Сердце матери (СИ) [Анатолий Даровский Kleshnya] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

и ни одного играющего ребёнка. Понятное дело! В такую погоду даже гиперактивные мелкие предпочтут дома сидеть. Конец октября, а холод собачий.

Женька вздохнул и опустился на ближайшие качели — большие, тяжёлые. Оля любила такие в детстве: разгоняются, как локомотив, и ты летишь на них, крепко держишься за металлические ручки, чтобы не сдуло, и слушаешь, как в ушах свистит ветер. Откуда они здесь? Ей казалось, такие давно уже посносили в угоду мелким и низким, для совсем уж малышей.

Чтобы взрослым кататься было неповадно.

Качели издали мерзкий скрип: Женька рассеянно оттолкнулся кроссовком от земли. На влажном буроватом песке под ногами осталась вмятина.

— Слушай, — устало произнёс он, — тебе не надоело? Сколько можно уже, сама не задолбалась?

Оля наконец перевела дух. Поправила криво надетую куртку и плюхнулась на скамейку по соседству. Скамейка ещё не просохла после недавнего дождя, так что джинсы моментально стали сырыми. Пофиг. До дома не так далеко.

— Жень… — выдохнула она, отплевавшись от волос, — ты… снова ведёшь себя как мудак, не находишь?

Одноклассник упрямо не смотрел в её сторону: стоило Оле выпрямиться и возмущённо уставиться на него, он тут же отвёл глаза.

— Снова что-то мутишь и не объясняешь, что, да? — добавила она, уже начиная закипать. В последнее время Женька откровенно бесил.

В тот день он обещал рассказать о чудовищах. О том, кто он такой и почему знает о них так много, намного больше, чем она сама, чем кто угодно ещё. «Сталкивался с таким уже», — обронил непонятно, расплывчато, уверив, что обязательно всё прояснит, когда они освободятся. И ведь выбрались, и Оля даже ничего не забыла, а он…

Впрочем, если бы дело было только в этом.

В последние дни она заметила кое-что ещё. Кое-что, о чём не хотелось говорить вслух.

— Если ты об обещании, — начал Женька, всё ещё не поворачиваясь лицом, — то всё я помню. Просто… блин, ну не сейчас, понимаешь?

— Нет. Не понимаю.

Оля и вправду не понимала. Всё закончилось. Нет нужды скрывать от невольной союзницы правду — и уж тем более так изворачиваться, убегать с уроков и даже с любимых олимпиадных занятий. К чему это всё? Что он скрывает?

— Блин… как тебе сказать, — Женька запустил в волосы пятерню, взлохматил и без того непослушные пряди. — Сейчас немного… не до того, а тут ещё и ты, так что… можешь забыть о том, что тогда случилось, хотя бы на время, а?

Оля нахмурилась. Так, нет уж. Ладно, фиг с ним, с обещанием, рассказать можно было бы и попозже — но что делать с другим, тревожным, который день не дающим покоя?

— Забыть-то могу… но где гарантия, что потом не станет поздно?

Качели снова скрипнули — и остановились, а Женька наконец-то повернулся к ней.

— Ты о чём?

Нужный рычаг она нащупала. Оставалось главное — правильно на него нажать. Этот разговор зрел долго, неприятный, но важный, и отступать было уже поздно. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Оля выпалила — путано, одним махом:

— Что-то не так, Жень. Всё вот это вот, вся последняя неделя, а то и больше… как будто что-то неправильно, и я это чувствую, но не могу понять, что именно. Точно ничего хорошего, но ты молчишь и не даёшь мне узнать больше. А время… время уходит, и я боюсь, что станет поздно. Что станет… опасно, наверное.

Вышло глупо и несвязно — но донести мысль вроде бы получилось.

Одноклассник спрыгнул с качелей. Быстро: Оля не успела его остановить. Приземлился на корточки рядом со скамейкой, пристально заглянул в лицо — так, что взгляды оказались на одном уровне.

Надо же, некстати подумалось Оле, у него серые глаза. Тёмные волосы — и бледная кожа, светлые глаза… Причуда генетики. Так вообще бывает? В кого он такой?

— Ты что, — Женька понизил голос так, что она едва смогла расслышать, — начала их видеть? Тоже?

Оля недоумевающе хлопнула глазами: такой реакции она не ожидала и теперь совсем перестала что-то понимать. Видеть? Тоже? О чём он?

О чудовищах?

Нет. Нет, она хотела поговорить о другом, но…

Сейчас, когда Женька это сказал, Оля начала припоминать. С тех пор как они попали в странный дом, с самого дня злополучной экскурсии, она иногда замечала… краем глаза, изредка, почти незаметно. Нечто мерещилось на границе восприятия, постоянно мелькая на фоне — тихим наблюдателем, неотступной тенью. Случайный блик на парте, отражение в зеркале, скрип кровати тёмной ночью… Всё, что раньше казалось вымыслом, игрой воображения. Воспоминания складывались в картинку, картинка становилась реальностью: вот они, не блики и не тени, вот они, настоящие чудови…

— Прекрати! — её схватили за плечи и встряхнули, как котёнка, и Оля молниеносно вылетела обратно в