаете, что подписываете, идиот? Заверяете мою подпись, хотя и в глаза ее не видели! — раздраженно прорычал Декадон. — Смотрите, мисс Как–Вас–Там.

Он неизменно обращался к Лесли с этим странным прозвищем, поскольку не мог запомнить ее имени. Декадон взял ручку и витиевато расписался, а Дэйнс безропотно написал рядом свое имя, адрес и род занятий.

— Вот так пойдет, Дэйнс.

Лакей направился к двери, но Лесли тихо сказала:

— Если это завещание, то лица, заверяющие вашу подпись, должны расписываться в присутствии друг друга.

Старик изумленно уставился на девушку.

— Откуда вы знаете, что это завещание?

Руки с написанного он не убирал ни на секунду.

— Догадываюсь, — улыбнулась Лесли. — Другого документа я себе представить не могу…

— Ладно, хватит. И не болтайте об этом, — проворчал старик. — Подпишите вот здесь.

Он смотрел, как она расписывается.

— «Рейнджер», вон как, — пробормотал он. Никак не могу запомнить. Благодарю вас.

Старик промокнул листок, взмахом руки отпустил лакея и сунул документ в ящик стола. Затем хмуро глянул на девушку.

— Я оставил вам тысячу фунтов, — сказал он, и Лесли тихонько рассмеялась. — Что, черт возьми, вы нашли смешного?

— Я смеюсь, поскольку вряд ли эту тысячу получу. Тот факт, что я засвидетельствовала вашу подпись, делает ваше завещание недействительным.

Декадон замигал.

— Терпеть не могу тех, кто разбирается во всех этих заковыках!

После ухода Лесли он позвонил сам, снова вызвал Дэйнса на этот раз вместе с поваром, — и вместо подписи девушки появилась другая. Она узнала об этом уже после его смерти.

В половине восьмого, занятая уборкой стола, Лесли услышала слабый щелчок. Она подняла голову и прислушалась. Звук донесся откуда–то из коридора. Лесли надела шляпку, и тут же услышала еще один щелчок и следом голос старика, дрожащий от гнева. Он кого–то ругал, кого — она понять не могла.

И затем услышала, как мистер Декадон испуганно вскрикнул, и тут же последовали два выстрела, почти слившиеся в один звук. На мгновение она оцепенела; затем бросилась к двери, которая вела в библиотеку. Дверь была заперта. Лесли бросилась к другой, выходящей в коридор. Тоже заперта. Девушка подбежала к столу и нажала кнопку звонка. Вскоре в коридоре послышался топот ног, в дверь забарабанили, и она узнала голос Дэйнса.

— Что случилось, мисс?

— Дверь заперта, ключ с вашей стороны, — крикнула Лесли.

Через мгновенье дверь распахнулась, и показалось испуганное лицо слуги.

— Как это могло…

— Идите в библиотеку и посмотрите, что произошло!

Дэйнс и второй лакей побежали и вернулись с сообщением, то дверь в библиотеку заперта и ключа в ней нет. Дрожащими руками Лесли достала из сумочки свой ключ от двери в библиотеку и, присев, заглянула в замочную скважину. Осторожно вставила свой ключ и легонько толкнула. Ключ, торчавший изнутри, от этого толчка выпал. Со страшным предчувствием она открыла дверь и вбежала в комнату. Сделала три шага и остановилась, парализованная ужасом.

Старый мистер Декадон лежал поперек стола в луже крови, и, еще не дотронувшись до него, она поняла, что старик мертв.

Глава 4

В тот вечер Терри договорился с Джигсом сходить в театр. Телефонный звонок остановил его уже в дверях. И благо, что американец ждал его в машине внизу, вдвоем со скоростью, какую только можно было выжать из такси, они помчались на Беркли–сквер.

На улице у дома уже собралась толпа. Весть об убийстве каким–то образом просочилась наружу. Терри протолкался через толпу, и его сразу же впустили. В прихожей инспектора встретили двое полицейских в штатском, которые несли дежурство у дома. Их доклад оказался кратким: после семи часов никто в дом не входил и никто не выходил.

Терри зашел в кабинет и увидел убитого. Старика застрелили в упор; оружие лежало на полу в нескольких футах от стола. К нему еще никто не прикасался. Инспектор приказал принести щипчики для сахара и, очертив мелком контуры лежащего револьвера, осторожно перенес его на столик. Затем включил мощную настольную лампу. Это было тяжелое старомодное оружие, в барабане еще оставались четыре патрона. Но внимание Терри больше привлекло другое: на блестящей стальной пластине между рукояткой и барабаном отчетливо виднелись отпечатки пальцев.

При дальнейшем осмотре нашлись еще и отпечатки пальцев: на листе писчей бумаги, на краю полированного стола. Их хорошо было видно. Оставалось только удивляться их четкости.

Терри зашел в комнату девушки. Лесли была бледна, как смерть, но как обычно спокойна. Она коротко и ясно рассказала все, что знала.

— Теннеру сообщили?

Она кивнула.

— Да, он спустился и увидел… бедного мистера Декадона, а затем снова поднялся к себе. Сказал только, чтобы ничего не трогали. Хотя полиция, конечно, уже была здесь. Мистер Теннер не знал, что они дежурили у дома.

Инспектор послал за ними одного из слуг. На лице Эдди Теннера застыла маска горя.

— Это ужасно… У меня в голове не укладывается.

Терри провел его в библиотеку.

— Вам знакомо это оружие? — Инспектор показал на столик.

К великому его изумлению Теннер кивнул.

— Да, — спокойно ответил он, — это мой револьвер. Я уверен в этом. Я его уже давно потерял. Месяц назад на вокзале у меня украли саквояж, а в нем лежал этот револьвер. О пропаже я сразу же сообщил в полицию и дал им номер.

Терри помнил этот случай, поскольку кражи огнестрельного оружия проходили по его отделу.

— С тех пор вы его не видели?

— Нет, сэр.

— Мистер Теннер, на этом револьвере и столе оказались отпечатки пальцев. Скоро сюда прибудут дактилоскописты. Вы не будете возражать, если полиция снимет ваши отпечатки, чтобы их можно было сличить с теми, что на револьвере?

Эдди Теннер с улыбкой покачал головой.

— Конечно, нет, инспектор.

Вскоре прибыли дактилоскописты со своим таинственным ящиком. Терри отвел сержанта в сторону и объяснил, что ему нужно. Через несколько минут отпечатки пальцев Теннера уже красовались на специальном бланке, а сержант со своими людьми сличал их с другими. Почти сразу же выяснилось, что они идентичны тем, которые остались на листе бумаги. Сержант, не скрывая удивления, вполголоса сообщил инспектору:

— Такие же, как и у этого джентльмена.

— Вы не ошиблись? — Терри покосился на племянника убитого.

Сержант покачал головой, затем взял револьвер, посыпал порошком и снова сравнил отпечатки.

— Эти тоже.

Инспектор повернулся к Теннеру. Тот невозмутимо улыбался, явно понимая, о чем они ведут речь.

— В семь часов я был в этой комнате, но ни бумаги, ни стола, ни любого другого предмета не касался. Надеюсь, вы понимаете, мистер Уэстон, я мог бы легко объяснить происхождение всех этих отпечатков, кроме, разумеется, тех, что на револьвере, но я не мог их оставить, поскольку был в перчатках. Я собирался уходить, но после разговора с дядей передумал.

— О чем вы говорили?

Эд Теннер ответил не сразу.

— Речь шла о завещании. Дядя решил уведомить меня, что он намеревается составить завещание.

— Он сказал, как собирается распорядиться собственностью?

Теннер покачал головой.

— Нет, он просто поставил меня в известность.

Лесли, услышав их разговор, подошла. Оба джентльмена были чрезвычайно изумлены, узнав, что завещание было составлено и засвидетельствовано. Девушка его не видела и ничего о нем не знала, кроме того, что заверила подпись мистера Декадона и что старик оставил ей тысячу фунтов.

— Я сказала ему: то, что я засвидетельствовала завещание, лишает его силы, поскольку я выгодоприобретатель.

— Не знаете, куда он положил его?

— В верхний левый ящик стола, — сразу же ответила она.

Терри вернулся в библиотеку, подошел к столу, выдвинул ящик. Пусто! Он вернулся в кабинет.

— Вы не знаете, кому по завещанию ваш дядя оставил деньги?

— Я уже говорил вам, мистер Уэстон, — спокойно ответил Теннер. — Мне он ничего об этом не сказал.

— Вы отдаете себе отчет, мистер Теннер, насколько все это серьезно? Если ваш дядя до этого завещания не составлял, то вы, как его единственный родственник, являетесь и единственным наследником. Если же, с другой стороны, ваш дядя все–таки составил завещание — что он, несомненно, сделал, — вполне возможно, что наследства он вас лишил. Согласитесь, уничтожение завещания, а также убийство мистера Декадона являются обстоятельствами, отягчающими подозрения против вас.

Теннер кивнул.

— Означает ли это…

— Это просто означает, что я вынужден попросить вас отправиться с полицейским в Скотленд–Ярд и подождать, пока я не приеду. Это вовсе не означает, что вы арестованы.

Теннер мгновенье раздумывал.

— Могу я увидеться со своим адвокатом?

— В нашей стране это не принято. Вы можете иметь адвоката, если против вас выдвинут конкретное обвинение. Но пока ни о каком обвинении нет и речи. Согласитесь, обстоятельства вызывают подозрение. Вы признаете, что револьвер ваш, и сержант утверждает, что отпечатки на нем ваши. Поэтому, боюсь, иначе сейчас поступить не могу.

— Я вас понимаю, инспектор, — кивнул Теннер и в сопровождении полицейского вышел.

Джигс Аллерман был безмолвным свидетелем происходившего — Терри даже забыл о нем. Только сейчас он заметил американца, наблюдавшего, как фотографируют тело. Рядом стоял врач, дожидавшийся, когда можно будет приступить к осмотру.

— Что это, убийство из корыстных побуждений? Никак не могу понять.

Джигс покачал головой.

— Единственное, что меня смущает, это отпечатки пальцев на бумаге. Вы обратили внимание, насколько они отчетливы?

— Это и меня поразило, мистер Уэстон, — вмешался сержант–дактилоскопист. — Можно подумать, что кто–то специально их оставил.

— Именно это я и хочу сказать, — кивнул Джигс. — А оружие на полу — вам приходилось слышать об убийце, забывшем оружие? Да он скорее оставил бы свою визитную карточку!

Энергичный американец обратился к одному из сержантов из отдела Уэстона.

— Обыщите весь дом, а особенно меня интересует комната Теннера. Переройте там все. Ищите патроны, любые другие улики, которые могут указать на его связь с этим преступлением. И еще ищите завещание мистера Декадона. Проверьте камины, любые другие места, где его могли уничтожить.

Когда тело унесли, и страшные следы преступления убрали, Терри позвал Лесли. Она еще не пришла в себя от пережитого: лицо было бледным, губы подрагивали.

— Идите домой, моя милая. Я отправлю с вами полицейского — уже слишком поздно. А завтра утром приходите сюда в обычное время. Мне надо вас о многом спросить. Очень сожалею, но вам придется пережить это.

— Бедный мистер Декадон! — Голос Лесли дрожал.

— Не надо, не надо, — успокаивающе произнес инспектор и несмело положил руку на плечо девушки.

Она не возмутилась, и Терри пережил единственное за весь вечер счастливое мгновение.

— Сейчас вам надо обо всем позабыть, а завтра, когда успокоитесь, мы поговорим. Единственное, что мне хотелось бы знать сейчас — вы слышали, как Теннер разговаривал в библиотеке и в какое время?

Лесли помнила точно, и ее слова соответствовали тому, что рассказал Теннер.

— А чьи голоса слышали непосредственно перед выстрелами?

— Только мистера Декадона.

— Щелчки — это, по–видимому, звук запирающихся дверей в библиотеку и в коридор?

Девушка кивнула.

— Сначала в вашей двери? То есть в той, которая выходит в коридор? Затем в библиотеку? Значит, можно предположить, кто–то прошел по коридору, запер вначале вашу дверь, вошел в библиотеку и затем запер дверь между библиотекой и кабинетом?

Лесли снова кивнула.

— Думаю, да, — измученно произнесла она.

Терри взял девушку за руку.

— Хватит на сегодня. Идите домой, ложитесь спать, и пусть вам снится любой, кто по душе, желательно я.

Лесли попыталась улыбнуться, но улыбка получилась слабой.

— И к какому же выводу вы приходите, Джигс? — спросил Терри, когда она ушла.

— К тому же, что и вы, дружище. Убийца пришел из задней части дома…

— Возможно, Теннер.

Джигс кивнул.

— Вполне. Хотя мог и один из слуг. Давайте прогуляемся по дому.

Они прошли по коридору в дальний его конец. Здесь был лифт — слева. Справа вниз на кухню вела лестница. Под ней стоял огромный шкаф, забитый пальто, непромокаемыми плащами, зонтами и резиновой обувью. Лифтом полицейские поднялись на верхний этаж. Промежуточных остановок не было: для остальных этажей лифт не предназначался.

Они вышли на небольшую площадку, откуда вела дверь в жилище Теннера. Слева Терри увидел узкую застекленную дверь с надписью «Пожар». Он повернул ручку, и дверь легко открылась. Узкие чугунные ступени зигзагом уходили вниз в небольшой дворик. Инспектор вернулся на площадку, прикрыл за собой дверь и присоединился к Джигсу, который уже вошел в комнату Теннера. Сержант с помощником занимались обыском.

— Ничего интересного, сэр, если не считать вот этого. Ума не приложу, что бы это значило.

Сержант показал на стул, на котором стояла пара грязных рваных ботинок. Более безобразной обуви Терри видеть не приходилось.

— Нет, они валялись на полу. Это я поставил их на стул. Хотел внимательней осмотреть.

Они заглянули в спальню. Сержант сообщил, что ящики бюро были выдвинуты и, похоже, в спешке перерыты.

— Такое впечатление, что комнату уже обыскали, или сам Теннер что–то торопливо искал.

Терри снова взглянул на ботинки и поморщился.

— Пепла от бумаги в камине не нашли?

— Нет, сэр. Даже запаха сгоревшей бумаги не было.

— Послушайте, Терри, — неожиданно вмешался Джигс. — С какого времени вы выставили у дома охрану?

— Примерно с половины одиннадцатого.

— А позади дома была охрана?

— Да, один.

— Мимо одного проскочить легче, чем мимо двоих. Давайте спустимся по пожарной лестнице — глянем, можно ли забраться таким путем. Да, вы заметили — все окна в этой комнате открыты?

— Заметил, здесь довольно свежо. Не сказал бы, дружище, что идея с пожарной лестницей так уж плоха.

Они вышли к лифту, и Уэстон отправился за фонарем, который одолжил у одного из полицейских. Когда вернулся, дверь на пожарную лестницу была открыта, но Джигса не было. Терри посветил вниз и увидел американца на следующей площадке.

— Да, это получше, чем списки, — крикнул Джигс. — Смотрите!

Инспектор спустился к тому месту, где стоял американец. В руках тот держал галошу. При свете фонарика они быстро осмотрели находку. Галоша была старой и, как оказалось впоследствии, принадлежала несчастному мистеру Декадону.

— Что она здесь забыла? — спросил Джигс.

Они спустились еще на два пролета, но ничего больше не нашли. Внизу лестница резко поворачивала во двор. Джигс пошел впереди, Терри с фонарем сзади, освещая ему путь.

— Здесь в стене дверь. Куда она ведет — в конюшню? У вас…

Джигс резко остановился.

— Господи! — тихо воскликнул он. — Смотрите!

У их ног лежал мужчина в нищенской одежде. Брюки — сплошные лохмотья, на одной ноге галоша, на другой — тапочек. Чуть в стороне валялась шляпа. В луче фонарика Терри увидел затылок мужчины и темную лужу, в которой покоилась голова.

— Второй наш мертвец, — тихо проговорил инспектор. — Кто это?

Джигс склонился над телом и протянул руку за фонариком.

— Если не бродяга, то вид у него именно такой. Стреляли с близкого расстояния, в затылок. Пистолет малого калибра… смерть наступила с полчаса назад.

Терри нашел дверь, которая вела на кухню, и послал одного из перепуганных слуг за хирургом, который писал медицинское заключение за столом Лесли. Затем вернулся и вместе с Джигсом принялся тщательно осматривать убитого.

На несчастном были тапочки из мягкой кожи; поверх одной натянута галоша. В левом кармане лежала маленькая стальная коробочка, с виду похожая на детскую копилку. Она была покрыта черным лаком и закрыта на замочек. Терри попытался ее открыть, но безуспешно. Пока он возился с коробочкой, Джигс продолжил обыск. Вскоре в его руках звякнули монеты. Американец выпрямился.

— Для бродяги недурно, — усмехнулся он, протягивая на ладони с дюжину английских соверенов. — В кармане жилета, замотанные в бумажку. Интересно, кто же их собирал. Для англичан не характерно.

Они оставили тело на попечение хирурга и патрульной машиной вернулись в Скотленд–Ярд. Теннер ждал их в кабинете Уэстона. Он курил и читал «Таймс». При их появлении отложил газету.

— Нашли завещание?

— Нет, зато нашли кое–что другое, — ответил Терри. — Когда последний раз вы были в своей спальне?

Теннер удивленно поднял брови.

— Вы имеете в виду в доме на Беркли–сквер? Не был с утра.

— Вы уверены? — Терри пристально взглянул на него.

— Совершенно уверен.

— Может, заходили что–нибудь взять в столе?

— В столе? А, вы имеете в виду бюро. Нет.

— Было в нем что–нибудь ценного?

Эдди Теннер потер подбородок.

— Да, двенадцать золотых монет. С некоторых пор мне доставляет удовольствие собирать английские соверены. А что касается того, не заходил ли я в спальню — вспомнил. После обеда я хотел зайти, но дверь оказалась заперта. Я еще подумал, что это сделала экономка, но беспокоить женщину не стал. У мистера Декадона одно время был слуга, которого поймали на воровстве. Меня тогда здесь не было, но эту историю я слышал. В доме с тех пор прямо–таки эпидемия предосторожности. Они пропали?

— Они у меня, — сказал Терри, — но вернуть пока не могу.

Он достал из кармана маленькую стальную коробочку, подошел к своему столу и вынул из ящика связку ключей. Вскоре один подобрал, и коробочка открылась. Одна сторона отпала; с внутренней стороны к ней крепилась льняная подушечка. Сняв крышку, Терри с изумлением увидел содержимое.

— Печати!

Джигс заглянул ему через плечо, протянул руку за одной из трех печатей и с не меньшим изумлением присвистнул.

— Черт бы меня побрал!

Это были резиновые оттиски отпечатков пальцев, и их поверхность еще не высохла.

— Вот откуда взялись отпечатки, — медленно произнес Терри. — Человек, который убил Декадона, тщательно к этому подготовился.

Он посмотрел на Эдди Теннера.

— У вас, похоже, опасные враги, мистер Теннер.

Эдди улыбнулся.

— Один, — тихо произнес он, — но у него целая куча приятелей.

Он поймал вопросительный взгляд Джигса Аллермана и снова улыбнулся.

Глава 5

В три часа ночи состоялось совещание, на котором присутствовало все руководство Скотленд–Ярда. На него пригласили капитана Аллермана, поскольку он принимал активное участие в следствии.

Сержант, занимавшийся отпечатками пальцев, сделал краткое сообщение.

— Личность бродяги установлена. Его имя — Уильям Боард; известен также под именем Уильям Крейн, он же Уолтер Корк. Имеет семь судимостей за бродяжничество и пять за мелкие хищения.

— Значит, все–таки бродяга? — спросил Терри.

— Да, последнее время жил в ночлежке, но две ночи, что предшествовали убийству, там не появлялся. Он почти ни с кем не общался. Больше ничего узнать не удалось.

Джигс решительно покачал головой.

— Этот не убивал. Мне ни разу не приходилось слышать о бродяге, у которого хватило бы духу на такое. Вот помочь замести следы, выполнить мелкие поручения мог. Но как он попал в дом?

Свою версию высказал и главный констебль[23]:

— Человек, который убил мистера Декадона, убил и Боарда. Бродягу использовали как инструмент и избавились от него, поскольку он мог стать опасным свидетелем. Как показала экспертиза, Боарда убили с близкого расстояния из пневматического пистолета. Теннера освободили?

Терри кивнул.

— После того, как нашли печати, у нас не было оснований держать его дальше. Единственная логичная версия — Боард забрался в дом раньше, до прихода полиции, и спрятался в спальне Теннера. Он надел его тапочки и галоши, которые, очевидно, нашел в спальне. Одного не могу понять — зачем он пошел на такой риск?

— А если предположить, что Теннер сам привел его туда? — спросил Джигс.

Все повернулись к американцу.

— Чего это ради? — недоуменно спросил один из инспекторов. — Подставить себя?

— Звучит нелогично, да? — со странной кротостью согласился Джигс. — Наверное, в столь поздний час я подустал и слегка поглупел. Но одно, джентльмены, несомненно: первый выстрел уже прозвучал. Завтра утром в газетах появятся сообщения о требовании пятидесяти тысяч; старый Декадон — это ужасный пример, с которого запустится машина. Меня сейчас больше всего волнует, запустятся ли обе машины. Думаю, да.

Главный констебль рассмеялся.

— Вы говорите загадками, Джигс.

Терри вернулся к себе и в тиши кабинета попытался разрешить загадку, которую поставил перед ним предыдущий день. Задача оказалась не из легких. И чем больше он размышлял, тем сильнее становилось ощущение, что мрачным пророчествам Джигса суждено сбыться.

Он сидел, подперев голову руками, как вдруг зазвонил телефон. Терри рывком поднял голову.

— Какая–то женщина на проводе, сэр. Хочет поговорить с вами. Звонит, по–моему, из телефонной будки.

— Кто такая?

— Она не назвалась. Соединить?

Терри услышал щелчок, а затем встревоженный голос:

— Это мистер Терри, детектив из Скотленд–Ярда?

— Да, Терри Уэстон.

— Простите, сэр, что беспокою. Мисс Рейнджер скоро вернется? Я уже стала волноваться.

— Мисс Рейнджер? — Терри встал. — Что вы хотите сказать? Она давно уже должна быть дома.

— Она пришла, сэр, но ее снова вызвал джентльмен из Скотленд–Ярда, американец. Сказал ей, что вы хотите ее видеть.

У Терри перехватило дыхание.

— Когда это случилось?

— Часов в десять, но точно не помню. Она только пришла, сэр, и села за ужин, который я приготовила…

— Сколько времени она пробыла дома?

— С четверть часа, сэр.

— Где вы живете?

Женщина сказала. Это была небольшая улочка в Блумсбери[24].

— Через пять минут буду у вас. Ждите.

Терри вызвал машину и, прыгая через несколько ступенек, бросился вниз. Не прошло и пяти минут, как он уже был в уютной гостиной хозяйки дома, в котором снимала квартиру Лесли. Женщина торопливо и взволнованно стала рассказывать:

— В дверь постучали. Я открыла. На пороге стоял какой–то мужчина, а у бордюра машина, и еще один мужчина за рулем. Первый сказал, что он из Скотленд–Ярда; говорил с сильным американским акцентом. Сказал, что мистер Терри Уэстон просит юную леди немедленно приехать в Скотленд–Ярд.

— Не могли бы описать его?

— Нет, наверно, — ответила женщина. — Было очень темно, я особо не присматривалась. Молодая леди ушла почти сразу же. Меня особеннопоразило, что, когда она вышла, мужчины приподняли шляпы. Приятно видеть учтивых полицейских.

— Куда они направились?

— В сторону Блумсбери–сквер.

Когда Уэстон отъезжал, женщина все еще стояла в дверях. К изумлению Терри, она вдруг добавила:

— У машины был номер XVX–7000.

— Вы запомнили номер?

— Это моя слабость, — призналась хозяйка, — складывать цифры номерных знаков машин. У меня такая примета: если в сумме получится четыре или попадутся две четверки подряд, будет счастливый день. Я играю на скачках, — добавила женщина, но инспектор уже не слушал.

Из будки, откуда она звонила, Терри связался со Скотленд–Ярдом и сообщил номер машины.

— Срочно выясните, чья она, и подготовьте машину с нарядом полиции.

В Скотленд–Ярде инспектора уже ждал доклад. Машина принадлежала конторе по прокату автомобилей «Блумсбери и Холборн», но кому ее выдали, установить пока не удалось. Вскоре и это выяснилось, правда, нетрадиционным путем. Поступило сообщение, что машину с этим номером, взятую напрокат неким доктором, угнали от его дома.

— Оповестите все участки, чтобы ее нашли, и всех, кто в ней будет, арестовали!

Мгновенно начались поиски, каких еще не знала история патрульной службы. По тревоге поднимался наряд за нарядом; машины мчались по всем районам города.

Утром, когда уже забрезжил рассвет, на объездной дороге у Колнбрука патрульный заметил у обочины брошенную машину. Он остановился и, увидев номер, сразу же понял, что этот автомобиль ищет вся столичная полиция. Он положил велосипед и бросился к машине. Шторы были задернуты. Полицейский рванул дверцу. На заднем сиденье лежала девушка. Она крепко спала. Это была мисс Рейнджер.

…Лесли и в голову не могло прийти ничего дурного, пока машина не набрала скорость и один из «детективов» не стал задергивать шторы.

— Зачем вы это делаете? — запротестовала она.

— Сидите тихо, мисс, и не болтайте лишнего. Будете сидеть тихо и держать язык за зубами, с вами ничего не случится. Понятно?

Лесли обомлела. Она поняла, что попала в руки бандитов.

— Куда вы меня везете?

Оба промолчали. Ни один из них за всю последующую дорогу не проронил ни слова. Так ехали почти час. Затем машина резко свернула, пошла ухабистая дорога. Они свернули еще раз, и машина остановилась. Один из мужчин снял с себя шарф и завязал Лесли глаза. Она безропотно подчинилась. Ей помогли выбраться из машины и по мощеной дорожке провели к какому–то дому.

Прихожая, видимо, была узкой, поскольку мужчинам пришлось идти сзади; один из них вел ее за локти. Лесли резко повернули налево, и она догадалась, что попала в комнату. В воздухе висел густой табачный дым. Когда девушка вошла, разговоры смолкли.

— Посадите ее сюда, — шепотом сказал кто–то и, когда она послушалась, добавил. — А теперь, мисс, вы поведаете нам, что случилось в доме старого Декадона. Расскажете все, как было, и ответите на все наши вопросы — с вами ничего не случится.

Мужчина говорил хриплым резким шепотом. Он явно старался, чтобы его по голосу не узнали.

Лесли от страха потеряла голову; она и не помышляла отказаться говорить или пробовать что–то утаить. Не задумываясь, она рассказала все, что знала и ответила на все вопросы.

Бандитов, казалось, больше всего интересовал Эдди Теннер. Где он был, неужели полиция нашла именно его отпечатки, арестовали ли его. Когда Лесли рассказала о револьвере на полу, кто–то рассмеялся. Допрашивавший сердито одернул его, и после никто другой голоса больше не подавал.

Допрос длился долго. Ей принесли кофе, который она с искренней признательностью выпила. Затем голос произнес:

— Хорошо детка. Можешь сообщить обо всем этом в полицию — не вижу причин, почему бы тебе так не поступить. Но не вздумай добавить что–нибудь от себя, тем более попытаться вычислить меня по голосу.

Лесли отвели обратно и помогли сесть в машину. Это все, что она помнила, разве что едва слышала, как следом тронулся другой автомобиль. Девушка уснула и проспала до тех пор, пока полицейский не разбудил ее.

Глава 6

В Скотленд–Ярде утренняя пресса вызвала не только мрачную озабоченность, но и настоящий переполох. Газеты по–своему толковали два убийства:

«Начало новой эры беззакония?» — прямо вопрошала «Мегафон».

«Начало эры рэкета», — вторила ей «Таймс».

Флит–стрит[25], бывшую ближе других к миру печатных станков, поразило то, что уведомление напечатано типографским способом. Голубые буквы послания свидетельствовали о том, что действует мощная организация, настроенная серьезно.

И все же Скотленд–Ярд надеялся, что больше подобных предупреждений не получит ни один богатый или известный человек. По всей Англии газеты метали громы и молнии, и их передовицы переполняла такая решимость победить новое зло, что поразился даже Джигс Аллерман.

Этой же ночью помощник комиссара связался по телефону с Чикаго и получил разрешение на время ввести капитана Аллермана в штат Скотленд–Ярда. Джигс, уже в новой роли, все утро провел в доме на Беркли–сквер. Вернувшись в Скотленд–Ярд, он застал Терри за газетами.

— Удалось что–нибудь выяснить?

— Да, — кивнул Джигс. — Старик оборудовал для Теннера маленькую кухоньку. Там есть газовый камин…

Он достал из кармана конверт, осторожно открыл его и вытащил кусок тонкой проволочки дюймов шести длиной.

— Это было намотано на одну из горелок, а на верхней площадке пожарной лестницы забит крюк — и забит совсем недавно.

— И что из этого следует?

Джигс потер подбородок.

— Ну, многое. Куда прошлой ночью дул ветер?

Терри неохотно взял со стола газету, полистал страницы и остановился на той, где сообщалось о погоде.

— Умеренный северо–западный, — прочел он.

— Отлично! Больше всего мне не давало покоя, куда подевался пневматический пистолет. Ведь от него нужно было избавиться поживее. Вот тут–то ветер и помог.

— Вы говорите загадками, Джигс. — Терри хмуро смотрел на приятеля.

— Знаю, — согласился американец, — это моя профессия.

Он перегнулся через стол и, глядя в глаза Уэстону, заговорил:

— Это был необычный способ. И я точно знаю, почему через несколько минут после убийства, я говорю об убийстве бродяги, служанка в соседнем доме услышала, как кто–то разбил окно ее спальни.

Аллерман взял карандаш, лист бумаги и набросал примерный план.

— Вот двор. С одной стороны — задняя часть соседнего дома. Сюда выходит окно комнаты этой служанки, оно на четвертом этаже. Она только стала засыпать, как кто–то снаружи разбил стекло. Хотя правильнее сказать не «кто–то», а «что–то». Четвертый этаж этого дома выше футов на пятнадцать, чем верхний этаж дома Декадона. И когда я услышал о разбитом окне и нашел на горелке проволоку, я велел вашим людям обзвонить всех, кто делает воздушные шары. Необходимо выяснить кто, а главное, кому в последнее время продал шар, который, если его наполнить светительным газом, сможет поднять в воздух пару фунтов.

Терри широко открыл глаза.

— О подобном, кажется, уже раз слышал.

— Сейчас услышали об этом уже второй раз. Шар наполнили на кухоньке: натянули на горелку. Незадолго до убийства завязали, вынесли на пожарную лестницу и веревкой или проволочкой укрепили на крюке. Обратите внимание, крюк забит вверх ногами, то есть концом вниз. Убив Боарда, преступник прикрепил оружие к шару и отвязал его. Ветер, видимо, дул свежий, и шар не успел подняться высоко. Поэтому его отнесло к окну служанки. Все очень просто, Уэстон, — усмехнулся американец.

Терри несколько минут раздумывал. Затем с сомнением произнес:

— Но если ваша версия верна, после убийства Боарда убийца должен был подняться по пожарной лестнице.

Джигс весело покивал головой.

— Верно, детка.

— Вы по–прежнему предполагаете, что убийца Теннер?

Капитан Аллерман улыбнулся.

— Не предполагаю — знаю. Убил он.

— И сознательно оставил против себя улики?

— Он на свободе, так ведь? И вне подозрений. Дело большому жюри вы же не передали, или я ошибаюсь? Эти штуки с отпечатками его пальцев дали ему вольную. Вы не смогли предъявить ему обвинение! И у вас не было другого выхода, как снять с него всякие подозрения. Он на свободе — и вот вам весь ответ.

Я уже говорил вам: это величайший психолог, каких мне только приходилось видеть. Вот если бы вы не нашли отпечатков или оружия — на кого бы в первую очередь пало подозрение? На него, на Эда! Даже младенцу ясно, что смерть старика ему очень выгодна. Очень ловкий, тонко рассчитанный ход… Как далеко отсюда море?

— Миль пятьдесят.

Джигс присвистнул.

— У Эда промашек не бывает. Шар больше двух часов не продержался, а, значит, оружия вам не видать. Разве что договоритесь с царем морским.

Терри помолчал, затем сообщил:

— Никто к нам больше с этим не обращался.

— Подождите, — едко усмехнулся американец. — Дайте им время. — Он взглянул на часы. — Не сходить ли в «Сесилию»? У меня такое чувство, что узнаю там кучу интересного.

Бар в «Сесилии» служил местом встречи большинства американцев, прибывших в Лондон. К тому времени, когда Джигс попал туда, великолепный египетский зал был полон. Он с трудом нашел свободный столик и стал терпеливо ждать. Около полудня в зал неторопливо вошел Керки Смит — с поднятым костлявым подбородком и застывшей на губах улыбкой. Он огляделся, Аллермана вроде бы не заметил и пошел дальше. Джигс не спеша допил коктейль, подозвал официанта и полез в карман. Он вовсе не собирался уходить, но остановить Хозяина можно было только таким жестом.

— Привет, Джигс! — Изображая радостное удивление, Керки Смит шел к его столику, протягивая вперед руки, украшенные кольцами. Он взял кисть Аллермана обеими руками и с чувством потряс ее.

— Не торопитесь? Так хочется поговорить с близким человеком.

Он глянул по сторонам, нашел свободный стул и придвинул к столику.

— Надо же случиться такому несчастью со стариком! Бьюсь об заклад, Эд просто убит горем.

— Где это ты нахватался таких умных словечек, Керки — «убит горем»?

— Видел в какой–то книжке, — беззастенчиво соврал Керки. — Сам поражаюсь, сколько можно узнать, если держать глаза открытыми! Деньги все ему оставил? Ну, Эду они пригодятся — чтобы провернуть одно дельце.

— Прежде чем он получит хотя бы цент, пройдут месяцы.

Тонкие брови Керки Смита приподнялись.

— Разве? По–моему, под завещание можно и занять. Эд сегодня утром наведывался к ростовщику.

Джигс принял самый безразличный вид.

— Что у него за рэкет был в Чикаго?

Керки медленно покачал головой. По его лицу промелькнула тень неодобрения — ему не понравилось, что его принимают за хлипкого болтуна.

— Я мало знаю этого парня. И что это все за разговоры о рэкете? Болтают, в газетах пишут, а я ни одного из этих ребят не видел.

Керки произнес эти слова совершенно искренне. Другого, собственно, Джигс и не ожидал.

— Похоже, и здесь начинается что–то вроде рэкета, — продолжил Смит. — Эда еще никто не пощекотал? Он ведь теперь богатенький.

— Так чем он занимался в Чикаго? — настойчиво повторил Джигс, на ответ не рассчитывая. В преступном мире даже о злейших врагах распространяться особо не любят.

— По–моему, просто шалопай. Частенько видел его в Арлингтоне, а жил он в Блэстоне. Что еще о нем сказать?

Джигс вдруг наклонился через столик и понизил голос.

— Керки, а помнишь, как пристрелили Большого Полини? Подстерегли, когда однажды утром он выходил из церкви. Он ведь был твоим дружком?

Глаза Керки потемнели, но он по–прежнему улыбался.

— Я знал его, — только и сказал он.

— Один из твоих, так ведь? Кто его пришил?

Керки улыбнулся, не скрывая иронии.

— Знал бы, все рассказал полиции. Джо Полини был отличным парнем. Жаль, что его убили.

— Эд имел к этому отношение?

Смит поморщился.

— К чему эти дурацкие расспросы, Джигс? Я ведь уже сказал — ничего о нем не знаю. По–моему, неплохой парень; ничего против него не имею. Особенно сейчас, когда у парня траур.

Керки смотрел блестящими глазами, в которых сквозила явная насмешка.

— На этой неделе собираюсь в Париж, — продолжал он. — Если здесь начнется заваруха, лучше держаться от нее подальше. Лондон — не то место, где можно развернуться. А вы сейчас в Скотленд–Ярде?

— Откуда ты знаешь?

Керки пожал плечами.

— Да, говорят, — Он как бы невзначай положил руку на плечо собеседнику. — Такие, как вы, Джигс, мне по душе. Вы отличный парень. На вашем месте я бы здесь не остался — нет, сэр! Можете, конечно, остаться, только как бы пожалеть не пришлось. У одного моего приятеля есть работка для сыщика, и хорошему парню он выложил бы тысячу долларов. А всего–то и дел — просто сидеть и помалкивать, если что–то случится. Вы бы подошли моему приятелю.

— Твоему дружку нужен развод или боится виселицы? — резко спросил капитан Аллерман.

Керки встал, ногой оттолкнув стул.

— Вы меня утомляете, Джигс. Среди ваших приятелей есть и неплохие парни, а вот вы головой не думаете.

— Напротив, Керки, головой я соображаю лучше, чем карманом. Передай своим дружкам, что меня не купишь. Если попробуют убрать меня по–другому, пусть знают: при мне всегда пара револьверов. И потом не обижайтесь, что я не предупреждал.

Керки Смит покачал головой и вздохнул.

— Ну совсем как в детском кино про бандитов!

Он подозвал официанта, расплатился, подарил Аллерману ослепительную улыбку и, помахав рукой, небрежной походкой направился к выходу.

Следом ушел и Джигс. Каким–то шестым чувством он вдруг ощутил нависшую над ним опасность. В вестибюле сидел маленький смуглый мужчина в безупречном костюме. Взгляд его застыл на стене напротив. На мизинце левой руки блестело золотое кольцо с бриллиантом. Джигс краем глаза следил за ним и идти старался так, чтобы ни на мгновенье не оказаться к нему спиной. Мужчина как будто не обращал на него никакого внимания. Головы, во всяком случае, не повернул.

У выхода стоял еще один коротышка — с отливающим синевой чисто выбритым лицом и темными глазами. Джигс для него словно и не существовал. Капитан не спускал с него глаз, пока их не стало разделять с полдюжины человек.

В такси Джигс уже не сомневался, что еще до конца недели городу предстоит пережить ужасные события. «Интересно, — подумал он, — представляет ли кто–нибудь из англичан или хотя бы полицейских чиновников, что их ожидает?» В отеле, где он проживал, его тягостные размышления подтвердились. Он разговаривал со многими своими знакомыми, у всех на языке было одно — убийство старого Декадона. Но никакой угрозы в случившемся для своей собственной безопасности никто из них, похоже, не замечал.

От ленча его оторвал звонок Терри.

— Я сейчас подъеду, — голос инспектора звучал озабоченно. — События получили развитие. К вам сможем подняться?

— Разумеется.

В номере американца Терри проверил, плотно ли закрыта дверь.

— Вот еще одно.

Инспектор достал из кармана кожаный бумажник и извлек из него сложенный листок. Он был похож на тот, который получил старый Декадон. Однако краска была зеленой, иным был и текст.

«Дорогой друг!

Мы хотим обеспечить вам спокойную жизнь и безопасность. Мы — это группа людей, которая предлагает вам защиту от ваших недоброжелателей и даже друзей. Доверившись нам, вы уже не будете бояться грабителей и убийц.

Наши услуги обойдутся вам в тысячу фунтов, которые вы должны выплатить в течение трех дней. Если согласны с нашими условиями, поставьте в восемь часов вечера зажженную свечу на окне вашей столовой. После этого вам по телефону сообщат, как передать нам эти деньги.

Если откажетесь от наших услуг или сообщите в полицию, вас убьют. В таком случае вас ничто не спасет.

Корпорация безопасности и благополучия»

— Краска зеленая. Ну что ж, заработали обе машины, зеленая и голубая. Кому это пришло?

— Очень богатому молодому человеку по имени Селемен. Живет на Брук–стрит. Получил это сегодня утром с первой почтой. Чтобы кто–то еще получил, пока не знаем. Селемен сразу отправил письмо к нам. Выставили у его дома охрану.

— В Скотленд–Ярд не приходил?

— Нет, обошлись без этого. Он сначала позвонил, а затем с посыльным передал письмо.

Джигс поморщился.

— Они все равно об этом узнают. Что вы сказали ему делать?

— Выставить в окне свечу. Попробуем взять человека, который придет за конвертом.

От такого плана капитана Аллермана покоробило.

— Говорю же вам — они узнают, что он обратился в полицию. Или уже знают. Вы его погубите. Что он за человек?

Терри состроил гримаску.

— Не из самых уважаемых граждан. Куча денег и странные вкусы. Холостяк, вхож в самое фешенебельное общество — что вовсе не означает самое лучшее. У меня сложилось впечатление, что он вращается среди испорченной публики.

— Ему очень повезет, если он не станет вращаться среди мертвой публики, — мрачно подытожил американец.

Глава 7

На службу в это утро Лесли пришла поздно и в подавленном настроении. Ее угнетала мысль о трагедии старого Илайджи Декадона и мучили пережитые кошмары предыдущей ночи. Неопределенным представлялось и будущее. Лесли, возможно, теряла работу, к которой успела привыкнуть и которая давала ей вполне обеспеченную жизнь. На мгновение у нее промелькнула мысль о Терри — не поможет ли он ей найти другое место. Но она тут же отогнала ее.

В доме Лесли по–прежнему застала полицию. Два человека методично обыскивали кабинет, перерывали содержимое стола. Девушку ждала работа: разобрать и рассортировать бумаги. Два часа она провела с сержантом, который руководил обыском; поясняла ему содержание тех или иных бумаг, показывала наиболее важные.

Дэйнс принес ей чаю. Утро у него выдалось беспокойным, полицейские не отпускали его ни на минуту. К тому же слугу мучили сомнения.

— Я об этом завещании, мисс, что мы подписали. Полиция все заставляет меня сказать, что в нем было.

— Ну ведь вы же не знаете, Дэйнс, — улыбнулась девушка, — Что же вы можете им сказать?

— И то правда. А только я все раздумываю, не могу понять. Забавная штука, мисс. Помните, мистер Декадон, когда спрятал завещание, ящик запер. Он снова послал за нами, когда вы ушли. Сказал, что ваша подпись не по закону. Ну, я взял повара, мы вместе пришли и расписались — внизу, под его подписью. А потом мистер Декадон снова запер ящик и положил ключ в карман. А когда полиция пришла с обыском, ящик был открыт. Это для меня загадка, мисс.

— Не такая уж большая и загадка, Дэйнс, — снова улыбнулась Лесли. — Бедный мистер Декадон вполне мог переложить его в другое место.

— Так я и сказал мистеру Теннеру, мисс. Он меня тоже долго расспрашивал. Только что звонил, здесь ли вы, и…

Открылась дверь, и на пороге появился Эдди Теннер. Он приветливо улыбнулся девушке и подождал, пока не уйдет лакей.

— Мне сказали, что у вас ночью были большие неприятности. Я вам очень сочувствую. Не сочтите меня назойливым — что же все–таки случилось?

Лесли рассказала свою историю, которая теперь, при свете дня, показалась ей менее волнующей.

— Вы живы, и слава Богу, — вежливо сказал Теннер.

Девушке показалось, что особого сочувствия в его голосе не было.

— По поводу завещания, мисс Рейнджер — того, что вы подписали. Как я понимаю, кому оставлены деньги, вы не знаете?

— Наверно, вам. — В голосе девушки не было уверенности.

Теннер на мгновенье поджал губы.

— Сомневаюсь. Сказать по правде, дядя не любил меня, да и я его тоже… Видели капитана Аллермана?

— Имя как будто знакомое. Нет. А кто это?

— Это детектив из Америки, из Чикаго. Блестящий ум, но иногда ему в голову взбредают самые невероятные идеи. Сейчас, например, он вбил себе в голову, что мистера Декадона убил я.

Теннер приоткрыл дверь, ведущую в библиотеку, убедился, что полиция занимается своим делом, и снова прикрыл ее.

— Ищут профессионально. Завещание, интересно, найдут? Я уверен, что это было завещание. Или это мог быть другой документ? — неожиданно спросил он.

Лесли недоуменно пожала плечами. Теннер подошел к двери, остановился и прислушался.

— Кстати, я хотел попросить вас остаться здесь работать. Книги дяди нужно разнести по каталогам. Работа эта займет месяцев шесть, а затем что–нибудь подыщем для вас.

Он долго смотрел на девушку, не произнося ни слова, затем медленно сказал:

— Если вдруг вы найдете этот пропавший документ, очень меня обяжете, если, не читая, передадите мне, а не полиции. Сделаете так, я дам вам пятьдесят тысяч фунтов. — Он улыбнулся. — Хорошие деньги, согласитесь. И заработаны будут совершенно честным путем.

У Лесли беспокойно забилось сердце.

— Но, мистер Теннер… — она запнулась.

— Я говорю совершенно серьезно. И хочу попросить не говорить об этом Терри Уэстону. Вы ведь сейчас служите у меня, — не обижайтесь, что напоминаю вам об этом, — поэтому я рассчитываю на вашу лояльность.

Он вышел и тихо закрыл за собой дверь. Лесли долго сидела, ничего не видя перед собой. Она пыталась осмыслить то, что ей сказали. Странно, но сейчас ее занимала не сумма обещанного вознаграждения. Внезапно ее озарила новая мысль. Она резко позвонила, и тотчас пришел Дэйнс.

— Слушаю, мисс.

— В какое время вы вчера отправляли письма?

Он на мгновенье задумался.

— Около половины восьмого, мисс. Мистер Декадон вызвал меня и отдал все письма.

— Сколько их было?

— Точно сказать не могу, штук шесть, кажется.

Лесли быстро перебрала в уме корреспонденцию, которая прошла через ее руки. Дэйнс вдруг добавил:

— Один конверт был длинным, остальные обычные…

— Один длинный? — быстро переспросила девушка. — Адрес от руки или напечатан?

— От руки, мисс. Адрес был написан рукой мистера Декадона. Чернила еще не высохли, и я пальцем немного размазал его.

— Адрес не помните?

Лакей поднес руку ко лбу и стал напряженно вспоминать.

— Значит, так, мисс. Сверху было написано: «Лично мистеру Джеррингтону. В собственные руки». Да, так, мисс. Вот адрес не помню, — огорченно добавил он.

Но адрес и не был нужен. Загадка исчезнувшего завещания почти разъяснилась.

— Если мистер Теннер дома, попросите его зайти ко мне.

Не прошло и минуты, как Эд Теннер был уже в кабинете.

— Ну? Что–то связанное с завещанием?

Впервые за все время, что Лесли знала Теннера, в нем появилось нечто похожее на душевное волнение.

— Да. По–моему, я знаю, куда оно подевалось. Мистер Декадон, видимо, отослал его по почте.

— По почте?

— Да, письма отправлял Дэйнс в половине восьмого. Он говорит, что видел длинный конверт, подписанный собственноручно мистером Декадоном. Оно было адресовано мистеру Джеррингтону, контора «Джеррингтон, Сандерс и Грейвз», адвокату мистера Декадона.

— Вот как?

Теннер немного помолчал, потирая пальцем подбородок и глядя в пол.

— Мистер Джеррингтон, говорите… Конечно, я его знаю. Спасибо, мисс Рейнджер.

Чуть позже Лесли решила, что, несмотря на его предупреждение, сообщить в полицию все–таки следует. Она набрала номер, но Терри Уэстона на месте не оказалось.

…Мистера Джеррингтона, главу известной адвокатской конторы, его помощники считали напрочь лишенным человеческих слабостей. Однако болезням он был подвержен как любой простой смертный и умудрился отрастить аппендикс. За неделю до трагических событий его отправили в госпиталь, где самый дорогой хирург Лондона избавил Джорджа Джеррингтона от этой причиняющей беспокойство и совершенно ненужной штуки. И вскоре мистер Джеррингтон уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы заняться неотложными делами. Он позвонил в контору, чтобы ему прислали самые срочные письма.

— Отнесите–ка лучше их сами, — приказал его партнер старшему клерку. — Кто это был у вас в кабинете полчаса назад?

— Племянник мистера Декадона, сэр. Мистер Эдвин Теннер.

— Ах вот кто. Счастливый молодой человек! Как я понимаю, мистер Декадон не оставил завещания?

— Думаю, нет, сэр.

— Что же нужно было мистеру Теннеру?

— По–моему, что–то связанное с имуществом. Он хотел встретиться с мистером Джеррингтоном. И очень огорчился, узнав о его болезни. Сказал, что послал ему срочное личное письмо. Я пообещал, что патрон уже сегодня прочтет его, поскольку как раз сейчас он решил заняться личной почтой.

Госпиталь находился в Патни[26]. Клерк, звали которого Сметвик Гаулд, автобусом доехал до Патни–хил и дальше пошел пешком. Было около шести часов вечера. С юго–запада наползали низкие тяжелые облака, и в воздухе запахло дождем. Автомобили, проезжавшие мимо, двигались с зажженными фарами. Гаулд только свернул к домам, как рядом затормозила машина. Из нее выскочил какой–то мужчина.

— Вы из конторы Джеррингтона?

Сметвик Гаулд затем рассказывал, что мужчина говорил с легким иностранным акцентом. На нем был огромный непромокаемый плащ, воротник поднят выше кончика носа.

— Да, я из конторы Джеррингтона.

— Тогда эту сумку я у вас забираю.

И клерк с ужасом увидел в руке мужчины пистолет. Потом он утверждал, что яростно сопротивлялся, но на самом деле отдал сумку без всяких возражений. Мужчина забрал сумку, вскочил в машину, и она рванула с места. Не потеряв присутствия духа, мистер Сметвик Гаулд отметил про себя, что не запомнил номер машины. Он отметил это, когда различить его стало невозможно. Однако это оказалось и не нужным. Вскоре машину нашли брошенной на Барнс–коммон. Оказалось, что ее угнали с Гросвенор–сквер.

Сообщение об ограблении пришло прямо в Скотленд–Ярд, но к Терри не попало. Он находился у Селемена, чтобы лично пронаблюдать, как готовится вечерняя операция, и проинструктировать этого молодого человека, как вести себя. Здесь по телефону его и нашла Лесли, чтобы рассказать об отыскавшихся следах завещания.

— Я чувствую себя ужасно виноватой, что не позвонила вам раньше.

— Черт возьми! Вот новость! Прямо сейчас звоню в контору Джеррингтона.

Но господа Джеррингтоны отличаются великой пунктуальностью и свои конторы закрывают точно в пять. Поэтому сообщение об ограблении дошло до Терри уже поздним вечером, когда он позвонил в Скотленд–Ярд. Узнав, что жертвой стал старший клерк мистера Джеррингтона, он про себя выругался.

— Быстро и поподробней, как это случилось.

— Сообщили сюда, сэр, — доложил дежурный полицейский. — Мистер Джеррингтон лежит в госпитале, прооперированный по поводу аппендицита. Его личную корреспонденцию не вскрывали, ждали, когда он поправится. Сегодня утром мистер Джеррингтон позвонил в контору и попросил, чтобы принесли личную почту. Ее понес клерк по имени Сметвик Гаулд. Письма он нес в сумке…

— И по дороге его остановили и ограбили, — перебил Терри. — Быстро сработали! Хорошо. К моему возвращению подготовьте отчет. И вот еще что. Передайте этому парню Сметвику, что я хочу поговорить с ним.

Терри повесил трубку и в раздумье заходил по комнате. Инспектор находился в великолепной гостиной Селемена. Черный потолок, лиловые портьеры, светлый ковер; вдоль стен стояли большие диваны. Даже телефон был специальной конструкции — под стать обстановке. Терри не нравился дом, не нравился его маленький с бледным лицом хозяин. Раздражал слабый запах благовоний, витавший в гостиной.

Телефон зазвонил снова. Селемен поднял трубку. Терри стоял рядом и внимательно слушал.

— Да, я все сделал, как вы сказали. Свечу в окне поставил. Вы ее видели?.. Где мы встретимся? — По договоренности он повторял каждое слово человека, который ему звонил. — В начале Парк–лейн, со стороны парка, так. Двадцать пять шагов, гм, от угла Триумфальной арки. Да, понимаю. Подойдет мужчина с красным цветком. Сверток передать ему. Конечно… Ну что вы!

Селемен повесил трубку и потер руки.

— Тут мы и сцапаем его!

Терри его оптимизма не разделял.

Глава 8

Когда на следующее утро Лесли пришла на Беркли–сквер, полиции в доме не оказалось. Девушка облегченно вздохнула. Ей было не по себе работать у них на глазах и никогда не знать, чем они надумают озадачить в следующую минуту.

Все бумаги старика требовалось рассортировать или уничтожить. Лесли проработала с полчаса, когда вошел Эдди.

— Ну как, безуспешно?

— Если вы о завещании, я уверена, что оно отправлено мистеру Джеррингтону. Вы связались с ними?

Эдди кивнул.

— Да, я заходил, но мистер Джеррингтон сейчас в госпитале с аппендицитом. Похоже, все его личные бумаги вчера забрал какой–то грабитель. Среди бела дня напал на клерка мистера Джерринггона. Я прочел об этом в газетах.

— Боже! Какой ужас!

Теннер покачал головой.

— В этой стране начинает царить беспредел. Это уже не та старая добрая Англия, какой я ее знавал.

Он оглянулся, до их слуха донесся звонок.

— Наверно, это наш общий друг, инспектор Уэстон.

Теннер подошел в двери и окликнул Дэйнса.

— Если это мистер Уэстон, проводите его, пожалуйста, сюда.

Эд повернулся к секретарше.

— Он звонил, что собирается прийти. Хотелось бы надеяться, что подозрительность капитана Аллермана не заразная… Доброе утро, инспектор!

— Доброе утро, мистер Теннер.

Терри был оживлен, даже немного взвинчен, и Лесли подумала, что таким он ей совсем не нравится. Здороваясь, он протянул девушке руку, но упустил эту формальность в отношении Эдди.

— Мы только что говорили об ограблении клерка мистера Джеррингтона. — Теннер словно и не заметил нелюбезности инспектора.

— Я тоже хотел бы об этом поговорить. — Терри многозначительно взглянул на него. — Довольно странное происшествие, с какой стороны ни посмотри.

Эдди Теннер провел рукой по лбу и нахмурился.

— Всех сторон случившегося я, видимо, не знаю, но какими бы они ни были, происшествие скверное.

— Вы сегодня заходили в контору к адвокату?

— Разумеется. Мистер Джеррингтон — мой адвокат, по крайней мере, защищал интересы моего дяди. Есть несколько дел, которые требуется уладить. Самое срочное — дядины нефтяные акции. Его компания разрабатывает месторождение нефти у города, который называется Такан; если не ошибаюсь, это где–то в Оклахоме. — Он посмотрел на Лесли. — Вы знаете об этом?

— Нет, мистер Теннер. Об инвестициях мистера Декадона мне известно очень мало.

— Дело в том, — Эдди внезапно посерьезнел, давая понять, что акции дяди занимали его больше, чем ограбление Сметвика Гаулда. — Я совсем не уверен, существует ли этот Такан на самом деле.

— Сейчас это не так важно, — нетерпеливо перебил Терри.

И в тот же миг увидел настоящего Эдди Теннера. На него не мигая смотрели ледяные глаза. В них не было ни злобы, ни негодования — в них застыл смертельный холод.

— Для меня это важно.

От атмосферы враждебности, повисшей в комнате, Лесли стало еще больше не по себе.

— Я могу сказать вам, мистер Теннер, где находится город Такан, — поспешила вмешаться она. — У нас есть прекрасный географический справочник.

Девушка зашла в библиотеку, пробежала взглядом по полкам и вскоре отыскала нужный том. Раскрыла — и на пол выпал листок бумаги. Лесли наклонилась, подняла его и вскрикнула. В следующий миг она уже вбежала в кабинет.

— Смотрите! Завещание!

Терри выхватил листок.

— Где вы нашли его?

— В книге, в справочнике, за которым ходила.

Инспектор быстро прочел. Завещание состояло из полудюжины строк.

«Я, Илайджа Джон Декадон, находясь в здравом рассудке, заявляю, что нижеследующее есть моя последняя воля и завещание. Все, чем владею на момент смерти, я оставляю без оговорок Эдвину Карлу Теннеру, сыну моей сестры, урожденной Элизабет Декадон в надежде, что своим новым имуществом он распорядится хорошо».

Дальше указывалось, что тысяча фунтов оставлена Лесли и в конце красовалась витиеватая подпись старика. Рядом стояли имена, адреса и род занятий троих свидетелей. Одна из подписей принадлежала Лесли; она была вычеркнута, и рядом проставлены инициалы Декадона.

Не сводя глаз с Эдди Теннера, инспектор медленно сложил листок.

— Надо же случиться такому совпадению: в нужный момент мисс Рейнджер открыла нужную книгу. Этот листок, надеюсь, грабители у ваших адвокатов не отнимут? — Он протянул завещание Эдди. — Поздравляю вас, мистер Теннер — оказывается, уничтожать этот документ не было никакой необходимости. Для вас, похоже, это большой сюрприз.

Теннер не ответил. Он взял листок и, поклонившись, молча вышел из комнаты.

…Поздно вечером того же дня в Скотленд–Ярде проводилось совещание, и Джигса Аллермана выводила из себя слепота всех его участников. Американец то и дело вставлял свои замечания, а когда в конце главный констебль спросил его мнение, дал выход своему негодованию:

— Вам нужно не мое мнение, а мое одобрение. Говорю вам: вы, видимо, просто спятили, если воображаете, что сегодня вечером возьмете эту компанию. Вы совершенно не понимаете, с чем столкнулись! Смею заверить — ничего у вас не выйдет. Если они и пришлют кого–то за деньгами, это будет какой–нибудь забулдыга. Будет очень хорошо, если вы благополучно сцапаете беднягу, который за доллар пошел на такой риск, о котором даже не подозревает. Тогда считайте, что вам крупно повезло.

Не всем слова американца пришлись по душе. Английская полиция считает себя лучшей в мире. Но был среди участников совещания человек, который вообще недолюбливал Джигса. Инспектор Тетли особым уважением в Скотленд–Ярде не пользовался, по крайней мере, среди тех, кто его хорошо знал. Однако он был чрезвычайно высокого мнения о своей особе. Джигсу он не понравился с первого взгляда. Американец терпеть не мог нафабренных усов и напомаженных волос и выходил из себя всякий раз, когда сталкивался с самодовольной ограниченностью.

— Ну, и что же вы предлагаете? — спросил Тетли. — Я знаю вас — американскую полицию — как толковых парней и с радостью воспользуюсь вашим советом. Ведь именно я руковожу этим спектаклем.

— Мое предложение — самое простое. Немедленно этого Селемена упрячьте в участок, за решетку — куда угодно, где эти парни не смогут его достать. Тем самым разрушите их план. Он целиком построен на быстрой расправе с первой жертвой в назидание следующей. Если две–три недели вам удастся не подпустить их к Селемену, считайте, что они приплыли.

— Вы говорите так, словно мы позволим убить этого парня! — презрительно бросил Тетли. — Я выставлю вокруг него двадцать полицейских.

Джигс безнадежно смотрел в стол, затем с мрачным видом посоветовал:

— Пусть только не подходят слишком близко к этому парню.

Руководство операцией действительно было поручено Тетли. Сцену захвата разработали по его плану и тщательно отрепетировали. Терри постоянно контролировал все этапы подготовки операции. — К наряду претензий нет, — одобрительно кивнул он, осматривая переодетых полицейских перед их выходом из участка. — Но вы должны твердо усвоить, ребята: можете попасть в скверную переделку. Вас выбрали потому, что хорошо стреляете, и еще потому, что все вы не женаты. Что бы ни случилось, не теряйте головы Как только этот человек подойдет к Селемену, возьмите его. Неподалеку будет ждать патрульная машина с четырьмя полицейскими. Передадите его туда — и свободны. А начнется пальба, стреляйте на поражение — вы идете туда не любезничать.

С приближением назначенного часа на Парк–Лейн стали появляться невесть откуда взявшиеся прохожие — рабочие, служащие, торговцы в белых передниках. За три минуты до назначенного времени в своем лимузине прикатил Селемен. Вылез из машины и глянул по сторонам. Кроме полицейских народу вокруг было мало, поскольку от автобусной остановки место было выбрано довольно далеко. Терри остановился на противоположной стороне улицы и, делая вид, что читает газету, напряженно наблюдал за происходящим.

— А вот и приманка! — тихо произнес Джигс.

Со стороны Пикадилли шел мужчина — среднего возраста, с ярким цветком в петлице. Терри видел, как он остановился, глянул на часы и продолжал путь. Он прошел немного дальше, развернулся и остановился в полушаге от места, описанного по телефону. Селемен медленно пошел ему навстречу. Мужчина приподнял шляпу, о чем–то спросил Селемена. Тот достал из кармана конверт и протянул посыльному. И тут же их окружила толпа «прохожих». Мужчина в испуге завертел головой по сторонам. И вдруг откуда–то сверху раздалось отрывистое лаянье пулемета. Человек с цветком в петлице и Селемен, как подкошенные, рухнули на тротуар. Один из полицейских пошатнулся, медленно осел и завис на ограде; второй согнулся и упал головой на проезжую часть.

— Из этого дома! — заорал Джигс.

Они влетели в парадный вход. Дверь лифта была открыта.

— Наверх, быстро! Мы из полиции!

Лифтер испуганно нажал на кнопку. За то время, пока лифт поднимался, Терри выяснил имена всех жильцов.

— Одна квартира пустует, говорите? Вот нам туда и надо. Ключ у вас есть?

Ключа у лифтера не оказалось, но он и не потребовался. Дверь квартиры была настежь распахнута. Уже на пороге в нос им ударил резкий запах пороха.

Джигс вбежал в переднюю комнату и первое, что ему бросилось в глаза, это широко открытое окно. К подоконнику был придвинут стул; на полу у окна валялся брошенный пулемет.

— Вот и у «зеленых» покойник, — сквозь зубы проговорил Джигс. — Сколько же этих бедняг–полицейских полегло? За Селемена я не переживаю — мне никогда не нравились люди, у которых в доме черные потолки.

Терри сходил за лифтером, который был заодно и смотрителем здания. В пустовавшую квартиру он никого не впускал, и о том, что в здании могли находиться посторонние, даже не подозревал. Парень сказал, что получить разрешение на осмотр квартиры особого труда не составляло. За последние два–три дня сюда с этой целью наведывалось несколько человек.

Дверь в конце коридора выходила на пожарную лестницу.

— Сюда они и удрали, — взглянув вниз, сказал Терри.

Из окна квартиры они увидели огромную толпу, окружившую мертвых и умиравших людей. Подъехала карета скорой помощи и почти тут же вторая. Раздавались свистки полицейских, и со всех сторон бежали люди в форме. Затем откуда–то появились двое конных полицейских и принялись теснить толпу.

Уэстон приказал найти Тетли. Тот вскоре пришел — дрожащий, с побледневшим лицом.

— Селемен убит, и этот парень с цветком тоже, и еще один из лучших моих сержантов. Я сам едва уцелел.

— Вы уцелели, — презрительно бросил Джигс, — поскольку находились на другой стороне улицы. Что же это вы оставили своих подчиненных?

Тетли бросил на него злобный взгляд.

— Я как раз собирался переходить…

— С опозданием примерно на две минуты, — перебил Джигс. — Так что же заставило вас остаться на другой стороне, мистер Тетли? Мне бы очень хотелось это знать.

Тетли в ярости повернулся к нему.

— Спросите завтра об этом у комиссара! Он, может, и скажет вам! — почти выкрикнул он.

Последняя из скорых уехала. Толпу профессионально рассеяли, и дворники уже убирали с мостовой и тротуара следы трагедии.

— Да, шуму будет много, — покачал головой американец. — Между прочим, это заставит Лондон пошире раскрыть глаза. И мне очень интересно, как он воспримет увиденное.

Всю обратную дорогу Терри молчал. Он чувствовал свою ответственность за случившееся и болезненно переживая, хотя вовсе не по его совету или приказу Селемену позволили слепо угодить в расставленную западню. Джигс, напротив, всю дорогу рассуждал о происшедшей трагедии:

— Пулемет американского образца; именно такими пользуются гангстеры моего любимого города. Да, это «зеленые», — повторил американец. — Теперь очередь за «голубыми». Единственная надежда на то, что эти две «фирмы» не сядут спокойно за стол переговоров, а передерутся.

— Под «зелеными» вы имеете в виду мерзавцев, которые убили Селемена, а под «голубыми» — Декадона? Действуют две банды — вы уверены в этом?

— Абсолютно уверен, — крикнул Джигс. — «Голубые» поскромнее, а «зеленые», мне кажется, парни покруче. Очень любопытно будет взглянуть, чем все это кончится. — Он немного помолчал. — Надеюсь, до этого доживем!

Дальнейшее расследование так и не помогло выйти на след преступников. Разговор с должностными лицами, в ведомстве которых находилось это здание, мало чем помог. Пустовавшая квартира принадлежала одному биржевому маклеру, который переехал в другой район и поручил ее нескольким фирмам по торговле недвижимостью. За последние дни сюда трижды наведывались агенты этих фирм вместе с клиентами. Последние из желающих посмотреть квартиру — мужчина и женщина — побывали здесь ранним утром в день трагедии.

— И пока они бродили по комнатам, — заключил Джигс, — входная дверь оставалась открытой и любой мог зайти и спрятаться.

Привратник вспомнил смуглого мужчину, который нес тяжелый чемодан и от помощи отказался — сказал, что сам должен отнести его жильцу на пятом этаже. Мужчина поднялся лифтом, но обратно на лифте не спускался, это лифтер помнил точно. Случилось это именно в то время, когда наверху осматривали квартиру.

— Вот вам и объяснение, — кивнул Джигс. — Один поднял на лифте чемодан с пулеметом, а второй незаметно пробрался по лестнице, это совсем нетрудно. В квартире, видимо, их было двое.

В ту ночь полиция перерыла весь Лондон и особенно тот район, где проживали иностранцы. Выловила немало мелкой рыбешки, но тех, кого искала, не обнаружила. Зато Терри Уэстон, осматривая место убийства, нашел нечто важное, оставшееся до этого без внимания. Он увидел аккуратно покрашенные белой краской несколько прутьев ограды парка.

— Я тоже не заметил, — сокрушенно признался Джигс, — хотя что–то такое должен же был искать. Пристреливаться им было некогда. А по этим отметкам на ограде и расстояние, и направление определить раз плюнуть. Черт! Как же я не заметил этого, пока мы ждали Селемена!

Глава 9

Скотленд–Ярд с некоторой опаской ждал выхода утренних газет. Высокое начальство с облегчением вздохнуло, когда Флит–стрит с поразительным единодушием согласилась, что сейчас не самое подходящее время нападать на Скотленд–Ярд. «Таймс» считала, что главное сейчас постараться предотвратить повторение трагедии. «Мегафон» с огорчением констатировала:

«Мы пока не знаем всех подробностей. Но одно очевидно — ни Скотленд–Ярд, ни общество в целом не могли предвидеть преступление такого рода — хладнокровное, жестокое, вызывающее».

Ранним утром следующего дня у Терри зазвонил телефон. Он узнал голос человека, который занимал все его мысли в последние дни:

— Говорит Эдди Теннер. Не могли бы вы выкроить минутку и зайти ко мне! Это сугубо личное дело; я бы и сам зашел в Скотленд–Ярд, но не думаю, что этоудобно.

Терри застал нового хозяина дома за тем же столом, за которым сорок восемь часов назад сидел его дядя и где его хладнокровно убили. Теннер курил сигарету; перед ним лежала газета, открытая на странице новостей.

— Скверное дело, вот это, — постучал он пальцем по броскому заголовку. — Вам в Скотленд–Ярде сейчас, видимо, скучать не приходится.

Терри молча смотрел на него. Он не испытывал к этому человеку никаких симпатий. И в то же время у него не укладывалось в голове, как этот учтивый молодой человек мог застрелить старика, своего родственника, не дрогнувшей рукой, без всякого сожаления.

— Вы об этом хотели поговорить?

— Нет, вовсе нет. — Эдди отодвинул газету. — Я намерен поговорить о мисс Рейнджер. Я хочу рассчитать ее, но при этом кое–что для нее сделать.

Он помолчал, но Терри ничего не сказал.

— Я долго думал, мистер Уэстон, и пришел к выводу, что для мисс Рейнджер ситуация становится небезопасной. Через пару часов после того, как убили дядю, ее захватила банда, которая, видимо, и организовала это преступление. Мисс Рейнджер пришлось пережить несколько страшных часов. Очевидно, тем, на чьей совести эти убийства, — Теннер снова постучал пальцем по газете, — я тоже могу приглянуться. Боюсь, как бы с ней не случилось чего похуже. Вы ее друг, по крайней мере, знакомы с ней, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне.

— В чем?

Эдди развернулся на вращающемся кресле, затушил в пепельнице сигарету, выбросил окурок в урну и прикурил следующую.

— Эта юная леди живет в неудобном месте: далеко от центра, дешевая квартира без телефона. Ситуация весьма опасная, если эти ребята по–прежнему думают, что могут узнавать от нее свежие новости. Я хочу, чтобы мисс Рейнджер сняла квартиру в Уэст–Энде — в самом центре и с порядочными соседями. Мое предложение довольно щекотливое, поскольку платить за квартиру я собираюсь сам. Естественно, наша юная леди против подобной идеи восстанет. Тем более, что я не только собираюсь оплачивать эту квартиру, я и обставлю ее.

— С какой это стати?

— Это ничтожно малая плата за великое спокойствие духа. — Теннер слегка улыбнулся. — Другими словами, не хочу, чтобы эта леди доставляла мне хлопоты.

— Это очень щедрое предложение, мистер Теннер. Но причина мне не вполне понятна, хотя, разумеется, у вас может быть и другая, о которой вы умалчиваете.

По–прежнему улыбаясь, Эдди покачал головой.

— У меня нет никаких задних мыслей. Говорю все, как на духу. Мне нравится эта юная леди, но я отнюдь не влюблен в нее. Мисс Рейнджер — одна из немногих женщин, которым можно доверять. Хотя она и уведомила вас об одной вещи, о которой я просил ее в полицию не сообщать. Но я понимаю ее. Обстоятельства сложились уж очень необычные. Я хочу, насколько это возможно, оградить ее от любой, пусть даже случайной, неприятности. Если боитесь, что за моим совершенно безобидным предложением что–то кроется, мне остается только развести руками.

— И что же вы от меня хотите?

— Просто убедить ее принять мое предложение.

— Я не имею на мисс Рейнджер никакого влияния, — холодно сказал Терри, и Эд Теннер снова улыбнулся.

— По–моему, вы оказываете на нее большое влияние, чем можете себе представить. Так все–таки?

— Мне надо подумать. — Уэстон поднялся, не желая больше продолжать разговор. Попрощавшись кивком головы, он вышел.

Когда четверть часа спустя пришла Лесли, Эдди Теннер сидел за ее столом.

— На сегодня никакой работы, мисс Рейнджер, — весело приветствовал ее он, — имею удовольствие сообщить: вы уволены.

Девушка испуганно взглянула на Теннера.

— Вы хотите сказать, что я вам больше не нужна?

— Я хочу сказать, что для вас больше нет работы. Впрочем, работы много, но я решил, что дальше оставаться у меня на службе для вас небезопасно.

Он повторил свои доводы, которые уже излагал Терри. Не забыл и о своих намерениях оплатить квартиру секретарши. А в конце добавил:

— Сегодня здесь был мистер Уэстон, и я попросил его помочь — присовокупить свое мнение к моему, убедить вас согласиться.

— Но я не могу принять деньги…

Эдди кивнул.

— Я вас прекрасно понимаю и, по сути, предвидел это. Предложить меблированную квартиру порядочной девушке — это очень рискованная затея для мужчины. Я вам очень признателен, что вы не ответили грубостью. Но ведь дела обстоят именно таким образом, мисс Рейнджер. Согласившись с моими доводами, вы сняли бы с моей души огромный камень… Я должен вам пятьдесят тысяч.

— Вы должны мне пятьдесят тысяч? — У Лесли перехватило дух.

Обещание Эдди она не приняла всерьез, сочла блажью, не заслуживающей того, чтобы обращать на нее внимание.

— Конечно, — охотно подтвердил он, — однако сейчас этой суммы у меня нет, и пройдет еще довольно много времени, прежде чем дядино состояние перейдет в мои руки. Но я не забыл.

— Мистер Теннер! — Лесли посмотрела ему прямо в лицо. — Вы знаете, что думает мистер Уэстон, и, боюсь, я с ним согласна. Вы каким–то образом заполучили завещание и вложили в справочник так, чтобы я нашла. Иными словами, вы нашли его раньше меня, и это освобождает вас…

— Ничего подобного, — прервал Эдди. — Но даже если допустить, что надуманная версия инспектора Уэстона хоть немного верна, все равно, я исполнитель завещания моего дяди. Он оставил вам тысячу фунтов, и я их выдам вам сегодня. Но мне хотелось бы, чтобы вы позволили прибавить к деньгам и эту маленькую услугу.

Лесли покачала головой.

— Об этой тысяче я совсем забыла, — со слабой улыбкой призналась она. — Мне этого вполне хватит. Обещаю вам, мистер Теннер, что перееду куда–нибудь поближе к центру. Сказать по правде, я уже и сама так решила. У меня от мамы осталась мебель, и я сама смогу обставить квартиру. Конечно, я очень признательна вам, мистер Теннер… Между прочим, я сомневаюсь, что мистер Уэстон мог бы повлиять на мое решение.

Теннеру все же удалось уговорить ее принять хотя бы в виде поощрения небольшую сумму в размере двухнедельного жалованья. И через полчаса Лесли была уже в своей маленькой квартире.

Она принялась собирать и укладывать вещи, готовясь к переезду. Девушка без сожаления оставляла этот унылый дом. Он стоял в уединенном месте, и по вечерам, возвращаясь домой, она иногда шла по совершенно пустынной улице.

— Мне очень жаль терять вас, — сказала домовладелица.

Хотя в ее голосе и слышались искренние нотки, на самом деле она была даже рада, что одинокая молодая леди покидает ее дом.

— Сказать по правде, мисс, все комнаты на вашем этаже хотели бы снять два приятных молодых джентльмена из–за границы; они учатся в университете. Я уж собиралась спросить вас, мисс, не согласитесь ли перебраться на этаж выше…

Узнав, что ее отъезд особо не огорчит женщину, которая всегда была очень добра к ней, Лесли с облегчением вздохнула.

У девушки впереди был целый день. Она решила немного пройтись по магазинам, позавтракать в городе, а затем наведаться в склад для хранения мебели. Там уже в течение трех лет Лесли держала мебель, оставшуюся от матери.

Потеряв единственного родного человека, девушка тогда послушалась совета какого–то суетливого родственника, который всегда объявляется в таких случаях. Он настоял на том, чтобы всю мебель матери она сдала на хранение на его склад.

Ротерхит, район, где этот склад располагался, пользовался дурной славой. И девушка заранее испытывала тревогу при мысли о необходимости ехать туда. Она решила сначала управиться с этой неприятной задачей и оставить покупки, а может, и ленч, на потом. На улице Лесли поймала такси.

Машина вынырнула из плотного потока движения на Лондонском мосту, свернула на Тули–стрит, и вскоре углубилась в унылую серость Ротерхита. Лесли не совсем точно представляла, где находится склад, и остановила такси, чтобы спросить у полицейского.

— Склад Займена, мисс? — Полицейский был сама любезность. Он подробно описал дорогу; по его словам сворачивать надо было все время только налево и ни разу направо.

— Собираетесь востребовать свою собственность, мисс? Очень вовремя. На прошлой неделе они давали объявление о распродаже. Старый Займен два года как умер, а молодой Займен… — Он поднял глаза к небу и пожал плечами.

Лесли испугалась, что из–за молодого шалопая Займена она может лишиться своей мебели.

— Одни говорят, что они разорились, — продолжал полицейский, — другие, что просто проводят распродажу. Да мало ли что болтают, мисс.

Лесли не захотела слушать рассуждения словоохотливого полицейского и велела таксисту ехать. После долгих поисков они, наконец, подъехали к складу, который оказался очень далеко от основной дороги. Им пришлось пробираться по лабиринту маленьких улочек и закоулков, один грязнее другого. Мимо стен, которые, казалось, возвели с единственной целью — чтобы сваливать под ними кучки ржавого железа.

На складе кипела жизнь. Сновали грузчики, подъезжали и отъезжали машины. За стеклянной перегородкой сидел неряшливо одетый клерк, к которому Лесли и обратилась. Она предъявила расписку на мебель и квитанции о платежах, которые производила в лондонской конторе Займена.

Клерк взял бумажки, недовольно глянул на них, посмотрел на свет, затем поднес поближе к глазам и снова отодвинул, насколько позволяла вытянутая рука.

— Вовремя успели, мисс. Завтра этот склад со всей мебелью мы собирались продавать.

— Как бы послезавтра вам не пришлось об этом пожалеть, — сухо бросила Лесли.

С девушкой отправился молодой клерк — в костюме с иголочки, с блестящими, идеально причесанными волосами. Он был очень молод, очень важен и все время говорил «мы». Лесли подумала было, что это молодой Займен, но вскоре выяснилось, что он лишь служит в этой фирме. Еще немного, и молодой человек спустился с небес на землю и оказался весьма приятным юношей. Он провел девушку в склад, велел грузчикам вынести мебель Лесли и погрузить в фургон.

— Если бы мне отец оставил такой склад, я бы никогда его не продал. Это самый лучший склад на реке — с причалом, подъемной лебедкой. А стены посмотрите! Да их никакой пожар не возьмет!

— Да, очень хороший склад, — согласилась Лесли. Этот человек ее забавлял.

— А молодой мистер Займен продает, — сокрушенно покачал головой он.

— Наверно, женщины или вино? — спросила Лесли, и молодого человека вопрос слегка шокировал.

— Нет, мистер Займен в карты проиграл крупную сумму. Стыд какой! Чтобы расплатиться, он продает старый семейный склад.

— Я согласна с вами: это стыдно.

Молодой человек становился все более и более галантным. Лесли чувствовала, что еще немного, и он будет готов снять с себя пиджак и прикрыть им лужу у нее на пути, чтобы она не промочила ноги.

— Когда я вас увидел, — признался он на прощанье, протягивая повлажневшую ладонь, — подумал, что вы немного высокомерны.

— А когда я вас увидела, — серьезно ответила Лесли, — подумала, что вы немного переоцениваете себя. Рада, что мы оба ошиблись.

Девушка проследила за погрузкой и дала адрес новой квартиры. Она рисковала, поскольку окончательной договоренности с новой квартирной хозяйкой еще не было. Давая грузчикам чаевые, Лесли случайно услышала разговор двух мужчин. Это были американцы. Один что–то сказал — она не расслышала. Второй согласился:

— Да, с Гудзоном не сравнится. Тут разов в шесть пошире.

Сердце Лесли учащенно забилось. Она узнала этот голос. Он принадлежал мужчине, который в ночь убийства Декадона похитил ее. Это он пригласил ее в машину, якобы собираясь везти в Скотленд–Ярд.

Мужчина заговорил снова — что–то о цвете воды, — и Лесли поняла, что не ошиблась. Она украдкой оглянулась. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее узнали. Девушка увидела двух мужчин. Оба были в затасканных свитерах и голубых брюках из грубой хлопчатобумажной ткани, заправленных в массивные резиновые сапоги по колено. Оба были среднего роста и какие–то вертлявые.

— Вот что, парень, — сказал голос, — давай еще раз прошвырнемся и глянем. Закончим, можешь прихватить Джейн, а я возьму Кристабель, и сходим в кино.

Вероятно, последняя фраза была двусмысленной, потому что второй рассмеялся — коротким, грубоватым смехом, оборвавшимся так же резко, как и начался. Они вразвалку прошли мимо рабочих, грузивших ее мебель, и вскоре пропали из виду. Лесли немного выждала и вернулась к такси. Ее одолевали сомнения, что же ей делать дальше. С одной стороны, она была убеждена, что узнала этого человека, а с другой стороны — не могла бы в этом поклясться. Ей вспомнились слова одной американки, что у всех англичан голоса звучат одинаково, а вот голос американца она различит один из тысячи. И подумала, что и ее постигла та же беда: у американцев все голоса одинаковые, и по голосу она может отличить только англичан.

В машине на обратном пути она продолжала обдумывать это происшествие. Ее заинтересовало, о ком это они говорили: Джейн и Кристабель. «Наверно, — решила она, — это понятная только им и, видимо, непристойная шутка», и перестала об этом думать.

Они подъехали к главной улице. Таксист остановился на перекрестке, пережидая, и тут Лесли услышала тарахтенье мотоцикла, и почти сразу же увидела рядом мотоциклиста. Он схватился за верх такси и заглянул в открытое окно. Она узнала того, кого только что слышала. Он пристально посмотрел на Лесли, и она ответила ему тем же.

— Что вам нужно?

Мужчина пробормотал что–то невразумительное; машина тронулась, и он остался сзади.

Лесли сразу же нашла объяснение случившемуся. Он мог услышать, как кто–то из грузчиков упомянул ее имя, и поехал следом убедиться. Но, если так, значит, она не ошиблась! Этот мужчина член банды. Что он делает здесь? Похож на матроса; одежду, которая была на нем, носили матросы грузовых пароходов. Лесли подумала, не позвонить ли Терри, но тут же одернула себя: «Что–то ты, милочка, все время ищешь предлог, чтобы позвонить этому инспектору!»

Такси свернуло на Каннон–стрит. У оживленного перекрестка они попали в пробку. К великому своему изумлению Лесли услышала свое имя. Она повернула голову. У открытого окна такси стоял какой–то мужчина с нафабренными усами. С подчеркнутой учтивостью он приподнял шляпу.

— Вы меня, конечно, не знаете, мисс Рейнджер, но я вас знаю. Инспектор Тетли из Скотленд–Ярда, друг мистера Терри Уэстона. — Он самодовольно ухмыльнулся. — Что же вас занесло в эту часть мира?

— Приезжала забрать свою мебель со склада.

Лесли раздумывала, стоит ли сейчас настаивать на соблюдении приличий: он заговорил с ней на улице, не будучи представленным. Тетли, нимало не смущаясь, продолжал расспрашивать:

— Где этот склад? — Лесли ответила. — Ротерхит, говорите? О, это ужасное место! Знакомых никого не встретили? Хотя вряд ли — ведь там вероятно только темные личности.

Девушка покачала головой, что–то удерживало ее от желания поделиться своими сомнениями.

— Нет, никого из тех, кого бы я знала, я не встретила. И вряд ли рассчитывала встретить.

— Кто знает, кто знает. — Инспектор не сводил с Лесли пристального взгляда. — С этим Ротерхитом что–то странное: всегда сталкиваешься с теми, кого когда–то видел. Это уже почти поговорка.

— Я такой не слышала.

Такси тронулось. И почти сразу Лесли вспомнила, что все–таки видела этого мужчину. Он один раз приходил в дом на Беркли–сквер, после убийства мистера Декадона. Как странно, что он заговорил с ней на улице! Может, позвонить Терри?..

Девушка раздраженно вздохнула: «Ты дура, Лесли Рейнджер. Выбрось этого полицейского из головы!»

Такси довезло ее до Кавендиш–сквер. Водитель вышел следом размять ноги.

— Э! — неожиданно воскликнул он. — Что за шуточки?

Лесли проследила за его взглядом. На заднем капоте было приклеено белое кольцо. Когда водитель сорвал его, клей еще не высох. Он обошел машину. Еще один круг прицепили сзади и еще один с другой стороны капота.

— Когда мы выехали из Ротерхита, этого не было. Уж не тот ли это парень на мотоцикле?..

По спине девушки пробежала дрожь. На мгновенье ее охватил страх — непостижимый и оттого еще более гнетущий.

Переговоры о найме квартиры закончились успешно, и Лесли почувствовала некоторое облегчение. Хотя опасения все больше волновали ее и она решила позвонить Терри. Повод для звонка должен быть веским, а таких у нее было уже несколько.

Глава 10

Терри спешил в Скотленд–Ярд, чтобы не опоздать на секретное совещание, назначенное на утро, В то время комиссаром Столичной полиции был сэр Джонатан Гусье, кадровый военный, всю жизнь проживший по уставу. Он дослужился до высшего чина благодаря тому, что всегда умудрялся избегать ответственности и перекладывал ее на других. Это был суетливый, нервный человек, до смерти боявшийся критики в прессе и сейчас совсем потерявший голову. Для его подчиненных стало открытием, что этот обычно обходительный, подтянутый и сдержанный пожилой джентльмен мог так выйти из себя и настолько потерять самообладание, что почти утратил способность руководить.

Он сидел в конце длинного стола и бросал направо и налево сердитые взгляды.

— Хорошенькие дела! — Голос его подрагивал. — Лучшая в мире полиция бессильна против какой–то банды убийц…

— Хорошо, сэр, что вы предлагаете? — Прервал начальника Уэмбери, главный констебль, прервал резко, бесцеремонно.

— Я уверен, что были предприняты все меры предосторожности, — сказал комиссар. — Хотя вины Тетли, думаю, нет.

— Я сделал все возможное, сэр, — вмешался тот.

Он был любимчиком старика: и хотя на подобных совещаниях присутствовать не имел права, тем не менее Уэмбери решил пригласить и его.

— Я вовсе не собираюсь жаловаться, — продолжал Тетли, — но мне очень мешали. — Он злобно глянул на Джигса. — Американские методы, возможно, очень хороши, но вряд ли они пригодятся у нас в Лондоне. Американские полицейские должны понять, что они не у себя дома…

— Мешали? — Терри едва не задохнулся от ярости. — Да если бы не его помощь…

— Только не надо устраивать здесь перебранку, — поморщился комиссар. — Сейчас главное — найти способ избежать повторения этих ужасных событий. У нас имеется предложение инспектора Тетли, и, на мой взгляд, оно превосходно.

Терри посмотрел на главного констебля, тот едва заметно пожал плечами. Для обоих это была новость.

— Я не возражаю против любых предложений, — резко бросил Уэмбери, — но я против того, чтобы о предложениях моих подчиненных мне сообщали на совещаниях. Так в чем предложение Тетли?

— Мистер Тетли предлагает, — сказал сэр Джонатан, — пообещать огромное вознаграждение за сведения, которые позволят арестовать убийц. В отличие от обычной практики в круг лиц, которые могут получить награду, могут войти и полицейские.

— Весьма оригинально, сэр, — холодно прокомментировал Уэмбери, — но сомневаюсь, что из этого что–нибудь получится. Эти письма…

— Одно из них получено сегодня утром, — спокойно перебил комиссар, — оно передано мне.

Он порылся в кармане и достал сложенный листок. Со своего места Терри заметил, что текст напечатан голубой краской.

— Письмо пришло моему очень близкому другу, точнее, племяннику моего близкого друга. Он очень просил, чтобы своим коллегам я ни о чем не говорил, особенно никому не сообщал, кто он.

Терри изумленно уставился на старика.

— Вы хотите сказать, сэр, что не сообщите даже нам?

— Я хочу сказать, что не сообщу ни вам, ни кому бы то ни было, — жестко ответил сэр Джонатан. — Я дал слово чести, что имени получателя не раскрою никому.

Джигс хмыкнул.

— Имя будет держаться в тайне и при обследовании трупа?

Сэр Джонатан бросил на него сердитый взгляд.

— До этого не дойдет, сэр, — раздраженно произнес он, — если полиция исполнит свой долг, а наши новые помощники из Америки и впрямь такие умные люди, какими себя считают…

— Все, с меня хватит! — перебил Джигс.

Уэмбери, побледневший от ярости, привстал со стула.

— У меня такое впечатление, сэр, что вы не совсем понимаете, о чем говорите. Этому человеку, кто бы он ни был, грозит опасность, а мы не можем его защитить, поскольку не знаем, кто он. Я настаиваю на том, чтобы вы сообщили его имя и где он проживает.

Старый солдат выпрямил спину, в кабинете запахло трибуналом и расстрельной командой.

— Пока я в седле, сэр, настаивать не может ни одна особа, — сухо отрезал он, и Терри про себя выругался. Он знал, что если сэр Джонатан начинает говорить о седле, положение безнадежно.

Совещание вскоре закончилось. Напоследок комиссар сообщил, что собирается сделать заявление для прессы. В своем кабинете главный констебль дал выход чувствам:

— Пока сами его не увидим, в прессу это заявление попасть не должно, — гневно говорил Уэмбери, — особым умом старик никогда не отличался, но сейчас он совсем спятил. Я собираюсь поговорить с министром, пусть даже мне грозит позорная отставка за действия за спиной начальства.

Его разговор с министром внутренних дел, однако, не состоялся. Того не оказалось в Лондоне. В министерстве Уэмбери сообщили, что министр телеграммой уведомил о своем срочном возвращении в город.

— Может, — сказал помощник министра, — вам лучше самому поговорить с глазу на глаз с сэром Джонатаном…

— Это все равно, что поговорить с глазу на глаз с валаамовой ослицей! — в сердцах бросил главный констебль.

Тем не менее, вернувшись в Скотленд–Ярд, он передал комиссару, что просит принять его. В просьбе, однако, ему было отказано.

Вечерние газеты поместили на страницах официальное заявление комиссара Столичной полиции, которое он усердно составлял за ленчем в своем клубе. Это заявление непременно войдет в историю Скотленд–Ярда как один из самых уникальных документов:

«За последнюю неделю на территории, подведомственной Столичной полиции, совершены два ужасных убийства, очевидно, связанные между собой. Им предшествовали некие послания с угрозами и требованиями крупной суммы денег; при отказе заплатить деньги неизвестный угрожал смертью. Есть основания полагать, что убийство мистера Селемена у Триумфальной арки явилось прямым следствием одной из таких угроз.

Писавший послание предупреждал, что при обращении в полицию — непосредственно или иным путем — лицо, получившее послание, ожидает смерть. Несмотря на эти угрозы, комиссар Столичной полиции просит всех, кто получит такое послание, передать его в Скотленд–Ярд или сообщить главному констеблю по телефону, что оно получено. Если получивший подобное письмо желает сохранить анонимность, к его пожеланию полиция отнесется с должным уважением, хотя все–таки желательней знать имя, адрес и род занятий.

К великому сожалению, неизбежны случаи, когда угрозы могут быть приведены в исполнение. Комиссар Столичной полиции не гарантирует полную безопасность лицам, сообщившим о подобном послании, но вместе с тем заявляет, что все меры по защите законопослушных граждан будут приняты».

В конце стояли имя комиссара и все его титулы.

Первым газету прочитал Джигс. Влетев в кабинет главного констебля, он застал там и Терри.

— Вот, полюбуйтесь!

Уэмбери быстро прочел и грохнул кулаком по столу.

— Идиот!

— Знаете, что это означает? Этот старый болван сообщил всему миру, что Скотленд–Ярд не в силах защитить людей, которым грозят смертью!

С газетой в руке Уэмбери решительно направился к кабинету комиссара. Он застал там и инспектора Тетли.

— Что хорошего скажете, сэр? — спросил комиссар.

— Хорошего ничего сказать не могу. Это заявление вы сами писали или кто–то вам его подсунул?

Старик неторопливо надел очки и стал медленно читать. Уэмбери едва сдерживал нетерпение. Комиссар дочитал до конца.

— Да, это я писал.

— Я немедленно отправлюсь с ним к министру. Вы выдали убийцам лицензию — столь многословно поведали им, что они спокойно могут заниматься своим делом. А всю полицию объявили бессильной противостоять бандитам!

— Я написал это после всестороннего анализа… — запальчиво начал сэр Джонатан.

На его столе зазвонил телефон.

— Подойдите, мистер Тетли, — не поворачивая головы, бросил комиссар. — Вы прекрасно понимаете, мистер Уэмбери, что с вашей стороны это будет серьезное нарушение субординации. И я сделаю соответствующие выводы…

К нему почтительно наклонился Тетли.

— Это вас, сэр.

Старик взял трубку. Разговор получился кратким; комиссар только отвечал: «да, сэр» и «нет, сэр». Уэмбери понял, что на проводе министр. Сэр Джонатан попытался что–то объяснить, но его, видимо, прервали. Когда старик положил трубку, на нем не было лица.

— Еду в министерство. Вернусь, продолжим этот разговор.

Однако он не вернулся. В кабинете министра комиссар пробыл не более десяти минут, и последние выпуски газет поместили краткое сообщение, что сэр Джонатан Гусье уволен из полиции.

— Не дали даже уйти в отставку, — покачал головой Терри.

— Велика честь! — проворчал Джигс.

Они пили чай в кабинете Терри, и инспектор рассказал об утреннем разговоре с Эдди Теннером.

— Вполне возможно, что он и не лукавил, — сказал Джигс. — У него бывают такие порывы великодушия.

Терри покачал головой.

— У меня никак не укладывается в голове, что это он убил своего дядю, вот так хладнокровно…

Джигс горько усмехнулся.

— Хладнокровно? Вы просто еще не привыкли к таким парням, дружище! Они только так и убивают. Без всяких эмоций, без ненависти, обдуманно. Люди для них не больше, чем свиньи для мясников на скотобойне. Чтобы перерезать свинье горло, вовсе не надо ее ненавидеть. Говорят: «бедняжка!» и все равно перерезают ей горло — это их работа. Прихлопывая муху, вы ведь не питаете к ней ненависти? Нет, сэр! То, что старый Декадон был его дядей, для Эдди и любого из этой братии не играет никакой роли. Для них убить, что для вас смахнуть пылинку с лацкана пиджака или поправить галстук.

Американец на мгновенье задумался.

— Значит, он хочет убрать девушку из дома. Ну что же, это вполне логично. Уберет и всех остальных слуг. Держу пари, сейчас там уже почти только его люди… По имени кого–нибудь из слуг знаете?

— Есть парень по имени Дэйнс, ливрейный слуга, — после минутного раздумья сказал Терри.

Джигс снял трубку и набрал номер.

— Я хотел бы поговорить с Дэйнсом, лакеем. Это ведь дом Теннера?.. Ах, вот как! — он положил трубку. — С сегодняшнего дня Дэйнс не служит. Что я вам говорил!

Американец достал из кармана жилета сигару, откусил конец и прикурил.

— Другого и ожидать не приходится. Эдди не может позволить, чтобы в доме были посторонние.

— Возьмет в дом всю свою братию?

— Боже упаси! — хмыкнул Джигс. — Это было бы слишком рискованно. Нет, у него будут только несколько подручных. Но вот если вы захотите поговорить с его «секретарем», вам скажут, что он только–только вышел. Постоянно в доме будет кто–нибудь крутиться. Например, пара электриков — устанавливать звонки, заниматься проводкой. Но если спросите, где они, вам сообщат, что их нет, только что ушли обедать. Не выгонит лишь кухарку.

— Почему?

— Ну, без нее не обойтись и дня, вдобавок живет она в подвале и наверх никогда не поднимается. А теперь о юной леди, в которую вы влюблены…

— Я вовсе не влюблен в нее! — яростно запротестовал Терри.

— У вас покраснели уши, — спокойно заметил Джигс, — а сие означает, что дело обстоит именно так и вы лукавите. Как бы там ни было, в том, что сказал Эдди, есть резон. В любую ночь его конкуренты снова могут захватить ее и начать выяснять, что она знает.

— Если она расскажет им.

— Расскажет как миленькая. — Джигс усмехнулся. — Вы не знаете этих парней, Терри! Слышали такое выражение — не останавливаться ни перед чем? Так это о них! Знаете, как в средние века развязывали людям языки? Так по сравнению с ними инквизиторы просто ягнята. Я мог бы рассказать вам истории, от которых у вас волосы станут дыбом. В Мичигане была банда, которая гонялась за одним парнем, и они захватили его девушку. У той хватило ума ляпнуть, что она знает, где ее Джон, но говорить им не собирается.

Джигс вынул сигару изо рта и внимательно посмотрел на нее.

— Нет, дальше не буду… Короче, она все выложила. Джона они достали в Бруклине. А ее мы нашли мертвой; на ней не было живого места. Против девушки они ничего не имели, вы понимаете, просто хотели узнать. И к ее парню они не питали никаких чувств — просто им надо было убить его, что они и сделали.

Он задумался и снова проконсультировался с сигарой.

— Красивая девушка.

— Которую убили?

Американец покачал головой.

— Живой я ее не видел, а мертвая… Нет, я о Лесли. Видел пару раз — она очаровательна… Старик где?

— Вы о комиссаре? Ушел домой. Уэмбери видел его, попробовал уговорить назвать того человека. Единственное, что ему удалось выяснить, тот сегодня вечером уезжает в Шотландию по совету старика.

Джигс нахмурился.

— Этих писем уже получена, должно быть, целая куча. Ничего о них не слышали?

Терри пожал плечами.

— Нет, и это меня волнует. Всем полицейским приказано сообщать о домах, где в окнах выставлены горящие свечи.

— Свечей не будет, — покачал головой американец. — Это требование «зеленых».

— Могут и «голубые». Все телефонные разговоры прослушать не можем, а вот заметить свечу, это нам вполне по силам.

Джигс встал.

— С сегодняшнего вечера меняю отель. Уж больно я на виду. Если кому–нибудь из этих парней взбредет в голову, что Скотленд–Ярду от меня польза, хлопот мне прибавится? Если в течение недели никто не попытается отправить меня в лучший мир, буду чувствовать себя ужасно обиженным.

Глава 11

Он вышел из Скотленд–Ярда и по Уайтхолл пешком отправился в свой отель. Руки Джигс держал в карманах пальто; сигара в зубах и щеголевато натянутая шляпа придавали ему вид человека, который находит жизнь весьма занятной штукой. Но рука в каждом кармане сжимала рукоятку пистолета, а в опущенные поля шляпы, скрывавшие глаза, был вставлен кусочек зеркала.

Уайтхолл заполнили спешащие домой служащие. У Трафальгарской площади Джигс перешел на другую сторону улицы и, ничем не показывая своих намерений, неожиданно вскочил в автобус, направлявшийся в сторону запада. Через пять минут он вошел в отель, в который только недавно вселился. О том, что место жительства уже сменил, Уэстону он не сказал, хотя на коммутатор Скотленд–Ярда, где его можно найти, сообщил.

Аллерман поднялся на второй этаж, где находился его номер, открыл ключом дверь и, протянув руку, включил свет. В следующее мгновенье отель содрогнулся от взрыва. Оглушенный, он рухнул на пол, его засыпало штукатуркой и обломками снесенной стены. С трудом поднявшись на ноги, Джигс увидел, что дверь болтается на одной петле, а из комнаты валит дым. Он пощупал правую руку, которой прикоснулся к выключателю. Пара царапин, но ничего серьезного.

Лампы в коридоре погасли, минут на пять в темноту погрузился и весь отель. Слышались крики внизу; назойливо звенел сигнал пожарной тревоги; по лестнице приближались голоса.

Джигс достал из кармана фонарик и посветил в комнату. Его номер являл собой жалкое зрелище. По комнате были разбросаны обломки того, что когда–то служило ему столом; на полу валялись остатки кресел с изорванной обшивкой. Капитан прищурился.

— Пара игрушек, и никаких проблем!

Наметанным глазом он сразу постиг суть происшедшего. Видимо, бомба лежала на столе, а взрыватель соединили с выключателем. Зайди Джигс в комнату до того, как включил свет, этот день стал бы последним в его жизни. Он медленно отправился вдоль погруженного в темноту коридора за подмогой. Издалека донесся звон колоколов пожарных машин. У лестницы он столкнулся с управляющим — бледным, почти лишившимся дара речи.

— Это была всего лишь бомба, — успокоил его американец. — Сходите и посмотрите, не ранило ли кого.

К счастью, никто из жильцов не пострадал. Гостиная Джигса располагалась прямо над гардеробом; кусок потолка обрушился, но гардеробщик отделался лишь испугом и ушибами.

После ухода пожарных, которые быстро управились с небольшими язычками пламени, Джигс осмотрел свою спальню. В стене зияла брешь; двухфутовая рваная дыра показывала, где стоял шкаф.

— Упаковывать придется совсем немного, — философски заметил капитан Аллерман.

Перед отелем уже собралась огромная толпа, а толпа в такой ситуации таила в себе угрозу. Джигс попытался дозвониться до Скотленд–Ярда, но вся телефонная система отеля вышла из строя. Он вышел через черный ход и из телефонной будки позвонил Уэстону.

— Не дадите ли кров бездомному американскому полицейскому, у которого при себе лишь пара обгоревших пижам и скрюченная зубная щетка?

— Я заеду и заберу вас. — Терри деловито записал адрес отеля.

— Только подъезжайте сзади, — предупредил Джигс, — перед отелем толпа охотников!

Конечно, Аллерман без зазрения совести преувеличивал число стрелков, которые могли бы затеряться в толпе зевак, подстерегая его. Но сути это не меняло — один или несколько, результат мог быть одинаково печальным.

Со всем багажом, какой американцу удалось собрать, они поехали в Скотленд–Ярд.

— «Лимонка», каково? — ворчал в машине Джигс. — Я все переживал, как же это они забыли о ней.

— Под «лимонкой» вы имеете в виду бомбу?

— Под «лимонкой» я имею в виду бомбу. Она часть их снаряжения, — капитан неожиданно улыбнулся. — Это, во всяком случае, комплимент. Эти парни решили, я что–то значу! Кто там за старшего? — неожиданно спросил он.

— Тетли. Главный констебль использует его для спецзаданий. Он толковый парень, и послужной список у него более или менее. Хотя и мне он не по душе, но должен сказать — работать может.

— Конечно, может, — язвительно бросил Джигс, — особенно сейчас, когда за день может иметь больше, чем раньше за три месяца. Вот только сомневаюсь, что ему удастся удрать с этим.

Терри уже привык к загадкам приятеля и ни о чем не спросил.

Вскоре в Скотленд–Ярд Тетли доставил осколки бомбы.

— Сделано на славу, — таким было замечание Джигса. — Мастерская у них где–то поблизости, но сама бомба отлита в Америке. Думаю, ваши химики придут к тому же.

Тетли сделал краткое и не особо содержательное сообщение. Никто не видел, чтобы в номер входили, а за три четверти часа до возвращения Джигса туда заходила горничная и ничего необычного не заметила.

— Вот все постояльцы отеля, — Тетли положил на стол отпечатанный список. — Видите, сэр, я разбил их по этажам. На этаже мистера Джигса…

— Капитана Аллермана, — поправил Джигс.

— Прошу прощения. На этаже капитана Аллермана проживают леди Кенсил и ее служанка, мистер Брейдон из Бредфорда, мистер Чарльз Линкольн, американский киноактер, и мистер Уолтер Харман с семьей из Парижа.

Джигс подошел к столу, заглянул в список.

— И мистер Джон Смит из Лидса. О нем вы, кажется, забыли, инспектор?

— Мне дали такой список. — Тетли сделал недоуменное лицо.

— И мистер Джон Смит из Лидса, — повторил Джигс. — Я говорил по телефону с управляющим, и он назвал всех, кто живет на этом этаже, в том числе и мистера Джона Смита.

— Мне он не говорил, — быстро сказал инспектор.

— Он не только говорил вам, — ледяным тоном произнес Джигс, — но еще и добавил, что мистер Джон Смит, говорящий со странным акцентом, вызывает у него подозрения.

Повисло напряженное молчание.

— Ах да, вспомнил! — как можно непринужденней воскликнул Тетли. — Он так много говорил об этом Смите, что я решил вписать его отдельно, да так и забыл об этом.

Инспектор наклонился и вписал имя.

— А он не сказал вам, — продолжил Аллерман, — что мистер Джон Смит — единственный, кого после взрыва никто больше не видел? И что в его номере не было вещей?

— Говорил? — спросил Уэмбери, видя, что Тетли замялся.

— Нет, сэр, — вскинул голову инспектор. — Капитану Аллерману, может, и говорил, но мне нет. Я вообще–то еще не закончил расследование. Подумал, вам срочно нужны осколки бомбы, все бросил и прямо сюда.

— Идите и хоть из–под земли достаньте Джона Смита из Лидса, — холодно приказал Уэмбери.

Джигс подождал, пока за инспектором закроется дверь.

— Ничего не хочу сказать о методах расследования Скотленд–Ярда, шеф, но я так полагаю, что подобные сведения необходимо сообщать.

Уэмбери кивнул.

— Я тоже так думаю.

— Комиссар назвал вам имя человека, получившего послание? — вмешался Терри.

— Нет. Не знаю, почему, но он упорно отказывается. Впрочем, почему, это и так понятно. Старик придерживается старых армейских законов чести, которые хороши для скаутов, но отнюдь не для Скотленд–Ярда. Видимо, он обещал этому человеку или его дяде, или кому там еще, что имя останется в тайне. Даже министр не смог уговорить этого упрямого старого осла.

— Плохо, — покачал головой Джигс.

Он задумчиво посмотрел на стол.

— Допустим, мы кого–то подозреваем из своих, Какие у вас в Скотленд–Ярде правила? Любезничаете с ним, задаете вопросы или просто пожурите?

Уэмбери усмехнулся.

— Мы обращаемся с ними как с добропорядочными гражданами. Если осмелимся задать пару вопросов о прошлой жизни, назавтра в парламенте обязательно кто–нибудь поднимется с места, и тому, кто спрашивал, конец.

Джигс медленно кивнул.

— Понятно. Надеюсь, вы понимаете, что если поймаете кого–нибудь из этой шайки, то будете иметь дело с самыми крутыми парнями. Они, между прочим, привыкли слышать оправдательные приговоры, и любят после этого пожимать руки присяжным. Если такой порядок и у вас, шеф, я за то, чтобы его нарушить!

Главный констебль покачал головой.

— А мне думается, здесь как раз такое место, где удастся, — усмехнулся американец, и никто не запротестовал. — Во всяком случае, чем быстрее вы поймете, что иначе их не одолеть, тем меньше будет трупов.

…Терри жил неподалеку от Марилебон–роуд. Слуг не держал, если не считать старушку, приходившую каждый день убирать квартиру. Джигса ждала готовая постель, хотя она была приготовлена для тетки Терри, со дня на день ожидавшейся в Лондон из провинции.

— Если тетушка заявится среди ночи, ей, чтобы разбудить меня, придется хорошенько потрудиться.

— Она не приедет. Сегодня пришла телеграмма. Она отложила поездку.

Терри зевнул. За последние двое суток ни он, ни американец не спали и двух часов.

— Что касается меня, — сладко потянулся Джигс, — мог бы вполне обойтись и без сна. Если иногда и закрываю глаза, это просто уступка заведенному среди людей порядку.

Но когда через десять минут Терри постучал в дверь и спросил, не нужно ли чего, в ответ услышал могучий храп.

Они спали крепко — настолько крепко, что телефон надрывался минут пять, прежде чем разбудил их. Первым вскочил Джигс. Он был уже в прихожей, когда из своей комнаты выглянул Терри.

— Который час? — спросил американец.

— Половина третьего.

— Где телефон?

— В той комнате.

Джигс снял трубку, Терри стал рядом.

— Это, наверно, меня, — сказал Аллерман. — Со мной здесь несколько ребят из полицейского управления Чикаго. — Он на мгновение прикрыл рукой трубку. — Скотленд–Ярд. Да, я приму сообщение… Инспектор Уэстон? Да, он здесь, но на проводе капитан Аллерман.

Он не перебивая выслушал сообщение, затем поднял глаза на Терри.

— Имя того парня, которое старик упорно не выдавал, сэр Джордж Джилсант.

— Как вы узнали?

— В полночь его нашли у железнодорожного полотна — в пижаме, нашпигованного пулями.

Терри выхватил у него трубку.

— Это все, что могу сообщить, сэр, — сказал дежурный. — Несколько минут назад мы получили сообщение от харфордской полиции. Нашли его на насыпи железнодорожного полотна; похоже, что вытащили из постели.

— Мертв?

— Да, сэр. Харфордская полиция считает, что он ехал шотландским экспрессом. Тело нашли полчаса спустя после того, как он прошел. Нашел путевой рабочий.

— Хорошо, — после недолгого раздумья сказал Терри. — Сейчас приеду.

Джигс опустился в кресло, поставил локти на стол и сжал в ладонях голову.

— Это ведь старик посоветовал ему уехать в Шотландию? — зло проговорил он. — Вот и уехал! Кто такой сэр Джордж Джилсант?

— Сэр Джордж был очень состоятельным землевладельцем, обладал крупным пакетом акций в сталелитейной корпорации «Норт кантри». По происхождению — иностранец, но за несколько лет до войны натурализовался. В Абердине у него дом.

Джигс кивнул.

— Доберись он туда, мог бы оказаться в безопасности. Ваш старик хоть и полный идиот, но мыслил верно. Если бы вам удалось убрать подальше из Лондона всех, кто получил угрозу, убрать в безбрежные провинциальные дали — простите мне это киношное выражение, — банды за ними не пошли бы, это слишком опасно. Убрать любым доступным способом, но только не поездом — это прямая дорога в морг… Если будем знать этих людей, знать имена и где живут, сразу же после получения письма спасти их можем. Когда я говорю «можем», я имею в виду «у нас есть возможность».

Джигс глянул на часы, тикавшие на каминной полке.

— Для утренней сенсации поздновато?

— Нет; последние выпуски выходят в четыре. В утренние газеты попадет.

Терри вскоре уже принял ванну, оделся и с нетерпением ждал, когда американец соберется.

— Все равно придется ждать дежурную машину, — спокойно заметил Аллерман.

— Можно и на такси, — раздраженно бросил Уэстон.

— Вы не обидитесь, Терри, если дам вам совет? — Американец был очень серьезен. — Пока эта заваруха не кончится, ни при каких обстоятельствах не останавливайте на улице такси. Если не последуете этому совету, можете горько пожалеть!

Все здание Скотленд–Ярда было ярко освещено, как в ранние вечерние часы. Главный констебль был у себя, и Терри узнал все подробности убийства.

Сэр Джордж в сопровождении слуги уехал из дому вскоре после десяти вечера. Его багаж состоял их двух чемоданов; слуга взял такси. Сразу по прибытии на вокзал сэр Джордж направился прямо в свое купе и, видимо, по совету комиссара, заперся. Купе слуги находилось в дальнем конце вагона. Он подождал, пока поезд тронется, постучал и зашел приготовить сэру Джорджу постель. Он вышел от хозяина без пяти одиннадцать и ждал, пока тот не запер за ним дверь.

После того, как нашли тело, телеграммой запросили полицию Йорка. Шотландский экспресс задержали, вагон тщательно осмотрели. Купе сэра Джорджа было заперто изнутри; постель, на которой спал несчастный баронет, носила следы трагедии. Подушка, простыни, одеяла — все было пропитано кровью. Кровь нашли и на подоконнике, но само окно было закрыто, и шторы опущены. Кроме того, преступники вытащили из сетки запасное одеяло и набросили поверх постели; так что вначале,войдя в купе, полиция следов убийства не заметила.

Между купе сэра Джорджа и следующим была запертая дверь. В Лондоне его заняла пожилая леди, взявшая билет на имя Диарбон. Она была, видимо, инвалидом, ибо передвигалась с трудом; ее сопровождала смуглая пожилая сиделка, в очках. В Йорке это купе оказалось пустым. Проводник сказал, что пожилая леди и ее сиделка сошли в Хитчине. На эту станцию тоже ушел срочный запрос. Железнодорожное начальство подтвердило, что здесь с поезда сошли две женщины. Их ждал огромный лимузин. Дежурного носильщика больше всего поразило, что у них не было багажа.

К тому времени, когда эти сведения дошли до Скотленд–Ярда, с установкой заграждений на дорогах уже опоздали. Информация о маршруте черного лимузина пришла лишь на следующий день и оказалась бесполезной.

Сэра Джонатана Гусье рано утром подняли с постели и сообщили о трагедии. На старика было жалко смотреть.

— Да. это он… Наверно… если подумать… лучше бы Я нарушил слово. Я, это ведь я посоветовал уехать в Шотл… Боже мой! Какое несчастье!

Они оставили его, разбитого ужасной новостью старика, и вернулись домой к Терри. В небе на востоке появились первые признаки зари.

— Дело наверняка сдвинулось. Интересно, Терри, какой сегодня будет урожай?

— Вы считаете, они послали и другим?

Джигс кивнул.

— И, думаете, платят?

— Разумеется, платят. Чувствуете психологию подхода? Эти парни много не просят. От сэра Джорджа они хотели всего две тысячи. Да заплати он эти деньги, и на следующий день даже не вспомнил бы, что они у него были! Они ведь не просят двадцать или пятьдесят тысяч, или какую–то там колоссальную сумму. У них аппетиты умеренные. Но через пару месяцев снова попросят. Любой, кто поддался, от них уже не уйдет. В этом искусство и суть вымогательства. Один раз заплатить вы можете себе позволить. Надоедает где–то после десятого раза… Ну, теперь письма пойдут сотнями.

— А вы не допускаете такой возможности, что англичане не…

— Да выбросьте вы из головы всю эту английскую чушь! — вскипел Джигс. — Внушили себе, что англичане — это богоподобные супермены, которые поведут себя иначе, чем любая другая нация! Неужели вы полагаете, что американцы трусливее вас? А полиция сидит в сторонке и предоставляет этим подонкам распоряжаться? Нет. Американцы ничем не хуже ваших дорогих сограждан. К слову, кто самый великий из англичан за всю историю вашу? Ричард Львиное Сердце, не так ли? А что он сделал, когда австрийский император, или кем он там был, сказал, что прикончит его, если тот не заплатит? Мистер Львиное Сердце тогда срочно послал гонцов домой собрать все налоги и повытряхивать даже детские копилки, лишь бы его освободили! Разумеется, иначе он не мог поступить! Жить хотят все, и все мы из одного теста, дружище!

Глава 12

Говоря, что на него в Лондоне работает несколько человек, Джигс не грешил против истины. Правда, никакого отношения к полицейскому управлению Чикаго они не имели. Завербовал их капитан Аллерман из среды, которую принято считать криминальной. Поездка Джигса в Англию первоначально была связана с международным совещанием полиции. В повестке его стоял один вопрос: борьба с принявшими огромные масштабы шулерством и мошенничеством на судах, курсировавших между Старым и Новым Светом. У капитана Аллермана был большой опыт общения с подобной публикой. Несколько ее представителей и должны были ассистировать ему на совещании.

К одному из них, Джо Либеру по прозвищу Канарейка, и направился позавтракать в то утро Джигс. Джо жил в шикарном номере привокзального отеля на Юстон–роуд. Место было тихое, чуть в стороне от проторенных туристских маршрутов, и здесь он вряд ли мог столкнуться с теми, с кем садился за картежный столик в последнее путешествие через океан.

Либер был тучный, с багровой физиономией и слегка лысоватый. По мнению Аллермана, его основное достоинство заключалось в том, что Джо был хорошо знаком со Средним Западом и его не слишком законопослушными гражданами. Когда Джигс без объявления вошел в его гостиную, Джо собирался было позавтракать. Толстяк поднял голову, и вилка застыла на полпути ко рту.

— Яичница с беконом? И я бы не отказался, Джо. Как дела?

Джо Либер мрачно посмотрел на гостя.

— Видел утренние газеты, Джигс. Что, «лимонку» подложили? Те же парни, что и укокошили того сэра?

— Да, — Джигс кивнул. — Кое–кому из нас, похоже, становится жарковато.

— Лучше бы я тебя не знал, Джигс.

— Ноги похолодели, Джо? — Джигс придвинул себе стул.

— Да нет… пока, но я предпочел бы, чтобы они подольше оставались теплыми, Джигс. Я не знал, что здесь такое творится. Ты имеешь дело со скверной компанией.

— Видел кого–нибудь?

Джо поджал губы.

— Ну, я не уверен, что хочу тебе что–нибудь рассказывать. Стукачом я ведь никогда не был… Здесь Эдди Теннер, и еще Керки Смит. Для тебя это, конечно, не новость?

Джигс кивнул.

— А помельче?

— Здесь Хик Шумахер. Его сестра замужем за Керки.

— Хорошо устроился. А еще кто?

Джо откинулся на спинку стула.

— Я все думаю, стоит ли тебе рассказывать, Джигс. Это вонючие крысы, все они. Всем им место в аду. А ведь я женат, и у меня большая и голодная семья. — Он глянул по сторонам. — Проверь за дверью, Джигс.

В дверях капитан Аллерман столкнулся с официантом.

— Это я его позвал. Заказывай, что хочешь, — сказал Джо и, подождав, пока Джигс закроет за парнем дверь, добавил. — Терпеть не могу официантов с сицилийскими физиономиями. Садись.

Он перегнулся через стол и понизил голос.

— Помнишь Лимонку Пулиски — парня, который отхватил в Чикаго десятку за свои игрушки?

Джигс кивнул.

— Я его знал, — продолжал Джо. — Он был в деловых отношениях с ребятами, обслуживавшими западный океан лет двенадцать, нет, пятнадцать назад. Затем, слышал, он занялся рэкетом в Чикаго. Как–то встретил его — нацепил на себя все, что можно, разве что серег в ушах не было. Когда началась забастовка мясников, решил поучаствовать в рабочем движении…

— Взорвал дом прокурора штата, — кивнул Джигс, — за что и попал за решетку.

Джо снова глянул по сторонам и затем почти неслышно произнес:

— Он здесь.

— В этом отеле или Лондоне?

— В Лондоне. Случайно столкнулся с ним в магазине на Оксфорд–стрит, надо же такому случиться. Он покупал одежду для своей старой матушки. Меня он не заметил… Откуда знаю, что для матушки? Слышал, как он разговаривал с продавщицей.

— Не заметил тебя? — Глаза Джигса загорелись.

— Нет.

— А ты не помнишь, что это за магазин?

Джо нетерпеливо заерзал в кресле.

— Он, собственно, не на Оксфорд–стрит, чуть в сторонке. Один из закоулков, где всегда можно купить подешевле. Я заходил туда купить кое–что для жены, одно из этих, мм… — Он сделал неопределенный жест рукой.

— Бог с ним, — вежливо перебил Джигс. — Не помнишь, что он купил?

— Нет, я ушел раньше.

Джо, однако, подробно описал, где находится этот магазин.

— Где остановился, не знаешь?

— Ты много хочешь знать, Джигс, — на мгновенье вышел из себя толстяк. — Говорю же тебе: я не хочу с ними связываться, это чертовски опасно — вчера вот один отель уже пробомбили. Ты знаешь, эти ребята мне не по душе. Они, вонючие крысы, взорвали дом моего свояка — он не захотел связываться с поганой компанией. Но я предпочитаю держаться от их дел подальше.

И тут же совершенно непоследовательно добавил:

— Лимонка был в очках, а на улице ждало желтое такси с колесами, выкрашенными в зеленый цвет.

Джо легонько стукнул себя по губам.

— Перестанешь ты когда–нибудь болтать лишнее? Неужели так никогда и не поумнеешь?.. Ладно, Джигс, может, это вовсе и не его было такси, но флажок был опущен.

…Джигс из квартиры Терри позвонил Уэстону в Скотленд–Ярд и вкратце изложил суть услышанного. Источника сведений, однако, не указал.

— У вас есть отдел, который занимается такси? Так вот, свяжитесь с парнем, который там за старшего, и выясните, не приходилось ли ему слышать о таком чуде, как желтое такси с зелеными колесами. Слушайте дальше, Терри. Позвоните в полицейское управление Чикаго. Пусть свяжутся со мной.

Капитан Аллерман повесил трубку, но телефон зазвонил снова. Джигс подумал, что оператор на коммутаторе Скотленд–Ярда просто забыл отключить его. Он снял трубку.

— Алло! Это вы, Джигс?

Аллерман ответил не сразу.

— Привет, Керки! Читаешь мысли?

— Нет, сэр! — На другом конце провода послышался лукавый смешок. — Где уж мне? Пытался дозвониться до вас. Концу беседы со старикашкой Скотленд–Ярда, надеюсь, не помешал? А как в Чикаго, порядок? Не приболел никто, Джигс?

— Именно это и собираюсь выяснить, Как ты узнал, что я здесь?

— Сказал телефонист из Скотленд–Ярда. Хочу пригласить вас слегка перекусить в «Карлтоне». Не нравится «Карлтон», говорите где. Для вас все, что угодно. Заодно и познакомлю вас с женой.

— С которой из них?

— Ну, зачем же так? Если передам ей ваши слова, она очень обидится. Так как, договорились?

— Договорились.

Аллерман почти не сомневался, что телефонист Скотленд–Ярда дать Альбукерке Смиту номер домашнего телефона инспектора Уэстона ни при каких обстоятельствах не мог. Все–таки он не поленился проверить в управлении и лишний раз убедиться, что Смит не может сказать и слова правды.

— Значит, они все время висели у меня на хвосте и знают, что я был у Либера!

Выходя утром от своего осведомителя, капитан Аллерман заметил, как из соседней двери выскользнул официант. Тогда он не придал этому значения. Сейчас, в свете новых фактов, заподозрил неладное и… предпринял смелый шаг. В сопровождении двух полицейских из Скотленд–Ярда он вернулся в отель. Джо Либер куда–то вышел, но Джигса больше интересовал тот смуглолицый официант, который утром их обслуживал. При разговоре с ним присутствовал управляющий отелем.

— Я арестовываю этого человека по подозрению и прошу вас провести одного из этих полицейских в его комнату, — обратился к управляющему Джигс.

Он решился на серьезную авантюру, но ему повезло. Официант, вначале ухмылявшийся и воспринявший слова Аллермана совершенно невозмутимо, неожиданно рванулся к двери. Когда его схватили, парень совершил непростительный с точки зрения полицейского грех — направил на стража порядка револьвер. Джигс молниеносно выбил оружие. Парню надели наручники.

В его комнате нашли незаконченное письмо. Оно начиналось без всякого приветствия:

«К Канарейке Джо Либеру приходил Джигс, и они долго говорили. Джо что–то рассказал о Пулиски, Лимонке Пулиски. Слышно было плохо; они говорили очень тихо».

Джигс прочел письмо и сунул его в карман.

— В Скотленд–Ярд везти не надо — давайте прямо домой к мистеру Уэстону. Обыщите сначала, а затем снимите наручники. Нам лишнее внимание ни к чему.

Капитан Аллерман вышел из отеля рука об руку со своим пленником и без происшествий добрался до квартиры Терри.

— Вы оба подождите на улице. Поговорю с ним сам.

На смуглом лице официанта мелькнула тень ужаса. Полицейские, поколебавшись, вышли.

— А теперь, сынок, слушай меня внимательно. Выбить из тебя всю правду времени у меня маловато. Скажи мне только одно: кому ты должен был отправить это письмо?

— Этого я не скажу, — буркнул парень, назвавший себя Росси.

— О третьей степени слышать приходилось, детка? Не напрашивайся на нее. Кому письмо?

— Да пошел ты…

Джигс рывком за ворот поднял парня на ноги.

— Давай поговорим как братья, — ласкова произнес он. — Душу из тебя выколачивать мне не хочется. От одной только мысли об этом у меня разрывается сердце… Но я должен знать, кому это письмо.

Дрожащий от страха Росси раздумывал.

— Хорошо, — хрипло согласился он. — Одной молодой леди. Ее зовут Лесли Рейнджер.

Джигс изумленно уставился на пленника.

— Кому?

— Мисс Лесли Рейнджер, — и, к удивлению Джигса, парень назвал адрес девушки.

— Сам должен был отослать?

— Нет, мистер, — покачал головой Росси. — За ним должны были прийти.

Капитан Аллерман облегченно вздохнул.

— Понятно. И кто, и когда должен был прийти за ним?

Этого Росси сказать не мог. Накануне вечером он получил приказ. Ему позвонил соотечественник (Росси был родом с Сицилии) и велел следить за этим постояльцем. Запоминать имена всех, кто будет к нему приходить, и подслушивать, если удастся, о чем будут говорить. Соотечественник упомянул священное название тайной организации, и Росси подчинился.

— Все понятно, — кивнул Джигс. — Теперь, может, объяснишь, для чего таскаешь с собой револьвер с полным барабаном и зачем достал его при аресте. Чего ты боялся?

Парень потупился.

— Опять молчишь? Ты мне уже надоел…

Через десять минут Росси сдался. Джигс дал ему время очухаться, затем доставил в Скотленд–Ярд.

— Член банды есть в каждом крупном отеле, — деловито доложил капитан главному констеблю. — Более того, почти на каждом этаже. Этот Росси — из Нового Орлеана. Дела у него шли неважно, и кто–то подсказал, что в Англии можно хорошо подзаработать. Он обратился к главе своего общества в Нью–Йорке и сразу же получил это назначение. А игры с оружием объясняются очень просто. Один срок за незаконное хранение оружия он уже отсидел; вот и рванулся бежать, боялся, как бы снова не нашли револьвер.

— Паспорт как?

— В порядке. Нет, против него у нас ничего нет, и ни с кем в городе он не связан. Ни Эдди Теннера, ни Керки, ни еще кого не знает. Знал бы, раскололся — он не из крепких орешков.

Главный констебль подозрительно взглянул на Джигса.

— Все это вы выяснили законными методами?

Джигс наклонился над столом, упершись в него руками.

— Послушайте, шеф: меньше чем за пять дней вы имеете пятерых убитых, и эта же участь ожидает еще многих. Нежные чувства к этому итальяшке вы ставите выше жизни друзей и сограждан. В Англии так заведено, что такому подонку не позволительно сделать немножко больно?

— Таков порядок, Джигс.

— Ну, конечно, таков порядок. Пусть вас убивают, но вы должны вести себя по–джентльменски! Игрушечными ружьями, шеф, и подушками с пулеметами не справиться. Да, чтобы он все выложил, пришлось слегка прижать. По–вашему, его и пальцем нельзя тронуть. Может, мне еще надо было стоять и смотреть, как он умеет стрелять? Доберись его палец до курка, один из ваших парней был бы либо мертв, либо ему было больнее, чем Росси.

Что ответить, Уэмбери не нашелся.

В тот же вечер в кабинете Терри раздался звонок. Звонили из Америки.

— Привет, Попрыгунчик! — весело закричал в трубку Аллерман. — Это Джигс, из Лондона. Слушай, не теряй время на всякую там чепуху. Помнишь Лимонку Питера Пулиски?.. Да–да. Разве он не сидит? — Терри увидел, как вытянулось лицо Джигса. — Вот как?.. Когда сбежал?.. Отсидел всего два года? Маловато! У тебя где–нибудь не завалялся его снимок?.. Да, сойдет, переправь его сюда… Да, привет!

Глава 13

На предварительное слушание дела сэра Джорджа Джилсанта Терри Уэстон прибыл с инспектором Тетли. По распоряжению министерства внутренних дел слушание из Харфорда перенесли в Лондон.

— Жизнь, — поморщился Тетли, — это просто одно чертово дознание за другим.

Он подкрутил свой маленькие нафабренные усики и в ожидании одобрительной реакции Терри ухмыльнулся.

— Я посмеюсь, Тетли, если скажете и впрямь что–нибудь забавное.

— Вы воспринимаете вещи слишком серьезно. В конце концов, мы не можем помешать этим преступлениям. Главное — не терять головы. Если бы сэр Джордж послушался нашего совета…

— Под «нами» вы имеете в виду комиссара и себя самого?

Тетли кивнул.

— Мы предлагали ему уехать на машине.

— Так вы знали? Старик сказал вам?

— Да, сэр, сказал. — Тетли гордо улыбнулся. — Я единственный, кому он рассказал, что опасность грозит сэру Джорджу.

Терри Уэстон промолчал. Ему стоило немалых усилий, чтобы удержаться и не сказать какую–нибудь гадость в адрес бывшего комиссара Столичной полиции.

Рассуждения Тетли, в сущности, были недалеки от истины. Ужасной цепочке дознаний, следовавших одно за другим, казалось, не будет конца. Еще накануне прошло разбирательство дела о смерти полицейских и Селемена, и было отложено. Коронер[27], расследовавший последнее дело, также вынужден был согласиться на отсрочку в десять дней, поскольку услышал лишь формальное описание места убийства и опознания трупа.

Терри остался поговорить с ним и договориться относительно будущих заседаний.

— Похоже, инспектор, вам понадобится больше, чем десять дней.

— У меня такое чувство, что нам понадобятся годы, — уныло произнес Терри. — Если только не повезет, даже не знаю, когда придем не с пустыми руками.

Коронер устало потер висок.

— Да, вот еще что. Сегодня утром видел одного знакомого; очень богатый человек, зовут Дженнер. Я просто поразился, в каком он ужасном состоянии. Дрожит, как осиновый листок. Наверняка не обошлось без одного из этих писем.

— Думаете? Я, кажется, знаю, о ком вы. Ноэл Дженнер, углепромышленник?

— Да, он. Возмущался, что Скотленд–Ярд не может защитить людей. Упоминал обращение комиссара.

— Нам это будут еще долго вспоминать, — хмуро отозвался инспектор.

Выйдя из здания, он увидел Тетли; тот оживленно разговаривал с каким–то мужчиной. У незнакомца была очень запоминающаяся внешность: пепельного цвета волосы, длинное лицо и тяжелая челюсть. Мимо них вразвалочку прошел третий, вернулся и что–то сказал обоим. Это был пухлый круглолицый мужчина немного ниже среднего роста, в роговых очках; костюм, естественно, на нем сидел прекрасно. Двое мужчин ушли вместе, а Тетли направился к зданию. При виде Уэстона он явно стушевался.

— Привет, шеф! Поговорил тут с парнями; хотели узнать, как пройти к Хангейту. Похоже, иностранцы. Воспользовался, так сказать, случаем, и расспросил, кто такие.

— Я их даже не заметил, — бросил Терри и отметил про себя, что лицо Тетли посветлело. — Можете вернуться в управление полицейской машиной. Вечером мне надо поговорить с вами.

— Я думал, вы прихватите меня с собой. По дороге все бы и обсудили.

— Делайте, что вам говорят.

Терри увидел, как потемнело от ярости лицо подчиненного.

— Не забывайте, Уэстон, вы разговариваете не с плоскостопым чурбаном в полицейской форме. Задирать нос…

— Обращаясь ко мне, извольте употреблять слово «сэр» и притрагиваться пальчиками к шляпе — зарубите это себе на носу, инспектор Тетли!

Он оставил беднягу настолько рассвирепевшим, что тот, даже придумав подходящий ответ, вряд ли смог бы вымолвить и слово.

Терри вернулся в управление около пяти. Он чувствовал себя разбитым, совершенно не способным заниматься сегодня чем–нибудь еще. Единственное, что пообещал себе сделать, это найти Лесли Рейнджер. Девушка переехала, и ее нового адреса Терри еще не знал.

Вошел Джигс, свежий, словно только что хорошо выспался и день для него только начинался. Терри показал на стул.

— Садитесь и не трогайте меня. Я совсем выдохся.

Джигс прикурил сигару.

— По телеаппарату, или как он там у вас называется, пришел снимок — снимок Лимонки Пулиски. Сейчас принесут. Вы не поверите, Терри, но как он выглядит, не помню, хоть убейте. Хотя и сам взял его. Все время путаю его с кем–то другим… Сколько они запросили у сэра Джорджа?

— Две тысячи? — Терри поднял трубку. — Вы мне напомнили… Главный констебль у себя? Могу я поговорить с ним?

— Он направился к вам, сэр, — сообщил голос секретаря, и тут же в кабинет вошел Уэмбери.

— Что будем делать? — спросил Терри. — Письмо получил некто Дженнер — так, во всяком случае, думает коронер.

Уэмбери угрюмо кивнул и опустился в кресло.

— Об этом я и пришел поговорить. До меня дошло, что еще один человек получил письмо и в полицию не обратился. Что нам делать? Начнем расспросы, вся ответственность, если его убьют, ляжет на нас. Думаю, нам следует действовать осторожно: пока к нам не обратятся, не шевелить и пальцем. Понимаю, это трусость, но что нам делать? Мы должны отвечать за жизнь этих людей, а защитить их не можем… Да, Джигс, парень, которого вы доставили, просит адвоката. И пожаловался участковому сержанту и врачу, что вы били его.

— Я с ним поговорю.

Вошел дежурный с фотоснимком в руке.

— Получено по телеграфу, сэр. Человек, который принес его, ждет за дверью.

— Пригласите его.

Оператор вошел, взял у дежурного еще влажный снимок и осторожно снял с него покрытие.

— Ну точно! — воскликнул американец. — Как же я забыл его! Лимонка Пулиски! Вот он…

Он протянул снимок через стол Терри, и у старшего инспектора удивленно округлились глаза. С фотографии на него смотрел пухлый мужчина, который сегодня утром у суда разговаривал с Тетли!

В Скотленд–Ярде есть особый отдел, о котором мало кто знает. В его функции входит разбирательство весьма сомнительных и щекотливых дел. Само его существование могло бы бросить тень на лучшую в мире полицию. Начальника этого отдела вызвали к главному констеблю.

— Возьмите под жесткое наблюдение инспектора Тетли. Не спускайте с него глаз ни днем, ни ночью. Его кабинет обыщите — так, разумеется, чтобы он не знал. Можете арестовать его без ордера — хватит указания старшего инспектора Уэстона или моего… или капитана Аллермана, — добавил главный констебль.

— Проконтролирую лично.

Терри пригласил к себе двадцать специально отобранных детективов и показал им снимок Лимонки Пулиски. Они внимательно изучили его, мысленно пересняли и вышли.

Незадолго до полуночи в один из наиболее фешенебельных ночных клубов в сопровождении очаровательной девушки вошел приятного вида мужчина и заказал столик. Он был круглолицым, в очках и говорил с легким южным акцентом. Пять минут спустя другой мужчина, вопреки правилам клуба не в вечернем костюме, решительно направился к его столику, выдвинул стул и сел напротив.

— Прошу вас со мной выйти, — негромко произнес он. — Сунете руку в карман, стреляю — у меня такой приказ.

— Кто вы такой? — Вопрос последовал после ошеломленного молчания.

— Я из Скотленд–Ярда.

— Разумеется, я пойду с вами.

Мужчина поднялся, заверил спутницу, что сейчас вернется, и вышел из зала. В вестибюле попросил взять пальто.

— Оно вам не понадобится — на улице чудесная теплая погода.

И тут Лимонка Пулиски заметил, что в вестибюле с полдюжины крепких парней, и ни один из них не смотрит дружелюбно.

На пороге кабинета Пулиски первым увидел Джигса и как вкопанный остановился. Глянул на американца исподлобья и заставил себя сделать два шага.

— Позволь предложить тебе стул, — учтиво начал капитан Аллерман. — Как поживаешь, Пулиски? Давненько тебя не видел.

Пулиски не ответил. Посмотрел на стул, потрогал его и сел.

— Меня зовут Джордж Элдон Грин. Можете посмотреть паспорт. Это какое–то недоразумение.

— Ну, разумеется, разумеется. Джордж Элдон Грин, граф Территаунекий, маркиз Мичиганский, король всей шпаны.

Пулиски немного собрался с духом. Он дерзко взглянул на Джигса, затем повернулся к главному констеблю.

— Кто этот мужчина?

— Три старые ножевые раны под правой лопаткой, — продолжал Аллерман. — Я так подозреваю, от них ты еще не избавился, Лимонка?

Джигс заметил, что констебль нахмурился, и за весь допрос не произнес больше ни слова. Паспорт мистера Грина был в полном порядке. Примечательно, что носил он его в нагрудном кармане смокинга. Оружия у него не нашли. Хотя детектив при аресте следил за всеми его движениями, Пулиски все же удалось незаметно сунуть револьвер в сумочку своей прелестной спутницы. Появлению у здания суда он дал вполне убедительное объяснение. Сделал вид, что вспоминает, как разговаривал с каким–то инспектором, спрашивал дорогу к Хайгейту. А к суду приходил из чистого любопытства — как пропустить слушания по такому нашумевшему делу! Никого в Лондоне не знает, приехал в отпуск, снимает квартиру в Блумсбери.

В приемной ждали носильщик, который занес в купе вещи «пожилой леди», и проводник вагона, в котором ехал несчастный Джордж Джилсант. Ни один из них Пулиски не опознал. Проводник сомневался, но уверен не был. Попросив посторонних выйти в приемную, Уэмбери провел срочное совещание.

— Держать его у нас нет оснований. Пусть он и впрямь преступник — мы не можем обвинить его даже в подделке документов. Это дело федеральных властей, не наше.

Капитан Аллерман стоял с каменным лицом.

— Шеф, — он заговорил медленно, словно взвешивая каждое слово, — в соседней комнате сидит убийца сэра Джорджа. Стрелял ли его сообщник, это другой вопрос. Пулиски — убийца, профессионал. Вы что, собираетесь отпустить его?

Уэмбери покачал головой.

— Я не вижу пути, как выйти из тупика. Наши возможности ограничены.

Джигс с минуту раздумывал.

— Хорошо, пусть идет. Я его провожу. Если сделаю что–нибудь не так, пусть меня арестуют. Что бы ни случилось, Скотленд–Ярд дискредитирован не будет — я ведь посторонний. Но я не собираюсь спокойно смотреть, как убийца с улыбочкой выходит из Скотленд–Ярда!

Главный констебль, поколебавшись, согласился:

— Хорошо, отвезите его домой.

Ввели Пулиски, и Уэмбери объявил ему:

— Мы вас больше не задерживаем, мистер Грин. Капитан Аллерман проводит вас домой.

Мистер Грин побледнел.

— Я не нуждаюсь в сопровождающих. В конце концов, могу до утра остаться и здесь. Только не с этим.

— Ты поедешь со мной, дорогуша, — ласково сказал Джигс и взял Пулиски под руку.

У входа ждала машина Терри Уэстона.

— Водить умеешь, детка?

— Нет, — замотал головой Пулиски.

— А ты попробуй. Когда–то, помню, водил хорошо. Я сяду сзади и буду говорить, куда ехать.

Терри, вышедший следом, видел, как машина свернула на набережную Виктории, но не в сторону Уэст–Энда а к городу. Кроме него еще три человека издали наблюдали за их отъездом от Скотленд–Ярда. Они видели испуганного Пулиски за рулем и заметили довольное выражение на лице Джигса Аллермана у него за спиной. Держась на расстоянии, следом тронулась вторая машина. Ее пассажиры увидели, как минут через пятнадцать идущая впереди машина остановилась в укромном месте на окраине и целый час с почтительного расстояния продолжали наблюдать.

Без четверти три машина развернулась и взяла курс обратно на Лондон. Теперь ее вел Джигс, а Пулиски сидел сзади. Они подъехали к Скотленд–Ярду, и капитан Аллерман провел своего подопечного в кабинет главного констебля. Уэмбери еще не ушел. Он поднял изумленные глаза. Кроме недовольной мины на лице, никаких следов дурного обращения на Пулиски не было.

— Пожалуй, отпустим этого джентльмена, шеф. Я убедился, что с ним у нас вышла промашка.

Вошедший следом Терри в изумлении застыл на пороге.

— Хорошо, — кивнул Уэмбери. — Пусть идет.

Джигс проводил задержанного, который уже перестал что–либо соображать, до набережной и поймал ему такси. Три наблюдателя видели, как Пулиски уехал и как помахал ему вслед Джигс Аллерман. Один из них подошел к телефонной будке и набрал номер.

— Пулиски отпал.

Молчание в трубке, затем голос произнес:

— Хорошо. Отправьте туда, где ему место.

— Что, черт возьми, все это значит? — спросил главный констебль, когда Джигс вернулся.

— Этот парень — убийца. С кем он был, не знаю; видимо, он и сам не знает. Но он не только убил сэра Джорджа Джилсанта — он подложил бомбу ко мне в номер. Это непростительный проступок, сэр.

— Тогда почему вы отпустили его?

— Я не отпустил — я убил его, — ухмыльнулся Джигс. — Всю дорогу за нами следовала машина. Посмотрим, какой из меня знаток психологии.

Джигс оказался прав. Полицейский, ранним утром проходивший по аллее Сент–Джеймского парка, заметил торчавшие из кустов ноги, обутые в дорогие туфли. Раздвинув ветви, он увидел мужчину. Беднягу застрелили в упор, и того, что осталось от головы, оказалось достаточно, чтобы опознать в нем джентльмена, носившего паспорт на имя Грина. Психологический опыт Джигса удался.

— Ясно, как день, — объяснил он на следующее утро свою теорию, — если эта братия видит, что такой парень, как Пулиски, едет со мной за город, долго разговаривает там, возвращается со мной в Скотленд–Ярд, а затем я его отпускаю и даже ловлю для него такси — ясно, они делают вывод, что он раскололся. И вот тогда–то объект моего психологического опыта, их шеф, приказывает: «Пулиски отпал — отправьте его туда, где ему место». Бьюсь об заклад, так он и сказал, почти слово в слово. Они поступили с ним единственным образом, какой считают правильным. Они убили его — лишились лучшей «лимонки», какую когда–либо имел Чикаго!

Глава 14

«Дело дошло до того, — писала в своей передовице «Мегафон“, — что каждый день приносит новую трагедию, а мы уже не удивляемся. Убийство мистера Грина, гибель сэра Джорджа Джилсанта, ужасная трагедия у Триумфальной арки, которая унесла четыре человеческие жизни и потрясла весь цивилизованный мир, — неужели это становится повседневной нормой? Неужели так и будем безропотно наблюдать, как происходят эти чудовищные убийства?..»

Лесли Рейнджер дочитала до конца и со вздохом отложила газету.

В квартире девушки царила неразбериха; мебель занесли накануне вечером, и каждая комната являла собой картину полного беспорядка. Лесли повезло: она очень недорого сняла маленькую квартиру на пятом этаже нового дома с видом на Кавендиш–сквер. Но, какой бы дешевой ни была ее квартира, плата за нее оказалась достаточно высокой, чтобы заставить Лесли постоянно думать о поисках нового места работы.

Было очень странно — вернее, странным это казалось только девушке, — в потере места у мистера Теннера ее больше всего огорчала утрата возможности видеться с Терри Уэстоном. Она убеждала себя, что он просто очень приятный мужчина, из тех друзей, которых любая девушка может заводить безо всякого глупого соблазна влюбиться. Ей нравилась веселость Терри. Однако она понимала, что сейчас ему не до шуток, и уж тем более некогда вспоминать о ней.

Еще одна странность заключалась в том, что Лесли очень редко вспоминала о том опасном приключении, которое она пережила в ночь убийства Илайджи Декадона. Если воспоминание и оживало в ее памяти, девушка тут же отгоняла его прочь, как отгоняют воспоминание о дурном сне. Ей трудно было заставить себя поверить в реальность случившегося, поэтому она и не испытывала страха в душе.

Ей конечно, и в голову не приходило, что она может иметь какое–то, пусть даже слабое, касательство к трагедиям, одна за другой разыгравшимся в последние дни. А между тем в войне, разгоревшейся у нее на глазах, ей была отведена роль, и роль далеко не последняя, которая не исчерпывалась некоторым личным участием в одном из преступлений.

С помощью двух мужчин, присланных из магазина, вторую половину дня Лесли расставляла в новой квартире мебель. Ее жилище было очень маленьким — промах архитектора, и из–за размеров квартиры желающих снять ее долго не находилось. Но для Лесли она была просто дворцом. Из комнатки, чуть побольше чулана, она сделала кабинет, из прихожей — гостиную, а самую большую комнату отвела под спальню. Кабинет мог служить источником доходов: Лесли была сама по себе машинистка и в случае нужды могла подрабатывать печатанием. Но гордостью ее нового жилища был телефон — самого последнего образца, оставленный прежним жильцом. Теперь связаться с ней можно было немыслимо быстро.

Другие квартиры дома занимала состоятельная публика. Многие из них платили в десять раз больше, чем Лесли. Ее новое местожительство имело и другие очевидные преимущества. Днем и ночью на входе дежурил привратник. Прекрасно работало центральное отопление.

Лесли зарегистрировалась в бюро по найму стенографисток, не питая, однако, особых надежд. Больше она полагалась на удачу. Ведь она была идеальным секретарем, из тех, которые ничего не забывают и на которых можно положиться, как на архив.

Девушка возилась на кухне со скромным ужином, когда в дверь позвонили. У Лесли мелькнула мысль, что пришли к прежнему жильцу, не зная, что он съехал, или…

«Нет, — сказала она себе, — у Терри сейчас слишком много дел. Да и нового адреса он не знает». Лесли открыла дверь. На пороге стояла красивая молодая женщина. Девушка раньше ее никогда не видела.

— Мисс Рейнджер?

— Да… Лесли Рейнджер.

— Вы позволите войти?

Девушка в смущении оглянулась на свою квартиру.

— Давайте лучше пройдем на кухню. Это единственное место, где что–то похожее на порядок. Я только что поселилась здесь.

На гостье был необычайно дорогой наряд. Хотя вечер выдался теплым, на плечи было наброшено соболье манто. От бриллиантов которыми были унизаны пальцы, шел ослепительный блеск. Лесли впервые видела близко такую светлую, «платиновую» блондинку.

— Вы не будете возражать, если я присяду? О, не беспокойтесь, меня вполне устроит и это, — гостья придвинула себе жесткий деревянный табурет и села.

Она носила такие тонкие чулки, что различить их можно было только по переливчатому блеску. Туфли, решила Лесли, из Америки. Их украшали пряжки, словно усыпанные бриллиантами, что вполне могло быть на самом деле, настолько красивы были эти камешки. Крупные бриллианты сверкали и в ушах, а на груди, подвешенный на тонкой жемчужной нити, отливал голубизной огромный камень.

— Вы меня, конечно, не знаете, — гостья говорила с иностранным выговором. — Я миссис Смит. Мой муж — джентльмен по имени Альбукерке Смит, поскольку он родом из Альбукерке. Я жила гораздо западней — Лос–Анджеллес. Слышали, может? Это где киностудия.

Лесли кивнула.

— Мой муж, мистер Смит, здесь в отпуске и сейчас оказался без секретаря. Она отправилась с женихом в Бомбей. Я услышала о вас и подумала, может, вы подойдете мистеру Смиту.

Миссис Смит выложила все это на одном дыхании, не размениваясь на передышки, чтобы обозначить, где одно предложение заканчивается и начинается следующее. Речь ее была монотонной и слегка неприятной, и все время, пока говорила, она скользила взглядом по кухне, явно рассматривая кухонную мебель и посуду. Лесли с досадой уловила в этом взгляде легкое пренебрежение.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Смит, — смогла вставить, наконец, Лесли, ведь даже платиновым блондинкам нужна передышка. — Я сейчас как раз ищу место секретаря.

— Вы служили у мистера Теннера. Мы знаем его. Приятный мужчина и настоящий джентльмен. Когда услышала, что вы оставили его, я рассказала Керки, и он сказал: «Послушай, Кора, почему бы тебе не наведаться к мисс… — Ей пришлось на мгновенье прерваться, чтобы вспомнить имя. — …Рейнджер», и я сказала: «Хорошо». Я плохого мнения о девушках, которые нанимаются на работу к мужчинам, если только они не жены или не леди. Девушки сами попадают во всякие неприятности просто потому, что им немного не хватает благоразумия. Такого могу вам порассказать о девушках, которые нанимались к мужчинам — ушам не поверите.

Гостья ненадолго замолчала, затем сообщила:

— Меня зовут Кора, но это мое не настоящее имя.

— С удовольствием зайду завтра к мистеру Смиту.

Молодая женщина открыла сумочку.

— Чудесная, правда? Купила в Париже. Стоит шестьсот баксов — можете себе представить? Но все эти бриллианты настоящие. На днях один потеряла, и даже рассказать не могу, сколько пришлось пережить, чтобы получить страховку. Эти плуты–страховщики хуже всякого зверья.

Она достала из сумочки платиновую коробочку, извлекла из нее и протянула Лесли визитную карточку. Затем выплыла из кухни, оставив за собой экзотический аромат знаменитых духов. Лесли открыла окно. Духи она любила, но предпочитала свои, пусть даже и дешевые, чем дорогие, но чужие.

Она посмотрела на карточку. Посредине была напечатано «Миссис Смит», и ниже, курсивом, «Урожденная Шумахер». Наверху небрежной рукой был вписан адрес. Лесли с трудом разобрала название отеля, которое показалось ей очень знакомым.

Переодеваясь ко сну, Лесли вдруг вспомнила, что миссис Смит приходила не из бюро. Откуда же она могла узнать, что Лесли ищет работу? «Наверно, — решила девушка, — об этом ей сказал Эдди Теннер».

Чтобы запомнить, она повторила имя Альбукерке Смит несколько раз. «Жена называла его Керки, довольно забавное имя, — подумалось ей, — он, должно быть, очень богат, раз может позволить жене такое великолепие». Лесли шла к постели, мечтая о бриллиантах, которые так ослепительно сверкали среди смущающих экзотических запахов.

Она уже выключила свет и скользнула под одеяло, когда снова услышала звонок. Было около полуночи. Чувствуя неладное, она набросила халат и вышла в прихожую.

— Кто там?

— Можно к вам на минутку? Это Теннер, по очень важному делу.

Лесли в изумлении застыла на мгновение.

— Я одна, мистер Теннер. Боюсь, пригласить вас не смогу.

— Пожалуйста! Это очень, очень важно!

Девушка поколебалась, затем выдвинула засов и повернула ручку замка с пружиной. Эдди был в вечернем костюме; таким взволнованным, с раскрасневшимся лицом Лесли его еще не видела.

— Не волнуйтесь, я постою здесь. — Эдди прикрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Сегодня приходила женщина, назвавшая себя миссис Смит?

— Да, миссис Альбукерке Смит.

Он кивнул, и Лесли впервые обратила внимание, что у Теннера квадратный подбородок. Пока она смотрела, подбородок, казалось, стал еще квадратней.

— Она не предлагала пойти на службу к этому Смиту?

Лесли кивнула.

— И что вы ответили?

— Сказала, что завтра зайду.

— Это все, что ей было нужно?

Никогда еще речь Эдди Теннера так не выдавала в нем американца. Обычно он говорил обтекаемо и гораздо менее энергично, как истый лондонец.

— Это и все, что я хотел узнать, мисс Рейнджер. Простите, что ворвался среди ночи. Мне кажется, вам лучше к мистеру Смиту не ходить — вам не понравится. Сэлли случайно не рассказала о своих прежних семейных похождениях?

— Простите… — Лесли недоуменно смотрела на него.

— Она представилась, наверно, Корой, но ее зовут Сэлли.

— Вы хорошо ее знаете? — Любопытство взяло свое.

Эдди кивнул и усмехнулся.

— Еще бы не знать! Восемь лет назад мы были мужем и женой.

— Мужем и женой? Да ведь она еще ребенок!

— Для ребенка тридцать восемь многовато. При встрече передайте ей, что я открыл ее секрет — пусть порадуется!

Теннер неотрывно изучающе смотрел на Лесли, и она чувствовала себя, как в луче прожектора.

— На вашем месте, мисс Рейнджер, я ни за что бы не согласился на эту работу. Во всяком случае, вам у них не понравится. Сэлли была одной из самых быстрых стенографисток в Чикаго, пока не поймала на крючок крупную рыбу. — Эдди тут же поспешно исправился. — Простите. У меня дурной слог. Я хотел сказать, прежде чем не познакомилась с более яркой стороной преступного мира.

— Прежде чем вышла замуж за вас? — не удержалась Лесли.

Эдди пристально посмотрел на девушку.

— Правильно. Вам трудно это представить, мисс Рейнджер, но однажды я потратил на Сэлли полмиллиона долларов. В те дни она была брюнеткой и не такой утонченной… Это все, что я хотел узнать, и надеюсь, вы ничего не утаили.

Теннер повернулся, положил руку на ручку замка и замер. Лесли почувствовала, как он весь напрягся, хотя лица его видеть не могла.

— Что–то случилось? — Начала она, но Теннер, не оборачиваясь, предостерегающе поднял руку, и девушка замолчала.

Эдди вдруг резко повернулся и нетерпеливо махнул рукой. Лесли поняла, что ей велят уйти из прихожей. Самое странное, что она беспрекословно подчинилась. Уже из спальни девушка услышала, как щелкнул замок, а затем голос Эдди Теннера произнес:

— Привет, дружок! Что это ты тут вынюхиваешь?

— Да что ты, Эд? Просто зашел к приятелю, он здесь живет… эй, убери пушку!

— Руки на стену, повыше, повыше, вот так!

Несколько мгновений тишины, затем злобный окрик Теннера:

— А это зачем? Проведать приятеля?

— Ну, Эд, — заскулил голос. — В этом городе лишняя предосторожность не помешает. Ты меня знаешь, с пушками я никогда не балую.

— Больше она тебе не понадобится.

— Конечно, Эд, никогда в жизни!

— Вот и договорились. Иди прямо к лифту — я следом. За домом моя машина. Иди прямо к ней, там и поговорим.

Лесли услышала, как тихо хлопнула дверь, затем шум лифта. Она так никогда и не увидела лица человека, который зачем–то пришел в дом к ее двери и теперь должен был расплатиться за свой промах — платить единственную цену, которую знает преступный мир.

Глава 15

В последнее время Лесли спала плохо, но в эту первую ночь на новом месте она погрузилась в сон долгий, глубокий, без сновидений, когда проснулась, из–за края задернутых штор пробивались яркие лучики солнца. Она посмотрела на часы и охнула: без четверти двенадцать. Лесли не поверила и потянулась к столику за своими наручными часиками. Да, она и впрямь спала так долго. Девушка с испугом подумала, что обещала зайти к мистеру Альбукерке Смиту, но тут же вспомнила о предупреждении Эдвина Теннера. Одеваясь и завтракая, она так и не могла прийти ни к какому решению.

В час дня мистер Альбукерке Смит глянул на часы.

— Эта дама что–то не торопится, — сказал он жене, и та покачала головой.

— А ты думал, что такая девушка… могу поспорить, у нее таких предложений…

— Хотел бы я знать, не заходил ли к ней после тебя Эд?

Миссис Смит бросила на мужа удивленный взгляд.

— Ты не знаешь о таких пустяках?

— Да, я знаю не все, — раздраженно ответил Керки.

Но она была слишком глупа, чтобы на этом и остановиться.

— Ну уж, я была уверена, ты знаешь все, что делает Эд.

Керки улыбнулся — тягучей, злобной улыбкой.

— Я посадил ему на хвост парня, и от того нет никаких вестей. Хватит для твоих куриных мозгов?

Когда Керки говорил о ее куриных мозгах, миссис Смит знала, что раздражает его и что самое время помолчать.

Хотя Лесли и не пришла, без гостя Керки Смит не остался. Заметив упавшую на него тень, он поднял голову и застыл — с вилкой на полпути ко рту.

— Джигс!

— Ты ведь приглашал меня, Керки, но вчера я забыл. Как поживаете, миссис Керки? Весь Лондон утром скупили?

Керки Смит резко оборвал жену, собравшуюся было вступить в разговор.

— Послушай, Кора, мне надо перекинуться парой слов с капитаном Аллерманом. Окажи мне такую любезность — пообедай наверху.

Керки поразился, что женщина молча поднялась и вышла. Он и не догадывался, что она сделала это без сожаления, поскольку муж пребывал в скверном настроении.

— Началась заварушка, — сказал, усаживаясь, Джигс. — Развернется на всю катушку — в Лондоне не хватит полицейских, чтобы с ней управиться. Американский размах…

Керки ухмыльнулся.

— Не возводи напраслину насвоих дорогих соотечественников, Джигс. По–моему, это вовсе не американцы — это какие–то паршивые иностранцы. Почему они не могут вернуться туда, откуда пришли?

— Когда домой, Керки?

— Кто, я? — Смит сделал вид, что обиделся. — С какой это стати я должен отправиться домой? Нет, я еще подумываю съездить в Париж.

— Знаешь, что случается с парнями, которых здесь ловят с обвинением первой степени, Керки? Все лучшие адвокаты мира их уже не спасут. Здесь не договоришься. Здешним судьям наплевать, сколько у парня миллионов. Мне бы очень не хотелось отправиться из камеры смертников на виселицу.

На лице хозяина появилась одна из самых ехидных его улыбок.

— Смерти накликать не боишься, Джигс? — невинно спросил он. — Я бы очень огорчился, узнав об этом.

— Это одна сторона дела, — спокойно продолжал капитан Аллерман. — А вот вторая — поблизости от тебя проживает один сукин сын. За пушку хватается и стреляет быстрее молнии. От него тебе не отвертеться.

Керки снова ухмыльнулся.

— Я такой изящный, Джигс, что в меня ни одна пуля не попадет.

— Этот попадет. Этот парень не промахнется даже в твои мозги — хотя о меньшей мишени мне еще слышать не приходилось.

Улыбку словно стерло с лица Смита, он швырнул вилку на стол.

— Что будете есть, мистер Аллерман? Самое время предоставить вашей голове заниматься своим прямым делом — пережевывать пищу, неплохо бы и с ядком. А обо мне не беспокойтесь. Будете в Нью–Йорке, передайте, что я остался осматривать достопримечательности.

Джигс поднялся из–за стола.

— Ты старый мореплаватель, Керки, и знаешь, как гудит колокол, когда корабль тонет. И если до сих пор не услышал этого колокола, сходи к хорошему отоларингологу!

Капитан Аллерман вышел из отеля и медленной походкой двинулся вдоль улицы. Он дошел до угла Пантон–стрит и остановился, раздумывая, куда идти дальше. Ехавшее навстречу ему с огромной скоростью такси с визгом притормозило и резко свернуло в сторону. Машина пронеслась так близко к бордюру, что Джигсу пришлось отступить. В следующую секунду из такси раздались три выстрела; пули высекли искры из серого камня углового дома. Машина снова набрала скорость, но не созданы были еще такие автомобили, на которых можно было уйти от выстрелов капитана Аллермана. Он выстрелил дважды, и оба раза попал в машину. Такси рвануло по Оранж–стрит. Когда Джигс добежал до угла, бандиты скрылись из виду.

К капитану Аллерману решительным шагом подошел полицейский с каменной маской на лице.

— Что у вас в руке?

Джигс глянул вниз и сунул пистолет назад в карман.

— Это оружие, — сказал он и негромко объяснил, что случилось.

Вокруг уже собралась небольшая толпа; со стороны Хеймаркета подбегали люди, слышавшие выстрелы.

— Такси видели? — спросил он полицейского.

— Да, сэр, черное такси ехало по Оранж–стрит. Мне показалось, что за рулем пьяный.

— Не пьяный, могу вас заверить, а умирающий, — весело сказал американец.

И тут полицейский узнал его.

— Капитан Аммерман!

— Лучше Аллерман, но и Аммерман сойдет. Да, меня почти так зовут.

— Такси двигалось довольно быстро, сэр. Я было подумал, не остановить ли его.

— Вы не остановили бы его, констебль. — Джигс похлопал стража порядка по плечу. — А вот пулю в живот получили бы наверняка.

На месте происшествия собралось уже полдюжины полицейских. Они сбежались со всех сторон на выстрелы и свисток. Арестовывать оказалось некого, и толпа, разбухавшая с каждой минутой, неожиданно почувствовала, что является единственным нарушителем порядка, и быстро рассосалась.

Джигс сообщил о случившемся в Скотленд–Ярд, но ситуация в городе уже сложилась такая, что мало кто удивился, а главный констебль разве что не отмахнулся. Он только что вернулся из министерства и пребывал в самом мрачном расположении духа. Дневные газеты поместили сообщение:

«В ответ на запрос члена парламента от Уэст–Кройдона по поводу недавних трагедий в Лондоне премьер–министр заявил, что завтра в палате общин будет представлено на рассмотрение чрезвычайное законодательство. (Аплодисменты). Будут установлены суровые карательные меры. Законность будет восстановлена любой ценой».

«Интересно, — сложил газету Джигс, — каким же будет новое законодательство? В период кризиса англичане просто звереют. Ну, если не звереют, то уж всякую жалость теряют определенно».

А у Скотленд–Ярда появилась еще одна проблема: перестали поступать жалобы. В одну из ночей горящие свечи были замечены в восьми окнах. Имена проживавших в этих домах лежали на столе у Терри Уэстона.

— Чего бы мне сейчас хотелось, — сказал он, — так это чтобы какой–нибудь смельчак пришел и сказал: «Вот письмо, ребята, которое я получил, и вот чем мне угрожают. Теперь ваше дело защитить меня». Если бы завтра такое письмо было у меня на столе, я был бы счастлив.

Назавтра в десять утра такое письмо было у него на столе. Но счастливым Терри Уэстон себя не чувствовал. Особой, которая на сей раз подвергалась угрозам, оказалась Лесли Рейнджер. От нее требовали пятьсот фунтов. Письмо она принесла сама, скорее озадаченная, чем напуганная.

Инспектору Уэстону по телефону сообщили, что к нему посетительница, и Терри расцвел.

— Попросите ее подняться ко мне. — Он повернулся к Джигсу. — Мисс Рейнджер.

Джигс хрюкнул. Он встал, когда девушка вошла, и придвинул ей стул.

— Вот, посмотрите, — протянула письмо Лесли. — Забавно, правда?

Терри взял конверт. Не прочитав еще и строчки, увидев только зеленую печать, он все понял и позеленел сам. Не говоря ни слова, протянул листок Джигсу.

— У вас есть пятьсот фунтов, мисс Рейнджер? — нахмурился американец. — Ах да! Совсем забыл. Вам же тысячу оставили. Хотят всего лишь половину.

— Но это же абсурд какой–то, — пожала плечиками Лесли. — Нет, наверно, кто–то просто пошутил.

Мужчины переглянулись.

— Как вы думаете, Джигс, это шутка?

Аллерман состроил кислую мину.

— Я так не думаю. Что собираетесь делать, Терри?

— Не знаю. Схожу к главному констеблю. Во всяком случае, мисс Рейнджер лучше пока оставаться здесь. У нас есть пустая комната, где она может спать. С комендантом договорюсь.

И Терри пулей вылетел из комнаты.

— Это на самом деле так серьезно? — Несмотря на все самообладание, Лесли не могла скрыть испуг.

— Как вам сказать, мисс Рейнджер. Это несерьезно, но может оказаться весьма серьезным. В Лондоне есть один парень, который вообще не считает это шуткой.

Джигс подождал, пока вернется Терри, извинился, взял шляпу и дежурной машиной добрался до Беркли–сквер.

— Мистер Теннер у себя и сейчас примет вас, — доложил шустрый лакей, который открыл дверь. При этом он с ног до макушки окинул посетителя изучающим взглядом.

— Рад снова увидеть вас, Джигс. — Эдди Теннер вышел гостю навстречу. — Присаживайтесь. Сигару?

Джигс кивнул.

— Дела? Хлопоты по получению наследства?

— Да нет, — покачал головой Эдди. — Здесь дел немного. Вот в Берлин на недельку надо съездить. Никак не могу заставить этих юристов шевелиться живее, чем они хотят. А что у вас?

— Чудные дела творятся в этом городе.

— Мне сказали, кто–то вчера попытался слегка пощекотать вас. Мой приятель случайно оказался на Хеймаркет. — Теннер попытался выразить сочувствие на лице.

— Ваш приятель шел за мной от самого Сконленд–Ярда, — с подчеркнутой учтивостью сообщил Джигс.

— Стрелял, во всяком случае, не он, — отпарировал Эдди, — за что, наверно, благодарит сейчас судьбу.

— Жалею, что тем мало досталось… Послушайте, Эдди, я и не знал, что эти ребята взялись и за женщин.

Эдди вопросительно поднял брови.

— О чем вы?

— Та девушка, что недавно работала здесь — как же ее?.. Мисс Рейнджер. Сегодня утром на нее наставили зеленую пушку. Пятьсот фунтов — это всего лишь половина того, что ей оставил ваш дядя.

— Мисс Рейнджер? — Эдди Теннер на мгновенье утратил частичку невозмутимости. — Зеленую? Это те парни, что посылают письма с зеленой краской? Это шутка.

Джигс покачал головой.

— Не думаю, Эдди.

Теннер медленно потянулся к золотой сигаретнице, достал сигарету.

— Да он спятил!.. Но не думаю, Джигс, что из этого что–нибудь выйдет. Как вы поступили с этой молодой леди?

Джигс усмехнулся.

— Сообщим об этом в пятичасовых выпусках. Следите за прессой.

Эдди хмыкнул.

— Дурацкий вопрос, согласен. Уже уходите, Джигс?

Капитан Аллерман кивнул.

— Да, я всего на минутку.

…В четверть восьмого вечера Керки Смит мерил шагами широкий вестибюль отеля, останавливаясь каждую минуту, чтобы глянуть на часы. В белом жилете и белом галстуке, с огромной гарденией в петлице фрака он выглядел шикарно.

— Керки, да у тебя грандиозный вид!

Хозяин небрежно сунул руку за жилет и медленно повернулся.

— Привет, Эдди!

— Как насчет того, чтобы выпить?

Они по лестнице спустились в пальмовый зал. Эдди щелчком пальцев подозвал официанта.

— Уж никак в оперу собрался?

— В театр. Черт бы побрал этих баб! Вечно их приходится ждать… Сказала, немного пройдется по магазинам. — Керки снова посмотрел на часы. — Еще час потом будет наряжаться.

— У женщин это просто болезнь — заставлять себя ждать.

Эдди выпустил колечко дыма и проследил, как оно растаяло.

— Помнишь моего секретаря, мисс Рейнджер? Ужасно приятная леди. Тоже прождал ее полдня, а она, оказывается, в Скотленд–Ярде. Какой–то шутник прислал ей одно из тех писем… ну, знаешь, «плати или будет худо». Ну, конечно, Джигс и Терри Уэстон забеспокоились. Я им сказал, волноваться нечего.

— Конечно, — пробормотал Керки, не отрывая глаз от пола.

— Поскольку думаю так. — Эдди смотрел на кончик сигареты, словно читая тайное послание, которое она несла. — Ничего с мисс Рейнджер похуже, чем, скажем, с Корой, случиться не может. Предположим, завтра эту девушку Рейнджер находят мертвой. С таким же успехом ты можешь найти голову Коры, доставленную, чтобы ободрить тебя за завтраком, в корзине для фруктов.

Керки слушал с каменным лицом, но с подрагиванием губ совладать не мог. Он очень любил свою платиновую жену, гордился ею и терять ее ни при каких обстоятельствах не собирался. Он прекрасно знал, что человек, который сейчас сидел рядом, небрежно покуривая сигарету, начисто лишен жалости, и что голова Коры значит для него не больше, чем голова козы. Керки был не из слабых. Но здесь он имел дело с тем, кто прошел школу покруче.

Молчание затянулось.

— Считай, что договорились, Эдди, — выдавил, наконец, он и прокашлялся. Свой голос показался ему странно хриплым.

Теннер глянул на часы и поднялся.

— Очень сожалею, что ты опоздал в театр. Кору, наверно, задержал транспорт. Думаю, около восьми вернется.

На часах было пять минут девятого, когда появилась Кора — разъяренная, без умолку тараторившая, хотя и слегка испуганная.

— Ты не должен этого так оставить, Керки. Ты должен найти этого парня и смешать с землей! Запер меня в комнате, наврал, что ты заболел и хочешь, чтобы я…

— Заткнись, ягодка! — добродушно прервал Керки.

— А у меня как назло так разболелась голова!

Он ухмыльнулся.

— Слава Богу, что только разболелась — поверь мне! Слушай, Кора, тот парень не промах. Как бы я хотел, чтобы мы были в одном деле.

Кора Смит знала, что он говорит о ее прежнем муже. Керки никогда не называл Эдди Теннера иначе как «тот парень».

Ровно в восемь капитану Аллерману позвонили. Он узнал голос Эдди.

— Насчет мисс Рейнджер можете не волноваться. Уверен, это была шутка.

— Отлично, — сказал Джигс и передал новость Терри.

— Как можно верить слову такого человека?

— Его слову можете верить. Если он говорит, это шутка, значит, шутка.

— А вы–то сами верите в это?

— Сначала нет, а сейчас да.

— И что, Лесли уже ничего не грозит?

Джигс кивнул. Хотя Уэстон так до конца и не поверил, но к великому облегчению Лесли ей позволили вернуться домой. Она ничего не знала о полицейском в штатском, всю ночь дежурившем в коридоре. И, уж конечно, не догадывалась, что в машине, почти всю ночь простоявшей напротив ее дома, был пулемет и что за рулем сидел англичанин Джек Саммерс, самый знаменитый бандит иностранного происхождения, какого когда–либо знал Чикаго.

Глава 16

На следующий день Лесли принимала гостей. Своим визитом ее удостоили Джигс и Терри Уэстон, Обоим мужчинам не терпелось взглянуть на ее новое жилище, особенно на подходы к нему. Кроме того, обоим хотелось дослушать рассказ девушки о ее приключениях в Сити за три дня до этого. Разговор завел Джигс.

— Говорят мисс Рейнджер, вы встретили в Сити моего старого приятеля, знаменитого инспектора Тетли?

Лесли уже и забыла о существовании Тетли.

— Ах да! Подошел прямо на улице. Я возвращалась из Ротерхнта. Такси попало на перекрестке в пробку. Вдруг он вышел на дорогу и заговорил со мной. До этого я его и не знала.

— Это точно, что вы не были знакомы и не договаривались встретиться? — спросил Терри.

Девушка покачала головой.

— Н–да, на случайную встречу не похоже. Очевидно, он ждал вас. Стоял на тротуаре, затем неожиданно бросился к машине. Не пойму только, как он узнал, в котором такси вы едете.

Лесли охнула; только теперь она поняла, что означали те три белых кольца, приклеенные к машине.

— Когда доехали, мы нашли на капоте три наклеенных бумажных кольца. Я почти уверена, что это дело рук того матроса на мотоцикле.

Джигс выпрямился.

— Теперь давайте послушаем о том матросе на мотоцикле.

Лесли рассказала о своем посещении склада и о том, как узнала голос.

— Правда, я сразу не поняла, что это был тот же мужчина. Вы, американцы, — простите мне, мистер Аллерман, — говорите одинаково.

— Я–то прощу — они не простят. Но давайте оставим этот поклеп на мой родной язык без дальнейших комментариев. Так вы уверены, что это был тот же мужчина, который в ночь убийства Декадона увез вас из дому?

Лесли замялась.

— Ну, почти.

— Вы его хорошо разглядели?

Девушка описала мужчину и его напарника. Джигс потер подбородок.

— В сапогах и свитерах болтались у причала? А кто купил склад? Глупый вопрос, этого вы, конечно, не знаете. Это и все, о чем они говорили?

— Все… разве что еще шуточка о каких–то девушках. Ее не стоит и повторять.

— Повторять стоит все, — веско произнес Джигс. — Так что это за шуточка?

Лесли сказала.

— «Можешь прихватить Джейн, а я возьму Кристабель»? — повторил Аллерман и нахмурился. — Похоже на моряков…

Он поймал взгляд Терри и поспешил сменить тему. Уже на улице спросил:

— И что означал тот предостерегающий знак?

— Может, мое предположение прозвучит дико, — быстро заговорил Терри. — Не знаю, как у вас, а в Англии у большинства барж и буксиров двойные названия, обычно из женских имен. При случае обратите внимание: сплошные «Мэри и Энн». «Эммы и Маргариты». Где–то на Темзе плавают и «Джейн с Кристабель».

Джигс присвистнул.

— Название судна? Хорошенькая шуточка!

В управлении Терри поговорил со старшим офицером речной полиции — ходячей энциклопедией речных судов.

— «Джейн и Кристабель»? Знаю, конечно. Крупный буксир, из самых мощных — двойные двигатели. Когда–то принадлежал «Колкрафт компании». Когда они обанкротились, буксир кому–то продали. Схожу узнаю.

Через десять минут он вернулся с сообщением, что буксир продан некоему Грейшоту из Куинсборо и что обычно он в Пуле[28]. Десять дней назад он отбуксировал баржу с древесиной в Педдинггон; затем что–то случилось с двигателем, и с тех пор стоит на ремонте. От всех предложений найма хозяева отказываются.

— Где он сейчас? — спросил Терри.

— Может, в Пуле, а может, ниже — в Гринвиче.

Местонахождение буксира установили через полчаса. Он своим ходом дошел до Собачьего острова и там пришвартовался. Таким было полученное сообщение.

— Его купили, чтобы идти на нем в Америку, — вдруг добавил офицер речной полиции. — Команда, в основном американцы, уже на борту. Но вышла какая–то заминка с регистрацией.

Тем же вечером Терри Уэстон отправился в Гринвич. На пирсе его уже ждал полицейский катер, и вскоре они с ревом неслись по середине реки, взяв курс вверх по течению.

— Вот он, — показал сержант.

Терри навел ночной морской бинокль на огромный двухтрубный буксир, стоявший у самого берега. Если не считать огней, указывавших, что буксир пришвартован, судно было погружено во мрак. Оно действительно выглядело мощным, и Терри легко мог поверить, что «Джейн и Кристабель» — самое быстроходное судно на реке.

— Хотите попасть на борт?

— Нет, — покачал головой Терри. — Не нужно, они не должны подозревать, что находятся под наблюдением. Но за буксиром следить надо днем и ночью. Вам пришлют подкрепление и катер. С вашим начальством я договорился. Вас они видеть не должны, но Скотленд–Ярду должно быть известно каждое их передвижение. На катере, что пришлют, будут радиостанция и радист.

Поднимался прилив, и катер продолжал свой путь вдоль берега, пока не поравнялся с высоким зданием склада. При свете прожекторов у причала виднелись две баржи с кирпичом. Терри мог видеть фасад безлюдного склада, на причале не было ни души.

— Сойдете на берег?

— Нет, в этом нет необходимости. Подбросьте меня к пирсу Старого Лебедя. Я сказал, чтобы машина ждала там.

Катер снова выбрался на середину реки.

— Берегись! — вдруг закричал один из полицейских.

Рулевой оглянулся и резко повернул штурвал. Катер едва не опрокинулся. От столкновения они были буквально на волосок. Над катером нависла темная громада буксира, он шел в полной темноте. Когда он поравнялся с ними, неожиданно загорелись огни по правому и левому бортам. Сержант что–то прокричал, но судно продолжало ход.

— Он шел без огней! — Разъяренный сержант смотрел вслед удалявшейся корме буксира. — Я их арестую за это!

— Не надо, — сказал Терри. — Не поднимайте шума.

Дома он застал Джигса, внимательно изучавшего специальный вечерний выпуск, в котором был опубликован перечень новых чрезвычайных мер.

— Может, эти подонки теперь призадумаются. — Американец постучал пальцем по газете. — Смертная казнь за взрывы, пожизненное заключение за хранение бомб, двадцать пять плетей за ношение заряженного огнестрельного оружия, семь лет и двадцать пять плетей за сговор с целью вымогательства денег…

Он зачитывал статью за статьей и с восхищением покачивал головой.

— Плеть им не понравится, но, черт побери, кому какое дело, что им нравится, а что не нравится? Четырнадцать лет и двадцать пять плетей за использование огнестрельного оружия с намерением убить! — Он присвистнул. — И это еще не все. Пятьдесят тысяч фунтов — о–го–го! — за сведения, позволяющие добиться осуждения лица или лиц, виновных в преднамеренном убийстве…

Джигс сложил газету.

— Сначала ловите кролика, обрываете ему уши, и он все выкладывает о лисице; затем ловите лисицу и обрываете ей уши. А вскоре добираетесь и до большого медведя. Что узнали сегодня о «Джейн и Кристабель»?

Терри рассказал о приключении на реке. Американец слушал не перебивая.

— Они знают каждый ваш шаг! Завтра, когда найдете этот буксир и вручите капитану повестку в суд за плавание без огней, окажется, что на борту новая команда. Вполне возможно, что буксир перешел не прямо в их руки и теперь принадлежит какой–то сошке. Ну, а я тем временем проверил склад. На вашу Лесли он, похоже, произвел впечатление.

— Так что со складом?

Джигс пожал плечами.

— А ничего. Со складом у них вышла промашка. Но эти парни могут позволить себе купить несколько складов и отдать на слом. Во всяком случае, дли них это не смертельная потеря: в конце концов, могут продать склад и потеряют совсем немного. Вот в другом могут потерять больше. Деньги сейчас потекли к ним рекой. — Джигс откинулся на спинку кресла, — сорок тысяч фунтов в день — двести тысяч баксов! Подумайте, дружище. И, боюсь, немало еще осталось таких, кого ни плети, ни страх угодить за решетку не остановят.

Глава 17

Прежний муж миссис Керки Смит, Эдвин Теннер, считал ее поразительной женщиной: она была глупа в такой же мере, как и красива. Когда у него появлялось желание поизощряться, он называл ее Гардум. Что это значило, точно никто не знал, но звучало очень похоже на ругательство.

Будь она поумней, уже поняла бы, что терпение ее мужа вот–вот иссякнет. После ее сотого «Ты собираешься это так и оставить?» он отложил газету, очень аккуратно сложил ее и опустил в корзину для мусора так, словно это была готовая взорваться бомба.

— Слушай, Кора! Я не часто говорю о своих делах, особенно с тобой. Но сейчас ты меня достала. Да, я знаю, в той темной комнате тебе пришлось пережить несколько очень неприятных минут. Хочешь знать, почему ты там оказалась? Слушай. Кто–то послал одно из тех писем Лесли Рейнджер. Ты знаешь, кто она, поскольку говорила с ней; знаешь, кто она, поскольку мы думали, что она станет моим секретарем; а раз ты знаешь, кто она, ни о чем больше не спрашивай, поскольку… поскольку знаешь, кто она!

— А я–то тут причем?

— Скажу. Они решили, что я могу иметь отношение к этому письму. Подержали тебя там, пока кто–то не забрал у Рейнджер письмо и не сказал ей, что это была просто шутка. Не забери тот парень письмо, знаешь, чем бы кончилось? Они собирались отрезать тебе голову.

Кора широко раскрытыми глазами смотрела на мужа.

— Мне?

Керки мрачно кивнул.

— Да, они собирались убить тебя, отрезать голову, детка, и прислать мне в качестве презента.

Кора презрительно улыбнулась.

— И не делай такого личика, детка. Можешь не сомневаться — они бы так и сделали. Ну, теперь ты будешь хорошей девочкой и перестанешь хныкать?

Но миссис Смит была далека от олимпийского спокойствия.

— Все из–за этой проклятой стенографистки! Керки, ты мне не все сказал.

— К этому я больше не возвращаюсь, ангел мой, и ты об этом больше ни слова. Что у тебя на душе, я знаю; а вот что на душе у меня, ты даже не догадываешься: так широко, как ты, рот я не раскрываю. Но можешь быть уверена: им это с рук не сойдет — и раньше, чем ты думаешь! Пока ничего мне в голову не приходит, но придумаю обязательно. Тогда он у меня попляшет!

— Я хочу, чтобы ты разобрался и с этой девкой.

— Все будет в лучшем виде, — мрачно усмехнулся Хозяин.

На следующее утро произошло событие, сразу же попавшее на передовицы всех газет, которое полностью выбросило Лесли Рейнджер из его головы.

Мало кто не слышал о полковнике Карберте Друде. Он прославился на весь мир как великий охотник, путешественник, храбрец и великолепный рассказчик. Его заслуги были отмечены высшей наградой, о которой только может мечтать настоящий герой — крестом Виктории.

Это был высокий мужчина с рыжеватыми волосами, который всю зиму проводил на охоте, а большую часть лета ходил на яхте. Он прекрасно боксировал, в университете был чемпионом по бегу, стрелял из пистолета и был холостяком. Многочисленные восхищенные родственники оставили ему в общей сложности около шести миллионов фунтов стерлингов. И вот такой герой получил сразу два письма, одно, отпечатанное голубой краской, другое — зеленой. Карберт Друд в полицию не побежал. Он фыркнул от удовольствия и позвонил в телеграфное агентство. Его сообщение было кратким, но энергичным.

«Мои сограждане, которые получают письма с угрозами, похоже предпочитают скрытничать. Так вот, не опасаясь последствий, открыто сообщаю вам: я получил такое письмо, и не одно, а сразу два!»

Через несколько минут полковник звонил Терри. Объяснил, что случилось, и добавил, что сообщил в прессу.

— Я понимаю, такое можно и не афишировать. За славой я никогда не гонялся, но обстоятельства требуют медных труб.

В библиотеке дома Карберта Друда Терри застал оживленное общество. В просторной комнате было тесно от собравшихся там крепких загорелых мужчин разного возраста; рядом с каждым стоял огромный фужер с напитком янтарного цвета. Приветствовали инспектора весьма бурно. Все были охотниками, закадычными друзьями великого Карберта.

— Мы зададим этим парням жару, — глухо произнес полковник. — Я себе прямо места не находил: лучшие люди страны получали эти письма, а я нет! Молодого Фертена, кстати, следовало бы выпороть — молча заплатил и удрал. Не поверите, он воевал в самом пекле и таких героев еще поискать.

— Здесь не на войне, здесь нервы надо покрепче иметь, — возразил кто–то из гостей.

— У меня нервы железные, — широко улыбнулся Карберт. — Вы, мои друзья, оказали мне честь поучаствовать в этой увлекательной охоте. Спать будете здесь; всем слугам я велел отправляться к дьяволу. Начнется пальба, мы еще посмотрим, кто кого.

Терри ушел немного обнадеженным. Этот орешек мог оказаться не по зубам ни «голубым», ни «зеленым».

Он узнал интересную подробность: голубое письмо было отправлено на день раньше, но по адресу на Ибаристрит, где у мистера Друда был второй дом, который он сдавал внаем. Письмо было переадресовано и пришло на день позже — одновременно с зеленым.

Для Джигса это новостью не стало.

— Читал, читал, — покивал американец. Любопытная получается ситуация: путает все карты. Раньше мне все было ясно: «голубые» и «зеленые» заключили соглашение. Не знаю, когда, но, видимо, вскоре после убийства старого Декадона. Фешенебельная часть Лондона поделена между ними, и действует что–то вроде джентльменского соглашения, что ни один не должен вторгаться на территорию другого. Но произошла ошибка, путаница, вот почему Друд получил два письма. «Голубые» направили свое на Ибаристрит, полагая, что он живет там, «зеленые» — на Парк–стрит. Меня сейчас больше волнует не то, отстреляются ли мистер Друд и его друзья, а как банды будут делить его между собой. Договориться они вряд ли смогут. Чтобы сейчас подключиться к нужной линии, не пожалел бы никаких денег!

Джигс Аллерман был прав. Линия, о которой он говорил, в эти минуты была занята. Мистер Керки Смит из своего роскошного номера говорил по телефону с Эдди Теннером. Эдди сидел в своем маленьком кабинете, перед ним, откинувшись в креслах и поигрывая на коленях шляпами, — три очень респектабельно выглядевших молодых человека.

— Разумеется, — ответил Эдди. — Читал… Один человек получил по письму с обеих сторон.

— Да, — шелковым голоском произнес Керки. — «Зеленые» хотят пять тысяч. А бедненький рэкетирчик из «голубых» — хоть бы не позорил фирму! — был бы рад и двум. У меня такое впечатление — победит тот, кто посолидней.

Эдди улыбнулся.

— Ты все неправильно понимаешь, Керки. Самый солидный — это вовсе не тот, кто шире всех разевает рот.

Керки Смит нашелся не сразу.

— Во всяком случае, оба могут остаться с носом. Этот парень понюхал пороху на Великой войне, и пушки пугают его не больше, чем зубочистки.

— Это так, — согласился Эдди. — Так, может, эти «голубые» и «зеленые» парни встретятся и договорятся?

— Может, и встретятся, но не думаю, что договорятся. Ты же не думаешь, что серьезные деловые люди опустятся до того, чтобы иметь дело с мелкой сошкой?

— Ты так себе это представляешь, Керки?

— Да, я это представляю себе именно так. — И Керки повесил трубку.

После вчерашнего инцидента с Корой он пребывал в несговорчивом настроении. Жена мучилась от обиды, да и сам он чувствовал унижение, и у него чесались руки.

Окончательно и к удовлетворению обеих сторон этот вопрос территории так и не был решен. Лейтенанты обсудили сферы влияния и пришли к зыбким соглашениям, но Хозяин добро не дал. Весь день он просидел, как сыч, в своем роскошном номере, напряженно размышляя. Помимо разногласий с Эдди у него была еще одна проблема, очень важная проблема, которая требовала срочного разрешения. Чем ответить на вызов Карберта Друда? После того, как полковник на весь мир объявил, что не боится ни «голубых», ни «зеленых», его надо было примерно покарать. И кара вскоре была придумана.

Итогом трудных раздумий стал вывод о том, что двум бандам тесно в одном Лондоне. «Голубые» должны либо подчиниться, либо уйти из дела. Приняв решение, он немедленно приступил к его выполнению.

Перед тем, как уйти, он зашел попрощаться в комнату Коры, и едва сдержал раздражение. Керки терпеть не мог, когда женщины плачут.

— Не можешь успокоиться, детка? Да выбрось ты это из головы!

— Надо мной поиздевались, а тебе наплевать! — всхлипнула Кора. — Эдди мог запросто меня убить. Думаешь, он мягкий? Плохо ты его знаешь, Керки! Ты с такими крутыми еще не сталкивался… Однажды мы с ним немного повздорили, так он схватил меня за горло и держал над окном восемнадцатого этажа… в Нью–Йорке. Как я тогда перепугалась!

Керки не стал дожидаться конца и поспешно вышел, хлопнув на прощанье дверью.

В Сохо была маленькая парикмахерская с отдельным крохотным залом для особых клиентов. Правда, особых клиентов было немного, всего один — Керки Смит. А еще вернее — он и был настоящим хозяином парикмахерской. Это был излюбленный метод Керки. В каком бы городе он ни появлялся, следом приезжал еще кто–то смуглолицый и покупал парикмахерскую, обязательно со внутренней комнатой. Нанимал двух помощников, как правило, своих соотечественников — и явка была готова. На втором этаже непременно размещалась букмекерская контора с дюжиной телефонов и от силы двумя–тремя клерками.

Хозяин вошел, снял пальто. Парикмахер запер за ним дверь, усадил в кресло и принялся орудовать расческой и ножницами. При этом они едва слышно разговаривали, употребляя одним им понятный словесный шифр.

Закончив разговор, Керки осмотрел прическу и вышел из парикмахерской. К бордюру подкатил его лимузин, ожидавший в улочке напротив. Он сел, и машина плавно тронулась. В тот же миг с ней поравнялась другая. Керки Смит нутром учуял опасность, и в мгновенье, оставшееся до треска пулеметной очереди, успел броситься на пол. Он услышал, как разлетелись стекла; несколько осколков упали ему на голову. Водитель обмяк и навалился на руль.

Послышались крики, свистки полицейских; возбужденные прохожие вопили, как полоумные. Подбежал полицейский и помог Керки выбраться. Хозяин был бледен, но не получил даже царапины.

— Похоже, моего водителя убили.

Водителя вытащили на мостовую и позвонили в скорую.

Керки Смит не испугался; просто был чуть больше обычного взволнован. Но в глубине души у него шевельнулось чувство, похожее на уважение к врагу, которого он недооценил.

Газеты откликнулись на очередное происшествие как всегда дружно, но довольно спокойно. Заголовок одной из вечерних газет вещал просто: «Загадочная стрельба в Сохо». Другая делала конкретные выводы: «Бандиты сводят счеты».

— Это ближе к истине, — заметил Джигс, остановившись на углу, чтобы купить газету. — Можно сказать, в точку. Небольшой фейерверк с голубыми огнями — и Керки уже не настолько самоуверен. Теперь, чтобы вернуть к себе уважение этому парню, Терри, надо выкинуть что–то сногсшибательное.

— Я тоже думал об этом. И уже не так спокоен, как днем.

— Вы о Друде?

Терри молча кивнул.

— Кто бы туда ни заявился, прием окажут самый теплый, — небрежно махнул рукой Джигс.

Глава 18

Хотя формально квартира Лесли Рейнджер располагалась на пятом этаже, на самом деле она была на шестом. Цокольный этаж занимали шикарные магазины, и был еще один полуэтаж, который никак не считался.

Девушка прочла о вызове, брошенном мистером Карбертом Друдом, и надолго задумалась. Он был одним из тех национальных героев, которые всегда волнуют души молодых. А кроме того, со своего высокого пятого этажа Лесли видела плоскую крышу дома, который смельчак превратил сейчас в крепость. Дом стоял на другой стороне улицы, и когда по утрам мистер Друд занимался на крыше атлетическими и гимнастическими упражнениями, Лесли могла украдкой наблюдать за ним. Вполне возможно, что она была не одинока, и у него была обширная зрительская аудитория.

На это бесплатное зрелище девушка попала в первое же утро на новом месте, и ее тогда разбирало любопытство, кто же этот гимнаст, единственной одеждой которого являлась пара синих трусов.

На улице темнело, но в небе на западе полыхала багряная заря. Воздух был поразительно чист, и видно было очень далеко. Вытянув шею, Лесли могла даже наблюдать за огнями Хэмпстеда.

Девушка, задумавшись, сидела у окна, глядя на успокаивавшийся город, как вдруг на высокой крыше дома рядом с жилищем Друда заметила фигуру человека. Мужчина осторожно вышел из–за дымовой трубы и снова пропал. Наверно, полицейский, подумала Лесли. Она не сомневалась, что полиция приняла все меры предосторожности и выставила своих людей на всех возможных направлениях нападения. Девушка продолжала наблюдать, но мужчина больше не появился. Затем, поддавшись порыву, она подняла трубку. «Это, — сказала она сама себе, — какой ни есть, но все–таки повод».

Застать Терри на месте оказалось не так–то просто. Он был где–то в управлении, и телефонист попросил ее перезвонить. Десять минут спустя Лесли с легким волнением услышала в трубке голос инспектора.

— Я понимаю, это глупый вопрос, но все же… У дома мистера Друда дежурят ваши люди?

Терри изумился.

— Д–да, пара наших людей должна там быть. А почему это вас интересует?

— Ну, я это вижу из своего окна. Точнее, мне показалось, на крыше соседнего дома я видела мужчину. Сейчас темно, но я не могла ошибиться; вероятно, это полицейский.

Лесли услышала, как Терри кому–то передал ее слова и как этот кто–то помянул черта. Она догадалась: Джигс.

— Вы не будете возражать, если мы к вам сейчас подъедем — капитан Аллерман и я?

— Я не уверена, что это очень серьезно. Возможно, это мои глупые фантазии. А я отрываю вас от важных дел…

— Чепуха! — перебил ее Терри. — Это и есть наше дело. Я сначала поговорю с офицером, которому поручен этот дом, и выясню, не обследовал ли он крышу, о которой вы говорите. Думаю, это он и был.

В дверь позвонили через полчаса. На пороге стояли оба джентльмена.

— Это наверно, был Тетли, — сказал Уэстон. — Он провел здесь весь вечер, и вполне мог попасться вам на глаза.

— Так это он установил огни на крыше?

— Что? — быстро переспросил Джигс. — Какие еще огни?

Лесли подвела их к окну, и массивные фигуры мужчин заполнили весь оконный проем. На плоской крыше дома Карберта Друда виднелись три красных огня, установленных в форме треугольника.

— Во дела! — Джигс покачал головой. — На кой черт они понадобились?

— Может, Тетли хотел дать ориентир своим людям, — предположил Терри. — он говорил мне, что собирается у окон, выходящих на дом Друда, рассадить снайперов.

— Грандиозная идея!

И вдруг американец щелкнул пальцами.

— А кому придет в голову вламываться в этот дом и открывать стрельбу? Только полному идиоту! Там полно пушек. Даже если они и достанут Друда, то своих наверняка потеряют с дюжину. Пошли, Терри.

Без слова прощания Джигс вылетел из комнаты: Терри извинился и бросился следом. Они перебежали дорогу, едва не угодив под колеса такси. Констебль шагнул к ним, чтобы наказать нарушителей порядка, но узнал обоих и отошел в сторону. Через несколько секунд Джигс стучал в двери Карберта Друда. К его удивлению, открылась не дверь, а окошко в ней, и на позднего гостя подозрительно глянуло лицо охранника.

— Что вам нужно? — Окошко по указанию хозяина дома вырезали сегодня днем.

— Полиция. Нам нужно срочно поговорить с мистером Друдом.

— Я не могу вам открыть дверь, джентльмены. Мистер Друд полицию в дом приказал не пускать. С ним его друзья, и он позаботится о себе сам.

— Но это очень важно — вопрос жизни и смерти, черт побери! Мне надо подняться на крышу и…

— Вы не сможете ни подняться на крышу, ни спуститься в подвал.

Окошко со стуком захлопнулось. Джигс изумленно глянул на Терри.

— Чушь какая–то, — пожал плечами инспектор и постучал снова.

Окошко вновь открылось, но на этот раз в лицо Терри глянуло темное дуло.

— Я знаю вас, мистер Уэстон, но таков приказ. До завтрашнего утра вы не войдете. У мистера Друда свой план, и он не хочет, чтобы полиция вмешивалась.

— Вот как! — только и мог сказать Терри, когда они спускались по ступенькам крыльца.

Как ни были они обескуражены нелюбезным приемом, все–таки решили выяснить все до конца. Из ближайшей телефонной будки Уэстон позвонил Тетли:

— Как у вас обстоят дела с охраной Карберта Друда?

— Все нормально, мистер Уэстон. Я позволил мистеру Друду поступать, как ему заблагорассудится.

— Сегодня днем или вечером вы были здесь на крыше?

Последовало молчание.

— Н–нет, не был. А почему вы спросили?

— А приказа установить там огни не отдавали? (Вопрос подсказал Джигс).

Еще одна затянувшаяся пауза.

— Нет, сэр. Может, это идея самого мистера Друда, У него одни выдумки на уме.

Терри повесил трубку и вышел из будки. Американец тронул его за плечо.

— Не возражаете, если я позвоню в Скотленд–Ярд и попрошу прислать мне винтовку? Куда надо звонить?

Недоумевающий инспектор назвал номер телефона.

— Пришлите хорошую снайперскую винтовку — одну из тех, что я видел в оружейной, когда мистер Брук приводил меня туда… да, если есть, с телескопическим прицелом. Куда? На Кавендиш–сквер, дом 174… да, этажей пять–шесть. В квартиру мисс Лесли Рейнджер. Да, там будет инспектор Уэстон… Ну хорошо, хорошо, старший инспектор Уэстон, если это так чертовски важно!

— Что вы задумали, Джигс? — спросил Терри, когда они переходили через площадь к дому Лесли.

— Идея блеск! — Аллерман остановился посреди дороги, и не отдерни его Терри за руку в сторону, быть бы ему под колесами мчавшегося с огромной скоростью лимузина.

— В следующий раз постарайтесь о своих потрясающих идеях рассказывать не посреди дороги!

Вместо ответа Джигс спросил:

— А глушители в управлении есть? Это избавило бы меня от небольших неприятностей.

— Для винтовки? Да какие хотите!

Капитан остановился и окинул пристальным взглядом дом, в котором жила девушка. Он увидел, что крыша очень крутая и покрыта черепицей. Оставалось только окно Лесли.

Она слегка удивилась, снова увидев их, но одновременно ощутила радость. Джигс снова позвонил в Скотленд–Ярд и дополнил свой заказ.

— Так вы скажете, что собираетесь делать?

— Как же я забыл попросить еще бинокль, — в сердцах бросил американец. — Память совсем уже ни к черту…

— У меня есть бинокль, — сказала Лесли.

Она сходила в спальню и вернулась со старым биноклем отца. Аллерман навел его на крышу дома Друда и удовлетворенно хмыкнул.

— Отлично! Вокруг всей крыши парапет. Это мне не нравится. Гляньте, Терри, какие они яркие — а сверху точно раза в два ярче. — Он глянул на часы и нахмурился. — Долго они будут добираться?

Терри рискнул назвать немыслимо короткое время.

— Я бы вдвое быстрее! — незамедлительно отреагировал капитан.

Уэстон улыбнулся.

— Что бы я ни сказал, вы бы все равно вдвое быстрее. Так что это за тайна, Джигс, и что вы собираетесь делать с винтовкой, когда ее получите?

— Что собираюсь делать с винтовкой, скажу, когда получу ее. Ладно. Я неплохой стрелок, точнее, я чертовски хороший стрелок, пусть мисс Рейнджер простит мне некоторую грубоватость речи. И я собираюсь лишить крышу дома на той стороне улицы этих огней.

— Что? — недоверчиво переспросил Терри.

— Да, сэр, именно это и собираюсь сделать. Не по душе мне эти огни. Не попаду, сразу прошусь в отставку.

— Да вы спятили, Джигс! В самом сердце Лондона…

— Если ваш глушитель и впрямь глушитель, сердце Лондона учащенней не забьется.

Винтовку доставили на десять минут раньше, чем рассчитывал Терри. Американец привычным движением нацепил глушитель.

— Снимаю шляпу перед вашей полицией. Патронов не просил, а они прислали целую коробку — есть в Лондоне светлые головы, Терри. Это я вам говорю.

Он зарядил винтовку и, попросив выключить свет, облокотился на подоконник. Раздалось негромкое «Плоп!», и один из красных огней погас. Терри глянул вниз. По улице шли люди, но звука выстрела никто, похоже, не услышал. Джигс снова прицелился. На этот раз «Плоп» прозвучало громче, и было слышно, как просвистела пуля. Погас и второй огонь. Они услышали, как пуля срикошетила и угодила в кирпич.

— Слава Богу, за парапет. Ну, этот полегче.

Джигс переложил винтовку; вспышка, более громкое «Плоп!», — пропал и третий огонь. На этот раз на улице кто–то услышал. Прохожие задрали головы и недоуменно крутили ими в разные стороны. Американец снял глушитель. На его лице расплылась довольная ухмылка.

— Отлично, мисс, можете включать свет. — Вдруг он быстро повернулся. — Стоп! Не надо. Слышите, Терри?

Он высунулся из окна и прислушался. Терри удивленно выдохнул.

— Да… Аэроплан! — Затем он услышал, как Аллерман перезарядил винтовку. — Что это может значить?

Рокот двигателя становился все отчетливей. Машина летела прямо на Кавендиш–сквер. Они посмотрели на ночное небо, но ничего, кроме звезд, не увидели. Затем аппарат вынырнул из темноты совсем рядом — небольшой темный аэроплан, летевший так низко, что колеса почти скользнули по крыше высокого здания магазина. Он нырнул, выровнялся, проскочил площадь, развернулся и полетел назад.

— Ищет огни, — возбужденно прошептал Джигс.

А затем настал подходящий момент процитировать его любимую строчку из Шекспира:

— «Говорите, руки, за меня!»

Глушитель лежал рядом на подоконнике. Звук выстрела оглушил Лесли: она отступила в комнату. Джигс передернул затвор. Еще один выстрел.

Аэроплан был уже почти над центром Кавендиш–сквер, когда вдруг завалился назад. Хвост пошел вниз, и машина с треском рухнула на газон посреди площади. Большое дерево смягчило удар о землю.

— Спекся! — победно воскликнул Джигс.

С улицы донеслись свистки полицейских. Со всех сторон сбегались люди.

— Господи, что вы наделали? — в ужасе проговорил Терри.

— Что наделал? Сбил парня, которому поручили бомбой проверить крепость нашего героя. Если бы он нашел огни, от дома мистера Друда остались бы сейчас одни развалины. Эти парни могут убивать не только из пулеметов!

Среди покореженного железа полиция нашла стонущего мужчину. Нашла и стофунтовую бомбу, начиненную, как впоследствии выяснилось, анилином. Раненого вытащили из–под обломков и «скорой» отправили в ближайший госпиталь — с ним поехали оба джентльмена.

— Живой, — огорченно покачал головой американец. — Жаль! Но выстрел, согласитесь, Терри, был не так уж плох — все–таки он шел сто миль в час. Помню, как–то в Колорадо пошли мы на уток… — Аллерман рассуждал на эту животрепещущуютему до самого госпиталя.

Раненый своего имени не назвал. Говорить что–либо отказался. Одна пуля перебила ему руку, вторая застряла в икре.

— Ради Бога, не говорите, — поднял руки Джигс. — Трюкач Амута, правильно, старина? Помнится, работал на Хими Уэйса, покойного, но никем не оплакиваемого. Ты из Индианы.

Мужчина с ненавистью посмотрел на Джигса, но ничего не сказал.

— Я вот уже десять минут пытаюсь образумить тебя, трюкач, — продолжал американец, — и вот на тебе! Ты попал в скверную историю, парень. Будешь благоразумным, публике понравишься.

— Мне нечего тебе сказать, Джигс, — прохрипел мужчина.

— А ты подумай. Может, и вспомнишь что–нибудь, прежде чем откинешь копыта. И я, может, не макал эти пули в старую чесночницу.

На лице раненого появилось выражение ужаса. Он молча отвернулся к стене.

— Что это за ерунда с чесночницей? — спросил Терри, когда они выходили из госпиталя.

— Это чтобы он не унывал. Эти подонки думают, что если пулю натереть чесноком, она будет отравлена… С Трюкачом я сталкивался. Трюкачом его зовут потому, что он отличный пилот и на аэроплане может выкидывать любые фокусы. Я взял его за тяжкое убийство первой степени. Он застрелил ночного сторожа, но в суд явился с ворохом алиби и адвокатом, который разжалобил всех присяжных до слез. Словом, Трюкача с почестью оправдали. Он пожал руки присяжным; судью, наверно, поблагодарил по–другому. Вот так дела делаются.

Обломки аэроплана уже доставили в Скотленд–Ярд. Бомбой занимались в отделе артиллерииско–технического снабжения. Содержимое карманов пилота лежало на столе главного констебля: южноамериканский паспорт, выданный Томасу Филипо, и билет от Парижа до Кадиса. В саквояже, найденном в кабине, лежали полная смена одежды и бумажник с шестью тысячами франков, тремя тысячами песет и аккредитивом на две тысячи фунтов.

Откуда прилетел аэроплан, установить не удалось. Его номер сообщили в министерство воздушного флота, однако ответ пришел неутешительный. Аэроплан был зарегистрирован на имя некоего Джонса, который уже три года как уехал в колонии.

— Мы ни в чем не будем его обвинять, — сказал Джигсу Терри после краткого обсуждения с главным констеблем. — Что он намеревался бомбить дом, мы доказать не можем. Самое большее, что можно сделать — предъявить обвинение в незаконном владении взрывчатыми веществами. У него были два револьвера — это еще одно правонарушение. Но шеф считает, что сейчас вряд ли стоит поднимать шум — огласка окажет плохое воздействие на «моральное состояние общества». Это его слова.

— Ничего, тюрьма его подождет. Мне больше всего понравилось, что «зеленые» пролетели со своей добычей. Нет, в ближайшие дни попыток больше не будет. Керки узнает, что аэроплан сбили, и заляжет на дно. Ведь это первый из его головорезов, который попал в руки полиции. И, насколько знаю этих парней, Терри, самое правильное — направить в госпиталь полдюжины своих ребят присмотреть за Трюкачом.

— Я уже говорил об этом Уэмбери, но перед ним дилемма. Если не может предъявить этому человеку обвинение, то не может взять и под стражу. Министерство против любых действий, даже отдаленно похожих на незаконные.

Джигс кивнул.

— Керки подождет, что вы будете делать. Если почувствует, что полиция бездействует, вытащит Трюкача из госпиталя, вы и охнуть не успеете.

Глава 19

Министерство внутренних дел образовало Комитет общественной безопасности. Одним из первых на его заседании был рассмотрен вопрос о депортации Керки Смита. Спросили мнение Джигса, и он категорически возразил против такого шага.

— Керки и сам уедет — хоть сейчас. Надумаете выслать его из страны, он отправится в Париж — и будет действовать оттуда. Нет, пусть остается. Из игры на время он выбыл. На неделю фирма закрывается. «Голубым» и «зеленым» сейчас придется сначала уладить спор, и пока не договорятся, трупов будет много.

Джигс недаром слыл большим знатоком преступного мира. Последовавшие события почти в точности совпали с его пророчеством. Настала неделя ошеломляющих событий — настолько немыслимых, что лондонец, разворачивая утром газету, тер глаза и думал, что попал в другой мир.

В два часа ночи, последовавшей за нападением на машину Керки, констебль, патрулировавший на Севен–Систерз–роуд, обнаружил труп мужчины. У него было три огнестрельных ранения. Труп лежал на газоне перед домом, где проживал весьма уважаемый джентльмен. Прибывший хирург предположил, что мужчину убили в другом месте, а на газон бросили уже мертвым.

Почти в то же время трое рабочих, проверявших один из основных канализационных туннелей на севере Лондона, услышали два громких всплеска. Бросившись в направлении звуков, они обнаружили тела двух мужчин, плавающие в потоке ливневой воды, протекавшей в то время по системе. Глянув вверх, они успели заметить, как закрывают люк. Два неизвестных были застрелены. Никаких документов при них не оказалось, но на ярлычке пальто одного из убитых стояло имя портного: Хемм, Цинциннати.

Утром Терри побывал в морге. Одно из этих умиротворенных посеревших лиц показалось ему удивительно знакомым. Захватив снимки, сделанные в морге, он отправился к Лесли. Девушка только что управилась с завтраком.

— Не знаю, сможете ли помочь мне… Надо посмотреть на фотографии мужчин, убитых сегодня ночью.

Лесли поморщилась, но снимки взяла. Терри увидел, что одного она узнала.

— Кто это? — нетерпеливо спросил он.

— Один из новых слуг мистера Теннера; я видела его, когда пару дней назад заходила вернуть книги мистера Декадона.

— Так я и думал.

— Какой ужас, все эти события! — Лесли вздрогнула, как от озноба. — А вчера стреляли в мистера Смита!

— Сна эта новость меня не лишила.

Терри прихватил снимки на Беркли–сквер, и Эдди Теннер сразу же опознал обоих.

— Оба мои слуги. Вчера еще засветло куда–то пропали. Когда утром узнал, что они еще не вернулись, собирался их выгнать. Где их нашли?

Уэстон сказал. Мистер Теннер помолчал.

— Очень жаль, — сказал, наконец, он. — Оба были хорошими людьми и очень прилежными слугами. Оба иностранцы, видимо, что–то вроде кровной мести. Когда вы, наконец, остановите это побоище?

— Это когда вы остановите его?

— Боюсь, мистер Аллерман создал у вас совершенно неверное представление обо мне. — Эдди спокойно улыбался.

Терри встал и направился к двери.

— Провожать вас не буду. Где–то неподалеку примостился джентльмен с пулеметом, нацеленным на входную дверь. Если спросите, где именно, очень правдиво отвечу: понятия не имею. Велю дверь открыть пошире — чтобы вас было хорошо видно. Будет очень прискорбно, если они ошибутся.

Весь путь от двери до площади Терри не оставляло жуткое ощущение нацеленного в спину пулемета. Он напряженно ожидал, что вот–вот убийца нажмет на гашетку — и прозвучат выстрелы. Он непроизвольно оглянулся по сторонам и отметил несколько мест, где мог укрыться убийца: в кустах парка посреди площади, в пустующем здании напротив, на одной из трех крыш. Терри зашел в ближайший участок и, к счастью, застал там участкового инспектора.

— Где–то на Беркли–сквер человек с пулеметом. Пошлите всех, кто есть под рукой, обыскать там все: каждый пустой дом, крыши, парк. Вряд ли вы его схватите, но чем черт не шутит. Доложите мне в Скотленд–Ярд.

Вскоре после полудня мужчина, переходивший улицу на перекрестке Пикадилли и Парк–Лейн, вдруг пошатнулся и рухнул на мостовую. Подбежавший полицейский увидел залитую кровью голову. Выстрела никто не слышал, но осмотр показал, что стреляли откуда–то сверху. Мужчину доставили в ближайший госпиталь, но до стола донести не успели. И на этот раз содержимое карманов ничем не помогло установить личность убитого. У него была желтоватая кожа, нос горбинкой и темные курчавые волосы. Хирург сказал, что еврей, видимо, откуда–то с Ближнего Востока. На руке он носил маленькие золотые часы; на шее под рубашкой была спрятана тонкая золотая цепочка, на которой висело маленькое распятие из золота и платины. В кожаном бумажнике, обнаруженном в кармане, лежали пятьдесят фунтов, чек на триста долларов и карточка члена чикагского атлетического клуба. Имени на ней не было, но в правом углу стоял номер, который, возможно, мог помочь установить его личность.

Джигс прибыл в госпиталь, посмотрел на убитого и покачал головой.

— Не знаю. Нашли еще что–нибудь?

— Связку ключей, — ответил сержант, проводивший дознание, — один из отеля, отеля для не курящих «Баннер» на Гауэр–стрит.

В госпиталь привезли управляющего отелем. Он опознал в убитом Генри Доу, тихого, безобидного мужчину с очень приятными манерами, который проживал в «Баннере» семь недель.

— Генри Доу, конечно, вымышленная фамилия, — сказал Терри.

— Конечно, какие уж тут сомнения, — согласился Джигс. — Меня сейчас волнует, кто он — «голубой» или «зеленый»? Перевес, и приличный, пока на стороне «зеленых».

Следующее происшествие не получило широкой огласки. К двум мужчинам в небольшом ресторанчике на Шафтсбери–авеню подсели двое других. У них завязался тихий, неторопливый разговор. Хозяин ресторана, сицилиец, признал в них соотечественников, хотя никого из них раньше никогда не видел. Гости заказали кьянти; вино налили в четыре стакана. Первые двое мужчин уже заказали обед, но затем попросили официанта унести еду. Один из них вышел из–за столика, сходил к хозяину и попросил у него отдельную комнату, где бы они могли спокойно обсудить свои дела. Мистер Гарсиа провел их наверх, включил свет и, смахнув пыль со стола, оставил одних. Он думал, что гости попросят принести обед сюда, но они заказали лишь вино. Говорили по–английски — в этом хозяин был абсолютно уверен; ни одного итальянского или сицилийского словечка он не услышал. Прошло полчаса, и Гарсиа поспешил наверх. В тот вечер у него было много клиентов, и он хотел спросить, будет ли эта компания обедать, а нет, так пусть освободят стол. Он постучал. Ответа не последовало. Он толкнул дверь и вошел. На мгновение Гарсиа оцепенел. Двое мужчин уткнулись носами в залитую кровью скатерть. Рядом стояли стаканы с остатками вина. Двоих других и след простыл.

Первым желанием мистера Гарсиа, как он признался потом полиции, было закричать. Но он тут же вспомнил, что это может испугать клиентов и нанести урон его бизнесу. Хозяин ресторана спустился в зал, подозвал официанта и, поглядывая, чтобы никто не услышал, рассказал о случившемся. Они вызвали полицию, и в ожидании ее он продумал, куда могли подеваться убийцы. Из всех возможных вариантов бегства один был очевидным. Внизу лестницы находилась дверь, которая вела во дворик за рестораном; дальше открой и закрой еще одну дверь, и ты на улице.

Терри на месте не оказалось. В кабинете инспектора за стадом дремал Джигс. Через несколько минут он был уже на месте.

— Всего лишь обычное убийство по–сицилийски, — успокоил хозяина американец. — Сначала стакан вина, заверения в вечной дружбе, а затем — пиф–паф! Кстати, выстрелов не слышали, мистер Гарсиа?

— Нет сэр, могу дать голову на отсечение…

— В этом нет необходимости, у вас, как я заметал, довольно шумно, а они были на два этажа выше. Вы бы их снова узнали?

Гарсиа развел руками.

— Что вы, сэр! Я не узнал даже, кого из них убили. Самые обычные посетители — я и не смотрел на них. Припоминаю, что они были чисто выбриты, а на одном была черная шляпа.

Объяснение прозвучало весьма правдоподобно. Джигс был достаточно наслышан о нравах сицилийцев: никто из них не станет покрывать убийц своих соотечественников. Вернувшись в Скотленд–Ярд, он застал там Уэстона и коротко рассказал о новом убийстве.

— Драка идет нормально, — удовлетворенно проворчал он, — и по древним правилам игры, которые гласят: око за око, зуб за зуб.

Перед самой полночью пришло новое сообщение. По Пикадилли, словно позабыв, что существуют ограничения скорости, мчались два автомобиля; на площади они выехали на встречную полосу, прорвались через поток машин на Ковентри–стрит и прямо напротив Углового Дома открыли пулеметный обоюдный огонь. Обе, не сбавляя скорости, свернули на Лестер–сквер, и воздух вновь задрожал от звука очередей. Кинотеатр «Эмпайр» выпускал последних своих зрителей. Люди в панике бросились к безопасным местам.

Машины проскочили Сент–Мартинз–плейс, Трафальгарскую площадь и по Нортумберленд–авеню вылетели на Набережную Виктории. Оттуда свернули к Сити. Неожиданно первая машина вильнула в сторону врезалась в фонарный столб и загорелась. Вторая пронеслась мимо, и случайный свидетель видел, как из нее в охваченную пламенем машину выпустили последнюю очередь.

Вскоре рядом остановились две автомашины, и их водители бросились сбивать пламя. Подбежал констебль из полиции Сити, дернул раскаленную дверцу и попытался вытащить скрючившихся на полу людей. Сделать это сразу не удалось но когда пламя сбили, дымящиеся тела вытащили на тротуар. Сзади было три человека: их, видимо, убили еще до того, как машина врезалась в столб. Водитель еще дышал; как выяснилось впоследствии, в него попало семь пуль.

— Чудненько, — бросил комиссар полиции из лондонского Сити, брезгливо покосившись на трупы. — Ну и что Скотленд–Ярд собирается делать со всем этим?

— Скотленд–Ярд, — вскипел офицер столичной полиции, — усвоит любые уроки, которые сможет преподать Сити.

Между Сити и городом, у каждого из которых была своя полиция, издревле не стихало соперничество.

— Позволю себе обратить ваше внимание, — продолжал офицер, — что перестрелка произошла в границах Сити, и мы счастливы оставить все вам.

— Это наглость, инспектор, — побагровел помощник комиссара.

— Весьма сожалею, сэр, — спокойно ответил инспектор, ничуть не скрывая своей иронии.

На следующее утро Керки Смит ни свет ни заря позвонил на Беркли–сквер.

— Ты, Эдди? Как смотришь, если вместе перекусим?

— Случайно не печеное мясо?[29] — спросил Эдди.

Но намека на Библию Керки не понял, ибо все его знание Вечной книги не выходило за пределы двух классов начальной школы.

— Как это? Все, что пожелаешь, Эдди. Ананасы, устрицы, икра из погребов Кремля. Как? Приходи, старая кляча!

— Подумаю.

Полчаса спустя он явился. Его провели в отдельную комнату; мистер Смит был один, столик накрыли на двоих.

— Кофе, чай? И то, и другое отравлено, — весело предложил он. — Тебе следовало бы привести с собой своего химика, Эдди. Знавал я одного парня в Чикаго, который отсылал химику образец своего пойла, чтобы узнать, это бурда или настоящий самогон. А я свою выпивку на проверку не слал никогда — боялся, что химик скажет — ее пить нельзя, и я зря выкинул деньги.

— И тот парень еще жив?

— Конечно! Таких парней убивать нельзя. И раз уж заговорили об убийствах, Эдди, — он разлил по чашечкам кофе, — в Лондоне стали слишком много стрелять, и это пора остановить.

— Думаю, полиция с этим справится, — сказал Эдди Теннер, беря из сахарницы два кусочка сахара и без всплеска опуская их в свой кофе.

— И я так думаю, — согласился Керки Смит. — Странный я сегодня видел сон, Эдди. Приснилось, что эти парни, которые рассылают зеленые и голубые писульки, ударили по рукам — шестьдесят на сорок — и послали одну писульку, красную.

— Я такого не знаю — шестьдесят на сорок. Это мои несчастливые числа. Я член клуба «Пятьдесят на пятьдесят».

Керки Смит широко улыбнулся.

— Как насчет лосося, Эдди? Костей, правда, в нем многовато. Знал одного парня — с косточкой в горле так и помер. Сейчас такого не случится?.. Добро, Эдди. Значит, теперь красный. Кто там у тебя в помощниках? Слышал, беднягу Томасино нашли в канализации — жалость–то какая!

Эдди улыбнулся.

— Я слышал, парень, который спустил его туда, вчера вечером сгорел в машине — тоже жалость немалая!

Керки Смит протянул через стол руку, Эдди Теннер подал свою. Последовало крепкое, со смыслом рукопожатие, и Керки вернулся к последним новостям.

— Читал в утренней газете о твоем дяде. Занятый был старик! Оказывается, он в Америке проворачивал большие дела. А интересно, знает кто–нибудь, что он подкармливал Уэйса и отвалил приличный куш тем громилам, которые чуть не пришили Аля в Сисеро?

— Он был предприимчивым джентльменом, — выжидающе согласился Эдди.

— Еще бы! Илайджа Декадон! Он протащил в Штаты побольше выпивки, чем любой другой из живых или мертвых — да упокой Господь его душу!

Эдди задумчиво посмотрел на Керки.

— Не пойму, к чему ты клонишь.

— Ну–у, — протянул Керки, — просто интересно, как эти «голубые» и «зеленые» думают делиться.

— Хочешь доходы считать с того времени, как убили старика? Ничего не выйдет, Керки. Подводим красную черту и заводим новую книгу. Устраивает?

Керки кивнул.

— Ладно, не будем мелочиться.

На этом деловые переговоры были завершены, оставались только технические детали. И вскоре один маленький человечек — а был он очень уважаемым печатником со своей подпольной типографией — отставил в сторону емкости с зеленой краской, а второй представитель гильдии печатников — емкости с голубой краской, и с той поры они пользовались только красной. И содержание писем было пересмотрено с учетом лучших находок обеих сторон. И быть бы приятному и согласному товариществу, если бы не один возмущающий фактор — мисс Лесли Рейнджер.

Глава 20

В то утро Лесли вернулась домой в приподнятом настроении. У нее состоялся разговор с почтенным главой небольшого финансового заведения под названием «Дорри», и девушке пообещал место секретарши с немыслимо огромным жалованьем — семьсот фунтов в год.

Дома Лесли увидела на полу письмо, которое подсунули под дверь. Удивившись про себя, как можно было не заметить почтового ящика, она распечатала письмо. Оно было от мистера Теннера, текст был кратким:

«Зайдите, пожалуйста, ко мне сегодня около половины двенадцатого. Мне кажется, у меня для вас есть хорошая работа».

От мысли, что место у нее уже есть, Лесли стало легко на душе. Мистер Теннер нравился ей, но в то же время она чувствовала исходящую от него опасность. В том, что произошло в доме старого Декадона, подозревали его. И Лесли понимала, что не без оснований. Однако к ней он всегда был весьма расположен, вел себя деликатно и уважительно. Ни разу не позволил себе посмеяться или чем–то обидеть девушку. Пообещав пятьдесят тысяч, он и впрямь не шутил, это было до немыслимого великодушно.

Лесли много думала об этих деньгах. С одной стороны, она понимала, что должна отказаться от такой огромной награды за услугу, которую на самом деле не оказала. С другой стороны, чисто по–человечески от перспективы обладать таким богатством у нее захватывало дух. Лесли некоторое время сомневалась, стоило ли ей ехать на Беркли–сквер. В конце концов решила не обижать этого великодушного джентльмена.

Не успела она позвонить, как дверь открыли. Мужчина в ливрее, который с улыбкой приветствовал гостью, был ей незнаком, однако ее сразу же узнал.

— Мистер Теннер примет вас немедленно, мисс Рейнджер.

Лесли прошла за лакеем по знакомому вестибюлю в свой бывший кабинет. Эдди, похоже, сделал из него свою святая святых.

— Проходите, мисс Рейнджер. — Он подвинул ей стул. — Садитесь… Ну, я готов выслушать все ваши новости.

— Я рада, что вы позволили сказать мне первой — ведь я уже нашла место. В «Дорри» — это одна из самых старых фирм в Сити.

Эдди улыбнулся.

— Старая, но загнивающая. Я знаю «Дорри». Когда–то они процветали — имели отделения по всей Индии. Впрочем, кто–то мне говорил, их рефинансируют. Вполне возможно, с этой работой вам повезет. — Он остановил на девушке странный взгляд. — То, что я собираюсь вам предложить, мисс Рейнджер, вашей работе не помешает.

Эдди Теннер стоял у стола, его пальцы беззвучно барабанили по краю крышки.

— Вам не приходила в голову мысль о замужестве?

Лесли никак не ожидала подобного вопроса и не нашла, что ответить.

— Глупый вопрос? Но спросил я, чтобы узнать, не согласитесь ли вы выйти за меня замуж. Со мной вы могли бы иметь все, что пожелали бы.

Лесли, наконец, обрела дар речи.

— Вы… вы делаете мне предложение, мистер Теннер?

— Можете называть меня Эдди, если хотите. Это ни к чему вас не обяжет и будет звучать более приятельски. Терри Уэстон тоже при вашей первой встрече предложил вам, кажется, называть его Терри. Или не называть, не помню.

Лесли была уверена, что никому об этом не говорила.

— Откуда я узнал, неважно. — Он улыбнулся ее изумлению. — Читаю мысли. Вы мне нравитесь, а это нечто получше, чем пылкая, но скоропреходящая страсть. Я могу обеспечить вам грандиозную жизнь.

Лесли покачала головой.

— Нет? — Эдди не обиделся, даже не огорчился. — Жаль. — Он широко улыбнулся. — Вот это место я и хотел вам предложить.

— Мне ужасно жаль, — заикаясь, начала Лесли. — Это великая честь…

Эдди покачал головой.

— Это не честь, поверьте мне. Я был женат три раза. — У Лесли захватило дух от этого холодного признания, — и могу сказать, что выйти за меня для любой женщины никакая не честь. — Заложив руки в карманы, он прошелся по кабинету. — Я понимаю, что если бы вы сказали «да», то только из–за денег, а не потому, что любите меня. Когда женщина меня любит, я знаю. Такое случалось лишь однажды. Через три недели после свадьбы ее признали душевнобольной — страдала иллюзиями. И я был одной из них! После развода поправилась, снова вышла замуж. Сейчас у нее трое детей, она президент Женской противоалкогольной лиги; алименты много лет получает из денег, которые я заработал на спиртных напитках, и знает это.

Лесли изумленно уставилась на него.

— Вы были — как это называется — бутлегером?

Эдди кивнул.

— И старик Илайджа тоже — и еще каким! — Эдди рассмеялся, Лесли впервые услышала его смех, в котором звучало что–то похожее на искренность. — Такая у него судьба… Мне очень жаль.

— Мистер Декадон был бутлегером?

Теннер кивнул.

— Илайджа доставил в Штаты побольше спиртных напитков, чем любой другой подданный Его Величества. Он прибрал к рукам первые два тайных питейных заведения, которые были в Чикаго и принадлежали до этого благочестивому О'Баннону. Затем он потратил миллион баксов, чтобы Рваная Щека почил в вечном сне. Вы этого знать не могли. Все он делал отсюда, из Лондона. За всю жизнь в Чикаго старик наведывался раза три. Его наместником в Городе Ветров был я, и даже сказать не могу, сколько раз мой дорогой дядюшка Илайджа пытался надуть меня. Вот почему я останавливался здесь, когда приезжал в Лондон. Вот почему он брал на себя хлопоты по устройству гнездышка для меня под самой крышей.

— Кто его убил? — неожиданно спросила Лесли, глядя Теннеру прямо в глаза.

— Он сам себя убил, — холодно бросил Эдди. — Не проливайте слез об Илайдже, он того не заслуживает.

Лесли не решалась задать вопрос, который был готов сорваться с ее губ. Затем, собравшись с духом, она спросила:

— Вы не… вам нет необходимости заниматься… бутлегерством сейчас?

Эдди развеселился.

— Нет, разумеется. У меня в планах сейчас другое — стать эсквайром, английским помещиком, натурализоваться, купить поместье и просто осесть.

— Вы не смогли бы осесть, — покачала девушка головой.

Он с восхищением взглянул на Лесли.

— Жаль, что мы не можем договориться, но я уважаю вас за это. На мой взгляд, вы дура, но все равно уважаю… Провожать вас не буду — по причинам, которые не могу объяснить. Такси вам поймает Альберто — он посмелей, чем я.

Что он хотел этим сказать, Лесли не поняла.

Встретившись позже с Уэстоном — он приехал с инженером обследовать обломки аэроплана, — Лесли ни словом не обмолвилась ни о предложении Эдди, ни о своем посещении Беркли–сквер. Терри порадовали другие ее новости.

— Вас приняли в «Дорри»? Знаю, слышал — хорошая старая фирма, и жалованье отличное. Вам повезло, Лесли! Как вы нашли их?

— Это они нашли меня, наверно, через бюро. Получила телеграмму с просьбой зайти. Тихое такое заведение, на Остин–фриарс. Крошечный банк и эмиссионный дом. Приступаю завтра.

…В девять часов утра Лесли приступила к знакомству со своим новым местом работы. Фирму основало семейство Дорри. Их история уходила корнями в прошлое на два столетия. Они были банкирами, агентами по экспорту, чайными плантаторами и снимали пробу почти с каждого коммерческого пирога, который замешивался и испекался на Востоке. Обитая дубом контора была завешена портретами великих Дорри прошлого.

Когда Лесли показали ее рабочее место, она подумала, что произошла ошибка.

— Разве здесь место для секретаря?

— Нет, все верно, мисс Рейнджер, — ответил старший клерк. — Мистер Дорри распорядился, чтобы вам отвели именно этот кабинет.

— Он здесь?

— Нет. Сказать по правде, он давно здесь не бывал. Живет в Кенте. Дела у нас идут не так блестяще, как раньше… Когда я был мальчиком, «Дорри» считали одним из самых крепких домов в Сити…

Найдя в Лесли благодарного слушателя, старик долго еще предавался воспоминаниям. А в конце признался, что ему семьдесят, и когда Лесли великодушно слукавила, что на столько он не выглядит, растрогался. Почти всему персоналу было за пятьдесят, кроме трех или четырех стенографисток, попутно исполняющих и обязанности бухгалтеров.

Клерк провел с девушкой час, объясняя характер и сущность операций «Дорри», и Лесли отчетливо поняли, что дело доживает последние дни. Теперь это была даже не компания с ограниченной ответственностью, а что–то вроде непонятного товарищества, в котором какие–то подозрительные лица имели микроскопические акции. Лесли слегка приуныла.

Впрочем недавно часть акций купил новый партнер некий мистер Паттерн. Однако в контору он так ни разу и не наведался.

— Какая доля осталась у мистера Дорри, я, конечно, не знаю, — признался старик. — Мистер Паттерн стал партнером шесть месяцев назад. Говорят, пожилой джентльмен; живет где–то в Брадфорде.

В полдень Лесли поговорила с управляющим банком и открыла для себя поразительную вещь: она фактически представляет фирму. Лесли имела право подписывать чеки, искать партнеров и заключать договора. Подчинялась она лишь мистеру Дорри, который давно уже одряхлел и не мог никем и ничем управлять, и мистеру Паттерну.

— Для молодой леди это очень большая ответственность, — сказал управляющий. — Восемьдесят тысяч фунтов кредита в наличной форме и почти сто тысяч в деле — это не так уж мало.

После обеда Лесли представили персоналу. Она с небольшим удивлением узнала, что один из тех, кого легкомысленно назвали стенографисткой, на самом деле мужчина, очень молчаливый и необщительный, исполняющий должность бухгалтера. Он проработал в фирме всего три месяца, но уже успел вызвать стойкую неприязнь всех служащих.

Лесли еще не до конца разобралась во впечатлениях своего первого дня в качестве главы фирмы, но уже поняла, что недолюбливаемый бухгалтер — единственный компетентный специалист в штате. Это он проводил операции по импорту, договаривался о кредитах; только от него она смогла добиться толкового ответа на вопрос о состоянии счетов; только он мог дать ей консультации по всем финансовым сделкам.

Перед самым уходом Лесли к ней в кабинет заглянул старший клерк.

— Чуть не забыл, мисс Рейнджер: мистер Дорри особо просил напомнить вам, что ни при каких обстоятельствах обсуждать дела фирмы ни с кем из посторонних вы не должны.

Лесли вспыхнула.

— В этом предупреждении не было необходимости.

Лесли провела три загруженных работой дня, наводя порядок в деле, заставляя шевелиться дремлющий персонал с риском также вызвать нарекания в свой адрес. В субботу Лесли получила из главной конторы письмо, в котором сообщалось, что господа Дорри настолько удовлетворены работой мисс Рейнджер, что ее жалованье повышено до двух тысяч фунтов в год. В коридоре, потирая руки, к ней подошел старший клерк.

— Вы принесли нам удачу, мисс Рейнджер. За эту неделю у нас открыто восемнадцать новых счетов! Вот так–то. Над нами могут посмеиваться, но мы уже были в деле, когда обо всех этих новоиспеченных акционерных компаниях еще никто и не слышал!

Безусловно, этим можно было гордиться, но на практике использовать было нельзя. Прошло то время, когда здесь имели счета, и весьма значительные, крупные индийские дома и торговцы Восточной Индии. Конкуренция со стороны современных банков и работа по старинке привели к постепенному сворачиванию операций; теперь здесь имелось в наличии не более пятидесяти счетов. Лесли подсчитала, что каждый месяц убывало по одному счету.

В такой ситуации приток новых клиентов вселял уверенность. Правда, Лесли отнюдь не связывала это со своим появлением в фирме. Но услышать слова старика ей было приятно.

Она не подводила мистера Дорри и с инспектором Уэстоном свои дела не обсуждала. Не зря же он когда–то в мыслях присудил ей звание «Мисс выдержка и строгость». Терри не знал даже, что ее жалованье претерпело такой поразительный рост.

Глава 21

В буре, потрясшей Лондон, настало временное затишье. Общественное мнение в язвительной передовице выразила одна из газет:

«Два дня обошлись без стрельбы. Что случилось? Гангстеры взяли отпуск? Нельзя не предположить, что это полиция восстановила законность и правопорядок».

Статья появилась именно в тот день, когда Скотленд–Ярд узнал о новом предупреждении — красным цветом. Письмо направили состоятельному пивовару, мистеру Рипл–Даркоту, который к тому же был и членом парламента. И — предел наглости — на конверте написали адрес палаты общин.

Это был вызов, который нельзя было оставить без ответа. Пивовар проболтался о случившемся другим парламентариям, письмо попало в Скотленд–Ярд. Джигс нацепил очки и дотошно прочел его.

— Ударили по рукам, — кивнул он. — Я этого ждал. Текст «зеленых», а у «голубых» позаимствовали только идею с телефоном вместо свечей в окнах. Этот сенатор, или кто он там, богатый человек?

— Миллионер. Живет на Парк–Лейн.

Джигс медленно кивнул.

— Где он сейчас — в парламенте? Так вот, дам вам один совет. Пошлите туда броневик и упрячьте парня в Тауэр.

За неделю до этого Терри просто отмахнулся бы от такого дикого предложения.

— Не знаю, как отнесется к этому кабинет, но ваше предложение разумно.

— Конечно, разумно. Эти парни вновь взялись за свое, и им нужен показательный урок. Что письмо в полиции, они знают: на пивоваре поставлен крест. Зрелище, Терри, готовится шикарное.

— Я иду к начальству.

Терри не было час. Когда вернулся, лишь безнадежно махнул рукой.

— Кабинет считает, что идея с броневиком и Тауэром послужит лишь подтверждением нашей неспособности защитить этого человека. Они согласились на усиленное сопровождение в пути от дома до парламента и обратно и охрану его квартиры на Парк–Лейн.

Джигс пожал плечами.

— Да если они надумают прикончить этого парня по дороге, никакой эскорт не спасет. Но я уверен: в планах у них другое.

— Министр считает, раз не смогли убить мистера Карберта Друда…

— Чушь! — взревел Джигс. — Они оставили Друда в покое не потому, что не смогли добраться до него. Просто у них началась разборка. Пришьют вашего Рипл–Даркота как пить дать! Может, не сегодня, но за три дня точно. Можете держать пари с кем хотите: пока не прикончат его, других писем не будет. Это проба сил объединенного общества под названием: «Если хочешь жить, плати».

Его словам суждено было стать пророческими.

Вечером мистера Рипл–Даркота сопровождал домой усиленный наряд полиции в штатском. Мотоциклисты двигались по обе стороны и впереди машины. В его квартиру набилось столько полицейских, что парламентарий с трудом пробрался в спальню. Так, по крайней мере, описывал это Аллерман.

Мистер Рипл–Даркот прибыл в парламент в полдень следующего дня. Приветствовать его на Уайтхолл собралась огромная толпа. Обретенная популярность вовсе не огорчала пивовара. Обычно палата общин особого интереса к его личности не проявляла. Зануда, произносивший скучные речи и пристававший с утомительно долгими пустыми историями в курительной. Однако случившееся возвело его в ранг национального героя.

— Вы мне можете сказать, — спросил Джигс, — почему этого человека вверили заботам Тетли?

Уэстон замялся.

— Как бы вам объяснить… Уэмбери иногда становится упрямым, а вы, похоже, чем–то достали его.

Американец ухмыльнулся.

— Естественное нерасположение, к ближнему, ни в чем тебе не уступающему и даже в чем–то, я бы сказал, превосходящему, — напыщенно произнес он и тут же сменил тон. — Жалко… Уэмбери мне нравится — отличный парень. Но я его понимаю: если бы я руководил управлением в Чикаго и какой–то болтун–англичанин стал бы совать нос в мои дела, я чувствовал бы то же самое. И все равно, Терри, вы должны убедить своего шефа, что инспектор Тетли — парень с душком! Я провел небольшое расследование, весьма, должен заметить, чуждое моей натуре, и, похоже, этот парень снюхался с Хозяином. Неужели не можете убедить Уэмбери…

— В данный момент нет. У нас нет доказательств. А Тетли может убедить любого. То, что он необразован и в люди выбился несмотря на кучу недостатков, говорит только в его пользу. Хотя… лет пять назад была одна скандальная история — махинации в игорном доме. Мы его подозревали, но ничего не смогли доказать. Он тогда чудом выпутался. Но… Как бы там ни было, я не верю, что он станет потворствовать убийствам.

— Он не потворствует убийствам, — спокойно возразил Джигс. — Он уверен, что получает деньги за то, что закрывает глаза на мелочи. Я вообще не представляю, как человека с такими мозгами, как у Тетли, можно заставить думать. Но прозрение со временем наступает даже у полного идиота. Он встрял в эту историю, Терри, и не сможет выбраться. Сейчас ему еще тяжелей, поскольку до него доходит, как далеко зашел. Когда дойдет полностью, попробует выкарабкаться. Но вряд ли у него это получится. Боюсь, что его ждет один конец!

…Ничего не случилось и на следующий день. На третий на Лондон опустился туман, и Джигс почувствовал, что развязка приближается. Туман накатывался огромными волнами и становился все плотнее.

В парламенте шло обычное заседание. Член палаты общин по имени Квигли — сутулый пожилой джентльмен с гривой седых волос — в парламенте появлялся крайне редко. В девять часов вечера он медленно поднялся по каменным ступеням, пересек вестибюль и по каменному коридору прошел в кулуары. Дежуривший полицейский отдал честь и открыл ему дверь. Мистер Квигли вошел в зал, ненадолго задержался, чтобы надеть очки, и прошел к скамье. Прения протекали вяло; парламентарии обсуждали одну из скучнейших тем — оценка стоимости земли. Мистер Квигли сел на почти пустую правительственную скамью, и кто–то обратил на это внимание.

— Смотрите, Квигли перешел на сторону правительства!

Мистер Квигли входил в оппозицию. Передняя скамья, где сидят члены правительства, была пуста, если не считать товарища министра, который вел прения. Неожиданно мистер Квигли встал, не спеша пошел в сторону спикера и, дойдя до ступеней, резко обернулся. Раздались три коротких сухих выстрела, затем, сжимая револьвер, убийца перепрыгнул через вытянутые ноги товарища министра, пробежал мимо спикера и бросился в дверь за креслом. Все произошло в считанные секунды. Мужчина, сидевший на передней скамье оппозиции, согнулся и свалился на пол. Полицейский, увидев бегущего парламентария, попытался задержать его, но с пулей в плече упал.

Убийца, несомненно, хорошо знал план здания. Он свернул в коридор и через вращающуюся дверь выскочил на террасу. Ни секунды не медля, он отсчитал фонари, начиная от моста, побежал к четвертому, перемахнул через парапет и бросился в воду. Куда он девался, никто, по сути, не видел. Когда толпа парламентариев и полицейских выбежала на террасу, никого на ней не было. Полицейский перегнулся через парапет и увидел темный катер, удаляющийся от берега. Он окликнул — ответа не последовало. Полицейский достал револьвер и два раза выстрелил. В ответ темноту над водой прорезала цепочка трассирующих пуль, и донеслось тарахтенье пулемета. Пули ударили в парапет, разбили несколько окон, но другого вреда не причинили.

Беглецы уже были на середине реки, когда вдогонку за ними пустился полицейский катер. Зрители на берегу снова услышали пулеметные очереди и увидели, как темноту прорезали светящиеся линии. К сожалению, бой вела лишь одна сторона, полицейские ответный огонь не открывали. К тому времени, когда прибыло подкрепление, катер с убийцей исчез.

Уомбери зашел в кабинет Терри с посеревшим лицом.

— Мертв?

— Мертвей не бывает… Где ваш американский друг?

— Умчался, как только пришло сообщение.

— Его идея о броневике и Тауэре была не такой уж нелепой. — Уэмбери упал в кресло и сжал голову руками. — Не гожусь я для этой работы… Мне зря за нее платят. Господи, как мы смеялись над новостями из Чикаго! Чтобы полиция да не справилась со всеми этими рэкетирами и гангстерами? Вот и досмеялись… Они на нас с бомбами и пулеметами, а мы на них с метелочками для пыли. — Он откинулся в кресле и глубоко вздохнул. — Катер подкрался вдоль стены; все время держался в тени, и ребята из речной полиции его не заметили… кто предлагал вооружить речную полицию пулеметами и кто эту идею отверг? Предлагал Джигс, похоронил ее я.

Открылась дверь. Главный констебль поднял голову.

— Привет, Джигс! Легки на помине.

— Привет, шеф! — Американец улыбнулся, но заметив нахмуренное выражение лица Уэмбери, согнал улыбку. — Извините.

Главный констебль понимающе кивнул.

— Не стоит извиняться. Человеческая натура такова, что вам сейчас следует радоваться.

Джигс нахмурился.

— Моя человеческая натура ничем не отличается от любой другой человеческой натуры, и мне нечему радоваться.

— Какой выход, Джигс?

Аллерман развернул стул и сел верхом на него.

— Я скажу вам, Уэмбери, какой выход — и выход единственный. Пошлите пару нарядов взять Эдди Теннера и Керка Смита и притащить их сюда.

— А дальше?

— А дальше, когда попытаются бежать, возьмите их в работу.

Уэмбери изумленно уставился на американца.

— Что вы хотите сказать? Убить их?

— Если попытаются бежать.

— А если не попытаются?

На лице американца появилась дьявольская улыбка.

— Шеф, если предоставите это мне, попытаются как миленькие!

Главный констебль покачал головой.

— Это просто убийство…

— А что случилось сегодня ночью? Что творится всю неделю — раздача поцелуйчиков? Убийство! Что–то я вас не понимаю. Убийство — это когда убивают безоружного гражданина. Но запихнуть настоящего громилу в патрульную машину и по дороге в участок пристрелить как собаку — это мое романтическое представление о справедливости.

Уэмбери снова покачал головой.

— Этого нельзя делать, Джигс. Разве что выслать этих парней…

— Давайте, высылайте! — вскипел американец. — И куда, в Париж? Эдди Теннера, во всяком случае, и выслать не сможете. Он заявляет, что американец, но имеет английское гражданство. Я его дело так часто просматривал, что могу рассказать на память. Он родился здесь, в Англии, хотя всю жизнь прожил в Америке.

— Для меня это новость, — пробормотал Уэмбери.

— Он отличный парень, этот Эдди, — уже спокойней продолжал Джигс. — В нем есть что–то человеческое — я хочу сказать, похож на человека, таковым не являясь… Джентльменскими методами их не победить. Расскажу вам одну вещь, шеф. В американских тюрьмах есть привилегированные заключенные — их называют «надежными». Надежному разрешают ходить, куда ему заблагорассудится, иногда даже за пределы тюрьмы. Знают, что всегда вернется. Но из гангстера «надежного» никогда не делают — как–то попробовали и пожалели. На их благородство положиться нельзя. После второго убийства они теряют вкус к этому — к благородству, не к убийствам.

Джигс замолчал, подошел к окну и задумчиво уставился на туманную набережную.

Зазвонил телефон, и Уэмбери снял трубку.

— Это меня, я знаю. — Он молча слушал. — Хорошо, сэр… Их захвачу с собой. Министр там будет?.. Сегодня вечером я подам прошение об отставке.

Глава 22

Толпа вокруг парламента собралась такая плотная, что через сгрудившихся людей с трудом пробивалась даже конная полиция. Уэмбери с подчиненными прошел по подземному переходу между вокзалом и парламентом.

Их провели в огромный кабинет премьер–министра. Присутствовала половина правительства. Джигсу бросился в глаза высокий седой джентльмен со следами бессонной ночи на лице. Он сообразил, что это министр внутренних дел.

Не звучало ни взаимных обвинений, ни упреков. Государственных мужей волновало лишь, как найти выход.

— О принятии вашей отставки, мистер Уэмбери, не может быть и речи, — сказал министр. — С тем оружием, что было в вашем распоряжении, вы сделали все, что смогли.

Представили Джигса, и премьер–министр внимательно посмотрел на американца.

— Что нам делать, капитан Аллерман? Вы знаете этих… людей, имеете опыт обращения с ними — что вы можете предложить?

Джигс ответил не сразу. Он сидел, барабаня пальцами по полированной поверхности стола. Наконец, приняв решение, поднял голову.

— То, что я хочу предложить, джентльмены, наверняка покажется вам наглым. Во–первых, на один месяц передайте в мое полное распоряжение Столичную полицию. Во–вторых, приостановите действие всех законов, защищающих преступников — эти ваши игры в справедливость. Далее. Я предлагаю выбросить за негодностью все правила, которые вы установили для Скотленд–Ярда, приостановить действие закона о неприкосновенности личности. Словом, на месяц освободить нас от ответственности за любое незаконное действие. Если вы это сделаете, я отправлю эти две банды туда, где им место.

— В тюрьму?

Джигс покачал головой.

— В ад.

Капитану Аллерману, видимо, не следовало прибегать к такому яркому образу. Министр внутренних дел слыл приверженцем умеренного образа действий, и все, что выходило за эти рамки, воспринимал очень серьезно.

— Это, конечно, как вы понимаете… — Он замолчал.

— Вы хотите сказать нереально? Я уже привыкаю к этому слову. Вы извлекаете его всякий раз, когда слышите жесткое предложение.

— Во–первых, — сухо сказал министр, — передать полицию в полное ваше распоряжение мы не можем. Это, я бы сказал, нере… невозможно. Такое решение противоречило бы нашей Конституции.

Джигс кивнул.

— С этой дамой я не знаком.

— И приостановить действие всех законов только по той причине, что группка убийц и вымогателей терроризируетЛондон, простите, в равной степени абсурдно. Мы ждем от вас более реальных предложений.

Джигс покачал головой.

— Как видно, решительные меры вам не по вкусу, хотите ограничиться полумерами. Хорошо, но только большого эффекта от них не ждите. Можете раздать полиции револьверы; думаю, не помешает им и попрактиковаться в стрельбе. Вышлите из страны всех подозрительных иностранцев. Что еще? Организуйте облавы, возьмите под контроль все притоны. Да что говорить — вы и сами все это знаете.

Господин министр, вы столкнулись точно с такой же каменной стеной, с какой сталкивается любое полицейское или шерифское управление в Штатах. Это организованная преступность; это свора преступников, для которых убийство — обычный метод. Просто раньше у вас этого не было. В Лондоне сейчас, думаю, около двухсот вооруженных бандитов, и все профессионалы. Притоны для них готовились месяцами. Нет ничего странного, что они чувствуют себя здесь так вольготно. Скажу вам еще одно, чего вы не знаете. Среди этих бандитов нет ни одного, кто получал бы менее пятисот баксов в неделю. В вашей обесцененной валюте это около ста фунтов. На этот рэкет затрачено более двух миллионов долларов, но эти деньги не выброшены на ветер; расходы окупаются, и окупаются быстро, а после вчерашнего деньги польются к ним потоком.

— Вы знаете, кто стоит за этим? — спросил министр.

— Знаю, и вы знаете, господин министр. Мой отчет у вас на столе. Один — американец, другой — англичанин. Улик ни против одного, ни против другого нет. Одного можете вытурить из страны в двадцать четыре часа, но рэкет будет продолжаться, и продолжаться с прежней силой, будет ли этот тип здесь или в Париже.

Скромным итогом заседания кабинета стало принятие расплывчатой резолюции. Скотленд–Ярд распорядился всем полицейским, носящим форму, выдать оружие. Согласились и еще с одним предложением Джигса: организация круглосуточного воздушного патрулирования над Лондоном и дежурных постов.

— Не вижу, как это поможет нам, — покачал головой министр.

— Нет, сэр, — спокойно ответил Джигс, — я не вижу, как бы вы могли это увидеть.

Его план был прост. Наблюдатели в небе будут поддерживать связь с землей. Днем они смогут проследить за любой машиной, которая попытается скрыться с места преступления, и сообщить полиции на земле о ее местонахождении. Попутно будет исключена возможность повторения воздушного налета, если фракция «зеленых» в банде вздумает повторить авантюру, закончившуюся на Кавендиш–сквер катастрофой.

— Такие вот дела, дружище! — сказал Джигс, когда они пробивались сквозь редеющую толпу к набережной. — В этой толпе дюжина пушек, но стрелять они не рискнут. Это единственное, чего они боятся — толпы, боятся, что их линчуют. Я сталкивался с такими уж крутыми парнями, но и они в полицейском участке ползали передо мной на коленях, умоляя засадить в камеру, где толпа до них не доберется. Какой бы грандиозный фильм получился! Но увы, цензура бы его не пропустила. Не в общественных интересах разрушать иллюзии пролетариата — чертовски хорошее выражение! Не зря сходил в прошлое воскресенье в Гайд–парк.

Уже в управлении главный констебль, молчавший всю дорогу, повернулся к Терри Уэстону.

— Поговорите с Тетли. Он должен явиться ко мне с докладом, но займитесь им лучше вы. Можете предпринимать любые шаги, какие сочтете нужными. К завтрашнему утру я хочу знать, какие меры предосторожности он принял, и как убийце удалось проскользнуть на террасу парламента.

Терри позвонил в госпиталь. У полицейского, который пытался задержать убийцу, рана оказалась несерьезной, и он быстро шел на поправку. Инспектор нажал кнопку звонка.

— Пригласите, пожалуйста, инспектора Тетли, — сказал он вошедшему дежурному.

Джигс поудобнее уселся на стуле, чтобы не пропустить ни одного слова. Вскоре в дверь постучали, и через порог нерешительно перешагнул Тетли. На вид ему можно было дать сто лет. Нафабренные усы уныло обвисли. На лице застыл страх, или Джигс слабо разбирался в лицах. Тетли косо глянул на американца, затем перевел взгляд на непосредственного начальника.

— Я бы поговорил с вами с глазу на глаз, мистер Уэстон. По–моему, посторонние…

— Оставьте свое мнение при себе, мистер Тетли. Капитан Аллерман — часть нашей организации. А теперь объясните, как могло случиться, что выходы были оставлены ну не совсем без охраны, но без должной охраны?

— Я сделал все возможное, сэр, — заскулил Тетли. — Выставил людей во всех коридорах… Не понимаю, как сержант, который должен был дежурить на террасе…

— Если не понимаете, я объясню, — сухо перебил Терри, — его там не было, поскольку такого приказа никто ни от кого не получал.

Тетли не спорил.

— Мы все ошибаемся. У меня сплошные неприятности, мистер Уэстон, а вчера вечером ко всему еще так разболелась голова, что не мог найти себе места.

Он заискивающе взглянул на Джигса, но на суровом лице американца не нашел и тени сочувствия. Тетли стал быстро перечислять места, где расставил своих людей.

— Я видел, как убийца входил, но обознался. Но ведь и другие подумали, что знают его. Я говорил потом с некоторыми членами парламента, и один из них сказал, что этот пожилой джентльмен сел на скамью…

— Своими воспоминаниями поделитесь как–нибудь в другой раз. Завтра, мистер Тетли, явитесь сюда в двенадцать часов и принесете с собой свою банковскую расчетную книжку. И выписку счета вашей жены — на ее имя в отделении банка «Север–Юг» на Эджвар–роуд и на девичье в банке «Дайверс» в Брадфорде.

Терри отметил, что лицо Тетли вытянулось.

— Принесете и подробное описание содержимого ящика № 8497 в сейфе на Феттер–Лейн. Когда зайдете освежить память, вас там будет ждать сержант. Окажет вам любое содействие.

Тетли с поникшей головой вышел из кабинета.

— Надо же такому случиться! — поразился Джигс. — Я и слова не сказал!

…Мистер Керки Смит лег спать очень поздно. Танцы с женой в одном из самых фешенебельных ночных клубов затянулись почти до утра. Его почтительный слуга, когда оставался наедине с хозяином, о всякой почтительности забывал. Он бесцеремонно растолкал Керки.

— Керк, этот фараон звонит.

Смит приподнялся на постели и сонными глазами уставился на нарушителя покоя.

— Какой фараон? — зевнул он, затем встрепенулся, — Тетли?

— Назвался полковником Брайтоном — наверно, он.

Керки набросил халат, вышел в гостиную и взял трубку.

— Мне надо увидеться с вами, мистер Смит. Это очень срочно. В отель можно?

— Нет, сэр, ко мне в отель нельзя. Я уже говорил вам об этом. Я пришлю за вами человека.

— За мной следят, — послышался в трубке взволнованный голос Тетли. — До вчерашнего вечера я не знал об этом, а вчера старший инспектор…

— А за мной что, не следят? — рявкнул в трубку Смит. — Побреюсь, потом увидимся.

В его любимой парикмахерской в Сохо мистеру Керки Смиту намылили лицо, после чего учтивый парикмахер поставил рядом с клиентом переносной телефон, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Инспектор Тетли находился этажом выше. Он тоже был один — в комнате, за стены которой не выходил ни один звук. Керки выслушал его рассказ о бедах и страхах, выяснил подробности вчерашнего разговора с начальством.

— Я выхожу из игры, — категорически заявил Тетли, в голосе звучала решительность насмерть перепуганного человека. — Уеду за границу. Больше не могу. Если попаду в лапы американцу, он из меня вытрясет все. Как он вчера на меня смотрел — и слова не сказал… Вы мне должны пару тысяч, Керки. Вы не возражаете, что называю вас по имени?

— Это не мое имя, и мне это не нравится, — резко ответил Хозяин. — Ладно. — Он неожиданно развеселился. — В десять вечера на Внутреннем кольце, напротив зоопарка. Приеду с деньгами. Постарайтесь, чтобы никто вас не видел.

Не вставая с кресла, он нажал кнопку звонка и, когда парикмахер вернулся, передал телефон.

— Что это у тебя за мыло? — раздраженно бросил мистер Смит. — Всю кожу иссушило!

Глава 23

Кора Смит получила весьма своеобразное воспитание. Ей было чуть больше четырнадцати, когда она познакомилась с преступным миром, и с тех пор стала его частью, а иногда и участником происходивших в нем событий. Всю жизнь она слышала, как о миллионах говорят, словно о грошах. Иногда это были фантастические миллионы, иногда сотни тысяч, но всегда заработанные с риском для жизни и свободы.

О ней всегда хорошо заботились; она носила дорогие наряды и осыпала себя драгоценностями с беззаботностью мальчишки, собирающего стеклянные шарики. На жизнь смотрела просто: надо нравиться мужчине, который оплачивает твои расходы, и хранить ему верность, пока он не станет надувать ее. А после — искать другого.

Она очень любила Керки. Ни один из ее мужей не будил в этом неглубоком умишке и красном стеклянном шарике, который она называла сердцем, такого интереса. По ней так возможен был лишь один конец их отношений: смерть Керки, Она не исключала, правда, и появления более привлекательного мужчины. Женщины же привлекательней себя Кора не могла представить даже в самых страшных снах. Хотя мужчин насмотрелась предостаточно и знала, что им иногда взбредают на ум весьма странные фантазии.

До встречи с Керки она уже успела совершить два набега в область семейной жизни. И оба раза ее образ жизни ничуть не изменился. Атмосфера, которая ее окружала, не знала ни жалости, ни угрызений совести. Насильственная смерть была одним из будничных явлении. Кора знала приятных ребят, которые сегодня любили ее, а завтра лежали в морге под наброшенным сострадательной рукой куском брезента. Она так давно не испытывала потрясений, что и забыла, испытывала ли их вообще когда–нибудь.

Если шустрая пуля отбирала у нее мужчину, Кора не печалилась. Просто заканчивалась очередная страница ее семейной жизни, и она отправлялась на поиски другого мужчины. Чтобы их не затягивать, у нее в голове постоянно хранился список возможных кандидатов.

Но сейчас не это занимало ее. Сейчас ее заботило другое. Кора вынашивала планы мести Лесли Рейнджер и, оставаясь одна, кипела от ярости. Затем от вынашивания планов перешла к подготовке. Она поискала примеры в прошлом и нашла их массу. Например, девушка, которая встречалась с Гарри Поллаком и порезала его любовницу бритвой. Нет, это не годится: банально и на такое способен любой нигер. Более подходящим показался пример Сары Вадженти, которая схватила соперницу за волосы, когда та сидела за одним столиком с мужчиной Сары, и всадила в нее три пули. Чтобы спасти Сару от электрического стула, потребовалась целая армия праведников и слезливых журналисток. Добродетельные матери семейств в тысяча и одном доме штата Миссури требовали ее смерти. Сара все еще находилась в федеральной тюрьме.

Затем вспомнился случай с Лорой Штейн… Кора расцвела.

— Почему бы тебе не отправиться в деревню, детка? — предложил за завтраком Керки. — Зачем я покупаю тебе дома? Ты была там всего раз!

Кора подарила мужу обворожительную улыбку.

— Ты словно читаешь мои мысли, Керк! Я сегодня утром лежала и думала, не смотаться ли в тот притончик.

— Можешь на пару дней. Возьми служанку, несколько женщин; пусть приберут там. Пришлю тебе отличного повара.

— Ой, да я там со скуки умру!

Этот домик, который Керки купил ей прошлым летом, стоял на берегу реки между Мейденхедом и Кокхэмом. Керки его перестроил и завез новую мебель. Увидев его в первый раз, Кора влюбилась в домик; после второго посещения разлюбила.

— Я сегодня читала, — соврала она, — о Лоре Штейн. Как она классно ненавидела! Ее соперница, та девка из Балтимора, пожалела, что перешла ей дорогу.

Керки неодобрительно покачал головой.

— Женщины не должны таким заниматься. — Он неожиданно пристально взглянул на жену; глаза его сузились. — Уж не надумала ли ты поиграть в эти игры?

— Да Бог с тобой, Керк!

…Лесли возвращалась после ленча в контору и только свернула с Брод–стрит на Остин–Фриарс, как услышала свое имя.

— Мисс Рейнджер!

Лесли оглянулась. К тротуару подкатил маленький двухместный автомобиль, из него выпорхнула женщина. Миссис Керки Смит выглядела настолько блистательно на сером фоне Брод–стрит, что клерки Сити, спешившие по своим важным поручениям, позабыли обо всем и разинули на нее рты.

— Кого я вижу! — Кора Смит сияла от счастья. — Знаете что, давайте вместе пообедаем. Я скоро останусь одна — Керки собирается в Париж по делам; и я сейчас подумала, может, нам познакомиться поближе… Где ваша работа? — Она оглянулась.

— Здесь недалеко, — улыбнулась Лесли. — Мне ужасно жаль, миссис Смит, но у меня очень много дел.

— В котором часу вы заканчиваете?

— В пять.

— Давайте вместе прокатимся! — Кора почти умоляла. — Я так одинока, что хоть зови посплетничать коридорного!

Лесли посочувствовала, но не настолько, чтобы составить ей компанию. И все же…

— Если заедете за мной в пять, вот сюда, с удовольствием с вами прокачусь, — согласилась Лесли, и миссис Смит расцвела.

Девушка проводила ее до машины. Это был красивый и дорогой автомобиль. За руль других Кора Керки Смит и не садилась. Она помахала рукой и с победным чувством отъехала.

Керки Смит и в самом деле собирался в Париж, но передумал.

— Ты уходишь? — Он глянул на часы. — Полпятого, детка. Возьми кого–нибудь с собой. Далеко собралась?

— Я не одна. Возьму с собой ту девушку — Лесли.

— Лесли Рейнджер? — Керки нахмурился. — Что это ты надумала?

Глаза жены наполнились слезами, рот жалобно скривился.

— У меня нет ни одной подруги… — запричитала она.

— Ну хорошо, хорошо. Позвони мне около шести… Может, она что–нибудь скажет о том парне из Скотленд–Ярда, но сама, детка, разговор не заводи.

Лесли обожала кататься на машине. Стоял прекрасный вечер, а Лондон переполняли ужасы. Мальчишки, продающие газеты на перекрестках, кричали: «Убийство!», «Преступление!», «Банды!», и когда Кора предложила съездить за город, где у нее маленький дом, Лесли охотно согласилась. В Слау они остановились и запаслись бутербродами, Кора затем опасалась, что, пока она ходила в лавку, Лесли вполне могла кому–нибудь позвонить и сообщить, с кем она. Керки такой ошибки не допустил бы.

Когда машина свернула на длинную аллею, ведущую к дому, начало сереть. Они проехали между двумя живыми изгородями, за которыми лежали неухоженные луга. Аллея вывела к прелестному домику, укрывшемуся среди высоких живых стен из бирючины. Лесли вышла из машины и открыла ворота. Машина объехала домик и остановилась под портиком со стеклянной крышей.

— Я долго не могу здесь задерживаться, — сказала Лесли.

— Мы только посмотрим.

Кора открыла дверь кухни. В нос им ударил затхлый воздух. Первое, что бросилось в глаза Лесли, это птичья клетка и на дне ее жалкий маленький желтый комочек.

— Надо же! — воскликнула Кора. — Я совсем забыла оставить ей корм.

И ни огорчения, ни жалости. Лесли вздрогнула. Ей самой было больно смотреть на крошечную певунью, погибшую без воды и пищи.

— Не будет пищать; терпеть не могу, когда птицы поют в доме. Керки думал, что я обрадуюсь подарку. Отдал за нее двадцать пять баксов. Баксы — это доллары.

— Это я понимаю, — холодно ответила Лесли.

— Наверх!

Что–то в тоне, каким Кора это произнесла, заставило Лесли изумленно взглянуть на нее. Хозяйка дома стояла, дрожа от напряжения, с широко раскрытыми сверкающими глазами. В руке она держала маленький пистолет.

— Слышала, что я сказала — ступай наверх!

У Лесли замерло сердце; она почувствовала, как задрожали колени.

— Не глупите. Нам пора домой. — Девушка не узнала своего голоса.

— Ступай наверх, когда говорю!

В голосе этого кукольно красивого создания звучала такая ярость, что Лесли, не говоря больше ни слова, прошла по коридорчику и по ступеням поднялась на первую площадку.

— Заходи в комнату. Слева которая.

Девушка подчинилась. В комнате было темно: ставни от непогоды закрыли. Кора включила свет. Это была спальня прислуги: тут стояли простая металлическая кровать, стол и стул, в углу — умывальник.

— А теперь слушай! Из–за тебя я чуть не погибла — ты знала это? Могу поспорить, не знала! Это все твой чертов дружок, Эдди Теннер… знаешь, что он сказал Керки? Отрежет мне голову и пришлет ему в корзине для клубники — и ведь сделал бы это! Эдди я знаю… была за ним замужем… Три года. И все из–за тебя!

— Из–за меня? — изумилась Лесли. — Это же смешно!

— Тебе смешно? У тебя ведь запросили пятьсот фунтов? Ты все рассказала полиции, и не жить бы тебе, если б Эдди не отвадил их. Знаешь, как? Поймал меня на улице и засадил в каморку, а потом пригрозил, что если тебя укокошат, он убьет и меня.

Лесли изумленно смотрела на Кору. Какой бы невероятной не казалась эта история, девушка знала, что это правда.

— Так что за тобой должок; и еще за то, что завлекаешь Керки. Только не трепись, что и не думала — я то уж знаю, какие женщины…

Она сказала Лесли, какие женщины, сказала такое, что мало приличествовало даме. Однако Лесли пришлось уже многое повидать, и она не смутилась, хотя слышать из уст женщины слова, которые произнесла Кора Смит, было неприятно.

— Теперь ты будешь в моей шкуре — посидишь под замком, как я сидела. Завтра, может, настроение у меня будет хорошим, я и выпущу тебя. Но если мне будет скверно…

Она взглянула на Лесли. Лицо ее неожиданно постарело, дыхание стало частым.

— А может, и пожалею…

Кора расстегнула сумочку и достала две пары наручников. Несколько дней назад она увидела их в магазине игрушек на Оксфорд–стрит и для разнообразия купила. Показала Керки, но на того покупка не произвела никакого впечатления.

— Выбрось их в мусор. Для удачи это самое скверное, что ты могла принести, — сказал он тогда.

Держа в одной руке пистолет, Кора второй защелкнула одни наручники на запястье Лесли, пристегнула к ним вторую пару и прикрепила ее к трубе умывальника.

— Посмотрим, детка, как тебе это понравится.

…Чем ближе подъезжала Кора к Лондону, тем тяжелей становилось у нее на душе. Такого конца своей авантюры она не предвидела. Она вообще о нем не думала, настолько была увлечена планированием первой части. И Керки…

Она проехала до конца Большой западной дороги, остановила машину и едва удержалась, чтобы не вернуться за пленницей. В голове у нее закопошились сомнения: «Завтра, когда она освободит ее, Лесли поднимет вой, и Керки начнет шуметь… да и весь его рэкет может полететь ко всем чертям!»

Кора испугалась. У нее оставался лишь один выход, и от ужасной мысли потемнело в глазах. Она подошла к телефонной будке и позвонила мужу. Когда он встревоженно — и не выбирая выражений — спросил, где она и что все это время делала, нервы окончательно сдали.

— Керки, — запинаясь, начала она, — мне надо… вернуться в деревню…

— Живо домой! Ты…

Его брань Кору не обидела; она даже почувствовала облегчение.

— Хорошо, Керки, — покорно согласилась она и предоставила свою пленницу ее судьбе.

Мужа Кора застала в гостиной. Он сидел мрачный, как ночь.

— Где ты была? — Одним взглядом он охватил все детали ее наряда. — А сумочка где?

У нее перехватило дыхание. Сумочка осталась в том доме — и в ней осталось такое, чего никто не должен был видеть.

— Господи, Керки! Чего ты набросился? Я ее не брала — она в моем шкафу. Принести?

Будь Керки поспокойнее, он бы непременно почувствовал ложь.

— Не надо. Садись. Сегодня, когда меня не было, кто–то обшарил все комнаты. Помнишь ту книжку, которую я дал тебе на днях, чтобы положила в сейф?

Кора молча кивнула.

— Положила?

Она снова кивнула. Произнести хоть слово не хватало духа.

— Хорошо, Кора. — Смит облегченно вздохнул. — Надо быть полным идиотом, чтобы дать ее тебе. Ведь ты такая глупенькая девочка.

Он встал и принялся расхаживать по комнате. Лицо слегка посветлело, затем уже улыбаясь, Керки спросил:

— Как насчет спектакля вечером, детка? «Ночи и красотки», а?

— Отлично, Керки! — Голос Коры окреп, голова работала как никогда прежде:

«Сказать ему или нет, что забыла положить книжку в сейф и сейчас она в сумочке — в загородном доме, где заперта та девка?»

Лесли с трудом отводила от сумочки взгляд, чтобы не привлечь к ней внимание Коры. Сумочка лежала на стуле, футах в шести от прикованной к трубе девушки. Вскоре она услышала, как хлопнула входная дверь, затем донесся шум отъезжавшей машины.

Ключи были рядом. Красными веревочками сначала они были привязаны к наручникам; Кора оторвала их и положила назад в сумочку. Стул стоял слишком далеко. Лесли по трубе протащила наручники поближе к полу, сбросила туфли, легла, вытянула ноги и кончиком большого пальца попробовала дотянуться до ножки стула. Еще дюйм… нет, никак.

Под умывальником стоял веник. Лесли с трудом, но достала его. Легонько подталкивая его по полу, она переместила его под стул. Затем, зажав веник ногами, зацепила ножку стула и осторожно потянула на себя. Стул покачнулся и сдвинулся с места. Ближе, еще ближе… Лесли похолодела. Ножка наткнулась на какую–то неровность на полу, и стул с грохотом свалился. Сумочка лежала теперь так, что веник едва ее доставал. Лесли предприняла еще одну отчаянную попытку; распласталась по полу и, сжимая ступнями ручку веника, дотянулась до сумочки и развернула ее. Еще четыре безуспешные попытки, и, наконец, эта усыпанная бриллиантами вещица оказалась в ее дрожащих руках.

Ключи лежали сверху — четыре, по два на каждой веревочке. Еще минута, и Лесли была свободна. Все время она прислушивалась, не возвращается ли машина, но с улицы не доносилось ни звука. Девушка высыпала содержимое сумочки на стол. Маленький пистолет с брезгливой гримасой отодвинула в сторону.

Ее поразила книжечка в красном кожаном переплете. Это была странная книжечка, поскольку Лесли еще не приходилось видеть, чтобы записную книжку обматывали цепочками. На верхнем крае они были схвачены замком, по виду напоминавшим раздутую полукрону. В сумочке лежали пятьдесят фунтов и все такое, что можно найти в сумочке женщины: губная помада, пудреница, золотой карандаш и несколько серебряных монеток. Лесли все сложила назад и со злорадством подумала, что утром позвонит в отель и спросит миссис Керки Смит, не забыла ли она чего в своем загородном доме.

Девушка еще не отошла от испуга, но оскорбленное достоинство заставило ее действовать. Все двери были заперты на два засова. Лесли с трудом выбралась через окно в гостиной и возбужденная, с дрожащими от усталости ногами пошла по аллее. Она никого не встретила да и рассчитывать на это не могла. Даже на дороге не было никого, кто мог бы ей помочь. А нужно ей было совсем немного — побыстрей добраться до Лондона. Мелькнула мысль, не позвонить ли Терри… Лесли рассмеялась.

К тому времени, когда девушка дошла до Батской дороги, она уже полностью успокоилась. У дороги стоял гараж, хозяин находился рядом. При ней были пятьдесят фунтов Коры. «Ничего страшного, — подумала девушка, — если эта ведьма оплатит мои расходы». Хозяин гаража покачал головой.

— Очень сожалею, мисс. Машина–то у нас есть, а вот шофера… Если бы вы взяли на себя труд повести самой…

Лесли с радостью ухватилась за предложение. Ей хотелось побыть одной, поездка до Лондона окончательно ее успокоит. Она собиралась оставить большой залог, но хозяин довольствовался визитной карточкой. Чтобы достать ее, Лесли пришлось открыть свою сумочку, и мужчина изумился.

— Две сумочки, мисс — да вам везет!

— Еще как…

Хозяин вывел из гаража машину. Уже в кабине Лесли показала ему на часы на приборной доске.

— Десять часов? Мне еще не приходилось видеть автомобиль, в котором часы были бы исправны.

Мужчина хмыкнул.

— Они в порядке, мисс, и сейчас ровно десять.

Лесли не могла поверить, что в том страшном доме провела почти три часа.

Хозяин был внимателен, дал ей все, что требовалось — все, кроме бензина. Она поняла это, когда была уже на окружной у Колнбрука и машина, пару раз конвульсивно дернувшись, заглохла. Лесли съехала на обочину. Обычно по окружной двигался непрерывный поток автомобилей. Сейчас же за пять минут промчались лишь два, и те на ее поднятую руку не обратили никакого внимания. Вдоль дороги тянулась изгородь и невдалеке в ней виднелись ворота. Лесли села в машину, отпустила тормоза, и машина по склону скатилась на дорогу, которая вела через ворота в поле. Девушка забеспокоилась, что садится и аккумулятор, поскольку огни стали меркнуть. Она выключила свет. Теперь ей оставалось только ждать, что кто–то остановится и поможет.

Вскоре на вершине холма показалась машина. Она мчалась с большой скоростью, но ярдах в двадцати от того места, где стояла Лесли, притормозила и, к ее изумлению, остановилась прямо напротив нее. Девушка разглядела, что это небольшой фургон, и шагнула было из темноты, как вдруг услышала:

— Вы же этого не сделаете? Ради Бога! — Голос срывался на крик.

Задрожав, Лесли попятилась назад. Она уже где–то слышала этот голос. Вдруг ей вспомнилось: такси, пробка у перекрестка и инспектор Тетли, мужчина с нафабренными усами! И тут она услышала его истошный вопль. Так кричат, когда видят свою смерть.

Глава 24

Когда подъехала машина, Тетли уже ждал. Он удивился, что это был не обычный автомобиль, а маленький фургон с названием бакалейной фирмы на боку.

— Садитесь, мистер Тетли! Здесь есть пара кресел, — позвал из темноты голос.

Инспектор забрался сначала в кабину к водителю, затем шагнул в темноту фургона. Он увидел огоньки двух сигар.

— Садитесь, мистер.

Штора у него за спиной опустилась; машина тронулась.

— Керки сам приехать не смог. Попросил меня, — услышал Тетли приятный голос. — Как дела в Скотленд–Ярде?

У инспектора не было ни малейшего желания обсуждать сейчас дела Скотленд–Ярда и тем более с незнакомцем, который вполне мог оказаться провокатором. Тетли знал, что он под подозрением, что слежку за ним поручили особому отделу Скотленд–Ярда, с которым шутки плохи.

— Деньги отдадим вам за городом, мистер Тетли, — продолжал голос.

Второй мужчина за всю дорогу не произнес ни слова; он все время курил, и от едкого дыма у инспектора начали слезиться глаза. До Большой западной дороги они проехали молча. Тетли сидел в удобном кресле, поставленном в задней части фургона, и размышлял, что задумал Керки Смит. Он имел дело с людьми, от которых можно было ожидать чего угодно. Хотя их он опасался гораздо меньше, чем своего начальства, этих благородных чистюль, которые не прощают предательства. Недавно Терри буквально убил его словами о банке в Брэдфорде. Теперь ему оставалось выжать хоть немного денег у этих иностранцев и бежать.

— Керки отличный парень, — нарушил молчание Тетли.

— Да, — согласился мужчина, — отличный.

Инспектор достал сигарету. Огонь спички выхватил из темноты его спутников — плотных, с чисто выбритыми лицами, с безукоризненно белыми стоячими воротничками. Один носил желтый галстук с зеленой булавкой в виде копытца; на другом был алый галстук. Весьма респектабельные джентльмены.

— Все эти убийства, стрельба, — молчание тяготило Тетли, — я особо не вникал, но, наверно, в этом был какой–то смысл. Естественно, с моей точки зрения, это заслуживает всякого порицания…

Ему не ответили, и он продолжал говорить. Затем мужчина, который сидел за рулем, отдернул брезентовую штору и что–то негромко сказал. Глянув через стекло кабины, Тетли увидел, что они проезжают маленькую гостиницу в конце окружной у Колнбрука.

— Куда мы едем?

— Слушай, Тетли, — спокойно сказал один, — ты завонялся. Плохо, когда начинает пованивать любой, но фараон, который завонялся это просто мерзость.

Тетли услышал, как щелкнул предохранитель.

— Что вы собираетесь делать? — Его голос от страха сорвался на визг.

— Тихо, тихо! Мы собираемся тебя прикончить, Тетли. Собираемся показать всему миру, что случается с вонючими фараонами, когда они выпадают.

— За что? Я же помогал вам!

Машина остановилась. Кто–то схватил инспектора за ворот и выволок на обочину. Тетли не сопротивлялся — его словно парализовало страхом.

Сжавшись от ужаса, Лесли слышала, как он молил о пощаде, кричал от страха. Затем прозвучали два выстрела.

— Трогай! — сказал голос.

Машина развернулась и поехала в сторону Лондона. Если бы основные фары были включены, бандиты заметили бы девушку, в ужасе вцепившуюся в ворота так, что на руках остались следы от проволоки. «Нельзя падать в обморок… надо держаться, — она заставила себя взглянуть на неподвижную фигуру на заросшей травой обочине, — Тетли… Господи, хоть бы какая–нибудь машина!» Она оглянулась. Огни маленького фургона, принесшего сюда смерть, растворились в ночи.

Затем темноту прорезали лучи двух мощных фар. Автомобиль приближался со стороны Батской дороги и двигался медленно. Лесли, пошатываясь, вышла на середину дороги, подняла обе руки и, когда машина остановилась, без чувств рухнула под самые колеса.

Ее обморок продлился не больше минуты. Лесли почувствовала, как сильные мужские руки подняли ее, и открыла глаза.

— Что с вами? Боже мой, мисс Рейнджер!

Спрашивать, кому принадлежал этот голос, не было нужды. На нее испуганно смотрел капитан Аллерман.

— Что случилось? Где вы были?

— На природе, — ответила Лесли и слабо улыбнулась.

— Мы вас ищем.

Американец прижал к ее губам горлышко небольшой бутылки. Лесли сделала глоток и закашлялась — Джигс питал пристрастие к особо крепкому виски, конечно, когда требовалось восстановить силы. Внезапно она вспомнила, оглянулась назад и показала рукой. Джигс не увидел; свет фар его машины на обочину не попадал.

— Что там? — Лесли прошептала имя. — Тетли? Ну и дела!

Он помог ей дойти до ворот; Лесли прислонилась к столбу. Из темноты Джигс громко крикнул кому–то в машине; вдвоем они сходили к бугорку на обочине.

— Вызовите полицию и скорую, — услышала Лесли, — Интересно, сколько времени пройдет, пока они начухаются.

— Это мистер Тетли? — с содроганием спросила девушка, когда Джигс вернулся.

Американец кивнул.

— Да, они укокошили его. Надо же такому случиться!

Лесли рассказала о своей беде. Ей хотелось хоть ненадолго отвлечься от ужасной темы убийств, которая стала часто появляться в ее жизни.

— Заглохла? — переспросил Джигс.

Он сходил к своей машине, вытащил канистру с бензином и залил в ее бак.

— Все в порядке, можете ехать. Хотя нет, давайте–ка я отвезу вас в участок, оставлю пока там, а сам вернусь.

— Я могу подождать и здесь. Нет, правда, мне уже совсем не страшно.

Она лицемерила. Это было жутко — ожидать в темноте после отъезда полицейских всего лишь в нескольких шагах от… Проезжали машины: их пассажиры и не догадывались о разыгравшейся здесь трагедии. Они стояли рядом, Джигс и девушка, опершись локтями на ворота и думая каждый о своем. Молчание нарушил американец.

— Мы искали вас, — снова сказал он. — Когда Терри услышал, что вас увезла какая–то машина, он чуть с ума не сошел. Самое странное, никто, похоже, не видел, с кем вы уехали. Кто это был?

— Миссис Смит.

Американец присвистнул.

— Эта дурочка Кора?

— Да, Кора.

К тому, что прозвучало в ее тоне, можно было ничего не добавлять.

— К кому–то приревновала?

— Я потом расскажу.

И снова они надолго замолчали. Вскоре на мосту показались огни машины.

— Это наши… а вот и скорая. А что, у скорых зеленые огни? Да, зеленые… На вашем месте, мисс Рейнджер, я бы бросил эту колымагу, где она заглохла. До города доберетесь на дежурной. Утром позвоню в гараж, чтобы забрали — пусть со своим хламом разбираются сами… Я вас ненадолго оставлю — посмотрю, что этот бедняга может поведать нам.

— Он же мертв?

— Да, был бы суперменом, если б выжил. Одного моего человека прикончили точно таким же образом и по той же причине. Было это в двадцать седьмом… или двадцать шестом, точно не помню. Во всяком случае, ДК.

— Что такое «ДК»? — вопросительно посмотрела на него девушка.

— До кризиса, — вежливо объяснил американец.

Трое полицейских в форме и доктор вышли из машин; фары освещали бренные останки мистера Тетли. После недолгого осмотра скорая уехала, Джигс вернулся к девушке.

— Садитесь, юная леди, — распахнул он дверцу машины. — Инспектору Уэстону позвонили? — спросил у водителя.

— Да, сэр. Он говорил, у него гора с плеч.

— Он переживал за вас, — сказал Джигс, — не за Тетли.

Лесли возмутилась.

— Какой же вы бессердечный, капитан Аллерман!

В темноте она не увидела, как усмехнулся Джигс.

— По отношению к мертвым мерзавцам я останусь бессердечным всю жизнь. Если только почувствую, что начинаю жалеть их, всех этих жуликов и убийц, все — бросаю полицию и начинаю писать душещипательные статейки… Нельзя позволять себе сочувствовать этой мерзости, мисс Рейнджер. Со смертью мерзавца мерзость не уходит — не забывайте об этом! То, что он натворил, с ним в могилу не уходит. По вине Тетли погибли его друзья; до конца недели из–за него погибнет, может, еще дюжина. Так что горьких слез не лью и пеплом голову не посыпаю. По мне мертвый убийца ничем не лучше живого. Когда начну думать, что он заслуживает сострадания, вы даже представить себе не можете, как мне будет стыдно за себя!

…Весь перерыв после первого акта Кора просидела, не проронив ни слова.

— Что с тобой? — спросил Керки.

Она замотала головой. Затем, когда занавес перед вторым актом стал подниматься, судорожно схватила его за руку.

— Давай выйдем, Керки.

Он проследовал за женой в вестибюль, где в эти минуты никого не было.

— Помнишь ту книжку, Керки? — Она с трудом заставила себя произнести эти слова. Усилия потребовал каждый слог.

— Да. — Он приготовился к худшему.

— Я не положила ее в сейф. Собиралась, но не сделала. Она была в моей сумочке… а сумочку я забыла. Я знаю, где.

В конце концов ей пришлось рассказать мужу о своем безумном акте месте.

— Я готова была убить ее…

— Не переживай, — спокойно сказал Керки, — возвращайся в отель.

Он рассеянно щелкнул пальцами. Телохранитель, следовавший за ним по пятам, вышел из театра, и через несколько минут к подъезду подкатил автомобиль. Керки сел рядом с водителем.

— На Слау. Перед Мейденхедом сразу за мостом направо.

Он открыл окно и откинулся на спинку сиденья.

«Безмозглая — что еще можно сказать? Просто безмозглая», — думал он про себя. Он не испытывал злости, просто сожалел о том, что произошло. В душе он понимал свою жену — с ней обошлись грубо. Все–таки он был привязан к ней, гордился ею; она была жемчужиной его коллекции. Он знал, что другие мужчины ему завидуют, и это доставляло Керки Смиту удовольствие.

Мысли его приняли иное направление: «Она оказалась не такой безмозглой, как я сам. Все ведь шло нормально. На кой черт понадобилось вести учет денег, полученных от этого нового дела? Зачем нужно было черным по белому набрасывать проект джентльменского соглашения с Эдди? Да у Коры ума палата по сравнению со мной!» Затем он вспомнил о девушке, прикованной к трубе в его загородном доме. У него уже созрел план, как он будет выпутываться из этой истории. Конечно, все это чертовски некстати… Если доберется туда раньше, чем кто–нибудь найдет ее, он себя спасет… Он скажет: «Понимаете, мисс Рейнджер, я узнал об этой безумной проделке только в театре, и как только Кора рассказала… До театра она молчала, и вот я здесь, как был, в вечернем костюме…» Он извинится, предложит компенсацию за моральный ущерб; возможно, если заупрямится, доставит ее в Скотленд–Ярд.

Керки не докурил сигарету и вышвырнул в окно. Перед мостом он безошибочно распознал пронесшиеся навстречу карету «скорой» и полицейскую машину. Он тихонько присвистнул; все сегодня вечером шло не так. Какого черта они забрались сюда — мало им Лондона? Хозяин решил, что ему не очень–то везет в жизни.

Первое, что он увидел, когда подъехал к дому, это открытое окно. В замке входной двери торчал ключ, с него свисал еще один… В этом вся Кора.

Он взбежал по лестнице в комнату прислуги. Наручники все еще болтались на трубе. Один был расстегнут; из него торчал ключ. Но сумочки не было. Керки обшарил всю комнату — сумочка пропала. Девушка, должно быть, видела, как Кора положила в нее ключи… Смит вернулся к машине.

— Едем, пожалуй, домой, Джемс, — сказал он глухо и за всю дорогу больше не проронил ни слова.

Кора лежала на постели в том же наряде, в каком вернулась из театра. Лицом она уткнулась в подушку. Керки легонько похлопал ее по обнаженному плечу.

— Перестань, детка. Что потеряно, то потеряно.

Она быстро перевернулась и испуганно уставилась на мужа.

— Ты не нашел сумочки? Она сбежала?

— Думаю, она прихватила ее с собой в качестве сувенира.

Он задумчиво походил по комнате. Оставался единственный шанс. Керки Смит подошел к телефону, набрал номер Лесли Рейнджер и услышал ее голос:

— Слава Богу, вы вернулись! Моя глупая жена рассказала мне об этом нелепом, безумном поступке — я сразу помчался освобождать вас.

Керки говорил так искренне, что девушка поверила.

— Я только что вошла, мистер Смит… У меня сумочка вашей жены.

— Вот как? Вы не будете возражать, если я подъеду и заберу ее?

— Утром я сама занесу.

— Мисс Рейнджер, вы окажете мне величайшую честь, если позволите приехать и лично принести свои извинения.

Лесли долго не отвечала, наконец, сказала: «Хорошо, но только прямо сейчас». Керки завопил бы от радости, будь он человеком, который дает волю своим чувствам. Но Хозяин был не из таких.

Он вернулся в комнату, быстро переоделся и вышел, ничего не сказав Коре. В доме Лесли ему пришлось ждать, пока спустится лифт. Эта минута показалась ему вечностью.

— Мисс Рейнджер дома? — спросил он у лифтера.

— Да, сэр, недавно вернулась.

— С ней был кто–нибудь?

— Нет, сэр, одна.

— Меня зовут Керки Смит. Если кто спросит, заходил ли я, можете этого не утаивать.

— Я знаю ваше имя, сэр.

Керки улыбнулся.

— Разумеется, знаете. А ваше имя — Элтон, сержант полиции, северное отделение, и здесь вы три недели.

Лифтер ошарашенно уставился на Керки.

— Откуда вы знаете?

— Слышал по радио.

Когда девушка открыла ему дверь, Керки задержался на пороге, пока его не пригласили войти. Он снова принялся извиняться, глазами обшаривая комнату. Сумочка лежала на столе. Смит взял ее и открыл — книжка была на месте. Остальное значения не имело. Он был благодарен, но про себя рассудил иначе:

«Все–таки она дура, эта девка: не настолько безмозглая, как Кора, но дура. Могла бы позвонить Терри… должна была сообразить, что книжка с такой цепочкой что–то значит».

Керки быстро перешел тротуар и сел в машину. Телохранитель вскочил следом и плюхнулся на сиденье рядом с водителем.

— Джеки! — Керки говорил поверх опущенного стеклянного экрана, разделявшего водителя и пассажира. — Это опасная девка.

— Конечно, опасная, — согласился Джеки, не поворачивая головы.

— Могла доставить нам кучу неприятностей, и у меня такое предчувствие, что еще доставит.

— Да, и мне такое приходило в голову… Не люблю умных девок — мне больше по душе безмозглые. — Джеки что–то обдумывал, затем процедил, — шуму много будет.

— Конечно, шуму будет много, — согласился Керки. — А нам разве привыкать?

— Я подумал о… — Телохранитель мотнул головой — не в сторону Беркли–сквер, но Хозяин понял, о ком он.

Смит совсем забыл об Эдди. Интересно было бы посмотреть, как поведет себя Эдди, случись с мисс Лесли Рейнджер в один прекрасный день несчастье. И все же решение Керки еще не принял. Книжку все–таки она вернула — стало быть, не так уж умна. К тому времени, когда они подъехали к отелю, Альбукерке Смит уже почти решил оставить Лесли Рейнджер в живых.

Он застал Кору в той же позе, в какой оставил, и бросил сумочку рядом с ее головой. Кора повернула голову, с вскриком узнала свою потерю и дрожащими руками принялась открывать ее.

— А книжка где?

— У меня в кармане.

Керки достал книжку. Идея с цепочкой принадлежала ему, и он гордился этим. Таких записных книжек было у него с дюжину.

— Завтра это будет в сейфе, Кора, положу сам.

Ночью Керки Смиту привиделся страшный сон. Он стоял на обнесенном решеткой возвышении перед судьей, на голове которого топорщился нелепый парик, а на месте для дачи свидетельских показаний стоял Терри Уэстон. Он держал в руках открытую красную книжку и зачитывал из нее самые страшные выдержки. Керки проснулся в холодном поту. Вылез из–под одеяла и зажег свет. Сунул руку под подушку и рядом с пистолетом нащупал книжку. Достал из кармана ключ и открыл замочек. Книжку прихватил в гостиную. Камин еще не прогорел. Керки бросил книжку в камин, настрогал щепок и сложил сверху. Затем бумагой поджег их и сидел, глядя на языки пламени, пока от бумаги и дров не остался лишь пепел.

— Этот сейф — самый надежный, — удовлетворенно кивнул он и, вернувшись в постель, спокойно заснул. Этой ночью сны его больше не беспокоили.

Глава 25

На завтрак к Керки Смиту без предупреждения явился Эдди Теннер. Он пришел один, без охраны, миновал невидимый кордон, окружавший Керки, и так решительно вошел в гостиную, что тот почуял беду.

— Прежде, чем ты откроешь рот, Эдди: это не я придумал. Присаживайся и перекусим.

— Кто?

— Это все Кора. Иди сюда, детка, и расскажи Эдди, как ты плохо вела себя.

Кора зашла в пеньюаре. От нее было трудно отвести взгляд, но на Эдди, видевшего ее в таком одеянии много раз, это особого впечатления не произвело.

— Что ты вчера сделала с Лесли?

Кора посмотрела на мужа. Керки кивнул. И тогда, запинаясь, дуясь, изо всех сил стараясь показать себя в лучшем свете, она рассказала. Лицо Эдди Теннера напоминало маску.

— Ты была на волосок от гибели, детка, — почти ласково произнес он. — И с этого времени мисс Рейнджер теряет для нас всякий интерес. Это мои слова.

— Теряет и для тебя, Эдди?

Теннер кивнул.

— Знаешь, что вы натворили, Керки — ты и Кора? Толкнули ее в объятия Скотленд–Ярда. У нее побольше мозгов, чем у тебя и Коры, вместе взятых. Вы вряд ли поверите, но я вам говорю. И вы втянули ее в дела полиции.

— Можно и вытянуть, — усмехнулся Керки.

— Кто это сделает?

В голосе Эдди Теннера прозвучали и вызов, и угроза. Он не улыбался. И не пытался сделать вид, что ему безразлично.

— Кто собирается вытянуть? — повторил он. — Только скажи его имя, и он будет мертвее Тетли. Кстати, она знает, что он мертв и видела, как его убили.

Улыбка сошла с лица Хозяина.

— Кто сказал?

— Я говорю. Она видела, как его прикончили. Стояла у своеймашины в поле, когда твои парни прихлопнули его. Там же ее и нашел Джигс. Есть от чего посмеяться, Керки.

Новость вовсе не позабавила мистера Смита.

— Если бы эти парни увидели ее там…

— По одному из них можно было бы заказывать молебен, а может, и по двоим. У нее было оружие — револьвер Коры.

— Откуда ты все это разузнал? — неожиданно вскипел Керки. — Стоял рядом?

Правую руку Эдди Теннер все время держал в кармане; Керки выпустил это из виду, когда его рука потянулась к бедру.

— Давай не будем омрачать это прекрасное утро. Керки, — мягко произнес Эдди. — Ты настолько близок к тому, чтобы избавиться от всяких проблем — даже не представляешь! Я выхожу из этого дела.

Дьявола с лица Керки вытеснил ангел.

— Положительное влияние добропорядочной женщины, Эдди? Как в кино?

— Что–то вроде этого. Выхожу прямо сейчас. Ты знаешь мой девиз — быстро стрелять и быстро сматываться.

— Дитя оставляешь на меня?

— Нечего оставлять.

— А теперь послушай меня, Эдди, и не дури. Ты напичкан новостями больше, чем первая страница газеты. Откуда они у тебя?

— Не задавай идиотских вопросов. Есть люди. Говорю тебе, сейчас самое разумное — сматываться.

— Черта с два! — презрительно бросил Керки. — Линяешь — это твое дело. Ты линял и раньше и, по–моему, линять будешь всю жизнь.

Эдди быстро пошел к выходу — казалось, он что–то услышал за дверью, и, словно в подтверждение этого, резко рванул дверь. В следующий миг он скрылся. Керки остался сидеть, уставившись в пространство.

Кора ушла в спальню, ее муж прошелся по гостиной, затем решительно направился за ней.

— Сэлли, — сказал он (этим именем он звал жену, когда случалась серьезная неприятность), — в полночь отплывает «Левиафан». Я сейчас позвоню и закажу тебе каюту. Зови служанку, пусть собирает твое шмотье. Отправляетесь в Саутгемптон вечером…

— Слушай, Керки… — возмущенно начала она.

— Послушаю, когда захочу. Делай, что сказал. Повторять не буду.

— Хочешь избавиться от меня?

— Чтобы избавиться от тебя, детка, есть пятьдесят семь разных способов — и ни в один не входит отправлять тебя назад в Штаты в шикарной каюте. Жди в Нью–Йорке, пока не дам знать. И не задавай глупых вопросов — делай, что сказал.

Перед уходом Кора зашла попрощаться. Она была совершенно спокойна. Керки бесстрастно поцеловал ее, подождал, пока она пересчитает деньги, которые он дал, и за талию провел жену к двери.

— Слушай, Керки, можно в Нью–Йорке я буду встречаться с Майком Харриганом, ну, тем парнем, что работал с Элштейном?

Керки усмехнулся.

— Стелешь новый ковер в некупленном доме?

— Керки, ты же знаешь, я плохого тебе не сделаю.

— Это Майк не сделает, если шансов вернуться мне на Запад будет хоть цент из доллара. Хорошо, детка, встречайся, но не заигрывай.

Из окна гостиной он наблюдал, как машина отъехала от отеля, видел высунувшуюся из окошка руку с платочком и помахал тоже, хотя и знал, что Кора его не видит.

— Славная крошка, — проговорил, ни к кому не обращаясь, — но тупая. Господи, какая же она тупая!

В уютно обставленной квартирке на Халф–Мун–стрит проживала девушка из Далласа, штат Техас. Откуда у нее были средства на жизнь, только Бог ведал. Керки снял трубку.

— Приезжай, детка. Мне так одиноко.

В полночь Кора позвонила с корабля. Все было чудесно. Каюта прекрасная, ресторан отличный, цветы великолепные. Керки рассеянно слушал, и запас его терпения быстро иссяк.

— Вот и хорошо, детка. Счастливого пути. — Он с облегчением повесил трубку.

Его ждали другие занятия, куда приятней, чем слушать всякую ерунду от изрядно поднадоевшей женщины.

…«Дорри» процветала. За четырнадцать дней были открыты тридцать шесть счетов — и крупных счетов. Лесли встречалась с управляющим банком, с которым они вели дела.

— Вы прекрасно поставили дело, юная леди, — сказал этот убеленный сединами ветеран финансов. — У нас никогда не было такого кредита. Знаете, сколько он составляет?

— Да, три четверти миллиона, я глазам своим не поварила, когда увидела. И, признаюсь, немного испугалась, Не могу понять, почему мистер Дорри доверил мне такой ответственный пост? Ведь я почти ничего не смыслю в банковском деле.

В глазах управляющего появился огонек.

— Не сказал бы, что он совершил большую ошибку.

Лесли слегка лукавила. Она прошла хорошую профессиональную подготовку, была толковым экономистом, но только в новых условиях ее способности смогли раскрыться в полную силу. Тем более, что рядом был молчаливый бухгалтер, который всегда мог поправить ее.

Однажды за ленчем она поговорила с женщиной, занимавшей важный пост в банке, и, вернувшись в контору, послала за бухгалтером.

— Мистер Моррис, это правда, что за месяц до моего прихода фирма была несостоятельной и пребывала на грани приостановки платежей?

Бухгалтер кивнул.

— Правда, мисс Рейнджер. Затем мистер Дорри взял нового партнера — продал по сути дело и оставил себе лишь очень малую долю.

Лесли покачала головой.

— Это меня и смущает — почему мы так неожиданно стали процветающей фирмой? Почему к нам стали приходить заказы на огромные поставки из–за рубежа? Кстати, один груз пришел сегодня утром. Я видела накладную: четыре тысячи мест ножевых изделий. Мы торгуем ножевыми изделиями?

Моррис улыбнулся.

— Нет, мисс Рейнджер, но мы агенты людей, которые торгуют ножевыми изделиями. Вы еще столкнетесь с целой кучей заказов, которые вам трудно понять, но ничего — вникните.

Всякий раз, когда Лесли попадала в тупик, он говорил ей: «Ничего, вникните». Она, конечно, вникала. Но лучше было бы у нее начальство, к которому можно пойти за советом. Недавно Лесли с изумлением выяснила, что по сути стоит во главе дела. Она подписывала чеки на огромные суммы, договаривалась с американскими банками о кредитах, от сумм которых у нее перехватывало дыхание. Визировала бухгалтерские журналы, проверяла и утверждала выписки счетов. И наконец открыла для себя, как хорошо иметь дело даже с несостоятельной фирмой, нашедшей в себе силы для возрождения.

— Чем же все–таки вы занимаетесь? — спросил Терри.

— Всем, только ничего в этом не понимаю.

Терри передал ее слова Джигсу, что–то здесь казалось ему странным.

— Для меня, Терри, эти дела всегда были темным лесом. Высокие финансовые материи в моей юной жизни значат чертовски мало. Как я понимаю, это значит взять у одного и отдать другому, и наварить на разнице в процентах. Но как это делается, кто это придумал и как эти парни увиливают от наказания, это выше моего понимания.

В тот день в Скотленд–Ярде разрабатывалось во всех деталях контрнаступление на Керки Смита. Начальство все еще настаивало на его высылке из страны. Аллерман настойчиво отговаривал от такого шага.

— Не высылайте его, оставьте здесь. Есть план получше. Надо поколебать уверенность этого парня — рассыплется и вся его организация.

План американца был принят с некоторыми поправками и вскоре дал хорошие результаты.

Хозяин в своей гостиной читал утренние газеты. Официант только что убрал после завтрака приборы, и Керки пребывал в блаженном состоянии духа. Его переполняло чувство превосходства, которое тешит любого генерала. Портила настроение мысль об Эдди Теннере, но не очень. У Эдди похолодели ноги и он слинял — слинял в самый разгар жатвы, когда хлеба пошли богатые.

В гостиную вошел слуга.

— Керки, — тихо окликнул он.

Смит поднял голову.

— Сегодня утром полиция нагрянула к твоему парикмахеру, отключила все телефоны и арестовала Динки. Они неделю подслушивали телефоны.

Керки сложил губы, словно собрался присвистнуть.

— Как узнал?

— Получил телеграмму.

— Не думаю, чтобы они знали об этой точке.

— Не могут же они оставаться тупоголовыми все время… Они нашли сейф.

— В нем ничего не было, — быстро сказал Керки.

Слуга покачал головой.

— Да, вчера его вычистили, но они знали, что там было, и выпытывали у Динки, сколько посылок он отправил в Америку за последнее время.

— Кто выпытывал?

— Джигс. Всех выпроводил — всех этих лондонских фараонов — остался с Динки один на один… ты знаешь Джигса.

— Я знаю Джигса, — сквозь зубы проговорил Керки, — но знаю и Динки. Он не расколется.

— Дай Бог.

Слуга бесшумно удалился.

Дела обстояли скверно. Динки был одним из трех казначеев организации, кассиром и бухгалтером, каких еще поискать. Каждой почтой Динки отсылал в Америку увесистые бандероли с французской и американской валютой. А клиентам маленькой букмекерской конторы наверху поразительно везло — никто не уходил без денег. И мужчины, заходившие побриться и постричься, выходили из парикмахерской намного богаче, чем заходили. Подобное происходило и в табачной лавке в Килбурне — с той лишь разницей, что посетителей в заднюю комнату приглашали выбрать сигары.

— Это все из–за той охоты, — сказал Керки, когда слуга снова зашел. — Придется на днях поговорить с Эдди.

— Совет хочешь?

— Советы могу слушать каждый день.

— Так вот, оставь его в покое, — предупредил слуга. — У Эдди мозги похлеще твоих.

— Вот я и проверю, — усмехнулся Керки.

— Палка — она о двух концах…

Керки Смит вскипел.

— Черт возьми, что это с тобой сегодня?

— Ничего. Только думаю, ты совсем спятил, если думаешь, что Скотленд–Ярд ничего не значит. Дунуть в свисток большого ума не надо.

Хозяин улыбнулся.

— Тебе нечего больше делать как тренироваться в остротах?

— Я предупредил, Керки.

Несколько минут спустя Смит услышал, как снова открылась дверь; не отрываясь от газеты, он недовольно бросил:

— Что там еще?

— Привет, Керки! — сказал жалобный голос.

Он выронил газету. Это была Кора — Кора, которой сегодня утром он отправил страстную радиограмму.

— Они ссадили меня, Керки, перед самым отплытием. Зашли два парня, с ними еще женщина, и мне пришлось выметаться.

— Полиция? — Она кивнула. — Почему не позвонила?

— Керки, я звонила. Они дали мне телефон, но, по–моему, надули. По телефону ответили, что тебя нет.

— Во сколько это было?

— В два ночи.

Керки быстро прокрутил в памяти вчерашний вечер. В два он точно был дома, но не один.

— Почему тебя не выпустили? Что они сказали?

— Сказали, что паспорт не в порядке.

Он помолчал.

— Хорошо, ступай в свою комнату и сними шляпку. Поговорим потом. Не входи, пока не позову.

За Корой едва успела закрыться дверь, как Керки уже звонил на Хаф–Мун–стрит.

— На сегодня отменяется. Кора вернулась.

Он медленно повесил трубку. «Если уж Кору не выпускают, — раздумывал он, — какие же тогда у меня шансы выбраться — выбраться обычным, законным путем? Наверно, никаких. Но если я решу удрать, конечно, меня не остановить. Аэроплан ждет днем и ночью. Два часа, и я в Париже». И все равно на душе у Керки было тревожно: «Вовремя сжег ту книжку! Не дай Бог, нагрянули бы среди ночи и перерыли номер… Было бы не до смеха».

Он взволнованно заходил по комнате. Мысли переметнулись к главному виновнику — Джигсу. «Надо немедленно им заняться. От этого парня уже много лет нет никакой жизни. Однажды показалось вроде, что он исправился, но его не изменишь. Это один из тех сумасшедших, кому на деньги наплевать. Да и денег у него куча. Благодарный банкир отвалил ему приличный куш. Всего лишь за то, что капитан спас его от похитителей, когда тот уже был на волосок от гибели. И не только отвалил куш, но и вложил деньги как надо. Устроил банкет в его честь, так Джигс хоть бы поблагодарил.

Да, надо заняться Джигсом, Перед тем, как слинять. Уж он получит сполна — по самому высшему классу!»

Глава 26

В то утро одна беда шла за другой. Слуга, связной между Хозяином и бандой, принес еще одну неприятную весть. Партнеры по «бизнесу» требовали своей доли. Договоренность по всем сделкам была пятьдесят на пятьдесят. Керки и его казначей, правда, не очень строго ее придерживались, но случай сейчас был особый. Пришла очень крупная сумма от особы, занимавшей в Сити весьма важный пост. Настолько важный, что когда полиции в конце концов стало известно его имя, там долго не могли в это поверить. Чтобы деятель такой величины смиренно воспринял требования вымогателей, казалось немыслимым. Но в те дни, когда в Лондоне господствовали банды, это потрясение было не единственным.

«Голубые» потребовали свою долю, в чем им категорически было отказано — на том основании, что «зеленые» отослали требование еще до слияния. По тайному каналу Керки направил Эдди Теннеру послание. В тот же день на самом открытом месте Гайд–парка они встретились. Договоренность была без оружия, но у обоих под мышкой оттягивали кобуру пистолеты.

— Один из твоих парней доставляет мне хлопоты, — сказал Керки.

— И я такое слышал.

— Уладишь, Эдди? Ты, говорят, справедливый, а дело это надо уладить по справедливости.

— Не жадничай, Керки. Ты и так ободрал меня. Или, может, ты этого не знал?

— Побойся Бога, Эдди!

Теннер улыбнулся, не задумываясь назвал три случая, и, умей Керки краснеть, он залился бы краской.

— У тебя теперь будет очень много, Керки. Я выхожу, Это был великий рэкет; может, таким и останется, но я сомневаюсь.

— Конечно, сейчас ты все! Когда речь шла о денежках Илайджи Декадона, ты…

— Давай не будем об этом, хорошо, Керки?.. Считаю, что мы договорились. Пока.

Эдди Теннер развернулся и зашагал прочь. Рука Хозяина потянулась за пистолетом, но он тут же вспомнил, что неподалеку за ним наблюдают глаза — глаза прихвостней Эдди. В парке было полно и полиции, но что полиция по сравнению с пушками Эдди? Ладно, можно и по–другому…

Ослепительную Кору он застал в отеле слегка взволнованной.

— Где Джеки? — спросил Керки. — Он мне нужен. А ты иди к себе.

— Джеки нет… О, Керки, они пришли и забрали его… Этот Джигс…

— Арестовали?

Она кивнула. Смит потемнел. Арестовали парикмахера–казначея, забрали Джеки: «организация», по сути, лишилась двух вождей, и попали они в плохие руки. Керки быстро оценил опасность ситуации, и в течение получаса последовали замены.

Было и еще от чего тревожиться. Лондон, вначале потрясенный, затем оцепеневший, сейчас бушевал. Керки чувствовал, как над его головой сгущаются тучи. Он позавтракал у себя, отправил послание на тайный аэродром и спустился вниз.

— В следующую среду я даю здесь обед, — сказал он метрдотелю, — человек на пятьдесят. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы все было по–королевски.

— Будет исполнено, сэр.

Керки демонстративно поехал на Бонд–стрит, купил пару безделушек, и детективы, следившие за ним, сообщили об этом хмурому американцу в его маленький кабинет в Скотленд–Ярде.

— Чудненько, — сказал Джигс и отдал приказ.

Вернувшись в отель, Керки жены не застал. Он позвонил.

— Где мисс Смит?

— Она ушла, сэр, — ответил коридорный. — За ней пришли два джентльмена. По–моему, они из полиции. С ними был капитан Аллерман.

Буквально через десять минут лучший лондонский адвокат обратился в Скотленд–Ярд за объяснением. Ему вежливо отказали.

Во второй половине дня на квартиру Терри пришло отпечатанное красным уведомление известного содержания. Но на сей раз требовали не денег, а освобождения всех, кто принимал участие в «недавних беспорядках», полного помилования и возможности покинуть Англию в течение семи дней.

— Керки засуетился, — хмыкнул Джигс.

Он сжал голову руками, затем быстро поинтересовался:

— Какие у премьера ближайшие планы?

— Собирается на открытие Технического колледжа на Набережной.

— Это в Сити? — возбужденно спросил Джигс.

— Да, это в пределах Сити.

— Именно в пределах Сити. Грандиозная идея!

— Главный констебль настаивает, чтобы премьер отменил…

— Ничего отменять не надо. Пусть едет. Ничего с ним не случится, поверьте мне!

Терри уныло улыбнулся.

— Нам бы вашу уверенность!

Весь Лондон знал об угрозе премьер–министру. Весь Лондон, казалось, стремился в тот день на набережную Виктории. На ноги подняли всю полицию — не только для охраны премьера, но и чтобы сдерживать толпы.

Со времени получения угрозы Даунинг–стрит и часть Уайтхолла были закрыты. С раннего утра каждый трамвай, который высаживал пассажиров в центральном районе, перевозил, казалось, только людей в форме.

Из своего окна в Скотленд–Ярде капитан Аллерман наблюдал удивительное зрелище. Вестминстерский мост был черным от людей. К десяти часам все движение через него и мост Блэкфрайарз перекрыли. Стрэнд и подходы к Трафальгарской площади блокировали наряды полиции.

Настоящее столпотворение происходило и в других частях Центрального Лондона. До своей конторы Лесли Рейнджер пришлось добираться полтора часа. Старший клерк встретил ее невеселыми новостями.

— Те счета закрыли, мисс, все тридцать шесть; сегодня они хотят снять деньги — просят в американской валюте.

Лесли в изумлении остановилась.

— Что это значит?

Мистер Моррис, ее верный молчаливый помощник, не выказывал никакого беспокойства.

— Вполне обычное явление, мисс Рейнджер. Эти счета открыли несколько джентльменов, которые образуют синдикат. Они решили вложить в компанию весь свой капитал, так сказать, положить на один счет. А сейчас просто попросили у нас остаток кассы; ничего из ряда вон выходящего в этом нет. — Он улыбнулся. — Вот если бы у нас не было денег, мисс Рейнджер, тогда и впрямь было бы скверно. К счастью, они у нас есть. Я схожу в банк и договорюсь о валюте.

Он вернулся перед самым ленчем с огромной кожаной сумкой. Лесли поставила ее в сейф в своем кабинете.

— Означает ли это, что «Дорри» снова разорилась?

Бухгалтер покачал головой.

— Нет, фирма полностью состоятельна. На ее счету пятьдесят тысяч. Это означает лишь, что мы потеряли несколько клиентов — по сути, одного клиента; и есть некоторые заказы из–за границы, от которых от имени этих клиентов нам придется отказаться. Но волноваться, мисс Рейнджер, не стоит. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Наше сальдо, если быть точным, сорок девять тысяч фунтов. За аренду мы уже заплатили, и на спецсчету имеется сумма, которой хватит на жалованье всему персоналу на год… На открытие Технического колледжа не собираетесь?

Лесли покачала головой.

— Думаете, с премьер–министром что–нибудь случится?

— Не хотелось бы так думать, но кто сейчас скажет, что может случиться? Наверное, сейчас в Уэст–Энде столько полиции, что она справится с любыми бандитами.

Церемония открытия была назначена на два часа. В пять минут второго Лесли у себя в кабинете писала письмо страховой компании. Девушка на мгновенье задумалась, подыскивая нужное слово, как вдруг услышала резкий звук, словно в соседней комнате с силой захлопнули окна. Она прислушалась; затем просто из любопытства подошла и открыла дверь.

— Что–нибудь случ… — начала она и остановилась, похолодев от ужаса.

Бухгалтер сидел, навалившись всем телом на стол. Лежавший рядом блокнот с промокательной бумагой покраснел от крови. Над ним стоял Керки Смит.

В комнате находился еще один посторонний — маленький мужчина с темными горящими глазами. Он стоял у двери, которая выходила в коридор.

— Кричать не надо, юная леди, — внушительно сказал Смит и мотнул головой компаньону. — Выйди!

Тот бесшумно вышел.

— Кричать не надо, — повторил Керки и направился к девушке.

Лесли попятилась в свой кабинет; он зашел следом и прикрыл дверь.

— В этом сейфе сумка. Вы просто позволите мне взять ее.

Девушка не могла выдавить и слова; она лишь замотала головой.

— Не доставляйте мне хлопот, мисс Рейнджер, и с вами все будет хорошо. Это же деньги Эдди, так ведь? Я все думал, на кой черт ему понадобилось покупать это вонючее дело. А он, оказывается, придумал, как их спрятать!

— Мистер Теннер не имеет никакого отношения к этому делу.

Керки усмехнулся.

— Ну нельзя же быть такой наивной. Он купил «Дорри» и хозяйничал тут вовсю. Ладно, хватит, откройте этот сейф или дайте мне ключ.

Лесли покачала головой. Ключи лежали в ящике стола у нее за спиной.

— Если будете упрямиться, я убью вас… не хочу убивать женщину, если этого можно избежать. Вот Эдди выпустил бы дух из Коры и не задумался! Он завязал, но с этим расставаться не собирается. — Смит кивнул на сейф.

Дверь в кабинет открылась и с треском захлопнулась. На пороге стоял Эдди Теннер, с побагровевшим лицом и пистолетом в руке. Керки метнулся к Лесли, схватил ее и, заслонившись как щитом, вскинул правую руку с пистолетом. Девушку оглушили два выстрела.

Эдди Теннер пошатнулся, упал на колени; пистолет выпал из его руки. Он ткнулся лицом в ковер и замер. Оттолкнув Лесли, Керки выдвинул ящик и с ключом бросился к сейфу. С сумкой в руках он уже был на полпути к двери, когда услышал три выстрела и попятился назад.

— Ты мне нужен, Керки. — В дверях стоял Джигс.

Два выстрела слились в один звук. Из коридора вбежали еще три человека. Один подхватил пошатнувшегося Керки и тут же получил пулю; двое других открыли огонь.

Лесли забилась в угол и испуганно наблюдала за перестрелкой. Джигс стрелял обеими руками. Двое рухнули на ковер, Керки еще держался. Его пистолет заело, он выхватил другой. Но Джигс опередил его. Прозвучал выстрел, и Хозяин дернулся, упал на стену и, судорожно цепляясь пальцами за обои, медленно сполз на пол.

— Счастливого пути! — Американец выстрелил еще раз…

…Три хирурга провозились с капитаном Джигсом Аллерманом далеко за полночь. Его организм не желал расставаться с жизнью, и на третий день Джигс уже сидел в постели — тощий, бледный, с двумя пулями, которые извлечь пока не удалось, но не унывающий.

— Я не собираюсь умирать, Терри, можете мне поверить! Чтобы Альбукерке победил полицию Чикаго — да они глаза проглядят, дожидаясь этого дня… Что «Дорри» — это только вывеска, конечно, я знал. Эдди нужен был для денег надежный тайник, вот он и купил ее. А вашу юную леди назначил на эту должность потому, что доверял ей. Давно я уже следил за этой фирмой, по сути, с той поры, как туда пришла мисс Рейнджер.

— Моррис — это казначей Теннера, да еще самый крутой головорез, по которому когда–либо плакал электрический стул. То, что он мог творить с обрезом, не каждый сможет и с револьвером. Когда мне доложили, что Керки направляется в «Дорри», я сразу понял, что он идет за деньгами. Но надо отдать ему должное: идея с письмом премьеру была грандиозной. Он блефовал и точно рассчитал, что соберет в одно место не только всю Столичную полицию, но и всех парней из Сити, а сам спокойно может заняться офисом «Дорри». Все бы ему сошло с рук, не примчись сюда Теннер. Бедный старина Эдди, он свое получил. Мне нравился Эдди, он был отличным парнем: ни разу не выстрелил человеку в спину. Видели его завещание, Терри? Думаю, оно вас заинтересует… нет, я его не видел, но могу догадаться.

Джигс поймал взгляд Лесли и подмигнул.

— Отличный парень Эдди, — снова сказал он. — В этот рэкет его заманили не деньги — просто он был прирожденным противником законности, порядка, спокойной жизни… Убил дядю? Да, убил. Я и сам однажды пытался это сделать, когда тот приезжал в Чикаго. Расскажу как–нибудь.

— Почему он решил выйти из игры? — спросил Терри. — Испугался?

Джигс покачал головой, поморщился от боли и снова демонстративно покачал головой.

— Эдди запугать было невозможно.

На этот раз американец упорно отводил взгляд от Лесли.

— Думаю, этот парень влюбился. Трудно поверить, но это так. С каждым может случиться.

Озабоченная сестра положила ему руки на плечи.

— Вам нельзя больше разговаривать, капитан Аллерман.

Джигс сердито взглянул на нее.

— Это еще почему? Что со мной — я уже покойник или язык у меня отвалится?


Примечания

1

Англия административно разделена на графства.

(обратно)

2

Город в центральной части Англии.

(обратно)

3

Аристократический район Лондона.

(обратно)

4

Лицо, собирающее заклады на конных состязаниях.

(обратно)

5

Ежегодные состязания чистокровных скаковых лошадей–трехлеток.

(обратно)

6

Район городской бедноты.

(обратно)

7

Период царствования королевы Виктории (1837—1901 гг.).

(обратно)

8

В дипломатии — лицо, пребывание которого в данной стране объявлено нежелательным.

(обратно)

9

Гросвенор–сквер — площадь в центре Лондона, где находится ряд дипломатических представительств.

(обратно)

10

Официальная публикация о биржевых курсах ценных бумаг.

(обратно)

11

Плотная ткань для обивки мебели.

(обратно)

12

Деловой центр Лондона.

(обратно)

13

Диалект городской бедноты Восточного Лондона.

(обратно)

14

Единица длины равная 0,9144 м.

(обратно)

15

Начальник полиции Лондона.

(обратно)

16

Мера земельной площади, равная 4047 кв. м.

(обратно)

17

Пищевой краситель.

(обратно)

18

У англичан второй завтрак после полудня.

(обратно)

19

Женская тюрьма в Англии.

(обратно)

20

Главная тюрьма в Лондоне.

(обратно)

21

Негры называют белых «масса».

(обратно)

22

Ведущий лондонский клуб консерваторов.

(обратно)

23

Начальник полиции.

(обратно)

24

Район в центральной части Лондона.

(обратно)

25

Улица в Лондоне, на которой находятся редакции большинства крупнейших газет.

(обратно)

26

Южный пригород Лондона.

(обратно)

27

Должностное лицо при органах местного самоуправления для ведения следствия в случае насильственной или внезапной смерти при невыясненных обстоятельствах.

(обратно)

28

Участок Темзы ниже Лондонского моста, куда заходят океанские суда.

(обратно)

29

Согласно Библии, испеченное на огне мясо ягнят израильтяне ели перед началом их исхода из Египта.

(обратно)

Оглавление

  • Светящийся ключ
  • Ворота измены
  • Когда на Лондон нагрянули банды
  • *** Примечания ***