Тернарная логика в отдельно взятом дворце (СИ) [Амантий Буравсон] (fb2) читать постранично

Буравсон Амантий ТЕРНАРНАЯ ЛОГИКА В ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОМ ДВОРЦЕ

Часть 1

Как часто в нашей жизни решающую роль играет случай? Или судьба? Или неизвестные нам математические алгоритмы? Как бы то ни было, сейчас мы хотим рассказать вам одну историю, произошедшую в далёкой Италии в далёком восемнадцатом веке.

Некая Каролина, юная красавица с приятной улыбкой, выразительными бровями и пышными формами, была служанкой в одной добропорядочной римской семье Баптиста. Жизнь у девушки была не сахар: хозяйка частенько избивала бедняжку, а сёстры издевались как могли, доводя до слёз. Причиной подобного отношения являлось то, что Каролина приходилась внебрачной дочерью покойному хозяину, а по красоте в разы превосходила его законных дочерей — старшую, Катарину, и младшую, Бьянку. Но не только в семье плохо относились к «плоду любви» покойного хозяина. Когда Каролина достигла совершеннолетия, донна Баптиста постаралась распространить ложные сведения о порочности и дурном характере своей падчерицы, дабы никто не пожелал просить руки бастарда. Особенно, если не берут замуж родных дочерей, старшая из которых была ростом под два метра и обладала вздорным характером, а младшая — нескладная коротышка, причём столь глупа, что даже дворовые мальчишки по сравнению с ней казались профессорами.

«Какое ужасное стечение обстоятельств! Ну почему все поверили злым россказням моей мачехи? Почему никто не верит мне? Я согласна уже и на простого парня со двора. У меня же такая хорошая наследственность. Вся в мать пошла. И передом, и задом, — вздыхала бедняжка, надраивая огромное блюдо, в которое красавица иногда смотрела, как в зеркало, пририсовывая себе мыльной пеной то брови, то бороду, то просто стирая ладонью пену, чтобы лучше видеть себя. — Так и помру в девках? Ах, какое расточительство! А как же хочется любви, простых ласк любимого. Грустно».

Вскоре почти весь Рим отвернулся от невинной девушки, и она осталась совсем одна. Хотя, нет. Не совсем. Нашёлся единственный человек, который вопреки всем поддержал несчастную Каролину. Пеппино Алабастри, знаменитый певец-кастрат, «примадонна» театра «Арджентино». Впрочем, грандиозным успехом синьор Алабастри был обязан не столько своему пронзительному свистящему сопрано, сколько смазливой женственной внешности: чёрные миндалевидные глаза, брови дугой, полные, чувственные губы и густые, светло-каштановые локоны «примадонны» вызывали у представителей обоего пола гремучую смесь эмоций разного характера.

Пеппино был ещё ребёнком, когда его подобрала на улице великодушная Вдовствующая Принцесса, мать принца Асканио. Оплатив маленькому Пеппино операцию, она взяла его на воспитание, уделяя юному дарованию всё своё время и совсем позабыв про собственного сына, которому доставались лишь оплеухи и пощёчины.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что принц Асканио, римский сенатор и довольно влиятельный человек, отличался скрытностью и нездоровым цинизмом, который запечатлелся едва заметной усмешкой на угрюмом лице. Асканио, единственный сын Вдовствующей Принцессы, поздний ребёнок от нелюбимого ею покойного супруга, провёл всё детство, либо закрывшись в своей комнате, либо на улице с дворовыми мальчишками, не желая мириться с присутствием в доме маленького капризного кастрата, которому позволялось очень многое, если не всё. Пеппино мог посреди ночи разбудить свою покровительницу и потребовать, чтобы ему подали мороженое в спальню, Пеппино мог посреди той же ночи сесть за клавесин и дубасить по нему кулаками, вымещая злость на вредного маэстро, который обучал его музыке. Злясь на здорового, полноценного парня, коим являлся сын принцессы, Алабастри частенько пакостил ему, воруя и пряча вещи, заливая чернилами прописи на латыни и подсыпая перец с солью в десерт.

— Когда-нибудь я убью этого Пеппино! — скрипя зубами, шипел Асканио, не смея, однако, даже пальцем тронуть любимчика своей матери.

Так продолжалось многие годы: Пеппино доводил до белого каления Асканио, а тот мысленно точил нож на вредного певца, в красках представляя, как вскроет ему грудную клетку и вытащит сердце, забрызгав его кровью белоснежные колонны во дворце.

Переломный момент наступил тогда, когда восемнадцатилетний Пеппино должен был дебютировать в опере какого-то завалящего маэстро, как полагалось в те времена, в женской роли. Асканио, кипя от злости из-за очередной выходки невыносимого певца, вломился с хорошо наточенным ножом к нему в комнату и… застыл на пороге в изумлении.

У зеркала стояла прекрасная высокая девушка в розовом платье и белом высоком парике, примеряя жемчужные бусы и кривляясь, как мартышка. Услышав, что в комнату бесцеремонно ворвались, она бросила до того томный взгляд на вошедшего, что от увиденного принцу стало не по себе. Он не догадался, что «прекрасная дама» и есть негодяй Пеппино.

— Вы кто? — задал дурацкий