Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972) [Юрий Константинович Терапиано] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972)

1

Медон, 13 июня 1953 г.
Многоуважаемый господин Марков.

(простите, Вы не сообщили мне Вашего имени-отчества)

Я помню Ваши «Гурилевские романсы» и читал антологию1, Вами составленную для «Чеховского издательства» (рад, что название не Ваше), и рад с Вами познакомиться хотя бы в форме «переписки из двух углов»… мира.

Мне очень ценно то, что Вы пишете о «парижской школе» – точнее, о довоенной литературной атмосфере в Париже. В моей книге2 я хотел, посколько возможно, дать кое-какое представление о ней, об идеях, об отношении к делу поэта и писателя и о той работе, которую произвели мои сверстники в смысле пересмотра прежнего и поисков «своего», «главного». Почти все мы работали в самых неподходящих условиях (днем – маляр, приказчик в магазине, шофер или рабочий), а судьба некоторых была еще более тяжелой.

Чего искали мы, что мы отстаивали – и от натиска старшего поколения, от «отцов-общественников», и от советских образцов «социалистического реализма», и от соблазна новейших французских течений – дадаизма, сюрреализма, христианства а ля Мориак – это, прежде всего, честность и правдивость, чувство ответственности поэта и писателя, отказ от внешней красивости, от погони за громкими формулами и за дешевым успехом.

Кое-кто из представителей «старших поколений» – Гиппиус, Мережковский, Шестов и отчасти Ходасевич (в смысле формальном) – были нашими помощниками и союзниками. Во время войны они умерли, погибли прежние газеты и журналы, Париж до сих пор лишен права голоса (современные издания – правые и левые – литературу признают только в виде привеска к политике) – и говорить удается лишь некоторым из «парижан», и то – в Америке, где атмосфера совсем не походит на прежнюю парижскую.

В Америку переехали некоторые парижане – Варшавский3, Яновский4, Газданов5; в журналах же хозяйничают тоже некоторые «парижане» – из числа тех, которые или вовсе не имели отношения к довоенной литературной жизни, или имели лишь косвенное отношение к ней.

Отсутствие «воздуха» чувствуется и в современном Париже: но, несмотря на «ночь», многие продолжают писать, появились даже новые имена – им особенно трудно сейчас, т. к. Америка падка на «имена». Несколько раз делались попытки организовать в Париже литературный журнал, но средств здесь нет, а деньги из Америки – идут на другое. Надежда, однако, не потеряна – может быть, со временем парижанам все-таки удастся добиться своего. Я думаю, что всем нам нужно стараться поддерживать связь друг с другом, среди писателей и поэтов «новой эмиграции» есть тоже люди, думающие, как Вы – и это очень ценно.

Если бы Вы знали, как – в течение всего эмигрантского периода – французские литературные круги были холодны к нам, эмигрантам, и как трудно найти с ними общий язык нам. Франция до первой войны, Франция до второй войны и современная Франция – это три различных мира. У них до сих пор есть большая культурная традиция, их «техника» стоит на высоком уровне по сравнению с нашим «уменьем писать», но связь с французской литературой, которую многие из нас чувствовали в России, в Париже превратилась в отчужденность. Андре Жид6, например, очень любил и почитал Достоевского, но нам чуждо именно то, за что он его любил, и то, как он его любил, для нас Достоевский иной, не «в понимании европейцев». На эту тему можно много говорить, можно спорить «до двенадцати часов ночи» – глубже, чем написал в «Опытах» многоученый Вейдле7, – его статьи напоминают лекцию для учеников 7 класса гимназии.

Маяковского я не люблю; в нем всегда шум и треск, а Бог, как сказано в Библии, в тишине. Может быть, я не умею его понять, но его поэзия мне чужда.

Буду рад время от времени обмениваться с Вами письмами.

Сейчас пойду на «Плас Рабле» – на почту.

В Медоне пахнет – увы! – бензином, а не Рабле, но по вечерам, когда всякие автомобили и мотоциклеты исчезают, можно дышать «запахом леса и роз».

С искренним приветом Ю. Терапиано

2

24/IX–53
Многоуважаемый коллега,

(по-прежнему должен так обращаться к Вам, Вы не сообщили мне опять Вашего отчества)

Ваше письмо, по случаю забастовки, где-то долго лежало – и только на днях доставлено мне, поэтому отвечаю с таким запозданием.

Меня удивила Ваша фраза: «На Хлебникова я натолкнулся случайно, в связи с “Антологией”». Неужели же в России Хлебникова теперь не знают?

«Парижане» же (старшие, т. е. юношами выехавшие из России) знают его и очень ценят как явление значительное, оказавшее в свое время влияние