Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
понравилась Дану. Подождав, пока Дан сделает глоток, мужчина, с явно вопросительной интонацией, произнес: — Ганза?
Дан с недоумением уставился на старообрядца: — Какая Ганза? Уже второй раз за этот день я слышу о какой-то «Ганза».
Поняв, что название «Ганза» никакой реакции у Дана, кроме недоумения, не вызывает, мужчина показал на себя пальцем, вымазанным в чем-то, похожем на сырую глину, и сказал: — Домаш! — Потом застыл, выжидающе смотря на Дана. Сообразив, что рыжебородый назвал себя и приглашает тоже самое сделать и его, Дан, прочистив горло, произнес: — Дан! — И хлебнул еще из кружки-жбана. Старообрядец, тут же, переспросил: — Данске? — И, видя, снова не совсем понимающее выражение лица Дана, быстро уточнил: — Гот? Мурман?
— Господи, — дошло до Дана, — так это же он думает, что я называю ему свою принадлежность… В смысле, какой я национальности. То есть, не датчанин ли я или какой иной скандинав… Однако странно, готами шведов, как и мурманами норвежцев лишь в средневековье звали. И то не всех… Белорус я, — громко, как показалось Дану громко, сказал Дан. — Из Гомеля! — секунду спустя, добавил он. Название города Дан особо выделил.
Теперь настала очередь сделать удивленное лицо Домашу.
— Белорус? Гомий? — Слегка исковеркав название города, повторил рыжебородый и озадаченно поскреб пальцем бороду, то есть, подбородок под одной из своих огненно-рыжих косичек. Одновременно рыжебородый, видимо, усиленно работал головой. Дану почудилось — он даже скрип мозгов рыжебородого расслышал. В конце концов, итогом умственной деятельности Домаша явился следующий вопрос: — Словенин? — И Домаш пытливо уставился на Дана.
— Не фига себе, — почти обиделся Дан, — он, что? Меня за иностранца принимает? Черт бы побрал его и всех остальных старообрядцев. Для них, наверное, белорусов и не существует… Да, русский я, русский! — почти воскликнул Дан.
— Русский… — опять недоуменно повторил старообрядец и в очередной раз уставился на Дана… — Блин, — теперь настала очередь недоумевать Дана, — так для него что, и русских не существует? Вот, влип… Куда же я попал? — … А, русин, — наконец, радостно произнес Домаш. — Литвин, значит…
— Да, мужик, основательно вы застряли в прошлом, — вздохнул мысленно Дан. — Белорусов литвинами называть… Как 300 лет назад… Ладно, пусть будет литвин.
Мужчина, видимо, услышав то, что хотел, уже спокойно произнес: — Я гончар… — Рыжий произнес не «гончар», а несколько другое слово, но Дан, умудрился сообразить, что он сказал… — а, этот сарай, где ты находишься, — продолжил мужчина, — мой сарай. — Выдав это, он многозначительно замолчал, намекая Дану, чтобы и гость поделился сведениями о себе.
— Гончар — это хорошо, — подумал Дан, даже и не собираясь делиться с гончаром какими-либо сведениями о себе. Хотя, почему хорошо, он и сам не знал. Но все равно хорошо. — Только, все-таки, где я и как меня угораздило сюда попасть? — Дан снова хлебнул из кружки. Ситуация не нравилась ему и злила, как всегда, когда он что-нибудь не понимал.
— Слушай, братишка, — вместо рассказа о себе, прокашлявшись после «не в то горло попавшего» глотка варева, спросил Дан, — ты мне правду скажи — где я нахожусь? И как я сюда попал?
Женщине позади Домаша, вероятно, надоело слушать этот дурацкий диалог Домаша и Дана, и она громко засопела.
Бросив взгляд на Дана, мужчина тихо сказал: — Марена, ты иди. С меня причитается.
— Да, уж, — пробормотала женщина. И грудным голосом добавила: — Ты только не забывай. Ну, ладно, пошла я. — И шурша своим сарафаном, направилась, как сообразил Дан, к выходу из того закутка, в котором находился Дан.
Обращение «братишка», видимо, покоробило старообрядца, но он сделал вид, что все в порядке и терпеливо, как ребенку, разъяснил Дану: — Ты в Новгороде, человече. Тебя нашли мои работники, Семен да Вавула, возле старой выработки — ямы с глиной.
Дан разозлился еще больше — что ему тут «лапшу» вешают, какой опять к черту Новгород? Какая яма с глиной?
Одним махом допив варево из кружки и резко поставив «тару» на грубый дощатый пол, Дан приподнялся на ложе. Вернее, сделал попытку приподняться. С трудом, но это ему удалось. Опершись на локоть и чувствуя себя несколько увереннее после влитой в себя жидкости, Дан, уже еле сдерживая гнев, нарочито тихо, спросил: — Ты что несешь, братишка? Меня по башке саданули в Гомеле… Какой, к бесам, Новгород?
— Господин Великий Новгород, — не спеша, ответил старообрядец, пропустив богохульство Дана мимо ушей. И, на всякий случай, видимо, полагая, что литвин Дан, получив удар по голове, не совсем пришел в себя, сразу уточнил: — Сейчас 6978 лето от сотворения мира…
— Что!? — взвизгнул Дан. — 6978 лето… Господин Великий Новгород? — и потерял, в очередной раз, сознание.
… За гущей деревьев, на лугу, узким языком вытянувшимся вдоль речной протоки, расположился на ночевку загон служилых московских татар. Два десятка всадников — степняков. Время
Последние комментарии
5 часов 49 минут назад
5 часов 53 минут назад
6 часов 5 минут назад
6 часов 6 минут назад
6 часов 20 минут назад
6 часов 37 минут назад