Растоптавший бабочку Брэдбери [Сергей Николаевич Зеленин] (fb2) читать постранично, страница - 3

недостаточным пособие выделяемое правительством, промышляли «на жизнь» угоном автомобилей… Предпочитали они немецкие, да так в этом деле преуспели — что многие местные жители, опять пересели на случайно уцелевшие советские «Лады» или вообще — ГДР-эровские «Трабанты»… Теми, их новые соотечественники брезгуют!

С «Мерседесов», «Порше» и «ВМВ» снимают наиболее дорогие детали, а бесколесные выпотрошенные кузова бросают прямо на улицах, загромождая их так — что когда ему недавно пришлось вызывать «Скорую помощь», та не смогла подъехать к их дому. Санитары его тогда унесли на носилках — сопровождаемые кучей гомонящих, вездесущих цыганят весьма живописного вида.

Другие же цыгане, которым их Бог не дал таланта автоугонщика (по большей части неквалифицированная молодёжь), занимались «металлургией» — добычей из упомянутого военного городка силовых кабелей и извлечением из них меди и алюминия. Их дом, просто провонял жжённой резиновой и пластиковой изоляцией проводов — которые они обжигали прямо в квартирах на газовых плитах, а двор был завален их стальной «бронировкой», которую «металлурги» выбрасывали из окон!

Мэр пытался с «оккупацией» цыганами боролся, от имени жителей писал петиции во все инстанции, даже — Федеральному Канцлеру… Он лишь добился того, что свои же политики и журналисты, заклеймили его как «расиста»!

Эрнст, обивал пороги муниципалитета, требуя предоставить ему другое социальное жильё и, желательно в другом городе. Снять квартиру или гостиницу он не мог: социального пособия дочери и его — сильно «урезанной» пенсии, не хватало. Тем более, что в последнее время — что-то сдавать начал и, всё больше и больше средств из семейного «бюджета», уходило на лекарства.

Переселить, обещали не ранее сентября, а пока приходилось терпеть… И, они стоически терпели и ждали! Даже, когда обнаглевшие крысы стали забегать к ним на пятый этаж. Эльза истошно визжала каждый раз, видя серого грызуна с противным голым хвостом, деловито и невозмутимо заходящего в её «девичью» в поисках чем бы поживиться, но вскоре привыкла, быстро успокаивалась и сама над собой весело подтрунивала: «Я у тебя такая трусиха, папа»!

Человек ко всему, достаточно быстро привыкает…

Эльза, даже сдружилась с соседкой — с цыганкой Андреа, матерью как бы не восьмерых детей и довольно частенько, подолгу об чём-то «об своём — об женском», болтала с ней на дикой смеси немецко-русско-румынского, когда та заходила «помочь» или что-нибудь выпросить… Не наглела правда, так — по мелочи.

Получив искомое, Андреа всегда сердечно благодарила и часто восхищалась: «У вас в Германии — как в раю! Обязательно напишу в нашу деревню — пусть все сюда приезжают».

После таких слов, у Эльзы случалась истерика, а у него прихватывало «мотор»…

* * *

Сейчас Эрнст, посидев часок на скамеечке возле могилы жены, не спеша и через каждые несколько десятков шагов останавливаясь — чтоб отдохнуть и отдышаться, шёл по местному городскому кладбищу — единственное место в их городке, сохранившего хоть какой-то более-менее первоначальный вид — не считая снятых бронзовых табличек на некоторых могилах…

Когда, послышался звонок мобильника и знакомый панический визг дочери по телефону, он сперва подумал: «Опять крыса в гости зашла!» и, даже растянул губы в улыбке — собираясь успокоить свою Эльзу-трусиху, испугавшуюся каких то жалких крыс…

«Папа, они подожгли дом! Папа, Я ГОРЮ!!! Папочка, спаси меня — мне БОЛЬНО!!! ПАПААА…ААА…ИИИ…!!!». Так хорошо знакомый — хотя и, давно забытый, вопль заживо горящего человека… Треск… Тишина…

«Абонент вне зоны доступа».

Так, Эрнст Рубель — во второй раз за жизнь, остался один-одинешенек в этом бесконечно громадном и населённом миллиардами — чужих для него людей, мире.

Правда, ненадолго…

Как будто, чья-то безжалостная рука в железной перчатке — проткнув грудину, схватив, сжала его сердце и выдавила из него кровь — как воду из губки. Выронив мобильник из рук, не в силах вздохнуть или выдохнуть из-за острой боли в, он грузным кулем осел на землю: «Я умираю… Как нелепо… Смерть на кладбище…».

А память, как будто издеваясь напоследок, услужливо подсказывала ему картинку за картинкой — из тех, которые он хотел бы напрочь забыть:

Осень сорок первого года… Дождь, грязь, вши… Старинное русское кладбище на самой окраине Ленинграда… Его танковый взвод поддерживает атаку батальона гренадёр… Чёрный русский «КВ» — только что с завода, ещё не крашенный… Беспомощные взрывы снарядов «окурка» «Pz.IV», на его броне… Удар в башню… Чудовищные фонтаны взрывов снарядов русской корабельной артиллерии… Огромная воронка, с рассыпавшимися в труху истлевшими гробами и костями их содержимого, на дне… Русские рабочие-ополченцы в чёрных ватниках, атакующие как безумные… «УРАААА!!!»… Блеск чёртовых штыков их винтовок… Липкий страх, заглушаемый колотившимся в руках "Maschinenpistole"… Мёртвые глаза его наводчика и