Прокляты и убиты (СИ) [Calime] (fb2) читать постранично

========== 1. Тоска и раскаяние ==========

«За кровь вы заплатите кровью, и за пределами Амана будете жить под сенью Смерти. Ибо хотя Эру назначил вам быть бессмертными в Эа, и не подвержены вы болезням, но можете быть убиты и будете убиты…» Дж.Р.Р. Толкин «Сильмариллион»

«писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты» со стихиры сибирских старообрядцев

«Теперь ты и я остались» — не раз говорил Маглор, когда им с главой Первого Дома случалось засиживаться в тускло освещенном рабочем кабинете Маэдроса допоздна. Они могли провести всю ночь, погруженные в задумчивое, молчаливое созерцание карты театра военных действий. На севере шла война.

В глубине души Маглор знал, что им с Нельо тоже нужно воевать. Нужно собрать отряд остававшихся у них немногочисленных воинов — жалкий остаток изначальной армии нолдор, привезенной в эти земли их отцом более чем пять сотен лет назад, и выступать на север, двигаясь вдоль течения отравленного Гелиона, чтобы соединиться с армией Артанаро Эрейниона.

Сын кузена Финьо все-таки стал Верховным Королем. Такой поворот событий не мог не радовать. В войне против Моргота ему помогали прибывшие из Амана нолдор дяди Арьо и полки майар под командованием самого Эонвэ. Они боролись за победу.

О них с Нельо, казалось, все забыли. Как забыли и все, что они сделали, ведомые Клятвой, пытаясь получить то, чего так жаждал отец. Ради чего он готов был пожертвовать всем, даже собственным разумом.

Почти закономерностью в глазах второго сына Феанаро выглядел тот факт, что им семерым так и не удалось получить ничего. А теперь их осталось только двое, и все вокруг них: крепость, окрестные деревни атани, степи, поля и леса приходило в негодность, рассыпалось на глазах, рушилось под гнетом неумолимого времени. Казалось, мир разрушается от последствий тяжелой войны.

«Мир устал» — думал Маглор.

Уже ничто не радовало его, ничто не могло дать ему силы, вдохнуть в него жизнь, заставить вновь цвести и сиять, как когда-то, когда Кано был ребенком, а затем подростком.

— Откуда ты достаешь вино? — как-то спросил он у старшего, которого стал частенько видеть даже днем сидящим в неосвещенном углу под колоннадой внутреннего двора в полном одиночестве, если не считать компании бутылки мутноватого красного.

— Местное, — объяснил Маэдрос. — Редкостная дрянь, но для меня сгодится и такое, — он покачал головой, стараясь избежать прямого взгляда брата.

У того снова начало до тошноты теснить в груди. Маглор тяжело вздохнул и сильнее ощутил удушье.

«Тоска» — понял он.

У тоски был свой особый лимонно-травянистый привкус и даже запах. Тоже лимона и еще каких-то притирок или мазей против ран.

Если в течение дня он находил себе занятия, упражняясь на палках и мечах с его воспитанниками-близнецами, читая вместе с ними, обучая их новым знаниям, рассказывая об истории нолдор и проверяя у Эльо и Эрьо выученные уроки, которые сам задал, то вечерами второй сын Феанаро просто не знал, куда себя деть.

Маглор боялся вечеров, а они, как назло, сделались длинными. Порой казалось, что каждый вечер длится не меньше столетия.

С наступлением темноты сидевшая внутри него черная тоска, будто почувствовав, что Эа погрузилась во тьму, выбиралась наружу из глубин его феа, чтобы пожирать свое прибежище изнутри.

Мучимый ею, Маглор, стараясь держать дыхание и стиснув челюсти, мерил шагами рабочий кабинет Нельо. Он тщательно следил за тем, чтобы в кабинете во время меняли свечи и лично чинил, если ломались, феаноровы светильники. Им двоим нужен был свет. Как можно больше света.

Когда становилось совсем невыносимо, Маглор выходил во внутренний двор. Как он говорил, чтобы «подышать свежим воздухом». Но окружавший его воздух был наполнен запахом далекой войны, полыхавшей на севере.

Совершив длинную прогулку по раскинувшимся вокруг Одинокого Холма степям, во время которой он, если удавалось, разглядывал светившие в вышине яркие точки звезд, мысленно соединяя их в созвездия и припоминая их квенийские названия, Кано возвращался в крепость и неспешно шел к себе.

Оказавшись в принадлежащих ему комнатах, Маглор совершал ежевечерний обряд переодевания ко сну. Сняв с себя сапоги, пояс, перевязь, камзол, штаны и тонкое нижнее белье, он представал сам себе в изначальном, естественном облике. Приблизившись к зеркалу, Маглор какое-то время пристально рассматривал своё отражение. Все в нем было неизменным: свежее молодое лицо, заплетенные в сложную прическу из мелких кос темно-каштановые волосы с привычной проседью, стройное, почти юношеское тело, обладавшее гладкой, безупречной кожей, мерцающей в свете Исиль и звезд.

Закончив с этим