Под крылом Ворона (СИ) [Svir] (fb2) читать онлайн

========== Вместо пролога ==========

— Я не собираюсь возиться с мальчишкой, — Рокэ удалось произнести эту фразу совершенно спокойно, хотя внутри все закипало от возмущения. — Не думаю, будто Первый маршал Талига найдет время на обязанности няньки.

Дорак тепло улыбнулся ему.

«Жди гадости», — подумал Рокэ и потянулся к бокалу.

— Герцог Алва, — произнес Дорак, и Рокэ оставил бокал в покое: рука могла дрогнуть, а вино неминуемо выдало бы это. — В сложившихся обстоятельствах Его Величество счел вас лучшей кандидатурой в опекуны юного герцога Окделла.

— И вы не смогли убедить его отказаться от этой идеи? Не верю, Ваше Высокопреосвященство, — заявил Рокэ. Он терпеть не мог, когда ему навязывали кого бы то ни было, будь то королева, принц крови или малолетний герцог, не говоря о птицах более низкого полета. Однако если с бледной розой всея Талигойи у него было заключено нечто вроде взаимовыгодного соглашения, то мальчишку ему просто сажали на шею, и груз вполне мог стать непомерным.

— Я не вижу лучшей кандидатуры, — Дорак улыбался уже широко и открыто.

— Неужели? Отдайте его Ноймаринену, что ли, — предложил Рокэ.

— Человеку, ратующему за разбитие герба Окделлов?.. Думаете, юноша признает его в качестве опекуна?

— А убийцу собственного отца он, разумеется, примет с распростертыми объятиями, — съязвил Рокэ.

— У вас нет объективных причин желать смерти Ричарду Окделлу, — заметил Дорак, — в отличие от герцога Ноймаринена и многих его отпрысков, которых тому следует обеспечить не только титулами, но и землями пообширнее и поплодороднее.

Рокэ фыркнул.

— Выходцу из Кэналлоа Надор может показаться суровым и холодным краем, но тому, кто живет севернее… — Дорак не договорил, позволяя Рокэ делать выводы самостоятельно. — Я, конечно, могу настоять на том, чтобы оставить мальчишку в продуваемом всеми ветрами разоренном родном гнезде. В этом случае его опекуном станет граф Ларак, а мы получим к Лаик второго Эгмонта Окделла. Тот же результат будет, если передать мальчишку под опеку кого-либо из Людей Чести.

— Ызаргов… — пробормотал Рокэ.

— У Вальтера Придда подрастает сын, ровесник Ричарда. Однако я не уверен, что это хорошая идея — учить камни изворотливости спрутов.

— О да, Ваше Высокопреосвященство, — усмехнулся Рокэ. — Учить скалы летать — идея намного привлекательнее. Не боитесь, что данный булыжничек прилетит прямехонько в вашу голову?

— Нет, Рокэ. Ведь летать его научите именно вы.

— А если Савиньяки? — предложил Рокэ, проигнорировав это утверждение.

— Графиня Арлетта берет на воспитание старшую из герцогинь.

— Вот как?

— Графиня соскучилась по женскому обществу, — сказал Дорак, потянулся к маленькой чашечке шадди и сделал небольшой глоток. — Ее Величество уже высказала опасение, что Айрис Окделл станет маршалом в юбке. Если она будет защищать Талиг, я даже не против. Как думаете, Рокэ, маршал в юбке укрепит нашу армию или разрушит ее изнутри? У бордонцев женщины воюют.

— Мне плевать, — огрызнулся Рокэ, сохраняя при этом самый вежливый тон, на какой только был способен. — Если вы продолжите вешать мне на шею всех кого не лень, до столь радостного события я точно не доживу. А Ричарда Арлетта взять не пожелала?

— Побойтесь Создателя, Рокэ, одного представителя рода Окделлов в одни руки — вполне достаточно. У вас отличное здоровье, я неустанно молюсь о его сохранности.

— А что с младшими?

— Они останутся с матерью, по крайней мере пока.

— Можно передать Ричарда, например, Валмону. Поднял же он как-то четверых сыновей, — не ухватиться за последний шанс он просто не мог.

— Рокэ… — протянул Дорак и постучал пальцами по столу.

— Ваше Преосвященство…

— В конце концов, именно вы создали эту проблему, — сказал Дорак и вышел победителем из словесного поединка.

— Я подавил мятеж, — все же возразил Рокэ.

— Огромной ценой и кровью. Кому нужна была ваша дуэль с Эгмонтом Окделлом? Можно подумать, выживи он, его казнили бы в Занхе… Рокэ-Рокэ, вы привели нас к нелегкой ситуации и проигрышному решению, с какой стороны на него ни взгляни. Вам и расхлебывать.

Когда-то приблизительно такими же словами говорил отец. Дорак был слишком близко знаком с Алваро Алвой и теперь то ли сознательно, то ли нет использовал его интонации.

Рокэ все же взял бокал, опустошил его залпом и, размахнувшись, запустил в камин, вложив в движение всю одолевающую его злость.

— Я уже ненавижу этого мальчишку! — признался он, хотя прекрасно понимал, что сам Ричард совершенно не виноват в своем незавидном положении. Ему попросту не повезло: родился не в нужном Доме, не в том месте и в неправильное время.

— Граф Манрик не прочь взять его под свое крыло, но в этом случае я не дам за жизнь герцога Окделла и дохлой мухи.

— Либо умрет, либо женится, — согласился Рокэ. — Признаться, я не готов к рыжим Окделлам. А вы, Ваше Высокопреосвященство?

— Я полагаю, вам пора обзавестись птенцом, Рокэ. Если не собственным, то хотя бы приемным.

========== С приездом ==========

Дик сидел с закрытыми глазами и поминутно то отдавался дреме, то прислушивался к звукам снаружи. Дорога петляла сначала в лесу, потом меж холмов, затем забралась в горы. Поначалу ему было интересно смотреть в окно, после наскучило. Небольшие городки и селения, которые они проезжали, быстро примелькались; постоялые дворы надоели.

В Надоре поездка в Кэналлоа казалась Дику архиважным событием. Он не радовался, но испытывал сильное возбуждение от того, что скоро покинет родной дом. Конечно, отправлялся в путь он при печальных обстоятельствах, но ничего поделать с собственным любопытством не выходило. Даже уверенность в том, будто герцогу Окделлу неуместно вести себя подобным образом — он давно не ребенок и теперь единственный мужчина в роду, — совершенно не помогала.

Теперь, когда окружающие красоты приелись, однообразие пути начало раздражать, а сам Дик умудрился подхватить простуду, — все виделось совсем иначе. Не просто поездка — сопровождение к месту заточения, в Кэналлоа, где станут ненавидеть его, а Дику придется ненавидеть в ответ: ведь кэналлийцы преданы соберано, который убил на дуэли Эгмонта Окделла.

Дик иной раз размышлял: солгали ли ему, рассказав о нечестном поединке или уточнив, что тот произошел на линии. Узнать о последнем вышло практически случайно, при этом Дик поставил в неловкое положение матушку, дядюшку Эйвона и отца Маттео.

Когда маркиз Салина объявил о поездке и о назначении герцога Алва опекуном Дика, тот высказал все, что думал, и упомянул о хромоте отца, который попросту не смог бы оказать достойного сопротивления во время поединка.

В ответ он получил насмешливое:

«Вы, конечно, юны, но уже должны бы знать: хромота одного из дуэлянтов не имеет значения, если дерутся на линии».

Дик перевел взгляд на матушку, ожидая возражений зарвавшемуся южанину, однако она подтвердила: отец сражался способом, проклятым самим Эсперадором.

Вечером Дика ожидал очень неприятный разговор… и не только. Казалось, щеку до сих пор покалывало, стоило вспомнить. Дик не держал на матушку зла, она была права, ударив, но, когда утром подали карету, подойти и попрощаться не смог, только кивнул, обнял сестер и отправился в путь.

С ним поехал всего один слуга. Матушка сказала, его рекомендовал хороший друг семьи. Высокий и тощий светловолосый Ганс являлся, по сути, чужим человеком, но в его обществе Дику все-таки было немного спокойнее, чем с черноволосыми, смуглыми и слишком шумными южанами. Кэналлийцы напоминали ему стайку галок: такие же черные и постоянно галдят. Правда, когда что-нибудь случалось, они тотчас замолкали и быстро решали любую проблему. Однажды у кареты полетела передняя ось, так ее каким-то образом починили, и она доехала до ближайшей деревни. Гансу пришлось пересесть на телегу с вещами. Самого же Дика взял в седло маркиз Салина.

Ах, какой же у него оказался конь! Гнедой, с рыжими подпалинами на ногах и звездой во лбу. Самый настоящий мориск. Дик о таком и мечтать не мог, а прокатиться на нем считал пределом мечтаний. Если бы не обстоятельства, он, наверное, пребывал бы в полнейшем восторге.

Карету ощутимо качнуло. Дик приложился плечом, открыл глаза и закашлялся. Ганс, сидевший напротив с Книгой Ожидания в руках, немедленно отложил ее, пересел и подал платок. Дик поблагодарил, давясь воздухом. Нос заложило, а виски сдавило, будто обручем. Карета остановилась, дверца распахнулась, и появилась обеспокоенная физиономия Салины. Его присутствие оказало неожиданно благотворный эффект: приступ кашля улетучился, словно его и не было.

— Как вы себя чувствуете, герцог?

Дик пару раз непонимающе моргнул, затем вспомнил, что теперь носит этот титул, и ответил как можно холоднее:

— Не стоит беспокоиться обо мне, маркиз.

Салина нахмурился, наверняка оскорбленный ответом. По крайней мере, Дик на его месте точно вышел бы из себя, однако Салина не ушел, а протянул ему флягу.

— Выпейте и выходите на свежий воздух, — приказал он.

Дик потянулся к фляге, но был остановлен скрипучим голосом Ганса:

— Герцогу лучше оставаться в карете, он неважно себя чувствует.

Наверное, не скажи он этого, Дик и сам отказался бы от прогулки, но с какой стати какой-то слуга решает за него?! Капитана Рута, например, Дик послушал бы безоговорочно, с Нэн мог бы поспорить, но все остальные обязаны были знать свое место.

— Благодарю.

Во фляге оказалось молодое вино с какими-то травами. Голова пошла кругом уже после двух глотков, но Дик взял себя в руки и вылез из кареты.

— Красиво.

Посмотреть действительно было на что. Они миновали перевал, отделяющий полуостров от остального Талига. Впереди лежала Кэналлоа: кутались в легкую синеватую дымку холмы и горы; зеленели, а где-то уже и желтели поля.

— Кэналлоа — приветливый край, герцог, — сказал Салина то ли просто так, то ли пытаясь в чем-то убедить или даже приободрить.

Дик предпочел проигнорировать эту реплику.

— Желаете пересесть в седло? Вам подадут коня.

Дик кивнул и не удержался от улыбки. Трястись в карете уже не осталось никакой мочи.

— А почему вы не выпускали меня из кареты раньше? — спросил Дик несколько часов спустя, когда они окончательно спустились с гор.

— Мы не то чтобы скрывались, но не афишировали ваш отъезд, — ответил Салина, отбивая у Дика желание задавать новые вопросы.

Да, он вовсе не по собственной воле совершал поездку из Надора в Кэналлоа. Его везли как самого отъявленного преступника: под охраной многочисленного отряда, в закрытой карете, объездными путями. Они не только в столицу не заехали, но объезжали все относительно крупные города.

«Неужели Оллар настолько сильно ненавидит и боится? — думал Дик. — Ну хорошо, к отцу он еще мог питать неприязнь, но что сделал ему лично я? Неужели во всей стране не нашлось другого опекуна, кроме убийцы и мерзавца Алвы? Какого-нибудь «навозника», к примеру?»

— Мы можем перейти хотя бы на рысь? Надоело плестись шагом.

— Разумеется, Ричард.

***

Рокэ герцог Алва оказался вовсе не таким, каким представлял его Дик. Он всегда считал, будто в поединке побеждает сильнейший, однако Алва — невысокого роста, худой и какой-то совершенно непредставительный — уступал отцу буквально во всем, за исключением наглости и дерзости, которых ему было не занимать. Впрочем, Дик находился здесь явно не в гостях, так зачем Алве церемониться с ним?

— Поскольку воля Его Величества — закон, вы, Ричард, станете жить в Алвасете. Ясно?

Дик кивнул. У Алвы отсутствовал малейший акцент, он говорил по-талигойски очень правильно. Да и вообще мало походил на собственных подданных — только цветом волос. В остальном же Дик вряд ли принял бы его за уроженца юга. Алва оказался очень светлокожим — даже бледнее его самого — и синеглазым. Если бы маркиз Салина не представил их друг другу, Дик никогда не догадался бы, кто именно перед ним, хотя и слышал про «глаза смерти» Ворона. А еще он не чувствовал в себе сил к сопротивлению и даже проклясть Алву не сумел бы, хотя это и следовало бы сделать.

В Алвасете они въехали вечером второго дня, оставив далеко позади и карету, и нехитрый скарб, и конвой. Салина взял с собой только шесть человек. Если он и опасался кого-то или чего-то, это осталось за перевалом. В Кэналлоа у него не существовало врагов, что Дик и осознал в первом же городке, в котором по случаю их приезда закатили настоящий пир.

Ночью в Кэналлоа царствовала весна. Такое впечатление создавалось из-за обилия цветов, расцветавших после захода солнца. А днем властвовало жаркое лето, к которому Дик оказался непривычен. Ради него Салина делал остановки в самые жаркие полуденные часы. После же, как следует выспавшись, Дик готов был скакать до рассвета. Даже его простуда, казалось, отступила на время, несмотря на то, что Дик совсем забыл о приеме лекарства, которое вручил ему Ганс. Пузырек то ли потерялся, то ли разбился, то ли его стащил кто-то из кэналлийцев (правда, зачем он мог тем понадобиться, Дик так и не придумал).

Гнездо Кэналлийских Воронов потрясало своей красотой: безбрежное море, высокое небо, белоснежные здания портового города и величественный замок на утесе — Алвасете. Конечно, золотая клетка все равно останется таковой, но думать об этом крае как о тюрьме у Дика не выходило. До встречи с герцогом.

— Если бы не приказ Его Величества, вас бы здесь не было, уверяю. Сам я совершенно не горю желанием нянчиться с вами, — продолжал распинаться Алва, хотя Дик не говорил ему ни единого слова. Он только кивал или качал головой. Причем вел он себя так вовсе не из дерзости — во рту стояла такая сушь, что Дик боялся лишний раз вздохнуть глубже. — Тем не менее до Лаик вам придется жить в моем доме. Ну вот и живите. Комнаты для вас готовы.

Дик склонил голову.

— Воспитанников положено учить, — продолжил Алва, — поэтому вас будут посещать менторы. Наверняка вы мечтаете убить меня, когда вырастете, а значит, учитель по фехтованию вам не повредит. Кроме него — преподаватели точных наук, истории, тактики, стратегии. И… м… риторики, — добавил он и усмехнулся.

Дик проглотил явный намек. Горло першило: при каждом вдохе по нему словно наждаком проводили.

— И вот еще что, Ричард. Не стоит делать хорошую мину при плохой игре, я осведомлен о вашем отношении к моей персоне, — добавил Алва. — Потерпите до Лаик, а после вас непременно возьмет в оруженосцы какой-нибудь Ызарг Чести, и будет вам счастье. Пока же пользуйтесь всеми благами моих злодеяний. Вам не помешает побольше есть, гулять и учиться. Я не жду от вас благоразумия или отсутствия проказ, но уясните основное правило: чем меньше вы озорничаете, тем реже мы станем встречаться. Со своей стороны мне хотелось бы свести наше с вами общение к нулю. Уверен, вы не против.

Дик кивнул.

Алва фыркнул.

— Будьте столь любезны, герцог Окделл, подайте голос. Признаться, я начинаю чувствовать себя редкостным попугаем в вашем обществе.

Ричард удивленно поднял взгляд.

— Такие птицы. Обитают на далеком юге, — пояснил Алва. — Маринеры их приручают и учат говорить. Они, правда, после этого болтают без умолку. Хотите еще ментора по землеописательным наукам?

Дик вздохнул и осторожно проронил:

— Хочу.

Голос, разумеется, осип, а сам Дик закашлялся и вынужденно ухватился за горло.

Алва нахмурился.

— Небольшая простуда, Рокэ, — вступился за Дика молчавший все это время Салина.

— Я скажу, чтобы к вам направили лекаря, — пообещал Алва.

Дик попробовал возразить, но Алва резко поднял руку и потребовал:

— Молчите. Так уж вышло, что ваше здоровье теперь тоже моя забота.

И неожиданно широко улыбнулся.

— У вас будут какие-нибудь просьбы, Ричард?

— Я хочу… написать сестре.

— Разумеется, — согласился Алва. — В вашей комнате найдется все необходимое. Идите.

— Благодарю, — выдавил из себя Дик и кинулся вон из комнаты.

Он чувствовал себя совершенно несчастным и абсолютно сбитым с толку. Вовсе не такого приема он ожидал: вначале думал, будто его вообще запрут в подвале, потом — что все станет хорошо и даже лучше, чем в Надоре. И почему-то едва ли не до слез оказалось обидно, поскольку Алва на самом деле плевать на него хотел. Если бы не Оллар, Алва о сыне убитого герцога Окделла и не вспомнил бы.

Дик пытался убедить себя: чем меньше он будет встречаться с Алвой, тем лучше. Вот только с чувствами совершенно не получалось справиться. И ненавидеть не выходило тоже. Ричард герцог Окделл почему-то не мог проклясть убийцу собственного отца, более того — страдал из-за того, что этот мерзавец не оказывает ему никакого внимания и даже видеть лишний раз не желает. Позор! Знала бы матушка — одной пощечиной точно не обошлось бы.

========== Вепрь в гнезде ==========

Когда за мальчишкой закрылась дверь, Салина вздохнул, налил себе вина и сел в кресло, как-то сразу расслабившись. До этого он стоял, причем так, чтобы в случае чего моментально оказаться между Рокэ и его новообретенным воспитанником. И вообще выглядел как человек, каждую секунду ожидавший удара.

Рокэ в связи с этим интересовало два вопроса: подсознательно ли родич принял подобную позу и кого он на самом деле хотел защитить. Сам Рокэ никакой опасности от мальчишки не ощущал. Его волновало совершенно другое.

— Зря ты с ним так обошелся, — вздохнул Салина. — Позволишь совет?

— А что, герцог Окделл — кисейная барышня? И падает в обморок от любого грубого слова? — усмехнулся Рокэ.

— Я вез его через полстраны и, поверь мне, более терпеливого подростка в жизни не видел, — произнес Салина.

— Ты наговариваешь на Берто, — Рокэ тоже налил себе вина и присел на подоконник.

— Берто умеет терпеть боль, и он достаточно похож на тебя в юности: не признается, что заболел, пока не свалится с лихорадкой. Однако покажи ему морисский пистолет или упомяни о возможности выйти в море — и сразу поймешь, насколько он капризен.

— А Ричард — нет?

— Абсолютно. Он вовсе не безразличен ко всему, как поначалу может показаться. Лошадей так просто обожает. Но он никогда ничего не просил, а начал брать, только когда узнал меня чуть лучше.

— Ну и какой совет? — оборвал его Рокэ. Слушать о добродетелях навязанного ему воспитанника было неприятно.

— Веди себя с ним помягче, встречайся почаще, и он вскоре тебя примет.

— Нет.

— Мне казалось, кардинал отдал тебе Ричарда именно затем, чтобы он отказался от мести и вырос лояльным к королевской власти?

— Возможно, Дорак и преследовал подобные цели, — ответил Рокэ, поводя плечом, — но с моими они совпадут вряд ли.

— Какие же твои?

— Не видеть, не слышать и не знать этого Окделла. Сам с ним возись, если он вдруг стал тебе так дорог. От меня требуется предоставить ему убежище до Лаик, а также кров, еду и менторов. Все.

Салина покачал головой и промолчал.

— Объясни мне лучше другое, — попросил Рокэ, — почему он выглядит так, словно со дня на день готовится переселиться в Рассветные Сады? В жизни не поверю, будто дело в простуде.

— Я тоже, Рокэ, — Салина нахмурился. — Поэтому мы и прибыли столь спешно. — Он вытащил из кошеля на поясе небольшой флакон и протянул.

Рокэ забрал его, посмотрел на свет, открыл, понюхал содержимое.

— Через день после нашего отъезда, — продолжил рассказ Салина, — у Ричарда начался небольшой жар, затем появился насморк. Сам он отговаривался легким недомоганием. Слуга, которого навязала нам герцогиня, сходил к лекарю в первом же селении и принес эту настойку. Вот только лучше Ричарду от нее не стало, скорее наоборот. Я едва дождался, пока мы минуем перевал.

Рокэ вылил несколько капель на ладонь, коснулся их кончиком языка, поморщился и тщательно протер руки платком.

— Гадость, но не смертельная, — сказал он. — Ослабить может, но в фамильный склеп не сведет.

Салина кивнул и добавил:

— Еще я грешу на одежду.

— Пошли людей. Пусть сожгут все барахло, а этого слугу доставят ко мне.

— Рокэ, так нельзя! Что ты скажешь Ричарду?

— Разбойники.

— В Кэналлоа их нет.

Рокэ вздохнул.

— Тогда трухлявый мост, по которому не проехала повозка.

— Этого в твоем герцогстве тоже нет.

— Кошмар! — воскликнул Рокэ и усмехнулся . — И как только живем? В крайнем случае я скажу ему правду.

— Будто его чуть не убила собственная мать?

— Скажу, что я как истинное чудовище, с коим не сравнится и Леворукий, решил унизить его еще сильнее, чем взяв себе в воспитанники. По этой причине приказал сжечь надорские обноски, дабы все последующее время лицезреть лишь в своих цветах. И вообще… синий подойдет к серым глазам, не находишь?

Салина покачал головой, но счел за лучшее промолчать.

Объяснять что-либо Ричарду не потребовалось. Через четыре часа у того началась лихорадка.

***

Ызарг сидел в кресле на самом краешке, выпрямившись так, словно копье проглотил. Рокэ же очень хотелось засунуть ему древко отнюдь не в фигуральном смысле. И провернуть — четырежды. Жаль, говорить внятно тот тогда не смог бы.

Над прибывшим из Надора слугой нависал Салина. Рокэ стоял у окна, глядя на горизонт и изображая безразличие.

— Мне надо знать, чем именно вы травили герцога Окделла, — в который уже раз говорил Салина.

— Маркиз, побойтесь Создателя! Я бы никогда… — бубнил слуга и стискивал в замке пальцы, которые дрожали.

Когда они только начинали допрос, Ганс сохранял воистину дриксенское ледяное спокойствие. Теперь — сильно нервничал. С одной стороны, прогресс налицо, с другой — Ричарду это мало помогало. Лекарь-мориск почти сразу заговорил об отравлении, уж слишком явными были симптомы. Принять недомогание за простуду мог только маленький мальчик, выросший в надорской глуши.

Дело осложнялось тем, что яд оказался составным. Порознь компоненты не были смертельны и начинали свое разрушающее воздействие только в том случае, если принимать их одновременно или последовательно. Одна часть яда содержалась в настойке, которую давал Ричарду слуга, вторая… вот из-за нее и устраивался допрос.

Поначалу грешили на одежду, но лекарь их разочаровал. Рокэ все равно отдал приказ перерыть телегу сверху донизу. К Гансу он готов был применить и пытки, но родич не позволил и отчего-то решил взять на себя роль дознавателя.

— С некоторых пор я не опасаюсь ни Создателя, ни Леворукого, — заверил Салина, бессовестно присвоив фразу, которой любил щегольнуть при дворе Рокэ. — Итак, мы выяснили: вы не служили в Надоре и прибыли из столицы накануне отъезда Ричарда Окделла.

— Да! Но это не имеет никакого значения, — заверил слуга. — Я приехал к герцогине Мирабелле с письмом, но она попросила меня сопровождать в ссылку ее сына.

— В ссылку? — усмехнулся Салина. — Ричарду вы внушили, будто его вообще везут в тюрьму!

Рокэ оперся на подоконник. Да уж! Следовало видеть, как распахнулись глаза мальчишки, когда вместо подвала его привели в бывшую комнату маркиза Алвасете (Рокэ сам не знал, почему приказал отдать ему свои прежние покои, и не горел желанием разбираться в собственных мотивах). Ричард столь удивился, что даже проглотил оскорбление, касающееся идиотизма и неумения думать головой. Рокэ добавил еще фразу про «не питаюсь детьми» и ушел, оставив подопечного обживаться. Кто ж знал, насколько с тем все плохо?..

«Плохо, — билось в голове суетливое беспокойство и безмерно раздражало самим фактом своего наличия. — А бледность в прозелень, синяки под глазами и заострившиеся черты не показались странными? ТАК не болеют! Лекарь определил отравление, только взглянув на Ричарда. Вопрос — куда смотрел я?»

— Я… я ничего не знал! Я ни о чем не говорил с мальчиком! — выкрикивал Ганс, словно его резали. Рокэ даже захотелось обернуться, но он не стал этого делать, по крайней мере пока.

— Кто послал вас в Надор?!

— Кан… кон… Август Штанцлер, — прошептал Ганс. — Но… я привез лишь письмо с соболезнованиями, ничего больше. Герцогиня лично просила меня…

— О чем? Отравить собственного сына?

— Нет! Сопровождать…

— Человека, которого не знала сама, а Ричард в глаза не видел? Абсурд! — Салина от души врезал раскрытой ладонью по подлокотнику кресла. Раздался резкий хлопок, от которого Рокэ чуть не вздрогнул, а Ганс наверняка подскочил на месте.

— Это было ее и только ее решение! Я не знаю мотивов, я…

— ХВАТИТ! — Рокэ никогда не отличался терпением. Фарс уже сидел у него в печенке. — Меня не интересует, на кого работал этот ызарг. МНЕ необходимо ЗНАТЬ СОСТАВ ЯДА!

Кажется, Салина сам не ожидал, будто его соберано умеет так орать, а Ганс и вовсе сжался на кресле, попытавшись стать меньше, чем был.

— Я расскажу, что с вами будет, — понизив тон голоса, вкрадчиво произнес Рокэ, слегка растягивая гласные. — Для начала я передам вас палачу и стану наслаждаться тем, как вас поджаривают на медленном огне, а затем по кусочку отдирают пласты обуглившейся кожи. Не волнуйтесь, вы не умрете. От такого не умирают. Вас не будут растягивать на дыбе и бить, окажется достаточным просто засадить под ногти несколько иголок…

Похоже, он подобрал именно ту интонацию, какую нужно. Ганс, и без того бледный, посерел лицом и затрясся.

— У нынешнего герцога Окделла врагов немало, — продолжал Рокэ. — Однако все они мне известны. С ними я сам разберусь так или иначе, чуть раньше или позже. Состав яда — все, что мне нужно от вас, но вы, похоже, не способны дать мне эту информацию. Посему…

И вдруг все сопротивление Ганса сошло на нет. Он упал на колени и ударился лбом об пол, восклицая:

— Прошу, ваша светлость, у меня семья!

— А у меня — единственный воспитанник, — фыркнул Рокэ. — Но дело даже не в этом. Я не милую своих врагов.

— Я должен был читать ему Книгу Ожидания и следить, чтобы герцог принимал освященный в домовой часовне хлеб, — всхлипнул Ганс. — Ведь на полуострове нет церквей Создателя, вы не принимаете эсператистских монахов…

— Я не терплю ызаргов в собственном доме, — бросил Рокэ. — Продолжай.

— Хлеб… Его изготовили из муки, специально привезенной из Агариса. Это не я сделал, я только передал и должен был…

— Кто? — спросил Салина.

По щекам Ганса потекли слезы.

— Умоляю… у них в заложниках вся моя родня, их убьют.

— Наверняка уже убили, — заверил его Рокэ. — Где хлеб? Вы его выкинули? — спросил он и подумал, что, если это так, он действительно казнит слугу, причем по-морисски, засунув в мешок с ызаргами.

— Он… при мне, в моих вещах.

Рокэ кивнул.

— Какие вам еще давали указания? — спросил Салина.

— Мне сказали, что когда… если герцог Окделл почувствует недомогание, то я должен отыскать в деревеньке рядом с Барсиной мэтра Ферентье и купить у него настойку манионики на сборе трав…

Рокэ хлопнул в ладоши, отчего Ганс вскрикнул. В комнату вошел Суавес.

— Ты слышал?

Тот коротко кивнул и произнес:

— Мы уже обыскали вещи этого господина и передали Абу-Али все подозрительное.

— Скажи ему про хлеб.

Суавес поклонился и вышел.

— А с вами, любезный, мы еще не закончили, — произнес Салина, обращаясь к Гансу. — Итак, граф Штанцлер передал с вами бумаги для герцогини Окделл…

========== Новая жизнь ==========

Когда Дик почувствовал, что выспался окончательно, в комнате еще было темно и раздавались тихие приглушенные голоса. Сначала они показались Дику незнакомыми, затем он узнал Салину, а потом и Алву.

Наверное, стоило открыть глаза и поздороваться, но Дик не нашел для этого сил. Он лежал в тепле и покое — впервые с того времени, как покинул Надор. Тело нежилось на неописуемо мягкой постели — будто Дик спал на самом настоящем облаке, и подниматься совершенно не хотелось. Было как-то уютно, по-домашнему, и даже то, что рядом находились враги, его не тревожило. У врагов оказались очень красивые певучие голоса, у Ворона так и вовсе… Не к месту вспомнилось: эта птица считалась самой крупной из певчих. Интересно, умел ли петь кэналлийский соберано? Вопрос, разумеется, глупый, но Дика он отчего-то взволновал.

Южане говорили на талигойском, а не на своем варварском языке, и Дик сначала неохотно, а потом с интересом начал прислушиваться.

— Абу сказал, мы успели как раз вовремя. Страшно даже подумать, если бы… — произнес Салина.

— Брось. Ричард провалялся бы с месяц, но поправился бы непременно. Мориски — истинные чудодеи в отношении излечения.

— Рокэ, ты видел мальчишку? Не знаю, в чем еще держится его душа. Ему двенадцать, но я не дал бы и девяти.

Алва тихо фыркнул.

— Северяне взрослеют позже, только… — Салина не договорил (видимо, что-то показал вместо этого).

Алва тихо рассмеялся и произнес:

— Данный недогерцог напоминает мне щенка волкодава: такой же несуразный, угловатый и неуклюжий.

— Не наговаривай.

— Все же следовало отдать его тебе. Жаль, не догадался, — проронил Алва.

— Не помню случая, чтобы ты скидывал свои обязанности на кого-либо, включая меня.

— Мои?.. — Дик представил, как Алва смешно вздернул бровь. — Этого мальчишку мне навязали, причем дерзко, если не нагло. Что ж… я стерплю его присутствие. Казна Кэналлоа не опустеет в скором времени, потому на пару-тройку достойных менторов, десяток камзолов и штанов как-нибудь наскребу.

— Не прибедняйся, не к лицу.

Алва снова фыркнул и внезапно зашипел, словно потревоженная гадюка:

— Его Высокопреосвященству следовало лучше думать. Мальчишка еще не приехал в Кэналлоа, а его попытались отравить. И все потому, что желали достать меня.

У Дика перехватило дыхание. Он корил себя за то, что, будто ребенок, свалился в лихорадке, не выдержав долгого пути. Крепился, стараясь не выглядеть кисейной барышней. А оказалось — его пытались убить?..

Запоздалый страх прихватил горло, чуть не вызвав приступ удушья, но Дик отогнал его усилием воли. Сейчас ведь все хорошо. Его спасли. И теперь придется как-то смириться и жить с тем, что из Заката (отец Маттео постоянно стращал им, говорил — для Рассветных Садов Дик плох, а матушка соглашалась с ним) его вытащил кровник — тот самый человек, заколовший отца.

Наверное, больше нельзя мстить Алве… Или можно? Алва спас его, лишь опасаясь неудовольствия короля и кардинала. Или все не так, и он беспокоился именно за него, Дика? Запутавшись окончательно, он решил отложить данный вопрос на потом.

— Не думаю, что дело лишь в тебе, Рокэ. Надор — достаточно лакомый кусок и для Манрика, и для тех же Лараков, — сказал Салина, и его тотчас захотелось вызвать на дуэль, но Дик не успел, поскольку Алва ответил:

— Что усугубляется желанием повесить на меня смерть еще одного Окделла. Ты забыл о Ноймаринене. Я не сбрасываю его со счетов.

— Агарис с готовностью причислил бы к толпе святых Эгмонта, но вряд ли сумеет — все же линия.

— Зато якобы замученного мною ребенка объявит святым непременно, вознесет на знамя нового мятежа…

Дик выдохнул громче, чем хотел. Он и подумать не мог, что столько людей желают ему смерти. И… матушка всегда была ярой эсператисткой, она и его с сестрами заставляла молиться и соблюдать посты, а теперь… В носу и глазах предательски защипало, и, скорее всего, он себя выдал, поскольку Алва коротко выругался:

— Dos idiota! Tontos! Maldición!..

Постель рядом с Диком прогнулась, и на его плечо опустилась прохладная ладонь.

— Ричард? — позвал Алва мягким, совершенно ему несвойственным тоном. — Спите. Еще рано вставать. Ну что вы, в самом деле…

От его слов (а главное — тона) захотелось разреветься, как младенцу, и чем сильнее Дик не давал рыданиям воли, тем больше сдавливало горло. Он даже начал тихо всхлипывать.

На мгновение стало светлее, послышался тихий хлопок — Салина вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. В волосы зарылись чужие пальцы, а прямо над ухом произнесли тихо и печально:

— Это пройдет, взрослеть всегда тяжело, уж поверьте.

Захотелось возразить. Уж Ворон точно не мог ничего знать о невзгодах Дика. Только он, к счастью, не успел произнести обидных слов — вовремя вспомнил разговор дядюшки Эйвона и отца. Алва ведь потерял почти всех родных и, наверное, все же знал, о чем говорил.

А потом Дик вспомнил другое: он прятался на чердаке и случайно подслушал разговор отца, герцога Придда и маркиза Эр-При. Дик был тогда еще очень мал, но говорили точно об Алве! Его хотели убить, причем недостойно, чужими руками, и даже не кинжалом наемного убийцы, а с помощью женщины!

Означало ли это, что Ворон имел полное право хотеть отомстить Эгмонту Окделлу?.. Дик сам не понял, как спросил вслух. Но произнес точно — Алва весь напрягся.

— Не думаю, будто ответ важен здесь и сейчас, — ответил он после долгой паузы. — Выздоравливайте, Ричард, а там сами как-нибудь разберетесь… или кто-нибудь подскажет из ваших разлюбезных Людей Чести.

Последнее он произнес таким тоном, что не возникло сомнений, как именно Алва относится к советчикам. Впрочем, Дику тоже не нравилось, когда им помыкали. Он думал, Алва теперь встанет и уйдет, но тот пересел ближе, устроился удобнее на постели и даже взял его за руку.

— Спите, — предложил он. — Проблемами всего мира займетесь как-нибудь на досуге, — а потом запел тихо-тихо, на кэналлийском, который оказался певучим, красивым и совершенно не вязался у Дика с понятием «варварский» или «дикарский». Дриксенский подходил к этим неблагозвучным определениям гораздо сильнее, поскольку звучал отрывисто и коряво. На нем даже признание в любви, наверное, ничем не отличалось от ругани теток на базаре или приказов солдатам перед боем.

Алва пел и перебирал его волосы, хотя совсем недавно говорил, что воспитанник — обуза для него. Но разве станешь так вести себя с совершенно ненужным, навязанным, ненавистным тебе человеком? Видимо, Алва тот еще враль и его слова не стоит принимать всерьез. Лучше обращать внимание на поступки.

Последняя мысль окончательно примирила Дика с происходящим, и он наконец успокоился и заснул.

***

На столе было столько всего — аж глаза разбегались: и фрукты, и какая-то ни на что не похожая выпечка (далеко не в единственном экземпляре), и кашеобразная масса с кусочками яблока и винограда. Такой его кормили во время и после болезни, при этом извинялись за скудность трапезы и ссылались на лекаря, который, дескать, потребовал воздерживаться от разнообразия в пище.

Воздерживаться! Видела бы и пробовала бы эту кашу матушка!

А еще Дик с интересом и недоверием косился на каких-то гадов, напоминающих речных раков, но чуть ли не в два раза крупнее (раков Дик любил), полукруглых моллюсков нежно-розового окраса и мелких спрутиков, при взгляде на которых Дик задумался, является ли поедание гербовых животных союзников приемлемым (и можно ли вообще так называть Приддов, если отца они предали).

Однако самое коварное заключалось в наличии подле тарелки нескольких столовых приборов в виде ложек аж трех видов, вилок с различным числом зубьев и ножей, отличимых как по форме, так и заточкой.

— Разрубленный Змей! — невольно вырвалось у Дика.

Раздался смешок.

Алва после той ночи избегал его, а если случайно встречал в коридоре — обязательно бросал что-нибудь язвительное или малоприятное. Иной раз казалось, тихий напев и рука, гладившая по волосам, привиделись, но Дик гнал от себя эту мысль, присматривался внимательнее и все сильнее убеждался: он просто лгун, к словам которого нельзя прислушиваться. Скорее всего, почему-то вбил себе в голову, будто герцог Алва обязан относиться к герцогу Окделлу… как воплощение закатной твари.

— Доброе утро, Ричард, надеюсь, вы в добром здравии, — проговорил Алва и сел за стол, почти открыто ухмыляясь и посмеиваясь.

Обычно он завтракал у себя или уезжал куда-то до рассвета. Не иначе, сегодня он решил поразвлечься за счет воспитанника.

— Благодарю, со мной все хорошо, — ответил ему Дик и спросил: — Сегодня какой-то праздник?

— Не думаю, — Алва приподнял бровь, и Дик сообразил, что непозволительно долгое время стоит подле стула и смотрит на разнообразие на столе. — Повара жаждут узнать вкусы нового обитателя замка. Будьте осторожнее с выбором блюд. Попробуйте всего понемногу и скажите по завершении трапезы о своих предпочтениях.

Говорил Алва вроде и спокойно, но глаза так и сияли, а уголки губ стремились вверх. С одной стороны, его следовало ненавидеть за учиненное издевательство, с другой — уж больно сильно хотелось улыбнуться в ответ.

— И чего вы ждете?

Дик покосился на кашу. Та была привычна, более того — пришлась ему по вкусу, но любопытно же попробовать и остальные блюда. Увы, Дик не знал, какими приборами нужно пользоваться и что вообще перед ним такое. Ну хорошо, виноград и яблоки он определил. А как называется вон тот волосатый фрукт?

В конце концов он наверняка разобрался бы. Однако выглядеть перед Алвой воплощением собственного гербового животного в одомашненном виде он точно не желал.

— Видимо, мне придется разориться еще и на ментора по этикету, — словно самому себе проронил Алва.

Дик тотчас вспыхнул. Ему даже есть расхотелось.

— Вы… вы несправедливы, — вырвалось у него.

— И по риторике. Я о нем не забыл, — прибавил Алва. — Обилие междометий, произносимых вами не к месту, начинает меня откровенно беспокоить. Талигойский не является моим родным языком, однако даже я понимаю, что изъясняться подобным образом недопустимо.

Все! На этом завтрак был безнадежно испорчен. Если бы Дика с детства не приучили к уважению и благодарности даже к слугам, наготовившим столько всего, он непременно встал бы и ушел.

Кажется, Алва того и ждал, поэтому Дик остался, вздохнул и принялся за кашу.

— В Надоре вас не баловали разносолами? — неожиданно нормальным, почти мягким тоном поинтересовался Алва.

— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.

Алва вынул из вазы волосатый фрукт, разрезал пополам и взялся за ложечку. Дик, подумав, повторил его действия. Зеленая мякоть оказалась кисло-сладкой и приятно пощипывала язык. Затем пришел черед моллюсков, которых Алва назвал camarón, осьминожек и огромных cocallo — ракообразных обитателей здешних рек.

Пироги содержали множество начинок, оставшихся для Дика в большинстве своем неизвестными. Ну хоть корицу определил, которую Алва отчего-то упрямо именовал canela.

Хрупкое перемирие восстановилось будто само собой, и настроение Дика поднялось. Настолько, что он дерзнул сказать:

— Я думаю, герцог, если бы вы гостили у меня в Надоре и на ужин подали бы, например, крю-агр, то вы тоже не знали бы, как к нему подступиться.

— Опишите это загадочное блюдо, — предложил Алва.

— Выглядит как пирог. Однако внутри него находится бульон. Если крю-агр рыбный, то содержит ломтики лимона, лосося и зелень; если мясной, то кусочки говядины и клюкву. Главное при поедании этого блюда — правильно срезать «крышечку», поскольку иначе…

— Все содержимое окажется на тарелке, — усмехнулся Алва.

— Хуже. На вас, — фыркнул Дик. — Крю-агр по размеру… — он поискал глазами и наткнулся на крупный, чуть ли не с его голову фрукт, — как вон то в оранжевых чешуйках.

— Piña? — Алва уже открыто смеялся. — Ох!.. Да, тогда это был бы номер. В следующий раз, как буду в Надоре… — он резко замолчал, видимо, подумав о том же, о чем и Дик (про подавление очередного восстания), и неожиданно проронил: — Может же так произойти, что герцог Надора пригласит в гости своего бывшего старого опекуна?

— Наверное, — ответил Дик и улыбнулся.

========== Вепрь со шпагой ==========

— От-вра-ти-тель-но… — произнес Рокэ по слогам и отвернулся от окна. Внизу, во дворе, Ричард Окделл в очередной раз уронил шпагу. — Это просто…

— Repugnante, — подсказал Салина, устроившийся возле стола в его кресле и заканчивающий уже второе письмо.

— Ни в какие ворота! — огрызнулся Рокэ. Он мог понять все что угодно, но не отвратительное фехтование!

Например, абсолютное неумение подопечного танцевать (вряд ли Мирабелла Окделл любила светские развлечения) Рокэ не удивило. Он нанял учителя танцев и представил Ричарду (это неописуемо удивленное, насупленноелицо стоило видеть!). На первом занятии Рокэ откровенно потешался, а Ричард наконец-то освоился достаточно, чтобы огрызаться в ответ, и, надо отдать ему должное, порой весьма неплохо. Раньше Рокэ полагал, будто у северян напрочь отсутствует чувство юмора, но Ричард то ли еще не успел его отморозить, то ли был не совсем северянином. Его словесный пассаж по поводу плясок с бубнами Рокэ развеселил.

Он наплевал на собственное решение не возиться с мальчишкой и потащил того на городские танцы. В результате желание шутить он у Ричарда отбил напрочь (особенно когда присмотрел хорошенькую дориту и вывел в круг), а потом пообещал устроить в замке турнир по чаконе и сальтарелло. Уже вторую неделю Ричард не упрямился и занимался танцами с усердием.

— Я отказываюсь понимать, как можно в годы Ричарда махать шпагой, словно дубиной, и совершенно не уметь правильно двигаться! Кто его учил?! Или Мирабелла Окделл считала, будто мастерство приходит вместе с титулом?

Если бы Алваро Алва рассмотрел такое убожество в собственных детях, он отправил бы их в Багряные земли с глаз долой, а то и в сапфировые копи (нечего перед нар-шадом позориться). И плевать Рокэ хотел на то, что Ричард — Окделл, а не Алва. Его воспитанник обязан быть лучшим. Во всем. Точка! А если воспитаннику что-то не нравится, он может засунуть свое недовольство в… то, что находится пониже спины.

— Неуклюжий тупой вепрь, не знающий, за какой конец брать благородное оружие, — прошипел Рокэ, хватаясь за кувшин и наполняя бокал.

— Groseramente, то есть грубо, — фыркнул Салина. — Ты только ему не скажи об этом.

— Уже. Твой очередной совет запоздал.

— И… что?

— Вызвал! Чем окончательно меня разочаровал. Помяни мое слово, с таким гонором при отсутствии умения Ричард и дня не проживет в столице. Идиот малолетний…

— Рокэ… — Салина не сдержался и прыснул в кулак.

— И я отказываюсь понимать, что ты находишь здесь смешного. На месте Гонзало я давно убил бы неумеху. ЭТО не фехтование, а Леворукий не знает какая гадость!

— А если я скажу, что соберано Алваро отзывался о тебе в похожем тоне?

— То уже я вызову тебя! — огрызнулся Рокэ. — И… да как вообще ты можешь сравнивать?!

— Тебя с соберано Алваро?

— Меня с Ричардом! Его хочется прибить, дабы не мучился. Это проще, нежели обучить!

— Но не всем же рождаться со шпагой в руках, — возразил Салина, откладывая перо. — Некоторых приходится учить.

— Неужели? — передразнил Рокэ.

— Соберано Алваро подарил тебе шпагу года в четыре, если не ошибаюсь.

— Не помню, — отмахнулся Рокэ. — А Повелитель Скал, видимо, путал наследника с дочерьми и подкладывал ему кукол и пяльцы? Надо проверить эту мысль и выдать Ричарду иглу. Должно быть, с ней он более проворен.

— Своди его в старую галерею и дай подержать меч Рамиро, а лучше Горика, он ведь хранится в Алвасете, — предложил Салина. — Налей вина, будь другом.

— Зачем? В смысле меч, а не вино, — Рокэ исполнил просьбу и передал ему бокал.

— Затем, что если в Кэналлоа ребятня бегает с палками, воображая шпаги, то в Надоре — с деревянными мечами. И тот же Гонзало не устает нахваливать рубящие удары твоего Рикардо, которые, в отличие от колющих, удаются ему выше всяких похвал.

Рокэ приподнял бровь.

— Ты вот не сообразил бы дать в руки воспитанника короткий морисский меч, а Гонзало догадался. Как утверждает Берто, он в жизни ничего подобного не видел.

— А ты видел?

— Я при этом не присутствовал, — признался Салина, — но Берто прожужжал мне все уши. — Раньше ему с трудом давалась морисская сабля. Во многом потому, что Берто не понимал, зачем учиться владению ею, если есть шпага. Теперь готов тренироваться с утра до вечера.

Рокэ вздохнул. Пожалуй, если Ричард действительно столь хорош…

— А Берто что же, не пришел познакомиться? — спросил он. За Ричарда стало слегка обидно. — Вроде он никогда не отличался стеснительностью.

— Я не знал, как ты к этому отнесешься.

— Запретил? — удивленно и уязвленно спросил Рокэ. — Если ты думаешь, что мой Ричард…

— Я опасался твоего неодобрения.

— Моего?! — Рокэ пригубил вина и отставил бокал на подлокотник кресла. — Да с чего вдруг? Если бы в возрасте Ричарда я остался совсем один, то свихнулся бы уже через неделю! У него же никого нет. До сих пор!

— Ты с десяти лет убегал в порт, — напомнил Салина.

Рокэ широко улыбнулся.

— Ага. А когда гостил на Марикьяре…

— То тебя никто не мог остановить, включая собственных родителей и угрозы телесных наказаний, — покачал головой Салина. — Так вот: мне казалось, тебе не нужны подобные проказы со стороны Ричарда. Это пока он идеальный воспитанник: послушный, не капризный, молчаливый, ответственный. Берто очень быстро научит его плохому.

— Как бы Рикардо сам не научил его этому плохому! — воскликнул Рокэ, совершенно не понимая, из-за чего завелся, просто возникло ощущение, будто родич принижает какие-то умения или достоинства воспитанника (и без разницы, что тот Окделл).

— В таком случае я разрешу Берто с ним встретиться.

— Да уж, будь добр, — фыркнул Рокэ и посерьезнел. — Тем более скоро я уеду, и Ричард останется совсем один.

— В Талиг?

— Я зачем-то очень сильно понадобился Его Высокопреосвященству и королю в придачу, — ответил Рокэ. — Впрочем, это ненадолго. Месяца два. Войны вроде никакой не намечается, а у меня такая обуза, за которой глаз да глаз нужен.

— Ты только Ричарду так не говори. Или снова «уже»?

— Я скажу. Но не Ричарду, а Дораку, — заверил Рокэ. — Вообще-то надо признать — я даже в выигрыше. Если бы кардинал не навязал мне Ричарда, пришлось бы прозябать в столице, таскаться в дворцовый ызаржатник, иметь дело с королевой, а не сидеть дома, наслаждаясь вином и закатами.

— Соберано Алваро назвал бы подобное времяпрепровождение дезертирством, — заметил Салина.

— А мне плевать, — в тон ему ответил Рокэ. — У меня здесь Повелитель Скал необъезженный: под седлом — то есть в придворных тряпках — ходить не умеет, гарцевать — танцам — не обучен, за себя постоять не может ни в словесной баталии, ни с оружием в руках. Ну и на кого я его такого оставлю? До Лаик чуть больше трех лет!

Салина постарался скрыть улыбку, но Рокэ заметил хитрое выражение его лица, хотя и не счел нужным заострять внимание.

— Ладно, — сказал он, — пойду кое-что проверю, — и сорвался с места раньше, чем Салина спросил. В голову пришла забавная мысль.

— Эй, юноша! — выкрикнул Рокэ, выбежав во двор. — Ловите!

Ричард поймал ножны машинально и потому достаточно ловко. Причем левой рукой, поскольку в правой сжимал шпагу.

— Это сабля, — сообщил Рокэ, — оружие морисков.

Гонзало хотел возразить, но Рокэ остерегающе поднял руку. Он знал, что делает!

Ричард вложил шпагу в ножны и обнажил новое оружие.

— Боевое… — произнес он восторженно, с придыханием, ловя клинком солнечный луч.

— Сумеете продержаться против меня четыре минуты — и я покажу вам меч знаменитого предка.

— Моего? — не понял Ричард.

— Полагаю, оружие Предателя и Вешателя вас не заинтересует, — усмехнулся Рокэ и все же пояснил: — Ричард Горик завещал отдать свой меч регенту Талига Рамиро Алве.

Ричард размышлял некоторое время, а потом заявил:

— Я продержусь восемь минут, но вы покажете мне всю оружейную.

— Да вы наглеете! — рассмеялся Рокэ и приказал: — В позицию!

***

В библиотеке горел свет, хотя время было уже позднее. Рокэ толкнул дверь и тихо прошел внутрь, стараясь не тревожить увлеченно читающего воспитанника. Тот, впрочем, все равно заметил его, приподнял голову и поздоровался.

— Приятно удивлен. Думал, вы читаете Дидериха, — сказал Рокэ.

— Которого вы терпеть не можете? — уточнил Ричард. — Я ознакомился с ним еще в Надоре. Не сказал бы, что горю желанием перечитывать его постоянно.

Рокэ кивнул.

— Но не может быть, чтобы у вас в замке не нашлось экземпляра «Талигойской баллады», — заметил он, подойдя и заглянув через его плечо.

— Нашелся, да не тот, — ответил Ричард и нахмурился.

Напряжение разлилось в воздухе, и Рокэ поспешил отступить. Пусть с мальчишкой в последнее время удавалось сосуществовать мирно и даже иной раз находить общий язык, приближаться столь близко, да еще со спины явно не стоило. Рокэ и в голову не пришло бы ударить подопечного кинжалом — зачем?! — но у того, по всей видимости, имелись собственные соображения по этому поводу.

— У нас… совсем иначе, — произнес Ричард, и в его голосе обозначилась то ли печаль, то ли злость, то ли разочарование. Он не скрывал эмоций, не следил за лицом, но Рокэ не сказал бы, будто умел читать по нему как в книге: слишком много всего, причем одновременно. К тому же Рокэ никогда не страдал излишней проницательностью, ему попросту не было нужно подстраиваться под кого-то. Обычно окружающие сами заглядывались на него. В детстве слуги и родня ловили каждый каприз и прихоть (еще бы: такие глазки, «ути-пути»). Позже друзья держали его за заводилу. Только отец пытался давить, влиять, даже ломать под себя, и Рокэ старался лишний раз не попадаться ему на глаза.

— Вы можете подумать, зафиксировать мысль в голове, а затем изложить стройно и ясно? — поинтересовался Рокэ, к своему собственному удивлению не разозлившись. — Лучше уж театральные паузы, чем бессвязный поток слов.

— Прошу прощения.

— Да мне-то что?! — воскликнул Рокэ и рассмеялся. — Вам жить! А люди недалекого ума, которых, к слову, во дворце каждый второй, воспринимают молчание за признак ума. Заик же не любит никто.

Он ждал от мальчишки срыва, обид, оскорблений в ответ, но тот лишь нахмурился еще сильнее, а потом сказал:

— Я не знал, что именно Рамиро был единственным, кто принял вызов бастарда Франциска. И про спасение им сына Алана Святого в нашей балладе тоже ничего не написано… А еще поступок герцога Придда теперь выглядит иначе — как предательство и узурпация власти.

Рокэ не нашелся с ответом. Ему и в голову не могло прийти, будто в угоду ненависти и кровной вражде некто будет перевирать древние тексты.

— А о чем же в таком случае написано в вашей балладе? — поинтересовался он.

— Эктор Придд — истинный Человек Чести, подхвативший меч, выпавший из рук неспособного править монарха. Он был бесчестно убит Рамиро Предателем, который зарезал и короля Эрнани, а потом открыл ворота бастарду Франциску.

— Ужас, — съязвил Рокэ. — И какое словечко вы используете: «зарезал». Словно корову или барана.

Он думал, что иронии Ричард не уловит, но тот усмехнулся и заявил:

— Отвратительный бред. Но самое грустное, герцог, заключается в том, что я ему верил.

Рокэ пожал плечами и, ухватив ближайший стул, сел рядом.

— А вы не думаете, будто потомки Рамиро попросту захотели обелить его? Именно поэтому наша «баллада» содержит такие подробности? — спросил он. Ему вдруг стало не по себе: Ричард ведь мог отойти от одной чуши и с головой погрузиться в другую. Пусть кардиналу оказался бы выгоден подобный Повелитель Скал, но Рокэ точно не хотел видеть собственного воспитанника недалеким болваном.

Ричард покачал головой.

— Почему? — Рокэ действительно стало интересно.

— В библиотеке Надора содержались не только легенды да пьесы Дидериха, но и мемуары некоторых представителей рода. Про случай, когда Ричарда Горика едва не закидала камнями толпа во главе с эсператистским проповедником, известно. Правда, стоило Айри упомянуть об этом, матушка приказала изъять из библиотеки все тексты, выставляющие слуг Создателя в нелестном свете.

— Вы переписываетесь с сестрой?

Ричард кивнул.

— А вам как будто не докладывают.

— Не имею привычки читать чужую переписку, если для меня в ней нет ничего интересного, — признался Рокэ.

— Значит, сам факт вы не отрицаете?

— Я точно не отрицаю того, что буду добывать сведения любыми средствами, если они способны помочь делу или отвратить беду, но праздным любопытством я не страдаю, можете быть спокойны.

Он думал, Ричард оскорбится, но тот только пожал плечами и принялся рассказывать:

— Айрис неожиданно проявила талант к сложению историй.

— Это неудивительно, — ответил Рокэ. — Графиня Савиньяк, взявшая на воспитание вашу сестру, любит сочинительствовать. Жаль, вы, подобно сестре, не переняли у меня что-нибудь полезное, — добавил он, хотя и не собирался. — Например, манеру держаться или способности к фехтованию. Впрочем, почти готов признать: в Лаик вы не пропадете.

— Отец не слишком лестно отзывался об этом заведении, — заметил Ричард. — Рассказывал, что на ночь там запирают, да и само содержание больше напоминает тюрьму.

— Спросите Салину, — предложил Рокэ. — Уверен, он с удовольствием поведает вам несколько историй из своего унарского прошлого.

— А вам недосуг?

— Недосуг, вот именно, — сказал Рокэ и, вопреки себе, принялся рассказывать: о старом замке-крепости, монахах с зелеными свечами, Арамоне, кошачьем корне, которым они однажды натерли дверь фанатично верующего ментора землеописания, и как тот боялся выйти из комнаты и сорвал урок, о многом и многом еще.

А Ричард слушал и не перебивал.

— Завтра я покину Алвасете, — сказал Рокэ напоследок, — так что можете выдохнуть с облегчением. На какое-то время вы избавитесь от чудовища в моем лице.

Ричард при этом выглядел отнюдь не обрадованным.

— В столицу? Или…

— Если вас интересует, не подняли ли какое-нибудь новое восстание, пока вы находитесь здесь, у меня в плену, то можете не беспокоиться. И войны никакой не намечается. Увы, у Первого маршала Талига слишком много обязанностей и в мирное время. И снова вы мямлите, каррьяра!

— Cuando vuelvas? («Когда вернетесь?») — спросил Ричард.

========== Первый друг ==========

— Эй!

Дик обернулся. У ствола раскидистого дерева стоял смуглый черноволосый мальчишка, на вид примерно тех же лет — возможно, даже слегка постарше. Дик не то чтобы недолюбливал сверстников, но как-то слишком мало имел с ними дело. Он привык возиться с сестрами, но это ведь совсем другое.

Уже потом, когда выяснилось, что мальчишка не просто некто, забравшийся в сад соберано, не отпрыск какого-нибудь слуги, а вполне себе рэй и вообще сын маркиза Салины, Дик сменил гнев на милость. Все же общаться с ровней было гораздо проще.

— И как все-таки тебя звать? — спрашивал Дик, когда они уже вдвоем сидели рядом на ветке того самого дерева, возле которого познакомились, и болтали ногами. Алва, наверное, в ярость пришел бы от такого зрелища, он ведь постоянно кривил нос, несмотря на все попытки Дика все делать правильно и достойно герцога, а тут выходка, явно присущая какому-нибудь босяку. — Луи или Альберт?

— Брр, — скривился юный Салина. — Есть в этом Альберте нечто дриксенское. Меня можешь звать просто Берто. А у тебя второго имени нет? Ричард, если честно…

— Дикон, — торопливо вставил Дик. Он уже понял, что, если не представится уменьшительным именем, его очень быстро и не спросив примутся звать Рикардо.

С Берто оказалось весело. К тому же Алва уехал, и некому оказалось воротить нос и бросать язвительные комментарии. Рядом с Вороном Дик постоянно чувствовал себя как ызарг на сковородке и каждое мгновение ждал подвоха, но с ним почему-то было интересно, иногда даже очень. Пусть Дик сам считал подобные чувства совершенно неправильными и недостойными, он скучал.

Берто, как и любой марикьяре, бредил морем. У него имелась лодка, в которой удалось бы доплыть до ближайших островов, но пока он столь опрометчивых поступков не совершал: то ли боялся неудовольствия отца, то ли компании подходящей не находилось. Берто, разумеется, утверждал второе и взахлеб рассказывал про морские сражения и гадов, обитающих в глубине, но иногда поднимающихся на поверхность.

— …И тогда огромный кальмар как саданет по дриксенской барке! — горячился он, увлеченный собственным рассказом. — Она «кряк!» — и напополам.

Дик кивал, но мысленно качал головой. Не верил он в огромных кальмаров и спрутов с морскими ведьмами. Да и какой смысл огромному чудовищу нападать на корабль? Он же невкусный, а матросы слишком мелкие и костлявые — на один зуб (если, конечно, у кальмаров имеются зубы). Вот акул Ричард побаивался, в акул он верил и даже видел их челюсти. Однако, как утверждал Берто, те водились гораздо южнее, редко встречались даже близ Багряных земель и на людей специально не охотились.

— Акулы, — говорил он, — как ваши медведи или ирбисы. Конечно, если есть нечего — нападут, но специально выслеживать не станут.

— Много ты знаешь о медведях, — ворчал Дик и принимался рассказывать услышанные им самим байки. — А еще в надорских лесах рыси водятся, и вот они точно как закатные твари.

— Это такие большие кошки? С кисточками на ушах?

— Именно, — кивал Дик. — Так вот: если их разозлить, они мстят. Нашего бывшего лесничего рысь загрызла.

— Да ладно? Она же маленькая, куда ей целого человека съесть?

— А ты ее живьем видел?

— Нет.

— И не из-за голода она. Лесничий капкан поставил, рысь попалась, отгрызла лапу и ушла, а потом начала мстить, долго-долго выслеживала. Лесничий не робкого десятка был, да и осторожный. Так рысь забралась прямо к его дому. И когда он по нужде вышел, прыгнула сзади на плечи, повалила и в шею вгрызлась!

Вот так они и общались.

Постепенно темы разговоров стали разнообразнее, начали касаться уроков или истории. Только с политикой не складывалось. Несколько раз они расставались чуть ли не врагами, особенно когда говорили о Раканах или соберано. Берто, казалось, было откровенно плевать на узурпировавшего власть Оллара, но за единственное нелестное слово об Алве он едва не набрасывался на Дика с кулаками.

Временами Дик уходил к себе в абсолютной уверенности, что их дружба закончена. Однако утром следующего дня просыпался от камушков, стучавших по оконной раме, свиста, либо Берто окликал его в саду неизменным «Эй!» или «Hola!»

***

«Рокэ, герцогу Алва, соберано Кэналлоа.

…Смею заверить, герцог, я был прав. Когда вы все же соизволите почтить вниманием собственный благодатный край и воспитанника (не менее собственного, хоть и забыли об этом при первой возможности), то найдете его сильно изменившимся. Как я предполагаю, не в лучшую сторону, но тебе, Рокэ, понравится.

Что же касается торгового договора с нар-шадом, то все идет как обычно. Несколько беспокоит возросшее число контрабандистов, но это уже дело морской стражи.

Маркиз Салина».

***

«Маркизу Салина лично в руки от соберано.

Морскую стражу усиль. Кто у нас сейчас в отпуске на Марикьяре? Ротгер? Я думаю, он будет не прочь отдохнуть от отдыха (оцени каламбур) и слегка протрезветь, а заодно развеяться. Контрабандисты исчезнут в течение нескольких дней, гарантирую.

P.S.

Разумеется, Ричард изменился. Он же растет и, я надеюсь, уже не напоминает то бледное недоразвитое создание, что я видел перед отъездом. Деликатесы Кэналлоа рано или поздно должны пойти ему впрок. Кстати, сколько ему уже? Четырнадцать? Начинай потихонечку приучать к вину, иначе в будущем мальчишка столкнется с проблемой всех северян».

***

«Для соберано.

Вместе с Вальдесом в море напросился Берто и, разумеется, прихватил с собой «лучшего друга Дика» (не удивляйся, но последний месяц Ричард гостит у нас на Марикьяре). Не то чтобы я опасался, но трое детей на одном корабле (а Ротгер — тот еще ребенок великовозрастный) — как искра в пороховом трюме. Когда ты угнал «Каммористу», с вами поехал Рамон. И вам было не по тринадцать лет (да, Рокэ, Ричарду тринадцать, а не четырнадцать — до сих пор! — день рождения лишь в следующем месяце).

Так или иначе, но контрабандисты исчезли. Сами. «Астэра» не ввязалась ни в один бой и благополучно вернулась в порт, совершив четырехдневный вояж. Ротгер недоволен, мальчишки счастливы.

Что касается вина, то юные доры справляются сами: точно таким же образом, каким ты в свое время с тем же Ротгером (а я предупреждал, что Берто плохо повлияет на твоего в прошлом со всех сторон идеального воспитанника). Разумеется, слуги вышколены, молодежь в пьяном виде на глаза не попадается, но бутылки из моей винной коллекции пропадают с завидным постоянством. Когда вернешься, потребую возмещения морального ущерба.

P.S.

Каламбур не оценил. Не смешно».

***

«Маркизу Салина лично в руки от соберано.

Отписал в Кэналлоа, бутылки будут переправлены тебе в самом скором времени.

Я не успеваю вернуться к Весенним Волнам, надеюсь быть к Скалам. Королей, собак и кардиналов надо держать на расстоянии, иначе они наглеют и садятся на шею. На моей уже есть кому сидеть, и вряд ли Ричард готов потесниться. Подари ему мориска, что ли. Ты говорил, он любит лошадей.

P.S.

Тренируй чувство юмора».

***

«Соберано Рокэ.

Рокэ, приезжай. Я не справляюсь.

Порой хочется всыпать, причем обоим.

Я успокаиваюсь тем, что даже соберано Алваро пальцем не трогал своих отпрысков. Никогда. Даже тебя. К тому же я имею право наказывать только Берто.

В общем, в порту теперь каждая собака знает наших милых hijos (это не моя фигура речи, кто-то пустил слух об усыновлении тобой нынешнего Повелителя Скал). Я совершенно не удивлюсь, если в один прекрасный день у них хватит ума пробраться на чей-нибудь корабль и благополучно отплыть искать приключений в Багряные земли. На Марикьяре приключения явно заканчиваются.

Ричард обрадовался мориску. Правда, я не берусь судить, чему больше: самому коню или известию, что он от тебя.

Четырнадцатилетие юноши отметили со вкусом. В борделе. И слов у меня по этому поводу нет. Эмоций, впрочем, тоже.

P.S.

Он скучает».

***

«Маркизу… а, и так ясно.

Возвращайтесь в Алвасете. Странно, что ты сам не додумался до этой светлой идеи. Пустил марикьяре на Марикьяру, а теперь страдаешь. Чувствую, праздность бытия действует на тебя отупляюще.

В порт не пускать! Я не хочу повторения для Ричарда судьбы Альбина Борраски и не заинтересован в торговле между Багряными землями и Надором (да, я коварен!).

В остальном… Мальчишке четырнадцать, и я не понимаю, чего ты взъелся на него из-за этого борделя. Вряд ли Берто повел его в какое-то ненадлежащее место. Или ты ждал, что я лично займусь невинностью Ричарда, а точнее ее устранением? Леворукий упаси! Если он самостоятельно избавился от девственности, его стоит хвалить, а не ругать. Я, кстати, решил сию проблему примерно в том же возрасте.

P.S.

Я учел».

***

«Рокэ.

Мы снова перебрались в твой гостеприимный дом. Ты был прав. С тех пор как набегам молодняка подвергается твоя коллекция вин, а не моя, я лучше сплю ночами и вообще отношусь ко всему философски.

Когда приедешь, не забудь поздравить Ричарда с первой дуэлью. До трупа дело не дошло, но крови пролили изрядно».

***

«Маркизу.

Чьей крови?!

Ты специально мне мстишь и бессовестно пользуешься тем, что крылатая почта быстрее курьерской?

Да я сам тебя на дуэль вызову!

P.S.

Я выезжаю.

Соберано Кэналлоа и твой — советую не забывать об этом милом обстоятельстве!»

***

«Рокэ, неужели ты думаешь, что, если бы опасность грозила Ричарду, я не написал бы об этом? Он даже не ранен.

P.S.

Давно пора».

***

— Луис Альберто Салина!

— Что, Ричард, герцог Окделл?

— Вы… у меня просто слов нет, кто вы! — кричал Дик, не опасаясь быть услышанным кем-то посторонним. — Я вызываю вас на дуэль, немедленно, любым оружием! Хоть на шпагах по-талигойски, хоть на шпагах и кинжалах по-кэналлийски, да хоть на морисских саблях!

— На кулаках по-марикьярски слабо? — спросил Берто едва слышно.

— Я ж тебе нос расквашу!

— Да в чем дело-то, Дик?!

— Алва, оказывается, в курсе того, что у нас здесь происходит. Писал ему маркиз, но подробности он мог узнать только от тебя!

***

После они лежали рядом на траве и смотрели в небо: усталые, измученные, с медленно опухающими лицами и синяками под глазами (Берто попал по левому, зато Дик зарядил ему в переносицу, отчего у друга — по-прежнему друга — потемнело под обоими глазами).

— Соберано нас убьет, — заметил Берто.

— Сам виноват, — буркнул Дик. Шевелиться не хотелось, ссориться дальше — тоже.

— Соберано никогда ни в чем не виноват.

— Я про тебя.

— А… — протянул он и поморщился. — И я не виноват. Думаешь, нас никто не охраняет, когда мы в городе? Это ты ничего не замечаешь, а я…

— Что ты?!

— Ринальдо несколько раз точно видел. И вообще…

Дик вздохнул и пробормотал:

— Ладно, извини. Я вспылил. Ты точно нас не выдал бы.

— Ну… — Берто сорвал травинку и засунул ее в рот. — Если бы спросили прямо, отвертеться я бы не сумел, но подробностей выкладывать не стал бы.

— И если бы Алва спросил?.. — Дик почувствовал, как снова закипает.

— Он же мой соберано! Это для тебя он враг, несмотря на все, что сделал и делает.

Дик открыл было рот, но вместо оскорблений произнес совершенно другое:

— А та наша первая встреча?.. Ты подошел ко мне по приказу Алвы?

Дик говорил спокойно, но чувствовал, что сейчас действительно подошел к черте, за которой придет конец их дружбе. Если Берто ответит «да», то может больше и не окликать, и в Лаик, куда они отправятся вместе, Дик точно не станет с ним знаться.

— Я хотел подойти еще раньше… ну, ты болванкой вертел, будто древним мечом. Так красиво было.

— А чего не подошел?

— Отец запретил.

— Сын герцога-мятежника, убитого соберано, не годился в приятели сыну блистательного маркиза Салина? — язвительно и ядовито, подражая своему опекуну, поинтересовался Дик. Голос не дрожал, тон звучал по-светски холодно и одновременно издевательски (Дик в тот момент собой даже гордился, вот бы еще научиться говорить так с самим Алвой, а не с Берто).

— Да за кого ты нас принимаешь?! — Берто аж сел, травинка выпала у него изо рта, но он этого, казалось, и не заметил. — Мы… да я… Я никогда, слышишь!

— Хватит мямлить!

— А ты не подражай соберано! Отец боялся, я научу тебя плохому. Вот. Так и говорил: «Ричард в плане манер идеален, не надо его портить». А потом соберано сказал, что ты сам можешь меня плохому научить, и знакомство всецело одобрил, но я сам, не из-за него!

— Я кто?.. — Дик тоже сел. — Идеальный?.. Маркиз Салина сказал?.. А Алва…

— Да у них это вечный спор, — фыркнул Берто. — Соберано Рокэ в детстве отнюдь не сахар был. Соберано Алваро любил говаривать, что поседел именно из-за него, хотя в роду Алва к ранней седине не предрасположены.

— Да? И когда же он поседел?

— К семидесяти.

Дик не выдержал и рассмеялся.

— А Алве у нас почти сорок. Есть к чему стремиться, — мстительно сказал он.

— Ты чего задумал?

— Твоя лодка никуда не делась? Компания все еще нужна?

========== Феерия! ==========

Ну вот он и дома! Как говорится: наконец-то. Но кто ж знал, что его ожидает сущая мистерия? Ради такого действительно стоило спешить.

Рокэ не мог спокойно смотреть на перекошенные, опухшие лица мальчишек, хотя, видит Леворукий, он старался. Очень старался не расхохотаться: хмурил брови, бросал недовольные взгляды, ходил посмотреть, чего там за окошком интересного за последние четыре минуты случилось, пока Салина выговаривал юным балбесам все, что полагалось в таких случаях.

Ох, видела бы Мирабелла Окделл своего отпрыска!..

Впрочем, нет. Лучше не надо. Незачем подвергать душевное спокойствие Ричарда такому удару.

Балбесы ожидаемо защищали друг друга, одновременно вскидывали подбородки и сверкали глазищами, чем очень напоминали Рокэ другую пару — Росио Алвасете и Ротгера Вальдеса. В свое время только Рамон Альмейда, пресекавший на корню самые опасные из шалостей, уберег их от большой беды. Может, действительно присмотреть мальчишкам в компанию третьим кого-нибудь посерьезнее? Вроде бы отпрыск Куньо направлялся в Лаик вместе с ними. Само собой, они споются в «загоне», но лучше бы все же их познакомить заранее.

Арамоне не позавидуешь. Остальным — тоже. Вспоминать до времени, что «загон» вообще-то находится в ведении Первого маршала Талига, Рокэ пока не стал. Вряд ли мальчишки разберут древнюю крепость по камушку, скорее доведут капитана и менторов до сердечных приступов, ну да всегда можно набрать новых.

Рокэ не мог не отметить, что Ричард все же подрос, хоть и не догнал еще Берто. Северяне растут медленнее, зато дольше — в этом плане он верил Салине, да и сам не раз убеждался. Берто выглядел практически молодым мужчиной, Ричард пока задержался в подростках, но уже сейчас удавалось предположить, что в плечах он будет шире, выше чуть ли не на целую голову и сильнее. У Ричарда оказались очень красивые руки: сильные, с длинными пальцами. Лицо слегка изменилось: стало привлекательнее (без учета побоев), из него ушла мальчишеская округлость, а вот губы остались чувственными, нежными и слегка припухлыми. Волосы наконец отросли. В Лаик их, разумеется, подстригут, но вроде бы Ричард привык к такой длине, а значит, вернет ее впоследствии. В будущем он обещал стать сердцеедом (вторым после Рокэ, разумеется).

Наверное, за лицом он все-таки не уследил, потому что Салина демонстративно повернулся к нему, посмотрел сурово и покачал головой.

— Уйдите с глаз! — растеряв весь недавний задор, устало бросил он, и мальчишек как ветром сдуло. — Знаешь, Рокэ, сложно кого-либо распекать, когда соберано стоит с такой довольной физиономией и ухмыляется.

— А я разве доволен?

— Как кот, налакавшийся сливок!

Рокэ фыркнул и опустился в кресло.

— Я действительно рад, что из этого ребенка получается толк, — признался он.

— Его мать вряд ли тебя одобрила бы.

Рокэ поморщился.

— Весь талигойский двор будет от него стонать, — продолжил увещевать Салина.

Рокэ рассмеялся.

— Олларианское болото надо шевелить время от времени, а сам я с этим уже плохо справляюсь. Достало, знаешь ли.

— Я не понимаю тебя, Рокэ! — воскликнул Салина, всплеснув руками. — В конце концов, Ричард — герцог!

— Как и я.

— Как и ты, но северный. Надорец! Ты не забыл о такой мелочи, нет? Что с ним станется, когда он вернется в провинцию?

Салина действительно выглядел обеспокоенным. Рокэ же не видел ничего плохого. Наоборот! Ричард наконец перестал напоминать камень, покрытый ледяной коркой. Он будто ожил.

— Он поднимет свою несчастную провинцию. При этом не станет слушать советчиков и крыс со свечками, — сказал Рокэ. — Он ведь получает уроки мэтра Ариваро?

Салина кивнул.

— Ну вот, — подытожил Рокэ. — Он справится, я уверен, а если нет — помогу.

Салина удивленно посмотрел на него и покачал головой.

— М?..

— Я в восхищении, Рокэ. Еще совсем недавно ты не желал не только видеть его, но и слышать о нем, называл обузой.

— Конечно, обуза. Кто ж еще? — вздохнул Рокэ. Спорил он, впрочем, больше по привычке. Стоило отсутствовать так долго, чтобы осознать: по Ричарду он, оказывается, соскучился.

— Не ворчи. Не к лицу, — заметил Салина.

— Угу, — согласился Рокэ. — Временами я ловлю себя на мысли, будто начинаю походить на собственного отца. А я этого не хочу. Ты же знаешь.

— Знаю, — подтвердил Салина. — Зря опасаешься, Алваро никогда не одобрил бы, — он покосился на дверь, — подобного поведения. В отличие от тебя.

— Я слишком хорошо помню себя в их возрасте.

— Поскольку не вырос!

Рокэ прикусил губу и печально вздохнул.

— Увы, — проронил он, — но это не так.

— В столице все настолько плохо? Ты надолго?

— В столице как всегда — интриги. Однако я слегка уменьшил поголовье ызаргов на душу дворцового населения, чем ввел Его Высокопреосвященство в неописуемый восторг.

— Он отпустил тебя?

— На все четыре стороны, — искренне развеселился Рокэ. — С напутственной речью: «Глаза мои вас не видели бы».

— И?

Рокэ мотнул головой, откидывая назад волосы.

— И не увидят. Я намерен наконец уделить внимание своему воспитаннику, а то совсем от рук отбился. До его поступления в Лаик я стану сидеть в Алвасете и покрываться пылью, ну… может, родичей с того берега моря навещу. Ричарду будет полезно взглянуть на то, как живут в Багряных землях.

— Берто прихвати, — предложил Салина, — иначе обида на всю жизнь останется.

Рокэ кивнул.

— Только учти, они вдвоем…

Рокэ отмахнулся, не дав ему договорить.

— Ротгер с ними плавал и остался жив, я тоже справлюсь, — заверил он.

— Ротгер — Бешеный.

— Я тоже безумен, как утверждают очень многие, — заметил Рокэ и спросил: — Мальчишки пока не до конца опустошили мои подвалы?

— Не думаю.

— В таком случае не понимаю, почему нам еще не подали вина?..

Впоследствии Рокэ пожалел сразу о нескольких вещах. Во-первых, ему не следовало расслабляться и пускать все на самотек. Во-вторых, явно не стоило строить из себя Алваро Алву и демонстрировать полное небрежение (уж поздороваться, как велели правила вежливости, не помешало бы). В-третьих, мешать «Дурную кровь» со «Змеиной» нельзя даже ему. И, наконец, в-четвертых, пить вдвоем не так весело, как вчетвером (к тому же совместное распитие вина способствует лучшему пониманию друг друга). Короче, находись мальчишки рядом с ними, они не сбежали бы хотя бы потому, что на утро не сумели бы оторвать голов от подушек. И плевать Рокэ хотел на их юный возраст: кэналлийскими винами спиться невозможно.

А еще они упустили время.

Переполох начался только с утра, когда Ричарда не смогли добудиться к завтраку. Берто тоже никто не видел. В комнатах юных доров не оказалось (впрочем, этого следовало ожидать); тогда решили, будто они скрываются в саду или с утра наведались в город и не уследили за временем.

Сад обыскали, пропавших не нашли. Выпивший уже вторую кружку настоя горичника, но все равно страдающий головной болью Салина пришел в ярость и послал людей в город. Привычно не испытывающий похмелья Рокэ изъявил желание прогуляться по берегу моря (возникло некое смутное ощущение).

Наитие не подвело и на этот раз. Гуляя, Рокэ набрел и на маленькую неприметную бухточку, притаившуюся меж скал (для того чтобы попасть в нее, пришлось зайти по пояс в воду), и пещеру, и след от лодки на песке. Следы тех, кто эту лодку тащил, выдавали юношеский возраст. В пещере отыскался перочинный нож и — что сразу развеяло любые сомнения — знак Скал, который Ричард постоянно носил на шее. У Рокэ имелся похожий — знак Ветра, свидетельствующий о Повелительстве, он висел на тонкой, но прочной цепочке. Ричард же носил свой на кожаном шнуре. Скорее всего, как-то задел и порвал, либо развязался узел, а он и не заметил.

Так или иначе, назад Рокэ спешил как только мог. Он находился в пещере всего-то минут десять, но, когда вышел, небо заволокло тучами, а вода утратила бирюзовый оттенок, став похожей на свинец. В эти месяцы погода могла меняться хоть шестнадцать раз на дню, но Рокэ уже не сомневался: будет шторм, тучи не развеются, не с везением Ричарда Окделла.

— Значит, все же Багряные земли, — неудачно пошутил Салина, и Рокэ не выдержал:

— Проклятие! Ты не понимаешь, что это значит?! В барке хватит места для троих, но под парусом на ней можно уплыть очень далеко, я сам так делал! Их в море унесет! Перевернет! А Ричард плавает как топор, я уверен!

— Лучше, Рокэ, значительно лучше топора. Ты снова недооцениваешь воспитанника.

— Ты предлагаешь мне начать его переоценивать? От большой волны еще никто не уплывал! — Рокэ вскочил с кресла и принялся мерить шагами кабинет.

— Может, и не будет большой, чего ты завелся?

— Может?! — наверное, знаменитое фамильное безумие, которым он столь часто бравировал, наконец проявило себя. Рокэ просто не мог оставаться на месте.

Внутри все срослось в один тугой ком из ярости, гнева, злости, испуга, отчаяния. Если это проявление проклятия, если он потеряет мальчишку… обоих мальчишек!.. Если они погибнут в море или пропадут без вести… Если… если…

— Оставайся здесь и жди вестей!

— А ты куда? — вот теперь Салина всполошился не на шутку. Можно подумать, с Рокэ могла случиться беда. Уж с кем-кем, а с ним точно не произойдет ничего — к сожалению, всегда косит тех, кто рядом, а его не затрагивает.

— Искать! Вряд ли они настолько идиоты, чтобы плыть за море. Я намерен проверить ближайшие острова.

Салина со вздохом помассировал виски.

— Ты не похож на Алваро, скорее на наседку, — сказал он. — А мой сын давно хотел сплавать на Роко Фуэртэ. На лодке до него час ходу.

— Но не в шторм!

— К вечеру будь, — попросил Салина. — Думаю, они появятся к этому времени, и я даже обещаю не казнить их в одиночку… по крайней мере твоего Ричарда.

Рокэ закатил глаза к украшенному лепниной потолку.

— Кто из нас двоих соберано? — прошипел он и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

========== Все хорошо, что хорошо заканчивается ==========

Дик сидел на кресле в гостиной, подперев щеку кулаком и закинув ногу на ногу (как постоянно делал его опекун), и прожигал взглядом то настенные часы, то маркиза Салину. Берто он не видел, тот сидел рядом, и пришлось бы поворачивать голову.

Они вернулись сравнительно быстро. На половине пути до острова Берто разглядел собиравшиеся на горизонте тучи и повернул назад. Приставали к берегу уже под проливным дождем. Переждали ненастье в пещере и направились к дому, где их ожидал не обычный переполох и нагоняй, а гораздо хуже. Конечно, затевая эту вылазку на остров, никто из них не сомневался, что влетит, но они не ожидали такого, а главное — последствий, которые повлечет их глупый поступок.

Часы на стене пробили полночь. Дик прикусил губу. Они сидели в гостиной уже три часа, молча и, кажется, совершенно не двигаясь. Маркиз словно застыл гальтарской статуей, а у Дика то нос начинал чесаться, то принимались гореть уши.

Алва не объявлялся. Он вышел в море до полудня и так и не вернулся в порт, хотя все, кого отрядили на поиски, уже, наверное, четвертый сон по домам видели. Дик не хотел думать о том, что это могло означать. Он и мысли не допускал, будто может лишиться опекуна, снова остаться один. Да, матушка порадовалась бы такому обстоятельству. Друзья отца закатили бы по случаю гибели Рокэ Алвы настоящий пир. Вот только сам Дик в жизни себе не простил бы, если бы Ворон погиб из-за него, спасая его, заботясь о нем…

Алва мог язвить, насмехаться, оскорблять сколько угодно, но Дик ни разу не видел от него ничего плохого. Он мог пропадать в столице, не писать ни строчки, но его присутствие словно маячило где-то на горизонте. Дик не чувствовал себя одиноким. А теперь…

Ему, наверное, придется вернуться в Надор. Впрочем, это не самое худшее. Его возненавидит вся Кэналлоа: те, кто еще вчера улыбались при встрече, будут отворачиваться и плевать вслед. Может, его даже убьют. Да, именно! Ведь убийца соберано достоин смерти, и пусть Ричард не хотел, содеянное им не станет от этого менее чудовищным.

В третьем часу ночи дверь отворилась и на пороге появился Хуан Суавес. Он ничего не сказал, но маркиз встал и вышел в коридор.

— Дикон, ты только не переживай так. На тебе же лица нет… — прошептал Берто, когда шаги стихли.

— Это из-за меня, — проронил Дик тихо. Голос не слушался.

— Мы оба виноваты одинаково.

Дик проглотил возражения. Да, формально они плыли вместе, но маркиз Салина остался в Алвасете, а Алва сорвался их искать. Значит, отправился именно за ним — Диком.

— Меня теперь убьют, да? — спросил он, хотя собственная судьба занимала его сейчас меньше всего на свете. — Я не против. Из-за меня ваш соберано…

— Ну вот что ты такое говоришь?! — воскликнул Берто. — Никому и в голову не придет обвинять тебя в чем-либо. В конце концов, Алва сам знает, что делает, а ты… ты же прожил у нас немало. Как ты можешь думать, будто кто-то поднимет руку на того, радикого соберано готов пожертвовать жизнью!

Дик вздрогнул, устроился в кресле с ногами и подтянул колени к груди.

— И ведешь ты себя абсолютно так же, как соберано сегодня утром, — добавил Берто. — Был бы старше — наверное, сам на пирс помчался бы.

— Да я… хоть сейчас!

— Ага. Так и плавали бы друг за другом, — фыркнул Берто и попросил: — Дикон, кончай, а? И без того тошно. А с соберано ничего не случится, вот увидишь.

Дик не поверил. Воображение подкидывало ему самые страшные картины: разбитый о скалы корабль, акулы, которые все же заплыли к кэналлийским берегам, измученный Алва, схватившийся за мачту потерпевшего крушение судна, — вот его руки немеют, разжимаются пальцы, и он падает-падает-падает в темную глубину, словно в бездну.

Дверь распахнулась, хотя шагов в коридоре слышно не было. Берто выпал из кресла и чуть по стойке смирно не вытянулся, на Дика же напали оцепенение и немота, он мог только смотреть.

Алва вошел в гостиную и произнес:

— Луис Альберто, вас ожидает собственный отец.

— Да, соберано! — радостно воскликнул тот и был таков, совершенно забыв о лучшем друге.

Алва тихонько прикрыл за ним дверь. Он выглядел уставшим и взъерошенным, но невредимым, и, прежде чем он сказал еще что-нибудь, Дик сам не понял, как слетел с кресла. Алва сдавленно охнул, когда Дик врезался в него и обнял со всей силой, на какую был способен.

— Ри-иш-ард, вы решили переломать мне ребра? — прошипел Алва, тем не менее вцепившись в плечи и не позволив отстраниться. — Вот уж воистину прекрасное завершение суматошного дня. Да ладно вам, тсс… не уходите!

Дик и не подумал бы. Ворона хотелось касаться постоянно, убеждаясь, что он никуда не денется.

Алва усмехнулся, а потом расстегнул ворот камзола. Дик ахнул, увидев на его груди рядом со знаком Ветра свой собственный — Скал. Алва перевесил его на серебряную цепочку — такую же, как у себя.

— Я думал, он исчез в море.

— Такие вещи не исчезают бесследно, — сказал Алва, снял цепочку и надел на Дика. — Больше не теряйте. А теперь отправляйтесь в постель.

С этими словами он отступил и прошел к креслу, в которое и опустился, с видимым наслаждением вытянув ноги.

— То есть… как? — опешил Дик.

— За окнами глубокая ночь, Ричард Окделл! Почему вы еще не спите?! — наигранно грозно осведомился Алва. — Пшел вон! И чтобы на ногах был с первыми лучами солнца!

— Слушаюсь, монсеньор! — воскликнул Дик счастливо.

Пожалуй, если бы раньше Алва хоть раз позволил себе отослать его в подобном тоне и похожей фразой, ему это точно не сошло бы с рук. Однако оскорбиться сейчас не вышло, как и не получилось стереть с губ широкую счастливую улыбку.

— Дикон… — окликнул его Алва, когда Дик распахнул дверь.

— Да?

— Даю вам честное слово: если подобное повторится, я вас выпорю.

— Да, монсеньор!

***

— И он что же, совсем-совсем ничего не сделал? — допытывался Берто, попеременно зевая в кулак и ерзая на стуле. Судя по всему, словесным взысканием дело не обошлось.

Дик покачал головой.

— И даже не сказал?..

— Нет. Хотя Ворон умеет. Иной раз думаешь, лучше бы ударил.

— Да… — протянул Берто. — Наш соберано воистину непредсказуем.

От хмыканья, внезапно раздавшегося за их спинами, подпрыгнули оба.

— А вам не говорили, что обсуждать соберано за его спиной нехорошо, юноши? — поинтересовался Алва, довольный произведенным эффектом.

— Простите, — сказал Дик и тотчас выругался про себя: Берто и не подумал извиняться, к тому же Алва точно не злился.

— Про марикьяре я умолчу, но вас, Ричард, с чего вдруг в море потянуло?

Дик открыл было рот, но понял, что Алва не ждет ответа.

— Я придумал для вас достойную кару, — произнес он. — Даю на сборы четверть часа. И всю дорогу до Багряных земель будете собственноручно драить палубу.

— Слушаюсь, соберано! — воскликнул Берто и умчался.

Дик покосился на него и обернулся к Алве.

— Я тут подумал, что еще не хвастался вами перед своими морисскими родичами, — сказал тот. — Как? Не оскорбляет такое заявление?

Дик покачал головой и произнес едва слышно, одними губами:

— Спасибо.

— Это вы еще палубу не драили, — заметил Алва. — К тому моменту, как мы достигнем Багряных земель, вы снова сочтете меня чудовищем.

Дик фыркнул и спросил о том, что волновало его уже давно:

— Вы же не уедете скоро?

— Это надежда или опасение? Не надоел вам пока?

Дик замотал головой.

— Ничего, успею надоесть, — пообещал Алва. — Но не рассчитывайте на мой отъезд до самой отправки вас в Лаик.

— Хорошо.

========== Эпилог ==========

С высоты галереи унары казались фигурами для игры в ajedrez, только не черными и не белыми. Наиболее заметными выглядели, разумеется, бергеры. Впрочем, Ричард Окделл тоже выделялся разворотом плеч и гордой осанкой. Еще как будто совсем недавно плевком убить удалось бы, а теперь — хоть на войну, хоть на бал. Первый в выпуске, несмотря на всю ненависть, которую вызывал у капитана Арамоны, и неожиданную нелюбовь мэтра… кто там у них по землеписанию?.. Шабли.

«Четырежды подумайте, прежде чем назвать имя Ричарда Окделла», — сказал кардинал на Совете Меча, и вроде бы Рокэ мог на этом успокоиться: ни один ызарг не решился бы взять мальчишку в оруженосцы. Но, увы, сердце оставалось не на месте, а своему предчувствию Рокэ привык доверять.

Герольд произнес имена унаров в порядке очередности, соответствующей их успехам. Первым поднялся фок Варзов: бывший монсеньор увозил в Торку братьев-бергеров.

— Ричард, герцог Окделл, — произнес Рокэ, пока его никто не опередил. — Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу.