Приговоренные к повторению (ЛП) [Branwell] (fb2) читать онлайн

========== Все, что переведено на данный момент ==========

Малдер и Скалли сидели рядом, испытывая обычное для пассажиров авиалиний неудобство. Во время длительных перелетов Малдер всерьез задумывался над тем, чтобы подать коллективный иск против авиакомпаний от лица всех людей, чей рост превышает пять футов. Этим несчастным просто обязаны возместить ущерб, причиненный повсеместным стеснением. Когда Малдер особенно долго надоедал Скалли этой идеей, она едко напоминала ему, что верхние полки для багажа тоже далеко не подарок для тех, кто пониже ростом. Мало того, она не понимала, почему ей приходится платить деньги, на которые она могла бы купить новый костюм, чтобы подогнать по росту уже имеющуюся одежду.

— Скалли, разве ты не знаешь поговорку: мал золотник да дорог…

— Хочешь — верь, хочешь — нет, Малдер, но я об этом слышала, хотя обычно от тех парней, что изо всех сил пытаются на этом «золотнике» сэкономить, — ответила Скалли нарочито мрачным тоном.

Малдер загадочно улыбнулся, чем заслужил от Скалли предупреждающий взгляд. Он решил быть осмотрительнее до конца полета, поскольку проводить оставшееся время в воздухе в полном молчании ему совершенно не хотелось.

Малдеру досталось до невозможности скучное дело, материалы которого он изучил вдоль и поперек в надежде обнаружить хоть что-нибудь интересненькое. После душевных треволнений, связанных с его возвращением из мертвых, разоблачением Блевинса и ремиссией Скалли, Скиннер решил не рисковать и отправил агентов в Айдахо, где им предстояло выяснить причину падежа крупного рогатого скота.

Малдер подозревал, что во всем виноваты местные подростки, сначала поиздевавшиеся над коровами, а потом оставившие их на растерзание койотам. За годы работы над “Секретными материалами” он видел немало похожих снимков и не рассчитывал в данном случае на что-нибудь сверхъестественное. А вот то, что читала Скалли, казалось более любопытным.

— Твои бумаги выглядят гораздо древнее моих. Пожалуйста, скажи мне, что в них описаны идентичные случаи пятидесятилетней давности.

— Тут тебе не повезло, Малдер. Эти бумаги Мелиссы из ее камеры хранения, их мне передала мама. До недавнего времени она не могла заставить себя перебрать эти вещи.

Малдер внутренне содрогнулся. Он всегда будет чувствовать себя виноватым в смерти Мелиссы от рук наемного убийцы, который охотился за Скалли, и при том никогда не сможет подавить радость от того, что на месте Скалли оказалась ее сестра. Малдер добавил эту эгоистичную благодарность к своему и без того огромному грузу вины. Напарница продолжила объяснять, будто бы не замечая его неловкости.

— Во время своего увлечения спиритизмом Мелисса рылась на чердаках наших дедушек и бабушек в поисках семейных бумаг. Это было в начале восьмидесятых. Она надеялась обнаружить родственников “по ту сторону”, с которыми можно было бы вступить в контакт. И ей очень повезло: оказалось, что у бабушки Скалли была сестра по имени Кейт, которая увлекалась спиритическими сеансами в двадцатых годах. В руки тети Кейт некогда попало письмо, адресованное одному из наших пра-пра-кому-то-там. В письме упоминалась какая-то древняя семейная легенда. Бабушка Кейт воспользовалась услугами медиума, чтобы тот докопался до сути этой легенды. Затем, используя то старинное письмо и результаты многочисленных сеансов, она написала повесть, которую сочла неотъемлемой частью нашей семейной истории.

— Скалли, теперь я понимаю твою упрямую приверженность науке. Ты просто компенсируешь слишком богатую фантазию других членов своей семьи.

— Можешь думать, что угодно, у нас самая обычная семья, — ответила она рассеянно. — Я читаю эти бумаги, потому что мама из-за них расстроилась, но не сказала почему. Лишь попросила прочесть рукопись, не принимая написанное близко к сердцу. Ей это сделать сложно — слишком разыгралось воображение.

Малдер подумал, что поразить воображение Маргарет Скалли — задача не из легких. Еще никогда в жизни он не встречал человека, который мог принять трагедию или невероятное событие столь стойко и спокойно, как Маргарет.

— Смотри, Малдер, первые страницы — это заметки Мелиссы о том, что случилось, когда она отвезла рукопись к тому контактёру на Западное побережье. — Скалли, нахмурившись, пыталась разобрать заметки сестры, отчасти написанные от руки. — Кажется, ее звали Зенит.

Изначально белые страницы оказались затерты краской после снятия с оригинала многочисленных копий. Документ, куда Мелисса внесла заметки, выглядел как стандартный бланк. На каждую дату, когда проходил сеанс, была выделена страница. В верхней графе бланка Мелиссой была вписана дата попытки связи. Ниже оставалось пустое место для комментариев в случае удачно проведенного сеанса. Если же сеанс проходил неудачно, пометка ставилась в третьей графе. Затем шли список стандартных вопросов и место для ответа на них. Кроме того, в нижней графе страницы можно было оставить свои комментарии. На первых пяти листках не было ничего, кроме дат неудачных сеансов. На шестом и последнем бланке, в разделе, предназначенном для комментариев, Мелисса сделала запись.

«Зенит наконец-то удалось связаться с тем, кто знал, что происходило с теми двумя. Мы не можем войти с ними в контакт, потому что они переродились и снова живы! Но что самое интересное, Зенит говорит, что их связь с нашей семьей не прервалась. Один из них – мой родственник, с другим я еще незнакома. Она не может сообщить их имена, но говорит, что я узнаю их, когда придет время. И тогда мне придется вести себя осторожнее. Когда эти двое встречаются, они становятся, образно говоря, эпицентром мини-землетрясений. Вселенная словно вращается вокруг них и для них. Так кто же это? Характер Билла тянет на пятерку по шкале Рихтера. Но не очень похоже, что у него старая душа. Дана слишком благоразумна, чтобы стать причиной землетрясения. Чарли чересчур беззаботный. А что если это мама или папа! Мне бы не хотелось так думать о своих родителях.

Как бы там ни было, по словам Зенит выходит, что этим двоим крупно не повезло. Между ними тысячи лет гордости, ревности, вины, страха и ошибочного самопожертвования. Зенит говорит, что им нужно пройти еще столько испытаний, что она даже не представляет, как им это удастся сделать и притом остаться в здравом рассудке.

Но, несмотря ни на что, они просто не могут существовать друг без друга! Они завязывают другие отношения, которые длятся порой несколько жизненных циклов, но всегда их разрывают, поскольку не ощущают той силы и глубины, которые жаждут получить друг от друга. Им никак не удается выбрать подходящее время и признаться в своих чувствах. Каждый раз их жизненный путь полон ситуаций катастрофической недосказанности и заканчивается трагедией. Кажется, они не в состоянии разорвать этот замкнутый круг.»

Скалли и Малдер сидели в тишине несколько секунд. Они оба думали о сеансе регрессивного гипноза, которому был подвергнут Малдер во время расследования дела Вернона Эфезиана. Тогда обнаружилось достаточно веских доказательств, чтобы заставить их задуматься о существовании прошлых жизней. Если они верили в правдивость полученных под гипнозом воспоминаний, тогда описанная сестрой Скалли концепция имела право на существование. Хотя между принятием идеи реинкарнации и верой в достоверность данного документа была большая разница. Медиумы двадцатых годов стремились угодить своим клиентам в той же мере, что и современные медиумы с Западного побережья.

Пообщавшись с Кричгау, Малдер начал сомневаться в достоверности каких бы то ни было воспоминаний, полученных под гипнозом, включая свои собственные.

— Может, твоя мама расстроилась, узнав, что Мелисса полностью отвергла католическую веру.

— Нет, Мелисса никогда не делала тайны из своей веры. Я должна прочитать это и тогда, возможно, смогу успокоить маму.

Любопытство взяло верх, и Малдер начал читать пожелтевший от времени печатный документ, заглядывая Скалли через плечо.

***

Пронзительные крики вырвали сестру Кэтрин из яркого, но удивительно мирного сновидения, в котором она погружалась в ледяную воду. Она проснулась в полной темноте и обнаружила, что одеяло скрутилось где-то в ногах. Во сне промозглая сырость кельи представилась сестре Кэтрин погружением в холодный поток. Крики не прекращались, к ним присоединился громкий стук в дверь.

- Сестра Кэтрин! Сестра Кэтрин! Матушка зовет вас в келью сестры Доротеи, которой сильно нездоровится. Возьмите повязки и лекарства.

Наставница - сестра Микаэлла - вошла, держа в руках две свечи. Она поставила одну из них на стол — кроме стола и кровати в келье больше ничего не было - и неожиданно поспешно покинула сестру Кэтрин, что заставило ту волноваться за сестру Доротею еще сильнее.

Повязки и лекарства? Сестра Кэтрин накинула поверх ночной рубашки плащ и закрепила на голове вуаль. Захватив с собой корзину с вытяжками, чистыми бинтами и сушеными травами, она поспешила по слабо освещенному коридору. Крики прекратились. Сестра Кэтрин вспомнила, что пару недель назад сестра Доротея жаловалась ей на редкие боли в животе. Она также страдала от депрессии. Сестра Кэтрин тогда заварила ей чая с мятой и предложила прощупать живот, дабы обнаружить причину болей, на что сестра Доротея в заметном смущении пробормотала, что ей станет лучше, когда начнутся месячные. С тех пор сестра Доротея постоянно находилась в подавленном состоянии, но за медицинской помощью более не обращалась. Неужели она была так больна, а сестра Кэтрин этого не заметила?

Остальные послушницы сгрудились в коридоре, испуганные и взволнованные. Сестра Кэтрин, повысив голос так, чтобы слышали все, обратилась к ближайшей послушнице.

- Пожалуйста, отведите сестер в часовню, чтобы они могли помолиться за сестру Доротею. Молитва поможет ей сильнее, чем все то, что смогу сделать я.

Про себя она подумала, что тишина в коридоре – это главное, хотя молитва также поможет послушницам успокоиться.

Когда сестра Кэтрин вошла в келью, мать-настоятельница Агнесс и сестра Микаэлла тихо бормотали молитвы рядом с постелью сестры Доротеи. Сестра Кэтрин ощутила характерный запах крови и мгновенно сдернула одеяло, чтобы оценить состояние сестры. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: сестра Доротея потеряла уже столько крови, что хлопковый матрас пропитался насквозь. И хотя кожа сестры уже приобрела пепельный оттенок, кровотечение все никак не прекращалось. Сестра Доротея была без сознания, ее дыхание - учащенным и слабым.

Мать-настоятельница посмотрела на сестру Кэтрин и спокойно осведомилась:

- У нее внутренние повреждения? Вы можете что-нибудь сделать?

Сестра Кэтрин покачала головой и спросила только:

- Вы послали за отцом Уолтером?

- Да, когда сестра Микаэлла разбудила меня и сообщила, что случилось с сестрой Доротеей, я отправила за ним старого Мэттью.

Сестра Кэтрин и сестра Микаэлла вернули одеяло на место и, пригладив светлые локоны сестры Доротеи, приготовились к отпеванию - скорее символичному, нежели эффективному обряду. Затем все трое стали ждать, каждая в глубоком раздумье.

- Отец Уолтер может не успеть, - забеспокоилась сестра Кэтрин, когда дыхание сестры Доротеи замедлилось и стало затрудненным. Их опасения оказались ненапрасными: сестра Доротея испустила последний, невероятно медленный вздох и затихла. Ее пальцы разжались, и она выпустила скомканные простыни.

- Это не важно. Ее душа останется с нами, – тихо произнесла настоятельница в наступившей тишине.

Смахнув с ресниц слезы, сестра Кэтрин спросила:

- Сестра Микаэлла, что произошло с сестрой Доротеей?

- Меня разбудили ее крики. Я встала, а сестра Эдриан уже стучалась в дверь моей кельи. Она сказала, что сестра Доротея тяжело заболела и, похоже, умирает. Я поспешила к ней, но к тому времени у нее уже началось кровотечение. Велев сестре Эдриан разбудить мать-настоятельницу, я отправилась за вами.

- Матушка, мне хотелось бы поговорить с сестрой Эдриан о случившемся. Сестра Доротея обратилась ко мне пару недель назад из-за небольших проблем со здоровьем. Я думала, что у нее ничего серьезного - обычные хандра и тоска, характерные для молодых послушниц в зимние месяцы, но, должно быть, упустила тогда что-то важное.

Мать-настоятельница давно уже смирилась с периодически повторяющимися приступами самокопания сестры Кэтрин, чье обостренное чувство вины, надо признать, никогда не имело непосредственного отношения к исполнению религиозного долга.

Сестра Кэтрин воспринимала свои духовные обязанности не раздумывая, как нечто само собой разумеющееся. Она понапрасну корила себя за не слишком обширные познания и невозможность предотвратить несчастья, которые могут произойти с людьми, о которых заботилась.

- Сестра Кэтрин, вы можете поговорить с сестрой Эдриан, но помните, что она глубоко опечалена. Стремясь найти ответы на вопросы, вы забываете, что другие люди более ранимы и не могут сдерживать свои чувства в той же мере, что и вы.

- Да, матушка, я постараюсь быть тактичней, – ответила сестра Кэтрин с неподдельным раскаянием в голосе.

Мать-настоятельница едва заметно улыбнулась – с сестрой Кэтрин надо держать ухо востро. Напоминание ей о том, что не следует быть столь педантичной, может добавиться к той несоразмерной вине, что она и так уже возложила на себя. На самом же деле ей практически не в чем было себя упрекнуть. Она усердно старалась улучшить свои знания и навыки, но из-за сопереживания человеческим страданиям совсем забывала о себе.

Две старших сестры покинули келью и отправились в главный зал, куда должен был прибыть отец Уолтер, а сестра Кэтрин приступила к тщательному осмотру кельи. Ничего необычного она не нашла, пока не заглянула в сундук с одеждой, где между свертками постельного белья обнаружила кожаную суму с несколькими колючими скрученными листьями внутри и обрывок бумаги, в котором описывалось, как из этих листьев добыть масло. Сестра Кэтрин узнала в них мяту болотную и поняла, что же послужило причиной смерти сестры Доротеи - та ждала ребенка, но беременность протекала с осложнениями. Использовав мяту в попытке избавиться от ребенка, сестра Доротея неосознанно приблизила свою кончину.

Сестра Кэтрин вспомнила, как впервые столкнулась с подобным случаем. Она тогда училась у матери врачеванию. Недавно вступившая в брак пятнадцатилетняя девочка не использовала никаких трав, но, тем не менее, умерла столь же быстро, как и сестра Доротея.

- Доктора говорят, что тканевая жидкость закупоривается, кровь собирается в матке, и тогда наступает смерть, – говорила ей мать, – и до тех пор, пока кровь не разорвет сосуды, кровотечение обнаружить нельзя. Интересно, что бы обнаружилось в матке, если бы потом мы позвали врача для ее исследования. - Но они обе знали, что церковь запрещает вскрытие, считая его нечестивым осквернением Храма Святого Духа.

В келью бесшумно вошла сестра Эдриан.

- Сестра Микаэлла сообщила мне, что сестра Доротея умерла, и вы хотите поговорить со мной. Я сделала все, что было в моих силах, - сказала она, словно бы защищаясь.

Сестра Эдриан задумчиво посмотрела на сумку в руках у сестры Кэтрин, но больше ничего не добавила. Если она и испытывала скорбь, то внешне это никак не проявлялось.

Сестра Кэтрин мягко ответила:

- Да, вы сделали все, что сделал бы любой на вашем месте, – немного помолчав, она продолжила: - Не вела ли себя сестра Доротея как-то иначе в последние два месяца? Я имею в виду, не изменились ли недавно ее привычки?

Сестра Эдриан задумалась.

- Пожалуй, да. Она стала убегать в конюшни и играть с котятами, избегая дополнительной работы. Потом, после Сретения Господня, всегда соглашалась выполнять всяческие поручения, а также передавала различные вещи от монастыря в город и обратно для сестры Валбарги и сестры Микаэллы. Носила много корзин с сельдью из рыбной лавки на кухню. Но все равно попадала в неприятности из-за того, что постоянно отвлекалась и была забывчива. Однажды она положила две лучших, сделанных из яблоневого дерева, ложки сестры Валбурги в очаг на кухне вместо дров, за что ей пришлось три дня стоять на коленях на полу трапезной во время обеда.

При последнем воспоминании на лице сестры Эдриан появилась довольная улыбка. Сестра Кэтрин подумала, что строгая сестра Эдриан завидовала цветущей сестре Доротее, ее изящным чертам лица и большим голубым глазам. Этим прекрасным глазам, по мнению сестры Кэтрин, не доставало ума, но по крайней мере в них не было злобы и зависти – в отличие от тех, в которые она смотрела прямо сейчас.

- На самом деле я имела в виду несколько иное: не возникало ли у нее проблем с аппетитом или сном? Как она себя чувствовала? – настойчиво повторила сестра Катерина.

- О, спала она чудесно, я частенько с трудом будила ее к заутрене. И после звона колоколов она возвращалась в постель, поэтому я заходила к ней и поливала ей лицо холодной водой. Это избавляло ее от дополнительных епитимий, - поспешно добавила сестра Эдриан, увидев на лице сестры Кэтрин выражение отвращения, которое та не смогла скрыть. – По утрам она не ела, но просила добавки на ужин. Порой была так счастлива, что забывалась и насвистывала мелодии, словно батрачка, а в другое время казалась как никогда печальной. А что с ней было?

- Спасибо за то, что поговорили со мной, в то время как вы, должно быть, скорбите. Но, боюсь, истины нам не узнать. Нам остается лишь уповать на милость Божью - может, когда-нибудь и станет известна причина смерти.

- Это сумка сестры Доротеи?

- Не знаю. - Сестра Кэтрин небрежно бросила сумку к себе в корзину. Она была уверена, что ради великого блага Бог простит ей небольшую ложь. – Вверим же сестру Доротею в любящие руки Господа Нашего. Да будет так.

Последняя фраза показывала обычно, что разговор закончен. В ответ собеседнику оставалось сказать лишь “Аминь”, но сестра Эдриан не снизошла до этого. Она повернулась и вышла из кельи. Сестра Кэтрин подумала, что произошедшее стало следствием не Божьей воли, а неблагоразумной юношеской горячности, понимая, что распространение слухов о прискорбной кончине сестры Доротеи приведет лишь к ханжескому осуждению чужих слабостей.

Она услышала тихие голоса - к келье приближались мать-настоятельница и отец Уолтер.

***

Отец Уолтер приготовился к худшему, когда епископ Томас сообщил ему, что нужно встретить прибывшего из Рима молодого помощника. Рим – не то место, где Церковь-матушка готовит помощников для пасторов из глубинки. Видно, отец Дун Мартин был подвержен какому-то пороку: распутству или пьянству. Боже упаси, чтоб он не оказался одним из тех священников, что шныряют вокруг служек и послушников.

Отец Уолтер запер сервант с вином. Он нанял “Чернушку” Элисон, чтобы та убиралась у отца Мартина и стирала его одежду. Элисон была уже не молода, но имела вид женщины доступной и соответствующую репутацию. По теории отца Уолтера, малый грех мог уменьшить зло разврата. И ради того, чтобы оградить детей от совращения, он был готов на все что угодно.

В течение нескольких недель с тех пор как прибыл отец Мартин, отец Уолтер находился в постоянном напряжении. Отец Мартин был скрытным и неразговорчивым человеком. Интересовался он только наукой, хорошо справлялся со своими обязанностями и ни на что не жаловался. Особо осуждал отец Мартин тех прихожан, что били жен, детей или животных. Он обещал, что, если те согрешат подобным образом вновь, то он отлупит их палкой длиной во врата в Преисподнюю. Отец Уолтер закрывал глаза на эти обещания. Он понимал, что горячий темперамент - не самое худшее. Да он и сам был известен тем, что побивал забияк. Отец Уолтер никак не мог найти скрытый изъян отца Мартина, а тот каждый день исполнял возложенные на него обязанности и возвращался в свою келью, чтобы продолжить учебу.

Однажды ночью отец Уолтер решил проверить свою теорию и попросил подать к ужину вино. Появление кувшина с вином вызвало первую искреннюю улыбку на лице отца Мартина. Отец Уолтер почувствовал, что его подозрения оказались оправданы, но после того, как отец Мартин довольно спокойно выпил один кубок, он отказался от большего и подмигнул, вновь улыбнувшись, словно знал, что его проверяли.

Отец Уолтер видел, что Элисон не упускала возможности прикоснуться к отцу Мартину и показать, что не против действий с его стороны. Отец Мартин же относился к ней с прохладной учтивостью, что держало ее на расстоянии не хуже каменной стены. Он мало общался с мальчиками, если не считать его решительного неодобрения их военных игр на церковном дворе. Детишки гордились прочностью своих деревянных палок, а он говорил им, что никто не застрахован от риска получить этой палкой по голове и тем самым нанести непоправимый ущерб своим и так невеликим умственным способностям.

Когда стало холодать, отец Мартин начал порой задерживаться после ужина в просторной кухне пастора. Огонь в большом камине отца Уолтера горел до поздней ночи, пока хозяин читал Библию или уходил на встречи с прихожанами.

- После трех лет в Риме я отвык от промозглых английских зим, - сказал отец Мартин, извиняясь перед отцом Уолтером за то, что помешал его уединению.

Отец Уолтер подумал, что молодой священник, должно быть, испытывает одиночество. Наверняка в Риме у него остались коллеги, которых ему сейчас сильно не хватало. Отец Уолтер поспешно сказал, что он наоборот, будет только рад компании.

Со временем эта вежливая ложь обернулась правдой. Двое мужчин с удовольствием проводили время, дискутируя на темы религии и философии под стаканчик эля с сыром. Ни тот, ни другой не принимали близко к сердцу расхождения во взглядах. И хотя отец Уолтер был не столь силен в науках, как отец Мартин, при этом он обладал живым умом. И двадцать лет службы пастором не пропали для него даром. Отец Уолтер рассказал отцу Мартину много историй о приходе и о себе, но в ответ от собеседника ничего подобного не услышал. Отец Мартин мало говорил о своем прошлом, упомянул лишь, что отец его был рыцарем у герцога Экзетерского. Сэр Уильям Мартин был советником герцога во время военных действий. Отец Уолтер понял, как, имея такие связи, отец Мартин смог попасть в Рим, но это не объясняло того, почему его сослали в Дерби.

И вот, сидя перед камином одной ветреной холодной ночью, они распили подаренную бутылку французского бренди, и отец Мартин поведал, наконец, свою проблему отцу Уолтеру. Это была одна из тех проблем, что не мешают человеку жить, пока он не переусердствует с бренди в компании постороннего.

Отец Мартин утратил веру - и не только в Бога, но в самую Церковь. Он с легкостью мог объяснить любой постулат о Вселенной с точки зрения религии, но больше не принимал эти постулаты на веру. Об умственных занятиях отец Мартин рассказывал спокойно, но когда заговорил о том, как его предала церковь, речь его замедлилась и стала прерываться, приоткрывая перед слушателем глубоко потаенный мир боли.

Благодаря своему сану отец Мартин был вхож во внутренние круги власти и мог достичь большего, пока один более юный, но не столь неискушенный друг не заставил отца Мартина взглянуть на ситуацию в церкви иначе. Генри представил ему доказательство жестокого и циничного заговора среди некоторых из самых уважаемых духовных лиц. Отец Мартин в страхе поделился этими знаниями со своим наставником - кардиналом Игнатием. И в ответ получил успокоительные слова и наказ укрыться в одном из монастырей вне Рима. Кардинал наказал ему верить людям, более умудренным опытом, и не переставать верить в Бога. Вернувшись в Рим, отец Мартин узнал, что с другом его случилось несчастье. Генри свернул себе шею, умудрившись выпасть из маленького окна собственной комнаты.

Даже не знай отец Мартин о паническом страхе высоты у Генри, его бы все равно насторожило столь подозрительное стечение обстоятельств. Отец Мартин стал задавать слишком много вопросов громко и во всеуслышание. Он так и не получил на них удовлетворительных ответов. А потом на него напали на одной из темных и безлюдных улиц, и смерти избежать он смог лишь благодаря тому, что злодеи не ожидали от него такой прыти. Кому он теперь мог доверять? И оставят ли его в живых?

У него было больше связей, чем у Генри. Кардинал Игнатий, не мешкая, предложил ему отправиться на родину, чтобы набраться опыта. Отец Мартин серьезно отнесся к смехотворной должности помощника пастора, так как понимал, что провалил важнейшее испытание, и наказание за это могло быть куда страшнее пожизненного изгнания в глубинку.

Он не ожидал, что события повлияют на него подобным образом: отец Мартин увидел порок в церкви, в самом сердце предполагаемого моста между Богом и людьми, и более не мог закрывать глаза на религиозные сомнения, которые уже долгое время его терзали. Но как ему теперь быть, если в мире, что он знал, церковь имела полную власть над образованием, политикой и всеми материальными ценностями?

Что ему делать всю оставшуюся жизнь? Отец Мартин и думать не хотел о том, что жизнь его будет посвящена бессмысленному исполнению пустых ритуалов. Он по-прежнему страдал от изолированности и не имел ни малейшего понятия, куда двигаться дальше.

- По крайней мере, здесь я в безопасности, – со смущением промолвил отец Мартин, закончив свои откровения. – Испытав меня вином, вы дали понять, что вы не один из тех, кто желает моей смерти. Вы просто не знали, за что меня выгнали из Рима.

- Нет, я не знал причины. Но у любого мыслящего человека возникают порой сомнения. Вот только держать их, как правило, следует при себе, – быстро добавил отец Уолтер. – Они могут стать причиной недоразумений среди неискушенной паствы. Возможно, в течение нескольких лет ваши сомнения разрешатся сами собой.

- Вы не понимаете. Римские кардиналы не просто беспокоятся по поводу моих сомнений. Они боятся меня из-за той правды, что я знаю.

- Боятся вас? – воскликнул отец Уолтер, не веря собственным ушам.

- Если я когда-нибудь покину сельскую местность и попадусь им на глаза, то все закончится несчастным случаем со смертельным исходом.

Отец Уолтер просто не знал, что на это ответить, поэтому еле заметно зевнул и предложил отправиться по кроватям. Он знавал личностей с расшатанной психикой, которые верили, что на каждом шагу их ждут невидимые враги, но еще не встречался со столь ограниченным и великим самообманом. Стоило подождать, пока мания не разовьется сильнее или к отцу Мартину не вернется ясность рассудка. Отец Уолтер понимал, отчего римскую иерархию возмутили эти склонность к преувеличениям и желание видеть повсюду заговоры. Главы римской церкви предпочитали осторожность в регулировании вопросов, щепетильных как для церкви, так и для светской власти.

На следующее утро они притворились, что не помнят ничего из того, что произошло накануне вечером. Весь день они были заняты починкой протекающей крыши церковного склада. Тем же вечером их поднял на ноги старый Мэттью и сообщил, что нужно отправляться в монастырь, где умирала послушница.

Пока отец Уолтер не понимал, в чем же провинился отец Мартин, он мешкал с его приглашением в монастырь Святой Урсулы. Теперь он знал, что отец Мартин не причинит сестрам вреда и может быть рад знакомству с ними. Медлить было нельзя, поэтому они взяли небольшую телегу и лошадь. Пешком им бы пришлось потратить полчаса.

- Я рад, что вы сможете познакомиться с некоторыми из сестер, – с энтузиазмом сказал отец Уолтер, несмотря на мрачный характер их миссии. - Мать-настоятельница Агнесс, сестра Микаэлла и сестра Кэтрин – наидобрейшие души из всех, кого я знаю. Они образованные женщины, и в свое время я многому у них научился.

Отец Мартин подумал, что неплохо будет познакомиться с образованными людьми в городе, где таковых, казалось, были единицы. Он также подумал, что в монастыре может быть библиотека. Нередко сестры занимались переписыванием книг. Было бы просто превосходно обнаружить в монастыре редкие тома. Он только от всего сердца надеялся, что эти мудрые пожилые женщины и вправду достойны похвал своего духовного наставника.

Отец Уолтер и отец Мартин проследовали в зал, где молодой помощник пастора был поспешно представлен матери-настоятельнице и сестре Микаэлле. Времени на разговоры не было, предполагалось, что соборование можно провести только для еще живого человека. Мать-настоятельница ясно дала понять, что спешка необходима ради поддержания хоть малой толики надежды на то, что в теле сестры Доротеи по-прежнему теплится жизнь. Она провела их через запутанную систему слабоосвещенных коридоров, из которых доносились тихие перешептывания. Только когда они добрались до кельи, освещенной пламенем нескольких свечей, мать-настоятельница сообщила им, что смерть наступила около получаса назад. Они кратко посовещались вполголоса с отцом Уолтером.

***

Сестра Кэтрин подняла взгляд от книги, в которой делала пометки, и увидела рядом с матушкой Агнесс знакомую кряжистую фигуру отца Уолтера. Она предположила, что высокий худой мужчина, который шел за ним, это отец Мартин. Раньше отец Уолтер не брал своего помощника в стены монастыря.

Отец Уолтер и матушка Агнесс действовали по плану, который, как видно, обсудили еще до того, как зашли в келью. Они не стали вынимать масло, святую воду и распятие. До начала церемонии никого из них так и не представили друг другу.

Пока остальные были заняты обрядом, сестра Кэтрин тихо стояла в тени. Она воспользовалась возможностью, чтобы изучить новоприбывшего священника. У того были внимательные светло-карие глаза. Густые темные волосы подстрижены коротко, но уже скоро обещали превратиться в непослушную копну. Большой нос делал его похожим на совсем еще мальчишку, но полная нижняя губа была отвлекающе чувственной. Она предположила, что до того, как отец Мартин уедет, в приходе успеют появиться несколько незаконнорожденных большеносых и полногубых детишек. Сестра Кэтрин тут же упрекнула себя за осуждающие предположения относительно отца Мартина, основанные лишь на его внешности - ее ведь не выбирают - и сосредоточилась на лысой голове отца Уолтера, пока тот заканчивал последнюю молитву.

Спустя мгновение почтительного молчания матушка Агнесс пригласила священников в столовую, на мясные тарталетки и пряное вино. Сестра Кэтрин была рада остаться одна и продолжить работать над своими заметками.

Она подняла одеяло и ночную рубашку сестры Доротеи, чтобы завершить свои наблюдения, когда на пороге кельи вновь возник высокий священник.

- Прошу меня простить, - быстро успокоил ее отец Мартин, - кажется, я забыл свой бревиарий… да, так и есть, вот он. – Он поднял книгу со стола. Отец Мартин оказался сбит с толку тем, что и как делала молодая сестра. Она казалась такой отрешенной от всего, что ее окружало, включая тело. И что она могла писать в этом месте, у смертного ложа?

Из-под легко наброшенной на голову вуали выбивались рыжие волосы. Она была одета в ночную рубашку, поверх которой был накинут плащ, отчего руки ее были обнажены до локтя. Даже послушницы не имеют права на подобный внешний вид. Глаза ее в свете свечи были серыми. В спокойном взгляде читались безмятежность и уверенность в собственных силах. Нос с горбинкой и сильный подбородок предполагали твердый и самостоятельный характер.

- Я отец Мартин, – представился он, - извините меня за любопытство, но вы выглядите слишком молодо, чтобы одной готовить тело к похоронам.

Она мило улыбнулась ему.

- Вы слишком вежливы, чтобы сказать «неопытна». Вас обмануло пламя свечи, – ответила она. – Я не столь молода. Родилась в год смерти короля Генриха. В день Святой Бриджит мне исполнился тридцать один. Прошу извинить за мой внешний вид, но меня позвали, когда сестре Доротее стало плохо, и мне уже было не до переодеваний. Я сестра Кэтрин, лекарь при монастыре.

Отец Мартин понял, что перед ним стояла одна из тех «мудрых пожилых женщин», что он рисовал в своем воображении. Из-за низкого роста и небрежности одеяния она казалась моложе своего истинного возраста.

- Простите меня, сестра, – сказал он, - я принял вас за послушницу. Отец Уолтер так высоко отзывался о вас и сказал, что вы одна из тех мудрейших старейшин, к которым мне стоит здесь прислушиваться. Я ожидал, что волосы ваши уже убелены сединой.

Сестра Кэтрин продолжила с осторожностью:

- Я не готовила тело для похорон. Этим занимаются сестра Перпетуя и сестра Фелис. Я веду книгу записей о болезнях, чтобы в будущем сразу распознать их по симптомам.

Она не была уверена, стоит ли продолжать работу в присутствии отца Мартина. У некоторых святых отцов были старомодные взгляды на то, что должны делать религиозные женщины. Такие люди хотели ограничить работу сестер вышиванием и пением. Ей же никакое ложное чувство скромности не мешало делать как можно более полные записи о пациенте. Ее прозаичное отношение к человеческому телу могло привести к сильному неодобрению со стороны некоторых духовных лиц.

Однако отец Мартин не проявил никаких эмоций, кроме едва сдерживаемого любопытства. Сестра Кэтрин решила немного выждать. Она не хотела рисковать привлечением внимания церковной верхушки к монастырю Святой Урсулы. Внимание сверху никогда не приводило ни к чему хорошему.

- Кажется, студенты в Риме, которых я знал, никогда не задумывались о том, чтобы делать записи о пациентах. Они много теоретизировали, но были слабы в практике.

- Вы учились в Риме? Должно быть, вы многое там узнали. Вам не было грустно уезжать оттуда?

- К тому времени – уже нет. Там хватает хороших людей, но мне пришлось столкнуться и с жестокими, злыми и высокомерными личностями!

Сестре Кэтрин было сложно сформулировать уместный ответ из-за болезненных ноток, прозвучавших в его тоне. Она понимала, он не хотел, чтобы эти чувства вырвались наружу, но скрыть их было нелегко, слишком уж они были свежими и лежали почти на поверхности. Уважая его приватность, она постаралась отвлечь его соблазнами, близкими человеку с интересами ученого.

- Возможно, раз вы закончили учиться совсем недавно, вам доставит удовольствие посещение нашей библиотеки. У нас одна тысяча восемь книг, – продолжила она с гордостью, – мы получили семьсот из них в наследство от леди Альфреды Гедлингской. Многие из них были переписаны в Италии в течение последних десяти лет.

Она заметила, что отец Мартин воспользовался предоставленной возможностью, чтобы обуздать собственные чувства и вернуть беседу в русло прежней учтивости.

- Вы не только лекарь, но еще и библиотекарь? – спросил он с улыбкой.

- Ах, нет, этой чести удостоена сестра Клотильда. Я слабо владею греческим, – пожаловалась сестра Кэтрин. - Как было бы чудесно, если бы я могла читать Галена, чтобы улучшить медицинские знания, но я слишком плохо знаю его язык.

- Если бы вы были так добры, что познакомили бы меня с сестрой Клотильдой и обучили чему-нибудь из вашего ремесла, возможно, я помог бы вам научиться читать на греческом, - предложил он.

- С радостью. – Сестра Кэтрин подумала, что идея, пришедшая в голову отцу Мартину, говорит о его широчайших взглядах на то, что могут делать женщины в служении Богу. – Если матушка Агнесс одобрит, я буду рада принять ваше предложение.

Сестра Кэтрин решила продолжить исследование тела сестры Доротеи. Откинув покрывало и задрав ночную рубашку мертвой сестры, она стала делать записи о темных пятнах на коже вокруг сосков и более темной коже от линии ниже пупка.

Отец Мартин в изумлении наблюдал за ее простодушной дерзостью. Сестра Кэтрин определенно знала, что мать-настоятельница разрешит ей заниматься греческим языком с новым помощником пастора. Очевидно, монастырь Святой Урсулы позволял сестрам больше свободы мышления и действий.

- Постараюсь немного поспать до заутрени. Рада была с вами познакомиться, отец Мартин, - сестра Кэтрин извинилась перед ним.

- Завтра мы все будем заняты похоронами, но в канун дня Святого Валентина я снова приеду, – ответил ей отец Мартин.

***

Следующий день выдался холодным и пасмурным – под стать настроению сестер, стоявших у могилы сестры Доротеи на небольшом монастырском кладбище. Несмотря на свою легкомысленность, она всегда оставалась добродушным и жизнерадостным человеком. Сестра Доротея никогда не отличалась любовью к знаниям или особой праведностью, но для всех была хорошим другом. Послушницы рыдали в голос, а монахиням пришлось даже подхватить под руки сестру Эдриан, когда та лишилась чувств, едва заслышав, как комья земли посыпались на крышку гроба.

Мать-настоятельница глубоко скорбела по сестре Доротее, и разговор с сестрой Кэтрин лишь приумножил ее печаль тревогами за душу покойной. Сестра Кэтрин поддержала свою наставницу верой в милость Господню, не допуская и мысли, что Всевышний не простит того, что мог бы простить ее собственный отец. Кажется, она искренне верила, что и в День Страшного Суда Господь не допустит прихода на землю Врага Рода Человеческого. Однако мать-настоятельница была согласна с ней в том, что ни с кем не стоит делиться догадками о причине смерти юной послушницы. Поползут слухи, о которых может проведать сам епископ, и тогда не миновать им ненужных проверок. Матушка решила открыться лишь отцу Уолтеру - все равно эта тема могла подняться на исповеди, а он знал, как хранить чужие тайны.

***

На следующий день, накануне дня Святого Валентина, ясное небо и неяркое солнце напомнили людям о весне. Легкий ветерок гнал по небосводу клочья голубых и сероватых облаков, что навело сестру Кэтрин на мысль о скорой поре рождения ягнят. Слабый намек на увеличивающийся день вдохновил ее отправиться в сад после заутрени. Сестра Кэтрин поднималась и спускалась по тропинкам скрытого от посторонних глаз сада, думая о том, что посадить на той или иной грядке. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как через каменную арку, откуда открывался вид на чудный зимний пейзаж, в сад зашел отец Мартин.

По-весеннему теплая погода и вид сестры Кэтрин, скрупулезно делающей пометки в своей записной книжке, заметно улучшили его настроение. Он заметил, что на фоне ясного неба глаза у сестры Кэтрин были голубыми. Сегодня она плотно укуталась в коричневую монашескую рясу и белую монастырскую накидку. Они поприветствовали друг друга, и сестра Кэтрин принялась рассказывать ему о том, какие растения любят тень, какие предпочитают расти на свету, и что можно обнаружить только за стенами монастырского сада.

Она поведала отцу Мартину о семенах, собранных прошлой осенью, и побегах, которые будет искать весной для посадки. У ее матери тоже, возможно, найдутся какие-нибудь новые интересные сорта.

- Примерно раз в месяц я провожу день в поисках растений: в лесу, на болоте, по берегу реки. Я собираю травы, чтобы их затем засушить или посадить в монастырском саду.

- Мать-настоятельница Агнесс позволяет вам гулять одной? – удивился отец Мартин.

- Она мне доверяет и знает, что ей можно не беспокоиться из-за моего поведения, – ответила ему сестра Кэтрин, - хотя обычно я прошу юного Мэттью, чтобы он составил мне компанию. Он в состоянии нести самую большую корзину, полную растений с землей на корнях. Мне столько не поднять. Что ж, если лекций о травах для вас достаточно, то пойдемте, я познакомлю вас с сестрой Клотильдой.

- Буду польщен, – ответил отец Мартин с радостью, предвкушая исследование новой библиотеки.

Сестра Клотильда показала себя человеком хорошо образованным, хоть и непрактичным. Несколько раз в год она переставляла книги в библиотеке, дабы отыскать идеальный способ их расстановки, и редко когда сестры успевали выучить очередную схему, прежде чем сестра Клотильда вновь меняла порядок. Проблема решалась благодаря превосходной памяти сестры Клотильды, остальные сестры попросту просили ее саму найти нужную книгу. Сестра Кэтрин оставила отца Мартина, предоставив ему возможность заняться изучением рукописей в одиночестве.

***

На следующий день вновь пошел холодный зимний дождь. Но, несмотря на ненастную погоду, отец Мартин не желал откладывать визит в радушные стены монастыря Святой Урсулы.

Сестра Кэтрин едва успела развести огонь в камине своей мастерской, как на пороге возник промокший до нитки отец Мартин. В руках он держал какую-то книгу в кожаном переплете.

- А у вас тут очень уютно! – воскликнул он, оглядывая теплую и опрятную комнату с удобно расставленной мебелью.

- А на вас очень мокрая одежда, - в тон ему произнесла сестра Кэтрин. Она уговорила его снять сапоги, сюртук и мантию и повесила их перед камином. Он протянул ей книгу, которая оказалась учебником греческого, и сказал, что обучение следует начать с изучения алфавита.

- Вы правы: это на редкость удобная мастерская, – согласилась она, тогда как отец Мартин в одном жакете, бриджах и чулках мерил шагами комнату. - Нашей общине повезло. Многие здешние послушницы родом из знатных семей, которые делают щедрые пожертвования монастырю. А матушка Агнесс достаточно мудра, чтобы понимать: плохие условия отвлекают нас от служения Господу не меньше, чем роскошь.

- Я опасаюсь за будущее таких сообществ,как ваше, - вздохнул отец Мартин. – В Риме намерены расширить влияние Четвертого Латеранского Собора. Им не терпится уничтожить независимость и самодостаточность подобного рода. Когда епископы ощутят на себе давление из Рима, то будьте уверены: ни к чему хорошему для вас это не приведет.

- Печальная весть, - ответила на это сестра Кэтрин. – Всякому известно, что не стоит привлекать к себе внимание ни кардинала, ни епископа.

- Порой их обязанности трудно различимы, – добавил отец Мартин, невесело улыбнувшись.

- Ну, пока у меня еще есть рабочее место, давайте я вам тут все покажу. Я очень довольна тем, как все здесь организовала. - Сестра Кэтрин показала отцу Мартину свою корзину с лекарствами и перевязочными материалами.

Она не заглядывала в нее с той ночи, когда умерла сестра Доротея. Сестра Кэтрин вспомнила о сумке с засушенными листьями из сундука покойной сестры, только когда обратила внимание святого отца на содержимое корзины. Однако сумки там не оказалось. «Придется потом поискать, видимо, выпала, пока кто-то из служек нес корзину сюда», – подумала сестра Кэтрин. Она указала на аккуратно подписанные колбы с настойками и эликсирами. Запечатанные горшки хранили в себе засушенные листья и множество стеблей растений. У нее была вся необходимая посуда для изготовления настоек и мазей: котелки, ложки, ступы и песты. На другой полке стояло несколько томов с надписью «Заметки».

- Значит, ваша записная книжка лишь одна из многих, – заметил отец Мартин.

- Да, и однажды мне достанутся книги моей матери. Только не подумайте, будто я хочу, чтобы этот день вскоре наступил, – быстро добавила сестра Кэтрин.

- Ваша мать живет где-то поблизости?

- Мама живет вместе с моими братьями на ферме к северу от Дерби. Она учила меня знахарскому делу с тех пор, как я стала достаточно большой, чтобы поставить котел на огонь для приготовления вытяжек из трав. Люди до сих пор просят ее помочь в сложных ситуациях, и я порой навещаю ее, чтобы получить совет, если затрудняюсь с лечением больного. Ее зовут Маргарет. Отец мой скончался за два года до смерти короля Джона. А где живет ваша семья?

- Моего отца зовут сэр Уильям Мартин. Наша семья принадлежит ко двору герцога Экзетерского. Я рос с его родным сыном Эдгаром.

Сестра Кэтрин не поняла, отчего в голосе отца Мартина прозвучало сожаление.

- Это обстоятельство вас огорчало? Вы завидовали, зная, что он вырастет и станет лордом, а вам придется покинуть замок?

Он не ответил, молча вглядываясь в огонь, и сестра Кэтрин испугалась, что невольно обидела его своей бестактностью. Внезапно отец Мартин рассмеялся, но как-то не очень весело.

- Уверяю вас, что нет. Меня не прельщала идея провести всю жизнь в битвах, охоте и пирах. Мне повезло, что у нас с Эдгаром был один учитель. В десять лет я уже мог объяснить, как Библия оправдывает подать, взимаемую Римом с английского духовенства. С тех пор меня начали готовить к вступлению в сан, да я и сам не желал ничего иного. Просто сейчас на меня нахлынули воспоминания о том удивительном времени, когда впереди меня еще ждало светлое будущее.

***

- А как же знаменитое дворянское распутство? Он умолчал о главной привилегии аристократов тех дней. – Малдер прервал чтение с хитрым выражением на лице.

Скалли смиренно улыбнулась и едва удержалась, чтобы не дать ему подзатыльник. В последнее время им пришлось пережить столько боли и горя, и когда все тревоги, наконец, остались в прошлом, ей показалось, что она почти услышала вздох облегчения, с которым Малдер вернулся к своей привычной роли трудоголика-одиночки, временами отпускающего двусмысленные замечания и язвительные комментарии. По мнению Скалли, они сделали огромный шаг назад, но это уже стало казаться нормой, ну, или тем, что подходило под определение нормы применительно к ним. За время болезни она и забыла, каково это, когда хорошо себя чувствуешь. И ей хотелось просто наслаждаться этим ощущением. Даже Малдеру с его раздражающе несносной игривостью не удалось бы испортить ей сейчас настроение.

- Я не в курсе аристократических замашек, Малдер. В Старом Свете представители рода Скалли были работящими, но неизменно голодающими ирландскими фермерами.

- А ты знала, что Ирландский картофельный голод (1) был результатом заговора Британского правительства против населения Ирландии?

- Конечно, все ирландцы об этом знают. Кстати, о голоде - есть ли в путеводителе ФБР информация о каких-либо ресторанах города Диггер, штат Айдахо?

- Нет, нам придется действовать на свой страх и риск. Видимо, находясь в этом городишке по долгу службы, ни один агент не решился питаться в местных забегаловках, или никто из них не дожил до того прекрасного момента, чтобы успеть поведать эту информацию миру.

Малдер неожиданно для себя открыл новый источник удовольствия. Месяцами он делал вид, что не замечает, как его напарница превращается в скелетоподобную серую тень. Она могла сидеть рядом во время обеда, без конца возя еду по тарелке. Порой ему самому кусок в горло не лез, а иногда приходилось бороться с иррациональным желанием заорать на нее, чтобы она, ради Христа, поела, наконец. Зато теперь выздоровевшая и исхудавшая Скалли была постоянно голодна, и Малдер радостно наблюдал за тем, как она жадно поглощает пищу.

Он забавлялся, пытаясь установить границы ее аппетита. Она ела все: от яичницы и чизбургеров в некогда презираемых ею закусочных, до ливера в телячьем рубце, приготовленном на прощальный вечер в честь выхода на пенсию агента Макгрегора, и жареной змеи в новом ресторанчике «Дикие штучки». Вряд ли захудалый городишко в штате Айдахо был способен предложить что-нибудь особенное. Но, учитывая прошлый опыт, Малдер решил не недооценивать странностей, которые можно обнаружить в таком вот райском уголке на задворках цивилизации.

За время совместных путешествий им со Скалли довелось отведать больше загадочной еды, чем инспектору школьных столовых за всю жизнь. Но у Малдера все же теплилась надежда, что как минимум одно блюдо местных поваров сможет занять место в его личном списке «Невероятный выбор Скалли».

Пока он обдумывал эти возможности, Скалли заморила червячка, заказав жареный миндаль с апельсиновым соком, а сам Малдер ограничился любимыми семечками.

Скалли казалось, что она уже догадалась, почему ее мать так волновалась из-за этого повествования, вот только не представляла, как сказать об этом Малдеру.

Ждал ли он, когда она сама начнет беседу, или ему было просто невдомек? В конце концов, он ведь не понял в свое время, что БиДжей с шефом крутили роман. Порой Малдер не замечал очевидных вещей. С другой стороны, он бы наверняка обрадовался, предположи она, что более полувека назад какой-то медиум использовал столь похожих на них персонажей в деле о предполагаемом переселении душ. Она определенно не была готова к такому разговору, если не хотела испортить себе настроение.

На самом деле Малдер заметил сходство и молча обмозговывал свою собственную теорию. Просто ему не хотелось оказаться первым, кто сделает предположение о том, что сестра его напарницы планировала публикацию фальшивки. Малдеру думалось, что все это было подделкой, включая сеансы связи с потусторонним миром. Сестра Скалли позаимствовала их внешность, личности и сляпала историю «основанную на реальных событиях» в духе произведений Нового времени (2), чтобы по-быстрому срубить деньжат. Его забавлял тот факт, что Мелисса решила использовать именно их. Пока она не заставила своих героев делать что-нибудь непристойное, однако именно это обстоятельство следовало изменить, чтобы поддержать интерес читателя к данному произведению.

Перекусив, Скалли вернулась к чтению, и Малдер опять присоединился к ней.

***

И вновь сестра Кэтрин почувствовала, что отец Мартин едва сдерживает боль и гнев. На этот раз она промолчала, позволяя ему выбрать русло, в котором потечет их беседа. Если он захочет поговорить, то она сумеет выслушать и сохранить их разговор в тайне. Сестра Кэтрин старалась не смотреть на отца Мартина, занимаясь вытиранием пыли и перестановкой колбочек. Он упорно молчал.

- Не хотите рассказать, почему вас сослали из Рима в Дерби? – наконец тихо спросила она.

Несколько дней назад отец Мартин и помыслить не мог, насколько велик окажется соблазн открыться кому-нибудь и поведать свои опасения. Ему казалось, что при отсутствии крепких напитков, которые могут развязать язык, будет легче сохранять молчание и оставаться в одиночестве. Но, видя перед собой умное и доброе лицо сестры Кэтрин, он почувствовал почти непреодолимое желание поделиться своими мыслями и услышать от нее слова понимания. Однако отец Мартин сумел побороть это искушение. Если она шпионила за ним, то, рассказав обо всем, он подверг бы себя риску - если нет, тогда уже ее жизнь окажется в опасности.

- Я глубоко оскорбил кардинала Игнатия, моего наставника. В церкви у меня нет будущего, – ответил он кратко.

- Надеюсь, что разочарование не дало вам повода перестать получать удовольствие от иных радостей жизни. Честолюбивые помыслы не столь важны для слуги Господа Нашего.

- Боюсь, что дело здесь не только в разочаровании. Но мои проблемы никак не связаны с вашим изучением греческого.

Отец Мартин резко сменил тему беседы, показав сестре Кэтрин книгу, которую принес с собой.

- Ее написали специально для нас с Эдгаром, когда мы изучали греческий, - пояснил он. – Эдгару она потом оказалась не нужна. Его никогда не волновало, что в науках он сильно от меня отставал. Мы оба были хороши в рукопашном бою, но во время военных игр его стратегическому гению не было равных. Эдгар прирожденный лидер, он станет достойным преемником своего отца.

- Похоже, что он был вам хорошим другом. Возможно, он и его отец могли бы использовать свое влияние, чтобы вернуть вам расположение кардинала?

И с чего ей вновь об этом спрашивать? Неужели пытается выведать что-то инкриминирующее?

- Нет, я бы не хотел впутывать Эдгара, - поспешно ответил отец Мартин, - это поставило бы его в сложное положение. «Вернее, в смертельно опасное положение», - добавил он уже про себя.

- А ваш отец? Может ли он вам помочь?

Юный Мартин доверял своему отцу ровно настолько, чтобы поведать ему всю историю, когда встретился с ним в Лондоне по пути в Дерби. К тому же ему хотелось выяснить, в какой степени тот осведомлен о связях между коллегией кардиналов и власть имущими в Англии. Сэр Мартин обозвал сына дураком и словечками покрепче.

- Я дал тебе возможность стать кардиналом. И теперь все, на что ты можешь рассчитывать, проведя лет десять в глубинке, это на место пастора в Богом забытом ирландском приходе. Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, как устроен этот мир? Есть те, в чьих руках сосредоточена вся власть, и те, кто ее лишен. Я выбрал первое, ты сделал иной выбор. Не возвращайся в Экзетерский замок до тех пор, пока тебя не вызовут. Ты позоришь нашу семью.

Эта речь не оставила у молодого человека ни малейшего сомнения в том, как глубоко в этом заговоре погряз его собственный отец.

- Нет, он мне точно не поможет. Я зашел слишком далеко, чтобы рассчитывать на наше примирение, – спокойно произнес отец Мартин, но выражение его лица говорило о боли, причиненной родителем, отвергшим собственное дитя.

Сестра Кэтрин, наконец, с ужасом осознала всю глубину изоляции отца Мартина. Неудивительно, что он не просто хотел, а буквально жаждал тратить время на обучение греческому простой монашки и, в свою очередь, учиться у нее врачеванию.

Она нарушила тишину предложением, которое, как ей казалось, могло бы отвлечь отца Мартина от его проблем.

- Вы готовы к практическим занятиям по врачеванию? Тогда присоединяйтесь ко мне в канун дня Святого Юлиана. Раз в неделю я посещаю самых бедных прихожан, которые не могут позволить себе вызвать лекаря или хирурга. Сможете прийти сюда в полдень?

- Я поговорю с отцом Уолтером – мне необходимо убедиться, что к тому времени я закончу со своими каждодневными обязанностями. Приходить ли мне завтра, чтобы мы могли начать изучение греческого?

- Да, увидимся завтра. – Сестра Кэтрин постаралась ободряюще улыбнуться, чтобы скрыть жалость к этому человеку.

***

День накануне праздника святого Юлиана, выбранный отцом Мартином и сестрой Кэтрин для посещения самых бедных и больных прихожан, выдался прохладным и пасмурным, но, к счастью, сухим. Старый Мэттью повез их в телеге, обычно используемой для перевозки сена, но сейчас там лежали вязанки дров, нарубленных юным Мэттью, буханки черного хлеба, головки сыра, мешки с луком и бобами. И, как обычно, сестра Кэтрин взяла с собой корзину с медикаментами.

Она поведала отцу Мартину о том, чего стоит ожидать в тех местах, которые они посетят, и о живущих там людях. Сет и его жена Анна были просто очень бедными и старыми людьми. Гиб остался один с шестью детьми, после того как его жена умерла, вынашивая седьмого. Сестре Кэтрин не нравилось, как отец-одиночка относится к своей двенадцатилетней дочери Джоан. Она боялась, что девочка заменяет Гибу жену – во всех смыслах этого слова. Хью и Дебора не были женаты, но жили вместе и заботились друг о друге. Сестра Кэтрин призналась отцу Мартину, что Дебора проститутка. Из-за воспаления лодыжек Хью практически не вставал с постели, лишь изредка перемещаясь поближе к камину. Сестра Кэтрин приготовила для него специальную тонизирующую настойку.

У Джозефа Торнэппла и Летиции было восемь детей. Они работали в поле и едва сводили концы с концами. Сестра Кэтрин пыталась объяснять им, что можно избежать нежелательной беременности, исполняя супружеские обязанности только во время наступления месячных у Летиции, но они никак не хотели этого понять. В результате Летиция едва ли не постоянно была на сносях. И, наконец, еще одна пара - Хоб и Аннис - приходились родителями Алану, управляющему здешнего барона. Он помогал им деньгами, обеспечивал едой, и благодаря ему у них была крыша над головой, но нужные лекарства им привозила сестра Кэтрин. Хоб страдал от кожного раздражения, и, если бы не мазь, которой его обеспечивала сестра Кэтрин, расчесал бы ранки до крови.

Никогда прежде отцу Мартину не приходилось сталкиваться со столь вопиющей бедностью и людскими страданиями, ему было откровенно тяжело принять увиденное. Сестра Кэтрин, казалось, этого не замечала. Она относилась к тем, кого посещала, как к собратьям по несчастью в мире, полном горестей. Когда они обращались к ней, у нее всегда находилось разумное решение их проблем. В тот день самообладание покинуло ее лишь раз.

Джоан рассказала им о кровотечении и о том, как несколько дней назад она родила мертвого недоношенного младенца. Отец велел ей перестать носиться с ним как с писаной торбой и выбросить в отхожее место. Гиб заявил, что Джоан готова лечь с первым встречным. Девочка отказалась назвать отца мертворожденного ребенка. Сестра Кэтрин заметила, что у Джоан подбит один глаз и вывихнуто запястье, что было явным признаком отцовского недовольства ее поведением, и Гиб признался, что ему пришлось поучить ее уму разуму за лень и распутство.

Сестра Кэтрин извинилась и вышла, чтобы принести еще еды. Так и не дождавшись ее, отец Мартин отправился узнать, не нужна ли его помощь. Он нашел сестру Кэтрин тихо плачущей позади телеги. Она ожесточенно била кулаком по стенке повозки до тех пор, пока на костяшках пальцев не выступила кровь. Сестра Кэтрин во всем винила себя. Она давно уже подозревала неладное, так почему же не сделала ничего, чтобы предотвратить кошмарные последствия? Отец Мартин понимал, что вопрос риторический и предпочел промолчать. Успокоившись, сестра Кэтрин вернулась в лачугу и рассказала Джоан о плане отдать ее в подмастерья к Марте Брюстер. Разумеется, девочка будет жить у своей хозяйки, но монастырь заплатит вдове Саре за то, чтобы та приютила младших детей. Джоан, рослая и крупная девица, обняла сестру Кэтрин с такой силой, что та потеряла равновесие, и отцу Мартину пришлось поддержать ее за плечи.

Сразу же по прибытии отец Мартин узнал в Гибе одного из тех прихожан, на кого он лично обещал наложить епитимью, если они не исправятся и продолжат грешить. После этого внушения Гиб больше не показывался на исповеди, но отец Мартин решил во что бы то ни стало сдержать свое слово. На обратном пути к монастырю сестра Кэтрин рассуждала вслух о том, как получить деньги для вдовы Сары. Она была уверена, что сестры Перпетуя и Фелисити смогут убедить своих родных внести щедрые пожертвования в церковный фонд. Сестры обладали поистине волшебным даром выуживания денег у своих сердобольных отцов.

С этого дня отец Мартин перестал считать сестру Кэтрин шпионкой. Видясь с ней ежедневно, он постепенно начал ощущать, как его защитные механизмы слабеют. К тому же заговоры казались неизмеримо далекими от этого маленького английского городишки. Понемногу он начал делиться с сестрой Кэтрин историей о том, как его предали, а затем изгнали. Хоть она и не до конца верила в объективность суждений отца Мартина, но все же никогда не ставила под сомнение его искренность. Она не торопилась с оценкой его понимания ситуации, что, однако, не помешало ей счесть отца Мартина своим другом.

***

- Знаешь, мне начинает казаться, что эта история не намного интереснее документов по нашему делу. Может, твои предки и показаны здесь исключительно милыми людьми, но… право, скучновато. Да, кстати, а кто из главных героев, как предполагается, связан с твоей семьей? И как это вообще возможно, ведь они оба давали обет безбрачия. Наверное, связь косвенная. Или есть еще надежда, что история превратится в рассказ о том, как отец Питер повстречал трех шаловливых монашек?

- Это что, главная тема сентябрьского альманаха фильмов для взрослых?

- Вообще-то, специального августовского выпуска, но если хочешь, я могу достать тебе копию для исследовательских нужд.

Скалли уделила данному предложению ровно столько внимания, сколько оно заслуживало – нисколько, вместо этого сосредоточившись на попытках понять, почему ее маму так взволновал манускрипт, что она решила посвятить в его содержание дочь. Допустим, персонажи чем-то похожи на них с Малдером. Неужели всему этому обязательно искать какое-то объяснение?

Скалли пыталась подобрать подходящие слова, чтобы спокойно обсудить это с напарником.

- Ты заметил некоторое сходство между этими двумя и… - осторожно начала она.

- Нами? Да, сестра Кэтрин похожа на тебя, а отец Мартин чем-то напоминает меня. Хотя никогда не замечал, чтобы мои губы привлекали чье-то внимание.

- Ну, скорее то, что ты ими произносишь.

Он пропустил ее замечание мимо ушей.

- Очередной “секретный материал” - пророческий исторический роман, в котором описываются дела давно минувших дней, а в основе характеров главных персонажей лежат личности реально живущих в будущем людей.… Вот только ты не узнаешь, что это “секретный материал”, пока не перенесешься в это самое будущее.

- Ты ведь пошутил насчет “секретного материала”?

- Конечно. Нам обязательно искать объяснение всему этому помимо простого совпадения? Уверен, что у вас в семье не было недостатка в умных невысоких рыжеволосых женщинах. Может, тетя Кейт использовала твою бабушку как прототип сестры Кэтрин.

- А как же отец Мартин?

- Тут все гораздо проще. Она просто описала мужчину мечты любой женщины: высокого темноволосого параноика.

Тут Скалли рассмеялась, и Малдер поздравил себя с удачным отвлекающим маневром. Он не видел смысла в том, чтобы омрачать память о Мелиссе, пытаясь откопать доказательства ее причастности к созданию этого сомнительного документа. Пусть воспоминания Скалли и ее матери останутся нетронутыми.

К его недовольству, напарница продолжила:

- Перед самым отъездом я передала последнюю страницу манускрипта Маллинсу в лабораторию криминалистики для определения возраста бумаги и чернил.

«Боже, эта женщина сведет меня в могилу своим упорством».

- И чего тебе это стоило? – поинтересовался Малдер с серьезной миной.

- Мы оба знаем, что эти техники по полдня тратят на обсуждение футбольных матчей, - с жаром начала она, пока не заметила у него на лице ехидную усмешку. «Попалась». – Они должны позвонить мне через пару дней и сообщить результаты, - продолжила Скалли, решив во что бы то ни стало сохранять хорошее настроение и не выходить из себя.

- Ну, хорошо, только учти, что Мелисса была личностью вольномыслящей, и ваши с ней представления об ‘истинном’ и ‘действительном’ могли несколько отличаться. Возможно, ее искренняя вера во что-то давала ей основания полагать, что нужно любыми средствами убедить остальных в своей правоте… - он умолк под испытующим стальным взглядом напарницы, но оживился, услышав голос пилота, сообщающего о скором приземлении в Айдахо Фоллс.

- Хочешь сказать, что она это подделала? - потребовала ответа Скалли.

- Я этого не говорил, - произнес Малдер, прикрыв глаза и изобразив мученическое выражение, – просто стараюсь применять рациональный подход к данной ситуации.

Поняв, что от него не добиться прямого ответа, Скалли приступила к упаковыванию своих вещей в предвкушении скорого приземления.

Их багаж быстро возник на конвейере, а заказанный автомобиль стоял рядом с офисом по прокату.

- Скалли, до Диггера сто пятьдесят миль, половину из которых нам придется преодолеть по двухполосной дороге. Перекусим по пути или как доберемся до места назначения?

- Поищем что-нибудь по дороге.

«Что-нибудь» Скалли обнаружила уже на двадцатой минуте их поездки.

«Кафешка у Вуди» предлагала четырнадцать вариаций двухсотграммовых гамбургеров с картошкой фри. Больше всего это заведение напоминало деревенскую ярмарку со снующими туда-сюда семьями.

- Как тебе?

- Неплохо, я не прочь съесть такой Айдахо-бургер со всеми приправами.

Выйдя из машины, они обнаружили, что не зря надели теплые пальто и перчатки - в эту часть страны зима приходит рано.

- Нам повезло, что мы приехали после летнего ажиотажа и до лыжного сезона. Без туристов тут малолюдно.

- Ну, я бы так не сказала, – заметила Скалли, безуспешно пытаясь привлечь внимание занятой официантки.

- Мы еще не выехали за пределы Айдахо Фоллс. Диггер находится на самом севере этого фермерского штата. Его ранчо занимают тысячи и тысячи акров, а плотность населения не превышает одного человека на каждую из этих тысяч.

- Наконец-то! Она нас увидела! – воскликнула Скалли.

Малдер не особенно удивился, обнаружив, что заказ Скалли ничуть не уступал его собственному. Они наслаждались едой, лишь изредка отвлекаясь на комментарии относительно других клиентов заведения.

Вновь оказавшись в машине, Скалли решила вернуться к обсуждению таинственного манускрипта.

- Малдер, я все думаю об этих бумагах. Ты веришь, будто по какой-то неизвестной причине Мелисса подделала старинный документ, но у меня есть преимущество. Я знала Мелиссу лучше, чем ты. Она бы этого попросту не сделала. Может, сестра и не могла подтвердить свою веру доказательствами, но создавать ради этого фальшивки она бы не стала.

- Я повременю с вынесением окончательного приговора, Скалли, из уважения к твоему опыту и потому что у меня нет доказательств. Но ведь кто-нибудь другой мог подделать бумаги и подкинуть их Мелиссе.

- Тебе стоит узнать еще кое-что. Мама помнит, как просматривала эти записи после смерти тети Кейт. Она упаковала их и оставила в специальном хранилище вместе с остальными семейными документами из бабушкиного дома. Иными словами, когда мне исполнилось пять лет, они уже существовали.

- Это лишь означает, что у Мелиссы были бумаги, похожие на те, что твоя мать видела когда-то давно. Но кто-нибудь мог их подделать или подменить, – никак не хотел сдаваться Малдер.

Скалли должна была признать, что такой поворот событий был весьма маловероятен, но решила пока оставить этот спор.

Она заняла себя разглядыванием брошюрок, которые прихватила в ресторане.

- Я так понимаю, мы остановимся не в мотеле «Серебряный лебедь: постель и завтрак»?

- Верно, у нас номера в придорожном мотеле «Доброй ночи».

- Почему бы тебе в следующий раз не заказать их в «Серебряном лебеде». Там номера с каминами, горячая ванна, кровати королевского размера с теплым одеялом.

- Проблема лишь в том, что две ночи в таком отеле будут стоить нам квартального бюджета.

- Я знаю, но только представь себе как это здорово - нежиться в горячей ванне, а потом пить вино перед горящим камином.

Воображение Малдера услужливо нарисовало соответствующую картину: мокрая и розовая Скалли в махровом халате, завязанном на пояс, который то и дело норовит развязаться. Нет, воображать такое – не лучшая идея.

- Что-то ты часто поминаешь тепло, Скалли. Включить обогреватель посильнее?

- Нет, меня и так клонит в сон от духоты.

- Ну, тогда засыпай. Мы подъедем на место примерно к десяти часам.

Скалли не собиралась засыпать, но проснулась, только когда они заезжали на стоянку мотеля. До Диггера по-прежнему оставалось тридцать миль, но ничего ближе все равно не было. «Доброй ночи» знавал лучшие дни в пятидесятых, и Скалли оставалось только надеяться, что в номерах есть отопление и чистые ванные комнаты. Судя по тому, сколько времени они стучали в дверь управляющего, он, видно, спал в задней комнате. Круглый краснолицый мужчина с сонными глазами протолкнул бумаги для регистрации через конторку и даже не стал утруждать себя проверкой кредиток.

Малдер проводил Скалли до ее номера и ненадолго зашел внутрь, чтобы произвести рутинную проверку места. Завершив процедуру, он извиняющимся тоном попросил у напарницы ее странный манускрипт:

- Не хочется тебя дергать, я знаю, что ты с ног валишься, но мне совершенно нечего читать, а тут нет кабельного. Ты же знаешь, что у меня порой проблемы со сном, - застенчиво закончил он.

Скалли ощутила укол совести, когда чуть ли не в лицо Малдеру зевнула, вручая ему бумаги вместе с брошюрками, взятыми из «Кафешки у Вуди». Она так быстро приняла душ и почистила зубы, что едва обратила внимание на древнюю ванную комнату своего номера. В эту ночь она спала сном праведника.

Малдер же с отвращением обнаружил, что телевизор в его комнате вообще не работает, и похвалил себя за проявленную предусмотрительность.

***

Несколько месяцев отец Мартин и сестра Кэтрин занимались изучением греческого и делили между собой обязанности по уходу за больными прихожанами. Они действовали так слаженно, словно годами работали в паре. Сестра Кэтрин и думать позабыла, что когда-то испытывала одну лишь жалость к этому человеку. Даже оказавшись в изгнании, отец Мартин не потерял тяги к знаниям и был великолепным компаньоном для того, кто стремился чему-то научиться. Со временем отец Мартин сумел подавить воспоминания о порочности и тщеславии Рима - его и сестру Кэтрин поглотили ежедневные заботы об урожае, детях и погоде - и теперь всю свою энергию он направлял на изучение наук и познание таинств искусства врачевания. Эти двое так привыкли к рутинной совместной работе, что день казался им неполным, если они не встречались, чтобы обменяться слухами, наблюдениями и шутками.

В день Святого Дунстана сестра Кэтрин собиралась устроить второй весенний поход за дикими травами и лекарственными растениями. Когда она ходила к реке в первый раз, отец Мартин был занят приготовлением мираклей (3) на Пасху. Теперь же он с головой погрузился в подготовку к Троице и всевозможным приготовлениям к летнему празднеству.

- Ну почему вы выбираете такое время, когда я не могу пойти вместе с вами? Боитесь, что я превзойду вас в настаивании зелий и целебных трав? - поддразнил отец Мартин.

- Как вы знаете, я погодой не управляю, а ведь именно от нее зависит, когда лучше всего собирать те или иные растения. Завтра подходящее время для сбора окопника, и он-то мне как раз и нужен.

- Надеюсь, мои будущие пациенты с пониманием отнесутся к тому, что я смогу предложить им лекарства только из тех трав, что я собрал в середине лета и осенью.

- Глупости, каждый год приходит новая весна, - напомнила ему сестра Кэтрин в канун дня Святого Дунстана. Стоя у ворот монастыря, она помахала ему на прощание.

На рассвете подул едва заметный ветерок, и небо очистилось от туч. Вместо ворсяной монастырской рясы на сестре Кэтрин были старая льняная рубашка и синее платье из грубой ткани, которое ей подарила жена валяльщика. Грязь, собранную в этих походах, невозможно было вывести без стирки, а стирка шерстяных вещей – нелегкое занятие. К тому же в этой одежде было не так жарко: на платье можно ослабить шнуровку, а рубашку - расстегнуть у горла.

Сестра убрала голову белым льняным платком и отправилась в мастерскую за корзинами. Выбрав три самых больших, она поспешила в трапезную, чтобы взять хлеба и сыра для себя и юного Мэттью.

Кэтрин нашла своего помощника снаружи монастыря – он готовился чистить стойла. Когда Мэттью поднял на нее глаза, взгляд его выражал искреннее разочарование.

- Ой, сестра Кэтрин, я совсем забыл. Мне так хотелось поскорее разобраться с работой, чтобы Джоанна смогла поработать над моим костюмом Короля Лета для следующей недели.

Сестра понимала, что на ее лице, как в зеркале, отражается огорчение самого Мэттью из-за неловкой ситуации, однако осознавала, что не имеет права настаивать на собственных нуждах, иначе бедняга лишится единственной возможности предстать перед всеми в качестве Короля Лета в костюме, красивее которого ему уже не носить.

- Похоже, что сегодня мне придется потрудиться больше, чем я думала. Раз уж мне самой нести корзины, то я стану выбирать растения с особым тщанием и только самые лучшие. Из тебя выйдет милый и пригожий король, Мэттью. Я бы не хотела упустить возможность посмотреть на тебя в одном из творений Джоанны.

На его лице расплылась улыбка облегчения, и он предложил отнести самые большие из корзин обратно в мастерскую. Сестра Кэтрин согласилась и отправилась по тропе, идущей через вспаханные поля к западу от города.

Повсюду слышалось радостное птичье щебетание - кукушка и жаворонок отмечали наступление нового дня. Воздух наполнял аромат пробивающейся из земли зелени. Тепло и солнечный свет доставляли сестре Кэтрин особое удовольствие, когда она вспоминала, что этому великолепию предшествовала сырая холодная зима.

Полчаса спустя она дошла до места, где дорога изгибалась к югу от болота. Здесь молодая женщина свернула и направилась в сторону реки, которая граничила с густым лесом на западе. Там она обнаружила мелкие желтые цветки калужницы – они едва-едва распустились на солнышке - и неподалеку от них раскрылись пушистые розовато-белые бутоны трифоли. Часа два сестра Кэтрин двигалась к берегу и постепенно приближалась к кромке леса на востоке. Еще с прошлого года она помнила о хорошем месте для окопника в излучине реки. К тому времени солнце поднялось уже высоко, и сестра Кэтрин была рада густой тени деревьев.

Изучая место в поисках лаванды и колоколообразных бутончиков окопника, она вышла на поляну, где какой-то здоровяк в кольчуге справлял у дерева малую нужду. Они увидели друг друга одновременно, и он развернулся к ней, не потрудившись натянуть штаны.

- Бьюсь об заклад, что такого большого ты еще не видела, - усмехнулся мужчина.

Помогая матери у изголовий кроватей больных, сестра Кэтрин видела обнаженных мужчин и потому с легкостью могла бы не согласиться со словами наглеца, но смолчала. В голове у нее оглушительно звенели тревожные колокольчики, и, швырнув корзину на землю, она развернулась и бросилась бежать. Сестра Кэтрин смогла бы оторваться от преследователя, окажись он один – на ней была легкая одежда и удобная обувь. Но внезапно дорогу ей преградил спутник грубияна.

Здоровяк гаркнул: “Хватай ее, Кон!”, и тот обвил ее горло рукой. Женщина пнула его в ногу, но от ее легкой обувки было мало толку. Мужчина усилил хватку настолько, что пинки и крики стали невозможны.

- Давай ее сюда, Кон. Я первый ее увидел.

- Верно, Том, но поймал-то я.

Том вынул нож и приставил его к шее сестры Кэтрин чуть ниже уха. Его рука сменила руку Кона вокруг ее горла.

- Только без криков, хорошо, киска? Не то я одним легким движением перережу тебе глотку, залив здесь все твоей кровью.

Он пинком отправил наполовину заполненную растениями корзину вниз по склону и потащил молодую женщину глубже в лес.

***

Отец Мартин тоже поднялся на рассвете, хотя и не для того, чтобы наслаждаться славной погодой - святой отец должен был помочь городским членам гильдии с установкой временной платформы в центре города для празднества в честь Троицы. Затем надо было сидеть с подмастерьями всех ремесленников и записывать стихи для песен, которые будут петься вокруг майского дерева. Отец Уолтер предупредил его, что придется хорошенько поработать над правкой этих виршей. Стихи могут выйти настолько непристойными и издевательскими для некоторых личностей, насколько это сойдет авторам с рук. Не раз уже хоровод вокруг майского дерева заканчивался побоищем между певцами и теми, кто слышал насмешку в свой адрес. Когда отец Уолтер увидел отца Мартина, тот уже на протяжении двух часов работал как вол, замеряя древесину.

- Вам бы не помешала хорошая кружка эля от Брайда. Не стану мешать вам и отдалять этот прекрасный момент, просто решил поделиться кое-какими новостями. Я был у пекаря. Юный Джеффри, сын сапожника Дэниэла, этим утром вернулся из Линнетвейля. Известий было немного, но местный скорняк предупредил его, что там побывала банда наемников, которые движутся из города южнее на север. Их контракты с бароном Эдмундом закончились, когда они высадились в Дувре несколько недель назад. Им сказали, что они могут присоединиться к лорду Морроу на границе с Шотландией, но по дороге туда некоторые из них решили поискать наживы, грабя путников ради припасов и лошадей. Большинство нападений завершилось страшным исходом - многие были убиты, хотя они даже не сопротивлялись. Если наемники продолжат свой путь с той же скоростью, то через пару дней окажутся в наших краях. Людям, покидающим город, стоит путешествовать большими группами. Просто предупредите горожан, когда будете с ними беседовать.

Отец Мартин тут же подумал о сестре Кэтрин и ее походе, но постарался убедить себя, что юный Мэттью в состоянии ее защитить и не позволит причинить ей вред. Вряд ли кто-нибудь попробует, учитывая внушительные размеры и силу такого защитника. Да и нападение на сестру из монастыря – это настоящее святотатство, только последние негодяи способны на подобное злодейство. К тому же, взглянув на сестру Кэтрин и Мэттью, преступники поняли бы, что брать у них нечего. Наемников в этих местах не ждали еще дня два, и Джеффри смог добраться из Линнетвейля с полной поклажей великолепных кож - эти успокаивающие мысли отец Мартин повторял про себя еще с полчаса.

А потом он увидел юного Мэттью, который как раз направлялся к Джоанне.

- Так, значит, сестра Кэтрин отложила свой поход в лес? - в надежде на утвердительный ответ поинтересовался святой отец.

- Да нет, - ответил юный Мэттью, чувствуя себя виноватым оттого, что сестра Кэтрин предоставила ему возможность увильнуть от своих обязанностей. Он напомнил себе, что та уже не раз ходила в лес без провожатого. - Она отправилась одна, потому что я должен был остаться работать над моим костюмом Короля Лета…

Отец Мартин тут же перестал слушать его объяснение и попытался взвесить все, что ему было известно. Наемников не ждали еще два дня. Даже если бы они были уже здесь, шанс, что они наткнутся на сестру Кэтрин на болоте или в лесу, весьма невелик. С другой стороны, окажись солдаты поблизости, они бы использовали реку как источник воды, а отец Мартин отлично помнил, с каким энтузиазмом рассказывала ему сестра Кэтрин об окопнике, который она надеялась найти в старой дубраве у излучины реки.

Он ненадолго сумел разубедить себя в реальности угрозы, а потом вдруг обнаружил, что ноги несут его к пасторскому дому, и по пути его воображение рисовало яркие картины возможных зверств. У себя в келье святой отец открыл сундук с вещами и выкидывал оттуда все до тех пор, пока не добрался до меча, которого не носил с того времени, как был сослан из Италии. Отец Мартин понимал, что будет выглядеть глупо в глазах сестры Кэтрин, появившись перед ней с оружием в руках, но он не успокоится, пока не убедится, что ей ничего не угрожает. Настоящим глупцом он будет, если отправится безоружным, а она окажется в беде.

Сестра описывала ему свой маршрут, и отец Мартин быстро проследил ее путь к реке. Настроение его резко сменилось с оптимистического спокойствия на тревогу, близкую к панике. Он старался не обращать внимания на жестокие картины, которые рисовало ему воображение, прекрасно понимая, что ему потребуется свежая голова, если случилось худшее.

Берег был невероятно зеленым от покрывавших его свежей травы и изумрудного мха. Временами отец Мартин замечал на сырой земле едва заметные следы маленькой ступни в мягкой кожаной обуви. Он внимательно прислушивался и изучал местность в поисках дуба и похожих на лаванду цветов окопника. Едва обнаружив большое скопление растений, мужчина узнал любимую корзину сестры Кэтрин, самую большую из всех, что она могла нести - та наполовину застряла в грязи у самой кромки воды. Его сердце забилось быстро и болезненно, когда он заметил след - трава была примята, а местами вырвана. Здесь явно шла борьба, но не сильная. Отец Мартин знал, что сопротивление Кэтрин способен побороть даже один мужчина. Если наемников было больше, то оставалось лишь надеяться, что его мастерства окажется достаточно, чтобы их победить. Это при условии, что он успеет сделать нечто большее, чем отнести тело сестры Кэтрин обратно в город и придать его земле по христианскому обычаю. Однако Мартин не мог позволить себе думать о худшем исходе и потому изо всех сил старался избавиться от этих мрачных мыслей.

След вел обратно от реки к густеющему лесу на возвышенности. Листва была тут плотнее, а подлесок - реже, из-за чего след было проще заметить. Спустя пару минут ему уже не было нужды видеть отпечатки - дальше отец Мартин шел на голоса спорящих между собой мужчин, начиная сомневаться в правильности поспешного решения отправиться в одиночку.

- Прошлый раз в Кале, в подвале той таверны, ты первый занялся аппетитной служанкой. А когда она укусила тебя, ты врезал ей так, что она едва на ногах держалась, когда подошла моя очередь.

- Да если б я не подкрался к ее брату со спины с палицей, ты бы там так и остался лежать.

- Он вернулся тогда по единственной причине: ты слишком долго разогревался и развлекался с девчонкой, Кон.

- В прошлый раз ты был первым.

- Ты о том жалком городишке пару недель назад, не то Даннок, не то Паддок? Когда ты позволил мне забраться на эту грязную деревенскую шлюху? По мне так ты просто хотел убедиться, что у нее там нет зубов!

- Уж лучше б были зубы, чем звездная сыпь, которой она нас заразила!

Они рассмеялись.

- Ну, она хорошенько помучилась перед смертью, верно, Том?

Благодаря их спору отец Мартин смог подобраться достаточно близко, чтобы разглядеть мужские фигуры за деревьями. Из-за огромного старого дуба он увидел то, что в десятки раз усилило его страхи за сестру Кэтрин.

У дальнего края опушки к вбитому в землю колышку были привязаны два больших, довольно здоровых на вид скакуна, сильно нагруженных поклажей. Спиной к отцу Мартину стоял черноволосый мужчина. Он стянул с себя кольчугу и собирался положить ее рядом со шлемом и вложенным в ножны мечом. Когда мужчина обернулся, отец Мартин разглядел его лицо: огрубевшая кожа, вся в шрамах, отчего его светло-голубые глаза казались еще ярче. Крепкий, закаленный в боях ветеран. Другой наемник еще не снял кольчугу. Тот был моложе, но настоящий богатырь - по крайней мере, на голову выше и фунтов на пятьдесят здоровее отца Мартина, со столь же огромным, как и он сам, мечом, висевшим в ножнах сбоку. Одной рукой наемник держал сестру Кэтрин за волосы, а другой - прижимал к ее горлу нож.

“Отец Небесный, вряд ли я смогу победить обоих”, - мрачно подумал отец Мартин. И, тем не менее, он пытался разработать какой-нибудь план. Если напасть на того, что поменьше, здоровяк, возможно, отпустит сестру Кэтрин, чтобы помочь своему подельнику. Сможет ли она сбежать?

Отец Мартин ожидал, что молодая женщина потеряет сознание от ужасного диалога, который вели меж собой разбойники. Однако она не выказывала ни малейшего признака слабости, внимательно и настороженно осматривая территорию лагеря. Значит, она еще не потеряла надежды на побег. Именно в этот момент Кэтрин встретилась взглядом с отцом Мартином, и сердце ее сжалось. “Боже мой, да они же убьют его”, – подумала сестра. Вот теперь она по-настоящему испугалась, тогда как до этого ее страх сдерживался гневом. Кэтрин тут же отвела взгляд и стала думать, как бы дать отцуМартину хоть какое-нибудь преимущество. Ей и в голову не приходило, что он может оставить ее и сбежать в страхе за собственную жизнь.

Спустя несколько секунд святой отец был поражен поведением сестры Кэтрин, и будь на ее месте кто-то другой, он бы решил, что это помешательство. Она расслабилась и выгнулась так, что грудь и бедра подались вперед. Томно опустив веки и приоткрыв рот, сестра Кэтрин подняла руку к горлу, но вместо того чтобы схватить нож, принялась развязывать шнуровку на платье и расстегивать рубашку до тех пор, пока не стал виден верх ее груди. К тому времени оба солдата заметили перемену в ее поведении и прекратили спорить. Она подняла глаза к Кону и тихо произнесла:

- Господа, не позволите ли вы даме выбирать, кто будет первым?

Они оба громко рассмеялись над ее обращением.

Кон пожал плечами и ответил:

- Никто еще не спрашивал. Что скажешь, Том? Нам надо будет присоединиться к остальным до заката. И нужно успеть, э, убрать тут все перед уходом.

Том с уверенностью сказал:

- Почему бы и нет?

Будто сравнивая их между собой, сестра Кэтрин переводила взгляд с одного на другого и, наконец, кивнула в направлении мужчины, который ее удерживал.

- Значит, понравилось, что я тебе показал, - хвастливо заметил Том. Он с улыбкой убрал нож в ножны, а затем залез рукой ей под рубашку и стал мять груди. Знаком к действию для отца Мартина послужила вымученная улыбка сестры Кэтрин от грубых ласк.

Он кинулся на наемника, который был ниже ростом, но Кон вовремя выхватил меч, чтобы отразить первый удар отца Мартина. Они парировали удары друг друга с одинаковым мастерством фехтовальщиков, однако Кон совершил ошибку, отвернувшись от противника, чтобы узнать, что отвлекло его подельника. О большем отец Мартин и не просил - он пронзил мечом предплечье противника и полоснул наемника по бедру.

Задержка в помощи была вызвана сестрой Кэтрин - в тот момент, как отец Мартин ворвался на поляну, она схватила оба больших пальца Тома. Наемник едва ли не в тот же миг оттолкнул ее от себя, но женщина бросилась ему в ноги и вцепилась в лодыжки, за что заработала сильный пинок, который она предвидела и смогла частично избежать, но затем здоровяк схватил ее и буквально отшвырнул в сторону. К тому времени он уже вынул меч, и больше она не могла к нему приблизиться, хотя и отвлекала его достаточное время, чтобы отец Мартин успел обезоружить второго противника.

Святой отец понимал, что даже один верный удар ветерана-наемника в спарринге, скорее всего, сломает ему руку. Том не был таким быстрым или натренированным, как Кон, но на его стороне была огромная сила и очень длинный меч. Отец Мартин избрал стратегию держаться на расстоянии и применял только неконтактные удары. Он был уверен в том, что его скорости достаточно, чтобы вымотать соперника. Затем придет время сменить план.

От удара о землю у сестры Кэтрин вышибло дух, и с минуту она пыталась заставить себя подняться на ноги. Спотыкаясь, женщина направилась к лошадям и принялась отвязывать поводья. Раненый солдат увидел ее с того места, где сидел, прислонившись к дереву, и с трудом прохрипел:

- Том, останови ее!

Она освободила поводья, подняла ранее сорванную с головы вуаль и стала бить ей по лошадиным головам, обходя животных сбоку и нервируя их. Лошади не были боевыми. Том и Кон, верно, украли их из конюшни какого-нибудь богатого рыцаря, любящего верховую езду, так что действий сестры оказалось достаточно, чтобы послать животных в галоп.

В этот момент гигант врезался в отца Мартина, ударил его кулаком в грудь и, используя тяжесть меча, оттолкнул назад. Святой отец врезался в дерево, ударившись головой с такой силой, что его оглушило, и сполз на землю. Том с руганью обернулся и бросился за лошадьми.

Сестра Кэтрин быстро поднялась на ноги, подошла к отцу Мартину и помогла ему встать.

- Можете идти? - спросила она с нетерпением.

- Конечно, - ответил он, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове.

- Кажется, я знаю, где нам спрятаться, - произнесла она, - нам нужно укрыться получше, так чтобы этим варварам надоело нас искать.

- А с ним что? - спросил отец Мартин, указывая на Кона, который, казалось, лишился сознания от потери крови.

- Хотите его убить? - неуверенно спросила сестра.

- Да, хочу, - ответил отец Мартин. – Но, возможно, я просто не способен убить человека, пока он без сознания, - добавил он честно.

- Ну а я просто не могу заставить себя ему помогать, - произнесла сестра Кэтрин сдавленно, - так что давайте отсюда уходить, пока Том за ним не вернулся.

Она наполовину вела, наполовину тащила отца Мартина вверх по склону подальше от реки. Минут через десять они добрались до еще более крутого подъема, где деревья кренились так сильно, что их кроны свисали почти до земли. Здесь слуги Господа с наслаждением опустились на сырую грязную землю, покрытую ветками с листвой. Отец Мартин знал, что их могли преследовать, но надеялся, что наемников больше волнует собственный побег из этих мест. Ведь тем было неизвестно, как скоро их предполагаемые жертвы дождутся помощи из города.

***

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись в тихой истерике.

- Видели бы вы лицо Кона, когда вы выскочили из леса у него прямо из-за спины и так ловко стали с ним сражаться; он и представить себе не мог, что ему понадобится помощь против священника! – прошептала сестра Кэтрин.

- А вы бы видели лицо здоровяка, когда он понял, что лошади уже на полпути в Лондон вместе со всем добром, - присоединился к ней отец Мартин.

Они поздравили друг друга с находчивостью и успешным побегом, но вскоре сестра Кэтрин замолчала и начала дрожать. Она, наконец, позволила себе осознать, как близко оказалась к тому, чтобы быть замученной до смерти, и какому риску подверг себя отец Мартин. Все было против него, когда он появился на той поляне.

- Они причинили вам вред? – осторожно спросил отец Мартин.

Он не знал, что случилось до его появления, однако не мог отделаться от мыслей о некоторых отвратительных вариантах развития событий.

Сестра Кэтрин покачала головой, дрожа так сильно, что даже зубы стучали. Тогда отец Мартин положил руки ей на плечи, пытаясь согреть, и успокаивающе заговорил:

- Я уже несколько месяцев не держал в руках меч. Повезло, что и старина Кон тоже малость заржавел. Понимаете, студенты университетов неплохо знакомы с искусством боя на мечах. Постоянные феодальные междоусобицы, политические распри, да и обычные пьяные драки делают ношение оружия на улицах весьма разумным для любого здравомыслящего человека. Хорошо, что у меня был требовательный учитель фехтования.

- Я и не знала, что вы умеете так хорошо обращаться с мечом, - сказала сестра Кэтрин, все еще дрожа, – думала, они вас убьют.

Она помнила, что не испытывала настоящего страха в руках разбойников, пока отец Мартин не оказался из-за нее в опасности, однако предпочла сейчас об этом не раздумывать.

Сестра Кэтрин тихонько заплакала, и отец Мартин нежно прижал ее голову к своему плечу, на котором она беззвучно рыдала еще какое-то время.

Так они просидели несколько часов, не будучи уверенными в том, что за ними не гонятся. В их зеленом убежище уже заметно стемнело, но священник и монахиня не слышали голосов или звуков погони.

- Кажется, они говорили, что встречаются с остальной группой на закате, а значит, вряд ли станут нас искать, – произнес отец Мартин.

- Да, теперь мы можем вернуться в город, - ответила сестра Кэтрин, однако ни один из них не сдвинулся с места.

Вернуться назад означало оставить позади сильнейшую эмоциональную встряску, которую им довелось сегодня пережить вместе. Никто не поймет, через что они прошли. Возвращение в город также сулило им встречу с уймой практических проблем.

- Что я скажу матери Агнесс и другим сестрам? – рассуждала сестра Кэтрин вслух.

- Правду, - ответил отец Мартин, – мы должны рассказать городскому совету, что случилось, чтобы они послали настоящих солдат за этими бандитами.

- Но вы же знаете, что они скажут обо мне, - продолжила она, и ее губы вновь предательски задрожали, а глаза наполнились слезами.

Отец Мартин посмотрел на нее, пытаясь понять, в состоянии ли она обсудить случившееся и решить, как об этом рассказать остальным. Ее припухшие от слез глаза казались зелеными под навесом листвы. Опустив взгляд к ее корсажу, Мартин мельком увидел едва прикрытую грудь, и его щеки тут же вспыхнули от смущения, вызванного внезапным возбуждением от увиденного и их с сестрой близости.

Кэтрин проследила за его взглядом и покраснела в ответ.

- Вижу, вы понимаете, что будут говорить обо мне: что я была одета неподобающе, что поступила опрометчиво, отправившись одна, и что если бы я этого не хотела, ничего бы не случилось.

- Как вы можете думать, что кто-то посмеет порицать вас? – спросил Мартин с такой искренностью, что она поверила: он действительно сомневался, будто кто-то мог заподозрить ее в неподобающем поведении.

Но только произнеся эти слова, отец Мартин вспомнил разговоры, которые вели между собой пажи и солдаты в трактире после того, как женщина пожаловалась на дурное обращение. Кивок, подмигивание. Кивок, подмигивание. Тычок под ребра. Так, значит, кухарка жалуется на щипки; доярка говорит, что ее взяли силой за сараем. А ведь они не выражали недовольства до тех пор, пока отец или муж не появлялись на горизонте. Нельзя продеть нитку в иголку, если иголка этого не хочет. Ее родители говорят, что спасли ее до того, как он над ней надругался, но иначе они и не скажут. Все знают, что монашкам недостает мужского внимания. У них слишком мало священников для…

Мартин снова покраснел, вспомнив мерзость последнего комментария.

- Как мы можем отпустить этих животных, чтобы они продолжили творить свои злодейства? – спросил отец Мартин бесцветным голосом.

Они устало двинулись обратно к дороге, оба глубоко погруженные в собственные неприятные мысли.

Сестра Кэтрин приводила в порядок свою одежду. Тогда на поляне ее стратегия казалась такой правильной, а теперь она не понимала, как могла вести себя подобно блуднице. Даже отец Мартин был шокирован ее поведением - его выдали покрасневшие щеки.

Впереди ее ждала тяжелая расплата за эту лесную прогулку. Никто из тех, кого она знала, не взглянет на нее с тем же уважением. Она станет монашкой, которую «чуть не, как она сама утверждает, изнасиловала банда наемников». Сестра Кэтрин думала, что сможет пережить все, кроме унижения от того, что отец Мартин стал свидетелем ее распутного поведения перед Томом и реакции разбойника на предпринятые ею действия. Получается, что она принесла в жертву самые прекрасные отношения в своей жизни, чтобы спасти жизнь друга и свою собственную.

Отец Мартин, в свою очередь, размышлял о том, что, во имя всего сущего, с ним творится. Как он мог подумать о сестре Кэтрин подобным образом? Особенно после того, что она пережила. Он ведь просто хотел защитить ее. Было так приятно утешать ее и ощущать тяжесть ее головы на своем плече, пока они сидели в их убежище. Внезапно Мартин с ужасом осознал, что это невинное воспоминание возбуждало его сильнее, чем вид ее груди. Подобные мысли недопустимы - пойдя на поводу у низменных потребностей своего тела, он может разрушить лучшие отношения в своей жизни.

Набравшись мужества, сестра Кэтрин решила встретиться лицом к лицу со своими страхами и сразу узнать худшее.

- Отец Мартин, как вы думаете, то, что я сделала сегодня, чтобы отвлечь этих мужчин, было неправильно? – спросила сестра Кэтрин сбивчиво. Грешно?

Сколько отец Мартин знал ее, она всегда казалась до крайности уверенной, что, даже если ее действия не были санкционированы Церковью, то уж наверняка получали одобрение Бога. Она полагалась на способность верно толковать Его волю и, таким образом, принимать правильные решения. Отцу Мартину было крайне неприятно осознавать, что ее уверенность в себе пошатнулась. Но тут до священника дошло, что сейчас сестра Кэтрин просила не божьего одобрения, а его собственного.

- Боже Милостивый, нет! – горячо воскликнул он, отчаянно стараясь убедить ее в своей искренности. – Вы спасли нам жизни! Это была великолепная стратегия, достойная Уильяма Маршалла.

- Всю свою жизнь я слышала истории о Святой Агнесс, а также святой Урсуле и об одиннадцати тысячах ее девственниц. Святым полагается быть для нас примерами. Они все сопротивлялись, когда на них… напали, за что и были убиты. Но я знала, что все не так просто. Сопротивление можно сломить гораздо меньшим, чем угрозой смерти. Гибу даже не пришлось держать у горла Джоан нож, но достаточно сильному мужчине не нужно чем-то угрожать. Правда в том, что я не собиралась умирать ради того, чтоб остаться целомудренной - я хотела выжить, даже если случится худшее. Полагаю, это значит, что подвергнуться насилию для меня - не самое худшее. Но разве можно пожертвовать возможностью попасть в рай ради того, чтобы остаться на земле еще ненадолго?

При виде сестры Кэтрин, которая нуждалась в том, чтобы кто-то разуверил ее, отец Мартин обнаружил, что его плотские желания чудесным образом оказались под контролем. Они с сестрой снова возвращались к привычному общению, и, возможно, у них еще получится пройти через все это и остаться друзьями.

- Я бы не хотел влиять на вашу веру, сестра, но мне доводилось читать истории о древних богах и сказочных созданиях, подобные тем, что рассказывались о наших святых. Мы не можем строить наши жизни на сказках. Как вы сами говорите, жизнь гораздо сложнее.

- Ведь вы не верите ни в одну церковную догму, отец Мартин?

Он говорил ей о своих сомнениях, но никогда в открытую не оспаривал ее веру. Что он может предложить взамен? Мартин чувствовал себя, как корабль в море, потерявший из виду полярную звезду, и потому не мог утверждать, что с потерей веры жить ему стало проще.

- Вы правы, я не верю в них.

- Это неважно, однажды вы познаете истину. Вы честный человек и не отвергнете правду, когда встретитесь с ней.

- Нет, я этого не сделаю, – ответил отец Мартин. Про себя же он подумал, что «нет, я этого не сделал», было бы более верным ответом.

Их возвращение в монастырь вызвало некоторое волнение среди его обитателей, однако матушка Агнесс удовлетворилась уверением, что сестра Кэтрин не пострадала. Многие из сестер старше ее пережили в своих краях войны и могли бы многое рассказать, хотя предпочитали помалкивать, так как знали, что нечестивые мысли слушателей обязательно пересилят жалость к рассказчицам. А у новеньких и послушниц было особенно богатое воображение, которое легко воспламенялось.

Вскоре распространилось множество версий причем все они оказались куда страшнее реально произошедших событий. В них также упоминались раны, полученные храбрым отцом Мартином; о шишке у него на лбу и о синяке на груди позаботились как следует.

Сестра Эдриан замечала в разговорах с послушницами, что сестра Кэтрин не испытывала стыда, превращая себя в центр внимания. Если она не хотела, чтобы на нее напали, стоило проводить больше времени в часовне монастыря, а не бродить по городу и его окрестностям.

В течение нескольких дней жители Дерби только и говорили, что о приключениях наемников. На следующий день для поиска разбойников была собрана большая группа добровольцев, но бандитов так и не нашли. Отец Мартин считал, что наемники ушли ночью, как и планировали, потом разбились на пары и до наступления темноты прятались. Городской совет послал гонцов в деревни севернее Дерби, и сообщений о новых нападениях не последовало.

Затем всех отвлекла жестокая драка после танцев вокруг майского дерева во время Летнего Празднества. Никогда еще песни не были такими оскорбительными и неприличными. Несколько молодых людей заработали синяки, не обошлось и без сломанных костей. Кое-где еще слышны были шутки о сестре Кэтрин, но они не долетали до ушей отца Мартина после случая с плотником у мельничной запруды.

***

Все это уже становилось странным. Мелисса проявила необычную проницательность, описав тайные мысли Малдера, отчего ему стало не по себе. Она буквально силком загнала отца Мартина и сестру Кэтрин на крайне сомнительную, если не сказать опасную, территорию. Малдеру не верилось, что мать Скалли могла смутить мысль о сексе священника и монашки, или то, что ее дочь об этом написала. А может, миссис Скалли поразило все вместе взятое? Нет, стойте, она же не верила, что это дело рук Мелиссы. Ну все, тут Малдер окончательно сдался.

Он-то надеялся, что старинная рукопись его усыпит, а вышло наоборот. Малдер со вздохом взял ранее отложенные в сторону заметки по делу и приступил к составлению списка дел на завтра, основываясь на тех крохах информации, что были у них со Скалли.

В семь утра Малдера разбудил энергичный стук в дверь. Повсюду вокруг него по кровати были раскиданы заметки, и лампа до сих пор горела.

- Малдер, кофе нет даже у менеджера отеля, мы можем поскорее отправиться?

- Э, да. Подожди немного. Мне еще надо принять душ. Хочешь почитать следующий выпуск «Как мир вернулся на круги своя»?

- Угу, здесь даже газет нет.

Малдер надел пальто поверх того, в чем спал, запахнул его на манер халата и открыл дверь.

- Как спалось? – поинтересовалась Скалли, забирая манускрипт.

- Лучше, чем обычно. Кажется, это дело оказывает успокаивающий эффект на мою нервную систему. Увидимся через пятнадцать минут.

Скалли убрала манускрипт спустя полчаса, когда они въехали в город. Комментировать прочитанное она не стала. Документ начал смущать и ее, но обсуждать это с Малдером не хотелось.

- Сюда! – ее внезапное восклицание заставило Малдера ударить по тормозам и быстро оглядеть улицу – нет ли опасности в кого-нибудь врезаться.

- Смотри, можно позавтракать здесь.

В окружении продуктовых лавочек, магазинов автозапчастей и инструментов располагалась небольшая кафешка под названием «Кухня Мардж».

- Как считаешь, сойдет? – спросила Скалли с надеждой в голосе.

- Вряд ли мы найдем что-то лучше. Похоже, что это единственная закусочная в городе.

Официантка – приятная женщина средних лет - лишь рассмеялась на их вопросы об изуродованной скотине.

- Вам нужен старина Зеб со всеми его НЛО, похищениями и изуродованным пришельцами скотом. У него сын работает полицейским в Покателло. Зеб от него и узнает, куда слать свои отчеты да фотографии. Он многие годы атакует власти «доказательствами» вторжения пришельцев. Странно, что в этот раз к нему прислушались.

- Мэм, я думаю, что Бюро увидело некую потенциальную возможность достижения определенных высокоприоритетных целей, указанных в миссии нашей организации, путем предоставления имеющихся ресурсов в распоряжение исполнительной ветви власти на местном уровне, – ответил Малдер. Официальный тон «федерала» дался ему нелегко. Та же речь в переводе на язык налогоплательщиков «Мы избавимся от многих проблем с общественностью, если займем нарушителей спокойствия безвредной работой» уже в меньшей степени внушала народу веру в правительственные учреждения.

- Ну, в таком случае, сынок, желаю удачи. Если копнете поглубже, может, выкопаете пони.

- Как думаешь, Скалли, я выгляжу достаточно молодо, чтобы сойти за ее сына? – польщенно поинтересовался Малдер, когда официантка скрылась на кухне.

Скалли посмотрела на него, припоминая все случаи, когда ей казалось, что она помогает брошенному четырехлетнему карапузу, а по временам она могла поклясться, что ей приходилось ладить с вредным подростком. Наконец Скалли изрекла:

- Для этого ей бы пришлось выскочить замуж сразу после школы. Хотя, кажется, тут это обычная практика.

Они расплатились за завтрак и отправились в офис шерифа через дорогу дальше по улице. Агенты прошли мимо без затей оформленного бара под названием «У Келли». Во дворе старого здания стояла рассыпающаяся от времени табличка «Приют Мэй для бездомных животных». Сам двор был загажен собачьими и кошачьими фекалиями разной давности.

- Может, если бы мы остановились здесь, шерифу было бы удобнее? – поинтересовался Малдер, указывая на жалкий деревянный домишко с надписью в одном из окон «Сдаются комнаты».

- Бухгалтерия нас бы на руках носила, но я бы предпочла ночевать в машине и мыться на бензоколонке.

- Журналисты были бы просто счастливы раздуть такую тему: бездомные агенты ФБР…

Оставив позади еще несколько старых зданий разной степени запущенности, они пересекли широкую улицу и оказались рядом с офисом шерифа.

Офис находился в подобной остальным деревянной постройке с не менее чем столетней историей. Здание украшала высокая остроконечная крыша, а крыльцо с козырьком, начинаясь у входа, тянулось дальше по обе стороны. Годах в пятидесятых фасад был украшен искусственной кирпичной кладкой. Оказавшись внутри, агенты обнаружили, что дальше косметического ремонт не продвинулся.

Переднюю часть офиса занимала одна большая комната. Всю обстановку помещения представляли три старых облезлых стола явно не из одного гарнитура, разномастные стулья, факс и несколько серых шкафов для документов. Знак «Тюремные камеры» со стрелкой, указывающей на лестницу справа, ведущую наверх, говорил о дополнительной роли здания. За одним из столов сидел мужчина лет пятидесяти. У него были светлые, песочного цвета волосы и пивной живот, из-за которого ткань униформы натянулась до предела. Он поглядел на Малдера и Скалли, вопросительно вздернув брови.

- Агенты ФБР Малдер и Скалли, вас уведомили о нашем приезде? – спросила Скалли, когда напарники показали свои удостоверения.

Мужчина поприветствовал их широкой улыбкой и пригласил выбрать по стулу и присаживаться поближе.

- Вы по поводу изуродованного скота, верно? Я шериф Рейнольдс. Мне жаль, что вам, ребята, пришлось убить столько времени на такую ерунду, когда повсюду шастают убийцы и похитители. Чем могу помочь, чтобы вы смогли поскорее вернуться к нормальной работе?

- В деле говорится, что животным были нанесены странные увечья. В качестве возможной версии мы рассматриваем деятельность сектантов, тогда как человек, отправивший нам данные, предполагает вмешательство пришельцев, – ответил Малдер.

- Я не понимаю таких людей, как Зебулон Смит. То ли с ним что случилось в детстве, то ли с рождения с головой проблемы. Любые события он объясняет самым невероятным образом. У вас есть что-нибудь из присланных им фотографий?

Шериф со вздохом изучил изображения.

- Я их и сам видел. Мой помощник Боб Хансен расследовал все, что было послано Зебом. Зеб рассылает их повсюду. На этих снимках классические картины трупов животных, разодранных дикими собаками и койотами. А вы в курсе, что в нескольких сотнях миль к северу отсюда, в Национальный парк Фрэнка Черча, было выпущено несколько стай волков? Неужели люди думают, что волки не покинут заповедник, чтобы расширить свои охотничьи угодья?

- Как, по-вашему, шериф, этих животных загрызли хищники, или их могло убить что-то еще, и только потом до животных добрались падальщики? – поинтересовалась Скалли.

- Животным явно были нанесены смертельные раны, но это не значит, что они не могли ослабеть раньше или получить какие-то повреждения, а потом стать жертвами хищника. Но и на жертвоприношение не похоже.

- Тут вы правы, шериф. Когда мы разберемся с этим делом, то, по крайней мере, исключим эту нетипичную криминальную деятельность, - ответил Малдер. - Для начала мы бы хотели побеседовать с вашим помощником Хансеном и Зебулоном Смитом.

- В одиннадцать часов утра Хансен отправится из дома в патруль и не вернется раньше семи часов вечера. Я расскажу вам, как добраться до старины Зеба, а с моим помощником вы сможете встретиться, когда он отчитается после патрулирования.

Добрых полчаса агенты пытались убедиться, что верно поняли карту, которую для них набросал шериф. Он сообщил им о дорожных знаках, по которым следует ориентироваться, и предупредил, что им встретятся незаасфальтированные участки дороги. Агенты приготовились к тому, что на стандартной взятой напрокат машине поездка окажется не из приятных. А если погода подкачает, то проехать и вовсе не получится.

На некоторых участках машина немилосердно подскакивала на кочках и прочих неровностях полотна, но большая часть пути прошла гладко. Периодически напарники останавливались, чтобы свериться с картой и полюбоваться захватывающим видом сизых горных пиков на севере. Проехав поворот к Бару Джей, они поняли, что осталось немного. Следующий поворот вел к Линин Зэд.

В конце длинного грунтового участка дороги их радушно встретил Зебулон Смит. Он отлично вписывался в образ типичного фанатика НЛО. Худой мужчина щеголял седой бородкой, резко контрастирующей с едва посеребренными сединой волосами. Дом у Зебулона оказался ухоженным, но сверху донизу забитым коробками с надписью «Наблюдения», на каждой из которых стояла дата. Выложенные у стен спальни, гостиной и зала коробки были расставлены в хронологическом порядке. На тех, что выглядели самыми старыми, имелось множество дат, начиная с 1949 года. Самые свежие были трехмесячной давности. В общей сложности в доме было не менее сотни картонных коробок стандартного размера, и Зеб явно жаждал поделиться содержимым каждой из них.

С тех пор как Малдер узнал о том, что правительство скрывает свои темные делишки, подпитывая веру народа в существование пришельцев, он изменил свое отношение к подобным экспонатам. Теперь все это являлось лишь очередным подтверждением обмана, но информационный голод Малдера было невозможно унять. А такой архив явно не имел аналогов. От перспективы изучить все это как следует у Малдера опасно заблестели глаза, и Скалли поспешила взять дело в свои руки.

- Мистер Смит, мы бы хотели остановиться на недавнем происшествии – на нанесении увечий домашнему скоту этим летом. Вам есть что добавить к тому, что вы послали тогда в региональный офис?

- Могу я взглянуть на то, что у вас есть, мисс Скалли? За эти годы я разослал столько информации, что не уверен насчет содержимого документов, присланных вам.

Малдер передал Зебу копии письма-жалобы и фотографий из папки с делом.

Зеб изучал документы с растущим непониманием.

- И это все, что вы получили, мистер Малдер? Я совершенно уверен, что посылал гораздо больше фотографий.

Он отправился к ближайшей горе коробок и начал там рыться.

Скалли покорно вздохнула, приготовившись к неизбежному, тогда как Малдер принялся бродить по помещению, изучая даты на коробках.

- Ну вот, - воскликнул удовлетворенно Зеб, положив собственную папку на стол, за которым они сидели. - Видите, у меня гораздо больше фотографий и они лучшего качества, чем те, что у вас. То, что изображено на ваших, больше напоминает жертв падальщиков. А на моих видно, что порезы похожи на хирургические, будто их делали специально. И как так вышло, что вы их не получили?

- Действительно, как так вышло? – повторил за ним Малдер. Он изучал фотографии с возродившимся энтузиазмом.

На сделанных издалека снимках можно было разглядеть, что разрезы не случайные, тогда как на приближенных становилось видно, что они выглядят гораздо аккуратнее нанесенных клыками и когтями.

Зеб почувствовал, что ветер сменился и широко улыбнулся. Ему не терпелось дождаться реакции агентов.

- Ну, что скажете? Впечатляет?

- Да уж, мистер Смит, эти фотографии гораздо любопытнее наших. И где были найдены трупы животных? – поинтересовалась Скалли.

Зеб указал на самодельную карту, к которой прилагались сделанные им снимки и описания.

- Я смотрю, вы для каждого места обнаружения и дату указали. Нам это очень поможет. За полтора года вы нашли шесть туш. Такое количество смертей необычно?

- Не столько количество, сколько то, как животные умирают. В год я теряю от пятнадцати до восемнадцати взрослых бычков – кто-то замерзает, кого-то затаптывает стадо. Только одного или двух задирают хищники.

- В северной части ранчо было обнаружено три тела, еще три - на западе и в центральной части, – заметила Скалли. - С чем ваше ранчо граничит на северо-востоке?

- На севере лес, а в нескольких милях от него начинаются подножия гор. Там нет дорог. На востоке ранчо Бар Джей.

- Сообщали ли они о подобных инцидентах?

Зеб, казалось, смутился.

- Они бы мне не сказали. Думают, что я сумасшедший. Но помощник шерифа Хансен сообщил, что те ребята ничего странного не замечали. Просто несколько обглоданных падальщиками коровьих туш. Они не посчитали за необходимость сообщить об этом.

- А кто именно эти «они»?

- Какая-то компания, занимающаяся разведением животных с применением высоких технологий. Ну, вы знаете, коров всегда пытаются сделать лучше, надойнее, менее подверженным болезням. Жаль только, что вкусу они уделяют меньше внимания.

- А что на западе от вас?

- Там Круг Си. Этот парень – Тимоти Харгити - не то что со мной, он вообще ни с кем бы не заговорил о таком. С помощником шерифа он и то через дверь разговаривал. Хансен сообщил мне, что тогда и в отчет добавить было нечего.

- Хорошо, мистер Смит, с вашего позволения мы с напарницей посовещаемся минутку и решим, как нам следует поступить дальше, – вклинился в беседу Малдер.

Зеб понял намек и исчез на кухне.

- Если бы я тогда увидел эти фотографии, то сразу проявил бы любопытство. Но имея на руках лишь те немногие снимки, я сказал Скиннеру, что дело смахивает на пустышку, и мне не хочется тратить на него время.

- А он что сказал на это? – спросила Скалли, представляя, как из ушей Скиннера валит мультяшный пар.

- Что ему плевать на мои возражения или типа того. Уверен, что он не знал о дополнительных фотографиях, иначе показал бы их, чтобы убедить меня в том, что дело стоящее. И, наоборот, он бы не послал нас сюда, если бы думал, что оно настолько важное, чтобы стать приоритетным для нашего отдела.

- Значит, нам надо будет отследить путь, по которому пакет от мистера Смита дошел до офиса помощника директора. Полагаю, нам стоит больше узнать о прилегающей территории.

- Я хотел попросить тебя поговорить с соседями, пока я поспрашиваю мистера Смита о том, что он мог видеть или слышать. А еще, Скалли, мне бы хотелось взглянуть на содержимое коробки с данными за 1973 год, – добавил Малдер.

- Меня это вполне устраивает, Малдер. Я не стану горевать, если пропущу увлекательное копание в многолетних подшивках «Нэшинал Энквайрер».

- Мистер Смит, - позвал Малдер, - можете рассказать нам, как добраться до ваших соседей?

Скалли все подробно записала и принялась надевать пальто и натягивать перчатки.

- Простите, сэр, - осторожно запротестовал Зеб, – но вы же не собираетесь отпускать вашу напарницу одну?

И сам вопрос и его формулировка буквально кричали о том, что этот человек не имел дел с женщинами после 1962 года. Зебу повезло, что Скалли была человеком практичным и не обращала внимания на неполиткорректный выбор слов.

- А у меня есть причина опасаться поездки в одиночестве? – логично поинтересовалась Скалли.

- Места здесь очень дикие, и все так далеко друг от друга. Мне неприятно думать, что такая милая городская леди будет тут одна. Вдруг с машиной возникнут проблемы?

Скалли улыбнулась, сунула руку в карман и вынула оттуда сотовый.

- Все под контролем, – сказала она.

Зеб неуверенно жевал нижнюю губу - не похоже было, что слова Скалли его убедили.

- Не волнуйтесь. Она опытный агент и знает, как позаботиться о себе, – добавил Малдер.

- Удачной охоты, - бросила Скалли на прощание и вышла из дома.

Малдеру бы и в голову не пришло, что посещение ранчо и расспрашивание об изувеченных животных может оказаться рискованным. Однако сейчас он вдруг испытал неотступное ощущение беспокойства, будто не учел чего-то, что в данных обстоятельствах делало такое задание опасным.

- У вас же в лесах не живут безработные наемники? – как бы в шутку спросил Малдер.

- Что? Я вас не понимаю, – ответил Зеб растерянно.

- Неважно. Давайте поговорим о ночи, предшествующей обнаружению первой туши. Вы видели что-нибудь необычное?

***

Скалли всей душой наслаждалась поездкой до Бара Джей. Высоко в небе светило солнце, и лежащий на горных пиках снег слепил ей глаза. Эти горные хребты проходили совсем недалеко от Континентального Раздела в Диггере. Благодаря красоте здешних мест для Скалли все время в пути уже окупилось сполна. Зеб был прав: его соседи жили очень далеко друг от друга. Она свернула с шоссе и вскоре оказалась на мощеной подъездной дороге в милю длиной, ведущей к старому фермерскому дому. Вдоль дороги шло высокое ограждение из проволочной сетки, поверх которого тянулась колючая проволока со знаками, предупреждающими о высоком напряжении. До ранчо можно было добраться только двумя путями – либо через старое здание, либо через широкие ворота на соседней подъездной дорожке.

Когда Скалли постучала в дверь, ей открыл молодой охранник, прическа которого выдавала в нем бывшего моряка. Он жестом показал ей пройти в пристройку для охраны.

- Чем я могу вам помочь, мэм?

- Я агент Скалли из ФБР, - ответила она, предъявляя удостоверение. – Мне необходимо задать несколько вопросов насчет необычных смертей среди скота.

- Секунду. Я проверю, свободна ли доктор Энтони.

Охранник прошел в смежную комнату, чтобы сделать звонок. Встроенное в стену окно позволяло ему наблюдать за Скалли во время разговора по телефону. Она заметила, что на двери, ведущей в основное здание, был электромагнитный замок.

- Доктор Энтони встретится с вами через пятнадцать минут.

Охранник набрал код на панели управления замком, чтобы открыть дверь, и повел ее в жилой корпус, меблированный мягкими диванами, стильными столиками и стульями из нержавеющей стали.

Скалли не пришлось долго ждать появления доктора Энтони. Та оказалась высокой подтянутой женщиной лет шестидесяти с седыми волосами, собранными в аккуратный «хвост». На ней был полукомбинезон для комфортной работы в лаборатории. Она радушно поприветствовала Скалли, но при этом всем своим видом демонстрировала, что ее ждало много дел.

- Добрый день, доктор Энтони, меня зовут Дана Скалли, я из ФБР. Мы с напарником работаем по делу об увечьях скота, которые, возможно, являются результатом деятельности какого-нибудь культа.

- Ну, по крайней мере, вы не ищете маленьких зеленых человечков, как наш сосед.

- Я так понимаю, помощник шерифа Боб Хансен говорил с вами, когда мистер Смит доложил о своих находках.

- Он разговаривал не со мной. Я здесь совсем недавно, приехала, чтобы отслеживать особые случаи. Я сменила на посту доктора Фрэнсиса Говарда, это он говорил с помощником шерифа.

- С тех пор как вы сюда прибыли, случались ли здесь необъяснимые смерти среди животных, может, находили туши со странными повреждениями?

- Нет, ничего такого не было. Мне бы обязательно об этом сообщили. Мы отслеживаем данные о местонахождении каждого животного в стаде внимательнее, чем большинство разводчиков. Это входит в наши обязанности. Но вскоре вы поймете, что этот вопрос волнует каждого фермера.

- Я заметила здесь высокий уровень охраны. Кажется, это несколько необычно для ранчо.

Доктор Энтони улыбнулась и ответила:

- Уверена, что вы знакомы как с международным, так и с промышленным шпионажем внутри страны. Мы рискуем гораздо большим, чем ходячими стейками. Здесь проводится разработка новых технологий разведения скота, думаю, вы понимаете, к чему я клоню. Нас финансирует корпорация “Био-Гро”. Тут одного оборудования на миллионы долларов, но настоящая ценность заключается в интеллектуальных ресурсах. В “Био-Гро” не жалели денег на непревзойденный персонал, но деньги есть и у других компаний. И их вполне может хватить, чтобы купить душу некоторых, а уж их преданность и подавно.

- Вы позволите поговорить с другими работниками и задать им вопросы о том, не видели или не слышали ли они что-нибудь?

- Только после предъявления ордера, агент Скалли. Боюсь, вы не осознаете масштаба капиталовложений в это место. Мы не можем позволить себе утечку информации через беспринципных работников, готовых нажиться на продаже корпоративных секретов.

Доктор Энтони поднялась, и Скалли ничего другого не оставалось, как только последовать за ней вестибюль, откуда охранник препроводил ее обратно к машине. Она заметила на экранах мониторов в пункте охраны видео с камер слежения, осознав, что ее приезд был зафиксирован несколькими камерами.

«Отчет будет коротким», - подумала Скалли. Из всего сказанного доктором Энтони она узнала только, что в “Био-Гро” считали, что у них все под контролем, и что промышленного шпионажа они боялись куда больше, чем сатанистов и пришельцев.

***

Дальше Скалли ждала долгая поездка назад от Бара Джей до Серкл Си, а так как кроме нее на дороге никого не было, то она смогла вдоволь насладиться великолепными видами. Скромный указатель вел на грунтовую подъездную дорогу. За сосновой рощей она сворачивала влево, поэтому со стороны шоссе не было видно стоящего там старого дома.

Из ворот большого сарая выскочили два ротвейлера, подбежавшие к воротам еще до того, как Скалли доехала до конца подъездной дороги. На заграждении висел нарисованный от руки знак с просьбой сигналить из машины.

Скалли несколько раз посигналила с перерывом в полминуты, и на каждый гудок собаки разражались диким лаем. Где-то минут через пять Скалли это надоело, и она практически легла на руль, сигналя без перерыва. В конце концов входная дверь фермерского дома распахнулась, и оттуда высунулось дуло ружья, а затем показался и его владелец – коренастый рыжий мужчина, одетый по-военному. Он пошел к ней, продолжая целиться. Скалли вышла из машины, держа руки на виду у, как она предположила, Тимоти Харгити.

- Мистер Харгити, я агент ФБР. Позвольте мне показать вам свое удостоверение.

- О, я уверен, что у вас есть удостоверение агента ФБР. Лучше покажите удостоверение из ООН.

- У меня нет такого удостоверения, мистер Харгити.

- Ну да, точно, - ответил он с невеселой улыбкой. - Вы приехали делать замеры моих пушек?

- Я собиралась спросить, нет ли у вас таких же проблем, как у вашего соседа, мистера Смита. За последние полтора года он обнаружил на своей территории шесть коровьих туш со следами намеренно нанесенных увечий.

Казалось, ответ Скалли удивил фермера. Несколько секунд он стоял молча.

- Не думал, что федералы станут привлекать внимание к подобным вещам. Кое в чем Зеб прав. Неопознанные летающие объекты – это не вымысел, но это и не пришельцы. Слишком все запутанно. Заговор состоит из множества элементов. И как только вы, ребята, сами еще не запутались?

Он посмотрел на Скалли с таким видом, словно и впрямь рассчитывал услышать ответ. Скалли пришло в голову, что у мистера Хагрити могла выйти любопытная беседа с Малдером. Она решила не отклоняться от темы, ведь любое отвлечение, весьма вероятно, приведет к непредсказуемому поведению собеседника.

- Мистер Харгити, мы знаем, что этих коров кто-то убил и зачем-то изувечил. Мы с напарником искренне заинтересованы в том, чтобы докопаться до истины и выяснить, что случилось с этими животными.

- Ха! Значит, вы устроились не в ту контору! Если вы мне сейчас не врете, то вам самим стоит оставаться настороже. Ваши же коллеги станут вставлять вам палки в колеса.

- Я не думаю, что в Вашингтоне могут заинтересоваться подобным случаем, мистер Харгити.

- Да что Вашингтон! Это же всемирный заговор. Они все повязаны: ООН, Новый мировой порядок, бильдербергеры, масоны, отряды особого реагирования, спецназовцы, международные корпорации, универсальная кодировка товаров для каталогизации населения…

Скалли поежилась при упоминании кодировки как одного из элементов гигантского заговора. Этот мужчина и понятия не имел, с чем она сама сталкивалась и как на нее повлияли его слова. Она хорошо помнила момент поломки считывателя кодов в супермаркете, когда решила проверить на нем чип извлеченный из Дуэйна Берри - момент, оказавшийся лишь прелюдией к тому, что затем оказалось стертым из ее памяти. По крайней мере, будучи в сознании, она ничего не помнила. Не то чтобы она хотела иметь эти воспоминания - Скалли искренне надеялась, что они и дальше останутся запертыми за дверями воображаемого подвала глубоко внутри ее разума. Интересно, как бы отреагировал мистер Харгити, если бы она призналась ему, что и сама была похищена неизвестными? Что, если бы она рассказала ему, как с ней вытворяли нечто невообразимое и оставили с неизлечимой формой рака?

- Мисс, с вами все в порядке?

Скалливышла из задумчивости и увидела, что собеседник смотрит на нее с беспокойством.

- Я в порядке, просто слегка замерзла.

- Думаю, вы можете ненадолго зайти погреться. Вы выглядите довольно безобидно. А Моби и Дику вы все равно на один укус, - добавил он, указывая на возбужденных собак.

Вынув из кармана ключ, он отпер замок на воротах и, когда Скалли зашла, снова запер дверь. Скалли никак не могла избавиться от мысли о том, какой идеальной пленницей она бы стала, окажись мистер Харгити более неуравновешенным, чем ей показалось на первый взгляд. Она надеялась, что в случае чего все обойдется без группы захвата, а спасательной операцией будет руководить Скиннер.

Дом у мистера Харгити был небольшим, но ухоженным, а обстановка внутри - довольно уютной. Собаки остались охранять дверь, усевшись по обе стороны от входа. Харгити расположился так, что загородил от Скалли проход в заднюю часть дома.

- Удобно вы тут устроились, – заметила Скалли.

- Да, моя подружка, то есть моя бывшая выбирала мебель. У меня тут много чего имеется. А еще есть дополнительный подвал с годовым запасом еды и фильтрами для воды, – сообщил он гордо. – Плюс несколько вещичек для обмена в случае необходимости. - Хозяин дома многозначительно приподнял брови.

Скалли заметила компьютер в дальнем конце комнаты.

Харгити проследил за ее взглядом и похвалился:

- В наше время надо иметь доступ в сеть, чтобы знать, что творится в мире. Вы и не подозреваете, сколько запрещенной информации там можно найти.

Так как по работе ей иногда приходилось отслеживать сайты подобной тематики, Скалли знала о том, сколько выдуманной информации рассылалось повсюду из непроверенных источников. Она прошла к компьютеру и подняла несколько дискет из тех, что лежали рядом с клавиатурой. Надписи на них гласили: «Черные вертолеты над столицей США», «Новый мировой порядок в школе вашего ребенка» и «Ваши пушки: пользуйтесь или потеряете». По идее, Скалли должна была оказаться последним человеком, которого бедный мистер Хагрити допустил бы на столь охраняемую им территорию. Может, он и впрямь за нее беспокоился. Или был слишком одинок, чтобы противиться желанию поделиться с безобидной с виду женщиной своим богатым опытом. Хотя оставалась возможность того, что он не планировал ее отсюда выпускать.

- Я так понимаю, помощник шерифа Хансен расспрашивал вас о тушах, мистер Харгити?

- Да, старина Боб настоящий молодец. Они с шерифом Рейнольдсом знают местных как облупленных. Мы тут пока что и без спецназа отлично справляемся. Боб пришел, и мы с ним поговорили через забор. И хотя я был свидетелем многих подозрительных вещей и много чего слыхал, какие-то необычные трупы мне находить не доводилось. Они просто выглядят как типичные дохлые туши в разных степенях разложения в зависимости от того, сколько пролежали под открытым небом.

Он явно сожалел, что знает недостаточно об этом новом доказательстве всемирного заговора.

- Замечали ли вы тут необычную деятельность?

Харгити энергично замотал головой.

- Я потому сюда и приехал. Мне нравится одиночество и контроль над всем, что происходит поблизости. Хизер не смогла это вынести - жить в такой глуши. Это моя бывшая. – Он посмотрел на Скалли с лукавой ухмылкой. – Хотя порой мне хочется, чтобы в моей доме вновь появилась женщина.

Скалли задержала дыхание, следя за его движениями или сигналами, которые он мог подать собакам.

Чтобы разорвать повисшую тишину она заговорила:

- Ваши собаки: Моби и Дик. Вы поклонник романа?

- О, да, капитан Ахав – просто нечто, согласитесь. Он постоянно шел только вперед, неважно, что о нем говорили другие. Конечно, я так думаю, они были правы, он был тем еще психом. Но люди и меня называют ненормальным.

Скалли поняла, что ошиблась с темой для разговора.

- Мой отец любил этот роман. Я называла его Ахавом, а он меня - Старбаком.

- Ваш отец тоже был рыжим?

- Да, пока не поседел.

- Есть у нас рыжих что-то общее, не находите? Вас когда-нибудь посещала мысль о жизни в укромном и красивом местечке, и чтоб вокруг не было ни единой живой души? – спросил он мечтательно.

Скалли на миг задумалась и ответила:

- Нет, у меня есть семья и напарник, за которого я несу ответственность. Я не могу их оставить. Вообще-то, напарник скоро начнет беспокоиться, куда я пропала.

- Ну, если передумаете, то звякните Тиму Харгити, - пошутил он и, приказав собакам оставаться рядом, открыл входную дверь.

Харгити довел Скалли до машины и помахал на прощание через забор. Скалли остановила автомобиль в конце подъездной дороги и сделала несколько глубоких вдохов, чувствуя себя, как Алиса после чаепития. Она сама себя так накрутила? Вероятно. Тим Харгити был мирным психом, который не зашел бы дальше разговоров. Набралась от Малдера паранойи; а что касается их дела, то она не узнала ничего, что можно было бы добавить в отчет.

Когда Скалли добралась до дома Зеба, Малдер встретил ее, казалось, еще более воодушевленным, чем когда она его оставляла.

- Угадай что, Скалли? Этим утром помощник Зеба обнаружил на ранчо еще одну тушу.Ты как раз вовремя, чтобы поехать с нами и посмотреть.

Зеб тоже вышел из дома, разговаривая с крепким жилистым мужчиной лет пятидесяти.

- Мисс Скалли, мистер Малдер, это Джек Чемберс, он проработал на этом ранчо уже двадцать лет. Джек говорит, что до вчерашнего дня со стадом все было нормально.

Джек кивнул.

- Давайте отправимся туда и посмотрим, а потом вы решите, что делать дальше, - продолжил Зеб.

- А что вы делаете с найденными тушами, мистер Смит? – спросила Скалли.

- Помощник шерифа сказал мне сжигать их сразу же, чтобы предотвратить возможность распространения болезни. Я обращаюсь к доку Шарпу и сжигаю их в его крематории.

- Доктор разрешает вам сжигать скот в своем крематории? – спросила потрясенная Скалли.

- Вы неверно поняли. Он ветеринар. У него есть печь, чтобы сжигать трупы инфицированных животных.

- Ветеринар, говорите, хм, - задумчиво промурлыкал Малдер. - А он делает вскрытия животных, которые умерли по неизвестным причинам?

- Не знаю. Вроде каких-то дохлых койотов проверял на отраву.

- Скалли, давай узнаем, есть ли у доктора необходимое оборудование, тогда ты сможешь сделать вскрытие новой жертвы.

Скалли покачала головой.

- Я не настолько хорошо разбираюсь в анатомии животных, Малдер. И я уверена, что тут нет соответствующего оборудования.

- Скалли, - начал он решительным тоном, от которого даже самые невероятные предложения звучали осмысленно логичными, - мы отправим образец тканей и жидкостей в региональную лабораторию на анализ, а ты сможешь заглянуть внутрь на предмет аномалий.

Ну да, точно, заглянуть внутрь. Малдер вообще имеет хоть отдаленное представление о том, что значит «заглянуть внутрь» полутонной коровы? Но чем больше Скалли размышляла об этом, тем меньше альтернатив видела. Может, доктор Шарп будет ей ассистировать. Вдруг и Малдера получится к этому делу подключить.

- Ну ладно, Малдер. Посмотрим, что удастся сделать, – сказала она, закрывая тему.

Они забрались в джип Джека и отправились в тряское путешествие по бездорожью. Малдер вцепился в поручень слева, а Скалли немилосердно мотало на сидении между напарником и Зебом. Малдер обвил плечи Скалли своей длинной правой рукой и притянул ее к себе.

- Извини за тряску, - сказал он.

Когда Малдер прижал ее к себе, Скалли расслабилась, и в голову ей пришло, что на самом деле ни одному из них не было жаль.

Малдер задержал руку на плечах Скалли на несколько секунд дольше, чем требовалось, когда машина остановилась рядом с коровьей тушей. Они добрались до границы территории Зеба на севере. Уже на пастбище росли редкие ели, но ближе к ограждению они становились гуще, словно отмечая пределы владений Зеба. Джек увидел труп, объезжая границы ранчо. Он мог даже не приближаться, чтобы понять, на что наткнулся.

- А вы уверены, что позавчера это животное было живо? – с сомнением поинтересовался Малдер.

Джек кивнул.

- А выглядит… и пахнет… как будто сдохло не менее недели назад, – согласилась с напарником Скалли.

На коровьей туше не хватало больших и поменьше лоскутов шкуры, особенно вокруг носа и под брюхом. Но если бы на корову напал какой-то хищник, или над трупом поработали падальщики, на туше должны были отсутствовать гораздо большие по размеру куски мяса. И на фотографиях было не так заметно, что порезы неглубокие.

- И все тела разлагались так же быстро? - спросила Скалли.

Все, кроме Джека, прикрыли носы платками и отошли на приличное расстояние, чтобы избежать вони разлагающейся плоти.

Джек снова кивнул. Он единственный оставался на месте, не отворачиваясь, даже когда ветер менял направление и дул со стороны трупа. Малдеру пришло в голову, что Джек пересмотрел вестернов с несгибаемыми немногословными героями.

- За последние двое суток температура не поднималась выше пяти градусов, - заметил Малдер, - могло ли тело пролежать часть этого времени где-нибудь внутри?

- И где же это? – спросил Зеб, указывая на раскинувшееся на мили вокруг пустое пастбище.

На твердой поверхности земли не было следов от шин, даже от их джипа.

- Зеб, вы можете отправить тушу к доктору Шарпу?

- Конечно, он всего в получасе езды на юг отсюда. У нас есть грузовик и подъемное оборудование. Но мне сначала надо связаться с ним и сообщить, чтобы ждал нас на месте.

- Можете позвонить с моего сотового, - предложил Малдер, протягивая трубку Зебу. – Агенту Скалли с ним тоже надо будет поговорить насчет проведения вскрытия.

Малдер стал отходить от трупа животного, наворачивая вокруг него все более широкие круги, но ни следов шин, ни других подозрительных отпечатков на земле так и не обнаружил.

Спустя десять минут к нему подошли Скалли и Зеб и отчитались о звонке.

- Доктор Шарп не выказал особого желания поделиться инструментами. Зеб уговорил шерифа Рейнольдса, чтобы тот позвонил ветеринару и заставил его сотрудничать с нами. Доктор не хочет, чтобы мы что-нибудь делали до того, как он тут появится, а это будет не раньше завтрашнего утра. Всю ночь он просидит с больной лошадью.

- Почему это напоминает мне отговорку «мне надо остаться дома, чтобы помыть голову»? - спросил Малдер, качая головой.

- Док позволит нам использовать одну из пристроек, и он сказал, что мисс Скалли может воспользоваться его инструментами, но он в этом принимать участие не станет. Мисс Скалли говорит, это значит, что вам придется помочь ей с поднятием и распиливанием костей, потому что у дока нет электрорезов, - сообщил воодушевленный идеей Зеб.

Услышав эти новости, Малдер слегка побледнел. Даже несмотря на все, что он успел повидать за время работы в “Секретных материалах”, ему по-прежнему было тяжело присутствовать на вскрытиях. Придется пропустить завтрак и убедиться, что он сможет выбраться из помещения, если желудок не выдержит.

- Зеб, вы с Джеком можете остаться тут на ночь? Я повидал слишком много пропаж улик во время таких дел. А ты, Скалли, возвращайся и поговори с помощником Хансеном. Потом можешь остаться в мотеле. Нас троих тут будет достаточно. Утром дашь указания доктору Шарпу и встретимся тут. Вас это устраивает, Зеб?

- Как волнительно, мистер Малдер, - охранять доказательства. Как вы думаете, приземлится ли сегодня ночью НЛО?

- Скорее, грузовик с ребятами в беретах. Мы просто подстрахуемся на всякий пожарный.

Скалли почувствовала вину за то, что ночью будет спать в кровати и сможет поужинать в кафе. И хотя ей не казалось, что это бдение так уж необходимо, она согласилась с планом Малдера, после чего Джек отвез ее на ранчо. Обратная дорога тоже была не из приятных. Добравшись до своей машины, Скалли обнаружила, что на беседу с помощником Хансеном у нее почти не осталось времени, а значит, придется забыть про ужин. Когда она, наконец, доехала до Диггера, на улице стояла непроглядная тьма. Скалли бы точно заблудилась, если бы не подробные инструкции от шерифа Рейнольдса, с которыми она сверялась, часто подсвечивая себе фонариком.

Когда Скалли зашла в полицейский участок, помощник шерифа ждал ее там уже пять минут. Он не был таким грузным, как сам шериф, но все же оказался довольно крупным мужчиной с серыми глазами, светло-каштановыми волосами и кожей красноватого оттенка, приобретенного вследствие постоянного воздействия солнца и ветра.

- Добрый вечер, помощник Хансен. Я агент Дана Скалли. Шериф Рейнольдс, должно быть, сообщил вам, почему мы здесь.

Хансен улыбнулся в ответ, окинув ее оценивающим взглядом.

- Ничего личного, агент Скалли. Мне сразу следует сказать, что ваше появление не улучшит общественного мнения о ФБР. Люди еще не забыли Руби Ридж (4). Они слышали, что вы здесь ищете какой-то культ, пользуясь доказательствами, полученными от психа, помешанного на летающих тарелках … ну вы знаете. – Он сделал неопределенный взмах рукой.

- Да, мистер Харгити ясно дал понять, что к федеральным агентам здесь относятся с опаской. У него довольно интересная коллекция дискет, основанных на нашем участии в заговоре Нового мирового порядка.

Кажется, это замечание заметно шокировало помощника Хансена.

- Он бы никогда не запустил федеральных агентов к себе. Вы ведь шутите?

- На самом деле я была одна. Мой напарник в это время разговаривал с мистером Смитом.

Тут помощник шерифа заметно задумался.

- Все равно мне в это с трудом верится. Так он позволил вам зайти и показал все, хммм? – спросил Хансен. – Вы нашли что-нибудь связанное с расследованием? Лично я так ничего и не обнаружил.

- Мне показалось, что он просто одинок. Возможно, поэтому он меня и впустил. И среди его поголовья не было никаких увечий.

- Наверное, потому что у него и скота-то нет. Он не может позволить себе ранчо. У него есть земля, но нет денег. Все его финансы – это семейные подачки. Жаль вас разочаровывать, но он не такой уж независимый волк-одиночка, как думает сам.

- Тим сказал мне, что компания, которой принадлежит Бар Джей, сделала ему предложение насчет ранчо. Не думаю, что он его примет, потому что Харгити не захотел бы жить менее чем в десяти милях от любой живой души, - добавил шериф Рейнольдс.

- Я также посетила Бар Джей - у них большое поголовье и тоже никакой информации для включения в отчет, – сообщила Скалли.

- Точно, это предприятие “Био-Гро”. У них даже собственные полицейские есть. В нас они даже не нуждаются, так ведь, шериф?

Шериф отстраненно кивнул.

Скалли продолжила:

- Я уже собиралась возвращаться, когда помощник мистера Смита сообщил о том, что нашел коровью тушу с такими же увечьями, что и раньше. Мы запросили разрешение и попросили все подготовить, чтобы завтра провести вскрытие тела, когда освободится доктор Шарп.

- Что? Разве в компетенцию агентов ФБР входит проведение вскрытий? – раздраженно спросил помощник шерифа. - Шериф, вы слышали о подобной ерунде?

Шериф Рейнолдс издал какой-то звук, словно соглашаясь со своим помощником.

- Ну, это всего лишь корова, так что любой может забрать труп, если захочет, с позволения Смита. И к тому же, так уж случилось, что я являюсь врачом, специализирующимся в области судебной медицины, и преподавала этот предмет в Квантико. И хотя я не очень хорошо разбираюсь в анатомии животных, существуют универсальные принципы, которые я смогу применить. В дополнение мы собираемся отправить образцы жидкостей и тканей в региональный офис в Бойсе, – пояснила Скалли не терпящим возражений менторским тоном доктора.

- Впервые о таком слышу. Вскрытие коров, изуродованных пришельцами. – Хансен усмехнулся. Вот только весело ему не было, он злился, но старался казаться спокойным.

Внезапно Скалли поняла, что устала и дико голодна. Собираясь уйти, она в несколько резкой манере поднялась с места.

- Полагаю, мне пора вернуться в номер на ночь. Доброй ночи, шериф Рейнольдс, помощник Хансен. Спасибо вам за помощь.

Они пробубнили ей “спокойной ночи”. Рейнольдс едва ли обратил внимание на ее уход, а вот Хансен проследил за ней взглядом до двери.

Опасения Скалли оправдались – закусочная была закрыта. Впереди ее ждала долгая и холодная поездка по темноте. Скалли не хватало острот Малдера сильнее, чем она полагала. К тому времени, как она приехала, уровень сахара в ее крови понизился настолько, что ее трясло. Еще в аэропорту Скалли купила несколько шоколадок и теперь с благодарностью съела одну. Ужин тот еще, но сахар ей был необходим. Энергии от съеденной шоколадки хватило на то, чтобы написать полевой отчет за день, после чего она помылась, почистила зубы и легла спать.

Будильник разбудил ее в семь утра, и Скалли начала собираться. Одежду на будний день пришлось отложить в сторону. Сегодня ей требовалось нечто из разряда «поносить и сжечь». Скалли как раз оделась, когда услышала, как на пустовавшую парковку подъехала вторая машина. Обнаружив, что рядом с ее взятым напрокат автомобилем паркуется внедорожник шерифа, она забеспокоилась. Первой мыслью было, что во время дежурства на землях Зеба с Малдером что-то случилось. А вдруг кто-то или что-то на него напало?

Из машины вышел Хансен и опустился на колени позади задних колес автомобиля Скалли. Она выбежала наружу и приблизилась к машине шерифа со стороны пассажира.

- Шериф, с моим напарником все в порядке?

- Насколько я знаю, да, - кратко ответил Рейнольдс.

- Они совпадают, шериф, - победоносно крикнул Хансен.

Шериф Рейнольдс открыл машину и вышел.

- Дана Скалли, я помещаю вас под арест за убийство Тимоти Харгити… - начал шериф. Позднее Скалли вспомнила, что он зачитал ей права Миранды как положено, но в тот момент события застали ее врасплох, и она совершенно потеряла ощущение реальности.

- Боб, иди, осмотри ее номер на предмет оружия.

Рейнольдс быстро обыскал саму Скалли, но к тому моменту она еще не надела наплечную кобуру.

Спустя пятнадцать минут на пороге появился помощник шерифа с ее «Смит-энд-Вессоном» в пластиковом пакете.

- Я нашел только это.

- Шериф, вы же не думаете, что… - начала Скалли.

- Вчера Тимоти Харгити был убит выстрелом в голову через забор. Его собак также застрелили. Я знаю, что убили сначала его, иначе ему бы хватило времени выстрелить в ответ. Затем кто-то вскрыл замок на воротах и обыскал его дом. Следы от выстрелов указывают на оружие, очень похожее на ваше. Известно, что вы были последней, кто видел его живым. Я отправил по факсу копию отпечатков пальцев, которые мы сняли с дискет у него дома в Бойсе, и нам пришел ответ, что они совпадают с вашими, – перебил ее шериф Рейнольдс.

- Я и не отрицала, что была внутри… - снова попыталась Скалли.

- Я знал, что вы лгали, еще когда впервые об этом услышал. Харгити бы ни за что вас не запустил внутрь. А кроме следов вашей машины я больше ничего не нашел, – резко добавил Хансен. – Я отправился туда прошлой ночью, чтобы проверить вашу историю, и обнаружил тело.

- Вы уже подготовили бумаги для тестирования на предмет остаточных следов от выстрелов и отправки моего оружия в региональный офис ФБР на баллистическую экспертизу? – спросила Скалли.

- Да, мы все отправим в Бойсе, как только я найду водителя. И, если они дорожат своей репутацией и сами обо всем позаботятся, в течение двадцати четырех часов мы получим результаты, – ответил шериф.

- Что насчет телефонного звонка?

- Вы сможете сделать один. По тюремной линии.

- А вещи, которые мне понадобятся в тюрьме?

- Какие именно?

- Личные вещи, типа зубной пасты, или вы меня всем этим обеспечите?

- Дело в том, что мы редко используем наши камеры. Они не тянут на номер в мотеле. Думаю, вы можете взять кое-что из вещей. Помощник Хансен, сопроводите агента Скалли, чтобы она смогла забрать все необходимое из номера.

Скалли заметила, что Хансена не волновало, какие вещи она кладет в пакет, поэтому она положила туда и ноутбук. Прошлой ночью Скалли перевела свои заметки в более читабельный электронный формат. Она хотела перечитать их в свете последних событий и записать новые наблюдения. Скалли попросила у Хансена взять сотовый - так она, по крайней мере, сможет сообщить Малдеру, когда ее освободят. По пути в Диггер она сидела молча на заднем сидении машины шерифа, пытаясь понять, что тут, черт возьми, творилось.

Когда они приехали, шериф провел Скалли к столу с телефоном.

- Хорошо, можете сделать телефонный звонок.

- Мне нужен номер телефона ветеринарной клиники доктора Шарпа, - сказала Скалли.

Хансен проверил по картотеке и, выписав телефонный номер в желтый блокнот, молча толкнул его Скалли через стол. Она надеялась, что группа для перевозки туши в клинику уже была на месте.

***

На звонок Скалли ответили в приёмной доктора Шарпа. Там её соединили с офисом, и уже сам доктор срочно отправил одного из своих работников за Малдером, который как раз следил за транспортировкой разлагавшейся туши.

- Агент Малдер, док говорит, что звонит ваша напарница. Она вроде как оказалась за решёткой в Диггере.

- Вы, верно, ослышались. Наверное, она там по каким-то делам.

Молодой человек, словно соглашаясь с ним, пожал плечами.

Малдер взял трубку в офисе, и доктор Шарп оказался свидетелем последовавшей за этим беседы.

- Что скажешь в своё оправдание? Будильник не сработал?

Затем Малдер только слушал: сперва с его лица исчезла улыбка, потом на нем отразились недоумение, огорчение и гнев.

- Чёрт бы их побрал, Скалли, они там все с ума посходили. С чего бы ты стреляла в него из-за каких-то доказательств? У них нет мотива.

С раздраженным выражением он слушал ответ напарницы.

- Я понимаю, что мотив не обязателен, но неужели им не хочется раскрыть это дело? Вряд ли в их случае преступник – это агент с хорошим послужным списком, который вдруг сорвался и попросту вышиб мозги свидетелю. Они только тратят время, давая фору настоящему убийце. Лучше бы им…

Малдер выслушал очередной ответ, крепко стиснув зубы, глаза его блестели решимостью.

- Хорошо, я найду переносную технику. Не волнуйся, мы сохраним для тебя тело. Сомневаюсь, что ты просидишь там больше суток. Конечно, если ты этого не делала. Помнишь наши разговорчики о необходимости сдерживаться, когда свидетели допекают. Они же помогли?

Малдер поморщился и слегка отодвинул от уха трубку. На лице его снова появилась улыбка, но на этот раз она была триумфальной.

После разговора со Скалли Малдер обзвонил всех, о ком вспомнил, начиная с помощника директора Скиннера и заканчивая главой региональной лаборатории в Бойсе. Скиннер меньше обычного высказывался на тему того, что следование протоколу сократило бы необходимость в обращениях к юридическому отделу. Казалось, его шокировала новость, что расследование выбранного им дела, вопреки всем ожиданиям, привело к тому, что его наиболее рассудительный агент оказался в окружной тюрьме по обвинению в убийстве. Руководитель лаборатории в Бойсе уверила Малдера, что работа над анализами будет ускорена и что она понимает, как он себя чувствует. Все его знакомые, с которыми он обычно советовался по юридическим вопросам, оказались бессильны понять, какие цели мог преследовать шериф. Намекнув лишь, что к федералам в провинции относятся не очень дружелюбно.

Покончив со звонками, Малдер вернулся в хранилище, где теперь лежала завёрнутая в брезент туша, и пояснил Зебу ситуацию, в которой оказалась Скалли. Тот проявил слабый интерес к развитию событий.

- Мистер Малдер, вы же не считаете, что она напугалась и, как ей казалось, в целях самозащиты выстрелила в него?

- Нет, только не Скалли. Она бы не стала устраивать пальбу через ограду - вызвала бы подкрепление. А если бы ей и пришлось в кого-нибудь стрелять, она тотчас бы об этом доложила.

- Извините, мистер Малдер, но я не могу ждать целый день. Мне нужно вернуться на ранчо, и, я так понимаю, когда ждать вскрытия, неизвестно?

Малдер обдумал сложившуюся ситуацию. Ему очень не хотелось оставлять тушу без охраны, но необходимо было достать какой-то транспорт для перевозки.

- Зеб, не хочется навязываться, но не могли бы вы подбросить меня до мотеля? Мне надо забрать машину.

- Без проблем, ещё каких-то шестьдесят миль, - ответил Зеб. Казалось, он был рад услужить.

Малдер резко перевёл на него взгляд, но понял, что Зеб не язвил – подобное расстояние было для того сущей ерундой. Здесь всё находилось далеко друг от друга.

Во время поездки Малдер вспомнил, что хотел спросить своего попутчика, как тот отправил ему первый пакет фотографий и доказательства в ФБР.

- Я послал их Аарону, моему сыну, чтобы он отправил их из Айдахо Фоллс. У меня опасения насчёт нашего почтового отделения.

Зеб пояснил, что Аарон работал во вторую смену полицейским в Покателло, и Малдер записал номер телефона, по которому с ним можно было связаться.

Добравшись до мотеля, Малдер отыскал администратора, всё такого же опухшего и сонного, как в ту ночь, когда они со Скалли въехали. Малдер убедил мужчину, что ему нужно в номер Скалли; ключи от машины оказались на тумбочке у кровати. Старая добрая Скалли. Малдер знал, будь он сам внезапно арестован спозаранку, ему бы вряд ли пришло в голову оставить ключи для напарницы. Скорее всего, он бы пару раз заехал полицейским по морде. Малдер осмотрел номер, ища доказательства взлома, во время которого могли подкинуть улики, но ничего не обнаружил. Арест Скалли явно представлял собой чистой воды провокацию со стороны шерифа. А потому необходимо было продолжать расследование, считая это отвлекающим манёвром.

Малдер знал, что подобный образ мыслей вряд ли достоин взрослого рассудительного человека, но в глубине души даже немного обрадовался тому, что Скалли поторчит в тюрьме. Ведь когда он вновь окажется на её месте, возможно, она проявит больше сострадания. Малдер знал, что за отказ отвечать на вопрос во время расследования Конгресса Скалли провела некоторое время в федеральной тюрьме, но ведь это было несравнимо с заключением под стражу в провинциальном городишке. Малдер готов был биться об заклад, что когда в следующий раз она придёт, чтобы внести за него залог, на лице её он разглядит понимание и уважение, а не обычное мученическое выражение.

Малдер как можно быстрее добрался до клиники доктора Шарпа и оказался рядом с хранилищем на пять минут раньше помощника шерифа Хансена. Он как раз проверял замок на двери, когда появился Хансен.

- Утром агент Скалли сообщила, что должна была встретиться тут с вами. Мы не можем позволить хранить предположительно заражённую тушу в неприспособленном для этого месте.

- Хранилище крепко заперто. - Малдер указал на дверной замок и похлопал себя по заднему карману. – Я останусь здесь, убедиться, что туда никто не проникнет.

- Я думал, вы станете работать над тем, чтобы снять с напарницы обвинение.

- А мне будет позволено осмотреть место преступления и найденные вами улики? Разрешат ли мне изучить дело Харгити, чтобы понять, кто был его настоящим врагом? Позволят ли изучить материалы по всем убийствам в вашем районе за последние двадцать лет, чтобы я смог обнаружить похожий почерк?

- Вы же понимаете, что это невозможно, у вас конфликт интересов.

- В таком случае пусть лучше этим займутся в Бойсе. Проблем у них не возникнет, потому что Скалли невиновна.

- Значит, будете сидеть сложа руки, пока ваша напарница томится в тюрьме?

- Порой, спокойно посидев и подумав, мы можем прийти к озарению, - съязвил Малдер. «Возможно, так оно и есть», - пришло ему на ум. Сам он редко пользовался этим советом.

- Вам необходимо приехать в город к обеду, чтобы дать свидетельские показания, – упорствовал Хансен.

- Пришлите кого-нибудь, чтобы я мог дать показания тут, я не покину это место, пока не будет произведено вскрытие. Я поговорил с юристами из Бюро и выяснил, что вы не имеете права препятствовать исполнению моих должностных обязанностей. Я не стану подчиняться вам, если только не окажусь за решёткой или буду отозван с этого дела. Скажу прямо, помощник директора не рвётся слать сюда новых людей, учитывая, что ваше обвинение против Скалли развалится как карточный домик в следующие двадцать четыре часа.

При этих словах Хансен покраснел от злости, но сдержался и, развернувшись, пошёл обратно.

Малдер запоздало понадеялся, что Хансен не сочтёт эту отповедь вызовом. Казалось, тот пытался заставить его почувствовать себя предателем, потому что Малдер продолжал расследование, вместо того чтобы отправиться в тюрьму на разборки с шерифом. Может, кодекс Дикого Запада требовал от напарников именно такого выражения верности.

Агент отправился в клинику и поговорил с доктором Шарпом. Доктор удивился заявлению Малдера о том, что тот останется в клинике до тех пор, пока Скалли не освободят, и неохотно разрешил остаться на ночь в здании клиники. Малдер поздравил себя с удачным местом ночлега. В его распоряжении окажутся кофе-машина, душ и свет для чтения – все радости цивилизации. Затем Малдер снова обзвонил всех знакомых насчёт положения Скалли. Придя к выводу, что он довёл до ручки каждого настолько, что все уже желали Скалли скорейшего освобождения из-за решётки, Малдер решил, что пора заканчивать.

Он дал двадцатку одному из старшеклассников, которые чистили клетки и следили за животными, чтобы тот приглядел за хранилищем, пока сам он немного вздремнёт. В прошлую ночь, лежа на холодной земле в спальнике в десяти футах от разлагающейся туши, Малдер не сомкнул глаз ни на минуту. В неиспользуемой комнате он обнаружил кушетку и попросил Джея разбудить его перед уходом с работы. Когда Джей пришёл за ним, Малдер удивился тому, что проспал пять часов до заката. Недолго думая, парень предложил Малдеру остатки своего обеда, состоящие из яблока, банана и печенья. Не особенно сытно, но лучше, чем совсем ничего.

Малдер немного побродил, с надеждой открывая холодильники и пробегая глазами по журналам в приёмной. В некоторых холодильниках обнаружились лекарства и неаппетитные медобразцы. В одном нашёлся запас корма в такой завлекательной упаковке, что Малдер всерьёз задумался о том, не отведать ли его. В журналах содержались статьи об охоте, рыбалке или болезнях животных. Исчерпав все источники развлечения в поликлинике, Малдер со вздохом смирился с судьбой и, вернувшись к машине, достал смущающий его документ. Он до сих пор считал, что Клиффорд Ирвинг (5) и рядом не стоял с Мелиссой Скалли.

Комментарий к Начало

(1) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B4_%D0%B2_%D0%98%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D0%B8_(1845%E2%80%941849)

(2) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D1%8C%D1%8E_%D0%AD%D0%B9%D0%B4%D0%B6

(3) - выступление, сюжет которого основан на чудесах, совершаемых святыми.

(4) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D1%82_%D0%B2_%D0%A0%D1%83%D0%B1%D0%B8-%D0%A0%D0%B8%D0%B4%D0%B6

(5) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%80%D0%B2%D0%B8%D0%BD%D0%B3,_%D0%9A%D0%BB%D0%B8%D1%84%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%B4

========== Продолжение ==========

***

После вспышки интереса в монастыре сестра Кэтрин вновь с головой погрузилась в работу. Стрижка овец и сенокос требовали почти постоянных усилий всей общины. В монастыре святой Урсулы келейщицы и наемные работники выполняли самую тяжелую и грязную работу, но остальным приходилось участвовать в ежедневных делах. По окончании этого сезона отец Мартин и сестра Кэтрин запланировали вернуться к своим прежним занятиям.

Отец Мартин появился в мастерской сестры Кэтрин поздним утром на следующий день после праздника в честь Иоанна Крестителя.

- Готовы вернуться к Галену, сестра Кэтрин? Вы, наверное, уже успели позабыть все, что мы проходили.

- Да, мне понадобится ваш учебник, чтобы вспомнить алфавит, - со смехом согласилась она.

Однако ее попытки перевода показали, что все не так уж плохо, хотя ей и приходилось несколько раз прерывать чтение отца Мартина, чтобы уточнить значение новых идиоматических выражений.

- Отец, это не может означать то, о чем я подумала! – с наигранным потрясением воскликнула она, указывая на определенное место на странице.

Отец Мартин подошел к ней и склонился над книгой. При этом их плечи соприкоснулись, и, к своему ужасу, он осознал, что его мысли и чувства к сестре Кэтрин снова вышли из-под его контроля. Он не мог отвести взгляда от мягкой округлости ее щек и полных розовых губ, живо представляя себе, каково это – коснуться ее кожи кончиками пальцев. Ему показалось, что он умрет на месте от неудовлетворенного желания, если не возьмет ее лицо в ладони и не накроет ее губы своими.

- Так что, это то, о чем я подумала? – снова спросила она, наклоняя голову набок, чтобы заглянуть ему в глаза.

- Да, именно, - пробормотал он, поспешно отходя к противоположной стене. Отец Мартин какое-то время смотрел в окно в попытке восстановить присутствие духа и взять себя в руки, после чего принялся вышагивать по комнате, размышляя над своей проблемой.

Тем днем в лесу его восприятие сестры Кэтрин изменилось навсегда. Это походило на обманчивые картинки, виденные им как-то в Италии, суть которых заключалась в игре с ракурсом. Можно смотреть на один из этих паззлов под определенным углом в течение многих лет, а потом внезапно увидеть другую картину, скрытую автором, и развидеть ее уже никогда не удастся. Последние события изменили его угол восприятия. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что когда вновь осознал, где находится, то обнаружил, что сестра Кэтрин смотрит на него несколько озадаченно.

- Вы в порядке?

- Да, все хорошо. Просто приступ резкой боли.

В ответ на ее обеспокоенный взгляд он поспешил добавить: «Уже все прошло», - и указал на грудь. Образовавшийся там синяк давно уже зажил, но что излечит куда более глубокое повреждение? Оставшееся время их урока он держался по другую сторону стола, прося сестру Кэтрин передавать ему книгу, вместо того чтобы вставать рядом с ней.

После ужина тем вечером он сидел с отцом Уолтером и размышлял о своем прежнем неведении об эмоциях, обуревавших его сейчас. Он всегда посмеивался про себя над нелепыми песнями о неразделенной любви, которыми так наслаждалась его мать на посещаемых ими званых обедах. Она любила сидеть, держа его за руку, покуда они слушали, иногда обмениваясь с ним улыбкой в самых чувствительных пассажах. Теперь же, смотря на это с перспективы пострадавшего, он чувствовал, что менестрели явно преуменьшали проблему. Он также понимал достаточно, чтобы спросить себя, а что эти баллады о страданиях Ланцелота и Гвиневеры значили для его матери? Они определенно не имели никакого отношения к его отцу, чье существование она едва замечала к тому времени, когда Мартин оставил родной дом и отправился в Парижский университет.

На жизненном пути ему повстречалось несколько женщин, предложивших себя ему в подходящее время и в подходящем месте. Он поддался искушению, которое впоследствии счел греховным, и, признавшись в этом на исповедях, никогда больше об этих случаях не вспоминал. Сейчас же, воскрешая их в памяти, он размышлял о том, что мог бы соблазнить сестру Кэтрин, если бы захотел. Она ему доверяла, и это делало соблазнение одновременно возможным и невозможным. Он не мог предать ее доверие, и ему претила сама мысль о стыде и осмеянии, которые обрушатся на нее, если их разоблачат. Похотливый священник и ненасытная монашка были главными персонажами комических куплетов, распеваемых в тавернах, и в грубых шутках тамошних завсегдатаев. Он уже знал, каково это, когда твой мир рушится вокруг тебя. Так как он мог подвергнуть ее подобному? Ему придется поработать над самодисциплиной и обратиться за руководством к Библии, особенно к тому месту в ней, где говорится о тактике Онана, чтобы укрепить его решимость.

- Вы либо очень задумчивы сегодня, Мартин, либо вас клонит в сон.

- Я просто думал о том, насколько часто здесь случаются грозы. Спокойной ночи, отец.

Отец Уолтер улыбнулся в ответ на эту любопытную ремарку и поздравил себя с тем, как хорошо идут дела у его помощника. Отец Мартин, кажется, больше не тяготился размышлениями о Риме и заговорах, заняв свое место в повседневной жизни прихода и города. Эту идиллическую картину нарушало лишь беспокойство, испытываемое отцом Уолтером при виде отца Мартина и сестры Кэтрин вместе. Стоит ли ему предупредить молодого священника о плотских соблазнах в отношении их близкой дружбы? Было что-то в установившейся между ними связи, что его тревожило. Она казалась слишком… естественной, словно могла перевесить практические и даже соображения духовного порядка, случись худшее. Однако пожилой священник не представлял, как облечь свои соображения по данному вопросу в подходящие для нравоучения слова, так что ему оставалось только надеяться, что они оба слишком умны и слишком сильно заботятся друг о друге, чтобы разрушить свои жизни ради мимолетного удовольствия.

***

Два месяца спустя отец Мартин шел по узкой тропке, ведущей от окраины города через поля к монастырю святой Урсулы, наслаждаясь теплой погодой и любуясь голубоватой закатной дымкой августовского вечера. Фермеры и их семьи все еще работали бок о бок со своими наемными работниками в поле - только старожилы города могли припомнить столь обильный урожай, как нынешний.

Один из работников окликнул священника, когда тот проходил мимо:

- Отец Мартин, погодите минутку.

Когда он направился к ним, то увидел, как от группы отделился ребенок и стремглав помчался прочь. Подойдя к ним, отец Мартин узнал Тимоти и трех его средних сыновей. Фермер Тимоти был крестьянином, но при этом владел каменным амбаром, четырьмя рабочими лошадьми и достаточным количеством свиней, чтобы выделить одну для пасторского стола на Рождество. Его борона с железными зубьями была предметом всеобщей зависти.

- Отец, моя Марта хотела бы поделиться с вами и отцом Уолтером одним лакомством. Она называет его компотом или типа того. Это сушеные фрукты, вымоченные в нашем домашнем меду. Иногда мне кажется, что гордость Марты ее стряпней граничит с греховной, - сказал Тим с широкой улыбкой, давая понять, что он просто шутит.

Пасека Тимоти и производимый на ней изысканный мед были широко известны в округе, а его жена Марта регулярно присылала отличные кушанья к пасторскому столу, так что отец Мартин был совсем не против немного подождать. Они обсуждали беспрецедентные перспективы нынешнего урожая и выражали надежды на то, что погода останется столь же теплой, в ожидании возвращения юного Джона с кувшином обещанного компота.

- Пожалуйста, поблагодарите вашу жену за то, что помнит о нас. Мы с удовольствием ели все, что она посылала нам со своей кухни.

Поблагодарив фермера с искренним энтузиазмом, отец Мартин продолжил свой путь. Сбор урожая был порой напряженной работы для всех, так что ему не удавалось наведаться в монастырь в течение нескольких дней. У сестры Кэтрин просто не оставалось времени на учебу: ей приходилось трудиться по хозяйству. И сейчас отец Мартин оправдывал свой поздний визит тем, что этим вечером она готова будет заняться чтением или письмом. Возможно, он сможет ей в этом помочь.

Когда он прибыл в монастырь, то сразу же направился в ее мастерскую. Там он обнаружил сестру Кэтрин за работой над несколькими дымящимися на огне котелками. Знакомая комната выглядела по-другому, освещенная лишь свечами и огнем от печи, с прятавшейся по углам темнотой и скачущими причудливыми тенями, рожденными вспыхивавшими и затухавшими языками пламени. В помещении стояла практически удушающая жара. Сестра Кэтрин обернула вуаль вокруг головы, чтобы обеспечить приток воздуха к лицу и шее, и закатила рукава до локтей. Ее вид внезапно напомнил отцу Мартину об их первой встрече; та сцена отчетливо стояла у него перед глазами, но сейчас воспринималась им совсем по-другому – со временем к его восприятию добавились сильнейшие эмоции и бесконечные нюансы опыта.

- Добрый вечер, отец, - немного удивленно поздоровалась она. – Я была слишком занята в последние дни, чтобы делать свою собственную работу, так что пытаюсь наверстать упущенное по вечерам. А вы что здесь делаете?

Правдивым ответом было бы «я хотел увидеть вас», но он предпочел остановиться на благоразумном.

- Я хотел попросить вас нанести визит одной женщине в приходе. Она испытывает слабость и трудности с дыханием. По ее словам, у нее нет кровотечения, но она очень бледна. Можете вы что-нибудь для нее сделать?

- Вероятно, ей нужно лучше питаться. Я приду завтра утром, и вы покажете мне, где она живет.

- Встретимся в церкви после службы, - приглушенно ответил отец Мартин с полным ртом медовых фруктов.

- Что вы едите?

- Жена Тимоти передала нам кувшин сладостей.Вот, попробуйте.

Она поколебалась, но потом все же ответила:

- Я голодна и знаю, что она славится своей стряпней, но мне надо закончить здесь. Уже так поздно.

Время было и вправду позднее для людей, которые просыпались с рассветом и ложились спать вскоре после заката. Их усталость и непривычность этой вечерней встречи лишь добавляли некую потустороннюю загадочность окружающему их полумраку.

- Это фрукты, засахаренные в меду с пасеки Тимоти, - вкрадчиво прельщал ее отец Мартин.

Сестра Кэтрин как раз выгребала золу, готовясь развести более слабый огонь. Она перевела взгляд на свои запачканные руки и покачала головой.

- Я не могу прерваться, чтобы помыть руки.

- Давайте я вас накормлю, - не задумываясь, ляпнул он и запустил пальцы в липкую массу.

В ответ сестра Кэтрин просто открыла рот, и тут отец Мартин осознал свою ошибку, так что ему пришлось напомнить себе, что у него получится, ведь это просто еда.

Ее розовые губы немедленно приковали к себе его внимание, однако он смог более-менее аккуратно положить кусочек фрукта ей в рот. Она рассмеялась, осознав, что запачкала лицо, и облизала липкие от меда губы и подбородок.

А потом она открыла рот для очередного кусочка лакомства, и, занервничав, отец Мартин взял слишком большой, отчего мед потек по его пальцам. На этот раз, чтобы не дать ему вновь запачкать ей подбородок, она облизала его пальцы, когда он положил фрукт ей в рот и, заметив тоненькую струйку меда, стекавшую по его указательному пальцу на ладонь, провела языком по всей длине, очевидно наслаждаясь испытываемым ею при этом ощущением. Теперь он не мог прочесть выражение ее лица, внезапно ставшее задумчивым, словно она пыталась решить какую-то внутреннюю дилемму.

Когда она снова открыла рот, отец Мартин понял, что случится нечто ужасное, но не в силах был это предотвратить. Он зачерпнул еще один истекающий медом фрукт и поместил его чуть дальше, чем прежде, ей в рот, позволяя себе в полной мере насладиться ощущением ее влажного теплого языка, скользящего, словно шелк, по его пальцам, и ее губ, на мгновение сомкнувшихся на них. Она проглотила очередную порцию, и он потянулся к ней столь же рефлекторно, как сделал бы, протянув руки, чтобы удержаться от падения. Он положил ладонь ей на затылок и приподнял ее лицо, притягивая ее ближе к себе, после чего поцеловал так, как представлял себе до этого сотни раз. Реальность оказалась куда более потрясающей. Он был невероятно воодушевлен и напуган тем, что она приоткрыла рот, отвечая на поцелуй. Все его тело, казалось, жаждало усилить их близость, прижаться к ней еще теснее.

Сестра Кэтрин инстинктивно раскинула руки в стороны, чтобы своими запачканными сажей пальцами не оставить следов на одежде отца Мартина. В течение, казалось, несколько минут она стояла совершенно неподвижно, подобно ему отдавшись на волю непреодолимой страсти, но потом позабыла о своих первоначальных намерениях сохранить чистоту и начала яростно отталкивать его. Ее учащенное дыхание, когда она наконец смогла прервать поцелуй, было под стать его собственному, а по телу от ключиц до лба начал распространяться яркий румянец смущения.

- О боже! Мне так жаль! Что я наделала? О Господи! – выдохнула она и поспешно отступила назад, словно в попытке оказаться как можно дальше от него. Она спрятала лицо в ладонях и попыталась привести свои мысли в порядок. Когда она наконец опустила руки и продолжила, то старательно прятала глаза, отказываясь встретиться с отцом Мартином взглядом: - Со мной что-то не так. Думаю, что-то случилось со мной, когда я была в лесу. Те мужчины, они привели меня в ужас. Думаю, они как-то испортили меня – то, как я чувствую. Я больше не в состоянии контролировать свои чувства. Я испытываю к вам то, чего не испытывала раньше. Сами мои мысли о вас изменились после того случая. Не знаю, как им это удалось, но я испорчена.

- Сестра, они… - начал было он, испытывая некоторое облегчение. Он мог объяснить перемену в своих собственных чувствах и уверить ее, что она не попала под какое-то злое влияние.

- Нет, ничего не говорите, - прервала она его. – Мне невыносимо слышать, как вы обвиняете меня в том, что я вас завлекла. Мне так стыдно. Пожалуйста, поверьте мне. Это никогда больше не повторится. А сейчас, пожалуйста, уйдите, чтобы я могла начать забывать об этом. – Она перевела взгляд на стол. – И заберите кувшин! – добавила она с истеричными нотками в голосе.

Отца Мартина охватил водоворот противоречивых эмоций. Каждый раз, когда он пытался вставить хоть слово, сестра Кэтрин пронзительно выкрикивала: «Нет!», и хотя ему совсем не хотелось оставлять ее в таком состоянии, он опасался устроить сцену, которая привлекла бы внимание посторонних, и тем самым унизить ее. Так что он неохотно направился к выходу.

- Доброй ночи, увидимся утром.

Услышав эти слова, она наконец посмотрела прямо ему в глаза.

- Я просил вас навестить одну женщину, - мягко напомнил он.

- Да, я приду. Доброй ночи.

Ее голос вернулся в нормальное состояние, но взгляд словно был обращен куда-то в недоступные ему дали. После его ухода сестра Кэтрин еще долго стояла посреди комнаты, дрожа всем телом, пока все свечи не погасли, спрашивая себя, что случилось с ней с тех пор, как она встретила священника из Рима, и как то происшествие в лесу разрушило ее жизнь.

***

На следующее утро сестра Кэтрин прибыла в пасторский дом, как и обещала, с совершенно бесстрастным выражением на лице. Когда отец Мартин заметил, что она слегка отпрянула, стоило ему приблизиться, то стал соблюдать некоторую дистанцию. По дороге он снова попытался навести разговор на их вчерашнюю встречу в ее мастерской, приведшую к столь катастрофическим последствиям.

- Сестра, вечером вы сказали, что вас каким-то образом испортили, но это не так – с вами все в порядке. Кое-что произошло между нами, но это не было…

- Отец, мы не сможем и дальше работать вместе, если вы продолжите упоминать то, чего я ужасно стыжусь, - холодно отозвалась она.

И ему оставалось только принять ее ультиматум. Угроза полного расставания с ней заставила его замолчать. Он питал надежду на то, что ее эта перспектива пугает не меньше его самого, однако в глубине души был уязвлен тем, что она чувствовала себя такой запачканной и обесчещенной своей страстью к нему, что не могла даже об этом говорить. Горячность, с которой она оттолкнула его, лишь усилила испытываемую им боль.

На протяжении всего дня казалось, что они общались друг с другом заранее заготовленными репликами.

========== После продолжения ==========

***

Еще месяц спустя отец Мартин сидел на постели в своей комнате и невидяще смотрел на книги перед ним. После недель, в течение которых он притворялся, что разговаривает с сестрой Кэтрин и получает от нее настоящие ответы, он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо прежде. Возможно, он ощущал схожую изоляцию, когда только прибыл в Дерби, но сейчас у него были воспоминания о дорогой его сердцу дружбе, которые так остро контрастировали с его нынешним одиночеством. Добавьте к этому его желание обрести утешение от практически физической боли, что не отпускала его с того августовского вечера.

Как обычно, Элисон постучала в его дверь, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь, прежде чем она уйдет к себе. На этот раз он поколебался перед тем, как ответить: «Нет». Ощутив его неуверенность, Элисон с готовностью ступила в комнату и, опустив руки ему на плечи, посмотрела на него сверху вниз.

- Вы уверены, что я не могу помочь вам почувствовать себя удобнее?

И отец Мартин поддался своим инстинктам.

- Я… я никак не могу развязать один хитрый узел на бриджах, но не хочу разрезать его, - заикаясь, пробормотал он.

Элисон опустилась перед ним на колени и подняла подол его туники. Свидетельство его настоящей потребности тут же стало для нее более чем очевидно. Она положила ладони ему на бедра и медленно принялась развязывать ленты, которые отнюдь не были затянутыми. Затем она переместила руку на его затвердевший пенис и намеренно погладила его. Он притянул ее на себя и откинулся обратно на кровать. Она подняла юбки, он стянул штаны, и в считанные секунды их тела оказались соединены одним безмолвным конвульсивным движением. Они достигли обоюдного удовлетворения в течение нескольких минут, после чего она обмякла на нем и потянулась, чтобы поцеловать. Осознав, что не в силах этого допустить, он слегка отвернулся и опустил ее голову себе на грудь, слегка приобняв ее за плечи.

Он уже понял, что совершил ошибку. Ощущение было сходно с тем, что испытываешь, когда вонзаешь зубы в сочный персик, который на вкус оказывается, как плесень. Элисон не удовлетворяла его потребностей, за исключением самых примитивных. Ее присутствие заставляло его чувствовать себя еще более одиноким, чем прежде. Ее прикосновение, звук ее голоса, ее запах, само ее присутствие здесь, в его постели, казались ему неправильными. Что ему сказать ей?

- Я долго думала, что тебя не интересуют женщины, дорогой. Но ты прекрасно сложен и более чем готов к активным действиям. Нам хорошо вместе. Может, в следующий раз мы сначала разденемся? – предложила она со смехом.

Депрессия отца Мартина лишь усилилась после ее слов. В следующий раз. Во что он ввязался?

- Боюсь, тебе пора, - отозвался он. – Не хочу, чтобы отец Уолтер знал.

Он понимал, что ведет себя грубо, но ничего другого ему на ум не пришло.

- Не будь дураком. Он нанял меня, чтобы я позаботилась обо всех твоих нуждах.

Отец Мартин подумал, что отец Уолтер удивился и был бы недоволен таким развитием событий.

- И, тем не менее, он не хотел бы скандала. Раз уже так поздно, я провожу тебя обратно к Энн.

Он осторожно отодвинул Элисон и начал одеваться. Она же поднялась с кровати и принялась поправлять собственную одежду. Прежде она спала со многими мужчинами, которые чувствовали отвращение, поддавшись бездумному порыву похоти; большинство из них предпочитали направлять его на нее, а не на себя, считая ее соблазном, воплощением греха. Надо признать, что отец Мартин скрывал свое неприятие лучше остальных, но все равно его реакция вызвала у нее сильнейшее разочарование. И все же она не готова была сдаться. Возможно, она могла устранить по крайней мере одно препятствие между ними.

- Уверена, что отца Уолтера больше устроит наша с тобой связь, чем твоя и святоши сестры Кэтрин. Я заметила длинные рыжие волосы на твоей тунике после того, как вы, предположительно, наткнулись в лесу на тех ужасных мужчин.

- Они держали ее за волосы, приставив нож к ее горлу, - пояснил отец Мартин. – Я обнимал ее впоследствии, когда она плакала на моем плече.

Он пытался говорить нейтральным тоном, но на его лице все же отразился весь испытанный им ужас, стоило ему только вспомнить о том происшествии.

Она молча выслушала его объяснение и не заговорила вновь, пока он не довел ее снимаемого ею угла. Он подтвердил ее уверенность в наличии у нее соперницы, и теперь ей оставалось только составить план.

- Доброй ночи, отец Мартин, - любезно попрощалась она.

На следующий день, к его облегчению, Элисон вела себя с ним, как прежде. Он же, со своей стороны, был настороже и держался от нее подальше.

Вскоре после той ночи, в канун дня святого Иеронима, отец Уолтер получил письмо от епископа Томаса, приказывающего ему принять в приходе представителя папского легата. Священник, монсеньер Данджело, должен был привезти послание от Папы к воскресной мессе и планировал остановиться в замке барона Филиппа.

К разочарованию отца Уолтера, страхи отца Мартина, казалось, вновь подняли свои уродливые головы при этом известии. Он отказался встречаться с папским представителем и держался в стороне от церкви во время проповеди. Он услышал о данном событии от отца Уолтера, который к тому времени был уже больше обеспокоен посланием монсеньера Данджело, чем одержимостью своего помощника иерархическими заговорами. По правде сказать, отец Уолтер вынужден был признать, что назойливая, сеющая рознь натура этого послания была склонна скорее усилить, чем опровергнуть обвинения молодого священника.

- У него слишком женственное, на мой вкус, лицо, и он молод – вероятно, моложе вас. А мне бы больше импонировал более опытный и не столь агрессивно настроенный оратор. Он призывал паству подумать и затем прийти к нему в замок с любыми подозрениями, имеющимися у них насчет каких-то дурных деяний их соседей, невзирая на положение человека, которого они в чем-то обвиняют – он защитит их, даже от самого приходского священника! Так и сказал! Большинство людей поступят куда лучше, если будут почаще заглядывать себе в души. Им бы со своими деяниями разобраться, прежде чем лезть к соседям. Вокруг слишком много злобы и зависти, чтобы поощрять подобные тайные доносы.

Эти новости подтвердили лелеянные отцом Мартином весь этот год страхи. Его наверняка схватят по наущению какого-нибудь озлобленного прихожанина и продержат под арестом до самого Судного дня.

Арест, который на самом деле имел место, потряс его и большинство населения городка. Через четыре дня после воскресной проповеди монсеньер Данджело отправил своих людей в монастырь святой Урсулы, чтобы заключить под стражу сестру Кэтрин по обвинению в колдовстве.

Матушка Агнесс сразу же послала за отцом Уолтером, и отец Мартин без лишних слов согласился сопровождать его. Она была обеспокоена, но уверена в том, что это просто ошибка, которую можно исправить. Монсеньер сообщил ей, что Джозеф Торнэппл обвинил сестру Кэтрин в том, что из-за нее его жена скончалась при родах. По его словам, она выступала за то, чтобы они с женой избегали зачатия с помощью магических ритуалов. Когда они отказались, она отомстила им тем, что способствовала смерти его жены и ребенка.

Отец Мартин поморщился, услышав это сбивающее с толку сообщение. Сестра Кэтрин пыталась объяснить им, когда безопасно выполнять свои супружеские обязанности, а они приняли ее объяснение за магическое заклинание. Он помнил, как сестра Кэтрин боролась за жизнь Летиции месяц назад. В течение пяти дней она сражалась с жаром и инфекцией, вызванными замершей беременностью, едва отвлекаясь на сон или пищу. Он помогал ей по мере своих сил. Она объяснила ему, что и как делать, тем отстраненным голосом, каким неизменного разговаривала с ним в те дни, а когда все было кончено, отвернулась от него с каменным выражением, которое он теперь наблюдал на ее лице в минуты скорби. Она никогда больше не станет доверять ему настолько, чтобы обращаться к нему за комфортом.

Обвинение выдвинул церковный суд, но в случаях, когда результатом слушания может стать смертный приговор, последнее слово оставалось за королевским правосудием. Королевский суд будет заседать в замке барона Филиппа через два месяца – достаточно времени, чтобы найти других свидетелей и убедить Джозефа пересмотреть обвинение. Пока же они решили убедиться, что сестра Кэтрин будет в безопасности в тюремной камере в замке барона.

- Я уже послала туда старого Мэттью с повозкой, груженой разными вещами: шерстяными одеялами, простынями и дровами для разведения огня. В ее камере может быть камин, ведь так? – спросила матушка Агнесс, с беспокойством глядя на отца Уолтера. – Сейчас по ночам бывает прохладно. Мэттью может через день доставлять ей молоко, яйца и хлеб, а раз в неделю я буду посылать вино, сыр, овощи, фрукты и куриное мясо.

- Я попрошу кого-нибудь каждый день наведываться в замок и осведомляться о ней, - заверил ее отец Уолтер.

- Я буду это делать, - вызвался отец Мартин. Его неимоверно удручала сама мысль о сестре Кэтрин в тюрьме, но возможность ежедневного общения с ней принесет ему некоторое успокоение. – Я могу предложить выслушать ее исповедь и причастить ее.

Его надежды не вполне оправдались. На следующий день он совершил часовую прогулку к замку и получил разрешение увидеться с сестрой Кэтрин. Они встретились во внешней комнате тюремной части замка, и он с радостью отметил про себя, что она хорошо выглядела. Разумеется, одна ночь в тюрьме вряд ли могла сильно на нее повлиять, напомнил он себе. Он еще больше воспрянул духом, когда заметил, что она смотрит на него, как прежде. Выражение ее лица было открытым и сочувствующим к его переживаниям при виде ее в таком месте. Она попросила стражников отойти, чтобы иметь возможность исповедоваться ему, чего раньше никогда не делала: их близкая дружба сделала бы данную процедуру неловкой. Теперь же она, казалось, не могла дождаться разговора с ним.

- Отец, я была малодушной и жестокосердной: я дурно обошлась с хорошим другом, наказывая его за свои собственные ошибки, - поспешно прошептала она, обеспокоенно вглядываясь ему в глаза.

- Ваши грехи прощены, сестра, если вы вообще их совершили. То, в чем вы признались, не было грехом. Вы были сбиты с толку и нуждались во времени, чтобы все обдумать. Ваш друг понимает. Епитимьи не последует, - уверенно отозвался он.

Подбодренная его готовностью простить, сестра Кэтрин продолжила приглушенным тоном:

- А сейчас я сообщу вам то, что вам не понравится, отец, но надеюсь, вы простите меня и за это. Я больше не стану встречаться ни с вами, ни с отцом Уолтером, ни с кем-либо еще: любой близкий мне человек рискует навлечь на себя схожие обвинения.

- Но заседание королевского суда только через два месяца! Нам нужно знать, что вы в порядке, пока мы все его ожидаем. Мы уверены, что вас признают невиновной, но пока… - Он замолк, не договорив, при взгляде на ее лицо. Пребывание в темнице страшило ее, но она была твердо намерена не подвергать опасности кого-то еще. – Мы уже работаем над тем, чтобы подвергнуть сомнению свидетельские показания против вас, - подбадривающе продолжил он. – Я буду приходить каждый день и спрашивать, хотите ли вы меня видеть. Если вы почувствуете такую необходимость, то можете отказаться от встречи, - заключил он, скрывая свой собственный страх от невозможности быть рядом с ней, чтобы не увеличивать ее страдания.

Ко времени его возвращения в дом приходского священника Элисон уже прознала о новостях касательно сестры Кэтрин и теперь задавалась вопросом, а не пора ли ей возобновить свои попытки добиться внимания отца Мартина? Она столкнулась с ним в коридоре, когда он уже прошел мимо, и пожелала ему доброго дня. Не добившись ответа, она догнала его, заглянула ему в глаза и отпрянула от выражения муки на его лице. Он испугал ее, потому что походил на попавшего в ад, а ведь такой человек готов на все, ибо ему нечего терять. Она решила держаться от него подальше.

В течение трех недель отец Мартин каждое утро ходил в замок, и каждый раз стражники сообщали ему, что сестра Кэтрин не желает никого видеть. Он спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь, и ему отвечали, что все ее нужды удовлетворены. Также отец Мартин часто разговаривал с Джозефом Торнэпплом с целью дать тому духовный совет, несмотря на предупреждения отца Уолтера о том, что посеять какую-то новую мысль в голову Джозефа – все равно что набить наволочку телегой пуха: в ней просто не было для нее места. И все же ему казалось, что он пошатнул убежденность Джозефа в том, что Летиции намеренно причинили вред.

Но всего этого отцу Мартину показалось недостаточно: он полагал, что должен сделать еще один, последний шаг на пути к спасению сестры Кэтрин. Он опасался последствий, но все же послал письмо Эдгару, умоляя его о вмешательстве в дело монахини из монастыря святой Урсулы, несправедливо обвиненной в колдовстве. Он полагался на суждение Эдгара касательно того, как лучше разрешить данную ситуацию: силой, подкупом или угрозами, беззастенчиво играя на воспоминаниях Эдгара об услугах, которые он ему когда-то оказал. В конце отец Мартин писал, что, если все остальное не поможет, он чувствовал себя обязанным выступить в качестве защитника сестры Кэтрин на суде поединком, невзирая на угрозу его собственной жизни, что было очень сильной натяжкой, ведь подобных судов в данной местности не устраивали уже пятьдесят лет. В завершении он просил Эдгара держать его просьбу в тайне от обоих их отцов.

По-прежнему ли Эдгар был тем искренним и открытым товарищем, с которым он вырос? И хватит ли у него власти, чтобы выполнить просьбу отца Мартина? Был только один способ это выяснить. Он щедро заплатил юному Мэттью за недельное путешествие с письмом в Экзетерский замок, строго наказав тому отдать его лично в руки сыну герцога, Эдгару. И потом отцу Мартину не оставалось ничего другого, кроме как ждать.

========== Четвёртая часть ==========

***

Стало так холодно, что тонкий слой снега накрыл белым ковром высокую траву и живые изгороди по обеим сторонам тропинки, ведущей к замку. Но у наступившей зимы имелось и одно неоспоримое преимущество перед осенью: любому путнику больше не приходилось вязнуть в грязи, ведь земля стала твердой, как сталь. Отец Мартин обнаружил, что путь к замку занял у него куда меньше времени, чем прежде. Он наконец привык к прохладной английской погоде, да к тому же его теплый шерстяной плащ тоже неплохо помогал в борьбе с холодом.

Он увидел, что солдаты Данджело развели большой костер перед входом в помещение для стражи и по очереди грелись у него. У них-то как раз не было времени, чтобы привыкнуть к здешнему климату – без сомнения, они отчаянно скучали по куда более щадящей погоде Рима.

Эдгар через юного Мэттью переслал короткий ответ на письмо отца Мартина. В нем говорилось, что он изучит этот вопрос и придет к какому-нибудь решению. Больше от него не поступило ни слова. Заседание же королевского суда уже отложили на месяц, и для отца Мартина дни превратились в исполненный тревоги кошмар наяву.

За два месяца его ежедневные визиты превратились в рутину: отец Мартин говорил с сержантом, который посылал одного из своих людей внутрь, чтобы узнать, хочет ли сестра Кэтрин видеть священника; несколько минут спустя тот возвращался и сообщал сержанту, что нет, заключенная отказалась от религиозного утешения. Однако отец Мартин не знал, что несколько недель назад стражники вообще перестали спрашивать свою узницу. Если ответ всегда был одним и тем же, то какой в этом смысл?

Сегодня все прошло по тому же сценарию, пока отец Мартин не стал разворачиваться, чтобы уйти. Они все вздрогнули от неожиданности, когда Алан Хобсон высунулся из-за двери и крикнул:

- Узница передумала. Она хочет увидеться с отцом Мартином.

Сержант выглядел обеспокоенным, но не смог придумать, как опровергнуть это заявление.

Отец Мартин с готовностью подошел к Алану и спустился по лестнице в темницу замка. Алан остановил его, когда они достигли внешнего помещения перед камерами.

- Мне нужно поговорить с вами. Я сомневаюсь, что она по-прежнему знает, чего хочет. Она очень больна, отец. Священник из Ватикана, должно быть, пользуется уважением в Риме и Лондоне, но меня все происходящее удручает. Мне кажется, это тоже грех. Мать-настоятельница Агнесс посылает мясо, пудинги, яйца и прочие разносолы каждый день. Она прислала несколько шерстяных одеял и простыней, когда сестру Кэтрин только поместили под стражу. Но знаете, что мне пришлось сделать? Мне пришлось отдать все это солдатам Данджело. Она спит на соломе и получает лишь немного ржаного хлеба самого грубого помола и воду. Он говорит, это для усмирения ее души, но… я знаю, что она невиновна. Я знаю ее с детства, и она не ведьма.

Алан с тревогой огляделся, но продолжил говорить:

- Два дня назад в замок прибыл человек с повозкой, груженой грудой металла и деревянными инструментами, и спросил отца Данджело. Итальянские солдаты разгрузили эти предметы и перенесли в помещение наверху. Отец Данджело заставил их работать всю ночь, и вчера они отвели туда сестру Кэтрин. Отец, они допрашивали ее на дыбе! Я слышал, как отец Данджело ругался на доставившего дыбу человека за то, что он вывихнул ее плечо в первый же день. Они вправили его, чтобы вновь подвесить ее на дыбе. Мне кажется, они не хотят, чтобы она дожила до королевского суда. Полагаю, они рассчитывают добиться признания любой ценой, а потом подстроить ее смерть. Этот отец Данджело… не понимаю, как он может быть достаточно свят, чтобы занимать должность священника. Он получает какое-то извращенное удовольствие при виде страданий.

Отец Мартин изо всех сил постарался не упасть, когда перед глазами у него заплясали черные точки, отчего зрение помутилось. Помещение словно бы накренилось, потому что у него подогнулись ноги. Он схватился за край имевшегося там стола и опустил голову в попытке восстановить равновесие.

- Вы не знали, да? – неуверенно спросил Алан, заглянув во внезапно побледневшее лицо отца Мартина.

- Мне нужно увидеть ее, - с трудом прохрипел Мартин.

- Да-да, - отозвался Алан, с явным облегчением перекладывая часть ответственности на кого-то другого.

Когда Алан открыл дверь темницы, их глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к темноте, но вскоре отец Мартин понял, почему Алан так хотел впустить его, возможно, против воли сестры Кэтрин. Она лежала без сознания, почти что зарывшись в большой копне соломы в углу камеры.

- По крайней мере я могу снабдить ее чистой соломой. Но ее недостаточно, чтобы согреть ее, - угрюмо заметил Алан. – У нее повреждено левое плечо. Думаю, они просто не учли, что она куда худее и слабее, чем была прежде.

Ее явное истощение и нездоровая бледность поразили отца Мартина с силой булавы. Он приблизился к ней и опустился на колени. Стоявший позади Алан продолжил рассказ:

- Судомойка передала мне, что, по словам одного из солдат, она вчера не сказала ни слова, даже звука не издала. Он рассказал ей, как жутко ему стало от того, что она словно бы вышла из своего тела - как будто ее душа покинула свое земное обиталище. А я ей ответил на это: «А кто хотел бы находиться в этом самом обиталище, когда такие, как он, стучат в дверь?». «Да, но, по-моему, она близка к тому, чтобы вообще не возвращаться», - заявила Беа. Но вчера вечером она все же вернулась. Она стонала и всхлипывала почти всю проклятую ночь, а утром, когда я принес ей хлеб и воду, проснулась и сказала: «Алан, я больше не могу есть. Мне слишком трудно жевать». На что я ответил, что принесу другую миску, в которой можно размачивать хлеб. Я ужасно себя при этом чувствовал. Она, видимо, заметила мое состояние, потому что попросила меня не расстраиваться, сказав, что это не моя вина: она просто не может больше есть, и чтобы я не беспокоился, потому что скоро все для нее будет кончено. Думаю, она права. Она так слаба. Даже если они больше не будут ее мучить… - Он замолк, не договорив. – А теперь я вообще не могу ее разбудить.

Алан заметил, что отец Мартин озадаченно коснулся бритой головы сестры Кэтрин.

- Он велел им сбрить ей волосы и забрать ее вуаль в первую же неделю. В качестве епитимьи, сказал он, - пояснил Алан, но увидел, что отец Мартин больше его не слушает. Поведение священника подтвердило все имевшиеся у жены Алана подозрения насчет этих двоих, которые она поведала ему летом.

- Я видела, как отец Мартин и сестра Кэтрин выходили из дома твоего отца сегодня утром, Алан. Они обсуждали его золотуху и лечебную мазь, которой он пользуется.

- Как мои родители? – спросил он, слушая ее вполуха, потому что его внимание отвлекала тарелка с похлебкой и большой кусок хлеба.

- Как обычно. Я отнесла им одну из испеченных сегодня краюх хлеба. А ты когда-нибудь замечал, как отец Мартин и сестра Кэтрин могут практически заканчивать предложения друг за другом? А все эти шутки, которые никто, кроме них, не понимает? Что они будут делать, когда поймут, в каком незавидном положении оказались?

- В каком именно? – уточнил он, концентрируясь на том, чтобы вытащить изо рта небольшую кость, прежде чем проглотить еду.

- Влюбленности друг в друга, - без тени сомнения заявила она.

Алан усмехнулся и ответил, что летние увлечения часто проходят с наступлением осени, и его замечание, кажется, подтвердилось, когда он встретил их в сентябре: они общались друг с другом вежливо, но довольно отстраненно.

А теперь на лице отца Мартина отразились все запретные аспекты его чувств к монахине. Он даже не заметил, как Алан ушел и прикрыл за собой дверь.

Сняв свой плащ, отец Мартин осторожно приподнял сестру Кэтрин и, откинувшись на солому, прижал ее к своей груди. Стоило ему задеть ее левое плечо, как она застонала, но не открыла глаз. Он укрыл плащом их обоих, с ужасом ощущая, какой холодной и неподвижной она была.

- Кэтрин, это отец Мартин. Я собираюсь вытащить вас отсюда. Почему вы не давали мне навещать вас? Если бы я знал, что происходит, мы бы протестовали. Мы были уверены, что вас освободят к этому времени – нам и в голову не приходило, что они будут так с вами обращаться. – Он говорил, чтобы успокоить не только ее, но и себя. Что если она так и не выйдет из этого ступора?

Она внезапно дернулась в его руках и вскрикнула от боли, причиненной этим резким движением ее плечу.

- Мартин, теперь все в порядке? Нам можно быть так близко друг к другу? Что если кто-нибудь увидит? – наполненным беспокойством голосом вопрошала она, смотря на него широко распахнутыми от потрясения глазами.

- Все нормально, милая, никто не причинит нам зла, - ответил отец Мартин, полуплача, полусмеясь от облегчения. – Не тревожься, просто отдыхай. Попробуй согреться.

Ее тело вновь расслабилось. Он не знал, поверила ли она ему, или просто силы вновь оставили ее.

Они провели так несколько часов. Сестра Кэтрин то приходила в себя, то вновь теряла сознание, а отец Мартин занимался тем, что формулировал и отметал планы по ее спасению. Внезапно он услышал звук открываемой двери и едкий голос отца Данджело:

- Какой поучительный вид. Я имею удовольствие видеть священника и его шлюху?

Высказанное оскорбление не произвело никакого впечатления на отца Мартина, пытающегося сдержать ослепляющую ярость, которая поднялась в его душе при виде этого человека. Он понимал, что ему потребуется весь его самоконтроль, чтобы осуществить задуманное. Сестра Кэтрин резко проснулась при звуке голоса отца Данджело, и на ее лице отразились замешательство и откровенный страх.

Приподняв ее и опустив обратно на солому, отец Мартин аккуратно прикрыл ее своим плащом и тихо произнес:

- Вы доверяете мне, Кэтрин? Помните, я говорил, что никто не причинит нам зла? Я знаю, что вы не признались, и прошу молчать и в дальнейшем – осталось недолго.

Затем он выпрямился и повернулся лицом к Данджело.

- Вы не поднимите ее сегодня на дыбу, - вызывающе бросил он ему, не сумев сдержать дрожь в голосе при произнесении последних слов.

- Нет, не подниму. В конце концов, мы же заинтересованы в том, чтобы докопаться до истины, и не хотим ее казни до суда. Полагаю, ей нужно несколько дней, чтобы прийти в себя после той неуклюжей первой попытки. Вообще-то, я собирался распорядиться, чтобы ей дали немного каши. – Развернувшись к сестре Кэтрин, он вкрадчиво продолжил: - Алан сказал мне, что ваш желудок слишком нежный для нашего хлеба. Возможно, в вас есть немного благородной крови? Давайте-ка поглядим… ваш отец был кем… фермером? Но, может, ваш настоящий отец им не был. А какова мать, такова и дочь, как я погляжу, - добавил он, многозначительно переводя взгляд с сестры Кэтрин на отца Мартина.

И вновь он не преуспел в том, чтобы добиться хоть какой-то реакции от своих слушателей: им уже было не до его оскорблений. Сестра Кэтрин была испугана и сбита с толку. Она помнила сон о том, как Мартин обнимал ее, согревая своим телом. Если это не сон, то что они могли с ним сделать? Казалось, жестокости и власти Данджело нет предела.

- Алан также сообщил мне, что вы просили о духовном комфорте, сестра Кэтрин, так что он впустил отца Мартина. Мои люди поведали мне, что это было довольно давно. Вам уже достаточно комфортно?

Физическое состояние сестры Кэтрин делало эту инсинуацию попросту нелепой. Она вновь предпочла промолчать, осознавая, что это самая безопасная модель поведения.

- Будем считать, что да. Позвольте, отец Мартин.

Он стянул плащ священника с сестры Кэтрин и отряхнул его от прилипшей к нему соломы.

- Вы же не хотите замерзнуть на пути обратно в город.

«Сохраняй спокойствие, - велел себе Мартин. – Ты должен думать, а не чувствовать. Думай же».

- Отец Данджело, сестра очень больна. Если вы не хотите, чтобы она умерла до суда, то должны освободить ее и позволить ей дожидаться слушания в монастыре. Именно так обычно содержат под стражей представителя духовенства в этой стране. Ваши же действия чрезвычайно необычны: я бы даже назвал их беспрецедентными. Если бы барон Филипп был здесь, он бы этого не допустил. Есть еще кое-что, что вы должны знать: основной обвинитель, Джозеф Торнэппл, отзывает свое обвинение. Ее, скорее всего, признают невиновной. Как дурно будет выглядеть то, что вы причинили вред невиновной женщине, пока она была под вашим надзором.

Отец Мартин поздравил себя с тем, что сумел перечислить эти разумные аргументы совершенно невозмутимым тоном.

- Во-первых, не думаю, что мы можем судить о том, что бы допустил или не допустил барон Филипп, будь он сейчас здесь. Его старший управляющий и баронесса не против того, чтобы я распоряжался этим делом по своему усмотрению. Во-вторых, Джозеф не был основным обвинителем. Ею была, как вы ее называете, «Чернушка» Элисон. О небо, ей полагалось оставаться тайным свидетелем, - с притворным ужасом воскликнул отец Данджело, делая вид, что якобы проговорился.

- Ну, я уверен, что вы двое умеете хранить секреты. Элисон хотела оставить свою личность в тайне из-за компрометирующего характера ситуации, благодаря которой она обнаружила доказательства колдовства сестры Кэтрин. Но вам ли об этом не знать, верно, отец Мартин? Она призналась в своих плотских отношениях с вами и показала колдовской амулет, который обнаружила под вашим матрасом. Она знала, что сестра Кэтрин сделала его, чтобы приворожить вас, потому что он был изготовлен из рыжих волос вперемешку с вашими, плюс еще некоторого количества какого-то отвратительного вещества, добавленного для того, чтобы заклинание сработало.

Сестра Кэтрин впилась взглядом в лицо отца Мартина, словно бы прося его объяснить суть выдвинутых обвинений. Его потрясенное выражение подсказало ей, что в них было достаточно опасной правды.

- Полагаю, Джозеф не столь легко поддался бы на уговоры Элисон, если бы его дорогая жена не умерла за несколько недель до этого. Элисон убедила его, что сестра Кэтрин причинила вред Летиции и ребенку. Затем мы нашли в монастыре святой Урсулы послушницу, которая сохранила какие-то подозрительные листья. Они находились в сумке сестры Кэтрин после замятой смерти другой послушницы. В них опознали растение, которое приводит к выкидышу. Неохотно, но все же считая это своим долгом, сестра Эдриан сообщила мне об этой улике. Не стоит так уж поспешно отрицать существование магического приворота, отец Мартин, потому что если вы не под влиянием заклинания, вас могут обвинить в пособничестве колдовству. В конце концов, вы тоже помогали ухаживать за Летицией. Я даже слышал, что вы были в монастыре той ночью, когда умерла молодая монахиня.

Он с садистским наслаждением наблюдал за тем, как отец Мартин пытается сохранить невозмутимое выражение, напоминая себе о том, что сейчас действительно важно. Ему нельзя думать о достойной сожаления предпосылке этой трагедии – необходимо сосредоточиться на его цели. Удивительно, но у него получилось.

- Не важно, каковы улики или показания – то, что вы удерживаете здесь сестру Кэтрин, ставя ее жизнь под угрозу, противоречит закону и обычаю. Я намерен немедленно выразить свой протест отцу Уолтеру и членам городского совета. Вы и понятия не имеете о том, как высоко люди этого города ценят сестру Кэтрин, но уверяю вас, что они придут в ярость, когда узнают, что с ней обходятся так жестоко. Вам же будет лучше, если вы вернете ее в монастырь до того, как я приведу сюда подкрепление из горожан, чтобы они своими глазами увидели, в каких условиях ее содержат.

Отец Данджело всматривался в ничего не выражающие лица своих противников и спрашивал себя, как ему пошатнуть эту отстраненность и добиться прогресса в попытке сломить их. Пока что ему даже не удалось разделить их откровением насчет Элисон. И тут до него дошло. Все гениальное просто.

Он наклонился к сестре Кэтрин и взял ее левую руку в свою, словно бы на прощание. Внезапно он с силой дернул ее вверх, над головой сестры Кэтрин, а потом резко крутанул. Она не смогла сдержать крика при этой внезапной неожиданной агонии. Несколько секунд она извивалась от боли, пока он не отпустил ее руку. Слезы побежали по ее щекам, и, судорожно всхлипывая, она хватала ртом воздух, пытаясь совладать с собой.

- Ради всего святого, зачем вы это сделали? – напряженно спросил отец Мартин, приближаясь к отцу Данджело. Красная пелена гнева застилала ему глаза, вытесняя все разумные мысли из его метущегося разума.

- Не все делается ради чего-то святого, - с глупым смешком ответил Данджело. – Невозможно занимать подобную должность и не получать удовольствие от своих обязанностей.

Отец Мартин ударил его в челюсть с такой силой, что он мешком повалился на каменный пол.

Через несколько секунд двое стражников Данджело ворвались в темницу и обездвижили отца Мартина, скрутив руки ему за спиной. Третий тем временем помогал отцу Данджело подняться.

Данджело коснулся покрасневшей и распухшей челюсти и, подойдя к отцу Мартину, произнес:

- Мне не нравится быть на принимающем конце насилия. – Злобно улыбаясь, он провел пальцем по щеке отца Мартина. – Он обвиняется в нападении на священника. Поместите его в камеру рядом с этой, - велел он солдатам.

Несмотря на обволакивающий ее туман боли, сестра Кэтрин ничего не пропустила. Внезапно она подала голос.

- Отец Данджело, пожалуйста, пошлите за писарем. Я желаю признаться в колдовстве, включая наложение чар на отца Мартина. Я сделала так, чтобы он пришел сегодня сюда и помог мне сбежать, и я также заставила его напасть на вас.

Отец Мартин бросил на нее исполненный муки взгляд.

- Кэтрин, не признавайтесь, - принялся умолять он. – Вы невиновны, и суд сочтет вас таковой, если вы выживете. Если же вы признаетесь, они смогут…

- Уведите его отсюда, - прервал его отец Данджело.

Когда они выволакивали его из камеры, он услышал разговор сестры Кэтрин и Данджело.

- Если я признаюсь, вы должны освободить его. Его не сочтут ответственным за его действия.

- Посмотрим. У него и вправду есть кое-какая защита со стороны друзей его семьи.

Затем они погрузились в молчание в ожидании писаря. Они слышали, как отца Мартина запихнули в соседнюю камеру, несмотря на его яростное сопротивление. Он продолжил кричать, заглушая звуки борьбы:

- Кэтрин, доверьтесь мне. Не признавайтесь. Не лгите ради меня. Данджело, что если я признаюсь, что был главой чертового шабаша, и скажу, что она в нем не участвовала!

- Тогда я обвиню ее в том, что она наложила на вас чары и заставила сделать ложное признание, - вслух рассуждал отец Данджело, после чего подошел к зарешеченному окну и приказал солдатам связать отца Мартина и заткнуть кляпом.

В наступившей тишине сестра Кэтрин задалась риторическим вопросом:

- Вы никогда не проигрываете, не так ли? – Когда он покачал головой, она продолжила: - Почему вам так важно признать меня виновной? Вы планировали мою смерть в заточении, лишь бы избежать оправдательного приговора. Почему?

- Ничего личного, сестра, - ответил он. – Я приехал сюда, чтобы продемонстрировать власть Папы и Римско-католической церкви – безграничную власть. Мне нужен был пример, чтобы посеять страх в сердца этих людей. Я не знал, какими будут обвинения, но выдвинутое против вас оказалось идеальным. У меня есть трое свидетелей и физическая улика. Проблема в том, что свидетельские показания могут оказаться непрочными. Я же не могу позволить вам стать примером того, что кто-то способен избежать власти Церкви, если улики недостаточно убедительны. Я хочу, чтобы люди помнили, что обычный человек, даже монахиня, может быть уничтожен нами по одному лишь обвинению. Это упрочит наш контроль над этими местами на многие годы вперед. По правде говоря, сестра Кэтрин, мы все еще планируем вашу смерть, но, возможно, смерть отца Мартина окажется лишней.

Ее глубоко удручало то, что отец Мартин корил себя за обвинение, выдвинутое Элисон. Она понимала: Данджело рассчитывал на то, что это откровение нанесет удар по их совместной обороне против него, но это не сработало. Данджело и понятия не имел, что ей было известно, почему Мартин так поступил, и это знание не оставляло в ее сердце места для ревности. Ее отказ признать их любовь друг к другу, ее постоянное избегание его попыток обсудить их горько-сладкую привязанность, подтолкнули отца Мартина к этой пропасти. У него был соблазн, которого она была лишена, и он ему поддался. Но это не изменило природу их связи. Однако Данджело все равно выиграл в итоге, но не хитрой стратегией, а простой угрозой применения силы по отношению к одному из них. Они ничего не могли этому противопоставить.

Писарь появился в камере, чтобы записать ее слова, раз онабыла слишком слаба, чтобы выйти во внешнее помещение и сесть за стол. Она призналась во всем, о чем ее спрашивали, но не стала никого оговаривать. Выражение ее лица убедило отца Данджело, что в этом она не уступит даже ради отца Мартина.

После подписания признания и ухода Данджело она лежала в темноте, сожалея о том, что не способна мыслить яснее. В первые недели она могла рассуждать вполне здраво. Поначалу она молилась об освобождении и ожидала, что так и произойдет. Когда ее снова и снова допрашивали, она честно отвечала, недоумевая по поводу того, что Бог не открыл правду своим земным представителям. Вскоре она поняла, что этим людям важна не правда, а признание ее виновной, поэтому перестала отвечать на их вопросы.

В последующей за этим всеобъемлющей тишине она принялась размышлять о Боге, который выбрал этих мучителей в качестве своих представителей. Она осознала, что всегда наделяла Бога чертами своего отца, когда молилась ему или задавалась нравственным вопросами. Теперь лицо ее отца не подходило этому новому Богу, нарисованному ее воображением. И она не могла придумать никакого взамен, кроме разве что слепого, пустого пространства небес, совершенно бесстрастно посылавшего на землю дождь, ветер, снег или солнечный свет. Этот новый Бог не был для нее авторитетом. После двух месяцев на грани голода ее мысли стали путанными, но она помнила, что как-то подумала о том, что отец Мартин был прав насчет религии.

Когда заключение и голод не привели к признанию, отец Данджело прибегнул к избиению плетью, но все равно не преуспел. Когда ее подняли на дыбу, это походило на страдание вследствие какой-то ужасной болезни или несчастного случая, произошедшего по неясным причинам. И лишь одно оставалось для нее кристально ясным – она должна уберечь отца Мартина от подобного страдания.

Так она и поступила, и теперь ей больше не нужно было думать. Постепенно она избавилась от боли, вызванной вновь поврежденным плечом, погрузившись обратно во тьму забвения.

Снаружи темниц Данджело послал за Аланом.

- Алан, начните приготовления к завтрашнему повешению сестры Кэтрин. Она подписала признание в колдовстве, - приказал Данджело.

- Монсеньер, только королевский суд может одобрить казнь. Церковный суд не может… - заикаясь, пробормотал Алан, потрясенный услышанным.

- С подписанным признанием и уликами я беру всю ответственность на себя. Когда все будет кончено, отец Мартин может быть свободен. Я, возможно, вернусь позже, чтобы обсудить с отцом Мартином его преступление. Есть в округе человек, который проведет повешение быстро и эффективно?

Алан подумал о мяснике Ричарде, сестре которого Кэтрин помогла во время тяжелых родов, и предложил его имя в надежде, что когда незнакомый солдат придет к нему с подобным предложением, он поднимет шум.

- Хм, я подумаю об этом. Она такая худая, что вряд ли кто-то из моих людей сможет сделать все быстро. Не хочу тратить целый день на ее удавление. Но если высота слишком большая или подвесы слишком тяжелые, казнь обещает стать очень грязной.

Сестра не слышала имевший место снаружи разговор в отличие от отца Мартина, понимавшего, что так и задумывалось. Никакие его прежние тревоги и рядом не стояли с предстоящей реальностью. Следует ли ему предложить заплатить за палача из Ноттингема? Мастерски владеющий мечом мужчина мог безболезненно перерубить ее тонкую маленькую шею одним ударом. Он, вероятно, мог бы и сам это сделать. Он рефлекторно закрыл глаза, словно это могло помочь ему изгнать этот образ из его мыслей. Нельзя допустить, чтобы его стошнило с кляпом во рту – тогда сосредоточиться будет еще труднее. У него осталась еще одна, последняя стратегия, и если она не сработает, ситуация станет поистине безнадежной.

Он сидел связанным на полу своей камеры весь вечер, если не считать того короткого момента, когда двое солдат зашли, чтобы развязать его и дать возможность облегчиться. Люди Данджело казались обычными профессионалами. Не похоже, что они разделяли его извращенное удовольствие при виде страдания других. Когда они снова связывали его, ему показалось, что они посмотрели на него с некоторой жалостью и тем самым придали ему решимости попросить не затыкать ему рот. Он убедил их, что не станет поднимать шум – никакого прока от этого все равно не будет.

Данджело вернулся в полночь вместе с человеком, которого отец Мартин никогда не видел прежде. Они вошли в камеру и опустили на пол мешок. Отец Мартин изо всех сил сосредоточился на своей стратегии.

- Монсеньер Данджело, я могу предложить вам сделку, которая поможет вам высоко подняться в Церкви, - тихо начал он.

- И что вы хотите предложить? – ответил тот, садясь на пол рядом с отцом Мартином.

- Информацию. Вы можете использовать ее против или для кого-нибудь. Уверен, вы без труда придумаете неисчислимое количество путей извлечения выгоды для себя. – Мартин попробовал отодвинуться от Данджело. – Когда вы освободите сестру Кэтрин, я сообщу вам подробности. Держу пари, что, услышав их, вы решите отпустить и меня.

- Откуда мне знать, что это стоит того, чтобы ее отпустить? – наклоняясь ближе, спросил Данджело. – Вас не особо заботит, отпущу ли я вас, верно?

- Я сообщу вам часть фактов прямо сейчас. Четыре года назад произошло убийство в Верховном суде. Я могу рассказать вам, кто в Церкви приказал совершить его, как оно было осуществлено, и кто в Англии привел его в исполнение.

- Король Иоанн! Вы знаете, кто за этим стоит? – с искренним удивлением воскликнул Данджело. – Неудивительно, что у вас репутация подозрительного человека. Я удивлен, что вы прожили так долго. Но я не могу заключить с вами сделку. Даже ради этой информации я не могу отпустить ее: в таком случае я буду выглядеть слабым. И, кроме того, подозреваю, что знание этих подробностей окажется скорее опасным, нежели полезным.

- Ты жалкий ублюдок. Надеюсь, ты и твои амбиции в конечном итоге окажетесь в Тибре вместе с остальными нечистотами. – Отец Мартин отказался от попыток примирения.

Отец Данджело занес руку, побуждая Мартина отпрянуть в ожидании удара, однако он лишь сжал его подбородок пальцами и, усмехаясь, вынудил своего пленника заглянуть ему в глаза.

- Я отпущу тебя, но сначала заставлю пожалеть о том, что ты меня ударил.

- Думаешь, я могу сожалеть о чем-то еще сильнее? – едва не рассмеялся ему в лицо Мартин.

- Это мы еще посмотрим.

========== Пятая часть ==========

***

Скалли не знала, стоит ли ей расстраиваться или радоваться тому, что Малдер нашел нечто забавное в ее злоключениях. Он вообще редко терял способность находить смешное в любой, даже самой серьезной ситуации. Она вынуждена была признать, что его прощальные насмешливые замечания подбодрили ее тем, что подчеркнули абсурдность выдвинутого против нее обвинения. У нее будет предостаточно возможностей для расплаты.

Шериф Рейнольдс сопроводил ее на верхний этаж, который лет девяносто назад переделали под камеры. Ступени вели в коридор слева. Изначально в него выходили двери четырех спален, а теперь там на противоположных сторонах располагались два обособленных помещения, каждое с собственной дверью. За дверью справа обнаружилась комната с двумя зарешеченными камерами наподобие клеток, разделенными всего полутора метрами пустого пространства. В каждой камере имелся матрас на металлической койке, привинченной к полу у дальней решетки камеры, граничащей со стеной здания. Прутья решетки были старыми, но прочными. Шериф извлек из-за пояса огромный ключ, отпиравший столь же внушительный замок на двери. Скалли с облегчением заметила современную сантехнику – туалет и раковину – в каждой камере.

- В этом городе было много рецидивистов, когда установили эти камеры? – полюбопытствовала она.

- О да, во времена серебряной лихорадки часто происходили аресты крупных налетчиков на банки и грабителей с большой дороги. У некоторых из этих ребят были банды, которые могли попробовать взять офис шерифа штурмом, чтобы вызволить своих приятелей. Но здесь им ни разу не повезло.

- У нас нет надзирательницы, агент Скалли, - несколько смущенно продолжил он. – Я постучу во внешнюю дверь перед тем, как войти, и дождусь ответа.

- Шериф Рейнольдс, у меня к вам просьба.

Он молча посмотрел на нее в ожидании пожелания, которого не сможет выполнить.

- Я бы хотела заказать большой завтрак в «Кухне Мардж». Уже почти полдень, а я вчера вечером не поужинала.

Он невольно усмехнулся.

- С этим мы сможем вам помочь. Я позвоню Мардж.

И он ушел, вернувшись полчаса спустя с подносом, заполненным яичницей с колбасой, оладьями и кофе. Увидев все это, Скалли почти что простила ему свой арест.

После завтрака время потекло куда медленнее. Скалли нечего было читать и нечего добавить в отчет. Ей стало настолько скучно, что она пожалела об отсутствии тревожащего манускрипта Мелиссы под рукой. Ее умыкнули в тюрьму до того, как у нее появилась возможность позвонить Маллинсу насчет результатов тестов по определению возраста этого документа.

Скалли вздохнула и решила, что раз уж она все равно находится в тюрьме, то с тем же успехом может и еще немного помучиться. С этим она достала блокнот и начала набрасывать черновик своего пятилетнего карьерного плана и самостоятельную оценку своей работы за последний год. Скиннер ворчливо требовал от них заполнить эти документы, чтобы он мог написать обзор их деятельности. Скалли вынуждена была признать, что Скиннеру досталась худшая часть. Она содрогалась при мысли о необходимости написания обзора деятельности Малдера, который бы включал его собственные записи. Она, со своей стороны, всегда ясно указывала на то, что ее не интересует подъем по карьерной лестнице.

Скалли начала писать:

Цели на ближайшую пятилетку:

1.Выжить

2.Предотвратить завоевание Земли неизвестными заговорщиками

3.Обзавестись личной жизнью

4.Убедить напарника следовать протоколу.

«Отнесись к этому серьезно, - пожурила она себя. - Вычеркни четвертый пункт –ограничь себя достижимыми целями, чтобы твоя самооценка выглядела реалистичнее».

Она была рада возможности прерваться в два часа пополудни, когда шериф осторожно постучал в дверь и подождал ее ответа, чтобы войти в камеру.

Услышав ее приглашение, он ступил внутрь. Скалли изо всех сил старалась не пялиться на приведенную им сморщенную старушку, чьи седые волосы торчали во все стороны, словно шипы. От нее исходил почти ощутимый дух агрессивности. Шериф что-то успокаивающе говорил ей, открывая дверь камеры, но настоял на том, чтобы забрать ее сумочку, прежде чем запер за ней дверь.

- Мы не можем позволить вам здесь курить. Это может быть не безопасно.

- Не безопасно! – фыркнула она. – Мне шестьдесят семь и начинать жить безопасно уже поздновато.

- А что насчет вашей сокамерницы? Она может настоять на своем праве на свободное от курения пространство.

Женщина только в этот момент заметила сидевшую на койке в своей камере Скалли.

- Впервые на моей памяти у меня есть сокамерница, - пробормотала она.

- Не сомневаюсь, что вы поладите, - уверенно заявил шериф. – Увидимся позже, дамы.

- Пьяный дебош, - внезапно рявкнула старушка. – А что насчет вас?

Вздрогнув от неожиданности, Скалли коротко бросила:

- Убийство.

Женщина удивленно приподняла свои кустистые брови.

- А я бы поставила на наркотики или воровство из магазина.

- Я его не совершала.

- Это был Тим Харгити, или шериф остановил вас за превышение скорости и выяснил, что на вас выписан ордер?

Скалли начала недоумевать по поводу того, что эта женщина тут делает. Она не выглядела пьяной.

- Это был Харгити. Вы его знали?

- Никто не был с ним близко знаком. Он оберегал свою приватность, как и многие из нас. Меня, кстати, Ти Джей зовут, сокращенно от Тельма Джин.

- Ти Джей, неужели шерифу Рейнольдсу больше нечем заняться на работе, что он арестовывает взрослую женщину за то, что она немного выпила?

- Как вас зовут?

- Дана.

- Дана, я и вправду не слишком-то пьяна, но я становлюсь буйной, когда надираюсь. Шериф Рейнольдс запирает меня на ключ в качестве превентивной меры, как только я начинаю выпивать.

- Вы ведь понимаете, что он нарушает ваши конституционные права, верно?

- Мы тут в городе отлично ладим с шерифом Рейнольдсом. В любом случае, на этот раз у него была причина.

Не переставая говорить, Ти Джей залезла во внутренний карман своего серого полиэстерового пиджака и с довольной улыбкой извлекла из него пачку сигарет и зажигалку.

- Не возражаете? – спросила она и, не дожидаясь ответа, зажгла сигарету, сделала глубокую затяжку и сильно закашлялась. – Я сегодня нашла двадцатку на нашем крыльце, можете поверить? Я, как обычно, вышла, чтобы впустить собак для послеобеденной кормежки, и нашла ее застрявшей между двумя половицами. Эмми (это моя сестра) никогда мне денег не дает – она мне даже сигареты покупает. Для нее это смерти подобно, но я почти такая же буйная без курева, как и после нескольких бутылок пива. Я зову ее Эмми, хотя ее урожденное имя Мейбл Этелин. В любом случае, я припрятала купюру и отправилась прямиком к Келли. Я вечно говорю себе, что на этот раз буду все держать под контролем, но кто-нибудь постоянно меня провоцирует.

- И как вас спровоцировали на этот раз?

- Пит сказал, что не может мне больше наливать, так что я взяла пустую бутылку и швырнула в него. Однако не попала. Он послал кого-то за шерифом, и вот я здесь. Сейчас я уже не чувствую потребности в буйстве. Последний раз я сломала большой телевизор в баре. Эмми было трудно за него рассчитаться. Я какое-то время обходилась без сигарет, так что мы смогли накопить достаточно, чтобы заменить его.

- Где вы с Эмми живете?

- Через дорогу. Мы держим «Приют Мэй для бездомных животных». Ужасно, что столько людей едет так далеко на север, чтобы выбросить животных, которые им наскучили. Но как же там воняет. Как бы там ни было, это собственность Эмми. Она была так добра, что позволила мне остаться, иначе я стала бы одной из тех бездомных дамочек с продуктовой тележкой.

- Мы здорово опустились, - вздохнула Ти Джей. – Нашим папой был Джей Р. Янг, прямой потомок Бригама Янга из Солт-Лейк-Сити. Став взрослым, он не поладил с тамошними святошами мормонами и переехал в Айдахо во время серебряной лихорадки, где сколотил себе состояние. Он женился на женщине из состоятельной семьи. Вместе они купили ранчо, и благодаря папе оно процветало. Оно называлось Бар Джей.

- Оно и сейчас так называется, верно? – воскликнула Скалли.

- Полагаю, они так и не озаботились тем, чтобы повесить новый знак, но там больше не занимаются скотоводством. У нас нет машины, так что я не была там уже много лет. Когда-то оно было чудесным – скот и лошади на мили вокруг в окружении лесов и гор. Очень уединенное место. Мы с Эмми ездили верхом без седел, словно воины Шошони, вместе с папой. Маме это не нравилось, разумеется, особенно когда мы стали взрослыми. Она хотела, чтобы мы вышли замуж, но нам это никогда не казалось столь же волнующим, как проведение времени с папой. Он был красивым мужчиной.

Она замокла и смыла окурок в туалет.

- Так Бар Джей больше не ранчо? – поспешила вернуть ее к нужной теме Скалли.

- Мы продали его перекупщику в семидесятых, и после этого оно недолго оставалось в чьих-то одних руках. А два года назад его купила и прикрыла какая-то корпорация. Я слышала от друга, который работает в скотопромышленности, что в течение этих двух лет Бар Джей не торговал скотом. У них есть какие-то животные, над которыми они проводят эксперименты по разведению, но они не выращивают их на продажу. Я знаю парня, который подрабатывал тем, что помогал перенести партию их грузов из коммерческого грузовика в один из их собственных грузовиков в Рексбурге. Он сказал, что они закупили две сотни ульев! На ранчо! При отсутствии зерновых, которые нужно опылять? Можете себе представить!

Со все усиливающейся тревогой по мере того, как Ти Джей говорила, Скалли добавила полученную информацию к той, которую узнала вчера. Итак: огромные деньги, дорогое высокотехнологичное оборудование, отдаленная строго охраняемая местность и анонимная корпорация. Самым мрачным из всего этого списка были пчелы. И Малдер остался без прикрытия на этих таящих какую-то смутную угрозу землях.

- Ти Джей, я агент ФБР и прибыла в Диггер для проведения расследования. Это обвинение в убийстве просто нелепо. Меня освободят завтра после проверки моего пистолета, а пока что я запишу то, что вы мне рассказали, и задам вам еще несколько вопросов, если вы не против.

- Конечно, записывайте. Но зачем? Это свободная страна, где ты имеешь полное право не продавать скот и держать пчел в качестве хобби.

- Да, но это может быть связано с нашим расследованием. Зеб Смит сообщил об обнаружении обезображенных туш коров. Он думает, что в этом виноваты пришельцы, но мы хотим сначала исключить более очевидные возможности.

Скалли вновь достала блокнот и принялась протоколировать полученные от Ти Джей сведения, рассеянно подумав о том, что небрежное следование правилам со стороны местных копов дало ей возможность сохранить при себе пластиковый пакет, а Ти Джей – ее сигареты и зажигалку. «Полагаю, они не считают, что я задушу себя после одной ночи в тюрьме от отчаяния из-за преступления, которого не совершала», - сыронизировала она.

Ти Джей молча курила очередную сигарету, пока Скалли писала. Когда она наконец оторвалась от блокнота, то обнаружила, что Ти Джей заснула сидя, облокотившись на стену. Получение этой новой информации делало заключение Скалли еще более раздражающим. Она жаждала выйти и посильнее нажать на доктора Энтони касательно истинного характера работы «Био-Гро».

При отсутствии других занятий она принялась размышлять над тем, что Мардж пришлет на ужин. Ответ на этот вопрос стал известен в шесть тридцать, когда после стука в дверь в помещение ступили шериф и его помощник с подносами в руках. Ти Джей проснулась при их появлении.

- Я уйду домой через полчаса. Помощник Хансен останется внизу на ночь, - сообщил им шериф Рейнольдс.

Им достался мясной рулет с овощами и куском пирога на десерт. Ти Джей принялась без особого энтузиазма ковыряться в своей порции, но Скалли съела все. Помощник Хансен вернулся в одиночку в семь тридцать, чтобы забрать подносы и выпустить Ти Джей без выдвижения против нее каких-либо обвинений. Похоже, они следовали привычной рутине: Ти Джей даже помогала Хансену отнести свой поднос вниз, тогда как он настоятельно рекомендовал ей есть больше овощей.

- Пока, Дана. Надеюсь, вы скоро выйдете и вернетесь к своему расследованию, - на прощание крикнула ей Ти Джей на пути к выходу.

Где-то через пятнадцать минут Хансен вернулся и принялся домовито убираться в камере Ти Джей. Он вычистил туалет и раковину и убрал постель, доведя ее почти до идеального порядка.

- Я сегодня больше не приду, если только вы меня не позовете, - сообщил он Скалли.

После его ухода она воспользовалась одиночеством, чтобы справить нужду, после чего уселась на койке и снова принялась маяться бездельем. Это походило на ее последние дни и вечера в больнице, когда все были уверены, что ей уже лучше. Она больше не была подключена к капельнице или мониторам, которые требовалось периодически проверять. Ее врачи уходили по домам, а медсестрам было не до больных, которые уже не находились в критическом состоянии. Ее посетители возвращались к своим обычным занятиям в предвкушении ее скорой выписки. Иногда ей казалось, что окружающий мир продолжил жить без нее, словно она все-таки умерла, а не пошла на поправку, и сомнения насчет того, сколько продлится ее ремиссия, начинали проникать в ее мысли.

И тогда к ней в палату заглядывал Малдер, робко улыбающийся при виде расцветавшего с каждым днем румянца на ее щеках. Он рассказывал ей об ужасной прослушке, которой ему приходилось заниматься в качестве наказания за своенравные действия. Он был прав насчет Блевинса, но наличие «крота» в высших эшелонах ФБР не освобождало агента от следования правилам. Она сочувствовала его злоключениям и пересказывала семейные сплетни или что-нибудь забавное, подслушанное за стойкой медсестер. На прощание он без колебаний обнимал ее. И сейчас она была бы совсем не против подобного визита.

Она легла на койку и принялась размышлять о том, что готовит ей завтрашний день. Свет в месте расположения камер все еще горел, но она решила не звать Хансена, чтобы он его выключил. Если она проснется ночью, то может пожалеть об его отсутствии.

Она резко проснулась два часа спустя и первым делом ощутила, что сигаретный дым стал сильнее, чем когда Ти Джей ушла. Подняв глаза, она увидела собравшуюся на потолке дымку, а переведя взгляд на другую камеру, заметила едва различимую струйку дыма, поднимающуюся от матраса. Еще толком не проснувшись, Скалли подумала было о том, какое наказание предусмотрено за отсутствие пожарной сигнализации в помещении с камерами. Что если бы она задохнулась от дыма во сне? Ее семья могла бы подать иск против округа из-за ее смерти в результате неправомерных действий. Или, может, их не засудить, потому что они представляют государство. В конце концов она все же пришла в себя достаточно для того, чтобы начать действовать.

- Помощник Хансен, тут пожар! Пожар! Пожар! – закричала она и, сняв туфли, принялась со всей силы стучать ими по решетке. Больше ничего свободного для создания шума у нее под рукой не оказалось.

Пять минут спустя она начала здорово паниковать. Хансен должен был ее услышать. Мог дым проникнуть через вентиляцию и усыпить его? Она увидела только одно вентиляционное отверстие на полу помещения с камерами. Дым бы поднялся вверх, а не стелился бы по полу. В камерах не было окон, койка привинчивалась к полу, и все, что она могла сделать – это попытаться разобрать остов койки и использовать его, чтобы взломать дверь или, по крайней мере, создать больше шума.

Она держала свои страхи в узде где-то с полчаса, занимаясь выполнением своей задачи и не забывая время от времени звать Хансена. Черт побери Ти Джей и ее чертовы сигареты. Черт побери шерифа за то, что не конфисковал их у нее. Черт побери меня за то, что не устроила скандал и не заставила забрать их. Этот рефрен повторялся в ее голове, пока она пинала, тянула и выкручивала койку, фактически преуспев в выдирании трубы, формирующей ее изголовье. Но она оказалась прискорбно тонкой по сравнению с закаленной сталью прутьев решетки и согнулась, когда Скалли использовала ее в качестве рычага, воткнув между дверью и проемом. Так что она принялась бить ею по решетке, пока уши не наполнил болезненный звон. Если Хансен и сейчас не поднимется, то он либо мертв, либо ушел.

Он не придет. Это стало очевидно, и Скалли поняла, что случится дальше: подобный огонь мог тлеть часами и потом внезапно разгораться и поглощать целую комнату за считанные минуты. Она либо задохнется до того, как это случится, либо нет. Скалли внимательно огляделась по сторонам в поисках средств, которые могли бы способствовать ее выживанию до возможного спасения, какой бы слабой ни была надежда на него. Она сдернула с койки два одеяла и как следует промочила их водой из-под крана. Выбрав место, близкое к входу в камеру, но напротив стены и как можно дальше от другой камеры, она расстелила мокрые одеяла на полу. Вскоре ей придется опустить голову на уровень пола, чтобы минимизировать наносимый легким вред. Она взяла свой блокнот и, вырвав страницы с полученной от Ти Джей информацией, положила их в пластиковый пакет, который мог сохраниться под ее телом, если огонь не поглотит все помещение.

Скалли не смогла удержаться от того, чтобы посмотреть в сторону другой камеры. Хотя она попыталась мысленно подготовить себя к худшему, но не сумела подавить сдавленный крик, когда увидела, что тоненькая струйка дыма превратилась в настоящий столб. Дразнящие маленькие всполохи огня время от времени взмывали вверх над матрасом. Стена за решетками и матрас уже занялись.

Уже так близко. Пожара не избежать. Она постаралась совладать со сбившимся дыханием, борясь с подступающей паникой. Ладно, пожара не избежать. Могла ли она еще что-то предпринять? Как бы болезненно это ни было, она заставила себя подумать о семье и напарнике. У ее братьев была своя жизнь. Они пережили бы ее смерть от рака и это тоже переживут. Ее мать найдет утешение в религии, а скоро у нее родится третий внук. Какой бы трагичной ни стала гибель ее второй дочери, Скалли не считала, что мать будет убита горем. Но Малдер? Она чуть не расплакалась, когда представила себе последствия ее смерти в огне.

Прямо сейчас он, наверное, убивает время, занимаясь всякой ерундой, как делал каждый раз во время скучного наблюдения. Каково ему будет потом осознавать, что он искал по радио спортивные ток-шоу, пока она умирала в своей камере? Она частенько усмехалась при мысли о том, что Малдер «остывает» в тюрьме в результате предпринятого им безумного риска. «По крайней мере, - думала она тогда, - он хоть какое-то время не будет влипать в неприятности». А потом шла вызволять его под залог и читала ему стандартную лекцию со слегка снисходительным видом. Он, должно быть, от души насладился тем, что они поменялись местами, и после ее смерти воспоминание об этом удовольствии будет для него подобно повороту ножа в кишках.

А хуже всего то, что огонь был одним из его главных страхов. Ее смерть станет воплощением одного из самых страшных его кошмаров, и он будет переживать его снова и снова в своем воображении, бесконечно терзая себя альтернативными вариантами развития событий. В своей голове он сделал бы что-нибудь иначе, и она избегла бы опасности, или сделал бы то же самое с тем же ужасным исходом. Он будет считать себя причиной произошедшего. Только вот он не был тому виной – это просто ужасный несчастный случай, ставший результатом множества незначительных факторов, то есть совершенно непредсказуемое событие.

Как он с этим справится? Она полагала, что степень его рисковости поднимется до таких высот, что «самоубийство» станет единственной адекватной причиной, указанной в его свидетельстве о смерти, которая не заставит себя ждать. Ей невыносима была сама мысль об этом.

Приняв решение, она вырвала пустые страницы из блокнота. Ручка дрожала, но слова давались Скалли без труда. Ей многое предстояло рассказать ему, и это был ее самый последний шанс. Может, она в состоянии предоставить ему достаточно комфорта и подбодрить его, чтобы помочь преодолеть первую волну скорби. Когда она закончила, то добавила эти страницы к уже имеющимся в пластиковом пакете, и убрала его за пояс. Улегшись на пол, она накрылась мокрыми одеялами и подогнула под себя ноги, свернувшись калачиком – не самая достойная поза для умирающего, но так ей по крайней мере было максимально удобно.

========== Шестая часть ==========

***

Ну и кретин же этот отец Мартин, прождавший два месяца, прежде чем проверить условия заключения сестры Кэтрин. Поначалу Малдеру даже нравилось его изображение в роли опрометчивого священника в повествовании Мелиссы. Живя в Оксфорде, он из любопытства брал уроки фехтования, и оказалось, что у него к этому природная склонность. Нет ничего плохого и в том, чтобы быть приманкой для женщин, хотя в этой жизни ему с этим как-то не очень везло. Теперь же только скука побуждала его продолжать читать, да к тому же у него возникло плохое предчувствие насчет судьбы священника и монашки. Их ошибки неимоверно раздражали его, потому что, как он подозревал, отражали их со Скалли провалы. Неужели Мелисса считала его полным растяпой в течение того времени, когда Скалли была похищена? Он не хотел рассматривать то, что означало ее изображение самой Скалли.

Малдер перевел взгляд на часы. Была уже половина двенадцатого ночи. Сын Зеба Смита должен быть дома к этому времени, так что можно предпринять первый шаг к отслеживанию посылки с собранными Зебом уликами от Линин Зет до офиса помощника директора Скиннера в Вашингтоне. Он набрал номер в Покателло и попросил пригласить к телефону Аарона Смита.

- Я слушаю.

- Мистер Смит, я специальный агент Фокс Малдер из ФБР, назначен для проведения расследования в Диггере. Мне нужна информация касательно посылки, которую вы отправили в ФБР по просьбе вашего отца. Летом он прислал в местный полевой офис пакет с фотографиями и информацией по нанесению увечий скоту.

- О, верно. Папа уже звонил мне. Он очень горд быть частью расследования ФБР. И мне интересно, что вы, ребята, об этом думаете.

- Мы считаем, что содержимое посылки, которую он передал вам для отправки в Айдахо Фоллс, изменилось по дороге из здешних мест и Вашингтон. Не могли вы случайно потерять какие-то бумаги из нее?

- Он сказал, что вы будете об этом спрашивать, и я напряг память. Он дает мне подобные пакеты для пересылки каждые полгода, так что я не хотел ничего напутать. На пути назад через Диггер я заглянул в офис шерифа Рейнольдса. Я хотел поинтересоваться, не думает ли он, что мой папа становится немного чересчур эксцентричным и не нужно ли за ним присмотреть. Шериф так не считал. Когда я уходил, помощник Хансен встал и вышел вместе со мной. Он сказал, что направляется в Бойсе с квартальной отчетностью касательно статистики преступлений, и предложил отвезти посылку в местный офис ФБР. Она была запечатана, пока находилась при мне, так что я уверен, что ничего не потерял. И мне не было любопытно: папа показывал мне все ее содержимое – дважды! – В смехе Аарона слышалась неподдельная нежность по отношению к отцу. – Папа тот еще фрукт, не правда ли?

- Да, ваш папа поистине уникален. Спасибо за подробности. Они могут нам очень пригодиться. Доброй ночи, мистер Смит.

В памяти Малдера четко отпечатался тот пакет со стола Скиннера. На нем был почтовый штемпель Айдахо Фоллс.

Помощник Хансен, должно быть, забрал его у Аарона, чтобы передать самому, а потом переслал по почте из Айдахо Фоллс. У него была отличная возможность удалить часть содержимого перед отправкой. Помощник Хансен обнаружил тело Тимоти Харгити. Помощник Хансен сильно настаивал на том, чтобы сразу же избавляться от туш мертвых животных. Помощник Хансен, казалось, очень хотел увести его, Малдера, подальше от туши, которую собирались вскрывать. А теперь, когда Малдер нес неусыпную вахту над дохлой коровой, помощник Хансен имел полный доступ к другому необходимому элементу этого вскрытия.

- Скалли. – Вслух закончил Малдер свою мысль и бегом бросился к машине. Его внутренний голос не замолкал: «Малдер, ты кретин. За тысячу лет ты так ничему и не научился?»

Ему пришлось вести машину максимально осторожно, иначе он рисковал сбиться с пути на неосвещенных и необозначенных двухполосных дорогах. Его попытки дозвониться до кого-нибудь в тюрьме с сотового не увенчались успехом. Автоответчик попросил его оставаться на линии, но соединение каждый раз обрывалось до того, как кто-нибудь отвечал.

Всю дорогу он пытался убедить себя, что чересчур остро реагирует на происходящее, но вместо этого не мог избавиться от ощущения, что уже слишком поздно. Внутренний голос насмешливо напоминал ему о том, что случилось с Сэмом Хартли (1) после одной ночи в тюрьме. Как он мог быть таким самодовольным, чтобы фактически получить удовольствие при мысли о Скалли, угодившей за решетку при, без сомнения, странных обстоятельствах?

Через десять минут его пульс пустился вскачь, стоило Малдеру увидеть столб дыма и огня, поднимавшегося в небо от города, но только достигнув главной улицы, он понял, какое именно здание горело – им оказался «Приют Мэй для бездомных животных». Он велел себе расслабиться, но внутренний голос послал его по известному адресу. Схватив с заднего сиденья пальто, он накинул его поверх фланелевой рубашки и джинсов и выскочил из машины. Шериф Рейнольдс стоял в толпе, направляя усилия по тушению пожара и спасению животных из здания. Вокруг собралось по крайней мере с десяток человек, жаждущих помочь попавшим в беду зверям. Другие люди поливали здание из пожарного шланга, но не были одеты как пожарные.

- Шериф, все под контролем? – не вдаваясь в подробности, поинтересовался Малдер.

- Все люди выведены, как и почти все животные. Пожарная машина прибудет из Дюбуа не раньше, чем через полчаса.

- Шериф, я хочу видеть напарницу.

- Но, агент Малдер, помощник Хансен звонил мне домой в семь тридцать и сказал, что получил звонок из полевого офиса ФБР в Бойсе. Баллистическая экспертиза подтвердила невиновность агента Скалли. Он спросил, освободить ли ее, и я сказал да.

- Она бы мне позвонила, - недоверчиво отозвался Малдер. – У нее нет машины.

- Может, Боб подвез ее до того места, где вы остановились, - предположил шериф. – Он сказал, что вы остались в клинике, так что вы бы и знать не знали, что она вернулась в мотель.

- Она бы мне позвонила, - настаивал на своем Малдер.

В нескольких метрах от них стояла женщина с торчащими в виде шипов волосами и жеваном халате. На вид ей было под семьдесят, но она залихватски смолила сигарету, наблюдая за горящим домом со смиренным выражением лица и одновременно откровенно прислушиваясь к их разговору.

- Шериф, эта рыжая малютка все еще была в тюрьме в семь тридцать, когда меня отпустили. Хансен и слова не сказал о том, что она тоже может быть свободна, - без всяких извинений встряла она в их разговор.

- Я должен попасть туда прямо сейчас, - обеспокоенно потребовал Малдер. К этому времени Хансен и Скалли уже могут быть где угодно, но надо же откуда-то начинать.

- Офисы закрыты и пусты. Попридержите коней. Сначала мне надо убедиться, что тут никто не пострадал.

Но Малдер не стал ждать и вместо этого в одиночку ринулся к полицейскому участку.

Когда он достиг здания, то увидел, что со входом в него проблем не возникнет: на передней двери висел самый обычный замок. Последний раз, когда он наведался к Фрохики, прихрамывая из-за выбивания двери ногой, его друг услужливо подарил ему маленький элегантный набор отмычек. После краткого, но интенсивного курса по их использованию, Фрохики заявил, что Малдер готов к вскрытию стандартного замка.

- Правда, Малдер, когда знаешь, что делаешь, получается быстрее, чем выбивать ногой.

Теперь же Малдер возблагодарил Фрохики, словно святого, когда в считанные секунды открыл замок. Мгновенно оценив обстановку, он пришел к выводу, что у них крупные проблемы. Включенные лампы высветили то, что он уже и так понял: дым стелился по ступеням в нижнее помещение. Малдер взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступени за раз, и направился в сторону, услужливо подсказанную стрелкой с надписью «Тюремные камеры», на ходу зовя Скалли.

Наверху имелся поворот налево в коридор с окном в конце. Чтобы замедлиться, Малдер уперся рукой в стену и с тревогой осознал, что она теплая на ощупь. С каждой стороны коридора имелась дверь, ведущая в помещение с камерами: то, что слева, было открытым и пустым, тогда как правое – закрытым, однако под дверью клубился дым. Малдер незамедлительно распахнул эту дверь и наконец получил ответ на свой зов.

- Я здесь, Малдер, - прохрипела Скалли едва слышным из-за предыдущих криков и дыма голосом.

Было трудно что-либо разглядеть, но Малдер заметил, что камеры походили на две поставленные в одной комнате клетки. Когда он развернулся на голос Скалли, то источник огня оказался справа от него в соседней камере. Он проверил дверь пустой камеры и обнаружил, что она заперта. Тогда он подошел к решетке камеры Скалли. Откинув одеяла, она приблизилась к нему от дальней стены и встала с другой стороны.

- Малдер, как ты узнал? – спросила Скалли.

Он уже изо всех сил тряс тяжелую дверь, запиравшую ее внутри. Его разум работал над решением этой проблемы, тогда как тело со все возрастающей настойчивостью кричало ему бежать без оглядки. Его беспокоило то, что тело может оказаться сильнее и принять решение вместо упрямого мозга. Его страх усилился при взгляде на размеры огромного старомодного замка: его изящные отмычки сломаются и заблокируют замок подобных габаритов.

Должен быть другой выход. Он пришел сюда не для того, чтобы смотреть, как Скалли, не приведи боже, сгорает. Не думай об этом, велел он себе.

- Скалли, где ключи? – спросил он, как ему казалось, спокойным голосом.

- Шериф и его помощник носят их на поясах, - болезненно выдавила она. – Помощник Хансен должен был быть внизу. Почему его нет?

Сейчас было не самое подходящее время для теоретизирования.

- Не знаю, Скалли. Мне надо сбегать вниз, к дому напротив, чтобы забрать ключи у шерифа Рейнольдса.

Они оба перевели взгляд на огонь, деловито поглощающий матрас в пяти метрах от них. Стена позади обугливалась изнутри: огонь проник во внутренние перегородки и теперь горел между внешней и внутренней стенками. В любой момент все здание могло вспыхнуть, как факел. Оно уже гудело от силы огня.

Малдер и Скалли переглянулись, и понимание того, что скоро произойдет, одновременно отразилось на их лицах. Даже сам ад не мог бы предложить более жуткий момент чистейшей агонии.

- Вот, убери в карман. Это мой отчет. Не пытайся вернуться. Пожалуйста, не надо, - сказала Скалли, протягивая пластиковый пакет с бумагами через решетку и прямо Малдеру в руки. Он машинально убрал его в карман. Отведя глаза, она хрипло спросила: – Малдер, могу я одолжить твой пистолет?

- Нет, Скалли, я вернусь вовремя, клянусь, - выкрикнул он, уже спускаясь по ступеням.

После его ухода Скалли вновь устроилась на полу рядом с дальней стеной. Посмотрев на дверь, она увидела новую оранжевую вспышку на лестничном пролете. Малдер не сможет заставить себя пройти через пожар на ступенях, хотя она полагала, что он попробует, отчаянно надеясь, что ему удастся не погибнуть в попытке это сделать. Если бы только он согласился оставить ей пистолет. Скалли приходилось иметь дело с жертвами пожаров, и потому она четко представляла себе, что ждет ее в следующие несколько минут. Она отвернулась к стене и закрыла глаза.

Малдер стремглав пересек улицу. Он оставил бы Скалли пистолет, чтобы вернуть ей некое ощущение контроля над своей судьбой, и плевать на его страх, что она использует его раньше времени. Но что если бы он потребовался ему, чтобы забрать ключи у шерифа Рейнольдса? Они с Хансеном могли быть соучастниками в попытке вставить палки в колеса их со Скалли расследованию. Малдер не намеревался терять ни секунды на любые препирательства.

Он держал Рейнольдса на мушке, пряча пистолет во внутреннем кармане пальто, пока приближался к нему, но это оказалось излишним. Одного взгляда на измученное закопченное лицо Малдера оказалось достаточно, чтобы шериф поспешил ему навстречу, на ходу возясь с ключами, а слова «Тюрьма горит, и она внутри» побудили его и вовсе перейти на бег.

Они на полной скорости ворвались в здание, но шериф мгновенно отпрянул, когда увидел языки пламени на верхних ступенях. Они оба закашлялись из-за дыма. Малдер пытался затащить шерифа на лестницу вместе с собой, но Рейнольдс сильно сопротивлялся.

- Огонь может быть уже под лестницей, - выдохнул он.

Тогда Малдер выхватил у него ключи и, накрыв голову пальто, вскарабкался по ступеням мимо лижущих стену языков пламени, решительно отказываясь давать волю своему воображению или даже разумным доводам. Только действуя на автомате можно было провернуть подобное.

На самом верху он снова спустил пальто на плечи и зашел во внешнее помещение камер. На этот раз ответа на его с трудом произнесенный зов не последовало.

Он поспешно начал пробовать каждый ключ в связке и добился успеха с третьим по счету. К этому моменту он уже не мог держать слезящиеся глаза открытыми и, ползком приблизившись к тому месту, где видел Скалли, принялся ощупывать пол в поисках напарницы. Она лежала без чувств у стены под мокрыми одеялами, поджав под себя ноги, словно ребенок, прячущийся под кроватью от монстров из шкафа. Поднять мертвый груз, который она из себя представляла (не мертвый, поправил он себя мысленно, а бессознательный), вместе с одеялами и его собственным пальто, казалось поначалу непосильной задачей, но отчаяние выработало столь нужный ему в тот момент адреналин.

Малдер спотыкаясь направился в сторону предполагаемого выхода. Он почти угадал с направлением, ударившись плечом о решетку, а головой Скалли – о косяк внешней двери. Коридор оказался не столь задымленным, как помещение с камерами, но он увидел, что лестница уже полностью охвачена огнем и что пламя стремительно приближалось к ним. За считанные секунды, оставшиеся ему на раздумья, Малдер со всей доступной ему скоростью добрался до конца коридора, натянул себе на голову край одеяла и просто выпрыгнул вместе со Скалли на руках в окно.

А дальше все его чувства поглотили боль и тошнотворное головокружение. Они по инерции скатились по наклонной крыше над боковым крыльцом, запутавшись в одеялах и пальто. Он пытался защитить свою безжизненную напарницу тем, что обнял ее и накрыл ее голову ладонью, приняв на себя основнуюсилу удара. Он не видел этого, но очевидцы позже рассказали ему, что огромный вихрь огня с ревом вырвался следом за ними, подкормленный проникшим в помещение кислородом из разбитого окна.

А потом они внезапно оказались в воздухе. Малдер попытался перевернуться так, чтобы Скалли приземлилась на него, но не был уверен, где верх, а где низ. Скорее благодаря удаче, чем его проворству, она действительно упала на него, придавив его своим, как ему показалось, слишком большим для такого маленького человека весом. Малдер смутно осознавал, что вокруг столпились взволнованные люди, но его главным беспокойством было то, что ему никогда уже не удастся вновь нормально вздохнуть. От удара из него перехватило дыхание, и ему показалось, что он не сможет впредь сделать достаточно глубокие вдохи, чтобы наполнить воздухом опустевшие легкие.

Комментарий к Шестая часть

(1) - парень-чудотворец из серии «Чудотворец» 1х18.

========== Седьмая часть ==========

***

Он не оказал сопротивления только что прибывшим из Дюбуа парамедикам, когда они погрузили их со Скалли в машину скорой и направились в общественную больницу в Рексбурге. По прибытии туда фельдшеры вызвали дежурного врача и сообщили ему подробности состояния Скалли. Он выслушал их и велел ехать в стационарную общую больницу Айдахо Фоллс.

Малдер же к тому времени уже был способен вполне ясно мыслить и на свою голову поинтересовался, зачем им ехать в более крупную больницу, если никто из них не получил ожогов. Медики здорово напугали его полным описанием ступенчатого разрушения легких, известного как РДСВ. (1) При его лечении пациент может провести довольно продолжительное время на искусственной вентиляции легких с применением сильнодействующих лекарств, что потребует очень пристального контроля. Синдром проявлялся в течение 48 часов при отравлении дымом сходным с тем, что пережила мисс Скалли. Она могла и не пострадать столь серьезно, весело заверили они его, и в любом случае половина пациентов с такими симптомами выживает.

За рулем скорой сидела грузная темноволосая женщина, побуждавшая его не беспокоиться. Второй медик был афроамериканцем, который напевал себе под нос старомодные песенки, продолжая через равные интервалы проверять жизненные показания Скалли. Они то и дело посматривали на Малдера с чем-то похожим на благоговение, но он не обращал на это внимания, так как привык к странным взглядам со стороны медицинского персонала.

Скалли начала приходить в себя во время поездки. Малдер к тому времени уже тайком отстегнул ремень, удерживающий его на носилках. Он болезненно скатился с них и, приблизившись к напарнице, встал на колени рядом с ней, чтобы она первым делом увидела его лицо. Из собственного опыта он знал, как ободряюще действует вид и голос человека, которому доверяешь, когда ты дезориентирован из-за ранения. Черт, он бы оценил подобное ободрение в половине ночей, когда просыпался от кошмаров.

- Малдер, мы справились? – между приступами кашля выдохнула она.

- Да. И обошлось без ожогов. Тебя будут лечить от отравления дымом.

Он больше ничего не добавил, решив, что она все равно, вероятно, знает о РДСВ больше него.

Ее приход в сознание здорово поднял настроение медикам. После очередной проверки ее показаний они дали друг другу и, разумеется, Малдеру «пять». К прибытию в приемный покой больницы Малдер начал уже испытывать к ним симпатию.

Скалли увезли для проверки газа крови и функции внешнего дыхания. Малдера же после стандартного анализа крови направили на рентген, который показал, что, хотя у него были многочисленные синяки и содранная кожа, обошлось без сломанных костей. Рентгенолог предоставил ему медицинский халат, чтобы ему не пришлось вновь надевать свою пропитанную дымом одежду. Когда он покинул кабинет и отметился в приемном покое, то, к своему удовольствию, обнаружил, что статус состояния Скалли поменяли с удовлетворительного на хорошее и определили ее в обычную палату, где ее можно было навещать. Встретив доктора Апесос у двери в палату напарницы, он узнал от нее, что перспективы у Скалли самые лучшие, но врач хотела на всякий случай подержать ее в больнице еще пару суток.

Он собирался войти и отпраздновать вместе с напарницей эти замечательные новости, а потому испытал настоящий ужас при виде лежащей на койке Скалли, пытающейся остановить бегущую из носа кровь. Заметив выражение его лица, она поспешила заверить его, что все в порядке.

- Не волнуйся, Малдер, это обычное кровотечение из носа. Очевидно, я ударилась обо что-то, когда ты выносил меня. Когда я выпрямилась, то должно быть, сосуд лопнул.

Вспомнив все тычки и удары, полученные ими обоими, Малдер решил, что кровь из носа не так уж и трудно объяснить. Он попробовал абстрагироваться от отчаяния, которое вызвал у него вид ее кровоточащего носа, и отнестись к этому так легко, как это того заслуживало. Однако эта попытка привела лишь к тому, что он позорно спрятал лицо в матрасе и вцепился в него изо всех сил, чтобы сдержать рвущиеся наружу звуки. Какие именно, он и сам не знал, но был уверен, что не сможет остановиться, стоит ему только начать. Скалли принялась гладить его по голове, пока его дрожь не стихла. Тогда она тихо заговорила:

- Все хорошо, Малдер. Я буду в порядке. Думаю, что не стану оставаться здесь на 48 часов – суток будет вполне достаточно.

- Знаешь, все медсестры только о тебе и говорят, - продолжила она. – Ширли и Грег – парамедики, которые нас привезли – распространили нашу историю по всей больнице. Они видели, как ты зашел в полицейский участок, но никто не рассчитывал, что ты выйдешь, когда шериф вернулся и заявил, что спасать меня уже слишком поздно. Все были потрясены, когда мы вывалились из окна второго этажа с полыхающим за нами огнем. Ширли говорит всем, что это было как в кино про Индиану Джонса.

Как она и рассчитывала, Малдер рассмеялся.

- Скорее, про Барни Файфа. (2) Я был так напуган, но не позволял себе думать о том, какой напуганной должна быть ты. Но что пугало меня больше всего, так это мысль о том, что я не смогу заставить себя вернуться в здание во второй раз. Билл назвал меня жалким сукиным сыном в больнице, Скалли, но он ошибался: я очень удачливый сукин сын, который и на этот раз умудрился не угробить тебя.

- Малдер, я не понимаю, как ты можешь быть виноват в том, что моя сокамерница оказалась беспечной курильщицей, а окружной шериф не утруждает себя обыском заключенных и обеспечением мер безопасности? – спросила Скалли.

Малдер принялся делать глубокие вдохи, чтобы восстановить самоконтроль и объяснить Скалли свою теорию.

- Пожар был неслучайным. Он должен был помешать проведению вскрытия. Все указывало на это, но я не обращал внимания на улики.

Скалли скептично отнеслась к его словам.

- Ты, вероятно, не задумывалась об этом, - продолжил он, - но парамедики оказались на месте, потому что их вызвали из-за пожара в «Приюте Мэй для бездомных животных». Не кажется ли тебе, что два случайных пожара за одну ночь в городе размера Диггера выходят за рамки простого совпадения? Думаю, все должны были сконцентрировать свои усилия на спасении животных и предотвращении распространения первого пожара. Люди бы предположили, что любой дым или запах горения вызван именно им. Тем временем тюрьма бы сгорела изнутри, и даже когда на огонь обратили бы внимание, все сочли бы, что внутри никого нет.

- И я знаю, кто это сделал. Помнишь, как помощник Хансен обнаружил тело Харгити? Что если он убил его и сам проник к нему в дом? Единственные отпечатки остались бы от шин его и твоей машин. Хансен посчитал, что, когда ты окажешься в тюрьме, я потеряю самообладание и брошу все, чтобы доказать твою невиновность, и он сможет добраться до туши. Он, вероятно, ожидал, что меня там уже не будет, когда днем заезжал в клинику, так что он мог бы избавиться от нее. Столкнувшись же со мной, он попытался подстегнуть меня к действию. Когда это не сработало, он сказал, что мне нужно оставить наше расследование и приехать в Диггер для дачи показаний. К сожалению для него, я знаю свои права. Поэтому ему оставалось воплотить в жизнь запасной план: сделать невозможным для тебя проведение вскрытия. Он знал, что они не смогут долго продержать тебя взаперти, так что ему пришлось быстро организовать «несчастный случай».

- Но у нас нет доказательств, - запротестовала Скалли.

- Послушай, Скалли. Я понял все это, поговорив с Аароном Смитом, сыном Зеба. Он передал посылку со снимками Хансену, чтобы тот лично отнес ее в офис ФБР в Бойсе. Но на упаковке был почтовый штемпель из Айдахо Фоллс. Хансен просто хотел получить возможность подправить улики, посланные Зебом. Хансен ко всему приложил руку, и теперь, когда мы знаем, что искать, то и улики сможем найти. У него должен быть пистолет, из которого застрелили Харгити. В обоих зданиях будут признаки поджога. И Хансен не только покинул свой пост прошлой ночью, но и позвонил шерифу и преднамеренно солгал ему. Он спросил, освобождать ли тебя из-за звонка из ФБР, подтверждающего твою невиновность, и шериф согласился. Тогда Хансен устроил пожар, закрыл участок и оставил тебя сгореть заживо, - с судорожным вздохом закончил Малдер.

Он уперся взглядом в пол, чтобы Скалли не могла посмотреть ему в глаза, отчаянно желая стереть из памяти образ напарницы, прячущейся под одеялами от огненного монстра.

- Он, должно быть, планировать свалить пожар на курение Ти Джей. Та найденная ею двадцатка – он наверняка подбросил ее! – согласилась Скалли, когда события проведенного в тюрьме дня стали для нее яснее.

- Начну-ка я делать звонки. Не знаю, намеревается ли он попробовать выйти сухим из воды, несмотря на свою ложь, или уже ударился в бега. Я не собираюсь рисковать и оставлять тебя одну, пока не узнаю больше о том, что тут творится. Мы до сих пор и понятия не имеем об одной ускользающей и предположительно ненужной части головоломки – его мотиве.

- Погоди минутку, Малдер. Я все еще смутно помню события вчерашнего дня, но мне нужно взглянуть на внесенные мною в отчет записи, которые я тебе передала. Помнишь? Ты убрал их в карман пальто, - подсказала она при виде пустого взгляда Малдера.

- Мое пальто в пластиковом мешке в раздевалке, потому что оно насквозь провоняло дымом. Ты помнишь что-нибудь из написанного?

У Скалли промелькнула мысль, что она даже слишком хорошо это помнит, но она также начала вспоминать, что Ти Джей говорила о Баре Джей.

- Моей сокамерницей была Ти Джей Янг. Ее семье когда-то принадлежал Бар Джей, и она до сих пор следит за слухами об этом месте. Она слышала, что они уже два года не занимаются продажами скота. И два года назад они заказали доставку по крайней мере двух сотен пчелиных ульев.

- Пчелиные ульи, - пробормотал Малдер, усиленно размышляя. – Пчеловодство распространено в этих краях?

- Не знаю, но двух сотен ульев недостаточно для коммерческого использования и слишком много для личного хобби. Это ранчо, а не ферма, так что перекрестное опыление посевов не требуется. С чего им смешивать разведение скота и пчел?

- Скалли, что если мы неосознанно влезли в эксперименты по созданию биологического оружия? Они могут продолжать эти эксперименты, используя пчел как разносчиков болезни.

- В прошлый раз в Канаде и Северной Каролине они использовали оспу. Ты описывал чрезмерно быстрое разложение тела как еще один эффект разработанного ими штамма. Здесь происходит то же самое. Малдер, что если они резали эти туши, чтобы скрыть следы оспин? Я бы увидела их на внутренних слизистых оболочках во время вскрытия и точно знала бы, какие тесты над взятыми образцами поручить провести офису в Бойсе.

- Они предпочли, чтобы туши обнаружили, и владельцы ранчо могли получить страховку. Иначе возникало бы много вопросов всякий раз, когда взрослая корова мистически исчезала – Подхватил ее мысль Малдер. – Любой, кроме Зеба, просто пожал бы плечами и решил бы, что это койоты расширяют свое банкетное меню. Может, Хансен состоит на зарплате в «Био-Гро» и отвечает за избавление от туш.

- Хансен мог решить, что убийство Харгити повысит его статус в «Био-Гро». Я слышала, как шериф говорил, что они заинтересованы в покупке земли Харгити, но он сомневался, что Харгити ее продаст. Интересно, вся эта минимизация негативных последствий говорит нам об успехе или неудаче экспериментов? Они намеревались заразить так много животных за пределами ранчо? – вслух рассуждала Скалли.

- Я позвоню с платного телефона в коридоре, а потом вернусь и сделаю несколько звонков с телефона в палате, - сообщил ей Малдер.

Скалли поняла, что он собирался позвонить «парням», как она их называла, или Одиноким Стрелкам, как они называли себя сами.

- Передай им привет, - велела она.

Перед уходом Малдер нагнулся и обнял ее. Здесь он мог не опасаться за последствия подобного шага: запахи и звуки больницы, как всегда, действовали в качестве весьма эффективного средства по подавлению полового влечения.

Он отсутствовал недолго и по возвращении объяснил, что они попросили его перезвонить попозже, чтобы успеть собрать нужную информацию. Они собирались изучить историю «Био-Гро» и личное дело Боба Хансена.

Другие звонки требовали некоторой подготовки. Безопаснее было, чтобы никто не знал об их предположениях, так что вопросы должны быть уклончивыми. Для начала Малдер планировал выяснить судьбу дохлой коровы. У него все еще был с собой ключ к пристройке, где она находилась, но он сомневался, что это остановит тех, кто намерен от нее избавиться.

- Доктор Шарп, это агент Малдер. Вы слышали о происшествии в Диггере прошлой ночью?

- Да, около трех часов утра Джей позвонил мне и попросил приехать для лечения ожогов собаки из приюта Мэй. Он сказал, что пожаров было два и что ваша напарница едва не погибла. Она выживет? – гораздо теплее, чем обычно, спросил он.

- Вообще-то, у нее все хорошо. Вероятно, уже завтра ее выпишут.

- Странно. Помощник Хансен прибыл сюда вскоре после Джея и сказал, что, по словам врачей, она, скорее всего, не выкарабкается. А если и выкарабкается, то проведет в больнице недели. Поэтому он велел мне сжечь привезенную вами тушу. Он сказал, что вскрытия теперь не будет, а и дальше хранить разлагающееся тело небезопасно. Это было весьма неприятное занятие, агент Малдер. Полагаю, федералы мне теперь за него должны, - в своей типичной резкой манере заявил ветеринар.

- Боюсь, им останется только добавить это к своему счету. Спасибо за предоставление своего сарая.

Этот звонок лишь подтвердил то, что Малдер и так уже подозревал. Решение остаться с напарницей в больнице было бы куда труднее принять, если бы он хоть немного сомневался в том, что тушу поджарили много часов назад.

Следом он позвонил в офис ФБР в Бойсе и без всякого удивления узнал, что данные экспертизы указывали на непричастность Скалли к убийству Харгити. Ему стало также известно, что они наконец дозвонились до шерифа Рейнольдса по домашнему телефону после многочисленных безуспешных попыток дозвона в участок. Они передали ему результаты проверок и услышали о пожаре. Шериф к тому времени уже созвонился с больницей и уверил их в безопасности их агентов. Они жаждали узнать подробности у Малдера, но он заверил их, что все включит в свой отчет, заметив при этом, как Скалли закатила глаза.

- Ну, одной проблемой меньше – ты больше не разыскиваемая преступница, Скалли.

Затем он позвонил шерифу Рейнольдсу домой и поинтересовался местонахождением помощника Хансена.

- Не знаю, где он, агент Малдер. Я не смог его найти. И вы не первый, кто его ищет, - устало заявил он. – Окружной эксперт-криминалист пожарной службы прибыл сюда с командой следователей. Они сейчас разбирают завалы. У них есть к нему вопросы, но мне они свои соображения по поводу пожаров не озвучивают.

- А вы что сами думаете, шериф?

- Ну, Хансен куда сильнее меня хотел арестовать агента Скалли. Он так настаивал, что Харгити никогда бы не впустил федерала в свой дом. Я Харгити так хорошо не знал. Несколько лет назад произошел один инцидент, который заставил меня предположить, что к нему надо бы приглядеться.

- Молодая женщина – автостопщица обратилась ко мне в участок и пожаловалась на то, что Харгити не выпускал ее из своего грузовика после того, как подвез из Рексбурга в Диггер. Он сказал, что его собаки набросятся на нее, попытайся она выйти. У нее не было ни семьи, ни дома, и, полагаю, она брала попутки, чтобы добраться до аляскинского шоссе без какой-либо особой цели. В любом случае, Харгити продержал ее в своем грузовике три часа, пытаясь убедить остаться с ним. Она в конце концов согласилась, но сказала ему, что ей надо зайти в туалет в кафе, прежде чем они направились бы к нему домой. Там она рассказала Мардж, в чем дело, и Мардж привела ее в участок. Харгити уехал, когда я туда прибыл. Как только девушка услышала, что от нее потребуется, чтобы предъявить обвинение, то тоже смылась.

- С тех пор я беспокоился, что Харгити выработает более агрессивный план. Агент Скалли могла показаться ему уязвимой, хотя сам я так и не считал. Я допускал, что он впустил ее, потому что что-то задумал, но потом решил ничего не предпринимать. Так что мне было нетрудно поверить в ее историю.

- Так вы верите, что Хансен пытался подставить Скалли, а потом убить в том пожаре?

- Должно быть, так, но почему? Он не знал ее, и ваше расследование не имеет к нему никакого отношения.

- Сейчас мы как раз ищем зацепки. А пока бы я порекомендовал вам получить ордер на арест Хансена. И расценивайте его как чрезвычайно опасного.

- Уже сделано, и я запросил временного помощника. – Шериф глубоко вздохнул. – Я много лет знал Боба Хансена. Как я мог не заметить, что он настолько двуличен? Это худшее, что когда-либо случалось под моей юрисдикцией, - уныло закончил он.

- Мне жаль, шериф. Верьте или нет, но я знаю, что вы чувствуете. Однако этот парень был тем еще ловкачом. Думаю, тут не обошлось без посторонней помощи.

Когда Малдер повесил трубку, на его нахмуренном лице возникло выражение отвращения, которое Скалли без труда определила как самонаправленный гнев из-за чего-то, что он не сумел разглядеть в прошлом.

- Оказалось, что у Харгити имелись кое-какие заскоки, из-за которых шериф решил за ним присматривать. Пару лет назад произошел один инцидент, однако обвинение не было предъявлено. Рейнольдс поверил твоим словам, потому что полагал, что Харгити мог подумывать о твоем похищении.

- У меня тоже сложилось такое впечатление, Малдер. Он наблюдал за мной и пытался что-то решить, хотя так и не сделал и не сказал ничего угрожающего. Уехав оттуда, я решила, что мне все почудилось. А находясь у него дома, я просто надеялась, что, если он все же возьмет меня в заложницы, спецназ не станет штурмовать здание с огнеметами, - пошутила она.

Когда он не ответил, она взяла его за руку и напомнила:

- Эй, я тренированный агент, как ты и сказал Зебу, помнишь? Я знаю, как обращаться с вооруженным субъектом в чрезвычайно стрессовых обстоятельствах. Меня даже учили, как вести себя со страдающим комплексом вины чурбаном-напарником.

- Серьезный вызов, полагаю, - вздохнул он с отстраненным и подавленным видом. – Даже отцу Мартину хватило рассудительности обеспокоиться одиночной прогулкой сестры Кэтрин по лесам, - добавил Малдер, вспоминая свой беспечный вопрос Зебу насчет наемников.

- Что? О, рукопись Мелиссы, - вспомнила она.

- Если бы я отправился с тобой проводить эти опросы, ничего бы не случилось.

- Мы и понятия не имеем, что могло бы случиться. Ты и сам знаешь, что они придумали бы, как воспрепятствовать проведению вскрытия, и мы могли никогда не установить связь между Хансеном и пчелами, используемыми в качестве биологического оружия. Не пора ли снова позвонить парням? – напомнила она, стремясь отвлечь Малдера от самоедства из-за банального решения, приведшего к совершенно непредсказуемым последствиям.

Малдер медленно поднялся с кресла для посетителей, и Скалли только в тот момент заметила, как осторожно он шагает, избегая любых резких движений.

- Эй, с тобой точно все в порядке? – уточнила она, устыдившись того, что раньше не поинтересовалась его самочувствием, когда убедилась, что ему не требуется дальнейшее лечение.

- Мне сказали, что кости не сломаны, хотя некоторые кажутся погнутыми, - ответил он. – Все пройдет через пару дней.

- Спасибо, что спас мне жизнь, Малдер, - серьезно заявила Скалли.

- Пожалуйста. Но я пока что не слишком доволен собой. Счет 3:0 в их пользу. Я был неправ насчет Харгити и Хансена и лишился туши.

Если бы он уже не вышел за дверь, Скалли бы спросила: «Но почему ты не накинул себе хотя бы одно очко за то, что не лишился меня?»

Комментарий к Седьмая часть

(1) - Респираторный дистресс-синдром у взрослых.

(2) - Помощник шерифа, персонаж «Шоу Энди Гриффита». Имя стало нарицательным для обозначения слишком рьяного и некомпетентного служителя закона.

========== Восьмая часть ==========

***

На этот раз Малдер отсутствовал дольше, чем раньше, а вернулся уже вдохновленный новым планом.

- Они нашли нам тут, в Айдахо Фоллс, контакт, который днем сможет отвезти нас обратно в Диггер, - сообщил он ей. – Это лидер некой военизированной группировки по имени Джимми Флинн, живущий в хижине в горах – в прошлом он снабжал Лэнгли и Байерса информацией. Они говорят, он не просто вояка. Я позвонил ему на работу, и он предложил встретиться здесь. Он посвятит нас в подробности нарытой Стрелками информации.

- Не знаю, Малдер. Думаешь, члены подобных группировок достаточно психологически устойчивы и, что уж там, достаточно умны, чтобы оказаться полезными?

- Знаю, что ты думаешь, но ты ни за что не угадаешь, кем он работает.

- Он священник церкви Элвиса, короля королей.

- Нет, Скалли. По-моему, ты мыслишь стереотипами. Он специалист по кредитованию банка Айдахо Фоллс.

- Что насчет его личного дела?

- Вооруженные силы, спецвойска. После окончания службы, в восьмидесятых, он отправился в одно из этих обреченных путешествий в Лаос в поисках американских военнопленных. Ему тогда было не больше двадцати пяти. После увольнения из армии он получил степень магистра делового администрирования в Университете Питтсбурга и переехал сюда. Он говорит членам своей группы, что им надо получить степень после Испытания. Его группа называется «Джошуа», кстати. Их лозунг «Позволь стенам рухнуть».

- Думаешь, они там песни сочиняют? – с покорной улыбкой спросила Скалли.

- Я собираюсь вызволить нашу одежду из больничной раздевалки и постирать в прачечной для посетителей. Флинн заедет за нами в четыре и отвезет обратно в Диггер.

- Вероятно, это к лучшему, что мы скоро уезжаем. Одна из медсестер сказала мне, что парамедики поговаривают о представлении тебя к Почетному ордену Конгресса.

При этих новостях Малдер уставился на Скалли с по-настоящему потрясенным выражением лица. Выглянув за дверь, он осмотрелся по сторонам перед тем, как выйти, словно опасался преследования.

Когда лечащий врач ненадолго зашла к ней, Скалли убедила ее подписать документы на выписку. Малдер вернулся с постиранной одеждой, неся свое пальто в запакованном мешке. Они по очереди переоделись в душевой кабине палаты Скалли и к четырем часам дня уже стояли в главном вестибюле.

Несмотря на принятие душа и чистую одежду, они чувствовали себя пострадавшими от природного ЧС, потому что носили то, что предназначалось для проведения вскрытия. Малдер позаимствовал одежду у Джека, и она висела или, наоборот, плотно прилегала к телу в самых неподходящих местах. Их рубашки и джинсы были во въевшихся пятнах сажи и до сих пор пахли дымом. Скалли завязала волосы в хвост резинкой, тогда как у Малдера не было возможности сбрить отросшую щетину. Они мерзли в потоках холодного воздуха из постоянно открытых входных дверей. Пальто Скалли предположительно превратилось в золу под руинами полицейского участка, а малдеровское невозможно было носить из-за дыма, прожженных горячим пеплом дыр и разрывов, оставленных разбитым оконным стеклом. Они оба двигались, словно старые паралитики, пытаясь уберечь ушибленные ноющие мышцы от лишнего напряжения. Вид Джимми Флинна никак не улучшил их настроения.

Когда он грациозно выпрыгнул из своего внедорожника и направился прямиком к ним, Скалли спросила себя, а как Малдер их ему описал? Флинн выглядел так, словно собрался на прослушивание на главную роль в следующем фильме про Джеймса Бонда. У него были черные волосы и глаза василькового цвета. Изящные черты его лица подчеркивались длинным прямым патрицианским носом, который обычно бывает у тех, в чьих жилах течет ирландская кровь. Его высокая подтянутая фигура делала его псевдовоенную форму похожей на костюм модели с обложки журнала GQ. Сверкнув белозубой улыбкой, он начал с представления:

- Рад встрече с вами, агенты Малдер и Скалли. Знаю, вы полагаете, что мы занимаемся чем-то нелегальным, но уверяю вас, что я законопослушный гражданин. Позвольте мне рассказать вам о нашей организации, и вы сами в этом убедитесь.

Он театральным жестом указал на свою машину и затем помог Скалли устроиться на переднем сиденье, тогда как Малдер осторожно втиснулся на заднее, памятуя в своих повреждениях.

- Вы выглядите немного помятым, агент Малдер. Я слышал о вашей эскападе прошлой ночью. Очень волнующе.

- Нет, мистер Флинн, волнующе – это сидеть на стадионе во время игры «Никс». Я бы назвал прошлую ночь ужасной, - грубо отбрил его Малдер.

- Мистер Флинн, - поспешно вставила Скалли. – Что вы имели в виду насчет нашего расследования вашей деятельности? Вы же знаете, что мы здесь не из-за «Джошуа».

Флинн снова переключил внимание на Скалли.

- Это отвлекающий маневр для возможной «прослушки» в больнице. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, в раскрытии чего я на самом деле заинтересован. Некоторые из моих собственных людей недостаточно умны, чтобы осознать сложность угрозы, с которой мы имеем дело, а также то, что друзей и врагов можно найти в любой сфере.

- Этот пожар, в эпицентре которого вы очутились вчера ночью, агент Скалли, напомнил мне инцидент, произошедший со мной в джунглях в 1985 году. Это было в Лаосе, и мы искали…

Малдер тем временем погрузился в беспокойный сон. Примерно с полчаса спустя преодоление крутого поворота на слишком большой скорости встряхнуло его и заставило проснуться. Они ехали по двухполосной дороге между Дюбуа и Диггером. Солнце к тому времени уже село, и горы на горизонте окрасились в темно-багровый цвет. Скалли с Флинном по-прежнему разговаривали.

- Должно быть, здорово было служить под началом вашего папы. Вот это история! – с энтузиазмом говорил Флинн, тогда как Скалли выглядела оживленной и явно довольной его оценкой.

Флинн рассказал другую историю, вызвав у Скалли легкий смех.

Затем она оглянулась назад, чтобы проверить, спит ли Малдер, и, к своему удивлению, обнаружила, что он бодрствует, но отчего-то притих, а на его лице отражается испуг, словно его разбудил какой-то кошмар. Однако же она не стала расспрашивать его перед Флинном.

- Малдер, ты в порядке?

- В полном, Скалли, - ответил он и снова погрузился в нехарактерное для него молчание.

- Раз ты проснулся, давай составим план насчет получения всей возможной информации по «Био-Гро».

Малдера озадачило выказанное Скалли рвение. Может, россказни Флинна были не такими уж и захватывающими.

По-прежнему не сводя с напарника вопрошающего взгляда, Скалли заметила, что выражение его лица стало менее унылым.

Наклонившись вперед, Малдер обратился к Флинну:

- Со слов Байерса я так понял, что вы присматривались к деятельности «Био-Гро» с тех пор, как они приобрели Бар Джей. Мы бы хотели знать, что вы уже выяснили, но сначала не могли бы вы сообщить, как нам проникнуть на их территорию для получения твердых доказательств?

- Много чего произошло вскоре после того, как вы решили отвезти тушу к доку Шарпу. Мои люди заметили необычно большое количество грузовиков, въезжавших и выезжавших с ранчо, начиная с ночи вторника. Это была следующая после нахождения Джеком Чемберсом туши ночь. Мой осведомитель также сообщил о вертолете, приземлившемся в северо-восточном углу территории, в ночь пожаров. Но с тех пор, как мне доложили, там нет никаких признаков жизни. У меня есть друг, который делал облет местности этим утром, оснащенный отличным оборудованием, и он говорит, что на ранчо нет ни людей, ни животных.

- Они уже все зачистили. И почему я так долго не мог заметить связь? – задался Малдер риторическим вопросом.

- До пожаров и информации, полученной от Ти Джей, нашей единственной связующей нитью была дохлая корова. Ты не мог соединить одну точку. Никто не проверял для нас людей и организации в прилегающей к «месту преступления» местности, потому что никто не воспринимал произошедшее всерьез, - веско заметила Скалли.

- Да, как и я, пока не стало слишком поздно. На самом деле и так уже, наверное, слишком поздно, чтобы что-нибудь доказать, - с отвращением в голосе отозвался Малдер.

- Если бы кто-нибудь осуществил проверку, нас бы сюда не послали, - добавила Скалли.

- Похоже, они засветились, потому что никто не сделал работу Курильщика, - тихо произнес Малдер.

- Какие бы столичные проблемы вас ни занимали, нам надо действовать быстро, если мы хотим добыть что-нибудь ценное в плане информации или улик, - вставил Флинн.

- То, что вы называете «столичными проблемами», как мы частенько убеждались, давало о себе знать в самых неожиданных сферах, - резко ответил ему Малдер.

- Ладно-ладно. Я доверяю вам, потому что вас рекомендовал Байерс и потому что вы были на волос от смерти от рук офицера правоохранительных органов. Из того, что мне рассказал Байерс, я так понял, это Хансен устроил оба пожара. Он рисковал, ведь пожарная машина из Дюбуа, вызванная на первый пожар, могла прибыть вовремя, чтобы спасти Дану.

Малдер вскинул голову при использовании Флинном имени Скалли, но промолчал.

- Нужно было идеально рассчитать время, что он и сделал. Байерс выяснил, что около двадцати лет назад Хансен работал пожарным в Митчелле, Южная Дакота. Перед увольнением он несколько раз попадал в газеты как главный следователь по разным таинственным пожарам. Он получил множество похвал за более рьяно, чем обычно, проведенные расследования, но, к сожалению, эти случаи так и оказались нераскрытыми. Однако когда он ушел из департамента, в окрестностях перестали происходить странные пожары. С тех пор он стал работать в сфере обеспечения правопорядка, и его послужной список оставался безупречным. Твердые доказательства поджога, конечно, не помешали бы, но его прошлое плюс косвенные улики убеждают меня в том, что это его рук дело.

- Мы наблюдали схожую модель в пяти разных местах – все в западных штатах или канадских провинциях. Богатая корпорация покупает много земли. Они новички в бизнесе, и, если копнуть поглубже, то обнаружится серия подставных компаний без какой-либо реальной истории. След обрывается на компании, у которой есть правительственные и совершенно секретные причины скрывать информацию о себе. Или иногда все приводит к иностранной компании, размещенной в стране, в которой не требуется раскрывать финансовую отчетность. Корпорация обеспечивает безопасность своего объекта на высшем техническом уровне и завозит дорогостоящее лабораторное оборудование и компьютеры. Мы однажды получили подтверждение нахождения на территории суперкомпьютера. В последних трех примерах, включая этот, высокую смертность среди скота на прилегающих участках связывали с необычной активностью хищников. После полутора-трех лет хозяева этих мест просто исчезают. К нам также поступают сообщения об ульях, но непонятно, как они связаны с другими видами их деятельности. Эти ранчо или фермы, как бы их там ни называли, никогда не выставляют на животноводческий рынок свою продукцию.

Малдер невольно присвистнул, впечатленный услышанным.

- А вы, ребята, намного лучше ФБР в установлении подобных случаев.

- Вы многого не знаете, агент Малдер.

Малдер поведал Флинну о своем опыте с пчелами – переносчиками вируса оспы. Он описал исключительно быструю смерть людей в результате заражения и вызванные им ускоренные темпы разложения тканей.

- Разложение тканей, да, - задумчиво протянул Флинн. – Но мы ничего не слышали о гибели людей в связи с этими экспериментами, или чем они там являются.

- С чего это они вдруг переключились на коров? – вслух рассуждал Малдер.

В Диггере они припарковались рядом с арендованной машиной, которую Малдер бросил на улице прошлой ночью. Агенты старательно избегали смотреть на то, что осталось от полицейского участка, который теперь представлял собой лишь обуглившийся фундамент, заваленный потемневшими головешками и покрытый серым пеплом. До сих пор не выветрившегося запаха гари оказалось достаточно, чтобы воскресить в памяти вчерашний ужас во всех ярчайших деталях. От приюта Мэй осталось немногим больше.

Вид «Кухни Мардж» вдруг напомнил Малдеру о том, что они со вчерашнего дня ничего не ели: никто из них не жаждал отведать больничной еды. Он удивился, что Скалли еще не начала жаловаться.

- Что скажешь, Скалли, готова к жаркому в горшочке от Мардж? – предложил он.

- Нет, я не особо голодна, - рассеянно отозвалась она.

Заметив же, в какое уныние его поверг ее ответ, она передумала и сказала, что, пожалуй, перекусила бы чем-нибудь.

Когда Мардж пришла принять у них заказ, Флинн и Малдер заказали по тарелке ростбифа. Скалли попросила салат с крекерами вместо чипсов и с удивлением отметила, что Малдер казался разочарованным ее выбором.

- Ты выглядишь удрученным, Малдер. Тебя что-то беспокоит? – спросила она, когда Флинн отлучился в туалет.

- Ну, Скалли, я просто беспокоюсь, в порядке ли ты. Я имею в виду, что недавно у тебя был куда более здоровый аппетит.

Она обдумала сказанное.

- Знаешь, а ты прав. Я была такой расслабленной после выздоровления, и еда казалась такой вкусной. С прошлой же ночи что-то изменилось. Ощущение расслабленности ушло. Я не больна, - поспешила заверить его она. – Я проголодаюсь и поем, но не смогу больше в полной мере насладиться едой.

Они обменялись печальным взглядом, осознав, скольких простых удовольствий лишились за последние годы.

Когда Флинн вернулся, они со Скалли оживленно обсуждали самые колоритные места, где им доводилось есть. В конце концов именно Скалли вновь перевела разговор на их проблему.

- Малдер, как думаешь, нам стоит наведаться в Бар Джей?

- Это единственное, что нам остается. Есть шанс, что вирус может быть изолирован в телах мертвых пчел или в навозе?

- Классический вирус оспы не распространяется через экскременты, но насчет мертвых пчел ничего не могу сказать, - ответила Скалли.

Они оба перевели взгляд на Флинна.

- Я могу привлечь своих людей, чтобы они помогли нам проникнуть на территорию, минуя их охрану, если она там еще осталась. Но я не стану ради вас рисковать, и это включает любой риск обнаружения, ареста или другие легальные последствия. Моя деятельность слишком важна, чтобы подвергать ее опасности ради кого-либо или ради какой-то миссии.

- Мы понимаем, - заверил его Малдер.

Они согласились встретиться в одиннадцать вечера рядом с заграждением по периметру ранчо «Био-Гро», в месте, которого не было видно с дороги. Там они войдут и разделятся на группы, чтобы обследовать главное здание и служебные пристройки на предмет возможных улик.

Смотря вслед отъезжающему Флинну, Малдер заметил:

- Мы застанем шерифа Рейнольдса дома. – В ответ на вопросительный взгляд Скалли он добавил: - Он будет рад снабдить тебя пистолетом. Хансен все еще в бегах, а ты была его последней целью. Не думаю, что у него по-прежнему есть мотив для твоего устранения, но почувствую себя лучше, если ты будешь вооружена.

Скалли ощутила жалость к раздавленному последними событиями шерифу. Он давал показания нескольким различным следственным агентствам, в перерывах между которыми по рации переговаривался со своим новым помощником в его кратком патрулировании округа. Присутствие Скалли явно заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке. На его лице отражалась смесь вины, тревоги и смущения, а на их просьбу снабдить ее оружием он отреагировал с почти комичной поспешностью.

По пути обратно в мотель Малдер продолжал хранить странное молчание.

- Малдер, тебе приснился кошмар, когда ты задремал в машине Джимми?

- Да.

- Хочешь это обсудить?

- Нет. Джимми интересный собеседник, не так ли?

- Да, - рассмеялась Скалли. – Он напоминает мне моего кузена Райана. Мама всегда говорила, что он не ограничился тем, что поцеловал Камень Красноречия (1), а откусил кусок и съел его! В высшей школе святого Антония он добивался хороших оценок исключительно благодаря тому, что очаровывал сестру Гризельду Мари, не выполняя при этом самих заданий. Это было потрясающе. Дети звали ее «Медведь гризли» у нее за спиной из-за ее характера. Он соблазнил половину девчонок в школе еще до выпускного класса, если верить Биллу.

Малдер перевел взгляд на Скалли и выразительно приподнял брови.

- Нет, не меня. Я была тощей занудой-пятиклашкой, которая считала мальчишек самыми несносными существами на Земле.

- Так что, сейчас он занимается политикой, трахая своих избирателей в своей очаровательной манере? - сардонически предположил Малдер.

- Нет. Он изменил трем женам и обанкротил два своих предприятия. Его мать пригласила его жить у нее, и он стал работать в местном баре. Пару лет назад он погиб в аварии, будучи пьяным за рулем.

- Извини, Скалли, я не хотел оскорблять твоего погибшего родственника.

- Мы никогда не были близки. Если бы ему пришлось подольше пообщаться со мной, он бы и меня очаровал. Он ничего не мог с собой поделать, для него это было так же естественно, как дышать. Но подобное очарование мало что значит. Папа обычно приводил его в качестве примера того, что случается с людьми, которым все легко достается. Я всегда вспоминаю Райана, когда встречаю кого-то вроде Джимми.

Подобная оценка Джимми Флинна до смешного порадовала Малдера, но он сказал себе, что это просто от того, что Скалли оказалась способна не поддаваться чисто внешней харизме.

- Должен признать, мне трудно испытывать симпатию к человеку, который носит униформу ручной работы, - заметил Малдер.

- О, не может быть, - с притворным ужасом воскликнула Скалли.

Малдер знающе кивнул.

Скалли же, со своей стороны, порадовалась тому, что ее история отвлекла Малдера от мыслей о его кошмаре.

Они припарковались у их номеров и решили немного отдохнуть перед тем, как в десять вечера отправиться к Бару Джей.

- Скалли, хочешь, чтобы я вернул тебе рукопись? Я добрался до того места, где твоя родственница и ее несчастный приятель готовятся встретить свою судьбу. Я купил газет и журналов в больничной сувенирной лавке, если ты их предпочитаешь.

- Нет, спасибо, я возьму рукопись. Я обещала маме, что прочитаю ее.

Час спустя Скалли, приняв душ и переодевшись, добралась в чтении до того места, о котором, как ей казалось, говорил Малдер. Недостаток самопознания со стороны сестры Кэтрин и импульсивность отца Мартина рассердили ее. Ей хотелось как следует встряхнуть их обоих и тем самым помочь принять более разумные решения. А потом она вспомнила о записях, которые хотела забрать из кармана пальто Малдера. Ее желание поделиться своими чувствами перед угрозой неминуемой смерти вовсе не означало, что ими стоит делиться, когда худшего не произошло.

Она направилась к его номеру и тихо постучала, чтобы не разбудить на случай, если он заснул. Как она и ожидала, он сразу же ей открыл. Скалли немного испугалась, увидев, как он убирает пальто обратно в выданный в больнице мешок.

- Я просто проверял, безнадежно ли оно испорчено. К сожалению, да, - покорно признал он.

- Могу я забрать свои записи, чтобы напечатать их? Разумеется, их, может, уже и не разобрать, - со слабым смешком заметила она.

Малдер молча и без колебаний сунул руку в нужный карман и извлек оттуда пластиковый пакет. Она попыталась прочесть выражение его лица, когда напарник передавал его ей, но не увидела на нем ничего необычного.

- Так что ты думаешь о затруднительном положении сестры Кэтрин и отца Мартина? – нейтральным тоном поинтересовался он.

- Они раздражают меня, Малдер. Но я их понимаю, - добавила она, удивив саму себя, потому что не осознавала этого, пока не произнесла эти слова вслух. – Я вернусь через час, и можем отправляться. Так как у нас не осталось пальто, надень побольше слоев одежды, - посоветовала она. – Ночью обещают минусовую температуру.

Он кивнул и закрыл за ней дверь.

Скалли попробовала вспомнить, как она сложила бумаги,чтобы определить, были ли они теперь сложены по-другому, но вскоре осознала тщетность этих попыток. Вероятно, она сделала это машинально. У нее хватило времени только на то, чтобы внести данные для отчета в ноутбук, прежде чем настало время собираться. Закончив с этим, она задумчиво подержала в руках бумаги, раздумывая над тем, что с ними делать. Стоит ли ей порвать их и выкинуть или лучше сохранить? Приняв решение, она снова сложила их и убрала во внутренний карман своего портфеля. Они отражали ее истинные чувства, свободные от всего того, что было необходимо для ежедневного выживания. Обычно их кристальную ясность нужно было окрашивать и затемнять, чтобы справиться с напряжением повседневности. Она понимала, что в этих бумагах записано то, что было по-настоящему важным в ее жизни.

Она принялась натягивать оставшиеся у нее блузки и свитера поверх уже надетой. Пижамные штаны под джинсами послужили ей чем-то вроде длинного нижнего белья. Однако стоило ей выйти в холодную темную ночь, она сразу же пожалела, что больше ей нечего было добавить к уже имеющейся на ней одежде. Малдеру же явно повезло больше: он захватил с собой восхитительно толстый и на вид шерстяной свитер на молнии.

Уже на месте они увидели людей Флинна на трех темных пикапах. Только несколько из них покинули машины, когда агенты прибыли к тому месту у ограждения, где они собирались проникнуть на территорию. Эти люди несли с собой приборы электриков и кусачки для разрезания железа. Вернувшись, они сообщили, что подававшийся к ограждению ток был выключен до их прибытия, и они прорезали в нем дыру. На этот раз все, кроме пары часовых, покинули машины и собрались у ограды, после чего Флинн произнес короткую речь, описывая, как будет проходить операция.

- Как я объяснял вам ранее, мистер Доу и мисс Роу ищут на этом объекте биологические вещества. Кому-то из вас было поручено найти пчелиные ульи и принести любых мертвых пчел, которых сможете найти. Другие будут обыскивать внешние сооружения и другие места на предмет хранения в них химикатов или подобных веществ. Мисс Роу пойдет с частью из вас в лабораторию – следуйте ее указаниям. Я сопровожу мистера Доу к главному зданию и его пристройкам, где мы с ним будем проводить поиски. Свет не включать. Используйте только фонарики, которыми вас снабдили. Встретимся в лаборатории не позднее трех. Вы все знаете свои задачи. Помните самое главное правило: не рисковать обнаружением. Наша основная сила – это наша невидимость. Нельзя, чтобы истинные цели нашей группы стали известны.

Различные команды вскоре осознали, что их поиски окажутся относительно короткими и бесполезными. Один из ищущих мертвых пчел в шутку заметил, что по ульям и земле вокруг них, должно быть, прошлись с промышленным пылесосом. Лидер его группы на полном серьезе согласился, что, вероятно, именно это и произошло. Лаборатория была совершенно пуста и явно промыта с хлоркой, судя по стоящему в ней запаху. Генератор не был отключен, но больше в здании ничего не оказалось.

Малдер с Флинном не нашли ни мебели, ни бумаг, ни признаков каких-либо биологических веществ. Малдер спустился в подвал, который также оказался подчищенным. Он начал поиск скрытых панелей вокруг очага или трещин в цементе, которые могли оказаться близко подогнанными дверцами подсобного шкафа. Флинн занимался тем же самым наверху. Покончив с тщетными попытками что-либо там найти, они решили переключиться на пристройки.

- Вы знаете, для чего предназначается то здание? – спросил Малдер, указывая на строение из бетонных блоков примерно в трехстах метрах вниз по дороге, ведущей к лаборатории.

- Наши разведчики не установили его назначение. То другое на боковой дороге вон там является амбаром, используемым для хранения тяжелого оборудования и разных механизмов для работы на ранчо, - сообщил Флинн.

- Я бы хотел осмотреть его, а вы займитесь амбаром. Вы не против? – между делом поинтересовался Малдер, уже направляясь в сторону выбранного им здания.

- Вовсе нет. Я всего лишь руковожу этой вылазкой. Зачем интересоваться моим мнением? – пробормотал себе под нос Флинн, но Малдер был уже далеко, чтобы его услышать.

Подойдя к темному провалу двери, Малдер достал фонарик и посветил внутрь. Его взору предстало похожее на пещеру помещение с несколькими провалами в полу, откуда извлекли огромные прямоугольные предметы. В полу также имелись канавки, ведущие к огромным дренажным трубам. В помещении стоял сильный запах хлорки, но, несмотря на явно тщательную зачистку, на цементе остались бурые пятна. Он сделал вывод, что это, должно быть, бойня – маленькая, но достаточно вместительная для нечастых нужд исследовательского проекта. Это место вызывало у него неприятное чувство, однако он заставил себя переступить через порог. Неожиданно прозвучавший у него за спиной мягкий женский голос заставил его резко повернуться назад.

- Никто из нас никогда сюда не приходил. Мы лгали себе о научных целях нашего исследования и работали, как дураки, над созданием новых вирусов. Но мы были слишком трусливы, чтобы смотреть, как наших подопытных убивают.

Произнося свою короткую речь, женщина держала Малдера на мушке пистолета. Он заметил, что она стояла слишком близко к нему и уделяла больше внимания своим воспоминаниям, чем его движениям, так что ему не составило труда выхватить у нее оружие одним быстрым обманным ударом по ее запястью.

- Я знала, что от меня будет мало толку в подобной ситуации, - с усталой покорностью произнесла она. – Что ж, чего вы ждете?

Женщина походила на чью-то бабушку: на вид ей можно было дать около пятидесяти пяти лет. У нее были коротко стриженные искусственно завитые волосы. Она носила короткую парку и джинсы свободного кроя. Ее очки квадратной формы с пластиковыми ободками вышли из моды лет пятнадцать назад.

- Я бы хотел узнать, кто вы и что вы тут делаете.

- Давайте уже покончим с этим, - ответила она.

- Я не собираюсь убивать вас, если только вы на меня не нападете. Я федеральный агент и провожу обыск зданий на предмет доказательств производства биологического оружия. Что вы здесь делаете?

- Не может быть, - отозвалась она, однако голос и манера поведения отразили зародившуюся у нее надежду.

- Вот мое удостоверение. – Малдер продемонстрировал его, хотя в слабом свете было трудно что-либо разглядеть.

- Как, во имя всего святого, ФБР подобралось так близко? Между «Био-Гро» и правоохранительной системой было так много прослоек безопасности. Это кажется невероятным, - с по-прежнему скептичным видом заявила она.

- Нам повезло, - просто ответил Малдер.

- Если вы на самом деле не федеральный агент, то убьете меня, что бы я вам ни сказала. Если же вы тот, за кого себя выдаете, и служите людям, владеющим «Био-Гро», то выдадите им все, что я вам расскажу. Если же вы честны, то сможете мне помочь.

Пока женщина обдумывала свой весьма ограниченный выбор, Малдер изо всех сил старался выглядеть достойным доверия.

- Не думаю, что мне есть что терять, - продолжила женщина. – Я сделаю то, ради чего пришла. Если вы застрелите меня, что ж, я пыталась.

Малдер внимательно наблюдал за ее действиями, когда она сунула руку в карман и достала фонарик и нож с тонким длинным лезвием. Подойдя к ближайшему углу, она принялась осматривать зазоры между бетонными блоками. Большинство плотно примыкали друг к другу, но она отсчитала несколько блоков вверх и в сторону, пока не приблизилась к двум из них, между которыми было больше пространства. Осторожно засунув в проем лезвие, она извлекла наружу кусок ламинированного пластика. Малдер навел луч фонарика на этот предмет размером с визитку.

- В него вмонтирован микрочип, - сообщила она ему. – На нем содержатся доказательства, которые я собрала по экспериментам «Био-Гро» в Баре Джей. На нем также есть информация о прошлых экспериментах, в которых я принимала участие, и о проектах, которые еще продолжаются и имеют отношение к данному.

Малдер постарался подавить прилив воодушевления, охватившего его после ее слов. Весь его прошлый опыт научил его, что ему никогда не позволят обзавестись твердыми доказательствами заговора. И, тем не менее, он не смог полностью задушить расцветшую в его сердце надежду.

- Я на всякий случай создала больше одного, - сообщила ему женщина, вновь принимаясь за отсчет блоков.

- Вам известно мое имя, - сказал Малдер, наблюдая за ней. – А что насчет вас?

- Меня зовут Дебби.

- Давно вы работаете на «Био-Гро», Дебби?

- Двадцать лет. Когда они попытались завербовать меня двадцать пять лет назад, я занималась проведением генетических исследований в университете. Тогда они назывались иначе, но это были те же люди с теми же целями. Они не сказали мне, в чем эти цели состоят, разумеется, но я чувствовала, что они делают что-то незаконное. Почему никто из моих знакомых не слышал о них и об их работе по производству вакцин? Они предложили мне больше денег, чем я бы заработала за всю мою карьеру в университете, и все же я отказала им. А потом пять лет спустя моему сыну Хью поставили диагноз кардиомиопатия. Я нашла оставленную ими визитку. На ней не было адреса, разумеется, но имелся номер автоответчика. Они перезвонили мне на следующий день и сделали мне даже более щедрое предложение, чем раньше. Почему, по-вашему, я сохранила их визитку? Собиралась ли я вновь связаться с ними в конечном итоге?

Вопросы явно носили риторический характер. Не отрываясь от своего занятия, она продолжила:

- На полученные деньги я оплатила Хью операцию по пересадке сердца, когда она была еще в экспериментальной стадии в клинических больницах. У корпорации был доступ к хирургам и учреждениям, где эта процедура уже не была такой уж экспериментальной. Можете себе представить, каково это – соблазниться деньгами и медицинской технологией, когда вы столь сильно в чем-то нуждаетесь, как нуждалась я? Я поняла, чем они занимаются, почти с самого начала, но стала их соучастницей. Био-Гро был лишь последним из проектов, над которыми я работала. Потом были годы приема дорогих наркотиков и интенсивного ухода в случаях, когда Хью проходил через очередной кризис отторжения тканей. Вот вам и продажа души корпорации. – Дебби печально рассмеялась.

- Вы любили кого-нибудь настолько сильно, что готовы были совершить зло, чтобы спасти их? – Она окинула его заговорщическим взглядом.

- Никто не сможет простить вас, кроме вас самой. Что я сделал или не сделал, не имеет к этому никакого отношения, - безэмоционально ответил Малдер. – Почему вы решили отказаться от участия в их делах?

- В прошлом году Хью умер во время второй пересадки сердца. Первое было безнадежно повреждено после многолетних попыток предотвратить отторжение. Тогда я смогла наконец сделать то, что мне следовало сделать двадцать лет назад. Я знала, что этот день придет, и все это время готовилась к нему.

- Я только никак не могу понять, почему они использовали коров? Не проще ли ставить опыты на мышах или обезьянах?

- Поначалу мне сказали, что это связано с природой вирусов. В этом может быть некоторое зерно правды, так как эти вирусы сродни коровьей оспе. Но вообще-то дело в том, что в таком случае они могли не опасаться вмешательства групп по защите животных и расследования условий их содержания в лабораториях. Это просто разведение сельскохозяйственного скота.

- А на самом деле?

- Они поставили перед собой весьма амбициозные задачи по созданию огромного количества искусственных вирусов. Каждый из них мог поражать узкую прослойку населения на основании общих черт их ДНК. У них была потрясающая база данных всех типов ДНК. Они начали с вирусов, поражающих коров с точно регулируемой родословной. Пчелы были заражены отборными возбудителями болезни. Они довели мутацию этих разновидностей оспы до конкретных характеристик, но не смогли контролировать мутации в пчелиной популяции. Почти каждый раз, когда животное извне подвергалось воздействию вируса, оно мгновенно заражалось вне зависимости от структуры своего ДНК. Минимизация негативных последствий становилась все большей проблемой. Наши вакцины никогда не срабатывали более одного раза, и крупные боссы в «Био-Гро» решили закрыть эксперимент.

- И кто получит эти чипы?

- Сказать вам и подставить других? – Она улыбнулась Малдеру. – Все, что мне о вас известно, это то, что вы меня пока не пристрелили.

Малдер понимал, что мог изъять у нее чипы в качестве улики и задержать Дебби для дачи показаний, но понимал также и то, что не станет этого делать. Ее шансы на выживание под охраной государства в течение времени, достаточного для свидетельствования против «Био-Гро», были ничтожны. Микрочипы же после официальной проверки, скорее всего, не покажут ничего, кроме советов по пчеловодству.

- Разошлите копии как можно большему количеству людей, которые прислушаются к вам, - посоветовал Малдер. – Но у меня есть друзья, которые могут сотворить чудеса с этими чипами.

К этому времени она уже извлекла пять карточек. На миг прекратив свои подсчеты, она перевела на него взгляд.

- Они не работают на правительство. Я хочу остановить этих людей по личным мотивам, - добавил он.

- Уже мне ли не знать, какими сильными могут быть личные мотивы. Но у меня с самого начала для этих доказательств были на примете другие люди. Вам придется застрелить меня, чтобы получить их. Я никому не могу доверять. – Говоря это, Дебби пятилась к двери, но, так и не дойдя до нее, остановилась.

- У вас есть абонентский ящик, агент Малдер? Как насчет его номера и почтового индекса?

Малдер охотно сообщил нужные сведения.

- Следите за своей почтой. Не выкидывайте спам. Я пошлю вам номер абонентского ящика и ключ. Если я не доберусь туда раньше вас, тогда его содержимому конец. Как и мне.

В свете луны Малдер наблюдал за тем, как она быстро пересекла поросшее травой поле и исчезла за соснами, растущими вдоль ограждения. Окажется ли это решение еще одним крупным промахом с его стороны, каковых уже было немало в этом деле? Возможно, он спугнул Дебби до того, как она достала все чипы. Он вернулся и принялся осматривать стены на предмет необследованных трещин. В конце концов Малдер пришел к выводу, что она использовала все подходящие для схрона места. Он вернулся к основному зданию с пустыми руками и как раз шел по коридору к задней двери, чтобы проверить, вернулся ли Флинн, когда услышал приказ, отданный знакомым ворчливым голосом.

Комментарий к Восьмая часть

(1) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%8C_%D0%9A%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B8%D1%8F

========== Девятая часть ==========

- Бросьте оружие и поднимите руки. Теперь медленно опуститесь на пол. – Хансен быстро обыскал Малдера и забрал его пистолет и мобильник. – Так вы храбро продолжаете расследование в одиночку, пока ваша напарница борется за жизнь в больнице. Типичное для вас поведение, да?

Малдер едва не начал опровергать обвинение в черствости, но вовремя спохватился. Разумеется, чем меньше Хансен знал о том, кто еще находился поблизости, тем лучше.

- А сейчас медленно поднимайтесь и шагайте вперед по коридору. Я бы предпочел не стрелять, но изменю свое решение, если вы меня вынудите.

Хансен был слишком осторожен, чтобы приблизиться к Малдеру и дать ему возможность напасть, но при этом находился достаточно близко, чтобы выстрелить на поражение. В любом случае, полученные Малдером ушибы значительно сковывали его движения. Сегодня ему точно не удастся застать врасплох кого-то столь настороженного, как Хансен.

- Так что, вы собираетесь убить меня так же, как пытались убить Скалли? – как можно громче спросил Малдер, намереваясь по возможности предупредить Флинна.

- Не обязательно. Просто я сомневаюсь, что вы отойдете в сторону и позволите мне закончить здесь финальные приготовления. Большие парни хотят подчистить все хвосты. Верьте или нет, но вы с вашей напарницей с самого начала были всего лишь пешками.

Хансен провел его в бывший кабинет доктора Энтони и снова велел лечь на пол, после чего просто оставил там, уйдя и аккуратно прикрыв за собой дверь, и направился в подвал.

Малдер тут же кинулся проверять дверь, которая оказалась сделанной из армированной стали. На ней был электронный замок, контролируемый клавиатурой, на которой требовалось ввести пароль. Малдер был спецом по играм в слова и потому не упустил бы возможность опробовать свой навык на данном замке, не окажись клавиатура нерабочей. К тому же непонятно, была ли она полностью выведена из строя или только с его стороны. Проверив часы, Малдер выяснил, что уже 02:45, а значит, осталось всего пятнадцать минут до общего сбора. Флинна, должно быть, уже и след простыл. Если он вернется за Малдером, его могут обнаружить.

Малдер был практически уверен в том, что Хансен планировал поджечь здание, и не рассчитывал на то, что бывший помощник шерифа свернет со своего маршрута, чтобы освободить его до распространения огня. Его могут спасти безо всякого риска уже после ухода Хансена. Что одновременно беспокоило и вселяло в него уверенность, так это то, что Скалли не станет колебаться, невзирая на возможную опасность. Он надеялся, что что-нибудь вскоре произойдет, потому что просто не смог бы долго находиться в этом запертом офисе, тревожно принюхиваясь в попытке уловить запах дыма.

Когда Флинн прибыл, все остальные группы уже собрались в лаборатории. Они не обнаружили ничего, кроме нескольких мертвых пчел, с трудом собранных на земле в разных местах, и с нетерпением ожидали сигнала отбоя, позволившего бы им оставить позади эти разочаровывающие поиски и вернуться обратно к машинам. Флинн тут же вытолкал всех через заднюю дверь лаборатории и быстро объяснил план поспешного и незаметного отхода.

- Где Мал… мистер Доу? – спросила Скалли, как только Флинн сделал паузу в своей речи.

- Он влип в неприятности, пока мы обыскивали дом. Кто-то вошел через переднюю дверь, когда я входил через заднюю. У меня было время уйти, но, к сожалению, мистер Доу был обнаружен. Так как он никак не связан с нашей группой, его обнаружение не подвергнет нас опасности.

- И кто же вошел? – нетерпеливо потребовала Скалли.

- Я слышал голос Боба Хансена. С ним могли быть и другие.

- И какой у нас план по вызволению мистера Доу? – Теперь Скалли казалась по-настоящему обеспокоенной.

- Никакого. Нам надо убраться отсюда, пока нас не засекли. Помните, я говорил, что не стану рисковать ради вас.

- Кто пойдет со мной? – спросила Скалли, обращаясь к остальным.

- Всякий, кто нарушит мой приказ, покинет группу, но по-прежнему будет связан обязательством сохранять секретность под угрозой самого сурового наказания, - с нажимом заявил Флинн.

Мужчины выглядели смущенными, но никто не ступил вперед и даже не посмотрел ей в глаза.

- Я не хочу, чтобы вы поставили нас под удар, мисс Роу, - продолжил Флинн, шагнув к Скалли, словно бы для того, чтобы удержать ее.

Скалли отшатнулась и вытащила пистолет.

- Выстрел привлечет к вам внимание, - просто заметила она и так быстро, как позволяло ее потрепанное тело, направилась к главному зданию. Теперь свет горел внутри, так что Скалли была уверена, что ее не заметят. Она осторожно вошла через заднюю дверь, держа оружие наизготовку. Остановившись в дверном проеме, ведущем из кухни в коридор, она услышала шаги вверх по подвальной лестнице и быстро заняла позицию за дверью в подвал. Когда Хансен вышел из-за нее, она направила на него пистолет и приказала ему бросить оружие. При звуке ее голоса он испуганно подскочил.

- Я бы на вашем месте не стал стрелять, агент Скалли: здание наполняется газом. Вы можете спровоцировать преждевременный взрыв. Прошлой ночью вам повезло выжить - не упустите свой второй шанс.

- Где Малдер? – спросила она, продолжая держать его на мушке.

- В одном из офисов. Мне нужно было на время устранить его. Если бы я знал пароль от двери, я бы вам его сказал. Насчет него у меня нет никаких конкретных указаний.

Сказав это, он развернулся и бросился к входной двери. Скалли не рискнула стрелять в него, так как в буквальном смысле слова унюхала, что Хансен не солгал. Она стала звать напарника и вскоре услышала его ответ из-за двери бывшего офиса доктора Энтони.

- Ты в порядке, Малдер? – спросила она.

- Да, если не считать того, что я заперт в здании, которое, как мне кажется, вспыхнет в любой момент. Хансену нужно было подчистить хвосты, по его же собственным словам, а его любимым инструментом для выполнения любой работы, похоже, является зажженная спичка.

Несмотря на легкомысленность, с которой он произносил эти слова, Скалли слышала дрожь в его голосе.

- Хансен ушел. Дверь закрыта и с этой стороны, - сообщила она. – Но когда я попробовала ввести пароль, загорелась красная лампочка. Я пойду посмотрю, что тут происходит, а потом вернусь, и мы попробуем ее открыть.

Скалли решила спуститься в подвал, чтобы проверить, можно ли перекрыть газ, но на полпути вниз по лестнице у нее перед глазами все поплыло. Пистолет и мобильник Малдера лежали на третьей ступени внизу, но прежде чем забрать их, Скалли осмотрелась по сторонам в поисках газового вентиля и увидела, что Хансен с помощью гаечного ключа удалил целый участок газовой трубы. Ей ни за что было не вернуть его на место до того, как она потеряет сознание от недостатка кислорода. В любом случае, будет слишком опасно орудовать металлическим инструментом в наполненном газом помещении. Даже одна искра может оказаться фатальной. Спускового механизма с лестницы видно не было, так что Скалли просто спустилась вниз и быстро забрала телефон с пистолетом, задержав дыхание.

Она сначала вышла из подвала и только потом набрала службу спасения, предупреждая об утечке газа и спусковом механизме, установленном для его воспламенения. Быстро осмотрев остальную часть здания в поисках других источников огня или взрывчатых веществ, она вернулась к офису, в котором до сих пор томился в неволе Малдер.

- Дом в огне, Скалли?

- Нет, ничего не горит, и здесь нет ни матрасов, ни мебели для долгого тления.

- Тогда будь осторожна: он может вернуться с катализатором.

- Я буду готова. Я позвонила в пожарную службу с твоего сотового. Малдер, на этой панели нужно ввести четыре символа, если она работает так же, как та, которую использовал охранник, ранее впускавший меня в здание. Этот офис принадлежал женщине по имени доктор Энтони. Как думаешь, можем мы предположить, что пароль должен иметь для нее какое-то значение? Есть какие-нибудь идеи?

Она попыталась сосредоточиться на решении проблемы, вместо того чтобы размышлять о том, каково это – оказаться жертвой взрыва. Больно ли это, или она даже не успеет понять, что случилось?

- Попробуй вариации «ЭНТОНИ» и «ТОНИ». Попробуй части «БИО-ГРО» в прямом и обратном порядке и вперемешку. И «БАРДЖЕЙ» в разных вариациях.

Ничего из предложенного не помогло. Скалли начала вводить праздничные даты, загнав подальше в глубины своего разума мысли о том, что сегодняшняя дата может быть увековечена на их могилах.

- Жаль, что ты не была в ее офисе в тот день. Ты могла бы увидеть что-нибудь, дающее нам представление о ее образе мыслей, - с сожалением заметил Малдер.

- Ее предшественником был Фрэнсис Хоувард. Я попробую вариации этого имени. Энтони была новенькой, так что она, возможно, не сменила пароль.

Скалли понадеялась про себя, что кому-то из ее семьи не придется наблюдать чересчур уж жуткую картину на ее опознании. Лучше бы, если бы она испарилась, оставив после себя, пожалуй, золотой крестик и несколько зубов для положительной идентификации.

Малдер сделал себе мысленную заметку предложить Стрелкам разработать небольшую электронную отмычку, которая сможет сгенерировать тысячи паролей за секунду.

- Скалли, нам следует сделать заказ на миниатюрную отмычку для электронных замков для Фрохики и компании.

- Я попробую «ОДИН», «ЦАРЬ», «ДЖЕК», «РУБИ», - попыталась пошутить Скалли.

Она вспомнила весьма интересное собрание у Стрелков, о котором ей рассказал Малдер. Они в подробностях расписали ему биографию Курильщика. Ты не можешь позволить этому человеку выиграть из могилы, Дана, сказала она себе. Будет ли это походить на землетрясение или поднимающуюся под ногами волну? Или мысли и чувства просто перестанут существовать? Она вспомнила историю о женщине из Канзаса, которой ампутировали ногу, пока она была в сознании, зажатая обломками. Что ж, это здание было недостаточно крупным и прочным, чтобы этот сценарий воплотился в жизнь. Вероятно. Перестань отвлекаться, Дана, пожурила она себя.

- Начни вводить имена. Это самый распространенный способ выбора пароля. Имя родственника, друга или кличка домашнего животного.

- Ладно, предложи какие-нибудь имена. – От газа у нее начала кружиться голова. Было бы слишком жестоко, если бы она потеряла сознание, и Малдер так и не узнал бы, оставила она его или погибла. Пока, разумеется, он не погиб бы сам.

Он быстро предложил ей несколько имен, пока не заметил того, чего она так страшилась.

- Скалли, я чую запах газа. Где-то утечка?

- Да, вообще-то, - признала Скалли, не переставая набирать на клавиатуре четырехбуквенные слова.

- Скалли, он намерен устроить взрыв вместо пожара. Тебе нужно покинуть здание до того, как команда спасателей перекроет источник газа.

Они оба знали, как долго спасателям добираться из Дюбуа до Диггера. Еще дольше у них займет определение местонахождения Бара Джей. Скалли продолжила вводить слова.

- Мы не найдем правильный ответ, тыкая пальцем в небо. Ты должна уйти отсюда до того, как что-то случится. Пожалуйста, уходи. – В голосе Малдера зазвучали отчетливые нотки паники.

- Ладно, - ответила она, продолжая набирать всевозможные комбинации месяцев и дней.

Через минуту Малдер снова заговорил:

- Скалли, я знаю, что ты все еще там: я слышу, как ты нажимаешь на кнопки. Пожалуйста, уходи по-настоящему, - умолял он со все возрастающей тревогой. – Не позволяй им добраться до нас обоих.

- Малдер, ты же знаешь, что я не могу тебя оставить, - терпеливо пояснила Скалли. – Помоги мне придумать правильный пароль. Если кто и может его вычислить, то только ты.

- Скалли, я тебя умоляю. Ты не должна здесь умереть. Ты должна обнародовать то, что мы узнали. – Это была последняя карта, которую он мог разыграть. – Ты несешь ответственность перед всем миром за продолжение нашей работы, - с торжественными, пафосными нотками в голосе добавил он, играя на ее чувстве ответственности.

- Да, но не только перед миром. Сам знаешь, что есть вещи, ради которых стоит умереть.

- Подумай о своей семье.

И тут Скалли решила, что ей придется проявить жестокость. Она понимала, что он напуган и при этом беспокоится за нее. Но у него куда лучше, чем у нее, получится решить эту головоломку, если ей только удастся заставить его сосредоточиться.

- Малдер, ты меня отвлекаешь. Если не можешь помочь мне решить проблему, тогда просто помолчи. Я отключусь из-за газа минут через пятнадцать.

Это наконец убедило его в том, что она не собиралась уходить, так что он заставил себя включить режим профайлера.

- О чем говорила доктор Энтони? Какой она была?

- Она не стала распространяться о своей работе, если не считать упоминания о разведении скота, что на самом деле не соответствует действительности, разумеется. Как насчет «ПЧЕЛ»? – спросила Скалли, одновременно вводя на клавиатуре это слово.

- Как насчет «ОСПА»? - предложил Малдер.

- Она была одержима деньгами, выделяемыми на проект. Она все говорила и говорила о том, как соблазнительно обладать такими средствами. Никто не устоит перед такими суммами, говорила она.

- Скалли, попробуй «ДЕНЬГИ» (1), - немедленно отозвался Малдер. – Думаю, эту женщину мучила совесть из-за того, что ее купили.

Из-за все усиливающегося головокружения и убежденности в том, что это слишком простое решение, Скалли едва не пропустила то, что лампочка вспыхнула зеленым. Она потянула за ручку, и когда та поддалась, очень осторожно открыла дверь. Столь же осторожно они направились к выходу из здания, по пути ничего не трогая и с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти на бег.

Когда они вышли на холодный чистый воздух, то ускорились настолько, насколько позволяли их пострадавшие накануне тела. Они не останавливались до тех пор, пока не достигли небольшого возвышения в трехстах метрах вниз по дороге. Улегшись на землю с другой его стороны, напарники приготовились ждать взрыва.

- Что случилось с «Джимми»? – с большим сарказмом, чем намеревался, спросил Малдер.

Услышав тон, которым он задал этот вопрос, Скалли окинула его испытывающим взглядом.

- Он со своими людьми на пути по домам, где их ждут теплые маленькие постельки. Они не могли рисковать обнаружением, возвращаясь за тобой, - не менее насмешливо, чем он, отозвалась она.

- Он был прав, Скалли. Их деятельность куда важнее, чем происходящее с любым из нас, включая меня.

- Не для меня, - ответила она. – Мне надо позвонить шерифу Рейнольдсу и дать ему наводку на Хансена, хотя уверена, что его уже и след простыл.

Скалли именно это и сделала, и шериф Рейнольдс пообещал прибыть в Бар Джей в течение часа.

Они прождали взрыва еще минут пятнадцать.

- Мне холодно лежать на земле, - в конце концов заявила Скалли. – Я немного похожу.

Они оба встали, по-прежнему не сводя глаз со здания.

- Знаешь, Скалли, может, план Хансена не сработает. Может, я мог бы вернуться и установить, где находится резервуар, который снабжает здание газом. Если бы я перекрыл газ в источнике, то, возможно, предотвратил бы взрыв, и у нас появился бы шанс найти какие-нибудь улики, - осторожно предложил Малдер.

- Скажи, что пошутил, Малдер, - велела ему Скалли, - потому что если нет, я тебе в ногу выстрелю.

- Вообще-то, я предпочитаю плечо, - скорчил гримасу Малдер, потирая левое бедро.

- Ради чего стоит умереть? – вдруг спросил он. – Кроме разоблачения заговора.

- Ради веры. Доверия и веры, твоих в меня. При всей неуверенности, в которой мы живем, мы должны верить друг в друга. Это единственное, что позволяет мне продолжать.

Малдер принялся раздумывать над правильной шуткой, которая разбавила бы торжественность момента. Пока Скалли умирала от рака, его эмоции стали максимально простыми. Он позволял себе чувствовать и показывать свою скорбь, свой страх, ощущение потери частицы самого себя в случае ее смерти. Радость после ее ремиссии также была простой. А потом, с их возвращением к работе и его презрением к себе за прошлое легковерие, эмоции снова усложнились. К счастью, он знал ответ, ведь многие годы полагался на это самое решение.

Он загрузит себя круглосуточной работой, сядет на постоянную диету из порнофильмов, чтобы обуздать свои гормоны, и добьет любые выжившие эмоции циничными шутками. Вот почему его так поразило то, что он произнес дальше:

- Странно, Скалли, ведь я совсем не то хотел сказать вчера, когда ты поблагодарила меня за спасение твоей жизни. Каким-то образом слова изменились до того, как я их озвучил, превратившись в эгоистичную ремарку, подразумевавшую, что меня больше волновали очки в дурацкой игре разума, чем твоя жизнь. Как я мог сказать что-то столь бесчувственное? И это ведь не в последний раз, верно? – добавил он с мрачным смирением.

Скалли пришлось потрудиться, чтобы скрыть удивление. Малдер никогда не говорил ничего столь же самоуничижительного раньше. Если он неуверенно пытался выразить свои чувства, она не хотела спугнуть его, отреагировав на его признание чересчур остро.

- Нет, это не было бесчувственным. Я знала, что ты не это имел в виду.

- Да, полагаю, ты знаешь меня достаточно долго, чтобы это заметить. Половину времени я сам не понимаю, что чувствую, и тем более не понимаю, как эти самые чувства выразить. Это наша семейная традиция, - легкомысленно добавил он.

Когда Скалли представляла Малдера в детстве, то не могла избавиться от образа мальчика Кая, играющего с льдинками во дворце Снежной королевы. Осколки ее волшебного зеркала застряли в глазу и сердце Кая, заморозив его эмоции. В простом мире сказок его подруга Герда растопила осколки своими слезами. К сожалению, реальные люди были куда сложнее. Малдеру причиняли боль самые дорогие ему люди. Раздумий о происхождении и размерах нанесенных ему ран было достаточно, чтобы вызвать у нее самой слезы ярости.

- Все нормально, Малдер, я понимаю, - сказала она, ободряюще похлопав его по руке.

- Ой, у тебя руки ледяные, - воскликнул он. – Вот, надень мой свитер, - предложил Малдер, расстегивая его.

- Нет, на тебе не больше надето, чем на мне… смотри!

Здание словно бы воспарило и увеличилось в размерах у них на глазах. Микросекунды спустя протяжный рокочущий рев взрыва достиг их ушей, и здание исчезло в раскаленном оранжевом пламени. Взмывший к небесам дым казался черно-серым в свете пожара. В течение минуты пристройки тоже взорвались фейерверками, хотя их было и не так отчетливо видно.

Малдер воспользовался отвлечением, чтобы надеть на Скалли свой свитер, и обнял рукой за плечи в попытке согреть их обоих. Ей было так приятно, что она не стала снова протестовать.

- Надо отдать парню должное: он специалист по поджогам. Это место распалось на атомы, - заметил Малдер.

Первым к ним подоспел Зеб. Он услышал взрывы и оказался сильно разочарован, когда понял, что они не были вызваны падением летающей тарелки. Напарники сказали ему, что Хансен взорвал здания в попытке скрыть незаконные эксперименты над животными, и он заметил, что и пятнадцати лет недостаточно, чтобы как следует узнать человека.

Пожарные из Дюбуа прибыли следом за ним.

Малдер подошел к главному пожарному и рассказал ему, что произошло, с некоторыми разумными опущениями.

- Думаю, это уже не срочно, - закончил он. – Не полагается ли позвонить и отменить вызов, когда случается подобное?

- Вы, конечно, шутите, сэр, - ответил руководитель пожарной бригады, улыбаясь. – Мы привыкли к тому, чтобы приезжать на место, когда нам не остается ничего, кроме как наблюдать за остывающим пеплом. Такова цена, которую вы платите за открытое пространство. Мы просто рады, что обошлось без жертв.

Последним появился измотанный шериф Рейнольдс. Он услышал о произошедшем от Малдера и Скалли, которые представили себя в качестве единственных следователей, занимающихся изучением деятельности Бара Джей. Флинн, может, и был менее чем идеальным соратником, но его работа заслуживала защиты. Они согласились вернуться в Диггер на следующий день, чтобы сделать свои заявления, и шериф Рейнольдс подвез напарников к их машине. Когда он заметил аккуратно вырезанную дыру в заграждении, то лишь с усталой улыбкой сказал, что ФБР определенно снабжает своих агентов отличными инструментами для резки по металлу.

В мотель они вернулись к рассвету. Скалли задремала в машине. Малдер приготовился ждать в своем номере, пока она выспится, забрав рукопись Мелиссы из ее номера во время поверхностной проверки безопасности. Скалли едва успела раздеться, прежде чем рухнула на кровать и практически сразу же заснула. Малдер тем временем растянулся на собственной постели и принялся размышлять о пчелах, которых Флинн собрал в Баре Джей.

***

Следующей связной мыслью Малдера было «не паникуй, ты в мотеле». Кошмар вернул его обратно к пожару в тюрьме, но на этот раз одеяло, в которое было завернуто приземлившееся на него тело, при падении раскрылось и явило его взору обгоревший труп. Он сидел, пялясь на белые зубы, из-за сморщившейся кожи обнажившиеся в пародии на усмешку. Он все-таки опоздал. Ему не вынести этого. Он начал задыхаться.

Услышав стук в дверь, Малдер сел на постели еще до того, как толком проснулся, и сумел вдохнуть. О нет, был уже час дня. Без шансов, что ему удастся сегодня заснуть. Он открыл дверь перед Скалли, которая намеревалась поспать, а потому поставила будильник на одиннадцать. Она казалась отдохнувшей и опрятной, особенно в сравнении с его небритым лицом и одинаково взъерошенным состоянием волос и одежды. Он отошел в сторону, пропуская ее внутрь.

Скалли почувствовала себя ужасно, приглядевшись к напарнику. Он достаточно страдал от бессонницы, чтобы еще и так беспечно прерывать его сон. Когда она принялась извиняться, он остановил ее, взмахом руки и несколькими словами давая понять, что все нормально.

- У меня был кошмар, о котором Стивен Кинг может только мечтать. Извинения излишни.

Скалли тоже снился кошмар, который несколько раз разбудил ее этим утром. Ее сон воссоздал поиски в Баре Джей в какой-то странной и тревожной манере. Они с Малдером исследовали ульи изнутри. Она засунула в один из них руку и обнаружила, что он полон сочащихся медом сот. По какой-то причине мед на пальцах заставил ее запаниковать, так что Малдер предложил его вытереть. Он приблизился к ней и поднес ее липкую ладонь к своим губам, отчего с ней чуть не приключилась паническая атака, причем такая сильная, что ее разбудило бешено колотящееся в груди сердце. Она бы скорее поборолась с еще одним пожирателем печени, чем рассказала бы кому-нибудь об этом сне. Даже мысль о нем смущала ее. Разумеется, он стал следствием чтения жалкой рукописи.

Казалось, Малдер вглядывался в ее лицо с непривычным удовлетворением, и Скалли спросила себя, что оно отражало всего несколько секунд назад?

- Давай отправимся к шерифу через полчаса, - более резко, чем намеревалась, предложила Скалли.

- Хорошо, - удивленно отозвался он и поплелся в ванную, предоставив ее самой себе.

В душе Малдер обдумывал заявления, которые ему придется сделать относительно Бара Джей и Хансена. В общем и целом, проще будет опустить роль Дебби во всей этой истории. Если Скалли чего-то не знает, то и не станет переживать, будучи вынужденной держать это в секрете. Интересно, хватило ли Дебби здравого смысла, чтобы немедленно отправить улики по почте? С ее стороны было умно не брать чипы, когда их эвакуировали. Работников, вероятно, подвергали тщательнейшему досмотру и сканированию в качестве рутинной меры безопасности. И все же корпорация наверняка столь же пароноидальна, как и он сам. Как она отчитывалась о времени между своими заданиями, и станут ли они проверять ее липовую историю? В свете его собственного горького опыта он опасался раскрыть существование Дебби шерифу Рейнольдсу или команде агентов из Бойсе. Информация имела тенденцию утекать из правительственных офисов к заговорщикам со скоростью распространения слухов.

Вытираясь, он вспомнил, о чем подумал перед сном. Надо снова связаться с Флинном и посмотреть, что можно сделать с несколькими найденными пчелами.

Несмотря на отсутствие интереса со стороны Скалли, Малдер настоял, чтобы они остановились в закусочной Мардж для чего-то среднего между завтраком, обедом и ужином. Когда они сделали свои заказы, Малдер сказал Скалли, что им надо поговорить с Флинном перед отъездом, и сделал звонок Стрелкам, пока они ожидали еду. Он хотел получить от них телефон Флинна или звонок от него в заранее обговоренное время, после чего взялся за чизбургер, тогда как Скалли принялась есть свой бутерброд с индейкой. Поев, он снова позвонил им и договорился о встрече, которая устраивала бы Флинна. Пока он записывал полученные от того инструкции, Скалли расплачивалась по счету.

Дом шерифа больше не был заполнен следователями. Они с его новым помощником Энди Тревельяном изучали карты, планируя осмотр наиболее вероятных мест в округе, где мог бы прятаться Хансен. Тревельяну пришлось записать их показания, так что он был весьма благодарен им за краткость. Они все подписали и обсудили вероятность того, что Хансен все еще поблизости. Оба Скалли и Рейнольдс согласились, что Хансен сразу же после взрыва убрался подальше и взял себе новое имя, тогда как Малдер не был так в этом уверен. Учитывая сильную психопатическую составляющую личности Хансена, он мог почувствовать себя достаточно умным, чтобы рискнуть.

- Меня раздражает то, что ему, возможно, все сойдет с рук: убийство, попытка убийства, поджог, нарушение клятвы офицера полиции, - сокрушался шериф Рейнольдс.

Он явно считал нарушение обещания, сделанного, когда Хансен вступал в должность его помощника, столь же тяжким преступлением, как и все остальные им упомянутые. Малдер сочувствовал огорчению шерифа, чувствующего себя преданным подлостью Хансена.

Покинув дом шерифа, Малдер поделился со Скалли планами на остаток дня. Флинн оказался настолько напуганным событиями прошлой ночи, что спрятался в тайном месте, о котором, кроме него, никто не знал. Получить от него номер не представлялось возможным. Он отказался звонить Малдеру в мотель или на его сотовый, мотивируя это тем, что телефоны недостаточно надежны, и согласился встретиться только на территории, которую счел безопасной. Они должны были ехать на юг до трассы 33 и затем на запад по ней, пока не достигнут последовательно гравийной и грунтовой дорог,что располагаются параллельно реке Литтл Лост. Их путь будет пролегать на север между двух национальных парков. Эта дорога пересекала другую реку, и именно там они и должны были встретиться с Флинном через час после заката. Расстояние от Диггера было небольшим, если ехать по прямой, но такого маршрута к месту встречи не имелось.

Лэнгли признался, что требования Флинна заставили его почувствовать себя рисковым экстравертом.

Солнце уже клонилось к горизонту. Скалли совсем не нравилась встреча на пустынной дороге, но она держала свои сомнения и тревоги при себе, так как им и вправду надо было поговорить с Флинном. Они ехали по дороге, на многие мили окруженной темными соснами с утопающими в тенях пиками. На ней не было других путников или дорожных служб – пустой бензобак или ливень здесь могли привести к серьезным последствиям.

Когда они достигли того, что, по их представлениям, и было местом встречи, машины Флинна поблизости не оказалось. Они снова проверили указания при свете фонарика, чтобы убедиться в правильности места – казалось, ошибки не было. Примитивный деревянный мост пересекал то, что сейчас представляло собой почти высохшее русло реки. Если бы пролилось достаточно дождя, чтобы наполнить реку и затопить мост, дорога в любом случае стала бы непроходимой. Скалли опустила стекло и прислушалась к возможным приближающимся машинам, но вместо этого до них донеслось далекое завывание волка, зовущего членов своей стаи. Древние воспоминания о роли добычи заставили волосы у них на затылках встать дыбом. Рациональные мысли о наличии у них оружия, скорости машин и страхе волков перед людьми не могли полностью заглушить эти инстинкты. Скалли попыталась максимально невозмутимо поднять стекло, но получилось у нее это чересчур быстро.

- Похоже, что дети ночи вышли на охоту. Как думаешь, у Флинна есть секрет покрупнее его связей с «Джошуа»? – полюбопытствовал Малдер.

- Когда мне было десять, этот фильм показывали на детском сеансе в кинотеатре на базе. Держу пари, многие родители потом здорово рассердились. Я не могла заснуть, пока не повесила на оконный шпингалет четки и не втерла головку чеснока в подоконник комнаты, которую мы делили с Мисси, - напряженно сообщила ему Скалли.

Малдер решил не развивать эту шутку.

- И как твоя мать отреагировала, когда проснулась от аромата итальянского ресторана?

- Просто заставила все отмыть. А вот Мисси была вне себя. Она думала, что было бы здорово заманить вампира в нашу спальню.

Она не смогла сдержать улыбку при воспоминании о таком типичном для Мелиссы поведении.

- Знаешь, волки никогда не нападают больше чем на одного человека, - поспешил успокоить ее Малдер, описывая волчьи повадки на основании собственных соображений и обрывков информации, почерпнутой на канале Discovery. – Их слышно за пятьдесят миль.

- Смотри, это, должно быть, Джимми, - сказала Скалли, указывая на пару фар, приближавшихся с противоположной стороны моста.

Они оба положили руки на оружие, когда машина пересекла мост и припарковалась рядом с их арендованной машиной. За рулем был Флинн, хотя в нем с трудом можно было узнать вчерашнего самоуверенного вояку. Сегодня он выглядел изможденным, а его глаза нервно бегали из стороны в сторону. Он был откровенно напуган.

- О чем вы хотели меня спросить? – напряженно осведомился он.

- Что будет с теми пчелами, что вы нашли? – спросил Малдер.

- Мы послали их нашему контакту в Центр по контролю и профилактике заболеваний с липовой историей. Они проверят их на предмет вирусов и бактерий.

- Нужно проверить их еще и на аномалии в ДНК. Люди, с которым мы имели дело, занимаются экспериментами по клонированию и манипулированием с геномом, - встряла Скалли.

- Она права, - согласился Малдер. – Вы выйдите на связь, когда результаты станут известны?

- Я свяжусь со Стрелками, если решу, что это безопасно. Я не соглашусь на дальнейшие попытки связаться со мной.

- Случилось что-то, что заставило вас принять подобные меры предосторожности? – озадаченно спросил Малдер.

- Господи боже! – воскликнул Флинн. – Прошлой ночью нас едва не поймали. Мы могли погибнуть в этих взрывах, произойди они раньше! Вы с вашей напарницей слишком храбры или слишком глупы, чтобы беспокоиться о подобных вещах? Нам придется залечь на дно, пока любая возможная ниточка, ведущая к нам, не оборвется. Как мы можем осуществить нашу миссию, если нас поймают или убьют?

Его слова напомнили Малдеру о выбранной им прошлой ночью стратегии. Он бы сказал почти что угодно, чтобы Скалли покинула Бар Джей без него до того, как произошли взрывы. Она не приняла его заявление о том, что любое действие приемлемо, чтобы убедиться в продолжении их миссии.

- Знаете, Флинн, иногда приходит время, когда, если не пойти на некоторый риск, миссия становится бесконечной петлей паранойи. Вам нужно выбирать случаи, при которых принятие правильных рисков вполне приемлемо. Весь мир вокруг вас в опасности.

Но Флинн лишь сердито покачал головой и отъехал назад, чтобы развернуть машину для обратной поездки.

- Для парня, который снисходительно назвал близость смерти от огня «волнующей эскападой», сегодня он что-то подрастерял весь свой мачизм. И он определенно заставил нас проделать долгий путь впустую.

- Мы забываем, сколько тревог и опасностей принимаем как должное, Малдер.

Малдер невольно спросил себя, а не добрался ли кто-нибудь до Флинна после прошлой ночи?

Они развернули машину и вернулись в мотель без происшествий. У них оставалось достаточно времени для того, чтобы написать свои отчеты до отхода ко сну. Напарники решили в семь утра отправиться в Диггер, чтобы последний раз повидаться с шерифом Рейнольдсом, а потом поехать в Айдахо Фоллс и одиннадцатичасовым рейсом вылететь в Вашингтон.

Малдеру надо было набросать собственный отчет и закончить рукопись Мелиссы. Он сомневался, что она займет его на все то время, что он бодрствует, но что еще ему оставалось? Малдер написал пару коротких абзацев, подытоживая информацию, которую, по его мнению, нужно было знать Бюро, и со вздохом взялся за старые печатные страницы.

Комментарий к Девятая часть

(1) - В оригинале cash, то есть наличные деньги.

========== Десятая часть ==========

— Роберто, проверь, что там за шум, — приказал Данджело.

Отец Мартин решил, что именно этот человек в ответе за появление дыбы. И сума его, по всей вероятности, вмещала иные инструменты того же ремесла. Отец Мартин подумал, что скоро эти люди заставят его пожалеть о том, что он появился на свет. Хотя единственным отличием между этим новым состоянием и его теперешним окажется физическая боль. Сдержит ли он крики, чтобы не доставить Данджело удовольствия мучить сестру Кэтрин? Ему почти наверняка откажут в кляпе, если он его попросит.

С десяток минут они с Данджело прождали возвращения Роберто, и напряжённое ожидание мучило сильнее, чем ясное понимание кошмарного будущего. Данджело заметно подрагивал от нетерпения. Веселья ради он раз за разом заносил руку, словно для удара, и в последний момент опускал, едва касаясь Мартина пальцами. В прикосновениях Данджело было нечто такое, от чего у Мартина по коже пробегали мурашки, и Данджело явно ощущал его неприязнь. На отца Мартина уже стало накатывать отчаяние, когда они вдруг услышали голоса снаружи камеры.

— Тут пусто.

— И здесь его нет. Да и этой бедняжке тут недолго осталось.

Данджело встал, протянул руку к двери — и та распахнулась, обнаруживая в дверном проёме мужчину в глубоко надвинутом на лицо капюшоне с прорезями для глаз.

— Он здесь! — крикнул кому-то через плечо мужчина в капюшоне. Непонятно было, к кому он обращался. Мужчина подошёл к отцу Мартину и разрезал верёвки.

— Кто ты? — спросил отец Мартин, когда незнакомец попытался помочь ему подняться. Ноги у него потеряли чувствительность, и он рухнул наземь, едва лишившись поддержки. Данджело подался вперед, словно желая покинуть камеру, но незнакомец преградил ему дорогу и угрожающе повёл ножом.

— Ты от… — начал было отец Мартин.

Человек в капюшоне поднёс палец к месту, где под тканью скрывались его губы, и многозначительно мотнул головой в сторону Данджело. Подхватив верёвки, которыми ранее был связан отец Мартин, и подталкивая перед собой Данджело, он вышел за дверь и снова заговорил с кем-то снаружи:

— Он не может идти. Я позабочусь о монсеньёре, после чего вы расскажете ему, что происходит.

— Он пострадал от рук этой падали? Никогда не прощу себе, что столько медлил, — раздался поблизости знакомый голос. Воспользовавшись стеной для поддержки, отец Мартин поднялся на ноги, проковылял к двери и обнял другого стоящего за порогом человека в капюшоне.

— Я тебя уже и не ждал, Эдгар.

— Никогда не теряй веру в меня.

Теперь, когда место оказалось расчищено от Данджело и его солдат, Эдгар откинул капюшон.

— Каков твой план, Эдгар? У тебя ведь всегда есть план. — Мартин не медля повёл Эдгара к камере сестры Кэтрин.

Из коридора выглянул высокий, мрачного вида мужчина. Завидев Мартина, он широко улыбнулся.

— Дрю, твоя борода стала длиннее с тех пор, как я в последний раз тебя видел, — поприветствовал его отец Мартин.

— Будь почтителен, Мартин. Дрю теперь мой военный советник. Он занял место Грегори, когда тот оказался слишком стар для подобных дел, — в шутку пожурил его Эдгар.

— Данджело и его люди связаны по рукам и ногам во внешней комнате, — отчитался Дрю.

— Мы должны уйти отсюда через четверть часа, — сообщил Эдгар.

Дрю отправился выполнять другие поручения, а Мартин уверенно подвёл Эдгара к камере Кэтрин.

— Мне нужно её чем-то укрыть, — оказавшись снова рядом Кэтрин, сказал Мартин.

Эдгар молча протянул ему плащ и рассказал, в чём заключался его план:

— К ночи мы доберёмся на лошадях до охотничьего домика между Гедлингом и Ноттингемом. С утра мы с тобой и ещё несколькими из моих людей отправимся на запад, к побережью. Из Бристоля ты сможешь сесть на корабль до Ирландии. Когда память о твоих “прегрешениях” сотрётся из людской памяти, отец покончит с твоим изгнанием, заплатив требуемое по закону, чтобы ты мог вернуться.

Пока Эдгар расписывал детали плана, отец Мартин аккуратно укутывал сестру Кэтрин в плащ. Она открыла глаза, и было ясно, что она его узнала, но не проронила ни слова.

— Ты предлагаешь отправиться верхом? Но Кэтрин не удержится на лошади. У тебя есть повозка?

Эдгару почувствовал неловкость.

— Мартин, она с нами отправиться не сможет.

— Она поедет.

— Послушай, нельзя допустить, чтобы меня поймали на вмешательстве в дела официальных представителей Папы Римского. Это может кончиться нарушением особой договорённости между отцом и Ватиканом. Единственная причина, почему он вообще меня отпустил, это то, что тебе что-то угрожало. Я нарочно дал отцу это понять. И он запретил мне вмешиваться ровно до тех пор, пока твоя жизнь не окажется в настоящей опасности. Я не могу всё усложнять, взяв с собой околдовавшую тебя монашку.

Герцог постарался донести до Эдгара сложность ситуации самыми простыми словами. Уже тогда Эдгар подозревал, что всё окажется сложнее, чем описывал ему отец. Теперь же, наблюдая за тем, как нежно прикасается Мартин к щекам сестры Кэтрин, проверяя нет ли у той жара, он окончательно понял, что придётся отойти от заранее продуманного плана. Это выражение лица Мартина было знакомо Эдгару ещё с детства. Он ни за что не уступит в подобном состоянии.

— Она меня не околдовывала. Это всё вздор. Она не виновата в колдовстве, — Мартин вдруг замолчал, о чём то задумавшись. — Так ты хочешь сказать, что неделями следил за этим местом до того, как меня взяли под стражу?

— Мы расположились в охотничьем домике, о котором я уже говорил. Охота была славной. Я платил двум слугам, которые каждый вечер оповещали моего человека обо всём, что происходит. Сюда я прибыл как только смог, когда узнал, что эта недоразвитая свинья обвинила тебя и бросила в камеру.

— И всё это время от меня требовалось только подставиться, — не веря собственным ушам проговорил отец Мартин.

— Отец желал, чтобы мы ни во что не вмешивались, — напомнил ему Эдгар.

— Данджело вывел меня из себя, заманив в заранее подготовленную ловушку. Я так старался сдерживаться и не рассердиться. Тогда у меня бы остался шанс заручиться поддержкой города и заставить их освободить сестру Кэтрин. Но мы с самого начала были обречены. Данджело был готов на всё, лишь бы вывести меня из себя.

— Из того, что я узнал от его слуг, Данджело и самого Иисуса мог бы довести до того, что тот замахнулся бы на него крестом, как дубиной, — заметил Эдгар, но тут же добавил: — Убивать его нельзя. Это вызовет слишком много проблем.

— Эдгар, ты ведь понимаешь, что я не шучу? Я её не брошу, и тебе остаётся только решить: или ты спасаешь нас обоих, или никого.

— Ты же понимаешь, что ей не выдержать несколько недель в пути. “Если только она раньше не умрёт, - добавил Эдгар про себя, - и тогда окажется, что мы зря затеяли этот конфликт с Ватиканом”. — С ней тебе станет сложнее покинуть Англию.

— Можешь раздумывать хоть всю ночь, мои условия не изменятся.

Естественно, медлить Эдгар не мог. В любой момент кто-нибудь в замке мог проснуться. Эдгар понимал, что отец будет в бешенстве, если он привезёт с собой монахиню, но в не меньшем бешенстве он окажется, если Мартин останется в лапах у Данджело. Имея на руках такой неприятный выбор, Эдгар решил поступить по зову сердца.

— Дрю, разыщи повозку и спокойную лошадь и смотри никого не разбуди.

Спустя четверть часа Дрю вернулся с новостью, что лучшим, что удалось отыскать, никого не разбудив, была двухколёсная повозка с лошадью, которую помощники повара запрягали для поездок на рынок.

— Как можно быстрее выдвигаемся в путь. Повозка нас сильно замедлит. Дрю, возьми своих людей, принесите вино и займитесь охранниками и, конечно же, нашим добрым монсеньером. — Эдгар развернулся к Мартину. — Я взял с собой отравленное снотворным вино. У них всех будет выбор: выпить вино или получить по голове. Благодарение Богу за то, что мы застали их врасплох и никого не пришлось убивать.

— Где они?

— Они в караульной, во внешней части тюрьмы, связаны. Мои люди не показывали им своих лиц и были аккуратны в беседах, не упоминая ни имён, ни мест. Когда, выпив вина, люди Данджело почувствуют сонливость, мы развяжем их и обольём остатками. А там поглядим, какие басни станут рассказывать про эту ночь.

Когда все охранники получили по порции отравленного вина, отец Мартин попросил людей Эдгара помочь ему отнести солому в повозку. Несколько из них согласились помочь и передали свои плащи, чтобы Мартин мог выстлать ими дно повозки.

Когда всё было готово, отец Мартин попробовал приподнять сестру Кэтрин с соломы, но при любом движении та вскрикивала из-за повреждённого плеча. Мартин опустил её обратно, и сердце его упало при мысли о многих часах пути по ужасно разбитым дорогам, что им предстояли. Он прошёл в караульную, где многие из людей Данджело уже лежали без сознания.

— Сколько из этого я должен ей дать? — спросил он у Дрю, держа в руках одну из наполовину опустевших бутылей. Дрю снял с полки серванта глиняную кружку и наполнил её до половины.

— Этого должно хватить. Но ты сильно рискуешь: если она слабее, чем кажется, то может и не проснуться.

— А если я ничего ей не дам, то она может не пережить этой тяжёлой дороги, - тихо ответил отец Мартин.

Он чуть приподнял голову Кэтрин и уговорил её выпить всё до дна, уверяя, что скоро ей станет гораздо лучше. Через несколько минут она уже впала в такой крепкий сон, что не шелохнулась, пока Мартин нёс её в повозку.

Все вместе они прошли полмили до места, где их ждали привязанные лошади. Один из людей Эдгара вёл под уздцы ту, что тащила за собой повозку. Эдгар велел ему сесть в седло и продолжить вести запряженную в повозку лошадь. Мартину же предназначался другой конь. Повозка и вправду заметно снизила скорость их передвижения.

До охотничьего домика они добрались только с наступлением рассвета. Эдгар отвёл Мартина в сторону и сказал, что им нужно придумать новый план.

— Мне и моим людям надо срочно выдвигаться. Теперь уже и Данджело, и его охранников обнаружили. Все вместе мы только привлечем к хижине лишнее внимание. Я могу найти женщину, которая позаботилась бы о сестре Кэтрин, и тогда ты сможешь отправиться с нами, как планировали, — с надеждой в голосе предложил Эдгар.

Ещё не закончив говорить, он уже знал, что Мартин откажется от такого плана, главным недостатком которого была большая вероятность, что если кто-то извне будет постоянно общаться с сестрой Кэтрин, рано или поздно он выведет на её след ищеек Данджело. Самого Эдгара подобный исход мало волновал, но он не мог позволить Мартину оказаться обнаруженным. Эдгар с сомнением взглянул на друга.

— Ты один тут справишься?

— Да, — с уверенностью заявил Мартин, - но пока сестре Кэтрин не станет лучше, я не смогу добывать еду или колоть дрова.

С появлением Эдгара в тюрьме Мартин поверил, что способен горы свернуть.

— Я попрошу Дрю передать тебе все, что можно, из наших запасов. Мы нарубим вам дров перед отъездом. Сам я планировал остаться на ночь в Ноттингеме. Там я знаю людей, на которых можно положиться, если купить их молчание. Вначале я рассказывал всем, что в домике лесника останусь для охоты. Теперь постараюсь, чтобы по округе пошёл слух, что на самом деле это место мне нужно, чтобы держать здесь свою возлюбленную, которая не прочь погулять на стороне, представься ей такая возможность. Сделай всё, что сможешь, чтобы люди в округе поверили в эту историю.

Ещё с час все были заняты уборкой мусора и всякого сора, оставшегося в домике после Эдгара и его людей. Кэтрин лежала в повозке, ни разу не проснувшись, пока шла шумная работа. В хижине обнаружилась большая кровать с продавленным матрасом, что навело Мартина на мысль, что это место в действительности чаще использовалось для тайных свиданий, чем для охоты. Меховые и шерстяные накидки на кровати не внушали Мартину доверия, но выбора у него не было. Он постирает простыни при первой же возможности.

Уложив Кэтрин на кровать, Мартин смог сделать то, что хотел со вчерашнего дня, когда Алан только привёл его в тюрьму. Несмотря на непроходящую вялость и сонливость сестры Кэтрин, он сумел уговорить её угоститься сладким вином со взбитым белком и сахаром. И раз после этого её не стошнило, Мартин решил, что шанс на поправку есть.

В хижину вошёл Эдгар, чтобы попрощаться.

— Эдгар, я всё ломал голову, пытаясь разобраться, что происходит. Почему ты решил сообщить своему отцу о моей просьбе о помощи? Ты боялся сделать что-то не так, не предупредив его? Или ты как-то лично вовлечен в дипломатические связи… как и мой отец? — с беспокойством начал Мартин.

— О нет, я не имею ничего общего с лживыми крысами из Рима. В этом мало чести. Просто я знал, что отец хотел бы узнать о твоих проблемах.

— Но почему? Почему он вообще дал согласие на то, чтобы ты мне помог? Моему собственному отцу не интересно, что со мной происходит, — стараясь скрыть расстройство, спросил Мартин.

Эдгар несколько раз прошёлся по маленькой комнатке, молча раздумывая, как поступить.

— Я думал, он тебе сам расскажет, прежде чем ты покинешь Англию. Я узнал об этом несколько лет назад от одной женщины, дочери старого шерифа. Мой отец — твой настоящий отец, Мартин. Мы с тобой сводные братья, — сообщил Эдгар, беспокойно хмурясь в попытке понять реакцию Мартина. — Леди Элизабет вышла замуж за сэра Уильяма в мае. Ты родился в октябре. Свадьбу сыграли так поспешно, чтобы скрыть положение леди Элизабет. Отец всегда сильнее волновался за тебя. Когда в Риме приключилась беда, он выхлопотал тебе место в Дерби. Он планировал твоё возвращение, когда толки в Ватикане прекратятся. Думал раздобыть тебе место в каком-нибудь крупном селении в Англии. Сэр Уильям должен был сообщить тебе всё это при вашей встрече в Лондоне. — Заметив недоумение Мартина, Эдгар, словно извиняясь, уточнил: — Как я понимаю, он тебе ничего не сказал. Во имя Крови Христовой, Мартин, ты правда думал, что мы о тебе забыли?

Мартин только кивнул, пытаясь переварить сказанное, чтобы пересмотреть ситуацию, в которой он оказался, с учётом последних открытий. Как это повлияет на его будущее? С тех пор как сестра Кэтрин оказалась в заключении, он и помыслить не мог ни о каком будущем. А до этого он полагал, что проведёт в Дерби остаток жизни. И он даже начал видеть некоторые преимущества проживания в небольшом поселении без уродливых заговоров, плетущихся в верхушках власти.

— Эдгар, я пока не могу об этом думать. Я нужен сестре Кэтрин. Просто помни, что я любил тебя как брата ещё до того, как узнал, что в наших жилах течёт одна кровь. И я никогда не забуду то, что ты для нас сделал.

— Если вдруг я понадоблюсь тебе до нашего запланированного возвращения сюда через два месяца, отправь письмо с человеком, который будет закупать вам продукты на рынке. Исаак Голдстоун будет тратить оставленные ему деньги на то, что вам потребуется, и на доставку этих вещей. Бог тебе в помощь.

Уже когда они ускакали, и Мартин оказался совсем один в припорошенном снегом лесу, он в полной мере осознал, какая на него легла ответственность. Он оказался единственной преградой между сестрой Кэтрин и всем, что ей угрожало. Но вскоре ежедневная рутина поглотила его настолько, что ему стало не до того, чтобы задумываться об этом.

========== Одиннадцатая часть ==========

Первое время она ничего не могла делать сама. Ему приходилось помогать ей в самых интимных делах. И если раньше мысль о чём-то подобном смутила бы Мартина, теперь он не ощущал ни малейшего стеснения. Всякий раз, как ему требовалось раздеть Кэтрин, единственным чувством, которое он испытывал при виде её истощённого тела и следов плетей на коже, была печаль. Её плечо превратилось в один сплошной сине-чёрный синяк. В своей жестокости Данджело не вывихнул ей сустав, но сильно повредил руку другим менее явным способом.

Мартин старался сохранять хижину в тепле, поддерживая огонь в очаге, и заготовлял дрова впрок. На готовку он времени не тратил, довольствуясь хлебом с сыром, а сестре Кэтрин продолжал понемногу давать яйца, вино, мёд и молоко. За неделю такого рациона она восстановила силы достаточно, чтобы начать ходить по комнате при его поддержке. Кэтрин наказала Мартину дать задание тому, кто ходил на рынок, купить баранины или дичи, и под её чутким руководством Мартин сварил похлёбку.

Только на такие темы они с Кэтрин и общались, касаясь в беседах лишь еды, домашних дел и погоды за окном. Ранее Мартин рассказал, что им придётся притвориться рыцарем и его любовницей. Кэтрин тогда помрачнела, но комментировать никак не стала. Мартин поведал ей и о плане Эдгара переправить их в Ирландию. Он надеялся подбодрить её словами о шансах на светлое будущее, но сестра Кэтрин ни о чём не стала его расспрашивать и продолжала проводить дни в почти полном молчании. Лицо её становилось печальным, когда она думала, что отец Мартин не видит. А когда он к ней обращался, выражение сменялось на вежливо-нейтральное.

Но вот, спустя три недели медленного, но заметного прогресса в восстановлении здоровья Кэтрин, наступила жуткая ночь накануне Рождества.

К тому времени она уже могла сидеть у огня и скармливать огню мелкие веточки, пока Мартин уходил колоть дрова. И, надо признать, Мартин рад был возможности покинуть закопченную хижину и сбежать от опустошенного взгляда Кэтрин. Когда в тот день к полудню он вернулся в домик, Кэтрин лежала на полу, согнувшись вдвое от страшной боли в животе. Вскоре её стало рвать и выворачивать наизнанку не реже чем по разу в час. Это продлилось до трёх утра, когда симптомы, наконец, сошли на нет. Многие ненадолго подхватывали хворь, подобную этой, вскоре выздоравливая, но слабость и худоба сестры Кэтрин вызывали сомнения в том, что её тело справится с недугом. Она уже потеряла много жидкости, и пульс её стал опасно учащенным и слабым.

— Кэтрин, тебе нужно это выпить, — решительно сказал Мартин. — Это подсоленная вода с мёдом. На вкус, быть может, не очень, но твоему телу это необходимо.

— Я сейчас слишком устала.

— Знаю, но у тебя пульс тонкий, как нитка, и сердце несётся вскачь. Взгляни. — Он ущипнул её за руку и показал, как долго не сходит след на коже.

— Если ты не восполнишь полезные элементы, которых лишилась, то умрёшь. Твоё сердце собьётся с нужного ритма. Помнишь, ты сама меня этому учила. - Он ещё надеялся на возвращение Кэтрин из прошлого, такой уверенной в себе и гордой своими познаниями и умениями. Надо было как-то убедить её, что выпить настойку просто необходимо.

— Я не удержу это в себе, — слабым голосом ответила она и отвернулась.

— Прошу, Кэтрин, — настаивал Мартин, на глаза его навернулись слёзы.

Когда Кэтрин ничего не ответила, оставшись лежать неподвижно, он опустил кружку, несколько раз вздохнул и аккуратно развернул Кэтрин лицом к себе.

— Любимая, хочешь, чтобы я тебя отпустил? Ты и так уже настрадалась. Мне будет ужасно тяжело, но если хочешь покинуть этот мир, то я готов просто держать тебя за руку до конца.

Щёки его были мокрыми от слёз, лицо искажено скорбью, но он не проронил больше ни слова. Просто сидел рядом, держа её за руку.

Теперь Кэтрин выглядела озадаченной. Что-то пробилось сквозь стену оцепенения, которую она отстроила, чтобы пережить заточение и пытки, и которая сделала её дальнейшее существование бессмысленным. Она снова изменилась в лице, и теперь Мартин разглядел в нём смесь страха и сдерживаемой ярости.

— Ты не понимаешь. Я не боюсь умереть. Мне страшно жить дальше, — сказала она негромко.

— Я не могу пообещать, что защищу тебя. Ты и сама это знаешь. Но обещаю, что очень постараюсь, — ответил Мартин и закрыл лицо руками.

— Я обрадовалась, когда ты перестал спрашивать обо мне. Потому что больше не нужно было бороться с собой и отказывать в тепле, которое дарили мне наши встречи. Порой после тяжёлой ночи я думала о том, что, если бы ты пришёл меня проведать, тебя бы, возможно, оставили потом в покое. Но я не могла так рисковать. Когда ты сдался, я продолжала выносить пытки только благодаря мысли, что однажды всё это прекратится.

— Господи, Кэтрин, я не сдавался! Эти мерзавцы просто-напросто перестали говорить тебе, что я приходил.

Минуты шли одна за другой, пока Мартин сидел в беспомощном молчании. И чем дольше он сидел, закрыв глаза, тем страшнее ему было их открыть и узнать причину этой тишины. От ощущения, близкого к панике, у него кружилась голова. Мартин даже подумал, что смерть может забрать его тут, около Кэтрин. Тогда не придётся рыть ей могилу в промёрзшей земле.

Сквозь такие отчаянные мысли вдруг пробился голос самой Кэтрин:

— Ты заявляешь, что готов меня отпустить, но заставляешь испытывать к тебе чувства. И я в ловушке этих чувств. — Помолчав какое-то время, она вздохнула. — Но с этим ни тебе, ни мне ничего не поделать. Так держи же меня. И даже если лекарство не поможет, я всё равно попытаюсь его выпить.

Слова эти словно сняли с груди Мартина тяжёлый груз. Он взял заранее заготовленную флягу и вместо того чтобы вернуться к своей лежанке из шкур и одеял на полу, занял место на кровати рядом с Кэтрин.

Прежде чем под утро его сморило от усталости, он всё продолжал предлагать ей напиток, и она мужественно старалась отпивать столько, сколько могла.

Пока он спал, Кэтрин осторожно вытянула руку, провела кончиками пальцев по его лицу и коснулась губами щеки.

Проснувшись, Мартин обнаружил, что его рука обнимает сестру Кэтрин, а её голова покоится у него на плече. И его изумило, насколько привычной ощущалась эта поза.

Он замерил пульс Кэтрин, проверил сердечный ритм и остался доволен. Позже, в тот же рождественский день, она впервые заговорила о Дерби, оплакивая разлуку с матерью, матушкой Агнес и отцом Уолтером, которых они, скорее всего, уже никогда не увидят. Но все же Кэтрин с большим старанием налегла на еду и питьё.

Спустя две недели к ней вернулись привычные энергичность и уверенность в себе. Мартина давно уже тревожило её повреждённое плечо. И в прошлом, когда он предлагал начать разрабатывать его, чтобы оно не лишилось подвижности за период восстановления, Кэтрин не раз отказывалась, заявляя, что ей слишком больно. Теперь плечо зажило, синяки сошли, но сустав потерял подвижность. И Кэтрин принялась его разрабатывать, с каждым днём постепенно возвращая плечу подвижность. Однажды она с гордостью продемонстрировала Мартину, что уже может отводить руку от бедра.

— Теперь я займусь восстановлением движений вперёд и назад, — поведала Кэтрин о своих планах.

Она посоветовала добавить в список продуктов с рынка овощи. После чего проследила за тем, чтобы Мартин начал варить более питательные супы.

Однажды вечером Кэтрин попросила наполнить ей кадку, в которой до этого мылся только Мартин, чтобы и самой принять ванну, не желая больше ополаскиваться в лохани. Она ступила в кадку, и Мартин пробежался глазами по всему её телу, радуясь, что она немного набрала вес. Он так долго смотрел на неё как лекарь, что его искренне потрясло осознание того, как снова поменялось его восприятие. Её нагое тело опять пробудило в нём желание, и он не сразу отвёл взгляд. Мартин был уверен, что Кэтрин заметила перемену по тому, как он вдруг резко занял себя переставлением кружек и чашек. И пока она не оделась, Мартин продолжал смотреть в пол. Никто из них не обмолвился об этом ни словом, но он заметил, что Кэтрин стала больше внимания уделять соблюдению приличий.

Две ночи спустя Мартин проснулся вскоре после того, как они заснули, из-за непривычной зябкости в комнате. Температура за окном опустилась ниже обычного. Он встал и подкинул в очаг поленьев. Пока Мартин дожидался, когда новые дрова разгорятся, он услышал, как Кэтрин ворочается в кровати. Решив убедиться, что всё в порядке, прежде чем вернуться на свою лежанку, он обернулся и увидел, как Кэтрин подзывает его в розоватых отсветах вновь ожившего пламени.

Когда он подошёл и наклонился спросить, что случилось, она молча приподняла одеяла и жестом позвала присоединиться к ней. Смущённый, он попятился назад. Две недели назад Мартин готов был утешить Кэтрин объятием, теперь же боялся, что вряд ли на этом остановится. Она продолжала удерживать одеяла приподнятыми. Ещё какое-то время он держался поодаль от кровати, и лицо её приняло оскорблённое выражение. После столь явной просьбы он не мог отказать ей в утешении, ничего толком не объяснив. Мартин подошёл в надежде донести до Кэтрин причину, по которой им нужно спать раздельно. Тогда она отпустила одеяла, протянула правую руку, взяла его ладонь в свою и потянула на себя. Оказавшись вдали от тепла очага, Мартин уже начал подрагивать от холода. В конце концов он решил ненадолго прилечь, чтобы согреться, и за это время поведать Кэтрин позорную правду о своих греховных помыслах.

Кэтрин опустила голову ему на плечо, словно у них так давно было заведено. Взяв его левую ладонь, она поднесла её к своим губам и, прикрыв глаза, стала целовать пальцы. Когда же Кэтрин принялась нежно посасывать и облизывать кончики пальцев, он больше не мог притворяться, что не понимает её намерений. Её действиям недоставало искусности вследствие отсутствия опыта, но было ясно, что она пыталась его соблазнить, а не наивно искала утешения. Проблема заключалась в том, что при всей безыскусности её ласк, соблазн оставался соблазном.

Жар её тела и мысли об их первом таком восхитительном и пагубном поцелуе постепенно затуманивали его сознание. Кэтрин уже должна была почувствовать его возбуждение через рубаху, но не торопилась отодвигаться. Вместо этого она открыла глаза и робко улыбнулась, как будто довольная результатом, но словно прося помощи в том, что должно последовать за этим. Мартин был не в силах противиться желанию снова поцеловать Кэтрин. Перекатившись на бок, он притянул её к себе и нежно прижался губами к её губам. В этот раз Кэтрин проявила инициативу и превратила поцелуй в более откровенный, протолкнув язычок между его губами: сперва чуть-чуть, затем с большим рвением, словно найдя для себя это занятие удивительно приятным.

Спустя несколько минут наслаждения одними только поцелуями отец Мартин уже принял решение не останавливаться на полпути. Скользнув ладонями вниз к небольшим грудям, он потёр большими пальцами соски через хлопок сорочки. Мартин почувствовал, как от его прикосновений сердце Кэтрин забилось чаще. И больше он уже ни о чём не думал, целиком отдавшись ощущениям и инстинктивно взяв инициативу в свои руки.

Мартин опустился на спину, распустил тесьму на рубахе и скинул её с себя. Затем он сел на кровати и проделал то же самое с сорочкой Кэтрин, не забывая о ее больном плече. В свете пламени он целую минуту любовался её телом, пока не заметил, что под его пристальным взглядом она смущенно зажмурила глаза и отвернулась. Кэтрин потянулась к нему, явно желая вновь ощутить его близость. Тогда Мартин опустился на локти и колени и принялся целовать её жарче, чем прежде. Кэтрин расслабилась и с не меньшим пылом ответила на поцелуи.

Он поместил колено между её ног, и она неловко развела бёдра. Но когда он стал толкаться в неё своим возбуждённым членом, то почувствовал, как она замерла под ним и безуспешно пытается свести ноги. Он потёрся носом о её шею.

— Кэтрин, хочешь, чтобы я остановился? — прошептал Мартин ей на ухо. В ответ она молча мотнула головой и перестала сопротивляться. И всё же он чувствовал её скованность по тому, как напряжены были её ноги и сцеплены зубы. Он и рад был бы не замечать этих сигналов протеста и достичь, наконец, проникновения, но поступить так не мог.

Мартин снова перекатился на бок, продолжая её обнимать. Его встревожило, что в широко распахнутых глазах Кэтрин отражалось нечто похожее на страх.

— Что такое, любимая, ты боишься, что это больно? Но я буду аккуратен.

Она снова мотнула головой.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, Мартин, правда. Я хочу сделать это для тебя, но я не понимала, каково это. Боюсь, я потеряю над собой контроль и начну издавать непристойные звуки. Я уже не знаю, чего от себя ждать.

Последнее, чего бы Мартину сейчас хотелось, это расхохотаться, но он прочувствовал весь комизм ситуации. Пусть Кэтрин и знала, как работает человеческое тело, но некоторые вещи явно оставались для неё тайной за семи печатями.

— Ты же понимаешь, что не должна делать это только ради меня? Ты и сама должна получить удовольствие.

— Я слышала, что некоторым женщинам со временем начинает нравиться, — с сомнением ответила Кэтрин. — Целовать тебя мне понравилось.

Мартин ответил на это долгим поцелуем.

— А будут ли непристойными звуки, которые начну издавать я?

— О чём ты?

Он взял её за руку, обернул её пальцы вокруг своего члена и несколько раз провёл ими вверх-вниз, издав при этом несколько страстных вздохов.

Кэтрин беспокойно заерзала, неосознанно усиливая хватку.

— Нет, это не непристойный звук.

Ей понравился и сам звук, и то ощущение власти, которое он ей дарил.

— Ты должна довериться мне, чтобы я мог контролировать твои чувства, как и я доверяю тебе. Я буду двигаться медленнее, и ты скажешь, если тебе что-то не понравится.

Он снова начал целовать её и нежно касаться обнажённых грудей, потом опустил голову и взял в рот оба соска по очереди.

Сердце Кэтрин забилось ещё быстрее, и она выгнула спину, желая усилить контакт с его губами. Не переставая ласкать соски, Мартин принялся поглаживать и её промежность. Она чуть поморщилась, но расслабилась, когда он продолжил ласки с той же осторожностью. Постепенно Мартин начал усиливать давление, стараясь совершать круговые движения. Кэтрин тихо застонала от удовольствия и приподнялась над кроватью, вжимаясь в его ладонь, чтобы усилить ощущения. Мартин стал уже сомневаться, что сам вытерпит до нужного момента. Нарастающее возбуждение Кэтрин было нестерпимо дразнящим для него самого.

Мартин ввёл палец внутрь, с каждым движением проникая всё глубже, растягивая тонкую мембрану, вместо того чтобы разорвать ее толчками. Через несколько минут Кэтрин шире раздвинула ноги, давая Мартину больше места. Воспользовавшись моментом, он снова накрыл её тело своим. И когда в этот раз он коснулся её своим возбуждённым членом, она приподняла бёдра ему навстречу.

Слабая боль, которую она испытала в момент проникновения, забылась за сладостным ощущением заполненности. Каждый следующий его толчок она встречала, приподнимая ягодицы. С таким поощрением он продержался недолго, и всё же самого пика удовольствия они достигли вместе, содрогаясь всем телом и отдавая себя без остатка ослепительному чувственному наслаждению. В конце Кэтрин тихо вскрикнула, и в этом вскрике отразились как удивление, так и чувство раскрепощения.

Потом они лежали, поражённые масштабами собственного поступка. Новый опыт накрыл их, словно необоримая приливная волна берег. Теперь же им нужно было понять, что они с ним обрели и что потеряли.

Кэтрин ошеломила глубина природы самого акта. Наконец ей открылась суть библейского описания брака как единства двух людей. Ведь теперь они с Мартином действительно стали едины во всех смыслах, и рядом с ним она ощутила такие уют и покой, о каких прежде и помыслить не могла.

Кэтрин и раньше понимала детали процесса как врач. Эмоции же оставались для неё закрытой книгой.

В возрасте тринадцати лет она заговорила на эту тему со своей кузиной её возраста, которая как раз готовилась к замужеству. Люси призналась ей, что мать посоветовала поднять руки над головой и позволить мужу делать с ней всё, что он пожелает. Спустя год, на крестины ребёнка кузины, Кэтрин снова попробовала поднять вопрос замужества в беседе с Люси, но та лишь покачала головой и сказала, что Кэтрин повезло, что та решила уйти в монастырь и ей больше не надо об этом волноваться. Из таких обрывочных познаний Кэтрин пришла к выводу, что может вручить Мартину в дар собственное тело быстро и безо всяких затей. Её удивило, что ему требовалось нечто большее. Её потрясло, что она сама захотела дать ему это большее. И, что важнее всего, главным подарком для Мартина оказалось не её обнажённое тело, а обнажённые чувства.

Сердце Мартина так переполняли вожделение, любовь и нежность, что он боялся, как бы оно не взорвалось. Ему снова не терпелось заняться любовью с Кэтрин. И в то же время он испытывал величайшее удовольствие от того, что просто крепко её обнимал, за одно только это вознося хвалу небесам. Однако за перечисленными чувствами скрывался небеспричинный страх потерять Кэтрин. Страх этот зиждился на фундаменте из осознания грозящих ей реальных опасностей и неуверенности в будущем, с которым им предстоит столкнуться, если удастся избежать всех смертельных угроз.

========== продолжение ==========

В последующие дни Кэтрин с Мартином только и делали, что наслаждались друг другом. Занятия любовью стали для них целью в жизни. Мартин удивлялся тому, как быстро Кэтрин научилась и доставлять ему удовольствие, и наслаждаться процессом. Порой он хватал её и резко входил после мимолётных ласк и поцелуев, не тратя время на то, чтобы снять одежду. Кэтрин же исследовала границы собственных возможностей, дразня его пальцами и губами и отказывая в разрядке, пока он не начинал умолять.

Они придумали игру, в которой один будил другого ласками, и тот, кого будили, должен был как можно дольше сдерживаться, притворяясь, что спит, пока уже не мог сопротивляться удовольствию. Целью было узнать, сколько сможет притворяться уже проснувшийся, и проигравших в этой игре не было. Они проводили долгие вечера в неспешных ласках, оканчивающиеся до боли яркими оргазмами с последующим сном. И лишь однажды оказались озвучены обычно безмолвные страхи, скрывающиеся за этими отчаянными взрывами чувственности.

— Что нас ждёт, Мартин? — как-то раз спросила Кэтрин.

Они были снаружи, собирали хворост. На укрытых от полуденного солнца клочках земли оставался лежать подтаявший было и вновь замёрзший снег. Мир стоял на пороге наступления нового сезона. Дни становились длиннее. И через две недели они ожидали возвращения Эдгара.

Кэтрин уже не могла припомнить, чего ждала в прошлом от нового дня нового времени года. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как она оказалась за решёткой, но казалось, что пролетела целая жизнь. За это время она лишилась своего места в мире, своих друзей, семьи, веры и нормально функционирующей левой руки. И у неё появился возлюбленный, объявленный вне закона, как и она сама. Возлюбленный, на которого она во всём должна была теперь полагаться. Она выбрала его вместо непорочности и смерти, когда смерть казалась величайшим даром, который мог подарить ей мир. Откуда ей было знать, что ждало их в будущем.

class="book">Она взглянула на него, проверяя, услышал ли он вопрос. В его глазах читалась тревога.

— Я говорил с Эдгаром перед тем, как он уехал. Нас собирались переправить по морю в Ирландию. В то время я думал лишь о безопасном месте для тебя, быть может, в другом монастыре. Но это было до того, как между нами всё изменилось. Теперь нам нельзя разделяться, — с уверенностью заявил он. — Я заставлю свою семью это понять. Как и сэр Уильям, я тоже могу работать на герцога.

У Кэтрин сложилось вполне четкое отношение к заговорщической деятельности сэра Уильяма.

— Не смотри так, — упрекнул он её. - Я буду занят в гораздо большей степени управлением герцогством, чем иностранными связями.

Кэтрин подошла к Мартину и тесно прижалась к нему, обхватив рукой за шею.

— Я знаю, - ответила она. — Давай больше не обсуждать это до приезда Эдгара.

И больше они уже не заговаривали о будущем, пока жили в хижине. Им было о чём говорить помимо этого.

Сидя у огня, они обсуждали все события, случившиеся с ними за последний год.

— О чём ты подумала, когда мы впервые встретились?

— Я подумала о том, что в приходе наверняка появится много детишек с твоими восхитительными носом и губами.

— Не может быть. Не хочешь же ты сказать, что у тебя возникли подобные чувства ко мне при нашей первой встрече.

— Нет, не сразу. Но прошло совсем немного времени, прежде чем я ощутила особую связь с тобой, словно нам было на роду написано быть вместе. Твоя очередь.

— Что ты имеешь в виду?

— Не увиливай. А что ты подумал, когда мы впервые встретились?

— Я подумал, что эта прекрасная юная девушка забыла у постели умирающего, притворяясь, будто знает что делать?

Кэтрин улыбнулась, и выражение её лица переменилось. Правой рукой она прикоснулась к своим впалым щекам и неубранным волосам и устремила взгляд на левую руку, которая лежала у неё на коленях.

— Больше никто не совершит подобную ошибку, - заметила она печально.

— Это неважно. Ты всё так же прекрасна. И даже если бы твоё лицо лишилось красоты, я бы продолжал любить его, потому что оно твоё. Оно приносит мне радость,— ответил Мартин.

Он провёл рукой по её коротким волосам до шеи, по плечам и вниз к груди. Легкие прикосновения через сорочку сменились более чувственными ласками. Мартин подхватил Кэтрин на руки и перенёс от камина на кровать, где они немедля воссоединились в сладостном урагане наслаждения и последовавшим за этим забытьи. Проснувшись посреди ночи, Мартин обнаружил, что камин почти потух и в комнате с трудом можно хоть что-то разглядеть.

Он поднялся и снова разжёг огонь. Вернувшись в кровать в оранжевом свете пламени, Мартин коснулся Кэтрин замёрзшим телом, чем пробудил её ото сна. Она прижалась к нему, чтобы быстрее отогреть.

— Кэтрин, я никогда тебе этого не говорил, но я ужасно сожалею о том, чем занимался с Элисон. Я тебя предал. Я предал тебя даже в большей степени, чем мне тогда казалось.

— Я знала, что ты сожалел об этом. Но ты не был виноват в том, что случилось. Ты тогда мучился и страдал от одиночества. А я всё понимала, но была непреклонна. Я вела себя жестоко по отношению к нам обоим. И я осознала свою ошибку, только когда Данджело отправил меня в заключение. Тогда я обнаружила, что мне нужно с тобой увидеться, пусть даже только чтобы заставить страдать. А потом я поняла, как это всё неправильно.

— Если бы я не приехал в Дерби и Элисон меня бы не заревновала, тебя не отправили бы в тюрьму.

— Верно, — согласилась Кэтрин. — И вместо этого последние семь месяцев я бы, наверное, пролежала в неглубокой могиле у реки. Всё слишком тесно переплетено, чтобы гадать, что могло бы нас ждать. Но я не жалею о том, что полюбила тебя.

— В Ватикане я читал переводы на латынь с арабских текстов. Персы торговали с землёй на Востоке, где жители верят, что все мы перерождаемся из раза в раз.

— Одна жизнь за другой? Без конца?

— Нет, с каждой новой жизнью человек должен становиться лучше и духовно развиваться. И когда он окажется достаточно чист, его душа сольётся с Душой Мира и он перестанет существовать сам по себе. Некоторые из философов Греции интересовались этой идеей.

— Так что же, у нас есть шанс вернуться и не повторить ошибки, которые мы совершили в прошлый раз? — Кэтрин не могла скрыть прозвучавшей в ее голосе тоски.

— Думаешь, это первая наша встреча, Кэтрин? — со смехом спросил Мартин. — Мы могли наломать дров ещё раньше. Помнишь ли ты Афины? Или Вавилон? А как мы покидали Египет вместе с Моисеем?

— Я готова продолжать пытаться, — рассмеялась в ответ Кэтрин, — но я всегда хочу быть рядом с тобой.

Никто из них не верил, что впереди их на самом деле ждут новые жизни, но идея казалась восхитительной.

Следующий день принёс с собой бледно-голубое небо, рваные белые облака и предостаточно солнца, чтобы растопить последний снег. В прошлом день вроде этого заставил бы Кэтрин приступить к планированию ежегодных посадок. Теперь же она просидела всё светлое время суток на пороге хижины, стараясь не думать об этом.

Она трудилась над одеждой, которая понадобится, когда наступит время уезжать. Мартин отправил их помощника раздобыть им одежду для путешествия. У него самого не было ничего, кроме той одежды, в которой он отправился проведать Кэтрин. И у неё тоже не было ничего, кроме сорочки и тюремного платья, в которых она сидела в камере. Она пыталась перешить одно из платьев, которые Гарри принёс с рынка. Её желание носить что-то неприметное совпадало с легендой, по которой они находились в хижине. Мартин закатил сцену ревности, требуя, чтобы Генри выбрал для них только что-нибудь старое, простое и скромное. Результаты превзошли все ожидания и воистину производили отталкивающее впечатление.

Кэтрин никогда не любила шить. Теперь ещё и плечо ныло каждый раз, когда она пыталась протолкнуть иголку через плотную ткань. Она злилась и казалась сама себе неловкой, но ей хотелось сделать что-нибудь полезное, пусть даже простейшее обмётывание. Мартин уже закончил мыться, а она всё не сдавалась. Какое-то время он наблюдал за тем, как она то колола себе иглой палец, то бледнела от боли в руке. Сложно было удержаться от того, чтобы выхватить шитьё у неё из рук и придумать, как ей помочь. Она уже дважды отказывалась от его помощи, и он сомневался, что третья попытка что-то изменит. В прошлом она бы порой прерывалась на то, чтобы обратиться к Марии, Иисусу или Отцу Небесному. И эти безмолвные попытки теперь напомнили Мартину о беспокойстве, росшем внутри него с тех самых пор, как они сбежали из тюрьмы.

— Кэтрин, необязательно отвечать на мой вопрос, но я заметил, что ты больше не молишься. Ты перестала верить в спасение своей души из-за… нас? Прошу, скажи, что ты не считаешь себя слишком большой грешницей, чтобы молиться. Даже Церковь признаёт, что плотские грехи - не самые страшные.

— А о чём мне теперь молиться? О том, чтобы Господь дал мне сил противиться соблазну и спать, положив между нами меч — будь у нас меч? — спросила она с улыбкой.

— У нас есть меч. Эдгар оставил мне клинок на всякий случай. Но он ужасно острый, и ты не обнаружишь меня в той постели, где этот меч лежит, вынутый из ножен.

— Ах вот ты какой! А ведь тот меч мог бы спасти мою добродетель. Но я не могу молить о силе противиться соблазну, так как не хочу этого. И я не считаю, что то, что мы делаем - неправильно.

Но не эти слова, а те, что последовали за ними, вызвали у неё румянец смущения.

— Мне стыдно признаться, что собственные страдания заставили меня потерять веру в бога, когда я оказалась в тюрьме. Если бы в прошлом я разрешила себе как следует присмотреться к тому, какие страдания меня окружают, то лишилась бы веры задолго до этого. Я вдруг чётко осознала, что всё происходит лишь по воле случая. Вспомни Дебору, Нью, Джоан или даже Гиба. Они устало бредут вперед, словно какие-то звери, под тяжестью своей ноши, ноши, о которой мне страшно даже подумать. Страдание не добавляет им благородства и не способствуют спасению души. Они пытаются увернуться от пинков судьбы, как деревенские собаки, которые уворачиваются от камней. Но обычно им не везёт.

Мартин испытал облегчение оттого, что Кэтрин не боялась за свою душу, пусть даже он жалел об утерянной ею такой детской умилительной веры в справедливое устройство Вселенной. Теперь это стало мрачным местом без бога на небе, к которому можно было обратиться, когда остальное шло крахом, и больше всего Мартин сожалел об испытанной Кэтрин боли, которая привела её к принятию полной индиффирентности космоса.

— Тебе не из-за чего стыдиться, Кэтрин, ты никогда ни от кого не отворачивалась, не сделав всё, что в твоих силах, и ты предлагала нуждающимся не одну лишь молитву.

Мартин выждал ещё несколько минут и попытался придумать, как повторить предложение помочь так, чтобы Кэтрин не решила, что он считает её неспособной справиться в одиночку. Он прошёл к порогу и сел слева от неё. Когда она снова стала проталкивать иголку сквозь ткань, он только подставил правую ладонь под её левый локоть и приобнял его так, чтобы ей не пришлось напрягать левое плечо. Заметив ее неодобрительный взгляд, он улыбнулся и постарался достойно аргументировать свой поступок.

— Ты же не дашь мне мучиться угрызениями совести, не позволив слегка помочь той, кто ещё не до конца оправилась? — И Мартин обезоружил Кэтрин поцелуем.

Кэтрин сдалась, заметив, как споро пошла работа. Она справилась с обмёткой. Сам наряд с обязательной вуалью скрыл от посторонних глаз почти всё, кроме больших серых глаз, точёного носа и выдающегося подбородка. Увиденное в отражении в колодце заставило её порадоваться тому, что у неё не было лупы. А ещё она подумала, что Мартин был очень добр, притворяясь, что не замечал, как уродует её эта одежда.

========== продолжение 2 ==========

***

Эдгар прибыл в конце первой недели февраля. Он был одновременно их спасителем и незваным гостем, вторгшимся в их тесный мирок.

Он приехал в сопровождении четырнадцати вооруженных людей. Заметив удивление Мартина при виде столь многочисленной свиты, Эдгар отвел его в сторону и тихонько сообщил сведения, получаемые им от осведомителей среди слуг замка.

Данджело все еще был вне себя от гнева из-за удачного побега пленников из тюремных казематов. Он повсюду разослал шпионов в попытке выяснить, кто помог им скрыться и где они находились, держа наготове отряд солдат, готовых отправиться в погоню, как только появится хоть какой-то след.

Наутро после побега в замке стояла настоящая неразбериха. Половина стражников клялась, что сестра Кэтрин призвала на помощь живущий под холмом «маленький народец», который, скрывая свои лица, прошмыгнул мимо охраны и затем усыпил ее с помощью магии. Вторая половина утверждала, что по меньшей мере пятьдесят бандитов во главе с гигантом в капюшоне заставили их выпить, как они божились, яд. Безразличный к этим байкам Данджело терпеливо искал то, что подтвердило бы его теорию, заключавшуюся в том, что осуществлению побега способствовали несколько хитроумных людей – очевидно, хорошо тренированных солдат.

- Он послал своих людей к вашим друзьям и родственникам. Мэттью, которого ты отправлял ко мне со своим посланием, должно быть, что-то сболтнул. В Ноттингеме начали интересоваться моей персоной. Пока они ничего стоящего не узнали, но рисковать определенно не стоит. Мы уезжаем завтра, - сообщил Эдгар.

- Полагаю, Кэтрин достаточно оправилась для поездки верхом, - неохотно признал Мартин.

Он ощутил печаль невосполнимой утраты при мысли об отъезде из их убежища, в котором у них была хотя бы иллюзия безопасности. Ему нестерпимо было снова думать о беспокойстве и страхе, ожидавших их впереди, но они с Кэтрин оба понимали, что этот день неизбежно настанет.

Правила приличия требовали пригласить Эдгара провести эту последнюю ночь перед отъездом в хижине вместе с ними.

- Нет, я не приму твое любезное приглашение, Мартин. Я лучше останусь со своими людьми и обсужу наши дальнейшие планы, - ответил Эдгар.

Он предоставлял им возможность попрощаться. Учитывая сложившиеся обстоятельства, сегодня для этого будет последняя возможность.

Той ночью Мартин и Кэтрин обнимали друг друга и заверяли в своей любви, словно пытаясь высказать за эти короткие часы все слова, которых хватило бы на целую жизнь. И каждый про себя поклялся навеки хранить в памяти образ и ощущение прикосновений другого. Покидая хижину на следующее утро, они чувствовали себя приговоренными к смерти.

В предрассветном полумраке Эдгар представил сестру Кэтрин своим людям. Мартина же большинство из них уже знали. Только Дрю, военный советник Эдгара, смог встретиться с Кэтрин взглядом и поприветствовать ее. Она понимала, что остальные солдаты чувствуют себя неловко в ее присутствии, не зная, как к ней относиться. Была ли она праведной божьей невестой или обычной полковой шлюхой? Она не приходилась никому женой, дочерью или сестрой. Эдгар обращался с ней вежливо, но отстраненно. Она же, в свою очередь, постаралась не мешаться у остальных под ногами.

Мартин помог ей сесть на лошадь. Кэтрин редко каталась верхом с детства, проведенного на ферме. Как бы старательно она ни разрабатывала левое плечо и руку, ей немногого удалось добиться после первой попытки двигать ими, и теперь беспокоилась, сможет ли управляться с кобылой, которую для нее привез Эдгар. Лошадь была норовистой и довольно упрямой. Однако в первый день они ехали неторопливым аллюром, и лошадка Кэтрин покорно шла вместе с другими конями, не выказывая признаков нетерпения и не пытаясь вырваться вперед.

Единственное происшествие приключилось в конце дня. Когда Кэтрин спешилась, у нее подогнулись ноги от усталости из-за непривычной для нее активности. В результате она плюхнулась на землю, чувствуя себя при этом глупее некуда. Дрю заметил ее проблему и быстро подошел, чтобы помочь. Когда оказалось, что она не в силах подняться, он разложил одеяло на земле и помог ей с удобством разместиться у ствола упавшего дерева.

– Вы сегодня хорошо держались и не отставали от нас, сестра, – подбадривающе заметил он. – Я помню, как вы выглядели два с половиной месяца назад. Я опасался, что вы не выживите, и уж точно не думал, что сможете ехать верхом.

– Благодарю вас за помощь, сэр. Это чудо произошло исключительно благодаря отцу Мартину.

– Он замечательный человек. Как и вы.

Ранее Эдгар попросил Мартина какое-то время ехать позади колонны и следить за тем, нет ли за ними погони. В его отсутствие Дрю принес Кэтрин еды и воды и помог разложить одеяла для сна. Прибывший некоторое время спустя Мартин преисполнился благодарности к Дрю за то, что он позаботился о Кэтрин. Остальные солдаты предпочитали просто игнорировать ее.

– Ты никогда ее не оставишь, не так ли, – скорее заявил, чем спросил Дрю, когда они с Мартином сидели у костра и ели запоздалый ужин.

– Верно. Ты и представления не имеешь о том, какая она храбрая и добрая, насколько широк ее ум. В целом мире не найдется никого похожего на нее. Я знаю, что остальные говорят о нас и что думает Эдгар. Для меня это неважно. Нам нужно быть вместе и мы будем.

Дрю пришло на ум, что Эдгар слабо себе представляет, с чем имеет дело. Он упорно полагал, что Мартина можно легко отвлечь от Кэтрин, обеспечив ему хорошее положение в благородном семействе. Дрю же видел, что у их связи столь глубокие корни, что их насильственное разделение причинит влюбленным серьезный вред.

– Я заметил, что она не из тех, кто жалуется. Присматривай за ней в дороге: она скорее свалится с лошади, нежели попросит ехать медленнее, – сказал Дрю.

– Да, она не из тех, кто жалуется, – эхом отозвался Мартин, чувствуя, как из горла рвется истерический смех. Ему удалось его сдержать. – У ее тюремщиков были плети. Знаешь, что они начали делать?..

Дрю покачал головой и поднял руку, останавливая Мартина от продолжения. Должно быть, произносить это было так же тяжело, как и слышать.

– Как они могли сделать с ней нечто подобное?

Мартин произнес это так тихо, что Дрю решил, что ответ от него не требуется. Они оба знали тысячи причин для жестокости, но ни одна из них ее не оправдывала.

Мартин отошел от костра и разложил собственные одеяла как можно ближе к Кэтрин, но не касаясь ее. Ранее они решили вести себя предельно сдержанно, чтобы не оскорблять остальных. Устроившись на ночлег, он положил меч, который теперь всегда носил с собой, в пределах досягаемости.

***

На второй день путешествия Кэтрин села поодаль, прислонившись к старому дубу, пока остальные ели обед. Эдгар снова попросил Мартина остаться позади и осмотреться на предмет преследования. Она слышала, как группа солдат устроилась с другой стороны того же дерева.

– Я вообще не верю, что она была в монастыре. В ее обращенных на отца Мартина взглядах нет ни следа застенчивости или благочестия. Его же очарованность ею понятна. Могу спорить, ее мать рано приобщила ее к своему мастерству.

– Клянусь распятьем, тут дело в колдовстве, – вставил еще один солдат голосом, словно бы проходящим через полое бревно. – Она напоминает изображения, которые можно увидеть на погосте накануне Дня всех святых.

– Не так уж она и страшна, Джек. И кто знает, что скрывается под этим уродливым платьем? При такой бледной коже могу поспорить, что она рыжая.

– И что? У рыжих ужасный характер, – самодовольно заявил Джек. – Еще один недостаток.

– А я слышал, что они необычайно похотливы.

– Что ж, почему бы мне не попробовать это выяснить?

Голос их третьего собеседника казался куда более молодым, но он изо всех сил старался подражать циничным речам старших товарищей. Затем Кэтрин показалось, что она услышала подавляемый смех, перешедший в приступ кашля. Вновь раздался голос Джека:

– Да, почему бы и нет? Тебя как зовут?

– Джон. Джон Вудсон.

– Ты вот что сделай: погоди, пока мы не остановимся и Эдгар не отошлет отца Мартина с одним из этих бесконечных поручений. Когда она отправится в лес по нужде, ты последуешь за ней и скажешь, что она похитила твое сердце и ее отказ просто убьет тебя. Женщинам нравится слышать подобное. А потом повали ее на землю и засади. Она может протестовать, но опытный мужчина вроде тебя знает, что потом она будет благодарна. И не забудь проверить, действительно ли она рыжая.

– Я заставлю ее умолять о продолжении, – похвалялся парень.

– Мы рассчитываем на тебя, Джон. Кто-нибудь хочет сделать ставки?

– Может, не на цвет ее волос, а на другое предположение, – встрял кто-то четвертый.

Раздалось несколько смешков.

– Почему вы тут расселись, ребята, травя байки, словно на декабрьских посиделках в большом зале? Мы трогаемся в путь.

Кэтрин узнала голос Дрю.

– Задержись на минуту, Джон. Мне надо поговорить с тобой. Я услышал кое-что из того, о чем вы тут болтали, не зная, что я рядом, – продолжил он после паузы.

Джон пробормотал что-то неразборчивое.

– Надеюсь, что так оно и есть. Джек с остальными пытались создать проблемы. Ты новенький на службе у Эдгара, и они воспользовались твоей неосведомленностью. Коснись хоть подола платья этой женщины без должного уважения, и Мартин преподнесет тебе твои собственные яйца на тарелочке прежде, чем ты вообще поймешь, что они пропали. Он, может, и священник, но не хуже Эдгара владеет мечом. И тебе бы лучше быть поосторожнее с тем, что ты называешь «глупыми шутками». Как тебе известно, леди Элизабет – мать Мартина. Джек месяц приходил в себя после того, как Мартин услышал его «шутки» насчет наличия у леди Элизабет любовника.

От всего услышанного разум Кэтрин словно погрузилась в какой-то тошнотворный туман. Она чувствовала себя униженной и испуганной, но знала, что находится в безопасности. Она была в безопасности, потому что принадлежала мужчине, которого солдаты уважали и боялись. Что за жизнь ждала ее впереди?

Вскоре она услышала голос Мартина, сначала зовущего ее, а потом требовательно вопрошавшего у окружающих, где она. Если бы только их оставили в тишине и покое. Она пошла на звук его голоса и в очередной раз обрадовалась тому, как при виде ее просветлело его лицо, зная, что на ее собственном отражается такое же выражение. Кэтрин старалась избегать публичного признания их отношений, запрещая себе любой физический контакт с Мартином, но теперь позволила себе обрести утешение в том, чтобы коснуться его руки и опустить голову ему на грудь. Она опасалась, что он отпрянет от нее в смущении – это было бы слишком тяжело перенести, – но вместо этого он заключил ее в крепкие объятия и, приподняв ее голову, коснулся ее губ в отнюдь не целомудренном поцелуе. «Да, – подумала Кэтрин, – мы принадлежим друг другу в болезни и здравии».

========== продолжение 3 ==========

***

На третий день их путешествия вероятность преследования со стороны Данджело практически сошла на нет: они удалились на много лиг (1) от владений барона Филиппа. И все же Эдгар посылал солдат вперед и назад следить за малейшими признаками опасности. Несмотря на усилившееся ощущение безопасности, погода не способствовала поднятию настроения людей. Солнце не выходило из-за туч. Промозглая пасмурность дня превращалась в липкий влажный туман с наступлением вечера. Звуки становились приглушенными, видимость – ограниченной. Группа путешественников чувствовала себя как никогда изолированной от окружающего мира.

Они приближались к перекрестку, на котором дорога на Ковентри сворачивала на восток, а дорога на Вустер тянулась дальше на юг. Всадники в авангарде слегка испугались, услышав звуки арфы, искаженные во влажном воздухе, откуда-то с обочины дороги. Они все хотели быстро проехать этот участок на случай, если «маленький народец» устраивал пирушку, но все же сообщили Эдгару о своем открытии. Он ехал рядом с Мартином, который посмеялся над их страхами и исчез в тумане, направившись на звуки музыки и тем самым укрепив свою репутацию храброго человека.

Он обнаружил двоих промокших и несчастных человек, готовившихся раскинуть лагерь на ночь. Он представился Уильямом и сообщил им, что путешествует в составе большой группы. Путники представились Шоном и Подриком и сказали, что они ирландские музыканты, едущие в Ковентри и зарабатывающие по дороге на жизнь.

– Мы прибыли из Ирландии, сэр, – сообщил Шон. – Прямиком из Дублина в Бристоль и с тех пор путешествовали пешком.

– Почему бы вам не присоединиться к нам у костра и не разделить с нами трапезу. Мы были бы рады в обмен послушать вашу музыку, – предложил Мартин.

Музыканты с готовностью оставили свои бесплодные попытки разжечь огонь и присоединились к более крупной группе. Дрю приказал каждому, кто не занимался лошадьми или распаковывал еду, искать сухую растопку, что было довольно трудным делом при такой влажности. Общее нежелание бродить далеко от остальных в укутанных туманом деревьях делало его более бесплодным, чем обычно. После получасового собирания веток Мартин наткнулся на бревно, скрытое кустами падуба, и отнес его одному из людей Эдгара – солдату, обладавшему способностью разжигать огонь в самых неблагоприятных условиях.

Затем он отправился на поиски Кэтрин, одновременно собирая больше дров на растопку. Когда через полчаса ему так и не удалось ее отыскать, он начал спрашивать остальных, не видели ли они ее, и закончил тем, что громко звал ее в течение пятнадцати ужасающих минут. Для него они тянулись так медленно, что с тем же успехом могли быть и пятнадцатью часами.

Кэтрин попыталась незаметно подойти к нему, когда вышла в уютный круг тепла от костра, но Мартин обхватил ее за талию и приветствовал громкими восклицаниями, в которых смешались облечение и упрек.

– Ты хоть представляешь, как легко ты могла потеряться в таком густом тумане? Если бы ты слишком далеко зашла не в том направлении, мы могли бы никогда тебя не найти. – Он содрогнулся, представив, как провел бы остаток ночи, побуждаемый остальными подождать до утра, прежде чем начать поиски. – Каково это было бы – так никогда и не узнать, что с тобой произошло.

– Извини меня, Мартин. Я не хотела причинить беспокойство. Просто мне трудно было отыскать сухое дерево, так что я продолжала ходить и искать.

– Когда ты поняла, что потерялась? – спросил он, не отпуская ее руку, словно боялся, что она снова исчезнет.

– Я этого не поняла, – со смущенной улыбкой признала она. – Но когда услышала, как ты меня зовешь, то осознала, что не знала бы, в какую сторону идти, если бы твой голос не вел меня.

– Почему ты дрожишь? Сегодня влажно, но не промозгло.

– Я торопилась вернуться и промокла, в спешке ступив в болотце или лужу.

Мартин провел ладонями по ее плащу и платью и понял, что ее ноги, юбки и рукава насквозь промокли.

– Подойди поближе к огню – тебе надо просохнуть.

Кэтрин встала к костру так близко, как только осмелилась без риска обжечься. Колеблющееся розовое сияние смягчало резкие черты ее лица и стирало некоторые морщинки, образовавшиеся в результате страданий и тревог. Она стояла в уютном тепле рядом с обнимавшим ее Мартином с безмятежно довольным выражением на лице, делавшим ее моложе. Эдгар посмотрел на нее и ощутил укор совести при мысли о плане, который он намеревался претворить в жизнь на следующий день. Сделает ли он на самом деле этим одолжение своему брату?

Ирландский игрок на свирели тоже заметил Кэтрин и спросил о ней сидевшего рядом с ним солдата.

– С вами путешествует одна женщина. Разве это не странно? Уважаемая дама обычно берет с собой по крайней мере одну компаньонку, чтобы избежать пересудов. Или она просто полковая шлюха?

– Говорят, что она монахиня, – отозвался молодой солдат, саркастично подчеркнув слово «говорят». – Она жила с этим так называемым «священником» в охотничьем домике под Ноттингемом. Они направляются в Бристоль. Очевидно, они находятся вне закона, преследуемые каким-то настырным монсеньором из Рима. Вот почему наша группа столь многочисленна. У этого итальянца имеются свои солдаты, и он пытается выследить их. Не вздумай подкатывать к ней: этот священник отец Мартин будет сражаться, словно загнанный барсук, за ее «честь». Так мне сказали.

– Как интересно. И романтично, – заметил Шон.

Солдат скорчил кислую мину и принялся за свою порцию еды.

Когда с ужином было покончено, Эдгар попросил музыкантов сыграть.

– Давайте что-нибудь веселое, чтобы прогнать прочь призраков и гоблинов!

Шон и Подрик подчинились, исполняя джиги, рилы и марши. Некоторые солдаты подхватили ритм Подрика, который аккомпанировал свирели на маленьком барабане.

Час спустя Шон заговорил от лица их обоих, признав, что они слишком устали, чтобы играть дальше.

– Я хочу сыграть еще одну песню для леди среди вас, прежде чем мы закончим. Это старинная баллада, называемая «Черная роза».

Они начали исполнять то, что сильно отличалась по тону от танцевальных ритмов. Мелодия походила на зов одинокой птицы, певшей о невыносимой утрате и сожалении. Подрик противопоставил этим ноткам низкие чистые ноты на арфе, которые, казалось, обещали мирный исход, если не надежду, меланхоличному просителю. Когда песня закончилась, Кэтрин и Мартин какое-то время не могли произнести ни слова. Они просто стояли, склонившись друг к другу, и смотрели в огонь.

– Милая песня, но слишком мрачная, чтобы ею оканчивать вечер, – заметил Эдгар. – Сыграйте еще одну джигу, чтобы нам всем приснились приятные сны.

– Порой веселость не к месту, сэр, – отозвался Шон с печальной улыбкой. – В своей стране я получаю столько же запросов на прекрасные печальные песни, как и на джиги, рилы и танцевальные мелодии. Мы больше не можем сегодня играть.

Если в намерения Шона входило восстановить ощущение странной изоляции их группы, то он в этом преуспел. Мужчины просидели у костра так долго, как только могли. Они смотрели в огонь, тогда как плотная белая стена тумана за их спинами скрывала бог знает что.

Той ночью, когда они устроились на ночлег бок о бок, Мартин привлек Кэтрин к себе и обвил ее тело своим. Он сказал себе, что никто их не увидит в таком густом тумане. Во сне их преследовало печальное пение свирели, но они просто цеплялись друг за друга и продолжали спать.

Комментарий к продолжение 3

(1) - лига - примерно 5 км

========== продолжение 4 ==========

***

На следующее утро стало очевидно, что музыканты растворились в темноте ночи. Это внушило Эдгару тревогу, особенно когда стало ясно, что они ничего не украли. Некоторые из солдат шептались про себя, что все это время были правы: двое музыкантов были представителями «маленького народца», живущего под холмами, и пришли они, чтобы сыграть для сестры Кэтрин.

Тем не менее погода улучшилась и день стал ярче – как буквально, так и фигурально. К полудню слабый солнечный свет рассеял туман, и небо приобрело белесый оттенок, словно полированное олово.

– Мартин, не мог бы ты поскакать вперед и проверить, когда мы достигнем переправы через реку? – попросил Эдгар.

Мартин кивнул. Он хотел помочь Эдгару, но прекрасно осознавал, что эти поручения были расчетливой стратегией по разделению их с Кэтрин. Он готов был до некоторой степени идти на поводу у Эдгара, но уже начинал ощущать, что его терпение истончается.

Мартина не было уже какое-то время, когда Эдгар подъехал к Кэтрин и начал разговор, впервые напрямую обратившись к ней:

– Сестра Кэтрин, я наблюдал за вами последние дни. Я неплохо разбираюсь в людях и полагаю, что вы хорошая женщина и действительно любите моего брата. Я надеюсь только, что вы не собираетесь разрушить его будущее, оставаясь с ним. Он может достичь вершин церковной и гражданской иерархии в Англии. Английским прелатам нет дела до недоразумений в Риме. Наш отец может предоставить ему место в домах, где его способности будут оценены по достоинству. После этого не будет предела тому, что он сможет достичь.А скандальная связь с монахиней, которая подписала признание в колдовстве… что ж, мне, вероятно, нет нужды продолжать.

– Понимаю, – с трудом выдавила она.

– Мартин никогда вас не оставит – слишком предан. Не важно, что бы он сам предпочел, он с честью исполнит любое данное вам обещание. Вам решать, освободить ли его от этих обещаний, чтобы он мог вознестись так высоко, как только позволят ему его способности.

Кэтрин показалось, будто Эдгар аккуратно и с наилучшими намерениями вырезал ей сердце и крошил его на части у нее на глазах. Она и представить себе не могла необходимость навсегда попрощаться с Мартином, но это, возможно, было бы самым бескорыстным поступком, говорящим о силе ее любви.

Эдгар тем временем продолжал:

– Я поспрашивал и узнал о монастыре в Ирландии, который примет вас в качестве мирянки. Он славится своей обширной библиотекой и прекрасными манускриптами, которые монахини сами создают. Почему бы вам не подумать о своем собственном будущем?

Он вежливо кивнул ей и побудил своего коня опередить ее на несколько шагов.

Мартин скакал обратно от переправы, когда увидел их разговаривающими. Что Эдгар говорил ей? Они оба выглядели невозмутимыми, но он от всей души понадеялся, что никогда больше не увидит подобную бледность на осунувшемся лице Кэтрин. Он подъехал к ним и сначала обратился к Эдгару:

– Переправа всего в пятнадцати минутах отсюда, но нам не удастся там перебраться: течение слишком сильное, а река слишком глубока. Обычно столько снега не тает к середине февраля. Нам придется двигаться дальше на юг, пока мы не найдем мост.

– Следующий мост у деревни Кленткомб, – уверенно заявил Эдгар. – Это всего в получасе езды.

Поняв, что Эдгар хорошо знал этот маршрут – слишком хорошо, чтобы ему нужен был разведчик, Мартин решил расспросить Кэтрин об их разговоре, когда им представится возможность остаться наедине.

Прислушавшись к совету Эдгара, Кэтрин принялась размышлять над его словами. Она впервые не могла представить себе хоть какое-то будущее для себя. Она нуждалась в том, чтобы быть с Мартином так же, как она нуждалась в воздухе, чтобы дышать. Как ей решиться сделать выбор, о котором говорил Эдгар? С тем же успехом она могла уплыть на край света.

– Кэтрин, не хочешь остановиться и отдохнуть?

Она неосознанно отстала от остальной группы, и Мартин присоединился к ней. Она отрицательно покачала головой в ответ на его предложение.

– Чем тебя так расстроил Эдгар? Я видел выражение твоего лица.

– Он описывал мне место, куда я могу отправиться после того, как мы покинем Англию, - неохотно признала она.

– Ты, без меня. – Мартин мгновенно оценил ситуацию. – Эдгар не имел права вмешиваться в наши дела.

– Он сказал правду – я всегда буду для тебя обузой.

– Его оправдывает то, что он ничего не знает о наших отношениях. А какое оправдание есть у тебя? – резко бросил он.

На ее лице при этих словах отразилось потрясение, как если бы он ее ударил.

Его до чертиков пугала ее способность отгораживаться от него. Страх за их будущее и нежелательное осознание того, что, с точки зрения житейской мудрости, Кэтрин и Эдгар были правы, подогрели его гнев, который он направил на Кэтрин. Дальнейшие его слова также были пропитаны горечью. Разве она, в отличие от него, не понимала, что им просто придется решить имеющиеся проблемы? Принести необходимые для этого жертвы? Нельзя отказаться от предметов первой необходимости ради роскоши. Сами слова не были жестокими, но тон его голоса причинял боль сильнее, чем заложенный в них смысл.

Кэтрин никогда не видела его в таком гневе, причем направленном на нее. Неужели он уже осознал, какой обузой она для него была? У нее еще оставалось достаточно гордости, чтобы не стать чьим-нибудь неохотно взваленным на себя обязательством – достаточно гордости, чтобы не показывать своих страданий и сдержать подступающие к глазам слезы обиды из-за нападок в результате высказанных ею сомнений.

– Мы найдем выход. Помнишь, ты сама сказала, что мне нельзя позволять разбитым честолюбивым планам разрушить мою жизнь. Я собираюсь поехать вперед в Кленткомб, чтобы выяснить, на какую провизию мы можем рассчитывать. – «Ты перегнул палку», – напомнил ему внутренний голос. Последнее он произнес куда сдержаннее, но Кэтрин все равно опечалило холодное выражение его лица.

Еще до того, как его конь миновал первых всадников в колонне, Мартину пришлось сопротивляться сильнейшему порыву повернуть назад и покончить с их недопониманием. Кэтрин обладала склонностью терзать себя за то, что не было ее виной. Эдгар избрал идеальный подход в попытке разделить их, воспользовавшись этой слабостью. Его же бурная реакция лишь ухудшила ситуацию. Ему следовало направить свой гнев на Эдгара, а не на бедную Кэтрин, но сейчас он не мог позволить себе ссору с ним.

Будущее пугало и его. Какое-то время он будет вне закона, зависимым от поддержки герцога. Позже его протекция могла бы помочь Мартину вернуться к жизни законопослушного гражданина. Однако герцог не захочет помогать Кэтрин с тем же самым, даже если бы это было возможным.Эдгар соглашался в этом с отцом, а сэру Уильяму и дела до него не было.

Если бы герцог согласился предоставить Кэтрин отдельное убежище, они могли бы принять это в качестве временной меры. Мысль об этом погрузила его в отчаяние. Как мог он вернуться обратно в темную пещеру, познав радости света и ярких красок? Но если она привносила свет в его мир, то почему он причинял ей боль, отдаляясь от нее сейчас? Было бы гораздо лучше, если бы он поведал ей о своих страхах, позволил бы ей утешить себя. А потом он мог бы сказать ей, что она нужна ему, как солнце земле.

Если бы он уже не въехал на мост, ведущий в Кленткомб, то повернул бы обратно. Деревню было видно с моста, так что он продолжил путь, выискивая того, кто был бы заинтересован в продаже им припасов. Узкие улочки казались странно пустыми. Когда он достиг центра города, то понял почему: толпа селян собралась вокруг каких-то исполнителей. Подъехав ближе, Мартин замер, когда узнал жалобные нотки «Черной розы», исполняемой на дудке и арфе. Шон и Подрик должны были быть на пути в Ковентри, а никак не здесь. О чем еще они солгали?

Мартин подъехал ближе и встретился взглядом с Шоном поверх голов людей в толпе, когда песня подошла к концу. На лице Мартина красноречивее любых слов отразился вопрос. Ответ Шона был столь же ясен. Он поднял глаза к небу и сокрушенно покачал головой, после чего пожал плечами и печально улыбнулся Мартину. Когда он на мгновение коснулся недавно отяжелевшего кожаного кошеля на боку, словно убеждаясь в том, что тот на месте, Мартин развернул коня и помчался обратно по дороге, которую только что проделал, пообещав себе, что с удовольствием вернется позже и свернет шеи этих вероломных ирландских негодяев.

Когда мост оказался в зоне его видимости, он обнаружил, что их группа уже начала переправу. Он прибыл как раз тогда, когда на них с двух сторон напали десятка два людей. На дальнем конце моста Мартин разглядел Данджело, узнав того по манере держаться и богатому одеянию. Мартин пустил коня в галоп, приближаясь к месту схватки и пытаясь оценить их шансы на победу. Противник превосходил их всего на пять человек – спасибо осторожному планированию Эдгара. Однако большая часть группы была зажата атакующими на мосту. Мартин увидел, как Эдгар почти сразу же скинул вниз одного солдата, и его быстро подхватила разлившаяся из-за дождя и снега река.

Кэтрин находилась близко к Эдгару, но далеко от Мартина. Она едва удерживалась в седле, так как ее лошадь крутила головой и в отчаянии выискивала способы укрыться от суматохи и запаха крови. Никто не обращал внимания на ее затруднительное положение: у мужчин все силы уходили на то, чтобы защищаться. Ему показалось, что Дрю, возможно, пытался пробиться к ней с дальнего берега, но у него плохо получалось. Когда Мартин добрался до ближайших участников схватки, то увидел, как лишившаяся всадника лошадь Кэтрин скачет к нему. Если она упала под копыта… О боже, он должен был быть рядом с ней, когда произошло нападение. У них были неплохие шансы победить, но кто-то должен был увести ее подальше от сражения, в безопасное место.

Кэтрин едва успела заметить приближавшегося к ним Мартина, когда солдаты покинули свои укрытия с обеих сторон моста. Это нападение застало врасплох даже Эдгара, ведь все они верили, что находятся вне досягаемости для Данджело. В любом случае, засады редко устраивались так близко к деревням: непредсказуемое поведение местных жителей делало их планирование затруднительным.

Запаниковавшая лошадь Кэтрин сразу же начала искать возможность сбежать. Когда всадница попыталась взять ее под контроль, она поднялась на дыбы и затем покатилась по земле, стремясь обрести свободу. Соскочив с нее и отползя в сторону от разверзшегося вокруг нее хаоса, Кэтрин прижалась к низкой каменной ограде моста. Она увидела, что нападавшие нацелились на Эдгара и вновь прибывшего Мартина – каждый из них сражался с двумя солдатами. Они были полностью поглощены защитой собственных жизней. Им оставалось надеяться только на способность людей Эдгара одолеть своих единичных противников и решить тем самым исход битвы в свою пользу.

Когда она вжалась в стену, мимо проехал Данджело. Он собирался напасть сзади, присоединившись к двум солдатам, которые уже заставляли Эдгара сражаться на пределе возможностей. Его наверняка убьют. Она схватилась за уздечку боевого коня Данджело сбоку и со всей силы дернула, одновременно выкрикивая предупреждение Эдгару. В это же самое время Данджело перехватил удерживающую уздечку его коня руку. Она лишила его преимущества неожиданности, и он на мгновение утратил контроль над лошадью. Один из противников Эдгара отвлекся достаточно для того, чтобы тот нанес ему блокирующий удар.

Данджело наконец совладал с конем и, сместив свой захват на запястье Кэтрин, покончил с ее вмешательством, вонзив меч в ее тело сверху. Он вошел глубоко под ключицей. Данджело извлек его, намереваясь нанести второй удар, но вместо этого отпустил ее руку, отчего она отступила назад. Данджело пришлось иметь дело с Дрю, который набросился на него с яростью берсеркера. На его лице застыла маска скорби и ярости, и Кэтрин с грустью предположила, что кто-то небезразличный ему, должно быть, пострадал в битве. Она тут же подумала о Мартине, но, посмотрев в его сторону, убедилась, что он успешно защищался. Ей оставалось только надеяться, что он не видел, что с ней произошло. Ему нужно полностью сосредоточиться на сражении. Может, она могла бы занять сидячее положение у стены и согнуть ноги в коленях, чтобы скрыть кровь, уже пропитавшую ее платье и сорочку. Однако, охваченная острой пульсирующей болью, она оступилась и упала через ограждение моста в бурную реку.

Мартин не мог следить за тем, что происходит вокруг него, но заметил, как Кэтрин упала. Он понимал, что ее бесполезная левая рука не позволит ей добраться до берега при таком быстром течении. Ему необходимо былопоследовать за ней, даже если это поставит их защиту в невыгодное положение. Он сумел отразить удары двух нападавших на него солдат и направить своего коня к краю моста. Когда он соскочил с лошади на ограждение, то почувствовал удар в бок, нанесенный каким-то третьим участником сражения. Игнорируя боль, он заметил Кэтрин, барахтавшуюся в воде в пятидесяти метрах вниз по течению, и прыгнул в реку, держа в голове их примерное расположение. Когда он вынырнул на поверхность, то рассчитывал, что окажется рядом с ней, но с удивлением отметил, что между ними по-прежнему было метров двадцать пять. У него кружилась голова от необходимости бороться с течением, даже притом что он двигался вместе с ним, а не против. Ему не удавалось глубоко вдохнуть, но со следующей попытки он наконец сумел доплыть до Кэтрин.

Она изо всех сил пыталась удержать голову над водой, а потому не заметила его приближения. Он позвал ее и показал, чтобы она положила голову ему на плечо и прекратила барахтаться. А потом он увидел глубокий широкий порез у нее на груди, из которого непрерывно текла кровь. Ему оставалось только надеяться, что все не так плохо, как выглядит. Кэтрин обрадовалась тому, что Мартин выбрался из боя: если только Эдгар не потерпит поражение и Данджело не найдет их, Мартин будет в безопасности.

– Мы выплывем, – сказал он ей с куда большей уверенностью, чем сам ощущал.

Он попытался сопротивляться бушующему потоку, но вскоре выдохся, понимая, что у него нет сил противостоять ему.

– Мне трудно дышать, – прохрипел он. – Не уверен, что смогу доплыть до берега.

Он положил левую ладонь под подбородок Кэтрин и начал неуклюже плыть в сторону берега, борясь за каждый вздох. На этот раз он попытался использовать течение в их пользу, очень медленно выплывая с середины реки. Расширение потока на следующем изгибе сработало скорее на него, чем против. Течение было не таким сильным в более широком, но мелком месте. С последним усилием Мартин сумел упереться ногами в илистое дно и начал выходить из воды. Он смог подтянуть Кэтрин ближе к берегу и вытащить ее, после чего они оба легли на холодную землю среди сухого мертвого камыша, оставшегося с прошлого лета.

С ужасающим предчувствием надвигающейся беды Кэтрин с трудом повернулась к нему лицом. Она пробежалась рукой по его телу, пока не ощутила теплый поток из его бока. Она мягко обследовала пальцами рану, похожую на ее собственную.

– У тебя кровь, – сказала она, а ее печальное лицо рассказало ему все остальное.

– Похоже на то.

Она снова опустила голову ему на плечо. Поначалу они дрожали в ледяной воде, а теперь, хотя они лежали в мокрой одежде на пронизывающем ветру, ощущение холода начало отступать. Мартину становилось все труднее дышать. Неглубокие вдохи было делать легче и не так болезненно. Вскоре он вспомнил, что собирался сказать нечто важное.

– Извини, что вышел из себя. Я просто очень боялся тебя потерять.

– Ш-ш, ш-ш, Мартин, – успокоила его она. – Я тоже сожалею о своих ошибках и проявленном бессердечии. Все уже позади. Мы больше не обидим друг друга.

Они лежали так неизвестно сколько времени, всматриваясь в тусклое февральское небо. Журчание бурного потока, с шумом проносившегося мимо, было единственным доносившимся до них звуком, помимо их собственного дыхания. Поначалу Кэтрин подумала, что солнце стало выглядывать из-за туч, но потом поняла, что все ее чувства растворялись в свете.

– Мартин, я так тебя люблю, – сказала она, сделав над собой усилие, чтобы поцеловать его в щеку.

Мир потускнел, и она уже не смогла ответить на его признание в любви. «Все хорошо, – подумал он, – пусть она поспит». Она забыла закрыть глаза, так что он осторожно провел кончиками пальцев по ее векам. Он еще какое-то время прижимал ее к себе, пока окружающий мир не померк и перед его глазами.

========== продолжение 5 ==========

***

На оборотной стороне последней страницы была приписка. Кто-то так сильно давил на ручку, что линии остро очерченных и драматически наклоненных букв четко выделялись на фоне напечатанных слов. Малдер перевернул страницу и прочитал короткую запись.

«Ноябрь 1994 года. Теперь я знаю, кто они. Они так сильно страдают. И почему только эта идея казалась мне такой захватывающей десять лет назад? Реальность просто ужасна. Я была в больнице. Дана, вероятно, умрет. Когда-то я представляла, что, обладая этой уникальной информацией, вмешаюсь и спасу положение. Я бы сказала всем, что нужно сделать, чтобы восстановить гармонию во Вселенной. Теперь же я вижу, что это было бы сродни попытке использовать кольца деревьев, чтобы помочь кому-нибудь решить, понадобится ли ему сегодня зонт. Боже, помоги нам всем».

Так, значит, Мелисса не была столь уж уверенной в себе, как хотела казаться, в то ужасное время, когда Скалли лежала в коме. И какая ирония в том, что даже с тем, что она расценивала как «уникальную информацию», Мелисса стала жертвой трагедии, что преследовала их. Или Мелисса в точности знала, что делала, и охотно предложила себя вместо Скалли, спасая жизнь сестры? Нет, это невозможно. Не было никакой уникальной информации – только романтическая история, которая запала ему в душу без всякой на то причины.

Ему нужно было двигаться – это уймет настойчивый голосок, приглашавший его проанализировать имеющиеся улики и понять, что они означают. Казалось, что эта история добавила недостающие детали к тому образу, что уже сформировался в его мозгу, подобно аэроснимкам сельской местности, синхронизированным таким образом, что длинные лучи заходящего солнца подсвечивали малейшие склоны или возвышенности. Историки возрождают давно утерянные очертания древнего поселения, используя подобную технику. Они работают с материальными предметами. Его же впечатлений было недостаточно. Он знал, каким легко внушаемым сейчас был, и не собирался поддаваться.

Почему миссис Скалли так спешила вручить этот угнетающий документ Скалли? Именно миссис Скалли неизменно была источником силы и поддержки для своих взрослых детей, когда у них возникали неприятности. Даже он черпал утешение в ней, когда Скалли считалась пропавшей и мир перевернулся с ног на голову. Была ли она расстроена? Ее расстроило что-то помимо содержимого этого манускрипта – должно быть, нечто поистине драматическое.

Малдер расхаживал по комнате, с каждой минутой все больше накручивая себя. Надо бы придумать способ брать с собой баскетбольный мяч в полевые поездки. Ему уже стало понятно, что заснуть сегодня не получится. Когда он в сотый раз прошел мимо стола у кровати, его взгляд зацепился за прихваченный Скалли буклет с рекламой национального парка «Лунные кратеры». Он всегда хотел там побывать. Судя по карте на буклете, до него было 70 миль пути. Разумеется, ехать предстояло отнюдь не по скоростным шоссе, но много ли желающих будет поглазеть на «лунные кратеры» посреди ночи? Сейчас два часа. Он мог вернуться назад к шести.

Он начал привычное натягивание рубашек, надев сверху свитер. Стоит ли ему взять сотовый? Нет, тогда у него возникнет искушение позвонить Скалли и поделиться малоизвестными астрономическими фактами в четыре утра. И нет нужды в записке: он вернется до того, как она проснется, чтобы прочитать ее. Схватив ключи от машины, он выключил свет и вышел за дверь.

Луна была почти полной, заливая серебристым светом отдаленные горные вершины и позволяя без труда различать дорогу. Что-то в самом движении делало размышления над опасными темами не столь тяжелым, словно попутный ветер уносил его мысли прочь, едва они обретали форму.

Теперь Малдер согласился со Скалли в том, что Мелисса не писала этот манускрипт. Она бы не стала создавать фальшивку, целью которой было доказать, что ее сестра обречена на вечность, исполненную трагедий и страданий. И все из-за него!

Он не мог отрицать того, что Скалли здорово досталось в результате ее работы над «Секретными материалами». И все же она сама выбрала остаться с ним и продолжить рисковать своим здоровьем и жизнью в поисках истины. Он знал, что поначалу ее привлекала волнительность их работы. Теперь же к ней примешивалась еще и преданность. Было ли тут дело еще и в жалости? Скалли уж точно не позволила бы работе полностью поглотить ее жизнь только лишь из жалости к нему. Он надеялся, что она просто очень хотела вывести на чистую воду силы, которые разрушат их мир, если не бросить им вызов. Были ли это пришельцы или заговорщики-люди, но кто-то создавал опасное оружие, которое превратит все население Земли в рабов. Покинув «Секретные материалы», она бы не спаслась от подобной судьбы. Так какое отношение их предположительно общая судьба имеет к угрозе мирового заговора и урону, которой он наносит жизни Скалли? Никакого, триумфально ответил он сам себе! Дело закрыто. Он мог спокойно проигнорировать проклятый документ Мелиссы.

Он смотрел на пунктирные линии, разделяющие полосы движения, когда они быстро мелькали рядом с машиной. Засмотревшись на эти образующиеся альфа-волны он чуть было не пропустил поворот на шоссе 26. К трем тридцати он все-таки остановился у закрытых ворот парка. Казалось нелепым попробовать запереть 85 квадратных миль бесплодной местности, но все расходились по домам в половину пятого вечера, согласно часам посещения. Малдер был уверен, что взламывал охранную систему и покруче, чем та, что имелась на ограде национального парка, так что он продолжил путь от главных ворот и в конце концов выехал на однополосную дорогу для обслуживающего персонала. Она привела его к калитке в проволочной ограде. Малдеру потребовалось всего десять секунд, чтобы перелезть через нее.

Земля вокруг него была не похожа ни на что, виденное им на Земле. Пустыни тоже были бесплодными, но здешняя вулканическая активность породила местность, напоминавшую поверхность других планет. Он вспомнил рисунки в детских книжках по астрономии, которые просматривал в библиотеке, планируя в будущем стать астронавтом. Именно так художник изображал другие планеты нашей Солнечной системы – изрытые кратерами, с острыми зазубринами или сюрреалистически схожими округлыми холмами. Витые колонны и мосты, сформированные нагромождениями расплавленной лавы, походили на рисунки с обложек научно-фантастических книг, действие которых происходит в отдаленных галактиках.

Вулканический камень был серым и шероховатым, хотя лунный свет смягчал края отдаленных конусов и кратеров. Он направился к одному из кратеров и понял, что жесткая, как наждачная бумага, лава разрывала его ботинки. Тогда он выбрал альтернативную дорожку из вулканического пепла, хрустевшего под его подошвами, словно старые гаревые дорожки позади его школы.

Тут был пустынный климат с ясным, прозрачным воздухом, столь отличным от смога крупных городов. Ночь была прекрасна, даже притом что ярко сиявшая луна мешала разглядеть звезды, сокращая количество звезд на одной половине неба, тогда как на другой оно было ими испещрено.

В детстве его завораживала идея о том, что смотреть на ночное небо было все равно что обращать взгляд в прошлое через временной туннель. Лучи света, достигавшие его глаз, начали свое путешествие тысячи лет назад. Не так давно, как он верил, кто-то оттуда преодолел это расстояние, породившее нашу изоляцию во времени. Теперь они были в нашем времени – или так он полагал. Когда-то он спрашивал себя, как они могли проделать такой путь, только чтобы повести себя, как лишенные воображения третьесортные лаборанты, по прибытии берущие под контроль колонию бактерий. Разве они не испытывали любопытство при соприкосновении с другим миром? Думали ли они, что достаточно лишь каталогизировать и проводить биопсию его обитателей? Неужели они не хотели стоять вот так и восторгаться возможностью заглянуть в собственное прошлое? Кричгау ответил на эти вопросы вполне определенно: мы по-прежнему одиноки, и опасность угрожает нам от представителей нашего же вида.

Он подошел к краю кратера и уставился вниз в темноту. Луна была достаточно низко, чтобы скрывать в тени половину впадины. Лунные кратеры создавались метеоритами, тогда как эти были потухшими вулканами, однако сходство казалось почти сверхъестественным. Он представил, что прыгает вниз, веся меньше тринадцати килограмм, как было бы на Луне, а затем поднял взгляд, почти ожидая увидеть светящийся сине-зеленый шар Земли в небе.

Камни выглядели совершенно бесплодными в это время года, но, согласно буклету, их покрывал ковер из диких цветов по весне и летом. За тысячи лет их корни с помощью ветра и дождей превратят вулканический камень в почву, на которой сможет образоваться разнообразная растительность. Время многое изменяло. Обычно люди не живут достаточно долго, чтобы увидеть эти изменения.

Вулканическая активность продолжалась здесь 13000 лет. Вулканы бездействовали уже тысячу лет к тому времени, когда Мартин и Кэтрин бродили по тропинкам Дерби.

«Не было этого, – возразила левая половина его мозга. – Это просто вымышленная история. Донеси это до правой половины». Он пошел быстрее, словно таким образом мог дистанцироваться от части собственного разума, однако так и не сумел избавиться от ощущения, что был участником этой истории.

«Ты всегда полагался на свою интуицию при профилировании и анализе улик. Почему ты так боишься обдумать свои мысли и потом отбросить их, окажись они ерундой?»

«Потому что если они истинны, это лишь все усложнит, – ответил он самому себе. – Предположение о существовании инопланетян усложняет жизнь большинства людей. Отсутствие догмы и абсолютных моральных законов усложняет жизнь большинства людей. А вера в то, что подобное переселение душ имело место, усложнит мою жизнь».

В течение долгого времени он слишком многое игнорировал в попытке сохранить простоту своих приоритетов. С того момента, как он встретил Скалли, у него не получалось возвести привычные баррикады недоверия и скрытности, в которых он нуждался, чтобы чувствовать себя в безопасности. Он знал, что она шпионка, как знал и то, что это неважно. Она никогда не смогла бы стать его врагом. Поначалу она удивляла его тем, что предугадывала его поступки, прикрывая его спину еще до того, как он ее об этом просил. Постепенно он начал принимать это как должное, поздравив себя с тем, что заимел напарника, обладающего не только недюжинным интеллектом, но и отличной интуицией. А затем однажды все крепнущее чувство родства достигло апогея в потрясающий момент узнавания, который он, однако, с тех пор отказывался анализировать. У него были все основания отнестись к этому, как к галлюцинации, порожденной чрезвычайно высоким уровнем стресса.

Они приближались к раскрытию серии гротескных убийств, вызванных каннибализмом, когда убийцы похитили Скалли. Он прибыл как раз вовремя, чтобы помешать им обезглавить ее. Освободив ее, он заглянул ей в глаза и едва сдержался, чтобы не воскликнуть: «Это ты! Я ждал тебя!» Ему даже показалось, что он заметил мимолетное недоумевающее узнавание и в ее глазах. Теперь же он понимал, почему ужасающая перспектива обезглавливания могла спровоцировать воспоминания из прошлой жизни.

В тот момент узнавания их окружал полный хаос. Жалкие горожане Чако запаниковали и начали давить друг друга в попытке избежать ареста. Долг ясно требовал от них со Скалли действовать, не оставляя времени на личные переживания. Когда они покончили с официальной частью дела, яркость момента уже потускнела. Многочасовая бумажная работа вместе с различными правоохранительными ведомствами выжала их как лимоны, и подходящее время для внимательного рассмотрения того момента явного узнавания было упущено. Он сказал себе, что Скалли просто прочитала бы ему короткую лекцию насчет феномена дежа-вю. В конце концов он загнал это в глубины своей души вместе со все более тревожащим порывом прижать Скалли к себе и сделать все от него зависящее, чтобы стать ее любовником.

Малдер давно уже усовершенствовал искусство подавления собственных чувств. Не менее успешно ему удавалось скрывать и свои желания. Его двойной слепой метод совмещал в себе безупречно корректное поведение с мальчишескими шуточками, призванными продемонстрировать, как легко он относится к «перепихону». В реальности же его поведение было куда сложнее. Он из собственного опыта знал, что секс обладает силой как по залечиванию, так и по нанесению ран. Если бы он лег в постель со Скалли, то привнес бы с собой столько груза прошлого, что там для него просто не хватило бы места, не говоря уж о них двоих. Вся эта история вызывала у него наибольшие сомнения, когда он пытался представить себя на месте Мартина – искусного любовника.

Малдер помнил свой первый раз. В нем было мало искусности и чувствительности. Они с Фиби встретились за неделю до этого – с чутьем матерой волчицы она выбрала его из стада новых студентов. Они были в ее квартире, доведя себя прелюдией почти до состояния самопроизвольного возгорания, после чего она просто уселась на него. Для него все закончилось быстро – слишком быстро, чтобы Фиби за ним поспела. Она ничего на это не сказала, но он уже понял, что это хуже признака и не придумаешь.

В следующий раз, устроившись на нем, она беспечно протянула:

– Я заглянула в ту работу по психологическим расстройствам в твоем столе. Тебе не кажется, что это так вторично и избито? Твоя фантастическая память до сих пор поражала окружающих, но мне кажется, пришла пора кому-то показать тебе, что ты на самом деле из себя представляешь.

Когда он потрясенно распахнул глаза, чувствуя, как его эрекция пропадает, она так хищно усмехнулась, что он почти ожидал увидеть, как ее язык высунется из уголка рта.

– Шучу, но теперь у меня будет предостаточно времени, чтобы тоже получить удовольствие, – воскликнула она, указывая на их соединенные тела.

Она проворачивала подобный трюк еще раз, чтобы добиться от него нужного отклика. Он полагал, что в их бесконечной приспособляемости к любым условиям люди вырабатывают привычку, даже вкус, к мученичеству. В начале их интрижки она сказала ему, что он лучший любовник из тех, что у нее были. В конце же заявила, что имитировала большинство оргазмов. Временами Малдер спрашивал себя, а можно ли было начать сексуальную жизнь каким-то более неправильным образом, не считая изнасилования.

Что бы он сделал, если бы однажды Скалли пригласила его в свою постель? Откликнулся бы с готовностью и выставил себя дураком или же отделался каким-то остроумным, но отстраненным замечанием, призванным заморозить кровь в ее жилах и навеки защитить его от необходимости снова принимать подобное решение? Он этого не знал. К счастью, это никогда не произойдет.

У него всегда вызывали подозрения мотивы, стоящие за их безупречно профессиональным поведением по отношению друг к другу. Они осторожно соблюдали неофициальные границы, установленные для напарников, но при этом не позволяли официальной политике ограничивать их в расследованиях. Они брали лучшее из обоих миров. Их «работа» позволяла им выстроить крепкие отношения без всяких усложняющих жизнь трудностей, связанных с физической близостью и уязвимостью. Их отношения позволяли им в любое время оттолкнуть другого без необходимости отвечать на неудобные вопросы, чего трудно было бы добиться, дели они постель каждую ночь. Если бы у них действительно имелись какие-то вечные проблемы, требующие разрешения, они, вероятнее всего, урегулировали бы их с помощью своих отработанных механизмов избегания проблем. Но зачем откладывать до завтра то, что можешь отложить на 800 лет?

«Так лучше? – обратился он к правой половине своего мозга. – Я рассмотрел проблему и пришел к выводу, что реинкарнация объясняет многие совершенно субъективные наблюдения, сделанные мною о нас со Скалли. Из-за обстоятельств, которые мы отказываемся контролировать, мы снова обречены на несостоявшиеся и несчастливые жизни. По крайней мере, неподконтрольные нам обстоятельства, вероятно, сильно их сократят».

Малдер огляделся по сторонам и понял, что понятия не имеет, куда забрел. Бесконечный серый камень простирался по обеим сторонам от него без каких-либо явных ориентиров. Одновременно он ощутил пронизывающий его через слои одежды холод. Пора было возвращаться к машине.

Можно ли считать, что луна была у него за спиной все время, пока он бродил? Если это так, то ему следовало просто идти в ее сторону. Было всего четыре тридцать; она не проделала слишком уж большой путь по небосводу, чтобы по ней нельзя было ориентироваться. Следуя за ней он, по крайней мере, вернется обратно к ограде. Он начал бежать трусцой, чтобы согреться, и через полчаса без проблем достиг ограды, только в том месте в ней не оказалось калитки и, разумеется, машины тоже поблизости не наблюдалось. Пока он стоял и раздумывал, в какую сторону идти, справа раздался слабый звук машинного двигателя. Так как у него не было повода идти в противоположном направлении, он направился туда.

Через десять минут быстрой ходьбы он достиг той самой калитки. Рядом с его машиной стояла припаркованная машина паркового рейнджера. Ее водитель, невысокий худощавый мужчина в униформе цвета хаки и кожаной куртке, вышел из салона и указал ему подойти к нему. Малдер робко вышел из парка через теперь уже открытую калитку под невозмутимым взглядом рейнджера.

– Сэр, вы знали, что парк закрыт, и всем, кроме специализированного персонала, вход туда воспрещен?

– Э-э, да, но, вообще-то, я заехал сюда в рамках проводимого федерального расследования. – Малдер выудил удостоверение из кармана внутренней фланелевой рубашки. – Я федеральный агент, и мы с напарницей расследуем здесь предположительную деятельность культа. Мне показалось, я заметил, как там проводят нечто похожее на ритуал. – Он сделал широкий жест в сторону раскинувшейся вокруг пустынной местности. – Думаю, это был обман зрения, вызванный лунным светом или какими-то из этих лавовых колонн.

Рейнджер изучил его удостоверение в свете фар, но продолжал задумчиво наблюдать за ним. Если бы его спросили, с какой целью он проезжал мимо в четыре утра, Малдер бы вряд ли сходу нашелся с ответом.

– В следующий раз, пожалуйста, обратитесь к парковому рейнджеру, прежде чем войти в закрытый парк. Я беспокоился за вас. Людям не стоит сходить с тропинок, не предупредив нас. В парке слишком мало ориентиров. Вулканический камень намагничен, а потому компасы тут не работают. На всю округу нет ни одного природного источника воды и никакого укрытия. Неподготовленный заблудившийся путешественник, скорее всего, умрет от переохлаждения или жажды прежде, чем мы его найдем. И непохоже, что вы подготовились для ходьбы по данной местности, – добавил рейнджер, многозначительно покосившись на дрожавшего от холода Малдера и его порванные ботинки.

Рейнджер подождал, чтобы убедиться, что машина Малдера заведется, и только потом уехал. Малдер сверился с часами: было уже пять пятнадцать. Оставалось только надеяться, что Скалли не надумает встать несколько раньше, чем обычно. Теперь он сконцентрировался на дороге, пытаясь вернуться как можно быстрее, и у него неплохо получалось, пока он не наткнулся на группу фермеров на лошадях, которые перегоняли сотни голов скота с одного пастбища на другое. Длинная вереница животных заняла всю дорогу, растянувшись, казалось, на мили вперед до светлеющего горизонта, знаменующего скорый рассвет. Он подъехал достаточно близко к одной из всадниц, чтобы окинуть ее умоляющим взглядом. Она улыбнулась в ответ, но лишь пожала плечами, словно бы говоря «ну, что тут поделаешь?», прежде чего отъехала загнать выбившуюся из стада скотину обратно.

Он беспокойно ерзал на сиденье из-за раздражающе медленного прогресса, больше часа двигаясь вперед черепашьим шагом. У него оказалось предостаточно времени, чтобы подумать о последствиях его размышлений среди кратеров. К каким выводам придет Скалли, прочитав манускрипт? Они не обсуждали вероятность того, что он может отражать реально имевшие место события. А если так, сумеют ли они и дальше поддерживать свои рабочие отношения? Призрачные образы Мартина и Кэтрин будут постоянно проглядывать из-под их привычных и скрупулезно созданных масок.

В глубине души Малдер знал, что для него уже слишком поздно: он не мог развидеть скрытую картину. Он и помыслить не мог, что будет благодарен своему холодному, отстраненному воспитанию, однако именно оно поможет ему продолжить работать со Скалли и не открыть свои тайные чувства. И люди еще считали его эмоционально неполноценным! Надо просто знать, как обернуть все в свою пользу. И все же, может, ему стоит дать ей возможность обсудить ее впечатления от прочитанного. Если она подтвердит его заключения, то… что тогда?

Не было бы безумием отказаться от подобной любви? «Нет, Призрак, было бы безумием дать ей выход в этом запутанном временном периоде. Тебе нечего предложить, кроме боли. Как, впрочем, и всегда».

В конце концов он поравнялся с последними бычками, поворачивающими в ворота их нового пастбища. Фермеры весело помахали ему на прощание, когда он посмотрел на часы и застонал. Поняв, что вернуться в мотель получится не раньше восьми, Малдер обругал себя за неправильный расчет времени. Весьма вероятно, что Скалли уже вовсю его ищет. Она будет сильно беспокоиться, а потом столь же сильно разозлится.

========== продолжение 6 ==========

Внимание: при прочтении определенного момента, вероятно, захочется отвесить себе фейспалм и процитировать знаменитый мемас: Шо, опять?!)))

***

Скалли резко проснулась и села. Это запах дыма? Она принюхалась и прислушалась, однако не услышала и не почувствовала ничего подозрительного. И тут до нее донесся звук заведенного двигателя перед ее номером. Она подскочила к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как их арендованная машина выехала с парковки. Было слишком темно, чтобы рассмотреть, кто сидел за рулем.

Сердце забилось учащеннее, стоило ей начать прокручивать в голове различные варианты. Малдер частенько отправлялся на пробежку посреди ночи, когда не мог заснуть, а вот поездки на машине были не столь невинными. Мог ли он срочно отправиться за продуктами? Ему бы тогда пришлось поехать в круглосуточный минимаркет в Рексбурге.

«Посмотри правде в глаза, Дана. Он занялся тем, что, по его мнению, ты не одобришь, или чем-то рискованным, из-за чего почувствовал бы себя виноватым, возьми он тебя с собой». Скалли включила свет.Прошлой ночью он мог напасть на след, который захотел проверить в одиночку. Это могло произойти в случае, если его информатор не доверял ей, или тут было замешано нечто совершенно нелегальное и компрометирующее, а может, и откровенно опасное. Худшим вариантом было бы его похищение какой-то третьей стороной. Она и понятия не имела, какой из этих сценариев соответствовал действительности.

Скалли быстро оделась и направилась к номеру Малдера. Как и ожидалось, ответа на стук в дверь она не получила. Неохотно отправившись к офису менеджера, она битых двадцать минут стучала и звала его, прежде чем он возник на пороге, красный от злости из-за того, что его разбудили посреди ночи. Он даже не сделал вид, будто слышал хоть одно сказанное ею слово.

– Вот вам универсальный ключ. Оставьте себе, пока не съедете. Что, я надеюсь, произойдет уже сегодня, – прорычал он, швырнув ключ через всю стойку.

Возвращаясь в свою гостиную, он так громко хлопнул дверью, что снимок самой большой в мире картофелины упал со стены.

Поспешно вернувшись к номеру Малдера, она осторожно зашла внутрь. Быстрый осмотр не показал ничего необычного: никакой перевернутой мебели. Его пистолет отсутствовал, как и большинство рубашек, что было вполне ожидаемо, если он планировал встретиться с кем-то на улице. Ее повергло в смятение то, что его сотовый лежал на прикроватном столике. Под ним находился буклет, который она подобрала в ресторане по приезде. Записки не было, так что если он уехал добровольно, то, вероятно, намеревался вернуться до того, как она проснется. Манускрипт Мелиссы лежал на кровати неаккуратной стопкой бумаг. Он не принес никаких документов, кроме тех, что относились к расследованию, и она внимательно их изучила, ища какой-то след, который мог побудить Малдера сорваться куда-то посреди ночи. Ничего похожего она не обнаружила. В отсутствие машины и хоть какой-то зацепки Скалли оставалось только ждать, изнемогая от нетерпения.

Ее воображение заработало на полную катушку, позволяя ей в ярких красках представить, что могло произойти с Малдером. Она практически видела его потрясенный взгляд, когда он получал пулю прямо в грудь от очередного потенциального информатора. Если его план подразумевал проникновение на какой-нибудь суперсекретный правительственный объект, его могли просто запереть там и выкинуть ключ. Она так никогда больше и не увидит его, никогда не узнает, что с ним стало. Или он мог искать улики в каком-то отдаленном глухом месте. Если бы он пострадал, то мог бы долго и мучительно умирать в тщетной надежде, что она каким-то образом вычислит его местонахождение, тогда как ей останется только ожидать отчета поисковой команды. Когда они в конце концов обнаружат его машину, там могут оказаться одни кости.

«Пожалуйста, Малдер, пожалуйста, будь в порядке, – молилась она про себя, – безответственный ты болван. Знаю, ты думаешь, у меня плохо с воображением. Хотела бы я, чтобы так оно и было». Она никого не сможет привлечь к розыскам до утра. К тому же оставалось еще довольно много безобидных вариантов. Он вполне мог в любую минуту войти в эту дверь с несколькими пакетиками семечек в руках, убеждала она себя. Еще только четыре тридцать. А она пока постарается сконцентрироваться и закончит чтение манускрипта, как просила ее мать. С этой мыслью Скалли выключила свет и вернулась к себе.

***

Когда Скалли оторвалась от приписки в конце, ее глаза были полны слез.

«О, Мисси, хотела бы я, чтобы у нас была возможность поспорить, – подумала она. Никто из нас никогда не имел всех ответов, а у меня до сих пор их нет. Я совершенно сбита с толку, и эта история, которую ты собрала по крупицам, совсем не помогает вернуть мне присутствие духа. Даже если бы я поверила, что описанное в ней правда, я бы и понятия не имела, что с этим делать. Каждый день мы теряемся при принятии решений касательно незначительных мелочей и потом удивляемся, как мы дошли до такого».

«Я уже знаю, что люблю его, Мисси. Это тебя удивляет, не так ли? Ты вечно считала, что я понятия не имею о своих чувствах, потому что я не всегда давала им ход. Но на самом деле это чувства бедняги Малдера ему неподвластны. Я бы хотела пригласить его в свою постель, но что если он скажет что-то вроде: «Ты ко мне подкатываешь, Скалли?» с этой своей покровительственной усмешкой и просто уйдет? Скорее всего, он скажет так, чтобы защитить себя от перспективы вновь остаться с разбитым сердцем, но я никогда не смогу простить его, и это разобьет сердце уже мне».

«Тебя только это останавливает, Дана? – словно бы спросила воображаемая Мисси. – Что мешает тебе намекнуть, что его попытки к сближению будут восприняты благосклонно? Разве ты не видела выражение его лица, когда он ворвался в твою квартиру и увидел тебя с Эдди Ван Блантом?»

«Да, видела, а ты нет, кстати, но мы проигнорируем это в целях данного обсуждения. Ладно, есть еще кое-что. Я беспокоюсь, что, отдав ему всю себя, потеряюсь в нем, словно планета, смещенная с собственной орбиты и ставшая спутником другой. Я никогда не буду первой для него так, как он является первым для меня».

Воображаемая Мисси за словом в карман не полезла.

«У него никогда не было шанса быть близким к другому человеку. Дай ему этот шанс. Ты же знаешь, что он и так уже почти полностью зависит от тебя».

«Ладно, я боюсь. Я боюсь потерять контроль, позволив эмоциям возобладать над разумом. Теперь ты довольна, что мы все выяснили?»

«Ты по-прежнему боишься после 800 лет?»

«А это откуда взялось? – недоумевающе спросила себя Скалли. – Моя Мисси – это просто плод моего воображения, и она больше не верит в эту ерунду с прошлыми жизнями».

Но, похоже, даже будучи плодом воображения, Мисси была не из тех, кого легко сбить с толку.

«Разве ты не почувствовала этого, Дана? Ощущения родства, когда ты рядом с человеком, с которым ты была вместе много раз прежде».

«Нет, это не правда, – запротестовала Скалли. – Как насчет доказательств?»

«Думаю, ты знаешь, где их найти. Ты должна заглянуть себе в душу».

На этом Скалли швырнула стопку бумаг о ближайшую стену, так что они рассыпались по полу.

«Независимое доказательство существования Салливана Биддла и Сары Каванау противоречило этой истории. Если я должна поверить в эту чепуху, то разве не полагается мне также поверить и в Сару, родственную душу Малдера времен Гражданской войны?»

«Спроси его, Дана. Спроси его», – отозвалась Мисси с кротостью, которая, как Скалли было отлично известно, противоречила ее характеру.

Скалли перевела взгляд на часы и внезапно осознала, что уже восемь утра.

«Я не смогу спросить его, если он мертв», – понуро возразила она.

Но воображаемая Мисси пропала. Скалли вскочила и бросилась в ванную, когда жуткие образы, нарисованные ее воображением ранее, вновь напомнили о себе. «О боже, – подумала она, извлекая содержимое желудка в унитаз до тех пор, пока ей не начало казаться, что ее сейчас вывернет наизнанку, – мне надо начинать организовывать поисковые команды и ждать их отчетов». У нее вошло в привычку торговаться с судьбой. Она представляла худшие из возможных вариантов и затем пыталась использовать вызванную ими боль в качестве козыря против их воплощения в реальность. Это срабатывало не всегда. Она прополоснула рот и начала составлять в уме список телефонов, по которым ей нужно позвонить.

В этот момент она услышала звук подъезжающей к мотелю машины и выскочила за дверь раньше, чем успела сформулировать хоть какие-то мысли.

– Малдер, ты в порядке? – спросила она надтреснутым голосом, приближаясь к машине. – Где ты был? Я проснулась в два часа и услышала, как отъехала твоя машина. Я постучалась к тебе, а потом попросила у менеджера ключ от твоего номера, но тебя там не было. Я боялась, что с тобой что-то случилось.

– Так ты с тех пор ждала меня? – спросил он, стараясь отсрочить неизбежную конфронтацию, выяснив все факты. Все было даже хуже, чем он предполагал. Он как можно медленнее вышел из машины.

Она кивнула. Под ее покрасневшими глазами залегли темные круги. При виде этого Малдер захотел обнять ее и, прижав ее голову к своей груди, поглаживать по волосам. Разумеется, он не мог этого сделать.

– Скалли, ты плакала? – спросил он, сразу же поняв, что этого говорить не стоило.

– Глаза просто устали. Я в порядке. Где ты был? – На этот раз вопрос прозвучал куда резче.

– Я не мог заснуть, поэтому решил прокатиться. Вообще-то, я съездил посмотреть на кратеры в Национальном парке «Лунные кратеры». Ты знала, что НАСА привозит туда астронавтов, чтобы подготовить к лунному ландшафту? Это невероятное место. Там нет ни загрязнения воздуха, ни освещения больших городов. Небо усыпано звездами. Там все такое инопланетное. Это словно побывать на Луне или другой планете и смотреть в космос. Мне было о чем подумать, Скалли. Нам, вероятно, следует кое-что обсудить.

По окончании своей речи он заметил, как Скалли плотно поджала губы и вздернула брови со смесью потрясения и неодобрения.

– Порой мне кажется, что ты и вправду живешь на Луне, Малдер, – если и не телом, то душой. Ты хоть представляешь себе, что я передумала за последние шесть часов? Последний раз, когда мы оказались в похожей ситуации, ты бросил меня и затем оказался пленником на военно-воздушной базе. Они отпустили тебя только потому, что я отправилась за тобой с заложником. Нет ли тут поблизости секретных военно-воздушных баз, о которых ты «забыл» мне сообщить? И как насчет припрятанных улик, которые ты обнаружил прошлой ночью, но решил, что для меня слишком рискованно участвовать в их поисках? Или же вполне могло оказаться, что один из многочисленных людей, которых ты разозлил в процессе расследования, похитил тебя и отвез в поле, где пустил тебе пулю в затылок.

Вот черт, он и забыл о том, что до сих пор не рассказал Скалли о Дебби и ниточке к возможным доказательствам против «Био-Гро». Он оставил ее вне себя от беспокойства на целых шесть часов и даже не полностью посвятил в новые детали расследования. Однако чувство вины заставило его не оправдываться, а защищаться. Вместо того чтобы признать свою ошибку, он предоставил слово своему внутреннему ощетинившемуся подростку.

– Я не обязан отчитываться перед тобой за все свои действия! Я вполне могу взять на себя определенные риски, – возразил он.

Скалли была уставшей и до сих пор взволнованной теми чувствами, что пробудил в ней манускрипт. Не будь она так зла, то разразилась бы слезами.

– Нет, не можешь. Почему в этом партнерстве я вечно должна за тебя волноваться? Ты постоянно принимаешь на себя вину, когда все оборачивается скверно, но мне приходится брать на себя ответственность за предотвращение подобного. Ты хоть представляешь, как сильно я беспокоюсь, что пропущу что-нибудь и не сумею вовремя принять нужные меры? Что ты погибнешь из-за моей ошибки? Малдер, разве я сделала недостаточно, чтобы убедить тебя, что ценю твою жизнь? Что мне еще сделать? Почему я не могу до тебя достучаться? Ты не улавливаешь связи? – Она приложила руку к груди. – Попробуй понять, что если ты не способен на нормальные человеческие чувства, то остальные-то на них способны.

Эта отповедь сделала свое дело – он пристыженно опустил глаза.

– Ты права, Скалли. Я прошу прощения за то, что заставил тебя волноваться. – Он развернулся и направился в свой номер.

– Я съезжу в город, чтобы вернуть шерифу Рейнольдсу его пистолет. Когда я вернусь, можем отправиться в аэропорт, – сообщила Скалли его удаляющейся спине.

Она могла бы послать пистолет шерифу через службу доставки аэропорта, но просто не хотела бесцельно сидеть в своем номере, ожидая, когда Малдер будет готов выезжать, и сожалея о своих словах в ходе перепалки. Он вернулся и молча передал ей ключи от машины.

Затем Малдер вошел в свой номер, желая повернуть время вспять и заново прожить последние шесть часов. Он понимал, что ее гнев свидетельствует о силе ее тревоги за него. И все же ее слова ранили его в самое сердце. А хуже всего было осознание того, что она права: неважно, что происходило между ними в какой-то далекой прошлой жизни, у него не было возможности испытать страсть и настоящую близость к кому-то в этой. Ничего нового, из-за чего стоило бы впадать в депрессию. Так почему сейчас ему было тяжелее, чем прежде?

Он начал снимать лишние слои одежды и когда уже добрался до рукавов рубашки, то услышал донесшийся из ванной голос.

– Замри. Ты у меня на мушке. Развернись. На колени. Руки за голову.

Он узнал голос Хансена. «Сегодня явно ваш день, агент Малдер», – иронично заметил он про себя. Хансен тщательно его обыскал и забрал пистолет из кобуры.

– Вот, – сказал он, передавая Малдеру трубку старомодного дискового телефона, предоставляемого мотелем. – Я наберу номер твоей напарницы. Попроси ее зайти на минутку.

– По какому поводу?

– Просто делай, как тебе говорят.

– Нет, мы поссорились. Она в плохом настроении. Я бы предпочел дать ей время остыть.

– Ладно, – ничуть не удивившись, ответил Хансен. – Тогда снова руки за голову. Как насчет того, что я позвоню ей и велю прямо сейчас выйти и бросить пистолет туда, где я могу его видеть? Потом ей придется зайти сюда. Иначе следующее, что она услышит, – это звук выстрела, сносящего тебе башку. Или она так зла, что скажет «валяй, пристрели ублюдка»?

Малдер неуверенно сглотнул, однако ответил:

– Возможно. Она действительно в плохом настроении. Кроме того, она слишком умна, чтобы ступить прямо в ловушку.

– Порой наши эмоции оказываются сильнее разума, – со знанием дела заметил Хансен.

Ему казалось, что он раскусил этих двоих. Его мнение изменилось после того, как он услышал подробности пожара в тюрьме и увидел то, что произошло в Баре Джей. Он на мгновение позволил себе пуститься в воспоминания о том, как сидел в охотничьем укрытии на дереве, следя в бинокль за взрывами. Слышать о собственных деяниях постфактум не сравнится с воодушевлением от наблюдения за ними воочию. Он все ждал и ждал, когда Скалли сдастся и побежит, спасая свою жизнь от взрыва. Даже он сам толком не знал, когда именно это произойдет. И когда они наконец покинули здание вместе, он понял, что в здании должно было скопиться достаточно газа, чтобы находившиеся внутри оказались на грани потери сознания. Эти двое были готовы умереть друг за друга. Если он обезвреживал одного, то в сущности обезвреживал обоих.

Тут он услышал, как завелась машина перед входом в номера, и подошел к окну, все время держа Малдера на мушке.

– Она уезжает. Что ж, полагаю, придется поменять план. Я что-нибудь придумаю. По крайней мере, она не услышит выстрел и не поднимет тревогу. Руки за спину, медленно. – Когда Малдер подчинился, он заковал его в наручники.

– Куда она направилась? – спросил Хансен.

– В Айдахо Фоллс, на самолет домой. Она даже не захотела лететь со мной на одном самолете, – изобразив несчастное выражение лица, ответил Малдер.

– Но билеты жеу тебя. У меня было достаточно времени на то, чтобы обыскать это место. Вы, ребята, вообще спите? Я начал наблюдение за вашими номерами в полночь. Ты бодрствовал до двух, а потом сорвался бог знает куда. Минуту спустя у нее зажигается свет, она будит менеджера. Заходит сюда. Уходит, но оставляет свет включенным в своем номере. Я вломился сюда, решив, что застану тебя врасплох, когда ты вернешься. Мне поднадоело сидеть на унитазе в ожидании твоего возвращения.

– Если ищешь сочувствия, то обратился не по адресу. Я так понимаю, ты планируешь меня убить. Почему сейчас? У тебя было предостаточно возможностей сделать это вчера ночью.

– Тогда у меня не было четких инструкций на этот счет. Ваши смерти стали бы просто побочным эффектом моего текущего назначения. Лично я думал, что вы довольно безобидны. Вы ничего не докажете без улик. Но на следующий день случилось то, что изменило картину. Мне велели выследить Дебору Гринфилд – недовольную служащую «Био-Гро», ставшую шпионкой. После того, как я ее допросил, она в конце концов созналась, куда послала все те чипы – кроме одного. К сожалению, оказалось, что у нее были проблемы с сердцем, а я, должно быть, перестарался с допросом. И все же мы установили, что она встретила тебя и была впечатлена твоей честностью, столь отличной от корпоративной. Нам нужен этот чип или информация о том, где он находится, – угрожающе закончил Хансен.

Малдер попытался не думать о последнем допросе Дебби. Он представил себе, как она говорит ему, что от нее будет мало толку, если до этого дойдет.

– Мне жаль, но я ничего не знаю ни о каких чипах. Я просто поймал ее и заставил говорить. Она поведала мне какую-то наспех придуманную историю о желании проверить одно из старых ранчо. Я не поверил ей, но она не дала мне никакой полезной информации.

– Так почему ты не арестовал ее и не отвел в участок для допроса? Она что-то тебе дала. Я так и думал, что тебя будет нелегко заставить отдать это мне. Но спроси себя вот о чем: агент Скалли в конце концов вернется. Как долго ты продержишься при моей технике убеждения, когда дело дойдет до нее?

Малдер лишь на мгновение утратил контроль над выражением своего лица, но Хансен увидел достаточно, чтобы пожалеть о нехватке времени. Было бы очень интересно выяснить, как далеко агент позволил бы ему зайти в причинении вреда своей напарнице, прежде чем сдался бы.

– У меня нет времени на выпытывание у тебя сведений, – с явным разочарованием признал Хансен. – Мне небезопасно оставаться поблизости. Оказывается, для одиночки я довольно знаменит в определенных кругах. Уверен, ты никому не рассказывал, кроме своей напарницы. Если я убью вас обоих, никто больше не узнает.

– Ну, вообще-то, я не рассказал Скалли о Гринфилд. Нет необходимости ее убивать.

– Я бы мог сказать, что не верю тебе, но я верю. Мне все равно придется ее убить просто на случай, если мои инстинкты меня подводят. Кроме того, я не хочу оставлять в живых того, для кого месть за твое убийство может стать навязчивой идеей. Возможно, у меня получится обставить все так, чтобы это походило на убийство/самоубийство после любовной размолвки. – Хансен ухмыльнулся. – ФБР будет радо побыстрее похоронить эту историю.

Хансен занял позицию, с которой ему было удобно выстрелить Малдеру в затылок, но при этом не забрызгаться кровью и мозгами.

– Думаю, такой способ называется «убийство в стиле казни», а не «очевидное убийство/самоубийство», – услужливо подсказал Малдер.

– Тихо. Я пытаюсь решить, как все устроить.

Малдер не раз подносил оружие к своей голове, но тогда его чувства полностью отличались от испытываемых им в данный момент. Направлять оружие на себя – значит держать все под контролем. Тогда он сам управлял страданиями собственной жизни. Он бы вынес почти все, зная, что мог остановить это, когда боль станет нестерпимой.

Сейчас же его положение было ужасным. Все, о чем он мог думать, – это причины жить. Одна из них заключалась в том, чтобы схватить Хансена за горло и бить его головой о стену за все то горе, что он им причинил. Теперь, когда он узнал правду, стоящую за фальшивыми НЛО, он был куда ближе к разоблачению всего заговора. И потом, была еще его напарница.

Он знал, что она уже сожалела о многом из того, что наговорила ему. Он оставит после себя в наследство для Скалли лишь горькое сожаление. Когда она вернется, для нее станет дополнительным наказанием найти его труп с половиной головы. Это открытие замедлит ее реакцию достаточно для того, чтобы стать легкой добычей для Хансена? Он этого не узнает. Внезапно это незнание показалось ему самым трудным. «Боже мой, у нее даже не будет при себе оружия». Он ничего не мог для нее сделать, кроме как оставить как можно больше предупреждений об опасности, чтобы она была настороже с самого начала. Крики, многочисленные выстрелы и кровь на стенах – вот все, что он сможет для нее сделать. Если только этот слизняк-менеджер не пропустит все громкие намеки.

– Медленно поднимайся и иди в ванную, – вторгся в его планы голос Хансена.

Очевидно, Хансен все продумал и пристрелит его в ванной, чтобы застать Скалли врасплох, когда она войдет в номер, как получилось и с ним самим. Малдер решил, что пришла ему пора умереть как можно более шумно и кроваво.

========== продолжение 7 ==========

***

Скалли едва успела развернуться в сторону своего номера, как уже ощутила необходимость исправить возникшее между ними недопонимание. «Это было так же приятно, как выбить трость из рук слепого, Дана?» «Да, примерно», – ответила она самой себе. Она устыдилась того, что так грубо указала Малдеру на его недостатки, словно он и так уже о них не знал. Накануне ночью она утешалась самоуспокоительным сравнением себя с другими важными Малдеру людьми, обидевшими или использовавшими его. Куда делись ее хваленые отзывчивость и понимание? Она поспешно причесалась и убрала одолженный у шерифа пистолет в кобуру. Бросив последний взгляд в сторону номера Малдера, она завела машину и вырулила с парковки.

Больше всего она пеняла себе за то, что набросилась за Малдера из-за отсутствия у него чувств, когда он как раз хотел поделиться ими с ней. Он пытался найти убежище в пустынном пейзаже, вероятно, из-за кошмаров или бессонницы, и вернулся назад, переполненный энтузиазмом после увиденной красоты и уникальности. Вместо того чтобы воспользоваться возможностью разделить с ним нечто приятное, она зациклилась на своих тревогах и переживаниях. Разумеется, он был вопиюще невнимателен к ней, но это же Малдер, разве не так?

Если бы она уже не выехала на поворот, ведущий в Диггер… Скалли развернула машину на 180 градусов посреди перекрестка, вместо того чтобы повернуть налево. Она даже не пыталась придать своему решению хоть какое-то разумное объяснение. Если Малдер захочет подкалывать ее насчет женской интуиции, ей останется просто смиренно это принять. Через две минуты она уже вернулась обратно в мотель.

Однако она не доехала до парковки, оставив машину на обочине дороги. Вынув пистолет из кобуры, она тихо приблизилась к номеру Малдера и достала ключ, полученный ночью от менеджера. Находившихся внутри мужчин о ее приближении предупредил скорее просачивающийся через открытую дверь солнечный свет, чем какой-либо произведенный ею шум. Светящее ей в спину солнце дало Скалли преимущество в пару секунд: Хансен вынужден был прищуриться, чтобы его глаза привыкли к свету. Малдер же в это время продолжал неловкую попытку встать на ноги со скованными за спиной руками. У него был такой вид, словно он отходил от транса.

Скалли взяла Хансена на мушку раньше, чем он сообразил, кто стоит в дверях.

– Брось пистолет, – велела она.

Хансен распознал в ее голосе и выражении лица сходную с его собственной безжалостность и подчинился. Она бы убила его не колеблясь, чтобы защитить напарника. Не слишком утешительная мысль, но все же он был доволен тем, что убедился в правильности своей оценки их отношений.

– Вы двое телепаты? – с любопытством поинтересовался он.

– Отойди в сторону.

Скалли подняла его пистолет.

– Встань на колени, Хансен. Живо! Руки за голову. Где твой пистолет, Малдер? – спросила она, глянув в ту сторону, где он стоял, немного пошатываясь.

– В правом кармане его куртки.

Скалли заметила, что Малдер испытывает некоторые трудности с тем, чтобы оставаться на ногах. Они дрожали, как и его руки, словно он долго нес какой-то тяжелый груз.

- Почему бы тебе не присесть на кровать, пока я не сниму наручники? – предложила она.

Скалли крайне осторожно приблизилась к Хансену и забрала у него оружие Малдера, после чего убрала его в карман. Надеясь, что Хансен был рабом привычки, она порылась в том же кармане и извлекла из него ключ от наручников. Пятясь назад и все время держа Хансена на мушке, она подошла к кровати, где Малдер уже повернулся боком, давая ей возможность расстегнуть «браслеты».

– Спасибо, Скалли.

Она сняла наручники и надела их на арестованного.

– Ляг на пол, – продолжала приказывать она. – Малдер, можешь позвонить шерифу?

– С удовольствием, – отозвался он и набрал домашний номер Рейнольдса, порадовавшись про себя за шерифа, который по крайней мере получит удовлетворение от возможности лично арестовать Хансена.

– Малдер, ты уверен, что с тобой все в порядке? – спросила Скалли, когда он закончил разговор. Она положила руку ему на плечо и почувствовала, что он до сих пор дрожал.

– Да, просто моя кровь сейчас процентов на пятьдесят состоит из адреналина. Когда ты появилась, я собирался напасть на него.

– В наручниках? Да это же чистое самоубийство!

– Он все равно собирался застрелить меня. Что мне было терять?

– Время, за которое могло произойти что-нибудь, что спасло бы тебе жизнь. Что если бы я появилась на минуту позже?

– А почему ты вернулась так быстро? Не то чтобы я жалуюсь, конечно.

Вздернув подбородок, Скалли продолжила молча наблюдать за их пленником.

– Скалли, колись, я не стану шутить, даже если ты скажешь, что вняла зову ангела, - заверил ее Малдер, изобразив крест поверх сердца в довольно ребяческом жесте «чтоб мне сдохнуть». – По правде, ты и сама походила на такового, когда вошла в эту дверь.

– Не знаю, – призналась она. – Я подъехала к повороту на Диггер и ощутила необходимость вернуться. Я просто знала, что все плохо кончится, если я этого не сделаю.

– Так ты дала нам еще один шанс, Скалли, – заметил он.

– Нам? – уточнила она.

Малдер перевел взгляд на свои руки, которые по-прежнему дрожали. Его оговорку можно было интерпретировать двумя способами, но ему не хотелось обсуждать ни один из них. В итоге он выбрал наименее спорный.

– Он собирался устроить засаду и на тебя.

«Разумеется», – подумала Скалли. Она бы вошла в номер, ища Малдера после возвращения своего единственного оружия шерифу. Вероятно, она не стала бы обращать внимания на подозрительные детали, будучи раздраженной из-за того, что он не отвечает на стук в дверь после того, как уже провернул один трюк с исчезновением без предупреждения. Она бы открыла незапертую дверь и стала бы обыскивать номер. Скорее всего, она бы даже не успела ничего понять, прежде чем распрощалась бы с жизнью.

– Вот почему ты собирался напасть на него. Господи, Малдер.

Скалли и сама почувствовала слабость в коленях и села рядом с ним на кровать, однако не перестала наблюдать за Хансеном. Ее близость вызвала у Малдера реакцию, которая застала его врасплох. Его внезапно охватило сильнейшее желание перекатиться и всем своим телом прижать Скалли к матрасу. Ему нужно было забыться, занявшись с ней любовью.Он испытал такое всепоглощающее желание по отношению к этой женщине. Прошло столько времени… «Нет, не прошло, – сказал себе Малдер, когда логическая сторона его мозга безжалостно погасила вспыхнувшую страсть. –Она никогда не принадлежала тебе и никогда не будет». При этой мысли он вновь ощутил приступ такой неизбывной тоски, что всерьез усомнился в том, что даже присутствие опасного преступника удержит его в рамках приличий. Близость к ней лишь усилит его отчаяние, а это ему сейчас было нужно меньше всего. Так что Малдер поспешил подняться с кровати.

– Шериф Рейнольдс прибудет через пятнадцать минут. Не обыскать ли нам пока Хансена на предмет улик? – с преувеличенным воодушевлением предложил он.

***

Как оказалось, сам Хансен был столь же «чист», как и любое место, над которым он «поработал». При нем не было никаких вещей, выдающих информацию о банковских счетах, поддельных удостоверений личности или кредитных карт. Малдеру явно не придется раздумывать над сокрытием каких-либо улик от шерифа Рейнольдса. Если у Хансена были хотя бы зачатки самосохранения, он откажется говорить без адвоката, которого наверняка выберет и оплатит «Био-Гро» через какую-нибудь подставную корпоративную структуру.

Скалли позвонила в аэропорт и заново забронировала билеты на следующий день, а потом заставила Малдера сходить и сообщить новости менеджеру мотеля. Не только номер Малдера превратился в место преступления, но они со Скалли еще и продлевали свое проживание в стенах его заведения до следующего утра. Менеджер не слишком хорошо отреагировал на оптимистичное заявление своего постояльца о том, что это еще не самый худший вариант развития событий: ему могли понадобиться услуги клининговой компании, специализирующейся на оттирании крови со стен и мозгов с ковра.

Остаток дня прошел в даче и чтении показаний, необходимых для выдвижения обвинений в убийстве, попытке убийства, поджоге и многочисленных менее серьезных обвинений против Хансена. Имя и история Дебби Гринфилд не упоминались. Как бы тошно ему ранее ни было от того, что он утаил от Скалли эти сведения, сейчас Малдер был рад тому, что ей не пришлось поступаться своими убеждениями, скрывая их от шерифа Рейнольдса. Малдер при первой же возможности позвонил Стрелкам и попросил их забрать обещанный ключ из его абонентского ящика. Он надеялся, что «Био-Гро» и его наемники будут ожидать его известных союзников. Теперь же они не будут знать наверняка, кто забрал чип, если вообще забрал, и его убийство вряд ли останется наверху списка их приоритетов.Когда он позвонил Скиннеру, чтобы посвятить его в последние события, ответ помощника директора был удивительно сдержанным. Малдер с облегчением подумал о том, что в кои-то веки по возвращении их не ждет серьезный выговор.

Получив подтверждение даты возвращения своих агентов, Скиннер развернулся к компьютеру и выбрал иконку «Тренинг», представлявшую собой улыбающийся смайлик в академической шапочке. Скиннер мрачно улыбнулся и, дважды кликнув по странице с тренингами, стал проверять список имеющихся предложений. Найдя тот, который мог ему подойти, он снова дважды кликнул по нему с излишней силой. Семинар, отвечавший всем его требованиям, наконец открылся. Он скопировал подробности в электронное письмо для Ким и немедленно отправил его с пометкой «Важно». «Готово, – подумал Скиннер. – Даже они не смогут превратить семинар по тимбилдингу в «секретный материал». Разве что займутся выяснением того, как кто-нибудь умудряется не уснуть во время оного».

Команда ФБР из Бойсе прибыла тем утром для изучения Бара Джей. Оттуда они отправились в мотель и осмотрели единственное не обращенное в пепел место преступления – номер Малдера. Когда они решили не освобождать его в ближайшем будущем, Скалли предложила Малдеру устроиться на полу ее номера на ночь, но он тут же вспомнил о куче нерешенных дел, оставшихся в Вашингтоне, из-за которых им надо было вылететь этим же вечером, даже несмотря на то, что завтра было воскресенье. Добившись от нее согласия на отправление семичасовым рейсом из Айдахо Фоллс, он позвонил в аэропорт и договорился об изменении времени их вылета. В три часа дня они дозаправились большим количеством кофе из закусочной Мардж и направились на юг. Малдер сел за руль, так как из них двоих лучше переносил недосып. У Скалли, впрочем, сна не было ни в одном глазу от кофе и стресса последних дней.

– Перед отъездом я сделала пару звонков. Я позвонила Маллинсу из лаборатории, а потом – маме, – сообщила она напарнику.

Сердце Малдера забилось сильнее и быстрее. Он одновременно боялся и ожидал шанса обсудить прочитанную ими историю.

– И каков вердикт? – с нарочитой беспечностью поинтересовался он.

– Манускрипт прошел проверку на подлинность. Бумага и чернила были выпущены в двадцатых годах. Тип шрифта соответствует печатным машинкам, производимым между 1918 и 1925 годами.

Малдер промолчал.

– И что ты думаешь? – спросила Скалли.

– Прошлой ночью на основании доказательств, заключенных в самом документе, я пришел к выводу, что Мелисса его не писала. Уверен, это единственное, что мы когда-нибудь сможем доказать.

– Доказать да, но что ты думаешь? – не отставала Скалли, делая ударение на слове «думаешь».

– А что сказала твоя мать?

– Я беспокоюсь за нее, Малдер. Она рассказала мне очень странную историю о том, почему послала мне манускрипт. Она принесла домой коробку с бумагами и стала их сортировать. Те, что мы прочитали, предназначались на выброс. Мама сказала, что получила звонок, разбудивший ее посреди ночи. Звонивший попросил ее взять манускрипт тети Кейт и передать его мне. Она забрала его из предназначенной на выброс пачки и вернулась обратно в постель. Тем утром мама позвонила мне.

– Кто ей звонил, Скалли?

– Она сказала, это была женщина, – неохотно признала Скалли. – Она сказала, это была Мисси.

Она перевела взгляд на Малдера, чье лицо не выражало никаких эмоций.

– Не говори, что ты не удивлен, – в смятении продолжила Скалли.

– Я знаю твою мать и знаю, что нужно нечто большее, чем сомнительная семейная история, чтобы выбить ее из колеи.

– Думаешь, она в порядке? Не следует ли мне показать ее специалисту?

Малдер издал смешок.

– Скалли, ты задаешь этот вопрос человеку, который участвовал в обряде экзорцизма, гонялся за оборотнем и был свидетелем массовой бойни, вызванной применением черной магии. Помимо всего прочего. А что твоя мама думает по поводу своего психического состояния?

– Она думает, что, возможно, звонок ей приснился, но это действительно было послание от Мисси.

– Твоя мать очень разумная женщина. Ты посвятила ее в то, что здесь произошло?

– Ну, в общих чертах. Расследование не было доведено до конца, но при его проведении произошло убийство, а затем был произведен арест совершившего его человека. Подозреваемый также обвиняется в уничтожении улик и препятствии проведению следствия.

– Этот чрезвычайно скучный отчет о событиях последней недели лишний раз убеждает меня, что здравый смысл определяется нашими генами.

На какое-то время в машине воцарилось молчание. Никто не произнес ни слова, когда они проезжали знак, предупреждающий водителей о приближении к повороту в национальный парк «Лунные кратеры».

– Так что ты теперь думаешь о манускрипте? – настаивала Скалли.

Малдер практически представил ее характеристику в выпускном альбоме: «Дана ‘Питбуль’ Скалли». В итоге он сдался.

– Думаю, он действителен.

– И под действительным ты имеешь в виду… – подсказала Скалли.

Она была сбита с толку. Малдер обычно был довольно открыт в своих теориях, когда обсуждал их с ней. На этот же раз он вел себя уклончиво, словно она пыталась выудить у него какую-то личную информацию. Имела ли данная теория для него личное значение?

– Малдер, то есть ты хочешь сказать, что все это и вправду произошло? – внезапно воскликнула она.

На двухполосной дороге, по которой они ехали, не было обочины, где они могли бы все толком обсудить. Малдер заметил ворота в поле, пространство перед которым было достаточно широким, чтобы припарковать машину. Он вырулил туда, заглушил двигатель и развернулся лицом к Скалли.

– Как насчет этого: ты помнишь Афины? – Он хотел придать своему тону игривости, но не преуспел. Он надеялся… он не знал, на что надеялся.

Смотря в его глаза, она на какой-то головокружительный миг как будто бы вспомнила, что видела их под ослепительно яркой синевой небес. Вокруг простирался суетливый, шумный рынок, и она ощущала на губах вкус вина. Еще более сбивающим с толку было почти воспоминание об этом вопросе, заданном ей, когда она лежала в освещаемой камином дымной комнате и смотрела в эти же самые сияющие глаза.

«Нет, я Дана Скалли и больше никто». – Она поспешила взять свои блуждающие мысли под контроль.

Малдер заметил смену эмоций на ее лице: узнавание, за которым последовало удивление, перешедшее в легкую панику. А потом он увидел, как она стиснула зубы и сжала губы в попытке избавиться от образов, которые не могли быть правдивыми, пусть даже таковыми ощущались. Он получил ответ на свой вопрос, что бы она ни сказала.

– Люди легко внушаемы. Какие у нас есть доказательства?..

Малдер прервал ее.

– Я не стану с тобой спорить по этому поводу. Я уже сказал, что мы не сможем доказать ничего, кроме того, что Мелисса не писала этот манускрипт. Это не очередное расследование. Нам и не нужно ничего доказывать. Мы, как обычно, смотрим на вещи с совершенно разных точек зрения.

========== конец ==========

***

Он проверил дорогу и вновь вырулил на нее. Скалли поразило сильнейшее разочарование, прозвучавшее в его голосе. Обычно он не воспринимал ее скептичное отношение к его теориям столь болезненно. Он даже не попытался убедить ее. И тут Скалли вспомнила про вопрос, который хотела ему задать.

– Малдер, я тут подумала о деле Вернона Эфизиана.

– О да, во время него мы разошлись во мнениях относительно реинкарнации, – вяло отозвался он.

– Что ты теперь думаешь о результатах регрессивного гипноза?

– Я думаю, что использовать регрессивный гипноз, чтобы вернуть воспоминание – это все равно что пользоваться разговорником для перевода «Войны и мира». Ты не только потеряешь все важные нюансы, но и вряд ли составишь четкое впечатление о цельной картине.

– Интересная, но бессодержательная аналогия, Малдер. И уж точно не тянет на ответ, – продолжала допрашивать Скалли с решительной улыбкой на губах.

– В этом была доля истины. Я был Салливаном Биддлом. Я был помолвлен с Сарой Каванау в той жизни, и она была Мелиссой Эфизиан в этой. Я бы сказал, что врач не слишком хорошо контролировала процесс регрессии, как тебе кажется? Она не задавала уточняющих вопросов для установления дат. Она позволила мне болтать без умолку, не используя надлежащих методов дистанцирования. Временной промежуток, о котором я говорил под гипнозом, не согласуется с известными историческими датами. Курильщик должен был быть молодым юношей в Штатах, когда я видел его гестаповским охранником. И кто и когда был Сидни, и какое отношение он имел к жизни Мелиссы в Германии 40-х годов? Ты, вероятно, и сама тогда задавалась этими вопросами, Скалли.

Малдер перевел на нее вопросительный взгляд, и она задумчиво кивнула.

– Я тогда вел себя не слишком разумно, Скалли.

При виде ожидаемой улыбки на ее лице, он усмехнулся в ответ.

– Да, смейся, но ты знаешь, что я имею в виду. Правда в том, я просто утопал в чувстве вины. Я помню, как верил, что любил ее, и признавался ей в этом. В то же самое время, с перспективы этой жизни, я знал, что и понятия не имею, о чем говорю. Все, что у меня было, – это ужасающее чувство вины от того, что я не отвечаю на ее чувства и обрекаю на жалкую жизнь с Эфизианом и его сектой. Я думаю, что, должно быть, пытался воспроизвести роль ее возлюбленного в жизни в Германии, но потерпел полное фиаско. Тут все довольно туманно. Может, я пытался переложить часть своей вины на Курильщика.

– Когда я поговорил с ней позже, то ощутил такую жалость к ней, такую ответственность за нее, но… думаю, Мелисса понимала, каковы мои чувства на самом деле, потому и вернулась к Эфизиану. Она наконец осознала, что было для меня важно даже тогда, когда я писал Саре стихи и по воскресеньям водил ужинать в отеле.

Скалли недоумевала по поводу того, куда он ведет. Вполне в духе Малдера: придумать способ пронести груз вины через несколько жизней.

– У Салливана был друг детства по имени Билли. Мы вместе выросли в Аписоне. До войны это был прекрасный город, и нам хорошо жилось. Наши семьи любили и заботились о нас. Мы делили все, включая мечты о будущем. Мы читали классическую литературу с отцом Билли. Он был священником – спокойным, уравновешенным человеком – и не слишком-то ладил с энергичными методистскими проповедниками той части страны, однако тамошние люди его любили. Они к нему привыкли.

– Он учил нас уважать закон, и мы решили, что однажды вместе откроем юридическую контору – самую справедливую на Юге. Никто не остался бы без защиты, даже если бы не мог за нее заплатить. Мы читали и Эдгара Алана По и были убеждены, что можем решить любые загадки насчет вины и невиновности благодаря простой наблюдательности и дедуктивному мышлению. Мы были такими наивными. Мы собирались переехать в Мерфрисборо к дяде Билла для изучения права. А потом началась война.

– Мне не терпелось записаться в добровольцы. Казалось таким романтичным воевать за свой дом и родную землю. Билли последовал за мной, разумеется. Он не особо стремился воевать, но хотел быть рядом. Он помог мне написать прощальное стихотворение для Сары, когда мы отправились в армию в 1861 году.

– Самое забавное заключалось в том, что Билли добился на военном поприще большего, чем я. Я вечно конфликтовал со своими командующими офицерами. Ты стал сержантом почти сразу по прибытии – получил повышение из-за большого количества потерь среди личного состава. Мы много узнали о реалиях войны в течение следующих двух лет. К 1863 году, когда мы услышали, что янки подступают к Теннесси, в моих представлениях о войне не осталось ничего романтичного.

– Мы оказались рядом с фермой под жестоким огнем неприятеля. Не помню, подумывали ли мы о сдаче. Вокруг было столько сбивающих с толку звуков. Ты увидел снайпера, берущего меня на мушку, и толкнул меня на землю. Он попал тебе в бок между ребрами. Я держал тебя на руках и смотрел, как ты покидаешь меня – так быстро, что я не мог в это поверить, даже после всех виденных мною смертей. Всего один наполненный ужасом взгляд, пока ты захлебывался кровью. Как могла вся моя жизнь закончится вот так? Я сошел с ума. Я бросился в поле, стреляя во все стороны. Потребовалось пять пуль, чтобы покончить и со мной.

Малдер помедлил и сделал над собой осознанное усилие, пытаясь успокоиться. Он осознал, что оговорился и начал говорить о Билли во втором лице. Неудачно вышло – из-за этого его повествование приняло слишком личный характер, что могло отпугнуть Скалли.

– Вот что я имел в виду, говоря о недостатках метода регрессивного гипноза. Я знал эту историю, когда был Салливаном, но никто не задал мне правильных вопросов. Не то чтобы я хотел выболтать все это перед ней. Сара была моей будущей женой, но все важное я разделял с Билли – так, как Салливан считал, должно быть между мужчинами и женщинами.

«У такого положения вещей есть множество преимуществ», – подумал Малдер, ожидая реакции Скалли на свой ответ. Он бросил на нее взгляд украдкой и увидел, что она смотрела куда-то вдаль, очевидно погруженная в свои мысли.

Скалли не знала, что и думать. С научной точки зрения, все это было сплошным притянутым за уши самообманом, достойным упоминания в “Журнале невоспроизводимых результатов”(1). Было бы так просто сказать Малдеру – мягко, разумеется, – что все это существовало только у него в голове. Она вздохнула, вспоминая, что когда они только начали читать бумаги, Малдер настаивал, что это фальшивка. Почему же его мнение столь кардинально изменилось?

Что-то создало эмоциональную связь Малдера с историями Мартина и Салливана. В повседневной жизни у него возникали проблемы с простыми эмоциями. Это каким-то образом облегчило для него принятие идеи прошлых жизней? Или идея о существовании предыдущих жизней просто была слишком притягательной, чтобы отвергнуть ее? Странно, но ей казалось, что она тоже начала испытывать эмоциональный отклик на эти истории. Ее разум просто не воспроизводил эти ощущения, даже пятиминутной давности. Но Малдер всегда был храбрее или безрассуднее ее в том, чтобы подвергать свой разум опасным влияниям.

– Малдер, почему ты раньше ничего не рассказывал об этих подробностях?

– Я не хотел им верить, Скалли. Куда проще было иметь дело с тем сеансом гипноза. – Малдер не хотел юлить, но и открывать слишком много также не входило в его планы. – Видишь, у меня уже было это ощущение узнавания тебя из прошлой жизни, когда мы были очень близки. Я пытался игнорировать его.

– Я не… – начала Скалли. – Я ничего не помню, Малдер. Иногда мне кажется, что у меня почти получается. Не знаю, что это означает.

– Неважно. Это не имеет значения.

Малдер сказал себе, что так будет лучше. Им не нужны были осложнения, неизменно возникшие бы, если бы в их отношения добавились изменчивые аспекты секса и романтики. Он знал, что в таком случае ему бы не пришлось прибегать к чувствам из прошлой жизни, но у него никогда не хватит смелости. За разумными доводами крылась простая тоска, выражавшаяся в молчаливых мольбах к Скалли: «Вспомни меня побыстрее. Пожалуйста, не откладывай до того момента, когда мы умрем в каком-нибудь поле».

Скалли казалось, что она словно бы угодила в Зазеркалье и смотрит на комнату, которую только что покинула. Малдер почти что сказал, что любил ее сотни лет назад, однако явно избегал любых упоминаний о сегодняшних чувствах. С другой стороны, она точно знала, что любит Малдера прямо сейчас, пусть даже она никогда не откроет ему своей любви. У нее не было никаких воспоминаний об отношениях в прошлых жизнях. Как всегда, Малдер предпочел сосредоточить свое внимание на паранормальных феноменах, а не на реальности у них под носом. Она подозревала, что он считал, будто все трудности испарятся волшебным образом, если она только позволит себе вспомнить. Что ж, она не могла этого сделать. Реинкарнация была физически и духовно невозможна.

Возможно, если бы Малдер стал чуть более открытым, обратился бы за помощью к профессионалам, то у него получилось бы лучше понять себя. Но это случится, вероятно, когда она сама научится ослаблять контроль, в котором так нуждалась, над своими чувствами и даст себе волю. «Это нормально, – сказала она себе. – Не все хотят или нуждаются в неконтролируемой страсти прямиком из опер».

– Как думаешь, я буду видеть красный в следующей жизни, Скалли? – спросил Малдер, когда они приблизились к дороге на аэропорт.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты знаешь… я же не различаю красный и зеленый цвета. Думаешь, эта особенность переходит из жизни в жизнь?

Скалли сочла его вопрос этаким причудливым отвлечение внимания, призванным разрядить обстановку, и ответила в том же духе.

– Это генетическая недостаточность, обусловленная полом. Если в следующий раз будешь женщиной, то, вероятно, не унаследуешь ее, – озорно заявила она.

– Вряд ли мы могли бы иметь одну и ту же ДНК в каждой жизни. Я мог бы быть мужчиной и не дальтоником, – запротестовал он. – Однако я всегда буду сожалеть о том, что не различаю цвет твоих волос.

Скалли ожидала развязки в виде шутки о краске для волос, но напрасно. Он так и не отвел взгляда от дороги.

– Многое во мне может быть исправлено в следующий раз. Постарайся отыскать меня, Скалли. Ты так хорошо осведомлена о моих недостатках, что оценишь изменения.

Она знала, что он шутил, но в его юморе проскользнула нотка грусти.

Они припарковались перед входом в офис проката машин и настроились на деловую волну. Вернув машину, они разошлись по своим делам: Малдер принялся изучать ассортимент газет и журналов, тогда как Скалли отправилась на поиски подходящей открытки на день рождения выходящего на пенсию Джерри Ходжа.Покончив с покупками в газетном киоске, Малдер отправился в магазин сувениров в поисках Скалли. Когда он подошел к ней со спины, то заметил, что ее плечи дрожат.

– Нашла какие-то по-настоящему смешные открытки о проблемах с простатой? – спросил он, беря первую попавшуюся открытку.

Когда она не ответила, он пригляделся к ней и понял, что она не смеялась, а тихо плакала. И в этот момент он узнал мелодию, игравшую в магазине, что само по себе было странно, ведь обычно он не мог запомнить ни мелодии, ни ее названия, не прослушав ее раз сто. Он не помнил, чтобы слышал ее – он просто знал ее, как домашнее животное распознает змею, никогда ее не видя. В магазине были выставлены различные CD-диски вместе со стереосистемой, на которой покупатели могли послушать музыку перед покупкой. Диски содержали популярную меланхоличную музыку нью-эйдж, и в тот конкретный момент в проигрывателе играла кельтская музыка.

Он поспешил к прилавку и спросил продавщицу – Эджи, как было написано на ее бейджике:

– Мэм, не могли бы вы включить что-нибудь другое? Кельтская музыка вызывает у моей подруги не самые лучшие ассоциации. И, пожалуйста, скажите название этой песни.

– Разумеется. Понимаю, о чем вы, – продолжила она, после того как сходила к музыкальному центру и поставила другой диск. – Мой муж не может слышать «Паренька Дэнни», потому что это была любимая песня его матери. Это была подборка «Песней, исполняемых на ирландской свирели». Называется «Черная роза».

– Я бы хотел приобрести диск.

Улыбка продавщицы увяла, и она подозрительно покосилась на Малдера.

– А вы не собираетесь использовать его, чтобы дразнить эту бедную малютку? – прищурившись, потребовала она.

– Разумеется, нет, – заверил ее Малдер, несколько сбитый с толку этой неожиданной нападкой.

Это было забавно. Надо будет позже поделиться этим со Скалли – и вправду, бедная малютка. Он проследил за взглядом продавщицы, направленным на Скалли. Она невидяще смотрела на стенд с открытками по случаю рождения, расправив плечи, словно в ожидании новых ударов судьбы. Малдер вдруг осознал, что его суждения изменились. У него возникло странное ощущение, как будто его понимание расширилось и достигло ранее скрытых от него областей – разница заключалась в том, чтобы видеть какую-то вещь в свете его одержимости и всю картину при свете дня.

В этом свете он заглянул за уверенный фасад Скалли и увидел сбитую с толку, одинокую женщину. Она не могла признаться в своих смятении и горести. Обычно он и рад был оставить эти тревожащие эмоции за стеной ее напускной самодостаточности, потому что это отвечало его целям. И, разумеется, она чувствовала, что ему не слишком-то хотелось слышать о любых неуверенностях и страхах. Так что всякий раз, когда он смотрел на нее и спрашивал: «Ты точно в порядке?», все его тело было напряжено в готовности идти дальше, продолжать расследование. Не нужно было быть специалистом по языку тела, чтобы это понять.

День за днем она следовала за ним в пугающих ситуациях и сталкивалась с вещами, которые бросали вызов ее самым лелеемым представлениям о мире. И при всем при этом она оставалась храброй, полностью достойной доверия и всегда готовой предложить ему утешение. Разве странно, что после четырех лет потерь и ужасов ее подсознание пыталось защитить ее от еще большего эмоционального потрясения? Ему нужно было сохранить острое осознание хрупкости и краткости их жизней, возникшее у него в больнице. Эта перспектива позволит ему понять, как преодолеть барьеры, которые они оба построили в попытке защитить свои израненные жизни.

Ему надо быть терпеливым – с собой и с ней. Она не была бедной малюткой. Она была, как и любой другой человек, уязвимой перед многочисленными ударами, наносимыми ей окружающим миром. Почему он всегда способствовал возникновению новых, вместо того чтобы защитить ее от них по мере своих сил? Он мог измениться. Если он изменится, то и она тоже сможет. Воспоминания о каком-то смутном прошлом не так уж и важны.

– Оплата кредитной картой?

Малдер молча достал кредитку. Впечатление уже поблекло. Он больше не чувствовал связи с мудростью и сопереживанием, поднявшимися из глубин его естества. Интересно, это музыка затронула какие-то ранее недостижимые уголки его… чего?.. души? На какой-то краткий миг он ощутил всепоглощающую подавленность. Он пережил чувства человека, которым когда-то был и мог стать снова? Да уж, ему много за что можно «поблагодарить» своих родителей: любой продавец сувенирной лавки лучше него способен был разглядеть уязвимость Скалли.

Закончив с покупками, Малдер подошел обратно к стенду с открытками, рядом с которыми до сих пор стояла Скалли. К его крайнему удивлению, она протянула к нему руки в ожидании успокаивающего объятия, и он спросил себя, а не нахлынули ли и на нее воспоминания о том человеке, которым она когда-то была? Но это сработало не лучшим образом. Она как будто ощутила собственнический инстинкт, который он невольно выказал этим объятием, и мягко оттолкнула его с выражением легкой паники на лице, сходным с тем, что было у нее в машине. Его оптимизм несколько остыл, когда он понял, как велика вероятность вновь совершить прошлые ошибки. Это будет походить на проживание в двух мирах одновременно. Ему придется увеличить дистанцию, причем буквально, между ними, чтобы избежать огромной ошибки. Разочарование станет просто беспримерным.

Только этого ему и не хватало: откровения, поколебавшего его прямой, ничем не примечательный жизненный курс, и еще более усложнившего самые важные для него рабочие отношения. Разумеется, он вынужден был признать, что документ Мелиссы, вероятно, спас их. Только его влияние на подсознание Скалли, когда она направилась в Диггер этим утром, отделяло их от смерти.

– Хочешь узнать название той песни? – как бы между делом спросил он.

Она покачала головой.

– Думаю, чрезвычайно высокий уровень адреналина в моей крови из-за событий последних дней сделал меня чересчур эмоциональной, – сказала она. – Извини, что я расклеилась.

Она предусмотрительно снабдила его оправданием за это «чересчур эмоциональное» объятие, заметил Малдер. Интересно, сколько еще раз она попадет в ловушку собственных необъяснимых реакций, прежде чем установит, что все это имеет смысл, только если она примет возможность воспоминаний из прошлой жизни. Таким образом он смог объяснить несколько своих собственных.

Скалли была, вероятно, права. Сильнейший стресс последней недели сделал их более восприимчивыми к глубоко потаенным воспоминаниям. По прошествии времени яркость их впечатлений после прочтения манускрипта потускнеет, и их прежние личности восстановят контроль над их поведением.

– Может, документ Мелиссы повлиял на меня сильнее, чем я думала. Он был трогательным, даже если это просто выдумка, – заметила Скалли, когда они подошли к залу ожидания. – Я так жалела их, умерших подобным образом после того, как они столь отчаянно пытались выжить и быть вместе. – Скалли казалось, она помнила ком в горле. Чувствовала ли она еще что-то? Сейчас она уже ничего не помнила.

– Это было чертовски трагично, Скалли, – коротко отозвался он.

Его ответ не способствовал развитию беседы, так что Скалли молча села и стала читать последние новости в «Пост». Малдер похожим образом уткнулся в «Таймс», но вместо чтения принялся размышлять над проблемой. Как ему сообщить Скалли о возможной ниточке от Гринфилд без того, чтобы она отчитала его за столь долгое сохранения этого в тайне? Он решил отложить разговор до возвращения в Вашингтон. Аэропорты и самолеты были слишком публичными местами, чтобы делиться в них некоторыми своими наблюдениями.

После напряжения взлета Скалли поддалась накопившейся за три бессонные ночи усталости. Ее голова качалась, потому что у нее не получилось найти подходящую для сна позу, и прежде чем услужливая, но перегруженная работой стюардесса могла предложить ей подушку, Малдер положил свою руку Скалли под голову и опустил ее себе на плечо. Теперь его рука оказалась придавленной в добавлении к тому, что его ноги были неестественно согнуты на слишком маленьком сиденье, но вместо того чтобы заострять внимание на дискомфорте, он обнаружил, что наслаждается прикосновением губ к ее волосам. Он также осознал, что ему не стоит когда-либо впредь ставить себя в подобное положение, пока что-нибудь не изменится. Все, о чем он мог думать, – это о ее волнующем присутствии, полностью отвлекающем его, и сделал себе мысленную заметку начать следовать принятому ранее решению держаться от нее подальше.

В какой-то момент Скалли проснулась и осознала, в какой позе находится. Она могла бы выразить недовольство и отодвинуться или могла притвориться, что ни разу не просыпалась во время полета. Она и в самом деле не до конца проснулась – не достаточно, чтобы проанализировать то, почему чувствовала себя так, словно вернулась домой.

Конец.

Комментарий к конец

(1) - шуточный научный журнал, содержащий уникальный набор шуток, сатиры на научную практику, научныекарикатуры и обсуждения смешных, но реальных историй.