Прощай, красавица! (СИ) [The_Scientist] (fb2) читать онлайн

***

— А я вот воспоминаю и думаю, что прав был тогда рядовой Казински, — деловито говорит Дум Дум, открывая свой сухпаёк с колбасой и хлебом. — И войну стерпеть можно, если только побольше спать.

Фэлсворт и Морита смеются, копаясь с ветками для костра. Возятся, пытаясь пристроить их друг к другу так, чтобы можно было подсунуть бумагу. Иначе не разгорятся — слишком сырые из-за проклятого раннего снега. Как же не вовремя он в этом году!

— Да пёс бы с ним, со сном, — отвечает Дернир, кидая свой рюкзак на землю. — Лишь бы курево выдавать не забывали вовремя, — и словно в подтверждение своим словам выуживает из внутреннего кармана куртки пачку и, достав из неё сигарету, суёт в рот. — А помните, как нам всем по двойному пайку курева выдали? Помните?

Они кивают, и Жак, ухмыляясь, передаёт пачку дальше.

Баки помнит. Такое не забывается.

Когда его в начале года со сто седьмым отправили в Англию, сигареты были за счастье. Почти как праздник.

Редкие перекуры «по-солдатски» в минуты затишья приобрели особую окраску. Сидя ночами у костра с однополчанами и наполняя лёгкие дымом, Баки чувствовал ставший родным горький вкус на языке и только тогда убеждался, что ещё пока жив. В списке солдатских радостей они уступали, пожалуй, только свежей горячей еде.

Обычно у каждого из них в пайке было по десять сигар и двадцать сигарет, но в тот день каждому выдали вдвое больше по недосмотру. Продовольствия и запасов получили на роту численностью полторы сотни человек, но половину из них вдруг отправили на другую точку. Первые разговоры пошли, когда все собрались в обед на походной кухне, а кашевар накладывал такие щедрые порции, каких большинство из них отродясь не видели. А потом пришёл командир и объяснил ситуацию, велел раздать все, раз на голову такая удача свалилась. Ну они и раздали.

— Вот это был денёк, — вздыхает Фэлсворт, поджигая бумагу, и усаживается рядом. — Тогда война ненадолго показалась не таким уж дерьмом.

Рядового Казински они все тоже хорошо помнят. Забавный такой парень, слегка сутулый, но винтовку держал уверенно. Лет двадцати трёх от роду, наполовину поляк. Самый ясный ум был среди них, со светлыми глазами и удивительным чутьем к опасности. Вот только в решающий для себя момент опасность-то и не почуял.

Когда Дернир произносит его имя, все неявно, но едва заметно вздыхают или поджимают губы. Все, кроме Стива.

Стив смотрит на них внимательно, слушает военные байки, но не может поддержать разговор. Хотел бы, да не знает всех этих историй. Про курево, про рядового Казински. Про то, как Баки выиграл у Мориты в покер его ужин, и про то, как они вечером чуть не подрались, а уже утром закрывали друг друга от фрицевских пуль. Его бледные губы замерли в полуулыбке, а взгляд печальный, будто он жалеет, что не был там с ними.

«Не надо, Стиви…» — думает Барнс про себя, заметив это, и прикрывает крошечный костерок от ветра, чтобы он хоть немного разгорелся. — «И хорошо, что тебя там не было, придурок. Столько хороших парней полегло в поле, что ж тебе в Бруклине не сиделось?»

Он привык к другому Роджерсу. Маленькому, дохлому, регулярно получавшему по лицу в переулках. Раньше Барнс боялся лишний раз слишком сильно обнять его или в шутку стукнуть по плечу — он мог зайтись своим астматическим кашлем в любой момент. Теперь-то он возвышается на полголовы, и сильной рукой может обнять так крепко, что Барнсу самому станет больно. Но для него он все ещё маленький Стиви — чересчур добродушный сопляк из Бруклина с обостренным чувством справедливости.

Огонь совсем маленький и греет еле-еле. Больше делать нельзя — заметят, а без него они совсем околеют от холода. Чертова зима пришла слишком рано, и, несмотря на новенькую тёплую форму, холод порой пробирает до самых костей.

До гидровской базы — полторы мили на северо-запад, до линии фронта — десять миль на юг. Время от времени с ледяными порывами и воем ветер приносит глухой рокот войны, но его почти не слышно за голосами и треском веток в костре.

Решено дождаться сумерек и тогда наступать. Времени остаётся чуть меньше двух часов, и они сидят, устроившись поудобнее, пока в секунду затишья воздух не рассекает свист.

— ГРАНАТА! — орет Дернир, отпрыгивая, но Роджерс резво накрывает ее своим щитом. Граната взрывается под ним, плотно прижатая к земле. — Спасибо, Капитан!

— Обращайся, — отвечает Стив шепотом, поднимая щит и прижимаясь к спинам товарищей. — Кто-нибудь видел, откуда прилетела?

Баки уже держит в руках винтовку, прижимает ее к себе как родную. Зоркий глаз снайпера ищет цель, приклад холодит кожу. На несколько секунд повисает такая тишина, что можно расслышать, как у каждого где-то в горле с бешеной силой колотится сердце.

Барнс замечает силуэт среди деревьев в отдалении. Целится, но слух вновь улавливает свист в воздухе.

— Вниз, живо!!!

Отпрыгивает на сколько возможно и падает на землю, прижимаясь животом. Он закрывает уши под каской, но взрыв гремит слишком близко и так чертовски громко, что его оглушает на несколько секунд. Куски тяжёлой холодной земли разлетаются в разные стороны как конфетти, и немцы наконец высовываются из укрытия с гранатомётами.

Гейб Джонс подбегает, падает рядом на землю. С силой трясёт за плечи, ударяет по щекам. Кричит что-то, но Баки не слышит — в ушах до сих пор слишком сильно звенит. Он смотрит на него непонимающе, морщится, и только через несколько мгновений разбирает слова.

— Сержант Барнс! — кричит Гейб Джонс, поднимая его на ноги. — Сержант, чёрт возьми!

— Норма… — пытается вытолкнуть из горла Баки, наконец нащупав винтовку. — Я в норме.

Фэлсворт подхватывает его под второе плечо. Они бегут к деревьям, и Барнс несколько раз спотыкается, но не падает. Контроль над организмом возвращается, органы чувств включаются заново, перезагрузившись после недолгого сбоя. Морита кричит, что они просрали элемент внезапности, и нападать теперь придётся в открытую.

— Ты как, Бак? — спрашивает вдруг появившийся слева Стив. — Граната упала прямо рядом с тобой.

— Порядок, — отмахивается Барнс, занимая позицию и целясь в немцев. — Лёгким испугом отделался.

Дернир хрипло усмехается.

— Не бойтесь, Капитан, наш сержант сегодня не сдохнет! Ему мисс Райт обещала ещё один танец, если он вернётся.

Хватает секунды, чтобы переглянуться, половины секунды — чтобы отдать приказ.

Баки целится. Вдох. Выдох. Баки стреляет.

Дернир держит наготове противотанковую. Немцы прутся в атаку.

========== Глава третья ==========

Коль суждено мне в бою погибнуть,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Коль суждено мне в бою погибнуть –

Похороните вы меня.

В маленьком кафе «Локалс» на пересечении Алсас-роуд и Альви-стрит гораздо уютнее, чем на улице. Лондон как всегда неприветлив и поливает всех дождём без разбору, а в «Локалс» тепло и сухо и варят вкусный кофе. Совсем по-американски.

Натали сидит за столиком у окна, выходящего на парк. Неспешно курит, вдумчиво читает утреннюю газету. Чёрное платье в горошек по последней моде красиво спадает по стройным ногам, очерчивая узкие колени. Её плечи расслаблены, взгляд сосредоточен. Одна рука непринуждённо держит мундштук, вторая — газету, закрывающую её лицо до самых глаз. Рыжие кудри собраны невидимками на затылке, открывая изящную шею. На столе рядом с маленькой сумочкой стоят корзиночка с выпечкой и полупустая чашка с ровным красным следом от помады.

Баки видит ее сквозь окно. Почти случайно замечает тонкую ручку в неизменной шёлковой перчатке. Цепляется взглядом за пламя волос, проходя мимо, и останавливается. Смотрит несколько секунд через дорогу, но мисс Натали Райт, по-видимому, так увлечена новостями, что не поднимает глаз.

Дверь открывается легко, звякнув колокольчиком над его головой. Где-то в углу по радио совсем тихо играет хорошо знакомая «Bella Ciao» — должно быть, для фона. Увидев солдата, бариста за стойкой учтиво здоровается.

Натали озаряется широкой улыбкой.

— Сержант Барнс!

Откладывает, почти что отбрасывает газету на стол, опускает мундштук с сигаретой на пепельницу.

— Рад видеть, мэм.

Баки отдает честь, удивлённо хмурясь, и уже через секунду чувствует ее руки, крепко обхватывающие его шею. Смутившись ещё сильнее, теряется, нерешительно собираясь обнять ее, но тонкие пальцы вдруг едва заметно наклоняют его голову. Кожу около уха обжигает горячее дыхание.

— Двое мужчин на десять часов. — Твёрдый как кремень голос бьет Барнса плетью, мгновенно отрезвляя. — Нацистские разведчики. — На секунду Барнс перестаёт понимать английский. Слышит ее слова над самым ухом и удивлённо замирает, с трудом пытаясь переварить услышанное. Задумчиво хмурится и борется с собой, чтобы не обернуться. — Не оборачивайтесь, подыграйте.

Натали отстраняется, одаривая его самой очаровательной улыбкой на свете, и Баки не уверен, что ему не послышалось. Ну не могла она за долю секунды повернутся на сто восемьдесят градусов дважды. Или… могла? Она берёт его за руку, словно они добрые друзья или, того хуже, пара влюблённых, и ведёт за столик. Садится, закинув ногу на ногу. Отодвигает газету и поднимает с пепельницы мундштук с недокуренной сигаретой тонкими пальцами.

— Как все прошло? — спрашивает она, возможно, чуть громче, чем необходимо, и, заметив замешательство в глазах Барнса, добавляет: — Ваша миссия, сержант. Все завершилось удачно?

— Да… — говорит он неуверенно, но тут же ловит ее мимолётное движение бровями. Все ещё не понимая, что она задумала, собирается с мыслями и продолжает: — Да, мэм. Мы успешно взяли две точки.

Краем глаза Баки замечает оживление за указанным столом. Мужчина постарше наклоняется и что-то шепчет второму, тот достаёт из нагрудного кармана ручку и быстро пишет на салфетке. Прячет ее обратно и поднимает руку, подзывая официанта.

— А как поживает Капитан? — поинтересовалась Натали, потушив докуренную сигарету. — Слышала, он снова отличился героизмом.

Барнс усмехнулся, качая головой.

— У этого парня героизм — второе имя, мэм.

Официант не успевает подойти, как один из мужчин забирает у него чек. Монеты звенят, ударившись о поверхность стола, и, обернувшись на Натали ещё раз, они выходят друг за другом, прихватив с вешалки верхнюю одежду.

Натали допивает свой кофе, рука в перчатке ставит пустую чашку на блюдце. Поднимается из-за стола, просит дать ей минуту, и подходит к стойке. Негромко говорит что-то бариста, смеется, когда он отвечает. Касается его руки, легонько сжимая, чем заставляет Барнса уязвлённо нахмуриться. Перекинувшись ещё парой фраз, она широко улыбается мужчине и возвращается к столику.

— Проводите меня, сержант? — спрашивает она, ожидая от него положительного ответа.

— Разумеется, мэм, — кивает Баки, поднимаясь со своего места. Краем глаза замечает в окне удаляющиеся силуэты двух мужчин.

— Моё пальто на вешалке.

Барнс снимает его осторожно, чувствуя исходящий от воротника запах духов Натали. Подходит ближе, подавая ей, краем глаза стараясь не терять силуэты из виду. Мисс Райт плавно расправляет плечи, откинув голову назад, чуть растянув губы в улыбке. На мгновенье Баки опускает пальто, забываясь и засматриваясь на красоту и изящность ее жестов. Она слегка поворачивается голову к нему, смотрит вопросительно, и он снова быстро поднимает пальто.

— Благодарю, сержант, — щебечет она, взяв его под руку. —До свидания, Джонатан! Большое спасибо.

— До свидания, мисс Райт, — отвечает бариста за стойкой, широко улыбаясь ей. — Всегда рад Вас видеть!

Они выходят, звякнув колокольчиком, и улица распахивает прохладные мокрые от дождя объятья. Баки, запомнивший, в какую сторону они пошли, хочет сказать Натали, но она едва ощутимо тянет его за локоть на параллельную улицу.

— Хорошо дерётесь, сержант?

— До войны занимался боксом, — отвечает Барнс, чувствуя, как она ускоряет шаг в направлении безлюдного переулка.

— Надеюсь, основы ещё помните, — серьезно говорит девушка, обхватывая его руку чуть крепче.

Они поворачивают налево, когда за углом появляется звук приглушённых спешных шагов. Натали на секунду поднимает глаза и отпускает его руку. Ныряет в проулок с ловкостью кошки и лицом к лицу сталкивается со старшим из двух мужчин, что шёл чуть впереди. Он замирает, ошарашенный ее появлением, и Натали использует эту секунду, чтобы выбросить колено вверх, ударяя его в грудь. Мужчина отшатывается, и Баки дёргается, чтобы помочь ей, но на него с криком и появившимся из ниоткуда карманным ножом бросается второй.

Тело само вспоминает годы тренировок, и он легко парирует один удар за другим. Умело уклоняется от ножа, с силой бьёт его по лицу несколько раз, и тот оступается. Баки оборачивается, судорожно ища глазами Натали, и видит, как она пытается освободиться от удушающего захвата.

Он забывает о своём сопернике в ту же секунду. Бросается на помощь девушке, но не успевает сделать и шага, как его подбородок обжигает холод лезвия. Фуражка слетает, Барнс шипит от боли и поставленным апперкотом сбивает его с ног. Выхватывает нож и отбрасывает на несколько метров, тыльной стороной ладони стерев кровь с подбородка, бьёт ещё раз со всей силы. Разведчик падает без сознания.

За его спиной что-то с шумом рушится на землю. Баки подскакивает, оборачиваясь, и видит слегка взлохмаченную Натали у распластанного звездой тела. Она часто дышит сквозь приоткрытые губы. На ее щеке алеет то ли кровь, то ли размазанная помада, из прически выбилось несколько огненных прядей.

— Нат…

Натали поднимает на него взгляд, и Баки думает, что если бы у неё выросла вторая голова, он и то удивился бы меньше. Разведчик, что был в полтора раза больше неё, лежал на земле, едва слышно постанывая, а она даже не пострадала.

— Ты не певица, — резюмирует Барнс, наблюдая, как девушка наклоняется и начинает один за другим выворачивать карманы мужчины.

— Почему же? — усмехается она, выудив его документы и пробежавшись по ним глазами. — Ты же слышал, я пою в Гарнизоне по воскресеньям. А в будни — на заводах и фабриках, поднимаю боевой дух страны.

Баки хмурится. Картина у него в голове до сих пор не складывается, но вдруг прозвучавшее обращение на «ты» ощутимо греет сердце. Как будто мордобой с фрицами в переулке немножко их сблизил, и мисс Райт стала для него чуть меньше «мэм» и чуть больше просто «Натали».

— Но ты… откуда ты знала, кто они?

— Долго следила. — Натали обматывает тонкой резинкой документы, найденные у первого мужчины и опускает их в свою сумочку словно пудреницу. — Не все солдаты воюют на фронте, сержант. Некоторым находится работа и тут.

Только теперь заметив упавшую на землю фуражку, Баки поднимает ее, все ещё растерянный. Смотрит несколько секунд, вертит в руках, а потом снова переводит взгляд на Натали, которая уже занялась вторым разведчиком, отправленным Барнсом в нокаут.

— Подержи, — просит она, протягивая расстегнутую сумочку, в которой виднеется ствол «Вальтера». — Джеймс… — подняв голову, Натали почти испуганно распахивает глаза. — У тебя кровь.

Баки осекается, касается пальцами рассеченного подбородка, о котором уже совсем забыл. Морщится от неприятного жжения, но Натали подхватывает его запястье и отводит в сторону.

— Не трогай. — Слегка натягивает рукав платья и подносит руку к его лицу. Баки собирается протестовать, но девушка одними глазами делает знак не дёргаться, и он слушается. — Грех испачкать твою красивую форму.

— А как же твоё платье? — удивляется Барнс.

— У меня есть ещё.

Натали смотрит сосредоточенно, осторожно вытирая горячие капли крови с его подбородка. Придерживает голову за шею второй рукой в шёлковой перчатке, иногда задевая его скулу большим пальцем.

Баки думает, что если это вознаграждение, он готов драться хоть каждый день.

— Надо что-то сделать, — говорит он, когда Натали отстраняется, и кивает на лежащие на земле тела. — Скоро они придут в себя.

Натали качает головой.

— Не успеют, — говорит она с улыбкой, поправляя растрепавшуюся в драке причёску. — Я сообщила в штаб, через пару минут здесь будут люди из МИ 5, которые заберут их для допроса.

Баки вновь удивляется.

— И когда это ты успела? — спрашивает он, вскинув брови.

— Когда ты думал, что я флиртую с бариста в кафе, — не без ноты издёвки отвечает она.

— Так ты не флиртовала?

Натали довольно растягивает губы в улыбке.

— Джонатан из наших. Я сказала ему, что именно нужно передать штабу.

Баки шумно выдыхает, пытаясь не показывать облегчение, но все равно выдаёт себя с головой. Радуется как ребёнок, наблюдая, как Натали вытирает размазавшуюся помаду. Слова о втором танце, который она ему обещала, вертятся на языке и рвутся наружу, но он так и не произносит их.

— Мне ждать вас в Гарнизоне вечером? — словно прочитав его мысли, спрашивает Натали и протягивает руку, чтобы поправить его воротник. — Будет грустно, если я останусь без партнёра, сержант.

Барнс усмехается. Изумрудный взгдяд мисс Райт скользит по его лицу. Задерживается на в миг пересохших губах и вновь поднимается к глазам.

— В таком случае, я лично прослежу, чтобы Вы без него не остались, мэм.

***

В Гарнизоне воздух прокуренный, плотный. Подрагивающий от музыки, льющейся из-под пальцев пианиста. Обволакивающий как тёплые объятья.

— До дна, парни!

Коммандос отмечают успешно проведённую первую миссию, как и привыкли, за бокалом. Пиво проливается, когда они с шумом чокаются, и даже косящиеся на них из-за дальнего стола моряки не смогут испортить момент.

Баки пьёт, наблюдая за Натали. Её зелёное платье покачивается в такт плавным движениям, и она, заметив внимание Барнса, улыбается ему со сцены.

— Красотка твоя мисс Райт, — говорит Дернир, толкая его локтем в бок.

Баки морщится, усмехнувшись.

— Она не моя, — отвечает он не без сожаления в голосе. Она ничья, хочется добавить, но Барнс вовремя прикусывает язык.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — Дернир затягивается и выпускает густой дым, свободной рукой по-братски обнимая Баки за плечи, — но я вижу, как она на тебя смотрит. И танцевать согласилась только с тобой, сержант, помнишь? Ох, была бы она не твоя, я бы за ней приударил!

Дернир хохочет, выпуская ртом дым как паровоз. Он и раньше был очарован Натали больше всех остальных в их команде, но теперь, когда узнал, что она ещё и агент под прикрытием, его симпатия к ней перешла всякие границы.

Песня кончается громкими аплодисментами, и Натали широко улыбается. Благодарит всех, оставляя на сцене микрофон, шепчет что-то на ухо пианисту, положив руку на его плечо. Тот согласно кивает, и мисс Райт спускается со сцены.

Баки встаёт со своего стула и просит Мориту найти для неё ещё один.

— Могу попросить Вас о танце, мэм? — спрашивает он, наконец вновь оказавшись рядом с Натали.

Девушка поднимает на него глаза.

— Я уже думала, что ты забыл, — отвечает она с улыбкой и охотно вкладывает в его протянутую ладонь свою.

Баки вновь греет ее неофициальное обращение, и он притягивает к себе девушку, оказавшуюся совсем не такой хрупкой, как он думал. На этот раз ладонь не выше, а как раз на своём месте, и Натали сама придвигается ближе к нему, опуская руку в перчатке на плечо. Ее рыжие волосы вновь аккуратно уложены волнами и как обычно пахнут духами, гладкие пряди щекочут заклеенный пластырем подбородок Барнса.

— Спасибо за помощь сегодня. — Слегка приподнявшись на носочках на секунду, Натали обжигает дыханием его ухо, почти заставляя вздрогнуть. — Не знаю, как бы я справилась без тебя.

Баки усмехается, качая головой.

— Всегда рад, — отвечает он, — но если честно, ты меня удивила. Никогда бы не подумал…

— В этом и есть весь смысл, — улыбается Натали, покачиваясь в танце. — Чтобы никто на меня не подумал.

Она шагает в сторону, оборачивается вокруг себя под рукой. Подол зеленого как её глаза платья кружится, поднимаясь, и девушка улыбается, откинув голову назад. Баки вновь ловит её за талию, притягивая чуть ближе, чем можно, и Натали замирает, подняв на него взгляд. Она смотрит внимательно, изучающе. Ее пушистые ресницы слегка подрагивают, накрашенные алым губы слегка приоткрыты.

Барнс снова готов поставить на кон всё.

Шёлк перчатки скользит по его напряжённой шее вдоль воротника рубашки, пальцы проводят по линии роста волос. Баки теряется, словно мальчишка, что ни разу не целовал девушку прежде, но инстинктивно всё же тянется к ней, чуть наклоняя голову набок. Ему кажется, что его рука на её талии дрожит слишком заметно, что что-то внутри вот-вот разорвётся от волнения.

Их лица всего в паре сантиметров друг от друга. Барнс уже почти чувствует вкус её губ.

Пианист играет мелодию, что звучала в первый их вечер в Гарнизоне.

— Тихо! — вдруг кричит Натали во весь голос, отскочив от него, и музыкант отдёргивает руки от клавиш как от огня. — ВСЕ НА ПОЛ!!!

Хватает десятой доли секунды, чтобы люди начали метаться в панике. Слышится звук бьющегося стекла, что осыпается на них градом. Земля трясётся, словно сейчас разверзнется прямо под ногами. Падает люстра. Свет гаснет, крыша обрушается, и Баки закрывает Натали собой от обломков.

Все происходит слишком быстро, чтобы сориентироваться. Кто-то кричит, кто-то — уже стонет от боли. Мужской голос зовет какую-то Мэри, и все пытаются выбраться из-под завала. Непроглядную темноту разрезает свет фонаря, и Баки поднимает голову.

— Нат… — Он трясёт за плечо лежащую под ним на полу девушку, пытаясь докричаться до нее сквозь гул и грохот. — Натали!

Она морщится, и не без труда привстаёт на локтях.

— Все хорошо… — шепчет Натали дрожащим голосом. — Нужно помочь… — Поднимается на ноги, отряхивая испачканное пылью платье, и, пошатнувшись, направляется в сторону самых громких стонов.

Баки теряется. В ушах всё ещё сильно звенит. Смысл слов Натали доходит не сразу, как будто она говорит на другом языке. Он оборачивается, ища взглядом своих, и выдыхает, слыша их голоса и замечая в темноте лица Мориты и Дернира. Фэлсворт кивает, мол, порядок, и Барнс вновь ищет взглядом Натали.

— Помоги мне, Джеймс, — просит она, когда он подходит, пытаясь за руку вытянуть кого-то из музыкантов. — Только осторожно.

Её движения удивительно отточены, голос уже почти не дрожит. Барнс подхватывает мужчину под второе плечо и рывком помогает вытащить из-под тяжёлых обломков крыши. Они переворачивают его лицом вверх, Натали что-то подкладывает под его голову, и бросается к истекающему рядом кровью пианисту, но, касаясь лица, понимает, что он уже перестал дышать.

По звукам с улицы Баки понимает, что прибыли спасатели.

Дождь поливает как из ведра, словно небо льёт слезы по погибшим под бомбой и хочет скорее смыть боль раненых. Барнс вытаскивает Натали за руку на улицу и, заметив Коммандос, ведёт к ним. Вернее тащит, потому что она до последнего не хочет уходить, но, увидев Дернира вдруг бросается к ним и обхватывает руками его шею.

— Слава богу, вы все живы!

Натали обнимает их всех по очереди как родных, осматривает на предмет травм и, увидев у Мориты порез на лбу, вытирает кровь, чем вызывает у него блаженную улыбку.

— Вот бы так на войне, — смеётся он, и остальные подхватывают, будто тут же забыли об упавшей на бар бомбе. Но конечно, они не забыли. От Гарнизона не осталось и камня на камне — едва ли удастся восстановить.

Дернир закуривает, прикрывая зажигалку от дождя. Вдруг осекается, бубнит что-то о том, что он не джентльмен, раз не предложил в первую очередь даме. Протягивает пачку Натали, но она отрицательно качает головой. Ее уверенное сосредоточенное лицо вдруг выглядит совсем потерянным, взгляд — отсутствующим.

Баки снимает с себя пиджак и заворачивает девушку в него. Прячет от дождя и холодного ветра, думая, что должен был сделать это гораздо раньше, а она всё так же смотрит, как спасатели продолжают вытаскивать людей из руин Гарнизона.

— Проводить тебя домой? — наклонившись к её уху, спрашивает Баки.

Натали реагирует не сразу. Смотрит не моргая еще несколько секунд, словно не слышит, потом поднимает голову, растерянно ищет его глаза и кивает по-детски неуверенно.

Коммандос прощаются. Целуют руку дамы с её позволения и хлопают Барнса по плечам, вновь называя его сержантом. Натали улыбается им, вновь радуясь тому, что все целы, а когда они с Баки доходят до конца улицы, вдруг утыкается в его грудь, не в силах больше сдерживать слёзы.

Комментарий к Глава третья

Пользуясь случаем, хочу сказать огромное спасибо моим читателям, особенно тем, кто проявляет активность и поддерживает меня) заходя в «новости», я каждый раз очень радуюсь, видя, что мои работы нравятся Вам, и Вы показываете мне это своими лайками, комментариями и тем, что ждёте продолжения!

«Социализация» уже перешагнула отметку в 30 лайков, Sputnik — 40. Это очень большие цифры для меня, я даже не рассчитывала на них изначально. Спасибо огромное, буду продолжать стараться для Вас ♥️

========== Глава четвёртая ==========

Похороните в горах высОко,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Похороните в горах высОко

Под сенью красного цветка!

— Как ты услышала бомбу в баре? Никто, кроме тебя, не услышал.

Натали молчит несколько секунд, задумчиво смотрит в потолок.

— Я потеряла мужа во время Блица, — говорит она тихо. — Никогда этот звук не забуду.

Баки удивлённо изгибает брови. Приподнимается, уперевшись локтем в кровать, рассматривает лицо девушки. Она совсем молодая, а Блиц кончился в сорок первом. Сколько же ей лет было тогда?..

— Ты была замужем? — наконец спрашивает он, хмуря брови.

Натали невесело улыбается уголком губ. Поворачивается набок, ложась лицом к нему, подпирает голову рукой. Её изумрудные глаза искрятся даже в полутьме комнаты.

— Гораздо меньше, чем носила траур, — отвечает девушка всё с той же горькой улыбкой. — Мы поженились по заданию штаба, он должен был помочь мне внедриться. Через месяц он попал под бомбу.

Баки смотрит на неё, не зная, что ответить. Натали Райт оказалась слишком загадочной фигурой. Каждый раз, когда ты уже думаешь, что знаешь её, открывается новая сторона, о который ты и не подозревал раньше. Как русская кукла матрёшка. Снимаешь верхнюю — а под ней ещё одна. И та тоже открывается. И следующая, и следующая за ней. Ты открываешь одну за другой, и каждый раз понимаешь, что эта не последняя, пока не доберёшься до самой маленькой. Она спрятана внутри под всеми этими оболочками, но в отличие от куклы, до настоящей Натали очень трудно добраться.

— Ты любила его?

Вопрос слетает с губ внезапно, и только тогда Баки понимает, что это было слишком опрометчиво. И чересчур поспешно. Но его сердце колотится как бешеное, совершенно сошедшее с ума рядом с этой женщиной, и потому ответ ему нужно знать прямо сейчас.

— Он был хорошим человеком, — отвечает Натали уклончиво. Барнс смотрит на неё, лежащую от него меньше, чем в полуметре, и не знает, как реагировать. Что-то подсказывает ему, что это значит «да», хоть и не прямым текстом, и он смотрит в ещё слегка опухшие от слёз глаза, чтобы узнать наверняка. — Но я его совсем не знала. Мы были просто коллегами.

На секунду Баки становится стыдно за то, что он так сильно этому радуется. Уголки его губ дёргаются в улыбке, и Натали, заметив это, касается пальцами его порезанного подбородка.

Какое-то время они лежат в тишине. Прямо в одежде, на заправленной кровати в небольшой, но уютной квартире на востоке Лондона. Пиджак Баки до сих пор на её плечах, и она кутается в него, как в одеяло, иногда незаметно ёжась от холода. Она не стёрла косметику, и её губы всё ещё накрашены алым, а прическа сохранила почти первозданный вид, несмотря на пережитое вечером.

Барнсу очень сильно хочется коснуться её волос, и он, протянув руку, взглядом просит у неё разрешения.

Натали, улыбнувшись, кивает.

Рыжие локоны оказываются очень мягкими и гладкими, как шёлк её перчаток. Баки пропускает их сквозь пальцы, и Натали наблюдает за его сосредоточенным лицом в этот момент, а потом опускает щёку на его плечо, прикрывая усталые глаза. Несмотря на всю свою внезапно открывшуюся силу, она всё равно кажется ему хрупким созданием, которое нужно оберегать, и мысленно Баки клянётся себе в этом памятью своей матери.

Он не хочет думать о том, что кто-то из них мог сегодня не выжить. И не хочет думать, что нечто подобное наверняка повторится. Барнс жалеет о несостоявшемся поцелуе, но, видя, что Натали уже задремала, решается только коснуться губами ее лба.

Девушка прижимается к его тёплой груди, крепко обнимая тонкой ручкой в шёлковой перчатке.

***

Когда Баки просыпается, Натали рядом нет. Половина так и не расправленной кровати пуста и уже остыла, лишь смятая подушка говорит о том, что на ней кто-то лежал.

Барнс смотрит по сторонам настороженно, сомневаясь в том, что память не шутит с ним злую шутку. Он точно помнит, как Натали расплакалась прямо на улице под дождём, и как он довёл ее до дома. Как она успокоилась и снова улыбнулась ему, сказав, что просто перенервничала. Как у них совсем не было сил раздеваться, и они упали на её кровать прямо в одежде и разговаривали, пока она не уснула. Как он обнимал её за талию, пока она спала, и накрывал своим пиджаком, чтобы не замёрзла. Помнит мягкость и приятный запах рыжих волос, и что так и не поцеловал её, хоть и очень хотел.

В квартире, озарённой тусклыми лучами лондонского солнца, тишина. Его пиджак выглажен и висит на дверце шкафа.

Баки поднимается с кровати, разминает шею с хрустом. Морщится, все ещё привыкая к яркому свету. Поправляет перекрутившуюся рубашку и подходит к стулу, на спинку которого небрежно скинуто её вчерашнее изумрудное платье. Там же лежат тонкие шёлковые перчатки и полупрозрачные чулки. Барнс ищет Натали взглядом, но не находит, а слух цепляется за тихий плеск воды в ванной.

Дверь незаперта, но он несколько секунд стоит перед ней, не решаясь войти. Борется с собой и своим воспитанием ни на жизнь, а на смерть, и в итоге всё же толкает её вперёд.

Натали лежит в наполненной почти до краёв ванной с сигаретой в руке. Смотрит куда-то в потолок, откинув голову назад, но, услышав шаги, поворачивается, выпуская губами дым. Её волосы лежат на спине и выглядят тёмно-бронзовыми из-за воды, а кожа, наоборот, кажется на их фоне ещё более бледной и переливается под прозрачными каплями.

Баки замирает на месте. Пожирает глазами её тело от кончиков пальцев на ногах до повернутой в его сторону гибкой шеи, облизывая пересохшие губы. Теряется и мнётся на месте, не зная, — то ли скорее уйти, извинившись, то ли остаться, и тогда…

Натали, не отводя от него взгляда, приподнимается, держась за бортики ванной, и Барнс понимает, что пропал. Смотрит, как капли воды стекают по её бледной коже. Замечает чёрные вытатуированные на руке цифры, обычно скрытые перчаткой, без которых он её раньше ни разу не видел, и сердце ёкает где-то в груди.

Он подходит так же медленно, как она встаёт. Шаг за шагом приближается к пропасти, пока не оказывается на самом её краю, и падает в неё, когда девушка протягивает к нему руки. Барнс подаётся навстречу влажным прикосновениям к шее, добровольно сдаётся в плен, стоит её груди коснуться его рубашки.

— Джеймс…

Тихий чуть хриплый голос ласкает слух. Звук его имени становится катализатором, и он окончательно теряет надежду выбраться. Ловит её приоткрытые губы, наконец узнаёт их вкус и едва не стонет от удовольствия и накатившего волной возбуждения. Жадно сминает их своими, обхватывая ладонями её лицо, слегка наклоняет её голову влево и притягивает к себе так близко, как только можно.

Пальцы Натали разжимаются. Она бросает в воду недокуренную сигарету и тянет Баки к себе за воротник, уже расстёгивая первую пуговицу. Поддевает их одну за другой, пока не расправляется со всеми, дёргает полы рубашки в разные стороны и, стащив с его плеч, кидает на пол.

Барнс дышит сбивчиво в её губы, обжигается каждым поцелуем всё сильнее и сильнее, но всё равно летит как мотылёк к огню. Ловкие пальцы цепляют края его майки, за пару секунд избавляют от ненужного предмета одежды, и Натали прижимается к его оголённому торсу грудью, оглаживая рельеф мышц живота.

Баки едва не рычит, когда она задевает его кожу ногтями. Его ладони скользят по её бокам, оглаживают спину, а когда одна из них опускается на ягодицу и крепко сжимает, Натали томно стонет прямо в поцелуй, и у Барнса срывает стоп-кран.

Он подхватывает девушку под бёдра сильными руками, смещая губы на её шею. Натали склоняет голову и шумно выдыхает, прикрыв глаза и цепляясь за его плечи. Баки выходит из ванной по мокрому полу, осыпая поцелуями гладкую кожу, несёт её на так и не расправленную кровать. Опускает Натали на покрывало и хочет отстраниться, чтобы раздеться до конца, но она крепко обхватывает его бёдрами и тянет за собой. Барнс упирается локтями по бокам от неё, но тут же оказывается на лопатках. Натали седлает его, губами опускаясь к ложбинке между ключицами, и проводит дорожку поцелуев от впадинки к уху. Баки давит в горле глухие стоны и блаженно закрывает глаза, чувствуя, как её руки касаются пряжки его ремня.

Натали быстро расправляемся с ремнём и ширинкой, стягивает с его бедер последнюю мешающую одежду.

Баки смотрит на неё снизу вверх и не может связно мыслить из-за туго натянутой струны возбуждения. Оглаживает её поясницу, поднимается к рёбрам и касается идеальной груди. Натали дразняще откидывается назад, скользит по твердому члену и направляет его в себя. Барнс запрокидывает голову, до боли кусает губы и всё же не может сдержать надсадный стон. Пальцы впиваются в её ягодицы, заставляя девушку опуститься до конца.

Натали хрипло стонет, выгибаясь, и начинает двигаться, ведомая его руками в рваном ритме. Опускает ладони на его плечи, сжимая так сильно, что Баки снова едва не рычит, и тянется к его губам с неистовым поцелуем. Барнс входит во вкус слишком быстро, и, подхватив её под поясницу, резко переворачивает, нависая сверху. Закидывает её ноги себе за спину и входит ещё глубже и реще, от чего каждый второй стон девушки уже срывается на крик. Он целует её припухшие губы, целует лицо и шею, торопливо, отрывисто, но очень жадно, словно ему может не хватить, а Натали зарывается пальцами в его волосы и притягивает к себе ещё ближе, чтобы он не останавливался.

Она стонет и царапает его спину ногтями, извивается под горячими прикосновениями, а когда по телу проходит судорога, распрямляется и запрокидывает голову. Мышцы сокращаются, доводя Баки до пика, и он вжимает её в себя, словно хочет слиться, толкаясь ещё несколько раз. По его телу проходит крупная дрожь, и он изливается в неё, уткнувшись лбом в изгиб тонкой шеи и закусив губу.

Натали обмякает под ним, ласково гладя ладонями широкую горячую спину. Пальцами убирает волосы с его влажного лба и целует в висок нежно-нежно. Баки тяжело дышит, словно только что пробежал марафон, приподнимается и ложится рядом на смятую подушку. Притягивает Натали к себе за талию. Рассматривает её лицо, совсем-совсем юное без макияжа, и улыбается самой трепетной и в то же время растерянной улыбкой.

— Натали, я… — начинает он хрипло, но девушка останавливает его, положив большой палец на губы.

— Не говори, — шепчет она и коротко целует в подбородок. — Я знаю, что ты хочешь сказать, Джеймс. Не говори сейчас.

Баки хмурится, обнимая её ещё крепче.

— Почему?

— Когда ты снова улетаешь?

— Завтра утром.

Натали улыбается уголками губ, гладит большим пальцем его скулу.

— Возвращайся, Джеймс, — говорит она тихо с какой-то странной ноткой тоски в голосе. — И тогда скажешь мне всё, что захочешь.

***

Коммандос слишком долго идут по бескрайним голландским равнинам и, когда наконец добираются до леса, тонут в нём как одинокий корабль в бушующем море. Они измотаны после взятия первой базы Гидры, но, чтобы не отклоняться от плана, нужно идти ко второй, до которой почти день пути пешком.

Сумерки опускаются неравномерно, как тревожный сон: сначала медленно-медленно, а потом раз — и ты проваливаешься. С ними приходит пронизывающий ветер с моря и холод, и, когда окончательно темнеет, Стив командует остановиться на ночлег.

Баки устало бросает на землю рюкзак, кладёт на него свою винтовку и наконец разминает затёкшие синие от холода руки. Окидывает взглядом поляну, прикидывает, куда лучше поставить палатки, пока остальные начинают копаться в вещах. Гейб Джонс и Дум-Дум прикатывают откуда-то длинное бревно, вполне пригодное, чтобы сесть у костра и отогреться, Фэлсворт отправляется за сучьями.

— Я пойду осмотрюсь, — говорит ему Стив как-то тревожно и, едва дождавшись от Баки кивка, уходит проверять периметр.

На самом деле, необходимости в этом никакой нет. В Нидерландах, в отличие от Бельгии, война не идёт, и на много миль такая тишина, словно всё вымерло. Любой хруст веток будет слышно за километр, но раз уж он хочет проверить…

Баки опускается на корточки и помогает Фэлсворту с костром. Они долго возятся — может, потому что промёрзшие ветки отказываются поддаваться, а может — потому что думает он совсем не о том, но в конце концов им удаётся сделать маленький костерок. К счастью, конечно, иначе замёрзли бы ночью к чёртовой матери.

До базы Гидры не больше пяти миль, но на рассвете идти целесообразнее, чем в темноте, и они, достав пайки, усаживаются к едва начавшему теплеть огню, чтобы отдохнуть.

Стив возвращается, когда все уже жуют. Обходит на скорую руку собранный лагерь, думает о чём-то, хмуря брови, и наконец садится рядом с Баки.

— Вокруг всё чисто, — сообщает Роджерс, но голос его звучит настороженно.

Баки отрывается от банки с говядиной и поднимает на него глаза.

— В чём тогда дело? — спрашивает он, чувствуя повисшую в воздухе между ними обеспокоенность друга.

— Не знаю. — Стив поджимает губы и складывает руки на широкой груди. — Предчувствие плохое.

Барнс понимающе кивает, хотя на самом деле причины беспокойства до конца не понимает. Хвоста за ними не было, первую базу они зачистили, а вокруг на много миль никого нет — иначе они бы сразу услышали. Чутьё подсказывает ему, что дело не только в местоположении лагеря, но он решает дождаться, когда Коммандос пойдут спать, чтобы спросить Стива лично.

— Ты иди, я останусь дежурить, — отвечает Капитан на вопросительный взгляд Барнса, когда все начинают расходиться по палаткам. — Мало ли что.

Баки качает головой. Подходит к нему, по-привычке кладёт ладонь на плечо, всё ещё непривычно большое и крепкое. Стив поднимает на него поблёскивающие глаза и на секунду выглядит жалким как побитый пёс, ей-богу, так что Барнс не выдерживает и спрашивает в лоб:

— Ну в чём дело?

Роджерс медлит. Смотрит куда-то перед собой — сквозь крошечный костерок в чащу редкого леса. Баки усаживается рядом на бревно и, опустив взгляд, замечает, что Стив сжимает что-то в руке. Присматривается сквозь темноту, понимает, что там часы, с которыми он не расстаётся. Не потому что тошнотворно пунктуальный и жадный до каждой минуты — хотя может, отчасти и поэтому тоже, — а потому что хранит в них единственную фотографию той, что ему дорога.

Картинка начинает понемногу вырисовываться.

— Что-то с Пегги? — пробует Барнс ещё раз.

В любой другой ситуации он уже разозлился бы, что из Кэпа приходится клешнями вытаскивать, но видит, что ему нужно выговориться, а потому терпеливо ждёт.

— С ней всё хорошо, — говорит он тихо и озирается по сторонам перед тем, как продолжить, — пока. Страшно оставлять её в Лондоне после…

— Бомбы? — заканчивает за него предложение Баки, и Стив кивает. — Брось, всё будет хорошо. Тем более, это же Пегги, она половине нашего штаба может фору дать.

Роджерс усмехается. Откидывает крышку часов и смотрит на маленькую чёрно-белую фотографию улыбающейся девушки.

— Да, — кивает он, вновь закрывая часы, и зажимает их в кулаке, словно боится случайно выронить, — с этим нам обоим повезло. Познакомить их, что ли?

Губы Барнса растягиваются в улыбке при мысли о Натали. У него нет её фотографии, нет даже часов, в которые её можно было бывставить, но он так яростно хочет вернуться к ней, что готов перестрелять хоть всех немцев сразу. На его губах горят так и не сказанные ей слова, которые нужно сохранить до Лондона, но он произносит лишь:

— Это точно. Хорошая идея.

— Девчонок своих обсуждаете?

За их спинами раздаётся хруст. Под тяжёлыми армейскими ботинками ломаются ветки, и Баки, обернувшись, видит дымящего сигаретой Дернира. Француз неспешно подходит, протягивает Барнсу пачку и садится рядом на бревно у костра, пока Стив смущённо прячет свои часы во внутренний нагрудный карман.

Баки берёт сигарету, поджигает её, смотря на Дернира с тенью улыбки, а тот, заметив, хрипло усмехается.

— Молодцы вы, конечно, оба, — говорит он, затягиваясь. — Отхватили себе красоток с британским акцентом. А что, отечественный производитель уже не котируется?

Видя его искренне недоумевающее лицо, Баки смеётся в кулак, чтобы не разбудить спящих, но замечает Стива, всё ещё смущённого как школьница, и не выдерживает. Дернир подхватывает и хрипло хохочет в голос, так что у Капитана не остаётся других вариантов, как тоже невольно подержать их.

Они сидят, смеются, смотрят на линию горизонта за деревьями и ещё не знают, что через три часа их лагерь обнаружит один из немецких патрулей, а Жак Дернир получит пулю в плечо.

========== Глава пятая ==========

Пройдет прохожий, цветок увидит,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Пройдет прохожий, цветок увидит.

«Какая – скажет - красота!»

— Я люблю тебя!

Баки дышит часто, прерывисто и никак не может перестать улыбаться как дурак. Сжимает в чуть подрагивающей руке трубку телефона, переминается с ноги на ногу от волнения, но выпаливает это без запинки и промедления, едва на том конце слышится негромкое «да?». Сердце пропускает несколько ударов, прежде чем снова заработать в штатном режиме. Наконец он сказал. Понял уже давно, но не произносил вслух, так что невысказанная мысль оставалась лишь фразой, а не чем-то материальным. До этого момента.

Натали смеётся. Может быть, потому что он говорит это вместо приветствия, а может, потому что уже знает. Знает давно — с того самого момента, когда, лёжа в паре сантиметров от него на кровати, приложила палец к губам и заставила его вернуться, чтобы сказать ей это. И он вернулся. Вернулся несмотря ни на что, даже с учётом того, что трижды капитально подставился и дважды чуть не погиб. Один раз, когда выбежал из укрытия за раненым Дерниром, и ещё — когда прикрывал Стива и сам не заметил, что его засекли.

Но Баки знал, что не умрёт. Пообещав Натали вернуться, он стал неуязвимым — оцарапавшая ногу фрицевская пуля не в счёт.

— Ты уже в Лондоне?

— Только приехал. — Баки опускает глаза и окидывает взглядом грязные штаны, испачканные в земле и крови, расстегнутую куртку с надорванным рукавом, которую, едва вернувшись из штаба, даже не успел снять — сразу пошёл звонить ей. — Филлипс дал всем увольнительные на два дня.

Натали негромко усмехается в трубку.

— Это целая жизнь, — говорит она, и Баки по голосу слышит, что она улыбается.

Перебинтованный недовольный Дернир на заднем фоне начинает возмущаться, что Барнс оккупировал единственный выделенный им телефон как немцы Францию. Фэлсворт смеётся над ним, толкает в здоровое плечо, Морита шикает на них, чтоб дали «голубкам поворковать», и Баки прикрывает трубку ладонью, отворачиваясь от них и утыкаясь горячим лбом в прохладную стену.

— Мы увидимся сегодня? — спрашивает он с надеждой. Голос на том конце линии не спешит отвечать. — Парни нашли какой-то хороший бар на Хаттон Гарден… Стив обещал прийти с Пегги.

— Я знаю, где это, — обходя однозначные ответы, говорит Натали.

Баки улыбается ещё шире, прикрывая глаза. Кто-то сзади — подстреленная французская задница, не иначе — запускает в него подушкой, и Барнс едва не роняет телефон. Чертыхается, кричит Дерниру, чтоб тот не забывал, что он старше по званию и может заставить его сортиры надраивать, а сам смеётся, потому что знает, что между ними нет ни должностей, ни чинов. Жак подхватывает, отвешивает реверанс, щебечет что-то вроде «прошу прощения, сержант Барнс, сэр» и швыряет ещё одну подушку под всеобщий хохот.

— Они в порядке? — услышав, спрашивает голос Натали в трубке, и Баки тут же переключается. — Все живы?

— Да, — усмехается он. — Конечно.

Разумеется, живы, думает Барнс. Иначе и быть не могло. Они же Воющие Коммандос, бравые солдаты, которых не берут пули, не пугают немцы. Тем более, их капитан — самый смелый сопляк во всём Бруклине.

— Джеймс, — вновь зовёт его голос в трубке после паузы.

— Да?

— Я по тебе скучала.

***

Бар под названием «Мейфлауэр» оказывается больше лежащего в руинах «Гарнизона» по меньшей мере раза в два и заметно роскошнее. Женщины здесь ходят в платьях, мужчины — в начищенных туфлях, пинта пива стоит на полшиллинга дороже, а все музыканты одеты в одинаковые белые пиджаки.

Они заходят в тепло с промозглой улицы, и в нос тут же ударяет запах алкоголя и дорогих сигар, по которому Баки до ужаса соскучился за полторы недели в холодной Голландии. Он снова чисто одет и гладко выбрит, форма цвета хаки хорошо сидит, а от воротника до сих пор едва заметно тянет цветочными духами Натали. Барнс с ума чуть не сходит, дожидаясь её. Чувствует запах, как неуловимое присутствие, но этого так чертовски мало, что он с трудом удерживает себя от постоянного посматривания на входную дверь.

— Что сказала? — шёпотом интересуется Дернир, протягивая стакан рома здоровой рукой. — Она придёт?

Баки принимает стакан и делает первый глоток, обжигающий горло.

— Вроде да.

Когда Стив заходит с агентом Картер под руку, все в баре без зазрения совести глазеют на него, а Коммандос — на Пегги. Привыкшие видеть её в темно-зелёном костюме, удивляются красивому бордовому платью слегка за колено и не собранным как обычно, а распущенным каштановым волосам. Поднявшись со своих мест, приветствуют её, как полагается джентльменам, и отдают честь, а Пегги, кивнув по-командирски, мило улыбается и позволяет Баки поцеловать свою руку. Ничего лишнего, конечно. Всё в рамках этикета.

— Агент Картер, — учтиво произносит Барнс с очарованием, которым завоевал славу главного повесы Бруклина и на которое Пегги совершенно не ведётся.

— Сержант Барнс, — отвечает она, изгибая бровь. — Я слышала, Вы отличились смелостью на последнем задании.

Баки опускает глаза, усмехаясь под нос.

— Никак нет, — отвечает с излишней формальностью. — Просто вытащил приятеля из-под обстрела. Уверен, он поступил бы так же ради меня.

— Не сомневаюсь, — улыбается Пегги.

Стив наклоняется, шепчет что-то ей на ухо и уже через секунду, взяв за руку, ведёт её танцевать, а Баки вновь обращает взгляд ко входу. Он ждёт, и минуты кажутся бесконечными, а когда копна огненных волос всё-таки показывается у входа, замирает, вытянувшись по стойке «смирно».

Натали заходит в бар неспешно, и на неё тут же словно стая диких коршунов налетает добрая треть всех одиноких мужчин в баре. Здороваются, приветствуют как добрую знакомую, предлагают помочь снять пальто и едва не дерутся за право предложить ей сигарету. Девушка негромко смеётся над словами одного из них, и у Баки начинает слегка щемить в груди, но когда она поднимает на него изумрудные глаза и улыбается, это неприятное чувство сразу же бесследно исчезает.

Проследив за её взглядом, надушенные коршуны в лаковых туфлях смотрят в сторону Барнса с неприязнью. Натали замечает это и нарочито кокетливо с улыбкой благодарит того, что помог ей с пальто. Стремительно пересекает бар, подходит к Баки, обхватывает одной рукой за шею, слегка наклонив к себе, и целует у всех на глазах.

Фэлсворт и Гейб Джонс удивленно поднимают глаза, Дернир давится ромом и кашляет.

— Вот так номер! — усмехается он, вытирая усы.

Натали отстраняется, улыбаясь, но отпускать шею Баки не спешит. Гладит пальцами в шёлковой перчатке кожу почти отвыкшего от тепла солдата, а он стоит как вкопанный и не может насмотреться на её ярко-алое платье, облегающее изящную фигуру.

Стоит Баки отойти от неё на шаг, Дернир тут же начинает осыпать девушку комплиментами, пока Морита придвигает для неё стул. Натали звонко смеётся, закуривает и присаживается между ним и Баки, положив ногу на ногу.

— А знаете что, мисс Райт? — заговорщически начинает француз, чуть наклонившись к ней. — Должен пожаловаться Вам на сержанта Барнса.

Её смешит его акцент и наигранно серьёзный тон, но Натали подыгрывает, заинтересованно смотря на него.

— И что же такого он натворил, друг мой? — спрашивает она, бросив взгляд из-под ресниц на Баки.

— Геройствует, мэм, — докладывает Дернир почти укоризненно, и кивает на своё простреленное плечо. — Бросился за мной, очертя голову, достал практически с того света, рискуя собственной задницей, представляете?

Дум-Дум толкает его в бок и, посматривая на девушку, грозно шипит, чтоб тот не выражался при даме. Дернир недовольно что-то бормочет в ответ, а Натали ухмыляется, затягиваясь сигаретой.

— Будем надеяться, что его задница вернулась в Лондон в целости и сохранности, — поддразнивает она, кинув игривый взгляд на Барнса, и он усмехается, качая головой под общее улюлюкание.

Стив возвращается с Пегги и заботливо подвигает ей стул, а Баки к своему удивлению узнаёт, что она и Натали хорошо знакомы. Ещё до отбытия агента Картер в Америку они работали в одном подразделении в Штабе МИ5 и даже успели подружиться. Дум-Дум предлагает выпить за это, и Коммандос радостно соглашаются. Чокаются бокалами с хохотом, как обычно разливая на стол едва не половину, чем заставляют окружающих их людей обернуться. В этот момент им всё равно. Значение имеет только то, что они живы и вместе.

— Вы позволите, мэм?

Стив оказывается рядом, когда Баки меньше всего этого ожидает, и, как ни странно, вдруг подаёт руку Натали с учтивой улыбкой. Девушка смотрит чуть удивлённо, но соглашается, поднимаясь со своего места.

Барнс ничего не говорит и остаётся за столом, провожая их взглядом. В любой другой ситуации, скорее всего, насторожился бы, но Стива он знает с самого детства и готов доверить собственную жизнь, так что за девушку можно не переживать. Роджерс осторожно ведёт её в центр зала и устраивается между других пар, а к Баки подсаживается Дернир и начинает какой-то отвлечённый разговор.

— Не представляю, как Вас отпустила Ваша партнёрша, Капитан, — без капли кокетства говорит Натали Стиву, когда его ладонь оказывается у неё на спине.

Роджерс усмехается, взяв её вторую руку в свою. Не прижимает её так, как позволяет себе прижимать Пегги в танце, и держит солидную дистанцию. Его тёплые пальцы едва касаются ткани её платья.

— Она знает, что я не питаю слабости к девушкам своих друзей, — улыбается Стив, и Натали не может не ответить ему тем же.

— Ну Вам же лучше, Капитан, — говорит она негромко своим низким голосом, чем добавляет фразе глубины. — Я хорошо знаю Маргарет Картер и на что она способна, так что не хотела бы вдруг стать её соперницей.

— Это точно. — Стив бросает взгляд на Пегги и вновь поворачивается к Натали. — Иногда я думаю, что если бы вместо меня сыворотку суперсолдата получила она, война бы закончилась в тот же день.

Натали смотрит на него снизу вверх, изогнув бровь. Всего секунду, после чего, не выдержав, заливается звонким смехом, запрокинув голову назад и забавно наморщив носик. Роджерс усмехается, качая головой. Несколько пар оборачиваются на них, и Стив видит, что Баки тоже смотрит с улыбкой из-за стола. Натали, проследив за взглядом, замечает это и подмигивает ему игриво, после чего снова поворачивается к Капитану.

С минуту они танцуют молча, посматривая друг на друга по-дружески. Он уверенно ведёт её, обходя другие пары и по-прежнему не притягивая слишком близко к себе, позволяет обернуться вокруг себя под рукой в такт музыке.

— Он действительно любит Вас, — заговаривает Стив после паузы, и Натали, изначально понимавшая, что к этому придёт, согласно кивает. — Это видно. В Америке у него было много девчонок, и никогда…

— Что, прямо очень много? — интересуется девушка.

Стив смущённо улыбается, думая, не сболтнул ли лишнего.

— Каждую неделю новая, — признаётся он почти виновато, чем вызывает у неё смешок. — Но ни на одну он не смотрел, как смотрит на Вас. Мисс Райт…

— Я знаю, что Вы хотите мне сказать, Капитан. — В изумрудных глазах Натали вдруг загорается серьёзность, и у Роджерса нет ни одной причины ей не верить. — Джеймс дорог мне. Я не стала бы играть с его чувствами. Как Вы могли заметить, те, кто мне не интересны, узнают об этом сразу.

Стив мнётся и, кажется, вот-вот покраснеет. Неловко опускает голову на секунду, продолжая переступать по деревянному полу зала под красивую музыку, и не сразу находит слова, чтобы продолжить.

— Я не хотел обидеть Вас, мисс Райт, — говорит он, всё ещё смотря себе под ноги. — Поверьте, Вы мне очень нравитесь. Просто… Баки — всё, что у меня есть. Вся моя семья. — Роджерс вновь медлит, думая, что сказать. — Я рад, что он в надёжных руках.

Натали поднимает пальцем его подбородок. Смотрит в светлые глаза очень серьезно, после чего вдруг растягивает в улыбке накрашенные красным губы, и её лицо снова становится беззаботным, как прежде.

— Берегите его для меня, Капитан. И я сберегу его для Вас.

Песня кончается и Стив, отдав дань этикету и напоследок коротко коснувшись губами тонкой руки, ведёт Натали обратно к столу. Она занимает своё место, как ни в чём не бывало, закуривает и улыбается Баки самой лучезарной улыбкой из всех возможных.

— Что он хотел от тебя? — шёпотом спрашивает Барнс, наклонившись к её уху.

Натали морщится от щекочущего кожу дыхания, склоняя голову набок, и поворачивается к нему, оказываясь почти лицом к лицу.

— Просил совет о том, как лучше вести себя с девушкой, — говорит она так легко и убедительно, что Баки верит безоговорочно.

Он улыбается и незаметно сжимает её руку под столом, а Натали тут же включается в разговор Дернира и Гейба Джонса. Они спорят на французском, и девушка бросает какую-то фразу, которую Баки не понимает, но по удивлённо-восторженной реакции Жака понимает, что попала она в самую точку.

Барнс смотрит на неё, щебечущую что-то на французском, на подстреленного, но довольного Дернира, отвечающего ей, на влюблённых Стива и Пегги напротив, и думает о том, что всё наконец-то хорошо. Война есть, и она до сих пор гремит где-то там, отнимает жизни и пирует чьей-то свежей кровью. Но хотя бы здесь, сейчас, за этим столом, у них долгожданная секунда затишья, и Баки чувствует себя самым счастливым человеком на свете.

***

Кожа Натали совсем бледная и по цвету скорее напоминает едва подкрашенное молоко. Плечи, по которым рассыпаются локоны распущенных огненных волос, хрупкие, а руки нежные, будто бы совсем не тронутые войной. Точнее, за исключением подвыцветшей чёрной татуировки на запястье.

— Мне её поставили в лагере в Польше, — тихо говорит она, видя, как заинтересованно Баки разглядывает навсегда запечатлённые на коже цифры. — Это было осенью сорокового, ещё до Лондона.

Натали беззвучно вздыхает, лёжа на его груди, и Барнс видит залёгшую на дне изумрудных глаз боль.

— Как ты попала в лагерь? — спрашивает он удивлённо. — Ты еврейка?

— Нет. — Девушка приподнимается на руках так, чтобы лучше видеть его лицо, и устраивается поудобнее, подложив их под подбородок. — Это было моим заданием. Самым сложным за всё время, наверное. В лагере было несколько наших людей, я должна была помочь им выбраться.

Баки смотрит на неё и не может поверить своим ушам. Командование отправило её в концлагерь в Польше, филиал настоящего ада на земле, чтобы вызволить оттуда других? Он был на войне. Говорил с людьми, слышал много историй, и ни в одной из них лагеря не покидали живыми. Ей в сороковом году было лет двадцать, что за изверги могли дать такое задание? Картинка в его голове наотрез отказывается складываться.

Натали грустно улыбается и гладит большим пальцем его скулу, а Баки берёт её руку в свою, переплетает пальцы и целует проклятый номер. Касается губами гладкой кожи снова и снова, не оставляя без внимания ни сантиметра. Девушка смеётся, неразборчиво повторяя, что ей щекотно, но в этот раз Барнс не хочет сдаваться. Она перекатывается на бок, опускается на подушку и, обхватив его лицо ладонями, притягивает к себе.

— Мне нужно собираться на работу, — говорит Натали, гладя его шею.

— На которую? — усмехается Баки, вскинув брови. — Кто ты сегодня, Натали Райт? Шпионка или певица?

Натали не меняется в лице, всем видом показывая, что её это ничуть не задело.

— Во-первых, не шпионка, а разведчица, — говорит она серьёзным тоном, при этом чуть приподняв уголки губ. — А во-вторых, у меня всего одна работа: я служу своей стране.

Рай существует. Но длится он, к сожалению, недолго: лишь до тех пор, пока не кончается выписанная на два дня увольнительная. Баки возвращается в штаб для подготовки плана следующей операции, а ещё спустя день выясняется, что в МИ5 завёлся шпион.

Филлипс сообщает об этом дежурным тоном, но с полными злости глазами. Подходит к их столу с разложенными на нём картами, смотрит несколько минут, а потом говорит всё как на духу, и Дернир едва не роняет сигарету. Фэлсворт чуть не садится мимо стула, Гейб Джонс просто смотрит удивлённо, отрывая глаза от карты. Стив в лице почти не меняется, но Баки хорошо знает это выражение тревоги с единственной глубокой складкой между нахмуренных бровей и понимает, что он тоже обеспокоен. Признаться, его сердце тоже пропустило пару ударов, ведь если кто-то сливает их планы немцам, любая операция может стать последней — они попадут в засаду, из которой попросту будет не выбраться.

— Давайте ограничим круг, — предлагает Морита, когда Филлипс уходит со словами «найдите крота». — Кому мы точно можем доверять, кроме сидящих за этим столом?

Дернир и Гейб Джонс переглядываются. Фэлсворт говорит что-то, начинает перечислять фамилии, загибая пальцы, а Баки смотрит на них, надеясь лишь на то, что они найдут предателя до того, как тот успеет слить Гидре их планы.

========== Глава шестая ==========

Цветок же этот – кровь партизана,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Цветок же этот – кровь партизана,

Что за свободу храбро пал.

Когда Баки поднимается на третий этаж и подходит к двери восьмой квартиры, она оказывается незаперта, будто бы специально для него. Наверное, так и есть.

Он снимает мокрое от капель дождя пальто, вешает его при входе и захлопывает дверь изнутри. Где-то в гостиной слышится негромкий смех Натали. Баки, уже улыбаясь, идёт на звук её голоса и застаёт девушку за столом с телефонной трубкой в руке. Она сидит на стуле, вытянув ноги на втором, и щебечет с кем-то самым милым голоском, на который только способна. Поверх кружевного белого комплекта белья накинут лишь распахнутый шёлковый халат с цветочной вышивкой — вещь явно дорогая и однозначно подаренная, ведь в Лондоне такую роскошь в военное время не купишь.

Баки скользит по нему взглядом и задумывается лишь на секунду, ведь мысль о том, как было бы хорошо прямо сейчас его с неё снять, затмевает предыдущую.

— Нет-нет, мистер Аарен, сэр, я совершенно точно знаю, о чём говорю, — произносит она, улыбаясь в трубку. — Я бы не стала просить Вас, не будь я в ней уверена.

Бледная кожа Натали кажется перламутровой в тусклом свете предзакатного солнца. Сигаретный дым, что она выпускает губами, слушая ответ таинственного собеседника на том конце линии, окутывает красивое лицо и уложенные рыжие кудри, как будто она героиня нуарного фильма.

Баки мимолётно злится на некого мистера Аарена, с которым Натали так мило общается, но она поднимает изумрудные глаза, и это тут же проходит.

— Мария — чудесная певица, сэр, — говорит она в трубку, подзывая Барнса жестом. — Настоящий талант. Бутон, которому ещё предстоит раскрыться. Вы поступите правильно, если позволите этому произойти на Вашей сцене.

Он подходит к ней тихо, жадно рассматривая гибкое тело с оставленными им следами ночной любви. Взгляд цепляется за россыпь полупрозрачных сиреневых отметин на ключице, и Баки, подцепив край шёлкового халата, стягивает его с хрупкого плечика, припадая к нему губами.

— Мы живём в век перемен, друг мой, цвет её кожи не имеет никакого значения! Поверьте мне, никто и не посмотрит на это, услышав её чудесный голос.

Поцелуи один за другим обжигают тонкую кожу, и Натали прикрывает глаза, запрокидывая голову назад. Тушит сигарету о пепельницу и свободной рукой обхватывает шею Баки, притягивая ближе к себе.

— Вы бы сделали мне этим большое одолжение, друг мой, — на выдохе говорит Натали, едва сдерживая тихий стон наслаждения. — Взамен я обещаю прийти на её дебют и привести своих друзей. Да? Спасибо Вам, мистер Аарен! Спасибо, друг мой, отныне я Ваша должница!

Натали, широко улыбаясь, вешает трубку. Вскакивает со стула и, обхватив Барнса за плечи обеими руками, запрыгивает на него, звонко смеясь. Баки подхватывает её под бёдра и тянется за долгожданным поцелуем, но вдруг останавливается в сантиметре.

— Кто такой мистер Аарен? — спрашивает он, изогнув бровь.

Крепче обхватив его пояс ногами, Натали ухмыляется и целует его в уголок губ.

— Владелец джаз-бара, в котором я пела раньше, — шепчет она и целует его ещё раз чуть выше. — Он не хотел брать на работу певицу, — мягкие губы перемещаются к скуле, — потому что она темнокожая американка. — Ещё поцелуй, уже почти на уровне уха. — Я сейчас звонила, чтобы попросить за неё, — кончик её носа ведёт вдоль линии роста волос, вдыхая терпкий запах одеколона, — и он согласился. Но теперь тебе и ребятам придётся идти со мной завтра вечером.

— В Лондоне плохо относятся к темнокожим американкам? — спрашивает Баки, гладя её поясницу под шёлком халата.

— Хуже, чем к белым британкам, но меня не волнует цвет её кожи. Так ты пойдёшь со мной?

Натали поднимает голову и смотрит своим изумрудным взглядом ему прямо в глаза. Смотрит так, что сказать «нет» в этот момент попросту невозможно, да Баки и не хочет. Он притягивает её к себе, целует наконец мягкие розовые губы, и, отстранившись, смотрит ещё несколько секунд.

— Ты же знаешь, я за тобой куда угодно, — выдыхает он, и Натали смеётся, крепко его обнимая.

— У меня есть кое-что для тебя. — Спрыгнув на пол, она заговорщически улыбается, играя бровями. — Я сейчас принесу. Достань проигрыватель из шкафа.

Взмахнув огненными волосами, она убегает в сторону спальни, а Баки, проводив взглядом развивающийся шёлк халата, открывает указанную дверцу. Осторожно достаёт чистенький Denon, скорее всего, тридцать восьмого-девятого года, откидывает крышку и внимательно рассматривает, вспоминая, как когда-то ещё юнцом копил деньги на такой.

Баки наклоняется к нижней полке за пластинками, но его взгляд привлекает небольшая шкатулка из дерева в углу. Слишком большая, чтобы хранить в ней иглы для проигрывателя, и слишком красиво расписанная, чтобы пылиться просто так. Барнс достаёт её, заинтересованно вертит в руках. Хочет спросить Натали, но она до сих пор что-то ищет в спальне, и он решает открыть. Внутри оказывается стопка документов. Сердце Барнса пропускает несколько ударов подряд, и он, отставив шкатулку, берёт в руки паспорт. Немецкий.

С фотографии на него смотрит девушка, удивительно похожая на Натали, только со светлыми волосами. Рядом значится «Ульрике Цоллер». Глаза пробегают по остальной информации: дата и место рождения, регистрация. Больше всего по живому режет графа «гражданство» — в ней чёрным по белому написано «Германия».

Дальше лежат водительские права на то же имя, ещё какие-то бумаги, заполненные по-немецки. Баки не понимает ни слова, кроме кое-где повторяющегося имени, и пытается убедить себя, что это не она. Просто смутно похожая девушка, чьи документы каким-то образом оказались тут, в этой квартире, спрятанными в ящике с виниловыми пластинками, но всё это звучит гораздо менее правдоподобно, чем очевидная мысль: Натали — шпионка, которую ищет Филлипс и всё руководство МИ5.

Половица скрипит за его спиной, но Баки оборачивается не сразу. Откладывает документы обратно в шкатулку и медленно поднимает голову.

— Это твой паспорт? — почти дрожащим голосом спрашивает он.

Натали вскидывает брови, откладывая принесённую из спальни пластинку на стол. Её глаза распахиваются, губы приоткрываются, и долю секунды она выглядит действительно напуганной, после чего снова берёт себя в руки.

— Джеймс, я…

— Это. Твой. Паспорт? — повторяет Барнс почти по слогам.

— Послушай, Джеймс, я не тот шпион, которого все ищут, — говорит она, подходя ближе, но Баки выставляет перед собой руку.

— Эти документы говорят об обратном.

Баки вновь открывает первую страницу паспорта в надежде, что глаза его обманули, но с фотографии на него смотрит всё та же светловолосая Натали.

— Эти документы ни о чем не говорят, — возражает она, — это было нужно для конспирации! Джеймс, пожалуйста, дай мне минуту, я объясню тебе всё. Просто дай мне минуту!

Натали пытается взять его за руку, но он отдёргивает её как от огня. Смотрит на неё глазами, полными боли, и не знает, что сказать, поэтому просто замирает на месте, пока она открывает соседний ящик и вытряхивает из него содержимое. На пол летят какие-то бумажки, записки, носовой платок с вышивкой, и Баки не понимает, что происходит, пока она не достаёт другую стопку документов. Её дрожащие пальцы раскрывают перед ним ещё один паспорт.

Барнс смотрит с недоверием, но всё же берёт его в руки. Рыжеволосая девушка с длинными прямыми волосами на польском документе похожа на Натали ещё больше, но зовут её тоже иначе — Божена Полански. Место рождения — город Краков, гражданство, соответственно, польское.

— Что это значит? — удивляется Барнс, но девушка протягивает ему ещё один документ.

В третьем паспорте у Эммануэль Моро, на имя которой он выдан, как ни странно тоже лицо Натали и та же самая дата рождения, что и в первых двух.

— И какой из них настоящий? — спрашивает он в замешательстве, поднимая на шпионку глаза.

— Вот этот.

В тонкой руке мелькает бордовая обложка, и Баки теряется окончательно. Хмурит брови, рассматривая фотографию и причудливые буквы, из которых понимает только четыре — СССР.

— Моё настоящее имя, — заговаривает девушка после долгой паузы, — Романова Наталья Ивановна. Я родилась в СССР, в городе, который сейчас носит название Сталинград*. Я работаю на КГБ, который по согласованию с МИ5 отправил меня сюда, в Лондон. — Сделав шаг вперёд, она подходит почти вплотную и обхватывает ладонями лицо Баки. — Прости меня, Джеймс. Я должна была сказать тебе раньше.

Баки смотрит прямо перед собой, но как будто ничего не видит. Хлопает глазами, чувствуя тепло рук Натали на своих щеках, и никак не может собрать в голове всё услышанное и увиденное только что.

— То есть руководство МИ5 добровольно позволило тебе шпионить за ними для Советов? Зачем?

Натали тяжело вздыхает, качая головой, и обнимает его за шею.

— Никого не устраивает, что Сэр Уинстон Черчилль стал слишком подозрителен и не делится сведениями с союзниками, — говорит она тихо, прижимаясь к его груди щекой. — Порознь войну не выиграть, только вместе. Британской разведке нужен был надёжный человек для работы на месте и связи с Советами. Они запросили агента, в КГБ выбрали меня.

Наконец почувствовав руки Барнса на своей спине, Натали облегченно выдыхает и улыбается. Склоняет голову в бок, когда его лицо утыкается в её шею, и морщится от щекочущего кожу горячего дыхания.

— Прости меня, Наталья, — просит он, сгребая её в охапку, — прости меня, прости, прости…

Девушка качает головой, гладя его по волосам.

— Ничего, — тихо шепчет у его уха так, словно совсем не злится. — Ничего страшного, Джеймс. Я никогда не лгала тебе, но и рассказывала не всё. Вот это нужно было рассказать раньше.

— Прости меня, пожалуйста, — повторяет он, прижимая Натали к себе ещё крепче, — прости.

Баки зарывается лицом в пахнущую духами шёлковую ткань халата и обхватывает девушку руками так крепко, что ей становится трудно дышать. На губах горько от вины перед ней, от того, что поверил в то, что она может быть предательницей, и он не может позволить себе коснуться ими её кожи. Лишь повторяет «прости» снова и снова, не поднимая глаз и не разжимая рук.

***

Привыкнуть к тому, что Натали везде узнают и приветствуют с необычайной, даже излишней теплотой, тяжело, как и перестать ревновать её к каждому заинтересованному мужскому взгляду. Но Баки старается.

Зайдя с ней под руку с улицы, помогает ей снять пальто, но не успевает девушка даже поправить волосы, им навстречу выходит лощёный мужчина лет пятидесяти с серебром седины в висках и золотом колец на пальцах. Его смокинг безупречен, бабочка сияет не меньше, чем булавка на ней, а выправка выдаёт бывшего военного. Баки на секунду вновь чувствует себя неуютно, как в их первую с Натали встречу, когда он выглядел оборванцем на фоне Стива, хотя теперь его форма всегда чиста и наглажена, рубашка застёгнута, и жетоны не болтаются на виду.

Мужчина подходит к Натали, широко улыбаясь, и по её ответной улыбке Барнс понимает, что это тот самый мистер Аарен. Он протягивает к ней руки, в одной из которых держит толстую сигару, и крепко обнимает как родную дочь.

— Добрый вечер, друг мой, — щебечет девушка тем же милым тоном, каким говорила с ним по телефону.

— Добрый-добрый, моя хорошая! — Мужчина отстраняется, рассматривая её, словно не видел много лет, и Баки одним глазом следит, чтобы его руки не опускались слишком низко. — Кто твой кавалер, представишь нас?

Натали улыбается лучезарно, а Баки чувствует себя неловко. Приосанивается, когда она произносит его полное имя и звание, и пожимает протянутую руку хозяина джаз-бара.

— Значит, сержант, — произносит мужчина, скользнув взглядом по нашивке на его плече. — Не моряк и не лётчик, это видно. Пехота? — Баки коротко кивает. — Я тоже служил в пехоте в Первую Мировую. Добро пожаловать в моё скромное заведение, сержант Барнс!

— Благодарю, сэр.

Барнс хочет взять Натали под руку, но мистер Аарен опережает его и ведёт девушку вперёд к столику как свою спутницу.

— А где же остальные Ваши друзья, моя дорогая? — спрашивает он, наклоняясь к её уху, и Баки приходится идти на полшага позади.

— Они будут здесь в течение получаса, — отвечает девушка. — Вы же оставили для нас столик?

— Обижаете, моя дорогая, — тянет Аарен и с каждой секундой симпатизирует Баки всё меньше и меньше. — Это же те американские солдаты, в обществе которых Вас видят в последнее время?

— Они самые, друг мой, — улыбается Натали. — Должен же кто-то защищать меня от чересчур настойчивых поклонников.

Аарон смеётся, и Натали звонко подхватывает, закуривая. Хочет присесть на отодвинутый им для неё стул за столиком — действительно — у самой сцены, но из-за плеча мужчины выходит высокая темнокожая молодая женщина, и Натали, широко улыбаясь, крепко её обнимает.

Баки понимает, что это та самая певица, за которую Натали просила по телефону, и учтиво здоровается, а мистер Аарон берёт его за локоть и отводит на шаг.

— А у Вас глаз-алмаз, сержант, — обращается он к нему тихо, выпуская изо рта густой дым сигары. — Отхватили себе самую красивую и сладкоголосую вдовушку во всём Лондоне.

Сделав над собой усилие, чтобы не измениться в лице, Барнс поворачивается к нему, поправляя на голове фуражку.

— Не знаю, кто именно из нас кого себе отхватил, сэр, — говорит он и переводит взгляд на Натали. — Прошу меня извинить.

Певица плавной походкой возвращается к музыкантам, а Натали изящным жестом стряхивает пепел и садится, положив ногу на ногу. Длинное шёлковое платье красиво ложится складками на её коленях, вырез на спине оголяет бледную кожу спины, и Баки садится рядом, протягивая руку и приобнимая её. Аарон откланивается ей и уходит, а Барнс наконец вздыхает с облегчением и наклоняется к её уху.

— Он на тебя явно глаз положил, — говорит он, пальцами убирая кудри рыжих волос и касаясь её шеи.

— А ты думаешь почему я здесь больше не пою? — отвечает она и ловит его руку своей, переплетая пальцы.

На пороге мелькает американская форма, и сквозь гул слышится громкий голос Дернира с акцентом. Натали широко улыбается и машет им рукой, а когда они подходят, крепко обнимает каждого и позволяет поцеловать своё запястье.

Жак осматривает её с головы до ног и начинает осыпать комплиментами по-французски, из которых Баки понимает только «манифик». Гейб Джонс улыбается, Фэлсворт садится рядом и тихо говорит, что Стив остался в штабе по своим капитанским делам. Барнс понимающе кивает, закуривая, хоть и не слишком рад этой новости. Официант приносит поднос с шампанским.

— Джеймс, — тихо зовёт Натали, сжимая его руку под столом. — Мужчина во фраке за дальним столиком. На три часа. Джеймс, скажи мне, он смотрит сюда?

Её голос вдруг кажется взволнованным, и Баки поднимает голову, смотря в указанном направлении.

— Да, — отвечает он, не понимая причины её беспокойства. — А чт…

— Он узнал меня.

Баки переводит взгляд на Натали, удивлённо поднимая брови.

— Тебя почти все здесь знают, — говорит он, но девушка сжимает его руку ещё крепче.

— Нет, Джеймс. Это человек из лагеря в Польше. И он узнал меня.

Мужчина по-прежнему смотрит в их сторону немигающим взглядом. Поднимается со своего места, аккуратно застегивает пуговицу на фраке и направляется в сторону уборных.

Натали делает вид, что смотрит на сцену, но лицо её становится всё более бледным.

— Он идёт к телефону, — шепчет она, и голос её едва не дрожит. — Он всё понял и идёт к телефону. Нужно что-то сделать, Джеймс.

Улыбка вдруг вновь появляется на её накрашенных алой помадой губах, и она как ни в чем не бывало поднимается со стула. Просит её простить и, взяв салфетку с края стола, направляется в ту же сторону. Баки встаёт следом и идёт за ней, чувствуя, как сильно колотится сердце, и на всякий случай разминая кулаки. Когда они выходят в коридор, ведущий к уборным, мужчина уже держит в руке трубку висящего на стене телефона. В зале начинают играть музыканты, звучит первая песня, и то, что происходит дальше, неожиданно хорошо ложится на мелодию и выглядит до ужаса синхронно.

Палец мужчины тянется к цифрам на диске, но Баки быстро подходит сзади и крепко зажимает его рот рукой, оттаскивая от телефона. Держит изо всех сил, а Натали накрывает его лицо салфеткой, зажимая нос, и заталкивает в горло бутерброд, незаметно взятый с подноса одного из официантов. Мужчина вырывается, сипит, пытаясь вздохнуть, но воздух кончается слишком быстро, и с каждой секундой он дёргается всё слабее, пока окончательно не обмякает в руках Баки.

Натали убирает салфетку, и они затаскивают его в телефонную кабинку. Прислоняют к стене под видом несчастного случая и быстро выходят так слаженно, словно отрабатывали это каждый день.

— Мне нужно на улицу, — тихо говорит Натали, взяв Баки под руку. Он коротко кивает, накрывая её ладонь своей, и ведёт к двери, но девушка останавливается у одного из официантов. — Там, кажется, человек подавился, — говорит она наиграно обеспокоено и кивает в сторону уборных. — Я, кажется, слышала сильный кашель.

Официант кивает с коротким «благодарю, мэм» и уходит в указанную сторону. Дверь открывается, в лицо бьёт влажная свежесть улицы, а Натали жадно втягивает носом воздух и тянет Баки за угол. Лишь скрывшись от посторонних глаз, она впервые тихо всхлипывает, закусывая губы, закрывает ладонью в шёлковой перчатке рот.

— Господи… — шепчет она, поднимая глаза.

Барнс видит, что она вот-вот заплачет, и притягивает её к себе. Натали снова всхлипывает, но не позволяет слёзам скатиться, чтобы не испортить макияж. Прижимается к груди Баки, обхватывая его спину под пиджаком, и трясётся — то ли от холода, то ли от страха.

— Боже мой, Джеймс, — вновь шепчет она, — я так испугалась… я боялась, что ничего не выйдет. И всё. Конец.

Баки гладит её ладонями по спине, осторожно касаясь губами волос.

— Всё хорошо, Наталья. Всё хорошо. Он мёртв и уже ничего никому не скажет.

Девушка шумно вздыхает, отстраняясь. Часто моргает несколько раз и ищет напуганным взглядом глаза Барнса.

— Я не думала, что ты пойдёшь за мной. Спасибо.

— Я же говорил, что пойду за тобой куда угодно.

Натали улыбается и вновь прижимается к его груди, пальцами хватаясь за ткань рубашки под пиджаком.

— Это звучит как клятва, — говорит она, и Баки по голосу слышит, что она снова улыбается. — Что, и после войны останешься со мной в Лондоне?

— Либо заберу тебя с собой в Америку, — пожимает плечами он, обнимая её покрепче, чтобы не замёрзла.

— Как же ты меня заберёшь?

— Как свою жену.

Натали вдруг замирает на секунду и отстраняется. Смотрит на Баки серьёзно своими невозможными изумрудными глазами, внимательно изучает его лицо так, что сердце солдата пропускает несколько ударов, и вдруг улыбается уголком губ.

— Тебе никогда в жизни не разрешат на мне жениться, — ухмыляется она, касаясь рукой его щеки.

— Посмотрим, — говорит он, подхватывая её на руки, и Натали, словно уже забыв о том, что меньше минуты назад едва не плакала, звонко смеётся, откинув голову назад.

Он заботливо берёт её под руку и заводит обратно внутрь, где Мария допевает уже вторую песню. Они возвращаются за стол, и Баки тут же натыкается на шутки парней, которые, к счастью, не знают, как много всего произошло за последние пять минут.

***

Когда Баки стучит в ставшую уже родной дверь восьмой квартиры, часы показывают половину третьего ночи, и он не уверен, что Натали откроет. Все нормальные люди уже давно спят в это время — тем более, он не предупреждал, что придёт. Но после всего, что произошло за день, он просто физически не мог заставить себя идти к себе и ждать утра.

Дернир и Дум Дум всё время смеются над тем, что он почти не появляется в квартире, что им выделил штаб. Говорят «сержанту не по нраву это захолустье, и он нашёл себе девушку с жилищем поприличнее». Баки каждый раз смеётся и совсем на них не злится. Он знает, что они обожают Натали, а они в курсе, что ему глубоко наплевать, где спать, если она рядом. Но шутить им никто не запретит, тем более, им же лучше — чем меньше людей в той квартире, тем им же проще таскать туда по очереди девчонок.

Замок щёлкает в тот момент, когда Баки уже собирается уходить. Дверь осторожно приоткрывается сантиметров на десять, и из темноты на него смотрят изумрудные глаза девушки.

— Господи, Джеймс… — выдыхает она облегчённо и открывает дверь до конца. — Ты напугал меня.

Барнс усмехается, заходя внутрь, а Натали откладывает на тумбочку не понадобившийся заряженный «Вальтер». Девушка запахивает полы своего шёлкового халата и убирает волосы за ухо. На её губах улыбка, несмотря на усталость в глазах, и Баки понимает, что она не спала.

— Ты всё это время был в штабе? — спрашивает она, обнимая его за шею, и Барнс кивает, обвивая её талию в ответ.

— Мы нашли его, — говорит он тихо, подхватывая девушку на руки. — Нашли шпиона. Филлипс сейчас допрашивает его.

Натали отстраняется, широко улыбаясь и обхватывая его пояс ногами.

— Это же отлично! Он работал один?

— Да, но… это не самое главное, что я хотел тебе сказать.

Баки подходит к столу, на котором у Натали разложены какие-то бумаги, и сдвигает их в сторону. Сажает девушку на край, на вопросительный взгляд жестом отвечая «подожди секунду». Идёт в прихожую, где на вешалке висит его пальто, достаёт из кармана свёрнутый вчетверо лист бумаги и возвращается к ней.

Натали смотрит заинтересованно и как будто бы слегка недоверчиво, склонив голову набок. Баки протягивает ей листок, вдруг чувствуя сильное волнение и лёгкую дрожь. Расправляет плечи и сцепляет руки за спиной, чтобы не выдать себя, пока девушка его разворачивает с тихим шелестом.

Её брови удивлённо изгибаются и ползут наверх, глаза внимательно изучают написанное.

— Я ничего не понимаю, — говорит она, хмурясь. — Это… разрешение на брак?

— Особое разрешение. — Баки прочищает горло и опускается перед ней на одно колено. — Наталья Романова, ты будешь моей женой?

Девушка смотрит на него растерянно. Листоквыпадает из разжавшихся пальцев, и она молчит, хлопая глазами.

— Ты сумасшедший! — смеясь, заявляет она, и откидывает голову назад болтая ногами. — Сумасшедший! Джеймс, ты действительно сошёл с ума!

— Это значит «да»? — спрашивает он с улыбкой, поднимаясь на ноги. — Скажи мне, ты согласна?

Натали заливается смехом, и он обхватывает её одной рукой за талию, повалив на стол.

— Скажи мне «да», — просит он, целуя её шею и крепко держа, чтобы не выбралась. — Скажи это. Скажи «да».

— Ты сумасшедший, Джеймс! — смеясь, повторяет она, обхватывая его ногами за спину и отбиваясь в шутку. — Отпусти же меня!

— Я никогда тебя не отпущу. — Барнс ловит её руки своей и заводит за голову, прижимая к столу. — Скажи мне «да».

Он касается её губ со всей нежностью, что только есть в нём. Целует трепетно, сначала едва касаясь, но более настойчиво с каждой секундой, крепче обхватывая её талию и прижимая к своей груди. Натали высвобождает запястья из его хватки и обхватывает за плечи. Впивается в них пальцами и поднимается над столом. Баки опускает освободившуюся руку на её бедро и, придерживая, поднимает, целуя так жадно, словно ему может не хватить.

— Я люблю тебя, Джеймс Бьюкенен Барнс, — шепчет Натали на выдохе, отстраняясь, и смотрит в его глаза, пальцами гладя скулу. — Но ты снова собираешься от меня уехать воевать с Гидрой. Возвращайся ко мне со своей дурацкой миссии в Альпах, и я скажу тебе «да».

Баки улыбается от уха до уха как дурак и снова целует её, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.

***

В горах оказывается жутко холодно — гораздо холоднее, чем на обычной низменности. Костёр не разведёшь, потому что тут же заметят, так что Баки просто кутается в свою синюю армейскую куртку, прижимая винтовку к груди.

В ушах свистит ветер. Внизу — сотни метров скал и снег, а ещё железная дорога, на которую Дернир внимательно смотрит в бинокль.

Баки боится высоты до жути, но любопытство пересиливает, и он подходит к краю, останавливаясь рядом со Стивом. Смотрит вниз на бескрайние альпийские просторы и думает, что в этом, наверное, даже есть какая-то красота. Если, конечно, отбросить тот факт, что, оступившись, упадёшь и уж наверняка расшибешься в лепёшку.

— Помнишь, я затащил тебя кататься на «русские горки»? — говорит Барнс хрипло, поворачивая голову, и замечает на себе светлые глаза друга.

— Конечно, помню, — отвечает Стив, усмехаясь. — Я там чуть не помер.

Баки тоже растягивает губы в улыбке. Перед глазами проносятся беззаботные дни в Бруклине, когда они не знали, что такое война. Это воспоминание едва ощутимо греет сердце где-то под курткой.

Барнс смотрит на натянутый над пропастью трос, и внутри у него всё замирает.

— Ты решил мне так отомстить, Стиви?