Носкоеды [Павел Шрут] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Павел Шрут Носкоеды (Непарные Носкоеды)


Иллюстратор: Миклинова Галина

Переводчик: Шуйский Александр, Шуйская Евгения


Звали его Хихиш



Звали его Хихиш, хотя у носкоедов полно красивых и звучных имен. Например, Рамзес или Туламор (Так звали двух его ужасных кузенов).

Дело в том, что Хихиш сам себя так назвал. От смущения он начинал хихикать: хихихи! — да так и не избавился от этой привычки по сей день.

«Хихиш невысок, спрятал в миске носок!» — дразнили его ужасные кузены, когда он был еще маленьким.

Не так уж давно это было — или давно? Трудно сказать, время у носкоедов то тянется, то рвется… как носок.


А жил Хихиш у пана Варжинца



Ни братьев, ни сестер у Хихиша не было, а родителей он не видел уже три года. Жил он у пана Варжинца с дедушкой.

Папа и мама очень любили Хихиша, но болели душой за всех носкоедов на белом свете. Помогали больным и немощным, собирали носки для бездомных носкоедов. Мчались туда, где могли помочь.

Один путешественник рассказал им, как тяжело живется носкоедам в Африке.

Местные жители, видите ли, ходят босыми. Ну или в сандалиях на босу ногу.

То есть африканские носкоеды жестоко голодают!

С той минуты они не могли думать ни о чем другом.

А когда папа Хихиша узнал, что в их городе собирают для Африки грузовик с лекарствами и оружием, — все было решено.

Грустные, простились родители с Хихишем. Тайком пробрались они в грузовик. С собой у них было два тюка носков всех размеров — на первое время хватит, а там видно будет, решили они.

Хихиш гордился родителями, к тому же, у него остался дедушка. Дедушка о нем заботился и во всем помогал, но был уже совсем старенький, так что, скорее, это Хихиш о нем заботился. Хорошо, что они были друг у друга.


Пан Варжинец


У пана Варжинца лицо было круглое, как арбуз, на носу очочки, на голове кудряшки. И был он холостяк — то есть жил один-одинешенек.

Было ему всего-то тридцать девять лет, но чувствовал он себя не на сорок, а на все пятьдесят, и всё из-за того, что три года назад не женился на барышне по имени Еленка. Но это уже другая, довольно скучная история.

Свадьба у пана Варжинца бывала раз в неделю — а иногда и два раза в неделю.

Похороны у него бывали не реже, так что иногда он путался.

С музыкантами это случается.

А пан Варжинец был музыкантом. Играл на трубе: веселую музыку на свадьбах, печальную — на похоронах; а когда случалось запутаться — сыграть на свадьбе траурный марш или свадебный — на похоронах, — возвращался домой пристыженный.

Но его все равно приглашали снова и снова, потому что играл он лучше всех, и люди так к нему с его трубой привыкли, что никого другого не хотели.

Только о нем и говорили. Чаще всего так: Пан наш Варжинец — просто чудо. Жалко, что холостой. Жену бы ему!

Но подумайте, люди добрые, кто пойдет за человека, который путает свадьбу с похоронами? И если бы только это! Вы только посмотрите!

У него же все носки разные!

А все потому, что один. Некому за ним присмотреть.

Так судачили люди о пане Варжинце, а о том и не знали, что живет вовсе не один, а с Хихишем и дедушкой.

Да и откуда им было знать, если и сам пан Варжинец о том не ведал, правда?


Носок в мышеловке


Пан Варжинец и впрямь носил разные носки: на левой ноге красный, на правой черный, или коричневый и серый, но никогда синий с зеленым, потому что помнил, как матушка его говаривала: «Синий — простак, зеленый — дурак».

Из чего понятно, что делал он это не из каприза или по рассеянности, а за неимением другого выхода.

А именно, никогда пан Варжинец не мог с утра найти пары одинаковых носков.

Все были разные!

Сколько раз он обыскивал все ящики в шкафу, искал в корзине с грязным бельем, в стиральной машине, по всем углам, даже в свою трубу заглядывал… ничего.

Ни единой пары не нашел.

Однажды вечером пан Варжинец одолжил у соседки, пани Смутны, кошку, поскольку решил, поразмыслив, что в пропаже носков виноваты мыши.

Кошка обшарила все щели, мышей не нашла, но кое-что все-таки обнаружила.

Погрызенный носок!

Полным успехом это назвать было нельзя, но пан Варжинец все равно обрадовался и немедленно отправился в магазин.

После долгих розысков в большом хозяйственном отделе он купил десять мышеловок.

— У вас мыши безобразят, да? — понимающе улыбнулась продавщица. — Лучше всего их ловить на сало или кусочек сыра.

Пан Варжинец отступил на три шага, закатал штанины и показал свои носки — синий и зеленый:

— Какое там сало! На носок!

Продавщица всплеснула руками. И так с утра не продохнуть от народу, а тут еще этот…

Надо было, конечно, сказать покупателю, что на носок ни одна нормальная мышь не польстится, и она уже открыла рот — да тут же и закрыла.

У этого человека один носок был синий, а другой — зеленый. А с простаками и дураками не спорят.

Так что она только слабо улыбнулась и вздохнула с облегчением, когда странный покупатель попрощался и ушел.


Но это были не мыши



По пути домой пан Варжинец насвистывал песенку, которую только что сочинил. Это была веселая песенка, полная солнца и теплого ветра.

Для свадьбы или похорон она, может, и не подошла бы — торжественности в ней было маловато; но все равно пан Варжинец хотел запомнить ее получше.

Вспомнилась ему барышня Еленка и прекрасный летний вечер на палубе прогулочного теплохода.

Ярко сияло солнце, дул теплый ветерок, и всю дорогу они простояли на носу, держась за руки.

А когда корабль повернул назад — они поцеловались. Сначала один раз, а потом еще и еще… как вдруг теплоход, проскочив пристань, на полном ходу врезался в металлическое ограждение набережной.

Раздался страшный скрежет, на палубе началась паника, но всех пассажиров — и пана Варжица с Еленкой тоже — благополучно высадили на берег.

А вот теплоходу пришел конец. Осталась от него груда ржавого железа, которая так и торчала у набережной, пока ее не свезли в утиль.

— Доброго здоровья пану! Носков купить не желаете? — приветствовал его знакомый голос. Принадлежал он улыбчивому коротышке-китайцу, державшему лавку прямо напротив дома, в котором жил пан Варжинец.

Он торговал овощами, фруктами, стиральными порошками и прочей всячиной, но пан Варжинец покупал у него только носки да иногда банку консервов.

— Добрый день, Карлику! — отозвался пан Варжинец.

— И день добрый, и цена добрая! — заулыбался пан Ли Ку (так его звали на самом деле, но все покупатели звали его по-дружески — Карлику).

Пан Варжинец взял банку польских сардинок, буханку хлеба и пару черных носков: — Завтра у меня похороны, — объяснил он.

Коротышка сочувственно закивал.

— Правда, не мои, — пояснил пан Варжинец.

Пан Ли Ку тут же снова заулыбался, а пан Варжинец перешел улицу и взбежал по ступенькам.

Но, вставив ключ в замок, насторожился. За дверью послышался какой-то странный шум!

Мыши! — ахнул он. Продавщица-то была права! Дома безобразят мыши!

Но это были не мыши.

Мыши дразнилок не поют. А в его квартире кто-то распевал на два голоса: — Хихиш невысок, спрятал в миске носок!

Пан Варжинец так и замер за дверью, не решаясь повернуть ключ.

Стоял и слушал, гадая, что же это творится у него в квартире.


Пану Варжинцу снились чудесные сны


Пока пан Варжинец собирается с духом, чтобы вынуть ключ из замка, повернуть ручку и войти, я вам расскажу, что же такое творилось в его квартире.

К Хихишу в гости пришли кузены — Рамик и Тулик, или, иначе говоря, Рамзес и Туламор-младший. Тулик был на час старше, но если бы не носил клетчатую косынку на шее, ничем бы от брата не отличался.

Не подумайте только, что Хихиш впустил их в чужой дом — для этого он был слишком хорошо воспитан.

«У носкоедов своего жилья не бывает — они всегда живут у кого-нибудь. А в чужом доме не будь как дома!» — гласило одно из дедовых правил.

Рамзес и Туламор ввалились сами, причем без стука.

Дело в том, что носкоеды могут пролезть куда угодно. Им достаточно крошечной щелочки.



И никакого тут нет волшебства. Волшебство бывает только в сказках. В обычной жизни его, увы, нету.

В случае чего и люди, и носкоеды вполне обходятся своими силами — а носкоеды к тому же умеют такое, чему людям остается только завидовать.

Они могут сесть, как носок после стирки, а потом растянуться обратно до обычных носкоедных размеров.

Беда в том, что так садиться и растягиваться — дело болезненное, так что без крайней необходимости носкоеды этого не делают.

Так что Рамзес и Туламор-младший, конечно же, предпочли залезть в квартиру через балконную дверь, которая была приоткрыта по случаю летней жары.

А стоило им попасть внутрь, как они принялись хулиганить, как маленькие, хоть и были уже взрослыми. Рамзес обнаружил в ванной душ и возликовал: — Будем играть в пожарных!

— Уймитесь, ребята, пан Варжинец вот-вот придет! — пытался Хихиш усмирить разбушевавшихся кузенов, но те не обращали на него никакого внимания.

— Первым делом разведем огонь! — Туламор-младший шнырял по кухне в поисках спичек.

— Нет уж! — Хихиш ловко вскочил на полку и зажал коробок в кулаке.

А Туламор-младший тем временем нашел трубу. Он схватил ее и принялся дудеть.

— Прекрати! Дедушку разбудишь! — ужаснулся Хихиш.

Но Туламор уже выдудел некое подобие пожарной тревоги: — Пожар! Горим!

В ответ Рамзес пустил воду…

…а пан Варжинец вытащил ключ из замка, повернул ручку и вошел в переднюю.

Что-то спешно прошлепало в глубине квартиры. Пан Варжинец схватил веник и бросился в кухню. На первый взгляд, все было на своих местах, будто и не случилось ничего. Ничего необычного… кроме мокрых следов на полу!

И в ванной кафель на полу мокрый. Может, он сам наплескал, когда принимал душ с утра? Нет, точно нет, он всегда тщательно вытирает за собой пол.

К тому же — а следы? Честно говоря, на мышиные совсем непохожи…

Пан Варжинец обыскал всю квартиру, заглянул в одежный шкаф, веником пошуровал под кроватью, даже балкон обыскал, но никого не нашел.

А поскольку пан Варжинец был не из тех, кто морочит себе голову загадками, отгадывает кроссворды, а в газетах первым делом смотрит головоломки — он открыл банку сардинок, купленных у Ли Ку, отрезал себе два куска хлеба и спокойно поужинал.

После ужина он взялся расставлять мышеловки. В каждую он положил по кусочку того погрызенного носка, который кошка пани Смутны нашла под кроватью.

За окном стемнело, и на ночном небе появилась луна. Пора спать.

Было полнолуние, а в полнолуние пану Варжинцу всегда снились чудесные сны.


Хи-хи, я Хихиш!


Луна на небе была большая и круглая, как крышка кастрюли. Она светила через балконную дверь прямо на спящего пана Варжинца.

Рамзес и Туламор-младший спрятались в плетеной корзине с грязным бельем.

Это был очень умно. Никто — даже пан Варжинец — не стал бы вытряхивать белье, чтобы потом запихивать его обратно.

Хихиш скрылся в маленькой квартирке в кухонной стенке, где они жили с дедом.

К полуночи пан Варжинец перестал ворочаться с боку на бок и крепко уснул. Кузены выбрались наружу.

— Ну что, напрыгались? — ухмыльнулся Рамзес.

— Какое там! Еще хочу! — Туламор-младший рыскал по кухне в поисках, что бы еще учинить.

— Чтоб вас! — неожиданно взорвался Хихиш. — Прекратите тут хозяйничать и выметайтесь!

— Ну надо же! Наш примерный братец велит нам выметаться! Слыхал, Тулик?

Туламор не ответил, поскольку как раз обнаружил под кроватью одну из мышеловок.

— Хахаха! Капкан! — взвыл он от смеха, да так громко, что пан Варжинец заворочался и скинул с себя одеяло.

Луна ярко освещала его тощую икру и ступню с пухлым большим пальцем.

У кузенов загорелись глаза. Обоих посетила одна и та же мысль.

— Защелкнем ему на пальце мышеловку!

Ухватив мышеловку каждый со своей стороны, кузены осторожно подбирались к ничего не подозревавшему пальцу пана Варжинца.



— Нет! — завопил Хихиш и прыгнул на мышеловку. Он хотел выбить ее у кузенов из рук, но…

ЩЕЛК! Мышеловка захлопнулась.

От боли слезы у Хихиша так и брызнули. Он повалился на пол, шипя сквозь зубы. Кузены наконец угомонились, но помочь Хихишу им и в голову не пришло.

Они посмотрели друг на друга, потом на открытую балконную дверь — и только их и видели.

Хихиш уцепился за кровать и попытался встать. Получалось плохо, потому что на правой ноге висела мышеловка.

Нужно доковылять до безопасного места.

Он собрался с силами и прыгнул. Освободиться не удалось, зато удалось подскользнуться на все еще мокром полу.

Хихиш врезался головой в тумбочку у кровати. Пан Варжинец всегда ставил себе на ночь стакан воды.

Стакан покачнулся, накренился… и разлетелся вдребезги.

Разбуженный звоном стекла, Пан Варжинец сел на постели и в лунном свете увидел Хихиша.

Чего только не увидишь в полнолуние, сказал он себе. Но на всякий случай шепотом спросил:

— Ты не мышь?

— Хихи, я Хихиш!

— Что такое «хихиш»? Грызун какой-то?

И добавил с опаской:

— Ты опасный? Кусаешься?

— Хихи, я людей не кусаю! Только носки. Я, собственно, носкоед, а Хихиш — это мое имя.

— Смешное имя, — фыркнул пан Варжинец.

— По-моему, тоже, — печально согласился носкоед.

— А что ты тут вообще делаешь?

Светила полная луна, и в беседе с носкоедом пану Варжинцу не виделось ничего необычного.

Хихиш молчал. Не мог же он, в самом деле, сказать: «Понимаете, пан Варжинец, мы тут с вами делим носки. Один носок оставляем вам, а второй мы с дедушкой того…»

— Я тебя спрашиваю! — пан Варжинец повысил голос, чтобы показать, кто в доме хозяин.

— Я вам все объясню, только сначала освободите меня, пожалуйста. Видите, как я попался!

Только тут пан Варжинец заметил, что странная тварь волочет на лапе одну из мышеловок, которые он расставил накануне.

— Ой, извини, — сказал он и разжал пружину.

Пружина отскочила, и Хихиш выскочил, и тут же подумал — а не взять ли ему руки в ноги, как его продувные братцы.

И тут же устыдился этой мыслишки. От всей души поблагодарил он пана Варжинца и заверил, что отныне носки будут в целости и сохранности.

— А если захотите, то мы с дедушкой от вас и вовсе съедем, — торжественно закончил он свою речь.

Пан Варжинец вытаращился на него:

— Чего-чего?! Ты что, у меня живешь? — выдохнул он. — Да еще и с каким-то дедом?!

— Он не какой-то, он мой дедушка, пан Варжинец! Когда мои папа с мамой уехали в чужие края, он меня вырастил, только он такой старенький, что наружу не выходит, — выпалил Хихиш, а пан Варжинец вдруг почувствовал, что ужасно устал.

— Ну вот что, ты, Хихиш. Не хочу я больше ничего ни видеть, ни слышать, ни знать, потому что мне все это снится. Я сплю, и мне снится, что я сижу в кровати и болтаю с каким-то маленьким носкоедом. Ясно тебе? — и пан Варжинец зевнул и с головой накрылся одеялом.

Хихиш не нашелся с ответом.

Поэтому он только смущенно хихикнул: «Хихи!» и побрел домой, в свою каморку.


Большой босс и немного истории



Рамзес и Туламор-младший были родом из прекрасной семьи. Их отец, Туламор-старший сколотил состояние на носках во время великого голода.

То были времена, когда у мам и бабушек не было ни сил, ни желания штопать дырявые носки.

— Сколько можно гонять мяч! — ругались они. — Полюбуйся, опять палец торчит!

Но пальцы торчали и у девочек, и у барышень на выданье. А также у почтенных отцов семейства, и даже у тех самых мам и бабушек, которые, водрузив на нос очки и вооружившись иглой и штопальным грибком, зашивали вечерами эти самые носки.

И тогда ученые придумали специальные нитки, и носки из этих ниток было не так-то просто порвать. Шерстяные и хлопчатые носки почти исчезли.

Но что человеку мода, то носкоеду беда.

Весь этот нейлон и капрон, как назвали эти новомодные изобретения, было ни откусить, ни переварить.

А если какой бедолага-носкоед с голодухи все-таки этим наедался, то потом маялся животом и дурными снами.

К счастью, вскоре люди начали жаловаться, что в новых хитроумных носках ноги зудят и потеют.

И мир потихоньку стал возвращаться к старому, доброму хлопку.

В те времена отец малышей Рамика и Тулика возглавил банду, грабившую рынки и магазины, где еще оставались немодные хлопковые носки.

Тащили целыми парами, поправ главный закон носкоедов: «Никогда не бери оба носка!»

Но и этого им было мало. Они связались с контрабандистами, которые грабили склады, грузовики и товарные поезда.

И Туламор-старший сделался — Большой босс, или Падре.

Набрали столько носков, что забили ими целый чердак старого дома, принадлежавшего пану профессору Кадержабеку.

В этом огромном доме он жил один, только первый этаж сдал вдове Ворачковой с ее сенбернаром Губертом. В остальном жил он отшельником и все время проводил в кабинете, где ел, спал и писал ученый труд, посвященный носкоедам.

Знал он о них больше всех на свете.

Одного он не знал — что прямо у него над головой уже много лет обитает зажиточная семья носкоедов.


А откуда ему было знать, если на чердак он никогда не заходил?

Сам Падре с чердака не спускался. Ему даже телефон пришлось провести. В городе у него повсюду были свои люди — даже после того, как отошел от дел и стал вести простую честную жизнь.

Был он так толст, что едва передвигался, а после смерти любимой красавицы-жены, Мохиты, уже и вовсе не слезал с огромной груды носков, а сыновей едва замечал.

Рамик и Тулик прорыли в грудах носков многожество ходов и тайников. В них было здорово играть в прятки, или притаиться, а потом напрыгнуть.

А когда подросли — пристрастились издеваться над маленькими.

Подкараулят на улице какого-нибудь малыша — и заставляют прыгать на одной ножке.

Или привяжут его к дереву в парке и требуют, чтоб спел песенку. И все в таком духе.

Обычно такой неприкаянный малыш-носкоед был не только напуган, но и голоден, так что ему выдавали вкусный хлопковый носочек.

Зачем? А чтоб молчал. С него брали слово, что дома он ничего не расскажет.

В последнее время больше всего им нравилось дразнить пана профессора. Но в один прекрасный день…


Жизнь носкоедов


В этот прекрасный день пан профессор торжественно откашлялся и закурил сигару.

— Готово! — провозгласил он. — «И сказал он, что это хорошо!»

Он похлопал ладонью по обложке толстой рукописи, и в его пустом кабинете это прозвучало, как аплодисменты.

После чего открыл обложку с красивой надписью: «ПРОФ. РЕНЕ КАДЕРЖАБЕК: ЖИЗНЬ НОСКОЕДОВ».

И начал с наслаждением читать вслух:

Век за веком это существо — не человек и не зверь — живет бок о бок с человеком, изводя его, но до сих пор он не был никем замечен, а тем более описан. Поразительно! — иного слова не подберешь. Ведь они обитают повсеместно, за исключением наибеднейших деревень в Африке и джунглях Амазонки, где местные жители ходят босиком. Их можно найти в любой семье, в любом домашнем хозяйстве, даже самом запущенном.

Кто же он — этот неведомый спутник и мучитель человека?

НЕПАРНЫЙ НОСКОЕД! Это название, предложенное мной, представляется более удачным, нежели термин «носкокрад», предложенный моей уважаемой коллегой и исследователем магистром Микликовой.

Название «непарный носкоед» отражает тот факт, что носки загадочным образом пропадают исключительно по одному, и никогда — оба сразу! Непарные носкоеды разбивают носочную пару.


Профессор Кадержабек перевернул несколько страниц и остановился на описании типичного представителя: Говорят, человек есть то, что он ест. То же верно и для носкоедов. Поскольку они питаются носками, их тело само подобно носку. Благодаря этому они очень гибки и эластичны и умеют сжиматься и растягиваться. Телосложения они скорее коренастого, а рост может варьироваться, и весьма сильно: вследствие крайней эластичности, их рост может составлять от десяти сантиметров до метра в отдельных случаях. Глазки у них маленькие, взгляд блуждающий. Самой заметной частью головы является пасть, которая вместе с носом образует своего рода хобот, напоминающий шланг пылесоса. Это прекрасное приспособление для поиска пищи (носков) под кроватью.

А теперь самое главное. При малейшей опасности носкоеды маскируются подобно хамелеонам — вплоть до полного слияния с местностью. Просто исчезают!

Профессор умолк, наслаждаясь точностью формулировок.

И не заметил, что с ноги у него сполз тапочек.

Почувствовал лишь слабую щекотку, когда с его левой ноги пополз носок.

Это же они! — мелькнуло у него в голове.

Он поспешно плюхнулся на четвереньки и пополз по полу.

Профессор надеялся увидеть того, кто стащил носок — но тщетно.

Рамзес и Туламор-младший распластались по тапку.

Тут профессор вспомнил, что он сам же и писал в книге: при малейшей опасности носкоед сливается с местностью, как хамелеон.

Поэтому он коршуном впился в тапок.

И вцепился в него намертво. Даже к груди прижал.

В ту же секунду тапок преобразился и принялся кусать и царапать профессора — но не тут-то было!

Изумленно разглядывал профессор свою добычу: двух молодых, живехоньких носкоедов!

Но что теперь с ними делать? Даже будь дома клетка — толку мало, носкоеды просто вытянутся и просочатся сквозь решетку.

Профессор шарил взглядом по комнате. Может, сунуть их в книжный шкаф? Нет, глупо. Тогда в сейф? Это бы подошло, из сейфа им не выбраться. Но как тогда за ними наблюдать?

Тут он заметил в углу кабинета старый пыльный террариум. Хорошо, что не выкинул!

(В юности он держал ядовитых змей, но они быстро ему прискучили).

А сейчас ему террариум очень даже пригодится.

Крепко прижимая к себе добычу одной рукой, другой он приподнял стеклянную крышку.


Хватка чуть ослабла, и в ту же секунду Рамзес и Туламор-младший выскользнули у него из пальцев.

Рамзес оказался проворней и, оттолкнувшись, прыгнул прямо на хрустальную люстру. Люстра со звоном закачалась.

Туламор-младший, ничего не разбирая, кинулся к двери.

Профессор Кадержабек схватил свой увесистый труд «Жизнь непарных носкоедов» и швырнул им в беглеца.

Точно в цель.

Туламор упал, оглушенный научным трудом профессора Рене Кадержабека. Даже не дернулся, когда у него над головой захлопнулась крышка террариума.

А как же его братик?

А как вы думаете? Рамзес сделал ноги.


Отступление. Пара слов о жилье Хихиша



Прежде чем рассказать, что случилось с паном Варжинцем и Хихишем дальше, надо бы пояснить, где именно жили Хихиш с дедушкой.

Конечно же, у пана Варжинца не было никакой специальной комнаты для носкоедов и прочих незваных гостей. У вас ведь ее тоже нет — а носкоед наверняка есть.

Или вы хотите сказать, что никогда не теряли носков?

Вы, скорее всего, и не знаете, что за стеной вашей кухни, гостиной или спальни есть небольшие пустоты.

Если тщательно, по кирпичику, простучать стенку маленьким молоточком, возможно, вам посчастливится услышать гулкий звук, словно по барабану постучали.

И если вы услышали такой звук — скорее всего, вы постучались в двери какой-нибудь носкоедской семьи.

Прежде чем вы возьметесь исследовать собственный дом, хочу предупредить, что заветное местечко часто прячется за обоями, или настенным календарем, или за свадебной фотографией прадедушки и прабабушки. (Носкоеды, которые обитают в школьных классах, обычно селятся за портретом президента).

Жилье Хихиша и дедушки помещалось между кухней и ванной, аккурат за дипломом в рамочке, который Эгон Варжинец получил еще в армии. Диплом гласил: «Лучшему трубачу Городской стражи».

И выглядело оно почти как квартира пана Варжинца — только гораздо, гораздо меньше.

Там была кухня и спальня, а вот ванной не было. Носкоеды воду недолюбливают, потому что очень долго сохнут и терпеть не могут выжиматься.


Конец примечания.


Хихиш идет в гости


После ночных приключений Хихиш проспал аж до полудня, но все равно не выспался и чувствовал себя разбитым.

Хуже того, ему еще и от дедушки досталось.

— Хихиш! И это мой внук! Кинуться за куском сала или чего там было, как какая-нибудь дурная мышь?!

— Но дедушка! — объяснил Хихиш. — Вовсе я не за салом кинулся. Я хотел спасти его палец!

— Это похвально, — смягчился дедушка, — пан Варжинец прекрасный домохозяин, но видеть тебя он не должен был. Чтоб тебе, внучек, не мог слиться с чем-нибудь?

— А с чем? — взвился Хихиш. — С мышеловкой, что ли? Не так-то просто слиться, когда тебе ногу защемило!

Дедушка покивал, но сердиться не перестал.

— Ну ладно, увидел он тебя. Но, скажи на милость, с чего тебя понесло на разговоры?!

— Так он первый начал! — пожаловался Хихиш. — Привязался, что, мол, я такое, ну я и представился… а дальше как-то само получилось.

— «Само получилось»! — Дедушка схватился за голову. — Это я сам виноват. Воспитал тебя, понимаешь, вежливым мальчиком, а теперь из-за этого пан Варжинец всем про нас раззвонит!

— Не раззвонит, — решительно возразил Хихиш. — Я его знаю. Он же совсем-совсем одинокий. Вспомни сам — ты хоть раз у него гостей видел?

— Ни разу, — согласился дедушка. Потом задумался и вздохнул. — Человек — он что дерево.

— Хихи! Какое еще дерево?

— Эх, малыш. Дерево держится корнями, а человек — друзьями. А у пана Варжинца никого нет.

— Нет, есть!

— Кто?

— Мы! — торжествующе воскликнул Хихиш. — И я сейчас пойду к нему в гости! И не тайком, как раньше, а постучу, как настоящий гость!

Он немедленно вытащил из шкафа три целых непарных носка, глубоко вдохнул и, прежде чем дедушка успел его остановить, забарабанил в стену.


Любош, Михал и Прокоп



Пан Варжинец и рад бы был проспать до полудня после вчерашнего удивительного знакомства, но не мог. Дважды в неделю, по понедельникам и четвергам, он по утрам ходил в музыкальную школу и учил играть на трубе троих способных мальчиков.

А поскольку был именно что четверг, он едва успел хлебнуть горячего чаю, схватил трубу и побежал.

Любош, Михал и Прокоп дожидались его в классе.

— Ну что, ребята, спорим? — предложил Любош.

— На что? — поинтересовался Михал.

— А на сосиску с булочкой, — отозвался Прокоп. — Проигравшие скидываются. Идет?

— Идет!

— Красный и зеленый, — выкрикнул Любош.

— Бежевый и коричневый, — предположил Михал.

— Белый и синий, — поставил Прокоп.

Едва учитель вошел в класс, все трое уставились на его ноги. Увиденное совершенно сбило их с толку.

Пан Варжинец, смекнув, в чем дело, закатал штанины до самых колен:

— Носки. Как видите — оба черные. А все почему? А все потому, что ночью я поймал в мышеловку носкоеда. Ух и ночка была! — фыркнул он. — Луна сияла, как медный таз. Ну-с, что там у нас с гаммами? Вытаскивайте инструменты.

Мальчики послушались, но озадаченно переглянулись.

— Хихиш невысок, спрятал в миску носок! — пропел пан Варжинец и тут же сыграл эту простенькую мелодию на трубе.

— Нравится? — спросил он.

Тут он заметил вытянувшиеся лица учеников, откашлялся и строго сказал:

— Ну, пошутили и хватит. Начинаем урок.

По дороге домой пану Варжинцу вдруг сделалось страшно одиноко. Повидаться бы с кем-нибудь!

— Что стряслось у пана? Отчего такой грустный? — приветливо окликнул Карлику, когда хмурый пан Варжинец проходил мимо его лавки. — Носков не желаете?

— Не сегодня, Карлику. А вот вина бы я купил.

— Вина! — просиял Ли Ку. — Есть вино! Какое захотите — красное, белое, сладкое для барышень!

Пан Варжинец, долго не думая, взял бутылку моравского.

В винах он не разбирался — а вот в консервах знал толк. На этот раз он выбрал настоящую английскую фасоль в томатном соусе.

— У пана отличный вкус! — уважительно сказал Ли Ку.


Хихиш и Эгон — друзья



Поворачивая ключ в замке, пан Варжинец заметил, что у него дрожит рука. Что нынче ждет его на кухне? А ведь до вчерашнего дня жизнь его текла так размеренно и спокойно!

Но ничего особенного не обнаружилось.

Так что он открыл банку, вывалил фасоль в кастрюльку и принялся ползать по полу, собирая мышеловки. В них отпала всякая необходимость — никаких мышей в доме не было.

Фирменная фасоль не подвела. С наслаждением поев, пан Варжинец развалился на стуле и уставился на диплом на стене.

Ему показалось, что диплом вздрогнул и закачался. А потом раздалось постукивание.



А в следующую секунду в комнате возник носкоед. Встал под дипломом и смущенно улыбнулся:

— Хихи! Добрый день.

Пан Варжинец так на него уставился, что Хихиш на всякий случай решил пояснить:

— Я Хихиш, ну, вчера вечером, помните?

— Э… да, — вспоммнил пан Варжинец, — а я…

— Эгон Варжинец, — перебил его Хихиш. — Я прочел на двери, когда стучал.

— Это не дверь.

— Ну, то есть, это я через нее пришел, — и Хихиш указал на диплом в рамке. — Я вам тут принес…

И протянул пану Варжинцу три целых, необгрызенных носка.

— Это же мои носки! Они же потерялись! — ахнул пан Варжинец.

— Ну да, вот я вам их и принес, чтобы были парные. А еще мы решили с дедушкой, что больше носков у вас брать совсем не будем, потому что уж больно вы хороший домохозяин, так дедушка сказал.

— Так я ваш домохозяин! Вот повезло!

— Правда ведь? — подхватил Хихиш. — Знаете, нам, носкоедам, редко так везет, чтобы поселиться у такого интеллигентного пана. Обычно все ругаются. Особенно по утрам, когда идут на работу и не могут найти пары носков…

— Оно и неудивительно.

— Но вы-то не такой! — с энтузиазмом воскликнул Хихиш. — Вы под других не подстраиваетесь — вы просто надеваете разные носки, и все!

Пан Варжинец расхохотался:

— Хихиш, я же музыкант. Что-что, а подстраиваться я умею… Послушай, — спохватился он, — а что ж вы будете есть? Если не мои носки?

— Разберемся! — беспечно отмахнулся Хихиш. — Поищем где-нибудь еще. Это во-первых. А во-вторых — у нас есть запас. Все носкоеды делают запасы. Мой дедушка всегда говорит — на людей полагаться нельзя. То у них война, то новая мода, то революция. А кому достается? — носкоедам! — так он говорит.

— Твой дедушка — мудрый человек, — уважительно сказал пан Варжинец.

— Ага. Только он не человек. Он носкоед, как и я.

Хихиш задрал голову и прислушался. Тут и пан Варжинец услышал негромкое постукивание за стеной кухни.

— Хихи! Это деда! Надо бежать. Вот сейчас мне опять достанется, что мы с вами так долго болтаем. Вам меня вообще-то и видеть нельзя.

— А ты ему скажи, чтоб не сердился. Объясни ему, что друзьям видеться можно. И зови меня Эгон.

— Друзья! — Хихиш схватился за голову. — Вы думаете, пан Варжинец… то есть Эгон… мы с вами вроде как друзья?

— Так уж вышло, — кивнул пан Варжинец, то есть Эгон. — Мне, понимаешь ли, очень нужен друг.

— И мне тоже! Потому что Рамзес и Туламор-младший мне, конечно, кузены, но никакие не друзья.

— Тогда беги, — пан Варжинец махнул рукой в сторону стены, откуда доносился нетерпеливый стук.

— Только вы не смотрите, — попросил Хихиш. — Это тайный проход, Эгон.

— Не буду. Тайна — дело серьезное, — сказал Эгон и повернулся спиной к диплому лучшего трубача городской стражи.


Открытие профессора Кадержабека


Если бы Хихиш жил не за дипломом, а за настенным календарем, он бы заметил, что нынче уже пятница, 6 июня 2008. Вчерашний день кончился. Как быстро летит время!

Впрочем, у кого как.

Потому что у Туламора-младшего каждый час был как сутки.

До вчерашнего дня у него не было ни забот, ни хлопот — а теперь он не знал, куда деваться. В прозрачной стеклянной клетке носкоедские навыки маскировки ничем помочь не могли.

Профессор Кадержабек не спускал с него глаз. Он сидел в кресле перед террариумом и следил за каждым движением носкоеда так, будто смотрел любимый фильм по телевизору.

И какая же это была тоска.

И хотя места было довольно, чтобы бегать и кувыркаться, носкоед не бегал и не кувыркался. Он даже шевельнуться боялся.

Притом надо заметить, что профессор вовсе не был жестоким человеком. В целом свете никто не любил носокоедов так, как он.

В конце концов он запрыгал перед террариумом, как обезьянка. Тянул себя за усы, шевелил ушами, хлопал локтями и кудахтал, как курица — словом, пытался развеселить пленника изо всех сил.

Ничего не помогало. Чем больше он старался, тем больше мрачнел Туламор.

Тогда профессор решил, что тот просто голоден.

Он достал новую пару носков и один покромсал ножницами, а затем осторожно приподнял крышку и засыпал кусочки в террариум.

Носкоед с опаской приблизился. Он был уже порядком голоден — со вчерашнего дня он ничего не ел, а время было за полдень.

Выбрал кусочек, пожевал раз, другой, потом скривился и все выплюнул.

Профессор немедленно схватился за блокнот: «Неношенный носок выплюнул, — записал он. — Почему? предпочитает ношеные? Может быть, даже нестиранные? Исследовать!»

Он рассмотрел пожеванный кусок под лупой сквозь стекло террариума, но ничего ценного для науки не обнаружил.

Тогда он взял второй носок из пары, помял его в пальцах, понюхал и даже попробовал на зуб, но все равно ничего в голову не приходило. И тут он заметил бирку.

Она гласила: «65 % хлопок, 35 % искусственное волокно. Стирать при температуре 40 С».

И тут он догадался, где собака зарыта. В блокноте появилась запись: «Не любит синтетику? Охотно ест только натуральные ткани — хлопок, лен, шелк? Исследовать!»

Профессор извлек пожеванный кусок из террариума, чтобы подвергнуть его дальнейшим исследованиям под микроскопом.

Но перед тем он выудил из ботинка старый льняной носок. Отстриг от него пару кусочков, сунул их в террариум…

Смотри-ка!

Голодный Туламор-младший, себя не помня, набросился на угощение.

«Носкоеды охотно поедают льняные носки!» — записал профессор в блокнот, а про себя добавил: «Прямо-таки жрут! Вот это открытие!»


Самый крестный из всех отцов




Падре в ярости пнул носковую кучу. Таким Рамзес его еще не видел.

Тот самый толстяк, который проводил в постели целые дни, вдруг принялся прыгать, как мячик.

И орать.

Он орал так, что профессор Кадержабек в своем кабинете наверняка услышал бы его… если бы не груда носков, поглощавшая вопли.

— Сын! У этого чокнутого! Рене! Тоже мне, ученый нашелся!

Он в ярости перекусил пополам незажженную сигару.

— Мой единственный сын и наследник! — завыл он.

— А как же я, папа? — пискнул Рамзес из угла.

— А тебя я знать не желаю! Вы же близнецы, ты родился через час после него! И сделал ноги!

— А что мне было делать?

— Что-что! Схватить молоток и долбануть по этой трижды растреклятой стекляшке!

От ругани ему явно полегчало.

Он выдохнул, успокоился и даже, как ни странно, улыбнулся.

— Ладно, сынок, побушевали и хватит. Дай-ка телефон. Вы меня не знаете, но вы меня еще узнаете!

Падре зарылся в носки:

— Я это все не задаром получил. Крутился как проклятый, — на секунду он словно замечтался. — Да, парень, бывало, и молоток пригождался.

Рамзес в удивлении застыл на месте:

— Ты это серьезно?

Из груды носков падре наконец извлек телефон.

Черный бакелитовый аппарат выглядел ужасно старым, но работал.

Когда-то профессор Кадержабек выставил этот хлам на лестницу, чтобы при случае отнести на чердак, но Туламор-старший прибрал его к рукам.

И когда ему нужно было «крутиться», он ловко подключался к новому телефону профессора.

О чем тот, конечно же, понятия не имел.



Большой Босс толстым пальцем постучал по телефонному диску.

— Нннус, кого бы из моих молодцов поднимем из берлоги? — размышлял он вслух — Василу!

Он набрал номер. Чуть погодя послышался заспанный голос:

— Чего?

— С добрым утречком, Васила!

Повисла тишина. Такую тишину называют звенящей.

— Это… не… — и снова тишина. А потом: — Босс, это вы?

Туламор-старший усмехнулся, и Рамзес понял, что он совсем не знает собственного отца. У него даже голос был другой.

— Насколько я знаю, — отозвался Падре, — в этом городе есть только один босс, и это я. Или у тебя другие сведения?

Это прозвучало угрожающе.

— Конечно, вы! Сколько раз я парням говорил — вот был у нас Падре — всем крестным крестный!

Васило и дальше разливался бы, но его оборвали:

— Был?!

— Ну, давненько у нас никаких дел не было, — начал оправдываться Васило.

— Ну так будут, — заверил его Босс. — Выскребайся из теплой постельки, да прихвати пару ребят. Думаю, разберешься. Оторви их от карт, баб и детишек, ясно? Лучше всего — Пепу Шпильку и Удава Чанга. К ночи я вас жду.

В трубке зашипело, и послышалось изумленное «Алло, алло!»

— Все, договорились! — прошипел Туламор-старший и бросил трубку.

Васил долго пялился на свой потрепанный мобильник. Он нашел его в капитанской каюте списанного теплохода, где иногда ночевал. Этот мобильник валялся у него добрых пару лет, но ни разу не звонил. Неужели старые деньки наконец возвращаются?


Недобрые предзнаменования


В ту самую минуту профессор Кадержабек стоял у письменного стола с телефонной трубкой в руке и вид у него был, мягко говоря, растерянный.

Он как раз собирался позвонить своей квартирантке, пани Цвете Ворачковой, чтобы ни сегодня, ни завтра ничего ему не приносила, и вообще, чтоб не приходила, пока он сам ей не позвонит.

Вдова Ворачкова была женщиной достойной. Время от времени она помогала профессору с уборкой и стиркой, а каждый день, пополудни, приносила ему какой-нибудь еды, которую профессор мог бы разогреть себе на ужин.

Но этот ее сенбернар! Любопытный Губерт наверняка учуял бы носкоеда!

Самое важное сейчас — сохранить тайну. Чтоб ничьей ноги в квартире не было. Запереть двери, закрыть окна, задернуть шторы!

Вот что подумал профессор, когда взялся за телефон, и тут из трубки донеслось нечто удивительное.

Прямо в ухо ему прозвучал чей-то голос:

— Лучше всего — Пепу Шпильку и Удава Чанга. К ночи я вас жду.

Кто это сказал? И почему в его телефон?

Внезапный смех прервал его размышления.

Это смеялся Туламор-младший, который тоже слышал голос из телефонной трубки и, конечно же, узнал его.

Хорошее настроение подопечного немедленно развеяло тревогу профессора.

Нверняка это был просто обрывок телепередачи. Какой-нибудь дурацкий фильм ужасов.

Он позвонил вдове Ворачковой и быстренько сочинил незамужнюю племянницу из Подивина, которая приехала к нему в гости на пару дней и сама обо всем позаботится.

— А что же вы будете есть? Она же не местная, не знает, где что купить, давайте я вам хоть продуктов занесу? — предложила пани Ворачкова.

— Нет-нет, спасибо, вы так добры, но когда моя милая милая племянница открыла чемодан, как вы думаете, что в нем было? — свежие колбасы и полпоросенка!

Профессор Кадержабек повесил трубку и запрыгал как мальчишка.

Впереди его ждали чудесные дни в обществе носкоеда, который, похоже, свыкся с террариумом и повеселел.

Охотней всего он бы вернулся к исследованиям. Необходимо выяснить, едят ли носкоеды что-нибудь еще? Чем можно разнообразить их меню?

Как насчет носовых платков? Они же тоже постоянно теряются. А кто виноват — неизвестно.

Профессор Кадержабек был переполнен счастьем и смелыми научными гипотезами. Их было столько, что он не знал, с которой начать.

Фото! — мелькнуло у него в голове.

Сфотографировать в фас, в профиль, в покое и в движении, запечатлеть во всех ракурсах. Его труду «Жизнь непарных носкоедов» категорически недоставало иллюстративного материала.

Он отступил на пару шагов, выбирая наилучшую позицию для своего исторического кадра. Космонавты сфотографировали Луну, а он, профессор Кадержабек со своим фотоаппаратом, откроет людям носкоедов.

Да! Носкоед горделиво подбоченился и сделал шаг вперед.

Профессор нажал на спуск, запечатлев исторический момент. Маленький шаг для носкоеда — большой шаг для всего человечества.

Но!

Экран фотоаппарата был пуст. Вместо улыбающегося носкоеда — грязное белое пятно. Распознать в нем Туламора-младшего было невозможно при всем желании.

Профессор Кадержабек огорчился, но решил не сдаваться.

Он попытался сделать еще несколько снимков — пару со вспышкой, пару без, с разных ракурсов и расстояний, но результат был все тот же.

Носкоед прямо-таки позировал перед камерой, но на снимках были лишь невнятная тень и размытое белое пятно.

Как же так?

Поспине профессора побежал неприятный холодок. Что-то зловещее происходило в доселе мирном кабинете ученого.

Сперва тот голос в телефоне, а теперь еще и это…

Профессор убрал фотоаппарат в верхний ящик стола, а из нижнего вытащил сигару.

Закурил и задумался.

Нет, на размышления времени нет. Он загасил сигару в пепельнице и начал действовать.

Запер дверь, а для полной уверенности еще и придвинул тумбочку. Закрыл окна, опустил шторы, отключил телефон.

Затем снял со стены теннисную ракетку. Он не держал ее в руках со студенческих времен. Она ему пригодится — когда-то о силе его удара ходили легенды.

С ракеткой на коленях профессор Кадержабек сел перед террариумом и стал ждать.

Понятия не имея, кого он ждет и зачем.


Спи сладко, Эгон



Пан Варжинец с нетерпением ожидал похорон во второй половине дня.

Это случалось нечасто. Зачастую похороны были такие печальные, что он едва не плакал, когда играл.

Но в этот раз предстояло прощание с весьма важным и заслуженным покойником. Ожидалось много важных гостей и торжественных речей; какой-то артист должен был прочесть целую поэму, а главное — был приглашен целый камерный оркестр.

Пан Варжинец был бы рад повидать коллег-музыкантов, хоть и знал, что те будут допытываться — отчего он никогда не придет выпить с ними пива, а все сидит дома, как сыч.

Уж не появилась ли у него девушка?

Вот начнут они его тормошить, а он им возьми да и ответь:

Не девушка, а носкоед! Зовут Хихиш.

Все было так, как он себе и представлял: музыканты толпились в служебном помещении крематория и болтали. Как же ему хотелось рассказать о том, что творится у него дома!

Но он поборол искушение и ничего не сказал.

Часто бывает, что близких друзей одновременно посещают похожие или даже совершенно одинаковые мысли и чувства.

И Хихиш мог это подтвердить.

Потому что в то же самое время искушение мучало и Хихиша.

Собственно, он подглядывал из свой комнатки, чем занимается его друг Эгон и куда это он собрался.

Черный галстук, черный костюм и черные туфли означали, по-видимому, очень ответственные похороны.

А значит, и ему нельзя оставаться в стороне.

Тайной дорогой добрался он до трамвайной остановки, втайне же доехал с Эгоном до крематория и там затерялся в толпе.

Никогда он еще не видел столько наглаженных брюк и начищенных ботинок.

А когда все мужчины расселись, поддернув брюки, ему показалось, что он попал на показ мод.

Как зачарованный, он шел вдоль носковых рядов. Все они были высшей марки и сделаны из наилучшего хлопка.

Да, подумал Хихиш, такого у нашего пана Ли Ку не купишь. А как бы они пошли Эгону!

Тем временем камерный оркестр настроился, и пан Варжинец заиграл соло. Он играл так прочувствованно, что носкоед расстрогался, и искушение на минуту отступило.

Когда же начали читать стихи — что тоже было очень трогательно — Хихиш не удержался.

Он высмотрел себе черный носок с серебряной нитью.

Носок словно лежал на блюдечке.

Владелец носка по такому важному случаю надел новехонькие лакированные туфли. Это было ошибкой с его стороны.

Новые туфли ужасно жали. Первое время он только шипел сквозь зубы от боли, но поскольку легче не становилось, он развязал шнурки — а потом и вовсе незаметно разулся.

Хихиш выбрал левый носок. И одним движением сдернул его с ноги, как шкурку с банана.

Хозяину остался один носок, против чего он не возражал, поскольку пребывал в полном неведении о происходящем.

Когда начали произносить надгробные речи, Хихиш двинулся дальше. Взгляд его упал на черный носок с бордовой каемкой. Просто глаз не отвести!

Хихиш понимал, что в этот раз придется потрудиться. Изумительный носок облекал ногу молодого человека, который ни секунды не сидел спокойно. Он то и дело смотрел на часы и поочередно притоптывал то правой, то левой ногой.

Этим нужно было воспользоваться!

Хихиш дождался, пока молодой человек скрестил ноги под лавкой, и ловко стянул мокасин вместе с носком.

Обворованный бизнесмен в недоумении уствился на свою босую ногу. И издал жалобный вопль.

Дамы в зале, услышав этот всхлип, решили, что пора оплакивать покойного, и разразились рыданиями.

Хихиш не обратил на это никакого внимания и преспокойно вышел из крематория.

У выхода он положил ненужный мокасин на розовую клумбу и побежал домой…

Пан Варжинец воротился только к ночи. В этот раз он пошел выпить пива с коллегами после похорон.

Они обсудили все на свете, но больше всего разговоров было о сегодняшнем переполохе в крематории.

— Один вдруг оказывается без носка, а другой вовсе босым! И это на государственных похоронах, господа! Что вы об этом скажете?! — громко возмущался первая скрипка.

Пан Варжинец сказал, что он знает, кто виноват, но ему все равно никто не поверит.

А дома подозрения подтвердились.

На подушке его ожидал черный носок с серебряной нитью, а рядом — другой, с бордовой каймой.

Из шлепанца под кроватью торчал свернутый лист бумаги. Кто-то написал на нем вкривь и вкось:



Поясение о Василе



Носкоеды отличаются от людей меньше, чем может показаться на первый взгляд. Они так долго жили с людьми (хоть те о том и не знали), что переняли много людских качеств.

Как хороших, так и самых скверных.

Но даже самого лучшего из носкоедов невозвозможно отучить красть носки. Что мы только что и видели на примере Хихиша.

На носки друга он больше не посягал, но ему и в голову не приходило, что кража носков из крематория — просто-напросто дурной тон.

Можете втолковывать ему это до бесконечности — он все равно не поймет.

Это как с почтовыми голубями. Можно обучить их доставлять сообщения, и они никогда не собьются с пути. Но почему нельзя гадить на голову бронзовой статуе известного писателя посреди города — этого ни одному голубю не понять.

Если это вам понятно — вы поймете и Василу.

Носкоед Васила от природы был добряком. Но с малолетства вдвое превосходил сверстников и ростом, и силой.

А потому и есть ему хотелось за двоих. Тем более что в местах, где вырос Васила, зима продолжалась почти круглый год. А о носках и речи не было!

Местные жители ходили в лаптях или обмотках. Это было неудобно и несъедобно, но привыкли и люди, и носкоеды.

Только Васила еще мальчишкой все ворчал и грозился взять да и удрать из дому.

И в один весенний день так и сделал.

Прячась в грузовиках и железнодорожных вагонах, к началу лета он добрался до столицы.

Васила был счастлив! Он стоял посреди огромной площади и глазел на золотые купола какого-то храма — как вдруг его пнула нога в остроносом ботинке.

Нога была в полосатом носке и принадлежала Вовке Щеголю.

Тогда-то Васила впервые в жизни увидел настоящий носок.

Эта минута решила его дальнейшую судьбу. И Васила от своей судьбы — и от Вовки Щеголя — не отсупал ни на шаг.

Васила пошел за Вовкой — до большого дома на площади. Он устроил себе жилище в стене, за потайным сейфом, и скоро выяснил то, о чем не знала даже полиция: Вовка фарцевал фирменными носками, и с большим размахом.

У него дома был целый склад краденых заграничных носков.

Сортировку товара и все сделки Вовка вел дома — в перчатках. У него была целая сеть тех, кто воровал для него носки и продавал их из-под полы.

А Васила все видел и всему научился.

Он знал столько, что сам мог бы открыть подобную носкоедскую фирму, но его это не привлекало. Сидеть в тепле и изображать шефа было не по нем.

Ему нравилась суровая уличная жизнь, подвальные норы и притоны, где он всегда мог встретить таких же, как он сам.

Носкоедов из худших человеческих семей. Мерзавцы и негодяи, на слабых они нападали поодиночке, а на сильных наваливались всей толпой.

Вот из таких-то сорвиголов Васила и сколотил себе шайку. А потом Падре позвал их и пообещал им работенку.


С шефом не спорят



Но одно качество у носкоедов врожденное. Уж ему-то они никак не могли научиться у людей. Это верность.

Каждый носкоед верен своему домохозяину и остается с ним в печали и радости.

В квартире есть потайная комнатка или логово (кому что нравится), где и живет носкоед; а если домохозяин переезжает — носкоед переезжает вместе с ним.


Васила был верен, как все носкоеды.

Когда однажды ночью в дом Вовки Щеголя ворвалась полиция и нашла огромные залежи ворованных носков — Васила мог бы попросту пересидеть в своей берложке, а потом спокойно жить дальше в том же доме.

Но он не хотел бросать своего домохозяина.

Беда в том, что хозяин переехал в тюрьму.

В тесную камеру за железной решеткой, где даже мышка не могла бы остаться незамеченной, не то что крупный носкоед.

Но это было не все. В отличие от других заключенных, Щеголь ходил босым. Так гласил приговор: пожизненное лишение носков!

Тут уж делать было нечего — пришлось расстаться.

Так Васила вновь отправился в странствие, менял поезда и вокзалы, пока не нашел место, где решил остаться.

И там-то, в отельчике у вокзала, его и нашел Падре.

Это был отель с почасовой оплатой, потому что Васила нигде не хотел задерживаться надолго. Его тянуло в путь, все дальше на запад.

Туламор-старший, как никто другой, мог успокоить, найти надежный кров и интересную работу.

Это Падре и сделал — и сделал превосходно.

Именно Васила — благодаря тому, чему он научился у Щеголя — помог Падре создать носковую империю!

Это им очень пригодилось в те времена, когда носкоеды готовы были за носки рисковать честью, свободой, а то и жизнью.

Но то дело прошлое. А сейчас Васила шагал по тускло освещенной улице мимо игровых притонов и ссудных касс.

Призывно мигали вывески, но Васила знал, куда идет.

Он знал, что найдет Пепу Шпильку в маленькой каморке в лавке, торговавшей всяким железным хламом. Здесь, среди замков, ключей и отмычек, Пепа когда-то появился на свет. Здесь же научился шпилькой или куском проволоки открывать любую дверь или складские ворота.

Но!

— Что было, Васила, то прошло, — махнул рукой Пепа Шпилька, когда услыхал, что наклевывается крупное дельце. — Я по этой части больше не работаю. Резону нет. На жизнь скопил, — и он указал на огромный чан, полный носков, — а за свежими носочками бегать — годы у меня не те.

— Ну так я тебе скажу резон, — ухмыльнулся Васила. — Его зовут Туламор-старший, он же Падре, он же Шеф, он же Большой Босс.

— Нет! — охнул Пепа Шпилька.

— Да! — Васила покивал головой. — Ты ведь помнишь, что случалось с теми, кто говорил ему «нет», правда?

— Помню.

— Ну так собирай отмычки, и пошли.

— Я и шпилькой управлюсь, — отзвался Пепа.

Он пошарил рукой по столу и чихнул от взметнувшейся пыли. Нащупал тонкую бронзовую шпильку, воткнул ее в ворот свитера и вместе с Василой отправился в «Эльдорадо».

«Эльдорадо» назывался прокуренный ресторанчик с игральными автоматами.

Там жил носкоед с говорящим прозвищем Удав Чанг.

Он получил это прозвище (и поверьте, не просто так) еще в те времена, когда чулки еще штопались, а за носки случалась и драка.

Зову Падре он обрадовался не больше Пепы. Большими делами он уже не занимался — утратил форму, обленился и разлакомился на небогатой, но легкой поживе в «Эльдорадо», где игроки часто проигрывали последние штаны — а вместе с ними и носки.

Причина, по которой он молча обвязался своей знаменитой удавкой-шнуром и отправился с Василой и Пепой к дому профессора Кадержабека, очень проста:

С Шефом не спорят.


Нежданные гости и амулет


У дедушки Хихиша были гости. Это случалось не слишком часто. И не потому, что он был ворчун или скряга.

Он был только рад, если из скудных домашних запасов мог сообразить какое-никакое угощение.

Не радовало его одно — когда говорят, только чтобы не молчать, а это часто бывает с гостями.

Через полчаса он начинал терять терпение, еще через полчаса — поварчивать вслух, а еще через час становился так невыносим, что гости спешили откланяться.

Когда гость прощался в дверях, дедушка расплывался в улыбке, а иногда просто сиял от радости.

Но на этот раз гость явился до полудня и все еще сидел, когда Хихиш вернулся с похорон.

— Это пан Боно, — представил дедушка загоревшего носкоеда в солнечных очках, — только что прилетел из Африки.

— Из Африки! — завопил Хихиш (он был переполнен впечатлениями от похорон, а тут еще и это!)

— А ты, наверно, Хихиш? — обернулся к нему иностранный гость. — Очень рад нашему знакомству. Я про тебя столько знаю, что ты не поверишь.

Хихиш задумался, кто бы это мог о нем в Африке рассказать, но промолчал.

— Гадаешь, кто мне о тебе рассказал?

Хихиш кивнул.

— Когда твои уехали, ты был совсем маленьким, — засмеялся пан Боно. — Вот я вернусь и скажу им, что это уже не так.

— С тех прошло три года, — напомнил Хихиш.

Голос у него предательски дрогнул.

— В наше время, — поспешно вмешался дедушка, — дети растут как на дрожжах. В старые времена было совсем не так. Хорошо питаются. А уж изобилие! Хочу вам сказать, пан Боно, мир просто набит носками! А все Китай!

Хихиш даже подпрыгнул от нетерпения.

Эти разговоры он уже слышал много раз.

— Пан Боно, — позвал он, — а как там мои родители? Почему они там так долго? И когда они приедут? — все это он выпалил единым духом.

Пан Боно откашлялся.

— Я понимаю, как тебе тяжело, но когда-нибудь ты поймешь. Эх, малыш, это непросто, когда родителей нет рядом, но теперь, когда я познакомился с твоим мудрым дедом, я уверен, что у тебя правильные взгляды на жизнь.

Дедушка важно кивал, но у Хихиша никаких своих взглядов не было. Он вообще не знал, как выглядят правильные взгляды на жизнь. А знал бы — с легкостью обменял бы все взгляды мира на мамин поцелуй и папины объятья.

Ему вдруг стало ужасно грустно. Нет, он знал, какой добрый и заботливый у него дедушка. И что он, конечно же, самый мудрый носкоед на свете. Но ведь он никуда больше не выходит, а о внешнем мире судит по собственным воспоминаниям, подумал Хихиш.

А вот этот пан Боно выглядел иначе и говорил иначе, чем все знакомые носкоеды.

Дед, который отлично знал внука, сразу понял, что у него на уме.

— Хихиш, спохватился он, словно вспомнил нечто важное, — яже забыл тебе сказать! Пан Боно — посол, и обращаться к нему надо «Ваше Превосходительство»…

Пан Боно недовольно поморщился и возразил было:

— Ну, прошу вас…

Но дедушка и слышать не желал:

— Кому честь, тому честь! Хихиш, пан Боно летает по всему миру и собирает помощь для африканских носкоедов.

— Вы собираете носки? — спросил Хихиш.

— Понимаешь, Хихиш, — неспешно начал пан Боно, — носками занимаются твои родители. А я занимаюсь всем остальным.

Тут уж забеспокоился дед. Хихиш отлично слышал, как тот пробормотал: «Остальное! Что это за остальное, хотел бы я знать!»

Но всух он этого не сказал — не успел, Потому что пан Боно наконец-то начал рассказывать о папе и маме Хихиша.

О том, какую важную работу ведут они в Африке и с какими ужасными опасностями им приходится встречаться.

Рассказывал он долго и подробно, и это была настоящая хвалебная речь в честь хихишевых родителей — красивая и увлекательная.

Хихиш слушал и исполнялся гордости за своих замечательных родителей, которые занимаются такой опасной работой.

Только грусти его это не развеяло.

Тут из квартиры пана Варжинца послышался шум, и Хихиш догадался, что его друг пришел домой и сейчас увидит на подушке непарные носки из крематория и записку «Спи сладко, Эгон».

Эта мысль заставила его улыбнуться.

— Ты славный паренек, — похвалил его пан Боно и засобирался уходить.

На запястье у него что-то поблескивало.

— Хорошие часы, — восхищенно поцокал языком Хихиш.

— Часы и компас в одном, — пояснил посол и вдруг с размаху хлопнул себя по лбу: — Чуть не забыл!

Он полез в карман и протянул Хихишу маленький кожаный мешочек.

— Это тебе от твоих.

Хихиш быстро схватил мешочек:

— Что это??

— Мама послала тебе амулет.

— Хихи, амулет! — изумился Хихиш.

— Судя по смеху, ты не слишком-то веришь в амулеты, как и я. Ну тогда считай это просто сувениром.

— До свидания, Ваше Превосходительство, — сказал дед в дверях, и видно было, как он перевел дух.

Пальцы Хихиша немного тряслись, когда он открывал мешочек. В отличие от Его Превосходительства, он как раз в амулеты верил. Он ожидал, что это будет сушеная жаба, или тигриный зуб, или что-то в этом роде, но амулет выглядел как грибок для штопки чулок.

Только он был не из дерева, а из рога белого носорога.


Герой Килиманджаро


Мешочек с амулетом Хихиш повесил на шею. Ему казалось, что тот излучает тепло африканского солнца.

Пан Боно сказал, что такие амулеты носят на груди африканские воины, чтобы защититься от вражеских стрел. И засмеялся.

Хихишу это совсем не показалось смешным, но Эгону он об этом рассказывать не стал. Вдруг бы он тоже стал смеяться?

Он зашел навестить приятеля поздним утром и увидел, что тот надраивает свою трубу.

Нынче вечером я играю в одном баре на том берегу, — сказал Эгон. — А ты что будешь делать?

А я пойду с тобой!

Хихиш, музыканты привыкли к ночным посиделкам, а тебе, небось, надо рано ложиться?

— Не, — отозвался Хихиш. — Я ложусь так же поздно, как и ты.

— Это как?

— Ты мог бы и сам догадаться. Носкоед перенимает все привычки своего домохозяина — и хорошие, и дурные.

— Ага… стало быть, когда ты чистишь зубы по утрам, ты тоже забрызгиваешь пастой всю ванную? — рассмеялся Эгон.

— Мы, носкоеды, зубы не чистим, мы воду не любим, — обиделся Хихиш.

— Ну прости, пожалуйста.

Хихиш надулся. У пана Варжинца был один-единственный способ его утешить. Он натянул на ногу изысканный носок (из крематория) и сказал:

— Ладно, возьму тебя с собой. Называется бар «Килиманджаро». Только там народу полно.

— А что это значит?

— Да толпа!

— Да нет! Килиманджаро!

— Это гора в Африке.

— Класс, — сказал Хихиш.

«Килиманджаро» представлял из себя обветшавшее двухэтажное здание. Окна без стекол были заколочены досками, и никто там не жил. На первом этаже доживал свои дни рок-клуб.

В этот вечер в «Килиманджаро» пан Варжинец с небольшим оркестром играл совсем не ту музыку, что давеча на государственных похоронах — хотя по сути это были похороны. Это последний концерт клуба перед закрытием.

Хихишу надлежало смирно сидеть в футляре от трубы, который Эгон ставил у ног.

На этом Эгон настаивал.

В маленьком зале было тесно и накурено. В полумраке люди обнимались или танцевали, а те, кому это поднадоело, дремали за барной стойкой.

Хихиш тоже было начал клевать носом, но вдруг встрепенулся. Чутье носкоеда забило тревогу.

В зал просочился добрый десяток каких-то странных носкоедов.

Они выглядели как стая шакалов, которые так и смотрят, на кого бы накинуться.

Тощие, с горящими глазами, и у каждого в ухе — английская булавка.

Раздался короткий свист, и несколько носкоедов метнулись к бару, а остальные рассыпались меж столиков.

У того, кто свистел, самого тощего и странного из всех, было целых две булавки — по одной в каждом ухе. Он остался у входа, принюхиваясь и прислушиваясь, словно в поисках добычи. Очевидно, это был главарь шайки.

В зале тем временем то тут, то там раздавались испуганные вопли. Какая-то барышня хватилась своего полосатого чулка. Двое посетителей обалдело таращились друг другу на ноги.

— Ты в одном носке!

— А сам-то?!

Никогда в жизни Хихиш не видал такого нашествия Носкоеды же всегда охотятся поодиночке!

Выбрав себе носок, они похищают его незаметно и даже, можно сказать, изящно. Так, чтобы обворованный ощутил призрачное касание тайны.

А эта банда сдирала носки силой — и сколько!

Хихиш выскочил из футляра. Нужно было что-то делать, но он не знал — что? Не защищать же ему людей от носкоедов?!

Он оглянулся на Эгона, но тот играл соло и суматохи в баре явно не замечал.

Он притоптывал ногой в такт, и главный шакал не спускал глаз с его носков. И с того, что с бордовой каймой, и с того, что с серебряной нитью.

Еще пара шагов — и он кинется.

Ну уж нет!

Хихиш решительно нагнул голову и пошел в атаку. Главарь шайки нападения не ожидал. Он охнул и пошатнулся.

— Это еще что… — прошипел он.

Он был очень сильный. Одной рукой он сжимал Хихишу горло, а другой тянул носок с ноги Эгона. Хихиш изо всех сил наступил ему на запястье, тот двинул локтем — и вот они уже покатились, сцепившись.

Эгон как раз достиг самых высот своего соло и ведать не ведал, что там делается внизу.

Шакал уже овладел носком с бордовой каймой — но ему хотелось оба.

Он извернулся и попытался с размаху пнуть Хихиша ногой — но вместо того попал по одному из собственных приятелей, которые поспешили на помощь.

Приятель взлетел в воздух и угодил точнехонько в Эгонову трубу.

Вместо радостных, звучных нот раздался громкий хрип. Трубу забило.

Эгон набрал побольше воздуху и дунул. Носкоед вылетел и повис на вешалке у входа.

Вот тут-то пан Варжинец заметил, что он лишился одного носка, а под барной стойкой идет жестокая битва.

В свалке он различил своего друга.

— Хихиш! — окликнул он, и битва на секунду затихла.

Хихиш воспользовался замешательством, выскочил из кучи-малы и кинулся прочь.

Лавируя среди множества ног, он выскочил в коридор и перевел дух, хотя преследование продолжалось.

Они шли за ним по пятам, и Хихиш вскочил на столик, за которым сидел какой-то сонный толстяк.

Тот так и обмер, обнаружив перед собой носкоеда, заморгал и в ужасе замахал руками, сбив бутылку пива.

Хихиш чудом спасся.

Он оттолкнулся от стола и перепрыгнул на барную стойку. Бармен как раз разливал минеральную воду по бокалам.

Хихиш подскочил к сифону, отпихнул бармена и направил струю минералки на преследователей.

Все мы знаем, чего носкоеды терпеть не могут: воду и собак.

И это сработало.

Мокрая банда взвыла и кинулась к выходу. Только главарь обернулся на пороге и прошипел Хихишу:

— Я тття достану! Не будь я Дедерон-Ножик!

А я — Хихиш, — вежливо представился герой «Килиманджаро».

— Ну ты и храбрец! Один против такой шайки! — поражался Эгон по пути домой.

— Это потому, что у меня есть кожаный амулет от всех врагов! — радостно отозвался Хихиш.

Он хотел было снять амулет с шеи, чтобы показать Эгону…

Но амулета не было.

— Я его в драке потерял! — застонал Хихиш.

Эгон взялся утешать друга:

— Не верь в амулеты, верь в себя! — наставительно сказал он и хотел добавить еще что-то, но Хихиш крикнул:

— Я должен его найти! — и исчез так внезапно, как умеют только носкоеды.


Да, шеф!


Васила, Пепа Шпилька и Удав Чанг стояли перед Шефом, как первоклашки перед директором. Пепа Шпилька чесал в затылке, отчего из него сыпался какой-то пух.

— Моль! — брезгливо фыркнул Шеф. — В вас уже моль поселилась… А что так мало? — обернулся он к Василе.

— Все, что есть, — отозвался Васила. — Плохие нынче времена. Из нас всех только вы, Босс, нынче благоденствуете.

— Я благоденствую? — схватился за сердце Туламор Старший. — Нет никого несчастнее меня! Лишился единственного сына!

Из-за чердачной балки высунулся Рамзес:

— Папа, а как же я? — обиженно вопросил он.

— Ты пойдешь с ним! Поможешь спасти единственного брата. К тому же, только ты знаешь, что там внизу и как.

— А что там делает ваш младшенький? — подал голос Удав Чанг.

— Что можно делать в клетке? — взревел Падре.

— Но ведь… Придется разгибать решетку, — сказал Падрат. — Или… если там есть замок… — Он задумался. — Тогда отмычка. Или шпилька, вот такая, пальца в два длиной.

— Хватит! Ничего не хочу слышать кроме «Да, Шеф!». Ясно вам!?

— Да, Шеф.

— Зарубите на носу — все надо сделать быстро. Мой второй единственный сын проведет вас вниз, к этому чокнутому профессору. Пепа своей железкой, которая торчит у него из свитера, вскроет дверь.

Васила поднял руку, словно хотел что-то спросить.

— Что если его не будет дома?

— Будет он дома. Он носу из дому не кажет, все изучает что-то. На крайний случай, пусть Чанг его это своей штукой слегка…

— Придушит? — пискнул Рамзес.

— Именно, парень. А ты тем временем проведешь Василу к той стеклянной клетке, в которой этот придурок запер моего Тулика.

— И что дальше? — лицо Василы отразило мучительную работу мысли.

— А дальше ты разобьешь эту клетку, и все шито-крыто.

Васила снова поднял руку.

— Что, куда потом? — заворчал Падре. — Ко мне, сюда, на чердак, профессор сюда сроду не заглядывал. Вам все ясно наконец?

Им не было ясно, но они кивнули:

— Да, Шеф!


Большая спасательная операция


Пепа Шпилька брел вниз по лестнице.

Он рассматривал свои руки — грязные пальцы с опухшими суставами — и понимал, что замок ему не по зубам.

И что тогда? Бежать.

Он незаметно вытащил шпильку-отмычку из свитера и бросил ее под лестницу.

И вот уже все четверо стоят перед профессорской дверью.

— Ну что, Пепа, вперед! — скомандовал Васила.

— Пропала! — запричитал Пепа. — Моя отмычка пропала! Где же она?

Он упал на колени и очень правдоподобно изобразил поиски иголки в стоге сена.

— Чтоб тебя пополам и еще четыре раза пополам! — выругался Васила.

Тут неожиданно вмешался Рамзес:

— Я к нему лазал через вон ту дыру, — небрежно сообщил он, указывая на обитую латунью щель в двери. Туда вполне могло пролезть письмо или сложенная газета.



— Смотрите, вот, — он подтянулся, уплощился, просунул в щель голову, а потом втянулся целиком. Слышно было, как он мягко шлепнулся с той стороны.

Рамзес приземлился на стойку для обуви, которой профессор подпер дверь.

— Лезьте, я вас протащу! — крикнул он в щель для писем.

Видел бы его сейчас папа! Небось подумал бы еще, кто тут его единственный сын!

Первым полез Васила. Казалось, дверь сейчас рухнет. Ему так давно не приходилось натягиваться и вытягиваться, что он уж и забыл, как это вообще делается. Это было непросто, но в конце концов Пепа с Чангом пропихнули его внутрь.

Чанг был тощий и в щель пролез без труда. Пепе пришлось хуже — внутрь он попал, но несколько истрепался по дороге.

Оказавшись в передней, они прислушались. Из кабинета до них донеслась тихая музыка и запах сигары.

— Не спит, — сказал Рамзес и оглянулся на Василу: — Что делать будем?

Васила не слишком-то уютно чувствовал себя в аккуратной профессорской квартире с паркетными полами, картинами на стенах и книжными шкафами. Это было не то, к чему он привык.

— А сам что скажешь, парень? Ты-то, небось, знаешь его как собственный носок.

Васило нагло ухмыльнулся, и все сразу поняли, что он не знает, что делать.

Рамзес, сдерживая самодовольство, деловито кивнул.

— Мы тут с братом с детства играли.

— Играли? — вытаращился Васила. — Как играли? С чем играли?

— Да не с ним, — успокоил Рамзес. — Мы ему показывались, морочили говову и таскали носки с ног. Он был вполне доволен. Все в блокнотик записывал, а один раз так даже и зарисовал. Очень похоже вышло.

— Вы ему показывались! — взревел Васила. — Да ведь… да ведь это строго-настрого запрещено! Это же… — он задохнулся, не в силах подобрать слов.

— Так ведь на секундочку! — оправдывался Рамзес. — Он ни разу нас не поймал. Мы всегда успевали слиться, как хамелеоны, понимаешь?

Рамзес оглянулся на Пепу и Удава в поисках поддержки, но те выглядели еще испуганнее, чем Васила.

— Ну хватит болтать! — спохватился Васила. — С вашими шалостями пусть дома разбираются. сюда нас Шеф послал за другим! И я пошел! Прикройте меня!

И Васила бесстрашно ворвался прямо в кабинет.

Профессор Кадержабек выронил теннисную ракетку и всплеснул руками. Он не верил своим глазам.

Перед ним стоял такой большой, могучий и лохматый носкоед, что профессору пришлось себя ущипнуть для проверки.

Нет, он не спал. Это был не сон, а самая что ни на есть реальность. Профессор тихонько попятился к письменному столу, на котором лежали блокнот и ручка.

Он был просто обязан зарисовать этот великолепный экземпляр. Хотя бы наскоро.

Но стоило ему открыть блокнот, как носкоед исчез.

Раз — и нету. Только теннисная ракетка тренькнула еле слышно.

(Потому что Васила прыгнул на нее и слился).

Шпилька и Удав восприняли это как сигнал к атаке.

Они проскользнули в кабинет и быстренько огляделись.

Профессора они не заметили — он, не долго думая, юркнул под письменный стол.

В руках у него были блокнот и карандаш.

Он был словно в трансе. Охваченный азартом естествоиспытателя, он быстро делал один набросок за другим.

Ну же, скорее. Вот того, длинного и тощего, и второго, растерянного и встрепанного носкоеда.

Вот они у него в альбоме…

…а вот в комнате!

Но стоило ему шевельнуться — носкоеды исчезли.

Лишь качнулся застекленный портрет профессора, висевший на стене, да пискнула под шкафом резиновая мышь, которую загнал туда сенбернар пани Ворачковой.

Автор монографии «Жизнь непарных носкоедов» отлично знал, что это значит. К хамелеонским трюкам носкоедов он привык еще с тех пор, как его начали донимать два юных сорванца.

Господи, подумал он, как бы заполучить этих превосходных особей! Вот это было бы исследование!

Он оглянулся на террариум в дальнем углу кабинета. Там что-то происходило! Он скрипел и шатался.

Это Рамзес пытался раскачать террариум. Однако самого его видно не было: стоило профессору обернуться, как Рамзес слился с узором ковра.

Профессора внезапно озарило. А что, если это нашествие носкоедов на его храм науки — вовсе не случайность?!

Нет ли тут связи с тем странным голосом в телефонной трубке? И прочими дурными предзнаменованиями?

А что, если — и тут у него голова пошла кругом — что если это десант? Спецназ, коммандос, отправленные главным носкоедским штабом, чтобы вызволить пленника?

А если так, продолжал думать профессор, то придется же переписывать весь труд. Это полностью меняет представление о носкоедах как о застенчивых и милых домашних зверушках, единственный недостаток которых — страсть к носкам.

— Тулик, не бойся, мы тебя спасем! — вдруг завопил Рамзес, колотя по крышке террариума.

Васила спрыгнул с теннисной ракетки и заорал на Чанга, который оставил в покое Губертову мышь и выбрался из-за шкафа:

— Прыгай на него! Заткни его!

Чанг выхватил свою удавку и кинулся на подмогу.



Однако подскользнулся на гладком паркетном полу, схватился за скатерть и стянул ее на себя — вместе с китайской вазой и посудой, оставшейся после ужина.

Раздался такой грохот и звон, что на первом этаже залаял Губерт и разбудил хозяйку.

— На помощь! Помогите!

Это вопил Туламор-младший.

Он все видел из своего стеклянного плена и перепугался, что про него попросту забудут в суматохе.

Тут со стены обрушился портрет профессора, и от него отлепился Пепа Шпилька.

Он увидел, как Васила с неноскоедской силой навалился на террариум. На спине и плечах у него вздулись буграми мышцы.

И Рамзес стиснул зубы и помогал как мог.

Пепа был не шибко силен, зато хорошо соображал. Он приволок из угла швабру и, когда Васила с Рамзесом сумели приподнять террариум, сунул палку в щель.

Все вместе — Чанг присоединился к ним — они навалились на палку от швабры, и…

Террариум перевернулся.

Туламор-младший выскочил наружу. Поправил узел на своем щегольском клетчатом платке и с наслаждением потянулся.

Он был свободен.

УРА!!!


Те же и Губерт


Но насладиться победой носкоеды не успели.

И ноги в руки взять тоже не успели, потому что за дверью раздался пронзительный визг Цветы Ворачковой и басовитый лай сенбернара Губерта.

Это привело профессора Кадержабека в чувство.

Он, конечно же, видел всю спасательную операцию, но был так портясен тем, как проявили себя носкоеды, что буквально прирос к месту. Только карандаш в его руке без устали записывал и зарисовывал все, что происходило.

Но теперь ему пришлось срочно бежать к дверям, за которыми расшумелась его квартирантка.

Он чуть-чуть приотворил дверь — стойка для обуви так и норовила на него упасть — и яростно зашептал:

— Пани Цвета, сейчас же идите спать! У меня все в порядке!

Пани Цвета, одетая в ночную рубашку, испуганно отшатнулась, но Губерт оттолкнул профессора и уже пыхтел на пороге кабинета.

Носкоедов как громом поразило.

Каждый поскорее слился с тем, что попалось под руку.

Потому что каждый носкоед с пеленок знает: самый страшный враг носкоеда — собака!

Что всегда говорил дедушка?

«Помни, малыш, хуже всех — таксы и терьеры, но любая дворняжка с младых когтей норовит поймать и разодрать носкоеда… а тренируются на носках! Никакие хамелеонские штучки не помогут. Носкоед, конечно, сольется с чем угодно, да только псу на это плевать — у него нюх. Собаке носкоеда учуять проще простого!»

Что и продемонстрировал сенбернар.

Чанг слился с фикусом — Губерт повалил фикус. Рамзес привычно притаился на тапке профессора — Губерт вцепился зубами в тапок. Пепа Шпилька выбрал веник — Губерт взялся трепать веник.

Только до Василы не добрался. Потому что Васила оттолкнулся от кресла и мощным прыжком взлетел аж на письменный стол.

И слился там с «Жизнью носкоедов».

Это было лучшее укрытие из всех возможных. Отличный выбор!

Сенбернар остался в дураках.

А профессор? — Ну, профессор! Он кинулся к книге, как львица к львятам, на которых напал буйвол. Он прижал книгу к груди и защищал ее собственным телом.

Он спас Василу и дело всей своей жизни, но вокруг царил полный разгром. Террариум повален, фикус опрокинут, ваза разбита, а посреди, вывалив язык, сидит Губерт.

Сенбернар был озадачен. Он же выгнал всех носкоедов из кабинета! Так откуда этот незнакомый запах?

И ведь где-то совсем рядом. Куда же он спрятался? И кто — он?

Пес положил голову на лапы и задумался, обильно пуская слюни. Но так ничего и не придумал.

Но мы-то с вами знаем. Ведь когда сенбернар ворвался в кабинет, каждый носкоед быстренько слился с тем, что под руку попалось.

А Туламору попался Губерт.

Он вспрыгнул ему на спину, зарылся в мех — и намертво застрял в спутанной, нечесаной шерсти. Слияние получилось идеальным.

А теперь Туламор принялся сенбернара кусать, щипать и ковырять.

Сенбернар взвыл от удивления и боли. В шкуру словно шипы впились. Он вылетел из дому и помчался, как ошпаренный, по ночным улицам…

А веселая компания меж тем кинулась вверх по лестнице. Операция по спасению несомненно удалась, Туламора-младшего достали из клетки, да еще и псину прогнали!

— Это был не пес! — заявил Васила. — Это какие-то сто кило мяса, натасканные на носкоедов!

— За всеми зайцами погнался, бедняга! — смеялся Рамзес.

— Хотел я его придушить, — протянул Чанг, — да как-то жалко стало…

Только Пепа Шпилька молчал.

Он оглядел лестницу.

— Слушайте, а мы все вышли?

— А что такое? — не понял Васило.

— Да ничего… Шефов пацан-то где?

Всех как громом поразило.

— Братик! Тулик, ты где?! — позвал Рамзес.

Пепа шумно сглотнул, а Чанг начал икать.

— Будет он нас ждать! Небось уже дома сидит, расписывает, как мы его спасали! — уговаривал себя Васило.

— Нифига он не дома, — с мрачной уверенностью заявил Рамзес. — Был бы он дома — двери были бы настежь, а отец отплясывал бы танец живота.

Это звучало убедительно.

Пару раз Васило видел, как Шеф праздновал большую удачу.

Он хлопал в ладоши и отплясывал танец живота.

На чердаке действительно было тихо. Никто не топал и не хлопал.

— Без паники, ребята, — Васило криво улыбнулся. — Попробуйте вспомнить, где мы его видели в последний раз.

Рамзес был уверен, что это пустая трата времени. За последние дни он как-то разом повзрослел и поумнел.

И отлично знал, что его ждет дома, если он вернется без брата.

— Я иду назад, — сказал он. — Он наверняка еще там. Может, спрятался куда, а выйти не может. Я там каждый угол знаю.

Васила обеими лапищами стиснул ему руку.

— Снимаю шляпу, малец, — прохрипел он. — Видел бы тебя сейчас твой отец! как бы он тобой гордился!

Рамзес покраснел было от гордости, но потом, к собственному удивлению, ответил:

— А может, и нет.

И сбежал вниз по ступеням.

Двери в квартиру профессора так и стояли нараспашку после поспешного бегства Губерта.

Рамзес скользнул внутрь. Как и все носкоеды, он умел передвигаться без единого звука, но сейчас мог топать сколько угодно.

Профессор бы все равно его не услышал. Он застыл посреди кабинета, потрясенный и раздавленный тем, что только что видел. К груди он прижимал «Жизнь носкоедов».

Рамзес мог спокойно проверить все тайники, в которых они когда-либо прятались…

А когда наихудшие его подозрения оправдались — Тулика не было ни в квартире, ни во всем доме, — наверх он возвращаться не стал.

Да, Рамзес принял решение!

— Я должен найти брата. Это я во всем виноват. Не надо было туда соваться. А если уж профессор схватил одного, так и другому надо было оставаться, а не улепетывать со всех ног, а потом прятаться за балкой и слушать, как отец бушует! — вслух сказал он. Он бы и заорать мог, все равно его никто не слышал.

Люди и носкоеды в окрестных домах давно спали. Не горело ни одно окно. Рамзес крался вдоль стены по темной и безлюдной улице.


Амулет у Ножика



Иногда события разворачиваются так быстро, что и не знаешь, как рассказать все и ничего не упустить. Ну вот, скажем…

Куда там у нас делся Хихиш?

Хихиш вернулся в «Килиманджаро». Клуб был уже закрыт, и даже решетка заперта, и Хихишу пришлось лезть в окно.

В клубе все было вверх дном. Стулья раскиданы; на полу в луже воды мок чей-то ботинок, а у входа валялся несколько носков — их пороняли дикие носкоеды, когда Хихиш облил их из сифона.

Хихиш принялся тщательно обшаривать углы. Где-то здесь он в пылу драки обронил свой амулет.

Ну конечно! Там, в углу, за ящиком с пустыми бутылками, что-то виднелось.

Точно! Кожаный мешочек с амулетом!

Хихиш уже было протянул руку, но мешочек отпрянул как живой. И опять. Хихиш попытался его схватить, но тот снова увернулся. Хихиш ринулся за ним, споткнулся о ящик с бутылками и услышал издевательский смешок.

— Так я и знал, что ты вернешься за этой штучкой, — осклабился Дедерон. — Дай, думаю, подожду.

Он насмешливо помахал мешочком перед самым носом Хихиша:

— Что это такое?

— Дай сюда.

— Что это? — повторил Дедерон. — Ценная штучка?

— Для меня — да. Это подарок. Мамин подарок, — сказал Хихиш — и тут же пожалел об этом.

Дедерон прямо закатился от хохота. Можно подумать, он в жизни не слыхал ничего смешнее.

— Ма… ма… мамочкин подарочек, — всхлипывал он.

Хихиш бросился на него, но Дедерон был настороже. Он отступил на шаг и подставил Хихишу ногу. Хихиш влетел головой в угол стола. У него аж искры из глаз посыпались.

Дедерон протянул руку и как котенка вздернул Хихиша в воздух. Пальцы у бандита были как клещи — Хихиш вырывался, да без толку.

— Ладно, хорош веселиться, — буркнул тощий носкоед. — Слушай сюда, Хихиш. Ты мне нравишься, хоть имя у тебя дурацкое, и с виду маменькин сынок. Но подраться не дурак. Классно ты нас облил, корешок, я заценил. Так что — давай к нам.

— Куда это — к вам?

Ножик разжал хватку. У Хихиша ныло все тело.

— Про Большого Босса слыхал? — спросил Дедерон.



Хихиш помотал головой.

— Когда-то верхний город принадлежал ему весь. Давным-давно. То был век нейлона и дедерона. Об этом-то ты слышал?

— Об этом слышал, — сказал Хихиш. — Дедушка рассказывал.

— Туламор Старший — Падре, самый крестный из всех отцов! И я, Дедерон, буду не хуже, чем он. Я уже прибрал к рукам нижний город, но мне этого мало.

Хихиш так и подскочил:

— Туламор Старший?

— Так ты его знаешь?

Хихиш лихорадочно соображал. Сказать, что это его дядя, отец ужасных кузенов?

— Ну?!

— Имя слыхал, — опомнился Хихиш. Голос у него дрожал.

— Вот видишь. Но он давно вышел в тираж, и скоро Большим Боссом стану я. Так что держись меня — не пропадешь.

— Не хочу, — твердо сказал Хихиш.

— А это хочешь? — и Дедерон помахал в воздухе амулетом. И дважды свистнул.

В ту же секунду, как из-под земли, появились два носкоеда с ржавыми булавками в ушах.

Подхватили Хихиша под руки и поволокли в подвал.

«Сейчас они меня там запрут, — подумал Хихиш. — А там мусор и крысы».

Носкоеды терпеть не могут воду и боятся собак; но хуже всего крысы.

(Самое время вам об этом сказать.)

Видя его испуг, Дедерон развеселился:

— Можно было бы тут тебя и оставить, — ухмыльнулся он, — но не буду, так и быть. Сдается мне, тебе бы это не понравилось, — и приказал: — Завяжите ему глаза.

Хихишу завязали глаза платком.

«Это конец», — подумал он.

Перед глазами плыли красные круги, он ничего не видел. Что-то скрипнуло, потянуло сквозняком, четыре руки толкнули его в спину — и он полетел.

И приземлился на четвереньки.

Он содрал повязку с глаз и поднялся на ноги.

— Теперь уматывай, — вполне дружески сказал Дедерон. — Когда поумнеешь и захочешь к нам — приходи за своей штучкой. Где меня найти, ты знаешь.

— Где? — только и выговорил Хихиш. Эту битву он проиграл.

— Возле «Килиманджаро» всегда есть кто-нибудь из наших. Они тебя проводят.

А больше Хихишу не сказали ничего.

Даже захоти он спросить еще что-нибудь — было не у кого. Он стоял посреди неведомого нижнего города — один-одинешенек.


Вот свезло!




А в это время Губерт мчался по ночному городу. Никакой страх не заставил бы его побежать — Губерт был ужасно ленивый пес; сейчас он бежал только потому, что хотел избавиться от носкоеда, который вцепился ему в шкуру зубами и когтями.

Улица спустилась к реке. У берега осел старый пароход — вернее сказать, остов парохода, старый и ржавый насквозь.

На воде покачивалась лодка с одиноким рыбаком. Рыбак светил на поплавок карманным фонариком — и в голове у Губерта мигом просветлело.

Очертя голову он кинулся в воду. Он нырял, отдувался, кувыркался — и тяжесть свалилась с его загривка.

Скинул-таки носкоеда!

Губерт поспешно выбрался на берег, встряхнулся и припустил домой: хозяйка, небось, уже в отчаянии.

Весь город спал. Только рыбак удил рыбу в темноте.

Он и сам клевал носом в своей плоскодонке, как вдруг поплавок запрыгал по воде, и удилище задергалось в руках. Рыбак уперся посильнее и принялся тянуть.

Видать, крупная рыбка попалась! Он поднапрягся — и добыча с плеском упала на дно лодки.

И что же это было такое?

Рыбак понятия не имел, что это и есть ли у него имя. Меж тем имя у него было, и весьма благородное — Туламор.

Вот свезло!

Плавать-то носкоеды не умеют! Будь то озеро, река или просто ванна — носкоед мигом разбухает, тяжелеет и идет ко дну.

Не попадись Туламор на крючок — лежать бы ему на дне.

Ну хватит на сегодня, решил рыбак, пойду лучше высплюсь. Все равно рыба не клюет.

А странный улов перевалился через борт и выбрался на берег.


Среди бродяг


Туламор-младший валялся в траве у стены набережной, как старая потрепанная тряпка.

Он был как в бреду и едва дышал.

Он хотел позвать на помощь, но звук, который он издал, походил разве что на скрип влажного полотенца, когда им протирают барную стойку.

Ничего не добившись, он впал в долгую дремоту. Все случившееся казалось ему беспорядочным кошмарным сном. Все качалось, будто на волнах, и он сам словно уплывал в какую-то неизвестную даль.

И голоса, раздавшиеся у него над головой, тоже, казалось, исходили откуда-то издалека.

— Ну что, крышка ему? — спросил один голос.

— Да нет пока. Молодой да живучий. Хотя досталось ему, конечно, — ответил второй.

— А взялся-то он откуда? По нему сразу видать — домашний. Да еще, небось, сын богатого папеньки и благородной маменьки.

— Вот такие-то чаще всего из дому и сбегают! — поделился житейской мудростью второй голос.

Туламор-младший слышал эти голоса, но был так слаб, что даже не мог открыть глаз.

А потом почувствовал, как кто-то один берет его за руки, а кто-то другой — за ноги.

— Тащите под крышу. Надобно ему высохнуть! — велел кто-то длинный и тощий. С головы у него свисало множество мелких косичек.

— Конечно, Карлос!

Было видно, что его тут все слушались.

Карлос был — как и все остальные — бездомным бродягой, поэтому его «под крышу» означало «под мост».

Вам может показаться странным, что среди носкоедов есть бездомные и бродяги. Но они есть. Все они когда-то жили у тех людей, с которыми, к сожалению, жизнь обошлась жестоко. Сначала они лишались работы, потом дома, потом друзей, потом семьи — и в конце концов лишались своего носкоеда.

Эти носкоеды, оставшись без хозяев, решили остаться бродягами и жить без крыши над головой, и даже находили в этом своеобразное удовольствие.

Июль стоял жаркий, и река так и манила искупаться. Носкоедов очень радовало одно обстоятельство: среди множества дурных людских привычек была одна полезная — когда люди шли купаться, они снимали носки!

Вот придет зима, тогда они бросят город и, как птицы, тоже потянутся к югу…

Так что сейчас у Карлоса было чем накормить этого несчастного утопленника.

Он выбрал розовые ползунки и порвал их на несколько клочьев. Ползунки он добыл на прошлой неделе, одна молодая мамаша оставила их на одеяле. Отошла на минуточку со своим малышом к воде — а когда вернулась, ползунков уже не было.

Детские ползунки — вещь не только тонкая и мягкая, но и очень питательная.

Так что, съев два или три обрывка, Тулик открыл глаза.

И тут же закрыл их снова. Только бы не видеть косматых, нечесаных голов, которые над ним склонились.

— Он приходит в себя! — шепнул Карлос.

«Где же все, почему меня не ищут? Неужели даже Рамику на меня начхать?» — горестно подумал Туламор-младший.

Но глаза так и не открыл. Сделал вид, что заснул.

А минуту спустя его и в самом деле сморил сон.

Так что бродяги укрыли его лоскутным одеялом и разошлись по своим берлогам.


Друг познается в беде



Той ночью не спал и Рамзес. Не найдя брата в доме профессора, он побежал на улицу.

Там он посвистел, как условились, песенку про то, что Хихиш невысок, спрятал в миску носок.

Никто не отозвался, но детская дразнилка напомнила ему о кузене — которому никто ничего хорошего не делал, но который сам всегда и всем помогал.

И Рамзес помчался к дому пана Варжинца, благо тот, как обычно, оставил нараспашку балконную дверь.

Он проскользнул внутрь. Постель была застелена, и дома никого не было. Рамзес забарабанил в дверцу, скрытую за дипломом.

Он ожидал увидеть Хихиша, но вместо него вышел дед.

Рамзес поспешно поклонился. Ведь даже его отец уважал старика, а может, даже и побаивался.

— В чем дело? Что вы с Туламором еще учинили?

Рамзес, запинаясь, рассказал, что случилось, и объяснил, что он пришел к Хихишу, чтобы тот помог найти брата.

Дед смягчился.

— Только Хихиш вечно где-то болтается, — сказал он, — а мне с того одно беспокойство и никакой радости.

— Так он в городе — один?

— Добро бы один! — заворчал дедушка. — А то вечно с паном Варжинцем. Да где это видано — носкоеду дружить с человеком? Разве так можно?.. Хотя пан Варжинец, конечно, та еще белая ворона… — бормотал дед себе под нос.



— Белая ворона? — не понял Рамзес.

(Дома у него образно выражаться было не принято.)

— Все вверх тормашками, — вздохнул дед.

— Точно, — согласился Рамзес. — Так я пошел. До свидания.

Из дедовых речей он мало что понял. Одно было ясно — Хихиш ему в поисках брата не помощник.

Он вышел на улицу. Издали в его сторону двигалась высокая, ссутуленная фигура. На голове фигура придерживала шляпу, словно шла навстречу сильному ветру.

Но дело было совсем не в ветре — стояла тихая погода, ни один листик не шевелился на ветвях акации. Дело было в том, что фигура тщательно обследовала все щели и мусорные бачки — не скрывается ли там носкоед? Даже самый тугодумный носкоед узнал бы профессора Кадержабека.

Рамзес вспомнил присловье: «Друг познается в беде». Ну что ж. Вот он и нашел друга.

И он сделал шаг вперед.

— Пан профессор! — позвал он.

Профессор сперва испуганно вскрикнул, а потом осторожно проговорил:

— Это же ты, верно? Ты был у меня в террариуме?

Рамзес ступил в круг света уличного фонаря и выговорил:

— Пан профессор Кадержабек! Это я, не он! Мы двойняшки! Меня зовут Рамзес, но вы зовите меня Рамик. Помогите мне! Я ищу своего брата, Тулика. Ну того, который у вас в клетке сидел. Поможете? Я вас так прошу…

У профессора слегка пошла кругом голова, но он не сплоховал.

— Дружище! — сказал он. — Конечно, я тебе помогу. Я же всю жизнь только и делаю, что ищу носкоедов!


Хихиш тоже выходит на свет



Рене Кадержабека так переполняли чувства, что он едва стоял на ногах. Он присел на лестницу под фонарем, а Рамзес, наоборот, вытянулся, так что теперь их лица были вровень друг с другом.

Профессор чувствовал себя виноватым за то, что запер брата этого малыша в террариуме, и хотел как-то загладить вину.

— Рамик, честное слово, я не хотел причинить вред твоему брату! И нитки бы у него на голове не тронул!

— Да я знаю, что вы добрый! — нетерпеливо воскликнул Рамзес. — Чего я не знаю, так это куда он подевался!

— Погоди-ка! — Профессор задумался, вспоминая. — Когда я уходил, домой вернулся Губерт, ну, сенбернар пани Цветы, так он был весь мокрый, будто из реки вылез.

— Так он выбежал из дома и прыгнул в реку! — завопил Рамзес.

— Тулик?

— Да нет! Губерт!

Рамзес чуть не приплясывал на месте.

— Вставайте, надо бежать к реке!

— Да-да, скорее!

Профессор вскочил и подхватил Рамика на руки.

И уже хотел зашагать в сторону реки, как почувствовал, что кто-то вскочил ему на спину. Одной рукой этот кто-то схватил профессор за шею, другой пытался сорвать с головы шляпу, и при этом вопил во все горло:

— Рамик, беги!

Это был Хихиш.

Вернувшись из «Килиманджаро», он узнал от деда, что приходил его кузен и просил помощи. И Хихиш тотчас помчался его искать. И оказалось, что подоспел как раз вовремя, чтобы придти на помощь!

— Хихиш! — обрадовался Рамзес, — ты меня нашел! — И, не теряя времени, объяснил, что профессор теперь — его друг.

— Друг мне и всем носкоедам! — объявил он. — Так что можешь ему показаться!

И Хихиш вышел на свет и представился профессору Кадержабеку. Вскорости он уже знал обо всех событиях этого вечера — о своих приключениях он не стал рассказывать, — и все трое поспешили к реке.

На набережной профессор спрятался за старым теплоходом, а Хихиш с Рамзесом отправились на разведку.

Под мостом они обнаружили лагерь бродяг. Те что-то бурно обсуждали.

— Пойду спрошу их, может, они видели брата, — сказал Рамзес.

— А я осмотрю окрестности, — отозвался Хихиш.

Он зашагал по набережной вдоль воды.

И скоро увидел рыбацкую лодку, привязанную у берега. Наверное, надо вскочить на цепь и по ней перебраться в лодку. Сумеет ли он? Отважится ли? А что, если лодка полна воды?

Лодка и вправду слегка подтекала, но на сиденье Хихиш заметил какой-то клетчатый лоскут. Подцепив его за край, Хихиш разглядел мокрую тряпку — и сразу понял, что это за лоскут и чей он.

Это был клетчатый платок, который Туламор так щегольски повязывал вокруг шеи.

Хихиш держал в руках неоспоримое доказательство того, что его кузен тоже может быть где-то поблизости.

Он вернулся на берег и зашагал дальше.

А Рамзес тем временем отправился расспросить бродяг. Те сразу приняли гордый вид. Они с первого взгляда распознали в Рамзесе носкоеда, который никогда ни в чем не знал нужды.

— Ну да, был тут нынче ночью один парнишка, точь-в-точь твоя копия, — заявил тот, кого называли Карлос.

Он был высокий и тощий, а волосы заплетал во множество косичек.

— Его какой-то огромный пес затащил прямо в воду.

— Но ведь он не утонул? — вскричал Рамзес.

— Не утонул, но едва спасся, — ответил Карлос.

— А где он? Могу я его увидеть?

— В том-то и дело, что нет. Сами ничего не понимаем. Куда он подевался?

— Что? Что значит — подевался? — испуганно спросил Рамзес.

— А вот. Едва обсох — и сгинул.

— Так он просто ушел?

— Это вряд ли. Он едва на ногах стоял.

— Это было похищение! — провозгласил самый старый бродяга и важно разгладил желтую бороду. — И сдается мне, я знаю, кто к этому приложил руку!

— Так скажи нам, если ты такой умный! — закричали остальные.

— Некто, кто тут был, да теперь и след простыл! — заявил старец.

Все опять загалдели — охота деду загадки загадывать!

— Своими глазами его видел! Он тут как шакал следил и вынюхивал. И таки выследил себе поживу!

Дедерон Ножик, вот кто это был! Если этот парнишка из богатой семьи, так Ножик его вернет. Да не задаром! Уж потребует себе выкуп побогаче! — заявил старец, и все примолкли.

Больше Рамзес ничего не смог выяснить. И вернулся в профессору Кадержабеку, повесив голову. А тот как раз пребывал в приподнятом настроении. Из своего укрытия он видел всех носкоедов и не терял времени. И теперь размахивал блокнотом, в котором при неверном свете фонаря поспешно рисовал всех действующих лиц. Особенно много набросков он сделал с Карлоса.

Так их и нашел Хихиш, как раз возвращавшийся с разведки.

Еще издали он замахал клетчатым платком.

— Это же платок Туламора! — вскричал Рамзес.

— Я нашел его в лодке у берега. Туламор точно тут был! — заявил Хихиш.

— Да уж знаем. Эти вон, — Рамзес махнул рукой в сторону компании под мостом, — его из воды вытащили.

Только он исчез. И эти говорят — его похитили.

— Похитили! — в один голос вскричали Хихиш и профессор Кадержабек.

— Ага. И говорят, что к этому приложил руку какой-то Ножик.

— Дедерон Ножик! — ахнул Хихиш.

— Ты его знаешь?!

— Да так, слышал, — ответил Хихиш.

И больше Рамзес ничего не смог из него выудить.

Хихишу, конечно, очень хотелось рассказать о «Килиманджаро» и банде Носкоедов с булавками в ушах, но это было слишком опасно. Не нужно было втягивать во все это еще и Рамика.

Тем временем на реке проснулись лебеди. Пора было расходиться по домам и немного поспать. Утро вечера мудренее, любил повторять дедушка Хихиша.


На куче носков




Профессор Кадержабек настаивал на том, что должен проводить своего носкоедского друга домой, дабы с ним ничего не стряслось, и Рамзес еле от него отделался.

Не мог же он сказать, что все это время они жили на чердаке в доме профессора!

Поэтому он дождался, пока профессор зайдет в дом, и еще некоторое время слонялся на улице. Он все думал о том, как отец воспримет его дурные новости. Наверняка начнет бушевать вовсю.

И как ему сказать, что Рамзес показался перед профессором Кадержабеком? Что они стали друзьями? Уж лучше не говорить!

Он хорошо знал, какого мнения отец был о людях.

— С людьми надо держать ухо востро! — кричал он каждый раз, когда при нем заходила речь о людях. — Да, мы воруем у них носки. Но мы — носкоеды. И скажите, было такое, чтобы один носкоед съел другого? Никогда! За всю нашу историю — ни разу! А люди? Люди-то — людоеды!

— Что, правда? — изумлялись Рамзес с братом. — Люди едят людей? С голоду?

Отец принимал невероятно важный вид.

— Может, когда и с голоду, но чаще — для собственного удовольствия. Когда кого-то захватывали в плен, то сразу вязали его к столбу, потом били в барабаны и танцевали вокруг, а потом жарили пленника и съедали!

— Но теперь-то они так не делают, разве нет?

— Делают, только втайне! И оно только к лучшему — пусть едят друг друга, а не нас, ха-ха-ха! — смеялся отец, на чем обсуждение всегда и заканчивалось.

И добавлял наставительно:

— Запомните, мальчики, носкоеды живут рядом с людьми только потому, что люди даю тнам носки. И ничего другого. Так что никаких знакомств с нашим хозяином. Как по-вашему, станет наш профессор дружить с коровой? Только потому, что та дает ему молоко? Не станет! А молочко между тем пьет!

И хотя отец говорил очень убедительно, Рамзес все равно не мог себе представить, чтобы пан Кадержабек взял в плен пани Ворачкову, привязал ее к столбу, танцевал бы вокруг нее с барабаном, а потом зажарил!

Вот какие мысли роились в голове у Рамика, когда он добрался наконец до дома. Отец сидел на груде носков посреди чердака и дышал с таким свистом, с каким воздух выходит из проколотой шины.

Рамзес не на шутку испугался.

— Папа!

— Рамик? Где ты был? Я ужасно беспокоился!

Этого Рамзес не ожидал. Отец назвал его «Рамик»! Он беспокоился!

Так что Рамзес залез на груду носков и все рассказал. И о брате, и о Хихише, только профессора Кадержабека не стал упоминать.

— Говоришь, его зовут Дидерон Ножик? — отец повторил это имя дважды. Не слыхал ли он его прежде? — И кто же этот чертов паршивец?

Рамзес не был уверен, стоит ли говорить, что о нем что-то знает Хихиш. К тому же, он совсем засыпал. У него слипались глаза, и он клевал носом.

Отец это заметил и буркнул:

— Ну, ладно. Иди спать, Рамик. Утро вечера мудренее.


Семейные узы


Рамзес проснулся совершенно разбитый, а вот Падре словно помолодел.

Он поприседал, помахал руками, отдышался и решительно сказал:

— Вставай, парень. Отведешь меня к ним.

Рамзес не мог понять, чем это отец так вдохновился. А главное, почему он так вдруг изменился.

— Семейные узы, — сказал отец. — Когда-нибудь, парень, ты тоже это поймешь.

Он достал рюкзак и набил его отборными носками.

Рамзес повесил рюкзак на спину. На лестнице он отцу немного помог, но стоило им выйти на улицу, как отец зашагал во весь опор — даром, что толстяк.

Было воскресное утро, люди поразъехались по дачам, а кто остался в городе — еще сладко спал.

Так что они могли не скрываться.

Тем не менее, прошло некоторое время, прежде чем они добрались до реки. Помимо всего прочего, отец почти не узнавал город.

Все ему казалось чужим. Если бы не Рамик, они бы, наверное, никогда не добрались до набережной.

Когда они приблизились к мосту, Рамик взял отца за руку:

— Они немножко странные. Ты их не пугайся.

— Я? Пугаться? Да ты совсем меня не знаешь, парень!

Похоже на то, подумал Рамик.

— Ну? — взревел Падре уже голосом Большого Босса. — Где они там?

— Эй, господа! — позвал Рамзес. — Не спите? Добрый день!

Они были гордые, эти бродяги, что жили у воды, и Рамзес это знал. Следовало обращаться с ними уважительно.

Он стащил со спины рюкзак с носками.

— Мы вам принесли кое-что. Можете устроить пикник.

Под мостом потихоньку зашевелились.

— Хватит, хватит, — заворчал Падре. Дорога нелегко ему далась. Он спрятался в тенек и вытирал пот со лба. Начинало припекать.

— Здорово, юноша, — помахал Рамзесу желтобородый старик. — Опять кого-то ищешь?

— Брата, — сказал Рамзес. — Тот, которого вы вытащили из воды — это точно был Тулик.

Старик пригляделся.

— Скорее всего, — согласился он. — Уж больно на тебя смахивал.

— Ну так выкладывайте, что знаете! — Падре выступил из тени и уткнул руки в пузатые бока, чтобы выглядеть еще величественней.



— Большой Босс! — вихрем пронесся шепот среди бродяг.

— Собственной персоной! — проворчал Падре. — А теперь по порядку. Кто его вытащил из воды.

— Мы не вытаскивали. Рыбак его схватил и выбросил на берег, — честно ответил старик.

— А кто его первым увидел?

— Карлос! — разом отозвалось несколько голосов. — Он ему помог.

— Карлос? — у Падре от удивления аж дыхание перехватило. — Он тут? Где он?! Приведите его!

— Ну нет! Никаких приказов! — отозвался откуда-то голос. — Тут наши владения!

Тощий долговязый носкоед постарше соскочил с бетонной стены и вразвалочку подошел. На голове у него топорщились войлочные косички.

— Карлос!

— Туламор! — осклабился долговязый. — Ну ты и разъелся! Что значит — жирная пища. Небось одни гольфики ешь, пан начальник? А уж если носочек — так только из лучшей овечьей шерсти, эй, официант! Так у тебя принято?

— Заткнись, — мирно сказал Туламор-старший.

Никто никогда так не говорил с моим отцом, потрясенно думал Рамзес. Это как же так?

Эти двое явно знали друг друга!


Отступление. История Карлоса и Туламора



Они были знакомы с детства. Туламом был вожаком шайки сорванцов с левого берега реки; во главе такой же шайки на правом берегу стоял Карлос.

Обитатели правого и левого берегов бдительно стерегли свои владения, и из-за этого постоянно дрались. В старые заскорузлые гольфы они насыпали песок и этими дубинками молотили кого попало.

Как это часто случается с главарями, Туламор и Карлос были врагами не на жизнь, а на смерть, но это не мешало им уважать друг друга.

А когда кончились детские игры, они забыли вражду и стали друзьями.

Ни тот, ни другой не могли смириться с тихим домашним уютом — участью большинства носкоедов, которые, повзрослев и найдя себе хорошего домохозяина, обзаводились семьей и ни о чем, кроме повседневных хлопот, не беспокоились.

Нет уж, решили они, мы будем жить иначе. Карлос мечтал путешествовать, нигде не задерживаться и радоваться свободе.

«Если у тебя ничего нет — то все вокруг твое!» — говаривал он.

Но Туламора влекли богатство и власть. Вскоре он превратился в Падре, известного также, как Большой Босс.



Но они все равно были приятелями… пока не появилась Мохита.

Мохита, знойная носкоедка из Мексики, появилась в их жизни совершенно неожиданно и принесла им немало бед.

Ее домовладелец, торговец носками, решил съездить со своим товаром в Европу.

Мохита не могла пройти мимо чемодана, туго набитого отборными носками, гольфами и чулками. Она залезла туда полюбопытствовать, как вдруг…

Хлоп!

Крышка захлопнулась.

И через несколько дней чемодан благополучно прибыл в город, где жили Карлос и Туламор.

Туламор был наслышан о приезде заморского коммерсанта и жаждал прибрать к рукам товар.

Он взломал дверь в гостиничный номер мексиканца, вскрыл чемодан — и влюбился с первого взгляда.

Он не взял из того чемодана ни одного носка — зато взял Мохиту.

Красавица-мексиканка никого не знала в чужом сыром городе. Конечно, тучный Туламор был совсем не ее тип; но он осыпал ее такой заботой и шерстяными носками, да и просторный чердак дома профессора Кадержабека был, по местным меркам, просто великолепен.

Мохите не было дела до того, что он — мафиози. Дома он всегда был внимательным мужем и прекрасным отцом двоих сыновей — Рамика и Тулика.

Карлос ничего ей не сказал. Он хранил честь своего друга и любил Мохиту втайне.

Он часто ее навещал (она почти все время мерзла), и она рассказывала ему, как тоскует по палящему солнцу, жужжанию москитов и бренчанию гитар.

А потом, когда бесконечный дождь и сырость извели его вконец, Карлос исчез, даже не попрощавшись с Туламором.

Он должен был сам увидеть землю Мохиты, с ее гитарами, комарами, палящим солнцем и жгучим перцем.

И долгие годы никто о нем не слышал…


В корабельной утробе




Они стояли друг против друга в лучах рассветного солнца. Пузатый Туламор-Старший с головой лысой и блестящей, как грибок для штопки, и тощий жилистый Карлос с целой копной косичек.

Казалось, они готовы сцепиться. Вдруг они разом подались вперед, обнялись и тотчас отступили.

— Карлос! Вот так штука! Где же ты был все эти годы?

— То здесь, то там. В основном, в Мексике.

— Но зачем?

— Чтоб не превратиться в тебя, — осклабился Карлос. — Другой климат, другая еда…

— Где мой сын? — оборвал его Туламор-Старший.

Карлос посмотрел в сторону реки. У старого корабельного остова плавала пара лебедей.

— Там, да? — догадался Рамзес.

— Может быть, — задумчиво сказал Карлос. — Пойдешь со мной посмотреть? Не боишься?

— С вами не боюсь, — выпалил Рамик.

— Ладно, идем. Но это будет опасно.

— Так, погодите, кто тут босс? — разъярился Падре.

— Тут босс — я. И я тебя не зову.

Карлос широким шагом направился к теплоходу. Рамзес покосился на отца. Тот ничего не сказал.

И он побежал за Карлосом.

По шатким сходням они перебрались на палубу. Там было полно всякого хлама — старые тряпки, пустые консервные банки, гнилые канаты…

Ржавый трап вел на нижнюю палубу.

— Вниз я лучше сам, — зашептал Карлос.

Трап ужасно скрипел. Карлос оглянулся и, увидев, что Рамзес идет за ним, только пожал плечами.

Слева от трапа тянулись каюты, большая часть дверей была выбита. Вход в одну из них был завален старым тюфяком.



Карлос сунулся было внутрь, но тут же отпрянул. По ногам ему с писком пробежала потревоженная стайка мышей и скрылась в приоткрытой каюте возле трапа.

Из которой раздался дикий рев.

Карлос схватил железный прут, валявшийся в углу.

— Сиди тут, — велел он Рамзесу.

И ринулся в каюту.

На койке развалились три носкоеда. Выглядели они довольно жалко.

Одного из них Карлос уже видел на пристани. Такого верзилу трудно было не запомнить.

— Пардон, что помешал, — Карлос дружески кивнул великану. — Мы, кажется, знакомы. По крайней мере, виделись, — уточнил он.

— Меня в этом городе все знают, — ухмыльнулся верзила. — Я — Васила.

Да-да-да. Тут отсиживались Васила, Удав Чанг и Пепа Шпилька.

Когда вчера они вернулись без Туламора-младшего, на чердаке произошло землетрясение.

А потом цунами.

Босс в ярости швырял целые охапки носков и топал ногами.

Потрепанная троица вывалилась на улицу, и Васила отвел их на судно, которое называл «мой плавучий дом».

Там они могли привести себя в порядок и хотя бы выспаться.

— Вы тут больше никого не видали? — поинтересовался Карлос.

— Сюда никто не ходит, — буркнул Васила. — А ты что — ищешь кого?

— Хороший вопрос. Тут кое-кто брата ищет. Похоже, его похитили. И похоже, не обошлось без Дедерона Ножика и его банды.

Карлос свистнул, и в дверях возник Рамзес.

— Дядя Васила!

— Рамзес!

Удав и Пепа онемели. У Чанга язык прилип к гортани, а Пепа свой так и вовсе чуть не проглотил.

— Так-так-так, — протянул Карлос. — Веди-ка их, Рамик, наверх, порадуй папу.

— Босс здесь? — ахнул Васила.

Для такого большого парня он был изрядно трусоват. Но прошептал осторожно:

— А что с Туламором-младшим?

Рамзес только покачал головой и пошел прочь. Васила, Удав и Шпилька поплелись за ним.

Внизу остался только Карлос. Вооружившись железным прутом, он обшарил все углы, но никаких следов похитителей или их жертвы не обнаружил.


Профессор Кадержабек и таинственный голос



У профессора Кадерджабека было замечательное настроение. Был бы помоложе — кувырнулся бы через голову. Вот это повезло!

У него кружилась голова, но это было даже приятно. Он уже и не помнил, когда так было в последний раз. Как — так? Он подыскивал подходящее слово — и нашел его:

— Ух какой кайф! — завопил он в голос.

Один раз с ним уже такое было. С тех пор у него и висела на стене ракетка, которая подходила к его кабинету, как шуба к бане.

Ботаник-студент, типичный отличник с виду, он вдруг начал бегать на корт. Партнер ему был не нужен. Хватало бетонной стенки.

Он лупил по мячику с такой силой, что ракетка звенела.

И не замечал, что уже несколько дней за ним наблюдает длинноногая блондинка, которая играла на соседнем корте с подружкой.

Однажды она сама к нему подошла и отважно предложила постучать мячиком вместе. У Рене закружилась голова. А когда девушка переобулась в тенниски, он голову и вовсе потерял.

Он смотрел во все глаза, как из белых носочков показались розовые пальчики. Он уже тогда интересовался носками, и такое сочетание его потрясло.

Она улыбнулась и предложила ему подавать первым. Рене подбросил мячик и привычно по нему ударил. Как будто перед ним была стена.

Миниатюрная блондинка, получив мячом, довольно быстро пришла в себя, но больше на корте не появлялась.

И Рене повесил ракетку на гвоздь.

Все свое время он теперь отдавал изучению носков. Он узнал их историю и происхождение. Он изучил носки со всего мира, но более всего жаждал разгадать вечную тайну: куда и почему у людей пропадают носки? Так он обрел свою истинную страсть — носкоедов!

— Ух какой кайф! — повторил профессор и вернулся к столу, на котором лежали рисунки бродяг-носкоедов.

Целый день он доводил до ума поспешные наброски, сделанные на набережной, и теперь наконец-то был ими доволен.

Вот будет сюрприз для Академии Наук! А как они будут смотреться в его труде «Жизнь носкоедов»! А уж та глава, в которой он опишет историю своего знакомства и дружбы с юным носкоедом Рамиком и его кузеном Хихишем! Это тянет на Нобелевку!

Звонок телефона нарушил течение приятных мыслей.

Он так трезвонил, что трубка прямо-таки подпрыгивала на рычаге.

Профессор поднял трубку и севшим голосом сказал:

— Слушаю вас.

— Прекрасно! Вот и слушай, если хочешь вернуть сыночка. Я тебе это устрою — за небольшую мзду! Пара мешков с носками, всего-то. Разных размеров, разных выпусков — и чтоб без фокусов! Я с тобой свяжусь.

Щелк. И тишина. Хорошего настроения как не бывало. На сердце у профессора заскребли кошки.


Что-то странное



Ножик Дедерон самодовольно посмотрелся в треснутое зеркало, висевшее над стойкой в «Килиманджаро». Только что он позвонил отсюда по тому номеру, что ему назвал Туламор-младший.

Он представлял себе разъяренного Большого Босса. Неплохо Дедерон его зацепил — тот аж дар речи потерял.

Дедерон вынул из серебряной коробочки детский носок и макнул его в пиво. Потом привычным жестом свернул носок в тугой жгут и сунул в пасть.

Через некоторое время он спустился в подвал. Там, в одной из каморок за зеленой дверью томился Туламор-младший.

Комнатка была только-только на одного, почти без света; связывать или затыкать рот Туламору не стали. Дедерон никого не допускал к пленнику, но сам захаживал — перекинуься парой слов.

Сейчас ему вспомнился самый первый разговор — после того, как он сам с тремя подручными налетел и утащил пленника, так что никто из бродяг и ухом не повел.

— Я — Дедерон Ножик, — представился он тогда. — А ты который из двух? У Падре же близнецы, верно? Туламор-младший и Рамзес?

— Туламор я, — отозвался Тулик. — Что еще за Падре?

— Ну как же! Сам Туламор-старший, Падре и Большой Босс, самый крестный из всех отцов!

У Туламора так искренне отпала челюсть, что Дедерон поневоле уверился в полной его неосведомленности.

— Вот так так! — он так и зашелся от хохота. — Папаша остепенился, а про былые делишки ни мур-мур? Ну да ладно… Все равно ты узнал бы, не сейчас, так потом… когда выкуп принесут. А до тех пор побудешь при мне. Или оставить тебя тут одного?

— Не надо! — выкрикнул Тулик.

С ним творилось что-то странное — он и сам не понимал толком, что это. Дедерон был едва старше его самого; но банда ходила перед ним на цыпочках, а вся округа пискнуть не смела. Тулик начинал восхищаться этим ненормальным с английскими булавками в ушах.

К тому же именно от него Туламор узнал, что когда-то его собственный отец правил всем преступным миром носкоедов.

В лучах отцовской славы он нежился, как гремучая змея на песчаной дюне.

— Ты мне нравишься, — Ножик похлопал его по спине. — Я смотрю, ты и сам бы не прочь стать Шефом, как папаша.

Туламор раздулся от гордости, а потом выпалил от души:

— Было бы здорово! Но еще больше я бы хотел быть как ты.


Загадочная кража




Маленький магазинчик продавал все, что только может прийти в голову, и содержался в образцовом порядке, чтобы на узкие полки влезли все стиральные порошки, консервы, носки, вина, бананы, дыни, картошка и йогурты.

А меж них восседал — если только не курил у входа — улыбчивый Ли-Ку.

Но сегодня, когда Эгон зашел к нему, чтобы купить банку сельского гуляша и пару носков, на круглой физиономии его не было и тени улыбки.

— Носков нету, — сообщил он с порога.

— Что ты говоришь, Карлику? — поразился пан Варжинец. — Как так — носков нету?

— Носок есть. Смотри, везде. Полно, но одна.

Пан Варжинец пригляделся. Все в магазинчике было как обычно, только по полу всюду валялись носки. Много носков — и все по одному, ни одной пары.

— Что это, пан Варжинец? — жалобно взывал Ли-Ку. — Что это значит?

— Непарные!

— Что-что?

Пан Варжинец решил, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расширять запас чешских слов у симпатичного китайца.

— Как грабитель попал внутрь? — спросил он.

— Не грабитель! Никакой грабитель одна носок не красть!

С этим пану Варжинцу пришлось согласиться. Согласился он и с тем, что в данном случае звать полицию не стоит.

Так что он просто уговорил Карлика, что носки не обязаны быть одного цвета — и в доказательство подвернул штанины.

Пан Ли-Ку решил, что в чужой земле и обычаи чужие, взял полиэтиленовый пакет и набил его разноцветными носками. После недолгого спора он даже согласился взять деньги за носки.

Когда Эгон пришел домой, его уже ждал Хихиш. Он выглядел очень подавленно. Он выглядел как носкоед, у которого совесть нечиста.

Без единого слова Эгон высыпал содержимое пакета на стол.

На мордочке Хихиша проступил испуг.

Видимо, Эгон понял его неверно, потому что отрывисто спросил:

— Ты об этом что-нибудь знаешь?

— Носкокрады, — выдохнул Хихиш.

— Кто-то похозяйничал у пана Ли-Ку, ты его знаешь, — продолжил пан Варжинец, и выглядело это как допрос.

— Эгон! Ты что, думаешь, я…

— Да нет, конечно. Но что за вандал это сотворил, как ты думаешь?

Вандала Хихиш не знал, но чуял, что не обошлось без банды Дедерона Ножика с булавками в ушах.

— Я этого вандала, как ты его называешь, найду, — сказал он. — Есть у меня одно сильное подозрение.

Он прихватил несколько носков как вещественное доказательство и побежал к двери.

— Ты куда? — остановил его Эгон.

— В «Килиманджаро». Все следы ведут туда.

— Я тебя одного не пущу! Пошли вместе!

Впрочем, тут же пан Варжинец понял, что это бессмысленно. Носкоеды просто спрячутся, завидев его.

Все будут дружно играть в хамелеонов.

Хихиш пообещал, что будет осторожен, а потом по пологим улочкам спустился в дикий квартал города, где правил Дедерон Ножик и его банда.


Вступительный экзамен




В клуб Хихиш попал снова через окно, тихо и незаметно. Дедероновой шайки поблизости видно не было.

Хихиш начал тщательно обшаривать подвал. В нем было множество закоулков и кладовок.

В одну из них вела зеленая дверь.

Из-за двери доносились голоса. Хихиш заглянул в щелку — и увидел Туламора-младшего! Тот восседал на куче разнообразных носков. А второй голос принадлежал Дидерону Ножику.

— Вся эта куча — один ночной налет на китайскую лавку! — вопил он.

Хихиш просунулся в щель. Дедерон стоял как раз напротив двери. Амулет висел у него на шее!

Вот я тебе! Хихиш так и вскипел от гнева. Он напрягся, чтобы броситься на Дедерона, но не успел — сзади его обхватили сразу две пары рук. Кто-то сбил его с ног и ловко заткнул кляпом рот.

После чего втащил внутрь.

— Ух ты! Герой Хихиш! — воскликнул Дедерон.

Туламор-младший заморгал от изумления, а потом завопил, что это его двоюродный брат.

Хихиш пытался дать ему знак — сделай, мол, вид, что меня не знаешь, но Туламор его не понял.

— Это мой двоюродный братец! Тихоня, дедушкин любимчик! — заявил он Дедерону.

— Да? А я его совсем другим знаю, — сказал Дедерон.

Хихиш выплюнул кляп. Что ж дальше-то будет, с горечью подумал он.

— Так чего тебе надобно? — проворчал Дедерон.

— Мой амулет, — ответил Хихиш. — И вступить в твою банду.

— Идет, — сказал Дедерон. — Но сначала ты сдашь экзамен.

— Какой еще экзамен?

— Как насчет разбоя средь бела дня?

— Что? — испугался Хихиш.

— Ничего особенного. Просто принеси добычи, на закуску. Много не надо, сколько унесешь. Справишься до вечера — станешь членом нашего ордена Подвязки. И амулет я тебе верну. Ну как?

— Ладно, — небрежно ответил Хихиш. — Тогда до вечера.


Тайный план Хихиша




Хихиш выскочил из «Килиманджаро» и по извилистым улочкам припустил к верхней, тихой части города, где жили пан Варжинец и профессор Кадержабек.

Он надеялся, что Эгон еще дома.

Но Эгона не было. Вместо него за столом сидел Рамзес.

И смотрел волком.

— Где ты шляешься все время?! Я думал, ты мне хочешь помочь!

— Я и помогаю, — ответил Хихиш. — Эгона нет? — спросил он встревоженно.

— Какого еще Эгона?

— Ну пана Варжинца.

— С чего ему тут быть?

— Он тут живет, это раз, и он мне нужен, это два.

Тут Рамзес не выдержал.

— Слушай, ты! — завопил он. — Хочешь мне помочь найти брата или нет?!

— А я чем все это время занимаюсь! — огрызнулся Хихиш.

— Тогда рассказывай, кто такой Дедерон Ножик! Ты говорил, что что-то про него знаешь. А он звонил профессору! Он требует выкуп!

— Почему — профессору? — не понял Хихиш.

— Потому что он трубку поднял. Папа к его телефону присоединился… ну неважно сейчас. Ты что-то знаешь, а мне не говоришь! — обрушился Рамзес на Хихиша с новой силой.

— Ладно. Знаю. И кто такой Дедерон Ножик, и где он держит Тулика.

— Так что ж мы тут сидим! — взвился Рамзес. — Нужно его спасать!

— Не так-то это просто, — сказал Хихиш. И сказал он это очень серьезно.

— Дедерон — глава банды очень опасных носкоедов. Они контролируют всю нижнюю часть города, а в ухе у каждого из них — английская булавка!

Рамзес онемел. Он решил, что его кузен бредит.

Но потом предложил привести помощь. Силача Василу, про которого Хихиш уже слышал, и его приятелей — Удава и Шпильку.

— Нет, у меня уже есть план, как освободить Тулика, — сказал Хихиш. — Но сперва нужно ограбить одну лавку с носками.

И тут в замке заскребся ключ, и вошел пан Варжинец.

Рамзесу пришлось быстро сматываться.

Он проскользнул на балкон, и прежде, чем он начал спускаться по громоотводу к лестнице, Хихиш успел крикнуть вслед:

— Рамик, верь мне! И никому ни слова! Только сам ничего не делай, ты все испортишь!


Жизнь навыворот


От пана Варжинца за версту несло пивом.

— Ты ходил в пивную! — воскликнул Хихиш.

— Ну да. Взял себе порцию гуляша и пиво. Или два пива. Да что тебе за беда?

Ты, дружище, в моей помощи больше не нуждаешься, — с укоризной ответил пан Варжинец.

— Нуждаюсь! Ты даже не представляешь, как сильно! И прямо сейчас!

— Тогда выкладывай.

— Я нашел того вандала! Это Дедерон Ножик!

— В целом свете нет человека с таким именем, — усмехнулся пан Варжинец.

— Так это и не человек. Это носкоед!

— Хихиш! — возвопил пан Варжинец — Ты мне всю жизнь вывернул наизнанку, как…

— Как носок? — предположил Хихиш.

— Хватит с меня! Ничего не хочу слышать ни о каких носках!

— Не сердись, — тихо сказал Хихиш. — Только учти: если ты мне не поможешь, я стану последним ворюгой и мерзавцем!

— Чтооо? — Пан Варжинец так и рухнул на стул. — Официант, мне, пожалуйста, что-нибудь покрепче, — жалобно сказал он, но Хихиш даже не улыбнулся.

Осторожно, тщательно выбирая слова, он поведал Эгону свой план.

Хихиш рассказал только часть правды. Сказал, что нашел в «Килиманджаро» логово носкоедов, а в том логове — как раз те самые носки, которых накануне лишился пан Ли-Ку.

Все сходилось — ведь у него с собой было несколько парных. Сказал, что придумал, как вернуть все добро обратно в магазин. Но для этого нужна наживка.

«Наживка?» — подумал Эгон. У него были нехорошие предчувствия.

— Я должен сперва украсть немного носков. Сколько унесу. Небольшого пакета будет достаточно.

Пан Варжинец вскочил на ноги и схватился за голову.

Хихиш дождался, пока тот немного успокоится, и сказал, что есть и другой способ. Если бы Эгон сумел как-то одолжить у пана Ли-Ку пакет непарных носков, то ему, Хихишу, не нужно было бы их красть.

И тогда завтра или послезавтра, как получится, все носки, каждый с парой, вернутся к пану Ли-Ку в целости и сохранности!

Чтобы прервать поток хихишова красноречия, Эгон молча встал и вышел за дверь.

Две минуты спустя он вернулся с пакетом, набитым непарными носками. Но не стал распространяться о том, что ему сказал китаец и что он китайцу ответил.

Потому что на это у них не было времени.

Пану Варжинцу пора было идти в школу. Этим вечером в садовом павильоне должен был играть школьный оркестр, а в нем — три его ученика, Любош, Михал и Прокоп. Он ужасно за них волновался и сейчас был рад этому. Когда человек о чем-то волнуется, он не может думать ни о чем другом.


Хмурые мысли и мрачные разговоры


Спустились сумерки, и Хихиш, прижимая к себе набитый носками пакет, отправился в нижнюю часть города. На этот раз ему пришлось быть настороже. Он и на проезжую часть выбегал, и за припаркованным автомобилем прятался, и даже пару раз слился с урной. Какой-то старичок даже погнался за ним вокруг урны, но оказалось, что ему нужен был вовсе не Хихиш, а какой-то белый кролик. «Пепик, Пепичек, вернись!» — звал старичок.

Ближе к «Килиманджаро» улицы опустели — сюда мало кто захаживал. Можно было немного перевести дух.

И подумать, что же теперь делать.

Хихиш подумал даже, а не стоило ли взять с собой Рамзеса! Или даже того силача, Василу.

Мысли были невеселые. Да и где бы он нашел сейчас Василу с двумя его дружками?



Впрочем, вот об этом я кое-что знаю, друзья.

Когда Васила, Чанг и Шпилька выбрались из брюха ржавого парохода на белый свет, и выяснилось, что они понятия не имеют, что случилось с Туламором-младшим прямо у них под носом, Босса чуть кондратий не хватил.

Он схватил какую-то палку и принялся молотить ей по кому попало. Онлупил несчастных, пока не запыхался так, что едва мог перевести дух.

— Завтра — ко мне! — пролаял он из последних сил.

Привалившись к фонарю, он смотрел вслед улепетывавшим бедолагам.

В будочке на пристани раньше продавали билеты на пароходные прогулки. Сейчас она пустовала.

Там и спрятались беглецы, чтобы обсудить свои невеселые дела.

— Видели, как Босс со мной обошелся? Как… как с портянкой какой! — в глазах у Василы стояли слезы. Он вспомнил свое трудное сибирское детство.

— Надо бы нам сваливать по-быстрому, пока нас самих не свалили, — рассуждал вслух Удав.

— Нечего нам тут делать. Как я всегда говорю — не хватай провод под напряжением! — согласился Шпилька.

— Шеф, конечно, мучитель, но Дедерон и вовсе отморозок, — сказал Чанг.

— Ты его знаешь? — удивился Васило.

— Видал его пару раз в «Эльдорадо», он там со своей шайкой половину гостей без носков оставил.

— И как он выглядит?

— Как торчок паршивый! — взвился Чанг. — В ушах по булавке, в пиво макает детский носок. Это у него называется — соску пососать!

— Мир сошел с ума, — сплюнул Пепа. — Порядочному носкоеду места не осталось, пришло новое поколение. И мне место на помойке. У меня дома ванна, полная носков, а если мне захочется хорошо выдержанный, пропахший носочек — напротив пивная, а в пивной пара завсегдатаев, — и он подмигнул Чангу.

— У меня в «Эльдорадо» то же самое, — согласился Чанг. — Кроме того, чем лучше знаешь людей…

— …тем больше ценишь носкоедов, — закончил Васила.

Он не вступал в горестные стенания до сих пор, но тут решил высказаться.

— Слушал я тут вас, мужики, и вот что я вам скажу. Делайте ноги. Вы Боссу ничего не должны.

— А ты как же?

Васила с размаху стукнул себя в грудь:

— Что ж я могу поделать с моим распроклятой широкой душой и верным сердцем? Ничего! Но вы, голубчики, спокойно возвращайтесь домой.

Что ж, Пепа Шпилька направился в свою мастерскую, Удав Чанг — в «Эльдорадо», а Васила побрел куда глаза глядят.


И опять зазвонил телефон


Если Хихиш думал, что Рамик будет сидеть тихо, то он здорово ошибался.

Вокруг было столько загадок, а среди них наипервейшая — сам Хихиш. Как это он так враз переменился? Только что был прямо пионер-отличник — и на тебе, идет грабить магазин?

Рамзес решил не спускать с него глаз.

Притаившись у дома, он видел, как пан Варжинец вышел из дверей и отправился в лавку неподалеку. Видел, как тот размахивал руками, объясняя, а потом вернулся назад с туго набитым полиэтиленовым пакетом. И в пакете были носки!

Не прошло и четверти часа, как тот же пакет Хихиш поволок в нижнюю часть города. Ему пришлось прятаться от людей, но ему и в голову не пришло, что за ним следит носкоед.

Крадучись, он пошел за Хихишем по кривым улочкам — никогда прежде они с братом не забредали в эти места.

У бара «Килиманджаро» какой-то ненормальный носкоед с булавками в ушах схватил Хихиша и втащил внутрь.

Рамзес долго прятался за углом, но никто не входил и не выходил, так что в конце концов он отправился домой.

Первым делом он проскользнул в щель для писем в квартиру профессора Кадержабека. Профессор корпел над своей монографией о носкоедах — записывал новые сведения. У него их было много.

Профессор так утонул в работе, что сперва не обратил внимания даже на телефонный звонок (позднее мы увидим, к чему это привело).

Рамик некоторое время понаблюдал за другом, а потом покинул его тем же путем, что и пришел. Сперва надо к отцу, а то что-то дело далеко зашло. И рассказать про Хихиша с его странными знакомствами.

Он вошел в ту самую секунду, как зазвонил телефон.

— Слушаю! — рявкнул Падре в трубку.

— Приветствую, — засмеялся голос на том конце провода. — Как дела? Выкуп готов? Малыш говорит, надо бы поторопиться.

— Где он?

— Плохой вопрос. Где там наш мешок носков?

— Будет вам мешок, даю слово. Но сперва я хочу увидеть сына. Хочу быть уверен, что он в порядке. Например, сегодня ночью, у реки, там, где ржавый пароход.

— Тише, тише, — проворчали в трубке. — Условия тут ставлю я, Дедерон Ножик. А раз уж тебе так по душе ржавые корыта, то завтра увидимся на автомобильной свалке за Западным вокзалом. Только без глупостей, а не то…

Дедерон многозначительно умолк.

И в это молчание вклинился голос:

— Але! Але!! Извините, пожалуйста, а где этот вокзал?

Конечно же, это был пан профессор.

— Все!!! — и Дедерон грохнул трубку на рычаг.

Профессор Кадержабек метался по комнате. Уши у него горели от волнения. Он, несомненно, напал на след ужасного преступления.

Потаенный мир носкоедов, до сих пор лишь теоретически изученный, внезапно стал таким реальным, что от ужаса бросало то в жар, то в холод.

Профессор быстренько записал телефонный разговор. У пани Цветы остнорожно разузнал, где находится Западный вокзал и автомобильная свалка. Завтра вечером…

Профессор Кадержабек был похож на кастрюлю.

Кастрюлю-скороварку, которая вот-вот взорвется на раскаленной плите.

А вот Падре сидел у телефона, уронив голову на руки. Рамзес вдруг впервые заметил, какой его отец старый.

— Рамик. Звонил этот Дедерон. Хочет выкуп… и я заплачу. Если б я еще знал, кто это такой!

Рамзес сел рядышком. И рассказал, что Хихиш знает Дедерона.

— Хихиш? — не поверил Падре. — Наш Хихиш?

С трудом придя в себя от изумления, Шеф хотел немедленно послать за Хихишем, но Рамзес его отговорил.

— Нельзя его спугнуть. Пока мы должны ему верить. Он говорит, у него есть план, как Тулика вытащить.

— Ладно, — согласился наконец Падре. — Подождем до завтра. Знаешь, где свалка у Западного вокзала?

— Знаю, — сказал Рамзес. — Я тебя отведу.


Рыцарь Ордена Подвязки



Дедерон Ножик уже поджидал у дверей «Килиманджаро».

— Покажи!

Он втащил Хихиша внутрь. Забрал пакет с носками и высыпал все в ту самую кучу носков, которая была украдена из китайской лавки.

— Я знал, что у тебя получится, — заявил Ножик и созвал всю свою банду. — Ну-ка, ребята, аплодисменты нашему новому герою! Да здравствует Хихиш!

Все — и даже Туламор-младший — захлопали. Новые друзья обступили Хихиша, чтобы пожать ему руку.

— Наш друг Хихиш прошел испытание и теперь будет посвящен в рыцари! — объявил Дедерон. Он весь как-то переменился: вел себя очень торжественно и говорил как по книге.

Носкоеды расступились и образовали полукруг перед стойкой бара. На нее взгромоздился Хихиш, гадая, что его теперь ждет.

— Преклони колени! — велел ему Дедерон.

Хихиш послушался.

В руках у Дедерона был поднос, на котором в клубе обычно разносили пиво. Теперь на нем возлежал какой-то очень древний чулок с серебрянными наконечниками на подвязке. Поднос оказался прямо перед коленопреклоненным Хихишем.

— Целуй! — велел Дедерон.

Хихиш сделал и это.

Тогда Дедерон поднял повыше поднос с чулком (который был, кстати сказать, украден из музея, а там числился принадлежавшим известному пирату сэру Фрэнсису Дрейку) и возвестил:

— Торжественно причисляю тебя к рыцарям ордена Подвязки Дедерона Ножика!

После чего ударил подносом Хихиша по голове.

Хихиш перевел дыхание. Кажется, все закончилось. И оказалось совсем не больно.

— Теперь встань и повернись ко мне левым ухом!

Дедерон ухватил его за ухо двумя пальцами и как следует размял, а потом другой рукой всадил в мочку уха английскую булавку.

Хихиш резко втянул в себя воздух. Он знал: нельзя показать, что тебе больно.

— Эта булавка скрепит тебя со всеми нами! — объявил Дедерон, и остальные носкоеды, с такими же булавками в ушах, радостно завопили.

Только после этого к нему нехотя подошел Туламор-младший. Всякий, кто разбирается в таких вещах, увидел бы, что тот ревнует. Хихиш не разбирался, зато Дедерон сразу все понял.

— Что это вы? Ведете себя как конспираторы какие, а еще двоюродные братья! — скривился он.

Не дожидаясь ответа, он повел их в кладовку с зеленой дверью. Там из пыльной тумбочки он вынул то, чего Хихиш желал больше всего: мешочек с амулетом. Дедерон сам повесил ему мешочек на шею.

Хихиш не подал виду, что готов прыгать от счастья. Вместо этого он направился к целой куче полиэтиленовых пакетов в углу. Ни с того ни с сего он вдруг взялся собирать в них носки, во множестве валявшиеся вокруг.

Дедерон таращился на это зрелище не меньше минуты.

— Что ты делаешь? — спросил он наконец.

— Братец тут все тебе приберет! — захихикал Туламор-младший. — Он такой аккуратный!

— Спокойно, — бросил Хихиш через плечо. — Нужно тут разгрести, чтобы больше поместилось. — И он дернул себя за булавку в ухе.

— Парень, ты мне все больше нравишься, — похвалил его Ножик. — Нам и в самом деле скоро потребуется много места.

— Для чего, шеф? — спросил Хихиш.

— Мы все ж таки выкуп ожидаем, — ответил Дедерон и выпихнул Хихиша за дверь. Затем запер Тулика в кладовке и ушел в свое секретное место, куда кроме него никто не смел ходить.

Ему нужно было подумать над следующим ходом в игре против Большого Босса. А главное — взбодриться.

Он вытащил из портсигара носочек и смочил его в пиве. Сегодня он съест его с особым наслаждением.


Дедушке не спится


Часто бывает так, что наш лучший друг знает о нас куда больше, чем родная семья. Некоторые вещи просто нельзя рассказывать родным, по самым разным причинам, а иногда — по очень веским причинам. Например — если не хочешь, чтобы за тебя боялись.

Так бывает и у людей, и у носкоедов.

Вот Хихиш и не сказал дедушке ничего о том, в какие опасные приключения он намерен пуститься.

Но чем меньше дедушка знал, тем больше он нервничал — так всегда и бывает.

Когда родители Хихиша пустились в свои приключения и уехали к африканским носкоедам, дедушка надеялся только на то, что это яблочко упадет от яблони как можно дальше.

Он изо всех сил старался вырастить из Хихиша приличного носкоеда, ведущего приличную носкоедскую жизнь, который когда-нибудь женится на приличной носкоедской девушке, родит пару приличных носкоедских детей, а когда пробьет его носкоедский час, прилично и тихо отойдет в мир иной.

Словом, дедушка надеялся, что Хихиш проживет ту жизнь, которой так и не перепало дедушке. Потому что вот чего у деда вовек не было, так это тихой приличной жизни.

Ох уж эти дети!

Старший сын, Туламор, еще мальчишкой вместо приличных небольших краж стал уносить носки охапками и в конце концов стал мафиози.

Младший сын, Рамон, отец Хихиша, каждое утро делал зарядку, помогал слабым и был вежлив со стариками. И все равно не сидел дома. Каждый день он часами ошивался в скаутском клубе, вязал морские узлы на чулках, зарабатывал медали за хорошие поступки, — и в конце концов уехал миссионером в Африку.

Дед отогнал воспоминания о прошлом и начал считать овечек. Каждый раз, когда Хихиш не ночевал дома, он подолгу не мог уснуть. А потом спал, как убитый.

Тьфу, ну и придумают же люди сравнения, подумал он.

А потом подумал вот что: давненько он не навещал их квартирного хозяина. Раньше-то он часто захаживал в гости — каждый раз, когда пана Варжинца не было дома.

Все равно ему сегодня не уснуть, так чего дальше тянуть-то? Дед приоткрыл дверцу, отодвинул диплом и довольно ловко спрыгнул вниз. С присущей всем носкоедам ловкостью он выдвинул один из ящиков комода.

Пан Варжинец не был большим любителем порядка. Носки у него валялись кое-как по всему ящику, и большинство из них были из разных пар.

Дед уже хотел задвинуть ящик, когда вдруг заметил странную для комода с носками вещь. Фотографию в рамке. С фотографии улыбалась красивая девушка.

Дедушка вгляделся. Где-то он ее уже видел. И не на фотографии, а живьем! Но когда и где это было?

Ага!

Он вспомнил.

Эта девушка сидела рядом с шофером того самого грузовика, который вез в Африку контейнер с лекарствами, — и родителей Хихиша с их двумя тюками носков!

Уф! Запутанная история, прямо как в плохом романе, подумал дед.

А потом он подумал, что вот это сравнение как раз ничего, и что теперь он, может быть, наконец-то уснет.


Эгон — лучший друг


Пан Варжинец никогда не видел дедушку Хихиша и, конечно, очень обрадовался бы гостю.

Но до того у него случилась еще одна радость. Любош, Михал и Прокоп — его ученики — хорошо сыграли на экзамене и удостоились похвалы от директора музыкальной школы, а с ними и их учитель.

Можно было бы со спокойной душой идти домой, если бы… если бы он не беспокоился так о Хихише и о том, что бар «Килиманджаро» — неподходящее место для порядочного носкоеда.

Так что поздним вечером пан Варжинец отправился в бар — на этот раз без трубы, как обычный посетитель.

Улицы поблизости были пусты, ни одной припаркованной машины. Напротив бара торчал высокий строительный кран. А на дверях была записка ЗАКРЫТО.



Тем не менее, там играли какие-то панки — громко и слегка фальшиво.

Пан Варжинец взял кружку пива и устроился у барной стойки — отсюда лучше всего было видно зал.

У него развилось чутье на носкоедов. Зорко осмотрел он все щели и темные углы, где они могли бы прятаться (но сегодня их не было. Дедерон Ножик нынче вечером запретил охоту, потому что завтра предстояло большое дело под названием «Выкуп»).

И тут он почувствовал, как кто-то дергает его за ногу.

Это был Хихиш!

Он подал еле заметный знак, чтобы пан Варжинец следовал за ним, и в проход за гардеробной.

Оттуда в подвал вела полуразрушенная лестница. Хихиш молча прыгал со ступеньки на ступеньку, показывая дорогу.

Так же молча скользнул он за закрытую дверь, и Эгон, пожав плечами, пошел за ним.

Только тут Хихиш наконец заговорил.

— Эгон, — сказал он, — ты мой самый лучший друг.

— Что вдруг? — недовольно спросил пан Варжинец.

— А то, что друзьям можно ничего не объяснять! — и Хихиш указал на два огромных пластиковых пакета в углу комнаты. — Хватай мешки и беги, только быстро, не то мне не поздоровится.

И лучший друг Хихиша схватил мешки и убежал. Ему смутно казалось, что кто-то за ним украдкой следит, но может, просто чудилось?

Пробежав квартал, он наконец решил посмотреть, что же он тащит.

— Носки есть! — ахнул он, вспомнив пана Ли Ку.

Он радовался, представляя себе улыбку пана Ли Ку, когда утром он получит украденное назад.

За Хихиша он уже не боялся. Он успел заметить, что носкоед нашел свой амулет. Вообще-то Эгон не верил в амулеты — но сказал сам себе:

— Если человек или носкоед могут верить в себя, почему бы им иногда не верить в волшебство. Правда?


Выкуп или испытание?


Пан Варжинец не ошибся, когда вчера ночью подумал, что за ним кто-то следит.

Туламор-младший никак не мог смириться с тем, что Хихиша приняли в рыцари ордена Подвязки.

Как он вообще заслужил такую честь? Почему Дедерон ему так верит? Сам Туламор ни на минуту не поверил в то, что Хихиш вдруг и вправду сделался отчаянным головорезом.

А теперь у него есть доказательства. Он отлично видел, как приятель Хихиша, пан Варжинец, выносит мешки с носками.

Сегодня же утром все все узнают! Туламор еле дождался рассвета.

Дедерон еще пребывал под пьянящим воздействием своего лакомства, но Туламоровы новости мигом его отрезвили. Он зашел в кладовку и убедился, что все ворованное добро пропало, после чего повел себя удивительно хладнокровно.

— Ну что ж, младший, — сказал он, — ты доказал, что я могу тебе доверять. С этим предателем мы еще разберемся. А ты, если хочешь, можешь идти!

Этого Туламор совсем не ожидал.

— Куда идти? — пролепетал он.

— Домой, куда ж еще, — сказал Дедерон, указывая на дверь.

— Но… — начал Туламор-младший и запнулся.

Это было не разочарование, это было крушение всех надежд.

— Я не хочу домой! — сказал он упрямо, как маленький, — я не ребенок! Мне тут больше нравится!

— Подумать только! — восхитился Дедерон. — Богатенькому наследнику тут нравится! Может, он хочет и булавку в ухо? Хочет жить с бродягами?

Дедерон кривлялся и насмехался, но умолк, когда Туламор-младший произнес торжественно, как клятву:

— Шеф, я сделаю все, что ты скажешь.

— Ладно. Выбирай. Выкуп или испытание?

— Испытание, — тут же ответил Туламор-младший.

Дедерон протянул ему руку.

— Но Хихиш ничего не должен знать. Вообще никто. Ты ничего не видел и ничего не слышал.


Бедный дедушка




С самого утра Хихиш ждал, что за ним придут. Рано или поздно кто-нибудь из шайки должен был хватиться украденных носков — это было ясно.

Ну, вот и оно, сказал себе Хихиш, когда Дедерон велел ему явиться.

Но тот дружески похлопал Хихиша по спине и сказал, что, мол, для Хихиша есть важное задание.

— О чем базар, начальник? — спросил Хихиш, чтобы не видно было, как он нервничает.

— Сегодня начинаем большую операцию. В десять часов Падре должен явиться на автомобильную свалку у Западного Вокзала. Он хочет, чтоб ему перед уплатой выкупа показали сынка. Это мы ему устроим. Но нужно проверить, что нет подставы. Тут-то ты мне и понадобишься.

— И что, типа, надо делать?

— Подготовить торжественную встречу! — Дедерон довольно осклабился и продолжил: — С тобой пойдут четверо, еще пара бойцов проверят свалку, нет ли там в каком углу Василы с компанией.

— А потом придете вы с Туламором?

— Точно. Но не сразу — пусть Падре помаринуется как следует. Когда я ему сынка выведу, тут он и обмякнет. Чем дольше будет ждать, тем податливей будет — и тем больше будет выкуп, сечешь?

— Ясное дело, — согласился Хихиш и осторожно спросил: — А сейчас Тулик где?

— Спокуха, сидит под замком. А ключик у меня тут, — Дедерон похлопал по карману. — Мало ли что ему в башку взбредет в последний момент.

— Точно, — кивнул Хихиш.

— А ты давай, забеги домой, — велел Дедерон.

— Чего это? — насторожился Хихиш.

— Я слыхал, у тебя дед-старичок. Ну как он начнет тебя искать, шум подымет? — Дедерон коротко хохотнул. — Но чтоб к вечеру был тут!

Хихиш так и не понял, чего это Дедерон так печется о его, хихишевом, дедушке, но охотно послушался.

Дверь на балкон была приоткрыта, как обычно, но Эгона дома не было.

Дедушка его ждал. Вид у него был измученный.

— Это что такое? — спросил он подавленно, указывая на «сережки» в ушах Хихиша.

— Деда, прошу тебя, не спрашивай ни о чем. Я тебе все потом объясню, — взмолился Хихиш.

— Потом! — дедушка аж подпрыгнул. — Можно думать, сегодня кто-то знает, что сейчас, а что потом — и что это будет такое вообще! Молодежь не здоровается! Не учится! Вместо молодежных дружин — банды! Весь нижний город прибрал к рукам какой-то Дедерон — тоже мне имечко! У меня от него сыпь!

Дедушка тяжело задышал.

— И носки никто нынче не считает! На всех рынках валяются груды, один утащишь, никто и не хватится! А и заметят — махнут рукой и уткнутся обратно в свои газеты!

— Ну неправда же, дедушка! — возмутился внук. — Вон пан Ли Ку, который держит лавку напротив, он… — но тут Хихиш спохватился и спешно закрыл рот.

Не мог же он рассказать дедушке, что вчера случилось в лавке. А уж тем более — что будет сегодня вечером на свалке у Западного Вокзала.

Бедный дедушка. Он такой старенький и так устал!


Небольшой подвох



И вот настал великий вечер.

Свалку за Западным вокзалом никто не сторожил. Ржавые остовы машин понемногу зарастали травой. Когда-то эта свалка автомобилей была огорожена проволочной сеткой, но ее давно повалил ветер.

Профессор Рене Кадержабек чувствовал себя здесь будто пришелец с другой планеты.

Он появился здесь самым первым, вооруженный блокнотом и биноклем.

Он рассудил, что сам, конечно, не имеет права лезть в дела носкоедов, но как ученый просто обязан поведать о них человечеству.

Поэтому он спрятался в тесной кабине покореженного автобуса. Оттуда ему все было отлично видно, а его самого не видел никто.

А на чердаке его дома с самого утра совещались трое носкоедов. Вернее, совещались двое, третий не говорил ничего, только отдувался.

Этим третьим был Васила. Эта прямая и верная душа внесла только одно предложение.

— Никаких переговоров! Дайте мне только войти в этот их «Килиманджаро», и я разнесу все там в щепки!

И больше Васила не проронил ни слова.

Падре хотел идти на встречу один, но Рамзес был с ним категорически не согласен. В итоге отец уступил — и был этому только рад.

Васила, несмотря на его громкие протесты, был отправлен домой, а Падре в сопровождении сына отправился к Западному вокзалу.

В «Килиманджаро» Туламор-младший по-прежнему сидел под замком, а Хихиш, с еще четырьмя членами банды, ждал сигнала к выступлению.



На свалку уже была отправлена малая группа разведчиков, разнюхать, чем там пахнет. Им было велено при малейших признаках засады возвращаться в бар и отменять всю операцию.

Однако на свалке царила тишина. Зато подвал «Килиманджаро» кишмя кишел носкоедами. В этот раз Дедерон созвал всю свою банду.

В девять часов Дедерон выслал на свалку «приветственную комиссию». Хихиш был назначен старшим.

О месте встречи не сговаривались. Между ржавыми машинами шла единственная тропинка, которая заканчивалась небольшой площадкой. За ней и вокруг нее громоздились груды металлолома.

Хихиш еще издали увидел на площадке своего дядю. Раньше тот внушал только страх, а теперь его грузная фигура выглядела как-то беззащитно. Он опирался на Рамзеса и как уставился на булавку в ухе Хихиша, так больше и не сводил с нее глаз.

Однако так и не сказал ни слова. Злобно и мрачно молчал.

Уж лучше бы кричал и топал ногами, с тоской подумал Хихиш.

Первым заговорил Рамзес.

— Где мой брат? Что с ним?

Он не сказал даже «привет», когда увидел Хихиша. Просто смотрел на него как на злейшего врага.

Хихиш было кинулся к нему, но не посмел ничего сказать. Он должен был играть свою роль до конца.

— Тулик в порядке. С ним все хорошо, ждет не дождется вернуться домой. Потерпите, скоро его увидите. Шеф Дедерон Ножик приведет его сюда.

Все это Хихиш произнес как заученное наизусть. Только взглядом он мог дать понять Рамзесу, что не может говорить открыто, ведь по обе стороны от него стояли члены банды.

И уж тем более он не мог видеть, как среди ржавых машин вокруг появляется все больше и больше голов с булавками в ушах.

— Я хочу его видеть! И говорить хочу с самим Дедероном! — встрял наконец Туламор-старший. — А не с каким-то Хихишем!

— Он придет. Нам нужно дождаться. Он так велел, — отозвался Хихиш как говорящая кукла.


Прошел целый час. Дедерон Ножик и его пленник так и не появились.

Казалось, что ожидание тянется уже целую вечность.

Даже профессор Кадержабек начал терять терпение. Он давным-давно зарисовал в блокнот всех действующих лиц, и подумывал, не пора ли ему вмешаться.

Но как? Едва он покажется, носкоеды пустятся бежать или сольются по своему хамелеонскому обычаю с окружающим хламом. Вот был бы какой-нибудь способ подкрасться!

Но он так и остался в облезлой шоферской кабине, где не мог даже ноги как следует вытянуть.

Прошел еще час.

Колокол на башне собора пробил полночь, когда на свалке появилось наконец не менее двадцати дедероновых громил, и один из них объявил, что сделка не состоится.

— ПОЧЕМУ?

Это выкрикнули, не сговариваясь, разом Хихиш, Рамзес и Падре.

Им ничего не ответили.

Члены банды обступили Хихиша, подхватили его и исчезли во тьме.

Вдали загрохотало, налетел ветер. Он носился над городом и гнал перед собой сухую листву, бумажки, полиэтиленовые пакеты и носки.


Большое свинство




Гром бухнул ближе, и черные тучи прорезала извилистая молния. Теперь ветер дул по направлению к верхней части города, и был такой сильный, что подхватил Рамзеса и его отца, да так и гнал их по пустым улочкам до самого дома профессора Кадержабека.

Рослому профессору же пришлось изрядно побороться с ветром, так что до дома он добрался гораздо позже.

И чем ближе подходил он к дому, тем больше носков нес мимо него ветер, а во дворе перед домом их была просто куча.

Профессор не смог бы объяснить, откуда взялись носки, но не сомневался, что все это — части одной загадки.



Зато Туламор-старший точно знал, откуда они взялись, еще прежде, чем ветер зашвырнул его во двордома.

Он знал, что эти носки, и гольфы, и чулочки принадлежали ему. Это была его собственность.

Они были старые, многие остались с тех еще времен, когда у мальчишек носки собирались в гармошку, а чулки жалили девчачьи ноги и пузырились на коленях.

Бесценные сокровища, которые Падре собирал всю жизнь и которыми окружил себя в своей носочной империи на чердаке профессора Кадержабека.

Он не хотел идти наверх, и Рамзес еле доволок его до дверей. Он и так знал, что увидит: двери взломаны, грабители все унесли.

Однако дверь оказалась заперта, и никаких следов взлома не было.

Туламор-старший хотел отпереть дверь, но не смог — так у него тряслись руки.

— Пап, погоди.

Рамзес осторожно отстранил отца и открыл дверь своим ключом. Они вошли. Окна были нараспашку. Несколько носков валялись на полу, и с потолочной балки свисала пара хлопчатых подвязок.

Больше не осталось ничего — только стол, стулья да кровати — железная отцова и деревянная двухэтажная кровать, на которой спали Рамик и Тулик.

Пустой чердак оказался светлым и просторным.

Но радовался этому лишь ветер, гнавший в распахнутые окна первые капли дождя.



Оглавление

  • Звали его Хихиш
  • А жил Хихиш у пана Варжинца
  • Пан Варжинец
  • Носок в мышеловке
  • Но это были не мыши
  • Пану Варжинцу снились чудесные сны
  • Хи-хи, я Хихиш!
  • Большой босс и немного истории
  • Жизнь носкоедов
  • Отступление. Пара слов о жилье Хихиша
  • Хихиш идет в гости
  • Любош, Михал и Прокоп
  • Хихиш и Эгон — друзья
  • Открытие профессора Кадержабека
  • Самый крестный из всех отцов
  • Недобрые предзнаменования
  • Спи сладко, Эгон
  • Поясение о Василе
  • С шефом не спорят
  • Нежданные гости и амулет
  • Герой Килиманджаро
  • Да, шеф!
  • Большая спасательная операция
  • Те же и Губерт
  • Амулет у Ножика
  • Вот свезло!
  • Среди бродяг
  • Друг познается в беде
  • Хихиш тоже выходит на свет
  • На куче носков
  • Семейные узы
  • Отступление. История Карлоса и Туламора
  • В корабельной утробе
  • Профессор Кадержабек и таинственный голос
  • Что-то странное
  • Загадочная кража
  • Вступительный экзамен
  • Тайный план Хихиша
  • Жизнь навыворот
  • Хмурые мысли и мрачные разговоры
  • И опять зазвонил телефон
  • Рыцарь Ордена Подвязки
  • Дедушке не спится
  • Эгон — лучший друг
  • Выкуп или испытание?
  • Бедный дедушка
  • Небольшой подвох
  • Большое свинство