Уроки норвежского [Дерек Миллер] (fb2) читать постранично

Дерек Миллер Уроки норвежского

Часть I 59-я ПАРАЛЛЕЛЬ

Глава 1

Все вокруг по-летнему ярко. Шелдон Горовиц сидит в складном кресле в тенистом уголке парка Фрогнер в Осло, у его ног расстелена скатерть для пикника. На коленях Шелдон держит бумажную тарелку, на ней надкусанный сэндвич с карбонадом, который он счел несъедобным. Указательным пальцем правой руки он задумчиво водит по запотевшему стеклу бутылки с пивом. Он начал было пить его, да потерял интерес. Шелдон качает ногой, словно школьник, только его ноги двигаются медленней, в его-то восемьдесят два. И амплитуда поменьше. Шелдон ни за что не признается Рее или Ларсу, что так и не может отделаться от навязчивого вопроса: что он тут делает и как быть дальше.

На расстоянии вытянутой руки от Шелдона сидят его внучка Рея и ее муж Ларс, который в этот момент делает большой глоток пива и выглядит таким жизнерадостным, таким милым и веселым, что Шелдону хочется вырвать у зятя из руки хот-дог и ткнуть ему в нос. Рее — она сегодня какая-то бледная — это совсем не понравится, и Шелдону опять придется выслушивать лекции про социализацию («чтобы ты смог приспособиться»), а ему это порядком надоело. Впрочем, Ларс и не заслуживает маневра с хот-догом.

Овдовевший Шелдон переехал в Норвегию из Нью-Йорка, только поддавшись на уговоры Реи, и теперь чувствовал себя старым и несуразным. В сочувственном отношении Ларса он усматривал лишь подавляемое желание позлорадствовать.

А может, он и несправедлив к парню…

— А вы знаете, почему хот-доги так называются?

Шелдон задает вопрос вслух со своего капитанского мостика. Если бы у него была трость, он бы помахал ею в воздухе, но трости нет.

Ларс внимательно смотрит на него. Рея же беззвучно вздыхает.

— Первая мировая война. Мы разозлились на немцев и в наказание переименовали их даксхунды. Но это еще ничего, — продолжил он. — Во время Большой войны с террором мы разозлились на террористов, а наказали французов, переименовав свою собственную еду.

— Что вы имеете в виду? — недоумевает Ларс.

Шелдон замечает, что Рея толкнула мужа ногой и приподняла брови — ее взгляд как раскаленная кочерга: Ларсу не следует поощрять подобные тирады, эти выходки, эти отвлечения от происходящего здесь и сейчас. Все то, что может быть отнесено к проявлениям столь горячо обсуждаемой деменции.

Предполагалось, что Шелдон не должен заметить этот тычок, но он заметил и начал наступать с новой силой:

— Фридом-фрайз! Я говорю про фридом-фрайз. Прощайте, френч-фрайз, да здравствуют фридом-фрайз^[1]. И эту дурь придумали в Конгрессе! А моя внучка считает, что это я теряю рассудок. Позвольте мне сказать вам кое-что, милая барышня. Это не я пересекаю границу безумия. Это граница безумия пересекает меня.

Шелдон смотрит вокруг. Тут не бывает внезапных движений толп случайных незнакомцев, как в американских городах, — людей, которые не только тебе незнакомы, но и друг друга не знают. Здесь все между собой знакомы, все высокие, похожие друг на друга, как братья, доброжелательные, улыбающиеся, все одеты в стиле унисекс, и как он ни старается, ему не удается взять их на прицел.

Рея. Имя титаниды. Дочь Урана и Геи, неба и земли, жена Кроноса, матерь богов. Сам Зевс был вскормлен ее грудью, это из ее тела появился существующий мир.

Так назвал ее сын Шелдона, ныне покойный Саул. Он хотел возвысить ее над повседневностью, сквозь которую сам пробивался во Вьетнаме вместе с речной мобильной группой ВМС в 1973–1974 годах.

Он приехал домой отдохнуть и расслабиться месяцок перед второй командировкой. Это было в сентябре. Над Гудзоном и в окрестностях Беркширса кружили опавшие листья. Мейбл, покойная жена Шелдона, хорошо разбиравшаяся в подобных вопросах, считала, что Саул и его девушка во время его побывки переспали лишь однажды. Тогда и была зачата Рея. На следующее утро у Шелдона с Саулом состоялся разговор, изменивший их обоих. После этого Саул вернулся во Вьетнам.

Два месяца спустя во время ничем не примечательной операции по поиску сбитого летчика он подорвался на мине-ловушке, ему оторвало ноги, и еще до того, как катер доставил его в госпиталь, он истек кровью и умер.

«Назовите ее Рея», — писал Саул в последнем письме из Сайгона. Тогда Сайгон еще был Сайгоном, а Саул был Саулом. Может, ему полюбился греческий миф из школьной программы, и поэтому он решил именно так назвать дочь. А может, он влюбился в обреченную героиню романа Станислава Лема «Солярис»^[2], который читал под одеялом, пока его боевые товарищи крепко спали.

Вероятно, польский писатель вдохновил американского еврея, и тот назвал свою дочь в честь греческой титаниды, а потом его убили вьетнамцы. Он хотел порадовать своего отца-морпеха, некогда бывшего снайпером в Корее — и, без сомнения, до сих пор преследуемого северными корейцами в скандинавской глуши. Да,