Бом! Бом! Бом! [Владимир Гуга] (fb2) читать постранично

Владимир Гуга БОМ! БОМ! БОМ!

Указующие. Художник Светлана Бочкарева

Бом! Бом! Бом!

Кризис среднего возраста Петр переживал очень тяжело. Он чувствовал, что жизнь его попала в капкан: перспектив — ноль, здоровье — так себе, желаний никаких, кроме раздирающего в клочья сексуального влечения. И эта напасть, как у многих катящихся к закату людей, была по-подростковому кипящей и безысходной. Как-то раз, увидев на улице молодую красивую женщину, годящуюся ему в дочери, Петр так сильно расстроился, что с трудом сдержал слезы. Вечером, дома, наедине с собой, он все-таки расплакался горючими слезами. А красавице, разумеется, было наплевать на этого додика. Она его, вообще, не заметила.

С какого-то момента жизнь стала представляться Петру цельной и коротенькой, словно замусоленный бычок, найденный на тротуаре. Умозрительно она легко умещалась на ладони — от раннего детства до дешевого гробика, обитого малиновой тряпкой. А когда-то жизнь казалась бесконечной и таинственной… Нынче все скукожилось — и время, и пространство, и мысли.

Начитанность и хороший вкус обостряли проблему Петра. «Культурный уровень» не позволял ему расслабится около изрыгающего помои телевизора или на пикнике с куском запеченной свинины и стаканом водки в руках. Все эти народные удовольствия у него вызывали тоску. А для более изысканного времяпровождения Петру не хватало таланта, смелости и, главное, фантазии. Короче говоря, Пётр грустил под аккомпанемент невидимого колокола, отбивающего безвозвратно и совершенно впустую уходящие секунды, минуты, года — Бом! Бом! Бом!

Но как это часто бывает, в самый кульминационный момент депрессии, произошло чудо — он вдруг случайно обнаружил стопроцентную копию самого себя: она, копия, сидела в вагоне метро, напротив, и тупо хлопала глазами. Видимо, незнакомец-близнец, обнаруживший Петра, тоже находился в растерянности. Некоторое время они играли в гляделки, то пряча, то вновь поднимая глаза.

«Стопроцентный двойник, — констатировал Петр. — Лет под пятьдесят. Те же залысины, тот же рост выше среднего, тот же длинный нос, даже очки в такой же оправе. Кроткий взгляд облезлого похотливого пса. Да что нос! Похожих людей много! Но этот — абсолютная копия. Будто меня отсканировали и на принтере распечатали».

— Простите, — пролепетал Петр своему живому отражению, — я читал в одном английском романе, про человека, который встретил своего двойника. Похоже, эта аномалия произошла в реальности.

— Парадоксально, — ответил незнакомец, отчаянно смущаясь. — Я, признаться, шокирован.

Двойник с опаской протянул руку:

— Владимир.

— Петр, — ответил Петр. — Ну и что мы теперь будем делать?

— Полагаю, нам стоит по крайне мере поговорить. Не можем же мы взять и просто так разойтись в разные стороны.

Слушая свой собственный голос, доносящийся извне, Петр удивлялся его некоторым, раннее не замечаемым нюансам. Родной тембр в реальности оказался более басовитым и гулким.

Петр и Владимир вышли из метро и сели за столик уличного кафе. Во время беседы выяснилось, что они родились в один и тот же год, в один и тот же день, на одной и той же улице. Только Петр провел детство в доме три, а Владимир в доме пятьдесят три. Их родная улица была довольно длинной. Теперь же оба сдавали родительские пенаты приезжим торгашам.

— Я работаю аналитиком в консалтинговом агентстве, — сообщил Владимир.

— И я работаю аналитиком в консалтинговом агентстве, — ответил Пётр, почти не удивившись очередному совпадению.

— А старшим аналитиком мне уже не стать, — признался Пётр.

— Да. И мне тоже. Сейчас в начальство берут новое поколение со свободным английским и зарубежным образованием. Я в свое время не подсуетился, упустил момент: начальником не стал. Боюсь, что сократят и на этой пустяковой должности. Ишачу с утра до вечера — и никаких гарантий, что не окажусь на улице.

— И у меня та же история. Мы — потерянное поколение, родившееся в разгар застоя.

— Вообще, жизнь как-то не складывается, — заметил Владимир.

— И уже не сложится. А вот разложиться может вполне, — печально пошутил Петр. — Уже разлагается. Причем стремительно.

Слово за словом, обнаружилось, что у неродных близнецов разные жены. У Петра — блондинка маленькая и круглая, а у Владимира — блондинка высокая и худая. Позже выяснилось, что обе женщины когда-то сделали себе совершенно одинаковые татуировки на левых лопатках — колибри в натуральную величину. Причем, татуировки были набиты в один и тот же день, в один и тот же час, только в разных странах.

— Наверно мы, как однояйцевые близнецы генетически идентичны, — высказал предположение Владимир. — То есть, мы можем служить друг другу идеальными донорами. Скажем, если мне понадобится пересадка сердца или печени, вы можете отдать мне свои органы.

— Или наоборот, — испуганно