Разиэль (ЛП) [Кристина Дуглас] (fb2) читать онлайн

Если бы не Сара, я бы чувствовала себя полностью побеждённой. Она мне нравилась, даже если её муж казался ещё большим засранцем, чем Разиэль. Азазель был высоким, темноволосым и угрюмым, его тело излучало мрачное неодобрение, по сравнению с которым Разиэль казался тёплым и пушистым. Даже Самаэль не был бочкой смеха. Я не знала имён остальных, кроме Тамлела, конечно, хотя видела нескольких из них. В комнате, где я видела Разиэля у запястья Сары, было не меньше дюжины мужчин. Хватит ли Сары, Разиэля и, может быть, Тамлела, чтобы поколебать их?

Внезапно я снова увидела эту странную сцену, странный, неземной свет, пение, запах ладана и что-то более элементарное: медный запах крови. Я вздрогнула, чувствуя тепло и слабость. Я бы многое отдала, чтобы не столкнуться с этим. Знать об этом было достаточно трудно; увидев это, я испытала странное чувство. Как будто я наблюдала, как кто-то занимается сексом, или случайно стала свидетелем чего-то немного извращённого, но… возбуждающего.

Немного извращенного? Он пил кровь жены своего друга. Неудивительно, что каждый раз, когда я думала об этом, меня охватывало тревожное чувство. Мне казалось, будто кто-то прикоснулся ко мне.

Я не совершу эту ошибку снова. Никаких распахнутых дверей, я сначала постучу и подожду, пока кто-нибудь откроет. То, что эти… эти люди делали в уединении своих собственных номеров, меня не касалось. Я просто хотела убраться отсюда к чёртовой матери.

Хотя и не в буквальном смысле. Будучи разумной женщиной двадцать первого века, я никогда не верила в ад. Мне казалось, что на земле достаточно ужасных наказаний, чтобы удовлетворить самого мстительного бога, и почему Вселенная должна дублировать усилия? Ад — это война, дети, которые умерли раньше своих родителей, наркомания, бедность, насилие. Мне всегда казалось, что если кто-то облажался по-крупному, проще было просто отправить его обратно на очередной круг.

С другой стороны, я никогда не верила, что люди, которые страдают, сами виноваты в этом, так что это пробило брешь в моей космической теории справедливости.

Тем не менее, какая-то огненная яма с хихикающим дьяволом, держащим вилы, казалась скорее извращённой фантазией Диснея, чем чем-либо ещё.

Очевидно, я ошибалась.

Хотя никто ничего не говорил о Сатане. Если подумать, некоторые библейские проповедники утверждали, что первый падший ангел, Люцифер, был Сатаной, царём ада. Что на самом деле не соответствовало тому, что здесь происходило.

Мне было любопытно, но, по правде говоря, не только интеллектуальное любопытство заставляло меня остаться здесь.

Разиэль имел к этому какое-то отношение.

Ладно, он был слишком великолепен, а великолепные мужчины заставляли меня чувствовать себя троллем. Я могла сделать исключение. Нравилось мне это или нет, но меня тянуло к нему, привязывало к нему, возбуждало, и пока я тратила много энергии на борьбу с ним, я проигрывала битву. Это не имело значения, он был более чем способен сопротивляться мне, и я не собиралась выставлять себя дурой. Не в первый раз я испытывала юношеские муки безответной, э-э, похоти.

Солнце уже садилось, погружаясь в тёмно-зелёный океан, золотистый цвет тянулся ко мне жадными лучами. Я посмотрела вниз и увидела Разиэля, идущего по берегу вместе с Азазелем и другими. Они были поглощены разговором, и с такого расстояния я едва могла видеть их лица, не говоря уже о том, чтобы слышать о чём они говорили. Но что бы это ни было, ничего хорошего это не сулило.

И конечно среди них не было женщин. Никаких женщин-ангелов. Это действительно раздражало меня — патриархальный контроль, по-видимому, растянулся на тысячелетия.

Я отвернулась. По-видимому, единственный способ сделать детей падшими ангелами — это иметь женщин-ангелов, но кто-то пренебрёг их созданием.

Я умирала с голоду. Как он доставил всю ту еду сюда прошлой ночью? Был ли это какой-то сказочный мир, где всё, что мне нужно было сделать, это захотеть, чтобы это произошло?

Я закрыла глаза и попыталась представить себе мороженое «Бэн энд Джеррис», затем снова открыла их. На кофейном столике передо мной ничего не было, но по воле прихоти я соскользнула с софы и подошла к морозилке, заглянув внутрь… абсолютно ничего. Дерьмо.

Возможно, требовалось магическое прикосновение Разиэля.

Я начала беспокойно ходить по квартире, стараясь не думать о голоде. Одна спальня — его, с двуспальной кроватью посередине.

Глядя на неё, я начала думать о точках к низу от моего живота, но потом быстро вернула свой разум к более невинным вопросам. Кто-то застелил постель, так что, возможно, в доме есть горничная, и это хорошо. Я не собиралась начинать убирать за ним, хотя, скорее всего, он был аккуратнее меня. Как и большинство людей.

Один шкаф и не так много одежды. Я уже порылась и позаимствовала то, что мне больше всего подходило. Остальное сидело бы до невозможности плотно на моей далеко не игривой фигуре, при условии, если вообще смогу натянуть это на себя. Кроме того, чёрное было почти таким же угнетающим, как и белое.

Наверное, мне придётся отказаться от мысли когда-либо быть гибкой или стройной. Я проведу вечность, находясь по эту сторону сладострастия, и мне это не нравилось.

С другой стороны, я никогда не растолстею, так что это уже кое-что.

Я побрела на кухню. Солнце теперь было огненно-красным, и солнечный свет отражался от окон передо мной, и только маленькая полоска серебра осталась над горизонтом.

Как только солнце сядет, всё погрузится во тьму, и я прислонилась к стойке, наблюдая. Если солнце встаёт и садится здесь, значит, это настоящий мир, и я должна быть жива. Иначе это не имело смысла. Зачем возиться со всеми атрибутами нормальной жизни, когда реальность так далека?

Последнее красное мерцание исчезло под пенистой поверхностью, и я не двигалась, находясь практически в медитативном состоянии, наблюдая, как вода вспенивается и плещется, а прохладный влажный воздух обдувает моё лицо. Я облизнула губы, почувствовала вкус соли и улыбнулась. Мать велела мне облизывать губы, когда мы выходили на берег моря — это души мёртвых младенцев целовали меня, пытаясь утащить за собой.

Хильдегарда Уотсон никогда не вызывала смеха. Почему она считала, что мёртвые дети оказываются в океане, мне никогда было не понять, но я никогда не пыталась урезонить свою мать. Это всегда было проигрышное предложение.

Но, чёрт возьми, старушка была бы в восторге, узнав, что её богохульная дочь общается с ангелами. На самом деле, спит с одним из них, хотя это было не совсем то «спит», о котором я обычно думала. И было безопаснее не позволять моим мыслям идти в этом направлении, не когда дело касалось Разиэля.

На самом деле, скорее всего, это был Нептун или Посейдон, который целовал меня потрескавшимися от соли губами. Боги Олимпа всегда были гораздо интереснее иудео-христианского Бога, который был одержим наказанием и грехом. Не то чтобы Хильдегарда верила в какого-то Бога, кроме своего сердитого моралиста, который каким-то образом превратился из нежного, любящего Иисуса.

Мне действительно следовало подстраховаться, поскольку именно мрачный Бог моей матери оказался тем, кто обладал силой. Хотя, похоже, он был даже до-иудео-христианином. Интересно, что подумала бы об этом Хильдегарда? Она бы слетела с катушек.

Мне следовало бы постараться убраться отсюда к чёртовой матери, и, возможно, я бы так и сделала, если бы знала, куда идти. У меня оставалось мало времени с Разиэелем — рано или поздно он проникнет в мой мозг и увидит печальные мечты, с которыми я пыталась бороться, увидит непрошеные, похотливые чувства, которые были сильнее всего, что я когда-либо чувствовала в своей жизни. И это будет унизительно. Если я не смогу контролировать свою… свою влюбленность, тогда мне нужно бежать. Мне просто нужно было знать, куда именно.

Я была так голодна, что могла съесть его белоснежную софу. Кто-то убрал мою посуду со вчерашнего вечера, так что я не могла поискать остатки. Пончики давно исчезли, и я была безутешна.

Я плюхнулась на софу, прикрыла глаза рукой и жалобно застонала. «Бэн энд Джеррис», — с тоской подумала я. Для начала супер-кусок помадки или Черри Гарсия. Если бы я уже не придерживалась девиза «жизнь неопределенна, сначала съешь десерт», последние двадцать четыре часа или около того убедили бы меня. Но холодильник Разиэля был таким же пустым, как и эта квартира. Никакой помощи.

После этого, лазанью, густую и липкую, с кусочками чесночного хлеба и сыра, в сопровождении хорошего Каберне. С такой скоростью я бы согласилась бы на что угодно.

Я снова застонала, переворачиваясь на живот и пряча голову в подушки. Мысль о еде наполнила меня такой тоской, что я почти почувствовала её запах. Лазанья, которую я старательно избегала в течение многих лет диеты. Оглядываясь назад, я понимала, что это была вся моя взрослая жизнь.

— Элли, — мягкий голос Сары проник сквозь моё страдание.

Испугавшись, я повернулась и обнаружила Сару, стоявшую в гостиной рядом с молодой женщиной, держащей в руках поднос.

— Я не слышала, как вы вошли, — смущённо сказала я.

Очевидно, Сара не стучала.

Едва заметная улыбка Сары могла быть извинением, а может и нет.

— Это Кэрри. Она жена Самаэля и одна из наших новых жильцов. Я подумала, вы двое захотите поговорить.

Я посмотрела на неё. Кэрри тоже была высокой, с длинными светлыми волосами, милой улыбкой и тенью в прекрасных голубых глазах. Очевидно, Падшие выбирали арийских амазонок в жены, и я проигрывала этот забег. «Не то чтобы я хотела участвовать в бегах», — напомнила я себе. Мне даже удалось приветливо улыбнуться.

— Это было бы здорово. Это ведь ужин, правда? — я многозначительно посмотрела на поднос, моё настроение поднялось.

— Надеюсь, ты любишь лазанью, — весело сказала Сара. — Пойду положу мороженое в морозилку.

Я узнала упаковку «Бен энд Джеррис» — кто бы ни узнал? — я даже не стала спрашивать какой вкус. Я знала.

Кэрри поставила поднос и села напротив меня, снимая крышки с тарелок.

— Никакого чесночного хлеба, — сказала она со слабой улыбкой. — Он ухудшает движению крови.

Шальная дрожь протанцевала вниз по моему позвоночнику. Я внимательно посмотрела на молодую женщину, вероятно, лет на пять моложе меня, но на её шее и запястьях не было никаких следов. С другой стороны, на запястье Сары не было никаких следов сразу после того, как Разиэль испил её. Я поёжилась, всё ещё обеспокоенная этой мыслью.

Хотя мысль о Разиэле у тонкого запястья Сары с синими венами беспокоила куда больше, чем о ком-либо другом, кто питался бы от неё.

— Какой крови? — спросила я, накладывая себе лазанью, слишком голодная, чтобы брезговать.

Я не особо хотела знать, но старалась быть вежливой.

— Кровь, которую я даю Самаэлю, — просто ответила она. — Чеснок влияет на время свёртывания.

Это звучало вполне разумно, если не учитывать, что они собственно делали с кровью и как они её получали. Я силой выкинула это из головы.

— Хочешь чего-нибудь из этого? — я указала на перегруженную тарелку.

Казалось, они принесли мне вдвое больше, чем я хотела. С такой скоростью я получу… нет, не получу.

— Я подожду и поем с Сэмаэлем. Он предпочитает обедать вместе. Прямо сейчас он с другими Падшими осматривает защиту перед встречей, чтобы убедиться, что Нефилимы не смогут прорваться. Ходят слухи, что они собираются попробовать.

— Слухи ходят всегда, — тихо сказала Сара, выходя из кухни. — Лучше не обращать на них внимания. Мужчины могут ходить, бормотать и чувствовать себя важными, но, в конце концов, Нефилимы либо ворвутся, либо нет, и вряд ли мы можем как-то повлиять на это.

— И Нефилимы являются пожирателями плоти? — спросила я, внезапно взглянув на свою ярко-красную пасту.

Я снова поставила тарелку.

Сара кивнула.

— Нет слов, чтобы описать их. Живой кошмар. Им никогда не удавалось пробить стены Шеола, но это не гарантирует, что они этого не сделают.

Она замолчала на мгновение, как будто смотрела куда-то вдаль, на что-то невыносимое. А потом она пришла в себя, спокойная, как всегда.

— А пока всё, что мы можем сделать — это жить своей жизнью. Они были угрозой с начала времён — беспокойство ни к чему нас не приведёт.

Лазанья уже не очень хорошо лежала у меня в животе, но я знала, что мороженое справится с тошнотой. Не было ничего в этом мире, или в каком бы мире я ни была, что мороженое не могло бы исправить. Я направилась к холодильнику, но остановилась, чтобы посмотреть в окно на мужчин на широком пляже.

— Когда они могут напасть? — спросила я, глядя на них. На него.

— После наступления темноты. Нефилимы не могут выходить днём — это сжигает их плоть. Днём они спят, потом их будит голод, и они отправляются на поиски того, что могут найти. И, по-видимому, они нашли Шеол.

— Нашли?

— Шеол охраняется туманами. Они были подняты, когда вас принесли, и мы боимся, что этого было достаточно, чтобы предупредить монстров.

— Хочешь сказать, что я повинна в привлечении психов? — я отвернулась от пляжа.

— Конечно, нет, — сказала Сара успокаивающим голосом. — Они не вошли и не войдут. Они могут штурмовать ворота и угрожать, но они не смогут войти, пока кто-то не пригласит их. А никто не будет приглашать свою собственную смерть.

Внезапно воздух стал холодным, почти липким и я не могла избавиться от дурного предчувствия. Вот тебе и весёлая загробная жизнь.

— А как насчёт Падших? Они могут выходить днём. Должны ли они быть приглашены в место, прежде чем они смогут войти?

Она покачала головой.

— Это только для нечистых.

— А вампиры не нечисты?

— Мы не используем этот термин, — заговорила Кэрри. — Они пожиратели крови.

— У этого термина слишком много негативных коннотаций, — объяснила Сара. — Роли Падших и Нефилимов спутались за годы и люди превратили их в кошмары. Лишь только Нефилимы — монстры.

— Кто их создал? Ваш справедливый и любящий Бог?

Сара проигнорировала мой сарказм.

— Бог послал новых ангелов за Падшими, чтобы уничтожить их. Чтобы убедиться, что они не поддадутся искушению, он сделал так, чтобы они ничего не чувствовали. Они всё равно пали и сошли с ума, и он проклял их, сделал их плотоядными и мерзкими. После этого он перестал пытаться.

— Но они не могут войти, верно? Я имею в виду Нефилимов. И даже если бы они это сделали, им, вероятно, было бы трудно добраться до верхнего этажа этого места, не так ли? — обычно я не была такой слабачкой, но я боялась каннибализма. Джеффри Дамер сделал меня физически больной. Я всегда считала, что меня съели в прошлой жизни, хотя, судя по тому, как шли дела, возможно, это было частью моего будущего, а не моего прошлого.

— Если они войдут, все умрут, — сказала Сара. — Негде будет спрятаться, даже здесь наверху.

Она, должно быть, заметила выражение моего лица, потому что быстро рассмеялась лёгким, пренебрежительным смехом, который был почти что правдоподобен. Почти.

— Но ты права, они не войдут. Падшие обеспокоены, потому что они достигли наших границ, чего никогда раньше не было. Они всё равно не смогут прорваться через последний барьер.

Она говорила очень уверенно. И я ни на минуту в это не поверила. Мне нужно мороженое.

Оно было вишневое и хоть частично могло мне поднять настроение. Я схватила один контейнер с ложкой и села, скрестив ноги, на чистой софе рядом с молчаливой Кэрри. Меня так и подмывало уронить немного мороженого, просто чтобы добавить красок этому месту. Я показала на круглый контейнер.

— Вы хотите? Есть ещё ложки. Совместное поедание «Бен энд Джеррис» — очень связывающий опыт.

Сара рассмеялась.

— Мы уже связаны, Элли. Мороженое не нужно. Наслаждайся, — она заняла место напротив меня. — Как вы с Разиэлем ладите?

— Он меня ненавидит, — весело сказала я. Если я не могу его заполучить, то, по крайней мере, могу получить удовольствие, раздражая его.

— О нет! — сказала Сара. — Разиэль никого не ненавидит. По крайней мере…

— Поверь мне, он ненавидит меня. Я тоже его не очень люблю, — это была не совсем ложь. — Он думает, что я заноза в заднице.

— Конечно, нет, — сказала Сара.

— Конечно, да. И объясни мне про коллективный разум.

— Что?

— Откуда Разиэль знает, о чем я думаю, когда я с ним? Как ты узнала, что я хочу лазанью и «Бен энд Джеррис»? У кого-нибудь есть секреты, какая-нибудь личная жизнь в этом месте? — я понимала, что прозвучала ворчливо, но не могла остановиться.

— Секреты обычно приносят неприятности, — пробормотала Сара. — Но есть же уединение. В то время как большинство из нас может понять, что думают другие люди, если мы внимательно слушаем, более вежливо не делать этого. Мы можем понять твои основные потребности, если ты хочешь поесть, или хочешь пойти на прогулку, или хочешь компанию. Более важные вещи будут доступны только Разиэлю. И боюсь, что он не должен быть в твоей компании. Он знает, что у тебя на уме, даже когда он в другом месте.

— Отлично, — сказала я. — Неудивительно, что я ему не нравлюсь. Мои мысли не были милосердными.

И не совсем невинными. Поэтому он узнал бы абсолютно всё. Если захотел. Он также мог отключить одностороннее радио. Я позволила себе короткую вспышку того, как я выглядела в колоритном нижнем белье, которое Джейсон купил мне в надежде разжечь нашу любовь. Я действительно выглядела очень соблазнительно, но было слишком поздно.

По крайней мере, это поможет мне выбросить Разиэля из головы.

Кэрри вдруг напряглась.

— Нам нужно идти, — сказала она, поднимаясь одним плавным движением, более грациозным, чем мне когда-либо удавалось.

Сара кивнула, её безмятежное выражение сменилось обеспокоенным хмурым взглядом, и тревожное чувство, которое ползло во мне, ударило с полной силой.

Я вскочила на ноги прежде, чем осознала это.

— Время для собрания?

Сара кивнула.

— Просто оставайся на месте. Если возникнут проблемы, Разиэль придёт за тобой.

— Шанс невелик, — начала я, но они уже ушли, оставив меня в стерильной квартире, когда темнота сомкнулась вокруг меня.

Глава 14

МНЕ УДАЛОСЬ ПРОДЕРЖАТЬСЯ МИНУТ ПЯТНАДЦАТЬ. Терпение никогда не было одной из моих добродетелей. Учитывая, что я провела время, расхаживая от окна на кухне до гостиной и обратно, присаживаясь и снова вскакивая, я бы сочла даже пять минут весьма примечательными. Пятнадцать — это мировой рекорд, насколько я могла судить.

Но если Нефилимы придут, будь я проклята, если останусь в этих комнатах, как смиренно ожидающая утка, готовая стать чьим-то десертом. Я направилась к двери, готовясь к бесконечным лестничным пролётам. По крайней мере, это был спуск и если я не закончу как тушеное мясо, я заставлю Разиэля поднять меня обратно. От этой мысли у меня по спине побежали мурашки.

Дверь оказалась заперта.

Повернула ручку, но не так-то просто взломать замок. Не то чтобы я когда-либо вскрывала замки, но я посмотрела достаточно детективов, чтобы понять, что могла бы справиться с этим, если бы у меня была шпилька для волос. А сейчас вообще делают шпильки для волос? Вряд ли в Шеоле.

Но нет, дверь была запечатана, как будто между толстыми стенами и дверью вовсе не было никакого разделения.

Я потратила слишком много времени, колотя по ней, пиная её, проклиная Разиэля, так как знала, что он, а не Сара, был виноват в этом проступке. Я не стала тратить время на крики о помощи — никто не обратит на меня внимания, даже если услышит. На какой-то краткий миг я подумала, а не сесть ли мне обратно на софу и не выдумать ли самую жгучую знойную сексуальную фантазию, какую только может породить моё воображение, а у меня было чертовски богатое воображение, особенно с Разиэлем в качестве вдохновителя. Но это был обоюдоострый меч. Чем больше я фантазировала, тем более уязвимой себя чувствовала. Чем дольше я была рядом с ним, тем больше меня тянуло к нему. А это было слишком опасно.

Возможно, они всё ещё обсуждали, что со мной делать. Возможно, если Нефилимы прорвутся сквозь стены, моё будущее будет спорным.

Я не собиралась сдаваться без боя. Я посмотрела на окна. Самаэль использовал его, когда брал меня на гору… Наверняка есть какой-то запасной выход с верхнего этажа? Я не знала, насколько уязвимы Падшие, но их жёны, несомненно, были смертными.

Я двинулась вдоль стеклянной стены, аккуратно напирая, но, казалось, ничего не сместилось. Я высунулась из окна, вглядываясь в темнеющую ночь, и вздрогнула, хотя ночь была тёплой. Мне показалось, что я слышу вдалеке приглушённые звуки животных, странное рычание и сдавленные крики. Нефилимы всё ещё за воротами Шеола. Но как долго?

Прямо под окнами был узкий балкон, не более ярда глубиной, с низкой стеной за ним, единственным барьером между домом и свободным падением на землю далеко внизу. Нижние этажи здания были консольными — конечно, спуститься возможно было, если буду осторожна. Я всегда была относительно уверенной в себе, по крайней мере, до того, как прыгнула под колеса автобуса. Я распахнула окно, перекинула ногу через подоконник и выбралась на ночной воздух.

Звуки в темноте стали громче, вой животных и крики потерянных душ наполнили ночь, и я почти передумала. Но подул океанский бриз, успокаивая мою нервозность, и я сосредоточилась на ветре, пытаясь выбросить из головы другой шум. Я спустилась к уступу узкого балкона и выглянула через край.

Выглядело не многообещающим. Я могла бы попытаться скользнуть вниз по гладкому пространству того, что могло бы быть бетоном, и надеяться, что я приземлюсь на балконе одним пролетом ниже, но тогда я спущусь лишь на один этаж, а ниже его было ещё несколько пролётов.

Я нашла идеальное место и взобралась на выступ подпорной стены, села и стала глядеть в чернильное небо, наблюдая, как появляются звёзды, вдыхая ночной воздух и запах океана, когда медленное, решительное спокойствие начало наполнять меня. До меня ничего не доберётся. Ни одно существо не разорвёт меня на куски. По крайней мере, не сейчас. Здесь я была в безопасности. Я понятия не имела, откуда это знаю, но знала. Здесь моё место.

Разиэль позаботится об этом. Хотя бы, я могла ему доверять. Со мной ничего не случится. Он был там внизу, выступал в мою защиту, и у него была Сара в качестве прикрытия. Я знала, что он защитит меня.

Я откинулась назад, легла на карниз и уставилась в небо над головой. Я не привыкла рассчитывать на то, что кто-то другой позаботится обо мне — я дорожила своей самодостаточностью, не нуждаясь ни в чём и ни в ком. Моя сумасшедшая мать вырастила меня практически изолированной от нормальной среды, купаясь в своей экстремистской религии, которая была комбинацией фундаменталистского христианства и выживания, приправленной странным оттенком антисемитизма. Странно, потому что моя мать была урождённой Хильдегардой Стайнберг — из семьи ортодоксальных еврейских родителей. Я так и не узнала, кто был мой отец, хотя она настаивала, что они были женаты. Я всегда думала, что она откусила ему голову после спаривания.

Неудивительно, что я всегда считала себя атеисткой. Я твёрдо поставила богов, ангелов и демонов в один ряд с мифологией.

Но это неправильно. Я могла себе представить, кто теперь смеялся последним. Поверьте, я нашла загробную жизнь, управляемую вампирами, а не херувимскими младенцами с голыми задницами и крошечными арфами. Я полагаю, это было лучше, чем полное отсутствие загробной жизни, но Елисейские поля были бы предпочтительнее.

Звериный вой стих — стены Шеола, должно быть, выдержали, по крайней мере, пока. Разиэль возвращался — кажется, я тоже это знала. Была ли эта палка о двух концах с его раздражающим мозгоёбством? Или это какой-то космический GPS? Он возвращался ко мне, и я чувствовала, как горит моя кожа под одеждой.

Его одеждой. Я должна её снять.

Я заленилась и осталась лежать на карнизе. Сбросила одну туфлю, позволив ей упасть на балкон, потом другую, но она соскользнула и перелетела через край, и я услышала, как она подпрыгивала, ударяясь обо что-то, падая вниз…

Я автоматически села, пытаясь дотянуться до неё, хотя было уже слишком поздно, и в последнюю минуту я дёрнулась назад. Я легла на выступ, слегка дрожа.

Я закрыла глаза, сосредоточившись на шуме прибоя. На мгновение я почувствовала его руки на себе, на моей груди, и моё тело инстинктивно приподнялось, затем откинулось назад, стирая образ из моей памяти. Откуда это взялось?

Обоюдоострый меч, напомнила я себе. Возможно ли, чтобы это исходило от него? Нет, не может быть. И мне было намного лучше думать о мороженом.

Разве нет песни о том, что любовь лучше мороженого, лучше шоколада? Это и к сексу относится? И, чёрт возьми, почему меня вдруг мучает навязчивая идея похотливого подростка?

Так что не буду думать о мороженом. И я определённо не буду думать о сексе. Хотя я почти чувствовала его руки на себе, чувствовала, как мои соски твердеют в тёплом ночном воздухе, чувствовала его…

«Чёрт», — подумала я, дёрнувшись в знак протеста.

И тут же упала через край.

В ТУ МИНУТУ, КАК Я ВОШЁЛ В ЗАЛ СОВЕТА, я понял, что всё примет очень уродливый поворот. Азазель стоял во главе стола с выражением лица, говорившим о том, что переговоров не будет, а остальные — большинство из них — выглядели одинаково мрачными. Только Сара и Тамлел выглядели обеспокоенными, и этого было недостаточно, чтобы помешать остальным избавиться от несчастной женщины самым логичным способом.

Я не хотел называть её по имени. По какой-то причине, если я назову её по имени, это сделает проклятую слабую связь между нами ещё сильнее. Аллегра.

Элли. Шип в моём боку, заноза в заднице. Но я не позволю им добраться до неё.

— Мы обсудим всё в порядке важности, — сказал Азазель. — Начнём с Нефилимов. Они у наших ворот. Тысячелетиями мы скрывали от них Шеол, и вдруг они нашли нас. Они собираются там… я не знаю их числа, но всё, что потребуется, это момент невнимания, промах, и они нас захватят.

— Мы можем сражаться, — сказал Михаил. — Не понимаю, почему ты думаешь, что они возьмут верх. Я говорю, давайте перебьём их, и мы избавимся от них раз и навсегда.

— Если, конечно, нам удастся одержать победу, — голос Азазеля был суров. — И если предположить, что наша численность не слишком сильно уменьшилась, у нас всё ещё есть проблема с другими Нефилимами. Они бродят по всему миру в поисках Падших, и если эти знают о нас, то другие последуют за ними. Это будет битва за битвой, смерть и резня.

— И что? — спросил Михаил.

— Не все из нас воины, Михаил.

— Мы должны ими быть. Мы воюем с Уриэлем и его легионом, с Нефилимами, которые бродят и пожирают по его приказу. Это не закончится, пока Нефилимы не будут стёрты с лица земли.

— А что мы будем делать потом? Рано или поздно Уриэль пришлёт кого-нибудь другого, и я чувствую, что это может произойти раньше, — он перевёл холодный взгляд на меня. — Что ты знаешь об этой девушке?

Я напрягся.

— Меня послали забрать её. Я собирался перевести её в следующую жизнь, когда увидел пламя и потянул назад. Не знаю почему — инстинкт. Она ничего не сделала, чтобы заслужить вечное проклятие.

— И ты вправе судить? — спросил Азазель.

Я слишком давно знал Азазеля, чтобы среагировать на это.

— Нет. Но мы не должны слепо следовать, когда наши инстинкты говорят, что это неправильно. Вот почему мы изначально пали — потому что сомневались. Мы не следовали приказам, а следовали зову сердца. И так уже достаточно плохо, когда мы сталкиваемся с беспощадным гневом Уриэля. Но если мы будем судить друг друга, то мы обречены. Она не заслуживала вечного проклятия. Она ничего не сделала.

— Она блудила вне брака. Она насмехалась над заветами. Этого вполне достаточно, чтобы Уриэль осудил её.

— Но недостаточно для нас, — голос Сары прозвучал спокойно и уверенно. Как Источник она имела голос в Совете, которым редко пользовалась. Сегодня всё было иначе: — Стремимся ли мы к превосходству Уриэля? Рассматривали ли мы когда-нибудь бессмысленное наказание как обоснованный ответ?

Взгляд Азазеля на мгновение смягчился, но он ничего не сказал.

— Есть ещё одна возможность, которую мы должны обсудить, — это был Самаэль, обычно молчавший во время этих встреч, и я удивлённо посмотрел на него.

Я всегда был одним из самых близких друзей Самаэля, своего рода наставником. Он не был среди первых Падших, несмотря на фольклор, но довольно скоро последовал за нами, и его приспособление к этой жизни было гораздо сложным. Вечное проклятие никогда не давалось легко, но когда-то Самаэль был идеалистом. Пока Уриэль не покончил с ним.

— Да? — глаза Азазеля сузились.

— Её присутствие здесь не случайно.

На мгновение я потерял дар речи.

— Ты думаешь, я предал Падших…

— Нет, брат мой, — сказал он. — Я думаю, Уриэль мог обмануть тебя. Кто может сказать, что она не демон, посланный в нашу среду, чтобы предать нас Нефилимам и самому Уриэлю? Как Нефилимы внезапно пришли к нашим воротам, когда мы оставались скрытыми тысячи и тысячи лет? Среди нас никогда не было чужаков. Ты, Разиэль, никогда прежде не задумывался о том, кем был путник и куда он направляется. Ты никогда не считал, что это твоя забота, и все мы чувствовали то же самое. Их слишком много, чтобы прислушиваться к ним, мы не можем остановиться и вынести свой собственный приговор. Но что-то заставило тебя остановиться, — он посмотрел на меня серьёзными и встревоженными карими глазами. — Думаю, она наложила на тебя заклятие.

Я рассмеялся.

— Теперь ты говоришь, она ведьма? Я думал, мы оставили всё это позади много сотен лет назад.

— Я говорю, что она демон. Послана Уриэлем, чтобы проникнуть и уничтожить нас. Ты не можешь отрицать, что в его распоряжении есть демоны.

— Нет, — медленно ответил я.

Уриэль правил как ангелами, так и демонами, используя их для любых задач, которые считал необходимыми. Когда-то давно, в минуту слабости, он объяснил себе: для него гораздо лучше править демонами и тёмными духами мира, чем позволить им попасть в руки лукавого.

Лукавым он считал Люцифера.

Мы знали, что нет никакого источника зла. Ни Сатаны, ни Иблиса, ни Князя Тьмы. Зло пришло изнутри, как любовь и красота. Зло — это цена, которую люди платили за жизнь.

Это была цена, которая никогда не входила в священные пределы Шеола. Если только Самаэль не был прав, и Элли Уотсон не одна из служанок Уриэля.

Это многое объяснило бы. Влечение, которое я чувствовал к ней, было иррациональным, когда я поклялся не связываться парой ни с одной человеческой женщиной. Мне нравились мягкие, милые женщины, а не женщины, которые возражали и подвергали сомнению мои решения и осмеливались войти в моё сознание, как должна делать только связанная супруга. Если её послал Уриэль, то у нас был только один выбор.

Азазель повернулся ко мне.

— Это весьма вероятно? Ты знаешь её лучше всех. Неужели её послали открыть врата Шеола и погубить всех нас?

— Нет, — ответила Сара, прежде чем я успел ответить. — Ни в коем случае. У неё есть причина быть здесь, какая, я ещё не понимаю, но нет никакого зла…

— Я разговаривал с Разиэлем, — холодно ответил Азазель, и Сара захлопнула рот.

Меня это почти позабавило, сегодня вечером его ждали неприятности…

Но мне было не до смеха.

— Возможно, — неохотно согласился я. — Это объясняет ряд аномалий.

— Тогда, думаю, у нас нет выбора, — сказал Азазель. — Либо её правильно осудили и приговорили к аду, либо она здесь, чтобы уничтожить нас. Её нужно вернуть к вечному огню.

Он был прав. Для того чтобы её отправили туда, должна была быть причина, даже если я не смог её обнаружить. И если она была предательницей, демоном среди нас, то её место было в аду.

— Ты не должен быть тем, кто отведёт её туда, — добавил Азазель с оттенком сострадания. — Может пойти кто-то другой.

Я ничего не сказал, отказываясь принять их решение. Они не могли этого сделать. Я бы им не позволил.

— Вы все идиоты, — отрезала Сара, наконец-то, взяв слово. — Ты больше не доверяешь своему Источнику? Ты думаешь, я не знаю, что должно быть и что правильно? Никто из вас не считает гадание одним из своих даров, но я многое повидала.

— Что? — резко сказал Азазель.

Но Сара покачала головой.

— Не тебе этого знать. Ещё нет. Вы можете проигнорировать мой совет и уничтожить женщину, потому что думаете, что она может быть ведьмой, как те грешницы в древние времена. Или вы можете дать ей время. Дай Разиэлю время узнать, почему она здесь, — она повернулась и посмотрела на меня. — Ты абсолютно уверен, что она не твоя пара? Это бы всё объяснило.

Это могло быть правдой. А могло быть и ложью. Я знал женщин, которых полюбил с первого взгляда. Это было признание, покой, который был далёк от гнева, который я чувствовал рядом с Аллегрой. Элли.

Но я не собирался приговаривать её к смерти, не будучи уверенным.

Поэтому я солгал.

— Между нами сильная связь, — сказал я, по крайней мере, с долей правды. — И влечение.

— Тогда иди к ней, Разиэль, — сказала Сара. — Посмотри ей в глаза. Ты бы узнал демона, если бы заглянул достаточно глубоко. Прикоснись к ней. Демон не может любить, он может только украсть твою сущность. Это простой тест.

Простой тест. Положить руки на Элли Уотсон и посмотреть, не превратится ли она в монстра. Тогда я убью её, если она обратится. Демонов было достаточно легко убить, если ты узнавал их. Горло у них было нежное, легко раздавить. Всё, что мне нужно было попробовать её на вкус…

Я не буду этого делать. Я был готов доказать, что она не демон, но я был далёк от того, чтобы совершить акт, который свяжет нас навсегда.

— Я подарю тебе эту ночь, Разиэль, — сказал Азазель. — Но никто не должен позволять ей передвигаться по территории без охраны. Мы не можем позволить себе рисковать. Если она человек, мы должны выяснить, послана ли она Уриэлем. Если она демон… убить её. Понимаешь?

— Мне кажется, я никогда не был тугодумом, — сказал я, сдерживая гнев. — Если ты думаешь, что я буду колебаться насчёт уничтожения демона, то ты не очень хорошо меня знаешь.

— А пока никто не должен беспокоить их, если только Разиэль не позовёт на помощь, — предупредил Азазель остальных.

— А что, если она просто обычная человеческая женщина, несправедливо осужденная Уриэлем, которая отдалась на нашу милость? — спросила Сара.

— Мы не можем позволить себе быть милосердными, когда Уриэль не проявляет милосердия. Стоит ли он за присутствием этой женщины здесь или нет, мы не можем ослабить бдительность.

Я посмотрел на каменное лицо Азазеля. Конечно, он был прав. Я знал это, Сара знала это. Я отодвинулся от стола, не позволяя эмоциям проявиться на моём лице.

— Я дам вам знать, — сказал я и вышел из комнаты.

Я остановился на четвертом этаже и, наконец, остался один на тускло освещённой лестнице. Я прислонился к стене и закрыл глаза. Я не хотел прикасаться к ней. Она была всем, от чего я хотел держаться подальше — я не жаждал ни её рта, ни её тела, я не хотел её души или её сердца. Проще всего было бы избавиться от неё.

Промолчать. Даже Сара была не в силах остановить неумолимый суд.

Я мог видеть её, практически чувствовать её под своими руками, её грудь, сладкий вкус её кожи. Внутри меня всё горело. По крайней мере, мои собственные мысли и фантазии были защищены от её пытливого ума. Это было единственное, что делало голод терпимым.

Я оттолкнулся от стены, злясь на себя. Кем, чёрт возьми, я себя возомнил? Я никогда раньше не уклонялся от выполнения задания, и это было достаточно просто. Дотронься до неё, посмотри ей в глаза, и всё узнай. Если бы ответ был неправильным, я бы уничтожил её и без того сомнительное существование. Я положил руку на перила и закрыл глаза, прислушиваясь к ней.

А потом я полетел.

Глава 15

Я ЗНАЛА, ЧТО УПАДУ. Мои руки онемели и стали скользкими от пота и, хотя мне удалось чуть-чуть зацепиться босой ногой за каменную кладку, этого было недостаточно, чтобы удержать меня. Это был долгий путь вниз. Сколько раз может умереть женщина? Я лихорадочно соображала. На этот раз некуда будет вернуться — если умрёшь на небесах или чем бы там это место не было, тогда ты действительно умрёшь.

Может быть, Разиэль избавиться от проблем, подхватив мой труп и бросив его в эту дыру посреди пустоты. Воспряну ли я духом, когда буду жариться в аду или мне повезёт и я попаду в большое жирное никуда?

Я не хотела умирать. Только не это. Я не хотела бесконечной ночи, тишины, небытия. Я хотела всё, за что могла ухватиться: еду, секс, музыку, смех. Но пальцы у меня соскальзывали, нога теряла ту небольшую опору и я почувствовала, что отпускаю себя, падаю назад в темноту, и блеск звёзд над головой последнее, что я увижу.

А потом что-то промелькнуло передо мной. «Тёмно-радужная синева смерти», — мечтательно подумала я, хотя смерть должна была быть чёрной, и улыбнулась. В конце концов, это была не боль, а ощущение, будто меня убаюкивают в чьих-то руках. Если это была смерть, я не должна была её бояться. Я чувствовала себя в безопасности, в тепле, как будто была там, где должна быть и…

Яркий свет ударил мне в глаза, и я вскрикнула, подняв руку и прикрывая их, когда кто-то бросил меня на спину.

«Может, я всё-таки попаду в ад», — ворчливо подумала я, отказываясь пошевелить рукой. Если не буду смотреть, может быть всё пройдёт.

Но любопытство всегда было недостатком моего характера, и звука его шагов было достаточно, чтобы заставить меня убрать руку с глаз и посмотреть. Я вернулась в квартиру, на одну из чистейших софу, а Разиэль только что захлопнул окно прежде, чем повернулся и посмотрел на меня в ярости. Как обычно.

— Какой же идиоткой нужно быть?

Я проигнорировала его, села и огляделась с ослепительной улыбкой.

— Я не умерла, — заявила я.

— Это зависит от твоего определения, — сказал он, направляясь к двери.

Значит, он бросит меня так же быстро, как спас. Я не могла жаловаться — это было лучше, чем быть разбитой всмятку на террасе внизу.

Но он никуда не ушёл. Он просто запер дверь. Я хотела сказать, что она уже герметично закрыта, но решила, что он знает, что делает. Он махнул рукой, и свет потускнел, и я подумала, что это космическая энергия или какой-то датчик движения. Небесный закрыватель.

— О чём ты думала?

Ну, по крайней мере, он говорил со мной.

— Я просто хотела подышать свежим воздухом, — сказала я с надеждой. — Кто-то запер меня, а я не люблю, когда меня запирают. У меня клаустрофобия.

— Вовсе нет. Ты искала способ спуститься вниз, не так ли? Чтобы увидеть, что происходит, — ах, он слишком хорошо меня знал. Уже: — Любопытство — не та черта, которую мы ценим в Шеоле. Тебе повезло, что я пришёл вовремя.

— Да, и что с того? — сказала я спокойным голосом. — Я думала, ты знаешь, о чём я думаю. Я посылала тебе все сигналы бедствия, какие только могла придумать. Почему ты не пришёл?

— Если бы мне пришлось проводить всё время в твоём запутанном сознании, я бы принёс себя в жертву, — сказал он. — Я бы предпочёл держаться подальше, но я всё равно собирался подняться сюда и хотел узнать, спишь ты или нет.

— Уснуть трудно. Я ещё не ужинала.

Было слишком темно, чтобы разглядеть, закатил ли он глаза, но у меня сложилось определённое впечатление, что он сделал ангельский эквивалент этого.

— Тебе не нужно так часто есть здесь.

— Дело не в нужде, а в желании. Я ем по той же причине, что и читаю. Не для еды, а для чувственных удовольствий, — весело ответила я.

А потом пожалела об этом. Упоминание о чувственном удовольствии открыло тему, которая была слишком чувствительной, насколько я могла судить. Я не хотела, чтобы он бродил у меня в голове, читая мои иррациональные и плохо сдерживаемые желания.

Он держался очень спокойно, глядя на меня, и что-то было в воздухе, напряжение, которое скользнуло мне под кожу. Я чувствовала, как бьётся мое сердце, но не испуганный трепет, как несколько минут назад, когда я смотрела в лицо смерти, а медленный, безжалостный стук, который казался почти слышимым. «Проклятье», — подумала я.

Он сделал жест, и свет на кухне погас. Комната наполнилась тенями, заставляя менянервничать ещё больше.

— Знаешь, газовый камин был бы здесь очень кстати, — сказала я непринуждённым тоном, пытаясь уменьшить напряжение, которое пульсировало под поверхностью. — Так было бы уютнее.

Я почти ожидала, что он взмахнёт рукой и появится волшебный камин, но потом встряхнулась. Он не был джинном, исполняющим три моих желания. Хотя я не была уверена, кто он такой, по крайней мере, в том, что касалось меня.

— Поскольку даже спичка может погубить меня, я вовсе не нахожу камины уютными. Тебе придётся обойтись без него.

Я совсем забыла.

— Хорошая мысль, — весело сказала я, стараясь не смотреть на него.

У меня всегда был здоровый интерес к сексу, к мужчинам, но чаще всего я находила занятия получше. У меня были лучшие оргазмы в одиночку, что, несомненно, шокировало бы слегка чопорного Разиэля, и я часто находила парней не стоящими таких хлопот. Так почему же я вдруг стала одержима кем-то?

— Я не чопорный.

— Чёрт! — я завизжала, как будто меня ущипнули.

Я почувствовала, как краска заливает моё лицо. Как я могла забыть? Его способность слышать мои мысли была едва ли не худшим во всем этом опыте.

— Хуже чем смерть?

— Прекрати! — рявкнула я, совершенно сбитая с толку.

— Как твои руки? Ты ранена?

Я посмотрела на них. Мои пальцы покраснели, их свело судорогой, и я оттолкнулась от софы.

— Прекрасно, — сказала я. — Пойду промою их водой.

Я хотела скрыться от его слишком наблюдательных глаз.

— В этом нет необходимости.

Он стоял между мной и кухней, фактически преграждая путь.

— Думаю, это моё решение, — сказала я, пытаясь обойти его.

Он был слишком большим, чтобы передвигаться так быстро. Прежде чем я успела догадаться о его намерениях, он взял обе мои руки в свои, и его прикосновение пронзило мои руки, как электрический ток. Я отпрыгнула назад, запутавшись в своих собственных босых ногах в попытке убежать от него.

Он поймал меня за локоть, когда я начала падать, поставил меня на ноги и тут же отпустил.

— Ты очень неуклюжа, не так ли? — подметил он.

Бессмысленно держать язык за зубами — он уже и так знал, о чём я думаю.

— Ты заставляешь меня нервничать.

— Почему?

— Дай мне сосчитать, — сказала я. — Ты ангел-хранитель, который пытался бросить меня в огонь ада, ты вампир, ты думаешь, что я заноза в заднице; и если бы не ты, я была бы жива и жила бы в Нью-Йорке, занимаясь своими делами.

С минуту он молчал. Затем заговорил:

— Во-первых, я не ангел-хранитель, ни твой, ни чей-либо ещё. Ангелов-хранителей не существует — это просто фольклор.

— Конечно, существуют. Как и вампиры.

Он проигнорировал это.

— Во-вторых, ты определённо заноза в заднице. Ты разрушила мою жизнь так же сильно, как я разрушил твою…

— Сомневаюсь, — сухо перебила я.

— Дай мне закончить. Если бы не я, ты бы сейчас была в аду. Ты должна была умереть, и ничто не может этому помешать. Ты бы просто оказалась в тёмном месте. У большинства людей нет сопровождения, только у тех, для кого Уриэль считает это необходимым. Я понятия не имею, почему он думал, что ты так важна… на первый взгляд, ты кажешься достаточно обычной.

— Большое спасибо, — сказала я.

— Но он что-то задумал. Должно быть, ты оскорбила его своими книгами. Уриэль легко обижается.

— Я безобидна, — запротестовала я, полностью веря в это.

— Сомневаюсь в этом. Что касается того, что я пожиратель крови, это тебя не касается. Это не имеет ничего общего с тем, что между нами.

Его слова неприятно встряхнули меня.

— А что между нами? Между нами ничего нет.

— Конечно, есть, — он отошёл от меня, и я обнаружила, что снова могу дышать нормально.

Или, по крайней мере, более нормально. Очевидно, я затаила дыхание, хотя и не совсем понимала почему.

Я достаточно хорошо видела его сквозь густые тени. Свет из спальни падал на вход в главную комнату, и я могла видеть блеск его странных глаз, выражение усталости на элегантном лице. Он откинул волосы с лица, словно отталкивал от себя нечто неприемлемое. А потом поднял голову и посмотрел на меня.

И я поняла, что будет дальше, так же ясно, как если бы подумала об этом сама.

— Нет, — отрезала я.

Слабая улыбка изогнула его губы.

— Что нет? Я тебя ни о чём не спрашивал.

— Просто нет, — ответила я, стараясь не показать, как он меня нервирует. Я двинулась, внезапно вспомнив о делах: — У тебя есть лишние простыни, может, подушка? Я приготовлю постель на ночь, пока мы не найдём мне другое место для сна. Я, конечно, не хочу выгонять тебя из твоей спальни, хотя ты был очень добр и перенёс меня туда вчера вечером. Во всяком случае, я предполагаю, что это был ты — возможно, Сара была ответственна за это, что очень на неё похоже. Она очень добрая, и мне жаль, что я когда-то предполагала, что она…

— Успокойся, Элли, — сказал он.

Это был первый раз, когда он использовал моё имя. Не полное имя, а более привычное прозвище. Я застыла, мои слова исчезли, как будто он выключил их взмахом руки, как он делал со светом.

Он медленно приближался ко мне, и часть меня хотела бежать. Не то, чтобы было куда бежать, кроме как прямо с балкона. Он запер входную дверь.

Почему?

Он остановился прямо передо мной, слишком близко, чтобы я могла убежать, тесня меня и всё же не касаясь.

— Посмотри на меня, — сказал он тихим, успокаивающим голосом.

— Я смотрю.

Он покачал головой и сделал ещё один жест, и верхний свет, о существовании которого я не знала, вспыхнул. Он должен был ослепить, но я уже была в каком-то оцепенении.

— Открой глаза и посмотри на меня, — повторил он, и в его мягком голосе прозвучала сталь.

Так я и сделала. Посмотрела в его великолепные глаза с блестящими полосками, почти как у кошки. Подняла глаза и почувствовала, как он вторгается в меня, так же уверенно, как если бы я была под ним, кожа к коже. Он был внутри меня, это был акт полного обладания, и я попыталась что-то сказать, возразить, но вырвалось из меня лишь мягкое, оборонительное мяуканье боли. Он не отступил, и я почувствовала себя пронзённой гигантской булавкой в сердце бабочкой. Я почувствовала, как моё тело приподнялось, слегка возвысилось, и поняла, что больше не касаюсь пола. Я попыталась оттолкнуть его, но он был слишком силен, чтобы сопротивляться. Всё, что я могла сделать, это оставаться там, подвешенная, пока он обыскивал моё тело, и я ощутила крик в груди, в сердце, отчаянно пытаясь вырваться.

А потом все закончилось так же быстро, как и произошло, и он отпустил меня. Яркий свет исчез, мои ноги коснулись пола, и я рухнула без чувств.

Он поймал меня, когда я падала, и я хотела закричать на него, ударить его, но я не могла собрать сил. Он неожиданно мягко опустил меня на софу.

— Приляг, — пробормотал он. — Это пройдёт через минуту.

У меня не было выбора. Я легла на спину, пытаясь отдышаться, борясь с острой болью посреди груди, как будто он схватил моё сердце в кулак и сжал его. Я закрыла глаза и почувствовала, как всё начинает исчезать. У меня было достаточно времени, чтобы подумать, не умираю ли я снова, не сделал ли Разиэль что-то, чтобы покончить со мной. А потом наступила темнота.

Глава 16

НАБЛЮДАЯ ЗА НЕЙ, я сел на софу напротив неё. Даже в туманном свете она была источником цвета на фоне нежно-белого. Красивые густые каштановые волосы, тёплые тона её кожи, чёрный шёлк её одежды, которую она взяла у меня. Она была жаром, она была огнём, смертоносным для меня, и всё же почему-то непреодолимым.

Она не была демоном. Я был совершенно убеждён в этом, даже не попробовав её кровь. Она была человеком, и она была уязвима, невзирая на её попытки шокировать меня. Она была ранимой, и самое лучшее что я мог сделать — оставить её в покое.

Но я не смог. Не после Милости Познания. Всматриваться в неё столько глубоко было интимным актом, после которого не было пути назад. Между нами была связь, которую я не желал иметь, но она всё равно существовала, и была всецело сексуальной. Животная потребность, с которой я больше не собирался бороться. Я собирался трахнуть её. Я мог представить вой Уриэля, и подумал об этом слове снова. Трахнуть. Я отведу её в постель и изнурю себя ею, и когда она испытает оргазм, я буду смотреть ей в глаза и узнаю всё до последнего в ней, увижу место, где даже демон не сможет спрятаться. Я буду трахать её и заставлю её кончить и познаю её.

И если она была демоном, я убью её.

Она пошевелилась. Она будет зла на меня за то, что я сделал с ней, и я не виню её за это. Это было проникновение, на которое она согласилась. Одно из многих, которое она приняла.

Я мог взять её на руки и отнести её в спальню, снять с неё одежду ещё до того, как она осознает, что я делаю. Это упростит вопрос. Но равно как она позволила мне заглянуть в неё, ей придётся позволить мне оказаться внутри неё. И если в ней остались хоть какие-то щиты, они разлетятся вдребезги, как и она.

Она задвигалась, а потом успокоилась.

— Ты сукин сын, — тихо произнесла она.

— Я ничейный сын. Как ты себя чувствуешь?

— Словно была изнасилована.

— Почти так и было.

Она резко села и злобно посмотрела на меня, готовая кинуться в бой.

— И как понимаю, никакого угрызения совести ты не испытываешь.

— А почему должен был? Мне надо было понять демон ли ты.

Некоторое время она безучастно смотрела на меня.

— Демон? А они вообще существуют? Проклятье, конечно же, существуют. Ангелы и демоны, и вампиры, и каннибалы. Какие ещё подарки ты припас? Оборотни? Вервольфы?

Я не двигался. Я был возбуждён, и это уже длилось с момента, как я проник в её сознание, моё тело отчаянно желало продолжить. И я знал, даже когда отступил, что оставил достаточно, чтобы её защитные барьеры ослабли.

Мне нужно было, чтобы они были слабыми. Больше всего на этой земле, я хотел иметь силы уйти от неё. Покинуть свои комнаты, отчитаться перед Азазелем, что она была невинна, и переложить её устранение на них.

Но я боялся, что устранение будет ключевым словом. И даже в такой короткий период времени, мы зашли слишком далеко для меня, чтобы я позволил им забрать её. Слишком далеко для меня, чтобы я смог повернуться к ней спиной.

Если Уриэль послал её проникнуть к нам, тогда он послал бы её хорошо вооружённой. Милость Познания была могущественной, но недооценивать Уриэля всегда было ошибкой. Я был уверен в её невинности, попав под действие ряда совпадений. Но я не мог позволить себе ошибиться.

Она всё также свирепо посмотрела на меня, её глаза закрылись. Я видел всё, что она позволила мне увидеть. Если я хочу быть уверенным, защитить Шеол, как его следует защитить, тогда у меня не было выбора.

Я был готов к противостоянию. Я как мог, держался вне её разума, но нельзя было не понять, что она чувствовала туже связь, что и я. Туже сильную, сексуальную потребность, в отказе от которой я уже был экспертом и отнекивался с той секунды, как она вошла в мой мир, благодаря тем ужасным туфлям, которые послужили причиной её смерти. Я рассчитывал на это противостояние, равно как и она своё, но всё это полетело прочь к чертям собачьим. Милости Познания было недостаточно.

Я встал, и протянул к ней руку.

— Нет, — вымолвила она.

Я ждал. Я мог сделать с ней всё, что пожелаю. Я мог заставить её, а затем стереть эти воспоминания из её головы. Я мог просто взять её кровь, этого вполне хватило бы, чтобы прочитать её, и от этого мне не стало бы дурно. Кровь от любого, кроме Источника или связанной узой пары, была опасна, даже в небольших количествах, но это был риск, который мне придётся взять на себя.

— Пошли со мной, Элли, — сказал я. И заставил её двигаться, потому что мог сделать это: — Пошли.

И она встала.

Я НЕ ХОТЕЛА ДВИГАТЬСЯ. Но это ничего не значило. Он поднял меня на ноги и возвысился надо мной. Я ненавидела высоких мужчин — из-за них я чувствовала себя слабой и незначительной. На мне до сих пор была его одежда: чёрный жакет, чёрная футболка и чёрные шёлковые брюки. Он схватил лацкан жакета и сдёрнул его с моих плеч, спустив по рукам. Я стояла смирно, понимая, что мне следовало бы оспорить, воспротивиться, сделать хоть что-то, а не стоять вот так, позволив ему снять с меня жакет и откинуть за спину, на софу.

Он опустил руки к краю футболки, и я хотела отпрянуть, но мои ноги приросли к полу. Я попыталась остановить панику. Это было осуществление фантазии, которой одержима большая часть девушек-подростков в мире. Но это не имело значения. Заняться сексом с падшим-ангелом-вампиром было очень плохой затеей.

— Пожалуйста, не надо, — вымолвила я, постаравшись прозвучать спокойной и уверенной в себе.

Если он это сделает, у меня ничего не останется, чем я смогу бороться с ним. Если он сделает это, это станет слишком трудной проблемой, и я не смогу вырваться. Если он сделает это, это разобьёт мне сердце.

Он поднял мою футболку, и я против воли подняла руки и позволила ему снять её, и вот я стою перед ним и на мне только его свободные брюки, низко сидящие на моих бёдрах. Я ощутила себя заметной, уязвимой, и потребовалось собрать весь свой самоконтроль, чтобы просто стоять и смотреть на него.

— Я должен заметить, — сказал он с поразительной мягкостью, — что мой любимый период времени был в эпоху Возрождения.

Со всеми этими сладострастными красавицами. Вероятно, он лгал, но я дала ему очко за попытку. Я по-прежнему не двигалась.

— Я не причиню тебе вреда, — сказал он. Он склонился, его рот был слишком близко, и я почувствовала тепло его дыхания на своём лице. — Я бы не стал этого делать, не будь в этом необходимости.

Я была готова к его поцелую, но мои глаза распахнулись от сказанного.

— Что значит «необходимость»?

Я была остановлена, не одним из его пренебрежительных жестов, а его ртом на моих губах, когда он притянул меня в свои руки.

Это был не сладкий поцелуй соблазна, не целомудренный, божественный поцелуй. Этот поцелуй был глубоким, жадным и чувственным, и я стояла, застыв в шоке, когда он скользнул рукой по моей талии, притягивая меня к своему твёрдому телу, а другой рукой ухватил мой подбородок, его длинные пальцы обрамляли моё лицо.

Само собой, меня и раньше уже целовали. Но ни разу подобным образом, с почти всеобъемлющим чувством крайней необходимости и сильного желания. Я почувствовала, как твердеют мои соски напротив массивного тепла его груди, и жар разливается между моих ног, а вожделение тисками сжимает мой живот. Кого, чёрт возьми, я пытаюсь обмануть? Я возбуждалась всякий раз, когда он был в комнате.

Он прервал поцелуй.

— Прекрати думать, — произнёс он несколько запыхавшись, и если это был бы кто-то другой, при других обстоятельствах, я бы подумала, что он был заведён.

Но что интересно, я чувствовала его член у своего живота, твёрдое ребро плоти. «Должно быть, это некий ангельский трюк, — подумала я головокружительно, — быть способным действовать по приказу, даже если он делал это по сомнительным причинам, которые не имели никакого отношения к желанию…»

— Прекрати думать, — вновь сказал он, его голос был пылким. — Я хочу тебя. Понятно? Я не хочу… от тебя сплошные неприятности. Как бы я хотел просто взять и уйти от тебя. Но я не могу.

— Я не пойду с тобой в кровать, — сказала я, это была последняя попытка соблюсти самоконтроль. — Если ты так считаешь.

Бежать некуда. В основном по тому, что я не хотела сбегать. Я повернулась к нему спиной, но он просто притянул меня к себе, рукой обвив талию, и понёс меня в спальню.

После тусклого освещения гостиной комнаты, свет в спальне был ослепительно ярким, и я зажмурилась. Я была прижата к нему, его мощь и жар растекался по мне, и мне хотелось окунуться в него, позволить своему телу втечь в него, и я поняла, что больше сопротивляться не буду. Кого я обманывала? Я хотела этого так сильно, что моё сердце гулко билось, руки дрожали, и я знала, что уже была влажной. Готовой к нему.

Должно быть, он почувствовал это.

— Да, — сказал он, тихий ропот одобрения.

Он поставил меня на ноги, всё также спиной к нему. Его руки были на мне, он спустил шёлковые брюки и мои трусики одним движением, и теперь они лежали у моих лодыжек. Он приподнял меня, окончательно избавив от них, и повернул меня к себе лицом. Голую и совершенно уязвимую.

Он посмотрел на меня, и жар в его необычных глазах был осязаем, он сжёг мои последние сомнения. И его сомнения. Я почувствовала его, как его сдержанность тает в этом жаре между нами, и его дыхание становилось резким и быстрым.

— Тебя послали сюда, чтобы помучить меня? — прошептал он, скользнув рукой по талии и притягивая меня к себе. — Он совершенно точно знает в чём я нуждаюсь, с чем я не смогу бороться?

Он? Кто? Но прежде чем я успела задать вопрос, он снова поцеловал меня, и я потерялась, нуждаясь быть ближе к нему, нуждаюсь в его коже под моим пальцами.

Он языком проник мне в рот, и я приветствовала его, запустив руку между нами и распахнув его рубашку, чтобы ощутить его кожу, его горячую, гладкую кожу. Его сердце бешено колотилось, и мне захотелось оставить на нём поцелуй, захотелось попробовать на вкус его соски, захотела полностью исследовать его ртом.

До того как я осознала, что он собирается сделать, он скользнул рукой под меня и поднял меня. Я запустила пальцы в его густые волосы, целуя его в ответ с языком. Я услышала свой собственный тихий стон подчинения так же ясно, как услышала, что он расстегнул свои джинсы. А затем я почувствовала его прямо напротив своего лона, твёрдый и толстый, и я поняла, что это будет больно. Он был слишком большой, и он даже ещё не прикоснулся ко мне там, а я была той женщиной, которой требовалось длинная прелюдия, и если он собирался попробовать это, у него возникнуть проблемы, и это будет…

Он скользнул в меня, плавно, не натягивая, не оказывая сопротивления, и ответная реакция пронзила моё тело. Я была гладкой и влажной и доступной, и я задрожала в первобытном удовольствии. Чем больше я имела его, тем сильнее в нём нуждалась, и жар его кожи напротив моей груди был невыносимо возбуждающим. Я горела потребностью, меня трясло от неё. Он начал выходить, и я вцепилась в него, внезапно перепугавшись, что он оставит меня.

Но он уже толкался обратно в меня, гораздо глубже чем был первый толчок, гладко и уверенно, глубже, мощнее, жёстче, и когда он вышел, я вскрикнула в отчаянии.

На этот раз он резко вошёл в меня, полностью, жёстко толкнув меня к стене, и моё тело внезапно разлетелось вдребезги. Я приглушённо закричала, похоронив крик в его плече. Он пах чистым хлопком и тёплой кожей, и очередная волна накрыла меня, а затем и ещё одна, до того, что я перестала быть уверенной, что смогу вынести больше.

Если уж на то пошло, он, похоже, стал ещё больше внутри меня, и он оттолкнулся от стены, поддерживая меня руками, и он был таким сильным, что действие казалось непринуждённым. Теперь он двигался быстрее, заполняя меня настолько глубоко, что мне показалось, я смогу вкусить его, и я задрожала в бессильном удовольствии от этой мысли. Он сдался, толкаясь глубоко внутрь меня, и я почувствовала горячий удар, когда он достиг оргазма. Моё тело иссушило его, сократившись в ответ вокруг него. И когда финальная волна окатила меня, я потеряла себя, всё вокруг нас исчезло.

Стояла темнота, мерцающая, оглушительная темнота; переливающаяся синева сложилась вокруг нас, плотно, настолько мягко, как перья, укутавшие мою спину и запечатавшие меня в кокон такого бесконечного блаженства, что я почувствовала, как заблудший оргазм захлестнул меня перед тем, как всё вокруг исчезло и не осталось ничего, кроме чистого, исцеляющего тепла.

Я понятия не имела, как долго эта блаженная бархатная темнота длилась. Должно быть, я уснула, поскольку когда я открыла глаза, обнаружила, что лежу посреди его кровати, обнажённая и завёрнутая в простыню, а Разиэля нигде не было видно. Ну, конечно же. Какой же мужчина задержался бы надолго после свершившегося?

Я попыталась перевернуться, но застонала от внезапного дискомфорта. «Явно слишком много времени прошло с тех пор, когда у меня был секс», — туманно подумала я.

Наверное, была уже середина ночи. Я умудрилась сесть, слегка поморщившись от дискомфорта между ног. Я всё ещё чувствовала млеющее томительное блаженство, то неземное тёплое чувство, которое омыло меня, в то время как я понимала, что не должна была быть столь счастлива. Что-то было не так, что-то не совсем здорово, и всё же я не могла вспомнить что. Я по-прежнему чувствовала себя так, словно была на седьмом небе, настолько удовлетворённая, что вероятно могла бы испытать оргазм снова, просто подумав об этом.

Я сказала ему «не в кровати», и он принял мои слова на веру. Прямо у стены. Я никогда раньше такого не делала — мои давнишние любовники, как бы вы сказали, не были любителями приключений. Так тоже было хорошо — часть прямо-у-стены. Всё было хорошо, за исключением этого изводящего беспокойства.

Мне надо оценить это объективно. Это был секс, ради всего святого, ничего великого.

Хотя, по правде говоря, это определённо был полный восторг. Это было несопоставимо с приятными маленькими отблесками, которые смог выудить из меня Дейсон, подключив всю свою креативность. Не шло ни в какое сравнение с быстрыми, расторопными оргазмами, которые я умудрялась дарить сама себе. Казалось я никогда не испытывала такого раньше.

Я была влажной, истекала между ног, и я потрясённо осознала, что он не использовал презерватив. Ну, а почему должен был? В Шеоле никто не мог забеременеть, и, по-видимому, венерических заболеваний тоже не было. Боже, у меня впервые в жизни был секс без презерватива.

Вот в чём дело. Это объясняло весь этот многочисленный оргазм, лучший-в-моей-жизни, и о-Боже-мой-я-умираю реакцию. Секс должен быть впечатляюще лучше без презерватива. Всё из-за отсутствия тонкой латексной оболочки, служившей препятствием. И Разиэль тут вовсе не причём, слава Богу.

Я услышала, как выключился душ, и на миг я запаниковала и стала оглядываться в поисках пути к бегству. Я даже не осознавала, что душ был включён — иначе я бы уже давно вскочила и умчалась прочь отсюда. Но теперь было слишком поздно, и по правде говоря, бежать мне было некуда. Если бы я была хорошей невинной Викторианской героиней, я смогла бы сброситься с крепостного вала, хотя мне пришлось бы сделать это совершенно голой, и это несколько портило эффект.

Но я не была ни девственницей, ни героиней. Это было быстро и эротично, и необъяснимо удивительно. И по некой причине я ожидала, что это было тем, что он не пожелает повторить.

Он вышел из ванной комнаты, и он был обнажён. Совершенно и органично голый. Он что-то держал в руке, не то, чтобы я смотрела на его руку, и он бросил это мне.

Я протянула руку и непроизвольно поймала предмет. Это оказалась тёплое, влажное полотенце, видимо, чтобы привести себя в порядок. Я не сдвинулась с места, держа полотенце в руке, слегка ошеломлённая.

Он был изысканно красив, особенно без одежды. Я всегда считала обнажённых мужчин отчасти жалкими, с их повисшими частями, подпрыгивающими при ходьбе. Разиэль жалким не был. Он был великолепный, с белоснежной золотой кожей, натянувшейся на грациозном сильном стане, и его член не подпрыгивал. Я резко отвернулась, отказываясь даже думать об этом.

Я почувствовала, как под его весом просела кровать и, повернувшись, я посмотрела на него в оцепенении. Он смотрел на меня с встревоженным видом, и я не могла его прочитать. Он взял полотенце из моей руки и оттеснил меня, вновь уложив в кровать, его рука была нежной. Я схватила простыню, которая укрывала меня, но он без лишних усилий откинул её, и я отпустила её, не желая вступать в унизительное «перетягивание каната», в котором я была обречена на неудачу.

— Разведи ноги, — сказал он, положив одну руку на моё бедро.

Я подумывала проигнорировать его. Я не хотела видеть его, не хотела говорить с ним после этого страстного, безотлагательного спаривания, которое без сомнений для меня значило куда больше, чем для него. Я закрыла глаза, позволив ему развести мои ноги, и от влажного тепла полотенца я задрожала в неожиданной реакции. Всё дело было в его руках, омывавших меня с невероятной нежностью, и мне почему-то захотелось заплакать.

Я лежала совершенно неподвижно, пока он ухаживал за мной. Я закрыла глаза, мечтая лишь об одном — пусть он уйдёт и оставит меня одну. Рано или поздно он уйдёт, и с таким же успехом он мог бы покончить с этим.

— Я не уйду, — произнёс он.

— Прекрати читать мои мысли! — воскликнула я, мой голос доходил до рыдания.

Я не имела склонности становиться эмоциональной после секса, но это было аномально по всем фронтам.

Он едва слышно выругался. И затем он просто переместился и завис надо мной, разместившись меж моих ног, и раньше чем я осознала, что он делает, но снова толкнулся внутрь меня, полностью жёстко, и я тихо взвизгнула от шока, сместившись, чтобы приспособиться к нему.

Он замер и теперь держался очень неподвижно и, открыв глаза, я посмотрела на него, чтобы увидеть выражение его лица. Он пристально смотрел на меня, его длинные пальцы обхватывали моё лицо, его взгляд был сосредоточенный.

— Не двигайся, — прошептал он.

Он едва заметно махнул рукой, и свет приглушился, накрыв нас тенями. Он склонил голову, его рот был у моей шеи, дыхание танцевало по моей коже.

— Я делаю тебе больно?

Я попыталась отыскать свой голос. Казалось, будто я падаю в тёмную пучину удовольствия и беспамятства. Я ничего подобного ощущению его внутри себя никогда ещё в жизни не испытывала, и теперь, когда первый обжигающий напор канул, я могла позволить своему телу ощутить всё в полной мере. Это было похоже на благословение, освящение, мощнейший акт заявления своих прав, который всё ещё каким-то образом ускользал от меня. Я покачала головой, не в силах говорить, и я поняла, что он улыбнулся.

— Хорошо, — тихо произнёс он.

Он поцеловал моё плечо, и я почувствовала его язык, его зубы, слегка задевшие мою шею, и внезапно я вышла из-под контроля. Моё тело инстинктивно отреагировало, сокращаясь вокруг него, и я вновь ощутила его улыбку.

— Нет, — прошептал он. — Ты не хочешь этого.

Я хотела сказать ему «хочу», вне всякого сомнения я хотела этого, но я лишилась дара речи. И к лучшему, иначе я вероятней всего стала бы умолять его.

— Тебе не придётся умолять, — сказал он. — Просто лежи смирно и позволь мне самому всё сделать.

Он скользнул руками под мою попку, притягивая меня ближе к себе, и я обхватила его ногами. Слабая боль исчезла в считанные секунды, чуть ли не сразу, как я почувствовала её. И из-за смены положения он проник глубже, и я снова отреагировала, инстинктивно сжавшись вокруг него.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Я вглядывалась в его необычайные глаза, завороженно. Я больше не хотела прятаться, отводить глаза. Он снова захватил мою душу, точно также как и ранее, только на этот раз он овладевал одновременно и моим телом, и я хотела большего.

— Есть предел того, что ты захочешь взять, Элли, — прошептал он мне на ухо, снова прочитав меня. — Я не хочу причинить тебе боль.

И он начал двигаться; медленно, томительно-сладко заскользив, и я, наконец, смогла издать звук — глубокий, жаждущий стон — когда я скользнула руками по его спине и прижала его ближе, почувствовав, как его мускулы группируются и расслабляются под моими руками. Я желала чувствовать его, вкусить его всего.

Неторопливый ровный ритм был сокрушительным. Мне оставалось лишь держаться за него, пока он двигался, и каждый раз когда он наполнял меня, я чувствовала, как струящийся перелив удовольствия омывал моё тело. Было нечто опустошающее в размеренной ровной свободе этого акта, никакой спешки к завершению, никаких правил, никакой рассудительности, только изобилующее скольжение его внутри меня, прикосновение к местам, о существовании которых я и не подозревала, развитие в сторону оргазма настолько могущественного, что я сомневалась, что смогу пережить его.

Это будет хорошей смертью. Он крепче прижал меня к себе, входя глубже, и я вскрикнула, когда первая волна оргазма накрыла меня.

Мы оба были покрыты потом, скользили друг напротив друга, и я прикусила его плечо, вкушая его, испробовав солоноватый пот, и мне захотелось быстрее, жёстче, но он не торопился, входя в меня в равномерном ритме, от которого мне хотелось кричать. Я знала, ему необходимо было остановиться, я не могла вынести большего, мне надо было, чтобы он двигался быстрее, жёстче, я нуждалась в большем, и я в отчаянии исцарапала ему спину, тянувшись за завершением, которого я никогда ранее не испытывала.

Он завёл руки и, схватив меня за запястья, вжал мои руки в матрас, приподнявшись и вдалбливаясь в меня. Второй оргазм обдал меня, и затем я уже не смогла остановиться. Достаточно было одного твёрдого движения его внутри меня, чтобы отправить меня в место, в существование которого я не верила, и я устремилась к звёздам, когда он вжался руками в мои руки, и переливающаяся темнота вновь сомкнулась вокруг нас.

Я чувствовала его внутри себя, он кончал, и я выгнула спину, желая ощутить его рот на себе, желая его зубы во мне. «Пожалуйста», — подумала я, и я почувствовала его рот у моей шеи и первый резкий укус его зубов.

Я была всецелой.

Глава 17

Я ЧУВСТВОВАЛ ЕЁ КРОВЬ НА ЯЗЫКЕ. Я прикоснулся к губам и, отведя пальцы, я увидел кровь на них. Я облизнул пальцы, сочность её крови запульсировала во мне. Это был пустяк. Пустяковый прокол. Никакой вены, никакой пульсирующей артерии у основания шеи, которая позволялась исключительно связанным парам. Это было не более чем просто царапина от моих зубов на её нежной коже. И это было опьяняюще.

Я оставил её спящей посреди большой кровати — крошечная фигура, завёрнутая в пуховое одеяло. Она выглядела уставшей, вероятно так и было. Я сделал всё возможное, чтобы измотать её, и она будет долго спать.

Я видел метку на её шее в месте, где я укусил её. По крайней мере, хоть некая крошечная порция здравомыслия осталась во мне, и я смог отстраниться. На шее был ещё и оставленный мной засос, а следы зубов уже начали исчезать. Хотя это было опасно близко. Мы уже и так были слишком связаны друг с другом, дыханием, а теперь и семенем. Если я возьму ещё немного её крови, возможности выкрутиться из этой ситуации не будет.

Это было вполне, чтобы получить ответы, в которых я нуждался. Уриэль мог затуманить многое. У него были безжалостные полномочия Господа, без милосердия или сострадания или какого-либо интереса в них. Но даже Уриэль не смог бы сохранить завесу поднятой, когда она достигла своего финала и лежала, укутанная в моих крыльях. И её кровь ни за что бы ни была столь чистой, столь богатой, такой питательной, если бы Уриэль прикоснулся к ней. Она была бы горькой, как кислота.

Я должен был остановиться на одном разе. Отныне никто в Шеоле не станет отрицать её права находиться здесь. Я заклеймил её, вкусил её. Теперь никто не сможет прикоснуться к ней. Она была моей ответственностью, ничего более, напомнил я себе. Нет ничего удивительного, что я потерялся в сладком приветствии её тела.

Я слишком долго воздерживался.

Но я едва не совершил непоправимую ошибку, прикоснувшись губами к её шее и разорвав хрупкий барьер её плоти. Хоть сумел отпрянуть раньше, чем отравил себя. Она тянулась к этому, не понимая, чего жаждет. Изогнула шею у моего рта, предлагая себя, но в этом была моя вина, моя ответственность. И после этой лёгкой дегустации, меня поглотила потребность.

Это была потребность, которую я мог контролировать. Я помылся и оделся, а потом вышел на узкий балкон. Я мог уловить запах, где она сидела, и это меня раздражало.

Это был длинный портик — она могла выбрать любое другое место. И почему она села туда же, где я обычно стоял и смотрел на океан, раскрывал свои крылья ночному воздуху?

Вряд ли она заметила, что я обернул вокруг неё крылья. Она слишком глубоко погрязла в оргазме, чтобы осознать, когда мои крылья раскрылись и крепко окружили нас в защитном своде.

Такое не всегда случалось. Такого не было ни с одной из женщин, с которыми я был за последнее десятилетие или около того, с которыми я получал высвобождение. Меня должно было удивить, что такое произошло на этот раз, но не удивляло. Ничего больше в Элли Уотсон меня не удивляло.

Моё тело всё ещё гудело от удовлетворения и вновь разгоревшегося желания. Я мог остаться в кровати, но чем ближе я подходил к ней, тем сильнее становился мой голод.

Было бы гораздо проще, если бы я мог отправить её спать куда-нибудь в другое место, но это вызвало бы слишком много слухов. Если повезёт, я смогу убедить Совет, что она не представляла собой угрозу, и я смогу держаться на расстоянии от неё, не позволить узам между нами становиться ещё сильнее. Я был очень осторожен и не прикасался к ней больше, чем это было строго необходимо в тщетной попытке сохранить этот акт обезличенным. Если я смогу просто заткнуть эту внезапную взыгравшую потребность в ней, у меня всё будет хорошо.

Её спящий разум был чистым для меня, а её бодрствующий разум угасал с каждым половым актом. Если бы она знала это, вероятно, она набросилась бы на меня раньше. Между связанными парами, ментальная связь укорачивалась и сглаживалась внутри пары. Было достаточно просто читать человеческих половых партнёров, но после многократного совокупления эта способность преуменьшалась, вероятно, от неиспользования. Женщины, с которыми я спал, были непосредственными, и их легко было прочитать, как и Элли в самом начале. Но я также понимал, что она была неуверенна в нечто таком простом и логически ясном как секс, невзирая на её опыт. И что она не любила своё тело, которое поражало меня, поскольку я считал её близкой к совершенству. Её тело отвлекало меня с самого начала, абсолютная пышность её изгибов, очаровательная мягкость её бёдер, высоки круглый зад. Я делал всё, лишь бы не думать об этом, выскользнуть из её разума всякий раз, когда она позволяла себе пофантазировать.

Я слишком увлёкся своими собственными реакциями во время секса, чтобы разглядеть её реакции за слепым удовольствием. Для меня секс был бедствием — гораздо хуже, чем я ожидал, поскольку я был потрясён этим, настолько сокрушён его мощью, что мне потребовалось тут же повторить. Мудрее было бы уйти от неё. Вместо этого я ухаживал за ней, был нежным и сдержанным, и в считанные минуты я оказался внутри неё снова, потерялся в ней.

Если повезёт, она будет разочарована. Я слышал и видел её фантазии — никто не мог соответствовать этому. При удачном раскладе, моя способность читать её померкнет в достаточной мере, что я не буду ничего видеть, что может… развязать нечто. Прикоснуться к ней вновь будет очень неблагоразумно.

Теперь осталось только чтобы моё проклятое тело поняло это.

Я ПРОСНУЛАСЬ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ, В ОДИНОЧЕСТВЕ. Я знала, что его не было в апартаментах, хотя не понимала, откуда мне это было известно. Я смогла вытащить себя из кровати и принять душ, не натолкнувшись на него. Это было небольшим благословением, но я с радостью приняла его.

Я не знала, что сказать ему. Как отреагировать. Интуитивно я понимала, что это не было началом любовной истории. Если я подойду к нему, прикоснусь к нему, как это делают любовники, я могла лишь представить какой будет его реакция, и я содрогнулась. Мне придётся изо всех сил постараться прочитать его. Если он внезапно станет нежным… мысль была соблазнительной по-своему куда более опасной, чем просто секс. Не то чтобы секс был простым, в частности секс с Разиэлем. Секс с ангелом. Секс с вампиром. Лучший секс в моей жизни, включая и загробную.

Но всё пошло не так, как должно было быть. Насколько я знала, он ушёл, и я понимала, что он будет вести себя так, словно прошлой ночи никогда и не было. И я чертовски хорошо могу вести себя точно также.

Хотя мне придётся быть очень осторожной. Он может читать мои мысли, видеть мои фантазии, и он ни разу не поверил в мою ложь. Серьёзно, это было столь близкое толкование ада, как и любое другое. Место, где ты не можешь одурачить своего любовника.

Своего любовника. Он не был моим любовником. Он был мужчиной, который отвёл меня в кровать по причинам, которые я не могла вполне понять. «Это было необходимо», — сказал он. «По воле повинности, а не желания, он справился чертовски хорошо», — подумала я, позволив душу обрушиться на моё тело. Но почему он повторил?

Я обернулась в огромное банное полотенце, белое махровое, конечно же, и пошла к гардеробу, подчинив себя моде культа к белому. Но вместо этого мои глаза прослезились от взрыва цвета — розовое и зелёное, аквамариновое и бледно жёлтое. Впервые на сердце стало легко. Сара успешно справилась. Ух, как же Разиэль это возненавидит. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы приободрить меня.

Я вытащила платье радужных цветов. Вырез был слишком низким и обнажал мои обильные прелести, и я едва не струсила. Но я всё равно надела это платье, вернулась в ванную и проверила себя в зеркале.

Оно сидело идеально. Я ошарашено уставилась на своё лицо в зеркале. Я выглядела собой, и всё же чувствовала себя незнакомкой. Мои густые каштановые волосы вились вокруг лица, глаза были огромными, а губы… Я должна была признать, они были опухшими из-за его рта.

Но губы были не единственным местом, где побывал его рот. Я увидела отметку на изгибе шеи. Не отчётливые колотые ранки, как показывали в фильмах про вампиров, а царапину, сделанную чем-то острым. Его зубом? Он попробовал меня на вкус, осознала я, но не покормился.

У нас был секс, но мы не занимались любовью. И я внезапно огорчилась.

Насколько я могла сказать, в Шеоле не было часов, но я догадывалась, что было около полудня, судя по уровню солнца в туманном небе и по урчанию в животе, которое было впечатляющим. Я вылезла через одно окно и вышла на парапет. Влажный морской воздух подхватил мои волосы и откинул их назад, и я глубоко вдохнула. Вдруг созерцания одного лишь океана стало недостаточно — мне надо было спуститься, пройтись босиком по траве, войти в нежный прибой. Я устала быть отвергнутой всеми.

К моему облегчению, главная дверь апартаментов с лёгкостью открылась. На этот раз я проходила мимо людей на лестнице, но враждебность, которую я чувствовала от них, казалось, испарилась. Никто не бросал на меня свирепые взгляды — они даже умудрились дружелюбно улыбаться мне то тут, то там — но было очевидно, я волновала их меньше всего. Что-то происходило, и моя эгоцентричная порывистость угасла, когда настоящее чувство обеспокоенности начало проникать в меня.

Я спустилась по бесконечным лестничным пролетам, хотя и понимала, что эта часть была самая простая. Я отчасти ожидала, что один из ангельских блюстителей остановит меня, когда я направлюсь в сторону двери, но, похоже, ни у кого не было на меня времени, полная благодать.

Я вышла на улицу и шагнула в густую зелень травы и быстро скинула сандалии. Ветер дул с моря, и я позволила влажному воздуху захлестнуть меня и закрыла от удовольствия глаза. «Мою кожу вкусит соль, — подумала я. — Его кожа на вкус солёная». И этот знакомый-незнакомый жар стал нарастать меж моих ног. Там, где побывал он.

Я пошла по траве, затем по слою мелкой гальки и вышла на песок, оставляя отпечатки ног, пока шла в сторону покатых волн. Странно, что я никогда не училась плавать, хотя очень сильно любила воду. Думаю, я всегда немного побаивалась, убеждённая, что в прошлой жизни я уже тонула. Насколько странным было думать, что в действительности это было в загробной жизни, когда я пыталась спасти падшего ангела.

Я осмотрелась по сторонам. Справа раскинулись земли, и на миг я устремила туда взгляд. Казалось, будто на дальней границе было мерцание, подобно знойному миражу, но погода была умеренной, и не было палящего солнца. Я направилась туда, идя по песку, ожидая, что мерцание будет удаляться. Смогу ли я прикоснуться к нему? Запустить через него руку? Смогу ли пройти сквозь мерцание на другую сторону в реальный мир, который по утверждениям Разиэля больше не существует для меня?

Буду полной дурой, если не попробую.

Я посчитала, что оно может слиться в единое целое, когда я подойду ближе, но этого не произошло. Я была достаточно близко, чтобы ощутить его, и я резко остановилась, уставившись на мерцание. Это было некого рода энергетическое поле. Оно пульсировало, словно было живое, и я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему…

— Отойди от стены, Элли, — сказала Сара, её тон был резким, и я отскочила назад, испугавшись.

— Это то, что ты говоришь? — изворотливо спросила я.

Что же ещё это может быть? Но по некой причине, я не хотела, чтобы Сара знала, что яподумывала о побеге.

— Так и есть, — сказала она, взгляд её обычно тёплых голубых глаз был твёрдым. — Что ты собиралась сделать?

Я пожала плечами.

— Мне было любопытно.

Продолжительное время она изучала меня.

— Ты лжёшь, — сказала она, в конечном счете. — И я знаю почему. Разиэль сообщил нам, что совокупился с тобой, что он использовал Милость Познания и даже вкусил твоей крови, и что в тебе нет никакой темноты, значит так оно и есть.

— Он рассказал вам? — произнесла я сдавленным голосом. — Всем вам?

— Всем нам. Иначе бы тебя вернули туда, куда ему было сказано отвести тебя. Большая часть Совета желала чтобы ты исчезла, только мы с Разиэлем боролись за тебя.

— Разиэль боролся за меня? Почему?

Едва заметная улыбка подёрнула губы Сары.

— Тебе придётся спросить его самого. Я знаю, что тебе предначертано быть здесь, в Шеоле, но я вижу то, что не видят другие. Может быть Разиэль просто заупрямился. Может быть в этом есть нечто большее. Но тебе надо уйти от стены. Остальные не будут столь непредвзяты. Они до сих пор считают, что Разиэль может быть ослеплён… — слова сошли на нет, и улыбка Сары стала шире.

— Чем?

Она взяла меня под руку.

— Не важно. Давай, просто уйдём отсюда. Скоро начнёт темнеть, а Нефилимы поблизости.

Я задрожала, внезапно замёрзнув от воспоминания завываний в ту долгую ночь, когда я присматривала за телом Разиэля. Время, казалось, приостановилось, странно двигаясь. Казалось, прошло уже очень много времени с той ночи, когда я свернулась калачиком рядом с ним, а на самом деле это было всего три дня назад.

Я слышала эти потусторонние крики и прошлой ночью. Прежде чем Разиэль заставил меня задуматься о кое-чём другом.

Ко времени как мы достигли зелёной лужайки, я почти смогла стряхнуть чувство страха. Пока не посмотрела в глаза Сары.

— Что не так? Где все?

Она всматривалась в меня некоторое время, размышляя.

— Они прорвутся внутрь. Все это знают, мы просто не знаем когда. Кто-то привёл их к вратам, и кто-то позволит им войти.

— Не я! — в ужасе воскликнула я.

— Нет, не ты. Хотя остальные подозревали тебя. И всё ещё будут подозревать, если увидят, что ты слоняешься здесь. Но кто-то изнутри собирается открыть врата и позволить Нефилимам совершить на нас набег.

— Зачем? Почему сейчас?

Она пожала плечами.

— Кто ж знает, как работает ум Уриэля? Он тысячелетиями хотел уничтожить нас, и он очень терпеливый. Мы считаем, что он наконец-то нашёл способ войти.

— С помощью Нефилимов?

— И предателя.

Я посмотрела на бурлящий океан, вдыхая свежий солёный воздух.

— Значит, мы все умрём, — произнесла я тихим голосом.

— Не все мы. У тебя кое-что есть…

— Разиэль ищет меня, — прервала я её, дико опешив.

Она выглядела столь же потрясённой.

— Где?

Я огляделась. Никого не было видно. Лужайка и пляж перед домом были пустынны в угасающем свете дня.

— Прости. Должно быть мне почудилось. Что ты говорила?

Сара покачала головой.

— Это не важно. Совсем скоро ты сама выяснишь.

— Не поступай так, я же умру от любопытства! — запротестовала я. И затем я услышала его. Его голос, зовущий меня: — Похоже, он очень взбешён, — с сожалением сказала я. — Я лучше пойду к нему.

— Откуда ты это узнала?

Я даже не подумала об этом. Я пожала плечами.

— Понятия не имею. Просто знаю.

Медленная улыбка растянулась на губах Сары.

— Как мило, — мягким голосом вымолвила она. — Тогда тебе лучше вернуться. Вам двоим о многом предстоит поговорить.

— Сомневаюсь. Не думаю, что он вообще захочет разговаривать со мной. А ты не можешь пойти со мной?

Сара покачала головой.

— Мы поговорим с тобой позже. Только не позволяй ему запугивать себя. Разиэль может быть очень упорным.

— Я очень не хочу оставаться с ним наедине, — сказала я, почувствовав отчаяние.

— Почему?

— Он либо захочет поговорить об этом, что будет убийственно неловко, либо он сделает вид, что ничего не было, что будет ещё хуже. А если со мной будешь ты, тогда это будет спорный вопрос.

— Шеол не отличается от мира, — сказала Сара. — Мужчины категорически не хотят разговаривать о таких вещах.

— Это я уже поняла. Но всё равно…

— Ты будешь в полной безопасности, игнорируя всю ситуацию, пока не решите, что больше не стоит её игнорировать, — спокойно высказалась Сара. — А теперь иди.

Я уже начала подниматься по откосу, когда послышался её голос.

— Кстати, на тебе очень красивое платье.

Я развернулась, сгорая со стыда.

— А я так и не поблагодарила тебя! Оно великолепно, как и всё остальные, что я нашла в гардеробе. Огромное спасибо, Сара!

Её глаза заблестели.

— У меня не было времени подбирать тебе новую одежду, Элли. Должно быть это сделал Разиэль.

Я уставилась на своё платье.

— Исключено, — решительно ответила я.

— Как скажешь. Тебе лучше поторопиться. Наверное, ты не захочешь заставить его ждать.

«Мне глубоко плевать, если ему придётся подождать», — сказала я сама себе, пока бегло поднималась по ступенькам. Я понятия не имела, откуда он появится, только знала, что он поблизости, и рванула в сторону апартаментов.

Я не удосужилась задуматься, откуда мне это было известно. По всей видимости, всё дело было в магических чарах этого места. Я очутилась в апартаментах раньше него, задыхаясь. Я захлопнула за собой дверь. Схватила объёмный свитер, чтобы повязать его поверх не особо приличного верха платья. «И почему платья в Шеоли с декольте? — я задалась вопросом. — Не будет ли монашеское одеяние более годным?»

Видимо, нет. Это место — в противоположность целибату, пуританской загробной жизни, которую я всегда рисовала в своём воображении — практически кипело сексом. Я вбежала в ванную комнату, пальцами расчесала волосы, и вернулась в гостиную комнату, и чуть ли не в пилотируемом прыжке, приземлилась на софу за считанные секунды до того, как отрылась главная дверь.

— Где ты была? — требовательно спросил он.

— Гуляла. С Сарой, — добавила я. — Я и не знала, что считаюсь заключённой здесь.

— Ты, не заключённая. Уже нет. Но всё же будет лучше, если ты будешь выходить на улицу с кем-то. Кое-кто сообщил мне, что ты была у врат, одна. Почему?

Я не видела смысла врать, тем более что он мог читать мои мысли всякий раз, когда пожелает.

— Я подумывала уйти.

— Это была бы крупная ошибка. Там, снаружи Нефилимы. Ты и пяти секунд не проживёшь после захода солнца.

— Может быть, я смогла бы пройти мимо них…

— Неужели ты не поднимаешь, что пути назад нет? — допытывался он. — Та жизнь закончилась. Канула.

Меня наполнило раздражение.

— И что же я получаю взамен?

— Если Уриэль добьётся своего, то совершенно ничего.

— Думаешь, Нефилимы тоже войдут? — я задрожала, затянув свитер вокруг себя ещё туже.

— Тебе рассказала об этом Сара, да? Мы все понимаем это. Мы просто не знаем когда. Но складывается такое впечатление, что твоё появление было некого рода сигналом. Тем самым последним кусочком неповиновения со стороны Падших.

— Хочешь сказать, это моя вина? — в ужасе промолвила я. — Я причина погибели всех?

— Если в этом и есть чья-то вина, то моя, за то, что выдернул тебя из пасти ада. Но правда не имеет значения. Уриэль рано или поздно нашёл бы способ войти, и присутствие Нефилимов у наших врат означает, что это произойдёт скоро.

Я осмыслила это. За последние три дня я уже раз умерла. Если это случится снова, по крайней мере, у меня уже был некий опыт.

Я наблюдала за ним, когда он сел на софу напротив меня, настороженно.

— Ответишь на вопрос?

— Смотря какой вопрос.

— Почему у нас был секс прошлой ночью? Ты сказал, что это необходимо. Сара сказала, что это имеет какое-то отношение к тому, чтобы выяснить была ли я злонамеренной или же нет. Почему бы тебе не сказать мне правду.

— Сара права, — сказал он. — Но не стоит переживать. Этого не…

— Случится снова, — вставила я. — Не стоит утруждать себя объяснениями, я уже знаю, что ты собираешься сказать.

Он выглядел обеспокоенным по данному поводу.

— Знаешь?

— А разве это не очевидно? Тебе надо было понять порочная ли я, и по некой причине секс со мной был единственным способом выяснить это. Это кажется притянутым за уши, но я приму такое объяснение. Но мы сделали это, с этим покончено, я прошла проверку, поэтому повторять нет смысла, верно?

— Верно?

— Тогда почему мы сделали это дважды? — спросила я, чтобы заставить его почувствовать себя неловко, а не потому что ожидала настоящего ответа.

Но он ни капельки не выглядел стеснённым. Он откинулся на спинку софы, наблюдая за мной, его веки лениво поникли, будто он не уделял этому большого внимания. Но он был весь во внимании, я инстинктивно поняла это. Я начала многое понимать в нём на чисто инстинктивном уровне.

— Просто чтобы откинуть какие-либо сомнения, — взвешенно сказал он. — Быстрый трах у стены мог не дать мне достаточно информации. Именно поэтому мне пришлось… попробовать тебя. Кровь никогда не лжёт. А люди лгут. Тела лгут. Кровь, никогда.

Я почувствовала себя задетой.

— Что за ангелы используют фразу"быстрый трах»?

Он изогнул бровь.

— Падшие, — он склонил голову, изучая меня, словно я была научным подопытным видом, который он собирался пришпилить булавкой, и я вспомнила, что чувствовала прошлой ночью, когда он исследовал всё внутри меня. — По правде говоря, даже к лучшему, если все будут считать, что у нас разгар страстной сексуальной интрижки. Падшие не любят аномалий, и если ты сможешь вести себя так, словно заинтересована исключительно проводить время в моей постели, это сделает всех менее нервозными.

«Тут большого ума не надо», — подумала я, а затем попыталась придушить эту мысль.

Слишком поздно.

— Вот и хорошо, — с манерной медлительностью произнёс он. — Этого все и ожидают… что-либо другое будет «красным флагом».

— Предполагается, что ты настолько хорош? — осмеяла я его, попытавшись дистанцироваться.

— Такова природа зверя, — ответил он. — Близкое общение никогда не бывает обыденным. Глубоким, всепоглощающим, временами опасным, но никогда обыденным. Ты можешь проводить большую часть своего времени здесь, наверху, если предпочитаешь, чтобы я не прикасался к тебе. Так будет безопаснее.

Он надеялся, что я выберу этот вариант — чтобы понять это, не требовалось обладать телепатией или быть кем-то с ангельскими талантами. Он хотел — нуждался — в дистанции от меня даже больше, чем это было раньше. Я просто не могла понять почему.

— Не стоит излишне анализировать это, Элли, — сказал он. — Нам просто надо не афишировать, пока Уриэль не позабудет о тебе.

— Архангел Уриэль забывчив? — сомнительно уточнила я.

— Нет. Но мы можем надеяться.

«А если он не забудет, я уведу Элли отсюда, куда-то, где Уриэль не сможет добраться до неё, не послав своих ангелов мщения, но одна крошечная смертная женщина не будет стоить таких усилий. Он не забудет, но будут иные дела, требующие его внимания… такие как наказать меня за неповиновение».

Я ошарашено уставилась на него.

— Нет.

— Нет что? — спросил он, встав и направившись в кухню, уверовав, что разговор закончен.

— Ты не пожертвуешь собой ради меня, ты не спрячешь меня там, где Уриэль не сможет меня найти, и этот разговор не закончен.

И со смесью расцветающего ужаса и восторга, я поняла, что прочитала его мысли.

Глава 18

НА ПЕРВОМ ЭТАЖЕ БЫЛО БЕЗЛЮДНО, когда Сара вышла из кухни. Все были слишком напряжены, чтобы есть, и сотрудники кухни были в смятении. И только от неё зависело будут ли дела идти гладко. Она слегка запыхалась от долгого подъёма, и она ненадолго остановилась, чтобы прийти в себя. Если Азазель поймёт, что у неё проблемы с дыханием, он слишком бурно отреагирует, а Падшие не могут позволить этому случиться прямо сейчас.

Во всём остальном Азазель сохранял, обдуманность и бесстрастие, и это помогало ему принимать трудные решения, даже не дрогнув. Он приговорил бы Элли к аду Уриэля, и он был тем, кто сам бы туда её отвёл, если бы потребовалось. Он бы ни секунды не раздумывал.

Но если бы он узнал, что Сара слабела, это отвлекало бы его, а прямо сейчас Шеолу требовалось всё его внимание.

Нефилимы стояли у ворот. Она слышала их завывания и стоны ночью, когда они атаковали непроницаемую дверь. Раздавались ужасные, пронизывающие до костей звуки. Пока непроницаемую, но рано или поздно они прорвутся сквозь неё. Кто-то был предателем, полчищу Нефилимов покажут способ прорваться сквозь барьер, и тогда-то будет кровавая бойня.

Она знала это. Азазель знал. Она задавалась вопросом, как много Падших осознавало, что поджидает их. Вероятней всего, большинство из них.

Ну, вот её дыхание восстановилось. Она проверила свой пульс — он был неспешным и ровным. Люди проживали долгие и счастливые жизни в Шеоле. Но они не могли жить вечно, и её жизнь подходила к концу. Раньше, чем должно было быть в этом священном месте, но она приняла это. Вот только Азазель этого не примет.

Она оттолкнулась от длинного серванта в главном вестибюле и пошла к своему мужу. Он был на берегу моря — её осведомлённость интуитивной и точной. Она слишком хорошо его знала, знала как он будет стараться уберечь её. Но, в конечном счёте, он ничего не сможет поделать. Ей придётся уйти, а он продолжит жить.

Он не обернулся, когда она присоединилась к нему на освещённом луной пляже. Он сидел на траве, и она присела рядом с ним, прислонилась к нему, когда он обнял её за талию. Она прижалась лицом к его плечу, глубоко вдыхая его запах. Её кровь поддерживала в нём жизнь — их связь была настолько всецелой, что они редко нуждались в словах.

Но сегодня она испытывала потребность поговорить.

— Я разговаривала с Элли.

Он устроил её поудобней, прижимая к себе.

— Он действительно переспал с ней, да?

— Целиком и полностью. На её шее даже есть маленькая царапина, и она не зажила. Но он принял достаточно, чтобы понять всё наверняка — Элли не твой враг.

— Знаю, — сказал он, прозвучав отнюдь не обрадованным этому. — И как она?

— Ах, бедное создание, — смеясь, ответила Сара.

— Она справится, — сказал Азазель со свойственным ему хладнокровием.

— Я говорю о Разиэле. Он не осознаёт во что себя втянул. Она знала, где он находился.

Этого было достаточно, чтобы Азазель сел ровнее и посмотрел на неё.

— Ты уверена? Может она просто предположила.

Сара покачала головой.

— Она знала. Очень скоро она начнёт читать его мысли, точно также как он читает её. И ему это не понравится.

Азазель вымучил сухой смешок.

— Он возненавидит это. Так ты хочешь сказать мне, что эта женщина на самом деле его кровная пара? И она уже слышит его? Это необычно.

— Похоже на то. Неудивительно, что он вытянул её из адской ямы, куда её отправил Уриэль. Это явно было не чистой случайностью. Вот что беспокоит меня, так это зачем Уриэль устроил это. Не могло быть простым совпадением, что Разиэль должен был избавиться от своей собственной кровной пары.

— И почему тебя это должно удивлять? Если Уриэль сможет лишить нас пар, это ослабит нас. Он не может убить нас, не может послать свой легион солдат против нас без веской причины. Всё что он может — мучить нас. И всё то время, что Разиэль проводит без пары, он не будет обладать полной силой. Вот такими нас хочет видеть Уриэль, если не может убить нас. К несчастью для него это возымело обратный эффект.

Сара улыбнулась.

— Разиэль по-прежнему сопротивляется.

— Это его проблема, не наша. Он должен предъявить права на неё и подкормиться, но он упрямый ублюдок. Ему придётся выяснить это самому. Я лишь надеюсь, что это займёт у него не слишком много времени. Он нужен нам во всей мощи, и чем раньше, тем лучше, — он посмотрел в сторону океана, его голубые глаза были безрадостными. — А что насчёт женщины?

— Ох, думаю, она знает, глубоко в душе. Возможно, что она всегда знала. И вполне вероятно, что она тоже будет этому сопротивляться.

Азазель вздохнул.

— Нам только этого не хватало. Мыльная опера в Шеоле.

Дикий крик расколол ночной воздух, и Сара задрожала.

— Нефилимы приближаются, — тихим голосом сказала она.

— Да.

— Они прорвутся внутрь, рано или поздно.

— Вероятней всего, скоро, — прагматично, произнёс он.

Она выдавила слабый смешок.

— Не мог, что ли, соврать мне, сказать что всё будет в порядке?

Он опустил на её взгляд, подняв руку, нежно освещённые лунным светом седые волосы с её лица.

— И что мне это даст? Я не ограждаю свои мысли. В отличие от тебя, — добавил он.

— Ты, правда, не хочешь знать, что иногда прокручивает мой измученный разум, — легкомысленно ответила она.

Если бы он узнал что произойдёт, он бы попытался предотвратить это, но были вещи, которые невозможно было изменить. Одной из таких вещей была её смерть, нравилось ей это или нет.

Он встал, подняв её с собой и прижав к своей твёрдой груди. Когда-то её тело было почти таким же, как его: гибкое, молодое и красивое. Сейчас она была стара, а он до сих пор смотрел на неё, прикасался к ней, будто ей было двадцать лет.

— Давай поплаваем, — сказал он, когда очередной вой эхом огласился вдалеке.

Он потянулся и снял свободную мантию с её тела.

Она позволила ему раздеть себя, и секундой позже он тоже разделся, и они побежали в прибой, держась за руки, и нырнули в холодную солёную воду, ярко освещённую луной. Она выплыла на поверхность, в полной уверенности, что он сможет доплыть до неё в мгновение ока, и как только преодолела накатывающиеся волны, она легла на спину, позволив волосам дрейфовать вокруг неё. «Офелия», — подумала она. Он должен суметь отпустить её.

Он всплыл рядом с ней, и она поцеловала его в рот, холодный, влажный и солёный. Обвилась вокруг него, умиротворённо держась на поверхности. Им немного было отведено подобных моментов, и она была жадной, она хотела всего, что могла получить.

Он улыбнулся ей в губы.

— Давай вернёмся в наши покои? Или мыльная опера Разиэля вновь потребует твоих услуг сегодня ночью?

— Ты единственный, кто получит мои услуги сегодня ночью, — пробормотала она, позволив ему нести себя в сторону далёкого берега.

Они вернулись в свои покои, открытые двери впускали ночной воздух, когда она вновь услышала крики Нефилимов.

— Закрой окна, любимый, — тихо произнесла она, скользнув под прохладные простыни.

Он сделал, как она просила, не задавая вопросов, а потом пошёл в кровать.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?

Я в ужасе уставился на женщину. Я и так с трудом старался не думать о том, чтобы уложить её в кровать, но её беспечное заявление полностью прогнало эти мысли из моей головы.

— Я знала о чём ты думал, — самодовольно сказала она. — Это потому что у нас был секс? Ранее я знала, что ты направлялся сюда задолго до того, как ты появился. Я посчитала это странным из-за реакции Сары, и теперь я отчасти могу улавливать твои мысли.

— На самом деле можешь? — спокойно спросил я, гадая, смогу ли я уйти от наказания, если сброшу её с балкона, а всем скажу, что она выпала. «Нет, не смогу, но мысль была замечательная».

Да и к счастью, она не смогла уловить эту мысль. Значит, её способности читать меня не были столь хорошо развиты. Пока что.

Чёрт. При обычных обстоятельствах, женщина могла бы меня читать только по одной причине — потому что она была моей кровной парой. Но у меня никогда больше не будет кровных пар. Это просто аномалия.

— Конечно же, не сейчас, — сказала она, нахмурившись. — Только что случайная мысль как бы пронеслась в моей голове. Это ты делаешь?

— Позволяю тебе читать свои мысли? Нет, — ответил я, сдержав инстинктивное вздрагивание. Я не мог позволить ей понять, насколько она влияла на меня.

— Это случайность… к завтрашнему дню это должно пройти. Не переживай.

— А я и не переживаю. Мне это нравится. Это даёт мне кое-что, чтобы дать тебе отпор, — сказала она.

Интересно.

— И зачем тебе надо давать мне отпор? — спросил я.

На несколько минут это озадачило её, и я попытался прикоснуться к её разуму. Это было огромной ошибкой. Она хотела меня, я мог ощутить её желания довольно явно. Это было подобно физическому прикосновению, даже если она усиленно пыталась подавить его. Так вот чему она хотела дать отпор.

— Я чувствую себя бесправной здесь, — наконец ответила она.

— Ты бесправна здесь.

Я отошёл к ряду окон, которые выходили на океан. Они были открыты, лёгкие белые портьеры трепетали на сильном ветру. Я слышал успокаивающие звуки океана, когда он бился о песчаный берег. Они почти — чуть — поглотили крики потустороннего мира. Я оглянулся на женщину, свернувшуюся на софе — пятно цвета на белоснежной софе. Мне было проще сопротивляться ей, когда она была одета во всё белое. И зачем я заказал для неё всю эту одежду? Цвета бросались в глаза, атаковали моё восприятие. Они притягивали меня.

— Чего ещё хотела Сара?

— Пригласить меня в загон секс-рабынь Шеола.

Она пыталась разозлить меня, как обычно, и преуспела в этом, как обычно.

— Здесь нет никаких секс-рабынь.

— Такое чувство, что женщинам тут больше заниматься то и нечем. Трахаться и давать пить свою кровь. Полагаю, всё работает только в этом направлении.

Я попытался сохранить отрешённое выражение лица.

— Конечно.

— Тогда почему ты не берёшь мою кровь?

Я отвернулся от неё. Ей будет тяжелее прочитать истину, если она не сможет видеть моего лица.

— Я взял достаточно, чтобы убедиться в твоей невиновности. Это единственное, чего я хотел. Падшие могут питаться только от кровных пар или Источника, а ты ни то, ни другое.

— Тогда кто я? Помимо помехи, — добавила она, тут же прочитав мои мысли.

Это нервировало меня, но я был решительно настроен не показывать никаких реакций.

— Не знаю.

Ничего не сказав, она поднялась с софы, и платье закружило вокруг её голых щиколоток, когда она пошла мимо меня на кухню. Подол платья слегка задел мои ноги, подобно ласке тёплого бриза и, не подумав, я потянулся за ней.

Но она уже миновала меня и даже не заметила этого, слава Богу. Она повернулась, словно вспомнила, что что-то забыла, но к тому времени я уже небрежно прислонился к столешнице, сосредоточившись на почти незаметном узоре на белом Каррарском мраморе.

Она вытащила стеклянную бутылку молока, как вдруг громкий крик расколол ночь, и она уронила бутылку. Если бы я не был столь настроен на неё, я бы не смог поймать бутылку вовремя и поставить её на столешницу.

— Что, чёрт возьми, это было? — спросила она резким голосом.

— Нефилимы. Они подбираются всё ближе.

Она побледнела.

— Они же не смогут прорваться внутрь, так ведь?

— Предположительно, нет. На границы наложены всевозможные защитные заклятья и щиты. Единственный способ им попасть внутрь — если кто-то их впустит, и тот, кто это сделает, точно также умрёт.

— Что если кто-то готов умереть, чем провести вечное заточение здесь? — настойчиво спросила она, затараторив.

— Ты не пробудешь здесь вечность. Ты найдёшь способ выйти.

— Боже, надеюсь что так. Я не хочу жить до ста двадцати лет, так и не влюбившись, — сказала она, и я вздрогнул. — Но я говорю не о себе. Что если кому-то другому надоело здесь жить?

Она задрожала, и мне захотелось обогреть её, успокоить её. Но я не сдвинулся с места.

— Здесь нет таких других. Падшие выбрали эту жизнь. Их пары выбрали Падших. Никто не будет тайком выходить за стену и впускать монстров, — я мог соврать насчёт моей реакции на неё. Но вот врать насчёт опасности было за гранью: — Правда такова, что я не знаю, — продолжил я. — Они обозлено бьются об стены, потому что не могут проникнуть внутрь. Им ни за что не прорваться сквозь ограждающие это место стены, невозможно, чтобы кто-то смог прорваться. Это неизменно.

Она не поверила мне. Мне и слов не требовалось, чтобы понять, что она полна сомнений. Если бы я знал, как уверить её, я бы это сделал. Я даже не знал, как себя обнадёжить.

— Вряд ли молоко справится, — сказала она.

— Прошу прощенья?

— Я подумала, что немного тёплого молока успокоит мои нервы, но сомневаюсь, что это сработает, пока продолжается этот пронзительный концерт. Полагаю, это место не располагает виски? Нет, я забыла… виски же не белые.

— Есть водка, — сказал я.

— Ну, конечно же, есть, — она открыла холодильник, чтобы поставить молоко обратно, и вынырнула оттуда с охлаждённой бутылкой «Столичной». — Тебе, и правда, надо впустить в свою жизнь немного цвета, Разиэль.

Я посмотрел на неё в ярко окрашенном платье, которое подобрал для неё. Всё в ней было бурлящим, пёстрым, разрушающим спокойную пустоту моего мира. Она аккуратно наполнила две стопки и подтолкнула одну в мою сторону по мраморной столешнице.

Это была плохая затея. Чтобы удержать свои руки подальше от неё, от меня требовалась каждая капля сосредоточенности. И даже немного алкоголя может стать достаточно, чтобы ослабить мою непоколебимость.

Опять же, напоить её будет отличной идеей. Я считал пьяных женщин совершенно непривлекательными. И если она отрубится, меня не будет подмывать обхватить руками её лицо и притянуть к себе, поцеловать её…

Она уже подняла стопку и опустошила её, слегка изящно содрогнувшись.

— Я вообще-то водку не люблю, — сказала она тихо. Она выразительно посмотрела на мою нетронутую стопку: — Видимо, ты тоже.

Я ничего не ответил. Она хотела ощутить мои руки на себе. Я знал это, и сожалел об этом. Звуки Нефилимов становились громче: завывания и крики, рёв и ворчанье очень беспокоили. Я знал ужас, который скрывался под этим шумом. Мне казалось, я могу учуять их запах в ночном воздухе, противный смрад запёкшейся крови и гноящейся плоти, но должно быть мне просто почудилось. Я попытался сосредоточиться на них, но её мысли выталкивали их прочь. Она хотела, чтобы я обнял её, хотела прижать голову к моей груди. Она жаждала моего рта, она хотела моё тело, и она не собиралась говорить мне об этом.

Ей и не надо было говорить об этом. Снаружи что-то рухнуло, вслед за чем последовал громкий рёв, и она нервозно подпрыгнула.

— Если ты не любишь водку, зачем ты вообще её держишь? — спросила она, явно пытаясь себя отвлечь.

— Я люблю водку. Просто считаю, что, наверное, будет лучше, если я не позволю алкоголю испортить мои суждения, на случай если что-то произойдёт.

Можно сказать, что её лицо стало ещё бледнее.

— Думаешь, они прорвутся?

Мне пришлось рассмеяться.

— Нет. Хуже этого.

— Хуже, чем истребляющие плоть каннибалы?

— А есть другого рода каннибалы? — подметил я.

— Что может быть хуже Нефилимов? — раздражённо произнесла она, немного паники исчезло.

— Переспать с тобой.

Чёрт. А я ведь даже не собирался намекать на это. Продолжительное время она таращилась на меня, а потом попыталась протиснуться мимо меня.

— Всему есть предел, — рявкнула она. — Если предпочитаешь мне Нефилимов, можешь перелезть через забор и потрахаться с ними.

Конечно же, я поймал её. Рукой скользнул на талию и развернул её, толкнув её спиной к стене и поймав в ловушку своим телом, прижавшись к ней.

— Я не сказал, что предпочитаю их, — прошептал я ей на ухо, закрыв глаза и вдыхая вызывающий привыкание её запах. — Хотя насколько я могу судить, ты куда большая неприятность.

Я поцеловал её в изгиб шеи, пробуя на вкус её кожу, вдыхая запах её крови, которая неслась по её венам. Так легко сделать просто один маленький прокол, просто вкусить. Я поднял рот к местечку за её ухом, борясь с желанием.

Она держалась очень скованно.

— П-по-почему? — заикаясь, вымолвила она.

— Нефилима я могу убить, — прошептал я. — Я могу сражаться с ними. Но мне слишком тяжело сражаться с тобой.

Она повернула лицо к моему, и подняла руки, чтобы прикоснуться ко мне.

— Тогда не сражайся, — сказала она с таким практицизмом, что я едва не рассмеялся.

— По крайней мере, я не вырву из тебя сердце.

— Я бы не был в этом так уверен, — сказал я.

И как полный дурак, я поцеловал её.

Глава 19

Я ПРЕКРАСНО ПОНИМАЛА, что поступаю глупо, но в тот момент ничто не могло меня остановить. Его тело было плотно прижато ко мне и его жар и сила успокоили мою панику, но вызвали новый поток эмоций. Его губы были горячими, влажными, чувственными, когда он целовал меня, его медленные движения противоречили безумному порыву похоти, который захлестнул нас прошлой ночью. Он наклонился ко мне, пробуя на вкус мои губы, кусая, давая мне шанс поцеловать его в ответ, его язык стал шокирующим вторжением, которое почему-то казалось правильным. По моему несколько ограниченному опыту, мужчины не очень-то любят целоваться, они просто делают это, чтобы добраться до той части, которая им нравится.

Разиэль явно наслаждался поцелуями, он был слишком хорош в этом, чтобы не наслаждаться ими. Он не спешил затаскивать меня в постель, ни с чем не торопился, только целовал меня.

Он поднял голову и его странные, красивые глаза с исчерченными радужками смотрели на меня в течение длительного, лишавшего дыхания, мига.

— Что ты делаешь? — прошептала я.

— Целую тебя. Если ты ещё не поняла этого, должно быть, я не очень хорошо справляюсь с этим. Похоже мне нужна практика.

И он поцеловал меня снова, глубоким, жадным поцелуем, украв моё дыхание и моё сердце.

— Я хочу сказать, зачем ты целуешь меня? — спросила я, когда он провёл губами по моему подбородку, и я ощутила покалывание аж до… я не была уверена, докуда ощутила. — Ты только что сказал мне, что предпочёл бы встретиться с Нефилимами…

— Заткнись, Элли, — вежливо сказал он. — Я пытаюсь отвлечь нас обоих, — он спустил бретельки платья с моих плеч и рук, подставляя грудь прохладному ночному воздуху, и я услышала его одобрительный шёпот. — Без лифчика, — сказал он. — Возможно, мне даже понравится твоя новая одежда.

Он скользнул ртом вниз по моей шее, задержавшись на мгновение у основания моего горла, к тому месту, где он оставил свою метку, и я рефлекторно поднялась к нему, желая его губы там, желая…

Но он двинулся дальше, и я подавила крик отчаяния. А потом совсем забыла об этом, когда наклонился и прижался губами к моей обнажённой груди, втянув сосок в рот. Я схватила его за плечи, впилась в них пальцами и выгнулась, предлагая себя ему. Я чувствовала остроту его зубов на своей коже, и на мгновение испугалась, что он вытянет кровь из моей груди, но он накрыл другую грудь рукой, успокаивая, стимулируя, так что мой сосок стал твёрдой пуговкой, соответствуя той, что была у него во рту, и я поняла, что он не причинит мне боли, ни там, ни где-либо ещё, он показал мне это, и я почувствовала, как его сознание вошло в мой разум, преднамеренное вторжение, столь же интимное и возбуждающее, как его язык и его член.

Его глаза потемнели от желания, и он опустил ткань платья вниз к моим бёдрам, обнажая мой торс и уткнувшись носом в выпуклость моей груди, а потом его руки легли на мои бёдра, медленно подтягивая платье вверх, и я почувствовала, что меня бросает в жар. Я стала жадной, отчаянно желающей его внутри меня, желающая его сейчас, и я прильнула бёдрами, бездумно нуждаясь в нём.

«Он хочет этого», — ошеломлённо подумала я, упиваясь уверенностью в его потребности. Он хотел меня. Не хотел ничего больше, чем погрузиться в моё тело, погрузиться в забвение похоти, желания и завершения, потерять себя и взять меня с собой в путешествие столь превосходящего желания, что сама мысль об этом испугала меня, и я попыталась отстраниться. У меня не было времени на раздумья во время наших безумных совокуплений. Теперь я могла быть спокойной, отстранённой, пренебрежительной, какой и должна была быть, за исключением того, что я нуждалась в нём даже больше, чем в спокойствии, и его руки теперь пробегали по моим голым ногам, его пальцы внутри кружевного края моих трусиков, касались меня, и я издала приглушённый вопль реакции, сопровождаемый стоном чистого удовольствия, когда он начал стягивать трусики вниз по моим ногам.

А потом он отскочил от меня так быстро, что я чуть не упала. Чернота исчезла из его глаз, и в эту секунду они были как гранит, и я задалась вопросом «что, чёрт возьми, произошло». А потом я услышала крики.

В отличие от далёких завываний и криков Нефилимов, благополучно находившихся за пределами Шеола. Они были ближе, гортанный вой эхом разносился по пяти этажам здания. Они были здесь.

— Оставайся здесь, — кратко приказал он. — Найди место, где можно спрятаться. Если случится худшее, выходи на балкон и будь готова спрыгнуть.

Я в изумлении уставилась на ангела, который только что приказал мне покончить с собой.

— Что?..

— Они здесь, — его голос был ровным и мрачным. — Стены рухнули.

Я застыла, окоченевший, бессмысленный ужас нахлынул на меня.

— Нефилимы?

Он был уже почти у двери, но остановился, развернулся и вернулся ко мне, больно схватив меня за руки.

— Ты не можешь позволить им приблизиться к тебе, Элли. Несмотря ни на что. Спрячься, если думаешь, что у тебя есть шанс. Сюда долго подниматься и их жажда крови отправит их за ближайшими целями. Но если они доберутся до этого этажа… — он сделал глубокий вдох. — Прыгай. Ты не хочешь видеть или слышать на что они способны, ты не хочешь рисковать быть пойманной ими. Пообещай мне, Элли, — его пальцы напряглись. — Пообещай мне, что прыгнешь.

Я никогда не отступала от вызова, никогда не выбирала лёгкий путь за всю свою слишком короткую жизнь. Я посмотрела в лицо Разиэля и почувствовала ужас, который он видел, ужас, который он позволил мне увидеть лишь мельком. Одного взгляда было достаточно. Я молча кивнула.

— Если придётся, — ответила я.

К моему удивлению, он снова поцеловал меня, быстро и коротко, это был чуть ли не прощальный поцелуй. И исчез.

Спрятаться было негде. Кровать была расположена слишком низко к полу и когда я зарылась в шкаф, крики снизу всё ещё отдавались эхом, даже когда я закрыла голову руками и попыталась заглушить их. Я с трудом вернулась в спальню. Я не понимала, становились ли крики громче и приближались ли Нефилимы. Я обещала ему, и у меня может быть тысяча и один недостаток характера, но я никогда не нарушала обещаний. Я распахнула окно и поднялась на балкон. А потом застыла на месте.

В лунном свете песок казался чёрным, и я не сразу поняла, что это была кровь. Повсюду были тела, или то, что от них осталось.

Безголовые туловища, руки и ноги, которые были вырваны, обглоданы, а затем отброшены в сторону. И зловоние, которое нёс ночной ветерок, было порождением ночных кошмаров. Кровь, запекшаяся кровь и разлагающаяся плоть. Вонь от монстров, которые ползали внизу в поисках свежего мяса.

Я вскарабкалась на карниз, выглянула и впервые увидела одного из них. Тварь была неестественно высокой, покрыта какой-то грязью, хотя я не могла точно сказать, были ли это волосы, одежда или кожа. Рот был открыт в рёве, и мне показалось, что я вижу две пары зубов, сломанных и окровавленных. В руках у него был кто-то, женщина с длинными светлыми волосами в чёрной одежде.

Она всё ещё была жива. Тварь вцепилась в неё когтями, разорвав, что внутренности вывалились на песок, но руки её всё ещё двигались, ноги дёргались, и я закричала, чтобы существо остановилось, но мой голос унесло шумом прибоя, затерявшимся среди криков и воя.

На мгновение я застыла как парализованная. Женщина, наконец, стала неподвижной, её глаза широко распахнуты навстречу смерти, а существо повернулось, двигаясь странным, бессвязным шарканьем, направляясь внутрь. Я даже не смогла сосчитать количество тел на пляже — все они были разорваны на слишком много частей. И тогда я поняла, что не смогу присоединиться к ним на пляже, совершая грациозный прыжок ласточкой к смерти. А вдруг я не умру сразу? Что, если я буду лежать там, пока Нефилимы не найдут меня и не разорвут на части, пока я ещё жива?

И как я могла спрятаться в комнате, когда могла что-то сделать? Та бедная женщина внизу — если бы кто-то смог отвлечь существо, она могла бы отползти в безопасное место. Но на пляже не было никого живого.

Я не колебалась, не позволяла себе бояться. К тому времени, как я добралась до площадки третьего этажа, я решила, что сошла с ума, но не позволила этому замедлить меня. Судьба была глупым словом, словом для героинь, а я не была героиней. Всё, что я знала, это то, что я могу чем-то помочь, и я должна была попытаться.

Тела начали появляться со второго этажа, женщины Падших, попытавшиеся убежать, но были изуродованы когтями, изрублены и обглоданы чудовищами, которые каким-то образом вторглись в долину Шеола. Вонь была невыносимой. В прошлом, когда я начала писать, я исследовала места преступлений, слышала о запахе недельных тел, который цеплялся к коже и волосам полицейских и никогда больше не сходил с их одежды. Именно такой запах омыл меня сейчас, запах разлагающейся плоти, личинок и гниющих костей. Старого мяса, древней крови, дерьма и смерти.

Первый этаж был полем битвы. Я увидела пятерых Нефилимов, высоких и неуклюжих, легко узнаваемых. Я быстро огляделась: Азазель отчаянно сражался, кровь струилась из раны на голове и смешивалась с его длинными чёрными волосами. Тамлел лежал, вероятно, мёртвый, как и Самаэль, и я с запоздалым ужасом поняла, что на песке была Кэрри, до конца сражавшаяся с чудовищем, которое пожирало её.

Шум, дым, кровь — это было уже слишком. Других женщин я не видела, не могла найти Разиэля в ближнем бою. Нефилим, который сражался с Азазелем, упал, и через мгновение его голова отлетела, а остальная часть рухнула в бесполезную кучу костей, когда Азазель повернулся лицом к следующему нападавшему.

А потом позади него я увидела Сару. Она держала в руке меч, и её лицо было спокойным, непоколебимым, когда Азазель защищал её. Были и другие, защищавшие её, Падшие, чьих имён я не знала. Тогда-то я и увидела Разиэля у двери, который рубил целую орду, пока те вваливались в здание, размахивая мечом библейских пропорций. Шум был оглушительным: крики умирающих, лязг металла, неземной вой Нефилимов, когда они нападали на свою добычу.

Рядом просвистело лезвие, и я почувствовала, как кровь и желчь брызнули на меня, горячие и воняющие смертью. Нефилимы были повсюду, и я с ужасом наблюдала, как безумие окружает меня.

Что-то схватило меня за лодыжку, и я закричала, поглядев вниз и увидев одну из женщин, лежавшую на лестнице, хватающую меня в надежде на помощь. Бедняжка, ей уже было не помочь, но я опустилась на колени и прижала её изуродованное тело к себе, пытаясь остановить бесконечный поток крови.

— С тобой всё будет в порядке, — пробормотала я, покачивая её и пытаясь удержать её сломанное тело вместе. Она умрёт, но, по крайней мере, я могла её утешить: — Они остановят их. Просто держись.

К моему изумлению, женщина протянула руку, коснулась моего лица окровавленной ладонью и улыбнулась мне, в её увядающих глазах был мир. Мгновение спустя она была мертва. К счастью, учитывая ужас её ранение. Я отпустила женщину, осторожно положив её на ступеньки, и посмотрела наверх.

Я могу попытаться убежать. Назад по бесконечным, пропитанным кровью лестничным пролётам, сквозь разорванные куски того, что когда-то было живой плотью. Или я могу встретиться с ублюдками лицом к лицу.

Один из Падших лежал у подножия лестницы, его туловище было разорвано почти пополам. Одна рука исчезла, но другая всё ещё держала меч, он сражался до конца.

Я спустилась и взяла меч в дрожащую руку, затем повернулась и посмотрела на Разиэля.

Один из Нефилимов, должно быть, заметил меня на лестнице. Он отвернулся от защищавших Сару мужчин и двинулся на меня, отвратительно инесвязно шаркая.

Бежать было уже поздно, даже если бы я захотела. Существо увидело меня, учуяло мой запах, и когда один из Падших атаковал его, существо просто отбросило его, и тело пролетело через комнату, приземлившись на стол, который рухнул под ним.

Мне хотелось позвать Разиэля, но я держала рот на замке, крепко сжимая меч в руке. Если я умру, то умру, сражаясь, и не буду отвлекать Разиэля от его защиты портала.

«Может быть, смерть не принесёт боли», — подумала я, всё ещё отступая назад, крики умирающих противоречили моей тщетной надежде. В первый раз было не больно. Но это не имело значения. Я должна была быть здесь, меня притянуло сюда, и если меня разорвут на части, то так тому и быть.

Нефилим поднялся ко мне столь близко, что я могла видеть личинок, живущих на его коже, и запаха крови и смерти было достаточно, чтобы заставить меня испытать позыв к рвоте. Если мне повезёт, он оторвёт мне голову — это будет быстрее, чем мой желудок и кишки вывернут наизнанку — и мне стало интересно, смогу ли я улизнуть, убежать достаточно далеко вверх по лестнице, чтобы прыгнуть, как я пообещала Разиэлю. Возможно, именно это я и должна была сделать, приземлиться на одного или двух Нефилимов и раздавить их.

У этого существа была отвратительная открытая дыра вместо рта, и двойные ряды зазубренных зубов, похожих на зубы акулы, созданные для разрывания плоти, и я не собиралась кричать, и я не закричала, даже когда он добрался до меня. Его руки были деформированы, больше похожи на клешни, острые как бритва и окровавленные, и я вслепую ударила его, отрубив одну из них. Существо не отреагировало, приблизившись, его оставшийся коготь издавал ужасный щёлкающий звук. Я сжала меч, приготовившись сражаться до смерти.

А потом отвратительная голова исчезла, просто испарилась, и я в шоке уставилась на него. Чудовище рухнуло передо мной, превратившись в груду костей, а за ним стоял Разиэль с окровавленным мечом в руке, мечом, которым он обезглавил существо.

Я почти не узнала его. Он был весь в крови, его глаза потемнели и остекленели, и я почти ожидала, что он наорёт на меня. Но он просто развернулся и продолжил стоять у подножия лестницы, защищая меня, как Азазель защищал Сару.

Некоторые из Нефилимов носили мечи, ножи, копья — примитивное оружие. Другие просто полагались на свои когти, зубы и сверхчеловеческую силу.

Они падали под яростным натиском Падших, не издавая ни звука. Их вопли были криками голода, а он был успокоен разорванными телами, которые усеивали вестибюль. Они умирали в тишине.

Мы собирались выжить, поняла я с внезапным потрясением. Я спустилась вниз, готовая умереть, уверенная, что умру, но теперь всё изменилось.

Только один Нефилим остался стоять с толстым шестом в когтях, вне досягаемости пылающего меча Азазеля, и я почувствовала притяжение взгляда Сары с другой стороны резни.

Я повернулась и посмотрела на Сару, которая одарила меня милой, любящей улыбкой — почти благословением — за секунду до того, как тяжёлый шест пронзил её грудь, ударившись о деревянную дверь позади неё и пригвоздив её там.

Я услышала крик Азазеля издалека. Протиснулась мимо Разиэля, как будто его не существовало, перелезала через трупы и дёргающихся жертв, протискиваясь мимо самого Азазеля, чтобы добраться до Сары.

Кто-то выдернул шест, и Сара соскользнула на пол, её глаза остекленели, когда я поймала её и осторожно опустила. Эта милая улыбка всё ещё была на её губах, хотя голубые глаза были полны слёз.

— Я… так рада… ты здесь, — с трудом выдохнула она. — Ты поможешь… Разиэлю.

Вокруг не было ничего, что можно было бы использовать для повязки, поэтому я просто собрала в охапку свои пышные юбки и прижала их к изуродованной груди Сары.

— Всё будет хорошо, — в отчаянии сказала я, отказываясь признать, что это не так. — Держись.

Я сказала то же самое девушке на лестнице, девушке, которая умерла у меня на руках. Сара тоже вот-вот умрёт.

— Постарайся помочь Азазелю, — прошептала Сара, пытаясь собраться покидавшие её силы. — У него будут неприятности. Разиэль может ему помочь. Ты можешь помочь Разиэлю. Обещай.

— Обещаю, — беспомощно сказала я. — Но ты же не умрёшь.

— Умру, — прошептала она. — Я уже довольно давно знаю это. Ты должна… остановить того, кто предал нас. Ты должна… — её голос затих, но глаза заискрились, потеплели от любви.

Кто-то поднял меня и силой оттащил от Сары — Азазель, который передал меня Разиэлю и опустился на колени рядом со своей женой. Когда я начала сопротивляться, всего лишь на мгновение, Разиэль просто применил силу, обнял меня за талию и вынес из здания, которое было по колено в телах и крови.

Он сбросил меня на пляже, даже не потрудившись сказать мне оставаться на месте.

— Я собираюсь запечатать стену, — сказал он. — Азазель и Сара должны побыть одни, чтобы попрощаться.

Я опустилась прямо на траву и закрыла лицо руками. Высокие, странной формы телами Нефилимов были разбросаны по пляжу, и запах в ночном воздухе был густым и ядовитым. Я попыталась заглушить зловоние, но всё, что я могла чувствовать — это запах крови Сары, которая пропитала моё платье. Кровь её жизни, стекающая прочь.

И моя собственная кровь тоже утекала. Я даже не поняла, что была ранена. На руке у меня был разрыв, неглубокий порез от плеча до запястья, оставленный когтем этого отвратительного существа. Рана начала пульсировать, и я должна был найти что-то, чтобы остановить кровотечение. Я могла бы использовать свою юбку, уже пропитанную кровью Сары, но я не прикасалась к ней. Повсюду уже и так было слишком много крови.

Я ошеломлённо огляделась и увидела Тамлела, лежащим у кромки воды. Должно быть, он лишился сил и упал.

Мне удалось подняться на ноги, я стала осторожно пробираться сквозь кровавую бойню к нему. Он лежал лицом вниз в прибое, и его тело было изранено когтями Нефилимов. Я вспомнила, как они забрали Разиэля в океан, чтобы исцелить его. Возможно, Тамлел искал туже целительную силу.

— Помоги… мне… — еле выговорил он.

Я опустилась на колени рядом с ним.

— Тебе нужно войти в воду?

Он уже промок насквозь и всё равно продолжал умирать.

Ему удалось покачать головой.

— Мне нужно… моя жена умерла. Она была одной из первых. Мне нужна Сара.

Я замерла.

— Давай я принесу бинты. Здесь есть врач? Твои раны заживут.

Он снова покачал головой.

— Я потерял слишком много крови. Нужен Источник. Найди…

Я не могла ему сказать. Должен быть какой-то другой ответ, какой-то другой способ помочь ему, но он не слушал.

— Я пойду найду её, — просто сказала я, вставая.

Вода не могла причинить вреда, и должен же быть кто-то на заваленном поле битвы, которое когда-то было большим вестибюлем, кто-то, кто мог бы помочь.

К тому времени стоны умирающих сменились фоновым шумом. Я двигалась как автомат, мимо слёз, мимо горя, мимо ужаса. Я уже добралась до открытой двери, когда кто-то схватил меня за юбку, потянув к себе, и я уставилась на другого Падшего, чьё имя я даже не знала.

— Помоги мне, — прохрипел он.

— Я постараюсь найти кого-нибудь, — терпеливо сказал я, оглядываясь на Тамлела, лежавшего в прибое.

— Нет, — он крепко держал меня за платье. — Спаси меня.

Моё сердце разрывалось из-за него, из-за них всех.

— Я ничего не могу сделать, — воскликнула я. — Ничем не могу тебе помочь.

Он всё ещё цеплялся за меня и, не раздумывая, я опустилась на колени рядом с ним, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, и сердито смахнула их. Слёзы не помогут. Тамлел был так близок к смерти, что ничто не могло ему помочь. Этот был почти так же плох, и всё, что я мог сделать, это держать его, как я держала женщину на лестнице, пока он не уйдёт в мир иной.

Он закрыл глаза, весь цвет сошёл с его лица, и он начал дрожать. Я убрала волосы с его избитого, окровавленного лица. Кровь из моей руки, моя собственная кровь, размазалась по его губам, и я быстро попыталась вытереть её, его глаза широко распахнулись, и он каким-то образом ухитрился схватить моё запястье с неожиданной силой, больно выкручивая его в попытке поднести руку ко рту.

— Это не поможет, — начала говорить я.

Это должна была быть кровь его связанной пары или Источника, а Сара была мертва или умирала. Но потом я перестала бороться. Если бы он считал, что это поможет, если это облегчит его уход, тогда я не стану ему отказывать. Я позволила ему поднести свою разорванную плоть к своему рту, почувствовала, как его рот сжал мою руку, и я притянула его к себе на колени, держа его, пока он пил из меня.

Постепенно дрожь прекратилась, и он лежал очень неподвижно. Яростное глотание из моей плоти прекратилось, его хватка ослабла, и моя рука упала, освободившись. «Он мёртв», — подумала я, снова убирая волосы с его лица. Он выглядел таким юным, таким невинным, несмотря на то, что ему должно было быть тысячи лет, и мне захотелось наклониться и поцеловать его в лоб в качестве последнего благословения.

Вот тебе и трогательные жесты. Его глаза распахнулись, и они больше не были тусклыми и вялыми. Его дыхание стало ровным, и к нему вернулся румянец. Должна ли она была сработать или нет, моя кровь дала ему достаточно сил, чтобы держаться.

Я осторожно опустила его на траву.

— Я сейчас вернусь. Мне нужно кое с кем повидаться.

Тамлел больше не двигался. Прилив отступал, оставляя его на мокром песке, и я поняла, что уже слишком поздно. Но знала, что должна попытаться.

Я побежала обратно к берегу, спотыкаясь о жертвы кровавой бойни, и рухнула на песок рядом с ним. Он всё ещё дышал, но глаза его были закрыты, и я знала, что он очень близок к смерти.

Я приложила окровавленную руку к его губам, но он не отреагировал, и я проклинала свою глупость. Это была случайность — моя кровь не могла никого спасти. Мне здесь не место — бедное создание у главного входа находилось просто в лучшей форме, чем я думала, и моей слабой, неправильной крови было достаточно, чтобы стабилизировать его.

Кожа Тамлела была теперь ледяной, и смерть начала продвигаться по нему. Я опустилась на колени рядом с ним, безнадёжно плача, бесполезная кровь капала вниз по моей руке.

А потом, в последнюю минуту, я открыла его рот и занесла над ним свою руку, позволив крови капать на язык, сжимая порез, чтобы он кровоточил ещё сильнее, не обращая внимания на боль.

Его рот сомкнулся на моём запястье, и я почувствовала, как острые зубы вонзились в мою кожу, вскрывая вену так, что я стала истекать кровью сильнее. Тот другой мужчина не укусил меня, но Тамлел держал меня, глотая, его руки сжимали мою руку так сильно, что она онемела.

У меня начинала кружиться голова, и я задавалась вопросом, была ли это потеря крови или всё дело в ужасе ночи. Это не имело значения — головокружение было предпочтительнее окружавшей меня реальности, смерти и ужаса, которые превратили идиллический побег в склеп. Я закрыла глаза, слабея, когда услышала рёв такой слепой ярости, что поняла, что не все Нефилимы были ещё побеждены, и что меня разорвут на куски. Что-то схватило меня, отдернуло от Тамлела, и я полетела по ночному воздуху, приземлившись на окровавленный песок, задыхаясь и готовясь к смерти, которой мне удалось избежать.

Я подняла глаза, ожидая увидеть огромную, громоздкую фигуру Нефилима. Но на фоне лунного света вырисовывался силуэт не чудовища. Он был весь в крови, она спутала его волосы и покрыла кожу, но я знала эти глаза, глаза Разиэля, запылавшие яростью, когда он повернулся к Тамлелу, его клыки обнажились в атаке.

— Нет! — закричала я, уверенная, что он вот-вот разорвёт своего друга на куски.

Мгновение спустя ярость покинула его тело, и он повернулся ко мне, опустившись на колени рядом со мной на песок, притягивая меня в свои объятия. Запах смерти, пота и крови окутал его, и я с облегчением прижалась к нему.

— Прости, — выдохнул он. — Я не знаю… я сделал тебе больно?

Я уже не могла говорить. Я могла только качать головой у него на груди, пытаясь теснее прижаться к нему.

Что-то свернулось вокруг меня, мягкое как перья, тёмное как ночь, когда всё почернело.

Глава 20

ЕСЛИ БЫ НЕ ЗЛОВОНИЕ, я могла бы проспать целую вечность. День был мрачный, сильно несколько отличающийся от нежного тумана, который обычно окутывал Шеол. Я лежала в постели, не шевелясь. Свет, проникавший через окна, был мутным, тусклым, а кровать под моим бедным, ноющим, израненным телом была слишком удобной, чтобы её покидать. Я неохотно перевернулась. Последнее, что я могла вспомнить, это то, как я летела по воздуху, одернутая от Тамлела разъярённым монстром, и в этой короткой вспышке я была уверена, что умру. Пока я не подняла глаза и не увидела Разиэля.

Больше я ничего не могла вспомнить. Кто-то умудрился затащить мою задницу наверх и вымыть меня. Я спала не одна, почему-то я это знала. Я была совершенно голая, а кровь и грязь были смыты с моего тела какой-то призрачной служанкой. Разиэль ухаживал за мной, несмотря на собственные раны.

Разиэль отнёс меня наверх и позаботился обо мне.

Неужели мне всё это приснилось? Я посмотрела на свою руку в поисках следов зубов. Рана всё ещё была там, длинная царапина от бицепса до запястья, но она уже закрылась, заживая, и не было никаких признаков того, что двое из Падших питались от меня.

Также мгновенно зажило запястье Сары, когда она покормила Разиэля. Но я не могла думать о Саре.

Я откинулась на спинку кровати. Я и подумать не могла, что такое произойдет прошлой ночью, как и не могла поверить, что это принесло им какую-то пользу. Моя кровь была не более чем пустышкой. Пустая грудь для голодающего младенца, приносящая мгновенное утешение, но не пропитание. Но, по крайней мере, это их успокоило, и для этого я могла бы потерять несколько пинт крови. Пока Разиэль не появился с рёвом ярости, оттаскивая меня от Тамлела и собираясь убить своего старого друга. Неужели битва временно лишила его рассудка? Зачем ему желать причинить Тамлелу боль?

Мой крик остановил его. И его руки обвились вокруг меня, его рот у моего виска, были безопасностью, защитой, любовью.

Нет, не это. Он больше никогда никого не полюбит.

Этого ужасного запаха, смешанного с маслянистым дымом, было достаточно, чтобы меня затошнило. Я медленно поднялась с кровати, моё тело болело, и я схватила халат, который висел на двери ванной комнаты. Это было древнее кимоно, тяжёлый шёлк странно успокаивал, когда скользнул на моё обнажённое тело, и я босиком вошла в гостиную, отчасти боясь, что найду там Разиэля, а отчасти — что нет.

Его там не было, там было пусто. Я подошла к открытому окну и выглянула наружу, надеясь увидеть высокую знакомую фигуру на пляже.

Тела исчезли, но песок казался чёрным от пролитой крови. Справа виднелся дым и, не раздумывая, я выбралась на балкон, чтобы получше его рассмотреть, поморщившись от судороги в колене. Там был огромный костёр, за ним присматривали три женщины. Я не могла узнать ни одну из них…

Они выглядели такими же побитыми, как и я, но они внимательно следили за пламенем, и мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что стало причиной ужасной вони. Это был погребальный костёр для гниющей плоти. Они сжигали тела Нефилимов.

Падшие не могли этого сделать. Огонь был для них ядом — случайная искра, и они могли умереть. Только люди могли иметь дело с огнём. Только мы могли разобраться с беспорядком. Но Сара была мертва.

Окровавленный пляж перед домом был пуст. Туман был лёгким, покрывая всё вокруг как унылая вуаль, но не было никаких признаков жизни.

Кто же выжил? Что же им теперь делать?

Я забралась обратно внутрь и подошла к шкафу, а затем замерла, глядя на разноцветную одежду. Платья, в котором я была вчера, нигде не было видно. Платье, которое Разиэлю почти удалось стащить с меня, платье, которое я использовала, чтобы остановить кровь Сары, когда она лилась из её тела.

Сара была мертва. У Сары не было никакой возможности вырваться из тюрьмы и стать бессмертной, как её муж. Если бы это было так, Азазель не был бы таким мрачным, и Разиэль всё ещё был бы счастлив в браке с невестой номер сорок семь или кем-то ещё. А я бы жарилась в аду.

Сегодня был не день цвета, а день траура. Я подумывала надеть чёрную одежду Разиэля, но затем остановила выбор на свободной белой юбке и тунике, снова став похожей на члена культа. Я провела щёткой по спутанным волосам и в последний раз взглянула на своё отражение в зеркале. Я выглядела бледной, как будто потеряла много крови, и мне было интересно, сколько Тамлел взял у меня. Выжил ли он вообще?

Я ничего не могла поделать с тем, как я выглядела — вероятно, я была намного здоровее, чем большинство других выживших. Чертовски лучше, включая и Разиэля. Нет, я даже не собиралась рассматривать какую-либо альтернативу. Я на мгновение закрыла глаза, пытаясь проникнуть в его сознание.

Я столкнулась с мысленным эквивалентом захлопнутой двери и рассмеялась с огромным облегчением — облегчением, к которому я не хотела слишком пристально приглядываться. Он был жив и всё ещё зол.

На лестнице была кровь. Кто-то попытался убрать её, но пятна всё ещё были видны, и я была рада, что решила надеть белые сандалии вместо того, чтобы идти босиком. Мысль о том, что придётся идти по засохшей крови, вызвала у меня лёгкий ужас. Я бы скорее втиснула ноги в эти проклятые шпильки, которые быстро положили конец моей многообещающей жизни.

Я не знала, было ли моё истощение физическим или эмоциональным. Мне приходилось останавливаться на каждой площадке, чтобы отдышаться, и это давало мне достаточно времени, чтобы рассмотреть боевые пятна, которые замарали большую часть поверхности. Кровь на коврах, выбоины в стенах.

Проклятое головокружение продолжалось. Неужели то, что я отдала свою кровь Тамлелу и другому Падшему, сделало это со мной? Разиэль говорил мне, что неправильная кровь опасна — ужас прошлой ночи сделал мою память далеко не ясной, но Тамлел не мог взять так много крови, не так ли? На моей руке не было никаких следов, кроме длинной царапины, и не было причин, по которым моя кровь могла бы помочь им или навредить мне. По крайней мере, если верить Разиэлю.

Но я чувствовала себя так, будто только что сдала кровь и забыла взять печенье. Они делали здесь переливание крови? Поскольку у меня было неприятное подозрение, что мне оно не помешало бы.

Массивный вестибюль выглядел совсем по-другому в тусклом свете дня. Тела исчезли. Как и большая часть мебели, которая была разбита во время битвы. Запах смерти всё ещё витал в воздухе, отвратительное зловоние Нефилимов, запах разложения. Я вздрогнула, выглянув в открытую дверь, но пляж всё ещё был пуст. Кровь на песке высохла до тёмной ржавчины. Потребуется сильный дождь, чтобы смыть её.

Я посмотрела на погребальный костёр. У меня не было желания подходить ближе — запах с подветренной стороны был достаточно неприятным. Я присмотрелась к огню, к горящим конечностям и брызгам жжёного жира, и вздрогнула, чувствуя лёгкую тошноту. Была ли Сара частью этой огненной горы? А остальные? Конечно, нет.

Я повернулась и пошла обратно в дом. В общественных залах никого не было, и у меня возникло внезапное тревожное подозрение, что выжившие Падшие могли уйти, покинув это место и тех немногих женщин, которые выжили.

А потом я подумала о зале Совета, где собирались Падшие. Там, где Разиэль питался от запястья Сары, навсегда изменив мой взгляд на вещи. Они были там, я знала это.

Двери в большой зал заседаний были закрыты. В тяжёлом дереве были выбоины, и одна ручка была разбита. Однажды я убежала отсюда в шоке и ужасе. На этот раз я собиралась остаться.

Я толкнула дверь и шагнула внутрь, и внезапный прилив эмоций ударил меня. «Я не заплачу, — сказала я себе, — несмотря ни на что». Мужчины, сидевшие за столом, уставились на меня, как на надоедливого нарушителя спокойствия, но я не собиралась никуда уходить. Я сохранила спокойным и безразличным выражение своего лица. «Помоги мне, Сара, — сказал я про себя. — Не позволяй этим товарищам нервировать меня».

Азазель сидел во главе стола, его лицо было искажено горем и яростью. Он уставился на меня с такой ненавистью, которая тут же меня потрясла. Он никогда не любил меня, это было очевидно, но теперь он выглядел так, словно хотел убить меня, и я не могла понять почему. Я никогда ничего ему не делала.

— Сядь.

Это был голос Разиэля, и от облегчения, которое нахлынуло на меня, у меня чуть не закружилась голова. Просто здорово: я бы упала к его ногам в девичьем обмороке. Придав своему лицу серьёзное выражение, я повернулась и посмотрела на него. Как и все остальные, он выглядел ужасно, словно участвовал в битве, которую едва выиграл. Но он был жив и невредим, хотя и казался почти таким же злым, как Азазель. Неужели они думали, что я впустила Нефилимов? Что я такого сделала, что они так рассердились на меня?

Нравится мне это или нет, но Разиэль был моим ближайшим союзником. Я направилась к нему, но он остановил меня одним словом.

— Нет, — сказал он. — Сядь с другой стороны. На место Сары.

Я замерла.

— Я не могу.

— Сара мертва, — сказал Азазель диким голосом. — Делай, как говорит тебе твоя пара.

— Но он не…

— Сядь, — голос Разиэля был низким и убийственным.

Я подошла к месту Сары и села.

Их осталось совсем немного. Но Тамлел сидел рядом с Азазелем, стараясь выглядеть ободряюще, а другой мужчина, тот первый, кому я дала кровь, сидел рядом. Так близко к смерти, и им каким-то образом удалось выжить, что было удивительно.

В комнате не было других женщин. Я скучала по успокаивающему присутствию Сары, скучала так сильно, что мне хотелось плакать. Я сидела и молчала.

Азазель продолжил, как будто моё появление не означало ничего дурного, что, на мой взгляд, было правдой.

— Кто-то открыл ворота, — сказал он. — Мы все это знаем. И пока мы не выясним, кто это сделал и почему, мы в опасности.

— Это была не я, — быстро сказала я.

Азазель посмотрел на меня, и Разиэль зарычал:

— Никто не думает, что это ты. А пока помолчи. Твоя очередь придёт.

«Едва ли это обнадеживает», — подумала я, откидываясь на спинку жёсткого стула, который столько лет служил Саре. И Разиэль, и Азазель были злы на меня, и было вполне логично, что они злились из-за крови. У меня была сотня оправданий. Моя рука была распорота одним из Нефилимов, и мужчины были на волоске от смерти — что плохого в попытке помочь? И уж конечно, это была не моя идея с самого начала. Раненый мужчина просто вцепился в мою кровоточащую руку, как голодный котёнок. Он был слишком не в себе, чтобы понять, что делает — в этом не было ничьей вины.

Возвращение к Тамлелу было совсем другим делом, но Тамлел выглядел таким спокойным, что я была уверена, что вступится за меня. В конце концов, он был тем, кто цеплялся и использовал свои зубы, как какой-то гигантский угорь. Он должен был поддержать меня, учитывая то, как Разиэль свирепо смотрел на меня.

— Как, по-твоему, ты узнаешь, кто их впустил? — Самаэль сказал ровным голосом, и я вздрогнула. Я думала, что он был одним из мёртвых, но каким-то образом ему удалось выжить: — Это пустая трата времени. Они, вероятно, съели того, кто открыл врата, или же он или она были убиты в бою. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь узнать, кто это сделал. Мы должны вкладывать свою энергию в восстановление, а не в бесполезные поиски неуместной истины.

— Я знаю, что ты скорбишь о потере жены, Самаэль, — холодно сказал Азазель. — И процесс восстановления начнётся, как только лодка будет закончена. Между тем, истина никогда не бывает неуместной. Мы найдём того, кто это сделал. Кто был ответственен за смерть семи наших братьев и девятнадцати наших женщин. Нефилимы очень хорошо выполняли приказы, они знали, что уничтожение наших женщин уничтожит и нас.

— Мы не уничтожены, — тихо сказал Тамлел. — Мы скорбим. Но мы не уничтожены.

— Кто бы их ни впустил, он всё ещё жив, — сказал Азазель. — Я всем сердцем знаю это. Мы найдём предателя.

— И что потом? — сказал Разиэль, отказываясь смотреть на меня. — Неважно, как сильно ты хочешь разорвать его на куски, мы не убиваем. Только не своих.

Азазель стиснул челюсть, не опровергая утверждение Разиэля.

— Он будет изгнан. Вынужден скитаться по земле. Тот, кто совершил подобное преступление, никогда не найдёт кровную пару, и ему никогда не позволят приблизиться к Источнику. И рано или поздно он ослабеет и умрёт. Не будет никакой мести, никакого ликования. Простое правосудие.

Источник? Сара была мертва. Кто-то должен был стать тем, кто станет заменой и займёт её место, кто-то вроде Источник-ждущий-своей-очереди. Эта женщина, должно быть, прошла по моим стопам прошлой ночью и спасла тех, кому я попыталась помочь.

Но как бы сильно мне не хотелось поверить в этот сказочный вздор, у меня было ужасное ощущение, что всё было совсем не так. У меня было очень жуткое предчувствие о грядущем, и я не хотела слышать этого.

Азазель перевёл яростный взгляд своих чёрных глаз на меня, и у меня возникло чёткое представление, что он протянул бы свои сильные руки и придушил бы меня на месте, будь мы одни. Я ему не нравилась, вплоть с самого моего прибытия сюда, и эта неприязнь возросла до колоссальных пропорций.

— Зачем ты пыталась покормить Тамлела? — требовательно спросил он. — У тебя минимум познаний о нашем образе жизни, о направляющих нас законах. В своей неуклюжей попытке помочь, ты могла убить его.

— Как по мне, так он отлично выглядит, — сказала я.

«Не благодаря тебе», — вероятно, он хотел сказать.

— Отвечай на мой вопрос, — его голос был леденящим.

Я посмотрела на Разиэля, но никакой помощи с этой стороны не последовало. Он выглядел столь же разгневанным, как и Разиэль.

— Само собой я ничего не планировала, — оправдываясь, сказала я. — Я спустилась вниз посмотреть смогу ли чем-то помочь…

— Невзирая на то, что я приказал тебе оставаться там, где ты была, — голос Разиэля был низким и смертоносным.

«Проклятье, неужели ослушаться одного из предполагаемых царя и бога было некого рода преступлением? Если так, я была по уши в дерьме и продолжу там оставаться до тех пор, пока вынуждена буду мириться с властными порядками Разиэля».

Если он смог проигнорировать меня, значит, с такой же лёгкостью я могу игнорировать его.

— Я спустилась вниз, — снова произнесла я, мой голос перекрыл голос Разиэля, — посмотреть смогу ли чем-то помочь. Я увидела Сару… — на мгновение я осеклась, и я демонстративно не смотрела на Азазеля. — Я увидела, что Сара ранена, и Разиэль вывел меня на улицу. Когда я пошла за помощью, поскольку увидела лежавшего там Тамлела, один из раненных схватил меня за юбку и стал умолять о помощи. Я ничем не могла помочь ему, но я встала на колени и стала убаюкивать его в своих руках, надеясь, что либо успокою его до прибытия медицинской помощи, либо хотя бы побуду там с ним, пока он умирает, — я взглянула на молодого парня, и он кивнул.

— Это был я, — сказал он. — Я пытался добраться до Сары, когда один из Нефилимов набросился на меня со спины. Я умудрился его убить, но он достаточно серьёзно распорол меня, и я не выжил бы.

— Гадраэль, — Азазель узнал его. — И ты в порядке?

— Вполне нормально, мой господин.

Азазель вновь обратил взор своих холодных пустых голубых глаз на меня.

— Продолжай. Ты убаюкивала Гадраэля и вдруг решила, что твоя кровь сможет помочь ему?

— Нет. Я пыталась успокоить его. Но у меня был длинный порез на руке. Пока я держала его, я рукой задела его губы и он инстинктивно начал сосать кровь. Он едва держался в сознании и он понятия не имел кто я… он просто узнал запах крови.

— Понятно. Но он не кусал тебя, просто пил из раны. Что случилось потом?

А вот тут всё сложнее. Я была совершенно невинна в первом случае. Второй поступок был сущей самонадеянностью, и я не могла их винить за то, что они были взбешены.

— Ну, Гадраэль стал лучше выглядеть. И я знала, что Тамлел умирает, и посчитала, что помощь не поспеет к нему вовремя, и я подумала, коль уж плохая кровь, похоже, помогла Гадраэлю, тогда может быть она поможет Тамлелу, по крайней мере, поможет ему продержаться до прибытия помощи. Так что я вернулась к нему и… предложила свою руку.

— Тебе ни разу не пришло в голову, что твоя кровь могла помочь Гадраэлю, потому что ты можешь быть его кровной парой? — спросил Азазель.

Низкое рычание было пугающим, и я посмотрела на Разиэля, сидевшего напротив. Он выглядел совершенно… диким. Я уже слышала это рычание раньше. Прошлой ночью, прямо перед тем, как он схватил меня и улетел со мной прочь от Тамлела.

— Нет, — сказала я, отводя глаза.

— С Тамлелом, — Азазель продолжил свою инквизицию. — Он тоже слизывал твою кровь, отреагировал на предложение крови из твоей раны?

— Нет. Он был без сознания. Гораздо ближе к смерти, чем Гадраэль.

Очередное рычание от Разиэля.

— Объясни.

«Чёрт, — подумала я. — Но честно, что такого ужасного было в том, что я сделала? Была критическая ситуация и я отреагировала инстинктивно, и они должны были тратить своё время на выяснение кто впустил Нефилимов, а не изводить меня». Я вздохнула, зная, что Азазель не остановится, пока не получит свои ответы.

— Когда Тамлел не отреагировал на прижатую к его губам руку, я… я открыла ему рот, затем разодрала рану, чтобы кровь свободно стекала, и тогда её капли попали ему в рот. Этого хватило, чтобы привести его в чувства, хотя бы отчасти, и он ухватился за мою руку и, ну… стал пить.

Я изо всех сил постаралась выглядеть наивной, но вряд ли Азазеля одурачишь. И уж тем более Разиэля.

— И он воспользовался своими зубами, так ведь? Проколол тебе вену?

— Да.

— И ты позволила ему продолжить, почти до смерти, до того, как Разиэль нашёл тебя и остановил его?

Я взглянула на Разиэля. Я никогда ещё не видела его таким разгневанным.

— Полагаю, что так, — нехотя ответила я. — Я ничего не соображала. Мне и мысли не приходило, что Тамлел в прямом смысле укусит меня — в конце концов, Гадраэль не кусал же. И к тому же полагаю, он остановился, когда ему было достаточно.

Я мельком посмотрела на Тамлела, который выглядел стоически. У него были такие же неприятности, как и у меня?

— Итак, у нас тут две вероятности, — сказал Азазель своим холодным, неэмоциональным голосом после долгой паузы. — Вероятней всего, Гадраэль был менее тяжело ранен, чем ты посчитала. Не перебивай, — добавил он, увидев, как я начала протестовать. — В его состоянии, вкуса крови, пусть и плохой, вполне хватило, чтобы вернуть его к жизни. Ты здесь находишься только в качестве партнёра для Разиэля, ты с ним не связана, и поскольку это необычно, представляется вероятным, что ты кровная пара Тамлела, и никто из вас этого не осознавал.

— Нет, — произнёс Разиэль тихим свирепым голосом.

Проигнорировав Разиэля, я взглянула на Тамлела. Он казался милым, очаровательным, но я не хотела быть его кровной парой. Я не хотела целовать его, трахаться с ним, бороться с ним… я вновь глянула на Разиэля, который, судя по виду, готов был вот-вот взорваться. Разиэль был иное дело. Я не могла сейчас заниматься тем, чтобы разбираться чего хотела, в чём нуждалась от него, только не сейчас, когда я была слишком измотана, чтобы мыслить ясно. Единственное, что я знала наверняка — я нуждалась в нём.

Проклятье. И он, вероятно, прочитал эту обнажающую мысль, уничтожив ту крошечную оставшуюся защиту.

— Тогда есть другой вариант, который представляется маловероятным.

Тишина в комнате была настолько мёртвой, что едва не душила, и Азазель похоже был не в настроении уточнять. Меня уже начало всё это раздражать. Я знала, что вот-вот последует.

— Ты собираешься продолжить или мы все будем тут сидеть в неловком молчании? — рявкнула я.

— Мы уже обсудили такую вероятность, — угрожающе сказал Азазель. — Мы лишь обдумываем это.

«Почему, чёрт возьми, такая прелестная, милая Сара вышла замуж за такого твердолобого зануду?» Я подалась вперёд.

— Но ты забыл включить меня в это обсуждение, которое, видимо, касалось именно меня. Я понимаю, что из-за вашего патриархального дерьмового образа жизни, вы позабыли, что у женщин есть мозги и мнение, но поскольку это касается меня, ты можешь просто выложить всё начистоту.

— Единственной другой альтернативой является то, что по неким причинам, по какой-то грандиозной ошибке или аномальным превратностям судьбы, ты новый Источник. В чём вообще нет никакого смысла. Источник должен быть кровной парой одного из Падших, а у тебя не было церемонии связывания. Не думаю, что ты одурачила меня своей шарадой — я прекрасно знаю, что всё это была игра. Кроме того, всегда проходит долгий период скорби, прежде чем обнаруживается новый Источник. Из этого следует, что ты не можешь быть Источником, это исключено.

— Исключено, — согласилась я, в животе забурлило. Я знала что приближалось. Я лишь надеялась, что ошибалась. — Но, что если я Источник? Это же не значит, что я должна быть твоей кровной парой, так?

Если уж на то пошло, по виду Азазель испытал больше отвращение от этой мысли, нежели я.

— Не совсем. Источник может принадлежать любому.

— Принадлежать? — мой голос стал злым.

Опять меня обсуждали как товар, и я прошла точку невозврата из бытности Хорошей Девочки.

— Если ты Источник, тогда не исключена возможность, что твоя связь с Разиэлем глубже, чем кто-либо из вас хочет это осознавать.

Лицо Разиэля стало очень серьёзным. Но оно не шло ни в какое сравнение с тем, как я себя чувствовала. Он может и был самым великолепным мужчиной, который когда-либо в жизни касался меня, но он был высокомерным, мрачным, вероломным и лживым, и самое худшее, хоть может он и хотел меня, он определённо не любил меня. И будь оно всё проклято, я хотела любви. Истинной любви, сентиментальной, романтической, о-боже-мой-заветной-любви. Кое-что, что Разиэль больше никогда не собирался отдавать, и уж тем более мне.

Единственной защитой у меня было оттолкнуть его перво-наперво.

— Так как мы выясним это? — деятельно произнесла я.

Они выглядели ошарашенными. Очевидно, они были настолько захвачены отвращением относительно вероятности, что я каким-то образом могу играть роль в их мальчишечьем клубе, что они даже не подумали об этом.

— Что случится, если кто-то выпьет моей крови, и я не окажусь Источником? Он умрёт?

— Возможно, — неторопливо сказал Азазель. — Как минимум он заболеет, его залихорадит, возможно, будет тошнить. Мы не можем сказать наверняка по реакциям Тамлела и Гадраэля, поскольку их тела уже были подвергнуты угрозе из-за полученных ран.

— Тогда нам нужен доброволец, — пылко произнесла я. — Только так мы может быть уверены.

Разиэль поднялся, отодвинув кресло, но Азазель пригвоздил его взглядом.

— Ты же знаешь, что не можешь быть добровольцем. Если она твоя кровная пара, ты сможешь испить от неё и узнаешь это. Полагаю, ты пока ещё не сделал это.

— Ни твоего ума дело, — рявкнул Разиэль.

— Это касается всех нас, — ответил лидер. — Самаэль, ты можешь попробовать.

Самаэль сидел рядом со мной, и я тут же выставила руку, испытывая больше любопытства по поводу реакции Разиэля, нежели по остальному. Я ощущала напряжение и ярость, омывавшую его, до безумия животная реакция. Он не стал садиться, он просто стоял и вибрировал чем-то, что вряд ли мне захотелось бы истолковывать.

Самаэль выглядел отнюдь не радостным от этой затеи, но взял мою руку, словно она была початком кукурузы, и его резцы увеличились. Я зачаровано наблюдала, гадая, что побудило такую реакцию. Поток крови, подобно эрекции? Были ли сложности у старых вампиров с подъёмом, или спуском, или что там происходит у них?

Самаэль поднёс запястье к своему рту, и я ощутила двойной укол, лишь быструю острую боль. А потом перестала чувствовать что-либо, пока он кормился из моего запястья.

— Хватит! — рявкнул Разиэль, и Самаэль быстро оторвал рот от моей руки. — Она уже и так потеряла слишком много крови из-за беспечности Тамлела.

Азазель сосредоточился на Самаэле.

— Ну? Чувствуешь себя плохо?

Медленно Самаэль покачал головой.

— Она Источник, — тихо вымолвил он.

— Чёрт, — выругался себе под нос Разиэль, высказавшись тем самым за всех них, включая меня.

Мёртвая тишина. Я подумывала заныть «Но я не хочу быть Источником», потом передумала. Я хранила молчание, позволив новости усвоиться.

Спустя минуту заговорил Азазель, и его низкий гневный голос был опустошённым.

— Очень хорошо. Как пожиратели крови, мы знаем, что кровь не врёт. Тебе придётся выяснить, кто является твоей истинной парой…

— Она моя, — яростно высказался Разиэль, рухнув на стул. — А ни кого-то другого.

— Ну, мы дадим тебе время выяснить действительно ли это так. Тем временем, женщина должна быть посвящена в свои обязанности Источника, о подходящей диете и тренировках, и она…

— Хрена с два, — сказала я.

Я была сыта по горло этим патриархальным дерьмом.

Вновь повисла оглушительная тишина.

— Что ты сказала? — угрожающе потребовал Азазель.

— Я сказала, хрена с два. Если ты думаешь, что я буду секс-рабыней Разиэля и твоим личным банком крови, тебе придётся подумать ещё раз. Это твоя проблема — разбирайся с ней сам.

Мой блистательный уход был слегка омрачён, когда пышный рукав моей туники зацепился за дверную ручку, но я выдернула его рывком, столь же демонстративно, как смогла, и широким шагом вышла из зала.

Как только я скрылась из виду, мне захотелось вскинуть кулак в триумфе. Придурки, все они. Я не собиралась позволить кому-либо помыкать мною, особенно Азазелю с Разиэлем. Они могут найти себе кого-то другого, кто станет их чёртовым Источником, желательно кого-то очень похожего на Сару, с её благостной улыбкой и спокойным характером.

От мысли о ней мне захотелось расплакаться, но я отбросила слёзы. Я нуждалась в свежем воздухе и запахе океана, чтобы очистить голову от всего этого тестостерона. Если кто-нибудь из них совершит ошибку и последует за мной, я просто отправлюсь к кострищу и схвачу горящую ветку или что-нибудь ещё. Я даже смогу возвести вокруг себя кольцо из огня, если испытаю в этом потребность. Это послужит им уроком и вероятно они сойдут с ума от разочарования. Оказалось, что я даже смогла выдавить кислую улыбку.

Когда я вышла на солнечный свет, я почувствовала кого-то у себя за спиной, кого-то высокого, и я знала, кто это был. Я повернулась, готовая выплеснуть весь свой гнев на него.

Разиэль выглядел таким же яростным, какой чувствовала я себя, что только всё усугубило.

— В чём твоя проблема? — рьяно спросила я. — Не похоже, что они от тебя ожидают, что ты будешь нечто средним между шлюхой и передвижной установкой по сбору крови. Если ты думаешь, что я буду молча сидеть, пока мужчина сосёт из моего запястья, ты глубоко ошибаешься. Прости за выражение.

— Я так не думаю, — его низкий голос не мог не вызвать удивления.

— Неужели?

— Никто не прикоснётся к тебе, кроме меня, — произнёс он.

Глава 21

ОНА ВЫГЛЯДЕЛА ПОТРЯСЁННОЙ, и я не мог её винить. Она была свидетелем резни, немыслимой для кого-то из её мира, она видела, как умирали люди, которых она ценила, она потеряла слишком много крови из-за небрежности Тамлела, и в довершение катастрофы, худший из возможных сценариев осуществился. Она была не только привязана ко мне, она была привязана ко всем нам.

Я мог отпираться, но были предупреждающие знаки. Я просто отказывался признавать это. Она читала меня всё больше и больше. У меня была железная воля, но я не мог держаться от неё подальше. В глубине души я знал это и больше не мог отрицать. Она была моей связанной парой. Я буду смотреть, как она стареет и умирает, но самое худшее, мне придётся смотреть, как другие питаются от её узкого запястья с синими венами, и я ничего не смогу с этим поделать, даже когда моя атавистическая кровь заревёт в ответ.

И я причинил ей боль. Когда я вернулся после того, как запечатал стену, я нашёл её сидящей у края воды, голова Тамлела лежала у неё на коленях, пока он пил из неё. Она была бледна и одурманена от потери крови, и меня охватила ярость, убийственная ярость, которая только что утихла. Я оторвал её от Тамлела, слишком ослеплённый ревнивой яростью, чтобы понять, что делаю.

Не знаю, чтобы я сделал с Тамлелом, если бы не услышал её тихий стон. Я развернулсяна пропитанном кровью песке и увидел её, лежащей у камня, и чувство вины и паники смыло ярость. Целители были слишком заняты умирающими, чтобы помочь ей — всё, что я мог сделать, это вернуть её в свои комнаты и ухаживать за ней, как мог, смывая с неё кровь и грязь, позволяя своим рукам успокаивать и исцелять её. У всех нас была целительная сила, у некоторых больше, чем у других, и она всегда была сильнее с нашими парами. Я должен был понять, когда держал её руки и исцелял их, что она моя.

Я знал об этом. Я просто отказывался смотреть правде в лицо.

Я всё ещё не хотел этого. Уриэль, должно быть, знал, что она моя пара. Её грехи были слишком незначительны, чтобы заслужить сопровождение или приговор к сожжению. Уриэль предполагал, что я выполню приказ и сброшу её в пропасть, лишив Падших их следующего Источника. Чтобы, когда его предатель впустит Нефилимов, уцелевших не осталось.

Я не знал, как много она считывала с меня. Наш союз был слишком юн — её восприятие меня станет сильнее, и тогда естественные границы разовьются.

Что бы она ни услышала от меня, ей это не понравилось.

Она попятилась, когда я попытался прикоснуться к ней, качая головой.

— Ты ненавидишь меня, — решительно сказала она.

Я сдержал вспышку раздражения. Конечно, она так думала — мой гнев был настолько силён, что заглушил бы любое другое чувство.

— Нет, — ответил я, пытаясь говорить разумно, но безуспешно.

— Я не буду этого делать, — она была близка к слезам, что меня удивило.

За последние несколько дней, независимо от того, с чем ей пришлось столкнуться, я ни разу не видел, чтобы она плакала, за что был ей глубоко благодарен. Я терпеть не мог, когда женщины плакали.

— Да, — ответил я. — Не будешь.

И прежде чем она успела увернуться от меня, я подхватил её сзади под руки и взмыл вверх, намеренно держа её разум открытым, а не закрывая его, как в прошлый раз, когда я летел с ней.

Я услышал, как она вздохнула от шума ветра, проносившегося мимо нас. Я скрестил руки на её груди, прижимая её к себе, и почувствовал, как забилось её сердце. Она была тёплой рядом со мной, несмотря на прохладный воздух, и через мгновение я почувствовал, как её окоченевшее тело расслабилось, и она приникла ко мне, ласково, как тростинка в воде, и её юбки накрыли мои ноги, когда мы поднялись выше.

Я намеревался донести её только до нашей квартиры на верхнем этаже, но в тот момент, когда я почувствовал её радость, я передумал. Я парил над огромным старым домом, поворачивая направо, чтобы избежать маслянистого дыма погребального костра, направляясь всё глубже в девственные леса с их тёмными деревьями, мимо сверкающей воды. Я поднялся над туманом, где солнце ярко светило над головой, согревая меня, и я позволил этому теплу течь к ней, посылая лучи тепла через неё, прежде чем она могла заледенеть в атмосфере. Мы поднялись на вершину горы, и инстинктивно я позвал слабый голос Люцифера. Планы Уриэля сработали хорошо…

Яростная атака Нефилимов заставила нас всех быть слишком занятыми поисками единственного человека, который мог бы спасти нас. Я снова позвал, но слабого шёпота не было слышно. На этот раз всё, что я мог слышать — это страстное желание Элли, поющее мне, её тело танцевало с моим, хотя её разум всё ещё боролся с этим желанием.

Мы накренились, миновав испуганную стаю канадских гусей, и я почувствовал, как она смеётся надо мной, почувствовал чистую радость, которая наполнила её, так же как она наполнила меня, когда я летел, и мои руки незаметно сжались, прижимая её ещё ближе, каким-то образом желая впитать её в свои кости.

Мои крылья расправились вокруг нас, когда я направился обратно к дому. Элли расслабилась, тёплая, мягкая и податливая, и я понял, что спонтанный полёт был мудрой идеей. Не то чтобы она не была готова снова драться со мной, как только мы сядем. Но, по крайней мере, сейчас она приняла мою силу, приняла моё прикосновение. И она снова это сделает.

Я приземлился на узкий выступ достаточно легко, планируя держаться за неё, пока мои крылья не сложатся, но стоять неподвижно на террасе было слишком хорошо, и вместо этого я прижался лицом к её шее, вдыхая её сладкий запах, пока она не запаниковала и не отпрыгнула, повернувшись, чтобы посмотреть на меня с выражением шока.

Что было неудивительно. Мои крылья были особенно впечатляющими — переливчатыми кобальтово-синими с чёрными прожилками, они символизировали одно правило Падших. Чем дольше мы жили, тем более богато были украшены наши крылья. У только что Падших были белоснежные крылья. У Люцифера, Первого Падшего, были крылья чисто чёрного цвета. Я был где-то посередине.

Я позволил им сложиться обратно, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы успокоить её, но она всё ещё смотрела на меня. Её неожиданные слёзы высохли, слава богу, и она была готова к бою. Я всё ещё ощущал затяжной след её удовольствия от нашего полёта и подавил усмешку. Никому ещё не нравилось летать в моих объятиях, и для меня это оказался почти такой же пьянящий опыт.

— Хорошо, — сказала она. — А что мы будем делать с этим бардаком? — она решила быть благоразумной.

Я чувствовал это, чувствовал, как она борется за свой обычный прагматизм.

«Нет такой большой проблемы, которую нельзя было бы решить, — думала она. — Должен же быть какой-то способ обойти это».

— Нет, — ответил я. — Мы говорим о силах, недоступных твоему пониманию. О нечто, с чем невозможно договориться.

Она не огрызнулась на меня за то, что я её читаю.

— Другими словами, мы в ловушке.

— Да.

— И тебе это не нравится?

Я чувствовал, как во мне закипает слишком знакомая ярость. Мне никогда не приходилось делить свою пару, никогда, на протяжении бесконечных лет вечности. Только Азазель женился на Источнике, и я слишком хорошо помнил трудности переходного периода. Трудности, к которым я приписывал горе и обычные проблемы в новых отношениях. Теперь я задумался.

— Тебе не нужно отвечать, — мрачно сказала она. — Я это чувствую.

Она опять неправильно меня поняла, приняв мой гнев за то, что я должен делиться ней, за бунт против неё как моей жены. Я посмотрел на неё, и на поверхность всплыло блуждающее воспоминание.

— Где ты выросла? — спросил я, больше желая получить ответы, чем успокоить её уязвлённую гордость.

Я вполне мог бы позаботиться об этом, когда уложу её в постель.

— Я не лягу с тобой в постель.

Я рассмеялся, и это поразило её. Она ожидала, что её способность читать меня будет раздражать, но сейчас всё было как раз наоборот. Это было доказательством того, что, нравится мне это или нет, она моя, как и я её.

— Ты ведь выросла в Род-Айленде, не так ли? — сказал я, игнорируя её протест.

— Ты уже знаешь обо мне всё, включая количество мужчин, с которыми я спала, и понравилось мне это или нет, — с горечью сказала она.

— Я никогда не уделял должного внимания твоему детство, — сказал я.

Я вспомнил её. Ей было семь лет, и она сидела одна возле маленького домика неподалеку от Провиденса.

Её длинные каштановые волосы были заплетены в косы, рот сжат в тонкую линию, и я видел следы её слёз, стекавших по грязному лицу. Она ковыряла землю палкой, не обращая внимания на сердитый голос, доносившийся из дома. Я остановился, чтобы посмотреть на неё, и она увидела меня, и на мгновение её глаза распахнулись от удивления, а надутые губки исчезли.

Я знал почему. Дети видели нас по-другому. Они знали, что мы не представляем для них угрозы, и когда они смотрели, то инстинктивно знали, кто мы такие.

Элли Уотсон посмотрела на меня и улыбнулась, её страдание мгновенно исчезло.

Я должен был догадаться ещё тогда.

Я снова увидел её, когда ей было тринадцать, и она была слишком взрослая, чтобы понять, кто я на самом деле. Я не ожидал увидеть её, а когда увидел, отступил в тень, чтобы она меня не заметила. Она была разгневана, взбунтовалась, выбежала из магазина перед женщиной, которая громогласно молилась и призывала Иисуса пощадить её никчёмную, неблагодарную дочь.

Мне хотелось схватить эту женщину, прижать её к стене и сообщить, что Иисус, скорее всего, избавит дочь от такой жестокой матери, но я не двинулся с места, наблюдая, как они садятся в машину, как мать рвётся в поток машин, а её язвительный рот всё ещё шевелится, в то время как Элли смотрит в окно, пытаясь отгородиться от неё.

И тогда она снова увидела меня. Даже в полумраке её юные глаза заметили меня, и на мгновение её лицо смягчилось, словно она узнала меня и она подняла руку.

А потом машина свернула за угол, и она исчезла.

Я должен был догадаться тогда. Вместо этого, как трус, я выбросил это из головы. Мне показали её раньше, чтобы я мог присматривать за ней, охранять её, но я был слишком полон решимости не попасть в эту ловушку снова и я повернулся к ней спиной.

Я должен был прийти за ней, когда она была бы готова. Мои инстинкты подсказали бы мне — это могло случиться, когда ей было восемнадцать или когда ей было двадцать.

Вместо этого я потратил впустую все те годы, когда она могла быть здесь, в безопасности.

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — сказала она. — Или думаешь… хотя думай о чём угодно. Почему я должна хотеть быть здесь? Я хочу вернуться к своей прежней жизни. Я хочу писать книги, ходить на обеды, заводить любовников и носить свою собственную одежду. Я… не… хочу… быть… здесь, — произнесла она. — Тебе это достаточно ясно?

Я прошёл мимо неё, заходя обратно в квартиру, зная, что она последует за мной. Я не стал проверять, заперта ли дверь — никто, даже Азазель, не стал бы подниматься по лестнице и мешать нам.

Она, конечно же, пришла за мной. Она молча наблюдала, как я нашёл бутылку вина, открыл её и налил нам по бокалу. Я протянул ей один, и она взяла его, и на мгновение я подумал, не собирается ли она бросить его мне в лицо в виде драматического жеста, который ей так нравился.

— Нет, — сказала она, прочитав мои мысли, и села на софу. — Но не скажу, что не испытываю искушения.

Прошло так много времени с тех пор, как кто-то мог читать меня, что к этому нужно было привыкнуть. Она и так была слишком искусна в этом, учитывая, как мало мы занимались сексом. И я не питался от неё.

Я не стану питаться от неё. Как только я это сделаю, пути назад уже не будет, и внутри меня осталось достаточно сопротивления, чтобы удержать эту надежду. По крайней мере, ещё немного. Кроме того, она всё ещё была слаба из-за беспечности Тамлела, хотя я чувствовал, как к ней возвращаются силы. Это был ещё один признак того, что она была Источником. Её способность восстанавливаться после потери крови.

— Ты не можешь вернуться к своей прежней жизни, Элли, — устало сказал я. — Сколько раз я должен тебе это объяснять? Ты умерла. Это происходит с людьми всё время.

— Ты не получишь счастливую жизнь с принцем, скачущим в закат. Ты не получишь дом с белым штакетником и двумя-тремя детьми. У тебя никогда не будет детей. Ты умерла слишком молодой для всего этого.

Я услышал её быстрый вдох, звук боли, который она пыталась скрыть от меня. Я считал, что она не станет переживать из-за того, что не будет матерью. Я ошибся. В этом, и ещё в столь многом.

— Значит, вместо этого я буду обедом для кучки вампиров? Класс. Будут ли ежедневные переливания?

Я ощутил уже знакомую вспышку гнева при этой мысли, но подавил её.

— Они тебе не понадобятся. Источник обеспечивает кровью тех, кто не связан, и их количество минимально, мероприятие окружено ритуалом, и призывать тебя служить будут не чаще одного раза в месяц.

В тот миг как я это произнёс, я понял, что это был плохой выбор слов.

— Служить? — сказала она. — Как официантка с сытной едой?

Она делала всё возможное, чтобы разозлить меня, и преуспела.

— Нет. Как человек с высшим призванием.

— Скармливать кровь вампирам — это высшее призвание?

— Давать жизнь Падшим — вот высшее призвание. И зовёмся мы пожирателями крови.

— Мне всё равно, как это называется, вы те же вампиры.

Я заскрежетал зубами. Она действительно обладала необычайной способностью проникать мне под кожу, когда мне удавалось так долго оставаться невосприимчивым ко всему и ко всем. Она возвращала меня к жизни, а воскрешать мёртвых всегда было больно.

— Отлично, — сказал я. — Мы вампиры. Закончим с этим.

— Что вы делали в прошлом, когда Источник умирал? Кто-то из вас должен был быстро найти добровольную жертву?

Под её враждебностью я почувствовал серьёзную обеспокоенность и решил ответить ей.

— Азазель был единственным, кто женился на Источнике. Источник никогда не умирал внезапно — это всегда были естественные причины, и было много предупреждений. Целители… — я не знал, как это сформулировать, но Элли вытянула этот образ из моего сознания.

— Они брали у неё кровь через равные промежутки времени и хранили её, — добавила она. — Как мило. И как долго Азазель будет скорбеть? Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем Сару заменит какая-нибудь молодая особа?

— У него всегда было достаточно времени, чтобы горевать. С Сарой это станет проблемой. Я не знаю, сколько времени ему понадобится, чтобы оправиться от её потери.

— У него было достаточно практики, — сказала она грубым голосом. — Так почему я? И не говори мне эту чушь о том, что мы связаны кровными узами, мы оба знаем, что это невозможно. Мы даже не нравимся друг другу.

Я подавил желание улыбнуться. Она прилагала столько усилий, чтобы держать меня на расстоянии. Она не хотела, чтобы я был рядом с ней. Она не хотела, чтобы я затащил её под чистые белые простыни, спустился вниз по её сладкому, великолепному телу, пробуя её на вкус, мои руки на её бёдрах, мой рот…

— Не делай этого! — сказала она, потрясённая. Она искала какой-то способ остановить меня, какое-то оскорбление: — После тех двух ночей, я считала, ты не веришь в прелюдии.

— Я был слишком быстр для тебя? — сказал я невозмутимо. — Мне показалось, что ты не отставала от меня. Хочешь сказать, что тебе это не понравилось?

— Конечно, нет! — огрызнулась она. — Я просто говорю, что женщины любят, когда за ними ухаживают, медленно и уважительно.

Я рассмеялся.

— Значит, те оргазмы были фальшивыми? Ты настолько хорошо можешь контролировать своё тело? Должен признаться, я впечатлён. И очевидно, что моя информация была неверной… там говорилось, что ты испытываешь оргазм только сама с собой. Что, кстати, некоторыми учёными считается грехом, но мы с энтузиазмом это принимаем.

Она покраснела, и я не смог устоять.

— Пойдём со мной в постель, — сказал я, вставая и протягивая руку.

Она только посмотрела на меня с бунтом.

— Стало быть, ты можешь подпитаться от моего запястья? Можешь сделать это и здесь.

— Нет.

И снова я ощутил это тихое рычание, которое, казалось, исходило из ниоткуда. Рычание, которое, как я знал, она почувствовала, и оно испугало её. Я изо всех сил пытался контролировать его.

— Я не буду брать твою кровь. Если бы я это сделал, это было бы из артерии, а не из вены.

— Фу, — сказала она, сморщив нос. — А что, если ты профукал уроки анатомии?

— Я чую разницу, — сказал я. — Но этого не произойдёт.

— Почему ты не хочешь взять мою кровь? Если я твоя предполагаемая кровная пара, что тебя останавливает? Все остальные будут получать её от меня.

— Это плохая идея.

Она долго и пристально смотрела на меня, и выводы, к которым она спешила, смешались в её сознании.

— Хорошо, — сказала она, вставая. — Ты можешь спать на софе.

И она направилась в спальню.

Глава 22

ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ Я НЕ СОБИРАЛАСЬ, я планировала закрыть её тихо и демонстративно, показав чинное недовольство, но он уже был тут как тут и рукой распахнул дверь.

— Спать на софе я не буду.

— Хорошо, — сказала я. — Я буду.

Я направилась мимо него, но он поймал меня, резко развернул и притянул к себе, сильными руками пленяя меня.

Мне не нравилось быть в подчинении. По крайней мере, не совсем. По мне пронёсся мизерный трепет эротической реакции, когда моё тело прижалось к нему, и на мимолётный миг я приняла это удовольствие, хотя прекрасно понимала, что не должна была этого делать. Я подняла на него глаза, так близко, так чертовски восхитительно близко.

— Ты никуда не пойдёшь, — сказал он, а потом склонил голову и поцеловал меня.

Ну да ладно, мне нравилось его целовать. Я знала, что должна была быть неподвижной, и я пыталась, очень пыталась. Но он обхватил мою челюсть, его длинные пальцы нежно ласкали моё лицо, и его рот был таким мягким, влажным, и как я могла устоять, в самом-то деле? Потому что жестокая правда была такова — я испытывала к нему больше, чем к кому-либо всю свою жизнь. Он был моим, даже если я и боялась, что он до сих пор мог хотеть увильнуть от этого. Он был моим.

Я обмякла рядом с ним, и он выпустил мои запястья, зная, что я не ударю его. Я скользнула руками по его талии, притягивая его ближе, и приподнялась на цыпочки, чтобы иметь лучший доступ к нему, чтобы я смогла прижаться грудью к его твёрдой груди, чтобы я могла погрузиться в его тепло.

Он с лёгкостью поднял меня. Да, я знала, что он был неестественно силён, но всё же, мне нравилось это, я любила чувствовать себя хрупкой и невесомой, в то время как я всегда ощущала себя мешковатой. Он же считал, что я была сочной. Я знала это, невзирая на то, что мои сомнения пытались омрачить это знание. Он считал моё мягкое, округлое тело неоспоримо сексуальным. И я чувствовала жар крови, текущий по мне как река удовольствия. Я хотела его прикосновений, хотела ощутить его рот на себе, хотела всего.

Он отнёс меня в спальню. Сквозь ряд окон лился приглушённый свет, и жуткая вонь пропала. Вместо этого в комнате пахло корицей и специями, как и тёплая плоть Разиэля и нечто под нею, нечто горячее и насыщенное. Он усадил меня на кровать, и на этот раз я не попыталась вскочить, не стала спорить или сопротивляться. Он развязал мою белую тунику и снял её через голову. Он поцеловал меня в губы, поцеловал возвышенности груди, выступавшие над кружевным бюстгальтером, протанцевал языком по соску, укрывшемуся под кружевом, прежде чем сомкнул на нём мой рот. Я тихо простонала от наслаждения.

Я и не думала, что моя грудь была столь чувствительна. Когда другие мужчины прикасались ко мне, грудь ощущалась просто частью процесса, но когда рот Разиэля заявлял на меня права….

Он поднял голову, и его глаза были тёмными и сверкающими.

— Перестань думать о других мужчинах, — сказал он, почти что прорычал.

Мне стало до жути интересно, стоит ли мне бояться его.

— Нет, — сказал он. — Я не причиню тебе боли. Я никогда не сделаю тебе больно.

Я уловила нотку вины и сожаления. Он отшвырнул меня от Тамлела, и от удара, я потеряла сознание. Я ничего не сказала. Его глубокого сожаления об этом инциденте было достаточно, чтобы уверить меня, что я была в безопасности. Какая бы ярость не жила в его душе, я могла чувствовать, как она кипит, она никогда не будет обращена на меня. Он толкнул меня на кровать, и я подалась, позволив свои глазам закрыться, когда он снял с меня свободные белые брюки. Он снял и нижнее белье, несколько раньше, чем меня устроило бы, и умелой рукой щёлкнул застёжку бюстгальтера. Ну, конечно же, он был опытным — у него были тысячи лет…

— Бюстгальтеры появились только в прошлом веке, — пробормотал он, и его голос был полон страсти.

— Прекрати читать мои мысли, — запротестовала я, хотя мой томный голос был далёк от строгого.

— В этом часть веселья, — сказал он, и я ощутила его губы на своём животе, они стали опускаться.

Я знала куда он направился, и понимала, что не должна возражать. Он думал, что делает мне приятно, когда на самом деле я всегда была к этому бесстрастна. Мне даже было ненавистно, что он будет вынужден приложить все эти усилия, когда, по сути, мне это не нравится, но я не хотела отбивать у него охоту…

— Тебе понравится, — сказал он.

Он положил свои длинные руки мне на бёдра и развёл их, и накрыл ртом мой бутон, его язык скользнул по мне. И пока я твердила себе, что надо потакать ему, первая дрожь ответной реакции застала меня врасплох.

Я взвизгнула, и ощутила его веселье, но он не прекратил начатое, слава Богу, и я дотянулась до него руками и запустила пальцы в волосы, поглаживая его, когда он щёлкнул языком по моему клитору. Я издала низкий хныкающий звук, выгнула бёдра, и его руки оказались на мне, длинные пальцы скользнули внутрь меня, нежно погружаясь и обещая грядущее, в то время как его язык творил нечестивую магию. А потом он пустил в ход зубы, нежно, и я взорвалась.

Он, он был очень плохим мужчиной. Он не позволил мне насладиться первым пиком наслаждения; вместо этого он сделал его затяжным, продолжая касаться меня, лизать меня, кусать, так что волна за волной накатывали на меня, и моё тело стало окоченевшим, каждое нервное окончание искрило, и мне кажется, я, должно быть, стала кричать, умолять его оставить меня в покое, умоляя его не останавливаться, умоляя его…

Я рухнула на кровать, бездыханная. Я старалась взять под контроль рыдания, которые стояли в моём горле. Он вытер рот об простыню и лёг рядом со мной, всё ещё полностью одетый, и мне захотелось коснуться его, сорвать с него одежду, но на данный момент я не могла двигаться.

Он рассмеялся. Это был мягкий, соблазнительный звук.

— Всё в порядке. Я знаю, как раздеться.

Он стянул с себя чёрную футболку, а потом потянулся к джинсам.

Он был чертовски красивым. Но опять же, ангелы и должны были быть красивыми, не так ли? Длинные, отточенные конечности, красивая бледная кожа, натянутая по упругим мускулам.

Он уже был возбуждён, и мне хотелось потрогать его, хотела ощутить его ртом, там куда я никогда в жизни не опускала рот с кем-либо другим.

Последние отголоски дрожи, наконец, угасли, но я по-прежнему чувствовала себя слабой, истощённой, на удивление готовая вот-вот разрыдаться, хотя я никогда не плакала.

— Не спеши, — сказал он, растянувшись рядом со мной, рукой прослеживая полноту моей груди. — Мы никуда не торопимся.

— Может, ты и не торопишься, — умудрилась я выговорить. — Ты вечен. Я же, нет.

А вот это не надо было говорить. Игривое выражение на его лице тут же испарилось, и на его лице сгустилась мрачность. Он начал было отодвигаться, но я стряхнула с себя остатки своего беспокойства и схватила его за руку, возвращая его к себе.

— Послушай, это всего лишь я. Нет необходимости впадать в глубокие раздумья насчёт этого. Я же не любовь всей твоей жизни.

Я вновь ощутила в нём ярость, но на этот раз, она меня не напугала. Он поймал меня и подмял под себя.

— Ты идиотка, — сказал он. — Ты вообще ничего в этом не понимаешь?

— В том, что ты меняешь женщину каждое столетие или около того? Конечно же, я понимаю это. И ты говорил, что Азазель с Сарой были необычной парой по вашим меркам, так что полагаю, как только мне стукнет сорок или пятьдесят, ты обратишь всё своё внимание на кого-то другого, и…

— Ты ничего не знаешь, — жестоко сказал он — Мы связаны, ты и я. Это не просто интрижка, и это не прекратится, когда ты постареешь. Это не «всего лишь ты». Это ты. Почему, по твоему, я так упорно этому сопротивлялся? Отныне ты самое важное в моей жизни, хочу я этого или нет.

По мне так это до сих пор звучало, что он совсем не хочет меня, что некий вселенский шутник играл в игру с ним, привязывая меня к нему, в то время как он предпочёл бы быть с кем-то другим.

— Нет, — сказал он, вновь прочитав меня. — Ты упускаешь суть. Я не хотел ни о ком заботиться подобным образом, когда-либо вновь. Потеря слишком тяжёлая. Когда я думаю о твоей утрате, меня сводит с ума от скорби и боли. Я не могу потерять тебя.

— Только потому что кто-то заворожил тебя… — начала я, приготовившись оспаривать свою точку зрения.

— Никто не завораживал меня, чтобы это ни значило. Мы были судьбой предназначены друг другу, и я был полным дураком, пытаясь сопротивляться этому. Если бы я столь решительно был настроен остаться одиноким, я бы уберёг нас обоих от многих проблем. Посмотрим мне в глаза, Элли. Вглядись поглубже. Ты знаешь меня.

Он заставлял меня нервничать, и я быстро отмахнулась от воспоминаний, с которыми боялась столкнуться.

— Ты знаешь меня, — вновь произнёс он, и я всмотрелась в его чёрные, испещрённые глаза, и вспомнила.

Сижу в одиночестве во дворе, слушаю крики моей матери в мой адрес из гостиной комнаты, обнимаю себя, и вот он там, и я больше не чувствую одиночества. А вот позже мать тащит меня из аптеки, где я рассматривала средства для макияжа, и я вновь увидела его. И я вспомнила его, даже когда его не было там, и каким-то образом я умудрилась вытерпеть гнев и нотации, зная, что он был там. И в горле защипало.

— Я должен был прийти за тобой раньше, Элли, — нежно вымолвил он. — Если бы я не сопротивлялся так сильно этому, я был бы там. Хотя, я даже не узнал тебя.

«Я не заплачу».

— Но ты всё равно хочешь избежать этого, — сказала я. — Ты по-прежнему хочешь разорвать эту… связь.

Он запнулся, и этой заминки вполне хватило, чтобы понять насколько права я была.

— Всё не так просто, — наконец ответил он. — Ты через многое прошла. Не думаю, что ты готова.

— Не смей мне говорить на что я готова, — сказала я. — Я знаю свои чувства. И единственное чего я желаю чувствовать, это тебя.

И я приподнялась и, положив руку ему на грудь, толкнула его на кровать.

Он был тёплым, чуть ли не горячим, и его кожа была гладкой и упругой. Я склонилась и поцеловала его, это было всего лишь мимолётное касание губами к его губам, и когда он должен был бы углубить поцелуй, я отстранилась, поцелуями проложив дорожку вниз по его шее, целуя его там, где он вкушал меня, где он укусил бы меня, если бы всерьёз желал обладать мною вечность.

Но он не почувствует этого. Я наполнила свой разум образами его со мной, образами и словами, и всеми откликами чувств, вкуса, прикосновения, запаха, равно как взгляда и голоса. Я могла слышать, как колотилось его сердце, как кровь пульсировала в его теле, и в этом было нечто нестерпимо сексуальное.

Я скользила губами ниже и ниже, не совсем уверенная как это сделать. Я смотрела порно по настоянию Джейсона, так что знала механизм, но не хотела следовать тому деятельному примеру. Вместо этого я хотела исследовать его, аккуратно с помощью языка, прослеживая голубые вены, изучая тяжёлый эрегированный вес, сомкнув рот вокруг головки и нежно пососав, пока не услышала стон столь ослеплённого повиновения от него, что волны сексуального наслаждения затанцевали по мне, и я хотела большего от него, хотела втянуть и пососать его, хотела его всего у себя во рту, и от его тяжёлого вздоха трепет удовольствия пронёсся по мне.

Он отстранил меня, сдерживая дыхание, и приподнял меня, чтобы я посмотрела на него.

— Только не таким образом, — сказал он. — Не в этот раз.

И он подмял меня под себя, ртом накрыв мои губы.

Я снова дрожала ко времени, как он скользнул ртом по мне. Могла ли я кончить, только поцеловав его? Могла ли я кончить, просто коснувшись его губами? Кульминация была близка, только лишь вне досягаемости, я была почти готова, и мои руки дрожали. Это было чересчур. Внезапно паника вспыхнула вокруг меня, и я попыталась спешно отползти от него.

— Я не могу, — произнесла я, вдруг испугавшись. — Я, правда, не могу.

И я попыталась слезть с кровати.

Он поймал меня на краю, притянув меня назад под себя, так что я оказалась лицом вниз, ртом прижавшись к льняным простыням, которые пахли лавандой и специями и чем-то гораздо более первичным.

— Нет, можешь, — высказал он истинную правду и скользнул рукой под мой живот, поднимая меня на четвереньки.

Я знала, что он собирался сделать, а я уже была за гранью ожидания. Я хотела всего, чего хотел он, и если он собирался взять меня подобным образом, буду упиваться этим. Я ощущала его меж своих ног, горячий и твердый и до сих пор влажный от моего рта, и даже под этим углом он плавно скользнул в меня, наполнив меня, и я издала сдавленный крик от массивного вторжения, которое в корне вывернуло меня. С такого угла ощущения были новыми, необычными, невероятно мощными, и едва ли не больше, чем я могла вынести.

Он взял мою руку и, заведя её назад, положил её на свой член, и к своему ужасу я сознала, что, несмотря на то, что я чувствовала себя совершенно заполненной, внушительный размер всё ещё ждал своего часа. Я пальцами обхватила его, и захотела большего. Мне нужен был весь он. Целиком. И полностью.

— Элли, — выдохнул он, с нотами печали и тоски. — Вряд ли я смогу остановиться, если вдруг тебе это понадобится.

— Мне не надо, чтобы ты останавливался, — сказала я, стараясь толкнуться навстречу к нему, пытаясь заполучить ещё больше его. — Я не хочу прерываться, ты же знаешь. Мне нужен только ты.

Он простонал и толкнулся внутрь, глубже, жёстче, и он ощущался огромным, едва ли не больше, чем я смогла вынести. Едва ли.

— Больше, — прошептала я, и он вонзился в меня.

Я тихо вскрикнула, это была смесь боли и удивления, когда он каким-то образом умудрился полностью войти в меня, и я ощутила его у своего лона, и я захотела носить его ребёнка там, отчаянно этого пожелала.

Но я никогда не смогу иметь этого. Ни детей, ни семьи, ни коттеджа с белым забором.

Но я могла иметь его, целиком, и я мягко охнула от удовлетворения, приняв его. «Он был моим», — напомнила я себе. Даже если он искал пути к отступлению, я приняла его, всего, внутри себя. Он был моим.

Он вколачивался в меня, шквальным порочным ритмом, который был подобен барабанному бою из сердца Африки. Барабанный бой богов. И я не смогла сдержать дрожь, устремившуюся по мне, во мне назревали мини-оргазмы. И он запустил руку меж моих ног и прикоснулся пальцами ко мне, и я закричала, опустив голову и лицом зарывшись в простынях, сдавшись дикости и мощи, животной потребности, омывавшей меня. Я отдала себя ему с полным доверием, больше ни о чём не думая, больше ни в чём не сомневаясь. Он обеспечит мне безопасность, он остановится, когда я уже не смогу с этим справиться, он будет знать.

Снова. И снова. И снова он вколачивался в меня, и каждый жёсткий толчок разбивал меня вдребезги, раз за разом, пока я не перестала думать, слышать, видеть. Я была ничем иным, как кипящей массой ощущений.

Он вышел из меня и, подняв голову, я вскрикнула от утраты его, но он просто перевернул меня под себя, снова толкнувшись внутрь, глубоко, очень глубоко.

— Я хочу смотреть на тебя, когда кончу, — замерев внутри меня, сказал он, его голос был низким рычанием.

Я лишилась голоса. Я не могла думать, меня не терзали сомнения. Единственное, что я могла делать, это чувствовать. Я всецело принадлежала ему, но он сдерживался.

— Возьми меня, — прошептала я. — Возьми меня.

И протянув руку, я обхватила его голову и направила её к своей шее, его рот коснулся меня, он был горячий и влажный, и я ощутила, как его зубы оцарапали меня, и я захотела большего. — Возьми всё.

Он напрягся, оцепенел в моих руках, и на миг я испугалась, что он отстраниться от меня. Он поднял голову и посмотрел на меня, и в его глазах стояла такая печаль, печаль, которую я не понимала.

— Элли, — нежно произнёс он.

Но я была непоколебима. Моё тело изнывало от потребности, нужды, которую я либо не узнавала, либо не понимала. Но я откуда-то знала, что должна почувствовать его рот на себе, как он испивает меня, чтобы я наконец-то ощутила себя восполнённой.

— Пожалуйста, — взмолилась я, а я никогда в жизни не умоляла, клянусь. — Испей.

Он поцеловал меня в губы, настолько нежно, что мне хотелось разрыдаться. Он склонился и поцеловал меня в шею, с той же трепещущей сладостью. И затем я ощутила острую, сладкую колющую боль, когда его зубы погрузились в мою кожу, я почувствовала как он втягивает в себя мою кровь, прильнув к моей шее, испивая меня, испивая из меня жизнь, и по моему лицу потекли слёзы, когда-то я наконец-то ощутила себя всецелой. Наполняя его, как и он наполнял меня.

Его член внутри меня, казалось, набух, и я бережно держала его голову, пробегаясь пальцами по его густым, волнистым волосам, нашёптывая ему нежные слова, любовные слова.

И потом он отстранился, поднявшись, и я увидела свою кровь на его губах, увидела блеск в его глазах. Он пристально посмотрел на меня, не двигаясь, и я ощутила его оргазм глубоко внутри меня, возвращая мне то, что забрал у меня, и я присоединилась к нему, отдав себя темноте, где он был моим единственным проводником.

***

ВОЗМОЖНО, Я ПРОСПАЛА НЕСКОЛЬКО МИНУТ, а может несколько часов или даже дней. Это было неважно. Я была обёрнута объятиями Разиэля, и никто из нас не двигался. Я почувствовал нежное касание его руки к моей щеке.

— Ты плачешь, — прошептал он. — Я сделал тебе больно. Я знал, что не должен был этого делать.

— Ты не причинил мне боли, — сказала я, потеревшись лицом о его руку, как голодный котёнок. — Я счастлива.

Он немного сместился и посмотрел на меня, и выражение его лица было ошеломленно.

— Ты всегда плачешь, когда счастлива?

— Вряд ли я раньше когда-то была счастлива, — просто ответила я.

Он хотел было поспорить, но потом одёрнул себя, вспомнив мою жизнь, жизнь, которую он знал почти также хорошо, как я.

— Может и не была, — в итоге сказал он и поцеловал меня.

Мне было интересно, остался ли на его губах вкус моей крови, но нет. На вкус он был Разиэлем, и я поцеловала его в ответ, и потом позволила ему прижать меня к его тёплому, обнажённому телу. Двигаться мне не хотелось.

Я пробежалась рукой вверх по его руке, мои пальцы упивались, ощущая его.

— Какая на вкус моя кровь?

Его рука была на моей шее, его длинные пальцы массировали мышцы, снимая напряжение, но от моих слов они замерли на мгновение.

— Для меня? Как медовое вино, сладкое, насыщенное и опьяняющее. Для тебя кровь будет иной на вкус.

— Так ты можешь кусать людей и обращать их в ва… в пожирателей крови? — спросила я.

— Нет. И зачем мне хотеть этого? Это проклятье, возложенное на нас за неповиновение Богу. С чего мне хотеть распространять это проклятие, даже если бы я мог?

— Но ведь это дарует вечную жизнь, не так ли?

Он знал куда я клоню и, вздохнув, он притянул меня к себе ещё ближе.

— Нет, Элли. Это невозможно. Люди не созданы для священнодействия, но стоило однажды одному Падшему поддаться искушению, и его пара умерла. Это запрещено.

— Мне просто было любопытно, — сказала я.

— Конечно, тебе было любопытно, — в его голосе сквозила насмешка.

— Ты всегда будешь способен читать мои мысли? — спросила я с ноткой раздражения.

— Постараюсь этого не делать. Когда ты испытываешь сильные эмоции, они проникают в меня, и это будет работать в обоих направлениях. В повседневной жизни я могу ограждать твои мысли.

— А в постели? Полагаю, мы снова будем этим заниматься? — я затаила дыхание в ожидании ответа.

Неужели он до сих пор сопротивлялся этому? Должна ли я всё также бороться с его сопротивлением?

Прошло несколько долгих бесконечных минут, прежде чем он заговорил.

— Как можно чаще, — сказал он.

Я знала ход его мыслей, знала чего он желает. Сейчас. Снова.

— Да, — сказала я. — Да.

Глава 23

Я ДОЛЖЕН БЫЛ ИСПЫТЫВАТЬ ЧУВСТВО ВИНЫ. Я пытался сопротивляться, но, в конце концов, она оказалась мне не по силам. Я подпитался от неё, выпил так много, и тем самым навсегда привязал её к себе.

Это было тем, что я поклялся никогда не сделать снова. У меня был выбор, много миллиардов лет назад, и я заплатил за это. Ни для меня, ни для остальных спасения не было, но для Элли всё было иначе. Пока я держался подальше от её вены, оставался шанс, что она в один прекрасный момент уйдёт.

Теперь уже нет. И взяв её кровь, мне придется столкнуться с тем, что она будет служить Источником и это будет ещё труднее принять. Опасно. Не для меня, а для того, кто осмелится приблизиться к ней. Возможно, им придётся сдерживать меня в течение первого года или около того, пока я не научусь контролировать свою собственническую ярость.

Я должен был знать, что не смогу остановиться. Не тогда, когда она умоляла. А я должен был знать, что она будет умолять. Связанный партнёр нуждается в этом окончательном соединении. Без него она никогда не почувствовала бы себя полноценной, и я смирился с тем, что она действительно была моей женой. Как только я уложил её в постель, это было предрешено, и было удивительно, что я боролся с этим так долго. Обычно я не был таким тупоголовым.

Я лгал ей, защищая свой разум, чтобы она не узнала. Были редкие случаи, когда пара кормилась от своего партнера, но это было очень опасно. В четырёх случаях из пяти женщина умирала. Но в пятом случае она получала сотни лет жизни, если питание продолжалось.

Мораг, в итоге, умерла, когда её супруг пал под натиском Нефилимов, ей было уже больше восьмисот лет. Я знал на что пойдёт Элли, если узнает об этом, и не мог позволить, чтобы это случилось.

Пока что я не буду об этом беспокоиться. Я сделал всё возможное, чтобы защитить её, взяв её кровь, я сделал её побег невозможным, и я сожалел об этом.

Но больше ни о чём не жалел.

Я оставил её спать. Я бы предпочёл остаться с ней, но мне нужно было найти Азазеля. Я знал его достаточно хорошо, чувствовал его энергию, и я знал, что всё было очень плохо. Сара была его душой. Без неё он был опустошен.

Я нашёл его сидящим на вершине уступа, глядящего вниз на поселение и океан за ним. Погребальный костер Нефилимов выгорел до нескольких углей, и я вздрогнул, увидев его. Наш страх перед огнём так глубоко укоренился, что преследовал меня. Как и мы, Нефилимы боялись его, но мы были слишком уязвимы, чтобы использовать его в качестве оружия.

Я сложил крылья и сел рядом с Азазелем. Он смотрел на спешно построенную лодку, доверху заваленную телами наших женщин и погибших братьев. Сара будет на этой лодке. Лодку подожгут, а потом отправят в океан, похороны викингов, достойные храбрых воинов, как мужчин, так и женщин. Это был наш ритуал, которого мы не могли избежать, единственный раз, когда мы охотно принимали огонь.

— Я ухожу, — тихо сказал Азазель.

— Знаю.

Мы были вместе с самого начала, ещё до того, как пали. Я знал его так же хорошо, как самого себя. И впервые за тысячелетия он больше не будет рядом.

Он повернулся ко мне, и в его тёмных глазах мелькнула тень улыбки.

— Ну, как, продвигаются дела у тебя с этой женщиной? Ты всё ещё борешься со своей судьбой?

— Моей судьбой? В чём именно заключается моя судьба?

— Ты связан или будешь связан с Источником. И вполне логично, что ты также должен стать Альфой.

— Нет. Альфа ты. Ты всегда им был.

— Я всегда был связан с Источником, и подозреваю, что ты не собираешься отдавать её.

Я ничего не ответил. Мне нечего было сказать.

— Кроме того, — добавил он, — меня здесь не будет.

Я знал, что в этом его не переубедишь.

— Я буду служить вместо тебя, пока тебя не будет, — сказал я. — Как только ты вернёшься, ты получишь статус обратно.

Он покачал головой, его глаза потускнели при взгляде в пустое будущее.

— Я могу и не вернуться. Нефилимы становятся сильнее, и нет ничего, чего Уриэль хотел бы больше, чем уничтожить меня.

— Тогда зачем уходить?

— Я должен, — он снова посмотрел на лодку. — Я не могу быть здесь без неё, не сейчас. Это пройдёт, так всегда бывает, даже если я этого не хочу. Но сейчас я не могу оставаться в наших комнатах, сидеть за нашим столом, быть в нашем доме без неё.

Я молча кивнул. Потеря пары была самым разрушительным событием, которое могло случиться с нами, и страсть Азазеля к Саре была глубокой и сильной. Я мог только надеяться, что он выживет вне наших безопасных стен. Стен, которые больше не были столь безопасными.

— Я понимаю, — сказал я.

Он взглянул на меня.

— А ты сможешь смотреть, как другие принимают кровавое причастие? — спросил он. — Мне показалось, что сегодня тебе было трудно контролировать себя. Было бы лучше, если бы ты подождал, пока не покормишься от неё. Пока ты этого не сделаешь, твой собственнический гнев будет трудно контролировать.

— Я уже кормился от неё, — сказал я.

Азазель посмотрел на меня.