Где нет темноты (СИ) [Lienin] (fb2) читать постранично

Она не знала, где она и сколько провалялась без сознания. Мигрень, какая бывает поутру, если спать лечь с больной головой, пульсировала в висках, глазах и даже чувствовалась, стоило только открыть рот, будто Тину ударили в зубы. Саднило и чуть пощипывало нос, но, коснувшись его пальцами, Тина поняла, что крови нет, и чувства её подводят.

Она села на жёсткой кровати, застеленной тонким шерстяным одеялом, и осмотрелась. Поначалу мешали пляшущие перед глазами круги и подступившая к горлу тошнота. Тина не помнила, ударялась ли головой, и теперь беспокоилась, что это сотрясение.

Дурнота не проходила, но постепенно пелена перед глазами рассеялась, и окружающий мир обрёл слегка размытые мягкие очертания.

Она оказалась в комнате едва ли по площади превышавшую сарай для мётел в Ильверморни, где ей пару раз приходилось находить Куинни, прятавшуюся от забияк на два курса старше. И пахло здесь так же — пылью, деревянной стружкой и средством для полировки, от которого свербило в носу, но здесь его аромат был едва уловим. Прямой свет лился, казалось, отовсюду, не давая понять высоту помещения. Окон же не было вовсе.

Тина встала и, пошатываясь и вытянув руку, прошлась до стены напротив, где, как ей показалось, свет преломлялся, выделяя углубление. Пальцы коснулись не то шершавого камня, не то кафеля. Ногти сразу противно зачесались. Тина ненавидела неглазурованную керамику, прикосновения к которой всегда вызывали такую реакцию. А ещё зубы тоже сразу начинали чесаться. Но, переборов неприязнь, она двинула ладонью дальше, опасливо запуская руку в нишу и нащупывая тарелку из всё той же ненавистной керамики. Но на ней лежало что-то, завёрнутое в материю и, схватив находку и отдёрнув руку, Тина отступила к кровати, неистово потирая ногти о рукава, силясь угомонить зуд.

Она потянула за узелок, разворачивая свёрток. Внутри оказалась обычная круглая булочка наподобие тех, из которых не-маги готовили сэндвичи по пять центов, только без начинки. Самая обычная булочка, от одного взгляда на которую Тина почувствовала, насколько же голодна. Живот свело так, будто она ничего не ела уже несколько дней.

Булочка притягивала взгляд, но, сглотнув, Тина отвернулась и вновь встала, намереваясь обследовать комнату, даже если вся она выложена тем же мерзким кафелем.

Тине требовалось два шага, чтобы отмерить ширину, и четыре — длину. Задрав голову, она снова попыталась разглядеть потолок, но свет слепил до рези в глазах и будто бы тонкими иглами впивался прямо в мозг.

Головная боль, было отступив, дала о себе знать резким спазмом. Тина застонала и, опустившись на пол, прижалась к ножке кровати, уповая на целительную силу холодного металла. Но, вопреки ожиданиям, он был тёплым. Тогда Тина вновь заняла место на краю постели, пытаясь отвлечься от боли посторонними мыслями.

Словно издеваясь над ней, память отказывалась фокусироваться на недавнем прошлом. Всё, что было между аврорской летучкой, во время которой директор Грейвз повторял план задержания (кого?), и пробуждением, покрывала непроницаемая вуаль. Из-за серого марева будто бы доносились голоса. Кто-то звал её по имени, кто-то кричал и что-то быстро говорил — слов было не разобрать, а ещё был гул. Равномерный, неестественный, и он был самым настоящим, а не частью потерянных воспоминаний. У гула, как и у света, не было видимого источника. Он был за стенами, и под тонким одеялом, в которое Тина завернулась, перед тем как забраться на кровать с ногами, и в воздухе. Круглая булочка слегка подрагивала, но, прикоснувшись к ней, Тина не почувствовала вибрации.

Неизвестно сколько она просидела просто глядя перед собой. С равным успехом могло пройти десять минут, а мог и целый час. Усилившаяся из-за гула боль в голове не давала думать ни о чём другом. Аккомпанировал ей голод, туго стягивающий желудок. Наконец, Тина не выдержала и, решив разобраться хоть с одним противником, откусила от булочки кусок. На вкус оказалось приятно, хоть и пресно. Но резь в животе потихоньку угомонилась.

Завернув надкушенную булочку обратно в ткань, Тина вновь поднялась на ноги. В комнате — хотя верней было бы назвать это место темницей — на первый взгляд не было двери. Но, может, она просто недостаточно внимательно смотрела? В царившем вокруг не-мраке всё было размытым, тёплым, как растаявшая на солнце плитка молочного шоколада. И столь же неприятным на ощупь.

Она вновь вспомнила прятавшуюся в сарае Куинни, запах полироли и древесной стружки. И удушающую июньскую духоту.

Нет, просто сидеть и ждать, пока хоть что-нибудь не произойдёт, Тина не собиралась. Пусть в этот раз при ней нет палочки, она всё равно что-нибудь придумает.

Порывшись в карманах, она извлекала на свет все те нехитрые вещицы, что у неё не отобрали: новенький немажеский пятицентовик, голубой носовой платок с