Сердечная патология (СИ) [Mari Red] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1 ==========


Ирвин сидел на первом ряду трибун и считал пульс, обхватив пальцами запястье. На его коленях лежал телефон, на экране которого мелькали цифры секундомера. Сердце настоящего спортсмена, как говорил тренер, должно биться в темпе адажио, ускоряясь до анданте лишь во время нагрузок. Весь прошлый учебный год Ирвин старался настроить свой организм, словно тончайший музыкальный инструмент, но сейчас внутренний дирижер бессовестно халтурил. Парень отключил секундомер и недовольно поджал губы, запустив пальцы во влажные светло-русые волосы.

Только что закончилась первая в семестре тренировка футбольной команды колледжа Гринстоун. Заходящее августовское солнце заливало причудливым оранжевым светом верхние трибуны стадиона, а возвышающийся над ними флагшток поблёскивал в ожидании завтрашних торжеств. До официального начала осеннего семестра оставалось чуть меньше суток. Во Фриланде – небольшом одноэтажном городе – все важные события так или иначе касались колледжа, который за несколько десятилетий разросся до целого района и был единственной причиной, по которой сюда тянулась молодежь из всех близлежащих окрестностей. Обо всех студенческих мероприятиях возвещали расклеенные по городу афиши, и горожане, бросив свои дела, спешили в кампус на какой-нибудь фестиваль или соревнование. Завтра на стадион набьется такая толпа, что многим придется сидеть друг у друга на коленях, а кому вовсе не хватит места – будет стоять в проходе. Церемония с пафосной речью директора, выступление чирлидерш и вообще всех, кто обладал хоть каким-нибудь песенно-танцевальным талантом, торжественное поднятие флага колледжа – всё это Ирвин не особенно любил. То ли дело футбольный сезон с сентября по ноябрь – единственное, ради чего он уже второй год числился студентом финансового факультета.

– Подрастерял форму за лето, да, Хардвей?

Ирвин поднял голову. Отхлебывая колу из пластиковой бутылки, над ним нависал Берт, всё еще раскрасневшийся, в мятой и местами грязной футболке, которую он кое-как бросил в раздевалке и нашел после тренировки под скамьёй в самом дальнем углу. Лишь короткие волосы, зачёсанные в подобие ирокеза, как-то умудрились сохранить свою форму после шлема и душа.

– На себя посмотри, – Ирвин беззлобно пнул его ногой и, набросив рюкзак на одно плечо, зашагал к выходу со стадиона. Берт поспешил следом.

– Я как раз полон энергии, – он залпом опустошил бутылку и метко забросил ее в урну, одиноко стоявшую у аллеи в нескольких ярдах впереди. Не будь Берт капитаном футбольной команды – стал бы отличным баскетболистом. – Сегодня будет жаркая ночь. Вечеринка в честь начала семестра и всё такое. Пойдёшь?

– Куда?

– Клуб «Оксиген». Но учти, мероприятие закрытое, вход только по флаерам. У меня есть несколько лишних, надо?

Ирвин глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, едва уловимо пахнущий какими-то цветами, росшими на клумбе неподалёку. Перспективу толкаться несколько часов в прокуренной духоте клуба среди потных пьяных тел организм решительно отторгал.

– Знаешь, я что-то вымотался за день, – ответил Ирвин.

В следующую секунду обоим пришлось пригнуться, поскольку техперсонал вешал поперёк аллеи растяжку с надписью «Добро пожаловать в Гринстоун», и сейчас она свисала почти до земли.

– Да уж, – Берт цокнул языком, – всё-таки лето с мамочкиными пирогами не прошло даром.

– Я не ем сладкого, – отмахнулся Ирвин.

– Конечно-конечно, – наигранно закивал Берт. – Я отлично помню божественную выпечку тёти Маргарет и с каким энтузиазмом ты ее «не ешь».

– Брось, мы тогда были детьми. С тех пор, как не стало отца, моя мать вообще редко готовит.

Берт шмыгнул носом, глядя куда-то вдаль.

– Как бы там ни было, – он расстегнул карман рюкзака и достал оттуда пачку разноцветных глянцевых бумажек, – тебе один или два? Есть спутница на вечер?

Ирвин неопределенно дернул плечом. Для члена футбольной команды не иметь симпатичной девчонки считалось зазорным, однако после нескольких мимолетных знакомств, не оставивших после себя никаких внятных впечатлений, ему это просто наскучило. Он молча вытащил из пачки один флаер.

– Даже если никого нет, подцепить какую-нибудь первокурсницу – дело нескольких минут, – не унимался Берт. – Просто подойди и скажи, что ты футболист. Я постоянно так делаю.

Мимо прошла компания девушек – должно быть, тех самых первокурсниц. Они всегда ходили по кампусу стайками со смесью восторга и замешательства на лицах. Берт развернулся на сто восемьдесят градусов, продолжая идти спиной вперед и рассматривая девушек сзади.

– Только посмотри, какое у нас в этом году… пополнение.

Он даже не пытался сказать это тихо. Несколько девушек оглянулись и захихикали, прежде чем скрыться за растяжкой, никак не желающей держаться на столбах.

– Сейчас довольно сложно подцепить девчонку, если у тебя нет машины, – сказал Ирвин.

– Так у тебя же есть.

– На ней мать катается. Да и девушки сейчас переборчивые, не каждая клюнет на пятнадцатилетний «Форд».

Они преодолели восемь широких ступеней крыльца общежития, поднялись на второй этаж и уже собирались разойтись каждый в свою комнату, когда Ирвин боковым зрением заметил выплывшее из-за угла ярко-красное пятно, не предвещавшее ничего хорошего.

– Ирвин! – позвало оно звучным женским голосом, и парни ускорили шаг. – Ирвин Хардвей, я к тебе обращаюсь!

Пришлось остановиться и обернуться, попутно натягивая приветливую улыбку. Клэр ведь всё равно не отстанет, найдёт, догонит даже на своих пятидюймовых шпильках. К тому же, раз семестр еще, по сути, не начался, постоянный советник* не станет предъявлять своим подопечным претензии по поводу учёбы. Все тесты Ирвин добросовестно сдал еще в мае. Некоторые с шестой попытки, но всё же…

Ярко-красных пятен при детальном рассмотрении оказалось целых два: крупное в виде алой атласной блузки и помельче, расположенное на лице девушки и завершающее композицию. Обычно люди, увидевшие Клэр издалека, сначала замечали густо напомаженные губы, а потом уже ее всю.

– Вы уже познакомились? – спросила она, листая потрёпанный блокнот и чиркая карандашом какие-то закорючки.

Парни переглянулись.

– Да, дорогая, – пропел Берт, – еще в начальной школе. Тебе бы отдохнуть, выспаться. Нагрузки нужно увеличивать постепенно, иначе они негативно сказываются на здоровье, говорю тебе как спортсмен.

– Речь не о тебе, придурок, – с улыбкой ответила Клэр, подражая его елейному тону. – И коль ты сегодня сама любезность, то поздравь своего друга с тем, что он теперь не будет одинок долгими зимними вечерами. Хардвей, – обратилась она уже к Ирвину, – поскольку в твоей комнате было единственное свободное место на этаже…

– Мне не нравится, к чему ты ведёшь, – перебил ее Ирвин.

– …я прошу тебя проявить гостеприимство к новому соседу, – невозмутимо продолжила фразу Клэр.

– Эй, стоп! Клэр, какого чёрта? То есть, у нас теперь не принято спрашивать моего мнения, хочу ли я, чтобы в моей комнате жил какой-то…

– Даниэль Марлоу, – зачитала Клэр из своего блокнота. – Приехал из Уилберга, исторический факультет, первый курс. Окончил школу с отличием и получил грант на высшее образование. Можешь считать, что тебе повезло: он подтянет тебя в учёбе, если не будешь его обижать. А ты не будешь, иначе придётся иметь дело со мной.

– Какой-то заучка, – подытожил Ирвин. – Неужели на трёх других этажах не нашлось свободного места?

Клэр лишь развела руками. Берт стоял рядом, сочувственно приподняв брови, однако по его глазам было видно, что он старательно сдерживает смех. Год назад, когда они сами были новичками, Ирвину повезло занять целую комнату в одиночку. Берту же достался в соседи парень с четвертого курса, игравший в футбольной команде. Собственно, благодаря ему в эту команду взяли Ирвина и Берта, а когда четвертый курс выпустился из колледжа, Берт стал ее капитаном. Сейчас он делил комнату с еще одним футболистом и был вполне доволен своей компанией, но радость от восторжествовавшей справедливости отчётливо просматривалась в его мимике.

– Не переживай, Ирвин, – похлопала его по плечу Клэр. – Думаю, вы поладите.

– Держись, чувак. Удачи поладить с ботаном, – Берт хлопнул ладонью по его второму плечу и ушел в свою комнату.

Ирвин хмуро проводил их взглядом. Прошло около минуты, прежде чем он решил, что если просто стоять посреди коридора, когда тебя то и дело толкают плечами мимо проходящие, избавиться от проблемы не получится. Вздохнув, он сделал несколько шагов и остановился у двери с маленькой пластиковой табличкой «208». По положению ручки Ирвин понял, что она не заперта. Он прислушался. Внутри было тихо, а может, в коридоре было слишком шумно. Рука на мгновение замерла в дюйме от ручки, словно та могла обжечь.

Заучка. Отличник. Книжный червь. Они постоянно носят отвратительные свитера и огромные очки. У них почти всегда прыщи, проблемы с дикцией и наверняка – с девушками. Они помешаны на учёбе и считают спорт и развлечения пустой тратой времени. «Господи, за что?» – подумал Ирвин и открыл дверь.

В комнате царил бардак. По правде сказать, там никогда и не бывало идеального порядка, но и вещей у Ирвина было не много. Теперь же вторая кровать, стол и даже пол были завалены чужими вещами – одежда, книги… Много книг. Худощавый темноволосый паренёк, ростом всего на пару дюймов ниже Ирвина, стоял у открытого шкафа и складывал в него своё имущество. На парне были узкие джинсы, черная футболка, на запястье болтался широкий кожаный ремешок – Ирвин признал, что его представления об отличниках были несколько стереотипными. Он кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Юноша вздрогнул от неожиданности и рывком повернулся к нему.

– О… Привет, – тихо сказал он.

– Здравствуй, – ответил Ирвин, разглядывая его с ног до головы. – Так ты и есть…

– Даниэль, – улыбнулся парень и протянул руку.

– Понятно… Ирвин Хардвей.

Они сдержанно, будто с опаской пожали руки. Ладонь Даниэля оказалась прохладной, несмотря на погожий вечер. Ногти были накрашены черным лаком. Ирвином овладело двойственное чувство. С одной стороны, не было ничего необычного ни в болезненной бледности, ни в длинной чёлке, спадавшей на правый висок. В колледже было много подобных ребят. Но в то же время в нём было что-то совершенно не от мира сего. Его серо-зеленые глаза, обрамлённые графитовой тенью ресниц, своим благородным оттенком напоминали малахит. Ирвин с интересом всматривался в рисунок радужки, по которой от зрачка разбегались едва заметные темные лучики. Даниэль, смущенный его пристальным взглядом, отвёл глаза.

– Ничего, что я освободил себе половину шкафа? – спросил он, отступив на шаг назад. Шкаф занимал почти всю стену, и, поскольку Ирвин предпочитал равномерно располагать вещи в пространстве, казался захламлённым, хотя свободного места в нём было достаточно. Потребовалось лишь аккуратно переместить всё из двух отделений в одно.

– Нет, всё нормально. Располагайся, – Ирвин опустил рюкзак со спортивной формой на пол и затолкал его ногой под кровать. – А я пока… пойду.

Взяв висевшую на спинке стула куртку, он вышел.


В холле на первом этаже, как и всегда по вечерам, было многолюдно. Ирвин с трудом нашел место в дальнем углу на маленьком уютном диванчике и уткнулся в экран телефона. Поймать вай-фай здесь было непросто, зато свет от расставленных по залу торшеров сюда почти не проникал, а возвышающаяся рядом огромная колонна создавала дополнительную тень. Забравшись с ногами на диван, Ирвин бездумно листал френдленту. Смысла в этом действии было не больше, чем в созерцании, к примеру, стены напротив. Но на диване, стоящем у этой стены, расположились две девушки, о чём-то тихо переговариваясь. Это отвлекало от мыслей. Нужно было как следует переварить впечатления сегодняшнего дня. Ирвин не знал, что было хуже – делить с кем-то комнату, в которой он целый год был единственным хозяином, или то, что они с новым соседом были абсолютно разными, пусть даже он оказался не таким, каким Ирвин его представлял.

Со стороны входа послышался шум. Кто-то оживленно разговаривал на лестнице, голоса приближались, и в следующую секунду в холл ввалился Берт в обнимку с эффектной блондинкой. Парочка двигалась по неровной траектории между диванами и столиками, то и дело спотыкаясь о них и не прекращая смеяться. Ирвин хотел было слиться с тенью колонны, но было поздно.

– Хардвей, вот ты где! – проорал Берт на весь холл. – Я тебя по всему кампусу ищу!

Он взял девчонку за талию обеими руками и толкнул перед собой. Ирвин едва успел убрать ноги с дивана, чтобы на них не приземлились два уже заметно нетрезвых тела. В нос ударил приторно-сладкий запах дешевого парфюма.

– Чего расселся здесь? Если опоздаем в клуб, там займут все столики.

Ирвин уже успел забыть о грядущей вечеринке. Втайне он надеялся, что Берт свалит туда без него, но судьба не была столь благосклонна.

– Советую тебе сильно не напиваться, – сказал он, пытаясь отодвинуться от девушки, вылившей на себя по меньшей мере полфлакона туалетной воды. – Завтрашнюю тренировку никто не отменял.

– Не будь занудой, – отмахнулся Берт, – сегодня можно себе позволить! Только подумай: мы уже не какие-то перваки, да я этого дня целый год ждал!

Ирвин закатил глаза. Берт был из тех заводил, которые в школе доставали младших. Оказаться самому в шкуре новичка было для него сущим кошмаром, несмотря на то, что в колледже никого уже не запирали в шкафчике и не макали головой в унитаз. И теперь сам факт, что в Гринстоуне есть кто-то младше него, явно тешил самолюбие Берта.

– Кстати, как прошло знакомство с ботаном? Вижу, ты не в духе. Он совсем безнадежен?

– Не знаю. Мы всего-то парой слов перекинулись. Странный он.

– Они все странные, – Берт откинул голову на спинку дивана, краем глаза наблюдая за своей спутницей, которая достала из маленькой сумочки смартфон и теперь сосредоточенно елозила пальцем по экрану. – Но если что, можешь рассчитывать на меня. Мы с парнями устроим ему такую сладкую жизнь, что он уже через неделю сбежит домой к мамочке.

О, Берт устроит. Можно в этом не сомневаться.

– Ну что, идём? – он внезапно вскочил на ноги, пошатнувшись, а затем схватил девчонку за локоть и рывком поднял ее с дивана. – А ты так и будешь один весь вечер? У Аманды есть много симпатичных подружек…

Ирвин предпочел уйти от этого разговора и просто направился к выходу первым, ища номер такси в телефонном списке контактов. На улице едва успело стемнеть, а Берт уже так надрался, что даже не озаботился вызовом тачки. Ночь обещала быть невыносимой.


Ирвин ошибался. Музыкально-алкогольную пытку он честно вытерпел до четырех утра. По-настоящему отвратительным было утро.

За окном пели птицы и светило солнце, пробиваясь в комнату полосками между планок жалюзи. Хотелось пить. Фрагменты прошедшей ночи, словно пазл, медленно складывались в голове в расплывчатую картинку.

Он вернулся в кампус перед самым рассветом и был почти трезв, как ему тогда казалось. Вошел в свою комнату и, не раздеваясь, упал на кровать вниз лицом. В воздухе витал незнакомый запах. Ирвин с усилием открыл глаза и приподнял голову. На второй кровати спал его новый сосед, о существовании которого он уже успел забыть. В тусклом свете уличных фонарей был отчетливо виден силуэт, свернувшийся калачиком под одеялом. В комнате прибавилось чужих вещей, на столе лежал мигающий зеленым индикатором ноутбук. Ирвин с досадой вздохнул и тут же отключился.

Он наверняка проспал начало занятий в первый же день. Часов в поле зрения не было, и телефон куда-то исчез. Посчитав это знаком свыше, Ирвин решил поспать еще немного, возможно, до вечера. Всё тело болело от макушки до пальцев ног, и шаги, которые послышались в коридоре, казались артиллерийскими залпами, а щелчок открывающейся двери – выстрелом дробовика. Он повернул голову на звук. Рядом, приветливо улыбаясь, стоял Даниэль.

– Доброе утро, – сказал он, протягивая небольшую бутылку воды. – Как прошла ночь?

Ирвин состроил неопределенную гримасу и медленно сел. Вода была ледяной, наверное, из кафетерия на первом этаже. Он жадно приложился к бутылке. Прохлада разливалась по телу, и боль в мышцах отступала с каждым глотком.

– Спасибо, – выдохнул он, допив всё до капли.

Несколько минут Ирвин молча наблюдал за тем, как Даниэль собирает в сумку учебные принадлежности. Толстый блокнот с фэнтезийным драконом на обложке, книга по социологии, «История Древнего мира»… Сегодня его глаза были цвета пасмурного неба. А может, вчера благородный малахит просто почудился из-за искусственного освещения?

– Изучаешь историю? – спросил Ирвин.

– Да, с детства ее люблю, – Даниэль улыбнулся. – А ты?

– Люблю ли я историю? Нет, не думаю.

Ирвин поднялся, чтобы открыть окно. Голову тут же окатило водопадом боли. Даниэль, не обращая внимания на его страдальческое выражение лица, продолжал расспрашивать:

– Я имею в виду… Может, ты чем-то увлекаешься?

– Футболом. Я играю в команде, – пробормотал Ирвин, взъерошивая пальцами волосы и подставляя лицо под поток свежего воздуха. На пару секунд повисла тишина.

– Правда? Круто.

– Только не думай, что, живя в моей комнате, ты получишь какие-то привилегии.

Ирвин развернулся и посмотрел на Даниэля. Тот опустил глаза на свою уже собранную сумку.

– Ясно. Я и не претендую ни на что… И вообще, мне пора. До скорого, – он схватил сумку и выбежал прочь.

– Удачи, – ответил Ирвин, хотя дверь уже закрылась.


Коридоры учебного корпуса были увешаны воздушными шарами. Студенты перемещались из одной аудитории в другую, кто-то впервые после каникул встречал старых приятелей, и тогда радостные возгласы эхом разносились по старому зданию. Ирвину не были понятны столь бурные эмоции. Почти все, с кем он мало-мальски общался, были членами футбольной команды, но они вели себя более сдержанно даже на стадионе после заработанного тачдауна*. Вдруг его внимание привлекла компания в паре десятков шагов впереди. Берт и еще несколько парней толпились у стены, вероятно, кого-то к ней прижав. Время от времени оттуда доносился громкий заливистый смех. Не иначе как Берт и его приятели решили воплотить в жизнь свой план по третированию первокурсников. Из-за толпы было не разглядеть того несчастного, который стал жертвой новоявленных задир. Ирвин подошел ближе.

Там, у стены, на которой висел огромный стенд с изречениями всевозможных умников, стоял Даниэль, глядя исподлобья на своих обидчиков и прижимаясь затылком к цитате Вудро Вильсона*. «Задача университета состоит в том, чтобы сделать молодых джентльменов как можно менее похожими на их отцов», – гласила она вычурным курсивом. Ирвин помнил ее наизусть, поскольку взгляд цеплялся за нее каждый день.

Берт довольно наблюдал за тем, как один из его дружков вытащил из кармана Даниэля телефон, тонкий проводок наушников потянулся следом за ним, и динамики-капельки цокнулись о пол. Повертев гаджет в руках, парень засунул его обратно, а наушники остались болтаться у ног Даниэля. Тот что-то сказал, сматывая их, и это явно не понравилось Берту. Одной рукой он отлепил Даниэля от стены, потянув за воротник футболки, а второй сорвал с его плеча сумку и вытряхнул из неё всё содержимое. Книги, карандаши, листы бумаги разлетелись в радиусе нескольких метров.

– Смотрите, девчачий лак для ногтей!

Компания разразилась хохотом. Берт оглянулся по сторонам. Увидев Ирвина, он сразу потерял интерес к Даниэлю.

– Эй, Хардвей! Идешь на лекцию по мировой литературе? Говорят, у нового препода докторская степень и четвертый размер!

Прежде, чем Берт схватил его за плечо и потащил прочь, Ирвин успел встретиться взглядом с Даниэлем. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы почувствовать странный тупой укол в груди.


День тянулся мучительно долго. После занятий была церемония открытия семестра, к Ирвину приезжала мать, и ему в который раз пришлось выслушивать ее нравоучения. Она заламывала руки и сокрушалась, что своим наплевательским отношением к учебе Ирвин позорит честь отца. Она грозилась перевести его в военную академию, если он посмеет вылететь из Гринстоуна. Она не умолкла даже во время звучания гимна Соединенных Штатов, а Ирвин смотрел перед собой и ничего не отвечал.

Он не видел Даниэля с того момента, как столкнулся с ним в коридоре, хотя, казалось бы, весь колледж собрался на стадионе и был как на ладони. Первокурсники разместились на нижних трибунах, и Даниэль, по идее, должен был быть среди них. Может, он тоже встречается с родными? Ирвин поймал себя на том, что неосознанно ищет его глазами в толпе.

Почти насильно усадив мать в машину и выпроводив, наконец, домой, Ирвин бегом понесся к общежитию. До тренировки оставалось полчаса. Только сейчас он с досадой вспомнил, что нестиранная форма со вчерашнего дня покоится в рюкзаке под кроватью. Вряд ли кого-то из команды волновало состояние его одежды, вот только на тренировку могли прийти зрительницы… Предстояли долгие поиски в шкафу хоть чего-нибудь чистого, учитывая, что накануне там похозяйничал Даниэль.

Последний как ни в чём не бывало сидел за столом спиной к двери и что-то печатал в ноутбуке, маленькие динамики которого разражались тяжелыми гитарными рифами и хриплым неразборчивым вокалом. Даниэль даже не заметил, как Ирвин вошел, и только когда дверь со щелчком закрылась, повернул голову.

– Я думал, ты на тренировке.

– Мне нужно забрать шмотки, – сказал Ирвин и, отворив дверцу шкафа, начал доставать оттуда одежду и бросать ее прямо на пол. Найдя подходящую футболку, он вытащил из-под кровати рюкзак, вынул из него скомканную вчерашнюю форму и швырнул ее опять же под кровать. Даниэль с минуту наблюдал за этим процессом, а затем снова защелкал клавишами.

Закончив со сборами, Ирвин плюхнулся на постель. Еще оставалось время на то, чтобы немного расслабиться. Он раскинул конечности, насколько это было возможно на узкой койке, и теперь следил за порхающими над клавиатурой пальцами соседа. Тот время от времени хмурился, прикусывал губу и постукивал накрашенным ногтем по корпусу ноутбука в такт музыке, не отрывая взгляда от экрана. Ирвин хотел было спросить, чем же таким увлекательным он занимается, но тут же решил, что наверняка это что-то слишком заумное, и вместо этого произнес:

– Ты не американец?

Даниэль на секунду застыл.

– Что?

– Даниэль – это ведь не американское имя?

Ирвин впервые произнес его вслух. Три слога, своей плавностью подобные ласковым волнам прибоя, звучали так непривычно. Он даже провел языком по зубам, словно пробуя имя на вкус.

Щеки Даниэля тронул легкий румянец. Он выключил музыку, отодвинулся от ноутбука и, теребя ремешок на запястье, ответил:

– Моя бабушка – француженка. Это была ее идея.

– Так ты француз?

– Отчасти. Бабушка вышла замуж за англичанина и переехала в Лондон. Правда, они развелись спустя несколько лет… А в Америку моя мать попала студенткой, по программе обмена, здесь и встретила отца. Он, кстати, тоже родом из Британии.

– Выходит, я угадал, – усмехнулся Ирвин. – Ни капли американской крови в тебе нет.

– Вообще-то, все белые американцы – потомки европейцев, так что в тебе ее тоже нет, – Даниэль улыбнулся и взглянул на него. – Судя по твоим светлым глазам и волосам, твои предки были выходцами из северной Европы. А поскольку североевропейские колонисты придерживались правила одной капли крови*… Ладно, меня не туда понесло… Я же рассказывал о своей семье. Бабушка, например, в молодости была актрисой.

– Надо же…

– Только после рождения моей мамы она бросила театр. Жаль, могла бы прославиться, играть на Бродвее…

Что-то щелкнуло у Ирвина в голове. Игра! Тренировка! Он схватил телефон и нажал кнопку, экран засветился. Цифры на нём возвещали о том, что Ирвин непростительно опаздывал.

– Чёрт! – он вскочил, одновременно засовывая телефон в карман и хватая рюкзак. – Прости, у меня тренировка через… уже сейчас.

– Ничего, у меня тоже много дел, – пожал плечами Даниэль. – Нужно подготовиться к семинару. Захватить тебе чего-нибудь на ужин?

– Ага, чего-нибудь овощного и сока, – бросил Ирвин через плечо уже в дверях и вполголоса добавил: – Может, мы с тобой и уживёмся.

Комментарий к Глава 1

Постоянный советник – должность в студенческой общине, предполагающая шефство над студентами, живущими в общежитии (студенческом городке), в образовательном, социальном, культурном аспектах жизни. Сфера ответственности каждого советника, как правило, – один этаж с около 50 жителями.


Тачдаун – один из способов набирания очков в американском футболе. Чтобы заработать тачдаун, игрок атакующей команды должен доставить мяч в очковую зону команды-соперника.


Вудро Вильсон – 28-й президент США (1913—1921), также известен как историк и политолог.


Правило одной капли крови (англ. One drop rule) – во многих англоязычных странах, особенно в США, некогда распространённое среди людей с расистскими взглядами правило, выражавшееся в строгом соблюдении теории «чистоты расы», согласно которой человек с малейшей долей негритянской крови должен считаться чёрным во всех отношениях.


========== Глава 2 ==========


Стройной вереницей потянулись наполненные студенческой рутиной дни. Даниэль часто пропадал в библиотеке допоздна, после чего в их с Ирвином комнате появлялись внушительные стопки книг. Порой Ирвин удивлялся, как тщедушный мальчишка таскает такие тяжести, впрочем, ему ни разу не довелось быть тому свидетелем. К соседству с Даниэлем он довольно быстро привык. Прелый запах отсыревшей на пыльных стеллажах бумаги раздражал с каждым днём всё меньше, и уже через пару месяцев казался неотъемлемым атрибутом их общего жизненного пространства.

Когда начался футбольный сезон, Ирвину и вовсе стало плевать на то, где и с кем он живет. После изнурительных многочасовых тренировок он, не чувствуя ног, брёл в общежитие и падал замертво на кровать, и тогда даже тяжелый рок, который Даниэль врубал для повышения производительности умственного труда, не мог его разбудить.

Несколько раз команда уезжала на гостевые матчи в другие города, но большинство игр были домашними, и ни одну из них Даниэль, к слову, не пропустил, вопреки своей нелюбви к спорту. А дни отдыха после матчей были сущей благодатью. В это драгоценное время Ирвин и Даниэль могли часами смотреть фильмы на ноутбуке, валяясь на чьей-нибудь кровати. Нередко кто-нибудь из них засыпал гораздо раньше финальных титров. Даниэль в таких случаях осторожно расталкивал Ирвина, если тот задремал на его койке. Ирвин же просто переносил спящего Даниэля на руках, еще и укрывал одеялом. Наутро оба вели себя так, словно ничего необычного не случилось.

Даниэлю время от времени доставалось от Берта и прочих заводил. Ирвин не раз видел, как его соседа толкали плечом в коридоре, явно нарочно, так, что он впечатывался в стену, или бросали его сумку с лестницы. Поначалу он пытался делать вид, что ничего не знает об этом, но всё сильнее его душило чувство вины. Чтобы хоть немного оградить Даниэля от издевательств, Ирвин стал встречать его после занятий, и они вместе шли обедать. К тому времени, как первые утренние заморозки начали сковывать лужи тонким решетчатым льдом, парни уже общались так, будто знали друг друга много лет.


– Ты и правда не знал, что на Пёрл-Харбор напали японцы, а не китайцы? – посмеивался Даниэль, безуспешно пытаясь наколоть на вилку последнюю горошину. Ему приходилось повышать голос, поскольку народу в столовой всё прибавлялось, а шум голосов дополнялся завыванием ветра снаружи и барабанной дробью дождевых капель по стеклу. Ветви старого клёна бились в окно при каждом шквале; огромный желтый лист прилип к мокрому стеклу и остался там висеть, словно аляповатая декорация на детском утреннике.

– А какая разница? – ответил Ирвин, дожевывая сэндвич. – Их нереально отличить друг от друга, пока они не откроют рот.

– Звучит немного по-расистски, не находишь?

Даниэлю, в конце концов, удалось прижать злосчастную горошину к тарелке, но та выскользнула из-под вилки и укатилась под соседний столик. Парни одновременно прыснули со смеху.

– Какая идиллия, – раздался над ухом голос Берта. – Почему вы еще не вешаете галстук на дверь, когда находитесь в комнате вдвоем*?

Ирвин медленно повернул голову и одарил его испепеляющим взглядом. Берт лишь усмехнулся и ушел к свободному столику у противоположной стены.

– Он твой друг? – спросил Даниэль.

– Что-то вроде, – Ирвин не знал, можно ли считать другом человека, от которого порой начинает дергаться глаз. – Самый надоедливый тип в этом городе после моей матери.

– У вас с ней не очень теплые отношения, да? Я заметил, что ты неохотно берешь трубку, когда она звонит.

Ирвин прочистил горло и опустил глаза, уставившись на скомканную салфетку.

– Она – женщина старой закалки, и мы редко друг друга понимаем. Иногда мне кажется, что она к своим комнатным цветам относится лучше, чем ко мне. Когда мы с ней переехали в новый дом, она решила начать жизнь заново и занялась дизайном интерьеров. Всегда так любезничает с клиентами, а потом приходит домой и спускает на меня всех своих душевных тараканов, – Ирвин вздохнул. – В твоей семье, наверное, всё по-другому?

Даниэль усмехнулся, разглядывая свое искаженное отражение в блестящей ручке вилки.

– Мама иногда относится ко мне как к маленькому ребенку. Она работает в начальной школе – может, просто не успевает перестроиться… Но я действительно ей доверяю и знаю, что она во всём поддержит меня. А вот с отцом не всё так просто, – Даниэль шмыгнул носом. – Он не понимает моих увлечений, не верит, что из меня выйдет толк. Я не оправдываю его ожиданий.

– Шутишь? – Ирвин изогнул бровь. – Я-то думал, родители нарадоваться на тебя не могут.

– Не стоит делать поспешных выводов. Отец хотел, чтобы я стал юристом, как он. Но мне скучна вся эта канцелярская муть.

– Что ж, по крайней мере, у тебя есть отец.

Ирвин откинулся на спинку стула, глядя на качающиеся ветки за окном. После нескольких секунд молчания Даниэль осмелился спросить:

– А… что случилось с твоим?

– Долгая история, – произнес Ирвин. – У него был гостиничный бизнес, и наша семья ни в чём не нуждалась. Отец был владельцем трех небольших отелей, он их лелеял, как зеницу ока… В общем, мне тогда было четырнадцать. Его нашли в собственном кабинете с пулей в голове и пистолетом в руке. Ни улик, ни отпечатков, ни предсмертной записки… Полиция посчитала это самоубийством.

– Но ты так не думаешь, – продолжил за него Даниэль.

– Я не верю, что он мог так поступить с нами, – покачал головой Ирвин. – Он собирался обеспечить нас с матерью на всю жизнь, дать мне хорошее образование, расширить бизнес… А теперь всё, что у нас осталось – отели, которые сдаются в аренду за бесценок, потому что мы не потянем большие налоги. И счёт в банке – отец открыл его после моего рождения и регулярно пополнял. К моменту его смерти там скопилась приличная сумма – хватит на то, чтобы я закончил колледж. Хотелось бы насобирать и на классную машину, но что-то пока не получается.

Ирвин хотел сказать что-то еще, но приближающаяся фигура Берта вынудила его напрячься всем телом, как перед атакой дикого зверя.

Однако «хищник» выбрал в качестве жертвы другой объект.

– Эй, мелкий, – обратился он к Даниэлю, – ничего, если я буду тебя так называть? Тут ребята просили передать, что если ты когда-нибудь решишься делать это за деньги, то Скотт, Маркус и Джаред заняли очередь первыми.

Ирвин вскочил со своего места как ужаленный.

– Оставь его в покое, Берт!

– Я имел в виду контрольные по политологии, – Берт примирительно выставил ладони перед собой. – Остынь, Хардвей, у тебя нервы ни к чёрту!

Даниэль, цвет лица которого за минуту изменился несколько раз, поспешно набросил сумку на плечо и, пробормотав что-то о начинающейся лекции, выбежал из столовой. Берт махнул рукой и тоже куда-то исчез, а Ирвин силился успокоить сбившееся от злости дыхание.

А дождь за окном всё продолжал шуметь.


Больше Даниэль ничего не спрашивал о Берте. Пока Ирвин готовился к финальной игре сезона, он был с головой погружен в учебу. Все горизонтальные поверхности в их комнате покрывались толстым слоем исписанных и исчёрканных бумаг. Даниэль даже спал прямо на них, убрав под матрац самые неудобные. Между тем, закладка в толще страниц его любимого фэнтези-романа перемещалась изо дня в день, из чего Ирвин сделал вывод, что Даниэль как-то находит время его читать. Виделись они мало, оба уходили рано утром и возвращались в общежитие поздно вечером. Футбольная команда старалась использовать для тренировок буквально каждый час хорошей погоды, а ботаники корпели над курсовыми работами. В просторных залах библиотеки октябрьскими вечерами становилось холодно, Даниэль уже несколько дней страдал от насморка, и в один прекрасный момент хрупкий организм не выдержал и слёг.


Даниэль проигнорировал уже третий звонок будильника, что было на него не похоже. Ирвин тоже чуть не проспал – обычно его будила возня собирающегося на занятия соседа. Но сейчас из-под одеяла виднелась только темная макушка и доносилось шумное сопение.

– Даниэль! – позвал Ирвин, одеваясь впопыхах. – Разве тебе сегодня не нужно на семинар?

Уголок одеяла медленно отодвинулся, воспаленные глаза сощурились от солнечного света и спрятались обратно. Послышался всхлип.

– Эй, ты что, заболел?

Ирвин подошел к кровати и осторожно тронул Даниэля за плечо. Исходящий от него жар ощущался даже сквозь одеяло.

– Блин… – вырвалось у Ирвина. – И это перед самым важным матчем! Если ты посмеешь заразить меня…

Даниэль откинул одеяло и резко сел, тяжело дыша. Его бил озноб, волосы были влажными и взъерошенными, а щёки пылали болезненным румянцем. Он попытался что-то сказать, но тут же закашлялся. Ирвин провел ладонями по лицу и вздохнул.

– Ладно… Что ж теперь, – он порылся в ящике стола, где хранились медикаменты, и достал оттуда пузырек. – Вот тебе сироп от кашля, должно стать легче. У меня, к сожалению, больше ничего нет. Надо бежать в аптеку.

– Не надо, – смог, наконец, прошептать Даниэль. – Там в шкафу коробка рядом с моими книгами, в ней лекарства. А это, – он указал на пузырек с сиропом, – мне нельзя. В противопоказаниях сердечная недостаточность.

– У тебя сердечная недостаточность? – переспросил Ирвин, разглядывая этикетку на бутылочке.

– Порок сердца. Врожденный стеноз аортального клапана*.

Ирвин моргнул пару раз, не отрывая взгляда от пузырька, затем поставил его на стол и, найдя в шкафу картонную коробку с медикаментами, передал ее Даниэлю. Тот начал рыться в ней, перебирая многочисленные упаковки лекарств. Названия половины из них Ирвину были не знакомы. Он опустился на стул рядом с кроватью.

– Почему ты раньше не говорил об этом?

Даниэль пожал плечами:

– Незачем было.

– Слушай, я думал, что люди, живущие в одной комнате, должны знать друг о друге такие вещи. С сердцем не шутят.

– Я знаю, – прошептал Даниэль одними губами.

– И хулиганы постоянно доставали тебя, а я спокойно смотрел.

– Ничего, я привык. Так всегда было.

Ирвин придвинулся ближе и заглянул Даниэлю в глаза.

– Но я больше никому не позволю и пальцем тебя тронуть, понял? Если ты пообещаешь ничего от меня не скрывать.

– Спасибо, – улыбнулся Даниэль, смутившись, – но не стоит так переживать…

– Что значит «не стоит»? Мы же друзья?

– Да. Друзья, – последовал ответ после небольшой паузы. – Больше никаких секретов.

– Вот и замечательно, – Ирвин встал и надел куртку. – А поскольку профессор Сименс всё равно не пускает на свои лекции опоздавших, я принесу тебе что-нибудь поесть.


На небе не было ни единого облачка, легкий ветерок шуршал пожелтевшей листвой, аллеи кампуса были пустынны в разгаре учебного дня. Однако внезапная новость о болезни Даниэля, словно кислота, смыла краски с окружающего мира и беспощадно жгла Ирвина изнутри. Вдобавок к этому, на выходе из столовой он нос к носу столкнулся с Бертом.

– Хардвей, почему на звонки не отвечаешь? Сегодня тренируемся, пока солнце не сядет, так что ноги в руки – и бегом на стадион!

– Хорошо, только мне нужно зайти в общагу за формой. И телефон я, кстати, в комнате забыл.

Берт заглянул в бумажные пакеты с едой, которые Ирвин держал в руках, и хохотнул.

– Ты ему уже завтрак в постель носишь? Быстро же вы… прикипели друг к другу.

– Это не твое дело, что и кому я ношу, – процедил Ирвин сквозь зубы. – Заканчивай уже свою клоунаду, и, пожалуйста, не смей приближаться к Даниэлю даже на десяток ярдов, и дружкам своим то же самое передай.

– А не то что? – Берт рассмеялся во весь голос. – Боже, Хардвей, если бы я не знал тебя много лет, то подумал бы, что ты примкнул к радужному братству.

– Можешь думать, что угодно, – с этими словами Ирвин обошел загородившего проход Берта, толкнув его локтем, и скрылся за дверью.


Через неделю Даниэль почти выздоровел. Всё время, проведенное в постели, он не расставался с ноутбуком и с энтузиазмом тарахтел клавишами. На все расспросы Ирвина, чем он занимается, он отвечал, что готовит материал для научной конференции, но назвать тему исследования напрочь отказывался. Он даже запаролил ноутбук. Правда, пароль состоял всего из трёх символов, и Ирвин даже вычислил, каких именно, но не спешил проверять свои дедуктивные способности из уважения к личному пространству соседа. Тем более, однажды вечером тайна раскрылась сама собой.

Вернувшись с поздней тренировки, Ирвин застал занятную картину: по всей комнате были разложены листы бумаги с распечатанным текстом и иллюстрациями. Подойдя ближе, он разглядел изображенные на картинках орудия пыток, причем некоторые – в процессе использования. Посреди всего этого стоял Даниэль, победно уперев руки в бока.

– Так это и есть тема вашей конференции? – Ирвин поднял с пола один листок и прищурился, внимательно его рассматривая. – Это что, дыба?

– Тема конференции – «Схожесть мировых культур», а я решил раскрыть ее именно в таком аспекте, – Даниэль вытащил из его пальцев листок и положил на прежнее место. – Забавно, что у цивилизаций, никак не контактировавших между собой ни в пространстве, ни во времени, наблюдаются похожие приемы пыток и казней. К примеру, вот средневековая Европа, а вот Древний Китай. Некоторые нюансы, конечно, различаются, как и форма приспособлений, но суть, а также последствия для человеческого здоровья примерно одинаковы.

– Интересно. Но лучше убери всю эту расчленёнку с глаз долой.

Перешагнув через кровавые картинки, Ирвин подошел к окну. Он смотрел на разгорающиеся в сумерках фонари, пока Даниэль собирал в папку свои научные труды.

– Я вообще не хотел тебе всё это показывать. Заметил за тобой брезгливость. Когда мы смотрим фильмы, ты отводишь взгляд во время особо жестоких сцен.

Ирвин улыбнулся на это замечание. Удивительно, что Даниэль вообще заметил его мимолетные движения глазами.

– А еще я ненавижу смотреть, как кто-то смачно целуется. Но такие сцены не считаются шок-контентом.

– Наверное, ты не романтик, – вздохнул Даниэль.

В его голосе проскользнуло… сожаление? Ирвин повернулся.

– Не романтик, говоришь… – хмыкнул он и после небольшой паузы спросил: – Хочешь проветриться?

– Не против.

– Только надень куртку.


Даниэль шел следом за Ирвином вверх по лестнице. Они миновали третий этаж, четвертый, а дальше узкие темные ступеньки вели на чердак.

– Куда мы идем?

Ирвин ничего не ответил. Ступив во мрак чердака, он достал телефон и подсветил его экраном путь среди сваленной кое-как старой мебели к двери, ведущей на крышу. В теплое время года сюда как магнитом тянуло влюбленные парочки, а сейчас, в конце октября, здесь не было ни души. Выйдя на огороженную перилами площадку, Даниэль, видимо, хотел что-то сказать, но так и замер с приоткрытым ртом. Отсюда ни деревья, ни здания не закрывали вид на раскинувшийся до самого горизонта Фриланд, сверкающий множеством разноцветных огней. А над городом, озаряя его нежным голубоватым светом, вставала полная луна.

– Так красиво, – прошептал Даниэль, завороженно глядя на небесное светило. – Никогда еще не видел такой огромной луны.

– Нравится? – спросил Ирвин, любуясь его улыбкой.

class="book">– Я с детства любил смотреть на небо. Иногда в больнице больше нечем было заняться.

Легкая тень грусти промелькнула на его лице. Он подошел к краю крыши, не отрывая взгляда от горизонта. Ирвин проследовал за ним. В лунном свете лицо Даниэля казалось еще бледнее. Несколько минут он стоял неподвижно, лишь ветер слегка шевелил его чёлку, и, глядя со стороны, можно было подумать, что он сделан из тонкого фарфора, если бы Ирвин не знал наверняка, что внутри этой фигурки уже восемнадцать лет бьется многострадальное сердце.

– Ты часто бывал в больнице? – спросил он.

Даниэль кивнул.

– Врачи говорили, что нужна операция, но решили подождать до совершеннолетия, да и у родителей не было денег. Адвокатская контора отца тогда чуть не обанкротилась, и мы могли вообще оказаться на улице. К старшей школе мой организм немного окреп. Сейчас мне гораздо лучше. Нужно только избегать нагрузок, стрессов, некоторых продуктов, лекарств…

– Да, непросто тебе пришлось.

Какое-то время они молча смотрели на луну. Тишину нарушал только шелест не успевших осыпаться листьев, вдалеке иногда раздавался шум двигателя проезжающей по шоссе машины, и совсем на границе слышимости ненадолго взвыла полицейская сирена. Затем Даниэль снова заговорил:

– Родители не хотели отпускать меня одного в колледж. Боялись, что из-за насыщенной студенческой жизни болезнь усугубится, что здесь некому будет обо мне заботиться. Но мне не страшно. С тобой мне почему-то не страшно, – он повернул голову и взглянул на Ирвина. – Может быть, ты и не рад такому странному соседу, но…

– Нет, – перебил его Ирвин, – я счастлив, что ты здесь. И, если нужно, я позабочусь о тебе и твоем сердце.

Секунду поколебавшись, он взял Даниэля за руку, и тот в ответ сжал его ладонь.

– Ирвин… – Даниэль глубоко вдохнул, опустив глаза на их переплетенные пальцы. – Знаешь, ты – лучшее, что случилось в моей жизни. У меня никогда не было никого… такого, как ты.

Они смотрели друг другу в глаза, не в силах отвести взгляд. Ирвин почувствовал, что дышать стало тяжелее. Несмотря на прохладный ветер, его бросило в жар, хотелось закричать, убежать, но темные зрачки затягивали в себя всё глубже и глубже.

Спасение вскоре пришло. Из открытого окна на четвертом этаже раздался девичий визг, а затем грянул хохот в несколько голосов. Что бы там ни происходило – оно было не чем иным, как подарком свыше. Даниэль вздрогнул, а Ирвин, словно опомнившись, высвободил его руку.

– Пойдем в комнату, ты еще простужен, – с этими словами он первым направился к лестнице.


Ирвин долго стоял под холодным душем, пытаясь переварить произошедшее. Когда он в последний раз держал кого-то за руку? Он никогда раньше не задумывался, как много значит этот жест. Вот поцеловаться можно с кем угодно, в принципе, как и заняться сексом, но Ирвин не мог вспомнить ни одного человека, ладонь которого хотелось бы держать в своей. Кого-то по-настоящему близкого, с кем он мог бы пойти хоть в жерло вулкана, не размыкая рук. Два месяца понадобилось для того, чтобы таким человеком стал мальчишка из Уилберга, который любит историю, индастриал-метал и иногда красит ногти. Сердце которого Ирвин пообещал беречь.

Два месяца – и жизнь больше не будет прежней, если он исчезнет из нее.

Горло запершило, в груди разлилась сладкая горечь, а с губ чуть слышно слетело его имя, теряясь в шуме воды.

– Даниэль…


Комментарий к Глава 2

Галстук на двери в американских общежитиях – аналог таблички «Не беспокоить».


Стеноз аортального клапана – сужение отверстия аорты за счет сращивания створок ее клапана, препятствующее нормальному току крови из левого желудочка в аорту.


========== Глава 3 ==========


В день финального матча в Гринстоуне было столько народа, что кампус напоминал не то муравейник, не то пчелиный улей: тысячи голосов сливались в сплошной монотонный гул. Мало того, что сюда съехался весь Фриланд, так еще и команда колледжа Лонг Ривер, которую Гринстоун принимал на своем поле, привезла с собой пять автобусов болельщиков. Студентов навещали их семьи, чьи-то младшие братья и сестры носились по аллеям, лавируя в толпе, вопя и то и дело в кого-нибудь врезаясь. Несколько компаний в ожидании матча от безделья устроили импровизированный пикник прямо на пожухлом газоне. Стояла не по-осеннему теплая погода.

Темно-синий «Форд» втиснулся на последнее свободное место на парковке. Маргарет Хардвей вышла из машины и аккуратно захлопнула дверцу. Порыв ветра тут же растрепал прическу, русые волосы выбились из тонкой заколки и полезли в лицо. Женщина заправила за ухо непослушную прядь и, плотнее кутаясь в пальто, поспешила к общежитию.

Ирвин ждал на крыльце, переминаясь с ноги на ногу и разглядывая облака, когда Маргарет, наконец, вынырнула из-за угла и взбежала по лестнице.

– Здравствуй, дорогой, – сказала она, обнимая сына.

– Привет, мам.

Она отстранилась и прищурилась, внимательно изучая его лицо.

– Ты будто похудел. И круги под глазами. Чем ты здесь питаешься?

– Тем же, чем и все остальные, – ответил Ирвин раздраженно. – Я надеялся, что ты приедешь раньше. У меня, между прочим, игра сегодня.

– О, Ирвин, ты же уделишь матери хотя бы полчаса? – Маргарет картинно закатила глаза. – Кстати, не знаю, как ты, а я еще не завтракала.

– Что ж, – Ирвин пожал плечами, – тогда я предлагаю пойти в кафе.

Он развернулся и уже собирался сделать шаг в направлении кафетерия, но мать придержала его за рукав.

– Постой. Сперва я бы хотела посмотреть, как вы здесь живете. Ты ведь говорил, что у тебя появился сосед?


Жалюзи в комнате были закрыты. На столе хаотично громоздились не менее десятка книг и ноутбук. Даниэль только недавно проснулся и теперь сидел на кровати, растирая сонные глаза. Растянутая белая футболка с огромным черепом, в которой он спал, всё еще была на нём. В целом помятый внешний вид после ночи, проведенной за чтением, довершали его любимые старые джинсы, драности которых могли позавидовать даже матёрые панки восьмидесятых. Даниэль порвал их еще в пятнадцать лет, но так ни разу и не решился выйти в этих штанах на улицу и носил их только дома.

Ирвин пропустил мать вперед и вошел следом.

– В общем… это Даниэль, мой сосед, – он указал рукой на слегка растерянного парня. – Даниэль, это моя мама, Маргарет.

– Доброе утро, миссис Хардвей, – Даниэль вскочил с кровати и протянул ей руку. Спросонья его голос был немного хриплым.

– Приятно познакомиться, – Маргарет пожала его ладонь в ответ. Она оглядела юношу с ног до головы, отчего тот смущенно кашлянул.

– А это – наше скромное жилище, – Ирвин обвел рукой комнату, чтобы отвлечь внимание матери от Даниэля, который, пользуясь моментом, отступил к столу и начал собирать разбросанные по нему книги.

– Мне нужно отнести всё это напарнику по научному клубу на третий этаж, – сказал он, пытаясь взять внушительную стопку книг в руки. Ирвин тут же подскочил к нему и выхватил больше половины.

– Я помогу. Подожди пару минут, мам.

Оба парня исчезли в коридоре. Сложив руки на груди, Маргарет не спеша прохаживалась по комнате. Паркет поскрипывал под ее ногами, с улицы доносились приглушенные оконным стеклом голоса. Она раскрыла жалюзи, и солнечные лучи осветили кружащиеся в воздухе пылинки. Поморщившись, Маргарет двинулась в обратную сторону. Ее заинтересовала папка, лежащая на столе. «Пытки и казни как глобально-культурное явление», – гласила ее обложка. Маргарет открыла страницу наугад и округлила глаза при виде первой же иллюстрации. Вернув папку в изначальное положение, она вновь начала бродить кругами. Стёрла пальцем какую-то грязь с приоткрытой дверцы шкафа и заглянула внутрь. Первым, на что упал ее взор, был коробок с медикаментами – таблетки в оранжевых пластиковых баночках с неразборчивыми надписями, пузырьки с жидкостями, пластыри, электронный термометр и шприцы. Довольно много шприцов.

В коридоре раздались приближающиеся шаги и голоса, и Маргарет быстро закрыла шкаф. Буквально в тот же момент вошли Ирвин и Даниэль.

– Что ж, мальчики, у вас тут довольно… мило, – Маргарет натянуто улыбнулась. – Только немного неубрано.

– Ты, кажется, хотела есть? – Ирвин пропустил ее замечание мимо ушей. – Пойдем, закажем тебе завтрак. Даниэль, ты с нами?

– Мои родители вот-вот приедут, – ответил тот. – Я подожду их.


Ирвин с тоской смотрел на то, как его мать накручивает на вилку пасту с пармезаном. Сплошные углеводы в рационе однажды выйдут боком ее сосудам. Сам он ограничился стаканом сока, хотя и его считал лишним перед ответственным матчем.

– У тебя всё в порядке? – голос Маргарет заставил Ирвина поднять глаза.

– Да, всё в норме, – кивнул он. – Просто… слишком много событий за последнее время.

– Я предупреждала, что чрезмерное увлечение спортом не доведет до добра.

– Мам, не начинай. Думаешь, в моей жизни больше ничего не происходит, кроме футбола?

Маргарет чуть отодвинула тарелку с пастой и положила сцепленные в замок руки на стол.

– Меня слегка тревожит этот твой сосед.

Ирвин фыркнул и вскинул брови.

– А с ним-то что не так?

– Понимаешь, он не похож на тех людей, с которыми ты обычно общался.

– Ну и что? Да, у него другие интересы, он одевается по-другому, но я ведь не должен общаться только с клонами Берта?

– По крайней мере, за Бертом я ни разу не замечала пристрастия к извращенным пыткам.

– А-а-а, – понимающе ухмыльнулся Ирвин, – так ты нашла его научную работу? Не волнуйся, мама, он не маньяк, а всего лишь будущий историк.

– Это не единственное, что меня смутило. Те шприцы и препараты, что я увидела в вашем шкафу…

Ирвин едва не подпрыгнул на стуле.

– Ты рылась в нашем…

– Я не рылась, – перебила его Маргарет. – Дверца была приоткрыта.

– Послушай… – процедил Ирвин и запнулся, сдерживая себя от крепкого ругательства. – Даниэль – замечательный парень, возможно, немного странный, но умный и добрый. У него проблемы со здоровьем, поэтому в нашей комнате хранится куча медикаментов, часть из которых довольно трудно достать. К тому же, мне уже двадцать лет, и я не понимаю, зачем вообще выслушиваю твои нравоучения. Мне пора на стадион, – с этими словами Ирвин встал из-за стола и резким шагом вышел из кафетерия. Маргарет молча проводила его взглядом.


Даниэля с его матерью со стороны можно было принять за брата и сестру: Сьюзи Марлоу выглядела гораздо моложе своих лет. Она без конца улыбалась, не скрывая радости от встречи с сыном, ее густая копна вьющихся волос отливала на солнце медью, и лишь крошечные мимические морщинки около глаз и рта выдавали в ней сорокалетнюю женщину. Роджер Марлоу отнюдь не мог похвастаться такой же лучезарностью, он немногословно поинтересовался жизнью Даниэля и далее лишь слушал, то и дело поправляя очки. Они около часа прогуливались в парке, дожидаясь начала матча. За это время Роджер и Сьюзи многое узнали о первых месяцах студенческой жизни их сына, но особое внимание Даниэль уделил своему новому другу и соседу Ирвину. Он рассказывал о нём больше, чем о себе, и его глаза светились счастьем.

Народ начал занимать места на трибунах. Даниэль усадил родителей в пятом ряду – достаточно близко к полю, но и не слишком низко, так что вид отсюда открывался превосходный.

– Вот увидите, Ирвин – лучший игрок в команде! – возбужденно тараторил Даниэль, пока чирлидерши в коротких юбках развлекали публику акробатическими номерами. – Я был на всех домашних играх в этом году и не видел лучшего нападающего!

– Да ты вообще кроме него хоть кого-нибудь видишь? – пробормотал мистер Марлоу себе под нос, приглаживая ладонью посеребренные проседью волосы, но Даниэль его не услышал. Он неотрывно глядел в сторону тоннеля, из которого вот-вот должны были выйти футболисты.

– Роджер, – шикнула на мужа Сьюзи.

– Смотрите, начинается! – воскликнул Даниэль, когда команды показались на поле.

Трибуны взорвались восторженным рёвом, заглушая звучащий из огромных колонок гимн. Игроки махали руками, приветствуя зрителей. Ребята из Лонг Ривер в синей форме особенно рьяно салютовали сектору, в котором расположились их болельщики. Команда Гринстоуна была облачена в белую форму с зелеными номерами. Ирвин оглядывался по сторонам, ища кого-то на трибунах. Число «26» было единственной деталью, по которой его можно было узнать, поскольку его лицо было скрыто защитной маской. Даниэль встал со своего места и замахал руками над головой.

– Ирвин!

Тот, наконец, заметил его и показал поднятые вверх большие пальцы.

Свисток – и игра началась. Как всегда, и на поле, и на трибунах творилось безумие. Каждый забитый гол сопровождался неистовыми овациями, чирлидерши бегали вдоль трибун и заводили кричалки, которые тут же подхватывали десятки голосов. Даниэль снимал происходящее на телефон, он будто вовсе позабыл о сидящих рядом родителях, всё его внимание было приковано к Ирвину. За первые два периода тот успел принести своей команде восемь очков, благодаря чему Гринстоун выбился вперед с немалым отрывом. На табло высветился счет 23:11, когда свисток рефери возвестил о перерыве.

Футболистов на поле сменили девчонки из группы поддержки. Даниэль не проявил к ним особого интереса, а принялся просматривать только что сделанные на телефон снимки. Когда Роджер ушел за напитками, Сьюзи наклонилась к уху сына, так как вокруг было слишком шумно, и сказала:

– Даниэль, мы с папой очень рады, что у тебя здесь появился друг.

Оторвавшись от смартфона, Даниэль посмотрел не нее. Сьюзи продолжила:

– Я знаю, что тебе всегда было непросто заводить отношения с людьми, и если Ирвин действительно такой хороший человек, как ты рассказываешь о нем, то… я горжусь тобой.

– Спасибо, мама, – улыбнулся Даниэль. – Но вряд ли это моя заслуга. Мы просто встретились, узнали друг друга ближе, ну а дружба как-то сама возникла.

Миссис Марлоу ничего не ответила, только приобняла сына за плечи.

Во второй половине матча на поле разыгралась нешуточная борьба. Лонг Ривер в надежде сравнять счет избрал весьма грубую тактику игры. Футболистов Гринстоуна безжалостно валили на землю, топтали ногами, двое парней были вынуждены покинуть поле из-за травм. Доставалось и Ирвину: на обоих его предплечьях краснели размашистые ссадины. Даниэль не сводил с него глаз и от напряжения кусал пальцы. Из его головы не выходили новостные сюжеты о тяжелых травмах, которые получают футболисты во время матчей. Он всегда знал, что футбол – один из самых жестоких и опасных видов спорта, и сейчас мурашки бегали по его коже от реальности происходящего.

Несмотря на воинственный настрой, отыграться команде Лонг Ривер так и не удалось. Набрав двадцать девять очков к началу четвертого периода, команда выдохлась и уже не представляла особой опасности для хозяев поля. Под ликование трибун матч завершился со счетом 34:29.

Победители, сбросив шлемы, пробежали круг почета, а беснующихся болельщиков уже было не остановить. Толпа хлынула на поле, словно вода из прорвавшей плотины. Если бы не экипировка, спортсмены могли бы пополнить ряды травмированных бедолаг (с которыми, надо признать, не произошло ничего ужасного – одному из них сломали палец, второй же вывихнул лодыжку). Даниэль тоже сорвался с места и помчался к Ирвину. Тот, увидев друга, побежал навстречу, а затем подхватил его за бёдра и закружил в воздухе. Оба звонко засмеялись.

Роджер пару минут наблюдал за тем, как запыхавшийся и взмокший Ирвин стискивает Даниэля в объятиях.

– Дорогая, ты тоже это видишь? – он чуть наклонился к жене, не отрывая, между тем, взгляда от ребят.

– Наш мальчик очень изменился в Гринстоуне, не правда ли? Это тот самый его друг, о котором он рассказывал.

– Хорош дружок… Ты заметила, что наш сын повис у него на шее?

В ответ Сьюзи только издала беззаботный смешок.


После игры на стадионе начался концерт. Ирвин, приняв душ, переодевшись и забинтовав разодранные руки, присоединился к матери на трибунах. Та взглянула на повязки и многозначительно покачала головой.

– Видит Бог, это только начало, – пробормотала она себе под нос.

Ирвин, давно привыкший к ее причитаниям, предпочел не реагировать на эту реплику.

Какое-то время они молчали, глядя, как посреди футбольного поля студентки в коротких шортах танцуют под какую-то новомодную хип-хоповую композицию. На макушке одной из танцовщиц красовался длинный хвост из дредов, в них были вплетены разноцветные нити, и когда девушка взмахивала головой, вокруг нее будто вспыхивала радуга. Ирвин незаметно для себя начал зевать. Психоделическая радужная грива вводила уставшее сознание в транс.

– Слушай, дорогой, – сказала Маргарет, посмотрев на часы, – я бы с удовольствием задержалась подольше, но у меня сегодня вечером встреча с важным клиентом. Одна состоятельная дама хочет, чтобы я занялась оформлением ее свадьбы.

– Правда? Это… здорово, – Ирвин подавил очередной зевок.

– Да, учитывая, что это ее пятая свадьба. И, исходя из данной тенденции, возможно, не последняя. Наверное, ей просто нравится, как звучит свадебный марш, – миссис Хардвей усмехнулась. – Она еще и свою дочь хочет поскорее выдать замуж. Кстати, весьма милая девятнадцатилетняя девочка. Вы бы понравились друг другу.

– Я не люблю свадебный марш, – Ирвин натянуто улыбнулся. – Давай я провожу тебя к машине.

Они покинули стадион и направились к парковке. Количество людей в кампусе заметно уменьшилось – создавалось впечатление, что их в равной пропорции заменил мусор, валяющийся у переполненных урн.

Внезапно в нескольких шагах позади раздался голос:

– Здравствуйте, миссис Хардвей!

Маргарет и Ирвин, обернувшись, увидели Берта, который подбежал вприпрыжку, встал между ними и, как ни в чём не бывало, продолжил свой путь.

– Берт! Как давно мы не виделись! – Маргарет не скрывала своей радости. – Ирвин ничего не рассказывает о тебе. Хоть бы на каникулах приехали ко мне в гости.

– Что поделать, он такой затворник… А вы уже уезжаете?

– Да, работа, видишь ли.

– Понятно. Как всегда, делаете мир краше? – Берт учтиво подмигнул.

– Возможно, – улыбнулась Маргарет. – На это раз я, можно сказать, соединяю сердца.

– Вау.

– Оформляю свадьбу, – пояснила женщина.

– И пытается свести меня с какой-то девчонкой, которую я даже в глаза не видел, – вмешался Ирвин. – Если не прекратишь так делать, я однажды приведу домой какую-нибудь танцовщицу с разноцветными волосами и пирсингом в самых неожиданных местах.

Берт и Маргарет рассмеялись. Ирвин тоже пытался выдавить из себя подобие улыбки, но действие спрея с анестетиком закончилось, ссадины на руках начали болеть, так что ему удалось изобразить на лице лишь страдальческую гримасу. К тому же его раздражало то, что Берт не только не получил видимых повреждений во время матча, но и, кажется, совсем не устал.

– Не кисни, дружище, – Берт ободряюще ткнул Ирвина локтем в бок. – Ты, кстати, в курсе, что Лесли по девочкам?

– Кто? – не понял Ирвин.

– Танцовщица, на которую ты пялился. На прошлой неделе ездила куда-то на прайд-парад, вот и сделала себе прическу цветов радуги. Странно, что ты не знал. Я думал, вы своих за милю видите.

– Пожалуйста, заткнись, – тихо прошипел Ирвин.

– Ты еще не сказал матушке?

– Не сказал что? – отозвалась Маргарет. Она проверяла сообщения в своем телефоне, поэтому не особо вслушивалась в болтовню Берта.

Незаметный, но ощутимый удар кулаком пришелся Берту прямо по почке. Он сдавленно заскулил, тем не менее, сохраняя непринужденное выражение лица, затем откашлялся и заговорил снова:

– Нашу команду приглашают провести рождественские каникулы в горах. Лыжи, сноуборды, трехразовое питание и милые маленькие домики прямо посреди хвойного леса. Всё за счёт колледжа.

– Звучит здорово, – сказала Маргарет. – И что же, Ирвин, ты поедешь?

– Было бы неплохо.

Ирвин действительно давно мечтал выбраться в горы на пару недель. Но он сразу поставил себе цель – заселиться в домик подальше от домика Берта.


Отправив мать восвояси и вежливо отказавшись от предложения Берта отпраздновать победу с командой, Ирвин вернулся в общежитие. Он захлопнул дверь и тут же упал на кровать лицом вниз. По мере расслабления он чувствовал каждую мышцу в своем теле, каждый мельчайший ушиб всё сильнее пульсировал ноющей болью. Благо, сон быстро взял ситуацию под контроль, и вскоре сознание и телесная оболочка будто существовали в разных, никак не связанных между собой, мирах. Однако буквально через несколько минут раздался щелчок отворяющейся двери.

Ирвин не стал открывать глаз. Даниэль – а кто еще это мог быть? – повернул ручку замка и шумно выдохнул.

– Твои тоже смылись? – спросил Ирвин, не меняя позы.

– Да, но сначала прочитали нотацию о том, что мне нужно найти девушку. Кажется, отец думает, что между нами что-то есть.

Ирвин поперхнулся смехом и, уткнувшись лицом в подушку, затрясся в беззвучном хохоте. Судя по звукам, Даниэль подошел к столу и повесил сумку на спинку стула. Просмеявшись, Ирвин, наконец, принял сидячее положение.

– А мне мать пыталась сосватать дочь своей клиентки. Впрочем, она регулярно занимается подобным с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать…

Ирвин замолчал. Его насторожило то, что всё это время Даниэль неподвижно стоял, держась за спинку стула и уставившись в одну точку. Его дыхание становилось всё тяжелее, и вдруг он схватился за грудь и медленно опустился на пол.

– Даниэль?! – Ирвин подскочил к нему и подхватил под руки. – Что с тобой?

Он усадил его на свою кровать. Даниэль был бледным, как мел, и часто дышал, оттягивая воротник футболки, будто он душил его.

– В сумке… таблетки… – только и смог он выдохнуть.

Ирвин раскрыл сумку соседа и нашел там оранжевую баночку. Даниэль дрожащими руками отвинтил крышку, вытряхнул на ладонь два шарика-драже и отправил в рот.

– Открой окно, – сказал он уже чуть увереннее.

– Давай я вызову врача, – предложил Ирвин, выполняя его просьбу.

– Не стоит… Такое бывает иногда. Просто перенервничал…

– Как знаешь… Тебе нужно отдохнуть. Ложись.

Ирвин взбил свою смятую подушку, а затем мягко надавил на плечи Даниэля, укладывая его на кровать. Здесь было достаточно свежего воздуха, струившегося из окна, а может, подействовало лекарство – дыхание Даниэля постепенно выровнялось, он повернулся к стене и, вероятно, уснул. В комнате стало прохладно. Ирвин закрыл окно, укрыл друга одеялом, а потом еще долго сидел рядом с ним на кровати и следил за тем, как размеренно вздымается его грудная клетка и едва заметно подрагивают веки.

Вечерний полумрак воцарился в комнате. На улице зажглись желтые фонари, из холла изредка доносились голоса веселящихся студентов. Какое-то время Ирвин еще прислушивался к тихому посапыванию соседа, но вскоре усталость одолела его, голова сама собой опустилась на подушку рядом с Даниэлем, и парень провалился в сон.


========== Глава 4 ==========


Даниэль лениво таскал из вазы имбирное печенье, пока родители болтали о чём-то на кухне. Рядом с диваном стояла украшенная блестящими шарами и атласными лентами ёлка, на столике в дальнем углу несколько свечей озаряли мягким светом сооруженную Сьюзи композицию из фарфоровых статуэток, изображающую Вифлеем. В духовке допекался гусь. Знакомые с детства праздничные ароматы окутывали дом атмосферой торжественного ожидания. Только Даниэль не мог проникнуться духом Рождества.

Футбольная команда уехала в горы, и вот уже пять дней связь с Ирвином ограничивалась короткими звонками с жуткими помехами. Горнолыжный лагерь находился в такой глуши, где поймать сигнал на мобильный можно было лишь пару раз в сутки, и то при хорошей погоде. Сегодня телефон молчал. Ведущий новостей сообщил о снежной буре в тех местах и двух потерявшихся в лесу сноубордистах. Даниэль пытался отвлечься просмотром какой-то праздничной ерунды по телевизору, но тревога в глубине его души росла с каждой приближающейся к полуночи минутой. Он уже жалел о том, что не поехал с Ирвином – ведь в автобусе были места. Но родители настояли, чтобы каникулы Даниэль провел в Уилберге. Да и что бы он делал там, в десятках километров от цивилизации? Даниэль ни разу в жизни не катался на лыжах, мало того – он не мог пробежать и пятидесяти ярдов, не начав задыхаться. Проклятый человеческий организм…

– Даниэль, не поможешь мне накрыть стол? – голос матери прервал его размышления.

Раскладывая салфетки, ножи и вилки, Даниэль услышал, как зазвонил домашний телефон. Мать взяла трубку на кухне, и по ее разговору Даниэль понял, что звонит бабушка. В Лондоне сейчас было четыре утра, но каждое Рождество бабуля просыпалась ни свет ни заря, чтобы поздравить свою семью.

– Солнышко, возьми трубку в гостиной, – крикнула Сьюзи, – бабушка хочет с тобой поболтать!

Даниэль прижал трубку к уху плечом, оставив руки свободными, чтобы сложить из салфетки конвертик. Они с бабушкой обменялись поздравлениями, затем несколько минут Даниэль рассказывал ей о своей жизни в кампусе, о научных успехах и, конечно, о новых друзьях. Вернее, друг-то был всего один…

Вдруг лежащий на диване мобильник разразился мелодией входящего вызова. Даниэль встрепенулся, как заяц от выстрела из ружья, и выпалил скороговоркой:

– О боже, Ирвин звонит! Прости, бабуль, мы с тобой позже еще поговорим!

Он с разбега запрыгнул на диван, перемахнув через подлокотник. Весь дрожа от нетерпения, он провел пальцем по экрану телефона и услышал такой родной сердцу голос:

– Веселого Рождества, Даниэль!

– Ирвин! – Даниэль расплылся в улыбке. – Я весь день ждал твоего звонка!

– Я тоже не мог дождаться. У нас тут такая метель была! Дверь в наш с Сидом и Ларсом домик полностью замело, и ребятам пришлось нас откапывать, представляешь?

– Ничего себе! – присвистнул Даниэль, свесив голову с дивана и задрав ноги на спинку. – Я слышал в новостях, что в ваших краях заблудились сноубордисты.

– Эти придурки не из нашей группы. У нас все знают, что в такую погоду на улицу лучше не высовываться, – успокоил друга Ирвин. – Буря уже утихла, небо ясное. А у вас как?

– Полный штиль… А у тебя там и правда слишком тихо для большой пьяной компании.

– Все веселятся в доме, а я вышел подышать свежим воздухом, – сказал Ирвин и после короткой паузы добавил: – Одевайся и тоже выходи на улицу.

– Зачем? – спросил Даниэль, но всё же встал и пошел за курткой.

– Просто выходи, – по голосу Ирвина было понятно, что он улыбается.

Даниэль надел куртку и ступил на присыпанную снегом веранду. На улице было светло, как днем, от развешенных на всех домах гирлянд. Фигурка оленя на лужайке, которую Даниэль утром так и не смог заставить светиться, теперь сияла множеством голубоватых лампочек – должно быть, отец починил проводку. И, словно главный элемент праздничной иллюминации, в небе висел огромный, идеально круглый лунный диск. Даниэль замер, любуясь разноцветными огнями, не отрывая от уха телефон.

– Я смотрю на небо, – нарушил тишину голос Ирвина в трубке. – Сегодня потрясающая луна.

– Да, – тихо отозвался Даниэль.

– Совсем как тогда, на крыше, помнишь?

Они снова замолчали. Слышать в трубке дыхание друг друга было достаточно.

– Ирвин… – наконец, произнес Даниэль. – Я скучаю.

– Я тоже.

В трубке послышались отдаленные веселые голоса.

– Кажется, идут по мою душу, – хохотнул Ирвин.

Даниэль с сожалением вздохнул.

– Что ж, оторвись там как следует. Меня, наверное, тоже заждались к столу.

– Позвоню завтра, как только смогу. Не грусти.

При этих словах Ирвина Даниэль не смог сдержать грустную улыбку.

– Веселого Рождества, – сказал он, и звонок оборвался.

По небу поплыли редкие облака, на фоне луны клубилась дымка, еще миг – и светило полностью скрылось из вида. Начал срываться мелкий снежок. Даниэль засунул озябшие руки в карманы, продолжая смотреть на серо-синее небо. Снежинка, кружившаяся на ветру, прилипла к его щеке и, растаяв, каплей соскользнула вниз.


Роджер сидел за кухонным столом и выстукивал пальцами по его крышке мелодию «Jingle Bells».

– Опять тот парень ему названивает? – спросил он после того, как радостный Даниэль пронесся через кухню и выскочил на улицу. Сьюзи, не отрывая взгляда от яблок, которые она раскладывала на тарелке, спокойно ответила:

– Не понимаю, что тебя не устраивает. У Даниэля появился человек, с которым ему хорошо, – она с нежностью взглянула на закрытую входную дверь, словно сквозь нее могла видеть сына. – Посмотри на него: ты помнишь, когда он в последний раз так улыбался?

– Я не думаю, что такие отношения сделают его счастливым, – гнул свою линию Роджер.

Сьюзи отодвинула тарелку в сторону, вид ее посерьезнел, и она опустилась на стул напротив мужа.

– Что ты понимаешь в счастье? Ты постоянно недоволен собственной жизнью.

– Сьюзи, я всю жизнь пытался делать всё ради нашего сына. Его счастье – на первом месте, не моё.

– И теперь ты подсознательно винишь его в этом. Почему бы тебе просто не принять его таким, какой он есть? Перестань быть таким эгоистом.

Роджер встал, чеканным шагом пересек кухню и остановился у окна. На улице мерцали разноцветные огоньки гирлянд.

– Да не эгоист я! – в сердцах выпалил он. – Я даже починил того треклятого оленя, чтобы его порадовать! Не понимаю, чего он в нём ковырялся полтора часа. Там всего-то переломился проводок.

– Вот видишь, – всплеснула руками Сьюзи, – Ты считаешь его неполноценным даже в области починки рождественских фонариков.

– Это не так.

– Иногда ты забываешь, что я психолог, Роджер. Это так. В твоем представлении он должен быть более мужественным, да?

– Это мой сын и он ничего мне не должен.

– Так перестань, ради бога, проецировать на него свои комплексы.

Роджер уселся за стол и скрестил руки на груди.

– Комплексы? – переспросил он, приподняв бровь.

– Невезение в работе, болезнь сына и твоя неспособность на всё это повлиять… – загибала пальцы миссис Марлоу. – Естественно, у тебя комплексы.

– Сьюзи, давай не развивать эту тему, – Роджер поправил очки. – Сегодня всё-таки сочельник.

Вернувшийся с улицы Даниэль застал напряженное молчание. Он шмыгнул в тишине покрасневшим носом и неуверенно спросил:

– Всё в порядке?

– Да, просто папе, кажется, не понравились яблоки, – как ни в чём не бывало улыбнулась Сьюзи. – Так Ирвин всё-таки дозвонился к тебе? Как там они?

– Пережили снежную бурю, – ответил Даниэль, снимая куртку. – А теперь она, видимо, начинается у нас. Снег пошел.

– Это же здорово, снег в Рождество! – Сьюзи поднялась с места и взяла в руки тарелку с фруктами. – Пойдемте уже за стол.


Футбольная команда собралась в одном из лагерных домиков – единственном, в котором был работающий камин. Попытки разжечь сырые дрова продолжались около получаса и сопровождались репликами вроде «Санта поджарит себе зад» и «Он всё равно не приносит подарки таким увальням, как ты». Между тем, в доме становилось всё холоднее из-за постоянно открывающейся двери – просто кому-то из парней пришла в голову гениальная идея закопать пиво в снег, поэтому за каждой новой банкой возжелавший оную отправлялся в морозную ночь.

Разгоревшийся, в конце концов, огонь был встречен громогласным ликованием. В этот самый момент в кармане у Ирвина завибрировал телефон. Он извинился и, набросив на плечи куртку, вышел на улицу. Звонила мать. Удивительно, как ей вообще это удалось – сигнал едва пробивался. Но эта женщина, казалось, может достать самого дьявола в аду.

– Здравствуй, сынок, – любезно пропела Маргарет в трубку. – Как отдыхается?

– Не на что жаловаться, – ответил Ирвин. – Звонишь, чтобы меня проконтролировать? Так вот, к твоему сведению, я трезв и одинок.

– Рада это слышать, хотя звоню я не за этим. Я была в гостях у Эшли. Помнишь ту женщину, которой я помогала оформить свадьбу? Сейчас мы идём на рождественскую службу. Я обязательно помолюсь о спасении твоей души.

– Это чертовски важная информация, мама. Если это всё, что ты хотела мне сообщить, я, пожалуй, вернусь в дом, потому что здесь холодно.

– Погоди, это еще не всё. Скажи мне, Ирвин… – Маргарет замялась, словно не зная, как должна закончиться фраза. – После каникул ты собираешься вернуться в Гринстоун?

На секунду повисла тишина, лишь пьяные голоса глухо доносились из домика, где вечеринка набирала обороты. Ирвин дважды моргнул, прежде чем ответить:

– А куда же еще?

– В общем, слушай интересные новости: оказывается, один из бывших мужей Эшли недавно стал конгрессменом*…

– Я пока не улавливаю, почему это должно быть мне интересно.

Ирвин решил пройти сорок ярдов к своему домику, поскольку начал нешуточно замерзать, а мать, похоже, и не думала завершать разговор.

– …и он может похлопотать о твоем переводе в военную академию Аннаполис*, – продолжила Маргарет. – Еще не поздно забрать документы из Гринстоуна и…

– Да вы с ума сошли! – перебил ее Ирвин, входя в дом и включая свет.

– Это один из самых престижных вузов в Штатах. К тому же, там у тебя не будет времени на всякую ерунду вроде смазливых мальчиков…

Ирвин открыл было рот, но не сразу нашел, что ответить.

– Да как тебе вообще такое в голову пришло?! – выпалил он в трубку. – Ты что, пьяна?

– Боже упаси, – спокойно сказала Маргарет, – мы же идем в церковь.

– Перестань уже вмешиваться в мою жизнь! – заорал Ирвин, нажал отбой и швырнул телефон на диван.

Это переходило все границы. Ирвин не знал, что взбесило его больше: то, что мать прямым текстом употребила словосочетание «смазливые мальчики», или термин «ерунда», под которым, очевидно, она подразумевала Даниэля. Парень шумно вдохнул и выдохнул. Вдруг в тишине раздался стук в дверь. Ирвин вздрогнул от неожиданности, так как шагов он не слышал – значит, пришедший стоял под дверью и ждал, пока он не бросит трубку.

На пороге стоял Берт с охапкой пива.

– Твою перепалку с мамочкой было слышно вон от той ели. Что, вконец вынесла мозг?

– Заходи, – вместо ответа вздохнул Ирвин, впуская Берта внутрь. Тот свалил банки с пивом на диван, и налипший на них снег тут же начал таять, оставляя мокрые пятна на обивке.

– Угощайся. Только из сугроба, – с этими словами Берт с тихим пшиком открыл одну банку. Ирвин последовал его примеру.

Они расположились на полу, прислонившись спиной к дивану. Задумчиво глядя перед собой, Ирвин сделал жадный глоток и заговорил:

– Выносить ее становится всё сложнее. Она даже по телефону умудряется кровь из меня высасывать.

– Может, ее что-то тревожит? Некоторые предки так проявляют заботу о своих отпрысках.

– Кто знает. Когда Даниэль начал жить со мной, ее будто подменили.

Берт фыркнул в почти допитую банку.

– Только ли ее? Ты, если честно, тоже сильно изменился. Нет, ты и раньше был словно рак-отшельник… Я думал, ситуация изменится, когда ты найдёшь себе девчонку. Но сейчас надежда на это тает с каждым днём.

Ирвин бросил на него укоряющий взгляд. Берт не был бы Бертом, если бы в который раз не зарядил старую пластинку.

– Вот скажи честно, – произнес Ирвин, – неужели я даю повод думать обо мне невесть что? Ты ведь чуть ли не первый начал отпускать шуточки в наш адрес.

– Но я же не со зла. Ты уж прости, если обидел, – пожал плечами Берт и легонько толкнул Ирвина локтем в бок. – Да и потом, мы же друзья. Даже если между вами… если бы между вами что-то было, неужели ты думаешь, я бы тебя не понял?

Ирвин задумался, всё внимание переключив на запотевшую банку, на которой выводил пальцем витиеватые узоры. Он кожей чувствовал, как Берт сверлит его глазами.

– Так что всё-таки происходит, Хардвей?

– Я не знаю.

Чувствуя, что его лицо пылает, Ирвин прислонил банку ко лбу, затем допил ее залпом и смял в руке, и Берт тут же протянул другую, к которой Ирвин жадно приложился.

– У него было нелегкое детство, он не привык сближаться с людьми. Но мне он вроде как доверяет, – в голосе Ирвина пробивалась хрипотца, то ли от холодного пива, то ли от волнения. – К тому же у него слабое здоровье, и я чувствую некую ответственность за него.

– Так что с ним?

– Порок сердца. Что-то с клапаном, я не помню названия.

– То есть это жалость?

На миг Ирвину привиделся бьющий в глаза жесткий свет настольной лампы и сидящий напротив Берт в полицейской форме, сурово вертящий на пальце наручники. Он усмехнулся тому, насколько больной иногда бывает его пьяная фантазия.

– Сначала я тоже так думал. Но нам так легко и комфортно друг с другом… Вот сейчас мне его не хватает, – Ирвин грустно улыбнулся одним уголком рта. – Наверное, если бы он был девушкой, можно было бы сказать, что между нами есть… «что-то».

– Вот мы уже кое-что и выяснили, – сказал Берт, поднимаясь на ноги. – Ты молодец, что высказался.

– Спасибо, что выслушал. Никому ведь не разболтаешь?

– Я могила, чувак, – Берт похлопал его по плечу. – Собираешься вернуться к нам с ребятами или как?

– Нет настроения, – вздохнул Ирвин.

– Ну, тогда спокойной ночи.

Берт ушел, и Ирвин остался один, погруженный в свои мысли. Его рука всё еще держала банку с холодным пивом, и только когда окоченевшие пальцы перестали слушаться, он решил просто лечь в постель. Но, как назло, даже алкоголь в крови не способствовал сну. А вскоре на поляне неподалеку кто-то принялся запускать фейерверки, не оставляя и шанса на забытьё.

Ирвин нашел затерявшийся между диванными подушками телефон. Снова зарывшись под одеяло, он провел пальцем по экрану, и тот вспыхнул ослепительным прямоугольником в темноте комнаты. Индикатор сигнала сети уныло моргал одной-единственной палочкой. После недолгих раздумий Ирвин набрал сообщение, отыскал в списке контактов номер Даниэля и нажал «Отправить». Затем его рука безвольно свесилась с кровати, и телефон с негромким стуком упал на пол. На экране высвечивалась надпись «Нет соединения».

Комментарий к Глава 4

Конгрессмен, или член Конгресса, – это человек, который был назначен или избран в официальный орган, называемый Конгрессом. Как правило, он представляет в этом законодательном органе определённый избирательный округ.


Военно-морская академия США (англ. United States Naval Academy) – военная академия, готовящая офицеров для ВМС США и Корпуса морской пехоты США. Расположена в городе Аннаполис, поэтому сама академия часто также неофициально называется Аннаполис.


========== Глава 5 ==========


– Как же здорово, что у моего мальчика есть такой замечательный друг, – приговаривала Сьюзи, кутаясь в меховой капюшон, пока Ирвин пытался достать из багажника ее красного «Бьюика» огромный чемодан на колесиках. – Даже вдвоём мы бы ни за что не сдвинули эту штуковину с места. А Роджер, как всегда, пропадает на работе, и мне кажется, ему вообще плевать… О, великолепно!

Чемодан с глухим стуком приземлился на притрушенный свежим снежком асфальт. Оставалось всего-навсего втащить его на второй этаж. Вздохнув, Ирвин окинул тяжелым, как злосчастный чемодан, взглядом лестницу, которая сейчас казалась невероятно длинной и крутой, затем взялся за ручку и решительно двинулся вперед. Сьюзи намеревалась помочь, но какой прок был от хрупкой женщины, если ноша была едва ли не тяжелее ее самой?

– Что там внутри? – спросил Ирвин, переводя дыхание, когда они преодолели первый рубеж в виде крыльца и вошли в холл.

– Книги, – улыбнулась Сьюзи. – За время каникул он накупил себе целую тонну книг. Фэнтези, киберпанк, учебные пособия… Мы с Роджером просто дар речи потеряли, когда курьер привез коробку размером с кресло, – она добродушно засмеялась.

Наконец, они втащили чемодан в комнату, где Даниэль уже заканчивал распаковывать сумку с одеждой. Сьюзи попросила его проверить, все ли вещи выгрузили из машины, затем велела ему быть хорошим мальчиком (похоже, Даниэль не преувеличивал, когда говорил, что она обращается с ним, как с маленьким) и чмокнула на прощание в щеку.

– Ирвин, милый, не проводишьменя к машине? – попросила она. – Никак не могу привыкнуть к вашим запутанным коридорам… Представляешь, я могу ориентироваться в лесу без компаса, но внутри зданий, где больше, чем два крыла, становлюсь абсолютно беспомощной!

Ирвин, конечно же, не отказал. Общаться с миссис Марлоу было легко и приятно. Как внешностью, так и характером она напоминала девочку-подростка и с первого взгляда располагала к себе людей своей добротой и непосредственностью. На миг Ирвин представил, что бы было, если бы матерью Даниэля была Маргарет Хардвей. Смог бы такой ранимый ребенок выжить под ее моральным давлением?

Однако как только они вышли на улицу, лицо Сьюзи приобрело серьезное выражение.

– Ирвин, мне нужно сказать тебе кое-что… – произнесла она. – Ты ведь знаешь о диагнозе Даниэля?

– Да, он всё рассказал мне еще осенью.

– В последнее время он стал хуже себя чувствовать. Доктор Петтерсон, его врач, сказал, что это сезонное явление и прописал витамины. Даниэль всегда носит с собой необходимые лекарства, но ты уж присматривай за ним, ладно? На всякий случай я дам тебе свой номер телефона.

Сьюзи достала из сумочки маленький блокнот и огрызок карандаша, черкнула несколько цифр и протянула листок Ирвину.

– Не волнуйтесь, миссис Марлоу, – успокоил ее тот. – Я уже давно смотрю за ним в оба.

– О, зови меня просто Сьюзи, – привычная милая улыбка вернулась на лицо женщины. Попрощавшись, она обняла Ирвина, села в машину, и та неспешно покатилась к воротам кампуса, шурша колесами по снегу.


Ирвин присматривал за Даниэлем, как мог. Времени для того, чтобы побыть с другом, у него теперь было не много – он решил наконец-таки найти работу. Неделя изнурительных поисков вакансии, подходящей под расписание занятий в колледже (Клэр грозилась переселить его на четвертый этаж к японцу, сутками напролет слушающему азиатский рэп, если бы он пропустил хоть одну лекцию) увенчалась относительным успехом: торговый центр в двух кварталах от кампуса согласился взять к себе нерадивого студента. В обязанности Ирвина входило в основном таскание коробок из подвала, где находился склад, и обратно. Платили, правда, сущие гроши, но Ирвин был рад и этому, ведь регулярный доселе перевод на его банковскую карту от матери запаздывал уже почти на месяц.

Даниэлю было скучно, если даже не одиноко. Он коротал холодные зимние вечера за книгой или компьютерной игрой, задерживался допоздна в археологической лаборатории, где добрый профессор Ривз даже доверил своему лучшему студенту смахивать пыль с окаменелых экспонатов. Но больше всего на свете он любил те редкие вечера, когда они с Ирвином, зарывшись под толстый слой одеял, смотрели какой-нибудь дурацкий фильм, и Даниэль засыпал задолго до его конца, прижавшись к теплому боку соседа.

Однажды позвонила миссис Марлоу. Одному из ее подросших учеников нужна была помощь с историей. Даниэль согласился не раздумывая. Ему нравилось делиться своими знаниями, он даже составлял конспекты уроков и мог сделать скучный учебный материал таким увлекательным, что оговоренное время занятий порой удваивалось по инициативе самого подопечного. Вскоре у Даниэля появился второй ученик, за ним третий, и с наступлением весны их количество перевалило за десяток.

– Похоже, педагогический талант передался тебе от матери, – говорил ему Ирвин. Даниэль улыбался. Уже несколько безнадежных разгильдяев взялись за учебу с его подачи, и он всерьез задумывался о том, чтобы после колледжа податься в преподаватели.

Окрыленный успехом, Даниэль не забывал и о собственном образовании. Иногда готовиться к занятиям ему приходилось ночью. Ирвин с тревогой стал замечать, как силы покидают его друга день ото дня. Вокруг глаз появились темные круги, кожа, казалось, стала еще бледнее, Даниэль всё чаще стремился сесть или даже лечь после непродолжительного пребывания на ногах. А пустые упаковки из-под лекарств в мусорной корзине настораживали Ирвина больше всего.


В тот злополучный вечер Ирвин был на работе. Даниэль же устроил себе выходной в честь релиза новой книги из любимой серии. Он простоял за ней в очереди четыре часа, заработал насморк, но получил-таки экземпляр с автографом автора. И теперь, удобно устроившись на кровати с дымящейся чашкой чая, он благоговейно перелистывал пахнущие свежей типографской краской страницы.

С крыши капала талая вода. А может, начался дождь? В комнате становилось душно. Проклиная техперсонал, который забывает отключить отопление, когда на улице пятьдесят по Фаренгейту*, Даниэль открыл окно и глубоко вдохнул… Попытался вдохнуть. Из воздуха будто исчез весь кислород. Грудная клетка раздувалась, но легкие наполнялись чем-то вроде вакуума.

«Повышенная влажность, ничего необычного», – подумал Даниэль и решил вернуться к чтению. Он лежал, стараясь дышать глубоко и медленно, но с каждой минутой ощущение удушья только нарастало. А появившееся покалывание в кистях рук и коже лица и вовсе дало начало легкой панике.

– Вот же блин, – парень выругался вслух и потянулся немеющей рукой к ящику стола, где лежали баночки с таблетками.

Но стоило Даниэлю приподняться, как в глазах стремительно потемнело, и он уже не видел перед собой ничего, кроме мерцающей фиолетово-черной ряби, будто весь мир стал огромным экраном телевизора, в котором пропал сигнал. В одно мгновение исчезли все звуки – уши заложило, словно под водой. Кожа покрылась холодным липким потом, конечности похолодели, начиная от кончиков пальцев, и этот холод распространялся по телу, как чернильное пятно. Сердце колотилось как бешеное. В ужасе Даниэль осознал, что полностью потерял ориентацию в пространстве. Нужно было позвать на помощь, но горло будто кто-то сжал мертвой хваткой. Парень не мог понять, дышит ли он до сих пор или просто открывает пересохший рот, как рыба, выброшенная на берег. Он уже не чувствовал своего тела, бледные пальцы разжались, и таблетки, которые он так и не успел принять, рассыпались по полу.

До остатков ускользающего сознания донесся испуганный голос Ирвина, кричащий его имя, еще чьи-то голоса, топот…

«Даниэль!»

Сирена неотложки.

«Господи, дыши!»

Кто-то сжал его запястье, на лицо опустилась кислородная маска.

«Я поеду с ним!»

В карете «скорой» пронзительно пищали приборы.

«Его родственники далеко, я его единственный друг!»

Что-то кольнуло в руку. По телу потекло болезненное тепло.

«Даниэль, ты слышишь меня? Пожалуйста, живи…»


В палате пищал кардиомонитор. Молодая медсестра суетилась вокруг Даниэля, меняя капельницу, поправляя датчики на его груди и кислородный катетер. Усталый небритый врач, сдвинув на нос очки, задумчиво изучал листок с результатами исследований. Ирвину почему-то хотелось ему врезать.

– Мда, – доктор прикрепил распечатку к изножью кровати, на которой лежал, отсутствующе рассматривая нежно-голубую стену, Даниэль. – Так когда, говорите, прибудут его родители? Нужно обсудить с ними лечение.

– С минуты на минуту, – вздохнул Ирвин и сжал пальцами металлическую ручку сбоку кровати, чтобы и впрямь невзначай не зарядить в нос этому очкарику. – От Уилберга досюда полтора часа езды… И вообще, ему уже девятнадцать! Почему бы вам не назначить лечение прямо сейчас? Присутствие родителей для этого обязательно?

Врач снял очки и потёр тыльной стороной ладони покрасневшие глаза.

– Молодой человек… Проблема гораздо серьезнее, чем можно было ожидать. Острая сердечная недостаточность наступила из-за того, что клапанное кольцо опасно сузилось, причем произошло это недавно. Исследования, которые проводились полгода назад, не показывали видимой динамики патологии, а сейчас картина неутешительна. Стимулом могла послужить какая-нибудь инфекция, даже простуда… В любом случае, медлить с операцией больше нельзя.

Доктор замолчал. Наступившая тишина нарушалась лишь монотонным писком приборов. Ирвину казалось, что его вот-вот стошнит от этого противного звука, от запахов медикаментов, которыми пропитались стены больницы, от резкого контраста бьющего в глаза света лампы и чернеющего за окном неба. Он сглотнул подкатывающий к горлу ком, уставившись на свои руки, крепко сжимающие холодный металл.

– Я покину вас, – сказал врач. – Если что, воспользуйтесь кнопкой вызова медсестры. Когда его родные приедут, пусть зайдут ко мне. Кабинет двести пять, налево по коридору.

Как только они с Даниэлем остались вдвоем, Ирвин тяжело приземлился на стул рядом с кроватью. Мышцы на ногах, да и во всём теле, были словно деревянными. В тот момент, когда он пришел в общежитие и увидел бессознательного Даниэля с посиневшими губами, включилась реакция «бей или беги». Дальше он действовал на автомате. Руки сами набирали «911», голос сам диктовал адрес, каким-то чудом он вспомнил навыки первой помощи, полученные в скаутском лагере. И по сию минуту ему казалось, что всё это происходит где-то далеко и не с ними. Желудок то и дело некстати напоминал о пропущенном обеде, но во рту было так сухо, что Ирвин понимал – он бы не смог впихнуть в себя ни кусочка пищи. В голове зажглась красная лампочка с надписью «Опасность», и организм перешел в особый режим существования.

Несколько минут он просто водил подушечками пальцев по руке Даниэля, ненароком задевая светящуюся красным огоньком прищепку на указательном пальце, которая, как пояснила медсестра, измеряет количество кислорода в крови. Из-за нее привычный черный лак пришлось стереть. Ладонь Даниэля казалась такой ледяной – едва ли теплее, чем та металлическая ручка, за которую Ирвин только что держался.

– Тебе холодно? – спросил он.

Даниэль смотрел куда-то сквозь него. Он сжал и разжал ладонь, будто сам не мог понять, что чувствует. Вопрос Ирвина так и остался без ответа. Секунды молчания отсчитывали своим писком приборы.

– Со мной постоянно случаются неприятности, – вдруг раздался слабый голос Даниэля. – Наверное, прав отец, когда говорит, что я ходячее недоразумение. С людьми сходиться не умею, боюсь всего на свете… Даже моё собственное тело ненавидит меня. Когда я был маленьким, я хотел бегать и играть с другими детьми… Но мне становилось плохо, и я постоянно плакал… И я бросил все попытки найти друзей. Увлёкся историей. Я хотел путешествовать, своими глазами увидеть древние храмы, замки, хотел хоть раз побывать в настоящей археологической экспедиции… Но я её вряд ли переживу… – Даниэль замолчал, борясь с подступающими слезами. Кардиомонитор начал пищать часто и неровно.

– Не говори так, – Ирвин успокаивающе погладил его плечо. – Я вижу, какой ты… Ты лучше многих людей.

Даниэль приподнялся на локтях и с отвращением выдернул из носа трубочку, подающую кислород. Затем он сел, по-детски притянув колени к груди, не заботясь о сохранности прицепленных на него проводков, и, наконец, сморгнул слёзы. Ирвин присел рядом на кровать и сжал пальцами его предплечья, чтобы удержать от резких движений. Больше всего он боялся вырванной иглы капельницы.

– Даниэль… – шептал Ирвин, вытирая ладонью его влажные щеки. – Успокойся. Тебе вредно нервничать.

– Видишь, я даже плакать… не могу… как все нормальные люди, – судорожно всхлипывал Даниэль, мелко дрожа.

– Тише, тише… Ты выздоровеешь и сможешь поехать, куда пожелаешь. А захочешь – поедем вместе… Всё обязательно будет хорошо. Я никогда тебя не брошу.

Даниэль взглянул на Ирвина с бессильным отчаянием и крепко схватил его ладонь, которой тот смахивал слёзы с его лица. Влажные глаза, несмотря на яркий свет, казались черными, словно глубокое ночное небо сжалось до размера двух зрачков. Блики от лампы можно было вообразить свечением далёких галактик… Ирвину казалось, что он летит на второй космической скорости, преодолевая земное притяжение, когда, наклонившись к Даниэлю, он поцеловал его губы. Они были солёными, и от этого ему самому вдруг захотелось разрыдаться. Он опустил ладонь к груди Даниэля, осторожно, стараясь не задеть датчики. Сердце стучало слишком часто, кардиомонитор своим противным писком вторил ему в унисон. Пригладив растрёпанные волосы на затылке Даниэля, Ирвин заглянул в его всё ещё блестящие от влаги глаза.

– Ну всё, не плачь, – прошептал он, касаясь губами кончика раскрасневшегося носа. – Сейчас твои родители приедут, что я им скажу? Довёл ребёнка до истерики…

Даниэль утёр запястьем последние слёзы и попытался улыбнуться.

Звук приближающихся шагов заставил Ирвина поспешно переместиться обратно на стул. В палату бодро вошла медсестра, зажав под мышкой какие-то бумаги.

– Всё хорошо? – спросила она, изучая показания кардиомонитора. – Вижу небольшую аритмию.

– Он просто разнервничался, – ответил Ирвин.

– Переживать не стоит, – девушка улыбнулась, отсоединяя от Даниэля проводки. – Такие патологии успешно лечатся с помощью малоинвазивной операции, после которой даже шрама не остаётся. Моя тётя прошла через это и уже много лет прекрасно себя чувствует.

Ирвин был почти уверен, что медсестра врёт. Она могла приписать своей бедной тёте – если она вообще существует – любой диагноз, чтобы подбодрить пациента. Но, тем не менее, Даниэль внимательно слушал ее и кивал, поэтому Ирвин решил оставить своё мнение при себе.

– Доктор назначил тебе еще пару исследований, – сказала девушка, отцепив все проводки, – так что поехали.

Она легко покатила кровать из палаты. Успокоившийся Даниэль помахал Ирвину рукой, прежде чем они с медсестрой скрылись из виду.


В холле можно было вдохнуть немного свежего воздуха. Ирвину казалось, что за те пару часов, которые он провел в больнице, ее характерный запах намертво въелся в носоглотку. Было уже поздно, в пустых коридорах лишь изредка эхом разносились звуки шагов медперсонала, скучающая ресепшионистка, спрятавшись за своей стойкой, вползвука смотрела на компьютере какой-то фильм. Внезапно почти идиллическую тишину разрезал визг тормозов, и через секунду, едва не выбив стеклянную дверь, в холл ворвались мистер и миссис Марлоу.

– И ты здесь? Почему-то я не удивлен, – хмуро произнес Роджер, увидев Ирвина. Тот в ответ лишь сдержанно поздоровался.

– Конечно, ведь это он мне позвонил, – шикнула на мужа Сьюзи.

– Ты сказала, что тебе позвонили из больницы.

– А где, по-твоему, мы все сейчас находимся? – миссис Марлоу закатила глаза и, махнув рукой на Роджера, повернулась в сторону парня, спокойно наблюдавшего за их перепалкой. – Рада видеть тебя, Ирвин. Спасибо, что остался с Даниэлем… Боже… Как он? Отведёшь нас к нему?

– Не волнуйтесь, ему уже лучше, – ответил Ирвин, ведя их за собой. – Он сейчас на обследовании, вам придется подождать.

Почти дойдя до палаты Даниэля, они столкнулись с врачом, которого ранее Ирвин хотел ударить по лицу. Сейчас ему было немного стыдно за те мысли, а врезать хотелось уже другому человеку.

Доктор Салливан – Ирвин только сейчас узнал его фамилию – представился и пригласил мистера и миссис Марлоу в свой кабинет. Вскоре Даниэля вернули в палату и снова подсоединили к нему все проводки и трубочки.

– Твои родители здесь, – сказал Ирвин, натягивая одеяло на обнаженную грудь Даниэля. – Беседуют с доктором. – Он горько усмехнулся и добавил: – Твоему отцу я не очень нравлюсь.

– Ему никто не нравится. Забей.

В безмятежном молчании тянулись минуты. Даниэль закрыл глаза, и только ленивые движения пальцев, которыми он отвечал на поглаживания его руки, говорили о том, что он не спит. Лишь когда в палату осторожно заглянула Сьюзи, а за ней Роджер, его веки нехотя приоткрылись. Ирвин отошел от кровати, подпуская к ней чету Марлоу.

– Уже поздно, сынок, мы не будем тебя долго мучить, – почти прошептала Сьюзи.

– Со мной всё в порядке, мама, – отозвался Даниэль. Тем временем Роджер, здороваясь, пожал ему руку.

«Слишком сильно», – мелькнуло у Ирвина в голове. Сьюзи, воспользовавшись моментом, взяла его под локоть и отвела в сторону.

– Ты, наверное, ужасно устал? – участливо спросила она. – Вон, даже морщинка между бровей появилась…

Парень машинально потрогал лоб.

– Езжай домой, отдохни, а мы побудем с Даниэлем, – предложила Сьюзи.


Ирвин бездумно слонялся по больничному коридору. Желудок сводило от голода, ноги подкашивались от усталости, но… просто взять и поехать в общагу?..

Он нашел за углом уютный уголок с огромной пальмой в кадке и небольшим диванчиком, сел на него и надавил ладонями на глаза с такой силой, что засверкали разноцветные мушки. Можно было уснуть прямо здесь – вряд ли до утра кто-то сюда забредёт. Но как только Ирвин собрался положить голову на мягкий подлокотник, в нескольких метрах от него раздались голоса.

– Чтобы оплатить операцию, мне придётся продать весь свой бизнес, – Роджер говорил вполголоса, но в тишине каждое слово был отчетливо слышно.

– В нём уже много лет едва теплится жизнь, – голос Сьюзи звучал непривычно жестко.

– Да, пусть доход и небольшой, но стабильный! Много лет, Сьюзи! На что нам жить потом? И вырученной суммы хватит только на операцию, а еще обследования, подготовка, восстановительный период!

– Лучше делать хоть что-то, чем сидеть и ждать, пока… – Сьюзи запнулась, будто сдерживая подступающие слёзы. – Мы и так тянули слишком долго… Ты же не хочешь сказать, что какая-то паршивая фирма важнее жизни твоего ребенка?

– Бог с тобой, дорогая, я не говорил этого. Послушай, мы что-нибудь придумаем. Есть же всякие благотворительные фонды… Возьмем кредит, в конце концов…

Голоса стихли, вместо них послышался удаляющийся стук подошв. Превозмогая головокружение, Ирвин медленно поднялся с дивана и, обретя равновесие, направился к кабинету доктора Салливана.

Стук остался без ответа. Тогда Ирвин нажал на ручку, и дверь отворилась, впуская его внутрь. Доктор дремал за столом над ворохом бумаг, подперев голову рукой. Ирвин постучал в уже открытую дверь еще раз, громче, и мужчина чуть не подпрыгнул на стуле, резко проснувшись.

– Извините, сэр… – произнес Ирвин. – Я хотел спросить насчет моего друга.

– Кого? – доктор будто не узнал его спросонья. – Ах да, тот мальчик… – спохватился он и поправил съехавшие набок очки. – Простите, юноша, я уже сутки не сплю и просто с ног валюсь. А тут еще такой пациент…

– Кроме операции, ему может хоть что-нибудь помочь?

Доктор вздохнул и обвел рукой стол.

– Видите бумаги? Это его история болезни. В детстве парня два раза вытаскивали с того света. Сегодня был третий. Если бы помощь не подоспела вовремя, начался бы отёк лёгких. Его сердце больше не может полноценно работать. Нужно протезирование клапана, и как можно скорее.

– Сколько это стоит?

Врач вынул из ящика стола лист бумаги и протянул Ирвину.

– Вот прайс на комплекс услуг ближайшей кардиохирургической клиники. Сами видите… – он развел руками. – Американская медицина не из дешевых.

Прайс-лист пестрил множеством нулей. Ирвин бегло окинул его взглядом и вернул доктору Салливану, затем сухо попрощался и вышел, оставив уставшего мужчину наедине с его недосыпанием.

Приблизившись к палате Даниэля, Ирвин сбавил шаг и прислушался. Кроме ровного попискивания кардиомонитора, оттуда не доносилось ни звука, поэтому парень бесшумно открыл дверь и проскользнул в палату.

Даниэль спал, подложив под голову свободную от капельницы руку. На стуле лежала сумочка Сьюзи. Это успокаивало. Ирвин, наконец, решился поехать в кампус, с досадой признав, что его тренированный организм умудрился вымотаться до дрожи в ногах за один-единственный день.

«Спокойной ночи», – пожелал он почему-то мысленно, будто какие-то злые силы могли подслушать. Ирвин еще несколько минут рассматривал расслабленные черты лица Даниэля. Он был… «Красивый», – подсказал внутренний голос. Да, бледный, непричесанный, со всеми этими трубочками, окруженный пищащей аппаратурой, перенёсший острую сердечную недостаточность, Даниэль оставался красивым. Хотелось снова прикоснуться к его губам, провести кончиками пальцев по нежной коже на сгибе локтя, осторожно обводя зафиксированную пластырем иглу. Но Ирвин боялся потревожить его сон. Пальцы скользнули по шершавым больничным простыням, а неотданный поцелуй остался закушенным на губах. У них еще будет время.

«Ведь будет?..»

Комментарий к Глава 5

В США для измерения температуры используется шкала Фаренгейта. 50 градусов по Фаренгейту соответствует +10 по Цельсию.


========== Глава 6 ==========


– В Гринстоун, пожалуйста.

Таксист флегматично кивнул, и машина двинулась с места. В салоне сильно пахло лавандой и было очень холодно, хотя Ирвин даже на заднем сиденье ощущал потоки теплого воздуха, идущие из обогревателя. От них почему-то бросало в дрожь еще больше.

Парень достал из кармана куртки телефон и набрал номер матери. Спустя добрый десяток гудков сонный голос, наконец, ответил:

– Ирвин? Ты видел, который час? Что случилось?

– Мам, извини, что так поздно, но у меня очень важная просьба. Привези утром все мои документы, касающиеся банковского счёта. Мне срочно нужно провернуть одно дело…

– Погоди, – голос Маргарет звучал встревоженно, – с чего вдруг посреди ночи ты просишь об этом? Объясни внятно, что происходит и где ты?

– Еду в кампус. Даниэль попал в больницу.

– Этот твой сосед? Во что вы уже вляпались?

– Я же говорил – у него проблемы со здоровьем! Сегодня его забрала скорая, ему срочно нужна… Мам, ты слушаешь?

Телефон печально тренькнул, известив об окончании вызова.

– Блин… – процедил сквозь зубы Ирвин. – Сначала просит всё объяснить, а потом бросает трубку.

Таксист сочувственно покачал головой.


Комната безнадежно остыла. Окно всё это время было распахнуто, сырой ветер шелестел страницами книги, которая так и осталась лежать раскрытой на кровати Даниэля. Ирвин включил свет и прошел к окну, чтобы закрыть его. Под ногами хрустнули рассыпанные таблетки-драже, рядом валялась и баночка из-под них. В открытом ящике стола нашлась еще одна такая же – пустая. Как давно ему стало хуже?

Книгу Ирвин решил отвезти Даниэлю в больницу. Может, ему еще что-то нужно? Ноутбук? «История средневековой Европы»? Обдумывание повседневных мелочей создавало хоть какую-то иллюзию нормальности происходящего, отвлекало от тревожных мыслей и мерзкого холода.

Ирвин считал март самым отвратительным месяцем, бессмысленным метастазом зимы. В марте город был серым и немощным, словно после тяжелой болезни. С каждым днем иссякала надежда, что весна вообще когда-нибудь наступит. Блеклый, промозглый, ненавидимый март тянулся бесконечно.

– Мама, почему листья на деревьях так долго не вырастают? – спрашивал маленький Ирвин. – А бывает так, что они совсем не распускаются?

– Не говори ерунды, – отмахивалась миссис Хардвей. – Еще слишком холодно. Они просто ждут подходящей погоды.

И Ирвин ждал вместе с ними. Из года в год листья непременно вырастали весной и опадали осенью, а глупый детский страх забился в дальний угол подсознания, но с наступлением марта стабильно напоминал о своем существовании. Однажды Ирвин поделился этим с Бертом.

– Чувак, ты прямо как эмо! – сказал в ответ тот и расхохотался.

Больше Ирвин не открывался никому, он старался просто пробежать сквозь раннюю недовесну, как в детстве ночью порой бежал по коридору, крепко зажмурившись и обхватив себя руками, чтобы когтистые лапы, в которые – он был уверен – превращался в темноте рисунок обоев, не успели его схватить. Но когти марта оказались острее.

В марте не стало его отца.

Воспоминания долго не давали уснуть. Ирвин бродил по темной комнате, словно призрак, пока, обессиленный, не упал на кровать Даниэля, которая хранила его запах. Обняв подушку и завернувшись в одеяло, как в кокон, он, наконец, забылся изнурительным поверхностным сном.


Утро началось с того, что кто-то нетерпеливо тарабанил в дверь. Выпутавшись из одеяла, которое за ночь обмоталось вокруг ног несколько раз, Ирвин поплелся открывать.

– Не спишь? Прекрасно. Нам нужно кое-что обсудить, – сразу с порога заявила Маргарет.

– Доброе утро, мама, – сказал Ирвин подчеркнуто спокойно. Но миссис Хардвей, не ответив на приветствие, развернулась на каблуках, бросив через плечо:

– Одевайся, я жду тебя в кафетерии.

Ирвину ничего не оставалось, как напялить первые выпавшие из шкафа относительно чистые джинсы и спуститься вниз.

Маргарет ковыряла вилкой чизкейк. Вторая порция стояла напротив нее и, очевидно, предназначалась Ирвину. Сутки не кормленный желудок заурчал в предвкушении, и парень без лишних церемоний проглотил пирожное почти целиком.

– Так ты привезла документы? – спросил он, дожевывая.

– Ирвин… – Маргарет отставила тарелку и положила на стол сцепленные в замок руки. – Вообще-то, я хотела бы вначале прояснить ситуацию. Правильно ли я понимаю, что ты хочешь отдать наши сбережения первому встречному?

– Он не первый встречный, мам. Я хочу оплатить лечение Даниэля, это обдуманное решение.

– Сынок, – миссис Хардвей потёрла пальцами переносицу, будто у нее начиналась мигрень. – Я не знаю, был ли ты пьян, когда звонил мне ночью, хотя лучше бы всё-таки был. Иначе я не понимаю, откуда взялось решение, да еще и обдуманное, повторюсь, отдать наши деньги кому попало, а таковым, по моему мнению, этот твой Даниэль и является.

– Но папа открыл этот счёт для меня! Я имею право распорядиться им, как хочу! – Ирвин сам не заметил, что повысил голос, и люди вокруг стали на них поглядывать.

– А на своё образование ты, наверное, сам заработаешь? – Маргарет вскинула брови, словно объясняла неразумному ребенку азбучную истину. – Ирвин, это всё – непростительная глупость. Никаких документов ты не получишь.

Ирвин поднялся со стула, делая глубокий вдох.

– Что значит «не получишь»? Это моя законная собственность! Любой юрист докажет мою правоту!

Маргарет же оставалась невозмутимой.

– Действительно. Тогда пусть юристы нас и рассудят. Но знай, – она слегка наклонилась к Ирвину и понизила голос, чтобы ее услышал только он, – так же легко может случиться, что ты вообще останешься ни с чем.

Набросив на плечо сумочку, она резво процокала каблуками прочь из кафетерия. Стоявший всё это время в одной позе Ирвин схватил вилку и одним движением согнул ее пополам.


Однако на лишние эмоции не было времени. Уже через полчаса Ирвин тихо заглянул в знакомую больничную палату. Даниэль скучал, тыкая пальцем в экран телефона. Вокруг его кровати всё так же вились провода, к носу тянулась всё та же трубочка с кислородом, в руку вонзалась капельница.

– Привет, – Ирвин шагнул в палату, снимая с плеч рюкзак. – Как спалось?

– Меня так накачали лекарствами, что я спал, как младенец, – улыбнулся Даниэль и вновь посерьезнел. – А ты как? Выглядишь расстроенным.

– Да ерунда… с матерью был сложный разговор.

Ирвин оглянулся на дверь и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, чмокнул Даниэля в щеку. Оба смущенно опустили взгляд.

– Я тут… – Ирвин прочистил горло и полез в рюкзак. – Нашел твою книгу, подумал, ты захочешь дочитать, и вот… принёс.

Не успел Даниэль взять книгу в руки и поблагодарить друга, как в палату вихрем влетела запыхавшаяся Сьюзи.

– Доброе утро, мальчики! – выпалила она, водружая на столик сумку и доставая из нее контейнер с чем-то вкусно пахнущим. – Я полночи не спала, обегала все местные магазины, в которых почему-то одновременно закончились яйца, потом чуть не сожгла кухню в мотеле – сами виноваты, надо было вовремя починить плиту! – но приготовила-таки твой любимый банановый пудинг!

– Спасибо, мама! – пробормотал Даниэль, уже успев отправить в рот приличный кусок.

– На здоровье, милый. Ирвин, ты тоже попробуй!

– О, благодарю, Сьюзи, но я сегодня и так уже нарушил свою спортивную диету, съев пирожное, – хотел было отказаться Ирвин, но Даниэль настойчиво поднес ложку к его рту, и пришлось сдаться. – Действительно вкусно.

Сьюзи добродушно засмеялась, наблюдая за ними.

– Сынок, – сказала она после небольшой паузы, – мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

– Оставлю вас наедине, – Ирвин хотел было выйти за дверь, но Сьюзи остановила его.

– Не стоит. Ты уже почти часть нашей семьи, и твое мнение мне тоже хотелось бы услышать. Даниэль, мы с папой разузнали цены на протезирование аортального клапана в ближайших клиниках… А затем сравнили со стоимостью этой же процедуры в Европе. Выходит, что операция в Лондоне вместе с перелетом туда и обратно обойдется гораздо дешевле, чем в Штатах. Что скажете, ребята?

– В Лондоне? – переспросил Даниэль. – Я смогу увидеться с бабушкой. И я обожаю Лондон, так что я только за!

– Отличная идея, – согласился Ирвин. – У вас уже есть клиника на примете?

– Роджер всю ночь изучал отзывы в интернете и выбрал, как он уверяет, самую лучшую клинику с самыми опытными врачами.

Ирвин кивнул и растянул губы в улыбке, но она получилась какой-то фальшивой.

– И когда вы улетаете?

– В клинику нужно попасть как можно скорее, но сама операция будет проводиться только после тщательного обследования и подготовки. Еще нужно обсудить со здешними докторами, как скоро Даниэль будет в состоянии перенести полёт.

– Мам, – подал голос Даниэль, откладывая на столик пустой контейнер и вытирая запястьем рот, – я согласен лететь хоть сию же минуту, лишь бы всё это поскорее закончилось.

Когда в палату вошла медсестра с новой капельницей, Ирвину и Сьюзи пришлось удалиться в коридор. Только сейчас парень заметил, что волнистые волосы миссис Марлоу запутались в нескольких местах, а под глазами появились темные круги.

– Так вы в мотеле остановились? – спросил Ирвин. В его голове смутно вырисовывалась картинка того безумия, что родители Даниэля пережили за последние часы: тревожный звонок из больницы, двухчасовая поездка из Уилберга во Фриланд, пробки на шоссе, поиск ночлега, бессонная ночь в попытке найти лучших врачей и при этом такое трогательное желание порадовать сына любимым лакомством.

– Да, здесь рядом совсем, – ответила Сьюзи, устало вздохнув.

– А ваш муж? Уехал домой?

– Нет, у него дела, – миссис Марлоу закатила глаза. – Вздумал расширить бизнес и открыть офис во Фриланде. Почему-то вот прямо сейчас. Кучу денег вбухал в рекламу. Только вчера выписал чек на кругленькую сумму, а тут такое… – она покачала головой.

Ирвин ободряюще коснулся ее плеча.

– Если вам что-нибудь будет нужно, вы можете рассчитывать на меня.

Она подняла на него усталые глаза.

– Ирвин… Я понимаю, что для тебя значит Даниэль, что ты на многое готов пойти ради него. Но я не могу… я не привыкла принимать чью-то помощь.

– А я однажды потерял близкого человека, – почти прошептал Ирвин. – И не хочу потерять еще одного.

Он смотрел в окно, где с неба срывался не то снег, не то дождь. Сьюзи ничего не ответила. Ее отражение в оконном стекле стояло рядом с его, прижав заломленные пальцы к губам.


Ирвин постоянно пропадал в больнице. С работы его уволили после того, как он не появлялся там несколько дней. Не было никаких скандалов, просто будничный звонок шефа, который сообщил, что уже нанял вместо Ирвина другого человека. Ирвин так же спокойно пожал плечами, попрощался и сбросил вызов.

Занятия в колледже он тоже посещал редко. Клэр донимала его звонками по поводу несданных тестов, а однажды лично выловила его в столовой и поставила ультиматум.

– Хардвей, ты в курсе, что ты одной ногой уже в Аннаполисе?

– Чего? – Ирвин поднял голову от тарелки с салатом.

– Летняя сессия не за горами, – Клэр присела на свободный стул напротив него, – а у тебя еще с зимней длиннющий хвост по философии. Во-о-от такой, – она развела руки в стороны. – Я прекрасно осведомлена о планах твоей матушки насчет военной академии, поэтому довожу до твоего сведения: профессор Сименс с должниками не церемонится.

Впасть в немилость к профессору Сименсу действительно не сулило ничего хорошего. Ирвин засел за учебники, а Даниэль, чтобы развеять больничную скуку, вызвался помогать. Когда ему стало немного лучше и врачи разрешили выходить на улицу, как раз пригрело весеннее солнце. Парни шли в больничный парк, подальше от посторонних глаз, и корпели над конспектами. Даниэль не хотел пропускать учебный год, поэтому тоже готовился к экзаменам. Иногда Ирвину надоедали нудные учебники, он откладывал их в сторону и, придвинувшись ближе к Даниэлю, пытался ткнуться губами в его шею, но тот, смеясь, отталкивал его, показывая пальцем на больничные окна, воззрившиеся на них, словно десятки любопытных глаз.

В один из таких солнечных дней парни, вернувшись в палату, обнаружили там Сьюзи. Она была, как всегда, приветлива и чем-то очень взволнована.

– Как себя чувствуешь, дорогой? – спросила миссис Марлоу, поцеловав сына в щеку.

– Нормально, мам, – ответил Даниэль. – Но ты собиралась приехать вечером… Я не ждал тебя так рано.

– Сынок, у меня отличные новости. Я сегодня говорила с твоим врачом. Твое состояние стабилизировалось, а это значит, что мы должны лететь в Лондон. Я уже забронировала билеты, нас будут ждать в клинике в пятницу.

Даниэль растерянно посмотрел на нее, затем на Ирвина.

– Так скоро?

– Милый, ты же сам хотел, чтобы всё скорее закончилось! Не волнуйся, я буду с тобой.

– И папа полетит с нами?

– Он прибудет позже, – Сьюзи погладила Даниэля по голове. – Ему как раз подвернулся хороший клиент, а немного лишних денег нам сейчас не помешает.


В новеньком офисе юридической фирмы еще витали запахи недавнего ремонта. Маргарет вошла в приёмную, в одной стороне которой рабочие собирали какую-то мебель, а в другой уже восседала за стойкой секретарша.

– Здравствуйте, – обратилась Маргарет к девушке. – Моя фамилия Хардвей, мне назначена встреча.

– Мистер Марлоу уже ждет. Позвольте проводить вас в его кабинет, – с этими словами секретарша направилась куда-то вглубь здания, и Маргарет последовала за ней.

Роджер, хмурясь, гипнотизировал взглядом циферблат часов. События нескольких последних недель изрядно прибавили ему морщин и седых волос. Сотрудников он никогда не посвящал в свои проблемы, и те лишь недоумевали, с чего это шеф внезапно сдал. Казалось бы, после открытия офиса во Фриланде дела пошли хорошо, клиенты валили косяком – хороший повод хотя бы иногда улыбаться подчиненным, но нет же, нет…

Из раздумий его вырвал стук в дверь.

– Войдите, – произнес он, машинально принимая деловую позу.

Черты лица вошедшей в кабинет женщины показались Роджеру смутно знакомыми, но как он в них ни всматривался – так и не смог вспомнить, откуда. Между тем, представившись, Маргарет села напротив него и сказала:

– Я уже побывала у нескольких юристов, и никто не согласился мне помочь. Может быть, вы, мистер Марлоу, проникнитесь моей проблемой.

– Хм… И что же у вас за проблема, миссис Хардвей, за которую не взялся ни один юрист? Продолжайте, я весь внимание.

Маргарет достала из сумки папку с документами и начала рассказывать:

– Шесть лет назад погиб мой муж Гордон. Я и мой сын получили в наследство его бизнес – все активы поделили между нами пополам. А еще сыну достался банковский счёт, эти деньги Гордон собирал много лет, специально для него, ими мы оплачивали его учебу в колледже… И вот на днях сын позвонил мне среди ночи и потребовал, чтобы я отдала ему все документы, потому что внезапно он нашел совершенно другое применение этим деньгам. Он пригрозил мне судом, если я не позволю ему забрать деньги из банка, говорил, что его друг попал в беду… Он едва его знает! Я видела этого парня, он очень странный. Возможно, здесь даже замешаны наркотики… Это лишь мои догадки, но я не хотела бы, чтобы он совершил что-то, о чём потом будет жалеть.

– Так что же вы хотите от меня? – спросил Роджер.

Маргарет наклонилась к нему и заговорщицки понизила голос:

– Он не должен получить эти деньги. В августе ему исполнится двадцать один, и я уже буду ему не указ. Гордон не оставил завещания, но что, если бы оно внезапно нашлось? И наш сын не получил бы ни копейки?

– Вы предлагаете мне нарушить закон, миссис Хардвей, – проговорил Роджер, листая документы.

– Скажите, у вас есть дети? – отчаянно прошептала Маргарет. – Вы можете поставить себя на мое место? Я заплачу, сколько вы захотите.

Роджер тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, перелистывая одну за другой подшитые в папку страницы. Внезапно он замер, уставившись на черно-белую фотографию в уголке одной из ксерокопий. На него смотрел пятнадцатилетний, с чуть более длинными волосами, чем сейчас, но всё же вполне узнаваемый Ирвин. Роджер еще раз прогнал в голове рассказ Маргарет, словно магнитофонную запись, и всё встало на свои места, включая знакомые черты лица миссис Хардвей. Как же мало он интересовался жизнью собственного сына, что до сих пор не знал фамилию его единственного приятеля… или кем бы он там ни был.

Подтолкнув пальцем съехавшие на нос очки, Роджер решительно выпрямился, поднял взгляд на Маргарет и положил перед собой папку, накрыв ее ладонью.

– Что ж, миссис Хардвей… Я внимательно изучу ваши бумаги и подумаю, чем можно вам помочь.


========== Глава 7 ==========


В терминале аэропорта стоял гул сотен голосов, улетающие и провожающие хаотично сновали в огромном зале, волоча за собой чемоданы и всматриваясь в висящие под самым потолком электронные табло. У стойки регистрации выстроилась очередь, где-то в ее середине Сьюзи, держа под мышкой документы, коротала время за игрой на телефоне, и никому не было дела до стоящих чуть поодаль двух парней. Их плечи соприкасались, они переговаривались, то и дело близко наклоняясь друг к другу. Проходящие мимо люди из-за шума не могли расслышать ни слова, они лишь бросали на них беглые взгляды и торопились дальше.

Со второго этажа терминала в панорамное окно было видно, как внизу на площадке медленно катаются туда-сюда самолеты.

– Интересно, какой из них ваш? – спросил Ирвин.

– Наверное, вон тот, – Даниэль указал пальцем на небольшой белый лайнер с синими полосками на хвосте. – Он маленький должен быть. Зато в Нью-Йорке пересядем на «Боинг», – парень мечтательно улыбнулся.

Авиапутешествие на другой континент было для Даниэля волшебным приключением. По его словам, он совершенно не боялся летать, напротив – сердце замирало от восторга и осознания того, что ты летишь над облаками на высоте в несколько миль. Ирвин был только рад тому, что он не нервничает, но на душе всё равно было неспокойно. Хоть врачи и уверяли, что Даниэль в состоянии перенести полёт, кто знает, как скажутся на нём все эти пересадки и смена часовых поясов.

Словно прочитав тревожные мысли друга, Даниэль опустил голову, грустно вздохнув. Ирвин незаметно для всех взял его за руку.

– Я прилечу, как только улажу дела в колледже, – произнес он, склонившись к его уху, но не отстраняясь после.

– Я верю в тебя, – Даниэль натянуто улыбнулся, но его глаза выглядели так, будто из них вот-вот брызнут слёзы. – Ты сдал философию профессору Сименсу! Даже для меня это был почти подвиг.

– Даниэль! – окликнула его Сьюзи. Парни не заметили, как подошла очередь на регистрацию. – Проверь, все ли лекарства у тебя с собой, и сдаём багаж.

Покопавшись в висящей через плечо сумке, Даниэль крикнул в ответ:

– Всё нормально, мам!

Он снова повернулся к Ирвину, закусив губу. Его глаза чуть блестели. Какой оттенок они обрели сейчас, трудно было сказать. В зрачках отражалось насыщенно-голубое небо, разделенное пополам инверсионным следом пролетевшего недавно самолета.

Ирвин крепко стиснул Даниэля в объятиях, на мгновение прижавшись губами к его щеке.

– Береги себя, – сказал он и коснулся ладонью груди Даниэля, напротив сердца, словно это каким-то магическим образом могло защитить его.

Они нехотя отстранились друг от друга, когда к ним подошла Сьюзи с посадочными талонами в руках.

– Нам пора в зал ожидания, скоро посадка, – сказала она и, увидев грусть на лицах обоих, с нежностью улыбнулась. – В самолете есть вай-фай, так что вы, мальчики, сможете поддерживать связь.

Ирвин обнял на прощание Сьюзи, пожелал счастливого полета, после чего миссис Марлоу взяла сына под руку, и они пошли вглубь аэропорта, мгновенно растворяясь в толпе.

А Ирвин еще долго стоял у терминала и смотрел, как белый самолет с синими полосками на хвосте отрывается от земли, набираетвысоту, постепенно становится всё меньше и меньше, а затем вовсе исчезает в небесной синеве.


Как только Ирвин заперся в своей комнате в надежде немного расслабиться и проверить скайп, в дверь постучали. На пороге стояла Клэр. Она не успела даже открыть рот, прежде чем Ирвин выставил вперед указательный палец и выпалил:

– Философию я сдал!

Девушка снисходительно улыбнулась.

– Приятно это слышать. Могу я войти?

– Да, конечно, извини, – ответил Ирвин, впуская ее в комнату.

Она отодвинула стул от стола и села. Ирвин отстраненно прохаживался взад-вперед, сжимая в руке телефон.

– Как дела у Даниэля? – спросила Клэр.

– Проводил его на самолет, – глухо отозвался Ирвин. – Надеюсь, в Лондоне ему помогут.

Телефон издал звук входящего сообщения. Ирвин, глядя на экран, улыбнулся одними уголками губ и стал набирать ответ.

– От него? – спросила Клэр, и Ирвин коротко кивнул. Девушка вздохнула, глядя в окно на только начавшие покрываться нежно-зеленой листвой ветви. – Знаешь, я волнуюсь за него. Операция на сердце – довольно рискованное мероприятие.

– Даже лечение зуба – рискованное мероприятие, это я знаю, – недовольно бросил Ирвин.

– Понимаешь, даже если операция пройдет успешно, неизвестно, как будет приживаться имплантат. И он всю жизнь будет вынужден принимать лекарства.

Ирвин положил телефон на стол и сел на кровать, крепко сцепив руки в замок. Он взглянул на Клэр исподлобья.

– Зачем ты мне всё это сейчас говоришь?

– Ирвин, я просто хочу, чтобы ты был готов к тому, что ждёт тебя дальше, – девушка наклонилась к нему и накрыла ладонью его сцепленные до боли пальцы. – Дай мне слово, что не оставишь его.

– Я уже не смогу, – тихо ответил Ирвин, опустив голову. После небольшой паузы он снова поднял взгляд на Клэр. – Ты знала о его диагнозе. До того, как поселила его со мной.

– А еще я знала, что ты надежный человек. Которого он заслуживает. Я ведь старшая по этажу, и должна заботиться о вашем благополучии.

Губы Ирвина дернулись в благодарной усмешке.

– Спасибо.

– Хотела бы я, чтобы и меня кто-нибудь полюбил так же сильно, – Клэр мечтательно покачала головой и поднялась со стула. – Мне пора бежать. Не поверишь, но в этом колледже есть еще более нерадивые студенты, чем ты.

Клэр ушла, и стук ее каблуков эхом разнесся по коридору, предвещая для какого-то лентяя нравоучительную беседу. Ирвин упал лицом в подушку, однако снова услышал стук в дверь. Ругаясь про себя, со страдальческим стоном парень поплёлся открывать.

– Ирвин Хардвей? Добрый день, – поприветствовал его курьер в нелепой зеленой бейсболке. – Вам письмо.

Ирвин забрал конверт, расписался о получении и вернулся в комнату.

– Ну, и что это за фигня? – пробормотал он, отрывая уголок и доставая письмо. – Повестка в суд? – Ирвин бегло прочел заверенную печатью бумагу, смял ее и зло швырнул в стену. – Мама, блин!


Зал суда, ярко освещенный огромной старинной люстрой, был обставлен столами из темного дерева. Ирвин сидел за одним из них и с интересом осматривался вокруг. Место напоминало библиотеку Гринстоуна, правда, здесь публика была чуть более пафосной. Позади тихо переговаривались какие-то люди в строгой одежде, у двери стоял охранник и с каменным выражением лица следил за присутствующими.

Через несколько минут в зал впорхнула улыбчивая блондинка в короткой юбке и красном пиджаке, едва сходившемся на пышном бюсте – адвокат, которого Ирвину предоставил суд. Это было одним из решений предварительного заседания, на которое Ирвина не пригласили. Мисс Пирсон – так звали адвоката – сама связалась с ним, а при встрече, кажется, пыталась флиртовать. По крайней мере, незаметно расстегнуть пару верхних пуговиц на блузке в процессе разговора как-то умудрилась. Девушка подчеркнуто грациозно опустилась на стул рядом с Ирвином, и у него защипало в носу от резкого запаха духов.

В дверном проеме появилась Маргарет. Она мельком взглянула на сына, прошла в противоположную сторону зала и села за стол. Ирвин фыркнул и отвернулся, предпочтя наблюдать за громилой-охранником. От скуки Ирвин мысленно насчитывал себе по очку каждый раз, когда замечал малейшее движение у того на лице. Пока очков выходило два.

Однако в следующее мгновение парень даже привстал от удивления. В зал вошел не кто иной, как Роджер Марлоу. Он занял место рядом с Маргарет, бросил на Ирвина быстрый взгляд и поджал губы.

– Что, чёрт возьми, происходит?! – воскликнул Ирвин и вскочил с места. Мисс Пирсон вскрикнула от неожиданности. – Что это за цирк, мама?! – Роджер приложил палец к губам, велев молчать. – А вы… вы… – Ирвин повернулся к нему, не находя слов от избытка эмоций, но его пыл остудил шкафоподобный охранник, схватив парня за локоть и потащив обратно к его месту. – Руки убери, мудила! – огрызнулся Ирвин. Глаза охранника недовольно сузились. Три очка.

Ирвин потёр локоть. Хватка у этого гуманоида была что надо, к тому же он больно припечатал Ирвина спиной к спинке стула. Охранник как ни в чём не бывало снова встал у двери. Сколько же лет он вот так торчал истуканом, пугая честной народ?..

Тем временем голоса в зале смолкли, и дверь закрылась за последними вошедшими.

– Итак, все в сборе? – невысокая полная женщина средних лет в черном деловом костюме оглядела присутствующих из-под очков. – Тогда начнём, времени в обрез.

Судья – только сейчас стало понятно, что это была именно она – прошла на своё место, за ней просеменила секретарша и положила перед ней небольшую стопку бумаг. Ирвин усмехнулся про себя: никаких тебе белых париков и аляповатых мантий, которые доводилось видеть в фильмах.

– Судебное заседание объявляется открытым, – произнесла судья и ударила молоточком по подставке. – Рассматривается дело об оспаривании наследства.

Когда все формальности были соблюдены, судья дала слово представителю истца. Роджер поднялся и прочистил горло.

– Ваша честь, – начал он, – как уже было сказано на предварительном заседании, моя клиентка Маргарет Хардвей овдовела несколько лет назад. Состояние покойного Гордона Хардвея было распределено поровну между миссис Хардвей и их сыном, который на сегодняшний день еще не достиг совершеннолетия*. Миссис Хардвей обратилась ко мне после того, как в ее доме был вскрыт сейф ее покойного мужа, в котором обнаружилось завещание, где единственным наследником указана Маргарет Хардвей. В связи с этим я от имени своей клиентки прошу уважаемый суд пересмотреть распределение наследства Гордона Хардвея согласно вновь открывшимся обстоятельствам, а также обязать ответчика вернуть истцу уже потраченную часть денежной суммы.

Судья кивнула, когда Роджер закончил, и обратилась к Маргарет:

– Истец, вы всё еще поддерживаете свои требования?

– Да, Ваша честь, – ответила миссис Хардвей.

– Что ж, тогда выслушаем сторону ответчика.

Стоило мисс Пирсон встать, как сидящие позади люди в строгих костюмах начали перешептываться. Судья застучала молоточком, призывая к порядку, и адвокат заговорила:

– Ваша честь, мой клиент уверен, что его отец не мог не указать его в завещании. Кроме того, денежную сумму, упомянутую представителем истца, миссис Хардвей потратила на учебу ее сына в колледже по ее собственной инициативе, поэтому даже если завещание подлинное, истец не вправе требовать эти деньги у моего клиента.

– Благодарю вас, – произнесла судья. – Ответчик, хотели бы вы что-нибудь добавить?

Ирвин встал и, злобно зыркнув на мать, громко заявил:

– Да, Ваша честь. Эта безумная женщина хочет обобрать меня до нитки!

Маргарет закатила глаза. В зале снова зашелестели голоса, но тут же прервались стуком судейского молоточка. Судья устало вздохнула и сказала:

– По протоколу я вынуждена спросить, не желают ли стороны заключить мировое соглашение…

– Нет! – в один голос отрезали Ирвин и Маргарет.

– Что ж, на предварительном заседании суд назначил экспертизу предоставленного истцом завещания. В зале присутствует коллегия экспертов, которые должны озвучить своё заключение, прежде чем суд продолжит разбирательство. Прошу вас, господа.

Один из сидевших сзади мужчин подошел к судейскому столу, чтобы все его видели. В руке он держал злосчастное завещание.

– Уважаемый суд, – сказал он, – коллегия независимых экспертов внимательно изучила предоставленный документ, а также образцы почерка Гордона Хардвея. Ничто не вызывало у нас подозрений, пока мы не дошли до печати. Уж не знаю, известно ли об этом миссис Хардвей, но это не печать нотариуса, а какая-то бутафория. Она изготовлена в кустарных условиях, работа довольно грубая, к тому же в названии нотариальной конторы целых две орфографических ошибки. Текст мелкий, невооруженным глазом это не сразу заметишь.

Маргарет округлила глаза и уставилась на Роджера. Тот сделал вид, что очень занят протиранием очков. Эксперт продолжил:

– Наше заключение таково: завещание недействительно, эта бумага не имеет никакой юридической силы.

– Спасибо, можете вернуться на своё место, – сказала судья. – Итак, суд располагает достаточной информацией, чтобы вынести решение. Объявляется перерыв. Представители истца и ответчика, пройдемте в совещательную комнату.

Судья и секретарша собрали все свои бумаги и вместе с обоими адвокатами покинули зал. Эксперты начали о чём-то переговариваться, некоторые из них проследовали к выходу. Маргарет тоже куда-то исчезла.

Ирвин уткнулся лбом в крышку стола и закрыл глаза. В последнее время он спал мало и беспокойно, мучаясь от слишком ярких сновидений, чего с ним не бывало никогда раньше. Ему грезились самолеты, рассекающие облака, словно кусочки ваты, пасмурный Лондон, смотрящий на него своим огромным глазом*, сверкающее лезвие скальпеля в руке хирурга… О лечении они с Даниэлем говорили мало. Во время звонков по скайпу Ирвин видел его в больничной палате, иногда из его руки торчала игла капельницы, где-то на фоне попискивал кардиомонитор, но Даниэль, казалось, привык ко всему этому и не обращал внимания. Чаще всего они вслух мечтали о том, как скоро будут вместе кататься на катере по Темзе, гулять по лондонским улицам и шарахаться от проезжающих машин из-за непривычки к левостороннему движению. А невозмутимые англичане будут лишь снисходительно поглядывать – мол, американцы, что с них взять…

Прошло добрых полчаса, пока перерыв не закончился. Люди вернулись в зал, и когда все расселись по местам и затихли, судья вынесла вердикт:

– Суд отказывает истцу в удовлетворении иска. В силе остается распределение наследства по закону. Не смею никого больше задерживать. Решение принято, заседание окончено, – она стукнула молоточком. – Скорее освобождайте помещение, у меня сегодня еще много дел на рассмотрении.

Зал начал пустеть, но Маргарет не спешила покидать свое место. Она всё еще с недоумением смотрела на Роджера.

– Что вы наделали? – процедила она сквозь зубы. – Я полагалась на вас! Как вы могли меня так подставить?

– Миссис Хардвей… Успокойтесь и выслушайте меня, – Роджер вздохнул. – Помните, вы спросили, есть ли у меня дети? Так вот, у меня есть сын. И, кажется, вы с ним даже знакомы. Его зовут Даниэль.

Маргарет изумленно раскрыла рот и медленно поднялась со стула, часто моргая.

– Так вы… Он ваш… – она запиналась, не в силах связать слова в осмысленную реплику.

– Он не наркоман, а действительно очень болен. А ваш Ирвин давно уже не мальчик. Он решился на благородный поступок, так смиритесь же с этим. Простите за весь этот цирк. Все ваши деньги я верну до последнего цента. Я взялся за эту авантюру лишь потому, что иначе вы бы пошли к другому юристу, у которого нет больного сына, который дружит с вашим, – Роджер устало наморщил лоб и снял очки, глядя в глаза Маргарет. – Вам еще повезло, что вас не обвинили в подделке документов.

Маргарет так ничего и не сказала. Набросив сумку на плечо, она выбежала прочь.

– Я вышлю вам чек, – крикнул Роджер ей вслед, минуя дверной проем.

Ирвин подошел к нему с опаской, словно к неведомому зверю. Маргарет уже умчалась, и только ее быстрые шаги еще несколько секунд было слышно за углом коридора. Роджер мигом забыл о ней, достал из портфеля папку с бумагами и вручил ее Ирвину.

– Держи, это твоё.

– Спасибо, – ответил парень. – Только я не понимаю… Как вы вообще встретились?

– Не поверишь, чисто случайно. Она сама ко мне пришла.

Ирвин взял в руки папку и раскрыл ее. Первой страницей лежало липовое завещание. Размашистые угловатые буквы казались до боли знакомыми.

– Это можешь выбросить, – махнул рукой Роджер.

– Так это фальшивка?! – Ирвин удивленно вскинул брови. – Это же точь-в-точь папин почерк!

Мистер Марлоу гордо усмехнулся:

– Еще в третьем классе я подделывал почерк учительницы так, что она сама не могла отличить.

Они не спеша двинулись к выходу из здания. Ирвин задумчиво перелистывал подшитые в папку листы. Наверное, впервые он пожалел о своём легкомысленном отношении к учёбе. Посещай будущий экономист Ирвин Хардвей нудные лекции чуть чаще – может, сейчас он бы не смотрел на банковские документы с полным недоумением.

Роджер остановился на верхней ступеньке крыльца и закурил, щурясь от яркого апрельского солнца. Ирвин, наконец, собрался с мыслями и сказал:

– Мистер Марлоу… Значит, вы примете мою помощь?

– У нас нет выбора, – вздохнул Роджер. – Проблема, которую британские врачи обнаружили у Даниэля, предполагает дополнительные расходы.

– Что за проблема? – насторожился Ирвин. – Что-то серьезное?

– Слабые сосуды, если вкратце. Это вылечится со временем, но методику операции придется изменить. Обычно при малоинвазивном протезировании клапана катетер вводят в бедренную артерию, и он по кровяному руслу попадает в сердце. Даниэля долго мучили всякими исследованиями и решили, что доступ будет произведен через грудную клетку. Разрез будет маленьким, но всё же это более серьезное вмешательство, чем планировалось. Он тебе не говорил, да?

Ирвин покачал головой.

– Он не всё мне рассказывает. Не хочет, чтобы я переживал.

– Он такой, – улыбнулся Роджер. – Помню, как в детстве он был очень неуклюжим, постоянно падал и сбивал коленки. Сьюзи охала над каждой его царапиной, так Даниэль плакал не от боли, а потому что не хотел расстраивать маму. У него высокий болевой порог, так врачи говорили. Никогда не боялся ни уколов, ни капельниц… Но надеюсь, скоро это всё останется для него в прошлом.

Роджер бросил погасший окурок в урну.

– Знаете, – сказал Ирвин, – я, кажется, не очень разбираюсь во всех этих банковских делах… Куда и как переводить деньги и всё такое…

– Ничего страшного, я помогу, – успокоил его Роджер. – Можем прямо сейчас поехать в мой офис и там всё обсудить. Я уже завтра улетаю в Лондон, а у тебя все документы с собой, так зачем терять время?

Мистер Марлоу кивком указал на свою припаркованную машину. В этот момент Ирвин вдруг учуял резкий аромат духов. Не поворачивая головы, он скосил глаза на дверь и увидел выходящую из здания суда мисс Пирсон. Она медленно шла, виляя бёдрами, и уже открыла было рот, чтобы пригласить Ирвина на чашечку кофе или чего-нибудь покрепче, но они с Роджером, не долго думая, юркнули в машину, и мистер Марлоу дал по газам.

Комментарий к Глава 7

Возраст наступления совершеннолетия в США различается в зависимости от штата: 18, 19 или 21 год.


Лондонский глаз (London Eye) – колесо обозрения высотой 135 метров, одно из крупнейших в мире. Расположено в лондонском районе Ламбет на южном берегу Темзы.


========== Глава 8 ==========


Холл на первом этаже общежития был, как и каждый вечер, заполнен студентами. Ирвин сидел на диване и листал газеты с объявлениями о работе. На ближайшем столике их уже высилась приличная стопка, однако подходящих вариантов не было. Оказалось, что быстро подзаработать в конце учебного года практически невозможно: в это время все студенты ищут себе работу на лето, и вакансии расхватывают быстрее, чем рожки мороженого в июльский полдень.

Кто-то хлопнул Ирвина по плечу, и он вздрогнул.

– Что, совсем на мели? – сочувственно произнес Берт, кивая на очередную отброшенную на столик газету. – Мама перестала давать денежку?

– Я с ней не общаюсь, – неохотно ответил Ирвин. С того самого дня, когда проходил суд, от его матери не было ни единого звонка, а набрать ее номер самому не позволяла гордость.

Берт плюхнулся на диван, понимающе вздохнул и тут же сменил тему:

– На этих выходных начинаем тренироваться на стадионе. Ты еще в команде или как?

– Берт, прости, но мне сейчас не до этого. Я сдам все тесты до конца недели, а потом улечу в Лондон, и… я не знаю, сколько там пробуду. Как назло еще с деньгами напряг…

Задумчиво пожевав губу, Берт наклонился к Ирвину и заговорщицки шепнул:

– Чувак, если хочешь срубить четыре куска баксов за один вечер, могу предложить один вариантик.

Ирвин прищурился, недоверчиво глядя на Берта.

– Любопытно. Я всегда считал, что срубить четыре куска за вечер может только звезда поп-сцены или элитная куртизанка.

– Нечто подобное я и предлагаю.

– В смысле?

– Всё, что тебе понадобится – это твое тело. И там будут зрители.

Уклончивые ответы Берта начинали раздражать.

– Ты можешь изъясняться понятнее? – едва не воскликнул Ирвин, теряя терпение.

– Бои в клетке. Слышал о таком?

– Да, по телеку видел. Берт, я вообще не боец.

– Ты спортсмен, в отличной форме, – Берт ободряюще похлопал Ирвина по спине. – Не дрейфь, там все любители. И весовые категории соблюдаются. В общем, подумай. Вот тебе адресок, – он протянул Ирвину сложенную пополам визитку, – и, если согласен, приходи завтра в десять вечера. Четыре куска-а-а… – протянул он, поднимаясь с дивана, подмигнул и уже через секунду куда-то удрал.

Ирвин развернул потрепанную от долгого нахождения в кармане Бертовой куртки визитку. Клуб «Антиматерия» вмещал под своей крышей спортивный зал, бар и небольшую концертную площадку. Но, видимо, этим функционал заведения не ограничивался. Район, в котором находился клуб, имел дурную славу. Там и днём-то старались не появляться без особой надобности, а ночью большинство таксистов отказывались туда ехать.

Воровато оглядевшись по сторонам, Ирвин спрятал визитку в карман. Не так давно он перевел почти все свои деньги на счет клиники, где находился Даниэль. Затем последовали экзамены, и заработать никак не получалось… Он сам не заметил, как остался почти без гроша накануне вылета в Англию. Брать взаймы Ирвин не привык.

Четыре тысячи за один вечер? Тут было над чем подумать.


В назначенный час Ирвин был возле «Антиматерии». У входа, прислонившись к грязной кирпичной стене, ждал Берт.

– Честно говоря, я думал, ты не придешь, – сказал он и кивнул на дверь, приглашая Ирвина последовать за ним. – Пошли.

Сразу за дверью располагался бар. Запахи крепкого алкоголя и табачного дыма ударили в нос, а от грохочущих музыкальных басов завибрировала грудная клетка. Полуголые официантки, покачивая обтянутыми мини-юбками бедрами, лавировали между столиками, ловя на себе похабные взгляды. Публика здесь собралась разнообразная: байкеры в кожаном облачении, черные парни в банданах и приспущенных штанах, с пистолетами, заткнутыми за ремень, разукрашенные девицы с волосами кислотных цветов… За одним из столиков собралась компания мужчин, внешне напоминающих обычных фермеров. Официантка выпорхнула из-за барной стойки, ловко подхватив заставленный пивными бокалами поднос и, подойдя к столику фермеров, привычными движениями расставила пиво. Мужчины начали рыться в своих карманах, каждый достал несколько мятых купюр и засунул их официантке между грудей, чудом держащихся в пределах декольте.

Берт повёл Ирвина к противоположной стене бара, к двери с табличкой «Только для персонала». Как ни в чём не бывало, Берт открыл ее и пропустил Ирвина в полутемный коридор. При свете тусклой пыльной лампочки можно было разглядеть сваленные у стены барные стулья, пустые бутылки и еще какой-то хлам.

– Сейчас я познакомлю тебя с ребятами, которые всё объяснят, что да как, – сказал Берт, когда они подошли к лестнице, ведущей куда-то вниз. Оттуда доносились голоса и, судя по всему, народу там собралось немало. Спустившись, Берт отворил очередную дверь.

Это был внушительных размеров зал, в центре которого находился восьмиугольный ринг, обтянутый толстой металлической сеткой. У стены стояли столики, такие же, как и в баре наверху. Большинство из них уже были заняты.

У входа парней встретил двухметровый стриженый качок в черной борцовке.

– Это кто? – пробасил он, кивнув на Ирвина.

– Новенький, – ответил Берт. – Зак здесь?

Громила молча указал взглядом на один из столиков. Там сидели трое парней и две девушки, потягивая пиво и оживленно болтая. На вид они казались наиболее цивилизованными представителями здешнего контингента.

– Зак тут всем заправляет, – пояснил Берт, пока они с Ирвином приближались к столику. – Клайд – его дружбан – рефери. А остальные – просто их друзья, которые любят здесь тусоваться.

Подойдя к столику, Берт громко всех поприветствовал, пожал руки, в том числе и девушкам, и сказал, подтолкнув Ирвина ближе:

– Это мой друг, о котором я рассказывал. Решился-таки попытать счастья на ринге.

– Так ты, значит, Ирвин? – причесанный брюнет в брюках и белой рубашке приподнялся со своего места и протянул руку. – Зак.

Затем по очереди представились все остальные.

– Клайд, – круглолицый парень в черной футболке крепко сжал ладонь Ирвина.

– Лилия, – улыбнулась блондинка с короткой стрижкой.

– Мирабелла, – томно прикрыв глаза, длинноволосая брюнетка протянула руку с острыми красными коготками. – Но ты, красавчик, можешь называть меня Микки.

Сидящий рядом Зак одёрнул ее:

– Успокойся, милая. Насколько я знаю, он не по этой части.

Ирвин покосился на Берта, многозначительно прочистив горло. Тот, как будто не при делах, разглядывал обшарпанный потолок.

Между тем, Ирвин только сейчас заметил, что людей за столиком стало меньше.

– С вами был еще один парень. Куда он делся?

– Это Фред, – подал голос Берт. – Нелюдимый чурбан, совсем как ты. Он, кстати, мой кузен, но мы редко видимся. И только здесь.

Фред… Его лицо почему-то показалось знакомым. Длинная блондинистая шевелюра, затянутая в тугой хвост на затылке, и рассеченная шрамом бровь – всё, что Ирвин успел отметить в его внешности, пока он не испарился. Берт никогда не знакомил Ирвина со своим кузеном. Но где-то они точно виделись раньше…

– Ну, так что, участвуешь? – вырвал Ирвина из раздумий Зак.

– Да, но… сперва разъясните правила.

– Правило одно: публике должно нравиться. Импровизируй. Гонорар получишь весь, если победишь. Половину, если проиграешь. Бой можно выиграть нокаутом или по очкам. Вон там, – Зак показал на сдвинутые столы возле клетки, – будет сидеть независимое жюри. Они, по правде говоря, оценивают не сами приемы, а то, как на них реагирует публика. Нам нужно, чтобы люди приходили сюда снова и снова, понимаешь? Постарайся их хорошенько разогреть. Удачи, – Зак хлопнул Ирвина по плечу и куда-то ушел. Вот-вот должен был начаться первый бой.

Зрители столпились возле клетки, уже изрядно взбодрённые пивом и требовали зрелища. Берт взял Ирвина за локоть в повёл в какую-то подсобку. Там было что-то вроде раздевалки, со скамьями и металлическими шкафчиками. Дюжина бойцов ожидала своего выхода на ринг.

– Сейчас будет жеребьевка, – пояснил Берт.

– Слушай, – шепнул ему Ирвин, – а ты сам хоть раз был на ринге?

– Я? Ха-ха… Нет, как-то не приходилось. Ну, я буду там, в первых рядах, – с этими словами Берт покинул раздевалку.

Через несколько минут появился рефери Клайд. Все бойцы по очереди встали на весы, после чего пары соперников были распределены посредством вытягивания зубочисток разной длины. Ирвину достался крепко сбитый парнишка с азиатскими чертами лица, чем-то напоминающий Брюса Ли. Он разминался перед боем, прыгая по раздевалке, словно заведенный. А когда он наклонился, чтобы поправить носок, Ирвин заметил, что у него перебинтована лодыжка. Наличие слабого места на теле соперника порядком обнадёживало.

Как новичку, Ирвину разрешили посмотреть первый бой. Он пробрался в толпу зрителей, случайно наступив кому-то на ногу и получив болезненный тычок под лопатку. Интуиция подсказывала, что это было далеко не самое тяжелое увечье, которое он получит сегодня.

Из колонок зазвучал тяжелый рок, знаменуя начало состязания. Зрители расступились, образовав живой коридор от раздевалки до ринга. Под восторженные крики толпы по нему прошествовал первый боец, всячески рисуясь и демонстрируя мускулы, пока рефери объявлял его имя в микрофон. Затем тот же путь проделал его соперник. То, что было дальше, напоминало классический боевик: бойцы бросали друг друга о ринг, так, что сетка дрожала и поскрипывала, удары руками и ногами сыпались во все возможные места, а когда дело доходило до захвата, казалось, что сквозь крики и визги толпы слышен хруст костей, а гримасы боли на обливающихся потом лицах бойцов были точно не актерской игрой. На какой-то миг Ирвину захотелось незаметно, вдоль стены удрать отсюда ко всем чертям, однако, помня, ради чего он пошел на это, он храбро остался ждать своего часа.

Ирвин вернулся в раздевалку, предпочтя потратить время, оставшееся до боя, на разминку. Азиат уже не прыгал, а сидел на скамейке, закрыв глаза, и, кажется, медитировал. Возможно, настраивался на ментальную связь с каким-нибудь своим сэнсэем?

Наконец, рефери объявил бой Ирвина и его соперника. Первым на ринг отправился мигом вышедший из транса азиат. Колонки жутко фонили, и его имя Ирвин так и не расслышал. Тем более, что уже объявляли его собственное.

Он шел по живому коридору, пытаясь расслышать, что же кричат все эти люди, но голоса сливались в сплошной какофонический рокот. Кто-то в глубине толпы поднял над головой руку с опущенным большим пальцем. Преодолев половину пути, Ирвин снял футболку. Шум будто стал тоньше и выше, стоявшие поблизости девушки махали ему – кто руками, кто бутылками с пивом – и восторженно визжали.

Прежде, чем впустить Ирвина в клетку, на его руки надели кожаные перчатки без пальцев, похлопали по карманам джинсов и, не обнаружив там опасных предметов, пригласили на ринг, в противоположной стороне которого прыгал с ноги на ногу, как теннисный мячик, азиатский парень.

– Бой! – воскликнул рефери.

Азиат принял защитную стойку и начал скакать вокруг Ирвина, готовясь нанести первый удар. Не дожидаясь такового, Ирвин решил начать с подножки. Удар пришелся точно по поврежденной лодыжке соперника. Тот покачнулся, но на ногах устоял. Крикнув что-то не по-английски, он высоко вскинул ногу, но Ирвин ловко перехвалил ее, и уже через секунду оба оказались в партере. Ирвин заломил руку азиата за спину, тот вскричал от боли и брыкнулся, умудрившись больно ударить Ирвина пяткой по спине.

Пришлось отступить. Ирвин откатился в сторону и поднялся. Публика кричала и свистела, какая-то девушка в первом ряду задрала майку, как только Ирвин посмотрел на нее. Пока дела шли неплохо.

Но нельзя было отвлекаться на подвыпивших девиц – противник вновь кружил около него, как кобра. Потеряв бдительность, Ирвин пропустил удар в солнечное сплетение. Он согнулся от боли, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, но соперник набросился на него сверху и повалил на пол.

Теперь уже Ирвин стал жертвой болевого захвата. Плечо зловеще хрустнуло, когда азиат рванул его руку вверх. Пытаясь собраться с силами и высвободиться из цепкой хватки, Ирвин увидел прямо перед собой на полу красноватые разводы – пятно крови, оставленное чьим-то разбитым носом, вытерли наспех и не до конца. Странным образом оно подействовало как доза нашатыря – Ирвин рванулся вперед и впечатался в сетку, оставив соперника лежать в партере. Ирвин пнул его ногой в живот, пока он не успел подняться. Затем упал сверху, ударив локтем по почкам азиата. Тот на время потерял ориентир в пространстве и лишь скулил от боли. Воспользовавшись моментом, Ирвин поднял распластавшееся тело и швырнул о ринг через плечо.

Публика оглушающее взревела. Ирвину уже казалось, что разрыв барабанных перепонок станет в этот вечер самой серьезной травмой. Пока он переводил дыхание, а рефери отсчитывал секунды до нокаута, азиат ползком добрался до сетки и, цепляясь за нее, смог встать. Затем он внезапно ринулся вперед. Ирвин лишь успел заметить, как в его руке блеснуло что-то металлическое. «Кастет», – последнее, что пронеслось в голове, после чего левую скулу обожгло ударом, и наступила темнота.


…Топот множества ног и оживленные студенческие голоса сотрясали теплый послеобеденный воздух. То и дело кто-то проносился мимо и задевал плечом или огромной дорожной сумкой.

– Не переживай, вы точно поладите, – сказала Клэр, хлопая Ирвина по плечу.

– Будешь жить с ботаником? Ну, удачи, чувак, – Берт повторил ее жест.

Ирвин всего на миг прикрыл глаза, чтобы снисходительно кивнуть. В ту же секунду Берт и Клэр исчезли. Ирвин огляделся. Он стоял посреди абсолютно пустого коридора на втором этаже общежития колледжа Гринстоун. В тишине раздавалось лишь тиканье настенных часов, и пульс в такт ему стучал в висках. Ирвин нерешительно двинулся к своей комнате. Вот дверь с номером «208». Рука замерла в дюйме от ручки. Сейчас он повернёт ее. Пульс ускорялся с каждым ударом, и тиканье часов, казалось, вторило ему, становясь всё громче, поглощало в себя все остальные звуки, пока не превратилось в оглушительный грохот. Всё тело от головы до пят пронзила острая боль. Ирвин одернул руку от дверной ручки и со всех ног бросился прочь. Прочь из этой общаги, из этого кампуса, из этого города! Дома, машины, деревья, небо, асфальт под ногами теряли свои цвета, становясь кроваво-алыми. Он бежал, не чувствуя заплетающихся ног, пот катился по лицу, шее, затекал ручьями за шиворот. Прочь отсюда! А грохот то ли часов, то ли его сердца, то ли чьего-то еще не прекращался, он будто звучал сам по себе в его голове. Он обрёл голос. Он звал его.

– Ирвин! Куда ты? Не бросай меня! Ты обещал!..


– Лорен! Кажется, он оклемался!

Голова раскалывалась до тошноты. Незнакомый мужской голос раздался где-то рядом, затем послышались быстрые удаляющиеся шаги. Затекшие конечности не чувствовались, лишь в том месте, где должна была быть правая рука, слегка ныло. Ощущение невесомости дополнялось невыносимым головокружением. Ирвин с трудом разлепил веки, и яркий свет больничных ламп резанул глаза. Он хотел оглядеться, но стоило лишь слегка приподнять голову, как внутренности подкатили к горлу и стали проситься наружу.

В этот момент кто-то вбежал в палату. Над Ирвином нависли два расплывчатых белых силуэта.

– Не вставайте! У вас сильное сотрясение, – сказал женским голосом силуэт поменьше, и чьи-то руки уложили Ирвина в прежнее положение.

– Нет… – хрипло пробормотал Ирвин, едва ворочая пересохшим языком. – Я должен лететь в Лондон…

Левую щеку будто что-то стягивало, к тому же каждый вдох отдавался болью в груди.

– Какой еще Лондон? – мужской голос звучал насмешливо. – Дружище, ты несколько часов провалялся в отключке.

– Мой друг умирает…

– У него бред, – произнес женский голос.

Силуэты начинали принимать очертания серьезной миниатюрной женщины с хвостиком на голове и полноватого молодого парня, наверное, интерна. Источником боли в правой руке оказалась капельница. Слева попискивали приборы, совсем как тогда, в палате Даниэля.

– Здорово же тебя приложили, – не унимался интерн. – Как еще череп не треснул! Знаешь, Лорен, с каким звуком трескается череп? Как спелый арбуз. Хруп!

Врач, проверявшая всё это время показания приборов, не выдержала:

– Уэсли, ради бога, следи за лексикой! В соседней палате тебя ждёт двадцатишестилетняя незамужняя пациентка с переломом ноги. Вот иди и расскажи ей… про арбузы. А я здесь справлюсь сама.

– Перелом ноги, говоришь? Ну, ладно, – промычал себе под нос интерн и вышел за дверь, что-то насвистывая.

– Простите моего коллегу, он немного грубоват, – сказала врач и улыбнулась. – Вы помните, что с вами произошло?

Ирвин хотел было отрицательно помотать головой, но вовремя вспомнил, что лучше не шевелиться.

– Ни черта не помню… Я был в баре с друзьями, и… всё.

– Ретроградная амнезия, – пояснила доктор. – Обычное явление при черепно-мозговых травмах. Вас нашла некая парочка, которая возвращалась домой поздно ночью. Вы лежали без сознания прямо на тротуаре в луже крови. Скула рассечена, пришлось наложить швы. Сломано два ребра. Кости черепа, к счастью, не повреждены, но ушиб довольно серьезный. Мы вынуждены продержать вас здесь какое-то время, чтобы убедиться, что не образуется внутричерепная гематома.

– Чёрт… – простонал Ирвин. – Где мой телефон?

– При вас не было ничего. Ни телефона, ни денег, ни документов. Очевидно, вас ограбили. И мы всё еще не знаем, как вас зовут.

– Ирвин… Ирвин Хардвей.

– Хорошо, – врач сделала пометку на листе бумаги, который был прикреплен к изножью койки. – Теперь мы сможем найти вашу медкарту в электронной базе. И… учитывая обстоятельства, мы были вынуждены сообщить в полицию об инциденте. Они хотят с вами пообщаться.

Полиция? Этого еще не хватало… Ирвин бегло прикинул план – сослаться на ретроградную амнезию и сказать, что просто тусовался в баре и ничего не помнит. По правде говоря, события вчерашнего вечера уже восстанавливались в его голове. Его подставили, забрав и гонорар, и наличные из карманов, и кредитку. Телефон он оставил в кармане куртки в раздевалке – очевидно, не побрезговали и им. Неужто Берт влез в такую грязь? С него станется, но это уже слишком… Ирвин решил, что обязательно разберется с ублюдками позже, а сейчас нужно было поскорее выбраться из больницы и лететь к Даниэлю.

– Хорошо, – сказал Ирвин, – я поговорю с полицией. Только сначала… могу я позвонить матери?


Маргарет медленно вошла в палату, опустив глаза. Она заговорила не сразу, а с минуту стояла у двери, теребя ручку сумочки. Было раннее утро. Первые солнечные лучи полосками пробивались сквозь створки жалюзи.

– Привет, сынок, – наконец, произнесла Маргарет и сделала несколько шагов к кровати, всё еще не решаясь поднять взгляд.

– Доброе утро, – сухо ответил Ирвин, смотря в окно.

Миссис Хардвей присела на стоящий у койки стул и тихо сказала:

– Прости.

Ирвин повернул голову. Сейчас это движение уже не приносило таких страданий, как пару часов назад. Только скулу жгло и ныли рёбра.

– Я вела себя как самовлюбленная идиотка, – тем временем продолжала Маргарет. – Мне так жаль, что я не смогла понять тебя, твои чувства… Я хотела как лучше, и вот… мы встречаемся здесь.

– Ну, в этом твоей вины нет, – заметил Ирвин.

Маргарет, наконец, взглянула ему в глаза. Она протянула руку и коснулась его волос, в которых осталось немного запекшейся крови.

– Не знаю, сможешь ли ты меня простить, – сказала она и достала из сумки небольшой конверт, – но прими вот это.

Ирвин взял его и поднес к лицу, заглядывая внутрь.

– Что это? – его глаза округлились.

– Деньги на билет до Лондона и на текущие расходы в поездке. Должно хватить. Тебе ведь нужно туда… К нему.

– Мама… – только и смог выдохнуть Ирвин.

– Вы с Даниэлем заслуживаете счастья. Он милый мальчик. Прости, что я плохо думала о нём, – голос Маргарет дрогнул, и она сделала глубокий вдох. – Всё это время я молилась за вас обоих.

По ее щеке скатилась слеза. Ирвин неуверенно протянул руку и стёр ее тыльной стороной ладони.

– Я пока не могу встать. А то бы тебя обнял.

Маргарет улыбнулась сквозь слёзы и наклонилась к сыну. Слегка сжимая его плечи и целуя в висок, она сказала:

– Даже не знаю, что еще могу для тебя сделать.

– Мне бы хоть один звонок в Лондон, – с надеждой ответил Ирвин. – В твоем телефоне есть скайп?


========== Глава 9 ==========


Утренний Лондон встретил проливным дождем и грозой. Самолет больше часа кружил над Хитроу, не решаясь спуститься под плотные, сверкающие молниями тучи. Ирвина отчаянно тошнило, но он держался из последних сил, уткнувшись головой в переднее кресло. В наушниках грохотал индастриал. Ирвин сам не заметил, как с подачи Даниэля полюбил тяжелую музыку. Сейчас она немного отвлекала от боли, раскалывающей голову надвое. Ему следовало находиться в больнице еще как минимум неделю, однако операция Даниэлю была назначена на сегодня.

Едва ступив ногами на землю, Ирвин набрал его номер. Трубку взяла Сьюзи. В ее голосе не чувствовалось ни волнения, ни усталости, но не было и тех жизнерадостных ноток, которые Ирвин привык слышать. Она сказала, что Даниэля уже готовят к операции, и лучше поторопиться.

Черный кэб, словно огромный жук, неуклюже полз по мокрому асфальту. Редкие дождевые капли еще падали с неба, покрывая стекло неровными прозрачно-серыми дорожками.

– Простите, нельзя ли побыстрее? – нетерпеливо ёрзая на заднем сиденье, обратился Ирвин к таксисту.

– Я еду с максимальной разрешенной скоростью, сэр, – невозмутимо ответил тот.

– Видите ли, мне нужно… – Ирвин зажмурился от очередного приступа головной боли и подоспевшей следом тошноты. – Ах… Ничего…

Он прислонился виском к прохладному стеклу. Справа проносились встречные машины, по бокам однообразного шоссе мелькали бесчисленные деревья, а над зеленым горизонтом уже пробивались сквозь тучи солнечные лучи. Вскоре дорога эстакадой поднялась над городом, и Лондон предстал перед Ирвином во всей своей многоликости: футуристические небоскребы из синего стекла перемежались россыпью коричневых крыш старинных домов, рядом со строгими стеклянно-бетонными коробками высились шпили церквей, вычурные фасады и исполинских размеров рекламные вывески мирно соседствовали друг с другом. Еще немного – и у дороги выстроились аккуратные двухэтажные домики с ухоженными клумбами. Дома по европейскому обыкновению тесно жались друг к другу и своими коричневыми крышами будто тянулись ввысь.

Чем ближе к центру Лондона заползало такси, тем уже становились дороги, изысканные фасады просто нависали над проезжей частью, грозясь в скором времени поглотить ее. Ирвин без труда узнал площадь Пикадилли, наводненную туристами, Букингемский дворец, облепленный ими же со всех сторон, затем Трафальгарскую площадь… Визитные карточки Лондона были знакомы с детства почти каждому. Туристы держали в вытянутых руках телефоны и улыбались – мол, смотрите, вот он я, на фоне той штуки, которую изображают на открытках и майках! Ирвин печально усмехнулся, глядя на восторженных зевак у ворот королевской резиденции. Приедь он сюда, к примеру, год назад – тоже бы радостно пялился в объектив фотокамеры, купил бы бейсболку с британским флагом и маленькую копию Биг-Бена для матери. А сейчас, толком не оправившись от сотрясения мозга, с треснутыми ребрами и едва начавшей затягиваться раной на щеке, он прилетел на другой континент лишь для того, чтобы самому дорогому человеку на свете не было страшно вступать в бой с опасной болезнью.

Кэб проехал еще немного по набережной Темзы и остановился у входа в клинику. Ирвин быстро расплатился, забросил за спину свой нехитрый багаж – рюкзак и небольшую дорожную сумку – и бегом помчался к крыльцу. У дверей топтался Роджер с сигаретой в зубах. Увидев Ирвина, он поспешно затушил окурок о стенку урны и сделал рукой жест, призывающий идти за ним.

Они взбежали на третий этаж, перескакивая через несколько ступенек, чуть не сбили с ног кого-то из медперсонала, те ругались им вслед, но Ирвин и Роджер не сбавляли скорость. Промчавшись с топотом по коридору, они увидели, как в операционную пара медсестер завозит каталку с пациентом.

– Даниэль! – крикнул Ирвин на весь этаж, когда они уже почти скрылись за дверью.

Бросив сумки на пол, он продолжил бег и, не успев вовремя затормозить, всем своим весом налетел на медсестру, которой не посчастливилось оказаться в дверном проеме.

– Сэр, вам сюда нельзя! – возмутилась девушка, пытаясь оттолкнуть Ирвина.

– Даниэль, я здесь!

Лежащий на каталке парень, вокруг которого суетились врачи, повернул голову. Измученные серо-зеленые глаза с темными кругами под ними посмотрели на Ирвина и в тотже миг засияли только ему одному знакомым светом. Губы Даниэля тронула легкая улыбка, он что-то произнес, но Ирвин ничего не расслышал, а в следующую секунду медсестре, наконец, удалось вытолкнуть его в коридор.

– Ждите снаружи, сэр!

Дверь захлопнулась, осталось лишь небольшое прозрачное окошко, в котором были видны только спины врачей. Их синие костюмы почти сливались с голубыми стенами операционной. Оставалось самое мучительное – ждать, когда всё закончится. Ирвин вздохнул и потёр виски. Отступившая на время головная боль вновь принялась сверлить череп.

– Ирвин! Как долетел? – послышался сзади знакомый женский голос.

Сьюзи, казалось, постарела лет на пять. Вокруг ее глаз появилось несколько новых морщинок, а усталая полуулыбка выглядела так, словно ее просто нарисовали на лице. Волосы миссис Марлоу были заплетены в косу, из которой выбилось несколько волнистых прядей.

– Бывало и лучше, – честно признался Ирвин.

– Ох… – Сьюзи коснулась его щеки, где красовалась рана. – Что случилось?

– Да так… – отмахнулся Ирвин. – Сглупил немного.

Сьюзи участливо покачала головой. Они с Ирвином молча стояли у двери операционной, глядя сквозь прозрачное окошко. Роджер прохаживался туда-сюда по коридору, потом говорил с кем-то по телефону, пару раз выходил курить, несмотря на повальный запрет здешними властями.

Вдруг в операционной началась какая-то суета. Резкие движения фигур в синих костюмах и доносящиеся обрывки фраз на повышенных тонах заставили кровь похолодеть в жилах.

– Что происходит? – с тревогой спросил Ирвин, переводя взгляд с окошка на миссис Марлоу и обратно.

– Не знаю, – прошептала Сьюзи.

Она обхватила себя руками так крепко, что ногти впились в предплечья, но она этого, казалось, даже не чувствовала. Когда Ирвин взглянул на нее снова, Сьюзи стояла в той же позе с закрытыми глазами, а ее губы чуть заметно шевелились. Впервые в жизни Ирвин пожалел о том, что не знает ни одной молитвы.

Прошло несколько минут. Что бы там ни произошло в операционной, врачам удалось взять ситуацию под контроль. Ирвин и Сьюзи одновременно выдохнули. Внезапно миссис Марлоу пошатнулась, оперлась рукой о стену и стала медленно опускаться на пол.

– Сьюзи! – воскликнул Ирвин, подхватывая ослабевшее тело под мышки. Вовремя подоспевший Роджер поднял жену на руки и понёс за угол, туда, где стоял ряд кресел для посетителей. Усадив Сьюзи в одно из них, он сказал:

– Я принесу воды. Следи, чтобы она не упала.

Он убежал куда-то и тут же вернулся с медсестрой. Пока миссис Марлоу приводили в чувство и отпаивали водой, Роджер сетовал на то, что она слишком увлеклась успокоительными:

– Дорогая, я же говорил, что три таблетки – это перебор!

Ирвин сел чуть поодаль, чтобы не мешать. Он и сам едва стоял на ногах: смена часовых поясов сократила его ночь вполовину, а тяжелый перелёт и вовсе свёл ее на нет. Сердце подпрыгивало до самого горла, ритм дыхания сбился из-за боли в рёбрах. Потребуется не один месяц тренировок, чтобы вновь привести себя в форму.

В соседнее кресло тяжело опустился седой старик. Он начал рассказывать о том, что его жене сейчас делают шунтирование, а сам он перенес два инсульта. Потом речь зашла о соседях, которые не могут найти управы на своих детей, затем о политике и мигрантах с Ближнего Востока, которые вот-вот миллионами попрут через Ла-Манш. Старика не особо волновало то, что Ирвин никак не реагирует на его присутствие.

Из-за угла вышла медсестра – та самая, с которой Ирвин сражался в дверях операционной. Все поднялись со своих мест, кроме старика, который так и не заметил, что его, вообще-то, никто не слушает.

– Что с нашим сыном? – Сьюзи нетерпеливо шагнула вперед.

– С ним всё хорошо, он приходит в себя в послеоперационной палате, – ответила медсестра. – Во время операции резко упало кровяное давление – реакция на наркоз. Но не волнуйтесь, наши доктора – профи, – она улыбнулась. – Можете зайти к нему. Только не все сразу.

На несколько секунд наступила тишина, все лишь переглядывались между собой.

– Иди, – сказал Роджер Ирвину. – Он хочет тебя видеть.

Сьюзи кивнула, соглашаясь с мужем. Ее лицо, наконец, озарилось улыбкой.


Ирвин вошел в палату и плотно прикрыл за собой дверь. Даниэль, укрытый тонким белоснежным одеялом, посмотрел в его сторону из-под полуопущенных век, но его взгляд никак не мог сфокусироваться в одной точке.

– Привет, – тихо произнес Ирвин, подойдя к кровати. Он осторожно коснулся кончиками пальцев щеки Даниэля. Казалось, тронь сильнее – и он разобьется, словно тончайшее стеклышко.

– Я так ждал… – послышался в ответ неуверенный, дрожащий шепот.

Ирвин присел на край кровати, стараясь не задеть тянущиеся под одеяло проводки.

– Я тоже, – прошептал он, убирая со лба Даниэля пряди растрёпанной чёлки.

Даниэль усердно щурился, всматриваясь в лицо Ирвина, затем протянул руку. Его пальцы неуклюже скользнули по ткани куртки, и ладонь упала обратно на кровать. Ирвин тут же накрыл ее своей и почувствовал, как на тёплом запястье ровно бьется пульс. Бледная кожа Даниэля казалась совсем прозрачной, под ней тонкими синими змейками извивались вены, в нескольких местах на них виднелись красные точки – следы от игл.

– Ты расплываешься, – слабо улыбнулся Даниэль.

– Это действие наркоза. Скоро пройдёт, – сказал Ирвин, осмелившись невесомо коснуться его груди сквозь одеяло. – Тебе не больно?

Даниэль медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Пить хочу.

– Потерпи немного, тебя может стошнить.

– Тогда… – Даниэль закрыл глаза, облизнул пересохшие губы и выдохнул: – Поцелуй меня.

Сломанные рёбра в который раз напомнили о себе, когда Ирвин склонился над лицом Даниэля и прижался к его губам невинным, почти детским поцелуем. К боли в груди примешалось странное чувство щемящей нежности. Среди прочих посторонних запахов Ирвин смог уловить тот родной аромат, которого так не хватало все эти долгие недели.

Глаза Даниэля распахнулись. Уже более ясным и осмысленным взглядом он внимательно изучал лицо Ирвина, словно видел его впервые. Подушечками пальцев, едва касаясь, он очертил контуры запёкшейся темно-красной рассечины.

– Тебя нельзя оставлять без присмотра, – с легкой улыбкой сказал Даниэль.

Ирвин виновато опустил голову. Он не уставал корить себя за тот опрометчивый поступок и за то, с каким ужасом смотрел на него Даниэль во время первого видеозвонка после инцидента в «Антиматерии».

Кто-то деликатно поскребся ногтями в дверь. Ирвин неохотно отстранился от Даниэля и встал с кровати.

– Родители ждут не дождутся тебя увидеть.

– Пусть войдут, – сказал Даниэль, неосознанно трогая пальцами губы, словно там мог остаться какой-то след от недавнего поцелуя.


После недолгой встречи с родителями Даниэля сморил сон. Оставив сына на попечение заботливых медсестер, мистер и миссис Марлоу тоже засобирались отдохнуть. Они предложили Ирвину не тратиться на отель, а остановиться с ними в доме матери Сьюзи – Софи. Ирвин был готов поселиться хоть у самого дьявола в преисподней, лишь бы хоть немного вздремнуть. От смертельной усталости, казалось, болели даже волосы на голове.

Софи Дюлор жила в тихом спальном районе на севере Лондона. Двухэтажный дом с маленьким ухоженным палисадником, на первый взгляд, ничем не выделялся среди десятков таких же по соседству. Однако настоящей изюминкой дома была его хозяйка. Немолодая, но эффектная дама – у Ирвина язык не поворачивался назвать Софи бабушкой – умела восхитить с первого взгляда. Хоть театральная сцена давно осталась для нее в прошлом, она словно все эти годы продолжала играть перед невидимым зрителем. Каждый день она укладывала каштановые волосы на манер актрис немого кино, надевала одно из своих бесчисленных платьев, идеально сидящих на стройной фигуре, наносила умелый макияж, окутывала себя ароматом дорогого парфюма… И чёрт знает, что еще она делала – в ее-то годы! – для того, чтобы мужчины на улице сворачивали шеи.

Был в доме еще один неординарный жилец. Сперва Ирвин принял гору черной шерсти, дремлющую у камина, за пса, но потом она встала и, выгнув спину, издала что-то вроде «пурр-мя». Двадцатифунтовое чудовище породы мейн-кун звали Клавдий. Несмотря на свою инфернальную внешность, он оказался очень общительным и ласковым котом, всё время тёрся о ноги, громко мурлыча, а когда Ирвин шел спать, Клавдий каким-то образом открывал дверь в его спальню и ложился рядом, убаюкивая своим урчанием.

Ирвин старался как можно больше времени проводить с Даниэлем, которому приходилось буквально силой отправлять его домой поспать или поесть, уверяя, что с ним всё хорошо, после операции нет никаких осложнений, а чтобы скоротать время, всегда есть книги или интернет. А иногда мадемуазель Дюлор приезжала в больницу навестить внука и забирала упирающегося Ирвина с собой. Дома она кормила его всевозможными вкусностями, от которых сама воздерживалась, и поила чаем с молоком.

– Раньше я тоже не понимала, как англичане пьют эту гадость, – сказала она, когда Ирвин в первый раз недоверчиво заглянул в свою чашку. – А теперь жить без него не могу. Ты попробуй.

Затем она садилась в кресло у камина, наливала себе бокал вина, закуривала тонкую длинную сигарету и рассказывала о молодости на театральных подмостках Парижа и о многочисленных поклонниках, с одним из которых она связала себя узами брака.

– Оливер – замечательный человек, хоть и изрядно попортил мне нервы, – сказала однажды Софи о своем бывшем муже. – Он был против того, что малышку Сьюзи воспитывала няня. Потом он стал требовать, чтобы я ушла из театра и занялась ребенком. В общем, мы так и не ужились вместе… А сцену всё-таки пришлось бросить. Я не смогла осилить всё и сразу, – Софи вздохнула. – К счастью, моя дочь намного, намного сильнее меня…

Ирвин отхлебывал чай, который оказался не таким уж и гадким, и думал о том, что Сьюзи и впрямь гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Родив достаточно рано больного ребенка, она не сломалась, напротив – стала неиссякаемым источником любви не только для Даниэля, она была готова дарить любовь всему миру, каждой его молекуле.

Софи сделала несколько глотков из бокала и продолжила:

– После развода я вернула себе девичью фамилию и осталась жить в Лондоне. Чтобы заработать на жизнь, стала давать частные уроки актерского мастерства. Так и выжили с дочерью. А Сьюзи рано вылетела из гнезда… Уехала учиться в Америку и там встретила Роджера. Не успели они оба закончить колледж, как родился Даниэль… – Софи допила оставшееся вино, поставила бокал на журнальный столик и закурила очередную сигарету. – Все заботы о ребенке легли на плечи Сьюзи, пока Роджер пытался прокормить семью. Я ни в чём не виню зятя, но… Даниэлю был почти год, когда заметили неладное. Он только начинал учиться ходить, и одновременно с этим появилась одышка… Врачи сказали, что если бы патологию выявили сразу после рождения, можно было бы обойтись простой операцией. Всего лишь нужно было заплатить за обследование. Роджер не заплатил…

У дома остановилось такси. Спустя минуту хлопнула входная дверь, зашелестели пакеты, и Клавдий вприпрыжку помчался проверять их содержимое.

– А Даниэль знает? – спросил Ирвин.

Софи кивнула. Она налила еще чая Ирвину, а себе вина.

– Бедный мальчик столько натерпелся, – вновь заговорила она после небольшой паузы. – Береги его.

Чашка дрогнула в руке Ирвина. Он вспомнил тот лунный вечер на крыше общежития Гринстоуна, когда он впервые дал это обещание, хотя еще совсем не понимал, что за чувство зарождается в его сердце. А чувство росло и крепло день ото дня, и спустя несколько месяцев стало почти осязаемым, видимым невооруженным глазом всем окружающим.

– Даниэлю повезло с тобой, – улыбнулась Софи, на миг коснувшись запястья Ирвина. – Ты не смотри, что я старая кляча, на самом деле я – женщина современных взглядов. Вы не планируете в будущем узаконить свои отношения? Я слышала, в Штатах теперь с этим проблем нет*.

Ирвин поперхнулся чаем.

– Вы уже утомили юношу своей болтовней, мисс Дюлор, – бросил Роджер, проходя на кухню сквозь гостиную.

– Боже мой, вы только посмотрите, с каким грубияном связалась моя дочь, – беззлобно посетовала Софи, отпивая из бокала. – Какой пример вы подаете молодому поколению?

– Я попрошу! – парировал мистер Марлоу. – Вы курите и пьете, как слепая лошадь, так что, прикажете молодёжи равняться на вас?

Ирвин не стал дальше слушать их перепалку. Поблагодарив мадемуазель Дюлор за чай, он тихо выскользнул из дома и направился к станции метро. Уже через десять минут поезд мчал его в своём металлическом чреве к клинике.


Спустя неделю после операции Даниэля выписали. Правда, о возвращении в Штаты не могло быть и речи еще как минимум месяц, а значит, парням предстояло долгое и основательное изучение Лондона.

Был на редкость ясный полдень, когда Даниэль, щурясь от непривычно ярких падающих на лицо лучей, ступил за порог клиники и вдохнул полными легкими чуть колышущийся теплый воздух. Обновленное сердце стучало в груди ровно и уверенно, как метроном.

Когда родители с вещами были посажены в такси, Даниэль взял Ирвина за руку и повёл за собой. Они шли по пешеходной набережной, густо наводненной туристами, а впереди над серой гладью Темзы возвышались башни Тауэрского моста. Он оказался меньше, чем Ирвин себе представлял по виденным когда-то давно фотографиям. Как, собственно, и сам Тауэр – старинная крепость посреди современной столицы выглядела, словно театральная декорация, а выглядывающий из-за крыш круглый небоскреб*, похожий то ли на огурец, то ли на яйцо Фаберже, добавлял в городской пейзаж еще больше сюрреализма.

На речном трамвае парни добрались до Вестминстерского моста, возле которого вращалось огромное чёртово колесо. Кабинки Лондонского глаза снизу напоминали уплывающих в небо жирных рыб. Каждая из них заглатывала по два десятка туристов и медленно поднималась вверх, чтобы «добыча» как следует переварилась в коктейле головокружительного восторга. Даниэль снимал на телефон оставшийся внизу Лондон, себя на фоне Лондона, а затем притянул к себе Ирвина, поставив его так, чтобы в кадр попал крошечный Биг-Бен, и нажал на кнопку камеры. На экране остался снимок двух счастливых улыбающихся лиц, а следом еще один, на котором Ирвин целовал Даниэля в уголок губ, воспользовавшись моментом, когда остальные находящиеся в капсуле люди глазели на Вестминстерский дворец.

Остаток дня они гуляли по аллеям королевских парков, кормили лебедей на пруду, фотографировали друг друга рядом с Букингемским дворцом. Ирвин несколько минут смотрел на гвардейца в огромной медвежьей шапке, замершего у входа, словно оловянная фигурка, после чего спросил:

– Как думаешь, он настоящий?

Даниэль звонко рассмеялся и потащил Ирвина за руку дальше, по тенистому тротуару вдоль Конститьюшн-хилл в сторону Гайд-парка. Найдя в его глубине укромный уголок, они валялись на мягкой траве, подставляя лица пробивающимся сквозь молодую листву лучам, пока солнце не начало клониться к закату.


В тот же вечер Роджер улетел в Штаты – его ждала работа. Сьюзи провожала мужа в аэропорту и просила не ждать ее. Уже давно стемнело, мадемуазель Дюлор то ли читала книгу в гостиной, то ли уже видела десятый сон – до спальни Ирвина на втором этаже не доносилось ни звука. Даниэль, утомленный насыщенным днём, был и без того еще довольно слаб, поэтому рано принял лекарства и лёг в постель в соседней комнате.

Ирвин лежал в темноте, тыкая пальцем в экран смартфона. Внезапно в коридоре послышался какой-то шорох, и дверь с тихим скрипом отворилась.

– Клавдий, ну что тебя так тянет сюда? – негромко произнес Ирвин и посветил телефоном в сторону двери.

Едва различимый в полумраке белый силуэт сделал несколько шагов в направлении кровати. Ирвин сел, зажигая настольную лампу. Часть комнаты наполнилась теплым оранжевым светом, и искаженные тени от бабочек на абажуре легли на потолок и стены.

– Даниэль?

Белая простынь, в которую он был завёрнут, ниспадала, словно мантия, до самого пола. Из-под полуприкрытых век сонно смотрели кажущиеся черными глаза.

– Всё хорошо? – настороженно спросил Ирвин. – Что-то болит?

Даниэль мотнул головой. Он подошел еще ближе и сел на кровать, не отрывая от Ирвина взгляда. Между их лицами оставалось лишь несколько дюймов свободного пространства, и Ирвин мог чувствовать теплое дыхание, касающееся его кожи. В следующий миг руки Даниэля мягко легли на его плечи, а затем обвили шею. Простынь соскользнула, обнажая хрупкую фигуру с резко выступающими ключицами. Небольшой вертикальный шрам посередине груди выделялся на бледной коже тонкой ярко-розовой линией. Ирвин осторожно коснулся его, затем переместил ладонь левее, чтобы ощутить мерное сердцебиение. И в следующую секунду его собственное сердце словно вспыхнуло огнём, когда Даниэль прильнул к его губам в нежнейшем поцелуе – не отчаянном, как в первый раз в больнице, не урванном украдкой, как в аэропорту, а в медленном и чувственном, от которого всё внутри плавится и стекает вниз, как раскаленный свинец.

Ирвин тесно прижимал Даниэля к своей груди, лаская его спину, обводя пальцами каждый выступающий позвонок. Он целовал покрасневшие губы и дрожащие ресницы, руки, шею и плечи, втягивал носом запах нежной кожи, зарывался лицом во взъерошенные волосы и никак не мог надышаться.

Не прерывая ласк, Ирвин бережно уложил Даниэля на кровать, и тот настойчиво потянул его к себе. Их пальцы переплетались, с губ срывалось частое горячее дыхание, и ничего больше не существовало за пределами их окутанного тенями бабочек мира, только желание прочувствовать друг друга как можно острее, до боли…


Ночь распростёрла свои крылья над Лондоном, рассыпав по небу пригоршню звёзд, искупала в Темзе серебристый мячик луны и уложила в колыбель из пушистых облаков. Разбрелись по отелям шумные туристы, замолчали моторы прогулочных катеров, уползли в депо поезда из тоннелей подземки. На цыпочках ночь прошла по тихой улице к дому с маленьким палисадником, заглянула в окно, легонько всколыхнув занавеску, и погасила лампу в комнате, где спали, крепко прижавшись друг к другу, уставшие двое.

Комментарий к Глава 9

26 июня 2015 года Верховный суд США легализовал однополые браки по всей стране.


Небоскрёб Мэри-Экс (30 St Mary Axe) – 40-этажный небоскрёб в Лондоне, расположенный по адресу Сент-Мэри Экс, 30. За характерную форму местные жители окрестили его «огурцом».


========== Глава 10 ==========


– Я же сказал, нужно ехать до конца Бризвей-стрит, и только потом повернуть налево! – Ирвин прижимал телефон плечом к щеке и едва сдерживался от нецензурной лексики, пытаясь одновременно дотянуться до верхушки ёлки, чтобы водрузить на нее матерчатого ангела. – Мам, не кричи! Скажи, что ты видишь.

– Вижу светящихся снеговиков на лужайке, – ответили на том конце сети. – На столбе у дороги табличка «Всевидящее соседское око не дремлет»*.

– Они здесь везде висят! Мне нужен более точный ориентир!

– И кто вас только надоумил снимать дом в такой глуши! – визжала в трубку Маргарет. – Все дорожные указатели залепило снегом! Я из-за этой метели уже ни черта не вижу перед собой!

Ирвин возвёл взгляд к потолку и всё-таки выругался про себя. Матерчатый ангел укоризненно посмотрел на него своими черными глазами-бусинками.

– Ирвин, где застряла твоя мама? – громко шепнула выглянувшая из кухни миссис Марлоу. – Индейка почти готова!

– Сьюзи, вы опытный педагог, – произнёс Ирвин таким же театральным шепотом, – так, может, научите мою мать пользоваться GPS?

Открылась входная дверь, и в гостиную ввалились с ног до головы облепленные снегом Роджер и Даниэль. Они начали отряхивать друг друга, и у порога вскоре образовался небольшой сугроб.

– Мы расчистили дорожку, – сказал Роджер, снимая промокшее пальто, – но там так метёт, что это ненадолго.

В этот момент телефон у уха Ирвина вновь заговорил голосом Маргарет:

– Я только что проехала пожарную часть. Напротив нее небольшой магазин.

– Отлично, ты уже близко! – сказал Ирвин. – Сейчас ты проедешь перекресток, а на следующем повернешь направо. Я уже иду тебя встречать.

Ему никак не удавалось надеть куртку с телефоном в руке, и Даниэль ему помог, да еще и застегнул молнию и натянул на голову капюшон. Ирвин вышел на улицу, через пару минут за окном сверкнул свет фар, а затем на пороге появилась миссис Хардвей. В руках она держала большую картонную коробку, сверху из которой торчали зеленые листья. Пока она приветствовала всех, Ирвин принес еще одну такую же.

– Кажется, миссис Хардвей уже некуда девать цветы в своем доме, – улыбнулся Роджер.

– Вы бы видели эти заросли, – сказал Ирвин, ставя коробку на пол. – Там скоро зародится новая цивилизация.

Маргарет заботливо стряхнула с растений снежинки и, присев на диван, сказала:

– Решила немного оживить ваш интерьер. Там, на дне коробки, инструкция, как с ними обращаться: некоторые цветы любят обильный полив, другим нужно много солнечного света…

– Мам, не забывай, что мы не ботаники, – перебил ее Ирвин.

– Не волнуйтесь, миссис Хардвей, я буду за ними ухаживать, – сказал Даниэль, который всё это время с интересом рассматривал растения. – И если под цивилизацией Ирвин имел в виду паукообразных, то она уже преодолела стадию генезиса.

Он осторожно снял с толстого кактуса небольшого черного паучка. Ирвин инстинктивно отшатнулся, когда Даниэль, коварно улыбаясь, поднес восьминогое чудовище к его лицу.

– Ой, – Маргарет оглядела цветы на предмет наличия там еще каких-либо живых существ. – Это один из старейших моих кактусов. Надо было обработать инсектицидом…

Выпустив паука на веранду, Даниэль и Сьюзи начали расставлять горшки по подоконникам. Лицо Маргарет расплылось в улыбке. Склонив голову набок, она спросила:

– Как твое самочувствие, Даниэль?

– Всё отлично, – ответил тот. – Доктор Петтерсон говорит, что клапан прижился, как родной.

С теплым чувством спокойной радости Ирвин наблюдал за мечущимся по гостиной Даниэлем. Прошло полгода – и будто не было всего того сумасшествия. Вернувшись из Лондона, Ирвин первым делом нашел для них небольшой домик в двух милях от Гринстоуна и забрал Даниэля подальше от общажной суеты. Хотя они оба и так постоянно пропадали в кампусе: Даниэль устроился на работу в археологическую лабораторию, а Ирвину пришлось возглавить футбольную команду, потому что Берт после каникул… бесследно исчез. С того вечера в «Антиматерии» Ирвин больше его не видел. Ребята из команды говорили, что он стал появляться на тренировках навеселе, тренер какое-то время терпел, но вскоре поставил ультиматум: или футбол, или выпивка. И Берт ушел. Сменил номер телефона, удалился из соцсетей, а его родители сказали, что он якобы рванул путешествовать… Но его похождения Ирвина мало заботили. Отметив совершеннолетие, он всерьез задумался о том, чтобы продолжить развивать отцовский бизнес. Арендаторы долго упирались, но, заручившись поддержкой Роджера, Ирвину удалось расторгнуть договор. Теперь отели предстояло привести в божеский вид, ведь фирма, которая там хозяйничала несколько лет, по всей видимости, ни разу не делала ремонт.

Ирвин мотнул головой, возвращаясь к реальности. Он дал Даниэлю слово, что на рождественских каникулах будет исключительно отдыхать, а не думать о делах. Словно в подтверждение его мыслей, Маргарет слегка потрясла его за плечо.

– Ну, чего загрустил, милый? Рождество на пороге! У вас так уютно… – она окинула взглядом украшенную гирляндами комнату. – И чем это так вкусно пахнет?

– Господи, индейка! – ахнула Сьюзи и пулей умчалась на кухню.


После ужина, пока Сьюзи рассказывала Маргарет рецепт приготовления французских булочек, а Даниэль доедал остатки бананового пудинга, Роджер незаметно толкнул Ирвина в плечо и жестом велел следовать за ним. Они вошли на кухню, мистер Марлоу сел за маленький столик у окна, Ирвин последовал его примеру и опустился на стул напротив.

– Я сперва не хотел говорить с тобой об этом в Рождество, – начал Роджер, – но кто знает, когда мы увидимся вновь… Ты очень помог нашей семье, и я долго думал, как тебя отблагодарить. Даниэль как-то рассказывал о твоем отце… Я поговорил кое с кем в департаменте полиции – мой старый университетский знакомый там не последний человек – и они согласились продолжить расследование.

Ирвин не меньше минуты неподвижно смотрел перед собой, прежде чем смог выдавить из себя хоть слово.

– С-спасибо… Я… не знаю, что и сказать.

Роджер склонился ближе к нему и понизил голос.

– Это еще не всё. Буквально в тот же день выяснилась любопытная деталь. На месте происшествия была кровь еще одного человека.

Ирвин в сердцах хлопнул ладонями по крышке стола. Не в силах больше сидеть спокойно, он встал и принялся измерять резкими шагами кухню.

– Я знал, знал! – он чуть не срывался на крик, взъерошивая волосы. – Тогда почему они закрыли дело?!

– А сам-то как думаешь, почему? – Роджер вздохнул и снял очки. – Полиция была куплена.

Ирвин повернул голову и замер. В дверях стоял растерянный Даниэль. Он сжимал в руке свои таблетки и, очевидно, пришел налить себе воды.

– Что происходит? – спросил он, переводя взгляд то на Ирвина, то на отца.

– Сынок, ты не подождешь пару минут? – хотел было выпроводить его Роджер, но Ирвин схватил Даниэля за локоть и почти насильно усадил за стол.

– Нет, пусть останется. У нас нет секретов друг от друга, – он подал Даниэлю стакан воды и спросил: – Что еще вы узнали, мистер Марлоу?

Роджер, должно быть, не очень хотел посвящать своего сына в жуткие подробности. Он покосился на Даниэля, но всё же продолжил:

– Гордон оборонялся. Возле его стола, где всё и случилось, лежала разбитая статуэтка… какой-то индийский бог…

– Шива, – подсказал Ирвин. – Отец привез его из Индии, когда я еще даже не родился.

– Точно. Так вот, осколки были в крови другого человека. Убийце наверняка крепко досталось по голове или лицу. Чтобы спровоцировать такое сильное кровотечение тупым предметом, нужно бить туда, где много сосудов и тонкая кожа.

Внезапно Ирвин почувствовал, что кровь в его жилах стала холодной, как лёд. Воспоминания семилетней давности вспыхнули в мозгу так ярко, словно кинокадры на экране. Он медленно опустился на стул, и Даниэль, глядя широко распахнутыми глазами на его побледневшее лицо, пододвинул к нему свой недопитый стакан.

– Я встречался с ним, – выдавил Ирвин будто не своим голосом. – Я вспомнил, где видел того человека со шрамом.

– Кого? – в один голос переспросили Даниэль и Роджер.

– В «Антиматерии» был один тип, Фред… Берт назвал его своим кузеном… О, боже, – Ирвин с силой провел ладонями по лицу. – На следующий день после похорон отца к нам домой заявился некий Джервис Скиннер. Уговаривал сдать отели ему в аренду. Пока он ездил матери по ушам, я выглянул в окно на улицу и увидел, как возле его машины курит то ли водитель, то ли охранник. У него была разбита левая бровь – заклеена пластырем. Он заметил меня и сразу спрятался в машине. Точно, это был Фред.

Даниэль слушал с приоткрытым ртом, не отрывая от Ирвина глаз, и, когда тот замолчал, спросил:

– Думаешь, он это сделал?

Ирвин схватил трясущейся рукой стакан с водой и жадно к нему приложился.

– Не стоит исключать эту версию, – сказал Роджер. – Но даже если это и так, Фред просто исполнитель грязной работы. Нам нужно рассказать обо всём этом полиции, хорошо?

Ирвин, поколебавшись секунду, кивнул.


– И что же ты собираешься делать? – спросил Даниэль. Он стоял позади сидящего на диване Ирвина и массажировал ему голову. Тонкие пальцы с покрытыми черным лаком ногтями ласково пробегались сквозь волосы, несильно надавливали на основание черепа, затем перемещались на шею и плечи, и снова вверх. Метель утихла, родители давно разъехались по домам, а Ирвин всё сидел в гостиной, застыв взглядом на мигающей гирляндами ёлке.

– Еще не знаю, – ответил он, откинув голову назад, навстречу нежным прикосновениям. – Но я не доверяю этим продажным шкурам.

– В полиции недавно сменился комиссар, там уже всё по-другому.

Ирвин закрыл глаза и задумался.

– Нужно проведать старых знакомых в «Антиматерии», – произнес он пару минут спустя.

– С ума сошел, – усмехнулся Даниэль.

– Это единственная ниточка, которая может вывести на Берта. С ним явно что-то нечисто. Что, если он знал правду о моем отце?

– Не накручивай себя, – Даниэль наклонился и заглянул Ирвину в глаза. Тот с судорожным вздохом оторвался от спинки дивана и, упершись локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.

– Мы росли вместе, и он видел, с какой болью мне пришлось взрослеть, – голос Ирвина дрогнул. – Мне до сих пор снится наш старый дом, как мы всей семьей ходим на пикники в парк, как отец учит меня ездить на велосипеде… Я просыпаюсь, и… ничего этого нет.

Его плечи подрагивали, в тишине было слышно лишь тяжелое рваное дыхание. Даниэль обошел диван, сел рядом с Ирвином и притянул его к себе.

– Так быстро летит время, так медленно заживают раны, – шептал он, гладя его по волосам. – Знаешь, больше всего я боюсь вновь причинить тебе эту боль.

Ирвин выпрямился, глядя в серо-зеленые глаза с таким неподдельным страхом, будто перед ним сидел не Даниэль, а его бестелесный призрак.

– Нет, ты не…

– Ирвин, – перебил его Даниэль и взял его ладони в свои. – Просто выслушай меня.

Дождавшись короткого кивка, он продолжил:

– Никто не знает, сколько мне отмеряно. Сердце – самая непредсказуемая штука в человеческом организме. Раньше мне, честно говоря, хотелось скорее уйти. Но потом появился ты. Врачи исцелили моё тело, ты исцелил мою душу. Сколько бы это ни продлилось, Ирвин, я буду счастлив, пока твоя рука не закроет мои глаза в последний раз.

Ирвин почувствовал, как предательски защипало в носу, а легкие словно сдавило тисками. Он сгрёб Даниэля в отчаянные объятия и крепко прижал к груди.

– У нас еще много времени, – тихо произнес Ирвин надломленным голосом. – Это только начало, слышишь?

Даниэль приставил указательный палец к его губам.

– Т-с-с… Давай просто жить.

Он улыбался. Разноцветные блики от гирлянды отражались в его счастливых глазах, словно звёзды то вспыхивали, то гасли в ночной бесконечности. Он был здесь и сейчас, живой и теплый, тянулся мягкими губами за поцелуем.

– А помнишь, что было год назад? – вдруг спросил Даниэль, отстранившись.

– Два влюбленных идиота болтали по телефону, пялясь на луну, – усмехнулся Ирвин. – А потом я выпил лишнего и пытался посреди ночи отправить тебе СМС.

– Что еще за СМС?

– Жутко безграмотное любовное признание. Это всё пиво, честно.

Даниэль издал тихий смешок и ткнулся носом Ирвину в шею.

– А я тогда увидел падающую звезду и загадал, чтобы каждое следующее Рождество мы встречали вместе. Как думаешь, чудеса существуют?

Ирвин бережно взял обеими руками его ладонь, поднес к губам и, трогая невесомыми поцелуями каждый палец, прошептал:

– Уверен, что да.