Тихий городок [Андрей Иванович Серба] (fb2) читать постранично

Андрей Иванович Серба Тихий городок

1

На маленькой площади городка гремела музыка — польский оркестр играл русский марш «Прощание славянки». Старательно выводил мелодию баритон, взлетали на самые высокие ноты трубы. Плыл бархатистый звук флейты, четко прослушивалась сухая дробь барабана. Оркестр был хорошо сыгран.

Марш узнавался сразу. И все-таки в музыке чего-то не хватало. Нет, не для рядового слушателя, как те многие сотни поляков, что плотной толпой запрудили площадь и прилегающие к ней улицы. А именно для него, Николая Николаевича, столько раз слышавшего этот марш прежде в исполнении лучших русских военных оркестров.

Может, исчезло из мелодии ощущение легкой, щемящей сердце грусти, что присуща этому маршу. Или, возможно, музыкантам не дано было слить воедино спокойный эпический размах и неуемную, рвущуюся наружу удаль, что порой звучали в музыке одновременно. А может, они не до конца выдерживали торжественность ритма, свойственную «Прощанию славянки». Вероятно также, что для исполнения подобной вещи требовалось нечто более важное, чем простое умение хорошо играть — нужно было понимать музыку сердцем и вкладывать в игру душу… А может, просто следовало быть русским.

Первыми вступили на площадь танки и самоходки, за ними — артиллерия. Но и грохочущие траками стальные коробки, и сложные артиллерийские системы оставили Николая Николаевича равнодушным. Во-первых, будучи до мозга костей пехотинцем старой школы, он слабо разбирался в технике, особенно в образцах, появившихся в последнее время. Во-вторых, участник трех войн, он до сих пор был твердо убежден, что окончательную точку в войне и поныне ставит штык пехотинца.

Но вот на площадь вступила столь милая его сердцу матушка-пехота. Выгоревшие на солнце пилотки и фуражки, серые скатки, пыльные сапоги, застиранные, видавшие виды гимнастерки… Мерная тяжелая поступь, спокойствие на лицах. Эти воины пришли сюда освободителями, но не было в них присущей солдатам других армий-победительниц спеси и кичливости. Зато сколько скрытой силы и уверенности в себе улавливалось в их внешней невозмутимости!

Николай Николаевич смахнул с глаз навернувшиеся слезы. Мимо него шли солдаты страны, которую он до сих пор продолжал считать своей родиной! Давно покинул ее пределы, имел гражданство другого государства, однако своей отчизной по-прежнему считал только ее одну.

Вступившая на площадь очередная пехотная колонна заставила Николая Николаевича отвлечься от мыслей, напрячь зрение. Сегодняшний день преподнес ему немало сюрпризов, но увидеть такое… По площади шел батальон кубанцев-пластунов. Черкески с газырями, широкие казацкие шаровары… Надвинутые на глаза, либо сбитые на затылок кубанки, кинжалы на поясах. Сколько подобных лихих казаков видел Николай Николаевич на своем веку! И на японской, и в мировую, и на гражданской. Так что поразил его вовсе не их внешний вид, а другое. На груди пластуна, шагавшего в первом ряду казачьей колонны, висел Георгиевский крест. Может, какое-то недоразумение? Вряд ли. Вон блеснул еще один Георгий, затем сразу два, а вскоре Николай Николаевич увидел пожилого бородатого крепыша с полным бантом Георгиевского кавалера.

Георгиевские кресты в одном ряду с советскими наградами! Это было настолько непостижимо, что затмило все другие впечатления.

Пластунская колонна была последней, прошедшей по площади. Повинуясь команде высокого молодцеватого офицера, шагавшего сбоку казачьего строя, кубанцы направились не за проследовавшими раньше их войсками, а свернули в узкую боковую улочку.

Оркестр смолк, народ стал расходиться. Опираясь на трость, отправился домой и Николай Николаевич. Погода стояла прекрасная, спешить было некуда, и он медленно шел по улице. Когда-то он жил в центре, возле площади, но с приходом в городок немцев, занявших лучшие дома, был вынужден перебраться на окраину. Сейчас Николай Николаевич обитал в маленьком одноэтажном домике у подножия одной из гор, обступивших городок. До его жилья оставался десяток метров, когда рядом раздался визг тормозов. Отпрянув от неожиданности в сторону, он остановился, повернул голову на шум. В шаге от него виднелся «джип», въехавший передними колесами на тротуар. В кабине машины сидел только шофер. Офицер и два автоматчика, соскочившие через низкие борта на землю, уже стояли напротив Николая Николаевича.

— Бывший генерал-лейтенант бывшей деникинской армии Дубов? — прозвучал вопрос офицера.

На плечах защитные погоны с одним просветом и тремя маленькими звездочками, лоб скрывает тень от козырька фуражки… Выбритые до синевы щеки, волевой подбородок, тонкие, в ниточку, некрасивые губы… Голос сух и официален, в глазах — настороженность. В невысокой поджарой фигуре чувствуется собранность, ладонь правой руки прижата к бедру с кобурой пистолета. Как он сказал? «Бывший генерал-лейтенант бывшей деникинской армии?» Вот то качество, в