Прощание с колхозом [Борис Петрович Екимов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Борис Екимов Прощание с колхозом

Екимов Борис Петрович — прозаик, очеркист. Родился в 1938 году. Лауреат Государственной премии за 1998 год. Дважды лауреат премии нашего журнала, где он постоянный автор.

В Калаче-на-Дону, в моем районном поселке, сентябрьским погожим утром собирался я в поездку на хутор. Гостинцы туда известно какие везти — хлеб. Потому и пошел в магазин к утреннему привозу.

А в нашем тихом окраинном магазинчике — шум да крик.

— Бессовестные! На копейку повысят пенсию — и на рубль отберут!

— Издеваются над людьми!

— Теперь булочку не укусишь!

Это привезли хлеб. И новые цены. Это — финал шумной кампании, которая в нашей области длилась все лето: «Соберем 4 миллиона тонн зерна и сделаем хлеб дешевле». Губернаторские выборы подступают.

Четыре миллиона тонн собрали. Выборы на носу. «Делайте хлеб дешевле!» — приказывает губернатор хлебозаводам. Хозяева последних поворчали, но с властью ссориться грех.

И вот он результат — на прилавке моего калачевского магазина. Буханка обыкновенного рядового хлеба стала стоить на рубль дешевле. Зато весь ассортимент батонов, булочек, плюшек, рогаликов значительно подорожал. Батон вместо 6 рублей стал стоить 7 рублей 60 копеек. Невеликие плюшки, рогалики стали дороже на рубль, на восемьдесят копеек, на шестьдесят.

Народ шумит, негодуя. Все понятно; старые люди, что малые дети: хочется сладкой булочки к чаю. А теперь ее не укусишь.

Старые люди моего поселка (да и только ли старые?) не могут понять, какое нынче время. Отсюда прежняя вера. «Собрали ведь четыре миллиона тонн, — убеждали меня неверующего, — обязательно должен подешеветь хлеб». Но когда я говорил: «Компания „ЛУКОЙЛ“, которая нефть добывает, в том числе и у нас, нынче увеличила производство; слыхал я, на 6–8 процентов. Вопрос: бензин подешевеет?» — мне отвечали не задумываясь: «Дождешься от них. Еще и поднимут цену. Они футбольные команды покупают… Да всякие там яйца за миллионы…» И пошел пересказ газетных новостей да сплетен про наших Абрамовичей.

Не странно ли?.. Про нефть все и всё поняли. Про хлеб не хотят понять.

«Все вокруг колхозное и все вокруг мое», — пели когда-то.

Сентябрь месяц, год 2004-й. В моем Калачевском районе кончилась долгая эпоха колхозов. Много их было: большие, малые и вовсе крохотные; бедные и богатые. Начинали с коммун: «10 семей, 38 человек, 14 пар волов, 4 лошади, 1 верблюд, 14 дойных коров, 160 овец. В день получали на душу четверть фунта хлеба, обед общий — кашица, 6 фунтов пшена на котел. Посеяно 95 десятин озимой ржи, поднято зяби 100 десятин». Это год 1921-й.

Потом был долгий путь, в конце которого в Калачевском районе работало 13 коллективных хозяйств, имея 30 тысяч голов крупного рогатого скота, более 50 тысяч овец, свыше 30 тысяч тонн молока сдавали государству, 7 тысяч тонн мяса, зерно, овощи. Разные были колхозы: прославленные «Волго-Дон» и «Россия» с высокими урожаями и надоями и вечно отстающий задонский совхоз «Голубинский».

Колхозная эпоха закончилась без прощальных речей и траурных митингов. И большинство моих земляков даже не подозревают об этой кончине. В районной газете по-прежнему, в пору жатвы ли, сева, печатают «сводки с полей», где все тот же перечень: «Волго-Дон», «Крепь», «Голубинский», «Мир», «Советский», «Нива»…

Сосед мой, недавний хуторской житель, колхозник, говорит, как и прежде: «Хлеба нынче у нас хорошие… Хлеба мы нынче много соберем…»

«Все вокруг колхозное, все вокруг мое». Ничего колхозного, то есть коллективного, в районе не осталось. Мне даже самому не верится. В последние годы, когда «бизнес» начал на корню скупать ли, забирать за долги остатки колхозов по всей области, мне казалось, что до нас скоро не доберутся. Забирали районы с плодородной землей, с черноземами: Еланский, Нехаевский, Новоаннинский… А у нас — пески. Но в последний год-два, словно в единый миг, свершилось. Сначала «инвесторы» (так их нынче именуют) взяли «Крепь», потом остатки «Маяка», и пошло-поехало. И вот уже «Нива» в руках молодого предпринимателя. Нынешний неплохой урожай — только его, и ничей другой. А «Советский» да «Мир» тихо-мирно прибрали к рукам бывшие его руководители. Вчера назывались колхозы СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив), с какими ни есть, но имущественными паями у людей, правом пусть не громкого, но голоса. (Снимали ведь председателей!) Теперь «акционерное общество», и основной пакет акций в руках двух-трех руководителей.

Колхозам в нашем районе пришел конец. А их век был немалым — 70 лет и более. Человеческий век. И потому непросто с колхозом расставаться. Еще вчера в это не верили.

В прошлом году солидная делегация руководителей еще живых колхозов нашего района отправилась в район соседний за опытом выживания.

Строки из газетного отчета: «Колхоз Пономарева приобрел новой техники на 11 миллионов рублей! Что за диво дивное? В наше-то время, когда все сельхозпроизводители стонут от диспаритета цен и едва сводят концы с концами, бросаясь в поиски очередных перерегистраций, получать прибыль, позволяющую даже дорогостоящую технику покупать, — сродни настоящему чуду. В чем секрет жизнестойкости колхоза имени Кирова, которому исполнилось 73 года и во главе которого уже 20 с лишним лет Николай Васильевич Пономарев?»

Вроде обычный, рядовой колхоз: 15 тысяч гектаров пашни, 2500 голов крупного рогатого скота да столько же овец, около 1000 голов свиней. Продуктивность животноводства низкая. По сравнению с советским прошлым она упала в 2 раза. Но прибыль от животноводства 1,8 миллиона рублей. Загадка. Зерна намолотили 18 тысяч тонн. Приобрели новую сельхозтехнику. Три колесных трактора, три гусеничных, три комбайна «Нива», два комбайна «Дон», три «Камаза».

Колхозникам бесплатно пашут огороды, работающих кормят дешевыми обедами в столовой, выдают зерно на паи.

Казалось бы, живи и радуйся. Колхоз работает с прибылью, долгов не было и нет. Потому мои земляки и поехали целым гуртом опыт перенимать.

Но был ли в такой поездке смысл? Средняя зарплата колхозника 1000 рублей в месяц. Хороший пуховый платок свяжи и продай — вот тебе 1000 рублей. Добрую скотиняку откорми на мясо — считай, годовая зарплата. А доярка должна каждый божий день в четыре утра встать и бежать на ферму, на утреннюю дойку. К обеду домой выберется. А там — снова на ферму. И теперь дотемна. И все — руками, в грязи да в навозе. За 1000 рублей в месяц. И у механизаторов работа не сахар. На пахоте, на культивации, на севе, на уборке, на ремонте. И те же — тысяча ли, полторы в месяц.

Поэтому молодежь в колхоз имени Кирова не идет. Учиться на специалистов сельского хозяйства тоже не желают. Предпочитают искать заработок на стороне или домашними делами пробавляются. Это естественно. Как можно начинать жизнь с зарплатой в 1000 рублей? И какие можно строить планы на будущее, на что надеяться, имея перед глазами живой пример родителей, которые, тяжко отработав в колхозе 30 ли, 40 лет, получают все те же 1000 рублей.

Наша делегация колхоз имени Кирова осмотрела и сделала вывод, что жизнестойкость колхоза — это заслуга председателя, который «твердой рукой вел колхозный корабль верным курсом, обеспечивая стабильное разумное руководство». Тем более, что сам председатель «не собирается пасовать перед трудностями. Он убежден, что у коллективных хозяйств есть будущее… Надо работать, добиваться большей продуктивности при наименьших затратах, а там жизнь покажет».

Жизнь показала. На очередном собрании колхозники не выбрали Н. В. Пономарева своим председателем.

А я, грешным делом, собирался поглядеть на «колхозное чудо», которое по соседству. Не успел. И поздней осенью все же собрался в дорогу.

Нехаевский район — край от областного центра далекий. Приезжаешь туда будто в страну иную. Нынче — осень, «прощальная краса» природы. Черные, словно вороново крыло, пашни, изумрудно-зеленые озими, пламенеющие рябины в придорожных лесополосах. На хуторе Кругловском тоже много рябин: возле домов, на околице. Светят и греют они даже в тусклом осеннем дне.

Обычно сельские, хуторские жители к нашим городским восторгам относятся скептически. «Мы ее и не видим, эту природу, — говорят они. — Работаем с утра до ночи». Это правда.

Но и на хуторе Кругловском, в колхозе имени Ленина прошумел праздник. В приукрашенном Доме культуры собрались принаряженные люди, стар и млад. Председатель колхоза Георгий Васильевич Яменсков поздравил всех с окончанием долгого трудового крестьянского лета. Порадоваться есть чему. Весь урожай собран, земля вспахана, корма для скотины заготовлены, и урожай, надо заметить, самый высокий в районе. Был праздник и был отдых, когда, оглядевшись, нельзя не увидеть свою красивую землю с пламенеющей рябиной, черной пашней, сочной зеленой озимью. Родную землю, данную природой ли, Богом и людьми сохраненную.

Менее всего мне хочется, чтобы читатель подумал, что я рассказываю об уголке земного рая на разоренной земле, где, как в давнишней колхозной частушке:

Замечательно живем
И прекрасно кушаем.
И по радио артистов
Из Москвы мы слушаем.
Колхоз имени Ленина — не завидный рай, а такая же земля трудов и забот, и праздники там бывают не часто. Но есть на хуторе Кругловском одна особенность. Чтобы в ней убедиться воочию, я и проделал довольно долгий путь в 400 километров.

Передо мною справочная книга: А. В. Воробьев, «Поселения Волгоградской области», выпущена не так давно, в 2000 году. Пользуюсь ее помощью. Но все чаще, открывая нужную страницу, горестно вздыхаю. Потому что… Вот хутор Голубинский 2-й, про который сообщает справочник: «…24 личных подсобных хозяйства, начальная школа, медпункт». Но, к сожалению, нет уже в Голубинском 2-м ни школы, ни медпункта, да уже и людей нет. Или хутор Бузиновка: «…коллективное хозяйство, основанное в 1971 году». Или поселок Крепинский: «Успешно действует основанное в 1927 году крупное коллективное сельхозпредприятие… в поселке работают больница, местный рынок, система центрального теплоснабжения». Но это — о прошлом. Не виню автора справочника. Слишком быстро листаются горькие страницы последнего десятилетия.

Когда это все начиналось, в 90-х годах, было непривычно и страшно: детский сад без дверей и окон, разбитая котельная, руины магазина, до основания разобранный коровник, разрушенная теплица, ржавеющие остатки водопровода, заброшенная школа. Вначале было страшно глядеть. А теперь — привыкли.

Колхоз имени Ленина, хутор Кругловский. Сияющих дворцов здесь не было и нет. Но вот колхозная баня как открылась тридцать лет назад, так работает и сегодня. В ней есть сауна и небольшой бассейн. Во время уборки урожая поздними вечерами сюда привозят на автобусе прямо с поля комбайнеров, трактористов. Помоются, а уж потом — домой.

Колхозный детский сад. Каким он был построен, таким и остался: двухэтажное здание с теплом, водой, уютным двориком для игр, с детским гомоном, смехом, милыми лицами.

Дом культуры. Просторный зал. Тепло и чисто. Комната балетной студии со станками и зеркальными стенками.

Средняя школа — тоже не дворец, а давней постройки здание. Но чистые уютные классы, тепло и покой, а за окном — пасмурная осень.

В который раз уже я говорю о тепле: в детском садике, школе, Доме культуры. У нас ведь — не Африка. И начинается день обычно с известий о том, что замерзают Камчатка или Алтай, да и мы теплом не больно избалованы. Да что Камчатка, ведь рядом, в Родничках, в «Динамо», — в школе температура зимой не поднимается выше +4 °C.

На одном из хуторов старая женщина со слезами сказала: «Топка нас зарезает. На хлебушке просидим, не умрем. А вот с топкой — вовсе беда… Померзнем на сухарь…» 2–3 тысячи за тонну угля, 4 тысячи за тележку пиленых дров… Где их набраться, этих тысяч?

Вот хутор Поклоновский, соседнего района. Приехали, зашли в хату, старые люди сидят одетые: в пальто, шалях да шапках.

— Куда-то собрались? — спрашиваем их. — Мы не ко времени?

— Никуда мы не собрались, — отвечают. — Топку экономим. Протапливаем раз в день, вечером, дровами.

Хутор Павловский. Старый знакомец Н. И. Милованов жалуется:

— Мерзнем на сухарь. Про уголь забыли. Он — дорогой. И нынешние колосники, неизвестно из чего лепленные, от угля прогорают. Трое колосников на зиму. Это — шестьсот рублей. Я пока топлю сосновыми шишками из леса. Четыре ведра шишек сжигаю вечером, чтобы спать вроде в тепле.

В колхозе имени Ленина в домах отопление газовое. А школа, больница и прочие общественные учреждения уже давно без приказов сверху перешли на автономное отопление, оставив в прошлом километры теплоцентралей. Так выгодней. Деньги считать в колхозе умеют.

К примеру, сколько стоит зубная боль? Ведь зубы не болят лишь у того, у кого их нет.

В колхозе имени Ленина еще в давние времена поняли, что лучше один раз потратить деньги на строительство больницы, чем ежедневно возить людей в райцентр, за 40 верст. 200 тысяч колхозных денег потратили на строительство («Жигули» тогда стоили 5,5 тысячи). Двухэтажное здание больницы передали районному райздравотделу.

Больница работает и теперь. Три врача, палаты для больных, кабинеты. В который раз повторюсь — это не дворец. Но действующая больница, в которой и зубы вылечат, и любую помощь окажут.

Нынче сельская медицина ужимается: закрываются сельские больницы и фельдшерско-акушерские пункты. Шел разговор в райцентре и о закрытии кругловской больницы. Г. В. Яменсков как председатель колхоза и районный депутат пока держит оборону. И говорит: «Если примут решение о закрытии больницы, мы ее возьмем на содержание колхоза. Потому что без больницы хутору жить нельзя».

В колхозе имени Ленина лишних денег нет. Их всегда, как говорится, в обрез. Поэтому тут считают рубли и твердо уверены: на детском садике, на бане, на лечении сэкономишь рубль, а потеряешь много больше.

Вспоминаю разговор прошлогодний, в другом районе:

— На хуторе магазин работает?

— Работает. Мы отдали частникам. Теперь голова не болит.

В Кругловском тоже работают два частных магазина. А в дополнение — еще три колхозных. Зачем? Во-первых, они приносят в колхозную кассу доход. Во-вторых, это рабочие места, которых так не хватает теперь на селе. А в-третьих, колхозные магазины не дают разгуляться ценам в магазинах частных.

«Прошу принять в колхоз…» — такие заявления и сегодня ложатся на стол председателя. В день моего приезда правление колхоза приняло две семьи. Одни с Алтая (там колхоз развалился), другая семья — из своего района, но беда та же: колхозу конец пришел, работы нет. Тракторист, шофер, доярка… Рабочие руки в колхозе нужны. Крупный рогатый скот, молочное стадо в 500 голов, самое большое в районе, полеводство. А люди в нынешней неустроенности и развале ищут надежный причал. Им нужен не рай земной, а работа, жилье, школа, детский сад для детей — словом, необходимое, то, что еще десять лет назад было в каждом селенье, а теперь безвозвратно ушло.

В колхозе имени Ленина водопровод с тремя скважинами, пекарня, парикмахерская, столовая, автобусное сообщение с областным центром, собственная заправочная станция и все иное, о чем говорил я прежде. Все, повторяю, обыденно, к чему привыкаем, а потому порою не замечаем. И только потерявши, горько плачем, разводим руками: «Как теперь жить?..»

Тридцать шесть лет в колхозе имени Ленина один председатель — Георгий Васильевич Яменсков.

Есть у меня повесть «Пиночет», рассказывающая о нынешней сельской разрухе. Пиночет — прозвище председателя колхоза. В Москве повесть встретили настороженно. Вот несколько отзывов-заголовков статей: «Екимов ставит на Пиночета», «Страшноватое пророчество»…

Но ведь писал я не о «железной руке» руководителя (хотя эта рука и должна быть крепкой), писал о мудрости и совести. В нашей стране (на селе особенно) многие руководители умели и гаркнуть, и кулаком по столу грохнуть. «Сильных» и «крепких» всегда хватало. А вот мудрых и совестливых на поверку оказалось очень мало. По всей России, от Москвы до окраин.

Но они все же есть.

Георгий Васильевич Яменсков один из них. Он удержал на своих вовсе не богатырских плечах тяжкую ношу: колхоз имени Ленина с десятью тысячами пашни, со всем немалым хозяйством и два хутора — Кругловский да Каменка, в которых и ныне течет привычная крестьянская жизнь.

В это тяжкое для России время Г. В. Яменсков остался отцом председателем большой колхозной семьи. Он не отправил на мясокомбинат якобы «нерентабельных» коров, потому что знал: крестьянской семье без коровы — погибель. И теперь от реализации молока колхоз ежемесячно получает 250 тысяч рублей. Он не закрыл детский сад, не оставил без заботы школу, больницу, потому что твердо знал: в крестьянской семье нельзя оставлять без призора детей, стариков, недужных. Он понимал: людям нужна работа, пусть с невеликой зарплатой, человеку нужна уверенность в том, что в завтрашнем дне у него на столе будет ломоть хлеба. А над головой теплый кров. Георгий Васильевич бережно сохранил все нажитое и созданное колхозом за долгий век. А значит, сохранил жизнь, колхозную и людскую; сегодняшнюю и ту, что будет завтра на этой земле. В первом классе кругловской школы двенадцать учеников.

В кругловскую школу я пришел в день приезда, к вечеру, когда классы уже были пусты. Походил, поглядел, поговорил с милой женщиной — учителем истории. Пришел и на другой день, теперь, как говорится, «для встречи с учениками-старшеклассниками».

Домой, в город, с собой увез я букет осенних цветов, подаренных учителями и школьниками. Эти цветы, хризантемы, перетерпели длинную, в три дня, дорогу. А потом еще долго радовали душу. И еще мне подарили в школе философский трактат кругловского учителя Владимира Мурашкина «Человек — машина времени». Строки из «Введения»:

«Человек ведет себя на планете как старуха из сказки А. С. Пушкина. „Сказка о золотой рыбке“ — все ему мало. И конец может быть таким же. А мы это не понимаем…

Как физик, считаю, что начинать надо с наблюдательных данных: то есть вначале нужно просто разобраться в том, что мы видим вокруг себя».

Видим вокруг себя… Рядом. И далеко вокруг, за многие тысячи верст. День сегодняшний, день вчерашний и тот, что придет неизбежно нынешнему вослед.

Хутор Кругловский, Нехаевского района. Колхоз имени Ленина, которому 75 лет. Георгий Васильевич Яменсков председательствует здесь 36 лет. Нынче коллективное хозяйство. Последний колхоз. И колхоз, который не доживает, не догорает, не собирается сдаваться. У него самые высокие урожаи в районе. Строят жилье для колхозников, берут на себя иные заботы, о которых уже говорил я.

Но… с виду здоровое и будто бы крепкое тело колхоза подтачивают недуги и болезни, общие для всех. Среднемесячная заработная плата механизатора — 1750 рублей, животновода — 1164 рубля.

Вот семья шофера. Оклад — 1200 рублей. На руки «чистыми» получает 800 рублей в месяц. Вычеты: за квартиру, за детский сад, за хлеб, который берут в колхозном магазине. Жена работает в Доме культуры. Получает 800 рублей. Двое детей: одиннадцати и трех лет. Нужно прокормиться, одеться, обуться всем четверым на 1600 рублей в месяц. Откормили двух свиней (на полученное в колхозе зерно), сдали на 8 тысяч. Вот и все доходы здоровых, молодых людей.

Еще одна семья. Муж ведает колхозным водопроводом, оклад 700 рублей. Жена учительница, получает 2 тысячи рублей. Надо оплатить квартиру, газ, электричество, кормиться, одеваться. Сын — старшеклассник. Он знает свои обязанности, как и отец с матерью. Домашнее хозяйство: корова, свиньи, птица. Накормить, напоить, почистить. Нынче продали свиней и купили сыну компьютер. Не от больших денег, но понимая, что век ХХI и хотелось бы для сына иной судьбы.

Доярка. 1500 рублей среднемесячный заработок. При трехразовой дойке. Она, считай, и дома не бывает. Лишь короткими набегами да ночью. В 4 ли, в 5 утра — на первую дойку. И пошло-поехало, часов до 8 вечера. 1500 рублей. Это без вычетов. Еще дадут зерна. Для своих свиней, кур, без которых прожить невозможно.

1500 рублей… 1200 рублей… 700 рублей… Не за день, а за месяц колхозного труда.

Один раз в неделю в Кругловке шумит базар. Приезжие из райцентра торговцы «на колесах» раскладывают и развешивают свой нехитрый товар. Цены, естественно, гораздо выше московских, «Черкизовского» ли, иных рынков. Пару башмаков на месячную зарплату не купишь.

Парк сельхозмашин в колхозе имени Ленина стареет. 2 новых комбайна купили по лизингу 3 года назад. Всем остальным — более 20 лет. По случаю из вторых рук приобрели 3 трактора «Кировец». Один — из Прибалтики, два других — из Донбасса, с шахт. Покупку новых тракторов колхоз осилить не может. Это тоже звон похоронный, как и зарплата в 1500 рублей, в 1000, в 700…

Кто из молодых, из нынешних старшеклассников кругловской школы польстится на такой заработок? На такое будущее своей жизни. Да и только ли они. Хорошие механизаторы, возраста далекого от пенсии, тоже понимают, что можно зарабатывать больше, и уже говорят порою в открытую: мол, у соседей в «Инвид-Агро» механизаторы зарабатывают больше. Да что «Инвид-Агро»… В «Агрокоммерзе» еще больше платят. А в Большой Ивановке, Иловлинского района, у В. А. Банькина, там вообще, как на Западе, механизаторы почти по миллиону рублей за год заработали. Чем хуже кругловские механизаторы?

Колхоз имени Ленина во многом держится на председателе. На его мудрости, опыте, крестьянском и организаторском таланте. Но Г. В. Яменсков — человек возраста пенсионного. И он, конечно, устал. На одном из колхозных собраний прозвучала его просьба об отставке. На свое место он предложил сына, работающего сейчас главным агрономом. Но люди не согласились и попросили Георгия Васильевича поработать еще. Он остался. Но надолго ли? Возраст свое возьмет, не сегодня, так завтра. А что будет с колхозом имени Ленина без Г. В. Яменскова? Горькое пророчить не хочу. Но сколько вокруг этого горького? Что стало с «Волго-Доном», когда убрали В. И. Штепо, заменив его на молодого? А с орденоносным колхозом «Россия», когда В. Ф. Попова «ушли»? Были хозяйства — всем на зависть. Превратились в руины и пепел. Но дело, в конце концов, не только в крепком и умном председателе.

Вот монолог руководителя хозяйства, которое реформировалось, от долгов уходило, избавлялось от лодырей. И выжило. Теперь есть прибыль, рентабельность, среднемесячная зарплата более 5 тысяч рублей. Но остались все те же проблемы:

«Выращивая только лук, который дает триста — четыреста процентов рентабельности, и не имея ни животноводства, ни обязательств перед людьми, мы могли бы вылизывать землю так, что на ней в бильярд играть можно. Если я коров перережу, кормопроизводство и зерновое производство сверну, брошу богару, оставив себе орошаемые земли для производства овощей, я тоже буду если не король, то кум королю буду. Оставлю на 200 га орошения в штате максимум десять человек: я, бухгалтер, три тракториста, несколько водителей. Получая сверхприбыли, севообороты буду соблюдать, пары в идеальном состоянии содержать…

Следуя логике голой прибыли, мы придем к тому, что коноплю еще выгоднее выращивать, чем лук, — почему бы ею не заняться? Или маком — его на опиум выращивать еще выгоднее. Себестоимость лука, если считать только прямые затраты, 1 рубль 11 коп. Продажа — 5 рублей. Мы прибылью от овощей вынуждены погашать убытки от животноводства.

В сельском хозяйстве нельзя на выходе только сверхприбыль видеть — так мы село совсем порушим.

Если все кинемся лук выращивать, кто будет подворьям зерно давать? А куда мне, свернув животноводство и кормопроизводство, людей девать? Выкинуть на улицу? Кроме того, у меня есть обязательства перед неработающими учредителями — пайщиками. Мы им на пай даем две тонны зерна, 500 кг лука, пять тонн соломы. Что сверх этого просят — по себестоимости продаем.

Свернуть животноводство — село похоронить. Личные подсобные хозяйства живут только благодаря крупным. Мы их кормами обеспечиваем. Люди, которые у нас в сезон работают, — из Самофаловки, из Фастова и других окрестных сел, просят: „Не надо денег — лучше зерна выпишите“…

У нас сельхозпроизводителей оценивают по тому, кто сколько в землю вложил, какой урожай получил. Если бы учитывали, кто сколько вкладывает в живущих на земле людей, думаю, многие наши „короли“ окажутся голыми».

Но Россия нынче не страна социализма. Суровы экономические законы. Еще суровее беззаконие, которое царит в нашей экономике. И потому не выжить «островкам социализма». Коллективные хозяйства, в том виде, в котором они существовали у нас, немыслимы без идеи людского братства, коммунистического бытия, без государственной поддержки. А нынче идея одна — рубль. В поддержку лозунг: «Спасайся кто как может!» Наши колхозы — это не толстовские коммуны, не деревенские сообщества, в которых жили «молокане», «общие», не израильские кибуцы. Значит, кончился их век.

В Нехаевском районе остался в живых лишь колхоз имени Ленина, дай ему Бог удачи; в Калачевском районе колхозов уже нет.

Вспомним год 1991-й. Два правительственных документа… «О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР», «О порядке реорганизации колхозов и совхозов».

Там было много всего:

«…Местной администрации организовать продажу земель… по конкурсу.

Земли передаются или продаются… на аукционах гражданам и юридическим лицам.

Предоставить крестьянским хозяйствам право залога земли в банках.

Разрешить с 1 января 1992 года гражданам, владеющим земельными участками, их продажу.

Невыкупленные участки продаются на аукционах…

Колхозы и совхозы, не обладающие финансовыми ресурсами для погашения задолженности по оплате труда и кредитам, объявляются несостоятельными (банкротами) до 1 февраля и подлежат ликвидации и реорганизации в течение первого квартала 1992 года».

Все это оказалось пустыми словами: «продажа земель», «конкурсы», «аукционы», «право залога земли в банках». Даже теперь, 13 лет спустя, ничего этого нет.

Выписка из моей статьи в «Новом мире», год 1994-й:

«Когда рушатся великие государства, люди остаются и приходят в себя не вдруг. И правят ими тогда не новые законы, а обыденная экономика жизни».

Теперь осень 2004 года. Прощание с колхозом имени Ленина. Черные, словно вороново крыло, пашни, изумрудная зелень озимых хлебов, алые кисти рябины в придорожных лесополосах.

Колхоз имени Ленина. Школа, больница, детский сад… Каждый месяц платят зарплату, без задержки: 700 рублей, 1000, 1500, а еще — зерно и корма для коровы. Все вовремя, безотказно, потому что это колхоз имени Ленина, где председателем Г. В. Яменсков. В иных колхозах по 300 рублей за месяц начисляют, но их не дождешься годами и через суд не возьмешь. А вместо зерна — полцентнера зерноотходов дадут. Или рожь. Вот и радуйся…

И все равно работают. Потому что некуда деться. До райцентра — полсотни верст, а там — безработица. До областного города — 200 ли, 400 километров. Но кто тебя там ждет? Тем более с детьми.

Недалеко от Кругловского — хутор Солонка ли, Солоновский. Тамошний колхоз развалился, остатки его забрал «инвестор». 20 тысяч гектаров пашни. В два раза больше, чем в колхозе имени Ленина. Но люди оказались без работы. 1100 жителей в Солонке. Во время полевых работ нужными оказались 5 шоферов и 10 механизаторов. Остальные живи как хочешь.

Хутор Павловский Алексеевского района. Здесь живет 80 семей. В колхозное время, кроме полеводства, работала свиноферма, откармливали молодняк крупного рогатого скота. Колхоз развалился. «Инвестор» — фирма «Гелио-Пакс» — оставила лишь полеводство. Работают 15 человек, и те в основном в период полевых работ, весной и в уборку.

«Инвесторы» — могучая сила. «Агрокоммерз», «Гелио-Пакс», «Содружество-Ойл», «Инвид-Агро», «Гетекс», «Юг Руси», «Русское зерно».

«…пару лет назад хозяйства, которые вошли в состав нашей компании, ни количеством, ни качеством продукции похвалиться не могли: зерно было в основном фуражным, средний урожай не превышал 10–12 центнеров с гектара, — говорит управляющий компании. — По традиционной технологии, чтобы восстановить пашню, пустовавшую пять-десять лет (а в большинстве вошедших в компанию хозяйств она была именно в таком состоянии), требуется как минимум три года. Но нам благодаря привлечению мощных механизмов удалось сжать эти сроки до более кратких. Ни в коем разе, разумеется, не в ущерб земле, а только за счет внедрения передовых методов земледелия и использования высокопроизводительной техники: комбайнов, тракторов, навесного и прицепного оборудования. Все шаги компании на земле выверены технологическими требованиями: хозяйства работают только с высококачественными семенами, вносят в почву удобрения, проводят химпрополку с привлечением авиации и, конечно, выдерживают непременное условие сельхозпроизводства — соблюдение сроков севооборота. И результаты не заставили себя долго ждать. Земля вернула сторицей все, что вкладывалось в нее в течение того короткого срока, что существует агрофирма».

Добавим, что эта могучая агрофирма в тот же короткий срок стала самым крупным производителем и поставщиком печеного хлеба для областного центра — 60 процентов.

Вот она и замена колхозам.

100 тысяч гектаров, 200 тысяч гектаров… Элеваторы, хлебоприемные пункты, хлебозаводы, речные порты для отгрузки зерна — все это «инвесторы». У них уже более миллиона гектаров пашни в нашей области. Самые высокие урожаи именно там. По 40 и 50 центнеров пшеницы, до 20 центнеров подсолнечника с гектара. Высокого качества, элитного, семенного. Это ли не достижение.

Село Большая Ивановка Иловлинского района, про него теперь вся область знает. Именно там в прошлом году простой механизатор О. А. Печников заработал 700 тысяч рублей, да еще и легковой автомобиль в придачу. Немногим меньше был заработок других механизаторов. Оплата — по труду. 8 тысяч гектаров пашни обрабатывали 2 бригады механизаторов, 13 человек. Им было обещано в качестве оплаты 10 процентов произведенной продукции. В прошлом году они заработали в среднем по 368 тысяч рублей, а О. А. Печников — около 700 тысяч.

Все хорошо: земля обрабатывается, урожай хороший, работники довольны. Но население Большой Ивановки более 1000 человек. В механизированных звеньях новых хозяев — 13. А куда остальным деваться? До райцентра — 41 километр, до областного и вовсе далеко.

В этом году новые хозяева взяли еще около 8 тысяч гектаров в селе Александровка (население — около 1000 человек). Запущенные земли бывшего колхоза сейчас пошли в дело. Тракторы все лето работали круглые сутки: пахали и культивировали. Молодые работники сидели в машинах по 12 часов, а в день пересменки — 24 часа не выходили из кабины. Они знают, за что работают, потому что рядом, у тех же хозяев, Большая Ивановка. 700 тысяч Печников заработал. Его товарищи — немногим менее.

А остальные бывшие колхозники? Куда им податься? Сорок километров до Иловли, до города — сто. Но кто их ждет там? В Александровке — дома, усадьбы, учеба детей, привычный быт. А вот работа кончилась.

В нашей области пять с лишним миллионов пашни. Более миллиона — не обрабатывается. Уже более миллиона гектаров у крупных «инвесторов», столько же — у фермеров, причем большая часть земли — у крепких хозяев, которые обрабатывают и 1000 гектаров, и 10 тысяч, и даже более. Это уже примерно 3 миллиона гектаров пашни, то есть более половины всей области. И все это — не пустыня. Это — села, хутора, станицы и люди с недавно еще налаженным бытом, это — вчерашние колхозники, официальным языком — «трудоспособное население», которое нынче потеряло работу, а значит, заработок. Никто точно не скажет, сколько их. Но если в Солоновском из 1000 жителей работой обеспечены 15, если в Александровке вместо всего колхоза работает лишь 13 механизаторов, если в Бузиновке после развала «Калачевского» всю землю забрали крупные фермеры с уже сложившимися коллективами, а местных на работу не взяли, то понятно, что подавляющее большинство сельских жителей осталось без работы. Работу потеряли практически все женщины. Раньше они были доярками, свинарками, телятницами. «Инвесторы» и фермеры животноводством не занимаются, лишь зерном. Молодежь, вчерашние школьники, тоже никому не нужны. Раньше были технические училища, школы механизации, а значит, специальность, потом — практика и работа. Сегодня школ механизации нет. «Инвесторам» и фермерам нужны готовые квалифицированные кадры, и они их набирают где могут.

Молодые ребята теперь, болтаясь без дела, ждут призыва в армию. (А после армии что?) Девчата ждут… «замуж».

Моральное состояние понятное: «все потеряно и ничего не будет». Все дорожает, лишь самопальная водка уже третий год держится в одной цене — 22 рубля за бутылку.

При «колхозах-совхозах» были партком, завком, комитет комсомола, секретари райкомов, обкомов по идеологии. Конечно, было много дури. Но занимались и воспитанием. «Молодежь — наше будущее», «Моральный кодекс», «Пионер обязан…» хотя бы место в трамвае старшему уступить. Этому учили. Павка Корчагин, Тимур со своей командой. Теперь кто занимается воспитанием? Телевизор и «видик». С утра до ночи там современные «герои»: Белый, Серый… Бьют, режут, пьют-едят в шикарном ресторане. А потом едут в Монте-Карло, на ПМЖ.

Информация или крик души:

«…многие наши дети перестают посещать школу с 6–7 класса — не хотят учиться. Приобщаются к пьянству, наркомании… особую озабоченность вызывают, как ни странно, девочки. Если мальчишек еще можно призвать к порядку, то „милые дамы“ выдают такие матерные тирады… три раза в неделю дискотеки, где в основном собираются дети (начиная с 6 класса)… пьют, курят (и мальчики, и девочки), устраивают драки… нравы этого детского сообщества напоминают тюремные — выживает жестокий и сильный…

На общешкольное родительское собрание пришло 25 человек из 600…» (И. Н. Колесниченко, поселок Береславка).

Береславка. Бывший совхоз «Волго-Дон», прославленный, орденоносный, могучий. Повторю еще раз слова волго-донского старожила Н. Н. Андреева: «Я сюда переехал, рот разевал от удивления. Суббота-воскресенье, как в городе, отдыхай. Спортивные соревнования на стадионе. В клубе — концерт. А хочешь, поезжай в город: в театр, в цирк. Автобусы и билеты бесплатные».

Хорошо работали и хорошо жили.

Теперь на месте могучего совхоза — жалкие остатки. Агрогород. Этажи его, балконы. Приусадебного участка нет. И работы нет. Людей так и осталось около 6 тысяч.

Далекий хутор Зимняцкий. И те же горькие слова: «Своих детей мы уже потеряли…»

Это — уходит колхоз. Уходит колхозная жизнь. Ей замены пока нет. Еще раз к письму из Береславки:

«Мы с тревогой восприняли сокращение дежурной части нашего отделения милиции… Это неправильное решение… Состояние правопорядка усугубилось».

Милиция — дело необходимое. Армия — тоже. Из года в год у нас в стране эти статьи расходов в бюджете увеличиваются. (С образованием ли, культурой — не сравнишь.) Когда-то, в далекие годы, в Калаче-на-Дону был старшина Гегин. Его и сейчас помню, через полвека. Казалось, самый главный был милиционер. Сейчас в нашем невеликом городке уже и действующий генерал есть, полковников да подполковников не счесть; а майоры — «участковые». Мелких звездочек — как в ночном небе. Но разве больше стало порядка?

Возле каждого человека милиционера не поставишь. Весь белый свет колючей проволокой не опутаешь.

Из того же письма:

«У растущего поколения нет идеологии. Лишив его прежних идеалов и ничего не дав взамен, государство совершило нравственное преступление. Мы ничего не оставили своим детям, кроме рубля в одном глазу и доллара в другом».

Поселок Береславка. Бывший совхоз «Волго-Дон», орденоносный, богатый. Которого нет и теперь не будет. Остались люди.

Крестьянская Россия. 2004-й год. Крутые перемены начались в 1991 году. Но до сих пор наше село — что растревоженный улей. «Инвесторы», фермеры, последние колхозы — все они живут на земле и от земли. Но до сих пор толком никто не знает, кому принадлежит земля в сегодняшнем дне, а в завтрашнем — тем более. Какая уж там продажа, какой залог, если права собственности по-прежнему нет… нет. Спросите любого, живущего на хуторе, в селе: «Где твоя земля, твой земельный пай? Покажи». Самый верный ответ будет со вздохом: «На кладбище. Два метра».

А коли нет определенности в вопросе земельном (13 лет разбираются!), то все надстройки могут улететь при хорошем ветре.

«Инвесторы — наша надежда и наше будущее, — твердо заявляют власти областные, районные и в разваленных колхозах мечтают: — Нам бы инвестора…»

Осенью 2000 года в Самофаловке Городищенского района дождались этой манны небесной. Агрохолдинг «Волгоградский» забрал у хозяйства все имущество, движимое и недвижимое, новую технику пригнали, начали пахать и сеять.

У «инвестора», который приходит в село, должен быть солидный капитал, а не одно лишь желание. Прибыли появляются не в первый год. Это — не торговля, а сельское хозяйство. Сначала надо вложить деньги, купив тракторы, комбайны, семена, удобрения. Иногда капитала не хватает. А может, появляются у «инвестора» другие проекты, более заманчивые.

Так случилось в Самофаловке. «Инвестор» в 2000 году «пришел», а потом решил «уйти».

Открытое письмо губернатору
В Самофаловке произошла страшная трагедия: когда-то крепкое хозяйство в результате разных реорганизаций пришло в упадок.

Чтобы как-то выправить положение, директор Кусайло Т. С. решила пойти под крыло богатого инвестора — ЗАО «Агрохолдинг „Волгоградский“». Но холдинг оказался не простой, а продуманный — с большим опытом и дальним прицелом. Землю он сразу оформил в ООО «Ракурс-Волга-С», технику и всю недвижимость — в ООО «Гор-Агро», а на себя не оформил ничего, просто выступил в роли работодателя.

Постепенно втайне от народа (пайщиков) директор Т. С. Кусайло стала переоформлять все движимое и недвижимое имущество в те фирмы, куда ей указывало руководство холдинга, — якобы в счет погашения кредитов, таким образом постепенно лишая людей имущественного пая. Затем холдинг приступил к реализации своих планов. Сначала в одночасье (за субботу) вывезли всю скотину (КРС и свиней), затем начали вывозить всю технику, вагончики, станки, оборудование. Затем стали разбирать склады, коровники, МТМ, гаражи, орошение, продавать пруды и т. д. То, что нельзя было вывезти, разрушали.

Уважаемые люди села, почетные граждане района, орденоносцы, ветераны труда, десятилетиями создававшие производственную базу (из которых многие проработали 40–45 лет), плакали, глядя на это. Трижды обращались к губернатору Н. К. Максюте — никакого ответа. Дважды были у главы районной администрации М. М. Бубенчикова, просили разобраться в происходящем и прекратить произвол — безрезультатно. Многократно обращались к милиции — никакой реакции.

Мы хотели выйти и перекрыть московскую трассу в знак протеста. Хотели не ходить на выборы…

Губернатор призывает работать с холдингами, считая их панацеей от бед сельского хозяйства. Но вот бы взял и посмотрел, как ЗАО «Агрохолдинг „Волгоградский“» подготовило «Самофаловское» к посевной.

Неужели никто так и не понесет ответственности за происходящее?

А. Иляховский, Т. Журбенко, И. Растворов и др.
Всего 45 подписей, пос. Самофаловка Городищенского района.
С чем остались бывшие колхозники? С землей? С «основным богатством», которое неизвестно где. Может, за околицей. А может, за 50 верст, возле Бирючьей балки. Кто ее воочию видел и может ткнуть пальцем: «Вот это — мое»?

Открытое письмо полномочному представителю
президента в ЮФО Козаку,

главе администрации Волгоградской области Максюте,

депутатам Государственной Думы РФ

Галушкину, Плотникову

…в настоящее время расследуется уголовное дело по факту приобретения П. Н. Суховым 100 процентов долей уставного капитала ООО «Родина». А также то, что из 15 миллионов рублей кредита Сбербанка РФ Суховым на ООО «Родина» был потрачен только один миллион. И еще то, что в мае 2004 года Сухов продал не принадлежащее ему (лизинговое) дойное стадо коров, выбросив на улицу более 30 человек из работников ООО «Родина».

Посредством хитроумных комбинаций П. Н. Сухова и его родственников ООО «Родина» погрязло в колоссальных долгах.

Надеемся, что в городе Волгограде и области найдутся честные и профессиональные специалисты, которые проведут объективное расследование ситуации, сложившейся в нашем селе вокруг ООО «Юг АГРО» и ООО «Родина», а власть обратит внимание на все происходящее у нас в районе и достойным образом наведет надлежащий порядок.

Жители села Завязка, Киквидзенский район (всего 200 подписей).
Пора колхозов в нашем селе завершается великим разором и «раскулачиванием» крестьянина, которого обманывают все, кому не лень. Простодушные, не больно образованные, напрямую зависимые от колхозного начальства (не даст сена, соломы, зерна), эти люди в основном послушно голосуют на собрании за очередную «перерегистрацию» колхоза в КСП, СПК, МУСП, АО, ОАО, ООО… «Перерегистрируемся — и заживем… — обещают им. — Уйдем от налогов… Уйдем от долгов…» Слепо голосуют — до тех пор, когда им говорят открыто: «А теперь вы — лишь наемные рабочие».

Такие реорганизации в моем районе претерпели последние коллективные хозяйства «Мир» и «Советское», превратившись в акционерные общества, где акции принадлежат двум-трем «физическим лицам», а значит, именно им теперь принадлежат тракторы, комбайны, дойные и мясные гурты скота, производственные помещения вплоть до конторы, посевы, всходы, урожай, — все это теперь частная собственность «Иванова» и «Петрова», а 300 ли, 500 вчерашних колхозников и совладельцев остались лишь со своим полумифическим «земельным паем».

Прощай, колхоз! И никакие письма губернатору ли, президенту не помогут. Это называется лишь переходом собственности в другие руки.

В чьих руках сейчас заводы, фабрики, шахты, нефтяные скважины, речные и морские суда, порты? А ведь там работали не «темные» крестьяне, в грамотных недостатка не было. Но видно, дело не только в грамоте. Потому что результат — налицо: ни рабочим, ни служащим ничего не досталось.

На селе этотпроцесс немного запоздал. Вот и вся разница.

«Все вокруг колхозное и все вокруг мое» — кончилось. И потому, возвращаясь к началу моих заметок, к ценам на печеный хлеб, повторю, что цена буханки, как и литр бензина, зависит не от президента и губернатора, а от хозяина зерна, хлебозавода, магазина.

«Продавать зерно ниже себестоимости мы, разумеется, не можем. Если сегодня мы сработаем в убыток, то завтра не будем работать вообще», — сказал управляющий одного из аграрных «холдингов», работающих на нашей земле, когда пошли разговоры о том, что при большом урожае хлеб должен подешеветь.

У нас в области нынче губернаторские выборы. Как и заведено, власти с ранней весны начали «битву за хлеб» под лозунгом: «Дадим 4 миллиона тонн зерна в честь предстоящего 60-летия Великой Победы!»

Не имея реальной возможности влиять на сельскохозяйственное производство, но, конечно, не желая этого признать, областные власти вспомнили советское прошлое и начали проводить «разверстку»: кто сколько зерна посеет и кто сколько соберет. «Задание» доводилось каждому: «инвесторам», фермерам, колхозам. Проводились совещания, планерки, назначались «ответственные».

«Обладминистрация мобилизует аграриев на битву за урожай-2004».

Вот одна из страниц «битвы»: областное селекторное совещание с главами районов.

Глава Урюпинского района: «…197 тысяч тонн — боюсь, что это нереальная для нас задача». Голос из областного центра: «Мы ваше объяснение принимать не будем. Занимайтесь этим. Этот вопрос будет постоянно стоять под контролем…»

Из Камышинского района, замглавы администрации: «Я отказываюсь понимать, как можно сразу дать увеличение почти в два раза». Голос из областного центра: «Мы от вас объяснение не принимаем. — И приказ: — Ответственный по Камышинскому району, поедете туда и можете жить там. Вернетесь, когда будет то количество зерна, которое определено».

И все это вроде на полном серьезе, словно пятьдесят лет назад.

Конечно же, аграрные бизнесмены-«инвесторы» в первую очередь заинтересованы в высоком урожае, потому что они пришли на землю, чтобы получать прибыль. И пришли они в разваленные колхозы тогда, когда областные власти окончательно расписались в своем бессилии, не сумев ничего сделать за десять лет.

Фермеры тоже работают для урожая. В меру возможностей и сил. Они ведь живут не от зарплаты. И последние колхозы стремились выжить.

Для одних — работа, для других — «битва»: за губернаторское, за чиновничье кресло.

Погодные условия сложились хорошие, область собрала 4 миллиона тонн зерна.

«Больше зерна в поле — дешевле хлеб на прилавке», — говорили областные власти, растолковывая непонятливым, что сражались они для блага людей, избирателей.

«Хлеб уже стал дешевле!» — сообщали подвластные губернатору газеты.

Насколько он стал дешевле у нас, в Калаче, повторю: буханка серого — на рубль дешевле, зато батон белого на 1,6 рубля дороже и все булочки, рогалики, плюшки подорожали от 50 копеек до 1 рубля за штуку.

На нашем дворе капитализм, и всяк старается получить максимальную прибыль. Никакие губернаторы и президенты тут не указ. Бизнесмены могут помочь, если их настоятельно попросят, разъяснив: «Выборы на носу». Но своего они не упустят.

И дело не в нашей области, не в нашем «плохом» ли, «хорошем» губернаторе.

Переход от социализма к капитализму. Тут ни теории, ни практики нет. Метод синяков в лучшем случае. Только кому «синяки»? Конечно, мужику.

Не знают о «путях перехода» в Москве, не ведают в Волгограде.

Один неглупый местный политик, когда его избирали на высокую должность, на вопрос: «Какие задачи ставите? Что конкретно будете делать?» — ответил: «Буду решать задачи, которые ставит жизнь. От ступени к ступени».

Так оно и получается. Только порою эти ступени вниз ведут.

Еще недавно губернаторская власть боролась с «московскими бандитами», которые захватывают сельхозпредприятия. Но через короткий срок эти самые «бандиты» стали именоваться «инвесторами», которые землю вспашут, людей обеспечат работой и решат все социальные вопросы села, то есть на свои деньги будут содержать сельскую школу, больницу, водокачку, дороги и все другое, что прежде было заботой колхоза.

Опять забыли про капитализм.

«Инвесторы» через год-другой стали получать неплохие прибыли еще и потому, что отказались от всего «неприбыльного».

«Нынешние инвесторы откровенно от хутора отвернулись, обязательства за земельные паи не выполнили, кормов не дали» (хутор Аржановский).

«…водопровод не работает, сообщения с райцентром нет, закрыта аптека, не ходит „скорая помощь“, медпункт разваливается, в школе крыша течет, весенний паводок разрушил мосты…» (хутор Успенка).

А «инвесторы» говорят четко: «Следует оградить сельхозпредприятия от решения социальных проблем, включая разовые акции помощи. Они должны заниматься производством». Тоже ведь — правда. Этот «инвестор» заплатил 17 миллионов рублей налога лишь на одном хуторе. Вот и решайте на эти деньги «социальные проблемы».

И он же говорит: «Необходимо активно побуждать местную власть, создавать условия на селе для развития малого бизнеса: кафе, кулинарии, пошивочные, ремонтные мастерские. Это даст работу другим жителям».

«Если город будет развиваться, а село — нет, оно станет поставщиком преступников, наркоманов, проституток».


В прежних моих новомирских заметках да и теперь много укоров властям московским и областным, которые во все времена меряют нашу жизнь на свой, якобы государственный, аршин. И тогда у них получается, что «в среднем» да «в общем» жизнь на селе налаживается.

Возьмем нашу область. Пашни у нас примерно 5,5 миллиона гектаров. В самые провальные времена «перестройки» площадь неиспользованной пашни доходила до двух с лишним миллионов гектаров. В 2002 году уже полтора миллиона гектаров, в нынешнем, 2004 году неиспользованной пашни остался лишь один миллион гектаров. Как говорится, рост налицо. Брошенную пашню забрали «инвесторы», и урожаи у них завидные. Нынче у «Гелио-Пакса» на 36 тысячах гектаров средняя урожайность 36,7 центнера пшеницы с гектара. ЗАО «Русагропроект» получил 261 тысячу тонн зерна. Это ли не достижение! «Инвесторы» за последние три года вложили в сельское хозяйство области более 6 миллиардов рублей. Отсюда и результат.

Так что с растениеводством дела идут неплохо. Думаю, что через два-три года необработанной земли в области вообще не будет.

Потому что рентабельность пшеницы и подсолнечника у «инвесторов» и у крепких фермеров 160–250 процентов. Это — лучшая агитация и пропаганда.

Такие цифры ласкают слух руководителей области и страны. А то, что животноводство практически уничтожено, об этом можно промолчать или произнести туманную фразу: «Наметились признаки стабилизации». Что на деле означает: ниже земли не упадешь, ниже дна не утонешь. Потеря животноводства — это потеря рабочих мест на селе. Доярки, скотники, свинарки, телятницы остались без дела. Ставка на интенсивное растениеводство — это уменьшение числа механизаторов. А все вместе это означает массовую безработицу на селе.

Уход колхозов — это развал сельской социальной сферы: больницы, школы, культуры. А в общем — это деградация сельского населения.

Когда закрываются шахты, говорят и что-то делают для трудоустройства бывших шахтеров. А кто поможет крестьянину? Только Бог.


Последний в этом году поход. Теплая осень. Из хутора Набатов на стареньком велосипедишке выехал и покатил: Ремнево, где шиповника нынче пропасть, Красный яр, бывший Евлампиевский хутор (ныне лишь могилки да старые груши), дорога на Большую Голубую, из которой нынешним летом последние наши люди ушли: Любаня, Косоруков, Дьяченко. Остался «аул» — два чеченских хозяйства.

До Большой Голубой не доехал, повернул и стал подниматься вверх, к бывшему набатовскому полевому стану. Оттуда, с могучих курганов Маяка и Белобочки, простор открывается, который взглядом не окинешь. Могучие холмы, просторные долины, глубокие балки. Осенние желтые травы, яркое солнце, ветер, высокое небо. Безлюдье, безмолвие. До Верхней Бузиновки — 40 километров, до станицы Сиротинской — столько же, до Голубинской ближе, но она все равно далеко.

Возвращался к вечеру. Жаркий был день, даже знойный. И потому, не добравшись до хутора, свернул передохнуть возле Красного яра, к речке, в прохладную сень тополей да верб. Речушка степная, малая, с милым именем Голубая. Умылся, сладкой водички попил, черпая горстями, сел на берегу.

Перекат. Белые камешки. Журчит и журчит вода, убегая. Душа утешается. Мысли текут спокойные. Не только о дне сегодняшнем. Что наши дни, они журчат, словно эта вода, и растворяются в таком вот степном покое, который вокруг ныне и век назад. Так же речка звенела, светило солнце, на маковки тополей и верб с легким ропотом набегал ветер, серебря их. И люди жили на этой земле. Много их было, богатых, бедных… Счастливых вовсе не от богатства и несчастных не всегда от бедности. Были, потом ушли.

Что осталось от той далекой поры? Осталась земля, осталась вода. Осталось далекое эхо прошедших лет в именах и названиях: Сазонов алевад, Артемов алевад, Желтухин сад, Якубов кут, Ситников переезд, Гусаркин да Львовичева гора. Но это не просто названия, это долгая память о людях, которые всего лишь век назад жили и работали на этой земле. А потом ушли.

А речка Голубая все так же звенит на перекате у Красного яра. И вечный ветер шуршит в желтых осенних травах. Земля жива.

Нынешним утром я услышал гудение трактора. Это по соседству Юрий Стариков скирдовал привезенную вчера солому. Нынче он поставил новый сенник. Это — по-хозяйски. Стариков — настоящий хозяин. У него есть скотина, лошади. Весной он прикупил молодняк: телочек, бычков. Взял в аренду остатки колхозного животноводческого комплекса, с него уже крышу снимали. Он думает побольше скотины завести. Что ж, сила есть, человек не старый. О земле у меня спрашивал. «Торопись, — сказал я. — Через два-три года ничего не останется».

Вчера я ездил на бахчи, к Синицыну. Поглядел, поговорил, арбузами да дынями угостился. Синицын — тракторист, в прошлом совхозный. Теперь они вместе с Семерниковым хозяйствуют самостоятельно. Арбузы, дыни, тыквы, просо, подсолнух. Нынче год — не арбузный, а дыни очень хорошие. Перекупщики в Москву их везут. Больших доходов у Синицына, конечно, нет. Но живет, кормится, милостыни не просит; люди у него работают, хоть немного, но получают на жизнь. Запашку Синицын увеличивает, взял еще землю возле кургана Хорошего.

На бывшем Найденовском хуторе который уже год косит сено Ф. И. Акимов и возит его на продажу в Калач, в Ильевку. Себе на хлеб зарабатывает и другим помогает.

По-прежнему работают Пушкины, пашут да сеют. И Барсов не сдается.

Люди пожилые, пенсионеры, тоже не сидят сложа руки. У Гавриловых — скотина, голов пять, наверное. Надо и сено косить, и пасти, и ухаживать. Тут не поймешь: нужда ли, привычка? Но работают.

Тетя Катя Одининцева, ей уж за восемьдесят. Но огород — загляденье. Одной картошки сколько накопала. Себе хватит и городским детям и внукам достанется. А еще — помидоры, перец. Все вырастила, уже убрала и землю вскопала, подготовив ее для будущего урожая.


Хуторской народ, сельские жители, русские люди, чья жизненная сила — словно малая журчливая речка, которая течет и течет через время, через невзгоды и страсти, через войну и мир.

Все проходит — и все остается. Многое замывают вода и время, но многое — в памяти.

Минует и нынешний век. По-прежнему будет звенеть на перекатах речка Голубая. Земля забудет старые имена, им на смену придут другие: Акимов покос да Синицыно поле, Буданов ерик да Стариков луг. Земля безымянной не будет. Пока жива.

Осень 2004.