Дор. Истоки [Юлия Александровна Олейник] (fb2) читать онлайн

Дор. Истоки

Пролог

Я сад, не желающий плодоносить,

поэтому больше не будет яблок.

Но в почве вьётся упрямо сныть,

на ветке рюмит кочевник-зяблик,

и чешут букашки к весне бока

под жёсткой корою, ломая панцирь,

и дарят приблудные облака

тягучую ласку дождящих пальцев —

и жизнь не уходит, и я живу,

уже не ища ни любви, ни сути.

Тянусь в загустевшую синеву.

Текут столетья.

Приходят люди...

* * *

Проходят люди.

А я бессмертен

(«...расти над болью, расти и кайся»).

Расту.

Надеюсь умилосердить.

Я сад, заброшенный Богом.

Райский.

Ирина Валерина

Дор готовил доклад канцлеру за первое отчётное полугодие, в десятый раз переписывая начало. Точнее, он в десятый раз забраковал присланную Гельтом Орсом заготовку, куда должен был вписать пару фраз от себя и поставить подпись. Капитан вращался в чёрном кресле и не мог понять, что его смущало. Смущало настолько, что весь кабинет плавал в клубах сигаретного дыма, а галстук Дор снял и повесил на дверную ручку, и теперь сидел в полурасстёгнутой рубашке. «Не сходится...» Ещё как не сходится. За все два года, что Дор Стайн возглавлял «Красный отдел», ещё ни разу сухие цифры отчёта не входили в такое дичайшее противоречие с действительностью. Сталкеры и ваганты и впрямь малость попритихли после череды внезапных облав и арестов, каждый раз искренне не понимая, кто же их сдал. Дор усмехнулся. «Гипнос» на то и «Гипнос», чтобы погони превращались в засады. Нет, с этой накипью бригада расправлялась технично и без лишнего шума, а вот в прессе последнее время началась форменная фантасмагория. Журналюг Дор не трогал, они, как обычные граждане, не занятые в запрещённых исследованиях и не таскавшиеся во Внешний мир, были под отеческим контролем полиции и службы надзора, но почему-то именно в последние две недели как с цепи сорвались. Всюду мелькали публикации о гонениях на свободу слова, о гнёте секретности, который не позволял пишущей братии совать нос, куда не следует, о том, что спецслужбы скрывают от населения какие-то важные вещи... Дор поморщился. Градус напряжения за эти дни вырос неимоверно, словно кто-то отдал неслышную команду «фас!». Обывателям Ойкумены было, по обыкновению, всё равно, лишь бы опреснители работали да ток-шоу выходили в эфир по расписанию, и командиру особой бригады на краткий миг показалось, что весь этот репортёрский лай нацелен вовсе не на «массу», а на избранных. На правящую верхушку.

Он закурил седьмую сигарету и непроизвольно потрогал выпуклые шрамы на затылке. Пора брать себя в руки и писать доклад. В конце концов, его ведомство это полугодие отработало без единого провала.

Он почти закончил, как на связь вышел начальник смены охраны, крайне обескураженный.

— Разрешите обратиться, господин капитан...

— Да, что у вас? — Дор даже рад был отвлечься от писанины, к которой ещё со школьной скамьи не имел никаких склонностей. — Вам явилось откровение? У вас вид, будто вы штырька увидели посередине главной площади.

— Никак нет, господин капитан. — Начальник поста держался очень прямо. — У нас на проходной человек, который просит аудиенции...

— Пусть запишется на приём. Мне некогда, я занят докладом.

— Но это... м-м-м... это священник... э-э-э...

Тут Дор удивлённо присвистнул. Церковь никогда не лезла в дела спецслужб, а те, в свою очередь, не проявляли ни малейшего интереса к святому слову, памятуя, что в Ойкумене свобода вероисповедания закреплена в конституции. Сами особисты подозревали, что бога нет. Святоши не перечили, проводя свои службы и мессы для тех, кто нуждался в поддержке высших сил. И нужна была очень веская причина, чтобы служитель церкви запросил аудиенции у командира особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями.

— Пропустить, — распорядился Дор и начал спешно завязывать галстук.

* * *

Вошедший священник в первую минуту замер, а потом раскашлялся от дымовой завесы, что колыхалась в стенах кабинета. Дору на мгновение стало стыдно. Он видел, что его визитёр человек пожилой и явно некурящий. Он вышел из-за стола и бросил:

— Прошу прощения, я никого не ждал. Чем обязан?

Священник поднял на него заслезившиеся от едкого дыма глаза. Был он невысоким, худощавым и сутуловатым, лет шестидесяти, с седым ёжиком волос и морщинистым лицом. В таком же строгом чёрном костюме, как и капитан, но вместо алого шёлкового галстука шею вошедшего облегала белая колоратка. Наконец он откашлялся и тихо произнёс:

— Я бы не посмел тревожить вас...

— Прежде всего, — перебил Дор, — как мне к вам обращаться?

— Называйте меня отец Никлас.

— Хм... Ну, допустим. Меня зовут Стайн, капитан Дор Стайн, ко мне вы будете обращаться «господин капитан». Так что вас привело ко мне? Мы занимаемся отловом сталкеров и вагантов, а так же прикрываем опасные разработки в Институте и его филиалах. Ни в вагантских норах, ни в сверкающих лабораториях господу богу места нет. Так что?

— Я знаю, господин капитан, что вы и ваши коллеги не веруют. Но скажите, на ваш взгляд... где бы вы построили царство божие на земле?

Дор поперхнулся. Святоша нёс какую-то чушь, видимо, надышался дымом, но смотрел прямо и как-то... просяще. Дор мысленно покачал головой. В следующий раз он завернёт любого священника, который запросит его аудиенции.

— Отец Никлас, я человек дела. Царства божьего я не строю, да и негде. Ваши прихожане, наверное, верят в ад и рай после смерти. Я видел ад. Своими собственными глазами. И он совсем непохож на кипящие котлы с чертями и серой. Там властвуют ядовитые растения и хищные животные, и никогда не знаешь, что именно тебя убьёт. Вот, — он повернулся, показывая отцу Никласу изуродованный затылок, — мой сувенир из ада. Увы, святой отец, господь на нашу землю не заходит и правильно делает, в общем-то. А теперь ближе к делу. Проповедь я и в церкви послушаю, если меня припрёт.

Отец Никлас сокрушённо кивал, будто воплощались его худшие подозрения. Увидев жёлтые выпуклые шрамы на смуглой коже, он даже тихонько охнул. Но через пару секунд взял себя в руки.

— Вы знаете, господин капитан... мне доводилось слышать... в последние несколько дней... так, шепотки... среди моих прихожан... моя церковь в Западном квартале, рядом с Государственной библиотекой...

— Отец Никлас, моё время довольно ценно.

— Простите... я ни разу не был в таких местах, как это... Ходят странные, неверные слухи о некоторых людях... которые хотят построить царство...

— Божие на земле, — закончил за него Дор и, не сдержавшись, закурил восьмую, чем вызвал у священника горестный вздох, — ну и что? Подозреваете новую секту? И хрен бы с ней, я вам скажу. У нас по конституции свобода вероисповедания, и в любом случае такими делами занимается полиция. Если выяснится, конечно, что просветления эти чудики добиваются с помощью наркоты или заставляют неофитов переписывать на них свои квартиры и другие ценности. Если этого нет, пусть поют свои гимны и строят свои царства хоть у меня на крыше. Я не могу запретить, хоть убейте. Так что вам надо, отец Никлас?

— Понимаете, господин капитан, — священник совсем поник, — господь непознаваем и является в своих чудесных откровениях всем по-разному... но... эти люди... они хотят построить свою общину во Внешнем мире...

Тут Дор совершенно случайно выпустил струю дыма прямо отцу Никласу в лицо и вперился в того чёрными немигающими глазами. Священник теребил манжет и чуть не плакал. В глаза капитану он не смотрел.

— Где вы набрались этой чуши? — Да твою ж мать, и ведь аккурат перед докладом канцлеру.

— Я же говорил... среди прихожан витают слухи...

— Посещение Внешнего мира карается пожизненным. Наша служба создана для предотвращения таких проникновений. Я вас понял, я усилю на всякий случай охрану рубежей и передам соответствующее распоряжение в пограничную службу. А вам советую в проповедях вдолбить вашей... пастве... слово-то какое... вдолбить намертво, что за нарушение периметра господь карает сильнее, чем за все ваши смертные грехи вместе взятые. Чтобы у ваших прихожан словосочетание «Внешний мир» вызывало ассоциацию с отлучением от церкви ныне и присно и... как там у вас. Спасибо, что сказали об этих слухах, а теперь мне надо возвращаться к докладу, а вам — к вашим молитвам.

Дверь за священником захлопнулась, и Дор откинулся на спинку кресла. Об этих настроениях он поговорит с канцлером, а пока Дору Стайну почему-то захотелось выпить. Прямо на рабочем месте.

Глава 1

Дор ещё минут пятнадцать бесцельно шарахался по кабинету, потом включил кондиционер, чтобы немного разогнать сизую дымку, дописал-таки доклад на одной силе воли, а потом нажал две кнопки на панели интеркома.

— Дир, зайдите. Алби, поднимись, есть разговор. — И отключился.

Через пару минут дверь в кабинет приоткрылась, и Альд Дир галантно пропустил Алби вперёд. Вид у начальника агентурного отдела был настороженный. От своего командира его заместитель уже давно не ждал никаких милостей.

Дор окинул взглядом вошедших и, сумрачно зыркая, поинтересовался у Альда:

— У вас есть агенты в Западном квартале?

— Конечно, — пожал плечами Дир, — как и во всех остальных, а так же в сателлитах.

— Зачитайте мне последнее донесение из Западного.

Дир несколько удивлённо достал свой планшет и начал в нём копаться. Алби следила за ним из-под полуопущенных ресниц, иногда переводя взгляд на Дора Стайна. Вид капитана ей не понравился, молодой человек находился чуть ли не в последней стадии бешенства, отчего чёрные немигающие глаза смотрели холодно и недобро. «Да что ещё случилось?»

Наконец Дир нашёл нужную запись.

— Вот, прошу вас. Два месяца назад арестована банда из трёх человек, предлагавших под видом ароматизатора для воды «скей». Все трое в изоляторах. «Скей» получали от сталкеров из западного сателлита, все они уже погибли во Внешнем мире, одного пристрелили на границе. Больше из Западного мне ничего не приходило.

— Вот как? — странным голосом переспросил Дор. — Интересно. У меня есть информация, что в Западном квартале объявилась какая-то секта, которая планирует выдвинуться за Грань и построить свою... м-м-м... общину во Внешнем мире. Вам есть, что сказать?

Алби вытаращилась. Сектанты, планирующие колонизировать Внешний мир? Они что там, окончательно все с ума посходили? К сталкерам Алби уже привыкла, как и к несчастным жертвам «скея», а немногие отчаянные сорвиголовы, что искали убежища во влажных джунглях, спасаясь от полиции или ещё от чего, в массе своей находили смерть либо в нейтральной полосе, либо ловили пулю пограничника. Но целая секта?

Альд Дир тоже был немного ошарашен. Он испытующе вперился бледно-зелёными глазами в лицо командира и изобразил кривоватую улыбку.

— Бред, господин капитан. Даже если эти фанатики существуют, долго за Гранью они не протянут. И уж всяко эта секта не имеет большого количества участников. Внешний мир слишком серьёзное табу, чтобы можно было так просто заморочить людям голову. Да и то сказать: что эти «гуру» могут предложить? Жить всем вместе в огромном шалаше в джунглях, как дикари? Поклоняться волкам и варанам? Причащаться «скеем»? А если и есть подобные идиоты, то им самая дорога во Внешний мир. Ойкумена только спасибо скажет, избавившись от полудурков.

— Ну да, ну да, — рассеянно кивнул Дор, — вы всё верно говорите, я и не спорю. Но! Эти «гуру», как вы выразились, и впрямь могут пойти водить хоровод со штырьками, мир чище станет. Но в секту попадают самые обычные люди. Не знаю, какими сказками их кормят, но они верят. И мы не можем допустить, чтобы кто-то из этих несчастных, оболваненных неофитов нашёл свою смерть в нейтралке или в лапах у хвоща. Мы приносили присягу, Дир. Мы должны защищать жителей Ойкумены.

— Даже если они против? — прищурился вербовщик.

— Они зомбированы, как в любой секте. Я бы не стал вообще заморачиваться на этом, все эти «уверовавшие» головная боль полиции, а не наша, но есть нюанс. Внешний мир.

— Господин капитан, — Алби подала голос из своего угла, — но откуда у вас эта информация?

— О! — Дор крутанулся на месте и снова вперился в лицо заместителя. — Не далее как полчаса назад у меня была интереснейшая встреча. Моей аудиенции запросил священник из Западного квартала, встревоженный слухами среди своих прихожан. Даже святоши из церкви знают, куда обращаться, когда они слышат словосочетание «Внешний мир».

— Да мало ли, — протянул Дир, — вы говорите, Западный? Чем ближе к Институту, тем меньше крестов. Западный квартал один из самых отдалённых. И живут там не профессора и магистры, а простые обыватели, парикмахеры там или продавцы опреснителей. Тамошний контингент не обременён интеллектом, вот и слушают проповедников. Необразованные люди тянутся к церкви куда охотнее яйцеголовых или нас. Они могут пороть любую горячку, я бы не брал на веру бредни тех, кто считает, что земля была сотворена за семь дней.

— Зато таких заманить «царством божьим» проще простого. Дир, я же не спорю с вами, вы правы, там критического мышления кот наплакал, и тем не менее. Ваши уроки, кстати, не прошли даром. Я научился читать в людских душах. Этот священник был по-настоящему напуган, он, как и все, не допускает даже мысли о Внешнем мире, как и все, он боится тюрьмы и не хочет в психушку. И он очень разволновался, когда услышал эти сплетни. Мы должны отнестись к этому серьёзно. Меня волнует ещё кое-что, но для начала мне нужно переговорить с канцлером. И всё же, Дир, почему об этих убогих я узнаю не от вас или от сновидцев-гипнотиков, — тут он бросил взгляд в сторону нахохлившейся Алби, — а от старого недалёкого священника из жопы мира?

Алби непроизвольно вздрогнула. Дор уже давно научился держать себя в руках, а со своим заместителем по оперативно-агентурной работе был неизменно вежлив и корректен до мороза по коже. И то, что сейчас из-под непробиваемой маски капитана невольно стали проглядывать черты сателлитского беспредельщика, девушку пугало. Если Дор начал откровенно срываться, дело плохо.

Дир тоже это понимал. Все два года, что он прослужил в должности заместителя Дора Стайна, все эти два года он старался не привлекать лишнего внимания командира, памятуя о неизбежности нейтральной полосы. Дор Стайн никогда не простил бы Альду пары его давнишних выходок, и ясно давал это понять. И кайф от «рубинового рассвета» был теперь табу, Дор ухитрился рассекретить вербовщика в первые же дни своего назначения. И Альд Дир предпочитал не нарываться. Фантазия у нынешнего капитана была на редкость извращённая, и ночь в нейтралке — это ещё цветочки.

— Я сориентирую своих агентов в Западном, — вербовщик решил говорить коротко и по существу, — если слухи подтвердятся...

— Да поздняк уже ушами хлопать! — рявкнул Дор и грохнул кулаком по столешнице, отчего та обиженно загудела, а Алби испуганно сделала шаг назад. — Мать вашу! Как же вы достали меня со своим «ручным управлением»! Ни черта сами сделать не в состоянии, на любой чих вам подпись моя нужна, задрали уже вконец! Оба! Думаете, раз «Гипнос» предсказывает всякие возмущения и прочую чушь, можно расслабиться и уши крутить? Дир, вы, блин, начальник агентурного отдела, вы должны мониторить всю Ойкумену, частым, блин, гребнем, под лупой, под микроскопом!.. Знаете что? Я-таки проведу вам с Корсом рокировку. Будете его замом, бумажки раскладывать. Раз уж ко мне приходят всякие епископы, а не ваши агенты. Я доступно выражаюсь?

Лицо Альда Дира из бледного медленно меняло цвет на малиновый. Ещё ни разу Дор не орал на него в таком бешенстве, да ещё и в присутствии посторонних. Алби! Жена канцлера! Ну прекрасно, просто прекрасно! Рокировка! Нет, решил Альд, к чёрту этого помешанного. Рапорт, завтра же, и пусть ищут своих сектантов без него, Дира. Вот пусть Корс и ищет.

— ... в южном сателлите?

— Что? — очнулся Дир, понимая, что пропустил часть капитанской речи. Дор выдохнул, раздув ноздри, и в упор вытаращился на вербовщика, заставив того подавиться вопросом.

— Я спрашиваю вас, господин Дир, кто из агентов работает в южном сателлите? — речь Дора внезапно стала вкрадчивой. Альд Дир досчитал про себя до десяти.

— Сержант Колин Дарт и его команда. По южному работают с позапрошлого года.

— Дарт родился там?

— Никак нет, он из Северного побережья...

— Дир, вы дебил, — резюмировал Дор и даже вздохнул, — блин, да за что вы на мою голову... — Он вдруг странно изменился в лице, подошёл к Диру вплотную и цыкнул зубом, словно сплёвывая невидимую ореховую шелуху: — Есть чё?

Дир вытаращился. Алби тоже. Сейчас капитан больше всего был похож на чёткого пацанчика из самой глубокой сателлитской дыры, где процветали драки, угоны, мелкие кражи и сбыт синтетической дури. На «скей» тамошние обитатели раскошелиться были не в состоянии. Алби помнила, что Дор родом как раз из южного сателлита, вот только парень совсем не хотел для себя участи завсегдатая полицейского участка, а в конечном итоге и тюрьмы. Как он ухитрился поступить в Институт, Алби не знала, и Дор старался не акцентировать внимания на своём происхождении, но сейчас генетическая память расцвела пышным цветом.

— Ты на кого хвост пружинишь? Ща щёлкну, сложишься, олень инкубаторский.

Дир сделал шаг назад. Его, конечно, по-всякому полоскали, но это было что-то новенькое. Дор хмыкнул и придал лицу обычное, почти равнодушное выражение.

— Вот вы даже говорить на их языке не можете, господин лейтенант. Агент у него из Северного... в южном сатике... умри всё живое, блин. Дир! Вы же сами прекрасно понимаете, что в сателлитах и на окраинах живёт такое вот быдло. И говорить с ними нужно по понятиям, а не высоким штилем. Само собой, там вотчина полиции, в этой жопе мира даже сталкеры не водятся, не говоря уж о вагантах, те люди образованные, хоть и мразь. И Отделу там делать особо нечего. Но эти... х-м-м... мозги без извилин очень легко внушаемы. Найдите оратора, и у вас будет, в зависимости от целей, армия, секта, любой каприз за ваши деньги. В Западном квартале есть хотя бы церковь и обеспокоенный епископ. В сатиках даже церквей нет, там верят в правый коронный, левый похоронный. Пообещай этим придуркам лучшую жизнь во Внешнем мире, о котором они без понятия — и всё. Готово. Так что я завтра после доклада канцлеру навещу свою малую родину. Что-то мне подсказывает, что не только в Западном завелась эта гниль.

— Господин капитан, — покачал головой Дир, — я, конечно, не спорю, вы родились и выросли в сателлите и знаете там все подводные камни, но я бы не советовал вам там показываться.

— У меня хорошая реакция, — Дор впервые за весь разговор улыбнулся, — вам ли не знать. Эти чучела даже ствол не успеют вытащить.

— Я не об этом, господин капитан. Вы, конечно, не премьер, и на экране светитесь не так часто... точнее, вообще почти не светитесь, но узнать вас могут.

— Эти черти кроме спортивных матчей и каналов с музлом ничего не смотрят, уж поверьте. До политики им как до луны пешком. Меня могут узнать мои бывшие кореша. На это я и рассчитываю.

— Вы модифицированы, — подала голос Алби, — вас могут помнить как светлокожего атлетического юношу, но никак не того, кем вы являетесь сейчас. Возникнут вопросы...

— Вопросы буду задавать я. Мне очень не нравится происходящее, очень, — Дор закурил и задумчиво уставился в окно, — вся эта ересь... она возникла как-то чересчур вовремя. Не находите? Пресса волком воет, пытаясь докопаться до каких-то непонятных тайн и загадок, в каждой газете крики, что от жителей Ойкумены что-то скрывают... свобода слова... и вдруг, откуда ни возьмись, появляется секта, обещающая лучшую жизнь во Внешнем мире. Не в Ойкумене. Я не верю в совпадения, господа. Особенно такого масштаба.

— Подозреваете спланированную акцию? — подобрался Альд.

— А что тут подозревать? Всё и так видно. Я переговорю с Гартом, возможно, у него есть более полная информация. Этот епископ, отец Никлас... вот уж действительно подарок от господа бога. Не будь его, мы бы ещё невесть сколько времени ничего не знали, особенно учитывая нашу агентуру, — на этих словах Дир скривился, — и сновидцы не могут следить за Ойкуменой без введённой программы. Алби! Завтра погрузите Саю или Мэта, на ваше усмотрение, задайте им параметры «секта», «община», «царство божье», «Внешний мир» и пару каких-нибудь эвфемизмов, если эти психи ещё не совсем забыли об осторожности. Что-нибудь да всплывёт. Дир! Всю агентуру проинформируйте и поставьте задачу собрать максимум информации об этом... культе. Все данные мне на стол незамедлительно, даже если я ещё буду ломать чьи-то рёбра в южном сателлите.

Он отпустил подчинённых и на время вырубил интерком. Он не хотел признаваться себе, что дело куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд. Дурачки-сектанты, оболваненные неофиты были лишь пылью под ногами тех, кто тщательно и методично разрабатывал план свержения действующего строя. Кому-то очень не нравилось нынешнее положение вещей. Подкоп шёл с двух сторон: падучая в прессе, статьи, подрывающие доверие к власти, и новая религия, обещающая процветание вовне, без надзора и контроля со стороны соответствующих органов. Было над чем задуматься. «Cui prodest?» Дора мучил этот вопрос. Кому выгодно? Уж точно не действующему кабмину. Никто из министров не горел желанием лишиться должности. Премьер сам из спецслужб, бывший государственный канцлер, а нынешний и вовсе из особой бригады, предшественник Дора на этом посту Рифус Гарт. Нет, диверсии в правительстве исключались. Но кто тогда? У кого достало власти организовать столь масштабные волнения?

* * *

Альд Дир заперся в своём кабинете, последними словами ругая себя за несдержанность. Тот краткий приступ малодушия уже давным-давно исчез, уступив место какому-то злобному куражу. Рокировка, значит. Замом Корса, значит. Бумажки перекладывать. Лысый щенок вконец оборзел, но, надо отдать ему должное, хватка у этого урода железная. Дир даже почувствовал нечто вроде гордости. Да, его семинары даром не прошли, капитан научился отделять мух от котлет, выуживая крупицы золота в массиве пустопорожних донесений. И от этого в висках Дира билась, не умолкая, мерзкая вибрирующая жилка. Что бы он там ни думал, а дело и впрямь серьёзное, даже если этот священник с перепугу нагородил бог знает какой чепухи. Выдумать такое нельзя. Секта во Внешнем мире! Умом тронуться можно. Дир поразмыслил пару минут, а потом вызвал к себе начальника аналитического отдела.

— Что вы можете сказать о нынешних религиозных культах? — Сейчас Альд Дир олицетворял собой вежливость и такт, улыбаясь вошедшему самой светской улыбкой. Лейтенант Сайрус Холт, главный аналитик, слегка удивлённо покосился на заместителя капитана. Культы? А почему бы и нет.

— Вы имеете в виду список зарегистрированных конфессий? — на всякий случай уточнил он.

— Нет, я имею в виду как раз список незарегистрированных, — Дир сцеплял и расцеплял пальцы, любуясь отражением в полированных ногтях, — всё то, что не относится к официально разрешённым религиям. Проще говоря, что у нас есть по сектам?

— По сектам, — хмыкнул Холт, — по сектам у нас восемнадцать ответвлений христианства всех мастей включая добровольных кастратов, около десятка псевдобуддистов в своих балахонах, имеются классические сатанисты с полным набором украшательств, пара-тройка любителей палеоконтактов и прочих НЛО, есть ещё и такие, которые верят в искусственный интеллект, создавший нашу землю и всё, что её населяет. Ах да, на западной оконечности Ойкумены есть даже шаманы, которые утверждают, что могут путешествовать по астральным мирам. Много всего, господин Дир. Что именно вас интересует?

— Западная оконечность... — Дир задумчиво вертел в пальцах стилус. — Шаманы, значит... Где, вы сказали, они путешествуют?

— Да они не путешествуют, — попытался объяснить аналитик, — просто закидываются какой-то дурью и лежат колодой. У них наркотические глюки.

— «Скей»? — Да не приведи господь, хоть Дир в него и не верил.

— Нет, — Холт отрицательно покачал головой, — даже эти юродивые понимают, где проходит граница допустимого. Они сушат какие-то грибочки, которые собирают по весне на солончаках. Они считаются условно съедобными...

— О господи, — Дир вздохнул. Сейчас ему до дрожи хотелось приложиться к фляжке с «рубиновым рассветом». — Двадцать четвёртый век, люди освоили полный генетический синтез, отчего стала возможна модификация, мы научились программировать сны, мне даже кажется иногда, что мы живём в век победившего человеческого гения. И откуда только берутся эти дремучие суеверия прямиком из средневековья? Нет, Холт, поймите меня правильно, я хоть и атеист, но допускаю, что кому-то не хватает мудрого боженьки на белых облаках. Пусть их, свою голову не приставишь. М-да. Имея под боком Внешний мир и нейтралку, кто-то ещё думает, что господь бог всемогущ и всеблагостен и отечески защищает чад своих. По мне уж лучше шаманы. Так вот, Холт, касательно Внешнего мира. Кто-нибудь... какая-нибудь секта из вашего списка интересовалась Внешним миром?

Сайрус Холт аж сглотнул от неожиданности.

— Никак нет, — пробормотал он, — даже любители НЛО и самые отпетые маргиналы туда не суются. Я имею в виду...

— Да я понял, — раздражённо буркнул Альд Дир, — я понял... У нас пышным цветом цветёт любая ересь, но в пределах Ойкумены. Даже ваши шаманы предпочитают камлать и ширяться на ЭТОЙ стороне.

— Господин Дир, так что же вас беспокоит? — допытывался Холт. — Неужели...

— Наш капитан уверен, что да. К нему приходил перепуганный священник из Западного квартала. Можете себе вообразить, что чувствовал этот несчастный поп, когда услышал о царстве божьем вовне. Но если услышал он, могли услышать и другие. Это, Холт, очень серьёзно. Лично мне этих сумасшедших не жалко, если они сдохнут за Гранью, я сам почту их память минутой молчания, ибо чем больше дряни сгинет там, тем меньше её останется здесь. Холт, мне нужна самая полная информация о приколах Западного квартала, о церкви около Государственной библиотеки и её приходе, и вообще о тамошних настроениях. Прошерстите свои архивы, всё, что найдёте, пересылайте мне. Ничего не зарождается из пустоты, и я хочу знать, что такое есть в Западном квартале, что способствовало появлению столь... экстравагантного культа. Мои агенты оценят ситуацию на месте. С вас же полная аналитическая справка. Вы свободны.

* * *

Дор уныло курил неподалёку от здания министерства специальных служб, выпуская в воздух тонкие сизые струйки дыма. Двери громады из красноватого мрамора были гостеприимно распахнуты, но капитану совершенно не хотелось в них заходить. И хотя Гельт Орс пребывал от законченного доклада в полнейшем восторге, Дор Стайн такого подъёма духа не испытывал. Ему не давали покоя слова священника, не давали настолько, что он самым вульгарным образом наорал на Дира и Алби (хотя она-то в чём провинилась?), совершенно потеряв лицо и даже пригрозив своему заместителю рокировкой. Альд Дир, конечно, сейчас скрежещет зубами, но рапорта не подаст, как бы не ерепенился. У него было два года и миллион возможностей. Скорее уж утюжит мордой по столу агентов из Западного. Дор вздохнул со всё возрастающим унынием. Как докладывать канцлеру о столь тонких материях, как возможный новый культ, да ещё и с упоминанием Внешнего мира, капитан Дор Стайн совершенно не представлял. Он бросил взгляд на часы. Без пяти минут три. Дор щелчком отправил прогоревший до фильтра окурок в урну и начал медленно подниматься по казавшейся бесконечной лестнице в мраморный зиккурат.

— Очень хорошо, — рассеянно пробормотал Гарт, вчитываясь в убористые строчки доклада, — очень, очень хорошо... Вижу, у вас, Стайн, всё под контролем, красота и полнейшее великолепие... машина вы, Стайн, а не человек, чтоб вы знали... — На одно мгновение на лице канцлера промелькнула почти незаметная тень разочарования. — Что ж, если это всё...

— Кое-что я в докладе не отразил, — Дор держался очень прямо, мысленно репетируя свой монолог. Гримаса начальственного неудовольствия тоже не скрылась от его глаз.

— Вот как. — Рифус Гарт откинулся в кресле и с едва угадывающимся интересом посмотрел на своего подчинённого. — Не всё, значит. А почему?

— Потому что не знаю, как лучше сформулировать свои подозрения, — честно ответил Дор, — да и доказательств у меня пока считайте что и нет.

— Хм. — Гарт выглядел утомлённым, раздосадованным и словно невыспавшимся. Даже безупречно сидящий костюм казался мятым, а рубашка невыглаженной. — Ну так не тяните кота за яйца. Или мне из вас клещами всё выдирать? Раз даже доклад за вас Гельт Орс пишет. И не надо на меня так смотреть, там из всех тридцати страниц ваша только подпись. Уж орсову руку я узнаю из тысячи. Говорите, что вы там не вписали, или не отнимайте у меня времени.

Дор молча таращился на канцлера, пытаясь унять мерзкое жжение где-то внизу живота. Рифус Гарт был настолько явно не в настроении, что Дор опасался, как бы после рассказа о вероятных сектантах он не вылетел из кабинета на недопустимых для его звания скоростях. Канцлер постучал ногтями по столешнице:

— Стайн, или говорите, или я вас не задерживаю.

Дор вдохнул поглубже и, на всякий случай мысленно попрощавшись со своим кабинетом под шпилем, начал своё повествование.

— ... и я распорядился провести погружение с учётом этих параметров, а так же...

— Так, стоп. — Гарт треснул рукой по столу, но глаза его, как ни странно, не полыхали бешенством, а сам государственный канцлер выглядел теперь чуть ли не довольным. — Стоп. Наконец-то. Почему вам к виску надо приставлять пистолет, чтобы вы выдали что-нибудь существенное? Не для галочки же работаете. Но я рад, что вы обратили внимание на этот вроде бы бессмысленный лепет и не отмахнулись от него. Значит, я всё-таки не зря поставил на вас. Надеюсь, вы понимаете, что такие дела не должны остаться незамеченными.

— Так точно, господин канцлер, — кивнул Дор, у которого от нервов зверски чесались шрамы на затылке и спине, — и я планирую навестить южный сателлит, посмотреть, как дела обстоят там. Чем больше малообразованных людей, тем легче проповедникам всех мастей найти ключик к их душам. А уж по части необразованности моя малая родина даст сто очков вперёд любому кварталу, даже Западному.

— Хм. Ну, если вас замучила ностальгия, почему бы и нет. Тем более, что ваши рассуждения не лишены смысла. Значит, говорите, тамошний альдов агент доверия вам не внушает.

— Он может быть превосходным агентом, но я там вырос. Я знаю этих людей, говорю на их языке. А некоторые детали можно узнать, только проведя там почти всю сознательную жизнь. В каждом районе свой сленг, и его впитываешь с молоком матери. Сержант Колин Дарт может лохануться на ровном месте.

— Ладно, с вашими трущобами разберётесь сами. Скажите мне лучше вот что, — Гарт встал из-за стола и подошёл к Дору почти вплотную, отчего молодому человеку стоило больших усилий не сделать шаг назад, — как вы считаете, капитан Стайн, эта ваша... секта... она давно существует? На ваш взгляд?

Дор сглотнул. Кажется, канцлер смотрел с Дором в одном направлении.

— Никак нет, господин канцлер. Я полагаю, что проповеди о лучшей жизни во Внешнем мире появились одновременно с истерикой в СМИ о притеснении свободы слова и иных гражданских свобод. И команду им отдавала одна и та же рука. Только целевая аудитория разная.

— Вот, — почти прошептал Рифус Гарт, глядя на Дора неподвижными светло-карими глазами, в которых отражалось какое-то странное, болезненное, противоестественное предвкушение, — во-от. Вот теперь я вижу, что ваша голова не только красивый фон для этих шрамов. Я рад. Я был абсолютно убеждён, что кроме газетной эпилепсии есть и второй фронт. Не мог не быть. Творятся опасные дела, капитан, и вам предстоит выжечь заразу калёным железом. Но не распыляйтесь попусту, ваша задача — искатели бога во Внешнем мире. Прессу оставьте другим, это вообще не ваше дело. Всю открывшуюся информацию пересылайте мне немедленно, я распоряжусь, чтобы вас пропускали в любое время без проволочек. Да, и не забудьте рассказать, как вы съездили в южный сателлит. На заре юности я любил смотреть боевики.

Глава 2

Дор вышел из кабинета канцлера на странно ослабевших ногах. Он всегда чувствовал себя в присутствии Рифуса Гарта как кролик перед удавом, несмотря на всю выдержку и перенесённые испытания. Канцлер гипнотизировал похлеще удава, он одним взглядом вытягивал все силы и заставлял сердце стучать под рёбрами дробно и неровно. Неудивительно, что любви подчинённых Гарт не снискал, зато показатели выросли чуть ли не вдвое. Нынешний премьер канцлера ценил, и все недоброжелатели были вынуждены довольствоваться шепотками в буфете или вне министерских стен. Дор, в отличие от многих, Рифуса Гарта искренне уважал, не в последнюю очередь из-за собственной должности и места службы. Гарт выращивал из него преемника на посту капитана «Красного отдела» методично и последовательно, подвергнув Дора Стайна сначала мощнейшему психологическому прессингу, а затем и модификации по наивысшему протоколу. Результатами канцлер остался доволен, он-таки сумел сделать из сателлитского молодчика, интересующегося лишь мотоциклами да хрустом купюр, образцового командира, калёным железом выжигавшего неподчинение и в то же время беззаветно преданного своему наставнику. Да, Гарт мог быть доволен своим выбором. Хотя Дор иногда мечтал отдать все земные блага за одну лишь возможность почувствовать себя обычным человеком. Но все эти мечты таяли, как дым на ветру; уже два с лишним года он был не просто капитаном, командиром особой бригады, но и модификантом протокола «М+», что раз и навсегда отделило его от обычных жителей Ойкумены. Человек, переделанный в угоду Внешнему миру, с изменённым геномом и искусственно отточенными рефлексами, человек, способный противостоять самым гибельным токсинам и даже радиации, человек, не имеющий возможности продолжить свой род, Дор уже потерял право называться Homo Sapiens, вот только наука ещё не решила, как классифицировать таких, как он. Таких, как он и государственный канцлер Рифус Гарт.

Минут пять Дор размышлял, прислонившись к массивным дверям министерства, как лучше выстроить свой день с учётом пожеланий канцлера. Визит в южный сателлит капитан решил перенести на завтра, чтобы успеть как следует подготовиться, а заодно и вспомнить былые навыки, особенно в части рукоприкладства. А сейчас Дор задумал как следует потрясти Альда Дира и весь агентурный отдел. Если, конечно, Дир сам уже не выбил из подчинённых всю доступную информацию о Западном квартале и его обитателях. Этот оскорблённый в лучших чувствах извращенец вполне мог развести кипучую деятельность, чтобы оправдаться перед капитаном. Да, решено, сначала в Отдел.

Дор ещё немного постоял на мраморных ступенях, выкурил полсигареты и сел в поджидающий его автомобиль. До здания со шпилем было минут двадцать езды.

* * *

Альд Дир, вопреки догадкам капитана, уже не наводил шороху среди своей агентуры, а решил выпить кофе в ожидании аналитической справки от лейтенанта Холта. Интуиция подсказывала Диру, что вскоре и ему самому придётся навестить культовое сооружение в Западном квартале, чтобы своими глазами увидеть и отца Никласа, и его паству. После справки, естественно. И после доклада командиру. Личное присутствие всегда лучше любых донесений. А сейчас Альд вертел головой в поисках свободного столика у окна, как он любил, но все места были, как назло, заняты. Единственным вариантом оставался столик с тем самым человеком, который всегда возбуждал в лейтенанте Дире плохо объяснимый интерес. Мэт Хард, внештатный испытуемый в проекте «Гипнос» и одновременно самый молодой доктор наук в области теоретической математики, в свои двадцать четыре уже имеющий собственную кафедру (не без помощи Отдела, естественно). Сейчас молодой человек пил чай в сумрачном одиночестве и, как заметил Альд Дир, пребывал в крайне расстроенных чувствах. «У него-то что не слава богу?» Дир подошёл:

— Не помешаю?

— А?.. — Мэт поднял на него усталые глаза неопределённого цвета. Белки глаз изрезали сеточки лопнувших сосудов, как будто Мэт Хард недавно плакал. И вообще доктор наук выглядел измученным и каким-то... погасшим. Дир нахмурился:

— У вас что-то случилось? Если вы хотите побыть один, я найду другой столик.

Мэт задумался на мгновение, опустив вихрастую голову. Потом пододвинул к себе свою чашку:

— Присаживайтесь. Наверное, даже хорошо, что вы подошли. Ну... что это именно вы...

Дир замер от неожиданности и чуть было не уронил свой кофе. Во всей Ойкумене не нашлось бы и трёх человек, которые искренне признались бы, что рады видеть начальника агентурного отдела. Но Мэт Хард был создан, чтобы ломать стереотипы. Альд сел напротив, сделал глоток и выжидательно уставился на рыжего веснушчатого математика.

— Рад слышать, что хоть кому-то приятно моё общество. Хотя, не скрою, я удивлён.

— Чему? — Мэт уныло сворачивал салфетки в трубочку. — Вы же... если я правильно помню, заместитель командира.

— Да, — кивнул Альд, — по оперативно-агентурной работе.

— Ну вот... Вы главный шпион, да?

Дир улыбнулся про себя. Наивность учёных из Института была прямо пропорциональна их гениальности. Мэт Хард имел степень доктора наук и занимался философией математики, что для Альда Дира было равнозначно поиску эликсира бессмертия. Но, как и все гении, Мэт был абсолютно неприспособлен к обычной жизни, имея о ней самые извращённые представления, как вот сейчас, например.

— У меня сеть осведомителей в разных частях конгломерата и всей Ойкумены. Мои агенты ищут вагантов и сталкеров. Это нельзя назвать шпионажем.

— Ну да, наверно... Но вы же работаете с людьми... вы слушаете их... донесения...

— Это моя профессиональная обязанность. Я, помимо всего прочего, дипломированный психолог с фактическим стажем службы в двадцать два года, почти столько, сколько вы живёте на земле. Но знаете, господин Хард, не надо иметь степень по психологии, чтобы увидеть, что вас что-то гнетёт. Я не хочу лезть вам в душу, но...

— А что в неё лезть? Что там можно найти? Я всегда мнил о себе бог знает что, а на деле я просто эгоист и ничтожество...

Дир исподволь оглядывал молодого человека, пытаясь понять, что же его довело до такого состояния. По своему опыту Альд Дир знал, что когда начинаются посыпания волос пеплом и прочий скулёж о собственной никчёмности, значит, дело либо в работе, либо в семье, и второе значительно чаще. «Что-то все вразнос пошли...» Дир отпил ещё немного кофе. Он не верил ни в совпадения, ни в загадочные наслоения судьбы. Тут тебе и капитан, размахивающий сумасшедшими сектантами, и грядущее погружение Мэта, которое тот, если будет и дальше предаваться самобичеванию, успешно сорвёт. «Чем чёрт не шутит...» Альд был настроен крайне скептически, но решил закатить пробный шар.

— Иногда помогает сходить в церковь. Я не думаю, что вы религиозны, но некоторые находят там утешение.

— Церковь? — Мэт скривился, будто съел лимон. — Вот уж увольте. Из-за этого все мои беды и начались.

Внутри Дира тренькнул тревожный звоночек. Совсем необязательно, чтобы веснушчатый математик был как-то связан с сегодняшними событиями, но охотничья натура Альда Дира уже чуяла близкий след. Он пододвинулся поближе к поникшему учёному.

— Я всегда был убеждён, что вся институтская братия атеисты до мозга костей. Я и сам отрицаю существование господа бога как совершенно бессмысленную и ничем не подкреплённую гипотезу, которую могут поддерживать лишь тёмные и необразованные люди, коих, к сожалению, ещё довольно много. Всё, что могут, делают сами люди, без каких-либо божественных вмешательств. Но какие у вас могут быть проблемы с церковью? Что там делать... математическому философу?

Мэт отвернулся, пряча глаза, а потом еле слышно произнёс:

— Я плохой сын, господин Дир. Я блестящий метатеоретик математики, неплохой заведующий кафедры и, как говорит госпожа Мирр-Гарт, подающий надежды сновидец. Но я плохой сын. И сейчас это вижу так же ясно, как вас перед собой.

«Значит, семья. При упоминании церкви его корёжит. Так что там? Родители, к старости ударившиеся в религию? Сто к одному, что да. А парень имеет учёную степень в области фундаментальных наук. Конечно, ему все эти моления как кость в горле, но и послать родных к такой-то матери он не может, не тот стержень. Неужели... Нет-нет, бред, бред сумасшедшего... но проверить стоит...»

— Почему вы так нетерпимы к себе, господин Хард? Что случилось? Вы чем-то обидели родителей? И причём здесь религия?

Мэт свернул ещё одну трубочку из салфетки и тихо сказал, стараясь не смотреть на своего собеседника:

— Я же повторяю, я плохой сын. Всю жизнь я думал только о себе, не считаясь с окружающими. Я же был вундеркиндом, юным гением, который закончил школу в четырнадцать лет. С отличием. А потом за три года прошёл все Ступени, и к семнадцати годам приступил к диссертации. В такой области, которая... которая не подразумевает чувства и эмоции, математика, господин Дир, наука точная. И очень красивая... Я посвятил ей себя целиком, без остатка. А родители... они так гордились мной...

— Ваши родители тоже учёные?

— Что? О, нет. В том-то и дело, что нет. Отец, правда, занимал в Институте важный административный пост, но он не имел отношения к научной деятельности. А мама... — тут он судорожно вздохнул, совсем по-детски шмыгнув носом, — мама вообще там не училась... Она гордилась моими успехами, но никогда не могла понять, чем же я занят, а с расспросами не лезла... И я этому радовался, потому что не мог объяснить полуобразованному человеку из сателлита, что такое аксиоматика теории множеств. Я иногда стыдился её... — тут Мэт снова шмыгнул, — старался не говорить о ней в Институте. Мне кажется, что я сознательно убивал в себе любые чувства. Родители это видели. Отец считал, что настоящий математик таким и должен быть. А мама... она всегда соглашалась с отцом. Всегда, во всём... и никогда мне даже намёком не давала понять, как её ранит моё безразличие... Она хотела, чтобы я нашёл девушку, которая нарожает ей внуков... а я... Знаете, господин Дир, — Мэт криво усмехнулся, — у меня ещё ни разу ничего не было с девушками. Вообще ни разу. Зато я в двадцать два стал доктором наук.

Дир неслышно хмыкнул. Его подозрения подтверждались с беспощадной точностью. Парень действительно балансировал на грани, раз уж не постеснялся признаться перед не самым близким человеком в своей сексуальной неискушённости. У Мэта Харда наблюдался странный перекос в эмоциях, Дир помнил, что этот юноша всегда былнесколько отстранённым, все указания Алби выполнял молча и равнодушно, улыбаясь лишь тогда, когда сама Алби или Сая восхищались его интеллектом. Гений, упивающийся собственной исключительностью, и в то же время беспомощный карапуз, замкнувшийся в своей раковине из-за неумения общаться с людьми. Для такого и Альд Дир может выглядеть лучшим другом, если проявит немного участия. Вот только друзей у Дира отродясь не водилось.

— Если я правильно понял, вы и впрямь человек холодный и логичный, не нуждающийся в эмоциональной поддержке и состоявшийся как научное светило. Но ведь сейчас вы что-то чувствуете. Вам непривычны сильные переживания. Вы запутались. Что вас запутало, господин Хард? Я мог бы вам помочь, но решать должны вы.

— Вы не поймёте, — покачал головой Мэт, — и... Мне так стыдно... — Он закрыл лицо руками. — Я всю жизнь пользовался своими родными, которых считал просто слугами, удобными устроителями моего быта, чтобы самому не заниматься этой ерундой. А вот теперь я их потерял. Навсегда. Из-за своего эгоизма и безразличия.

Альд Дир молча слушал. Иногда не стоит даже задавать вопросов, просто сидеть напротив и терпеливо ждать. Что-то подсказывало вербовщику, что он может услышать нечто очень интересное. А ещё Дира неотвязно мучил вопрос, кого же ему напоминает этот угловатый веснушчатый тип с рыжими вихрастыми прядями и чрезмерно крупными зубами. «Ну не Селвина Реда же внебрачный ребёнок... но что-то неуловимо знакомое в нём есть... не пойму только, что...»

— Полгода назад мой папа умер, — Мэт Хард всё же взял себя в руки и начал говорить без спазмов в горле, — к сожалению, в той автокатастрофе выжить было невозможно. В его машину на полном ходу врезался какой-то пьяный мотоциклист. Они оба погибли на месте, их ничего бы не спасло... И даже тогда... Нет, поймите меня правильно, я любил отца. Уважал его. Он всегда старался, чтобы мои таланты развивались в полной мере... он сразу понял, что у меня есть способности к математике... отдал в школу с уклоном... да, я уважал его. Но не смог выдавить из себя даже слезинки на опознании. Просто не смог, стоял как пень и молчал. У мамы была истерика, а я в том морге был как болванчик, хотя это... такое ужасное зрелище было...

В голове у Альда Дира постепенно формировалось понимание ситуации. Смерть отца, бесчувственный сын, занятый своей непонятной философией математики, у его матери двойной шок: от жуткой гибели мужа и от равнодушия отпрыска... где может искать утешения несчастная женщина, раздавленная потерей и, как обронил Мэт, не сильно образованная? Кстати, откуда в не самой интеллектуальной семейке возникло это чудо теоретической математики? Воистину, природа тасует гены как ей вздумается. Так, не отвлекаться. Скорее всего, мать Харда нашла какое-то подобие поддержки в храме. А непутёвый философ-девственник только сейчас обнаружил, что мать от него отвернулась, найдя слова утешения и заботы совсем в другом месте. Но уж больно странная, болезненная реакция. Дир знал, что законченные эгоисты всегда очень остро воспринимают, когда их спихивают с пьедестала... какие же слова услышал этот парень, что не придумал ничего лучше, как спрятаться в стенах Отдела, куда никто в здравом рассудке не сунет нос?

— Я вас слушаю, господин Хард. Слушаю очень внимательно.

— За эти полгода с мамой что-то произошло. Ну, то есть, понятно, что... — Мэт чувствовал непреодолимую потребность выговориться хотя бы этому щёголю с идеальным пробором и бледно-зелёными глазами. — Знаете, ей даже стало неважно, что я иногда работаю на... на «Красный отдел». Сначала ей это не нравилось, мне даже показалось, что у неё с бригадой свои счёты, хотя откуда? Она всего лишь бывшая продавщица из сателлита, а все последние годы домохозяйка... папа не хотел, чтобы она работала.

«Его мать из сателлита? Интересно... но многое объясняет.»

— А в последние две недели стали происходить вообще странные вещи, — продолжал тем временем Мэт, шумно допив свой чай, — она начала постоянно куда-то уходить, я однажды спросил, чего ей дома не сидится, а она впервые на меня накричала. Плакала и кричала, что я моральный урод и нахлебник, за двадцать четыре года не нашедший для неё ни одного доброго слова... Что она посвятила себя не сыну, а какому-то манекену... бесчувственной твари... а потом сказала, что есть место, где таким, как она, дают новую надежду. Надежду на лучшее будущее, где её не станут попрекать невыглаженными рубашками или не тем блюдом на ужин... где её будут любить за то, что она есть. Я опешил даже. Спросил, она что, к психотерапевту ходит, что ли. Я же не мог предположить, что её понесёт к этим мракобесам... это же совершенно нелогично...

Дир кивал сам себе. Ну и подарочек этот Мэт, неудивительно, что его матушка предпочла слушать проповеди о любви господа ко всем живущим и о всеобщей благости. С таким-то сынулей. «Правильно тебе девушки не дают, Мэт Хард. Ты ведь даже не чмокнешь на прощание, ширинку застегнёшь и вперёд, к аксиоматике теории множеств. Но что-то же тебя допекло, а? Неужели отсутствие маминых супчиков и пирожков? Нет, тут что-то посерьёзнее. Так что давай, гигант деления на ноль, колись. Чует моё сердце, у тебя сюрпризов как веснушек.» У виска Альда дробно и звеняще билась жилка, каждый раз со стопроцентной вероятностью предвещая плеяду славных дел. Своей интуиции заместитель капитана научился доверять. Если надо, он изобразит для Мэта самого участливого и понимающего друга, которого парню так не хватает, он влезет в самые потаённые уголки его души, но найдёт то, что, в принципе, уже и так понял. Осталось собрать доказательства.

— Знаете, господин Хард, вера не дружит с логикой. Это два антипода, и им никогда не встретиться. Я могу понять ваше недоумение... вашу обиду. Вы не ждали, что ваша матушка решит изменить свою жизнь, которую она посвятила вам и, как оказалось, безо всякой отдачи. Но ваша матушка взрослый человек и вправе сама решать...

— Господин Дир. — Мэт смотрел вербовщику прямо в глаза, и на скулах его играли желваки, — я всё прекрасно понимаю. Я повторяю, я плохой сын. И лучше уже не стану. Я вряд ли женюсь и порадую маму внуками, мне неинтересны отношения с женщинами. Как и с мужчинами, впрочем. И я знаю, что потерял маму, она отвернулась от меня, когда не дождалась поддержки после смерти папы. Но, господин Дир, меня беспокоит... до икоты, до спазмов в животе... вчера она сказала, что Ойкумена это место для таких, как я. Учёных с холодной головой и таким же сердцем, которым непонятные закорючки на планшете милее самых родных людей. Или таких, как вы. Офицеров, принёсших присягу и верных ей, что бы не случилось. А для таких, как она... есть другие места... не в Ойкумене... и вот тут я испугался. По-настоящему. Потому что кроме Ойкумены есть только одно место... И оно запретно для всех. Вы... понимаете меня... господин Дир?.. Вы понимаете, ЧТО я вчера услышал?

Дир медленно закрыл и открыл глаза, мысленно поздравляя себя с удачей. Он не верил в совпадения. Он не верил в судьбу и не верил в роковые случайности. Но он научился доверять шелестящим нашёптываниям внутреннего голоса, он, как говорится, нутром, безошибочным нутром чтеца душ человеческих с двадцатилетним стажем чуял, что роботам типа Мэта Харда нужна очень веская причина для психоза, а большего табу, чем Внешний мир, нельзя было и вообразить. За инцест давали меньше, чем за интерес к ТОЙ стороне. Он вперился в измученное лицо собеседника.

— Вы пойдёте со мной и повторите всё рассказанное капитану.

— Нет, — испуганно отодвинулся Мэт и даже округлил глаза, — нет, не надо, пожалуйста. Я же не имею отношения к вам... я просто иногда участвую в «Гипносе»... кафедра...

— Вы забыли, кто вам выбил эту кафедру и за что. Вы блестящий учёный, но вы не понимаете всех рисков. То, что вы сейчас рассказали мне, требует безотлагательного доклада капитану. Я буду с вами, не бойтесь, я вас поддержу. Вы будете не один. Но будьте добры, повторите Дору Стайну всё в точности, а, может, вспомните какие-нибудь подробности...

— Вы... вы арестуете маму? Но она не сделала ничего плохого...

— Ваша мама могла, сама того не ведая, связаться с очень опасными людьми. Вряд ли господу богу угодно, чтобы его чада поскорее присоединились к нему, покинув Ойкумену и зайдя за Грань. Сами знаете, чем карается нарушение границы. Но дело ещё серьёзнее... вы хотите спасти свою маму? Доказать хоть раз, что вы чего-то стоите? Хотите? Тогда пойдёмте. Капитан уже должен был вернуться из министерства.

* * *

Дор слушал сбивчивый рассказ Мэта, который уже выпил три стакана воды, и переводил взгляд с рыжего математика на Альда Дира. Дир держался с парнем очень участливо, иногда подсказывая нужные слова и ободряюще похлопывая по плечу. Сейчас ни одна живая душа не смогла бы заподозрить начальника агентурного отдела в склонности к весьма неодобряемым в обществе девиациям. Сейчас Альд Дир был само сопереживание. А Мэт Хард пребывал почти что в шоковом состоянии, поняв наконец, в какую бездну он толкнул родную мать из-за собственного равнодушного пренебрежения. Смотреть капитану в глаза Мэт заставить себя не мог, как ни пытался. Уши математика были густо-малинового цвета.

Дор дослушал до конца и обернулся к заместителю.

— Как вы на это вышли?

Дир пожал плечами:

— Внезапно. Понимаете, господин капитан, людям такого сорта, как наш уважаемый учёный, не свойственны глубокие переживания, если они не связаны с профессиональными неудачами. На кафедре дела у Мэта Харда обстоят блестяще. Госпожа Мирр-Гарт отзывается о нём, как о перспективном сновидце. Так что с этой стороны всё чисто. Господин Хард не состоит в отношениях с какой-нибудь девушкой, так что беды на личном фронте тоже отменяются. Господин Хард не имеет долгов, не склонен к азартным играм и не употребляет наркотики. Все волнения господина Харда могли проистекать только из семьи.

— Только не говорите, что вы пожалели юношу, Дир, я скорее поверю, что солнце всходит на западе.

— Я не пожалел. Жалость лишь подчёркивает беспомощность. Но господину Харду было необходимо выговориться, поверьте мне, некоторые вещи невозможно держать внутри, особенно долгое время. Я предпочёл выслушать господина Харда, а когда выслушал... То запросил вашей аудиенции.

Дор задумчиво побарабанил пальцами по столу. Уж больно всё складно... не успел он вернуться от канцлера, как тут же возникает этот изувер и приносит на блюдечке загадочную историю Мэта Харда... но отмахнуться Дор уже не мог. Гарт был прав, это второй фронт, и расползается он чрезвычайно быстро.

— В каком квартале вы живёте, Хард? — Обращения «господин» этот мозг на ножках не заслуживал.

— В Центральном, — прошептал Мэт, ещё сильнее втягивая голову в плечи.

— В Центральном? — Так, дело не просто пахнет керосином, дело уже дымится и полыхает, как степной пожар. — А ваша матушка часто посещает другие кварталы? Например, Западный?

— Нет, — Мэт, казалось, даже удивился, — нет, что вы. Когда она переехала в центр после свадьбы с папой, она больше никогда не покидала этот квартал. А зачем? В Центральном есть всё, чего можно желать, а папа решил, что маме не следует работать, она всю жизнь была домохозяйкой. И она не очень-то любила отлучаться из дома. Нет, она ни разу не была в Западном квартале.

— Может, врёт, а, может, и нет, — негромко заметил Дир, — но я склоняюсь ко второму. Его мать родом из сателлита и могла на всю жизнь запомнить, как опасно высовывать нос лишний раз.

Дор кивнул, соглашаясь, а потом резко развернулся к Мэту.

— Хард, вот объясните мне. Вы ведь испугались. В Отдел вот заявились, под защиту этих стен, а не к себе на уютную кафедру. Вы испугались за себя, за то, что может всплыть. Что кто-то прознает, будто ваша матушка косится в сторону Внешнего мира. Это пожизненное, сами знаете. И неужели вам нужна была такая встряска, чтобы понять, что у вас есть мать, а не обслуга. Хотя не трудитесь. Я вам не судья. Ответьте лучше мне вот на какой вопрос: вы можете хотя бы примерно предположить, куда именно наведывается ваша матушка в поисках заботы и утешения? Где может располагаться это место?

— Я не знаю, — прошептал вконец раздавленный Мэт, — мне всегда было плевать, где там, что и как. Я и домой-то заявлялся ближе к полуночи, потому что не хотел всех этих разговоров и расспросов, тем более, что она и слов таких не знала. Ужинал и ложился спать.

— Логично, — кивнул Дор, — вы и впрямь теоретик математики. Дир, как называются люди с такой оригинальной жизненной позицией?

— Это нарциссическое расстройство личности вкупе с определённой долей инфантильности и эмоциональной холодностью, бич многих гениев. Особенно когда они действительно гении, как господин Хард.

— Хм. М-да. Хард, знаете, даже в сателлитах, где царит форменная анархия, к родителям зачастую проявляют больше уважения. Правда, там и с гениями негусто. Значит, вы не знаете, куда может ходить ваша мама, а спрашивать, сдаётся мне, бессмысленно равно как и напрашиваться пойти с ней.

— Она не согласится, — Мэт всё так же смотрел в пол.

— Тогда вот что. В глаза смотреть! — вдруг прикрикнул Дор, и Мэт дёрнулся, как от удара током. — Раз уж вы весь из себя бревно бревном и от вас уже никто не ждёт ничего хорошего, добавите в свою копилку ещё грешок. Сегодня или завтра, в ближайшие дни, когда ваша мама вновь отправится к своим проповедникам, сделаете обыск в её комнате. Ищите любые зацепки: листовки, брошюры, какие-то новые записи в контактах, что угодно, чего не было раньше. Или я могу приставить к вам профессионала, он обыщет всё быстро и не оставит после себя следов.

— Но я даже не знаю, что у неё могло появиться нового... Я никогда не рылся в её вещах... б-р-р...

— Хватит изображать невинность. Не скрою, Альд Дир побеседовал с вами чрезвычайно вовремя. Я, как и все мы, не верю в судьбу, но иногда можно сделать исключение. Завтра с вами пойдёт Реус, он профи в обысках и обнаружении всяких схронов. Погружение для вас отменяется, вы не в том состоянии, вам необходим лазарет и терапевтический транс, не то совсем с катушек съедете на почве эмоционального потрясения. Я распоряжусь. Вместо вас придётся погружаться Сае Стайн. И скажите мне, Хард, вам есть ещё что добавить? Лейтенант Дир должен был вас предупредить, что дело крайне серьёзное.

— Я рассказал всё, что знал, — бесцветным голосом сообщил Мэт, — только прошу вас... Не арестовывайте маму...

— Я бы вас арестовал, — честно признался Дор, — но я скован законом. Отправляйтесь в лабораторию и передайте госпоже Мирр-Гарт, что я приказал ввести вас в транс и прочистить мозги. Свободны.

— Не ожидал от вас подобной прыти, — после ухода Мэта Дор Стайн немного расслабился и сел за стол, закинув ноги на блестящую поверхность, — но вы удивительно вовремя. Я был у канцлера, он подозревал нечто подобное, нечто, что вполне коррелируется с кликушеством в прессе. И заметьте, Дир, это уже не Западный квартал. Это Центр.

— Я запросил аналитическую справку по конфессиям плюс мои агенты мониторят ситуацию, что называется, «на ногах». В конгломерате не так много церквей. А я завтра наведаюсь в Западный. Хочу сам посмотреть...

— Вы в Западный, я в свои трущобы. Боюсь, вокруг нас стягивается кольцо. Кто знает, сколько таких обиженных решит променять ненавистную пустошь на райские кущи Внешнего мира. И сгинут там ни за грош.

— Они умрут в нейтралке, — Дир был убеждённым реалистом, — или словят пулю пограничника. В любом случае конец незавидный.

— Мы перепишем конец. Попросите Холта отправить свою аналитику непосредственно мне сюда. Изучим в четыре глаза.

Альд Дир кивнул, одновременно набирая главному аналитику.

Глава 3

Рифус Гарт, отпустив Дора, ещё некоторое время пребывал в меланхолической задумчивости и катал по столу мраморное пресс-папье. Происходящее канцлера совсем не радовало, хоть он и нашёл подтверждение своим догадкам в рассказе капитана. Всю свою жизнь Гарт проработал оперативником, даже возглавив бригаду, он не стал кабинетной крысой, предпочитая действие размышлениям. Он лично посещал Внешний мир, когда Ойкумене угрожала гибель от зародившегося в мареве джунглей зловещего приона, смертоносной молекулы, устойчивой ко всем воздействиям. Тогда Гарт вместе с покойным уже напарником собирал в центре агонизирующего леса образцы для исследований, а позже возглавил операцию по спасению команды «Эребуса», которая должна была этот прион ликвидировать. Даже будучи капитаном особой бригады, Рифус Гарт не позволял себе забыть, что работа «в поле» много важнее любых циркуляров. Но теперь, заняв министерский пост, он был вынужден слушать доклады глав ведомств и сам докладывать премьеру... зачастую по видеосвязи, и такой вегетарианский образ жизни доводил Рифуса до белого каления. А та дрянь, что выползла сейчас, вообще заставляла его шумно сопеть и непроизвольно сжимать кулаки. Уж с чем государственный канцлер Рифус Гарт не сталкивался никогда, это с религиозными бреднями наиболее отсталой части населения Ойкумены, вся прожитая жизнь доказывала Гарту, что в этом мире люди могут рассчитывать только на свои силы и умения, а с депрессией гораздо лучше справляется транс или соответствующие препараты. И вот — здравствуйте, очень приятно, секта. С прицелом на Внешний мир. Было, от чего начать сатанеть.

Эти пессимистические размышления были прерваны трелью коммуникатора. Рифус скосил взгляд и увидел на дисплее насупленное лицо жены. «Так, вот только истерик мне недоставало, у неё-то что, мать вашу? Или Дор и в Отделе шороху навёл?» Проверить это можно было только одним способом.

— Алби.

— Риф, — Алби мрачно смотрела на него с блестящего экрана, — скажи, ты сегодня сильно занят?

— Как обычно. Что-то случилось?

— Ты можешь закончить пораньше? Мне... мне просто надо с тобой посидеть, чтобы ты меня выслушал и... Риф, у нас что-то совсем градус зашкалил...

— Ладно, я понял. Давай, собирайся, через полчаса будет машина от министерства. Я придумал, где нам посидеть, чтобы прочистить мозги.

Алби изумлённо смотрела на вывеску с двумя забавно шевелящими усиками шмелями. Её муж, как мог, сдерживал смех.

— Ты что, — она обернулась, округлив глаза, — решил зависнуть в «Двух шмелях»?! Это же...

— Ты хочешь расслабиться и поплакаться мне в жилетку, потому что ваш лысый друг устроил кипеж на весь Отдел и наверняка обвинил «Гипнос» в недостаточном усердии. Не таращься так, он был у меня совсем недавно и докладывал об этих... идиотах.

— Да, только у тебя он наверняка говорил спокойно и по существу, а на нас с Диром просто орал, я никогда его таким не видела. Пригрозил Диру рокировкой с его замом, ну и мне досталось...

— Давай-ка внутрь. Прочищать мозги надо в неизбитом месте. Я сто лет не пил разливного пива, а ты хоть проностальгируешь по старым добрым временам. Тебя ведь сюда Пирс таскал нервы лечить?

Молодая женщина сидела, потягивая фирменное тёмное пиво, и боролась с непереносимым ощущением дежавю. Всё это уже было, было два года назад, она так же сидела на мягком кожаном диванчике прямо под настенным светильником с полосатым абажуром, пила «Мохнатый шмель», а ещё пыталась закатить шары в лузу под присмотром Пирса Трея. Тогда Алби тоже пребывала в расстроенных чувствах, и гораздо сильнее, чем сегодня. И всё же.

— Надо же, здесь тебя словно не узнают...

— А кому я тут нужен? Приехал бы с сопровождением, с охраной, с маяками, как к премьеру, может, кто-то и сличил бы мою рожу с телевизионной картинкой. А я хочу наконец почувствовать себя нормальным человеком, а не государственным канцлером. Здесь люди бильярдом заняты, а не политическими переживаниями. Так о переживаниях. Что у вас там напроисходило, что у тебя пальцы дрожат?

Алби сделала ещё глоток и осторожно откусила фирменную креветку. Румис всё так же не изменял себе, делая закуску запредельно острой.

— Не знаю, что там Дор тебе порол по этим... сектантам, но у нас был форменный шабаш. Риф, я впервые его испугалась, понимаешь? Испугалась своего бывшего подопытного. Он так орал на Альда, что у меня волосы шевелились. Обвинил его во всех смертных грехах, раскритиковал его агентуру... когда узнал, кто у него в южном, так вообще как с цепи сорвался. Бедный Колин, его, наверно, Дир переведёт куда подальше после таких-то воплей... А потом Дор показал Альду, как должен выглядеть и говорить сателлитский недоумок. Боже, если бы я с таким столкнулась в переулке, то, наверно, умерла бы от страха. Он был очень, очень недоволен тем, что и агентура, и «Гипнос» прощёлкали этих богоносцев.

— Его можно понять. Алби, я всё это знаю из его доклада. И я не верю, что ты так психанула из-за одного капитанского окрика, тем более, что почти весь его гнев вылился на господина заместителя по оперативно-агентурной работе. Меня волнует, что случилось с тобой. Случилось ведь.

— Да. — Алби подсела поближе и положила голову на плечо мужа. — И так... неожиданно. Дор распорядился провести завтра погружение с параметрами по сектам, я сегодня весь день разрабатывала программу... Саю подключила. Я хотела запустить в сон Мэта, он показывает хорошие результаты, хотя до Дора ему всё равно как до Луны пешком. А, да что вспоминать... Нет, это ж надо было тебе увести у меня из-под носа лучшего сновидца!

— Я искуплю этот грех вечером, — пообещал Рифус.

— А сегодня Мэт сам заявился ко мне с приказом погрузить его в терапевтический транс. С приказом за подписью капитана. Знаешь, Риф... я никогда Мэта таким не видела, он был в предшоковом... конечно, я его сразу же закинула в самый глубокий из безопасных трансов...

— Любовь моя, не вали с больной головы на здоровую. Твой Мэт, хоть и машина... нет, машина у вас Дор Стайн... хоть и математическая функция, а не человек, тем не менее он тоже из плоти и крови. Мало ли, что у него могло произойти. Ну... не знаю, кто-то из родных умер...

— Нет. — Лицо Алби приобрело необычно жёсткое выражение. — Нет. Полгода назад у него погиб о... отец. Попал в автокатастрофу. Тогда Мэт просил меня отпустить его на несколько дней, ну там, опознание, похороны... конечно, я сразу дала ему эту неделю, никаких проблем, но попросила его всё-таки полежать в трансе, это же такой удар... Он согласился, он вообще никогда не спорит... и знаешь... когда я смотрела на график... там не было ничего. Всё, как обычно. Ни единого пика, будто у него не отец погиб, а максимум кофе на рубашку пролил. Никаких эмоций, я была больше потрясена, чем он. Риф, это ледышка в человеческом обличье. Действительно функция...

— Может, он не любил отца и втайне мог даже радоваться его смерти. Ладно, неважно. Тебя беспокоит, что такой эмоционально нечуткий тип, как Мэт Хард, вдруг разволновался настолько, что капитан приказал поместить его в транс? Тебя это тревожит?

— Мэт Хард, — тихо ответила Алби, — человек крайне исполнительный и пунктуальный. Он никогда не опаздывает, не спорит, выполняет все мои требования, но он никогда по своей воле не приедет в Отдел. А я собиралась вызвать его только завтра. Но он заявился к нам сегодня, сам, и был так взвинчен, что чуть не плакал. Графики зашкаливали. У него был сильнейший эмоциональный стресс.

— Если ему досталось от капитана так же, как вам, мог и психануть. Это же институтский эдельвейс, хоть и без чувства юмора и преисполненный собственной значимости. Если Дор включил сателлитского отморозка и начал прессовать этого рыжика, то я не удивлюсь, что тот приполз к вам с приказом в зубах. Хотя нафига Дору этот математический философ?

— А теперь я вынуждена погружать Саю, хотя она была нужна мне для отслеживания программы. Мне это не нравится, Риф. Мало того, что внезапно, как чёрт из табакерки, выскакивает эта непонятная история с какими-то чудаками, желающими колонизировать Внешний мир, так ещё стоит мне собраться провести сеанс, как у лучшего подопытного сдают нервы, как нарочно. Словно кому-то позарез понадобилось сорвать погружение, а заодно и выбить из колеи Мэта Харда. Мне это не нравится, Риф.

— Хм. — Гарт отпил тёмной жидкости и поманил Румиса к себе. — Если не хочешь внеплановой проверки своей богадельни, изволь наливать из новой кеги. Я пока ещё отличаю свежее пиво от вчерашнего эрзаца. Пошёл отсюда. А ты, — он обернулся к жене, — слишком драматизируешь. Я понимаю твоё недовольство, но не стоит придавать такое большое значение разным мелочам. У Мэта Харда могло случиться всё, что угодно, ты сама знаешь, что это очень замкнутый человек, о котором мы, в сущности, ничего не знаем.

Один нюанс Алби про Мэта знала, но не рассказывала о нём даже Рифусу. Слишком убедителен был отец Мэта Харда два года назад.

— Но капитан зачем-то же его вызвал!

— Ну вот у капитана и спрашивай. Алби, умоляю, не включай паранойю, эта моя прерогатива. Пей пиво, Румис принёс свежего. И учти: нет ничего такого, что бы в конечном итоге не оказалось у нас под контролем.

Она забралась с ногами на диванчик, скинув туфли, и потянулась за очередной креветкой. Рифус умел успокаивать, вернее, умел доказать, что всё действительно под контролем, а периодические затыки бывают у всех. И Мэт Хард живой человек со своими никому не известными трудностями и проблемами, и Дор, осатаневший от «ручного управления», выпускающий пар на своих подчинённых, и Альд, до самой своей смерти вынужденный искуплять грехи минувших лет... да и она сама, Алби Мирр-Гарт, чересчур привыкшая к тому, что «Гипнос» штука безотказная, а подопытные исполнительны и пунктуальны. Все они просто люди, живые люди, а где есть люди, там всегда найдётся место неожиданностям и незапланированным взбрыкам. Она поудобнее устроила голову у Гарта на плече и краем глаза начала наблюдать за ближайшей партией в бильярд. Болеть Алби Мирр-Гарт решила за полосатые шары.

* * *

Мэт сидел во внутреннем дворике, так и не решаясь покинуть здание особой бригады. После транса немного плыло перед глазами, но голова была на удивление ясная, а под коленками уже не дрожало. Для Алби явление Мэта с приказом стало полнейшей неожиданностью, молодой человек прекрасно видел это, но ему было всё равно. Что угодно, лишь бы его отпустил этот нервный озноб; после визита к капитану Мэт был убеждён, что потеряет сознание. Дор Стайн ясно дал понять, как он относится к таким почтительным сыновьям, как доктор наук господин Хард, и только присутствие Дира помогло Мэту не сползти по стенке в кабинете командира «Красного отдела». Дир же и объяснил Мэту, как пройти во внутренний дворик с клумбами и скамейками, пожелав хорошего дня, хотя Мэт подозревал, что все его хорошие дни остались позади.

Поэтому, когда его обзор перекрыла чья-то тень, он только уныло повернул голову.

— Вам полегче? — Альд Дир, казалось, проявлял искренний интерес. Мэт неловко пожал плечами:

— Да. Всё равно муторно, но... Уже не трясёт.

— Хорошо. — Дир сел рядом. — Послушайте меня, господин Хард... слушайте, я могу называть вас Мэт? Я, в конце концов, вас старше почти вдвое.

— Называйте, — Мэту было без разницы, даже пожелай господин заместитель капитана обращаться к нему «ваша рыжесть», как стебали Мэта Харда на первой Ступени Института.

— Так вот, Мэт, — Дир был серьёзен, отчего морщинки в уголках глаз стали заметнее, а сам взгляд будто заволокла светло-зелёная дымка, — сейчас слушайте меня очень внимательно. Я понимаю, у вас был сильный стресс. Одним-единственным трансом его не выправишь, но я бы не советовал вам надоедать Алби, вынуждая её тратить на вас время и аппаратуру. Вы её испытуемый, не забывайте об этом, в этих стенах она ваша начальница, а не сестра милосердия. Ваш завтрашний сон отменяется, и это Алби Мирр-Гарт вам тоже припомнит. Хотя, в отличие от своего мужа, она не любитель всяких карающих дланей и прочих возмездий. Просто не перегибайте палку.

— Вам легко рассуждать, — на собеседника Мэт не смотрел, — а что прикажете делать мне? Я сам себя ненавижу... И госпожу Мирр-Гарт подвёл, чего уж там... Ладно, сейчас немного посижу, а потом куплю каких-нибудь антидепрессантов...

— И думать забудьте, — Альд Дир едва заметно повысил голос, — никаких антидепрессантов, алкоголя или наркотиков. Вы ценны своим мозгом, что у нас, что на своей кафедре, так не гробьте его всякой химией. Вам надо расслабиться и начать смотреть на мир по-новому.

— По-новому... Я не могу себе представить своё будущее, господин Дир... Иногда мне кажется, что у меня осталось только прошлое...

— У каждого святого есть прошлое, а у каждого грешника — будущее. — Альд Дир усмехнулся чему-то своему. — На святошу вы не тянете. Тогда начинайте грешить. Это очень... оздоравливает.

Мэт покосился на собеседника. Лейтенант Дир нёс какую-то пургу, видимо, чтобы приободрить его, Мэта, но молодой человек не понимал ни слова. Альд незаметно наблюдал за ним. Дор Стайн ясно дал понять: Мэта необходимо в кратчайшие сроки привести в чувство, чтобы этот веснушчатый Пифагор не запорол обыск, не впал в прострацию и начал нормально погружаться, а коли Альд Дир смог расположить юношу к себе, ему, Диру, и карты в руки. Вербовщик против воли вспомнил этот диалог в кабинете на последнем этаже.

— Ну и сукин сын этот Хард. И ведь не шушера какая, доктор наук, да ещё и сновидец. Дир, куда мы катимся?

— В пропасть, господин капитан, как и все эти тысячелетия.

— Вам бы беллетристом стать... Но вы меня смогли удивить, Дир, я знаю, что вы вербовщик от бога, однако не ожидал, что этот рыжий сопляк так доверится вам.

— Он находился в пограничном состоянии и был готов уцепиться за любую руку.

— Вы сами напросились. Приведёте его в чувство. Чтобы больше никаких истерик, самобичеваний, глазок в пол и прочей.... херни. Он должен как можно быстрее вернуться в проект и работать, чёрт бы его подрал. Обыск, в конце концов, Реус может провести и один, так даже лучше, наверно. А вы изловите этого жука после транса и выбьете из него всю дурь. Ещё не хватало, чтобы Алби нянчилась с подопытным, как с младенцем. Да ещё Сае придётся погружаться вместо него. Вам понятно? Будете изображать его лучшего друга, пока он не прекратит агонизировать.

— Я так понял, господин капитан, я могу использовать методы по своему усмотрению?

— В смысле? — Дор непонимающе уставился на заместителя.

— Алкоголь и наркотики исключены, его мозги не должны подвергаться деструктивным воздействиям. Но Мэт Хард состоит не из одних мозгов.

— И?.. Дир, давайте по существу.

— Ему двадцать четыре, и он всё ещё девственник. Заучился. И я думаю исправить этот недочёт. Парень должен выдохнуть и расслабиться — он выдохнет и расслабится безо всяких ненужных влияний... м-м-м... на высшую нервную деятельность. Короче, когда он выкатится из транса, я заберу его с собой в бордель. Пусть порадуется жизни.

Дор даже со стула привстал от неожиданности.

— Дир, вы... Слушайте, давайте вы ещё его начнёте приобщать к своим... девиациям.

— Я абсолютно гетеросексуален, это во-первых. Во-вторых, если вы, господин капитан, думаете, что мои личные... хм... предпочтения как-то скажутся на «дефлорации» этого чудика, то увольте. Пусть развлекается в меру своих скромных возможностей. Мне свечку не держать. Но длительное воздержание такой же стресс для организма, как и нервное потрясение. Просто парень чересчур погружён в свои теории и вычисления, а жизнь-то проходит.

— А, делайте, что хотите, — Дор крайне смутно представлял Мэта в публичном доме, а когда, наконец, представил, то непроизвольно потряс головой, отгоняя кошмарные видения, — как бы он ещё больший стресс не получил с непривычки.

— В заведении мадам Дианы исключены любые стрессы. Уж поверьте. Я посещаю только проверенные места.

— Слушайте, идите уже, куда шли. Могли бы и не делиться со мной вашими... наработками.

— Разрешите идти?

— Идите.

— Я вас не понимаю, — втайне Мэт был даже рад неожиданному появлению заместителя командира. Он хотя бы говорил человеческим голосом, а не цедил какое-то хриплое карканье, как лысый капитан с жуткими шрамами на затылке. И Альд Дир, кажется, ничем не выдавал своего осуждения. — Что меня должно... оздоровить?

— Мэт, вы человек логичный и прямой, и я буду говорить с вами прямо. У меня приказ помочь вам преодолеть стресс. Я бы помог вам и без приказа, но капитан желает видеть результаты. Вы должны вернуться в проект. Это не обсуждается. Но пока вы слишком взвинчены даже после транса, вам необходима релаксация. Я не знаю, как вы расслаблялись в Институте, да мне и неважно. Сейчас пойдёте со мной. Покажу вам одно запоминающееся местечко. Вам, по-хорошему, туда ещё лет шесть назад следовало заглянуть.

— Господин Дир, я... я благодарю вас за участие, но, право, я никуда не хочу. У меня всё в порядке...

— Мэт, ваше «всё в порядке» аж глаз режет. Пойдёмте. Засиделись вы уже в своём целибате.

— Вы что, — против воли рассмеялся Мэт, — в бордель меня, что ли, приглашаете? Но это же абсурд.

— Абсурд, господин Хард, это ваш перекос в сторону высшей нервной деятельности в противовес низшей. Во всём должен быть баланс. Я уже понял, что вы не собираетесь заводить семью и не хотите эмоционально-зависимых отношений с женщинами. Разумно, мне, между прочим, сорок шесть, а я никогда не был женат и ничего, не умер. Если вы комплексуете по поводу внешности, уверяю вас, там это не имеет значения. И вам не придётся дарить этим девушкам цветы или водить по ресторанам. И они не отказывают. Ни в чём. — Тут губы Дира на мгновение тронула странная усмешка. — Вам уже давно пора, Мэт, обратить внимание на себя-любимого. Не понравится, оденетесь и уйдёте. Там и к такому не привыкать.

Мэт недоуменно пожал плечами. Хотя... может, Альд и прав. Пора расширить свой кругозор и хоть ненадолго отвлечься от мучительной правды. Которая, в частности, состояла в том, что даже при учёной степени доктора наук Мэт Хард оставался некрасивым рыжим молодым человеком с лошадиными зубами и россыпью веснушек. Про оттопыренные уши он милосердно решил себе не напоминать.

* * *

Линда Хард сидела в комнате с зашторенными окнами и запертой на задвижку дверью в полном одиночестве и тихо плакала, вытирая слёзы промокшим платочком. За эти полгода женщина, казалось, постарела на десять лет, в волосах засеребрилась седина, а лицо покрылось сеточкой морщин, даже глаза потускнели, из них пропал тот неяркий и тёплый свет, который так нравился Ральфу. Ральф... его смерть стала ударом, от которого Линда так и не смогла оправиться, а безразличие сына доконало несчастную женщину окончательно. С уходом мужа Линда в ужасе поняла, что осталась одна, совсем одна, ей некому было выплакаться, Мэт не удостаивал её даже взглядом, забирая тарелку с ужином с собой в комнату и не выходя из неё до утра, подруг у стеснительной и тихой женщины не было, и её мир заволокла чёрная беспросветная пелена. Лучик света по имени Ральф Брисс погас, и настала вечная ночь. А глядя на Мэта, Линда не могла сдержать слёз. Ах, как дорого ей в итоге обошлась эта ошибка молодости, недолгий брак с Сидом Кайтом, не принесший ничего, кроме горя. Линда все эти годы винила Сида в их несложившейся семейной жизни, а особенно в том «подарке», что ей оставил молодой «красногалстучник», — его сыне, плоть от плоти своего отца, и Мэт в итоге пошёл по той же дорожке, подписавшись на какую-то работу для Отдела. Линда любила малыша, но чем старше он становился, тем сильнее проявлялось его внешнее сходство с Кайтом. Хотя интеллектом Мэт превзошёл даже именитых профессоров, в очень юном возрасте добившись всеобщего признания (чем Линда гордилась вполне искренне), проклятая кровь Сида всё же дала о себе знать: по чёрствости и равнодушию Мэт мог дать папаше сто очков вперёд. Пока был жив Ральф, Линда всегда могла рассчитывать на его поддержку и сочувствие, он ни разу в жизни не попрекнул её тем безрассудным браком... а теперь Линда Хард осталась один на один со своим... потомком. Сил называть Мэта сыном у неё уже не осталось.

Она снова промокнула глаза и нашарила в полутьме блистер с капсулами. Эти антидепрессанты отпускались без рецепта и не очень-то помогали, но заглушать боль спиртным или чем похлеще Линда не желала. Она ещё в своём уме, пусть даже будущее видится исключительно в чёрных тонах. Хотя в последние дни забрезжила хоть какая-то надежда. То, что Линда попала на проповедь «Истоков"», стало для несчастной вдовы и матери законченного эгоиста светом в конце тоннеля. Ведь и правда: что их, брошенных, отверженных, презираемых собственными детьми держит в этой застроенной однообразными коробками пустыне, где каждый шаг известен не полиции, так службе надзора, а пресная вода становится всё дороже. «Истоки» уверяли, что раньше всё было не так. Люди жили в гармонии с природой и лишь потом возгордились настолько, что результат ощущается до сих пор: природа отвергла их, загнав в резервацию, где обнажились худшие человеческие качества. С этим Линда была полностью согласна. А Внешний мир, единственное место, где нет вражды, зависти, злости, где в изобилии чистая вода и растут настоящие деревья, Внешний мир объявлен вне закона и его посещение карается пожизненным заключением. Вот оно, говорили «Истоки», истинное лицо Ойкумены, содрогающейся в последних конвульсиях. Ойкумена не способна дать людям счастье, здесь только стальные клещи идиотских законов и запретов, ты можешь быть или учёным, или особистом, если хочешь получать от этого мира нечто большее, а простые люди вынуждены оставаться в тени, обслуживая презирающую их коалицию во главе с заплывшим жиром премьером. Как тонко и трепетно отзывались эти слова в душе Линды! Запреты, говорили «Истоки», в Ойкумене повсюду запреты «ради блага граждан», но когда это верхушка думала о гражданах? А Внешний мир огромен, там хватит места всем. Человечеству пора вернуться к истокам, слиться с природой и отвергнуть костистую лапу цивилизации, что несёт лишь порабощение... Линда слушала, затаив дыхание, мысленно подписываясь под каждым словом. Только на этих проповедях она чувствовала себя живой. А вчерашний разговор, вернее, набор бессвязных криков в адрес Мэта, окончательно убедил женщину оставить Ойкумену своему бесчувственному отпрыску, а самой уйти в бескрайние просторы настоящей земли обетованной...

* * *

— Господин Дир? — Улыбка мадам Дианы была обворожительной, но в глубине красивых карих глаз притаился страх. Диана не хотела признаваться себе, что каждый визит зеленоглазого сноба обходился ей парой-тройкой новых седых волос. Это не считая того, что девочки потом дня три не выходили на работу, залечивая синяки и внутренние повреждения. А отказать не было никакой возможности. — Мы рады видеть вас вновь...

— Диана, как вы «рады», можете мне не врать. Вы не «рады» даже по тройному тарифу, и по вас плачет аудит. Выдохните уже, ваши цыпочки мне сегодня без надобности, у меня нет настроения. Вот, знакомьтесь, мой коллега, Мэт Хард. Он из Института, уважаемый учёный, доктор математических наук, так что пусть ваши пташки не раскрывают рта в его присутствии. Иначе мой юный друг разочаруется во всех женщинах сразу. По высшему уровню, Диана, по высшему. Как у вас там в прайсе... категория «А-ноль».

— «А-ноль»? — недоверчиво переспросила мадам, стараясь не пялиться на угловатого рыжего парня, маячившего у Дира за спиной. — Но...

— Жизнь порой подкидывает сюрпризы, — притворно вздохнул Альд, — уж вам ли не знать. Так, ладно, я, пожалуй, промочу горло, хотя у вас здесь не цены, а соревнование «ещё больше нулей». Мэт, не стесняйтесь, здесь никто не стесняется. Выберите по каталогу понравившуюся девушку и вперёд. Меня найдёте здесь, мне ещё надо потолковать с несравненной мадам Дианой о любви и не только.

Мэту было настолько не по себе, что он едва не уронил здоровенный планшет с каталогом. На каждую девушку было подробнейшее досье: фото анфас, профиль и в полный рост в трёх ракурсах, вес, размер талии и груди, возраст, природный цвет волос а так же цена на услуги. Мэт отметил про себя, что за эти деньги он мог... он даже ещё не придумал, что бы он мог. Но каталог бесстыдно притягивал взгляд. Математик обратил внимание, что все девушки, кроме очевидных описаний, были снабжены своеобразными индексами из букв и цифр, причём индексы напрямую влияли на стоимость услуг. Мозг против воли начал обрабатывать полученную информацию. Судя по всему, девушки с индексами «А» чем-то выгодно отличались от остальных, суммы за час об этом сообщали весьма красноречиво. Мэт присмотрелся. В принципе, все довольно симпатичные, с красивыми фигурами и очаровательными, зовущими улыбками. Он решил было изучить категорию «Б», как за его спиной возник Дир.

— Опять вычислениями занимаетесь? Простите, по вам видно. «Б» даже не смотрите, вы приличный юноша. Вот, — Альд ткнул пальцем в планшет, — «А-ноль». Сиречь «абсолютно всё». От слова «совсем». Вот из них и выбирайте. Вы ж не студент с нищенской стипендией.

— Вообще-то я не ожидал, что на эти вещи такие цены...

— За вас плачу я, юноша, в рамках комплексной терапии. Потом, если втянетесь, будете решать такие дела сами. Ну что?

Мэт ещё раз просмотрел категорию «А-ноль». Одна девушка ему понравилась больше других: не очень высокая, стройная, со смешными розовыми прядками в светлых волосах и чуть раскосыми глазами. Дир, проследив его взгляд, кивнул.

— Хороший выбор. Ну, удачи, — и прикоснулся к планшету, поставив напротив девушки утвердительную галочку.

* * *

— Значит, так, — Дор собрал у себя небольшое импровизированное совещание, предварительно проветрив кабинет. И всё равно стены были окутаны сизой дымкой от бесчисленного множества сигарет, — завтра предстоит побегать. Реус, на вас обыск, возможно, с вами будет её сын. Как свидетель. Возможно, он даже сможет чем-то помочь, хотя вряд ли. Он не интересуется жизнью матери. А вы, Норт, проследите за её завтрашними перемещениями. Раз уж Мэт Хард приносит нам такой подарок, как попавшая в секту мать, возможно, возможно, подчёркиваю, удастся сразу выследить, где эти отъехавшие собираются, там и накрыть при удачном развитии событий.

— Так точно, — кивнул Норт Ледс, — хотя я предложил бы сначала просто проследить. Пару дней, может статься, эти люди меняют места собраний каждый день. Поэтому и на свободе до сих пор. Нужно понять, что объединяет эти места: общий владелец, или их предоставляют сами адепты. И под какой вывеской всё это проходит. В моей практике было дело, когда мы месяца два ловили одну вагантскую шайку, а они преспокойно обосновались в доме, где проходили нелегальные бои. Этот клуб каждую неделю утюжила полиция, а на этих и внимания никто не обращал, владельцы дома считали их «тихими приличными людьми». Надо хорошенько проследить за этой дамой. Вряд ли она заметит «хвост». Кстати, а где Мэт? Я бы задал ему пару вопросов.

— Мэт, — усмехнулся капитан, — сейчас вряд ли будет отвечать на ваши вопросы. Дир проводит ему сексуальный ликбез в заведении небезызвестной вам мадам Дианы.

Норт Ледс ошарашенно покачал головой. Творилась какая-то фантасмагория, и слова Дора вполне укладывались в общую дикую картину. Но Норт признавал, что такого странного дела у него ещё не было. Жаль, Сид в отпуске, стреляет бекасов на солончаках. Всё шоу пропустит, и какое шоу.

* * *

— Трансляцию мне врубите, — распорядился Альд, устроившись со стаканом в приватной кабинке бара на первом этаже, — я должен видеть, за что плачу.

— Господин Дир, — опешила Диана, — но это нарушение частной жизни... Этот молодой человек не давал согласия на подсматривание...

— Этот молодой человек, Диана, моя головная боль на бог знает какое время. Или вы меня подозреваете в меценатстве? Капитан приказал ему развеяться и взять себя в руки, вот и показывайте мне, как там руки и всё остальное.

— А ваш капитан нас упорно игнорирует, — заметила мадам, — даже немного обидно.

— Наш капитан вполне счастлив в семейной жизни, как и предыдущий, впрочем. Не заговаривайте мне зубы. Мне ещё отчитываться перед нашей бухгалтерией за эти «дефлорации». Включайте трансляцию, или я сейчас решу тоже «развеяться».

Диана чуть ли не бегом метнулась к настенной панели и включила видеонаблюдение. На экране девушка с розовыми прядками отточенным движением сбросила почти невидимый бюстгальтер. Дир подлил себе ещё и, прищурившись, начал наблюдать. Господи, какая скука.

Глава 4

— Иди сюда. Отвлекись ты уже от этого кофейника...

— Ты сумасшедший, — Сая упорно колдовала с настоящим металлическим кофейником, пристально следя за поднимающейся пенкой и стараясь не выдавать тайного предвкушения, — нашёл время... Мы же опоздаем...

— Капитан не опаздывает, а задерживается. А тебе я вынесу строгий выговор, — Дор улыбался чему-то своему, — по меньшей мере строгий...

— С занесением? — с надеждой уточнила Сая. В последнее время её муж выматывался настолько, что, приходя домой, чаще всего равнодушно падал на кровать в одежде, и Сае приходилось осторожно раздевать спящего мужчину, который не реагировал даже на выдёргивание ремня из брюк. Поэтому упускать столь нечастую возможность Сая не собиралась.

— Ещё с каким занесением, — пообещал Дор, — а погружение в «Гипносе» у тебя всё равно в пять...

Кофе ожидаемо убежал и долго шипел на глянцевой поверхности панели.

Дор готовился к визиту в южный сателлит, подойдя к делу со всем тщанием. Сая только периодически высовывала встревоженную мордочку из кухни, опасаясь даже задавать вопросы. На её глазах Дор из капитана о.б.с.с.п.н.н.и., всегда в строгом костюме и до блеска начищенных ботинках, превращался в настоящего отморозка с окраин, даже хуже, в какого-то беспредельщика, для которого дать в зубы, отбить почки или сломать кому-нибудь ребро — обычное дело. Даже на момент их знакомства Дор не выглядел таким страшилищем, хоть и носил тогда вместо пиджака мотоциклетную куртку. Сая поёжилась. Что же там за люди живут, раз её муж аккуратно раскладывает в потайные кармашки нож, второй нож, странную штуку, похожую на спаянные вместе массивные кольца... Сая не выдержала:

— А это что?

— Это? — Дор просунул пальцы в кольца и сжал кулак. Ребристый металл обхватил фаланги, слившись с рукой в единое целое. Щелчок — и с боков выскочили два небольших острых лезвия. — Это кастет. Контактное ударно-раздробляющее оружие для рукопашного боя, если говорить по уставу. Увеличивает силу удара. У этого ещё и пёрышки по бокам. Кастетом можно убить.

— Но тебе-то он зачем? — поразилась Сая, с опаской разглядывая тускло поблескивающую штуковину. — Ты и так одним ударом свернёшь челюсть любому, зачем эта... вещь?

— Потому что я иду туда, где есть свой дресс-код. Ты же не пойдёшь на службу взлохмаченная и без макияжа? Вот то-то же. И я должен соответствовать ожиданиям тамошнего контингента. Не хочу раньше времени раскрывать свой новый образ.

— Ага, только вряд ли тебя помнят таким загорелым и с этими шрамами...

— Бейсболку надену и всего делов. Уродцы в курсе, что я поступил в Институт. Скажу, что был подопытным, а потемнение кожи это побочный результат экспериментов. Они любую дезу проглотят.

— Неужели это необходимо? — Сая осторожно обошла кучу одежды на полу и уселась на кровать. — Ты же говорил, у Дира там есть агенты.

— А я их и не прогоняю. Но хочу своими глазами посмотреть, что творится на моей малой родине. Колин Дарт хорошая ищейка, но я повторяю, я там вырос. И меня помнят. Я хоть и не желал прокантоваться там всю жизнь, но шороху наводил изрядно. Потому и живой до сих пор. Знаешь, бельчонок, с рыжими волками проще договориться, чем с этими ублюдками. Там всю жизнь война кварталов, делёж сфер влияния, стычки, потасовки, разборки по поводу и без. Хотя даже у этого сброда есть свой кодекс чести. Только это очень своеобразный кодекс. Так что кастет не повредит. Кстати, о кодексе.

Он отыскал в куче маек коммуникатор и набрал номер.

— Орс?.. Подготовьте ордер «Альфа-ноль-ноль-штрих», подпись я сейчас вышлю. И чтобы спец сидел на низком старте. Что?.. Вы, кажется, забыли, что это именно я выдаю санкции подобного рода, как и прописано в приложении к уставу... Вот и отлично. Ждите команды.

У Саи медленно вылезали глаза из орбит. Девушка даже непроизвольно схватилась за спинку кровати. Лицо её выражало крайнюю степень потрясения.

— «Альфа»... Ты что, хочешь применить «Альфу»?! Ты... Господи, но зачем?!

— Мадам Стайн, — повернулся к ней Дор, — отвечайте быстро и не задумываясь, что такое ордер «Альфа-ноль-ноль».

Сая насупилась. Дор помолчал пару минут, а потом рассмеялся.

— За два с половиной года никак не выучишь устав. И это жена командира! Ты неисправима. Так что там по «Альфе»?

— Это приказ на ликвидацию, — тихо сказала Сая и снова поёжилась, — Дор, но так же нельзя...

— А теперь «Альфа-столько-то нулей-штрих».

— Да не знаю я! — взвилась девушка. — Не инъекция, а... Не знаю.

— Вместо яда в шприце физраствор. Крайне действенный метод запугивания. В этом случае у ликвидатора целых три шприца, почитаешь приложение, поймёшь, для чего. Даже наш душка-премьер не в силах запретить все «усиленные воздействия». Сая, я иду туда, где на каждый мой ствол найдётся десятка три чужих, причём необязательно по одному в руки. Когда я найду нужного человека, мне придётся выбивать из него информацию. Выбивать ногами по рёбрам. Когда кончатся рёбра, пойдут зубы. Кончатся зубы, приедет спец со шприцом, тут и сказочке конец. Там, к сожалению, вербальные методы результата не дают. Так, ну и как я выгляжу?

— Как недоумок из сателлита, — честно призналась Сая, — каковым ты и был до знакомства со мной.

Дор снова хохотнул, наблюдая, как Сая таращится на него исподлобья. Да уж, в таком виде только на подиум. Штаны с кучей накладных и потайных карманов, высокие, до середины лодыжки, шнурованные ботинки на толстой рифлёной подошве с вмонтированными утяжелителями, кожаная мотоциклетная куртка с молниями и заклёпками, надетая прямо на майку, и в довершение всего чёрная бейсболка козырьком назад, скрывавшая выпуклые шрамы на затылке — главный отличительный признак командира «Красного отдела». Не капитан, а сателлитское отребье, ещё и с кастетом.

— Я пошёл, — Дор перепроверил карманы и чмокнул жену чуть повыше уха, — не забудь, в пять у тебя погружение.

— Угу. Алби говорит, у Мэта что-то случилось, и он не сможет сегодня выйти.

— Ваш Мэт тот ещё тип, чтоб ты знала. Не советую переводить ваши отношения из рабочих в рабоче-приятельские.

— Господи, Дор, да ты что? Ты что, приревновал внезапно? Вот уж новости... Да Хард нас всех в упор не видит, всё с тараканами в своей голове общается...

— Вот и пусть общается. Сая, это не тот человек, с которым можно поболтать за чашкой кофе. Я знаю, о чём говорю. Будь с ним предельно, слышишь, предельно осторожна.

— Но почему? Он же никогда лишнего слова не произнесёт, молча приходит, молча ложится, молча в лазарет, он же из своего футляра не вылезает...

— Он в разработке по этому делу о сектантах. Им занимается лично Альд Дир. Поэтому не лезь. Есть вещи, в которые лучше не углубляться.

— Он... Дор, господи, он что, тоже...

— Нет. Нет-нет-нет. Лично он никуда не лезет, он целиком и полностью сидит в своей высшей математике. Но от него вьётся ниточка... Так, всё. Бельчонок, вот вернусь, тогда и поговорим спокойно и без истерик. А от Мэта, повторяю, держись подальше.

— Не переживай, — Сая вскинула голову, тряхнув русыми волосами, — если он в поле зрения Альда Дира, я словом с этим метатеоретиком не перекинусь.

— Вот и умница. Всё, до вечера.

Сая из окна пронаблюдала, как Дор оседлал своё двухколёсное чудовище и стартанул с места, взметнув клубы пыли. Через пару секунд «Томагавк» скрылся за поворотом. Девушка непроизвольно закусила губу и шмыгнула носом. Почему-то ей казалось, что путешествие в южный сателлит будет опаснее всех бросков во Внешний мир, вместе взятых.

* * *

Альд Дир тоже готовился к визиту, только не в сателлитские трущобы, а в церковь Западного квартала, рядом с Государственной библиотекой. По такому случаю Дир даже переоделся в скромный, хоть и дорогущий костюм из светло-серой ткани и повязал бледно-зелёный галстук, так удачно гармонирующий с цветом его глаз. Дир не очень хорошо представлял себе, как должен выглядеть богобоязненный прихожанин, но решил, что классика выручает во все времена. «Только бы не заржать в церкви, куда уж меня жизнь не забрасывала, а вот в дом господень ещё ни разу. Хорошо, что прочитал, как проходит служба.» Он пригладил волосы. Вчера Альду пришлось на повышенных тонах объясняться с финансистами, которые отказывались понимать, почему они должны компенсировать расходы Дира на проституток. Нет, в итоге заместитель капитана получил на карточку перевод нескольких тысяч, но репутацию заработал ещё более демоническую, чем раньше. «Ну, вот заодно и отпущение грехов получу, зря, что ли, столько лет отрывался на всю катушку. А Хард теперь пусть платит за себя сам. Я-то рассчитывал посмотреть нормальное качественное порно в прямом эфире, а не это... м-м-м... убожество. Даже жаль эту шлюшку, с каким материалом ей пришлось работать. Кстати, она ничего так. Стоит запомнить...»

Церковь Западного квартала оказалась малопримечательной постройкой с остроконечной крышей, увенчанной простым крестом, с большими окнами, смотрящими на громаду библиотеки, и с призывно распахнутой дверью. Дир подгадал прибыть по окончании службы, чтобы, во-первых, не привлечь к себе внимания прихожан, а, во-вторых, побеседовать со священником приватно. Он сидел в машине, ожидая, пока последний человек покинет здание церкви. Наконец, через полчаса храм опустел.

Он вошёл под гулкие своды, обрамлённые светильниками, и прищурился. В церкви не было ни души, но Альд знал, что отец Никлас здесь. Он сел на лавку поближе к алтарю и приготовился ждать, рассматривая пока убранство храма. Стены украшали картины из жизни святых, о которых Альд не знал ровным счётом ничего, над алтарём сияла множеством витражных стёкол роза, разделённая на затейливые фрагменты. Массивный орган оказался муляжом, данью памяти давно минувших дней. Но в целом храм оказался таким, каким представал в описаниях. Никакого особого благоговения Дир не испытывал, чувствуя себя скорее экскурсантом. Он покосился на кабинки, виднеющиеся из-за колоннады. Исповедальни. Возможно, отец Никлас там, в одной из них, принимает покаяние у какого-нибудь мойщика окон. «Если я решу исповедаться, святой отец умрёт от голода и обезвоживания. Или попросту сойдёт с ума. Не знаю их заповедей, но я, наверно, нарушил их все. Так, ну и где этот рупор гласа господня?»

Отец Никлас появился не из исповедальни, а откуда-то сбоку, из неприметной дверцы. Несколько секунд он смотрел на сидевшего на лавке человека, но взгляда светло-зелёных глаз выдержать не смог. Священник подошёл поближе.

— Вы... оттуда?..

— Оттуда, святой отец. В прошлый раз капитан не смог уделить вам достаточно времени, он человек занятой, а вы не предупредили о визите. Меня зовут Альд Дир, я заместитель капитана Стайна по оперативной работе. Зовите меня Альд. От «господина лейтенанта» меня уже корёжит за столько-то лет. Капитан распорядился, чтобы я побеседовал с вами более обстоятельно.

— Хорошо... Альд. Но... чем же я могу помочь в вашем... расследовании?.. Я только краем уха слышал...

— Здесь есть место, где нас не побеспокоят? У вас скоро следующая служба?

— Пара часов у меня есть. Прошу вас, пройдёмте ко мне в кабинет. Там тесновато, но...

— Если что, сяду на пол. Должен вас предупредить, святой отец. Я специалист по агентуре. Вербовщик, проще говоря. И я хорошо научился отличать правду ото лжи. Надеюсь, мои умения не пригодятся мне при нашей беседе.

— Ложь есть один из грехов, в котором повинно всё человечество, и как сказано в Псалтири...

— Я не собираюсь читать Псалтирь. Я могу вам рассказать подробно обо всех видах лжи, известных человечеству, начиная с мистификации и заканчивая «ложью во спасение». Мне известны тридцать видов лжи, и это я ещё не углублялся в подкатегории.

— Зачем вы говорите мне это? Я не собираюсь обманывать вас, вольно или невольно...

— Вот невольно как раз и собираетесь, но это и к лучшему. Кстати говоря, я тут приобщился вчера к вашим правилам. Одно из правил вам придётся нарушить, если возникнет такая необходимость.

Священник непонимающе моргал, стараясь не теребить манжеты. Зеленоглазый особист его пугал, и отец Никлас видел на его красивом аристократическом лице отпечатки множества пороков.

— Я имею в виду тайну исповеди, святой отец. Если вы услышали об этих... необычных намерениях... вон в тех кабинках, вы дословно расскажете мне всё. Иначе я санкционирую ментальный взлом, и капитан Стайн подпишет этот запрос.

— Альд... вы не понимаете... не понимаете толком... тайна исповеди... согласно «Кодексу о правонарушениях и антиобщественных действиях» священнослужитель не может...

— Не может быть подвергнут допросу по обстоятельствам, ставшим известными в ходе исповеди. Отец Никлас, я знаю «Кодекс» не хуже вас. Статья сто сорок восьмая пункт семь. «Исключение составляют сведения о Внешнем мире, приграничных территориях, нейтральной полосе и водоразделе». А так что же получается, если к вам придёт каяться человек, совершивший преступление, вы не поставите в известность полицию? Будете покрывать убийцу или насильника, прикрываясь этими вашими заветами? Господь бог аплодирует вам, отец Никлас. Большего извращения святых заповедей трудно и придумать.

— Нет-нет, вы не поняли...

— Святой отец. Давайте по существу. Я вам не угрожаю, иначе вызвал бы вас повесткой к нам в Отдел, где вы сидели бы в комнате без окон с один-единственным столом, с одной стороны я, с другой вы. Поверьте, наши камеры деморализуют. Но сейчас я пришёл к вам, вы хозяин, а я гость. И ситуация не располагает к утаиванию информации. Дело серьёзное, отец Никлас, очень серьёзное. Кстати, как так произошло, что ваша паства разбегается от вас, наслушавшись хрен-пойми-чего? Я смотрел вашу характеристику на страничке храма в сети, вы служите уже тридцать лет и пользуетесь авторитетом среди прихожан. Что же сбило их с пути истинного?

Отец Никлас опустил глаза, начав неловко перебирать безделушки на письменном столе. Он даже не заметил, как зашёл в кабинет, голос Альда гипнотизировал, заставляя слушать, не дыша. И франтоватый лейтенант говорил горькую правду, отец Никлас был вынужден это признать. Он вспомнил паренька, который точно так же дожидался, пока выйдут все остальные, и шёпотом спросил, правда ли, что господу угодны все живущие на этой земле... на всей этой земле...

— Я не нашёлся, что ему ответить... А он... понимаете, Альд, он словно нашёл подтверждение своим мыслям... это великий грех так говорить, но мне кажется, этот юноша утратил веру. Он ждал от меня ответов, а я не знал, что и сказать. И я испугался. Испугался за этого мальчика... и за себя. Альд, я вовсе не так оторван от мира, как можно было бы подумать. Я читаю прессу и вижу, что происходит что-то... плохое. И я не могу этого объяснить.

— Пресса это мусор, не забивайте себе голову. Лучше скажите, кто этот молодой человек со столь оригинальными запросами? Вы знакомы с ним? Он из вашего прихода?

— Нет, — покачал головой отец Никлас, — я впервые его видел. Сначала обрадовался, ведь молодёжь так редко приходит в храм, а потом... Он хотел знать, почему существует такой суровый запрет на упоминание о Внешнем мире. Говорил, что если господь любит всё живое на земле, почему эта область закрыта для людей. Альд, я не хочу в тюрьму. И я не хочу в эти... спецучреждения. Я боюсь. Я законопослушный человек и соблюдаю господни заповеди. Но этот мальчик пошатнул...

— Провокатор. — выдал вердикт Дир, наморщив лоб и о чём-то усиленно размышляя. — Обычный провокатор, которому необходимо было разбередить вам душу. Он может не верить ни в бога, ни в чёрта, его задача, как вы правильно выразились, пошатнуть вашу веру, вашу, понимаете? Ему поставили чёткую задачу, он её выполнил. Он своего добился. Сомневающийся священник — можно ли пожелать лучшего? Я знаю, что капитан посоветовал вам в ваших проповедях акцентировать внимание на недопустимости интереса к миру за Гранью, пугая всякими божественными карами. Капитан поступил согласно элементарной логике и в целях предосторожности. Но это ошибка. Любое упоминание Внешнего мира лишь подогревает к нему интерес, так устроена человеческая натура. Психушки и тюрьмы сдерживают этот интерес, потому что инстинкт самосохранения никто не отменял. Но если вы будете призывать кары небесные на голову отступников, часть из них действительно отступит. От церкви. Потому что вы не можете объяснить, что именно запретного там, вовне. Капитан мог бы, но тоже не имеет права. А если огонёк зажёгся, погасить его будет очень сложно. Особенно, когда неизвестно, где его зажгли. Что ещё вы слышали?

— Если бы только я...

— Святой отец, возьмите себя в руки. Вы не институтка и не мальчик в узких штанишках с такими же узкими плечиками. У вас своя война, за человеческие души, война, что идёт от начала времён, так смотрите врагу в лицо. Что и где ещё вы слышали вольно или невольно?

Альд Дир произносил всё это, мысленно скрежеща зубами от тугодумия отца Никласа. Не так уж и часто имея дело со служителями господа (вообще-то первый раз за двадцать с лишним лет службы), Дир прокручивал в голове все возможные варианты выстраивания диалога с этим пожилым священником в конструктивном русле. «Тоже мне, проводник бога на земле. Это тебе не заученные тексты мессы читать... что, разрываешься? И тебе тайна исповеди, и провокатор, смущающий твою паству, и твоя собственная неспособность противостоять этому спруту, который, кажется, уже порядочно набрал силу. Ты боишься, отец Никлас, боишься меня, капитана, Внешнего мира и своей беспомощности. Стоило одному-единственному еретику задать вопрос, и ты уже скидываешь карты. М-да, с такими друзьями и врагов не надо.» Вслух же лейтенант Альд Дир произнёс совершенно другое.

— Простите, я всё время забываю, что нахожусь не в комнате допросов, а в божьем храме. Возможно, я был излишне резок. Издержки профессии, я по долгу службы вынужден общаться с форменными отбросами.

— Вы убивали? — вдруг ни с того, ни с сего спросил немолодой священник. Дир удивлённо покосился и пожал плечами.

— Да. Сталкеров. Кротов, переметнувшихся обратно к своим. Наркодельцов, которые варят свои чудо-порошки из внешнемировых ингредиентов. Я убивал, святой отец. Какое отношение имеет это к нашей беседе?

— Может, это покажется вам бесполезным, но... Альд, вы не хотите очистить свою душу? Вы можете быть уверены, что тайна вашей исповеди умрёт вместе со мной.

— Благодарю, отец Никлас, это излишне. Мне жаль своего времени и ваших нервов плюс я атеист. И мы немного отклонились в сторону.

Пожилой священнослужитель грустно смотрел на своего визави, мучительно пытаясь сформулировать тревожащую его мысль. Альд наблюдал искоса, как отец Никлас механически перебирает страницы какой-то из священных книг и всё никак не решается продолжить разговор. В кабинете, затканном полумраком, было душно и на зубах скрипел сухой, наполненный пылью воздух от множества книг. Почему-то святой отец предпочитал первобытные варианты, отпечатанные на бумаге и в твёрдых, чуть ли не кожаных переплётах.

— Я вижу, что ваша душа изъедена пороками, которые, наверно, помогают вам отвлечься от тех ужасов, что вы вынуждены творить...

— Святой отец, вы с упорным постоянством пытаетесь увести наш разговор в сторону. Давайте расставим все точки над «i»: я действующий офицер, чей долг защищать жителей Ойкумены. Те, кто считают иначе, подлежат изоляции или ловят пулю в лоб. Я далёк от высоких материй. Спасибо, что озаботились моей грешной душой, но тут уж я сам как-нибудь. Вы говорили, что не вы один слышали эти оригинальные разговорчики. Святой отец, ваш долг, как и мой, защищать людей. Давайте объединим усилия. Я не могу тащить из вас всё клещами.

Отец Никлас горестно вздохнул и почти шёпотом начал, наконец, рассказывать по существу.

— Некоторые из моих прихожан встревожены странными слухами, которые не так давно стали исподволь распространяться по нашему кварталу. Я принимал исповеди у... Альд, я могу хотя бы не называть имён?

— Факты, святой отец. Будут факты, узнаем и имена, безо всякого вашего вмешательства. Ваша репутация не пострадает. Так и что там со слухами?

— Какие-то люди поговаривают, что Ойкумена погрязла в грехах, которые одним покаянием не смыть... Они сравнивают нашу землю с Содомом и Гоморрой, что были уничтожены господом за грехи их жителей... Внешний мир, говорят эти люди, чист и первозданен, как Эдем, он сбросил груз человеческих страстей и возродился из ядерного пепла, как Феникс... они говорят, там и есть грядущий Иерусалим, царство господа нашего на земле... и те, кто истинно верует, могут не бояться страшных сказок о хищных зверях и плотоядных растениях. Если душа чиста, её не тронут порождения Сатаны...

— Я бы фильм снял, — признался Альд Дир, — это ж какие сценаристы пропадают. И что это за горе-проповедники, которым Внешний мир не указ? Хоть что-то ваши прихожане смогли запомнить кроме грядущего райского сада?

— Мои прихожане скромные и богобоязненные люди. Они не желали слушать эти мерзкие речи, потому что мир за Гранью есть ад. Ад на земле, вечное напоминание о слабости человеческой и о гордыне. И в этот ад нет хода никому, он закрыт для людей, но вечно сияет нам издали, показывая мощь гнева господня.

— Но нашлись любители и таких острых ощущений.

— Всё, что я могу сказать... этих людей никто не смог описать толком. Будто у них и вовсе нет лиц. Будто эти слухи зарождаются сами собой, витают в воздухе, как ядовитые миазмы...

«Хорошая работа, — отметил про себя Дир, — вроде что-то есть, а хватаешь, и в пальцах лишь воздух. Кто-то что-то услышал, слабое эхо, но это эхо от камнепада. Бедный святоша, сам не зная, выдал мне всё, как на духу. Но ловко, ловко. Особенно провокатор удался. Только и я не пальцем деланный.»

— Я не буду больше мучить вас, святой отец, всю необходимую информацию я получил.

— Но я же толком ничего не сказал!..

— Я предупреждал вас, моя работа связана с человеческим общением и его тонкостями. Я не тупой оперативник со стволом наперевес. Вы сказали много больше, чем ожидали сами. А теперь вот что. Если снова услышите эти... хм... еретические утверждения, говорите громко и прямо, желательно с кафедры, что этот интерес бдительно отслеживается «Красным отделом». Возможно, наш капитан не так уж и неправ. Вы в полный голос заявите всем сомневающимся, что эта история вышла за пределы теологических дискуссий. Пусть ваши прихожане заткнут рот, а провокаторы поймут, что за ними следят и следят оттуда, где можно получить санкцию на ликвидацию. Если это война, придётся расчехлять обоймы. Вам всё понятно, отец Никлас?

— Но если меня будут спрашивать...

— Все вопросы адресуйте в здание со шпилем. И ничего не бойтесь. Слова не пули. И я не жду беспорядков в вашей церкви.

— Слова ранят хуже оружия...

— Согласен, но я сильно сомневаюсь, что вам угрожает хоть малейшая опасность. Однако вы всегда можете найти защиту в наших стенах. Я выпишу вам пропуск.

— Стены моего храма защита отнюдь не меньшая, ибо здесь звучит глас божий. Я благодарю вас за наш разговор. И... — Отец Никлас тихонько вздохнул, поправив колоратку. — Если вам будет нужна помощь... совет... если вы однажды решите облегчить душу... я буду рад видеть вас. В любом человеке есть искра божья. И в вас есть. Просто вы её гасите, каждый день и час. Но господь любит каждого из нас...

— Боюсь, меня не любит даже господь. Рад, что мы всё-таки нашли общий язык. Вот мой номер, если вдруг всплывёт что-то неожиданное, звоните в любое время. Всего хорошего, отец Никлас.

— Храни вас господь, — прошептал пожилой священник. Губы его дрожали.

Альд Дир вышел из здания церкви и наконец вдохнул полной грудью, сбрасывая душную одурь кабинета священника. У него было ощущение, что пыль забилась в нос и горло, припорошила волосы и желтоватой пудрой осела на белоснежном воротничке. Разговор с отцом Никласом дался Альду одновременно легко и катастрофически тяжело. Священник был напуган, дезориентирован, а после слов Дира о провокаторе совсем упал духом. Ещё бы: так запросто попасться в элементарную ловушку и не смочь противостоять какому-то мальчишке с совершенно мальчишеским интересом ко всяким страшилкам (Дир был на сто процентов убеждён, что парнишке самое большее пятнадцать лет, лучший возраст для нормального бунта против существующего мироустройства, да и завербовать такого большого труда не составляет). «Слишком долго у вас не было повода для отстаивания своих интересов. Вы плюнули на сектантов, на этих шаманов и любителей робототехники, на всех этих "кришна-вишну", вы строго следуете конституции и своим заповедям, даже мысли не допуская, что кто-то покусится на вашу территорию. Вы забыли, как ваши предки огнём и мечом утверждали единственно верную, по их мнению, доктрину, бестрепетно отправляя на костры несогласных. Вы уже не псы господни, а беззубые болонки со свалявшейся шерстью, ещё пара таких эпизодов, и о Внешнем мире заговорят вслух. Потому что вам нечего противопоставить. Даже веру свою отстоять не в силах, если она ещё есть у вас, эта вера.» Альд сел в машину и пару минут курил, наслаждаясь прохладным ветерком с дальней оконечности бухты. «Искупаться, что ли, съездить? В волосах одна пыль от этих фолиантов. Знал бы, напялил водолазку, её не жалко...»

Он завёл мотор и направился к бухте с дикими пляжами, полными обкатанных водой камешков и до белизны обглоданных солёными волнами веток, прибежищу сотен чаек и глупых маленьких крабиков, постоянно находивших свою смерть под колёсами таких же любителей уединённого купания. Пару часов Отдел переживёт без него, да и Стайн вряд ли ещё вернулся из своего гетто. Альд с визгом остановил автомобиль практически у самой воды, скинул опостылевший костюм и с головой погрузился в освежающую прохладу. Вода смывала все переживания и приносила успокоение не хуже исповеди. По крайней мере, вода была так же нема, как и её обитатели.

* * *

Сая в который раз сидела, скрестив ноги на койке, и выбривала виски, стараясь не привлекать внимания начальницы. Алби была сильно не в духе из-за не вовремя выбывшего Мэта, что-то шипела себе под нос и остервенело тыкала блестящие кнопки на панели визуализатора. Сая вполне обоснованно опасалась попасть под горячую руку, тем более, что программа была разработана на редкость сложная, со множеством вводных и граничных условий. Сая краем глаза видела на мониторе убористые строчки программного кода и поражалась, когда Алби Мирр-Гарт успела всё это подготовить. «Ой, что-то нешуточное затевается...» А тут ещё Дор со своим кастетом... Саю до сих пор корёжило от вида выпуклых ребристых колец на пальцах мужа, с ума сойти, кто только придумал эдакое изуверство... Она так задумалась, что даже не услышала раздражённого оклика:

— Ты готова?

— Ой... Да. Да-да, всё, — Сая скинула на пол триммер и зеркальце и вытянулась на койке, ожидая, пока к вискам не прилипнут датчики. Алби вздохнула, глядя на девушку. Ну вот что такое, почему она срывается на ни в чём не повинной ассистентке, которая ей ни разу в жизни не перечила? Молодая женщина подошла поближе.

— Извини. Я что-то... Это всё Хард со своими тараканами и истериками. Вот уж откуда беды не ждала...

— За Мэтом следит Альд Дир, — тихо сказала Сая, — мне Дор запретил с ним разговаривать. На любые темы. Я боюсь, мне ещё долго придётся его заменять.

«Это что ещё за сюрпризы?» В груди Алби Мирр-Гарт медленно стал расползаться неприятный холодок, отчего в солнечном сплетении начала обжигающе вибрировать тонкая, звенящая жилка. Как бы не успокаивал её Риф тогда, в прокуренной бильярдной, но руководитель «Гипноса» вдруг отчётливо поняла, что на этот раз всё гораздо серьёзнее, чем могло показаться. Она машинально отмерила дозу изотопа и протянула Сае трубочку:

— Сегодня шестьдесят миллилитров. Иначе программа не сработает. Слишком много параметров.

Девушка кивнула, внутренне подобравшись, и выпила чуть тёплой безвкусной воды. В тот же момент датчики на висках еле заметно завибрировали, передавая электромагнитный импульс в ткани мозга, и Сая Стайн провалилась в стимулированный сон.

Глава 5

После незапланированного купания Альд Дир сидел на жёсткой гальке, выжидая, пока высохнет кожа и можно будет снова влезть в непробиваемую броню классического кроя. Вода, как и рассчитывал вербовщик, освежила тело и прочистила мозги, вследствие чего в голове Альда вспышкой сверхновой блеснул альтернативный, странный и будоражащий план на вечер. Пока он нырял, распугивая рыбёшек и морских рачков, он думал, думал, бесконечно думал, закрыв глаза и наслаждаясь прохладой тихой бухты. Выныривал и снова думал. Плескал в лицо водой, растягивался на чуть рябящей поверхности и думал. Рассказ отца Никласа был прост как рюмка, но Дира до кожного зуда беспокоили эти «утекающие сквозь пальцы» шепотки и слухи. Эхо камнепада... но каждый камень в нём на своём месте. И этот неизвестный парнишка, провокатор... стоп! Дир чуть было не захлебнулся нечаянно, настолько внезапной оказалась эта мысль. Он вылез на берег, отфыркиваясь и вытряхивая воду из ушей, кое-как обтёр руки о манжеты и едва заметно подрагивающими пальцами нашарил в пачке сигарету. О-о-о... а дело куда интересней, чем кажется на первый взгляд. Он почти физически чувствовал этот пьянящий, болезненный азарт, срывающееся дыхание гончей, почуявшей дичь, томительное возбуждение, по силе сравнимое с сексуальным. Примерно то же Дир испытывал, когда осторожно расспрашивал Мэта о его бедах и нежданно-негаданно попал в десятку с закрытыми глазами. Но тогда решающую роль сыграла его годами отшлифованная интуиция, сейчас же Альд Дир понял, что встал на след. И след этот был прелюбопытным.

Он вытащил коммуникатор и набрал заместителя.

— Корс? Если я не вернусь до прибытия капитана, передайте, что мне необходимо посетить ещё несколько культовых сооружений в паре кварталов конгломерации. Я рассчитываю обернуться часам к восьми, но без гарантий. Да. Да. Честь имею. — Он хмыкнул и отключился.

* * *

Дор тоже почувствовал азарт, смешанный со странным чувством дежавю, когда «Томагавк» на полном ходу влетел в предместья южного сателлита, одной из раковых опухолей конгломерата, которые плодились на его окраинах, прирастая безликими коробками многоэтажек и давая приют маргиналам всех мастей. Здесь как-то уживались торговцы краденым, наркодилеры, проститутки самого низкого пошиба, дающие за порцию выпивки или дозу синтетической дури, угонщики и автомеханики, способные изменить ворованную тачку до неузнаваемости, грабители самого широкого профиля, от малолетних карманников до серьёзных ребят, работающих по банкоматам и мало-мальски прибыльным магазинам. В общем, южный сателлит являл собой зрелище весьма неприглядное, и даже полиция тут была чаще заодно с преступниками, чем противодействовала им. Дор знал, что его уже заметили, сверкающий мотоцикл притягивал жадные взгляды, в которых уже крутились бешеными счётчиками вырученные деньги, но капитан за своего железного друга не опасался. Даром, что ли, в его подчинении были не только оперативники-модификанты и лучшие учёные, но и блестящие инженеры. Замначальника технического отдела специально для «Томагавка» разработал уникальную противоугонную систему, которая не то, что завести, — прикоснуться к мотоциклу не позволяла без согласия владельца. Хотя Дор подозревал, что пара-тройка уродцев всё равно получит свой разряд почти в две сотни вольт. При силе тока в десятую ампера незадачливых угонщиков ждала смерть в девяноста процентах случаев, но Дору не было жаль бывших соседей. «Ставьте достижимые цели и будет вам счастье.» «Томагавк» достижимой целью не мог являться в принципе, как и его хозяин. Дор проехал по проспекту с заваленными мусором обочинами и остановился у почти забытого уже здания бильярдной, где располагался негласный штаб его старой шайки. За семь лет могло поменяться многое, но не место сбора «Тарантулов». Традиции в южном сателлите были так же священны, как и презрение к закону.

Внешне «Стакан без дна» почти не изменился, только вывеска висела вверх ногами, сбитая в своё время чьим-то метким броском в пьяном угаре, да ободранные плакаты выглядели посовременнее, чем несколько лет назад. Дор неслышно хмыкнул. Его присутствие заметили, да, заметили, но обитатели этого днища пока не высовывали носы, издали оценивая опасность и тайком надевая кастеты. В том, что чужак на дорогущем мотоцикле был опасен, сомневаться не приходилось. И, судя по всему, не совсем это был и чужак.

Внутри «Стакана» было почти безлюдно, если не считать четвёрки парней самого негостеприимного вида, двое играли на бильярде одним кием на двоих, остальные пили дрянное местное пиво и зычно гоготали, обсуждая одновременно удачный налёт на строительный магазин и ляжки какой-то Риты. При появлении Дора они резко смолки, недобро оглядывая вошедшего. Когда в «Стакане» тусовались «Тарантулы», посторонним вход был воспрещён.

— Чё? — Дору внезапно стало весело. Уж слишком глупо на него таращились бывшие подельники, в упор не узнавая когда-то одного из своих. — Не узнали, племя?

— Ты... — От бильярдного стола отлепился худосочный белобрысый парень с уродливым шрамом на подбородке. Он щурился, пытаясь понять, кого это чёрт принёс в нарушение всех запретов. — Погоди-ка... Череп, ты, что ли?

— Какой это Череп, — буркнул из своего угла один из неиграющих, — Череп свои лыжи семь лет назад смазал, олень долбаный. Ждали его в Центральном, ага. Тебе чё надо, загорелый?

— В натуре не узнали? — удивился Дор. — Тоже мне, братва, блин. Стоит на пару минут отъехать, как уже не при делах.

— Тебе зубы жмут или два глаза роскошь? — угрожающе поинтересовался всё тот же тип из угла. — Я тебя впервые вижу, так что вали, пока я добрый и ленивый.

— Да заткнись ты! — раздражённо рявкнул худосочный и подошёл поближе. — Не, погоди... Череп, это чё, реально ты? Гонишь ведь.

— Ну так глаза разуй! — Дор постепенно переходил на знакомую волну. — Хотя с лишней хромосомой это не алё. — Он оттёр плечом обалдевшего «тарантула», бросив тому в ухо: — А я вот, Мозг, тебя помню. Алан Флинн. И морду тебе расхреначили девять лет назад об этот самый бильярдный стол. И я, Мозг, тебя тогда на улицу вытаскивал, чтобы ты кровью тут всё не залил. А тебе, значит, память отшибло. Ну-ну.

Алан Флинн по кличке Мозг недоверчиво таращился на высокого смуглого парня в бейсболке, тщетно напрягая тот самый орган, в честь которого к нему и прилепилась почётная кликуха. Наконец Мозг выдохнул и заржал неожиданно громко для своего субтильного сложения.

— Мать твою, Череп, это в натуре ты! Охренеть! Чё, не задалась жизнь в Институте?

— Да какой это Череп, — вновь рыкнул из полумрака всё тот же «тарантул», — Череп бледный был как мертвяк, а этот, видать, с негритянками переборщил...

— Дик Райс, — сообщил бильярдному столу Дор, — по кличке «Сублимат». Я тебе подогнал ствол с гравировкой «За безупречную службу в полиции» и сколотой рукоятью в нижней части. А ещё ты хотел отрезать мне яйца за то, что трахнул твою сестру, а тебя не спросил. Хотя Лиза на меня при всех вешалась. Ну что, вспомнил? Или я могу ещё долго продолжать.

Дик Райс подавился началом фразы и вышел на свет. Его неприятно выкаченные глаза смотрели на Дора со смесью недоверия и безграничного удивления.

— Ты?.. Реально ты?.. А чё?.. А чё с твоей мордой?..

— Мозг облажался, — Дор сел на свободный стул, закинув ноги на зелёное сукно бильярда, — из Института меня не выперли, а очень даже наоборот. Я вполне себе там работаю, подопытным в физиологии.

— Где? — не понял Сублимат.

— Тебе не один хрен? Один опыт прошёл криво, вот теперь, — он осклабился, — я стал очень загорелым и симпатичным. По крайней мере, студенточкам из Центрального нравится.

— Здесь что забыл? — Сублимат явно не был рад видеть бывшего хахаля своей сестры. — Ты тут никому не упёрся. Свинтил в Центральный, ну и сиди там. Или похвастаться решил, как тебе там живётся козырно?

— Козырно, — согласился Дор, — а ну цыц... — Он прислушался к непонятным воплям снаружи. — Да, козырно. Раз мой мотоцикл уже попытались угнать. Вот бакланы.

Мозг выглянул из дверей бильярдной и присвистнул:

— Это что, твой?..

— Мой. Купленный на кровно заработанные. И оснащённый по последнему визгу. Так что не советую совать руки, тряханёт.

Он встал со стула и пересел на другой, во главе стола, откуда открывался вид на дверь и всех, кто в неё заходит. Мозг обернулся и нервно облизнул обветренные губы:

— Слышь, Череп, не борзей. Это место Бабуина. Это, конечно, хорошо, что старых корешей не забываешь, только вот ты щас попутал слегка. Это место Бабуина. Вали оттуда, не то он тебе череп-то твой проломит.

— Бабуин? Это что у вас тут, вместо Резца?

— Положили твоего Резца, ещё год назад, — буркнул Мозг, — в участке. Сопротивление оказал. Сержанту руку сломал, ну и всё. Так дубинками отходили, что через час скопытился.

Дор неслышно хмыкнул. Что ж, внутренне он был готов к перестановкам внутри банды, где мало какой главарь мог продержаться дольше трёх лет: его либо сажали, либо его место занимал более удачливый и отмороженный. Бабуина Дор не знал, но рассчитывал познакомиться как можно ближе. Иначе говоря, Дор планировал сломать новому вожаку «Тарантулов» максимальное количество рёбер за один присест.

Сами «Тарантулы» разволновались не на шутку. Дор краем глаза заметил, как бармен осторожно отодвинулся вглубь стойки, готовый в любую минуту нажать кнопку оповещения полиции. Ситуация накалялась. Ребятам из банды явно не нравилась бесцеремонность их бывшего соучастника, да ещё выставляемая напоказ, словно Дор и впрямь думал подвинуть Бабуина с его вершины. Мозг подошёл почти вплотную и сквозь зубы прошипел:

— Чё, последние извилины на опыты пустил? Тебе не Бабуин, а Сублимат щас вломит, чтобы выслужиться, житель!

— А вот для этого я сюда и приехал, — Мозгу очень не понравилась улыбка старого товарища, — потому что в Институте даже вломить толком некому, один удар и зубы всмятку. Может, хоть здесь разомнусь.

Мозг опешил. Череп гнал такую пургу, что впору было поверить, что он и действительно был подопытным в каких-то лабораториях, где ему свихнули мозг окончательно. Тощий «тарантул» от греха подальше обошёл бильярдный стол и на всякий случай нашарил в кармане кастет. Безошибочное чутье уличного хулигана с десятилетним стажем подсказывало Алану Флинну, что сейчас будет много крови, выбитых зубов и хорошо бы Сублимат действительно показал этому чёрту из табакерки его место. Но всё то же чутьё убеждало Мозга, что на этот раз удача от Сублимата отвернётся. Вот поэтому Мозга и звали Мозг.

Сублимат же от слов Дора не то что опешил, а замер столбом, силясь понять, что этот тип только что сказал. Но Дик Райс любым размышлениям предпочитал действие и не нашёл ничего лучше, как попробовать ударить шипованным кастетом по челюсти противника. Мозг на всякий случай сделал ещё шаг назад. Но через секунду увиденное заставило худосочного отморозка чуть ли не грудью лечь на бильярдный стол, чтобы лучше разглядеть совершенно невозможную картину.

Сублимат лежал на полу, закрывая лицо руками, между пальцев сочилась кровь, а рядом валялись несколько выбитых зубов в ошмётках дёсен. Но вовсе не это зрелище заставило Мозга похолодеть и сильнее сжать взмокшими пальцами кастет. Он мог поклясться, что не увидел, как Дор ударил. Просто не увидел даже замаха, а Сублимат тем временем после двух неудачных попыток всё-таки встал на ноги, рассвирепев окончательно от боли и от позора. На этот раз Мозг увидел удар. Жестокий, не оставляющий шансов на ответ удар ребристой подошвой в то же искалеченное место, причём Мозг отметил про себя, что чёртов выродок даже не привстал со стула. Теперь Сублимат рухнул на заплёванный пол грузной обмякшей кучей и затих. Воцарилась страшная, недобрая тишина. Бармен, зеленея от страха, потянулся к заветной кнопке, но замер, оглушённый окриком:

— Руки на стол! — И, обведя взглядом зал, Дор добавил: — Всех касается.

Мозг медленно вытащил руки из карманов, показывая ладони. Он давно уже не испытывал такого муторного, леденящего ужаса, хотя жизнь в южном сателлите не располагала к мягкотелости. Но то, что сейчас сделал этот лысый урод, не лезло вообще ни в какие рамки. Мозг на всякий случай поднял руки повыше, чтобы Череп их хорошо видел. Но не все в «Стакане» были так же благоразумны, как Алан Флинн.

Третий участник банды, до этого мрачно сидевший в углу, не произнося ни слова, вдруг одним резким движением выхватил спрятанный пистолет и тут же зашёлся даже не криком, а скулежом шавки, которой перебили хребет. Выстрел прогремел впустую, разбив и без того треснутый плафон. Пистолет с лязгом покатился по полу прямо Мозгу под ноги, а Скрепка, владелец оружия, ловил ртом воздух, задыхаясь от бульдожьей хватки смуглых пальцев. Дор, каким-то шестым чувством угадав движение за спиной, рванул руку с пистолетом на себя, нажав одновременно на какую-то точку около кисти, и пальцы Скрепки разжались, теряя оружие, после чего ему в горло врезался собственный локоть. Помимо удушающего приёма Скрепка успел схлопотать удар в солнечное сплетение и лишь пучил выкаченные от асфиксии покрасневшие глаза. Через пару секунд он тоже рухнул на пол, громко стукнувшись бритой головой о металлическую ножку стула. Мозг очень медленно обошёл спасительный бильярдный стол, краемглаза отметив, что Муравьед, четвёртый «тарантул», сидит неподвижно, вытянув впереди себя дрожащие ладони. Алан Флинн мог поклясться на конституции, что такого быстрого и безжалостного боя он ещё не видел. Бармен печально обнимал кран с разливным пивом, невидяще глядя куда-то сквозь посетителей.

— Эй! — Дору пришлось встряхнуть несчастного разливальщика. — Налей и чтоб до риски. Будем ждать Бабуина. И этому, — он мотнул головой в сторону Мозга, — тоже накапай. Я, можно сказать, только из-за него сюда и приехал.

У Мозга медленно вставали дыбом редкие бесцветные волосы. Зачем он понадобился этому невменяемому, мать честная, и ведь не сбежишь. Алан Флинн прекрасно видел, что силы не просто неравны, но любой шаг в сторону двери приблизит его ко встрече с покойной мамочкой, скопытившейся от передоза. У Мозга взмокли спина и затылок. Он не был готов к такому развитию событий, к такому быстрому, он не знал, как поступить, чтобы не нарваться на крошащий зубы удар подошвы с утяжелителями. У Мозга и так трети зубов уже не хватало.

— Пей, — приказал Дор, подвинув Флинну кружку, — пей и запоминай. Бабуин ваш инвалид. Уже. Запоминай, Мозг. Открытый перелом левой руки у основания плеча. Перелом грудины из-за прямого воздействия подошвы с последующей открытой репозицией. Если раньше не сдохнет. Такова будущность Бабуина. Запоминай, Мозг. И пей, пей, кто знает, может, это твоя последняя кружка.

Мозг поперхнулся. Его бледные глаза неопределённого цвета вытаращились с плохо скрываемым ужасом.

— Я тебе чё сделал, Череп? А? Мы тебе вообще чё сделали-то? Тебя семь лет не было, мы думали, всё, кирдык. Кто ж знал, что ты и впрямь в Центральном окопаешься.

— Окопался. Женился вот, — Дор сунул Алану под нос палец с кольцом, — на цыпочке из Института. Там девочки любят что погорячее. А что до тебя, Мозг, ты будешь отвечать на мои вопросы. Пойдёшь в отказ или дурку включишь, пеняй на себя. Я тебя одним ударом убью. Понял? А теперь ждём Бабуина.

— Что с тобой там сделали? В Институте твоём? — тихо прошептал Алан Флинн, давясь тёплым выдохшимся пивом. — Что с тобой сделали? Как такое возможно?

— Повторяю для дебилов: один опыт пошёл наперекосяк. Да так удачно, что меня решили не переделывать.

— Я тебе зачем? — гнул свою линию Мозг, не особо, впрочем, рассчитывая на ответ. Дор рассмеялся.

— Ты же Мозг. Ты знаешь в сатике всё обо всех, потому и не прибили тебя ещё. Хоть у кого-то здесь должна голова соображать. Мне нужна твоя голова. И ответы. Честные, искренние и подробные. А вот ты вопросов задавать не будешь. Иначе приедет один мой знакомый, и все мои упражнения на твоих корешах покажутся тебе детским садом. Ты меня понял, Мозг? Пей пиво, я угощаю.

Мозг уныло приложился к кружке. Муравьед замер статуей в своём углу, очень медленно опуская руки, а Дор всё так же сидел на стуле Бабуина, прикидывая про себя, чем этот хмырь заслужил такую кличку. Хотя, учитывая убогую фантазию жителей южного сателлита, Дор подозревал, что Бабуин окажется горой мышц с бейсбольной битой в одной руке и стволом в другой. Или с двумя стволами. Дору было всё равно.

Бабуина долго ждать не пришлось. Когда входной просвет заслонила чья-то тень и Дор поднял глаза, то увидел гориллу, по сравнению с которой даже Селвин Ред казался юным гимнастом. На впечатляющем торсе с бугрящимися мышцами майка чуть не трескалась, а мощную шею, казалось, нельзя было обхватить двумя ладонями. Лицо у главаря «Тарантулов» было нездорового красного цвета, отчего, решил Дор, к нему и прицепилась несимпатичная кличка. Бабуин обвёл зал маленькими глазками, задержав взгляд на Сублимате и Скрепке, а потом исподлобья посмотрел на непрошеного гостя.

— Ты. — Слова давались Бабуину нелегко, он привык отдавать команды руками или битой. — Пшёл.

— Запоминай, Мозг, — прошептал Дор Алану в ухо, — перелом левой руки и раздроблённая грудная клетка. Запасайся попкорном, луковка.

Бабуин непонимающе повертел головой. Наглый тип и не подумал слезть с его, Бабуина, стула, и ещё что-то вякнул Мозгу, этому поганцу, который думает, что самый умный. Бабуин подошёл и рыкнул:

— Пшёл на х... отсюда.

— Ага. — Дор переменил ноги на столе. — Прогони. Или твои девочки решат, что ты не можешь их защитить.

Мозг проскулил что-то, с ужасом понимая, что за «девочек» Черепу несдобровать. Как бы круто этот псих не разделался с Сублиматом и Скрепкой, Бабуин другое дело. Его наряд из пяти полицейских скрутить не мог.

Бабуин оторопело выпучил поросячьи глазки и, скривившись в прыгающей от злобы ухмылке, ринулся на обидчика всем корпусом, рассчитывая просто смять залётного мажора, переломав ему рёбра и позвоночник. Мозг зажмурился. К чёрту всё, он уже насмотрелся на выбитые с мясом зубы и вытаращенные в удушье глаза. Если Бабуин раздавит этого оборзевшего, то и ладненько. Хотя умом Алан Флинн понимал, что лучше бы Череп сдержал своё обещание. Иначе кататься по полу «Стакана без дна» и его, Флинна, зубам.

Дикий треск вернул Мозга в окружающую действительность, и тощий «тарантул» неожиданно для себя очень громко икнул, точно пиво пошло ему поперёк горла. Бабуин ловил ртом воздух точь-в-точь как Скрепка, только слоноподобная рука была заломлена назад под неестественным углом, и из плеча торчали белые обломки костей, залитых кровью. Череп маячил у Бабуина за спиной, методично заводя его локоть ещё сильнее назад и (Мозг видел это собственными глазами) делал это одной рукой. Пиво пошло у Алана Флинна носом. Бабуин хрипел от боли и от стальной хватки, так и не поняв, как этот фраер ухитрился его опередить. Через секунду рука была окончательно вырвана из плеча. Бармен медленно сполз по стойке, обречённо всхлипнув.

— Перелом левой руки, — загнул палец Дор, — теперь грудная клетка.

— Да хватит! — вдруг совсем по-девчоночьи взвизгнул Мозг, которого била, не переставая, крупная дрожь. — Хватит уже! Поняли все! Всё! Твоё это теперь место, твоё, прекрати! Щас полиция нагрянет!

— Грудная клетка, — повторил Дор и наступил тяжёлым ботинком Бабуину на грудь, пройдя по нему к стойке, как по тротуару. Мозга чуть не вывернуло от омерзительного хруста ломающихся костей. Из угла рта поверженного главаря текла вязкая струйка крови с влажными пузырьками. Дор подошёл к пивному крану, смерил взглядом сомлевшего бармена и со вздохом принялся сам наливать себе мутно-рыжей жидкости. Закончив, он обернулся к Флинну.

— Грудная клетка. Ты всё видел, Мозг. Я держу слово.

Алан старался не смотреть на неподвижно лежащую на полу гору мышц, бывшую когда-то их главарём. Обломки рёбер торчали сквозь кожу, придавая Бабуину вид освежёванной туши. Мозг почувствовал, что его сейчас вырвет. Прямо здесь, прямо на загаженный пол. Он с трудом сглотнул едкую желчь, как вдруг замер с полуоткрытым ртом.

— Ты совсем рехнулся? Ты кому звонишь? Когти рвать надо, пока не загребли!

— Я звоню в полицию, — сообщил Дор, — и вы, два урода, будете свидетельствовать, что Сублимат и Скрепка напали первыми, как и ваш Павиан. Бармен, если очухается, скажет то же самое. С моей стороны была самооборона. Причём без оружия.

— Ты чё, смерти моей хочешь? — слабым голосом спросил Мозг. — Тебя повяжут и имени не спросят...

— Я представлюсь. И меня не повяжут. Или ты, абортивный материал, всерьёз думал, что я до сих пор в Институте пробирки переставляю?

— Пошёл ты, — прошептал Флинн, с тоской изучая простреленный плафон, — не было тебя здесь семь лет и ещё семь бы не было...

Через десять минут в «Стакан без дна» вломился наряд из пяти вооружённых полицейских.

— Руперт, мать твою, — не разбираясь, заорал на весь бар коренастый круглолицый сержант, — опять ты, сука, тут мебель портишь!.. — и осёкся, увидев лежащие на полу тела во главе с Бабуином.

— Руперт? — Дор не выдержал и заржал в голос. — Руперт, блин! Твою мать, Флинн, этого анацефала и впрямь так зовут?

— Чего? — буркнул Мозг, не отрывая взгляда от пива в своей кружке. — Кого?

— А, заткнись, — отмахнулся Дор и подошёл к полицейским. Сержант недоверчиво осмотрел побоище и недовольно рявкнул:

— Ты ещё кто? Я тебя не помню. Кто вызвал наряд?

— Я, — Дору уже стало надоедать пребывание в южном сателлите. Ну, хоть кости размял.

— Ты кто? — Сержант морщился, пытаясь понять, что это за новое несчастье завелось в этих покинутых богом трущобах. — Это ты их разделал?

— Это была самооборона. Что могут подтвердить три свидетеля, вернее, два с половиной. Бармен без сознания, но это чисто нервное.

— Ты мне тут не выделывайся, — посоветовал сержант, вынимая наручники, — не то получишь по почкам. Последний раз спрашиваю, мразь, ты ещё кто?

— Ага. — Дор, не стесняясь, изучал лицо полицейского, и тот вдруг понял, что этот странный тип не моргает. — Ну ладно эта шушера меня не узнала, им простительно, у них родовая травма. Но вы-то новости хоть иногда смотрите?

— Чего?! — сержант замахнулся, но его руку перехватил взволнованный напарник:

— Господин сержант... я... я его видел. По телевизору. Неделю назад передавали какое-то совещание у канцлера... я его помню... — И тут рот полицейского приоткрылся.

Дор подошёл к сержанту вплотную.

— Не узнаёте. А так? — он снял бейсболку, но, видя непонимание в глазах правоохранителя, вздохнул и достал из внутреннего кармана удостоверение. — А так?

Сержант впился взглядом в чёрно-красный прямоугольник. Его лицо отражало недоверие пополам с полнейшим непониманием.

— Меня зовут Дор Стайн. Я командир особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями. В звании капитана. Если вам, сержант, мало моей морды и моего удостоверения, свяжитесь с моим заместителем. Он удостоверит мою личность, а потом мы побеседуем. Как подобает офицерам, а не этому сброду, — он носком ботинка указал на лежащих «тарантулов».

Коммуникатор пискнул, и Дор перевёл его в режим видеосвязи.

— Господин капитан, — Гельт Орс был совершенно невозмутим, как будто явление командира в залитой кровью мотоциклетной куртке в каком-то отвратительного вида баре было зрелищем самым обычным и навевающим скуку. — Прикажете выдвигаться «Альфе»?

— Пока нет, но ордер не аннулировать до моего особого распоряжения. Господин Орс, вам видны мои спутники? Полицейские из южного сателлита?

— Так точно, — кивнул Орс, — сержант и четверо рядовых.

— Вы можете засвидетельствовать мою личность господам полицейским, им непривычно видеть меня не в форме.

Гельт Орс чуть заметно повёл бровями, выражая тем самым бесконечное презрение к идиотам, неспособным узнать капитана «Красного отдела». За спиной секретаря виднелась большая эмблема бригады, выложенная мозаикой; личная прихоть одного из первых командиров.

— С кем имею честь? — с лёгким холодком в голосе поинтересовался он у вконец обалдевших полицейских.

— А вы-то кто? — наконец пробормотал сержант, который ровным счётом ничего не понимал. Какой Орс, какая «Альфа», какая особая бригада... да что здесь сегодня за сумасшедший дом?

— Меня зовут Гельт Орс, я заместитель капитана Стайна по административно-финансовой части и секретарь административного отдела особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями, — сейчас Орс до боли напоминал Альда Дира с его вечно утомлённым видом, — так с кем имею честь?

— Сержант Кларс, — буркнул коренастый полицейский, — управление по южному сателлиту.

— Рядом с вами, сержант Кларс, капитан Дор Стайн, командир особой бригады. Моих слов вам достаточно, или ему показать вам удостоверение?

— Так он показал... — ошеломлённо пробормотал Кларс, косясь на лысого урода с изрезанным шрамами затылком.

— Вам мало? — удивился Орс. — В таком случае не знаю, чем вам помочь. Капитан довольно известная фигура. Знающие люди узнают его и в штатском. Господин капитан, лейтенант Дир просил передать вам, что заедет ещё в несколько храмов.

На этих словах Кларс поперхнулся от неожиданности. Количество полоумных на квадратный метр стремительно увеличивалось.

— Благодарю, Орс, — Дор кивнул заместителю и завершил сеанс, — ну так что, вам хватило? Или чип показать?

— Нет уж, спасибо, — Кларс бродил по бару, стараясь не вляпаться в кровавые лужи. Бабуин хрипло стонал, с каждым вдохом из его рта всё сильнее текла кровь. Скрепка валялся в отключке, как и Сублимат, лежащий лицом в собственных зубах и с сотрясением мозга. Сержанта передёрнуло.

— Всякое видел, — признался он, — но чтобы так... Самооборона, значит? — он прищурился. — А что вам вообще здесь понадобилось... капитан?

— Ко мне следует обращаться «господин капитан», — поправил Дор, — а здесь я в рамках расследования одного неприятного дела. Мне нужен вот этот, — он кивком указал на белого как мел Мозга. Парень судорожно обрабатывал полученную информацию, и по всему выходило, что Череп не соврал, когда говорил, что он уже не кантуется в Институте.

— О, кстати, — Дор перепрыгивал через бывших корешей, пробираясь к стойке, — сейчас нашего полку прибудет...

Он снова вытащил коммуникатор и бросил:

— Сержант Дарт? Это капитан. Сержант, извольте в кратчайшие сроки явиться в бильярдную «Стакан без дна». Да. Я жду вас. — И столкнулся с абсолютно круглыми глазами Кларса.

— Ты знаешь Дарта?

— Вы. — напомнил Дор, — ко мне обращаются на «вы». Сержант Дарт сейчас вам это подтвердит.

Колин Дарт вошёл в бар и закатил глаза, словно увидел внезапно прибывшую дорогую-любимую тёщу. Будто мало было ему выволочки от Альда Дира, который орал на подчинённого такими словами, что Дарт порывался записывать, так ещё и модифицированный выродок начал инспектировать его угодья. А в отпуск только через восемь месяцев...

— Господин капитан? — уныло произнёс агент лейтенанта Дира. — Здравия желаю.

— Вам и этого мало? — поинтересовался Дор у полицейских. — Забирайте эту падаль, мне нужен только хлюпик.

— Простите... э-э-э... господин капитан... — эти слова Кларс с трудом выдавил из себя, — что ж вы не предупредили о своём визите? Мы бы вам хоть сопровождение выделили...

— Ага. Сопровождение. Сколько ваших нужно, чтобы усмирить Бабуина?

— А как вы его вырубили? — тихо спросил рядовой полицейский, косясь на хрипящую тушу. Руку с кобуры он так и не убрал.

— Руками. Так, всё, это становится скучным. Уродов в участок или в больницу, они ваши. Боюсь, банде «Тарантулов» пришёл конец. Флинна я забираю.

— Погодите-ка, — вмешался Кларс, — интересно у вас тут всё. То есть вы можете прийти, куда хотите, ногами сломать рёбра и выбить зубы, а потом щёлкать пальцами, мол, «уносите»? И где же здесь закон? Даже в наших окраинах так не делается.

— Закон это я, — Дор осторожно наливал себе очередную кружку, отодвинув бесчувственного бармена, — я второй после канцлера. Я уполномочен санкционировать «усиленные воздействия» и, в частности, сам их применять, это прописано в приложении «Об усиленных мерах воздействия и мерах, приравненных к ним». Я имею право санкционировать ордер «Альфа-ноль-ноль». Это, кстати, ещё впереди. Я обладаю полной процессуальной самостоятельностью и сам решаю, кому ломать рёбра, а кому зубы. Могу посоветовать вам обратиться к уставу бригады и его приложениям или полюбопытствовать у сержанта Колина Дарта. Что касается этих молодчиков, повторяю, они мне без надобности. А вот с Аланом Флинном я буду беседовать долго и обстоятельно. Если, конечно, Алан Флинн не желает самолично выяснить, что такое ордер «Альфа».

— Бред сумасшедшего, — резюмировал Кларс и бросил взгляд на Дарта: — это у вас в порядке вещей, да?

— Да, — огрызнулся агент, — вытаскивайте этих уродов. Разрешите идти, господин капитан?

— Идите, — хмыкнул Дор, — вы сегодня принесли большую пользу бригаде и всей Ойкумене.

Мозг скукожился на стуле, куря одну за одной дешёвые сигареты наполовину из какой-то табачной пыли, и угрюмо косился на старого знакомого. Алан Флинн мог поверить во что угодно, но только не в то, что Череп занимает руководящий пост в одной из самых пугающих служб, о которой говорили тихо, а в идеале считали, что «Красный отдел» это страшилка для яйцеголовых. Теперь Флинн воочию увидел эту «страшилку». Дор и выглядел жутко, с потемневшей кожей, рубцами на весь затылок и необъяснимой силой, хотя на гориллу типа Бабуина похож не был. Мозг вздохнул, на всякий случай прощаясь со свободой. Что бы ни понадобилось от него Чер... капитану Стайну, вряд ли тот отпустит потом его, Алана, на все четыре стороны. «Вот жизнь, блин. Сука-судьба. И чего меня сегодня в "Стакан" понесло?» Но Мозг понимал, что капитан в любом случае нашёл бы его. Зачем только?

— Ну что, Мозг? — весело поинтересовался Дор, вешая на дверь бара табличку «Закрыто», — наконец-то мы можем спокойно поговорить без кровавых соплей и прочей антисанитарии.

Он скинул липкую от крови куртку, сел напротив Мозга и выжидательно уставился на него. Флинн мрачно наблюдал за этими перемещениями, вцепившись в кружку как утопающий в соломинку. Взгляд собеседника Мозг смог выдержать ровно двадцать секунд, после чего обречённо буркнул:

— Слышь...те. Я те... вам зачем? Вы же сами... сказали про какие-то изыскания.

— Научные изыскания. Моя служба прикрывает опасные разработки в Институте и филиалах. И не только там.

— А у нас тут наук отродясь не водилось. Вся арифметика — в «очко» играть.

— А науки это только одна из сфер моих интересов. О сталкерах знаешь что-нибудь?

Мозг зашипел и отодвинулся, его бесцветные глаза смотрели со злобной ненавистью.

— Э, нет. Это ты... вы мне не пришьёте. Хрен вам. Может, мы и беспредельщики, но бордюр видим. Мы со сталкерами дел не имеем.

— Это почему? Бабла не хватает рассчитаться за их сувениры?

— Слышь...те! Я ещё пока отличаю три месяца камеры от пожизненного, понял? У нас свои дела, мы ни в ваш Центр не лезем, ни куда ещё.

— Врёшь.

— Да блин! — Мозг вскочил на ноги, задев кружку, и мутная жидкость растеклась по полу. — Слышь, Череп, что ты пристал, а? Капитан ты или не капитан, мне побоку. Я только вот не пойму, схренали ты здесь всех положил? Могли ж нормально побазарить, раз ты за этим припёрся.

Дор решил не акцентировать внимание на своём переходе обратно в «Черепа», раз Флинну так проще, то и ладно. Какие трущобы, такой и мозг. Он перегнулся через стол и сообщил:

— Твои дружки понимают только силу. И ты понимаешь только силу. Базарить с вами не о чем. Вот только ты, Мозг, пока ещё имеешь для меня ценность. Твои уроды ценности не имели, вот и легли ровно. А ты, Мозг, если не начнёшь сейчас отвечать на мои вопросы, тоже стремительно потеряешь свою ценность. И познакомишься с «Альфой». Потому что я люблю разнообразие.

Мозг сел обратно на стул. Спорить с психом из спецслужб было бессмысленно, Мозг самолично наблюдал, как вытягивались физиономии полицейских после разговора по видеосвязи. Значит, Череп теперь за главного, как бы там его контора не называлась. Флинн закурил новую сигарету.

— Если тебе сталкеры нужны, я пас. Говорю тебе, мы с этими отъехавшими дел не ведём.

— Мне нужны не сталкеры. Мне, — Дор откинулся на стуле, — нужно знать, не происходило ли у вас квартале в последние две недели нечто... необычное.

— Каждый день, сука, необычный, — сообщил Флинн, — не одно, так другое. Не Резец, так Бабуин. Не Бабуин, так ты.

— Ставим вопрос по-другому. В сателлите объявились человечки, которые агитируют переселяться за Грань. Рассказывай.

Флинн вперился тусклыми глазками Дору в лицо. Он не понимал, откуда сумасшедший выродок прознал об этой истории, Мозг с Сублиматом разделались с возмутителем спокойствия по-тихому, не привлекая ничьего внимания, обоснованно опасаясь за свою свободу и жизнь. Трепач упокоился в сточной канаве с изуродованным до неузнаваемости лицом, и Мозг надеялся, что эта заварушка никогда не всплывёт. Иначе вплоть до высшей меры. Трепача никто не искал, прошло уже больше недели... и вот, оказывается, Череп знает и об этом. Но кто, кто ему мог их сдать, даже Бабуин не был в курсе... Мозгу стало по-настоящему страшно. Он вдруг понял, что отпираться бессмысленно. Лучше говорить здесь, в привычном «Стакане», потому что кто знает, где может оказаться Алан Флинн, вздумай он юлить.

— Был один... пришлый. Не из наших. На сателлитского не похож, хотя пытался косить. Возраст не поймёшь, то ли двадцать, то ли сорок. Хз. Морда ни о чём. Это я к тому, что не опознаю, я его вообще не запомнил, глазу не за что зацепиться. Пришёл в «Ножницы»... в начале той недели. Не отсвечивал, сидел, пил. Тогда Рита на шесте крутилась, смотрел. Мы с Сублиматом там на стойке висли, к нам подсел, за жизнь начал. Ну, разливается пташкой, мы слушаем...

— Как его звали?

— Не сказал. А нам и пофиг. Но он после третьей рюмки малость окосел и начал пургу нести. Типа, живём тут как мокрицы в грязи, ни хрена не видим, ни о чём не думаем. О чём думать-то? Это в Институте пусть думают, он для этого стоит. А этот продолжает: мол, чё у вас за жизнь, между участком и стрелой, как крысы, говорит, загнанные живёте, и всё-то вас устраивает. Ну, говорю, устраивает, тебя не устраивает, так никто не держит. А он рассмеялся так... гаденько... и выдал, мол, для Ойкумены вы рылом не вышли, сами об этом знаете, вот и копошитесь в сателлитах, как блохи на собаке. Сублимат хотел ему прямо там профиль исправить, но мне стало интересно. Что, говорю, красиво поёшь, мне бы голос, я бы так же. А он скривился так... и сказал, что если не очковать почём зря, то есть место, где можно жить, не боясь никаких полицейских, ещё и пресной воды хоть утопись. Тут мне чего-то засвербило, мутно этот тип изъяснялся, Сублимат вообще не вкурил. А я вкурил. Про что этот залётный вещает. Только мне, Череп, в психушку неохота, да и в тюрягу на всю жизнь тоже, в одиночку. Ну, пнул Сублимата, вышли мы втроём покурить на ветерке... и больше этого хмыря никто не видел. Ясно тебе?

— Где труп?

— Ты чего, — опешил Мозг, — вконец охренел? Ты с чего взял, что мы его замочили?

— Где труп? Заметь, я не шью тебе убийство. Я даже в участок об этом не сообщу. Но я повторяю свой вопрос: где труп?

— В сточке. Там, — Мозг неопределённо махнул рукой, — только его уже, небось крысы и собаки до костей обглодали. Сублимат ему так лицо исправил, что там пюре из крови.

— Понятно. Что ж, пусть так. — Дор задумчиво закурил, поймал жадный взгляд Алана и кинул ему пачку. Таких дорогих Алан Флинн ещё не курил. — Теперь слушай внимательно, Мозг. Сейчас приедет один человек. Не дёргайся! Приедет человек, ткнёт в тебя палочкой, и ты, Алан Флинн, поступишь в моё личное распоряжение. Будешь смотреть здесь, не появятся ли похожие типы с похожими мыслями. Если появятся, сообщишь немедленно. Номер я тебе дам. Да, и вот ещё, чтобы вопросов не возникало. Чип слежения ты вырезать из руки не сможешь, умрёшь от болевого шока. «Тарантулам» вашим крышка, выживай сам по себе. Крутись как хочешь. Если будешь паинькой, у тебя даже карманные деньги появятся. Переметнёшься — я тебя убью. И учти, Дарт за тобой будет следить. Так что в твоих интересах поставлять мне проверенную информацию.

Алан Флинн по кличке Мозг молча курил, проклиная тот час, когда его мамаша произвела его на свет.

Глава 6

Дор уезжал из южного сателлита, оставляя за спиной разворошённый муравейник. Вести по здешней округе разносились быстро, и капитан точно знал, что не успеет он пересечь границу с перечёркнутым знаком, как о бесславном конце «Тарантулов» узнает уже весь сателлит. Драки и поножовщины случались здесь часто, но вырубить Бабуина одной рукой не было под силу никому. Дор мысленно пожелал Алану Флинну удачи. Он знал, что Мозг не пропадёт, хотя и затаится месяца на два, нигде не отсвечивая и не привлекая внимания. Его замотанный несвежим бинтом локоть не должен был никого удивить: в местах, где зубы крошились как орехи, дурацкий порез не стоил даже секунды внимания. Но Дор знал, что для Алана Флинна этот порез был страшнее всех переломанных костей, и дело было вовсе не в возможном заражении от грязных бинтов. Мозга чипировал тот же спец, что и проводил ликвидации согласно ордеру «Альфа»: эти должности были совмещены ещё задолго до Дора Стайна, Рифуса Гарта и Рона Гира, потому что верхом глупости было держать двух специалистов там, где справится один. Чипирование проводилось редко, ликвидация того реже. Но спец любезно проинформировал Алана Флинна обо всех последствиях вырезания чипа или других способов избавления от жучка в теле. А так же показал ему небольшой кейс с тремя шприцами. Два с прозрачной жидкостью внутри, один с синей. И Мозгу вполне хватило его мозгов, чтобы понять, зачем они.

— Что, вот так просто? — сплюнул он, пока спец перевязывал ему надрез бинтом из барной аптечки. — Вербуете так, да?

Дор даже рассмеялся от неожиданности. Мозг явно не очень хорошо представлял себе открывшиеся перспективы.

— Вербовкой у меня занимается мой заместитель, Дир. Он профи в этом деле, уникум. Ему люди в рот смотрят и соглашаются на всё. Он умеет убеждать, не прикасаясь даже пальцем. Он талантливый психолог и знает, на каких струнах надо сыграть, чтобы человек решил добровольно сотрудничать с Отделом. Но ты, Мозг, недостоин даже взгляда Альда Дира. Ты — в моём непосредственном подчинении с этого дня и до тех пор, пока я не решу от тебя избавиться. Я не уговариваю тебя, Мозг. Я приговариваю. Ты будешь делать то, что от тебя требуется, или познакомишься с содержимым шприца. Ордер не аннулирован. Найдёшь то, что мне надо, — получишь премию. Хорошую. За такую здесь убивают.

Мозг слушал и кривился. Его не сильно расстроил бесславный конец Бабуина (по мнению Алана Флинна, Бабуин был тупой горой мышц, единственным плюсом которого было умение хоть иногда прислушиваться к советам его, Алана), как и не огорчило поражение Сублимата и Скрепки. Хрен с ними, такую потерю сателлит даже не заметит. А вот собственная жизнь в этот момент показалась Мозгу очень ценной и очень хрупкой. Он обернулся к капитану:

— Я ж не жилец теперь. Если просекут, что я для особистов циклоплю. Думаешь, все вот так и поверят, что ты «Тарантулов» положил вместе с Бабуином, а мне даже в зубы не дал?

— Хочешь, дам? — предложил Дор. — Я аккуратно. Чик, и всё.

— Да пошёл ты, — с тоскливой безнадёжностью прошептал Флинн, — шутки ещё шутишь... Где мне кантоваться, пока эта хрень не забудется? И ещё уродов этих для тебя искать...

— Мозг, ты чего поплыл? Я семь лет, как не живу здесь, и то знаю, где отсидеться. Не действуй мне на нервы. Никто не знает, кто я сейчас такой, где служу и в каком звании. И на все расспросы так и будешь отвечать: приехал Череп, когда не ждали, всем в пятаки раздал и свалил обратно. Объясняться не пожелал, а ты, Мозг, в подсобке отсиделся, пока я Бабуину руки ломал. Кларс тебя не тронет, он в курсе. Если сам не начнёшь нарываться. Всё, пошёл отсюда. Я на тебя потратил времени больше, чем на допрос любого уважаемого профессора.

* * *

Он въехал на парковку Отдела уже затемно, провожаемый удивлёнными взглядами охраны. Ему никто не задавал вопросов, но окровавленная куртка и ботинки с засохшими ржаво-красными разводами весьма очевидного происхождения вызывали настороженные шепотки и переглядывания. Капитан явно побывал в заварушке. Дор сначала подумывал заехать домой и хотя бы принять душ и переодеться, но потом решил двигать сразу на рабочее место. Предстоял разговор с Диром о его паломничестве и доклад Алби, а душевая имелась и в карантинном отсеке.

Он налетел на Дира, который ошивался в коридоре в ожидании его, Дора Стайна, прибытия, и специалист по агентуре от неожиданности шарахнулся в сторону, приложившись затылком к стене. Настал тот редкий случай, когда глаза вербовщика полезли на лоб.

— Господин капитан... вы в порядке? — Дир не знал, что и думать, глядя на заскорузлую от кровавых потёков куртку. — Вы не ранены?

— Нет, — Дор жестом пригласил заместителя в кабинет и с наслаждением швырнул в угол многострадальную кожанку, которая приземлилась с глухим стуком. Дор шумно уселся за свой стол, откинувшись на кресле и задрав ноги в тяжёлых ботинках на завибрировавшую металлическую столешницу, и несколько минут молча изучал потолок, заложив руки за голову. Дир выжидающе опёрся о стену. По всему было видно: капитан не просто вспомнил боевую юность, а проностальгировал по-полной. От вида командира Альду стало неуютно. Почему-то вспомнилась их, к счастью, несостоявшаяся поездка в нейтральную полосу, когда вербовщик был уверен, что Дор бросит его там умирать, но судьбе было угодно иначе. Судьба в голос посмеялась над лейтенантом Диром, сделав его заместителем сателлитского отребья, к тому же модифицированного по наивысшему протоколу. И Стайн не принял его отставки, нет, наоборот, он был с Альдом неизменно вежлив и советовался практически по любому поводу, и Дир вынужден был отвечать. Потому что, несмотря на непримиримую вражду, они делали общее дело.

— Как прошло ваше воцерковление? — Дор, вроде бы, спустился на грешную землю, сев по-людски и сняв ноги со стола. И всё равно вид молодчика в одной майке и штанах с кучей карманов вызывал у Дира некоторую оторопь. Особенно если учесть, что сам Альд так и щеголял в дорогом костюме и берилловом галстуке с изящной булавкой.

— Продуктивно. Если учесть, что я побывал в восьми храмах.

— Однако. — Дор хмыкнул и начал шарить по карманам в поисках сигарет. — Никогда не подумал бы, что вы хоть раз в жизни переступите порог церкви.

— То же можно сказать и о вас. — Улыбка Альда Дира была настолько обворожительной, что будь капитан девушкой, пал бы к ногам вербовщика в ту же секунду.

— Мне простительно, — Дор закурил и с хрустом вытянул руки вперёд, потягиваясь, так, что Альду стали заметны старые кривые татуировки, которых не скрыл даже кофейный цвет кожи, — я бывший «тарантул» по кличке Череп. И в южном сателлите нет церквей. Там много чего нет. Ну так что, Дир, вам удалось побеседовать с отцом Никласом?

— Да, — медленно кивнул вербовщик, не отрывая взгляда от лица капитана, — и это был очень продуктивный разговор...

—... После беседы со святым отцом меня не покидало... м-м-м... знаете, такое чувство незавершённости. Будто я чего-то недослышал, недопонял, хотя отец Никлас говорил предельно ясно. Но... — Дир задумчиво потеребил галстук, — меня не отпускала мысль, что я что-то упустил. Конкретно о мальчишке, провокаторе. Он был несколько... инороден.

— А мне кажется, вы всё вполне логично объяснили. К священнику приходит сомневающийся подросток, который ещё не понял, чем карается интерес к Внешнему миру, он пытается найти объяснение в словах уважаемого священника и не находит их...

— Да, это лежит на поверхности, и я сам поначалу был уверен, что молодой человек, пусть и завербованный, мог искренне интересоваться столь глобальной несправедливостью: люди вынуждены ютиться в полупустыне, тратить гигаватты энергии на опреснение воды и на производство сублимированных продуктов, когда совсем рядом, под боком, пышные леса, вода даром для всех и мягкая трава, усыпанная цветами...

— И что вас смутило? — Дору было действительно интересно. Альд Дир слишком хорошо знал человеческую натуру со всеми присущими ей страстями.

— Сам факт явления этого юноши в храм. Не знаю, как вы проводили время в пятнадцатилетнем возрасте, но нынешняя молодёжь предпочитает решать все свои проблемы в сети. В чатах, на форумах, в мессенджерах, в конце концов. Даже этот храм имеет свою страничку в общей сети и онлайн-форум. Мальчишке было бы проще обратиться туда, а не слушать занудные проповеди старого священника. Но он пришёл лично.

— Ну мало ли, — пожал плечами Дор, — может, ему как раз хотелось посмотреть святому отцу в глаза, когда тот начнёт юлить и изворачиваться насчёт Внешнего мира...

— Это мне тоже приходило в голову, — согласно кивнул Дир, — но я решил на всякий случай всё перепроверить. Освежился в бухте и поехал штурмовать цитадели господа в других кварталах. И я оказался прав. — Дир даже улыбнулся, предвкушая, как начнёт сейчас эту часть своего доклада.

—... везде одно и то же. Ребята примерно одного возраста, продвинутые, модные, незакомплексованные. Задают абсолютно идентичные вопросы; кто-то, как отец Никлас, терялся после такого, один священник с Северного побережья сообщил, что парень одержим дьяволом, раз интересуется подобными вещами, остальные, как могли, убеждали молодых людей не проявлять опасного интереса к миру за Гранью. Ответы не важны, на самом деле. Важны вопросы. И те, кто их задаёт.

— Молодые модники из Центра, которым самое место в чатах, а не в соборах... — Дор задумчиво вертел на столе пепельницу. — М-да, действительно странно.

— Вы когда-нибудь слышали о квестах? — спросил Дир, бросив острый взгляд на капитана. Дор Стайн был достаточно молод, чтобы быть в курсе современных развлечений.

— Компьютерные игры? Слышал, но сам никогда не увлекался. У меня, знаете ли, была более весёлая юность. С... хм... другими квестами.

— Да, игры. Но не только компьютерные. В последнее время набирают обороты так называемые квесты в реальности, когда человек выполняет определённые задания, ищет предметы и тому подобное. Есть жанр эскейп-румов, где квест проходится в помещении с ловушками и прочими приблудами, а есть и такие, где игрок перемещается по городу, выполняя задания. Победитель получает приз: бесплатный эскейп-рум, или тайм-карту на какую-нибудь онлайн-игру... там разные призы. — Дир тонко усмехнулся. Интересно, когда эти разработчики додумаются в качестве приза вручать тайм-карту на посещение салона мадам Дианы? Дир был уверен, количество любителей квестов увеличилось бы в разы. — И вот одним из таких квестов является игра «Выйди наружу».

— Как вы сказали? — тихо переспросил Дор. — «Наружу»?

— О! — Альд замер на секунду, а потом улыбнулся ещё шире. — Какая ирония. Действительно, в контексте нашего дела звучит... м-м-м... несколько двусмысленно. Но не переживайте, этой игре уже лет пять, а её название призывает молодых людей оторваться от своих планшетов и гаджетов с онлайн-играми и выйти на улицу, проходить квест в реальности, а не на мониторе. И вот эти мальчики, которые так напугали отца Никласа, как раз-таки и играли в «Выйди наружу».

— Это было одним из заданий, — Дор нахмурился, — одним из заданий... Им кто-то приказал выполнить такое идиотское поручение?

— Именно, господин капитан. В квестах зачастую задания довольно абсурдные: залезть на определённое дерево или крышу и помахать оттуда красным платком, заказать в определённом кафе определённый напиток или весь день стоять на перекрёстке, спрашивая у прохожих, чему равно число «пи»... Участники квеста знают, что им предстоит много разных непонятных, а зачастую и неадекватных заданий. В этом вся соль игры.

— Придурки, — резюмировал капитан, — воистину заняться нечем. И вы точно уверены, что эти ваши провокаторы выполняли игровое задание, пусть и на грани разумного, а не ставили своей целью дискредитировать религиозные постулаты и посеять смуту?

— Они не ставили целью разволновать святош. Они выполняли очередное задание, а в головах этих юношей в узких штанишках ещё не сформировалось чувство ответственности за свои слова, мысли и действия. Это, по вашему выражению, мажорчики из Центра, им не надо выживать, тянуть лямку от зарплаты до зарплаты, они в массе своей довольно обеспеченные ребята, которые могут позволить себе страдать любой фигнёй. Внешний мир для них — очередная придумка идиотов-взрослых, которые запрещают гулять по стройкам или перебегать дорогу на красный свет. И они испытывают удовольствие, нарушая запреты. Этим и пользуются наши невидимые друзья. Мальчиков используют втёмную. Для них это очередная часть квеста. Для тех, кто проповедует о лучшей жизни вовне — ещё один метод. Никак не связанный с самой сектой. Умно.

— Но мажорчики как-то получают свои задания. Кто-то же говорит им, что надо сделать. Оставляет поручение на форуме или в чате...

— О, нет-нет. Вся суть, чтобы отказаться от гаджетов. Никаких планшетов, коммуникаторов с картами, никакой связи друг с другом. Каждый игрок — волк-одиночка, он не знает об успехах или неудачах своих соперников. Задания они получают в специальных местах: это может быть записка, засунутая в щель между ступенями или надпись на дорожном полотне... там буйная фантазия. У «Выйди наружу» есть некий штаб, вегетарианское кафе «Пучок зелени».

— Вегетарианское? — Дор даже растерялся.

— Ну это же Центр. Здесь каждый может сходить с ума по-своему. У молодёжи поветрие носить обтягивающие штанишки, пёстрые шарфики и жрать одну траву. Мы деградируем, господин капитан, и я должен признать это со всей очевидностью. Кстати, у них практикуется добровольный отказ от сексуальных отношений, это их «парит». Скоро вымрем, помяните моё слово. Так вот, насчёт кафе. Я там побывал перед приездом сюда. Никогда не посещайте подобные заведения! Это чересчур травмирует психику. Мне впервые захотелось кинуть камнем в незнакомого человека, официанта, когда я увидел это убожество, предложившее мне «чудные салатики». Виноват, отвлёкся. Владельцем кафе является один из разработчиков квеста, ребята получают там первое задание. Я затребовал все задания, которые у них есть, там восемнадцать вариантов квеста по двадцать-двадцать пять заданий в каждом. Безудержная фантазия. Но всё лучше, чем если бы эти тонконожки торчали на синтетике. Само собой, ни в одном из вариантов я не увидел задания посетить храм и озадачить священника.

Дор слушал очень внимательно. Загадочные проповедники хорошо адаптировались к каждому из районов конгломерата, предлагая то, на что может клюнуть местное население. С сателлитом, правда, вышел прокол, но и живут там не «тонконожки». Хотя, подумалось Дору, теперь эти невидимые кукловоды учтут свою ошибку и предпримут что-то новенькое. Здесь Дор Стайн мог рассчитывать только на Мозга и его желание выжить.

— Когда я объяснил, кто я такой и в чём мой интерес, владельцу «Пучка», тот чуть по стенке не сполз. Хлюпал носом, клялся, что никогда даже мысли не допускал о таких заданиях, при словосочетании «Внешний мир» парня начало натурально трясти. Он мне не врал, я это видел. Он жутко перепугался, даже уголок рта стал дёргаться. Видимо, уже навоображал себе одиночных камер на минус двадцатом. Я спросил, кто раскладывает записки с заданиями по городу, Люк, этот хозяин кафе, сказал, что он и его племянник, но в племяннике он уверен на сто процентов. Квесты приносят неплохой доход, существенно больший, чем всё это безалкогольное сено в их меню. Они не будут рисковать понапрасну. Эта братия вообще... м-м-м... довольно трусовата.

— То есть некто «подправил» квест на середине игры?

— Именно! — уверенно и резко кивнул Альд Дир. — И вычислить «на раз» этого типа или типов довольно сложно. Непонятно, на каком этапе было изменено задание и где лежала записка. При условии, что этот выверт был проделан в восьми округах. Зацепок нет. Эти сволочи хорошо подготовились.

— Тогда давайте пока не насиловать мозг, а послушаем, чего добились аналитики и «Гипнос».

— Кстати об аналитиках. Обыск сегодня произвести не удалось, со мной связался Реус, мать Харда весь день провела дома, как и сам Мэт. Но он улучил момент, когда его матушка решила полежать в ванне, и скопировал себе на коммуникатор все её контакты, звонки, переписку и прочее. Всю информацию он отослал мне, когда я был на Северном побережье, а я отправил это дело Холту для изучения. Предлагаю послушать вначале его. Или, быть может, сначала вы поделитесь подробностями своего визита в сателлит?

— Вызовите Холта и Алби Мирр-Гарт. Будем собирать пазл.

— Господин капитан, — покачал головой Дир, — очень вас прошу, переоденьтесь. Вы напугаете госпожу Мирр-Гарт, у вас кровь на ботинках. Это не говоря уж о том, что появляться в майке перед посторонней женщиной, к тому же замужней, совершенно недопустимо. И надо будет убрать из кабинета куртку, вы словно со скотобойни явились.

— Скотобойня и есть,— хмыкнул Дор, — но вы правы. Я сейчас в карантинный, ополоснусь, а вы соберите тут всех и повторите то, о чём доложили мне. А я потом расскажу про свои приключения.

* * *

Упругие горячие струи смывали присохшую пыль, пот, пятна крови с пальцев и сам воздух южного сателлита, словно въевшийся в кожу за время пребывания Дора в «Стакане без дна». Он подставлял лицо хлещущей воде с антисептическими добавками, дожидаясь, пока карантинный душ не смоет все напоминания о визите в обитель «Тарантулов». Постепенно кожа из кофейной превратилась в красно-коричневую от обжигающих струй. Дор хмыкнул про себя. «Хорошо, что Сая спит в лазарете после "Гипноса", не хватало ей ещё увидеть меня в таком виде, потом неделю психовала бы...» Он вылез из душа, нащупав жёсткое полотенце, и начал вытираться, скашивая глаза на почти невидимые уже татуировки. Всё-таки та глава его жизни была завершена окончательно и бесповоротно.

* * *

В кабинете его уже ждали Алби и Сайрус Холт, возглавляемые Диром. Было видно, что Альд уже поделился своими впечатлениями и наблюдениями с аналитиком и главой «Гипноса», настолько задумчивыми были их лица. Капитан понимающе кивнул про себя. Чёртовы сектанты оказались тем ещё сундучком с секретом, и Дор Стайн прекрасно понимал красочно описываемые Диром ощущения «песка сквозь пальцы». Куда ни плюнь, везде только эфемерные тени, миражи, ускользающие обрывки предутренних снов, но наравне с этим перед взглядом Дора вставали отец Никлас, раздавленный еретическими слухами, и бледный от ужаса Мэт, сообразивший наконец, какая бездна разверзлась у него под ногами. И, конечно, нельзя было забывать об убитом в сателлите «трепаче».

— Всем добрый день. Я так понял, лейтенант Дир уже успел поведать вам о своём паломничестве?

Холт кивнул, почему-то смотря вверх. Он вообще выглядел немного не от мира сего, имея дело преимущественно с анализом информации и корпением за монитором, из-за чего перенёс уже семь операций на глазах. После одной из них взгляд Сайруса Холта навсегда переместился немного вверх, хотя, вроде бы, неудобств старшему аналитику это не доставляло.

Алби только настороженно смотрела, покусывая губы. Дор смотрел и не мог понять: удалось ей сегодняшнее погружение или нет, выяснила ли она с помощью Саи что-нибудь о загадочном братстве или потерпела такую же неудачу, как и все они, пропустив песок сквозь пальцы. По зелёным глазам было невозможно что-либо прочесть, и Дор вдруг отметил про себя, насколько, оказывается, похожи его подчинённые — Альд и Алби, зеленоглазые блондины с тонкими чертами лица и перекликающимися именами, только Альд напоминал равнодушный манекен, закованный в броню изысканной вежливости, а из Алби Мирр-Гарт всегда ключом била жизнь. Дор вспомнил, как ещё в Институте, в самом начале опытов профессора Вайльда, он дажеподумывал подкатить к этой симпатичной лаборантке, но потом решил, что работа дороже. Как показала практика, решил очень правильно.

— Я рассказал и о своих визитах в храмы, и о посещении «Пучка зелени». Холт принял это всё на вооружение, но... хотелось бы узнать и о том, как обстоят дела в южном сателлите. Что-то мне подсказывает, что вы не впустую гоняли свой «Томагавк».

— Да уж. — Дор сел в кресло и несколько секунд задумчиво молчал. — Да. Туда тоже попытались внедрить запретные идеи, но эти проповедники, кем бы они ни были, не учли особенностей моей малой родины. Их адепта попросту убили, предварительно изуродовав, а труп кинули в сточную канаву, где он стал добычей крыс и бродячих собак.

— Боже мой, — прошептала Алби, в ужасе прикрыв рот ладошкой и округлив изумрудные глаза, — какой ужас... Его убили за эти... речи?..

— Его убили, чтобы он не навёл в сателлите шороху. Мои бывшие приятели, по их собственному выражению, «видят бордюр». Иными словами, им прекрасно известна разница между трёхмесячной отсидкой за хулиганство, порчу имущества и нарушение общественного порядка и пожизненным заключением в одиночке по одной из самых строгих статей. Они отмороженные на всю голову, но у них чрезвычайно развит инстинкт выживания.

— Но они убили человека! Это высшая мера! Где же тут ваш «инстинкт»? — Алби была неподдельно потрясена.

— Адепта до сих пор не хватились, видимо, он был расходным материалом. Дик Райс и Алан Флинн убили его тихо и без свидетелей, не оставив отпечатков и ДНК, а труп в канаве уже через пару часов мог быть обглодан до костей. Конечно, мера варварская, но... кгхм... действенная. Теперь стоит ждать новых шагов.

— Вы приехали в весьма... запылённом виде, — заметил Альд Дир, — что там с вами случилось?

— Убеждал одного из бывших приятелей стать осведомителем. А для этого пришлось показательно вырубить почти всех остальных членов банды «Тарантулы». Чтобы Алан Флинн понял всю безальтернативность ситуации. Это один из немногих людей в сателлите, кто пролезет в любую нору и останется жив, к тому же у него на удивление хорошо работает голова. Ему даже кличку дали: Мозг.

Альд Дир закатил глаза. Интересно, что хуже: андрогины из Центра в узких брючках, клюющие свои салатики и, как дети, играющие в какие-то дебильные игры вместо того, чтобы знакомиться с девушками, или полуграмотные гопники с окраин, у которых вся литературная речь сводится к слову «блин», а интересы, наоборот, вертятся только вокруг грабежей, драк и доступных девчонок с тем же интеллектом. «Деградация, — вздохнул про себя Дир, — деградация всеобщая и бессмысленная, причём по двум фронтам. Какой там Внешний мир, Ойкумена погубит сама себя, и ждать осталось недолго.»

— И вы уверены, что ваш осведомитель не пойдёт на попятный? Отдел далеко, а друзья-приятели рядом.

— Он под «Альфой», господин Дир. Когда его чипировали, спец объяснил Алану Флинну обе процедуры. Флинн знает, что его ордер не аннулирован. А его банды больше не существует, главарь теперь инвалид до конца дней, а остальные предпочтут прибиться к другим группировкам. Алан Флинн остался один, с чипом в локте и призраком «Альфы» над головой. Он будет сотрудничать. Он слишком хочет жить. Если он будет нормально работать, я передам его вам, Дир, в вашу коллекцию.

— Благодарю, — усмехнулся Альд, — воистину это будет редкостный экземпляр.

— Алан Флинн, двадцать четыре года, судим семь раз, два раза отпущен за недостаточностью улик. Второй из квартала, кроме меня, кто закончил всю школу. Мозговой центр банды «Тарантулов», уж сколько главарей сменилось, а Мозг всё на плаву. Он первым просёк, чем опасны речи адепта, и решил нивелировать угрозу в зародыше. Понимаю, что осведомитель не из лучших, но он знает сателлит как свои пять пальцев. У Колина Дарта нет таких широких возможностей.

— Что ж, мне будет очень интересно познакомиться с вашим бывшим соотечественником.

— Холт, — Дору надоело мусолить Алана Флинна, который сейчас, наверное, окопался в самой непролазной глуши, зализывая раны и обдумывая своё будущее, — давайте вы теперь. Что удалось узнать из контактного листа мадам Хард?

— Увы, — Сайрус вынул планшет с какой-то таблицей, — контактный лист мадам Хард, как и её звонки, чрезвычайно убог. До сих пор не вычеркнутый номер мужа. Номер сына. Магазин по доставке свежей еды, салон красоты, который уже закрылся полгода тому назад, пара номеров коллег покойного супруга по институтской администрации. Все последние звонки сделаны сыну. Ни одного вызова на неизвестный номер равно как и ни одного звонка с неизвестных или неопределённых номеров. Удалённых или архивированных записей нет. В переписке только входящие рекламные завлекаловки из магазинов и парикмахерских, а так же оповещения об оплате счетов. Мессенджеры отсутствуют. Коммуникатор не подключён даже к общей сети, используется исключительно локально. Прошивка оригинальная, ни разу не менялась и не обновлялась. Увы, господин капитан, я выжал из этого номера всё, что мог. Это самая обычная домохозяйка, без запросов, без интересов, которая живёт только домом и кухней. Думаю, после смерти мужа все эти качества лишь усилились.

— Но она как-то вышла на этих богоносцев.

— Господин капитан, — Сайрус Холт попытался перевести взгляд с потолка на командира, — если люди хотят сохранить тайну, они не будут использовать электронные средства связи, которые очень легко прослушать, а переписку перехватить. Тщательно зашифрованные материалы только подогреют ненужный интерес со стороны надзорных органов.

— Я понимаю, — Дор поморщился и утёр лоб, будто ему было жарко, — всё понимаю. Но я ни за что не поверю, что безутешная вдова и несчастная мать будет играть в «Выйди наружу».

— У неё своё «Выйди наружу», — произнёс Дир, тоже нахмурившись. Проклятые возмутители спокойствия словно и вовсе не существовали физически, однако Альд Дир знал, что это не так. Что ж, вагантов он ловил, сталкеров ловил, любителей «скея» тоже ловил. Поймает и этих уверовавших.

— Пусть Ледс завтра наблюдает за домом и следит за перемещениями мадам Хард, если таковые будут. Хорошо бы и впрямь были, тогда Реус спокойно обыщет всю квартиру без лишнего шума.

— Так точно, — кивнул Альд, всё ещё поглощённый своими мыслями, — а Мэту неплохо бы навестить свою кафедру или наш внутренний дворик. Думаю, в его отсутствие мать будет не так скована. Возможно, при нём она боится куда-либо выходить.

— Что ж, с этим покончили, а Мэт Хард, господин лейтенант, ваша личная головная боль. — Дор не вытерпел и закурил. — Ваша «терапия» прошла успешно?

— Надеюсь, — буркнул Дир, — по крайней мере, выглядел он уже получше. Только уши пылали.

Дор покачал головой и перевёл взгляд на Алби.

— Теперь десерт. Госпожа Мирр-Гарт.

Алби тихонько вздохнула. Она подозревала, что капитан оставит её доклад напоследок, когда выслушает всех остальных, потому что «Гипнос» это «Гипнос», он приоткрывает завесы гораздо эффективнее любых оперативных мероприятий... но только не в этот раз. Сая прекрасно отработала даже с увеличенной дозой изотопа, она откликалась на электромагнитные импульсы, будто исполняла команды не во сне, а наяву, вот только результат оставил Алби в полнейшем замешательстве. Отправив девушку в лазарет, она раз за разом прокручивала визуализацию, сверяясь с динамическим графиком сна, но видела всё то же: взволнованное лицо отца Никласа (она сразу узнала его, хоть никогда и не видела), нескольких молодых ребят в новомодном прикиде, стоящих около кафе и потягивающих из плотных стаканов свежевыжатый сок со льдом... пару раз мелькнуло видение какой-то фигуры, заходящей в плохо освещённый бар со стрип-шестом посередине... и вдруг понеслось: картины отвратительных предместий конгломерата с бешеной скоростью сменяли зыбкие просторы солончаков, на смену им приходили кресты храмов, уступая место, в свою очередь, бухте с водными трамвайчиками... и как ослепительная точка, как завершение всего и вся, во сне Саи Стайн возникла громада из красноватого мрамора — здание министерства специальных служб.

— Это... бессмыслица. — Алби обречённо развела руками, словно не веря сама себе. — Похоже на самый обычный сон под утро, когда в голове перемешиваются обрывки всех сновидений за ночь. У меня впервые такое. Сая опытная сновидица, её мозг прекрасно адаптировался...

— Сбой программы? — Дору всё происходящее начало не просто не нравиться — он физически чувствовал, как невидимый кукловод дёргает за ниточки, играя им и его подчинёнными, как тому вздумается, и пока невидимка побеждал.

— Нет. Все показатели были в норме. В программный код я ввела максимальное количество параметров... столько, сколько могла выдержать Сая без ущерба для здоровья.

— Тогда чем вы можете объяснить неудавшееся погружение?

— Я не знаю, — Алби смотрела в пол, не в силах вынести испытующего взгляда чёрных глаз, — мне... мне нечего сказать. Я не знаю, что могло помешать сновидице исполнить программу. Сая работала безупречно, все процессы шли без сбоев. Это... необъяснимо, господин капитан.

— Госпожа Мирр-Гарт, напомните, какие категории людей не поддаются погружению в принципе.

— Психически больные, особенно шизоиды, люди в состоянии психологического шока и менталисты.

— Сая Стайн не шизоид, стрессов, подобно Харду, не испытывала и она не менталист.

— Но менталистом может быть тот, кто сломал программный код, вторгнувшись в стимулированный сон мадам Стайн, — тихо сказал Альд Дир, и наступила оглушительная тишина.

Глава 7

— Трея сюда, — ледяным тоном распорядился Дор, и Алби взволнованно воскликнула:

— Господин капитан, но вы же не думаете...

— Трей менталист, — отчеканил Дор, — я ни в чём его не подозреваю, но сейчас он всем нам очень подробно объяснит, могло ли произойти то, о чём сказал Альд Дир. Я не имею права пройти мимо даже самой малой зацепки. Вы, кстати, тоже.

Пирс вошёл в кабинет капитана и несколько секунд с лёгким удивлением разглядывал собравшихся. По всему выходило, что пригласили его не для объявления благодарности. Командир метал из глаз чёрные молнии, Алби была, кажется, в предшоковом, а Сайрус с Альдом пребывали в сумрачной задумчивости. Альд так вообще, будь его воля, врезал бы кулаком по белой стене. Пирс протёр очки и попытался улыбнуться.

— Господин капитан, господа. Алби, — кивок в сторону бывшей напарницы, — я весь внимание.

Дор критически оглядел заместителя по научно-исследовательской работе, который постоянно соперничал с Альдом Диром в плане гардероба и пробирающей до костей учтивости. Между ними постоянно шло невидимое соревнование, которое Сид Кайт, не приученный изъясняться высоким штилем, обозначил как «грызню фаворитов». Однако сейчас было не до грызни.

— Трей, вы менталист, — Дор произнёс это утвердительно, а потом с интересом воззрился на Пирса Трея, — как вы думаете, вы хороший менталист?

— Лучший в Отделе, — пожал плечами Пирс, — и, полагаю, один из лучших в Ойкумене. Я целенаправленно развивал эту способность, а бригада предоставляет все условия.

— Кто-нибудь способен вас обскакать? — Дор уже взял себя в руки и говорил совершенно спокойно.

— Наверняка, — Пирс пока не понимал сути расспросов, — я же не идеал. Я, конечно, достиг больших высот, но всегда может найтись уникум, который переплюнет меня на раз. Вопрос, существует ли такой уникум.

— Господин Трей, возможно, моя просьба покажется вам странной, но... Я прошу вас, объясните всем нам максимально подробно, кто такие менталисты, каковы их способности и существует ли какая-либо преграда для ментального воздействия.

Пирс постарался не выдать своего удивления. В принципе, менталисты были не редкость, другое дело, что далеко не все могли похвастаться хоть каким-то весомым результатом; по большей части дальше гипертрофированной эмпатии дело не шло. Предвидения действий или слов собеседника встречались куда реже, а чтение мыслей, которое так старательно развивал в себе лейтенант Пирс Трей, и вовсе считалось делом почти безнадёжным. Многочисленные тренинги, обещавшие за умеренную или не очень плату сделать из эмпата менталиста, были, в сущности, просто узаконенным отъёмом денег у населения. Наука пока была бессильна объяснить, вследствие чего у человека могли проявиться ментальные способности, равно как и искусственно привить их. А некоторые категории людей не могли стать менталистами в принципе, как, например, модификанты. В общем, тема была обширной. Пирс прокашлялся:

— Менталисты — это люди, которые способны улавливать эмоции, чувства и мысли других людей. Их способности очень сильно разнятся, некоторые могут лишь изредка предугадывать слова, другие, при должном умении, читают человеческие мысли. В древности это называлось телепатией или ридерством. Я могу читать человеческие мысли, но это далеко не так просто, как пишут в фантастических романах. Имеет значение эмоциональное состояние объекта, чем сильнее он взволнован, тем легче его прочесть. Важно так же расстояние. Устойчивый контакт достигается в радиусе не более двух метров. Мой потолок — десять метров, но в этом случае вероятность неудачи более пятидесяти процентов.

— Вы можете воздействовать на объект сквозь запертую дверь? — перебил Трея капитан. Пирс недоуменно пожал плечами.

— Могу, но это потребует больших физических затрат.

— А вкладывать объекту в голову свои мысли вы можете?

— Господин капитан, — рассмеялся Трей, — менталисты окружены таким количеством сплетен и неподтверждённых слухов, что диву даёшься. Нет, конечно. Я могу читать мысли, воспринимать их, могу узнать то, что человек предпочёл бы скрыть, но я не могу заменить его мысли на свои. Это невозможно.

— А если подумать? — осведомился Альд Дир. Трей повернулся к нему с полной сарказма улыбкой.

— Мне положить руку на конституцию? — ядовито парировал он. — Вы, Дир, получаете своё от блестящего знания психологии помноженной на двадцатилетний опыт, а я от непосредственного вторжения в чужой разум. И как менталист с не меньшим стажем могу вас заверить: вложить свои мысли в чужую голову невозможно. Хотите, потренируюсь на вас?

— Тихо, — буркнул Дор, которому уже поперёк горла стояло это непрекращающееся соревнование в пикировке, — дело серьёзное и я прошу отложить выяснение отношений до конца совещания. Господин Трей, сегодня мы столкнулись с интересным феноменом неудавшегося погружения при нормальных рабочих параметрах. Господин Дир предположил, что программный код был искусственно выведен из строя и некто вторгся в сон Саи Стайн, сбив визуализацию. Что вы на это можете сказать?

— Неужели? — Пирс снова протёр очки, как делал всегда в минуты потрясений. — Ничего себе. Как это произошло? — обернулся он к Алби. Молодая женщина вздёрнула подбородок:

— Если бы я могла сама это объяснить, капитан не стал бы вызывать вас. — Было видно, что держится Алби на пределе, прилагая все усилия, чтобы не расплакаться от неудачи. — Я подготовила программу, довольно сложную, но Сая воспринимала её хорошо. Доза изотопа составила шестьдесят миллилитров...

— Хм. — Пирс нахмурился. С тритийсодержащей водой шутки плохи, повышенная доза могла отрицательно сказаться как на сновидице, так и на её «картинке».

— Я всё рассчитала, — с нажимом продолжила Алби, видя, как Пирс с сомнением вертит дужку очков, — рассчитала до мелочей. Погружение прошло абсолютно штатно. Но вот сам сон...

— Покажите, — бросил Пирс и перевёл взгляд на капитана. — Могу я узнать, что именно должна была увидеть мадам Стайн в своём сне?

Дор подумал пару минут, а потом в течение получаса рассказывал заместителю о странных делах, творящихся в Ойкумене последние две недели. Пирс слушал, широко открыв глаза, и поминутно тянулся за салфеткой для очков. Вид у начальника научно-исследовательского блока был весьма потрясённый.

—... и вот теперь, помимо прочих бед, неудавшееся погружение. Такое ведь впервые в вашей практике? — Алби со вздохом кивнула.

— А теперь собственно сон, — Дор щёлкнул пультом, и настенная панель, мигнув, вывела записанную визуализацию. Трей вперился взглядом в сменяющиеся картинки. Он по меньшей мере два раза прокрутил всю визуализацию, кое-где останавливая воспроизведение, и лицо его приобретало всё более задумчивое выражение.

— Программный код, — вдруг бросил он насупленной Алби, — если он у вас с собой.

Она молча протянула ему планшет, и Пирс некоторое время изучал убористые строчки. Наконец он отложил блестящий прямоугольник в сторону.

— Я могу ответственно заявить, что никакому менталисту не под силу совершить то, чему мы стали свидетелями.

— Да ну. — вновь подал голос из своего угла Альд Дир. Пирс мысленно выругался.

— Господин Дир, вы плохо представляете себе как способности менталистов, так и особенности проекта «Гипнос», — улыбка Пирса замораживала моря. — Помимо очевидных трудностей, о которых я говорил, сиречь расстояние до объекта и степень его эмоционального возбуждения, вы должны понять. Ни один менталист не в состоянии повлиять на объект, подчинив его себе. И уж тем более ни один менталист не сможет даже на секунду проникнуть в мозг гипнотика-сновидца. Просто потому, что его мозг в этот момент подчиняется не ему, а программе. Менталист не сможет связаться с компьютерной программой.

— Всегда есть исключения. Сами говорите, это всего лишь программа. На любую программу найдётся хакер, такова жизнь.

— Дир, вы дебил? — осведомился Пирс и возмущённо помахал перед ним очками. — А заменять водород на гелий в межмолекулярных связях клеток мозга тоже ваши хакеры будут? Думаете, радиоактивный изотоп мы используем, чтобы гипнотики светились в темноте, дабы машина не сбила? Я прошу вас, Дир, не рассуждать о том, о чём вы понятия не имеете. Занимайтесь вашей агентурой, тем более, вам обещан сателлитский экземпляр.

— Я, в отличие от вас, могу не прибегать ко столь сомнительным приёмам, как копание в чужой голове. Мне люди сами всё рассказывают. И умоляют дослушать до конца. Что до вас, я понял, что попытка объяснить провал погружения ментальным воздействием извне отпадает.

— Вы схватываете на лету.

Дор переводил взгляд с одного заместителя на другого и вдруг двинул кулаком по столу. Столешница загудела, а Алби испуганно дёрнулась назад, наступив на ногу Холту.

— Отставить пререкания! Хватит уже тут болтами мериться, как же меня достала ваша грызня за место у трона! Прошу прощения, — он покосился на Алби, — но довели. Будете отвечать, когда я к вам обращусь, а до тех пор извольте держать свои эмоции при себе. Касается обоих. Итак, Трей, вы утверждаете, что ментальный прорыв невозможен.

— Так точно, — ровным голосом ответил Пирс, — абсолютно неосуществимо.

— У вас есть соображения, каким образом можно повлиять на программный код?

— Ни единого, господин капитан. Но позволю себе заметить, что этот загадочный хакер, кем бы он ни был, полного успеха не достиг. Программа отработала криво, но она отработала. Сая Стайн видела сон, и всё в этом сне так или иначе связано с интересующими нас событиями, пусть и в весьма беспорядочном виде.

— Да, с этим не поспоришь. Дир, вам опять есть, что сказать?

— Так точно. Отрицательный результат, господин капитан, это тоже результат и зачастую он может дать даже больше, чем положительный. Судя по всему, основные реперные точки мадам Стайн увидела, это те самые яркие моменты, которые злоумышленник не смог стереть или изменить. Я предлагаю всем вместе изучить тот бардак, который нам продемонстрировала запись сна, вполне возможно, мы найдём там необходимые подсказки.

— Господин Дир, — вмешалась Алби, — что вы тут хотите изучать? Это действительно «бардак», а не стройная картинка, я не удивлюсь, если это вообще смесь самых разных снов.

— Часть из них мне знакома, как, например, лицо отца Никласа. Из чего я могу сделать вывод, что этот сон просто перепутался, и наша задача разобрать его на удобоваримые фрагменты. Знаете, как раньше искали золото? Промывали тонны пустой породы в надежде найти крошечный самородок. Вообразите себя золотоискателем, госпожа Мирр-Гарт. Неужели вы опустите руки из-за неудавшегося опыта? Бригада всё обращает на пользу, госпожа Мирр-Гарт. Даже то, что должно её дискредитировать.

«Вот оно». Дор даже помассировал виски со вспухшими жилами. Диверсия по всем фронтам: пресса, формирующая общественное мнение, сектанты, подзуживающие не бояться мира за Гранью и, как невольно, но правильно заметил Альд Дир, дискредитация спецслужб и надзорных органов, бессильных справиться с невидимой угрозой. О да, кто-то задался целью неслабо расшатать лодку. Дор шумно выдохнул сквозь ноздри и обвёл глазами подчинённых. Как бы не так. Может, сейчас незримый противник и опережает на несколько шагов, но нет ничего такого, что в итоге не оказалось бы под контролем «Красного отдела». Рифус Гарт вложил эту аксиому в голову Дора ещё в самые первые дни его службы в новом звании. Рано или поздно бригада берёт своё.

— Что ж, метод взлома программного кода я отдаю аналитикам и отделу компьютерных систем, пусть изучают. Мы здесь вряд ли что возьмём нахрапом, мы не специалисты в области системных взломов. Я предлагаю прислушаться к лейтенанту Диру и изучить имеющиеся материалы. Раз уж мы все здесь собрались. Кто хочет, может курить. Нам тут ещё долго сидеть.

— Так, стоп. — Дир остановил воспроизведение. — Вот это отец Никлас. Мадам Стайн с ним не знакома, но увидела в точности так, как он и выглядит. Судя по затемнённому фону, он в своём храме, ближе к алтарю... да, точно. Не могу сказать, приснилось ли мадам Стайн моё посещение этого храма, или это просто образ святого отца в привычной ему обстановке. Холт, вы пишете? Записывайте, пожалуйста: священник из Западного квартала, церковь святого Михаила. Кстати говоря, святой Михаил считается покровителем спецслужб. Символично, не правда ли? Отец Никлас это наша отправная точка, с чего всё и началось. Первый репер. Дальше. — Он отмотал немного вперёд. — Двое юношей в модных штанишках, пьют свою безалкогольную дрянь... нет, это не «Пучок зелени»... просто стена какого-то дома...

— Вы не узнали этих юношей? Они были в «Пучке», когда вы туда заходили? — Дор против воли заразился азартом Альда Дира, как и все, впрочем. Даже Пирс с интересом слушал разглагольствования вербовщика.

— Крайне не уверен, — покачал головой Дир, — ничего не могу сказать. Они там все на одно лицо, хоть и разодеты как попугаи. Но раз мадам Стайн увидела этих мальчиков, они чем-то важны.

— Можно принять как допущение, — задумчиво произнёс Пирс, — что один из молодых людей как раз-таки и посещал отца Никласа и довёл того до сущей паники. Тоже своего рода репер. А вот второй...

— Смотрим дальше, — распорядился Дор, — Холт, а вы пишите, пишите.

— Та-ак... а это, видимо, знаменитые «Ножницы» в южном сателлите... — Дир раздосадованно прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в дымном полумраке. — Фигура... входит в бар... да, это «Ножницы», вот шест для стриптизёрш. Повернулся спиной... и всё. Думается мне, это наш покойный «трепач». Видите? Он сильно напряжён, он в чужом для себя месте, он постоянно ждёт удара в спину. Да, это наверняка бедняга-адепт. Так... чёрт, лица всё равно не разобрать...

— Он мёртв, — отмахнулся Дор, — а если я пробью расследование его гибели, то мой информатор сядет лет на десять. Нет уж, мир праху, как говорится, ну и хрен с ним. Важно, что Сая зафиксировала его визит в стрип-клуб. Значит, это важно.

— А не получится так, что мы смотрим обманку? — Пирса всё же одолевал скепсис. — Смотрим то, что нам позволили увидеть? И мы попросту заглатываем наживку.

— Господин Трей, полчаса назад вы сами убеждали нас, что программа хоть и криво, но сработала, и основные точки остались нетронутыми. — Скулы Дира закаменели. — В любом случае мы работаем с тем, что есть. Завтра я вызову сюда Мэта, и Реус спокойно проведёт обыск, а Ледс проследит за перемещениями его несчастной матушки. Но это всё завтра, а сегодня мы изучаем сон мадам Стайн. Будете участвовать или влезете мне в голову, узнать, что я о вас думаю в действительности?

Дор почувствовал безмерную усталость. Господи, это никогда не кончится, он понятия не имел, что в своё время не поделили вербовщик и трижды доктор наук, но их противостояние Дора утомляло, как надоедливое жужжание вёрткого комара. Неужели и впрямь для них так важно подвинуть друг друга в тесном кругу его, Дора, заместителей? Политические переживания были чужды Дору Стайну настолько, что он мог лишь качать головой, наблюдая за «схваткой фаворитов». «Только Орс выше всего этого. Сидит себе ровно в своей канцелярии, акты составляет и не страдает ерундой. Жаль, здесь от него пользы как от козла молока».

— Слушайте, ну хватит уже. — Дор говорил очень тихо, но услышали все, и немедленно воцарилась вибрирующая тишина. — Как дети, ей-богу, а вы оба меня старше минимум на пятнадцать лет. Давайте ещё изнутри лодку раскачивать. Дождётесь, обоих в отпуск вышвырну без сохранения содержания. И будете удить рыбу в бухте или стрелять бекасов на солончаках, зато не станете мешать работать. — Он обернулся и увидел Алби, пристроившуюся на краешке подоконника и нервно курящую тонкую дамскую сигарету. Сейчас молодая женщина напоминала промокшего под дождём воробья. — Госпоже Мирр-Гарт вот нервы треплете. Джентльмены, не сказать ещё хуже. Отставить бардак. Сделаем перерыв минут на двадцать, а потом здесь же, продолжим разбирать визуализацию.

— Господин капитан, — Алби так и не сдвинулась с подоконника, у которого провела почти всё обсуждение сна Саи Стайн. — мне надо с вами поговорить. Наедине.

— Я слушаю. — Дор выглянул за дверь, убедившись, что все остальные пошли подышать воздухом во внутреннем дворике, а Пирс демонстративно завернул в буфет. — Не бойтесь, здесь нет прослушки. Вас тревожит что-то ещё?

— Дор, — всхлипнула Алби и совсем по-простому шмыгнула носом. Наедине они всегда обращались друг к другу на «ты» и по имени. Ещё с институтских времён. — Я говорила с Рифом, он сказал, что у меня паранойя, но... Тебе не кажется, что всё слишком уж нарочито складывается? Я должна была погрузить Мэта, а он внезапно психанул и пришлось его класть в транс. Хотя Мэт лучше подготовлен для программ подобной сложности. У меня выходит из строя сначала подопытный, а когда я делаю замену, кто-то взламывает программный код. Будто «Гипносу» специально ставят палки в колёса, чтобы погружение не состоялось или было скомкано. Риф сказал, это дурацкое стечение обстоятельств, но... — она поперхнулась горьковатым дымом, — слишком много совпадений. Слишком много.

— «Гипнос» чересчур полезная вещь, он выручает там, где агентура могла бы лавировать неделями. Мы расслабились, непростительно расслабились, Алби, и забыли, как работать «в поле». Слишком часто зависели от гипнотиков, тем более, что раньше сбоев никогда не было. Я понимаю твои опасения. Но Гарт прав, это стечение обстоятельств. Никто не мог предположить, что Мэт услышит признание матери именно в тот день. Никто не мог предположить, что он придёт прятаться к нам, а не на кафедру, допустим. И уж точно никто не мог предположить, что рядом с ним нарисуется Дир. Я думаю, погрузи ты Мэта, а не Саю, результат был бы тем же. Просто его психоз заставил тебя понервничать и начать ловить призраков. Но Мэта ты погрузишь. Как только он будет готов. Надо посмотреть, будет ли этот загадочный взломщик продолжать свои действия. Кстати, откуда он мог узнать о готовящемся сеансе?

— Не знаю, — Алби промокнула глаза, — я просто понятия не имею. Ты думаешь... о господи, ты думаешь, это кто-то из наших... — Она чуть не задохнулась от ужасного предположения. Дор покачал головой.

— Я считаю, что нет. И не потому, что доверяю своим людям, и не потому, что в конституции прописана презумпция невиновности. Не потому. Ты сама всё видишь, ты же умница. Идёт тщательно спланированная кампания по нескольким фронтам, включая наш. Кампания против правящей элиты. Твой «Гипнос» просто песчинка под ногами тех, кто метит в самый верх. И у этого «кого-то» длинные руки и хорошие связи. Я отрублю эти руки, но сначала их надо найти. А «кто-то» не хочет, чтобы его нашли, да ещё так быстро, через «Гипнос». Вот и портит тебе статистику. Выше нос, Алби, ты же сильный человечек, или ты думаешь, Гарт женился бы на безвольной дурочке с распахнутыми глазами? Выше нос. У нас всё. Будет. Под контролем.

— Вот и Риф так же сказал... — прошептала Алби, всё ещё шмыгая носом, как школьница, получившая двойку.

— Государственный канцлер не ошибается, — наставительно сообщил Дор, — потому что это невозможно. А теперь иди и плесни воды в лицо. У тебя глаза покраснели.

— Умеешь ты успокаивать, — слабо улыбнулась девушка, — вы с Гартом одинаковые.

— Само собой, — пожал плечами Дор, — мы оба «М+» и хорошенько глотнули этой жизни. Ничего не бойся, Алби Мирр-Гарт. Бригада всё обращает на пользу.

— Итак, — Дор захлопнул дверь и снова включил панель на стене, — продолжим. Холт, да не дёргайтесь вы, ешьте своё яблоко. Всё равно пока здесь в основном рассуждения. Мы просмотрели первую часть визуализации, которая включала в себя людей. Вторая часть более сумбурна, это преимущественно наслоения друг на друга различных пейзажей Ойкумены, в том числе и конгломерата. Так... — он задумчиво посмотрел на вид сателлита с высоты птичьего полёта. — Сатик. Прошу прощения, южный сателлит. Прямо вытекает из последнего видения с адептом. Скорее всего, это продолжение той картины. А вот это... — он остановил воспроизведение, и глазам собравшихся предстала красноватая пустыня с небольшими пологими холмами, точно присыпанными белой крошкой. Кое-где почва была изрезана глубокими трещинами, и земля была такая сухая, что во рту почти по-настоящему скрипел песок. Но маленькие дюны состояли вовсе не из него, а из выпарившейся от жары соли пополам с перетёртыми в пыль панцирями красноватых рачков, которые здесь жили, когда была вода. Дюны были упругие и пружинящие, ноги по щиколотку проваливались в мягкий смертоносный слой соли, разъедающий обувь за несколько минут. Вдали пустыня переходила в скорбную долину, покрытую пеплом, а ближе к границе людских владений соляная пустошь напитывалась тем немногим количеством воды, что рождала измученная почва, и превращалась в слегка заболоченную равнину, где соль напоминала вязкий кисель. Там, где соляная плёнка немного отступала, на земле росли, прижимаясь к ней, плотные, похожие на лишайники, растения, довольствующиеся редкими дождями и той малостью воды, которую могли вытянуть из выдубленной почвы их цепкие, разветвлённые корешки. Кое-где виднелись странные сморщенные выросты галлюциногенных грибов, вожделённой добычи шаманов Западной оконечности. Солончаки были самым непригодным местом для жизни во всей Ойкумене, отобрав пальму первенства даже у Восточного сектора с его перекати-полем.

— Солончак... — задумчиво протянул Альд Дир, вертя в пальцах незажжённую сигарету. — Неожиданно. С солончаков вестей не шлют. Что там может быть?

Дор как-то странно покосился на зама и предложил:

— Играем в угадайку. Что может связывать сектантов с этим царством соли и грибочков?

Ответом ему была тишина. Алби морщила лоб в тщетных попытках разобраться, что вообще может связывать безжизненный солончак с остальной Ойкуменой, Пирс сразу поднял ладони вверх: «Можно, я заранее пас», Альд, напротив, изучал кадр с солончаком очень пристально, а Сайрус Холт ел яблоко. Вариантов ответа никто не предлагал.

— Однако печаль, — констатировал Дор, глядя на молчащих подчинённых, — а ведь ответ на поверхности. На, — с нажимом сказал он, — поверхности.

Алби снова вперилась в красновато-белую пустошь.

— Это мёртвое место. Соль разъедает и обувь, и кожу. Соль вызывает быструю коррозию. Если нейтральная полоса это ад, то солончак — чистилище. Там нет погранпостов.

— Там и людей нет, — заметил Пирс, не отрывающий взгляда от соляной долины, — есть, правда, один «курорт» на самых подступах, там солёные озёра и гнездятся эти бекасы, которых вы любезно предлагали нам с Диром стрелять в отпуске. Но потом одна мёртвая долина, даже сталкеры там не ходят. Пуля погранца в любом случае гуманней слезшей с костей кожи.

— Там нет погранпостов, — повторил Дор, и вздрогнул, когда Альд с силой хлопнул себя по колену. Глаза начальника агентурного отдела были широко раскрыты, словно ему явилось откровение.

— Это путь исхода, — Дир смотрел на солончак, не моргая, — это путь. Их путь. Этих колонизаторов. Я понял... Мне ещё отец Никлас в храме порол всякое про искупление, очищение души, исповедаться предлагал... Это — их очищение. Лишь самые достойные смогут пройти и чистилище, и ад, чтобы потом попасть в Небесный Иерусалим Внешнего мира... Умрут многие, но избранные выживут... Это путь, господин капитан. Поэтому ваша жена смогла увидеть солончак.

Алби слушала, открыв рот. Даже Холт уронил свой огрызок, глядя одновременно в потолок и на панель. Слова Альда Дира звучали чудовищно, но он говорил правду. Истинно верующим не страшны препоны, не страшен солёный яд дюн и эманации сгоревших заживо в нейтральной полосе. А пройти тропами кошмаров и в итоге обрести царство божие на земле — есть ли мечта прекраснее?

— Мои аплодисменты, — Пирс наклонил голову, улыбнувшись самым краешком губ, — вы, Дир, умеете читать в душах даже при отсутствии оных.

Дир тоже слегка наклонил голову, обменявшись с Пирсом подобием взаимных поклонов. Дор наблюдал, и ему вдруг стало беспричинно весело.

— Помирились? Очень хорошо. Да, Дир, с солончаком вы интересно завернули. Неужели эти психи способны на такое?

— Первые христиане и в клетки ко львам входили за свою веру, — пожал плечами Альд, — фанатики, что с них взять. В любом случае обретение царства божьего должно сопровождаться всякими испытаниями, иначе грош ему цена. Даже думать не хочу, сколько народу тут поляжет.

— Холт, выяснить всё о солончаках, — распорядился Дор и включил продолжение записи. — Солончак переходит в... это церковь, да?

— Это храм на Северном побережье, — Дир всё ещё не мог отойти от картин исхода, разворачивающихся перед его внутренним взором, — я там был. Это именно там священник после расспросов мальчишки решил, что в того вселился дьявол. Та самая церковь. Она единственная во всей Ойкумене, которая имеет три креста сверху. Остальные обходятся одним. Спутать невозможно.

— Тогда, возвращаясь к нашему допущению, можно принять, что второй из мальчиков был как раз тем самым, «одержимым», — предположил Пирс, — не зря же мадам Стайн увидела двоих юношей. Возможно, именно они и смущали умы святых отцов.

— Холт, пробьёте по всем базам этих мажоров, я дам вам распечатку кадра, где они оба смотрят на нас. Модники из Центра это не мои бывшие кореша, скрываться не станут, установить личности не составит труда. Дальше.

Глазам собравшихся предстала главная бухта столицы с водным вокзальчиком, возле которого покачивались на ряби волн прогулочные трамваи с открытыми палубами. Судя по расписанию на большом табло, трамвайчики отходили каждые полчаса, экскурсия стола сотню, билет без экскурсии — пятьдесят. Дети до семи лет бесплатно. На верхней палубе работает бар. Продолжительность поездки — два часа.

— Что-то больно оригинальный микс, — пробормотал Альд, — я могу понять сателлит, храм на севере и даже солончак, но водные трамвайчики?

— Мы ещё просто не прожили этот этап, — подала голос Алби, — как и эти несчастные неофиты ещё не прошли своим последним путём. Я внимательно слушала все ваши рассуждения. И я уверена: трамвайчик здесь не просто так. Это ещё один способ связи.

— Как? — спросил Пирс, у которого помаленьку начинала идти кругом голова от переизбытка впечатлений.

— Как-нибудь. Откуда я знаю. Господин капитан, может, целесообразно поставить причал под наблюдение?

— Возможно... — Дор на Алби не смотрел, а смотрел на панель, где ослепительным финалом вырастал мраморный зиккурат министерства специальных служб. — А кончится всё здесь.

Ответом ему была тишина. Люди в кабинете, каждый по-своему, обдумывали увиденное и подавленно молчали. Уж слишком масштабная картина открылась их взору, даже из скомканного и перепутанного сна Саи Стайн.

— Всё кончится здесь, — повторил Дор, глядя на зиккурат, — вопрос только, выйдем мы оттуда с орденами или под ордерами. Совещание окончено. Все свободны.

Глава 8

— Готов? — Норт Ледс прижал коммуникатор к уху. — Она только что вышла из подъезда, направляется к автобусной остановке. Я за ней.

— Сколько у меня времени? — Реус, специалист по обыскам и взломам, сидел в своей машине, припаркованной за домом Линды Хард, и был, что называется, на низком старте.

— Одета в жакет и юбку, с собой дамская сумочка. На голове шляпка. Вряд ли она в таком виде выскочила в булочную за пышками. В любом случае я постараюсь её задержать, если будешь не успевать.

— Принято, — Реус отключился и нашарил в кармане запасные ключи от квартиры Хардов, которыми снабдил его Мэт. Теперь, если всё пройдёт гладко, он сможет обнаружить в этом жилище что-нибудь, проливающее свет на историю с сектантами.

Норт шёл за невысокой, чуть полноватой женщиной в голубой шляпке, почти не скрываясь. Линда Хард не вертела головой по сторонам, а спокойно шла к автобусу. Норт отметил чуть сгорбленные плечи и пальцы, периодически с силой сжимающие изящные ремешки сумочки. «А мадам волнуется. Куда же вы идёте, мадам, в шляпке и жакете? Что у вас за рандеву в столь ранний час?» Линда села в автобус, и Норт зашёл в заднюю дверь. Женщина всё так же не замечала его присутствия. Норт поправил солнцезащитные очки, в мост между стёклами которых было вмонтировано миниатюрное записывающее устройство. Норт Ледс дублировал собственный взгляд, и взгляд этот свидетельствовал, что Линда Хард, немного волнуясь, направляется прямиком в бухту с причалом для водных трамвайчиков.

Реус в это время тщательно обыскивал квартиру, цедя сквозь зубы ругательства, которым позавидовали бы и в южном сателлите. Даже юнцу понятно, что опасные вещи люди будут либо прятать в самые далёкие и труднодоступные уголки, либо наоборот, держать на виду, где они, как ни странно, совсем не притягивают взгляд. Но Реус Тайт слишком долго служил, чтобы опираться на догмы. Он перерыл абсолютно всё, аккуратно возвращая вещи на место, он скопировал себе все аудиофайлы из маленького плеера, убедившись, что мадам Хард предпочитает из музыки лёгкую ненапряжную инструменталку, а из аудиокниг — ширпотребные любовные романы и такие же радиопьесы. «Курица». Реус скрупулёзно перелистывал журналы с рецептами, какими-то идиотскими советами по хозяйству, искал и скрежетал зубами. По всему выходило, что они вытянули пустышку. Конечно, всегда оставался шанс, что самое ценное матушка Мэта утащила в своём ридикюльчике, но это уж пусть Ледс сам. Реус заглянул в ванную комнату, где тоже перевернул всё вверх дном, изучил кухню, прихожую и даже общественную террасу с несколькими пепельницами. Он простучал и просветил все стены, полы, потолки и межкомнатные перегородки, он вывернул наизнанку комнату Мэта, он разве что сам не просочился сквозь стены, но всё было без толку. Квартира семьи Хард была уныла, безлика и абсолютно стерильна.

— Господин капитан, я возвращаюсь. Обыск не дал ничего. Я там каждую соринку сосчитал.

— Что ж, — Дор подозревал, что этим кончится, — приезжайте в Отдел, будем ждать новостей от Ледса. Вы точно ничего не упустили?

— Никак нет, — голос у Реуса немного осип от обиды, — там пустота и тишина.

— Тогда жду вас. — Коммуникатор погас.

* * *

Дор с досадой громко положил коммуникатор на стол, отчего металлический корпус обиженно завибрировал. Дир краем глаза следил за капитаном, предпочитая не вмешиваться. Они оба понимали, что противник умён и его нельзя недооценивать. Все шаги неведомого врага были просчитаны, а их исполнение вызывало обоснованное восхищение у закалённых спецов. Тем интереснее, по мнению Альда Дира, становилось противостояние, это не говоря уже о том, что и опасность от этого невидимки исходила реальная и крайне — крайне! — больно бьющая по всему их Отделу.

Дор пошевелился.

— Ну, вы поняли. По обыску ноль, Реус едет сюда. Ледс пока ходит хвостом за Линдой Хард, раз пока на связь не выходит, значит, ему тоже нечего сказать. Печально, Дир, очень печально. Что там у нас ещё на сегодня?

— Компьютерщики пока работают над взломом «Гипноса», — сообщил Альд, сверившись с докладной запиской, — Холт шерстит солончаки. А, вот! Хоть что-то сдвинулось с мёртвой точки. По поводу этих тонконожек-вегетарианцев. Вы были правы, вычислить их не составило труда. Марк Трент и Хэл Лайс, обоим по шестнадцать, учатся в школе при Институте, в классе с юридическим уклоном. Будущие адвокаты, — скривился Дир, — оба бестрепетно идут по стопам родителей. Уроженцы Центрального, ни разу не привлекались, в школе на хорошем счету. В каких-либо отношениях с девушками или молодыми людьми не состоят, вредных привычек не имеют. Любители квестов, Люк подтвердил, что мальчики его частые гости. Который темноволосый и невысокий, это Марк, а блондин — Хэл. Кого предпочтёте допросить первым?

— Вы уже отослали повестки? Это хорошо. Вызовите... ну, давайте начнём с Марка Трента. В каком храме он пугал священника?

— Трент как раз-таки из церкви святого Михаила, где служит отец Никлас.

— Вот и чудненько. Когда явится, проводите в комнату для допросов. Которая без окон. Пусть посидит там с полчасика, подумает о жизни и будущей адвокатской практике.

— Так точно, — кивнул Дир, хищно улыбнувшись, — деморализованный свидетель всегда лучше самоуверенного выскочки, знающего свои права. Должен предупредить, с ним будет отец, так как мальчик несовершеннолетний.

— Хоть всё святое семейство. Я, Дир, тоже способен деморализовать. Хотя бы своим видом.

Когда Дор через сорок пять минут спустился на минус десятый этаж, в комнату для допросов, Марка Трента можно было уже вводить в терапевтический транс. Парень был бледен, постоянно сцеплял и расцеплял тонкие пальцы, периодически наматывая на них цветные кисточки модного шарфика, иногда сглатывал комок в горле, отчего острый кадык ходил ходуном. Его отец, представительный господин в строгом костюме, возмущённо поглядывал на часы и на экран коммуникатора. На минус десятом сигнал не ловился в принципе.

Оба вздрогнули, когда распахнулась дверь, и в комнату зашёл человек самого жуткого вида, который только мог вообразить уважаемый адвокат Янус Трент. Высокий тип с неприятно-тёмной кожей и гладким черепом, вызывающимстойкие ассоциации с головой скелета. Глаза типа были чёрными и расширенными, так, что белков почти не было видно, и от этого он выглядел ещё более неестественно и мерзко. Янус Трент привстал.

— Я могу поинтересоваться, почему меня и сына держат здесь уже бог знает сколько времени без единого объяснения?!

— Можете, — кивнул скелет, — а вот буду ли я вам отвечать, это другой вопрос. Сядьте на место, господин Трент, я вызывал не вас, а вашего сына.

— Что?! — Глаза адвоката округлились. — Да по какому праву...

— «Кодекс о правонарушениях и антиобщественных деяниях», параграф десять, пункт семь-а. Если свидетель на момент дачи показаний не достиг возраста совершеннолетия, допрос проводится в присутствии его биологических или приёмных родителей, патронатного воспитателя или опекуна, назначенного государством. Вы биологический отец Марка Трента и находитесь здесь на законных основаниях. Вам никто не препятствует присутствовать при допросе вашего сына. Что-нибудь недоступно?

— Что вам понадобилось от моего сына? Вы вообще кто такой? Я буду на вас жаловаться вашему руководству за пренебрежительное отношение...

— Позвольте представиться: капитан Дор Стайн, командир особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями. Так что давайте, по-быстрому жалуйтесь мне на меня, и приступим.

— Вы?.. — У отца Марка на мгновение отнялся язык. — Это вы — капитан?

— Вы точно адвокат? — Дор покосился на Януса с некоторым интересом. — Вы что, новости не смотрите? Я на брифингах регулярно бываю, мою морду уже каждый мог выучить за эти годы. А что до того, что допрос провожу я лично, то позвольте вас заверить, ваш сын проходит свидетелем по чрезвычайно важному делу, находящемуся у меня на личном контроле. Итак. Запись идёт.

— Вы продержали здесь мальчика почти час!

— Я человек занятой. И моё время ценнее вашего, господин Трент. Если вы и впрямь адвокат, вы должны понимать разницу между обвиняемым, подозреваемым, задержанным и свидетелем. Ваш сын, Марк Трент, свидетель. И не пытайтесь своими действиями спровоцировать его перемещение в иную категорию.

— Это произвол! Вы не имеете права! Я подам на вас в суд за моральный ущерб, причинённый моему сыну!

Тут Дор не выдержал и заржал в голос, отчего Марк скукожился на своём стуле ещё сильнее, втянув голову в тощие плечи. Отсмеявшись, Дор ткнул пальцем в интерком.

— Господин Орс.

— Я вас слушаю. — Секретарь был, по обыкновению, совершенно невозмутим.

— Вам дублируется запись допроса Трента?

— Так точно, — степенно наклонил голову Гельт Орс.

— В таком случае, когда господин Трент с сыном навестят вас, чтобы расписаться в протоколе, не забудьте выписать штрафную квитанцию по форме «три-двенадцать».

— Штрафной коэффициент? — Орса решительно ничего не могло вывести из себя.

— Максимальный, я ж капитан как-никак. Оскорбление капитана влечёт за собой максимальный коэффициент.

— Так точно, — вновь кивнул Орс, — я немедленно оформлю квитанцию.

Дор обернулся к возмущённо сопящему Янусу Тренту.

— От штрафа-то вы не обеднеете, раз уж вы адвокат из Центра, а вот то, что эти квитанции автоматом подшиваются в ваше досье, должно вас немного остудить.

— У вас что, — буркнул Янус, — предубеждение против Центрального квартала?

— Атавизм, — пожал плечами капитан, — остатки былых классовых противоречий. Сколько не пытаюсь, не могу избавиться. А теперь, господин Трент, утихните и сядьте ровно. Не забывайте: за три квитанции вам положен приз — административный арест.

Янус Трент сел, всё ещё метая из глаз молнии, и ободряюще потрепал сына по плечу:

— Ничего не бойся. Тебе никто ничего не сделает. Ты просто свидетель. Ты понимаешь меня?

— Будьте любезны, разговаривайте со мной, господин Трент-младший, — напомнил о себе Дор. — Итак. Запись идёт. Сегодня пятнадцатое апреля две тысячи триста седьмого года, пять часов тридцать три минуты пополудни. Проводится допрос Марка Трента в присутствии его биологического отца, Януса Трента. Допрос проводит командир особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями капитан Дор Стайн. Первый вопрос. Где вы учитесь, Марк?

— В... в школе при Институте... — парень откровенно робел. — В выпускном классе. У меня в программе углублённое изучение юриспруденции.

— Значит, вы уже знаете основные нормы и законы Ойкумены. — Марк кивнул.

— Вы собираетесь стать адвокатом, как ваш отец?

— Да... Я в этом году поступаю в Институт, на юридический, по специальности «адвокатская практика»...

— Какое это имеет отношение... — вновь встрял Янус Трент и осёкся. Дор опять включил интерком.

— Господин Орс, будьте добры, следите за допросом. Я не намерен постоянно отвлекаться на господина Трента, поэтому когда заметите очередной всплеск его эмоций, выписывайте на ваше усмотрение. Коэффициент максимальный. Вам всё ясно?

— Так точно, — Орс утвердительно пошевелил бровями, — я искренне надеюсь, что мне не придётся штрафовать господина Трента ещё раз.

Теперь уже Янус сидел, насупившись, и на капитана не смотрел. В его голове взбесившимися шестерёнками крутились слова лысого урода о подшитых в дело квитанциях. Оскорбление любого сотрудника любых надзорных органов каралось штрафами разной степени, но «привет» от капитана «Красного отдела» мог стать для успешного адвоката фатальным. Янус прекрасно отдавал себе отчёт, что индекс его фирмы упадёт моментально, мало кому захочется иметь дело с идиотом, полезшим против «красногалстучников», да ещё и без видимой нужды. Янус Трент корил себя за несдержанность, да что там, ругал последними словами, но толку в этом уже не было. Хотя, возможно, удастся убедить этого солдафона отменить штраф. Если, конечно, с ним вообще возможно вести диалог. Доверия командир особой бригады Янусу не внушал. А бедный Марк смотрел на этого типа с откровенным страхом. Он ни черта не понимал, он прокручивал в голове все события последних дней, какие только мог вспомнить, но давящая атмосфера тёмно-зелёной комнаты без окон с одним-единственным столом и страхолюдный капитан напротив не давали сосредоточиться. И отец, такой спокойный и уверенный вначале, теперь молча сидел, барабаня пальцами по столу. Марк обречённо вздохнул. Где он перешёл дорогу одной из самых пугающих надзорных служб, любитель квестов и модных шарфиков пока не понимал.

— Чем вы увлекаетесь в свободное от учёбы время, Марк? — Даже голос у этого хмыря был какой-то скрипучий, будто он порвал связки. Марк поёжился. И ведь носит как-то земля таких уродов. Когда Дор на секунду отвернулся, и Марк увидел жёлтые выпуклые шрамы на затылке, его замутило. Марк Трент был убеждённым противником насилия в любых формах, осуждал агрессию, был ярым защитником животных и с омерзением относился к таким привычкам людей, как курение и употребление алкоголя и наркотиков. Что до отношений с девушками, Марк Трент твёрдо решил ограничить своё общение с ними невинной дружбой. Ему хватило одного порноролика, чтобы проникнуться глубочайшим отвращением к любым сексуальным контактам. В общем, Марк Трент был вегетарианцем не только в пище, но и в душе. В отличие от сидящего напротив мужчины.

— Ну так что? Или вы корпите над своей юриспруденцией денно и нощно?

— Я... ну... я читаю... ну... музыку слушаю...

— На улице-то хоть бываете?

— Я не понимаю! —взорвался наконец Янус Трент и шумно сел обратно, заметив, как лысоватый секретарь на дисплее интеркома заинтересованно поднял взгляд.

— Ну бываю, — Марк решительно не понимал сути расспросов, — у нас есть компания... школьная... и мы иногда играем в квесты...

— Ага. — Дор закурил, и Марк немедленно отодвинулся подальше, не желая вдыхать ядовитый дым. К сожалению, в помещении без окон это было сделать трудновато. — Квесты. Вот о квестах мы с вами и поговорим подробно и обстоятельно, не упуская ни малейшей детали. В первую очередь, что такое квест. Рассказывайте как неопытному новичку.

Сказать, что Марк удивился, значит не сказать ничего. Квесты? Этому уроду с залитыми чернотой глазами надо знать про квесты? Это что, тоже подпадает под какой-то запрет?

Видимо, на лице Марка отражалась столь причудливая гамма эмоций, что Дор опять расхохотался, вызвав невольный судорожный вздох у Трента-старшего.

— Марк, хватит пытаться проанализировать мои вопросы, просто отвечайте. Не заставляйте себя находиться здесь дольше требуемого. Я вас слушаю.

— Ну... квест... Ну, это такая игра. Есть несколько типов. — Марк слегка оживился, оседлав любимого конька. — Например, эскейп-рум. Игроков запирают в помещении, а они должны найти выход за определённое время, используя подсказки или решая головоломки. Там есть разные виды... ну... например, найти выход из заброшенного здания или отыскать требуемый артефакт... Но мне эскейпы не очень нравятся. Я не люблю замкнутые пространства.

— Тогда во что вы играете?

— Ну... некоторые называют это городским ориентированием. Надо за кратчайшее время достичь определённых контрольных пунктов, которые прописаны в исходном задании. По пути к пунктам выполняются задания... разные... иногда надо ехать на велосипеде, иногда идти пешком. В каждом пункте даётся следующее задание. Кто быстрее, тот и победил.

— Насколько мне известно, задания могут быть весьма абсурдными.

— Но это же игра, — удивился Марк, — она и не должна быть серьёзной.

— Резонно. Теперь о заданиях. Как и где вы их получаете?

Марк пожал плечами. Несмотря на то, что он уже слегка успокоился, а лысый капитан больше не рявкал на его отца, сути допроса выпускник юридического класса всё ещё не понимал.

— Первое задание даётся сразу всей команде. На стартовой точке.

— Вегетарианское кафе «Пучок зелени»?

— Да, — немного удивлённо кивнул Марк, наматывая на палец шарф, — там у нас штаб. Люк даёт первое задание, всем примерно одно и то же, но в разных местах. Только конечный пункт всегда один, а двигаются к нему по-разному.

— Значит, Люк даёт задание. Хорошо. Когда вы добираетесь до первой точки, как вы узнаёте дальнейший маршрут?

— О, там масса вариантов. Записки, наколотые на ветки, объявления на столбах, надписи на дорожном покрытии... или просто конверт, подсунутый под какую-нибудь дверь. Найти задание всегда непросто. Иногда надо пройти целый мини-квест.

— Сколько вам лет? — вдруг уточнил Дор, прикуривая вторую сигарету.

— Ше... шестнадцать. — Марк закашлялся, и Янус возмущённо привстал:

— Вы можете не курить при ребёнке?

— Могу, — сказал Дор, — если бы ему было пять лет. Здоровенный лоб может и потерпеть. К вашему сведению, в шестнадцать лет подростки уже ограниченно дееспособны, их можно нанимать на работу с неполным рабочим днём и они имеют право управлять транспортным средством за исключением автомобилей специального назначения. И вообще в шестнадцать уже думают о других вещах, нежели скакать козлом по городу.

— Вы считаете, надо отнять у детей детство? — ядовито поинтересовался Трент-старший.

— Не беспокойтесь, ваш сын вряд ли когда-нибудь повзрослеет. Взросление предполагает ответственность, и вот об этом мы сейчас и поговорим. Говорить будем мы с Марком, уважаемый господин Трент. Свои претензии выскажете позже. Итак, Марк, не так давно вы играли с друзьями в очередной квест. Он называется «Выйди наружу».

— Да, — согласно кивнул Марк, — они все так называются, те, которые по городу.

— Одним из заданий на этот раз было зайти в церковь и задать священнику странный вопрос.

Янус Трент взволнованно пошевелился. Тон, которым говорил капитан, внушал адвокату серьёзные опасения. Прежняя почти эфемерная участливость сменилась ледяным крошевом. Марк, правда, перемену настроения Дора Стайна не заметил.

— Да, Люк, видимо, решил внести разнообразие. Раньше этого не было. Но ведь тем интереснее?

— Я повторяю, господин Янус Трент, — с тем же холодом в голосе сообщил капитан, — взросление подразумевает ответственность. Перед собой и перед обществом. Иначе хаос и анархия. Куда мы и катимся, и сейчас вы узнаете, почему. Ну, Марк, делитесь, чем вы озадачили священника отца Никласа из церкви святого Михаила, что рядом с Государственной библиотекой?

— Марк? — Янус вытаращился. — Вы там совсем мозги растеряли с вашими играми? Ты что, не понимаешь, что храм не место для ваших поскакушек?

— Тише-тише, — нехорошо улыбнулся Дор, — рано ругаете. Ну, Марк, колитесь. Почему вы покраснели? Стыдно стало? Выкладывайте, я не ваш папаша, могу и в морду съездить. А вы не рыпайтесь! Рыпаться начнёте, когда ваш вегетарианец-девственник-квестовик изволит обрести дар речи. Ну?

Тут до Марка наконец дошло. Дошло, что дело не просто серьёзное, а полный аллес, как выражался Хэл. Весёлая шутка на грани фола теперь казалась Марку не такой уж и весёлой. А ведь рядом сидит отец!

— Мне... надо было зайти в церковь у библиотеки... найти священника и спросить...

— Громче!

Марк судорожно вздохнул. Что ему дома устроит отец, даже думать не хотелось.

— Спросить, почему Внешний мир запретен для людей, хотя человек создан по образу божьему и вся земля должна принадлежать ему... — Марк прервал объяснение на полуслове и низко опустил голову. Его отец только раскрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Через минуту Трент-страший, не стесняясь капитана, заорал:

— Ты идиот?! Совсем мозги отсохли? Ты... Боже ты мой... Да как у тебя язык повернулся? Я тебя спрашиваю, недоносок! Как у тебя хватило ума спрашивать про Внешний мир?! Да ещё ставить в идиотское положение священнослужителя?! Ты вообще границ не видишь? Боже, теперь я понимаю, почему тебя вытащили на допрос! Какой позор... Боже мой... — Янус закрыл пылающее лицо руками. Худшего удара под дых трудно было и вообразить. Капитан изучающе рассматривал то Марка, то Януса, и наконец поинтересовался:

— Господин Трент, в вашей семье в порядке вещей проявлять безответственный интерес к запретным темам?

— Мы не обсуждаем в семье мир за Гранью, — кое-как успокоившись, натянуто произнёс адвокат, — это абсолютное табу. Мы прекрасно знаем законодательство.

— Убийцы тоже знают, по какой статье сядут. А что до Внешнего мира, о его опасности и недопустимости интереса к нему надо было сообщить мальчику, ещё когда он не бунтовал против всего сущего. Замалчивание проблемы порождает только две вещи: стыдный и запретный интерес к ней или полнейшую безответственность, каковую продемонстрировал ваш сын. Вы же знаете законы. Параграф один «Кодекса о правонарушениях и антиобщественных деяниях». Параграф один, господин Трент. Вспоминайте-вспоминайте. А так же учтите, что даже тайна исповеди теряет значение, когда священник узнаёт из кабинки об интересе к Внешнему миру. Даже тайна исповеди, господин адвокат. Что уж говорить о делах мирских. Марк! Теперь отвечайте и не вздумайте юлить. Где и как вы получили такое вопиющее задание?

Марк всхлипнул. Отец никогда не повышал на него голос, всегда и всячески подчёркивая, как важно сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Но Внешний мир! Да мало ли, что там болтают, там всё равно никто никогда не был. Но глядя на капитана, Марк засомневался. Вот, кажется, этот немигающий тип с кривыми шрамами на затылке как раз и был. И рубцы эти получил там же...

— У предыдущего контрольного пункта, перекрёстка сто первой и Центральной аллеей, есть знак «Парковка запрещена». Он был обвязан ленточкой, это значит, где-то рядом следующая подсказка. Там... — Юноша вытер покрасневший нос шарфиком. — Прямо на дороге был нарисован крест и «дубль-вэ», знак запада. Ну понятно, церковь в Западном, она там одна. А вопрос... — Марк снова сглотнул, намотал кисточку на палец, размотал её и шумно выдохнул. — К ленточке был привязан фантик от конфеты, там с изнанки...

— Идиотизм. — подытожил Дор и ткнул в пепельницу прогоревший окурок. — Идиотизм, ветер в голове, полнейшая безответственность, абсурд и коррупция. И вегетарианство. Так я понял, вы не знаете, кто придумал такое задание?

— Люк, наверное...

— Ваш Люк уже всю рубаху на себе разодрал, открещиваясь от святотатства, и я ему верю. У него истерика, он не дурак, понимает, чем ему грозят подобные игрища. Значит, вы не знаете, кто так жестоко над вами подшутил и заставил играть по своим правилам, используя вас втёмную?

— Втёмную? — пролепетал Марк, который на всякий случай простился и со школой, и с Институтом, и с безоблачным будущим.

— Да, втёмную. Вашу дурацкую игру ввели в игру куда более изощрённую и страшную. Ко мне обратился отец Никлас, тот самый, которого вы так напугали. А вам ведь было весело смотреть, как растерялся несчастный пожилой священник? Я атеист, но нормы морали не чужды даже мне. В отличие от вас. Отец Никлас был напуган и пришёл в бригаду, сам, даже он знал, куда идут при словах «Внешний мир». Что ж, не вижу смысла держать вас тут и далее. Надеюсь, дома вы в первый раз в жизни схватите ремня, а факт вашего допроса будет незамедлительно передан директору школы. Последний вопрос. После этого возмутительного поступка, где вы обнаружили следующее задание и что оно из себя представляло?

— На... на ветке у входа в церковь... такой же фантик... надо было добраться до смотровой у каньона... Потом весь квест был... обычный...

— Господин Трент, забирайте ваше недоразумение и идите в секретариат, это на третьем этаже, далее по указателям. Распишетесь в протоколе и не забудьте квитанцию. Сил моих больше нет на это смотреть.

Дор, не прощаясь, вышел из комнаты, оставив Марка наедине со взбешённым отцом. С монитора им сочувственно улыбался секретарь «Красного отдела» Гельт Орс.

* * *

Норт Ледс, не теряя из виду мадам Хард, протискивался сквозь небольшую толпу на причале, ожидающую трамвайчик. Линда Хард купила билет за сотню с экскурсией, равнодушно вынув из большого лотка «говорящее ухо». Норт напрягся. «Ухо» это уже интересно. Он купил такой же билет, получил «ухо» и, следя одним глазом, как мадам Хард усаживается на верхней палубе, повертел в пальцах чёрный наушник с маленьким пультом для переключения каналов. Каналов было два: основной, с экскурсией, и технический, откуда доносилось царапающее шипение. Норт так же захватил с прилавка буклет, текст которого полностью дублировал голос экскурсовода, и уселся сзади Линды Хард, чуть левее, чтобы видеть её лицо. Женщина его присутствия до сих пор не обнаружила, спокойно сидя на жёстком стульчике и сжимая в руках сумочку. «Кой чёрт тебя понесло на водную экскурсию?» Норт пялился на левое ухо мадам Хард. Камера в очках беспристрастно снимала палубу и бирюзовую гладь воды. Трамвайчик качнулся, и в наушнике раздался бархатный голос гида.

Норт плавал по главной бухте уже час, периодически выключая «ухо» и прислушиваясь к еле разборчивому бормотанию в наушнике Линды. Всё то же, монотонное бухтение экскурсовода, повествующего об истории образования конгломерата. Иногда рассказ перекрывала пищащая наводка, заставлявшая Норта морщиться. Так прошёл ещё час, за время которого Линда Хард спокойно сидела и слушала гида. Норт решил по прибытию осторожно вытащить из лотка её наушник. Должно же там быть хоть что-то! Пока лейтенант Ледс ровным счётом ничего не понимал.

Стащить «радиоухо» не представляло никакой сложности, и Ледс аккуратно спрятал свои «трофеи» в сумку, следя за тем, как Линда Хард так же спокойно идёт обратно к автобусу. Было ясно, что женщина собирается домой. Норт вылез на уже знакомой остановке и прошипел в коммуникатор:

— Реус, если ты ещё там, закругляйся, Она будет у подъезда через десять минут.

— Я уже давно в Отделе, — буркнул Реус, — только зря время потратил.

— Голяк? — Почему-то Ледс был не удивлён.

— Полнейший. Сдаётся мне, мы вытащили пустышку. У тебя что?

— В Отдел приеду, расскажу. Капитан там?

— Да, сидим тут, тебя ждём. Капитан допросил какого-то мальца и весьма недоволен. Так что лучше бы тебе принести хорошие новости.

— Да пошёл ты, — с чувством сказал коммуникатору Норт Ледс и отключился.

Дор рассеянно вертел наушник в пальцах, слушая доклад лейтенанта Ледса и морщился чему-то своему. М-да, похоже и впрямь пустышка. Реус клялся, и Дор ему в этом верил, что перевернул жилище семьи Хард вверх дном, но не нашёл ровным счётом ничего крамольного. Не нашёл вообще ничего, даже коммунальные счета эта женщина оплачивала аккуратно и в срок, а список аудиофайлов заставил Дора кривиться ещё сильнее. И Норт оптимизма не добавил, притащив «ухо» и буклет, и выглядел лейтенант при этом совершенно беспомощным. Альд пока молчал, но вид имел задумчивый до крайности, и Дор втайне надеялся, что вербовщик выдаст что-нибудь по существу. Как бы не относился Дор Стайн к своему заместителю, двадцатилетний опыт на дороге не валяется.

— Пригласите кого-нибудь из технического, пусть поковыряется в этом, — Дор щелчком отправил наушник прямо Альду в руки, — а вы, Ледс, повторите запись. Возможно, что-то от нас ускользнуло.

— Камера видит то же, что и я, — Ледс немного насупился, — она лишь дублирует мой взгляд.

— Камера равнодушна и беспристрастна, она фиксирует, но не анализирует. — Дир оттёр Норта от видеозаписи и просмотрел её всю, хмурясь и покусывая губы. Дор наблюдал за ним, в душе соглашаясь, что дело хоть и выглядит пустышкой, но таким вовсе не является. Да, обыск, профессиональный обыск не дал ничего, Ледс покатался на водном трамвайчике и спёр радиоухо с буклетом, Марк Трент был просто инфантильным юношей без тормозов, но на другой чаше весов лежал белый от ужаса взгляд Мэта, диверсия в «Гипносе», а так же убеждённость канцлера в том, что загадочные проповедники действительно существуют. Дор так погрузился в эти размышления, что чуть не подпрыгнул от саркастического смеха Альда Дира, в который тот вложил весь доступный ему яд.

— Поздравляю, Ледс. — Начальник агентурного издевательски поаплодировал, касаясь пальцами запястья, — вас «сделала» простая домохозяйка.

— Не понял, — Ледс смерил Дира взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Дор вздохнул про себя: «Господи, опять. Ну что ему стоит хоть на минуту прекратить обливать всех презрением? Уже все поняли, что он что-то там углядел, нет, обязательно надо разыграть театральную драму...» Вслух же Дор бросил довольно резко:

— Дир, сбавьте тон, здесь ваши коллеги, а не щенки-рядовые. Что у вас опять?

— Виноват. — Судя по лицу, виноватым себя Альд Дир не чувствовал совершенно. — Ледс, простите. Вы оперативник, блестящий оперативник-модификант, вы можете выжить там, где я умру в первые же минуты. Вы можете свернуть мне шею, а я даже не успею понять, как это произошло. Но вот в работе с людьми вы, увы, не так совершенны. Люди же не вараны или эти ваши штырьки, да и сталкеры недалеко ушли. Вы всё равно их стреляете, а не любуетесь на них. Вот, прошу всех обратить внимание. Женщина покаталась на трамвайчике, прослушала... хм... ладно, пусть пока будет экскурсия. Вы помните, как она шла к причалу? Плечи чуть согнуты, голова слегка опущена, глаза в землю. Это шла грустная и подавленная женщина, видите? Видите, как она сжимает сумочку? Ей неуютно, сто к одному, что она и на причале-то первый раз, вот что её туда понесло? А? Домохозяйку, которая лишний раз не выходит из дома? Смотрим далее. Вот... Отплавались, мадам Хард идёт к остановке. Ледс, вы же сами набрались наглости и спросили её, который час! Вы что, не видите? Это другой человек! Спокойная, уверенная женщина, она вам даже улыбнулась и довольно тепло ответила, даже пожелала хорошего дня. И это что, вон та ссутулившаяся тётка в дебильной шляпке? Нет! Сейчас ей даже шляпка к лицу, настолько она преобразилась. А это говорит нам только об одном... — Дир выдержал эффектную паузу. — Что на этом идиотском трамвайчике она что-то услышала для себя. Что-то, что придало ей силы улыбаться. Что-то, ради чего она и потащилась с утра пораньше на водную прогулку.

Дор неосознанно пошевелил ушами. Когда Альд тонким пальцем обводил лицо Линды на видеозаписи, комментируя свои наблюдения, всем поневоле стала ясна правота вербовщика. Женщина и впрямь узнала из этой экскурсии нечто большее, чем история бывшего мыса Кейп-Йорк.

— Что бы ни было спрятано в радиоухе, это дело спецов. — Дир был чем-то доволен, как кот, умыкнувший пачку сметаны. — Вся эта бижутерия суть головная боль технического отдела. Я же, господин капитан, прошу позволения провести свою операцию, используя исключительно силу убеждения.

— Вы что, — Дор чуть было не рассмеялся Альду в лицо, — хотите направить эту женщину на путь истинный? С чего ей вас слушать?

— Между прочим, — Дир подошёл к панорамному окну и всмотрелся в своё неверное отражение в пуленепробиваемом стекле, пригладив волосы, — многие женщины считают мой тип внешности очень привлекательным. А среди женщин под сорок этот показатель приближается к ста процентам. Я не собираюсь её соблазнять, если вы об этом. Простите, но Линда Хард это тихий ужас, — Альд покосился на монитор, — возможно, в молодости она была симпатичной простушкой, сейчас же мне не хватит никакой фармакологии, чтобы... хм... сократить дистанцию. Господин капитан, моя сила не в обольщении. Моя сила в знании психологии, и вот тут нашей домохозяйке возразить будет нечего. Ей как воздух нужны поддержка, забота и участие. Я предоставлю их ей. Предоставлю в значительно больших количествах, чем могут эти богоносцы. Предоставлю ей то самое, надёжное мужское плечо, в которое она может плакаться часами, я выслушаю. Я выслушаю всё. Выслушаю, ободрю, вселю в неё уверенность. Я перетащу её на нашу сторону. И когда у неё откроются глаза, она сама, заливаясь слезами ужаса, начнёт сдавать все явки и пароли. Я сделаю это, господин капитан. Если у вас нет возражений.

Дор пожал плечами. Оспаривать способности Альда Дира к втиранию в доверие и запудриванию мозгов мог только безумец. Заместитель капитана наблюдал за Дором и улыбался чему-то своему. В своих силах вербовщик не сомневался ни на минуту.

— Надо будет, и фармакологии наглотаетесь, — вынес вердикт командир. — Мне нужны результаты.

— Они у вас будут. — Бледно-зелёные глаза вербовщика по-кошачьи блеснули.

Глава 9

— А кто это у нас тут такой сладенький... — Молодой специалист-радиоэлектронщик в белых перчатках осторожно развинчивал «говорящее ухо» в надежде найти замаскированный тайничок с не предназначенными для посторонних записями. Сержант дышал через раз, вкручивая тончайшую отвёртку в почти невидимый шуруп. — А кто это у нас прячется... Колобок-колобок, я тебя съем. А ну-ка... — Он поддел крышку радиоуха и напряжённо всмотрелся в микросхемы, оплетшие паутиной внутреннюю часть чёрной коробочки. — Ах ты... Цыпа моя... вот ты где прячешься... иди ко мне... не бойся... — Сержант аккуратно вытащил странно деформированную плату. — О как... Хм.

Он отложил распотрошённый аудиогид и, нахмурившись, повертел зажатую в пинцете плату. Она была такой тонкой, что если бы техник не знал, где искать, не нашёл бы ни в жизнь. Но сержант Макс Грин и не такие посылки распечатывал. Маленькая полупрозрачная одноразовая плата, без возможности перезаписи, как карты памяти, она имела лишь одну функцию — донести информацию. Плата была едва заметно оплавлена, будто непонятный скачок напряжения повредил её поверхность. Макс положил находку под микроскоп и чуть заметно присвистнул. Что бы ни содержалось в памяти этого поликарбонатного лепестка, оно было безвозвратно утрачено. Но радиотехника интересовало не сколько само послание, сколько тонкий и ироничный способ шифровки. «Это чья же башка такое учудила... что за технофетишист тут обосновался... то есть при... ага... это что, морзянка?.. офигеть... ещё бы клинопись... ух ты... теперь понятно... а вот с этим можно уже и к капитану...»

Макс Грин осторожно упаковал радиоухо и повреждённую плату в герметичные контейнеры и запросил аудиенцию командования.

* * *

Алби уныло сидела у себя в лаборатории, подперев подбородок кулачком. Пять минут назад ей позвонил Дор и внезапно отменил все погружения до тех пор, пока не будет установлена точная причина сбоя программы, технологические характеристики взлома и прочие детали. Дор опасался, что неведомый хакер может влезть ещё глубже, и рисковать не хотел. Алби была с ним согласна, но внутри неё бурлили злость пополам с обидой на то, что кто-то осмелился проникнуть в её святая святых — проект, которому она посвятила жизнь, который начинал ещё покойный Кит Тригг, а она и Пирс довели до совершенства. И вот кто-то невидимыми грязными руками влез в разработанную лично ей программу. Алби шумно выдохнула. Как бы там ни было, сейчас она не может ни на что повлиять. Спецы-компьютерщики штурмуют программный код, выискивая следы злоумышленника, Сая терпит в лазарете очередные приступы головокружения после «радиант-плюса», Мэт окопался на кафедре, пытаясь прийти в чувство после нервного срыва и с головой окунувшись в свои парадоксы теории множеств. Алби так и не узнала, что явилось причиной тогдашнего предшокового состояния Мэта, да и, по правде говоря, не очень-то и хотела. Мэт Хард всегда был человеком в футляре, и руководитель «Гипноса» не имела ни малейшего желания этот футляр открывать. И сейчас она бесцельно сидела за своим рабочим столом безо всяких перспектив. Соваться к программистам было по меньшей мере невежливо, они могли расценить её визит как недоверие или стремление ускорить чрезвычайно сложный и ответственный процесс. Она грустно вздохнула. Даже та рутинная работа, которую они с Саей проводили уже который год, стала недоступна. Поиск новых подопытных и определение способности человека к погружению в стимулированный сон. За пять лет существования «Гипноса» этот несложный, на первый взгляд, момент был вечной занозой в пятке, доводящей Алби до лютого бешенства. Четыре испытуемых за всё время работы над проектом, и все четверо разительно отличались друг от друга. Дор Стайн, ещё до модификации и назначения командующим. Обычный парень без особых запросов и тараканов в голове, грубоватый, но не злобный. Кит Тригг, мир праху его во веки веков... потомственный интеллигент, умница, но бесконечно мнительный и обидчивый. Сая Стайн, «тёмная лошадка», бывшая вагантка, совершенно случайно «выстрелившая», когда никто не ждал, первая и единственная женщина-испытуемая. И Мэт Хард, интроверт и математический гений, занимающийся совершенно невообразимыми вопросами философии математики, из которых Алби с грехом пополам поняла только «парадокс Тристрама Шенди», и то потому, что Мэт смог объяснить его наглядно. Остальные парадоксы и теории были за пределами понимания Алби Мирр-Гарт. Точно так же за её пределами находилась пока и корреляция параметров четвёрки сновидцев. «Хоть отпуск бери и двигай в бухту, чаек кормить...» Она встала из-за стола, раздражённо описала круг по просторной лаборатории, вздохнула и уселась за рабочий компьютер. Раз уж нельзя проводить опыты и погружения, а уж тем более разрабатывать новые программы, оставалось одно: снова бесконечно просеивать параметры Дора и компании в надежде, что истина где-то рядом. Это была единственная мысль, не позволявшая Алби окончательно упасть духом. Тем более, что её муж в последнее время возвращался домой за полночь, злой, уставший, он быстро выпивал пару рюмок своей кошмарной жёлтой настойки и проваливался в сон, не интересуясь решительно ничем. Алби снова вздохнула. Можно было себе вообразить, что приходилось терпеть Рифусу в министерстве, когда вокруг бесновалась пресса, премьер требовал бесконечных отчётов, а тут ещё и сектанты постучались. И от государственного канцлера требовалось незамедлительно на всё реагировать и принимать меры. «Бедный мой... Кто сказал, что власть это благо?.. Власть давит, как огромный камень, дробит кости, тянет жилы и выпивает кровь. Риф никогда не хотел этой власти, он не желал быть канцлером, он всегда любил свой Отдел и не хотел для себя иной доли, чем просто возглавлять нашу бригаду... Разве его стали слушать?» Алби понимала, что Рифус был лучшим и единственным кандидатом на должность главы министерства специальных служб, но эта должность выпивала его без остатка, и Алби уже не помнила, когда они вместе проводили вечер. Ну... за исключением похода в «Два шмеля». И даже эта недавняя вылазка казалась Алби Мирр-Гарт затерянной во тьме веков. «Я выжила в стоячей волне. Я выжила во Внешнем мире. Я выживала каждый раз, когда Рифус ходил за Грань. Я выживу и сейчас, только... где же взять силы...»

* * *

Тем временем, пока сержант-радиотехник восхищённо любовался миниатюрной платой, а Алби предавалась безрадостным мыслям, Альд Дир спустился на парковку и направился к неприметной дверце, за которой находилась комната отдыха дежурных водителей. Сверившись с графиком выхода на службу, Альд удовлетворённо кивнул сам себе и зашёл в помещение.

Восемь водителей разного возраста, от двадцати двух до пятидесяти лет, увлечённо резались в онлайн-гонки на планшетах, шумно комментируя каждый дрифт и поворот. Лидировал, как, прищурившись, отметил про себя Альд, молодой сержант Рикс, уверенно обходивший своих соперников почти на четверть мили. В его адрес сыпались едкие шуточки, но Рикс сосредоточенно вёл свой виртуальный суперкар к победе. «Движение — жизнь», — хмыкнул тихонько Альд Дир и громко откашлялся.

Водители всполошённо заметались, выключая свои игрушки. Визит заместителя командира был неожиданным, а, значит, не сулил ничего хорошего. Внеплановые проверки транспортного отдела были не такими уж и частыми, проводил их начальник транспортного же отдела, а вышестоящему руководству важно было получить автомобиль на ходу, без поломок и с чистыми пепельницами, остальное обитателей верхних этажей здания со шпилем не волновало. И вот, здравствуйте, заместитель капитана, да ещё худший из трёх.

— Здравия желаю, — начальник смены старался смотреть спокойно и без настороженности. В конце концов, всегда можно сбрехать, что ребята отрабатывали навыки на виртуальной машине.

— Вольно, — бросил Дир, — что, переполошились? Я не с проверкой. Сержант Рикс на месте?

— Так точно, — выскочил вперёд молодой парень с нелепо оттопыренными ушами. Несмотря на юный возраст и внешность радостного щенка, Амис Рикс считался лучшим водителем, которому доверяли самые отчаянные преследования, в том числе и в густонаселённых районах, и именно Амис возил капитана, когда тому требовалась машина. В межведомственных соревнованиях по экстремальному вождению лопоухий сержант неизменно брал первые места.

— Сержант Рикс, о вас отзываются как о высококлассном водителе. Я не спрашиваю, я утверждаю. Мне понадобится ваш талант, в рамках одной операции.

— Погоня? — Здесь Рикс мог быть в себе уверен. Машины слушались его, как вышколенные псы кинолога.

— Вам лишь бы гонять. Хотя... Скорость тоже важна. Мне нужно, сержант Рикс, чтобы вы на большой скорости проехали почти вплотную к человеку, сбив его с ног воздушной волной, но не нанеся серьёзных увечий. Сможете?

— Да... — озадаченно ответил Рикс и тут же поправился. — Так точно.

— Покажите, — скомандовал Дир, — мне несчастные случаи не нужны. Давайте-давайте. Идите на разгонный круг и покажите, что вы умеете.

— Какую машину брать? — деловито осведомился Амис.

— Хм... — Дир задумался. — Возьмите какой-нибудь кроссовер поневзрачней. Вы будете действовать в городе, незачем привлекать внимание глыбами типа «Орфа». Да, сразу оговорюсь, перед операцией вы снимете номера.

— А... но это же... а...

— Полиция будет предупреждена, взысканий вы не получите.

— Так точно... А кто будет «манекеном»?

— Я. — сказал Дир. — Заодно и посмотрим, насколько объективно вас оценивают.

Амис Рикс замялся. В себе он не сомневался, равно как и во всём автопарке бригады, но господин Дир? Если этот хлыщ свалится как-нибудь неудачно, не видать сержанту Риксу ни своих машин, ни товарищей. И зачем лейтенанту самому участвовать в эксперименте? Хороша проверочка... И к чему вообще такое дурацкое задание? Но спорить с командованием сержант Амис Рикс был не приучен, потому молча отправился в гаражные боксы, подбирать «кроссовер поневзрачней».

Дир вышел на край разгонного круга и обернулся, подавив смешок. Водители осторожно выглядывали из комнаты отдыха, гадая, чем обернётся внезапный визит Альда Дира в их логово и кому за это попадёт. Все надеялись, что Риксу. Парень был богом дрифта и прочих манёвров, ну вот и прилетело ему за все его выверты. Сбить с ног воздушным потоком не так уж и сложно, главное, не зацепить человека зеркалом, отшвырнув с силой на землю в лучшем случае. На больших скоростях травмоопасными становились любые мелочи.

Кроссовер показался из распахнутых дверей бокса и хрипло рыкнул, пробуксовывая до дыма из-под колёс. Когда Рикс решил, что уже довольно, автомобиль сорвался с места, пролетев в опасной близости от стоящего человека, лишь парой миллиметров отделённый от живой (и, надо признать, слегка опешившей) плоти. В лицо Диру ударил горячий воздух, и он, не удержав равновесия от силы волны и от неожиданности, отлетел на пару метров. Водители встревоженно зашушукались. Рикс с визгом развернул кроссовер, заглушил мотор и выскочил наружу.

— Господин лейтенант...

— Очень хорошо. — Дир встал и теперь стряхивал пыль с чёрных брюк. Лицо его, всегда несколько усталое и в то же время надменное, на этот раз осветилось непривычной широкой улыбкой. — Просто отлично. Рикс, о вас не врали, я очень рад. Подготовьте автомобиль, снимите номера, уберите маяк куда подальше, завтра вам предстоит пугать одного ни в чём не повинного человека.

— В городе? — ещё раз уточнил на всякий случай Амис Рикс, уже загораясь непонятным азартом.

— Хуже того — в центре. Будьте на связи, номер знаете. Только больше не пробуксовывайте до открытого пламени, у нас тут не автошоу. Всё, господа, можете дальше резаться в свои гонки.

И Альд Дир, весьма довольный результатами эксперимента, зашагал к лифту.

* * *

Сержант Макс Грин разложил на столе капитана свою добычу, и четыре головы склонились над препарированным радиоухом. Выглядел аудиогид по бухте весьма безобидно, но оплавленная плата в отдельном контейнере ясно давала понять, что даже у смешного наушника для экскурсий может быть двойное дно.

— Эта плата была вставлена в слот технического канала, — объяснял Макс капитану, его заместителю по оперативно-агентурной работе и Норту Ледсу, который до дрожи хотел знать, каким образом его провела скромная вдовушка-домохозяйка без способностей к шпионажу. — Здесь всего два канала: технический и собственно с голосом гида, причём в записи. Мини-плеер, одним словом. Но самое интересное в том, что без знания определённого пароля нельзя переключить технический канал на вот эту внедрённую плату. Она как антитело, реагирует только на определённый раздражитель. В противном случае человек услышит лишь обычное шипение вспомогательного канала.

Норт задумчиво кивнул. Он несколько раз во время водной прогулки переключал каналы с технического на экскурсионный, и ничего не добился.

— И что же это за «раздражитель»? — Дор догадывался о каком-нибудь секретном коде или тому подобной мишуре, но в любом случае это должно было быть чем-то простым и легко запоминающимся. Чтобы освоила даже курица типа Линды Хард.

— Вы не поверите, господин капитан, — Макс Грин улыбался во все зубы, как игрок, сорвавший джекпот, — последовательное нажатие кнопки переключения каналов. С чередованием долгих и отрывистых нажатий. Проще говоря, азбука Морзе. Раритет из такой замшелой древности, что я о подобном только в специализированных книгах читал, по истории систем связи. Вот, смотрите, если нажать вот так и так...

— Всё гениальное просто, — задумчиво пробормотал Альд Дир, — просто, безыскусно и безотказно... Но чтобы додуматься до такого нужно, как вы сказали, читать специальную литературу?

— Так точно, — подтвердил сержант Грин, — этим способом перестали пользоваться ещё триста пятьдесят лет назад, аж до первой войны. Кто-то, видно, неплохо образован.

— Меня интересует другое. — Дор постучал пальцами по столу, привлекая внимание. — Этих аудиогидов была целая коробка, чтобы хватило всем желающим. Ледс, мадам Хард выбирала какое-то определённое радиоухо? Она искала наушник целенаправленно?

— Никак нет, — покачал головой Норт Ледс, — цапнула первый попавшийся, не глядя. Просто походя взяла из коробки, как и остальные экскурсанты.

— Значит, «начинка» была во всех радиоушах, чтобы исключить провал, но лишь тот, кто знал код, мог переключиться на тайную запись... Интересно. Грин, сколько времени уйдёт, чтобы снабдить... м-м-м... скажем, пятьдесят таких штук этими дополнительными платами?

— Если умеючи, то пары часов хватит, — пожал плечами радиоэлектронщик, — операция несложная, тут главное хорошее зрение и навык. На самом деле ничего сложного. Всё можно обставить как техническую проверку аппаратуры. А если не знать, где искать, то эту малышку можно запросто прощёлкать.

— Почему она оплавлена? — вдруг спросил Дир, не отрывавший взгляда от крошечного лепестка. Макс Грин задумчиво пожевал губами.

— Из того, что я понял при изучении этой улики, после прослушивания внедрённого текста плату уничтожал очень кратковременный, но серьёзный скачок напряжения. Вот отсюда. Причём я могу утверждать, что запись длилась столько же, сколько и аудиоверсия экскурсии, и по окончании сгорала в любом случае. Эти радиоэстеты обезопасили себя со всех сторон.

— Полный привет, — пробормотал несколько ошарашенный Норт.

— Запись, к сожалению, восстановлению не подлежит. Я уже и так и эдак вертел, бесполезно. Плата одноразовая, как раз для таких нужд.

— То есть такая серьёзная подготовка была проведена даже с учётом того, что человек мог не воспользоваться секретным кодом по незнанию или забывчивости... Но они грохнули несколько часов на переоснащение аудиогидов... Но, надо признать, задумка оригинальная. Ледс! Отправитесь в бухту, выясните, не проводилось ли недавно профилактическое обслуживание приборов или что-то в этом духе. Нельзя просто так сесть и впаять в пятьдесят радиоушей какие-то левые приблуды. Если подтвердится... ну, не мне вас учить.

— Так точно, — резко кивнул Норт, которому очень хотелось отомстить чёртову «уху» за свой прокол. — Разрешите приступать?

— Да, идите. Доклад по возвращении или в случае форс-мажора.

После ухода Ледса и Грина Дор наконец-то смог закинуть ноги на стол, что делал в минуты напряжённой работы мысли.

— Чёрт знает что, — резюмировал он через десять минут и закурил, с силой выдохнув сизую струю в потолок, — вот уж действительно «песок сквозь пальцы». — Капитана сильно раздражало такое положение дел.Проклятые проповедники представлялись призраками, бесплотными духами, оставляющими после себя лишь колыхание воздуха. И всё же изобретательность сектантов беспокоила Дора Стайна не на шутку. Квесты, игры для подростков, когда можно было подменить задание, нисколько не рискуя... радиоуши с секретом для посвящённых... о да, эти ребята не забывали об осторожности ни на миг. И это они не дураки, подумалось Дору, совсем не дураки. Азбука Морзе! И одновременно взлом сложнейшей программы, пусть и не до конца удавшийся. Да, противник капитану Стайну на этот раз попался серьёзный. Невидимый, как легендарный прион из Внешнего мира, и такой же смертоносный. Через секунду эти подозрения хмуро подтвердил Альд Дир.

— Меня тревожит то, что Ледс узнает всё, что сможет. Только вот... возможно, допрашивать будет и некого.

— Что? — повернул голову Дор.

— Эти люди постарались, чтобы запись исчезла в любом случае, даже если её не прослушают. Думаете, они оставят живого свидетеля, техника там или кто в этой шарашкиной конторе отвечает за оборудование? Раз они даже своих разменивают не глядя. Я помню ваш рассказ об участи адепта в южном сателлите. Всё зашло слишком далеко... слишком далеко... — Глаза Дира подёрнулись странной дымкой. Несколько минут он изучал пейзаж за окном, величественную панораму Ойкумены с высоты тридцатого этажа, а потом внезапно улыбнулся:

— Как бы там ни было, завтра я предприму психическую атаку на мадам Хард. У меня уже всё готово. Я думаю, мой зелёный галстук отлично подойдёт. Женщины любят, когда аксессуары сочетаются с цветом глаз.

— Вы долбаный псих, — чуть было не рассмеялся капитан, — тут чёрт знает что творится, а вы галстуки в тон подбираете.

— А как же. — Дир всмотрелся в своё отражение в окне и остался доволен увиденным. — Даже недоразумение женского пола по имени Линда Хард заслуживает тщательной разработки, а я не привык делать свою работу наполовину. Хорошо выглядящий, уверенный в себе мужчина вызывает гораздо больше симпатий, чем маменькин сынок, подкаблучник или кичащийся своей брутальностью мачо, поигрывающий бицепсами за неимением мозга. Любая женщина, господин капитан, втайне мечтает встретить принца на белом коне, причём чем старше она становится, тем это желание крепнет, у одиноких женщин особенно. Наша вдовушка просто обязана попасться мне на крючок.

— Поосторожнее с крючком, — напомнил Дор, которого уверенность Альда Дира в своей неотразимости одновременно веселила и немного пугала, — мадам Хард не должна испытать на себе огонь вашей страсти. Иначе я лично посажу вас в изолятор.

— Только психология, господин капитан, только психология и ничего больше. — Альд слегка самодовольно осклабился. Дору на миг подумалось, что если бы в Ойкумене существовала монархия, то Альд Дир со своей утончённой элегантностью и вечно утомлённым видом вполне мог сойти за принца крови. На белом ко... кабриолете.

— Тем более, я влез в доверие к её отпрыску, Мэту. Прикрытые тылы значат в нашем деле очень много. Думаю, Линда Хард обречена.

Дору оставалось только согласиться. Если уж Альд Дир за что-то брался всерьёз, сопротивление было бессмысленно.

* * *

Норт приехал на уже знакомый причал и несколько минут вертел головой в поисках кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить об аудиогидах и их настройках. Наконец он обнаружил на дальнем конце причала небольшую будку, около которой были свалены канаты, какие-то цепи, был даже один якорь, прямо как из книг про моряков. Норт осмотрел будку, прислушался и громко постучал.

Дверца скрипнула, и из неё вышел молодой парень в непромокаемых штанах, резиновых сапогах и полосатой майке. На вид ему было лет двадцать. «Подсобный рабочий на причале? Техник? А, кто бы ни был...»

Норт показал удостоверение, которое произвело довольно слабое впечатление на рабочего, и поинтересовался:

— С кем я могу поговорить об аудиогидах, которые выдаются туристам для водной прогулки?

— Да хоть со мной, — удивлённо ответил парень, — я сегодня дежурный. А что случилось? Кого-то шарахнуло всё-таки?

Норт недоумённо покосился на рабочего.

— Шарахнуло?

— Ну да. Ночью же не профилактика была, а шабаш полнейший, всё быстро-быстро, бегом, будто через час комиссия из министерства нагрянет...

— Профилактика? Будьте добры, расскажите поподробнее.

— А что случилось-то? — Матрос хлопал глазами. — Нам жалоб не поступало.

— Дело под грифом секретности, я не имею права разглашать детали. Мне казалось, моего удостоверения достаточно. Или вам неизвестно, что такое «Красный отдел»?

— Да... конечно... известно... — стушевался парень и принялся пинать носком резинового сапога канат.

— Как вас зовут?

— Норт Фрай... господин лейтенант.

— Тёзка? — Норт удивлённо приподнял брови. Его имя почему-то не пользовалось популярностью уже который год.

— Ага, — улыбнулся во все зубы рабочий, — так что вас интересует? Я только коробки таскал, я в этих штуках ничего не понимаю.

— Просто расскажите, что происходило этой ночью. Максимально подробно.

— Ну... — Норт Фрай задумался и начал пинать якорь. — Где-то около одиннадцати вечера припёрся Стен, злой как чёрт. Стен это наш радиомеханик. Сказал, что начальство, будь оно неладно, вытащило его в выходной день... ну, мы сутки дежурим все... график такой... вытащило и сказало в авральном порядке провести профилактику ух... радиоух... радиоушей. Типа там что-то не то и клиентам плохо слышно. Ну он и начал, только подноси. Злющий был!.. Хотя, думается мне, он потому так спешил, что, раз ночь-то выдалась рабочая... внеплановая... так он решил по-быстрому всё закончить и пойти... ну... жена-то надоела за столько лет...

— Понятно, — перебил Норт, — и что ваш Стен делал?

— А я понимаю в этом? Курочил каждое ухо и что-то туда совал, говорил, система улучшения звука, чтоб не шипело. Что там может шипеть-то? Не знаю, господин лейтенант. Я в этом правда дуб. Хотите, возьмите ухо, у нас их много и постоянно воруют. Сегодня тоже одно спёрли, мёдом они, что ли, намазаны, уши эти.

Норт Ледс решил не признаваться общительному матросу, что спёр ухо именно он, лейтенант Ледс.

— Спасибо. А где сейчас ваш Стен? Он вообще что за человек?

— Стен-то? Да как сказать... Человек как человек. Женат, давно уже. У нас лет десять работает, я пришёл, он уже был. Хороший мужик, и не пил почти, говорил, ещё не хватало, чтобы руки при работе тряслись. Ну... ответственный. Не опаздывал ни разу, при мне так точно. Хороший мужик.

— Ему хорошо здесь платили?

— Ну да. Поэтому и держался, говорил, за такие деньги и почти без геморроя... да какой тут геморрой? Экскурсии не меняются, только когда праздники, тогда особо. Да только следующий праздник через два месяца. День Конституции.

— Ага. Скажите, Норт, а этот Стен, он в последнее время не показался вам... ну, необычным, может, его поведение изменилось?

— Нет. — Фрай покачал головой. — Ничего такого. Вот только эта ночь, что его выдернули, так тут любой разозлится. Нет, господин лейтенант. Стен у нас вообще стабилен.

— Сколько ему лет?

— Сорок пять.

— Скажите, он конфликтовал с кем-нибудь? Может, жаловался на проблемы в семье?

— Да нет... Он так-то неразговорчивый... а чего трепаться? Работать надо. А проблем с ним никто не имел. Он так-то добрый, просто не любит языком чесать.

— Как по-вашему, Стен религиозен? Он ходит в церковь?

— Чего? — округлил глаза тёзка Ледса. — Не-ет, что вы. Он всегда смеялся над этими... чудиками с их молитвами. Нет, ну хочешь, верь, говорил он, только в воде не бога надо звать, а спасательный круг ловить. Так он считал, и правильно, по-моему.

— По-моему, тоже. У вас есть его координаты? Адрес, телефон?

— Сейчас, — Норт Фрай юркнул в будку и через пару секунд вылез обратно, — вот, пожалуйста. Он недалеко живёт, можно пешком дойти. Сегодня у него выходной, может, и дома сидит, футбол смотрит. А что он всё-таки сделал, а? — просяще посмотрел на Ледса рабочий. — Хороший мужик-то.

— Я тоже думаю, что хороший, — вздохнул Норт, — только кому до этого есть дело... Спасибо, Норт, и за «ухо» тоже.

— Вы приходите, — Фрай бесхитростно таращил глаза, — сейчас самая погодка на трамвайчике прокатиться.

— Да я уже, — Норт попрощался и вышел с причала.

Он решил пройтись до дома Стена Крипса пешком, обдумав заодно слова рабочего. По всему выходило, по крайней мере, пока, что мастер просто выполнял работу втёмную, как и мальчики-тонконожки со своими квестами. Либо Стен знал, что делает, но не афишировал это, и скорее всего, за неплохой бонус к зарплате. Норт вынул радиоухо из кармана и нашёл сбоку напечатанный мелким шрифтом телефон фирмы, предоставляющей для почтенной публики экскурсии на водных трамвайчиках. Разговор с директором был коротким и неутешительным — никакого срочного задания фирма Стену Крипсу не давала, в ту ночь у него был законный выходной, и директор очень разволновался, узнав, что Стен что-то самовольно делал с аудиогидами. На клятвенное обещание разобраться Норт только бросил: «Поздно», и отключился. Оставалось только навестить радиотехника на дому.

Стен Крипс жил в типовом многоэтажном доме повышенной комфортности, что заставляло предположить, что платили за работу с «говорящими ушами» действительно неплохо. Норт поднялся на семнадцатый этаж, отыскал нужную дверь и позвонил. Несколько минут никто не отзывался, и Норт Ледс уже решил было, что никого нет дома, как вдруг дверь распахнулась и на пороге показалась худощавая заплаканная женщина в домашнем платье. Волосы её были замотаны в неаккуратный пучок с торчащими прядями, а губы искусаны до крови. Она подняла на Норта непонимающие покрасневшие глаза и громко, с придыханием, шмыгнула носом. Казалось, ей было абсолютно всё равно, кто перед ней стоит. В руках женщина комкала насквозь промокший носовой платок.

— Что вам надо? — наконец спросила она тихим, безжизненным голосом. Норта охватило самое нехорошее предчувствие.

— Меня зовут лейтенант Норт Ледс, я из особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями. Вот моё удостоверение, пожалуйста. Мне необходимо поговорить со Стеном Крипсом. Вы его жена?

— Вдова. — глухо ответила женщина и вдруг схватилась за дверной косяк, словно у неё внезапно ослабели ноги. Норт взволнованно подхватил женщину под руки, чтобы она не сползла по стенке. — Я вдова Стена Крипса. С этой самой ночи.

Глава 10

— ... в том числе в департаменте криминальной полиции. Там всеобщее уныние, они и не скрывают, что это висяк. — Норт описывал круги по кабинету капитана и раздражённо докладывал, периодически с силой затягиваясь горьким дымом. Дор, Альд и Сайрус Холт слушали оперативника очень внимательно. — Глухой ночью мужик заканчивает свою диверсионную операцию, идёт по неосвещённой части к остановке, не доходя до неё, получает от неизвестного лица удар молотком в затылок. Мгновенная смерть. И концы в воду. Полицейские даже не могут пока определиться с полом и возрастом убийцы, это был человек в тёмной одежде с капюшоном, в обычной обуви и без каких-либо примет типа сутулости или хромоты. На камерах наблюдения почти ничего не разобрать.

— Пусть ищут, это их дело. — Дор сумрачно зыркал то на Норта, то на Альда Дира, который предсказал подобное развитие событий. — Нам важно лишь, что эти деятели заметают следы, не гнушаясь ничем.

— Нет человека, нет проблемы, — подал голос Дир, — хотя такая радикальность настораживает. Киллер, скорее всего, сторонний, не имеющий отношения к секте, просто исполнитель. Мог получить заказ как угодно, на одноразовый номер или почту. Но этот шаг нас приводит к следующим размышлениям: у нас тут, господа, не южный сателлит, где тебя грохнут просто так, от нефиг делать. Здесь, господа, Центр. И даже ночью он не перестаёт быть Центром. Киллер должен был получить хорошее вознаграждение, он сильно рисковал даже на неосвещённом участке. Камеры видеофиксации, регулярные патрули, прохожие, в конце концов. Рядом с бухтой полно круглосуточных увеселительных заведений, там всегда толпа народу. Не лучший вариант для заказного убийства. А это подводит нас к мысли, что заказчик человек обеспеченный и с длинными руками. Вы знаете, сколько стоит нанять киллера по сегодняшним расценкам?

— А вы знаете? — поднял брови Дор.

— Это моя работа. Самое простое убийство, вот как у нас сейчас, стоит по меньшей мере семьдесят тысяч. Если хотите «естественную» смерть или какой-то определённый способ лишить человека жизни, плата возрастает. Киллеры нынче дороги, проще самому. Но наши святоши предпочли переплатить, но и перестраховаться. М-да.

Воцарилось молчание. Норт, охрипший от долгого монолога, счёл за благо теперь послушать, что скажет командование, а пока жадно пил воду из кофейника. Сайрус Холт, по обыкновению смотрящий в потолок, анализировал новые факты, смешно шевеля бровями, Дир наоборот, размышлять вслух прекратил и теперь меланхолично рисовал пальцем на столе букву «альфа». Капитан же пребывал в мрачной задумчивости пополам с холодным бешенством. Он признавался себе, что столкнулся с противником, которого нельзя недооценивать. И всё же что-то во всей этой истории Дора настораживало. Конечно, такие психи, которые хотят увести людей во Внешний мир, обязаны соблюдать строжайшую конспирацию, но «широта» их взглядов командира несколько обескураживала. Уж больно сложные конструкции возводились на пути сохранения тайны, непропорционально сложные даже с учётом похода за Грань.

— Херня это всё. — вдруг резко бросил Дор, отчего вздрогнули все остальные, а Альд Дир с интересом поднял глаза. — Всё вот это вот. Мы распыляемся не на то. Убийство Стена Крипса дело полиции, равно как и установление причин смерти адепта в сателлите, хотя вот это уж точно стопроцентный висяк, даже дела возбуждать не будут. А мы должны работать по тому, что затрагивает непосредственно нас, канцлер распорядился весьма недвусмысленно. Что там по хакерам?

— Работают, — сообщил Сайрус Холт, — не покладая рук. Уже установлено, что было взломано облачное хранилище с рассекреченной частью проекта «Гипнос», куда хакер и поместил видоизменённый программный код, заменив изначальные данные. Он не смог достичь полного успеха, так как госпожа Мирр-Гарт ввела на этот раз очень большое число новых параметров в закрытую часть программы. Взломщик добился смешения видений, но целиком заменить стимулированный сон он не сумел. Вы приняли правильно решение отменить все ближайшие погружения. Хакер может попытаться проникнуть в программу ещё раз, хотя теперь код «Гипноса» перенесён из облака на локальный сервер.

— А вот раньше нельзя было этого сделать, — пробормотал Дор.

— После частичного снятия грифа секретности программа автоматически попадает в облако, — немного расстроенно сообщил Холт, — таково действующее законодательство. Закрытая же часть взлому не поддаётся.

— Сплюньте, — посоветовал Дор, — я бы на вашем месте не употреблял абсолютных выражений. Кстати о выражениях. Вы подготовили доклад по солончакам?

Сайрус Холт кивнул и вывел на настенную панель изображение красно-белых дюн.

* * *

Линда Хард на автомате доставала и распаковывала привезённые утром продукты для обеда. Она уже давно не ходила сама за покупками, предпочитая заказывать в паре проверенных мест. Каждый выход из дома был для Линды своеобразным испытанием: видеть всех этих людей, смеющихся, улыбающихся, спешащих по своим делам в вечном круговороте большого города. В них кипела жизнь, они были счастливы, у них было будущее, которое у Линды отобрали жестоко и равнодушно. Ральфа не вернёшь, а Мэт за эти дни изменился в совсем уж невыносимую сторону. Раньше он хотя бы безразлично кивал в ответ, теперь же сын отгородился от неё непробиваемой ледяной стеной, до ночи пропадая бог знает где. На один-единственный вопрос, заданный дрожащим голосом, он рявкнул: «Где-где, в борделе!», после чего заперся у себя в комнате, оставив Линду стоять посреди коридора с открытым ртом. Это были последние слова, произнесённые Мэтом за всё время. От него исходил такой холод, что Линда физически чувствовала это морозное дуновение. И чем дольше это длилось, тем сильнее она ждала следующего послания «Истоков». До него оставалась неделя, как сообщил ей после проповеди голос в радиоухе. Чаще нельзя, опасно, Ойкумена слишком пристально следит за своими жителями... арестантами. И Линда была согласна. Вокруг не продохнуть от полиции, повсюду камеры, осталось только ток пустить, чтобы люди не сходили с разрешённых маршрутов. А Мэт связался с этими выродками в алых удавках. Зачем, боже, зачем? Или это проклятая кровь Сида требует выхода, ведя Мэта по той же дорожке? Линда не спорила, ей было слишком страшно. Чем бы там не занимался её сын, ему хорошо платили и не требовали оставить кафедру, но сам факт того, что он сотрудничает со службой надзора, удручал Линду до слёз. Что же это за жизнь, что это за чёртово место, Ойкумена, где ты можешь чувствовать себя уверенно только пойдя на сделку с особистами? Линда всхлипнула и начала нарезать овощи. Раньше Мэт любил овощную запеканку, теперь же ему было всё равно. И Линда видела, как независимо от её желания в лице сына всё явственнее проступали рубленые черты его отца, уродуя и без того некрасивую внешность. Мэт отдалялся с сумасшедшей скоростью, и несчастной женщине оставалось лишь смириться. Смириться и ждать исхода. Осталось недолго, а уж терпения Линде Хард было не занимать.

* * *

— Несмотря на отсутствие патрулей и погранпостов, продвижение по солончаку весьма затруднительно даже на транспорте, — докладывал Холт, водя лазерной указкой по изображению бесплодной холмистой местности, — одна-единственная дорога ведёт к курорту «Солёный бекас», расположенному около озера. Гнездовья бекасов весьма ограничены, хотя и многочисленны. Вот, — он вывел на панель изображение со странички курорта в сети, — несколько охотничьих коттеджей, примыкающих к озеру. В воду заходить запрещено, концентрация солей запредельная. Только эта узкая прибрежная полоска и соединяет Ойкумену с солончаком. Там даже заграждений нет, в здравом уме никто не сунется в мёртвые дюны.

— Что насчёт транспорта?

— Если только бросить его на той стороне, — криво усмехнулся Холт, — коррозия поражает практически все элементы и разъедает покрышки. Плюс ко всему дюны словно топь, затягивают автомобиль, заставляя его буксовать на месте и ещё сильнее увязать в соляном плену. Это путь в один конец, господин капитан.

— Естественно, — Дор даже рассмеялся, — а вы как думали. Если эти душевнобольные решили штурмовать Внешний мир, кой чёрт им беспокоиться об автомобиле. Всё одно не жильцы. Потом пойдёт нейтралка. Господи, неужели у них напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Ради чего? Дир, ради чего? Чем можно так задурить людям головы, чтобы они нарушили главное табу? Да ещё таким извращённым способом? Дир! Вы же тут психолог, кажется, с магистерской степенью?

— Любые сектанты зомбированы своими пастырями до состояния говорящих кукол, — равнодушно пожал плечами заместитель командира, — а пыл неофита только способствует отказу от критического мышления. Не ищите там логики, господин капитан, в головах у этих адептов дичайшая мешанина, причём чем абсурднее, тем лучше, это великий парадокс всех тоталитарных сект. Credo quia absurdum, как говорили древние, причём имели в виду именно религиозные догматы. Тертуллиан, философ. Кстати, тоже сектант. Монтанист, это такая христианская ересь второго века. Проповедовали мученичество во имя Христа и крайний аскетизм, ожидали второго пришествия в каком-то городишке под названием Пепуза. Были, кстати, оголтелыми ригористами, я не удивлюсь, если мы найдём параллель с событиями дней сегодняшних. А что до солончаков и нейтралки, то этот отряд самоубийц не заметит потери бойца. Неважно им, сколько людей дойдёт до гибельных джунглей, пережив яд дюн и эманации долины скорби. Неважно им это. Это всего лишь жест, страшный, бессмысленный в своей жестокости и такой же бессмысленно демонстративный. Это брошенная перчатка. Вызов Ойкумене, а не счастье для избранных в зелёном лесу. Это вызов нынешнему миру. Нынешнему миропорядку. Это измена Родине.

— Ну, Дир, это вы уж хватили. — Норт обескураженно покачал головой. — Секта полоумных... какая там измена, просто стадо недоумков без единой извилины.

— Не путайте стадо и пастухов, — насмешливо отозвался Альд, — стадо оно стадо и есть, одноклеточные, простейшие. Они да, безобидны и не представляют угрозы. Хотя даже их никчёмные жизни мы призваны защищать. Пастухи другое дело. Вам было мало ваших радиоушей и убийства техника? Или вам мало этих подростковых игрищ, смущающих священнослужителей и подрывающих основы разрешённой веры? Или вам мало той свистопляски, что творится в СМИ? Вы почитайте прессу, Ледс, почитайте, прошу вас. У вас волосы дыбом встанут, а цензура бездействует. Это многоплановая тщательно разработанная диверсия, охватывающая самые разные слои населения. Я повторяю, это измена Родине. И мы обязаны вскрыть этот нарыв по-живому. И калёным железом выжечь всю скверну, оставив рубцы, как вечное напоминание.

— А вы поэт, — заметил Дор, — вам бы стихи писать. Поделитесь лучше вашими соображениями относительно Линды Хард. Я не понимаю, зачем вы всё усложняете, пытаясь втереться ей в доверие или типа того. Ситуация серьёзная, я выдам санкцию на ментальный взлом.

— Не стоит, господин капитан, — отрицательно покачал головой Альд Дир, — это настолько крайняя мера, что выше неё лишь ликвидация по протоколу «Альфа». Мы не имеем права применять взлом на основании косвенных улик, не проведя перед этим допроса и не применив обычные меры воздействия. Dura lex, sed lex, закон суров, но это закон, и мы не имеем права преступать его. В любом случае добровольно сотрудничающий свидетель, раскаявшийся в содеянном, много ценнее любой распотрошённой головы, это вам подтвердит Пирс Трей. Не переживайте, господин капитан, я приведу к вам Линду Хард полностью осознавшей, на каком обрыве она стояла. Дайте мне неделю.

— Неделю?! — вытаращился Дор. — Однако...

— Компьютерщики всё равно пока штурмуют программный код, ваш информатор следит за ситуацией в сателлите, мои агенты тоже не шары гоняют в бильярде. Холт принимает и анализирует все открывающиеся факты. Если у меня получится перетащить мадам Хард на светлую сторону раньше, чем за семь дней, буду счастлив. Повторюсь, я тщательно разработал операцию по перевербовке мадам Хард. Это моя работа и моя профессиональная обязанность. Мне платят именно за это. За внушение нужных мыслей в нужные головы безо всякой ментальной чепухи.

* * *

Он заперся в кабинете, переоделся в костюм, в котором ездил к отцу Никласу, тщательно причесал волнистые волосы и критически осмотрел себя со всех сторон. Должно сработать. Вряд ли к ногам Линды Хард пачками падали мужчины, ой, вряд ли... Альд вывел на экран фотографию Ральфа Брисса. На него смотрел чуть полноватый, начинающий седеть мужчина с неприметной внешностью и носом картошкой. Прости, мужик, придётся подкатить к твоей вдове. Альда передёргивало от одной этой мысли, но работа есть работа. Он снова бросил взгляд на покойного Ральфа. А ведь сынок не твой, подумалось ему вдруг, совсем не твой. Мэт Хард был похож на Ральфа так же, как штырёк на человека. Грубо вырубленное остроскулое лицо, крупные зубы, веснушки, усеявшие кожу вплоть до ключиц... рыжие вихры, а Ральф брюнет. И у Линды волосы какого-то мышиного цвета. «Где ж ты нагуляла своё математическое сокровище? Под кого ты так "удачно" легла? И как твой муженёк это стерпел?» Альд нахмурился и заглянул ещё раз в последние страницы досье Линды Хард. Брак с Ральфом Бриссом... а вот Мэт родился на девять месяцев раньше. Ага. Значит, этот мужик взял женщину «с прицепом». «Полудурок, — резюмировал про себя Альд, — как будто в Ойкумене мало баб. Ну да ладно... Сама расскажет, что это был за рыжий совратитель...»

Он снова сравнил себя и Ральфа Брисса, поправил светло-зелёный галстук и взял коммуникатор.

— Будьте готовы. Через полчаса около городского парка со стороны бухты. Напоминаю про номера и маяки. Фото объекта вам выслано. — и отключился.

* * *

Линда собиралась в парк, тяжело вздыхая. Мэт, вернувшийся из Института непривычно рано, был настолько не в духе, что его мать даже не решилась спросить, что на этот раз. Мэт молча забрал свою тарелку с обедом в комнату, заперся там, а потом вдруг выскочил и чуть ли не в голос заорал:

— Я могу, чёрт возьми, хотя бы час побыть один! Без! Людей! В квартире! Вообще! Без! Людей! Я, чёрт возьми, плачу за всё в этом доме, по всем счетам, так я могу хотя бы отдохнуть в одиночестве? Что ты всё время сидишь сиднем, как клуша? Ты же ходишь куда-то... ходишь ведь!.. Ну вот и погуляй иди! В парк сходи, там прохладно и открыли новый фонтан. Иди, прогуляйся, не маячь тут с жалостливым видом! Я хочу тишины и одиночества! — И Мэт с грохотом захлопнул дверь, так, что задрожала вазочка на полке. Линда вздрогнула и съёжилась ещё сильнее. Мэт редко срывался, он был для этого слишком равнодушен, и тем страшнее были нечастые взрывы. «А хоть бы и в парк. Да куда угодно, только подальше от этого ужаса... этого бездушия... Почему, господи, ну почему гениальность даётся только взамен человечности? Или это удел всех одарённых людей? Что у него в душе... да есть ли она у Мэта, эта душа?.. Или там одни его математические формулы, холодные и безразличные?..» Линда надела шляпку и тихо вышла, бесшумно притворив дверь. Ей хотелось плакать от страха и бессилия, которые поселились в её сердце с уходом Ральфа. Линда никогда не задумывалась над тем, что в сорок три жизнь не кончается, и она могла бы познакомиться с кем-нибудь... таким же уверенным и надёжным, как Ральф. Но Ральф был единственным мужчиной в её жизни, Сида Кайта женщина постаралась забыть, как ошибку беспечной юности. И даже через полгода боль от потери и не думала стихать. Линда медленно шла к парку, надеясь немного развеяться под шелест листьев. А там, глядишь, и Мэт успокоится, что бы его ни вывело из себя. Линде и в голову не могло прийти, что её сын просто исполнял инструкции своего куратора.

Когда до парка оставалось рукой подать, Линда остановилась на пустынном пешеходном переходе, ожидая разрешающий сигнал. Движение было не очень плотное, но Линда Хард всегда соблюдала правила. И так пресса пестрит сообщениями о безбашенных водителях, которые гоняют на диких скоростях, наплевав на все ограничения. Линда очень боялась таких и не понимала, как этим идиотам ещё выдают права. Светофор отсчитывал секунды до зелёного сигнала, и Линда уже сделала шаг к проезжей части, как вдруг из-за поворота вылетел рычащий автомобиль, появившийся будто бы ниоткуда, с такой скоростью он пролетел мимо замершей в немом ужасе женщины, обдав ту горячей пыльной волной и сбив с ног. Серый кроссовер исчез так же внезапно, как и появился, оставив после себя чёрные следы шин на асфальте и лежащую женщину. Амис Рикс проделал всё, как и планировалось, пролетев по самому краю шоссе и ювелирно сбив опешившую женщину средних лет. Рикс успел заметить, как ветер подхватил слетевшую шляпку. Он вдавил педаль в пол ещё сильнее и умчался с места преступления.

— ... Вы в порядке? — Линда очень осторожно приоткрыла глаза, услышав доносившийся как из бочки чей-то голос. Она была уверена, что переломала себе все кости, но ныл только затылок, до ещё саднила рука, оцарапанная об асфальт. Сердце Линды дробно и гулко колотилось где-то внизу живота, мерзко скручивая внутренности. Она дышала очень медленно и неровно, вдохи получались какими-то судорожными и всхлипывающими. Она со стыдом ощутила, как взмокли спина и подмышки. Страх только сейчас окончательно проник в её сердце, когда до неё дошло, что она чуть было не погибла под колёсами ополоумевшего стритрейсера. Линда слегка разлепила судорожно сомкнутые веки. Над ней маячило чьё-то взволнованное лицо, но Линда пока не могла понять, кто перед ней. Взгляд никак не мог сфокусироваться от пережитого шока. Голос тем временем настойчиво вопрошал:

— Вы в порядке? Вы меня слышите? Вы можете встать?

— А? — Ответить членораздельно у Линды не получилось, лишь вырвался очередной нервный вздох. Она попыталась рассмотреть обладателя голоса, но перед глазами ещё всё плыло, и был виден только светлый силуэт, склонившийся над ней. Силуэт снова спросил:

— Вы можете встать? Давайте я вас в клинику отвезу. У вас может быть сотрясение.

— Нет, — наконец смогла прошептать потрясённая женщина, — нет-нет. Не надо... Я... Всё хорошо, спасибо... Я... сейчас...

Силуэт медленно превращался в подтянутого мужчину средних лет в дорогом костюме, весьма встревоженного. На Линду в упор смотрели бледно-зелёные глаза, в которых явственно читался вопрос.

— Вы точно в порядке? У вас рука ободрана. Подождите, я сейчас... — Мужчина достал салфетки. — Не бог весть что, но раз вы не хотите в клинику...

— Нет-нет. — Больницы пугали Линду напоминанием о хрупкости человеческой жизни. — Спасибо... Я... я в порядке. Господи... — Она непроизвольно шмыгнула носом. — Какой ужас... Куда же смотрит полиция?

— Как всегда, по сторонам, — саркастически отозвался мужчина, — вы не запомнили номера?

— Номера? — растерялась Линда. — Нет...

— Жаль, — покачал головой её собеседник, — но, думаю, видеофиксация уже запечатлела этого придурка. Молодые идиоты с купленными правами, что с них взять. Не берите в голову. Вы не сильно ушиблись?

— Нет, — Линда вдруг с удивлением поняла, что почти не пострадала, вот только крупная дрожь, сотрясавшая всё тело, никак не желала проходить.

— Давайте-ка в сторонку, — предложил мужчина, — не ровен час, опять кто-нибудь выскочит. Осторожно... Не больно идти?

— Нет... — Линда отчего-то не хотела смотреть на человека в светлом костюме. Его искреннее и сочувственное внимание, такое непривычное, заставляло Линду смущаться против воли. Мужчина тем временем отметил:

— А вот шляпке вашей конец. По ней только что проехал автобус.

«Боже, ещё и шляпка... Я, наверно, выгляжу глупее некуда...» Линде вдруг стало безумно стыдно и за свою беспечность (вот надо было ей дёргаться ещё до сигнала светофора!), и за свой, без сомнения, взъерошенный и помятый вид, и за свой страх... и за то, что её, такую заплаканную, скукоженную и дрожащую, вынужден успокаивать какой-то посторонний человек, явно спешивший по своим делам.

— Боже, мне так неловко... Надо было смотреть по сторонам... Так глупо...

— Вы что? — Мужчина аж остановился, удивлённо присвистнув. Светло-зелёные глаза вытаращились в недоумении. — За что вам неловко? За то, что какой-то придурок за рулём чуть не сбил вас насмерть? Нет, я всё понимаю, у вас шок, но... Вот скамейка, присядьте. Голова не кружится?

— Да нет... Затылок болит.

— М-да, хорошо вы приложились. Но если голова не кружится и не тошнит, значит, обошлось без сотрясения. Давайте я вас домой отвезу, — вдруг предложил мужчина, — полежите, отойдёте от всего этого. Может, врача вызовете.

— Нет-нет! — Линда испуганно вскинула на собеседника глаза. — Нет... Я... не поеду домой. Не сейчас...

— Хорошо, — пожал плечами незнакомец, — но я, с вашего позволения, немного с вами посижу. Не хочу, чтобы вы внезапно потеряли равновесие, удар по затылку может себя внезапно проявить, когда не ждёте.

Мужчина говорил искренне, Линда видела волнение в его глазах, и это было настолько странно, что она не знала, что и думать. Скорее уж она ожидала смешков прохожих из-за своей неуклюжести или стайку малолетних школьников, снимающих на видео падение глупой тётки. Но никак не сочувственного внимания интеллигентного, хорошо одетого человека, который должен был пройти мимо, не утруждая себя даже взглядом в её сторону. Зазевавшуюся курицу чуть не сбила машина. Велико дело. Значит, курица и есть.

Альд тем временем исподволь оглядывал свою жертву. Вблизи Линда Хард была ещё невзрачней, чем на фото и на записи Норта. Заплаканные глаза и покрасневший нос шарма так же не добавляли, а запылённый жакет с юбкой делали женщину похожей на клиническую неудачницу, давным-давно махнувшую на себя рукой. И в её глазах читалась такая беспросветная тоска, что Альд мысленно поаплодировал. Для такой любое доброе слово приятно, особенно если Мэт точно выполнил все данные ему указания.

— Я вас, наверное, стесняю. Мне часто говорили, что я излишне навязчив.

— О нет! — Линда даже глаза округлила. «Излишне навязчив? Господи, кому-то ещё внимания через край? Что за люди, как можно так относиться... пожили бы, как я, начали любые крохи ценить... » — Вы совсем не навязчивы. Это я тут... наверно, вы по делам спешили, а я...

— Мой рабочий день завершён, — отмахнулся мужчина, — а моей квартире всё равно, когда я в неё зайду. Мне, знаете ли, отчёт держать не перед кем.

«Запоминай. Против воли, неосознанно запоминай, на подкорку пиши. Красивый. Чуткий. Внимательный. Одинокий. Пиши-пиши. Я не хочу с тобой долго возиться, сейчас тост за знакомство, потом быстрый романтический бред, а потом ты будешь в кабинете рассказывать капитану, как именно ты сошла с проторенной дорожки. Да хватит трястись, господи, ну и клуша, как будто Рикс тебя переехал минимум дважды. Слёзы вытри, и так не красавица, так ещё и губы трясутся. Приходи в себя, наседка, и я обещаю, всё пройдёт быстро и безболезненно.»

— Простите, я со всей этой катавасией совершенно забыл о правилах приличия. Разговариваю с женщиной, а сам даже не представился. Прошу меня простить. Меня зовут Альд. Альд Дир.

— Очень приятно, — пробормотала Линда, которую постепенно начал отпускать липкий, подрагивающий скользкой волной где-то в животе ужас, — я Линда... Линда Хард.

— Хард? — Альд вытаращился так, словно увидел привидение. — Ваша фамилия Хард?

— Да, — Линда искренне не понимала, что так встревожило Альда Дира. Тот всмотрелся в её лицо, на секунду задумался и уточнил:

— Ради бога, простите мою бестактность, но... Вы имеете какое-то отношение к Мэту Харду?

— К Мэту? — Линда похолодела. Этот мужчина... Альд... он что, знает её сына? Ах, ну конечно. Наверняка он из Института, судя по внешнему виду, может быть, даже с кафедры Мэта. Господи, вот она курица, всё-то ей мерещатся какие-то ужасы... Линда даже улыбнулась от облегчения. — Он мой сын.

— Ваш сын?! — Альд даже со скамейки вскочил в неподдельном волнении. — Вы мать Мэта Харда? Я... Простите. Просто это так неожиданно. Для меня честь, не скрою. Я хорошо знаю Мэта, и для меня действительно честь познакомиться с его матерью, даже при столь необычных обстоятельствах.

Линда слегка порозовела. Альд говорил самые обычные слова, простая вежливость в отношении женщины, но говорил как-то так, что Линде хотелось слушать и дальше. И он знает Мэта! И, видимо, её сын произвёл на этого красивого человека в дорогом костюме хорошее впечатление.

— Вы с его кафедры? Вы тоже математик?

— Ну уж нет. — Альд улыбнулся краешками губ. «Лучшая ложь это слегка откорректированная правда. Тем более, что Мэт врёт из рук вон плохо.» — Я из особой бригады.

— Ах... вот как... — Линда стушевалась. Ну конечно. Где ещё Мэт пропадал последние два года, не рассказывая ровным счётом ничего. Но... неужели этот человек оттуда? Линда вспомнила Сида и поёжилась. Альд Дир был воплощением утончённой изысканности, у него даже галстук был подобран под цвет глаз... какой удивительный цвет... а Сид был прямолинейным служакой и более ничем. И Альд тоже из этой жуткой службы?

Видимо, мысли Линды Хард весьма красноречиво отпечатывались на её лице, потому что Альд вдруг тихонько рассмеялся.

— Понимаю. Нас не сильно любят. Причём везде.

— О... я не об этом... — Господи, да что ж у неё так мысли путаются? Или действительно удар по затылку даром не прошёл? — Просто... ну...

— Просто вы представляете моих сослуживцев эдакими громилами с квадратными челюстями, наручниками на поясе и с пистолетом в каждой руке. Это распространённое заблуждение. Некоторые оперативники так и выглядят, чего уж там, но бригада состоит не из одних оперов. Я, к примеру, психолог.

— Вы психолог? — удивилась Линда.

— Да, штатный психолог, один из десятков в Отделе. Я провожу психологические проверки личного состава перед всевозможными операциями, а так же после них, присутствую на допросах, когда есть вероятность, что подозреваемый может искажать факты... провожу консультации. Много чего. А вот стрелять я не умею. — Альд Дир улыбнулся во все зубы, и Линда невольно отвела глаза. Ещё не хватало таращиться на почти незнакомого человека, боже, что он о ней подумает.

— А Мэт? — тихо спросила она наконец. — Вы сказали, вы знаете Мэта.

— Да, — кивнул Альд, — я познакомился с ним, когда проверял его психологическую пригодность к работе над одним проектом, в который его пригласили. Он там до сих пор работает и на весьма хорошем счету. На меня же ваш сын произвёл действительно неизгладимое впечатление. Не каждый день общаешься с гением.

Линда порозовела ещё больше. Альд восхищался Мэтом настолько искренне, что расположил к себе Линду буквально в одно мгновение. Он честно признавал её сына гением! И, кажется, действительно гордился знакомством с ним.

— А что Мэт там делает? — Линда так и не знала, над чем Мэт работает в бригаде, а сам он не рассказывал ничего.

— Простите, проект под грифом секретности. Я сам знаю очень мало. Только то, что там изучают возможности мозга. А мозг вашего сына поистине уникален. Все тесты показывали исключительный результат. О, простите, меня что-то всё время заносит. Вы, наверно, устали от моего трёпа. Я дрянной психолог, раз не замечаю очевидного.

— Нет, что вы. — Линда вдруг испугалась, что этот мужчина, Альд, возьмёт и уйдёт, и она останется здесь одна, испуганная и несчастная. Да ещё и без шляпки. — Вы меня совсем не утомили. Вы так интересно рассказываете! Я ведь совсем ничего не знаю о этих... делах. Мэт не делится, — вздохнула она с непритворной грустью.

— Он под подпиской, ничего удивительного. К сожалению, у нас много научных проектов с максимальным грифом секретности, такая работа, ничего не поделаешь. Но за это молчание хорошо платят. Ваш сын уж точно получает больше меня, а я не бедствую.

«Пиши-пиши. Запоминай, вон как глазки уже по-другому смотрят. Запоминай тот день, когда тобой заинтересовался мужчина, а не тюфяк в штанах типа твоего Ральфа.»

— Знаете что? — Альд слегка повернулся к женщине. — Вы ведь собирались куда-то? Ну, перед этим несчастным случаем? Если хотите, я вас подброшу, мне спешить некуда. Так куда вам?

— Я... — Линда снова смутилась. Не объяснять же, что так поразивший Альда её сынок буквально выставил мать за дверь, предварительно наорав? — Я хотела погулять в парке, но теперь уже... Нет, я туда не пойду.

— В парк вы не хотите, — задумчиво произнёс Альд, — и домой вы не собираетесь... Хм. Какое сегодня число...

— Девятнадцатое апреля, — подсказала Линда.

— Девятнадцатое... Ещё три дня... Госпожа Хард, — он вскинул голову и улыбнулся, — если уж у вас образовалось свободное время, а в парк вы идти передумали, то я могу показать вам одно удивительное зрелище. Вы ведь бывали в каньоне?

— Да, — Линда кивнула, но без энтузиазма, — давно... ещё когда только... в общем, много лет назад. Не знаю, что в нём находят. Голые рыжие скалы, жуткий обрыв, аж голова кружится. И, кажется, речка внизу. Я не понимаю, на что там смотреть. А ведь квартиры в том районе стоят бешеных денег!

— Мадам Хард, — Дир встал со скамейки, глядя на женщину чуть сочувственно. — я уверяю вас, что в каньоне есть на что посмотреть. Он будет цвести ещё три дня. Неужели вы не видели, как он цветёт? Да ради этого зрелища люди со всей Ойкумены приезжают.

— Но вы же не собираетесь тратить на меня своё время? — Линда была по-настоящему потрясена. К такому её жизнь не готовила.

— Как раз-таки и собираюсь. Когда вы увидите цветущий каньон, поверьте мне, все ваши переживания по поводу сегодняшнего инцидента растают как дым. Я был бы очень рад помочь вам избавиться от неприятных воспоминаний. Знаете, я как психолог, просто не могу оставить вас проживать эту историю в себе. Кроме того, я не прочь лишний раз полюбоваться на каньон.

Линда слушала и не знала, что и думать. Альд был прав, торопиться ей было некуда, а домой, к опостылевшей плите и бесчувственному манекену по имени Мэт ей возвращаться совсем не хотелось. Где-то в глубине души, в самых заповедных тайничках шевелилось и прорастало странное ощущение, так давно забытое, что Линда даже не подозревала, что оно ещё может воскреснуть. Искреннее сопереживание Альда, его интерес к её жизни пробудили в ней какое-то слегка постыдное волнение, точно она была девочкой пятнадцати лет. Те доброта и участие, которых Линде Хард так не хватало последние годы, внезапно обрели плоть и кровь. И совершенно невозможные, немыслимые, инопланетные глаза цвета прозрачной майской зелени.

Глава 11

Весь путь до каньона прошёл в гробовом молчании. Линда никак не решалась завести разговор хоть на какую-нибудь тему, постоянно переживая, что сморозит глупость, а Дир был только счастлив немного отдохнуть от сводящего скулы участливого беспокойства. Пока всё шло строго по графику, и даже тишина в салоне была Альдом спланирована заранее. Пусть эта курица вертит головой и постоянно поправляет волосы, безжалостно растрёпанные тёплым и довольно сильным ветром. В кабриолетах Линда Хард ещё не ездила, и сначала она даже замерла при виде ослепительно-белого двухместного автомобиля с открытым верхом. Альд ради такого случая выгнал из гаража свою «машинку для впечатлительных», хотя сам терпеть не мог все эти округлые контуры, «глазастые» фары и отсутствие крыши над головой. Но имиджевая модель на то и имиджевая, и белым купе Альд пользовался, когда необходимо было произвести впечатление на особо стойких. Линда Хард к стойким не относилась, но вербовщик решил придерживаться тактики «враз и наповал», беспощадно формируя в мыслях Линды образ «принца на белом коне». Он рассчитывал к моменту приезда в каньон прочно занять место в растревоженном женском сердце. И, судя по всему, пока его план сбоев не давал.

У Линды же в голове был полный кавардак. Она сидела в дорогущей машине, которая на большой скорости неслась мимо элитных кварталов для самых обеспеченных, а вдали даже виднелся острый как игла шпиль здания бригады, где работал Альд, сидела, подставляя ветру лицо и до сих пор не понимала, как она могла согласиться поехать куда-то с практически незнакомым человеком, да ещё совершенно не из её круга. Линда в жизни не видела таких мужчин, разве что в кино, но сейчас она была не в кинозале. И её спутник был вполне себе земным человеком, только вот из какой-то параллельной вселенной, где носятсшитые вручную костюмы, подбирают аксессуары под цвет глаз, водят запредельно дорогие авто и не стесняются проявить к людям человеческое участие. Он, казалось, совершенно не стеснялся встрёпанного вида Линды, и это было... очень приятно. Линда боялась, она боялась и не хотела себе в этом признаваться, что такой вот вечер в её жизни будет один-единственный раз, потом этот красавчик-психолог отвезёт ей домой, вежливо распрощается, и больше Линда Хард его никогда не увидит, потому что все сказки имеют конец.

Альд косился на женщину, прикидывая, что сейчас творится в её голове. Судя по всему, впечатление он произвёл, впечатление запланированное, возможно, даже чрезмерное. Это Альда Дира не пугало. Сейчас они приедут, Линда увидит каньон и разомлеет окончательно, а потом разговорить её дело техники. Дир твёрдо решил сегодня придерживаться выхолощенной стерильно-джентльменской линии поведения без малейших, упаси боже, намёков, чтобы упрочить сияющий рыцарский образ. Он ни на минуту не забывал, что эта простоватая домохозяйка с мышиными волосами родом из сателлита, и даже два десятилетия жизни в Центре не вытравили из неё комплекс «золушки». А её покойный муженёк, видать, не сильно и старался сделать из жены уверенную в себе, привлекательную женщину с собственным мнением и чувством стиля. Ну правда, а зачем? Пусть уж лучше прикуёт себя навечно к плите и шкафам с посудой. Дир никогда не выступал за равноправие полов, искренне считая женщин (кроме сотрудниц бригады, естественно) просто приспособлениями для снятия напряжения, но даже его циничный сексистский подход восставал против погребения женщины в пучину быта, потому что тогда в ней рано или поздно умирала вся женственность, и кому это надо, спрашивается. Линда Хард как раз-таки и была этим образцом бессловесной прислуги, типа робота-уборщика. Если бы она знала, какое в действительности произвела впечатление на своего спутника, то немедленно спрыгнула бы с каньона, предварительно сгорев от стыда. Но Линда Хард менталистом не была и мыслей читать не умела. А свои Альд Дир научился скрывать в совершенстве.

— Ну вот, — он обошёл автомобиль и распахнул перед Линдой дверцу, — вот мы и приехали. Люди обычно толпятся у двух первых смотровых площадок, дальше им лень идти, а зря. Вот эта, к примеру, ничем не хуже, прекрасный обзор и почти никого. Мне это место показал один мой сослуживец, он живёт в этом районе.

Линда вышла из машины и немного испуганно подошла к небольшой смотровой площадке на самом краю обрыва. Площадка слегка выдавалась вперёд, и у женщины чуть было не закружилась голова от вида падающих вниз отвесных скал. Она вцепилась взмокшими пальцами в поручни, стараясь выровнять внезапно сбившееся дыхание. Альд стоял поодаль, наблюдая за сменой выражений лица своей спутницы. Каньон почти до самого подножия был усеян миллионами мелких цветков, от бледно-голубых до насыщенного цвета индиго, сплошным ковром укрывая рыжие кости скал. Река из-за обилия цветов тоже из прозрачной сделалась удивительно синей, сверкая тысячами блёсток на поверхности. Зрелище увлекало, потрясало, завораживало, даже сам Дир был вынужден признать, что на этот раз природа постаралась. Он давно уже не видел такого буйного цветения. Последние годы выдались засушливыми, и кое-где скалы иногда оставались голыми и ржавыми, но не сегодня. Сегодня, как по заказу, каньон цвёл, притягивая взгляд и навсегда отпечатываясь в сердце.

Линда смотрела с приоткрытым ртом, забыв даже о своём страхе высоты. Открывшийся вид настолько потряс бедную женщину, что она потеряла дар речи. Каньон был огромен. Он трещиной в земле уходил куда-то вдаль, светясь голубым и гордо демонстрируя своё величие. Скалы, оплетённые цепкими вьюнками, казались волнами, что уходили вниз, на глубину, и там отражались в блеске воды. Линда нервно сглотнула. Какая же это красота, какая мощь... сочетание острых, отвесных скал и нежных цветов... зрелище пленяло и заставляло смотреть, не отрывая глаз. На смотровой площадке гулял ветер, но Линда почти не замечала лезущих в лицо прядей. Она впитывала эту небесно-голубую волну, накрывшую каньон, впитывала каждой клеточкой, каждым атомом своего тела, она смотрела и не могла насмотреться. Теперь Линда Хард хорошо понимала, почему Альд настаивал на поездке сюда. Она уже и забыла, что не далее как час назад брела, почти не разбирая дороги, пока её чуть не сшиб идиот на серой машине. Сейчас этот дурацкий случай казался таким далёким, что Линда засомневалась: а было ли это? Она обернулась и столкнулась взглядом со своим новым знакомым.

— Вижу, на вас произвело впечатление. Что ж, очень рад. Надеюсь, вы не жалеете о потраченном времени?

— Нет, — прошептала Линда, — нет, что вы... Я и подумать не могла, что здесь так... красиво.

— Раз в год, к сожалению, и всего на неделю, редко больше. Хорошо, что успели. Иначе я даже и не знал бы, как вас развеселить.

— Но... — Линда опустила глаза, чтобы не смущаться ещё больше, — вы совсем не обязаны были... я...

— Ну да. Я должен был оставить вас там, на скамейке у шоссе, чтобы вы сидели, бесконечно прокручивая в голове этот дурацкий инцидент и бессмысленно растравляя себе душу. Поступок истинного джентльмена, ничего не скажешь. Знаете, я, конечно, не образец для подражания, но определённый моральный кодекс имею. И, — он чуть заметно усмехнулся, — вам ведь здесь понравилось.

— Очень, — призналась Линда, — как будто на другой планете оказалась.

— Не хотите возвращаться. — Уж это Альд Дир точно знал, скрывать свои эмоции Линда не умела категорически.

— Не хочу, — согласилась она, — но вы же знаете, что нельзя потакать своим желаниям. Здесь так красиво...

— Кто вам вбил в голову эту ерунду? — нахмурился Дир. — Весь мир стоит на человеческих желаниях, иначе мы продолжали бы жить в пещерах и собирать корешки, ничего не имея за душой. Кто-то скажет, что лень это двигатель прогресса, но я не соглашусь. Именно желания и есть двигатель прогресса. Человеку без желаний ничего не надо, он довольствуется малым, даже не подозревая, как много он теряет.

— Это про меня, — вздохнула Линда, — я всегда стыдилась, если мне вдруг хотелось... ну... чего-то нового. Даже в мелочах. Это так эгоистично...

— Вот как? — Дир подошёл поближе, но не вплотную. Зелёные глаза смотрели испытующе. — Знаете, для меня, как для психолога, вы весьма примечательный человек. Я сталкивался с подобным образом мыслей, нечасто, слава богу, и не нахожу в нём решительно ничего хорошего. Альтруизм всегда воспевался как высшая добродетель... хм. Могу оспорить. Растворение в других чревато потерей себя. Вот вы. О чём вы мечтали, но так и не исполнили свою мечту?

— Ну... — Линда стушевалась окончательно. — так и не вспомнишь... Да и какая разница?

— Мадам Хард. Простите, если из меня опять без спросу полез специалист, я живу одной работой. И я не имею никакого права расспрашивать вас. Хотите ещё посмотреть на каньон?

Он подошёл к поручням и облокотился, глядя вниз. Сейчас самая тонкая настройка, ювелирная, Альд знал, что рисковал, потому что женщины непредсказуемы и реакция на его слова могла быть какой угодно, от окончательного смущения и мыслей о собственной неблагодарности до самой настоящей обиды. Но Линда Хард слишком хорошо научилась отказывать себе даже в малейшем противоречии. Она тоже смотрела на каньон, и Альд видел, как ей мучительно хочется заговорить, но она боится. Боится получить отповедь или показаться глупой и бестолковой, особенно в его глазах. «Ну что, Альд, ты был прав. Тут работы дня на два, зря ты капитану про неделю сказал. Хотя перестраховаться нелишне, тут такие комплексы, что изживать и изживать. Надо будет сделать внушение этому придурку Мэту, а то испортит всё, теоретик недоделанный.»

Линда тем временем всё же оформила свою мысль в какие-никакие слова.

— Вы знаете, вот я сейчас смотрела... на эти цветы... это так успокаивает... И вы говорили о желаниях, об альтруизме... знаете, а ведь действительно... у меня даже желаний собственных нет... и я бы в жизни сюда не приехала... сама... даже не знала, когда эти скалы цветут...

— Ну, — Альд ободряюще улыбнулся, — вы к себе чересчур строги. Вы же помните, как мы встретились? Вы шли в парк, хотели погулять. Чем это не желание? И погодка что надо.

На этих словах глаза Линды покраснели, и по щеке скатилась одинокая предательская слезинка. Альд вытаращился и подскочил:

— Что с вами? Я что-то не то брякнул? — Он встревоженно всматривался женщине в лицо, не понимая, казалось, что могло её так внезапно расстроить.

— Простите, — одними губами прошептала Линда, — я совсем не умею держать себя в руках...

— Всё нормально. — Да, двух дней хватит за глаза. — Всё. Нормально. Вот, возьмите, — он вытащил салфетку и протянул всхлипнувшей женщине, — и бога ради, ну простите, если я вас расстроил, хотя и не знаю, чем.

— Вы ни при чём, — Линда скомкала бумажную салфетку, — совсем нет. Просто... про парк... — У неё не было сил признаться этому красивому и такому понимающему человеку, что её всего лишь выставил за дверь родной сын. Не вытолкал разве что.

Альд молчал. Сейчас надо сбавить обороты, подождать, пока она навсхлипывается, нашмыгается, вытрет глаза и вот тогда... Вот тогда её, наконец, прорвёт.

— Я... Мне... Боже, ну зачем вам мои проблемы, вы и так для меня столько сделали...

— Во-первых, я не сделал ничего. Во-вторых, уж если на кого-то и выгружать проблемы, то на меня, я, в отличие от многих, вас выслушаю, ни разу не перебив. Я знаю, как важно выговориться, особенно когда что-то сильно гнетёт. Простите, мадам Хард, но вы похожи на натянутый канат. Я это вижу так же ясно, как эти цветы. Расскажите. Считайте это исповедью. Я не священник, но всё, что вы скажете, умрёт во мне. Вам нечего бояться. И уж тем более стыдиться. Я хочу вам помочь, если это в моих силах.

Линда слушала и не верила своим ушам. В первый раз после смерти Ральфа она видела, что кому-то есть до неё дело, до скромной домохозяйки, запертой в клетке кухни и с тоской наблюдающей, как жизнь проходит мимо. Ей было невыносимо стыдно оттого, что Альд действительно хотел ей помочь, но говорить о Мэте... Особенно после того, как Альд с таким восхищением отзывался о нём... Что он подумает, он же не поверит ей и правильно сделает, да и нужно ли выносить сор из избы...

— Решать вам, — тихо сказал Альд, — я смогу вам помочь лишь в одном случае. Если вы сами этого хотите.

— Мэт. — наконец решилась Линда и робко посмотрела на своего спутника. — Всё дело в Мэте...

— Ваш сын? — удивлённо нахмурился Альд. Никак этот рыжий покоритель интегралов перегнул палку. На его мать смотреть страшно, особенно сейчас.

— Да... Господин Дир, — Линда просяще смотрела покрасневшими глазами, — вы говорили, что знаете его... что проверяли...

— Я проводил психологическое тестирование для одного научного проекта, это да.

— Вы ведь психолог... Что вы можете о нём сказать? Или ваши тесты это тоже секрет?

— Да никакой это не секрет. И зовите меня, пожалуйста, Альд. «Господина Дира» равно как и «господина лейтенанта» мне за глаза хватает на службе. Договорились?

Линда нерешительно кивнула.

— Что до Мэта... Трудно оценивать гениев, а ваш сын гений, повторюсь. А проверка... м-м-м... я постараюсь своими словами, без терминологии. У Мэта исключительно устойчивая психика, он чрезвычайно сконцентрирован на текущей задаче. Он на редкость уравновешенный человек, такого трудно вывести из себя. Обратной стороной такой стабильности является, к сожалению, полный контроль над чувствами. Проще говоря, мадам Хард, на основании обследования я могу сделать вывод, что ваш сын довольно холоден эмоционально. Простите, если...

— Так и есть, — глухо сказала Линда, — всё так и есть. Я уже привыкла к его равнодушию, но... Знаете, господин Дир... Альд... полгода назад у меня погиб муж...

Альд молча слушал, не перебивая.

— Мэт не пролил ни слезинки. Ни единой, на опознании, на похоронах... просто стоял и молчал, как манекен, как колода какая-то... Как это возможно? Ральф столько сделал для него, мы оба столько сделали... а ему было всё равно. Ему всегда было всё равно, для него люди словно не существовали вовсе. Даже мы, я и Ральф...

«Ни разу не назвала покойного мужа отцом Мэта. Интересно, а сам математик в курсе, что папаша был ему неродной?»

— Понимаю. Я тоже был несколько... обескуражен его равнодушием и отсутствием интереса ко всему, что не касается философии математики. Но я решил, что он полностью поглощён своими изысканиями, очень многие учёные, поверьте, точно так же зациклены на работе и могут месяцами ходить в одной и той же рубашке, даже не замечая этого.

— Я привыкла, гос... Альд. Я привыкла. Я всегда гордилась его успехами, хотя ничего не понимала в его работе... да он и сам почти ничего не рассказывал, отмахивался, говоря, что это слишком для меня сложно... Но сейчас... когда погиб Ральф... мне так хотелось, чтобы Мэт вылез из своей скорлупы, я же не могу одна... — Линда расплакалась. Она уже не боялась плакать при Дире, тот молча и сочувственно слушал, периодически кивая то ли ей, то ли самому себе. И Линда выплёскивала в слезах всю боль этих лет, всю свою отвергнутую любовь, равнодушно вышвырнутую за дверь, весь свой страх и лютое, стылое одиночество, чёрный омут будущего без единого просвета. Альд молча стоял рядом, ожидая, когда иссякнет поток слёз. Плач Линду уродовал, превращая лицо в маску клоуна из фильмов ужасов, у неё дрожали скривившиеся губы и покраснел нос. Дир извёл уже пачку салфеток, но до катарсиса было ещё далеко. Линда Хард впервые за несколько лет изливала кому-то душу, и мешать было нельзя.

Через полчаса рыдания Линды перешли в тихое всхлипывание. Дир уже устал смотреть на эту истерику, зато сейчас разговор мог пойти вполне конструктивный. Всю свою обиду Линда Хард выплакала хотя бы на время, и Альд перешёл в наступление.

— Вот ещё салфетка, возьмите. Хорошо, что вы выплакались. Держать в себе негативные эмоции, да ещё так долго... это очень опасно. Это разъедает вас изнутри, поверьте, я такое видел. Поэтому не извиняйтесь, прошу вас. Я же говорил вам, всё, что вы скажете, умрёт со мной. Что до Мэта... Был бы он лет на десять помоложе, я бы ему просто всыпал ремня, но он взрослый человек. Кстати, у него был подростковый кризис? Знаете, этот бунт против всего человечества и глупых родителей?

— Нет, — покачала головой Линда, которая до сих пор боялась, что Альд, наслушавшись её сбивчивых речей, просто развернётся и уйдёт, — он в четырнадцать лет закончил школу при Институте, с математическим уклоном, и поступил... Он всегда был спокойным мальчиком, никогда не грубил, не убегал из дома...

— Не пил, не курил, не торчал на синтетике. Не поддавался искушениям этого грешного мира. — подытожил Дир. — Тогда что случилось сегодня? Ведь случилось же.

Линда замолчала, подбирая слова. Присутствие Дира вселяло в неё слабую уверенность, чувство почти забытое, и женщина была благодарна за эту поддержку, хотя до сих пор не могла понять, зачем этот мужчина тратит на неё время. Но его спокойствие передалось и Линде, и она всё-таки решилась.

— Он сегодня был сам на себя не похож. Накричал на меня... непонятно почему. И просто выставил за дверь, просто выставил. Хотел остаться в одиночестве... С ним что-то творится... недавно рявкнул, что был в... простите. Я ничего не понимаю... Я всю жизнь посвятила ему, он ни в чём не нуждался, он всегда занимался своей математикой...

— Линда. — Альд впервые назвал её по имени. — Знаю, что бесполезно говорить «не переживайте», вы всё равно будете переживать, это же ваш сын. Я бы мог вам помочь. Мог бы. За годы службы я и не с такими заворотами в мозгах работал. У Мэта внутри тоже есть блок, который надо снять. Он не станет после этого компанейским и общительным, он замкнут в себе от природы, это я уже понял. Но с его боязнью эмоций справиться можно. И это не так сложно. Поверьте, Линда, ваш сын не меньше вашего страдает от собственной холодности, но, как и все мужчины, никогда в этом не признается. Его агрессия — это защитная реакция, он знает, что должен испытывать к вам любовь, уважение и благодарность за всё, что вы для него сделали, но у него не выходит, и это заставляет Мэта отдаляться ещё сильнее. Хотите, я верну вам сына?

Линда от неожиданности сделала шаг назад, вжавшись в блестящие поручни. Альд что-то ещё говорил, но она не слышала, оглушённая его фразой. Он вернёт ей Мэта? Но как? Да и возможно ли это? Да нет, конечно, невозможно, он говорит это всё, чтобы её успокоить...

— Линда, очнитесь. Понимаю, вы мне не верите, да и с чего бы вдруг. Но я хочу вам помочь. Я не прощу себе, если, выслушав вашу историю, просто отвезу вас домой и вежливо распрощаюсь. Это попросту недостойный поступок. Решать вам, но, повторюсь ещё раз, я и не такие зауми выправлял. А, кроме того, мне просто хочется, чтобы у вас всё было хорошо. Вы этого заслуживаете.

— Нет, — внутри Линды что-то колотилось и переворачивалось, но она нашла в себе силы покачать головой, — я не имею права злоупотреблять вашим временем... Вы и так для меня много сделали... слушали это вот всё... нет, я не могу.

Она говорила, говорила, пытаясь убедить саму себя, что нет, не надо, пусть всё остаётся как есть... и не из-за Мэта даже, а из-за того, что она прекрасно понимала: Альд предлагал ей помощь в проблемах с сыном, а ей хотелось, чтобы он просто был рядом и не уходил... был рядом. Впервые после смерти Ральфа, разделившей её жизнь на «до» и «после», Линда смотрела на мужчину и испытывала постыдное, какое-то совершенно девчоночье желание прижаться всем телом и спрятать голову у него на груди, и чтобы его пальцы гладили её по волосам. Но это было невозможно. Хотя бы потому, что мужчины подобные Альду Диру никогда дважды не взглянут на замухрышку типа Линды, да ещё и не пышащую молодостью. Он говорил, что живёт один... да у него, наверно, каждый вечер новая девушка с ногами от ушей и атласной кожей, только выбирай...

— Я отвезу вас домой, — вздохнул Дир и бросил взгляд на дисплей коммуникатора, — скоро стемнеет. Простите мою назойливость, иногда я совсем не вижу границ. Я дрянной психолог, привыкший работать на допросах и гонять по тестам оперативников. Мне не следовало навязываться... мне много чего не следовало. Я рад, что вы выплакались и немного пришли в себя. Вы, наверно, устали. Я отвезу вас, садитесь в машину. И больше не буду вам надоедать. — он распахнул белоснежную дверь. — Но я был рад с вами познакомиться.

Линда замерла. Вот оно, то, чего она так боялась: из-за своей закомплексованности и дурацкого самоуничижения она обидела человека, предложившего ей помощь и поддержку, человека, о котором уже не могла перестать думать и которого сама же оттолкнула. Дир молча держал дверь кабриолета, глядя на цветущий каньон с тщательно выверенным равнодушием. Сейчас ещё одна зона риска, он видел, как Линда Хард разрывается надвое между желанием принять его помощь (и его самого) и страхом сломать своё привычное, хоть и беспросветное существование. Он ждал. Тараканы в голове матушки Мэта оказались несколько крупнее, чем рассчитывал Альд, но это его не сильно смущало. Если она сейчас замкнётся в своей раковине, то будет казнить себя всю оставшуюся жизнь. Дир ждал и, наконец, дождался.

— Мне так неловко, — Линда в ужасе понимала, что сейчас выглядит форменной идиоткой, курицей, дурой набитой в глазах этого человека, он, наверно, решит, что она хочет любыми силами его удержать... — Я таких глупостей наговорила. Но вы... Вы правда можете поговорить с Мэтом?..

— И могу, и поговорю. В Отделе. Мне ничего не стоит провести внеплановую консультацию. А уж техник психотерапии за всё время придумано столько, что вам и не снилось. Я уже даже представляю, как именно прострою сеанс, чтобы начать потихоньку ломать этот лёд без лишнего сопротивления. — Он улыбнулся, весьма довольный собой. Ещё чуть-чуть, и рыбке с крючка уже не сорваться.

— В Отделе? — Линда распахнула глаза. Ну почему в Отделе, почему обязательно там?

— Господи, а где? Я знаком с Мэтом Хардом, но, простите, мы не закадычные друзья, по кабакам вместе не ходим и в гости друг к другу тоже. Я могу с ним пообщаться только на службе. У меня нет других вариантов, к сожалению.

— А если... — Линда чувствовала себя чуть ли не падшей женщиной безо всяких моральных устоев. — А если я вас в гости приглашу? Мэт сегодня дома.

«Ох ты, как нашу плотину прорвало. Как нам хочется затащить кое-кого на огонёк. Что, в голове, небось, уже мэрия, новая фамилия и какого цвета будут новые занавески? Как нам хочется твёрдого плеча и наверняка не только плеча. Не дай бог капитан не шутил насчёт фармакологии, впору брать верёвку и идти в бухту стреляться, предварительно выпив яд. Ну ничего, Дир, ты умница, ты всё обернёшь на пользу. Бригада всё обращает на пользу.»

— Люблю ходить в гости, — признался Альд, — особенно к хорошим людям. Если, конечно, я не поставлю вас в неловкое положение.

— Не поставите, — у Линды словно гора с плеч свалилась, она и подумать не могла, что Дир согласится на это выстраданное приглашение, — и Мэт наверняка тоже будет рад вас видеть.

«Кстати насчёт Мэта...»

— Буквально один звонок, на пару минут, — Альд достал коммуникатор, — чуть не забыл. Иначе мне мой сослуживец всю печень проест. Я на секунду, — он отошёл на несколько шагов и с наслаждением закурил.

— Это Дир. Говорить можете или отвлекаю?

— Могу, — Мэт слегка подобрался, хоть Альд и не включал видеозвонок.

— Тогда слушайте. Я сегодня наведаюсь к вам в гости, на чашку чая. Не перебивайте! Свою роль вы сыграли превосходно, я сам лучше бы не выдал. Теперь слушайте и запоминайте с первого раза, у меня мало времени. Мы с вами познакомились в Отделе. Я штатный психолог, проводил вам тестирование перед назначением в проект. Мы с вами в ровных, рабочих отношениях без претензий, хотя я впечатлён вашим математическим гением. Запоминайте легенду, не проколитесь. Никаких «заместителей капитана», никаких намёков на то, из-за чего я на самом деле познакомился с вашей матерью. Вы ничего не знаете, а то, что услышали, списали на расстроенные чувства матушки и желание вас позлить. Через полчаса я буду у вас, постарайтесь не переигрывать.

— Мама пригласила вас в гости? — потрясённо переспросил Мэт. — Но как? Она же такая домоседка, всё боится выглядеть глупо...

— Пригласила и всё. Кажется, я ей понравился. Так что ждите. И запомните: штатный психолог.

Он отключился и некоторое время курил, искоса наблюдая за Линдой, которая снова рассматривала голубое кружево каньона. Сейчас она даже немного похорошела, хотя всё равно оставалась простоватой домохозяйкой с начинающей расплываться фигурой и каким-то серым цветом волос. «Вечером к Диане. Посмотрим, что эта малышка с розовыми прядками предложит мне, а не Мэту.» Раззадорив себя многообещающим визитом, Дир вернулся, широко улыбаясь:

— Всё, все свои проблемы я утряс. Если вы не передумали...

— Нет-нет, — Линда даже испугалась, — что вы. Я буду очень рада...

— Тогда садитесь. У вас, наверно, в глазах уже рябит от этих цветов.

* * *

Мэт мерил шагами свою комнату, пытаясь как-то устаканить в голове слова Альда Дира. Как он сумел напроситься в гости? Как смог втереться в доверие настолько, чтобы мама пригласила едва знакомого человека? Да ещё из бригады, Дир сам сказал, что они с Мэтом познакомились там. Бригада! Маму всегда коробило это слово, уж чем ей Отдел насолил, непонятно, но она лишь недавно перестала бурчать о мэтовой подработке, будто он шагнул в змеиное логово. И Дир порол какую-то чушь про психолога... Здорово он, наверно, задурил ей мозги.

Мэт вышел на общую террасу и всмотрелся вдаль. Небо покрылось лилово-золотыми облаками с алыми сполохами заходящего солнца. Красиво... Мэт редко обращал внимание на окружающий мир, но сегодня закат и впрямь был как на картинах, прекрасный и волнующий. Но гораздо сильнее заката Мэта Харда волновал предстоящий визит Дира в их квартирку. Он против воли напрягся. Мама наверняка начнёт квохтать и хлопотать со всякими чашками, ложками, печенюшками... а господин заместитель капитана будет на всё это смотреть с непроницаемой рожей. Господи, вот позор-то предстоит... Мэта передёрнуло. Это отец любил, когда мама суетилась по хозяйству, подкладывая им лучшие кусочки и радуясь просьбам о добавке. Альд Дир из другого теста, для него все эти посиделки лишь часть операции и не более того. И ему, Мэту, придётся подыгрывать, причём совершенно непонятно, как. Молодой человек рассеянно взъерошил рыжие пряди и удивлённо вытаращился, увидев, как к их дому подъезжает совершенно невообразимый автомобиль, точно со страниц светской хроники, — белый сверкающий кабриолет с «глазастыми» фарами и светлым салоном, ни дать ни взять машина селебрити или кинозвезды. А увидев за рулём знакомую светловолосую фигуру, Мэт опешил вконец. Рядом с водителем сидела его мама, почему-то без шляпки. Молодой человек на цыпочках вышел с террасы. Что за шоу устроил Альд Дир, Мэту теперь не хотелось даже знать.

* * *

— У вас очень уютно. — Дир с внутренним содроганием рассматривал гостиную с развешанными по стенам сувенирными тарелочками, безвкусными картинами и семейными фотографиями. — Чувствуется теплота.

Мэт ощутил, как его щёки медленно заливает краска. Сколько раз он просил снять всю эту бижутерию со стен, не комната, а лавка старьёвщика. И занавески эти, с оборочками... Дир, наверно, будет ржать всю ночь, вспоминая этот гимн мещанству и безвкусице. Но Альд Дир ничем не выдавал своего неудовольствия, совершенно спокойно пожал Мэту руку, поинтересовавшись, как там мозговой штурм в проекте, и вообще вёл себя раскованно и естественно. В отличие от Мэта. Тот готов был сквозь землю провалиться. Линда поспешила на кухню ставить чайник, и юноша успел заметить, как блестят её глаза. Он вспомнил весь тот небольшой отрезок времени, что они провели втроём, и внутри него начало закипать странное непривычное бешенство, от которого перехватывало горло. Он поймал взгляд Дира.

— Можно вас на пару слов? Чтобы мама не слышала.

— Ради бога. — Альду стало смешно. Математик, наконец, осознал, что его матушка может интересоваться не только пирожками и запеканками да сдуванием пылинок со своего сынули, а чем-нибудь ещё.

Они вышли на террасу, и Дир закурил, выжидающе глядя на Мэта, покрасневшего так, как могут краснеть только рыжие: густо, до корней волос, став похожим на обгоревшего на солнце курортника. Мэт сглотнул и с неожиданной яростью прошипел:

— Вы что устроили? Чего вы ей наговорили? Вам самому не стыдно?

— Мне нравится, как вы рассуждаете о стыде, — заметил Дир, — ваш праведный гнев несколько неуместен. Я делаю свою работу, Мэт, свою работу. Не путайтесь под ногами и не мешайте, раз не намерены помогать. Я расположил вашу матушку к себе, теперь дело за малым. А вам я не советую изображать сына-единоличника. В конце концов, ваша мама вдова и ещё совсем не старая женщина.

— Я вам не позволю, — прошептал Мэт, — просто не позволю. Вы что, не видите, как она на вас смотрит? Как она смотрит... когда вы не видите.

— Я всё вижу, юноша, у меня периферическое зрение развито наравне с фронтальным. Интерес мадам Хард к моей скромной персоне трудно не заметить. Тем лучше.

— Я не позволю вам влезть к ней в постель!

— Я и не собираюсь, чтоб вы знали. Линда Хард настолько не в моём вкусе, что полный караул. Моя работа это слова, а не трепыхание в койке. И я её разговорю. В привычной домашней обстановке, не сегодня так завтра, не завтра так через день. А вы с этой минуты будете любящим и почтительным сыном, благодарным матери за всё, что она для вас делает. Я обещал ей, что вправлю вам мозги. И я вправлю. Вы уже сами поняли, в какую бездну толкнули её своим пренебрежением. Исправляйтесь. Сами. Не то я стану вашим отчимом и исправлю вас по своему разумению. Это угроза.

Мэт опустил глаза. Дир говорил, выплёвывая слова и с силой затягиваясь сигаретой, бледно-зелёные глаза смотрели с холодной брезгливостью. На одну секунду Мэту показалось, что Альд его ударит. Но Альд Дир только молча курил, а потом вдруг бросил в пустоту:

— Моя задача завоевать доверие вашей матушки, с чем я успешно справился, раз стою здесь, в вашей квартире. Моя следующая задача осторожно и ненавязчиво выведать всё, что касается этих крамольных мыслей о Внешнем мире. С этим я тоже справлюсь. А потом... Знаете, Мэт, вы настолько профан в отношениях с женщинами, что вам даже объяснять бессмысленно. Запомните одно: я расстаюсь так же легко, как и располагаю к себе. Без слёз, упрёков и претензий, оставляя в душе женщины лишь светлые воспоминания о проведённом вместе времени. Что до постели, то вы уже знаете места, где исполнят любую вашу прихоть без разговоров. Все свои желания я удовлетворяю там. Вашей матушке ничего не грозит, как бы ей не хотелось.

— Вы узнаете, что хотите, разобьёте ей сердце и с чистой совестью отвалите в свой Отдел. — с горечью сказал Мэт. — Отличный план.

— Отличный, — кивнул Альд Дир, — особенно если вспомнить, по чьей милости я вообще трачу своё время на эту перевербовку. В ваших интересах, господин Хард, вести себя согласно моим инструкциям. Тогда вы вытащите вашу маму из той пропасти, куда она катится, а я выйду на след этих чёртовых сектантов. Пойдёмте, мадам Хард, наверно, уже заварила чай.

Глава 12

— Ну, докладывайте. — За панорамными окнами уже давно распростёрла свои крылья ночь, но капитан с Диром до сих пор не покинули здание Отдела. Альд приехал практически сразу же после своего визита в квартиру мадам Хард, лишь переоделся в форменный костюм да оставил кабриолет на парковке, рассчитывая уехать домой на своём обычном внедорожнике без красот и изысков. Сейчас Дир задумчиво вертел в пальцах планшет с досье Линды Хард. На этот раз он прочёл его от корки до корки и почерпнул немало интересного. В особенности некоторые детали бурной юности этой женщины.

— Первый этап прошёл успешно и, можно сказать, эталонно. — Альд Дир испытывал непреодолимую любовь к этому слову. — Мадам Хард прониклась ко мне столь искренним доверием, что пригласила в гости после пары часов знакомства. Мэт там тоже был.

— И? — Дор догадывался, что на скромную простушку типа Линды Хард изысканный лоск Альда, его умение выстроить диалог и, чего уж там, физическая привлекательность должны были произвести неизгладимое впечатление.

— Работы, думается мне, дня на три-четыре. Я рассчитывал уложиться в более сжатые сроки, но тут выплыл интересный факт, который подтверждается сведениями из досье. Роковой шаг мадам Хард не в последнюю очередь обусловлен депрессией после смерти мужа и очевидной холодностью со стороны сына. Чтобы мадам Хард выкинула из головы все свои идиотские мысли о побеге за Грань, прочь от ненавистного города, где её окружает лишь боль и пренебрежение, нужно вернуть ей вкус к жизни и любовь Мэта. Вкус к жизни я верну, разговорить разговорю, но жить ей придётся с сыном, а не со мной. И здесь есть затык.

— Затык? У вас? — Дор невесело рассмеялся. — Вы, кажется, говорили, что у вас прикрыты тылы и Мэт Хард проникся к вам доверием.

— Он чётко выполняет все мои инструкции, но... В этой рыжей математической голове не совсем укладывается, что его мать ещё довольно молода и... хм... свободна как ветер. Он позволил себе критиковать мои методы, о чём, правда, уже пожалел. Я как мог, объяснил ему, что в его интересах сотрудничать со мной, чтобы вытащить его матушку из этого омута. Он уже пережил катарсис, он искренне раскаивается в своих поступках, но он не может изменить своё отношение к ней за один вечер, это естественно. Тем более, что все эти двадцать четыре года он жил, окружённый ложью.

— Ложью? Мне казалось, ситуация довольно однозначная. Мэт Хард не способен испытывать эмоции, человеческие отношения ему заменяют теоремы и функции. Да он сам функция, Дир, вы же видели это...

— Прости ж навек. Но знай, что двух виновных, не одного, найдутся имена в стихах моих, в преданиях любовных.* — Альд Дир с выражением продекламировал отрывок из стихотворения. Дор изумлённо вытаращился:

— Не понял?

— Это стихи одного поэта девятнадцатого века, они прекрасно иллюстрируют то, о чём я хочу рассказать. Холодность и нечуткость Харда во многом обусловлены тем, что он догадывается: от него всю жизнь скрывали одну важную вещь. А прочитав досье внимательней, я понял, почему. Сейчас я вам всё объясню.

Дир открыл на планшете семейное фото Линды Хард: она сама, в голубом жакете и шляпке, Мэт, которому здесь было лет восемнадцать, и начинающий полнеть и лысеть темноволосый человек с простоватым лицом и добродушным взглядом. Фото было сделано в городском парке.

— Это Хард с родителями шесть лет назад. Вы сами всё видите. Ральф Брисс не имеет никакого отношения к этому юноше. Это настолько бросается в глаза, что я немного опешил. Но так и есть. Ральф Брисс не родной отец Мэта, Мэт это знает, и знает, что ему всю жизнь врали в глаза.

— Но здесь и сомнений быть не может, — пожал плечами Дор, — никакой экспертизы не надо. И что?

Альд Дир устроился поудобнее около подоконника и начал свой рассказ.

* * *

— Простите, я был с вами резок, — Дир в очередной раз вытащил Мэта на общую террасу с пепельницами, оставив Линду заваривать новый чайник и раскладывать фрукты в вазочки, — но вы и сами хороши. Сколько раз мне вам объяснять, что я не претендую на сердце вашей матушки и не горю желанием становиться вашим отчимом? Мне нужны сведения об этих противозаконных проповедях и местах сборищ сектантов. Я узнаю, что хочу, и уйду навсегда, а вы останетесь. И только от вас будет зависеть душевное равновесие вашей матери. Вы же уже всё поняли и осознали, даже извинились за ту сцену. Прекрасная, кстати, сцена была, я прямо воочию её видел. Это был ваш последний взбрык.

— Да, я понимаю, — вздохнул Мэт, приглаживая рыжие вихры, — я постараюсь уделять маме больше внимания.

— Не кривите душой, если поначалу будет сложно, нельзя перестроиться за один день. Но я уйду, а вы останетесь. Ваша мама хорошо вас знает и знает, что вы всегда будете погружены в себя и свои исследования. Но, возможно, вы не будете теперь воспринимать её как обслугу.

— Мои родители много сделали для меня, — странным голосом сказал Мэт, — и я боюсь за маму, да. Но я её не понимаю.

Дир насторожился. Он прекрасно помнил, он даже незаметно сфотографировал семейный портрет, висящий на самом видном месте в гостиной, и он видел, что Мэт настолько разительно отличается внешне от четы Брисс-Хард, что вопрос вставал во весь рост. Да и внутренне Мэт был полной противоположностью скромной хозяйственной матери и, как успел сделать выводы Альд, простоватому беззлобному отцу. Дир достал планшет с фото.

— А. — Мэт скривился. — А я-то ждал, когда вы начнёте спрашивать.

— Вы не родной сын Ральфа Брисса.

— Вы наблюдательны.

— Простите, но это режет глаз. Вам неприятен этот факт?

— Мне всё равно, — сообщил молодой человек, и равнодушно поднял на Дира неопределённого цвета глаза,— меня всю жизнь кормили сказками, думая, что я слепой. Отец настоял. Ну да, да, я знаю, что он мне не отец, но другого-то у меня нет. Хотя он есть.

— Если вы не хотите обсуждать эту тему...

— Да нет уж, давайте. Чего уж там. Мама всегда говорила, что мой настоящий отец мёртв, погиб, когда мне было полгода. А она потом вышла за Ральфа, который стал мне отцом... усыновил и стал. Я много лет верил этой сказке. Вроде ничего необычного, да?

— В принципе, пока да. — согласился Альд. — Разве что стремительный брак вашей матери с Ральфом после смерти вашего отца... но, с другой стороны, женщина с маленьким ребёнком на руках, одна... неудивительно, что она уцепилась за предложение господина Брисса. Тем более, он перевёз вас с матерью в Центр.

— Да, отец перевёз свою семью сюда, он работал в администрации Института к тому времени. Он был знаком с мамой ещё когда она была замужем за моим настоящим отцом. Но он, типа, погиб.

— А на самом деле? — Интересное тут кино разворачивается. Семейные скелеты в шкафу есть у каждого, но у Мэта был какой-то особо крупный.

— Да живёхонек он, — молодой человек отвернулся, чтобы Дир не видел выражения его лица, — по крайней мере, до моего совершеннолетия он точно был жив. Иначе кто бы перечислял маме алименты на моё содержание?

— Откуда вы это знаете? Деньги в любом случае переводятся на банковскую карту.

— Был один случай. — Альд видел, что Мэт точно так же выплёскивает на него всю свою обиду и боль, как и Линда, только полюс поменялся. «Я был прав, такая лютая отчуждённость неспроста. Парень может быть сколько угодно раз интровертом и нелюдимом, закопавшимся в своих первообразных и дивергенциях, но такой холод, холод такой силы ещё надо заслужить. Что, Линда, что ты утаила от своего сына, который слишком наблюдателен, чтобы не замечать, и слишком неэмоционален, чтобы доискиваться правды?»

— Мне должно было исполниться восемнадцать, — задумчиво рассказывал Мэт, глядя на темнеющее небо, — оставалось недели две. Я тогда уже учился в Институте и писал курсовую по теореме Хаусдорфа. В тот день отец с мамой... ну, не поссорились, они вообще почти никогда не ссорились, но что-то не поделили. Я слышал краем уха из своей комнаты, пошёл запирать дверь, чтобы не мешали. И услышал. Отец очень сокрушался, что мне скоро восемнадцать и «этот человек» перестанет выплачивать алименты, целых тридцать тысяч. Они не лишние, говорил отец, а теперь этот источник иссякнет. Он возмущался, что «этот человек» получает достаточно, чтобы содержать меня и далее. Мама плакала. Говорила, что её первый муж исправно платил и нельзя заставить его продолжать, таков закон. Отец, правда, потом поутих и решил, что я сам скоро буду получать неплохие деньги, с моими-то способностями. Я и так был «золотым» стипендиатом. Я запомнил этот разговор. Я понял, что мой биологический отец жив, и мне всё это время врали в глаза.

— Вы вызвали родителей на разговор?

— Зачем? Этот диалог не предназначался для моих ушей. И уж если меня пичкали сказками всю жизнь, какой смысл что-либо выяснять? Я просто понял, что отец запретил матери рассказывать мне правду, может, не хотел, чтобы я познакомился с «этим человеком». Он говорил о нём так, будто это был преступник или... ну, не знаю, кто. Нет, я через неделю завёл разговор... издали... мама очень расстроилась, повторяла, что он погиб, и что я должен быть благодарен Ральфу за всё...

— Поэтому вы и не плакали на его похоронах. Ваша мать сильно любила господина Брисса?

— Может и сильно. Я не знаю. Он не хотел, чтобы она работала, считал, что она должна посвятить себя семье. Она не перечила, она никогда не перечила. И я не перечил. Я уже тогда понял, что лучше я целиком уйду в науку и перестану обращать внимание на всё это. Все эти дрязги... деньги, выяснение, кто кому отец...

— Двадцать четыре года отношений, построенных на лжи, — тихо прошептал Альд, пристальнее вглядываясь в веснушчатое лицо, — два десятилетия... Я понимаю, почему вы так отгородились от родных. И понимаю, что по сей день творится в душе вашей матушки. Неужели после смерти Ральфа вы не задали этот вопрос?

— Зачем? — криво усмехнулся Мэт. — Эта правда никому не нужна. Я же уже сказал, я понял и принял тот факт, что меня сознательно обманывали, хоть и не пойму, какой в этом смысл. Вряд ли мой отец был преступником. Как бы тогда он платил алименты, из тюрьмы, что ли? Я даже не знаю, как его зовут.

— Мэт. — Дир судорожно выстраивал в голове новую стратегию. — Спасибо, что рассказали. Это мне дало много больше, чем вы думаете. Я предлагаю вам сделку. Вы стараетесь окружить маму заботой и вниманием, хотя бы выслушивайте её по пять минут в день. Об этом разговоре ни слова. Мы вместе выудим всё то, что ваша мама прячет внутри себя. А со своей стороны... Я найду вашего отца и познакомлю вас с ним. Мне кажется... — Дир помедлил. — Что я могу знать этого человека.

— Зачем мне это, — вздохнул Мэт, — он тоже не жаждал меня увидеть все эти годы.

— Если моя догадка верна, он не имел на это прав по суду. Вы носите фамилию матери. Я... да, я догадываюсь, кто это. Я долго думал, кого вы мне постоянно и неуловимо напоминаете. Завтра я либо смогу подтвердить свои предположения, либо... Я в любом случае его найду. Хватит уже вашей семье лелеять секреты прошлого.

Мэт молча смотрел вниз, опершись на поручни террасы. Его мало заботил неведомый биологический отец, и молодой человек уже свыкся с мыслью, что в людских отношениях доминирует ложь. Как её обозвать, дело десятое. Его немного удивило предложение Альда Дира, да и то сказать, вряд ли заместитель капитана так проникся тайной происхождения Мэта Харда. Он просто считает, что эта информация поможет ему побыстрее расколоть маму, упирая на глубоко запрятанное чувство вины. Сам Мэт не знал, хочет он видеть родного отца или нет. Хотя... Если Дир его найдёт, то он, Мэт, согласится на встречу.

* * *

— Ну что ж, — Дор откинулся на спинку кресла и закурил, задумчиво выпуская дым в потолок, — может, вы и правы и эту историю следовало вытащить на свет божий, чтобы Линда Хард побыстрее раскололась. Будете упирать на чувство вины?

— На внутреннее отрицание этого чувства и подмену понятий. Глубоко в душе мадам Хард признаёт, наверняка признаёт, что не имела права отказывать сыну в информации об отце, как бы она сама не относилась к нему. Здесь большую роль сыграл авторитет Ральфа, она беспрекословно подчинялась ему и даже после его смерти не смогла изменить своей позиции. Это не любовь, господин капитан. Они прожили вместе двадцать пять лет, почти не ссорились, воспитывали Мэта. И всё же это не любовь. Ральф Брисс нашёл себе удобную женщину, тихую, незлобную, по гроб жизни благодарную за то, что он вытащил её с малышом из сателлитских трущоб, да ещё усыновил Мэта. Брисс запретил ей устраиваться на работу, желая иметь дома постоянный комфорт и румяные пирожки, он инвестировал в Мэта в надежде, что тот добьётся высот в Институте и станет самым молодым профессором в истории. Он переживал, когда биологический отец Мэта перестал платить алименты, в тот момент юноша достиг совершеннолетия. Ральф Брисс гораздо больше Мэта приложил усилий к тому, чтобы Линда стала бессловесной овцой. Ведь она не всегда была такой. На развод с первым мужем она подала сама, хотя могла бы смириться и жить с ним, тем более у них был общий ребёнок.

— И что говорит досье? Я по вашим глазам вижу, что вы подготовили сюрприз.

— Помните, Мэт обмолвился, что его мать не шибко жалует нашу контору, и лишь недавно перестала попрекать сына столь оригинальной подработкой. Чем бригада могла насолить затюканной женщине, прикованной к кастрюлям и сковородкам? Женщине, которая даже образования толком не получила, сначала родив в девятнадцать лет, а потом став прислугой мужу и сыну? Есть только одна версия: еёпервый муж наш с вами сослуживец.

— Я уже ничему не удивляюсь, — признался Дор, — но, чует моё сердце, вы готовите эффектный финал.

— Так точно. Я сам сначала не поверил. Однако факты неумолимы: биологическим отцом Мэта Харда является ваш бывший наставник, модификант протокола «М», лейтенант оперативного отдела Сид Кайт.

Дор вытаращился в неподдельном изумлении. Сид? Отец Мэта? Но это же абсурд... модификанты стерильны... один из неустранимых побочных эффектов трансформации организма...

— Когда Кайт согласился на модификацию, его сыну было где-то полгода. И в то время рядовой Кайт был таким же огненно-рыжим и веснушчатым, в его досье есть фото в день приёма на службу. Вспомните Мэта, господин капитан. Перекрасьте волосы в чёрный, добавьте коже кофейного оттенка, чтобы стали незаметны веснушки, сломайте в двух местах нос и немного исправьте прикус. Вам не кажется, что это лицо будет вам знакомо?

Дор мысленно проделал все эти операции с внешностью Мэта и удивлённо присвистнул. Парень и впрямь походил на Сида Кайта, разве что был гораздо слабее развит физически, да уши у Мэта оттопырены были на зависть многим.

— В досье прямым текстом указан биологический отец Харда, который восемнадцать лет исправно платил алименты во исполнение судебного решения. Линда тогда сама подала иск в суд. Если бы она этого не сделала, органы опеки всё равно запретили бы Сиду воспитывать малыша, потому что модификанты не имеют права на участие в жизни ребёнка. Они становятся париями, отверженными, их права по семейному кодексу ничтожны. Но Кайт прошёл модификацию, Линда с ним развелась, практически сразу выскочив за Брисса, и вычеркнула первого мужа из жизни, причём не только из своей. Мэт не знает, кто именно его отец.

— Как вы хотите использовать эту информацию? Вы будете говорить с Кайтом?

— Пока не знаю, по ситуации. Я обещал Мэту познакомить его с отцом, но ещё не время. Я завтра начну осторожно вытаскивать на свет божий эту историю, чтобы Линда поняла, что их с Ральфом решение упрочило Мэта в том, что доверять родителям и делиться с ними переживаниями вовсе не обязательно, так как вся его жизнь построена на лжи. Мэт с тех пор ещё сильнее отдалился, что неудивительно, его мать разрывается между верностью Ральфу и осознанием, что она все эти годы лгала родному сыну, заявляя, что его отец мёртв. Этот диссонанс в итоге привёл к тому, что женщина, как страус, спрятала голову в песок, отрицая все проблемы, и нашла неожиданный выход в виде этого исхода за Грань, где нет ни шёлковой тирании покойного мужа, ни сыновней бесчувственности, где можно сбросить с плеч все переживания, потому что они все останутся здесь, в Ойкумене. Её приход в секту лишь следствие тщательно запрятанных вглубь проблем, которым она не может посмотреть в глаза и признаться в своей неправоте. Я размотаю этот клубок, вытащу наружу все её страхи и способы с ними справиться... и вот тут она подробно расскажет всё, что нас интересует.

— Она сильно вами заинтересовалась.

— Само собой, даром я, что ли, кабриолет выгонял и возил нашу мадам смотреть цветочки в каньоне. Влюблённая женщина выболтает всё за милую душу, надо только дёргать за нужные ниточки. Её сын мой союзник, теперь уже осознанно и добровольно.

— Как вы планируете исчезнуть из её жизни? Это может её сильно травмировать, и она опять...

— Я ухожу из жизни женщин красиво и непринуждённо, целуя руки на прощание. Посмотрим по ситуации, у меня есть несколько планов побега. Но пока рано говорить об этом, завтра я вновь приглашён в эту завешанную безделушками квартиру, причём придётся быть начеку. Мадам Хард внезапно обнаружила, что ещё может заинтересовать мужчину, даже мужчину моего склада. Это ей бесконечно льстит, но я не хочу доводить дело до крайностей.

— Да какие там крайности, вы же сами понимаете, что только опозоритесь перед женщиной, не сумев... м-м-м... закончить процесс. Я имею в виду естественный процесс, а не ваши сексуальные девиации.

— «Естественный процесс» я и начать не сумею, даже наглотавшись фармацевтики. Поэтому постараюсь не сходить с истинно рыцарского пути. Пока существуют крошки типа той розовенькой, у Дианы, мне ничего не стоит изображать для мадам Хард платонически настроенного воздыхателя и спасителя душ. Да и Мэт не в восторге от подобной перспективы. Не переживайте, господин капитан, моё главное оружие в хорошо подвешенном языке. Остальное отдаю на откуп Пирсу Трею, это ведь он среди всех нас олицетворяет собой торжество плотской любви.

— Держите меня в курсе. — Дор зевнул во весь рот. — Вы чрезвычайно интересно излагаете, но я уже иссяк.

— Разрешите идти, господин капитан? — Дир тоже мечтал после всех этих посиделок уронить голову на подушку и хорошенько выспаться перед завтрашним днём. Линда Хард утомила его до скрежета зубовного своим заискивающим щебетом, а куколка Делла измотала физически, так, что он чувствовал себя совершенно опустошённым. Когда он уходил, девушка чуть слышно поскуливала, лёжа на окровавленной простыне, и даже не отреагировала на попискивание терминала для оплаты. Так что Альд Дир тоже устал и хотел по-человечески отдохнуть.

* * *

Утром Дор первым делом зашёл в лазарет проведать Саю. Девушка медленно, но верно восстанавливалась после неудачного погружения, ей уже провели полную гемотрансфузию и накачали «радиант-плюсом» по самые уши. На этот раз Алби использовала повышенную дозу изотопа, и главврач настоял на увеличенном периоде реабилитации. Так что Сая лежала на знакомой ещё с первого дня в Отделе койке и скучающе таращилась в потолок. Её тоскливое заключение нарушил звук открывающейся двери.

— Бельчонок, а вот и я. Как ощущения?

— Дор! — Сая заулыбалась. Он навещал её каждое утро перед работой, и всё равно этого было так мало. — А вот и ты! Нет у меня ощущений, один «радиант-плюс» кругом и вставать нельзя. Вирс говорит, в меня закачали какую-то чудовищную дозу изотопа, ходит злой и бурчит.

— Пусть бурчит. Зато для Фила твои реабилитации как бальзам на душу, я видел, как он суетится. Ишь ты, завела себе поклонника. — И Дор рассмеялся, а вместе с ним и Сая.

Фил был санитаром в медицинском блоке, которому Сая подарила клык рыжего волка «от командующего "Эребусом"». Бедняга медбрат, который всю жизнь был пылью под ногами Эдвина Вирса и других врачей, расчувствовался настолько, что чуть не расплакался, а впоследствии проникся к Сае Стайн каким-то восторженным уважением пополам с трепетом, став её верным рыцарем безо всякой надежды на что-то большее. Дор об этом тайном восхищении знал, но Фила не дёргал. Опасности сутулый медбрат не представлял, а его преклонение капитана даже немного веселило. И Фил всегда старался проводить процедуры как можно аккуратнее, чтобы не доставлять Сае дискомфорта.

Отсмеявшись, Сая посерьёзнела, устроилась в постели поудобнее и подняла на мужа серые в крапинках глаза.

— Меня навещала госпожа Мирр-Гарт и сказала, что погружение прошло не по сценарию. Что случилось? Она была так расстроена...

— Бельчонок, голову себе не забивай. Ну да, сон вышел перепутанный, похожий на обычные ночные видения без конца и края. Я понимаю Алби, её настроение. Она докладывала мне, она вся испереживалась, что пришлось погружать тебя, а не Харда.

— Я сорвала погружение? — У Саи округлились взволнованно вытаращенные глаза.

— Нет, малыш, ты чего? Как ты или Мэт можете сорвать погружение, вы же в параличе. Нет, там что-то с самой программой, компьютерщики сейчас выясняют. Какой-то хакер был не в меру любознателен.

— Какой ужас! — Сая даже прикрыла рот ладошкой. Мониторы запищали, и в палату вбежал обеспокоенный Фил.

— Всё в порядке, — капитан ободряюще похлопал санитара по плечу, — я, как всегда, рассказываю своей жене страшные сказки.

— Так нельзя, господин капитан, — пролепетал Фил, который Дора одновременно уважал и боялся до икотки, — мадам Стайн нельзя волноваться, процесс реабилитации ещё не завершён...

— Мадам Стайн довольно трудно напугать, — сообщил Дор, — и у меня всё под контролем. Ступайте, Фил, я всё равно уже скоро ухожу.

Фил с горестным вздохом прикрыл за собой дверь, и Сая вцепилась мужу в рукав.

— Что с программой? Какой хакер? Что случилось?

— Кому-то позарез надо было сорвать твоё погружение. Ему почти удалось, сон напоминал ворох каких-то обрывков вместо связной картины, но полностью проконтролировать твой сон он не смог. Сейчас наши спецы выясняют, как он это делал. Так! Предвосхищая вопрос. Дело государственной важности, на личном контроле канцлера. Всё очень серьёзно, Сая, и я не буду рассказывать подробности. Поверь, история затрагивает самый верх.

— Я уже поняла, что случилось что-то ужасное, — Сая грустно комкала угол простыни, — секретности, небось, навешали...

— Ну прости. Я правда не хочу тебя этим грузить, да и рассказывать пока что и нечего, считай. А насчёт тебя вот что. Пока «Гипнос» в пролёте, возьмёшь отпуск. Выспишься всласть, в каньон слазаешь, у тебя же столько дел запланировано. Отдохнёшь как следует, всё равно работы пока не будет.

— Да что мне делать в этом отпуске? Ты же всё равно до полуночи у себя на чердаке под шпилем сидишь. Нет. Я не хочу. Лучше буду помогать госпоже Мирр-Гарт искать корреляцию.

— Бельчонок...

— Дор, ну что мне делать дома одной? У меня ни друзей, ни знакомых кроме как в Отделе. Куда мне деться? Каньон уже, наверно, отцвёл, пока выпишут... Нет, Дор. Не пойду я в отпуск.

— Ну, как хочешь, — Дор чмокнул жену в ухо и встал. — Тогда до завтра. В это же время.

— До завтра, — кивнула Сая.

Он вышел из медблока, зашагав к лифту и попутно размышляя, кого вызывать для доклада первым — Холта или главного компьютерщика. Саин отпуск уже вылетел у Дора из головы. Но если бы капитан мог провидеть будущее, он прямо из палаты отправил бы Саю в «Солёный бекас» под усиленной охраной. Круглосуточной и с правом стрелять на поражение.

* * *

— Вот, интересные вещи. — Сайрус Холт был собран и сосредоточен, отчего его взгляд постоянно уходил вверх. С собой начальник аналитического отдела принёс здоровенный планшет, которым часто пользовались, когда требовалось улучшенное качество картинки, а оперативники закачивали туда детальные карты местности. — Я проанализировал все имеющиеся на данный момент вероучения, а так же культы, уже не пользующиеся популярностью и основательно забытые. Примерно половина из всех ересей содержит эсхатологическую составляющую, сиречь ожидание конца света и Страшного суда в той или иной форме.

— Спасутся избранные, — кивнул капитан.

— Так точно. Из этого списка выпадают разные ответвления буддизма, у которых сплошная реинкарнация и сансара, а так же сатанисты, у них и сейчас всё хорошо, они дисциплинированно вызывают дьявола и служат чёрные мессы. Страшным судом их не проймёшь. Остальные, включая все христианские секты и всевозможные инопланетно-технологические версии, так или иначе подозревают, что некая «перезагрузка» всё же произойдёт, спасутся, естественно, избранные под предводительством Мессии или Абсолюта. Наш новый культ вполне вписывается в классические рамки ожидания конца света. Для многих сект конец света, между прочим, уже наступил, и их задача обособиться от грешной земли, основав общину в соответствии со своими заповедями, чем они и спасутся, как они полагают. Таковы, к примеру, скопцы, иначе добровольные кастраты, устроившие своё логово у Южных предгорий, в пещерах...

— Я не готов проникаться идеями кастратов, — признался Дор, — я окончательно потерян для их сообщества. Что-то ещё, кроме ожидаемого апокалипсиса, вы мне подготовили?

— Так точно. Я сделал запрос в отделение истории религии Института и в Государственную библиотеку. Я хотел узнать, были ли в истории Ойкумены прецеденты, когда в качестве нового мира для избранных предлагался Внешний мир.

— И что же? — Дор неосознанно поёрзал в кресле. Ей-богу, лучше уж шаманы с грибочками или эти евнухи, да хоть бы и сатанисты. Подумаешь, дьявола они вызывают. Тут и без дьявола есть, кому портить жизнь...

— Институт развёл руками, их кафедра сектоведения довольно малочисленна и специализируется, в основном, на сравнительном анализе ересей разных эпох. О Внешнем мире там ничего не слышали и долго пучили на меня глаза. Что до Государственной библиотеки... Там всё сложно. В их базе данных имеется подборка по самым разным культам, и особое внимание я уделил некоей общине «Лесное утро». Эта община существовала двести пятьдесят лет назад, существовала совсем недолго по понятным причинам. Это была первая и единственная попытка проникнуть за Грань, прикрываясь религиозной тематикой. Но, к сожалению, подробная информация хранится в закрытом секторе, куда у меня нет допуска.

— Вы начальник аналитического отдела бригады, и вашего допуска недостаточно? — А интересно у них там всё, в библиотеке-то.

— Допуск к спецсектору имеют только три человека: премьер-министр, государственный канцлер и капитан особой бригады. Боюсь, если вы хотите узнать больше о «Лесном утре» и его истории, вам придётся самому ехать в Западный квартал. Даже в оцифрованном виде эти материалы можно изучать в пределах здания библиотеки. Я сделал подборку аннотаций, — Холт включил планшет, и Дор увидел отсканированную листовку с призывом с божьей помощью подчинить себе дикий лес. «Сумасшествие движется по спирали...» Ещё пара файлов содержали подробный перечень всех имеющихся документов по этой секте (и все они лежали в спецхране), номера протоколов допросов и прочую бюрократию. Дор вздохнул. Что ж, придётся штурмовать библиотеку. Он понимал, что делает это скорее для общего развития и понимания ситуации в целом, в спецсектор не было хода никому, и вряд ли новоявленные покорители Внешнего мира вдохновлялись историей двухсотпятидесятилетней давности. Но проверить стоило.

— Все новые выкладки пересылайте Диру, пока он не уехал на свою разработку. Не думаю, что надолго задержусь в библиотеке, но кто ж его знает. Я на связи, если что.

— В спецхране связь не работает, — напомнил Холт, — и требуется выключать все электронные устройства. Это касается даже премьера.

— А ещё говорят, мы параноики, — усмехнулся Дор, — да мы по сравнению с этими целиком открыты миру, хоть сейчас экскурсии в стат-боксы проводи. Всё, вы свободны, Холт.

Аналитик кивнул и, пропустив капитана вперёд, вышел в коридор.

* * *

Альд Дир уже почти собрался уходить и направлялся к парковке, как вдруг увидел в коридоре знакомую фигуру. Он приостановился в задумчивости. Кайт мог бы пролить свет на их с Линдой взаимоотношения, другое дело, что модификант мог и не помнить уже всех деталей истории двадцатипятилетней давности. Хотя... Дир ускорил шаг.

— Здравия желаю, — буркнул Сид со вздохом. Вот всегда так: только из отпуска, и сразу этот хмырь. Да ещё и с таким видом, будто Сид ему денег должен.

— Что так официально? — усмехнулся Дир, — Я тебе ещё слова не сказал, а ты уже молнии мечешь.

— Тебе чего надо? — поинтересовался Сид Кайт. — Я в Отделе пару часов всего, только из секретариата. Что уже успело?

— В курсе, что у нас тут происходит?

— Краем уха. Норт обмолвился, что засекли какую-то секту, желающую странного.

— Кайт, хватит бычить. Я мог бы тебе приказать отвечать на все мои вопросы, я выше тебя по должности. Но я пока просто прошу. И это важно. Дело на личном контроле капитана. Я, собственной персоной, занимаюсь разработкой твоей бывшей жены, по этому самому поводу.

— Линда? — вытаращился Кайт. — Ты занимаешься разработкой Линды? Я точно не ослышался?

— Нет, не ослышался. Твоя бывшая жена ухитрилась влипнуть по самые уши. И мне нужно знать всё о её жизни, чтобы понять, за какие нитки дёргать.

— Линда попала в секту? — Сид непонимающе качал головой. — Да как такое возможно? Дир, мне кажется, ты...

— Мне рассказал её сын. Ваш сын, Мэт. Она в запальчивости проболталась нечаянно, и теперь нам надо размотать этот клубок, чтобы выйти на организаторов. Но твоя жёнушка просто кладезь комплексов, у неё в голове такой кавардак, что я теряю терпение.

— Ты можешь толком объяснить, что тебе надо от меня? Я развёлся с ней почти двадцать пять лет назад, а Мэта последний раз видел, когда ему было шесть месяцев.

— Так зайди в «Гипнос» и познакомься, — ухмыльнулся Альд, — он два с половиной года тут трётся, в исследовательском.

— Господи, я же просил Саю и Алби не распространяться...

— Причём тут Сая и Алби? — удивился Альд Дир. — У меня подробное досье на Линду Хард, там всё чёрным по белому: муж, второй муж, сын. Так ты что, так и не познакомился с ним? Хотя знал, что он у нас работает?

— Тебе какое дело? Я в исследовательский не захожу.

— Ах да. Чтобы не бередить душу видом одной сероглазой нимфы. — Дир понимающе кивнул. — И не зыркай так. Я про твои душевные терзания всё знаю. И, между прочим, ограждаю капитана от этой информации. Мог бы спасибо сказать.

— Тебе что надо? — устало повторил Сид. Вид заместителя командира его раздражал, а знание некоторых тёмных сторон личности Альда Дира попросту приводило в бешенство.

— Почему вы развелись?

— Потому что я согласился на модификацию. Что непонятного?

— Почему ты согласился, зная, что у тебя жена и маленький ребёнок? Ты же знаешь законодательство.

— Поэтому и согласился. Тебе, Дир, не понять. Я не мог одновременно обеспечивать семью и сидеть с малышом. А модификантам сам знаешь, сколько платят. Я хотел одним выстрелом убить двух зайцев: помочь Линде деньгами и не заниматься семьёй. У нас и так после рождения Мэта всё пошло наперекосяк.

— Ты платил алименты.

— Конечно. А как иначе? Она дала мне номер счёта, каждый месяц десятого числа я переводил четверть своего заработка на содержание сына.

— Мэту присвоили фамилию матери, ты по закону не имел права с ним общаться, по крайней мере, до его совершеннолетия.

— Ты мне сейчас кодекс цитируешь?

— Я пытаюсь понять, почему Линда и Ральф Брисс приняли решение сказать Мэту, что ты мёртв.

— Ну и мёртв. Парень меня не мог помнить. А остальное спрашивай у Ральфа. — Сид едва удержался, чтобы не сплюнуть. Дир краем глаза следил за сослуживцем и его сумрачным лицом.

— С покойников какой спрос.

— Ральф умер? — удивился Сид.

— Полгода назад. Автокатастрофа. Но даже через полгода Линда Хард упорствует и не говорит сыну, что его биологический отец жив.

— Да Мэту-то что? Жив я, помер ли. Он всю жизнь считал отцом Брисса.

— Он прекрасно знал, что Брисс ему не родной. Прости, это видно. Но парень подслушал диалог супругов, когда Брисс сокрушался, что рог изобилия в виде алиментов скоро иссякнет. Мэт понял, что его всю жизнь обманывали.

— А чего ты хочешь от Ральфа Брисса? Он меня терпеть не мог ещё тогда, считал, что я увёл у него Линду, хотя сам был ни на что не годным тюфяком, который даже подойти к девушке боялся, боялся, что его отошьют. Это уже потом он явился ей как рыцарь-спаситель... — Сид скривился, словно разжевал дольку лимона. — Думаешь, он её любил?

— Не любил, — спокойно подтвердил Альд, — и Мэта не любил. Он любил только деньги и хорошо устроенный быт. И умело играл на чувстве благодарности Линды, при любом удобном случае напоминая, из какой дыры вытащил её и ребёнка. Он сделал из жены кухарку и горничную, запретив ей работать. А Мэт со своей бесчувственностью только подливал масла в огонь. Твой сын, Кайт, удивительно равнодушный и нечуткий тип, весь в формулах. Он гений в математике, что удивительно при таких-то родителях, и целиком сидит в своей аксиоматике и теориях множеств. Мужчины Линды Хард проявили редкостное единодушие в доведении её до состояния бессловесной прислуги. После смерти Брисса её депрессия усилилась. И она нашла выход. Секта, призывающая покинуть Ойкумену и всё её пороки и соблазны. И я должен а) вытащить её оттуда, б) выйти на след этих уродов.

— Ну, что могу сказать. Жаль, конечно, что он всё-таки затюкал Линду, я имею в виду этого индюка Ральфа. Я, наверно, потому и развёлся ещё. Линда всегда была малость помешанной на быте, а меня это бесило. Так я не пойму, чем я могу тебе помочь в твоей разработке? Вряд ли Линда будет счастлива вновь увидеть меня, да и я не хочу. А если уж она у тебя под подозрением, то вызови её повесткой. Допрос-усиленные-ментальный взлом. Что усложнять-то?

Альд Дир даже расхохотался, опершись рукой о стену и загораживая Сиду проход.

— Вот поэтому, Кайт, ты в свои годы до сих пор простой оперативник, хоть и модификант с орденом вне степеней, а я начальник агентурного отдела и заместитель командира. Тебе бы только руки заламывать, и Стайна тому же научил. Мне нужен искренне раскаявшийся свидетель, полностью признавший вину и готовый сотрудничать со следствием. Я не сторонник всех схватить и посадить. И так схватим. Если я предъявлю обвинение Линде, её сын автоматически вылетит и с кафедры, и из «Гипноса», этого Алби Мирр-Гарт мне не простит. Нет. Я размотаю этот змеиный клубок. И ты мне поможешь.

— Дир, полегче, — Сид видел, что настроен господин заместитель капитана крайне решительно, — размотаешь ты всё, куда денешься. Ты мне только объясни: ты выкопал в её биографии факт двадцатипятилетней давности. Наш развод. Четверть века прошло, Дир! Четверть века! Что ты хочешь там найти?

— Истоки. — прошептал Альд Дир, глядя в тёмные, разучившиеся моргать глаза. — Я ищу истоки.

* — фрагмент стихотворения Евгения Баратынского "Оправдание" ("Решительно печальных строк моих..."), 1824 г.

Глава 13

Дор сам не заметил, как подъехал к громаде Государственной библиотеки. Он поневоле задумался, почему все мало-мальски значимые общественные сооружения принимали в Ойкумене форму гигантизма, так же, как и предоставленный сам себе и проникающей радиации Внешний мир. Из-за колоссального светло-жёлтого здания почти не видна была скромная церковь Святого Михаила, начало начал этой истории. Дор даже подумал после визита в библиотеку зайти к отцу Никласу, поздороваться и узнать, как у него дела, но потом отказался от этой затеи. Пожилой священник мог не на шутку разволноваться, а порадовать святого отца Дору было что и нечем, не говорить же, что дело о сектантах приросло двумя жертвами (известными на этот час, уточнил про себя Дор). Нет, священные стены Дор решил не беспокоить, а вот спецсектор Государственной библиотеки, наоборот, ждал капитана особой бригады, готовясь открыть свои засекреченные файлы и документы. Дор толкнул дверь и вошёл под прохладные своды циклопического сооружения, окружённого массивными колоннами и напоминающего святилища древних народов из ныне затопленной части земли.

Его встретил настороженный начальник смены, невысокий, щуплый, кажущийся маленьким жучком по сравнению с огромным холлом. «Да сюда три Отдела впихнуть можно вместе с симулятором, кому ж в голову пришло строить эдакую махину?» Дор не утерпел и после демонстрации удостоверения, вызвавшего на лице начальника смены горестную гримасу, поинтересовался:

— Большое здание. Зачем вам такая громада?

— После войны все знания были на вес золота, — натянуто произнёс Мелт Лойд, старший библиотекарь, — люди стремились подчеркнуть важность всех найденных документов и книг.

— Бред, — пожал плечами Дор, — особенно если учесть, что у вас в холле поместится чуть не все оцифрованные материалы...

— Прошу вас. — Лойд насупился. — Вы желаете получить какие-то конкретные документы? Ваш подчинённый вчера сделал запрос на спецсектор.

— Да, и из-за ваших идиотских правил мне приходится лично приезжать и читать интересующие меня вещи. Проводите в спецхран и подготовьте мне всё по общине «Лесное утро».

— Но...

— Будете спорить?

— Вы не оформили заявку и не...

— Я оформлю повестку на допрос, так как вы препятствуете расследованию дела на контроле канцлера. Мне неинтересна ваша бюрократия, могу связать вас со своим заместителем по административно-финансовой части. С ним вы найдёте, о чём поболтать, а мне подготовьте, то, что я сказал. Моё время ценнее вашего, господин Лойд.

Мелт Лойд насупился ещё сильнее. Спецсектор был его вечной головной болью несмотря на то, что запросы туда подавались крайне редко. Но информация, хранившаяся там, могла пошатнуть любые устои и напрочь сломать неокрепшую психику. Настоящие причины Второй войны. Первые экспедиции во Внешний мир, когда из сотни выживал один и, давясь кровавым кашлем, надиктовывал кошмарные строки. Создание «Красного отдела», когда ломались нешуточные копья и кипели споры между сторонниками открытости науки и приверженцами контроля над сомнительными экспериментами. Победил контроль. И ещё много, много чего, что простые обыватели не имели права знать. Сам Лойд тоже не имел прав читать документы из спецхрана, довольствуясь аннотациями в каталоге. И от этого испытывал к закрытому сектору плохо скрываемое отвращение.

— Прошу за мной. Пожалуйста, отключите коммуникатор и прочие электронные устройства, а так же сдайте на хранение любые пишущие предметы.

Дор вырубил телефон, неслышно хмыкнув. Паранойя библиотекаря его немного забавляла. Дор знал, что дурацкое распоряжение о допуске поступило практически сразу после образования спецхрана, тогдашний премьер знал толк в сокрытии опасной информации. За двести восемьдесят лет ничего не поменялось.

Лойд распахнул перед капитаном массивную чёрную дверь, и взгляду Дора открылось пространство, сплошь уставленное стеллажами под потолок. Где-то вдалеке жужжали серверы, хранящие оцифрованные документы. На смену мраморным колоннам и громадным полукруглым окнам пришла теснота полок и серо-стальной цвет. Больше всего спецхран напоминал Дору институтские архивы на цокольном этаже, где тоже было не повернуться от многоэтажных металлических загородок. Он обратил внимание, что каждый стеллаж был закрыт пуленепробиваемым стеклом, под которым ещё и кодовый замок был со сканерами сетчатки и отпечатков пальцев. Ассоциация со стат-боксами была настолько явной, что Дор не выдержал и рассмеялся. Старший библиотекарь вздрогнул:

— Вас что-то позабавило?

— О да. Скажите, у вас там точно документы? Мы в похожих боксах держим всякие плюшки из Внешнего мира, плоды там, чучела, листики-цветочки. Наркотики.

— В этих отделениях хранятся вещи много опаснее даров Внешнего мира.

— Опаснее даров Внешнего мира только сам Внешний мир, — Дор повернулся затылком к Мелту Лойду, демонстрируя выпуклые рубцы, — уж точно никакая, даже самая засекреченная информация не заставит вас лежать в коме две недели, пока весь медблок Отдела пытается понять, что же у тебя внутри. Я знаю, что слова порой ранят больнее самых сильных пыток. Но не сегодня. Подготовьте все материалы.

Он сел за единственный стол, маленький и неудобный, словно его специально проектировали так, чтобы посетители не задерживались в хранилище запретных знаний. Дор снова ухмыльнулся. Ему не привыкать к стеснённым условиям. Если эта библиотечная гусеница думает, что он сюда на пять минут, то как бы не так.

— Когда закрывается библиотека?

— В десять вечера мы опечатываем вход. Посетители должны покинуть здание на полчаса раньше. Вы услышите звуковой сигнал.

— Значит, напишете своему руководству докладную о внеплановой переработке с просьбой оплатить вам дополнительные часы. Я завизирую. Потому что проведу здесь столько времени, сколько сочту нужным. Не хватит моей подписи, обратитесь к государственному канцлеру. Не пучьте глаза. Вы сейчас, как ни прискорбно мне это вам сообщать, всего лишь обслуга. Тащите материалы по «Лесному утру».

— Подойдите и посмотрите в сканер, — больше всего Мелту Лойду хотелось дать в зубы этому лысому уроду, но он понимал, что это ни к чему не приведёт, лишь к снятию с должности. Но капитан выбешивал старшего библиотекаря до зуда в кончиках пальцев. Он был крайне не уверен, что этот примат вообще умеет читать. Обычно вышибалам грамота ни к чему.

Дор посмотрел в круглый глаз сканера, приложил руку к оптическому датчику, и дверцы стеллажа медленно разошлись. Глазам капитана предстали пухлые, совсем как довоенные папки из потрёпанного пластика, несколько стопок бумажных документов и небольшая карта памяти в отдельном слоте.

— На карте памяти продублированы все материалы по «Лесному утру». — Лойд стоял так прямо, будто ему доску к спине привязали. — Думаю, вам будет удобнее работать с оцифрованной версией.

— Вытаскивайте всё. Я хочу видеть подлинники, а не отсканированные картинки.

— Но... Хорошо, подождите. Я принесу перчатки и пинцет. Не трогайте листы руками! И дышите в сторону. Это ценные документы, их нельзя повреждать. — Лойд выплюнул всю эту тираду и ушёл за одноразовыми перчатками наподобие тех, какими пользовались криминалисты.

Через десять минут Дор, чуть ли не силой вытолкав хранителя знаний из комнаты, надел тонкие белые перчатки, вооружился пинцетом и засел за документы, повествующие о единственной попытке построить царство божье во Внешнем мире, попытке двухсотпятидесятилетней давности, до сей поры не имевшей аналогов.

Собственно, полезной информации было до обидного мало. Уже в те времена Внешний мир был табу, и ещё оставались в живых те последние, кто помнил войну и видел последствия. Их рассказы действовали сильнее всех запретов. Нейтралка пожирала рассудок не в пример слабее, эманации усилились со временем, и проникнуть за Грань было проще несмотря на возведённые погранпосты. Уже появились первые сталкеры, в массе своей принимавшие мучительную смерть, уже был введён запрет на все экспедиции, Внешний мир отгораживался от Ойкумены, жители которой ещё были благодарны земле за последний клочок суши, оставленный им как резервацию. И тогда же одному пограничнику (!), то ли свихнувшемуся от постоянного наблюдения за лесом, то ли просто чрезмерно впечатлительному и с хорошим воображением, явилось «откровение», призвавшее его покорить дикий лес и дать людям возможность жить не только в обезвоженной пустоши. Благое, в сущности, намерение обернулось настоящим адом. Пограничник, его звали Хал Гортис, провозгласил, что он тот самый Избранный, что приведёт людей в пышные кущи и цветочные заросли, именно тогда была разработана догма, что праведным людям не страшны хищные звери и плотоядные растения, которые не нанесут вреда истинно верующим. Нейтралка была обозначена как чистилище (Дор, кривясь, проводил параллели с анализом перепутанного сна), Внешний мир же — как рай земной, который достанется сильным духом и верой. Надо ли говорить, что те немногие, кто прошёл «чистилище», погибли в первые же часы жизни на Земле Обетованной. Хал умудрился сбежать, видя гибель своих сторонников, после чего попал в лапы сначала своих бывших сослуживцев, а потом и надзорных органов. Закончил свою жизнь Хал Гортис в одиночной камере закрытой психиатрической клиники. Врачи утверждали, что на момент исхода он был абсолютно вменяем и знал, что делает. Это Дора потрясло и одновременно насторожило. Сходство было практически идеальным, капитан был уверен, что те, кто смущает разум граждан Ойкумены, тоже не ослеплённые фанатики. Фанатикам не под силу столь сложные многоходовки, оборванные нити и лабиринты, заканчивающиеся тупиками. Организаторы новой секты были точно так же вменяемы, как и Хал Гортис, и Дора это тревожило. За двести пятьдесят лет забывается что угодно, особенно если информацию мгновенно засекречивают. Но кто-то ушлый явно вдохновлялся историей «Лесного утра». Премьер с канцлером отпадали, несмотря на допуски, нынешней власти только организации смертельно опасного культа не хватало, будто мало крамольных статей в прессе и несанкционированных митингов перед Домом Правительства. Дор потряс головой. Кто ещё? На ум сразу приходил начальник смены библиотекарей, букашка по имени Мелт Лойд, и его сменщик. Но они не могли открыть полку, их не пропустил бы сканер. Хотя... Дор Стайн осторожно вернул на место последний документ, свидетельство о смерти Хала Гортиса, и нажал на кнопку вызова.

Мелт явился мгновенно, словно он сидел под дверью. Увидев капитана, библиотекарь поёжился. Дор Стайн и так не был красавцем, а нахмуренные брови и немигающие чёрные глаза с расширенными зрачками, почти полностью скрывавшими белки, пугали до мерзкой дрожи внизу живота. Лысый урод явно был под впечатлением от прочитанного, и впечатление было не из лучших.

— Кто, кроме премьер-министра, государственного канцлера и меня, может иметь доступ к этим материалам?

— Только вы трое, — Мелт косился на часы. Ещё двадцать минут, и прозвучит сигнал окончания работы библиотеки. Но Дор рассудил иначе.

— Мне неохота везти вас в Отдел, в комнату допросов, я считаю, что в родных стенах люди всегда более разговорчивы. Сейчас вы закроете вашу избу-читальню, и мы с вами поговорим предметно и подробно. А уж если меня не устроят ваши объяснения, завтра за вами приедут.

— Меня в чём-то обвиняют? — Господи, только этого не хватало. Всё-таки спецхран всегда был головной болью любого библиотекаря.

— Пока — пока! — ещё нет. Так вы утверждаете, что никто, кроме нас, не имеет права просматривать эти записи. Но вы же как-то приводите здесь всё в порядок, хотя бы пыль вытираете.

— Всё делает автоматика. Мы не можем самовольно вскрыть кодовый замок.

— Сказал бы я вам про кодовые замки и зашифрованные программы... — пробормотал Дор, напоминая себе, что ещё предстоит выслушать доклад компьютерщиков. — В таком случае предоставьте мне полный список выдачи этих материалов за последние десять лет, раньше, думаю, не имеет смысла.

— Господин капитан, — Мелт Лойд позволил себе кривую полуулыбку, — я могу поклясться на Конституции, что за всё то время, что я служу в библиотеке, вы первый, кто затребовал эти данные, исключая вчерашний запрос вашего начальника аналитического отдела.

— Подтвердите документально.

— Вы мне не верите? — удивился Лойд и, кажется, даже обиделся.

— Я никому не верю, господин Лойд. Такая работа. Извольте список.

Старший библиотекарь шумно выдохнул и нажал кнопку связи на настенной панели.

— Том, ты ещё не ушёл? Задержись, здесь у нас гость из особой бригады. Принеси список запросов в спецсектор, номер А-375-411, за последние десять лет. И шевелись, я не хочу здесь ночевать.

На том конце что-то зашуршало, Дор смог разобрать только «совсем охренели» и повернулся к Мелту Лойду.

— Я смотрю, уважение к надзорным органам у вас на высоте.

— Это Том, — Лойд насупился ещё больше, — совсем молодой парнишка. Ему бы всё по клубам скакать да отрываться по полной. Всё время норовит улизнуть пораньше, я уж с него и премию снимал, и выговоры делал.

— Увольняйте. Что вы, замену ему не найдёте?

— Мы относимся к людям бережнее, чем вы, — воинственно задрал подбородок библиотекарь, — никто не хочет часами сидеть и ковыряться в каталогах. И мало кого привлекает наша зарплата.

— Естественно, — хмыкнул Дор, — откуда ж взять деньги на достойную оплату труда, когда эта махина сжирает платежей больше, чем мои лаборатории. Одно освещение сколько стоит.

Лойд решил не отвечать на эту возмутительную реплику. Уж кто бы говорил об уважении, этот тип, кажется, считает, что ему всё дозволено из-за галстука с полосой. Но спорить с капитаном «Красного отдела» Мелт не решился. Этот примат и повестку выпишет, не поморщится, плевать он хотел на официальный рабочий день и все предписания. Мелт раздражённо повёл плечами. Ну и где этот паразит Том?

Том явился через пятнадцать минут и вид имел несчастный и обескураженный. Дор исподволь оглядел подчинённого Мелта Лойда. Лет двадцать, тощий, как спичка, светлокожий и светловолосый, в подвёрнутых брючках, открывавших щиколотки, и в модных ярких кроссовках. На птичьих плечиках лежал небрежно накинутый пёстрый шарф. «Точно вымрем, — вспомнил слова Альда Дор, — это же не парень, а бледная немочь». Он посмотрел на Тома в упор, отчего юноша совсем поник.

— Квестами увлекаешься? — Вопрос застал Тома врасплох. Он испуганно вжал голову в плечи:

— Немного... Эскейп-румами...

— И, небось, вегетарианец и девственник. Можешь не кивать, я вас таких уже видел. Господи... Ладно. Список принёс?

— Я... — Том вдруг очень громко шмыгнул носом и отвёл глаза. Светлая полупрозрачная кожа моментально покраснела. Мелт взволнованно сделал шаг навстречу.

— Что ещё за новости? Ты принёс список запросов? У меня здесь целый капитан сидит. Что глаза отводишь?

— Я его не нашёл... — прошептал вконец убитый Том и вытер нос кисточками шарфа.

— Не понял. — Дору становилось всё интереснее. Парень не врал, он пылал ушами и не смел поднять глаз. Видимо, уже в красках представлял своё увольнение.

— Я не нашёл... По номеру А-375-411 ничего нет... Файл пустой.

— В смысле «пустой»? — Мелт обескураженно отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть своего помощника. — Ты в своём уме? Как минимум вчера был сделан запрос из Отдела, что ты городишь?

— Файл пустой, — шёпотом повторил Том и громко икнул, — там только шифр спецхрана и дата создания подборки... и всё... больше ничего...

— Какой у вас график работы? — вдруг резко спросил Дор, вперившись взглядом в перепуганного парнишку.

— Два через два... как и у всех нас... сегодня первый день смены...

— Кто был на вашем месте вчера? И на месте господина Лойда?

— Дик Миртл... и господин Стил... и... ещё...

— Быстро мне список всех сотрудников, выходивших не в вашу смену. Шевелись, чего уставился! А вы, господин Лойд, объясните мне, как мог исчезнуть список запросов? Его мог кто-то стереть? У кого есть права администрирования групп записей?

— У Стила и у меня, — Мелт чувствовал, как редкие волосёнки на его голове встают дыбом, — у остальных нет прав доступа, особенно к спецсектору. — До библиотекаря медленно начал доходить ужас положения. Кто-то влез в запароленную систему и стёр записи! В группе, относившейся к спецхрану! Всеблагой Боже, да это подсудное дело! Лицо Мелта постепенно начала заливать мертвенная бледность. Он так бы и рухнул, если бы Дор буквально за шкирку не усадил несчастного библиотекаря на стул. Мелт Лойд имел вид утопленника.

Том, грохоча пятками по коридору, вбежал, прижимая к себе список вчерашней смены и своей собственной. Щёки юноши покрылись пятнами, он испытывал ужас не меньший, чем его начальник. Дор цапнул список, пробежался глазами и сообщил:

— Никуда не уходить. Оставайтесь тут, я пришлю своих спецов, они пороются в ваших серваках. Будьте готовы к вызову на допрос. С этого момента вы под подпиской о невыезде, я сейчас оформлю. Вашим коллегам, боюсь, не повезёт ещё больше.

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу и вдруг обернулся на съёжившихся, как воробьи под дождём, сотрудников библиотеки.

— Думаю, если бы канцлер или премьер посетили вашу богадельню, об этом стало бы известно.

— Конечно, — вытаращился Мелт, — естественно. Да об этом бы месяцами судачили! Визит в спецхран! Что вы, господин капитан, это была бы новость номер один!

— Если только сотрудники не находятся под подпиской о неразглашении, — задумчиво пробормотал Дор. Ситуация начинала нравиться ему всё меньше и меньше. Как бы не было абсурдно это предположение, его нельзя было сбрасывать со счетов. Хотя вряд ли. Дор встал и принялся описывать круги по просторному холлу. Рифус Гарт мог бы, пользуясь своим положением, навестить эту обитель знаний и поинтересоваться тем же, что и Дор, и мог бы раздать всем по неразглашению, но приказать стереть свой запрос? Бред. Даже у Гарта паранойя пока ещё не приобрела клинические формы. Тем более, что он обещал Дору всемерное содействие и право доклада в любое время. Премьер? А почему не господь бог? Дор потёр виски. Он склонялся к диверсии в аппарате правительства, но кто этот неуловимый злоумышленник, который сжигает за собой все мосты? Не успел капитан как следует обдумать эту мысль, как в его уши ворвался истеричный голос Мелта:

— Его убили!

— Кого? — Дор попытался сосредоточиться. Библиотекарь плакал.

— Том выскочил позвонить Миртлу, спросить, не знает ли он чего... а Миртл... он сейчас в полиции... моего сменщика, Стила... его убили!

Дор замер. Всё повторялось, как и в случае с несчастным радиотехником на причале.

— Ждите здесь, пока не прибудут мои люди. Больше никаких звонков! Завтра в десять утра в Отдел на допрос, вот повестки. Библиотеку закрыть на санитарную обработку или как вы там называете неприёмный день. Вам запрещено покидать конгломерат до моего личного распоряжения. Ждите.

И капитан быстрым шагом вышел из здания с колоннами, показавшегося ему сейчас колоссальным надгробием.

* * *

— Итак, господа, — Дор обвёл взглядом подчинённых, спешно вызванных в его кабинет, — у нас три трупа. И если участь бедолаги в южном сателлите можно списать на решительность тамошнего контингента, то двое других похожи как братья-близнецы. В обоих случаях людей убирают для подстраховки, и без того эта компания не оставляет ни улик, ни следов. Сгоревшая плата в радиоухе, уничтоженные сведения о запросах в спецхран. И убийства. А мы топчемся на месте. Сколько ещё должно совершиться убийств, чтобы хоть кто-то здесь зачесался?

— А сколько их передохнет в солончаках, — пробормотал себе под нос Дир, но капитан услышал.

— Насчёт вас, кстати. Вы долго ещё намерены возиться с этой бабёнкой? Время работает против нас. Если у меня в ближайшее время не будет на столе результатов вашей разработки, я санкционирую ментальный взлом безо всяких предварительных ласк. Думаю, канцлер меня поймёт.

— Дайте мне хотя бы день! — взмолился Альд Дир, — Я крайне неплохо продвинулся, женщина уже практически готова выплакать у меня на плече всю свою жизнь...

— Чёрт с вами, будет вам день. Даже два, я не зверь всё-таки. Но если через два дня она не будет сидеть здесь и писать чистосердечное, я хорошенько подумаю насчёт рокировки. Запомните мои слова, Дир, я не шучу.

Альд уже и так видел, что капитан не шутит. Новость об очередном покойнике в деле сектантов произвела эффект разорвавшейся бомбы. Даже вечно витающий в облаках Холт смог, наконец, перевести взгляд с потолка на командира, что бывало с ним в минуты особо мощных душевных потрясений. Дир же, проклиная неведомых противников, наспех выстраивал в голове завтрашний разговор с Линдой и подозревал, что в аптеку идти всё же придётся. Сейчас в ход пойдёт всё, не исключая и тяжёлой артиллерии. Уж как-нибудь он продержится на таблетках, зато потом эта женщина станет мягкой и податливой, как воск, мечта, а не информатор. «На что приходится идти ради истины», — с горечью вздохнул про себя Дир. Но враг не оставлял ему шансов.

— Вы запросите аудиенции канцлера? — Оказывается, язык Альда задавал вопросы параллельно его невесёлым мыслям.

— Ис чем мне к нему идти? Здравия желаю, господин государственный канцлер, по делу на вашем личном контроле у нас три жмура, россыпь тупиков и никаких завязок? Вот расколете свою домработницу, может, мне и будет что предъявить вышестоящему начальству, а пока я не хочу позориться. Что по «Гипносу»?

— Работаем, — Холт уныло фокусировал взгляд на капитане, — к сожалению, слишком мало исходных данных для более быстрого...

— Трындец, — подытожил Дор, — трындец, штырьки и анархия. Ей-богу, мне во Внешнем мире было проще, даже в «Эребусе». Дир, по-быстрому поделитесь, что там у вас на текущий момент.

Альд вздохнул и оперся о подоконник, так, что остальным был виден только абрис фигуры и подсвеченные тусклым золотом волосы. Перспектива «крайних мер» маячила перед господином заместителем с пугающей очевидностью.

— Я смог вытащить из неё историю этого злосчастного усыновления. Как я и ожидал, Линда Хард в душе восставала против решения мужа скрыть от Мэта правду, но перечить не решалась. Ральф Брисс не любил биологического отца Мэта по совокупности причин и смог убедить жену, что мальчику не стоит знать правды о Сиде Кайте. Пришлось повозиться, но в итоге она признала, что это было ошибкой, особенно когда я рассказал ей, что Мэт был в курсе всего как минимум лет шесть, а догадывался и раньше, по всей вероятности. Сцена, достойная пера лучших драматургов! Воссоединение матери и сына! По крайней мере, первый шаг навстречу друг другу они сделали, хотя Линда не знает, что я хочу познакомить Мэта с Сидом Кайтом. Но парень имеет право увидеть родного отца. Что до собственно разработки по интересующему нас вопросу, она уже обмолвилась, что пребывала на такой тонкой грани, отделяющей её от полного и беспросветного отчаяния, что была готова решиться на нечто ужасное. Я вытаращил глаза и сказал, что самоубийство не выход. По её реакции я понял, что попал в молоко. Но попал. Теперь мне придётся быть очень осторожным, ни в коем случае не давить и не вытаскивать клещами правду-матку на свет божий, она уже и так колеблется, но боится признаться, на какой шаг готова была пойти. Завтра я её напою шампанским, уложу в койку, а потом медленно и печально вытащу всё, что только у неё есть в загашнике. Она доверяет мне и боится меня потерять, хотя Мэт всё равно не сильно счастлив, глядя на этот перфоманс. Вызовите его завтра в Отдел, господин капитан, по какому угодно поводу. Я не хочу, чтобы он находился в квартире, пока мне придётся соблазнять его матушку. Этот гигант деления на ноль может всё испортить.

— Как бы вам самим всё не испортить, — буркнул Дор, которому этот доклад оптимизма не прибавил, — вы мне внушаете обоснованные опасения.

— Ничего, как-нибудь извернусь. Кстати, господин капитан, я взял на вооружение историю Альвиса Тайта, бывшего начальника агентурного отдела, у которого я в своё время был в подчинении. Понимаете, для зрелой женщины одинокий холостой мужчина хоть и желанная добыча, но вызывает подозрения. Либо он слюнтяй и маменькин сынок, либо оголтелый карьерист, либо у него что-то не так и он это тщательно скрывает.

— И? — Дор уже устал от измышлений своего зама.

— Я вдовец, моя жена погибла пять лет назад. При обстоятельствах страшных и трагических. Это объясняет моё одиночество, а так же крепче привязывает ко мне Линду Хард, которая сама вдова и считает, что теперь смогла многое обо мне понять.

— У Тайта погибла жена?

— Её застрелили, чтобы он не лез в одно резонансное дело. Вы тогда ещё не служили, это было пятнадцать лет назад. Но история была громкая, хоть и не выходила за пределы этих стен. Я позаимствовал у Тайта всё, включая имя жены, Ирма. Теперь Линде Хард ещё сильнее льстит, что я продолжаю с ней общение.

— Дир, я вас понял. Действуйте, как задумали, но чтобы через два дня чистосердечное было у меня на столе.

— Так точно. — Альд предпочёл бы ментальный взлом, но профессиональная гордость с возмущением отвергала этот малодушный выход. Он, Альд Дир, ещё никогда не терпел поражений. И не Линде Хард сбивать его с этого пути.

* * *

В эту ночь все спали плохо. Дор до пяти утра мучился бессонницей, вертя в голове так и эдак всю полученную информацию и периодически вскакивая, чтобы выкурить сигарету. Альд Дир заехал в круглосуточную аптеку и затарился необходимыми препаратами, провожаемый едким шёпотом женщины-провизора: «С виду-то все красавцы обалденные, а как до дела доходит...» Дир с большим трудом удержался от колкого высказывания и дал по газам, выплёскивая всё раздражение на ни в чём не повинном автомобиле. Спал он урывками, ему снился то Тайт, белый от горя над телом жены, то мальчики-мажоры, почему-то собирающие грибы на солончаках, то отец Никлас в капитанской форме.

У Сайруса Холта мозг анализировал информацию даже во сне, отчего он пребывал на границе между явью и тёмным омутом сновидений, а ещё ему было постоянно жарко от дующих с Южных предгорий ветров. Никакой кондиционер не спасал.

Сая мучилась от приступов тошноты после инъекций «радиант-плюса» и считала дни до выписки, что до государственного канцлера Рифуса Гарта, то этой ночью он прикончил свою заветную бутылку настойки и теперь лежал, изучая потолок и бесцельно перебирая светлые волосы жены, свернувшейся калачиком у него под боком. Мысли Гарта были далеки от радостных.

И только Линда Хард засыпала с улыбкой на лице, тайком предвкушая завтрашнюю встречу. Дир позвонил поздно вечером и пообещал сюрприз. И хотя голос у него был безмерно усталый, внутри Линды что-то щёлкнуло и расцвело пышным, тёплым цветком. До чистосердечного признания и готовности сотрудничать со следствием оставалось два дня.

Глава 14

Мэт слегка удивлённо прошёл через проходную, приложив временный пропуск, и направился к лифтам, ведущим в исследовательский блок. Рано утром ему позвонила Алби и мягко, но настойчиво попросила приехать и помочь «в одном деле, пока Сая приходит в себя». Что за дело, никто Мэту по телефону объяснять не собирался, но он, тем не менее, сразу же сообщил в Институт, что его сегодня не будет, и поймал такси до правительственного квартала. Он до сих пор чувствовал неловкость перед Алби Мирр-Гарт, которая была вынуждена сначала вводить его в терапевтический транс, а потом погружать вместо него Саю, потому что сомневалась, что Мэт достаточно восстановился после предшокового. Мэту было неловко, да что там, просто стыдно. Чувство было незнакомое, но очень неприятное. И он ускорил шаг.

Алби встретила его на своём рабочем месте. Мэт отметил про себя, что руководитель «Гипноса» чем-то явно расстроена, вернее, как-то подавлена. Даже её постоянная улыбка была какой-то ненастоящей, будто приклеенной. Молодая женщина кивнула ему в знак приветствия и указала на стул.

Этой ночью Алби позвонил Дор и в приказном порядке велел вытащить Мэта в Отдел под любым предлогом и желательно на весь день. На робкий вопрос, что ещё случилось, Дор в красках описал будущность мадам Хард и заметил, что в таких делах свидетелей не жалуют. Алби проняла мерзкая дрожь. Как бы там Альд ни собирался обольщать Линду Хард, Алби-то знала, что под точёным профилем, глазами цвета майской зелени и золотистыми волосами скрывается больной ублюдок, садист в самой редкой поведенческой форме, не способный получить разрядку без причинения физических страданий партнёру. В то время, как сексопатологи трактовали подобные девиации как эротические проявления желания осуществлять власть над другим человеком, причём удовольствие садист получал не от физической близости, а от процесса причинения жертве страданий, Альд Дир строго придерживался «классики жанра», и на другие формы интимных отношений не был способен в принципе, доктор Вирс как-то просветил Алби на этот счёт, пока Сая лежала в лазарете, залечивая раны после знакомства с вербовщиком. Так что участь Линды показалась Алби Мирр-Гарт крайне незавидной. И Дор на это согласился? Зная лучше других, что из себя представляет его заместитель? То ли Алби не знала чего-то интересного о Линде Хард (некоторые женщины любят подчинение, и их не так мало, как кажется), то ли Альд в интересах дела наступил на горло собственной песне, и Алби мстительно улыбнулась. Ну-ну, пусть попробует сыграть в нормального мужчину, даже любопытно будет на него потом посмотреть.

Затем мысли Алби перескочили на математического философа. Вот чем, ну чем можно было его занять на весь день, когда программа буксует, компьютерщики штурмуют взломанный код, а на новые разработки Дор Стайн наложил вето вплоть до полного выяснения метода и последствий хакерской атаки. Мэт работал только на погружениях, всегда показывая хорошие результаты, но о проекте в целом имел весьма смутные представления, да и не желал лишний раз влезать не в своё дело. Мэт Хард, гений от математики... лучший специалист по теории множеств... его разум был способен воспринимать и анализировать такие абстрактные понятия, что у Алби волосы дыбом вставали. Она вспомнила, как однажды поинтересовалась у Мэта, чем же он занимается у себя на кафедре, рассчитывая услышать про какие-нибудь интегралы и первообразные (институтский курс интегрального исчисления и дифференциальных уравнений Алби с грехом пополам ещё помнила), а получила лекцию о канторовой пыли, как о классическом примере дисконтинуума в математическом анализе и одном из простейших фракталов. После чего Алби поняла, что есть определённый предел, за который ей зайти не дано, просто потому, что это невозможно и невообразимо. И хотя Мэт ей даже показал на экране планшета, как выглядит канторова пыль в графическом воплощении, картинка так и осталась для Алби красивым, завораживающим и совершенно непонятным объектом. Мэт смеялся и говорил, что это элементарно, но руководитель «Гипноса» твёрдо решила для себя: как только из математики пропадают цифры, она перестаёт быть математикой и становится чем-то сверхъестественным типа Абсолюта. Насчёт Абсолюта Мэт был согласен, насчёт всего остального только с улыбкой качал рыжей вихрастой головой. И вот чем такого деятеля занять на весь день? Она бросила взгляд на компьютер с данными испытуемых и вдруг даже рассмеялась от облегчения. Ну конечно! Кто, кроме Мэта, с его удивительным, непостижимым, но безупречно логическим умом, сможет найти корреляцию в параметрах подопытных, чтобы выяснить то общее, что объединяло сновидцев. Алби и Сая тратили кучу времени на сравнительный анализ, а воз и ныне был там. Но молодая женщина была уверена: то, что не давалось нейрофизиологу и специалисту по фторидам неметаллов, должно покориться метатеоретику математики, посвятившему свою жизнь изучению теории множеств. Четыре человека ведь тоже множество? Всяко не единица. И Алби твёрдо решила использовать мозг Мэта Харда по полной.

— Вы извините меня, — Мэт покаянно мялся у стола, — за ту... выходку. Мне правда очень жаль. Я и вас подвёл, и Саю заставил лишний раз изотопы глотать...

— Всё, забыли. — Вид извиняющегося Мэта Алби даже немного позабавил. Когда смущаются рыжие, они краснеют до корней волос, а уши становятся пунцовыми и полупрозрачными. — Сейчас всё равно проект заморожен, обнаружили косяк в программном коде аккурат после погружения Саи. Так что мадам Стайн мирно спит в лазарете, а мы, чтобы не терять времени, займёмся одним важным делом. Делом, вполне достойным знатока теории множеств.

— Вот как? — Мэт явно заинтересовался. — И чем я могу помочь?

— Смотри. — Алби включила компьютер и вывела на экран сравнительную таблицу показателей испытуемых. — За всё время в «Гипносе» было четыре подопытных. Из них двое это вы с Саей, нынешний капитан и ещё один человек, к сожалению, он уже умер. Но данные остались. Я долгое время пыталась найти в их показателях нечто, что их бы объединяло как сновидцев, понимаешь? Должно быть что-то общее. Но у меня не выходит, и это прямо-таки доводит меня до бешенства. Помнишь, когда ты к нам поступил, мы тестировали ещё шестерых молодых людей. Ни один из них не подошёл, только ты. Почему? Потому что ты гений в математике и твой мозг отличается от других? Может быть. Но капитан, ну, он тогда ещё капитаном не был, он работал в области физиологии аллергических реакций, Сая химик-технолог, а покойный Тригг — нейробиолог. Где общее? Трое мужчин, одна женщина. Приблизительно один возраст... и что?

— Давайте её сюда, — у Мэта загорелись глаза, — вашу статистику. Только покажите, какие именно параметры вы сравнивали и на что я должен обратить внимание.

— Все параметры тут, вот, открываешь вложенную таблицу... а на что обратить внимание, тут уж я полагаюсь на тебя. Ты, Мэт Хард, моя единственная надежда. Иначе мы так и будем набирать испытуемых методом физического перебора.

— Недопустимо, — Мэт сосредоточенно открывал таблицу за таблицей, — это ж не игра в напёрстки и не теория вероятностей. Кто был вашим первым подопытным?

— Дор Стайн, — Алби присела рядом, — он тогда был самым обычным парнем, лаборантом, который звёзд с неба не хватал. Единственное, чем он отличался от других, была его физическая форма. Идеальное здоровье, идеальные показатели, атлетическое сложение. Для нас это было важно, всё-таки воздействие на организм нешуточное.

— Хорошо, — Мэт сосредоточенно нахмурился. — Вы меня простите, если вдруг с первого раза не докричитесь. Я, когда работаю, могу уйти в себя и не вернуться. Стучите прямо по голове.

— Ладно, — Алби внезапно показалось, что Мэт-таки докопается до истины в этих таблицах, — не буду тебе мешать. Захочешь кофе, аппарат в коридоре.

* * *

Альд Дир тщательнейшим образом готовился к решающему визиту в квартиру мадам Хард. Дор дал ему два дня, Дир решил, что принципиально справится за один. Слишком уж вскачь понеслись события, время не ждёт и играет против них. Третья жертва! Даже для прожжённого циника типа Альда это было чересчур. Дело не в самих смертях, человек не вечен, но то, что людей убивали ради заметания и без того неразличимых следов, выводило заместителя капитана из себя. Он знал, что полиция не найдёт ни Алана Флинна, на пару с дружком убившего адепта в сателлите, ни киллеров, нанятых для устранения Стена Крипса и старшего библиотекаря Стила. Слишком чисто, безлично и безупречно исполнено. И вся надежда Альда Дира оставалась на недалёкую домохозяйку, любящую цветастые занавесочки, безвкусные побрякушки и чудовищные шляпки. Дир очень радовался, что ту шляпку переехал автобус. На один ужас меньше.

Он переоделся в свой светлый костюм, который произвёл такое впечатление на Линду, выгнал из гаража белое купе без крыши, истинный кошмар, предназначенный сводить с ума начитавшихся любовных романов женщин, заехал в винный магазин и выбрал брют подороже. Чёрт с ними, с расходами, финансисты уже поняли, что убытки Дира им придётся возмещать в рамках операции, сколько бы он ни потратил. Это Альда радовало, добровольно сорить деньгами ради курицы-наседки он был не готов. Он ещё раз глянул в зеркало заднего вида, убедился, что в силах совратить с пути истинного даже жену премьера, и двинулся к дому Линды. Во внутреннем кармане лежала упаковка бледно-зелёных капсул, призванных облегчить совершенно безнадёжное предприятие.

* * *

— Господин капитан, — на мониторе высветилось лицо специалиста-компьютерщика, — разрешите?

— Что у вас? — Голова у Дора Стайна уже давно шла кругом, не в последнюю очередь из-за невозможности подстегнуть процесс расшифровки хакерской атаки. Можно сколько угодно грозить выговорами и снятием премий, быстрее от этого люди работать не станут, а то и застопорятся вконец. Но сейчас компьютерный спец таращился на него с довольной миной.

— Вы не могли бы зайти к нам в отдел? Мы кой-чего добились, но у нас стационарные компьютеры, к вам в кабинет не притащишь.

— Хорошо, иду. — Хоть у кого-то что-то сдвинулось с мёртвой точки. Особого воодушевления Дор не испытывал, понимая, что они в любом случае находятся сейчас в роли догоняющих, но, может, хоть «Гипнос» заработает как надо, на Алби смотреть больно. Чем-то она Мэта загрузила, парень прибыл ранним утром и до сих пор не покидал стен Отдела. Вот и чудненько, вздохнул про себя Дор, Альд, небось, уже вовсю устраивает романтику и осыпание цветами... Дор предпочёл бы ментальный взлом. Он вышел из кабинета и направился в технический отдел в другом конце здания.

— Я могу с уверенностью утверждать, что взлом «Гипноса» и уничтожение данных в библиотеке — дело одних и тех же рук. — Шон Корк, компьютерный гений Отдела, вовремя перехваченный у кафедры систем автоматизации Института, широко улыбался во все свои крупные жёлтые зубы. Шон курил как паровоз, а на все замечания о вреде здоровью сообщал, что у нормального человека должен быть хотя бы один ярко выраженный порок, и предавался этому пороку со всей страстью. Дор слышал, Шон сам выращивал табак на своей террасе, сам его сушил и вертел самокрутки. «В моём подчинении одни психи...» Но хобби Шона работе не вредило, и Дор не видел смысла запрещать компьютерщику его причуды.

— Вы убеждены на сто процентов? — Капитан подозревал, что все диверсии были срежиссированы одним человеком, но стоило перепроверить.

— Так точно. В обоих случаях имел место вирус, уничтожающий данные при активации системы. При любой активации, так что вы очень правильно запретили проводить следующее погружение в «Гипносе». Вирус... м-м-м-м... очень красивый и изящный, если можно так сказать, сразу видно, его писал знаток своего дела. Буквально пара строчек кода, причём написанного на разработанном хакером языке, именно поэтому у нас заняла столько времени расшифровка. Прекрасный язык, господин капитан, я его спёр себе в копилку. В случае с библиотечным файлом вирус удалил все запросы и замёл свои следы... ну, как «замёл»... пришлось повозиться. Ничто на земле не проходит бесследно... А вот с «Гипносом» наш ворюга просчитался. Он идеально взломал исходный код и подселил в программу вирус, но не был в курсе, что кроме программы сновидцы используют изотоп, изменяющий водородные связи в мозге. Да-да, мне госпожа Мирр-Гарт объяснила в общих чертах, чтобы я понимал, откуда ноги растут. Программа пошла кувырком, но мозг сновидца был уже подготовлен к погружению, и на это хакер повлиять не мог, равно как и на электромагнитную стимуляцию. Поэтому мадам Стайн сон всё-таки увидела.

— Я понял. — Господи, ну почему они все так разливаются соловьями, стоит им оседлать любимого конька? Дор многое бы отдал, чтобы его подчинённые освоили тезисное изложение. — Что вы можете сказать непосредственно по хакеру?

— Профессионал. — Шон кивнул, отдавая своего рода дань уважения неизвестному противнику. — Прекрасный специалист своего дела, причём он не просто программист. Он инженер. И блестящий. Работал, само собой, по удалёнке, причём IP-адрес задавался вручную и менялся по мере продвижения программы, а MAC-адрес, то есть физический адрес устройства, наоборот, сиял как маяк. Наш злоумышленник словно показывал нам: я устрою вам кипеж там-то и там-то, но фиг вы меня вычислите.

— Так вы вычислили? Или продолжите петь дифирамбы вашему невидимке?

— Я вычислил. — Шон Корк стал серьёзен и некоторое время подбирал слова. Дор его не торопил, понимая, что сержант Корк имеет право и на триумф, и на полное признание поражения. По лицу Шона сложно было что-то прочесть, но капитану на один миг показалось, что Корк пытается устаканить в голове что-то совсем уж немыслимое.

— Судя по миграции вируса от машины, на которой он был написан, до адресата... адресатов... если проследить этот путь, который весьма умело петлял... и те преграды, которые вирус обходил... простите, я что-то не по форме докладываю... наш хакер либо заперт в психушке, либо сидит в тюрьме.

* * *

Дир в последний раз поправил галстук, нацепил на лицо самую обворожительную улыбку и позвонил в дверь. Вчера он уже перешёл с Линдой на «ты», а сегодня должен, нет, обязан был довести её до чистосердечного. Всё существо Альда Дира восставало против форсированных методов, но время долгих разговоров по душам вышло. И он не забывал, как поглядывала на него Линда, думая, что он не видит. Ещё как видит. За полгода одиночества любая женщина осатанеет настолько, что забудет о приличиях, только подтолкни. Были, конечно, и фригидные особы, но Дир прекрасно знал, что Линда Хард к ним не относится. Чем глубже женщина вынуждена прятать свои желания, в угоду общественному мнению, воспитанию или ещё каким условностям, тем сильнее прорываются эти желания, если их, наконец, вытащить на свет божий. А Дир вытаскивал, выуживал, не прикасаясь пока даже пальцем, работая только глазами и блестяще отточенным языком тела, подавая сигналы, которые воспринимало даже не сознание Линды, а подсознание, И теперь пришло время завершающего аккорда.

— А вот и я. — Он улыбнулся краешками губ, прекрасно зная, что такая улыбка заводит сильнее любых комплиментов. — Захотел сделать тебе сюрприз. — Он достал бутылку. — Поставь в холодильник, пусть немного остынет.

— А что случилось? — От Альда не скрылось, что сегодня Линда даже сделала нормальную укладку и выудила из гардероба платье, которое ей хоть немного шло. В таком виде она была почти симпатичной, если не учитывать, что, как ни крути, а ей сорок три. Для Дира это было равнозначно признанию в клинической геронтофилии.

— Знаешь, иногда надо устраивать себе праздники без повода, — Дир изобразил на лице лукавую полуусмешку, — у тебя в последнее время было столько плохих переживаний. Это надо смыть. — Он проследил, как шампанское устроилось в отделении для бутылок. — Надо научиться снова радоваться жизни. А она так коротка... — Взгляд подёрнулся тщательно выверенной задумчивой дымкой. — Так коротка... Надо наслаждаться каждым мигом. — Зелёные капсулы жгли карман. — И я подумал, что начинать надо прямо сейчас.

— Ну... я даже не знаю... — Внутри Линды что-то тепло зашуршало, словно тысячи бабочек одновременно расправили крылья. — Шампанское... Я его так давно не пила...

— Вот так так. Это мы исправим. Шампанское создано, чтобы дарить праздник. Доставай бокалы. Я тоже не пил тысячу лет.

Он искренне надеялся, что одной бутылки хватит. Линда слегка раскраснелась и улыбка уже почти не сходила с её лица. Внезапно она отставила фужер.

— А как мы это Мэту объясним? Он не одобряет алкоголь...

— Мэта с утра в Отдел выдернули, я краем уха слышал. Какие-то дела в проекте. До вечера там проторчит, я с Алби столкнулся в коридоре. У неё какая-то новая завиральная идея, я уж в это и не лезу. Да и что Мэт? Это твоя жизнь, — он пододвинулся поближе, так, что чувствовал лёгкий аромат духов, — твоя... Мэту, как я считаю, пора свою налаживать.

— Да, — согласилась Линда, — я так хочу увидеть внуков, понянчить их... А Мэт словно вообще девушками не интересуется... А вдруг он...

— Да ну что ты, — рассмеялся Дир, — не забывай, я проводил его тестирование. Он вполне себе интересуется девушками, а не своим полом. Просто пока ему не до этого. Да и что внуки? Линда, хватит делать вид, будто ты столетняя старуха. Ты ещё очень даже можешь подарить Мэту братика или сестричку.

Линда покраснела до корней волос. Разговор перешёл в какое-то очень странное русло.

— Ну ты скажешь... Ну ты что... Как тебе такое в голову могло прийти...

— А вот так, — сообщил Дир, придвигаясь ещё ближе, — поверь дипломированному магистру. Ты красивая, зрелая женщина, с богатым внутренним миром и совершенно фантастической способностью распространять вокруг себя тепло и уют. Я бы за такую женщину убил.

Пока Линда пыталась осознать услышанное, Дир подсел вплотную и прошептал, касаясь губами уха:

— Скажу тебе по секрету, это я подговорил Алби Мирр-Гарт вызвать Мэта в Отдел на весь день. Ты чувствуешь масштабы моего коварства?

Но ответить он ей не дал, мысленно стиснул зубы и прикоснулся к приоткрытым в изумлении губам.

«Господи, если ты есть не в воображении отца Никласа, то помогай. Я сейчас кому угодно молитвы вознесу», — Дир, хоть и приглушил свет, надеясь, что в темноте все кошки серы, но скрыть дрожь протестующего тела удавалось с трудом. Линда, естественно, приняла это на свой счёт, решив, что это реакция влюблённого мужчины, но Альд придерживался иного мнения. «Ну, если инструкция не врёт, два часа у меня есть, а там кривая вывезет. Чтоб тебя скорчило, Линда Хард, чтоб я тебя больше никогда не видел, я импотентом стану с твоей перевербовкой, старая ты курица...»

Он крепко зажмурился, вызывая в памяти последний визит к мадам Диане и крошку Деллу с розовыми прядками. Как же она кричала, билась, как пойманная в силок птица, не имея возможности вырваться из стальной хватки... таблетки вместе с будоражащими воспоминаниями сделали своё дело. Теперь как-то продержаться на этих чудных мгновениях, заливающих внутренний взор кровавыми потоками... только мысли, мысли... не сметь даже плечи стиснуть сильнее обычного... не сметь... всё испортишь, дебил, агентурщик хренов... Делла, Делла, Делла... розовые локоны сваливаются неопрятными прядями, мокрыми от пота и крови... не спина, а частокол из вспухших красных полос там, где по нежной коже проходилась металлическая пряжка форменного ремня... так, что тут происходит?

Он приоткрыл один глаз, пытаясь сфокусировать взгляд на женщине, вцепившейся ногтями ему в спину. Её движения стали более быстрыми и лихорадочными, кожа была влажной от бисеринок пота. «Ну что ты тут елозишь...» Уши Альда различили прерывистый стон. «Тьфу ты, пропасть. Уже лежи тихо, дай мне закончить этот фарс...»

Через десять минут, представив себе уже не просто Деллу, а чуть ли не всех птичек Дианы разом, он всё-таки смог получить какую-никакую, а разрядку. Это было похоже на то, словно с его плеч упала гора. Об удовольствии речь уже не шла, Дир ощущал себя так, будто по нему прошёлся каток. Но главное было сделано: Линда Хард уверилась, что действительно физически привлекает этого мужчину. Альд почувствовал странное жжение в желудке.

— Я сейчас, — шепнул он и пулей вылетел в ванную комнату, где его долго и мучительно выворачивало едкой желчью. Он едва успел пустить воду изо всех кранов. «Будь ты проклята, старая развалина. Если сейчас не заговоришь, я за себя не ручаюсь. Я такого омерзения не припомню даже во время облав этих крыс-вагантов. И это я, заместитель командира и начальник оперативно-агентурного отдела... вынужден трахать тупую расплывшуюся бабу, вся ценность которой в полном отсутствии ума, иначе не попала бы в секту... Дир, это позор... это полный позор... как же не хватает "рубинового рассвета"... забыться к чёртовой матери... ненавижу эту суку...»

— Ты так смотришь, будто видишь меня в первый раз, — он пробежался пальцами по плечу лежащей рядом женщины. — Что-то не так?

— Всё так, — Линда прижалась всем телом, отчего Альду стоило призвать на помощь всю выдержку. — Я уже и забыла, как это бывает... Что вообще бывает... так.

— Ш-ш-ш... Я же сказал, жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствиях. Или ты считаешь, что слишком рано? Но мы же взрослые люди...

— Я не знаю, — прошептала Линда Хард, — просто всё так странно... Ты мне всю жизнь перевернул...

«То ли ещё будет, когда я тебя к капитану приволоку».

— Ты просто волшебник, — Женщина приподнялась на локте, чтобы лучше разглядеть породистый профиль, — я даже не думала, что так может быть... Я про всё... Про себя... про Мэта... как ты смог его убедить...

— Правду говорить легко и приятно, — Дир коснулся губами виска Линды, — и незачем пестовать секреты в шкафах. Я же обещал, что верну тебе сына. И я вернул. Я верну тебе вкус к жизни, Линда. Ты слишком долго страдала, долго и незаслуженно.

— Какой я была дурой, — слегка потрясённо пробормотала Линда, поглаживая тонкие пальцы мужчины рядом, — боже мой, мне даже страшно подумать... Если бы не ты...

— То что? Милая, я же тебе говорил, самоубийство не выход. Совсем не выход. Ты же сама видишь, что жизнь вовсе не так беспросветна, надо только поверить, что всё в твоих руках. Я всего лишь чуть-чуть тебя подтолкнул к этой здравой и жизнеутверждающей мысли.

— Я представить даже боюсь, что могло бы случиться, если бы тебя не было... Мне иногда кажется, что тебя послал сам бог.

«А теперь о боге...»

— Да какой бог, Линда. Я просто оказался в нужное время в нужном месте, чему очень рад. Знаешь, я так долго был один... Не хотел, чтобы женщина переживала все ужасы совместной жизни с «красногалстучником». После Ирмы... Нет, я не хотел. И, как оказалось, был жутко, катастрофически неправ.

— Но ведь твоя работа... ты же просто психолог...

— Да, и приходится работать с такими мерзавцами, что диву даёшься. Вот на днях, например, — Дир решил идти ва-банк. Терять было уже нечего. — Знаешь причал в бухте? Где водные трамвайчики?

Линда кивнула, не понимая, куда Альд клонит. С трамвайчиками у Линды Хард были связаны совершенно особые воспоминания.

— Там была форменная фантасмагория, мне оперативники рассказывали. Представляешь, в аудиогидах, ну, этих радиоушах, которыми пользуются экскурсанты, нашли интересную начинку. При определённом коде, комбинации нажатий, аудиогид начинал вещать нечто совсем другое... Что с тобой?

— Нет... — В полумраке не было заметно, как побледнела Линда. — Мне очень интересно... И что же там нашли?

— Чёрт его знает, плата сгорела, она была одноразовой, заточенной под единственное прослушивание. Но страшно другое, Линда. Сам бы не знал, не поверил бы. Радиотехника, который подсаживал платы в аудиогиды, убили той же ночью. Чтобы он унёс эти сведения в могилу. Линда?!

Он увидел, как дрожат её губы, а в потрясённо распахнутых глазах блестит набежавшая слеза. Он осторожно сжал её руку, успокаивающе поглаживая.

— Ты его знала? Стена Крипса?

— К-кто это?..

— Убитый радиотехник. Просто ты так разволновалась, я думал, он твой знакомый.

— Нет... Я его не знаю... Господи!.. — Линда закрыла руками лицо и громко расплакалась, слегка поскуливая. Сквозь пальцы сочились слёзы. — Но как же это... этого не может быть... просто не может...

— Ш-ш-ш... Что тебя так расстроило? Убийство? Да, вещь неприятная. Но ведь это был абсолютно посторонний человек, ты сама сказала. Тогда почему ты плачешь?

— Его убили... из-за радиоушей?.. — Лидна подняла покрасневшие глаза. Альд встревоженно отодвинулся.

— А ты... что-то об этом знаешь? Линда! Пожалуйста, ответь. У нас любая крупица сейчас на вес золота.

— Я... но ведь ты говорил, что работаете с секретными экспериментами...

— Это часть. — Альд сел на постели. — Малая часть наших интересов. А большая часть связана с незаконными проникновениями во Внешний мир.

Линда вытаращилась на него, неосознанно натягивая одеяло на плечи.

— Ты не поверишь, сколько больных голов считает, что Внешний мир это пугалка для детишек. Сталкеры. Таскаются туда и приносят в Ойкумену всякую отраву. Штырьки, уже вообще не люди, их Внешний мир искалечил настолько, что они даже потеряли способность говорить. Много идиотов, Линда, очень много. Людей, которым на своей шкуре хочется выяснить, почему запрет на мир за Гранью выше прочих запретов и карается несоизмеримо жёстче любых других преступлений.

— Почему?.. — Линду била крупная дрожь.

— Потому что этот мир смертельно опасен. Смертельно, Линда! Да ты и сама знаешь. Ну вспомни Сида, почему вы разошлись? Потому что он согласился пройти модификацию. Это полная и необратимая трансформация организма, повышающая шансы выжить вовне. Он оперативник-модификант и ловит сталкеров. Пойми, чтобы он мог там находиться, ему заменили половину генов! У него другой состав крови! Он уже и человек-то наполовину, Линда! И всё для того, чтобы не погибнуть во Внешнем мире в первые часы! И всё равно дураков хватает. Туда им и дорога. — Дир нащупал на стуле пачку сигарет и закурил, не дожидаясь разрешения. Краем глаза он видел, как Линда Хард ёжится под своим одеялом.

— Но ведь... — она с трудом подбирала слова. — ведь это же всё сказки... страшные... так не бывает... как же можно переделывать людей...

— Можно, — Дир выпускал дым в потолок. — Потому что Внешний мир это дикий, первозданный лес, который радиация двух войн довела до совершенства в плане уничтожения любой жизни. Это клокочущий единый организм, экосистема, прямо противоположная Ойкумене. Людям туда ходу нет. А те, кто пытается убедиться в обратном, умирают такой смертью, что не всякий фантаст вообразит. Ну что ты плачешь? Тебе ли печалиться о Внешнем мире.

Линда дрожащими пальцами выудила из пачки Альда сигарету и неумело затянулась, раскашлявшись. Дир молча наблюдал. Линда Хард была полуобразованной простушкой и не понимала, что своей исповедью подводит себя к камере на минус двадцатом этаже.

— Я слышала совсем другое... Что там пышные заросли и много воды... даром... там есть озёра... и цветы растут...

— Откуда ты это слышала? — Альд аж подскочил, заставив женщину испуганно поперхнуться. — Линда! Это уже не шутки. Кто тебе наболтал такой дикой чуши? Линда, девочка моя, любимая, ну скажи, откуда ты этого набралась? Кто вообще мог такое сочинить?

— «Истоки»... — как под гипнозом прошептала Линда Хард. Дир медленно — очень медленно! — выдохнул. Он таки добился, чего хотел. Он даже пододвинулся к дрожащей женщине и обнял её за плечи, успокаивая как ребёнка:

— «Истоки»... Слово-то какое... Да... надо же... — Он вспоминал свои последние слова, обращённые к Сиду Кайту. Он искал истоки, говорил он модификанту. И он их нашёл. По телу разливалась тёплая, нежная, ласковая дрожь. В эту минуту Альд Дир мог поклясться, что испытал оргазм.

Глава 15

Дор сидел у себя в кабинете в окружении клубов дыма и мучительно размышлял. Информации не хватало катастрофически, но и от имеющегося на данный момент у Дора волосы вставали дыбом, если б они у него были. «Слишком много тупиков... слишком много...» Неведомый противник не просто заметал следы, а оставлял за собой выжженную пустыню и сплошной солончак. И у него были для этого и силы, и средства. Взять хотя бы хакера. Вполне возможно, что он действительно отбывает наказание в одной из тюрем, в Ойкумене хватало светлых голов, желавших взломать банковские серверы или запустить вирус в базы данных. Хакер мог сидеть чуть ли не пожизненно, но в тюрьмах нет сети и глушится любой сигнал. Значит, ему помогли. Достали аппаратуру, возможно, временно сняли блокировку с периметра. С психушкой то же самое, разве что Дор плохо представлял себе, чтобы больной рассудок сработал так чисто. В любом случае Шон Корк клялся на конституции, что неведомый взломщик находится в местах не столь отдалённых и показывал Дору схему миграции вируса. А это, делал выводы капитан, показывает, что у хакера хорошие покровители. С длинными руками, солидными возможностями и почти неограниченными финансами. Любой чих стоит денег: замена плат в радиоушах ли, найм киллеров, даже сами сектанты должны где-то собираться и арендовать помещения. «Кому выгодно?» Кому выгодно устраивать такую мощную кампанию, не считаясь с жертвами? Проплачивать истеричные статьи и ток-шоу, собирать митинги у Дома Правительства (тоже проплаченные, и об этом в СМИ было не меньше материалов, чем о самих сборищах). Кому, кому понадобилось так раскачивать лодку? Дор не понимал. Он не понимал целей злоумышленника. Роспуск кабмина? Для этого не надо разыгрывать столь сложные многоходовки, достаточно взятки или сомнительных кадров, чтобы под министром зашаталось кресло. У всех есть скелеты в шкафу. Да и сектанты не очень вязались с политическими интригами, хотя... Дор вдруг рассмеялся, так, что клубы дыма заколыхались вокруг. Он сидит тут как дурак и ломает голову, когда у него есть человек, собаку съевший на разного рода подковёрных интригах и перестановках. Дор потянулся к интеркому и нажал на кнопку вызова. Через секунду на экране высветилось непримечательное лицо с большими залысинами.

— Господин Орс, я хочу проконсультироваться с вами по ряду вопросов.

— Сделаю всё, что в моих силах, — степенно наклонил голову секретарь Отдела.

Гельт Орс откинулся в кресле и чему-то улыбнулся краешками губ. Заместитель капитана по административно-финансовой части не принимал участия в «гонке фаворитов» и не стремился всеми силами обратить на себя внимание руководства, занимаясь своими счетами, актами, циркулярами и предписаниями, но на стороне Гельта Орса был опыт, колоссальный опыт сорока пяти лет службы и превосходная память. Иногда Орс признавался себе, что не понимал, зачем Гарту понадобился именно этот парень из трущоб в качестве преемника, но никогда не оспаривал решения командования. Да и сам Дор Стайн уже не вызывал в старом Орсе раздражения, он оказался цепким и хватким молодым человеком с совершенно несгибаемой волей и в то же время готовностью признать, что он ещё далеко не всё понимает в управлении бригадой. На этот случай у него и было трое заместителей. Орс знал, что первую скрипку в этом трио играет Альд Дир, хотя, как Гельт слышал, отношения у него с капитаном были... не то чтобы дружеские, а скорее наоборот. Пирс Трей сидел с головой в своей науке, а Гельт Орс в ведомостях. И теперь секретарю было очень интересно, о чём же хотел проконсультироваться с ним командир бригады.

— Здравия желаю, — Орс встал при появлении капитана и по-птичьи склонил голову набок. Он едва доходил Дору до плеча, а худоба, усилившаяся с возрастом, делала Гельта Орса похожим на высохшую мумию в форменном костюме.

— Садитесь, я вас прошу. — Дору было неудобно, что пожилой человек должен вскакивать при явлении его, Дора Стайна, особы. — Как вы, наверно, уже поняли, я к вам по этому идиотскому делу.

— Хм-м-м... да... Сектанты, не так ли? Боже мой, и это в наш просвещённый век... — сокрушённо пробормотал секретарь, осторожно опускаясь в своё кресло. — Но чем же могу помочь я? Я атеист.

— Когда я в последний раз был на приёме у канцлера, он указал мне на несомненную связь этих уверовавших с истерикой в СМИ и митингами. — На этих словах Гельт Орс пошевелился и, дождавшись кивка, закурил тонкую дамскую сигарету.

— Господин канцлер, безусловно, прав. Я тоже думал о том, как вовремя начались все эти волнения, как всё совпало...

— Cui prodest? — Дир всё-таки заразил капитана свое латынью. Орс снова кивнул по-птичьи.

— Это главный вопрос. И... чем я могу помочь в поисках ответа?

— Удар направлен как минимум в кабмин. Я не могу представить себе иной цели, соответствующей таким сложным и хитрым ходам. — И Дор кратко поведал обо всех известных на данным момент фактах. Гельт слушал и хмурился, а когда дело дошло до киллеров, обречённо прокашлялся. Он стряхнул пепел в перстень-коробочку, предложил Дору лимонада, а когда тот вежливо отказался, задумчиво сообщил:

— Да, возможности у этого... или этих людей весьма широкие. Это наводит на мысль. Я далёк от идеализма, господин капитан, меня, к величайшему сожалению, жизнь приучила искать угрозы в самых неожиданных местах.

— А сколько вам лет? — вдруг спросил капитан.

— Шестьдесят семь. Из них сорок пять я отдал бригаде сначала оперативником, а потом секретарём.

— Обалдеть... — пробормотал Дор. С его двадцати пяти Гельт Орс казался Вечностью, столпом, на котором стоял весь Отдел. — И скольких вы уже... пережили?

— Командиров или премьеров? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Гельт Орс. — Я начинал служить при Рубиусе Фрейме, сорок пять лет назад, с тех пор сменилось... м-м-м... дайте мне минутку... шестнадцать командиров, включая вас. Что до премьеров, то здесь надо считать.

— А вы бы сами могли быть премьером?

— Помилуйте, господин капитан. Три года назад мне довелось побыть врио Рифуса Гарта во время того прионного дела. Поверьте старому человеку: уж лучше заместителем.

— Понятно. — И чего его понесло? Дор сам себе удивлялся.

— Скажите, господин капитан, — Орс поправил тоненькие очки, — вы хорошо ориентируетесь в нынешней политической системе?

— Нет. — признался Дор. — Я поэтому к вам и пришёл. Я хочу найти крысу в правительстве, потому что больше ей прятаться негде. Но я не знаю, с чего начать.

— Позвольте, я вам вкратце обрисую, как устроен кабинет министров, — Гельт Орс совершенно не удивился словам капитана и даже, кажется, чему-то обрадовался. Он включил настенную панель и вывел изображение с правительственного сайта. На экране высветилась древовидная конструкция. — Наше правительство состоит из двенадцать профильных министерств и премьер-министра. Нынешний премьер, господин Магнус Спайт. — Гельт лазерной указкой ткнул в левый глаз руководителя кабмина. — Сменил на этом посту Роя Солта. Премьеру подчиняются двенадцать министров, формально они все равны, но это, конечно, не соответствует действительности. В реальности вторым после премьера идёт государственный канцлер, как глава министерства специальных служб. На данный момент эту должность занимает Рифус Гарт. После него идёт министр юстиции, затем министр экономики, министр образования и науки, министр социальной сферы и так вплоть до министра транспорта. Следует отметить так же, что у всех министров есть по три-четыре заместителя, — Гельт щёлкнул пальцем по планшету, и изображение на экране приросло ещё множеством ответвлений. — Исключение составляют государственный канцлер и собственно премьер. Должность вице-премьера была упразднена сто десять лет назад. В случае форс-мажора кресло премьера занимает канцлер вплоть до выдвижения новой кандидатуры и её единогласного утверждения.

— Канцлер может выдвинуть сам себя?

— Нет, но его кандидатуру может выдвинуть другой министр. Это касается всех. Голосование должно быть единогласным, эта норма прописана в конституции. Возвращаясь к делу, по которому вы навестили меня, признаюсь, я несколько озадачен.

— Почему? — Дор смотрел на схему кабмина и с ужасом понимал, что все эти политические заморочки вылетают у него из головы, не задев мозга.

— Видите ли, господин капитан... все эти... м-м-м... волнения... они несколько нелогичны. Нынешний кабмин провёл пакет реформ, значительно ослабляющих налоговое бремя как для физических лиц, так и для консорциумов и концернов. У людей выросла заработная плата, тот же Институт получил несколько заказов от «Милз-техник» на разработку новых сублиматов общей суммой в десятки миллионов... даже наш автоконцерн штампует свои машины как пирожки, потому что они стали доступнее. Рабочие места, налоговые льготы... повышение уровня жизни, «Аквариус» сейчас ведёт разработки по более качественному опреснению морской воды и постройке новых ирригационных систем... У нас, видите ли, господин капитан, наступил чуть ли не золотой век. И все эти протесты просто бессмысленны.

— Они упирают на то, что спецслужбы скрывают от них какие-то важные вещи.

— На то они и спецслужбы, — жёстко сообщил Гельт Орс, — лично я бы демонстрировал штырьков и то, вочто превращаются сталкеры, каждый божий день на большом экране. Тогда бы не появлялись всякие домыслы и вульгарные измышления. Людям хочется знать, что там, снаружи? Понимаю. Когда у тебя в жизни наступила гармония, доход растёт, проблемы исчезают, хочется чего-то остренького. Оттуда все ноги и растут, господин капитан. Любой «золотой век» приводит к тому, что население... м-м-м... как бы сказать помягче... зажралось, одним словом. Параллельно с повышением уровня жизни растёт наркомания, экстремальные развлечения, прочая гниль. Это обратная сторона медали. И кое-кто решил этим воспользоваться.

— Стадо дебилов, — прошептал Дор, — неужели так трудно ценить то, что у тебя есть?

— Вы, господин капитан, за двадцать пять лет прожили четыре жизни, от сателлитского молодчика через лаборанта в Институте и модификанта «М+» до командира особой бригады. Вы знаете на собственном опыте, как тяжело даётся взлёт. Большинство людей на это неспособны. Им всегда мало. К сожалению, со времён фараонов ничего не изменилось. А толпой управлять легко. И сейчас мы попытаемся выяснить, кто же решил заработать очки на протестных настроениях.

— Аппарат правительства? — на всякий случай уточнил Дор, чувствуя, как потеют ладони.

— Так точно. Концернам невыгоды массовые волнения, это плохо сказывается на бизнесе. И всегда чревато закручиванием гаек, а они только-только расправили крылья после пакета реформ. Нет, это какой-то деятель в кабмине хочет построить дивный новый мир.

— Но разве министры жаждут лишиться кресел? Кому охота связываться с тёмной лошадкой?

— Если она тёмная, — тонко улыбнулся Гельт Орс, — а в нашей прозрачной воде такие быстро всплывают. Итак, прошу вашего внимания на экран.

— Ни один из министров, даже самый затырканный, типа господина Кейла, министра транспорта, не захочет, чтобы его имя было связано с такими мерзостями, как тоталитарная секта или организация проплаченных митингов. Это не просто отставка, это подсудное дело с реальным сроком. Если учесть, что нынешний канцлер это не щекастенький толстячок, выходец из нежного и трепетного департамента полиции нравов, а вполне себе бывший командир особой бригады, пощады ждать не стоит. Это все понимают. Гарта не любят, но его боятся и уважают, плюс он единственный модификант в нашем правительстве. Поэтому злоумышленник должен не сильно привлекать к себе внимания, работая в аппарате. А кто у нас в аппарате обладает властью, сравнимой с министерской, но практически никогда не светится на экране и многие даже не знают их имён? Конечно, заместители министров.

— Заместители? — Дор против воли вытаращился на своего заместителя.

— Да, это наилучший вариант в данных условиях. Замы нужны, чтобы их шефам не пришлось делать грязную работу, а если что-то вскроется, неудачника сольют тихо и без лишнего шума. У нас в правительстве тридцать восемь заместителей. Круг явно сузился.

— Да вы что... — У Дора зачесались шрамы на затылке. Тридцать восемь возможных подозреваемых, и все они обладают правительственным иммунитетом! Хорошо господин Гельт Орс сузил круг, ничего не скажешь. Секретарь смотрел на Дора с вежливым сочувствием.

— Это лишь мои предположения, господин капитан. Как бы там ни было, вы верно заметили, что удар нацелен на самый верх. Кто-то хочет дискредитировать премьера, организовав беспорядки и в высшей степени тошнотворные вещи, типа этих сектантов. Кто-то хочет показать всей Ойкумене слабость нынешнего премьера и зловещую изнанку «золотого века».

— Но зачем?!

— Чтобы люди видели, что наш кабмин не способен контролировать ситуацию, допустив появление таких мерзостей. И этот вредитель а) умён, б) хладнокровен, его не смущают человеческие жертвы, уже имеющиеся и будущие, в) не стеснён в финансах и г) имеет доступ туда, куда даже вашему Холту хода нет.

— Спецсектор библиотеки имеют права посещать лишь три человека...

— И хакер. Пусть он заперт в четырёх стенах, но раз его вирус смог проникнуть в файлы спецхрана и уничтожить записи, где гарантия, что он не украл интересующую вас информацию?

— Карта памяти лежит в боксе, она не подключена...

— Деньги, господин капитан. За деньги можно многое сделать. За деньги можно украсть фото вашей сетчатки и пальцев, за деньги можно подкупить этих несчастных архивариусов, которые, как я понял, не шикуют, за деньги можно нанять киллера, который потом канет в неизвестность. Я бы просил вас позволить мне, Холту и Диру совместно проанализировать досье каждого из замов министров, возможно, птичка уже в силках, хоть и не знает этого.

— Да, это было бы здорово, — признался Дор, — хотя как преодолеть правительственный иммунитет?

— Всё возможно, господин капитан. Возможно опередить древесную змею. Возможно вырваться из сателлитского омута и стать вторым после канцлера. Возможно и преодолеть иммунитет. Всё возможно в этом мире, господин капитан. За сорок пять лет службы я это хорошо понял.

* * *

Линда взволнованно смотрела на Альда, который уселся на кровати и с силой тёр виски. Вид любимого человека испугал Линду Хард до крайности. Губы Альда кривились в какой-то горькой усмешке, а в глазах не было и тени теплоты. Сейчас этот взгляд крошил камень.

— Линда... — Сейчас Альд входил в очередную зону риска. — Эти «Истоки»... Что это такое?

— Ну... — Она замялась. Ей совсем не хотелось вспоминать о том, что она чуть было не поддалась губительному порыву и не бросила всё, согласившись покинуть Ойкумену. Теперь эти мысли вызывали оторопь. — Это такое общество...

— Секта. — Альд посмотрел ей в глаза, и Линда отвела взгляд. — Это секта, Линда. Тоталитарная деструктивная секта, призывающая строить царство божие во Внешнем мире. Ты забыла, где я работаю, Линда? Все наши силы сейчас брошены на поиск этих... тварей... а ты вот так, походя, заявляешь, что знаешь, кто они. Ты совсем не соображаешь, что говоришь? Как... как ты могла. — Он отвернулся, и у Линды на глазах выступили слёзы. Ей было решительно всё равно, пусть эти «Истоки» завоёвывают Внешний мир, пусть что хотят, то и делают... она, Линда, сейчас стремительно теряла то, что едва приобрела. Наконец Альд встал и подошёл к окну, не глядя на женщину. Через пару минут он бросил, не оборачиваясь:

— Собирайся. Поедем в Отдел. Не хочу тебя пугать, но ты влипла по самое ку-ку. Я постараюсь обставить всё так, чтобы тебя не арестовали. Это рискованно, скорее всего в отношении меня возбудят внутреннюю проверку, возможно, отстранят от должности, раз уж я такой дрянной психолог. Но я попытаюсь объяснить капитану, что ты жертва обстоятельств и собственной доверчивости. Если напишешь чистосердечное и согласишься сотрудничать со следствием, тебя и Мэта не тронут. Одевайся, Линда. Я тебя в машине подожду.

С этими словами он быстро напялил раскиданные по комнате вещи, кое-как пригладил встопорщенные волосы и направился к двери. В спину ему донёсся всхлип:

— Но ведь эти люди... они же не хотели ничего плохого... они были так убедительны... нет, Альд, я не пойду с ними! Я не пойду! У меня... мне есть, зачем жить в Ойкумене... я... я передумала!...

— Хорошо, — Альд взялся за дверную ручку, — рад за тебя искренне. Поторопись, будь любезна.

— Ты мне не веришь?.. — прошептала Линда, глотая слёзы. Он обернулся.

— Во что верю я, не имеет значения. Я действительно хотел быть с тобой, подружиться с Мэтом, начать новую жизнь после смерти Ирмы. И из сотен тысяч женщин Ойкумены я ухитрился выбрать ту, которая попала в самую гнусную секту и не понимает, чем рискует. Я уже сказал, я постараюсь оградить тебя от ареста. Это всё, что я могу для тебя сделать. Но не требуй большего. Ты скрывала факты, которые стоили жизни троим людям. Прости, но я в первую очередь «красногалстучник». Я не имею права закрывать на такое глаза. Прошу тебя, собирайся и в темпе. Пока не нашли четвёртую жертву.

Он вёл машину молча, глядя только на дорогу и не поворачивая головы. Линда сидела рядом, тихо всхлипывая. Альд прекрасно понимал, что она оплакивает не свой неудавшийся исход, а свою любовь, которую сама же и погубила. Даже линдиных мозгов хватало на то, чтобы понять: для Альда её слова были предательством, ножом в спину, он вытаскивал Линду из омута отчаяния, он вернул ей почти потерянного сына, он хотел жить с ней, отпустив призраки прошлого, а она просто его предала, утаив историю с «Истоками». И Линда знала, что больше не сможет вернуть доверие этого человека с зелёными глазами и растоптанными чувствами. Он «красногалстучник», да... он сказал ей об этом в первые же часы знакомства, но Дир был совсем не похож на солдафона Сида, и Линда подумала было, что и в этой конторе есть живые и понимающие люди. Она кляла себя последними словами. Ах, если бы она призналась сразу! Но нет, желание заполучить этого золотоволосого красавца пересилило все доводы разума. И теперь Линда расплачивалась за всё.

— Приготовь удостоверение личности, я заказал тебе временный пропуск. Без разрешения капитана ничего не говори. И, пожалуйста, не ври и не изворачивайся. Дор Стайн вполне способен санкционировать ментальный взлом. Дело на личном контроле не только у него, но и у канцлера, так что санкцию Стайн оформит и без предварительных допросов и усиленных мер. Наш капитан тот ещё выродок, ты его не разжалобишь, сколько не плачь. Он модификант протокола «М+». Он киборг, получеловек, трансформированный для посещения Внешнего мира. Заодно и увидишь, что делают с людьми, чтобы они выжили там. Думаю, Дор Стайн тебе популярно объяснит, чем опасен мир за Гранью. Так что отвечай правдиво, и тогда твоя участь, возможно, не будет столь ужасающей. Подумай о Мэте. Его запросто вышибут и с кафедры, и из «Гипноса», если выяснится, что он знал о твоих намерениях.

— Нет-нет! — Линда аж подалась вперёд, испуганно вцепившись в переднюю панель. — Я клянусь, он ничего не знал!

«Ну да конечно. Так не знал, что его аж трясло в буфете и у капитана. Так не знал, что впервые испытал нервный срыв, до транса дошло. Ври больше, Линда Хард, ври больше и вдохновенней. Я-то свою роль безутешного влюблённого сыграю, мне не жалко. А тебя мне вдвойне не жалко, тупая корова. Надеюсь, тебе ещё долго будут вспоминаться эти кувыркания в койке. А, ну наконец-то...» Он притормозил около проходной с красно-чёрной эмблемой.

— Выходи. И перестань трястись. Я тебе обещал, что сделаю всё возможное? Я своих слов не нарушаю. — И Дир провёл удостоверением по сканеру.

* * *

— Жди здесь, — Альд усадил Линду в кресло для посетителей, — я сейчас. Узнаю, в каком расположении духа наш командир. Может, гроза и стороной пройдёт.

Он нажал кнопку вызова, пригладив волосы на всякий случай, и через секунду услышал раздражённый окрик: «Войдите!»

Дир обернулся. Линда съёжилась в кресле, пытаясь казаться незаметнее. Он хмыкнул:

— Боюсь, любимая, у капитана день не задался с самого утра. Ну, я пошёл.

Он зашёл в кабинет и только там позволил себе шумно выдохнуть. Дор с интересом косился на своего зама, судя по всему, этот извращенец смог-таки расколоть мадам Хард и вытащить на свет божий историю с сектантами. Альд широко улыбнулся, причём в кои-то веки искренне:

— Здравия желаю, господин капитан. Я к вам с добычей.

— Быстро вы. Я вам, помнится, давал два дня.

— Время не ждёт. И я был уже весьма близок к развязке. Линда Хард сидит в коридоре в ожидании допроса.

— Прекрасно. — Дор знал, что Альд Дир сможет влезть в душу самому господу богу, и всё же в глубине души опасался, что рыбка сорвётся с крючка. Ну кем надо быть, чтобы признаться в том, что хочешь уйти во Внешний мир? Или любовь и впрямь отнимает разум? Дор посмотрел вербовщику в глаза.

— Она призналась?

— Да, и даже сообщила название секты. «Истоки». Господин капитан, вынужден отметить, что мне сейчас придётся играть роль человека, которому плюнули в душу, но он всеми силами пытается оградить возлюбленную от ареста.

— Значит, бессердечного ублюдка буду изображать я, ну что ж. У меня должность такая. Дир, ну пригласите уже даму, нельзя заставлять ждать женщину, по которой вы честно сходили с ума целых три дня.

Линда зашла в кабинет со сплошным панорамным остеклением и настенной панелью под потолком. В кабинете из стекла и стали был только один стол и одно кресло, рядом с которым виднелась россыпь кнопок интеркома. За столом сидел человек, при виде которого у Линды Хард отнялся язык от страха. Она мгновенно вспомнила всё, что говорил ей Альд. Модификанты... киборги, полулюди с изменённым геномом... способные выжить во Внешнем мире... человек в кресле, по мнению Линды, не мог им называться в принципе. Высокий, выше Альда, абсолютно лысый, хотя и довольно молодой на вид, с неприятно-смуглой кожей, горбоносый и черноглазый. Зрачки были расширены настолько, что казалось, глазницы заливает непроглядная тьма. И эти жуткие, нечеловеческие глаза не моргали, в упор таращась на испуганную женщину. Капитан встал, и Линда поняла, что он ещё выше, чем казалось поначалу. Он был зримым воплощением мрака, в чёрном костюме и алой удавке с полосой, отчего казалось, что грудь капитана рассекает узкий разрез, будто сумасшедший хирург решил вскрыть ему грудную клетку, но на полпути передумал. Капитан что-то нажал, и на панели высветилось фото Линды и убористые строчки её личного дела.

— Та-ак... — Голос у модификанта был скрипучим и гортанным, точно по стеклу скребли лезвием. Линде захотелось заткнуть уши и зажмуриться, но её привёл в себя резкий окрик: «В глаза смотреть!» Она затравленно подняла взгляд на лысое чудовище. Чудовище тем временем равнодушно, как этикетку на бутылке, читало вслух её досье.

— Линда Хард, сорок три года, уроженка южного сателлита. Вдова, безработная. Имеет сына двадцати четырёх лет от первого брака... м-м-м... ха! Я так понимаю, мадам Хард, вас упорно тянет на моих подчинённых. Та-ак... отец сына Сид Кайт, лейтенант оперативного отдела... второй муж... некий господин Ральф Брисс из администрации Института... погиб шесть месяцев назад в результате автомобильной аварии... ну что, биография причудливая, но не преступная. Однако мой подчинённый, лейтенант Дир, доложил, что вы признались ему в том, что посещаете некую весьма сомнительную общину. «Истоки». Я верно излагаю?

Линда едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть. Почему-то она сразу поняла, что бессмысленно рассчитывать на сочувствие этого франкенштейна. Дальнейшие его слова только подтвердили эти опасения.

— Так, ну я пока побеседую с лейтенантом, а вас проводят в камеру, где вы будете ждать допроса.

— Господин капитан! — Дир выскочил вперёд, едва сдерживая прерывистое дыхание. — Разрешите... Линда полностью признаёт свою вину, она готова написать чистосердечное признание и пойти на соглашение со следствием! Возможно, нет нужды в помещении её под стражу...

— Дир, у вас от большой и чистой любви башню сорвало? Эта женщина преступница и обвиняется по наитягчайшей статье, я уже суммировал некоторые факты по этой секте. Призыв колонизировать Внешний мир! Вам ли не знать, чем караются подобные порывы.

— Господин капитан... Линда... она раскаивается. Она пала жертвой собственной доверчивости и полного незнания о Внешнем мире, покойный муж ограждал её ото всякой неприятной информации...

— А вы где были? Не стройте из себя защитника угнетённых, вы офицер, а не фонд помощи сбитым бурундукам! Вы имели связь с этой женщиной и, хотите сказать, знать не знали ни о каких «Истоках»?! По вашу душу будет назначена внутренняя проверка на предмет вашего соответствия званию и должности.

— Но он же ничего не сделал! — внезапно воскликнула Линда Хард, непонятно откуда обретя бесстрашие. — Он ни в чём не виноват, за что вы его наказываете?

— Помолчите-ка, — бросил Дор, не глядя, — рот раскроете, когда я прикажу, и не раньше. Вы не у себя на кухне. Вы в кабинете капитана особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями, и вам предъявлены очень тяжкие обвинения. Я могу понять чувства лейтенанта Дира и его желание выгородить вас, отвести от вас угрозу ареста, а от вашего сына — аннулирование его институтского контракта. Но никаких прав у лейтенанта Альда Дира в этом кабинете нет. Их нету ни у кого, кроме меня.

Линда снова скукожилась у стены. Альд на неё не смотрел, но она видела, как гуляют желваки у него на скулах. Капитан пристально оглядел сначала женщину, а потом перевёл взгляд на заместителя.

— Интересно вы выбираете женщин, Дир. Я так не умею. Только я за вас порадовался, что вы выползли из того заточения, в котором сидели после этого жуткого трагического случая... м-да.

— Я вас прошу, — тихо повторил Дир, — выслушать чистосердечное признание. Линда полностью раскаялась, она не желает больше иметь никаких дел с «Истоками»...

— Вам-то почём знать? Если вы не смогли раскусить женщину, с которой вступили в интимную связь. Не надо! Это видно. По тому, как она на вас пялится.

Линда всхлипнула. Альд предупреждал, что капитан человек холодный и бессердечный, но не настолько же...

— Вы хотели уйти во Внешний мир вместе с другими адептами, — Дор повернулся к ней и, не стесняясь, закурил. — Это соответствует действительности?

— Нет, нет! — Линда прижала руки к груди. — Совсем нет! Я... я всё поняла, я осознала... как это было глупо... но мне было так плохо...

— Ну понятно, — Дор покосился на вербовщика, — а потом появился прекрасный принц на белом кабриолете, и всё вдруг стало хорошо. У вас необычайно изменчивые желания, мадам Хард. Но мне вас не жаль. Мне жаль моего подчинённого, которого вы нагло обманывали, думая, что вам всё сойдёт с рук. Вы обманывали сотрудника Отдела, в чьи задачи входит пресечение попыток проникновения за Грань. Вы знали о его месте работы?

— Д-да...

— Значит, вы лгали осознанно, боясь, что ваш красавец отправит вас под арест, что входит в его прямые обязанности. Это сильно усложняет ваше положение, мадам Хард. Очень сильно. — Дор выпустил сизую струйку дыма и хмыкнул чему-то своему.

Дир отлепился от окна и подошёл к Линде на несколько шагов. Дор мог поклясться, что в глазах заместителя он видит всю боль человечества, и эта боль была настоящей.

— Почему, Линда? — Дир задавал вопрос в пустоту, точно силясь понять что-то для себя. — Почему? Я же тебе с самого начала рассказал, кто я, откуда... ну почему?.. Чего тебе недоставало? Чего ты боялась? Из-за... из-за твоих... у нас уже три трупа. Эти люди могли бы жить, скажи ты мне сразу всё, что знаешь, я бы защитил тебя, сам бы сел, но защитил. А теперь... — Он развернулся и направился обратно к окну. — Боюсь, я ничего не смогу для тебя сделать. Капитана ты явно не убедила.

— Я всё напишу! — в отчаянии закричала Линда, глядя на равнодушный смуглый манекен у стола. — Всё, что знаю! Пожалуйста... не сажайте Альда в тюрьму... это я... сама... виновата...

— Конечно, напишете, — согласился манекен, — без этого никак. Под протокол, в присутствии свидетелей. Признаюсь, я даже несколько тронут такой пылкой речью в защиту Дира, хм... хм... Ладно, чёрт с вами. В камеру сесть успеете. Иду на этот шаг только ради того, чтобы не лишиться одного из лучших психологов Отдела. А что до Внешнего мира, куда стремились ваши полудурки, то позвольте показать вам это... — Он повернулся к ней спиной. Линда тихонько ахнула, прикрыв губы ладонью. Дор скрипуче рассмеялся.

— От яда оранжевой бромелии нет спасения. Нет антидота, нет противоядия, до сих пор не изучен принцип её действия на организм. Я выжил, потому что меня модифицировали по наивысшему протоколу, и пока я единственный, кто смог противостоять этой крошке. Это одно из тысяч растений, которое гарантированно убьёт вас за Гранью. Папоротник сожжёт вашу плоть карборановой кислотой. Хвощ вас просто сожрёт, предварительно расчленив своими побегами. Милые белые цветочки прилипнут к коже, впрыскивая в неё медленно парализующий яд, А стоит вам наступить на сине-серый лишайник, как начнётся неминуемый некроз тканей. Это я вам пока только про растения говорю. — Он подошёл к интеркому и бросил: — Стат-бокс. Экземпляр номер 224-С-02. Доставить ко мне в кабинет немедленно. — Дор осклабился. — Сейчас, мадам Хард, вы увидите, кто живёт в лесочке и любит свежее мясцо.

Линда почувствовала дурноту. Киборг не лгал, он буднично и равнодушно перечислял опасности, грозившие человеку во Внешнем мире. Один его вид доказывал, что это место смертельно опасно. Но почему «Истоки» утверждали обратное?

— Что-что? — Дор наклонился к ней, и женщина поняла, что последнюю мысль прошептала вслух. — А-а-а! У вас включается критические мышление! Видите, Дир, мои рубцы приводят на путь истинный гораздо быстрее любых проповедей. Я объясню вам, мадам Хард, хотя вы не заслуживаете даже моего взгляда. Ваши «Истоки» просто способ убить побольше народу самым изуверским способом. Не говоря уже о том, что до леса вы всё равно не дойдёте. Вы умрёте в солончаке или в нейтральной полосе. Что вы пучите глаза? Вы не знали об этом? И ваш отряд потери бойца не заметит, как не заметили они гибели своего неофита в южном сателлите. Вы ёжитесь? Вы же сами из южного, тамошние нравы знаете. Адепта убили, и его никто не искал. И вас никто искать не станет. И остальных. «Истоки» несут смерть и разрушение, это циничные убийцы, заманивающие в свои сети доверчивых обывателей. Зачем им это надо, мы узнаем совсем скоро. И этих людей казнят. Даже премьер не посмеет наложить вето на смертную казнь для этих ублюдков. А приводить приговор в исполнение буду я, как лицо, облечённое соответствующими полномочиями. Вы должны радоваться, что избежали участи худшей, чем смерть. А вот и наш экземпляр!

Дверь кабинета распахнулась, и в проёме показалось нечто вроде прозрачного куба. Двое спецов «бестиария», как называли стат-боксы сотрудники, вкатили здоровенную, со всех сторон закрытую коробку с бликующими стенками. Один из них что-то нажал, и стеклянные грани медленно уползли вниз. На металлической подставке стоял, оскалив саблезубую пасть, рыжий волк со встопорщенным гребнем, припав на передние лапы за секунду до броска. Чучело было выполнено настолько профессионально, что зверь казался живым. Он сверкал оранжевыми глазами, вываливал длинный язык цвета сырого мяса и разве что не хрипел в предвкушении свежей плоти. Линда вскрикнула и зажмурилась. Дор подошёл и потрепал чучело за ушами. Волк доходил рослому капитану до плеча.

— Рыжий волк. Король леса. Самый смертоносный хищник Внешнего мира, который жрёт всех, в ком течёт кровь. Этого убил я. Вы, боюсь, не сможете похвастаться тем же. Волк перекусит вас напополам одним движением, а о его присутствии вы не догадаетесь, пока не почувствуете, что вас жрут. Ваши «Истоки» просто доставили бы волкам свежее и вкусное мясо. А потом волки бы сожрали и ваших проповедников, а кости обглодали бы ящерки-падальщики, плотоядные цветы и хвощи-неудачники, которым достаются только объедки от пиршества более шустрых соседей. Вы впечатлены, вижу. Всё, увозите. Хватит с нас экскурсий в зазеркалье. А теперь берите бумагу, вот вам ручка, пишите всё подробно и ничего не утаивая. Минуту, сейчас я приглашу свидетеля. — Дор снова поколдовал с интеркомом.

Через минуту в кабинет вошёл смуглый мужчина средних лет с чёрными волосами и перебитым в двух местах носом. Он вопросительно уставился на командира, не зная, с какой целью его вызвали в кабинет под шпилем.

— Лейтенант Кайт, я прошу вас быть свидетелем при чистосердечном признании мадам Линды Хард по делу секты «Истоки».

Глава 16

«Значит, Дир не соврал, и Линда действительно связалась с этой мразью...» Сид Кайт рассматривал женщину, которую когда-то любил, которая выносила и родила его сына, и не чувствовал ничего. Совсем. На него испуганно смотрела начавшая полнеть домохозяйка с мышиного цвета волосами и намечающимися морщинками. Сид не мог понять, узнала его Линда или нет, слишком разительно он отличался от себя самого двадцатипятилетней давности. Но женщина вдруг всхлипнула и зажала рот ладонью.

— К-как... Это... Нет, нет, этого не может быть...

— Мадам Хард, — сообщил от окна капитан, — вы не узнаёте своего первого мужа? Вы же расстались именно потому, что Сид Кайт согласился на модификацию. Вот она, модификация. Смотрите. Смотрите внимательно. Лейтенант Кайт, как и я, трансформирован для Внешнего мира, где он ловит сталкеров, наркоманов и прочих маргинальных личностей, решивших покинуть Ойкумену из-за проблем с законом. Подумайте, мадам Хард. На их месте могли быть вы.

— Линда, прошу тебя, сядь и пиши признание. — У Кайта до сих пор в голове не укладывалось, что бывшая жена отважилась на столь дикий шаг. — Не усложняй своего положения.

— Зачем он здесь?.. — Линда просяще переводила взгляд с капитана на Альда и обратно. — Почему вы позвали его?

— Чистосердечное признание должно быть написано при заслуживающем доверия свидетеле. Я буду вас допрашивать и в свидетели не гожусь, а лейтенант Альд Дир лицо заинтересованное. А Сиду Кайту я доверяю, как самому себе. Он был моим куратором после модификации и именно он тренировал меня во Внешнем мире. Ну и, плюс ко всему, я хотел, чтобы вы его увидели.

Линда сглотнула и пододвинула к себе лист бумаги. Капитан чуть ли не силой усадил её в своё кресло и бросил Кайту:

— Следите, чтобы без исправлений, вычёркиваний, переписываний и прочего. Объясните, как написать шапку. Прошу вас.

Сам Дор Стайн отошёл к окну и поманил Дира.

— Что скажете вы сами?

— Она... — Альд покосился вбок и понизил голос до шёпота. — Она, господин капитан, просто безмозглая дура, я не понимаю, как Мэт Хард может иметь половину её генов. Понимаете, она ведь даже не осознаёт всей опасности своего шага. Просто не осознаёт, вы вот её волком пугали и шрамы показывали, про папоротники говорили... а ей всё божья роса. Её напугали вы сами и бывший муж, а Внешний мир так и остался дурацкой сказочкой. И отказалась она от этих крамольных мыслей не потому, что я был так редкостно убедителен, а потому что тупо уложил в постель и отымел. Это страус, господин капитан, чуть что — голову в песок и всё, я в домике. На неё очень легко повлиять, эта женщина привыкла, что все решения принимают за неё. Ральф ли, Мэт ли, я. Вы. Ральф убедил её четверть века скрывать от сына правду, и она скрывала. Мэт сорвался на неё один раз, и она покорно пошла в заданном направлении. Я всего три дня изображал рыцаря на белом коне, и ей хватило.

— Вы красиво разыграли трагический уход из её жизни. Не думаете, что она с горя опять свернёт не туда?

— У неё теперь есть сын, с которым мы тщательно разработали план восстановления отношений. Она бежала именно от холодности и бесчувствия своего отпрыска. Которому двадцать пять лет лгали в глаза. Теперь эта история закончена, про Сида Мэт знает, Линда скинула с плеч эту ношу, и вроде бы всё должно наладиться. Ну, а я ушёл красиво. Мою возвышенную любовь просто растоптали и вышвырнули за дверь. Я не готов продолжать такие отношения.

— На ваш взгляд, ей многое может быть известно?

— Про «Истоки»? Судя по тому, что я слышал, она обычный неофит. Болванчик. Но болванчиков надо держать на коротком поводке и не давать сбежать, поэтому сборища обязаны быть. Харизматичный проповедник может многое, здесь важен зрительный контакт. На одних аудиогидах далеко не уедешь.

— Я был в спецхране библиотеки, — Дор нахмурился, — мне кажется, что «Истоки» практически один в один копируют «Лесное утро».

— Может да, а может и не совсем, — задумчиво потеребил галстук Дир, — Хал Гортис и его приспешники хотели с господней помощью колонизировать Внешний мир, чтобы там поселиться. У них была практическая, хоть и невыполнимая цель, которую прикрывали всякими божественными воззваниями. Здесь же, как я понял, Внешний мир позиционируется как рай, которого можно достичь, преодолев препятствия. Там «Господь желал, чтобы люди подчинили себе дикие джунгли», здесь «на земле господней нет места, где не мог бы жить человек, образ божий». «Истоки» хотят не колонизировать лес, а раствориться в нём.

— «Истоки». — тихо сказал Дор. — «Истоки»... Возвращение в природу, единение с ней... да, думаю, вы правы. Двести пятьдесят лет назад человечество ещё не смирилось с тем, что ему предстоит жить в гетто под названием Ойкумена, и хотело вырвать из лап Внешнего мира свои бывшие территории. Сейчас уже всё по-другому. Сейчас Внешний мир не захватчик, а грядущий рай с цветами, пресной водой, травяным ковром и шелестом листьев... Да, концепция явно поменялась.

— Но не суть. И там, и там людям грозит лишь мучительная смерть. Возможно, «Истоки» и вдохновлялись «Лесным утром», а, возможно, это их собственная придумка.

— От собственных придумок библиотекарей не убивают.

— Логично. Что ж, допрос покажет, как далеко мы продвинулись в наших измышлениях.

* * *

— А что мне писать? — шёпотом спросила Линда, глядя на лист, который украшали всего два слова: «Чистосердечное признание». Сид мысленно закатил глаза. «Как ни прискорбно, но эта сука Дир был прав, она просто курица». Лейтенант покосился на тихо переговаривающихся капитана и Альда и прошипел Линде в ухо:

— Пиши всё, что знаешь. Как они на тебя вышли, что обещали, сколько там народу, кто главный, где встречались и особенно, где собираетесь встретиться и когда. Пиши всё, важна любая мелочь. Что здесь непонятного?

— Почему ты так со мной говоришь? — У Линды вновь задрожали губы. — Как будто я преступница.

— Слушай меня внимательно, — Сид наклонился ещё ниже, и женщина непроизвольно отодвинулась, — ты себе проблем создала на год вперёд. Капитан мог тебя в изолятор посадить и каждый день применять усиленные. Если ты не понимаешь, во что влипла, так сиди и просто пиши.

— Какой же ты... грубый. — Линда не поднимала глаз, ей было невыносимо видеть такое знакомое лицо, преображённое чудовищным вмешательством. Сид был похож на капитана, а капитан вызывал у Линды настоящий, неприкрытый, панический ужас. «Они звери. Нет-нет, они не люди, они просто звери. Жестокие, безжалостные, прирождённые убийцы. Палачи. Почему они не моргают? Почему у них такой жуткий голос? Сколько в них осталось человеческого?..»

— Ах, — хмыкнул Сид, — я, значит, грубый неотёсанный мужлан. Ну конечно. Мне ли тягаться с красавцем на кабриолете. Думаю, Ральф тоже был бы в пролёте, появись Дир на пару лет раньше. Ты влюбилась не в того, Линда, и мне тебя даже не жаль.

— Что ты о нём знаешь...

— Я знаю лейтенанта Альда Дира двадцать четыре года. Мы пришли служить одновременно, может, с разницей в пару месяцев. Ты понятия не имеешь, что это за человек. Ты боишься капитана. А бояться надо Дира. Для него люди это пыль, насекомые. Он может понравиться внешне, но ты никогда не видела души чернее.

— Это ложь, — Линда всё-таки встретилась глазами с бывшим мужем, — Альд мне очень помог. Он вернул мне Мэта. Он подарил мне смысл жизни. Подарил надежду, что всё ещё наладится. Он за три дня сделал для меня больше, чем вы с Ральфом за двадцать пять лет. Ты не смеешь говорить о нём, как о каком-то мерзавце. Если уж начистоту, то мерзавец это ты. Ты меня бросил одну с шестимесячным Мэтом и сбежал в свою контору. Ты меня просто бросил, Сид Кайт, и тебе было наплевать на то, как я буду жить. Поэтому не тебе судить Альда Дира.

— Ну, разговор становится бессмысленным. Пиши. Не знаю, почему капитан выбрал в свидетели меня, возможно, думал, что в моём присутствии ты разговоришься. Но если тебе сияющий образ господина Дира так застил глаза, что ты ничего не видишь, кроме этой смазливой мордашки, тогда мне не о чем с тобой говорить. Пиши. У капитана терпение не бесконечное.

Линда всхлипнула в который раз и начала медленно писать, сжимая взмокшими пальцами скользкую, холодную ручку. Сид смотрел ей через плечо, больше не произнеся ни единого слова. Он в который раз благословил свой развод и даже немного посочувствовал Альду. Лист бумаги покрывался убористыми строчками, написанными неловким, точно детским почерком.

— Вы закончили? — Дор выхватил бумагу из рук Линды, стоило ей поставить число и подпись. — Кайт, прочтите внимательно.

— Вслух? — осведомился Сид.

— Пока про себя. Я сейчас проведу предварительный допрос, следите, совпадают ли ответы с изложенным в чистосердечном. Дир, приступайте к своим прямым обязанностям. Вы психолог, в конце концов, вот и наблюдайте. Фиксируйте любые неувязки. И постарайтесь не поддаваться эмоциям.

— Никак нет, господин капитан. — На лице Альда Линда не смогла прочесть абсолютно ничего. — я второй раз в одну и ту же реку не вхожу.

— Тогда приступим. Сегодня двадцать второе апреля две тысячи триста седьмого года. Проводится допрос Линды Хард по подозрению в причастности к обществу «Истоки». Допрос проводит командир особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями капитан Дор Стайн. Свидетель допроса лейтенант Сид Кайт. Ассистент-психолог на допросе лейтенант Альд Дир. Мадам Хард, вы признаёте, что принимали участие в деятельности нелегального религиозного общества под названием «Истоки»?

— Н-н-н... да...

— Что из себя представляет это общество?

— Это... я не знаю...

— Мадам Хард, должен напомнить вам, что дача ложных показаний влечёт за собой заключение под стражу на срок от трёх месяцев. Повторяю вопрос. Что из себя представляют «Истоки»?

— Это... такое общество... там... Ну там... Туда могут прийти люди, которые попали в беду, «Истоки», они... они помогают, поддерживают... и становится легче...

— В чём заключается поддержка? Беседы? Тренинги? Гипноз? Может, вам давали какие-то напитки или чем-то угощали? Предлагали прочесть некую литературу?

— Нет-нет. Там просто с тобой беседуют, выслушивают тебя... никогда не перебивают, ты можешь говорить хоть час... можешь выплакаться... — Линда шмыгнула носом и осторожно покосилась на Альда. Он смотрел на неё, как на незнакомку. — Выплакаться... А потом тебе всё объясняют, все твои проблемы...

— Вам дать воды?

— Нет... нет-нет. Просто... ну как это объяснить... понимаете, для очень многих людей проблема в самом нашем обществе... полицейское государство... вам ли не знать... Здесь нет места нормальным отношениям, каждый сам по себе, каждый занят своим делом... а в «Истоках» люди все вместе, никто ни от кого не отворачивается... все друг друга поддерживают...

— У «Истоков» есть лидер? Или несколько?

— Я не знаю... Сначала не было... ну, когда я... только-только... а потом к нам пришёл Хал...

Дор с Альдом переглянулись. «Лесное утро» просвечивало сквозь «Истоки» так явно, что отрицать было бессмысленно.

— Этого человека звали Хал Гортис?

— Я не знаю его фамилии. Просто Хал. Он рассказывал о том, что Ойкумена не даст нам утешения. Эта насквозь высушенная земля, где живут такие же высушенные изнутри люди, без сочувствия, без тепла... Оставаться здесь, он говорил, это похоронить себя заживо. Никто не заплачет. А правительство нам никогда не скажет правды о Внешнем мире, боясь, что тогда туда уйдут все жители Ойкумены... Хал говорил, у всего кабинета министров есть там прекрасные дома с прудами из пресной воды и пышными клумбами... но этот мир для избранных и простым людям в него не попасть...

На этих словах трое особистов заржали хором, Линда даже вздрогнула. Они смеялись, смеялись искренне и от души, Сид даже глаза промокнул манжетом. А капитан так просто хохотал в голос, откинув лысую голову. «Они сумасшедшие...» Она посмотрела на Альда, тот, отсмеявшись, утёр лоб:

— Ну, знаете ли, господа, я за свою службу всякого наслушался, но такое... — Он снова хохотнул. — Это, господа, не всякая фантазия осилит. Вилла во Внешнем мире! Господин капитан, это прелестно.

— Правительственный курорт за Гранью... да, Дир, и впрямь прелестно. Я уже воображаю нашего премьера в кущах папоротников. Боже, кем надо быть, чтобы в это поверить. Мадам Хард, и вы что, всерьёз воспринимали такие речи? Или вам не знаком запрет на упоминание Внешнего мира?

— Но Хал говорил, что запрет как раз потому, что это прекрасный мир не для всех, а только для правительства и богачей...

— И что он предложил?

— Переселиться туда... слиться с первозданным лесом... прикоснуться к истокам... и переродиться в новом, прекрасном мире без зла, зависти и жестокости...

— Ну... рыжий волк вам и впрямь не желает зла, он просто есть хочет. Как и все остальные в этих гиблых джунглях, вплоть до самой мелкой букашки. И вы поверили словам проповедника? Вот прямо поверили?

— Но он был так убедителен... Он описывал Внешний мир... и говорил, что не стоит бояться зверей, они сами не захотят встречи с незнакомцами...

— Так, сделаем перерыв. Выпейте воды, вы уже охрипли. Сидите здесь, ничего не трогайте. — Дор встал и поманил к себе подчинённых. Все трое устроились около окна с видом на Дом Правительства.

— Интересная концепция, — сообщил Дир, — а, главное, никаких контраргументов. Внешний мир табу, и что там на самом деле, обывателям неизвестно. Обывателям, на волне этой антиправительственной истерии, легко внушить что угодно, теории заговора никто не отменял. Вот и договорились до того, что мир за Гранью это некий оазис для богатых, куда нет хода простому люду. Чудесно. И крайне опасно.

— Поверить не могу, что люди могут повестись на такой бред. — признался Дор.

— Если находятся те, кто верит в то, что прикосновение к раскрашенным доскам или статуям дарует исцеление, почему бы и не поверить в прекрасную сказку под пологом дивного леса? Наша беда в том, что мы образованные люди, и ловим таких же образованных людей, только со знаком минус. Настроения стада нам не понять. А они, эти настроения, крайне любопытны. Клянусь, я мысли не допускал, что в наше время ещё есть место дремучим суевериям и самым извращённым восприятиям действительности.

— Мне кажется, — Сид обернулся на бывшую жену, которая сидела в капитанском кресле, неловко сгорбившись, — пора переходить к фактической части. Я прочёл её признание, там всё хоть и коряво, но подробно, и о Хале, и о всех этих утешениях, о курортах среди хвощей... Вся эта лажа вам на откуп, Дир, если уж кому и копаться в этих психопатиях, то только вам. Я бы послушал об их способах связи, местах сборов и датах.

— Сразу видно, вы оперативник. — Дир ухмыльнулся, но без враждебности. Всё-таки Кайт признавал его талант психолога. — Решать капитану.

— Я уже сыт по горло этими комиксами. Дир, вы говорили ей что-либо об этом деле?

— Так точно. Чтобы выудить признание, я рассказал об одном интересном эпизоде, повлекшим за собой смерть радиотехника с причала. Это Линду взволновало настолько, что она даже расплакалась. У неё, наконец, открылись глаза.

— Прекрасно, тогда начнём с этого. Хотя нет. Кайт! Эту часть допроса проведёте вы, ваше присутствие Линду деморализует, а ваша внешность пугает. Будете с Диром играть в злого и доброго следователей. А я послушаю. Дир! В случае необходимости не уставайте напоминать, что только благодаря вашему заступничеству мадам Хард сидит здесь, а не в изоляторе. Надо будет, приплетайте Мэта, бедный мальчик может потерять маму, едва наладив отношения. В общем, глумитесь как хотите, оба. Когда ещё я посмотрю на допрос, который ведут сразу двое любимых мужчин милейшей мадам Хард.

— Вы отдохнули? — Сид требовательно посмотрел Линде в глаза. — Эту часть допроса капитан распорядился провести нам с лейтенантом Диром. Не знаю, в курсе вы или нет, но Альд Дир специалист по прикладной психологии, в частности очень хорошо чувствует ложь, поэтому присутствует на множестве допросов. Не знаю, какие у вас там были отношения, но сейчас Дир вас выгораживать не будет. И не потому, что внезапно разлюбил. — тут Сид едва удержался от саркастического тона. — Он выполняет свою работу, как и я. Если вам всё понятно, то продолжим.

Линда с ненавистью посмотрела на бывшего мужа. Всё-таки Ральф был прав, не надо было Мэту знать, какой подонок его отец. Она перевела взгляд на Альда. Тот покачал головой:

— Давайте приступим. У нас не так много времени.

— Ты должен следить, не вру ли я? — прошептала Линда. Дир кивнул.

— Это моя прямая обязанность. Линда, прошу, не пили под собой сук. Я сделал для тебя всё, что мог. Дор Стайн человек жестокий и его переубедить крайне трудно. Он и сейчас убеждён, что твоё место в камере. Я не хочу, чтобы ты знакомилась с нашими камерами. Поэтому спокойно рассказывай и ничего не сочиняй. Я тебе уже говорил, погибли люди. Трое ни в чём не повинных людей, которые и об «Истоках»-то понятия не имели. Наша задача схватить эту банду. Главарей казнят. Линда, всё очень серьёзно. Подумай о Мэте.

— Что вам сделал Мэт? — чуть не крикнула Линда, сжимая кулачки. — Почему вы всё время его приплетаете?

— Потому что он может остаться сиротой при живой матери, — огрызнулся Сид, — если тебя посадят, мне, что ли, ему супчики варить? Он же учёный, он ни черта не приспособлен к нормальной жизни. Ты его кормила, одевала, обстирывала, он же сам ничего не умеет. А если тебя признают виновной, он вылетит из своего Института как пробка. Это прямой путь в ваганты, а вагантов я лично убивал выстрелом в лоб. Ты такой судьбы сыну хочешь?

Линда уже плакала, не стесняясь. Слова Сида ранили её до глубины души, а Альд только молча качал головой, ни разу не одёрнув бешеного придурка. Стоило ей додумать эту мысль, как она услышала голос Дира.

— Лейтенант Кайт, возможно, был излишне резок, но в целом он прав. Подумай о Мэте. Чёрт с ними, с «Истоками», если ты поняла, что тебе с ними не по пути. У тебя есть сын. Тебе есть, ради кого жить. Жить здесь, в Ойкумене. Не потеряй это. А теперь расскажи, как ты вообще наткнулась на это... сообщество.

Линда глубоко вдохнула, выравнивая сбившееся дыхание. То, что Альда она потеряла навсегда, было ясно, как белый день. Но Мэт... И она тихо заговорила.

— Две недели назад... может, чуть больше, я точно не помню, я была в Центральном госпитале, на плановом обследовании. Я сидела в коридоре и ждала результатов анализов, а потом надо было ещё пройти врачей...

— Конкретней, пожалуйста.

— Да... так вот... недалеко от моего стула был кабинет психотерапевта, и к нему была небольшая очередь из нескольких женщин... и ещё там был мужчина... я не запомнила, как он выглядит. Они переговаривались... негромко... и я услышала, что мужчина сказал, мол, чушь это вся, вся эта психотерапия, пока мы живём в таком уродском мире... всё равно все проблемы вернутся... Одна из женщин язвительно так ему: у нас один мир, чего ж вы хотите. А он сказал, что знает место, где таким, как они, помогают бесплатно и очень хорошо. Вторая женщина тогда спросила, чего он тут делает, раз психотерапевт ему не нужен. А он и сказал, что пытается рассказать всем таким об «Истоках», месте, где людей слушают не за врачебное жалованье, а просто чтобы помочь. И сказал, что в городском парке, на пруду есть остров с фонтаном и маленькой эстрадой. Он сказал, что общество помощи «Истоки» завтра планируетсеминар там, на острове, они его выкупили на один день. Можно взять лодку напрокат и приплыть, послушать. Вход бесплатный, надо только сказать, что вы ищете истоки.

— Пароль?

— Наверно... Я запомнила и решила прийти, послушать, хуже то не будет...

— Они прикрывались вывеской «общества психологической помощи». — задумчиво пробормотал Кайт. — Но где гарантия, что на этот семинар не явились бы агенты службы надзора или наши?

— Потому что в больницах, парикмахерских и пекарнях наши агенты толпами не ходят. Эти деятели специально выбирали не слишком образованных, доверчивых людей с грузом проблем, которые буду рады взвалить их на кого-то другого. А тут ещё и вход свободный! — Дир звонко цокнул языком. — Всё рассчитано на обывателя. Мадам Хард, и вы, конечно, посетили этот кружок по интересам?

— Да... Мэт тогда со мной почти не разговаривал, каждый вечер запирался у себя, даже ужин в комнату уносил... Мне было так одиноко... так страшно... я чувствовала, что никому в целом свете не нужна... и решила попробовать... Там было человек сорок...

— Хал там был?

— Нет, он появился позже. Первое время нас просто выслушивали... женщины, мужчины... мы и друг с другом делились проблемами, и нашли столько общего! А потом пришёл Хал и стал рассказывать о Внешнем мире. Ему сразу поверили, он говорил, что был там много раз.

— Сталкер? — бросил острый взгляд на Сида Дир.

— Опишите его внешность. — Сиду всё происходящее крайне не нравилось.

— Он похож на вас с капитаном. Смуглый. Черноволосый. Сильный, я видела, какие у него мышцы под водолазкой...

— Модификант? — не стесняясь, фыркнул Кайт. — Линда, ври, да не завирайся.

— Погодите-ка. — Альд вперился взглядом в лицо Линды. — Он моргал?

— Конечно, — удивилась Линда. — Как же иначе.

— Кто-то косит под наших спецов, — возвестил Альд Дир, — настоящие модификанты не моргают по несколько минут. Плюс к тому вы, мадам Хард, испугались, увидев капитана. Модификация довольно сильно отражается на внешности. Из симпатичного светлокожего парня с горбинкой на носу наш командир превратился в весьма примечательное страшилище, которое любит всего одна женщина. — На этих словах Сид незаметно сморщился, но Линда этого не увидела. В отличие от Дира. — Кто-то решил прикинуться модификантом, человеком, знающим Внешний мир не понаслышке. Кайт, это довольно неприятно.

— Неприятно? — Сид чуть не сплюнул. — Большей дискредитации и придумать трудно.

— Трудно, — согласился Дир, — но меня беспокоит, что этот Хал знает, кто такие модификанты, как они выглядят и зачем созданы. Это тревожный звонок. Ладно, вернёмся к делу. Как часто проводились собрания?

— Половина собраний не была собраниями... — Линда так и не поняла, что Сида и Альда встревожило во внешности проповедника. — Хал говорил, нельзя, чтобы особисты узнали о семинарах, тогда всем крышка, потому что будут хватать без разбора... И каждый раз говорил, каким образом донесёт следующее послание. Он утверждал, что Господь не оставит нас на этом пути, но вокруг слишком много врагов и надо быть осторожными... Поэтому он иногда говорил по радио... — тут Линда снова расплакалась. Из-за этих проповедей убили техника! — А иногда он просто говорил номер телефона, и надо было позвонить...

— Номер наверняка одноразовый. — Дир почесал за ухом. — Что ж, изобретательный паренёк этот Хал, и начитанный. Теперь главное. Когда и где следующее собрание?

— Через два дня... в кафе у бухты... его арендуют под юбилей, будут шарики и поздравительные плакаты... чтобы не вызвать подозрения...

— Что за кафе? Во сколько?

— «Морской сад»... Это у бухты...

— Время?

— В пять часов... Но я не пойду! Я всё поняла, всё поняла... как это... неправильно... я... мне так жаль...

— С презервативом не измена, — ухмыльнулся Сид.

— А с глушителем не убийство, — в тон ему ответил Дир, — главное, извинения принесены. Да уж, Линда, уму непостижимо...

— Если передумаете и пойдёте, будете повязаны вместе с остальными, и никакое заступничество Альда Дира уже не поможет. Ну что, — Кайт обернулся к сослуживцу, — пора закругляться. В горле першит.

— Господин капитан, — Альд поправил галстук, — мы закончили. Сейчас мадам Хард распишется в распечатке своих показаний и подтвердит подлинность диктофонной записи. Наша работа завершена.

— Очень хорошо. — Дор подошёл к Линде Хард. — Я надеюсь, вы и впредь будете сотрудничать со следствием. Пока вы находитесь под подпиской о невыезде. Вам запрещено покидать столицу до моего личного распоряжения. Вы обязаны являться в Отдел по повестке и должны будете опознать Хала, когда его возьмут мои люди. Вы будете свидетельствовать на суде по делу «Истоков». Последний вопрос. Связь адептов и миссионера односторонняя? Вы можете позвонить Халу или как-то ещё выйти с ним на контакт?

— Нет, — Линда покачала головой, — он всегда предупреждал, что это слишком опасно. И каждый раз говорил, где и как пройдёт следующий семинар.

— Тем лучше. В этом случае вы не узнаете даты и места нового шабаша, если таковой будет. Распишитесь здесь и здесь. Напоминаю, что только чистосердечное признание и сотрудничество со следствием ограждает вас от помещения под стражу. Вопросы есть?

— Нет, — тихо сказала Линда, — то есть... А куда же мне теперь?

— Домой, — рявкнул Сид, — и лучше нигде не отсвечивай.

Дор неслышно хмыкнул. Роль «злого следователя» Кайт играл превосходно, но капитан видел, что эта злость не наиграна. Сид Кайт явно не был рад встрече с бывшей женой и матерью своего сына. Альд же вновь нацепил на лицо маску вечно утомлённого аристократа.

— Мадам Хард, я украду вас у вашего первого супруга, на пару слов. Господин капитан, вы позволите?

— А, трагическое прощание. Прощайтесь, Дир, прощайтесь, и впредь выбирайте женщин осмотрительнее.

Альд помог Линде встать из-за стола и отвёл в дальний угол кабинета. Женщина смотрела настолько умоляюще, что его передёрнуло. Но спектакль надо завершать достойно, чтобы сорвать овации. Он легонько провёл рукой по её щеке.

— Надеюсь, ты понимаешь.

— Неужели твой капитан может тебе запретить...

— Во-первых, может. Если бы я решил сделать тебе предложение, я вынужден был бы подать соответствующий рапорт об изменении своего семейного положения. И Дор Стайн его волен не подписать. Без согласия командования я не могу жениться, это прописано в уставе. А во-вторых... Я просто не могу, Линда. Я проводил твой допрос. Я... Нет. Прости, я правда хотел, чтобы у нас всё было хорошо. Но хорошо бывает только в сказках.

— Я почему-то так и думала... — Линда опустила голову. — Слишком всё было... волшебно. Так не бывает... надолго. Я всегда боялась, что ты в один прекрасный день развернёшься и уйдёшь. Так и произошло...

— Ну... ш-ш-ш... не надо плакать. Ты красивая, зрелая женщина, ты ещё найдёшь себе и получше меня. Мало удовольствия жить с «красногалстучником», думаю, Сид подтвердит.

— Ты не Сид...

— А суть одна. Линда! Забудь меня, как предутренний сон. Я рад, что смог помочь тебе обрести сына и перестать хранить семейные скелеты в шкафу. Наверно, для этого я и подвернулся тебе тогда, у шоссе. У судьбы на всех есть планы.

— Я хочу уйти отсюда. — Линда посмотрела ему в глаза. — Просто уйти. Ваша контора губит всё, к чему прикасается. Если вы даже жениться не можете без одобрения командира. А ваш командир это просто зверь, как и тот рыжий волк, которого он показывал. Они друг друга стоят.

— Я тебя не держу. Ты свободна. Тебя никто здесь не удерживает.

— Тогда прощай. — Линда закусила губу. На её глаза навернулись слёзы, и она быстро вышла из кабинета. Дор и Сид проводили её задумчивыми взглядами. Первым опомнился Сид.

— Ну ты и сука, Дир. Даже мне на это смотреть было тошно. Как у тебя совести хватило?

— И кто бы говорил о совести. Я, что ли, из семьи сбежал, бросив девятнадцатилетнюю девочку с младенцем на руках? Я расстался, как и планировал, красиво и без истерик. Порыдает пару дней в подушку и перестанет.

— Она же влюблена в тебя, скотина ты белобрысая.

— Влюблена? В кого? В начальника агентурного отдела Альда Дира, машину для втирания в доверие с предосудительными замашками? Или в образ, который я лично конструировал специально для этого? Она понятия не имеет, кто такой Альд Дир. А три дня сказки скоро забудутся. Дай бог и мне это забыть поскорее.

— Ну ты и сука, — повторил Сид и обернулся к капитану: — Разрешите идти?

— Куда это вы собрались, Кайт? Нет уж, хватит перемывать косточки мадам Хард. Займёмся делом. За домом Линды установить негласное наблюдение на случай, если эту дамочку снова перемкнёт. Вы, Дир, отправляйтесь к Орсу в секретариат и Сайруса прихватите, там для вас есть работа. Кайт, вы будете участвовать в захвате этих блаженных вместе с Ледсом, Рутом и Селвином Редом. Ознакомьтесь с планом «Морского сада» и разработайте операцию, я назначаю вас ответственным. Хала брать живым, даже если вы положите всех остальных. Вот теперь вы свободны.

— Так точно, — коротко кивнул Сид Кайт. Пришло время для настоящей работы.

Глава 17

Сид оглядел свою группу и удовлетворённо хмыкнул. С Нортом они работали в связке уже много лет, пройдя вместе огонь, воду и операцию «Эребус»; Селвин Ред был способен одной рукой сломать шею даже ему, Сиду, этот рыжий медведь мог просто стоять в дверях, и двери были бы заблокированы намертво; сержант Нидл Рут отличался почти модифицированной реакцией, а Рик Тайт, сын бывшего начальника агентурного отдела, унаследовал от отца поистине компьютерный мозг в сочетании с хорошей физической подготовкой. Впятером, решил Сид Кайт, они разнесут эти «Истоки» по атомам.

— Напоминаю. Кафешка почти у самой воды, есть открытая терраса, но она нам не нужна. В самом заведении два зала: большой, для юбилеев, свадеб и корпоративов, и приват человек на десять. Эти хмыри, полагаю, обоснуются в большом. Из него есть выход на террасу и второй, в холл. Приват-зал имеет выход только в холл. Наша задача взять «истоковцев» без лишнего шума и паники среди гражданского населения. Кстати, важная деталь про этот «Морской сад». Там официанты-роботы. Поэтому заведение пользуется бешеной популярностью как у любителей экзотики, так и у тех, кто не хотел бы, чтобы мальчик в переднике подслушал ненужные разговоры. Думаю, «Истоки» выбрали «Сад» как раз из-за этого. Никто не помешает крамольным речам. Шеф с поварятами на кухне, хостесс безвылазно торчит в холле. Я хочу попробовать проникнуть в приват зал.

— Они выкупили весь ресторан, — заметил Тайт, — под свой «юбилей». Весь целиком, включая террасу и приват. На их страничке в сети пятница для заказов недоступна, ближайшая бронь в субботу.

— Ох, Рик, законопослушный ты наш... То, что выкупил один, перекупит другой, если хозяин этого кабака умеет считать деньги. Капитан распорядился, финансисты возместят нам убытки. Раз уж они даже возмещали Диру его шлюх.

— Да ладно. — Ред покачал огненно-рыжей головой. — Быть того не может.

— Может. Этот сукин сын ухитрился провести свои... м-м-м... расходы как часть комплексной терапии Мэта Харда, сына нашей свидетельницы, который, собственно, и сдал маман капитану. Дир «лечил» парня от стресса. Так, отставить. Сейчас все переодеваются в штатское, морды попроще, встречаемся у «Морского сада» в семь часов.

И оперативники разбрелись по домам.

«Морской сад» и в самом деле почти вплотную примыкал к воде; открытая терраса оказалась небольшим дебаркадером, пришвартованным к берегу, а наземная часть кафе представляла собой симпатичное одноэтажное сооружение, украшенное искусственными водорослями с прячущимися в них морскими звёздами и коньками. Вполне себе мирное заведение, и недалеко от причала. Сид стрельнул глазами по сторонам. Если не брать в расчёт дебаркадер, блокировка здания трудностей не представляла. Сейчас на плавучей террасе были заняты почти все столики, люди смеялись, пили пиво, глядя на бухту со снующими трамвайчиками, а периодически из кафе выезжали смешные роботы, похожие на кальмаров-мутантов, бесшумные, сверкающие, с номерами на круглых «головах». Роботы вызывали бешеный восторг детишек и снисходительные улыбки взрослых. «Морской сад» отбоя от клиентов не знал.

Сид с компанией зашли внутрь и оказались в неожиданно просторном холле с морскими звёздами на стенах и большим аквариумом около стойки хостесс. В аквариуме плавали причудливо изогнутые морские коньки и разноцветные рыбёшки, а на стенке вальяжно восседала здоровенная улитка. Хостесс, милая и немного замученная наплывом посетителей девушка в форменном жакетике с брошью в виде всё той же звезды, профессионально улыбнулась:

— Добро пожаловать в «Морской сад». Я могу вам помочь?

— Можете, — сообщил Сид, незаметно изучая местность, — мы бы хотели поговорить с владельцем.

— А-а-а... м-м-м... — девушка немного замялась. — Возможно...

— Милая барышня, — вздохнул Сид, — мы не из полиции и не из службы контроля за услугами. И уж точно не из департамента санитарного контроля. Нам нужен владелец ресторана, чтобы прояснить одну небольшую заминку с бронью.

— О! Да, конечно, — хостесс не рискнула спорить. Было видно, что этот тип со сломанным носом всё равно не мытьём так катаньем заставит её позвать хозяина кафе. Через пару минут открылась дверь в служебное помещение и на пороге появился благообразный господин с усиками, на вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Он так же заученно улыбнулся и поинтересовался:

— Чем могу служить?

— Мы хотели забронировать ваш малый зал для небольшой дружеской попойки.

— Превосходно! — Владелец не понимал пока, что этим мужчинам мешало оформить свою заявку у хостесс, но с клиентами предпочитал не спорить до последнего. — На какое число вам удобно?

— Пятница, — прогудел Селвин Ред, и хозяин невольно вздрогнул. Из всей компашки его больше всех тревожил этот мордоворот. Но усатый быстро взял себя в руки и сунулся в свои таблицы. Через секунду его усы огорчённо повисли вместе с уныло опустившимися кончиками губ.

— Сожалею, господа. На пятницу ресторан арендован целиком для проведения юбилея. Выкупили даже дебаркадер. Возможно, вас устроит суббота?

— Нет, не устроит, — за дело принялся Тайт, как лучший оратор из всех и наиболее безобидный на вид, — у нас, видите ли, тоже своего рода юбилей. Десять лет, как нам было присвоено лейтенантское звание. Для нас это важная дата. Мы из «Красного», уважаемый господин... — Тайт прищурился, рассматривая бейджик. — Люфус. И поэтому хотели бы посидеть именно в вашем кафе. С роботами. Если вы понимаете, о чём я.

Люфус едва слышно вздохнул. Конечно, он понимал. Его кафе никогда не удостаивалось интереса «красногалстучников», которым подавай запрещённые исследования и опасные эксперименты, но слава об этой конторе шла такая, что господин Люфус понимал: лучше не ссориться. Просто лучше не ссориться. Этим ребятам в случае отказа ничего не стоит натравить на его «Сад» ищеек из санитарного департамента или налоговую. Просто так, из оскорблённых чувств. Но Люфус видел и риски. Кому охота прослыть нечистым на руку дельцом, пытающимся получить двойную прибыль? С другой стороны...

Его размышления прервал всё тот же Тайт.

— Ваш юбиляр, я так понял, обоснуется в главном зале?

— Да, там чуть ли не сорок человек компания...

— А в привате кто?

— Никого, — честно признался владелец кафе, — но гости арендовали полностью всё здание и дебаркадер.

— Если мы тихонько посидим в привате, думаю, вреда не будет. Можете даже повесить табличку «Закрыто». Просто нам бы не хотелось, чтобы нашу беседу могли услышать посторонние уши. Слишком много грифов секретности у нас накопилось. А что до денег...

Люфус сопел. Пятеро мужчин выглядели уверенными в себе и платежеспособными, плюс хозяина беспокоила причастность этих типов к специальным службам. В голове у Люфуса защёлкал счётчик. Деньги считать Фред Люфус умел. В конце концов, эти субъекты сами не хотят привлекать внимания к своим посиделкам... ну поторчат тихонько в закрытом зальчике, жахнут пару пива, поболтают о своих сверхсекретных делах... а на счёт Фреда Люфуса упадут неплохие деньги, которые он, разумеется, проведёт через юбилейный банкет. И Люфус решился.

— Я думаю, всё можно устроить. Людям свойственно договариваться, верно? Я уверен, проблем не возникнет. Прошу меню, возможно, вы выберете что-то заранее?

— Да чего тут морочиться, — снова пробасил Селвин, — пива всем и вот у вас тут, под пиво. Тоже всем.

— Прекрасно! Во сколько вы хотите прийти?

— В три часа, — сказал Сид, — а закончим... Вряд ли до темноты, нам всем на службу с утра.

— Надо будет предупредить гостей...

— Слушайте, что вы всё усложняете? — поморщился Тайт. — Зачем их ставить в известность? Чтобы люди поняли, что они заплатили за пустые обещания? Арендовали всё целиком, так пусть так и думают. Нас никто не увидит, кроме ваших роботов. Да и мы не горим желанием сталкиваться с сорока пьяными гостями вашего юбиляра. Селвин не любит пьяных, у него рефлекс: сразу в морду. Не стоит, господин Люфус, право, не стоит. Не портите себе репутацию.

— Да-да, вы правы, — Люфус кивал, подсчитывая в уме выручку, — я что-то зарапортовался. Если вы не против, давайте поговорим об авансе.

— Сколько? — Бедные финансисты, для них каждый чек как нож по сердцу.

— По полторы тысячи с каждого, а если пожелаете заказать что-то сверх, то по прейскуранту.

— Вот, — Сид протянул карту, — оформляйте. А нам пока организуйте по кружечке. Погода хорошая, мы бы посидели у вас на террасе.

— Конечно! — расплылся в улыбке Люфус, — Выбирайте столик, сейчас вас обслужат.

Карта пропищала, коснувшись терминала, и Сид забрал чек. Теперь можно было посидеть около воды с кружкой ледяного пива и обдумать следующие действия.

* * *

Линда неторопливо брела по бульвару, проложенному вдоль шоссе и отделённого от него тонкими деревцами в кадках. «Домой...» Да, куда же ещё... Мэт наверняка до сих пор сидит в лаборатории, раз не прислал даже сообщения, что выезжает... Альд... Он замедлила шаг, а потом присела на скамейку с козырьком от солнца. Альд... Вот, значит, что чувствуешь, когда разбивается сердце. Линда невесело улыбнулась и сорвала подсохший колосок, в котором уже не осталось зёрен. В душе было пусто и как-то... гулко. Словно оттуда вынули всё, все мысли, чувства и эмоции, и осталась зияющая пустота, ничто, вакуум, безмолвие. Женщина со вздохом проследила за очередной промелькнувшей на сумасшедшей скорости машиной, которой не писаны правила. Так странно. Она совсем не чувствовала обиды и горечи из-за унизительного допроса, когда Сид был готов чуть ли не плюнуть ей в лицо, а капитан наблюдал за этим фарсом своими немигающими буркалами. Она не думала о том, что чудом избежала ареста и обвинений слишком тяжких, чтобы отделаться штрафом или исправительными работами... она думала только о том, что больше никогда не увидит этого человека, единственного, который был ей нужен. И которому, как она надеялась, тоже была нужна.

Около скамейки с визгом затормозил знакомый белый кабриолет. Линда подняла голову и глаза её непроизвольно расширились.

— Тебя очень легко вычислить. — Альд вышел и сел рядом. — Я ненадолго сбежал с совещания по всем этим делам. Не хотел, чтобы мы расставались врагами.

— Всё равно ничего не исправишь, — вздохнула Линда. Она не рассчитывала, что Альд пошлёт к чёрту своё командование и свои обязанности. Он, как и Сид, был офицером, связанным присягой и уставом, и не имел прав на собственные желания. Об этом было думать легче, чем о своих нелепых страхах, приведших к катастрофе.

— Послушай меня. Я не хочу просто уйти и сделать вид, будто мы не знакомы. Ты мне не чужой человек, хоть мне и жаль, что всё так обернулось. Капитан специально приказал нам с Кайтом вести допрос. Чтобы я знал своё место. Линда! Нам обоим очень повезло, просто ты, наверно, не осознаёшь до конца. Ты на свободе, проходишь свидетелем, твой сын продолжает работу и в его личном деле не появится никаких пометок. А я избежал внутренней проверки и отстранения от должности, если не отставки. Капитан сделал широкий жест, это большая редкость. Нам надо ценить то, что имеем.

Линда кивала, глядя перед собой. Она всё понимала, и тем не менее в глазах щипало, а к горлу подкрадывался комок. Неужели чудес совсем не существует?

— Ты многое перенесла, отчего тебя и завернуло не в ту сторону. Всё-всё, об этом больше ни слова, не плачь. Все твои «Истоки» теперь наша забота. А ты... Знаешь, я всего лишь психолог, я не психотерапевт и не врач-консультант. Но я вижу, что тебе нужна помощь. Именно сейчас, и затягивать нельзя. У тебя слишком много накопилось, и это опасно. Если тебе страшно идти к врачу... вот, возьми.

Он протянул ей листок с каким-то адресом. Линда удивлённо вчиталась.

— Что это?

— Ты была в Западном квартале?

— Нет, — она покачала головой, — ни разу.

— Ну хоть представляешь, где Государственная библиотека?

— Смутно... По телевизору видела, но сама никогда там не была. Ты хочешь, чтобы я пошла в библиотеку?

— Нет. — Альд подавил смешок. — Не в библиотеку. Там рядом есть одно место... сейчас, карту включу... вот, смотри. Вот твой дом. Отсюда до библиотеки ходит десяток автобусов, все там останавливаются. Ещё метров двадцать, и будет церковь святого Михаила. Там служит отец Никлас, я его знаю. Он очень добрый, честный и порядочный человек. Он тебя выслушает и поддержит лучше любых «Истоков». Именно он первым забил тревогу, и с его подачи мы начали раскручивать это дело. Ты можешь рассказать ему абсолютно всё. Он тебя поймёт. И найдёт нужные слова. Это его призвание: нести людям свет и утешение. Если что, скажешь, что ты от меня. Меня он помнит.

— Ты что, ходишь в церковь? — В это Линде как-то не верилось.

Альд рассмеялся.

— Нет. Но был вынужден по долгу службы объездить восемь храмов за один день.

Линда подавила судорожный вздох. Альд мог бы и не говорить, по какому именно делу он посещал церкви.

— Так что, будет желание, загляни. Я не желаю тебе зла. Просто жизнь вносит свои коррективы.

— Лучше бы ты вообще не появлялся в моей жизни, — тихо сказала Линда, — и не разбивал её между делом.

— Нет, не лучше. — Лицо Дира стало жёстким. — В противном случае за твою, Линда, жизнь через некоторое время никто бы и гроша ломаного не дал. Может, капитан был слишком резок, зато он показал тебе, какой чудовищной опасности ты избежала. Живи, Линда. Живи и постарайся находить светлые моменты. Всё, мне пора. Я и так сбежал, наврав с три короба.

Он почти незаметно прикоснулся губами к её щеке, сел в автомобиль и дал по газам. Белый кабриолет стремительно умчался вдаль, превращаясь в точку, а затем исчезнув вовсе. Линда долго смотрела ему вслед, сжимая в пальцах листок с адресом, а потом медленно направилась к автобусной остановке. Вечерело, и скоро должен был вернуться Мэт.

Альд вёл автомобиль, почти не глядя на дорогу. Он испытывал странное, непривычное успокоение, долго подыскивал ему название, а потом понял. Он наконец поставил точку.

* * *

— Госпожа Мирр-Гарт! — Мэт откинулся на спинку стула и шумно выдохнул. Его глаза немного покраснели от долгой работы с компьютером, но молодой человек за весь день сделал только один небольшой перерыв и выпил сублимированного кофе из автомата. Работа, как бы она не называлась, всегда захватывала Мэта с головой, а любая трудноразрешимая задача становилась вызовом, но лишь на первое время. А нынешняя проблема Мэта Харда действительно увлекла, он сам не ожидал. Поначалу он немного снисходительно выслушал просьбу Алби помочь ей найти корреляцию в параметрах сновидцев (что сложного найти нечто общее у четверых людей?) и согласился в основном потому, что его гений всегда требовал прилюдного подтверждения. Ну и, конечно, немалую роль сыграло то, что Мэт самым позорным образом сорвал своё погружение и хотел вернуть доверие начальницы. Но стоило ему засесть за таблицы, как выяснилось, что всё не так просто, и Алби вовсе не глупышка, заблудившаяся в четырёх деревьях. Общего у Дора, Кита, Саи и Мэта не было ничего. Ни единого сходного параметра. Мэт Хард перерыл все таблицы, запустив программу сравнительного анализа по шестидесяти четырём пунктам, и через час получил на выходе полный ноль. И вот тут-то Мэт взбесился. Взбесился самым вульгарным образом, потому что он знал, точно знал, что совпадения есть, обязаны быть, но он их не видит. Тогда юноша сделал перерыв, влил в себя горький синтезированный кофе, напомнил себе, что нет такой задачи, которую невозможно было бы решить математическими методами и отправился обратно в лабораторию.

— Нашёл что-то? — Алби читала какой-то журнал, впрочем, не сильно вникая в статьи. Мешать Мэту она не хотела, а заняться было решительно нечем. Сая всё ещё мучилась от инъекций «радиант-плюса», а последняя информация о хакере давала понять, что опыты возобновятся ещё не скоро.

— Госпожа Мирр-Гарт, у вас остались архивные записи погружений всех испытуемых?

— Они же все у тебя. Тебе чего-то не хватает?

— Да... — Мэт с силой потёр виски. — Я провёл полный и всеобъемлющий анализ параметров нашей четвёрки, и пока глухо. Но... как бы сказать-то... я хочу сравнить данные мозговой активности во время собственно погружений. Пока я работал только со статистикой вне стимулированного сна, и эта статистика ожидаемо показывает нам, что ничего общего у сновидцев нет. Трое мужчин и одна женщина, не похожие друг на друга, с разным интеллектом, разным физическим развитием... госпожа Мирр-Гарт, но ведь во время сна гелий заменяет водород в межмолекулярных связях клеток головного мозга. Мне нужны данные по этим замещениям для всех сновидцев. Могу поклясться, что собака зарыта именно там.

Алби удивлённо покосилась на математика. Ну... вполне возможно, что он и прав, вот только они с Саей учитывали и такой вариант и ничего не нашли. Быть может, созданный для абстракций ум Мэта отыщет новую лазейку.

Он смотрел на томограммы, сделанные во время погружений, смотрел на графики мозговой активности, на скорость воздействия изотопа и электромагнитной стимуляции, он смотрел, пил кофе и смотрел, заложив руки за спину, будто посетитель на выставке картин, смотрел, отрешившись от любой конкретики, просто смотрел. За ушами мерзко вибрировало, так бывало всегда, когда Мэт был близок к успеху. Он снова вгляделся в участок мозга, называемый Варолиевым мостом, в котором, собственно, и формировались программируемые сновидения. Варолиев мост отвечал в организме человека за такие базовые вещи, как связь с другими органами и чувствительность к раздражению. Ретикулярная формация Варолиева моста являлась самой древней частью нервной системы, отвечающей за дыхание. И в ядра этой древнейшей формации встраивались атомы гелия, замещая собой водород и приводя к сонному параличу и отклику на введённую программу. Мэт не сильно шарил в нейробиологии, но сейчас, глядя на то, как бесчисленное множество алых связей меняли свой цвет на небесно-голубой... бесчисленное множество... множество...

— Губка Менгера. — сказал Мэт, как припечатал, и шумно сел обратно на стул. Его охватила дрожь, сладкая, пьянящая, такая же, что колотила Альда Дира, когда тот услышал от Линды Хард слово «Истоки». Мэт, наконец, обнаружил корреляцию.

— Дайте мне, — он снова вскочил на ноги, — дайте мне результаты погружений нашей экспериментальной группы! Тех ребят, что не подошли.

Алби взволнованно начала вбивать в поисковую систему запрос. Вид Мэта Харда свидетельствовал о том, что парень нашёл то, что искал, то, что все они безуспешно искали эти годы. Наконец Алби вывела на экран шесть томограмм.

— Смотрите, — Мэт поставил электронное увеличение на максимум, — гелий заменяет водород во всех связях, но с разной скоростью, и смысл имеет только Варолиев мост. А в этом вашем мосту... вот, приглядитесь. Видите? У всех происходит некое хаотичное замещение, полный бардак. Бессмыслица. А у меня... у меня, у господина капитана, его жены и Кита Тригга... смотрите! Замена происходит в строгом соответствии с итеративным методом построения губки Менгера. Если сделать ортогональную проекцию... — Мэт нервно начал тыкать пальцами в экран планшета. — то получим... да! Ковёр Серпинского. Госпожа Мирр-Гарт, к стимулированному сну предрасположены люди, у которых при погружениях замещённые молекулярные связи образуют геометрический фрактал, называемый губкой Менгера. Я сейчас покажу. Вот, видите? Вот эти полости? Это и есть губка Менгера. Теперь я понимаю, почему вы с мадам Стайн не увидели этого, хотя частым гребнем прошлись по всем значимым параметрам. Губку Менгера может увидеть только математик, точнее, математик, готовый увидеть губку Менгера в самых неожиданных местах. Вот она, ваша корреляция.

Алби смотрела, не веря глазам. Сейчас, когда Мэт пальцами тыкал в колоссальное количество точек на экране, она и впрямь увидела некую странную закономерность, это... множество... но множество упорядоченное и даже красивое. Она подняла взгляд на рыжего метатеоретика.

— Поверить не могу... Ах, как жаль, что мы не можем сейчас проводить эксперименты! Но ведь это... эта губка...

— Губка Менгера. Геометрический фрактал, трёхмерный аналог ковра Серпинского, который, в свою очередь, является двумерным аналогом канторовой пыли, а пыль я вам уже показывал и научил, как её рисовать. Ну не смотрите так! Я сейчас вам напишу, как построить губку Менгера двумя способами, и вы сможете применять эти методы для выявления сновидцев.

— Ты и правда гений, — покачала головой Алби, — как ты только додумался до такого... Но почему так происходит?.. Такая... странная система.

— О, тут я пас. Специалист по мозгу у нас вы, я лишь испытуемый и более никто. Я ничего не понимаю в этих нейробиологических колдунствах. Но рад был помочь.

— Ты не просто помог. Ты... да у меня слов не хватит. Как можно... это видеть? Эти твои множества?

— Элементарно, — засмеялся Мэт, — вот только я не умею объяснять простыми словами.

— Пойдём, — молодая женщина дёрнула его за рукав, — выпьем настоящего кофе. Я угощаю, и не спорь! — Алби понятия не имела, когда можно будет отпустить Мэта домой. Ни Дор, ни Альд пока отмашки не давали. Мэт засмущался, опять покраснев до корней волос, но безропотно последовал за начальницей. В глубине души его просто распирало от гордости, жаль, похвастаться толком некому. Разве что господину Трею, он всегда держал руку на пульсе проекта «Гипнос» и смог бы оценить красоту и изящество решения. С этими мыслями Мэт зашёл в буфет, пропустив Алби вперёд, как подобает подчинённому и джентльмену.

Алби задумчиво размешивала сахар. Позвонить капитану? Сколько ещё ей мурыжить Мэта, он сделал всё, что мог и даже больше. Да и вечереет... Она вытащила коммуникатор.

— Господин капитан...

— А, Алби! Что-то случилось?

— Ну... м-м-м... как сказать. Да, случилось. Мэт нашёл параметр, объединяющий сновидцев, и мы теперь сможем отбирать подопытных для погружений, руководствуясь точными данными.

— Супер. Не ожидал, не ожидал. Рад за вас. За тебя особенно. Уж больно ты переживала из-за того погружения.

— Я могу отпустить Мэта домой? Или...

— Ах ты ж чёрт, совсем забыл с этими допросами. Да, отпускай. Дир приволок его матушку к нам, и она уже расписалась в чистосердечном, с чем и отпущена восвояси.

У Алби расширились от изумления глаза. То есть Дир что, всё-таки провёл свою «операцию»? И она удалась? И теперь у бригады есть зацепки по этой чудовищной секте? И Дор не арестовал Линду Хард? Да что вообще происходит?

— То есть... у вас есть результаты?

— Да, через два дня Кайт с компанией пойдут класть этих богоносцев мордой в пол. Если хочешь, поднимись, я тебе поподробней расскажу, а Мэта пинком домой. Звякни Орсу, пусть премию выпишет, коли парень заслужил. Ты же тоже поделишься вашими успехами?

— Ох... если смогу объяснить. С этими множествами только Хард на короткой ноге.

— Да наплевать. Давай, я тебя жду.

* * *

Мэт приехал домой затемно, порядком взбудораженный, довольный и с неплохим бонусом на банковской карте. Алби, поговорив с капитаном, заявила, что тот распорядился выписать Мэту премию, и это было приятно. Всегда приятно, когда тебя ценят и подтверждают это. Так что Мэт вошёл в квартиру чуть ли не лучась от удовольствия. Но, увидев мать, молодой человек осёкся.

— Мам. Что-то случилось?

— Нет. — Линда словно стала ещё меньше ростом. — Всё, что могло, уже отслучалось. Ты будешь ужинать?

— Да, давай. А где Дир? Или он сегодня не заявится?

Линда отвернулась, чтобы сын не увидел, как задрожали её губы. Она не хотела рассказывать Мэту ни о допросе, ни о том, что этому допросу предшествовало. И во что всё вылилось.

«Хватит лжи», — произнёс в её голове голос Альда Дира. «Хватит лжи. Двадцать четыре года лжи. Хватит».

— Альд больше не придёт. Мы... решили не продолжать... эти отношения.

Мэт присвистнул. Значит, господин заместитель капитана узнал, что хотел, и свинтил, как и хотел. В глубине души Мэт был этому рад. Альд Дир мог заморочить голову кому угодно, но он не собирался всерьёз создавать семью с мамой. Хорошо, что всё закончилось так быстро. Хотя, мама, кажется, этому совсем не рада.

— Вы поругались? — на всякий случай уточнил молодой человек. Чёрт его знает, Дир клялся, что всегда уходит красиво, но что-то непохоже.

— Мы просто решили расстаться. С его работой заводить долгие отношения бессмысленно. Я понимаю. Мы не ссорились. Но мне всё равно очень тяжело, — вздохнула она, — больно. Мэт, не надо! Я знаю, что Альд тебе не нравился.

— Вы же не из-за меня разошлись? — Господи, ну что за змеиный клубок. Мэт понимал, что никогда не спросит мать о том, что именно она рассказала вербовщику. С этой ложью он проживёт. Главное, чтобы мама больше не задумывалась о тех ужасных вещах, которые Мэт услышал так недавно... и так давно.

— Ну конечно не из-за тебя. Здесь... оба хороши. Не будем об этом больше. Лучше расскажи, что у тебя произошло. Я так давно не видела, как ты улыбаешься.

— Премию получил. От Отдела. Помог разрулить один затык в проекте математическими методами. Госпожа Мирр-Гарт просто сияет. Ты извини, что я не могу подробно. Секретность.

— Ты у меня такой умный, — вздохнула Линда и смахнула набежавшую слезу, — поверить не могу, что ты мой сын. Садись, всё готово.

Мэт уселся за столь, исподволь разглядывая мать. Храбрится, но видно, что красавчик-вербовщик глубоко проник в её душу. Глаза покраснели... губы чуть заметно дрожат... и пальцы тоже, вон, как вилка пляшет в руках... Он перегнулся через стол.

— Мам. Не психуй ты из-за Дира. Он... того не стоит.

— Мэт, я же просила. Давай больше об этом не будем.

— Я же вижу, что ты чуть не плачешь. Так нельзя. Тебе надо как-то успокоиться. А...

— Я завтра заеду в одно место. — На этих словах Мэт дёрнулся как от удара током. Какое ещё место? Или все ухищрения Альда Дира пошли прахом и мама всё равно хочет примкнуть к этим безумцам?! Все радостные мысли вылетели у юноши из головы.

— Это в Западном квартале, — продолжила Линда, — рядом с Государственной библиотекой. Мне надо... увидеться с одним человеком.

Мэту было страшно. Он вертел вспотевшими пальцами вилку, и ему кусок в горло не лез. Он знал, что не имеет права показывать свою осведомлённость, равно как и раскрывать сущность Альда Дира, но ситуация требовала разъяснений.

— Что за человек? Мам, у тебя сейчас не самый лучший период в жизни, ты прости, это всё из-за меня, козла. Но куда ты собралась? Да ещё в такую даль, в Западный.

— Мэт, ты вряд ли поймёшь... Ты же учёный, математик. Этот человек... его зовут отец Никлас. Он священник.

С плеч Мэта с грохотом упала самая большая гора из всех возможных. Священник... обычный священник, не миссионер из этой жуткой общины... обычный священник из церкви. Из самой разнаиобыкновеннейшей церкви, где рассказывают о чудесах, творимых каким-то типом почти две с половиной тысячи лет назад. Мэт схватил мать за руку.

— Ты хочешь пойти в церковь? Я правильно понял? В церковь? Где читают молитвы?

— Я знала, что ты будешь не в восторге...

— Мам! Да почему? Иди! — Мэт понял, что Альд Дир совершил невозможное: за три дня полностью выбил у мамы из головы чудовищные мысли о побеге за Грань. А уж куда он перенаправил эти желания выговориться и получить утешение... да хоть бы и в храм. Сам Мэт был убеждённым атеистом, но своё мнение сейчас засунул куда подальше. Линда смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Я думала, ты будешь осуждать... Альд дал мне адрес...

— Я сейчас, — Мэт встал из-за стола, прихватив телефон, и зашёл к себе в комнату.

— Дир. — Голос заместителя капитана был немного напряжённым. Звонка от Мэта Харда он не ждал и опасался худшего. Линду он оставил в таких нервах, что чёрт его знает. Женщины непредсказуемы.

— Это Мэт, — тихо сказал в трубку молодой человек. — Спасибо вам. За всё. — И отключился.

* * *

Дир несколько обескураженно смотрел на погасший экран коммуникатора. Он был готов к чему угодно: что Линда наглотается таблеток, что Мэт опять включит бессердечного ублюдка, что женщина передумает и решит вернуться к своим «Истокам», чтоб они сгорели... Альд Дир мог бы походя набросать ещё как минимум пять или семь вариантов драматического развития событий, потому что если что-то плохое может случиться, оно случается. И меньше всего на свете заместитель командира ожидал услышать тихие слова благодарности. Совершенно некстати вспомнились слова пожилого священника: «В любом человеке есть искра божья. И в вас есть. Просто вы её гасите, каждый день и час...»

«Тьфу ты, чёрт, с этими религиями не заметишь, как с катушек съедешь». Дир ещё раз покосился на коммуникатор, опасаясь, как бы благодарственная речь Мэта не получила продолжения, и начал собираться домой. День выдался на редкость суматошным.

Глава 18

— Ещё пара дней, и вас можно будет с чистой совестью выписывать. — Эдвин Вирс сосредоточенно изучал динамику восстановления Саи после погружения. На мониторах причудливые графики сменяли друг друга, но все они были окрашены в зелёный, и аппаратура мерно жужжала, не заходясь в предостерегающем писке. — Новый «радиант-плюс» действует значительно быстрее, а, главное, эффективнее.

— Только тошнит от него сильнее, — пожаловалась Сая, — на еду смотреть невозможно и в голове "вертолёты".

— Ну-ну, — Вирс ободряюще погладил девушку по плечу, — неудобства, конечно, есть, но всё равно это лучше, чем лежать здесь по полторы-две недели. Переливаний вам больше не потребуется, а «радиант-плюс» с завтрашнего дня я отменю, у вас хорошие показатели, организм уже справляется сам. И всё же я должен донести до сведения госпожи Мирр-Гарт, что такие лошадиные дозы изотопа ничем не обоснованы и весьма опасны.

— У нас была очень сложная программа...

— Тогда пусть конструирует робота и на нём оттачивает свою программу, — ворчливо сообщил главврач, — вы живой человек, а не андроид и не модификант.

На этих словах Сая незаметно нахохлилась и засопела, натянув одеяло до подбородка. Неприязнь Эдвина Вирса к модифицированным оперативникам была общеизвестной, и Саю это очень огорчало. Она не могла объяснить пожилому доктору, что модификанты такие же люди, как и все, просто их способности превышают человеческий предел. Вирс знал это и сам, но он был всей душой против вмешательства в природную гармонию. Человек не создан для Внешнего мира, так нечего и пытаться, судьбы сталкеров и штырьков были лучшим примером, но бригада рассудила иначе и разработала протоколы модификации «М» и «М+». И Сая видела, как Эдвин Вирс с трудом скрывал отвращение при визитах капитана, модификанта, выжившего после укола оранжевой бромелии, смертоносного растения из Внешнего мира. Вирс считал Дора получеловеком-полукиборгом, существом, поправшим законы природы, и переубедить врача Сая была не в силах. Эдвин Вирс заметил, как губы девушки задрожали.

— Ох, опять я ляпнул, не подумав. Простите, мадам Стайн. Мои слова никоим образом не относятся к вашему мужу.

— Ага, — буркнула девушка, — конечно, не относятся. Дор Стайн самый обычный человек, ни разу в жизни не бывавший за Гранью. Он знает законы. А ещё мы планируем завести ребёнка, а лучше двух.

Вирс поджал губы. Сая Стайн никогда не упускала возможности подловить его на ксенофобии, и врач знал, что она мстит ему за те две недели, что Дор провёл в коме после операции «Эребус». Весь медблок тогда понятия не имел, что делать с неизвестным токсином, с которым организм Дора Стайна боролся самостоятельно, и Вирс был вынужден сидеть и наблюдать за процессом восстановления да ежечасно брать у модификанта кровь на анализ, чтобы хоть что-то узнать о принципе действия яда и антител. Большего Эдвин Вирс сделать не мог, и этого бездействия жена капитана не простила главврачу до сих пор.

— Я думаю послезавтра вас выписать с рекомендациями по следующим пяти дням. — Вирс понял, что пора ретироваться. Сая Стайн никогда не жаловалась мужу на главного врача, скрупулёзно исполняя все предписания и через силу заглатывая специально разработанный обед, но и её терпение не безгранично. Если он, Вирс, ещё раз ляпнет при ней о модификантах, это лысое страшилище, её муж, может, чего доброго, озаботиться поиском нового главного врача.

Он вышел из палаты, наказав Филу следить за динамикой и постараться уговорить Саю съесть дополнительную порцию обогащённого витаминами сублимата, и раздражённо зашагал в свой кабинет. Больше всего на свете Эдвин Вирс хотел уйти в отпуск и выключить коммуникатор.

* * *

— За квартирой Хардов и за Линдой установить вооружённое наблюдение. — Больше всего на свете Дору хотелось спать, до рези в глазах. Но неведомые противники не оставляли ему времени на отдых. — Дамочка вряд ли переметнётся, Дир хорошо её обработал, но не стоит забывать, что эти люди убирают неугодных, будто мусор сгребают, раз и нету. Они могут не простить мадам Хард отступничества.

Орс кивнул, вбивая распоряжения в свой «гроссбух», как он старомодно называл планшет с циркулярами. Альду Дор выделил выходной после столь ювелирной работы и даже думать не хотел, как именно развлекается его заместитель по оперативно-агентурной работе. Наверняка пытается выкинуть из головы свою «перевербовку», а уж какой проститутке «прилетит» столь требовательный клиент, Дор Стайн предпочёл не выяснять. И сейчас вместо Дира напротив капитанского кресла стоял Гельт Орс.

— Подготовить транспорт для задержанных в ходе операции «Морской сад». Отдельную машину для миссионера. Оповестить полицию о предстоящей операции, они должны в кратчайшие сроки оцепить территорию и не допустить паники или появления зевак с коммуникаторами. Гриф красный. Ни единой утечки в прессу. За это отвечаетеголовой. Не исключено, что придётся применять «усиленные» или ментальный взлом. По итогам операции мне придётся идти к канцлеру, потому что меня уже скоро начнут дёргать из министерства, им нужны результаты, а у нас только трупы множатся. Вопросы есть?

— Вопросов не имею. — Гельт Орс степенно наклонил лысоватую голову. Он видел, что капитан за эти дни порядочно вымотался, но помочь мог лишь неукоснительным исполнением его распоряжений. А «исполнительность» была вторым именем тщедушного секретаря.

— Вы свободны, Орс, если что, я всегда на связи. В ближайший час можете найти меня в лазарете. — Дор каждый день навещал Саю и выслушивал отчёты Эдвина Вирса. Фил старался лишний раз на глаза капитану не попадаться, потому что видел в его взгляде едва сдерживаемый смех. И несчастный медбрат понимал, что ему остаётся только сочинять ночью бездарные стихи да любоваться изогнутым, острым, как скальпель, клыком рыжего волка.

* * *

Шон Корк вместе с главным аналитиком тщательнейшим образом изучали списки заключённых в федеральной тюрьме, способных на виртуозную кибер-атаку, а также пациентов всех психиатрических клиник Ойкумены, для чего Сайрус Холт подал запрос по «красной форме», вынуждающий персонал предоставлять доступ к медкартам больных, наступив на горло врачебной этике. Горе-хакеров что в тюрьме, что в психушках хватало с избытком, причём попадались даже женщины, и список рос в геометрической прогрессии. Холт надежд не терял, а вот Шон Корк через два часа изрядно приуныл. Процесс поиска злоумышленника, вторгнувшегося в проект «Гипнос» и на библиотечный сервер, неприлично затягивался, и ещё Шон, скрипя зубами, признавал, что идея с аудиогидами, скорее всего, принадлежит тому же прогрессивному рассудку. Но в тюрьме было несколько сотен потенциальных хакеров, а про психушки Шон старался не думать. Там любой мог открыться с неожиданной стороны. И компьютерщик с аналитиком продолжали просеивать гигабайты досье в стремлении вывести преступника на чистую воду.

* * *

— Ну всё. — Сид осмотрел свою оперативную группу. — Пошли бухать. У нас сегодня годовщина присвоения звания и попутно развлекалово с поимкой всякой нечисти. Напоминаю, главаря брать живым и по возможности способным говорить. Никакой стрельбы. Это я обращаюсь к Реду, Тайту и Руту. Ваша задача положить всех мордами в пол и защёлкнуть браслеты, а так же заткнуть рты. Проповедника нейтрализую либо я, либо Ледс.

— Бесконтактный? — прогудел Селвин Ред. Все в бригаде знали, что помимо способностей, помогающих выжить в гибельных джунглях, модификанты были обучены особому рукопашному бою, который и рукопашным-то нельзя было назвать, потому что он не предполагал физического взаимодействия. Такая техника применялась крайне редко и в основном в людных местах, где даже прицельная стрельба могла привести к случайным жертвам. А зал «Морского сада» ожидал сорок человек гостей, из которых тридцать девять были дурачками-неофитами и только один — настоящим противником. В этом случае даже капитан предпочёл бы бесконтактный бой.

— Если потребуется. Он косит под модификанта, но это блеф. Жалкая пародия. Он даже не знает, что мы можем не моргать по несколько минут, а даже если и знает, ему это не под силу.

— Чья извращённая фантазия это придумала? — Тайт искренне не понимал, зачем проповеднику понадобилось копировать модификантов. — Вы не звёзды экрана, чтобы под вас косить.

— Выясним, когда возьмём. Тайт, на тебе этот торгаш Люфус и девчонка из холла. Если я услышу с их стороны хотя бы один звук, ты у меня одним выговором не отделаешься. Ред, если я говорю «мордой в пол», то это вот то самое и значит. Лишних зубов не выбивать, шеи не сворачивать, рёбра не ломать. Помните, все эти сектанты жертвы циничного обмана, они конченые лохи, но пока ещё граждане Ойкумены.

— А если окажут сопротивление?.. — Селвину Реду не улыбалось деликатно укладывать нарушителей на пол без хорошей зуботычины.

— Кто, домохозяйки? Менеджеры самого среднего звена? Продавцы опреснителей или сушилок для белья? Ред, отставить пререкания и исполнять всё в точности как я сказал. На сталкерах отыграетесь, если у вас руки чешутся. На выход.

Они приехали в «Морской сад» без пятнадцати три и всё та же милая девушка-хостесс, заученно улыбаясь, проводила их в малый зал. Не дойдя пары шагов до порога, Рик Тайт осторожно прикоснулся к её рукаву:

— Мадемуазель, должен вас предупредить. Когда мы выйдем из зала, вы немедленно уходите в подсобное помещение и сидите там до моего распоряжения. Я не хочу применять к вам силу.

— Что, простите?.. — У хостесс недоуменно и немного испуганно приоткрылся ротик. Тайт пару секунд изучал пухлые губки и даже мысленно попробовал их на вкус.

— Я повторяю: как только мы выйдем, вы немедленно покидаете свою стойку. Мадемуазель, в ваших интересах не задавать вопросов и беспрекословно подчиняться. Это не шутки. Взвизгнете, и мне будет очень жаль. Вам понятно?

— Д-да... — сглотнув, прошептала хостесс. — А что случилось? — Ей отчего-то стало очень неуютно, хотя молодой человек, тихо говоривший ей такие странные вещи, был очень симпатичным и больше всего походил на аспиранта какого-нибудь гуманитарного факультета. Вот только его пальцы слишком цепко держали её локоть.

— Милая девушка, именно это вас ни в коем случае не должно волновать. Спасибо, что проводили. — Тайт зашёл в зал последним и закрыл за собой дверь. Хостесс немного помялась около аквариума, а потом, словно очнувшись, кинулась вешать на массивные створки табличку «Закрыто».

Сид обошёл приват-зал по периметру. Всё было сделано в точном соответствии с его указаниями: небольшой стол с минимальным количеством закусок, пять кружек пива и робот-официант с номером «16», светящийся точками светодиодов. Робот держался у стены, и воспроизведение звука у него было отключено. Селвин щёлкнул робота по круглой «голове» и хмыкнул:

— Ну что, пропустим по кружечке, пока есть время?

— Не сметь при исполнении, — огрызнулся Сид, — бухло для антуража. Закончим, хоть упейся.

— Да что здесь два часа делать-то, взаперти? — Селвину Реду стало даже как-то обидно. — Нам эти кружки, что слону дробина.

— Не сметь, я сказал. Неймётся, повтори инструктаж. Эти недоумки вполне могут заявиться раньше срока, нужно быть готовыми. Ред? Ты так и не понял? Это тебе не вагантам морды исправлять и не лаборантов запугивать. Дело касается государственной безопасности, на контроле у капитана и канцлера. Сработать надо чисто и невесомо, а твоя задача вообще дверь блокировать. Что таращищься? Я знаю, о чём говорю. Я присутствовал при допросе. Эти «Истоки» такая же гниль, как «скей» или синтетика, они отнимают разум и разжижают мозги. И это гораздо серьёзнее всех сталкеров и вагантов вместе взятых. Тайт! Разве я приказывал предупреждать хостесс?

— Она женщина и может завизжать.

— Теперь она может предупредить Люфуса, а тот «юбиляра». Торгаш не знает истинной подоплеки нашего визита, а теперь, благодаря тебе, Тайт, может и напрячься. Для него деньги важнее всего. Если этот усатый хрен просечёт, что в его кафе будет проводиться операция с применением силы, он сразу же подсчитает все убытки и сочтёт за благо предупредить своих «гостей».

— Он не предупредит. Он слишком труслив для этого. И он знает, с кем можно ссориться, а с кем нет. Я бы не переживал по поводу Фреда Люфуса. А девушка...

— Просто тебе понравилась. Заткнись, я и так вижу, что у тебя на уме. Выкинуть все посторонние мысли! О пиве, о девушках, обо всём. Сидим, ждём. Слушаем.

Полтора часа прошли в настороженной, вибрирующей тишине. Сид Кайт всегда предпочитал перестраховаться и был готов просидеть в засаде лишние два часа, чем опоздать хоть на минуту. В его работе именно минуты решали всё. Чаще минут решали только секунды, и его группа это знала. Даже Селвин перестал шёпотом бурчать что-то обиженное по поводу пива и робота-официанта. Рик Тайт сумрачно скатывал салфетки в трубочку. Его не отпускала мысль, что зря он заранее напугал девушку-хостесс... Лана, её звали Лана, так было написано на блестящем бейджике. Как бы ей работу не потерять после всех этих заварушек. Рик решил через пару дней вновь наведаться в «Морской сад» и попытаться завязать знакомство. Сид, скотина модифицированная, видит всех насквозь, точно менталист. Безрадостные мысли были прерваны едва слышным выдохом Норта:

— Пошли.

Лана едва успела шарахнуться в кабинет начальства и запереть дверь на замок под изумлённым взглядом Фреда Люфуса, когда из приват-зала быстрым шагом вышли пятеро мужчин в одинаковой одежде. Сид заставил всех взять с собой форменные комплекты для наглядности и переодеться в зале. У каждого на поясе просматривалась кобура, но пользоваться оружием было нельзя, Сид Кайт рассчитывал на внезапность атаки и на свои с Ледсом умения. Кончики пальцев слегка покалывало, каждый раз, когда Сид собирался применить бесконтактную технику. Полнейшее сосредоточение, ни единой лишней мысли, только собранность, внимание и концентрация, почти переходящая в транс. Главарь может не быть модификантом, но Линда говорила, что на вид он довольно силён. «Вот и проверим... чего ты стоишь... пародист...» Дверь в главный зал с грохотом распахнулась, и оперативники услышали конец фразы: «... земля обетованная...»

— На пол всем! — Кайт не церемонился, выбивая стулья из-под сидящих перепуганных людей. Краем глаза он отметил, что Ред, как и положено было, заслонил собой выход в холл, а Рут — проход на дебаркадер. Началась паника. Гостями «юбиляра» были обычные граждане, обыватели, они визжали и охали, когда Тайт наряду с Сидом сдёргивали их со стульев и клали лицом в пол, заламывая руки. Сид быстро огляделся. У Рута в руке пистолет, и каждый, кто это видел, отшатывался в другую сторону, где его встречал скалившийся мордоворот Селвин Ред. Сид вынул удостоверение и рявкнул во весь голос:

— «Красный»! Всем лечь на пол, лицом вниз! При сопротивлении стреляю на поражение! — чем только усилил панику и смятение. «Ну, ребята, теперь уж вы сами...» Он рванулся вперёд, наступая на перепуганных людей, чьи самые зловещие преступления заключались в несвоевременной оплате счетов за опреснение и парковки в неположенном месте. Да, он, Сид Кайт, был прав, этим людям хватило одного вида пятерых мужчин в чёрных костюмах, чтобы дрожать от страха, лёжа на холодном полу. А вот с проповедником было интереснее. Сид смотрел на высокого, мускулистого, смуглого мужчину лет тридцати и с усмешкой отмечал, что внешнего сходства миссионер вполне достиг. Но только внешнего. В глазах «гуру» сверкала ярость пополам со страхом и ненавистью, его лицо было искажено, а пальцы сжаты в кулаки. Без сомнения, миссионер понял лучше всех, кто такие незваные гости и в чём причина их внезапного визита. Проповедник находился от Кайта шагах в десяти, напружиненный, как готовящийся к прыжку зверь, ещё мгновение, и он рванёт прочь...

Сид быстро и глубоко вдохнул, а потом сделал движение рукой, будто отгонял назойливого комара. Миссионер взвыл, хватаясь за шею, и грохнулся оземь, продолжая скулить. Невидимый удар пришёлся в нервное сплетение, и у смуглого перехватило дыхание от боли. Он попытался отползти от надвигающегося врага и вновь почувствовал сильнейший удар, теперь уже под дых. Из глаз миссионера брызнули слёзы. Сид подошёл вплотную.

— А этому тебя не учили, — сообщил он и резко выбросил руку вперёд, одновременно сжимая кулак, словно ловил муху в полёте. Проповедник булькнул, а его голова откинулась назад. Сид хмыкнул, ногой перевернул его лицом в пол и защёлкнул наручники.

— Только не говори, что ты не ждал такого конца.

— Вы ничего не сможете мне сделать, — прохрипел миссионер, впечатываясь носом в ножку стола и чувствуя на спине подошву противника, — я это предвидел и не боюсь вас.

— Это пока. — пообещал Сид и рявкнул остальным: — Лежать, не шевелиться!

Он сел на один из стульев и осмотрелся. М-да. Операция «Бригада против безработных и пенсионеров». Кому расскажи. И ведь не подумаешь даже, что дела тут творятся поопасней вагантских алхимических опытов или институтской зауми. Краем глаза Сид уловил движение. Норт подошёл и с интересом перевернул ногой горе-проповедника, заставив того больно треснуться затылком об пол.

— Это что за жертва тренажёров?

— Такие вот миссионеры пошли. — Сид опять двинул ботинком под рёбра смуглому, и тот со стоном перевернулся снова на живот. — Неваляшка.

— Что происходит?! — внезапно раздался истеричный крик откуда-то сзади. Кричала женщина. Сид кивнул, и Рут приставил пистолет к затылку в рыжеватых кудряшках. Женщина всхлипнула и мелко затряслась.

— Всем молчать. У меня правило: одно слово — один зуб. Говорить будете не здесь. Всё, Норт, вызывай транспорт. А ты, обольститель, — Сид обратился к Рику Тайту, — иди и просвети господина Люфуса и эту милашку на предмет неразборчивого выбора гостей. Шевелись. Нам ещё «усиленные» применять к этому субчику, да так, чтоб не помер.

Тайт обнаружил перепуганную Лану и Фреда Люфуса в кабинете, который владелец кафе отпер только после второго раздражённого окрика. Усы у господина Люфуса трагически обвисли. Лана сидела на одном из табуретов подальше от двери и таращилась огромными глазищами, нервно теребя фирменную брошку. Девушка была по-настоящему испугана, отчего выглядела хрупкой и беззащитной. Рик покачал головой. Вот так всегда. Вряд ли она будет рада продолжить это знакомство.

— Ваш «юбиляр» оказался с секретом, — сообщил Тайт хозяину заведения, — поэтому нам пришлось его арестовать вместе с его друзьями-приятелями. Если вам угодно, господин Люфус, счёт за повреждённую мебель и разбитые стаканы предъявите задержанному отдельным иском. Впредь будьте настороже, если кто-то выкупает ваше кафе целиком. По большей части это люди с тёмным прошлым или настоящим. Особенно учитывая ваших милых бессловесных роботов.

Люфус затравленно смотрел на человека в чёрном, а потом со злостью буркнул:

— Так и знал, что вы не просто так свои посиделки тут решили затеять... А нельзя было сразу предупредить? Я бы аннулировал бронь...

— Ага, и лови мы этих уродов по всей Ойкумене вашими-то молитвами. Не берите в голову, господин Люфус, пресса ничего не узнает о здешних делах, мы работаем в связке с полицией. Так что радуйтесь, в рейтинг неблагонадёжных заведений вы не попадёте, а если учесть, сколько вы содрали с нас, то вы ещё и не в убытке. Хватит трястись. Только вашу хостесс пугаете. Она здесь вообще ни при чём.

Лана тихонько всхлипнула и что-то прошептала. Рик наморщил лоб, пытаясь разобрать слова.

— Вы что-то сказали?

— Что там случилось? — Девушка пыталась успокоить дыхание. — Я слышала крики...

— У одной дамочки не выдержали нервы. С ней всё в порядке, у нас приказ не применять силу без нужды. Надеюсь, вы не очень испугались?

— Очень. — Лана отвела взгляд. Ей с трудом верилось, что этот симпатичный молодой человек может кого-то ударить, но потом девушка заметила кобуру на поясе, и смотреть на этого мужчину ей расхотелось.

— Не берите в голову, — повторил Тайт, — в любом случае операция завершена. Завтра можете работать как обычно. — И вышел, тихо притворив за собой дверь. Вряд ли он когда-нибудь ещё раз навестит этот ресторанчик.

* * *

Дор рассматривал проповедника, которого Сид, не мудрствуя лукаво, приволок в комнату для «усиленных воздействий». Комната представляла собой помещение на минус двадцать пятом этаже, без окон, со стенами, выкрашенными в тёмно-зелёный цвет и голым бетонным полом. Ни мебели, ни каких-либо предметов в комнате не было, лишь в потолок были вмонтированы светодиоды, дававшие тусклый неживой свет, отчего в комнате становилось лишь темнее. Миссионер сидел, поджав ноги, руки его так и остались скованными и заведёнными за спину. Лицо показалось Дору довольно молодым и привлекательным, а в глазах сектанта светился живой и острый ум. «Вот от большого ума все ваши беды. Где тебя выцепили, в Институте? Или ты вагант? Чем тебя заманили так, что отказал даже инстинкт самосохранения?» Дор смотрел и всё больше понимал Линду Хард. Да, такой харизматичный вполне может при должной сноровке и ораторском мастерстве убедить недалёкую и доверчивую женщину в чём угодно, его вид вызвал бы даже уважение, если бы не заломленные руки, взлохмаченные волосы и кровоподтёки на шее. Дор прищурился, оглядывая миссионера с ног до головы. Лет тридцати... довольно красивый, мускулистый, похожий на какого-то актёра из боевиков, если бы не смуглая кожа. Кстати, о коже.

Дор подошёл поближе. Проповедник смотрел на него с любопытством, которое пересилило даже страх, смотрел так, будто увидел какую-то диковинку, в которую доселе не верил.

— Кто тебе велел подражать модификантам? — поинтересовался Дор, садясь рядом с миссионером на корточки. Сид и Норт держались в отдалении, но проповедник всё равно периодически бросал опасливые взгляды на мужчину с перебитым носом. Слишком хорошо он помнил удары, приходившие ниоткуда, из пустоты. Дор щёлкнул пальцами перед носом собеседника, заставляя того смотреть на себя.

— Отвечай. Кто приказал тебе копировать модификантов?

— Кто это такие? — абсолютно искренне спросил миссионер, морщась от боли в затёкших руках. Наручники с него снимать никто явно не собирался.

— Слыхали? — Дор обернулся к подчинённым. — Всё чудесатее и чудесатее. — Он повернулся обратно к задержанному. — Кто тебе велел копировать нас? — Последнее слово капитан выделил.

Миссионер осторожно обвёл взглядом троих мужчин со слишком тёмной кожей, стеклянными глазами и странной, хищной, нечеловеческой грацией. Его передёрнуло, но вскоре арестант взял себя в руки.

— Я знаю, что люди, которым подвластен Внешний мир, должны выглядеть так.

— Выглядеть? — Дор расхохотался против воли, и человек в наручниках вздрогнул от каркающего смеха, точно у этого типа были порваны связки или его когда-то душили проволокой. — Выглядеть! Ну-ну. Ты мне положительно нравишься своим подходом к таким материям, как Внешний мир. Только вот с физикой у тебя прокол вышел. У модификантов не бывает такой раздутой мускулатуры, мы не бодибилдеры и протеины не жрём.

Он встал, подошёл вплотную и резко дёрнул проповедника за волосы, отчего его голова откинулась, а с губ сорвался нечаянный всхрип.

— Открыть глаза! Зажмуришься, убью.

Дор раздвинул пальцами веко задержанного и вытащил из глаза прозрачную плёнку. Настоящий цвет глаз у миссионера был светло-серый, почти как у Саи, но без золотистых крапинок.

— Контактные линзы, придающие глазам тёмный цвет. Ага. А что у нас тут... — Он рванул ворот футболки, обнажив смуглое плечо, и пару раз царапнул ногтем. От кожи отделилась полоска. — Переборщил ты, мужик, с искусственным загаром, облезаешь весь, — Дор царапнул посильнее, и на месте загорелой кожи обнаружилась ярко-розовая проплешина. Миссионер зашипел от боли. Дор рассмеялся.

— Тебе больно? От содранной кожицы? Какие мы нежные. Значит, глазки у тебя не свои, шкурка не своя... — Он дёрнул ремень брюк, и проповедник скривился от унижения и стыда. На него в упор смотрели три пары глаз, и все три не моргали. Пару секунд поизучав открывшуюся картину, Дор выдал вердикт:

— И волосы покрашены. Интересный ты субъект. Тебя зовут Хал?

— Да, — проповедник сидел красный как рак, с одной линзой, порванной футболкой и приспущенными штанами. Зрелище было не из приятных, красивый молодой мужчина в одночасье превратился в жалкую пародию на себя самого, униженный и раздавленный, но не сломленный до конца. В глазах своих палачей он не мог прочесть ничего. И это пугало мужчину сильнее всех ударов и издевательств. Молодой лысый тип с почти полностью залитыми чернотой глазами изучал его, как редкостное насекомое, редкостное и омерзительное, хотя сам выглядел просто чудовищно. Даже страшнее, чем мужик со сломанным носом, у того хоть волосы на голове росли.

— Твоё полное имя.

— Меня зовут Хал. Просто Хал.

— Может быть, просто Хал Гортис?

— Я не знаю, кто это такой. Моё имя Хал.

— Ладно, — Дор отошёл к Сиду и Норту, — будем разговаривать по-плохому. По-хорошему ты не понимаешь и несёшь какую-то чушь.

— Я отвечаю на ваши вопросы и не лгу. Меня зовут Хал. Я должен был изменить свою внешность, чтобы суметь провести моих братьев во Внешний мир. Я сделал всё в точности.

— Ты понимаешь, где ты находишься? Ты знаешь, кто мы?

— Вы из «Красного отдела», — спокойно сообщил Хал, — вы расследуете дела, связанные с научными исследованиями.

— А ещё мы занимаемся Внешним миром, — Дор снова приблизился, — и теми забулдыгами, что туда рвутся, наплевав на закон. Те, кого ты видишь сейчас перед собой, — модификанты. Настоящие, а не ряженые, как ты. Мы трансформированы для путешествий за Грань. Нас мало. Нас очень мало. Модификация процесс долгий и чрезвычайно опасный. Можно погибнуть ещё до завершения. Зато потом мы приобретаем навыки, которые пародистам типа тебя и не снились. Кайт!

Сид вышел вперёд и снова отмахнулся от невидимого комара. Хал упал на бок, закусив от боли губу. Из его носа тоненькой струйкой на бетонный пол потекла кровь, в тусклом свете казавшаяся чёрной и маслянистой.

— Бесконтактный бой, — Дор брезгливо разглядывал лежащего человека, — техника, доступная только модифицированным оперативникам. Ледс!

Теперь Хал получил невидимый удар в челюсть и выплюнул зуб. Он поднял на своих мучителей слезящиеся от боли глаза, в которых читалась глухая ненависть. Дор покачал головой.

— Пока это ещё не допрос. И тем более не «усиленные меры воздействия», для этого я пришлю к тебе своего зама. Он лучше всех знает, как причинить человеку боль, хоть и не владеет бесконтактным. Я должен порадовать господина Дира, он многое... хм... претерпел ради вашей поимки. Пусть поиграется в своё удовольствие.

Хал не понимал, кого имеет в виду тип со шрамами на затылке, но кожей чувствовал, что неведомый зам человек беспощадный и... любящий смотреть на мучения и их доставлять. У Хала засосало под ложечкой, но он смолчал. Господь каждому даёт крест по силам его, и если Хал угодил в подземелья «красногалстучников», значит, таково его испытание, и он обязан его пройти. Господь не оставит его на этом пути и не отведёт всеблагого взора. И если даже Халу не суждено будет больше выйти на поверхность, то останутся другие, которые пройдут лабиринтом испытаний и достигнут райского сада, откуда людей выгнали за первородный грех. Но после войны Эдем возродился в мире тварном, и лишь избранным по силам ступить на его мягкий травяной ковёр и испить холодной, чистой воды.

Сид молча наблюдал за проповедником и испытывал лишь желание врезать ему в челюсть, уже неважно, каким методом, контактным или бесконтактным. Этот человек копировал их внешнюю оболочку, не понимая, что скрывается за ней, сколько генов в организмах модификантов было заменено на чужие или искусственные, что стоит за способностью видеть в темноте или мгновенно реагировать на опасность, этот человек не догадывался, что плата за трансформацию — полная стерильность, не позволявшая согласившимся на переделку организма продолжить свой род. Всего этого проповедник «Истоков» Хал не знал, и Сиду было очень интересно, с чьей подачи молодой и неглупый на вид мужчина согласился исполнить роль в этом отвратительном фарсе.

— Ледс, поднимитесь и пригласите сюда господина Орса, он будет свидетелем при допросе и секретарём. А так же Дира и Трея, посмотрим, что у голове нашего новоявленного Хала Гортиса с двух, так сказать, сторон. Мне нечасто бывает нужен менталист, но сейчас случай особый. Если вы с Сидом хотите, можете присутствовать. Вы на это имеете прав больше других.

Хал понял, что больше отсюда не выйдет. Даже если его не запытают до смерти, эти люди никогда не выпустят его на свободу. Он достаточно слышал о «Красном отделе», чтобы понимать: в этих стенах нет места жалости и состраданию равно как и господним заповедям.

Дор перехватил его взгляд.

— Думаешь о будущем? Его у тебя нет. Откажешься отвечать или начнёшь врать, отдам тебя сначала Диру, а потом на ментальный взлом. Если не хочешь "усиленных мер", то расскажешь всё, что знаешь. Я не люблю пытать просто так, но для тебя сделаю исключение.

— Мне нечего скрывать, — Хал говорил, уставившись в пол, покрытый бетонным крошевом, — я знал, что могу быть схваченным. Я отвечу на ваши вопросы. И я не боюсь смерти. Этим вы меня не запугаете.

Дор силой поднял опущенную голову и заставил Хала смотреть себе в глаза. Через полминуты миссионер зажмурился, пытаясь унять ощущения песка под веками. Дор отошёл и бросил в пустоту:

— Я знал человека, который пожертвовал собой, чтобы жила Ойкумена. Наша земля. Он награждён орденом Героя посмертно. Ты, Хал, умрёшь ни за что. Твоим "Истокам" безразлична твоя смерть. Уж это я успел понять. Поднимите его на ноги.

Глава 19

Сид подошёл к сгорбившемуся человеку и рывком поднял его на ноги. Хал подчинялся бездумно и без сопротивления, то ли из-за боли во всём теле, то ли действительно смирился с тем, что его замучают до смерти в этих застенках. Но Дор видел, что взгляд проповедника ещё не приобрёл той отрешённой тусклости, которая отличала покорившихся судьбе. Нет, Хал предвидел своё будущее и спокойно ожидал конца. «Что же ты за фрукт?» — Дор во все глаза смотрел на потрёпанного миссионера, которому Сид, прошипев что-то сквозь зубы, раздражённо поправлял разорванную футболку. — «У тебя же есть мозги, есть бешеная харизма, хорошо подвешенный язык, раз ты можешь убедить своих последователей даже через радиоухо, ты прямо-таки идеальный вождь: сильный, красивый, уверенный в себе и одновременно чуткий и внимательный, готовый выслушать любого и найти нужные слова... да, ты прирождённый лидер. Вопрос только: как ты сам-то в это вляпался? Ну не верю я, что ты самолично придумал "Истоки", твою энергию кто-то ловко и умело направлял в нужное русло... так чем же тебя соблазнили, что ты нарушил главный и непреложный закон Ойкумены?»

От потока мыслей Дора отвлекло лёгкое поскрипывание: в камеру зашли трое его заместителей, а позади них двое разнорабочих везли на телеге стулья и стол, а так же странного вида экран и небольшие, похожие на «гипносовские», датчики на виски, тонкие, полупрозрачные, словно лепестки цветов. Такие датчики Дор Стайн уже видел. Они применялись для ментального взлома и ментальной трансляции, считывая мысли подозреваемого, как бы тот ни пытался юлить. Противостоять ментальному взлому было невозможно, он обнажал самую суть человеческого разума, его потаённые уголки и заблокированные воспоминания, он безжалостно вытаскивал на свет божий постыдные тайны и скелеты в шкафах, начиная от детских проказ и заканчивая воспоминаниями последних часов. Ментальный взлом был самой крупной картой в колоде «усиленных воздействий», потому что человек был перед ним полностью беззащитен. На применение этого метода требовалась капитанская санкция «красного уровня» и только после всех остальных испробованных способов получения информации, включая пытки. Но Дор знал, что сегодня он не выпишет разрешение на вскрытие мозга миссионера Хала. Датчики и экран были нужны Пирсу Трею для непрерывной ментальной трансляции во время допроса, метода не менее рискованного, чем взлом. Но рискованного теперь уже для самого Трея.

Пирс вертел головой, изучая обстановку камеры. Он провёл множество часов в комнатах для допросов, один или в паре с Диной (бедняжка так и не вернулась в Отдел после смерти мужа), но в пыточных застенках не был никогда. Камера производила гнетущее впечатление своей абсолютной безликостью. Ни окошка, пусть даже зарешёченного, ни койки, ни умывальника, только в полу ближе к углу виднелось небольшое углубление, забранное металлической сеткой, слегка заржавевшей. «Для крови». Пирсу Трею было крайне неуютно. Проводить ментальную трансляцию в таких условиях показалось ему чуть ли не кощунством. В этом подвале арестант сам выболтает что угодно, лишь бы покинуть бетонную коробку с холодным, крошащимся полом и тусклым светом где-то вверху. Но приказ есть приказ. И Пирс перевёл взгляд на рабочих.

— Поосторожнее! Это дорогая аппаратура и весьма хрупкая! Ставьте сюда. Не прикасайтесь к дисплею! Вот ведь дуболомы, прости господи...

Рабочие, втягивая головы в плечи, устанавливали монитор, стараясь не смотреть ни на капитана, ни на арестованного. Парню не поздоровится, это уж как пить дать. Они расставили стулья и как можно быстрее вышли из пыточной, захлопнув дверь.

Альд Дир проводил рабочих взглядом и повернулся к капитану:

— Это и есть наш субъект? Он что, оказал сопротивление при задержании?

— Сид вспомнил молодость и прошёлся по нему бесконтактным. И Норт тоже. Что вы так смотрите? Вы же присутствовали при допросе и помните, что говорила Линда.

— Так точно. И всё равно неожиданно. Так странно видеть человека... копирующего вас.

— Копирующего бездумно, я подчеркну. Это всё шелуха, наносное. Нашими способностями Хал не владеет, даже самой малостью. Я бы очень хотел, чтобы вы присмотрелись к этому субчику повнимательнее. Он не так прост, как кажется на первый взгляд, и, боюсь, всерьёз верит в собственную миссию.

— Для этого вы и вызвали Трея, — кивнул Альд, — будете препарировать?

— Пока только трансляция, мне нужно знать, о чём будет думать этот тип во время допроса. Кстати, после него я планирую отдать Хала вам для щекотки. Вы ведь любите щекотать людей? — Непосвящённым эта вежливая беседа, перемежающаяся учтивыми улыбками, могла показаться непринуждённым трёпом о погоде двух посетителей шахматного клуба.

— Благодарю, но не в этот раз. Наша задача пошатнуть и дискредитировать его убеждения, а не укреплять его веру мученичеством. Если он фанатик, то с готовностью взойдёт и на костёр. Страдания во имя Господа, начало того самого, последнего пути к Небесному Иерусалиму... Нет, господин капитан. Я бы с радостью пообщался с нашим новым другом и показал ему, где именно у него болевые точки, а их на удивление много даже на одной ладони. Но не сегодня. Сегодня наше оружие это слово. Ну и господин Трей, конечно, со своей трансляцией.

Дор кивнул, соглашаясь. Он знал, что достаточно пары несильных прикосновений, чтобы человек катался по полу, задыхаясь от спазмов и болевого шока, но Хал внутренне был готов и к пыткам, и даже к бесконтактному. Его следовало раздавить морально, унизить, показать ему ущербность его извращённой веры и заставить говорить. К концу дня Дор рассчитывал на полное, искреннее и чистосердечное раскаяние, признание вины с указанием всех сообщников, а так же невидимого кукловода.

Последним в камере появился Гельт Орс со своим неизменным планшетом. Он невозмутимо огляделся по сторонам, задержав взгляд на арестанте, уселся на стул и, деликатно прокашлявшись, сообщил:

— Прошу прощения за задержку, я переносил к себе на карту данные по этому человеку. Мы можем начинать, господин капитан?

Дор встал со своего стула, включил запись и зачитал официальное начало допроса, представив всех собравшихся и предупредив об ответственности за дачу ложных показаний. Хал следил за ним с опасливым интересом. Больше всего миссионера беспокоили не смуглые, недобрые фигуры модификантов, не их капитан, похожий на робота из фильмов, и не тихий сутулый человечек, пришедший позже всех. Хала тревожили двое: один, щёголь с идеальным пробором, который шептался с капитаном, а теперь смотрел на Хала зелёными льдинками глаз, и второй, очень светлый блондин в тонких очках, сидевший с полуприкрытыми глазами, точно задремав. К его вискам крепились миниатюрные датчики. И вот тут Хал испугался по-настоящему. Он не знал, чем ему может грозить присутствие этих двоих, но безошибочным чутьём эмпата определил, что эти люди опаснее любых вооружённых бандитов. Щёголь смотрел на него с интересом, чуть прищурившись, изучая, как редкостную диковину, и его тонкие пальцы поглаживали друг друга, как лапки мухи. И это поглаживание почему-то заставляло Хала отводить взгляд в сторону. Оно было... плотоядным. Эти пальцы хотели прикоснуться к нему и медленно, сантиметр за сантиметром, сдирать заживо кожу; эти пальцы хотели потрогать его глаза, а потом осторожно, рассыпаясь в извинениях, вытащить их из глазниц, не обращая внимания на склизкие потёки; эти пальцы хотели нежно надавить на основание глотки, чтобы он рухнул, захлебнувшись кровавым кашлем. Хал даже зажмурился, настолько ярким было видение. Пирс приоткрыл один глаз и чуть заметно кивнул. Дор сделал ещё один шаг по направлению к задержанному.

— Твои полные имя и фамилия.

— Меня зовут Хал. — Миссионер не хотел смотреть на лысого мутанта, но тот притягивал взгляд, как нечто запретное, то, чем интересоваться нельзя, но и пройти мимо, не повернув головы, было невозможно. А потом он понял. Этому человеку (человеку ли?) был подвластен мир за Гранью, он там был и не единожды, он каждый раз возвращался оттуда, принося с собой в Ойкумену тайные знания, но не спешил ими делиться. Хал вздрогнул от очередного озарения, и Пирс снова приоткрыл глаз.

Гельт Орс смущённо кашлянул, поправляя планшет:

— Артур Пейнз, тридцать один год, безработный. Полгода назад был уволен из Института, где работал младшим научным сотрудником отделения феноменологии религии кафедры религиоведения. Причина увольнения: регулярные прогулы без объяснения причин. В настоящее время получает положенное законом пособие по безработице, на которое может рассчитывать ещё два месяца.

Дор присвистнул про себя. Вот так подарочек этот Артур-Хал, вот, значит, откуда ноги растут. Учёный-религиовед, подумать только. В своё время Сайрус Холт обращался в Институт за разъяснениями по поводу сути современных сект, но внятного ответа не получил. Ну ничего. Сейчас Дор его получит так или иначе.

— Господин Орс, разъясните, что такое феноменология религии, чтобы мы понимали, о чём тут речь.

— Это методологический подход в религиоведении, который стремится выявить сущность религии путём исследований, свободных от искажающего влияния научных или общепринятых ценностей и предрассудков. При таком подходе учёные занимают нейтральную позицию по отношению к изучаемой религии и утверждают, что любая религия имеет своим источником некий религиозный опыт, который и исследует феноменология. Под религиозным опытом понимается некий субъективный жизненный опыт встреч с божественным... м-м-м... мне, право, довольно трудно объяснить эти вещи...

— Ничего страшного, — Дор не отрывал взгляда от арестованного, — господин Пейнз нам сейчас расскажет всё простым и доступным языком. Пейнз!

Хал снова дёрнулся, как от удара током. Старое имя жгло уши, напоминая ему о прошлой жизни, тридцати одном годе никчёмного существования, пока ему не явилось божественное откровение. Но эти люди в чёрном желали вернуть его назад.

— Пейнз! — Лысый урод с искалеченным затылком подошёл вплотную, и Хал против воли зажмурился. Он не был трусом, Артур-Хал, и не боялся грядущего Исхода, как не страшил его Внешний мир, который кучка идиотов, облечённых властью, пыталась закрыть для людей все эти годы. Но человек с залитыми тьмой глазами его пугал. Он был... чужим. Не отсюда, не из Ойкумены, он был пришлым... с той стороны, но почему его глаза полны мрака, а голова обезображена чудовищными рубцами? Урод навис над ним с высоты своего роста.

— Значит, ты учёный. Изучал религии, как полагается настоящему исследователю, отстранённо и нейтрально, анализировал всякие божественные опыты и встречи с высшим разумом, непонятно, правда, на кой чёрт. И я так посмотрю, ты доизучался, количество таки перешло в качество. Ты вооружился всем багажом знаний о религиях и их воздействии на людей и решил организовать свою собственную, а почему бы и нет. Только ты выбрал неправильный вектор.

— Вы не понимаете, — тихо начал Хал, но капитан его резко одёрнул:

— Ты будешь отвечать на вопросы. И не раскроешь рта без моего позволения, иначе лейтенант Кайт снова вспомнит, как хорошо ему удаются невидимые удары.

Хал нервно сглотнул, а Дор покосился на Трея, пребывающего в полудрёме. Трей слегка взмахнул светлыми ресницами за стёклами очков. Задержанный начинал заметно нервничать, и Пирсу Трею это было на руку. Чем смятеннее душа, тем легче её прочесть, а Пирс сидел от Артура Пейнза в полутора метрах и читал его как раскрытую книгу. Очень интересную и увлекательную книгу. Главное, чтобы капитан продолжал выводить проповедника из себя.

— Твои полные имя и фамилия.

— Я уже ответил... вы... ваш человек... ответил за меня...

Через секунду Артур Пейнз выплюнул второй зуб. Сид отёр руку платком и продолжил изучать дыру кровостока как ни в чём не бывало. Некоторое время Пейнз хрипел от боли, пытаясь разглядеть хоть что-то через мутно-красную пелену перед глазами. Словно из бочки до него донёсся вопрос:

— Твои полные имя и фамилия.

— Артур Пейнз. — Он понял, что если не ответит так, как хотят эти изуверы, то его замучают до смерти за пару часов, и он останется лежать окровавленным мешком на полу этой бетонной коробки. Несмотря ни на что Хал хотел жить.

Дор удовлетворённо кивнул. Он видел краем глаза, как у Пирса мечутся под прикрытыми веками зрачки, а около датчиков на висках набухли вены. Лейтенанту Трею нелегко давалась ментальная трансляция, но она показывала, что Артур-Хал не сумасшедший. Людей с больным рассудком прочесть было невозможно, а Пирс Хала читал и читал запоем. Надо было только ещё немного поднажать.

— Возраст.

— Тридцать один год.

— Место жительства.

— Западный квартал, микрорайон С-15, дом пять.

— Образование.

— Полные пять ступеней плюс магистратура в Институте.

— Специальность.

— Специалист по феноменологии религии на примере христианских конфессий.

— Где работаешь в настоящее время.

— Нигде, — так же тихо сказал Хал, — я был уволен полгода назад. С тех пор не работаю.

— Причина увольнения.

— Я перестал ходить на работу.

— Почему?

— Я... потерял к ней интерес.

— Вот как. — Дор обернулся и встретился взглядом с Альдом Диром. Тот едва заметно покачал головой. «Пока не врёт. Ладно, посмотрим, что дальше». И снова повернулся к мужчине с окровавленным ртом.

— И какие у тебя теперь интересы? Ты вообще понимаешь, за что задержан?

— За свои слова.

— Не пытайся включить дурачка. Ты сказал, что был готов к тому, что вас повяжут рано или поздно. Ты сказал, что будешь отвечать на вопросы, что тебе нечего скрывать. Если ты таким способом пытаешься пойти на сделку со следствием в расчёте на меньший срок, вынужден тебя огорчить. Твоя статья это «Измена Родине». Здесь соглашение со следствием не действует. Тебе понятны мои слова?

Артур Пейнз кивнул. Ему до дрожи хотелось спросить урода, как там... снаружи... что там... видел ли он то, что являлось Халу-Артуру в откровениях или этот тип отверг слово божие навсегда? Но капитан не собирался потакать желаниям Артура Пейнза.

— Тогда рассказывай, кто приказал тебе организовать «Истоки» и косить под модификантов. Врать не советую. Больно.

Несколько секунд Хал молчал. То, что будет больно, его не пугало. Вернее, пугало, но не так, как рассчитывал смуглый тип с черными провалами глаз. Хал боялся, что не сможет, не сумеет объяснить этим палачам всё чудо откровения прежде, чем его вновь собьёт с ног невидимый удар. Или к нему подойдёт этот франтоватый хлыщ с тонкими, чуткими пальцами и ласково погладит по плечу. Блондин внушал Халу ужас. Не зря ещё в Институте Артур Пейнз считался неплохим эмпатом, хотя до менталиста дорасти так и не смог. Но даже тех немногих способностей ему хватило, чтобы понять: зеленоглазый красавчик будет истязать его долго и методично, прерываясь на перекуры, и ему не потребуется ни оружия, ни приспособлений для пыток. Он сам — пытка, человек, наслаждающийся страданием, пьющий его, как освежающий нектар, его извращённая природа нуждалась в чужой боли, чужих криках, чужой беспомощности. Кто он, господи? Хал видел, что блондин накоротке с капитаном, и это заставляло Артура Пейнза горячо молиться про себя. Уж лучше этот град ударов из ниоткуда. Невидимых, но хотя бы понятных.

— Полгода назад со мной случилось... произошло... — Хал мучительно пытался подобрать нужные слова и поражался тому, как быстро в этих застенках у него отнялся язык. Раньше он мог говорить часами, его слушали, ему внимали, ловили каждое его слово, каждое движение, потому что он нёс свет Истины. «Красногалстучникам» не нужна была Истина, им нужно было то, что они называли правдой, не понимая, как много меж ними различий. Эти люди были созданы, чтобы обуздывать и контролировать любые отклонения от ими же придуманной «нормы», и божественный свет им заменили сухие строчки устава. Хал знал, что никогда не переубедит тех, кто разучился даже взмахивать ресницами. И на одно мгновение в его душу закралось сомнение, лёгкое, невесомое, как пёрышко, но успевшее заронить ядовитое семя. Хал подавил вздох. Нет. Этого не может быть. Это ошибка... он всё не так понял... просто ещё одно испытание, может быть, самое серьёзное... или нет?

Дор крутанулся на месте, почувствовав слабину. Тоже всего лишь на мгновение, но он увидел, как дёрнулся уголок рта у Артура Пейнза. Дор повернулся к мерно дышащему Трею. Тот слабо пошевелил пальцами: «Ещё рано», но приоткрыл глаз, как делал всегда, когда ему удавалось прочесть в мыслях подозреваемого что-то интересное.

— Так что случилось? — Пока Пирс не просит перерыва, мешкать не следует.

— Я был в одной церкви, где священник довольно оригинально излагал концепцию рая и ада. Тогда я ещё не пришёл к вере, как и все сотрудники нашей кафедры, я был над религией и изучал её, как энтомолог изучает бабочку, приколотую булавкой. В детстве я был крещён, на этом настояла моя мать, и я мог спокойно находиться в церкви и даже принимать участие в службе, если это требовалось.

— Что за церковь? — перебил Дор.

— Церковь святого Иеронима на Северном побережье. С тремя крестами, она такая одна во всей Ойкумене. — Дор вспомнил, что Альд Дир рассказывал про эту церковь, именно тамошний священник решил, что мальчик-квестовик одержим дьяволом.

— Отец Ригет проводил аналогию с Содомом и Гоморрой, проповедуя пастве о гневе Господнем, и привёл в пример те места, где сейчас властвует Внешний мир. До войны, объяснял отец Ригет, там были целые государства, погрязшие в грехе, гордыне, братоубийстве и сребролюбии. И тогда Господь сжёг эти страны и эти города, оставив пепел нейтральной полосы как вечное напоминание о своём гневе, а на безлюдных равнинах раскинулся Внешний мир, куда человек не имеет права входить, ибо эта земля запретна.

«КомуГосподь, а кому и автопиролиз», — Дор поразился про себя, насколько извращёнными могут быть объяснения существования пепельной долины. Вряд ли Господь лично отдавал приказ запустить реакцию окисления.

— И когда я слушал эту своеобразную проповедь, записывал её, чтобы проанализировать новые веяния в христианских догматах, мне... — Хал закрыл лицо руками, не в силах смотреть на тёмное лицо перед собой. — Мне было откровение. — Он всё же поднял голову, и Дор заметил, что краешек губы Артура-Хала всё ещё дёргается, словно миссионер находился на очередном распутье. Пирс дышал мерно и тихо, точно погрузился в глубокий сон, а Дир очень внимательно наблюдал за проповедником, который только что пережил очередное озарение. Оно и заставило его излагать всё как на духу.

— Пейнз, давайте по существу. — Дор намеренно выводил Хала из себя, перебивая его и всячески демонстрируя недоверие к его словам. Пирсу оставалось совсем чуть-чуть, ещё пара вопросов, и надо будет делать перерыв. Иначе у Дора Стайна будет на одного заместителя меньше.

— Мне было откровение. Я посмотрел наверх, очень люблю сравнивать витражи в разных храмах, они все разные... Я посмотрел и увидел... услышал... да нет, наверно, почувствовал всем телом какую-то непередаваемую вибрацию, она расходилась у меня внутри... тёплую и... живительную, будто открылась какая-то тайная дверца... и я смог вдохнуть... закрыл глаза... но увидел свет... нежный, мягкий свет, он лился отовсюду и искрился... как блики солнца на воде... перед рассветом... я видел этот свет и мне было так необычайно хорошо... легко... я чувствовал себя в невесомости, но знал, что стою на полу церкви святого Иеронима... — Хал говорил всё это, закрыв глаза и пытаясь подобрать нужные слова. Дор слушал очень внимательно, изредка поглядывая на Альда Дира, который тоже внимал проповеднику с самым сумрачным видом. Внезапно вербовщик встал.

— Господин капитан, вы позволите задать этому человеку один вопрос?

— Да, — Дор пожал плечами, — прошу вас.

Хал напрягся. Он не хотел, чтобы к нему приближался этот мужчина с внешностью принца крови и душой чёрной, как самая мрачная, безлунная и дождливая ночь. Но выбора у Хала-Артура не было.

Дир подошёл к нему, пару секунд поизучал сведённые в судороге скулы, улыбнулся чему-то и поинтересовался:

— Господин Пейнз, как часто вы бывали в церкви святого Иеронима?

— Один раз, — Хал упорно смотрел в пол, — один-единственный раз. Тогда. В... тот день.

— У меня больше нет вопросов, — возвестил Альд и сел на стул как ни в чём не бывало.

— Продолжим. — До перерыва оставалось минут пять, Дор, и Альд периодически бросали встревоженные взгляды на дремлющего Пирса Трея, у которого жилы на висках были уже размером с канаты. Светлые волосы прилипли ко влажному лбу, кожа блестела от мелких капелек пота, руки безжизненно свисали с подлокотников. Со стороны могло показаться, что у Трея как минимум высокая температура. Губы были приоткрыты и сквозь них прорывалось хриплое дыхание. Ментальная трансляция отнимала у очкастого блондина все силы, выпивая досуха. Дор вполне обоснованно опасался, как бы вторую часть допроса не пришлось бы переносить на завтра или на какой другой день, Трей блестящий менталист, но он не железный и его мозг нельзя насиловать бесконечно. Капитан повернулся к Халу и бросил:

— Заканчивай про свои откровения и побыстрее. Отвечай чётко и по существу, без вздохов и заламываний рук. Ты почувствовал вибрацию и увидел свет, хотя стоял с закрытыми глазами. Дальше что?

— В этом свете я сначала услышал голос, а потом увидел... ангела?

— Тебе виднее. Увидел ангела. — «Может, самому лечь в психушку на недельку? Отлежусь, витаминчики попью, мозги прочищу... после всего этого... а не то мне тоже так вот явятся голые мышки на тонких лапках и печально скажут: "Всё"». — Как выглядел этот ангел? Он был похож на человека?

— Наверное... Там было очень много света, я не сразу смог увидеть лицо. Но его я узнаю из тысячи.

— И что дальше?

— Он сказал мне... что все эти годы я ошибался... я был слеп... не замечал очевидного... Он сказал... этот голос до сих пор у меня в ушах, как гром... что я должен донести людям правду о Внешнем мире...

— Перерыв! — не своим голосом заорал Дир, бросаясь к Пирсу и срывая с его висков датчики. — У него сейчас инсульт будет!

— Этого в соседнюю камеру, — отрывисто рявкнул Дор Сиду, — и врача сюда, живо.

Гельт Орс с неожиданной для его возраста сноровкой подскочил к хрипло дышащему человеку, деликатно, но настойчиво отодвинув Дира, и начал быстро развязывать галстук и расстёгивать трижды доктору наук пуговицы на рубашке. Перехватив удивлённый взгляд капитана, он чуть смущённо улыбнулся:

— Уж на своём веку я ментальных трансляций повидал, — и принялся массировать Пирсу какие-то точки около висков. Через пару минут менталист с трудом разлепил веки:

— У-х-х... Давненько меня так... — и снова устало прикрыл глаза.

Передав обессилевшего Трея с рук на руки запыхавшемуся дежурному врачу, Дор поманил пальцем Альда и тихо поинтересовался:

— Почему вы спросили Хала про церковь?

Альд тонко улыбнулся:

— Потому что этот религиовед, каким бы учёным он ни был, очень плохо представляет себе внутреннее убранство храмов. Он изучает вероучения априори, умозрительно, как наш добрый друг Мэт Хард свои теории множеств и аксиоматические функции. Артуру Пейнзу нет нужды выяснять, почему в церкви алтарь находится именно там, где он стоит, почему круглое окно называется «роза» или зачем эти дурацкие деревянные кабинки. Артур Пейнз изучает религиозные опыты, мистические экстазы и тому подобную нематериальную чушь. Артур Пейнз был в церкви святого Иеронима всего один раз. Артур Пейнз не знал, что в этом храме установлен действующий орган.

— И?..

— Артур Пейнз, он же Хал, пал жертвой прекрасно разыгранной мистификации, а с учётом того, что он занимался исследованиями встреч с божественным, как системой, ничего удивительного, что он прекрасно представлял себе, как это обычно выглядит. Он стал жертвой собственных знаний. Сейчас Трей оклемается и расскажет нам, правильно ли я понял нашего горе-проповедника.

— А орган тут причём? Это вообще что?

— О. Это, наверное, самый большой музыкальный инструмент в мире. Он устанавливается в храмах для исполнения церковных гимнов. Сейчас в Ойкумене остался только один, чудом уцелевший орган в церкви святого Иеронима на Северном побережье. В остальных муляжи, как часть внутреннего убранства, а музыка идёт в записи, и далеко не всегда, да что там, вообще не органная, а современные сочинения. Звучание настоящего органа вызывает вибрацию в теле человека, как и описывал нам Пейнз, особенно на низких частотах, а звук у этого инструмента очень необычный, его невозможно воспроизвести на синтезаторе. Всё дело в трубах, я вам расскажу поподробнее, если вам будет интересно, по окончании допроса. Но я убеждён на сто процентов: существенную часть «откровения» составляет совершенно особенная, ни на что не похожая органная музыка. Орган недаром устанавливали в храмах и соборах. Его звучание вызывает... благоговение. Как у нашего уверовавшего феноменолога.

Хал сидел на полу камеры, ничем не отличающейся от предыдущей, разве что включён был всего один тусклый светильник, и глаза безрезультатно шарили по пустому сумраку. Руки затекли от неудобного положения, наручники прилипли к вспотевшей коже, а рот до сих пор наполнялся кровью от выбитых зубов. Но физическая боль Хала почти не тревожила. Ему не давала покоя мерзкая, постыдная и еретическая мысль, которая внезапно пришла ему в голову, когда над ним наклонился этот жуткий тип со шрамами на затылке и чернотой вместо глаз. Он отгонял эту мысль, пытался не думать об этом, запрещал себе... и всё равно возвращался к этой трещинке, что ширилась с каждой минутой, ширилась, разветвлялась, превращая его душу в подобие растрескавшейся почвы на солончаках. Он пытался внушить себе, что это всего лишь очередное испытание, посланное ему свыше за его грехи и малые усердия, просто испытание, и не самое страшное, но Хал с горечью понимал, что чем больше он увещевает сам себя, тем больше множатся сомнения в его душе. Этот человек, капитан... капитан Стайн, как он представился Халу. Высокий смуглый безволосый молодой мужчина с неподвижными, будто искусственными глазами почти без белков. Он был там. Был за Гранью. Он был во Внешнем мире, как и те двое, что награждали Хала невидимыми ударами. Но капитан Стайн отличался от них, как тигр отличается от домашней мурлыки. Он был чужим. Страшным. И страшнее всего было то, что капитан Стайн знал о Внешнем мире что-то такое, отчего кровь стыла в жилах. Хал это видел. Как эмпат, он мог, хоть и не всегда, воспринимать настроения собеседников, их эмоциональное состояние. И когда капитан наклонился над ним, сверля остановившимися глазами, Хал против воли почти услышал крик, ворвавшийся в уши и грохотом камнепада разносящийся по всей голове: «Куда ты лезешь, несчастный идиот? Куда? Там только смерть во множестве форм, на каждом шагу, на каждом вдохе, на каждом ударе сердца. Куда ты хочешь привести своих последователей, доверившихся тебе? Куда, чтоб ты сдох прямо здесь, куда? Ты убьёшь их всех. Убьешь... убьёшь... убьёшь... и все эти смерти будут на твоей совести, и ты ничем не искупишь это зло». Хал даже вскрикнул, настолько ярко перед ним сверкали нечеловеческие глаза, а неслышимый крик барабанным боем отдавался в висках и затылке. «Эта земля не для людей. Она отринула их, отряхнула, как прах со своих ног и забыла навсегда, оставь и ты её. Господь ли, дьявол ли, человеческий гений или звериное нутро, жаждущее крови... кто бы ни сотворил Внешний мир, он отделил его от людских владений. Это не Эдемский сад, воссиявший из пепла опустошительных войн. Это геенна огненная, то, что придёт на смену аду после Судного дня... то, что уже пришло и воцарилось за долиной скорби... и туда нет хода живущим на земле...»

По щеке Хала медленно ползла одинокая слезинка. Он стоял на распутье, не зная, во что верить, и отчаянно нуждался в утешении, которое привык дарить сам.

Глава 20

— Боюсь, до завтрашнего дня Трей для нас потерян. — Альд Дир нарезал круги вокруг монитора с вложенными в еле заметные пазы датчиками. Вбежавшего дежурного врача удержало от потока брани лишь присутствие командования, когда доктор увидел Пирса в предынсультном состоянии. Врач категорически отверг даже саму мысль о возвращении менталиста в строй в течении суток, и Дору возразить было нечего. И теперь они впятером задумчиво бродили по камере пыток, погружённые в размышления. Капитан не хотел продолжать допрос без ментальной трансляции, но время работало против него. Да, они поймали миссионера... одного миссионера, а сколько их на самом деле? Дор не верил, что кукловод ограничился одним-единственным учёным с восприимчивой психикой, даже если тот один стоил сотни. Западный квартал это западный, а южный сателлит совсем другое дело.У «Истоков» обязаны были быть филиалы, какие-то отделения по всей конгломерации. Иначе всё теряло смысл. Бестрепетно убирать возможных свидетелей ради горстки фанатиков в сорок человек? Дор даже рассмеялся. Нет, Артур Пейнз явно не одинок, вот только подобные признания капитан Стайн предпочёл бы выслушать в присутствии Пирса Трея. А Пирс выбыл на сутки, хорошо, если на сутки. Ментальная трансляция даётся большой кровью и большим нервным напряжением, уж это Дор знал. Трей и так дошёл почти до ручки, упорно отказываясь от перерыва. И теперь Дор бродил по бетонному полу, погружённый в безрадостные мысли. «Истоки» представлялись ему гидрой, у которой вместо отрубленной головы вырастали три. И эта ассоциация не отпускала его, заставляя кусать губы и бесцельно нарезать круги по камере пыток.

Альду Диру меж тем надоело шарахаться вокруг монитора и он уселся на ближайший стул. Ситуация складывалась презабавная, хотя весёлого как раз было мало. Хал, он же Артур Пейнз, в начале допроса вёл себя так, как Дир и предполагал. Глухая ненависть к захватчикам и одновременно вера в свои силы, свою миссию, вера, которая поддерживала Хала во время бесконтактных ударов и унизительной процедуры «разоблачения». Проповедник искренне считал это очередным испытанием на прочность, хотя и понимал, что назад дороги уже нет. Это был фанатик в чистом виде, апологет исхода за Грань, он был убеждён в своей правоте и не скрывал этого. Ровно до того момента, когда над ним нависла фигура капитана, точно чёрная, закрывающая потолок тень. Дир тоже видел эти неосознанные подёргивания губ, странно сбившееся дыхание, внезапный уход в себя, будто Хал на несколько секунд потерял сознание, но именно в эти несколько секунд и произошла смена парадигмы, Альд это видел так же ясно, как монитор, кровосток и человеческие фигуры в одинаковых костюмах. Что-то такое Хал углядел в модифицированном капитане, что заставило его сдать назад так резко, что даже разум ещё не понял, не успел понять, но древнейшие бессознательные инстинкты, дремлющие в каждом, вопили в голос: «Стой, остановись, там, впереди, пропасть!». И Дир это видел. Хал мог промолчать весь допрос, но он не умел владеть собой и своим телом так, чтобы обыграть признанного специалиста по людским страстям. Вербовщику было очень интересно посмотреть ментальную трансляцию и найти в ней подтверждения своим выводам. Но это чуть позже, пока ещё датчики даже не слили всю запись на монитор. Альд видел так же, что Хал его боится. Очень боится, когда Дир к нему подошёл, то чуть ли не физически почувствовал эти эманации страха и отвращения. «А, он же эмпат. Навоображал себе бог весть чего, нужен он мне, пародист недоделанный. Ему и от Кайта с Ледсом неплохо прилетело, ещё мне руки марать. Был бы ты, Хал, восторженной неофиткой с горящими глазами... я бы тебе показал грядущий Эдем... но ты не в моём вкусе». Гораздо больше Альда интересовала эта мгновенная смена вектора, отступничество, нет, не абсолютное, он видел, как Хал разрывался между двумя прямо противоположными мыслями, но всё же отступничество. Дир пока не понимал, чем капитан так потряс несчастного миссионера, он ему не угрожал, просто цедил сквозь зубы о качестве-количестве и не более того, он не применял к Халу бесконтактный или контактный, рёбра не ломал и вообще не калечил. Так что же?

Секретарь администрации Отдела Гельт Орс вообще не задавался подобными экзистенциальными вопросами, а спокойно сидел и оформлял состоявшуюся часть допроса под протокол, виртуозно жонглируя совершенно зубодробительными словесными конструкциями, которые мог понять только истинный бюрократ. Капитан вызвал пожилого секретаря в качестве свидетеля, и Орс честно фиксировал малейшие детали допроса, включая описание внешнего вида задержанного, место проведения допроса, применение ментальной трансляции и бесконтактного боя. Гельту Орсу был весьма интересен человек, задержанный за организацию секты, призывающей переселиться за Грань, но, в отличие от Дира, секретарь не выискивал в этом мужчине каких-то психологических сдвигов или тонкостей реакции на вопросы. Гельт Орс просто смотрел и видел перед собой куклу, марионетку, нашпигованную чужими и весьма опасными идеями. И самый старший из заместителей капитана прокручивал в голове список из тридцати восьми возможных кандидатов на должность кукловода. Где-то в кабинете министров завелась крыса размером с рыжего волка. И Гельт Орс искренне надеялся, что Дор разыщет диверсанта, подрывающего основы существующего миропорядка. По крайней мере, Орс в капитана верил.

Сид и Норт угрюмо наблюдали за перемещениями командира из угла около кровостока. Их мысли Дор мог прочесть и без помощи менталиста. Сида не интересовали душевные метания Артура Пейнза равно как и его религиозные воззрения или путь, которым он пришёл к вере. Для обоих модификантов костью в горле был внешний вид проповедника, не понимавшего, что имея одну лишь скрипку, скрипачом не станешь. Сид Кайт мог голову дать на отсечение, что Хал, даже минуй он солончак и нейтралку, погиб бы во влажных джунглях за считанные часы, что уж говорить о его последователях. Да и оружие у него вряд ли бы нашлось, а если бы и нашлось, то Сид посмотрел бы на это шоу. Такие как Хал обычно пытались сделать выстрел, не сняв пистолет с предохранителя. Артур Пейнз выглядел шутом в чужих обносках, и большей дискредитации модификантов сложно было и представить. У Сида против воли сжались кулаки. Как угодно, любыми средствами, но они должны найти это логово, это укрывище, откуда по Ойкумене расползалась смертельная зараза. «А я-то думал, страшнее приона уже и быть ничего не может. Старый глупый Сид. Когда же ты поймёшь, наконец, что наши враги не штырьки и не рыжие волки, не хвощи-людоеды и не прионная гниль, даже не сталкеры, они гораздо чаще ловят пулю погранца или идут на обед варанам. Самые опасные враги это неправильные мысли в правильных головах».

— Отставить рефлексию. — Дору надоело анализировать неоконченный допрос. — Продолжим завтра, если состояние лейтенанта Трея позволит, если нет, придётся без него. Господин Орс, поставьте в известность Фроста и Беллу Райт, кто-нибудь из них завтра заменит Трея на трансляции, хотя надеюсь, до этого не дойдёт. Ледс, переведите задержанного в камеру-одиночку, я не настолько зверь, чтобы заставлять человека ночевать в застенках со скованными руками да ещё на голом полу. Кайт, вас что-то не устраивает?

— Никак нет, — буркнул Сид. По его глубочайшему убеждению Артура Пейнза надлежало оставить в пыточной и ровно в таком виде, в котором его туда приволокли. Но капитан прав, пусть Пейнз и арестован по весьма тяжкому обвинению, но до суда должен содержаться в приемлемых условиях. То есть с койкой, умывальником и зарешёченной прорезью почти под потолком.

— Тогда предлагаю переместиться в более комфортные условия. Господин Орс, распорядитесь о мониторе, его необходимо установить в мой кабинет. Там и обсудим услышанное. Господин Дир, вам ведь найдётся, что сказать?

— Так точно, — Альд с большим удовольствием устроил бы подробный разбор психологического портрета Артура Пейнза на основе своих наблюдений. И не только наблюдений, Дир ни на минуту не позволял себе забыть о церкви святого Иеронима. Мистификация такого уровня и так изящно исполненная будоражила его воображение и заставляла с нетерпением ждать результатов ментальной трансляции. Артур-Хал был чрезвычайно любопытным экземпляром, за которым Дир наблюдал бы сутками, а потом написал монографию. Такой тип достоин отдельного исследования.

Пока рабочие, проклиная всё на свете, тащили монитор обратно к лифту в сопровождении нудного и педантичного Орса, Дор мялся в нерешительности на пороге камеры. Скоро десять вечера, Сая должна была соблюдать режим и готовиться ко сну. Эдвин Вирс следил за этим как цербер. Значит, навестить её не удастся, вечерние посещения главврач запрещал чуть ли не открытым текстом, невзирая на должности и звания. Пациентке нужен покой и двенадцатичасовой сон, после «радиант-плюса» организм ослаблен донельзя и нуждается в отдыхе. Дор и не спорил, но сейчас ему до дрожи захотелось увидеть жену. Просто увидеть, даже если она уже спит, посмотреть сквозь стеклянную стену несколько минут, а потом продолжить заниматься всей этой религиозной ахинеей, ангелами, откровениями и действующими органами, знать бы, как они выглядят... Впервые в жизни Дор почувствовал себя инквизитором, только вместо столба, обложенного хворостом, в его распоряжении были ментальный взлом и протокол «Альфа». Не так уж и плохо, вот только Дора не покидала мысль, что на Артуре Пейнзе оборвётся очередная ниточка, и он вновь окажется один на один со всемогущим таинственным противником, чей замысел Дор пока не мог толком понять. Он со вздохом захлопнул дверь камеры и зашагал к лифту. Пусть уж лучше Сая спит и набирается сил. Ни к чему ей видеть мужа, пять минут как вернувшегося из пыточной камеры.

* * *

— Наш миссионер видится мне, — Альд обосновался на подоконнике и, дождавшись кивка, с наслаждением закурил, — человеком весьма примечательным. Это не полуграмотный грузчик или доверчивая клуша типа Линды Хард, которым запудрить мозги — плёвое дело. Нет. Он окончил магистратуру, работал на кафедре, он учёный и учёный довольно успешный, как я понял. У него аналитический ум, который вобрал множество разнообразнейших «мистических опытов»...

— И тем не менее хватило одного этого вашего органа и некоего света, чтобы этот учёный ухнул с головой в ту самую веру, которую изучал под микроскопом.

— Я исповедую принцип Оккама, господин капитан. Не следует множить сущности сверх необходимого, что может быть сделано на основе меньшего числа, не стоит делать, исходя из большего. Закон бережливости. Наш противник, думается мне, полагает то же самое. Он использовал весьма простые, примитивные даже методы, однако зачастую в простоте и есть эффективность. Недаром органы столетиями устанавливались в соборах, а витражные окна и освещение создавали совершенно особую, ни на что не похожую атмосферу. Пейнз впервые услышал органную музыку плюс, я уверен, наш злопыхатель хорошо поработал над игрой света, чтобы в нужный момент явился ангел. Признаться, я чего только в голове не прокручивал, дошёл до голограмм и видеопроекций. Но всё проще... — Дир выпустил струю дыма в потолок и задумчиво уставился на распадающиеся сизые завитки. — Всё проще... Чёртов кукловод! — он вдруг грохнул кулаком по подоконнику. — Могу поклясться, он выбрал этого парня задолго до всех пертурбаций. Нашёл умного и восприимчивого типа, у которого в голове уже и так полный набор всевозможных встреч с божественным, чуть-чуть поднажал, и вот вам плюшки.

— Всё равно я не верю, — Дор покачал головой, — ну не верю. Вот мы с вами. Мы тоже образованные люди, Институт закончили. Вы объездили за один присест восемь храмов и говорили с восемью священнослужителями. И что, вы уверовали?

— Мы с вами, господин капитан, изучали вполне материальные вещи. Физиология в вашем случае и психология в моём. Да-да, психология не менее материальна, чем аллергические реакции. Психология точна, как эти аксиоматические функции господина Харда, и любое отклонение от нормы уже сто раз описано, изучено и занесено в реестр. А Артур Пейнз изучал чудеса. Чу-де-са. Вот и явилось ему в итоге... х-м-м... чудо божественного откровения.

— Может, вам трансляцию глянуть? — Сиду Кайту было как-то неуютно слушать о чудесах и явлениях. Кто был во Внешнем мире, тот в господа не верит. Не было там господа и вряд ли когда-нибудь... Сид Кайт был убеждённым атеистом.

— Кайт, — поморщился Дир, — куда вы гоните? Трансляция от нас не убежит, она записана в память монитора. Сначала я хочу изложить те наблюдения, которыми разжился во время допроса этого субчика капитаном. Трансляция лишь подтвердит мои выводы.

— Нам надо искать злоумышленника, а не рассуждать о том, как это Пейнз дошёл до жизни такой.

— Кайт, а вы скептик. Я не меньше вашего хочу найти организатора «Истоков». Я, к сведению, получил моральную травму во время ухаживаний за вашей бывшей женой, уж позвольте без подробностей. Я имею право на сатисфакцию. Нам важно понимать, что кукловод неплохой психолог, отлично умеет выбрать момент и старается обойтись простыми средствами там, где это возможно, без привлечения лишних рук.

— Лишних рук?! — Кайт вытаращился. — Простыми средствами?! Это вы про радиоуши? Про библиотеку? Это, по-вашему, простые средства?

— Многоходовка запутанная, не скрою, но все лишние концы обрубаются, как только в них исчезает необходимость. Это, кстати, ещё раз доказывает, что наш противник человек с фантазией, со связями и с деньгами. И с полным отсутствием сострадания.

Дор слушал эту пикировку молча, он всегда предпочитал сначала до конца досмотреть препирательства Дира с кем бы то ни было, потому что из этих колких обменов мнениями мог почерпнуть значительно больше, чем если бы Дир просто читал ему лекцию. Альд Дир препирался всегда и со всеми, будь то Трей или Кайт, разве что Алби этот лощёный извращенец не трогал, обоснованно полагая, что с женой канцлера спорить себе дороже. Зато остальных вербовщик ни в грош не ставил, считая себя абсолютным венцом творения. И в ходе разнообразнейших перепалок Дир мог выдать нечто интересное, как уже было с перепутанным сном и солончаками. И сейчас Дор предпочёл не разнимать окрысившихся друг на друга подчинённых, а курить и слушать.

А Дир с Кайтом сцепились не на шутку. Агентурщика волновала психологическая составляющая Артура Пейнза и его неведомого куратора, он размышлял, анализировал, прикидывал так и эдак, в то время как Сид Кайт жаждал конкретики, заключённой в мониторе с ментальной трансляцией, куда Трей записал мысли проповедника во время допроса. Но Дир тем и был славен, что мог переспорить любого, даже министра юстиции.

— Кайт, уже дайте мне сказать. Я, между прочим, вас слушал, как и господин капитан, господин Орс и ваш напарник. В принципе, не суть важно, как именно перемкнуло Артура Пейнза, трансляция всё равно покажет этот момент. Важнее другое. Во время допроса я заметил, как Пейнз нервно реагировал на капитана. Не на допрос, не на своё плачевное положение, не на камеру пыток. И даже не на вас с Ледсом, хоть вы его и приголубили бесконтактным. Он нервничал, глядя на капитана. Почему?

Кайт закатил глаза. Его бы воля, в два счёта выпер бы Альда Дира и из кабинета, и из рядов бригады. Бесцеремонный позёр, бравирующий своим местом, любитель унизить каждого, кто попадает в его поле зрения... Кайт терпеть не мог Дира по многим причинам, о некоторых он не сказал бы и на исповеди, случись она в его жизни, и сегодняшний день исключением не был.

— Так почему, Кайт? Почему он испугался? Капитан его пальцем не трогал. Да вы же сами всё видели. Пейнз аж с лица спал, губы задрожали. Кайт, вы же модификант, ну пошевелите мозгами, проведите аналогию.

На этих словах Кайт не выдержал.

— Пейнз испугался, потому что у капитана нестандартная внешность. И всё. Мужик сидит на бетонном полу в камере пыток с заломленными руками, перед ним толпа «красногалстучников», включая Трея с датчиками, и капитан зыркает недобро. Что, по-вашему, он не мог испугаться?

— Чего он испугался, Кайт? — вкрадчиво настаивал на ответе Дир. — Чего? Он был готов к тому, что его схватят. Он не боялся смерти, он был готов к пыткам, к мученичеству. Возможно, он даже подспудно хотел этого, пострадать за свою веру. Чего ему было бояться, с таким-то подходом?

— Дир, отстань. — Сид раздражённо перешёл на «ты», что обозначало крайнюю степень бешенства.

— А испугался Хал-Артур того, — тоном доброго сказочника продолжал Альд Дир с самой обворожительной улыбкой, — что он увидел истинное лицо Внешнего мира, куда он так стремился.

Дор откинулся в кресле и прикрыл глаза. В принципе, всё и так ясно, осталось только посмотреть трансляцию, подтвердить или опровергнуть часть выводов Дира и ехать домой спать. Дор чувствовал, что стоит ему коснуться головой подушки, как он вырубится часов на двенадцать, если не больше. Вся эта история вытягивала из него жилы, изматывая и нервируя своей непредсказуемостью. Но, как бы там ни было, завтра необходимо завершить допрос Пейнза, составить доклад канцлеру и максимум через два дня двигать в министерство с промежуточным отчётом. Испытывать терпение Рифуса Гарта Дор не имел ни малейшего желания.

— Отставить. — Несмотря на то, что Дор говорил очень тихо и устало, в кабинете немедленно воцарилось безмолвие. Кайт рефлекторно прерывал любой разговор при звуках начальственного голоса, а Дир, кажется, понял, что на этот раз заигрался. — Господин Орс, включите трансляцию. Любые комментарии и выводы завтра, перед допросом. Господин Дир, если вам так неймётся, запишите все свои выкладки и оставьте их до утра. Иначе мы с вами никогда не разойдёмся.

* * *

Хал сидел на жёсткой, застеленной тонким покрывалом койке в одиночной камере, куда его чуть ли не втолкнул один из тех смуглых бесстрастных типов, что наносили ему удары из ниоткуда. Пока тип вёл его полутёмными коридорами без окон, Хал мучился одним-единственным терзанием и, наконец, рискнул.

— Можно задать вопрос?

Смуглый тип покосился на него, но не ударил, и Хал продолжил внезапно севшим голосом:

— Что будет с теми, кто... доверился мне?

— Суд решит. — Тип, Хал вспомнил, его звали Ледс, говорил равнодушно, даже не глядя на собеседника.

— Суд? — Хал даже растерялся.

— Твоя статья это «Измена Родине». Статьи твоих приспешников определит суд. В любом случае участь незавидная, даже если будет доказано, что они все стали жертвой мошенничества. Одно согласие на пересечение границы карается серьёзней, чем изнасилование или хищение в особо крупных. Подумай об этом на досуге. — И Ледс пинком отправил Хала в тесную камеру с металлической койкой и крохотным умывальником в углу.

Сон к Халу не шёл. Он постоянно, каждую минуту вспоминал о той трещинке, том сомнении, что поселил в его душе лысый урод с чернотой вместо глаз. Значит, вот они какие. Эти люди, что пересекают Грань. С ними что-то делают, что-то, что отнимает у них человеческую природу, даруя взамен страшные и пугающие возможности, недоступные обычным людям. Капитан лучше любых рассказов и демонстраций показал Халу, кем надо быть, чтобы выжить во Внешнем мире. Надо отказаться от своей сути, разменять обычную жизнь на клубящуюся тьму в немигающих глазах, умение наносить удары, не приближаясь и сменить человеческое лицо на маску дьявола. Халу было страшно. Очень страшно. Он вдруг понял, отчётливо понял, что не божественное откровение явилось ему в церкви святого Иеронима, но он поддался наущениям Сатаны и принял из его рук Внешний мир, как то было описано в искушении Христа. «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я кому хочу, даю её...»*

Хал перевернулся на койке и постарался укрыться коротким, не достающим до ног покрывалом. «Тогда эта кара заслужена мной сполна. Меня казнят?.. Я слышал, в редких случаях до сих пор применяется смертная казнь, смертельная инъекция. Пусть будет так... Я это заслужил. Завтра опять допрос. Но что я могу им рассказать, я ничего не знаю. Они будут спрашивать о сообщниках, о способах связи... знал бы я сам эти способы... я говорил то, что мне было велено... кем?!» Хал вскочил с койки. Кем велено? Эти палачи в чёрно-красном тоже хотят это знать, но что им может ответить Хал? Он помнил ангельский лик, но сумеет ли он описать его так, чтобы особисты поняли? Ах, каким же он был идиотом, слепцом, обуянным гордыней и властью над душами... и ничего уже не исправишь. Его ждёт казнь по статье «Измена Родине». Но прежде, чем умереть от яда в крови, Хал твёрдо решил рассчитаться с тем, кто на самом деле лишил его жизни.

* * *

Орс колдовал над монитором, осторожно нажимая плоские кнопки на нижней панели. Датчики уже слили всю информацию, которую записал мозг Пирса Трея во время ментальной трансляции. Теперь взгляду пятерых людей должны были открыться мысли Артура Пейнза во время допроса. Орс протянул руку к кнопке воспроизведения, как вдруг услышал голос командира:

— Отмотайте сразу на вопрос господина Дира о церкви, всё предыдущее неважно.

Дир дёрнулся было, но смолчал. Спорить с капитаном сейчас было бессмысленно и опасно, Стайн находился в состоянии, близком к сумрачному бешенству. Пусть его. Завтра он, Альд Дир, расскажет поподробнее о своих наблюдениях. А сейчас нужно заткнуться и смотреть. Дир хорошо помнил бесконтактный бой и не желал, чтобы ему в челюсть прилетел невидимый привет от капитана. А Дор в эту минуту был способен и на такое.

Монитор мигнул и засветился. Пятеро человек вперились в часто сменяющиеся картинки на экране. С непривычки воспринимать ментальную трансляцию было очень трудно, точно чужой сон, сотканный из обрывков видений. Но Дор, привыкший к «Гипносу», уже наловчился извлекать из трансляций главное, не отвлекаясь на посторонние «шумы». Дир тоже знал, как правильно смотреть такого рода вещи, как и Гельт Орс, а модификанты во все глаза пялились на причудливые картинки. Сид потом честно признавался себе, что не дай бог ему ещё раз придётся эдак выворачивать мозг.

Гельт Орс переключил воспроизведение на момент, когда Дир задавал свой вопрос. Экран на секунду ослепительно вспыхнул, а потом взглядам собравшихся предстала церковь святого Иеронима во всей пышности убранства. Это был не скромный храм святого Михаила, где служил отец Никлас, нет, это был громадный зал со статуями святых, витражными окнами, прекрасно выполненным алтарём с запрестольным образом и громадным органом, чудом инженерной и музыкальной мысли. Орган привлёк внимание Дора своими размерами и совершенно непонятным принципом действия. Его взгляду открылись десятки труб, устремлённых вверх, точно встроенных в стену, несколько клавиатур, рычагов, педалей... за органом сидел человек в строгом костюме, сосредоточенно нажимающий то клавиши, то педали, а рядом стоял ассистент, переключающий регистры и переворачивающий ноты. Но это видел Дор Стайн, отрешившись от мыслей Хала. а сам Хал замер, изумлённый, раздавленный, опустошённый перед этими звуками, Дор физически чувствовал вибрацию низких частот и потрясение, которое овладело Халом в тот момент. Звуки органа были настолько... странными, непривычными, будоражащими... что Дор на секунду тоже отвлёкся от трансляции и позволил себе просто вслушаться в вибрирующие низкие ноты, от которых затылок покрывался мурашками. Органист исполнял хоральную прелюдию Брамса, как шёпотом подсказал Альд Дир, хотя кто такой Брамс, Дор, хоть убей, не знал. Но музыка звучала, отдаваясь трепетом во всём теле, а потом «взгляд» Хала перешёл наверх. И Дор вместе с Артуром-Халом увидел.

В церкви святого Иеронима было множество окон под потолком, полукруглых, из витражных стёкол, образующих красивый и странный узор. День был туманным (или это было раннее утро?), но солнечный свет пробивался сквозь дымку, рисуя перед зрителем невероятные картины из преломлённого в витражах света. В какой-то момент солнце полностью вышло из-за облаков, осветив убранство храма, и из перекрещивающихся лучей, сияющих всеми цветами, внезапно вдруг образовался лик, освещённый светло-голубыми и розовыми тонами, точно ангел, сошедший с небес, чтобы вразумить заплутавшую паству. Дор мог поклясться, что видел лицо в нежном и трепетном свете, в обрамлении чистых и волнующих нот органа. И лицо это было человеческим, хоть и сияло неземным светом, от которого у Хала пропал дар речи.

— Стоп. Вот оно. Вот этот долбаный ангел, который явился нашему проповеднику. Оставьте так, чтобы было видно.

Орс остановил воспроизведение и тоже вперился в лицо, обрамлённое нежными переливами света.

— Имел я эти циркуляры в непотребном виде... — Секретарь был так взволнован, что непроизвольно выругался. Дор заинтересованно поднял глаза. Уж если Гельт Орс начал материться, значит, дело швах.

— Господин Орс, вам знакомо это лицо?

— А как же, едрить его в копыто, господин капитан. Так точно, виноват, был взволнован. Это же Стейн Амбис, бывший референт Спайта, нынешнего премьера, а так же бывший референт господина канцлера, который выпер его к херам собачьим... виноват, уволил за ненадлежащее исполнение обязанностей. Да вы и сами его помните...

И тут Дор вспомнил. Вспомнил их визит в министерство, к канцлеру... тогда ещё канцлеру... «Эребус», Гарт ещё полоскал Дору мозги насчёт вертолёта и тонкостей общения с Надом Бергом, тогдашним главой погранслужбы... да... Дор обвинил Берга в ксенофобии и измене Родине, но выбил вертолёт.. а когда Гарт выпер всех из кабинета после того, как Берг психанул окончательно, они торчали в коридоре, как лохи, и референт вытягивал тощую гусиную шейку, пытаясь понять, звонить охране или пронесёт. Дор вспомнил этого тощего парня в форменном костюме, тогда он был напуган и сильно нервничал, но лицо... лицо. Лицо ангела, явившегося Артуру Пейнзу под чарующие звуки органа, было лицом бывшего референта двух канцлеров.

— Это какая-то злодремучая фигня. — Дир был категоричен, хотя тоже узнал Стейна. — Референт?! Референт, мать его трижды и всячески? Какой-то сучий референт? Вы можете отправить меня в отставку, господин капитан, но это абсурд.

— Вы сами видите это лицо, Дир, и уж Амбиса вы знаете.

— Да ё... Виноват. Чёрт... — Даже Дор сейчас бы не рискнул вступать с Альдом Диром в перепалку, настолько искажённым было лицо заместителя. — Ё... виноват. Нервы. Господин капитан, я ожидал увидеть кого угодно, но не Амбиса, это же... Да едрить твою, б..., сука, трижды через нейтралку, б... ё... твою мать, да что это, б..., тут вообще! — Дир выматерился от души и сел на подоконник, ослабив галстук. Вид у заместителя капитана по агентурно-оперативной работе был весьма взъерошенный, — Бред. Виноват, господин капитан, сорвался, но это же бред. Референт! Ё... Виноват. Но это п...ц.

Дор был полностью согласен и с выводами Орса и Дира, и с их нервной реакцией на лицо в мониторе. Он бы и сам был не прочь выматериться, вот только должность не позволяла, хотя...

— Если все отвели душу, то продолжим. Значит, Стейн Амбис, бывший референт обоих канцлеров. Господин Орс, выясните, чем этот молодой человек сейчас занимается. Референты такого уровня вряд ли сидят без дела даже после увольнения. Кстати, а чем он Гарту не упёрся?

— Кофе варить не умел, — Гельт Орс уже тоже отошёл от нервного потрясения, — и Рифус Гарт не любит лакейства. А Стейн Амбис известный... м-м-м... подхалим.

— Уволенный референт... — Альд Дир сидел на подоконнике с ногами, откинувшись на стену и развязав галстук полностью. — Оскорблённый в лучших чувствах человек, который мог иметь зуб на весь кабмин... Сначала премьер не берёт его с собой в аппарат правительства, а потом и канцлер вышибает со службы с горячим приветом. Да, Амбис мог затаить зло на этих людей, и этими чувствами не преминул воспользоваться наш добрый друг с длинными руками.

— Очередной тупик.

— Не факт. Конечно, Амбис вряд ли сам додумался до ангелов с «Истоками», не тот уровень. Но он вполне мог быть «связным» у Хала и ему подобных. Кто-то должен координировать деятельность секты, писать тексты проповедей, обозначать сеансы связи и тому подобное. Работа как раз для референта.

— Вот, господин капитан. — Орс был с головой погружён в свой планшет, и уже ничего не выдавало, что пару минут назад этот пожилой худощавый человек глупо таращился на экран, ругаясь на чём свет стоит. — Информации немного, но она есть. После увольнения из министерства Амбис некоторое время проработал в социологической службе, всякие опросы общественного мнения, уровни доверия к правительству, прочая лабуда.

— Оттуда он и почерпнул возможных последователей «Истоков», — кивнул Дор, — уж социологи-то всюду без мыла влезут.

— Так точно. Амбис до сих пор числится в соцслужбе, характеристики имеет... нейтральные, выше зам начальника отдела он не продвинулся. Ага, вот... Полгода назад...

— Опять полгода... — Дор понимал, что это и есть отправная точка. Полгода назад было брошено семя, выросшее в «Истоки».

— М-да, так вот, полгода назад наш бывший референт, а ныне зам начальника отдела службы социологических исследований вступил в ряды оппозиционного политического движения «Неравнодушные граждане».

— «Граждане»? — Альд Дир аж поперхнулся дымом. — Эти горлопаны без единого внятного требования, которым только дай поустраивать митинги да сунуть свои газетёнки в любую щель? Это же абсурд. У них нет ни единого шанса войти в правительство.

— Но по закону они имеют право организовать своё движение, у нас же свобода слова, прости господи, — саркастически заметил Гельт Орс, — хотя что до меня, я бы прижал всю оппозицию к ногтю. Уж не можешь сформулировать свои требования, так не позорься.

— А что за требования? — спросил Дор. Дело становилось всё неприятнее. Вот уже и политика пошла, чего капитан обоснованно опасался. В политику ему канцлер лезть запретил в весьма доступных выражениях.

— Ой, да какие там требования, — Дир пересел на окне и теперь подпирал спиной стену ближе к монитору, — ну, например, они желают, чтобы Ойкумена стала парламентской республикой, основанной на принципах демократии.

— Чего?! — У Дора глаза из орбит вылезли. Вот уж привет так привет. Какая ещё, к штырькам собачьим, демократия, войны, значит, ничему не научили некоторых. Все войны, включая две последние, истребившие большую часть мира, прикрывались демократией, и посмотрите, что у нас сейчас. Не было бы этих лозунгов, глядишь, и продолжили бы люди жить по всей планете, а не в полупустынной резервации, где с одной стороны океан, а с другой Внешний мир.

— Да, господин капитан, вот такая фигня, — Дир говорил и качал головой, точно сам себе не верил. — демократия и парламент. Последний парламент упокоился на свалке истории двести пятьдесят лет назад. Вы просто вообразите себе, господин капитан: триста так называемых депутатов принимают некие законы, а депутаты далеко не всегда юристы, это вообще могли быть... э-э-э... «слуги народа», чёрт знает кто, истории известны случаи, когда депутатами в парламенте становились спортсмены или актёры. Хороший задел для законотворчества, не правда ли? В общем, триста нахлебников, символизирующих res publica — «общее дело». Сейчас Ойкумена являет собой образец технократии и слава богу. Есть кабмин, принимающий законы, поправки, подзаконные акты. Есть профильные министерства и ведомства, у которых чёткие задачи. И есть граждане, занимающиеся каждый своим делом. Учёные проводят опыты, мы прикрываем опасные разработки, полиция ловит преступников, господа типа Фреда Люфуса содержат свои кафе, а продавцы опреснителей продают опреснители. И всем хорошо, и не надо никаких парламентов. Так что у «Граждан» почти нет поддержки, никому не улыбается рушить устоявшийся строй.

— Кому-то всё-таки улыбается, — напомнил Дор, — и «Истоки» тому подтверждение. Господин Орс, распорядитесь, завтра мне на стол от Холта подробную справку о «Неравнодушных гражданах» и отдельно о Стейне Амбисе. Дир, сориентируйте своих агентов, мне этот тип нужен в кратчайшие сроки. Не забывайте, канцлер ждёт от нас результатов, и мне скоро идти с докладом в министерство.

— Так точно, — Гельт Орс выключил монитор. — Разрешите идти?

— Идите.

Сам Дор ещё минут пять курил в пустом кабинете, а потом вызвал водителя. Этот чёртов день обязан был когда-нибудь закончиться.

* — Лк 4:6-7

Глава 21

Утром Дор вскочил в пять тридцать, мучаясь головной болью и неслабым сушняком. Неразбериха прошедших дней и отсутствие Саи сказались на капитане не лучшим образом, и накануне ночью, едва оказавшись в квартире, онвульгарно надрался, прихлёбывая из горла бледно-коричневую жидкость под названием «бренди».Дор подозревал, что до войны этот подкрашенный спирт должен был иметь немного другой вкус, но на этот раз ему было всё равно. Хотелось хоть немного отвлечься от бесконечных проматываний в голове допросов, поездок, аналитических выкладок Дира и Холта и уж тем более политики, будь она неладна. Политика обещала неизбежный визит к канцлеру для подробного разбора ситуации и планирования дальнейших шагов. Самодеятельности в таких тонких материях Рифус Гарт не терпел. И Дор, проклиная всё на свете, обшаривал кухню в поисках алкогольного нейтрализатора и любой, даже дистиллированной, воды. Не хватало ещё заявиться в министерство с похмельной рожей. Свои-то переживут, Дир, помнится, и наркотой не гнушался, что ему не мешало быть лучшим специалистом по агентуре. Но до таких свершений Дор Стайн твёрдо решил не доводить.

В девять он уже был на рабочем месте и с удивлением обнаружил мигающую точку на планшете. Сайрус Холт. Аналитик, вместо того, чтобы пить какую-то дрянь в гордом одиночестве, а потом пытаться купировать последствия, подготовил подробнейшую справку на Стейна Амбиса и всю его недолгую тридцатидвухлетнюю жизнь.

Дор закатил глаза, ругая себя последними словами, заварил максимально крепкий кофе, какой только можно было получить из автомата, выпил чашку залпом и углубился в досье референта двух канцлеров. По своему опыту капитан знал: именно такие неприметные личности зачастую творят Историю. Жизнь и смерть Кита Тригга были тому подтверждением.

Стейн Амбис, правда, в отличие от Кита, звёзд с неба не хватал, он окончил пять Ступеней по административно-правовым отношениям, но в магистратуру не пошёл, желая найти тёплое местечко в каком-нибудь спокойном и непыльном департаменте, и разослал своё резюме куда только можно, включая санитарно-контрольное ведомство и министерство транспорта. В итоге молодого выпускника приняли на должность младшего специалиста в департамент по цензуре в СМИ и массовых коммуникациях. Задачей Амбиса было недопущение распространения порнографических материалов, а так же рекламы салонов известной направленности в непрофильных изданиях. Дор даже рассмеялся. Ангел из церкви святого Иеронима начинал с отлова порнушки. Но именно в цензурном ведомстве Стейна Амбиса приметил тогдашний глава этого департамента, господин Магнус Спайт, без пяти минут канцлер, а ныне премьер. Спайт оценил скромность и работоспособность молодого человека и предложил ему должность референта в министерстве специальных служб. Несмотря на громкое название, работа Амбису предстояла унылая и однообразная: подготовка к брифингам, аккредитации, статистические сводки и пресс-релизы, а так же неизменная подача чая. Но платили в министерстве гораздо больше, чем на посиделках в цензуре, и Амбис не раздумывая согласился.

Канцлер вскоре дал понять молодому человеку, что весьма ценит его как референта, но вряд ли Стейну светит карьерный взлёт выше личного ассистента. Мозги Стейна Амбиса были заточены под справки и пресс-релизы, он был административной крысой, не способной решать нестандартные задачи, и Стейн смирился. Он не жаждал лавров иных сослуживцев, не умея даже стрелять, но свою работу выполнял на совесть, разве что никак не мог избавиться от заискивающих ноток в голосе. Спайту такое лизоблюдство нравилось, Гарту нет. Поэтому при новом канцлере Стейн Амбис не продержался и двух недель, вылетев с уничижительной характеристикой «не заслуживает находиться в личном составе министерства специальных служб.» Амбисстерпел и это, он не был бойцом и не умел отстаивать свои права, хоть и был специалистом правового поля. Трусливый, но исполнительный; подхалим, но не саботажник; без единой творческой жилки, но дотошный и педантичный, Стейн Амбис начал искать новое место работы, затаив обиду на всё правительство. Он на своей шкуре прочувствовал, как мало значат простые люди для власть имущих. Магнуса Спайта он по-своему уважал, Гарта же боялся до одури и мерзкой дрожи под коленками. Новый канцлер в первые же дни дал понять, что жополизы типа Стейна Амбиса в министерстве не нужны, а его, Гарта, референт обязан выбивать десять из десяти на слух или через зеркало. В противном случае можно смело возвращаться к поискам рекламы борделей. Но такого будущего Стейн Амбис для себя не хотел, он на годы вперёд насмотрелся на самые причудливые человеческие страсти и девиации, чем и объяснялось его упорное нежелание жениться и иметь хоть какие-то отношения с женщиной. Не угадаешь, вдруг она любительница всяких связываний, переодеваний или ... б-р-р... ещё чего необычного. Последнее, что вынес младший специалист Амбис из департамента цензуры, была порка живыми осьминогами, после чего он решил принять целибат на всю оставшуюся жизнь. Так что былой департамент отпадал, и Стейн не сразу, но устроился в государственную социологическую службу, где осьминогами не пороли и стрелять на слух не требовали.

В социологической службе он дальше замначальника отдела не продвинулся, как понял Дор, одних амбиций было мало. Хотя Стейн прекрасно освоился в дебрях статистики, составления опросов и анкет, двойное поражение в министерстве давало о себе знать; Амбис работал по принципу «как бы чего не вышло». Однако ж вышло, да как вышло!..

Дор отложил досье. В принципе, со Стейном Амбисом было всё ясно: затырканный несчастный клерк, мучимый вселенской несправедливостью, решается в корне изменить свою жизнь и вступает в ряды оппозиционного движения, пусть немногочисленного и не имеющего рычагов давления на власть, но даже этой иллюзии свободы от системы Амбису должно было хватить. Но Дора не отпускало чувство странного противоречия. Да, «Неравнодушные граждане» всеми силами стремились изменить существующий миропорядок, пусть и на уровне листовок и публикаций, они мечтали о демократии и парламенте и вполне могли решиться на любую авантюру, способную пошатнуть власть премьера, но... Альд Дир был прав: всё стоит денег. Истерика в прессе, работа над аудиогидами, плата хакеру и киллерам, тому же Амбису, в конце концов. Вряд ли даже самый упоротый фанатик будет работать забесплатно, а Стейн Амбис представлялся Дору своеобразным посредником между сектантами и кукловодом-заказчиком. Посредник тоже не должен был остаться внакладе, люди типа бывшего референта чрезвычайно ответственны и исполнительны, но они не бездумные манекены. Стейну Амбису платили, и платили хорошо. Вот только ресурсов у «Неравнодушных граждан» считай что и не было. А деньги в таких делах решают гораздо больше идей.

— Господин капитан, разрешите? — Вербовщик тоже был на ногах с самого утра; за то время, что Дор приходил в себя и знакомился с досье на Амбиса, Альд Дир уже проведал штаб-квартиру «Граждан», прикинувшись заинтересованным обывателем, разжился парой-тройкой буклетов с призывами строить демократию; включив всё своё чёрное обаяние, выудил у пухленькой секретарши личный номер председателя движения господина Роя Мидаса (тут Дир зашёлся плохо объяснимым смехом) и вообще продуктивно провёл время. И тем обиднее ему было услышать от командира, что брать Стейна Амбиса они пока не будут.

— Дир, я восхищаюсь вашей энергией, не каждый за два часа сможет сделать столько, сколько вы, но и вы меня поймите. Пошла политика, чёрт бы её побрал. Политика, Дир! Эти «Неравнодушные граждане»... канцлер мне всю плешь проел, чтобы мы не лезли в эти дебри. Мне и так сегодня ехать в министерство, докладывать. Если Гарт даст добро, вы лично арестуете Стейна Амбиса и будете беседовать с ним, пока у него в глазах от боли не потемнеет. Но не раньше! Сами знаете, что с вами канцлер сделает за самоуправство, да и со мной тоже.

Дир незаметно скривился. Капитан был прав, без дозволения канцлера лезть в этот оплот парламентаризма ни в коем случае не следовало, это была вотчина совсем других служб, к которым «Красный отдел» отношения не имел. И это бесило Альда Дира гораздо сильнее, чем все обольщения Линды или любование Артуром Пейнзом. Вербовщик неосознанно пригладил волосы:

— Когда вы отправитесь в министерство?

— Через час. Или через два. Не знаю. Мне нужен полный и подробный отчёт обо всех наших успехах и неудачах, самый полный и самый подробный. Холта я уже запряг писать, потом Орс оформит красиво, и я поеду. Да, и ещё департамент криминальной полиции должен прислать отчёт о расследовании убийств Стена Крипса и того библиотекаря, хоть и висяки, а мне докладывать. В общем, Дир, будет жарко, у меня всегда шрамы чешутся к разносу. Так что не рвите на себе рубаху, успеем ещё под ордер, ох, успеем... — Дор почесал рубец за левым ухом. Альд понимающе вздохнул. Он признавался сам себе, что давненько уже у бригады не было подобного хитровывернутого дела, даже операция «Эребус» была проще и понятней. Ну да, прионы, смертоносные нуклеотиды из Внешнего мира, равнодушно убивающие всё живое, ну да... но даже с этой заразой Отдел справился, пусть и страшной ценой. А вот организация секты, проповедующей райскую жизнь вовне... райскую... только вот жертв среди населения уже больше, чем от приона... а они ещё толком не вышли даже на посредника... Дир шёпотом выматерился, да так, что сателлитские ублюдки нервно курили в уголке. Рано или поздно, но они найдут заказчика этого безумия. Найдут, и он будет казнён по решению суда. В приговоре Альд Дир не сомневался.

* * *

— Сядьте уже, не маячьте перед глазами, — Гарт углубился в чтение отчёта, раздражённо кривясь и пощёлкивая пальцами. В кабинете уже было не продохнуть от дыма, у Дора даже начали слезиться глаза, но возражать он не смел. Канцлер в очередной раз пребывал в отвратительном настроении, бесконечно катал по столу мраморное пресс-папье, что всегда было тревожным звоночком, и держал планшет так, словно он был покрыт ядовитой слизью из Внешнего мира. Дор мысленно обливался потом, в красках представляя себе то ли отставку, то ли арест, то ли высылку за Грань, потому что лицо министра специальных служб мрачнело с каждой минутой. Наконец Гарт отодвинул, если не отшвырнул на край стола злополучный планшет и уставился на Дора немигающими светло-карими глазами.

— Это всё, чего вы достигли?

Дор поёжился и чуть было не почесал шрам. Он надеялся, что канцлер поймёт, с каким хитрым и изворотливым противником столкнулись бригада и её командир, но вид Рифуса Гарта свидетельствовал об обратном. Гарт задумчиво закурил, выпустив в потолок сизую струю и снова перевёл взгляд на Дора Стайна.

— Что вы как институтка? Думаете, я не вижу, какую колоссальную работу проделали вы и ваши подчинённые? Один Корк чего стоит, да и этот... как его... — Гарт сунулся в отчёт. — Грин. Да и Дир неплохо помотался по храмам, хотя эта его авантюра с мадам Хард... Ему обязательно было разыгрывать принца на белом коне?

— Дир решил, что нам нужен раскаявшийся свидетель, добровольно сотрудничающий со следствием...

— И что, она сотрудничает? Как я понял, после допроса её отпустили на все четыре стороны, как это понимать?

— Дир... — Дор мысленно досчитал до десяти. — Лейтенант Дир был на сто процентов убеждён, что Линда Хард больше не примкнёт к этим... уверовавшим. Он хорошо прочистил ей мозги, а так же помирил с сыном. Линда Хард боится снова потерять то, что едва обрела. Она не станет рисковать и искать этих сборищ...

— Дир. — Гарт встал из-за стола. — Куда ни плюнь, всюду Дир. Нет-нет, вашу поездку в сателлит я тоже прекрасно помню, очаровательно, очаровательно, надеюсь, вы хорошо размяли кости. Послушайте меня, Стайн, и очень внимательно. Вы хороший командир. За два года вы это доказали, Отдел вас принял, вы легенда при жизни, человек, уничтоживший угрозу всему нашему миру. Но вы ещё молоды, очень молоды. И я вижу, как вас бесит, когда ваш заместитель принимает решения, которые вам и в голову бы не пришли. Стайн, лейтенант Альд Дир служит уже более двадцати лет, у него колоссальный опыт, в том числе оперативный. Я приставил его к вам, чтобы вы перенимали этот опыт, а не кривились или сплёвывали в сторону. Ваши личные разборки давно завершены. Если вам угодно, я напомню, что ваша жена была ваганткой, а на момент той некрасивой истории вы даже не были знакомы. Стайн, вы лично убивали вагантов, стреляли на поражение безо всяких угрызений совести. Ваганты это накипь, ядовитая пена на ровной глади учёного сообщества. Ваша жена перешла на правильную сторону и это прекрасно. Дир свои бесполезные извинения принёс, вы ему отомстили, всё! Хватит! Своей идиотской враждой вы только усиливаете ваших противников. В рядах бригады нет места расколу, если вы ещё не поняли за два года. Дир лучший из учителей, которого я только мог к вам приставить, вы должны и будете перенимать его опыт и его умения. Если вы считаете, что он пытается вас подсидеть или унизить, показав, как мало вы ещё понимаете в оперативной работе, то советую в корне пересмотреть позицию. Дир знает свой потолок. Он знает, что даже назначь я его командиром, ему начали бы вставлять палки в колёса в первые же дни, если не часы службы. Его не любят. Боятся, уважают как профессионала, но ему никогда не будут доверять. И он это знает. Надеюсь, вы всё уяснили.

Дор сидел молча, насупившись, и вертел в пальцах стилус для планшета. Он догадывался, что рано или поздно получит эту отповедь, Гарт не скрывал, что напряжённые отношения капитана и его заместителя только вредят общему делу. Дор всё прекрасно понимал, но переступить через себя не мог, как ни пытался. Слишком глубока была пропасть между Дором и Альдом, слишком многое разводило их по разные стороны баррикад. Но Рифус Гарт был прав: Дир блестящий профессионал с огромным стажем, и молодому капитану было, чему поучиться у франтоватого хмыря. Дор Стайн вздохнул. Некоторые вещи не в силах излечить даже транс.

— Теперь что касается ваших измышлений насчёт «Неравнодушных граждан».— Лицо Гарта немного разгладилось. — Вот можете же. Весьма похвально, что вы не стали пороть горячку и арестовывать Амбиса, тут вы Дира обскакали. Его можно понять, он ищейка, он терпеть не может, когда добыча срывается с крючка. Но эти «Граждане» та ещё засада. Вы же понимаете, что по конституции у нас свобода совести, свобода слова, свобода организовывать всякие партии и движения... Нет-нет, не трудитесь, я прекрасно знаю их устремления, но эта шайка практически не имеет поддержки тех самых граждан, чьим именем прикрывается.

— Я думаю, что «Неравнодушные граждане» это ширма, — подал голос Дор, дождавшись, когда канцлер охрипнет от долгого монолога, — им не под силу организовать столь изощрённую многоходовку, да ещё и влезть в такие расходы. Никаких членских взносов не хватит.

— Мне нравится, когда вы включаете голову, Стайн. Я убеждён, что этих демократов подставили точно так же, как вашего ряженого проповедника. Прекрасная игра: раскачать лодку со всех сторон, замешав туда ещё и оппозицию. Прекрасно! Да, Стайн, нам противостоит кто-то очень неглупый. «Граждане» не имеют политического веса, их требования смешны и неосуществимы, но смести с доски разом ещё и целое политическое движение... Да, вы были правы, Амбиса трогать пока не следует. Мне необходимо доложить премьеру, я не хочу, чтобы вас обвинили в превышении полномочий. Могу лишь посоветовать легонько допросить их председателя, как его... Мидаса.

— Господин канцлер, — Дор вспомнил, что хотел спросить, — разрешите вопрос?

— Да?

— Альд Дир, докладывая о Рое Мидасе, отчего-то ржал в голос. Мне... Я не хотел, чтобы он видел... ну... что я не понимаю причин его веселья.

— А! — Гарт впервые за время разговора широко улыбнулся, а стеклянные глаза задорно блеснули. — Он чёртов эрудит и жутко любит бахвалиться своей начитанностью. Он вам латынь цитировал?

— Цитировал, — кивнул Дор, — и стихи читал. Девятнадцатого века.

— Ну вот, о чём и речь. Неисправим. Что до Мидаса, то это пораньше будет, седьмой век до нашей эры. Это если верить рукописям. В общем, был такой древний мифический царь, попросивший у богов, чтобы всё, к чему бы он ни прикоснулся, обращалось в золото. Боги это пожелание исполнили, правда, царь не смог есть и пить, и вскоре умолял богов забрать назад роковой дар. Но не суть. Дира насмешило, что наш нынешний Мидас, в противовес мифическому, денег лопатой не гребёт и оплатить услуги киллера и прочих... наёмных работников не в состоянии. Такого рода парадоксы вашего заместителя всегда приводили в восторг. Ну, с легендами покончили. Так вот, допросите Мидаса. Вежливо и осторожно. На его территории. Никаких угроз, никакого бравирования своим положением. Мне отчего-то кажется, что господин Рой Мидас со-овсем не в курсе, какого диверсанта принял в ряды своего движения. Ваша задача сделать Мидаса союзником, показать ему, что мы не враги и, как ни странно, сейчас делаем общее дело. Так что поаккуратней с ним, и да, допрос проведёте сами. Пусть наш предводитель взволнованных граждан чувствует свою значимость. Объясните ему, что Амбиса пока трогать нельзя, чтобы не спугнуть более крупную рыбу. Дальнейшее будет зависеть от результатов моего разговора с премьером. Вопросы есть?

— Вопросов не имею, — Дор уже прикидывал в уме, когда ехать в штаб-квартиру «Неравнодушных граждан». По всему выходило, что лучше бы сегодня вечером, в Отдел только заскочить и рассказать заместителям о визите в министерство.

— А насчёт Дира, — Гарт посмотрел на Дора в упор, отчего молодой человек здорово смутился, — попросите его рассказать, что именно привело его в бригаду. Заартачится, скажете, я приказал. Может, тогда вы поймёте и особенности выбора им службы и... остальные особенности. Возможно, вы станете смотреть на него по-другому.

— Разрешите идти? — У Дора зверски чесались шрамы. Канцлер кивнул:

— Вы свободны. Будьте готовы, завтра я могу вас вызвать, так что спланируйте ваш день заранее. И запомните, капитан Стайн: молодость проходит, а опыт накапливается. Мне, чтоб вы знали, тоже в своё время было двадцать пять.

* * *

Вернувшись в Отдел, Дор несколько минут сидел на подоконнике с ногами, изучая желтоватую рябь облачков, а потом вызвал заместителя по оперативно-агентурной работе. Через пару мгновений на мониторе возникло знакомое точёное лицо.

— Разрешите?..

— Да-да, проходите, — Дор всё так же сидел на подоконнике, облокотившись о белую стену и рисуя пальцем по стеклу, — я только что от канцлера.

Лицо Альда Дира приняло заинтересованное выражение. Он искренне надеялся, что Гарт даст добро на арест Стейна Амбиса, и был почти обижен, когда узнал, что поимка опять откладывается.

— Я сегодня вечером смотаюсь к этим жуликам, — сообщил Дор, — уж простите, что вас с собой не беру. Но канцлер распорядился однозначно.

— Как скажете, господин капитан. Пока вы отсутствовали, я навестил Трея в лазарете, через день он сможет возобновить ментальную трансляцию. Дежурный врач против, но Эдвин Вирс решил, что зона риска уже пройдена, и мозгу Пирса Трея уже ничего не грозит.

— Отлично. Этого миссионера необходимо дожать.

— И дожать до поимки Стейна Амбиса. Я бы не отказался от очной ставки.

— А как же. Будем надеяться, ваш царь Мидас не откажется с нами сотрудничать.

Дир бросил на капитана быстрый взгляд из-под ресниц. Ага, значит, парень не утерпел и выяснил, что же так насмешило Альда Дира в имени председателя «Неравнодушных граждан». Щенок не любит, когда ему тыкают в его необразованность. Нет, помилуйте, физиология прекрасная специальность... вот только Альд Дир был стопроцентным гуманитарием и имел кругозор, который капитану Стайну и не снился. Что ж, лысый урод постепенно заполняет пробелы в эрудиции. Наверно, это хорошо, хотя... Со своего пьедестала Альд Дир слезать не собирался.

Дор меж тем собрался с мыслями, ещё раз прокрутил в голове конец разговора с Рифусом Гартом и устроился на подоконнике поудобнее.

— Есть ещё один момент, требующий прояснения. Канцлер рекомендовал мне выслушать вашу историю о том, как вы попали в бригаду, — Капитан курил и изучал породистое лицо своего заместителя по оперативно-агентурной работе. — Он выразил уверенность, что тогда я многое пойму. Так я слушаю вас, господин Дир.

— Ну раз сам канцлер выразил уверенность... — Альд Дир отвернулся к окну, не желая встречаться взглядом с командиром, — значит, придётся обнажать... хм... некоторые уголки моей, без сомнения, грешной души. Хм. Он объяснил свой интерес?

— Он считает, я лучше смогу понять вас... некоторые ваши особенности.

— Ах, особенности. Всем-то не дают покоя мои «особенности», хотя таких, как я, пруд пруди. Есть даже «клубы по интересам».

— И тем не менее. Что, как говорят психиатры, все проблемы родом из детства?

— Это говорят психоаналитики. И это далеко не так часто, как они хотят доказать. У меня было счастливое детство, господин капитан. Нашу семью можно было снимать для рекламных плакатов всевозможных семейных развлечений. Мама, папа, два брата-погодка, я и младший, Йен. И большая пушистая собака. Идеальная семья из Центрального квартала, дружная, любящая... обеспеченная, надо признать. И наша семья и впрямь была... была идеальной. Родители любили друг друга даже после стольких лет вместе. Мы с Йеном, конечно, и дрались, бывало, он пытался во всём подражать мне и ужасно злился, когда ему на это намекали. Мы оба учились в школе при Институте, с гуманитарным уклоном. Я хотел стать социологом, мне всегда были безумно интересны отношения внутри общества, процессы, которые в нём происходят, закономерности развития, всевозможные общественные мнения... Родители поощряли мой интерес, отец сам занимал видный пост в Институте, на лингвистическом факультете, они занимались тем, что восстанавливали языки, отмершие после двух войн. А мама работала в пресс-службе министерства юстиции. В общем, благополучная, крепкая, дружная семья, предмет зависти половины наших соседей. Моё будущее ничто не омрачало, господин капитан, в Центре обычно хорошо знают свои перспективы, рассчитывая их на годы вперёд. И я знал, что поступлю на социологию и буду изучать тайные пружины общества. Так я думал в шестнадцать лет.

Дир закурил, чтобы передохнуть от долгого монолога, и через несколько минут продолжил, всё так же глядя в окно:

— Я до сих пор помню этот день. Тёплый, солнечный... прекрасный день. Мы с Йеном ходили купаться в бухту. Вернулись около трёх часов дня... переоделись к обеду, спустились вниз. У нас была двухэтажная квартира, у каждого своя комната... виноват, отвлёкся. Мы с братом спустились в обеденный зал и увидели... На наших глазах мать убила нашего отца. Выстрелила ему три раза подряд в затылок из пневматического нейлера. Это такой пистолет для забивания гвоздей. Отец умер почти мгновенно. У нас на глазах. Йен упал в обморок, а я сумел её скрутить и вызвал полицию. Мать доставили в психиатрическую клинику при центральном управлении, по всему было видно, что она в невменяемом состоянии. Нас с братом весь вечер мурыжили медики... психологи, всё без толку. Понимаете, господин капитан, я с детства отличался хорошей интуицией, умел распознавать сигналы тела... неосознанно... это потом сильно помогло мне при работе в Отделе. Но до этого было ещё далеко. И я мог поклясться на Конституции, что ничто, понимаете, ничто не предвещало беды... На ночь нас отпустили домой, Йен плакал и не хотел ночевать в палате... и я не смог его отговорить... не смог. Ночью он, дождавшись, пока я не провалюсь в какое-то забытье, прокрался на кухню и выпил абсолютно все препараты, которые нашёл. Когда я проснулся, он уже несколько часов, как был мёртв.

Дир снова перевёл дух. Лицо его, тонкое и аристократическое, с высоким лбом и прямым римским носом, не выражало практически ничего, только глаза смотрели в одну точку. У Дора выступили мурашки на коже. То, что рассказывал Альд тусклым, будто механическим голосом, было поистине чудовищным.

— Я похоронил отца и брата. Мать так и не выпустили из психиатрии, всё пытались понять, как такое могло произойти. Ничего, никаких зацепок. А через месяц умерла и собака, от тоски. Я похоронил и собаку. И остался один в шестнадцать лет, в полнейшей прострации. Мне был назначен опекун до моего совершеннолетия, друг отца по Институту. Во многом благодаря ему я и не сошёл с ума. Был год поступления... Маркус отговаривал меня, обещал похлопотать на следующий год, но я уже всё для себя решил. То, что нас не убивает сразу, потом не убьёт никогда. Так решил шестнадцатилетний мальчишка, в одночасье потерявший всю семью. Я поступил на психологию вместо социологии. Я хотел понять, что может двигать людьми, когда они хватаются за нейлер. Я хотел постичь все тёмные уголки сознания и подсознания, я хотел объяснений для себя. Маркус в итоге смирился, даже выбил мне комнату в кампусе. Я хотел финансовой независимости... он помог мне сдать в аренду ту большую квартиру... на эти деньги я и жил. Жил, так и не понимая, что же произошло тогда, в тот прекрасный тёплый день.

— А что случилось потом с вашей матушкой? — тихо спросил Дор.

— С ней до сих пор случается одно и тоже. Да-да, она ещё жива, ей восемьдесят семь лет. И все эти годы она находится в психиатрической клинике, где уже тридцать лет разводят руками. Лучшие светила в этой области.

— Вы... посещаете её?

— Нет. Уже нет. Она узнавала меня, я это видел. Но она молчит. Всегда. Что бы не происходило, она молчит. Я так и не узнал, что привело её к мысли достать нейлер. За всю свою жизнь я не смог понять двух людей: мою мать и себя самого. Почему я не наглотался таблеток, как мой несчастный брат? Почему я не спрыгнул с каньона? Почему я продолжил жить, хотя меня на этой земле почти ничего и не держит? Я с отличием окончил своё обучение, поступил в магистратуру, защитил диссертацию на тему «Внезапные психические расстройства и состояния аффекта», что мне ничуть не помогло приблизиться к разгадке тайны моей матери. Я понял, что в Институте только зря разбазарю то, чему я научился. Я мог с лёгкостью определить, лжёт человек или нет... я и вам это объяснял, помните? Глаза вверх и влево — обращение к своей визуально-конструктивной способности, создание мысленного образа, которого раньше не существовало. Это означает ложь. Глаза вверх и вправо — поиск визуальных образов в памяти, скорее всего, такой человек говорит правду. Это бессознательные движения, человек их почти не контролирует. А если контролирует, значит, снова лжёт и лжёт изворотливо. Я знал это и многое другое. Я мог бы монографию написать. Но я не хотел писать. Я хотел действовать. Двигаться. Не замирать на месте. И я подал заявление в особую бригаду специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями. Заполнил анкету и отослал. Мне было двадцать два года.

— И вас... — Дор даже виски потёр от переизбытка впечатлений. — Вас приняли, несмотря на столь жуткий анамнез вашей семьи?

— О да, — невесело усмехнулся Альд Дир, — всё было очень непросто. Меня мурыжили и так и эдак. Всё не могли решить, куда склоняться: я был блестящим психологом, тогдашний начальник агентурного чуть ли не в конвульсиях бился, доказывая, что меня надо брать, пока сам не сбежал. Аттис Мельтс, тогдашний командир, наоборот, считал, что я бомба замедленного действия. Его можно понять. Но Тайт, из агентурного, в итоге сумел настоять на своём. Утащил меня в свой отдел под личную ответственность, до первого промаха. Их не было. — Альд повернулся и впервые за всю речь посмотрел на капитана в упор. — Ни единого. За пятнадцать лет я дослужился до должности руководителя отдела агентуры. А теперь вот и ваш заместитель. У меня не было промахов, господин капитан. Это в итоге признал и Мельтс, хотя всегда косился на меня с опаской. А потом пришёл Рон Гир, которому на всю психологию было положить, и больше меня не дёргали на всякие психологические проверки и тесты.

— И поэтому вы стали садистом? — тихо спросил Дор. — Мстили всем женщинам за мать, сломавшую вам жизнь?

— Я уже говорил, господин капитан, и повторю ещё раз. Я так и не понял двух людей: мать и себя. Кому мне мстить? За что? За погибшего отца и покончившего с собой брата? Их не вернёшь, как и Принца, собаку. Мстить матери? Месть тогда сладка и имеет смысл, когда объект знает, за что его карают. Моя мать сумасшедшая. Она не поймёт ничего. Я не навещал её последние двадцать лет. Мне нечего делать в тех стенах.

— Может, вы так успокаиваете себя? Получаете удовольствие...

— Получаю, господин капитан. Общественно порицаемым способом. Между прочим, количество садистов практически равно количеству мазохистов, природа всегда соблюдает баланс. Я мог бы найти женщину противоположных склонностей, и мы бы жили долго и счастливо. Но мне это не нужно. Я никогда не был женат. Я люблю разнообразие, и это разнообразие не должно быть старше тридцати лет. И я за это плачу, господин капитан. По тройному тарифу. Я не маньяк, выискивающий беззащитную жертву. Я точно знаю, чего хочу, и где мне это предоставят. Эпизод с тогда ещё вашей будущей женой — это, скорее, нарушение правил. Превышение полномочий, это был тот редкий случай, когда меня понесло. И я плачу за этот поступок до сих пор, хотя благодарен вам за то, что вы не довезли меня тогда до нейтралки. Не знаю, сумел ли помочь вам своим рассказом.

Дор молчал. Он даже подумать не мог, что таилось за холодной маской холёного, мраморно красивого лица с изящно выточенными чертами, какой глубинный, хтонический ужас плескался внутри этого человека, приведя того к единственно возможному выплеску чёрных волн — к регулярным мучениям несчастных проституток, даже по тарифу «А-ноль» не заслуживших кровавых следов на спине и ягодицах.

— Но неужели вашей матери не проводили ментальный взлом?..

— Ментальный взлом бесполезен для душевнобольных, он действует только на психически здоровых людей. Даже алкоголику в делирии ментальный взлом не принесёт ничего, мы только увидим тех же синих ежей, что и он. Гипноз так же не принёс результатов, равно как и медикаментозная терапия, электромагнитное воздействие и применение этаминала. Моя мать закрылась в раковине навсегда. Мне оставалось только принять это.

Кабинет плавал в клубах сигаретного дыма. Дору безумно хотелось курить, да и Альд не отставал, бесконечно прикуривая новую сигарету от бычка. Сизые волны скрыли его профиль у окна, но Дору казалось, он видит Дира так же чётко, как в коридоре. «У нас всех скелеты в шкафу, но у этого просто братская могила. И он с этим живёт. Зная, что никогда не получит ответы. Не задаёт больше вопросов, и никому не стал бы рассказывать, если бы не приказ канцлера...»

— Но ведь что-то вас держит на этой земле, Дир? Что-то, что не даёт покончить с собой или подсесть на химию? — О «рубиновом рассвете» Дор решил не напоминать.

— Присяга, господин капитан. Меня здесь держит присяга. — Дир пошевелился в дымных клубах. — Верность не людям, но Отечеству. Это всё, что у меня осталось. Разрешите идти?

— Да, — прошептал Дор, — идите...

Металлическая дверь бесшумно захлопнулась, оставив капитана курить в одиночестве.

Глава 22

Дор сверился с картой и втопил педаль в пол. На этот раз он вёл машину сам, не прибегая к услугам водителя. Рой Мидас должен был оценить этот жест.

Штаб-квартира «Неравнодушных граждан» находилась на Северном побережье, недалеко от гуманитарного корпуса Института и совсем близко к церкви святого Иеронима о трёх крестах. Дор невесело усмехнулся. Всё-таки Ойкумена очень маленькая, несмотря на то, что занимает почти треть уцелевшего материка. У Стейна Амбиса был миллион возможностей заглянуть в храм неподалёку и выяснить, что там стоит действующий орган... или его куратор сообщил ему об этом. Дор пока не знал и хотел выяснить у господина Мидаса, что тому известно о своём однопартийце. Рой Мидас без единой нотки неудовольствия назначил ему встречу, хотя по голосу Дор чувствовал, как напряжён господин председатель. Не каждый день к «Неравнодушным гражданам» совались «красногалстучники», да ещё и без ордера.

Его встретила миловидная пухленькая секретарша, сидевшая в жалком подобии рецепции. Штаб-квартира демократов вообще была очень скромной: маленькое одноэтажное здание с пятью комнатами, бывшее раньше салоном красоты, с небольшими окнами, недорогими светильниками и обстановкой весьма спартанской. Быть может, администратор парикмахерской и неплохо смотрелся за куцей стойкой из искусственного дерева, но секретарь политического движения в этих же интерьерах вызывал плохо скрываемую усмешку. Дор отметил про себя, что напротив стойки висело красивое изогнутое зеркало почти в человеческий рост — явный привет салона нынешним владельцам. «Наша демократия сидит на голодном пайке... Раз уж даже мебель решили не менять. Господи, да откуда у них силы на все эти интриги, их самих полтора инвалида, кому они могли помешать?» Дор Стайн был на сто процентов убеждён, как и канцлер, что «Граждан» просто подставили, внедрив в их ряды диверсанта, способного одним жестом смести их движение с лица земли.

Секретарша мило улыбнулась, отведя взгляд, чтобы не смотреть на пугающую смуглую физиономию, и прощебетала:

— Господин Мидас ждёт вас в своей приёмной.

«Приёмная». Раньше там, наверно, был отдел маникюра или всяких косметических причуд. Дверь демократы заменили на обычную офисную, без аляповатых дверных ручек с завитушками, но внутри кабинета Роя Мидаса призрак парикмахерской витал в каждом уголке. Дешёвая фактурная штукатурка, отчего казалось, что стены кое-где вспучились или на них побрызгали пеной для бритья; бюджетный натяжной потолок, собравшийся в гармошку в одном углу; даже стол председателя был похож на украденный из библиотеки, настолько несуразно он смотрелся. На небольшой тумбе торжественной стопкой возлежали свежеотпечатанные буклеты, где только можно, висели фотографии Роя Мидаса, пожимающего руку чиновникам невысокого полёта, а главным значимым фотофактом в жизни председателя была встреча с министром юстиции, и этот снимок висел прямо над головой главного демократа, в строгой рамке и за стеклом.

Сам Рой Мидас произвёл на Дора двойственное впечатление. Среднего роста, лет пятидесяти, с песочного цвета волосами, такими же усиками и чуть выкаченными глазами, в костюме, но без галстука, господин председатель сам походил на переросшего свою должность референта или пресс-секретаря. В серо-зелёных глазах Дор видел острый ум, наблюдательность и живой интерес, но в остальном вид Роя Мидаса свидетельствовал, что до демократии и парламентаризма Ойкумене ещё жить и жить. Раз членских взносов не хватает даже на приведение в божеский вид кабинета главы партии.

Мидас встал из-за стола и пожал протянутую руку.

— Чем обязан? Я в первый раз сталкиваюсь с вашей службой. Мы же не... не учёные, не исследователи.

Дор отметил про себя, что Рой Мидас хоть и несколько напряжён, но скорее озадачен, нежели испуган. Он искренне не понимал причин визита капитана в свою тесную обитель, хотя на встречу согласился сразу же, не желая портить отношения ещё и с этими припадочными, которые вечно утюжили Институт и его филиалы в поисках опасных разработок, а так же (об этом поговаривали шёпотом, но всё же поговаривали) имели какое-то отношение к Внешнему миру. С такими людьми Рой Мидас ссориться не собирался.

— Понимаю вашу обеспокоенность. — Рукопожатие Роя Мидаса было крепким, но несколько дёрганым, председатель был заинтересован и слегка... обескуражен? — Я к вам по поводу одного вашего однопартийца, он влился в ваши ряды полгода назад. Его зовут Стейн Амбис.

— Стейн Амбис? — Рой наморщил лоб, отчего его усы немного встопорщились. — Возможно. Честно говоря, не припоминаю такого. А чем он... привлёк внимание вашей... вашего отдела?

— Не припоминаете? К вам что, люди идут таким бесконечным потоком, что вы и лиц-то не упомните?

— Нет, вы неверно поняли, — Мидас предложил Дору стул и, чуть помедлив, тоже сел, — зачастую в партию принимают новых членов мои заместители, особенно если желающих не очень много и не нужно проводить торжественную церемонию. Этого... Амбиса вполне мог принять Меркус, мой зам... или Солт, тоже мой зам...

— А у вас много замов, — заметил Дор, — хотя здесь на удивление безлюдно. Бросьте, не зыркайте так. Я не враг вам, господин Мидас, совсем не враг. Скажу больше, у нас общее дело, как ни странно, и противник тоже общий. Я не собираюсь сейчас вдаваться в ваши политические лозунги, они мне неинтересны. Возможно, в будущем вы и добьётесь успеха, и ваши последователи по праву займут места в кабмине. Но чтобы до этого дожить, надо решать проблемы сиюминутные. Стейн Амбис — одна из них.

— Я сейчас спрошу у секретарши, — Мидас решил не спорить, тем более что лысый капитан вёл себя довольно учтиво, и взял коммуникатор, — Хлоя, радость моя, подними списки новых членов партии, принятых полгода назад. Мне нужен Стейн Амбис. Да-да, принеси в мой кабинет. — Он отложил блестящий аппаратик и воззрился на собеседника: — Но что такого этот Амбис натворил, что... вы лично приехали к нам?

— А вы сами как думаете? Может быть, у вас есть свои предположения? — Дор дождался разрешения и закурил.

— Никаких, господин капитан, — пожал плечами Мидас, — он что, учёный?

— Нет. Закончил Институт, но от магистратуры отказался. Он клерк, обычный госслужащий. Бывший референт Магнуса Спайта в бытность того канцлером, а позже Рифуса Гарта, который его и уволил. — Дор испытующе вперился в лицо председателя. Рой Мидас удивлённо приподнял брови:

— Референт министерства спецслужб?..

— Бывший.

— А-а-а... э-э-э... ну и что?

— Возможно, ничего. А возможно, Стейн Амбис разочаровался в существующем строе после того, как его вышибли из министерства, и примкнул к вам.

— Но господи ты боже, мы же не революционеры какие-то из далёкого прошлого... нам не нужны перевороты... вы что, хотите сказать... Ах, вот. — Рой прикоснулся пальцем к глянцевой поверхности планшета. — Вот и Хлоя подсуетилась. Да... м-м-м... действительно. Стейн Амбис был принят в «Неравнодушные граждане» шесть месяцев и три дня назад. О, как я и думал. Его принимал Меркус. И всё же, господин капитан...

— Стейн Амбис подозревается в пособничестве тоталитарной религиозной секте под названием «Истоки». — Дор откинулся на стуле. На лице Роя Мидаса отразилось искреннее недоумение:

— Пособничество секте? О господи. Но позвольте... мы же все здесь здравомыслящие люди... — Усы Мидаса шевелились независимо от его желания, и Дор чуть не прыснул.

— А вас не удивляет, что из-за какой-то секты к вам приезжает командир «Красного отдела»? Всё ж недозволенные культы это дело полиции. Вам не кажется это странным?

— Мне, господин капитан, сейчас кажется странным всё... весь наш разговор. Я не понимаю. Они что, возвели науку в культ?

— В Институте наука и без них возведена в культ. Это как раз нормально. Нет, уважаемый господин Мидас. Стейн Амбис пособничал секте, призывающей людей переселяться за Грань и основать коммуну во Внешнем мире.

Лицо Роя Мидаса приобрело столь причудливый оттенок, что Дор встревоженно вскочил. Но вызывать врача не понадобилось, председатель шумно отхлебнул воды из стакана, половину расплескав, и вытаращился на Дора совершенно обалдевшими глазами.

— Да что вы такое говорите?! Вы что, утверждаете, что в рядах «Неравнодушных граждан» есть люди... люди... нет, это невозможно! Я вам не верю! Какие секты, какой Внешний мир, боже ты мой, ну мы же не маргиналы какие-то... я не понимаю...

— Посмотрите на фото Амбиса. Вы его узнаёте?

Мидас горестно покосился на планшет. Вид предводитель демократов имел крайне плачевный. Дор видел, что Рой Мидас был абсолютно не в курсе махинаций одного из членов своей партии, и это стало для усатого оппозиционера настоящим ударом. Мидас не лгал, Дор это видел, Мидас был раздавлен, шокирован и уже представлял себе, как в бывшую парикмахерскую вламываются полицейские в полном боевом обмундировании.

— Да... кажется, я его всё-таки видел. Пару раз. Но этот человек абсолютно ничем мне не запомнился.

— Неудивительно. Вся его жизнь была мелкой и незапоминающейся, пока его не завербовали очень опасные люди. Послушайте меня внимательно, господин Мидас. Я ни в чём вас не обвиняю. Вы не менталист, чтобы читать мысли в амбисовой голове, иначе, я уверен, сами сдали бы его полиции. Творятся серьёзные дела. Очень серьёзные, сами знаете, как бушует пресса, кстати, вы там тоже отметились?

Мидас только неопределённо пошевелил пальцами. Он удручённо пялился на стопку буклетов и, казалось, полностью потерял интерес к словам капитана. Дор мысленно покачал головой. Наступало время самой неприятной части допроса, но без неё никуда. А Рой Мидас настолько деморализован, что дожать его было плёвым делом.

— Так что вы скажете о прессе? Ваши спичрайтеры постарались на славу, обвиняя правительство чуть ли не во всех смертных грехах.

— Это началось не с нас...

— Ну да, конечно. Не с вас. Господин Мидас, я в сотый раз повторяю: я вам не враг. Я не из полиции и не из надзорной службы, мне до одного места все ваши политические чаяния. Однако меня сильно беспокоит создавшаяся ситуация. Я даже не про прессу, это дело департамента цензуры, откуда, кстати, и выполз на свет божий Стейн Амбис, если цензура считает, что всё в порядке, так тому и быть. Но шумиха получилась изрядная. Разве это вам не выгодно? Раскачать лодку, довести ситуацию чуть ли не до отставки кабмина, чтобы потом триумфально воцариться в Доме правительства и начать претворять в жизнь так любимые вами принципы демократии? Для такого приза все средства хороши, даже организация секты.

Рой Мидас медленно багровел, а лоб его покрывался бисеринками пота. Лысый капитан чуть ли не прямым текстом обвинял его — его! — в совершенно немыслимых и чудовищных вещах, и раскладывал всё по полочкам так, будто вина Роя и «Неравнодушных граждан» уже была доказана. Да ещё и улыбался ослепительно белыми зубами.

— Это просто нелепо, — прошептал Мидас, непроизвольно сглотнув, — я... я понимаю ход ваших мыслей, но это нелепо. Демократию невозможно установить революционными методами, переворотами... заговорами. Тогда мы ничем не будем отличаться от тоталитарных режимов. Демократия это власть народа, власть народных избранников, депутатов... демократия невозможна без реально действующего парламента. А у нас нет парламента. И, скорее всего, не будет в обозримом будущем, я реалист, господин капитан. К демократии нельзя привести силой, люди сами должны выбрать этот путь. Вот почему мы стараемся распространить наши идеи как можно шире и принимаем всех, кто захочет... — Рой осёкся.

— Ну, — кивнул Дор, — понимаю вас прекрасно. Перед визитом в вашу штаб-квартиру я немного ознакомился с историей демократии. Да, вам не нужен переворот. Вам нужны люди. Всем нужнылюди. И этой секте тоже.

— Но мы не имеем ни малейшего отношения к этому ужасу! — чуть ли не в голос закричал Рой Мидас. — Это... когда вы сказали... нет, нет, я ничего об этом не знаю!.. Это... какая-то фантасмагория!..

— А я вот думаю, что определённая сумма, переданная неким меценатом, помогает вам смириться с интересными занятиями вашего однопартийца. Вам ведь нужны деньги? По всему видно, что нужны. Хотя бы для ремонта кабинета.

Рой шумно раздул ноздри. Он не мог понять, провоцирует его этот молодчик в чёрном облачении или всерьёз считает, что «Неравнодушные граждане» за деньги могли бы потворствовать такому безумию, как секта с прицелом на Внешний мир. Дор искоса наблюдал за душевными метаниями демократа. Сейчас этот усатый хмырь оскорблён до глубины души, оскорблён и напуган, обвинения слишком тяжкие... и он начнёт оправдываться и сдавать всех подчистую, если есть кого.

Рой набрал воздуха в грудь. Этот тип слишком много себе позволяет. «Я вам не враг, у нас общий противник...» Он несколько секунд молчал, формулируя ответ.

— Я не скрою, мы не шикуем. Сами видите. Членских взносов хватает разве что на агитационные материалы. И неизвестных меценатов мы не видели со дня основания движения. Но, господин капитан, мы знаем законы. Никакие деньги не заставят меня или моих соратников покрывать тех, кто лезет во Внешний мир. Да, мы не самая влиятельная партия, люди не хотят вдумываться в ценности демократического строя, их всё устраивает, лишь бы пресной воды хватало. Я понимаю. К сожалению, обывателям не нужна «власть народа». Но я верю, что придёт время, и люди опомнятся, поймут, что они имеют право участвовать в жизни государства... я в это верю, господин капитан. И прошу вас, поверьте и вы мне: «Неравнодушные граждане» не раскачивают лодку, по вашему выражению. Нам не нужна революция, да ещё такой ценой. Какие-то секты... простите, это чья-то необузданная фантазия. Я... даже не знаю, что и добавить.

Дор кивнул, соглашаясь:

— Я вам верю. Я с самого начала знал, что вас подставил кто-то очень цепкий и хитрый, но мне нужно было услышать это от вас. Кому-то выгодно дискредитировать всю политическую систему Ойкумены, включая оппозицию, к которой относитесь и вы. Государственный канцлер считает точно так же. В противном случае мы бы с вами говорили не здесь. Так вы утверждаете, что не в курсе делишек Стейна Амбиса.

— О господи, да нет, конечно! Я... я немедленно исключу его из партии! Это просто пощёчина... чтобы «Неравнодушных граждан» связывали с какой-то омерзительной сектой...

— Ни в коем случае! — с нажимом произнёс Дор и даже перегнулся через стол, приблизив к Мидасу лицо. — Я для этого к вам и приехал. Вы не тронете Стейна Амбиса и ничем не выдадите свою осведомлённость о его преступных замашках. Я должен выйти на след того, кто руководит Амбисом, и вы мне в этом поможете.

— Боже, но как?! — На Роя было больно смотреть. Щёточка усов слегка обвисла, выкаченные глаза смотрели почти жалобно. Самый неравнодушный из «Неравнодушных граждан» был полностью деморализован. Дору стало его даже немного жаль. Идеалы идеалами, но неплохо бы и о личном составе партии хоть что-то знать, а то, неровен час, получишь бомбу замедленного действия. Типа Стейна Амбиса.

— Постарайтесь придумать Амбису какую-нибудь должность в партии... он клерк... социолог... пусть занимается у вас какими-нибудь опросами или пресс-релизами. Загрузите его по полной, раз уж он пришёл к вам, не уставайте повторять, как он ценен для вашего движения. Короче, он должен быть у вас на виду. Тот, кто руководит им, вряд ли обрадуется и, возможно, каким-то образом проявит себя. Вот мой личный номер, чуть что не так, звоните. В любое время, моя должность подразумевает круглосуточную работу.

— Вы хотите, чтобы я шпионил за Амбисом?!

— Нет, — рассмеялся Дор, — из вас агент, как из меня демократ. Просто используйте этого парня в хвост и в гриву, рано или поздно либо он сам проболтается, либо зашевелится его покровитель.

— Но кто это может быть?! Вы сказали, секта... Внешний мир... кому хватило мозгов на такое? Это же пожизненное, боже ты мой, пожизненное без прав на апелляцию!

— Вот и мне ужасно интересно, кто у нас такой безбашенный. Господин Мидас, не стоит так переживать. Вас никто ни в чём не обвиняет, повторяю в сотый раз. Вы мне не враг. И я вам не враг. Никто не покушается на ваши демократические идеалы. Но в ваших интересах сотрудничать со мной. Этот тип дискредитирует вас почище, чем почивший в бозе последний парламент, который решено было не восстанавливать из-за профнепригодности последнего созыва депутатов. Да-да, я кое-что почитал по истории. Так что ничего не бойтесь и звоните, как только у вас появятся любые, хоть малейшие подозрения.

Мидас уныло кивнул. Он никак не мог смириться с мыслью, что «Неравнодушных граждан» использовали как прикрытие для вещей столь гнусных, что язык не поворачивался о них говорить. Боже, кому могло понадобиться призывать людей за Грань, это же такой абсурд... и подсудное дело. Рой встал, пожал капитану руку и распахнул дверь:

— Рад был нашему знакомству, хотя, не спорю, предпочёл бы век не знать вашего внимания.

— Это нормальная реакция. Я тоже рад был повстречаться. Всего хорошего. Номер мой у вас есть.

Он выехал из продуваемого всеми ветрами Северного побережья, пропитанного острым солёным запахом водорослей и ещё каким-то, неуловимым, но притягательным, и взял курс на юг, в привычные кварталы Центрального района, где не было места ни чудаковатым демократам с их смешной верой во «власть народа», ни церковникам с их ещё более смешной верой в господа бога, которому требовались молитвы и странноватые ритуалы. Ойкумена, по мнению Дора Стайна, не нуждалась ни в тех, ни в других. Неправильные мысли, равно как и полное их отсутствие, всегда приводили к плачевным результатам, и «Истоки» были тому подтверждением. Дор вздохнул и прибавил газу, заставляя пыль взметаться из-под колёс маленькими смерчами. И сейчас эти смерчи до боли напоминали Дору другие, серые, почти невидимые, но такие реальные, смерчи, что вставали перед глазами в нейтральной полосе, заставляя задыхаться сильных и сводя с ума слабых. Смерчи, в которых суждено погибнуть множеству людей, если он, Дор, не отрубит руку, качающую эту колыбель.

* * *

Сая с наслаждением скинула лазаретную пижаму, переоделась, пригладила растрепавшиеся волосы и улыбнулась вмиг зардевшемуся Филу:

— Ну, поболели и хватит. Я вам уже, наверно, в печёнках сижу. Давай сюда, распишусь.

Фил протянут планшет с постановлением о выписке и смущённо пробубнил себе под нос:

— Ни в каких печёнках вы не сидите. Вообще-то вам бы ещё пару деньков полежать под наблюдением...

— Ой, Фил, ну какой же ты перестраховщик, хуже Вирса. — Сая прекрасно знала причины такого бурчания, но всегда делала вид, что о душевных терзаниях медбрата не имеет ни малейшего представления. Фил и так боялся капитана до икотки. — Главврач разрешил, значит, всё. А я теперь к вам нескоро. Погружения временно приостановлены, госпожа Мирр-Гарт говорит, надо перенастроить программу, а это займёт время, — Сая врала и не краснела, — так что отдохнёте от меня пару недель.

— Очень жаль, — сказал Фил, забирая планшет, — то есть... Ну... Извините. Хорошего дня, мадам Стайн.

— Выше нос! — Сая широко улыбнулась, уже предвкушая, как она приедет домой, залезет в ванну с цветной пеной, включит музыку и будет наслаждаться жизнью по полной программе. А вечером приедет Дор, и она наконец-то заснёт у него на плече, а не уткнувшись носом в больничную подушку... заснёт, но не сразу.

Фил грустно закрыл за девушкой дверь в медблок. Каждый раз, получая ненавистную подпись на постановлении, он чувствовал себя всё более и более одиноким и потерянным. Сая всегда была с ним приветлива и дружелюбна, и это терзало сутулого санитара сильнее всех выволочек Эдвина Вирса. Он вздохнул и уныло поплёлся в кабинет главного врача — отчитаться о выписке.

* * *

Альд Дир бездумно читал сводки новостей, пребывая в полнейшей апатии. Полчаса назад ему позвонил капитан и сообщил, что до завтрашнего дня Альд может располагать собой по собственному усмотрению, сегодня он Дору Стайну уже не понадобится. И Дир сидел в своём кабинете, располагая собой без каких-либо внятных мыслей. Им овладела внезапная тоска, странная, щемящая, он знал, что это всё из-за чёртовых воспоминаний тридцатилетней давности, которые капитан приказал вытащить на свет божий. Альд отдал бы всё на свете, чтобы забыть и тот летний солнечный день, и все прочие дни, на него волной обрушилась та мерзкая хандра, из которой были только два выхода, вернее, уже один. С наркотиками Альд Дир завязал окончательно.

Он раздражённо переключился с новостного канала, где как раз выступал министр образования и науки с какими-то предложениями по реформе бакалавриата, от которых Альд был бесконечно далёк, и открыл страничку в «приватном просмотре». Около его имени мигало новое сообщение. Он быстро пробежался глазами по уведомлению и так же раздражённо стёр письмо. Мадам Диана ставила в известность постоянного клиента о новом «поступлении», и рассмотрев «поступление», Альд только закатил глаза. Мулатки были редкостью по нынешним временам, но вид девушки с иссиня-чёрными волосами и кофейного цвета кожей до боли напомнил Диру модифицированные морды его сослуживцев. Нет уж, спасибо. И это не говоря о том, что на тёмной коже почти не видна кровь. Он вышел из сети, выключил планшет и нашарил в кармане ключи от автомобиля. Сейчас он опечатает дверь, все текущие дела переложит на Корса, а сам двинет в «Дуэль на саксофонах», где играли джаз и можно было хоть немного расслабиться под хорошую музыку и хорошее спиртное. «Дуэль» располагалась в отдалённой части «Каньона», и сейчас Диру это было на руку. Куда угодно, только подальше отсюда. Альду Диру внезапно осточертел весь его кабинет, включая массивное кресло, настенную панель и копию «Сада земных наслаждений» напротив окна. Он захлопнул дверь, поставив на сигнализацию, и быстрым шагом направился к лифту.

* * *

У Амиса Рикса был выходной, и Саю на этот раз вёз пожилой водитель лет пятидесяти пяти, опытный, но настолько неторопливый, что Саю подмывало самой схватиться за руль и прибавить газу. Но она сидела на заднем сидении, пристегнувшись по всем правилам, и только скрежетала зубами. Все её просьбы хоть немного увеличить скорость сержант Милн игнорировал, каждый раз цитируя правила дорожного движения, которые предписывали в черте города ехать не быстрее сорока миль в час. Сая медленно сатанела, но через пять попыток плюнула и свирепо уставилась в окно. Гонки с мужем на «Томагавке» приучили молодую девушку к бешеным скоростям, которых она уже не боялась, а если бы сегодня ей достался Рикс, он бы точно прислушался к её просьбам. Но старый несгибаемый Дон Милн ни на какие мольбы не вёлся, управляя кроссовером в строгом соответствии с ПДД. Сае оставалось только смириться и провожать взглядом унылые однообразные пейзажи Ойкумены да ждать, когда за стеклом начнут вырисовываться очертания каньона. «Уже, наверное, отцвёл...»

* * *

Дир с ненавистью осмотрел ослепительно-белый кабриолет, смотревшийся на парковке, как балерина среди разнорабочих, сел за руль и завёл мотор. Почему-то именно сегодня, при все своей нелюбви к глазастому купе, Альд решил воспользоваться «машинкой для стойких». Скорее всего, он хотел, чтобы в лицо ему дул ветер, сметая все мысли, воспоминания, переживания, чтобы в ушах свистело, а волосы трепались, щекоча затылок. Да, Альд Дир хотел именно этого. Он выехал с парковки, миновал запруженные улицы Центрального квартала и, облегчённо выдохнув, повернул на широкое шоссе, ведущее к «Каньону». Машин здесь было мало, а в середине дня дорога и вовсе была пустынной. Альд прибавил скорость, ощущая, как бьётся в ушах тёплый ветер, и на него медленно снизошло странное спокойствие. Он словно находился в оке шторма, когда вокруг бушует стихия, смеясь и воя, а в самом центре гулкая, вибрирующая тишина. Альд улыбнулся чему-то своему. Он привык доверять предчувствиям.

Впереди показался знакомый автомобиль с красными номерами. Дир прищурился. Да, так и есть. Значит, Саю Стайн уже выписали, и девушка едет домой, приходить в себя после лазаретного уныния. Судя по невысокой скорости, бедняжке достался Дон Милн по прозвищу «Супердрайв». Альд хмыкнул про себя и начал перестраиваться, чтобы обогнать неспешного водителя, который, будь его воля, вообще выше тридцати миль в час не разгонялся бы. Дир уже выворачивал руль, как вдруг оторопело вытаращился, не веря глазам и только сильнее вцепившись в матовый пластик.

Прямо на кроссовер Саи нёсся автомобиль. Альд мог клясться на чём угодно, на Конституции, на уставе, он дал бы отрубить себе правую руку, что он видел именно то, что видел: чёрная машина без номеров мчалась по встречке на пустынной трассе, прямиком в направлении автомобиля Саи Стайн. Дир в каком-то странном оцепенении глядел, как приближается внушительный внедорожник, чья скорость была явно выше скорости «Супердрайва». И он видел, что этот чёрный монстр преследует единственную и очевидную цель: сбить кроссовер с красными номерами или заставить того свалиться в кювет. Всё это Альд Дир наблюдал как в замедленной съёмке, точно он был зрителем какого-то фильма с полным погружением, и только приближающийся рёв мотора вывел его из прострации. Милн тоже видел, что на него несётся какой-то сумасшедший, и судорожно выкручивал руль, пытаясь перевести столкновение в касательное. Диру уже было видно испуганное лицо Саи на заднем сидении, девушка вцепилась в подлокотник, в немом ужасе глядя на приближающийся автомобиль. И тут у Альда в голове с тихим щелчком сложился пазл, и его будущее теперь было кристально ясным.

«Если это расплата, то я не мог пожелать лучшей». Альд Дир разом избавился от бесконечных призраков нейтральной полосы, от тщательно маскируемой ненависти командира, от косых взглядов сослуживцев, от солнечного дня тридцатилетней давности и ото всех тревог. «Простите, отец Никлас, боюсь, вам уже никогда не услышать моей исповеди». Дир втопил педаль в пол и, с визгом обогнав кроссовер, вывел свой кабриолет прямиком под колёса злоумышленнику, даря Милну бесценные секунды для манёвра. Он успел увидеть, как вытаращились глаза незнакомого водителя, когда перед ним откуда ни возьмись выскочила белая открытая машинка, успел краем глаза заметить, как уходит, всё-таки уходит от прямого столкновения автомобиль Саи, успел услышать дикий рёв мотора, а потом ощутил удар такой силы, что весь мир завертелся перед глазами Альда Дира, как в калейдоскопе, а в уши врезался скрежет дробящегося металла. И только боли Дир почему-то не чувствовал, словно всё ещё находился в роли зрителя, вот только фильм этот был с несчастливым концом.

Глава 23

Кабриолет безжалостно отбросило в сторону, попутно осыпав фонтаном осколков. Водитель чёрного внедорожника до последнего пытался уйти от столкновения с незапланированным участником ДТП, и удар прошёл по касательной, но глазастому купе хватило и этого. Белая машинка отлетела в кювет, заставив своего водителя от души приложиться головой о приборную панель. Светлый салон окрасился багровыми брызгами. Внедорожник попытался развернуться на сумасшедшем дрифте, чтобы не улететь вслед за кабриолетом, и почти не снижая скорости закрутился на дороге, оставляя чёрные следы плавящихся шин. Тяжеленная махина уже не слушалась побелевшего от ужаса водителя, без толку втапливающего педаль тормоза в пол, и по инерции влетела в кроссовер с красными номерами, успевший перестроиться в крайний ряд, и столкнулась с ним лоб в лоб, протащив перед собой несколько метров, прежде чем оба автомобиля замерли у отбойника, превратившись в груду искорёженного металла. На асфальте валялись осколки разбитых фар, отлетевший бампер и смятый, как салфетка, красный номер с белыми цифрами. Водитель внедорожника лежал неподвижным кулем на рулевом колесе, из его горла торчал длинный осколок лобового стекла. Глаза так и смотрели в никуда, расширенные в предсмертном ужасе. Чёрная машина протаранила кроссовер и впечатала его в отбойник, превратив в ни на что не годный металлолом. В искорёженных очертаниях ещё угадывался силуэт Милна, зажатых как в тисках и залитый кровью. Сержант Дон Милн умер практически мгновенно, не успев даже понять, что происходит. Его тело в неестественной позе было сложено почти напополам, удар переломал Милну рёбра, позвоночник и тазовые кости. Бесполезная подушка безопасности не смогла даже надуться как следует, настолько плотно были сжаты два автомобиля. На дорогу в чёрных зигзагах протекторов почти неслышно выливалось горючее из пробитого бака.

Когда свистопляска перед глазами Дира поутихла, он постарался сфокусировать взгляд, залитый кровью от рассечённого лба, и понять, на том он свете или ещё на этом. Но то ли Альд Дир был везунчинком по жизни, то ли у мироздания были на него свои планы, но кроме разбитой головы и шума в ушах других серьёзных травм Дир не получил, хотя багажник кабриолета был похож на смятую консервную банку. Дир несколько секунд ловил ртом воздух, невидяще таращась в небо, а потом с усилием выбрался из покорёженной машины, лежавшей на боку в кювете. Постепенно он начал понимать, что он жив, он не погиб под колёсами чёрного внедорожника, он жив и даже, кажется, может идти без посторонней помощи, хотя любой шаг отдавался ухающей болью в висках и головокружением. Кое-как обтерев рукавом залитый кровью лоб, он выбрался на дорогу и замер.

Его глазам открылась воплощённая смерть, но смерть эта была не частью великого круговорота Внешнего мира и не естественным концом любой жизни на планете; это была смерть, возможная только в Ойкумене с её гимном науке и технологии. Два автомобиля, сплетённые в последнем объятии, осыпанные осколками и искорёженные так, что было не сразу понятно, где какая машина. Капот чёрного внедорожника был сплющен, и крышка вздыбилась металлической волной, открывая изувеченный мотор, а от серого кроссовера осталась в лучшем случае половина. Повсюду валялись обломки деталей, стёкла, отлетевшие зеркала, а под колёсами расплывалось разноцветное пятно. Дир сглотнул, ошеломлённый, а потом постарался как можно быстрее подойти к разбитым машинам. Ему хватило одного взгляда на Милна и второго водителя, чтобы понять: им уже ничем не поможешь. Он вглядывался в покрытое трещинами стекло, стараясь обнаружить Саю, и вскоре увидел. Девушка лежала, откинувшись на подголовник, её глаза были закрыты, а тело безвольно обмякло, поддерживаемое лишь врезавшимся в плоть ремнём безопасности. Альд не мог понять, жива она или нет, через стекло было почти ничего не разобрать. Превозмогая боль, он смог-таки открыть чуть заклинившую дверь и сунулся в салон. Сая лежала на сидении, чёрная ткань форменного жакета была мокрая от крови. Дир подлез поближе и услышал тихое, полное боли дыхание. «Жива». У него с плеч упала самая огромная гора из всех возможных. Судьба в голос посмеялась над Альдом Диром, не дав ему погибнуть вместо девушки, а теперь он был обязан любой ценой не дать умереть ей. Дир осторожно прикоснулся к плечу Саи, и она с трудом приоткрыла залитые слезами глаза.

— Пирс? Это вы?.. — Альд едва разобрал сдавленный шёпот. Серые глаза подёрнулись влажной пеленой, отчего Сая видела перед собой только светловолосый силуэт в дрожащем мареве.

«Чёрт с ним, побуду Пирсом».

— Да-да, Сая, не надо ничего говорить. Просто моргай, если «да», окей? — Главное, вытащить её из салона, Альд помнил, что горючее выливалось на дорогу и могло в любой момент вспыхнуть от чего угодно, от малейшей искры. Но извлечь Саю оказалось делом неожиданно трудным. Ремень безопасности заклинило намертво, девушка не могла даже пошевелиться, лишь тихо поскуливала от боли да периодически закрывала глаза. Дир обмотал руку пиджаком, который снял со второй попытки, и разбил треснувшее стекло. Выбрав осколок подлиннее, он начал осторожно разрезать ремень, стараясь не задеть Саю. Она периодически вздрагивала и стучала зубами. Жакет блестел от крови.

— Ноги чувствуешь? — Только бы не позвоночник, иначе она может остаться инвалидом на всю жизнь.

Сая слабо моргнула. «Слава богу». Через секунду она провалилась в забытье, потеряв сознание от боли. Альд пилил осколком прочный ремень, шипя сквозь зубы самые изощрённые ругательства. Да, когда не надо, все вещи демонстрируют чудеса прочности. Сучий ремень поддавался неохотно, врезавшись Сае в плечо и грудь и мешая девушке дышать. Внезапно в уши Диру ворвался оглушительный хлопок, а его самого чуть не подбросило вверх. В салон ворвалась волна обжигающего жара. Внедорожник всё-таки взорвался, разлетевшись по асфальту, и горящие обломки засыпали кроссовер. «Чёрт...» Он уже почти распилил ремень, морщась от боли, как салон тоже охватило пламя. Синтетическая ткань плавилась прикипая к коже и пузырясь, в первое мгновение Альд опешил от непереносимой боли, изумлённо глядя, как руки превращаются в один большой ожог. Он не удержался и рухнул на обмякшее тело девушки, загораживая её от огня, и ремень наконец не выдержал. Диру в лицо хлестнул упругий удар прочной натянутой ленты, пройдясь по зубам металлической пряжкой. Он, уже не церемонясь, рванул бесчувственное тело на себя, молясь, чтобы второй взрыв не прогремел в ближайшие секунды, и вывалился на дорогу вместе с Саей, всё ещё находящейся без сознания. Его мучила нестерпимая боль в руках и спине, где кожа намертво спеклась с оплавившейся тканью, перед глазами плавали цветные круги, перемежаясь со вспышками, лицо заливала кровь. Дир уже почти ничего не видел перед собой, но всё же отполз подальше от раскуроченной машины, таща за собой Саю, как мешок. Тело оставляло за собой кровавую полосу, Дир не знал, насколько серьёзно девушка ранена, но хотя бы кости не торчат. Он с величайшим трудом попытался ногой придать смятому и запылённому пиджаку вид подушки и уложил голову Саи на этот комок ткани. Руки болели так, что Дир с трудом держался на последнем рубеже сознания. Пары горючего вспыхнули так быстро и так жарко, что расплавили ткань. Дир затылком чувствовал, что волосы сгорели тоже, но собственная красота волновала его сейчас в последнюю очередь. Скривившись, он постарался просунуть руку в карман. Дисплей коммуникатора покрылся сеточкой трещин, но сам аппаратик работал. «Господи, я никогда ни о чём не просил. Но сейчас... помоги...» Дир сумел ткнуть мизинцем в иконку вызова полиции и неотложной помощи, кое-как смог объяснить диспетчеру, где он находится, и со стоном опустился на шершавый асфальт. Сейчас он молил небо, чтобы оно подарило ему забытье без боли, но почему-то именно теперь он не мог провалиться в обморок, а лежал, глядя в белёсое небо, вращающееся перед глазами, и ждал конца. Вдали драными кошками завывали сирены полиции.

* * *

Удивительно, но он дождался полиции и скорой, так и не потеряв сознание и даже притерпевшись к сводящей с ума боли в руках и спине. Какие-то до сей поры скрытые внутренние резервы не давали Диру провалиться в чёрную, обволакивающую тьму, он балансировал на самой грани, но всё ещё в здравом уме. Вокруг суетились патрульные и медики, Саю осторожно уложили на носилки и погрузили в реанимобиль, а молодой лопоухий «неотложник», вкатив Альду тройную дозу обезболивающего, колдовал над его обожжённой кожей. Острый скальпель надрезал оплавившуюся ткань, а её место занимали регенерирующие бинты, призванные помочь Диру продержаться до больницы. Он с трудом заставил зубы не стучать и хрипло прошептал:

— Девушка... что с ней...

— Множественные переломы рёбер, сломана правая рука в двух местах, есть травмы внутренних органов. Состояние тяжёлое, но мы сделаем всё возможное. Пожалуйста, не шевелитесь.

— Выживет...

— Да-да. Не шевелитесь, мне надо наложить ещё одну повязку.

— Обоих в Отдел, — из последних сил прошептал Альд, — там есть лазарет... Я заместитель командира... удостоверение в пиджаке... обоих в Отдел и не спорьте... позовите патрульного...

— Вам нельзя... — начал молодой медик и отшатнулся, увидев, как исказилось лицо Дира.

— Патрульного. Сюда. Пока вы меня не утащили.

Полицейский подошёл и наклонился над Диром:

— Что вам?

— Выньте... из пиджака... удостоверение...

Полицейский достал чёрно-красный прямоугольник и вчитался в мелкие строчки.

— Лейтенант Дир. Особая бригада. Так что вам?

— Все... материалы по ДТП... в кратчайшие сроки... мне на стол... молчать!.. мне на стол... Это покушение...

— Что?

— Это покушение, — повторил Альд Дир, немного придя в себя после обезболивающего, — чёрный внедорожник намеренно пытался сбить кроссовер Саи Стайн. Он ехал на большой скорости по встречке. Я подставил ему под колёса свой автомобиль, чтобы увести от столкновения с кроссовером... Там... по следам всё поймёте... Это покушение... Вам передадут запрос от Отдела, все результаты мне... безотлагательно...

— Это дело полиции.

— Молчать. Все результаты мне, иначе до конца своих дней будешь патрулировать южный сателлит. — Дир дождался слегка удивлённого кивка и закрыл глаза.

* * *

Фил смотрел на носилки с бесчувственным телом Саи и впервые в жизни по-настоящему плакал. Он не мог поверить, что ещё сегодня утром он выписал её после терапии, и девушка весело говорила, что теперь они долго не увидятся. Фил шмыгал носом, не обращая внимания на снующих врачей, готовящихся к операции, не слышал разъярённого ора Эдвина Вирса, матерящего санитара на чём свет стоит за его медлительность, он не видел и не слышал ничего, кроме барабанного боя в висках. Сая... как же так... что случилось... Фил работал достаточно давно, чтобы насмотреться на жертв автокатастроф, и он понимал, что жизнь Саи висит на волоске. Наконец Вирс наотмашь хлестнул его по лицу, приводя в чувство.

— В операционную и быстро! Тьфу! Никуда ты не пойдёшь, у тебя руки дрожат. Займись господином Диром и его ожогами, уж на это тебя хватит. Пошёл отсюда! — И Вирс захлопнул дверь операционной перед носом несчастного медбрата.

Дир сидел на койке, морщась от отвращения, пока Фил осторожно разматывал присохшие бинты «неотложки» и обрабатывал поражённые участки специальными средствами. Дир почему-то ощущал сильную тошноту, к горлу подкатывала едкая желчь, кружилась голова, но сознания он всё равно не терял, хотя перед глазами постоянно то темнело, то вспыхивали ослепительные пятна, от которых тошнило ещё сильнее. Фил накладывал новые регенерирующие повязки, глотая слёзы, но спрашивать заместителя командира об аварии боялся. Дир и так наорал на него, категорически заявив, что в стационаре, так и быть, станет ночевать, но днём обязан продержаться на повязках и анальгетиках. У бедняги медбрата глаза на лоб полезли.

— Но, господин лейтенант, вы не можете... вам нужен стационар... постоянное наблюдение... ожоги очень серьёзные... у вас ткань вплавилась в кожу...

— Какой ты наблюдательный. — От огромного количества обезболивающих Дир слышал свой голос как из бочки. — Намотаешь эти повязки заживляющие, и хорош, ночью меня утюжить будете, в палате. Мне надо к командиру, так что шевелись.

— Это невозможно... ваш организм не перенесёт, если вы не останетесь в палате... у вас сейчас шок, поэтому вам не больно... у вас очень серьёзная нагрузка на сердце... и нужна трансплантация...

— Фил, ... твою мать, — тихо сказал Дир, косясь на почерневшую кожу, скипевшуюся с синтетической тканью рубашки, — ты дебил? Мне нужно доложить командованию. Давай, вкати мне заморозки, чтобы до вечера продержаться, и бинты. И не сметь спорить со страшим по званию. Я, в конце концов, жену капитана из горящей машины вытаскивал.

— Что с ней? — Фил уже плакал, не стесняясь присутствия заместителя командира. — Почему... как это произошло?.. Я её только сегодня выписал...

— Лобовое произошло. — Дир зашипел, когда скальпель осторожно срезал очередной присохший кусок оплавившейся ткани. — Остальное тебе знать необязательно. Да штопай ты быстрее, гусеница. И хорош реветь, что ты как баба.

— Как же так, — Фил пинцетом снимал отслоившиеся обугленные клочки, — я же её только-только выписал... За что ей это, господин лейтенант...

«Ещё один воздыхатель? Да что они все в ней находят, что капитан, что Кайт, что этот блаженный? Воистину, мир сошёл с ума...»

— Вот. — Фил обрезал последний бинт, пропитанный регенерирующим составом. — Всё готово. Но это только на три часа, потом вам необходимо вернуться в стационар. Вы можете потерять сознание... Пусть капитан навестит вас лучше в палате...

— Доложусь и вернусь, хватит причитать. Найди мне нормальный пиджак и накинь на плечи, я не собираюсь ходить как мумия. Да шевелись ты, повелитель капельниц.

* * *

Дор задумчиво смотрел на древовидную структуру кабмина на настенной панели и пересчитывал заместителей министров. Кто-то из них, как предполагал Гельт Орс, и был тем самым загадочным кукловодом, манипулирующим Артуром Пейнзом, Стейном Амбисом и прочими, преследуя свою непонятную и преступную цель. Беседа с Роем Мидасом показала, что злоумышленник вплетает в свои сети всё новых и новых людей, дискредитируя не только Отдел и модификантов, но и целые политические движения. Дор вглядывался в череду удивительно похожих лиц на панели, все как на подбор гладко выбритые, в одинаковых серых костюмах и с совершенно непримечательной внешностью. «Кто из вас?» У Дора аж скулы сводило. «Кто? Кому из вас захотелось сыграть в господа бога? У кого из вас достанет сил организовать столь масштабную операцию по свержению строя? И кто же ваша настоящая цель?»

Дор так задумался, что не заметил, как замигал монитор видеонаблюдения. Когда он поднял глаза, то чуть было не потерял дар речи. Таким Альда Дира капитан не видел никогда.

— Господи, что с вами? — Дор аж сделал шаг назад. На Альде болталась чья-то рубашка не по размеру, из-под манжет виднелись белые рубчатые повязки, доходившие почти до пальцев, на лбу был внушительных размеров шов, волосы на затылке и висках обгорели, а глаза напоминали остановившиеся буркалы наркоманов. Фил вколол заместителю капитана лошадиную дозу обезболивающих.

— В аварию попал. — Дир осторожно прислонился к стене, тяжело дыша. Сутулый медбрат был прав: нагрузка на сердце запредельная. Всё-таки сорок шесть плюс все известные человечеству пороки. Даже нескольких шагов Альду хватило, чтобы после медленно и прерывисто восстанавливать дыхание. Дор смотрел на него во все глаза, не найдя, что и спросить. Дир выглядел настоящим привидением.

— У меня для вас плохие новости, господин капитан. Уж простите. — Капитан перед глазами Дира то раздваивался, то снова соединялся из двух полупрозрачных половинок в одного человека. — Ваша жена попала в ДТП. Она сейчас в операционной, там Вирс. Это... было покушение. На её автомобиль совершил преднамеренный наезд внедорожник без номеров. Он ехал по встречке... Я... случайно оказался рядом. И вытащил Саю из машины... оба водителя погибли на месте. Загорелось топливо... — Тут Дир внезапно замолчал и медленно сполз по стенке, уронив голову на грудь.

* * *

Он очнулся в палате, обвешанный капельницами для инфузионной терапии, в окружении попискивающих мониторов и датчиков. Боли уже не было, но Альд чувствовал безмерную слабость. Он вспомнил, что потерял сознание в кабинете капитана и чуть заметно скривился. Сильнее потерять лицо было попросту невозможно. Альд постарался пошевелиться, и тут же в палату вбежал дежурный врач.

— Слава богу, вы очнулись. Ну что ж вы так, господин лейтенант, почему вы не остались в палате...

— Мне тут... долго ещё...

— Минимум три дня. — Лицо врача приобрело жёсткое выражение. — Я разговаривал с Филом, он сказал, вы не желаете оставаться в стационаре, но три дня вы пробудете здесь под неусыпным контролем, пока не пройдёте весь цикл инфузионной терапии. Ожоги это не только обугленная кожа, это сильнейший стресс для организма, а вы уже не мальчик. Вам сейчас переливается целый комплекс жидкостей для регидратации. Три дня, господин лейтенант, а потом ограниченная дееспособность.

— Чёрт с вами... что с Саей?..

— Её оперируют. Сломанные рёбра повредили внутренние органы плюс серьёзная кровопотеря. Но она выживет, это несомненно. Так что не переживайте. Я должен доложить капитану, что вы пришли в себя, он потребовал оповестить немедленно.

— Да-да... — Дир так и не закончил свой доклад. — Вот капитана бы мне... сюда... м-да... — Он перевёл дыхание и уставился на усыпанный светодиодами потолок.

Дор буквально влетел в палату, не дослушав врача. При виде Альда, замотанного в бинты и увешанного трубками капельниц, у капитана невольно вырвался потрясённый вздох. Сам-то он, конечно, в своё время и в коме полежал, вот только со стороны себя не видел. Дор осторожно присел на краешек койки. Альд слабо кивнул, перед глазами всё плыло, и вербовщик никак не мог сфокусироваться на собеседнике.

— Дир, ну зачем вы геройствовали, почему не остались в палате. Мне бы всё равно доложили...

— Я хотел сам, господин капитан. Хотя... вижу, что годы не щадят даже меня.

— Вы можете говорить? Сможете рассказать, что произошло? — К Сае Дора не пустили, Вирс ещё не закончил оперировать. В коридоре командир столкнулся с заплаканным Филом, но прошёл мимо, лишь сухо кивнув. Сегодня у каждого были свои страдания.

— В машину вашей жены врезался неопознанный автомобиль. Внедорожник, полный привод. Без номеров. Ехал с большой скоростью по встречке, это был целенаправленный наезд. Милн не успел бы вывернуться, этот «Супердрайв» слишком медлителен. И я... принял единственно возможное в тех обстоятельствах решение... ш-ш-ш... подставить свой автомобиль под внедорожник и увести за собой в кювет... но тот водила не чета Милну... меня он сбил, но как-то выкрутился... инерция... я видел следы... протекторов... он на дрифте влетел в кроссовер Саи... оба погибли, оба водителя... а я успел вытащить Саю, пока машина не загорелась полностью... полиция... — Альд замолчал, набираясь сил. Дор слушал и не верил ушам. Покушение? Целенаправленный наезд? На встречной полосе, без номеров... чем больше Дор думал, тем отчётливее понимал, что это был не лихач-стритрейсер, любитель острых ощущений. Саю Стайн хотели убить. И почти убили.

— Сами-то вы как там оказались? — Дор знал, что Альд Дир живёт в Центре, не так уж и далеко от места службы.

— Вы... сами распорядились... что я могу до вечера располагать собой... я решил поехать в «Дуэль на саксофонах», послушать музыку и выпить чего-нибудь поприличнее. «Дуэль» находится в «Каньоне», вы там, наверно, тоже были...

Дор вспомнил, что да, где-то рядом с их домом находился какой-то джазовый клуб, Сая всё время порывалась туда зайти, но всё как-то времени недоставало.

— Я решил поехать туда... На шоссе в «Каньон» я увидел машину Саи, а потом... навстречу вылетел этот... я сказал полиции...

— Я связался с департаментом дорожно-транспортных происшествий, — перебил Дор, — и подтвердил официально ваш приказ. Все материалы по ДТП и результаты экспертиз будут перенаправлены нам. Альд... — Дор впервые назвал заместителя по имени, и Дир это отметил. — Вы точно уверены, что это покушение?

— Могу поклясться на Конституции. Внедорожник хотел сбить именно машину Саи. Когда я выскочил перед ним, у него глаза на лоб полезли, он не собирался таранить меня, хотел уйти от столкновения... и ушёл... почти... моему купе много не надо... а ведь я так и не погиб, господин капитан. Я надеялся, что теперь я расплачусь по всем счетам... не вышло...

Дор слушал и покрывался гусиной кожей. Он вспоминал исповедь заместителя в клубах дыма, вспоминал всю их бесконечную затаённую вражду, прикрытую ледяной коркой безупречной вежливости, вспоминал всё, что знал об Альде Дире и понимал, что тот всё-таки нашёл выход из бесконечного тёмного лабиринта, в котором блуждал все эти годы, нашёл выход, устроивший всех и в первую очередь самого Дира. Дор осторожно прикоснулся к холодным пальцам, безвольно лежащим на простыне.

— Вы спасли ей жизнь. Вы спасли жизнь моей жене. Если бы вы погибли, Сая тоже умерла бы в горящем автомобиле. Вы расплатились, Дир, что бы вы не вкладывали в это слово. Расплатились. Вы всё смыли кровью. Я... Мне нечего вам предъявить.

— Я рад... — прошептал Дир, чувствуя очередной приступ головокружения. — Боюсь, мадам Стайн не будет столь же великодушна...

— Я уверен, она... постарается пересмотреть свою позицию...

— Господин капитан, я... Пока ещё не вырубился... Мне тут три дня пластом лежать...

— Я сегодня же запрошу аудиенции у канцлера...

— Да-да... я как раз об этом... — Дир говорил шёпотом, и каждое слово давалось с трудом. Мониторы тихо пищали, выдавая причудливые графики. — Это покушение... Поймите, господин капитан, вы подошли слишком близко... Стейн Амбис... это последняя ниточка между заказчиком и «Истоками», я уверен... Вы вышли на Амбиса, ездили к Рою Мидасу... кукловод это видел... и решил вас... окоротить... чтобы вы не лезли в это дело... потому что развязка близко...

— Ну уж нет, — с нарастающей яростью прошептал Дор, — вот теперь я не отступлюсь, хоть всё здание Отдела разберите по кирпичику. Я найду, Дир, найду эту сволочь и заставлю заплатить за всё. За «Истоки». За пять смертей, пятерых граждан Ойкумены. За Саю. За вас.

— Я прошу вас сейчас... выслушать меня непредвзято... никто не сомневается, что вы не бросите это дело... то-то и оно... все, кто вас знает, знает так же, что вас очень трудно запугать... но они играют на самом дорогом для вас... на вашей жене... они рассчитывают, что вы начнёте принимать поспешные и необдуманные решения, повинуясь импульсу... вы ещё так молоды... и можете совершить ошибку...

— Может, я и молод, но я не мажорчик из Центра. Я командир. В том числе и ваш.

— Да-да... и я о том же... вам необходимо сделать нечто, что собьёт их с толку... думаю, Гарт меня поддержит, когда вы к нему придёте... вам надо обмануть их...

— Как? — Дор и сам понимал, что может наломать дров просто потому, что какая-то мразь осмелилась покуситься на жизнь Саи. От этого перед глазами Дора плавали цветные круги. Он с большим трудом удерживал себя от того, чтобы вскочить и грохнуть кулаком по стене, разбивая костяшки в кровь. Дир следил за капитаном из-под полуприкрытых глаз.

— Вы возьмёте самоотвод по делу «Истоков». Полный официальный самоотвод, отключаетесь от этой разработки, переходите на стандартную текучку. Это должно выбить наших неведомых друзей из колеи. Никто в здравом рассудке не поймёт этой выходки...

— Вы соображаете, что говорите?! — Дор аж привстал от неожиданности. — Какой, к чёрту, самоотвод? Вы мне ещё предложите подписать полную и безоговорочную капитуляцию. Нет, Дир, это бред и я слушать ничего не желаю!

— Возьмите самоотвод, — прошептал с нажимом Альд, — дистанцируйтесь от «Истоков». Навещайте жену, ловите сталкеров, занимайтесь тем, чем и всегда. Пусть эта сука думает, что достигла цели, пусть... Пусть поднимет голову, считая, что ей удалось вас остановить. Торчащую башку легче снять... А в это время... передайте мне «Истоки». Меня нельзя шантажировать смертью близких, у меня только психически больная мать, если она и умрёт, это будет избавлением для нас обоих... Отдайте мне «Истоки». Неофициально. Гарт поймёт. Отдайте их мне... Я же лежу пластом с ожогами, кто подумает, что я в деле... а я в деле.

Дор слушал и неосознанно хрустел пальцами. Альд Дир был записным интриганом, меняющим личины как запонки, он собаку съел на всевозможных многоходовках, в отличие от решительного и прямолинейного командира... но Альд предлагал нечто совершенно выходящее за рамки. Самоотвод? Прилюдное признание поражения, в то время, как Дир, прикованный к капельницам, разовьёт свою подпольную деятельность в обход всего и вся?.. И он всерьёз думает, что канцлер согласится на этот фарс, дискредитирующий Отдел лучше всяких Артуров Пейнзов?

— И ещё, господин капитан... Алби...

— Что «Алби»? — встрепенулся Дор.

— Прикажите ей на время переехать в Отдел, в «гостевую». Пусть напишет список вещей, Кайт или Реус доставят. Я опасаюсь, что покушение может повториться... всё-таки «Гипнос»... мало ли... а Гарт тогда вас попросту убьёт и не поморщится... я действительно опасаюсь за жизнь Алби Мирр-Гарт... потому что пошла игра на выбывание... канцлер поймёт... сам прикажет, если что... что-то голова совсем кружится...

Дор понял, что пора заканчивать. Дир побледнел, на лбу выступили бисеринки пота. Шов вспух и побагровел, а дыхание заместителя по оперативно-агентурной работе стало более прерывистым. Дор встал.

— Я немедленно отправляюсь к канцлеру. Если он одобрит ваш план... я лично против, но на вашей стороне опыт и знание человеческих душ. Я не знаю, как вы хотите ловить кукловода, лёжа в палате, но... Мне пора бы научиться доверять вашим придумкам. Выздоравливайте, Альд. Чтоб за три дня. Вы мне нужны, причём здоровым.

Дир слабо кивнул и закрыл глаза. Мониторы заходились встревоженным писком.

В коридоре капитан снова увидел Фила, везущего тележку с пакетами для переливания. Медбрат неуверенно остановился, увидев командира и прошептал: «Здравия желаю», после чего опустил голову и попытался продвинуться дальше. Дор его остановил и всмотрелся в осунувшееся лицо с покрасневшими от слёз глазами.

— Только ты меня и понимаешь, — тихо сказал Дор санитару, — по-настоящему понимаешь. Иди, я тебя не держу.

Фил засеменил дальше, громыхая тележкой. Он прекрасно понял, что имел в виду Дор Стайн, и от этого Филу захотелось стать невидимкой. Для Саи Стайн он всегда был никем, но теперь знал, что капитан в курсе его безнадёжных страданий. Впервые Фил задумался об увольнении.

* * *

— Алби, если ты забыла, то здесь не обсуждают приказы. Составь список всего необходимого и перебирайся в «гостевую», пока я не распоряжусь об обратном. Тебе участи Саи мало?

Алби только потрясённо ломала тонкие пальцы, не в силах переварить услышанное. На Саю совершили покушение? Чтобы Дор прекратил расследование? А Альд вытаскивал девушку из горящей машины и теперь лежит с ожогами рук и спины? А Саю ещё не закончили оперировать?.. Боже, да что за безумие здесь творится... с каждым днём всё сильнее и сильнее, точно неумолимый маховик, отсчитывающий последние мгновения...

— Алби, не спорь. Может, я и перестраховываюсь, но я должен обеспечить твою безопасность.

— Но с чего ты взял, что на меня будет совершено покушение? — Алби не хотела признаваться себе, но ей было очень страшно. Пять смертей! Это дерзкое покушение на Саю! Но при чём здесь «Гипнос», погружения же отменены вплоть до завершения расследования... да и Мэт свою задачу выполнил.

— Ты жена канцлера. Превосходная мишень для тех, кто не удовлетворился женой капитана. Я не имею права этогодопустить, так что ты переезжаешь в «гостевую», в Отделе до тебя ни одна крыса не доберётся.

— Но Риф вполне может обеспечить мою безопасность... я могу, в конце концов, ездить на машине от министерства...

— А внедорожнику без номеров пофиг, министерская машина у тебя или нет. Твоё место жительства не тайна, как и место службы. Ты будешь сидеть в Отделе и точка. И Сая, когда поправится, тоже будет жить в «гостевой». Пока мы с Диром не распутаем этот змеиный клубок, вы будете находиться под неусыпным контролем. Дело зашло слишком далеко. Альд прав: этот ангелочек Амбис последняя ступень перед заказчиком этого переворота. А это переворот, Алби. Я уже понял. И никакие «Неравнодушные граждане» тут рядом не стояли, маячок-то из кабмина.

— Но зачем Диру твой самоотвод? Он-то что сделает, он же прикован к постели.

— Знаешь, Алби, мне тоже не по душе эта капитуляция, и я ещё буду говорить с Гартом. Но Альд Дир слишком хитрая сволочь. И я, как ни странно, верю, что он способен переиграть нашего кукловода, даже лёжа под капельницами. В его подчинении вся агентура и оперативный состав. Наш извращенец вполне достойный конкурент организатору «Истоков».

— Ты его простил. — тихо сказала Алби, отвернувшись. — Простил за то... что сделали мы с Рифом.

— Ни слова больше. — Дор чуть ли не силой развернул молодую женщину к себе. — У всех есть прошлое, полное скелетов в шкафу. Все мы не ангелы. Но если мы будем постоянно ворошить былое, у нас не останется времени на настоящее. А в настоящем Альд Дир расплатился передо мной за всё. Если бы ты знала о нём то, что знаю я, возможно, ты бы поняла. Но я не имею права рассказывать его историю. И ты не вздумай спрашивать. А теперь составь список вещей и отправь Кайту. Чувствую, нам всем тут теперь дневать и ночевать...

Глава 24

На этот раз Дору пришлось совершить над собой немалое усилие, чтобы зайти в мраморный зиккурат. За такие вещи, как прощёлканное покушение на сотрудницу бригады, Рифус Гарт по голове не погладит, а если учесть, что пока в активе капитана Стайна было пять трупов, оболваненный проповедник и бывший гартов референт, примкнувший к демократам, положение становилось поистине удручающим. Да ещё Альд Дир со своими завихрениями, когда Дор вспоминал осунувшегося человека на больничной койке, замотанного, как мумия, в бинты и увешанного капельницами, молодого человека передёргивало. Из лощёного красавца с тусклым золотом волос и аристократическим профилем Альд превратился в жалкое подобие себя самого, с изрезанной сеточкой сосудов кожей, сгоревшими волосами, багровым шрамом на лбу и остекленевшим от дикого количества обезболивающих взглядом. В эти минуты Дор мог дать своему заместителю все шестьдесят.

Гарт, по обыкновению, принял капитана «Красного отдела» незамедлительно, но вид имел ещё хуже Альда Дира. С каждым визитом Дора Гарт, казалось, старел лет на пять, а его костюм собирал всё новые складки. Галстук государственный канцлер и вовсе снял, вертя в пальцах, как носовой платок. Свет в кабинете был приглушен, и Дор видел только абрис фигуры, хотя модифицированное зрение позволяло рассмотреть малейшую морщинку на лице министра специальных служб. Видимо, премьер был недоволен ходом расследования, что неудивительно, и сейчас Дору предстояло отдуваться за всех. Не успел он раскрыть рта, как Гарт рявкнул:

— Только не говорите, что у вас очередной труп.

— Два. — тихо сказал Дор, покрываясь гусиной кожей и внутренне холодея. — Сержант Дон Милн и неустановленный пока мужчина.

— Что? — Гарт привстал из-за стола и вперился Дору в лицо расширившимися глазами. Пока молодой человек пытался подобрать слова, канцлер отодвинул кресло, подошёл вплотную и сквозь зубы прошипел:

— Докладывайте. По всей форме. В глаза смотреть. — и так же, не сделав и пары шагов назад, приготовился слушать.

Следующие сорок минут Дор, практически охрипнув и не зная, куда деть руки, излагал по порядку все события, имевшие место после его предыдущего визита в министерство. Про Роя Мидаса Гарт слушал с довольно равнодушным видом, изредка кивая самому себе, когда Дор описывал исповедь Альда Дира, канцлер только неопределённо хмыкал, снова покачивая головой, а когда доклад подошёл к автокатастрофе, вдруг крутанулся на месте, заставив капитана прикусить язык от неожиданности.

— Всё, замолчите. Я всё понял. Главное вы уловили: Стейн Амбис это последняя ступень перед истинным заказчиком нынешнего карнавала. Детали покушения доложите, когда полиция перешлёт вам результаты экспертиз. Но мне интересно, какого чёрта вы в самый ответственный момент просите меня подписать ваш самоотвод? Или злоумышленник добился поставленной цели, заставив вас капитулировать, опасаясь за жизнь жены? Отвечайте, капитан. — Гарт не говорил, а точно выплёвывал слова, хотя Дор видел, что до настоящего бешенства канцлеру было ещё далеко.

— Дир утверждает... что это поможет сбить преступника с толку...

— Ах, Дир. То есть теперь он для вас внезапно стал авторитетом, хотя, помнится мне, вы собирались его линчевать. Не трудитесь отвечать, я для этого и просил вас выслушать его историю. Что ж, надеюсь, в будущем вы станете прислушиваться к мнению человека с двадцатилетним опытом, хотя и не очень понимаю, как он собирается действовать, лёжа на больничной койке. Я так же надеюсь, что ваша жена поправится в ближайшее время. Поверьте, мне искренне жаль Саю и жаль, что это дело обернулось для вас обоих такой трагедией.

Капитан несколько секунд молчал, едва сдерживаясь, чтобы не почесать шрамы, и мысленно перенёсся в операционную. На момент его отъезда Вирс оттуда ещё не выходил.

— Господин канцлер...

Гарт устало посмотрел на подчинённого. Дор явно сказал не всё, что хотел.

— Ну я вас слушаю.

— Я... я приказал Алби на время переехать в «гостевую»... пока всё не закончится.

Канцлер воззрился на Дора безо всякого выражения в светло-карих глазах. Дор опасался прерывать затянувшееся молчание, наблюдая, как хмурится лоб министра специальных служб. Наконец Рифус Гарт закурил и бросил в сторону:

— Не удивлюсь, если эта инициатива исходила тоже от вашего заместителя. М-да... Ну, с учётом всех реалий, думаю, это правильное решение. Пять трупов и один из них ваш подчинённый! И двое сотрудников бригады в тяжёлом состоянии. Я не уверен, что покушения продолжатся, но необходимо минимизировать все риски. Я поговорю с Алби, она не станет возражать. И Саю после выписки тоже переведёте в «гостевую». Пусть обе женщины находятся под неусыпным надзором, хотя бы и считали это особистской паранойей. Так, с этим покончили. Я хотел бы послушать, есть ли у вас на примете хотя бы гипотетический подозреваемый. Я всё помню, все ваши выкладки про крысу в кабмине. Это неприятно, надо признать. Вы, Стайн, не политик и слава богу, а мне премьер уже весь мозг проел, требуя предоставить виновного. Вы же понимаете, что этому человеку грозит смертная казнь?

— Так точно, — прошептал Дор, — но дело в том, что у меня тридцать восемь подозреваемых...

Гарт, по обыкновению, слушал молча, лишь катал по столу пресс-папье да курил одну сигарету за другой. Дор не мог понять, разделяет ли канцлер их с Гельтом Орсом опасения или в голове Рифуса Гарта уже сложилось своё собственное видение ситуации. По крайней мере, Гарт капитана Стайна не перебивал, смотрел куда-то в стену и мрачнел с каждым словом. Наконец он отодвинул мраморную безделушку и со вздохом затушил почти догоревшую сигарету.

— Это всё... ну, не прекрасно, конечно, сейчас это слово неуместно, но... Я понимаю, чем руководствовался Гельт Орс, когда просвещал вас о политическом устройстве Ойкумены и понимаю, почему он клещом вцепился в господ заместителей министров. Я понимаю Дира, который пытается ловить на живца нашего возмутителя спокойствия, хотя, будь я на вашем месте, приказал бы ему лежать в палате и не дёргаться. Но командир вы, вам и решать. И всё же. Я хочу выслушать вашу, подчёркиваю, вашу точку зрения, а не Орса с Диром. Вы капитан, вы возглавляете особую бригаду и должны иметь собственное мнение. Я прошу вас сейчас отрешиться от покушения, от участи Саи и Альда, от той вереницы трупов, что оставляет за собой ваше расследование. Я хочу знать, подозреваете ли вы лично кого-нибудь. Лично вы. — На этих словах Гарт вперился в лицо Дора совершенно остановившимися глазами и, казалось, даже затаил дыхание в предвкушении.

Дор замер и стал как будто ниже ростом. Канцлер ждал от него ответа, смотрел, не мигая, и чуть ли не улыбался, и Дора такое выражение лица начальства изрядно обескуражило. То ли Гарт уже знал, кто преступник, но хотел, чтобы Дор дошёл до этой мысли сам, то ли... В голове у капитана Стайна был невозможный сумбур. Но делать нечего, надо отвечать.

— Я доверяю опыту Гельта Орса, хотя благодаря ему у меня аж тридцать восемь возможных подозреваемых. Но кое-что не сходится.

— Что именно? — Вид у Рифуса Гарта был весьма заинтересованный.

— «Широта взглядов» нашего противника. Это и Дир признавал. Любое министерство имеет... м-м-м... ну, свой профиль, что ли. Замминистра финансов имеет доступ к большим деньгам, он может нанять киллера и подкупить библиотекаря вкупе с Амбисом. Но вряд ли он имеет связи среди хакеров. И уж тем более вряд ли сталкивался с такими техническими нюансами, как замена платы в аудиогидах. Зам по науке вообще, как говорил Орс, чисто техническая должность, без широких полномочий. Зам по юстиции... этот может иметь доступ к пенитенциарной системе, но... опять же, секта. Религия. Это же надо придумать! Выстроить в голове сложнейшую систему с кучей подстраховок, а в минюсте собрались одни бюрократические гусеницы, обложенные циркулярами. У вас и господина премьера вообще замов нет. Господин канцлер, чем больше я размышляю, тем скорее прихожу к выводу, что в теории Гельт Орс прав, но практика подсунет нам хорошенький сюрприз.

— Так, — кивнул Гарт, — так. Вы всё верно излагаете, хотя вас почему-то надо принуждать к этому силой. Ну, а что на выходе? Кто у вас остался?

— Никого. — честно ответил Дор и скривился от зудевших шрамов. Сейчас он был в опасной близости к отставке.

— Вот, — удовлетворённо сообщил Рифус Гарт и даже улыбнулся, — наконец-то. Стайн, скиньте ваши шоры. Не оглядывайтесь вы на Орса, на Дира, на Холта, они люди опытные, но не должны заменять ваши соображения своими. Пусть делают свою работу. Я подпишу ваш самоотвод, это дикость, конечно, но может и выстрелить. А в это время вы... — Рифус прищурился. — Начнёте с чистого листа. Соберёте и проанализируете все данные по делу «Истоков» так, будто впервые видите. Плевать на заместителей. Плевать на этих демократов. Если вам удобнее, нарисуйте схему. Со связями. Вы умный человек, хоть и молодой. Ваш самоотвод даст вам время спокойно всё обдумать.

— Есть что-то, что я должен знать? — Дор подозревал, что Гарт владеет гораздо большей информацией о преступнике, но карт своих почему-то не раскрывает.

— Я дам вам один совет, возможно, он вам пригодится. Вспомните то, что я вам рассказывал об операции «Эребус» перед вашим представлением к капитанскому званию. То, к чему вы тогда отношения не имели. Вспомните и, думаю, ваше расследование сдвинется с мёртвой точки. Я не хочу кормить вас с рук, Стайн, учитесь принимать решения самостоятельно и думать своей головой.

— Так точно. — Дор не понимал, что там могло затеряться в «Эребусе», он был командующим операцией и знал назубок все нюансы. Но Гарту, как водится, виднее.

— Желаю вашей жене скорейшего выздоровления. И Диру тоже. Держите меня в курсе ваших с ним подвижек в расследовании. Не забудьте распорядиться насчёт похорон Милна и компенсации его семье. Вы свободны, капитан. Навестите Саю. Она на вас влияет исключительно благотворно.

* * *

Дор выскочил из машины чуть ли не на ходу и практически бегом добрался до медицинского блока. В коридоре он опять столкнулся с Филом, и по виду санитара понял, что операция прошла успешно. Зубы Фила немного стучали при виде капитана, но молодой человек изо всех сил старался держать себя в руках.

— Что там? — На долгие расспросы у Дора не было ни сил, ни желания.

— Доктор Вирс закончил оперировать, сейчас пациентка ещё под наркозом. Если пожелаете, доктор Вирс...

— Ладно, не скули, я понял. Сам к нему зайду. Скажи мне одно: угроза жизни есть?

— Нет... уже нет... но потребуется длительная реабилитация...

— Как лейтенант Дир?

— Весь день на обезболивающих. Проводится постоянная инфузионная терапия и смена регенерирующих повязок. Господин лейтенант весь день ругается по видеосвязи со своими подчинёнными... даёт указания... вызвал господина Корса... меня послал матом, когда я принёс обед.

«Значит, всё-таки развил кипучую деятельность. Ну конечно, для него теперь дело чести найти заказчика... который опять растворился, как дым. Надо будет зайти к нему после Вирса.»

Дор постучался в кабинет главврача и, не дожидаясь ответа, вошёл. При виде капитана Эдвин Вирс дёрнулся было, но смолчал. Сейчас спорить с мужем Саи Стайн было как минимум небезопасно.

— Господин капитан, я провёл операцию, Сая сейчас спит. Сказать по правде, ей здорово досталось и ещё повезло, что Альд Дир сумел прикрыть её от огня, ожоги незначительные и быстро заживут. Что до остального... Закрытый множественный оскольчатый перелом правой руки. Мы провели репозицию костей, установили фиксатор. Травма неприятная, но у вашей жены молодой здоровый организм, и рука должна срастись довольно быстро. Но у неё к тому же были сломаны несколько рёбер и повреждены плевра, лёгкие и межрёберные сосуды. На наше счастье неотложка приехала почти мгновенно, иначе Сая могла умереть прямо там, на дороге. Я перевязал кровоточащие сосуды, потому что кровотечение в плевральной полости не прекращалось... из-за торакальной травмы...

— Сколько времени она проведёт в палате? — Дор понял, что сейчас прослушает лекцию о лечении переломов рёбер.

— Две недели минимум, — жёстко сказал Вирс, — возможно, рёбра срастутся и раньше, рука вряд ли. У нас, слава богу, реабилитационные мероприятия на высоте. Но потом нужен постельный режим, дыхательная гимнастика и прочие процедуры, позвольте мне вас этим не утомлять...

— Тогда пропустите меня в палату.

— Но она ещё спит...

— Я не собираюсь её будить, господин Вирс. Я хочу её увидеть. И всё. На пять минут пропустите меня, а потом скажете, когда мне можно будет навещать жену и как долго. Исполняйте, Вирс, не испытывайте моего терпения. У меня тоже выдался тяжёлый день.

Он накинул халат, переобулся и вошёл в палату. От увиденного Дору в первый раз захотелось зажмуриться, хотя он бестрепетно отправлял на тот свет оказавших сопротивление сталкеров и вооружённых вагантов, а так же собственноручно применял «усиленные воздействия» к одному одиозному типу, синтезировавшему аналог скея. Тип сдулся на тридцатой секунде, после чего дожидался суда в изоляторе под землёй и считал это величайшим благом.

Сая лежала на койке в странном, неверном освещении приглушённых голубоватых светодиодов, укрытая тонким одеялом до плеч, правая рука была осторожно вытянута вдоль тела, и вокруг неё блестящей арматурой ощерился аппарат внешней фиксации. Лицо девушки покрывала нездоровая бледность. Дор даже замер в нерешительности. Сколько же крови она потеряла... ещё и гемоторакс... Сая всё ещё спала под наркозом, и Дор мог только очень осторожно присесть на краешек койки и гладить пальцы здоровой руки. «Я его найду. Ойкумена не такая уж большая. Я его найду и представлю перед судом. И я даже знаю приговор.»

Он едва касался прохладной кожи, опасаясь сжать бледную ладошку слишком сильно. Чего бы ни добивался неведомый злоумышленник, одно ему почти удалось. Дор не мог рисковать жизнью Саи, хоть бы всё расследование пошло прахом. Но теперь Гарт подписал его самоотвод. Теперь все рычаги управления переходят к заместителю капитана по оперативно-агентурной работе, и, судя по всему, Альд Дир взялся за дело всерьёз. Дор снова посмотрел на бледное заострившееся лицо Саи, измученное и одновременно умиротворённое. Девушка спала медикаментозным сном, дыша очень тихо, и Дор, пару секунд подумав, встал. Сае нужен отдых и лечебные процедуры... а ему пора заняться насущными проблемами. Одна из проблем лежала в соседней палате.

— Судя по докладу медбрата, вы совершенно не соблюдаете режим. — Дор внимательно осмотрел Альда, который хотя уже не выглядел сущим привидением, но всё равно держался на одних анальгетиках, отчего зелёные глаза приобрели тусклый сероватый оттенок. — Вы же угробите себя, отлежитесь пару дней, пока вас подлатают, а не устраивайте тут видеоконференции с разносом.

— За пару дней неизвестно сколько народу поляжет, — заметил Дир, скривившись от неловкого движения. Всё тело его затекло от долгого пребывания в практически неизменной позе, — а я пока сориентировал всех своих агентов на местах. За Амбисом постоянное негласное наблюдение, я отрядил Солта с компанией. За мадам Хард тоже следят, на всякий случай, все храмы мониторятся на предмет наших мальчиков-зайчиков или чего подобного, каких-нибудь левых прихожан. Особое внимание уделяется людям, внешне схожим с вами. Я прошу разрешения продолжить допрос Артура Пейнза.

— Но Трей пока на реабилитации, и это займёт ещё некоторое время.

— Ну и что, вместо него посидит Белла, за что-то же ей деньги платят. А допрашивать буду я, когда смогу вставать, это через два дня. В присутствии Кайта.

— Делайте, что считаете нужным, только не геройствуйте больше, а то снова очутитесь в палате, и больше Вирс вас не выпустит. — Дор не мог оторвать взгляда от багрового шва на лбу заместителя. — Мне канцлер подписал самоотвод, но приказал держать руку на пульсе.

— О, кстати, — Дир сделал прерывистый вдох и заинтересованно поднял запавшие глаза, — как прошёл ваш визит?

— Гарт раскритиковал к чёртовой матери теорию Орса... ну... заставил меня раскритиковать и прийти к выводу, что реальных подозреваемых у нас нет, после чего распорядился, чтобы я посмотрел на эту байду свежим взглядом, отрешившись от ваших с Гельтом наработок. Пока вы, — Дор выделил последнее слово, — будете на передовой.

— Понятно. — Дир вздохнул совершенно искренне. — Видимо, канцлер обладает большей информацией, чем мы. Он не поделился своими соображениями?

— Гарт не желает «кормить меня с рук», — Дора до сих пор выбешивала эта фраза, — он хочет, чтобы я сам допёр. Я не понимаю его, Дир. Он посоветовал мне вспомнить «Эребус». «Эребус»-то здесь каким боком?

— Тут я ничем не могу вам помочь, господин капитан. К той операции я отношения не имел. Может, Кайт что-то вспомнит?

Дор раздражённо пожал плечами. Причина крылась вовсе не в Альде Дире и не в «Эребусе». Самоотвод не устраивал капитана категорически, он признавал необходимость этого вынужденного и отчаянного шага, но вот так просто отойти в сторону? Смотреть и ждать, пока Дир и компания отыщут новые зацепки? Даже допрос Артура-Хала сейчас был не в компетенции Дора, и молодой человек отвернулся, чтобы Дир не видел выражения его лица. Но господину заместителю не требовалось смотреть капитану в глаза, чтобы прочесть его мысли.

— Я понимаю ваше неудовольствие. Я предложил вам крайнюю меру и вы согласились, ваш разум это принимает и только. Я вижу, как вы разрываетесь. Вам претит самоотвод и в то же время вы не имеете права рисковать близкими вам людьми. Но я прошу вас довериться мне. Я не враг вам, господин капитан. И я не меньше вашего хочу поймать эту тварь, которая устроила всё это. «Истоки». Убийства. Покушение на вашу жену. Вы ведь навещали её, не правда ли?

— Да, — отрывисто кивнул Дор, — но она пока спит.

— Что говорит Вирс?

— Угрозы жизни нет. Но предстоит длительная реабилитация. Ей откачивали кровь из плевры, которая была повреждена обломком ребра, зашивали межрёберные сосуды, собирали руку... заново... я видел фиксатор.

— Простите. — Дир помолчал несколько секунд. — Я не хотел бередить вам душу.

— Главное, что она выживет. — Дор отвернулся. — И вы тоже. Я перед вами в большем долгу, чем вы передо мной.

— Давайте больше не будем возвращаться к этой теме. — Альд прекрасно понимал, что хоть и «расплатился» за свои прошлые грехи, но память штука подлая. Вид израненного заместителя постоянно будет напоминать командиру и о чудовищной аварии, и о том, что происходило задолго до неё. Первым делом, решил Дир, к пластическому хирургу, убирать шрам со лба. Внешность всегда была одним из существенных преимуществ начальника агентурного отдела, и вот так запросто расставаться с привлекательностью Альд Дир не собирался. Да и капитану попроще будет, когда его зам примет привычный вид.

— Я буду держать вас в курсе последних разработок и допросов. Скоро должны прийти результаты экспертизы из департамента дорожно-транспортных происшествий, а так же будет установлена личность водителя внедорожника. Под усиленным контролем граница с солончаком...

— Хорошо, — тихо сказал Дор, — докладывайте незамедлительно о любых подвижках. И... не рвитесь вы на баррикады. Успеете ещё на тот свет. — И вышел, неслышно прикрыв дверь в палату. Почему-то сейчас Дор Стайн отчётливо чувствовал, насколько он люто, беспощадно, катастрофически одинок. И помочь ему было некому.

* * *

Он заперся в кабинете, предварительно разослав по внутренним каналам уведомление о самоотводе с «Истоков» и передаче дела лейтенанту Диру, а сам выпил подряд пять чашек горького сублимированного кофе, открыл на планшете чистый файл и начал составлять схему. Рисование чёрточек и квадратиков помогало немного очистить голову, перестать ежесекундно возвращаться мыслями в палату с голубоватым светом и бледным, тонким девичьим лицом на подушке, перестать прокручивать в голове слова Дира и слова канцлера... отрешиться ото всего и начать с чистого листа. Первым квадратиком в импровизированной схеме стал отец Никлас.

Через полчаса Дор понял, что вульгарно скатывается к домыслам Дира, Орса, Шона Корка и даже Алби. Он не мог, никак не мог посмотреть на ситуацию под другим углом, слишком мешали уже высказанные гипотезы. «Так... Гарт, в принципе, считает, что крыса всё же в кабмине. Да штырьку понятно, что в кабмине, где ещё-то? Или нет...»

Дор включил панель и вывел на экран сайты основных консорциумов. Как и говорил Гельт Орс, дела в промышленности шли весьма и весьма хорошо. Продажи росли, появлялись новые рабочие места, разрабатывались новейшие способы опреснения, ирригации, производства сублиматов и эффективных методов получения энергии. Хотя с этим в своё время даже Институт прокололся. Но сами концерны вроде бы не должны желать смены курса. Никто не пилит сук, на котором сидит. Дор всмотрелся в изрезанное ранними морщинами лицо министра промышленности и производства. Как знать, может, этот лысоватый человек с умными, глубоко посаженными глазами и есть тот самый лишённый сострадания ублюдок, с помощью корпораций решивший упрочить своё положение и стать премьер-министром, попутно скинув лысого толстячка, указав канцлеру его место и избавившись от вечно мешающей оппозиции. Денег у министерства промышленности хватало. А концерны, как спруты, проникали во все сферы жизни Ойкумены, имея карманных директоров издательств и таких же карманных топ-менеджеров ведущих сетей. Насколько Дор помнил, понятие «малый бизнес» мирно почило после второй войны, пробарахтавшись лет сто, не больше, пока не набрали силу промышленные объединения. Не решил ли этим воспользоваться господин Ортис Фейн, глава минпрома? Капитан не очень хорошо представлял себе интеллигентного немолодого человека, пережившего уже двух премьеров, заправским заговорщиком и бессердечным скотом, ради власти готовым на любые жертвы и любые подлости. Хотя опыт Альда Дира свидетельствовал об обратном. Можно иметь внешность кинозвезды, изысканные манеры и безупречный вкус и при этом быть настоящим извергом, получающим наслаждение от вида боли. Дор решил попристальнее изучить биографию Ортиса Фейна. В конце концов, человеку вполне может надоесть протирать штаны в министерстве промышленности, где он уже достиг потолка.

* * *

Гарт сидел, закинув ноги на стол, и предавался невесёлым мыслям. Он слукавил, говоря Дору Стайну о недовольстве премьер-министра. Министр был не недоволен, министр был в бешенстве и грозил Рифусу Гарту всеми мыслимыми и немыслимыми карами за медленный ход расследования. Будь его воля, Магнус Спайт выгнал бы Гарта в отставку, только вот заменить модифицированного паразита было некем, да и сам премьер признавал, что может иногда погорячиться. Так что за свой пост Рифус Гарт особо не переживал, а вот за расследование «Истоков» так очень даже. Канцлер специально не выложил молодому капитану некоторые данные, известные ему из своих источников. Пусть парень набивает собственные шишки, учится принимать решения, анализировать результаты и делать выводы. В том, что Дор Стайн выводы сделает, канцлер не сомневался. Вопрос, как долго эту тягомотину намерен терпеть премьер.

* * *

Альд Дир же к вечеру начал тихо сатанеть от собственной беспомощности и невозможности общаться с коллегами иначе как по видеоконференции. Даже коммуникатор заместитель командира не мог поднести к уху, чтобы не включать громкую связь. И хотя в палате исключалось прослушивание, такая «открытость» Альду Диру претила. Всё, что мог, он свалил на Корса, который был его глазами и ушами, но невозможность контролировать всё лично доводила заместителя капитана до помрачения рассудка, хотя тут ещё сказались лошадиные дозы обезболивающего вкупе с «универсалкой». На краткое малодушное мгновение Дир пожалел, что решился взвалить на свои плечи руководство расследованием, но в следующую секунду устыдился сам себя. Как бы он ни относился к капитану, общее дело важнее. А на Стайна сейчас страшно смотреть: несчастный случай с Саей плюс самоотвод... тут любой упадёт духом. Больше всего в дикой истории с покушением и автокатастрофой Альда беспокоила именно эта опустошённость командира особой бригады. То своеобразное отпущение грехов, которое Альд Дир получил через столько лет, далось капитану совсем нелегко. То ли ещё будет, когда Сая Стайн придёт в сознание.

На мониторе высветилось смуглое лицо со сломанным носом. Дир медленно сосчитал про себя до трёх и изобразил нечто вроде приветственной улыбки:

— Заходи, чего стоишь, посмотришь на настоящую мумию.

Кайт вошёл, прикрыв дверь, и несколько секунд оторопело рассматривал своего сослуживца, от былой красоты которого не осталось даже следа. Больше всего Альд Дир действительно походил на мумию, черты лица заострились, взгляд потускнел от обезболивающих и общего отвратительного самочувствия, лоб перерезал свежий шов. Сиду стало на редкость неуютно. Он слышал краем уха в коридорах медблока о какой-то аварии, но знать не знал, что Дир участвовал в ней. Сид пришёл, потому что прочитал внутренний приказ Дора о самоотводе и передаче дела «Истоков» Альду Диру, а ещё его отловил в буфете Корс и настоятельно попросил навестить заместителя командира. Картина, открывшаяся Сиду, вызывала по меньшей мере оторопь.

Альд, вдоволь налюбовавшись на замешательство Кайта, слегка пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее на своей койке, и хмыкнул:

— Что, вдвойне не рад? И так меня не любишь, а теперь ещё и смотреть противно? Понимаю.

— Что с тобой случилось? — Сид никак не мог оправиться от потрясения. — Ты что, в катастрофу угодил? Что вообще происходит? Корс мне...

— Я тебе скажу, что здесь происходит, — тихо сказал Альд, зашипев от боли при неловком движении, — здесь происходит попытка насильственного прекращения расследования дела «Истоков».

Кайт неосознанно приоткрыл рот. Дир порол совсем уж запредельную фигню.

— Капитан вместе со всеми нами почти докопался до заказчика этой мути. Ты же понимаешь, что секта это всего лишь один из рычагов давления. Да, неожиданный, мощный, мы были не готовы. Но почти дошли, почти справились... — Дир снова скривился. — Ты же помнишь тогда, на ментальной трансляции... Орс узнал Стейна Амбиса, да и вы с Ледсом его видели.

— И что, этот Амбис? Его арестовали?

— Ох, Кайт, тебе бы всё арестовывать. Капитан доложился Гарту, тот велел пока референта не трогать, посмотреть, что за ниточка вьётся от «Неравнодушных граждан». Стайн съездил к их предводителю... и вот тут наш неведомый урод решил, что хватит. И задумал охладить пыл нашего командира. Результат ты видишь.

У Сида Кайта отвисла челюсть. Видеть-то он видел... вот только что?

— Так что с тобой случилось? И почему капитан разослал уведомление о самоотводе...

— Молчи и слушай, не перебивай. Мне не очень удобно говорить, я как пьяный от этих анальгетиков. На жену Стайна было совершено покушение. Спланированная автокатастрофа. Её машину должен был сбить внедорожник без номеров. Молчать, я не закончил! По случаю я двигался в ту же сторону, в «Каньон», и увидел это. И... — Альд перевёл дух, искоса любуясь вытянувшейся мордой модификанта, — подставил свой автомобиль под колёса нападавшего. Саю вёз «Супердрайв», можешь себе представить, он бы не ушёл от столкновения. Но я спутал карты этому водиле, меня-то он сбил, но Милн успел-таки вырулить.

— И ты теперь...

— Я отделался рассечённым лбом! — шёпотом рявкнул Альд Дир. — Рассечённым лбом и смятым кабриолетом. А тот стритрейсер смог вывернуться на дрифте и всё-таки врезался в Милна. Я такого лобового в жизни не видел, там машины растащить невозможно, так всё перемешалось. Они оба погибли на месте. А я успел вытащить Саю, пока машина не загорелась целиком. Правда, сам поджарился малость. Молчать! Ну вот, мы живы. Оба. Капитан сказал, Саю прооперировали, теперь спит. А я как-то должен за три дня прийти хоть в какое-то удобоваримое состояние, потому что «Истоки» теперь на мне. Стайн взял самоотвод.

— Ты... ты спас Саю? — Кайт слушал и не верил своим ушам. Перед его глазами вспыхивали картины врезающихся друг в друга машин, разлетающиеся обломки и вспыхнувшее топливо. Дир наблюдал за сослуживцем со странной усмешкой на лице.

— А тебе всё Сая. Забудь о ней уже, она жена капитана. Слушай главное. После этой аварии Стайн взял самоотвод. По моему совету и с согласия канцлера. Нам как воздух необходимо совершить неожиданный финт ушами, чтобы заставить эту тварь зашевелиться и поднять голову. От капитана самоотвода никто не ждал, его трудно запугать. И это может сработать. Я не уверен на сто процентов, но может. А пока «Истоками» руковожу я, и ты подчиняешься мне в рамках этого дела. Так что слушай приказ. Завтра берёшь Беллу и Орса, и к нашему Халу-Артуру, продолжать допрос. Покажешь ему фото Амбиса, объяснишь, кто это такой. Посмотрим, как этот пародист запоёт. Я хотел сделать это лично, но время не ждёт.

— Ты теперь возглавляешь это дело? — У Сида голова шла кругом. Слишком много для пяти минут разговора. — Ты же лежачий больной, в бинтах весь и под капельницами.

— Это ненадолго. Потом буду возвращаться сюда на ночь, а днём работать. Надену рубашку посвободнее и всего делов. У нас каждая секунда на счету, Кайт. Каждая секунда! Уже пять трупов. Сая Стайн в лазарете, Алби капитан переселил в «гостевую» от греха. А ты, — Альд прищурился, — выкинь из головы всю дурь и исполняй приказы. Если тебя успокоит, Стайн в некотором роде... решил забыть о наших былых разногласиях. Чего и тебе советую.

Сид хмуро наблюдал за бледным человеком на койке. Дир говорил со своим вечным сарказмом, даже несмотря на чудовищные ожоги, из-за которых торс и руки были замотаны регенерирующими повязками, он открытым текстом говорил, что лично подвёл капитана под самоотвод, но... Как этот человек, не знакомый ни с одним светлым чувством, мог вытаскивать Саю из покорёженной машины? Кайт не верил, что Альд Дир пошёл на такой риск, когда автомобиль мог взорваться в любой момент.

— Мозги тебе тоже модифицировали? — устало поинтересовался Дир. — Любой нормальный мужчина сделал бы то же самое, не глядя. И ты бы сделал. И Ледс. И Стайн. Что до меня, то хватит мурыжить то, что уже быльём поросло. Я расплатился. Я расплатился ещё когда пускал своё купе под колёса этого монстра. И я расплатился вдвойне, не сдохнув, но и не дав погибнуть этой девушке.

Сид слушал молча. Из всего язвительного монолога новоявленного руководителя операции «Истоки» Сид Кайт вынес одно: Дир, рискуя своей лощёной шкуркой, спас Сае жизнь. И она жива, хотя неизвестно, насколько серьёзны повреждения. Сейчас Сида волновало только это.

— Моя бы воля, сдал бы тебя капитану со всей твоей платонической мелодрамой. Это уж скорее сынку твоему, Мэту, пристало вздыхать по этой сероглазой феечке, они хотя бы ровесники. У тебя есть приказ, исполняй. И вот ещё. Держи себя в руках на допросе. Мы теперь не имеем права на ошибку.

Сид Кайт неслышно скрипнул зубами. Ситуация и впрямь накалилась до предела. Старый оперативник не знал, кто стоит за этим безумием последних дней, но то, что дело идёт к развязке, понял очень хорошо. А ещё Кайту на короткое мгновение показалось, что радости эта развязка не принесёт никому.

Глава 25

Этой ночью Дор сполна осознал, что значит «опустошённость». Вчера он как мог подготовился к возвращению Саи, навёл какой-никакой, а порядок, то есть засунул всю грязную посуду в машинку и накинул покрывало на разворошённую постель, а теперь лежал в одиночестве на этой оправленной постели, большой и холодной, как каменные плиты на дне каньона, лежал и смотрел в потолок, наблюдая за причудливой игрой светодиодов. В Доре боролись командир особой бригады специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями и мужчина, внезапно чуть не потерявший жену. Верх попеременно одерживал то один, то второй. Командир требовал отставить панику и, пользуясь самоотводом, спокойно поразмыслить над «Истоками», не кидаясь грудью на баррикады, а так же ждать, когда можно будет расспросить саму Саю о случившемся. Мужчина же мог только сжимать кулаки и шептать проклятия небу. Из всех возможных несчастных случаев судьба уготовила его жене самый подлый — покушение, удивительное в своей дерзости. Средь бела дня, на служебной машине, по дороге домой после выписки. Это сводило Дора с ума. Он в ужасе представлял себе, что Дир не поехал в свой джаз-клуб или не смог бы вытащить Саю... или они оба погибли бы в охваченной пламенем машине, отрезанные от выхода раскалённым воздухом. Когда от этих мыслей Дор исчесал себе шрамы до крови, он встал, прошёл на кухню, щедро плеснул себе настойки, которую уважал ещё бывший командир, сел на пол, опрокинул стакан залпом и внезапно успокоился. Он найдёт эту сволочь, сам ли или через Альда Дира, найдёт и своими руками приведёт приговор в исполнение. Но чтобы это осуществить, требовалась холодная голова и неукоснительное следование плану. Дор хлопнул ещё стакан, всем телом ощущая, как расплывается внутри будоражащее тепло, нашарил на столе тарелку с сушёными креветками, закусил и стал размышлять.

«Деньги. Связи. Широкие связи, от хакеров до бывших референтов. Связи среди наёмных убийц. И этому выродку как минимум известно понятие модификации, хоть и не до мелочей. Хорошенький коктейль выходит. И Стейн Амбис это та ниточка, которая ведёт к клубку. Мидас побоку, этого ренегата ему подсунули для отвода глаз. Значит, не оппозиция. Значит, свои. Ортис Фейн? Чёрт его знает. Послужной список — хоть сейчас в учебники для примера карьерного роста, от клерка до министра. Кто ещё? Да кто угодно. Так, всё. Ждём экспертизы дтп-шников и результатов допроса Артура Пейнза. Ты, Дор Стайн, сейчас обязан держать себя в руках. Ты командир. И ты должен подавать пример подчинённым. Иначе чего ты стоишь.»

С этими мыслями Дор и уснул на полу, привалившись к полированному боку опреснителя.

Диру не спалось. Сказывалась постоянная, хоть и приглушённая боль в теле, невозможность всласть поворочаться и устроиться поудобнее, да ещё в голове постоянно вертелась целая россыпь мыслей, заставляя невидяще пялиться в белую стену. Болел шов на лбу, дёргались и пульсировали руки под регенерирующими бинтами, сердце стучало дробно и невпопад. Альд с горечью признавался себе, что молодость не вернуть. Красоту можно восстановить, и волосы отрастут, и кожу ему сделают новую, когда заживут ожоги, а вот молодость не вернуть. Хотя молодость Альда Дира закончилась тридцать лет назад, раз и навсегда. В тот прекрасный солнечный день он постарел на целую жизнь.

Сая спала медикаментозным сном без сновидений, и Фил, бессменно дежуривший у её постели, только тихо всхлипывал, пользуясь редкой возможностью проявить чувства. Этим вечером его изловил один из этих модифицированных выродков со сломанным носом и долго выпытывал подробности травм и прогнозы. Тип, его звали Кайт, Фил это помнил, расспрашивал с таким лицом, что несчастный медбрат уже представлял своё увольнение. И только когда лейтенант Сид Кайт ушёл, измучив Фила вконец, сутулый санитар наконец понял причину этих расспросов и покрылся гусиной кожей. Ещё один модификант по душу Саи Стайн стал для Фила пугающим откровением. Но сейчас он пользовался возможностью побыть с девушкой наедине и робко гладил неподвижные пальчики с прозрачным маникюром. Мониторы умиротворяюще жужжали, демонстрируя «стабильно тяжёлое состояние», и Фил вдруг, поддавшись необъяснимому порыву, наклонился и осторожно поцеловал прохладные сомкнутые губы. Сая никогда не узнает об этом поцелуе, но Фил запомнил его навсегда.

* * *

Кайт уже и думать забыл о заикающемся медбрате, сбивчиво объяснявшем ему характер травм Саи Стайн. Главное Сид выяснил, жизнь Саи была вне опасности, а кости срастутся. Сейчас, в раннее стылое утро, Сида Кайта волновал только предстоящий допрос. И волновал не без оснований. Сид знал, что не станет применять к Артуру-Халу усиленные и бесконтактный, санкции Дир не давал, значит, придётся орудовать словом. Бывалый модификант только головой качал. Альд Дир боялся, что внешность миссионера-пародиста может заставить Сида сорваться. Как бы не так. Слишком лихие завороты пошли, чтобы давать волю эмоциям. Сид на одну секунду представил себе, что творилось в душе у капитана после известия об аварии, и от всего сердца посочувствовал молодому человеку. Бедный Дор, бедная Сая... бедный Дир. При всей своей омерзительной натуре он не заслужил такого — лежать колодой под капельницами и знать, что твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Хотя в глубине души Сид считал, что возмездие наконец-то настигло Альда Дира и покарало его со всей суровостью.

Перед лифтами, ведущими на нижние уровни, он встретился с Беллой Райт, статной красавицей с уложенными в замысловатый пучок длинными русыми волосами и лицом античной статуи. Белла была многообещающим менталистом, не чета Трею, конечно, но весьма и весьма перспективным. Она очень гордилась этой способностью, тем не менее год от года терпела сокрушительные фиаско в личной жизни, несмотря на классическую, воспетую художниками красоту. Сид хмыкнул про себя. Ничего удивительного. Кому из мужиков понравится, когда женщина нагло читает его мысли? А если учесть, что мысли мужчин насчёт Беллы Райт были весьма однотипны, счастья в любви она так и не нашла. До того дошло, вспомнил Сид, что она даже на Ледса начала посматривать, вот только напарник Сида Кайта, хоть менталистом и не был, сразу дал понять, что вертеть собой не позволит, но покувыркаться не откажется. Больше Белла Райт с модификантами дел не имела. И теперь смотрела на Сида с плохо скрываемым презрением.

— Вы не сказали, в какую комнату допросов ставить монитор. — Интонации Беллы замораживали моря.

— На минус тридцатый, в отделение для усиленных воздействий. — Сид с нескрываемым удовольствием проследил, как вытягивается этот лик Мадонны.

— Усиленные?.. — Белла была несколько... ошарашена. — Вы что, лейтенант, хотите проводить ментальную трансляцию в этих ваших... застенках?

— Да. Эти камеры располагают к откровенности, а задержанный обвиняется по слишком серьёзной статье. Да и вам-то что за печаль? Сядете, датчики повесите, и всего делов.

— Я могу узнать, в чём обвиняют задержанного? — Белле было неуютно. Она ни разу не была в «пыточной», даже не знала, на каком она этаже ниже цоколя. А теперь ей надо спуститься туда, да ещё в присутствии этого модифицированного выродка. Белла так и не простила Норту его скабрезной улыбочки и возмутительного предложения. Это отношение перешло и на его напарника.

— В измене Родине. Мадемуазель Райт, я хочу вам напомнить, что ваша работа это ментальные трансляции и взломы особо упёртых, а не расспросы. Проведёте трансляцию, перекинете данные и я вас не задерживаю. — Сиду не хотелось, чтобы эта холодная красавица ненароком влезла ему в мозг и узнала много интересного, вот только не о себе.

Белла неслышно фыркнула и отвернулась. Мужлан. Грубый, неотёсанный, уродливый мужлан, ещё и трансформированный. Хорошо, что модификация имеет побочным эффектом стерильность. Если такие выродки начнут размножаться, миру настанет конец. Белла помнила, что капитан тоже модифицирован, но видела его пару раз отсилы и не стремилась увеличивать количество этих встреч.

У камеры их уже ждал Гельт Орс, который совершенно не желал второй раз опаздывать на допрос. Секретарь кивнул подошедшим сослуживцам и сообщил:

— Пейнз конвоирован и ждёт вас. — Орс, как и все в Отделе, уже знал про самоотвод капитана и передачу полномочий Альду Диру, а про автокатастрофу ему рассказал измученный Вирс. Гельт Орс умел читать между строк. Пошла игра на выбывание, и ошибка теперь оценивалась в человеческую жизнь.

— Мадемуазель Райт, вы готовы? У вас взволнованный вид, прошу вас, успокойтесь и расслабьтесь. Иначе вы сорвёте трансляцию.

Белла поджала губы. Происходящее ей не нравилось, тёмно-зелёные стены угнетали, а скупое освещение заставляло думать, что произошло какое-то ЧП и включился аварийный режим.

— Господин Орс, я ещё ни разу не срывала трансляций. — Молодая женщина физически чувствовала, как на неё давят глухие бесконечные коридоры без окон.

— Гордиться собой в другом месте будете, — буркнул Сид, — я вас вызвал исключительно потому, что Пирс Трей пока проходит реабилитацию, а время не ждёт. Заходите. — Он с издёвкой пропустил насупленную Беллу в камеру, придержав дверь как истинный джентльмен. Белла передёрнула плечами, но спорить не стала. Эти двое уже давно перестали быть людьми, один из-за модификации, другому циркуляры и предписания уже много лет как заменили человеческую речь.

Пейнз стоял, облокотившись на холодную стену, и ждал допроса. Наручники с него сняли, Кайт решил, что проповедник вряд ли может сейчас представлять угрозу, а без браслетовна руках, как знать, вдруг и поразговорчивей станет. Хал уже должен был понять, что упрямство здесь карается невидимыми ударами, а в части бесконтактного боя Сиду не было равных. Даже Дору не удалось переплюнуть бывшего наставника в этой области.

За то время, что Хал провёл в изоляторе, лёжа на жёсткой койке и глядя в потолок, он уже свыкся со своим положением и бесконечно прокручивал в уме то единственное настоящее откровение, что явилось ему во время первого допроса. И чем больше Артур Пейнз размышлял об этом, тем сильнее укреплялся в мысли, что его попросту использовали для каких-то неведомых целей, и он с лёгкостью заглотил наживку. Пейнз понимал, что участь его незавидна, люди получали пожизненное и за меньшие грехи, а тот смуглый лейтенант чуть ли не открытым текстом пророчил ему, Артуру, смертную казнь. И всё же Артур-Хал решился. Если действительно всё в руках господа, то ему нечего бояться. А если нет, то... он расплатится за свою гордыню, за мессианство, за то, что мог бы стать причиной множества смертей, расплатится, но утянет за собой того, кто сбил Артура Пейнза с истинного пути. Потому что этот ангел был так же смертен, как и всё живое на земле.

— Господи, кто это? — Первым порывом Беллы Райт при виде Хала было выбежать из камеры, но Сид цепко схватил её за локоть.

— Вы куда это, мадемуазель Райт? Возьмите себя в руки, что вы как институтка. Садитесь, подключайте датчики. На задержанного можете не смотреть.

— Он что... из ваших... полулюдей...

— «Наши» свою религию не организовывают и проповедей не читают. Хватит истерить, мадемуазель Райт, иначе к вам будут применены дисциплинарные меры. Вот уж не думал, что вы такая неженка.

Белла прикусила язык, села на стул, больше похожий на шезлонг, прикрепила датчики к вискам и закрыла глаза. Смотреть на этого типа, Пейнза, ей не хотелось. Слишком уж он напоминал Норта, особенно в профиль, а от воспоминаний о Норте менталистку корёжило до сих пор, хотя их «отношения» продлились ровно день. Молодая женщина несколько раз глубоко вдохнула, настраиваясь на нужную волну, и через пару минут почувствовала лёгкое щекотание за ушами и в затылке — верный признак того, что контакт установлен. Она постаралась максимально расслабиться и выкинуть из головы все свои мысли. Теперь их заменят мысли Артура Пейнза, а потом ментальную трансляцию зальют в память монитора. Белла вызвала в воображении чёрную точку, которая надвигалась на неё, увеличиваясь в размерах, пока не заслонила собой всё вокруг, и мир залила темнота. Белла Райт добилась полного контакта.

«... это кто... такая красивая, неужели другой работы не нашла... она меня боится... я арестован, не связан разве что... а она меня боится... ну конечно... думает, что я как эти... она меня боится... какие черты, словно ожившая Галатея...»

Белла широко распахнула глаза, уже затуманенные ментальной трансляцией.

— Лейтенант Кайт, я не могу поддерживать контакт в таких условиях.

— Что, ваше нежное эго опять обнаружило посягательства на свою честь? Не трудитесь отвечать, не позорьтесь. По вашей милости мы никогда отсюда не выйдем. Устанавливайте контакт заново. Чёрт знает что, — Сид едва удержался, чтоб не сплюнуть, и обратился к Халу:

— Не пялься на мадемуазель Райт, ей неприятно такое внимание.

Хал отвернулся и уткнулся взглядом в бетонный пол. Сид удовлетворённо кивнул, краем глаза наблюдая, как насупленная Белла снова делает свою дыхательную гимнастику перед контактом, а потом вдруг неожиданно услышал, как к нему обращается задержанный.

— Господин лейтенант, я хотел бы сделать чистосердечное признание.

— Вот как? — Сид слегка опешил. Хотя чего уж там, застенки Отдела кого хочешь склонят к сотрудничеству. — Думаешь облегчить свою участь? По твоей статье снисхождения не предусмотрены, но ты можешь помочь следствию, искупив этим вину хотя бы частично.

— Я не прошу о снисхождении. Я хочу всё честно и подробно рассказать. — Хал смотрел Сиду в глаза, часто моргая от напряжения. Лейтенант Кайт понимающе хмыкнул:

— Тебе явилось очередное откровение?

— Можно сказать, что и так. — тихо ответил Хал.

— Очередной ангел?

— Скорее дьявол, — лже-проповедник сделал глубокий судорожный вдох, — или тот, кто носит его личину. Ваш капитан.

Сид чуть было не рассмеялся, но вовремя вспомнил выкладки Альда Дира после первого допроса. Значит, Дор и впрямь так сильно повлиял на Хала-Артура, что тот в корне пересмотрел свою позицию и даже решился на чистосердечное. Сид обернулся к Гельту Орсу.

— Вы фиксируете?

— Безусловно. Запись идёт с момента пересечения порога.

— Отметьте особо, что Артура Пейнза не принуждали к чистосердечному признанию, это решение было принято им добровольно, с учётом обвинительной статьи. — Он повернулся к Халу. — Ты хочешь рассказать всё устно или в письменной форме?

— Лучше устно, — сказал Хал, — вы сможете задавать вопросы по ходу дела.

— Надо же, — фыркнул Сид, — какой ты стал покладистый. Что ж, начнём. — Белла уже расслабленно откинулась в кресле, дыша мерно и неглубоко. — Прошлый допрос закончился на твоих словах про ангела в церкви святого Иеронима. Продолжай.

Хал задумчиво прикрыл глаза, точно вспоминая тот благословенный и проклятый день. Сид его не торопил, понимая, что сейчас главное оружие — это внимание и вовремя заданные вопросы. Гельт заинтересованно изучал лицо арестованного, прикидывая, как тот выглядел на самом деле, а Белла вела ментальную трансляцию. На Беллу Артур Пейнз больше не смотрел.

— В тот момент я находился в церкви один. Служба кончилась, отец Ригет куда-то ушёл. Я слышал эти божественные звуки... у меня внутри всё переворачивалось. И я увидел лик под потолком в лучах солнца. Он смотрел на меня, а потом заговорил, и я слушал... как завороженный, хотя в первый момент не поверил, что это всё наяву.

— Орс, отметьте: найти органиста. — Сид искренне надеялся, что орган играл не в записи. — Продолжай, мы тебя слушаем.

— «Мир полон несправедливости, — начал цитировать Хал, зажмурившись для верности, — нигде в Ойкумене ты не найдёшь свободы, ибо Господь оставил эту землю, когда чада Его отвернулись от Него, считая, что человеку подвластно всё. Ты не найдёшь справедливости и счастья ни в стенах своего дома, ни в стенах храмов, которые стали пустышками после того, как Господь отвернулся от этой иссушённой земли. Ты видишь, Артур, сколь много унижений и неравенства вокруг тебя, сколь много стен выстроили люди в попытке выжить в прОклятой земле, безводной пустоши, пристанище суховеев...» — Хал замолчал, пытаясь отдышаться. Его лицо скривилось в скорбной гримасе человека, понимающего, как он был обведён вокруг пальца. — Я слушал и... я был согласен с этими словами, они были так правдивы... Ойкумена действительно не самое дружелюбное место... если бы не опреснители, как знать, сколько бы мы протянули. Хотя раньше я никогда не задумывался над этим. Это же моя Родина. Другой у меня нет.

— Задумался бы ты в тот день о Родине, глядишь, не вляпался бы в это дерьмо, — пробурчал Сид, — ну да ладно. Сделанного не воротишь. Что ещё Ам... ангел тебе говорил?

— Он говорил, что люди сами себя загнали в ловушку, отринув Господа и похваляясь своими знаниями, которые их же и сгубят. Что люди забыли о том, что перед Богом равны все, от премьера до самого последнего уборщика улиц. Он говорил, что в Ойкумене мы никогда не найдём истинного счастья, мы так и умрём винтиками в бездушной машине, которую сами же и создали. Но, сказал ангел, вспомни войну, Артур. Тебя ещё не было на свете, и не осталось никого, кто помнил бы великую и последнюю битву людей друг с другом. Эта битва так опечалила Господа, что он стёр с лица земли отринувших его, погрязших в сребролюбии, гордыне и братоубийстве. Он стёр всё былое, и на месте, где люди убивали друг друга сотнями, снова воцарился первозданный Эдем, каким он был когда-то, с прекрасными лесами, озёрами пресной воды, цветочным благоуханием и чудесными животными. И возляжет лев с агнцем... Он говорил мне всё это, описывал Внешний мир с такой... любовью. С такой печалью, что люди так и не поняли, что это райский сад, последняя возможность всем жить в мире и согласии посреди чарующих лесов. Что Господь в великой милости своей дал чадам своим этот мир, новый мир, полный жизни и радости. Но люди не приняли этого дара, они испугались, они предпочли сунуть голову в песок и продолжать жить в своей безжизненной пустыне, которую они якобы покорили.

— И ты всему этому поверил? — Буйство фантазии Стейна Амбиса привело Сида в некоторое замешательство.

— Поверил, — тихо ответил Хал, — потому что это было откровение. Я читал в книгах о том, как некоторым людям являлись святые или ангелы, или дева Мария... Когда это произошло со мной, всё было в точности, как описывали очевидцы. Я... да, я поверил. Не мог не поверить. Вы бы тоже поверили, если бы стояли тогда на моём месте.

— Ага, — кивнул Сид, — немедленно уверовал бы. Ох, а ещё в Институте учился... м-да... И дальше что?

— Он сказал, что видит во мне свет, угодный Господу, и силу нести этот свет другим. Он рассказал, что если иметь веру в сердце, то тебе откроется истинное предназначение пышных лесов. Он рассказал, что людям надо вернуться к истокам, отринуть свои былые привязанности и без страха начать новую жизнь. Ад не во Внешнем мире, ад в сердцах людей. Те, кто найдёт в себе силы отряхнуть прах со своих ног и не побоится пройти путём искупления, в награду получат всю землю. Такую, какой её задумывал Господь.

Кайт вздохнул. Если Внешний мир задумывал Господь, по мысли этого проповедника, то это уже какой-то совсем недружелюбный Господь, которому люди поперёк горла. Сид достал планшет и вывел на экран фото Стейна Амбиса.

— Узнаёшь его?

Хал вперился глазами в цветное изображение. Это было фото с удостоверения личности Амбиса, сделанное полгода назад.

— Да, — тихо сказал Артур-Хал, — узнаю.

— Вот это твой ангел и есть, — сообщил Сид, — правда, почему-то без крыльев. Его зовут Стейн Амбис, он работает в социологической службе и одновременно состоит в политическом движении «Неравнодушные граждане». Ранее он служил референтом у канцлера. Тебе есть, что сказать на этот счёт?

Хал вытаращился в таком изумлении, что сделал шаг назад, а Белла с неудовольствием что-то неслышно прошептала. Видимо, мысли у Хала понеслись вскачь. Его лицо меняло выражение с потрясения на недоверие и обратно, пока он не взял себя в руки и не спросил, почему-то сглотнув:

— Так это всё придумала оппозиция?!

— Вопросы здесь задаю я, — напомнил Сид Кайт, — а ты не лезь, куда не зовут. Как Амбис велел тебе организовать «Истоки»?

— Он... Амбис... — Халу до сих пор тяжело давалось это имя. — Он сказал, что мне надо отринуть своё прошлое, взять новое имя и новое лицо. Моё имя отныне было Хал. Просто Хал, во Внешнем мире не нужны фамилии. Я должен был изменить внешность, он говорил, что люди, не страшащиеся Внешнего мира, выглядят иначе, чем мы. Он объяснил, что у них смуглая кожа, чёрные волосы и тёмные глаза. Они сильные и проворные. Они непохожи на жителей Ойкумены.

— Он говорил, что эти люди обладают недоступными для простых обывателей способностями? Мгновенная реакция, умение задерживать дыхание под водой до семи минут, владение бесконтактным боем, ноктолопия? Он что-то из этого тебе перечислял?

— Нет, — почти шёпотом ответил Хал и отвёл глаза.

«Значит, наш упырь не знаком с особенностями модификантов. Или знаком, но не афиширует это. М-м-м... неприятно.» Сид шумно засопел.

— Как ты поддерживал с ним связь? Как вообще устроена ваша... организация. Кого из проповедников ты знаешь? Ты сам писал свои речи?

Хал замялся. Он вдруг понял, что почти ничего и не знал об «Истоках», он был уверен, что он единственный миссионер, несущий людям свет и правду о Внешнем мире. Значит, были и другие? Но кто? И почему он ничего об этом не знал?

— Ан... Амбис сказал, что мне нужно строго следовать напутствиям человека, который уже давно знает правду, но не может противостоять всей Ойкумене в одиночку...

— Что за человек? — немедленно подобрался Кайт. Вот оно... запахло жареным... кончики пальцев словно заполнились миллионами иголок... ну давай... говори...

— Я не знаю, как его зовут. Амбис называл его Верным. Когда я приехал домой из церкви, я увидел подсунутый под дверь конверт. Там был текст первой проповеди, самой первой... м-м-м... ознакомительной, ещё без упоминания о Внешнем мире, а так же приписка, что такие проповеди я буду регулярно получать, пока не научусь писать сам. И подробная схема действий: как заронить в людских душах сомнение, как пошатнуть их заскорузлые убеждения... у меня дома... всё это есть. Этими бумагами переложена Библия. Я не стал переносить материалы в компьютер. Ваши люди... могут это всё забрать.

— Связь с этим Верным?

— Я получал такие... послания каждую неделю. Без подписи, без адреса, отпечатанные на обычном принтере. Сам я не мог с ним связаться.

— Тот же Амбис, — негромко заметил Гельт Орс, — я более чем уверен. Он сыграл роль ангела, он же и Верным побыл, меньше людей, меньше проблем.

— Возможно, — пробормотал Сид, — Пейнз, ну вот скажи мне, неужели в твоей, без сомнения, светлой голове, не зародилось ни малейшего подозрения? Это же шпионские игры какие-то, всякие подмётные письма, инструкции... это же бред! Как ты мог повестись на такое?

— Вы не понимаете, — спокойно ответил Пейнз, — у меня появился смысл жизни. Настоящий смысл. Моё истинное предназначение. Я видел это так же ясно, как вас сейчас. И я понимал, что будет непросто, что за мной, возможно, будут следить, так как Внешний мир под запретом. Но у меня не было сомнений в своей миссии вплоть до...

— До триумфального капитанского выхода, — подытожил Сид. — Ну, с этим понятно. У тебя проведут обыск с изъятием всего, что касается «Истоков». Зайдём с тылов. Кто мог знать, что в тот день ты направишься в церковь святого Иеронима? Раз мистификация была разыграна там, значит, тебя там ждали. Никто не будет сидеть в засаде неделями в ожидании счастливого случая, это тебе не пятьдесят аудиогидов перепрошить.

На этих словах Пейнз едва заметно дёрнулся. Сид покачал головой:

— Да-да, до этого мы тоже дошли. Конспираторы х...хреновы. Так кто мог знать о твоём визите?

— Да кто угодно, — пожал плечами Артур-Хал, — я секрета из этого не делал. Моя кафедра, мои сотрудники... мы обсуждали планы в «Очарованном кварке», там кто угодно мог меня подслушать. И в кафе на причале, мы к вечеру всем отделом туда переместились...

— «Морской сад»? — слегка подобрался Сид.

— Да, — кивнул проповедник, — с роботами. Мы сидели на дебаркадере, всемером, у нас маленький отдел. Вокруг было полно людей с детьми, парочек...

— Чёрт знает что, — пробормотал про себя Кайт, потирая сломанный нос, — ещё не хватало весь «Кварк» шерстить вместе с «Садом». Орс, распорядитесь об изъятии записей видеофиксации за тот день, возможно, кого-то и обнаружим. Как там Райт, не пора на перерыв?

Гельт Орс покосился на Беллу, находящуюся словно в полудрёме, и деликатно откашлялся:

— Я думаю, самое время для перерыва. И для закачки данных в монитор.

— Допрос не окончен, — нахмурился Сид и вперился в красивое, холодное лицо сидящей около них женщины.

— Для мадемуазель Райт, боюсь, допрос окончен. — Орс уже массировал виски Беллы. Артур с интересом вытянул шею, пытаясь понять, что там происходит. Как только Сид заметил это внимание, тут же рявкнул:

— Отойди в дальний угол и стой там. Лицом к стене.

Через пару минут Белла Райт открыла глаза и удивлённо посмотрела на секретаря:

— Уже всё?

— Ага, — кивнул Орс, помогая ей встать на ноги, — для вас всё. Как вы себя чувствуете?

— Нормально... голова немного кружится.

— Снимите датчики. Боюсь, вы сейчас нас всех серьёзно огорчите.

— Что? — Белла недоумённо и с каким-то презрением окинула взглядом щуплую фигуру Гельта Орса. — Что вы имеете в виду?

— Сами всё увидите, — Орс положил датчики в углубления и обратился к Сиду:

— Уведите Пейнза, нечего ему присутствовать при этом... кхм... действии.

Вошедший оперативник цапнул Артура за плечо, таща за собой, но миссионер успел в последний раз бросить взгляд на эту удивительной красоты женщину, которая сейчас стояла, приоткрыв рот в каком-то немом возмущении. Когда он поравнялся с ней, то услышал полное бессильной ярости: «Тварь!», после чего за нам захлопнулась дверь.

— Вы, мадемуазель, вульгарно сорвали ментальную трансляцию. — Орс с недовольным видом смотрел в монитор, где вспыхивали, перемежаясь, разные картинки, некоторые ярче, некоторые почти в полной темноте, но чаще всего на экране мелькала церковь, какие-то конверты, внезапно возник, как привидение, Стейн Амбис, а потом вдруг лицо самой Беллы. И лицо Артура Пейнза.

— Вы отдаёте себе отчёт в ваших словах?! — Белла яростно дёрнула Гельта за рукав и тут же отпустила, устыдившись собственных эмоций. — Ментальную трансляцию сорвать невозможно, и вы это знаете!

— Невозможно спать на потолке, — заметил Сид, — и то есть варианты. Мадемуазель Райт, почему на трансляции есть запись лица задержанного? Трансляция показывает нам мир его глазами.

— Мне-то откуда знать? — возмутилась Белла, пойдя красными пятнами от обвинений Орса. — Я всего лишь улавливаю его мысли, я сама их впервые вижу на мониторе!

— Вы отвратительнейшим образом саботировали трансляцию, не полностью погрузившись в мир Артура Пейнза и смешав его мысли со своими. Поэтому вы так легко пришли в себя и вообще не сильно напрягались. Что вам помешало, мадемуазель Райт? — Тон Гельта Орса стал поистине ледяным. Сид присвистнул про себя. Вот так так. То-то она так мирно дремала в кресле. Кайт представил себе лицо Дира, когда ему доложат об этом инциденте. М-да, Белла, отличилась ты на этот раз... кукла менталистская...

— Я повторяю вопрос. — Орс требовательно смотрел на женщину снизу вверх, недоставая ей до подбородка.

— Я не знаю... не знаю! Я нормально включилась в трансляцию...

— Пойду доложу, — Кайту это всё надоело, — а вы, мадемуазель, ждите вызова к Альду Диру. И готовьтесь к худшему.

— Почему к Диру? — побледнев, одними губами прошептала потрясённая Белла. От её лица отлила вся кровь, ещё больше усилив сходство со статуей.

— Потому что вчера капитан передал ему руководство этой операцией. Альд Дир возглавляет дело «Истоков». Ждите вызова, мадемуазель Райт, и я вам не завидую. Саботаж вообще у нас как-то не поощряется.

С этими словами Кайт вышел, не оборачиваясь, а Орс тяжело вздохнул:

— Очень недальновидно, мадемуазель, очень недальновидно... Вы, наверно, не понимаете до конца масштабы своего проступка. Это очень серьёзное дело, где уже есть жертвы. А ваша безалаберность перечеркнула все результаты ментальной трансляции. Но не будем об этом здесь. Прошу вас, — он пропустил Беллу вперёд, — запись будет передана лейтенанту Диру. Когда зайдёте к нему, не удивляйтесь. Его тут малость потрепало на днях.

* * *

Когда Белла в некотором удивлении перешагнула порог палаты, первым её желанием было зажмуриться и выбежать обратно в коридор. С койки на неё смотрел оживший мертвец с запавшими глазами, швом во весь лоб и замотанный в бинты как жертва пожара. Около Дира всеми цветами переливались датчики, фиксировавшие состояние организма. Сам Альд полулежал, откинувшись на подушку и смотрел на Беллу с выражением странной брезгливости пополам с насмешкой. Кожа женщины покрылась мурашками.

— Что? — наконец раздался невыносимо знакомый голос, — Таким я тебе уже не нравлюсь? А ведь были времена. Кайт только что доложил мне о твоих фокусах. Глупо, Белла.

Она даже отшатнулась, настолько ярким оказалось дежавю. Всё то же, те же слова... будто и не прошло восемь лет. Белла неосознанно схватилась рукой за штатив капельницы.

— Глупо, Белла.

Около её столика возвышалась фигура Альда Дира, который старался не наступить на разлитый по клетчатому полу кофе. Чашечка закатилась под стул, упершись Белле в мысок туфельки. Сама Белла сидела точно оглушённая.

— Глупо, Белла, — повторил Дир, не обращая внимания на шепотки в буфете, — глупо пытаться захомутать начальника отдела столь примитивными методами и вдвойне глупо прибегать к ментальным способностям.

— Я не... — начала девушка, но договорить ей Альд Дир не дал.

— Не пыталась влезть мне в мозг? А почему ты тогда уронила чашку, стоило мне подумать о том, как здорово мы бы с тобой развлеклись? Тебе это не понравилось? Белла, а ты знаешь, почему женщин-менталистов практически не рождается? Это генетически невыгодно. Ни один мужчина не потерпит вмешательства женщины в свои мысли. И будет бежать от такой особы как от огня, даже если у неё такая восхитительная задница. Не пытайся повторить это, Белла, ни со мной, ни с кем бы то ни было из личного состава. Тебе всё равно не повезёт.

И он вышел, даже не оглянувшись, под тихий гул сослуживцев. Белла сидела красная как рак, уши её пылали. Как он посмел! Отчитать её при всех, в этой забегаловке, где теперь каждый смотрит на неё, едва сдерживая смех. Особенно Беллу бесила троица в углу, с явным интересом наблюдавшая за этой сценой. Белла зажмурилась, пытаясь выяснить, что эти трое думают о ней.

«Ага, значит, блондины тебе нравятся... хорошо... побольше бы таких новеньких... м-м-м, какая фигурка...» — это светловолосый очкарик с тонкими пальцами хирурга или пианиста.

«Ценник бы ещё на себя повесила... курица...» — а это рыжий здоровяк, похожий на закончившего карьеру борца.

«Женщина-менталист? Тьфу, чего только тут у нас не насмотришься. Её что, ради этого сюда взяли? Ещё и Дира пыталась закадрить... господи, вот дура-то...» — неприятный смуглый тип со шрамом ниже уха. Все трое беззастенчиво пялились на Беллу, и она не выдержала, схватила сумочку и выбежала из буфета. Уже в коридоре до неё донеслись чьи-то слова:

— А я бы посмотрел, что дальше было бы. Альд всё самое интересное режет на корню.

Альд смерил оценивающим взглядом фигуру несостоявшейся любовницы и сообщил:

— Я отсмотрел твою трансляцию. Если бы не травмы, я бы любил тебя всю ночь за такие художества, чтобы у тебя в глазах потемнело. Шлюшка, возомнившая себя королевой. Что пялишься? Я тебя знаю, и почему ты сорвала трансляцию, тоже знаю. Но я хочу послушать тебя, прежде чем возбудить в отношении тебя внутреннюю проверку. Докладывай.

Белла вся сжалась в комочек от страха, не в силах смотреть на изуродованное заострившееся лицо с ледяными глазами, взгляд которых даже не крошил камень. Он втаптывал в грязь.

Глава 26

Мелодично промурлыкал звонок, и на мониторе высветилось красивое, холёное лицо женщины, привыкшей следить за собой и всячески подчёркивать свою сексапильность и привлекательность. Русые волосы забраны в тщательно уложенный пучок, шейный платочек повязан элегантным узлом, удивительно длинные ресницы обрамляют серо-голубые, точно лунные камни, глаза. Вот только сейчас эти глаза покраснели от слёз, а изящно очерченные губы дрожали от обиды пополам с бешенством. Дор заинтересованно поднял голову. У него на столе лежали два доклада, от Сида и от Альда соответственно, и капитан догадывался о причинах, побудивших Беллу Райт просить его личной аудиенции. Если Сид коротко и по существу изложил произошедшее в камере пыток, то Дир весьма обстоятельно перечислил все грехи мадемуазель Райт и предложил несколько вариантов дисциплинарного взыскания, начиная от штрафа, предупреждения о неполном служебном соответствии и строгого выговора и заканчивая тремя месяцами отсидки в изоляторе, причём Дор отметил, что его заместитель упорно склонялся к наиболее жёсткому варианту. Окончательное решение капитан должен был принять сам.

Он несколько секунд рассматривал с монитора лебединую шейку и высокие, точёные скулы, отметив про себя, что эта женщина, скорее всего, привыкла ко всеобщему восхищению и постарается использовать данное ей от природы по максимуму в разговоре с капитаном. Дир отразил в своём докладе привычку Беллы Райт манипулировать мужчинами и каждый раз себе не впрок. Сегодняшний визит вряд ли станет исключением.

— Прошу вас. — Дор не сделал даже попытки привстать в присутствии дамы, чем, как успел заметить, заслужил едва уловимую обиженную гримасу. — Чем обязан?

Белла медленно и глубоко вдохнула, пытаясь нащупать верный тон в общении с командиром. Она видела его всего два раза, первый раз на общем собрании, когда Рифус Гарт официально представил личному составу своего преемника (Беллу тогда неприятно поразила молодость новоявленного капитана и его откровенно пугающий вид, не сравнить даже с самим Гартом) и второй раз на допросе одного одиозного деятеля, синтезировавшего скей. Деятель попал под ментальный взлом после «усиленных воздействий» и выглядел плохо, что на работе Беллы, впрочем, не отразилось, но когда она узнала, что именно капитан довёл химика до состояния бессмысленно кивающего привидения без половины зубов, молодая женщина дала себе зарок ни при каких обстоятельствах больше не пересекаться с командиром «Красного отдела». Но судьбе были безразличны все душевные терзания Беллы Райт. Нынешний разговор был слишком важен для неудачливой менталистки.

— Я прошу вас... отменить дисциплинарное взыскание, назначенное лейтенантом Диром по окончании моей работы с...

— Помолчите-ка. — Дор бесцеремонно оборвал речь женщины и углубился в доклады. Белле ничего не оставалось делать, как глупо стрелять глазами по сторонам или таращиться в изукрашенный жёлтыми шрамами затылок. Она предпочла изучать белые стены. — То, что я вас принял, ещё ни о чём не говорит. В докладах моих подчинённых отражено, что вы сорвали ментальную трансляцию на допросе особой важности без объяснения причин. И вы требуете отмены взыскания? А вы оптимистка, мадемуазель Райт.

— Я не заслужила подобных мер! — Губы у Беллы дрожали и нос немного покраснел, отчего красивое лицо стало почти уродливым. — Я всегда хорошо исполняла свои обязанности, я никогда не срывала трансляций...

— Ну сорвали же. А, кстати, почему? В докладе Дира указано, что вы не знаете, что могло помешать полному контакту. Хотя некоторые предположения высказали и он, и лейтенант Кайт. Почему вы не объяснили Альду Диру, как руководителю операции, причину неудавшейся трансляции?

— Лейтенант Дир предвзято ко мне относится, — Белла, как могла, отводила глаза, не желая встречаться взглядом с немигающими чёрными буркалами. Капитан был моложе её на пять лет, но подавлял волю не хуже своего треклятого заместителя. А заместитель не далее как полчаса назад чуть ли не плевался при виде Беллы, припомнив ей всё вплоть до того позорного случая в буфете, и только зашедшиеся писком мониторы вынудили Альда сбавить пыл и выгнать проштрафившуюся подчинённую с глаз долой.

— Значит, лейтенант Дир был прав, — Дор снова сунулся в планшет с мелкими строчками доклада, — и вы до сих пор путаете свои служебные обязанности с личными переживаниями, каковых в рабочее время у вас быть не должно. Это неприемлемо, мадемуазель. Кайт заявляет, что вас смутило внимание арестованного, и вы даже высказали своё возмущение. Как это понимать, мадемуазель Райт? Объясните, я вас слушаю, затаив дыхание, у меня впервые такое, ей-богу.

Белла нервно постукивала полированными ноготками о столешницу, стараясь не выдать своего волнения. Она видела, что капитану безразличны все её проблемы, он требовал только объяснений и ничего больше. Чёрные глаза смотрели испытующе и без малейшего намёка на эмоции, лишь тёмные круги выдавали усталость и недосып. «Он даже слушать меня не станет, что бы там ни говорил. Ему всё равно, ему нужен только результат, это же киборг, модификант, он лишён эмоций... »

— Так я вас слушаю, мадемуазель, или же отправляйтесь в секретариат, где распишетесь в приказе об административном аресте на три месяца.

У Беллы волосы встали дыбом. Арест? На три месяца? Ей что, придётся сидеть в этом... изоляторе? С жёсткой койкой, металлическим умывальником в углу и зарешёченной прорезью под потолком? Он что, шутит так или... Нет-нет. Белла даже головой тряхнула. Этого не может быть. Этот изувер не отправит её в камеру за один-единственный срыв трансляции, тем более, что Беллу Райт до сих пор коробило, стоило ей вспомнить тот самый взгляд.

— Мне... Мне было неприятно, что задержанный... пялится на меня.

Дор удивлённо поднял брови. Он признавался сам себе, что поначалу не поверил альдовым выкладкам, в которых его заместитель в красках и со смаком перечислял «подвиги» Беллы Райт на почве гендерных взаимоотношений. Но, как оказалось, Альд Дир почти что и не приукрасил действительность, обозвав женщину «вздорной пустышкой» и прибавив ещё пару эпитетов, характеризующих Беллу не с самой лучшей стороны. Дор мысленно закатил глаза. Интересно, она вообще понимает, по какому тонкому льду сейчас ходит, или нет?

— Мадемуазель Райт, я вот сейчас тоже на вас, выражаясь вашим языком, «пялюсь». Дальше что? Какое вам вообще дело до арестованного, ваша работа это ментальная трансляция и не более того. Свою работу вы не выполнили. Работа не сделана, мадемуазель. Ваше объяснение смехотворно и заставляет меня подозревать, что вы не годитесь для службы в бригаде.

— Я служу уже восемь лет! — Белла пошла красными пятнами от возмущения. Видно, правду говорили про этого ублюдка, что он из сателлита. Никакого уважения к женщине, смотрит на неё, как на пустое место. А ведь Белла втайне рассчитывала на свою внешность и аппетитные формы, которые в кои-то веки могли помочь ей выпутаться из этой омерзительной ситуации. Пусть и пришлось бы зажмуриться, чтобы не видеть это переделанное лицо с тёмными провалами глаз. Чёрт с ним, она и на такое пойдёт, чтобы не попасть в изолятор. Но даже этот отчаянный в своей безысходности порыв обернулся для Беллы полнейшим фиаско.

— Я смотрел ваше досье. Вы перспективный менталист, довольно часто проводите ментальные взломы, трансляции чуть реже. Вас положительно характеризует ваш начальник отдела. За время вашей службы вы не привлекались к дисциплинарной ответственности, хотя так и не отучились влезать людям в головы по поводу и без. Не перебивайте меня, мадемуазель Райт, и не сопите так возмущённо. Я пытаюсь понять, что вас так расстроило на прошедшем допросе. И, пожалуйста, отвечайте правдиво. От этого зависит, какую меру я вам подпишу.

Белле стало понятно, что достучаться до этого модифицированного выродка невозможно, и не помогут ни распахнутые прозрачные глаза, искусно подведённые тончайшими стрелками, ни чувственные приоткрытые губы, ни фигура, вслед которой, раскрыв рот, смотрели девять из десяти мужчин. Десятым был робот-капитан, и Белла поверить не могла, что этот хмырь с равнодушными стеклянными глазами бестрепетно отправит её в камеру. Делать нечего, пришлось говорить, хотя Белла Райт многое отдала бы, чтобы избежать этого позора. Мало ей Альда Дира будто бы.

— Этот человек... он меня разглядывал, как... как кусок плоти.

— Вас все так разглядывают. У вас весьма лакомая плоть, и вы знаете об этом лучше других. Мадемуазель, я же просил не врать. В докладе отражены и трансляция, и ваша реплика. Вас возмутило, что на вас таращился избитый арестант, а не какой-нибудь начальник отдела. — Тут Дор, не стесняясь, фыркнул. — И не просто таращился, а позволил себе мысленно вами восхититься без какого-либо подтекста. Это вас сбило с толку, не правда ли? Какая ирония. Единственный мужчина, который не возмечтал засадить вам с первых минут, будет приговорён к смертной казни. Мадемуазель Райт, ваши ментальные опыты ни для кого не секрет, и уж тем более не для меня. Если вы и впредь позволите себе поддаваться эмоциям на работе, вам следует задуматься об увольнении. Я не посажу вас в камеру, я вообще очень не люблю, когда женщин помещают под стражу. Но вы заплатите штраф с максимальным коэффициентом и получите строгий выговор с занесением в личное дело. Так что на первый раз я вас прощаю, как видите.

Сказать, что Белла потеряла дар речи, значило не сказать ничего. Штраф? С максимальным коэффициентом? Ей что, два месяца теперь перебиваться самым дешёвым сублиматом и забыть о салонах красоты? Выговор Беллу не так уж и расстроил, она вообще не сильно прониклась тонкостями устава ещё тогда, только-только поступив на службу. Но максимальный штраф за какой-то пустяк?

— Господин капитан, — пробормотала она, всё ещё немного ошарашенная, — но ведь этот... арестованный... он согласился на чистосердечное признание, я думаю, в таком случае не имеет значения, как прошла трансляция...

— Он согласился, — кивнул Дор, отметив про себя, что эта фарфоровая кукла так и не поняла, за что ей влепили штраф и выговор, только глаза таращит да ломает тонкие пальчики с идеальным маникюром, — а мог бы и не согласиться. А мог бы начать изворачиваться, врать, как сивый мерин, выгораживать себя, вообще крутиться изо всех сил. Мог бы уйти в несознанку, молчать весь допрос. Мадемуазель Райт, вы не хуже меня знаете, что ментальная трансляция это самый быстрый способ получить правдивые сведения, не прибегая к медикаментам. Дело «Истоков» находится на контроле у государственного канцлера. Это касается безопасности Ойкумены. И вы не имели никакого права отступать от инструкций, даже если на вас вылупился бы целый взвод Артуров Пейнзов. Вы саботировали ментальную трансляцию, вы перемешали свои мысли с мыслями задержанного, отчего в вашей записи форменный бардак. Перед вами ментальную трансляцию проводил Пирс Трей и проводил настолько тщательно и вдумчиво, что чуть было не схлопотал кровоизлияние в мозг. Подумайте над этим на досуге. Если вас не устраивает то, чем вы занимаетесь, вас никто насильно не держит. А ваши выверты уже становятся поводом для шепотков и насмешек. Почему бы вам не уволиться и не перейти... м-м-м... не знаю... в какую-нибудь корпорацию? В «Милз-тек», например. Будете там референткой, может быть, окрутите какого-нибудь топ-менеджера и заживёте, как и мечтали. Присяга для вас пустой звук, «спонсора» здесь вы себе не найдёте, всем уже поперёк горла ваши заносчивость и высокомерие, ни на чём не основанные. Когда ж вы поймёте, наконец, что фигура богини ещё не делает вас богиней. Подумайте об этом, когда пойдёте в секретариат. Я вас не задерживаю.

Белла едва заметно скрипнула зубами. Ей было неуютно в этом царстве стекла и стали под самым шпилем, её раздражало, что она вынуждена была стоять в то время как Дор Стайн сидел в кресле и чуть ли ноги на стол не закидывал, да ещё и курил, не спросив разрешения у женщины (а вдруг у неё аллергия на дым?). Отповедь капитана ясно показала, что снисхождения Белле не видать, слишком серьёзно этот тип относится к нарушениям в работе и дисциплине. «Чёртов киборг». Белле Райт ужасно захотелось узнать, что же он думает о ней на самом деле. Не может такого быть, чтобы этот франкенштейн с изуродованным затылком вообще никак на неё не прореагировал, он женат, конечно, ну и что. Саю Стайн Белла видела мельком пару раз и едва сдерживала смех. Замухрышка с фигурой подростка, разве что волосы роскошные, густые и блестящие... но до Беллы этой плоской анорексичке как до луны пешком. Женщина чуть прикрыла глаза и сосредоточилась, комкая для виду в пальцах платочек.

Дор наблюдал за этой картиной и поражался, насколько у мадемуазель Райт отсутствует инстинкт самосохранения. От любопытства кошка умерла. Она что, ни минуты уже не может прожить без копания в чужих головах? Или добыча в звании капитана перекрывает все риски? Ну, раз так, решил Дор, попробуем немного окоротить эту Снежную королеву, «шлюшку-недотрогу», как неожиданно прямолинейно выразился Альд Дир. Он откинулся в кресле, придав лицу выражение бесконечной усталости. На Беллу капитан не смотрел.

«Ну, что замерла, кошечка? Давай, проси. Ты же для этого настаивала на аудиенции, чтобы выклянчить у меня отмену взыскания? Ну так проси. Давай-давай, а я пока дверь закрою. Смотри, какой большой и удобный стол. Ничего, потерпишь, лучше ведь так, чем неделя без маникюра?..»

Белла изумлённо вытаращила глаза, инстинктивно сделав шаг назад, и попыталась закрыться рукой. Дор покачал головой:

— М-да, все сплетни о вас оказались правдой, как ни прискорбно. Не тянитесь к пуговкам, вы мне на фиг не сдались, это не говоря уже о том, что подобным способом вы добьётесь лишь увольнения в связи с неполным служебным соответствием. Идите в секретариат, пока я не передумал. Пустых камер у нас хватает.

Белла снова пошла красными пятнами, уродовавшими лицо, закусила губу и чуть ли не бегом выскочила за металлическую дверь, забыв даже испросить разрешения удалиться. Мысль о том, что проклятый киборг специально мысленно раздевал её только для того, чтобы унизить окончательно, не давала ей покоя. Сукин сын, хамло сателлитское, чтоб он сдох... Да ещё штраф с максимальным коэффициентом. Но больше всего её бесило то, что капитан может поделиться своими наблюдениями с заместителем или дружками-модификантами... и с Нортом тоже, Белла помнила, они вместе работали в «Эребусе». Впервые за восемь лет Белла Райт всерьёз задумалась о смене места работы.

* * *

Получив уведомление от Гельта Орса о строгом выговоре с занесением в личное дело Беллы Райт, Дор едва заметно выдохнул и с тоской вперился в потолок, почти полностью скрытый клубами едкого сизого дыма. Капитан предпочитал крепкие сигареты. На одно-единственное мгновение он задумался, насколько многое в их работе зависит от человеческого фактора. Можно рассчитать и предвосхитить всё: сектантские прятки, оппозиционные движения, бестрепетное обрубание концов и даже использование втёмную молодых мажорчиков. Всё можно было предугадать при желании и известном аналитическом складе ума, но вот человеческий фактор никаким расчётам не поддавался. Белла Райт, роскошная красавица Белла... пустышка с божественным телом и полным отсутствием мозгов, повёрнутая на поисках мужика с кошельком и положением. Дору не было жалко молодую женщину с внешностью богини, пусть даже эта трансляция стала её единственным проколом. В бригаде нет места охотницам за мужчинами, а уж если Белла Райт настолько глупа, что думает, будто её ментальные выверты никто не замечает, то она глупа вдвойне. И эта «ожившая Галатея», по мысли Артура Пейнза, из-за своих тщательно выпестованных комплексов и заморочек умудрилась сорвать ментальную трансляцию аккурат тогда, когда Дир выбыл из строя. Дор Стайн вздохнул и прикурил от бычка. Самоотвод не позволял ему лично разбираться во всех тонкостях дела «Истоков», а Эдвин Вирс, предупреждённый четыре раза, до сих пор не давал знать, пришла ли Сая в сознание после операции. Плюс неведомый хакер, предмет восхищения Шона Корка. Плюс Стейн Амбис, он же ангел, он же Верный. Плюс ни одного реального подозреваемого в деле, затрагивающем государственную безопасность. Дор раздавил в пепельнице бычок. Нормальные люди от таких дел лысеют, он лишён даже этого. На одно краткое малодушное мгновение он подумал о «рубиновом рассвете». Нет. Нет-нет-нет. Он не имеет права на слабость. Он командир особой бригады, сколько бы на него ни орал канцлер и сколько бы самоотводов ни предлагал ему Дир. Он не позволит эмоциям взять верх. Хотя в разговоре с Беллой Дору больше всего хотелось встать и залепить этой идиотке пощёчину. Неужели она и впрямь думала, что стоит ей раздвинуть ноги, как капитан растает, аки лёд в стакане, пустит похотливые слюни и немедля отменит все штрафы и взыскания. Эта мысль Дора немного развеселила, и он вызвал водителя. Пора домой, хоть и рановато, пока он окончательно не сбрендил со всеми этими делами.

* * *

Сая медленно, как в полусне, приоткрыла глаза. Тело было словно налито свинцом, боли почти не было, но девушку точно впечатывал в постель громадный механический пресс. Она слабо скосила глаза в сторону. Лазарет. Или больница. В любом случае больничная палата, куда она попала после... Сая задохнулась. Она вдруг с кристальной ясностью вспомнила свою поездку домой... и чёрный внедорожник, летящий на её машину, страшно и неотвратимо. Она вспомнила, как Дон изо всех сил выкручивал руль... а потом треск, удар и боль. Всесокрушающая боль, пронзившая каждую клеточку её тела... искры из глаз и тёмное марево в кровавых сполохах после... а потом... через тысячу лет... силуэт Пирса и его взволнованное бормотание о позвоночнике... и снова тьма.

Фил вбежал в палату как только датчики пропищали о приходе пациентки в сознание. Им овладела внезапная паника. Что делать? Поставить в известность доктора Вирса? Или сначала капитана, тот ему все нервы истрепал, повторяя как заклинание, чтобы Фил немедленно информировал его об изменениях в состоянии жены. Фил стоял на пороге палаты, мысленно обливаясь слезами облегчения, и не знал, что и предпринять. Медик в санитаре Филе на пару минут уступил место взволнованному мужчине. Он на цыпочках вошёл в палату и замер.

Сая смотрела на него блестящими от слёз глазами, молодой человек аж дёрнулся, с ужасом представив, что наркоз сошёл полностью, и теперь девушка вынуждена терпеть боль во всём теле. Но Сая, казалось, не чувствовала боли. Её мучило что-то другое.

— Фил... Я... Я в лазарете, да?

— Да. — Филу стоило больших трудов не подскочить и не сжать хрупкие пальчики в своей ладони. — Вы в лазарете Отдела, вам провели операцию...

— Что случилось, Фил? Я помню... помню внедорожник... он в нас врезался, да? — Сая шмыгнула носом.

— Да, — прошептал Фил, не сводя глаз с бледного измученного лица, — вы попали в аварию. Вас привезла сюда неотложка, доктор Вирс сразу же распорядился об операции. Как вы себя чувствуете?

— Плохо, — Сая с тихим стоном устроилась на подушке поудобнее, — всё тело словно гудит... и в голове каша...

— У вас все показатели в норме, — Фил ободряюще улыбнулся, — а слабость это естественная реакция на наркоз. Вам руку заново собирали и зашивали порванные сосуды, которые были повреждены осколками... рёбер. Сейчас главное покой и неукоснительное следование рекомендациям доктора Вирса...

— Я попала в аварию? — Сая наморщила лобик. — Да... помню... какой ужас... а Дон? Что с ним?

— Сержант Дон Милн погиб, — тихо сказал Фил, — как и водитель внедорожника. Мадам Стайн, вам сейчас нельзя волноваться... Я сообщу доктору Вирсу...

— Дор. — Сая смотрела на Фила не мигая, точно сама была модификанткой. — Я хочу видеть Дора. Пожалуйста. Хотя бы на пять минут. Позовите его, я знаю, что мне нельзя долго говорить. Пожалуйста, Фил, позовите капитана.

Фил опустил глаза. Он и так бы не признался Сае, что вовсе не ассистировал Вирсу на операции, его квалификация не позволяла даже близко подходить к операционному столу, но то, что он, Фил, вместо того, чтобы возвращать Саю к жизни, был вынужден обрабатывать ожоги Альда Дира... ДираФил боялся. Это был человек, знавший, что такое боль. Настоящая боль. И он умел её причинять, Фил видел это в остекленевших от лошадиной дозы анальгетиков глазах. Некая сумрачная дымка, что была незаметна обывателям, но Фил, медбрат, насмотревшийся на страдания, видел её как на ладони. И он боялся Альда Дира. А Дир, наполовину сгорев, вытащил Саю из полыхающей машины. И теперь скромный медбрат даже не знал, как и относиться к самому страшному из заместителей капитана.

— Позовите Дора, — Сая всхлипнула, — пожалуйста. Всего на пять минут.

Её захлестнуло мучительное чувство дежавю наоборот; два года назад она вылавливала Эдвина Вирса в самых неожиданных местах, умоляя разрешить ей навестить мужа, лежавшего в коме, а сейчас она сама, в палате, с переломами, требовала от несчастного Фила капитана в палату, незамедлительно. Сая понимала, что медбрат не уполномочен принимать такие решения, но тихо надеялась на его рыцарскую платоническую любовь и готовность исполнить любое её желание. И Фил, трясясь всем телом, пробормотал:

— Я должен буду поставить доктора Вирса в известность...

— Постфактум. — Сая постаралась улыбнуться. — Если что, валите всё на меня. Я жена капитана и имею право на непредвиденные взбрыки.

Ещё никогда Дор не собирался с такой скоростью, даже во время своего обучения у Сида. Звонок Фила застал его врасплох, но только на мгновение. В следующее Дор уже зашнуровывал ботинки и, наплевав на все приличия, оседлал «Томагавк» и рванул с места, оставив на асфальте чёрные дымящиеся следы от протекторов. В Отдел он приехал через десять минут, чуть ли не на ходу спрыгнул с мотоцикла и, пролетев мимо опешивших охранников, быстрым шагом направился в медблок, непроизвольно ослабляя галстук, который внезапно начал сдавливать горло.

В палате он увидел бессменного Фила, который, кажется, всё это время не спал и не ел. Медбрат поднял на Дора покрасневшие от усталости глаза и непроизвольно поёжился. Сейчас капитан выпрет его из палаты к штырькам собачьим, и Фил даже не посмеет возразить. Но Дор не собирался выгонять санитара, только согнал того со стула и подсел к койке. От увиденного у него сжались кулаки.

Сая полулежала на специальной подушке, тело охватывали эластичные повязки, не сколько фиксирующие грудную клетку, сколько помогающие правильно дышать. Сломанная рука в обрамлении винтов казалась чем-то инородным, будто протез, но по-другому закрепить собранную по кусочкам конечность было невозможно. Сама Сая была очень бледной, носик заострился, под глазами залегли тёмные круги, дыхание поверхностное от боли в груди. Дор снова мысленно пообещал себе, что так или иначе, но он найдёт того выродка, который организовал эту аварию, и этот человек трижды пожалеет, что родился на свет.

Сая осторожно повернула голову, и её лицо осветила слабая улыбка. Фил опустил глаза. Никогда в жизни ему не удостоиться подобной улыбки, и он сделал ещё пару шагов назад. Внутренний голос подсказывал выйти в коридор, а не маячить бесполезным болванчиком в палате, но решиться на этот шаг медбрат не мог. Пусть уж лучше капитан сам его выгонит.

— Дор..

— Тихо, тихо. — Дор осторожно погладил пальчики здоровой руки. Они были прохладные и какие-то... безжизненные. — Я же вижу, тебе больно говорить. Меня и так Фил на пару минут пустил.

Фил на всякий случай отошёл к двери.

— Да... я попросила... что со мной... с нами произошло...

— Авария. — Дор старался не выдавать эмоций. — В твою машину врезался внедорожник. Сейчас департамент дорожно-транспортных происшествий проведёт все необходимые процедуры и экспертизы и пришлёт мне результаты. Не волнуйся. Главное, что ты жива, а кости срастутся. Только не переживай понапрасну. Всё уже кончилось.

— Дон, — Сая всхлипнула и скривилась от нарастающей боли в груди и боках, — Фил сказал, он погиб...

— Да. Погиб. Это ужасно, но я прошу тебя, не думай об этом. Милна не вернёшь, а тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, бельчонок. Не терзай себя, ты ни в чём не виновата, это такое... — Дор мысленно обливался холодным потом от собственного вранья. — Чудовищное стечение обстоятельств. Слава богу, что ты жива.

Сая снова всхлипнула и попыталась сжать пальцы мужа. Выходило плохо. И тут вдруг она вытаращилась на него, точно вспомнив что-то, отчего по щекам у неё вновь потекли слёзы.

— Дор... а Пирс? Что с ним, он в порядке?

«Пирс? Мать честная, Пирс-то тут при чём? Ей что, Фил успел разболтать о допросе? Вот ведь трепло.»

— Пирс? Да в порядке он... что ему будет... лежит в лазарете, приходит в норму... а почему ты спросила?

— В лазарете... да... конечно... — Сая шмыгнула носом. — Какая я дура... конечно, ему тоже досталось там... в машине...

«В машине?!» И тут Дора словно обожгло изнутри, он смотрел на заплаканное лицо жены, покусывающей губы от боли в теле, видел эти залитые слезами глаза и с ужасом понимал, что точно так же, через пелену темнеющего сознания она и увидела фигуру своего спасителя. А сложением и цветом волос оба его зама были довольно похожи.

Врать дальше становилось бессмысленно. Альд Дир лежал через пару палат от Саи, и кто-нибудь из медперсонала обязательно проболтается или она сама ненароком услышит обрывки разговоров. Дор несколько секунд помолчал, формулируя ответ. Хотя, как ни крути, а вариант был всего один.

— Сая, Пирс лежит в лазарете и отходит после ментальной трансляции. Его не было в тот день на шоссе. Это... был не он.

— Как? — У девушки приоткрылся рот. Серые глаза смотрели со смесью недоверия и опаски. — Но я же видела...

— Ты видела не Пирса. Пирс в лазарете. Тебя вытащил Альд Дир.

Сая как-то странно всхлипнула и уткнулась взглядом в белое одеяло, укрывавшее её ноги. Она ничего не говорила, и Дор не знал, о чём она думает. Было видно, что девушка то ли не верит его словам, то ли считает их злой шуткой. Она тихонько дышала, опасаясь делать глубокие вдохи, молчала, глядя в одну точку, а потом вдруг подняла голову. Дор мог поклясться, что никогда не видел в глазах жены столько боли.

— Это неправда, — тихо сказала Сая и даже головой потрясла, — нет-нет, это неправда. Я... я же видела Пирса...

— Ты обозналась. Я понимаю, у тебя всё плыло перед глазами, вот ты и перепутала. Тебя вытащил Дир. Он сейчас лежит по соседству, с разбитой головой и ожогами рук и спины, весь обвешан капельницами. Когда он вытаскивал тебя, загорелось разлитое топливо. Он сумел прикрыть тебя от огня, но сам обгорел... у него ткань в кожу вплавилась. Но он тоже жив...

— Не может быть, — потрясённо прошептала Сая, вцепившись ослабевшими пальчиками в рукав Дора, — но как же... что он... Почему он был там?

— Ехал в кабак, — невесело усмехнулся Дор, — я отпустил его до конца дня. Ехал в «Дуэль на саксофонах», ты помнишь, это недалеко от нас. Ехал-ехал... и приехал. Сая, бельчонок. Я понимаю, тебе нельзя волноваться, я сам тебя просил, но... Это была не авария. Это было покушение. На твою жизнь. Внедорожник летел по встречке специально. И Дир подставил ему свой кабриолетик, чтобы «Супердрайв» успел вырулить. Но всё пошло не так, не так, как планировал злоумышленник и не так, как хотел Дир. Та машина врезалась в вас на дрифте, у отбойника. Лобовое. Не выжили ни Милн, ни тот водитель. А ты осталась заблокированной в автомобиле, и Дир еле успел тебя вытащить наружу. Прости, бельчонок. Вот такая петрушка.

Сая слушала, приоткрыв рот, ловя каждое слово, и на глаза её вновь набегали слёзы. Покушение? На неё? Но зачем, во имя всего святого, зачем?!

— Чтобы заставить меня прекратить расследование. Сая, давай мы об этом поговорим, когда ты поправишься. Сейчас не думай ни о чём. Главное, ты жива, повторяю тебе. Главное, ты жива...

— Значит, это был Дир. — Девушка закусила губу. — Зачем он это сделал? Жить надоело?

— Да. — Дор посмотрел ей в глаза, понимая, что никогда не расскажет Сае историю Альда Дира. — Ему уже давно надоело жить. А он, сукин сын, всё равно выжил. И спас тебя.

— Я понимаю... Я должна испытывать к нему благодарность. Но я не могу. — Сая закрыла глаза. — Просто не могу.

— Бельчонок, Альд Дир проживёт без твоей благодарности. Все его эмоции давным-давно умерли, тридцать лет назад. А спас он тебя, потому что это нормальный поступок. Для любого мужчины, даже для лейтенанта Дира.

— Лучше бы это был Пирс... — Сая тихонько застонала, устраиваясь поудобнее, и к капитану подскочил взволнованный Фил:

— Господин капитан...

— Да-да, — Дор поцеловал жену в щёку и встал, — я понимаю. И так подзадержался. Сая, — он обернулся к жене, — не принимай так близко к сердцу. Мне безумно жаль Милна, а когда я смотрю на тебя, у меня точно нож по сердцу. Но всё уже кончилось. Тебе надо расслабиться, перестать плакать и выполнять указания Эдвина Вирса. А ту сволочь, которая устроила это, я найду.

— Лучше бы это был Пирс, — повторила девушка и закрыла глаза. Дор помолчал пару минут, борясь с подступающим к горлу комком, а потом вышел, кивнув Филу на прощание. Капитан почти физически чувствовал боль жены, боль, которая была сильнее сломанных рёбер и раздробленной руки. Но облегчить эту боль Дор не мог.

Глава 27

Дор вышел из палаты и несколько минут стоял, прислонившись к холодной, выложенной плитками стене. Он сам не ожидал, что вид Саи так его потрясёт. Бедная девочка, бедный бельчонок, сколько же ей пришлось вынести, пока неотложка не привезла её в Отдел. Дор помнил наизусть все слова Альда и покрывался испариной. То, что Сая выжила, теперь казалось Дору Стайну чудом.

Он ещё немного помялся у двери, пытаясь собрать мысли в кучу и, отрешившись от всех эмоций, спокойно и логически проанализировать случившееся с Саей. И первая же мысль заставила его чуть ли не бегом направиться в палату Альда Дира.

— Я был у Саи. — Дор присел рядом с заместителем. Альд выжидающе смотрел, не задавая вопросов. Он и так знал, что сказал капитан своей жене.

— Она знает, что её вытащил не Пирс.

— Понимаю, — после непродолжительного молчания произнёс Дир, — видимо, эта информация не обрадовала мадам Стайн.

— Не обрадовала. А для нас с вами есть новости и похуже.

— Вот как. — Дир прикрыл глаза и вздохнул. Хороших новостей он уже давно не ждал.

— Дир, как по-вашему, кто кроме меня, Эдвина Вирса и Фила, медбрата, мог знать о дате выписки Саи Стайн? — Этот вопрос дался Дору ценой пары лет жизни. Альд выдохнул с каким-то остервенением, отчего тут же зашипел от боли, и выплюнул, не скрывая эмоций:

— Всё-таки не обошлось без крысы. Видит бог, я до последнего надеялся, что хотя бы у нас эта сволочь не заимела сторонников. — Ему пришлось оборвать фразу на полуслове из-за мигающих красным мониторов. Вбежавшая медсестра свирепо вытаращилась на капитана:

— Господину лейтенанту нельзя волноваться, он ещё очень слаб...

— А не пошли бы вы на хер, — посоветовал Альд Дир, — тут дело о госизмене, а вы квохчете как курица, не сказать ещё хуже. Поправьте капельницу и я вас не задерживаю. — И, дождавшись, пока побагровевшая от такой наглости медсестра не выйдет, продолжил: — Я понимаю ход ваших мыслей, господин капитан. Покушение произошло ровно в тот момент, когда ваша жена возвращалась домой после выписки. Так и просится аналогия с Артуром Пейнзом и его озарением. Там кто-то знал, что Пейнз придёт в церковь святого Иеронима именно в данный конкретный день. Здесь кто-то знает, когда отпускают домой мадам Стайн. И если в случае с Пейнзом информатором Амбиса мог быть кто угодно, то нынче... Чёрт... — он опустил голову. — Это худшее, что может случиться: предательство своих же. Мне надо подумать, господин капитан...

— Холт... — начал было Дор, планируя привлечь главного аналитика, но Альд протестующе замотал головой.

— Ни в коем случае. Ни одна живая душа кроме нас с вами не должна даже мысли допустить об измене. Возможной измене. Иначе не миновать паники. Я... может, я и не Сайрус Холт, но башка у меня пока что варит. Я... выясню, кто это мог быть.

— То есть вы допускаете предательство в наших рядах. — тихо сказал Дор и сцепил пальцы, побелевшие от напряжения.

— И рад бы не допускать. Мне, господин капитан, подобные мысли точно кость в горле. И всё же. Давайте рассуждать логически. Мог знать медперсонал, лазарет не на одном Филе держится. Покойный Милн. О! Я придумал. Я отряжу одного из своих... проверенных... — на этих словах Дир скривился. — агентов, неплохого психолога, пусть поболтает за милую душу с нашими водилами. Кто-то из них наверняка тоже был в курсе, Милн вполне мог сказать, что повезёт жену капитана домой.

Дор видел, что его заместитель развивает бурную деятельность только чтобы отвлечься от чудовищных мыслей об измене в самом сердце бригады. Сам Дор не знал, что и думать. Подозрение оформилось в его голове настолько внезапно, что молодой человек до сих пор толком не отдавал себе отчёта в том, что отвратительная гниль госпереворота проникла даже в его ведомство. Но объяснить по-другому это дерзкое покушение Дор не мог. Кто-то дал водителю внедорожника наводку. И этот кто-то находился с Дором Стайном в одном здании.

— Господин капитан. — Дир уже успокоился, приняв решение об агенте, и почти не сверкал глазами в праведном гневе. — Если позволите, один совет. Насчёт мадам Стайн.

— Что? — подобрался Дор. Он помнил потускневшие глаза жены, когда она услышала о том, кто же её на самом деле спас от смерти в горящей машине, помнил, но поделать с этим ничего не мог.

— Это не моё дело, господин капитан, и я не врач. Но вашей жене нужна квалифицированная психотерапевтическая помощь, желательно с медикаментозным сопровождением...

— Вы считаете мою жену сумасшедшей? — Дор непроизвольно выпрямился.

— Я не говорил о психиатрии. Но мадам Стайн пережила чудовищную трагедию, чуть не погибла, она испытывает сильные физические страдания. И на этом фоне известие о том, что я... что я не Пирс, может спровоцировать клиническую депрессию.

— Она сказала, что должна испытывать к вам благодарность, но не может...

— Да-да, и я о том же. Мадам Стайн будет разрываться между двумя стрессовыми ситуациями: той, что произошла три года назад, и нынешней. Этот диссонанс вкупе с физической болью может очень негативно отразиться на Сае. Она упрятала свои прошлые переживания так глубоко, что стоит им вырваться наружу, неминуемо произойдёт срыв. Господин капитан, нельзя затягивать. У меня есть знакомый, мой сокурсник, он блестящий психотерапевт, стопроцентное излечение. Он берёт дорого, но вы напомните ему обо мне. Его зовут Ридс...

— Сае сейчас главное восстановиться физически. — Дор почему-то отторгал мысль о психотерапии, хотя понимал, что без врачебной помощи Сая может ухнуть в пропасть бесконечных переживаний о первой встрече с Альдом Диром, и добром это точно не кончится.

— В здоровом теле здоровый дух, и так же верно обратное. Если мадам Стайн избавится от призраков прошлого, её выздоровление пойдёт в разы быстрее. Я не желаю зла вашей жене, пусть она меня и ненавидит со всем пылом своей юной натуры. Я знаю, что она никогда меня не простит, да и не должна, надо признать. И всё же я хочу, чтобы она перестала себя мучить. Прошлое я изменить не могу, так хоть будущее.

— Я подумаю, — Дор встал со стула. Вид заместителя, чей лоб покрылся бисеринками пота, свидетельствовал о том, что Альду пора отдохнуть. На долгие беседы Альд Дир пока не был способен. Дир кивнул, соглашаясь:

— Я искренне советую вам это, господин капитан. У вашей жены очень лабильная психика, хотя с виду и не скажешь. Но я вижу такие вещи так же чётко, как эти мониторы. Ей нужна помощь. И как можно скорее. — С этими словами он осторожно устроился поудобнее, стараясь не задеть трубки капельниц, и медленно выдохнул. Дор видел, что боль стала постоянной спутницей Альда Дира, сколько бы не вкачивали в него анальгетиков и успокоительных. Капитан ободряюще похлопал заместителя по кончикам пальцев:

— Выздоравливайте, вы мне нужны как минимум ходячим. И не кричите больше на медсестру, ну что вы как беспредельщик из сателлита.

Дир кивнул, борясь со слипающимися глазами. Разговор с капитаном его вымотал, хотя они беседовали всего минут пятнадцать. А ещё предстояло звонить Айку и делегировать того в транспортный отдел.

* * *

День только-только подобрался к своей середине, а Белла Райт уже сидела за столиком у самого края дебаркадера «Морского сада», потягивая разноцветный коктейль, украшенный морским коньком из марципана, и слушала тихий плеск воды. Плеск немного успокаивал и помогал расслабиться после отповедей Дира и капитана, от которых Беллу натурально трясло. Она расписалась в положении о выговоре, не поднимая головы, чтобы не видеть поджатых губ Орса и его осуждающего взгляда. А штраф так просто подкосил молодую женщину, она никогда не умела с толком распоряжаться деньгами, живя в буквальном смысле одним днём. И даже сейчас она сидела в кафе и пила уже третий коктейль, хотя цены в «Морском саду» были не очень дружелюбные. Зато можно было подышать солёным морским воздухом, послушать шум волн и понаблюдать за водными трамвайчиками. Считать копейки Белла не умела, её банковский счёт периодически опустошался полностью, но такого удара не пережил. Но Белла не хотела об этом думать. Ни о штрафе, ни о дурацком выговоре, ни о чёртовой трансляции, которая стоила ей выволочки у командира, ни о том арестанте, из-за кого всё и началось... Белла не хотела вспоминать это всё, она пила коктейль, периодически закусывая миниатюрными пирожными, и по привычке прислушивалась к мыслям окружавших её людей. Но в середине дня дебаркадер был занят, в основном, семейными парами с детьми, радостно визжавшими при виде роботов-официантов, и до Беллы здесь никому не было дела. И она чуть ли не впервые этому обрадовалась.

Из лёгкой задумчивости её выдернул телефонный звонок. Абонент не включил видеосвязь, но Белла и так знала, кто это. Она свирепо выдохнула и одним махом опрокинула бокал с разноцветной жидкостью. Да что ж за день сегодня, магнитная буря, что ли.

— Белла, радость моя. А я вот звоню узнать, как твои дела.

— Дела? — прошипела Белла в трубку, стараясь не привлекать к себе внимания. — Как мои дела? Мне влепили штраф с максимальным коэффициентом и посоветовали уволиться к чёртовой матери, вот и все мои дела.

— Какая неприятность, — весьма лицемерно, как показалось Белле, посочувствовал собеседник, — но, я уверен, тех денег, что вы получили за интересующую нас информацию, вам хватит с лихвой, чтобы не думать ни о каких штрафах.

— Я уже давно их потратила! — огрызнулась в трубку молодая женщина. На том конце воцарилось молчание.

— Вау. — наконец произнёс голос с некоторым уважением. — Вот это я понимаю, сильная и независимая женщина. Впечатляет. А не поделитесь, за что вас оштрафовали? Мне казалось, вы не похожи на злостную нарушительницу дисциплины.

— Не ваше дело, — буркнула Белла и поманила робота для нового заказа. Её собеседник цокнул языком, и Белла почти воочию увидела, как он досадливо качает головой.

— Милая Белла, дело очень даже моё. Стайн авторитарен, но он не деспот и не раздаёт взыскания из-за того, что у него вдруг шрамы зачесались. Так чем вы навлекли на себя столь серьёзное неудовольствие командования? Отвечайте, пожалуйста, от этого зависят наши с вами будущие взаимоотношения.

Белла едва слышно скрипнула зубами. Ей не хотелось терять источник лёгких денег; просьбы собеседника были простыми и безобидными, хоть Белла и подозревала, что эти люди проворачивают какие-то тёмные дела. Ну да ей-то что, подумаешь, сделать пару звонков и сказать пару слов, а на счёт меж тем немедленно падали внушительные суммы. Которые она ухитрялась потратить практически за один день. Единственным условием её нанимателя было отсутствие вопросов, и Белла честно и, надо признать, совершенно искренне не интересовалась, что эти люди сделают с полученной информацией. Но сейчас невидимый визави требовал ответа. И Белла, дождавшись, пока робот поставит перед ней очередной бокал, начала тихо рассказывать о минувшем утре.

Дослушав, абонент издал странный звук, будто всхлипнул, и Белле показалось, что он утирает выступившие на глазах слёзы. Динамик негромко хохотнул, а потом с каким-то удивлением поинтересовался:

— Вы что, всерьёз хотели соблазнить гартова выкормыша? Вы на что рассчитывали, Белла, господи, это и впрямь смешно.

— На то, что он мужчина, — огрызнулась красавица.

— М-м-м... м-да. — Абонент на другом конце задумался. Продолжать использовать Беллу Райт становилось рискованно. И хотя она, сама того не желая, здорово помогла ему, сорвав ментальную трансляцию Артура Пейнза, но одно то, что эта женщина, поддавшись эмоциям, может запороть всю работу, собеседника не устраивало. Как не устраивало и незапланированное взыскание, это привлекло к Белле внимание двух самых опасных и влиятельных людей бригады. По всему выходило, что с красавицей пора расторгать «контракт».

— Милая Белла, я хочу напомнить вам, что мы вас выбрали из-за вашей репутации красотули, озабоченной лишь макияжем да охотой на преуспевающих мужчин. Это отводит от вас любые подозрения, вы считаетесь слишком недалёкой и заносчивой, чтобы плести какие-то интриги...

— Вы звоните специально, чтобы меня оскорблять? — В лицо Белле бросилась краска. Да что они все, с цепи сорвались, что ли, что Дир, что этот лысый выродок, что её нынешний собеседник, и всё это за один день.

— Поумерьте ваш пыл, милая моя. Я повторяю, ваша репутация оберегает вас ото всяких подозрений, а ваши ментальные способности для нашего дела просто подарок. Вы на хорошем счету у вашего непосредственного руководства, что тоже плюс. Но этот модифицированный ублюдок прав: вы совершенно ненадёжный человек. И ваша ценность для нас стремительно тает. Понимаете, мы не благотворительная организация, чтобы платить вам деньги только за то, что вы существуете и украшаете собой белый свет. Я найду нового информатора, хотя это и не так просто, как кажется. Но с вами мы вести дел больше не будем. Хотите, увольняйтесь, хотите, продолжайте службу, решать вам, хотя ваше поведение оскорбляет присягу. Вы меня разочаровали, Белла. Очень разочаровали.

— Интересные дела, — прошипела Белла, раздувая ноздри, — далась вам всем эта трансляция. Я же не нарочно её сорвала, уж это вы понимаете?

— Если бы вы сорвали её нарочно, я заплатил бы вам втрое больше обычного. Но вы сами всё испортили своей самовлюблённостью и презрением к этому фанатику, Пейнзу. Зря, кстати. Из вас бы получилась такая красивая пара. «Галатея». А он романтик. Ладно, опустим это. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, мадемуазель Райт. Всего хорошего и берегите себя.

Дисплей коммуникатора погас, и Белла осталась сидеть за столиком с приоткрытым от обиды ртом. О неё попросту вытерли ноги, использовали и выбросили, как ненужную вещь. Самолюбию Беллы Райт был нанесён такой удар, что она невольно расплакалась, привлекая внимание сидевших неподалёку людей. Почему, ну почему мир так несправедлив? Лишить её денег именно тогда, когда этот сукин сын выписал ей штраф. Вдруг Беллу посетила кошмарная мысль. Этот... наниматель... может нашептать Стайну о неприглядных делишках его подчинённой, хотя никакого состава преступления Белла в своих действиях найти не могла. И всё же ей было страшно. Её собеседник знал Стайна лично. А все, кто знал Дора Стайна лично, могли с уверенностью сказать: если этот гуманоид узнает о левом заработке Беллы Райт, то бестрепетно санкционирует «Альфу». И сам приведёт приговор в исполнение.

Белла допила коктейль, расплатилась и открыла в коммуникаторе страничку с вакансиями в «Милз-тек» и «Аквариусе». Женская интуиция подсказывала ей, что с особой бригадой пора прощаться, и чем скорее, тем лучше.

* * *

Артур Пейнз в очередной раз находился на перепутье и даже, кажется, начал привыкать к этому противоестественному состоянию. Смертная казнь его уже не беспокоила, как и не беспокоила участь Стейна Амбиса, подписавшего Артура на страшнейшее из обвинений. Всё в руках господа, Пейнз, хоть и осознавал, что от смертельной инъекции ему не уйти, почему-то совсем не боялся. Шестым чувством эмпата он ощущал, что медленно, но верно из шахматной фигуры превращается в пешку, и это его успокаивало. А вот нервничать заставляло совсем другое.

Он помнил слова лейтенанта Кайта об изъятии видеозаписей в «Кварке» и «Морском саде», и эти слова не давали Артуру покоя, свербя где-то в желудке и кончиках пальцев. Кто-то в кабаках подслушал его разглагольствования о визите в церковь святого Иеронима. Кто? Пейнз знал, что никакое сотрудничество со следствием не отведёт от него высшую меру, но теперь он искренне хотел помочь в поисках тех, чьим желанием было убить десятки ни в чём не повинных людей, да ещё столь безумным способом. Артур нарезал круги по камере, закрыв глаза, и пытался вспомнить тот день и свои посиделки с ребятами с кафедры. «Кварк»... цветные сполохи прожекторов... гремящая музыка, из-за которой приходится орать собеседнику в самое ухо... нет... в «Очарованном кварке» подслушать разговор было практически невозможно. Да, вспомнил Артур-Хал, там же ещё проходил какой-то конкурс молодых исполнителей, отчего они с коллегами предпочли отвалить в «Морской сад», чтобы не насиловать уши. А вот в «Саду»...

В «Морском саду» они заняли столик на дебаркадере, недалеко от танцевальной площадки. Звучала негромкая и медленная музыка, несколько пар танцевали, а роботы ужасно смешно лавировали между кружащимися людьми. Артур сильнее сомкнул веки, чтобы вызвать в памяти как можно больше подробностей.

— Ригет совсем съехал со своими проповедями, — коллега Артура по имени Дик покачал головой в ответ на предложение Пейнза навестить храм с тремя крестами, — у него сплошные Содом и Гоморра, Апокалипсис велком и всё такое. Он вообще немного того, не в себе, всё шпарит о гневе господнем, о возмездии... Артур, нахрена тебе этот бред?

— Ты же знаешь, что он сравнивает Внешним мир с Содомом, который господь залил серой. Слушай, но это же весьма новаторски. Ригет приспосабливает нынешнюю ситуацию к священным книгам хрен-знает-каких веков. Он проповедует про ад наглядно, а не умозрительно, как все остальные. Прихожанам это нравится.

— Прихожане не зрители ток-шоу, чтобы им нравилось-не нравилось. Пейнз, Ригет просто больной человек, я тебе ответственно заявляю. Я слушал его разглагольствования, в древние века его бы сожгли, честное слово. И паству свою он просто запугивает, все нормальные священники говорят о любви господа к людям, а этот только слюной брызжет.

— Вот я и хочу послушать. Религия должна приспосабливаться к изменяющимся реалиям, а не застывать в догмах, которые уже неактуальны сотни лет.

— Слушай, хочешь, иди, мне-то что. — Дик сделал внушительный глоток и покосился на танцующих. Артур видел, что его коллега явно заинтересовался одной девушкой и хочет пригласить её на танец. Сам Пейнз танцевать не умел и позориться не собирался. Он заказал очередную кружку, напоминая себе выпить дома нейтрализатор. А то неудобно получится, в церкви-то.

Он пил пиво и наблюдал сквозь прищуренные ресницы за удивительно красивой женщиной, танцующей совсем близко от их столика с каким-то ушлым типом на полголовы ниже её. Женщина была в солнцезащитных зеркальных очках, последний писк моды, с оригинально закрученным шёлковым тюрбаном на голове и в облегающем алом платье, подчёркивающем аппетитные формы. Артуру почему-то больше всего запомнилось, что женщина совсем не обращала внимания на своего партнёра, а незаметно вертела головой, точно искала кого-то. По Артуру тоже прошёлся взгляд, скрытый сверкающими стёклами, но не задержался, перескочив на Дика, а потом на мужчину с маленьким сынишкой, пытающимся сесть на робота верхом. Артур вздохнул про себя. Женщины не очень-то любят стеснительных научных сотрудников, хотя Артуру доводилось слышать о себе довольно приятные вещи от девочек из их отдела. Но Артур Пейнз был слишком зажат для общения с женщинами, он всё время срывался на россказни о своих исследованиях, а девушек меньше всего интересовали различия в религиозных воззрениях жителей Ойкумены. Так что Артур, ещё немного полюбовавшись прекрасной незнакомкой, вернулся к своему пиву.

Артур остановился так резко, что чуть не потерял равновесие. Он сел на койку, пытаясь успокоить бешено ухающее сердце. Нет-нет, этого не может быть... бред... просто совпадение. Белла Райт не выходила у Артура из головы с того самого момента, как он увидел её, эту ожившую статую с невозможно, непередаваемо красивыми чертами и фигурой, от которой перехватывало горло. Но сейчас, вспомнив незнакомку на дебаркадере, Пейнз покрылся мурашками. Он мысленно снял с женщины большие солнцезащитные очки, размотал тюрбан и переодел в форменные жакетик и юбку. Красавица с танцплощадки была точной копией Беллы Райт.

Артур уже полчаса сидел, привалившись к холодной стене, и не знал, что и предпринять. Рассудок требовал немедленно оповестить Сида Кайта и рассказать всё, что Артур Пейнз вспомнил, хотя... может, они и сами уже просмотрели видеозаписи и пришли к неутешительным выводам. А может, Белла просто пришла в «Морской сад» потанцевать и выпить пару коктейлей... Артур молился про себя, чтобы это было так. Он не хотел, чтобы Беллу арестовывали, нет-нет, такая женщина не должна находиться в этой каморке с прорезью под потолком. Наверняка она тоже жертва интриг Стейна Амбиса. А может и нет. Артур Пейнз кусал губы. Нет. Он не сможет. Если и выяснится, что их с Диком разговор подслушала Белла, пусть это выяснится без его участия. Тем более, что женщина его и не узнала, приняв за модификанта. Артур опустил голову. Он просто трус. Малодушная тряпка, слизняк. Ещё вчера он готов был утащить с собой в могилу всех, кто разрушил его жизнь... но Белла. Он прерывисто вздохнул, лёг на койку и отвернулся лицом к стене. Пусть её сослуживцы сами разбираются, кто прав, кто виноват. Это их работа, в конце концов. А он, Артур Пейнз, будет ждать суда и казни.

* * *

Сид Кайт тем временем никакие записи с камер видеонаблюдения не исследовал, а сидел в буфете за столиком у окна, пил чай и пристально рассматривал своего визави. Не далее как полчаса назад Дир вызвонил Сида и чуть ли не в приказном порядке велел явиться в буфет и занять строго определённый столик. На все расспросы Альд прошипел: «Исполнять!» и отключился, после чего Кайту стало уже даже интересно. И теперь он смотрел на вихрастого рыжего парня с россыпью веснушек и крупными лошадиными зубами. Парень упорно изучал свою чашку, не поднимая головы.

— Ну здорОво, — наконец произнёс Сид, чувствуя себя на редкость неловко. — Вот и свиделись.

— Здравствуйте. — Мэт таращился в скатерть, не желая сталкиваться с неподвижными тёмными глазами. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: Альд Дир сдержал своё обещание и познакомил Мэта с отцом. Вот только отец этот пугал юношу до спазмов в животе.

— Можешь на «ты». Всё-таки сын как-никак.

— Ага, — пробурчал Мэт, всё так же не поднимая глаз, — только что-то я не припомню, чтобы я вас видел. И я на вас не похож.

— Я модификант.

— Ага. Поэтому вы бросили маму? Это ведь из-за вас всё. Всё это вот. Ральф... плюшки эти... «Истоки» эти ваши! — последние слова Мэт выкрикнул чуть ли не в полный голос и тут же осёкся. Сид вздохнул и покачал головой. Найти общий язык с сыном будет явно непросто.

— Это долгая история. И я не прошу тебя понять её. У меня своя жизнь, в которой нет места семье. И так уже почти двадцать пять лет. Я не знаю, зачем Дир захотел, чтобы ты познакомился со мной. Радости это никому не принесло, как я вижу.

Мэт помолчал. Отец оказался совсем не таким, каким молодой человек его себе воображал. Он был... чужим. Совсем чужим, точно с другой планеты, он был сумрачен и равнодушен, и сближаться с Мэтом не очень-то и хотел.

— Я не осуждаю вас, — парень встал и отодвинул чашку, — у вас, наверно, были веские причины уйти от мамы. И не желать даже видеть собственного сына. Я понимаю. Здесь все такие. Только долг, только служба, присяга, все дела.

— Я не мог с тобой видеться по решению суда. — Сид не сделал ни единой попытки удержать Мэта, просто смотрел на юношу и не ощущал даже тени родственных чувств. Нет, что ни говори, а судьба всё расставляет по местам. Его, Сида, место — это бригада, а Мэт пусть живёт своей непонятной математической жизнью, работает в «Гипносе» и шляется с Диром по борделям. Ах да, теперь уже без Дира. Сид отодвинул чашку и тоже встал.

— Что ж, знакомство не удалось. Так тому и быть. Если понадобится, в секретариате возьмёшь мой номер, мало ли что.

— Зачем мне ваш номер.

— Ну не бери. Ладно, — Кайт обошёл стол и поравнялся с сыном, — мне пора. Не время прохлаждаться.

Мэт проводил взглядом подтянутую фигуру в чёрном костюме и сел обратно за столик, бесцельно размешивая ложечкой остывший чай. Он вдруг отчётливо понял, что мама отчаянно нуждается в его поддержке. Потому что этот тип к ней точно никогда не вернётся, а Дир выяснил, что хотел, и умыл руки. Мэт Хард впервые по-настоящему осознал, что теперь он глава семьи и её единственный защитник.

Глава 28

На следующее утро Дор первым делом направился в медицинский блок. Вид Саи Дору не нравился категорически, а последняя её фраза по-настоящему пугала. Ему не давали покоя слова Альда Дира о возможном срыве, капитан понимал, что Сая балансирует на грани, не желая принимать реальность и уходя в себя всё глубже. Но насильно психотерапию не проведёшь, и Дор твёрдо вознамерился заручиться согласием жены. Благо теперь времени у него было предостаточно.

Сая встретила его настороженным взглядом и без обычной улыбки, хотя уголки её губ по привычке дрогнули. Дор мысленно выругался. Сбывались его худшие опасения: Сая отдалялась с бешеной скоростью, стремясь укрыться в своей раковине и не иметь никаких дел с реальным положением вещей. Её глаза запали, под ними залегли тёмные круги, а черты лица ещё больше заострились. Дышала девушка осторожно, боясь новых приступов боли в груди, и комкала пальчиками здоровой руки тонкую простынь. Дор отдал бы десять лет жизни, чтобы не видеть Саю в таком состоянии, чтобы не смотреть в потускневшие глаза и не находить в них этого обречённого выражения. Он подошёл к койке и сел рядом.

— Бельчонок. А вот и я. Как ты сегодня?

— Как вчера, — Сая говорила тихо, уставившись перед собой в одну точку, — за один день ничего не меняется. А что у тебя? Как продвигается это дело? Из-за которого меня искалечили?

— Это дело на контроле у Дира. Я взял самоотвод. Так что теперь могу навещать тебя сколько угодно.

Рот Саи приоткрылся. Девушка впервые за это время посмотрела Дору в глаза, и тот чуть было не отвёл взгляд, столкнувшись с такой болью и недоверием.

— Самоотвод?.. Но почему? Как? Я не понимаю... — Сая смотрела во все глаза и покусывала губы. — Как ты мог отказаться? Это же самый главный твой вызов...

— Поэтому и отказался. Бельчонок, я не могу рисковать ни тобой, ни Алби, вообще никем. Я не имею права. А самоотвод, возможно, спутает карты этим любителям земного рая за Гранью.

Сая всхлипнула. У неё внутри медленно разливался чёрный, липкий холод, как будто её сердце опутал своими щупальцами мерзкий, скользкий осьминог. Она снова опустила голову, и Дор воочию видел, как рвётся между ними тонкая ниточка доверия. Он погладил прохладные пальчики, и Сая отдёрнула руку.

— Это ведь Дир придумал, так ведь?

Капитан стиснул зубы. Да, вот оно, то, чего он боялся и во что отказывался верить: Сая всё-таки сорвалась в омут депрессии и не доверяла даже ему.

— Да, Дир. Я отдал ему «Истоки», потому что Альд Дир не рискует ничем, кроме собственной шкуры. Он псих-одиночка, его нельзя шантажировать. Тем более сейчас.

Сая снова посмотрела на мужа, и он поразился, насколько белыми стали ей глаза. Фил что-то пролепетал из своего угла, и Дор рявкнул, не оборачиваясь:

— Да уйдёшь ты отсюда или нет, мозгляк несчастный!

Фил в ужасе выкатился из палаты и, закрыв дверь, прижался лбом к холодной плитке стен. Проходящие мимо врачи и медсёстры с удивлением косились на своего трясущегося коллегу.

— Почему ты его слушаешь? — В голосе Саи были только боль, боль и отчаяние. — Неужели ты не видишь? Он вертит тобой, как хочет, он втёрся тебе в доверие, заставил слушать только себя... Дор, как ты не видишь? Он не может подсидеть тебя впрямую, так старается оттереть тебя от работы, чтобы самому собирать все лавры... Почему ты ему веришь, Дор? Ему? Он же агентурщик, его работа это враньё, враньё всегда и везде... как ты можешь с ним общаться после того, что он со мной сделал... — Сая расплакалась, не обращая внимание на красные графики мониторов. Дор мысленно отхлестал себя по щекам для ясности ума и тихо произнёс:

— Сая, Альд Дир спас тебе жизнь. Без него ты бы сгорела в машине. Я ничего не забываю, бельчонок, но сейчас он... некоторым образом искупил свою вину.

— Никогда. — Сая выплюнула это слово, точно червивую ягоду. — Он никогда не искупит свою... свою... Ты можешь делать вид, будто история с Тедом и это... покушение... что это как-то его оправдывает... его ничего не оправдает! Никогда! А ты даже рапорт об отставке ему не подписал... оставил эту мразь в Отделе...

— Мне нужен его опыт, Сая, он слишком ценный кадр.

— Он насильник и животное, — прошептала девушка, громко всхлипнув, и отодвинулась, насколько смогла, — он извращенец. И ты это знаешь. И слушаешь его... Почему ты веришь ему, а не мне? — она качала головой, как болванчик, и смотрела перед собой залитыми слезами глазами. — Почему ты не спросишь его, как он там оказался, а? Там, на шоссе. Даже я знаю, что лейтенант Дир живёт не в «Каньоне». Что он там делал, Дор?

— Я же тебе говорил, он ехал в «Дуэль на саксофонах»...

— А ты поверил. Ты ему веришь, этой мрази. Которая так удачно поехала в свой кабак, что прямо сыграла в героя-спасителя. Да? Чтобы ты окончательно к нему проникся, Дор? Простил ему всё?... Всё?.. А почему ты не думаешь, что это покушение подстроил именно он?

В первое мгновение Дор опешил, не веря своим ушам. Сая замолчала, не глядя на него, только тихо всхлипывала, не обращая внимание на мокрое от слёз одеяло. Было видно, что от настоящей истерики девушку отделяет почти невидимая грань.

— Сая, да что ты... Да с чего ты взяла? Он даже не знал, что тебя выписывают, ну как тебе такое в голову пришло? Бельчонок, ты чего-то перегибаешь. Дир сам обгорел и ни на что не похож... нет-нет, Сая. Ты себе напридумывала лишнего, а тебе нельзя волноваться...

— Знаешь что? — В глазах Саи сверкнуло бешенство. — Хватит уже пылинки с меня сдувать и оберегать ото всего, будто я стеклянная! Я не слепая! И не глухая! Я всё вижу, просто молчу, чтобы не отвлекать тебя от работы! А ты даже очевидного не замечаешь, тебе его лесть как бальзам на душу, да? Господин капитан! Он манипулятор и уже давно тебя окрутил, как несмышлёныша! Покушение! А что покушение? Или ты знаешь способ лучше, чтобы окончательно обелить свой охрененно сияющий образ! Спасти жену командира! Да за это медаль положена, разве нет? Ты его ещё не наградил? Нет? Не расписался в своей полной беспомощности? — Саю трясло, и Дор даже не мог вклиниться в этот яростный монолог, выжидая, пока девушка выплеснет всю свою горечь и обиду. — Если бы Дир мог, давно бы уже спихнул тебя и сам занял капитанский пост!..

— Дир никогда не займёт моё место, — Дор старался говорить спокойно, чтобы не спровоцировать истерику и не потерять Саю окончательно. О психотерапии молодой человек пока не решался заикаться. — Это знает канцлер, это знаю я, знает и сам Альд Дир. Ему не бывать капитаном, пока я жив.

— Зато «серым кардиналом» он очень удачно устроился. Ты ему веришь! — Сая уже даже не вытирала слёзы здоровой рукой, носик её покраснел, а губы дрожали, точно у девушки был нервный тик. — Веришь всему, что он говорит, как будто нет авторитета выше! А меня пытаешься успокоить какими-то общими фразами... Рапорт ты ему не подписал... Он на это и рассчитывал... Что ты проявишь благородство... к нему, а он даже взгляда твоего не стоит... Я не верю тебе, Дор Стайн. Ты уже давно марионетка в руках этого маньяка и насильника. Я не хочу тебя видеть. Ни сегодня, ни вообще. Уходи. Навещай Дира, он же так пострадал, спасая меня из огня. Бедняжка. А ведь такой красивый был. — И Сая закрыла глаза, точно давая понять, что визит окончен.

— Сая. — Дор встал и отвернулся к окну, чтобы она не видела его исказившегося лица. — Мы поговорим об этом, когда тебе станет полегче. Сейчас ты слишком плохо себя чувствуешь и от этого нервничаешь ещё сильнее и придумываешь всякие ужасы. Я не призываю тебя прощать Альду Диру его грехи. Но он тебя спас. От страшной и мучительной смерти. От этого тоже никуда не деться.

— Уходи, — глухо произнесла Сая, — а лучше приведи этого ублюдка сюда. Я хочу посмотреть ему в глаза и послушать, как он будет врать и изворачиваться, делая вид, будто благородно жертвовал собой, а не собирался подмять тебя окончательно.

— Сая, господи, да что на тебя нашло? — Дор обернулся чересчур резко и увидел, с какой ненавистью смотрит на него женщина, которую он любил больше жизни. В глазах у Дора потемнело и несколько секунд он боролся с желанием схватить Саю за плечи и как следует встряхнуть. — Дир в палате, лежит пластом как и ты. Ты хочешь обвинить его в глаза? Хорошо! Подожди, пока он сможет вставать с койки.

— Сейчас. — Теперь в голосе Саи был только дымящийся лёд. — Я хочу его видеть сейчас. Хоть на койке, хоть на каталке, хоть в гробу. Ты не можешь исполнить даже такую простую просьбу? Раз уж он так... пострадал, ну пусть ещё пострадает... когда же он сдохнет, наконец... — Сая замолчала, будто все слова у неё иссякли и осталась только боль. Боль и разочарование.

— Я его приведу, — ровным голосом пообещал Дор, — немедленно. А потом, Сая, к тебе придёт доктор Ридс, психотерапевт, и будет лечить тебя от депрессии и того пограничного состояния, в котором ты находишься. Тебе нужна помощь, Сая. И я вижу, что уговаривать бессмысленно. Так что тобой займётся психотерапевт. Это приказ. — И Дор молча вышел, оставив Саю смотреть на захлопнувшуюся дверь потрясённо распахнутыми глазами. По щекам девушки струились ручейки слёз.

* * *

Дир посмотрел на вошедшего капитана, но ничего не сказал, просто ждал. Вербовщик впервые видел командира в состоянии, близком к припадку, и мысленно прокручивал в голове варианты, приведшие к такому исходу. По всему было видно, что Дор Стайн выяснил нечто весьма неприятное и относящееся к нему, Альду Диру, лично.

— Как вы себя чувствуете? — Дор поинтересовался дежурно, мысли его были далеки от состояния здоровья заместителя.

— Уже лучше. Капельницы, как видите, сняли, кожа помаленьку регенерирует. Сегодня пробовал вставать.

— И как? — В глазах Дора загорелся какой-то странный огонёк. Альднепроизвольно поёжился, настолько... по-людоедски прозвучал этот вопрос.

— Если не размахивать руками, то терпимо. Я планирую потихоньку начать покидать эту обитель скорби, хотя ночевать всё равно придётся здесь...

— Сейчас встать можете? — Дир отметил, что капитан избегает смотреть ему в глаза.

— Так точно. — Он осторожно сначала сел на койке, поморщившись от резкой боли в спине и руках, а потом медленно встал, чуть покачнувшись. Дор помог ему восстановить равновесие и, глубоко вздохнув, произнёс:

— Вы были правы. Насчёт психотерапии. Сая... она... я никогда не видел её в таком состоянии. Её просто уносит, настроение меняется каждую секунду, то плачет, то кричит на меня, то вас обвиняет, то меня... кончилось тем, что она захотела высказать вам в лицо все обвинения. Прямо сейчас.

— О. — Дир покачал головой. — Как печально. Вы созванивались с Ридсом?

— Нет ещё. Хотел уговорить Саю пройти лечение добровольно. Не вышло.

— Господин капитан, я могу узнать, что так расстроило мадам Стайн? Всё прошло так, как я и предсказывал? Наслоение двух стрессовых ситуаций?

— Хуже, — буркнул Дор, — она считает, что покушение организовали вы. С целью показательно спасти жену капитана и упрочить свои позиции в бригаде. А потом сместить меня с должности и лично занять кабинет под шпилем. Меня она слушать не стала. Требует вас. На заклание.

Альд непроизвольно присвистнул, изумлённо глядя на капитана. Вот так так, а ситуация гораздо серьёзней, чем он предполагал, чем мог даже вообразить. Дир прекрасно знал об отношении Саи к своей особе, но не рассчитывал, что травмы и пережитые ужасы выльются в столь затейливый результат.

— Что ж... Раз мадам Стайн желает плюнуть мне в лицо, это можно устроить. Уж до конца коридора я дойду.

— Дир, послушайте...

— Нет, господин капитан, послушайте вы. Не скрою, мне не очень приятно слышать, что ваша жена обвиняет меня в покушении на свою жизнь, да ещё столь изуверским способом. Одним Ридсом здесь не обойтись. Ей нужен катарсис, разрядка, перелом, после которого ей будет уже легче придти в норму. Ну покричит на меня, господи, ну обвинит во всех смертных грехах, так мне не привыкать. Я вижу, что ситуация уже накалилась настолько, что дальше только медицинское вмешательство, принудительное. Не стоит затягивать. Пойдёмте.

Он сделал несколько неверных шагов, постоял пару минут, борясь с головокружением, и подождал, пока Дор не откроет дверь. Руками двигать было нестерпимо больно.

Сая непроизвольно натянула одеяло почти до подбородка, когда увидела, что дверь в её палату распахнулась, и Дор, осторожно поддерживая, ввёл к ней ожившего мертвеца. Сая смотрела и не узнавала, настолько вошедший человек был не похож на привычного красавчика Альда Дира, да ещё и в мешковатой свободной пижаме, не сковывающей движений и висевшей на Дире балахоном. Лоб вербовщика пересекал жуткого вида шов, вспучившийся багровым, а волосы кое-где сгорели полностью. Лицо Дира было сероватым и осунувшимся.

— Вы хотели меня видеть. — Дир не спрашивал, он утверждал, и у Саи волосы шевелились, когда она слышала этот голос, отдающийся в ушах барабанным боем. — Я пришёл.

— Это вы?... — Девушка сглотнула и отвернулась, не в силах смотреть на искалеченное лицо.

— Я. Капитан сказал, вы желали предъявить мне обвинения, я вас слушаю.

— Вы... меня вытащили....

— Я, — вздохнул Дир, — и прошу вас, не ищите здесь двойного дна. Я проезжал мимо и был свидетелем аварии.

— Вы врёте, — тихо сказала Сая, — вы ни за что не стали бы рисковать собой просто так. Да ещё так удачно оказались в нужном месте. Так не бывает.

— Мадам Стайн, я понимаю, что любить меня вам не за что, и вам комфортнее обвинить меня до кучи в самых неожиданных вещах, но поверьте, я оказался там случайно. Я ехал...

— В «Саксофоны», я знаю. Могли бы и поудачнее соврать, вы же психолог якобы. Я не верю ни одному вашему слову. Вы не альтруист, чтобы кидаться в огонь, спасая чью-то жизнь. Вы мерзкий изворотливый гад, карьерист и циник. Вам хотелось выставить себя героем перед командиром, ну, поздравляю. Дор вам верит. Своей жене он не верит, а вам да. Вам, наверно, пора примерять галстук с полосой. Раз уж ничего вас не берёт.

Дор слушал это всё и покрывался холодным потом. Сая обвиняла Альда спокойно и без истерик, совсем не так, как при разговоре с ним, Дором. Серые глаза превратились в две ледышки. Капитан покосился на заместителя. Было видно, что Диру больно даже неподвижно стоять, но он как-то крепился, только губы иногда дёргались.

— Мадам Стайн, я понимаю, что пережитая катастрофа не лучшим образом сказалась на вас, но поверьте. Всё произошло именно так, как рассказывал вам муж. Моё решение поехать в «Саксофоны» было спонтанным, и я понятия не имел, что вас в этот день выписали. Я... кгхм... по правде говоря, не сильно интересовался историей вашей реабилитации.

Сая молчала, и губы её были сжаты в ниточку. Вдруг она подняла на Дира глаза и прошептала, глотая слова от бешенства:

— Вы врёте как дышите. Вам ничего не стоит сочинить любую сказку, чтобы мой муж вам поверил. Мне нужен ментальный взлом.

— Сая! — не выдержал Дор и подошёл вплотную, опершись руками о край койки. Девушка испуганно подобралась, ожидая то ли пощёчины, то ли чего похуже. — Это переходит все границы! Ты не отдаёшь себе отчёта в своих словах. Я всё могу понять, ты перенесла такой ужас, что у тебя в голове форменный кавардак. Но я не позволю устраивать ментальный взлом. Это не обсуждается.

— Нет, ну отчего же, — пошевелился у стены Дир, — если мадам Стайн предпочитает экстремальные меры, то так тому и быть. Взлом, если уж начистоту, расставит все точки над «и».

— Тебе мало? — поинтересовался Дор у жены. — Дир согласен. Скрывать ему нечего. Может, наконец, ты поймёшь, что он не замешан в этой катастрофе.

— А ему-то что? — Сая смотрела сквозь мужчин, захваченная водоворотом нервных, дёрганых обрывков мыслей. — Чего ему не согласиться-то, зная, что ты не санкционируешь ментальный взлом. Чем он рискует, ничем. Ты же не решишься. А этот... извращенец... только укрепит свои позиции. Согласие на взлом! Ага! Ну можно ли ещё сильнее расписаться в своей непричастности! Мразь... — Сая неожиданно икнула и вытаращила глаза.

— Сая, ментальный взлом чётко регламентирован. Я не имею права применять его как бог на душу положит. За бездоказательное применение взлома меня ждёт отставка без возможности восстановления. Взлом нельзя применять без предварительного допроса и усиленных воздействий. И уж тем более по отношению к сослуживцу.

— Он тебе не сослуживец, а подчинённый, изнасиловавший твою жену и до сих пор за это не наказанный. И ты мне будешь говорить о регламенте? — Сая медленно, но верно скатывалась в истерику. — Ты Гарта боишься? Что он узнает? Даже такое чудовище, как Рифус Гарт, оправдает тебя, когда узнает всю подноготную.

Дор наклонился над девушкой и тихо, чтобы Альд не услышал, прошептал ей почти в самое ухо:

— Сая, тебе нужен не ментальный взлом, а медицинская помощь. Ты как капризный ребёнок, не желающий есть кашу. Ты хочешь посчитаться с Диром, ты посчитаешься. Я не хочу тебя потерять, я санкционирую взлом, хотя большего превышения полномочий трудно и представить. И перед Гартом отбрешусь. Но подумай вот о чём: а если взлом подтвердит правоту Дира? Что ты будешь делать тогда?

— Этого не случится, — Сая смотрела на мужа исподлобья, — потому что этого не может быть. Я хочу знать, с чего вдруг он начал изображать из себя спасителя-супермена. Мне плевать, что с вами сделает Гарт, мне плевать, переживёт твой любимец ментальный взлом или нет. Я хочу знать правду. Или больше никогда сюда не приходи. Без такой любви я проживу.

Альд Дир краем глаза наблюдал за Саей и капитаном. Он ни минуты не сомневался, что Стайн выдаст санкцию на вторжение в чужой мозг, вторжение грубое, насильственное, вторжение, которому невозможно сопротивляться, последнюю меру перед протоколом «Альфа». Капитан слишком любил свою жену и был глубоко уязвлён её словами. Он пойдёт на что угодно, чтобы вернуть Саю, пусть даже ценой отставки и ареста. Это Дир понимал. И мысленно готовился к ментальному взлому. Впервые ему предстояло стать жертвой, а не сторонним наблюдателем. Даже интересно, следует признать.

— Через два дня, когда Фрост будет готов, — Дор прикидывал, кого из менталистов можно будет привлечь к столь вопиющему нарушению всех правил и уставов. Идеально подошёл бы Пирс, но взлом слишком энергозатратная штука, очкастый блондин мог схлопотать инсульт, а он и так ещё не совсем пришёл в себя после трансляции. Белла Райт отпадала, Дор даже мысли не допускал, что эта кукла будет замешана в его, капитана, личных делишках. Оставался Эдер Фрост, опытный малый и умеющий держать язык за зубами. До бригады он был не слишком-то в ладах с законом, используя ментальные способности в весьма сомнительных целях, но Альд Дир вовремя распознал в похитителе интеллектуальной собственности довольно одарённого менталиста и перетащил Эдера в Отдел. Фрост свято чтил заповедь «молчание — золото» и для ментального взлома подходил как нельзя лучше.

Сая полулежала, нахохлившись, и баюкала сломанную руку. Она не хотела признаваться себе, но Дор её напугал. Она видела исказившееся лицо с чёрными провалами глаз, и не узнавала, настолько закаменели знакомые черты. Да, он согласился исполнить её просьбу... вот только никакого удовлетворения Сая Стайн не чувствовала, наоборот, ей вдруг стало страшно. Она шмыгнула носом и подняла глаза на мужа:

— Не надо Фроста. Я... я передумала... не хочу я ничего знать...

— Вот как? — Дор наклонился и приблизил лицо почти вплотную, чувствуя на щеке слабое дыхание. — Нет, Сая. Уже не выйдет. Ты обвинила моего заместителя в покушении на твою жизнь. В присутствии командира. Не забывай, Сая, ты не только моя жена, но и подчинённая, так же, как и Дир. Я не могу пройти мимо подобных заявлений. Ты хотела ментальный взлом — он состоится через два дня. Здесь, в твоей палате. Тебе установят монитор, и ты сможешь наблюдать за взломом в реальном времени. После чего я либо арестовываю Альда Дира, либо ты приносишь искренние и глубочайшие, а потом доктор Ридс и курс психотерапии. Всё, Сая. Я многое могу понять, но сейчас ты заигралась. Мне очень жаль, что своими домыслами ты подводишь меня под отставку, а себя под принудительное лечение. Отдыхай, я вернусь через два дня.

И дверь за двумя мужчинами захлопнулась. Бесшумно, а Сае показалось, что раздался грохот камнепада. Она медленно улеглась на спину и беззвучно заплакала. Больше всего ей хотелось погрузиться в терапевтический транс, успокаиваюший нервы и очищающий мозг. Но этому не суждено было сбыться.

* * *

— В жизни не бывал в такой дрянной ситуации. — Дор сидел в палате Альда и с тоской смотрел в потолок, закинув руки за голову. Вид у командира особой бригады был измученный. Альд молчал, по обыкновению ожидая, когда капитан обратится к нему. Хотя Дир признавал, что влипли они круто, а вдобавок ещё и на редкость невовремя.

— Отмените взлом, — Альд всё-таки заговорил, не дождавшись обращения, — хотя я бы на вашем месте не стал бы.

— Да ну? — Сарказм у Дора вышел какой-то жалкий. Дир быстро отвёл глаза. — Вы вообще отдаёте себе отчёт, что мы тут все вместе натворили? У меня на одной чаше весов руководство Отделом и эти грёбаные «Истоки», на другой психическое здоровье жены. У вас тоже эти грёбаные «Истоки», а вы мало того что похожи на привидение, так ещё и подвергнетесь вторжению в разум. Сая по-тихому сходит с ума, и мне это как нож по сердцу. И это не говоря уж о том, что Гарт с нас обоих шкуру снимет, когда узнает, а он узнает. Все случаи применения ментальной трансляции, взлома и протокола «Альфа» дублируются канцлеру немедленно. Я не смогу это утаить.

— И не надо, — Дир попытался пожать плечами и тихо застонал от боли, пронзившей руки, — с Гартом вообще лучше не юлить. Когда вызовет вас на ковёр, говорите как есть, всю правду-матку. Может, повезёт, и он поймёт, что вы были вынуждены применить столь экстремальные меры.

— А если не поймёт? — уныло бросил в пустоту Дор. Капитан понимал, что отставка это ещё цветочки, за самовольный ментальный взлом он мог загреметь на минус тридцатый на долгие годы. А Саю и Дира выпрут из Отдела с волчьим билетом. Да и Фроста заодно.

— Поймёт. — Альд Дир скривился в странной усмешке, делавшей его лицо похожим на маску клоуна-убийцы. — Рифус Гарт в своё время тоже заигрался в господа бога, можете ему напомнить. Вы хотя бы спасаете свою жену. А Рифус Гарт вёл Алби, тогда ещё просто Мирр, умирать от пули в висок. За его личные фанаберии. Вы эту историю знаете вскользь, а нам тогда не до смеха было. Я думал, Гира удар хватит. Так что вы сыграете на равных.

— Вы уверены, что перенесёте ментальный взлом? — Дор обоснованно опасался, что его заместитель ещё слишком слаб, выглядел он как жертва вивисектора.

— А что мне будет? Голова поболит и всего делов. За это не переживайте, господин капитан. Фрост в этом смысле ювелир, тем более, что я иду на взлом добровольно. Ему не придётся меня блокировать. А потом... Окопаюсь в палате на радость Эдвину Вирсу. А вы так и не договорились с моим сокурсником...

— Да-да, — Дор всё помнил, только вот когда звонить в таких условиях? — Я сегодня ему наберу. Поправляйтесь. У вас глаза слипаются.

И Дор вышел, на ходу утирая вспотевший лоб. Ещё один такой день, и он сам напишет рапорт об отставке.

* * *

Эдер Фрост не сильно удивился странному заданию с пометкой «срочно», скорее напружинился, как хищник перед броском. Он уже давно мечтал покопаться в голове господина заместителя капитана по оперативно-агентурной работе, потому что такие уникумы рождаются раз в столетие. А если учесть специфику нынешней работы, Эдер чуть ли не облизывался в предвкушении, дыша прерывисто и глубоко, ослабив галстук и расстегнув пару пуговиц. Он даже зажмурился от пьянящей истомы, терпкого и запретного чувства, которое дарил ментальный взлом, это было слаще любых наркотиков, любого алкоголя и любой женщины, даже Беллы. Фрост аж мурлыкнул от удовольствия. А капитан знает толк, раз не стал привлекать к столь деликатной работе Беллу Райт. Ха-ха. Эдер по праву гордился собой, ибо был одним из тех немногих, кто смог насладиться этим роскошным телом, но только потому, что старательно восхищался в мыслях этой неземной красотой, робко надеясь (три раза ха) на один-единственный взгляд. Этого хватило, чтобы мужчина с внешностью Дракулы смог пригласить Беллу на многообещающее свидание. Первое и последнее, впрочем, Эдер не желал контроля над своими мыслями. А вот мысли Альда Дира... О да, давно пора было пощекотать этого изувера с чертами кинозвезды, узнать, как вообще земля носит эдакое надругательство над людскими законами. Эдер Фрост потирал руки и считал часы до вызова в медблок. Дор Стайн мог быть доволен своим выбором.

Глава 29

Главный врач слушал Дора со всё возрастающим изумлением и только нервно приглаживал редкие седые волосы. Вид у доктора Вирса был до крайности потрясённый, а лицо стремительно бледнело.

— Господин капитан, поправьте, если ошибаюсь: вы хотите провести ментальный взлом своему заместителю? Да ещё через два дня? Это безумие! Я не вдаюсь в детали, мне они ни к чему, ей-богу, но... лейтенант Дир ещё слишком слаб для подобных нагрузок. Он не в силах даже встать с кровати...

— В силах он, я лично проверял. Чтобы убить Альда Дира, нужно сильно постараться. Он вполне способен вставать, а во время взлома в любом случае будет лежать колодой в оцепенении. А Фрост талантливый менталист, взломает его бережно и деликатно. Мне и надо-то от Дира всего пару воспоминаний.

— Это неэтично, — стоял на своём Эдвин Вирс, — взлом запрещено применять в личных целях. Вы роете себе могилу, господин капитан.

— Моя могила, хочу и рою. Ваше дело принять Дира после взлома и исключить возможность кровоизлияния в мозг. Он нужен мне живым, здоровым, в твёрдом рассудке. Я не шучу. После взлома будете выхаживать его как родного и вопросов не задавать. Моей женой займётся Маттис Ридс.

— Ах вот как... — Вирс холодно поджал губы, но глаза его метали молнии. Главный врач получил чувствительный удар ниже пояса. — Маттис Ридс... Наслышан. Но, господин капитан, неужели мои специалисты не в силах помочь мадам Стайн? Я не видел ухудшения состояния, динамика небыстрая, но стабильно положительная, её организм...

— Её организм ухнул в пограничное, и мне нужен спец типа Ридса, пока она не сошла с ума окончательно. Ваши коллеги будут лечить её тело, он — разум. Ридс не из бригады, и Сая Стайн для него всего лишь очередная пациентка, к которой у него нет предубеждений.

Вирс уставился в пол. Капитан, как и Сая, всегда били по больному. Потому что одно из предубеждений Эдвина Вирса сейчас стояло перед ним и говорило совершенно возмутительные вещи.

— Как прикажете, господин капитан. Насколько я знаю, Маттис Ридс блестящий психотерапевт. Но неужели эта... процедура не может подождать, пока мадам Стайн и Альд Дир хоть немного поправятся? И почему взлом обязательно проводить в палате Саи, это зрелище может шокировать её и усугубить и без того тяжёлое состояние.

— Она должна видеть ментальный взлом в режиме реального времени. Через два дня. Это приказ. Подберите персонал для реабилитации Альда Дира, Эдера Фроста и моей жены. Да, забыл уточнить. Фила не привлекать. Иначе будете подбирать врачей для четырёх пациентов. Подготовьте Саю для визита Маттиса Ридса, я с ним уже созванивался. Если хоть у кого-то из троих наступит ухудшение, я найду нового главного врача. Свободны.

Вирс со злостью захлопнул дверь в свой кабинет в торце коридора и бессильно грохнул кулаком по столу. Лысый выродок рехнулся окончательно, забыв, что его власть не абсолютна и он не может распоряжаться человеческими жизнями по своему усмотрению, точно феодал из тёмного средневековья. Модификантов Вирс в расчёт не брал, те были добровольными смертниками и шли в объятия Внешнего мира совершенно осознанно и без принуждения, их жизнь была предопределена раз и навсегда после двух подписей. Но весь остальной личный состав по праву мог рассчитывать на человеческое отношение со стороны командира, будь он хоть трижды «М+». Вирс утёр лоб. Нет, каково: в нарушение всех норм устава санкционировать ментальный взлом собственному заместителю, который чудом выжил в огненной пучине катастрофы и теперь похож на ожившую мумию, замотанный в регенерирующие повязки почти до пояса. Вирс признавался, что для своего возраста Альд Дир сохранил весьма неплохую форму, но нагрузка на сердце после ожогов была очень серьёзная. А ментальный взлом не шутки, кровоизлияния и инсульты происходили в пятидесяти процентах случаев, и предугадать, как поведёт себя мозг во время вторжения, было невозможно. Вирс ещё раз промокнул лоб. Чудовищно, бесчеловечно... он помнил, что у лейтенанта Дира за душой было много чего, и даже догадывался, по какой причине капитан внезапно решил подвергнуть заместителя ментальному воздействию, но всё же эта мера казалась Эдвину Вирсу если не чрезмерной, то удивительно несвоевременной. А тут ещё и Сая с переломами грудной клетки и собранной по кусочкам рукой, она не могла даже сесть самостоятельно, чтобы не задохнуться от боли. Постоянно держать девушку на анальгетиках было опасно, организм, измученный годами «радиант-плюса», отторгал многие лекарства либо начинались совершенно необъяснимые аллергические реакции, из-за чего Вирс подбирал обезболивающие так же тщательно, как и заново конструировал размолотую руку. Вирс не рискнул доложить взвинченному командиру об опасном ухудшении состояния его жены, именно психического состояния; девушка с утра была крайне подавлена и на все дежурные вопросы о самочувствии отвечала односложно или вовсе молча кивала или качала головой, глядя в одну точку. Фил кормил её с ложки, осторожно утирая губы салфеткой и что-то ободряюще бормотал, но Вирса нельзя было обмануть. Сая Стайн была надломлена и вряд ли только из-за переломов. Да, конечно, автокатастрофа просто чудовищная, но главврач видел, что Саю гнетёт что-то ещё. Но давить на девушку не решился, рассудив, что надо пронаблюдать за динамикой, а потом уж делать выводы. А капитан сделал их раньше него и пригласил Маттиса Ридса, который был признанным экспертом в области клинической психотерапии, цены драл заоблачные, но и результат того стоил. «Значит, мой персонал Саи Стайн уже не достоин, скажите на милость. Будто не они во главе со мной вытаскивали тебя самого из комы, сволочь модифицированную. Тоже мне, тиран, деспот, опьянённый властью как наркотиком...» Вирс опасался, что никакими доводами не сможет убедить капитана отказаться от ментального взлома или хотя бы его отложить. Уж больно взгляд у Дора Стайна был недобрый, и главврач терялся в догадках, но к середине диалога понял, что любопытствовать бессмысленно. Иначе это страшилище его попросту отправит в отставку, а для наблюдения над взломом найдёт медиков посговорчивее. И Эдвин Вирс, проклиная себя за малодушие, прикусил язык.

Эти два дня выпали из памяти Дора, словно их стёрли, словно и не было их, сорока восьми часов мутного круговорота перед глазами, когда он машинально отвечал на приветствия подчинённых, не заходил ни в медблок, ни в секретариат, ни к Сайрусу Холту; Дор был похож на пустую оболочку без единого проблеска эмоций, говорящего манекена с пустышками вместо глаз. Он запретил себе интересоваться состоянием Саи, Дира видеть тоже не хотел, а Эдер Фрост не мальчик, сам поймёт, что от него потребуется, Дор очень подробно расписал менталисту его задание и выкинул того из головы. Капитану больше всего хотелось заснуть и проснуться уже в другом времени, где Сая не лежит в палате с винтами на руке и не смотрит на него как на предателя; где Альд Дир, как обычно, щеголяет идеальным пробором и цитатами на латыни; где его, Дора, путь не устилают трупы незнакомых и ни в чём не повинных людей и где нет места злу под названием «Истоки». Но даже капитан «Красного отдела» не мог обернуть время вспять. И он ждал, ждал мучительные, бесконечные двое суток, чтобы войти, наконец, в палату к Сае и своими глазами увидеть, что именно произошло на пустынном шоссе по пути в «Каньон».

* * *

В назначенный день капитан первым прибыл в медблок, но несколько секунд стоял, не решаясь нажать на дверную ручку. Слишком хорошо он помнил остекленевший от боли и отчаяния взгляд жены, сменившийся сначала тёмным бешенством, а потом испугом; он помнил каждое слово Саи, отдававшееся в ушах грохотом обвала, помнил всё до мельчайших деталей, и свои угрозы тоже. Дор знал, что сегодня так или иначе потеряет Саю навсегда. Либо взлом подтвердит её обвинения, и капитану ничего не останется делать, как водворять Дира в изолятор, а потом начинать процедуру развода, потому что они уже не смогут быть вместе, как бы страстно Дор Стайн не желал обратного. Сая никогда не простит ему поддержки своего мучителя. Либо выяснится, что Сая в запальчивости огульно обвинила его зама, и в дело вступит Ридс. И Дор боялся, что после клинической психотерапии наряду с медикаментами Сая изменится до неузнаваемости. Хотя Альд клялся на конституции, что Маттис Ридс вернёт Саю капитану здоровой, весёлой и безо всяких неправильных мыслей в голове. Но Дор всё равно не находил себе места и, наконец взяв себя в руки и досчитав до десяти, быстрым шагом вошёл в палату.

Сая полулежала на койке, не поднимая глаз. Она уже выглядела получше, Вирс бросил все силы на алтарь её выздоровления, и всё же девушка, хоть не такая бледная, как в прошлый раз, была измучена и подавлена. Она сто, нет, тысячу раз успела пожалеть о своём глупом порыве, ментальном взломе без единого основания, и теперь пожинала плоды. На Дора она боялась поднять глаза, хотя прекрасно знала, кто именно вошёл к ней в палату. Она узнавала его шаги, его дыхание... даже его молчание. Которое, впрочем, продлилось недолго.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — прошептала Сая и ещё сильнее съёжилась на постели. Дор что-то неслышно пробормотал, а потом произнёс, глядя в окно, затянутое белыми жалюзи:

— Очень хорошо. Сая, я за тебя волнуюсь. В прошлый раз я наговорил тебе всяких резкостей. Извини. Но сделанного не воротишь. Сейчас ты будешь смотреть на ментальный взлом Альда Дира.

Девушка тихо шмыгнула носом и покосилась на тройку врачей за стеклянной перегородкой. Медикам ни к чему было знать, что будет видеть Сая Стайн на большом настенном мониторе.

— Неужели ничего нельзя изменить? — Взгляд Саи был просящим и подозрительно влажным. Дор подавил вздох. Эту историю необходимо было прояснить раз и навсегда.

— Нет, бельчонок. Ничего нельзя изменить. Потерпи. Тебе нужно увидеть совсем немного. Не терзай себя, тебе нужна ясность, она у тебя будет. И я тоже устал от этой неопределённости.

— Я не хочу ничего знать...

— Два дня назад ты требовала Дира на заклание и тебе было безразлично, перенесёт он ментальный взлом или нет. Тебе было безразлично, отправит меня Гарт в отставку или влепит неполное служебное соответствие. Тебе было безразлично наше будущее. Ты хотела знать правду. Я покажу тебе эту правду. Не прячь голову в песок.

Сая подобралась ещё сильнее. Она вдруг поняла, что с этой минуты осталась одна-одинёшенька в целом мире, как тогда, в далёком и почти забытом прошлом. Своим идиотским упрямством она добилась лишь одного: сломала мужу карьеру и жизнь, взамен получив никому не нужную правду о том, чего уже не изменишь. Сая уставилась на сломанную руку и прошептала:

— Я всё испортила... Сама... своими руками... наверно, я заслужила видеть этот взлом...

Дор так и стоял у окна, не в силах повернуться и посмотреть Сае в глаза. Его что-то жгло изнутри, разрывая внутренности и подкатывая к горлу едкой желчью. В глубине души он надеялся, что Саю ещё можно вернуть, пусть и с помощью доктора Ридса. Дор слышал её шёпот и догадывался, что девушка казнит себя последними словами за свою вспыльчивость, но поделать ничего не может. Слишком сильно она тогда полоснула по живому, слишком громким эхом отзывались в нём эти полные бессильной ярости слова, выплюнутые в лицо, и слишком тяжкими были обвинения. Дор незаметно сжал кулаки. Он её вытащит. Ценой отставки, ценой поражения в борьбе с невидимым противником, ценой собственного будущего, но вытащит Саю из омута психического расстройства. Иначе зачем ему вообще жить.

Дверь в палату распахнулась, и коренастый медбрат, похожий на мясника, вкатил койку на колёсиках, на которой неподвижно лежал заместитель Дора, накачанный обезболивающими и заново перевязанный. Глаза Дира были открыты и смотрели, не мигая, в лицо Саи. Девушка всхлипнула и отвернулась, не в силах выдержать этот взгляд. Альд Дир всегда пугал Саю до мокрых ладоней и мурашек по всему телу, но сейчас, израненный и обездвиженный, он пугал её ещё больше. Дир негромко кашлянул:

— Здравия желаю, господин капитан. Мадам Стайн.

— Как ваше самочувствие? — Дор пристально осмотрел своего зама и отметил, что тот немного порозовел. Лицо уже не казалось восковой маской, хотя глаза были тусклыми и стеклянными от лошадиных доз лекарств и невозможности нормально шевелиться.

— Пока жив. Хотя Эдвин Вирс в этом не уверен. У вас всё готово к взлому? Где этот типчик, Фрост?

— Здесь. — Фрост вошёл и настороженно огляделся, чувствуя себя на редкость неуютно. Палата была просторная, светлая и с большими окнами, но Эдеру Фросту казалось, что он попал в изолятор на минус двадцатом этаже. Как менталист, он физически ощущал эманации боли и страдания, причём у всех присутствующих, и от этого кончики пальцев мерзко кололо. Эдер прикрыл глаза и прислушался к себе. В висках стучало, дыхание сбивалось, а ладони покрылись холодным потом. Да-а, тут дела серьёзные. Он глубоко вдохнул. Ознакомившись с заданием, он выяснил, что ему предстоит не просто взломать самого одиозного из заместителей капитана, но сделать это в медблоке, где Дир находился после аварии, да ещё в присутствии самого командира и его жены, тоже пострадавшей. Плюс транслировать взлом в реальном времени на монитор, что оптимизма не добавляло и здоровья тоже. Правда, Дор Стайн особо отметил, что лейтенант Дир согласился на процедуру добровольно, это немного облегчало дело, но сейчас Эдер Фрост пребывал в сомнениях. Уж в слишком тугой клубок были скручены нервы у Саи Стайн и её мужа, это создавало помехи и отвлекало от задания. Для ментального взлома требовались абсолютная сосредоточенность и спокойствие на грани медитации, а в голове Фроста почти звенело от окружавшего его напряжения. Он сделал пару дыхательных упражнений и перевёл взгляд на Альда Дира. Тот, в свою очередь, изучал менталиста с плохо скрываемой насмешкой. Дир лучше всех знал, что из себя представлял сержант Эдер Фрост лет эдак пять назад.

— Давай, вампирёныш, не тяни кота за яйца. У тебя два дна на подготовку было. — Дир прямо-таки сочился сарказмом, не желая демонстрировать Эдеру свою беспомощность. Фрост тряхнул головой, отгоняя все ненужные мысли, подошёл к жертве и внимательно посмотрел в потускневшие глаза.

— Вы почувствуете лёгкое головокружение, а потом боль, схожую с мигренью. Это будет означать, что я проник к вам в сознание. После чего, когда контакт будет полностью установлен, вы почувствуете нечто вроде оцепенения. Не сопротивляйтесь, это нормальная реакция на ментальный взлом. Постарайтесь максимально расслабиться и попробовать задремать. Я проведу процедуру максимально осторожно. — Он сел в заранее подготовленное кресло с откинутой спинкой и подголовником, прикрепил датчики и закрыл глаза. Через пару минут Дир скривился от боли, пронзившей голову, точно огненная стрела. Ощущения были, словно кто-то прикасался к оголённым нервам, а виски сдавило стальным обручем. Но ещё через несколько минут боль отступила, а в глазах у Альда потемнело, и он провалился в забытье. Эдер Фрост полностью взял под контроль мозг лейтенанта Дира.

Дор наблюдал за работой менталиста и в который раз поражался способности этих людей вторгаться в чужой разум. Это было... неправильно, как третий глаз или шестой палец на руке. Дор читал, что до второй войны менталистов почти не рождалось, а те, кого называли телепатами, в массе своей были шарлатанами и жуликами, умело читавшими язык тела. Но в Ойкумене ментальные способности людей резко выросли, хоть и далеко не у всех. Учёные этого объяснить не могли, сами менталисты и подавно. Дор смотрел на щуплого темноволосого мужчину с мелкими и резкими чертами лица, и впрямь похожего на вампира, который читал мысли Альда Дира, вытаскивал на свет божий его воспоминания и транслировал их через датчики на большой экран. По телу Дора пробежал неприятный озноб. Ментальному взлому невозможно было сопротивляться, а при должной настойчивости оператор мог докопаться до самых потаённых уголков сознания вплоть до раннего детства. Но Дору Стайну не нужны были сведения о детстве лейтенанта Дира. Его интересовали гораздо более поздние события.

— Фрост, откатитесь на три дня назад, начиная с того момента, как я отпустил Альда Дира отдыхать после своего возвращения от Роя Мидаса. С этого момента и до дня сегодняшнего. Приступайте.

Фрост кивнул, провёл Диру краткий инструктаж и впал в своеобразный транс, который вытягивал силы не хуже тяжёлой болезни. Вены на висках Эдера вспухли, лоб покрылся испариной, мужчина дышал неровно и поверхностно, а его пальцы неосознанно шевелились, словно их сводило судорогой. Врач за перегородкой внимательно следил за показаниями на мониторе, в любой момент будучи готовым прервать взлом и отправить Эдера Фроста на реабилитацию. Но пока всё шло в штатном режиме, и настенная панель транслировала воспоминания Альда Дира о его роковой поездке в джаз-клуб.

Сая замерла на постели, забыв даже дышать, и смотрела, не отрываясь на монитор, внезапно нестерпимо вспыхнувший, а потом заигравший калейдоскопом картинок. Она видела мир глазами Альда Дира, слышала его внутренние монологи и чувствовала настроение. Погружение в чужой разум завораживало и одновременно заставляло стыдливо ёжиться, будто подсматривая в замочную скважину. Но Сая не отводила глаз, приказав себе смотреть до конца, каким бы он ни был.

* * *

— До завтрашнего дня вы свободны, сегодня вы мне больше не понадобитесь. — Сая узнала голос в динамике коммуникатора. Дир бросил: «Так точно» и задумчиво откинулся в своём кресле, изучая потолок. Сая впервые видела кабинет заместителя капитана. Он был довольно просторным, а на одной из стен висела фантасмагорическая картина, изображающая множество обнажённых людей, диковинных животных и причудливых то ли растений, то ли аппаратов. Люди выгибались в странных и смущающих позах, сидели в прозрачных шарах или осыпали друг друга цветами и фруктами, некоторые были скрыты створками раковин, а какие-то и вовсе обнимались с совой или с рыбой. Зрелище было притягательным и отталкивающим одновременно, и у Саи против воли покраснели уши. «Где он нашёл такую... извращённую картину?» Об Иерониме Босхе она ничего не слышала.

Дир тем временем раздражённо листал ленту новостей, а девушка видела круговерть картинок, бесконечно сменяющихся у неё перед глазами. Подросток, играющий с большой лохматой собакой... просторный холл с лестницей... какая-то женщина, стреляющая в затылок мужчине из странного пистолета... потом монитор закрутило... Сае в лицо бросился нестерпимый жар... незнакомый кабинет и незнакомый врач, что-то успокаивающе бормочущий... а потом этот калейдоскоп иссяк и Сая снова вернулась на рабочее место Альда Дира. Он что-то читал в планшете... Сая видела письмо и фотографию топлесс неизвестной смуглой девушки. «Мулатка? Что за бред... Диана совсем попутала... эта шлюха выглядит, будто её модифицировали... ну и дрянь, подумать страшно... и кровь не видна будет...» Сая поняла, что Дир изучал новенькую проститутку из салона мадам Дианы, и её передёрнуло. Дир равнодушно размышлял об измывательствах над этой «ночной бабочкой» и пришёл к выводу, что та розовенькая, Делла, гораздо аппетитнее. Саю захлестнул уже знакомый ужас, который она запрятала так далеко, что, казалось, эта страница её жизни перевёрнута навсегда. И воспоминания Альда вытащили на поверхность её собственную боль, разрывающую внутренности и втаптывающую в грязь. По щекам девушки заструились непрошеные слёзы, но она продолжила смотреть.

«Вот, приплыли, Дир. Бросай якорь. В кои-то веки тебя не мурыжат здесь до ночи, а теперь тебе и податься некуда. Стайн, сука... надо было ему вытаскивать эту историю... и чего он добился? Ничего. Только нервы мне попортил, андроид переделанный... но не здесь же торчать... так, что мы можем предложить себе на вечер?»

Дир закопался в планшете, выискивая заведение поприличнее. Сая, не дыша, наблюдала, как он листает подборку ресторанов с живой музыкой. С экрана на неё физически лилось раздражение пополам с досадой.

«А, вот. Это что... „Дуэль на саксофонах“. Кто придумывает все эти идиотские названия? Ну и что у нас там... саксофон. Джаз. Та-ак... а выбор ничего так, не „Тасманово море“, конечно, но на сегодня сойдёт... господи, хоть бы меня отпустило под все эти саксофоны... присяга... Интересно, этот сателлитчик хоть что-то понял из моего рассказа? Все эти годы... чёрт бы побрал все эти годы... хотя где ему... его волнует только, что я развлёкся с его девчонкой... а они что, для чего-то ещё нужны... знал бы, зуботычиной обошёлся... нет-нет, всё. Баста. Кабинет на замок и в „Саксофоны“, иначе у меня крыша съедет...»

Сая невольно сглотнула. Неужели Дор был прав, и его зам решил просто развеяться после трудного дня... она смотрела, слушала и отказывалась верить. Сам Дир замер в оцепенении, не в силах противиться ментальному взлому. Лицо его было бледнее, чем до процедуры, а уголок губы почему-то подрагивал. Сая взволнованно сжала в кулачок здоровую ладонь и вновь приникла к монитору.

На сей раз Альд, аж трясясь от раздражения, осматривал белый двухместный кабриолет, как поняла Сая, свой собственный. «И тебя в утиль... после Линды... и на кой чёрт я его купил... нужен-то раз в год... а, ладно. Зато с ветерком, хоть башка прочистится... ну Стайн, ну ублюдок лысый... гартов выкормыш... давно меня так не выбешивали... так, Альд, спокойно... исповедался и ладно... так... куда мне... „Каньон“... м-да... далековато... вот и чудненько, чем дальше отсюда, тем лучше...» Он завёл автомобиль и выехал на трассу.

Дор тоже заинтересованно наблюдал за воспоминаниями Дира и совершенно не удивился негативу в свой адрес. Ещё бы, вспомнил капитан тот рассказ в клубах дыма, и ведь Альд говорил, не утаивая ничего, а сам, наверно, в сотый раз проживал тот прекрасный солнечный день, а теперь вот выплёскивал накопившееся бешенство на глазастом кабриолете. На мониторе навстречу зрителям неслась почти пустая полоса знакомого Дору шоссе.

Сая замерла. Приближался кульминационный момент, ради которого она и хотела подвергнуть Альда Дира ментальному взлому. По затылку девушки побежали мурашки. Пока Дир ничем не выдавал своей причастности к аварии, но ведь за долгие годы он мог научиться не забивать голову лишними вещами... Сая понимала, что её версия притянута за уши, но уж слишком привлекательной казалась ей мысль о финальной точке в судьбе этого садиста и насильника.

«О, кто это у нас там?» Дир прищурился и рассмотрел номера на машине Саи. «А-а-а, крошка Стайна. Выписали, что ли? Вот тоже у девки судьба: радиацию глотать в „Гипносе“ этом... а потом в лазарете валяться тряпкой... хотя Хард ничем не лучше. Хард... Что-то о тебе давно не слышно... как там твоя мамочка?.. тьфу, зачем только вспомнил... всё, Альд, отрешись ты уже... но что же так тянет под ложечкой... хватит уже... ох, ё... а это ещё что?!» Альд вытаращился на дорогу в неподдельном изумлении пополам с непониманием, настолько это было дико.

И Сая увидела. Увидела глазами Альда несущийся на свой автомобиль чёрный внедорожник, появившийся словно ниоткуда, видела себя за стеклом... распахнутые в ужасе глаза и пальцы, добела стиснувшие ручку... Милн, явно не успевавший сориентироваться... внедорожник приближался с бешеной скоростью, и вдруг белый кабриолет рванул вперёд. «Если это расплата, я не мог пожелать лучшей.» У Саи в ушах звучала эта фраза, странно спокойная, будто Альд разом решил все свои проблемы. А через мгновение раздался удар и монитор залила кровь.

«Ш-ш-ш... чёрт... больно-то как... голова...» Мысли Дира метались обрывками, пока он выбирался из покорёженной машины. Перед его глазами всё плыло. «Жив... как же так... такая махина и не смогла меня раздавить... а-а-а... кровищи-то... стоп, девчонка.» Он пошатываясь вышел на шоссе, и Сая в ужасе закрыла рот ладошкой. Её автомобиль был натуральным образом смят, впечатан во внедорожник... она увидела сначала того водителя, с куском стекла в горле, а потом «Супердрайва», замеревшего в неестественной позе... и себя, зажатую на пассажирском сидении, с откинутой головой и кровью на жакете.

«Мамочка, да что же это было?!» У Саи по щекам текли слёзы. Бедный Милн, такой добрый, такой основательный, он казался ей непоколебимой гранитной глыбой, а погиб, переломав все кости, будто они были из пластика. «Хоть бы он не мучился...» И девушка, заходясь от ужаса, вновь вперилась в монитор. Глаза Альда обнаружили её и несколько секунд он фокусировал взгляд, стирая с лица кровь.

«Жива... быть того не может, один шанс на миллион... в такой мясорубке... ну Дир, что стоишь? Сам не сдох, так спасай, сволочь, она же кровью истечёт... господи, ну и мешанина... как подобраться-то... хоть дверь почти не заклинило... дыши, дыши, Сая, дыши, чуть-чуть совсем продержись... я сейчас...»

Он подлез поближе и осторожно прикоснулся к плечу девушки. Та с трудом открыла невидящие глаза.

— Пирс? Это вы? — Шёпот был едва различим.

«Чёрт с ним, побуду Пирсом...»

— Да-да, Сая, не надо ничего говорить. Просто моргай, если «да», окей?..

* * *

— Довольно!!! — В уши Дору врезался крик, полный нечеловеческой муки. Он резко обернулся и увидел, что Сая бьётся в истерике, закрывая рукой глаза.

— Довольно, прошу вас, прекратите! Пожалуйста, не надо больше! — Она кричала, глотая слова и захлёбываясь слезами, и Дор рванулся к ней, не в силах слышать эту боль в родном голосе.

— Всё, всё. Успокойся. Успокойся, бельчонок, сейчас взлом остановят. — Дор гладил Саю по волосам, одновременно подавая знак медикам. Те только этого и ждали.

Завертелась небывалая суматоха. Вирс, бросив на капитана ненавидящий взгляд, вкалывал Диру какое-то лекарство, отчего тот внезапно открыл глаза и зашёлся булькающим кашлем; толстенький Фелт массировал виски Эдеру Фросту, выводя из ментального транса, а к Сае подбежала дородная высокая блондинка со шприцем наготове.

— Господин капитан, пожалуйста, подвиньтесь... вот так... Сая, дайте ручку... дышите, дышите, глубже, иначе я не попаду вам в вену... — Блондинка профессиональным движением зафиксировала Сае руку и ввела успокоительное. — Сейчас всё пройдёт... дышите глубже...

Сая не слушала докторшу со шприцем, она смотрела на Дора и из глаз её безостановочно текли слёзы. «Плачь, бельчонок, плачь. Смывай всё, все свои страхи, свои обиды, свои подозрения... плачь, смывай свою боль. Это, наверно, и есть тот катарсис, о котором говорил Альд... плачь...» Он достал салфетку и осторожно промокнул залитые глаза. Сая вздрогнула и умоляюще вперилась мужу в лицо.

— Так это правда... Это правда?!

— Правда, бельчонок, правда. Ну не надо плакать. Давай ты успокоишься, сейчас подействует укол, а потом придёт доктор Ридс. Ты ведь будешь слушаться доктора Ридса? Всё кончилось, Сая. — Дор говорил это, гладя жену по волосам, и понимал, что для него всё только начинается. Такого вопиющего самоуправства государственный канцлер не потерпит.

— Как мне теперь вам в глаза смотреть... — тихо прошептала Сая, начиная понемногу успокаиваться. — Как я... Я поверить не могу... Но почему он это сделал, почему? Почему не оставил меня там умирать, на кой чёрт я ему сдалась...

— Сая, — вздохнул Дор, — я же говорил тебе. Альд Дир не желает тебе зла. И не собирался он выслуживаться передо мной... спасать тебя показательно. Он собирался умирать вместо тебя, бросив свою машину под колёса этого монстра. Но не умер. И ты не умерла. Так что... просто прими это, Сая. Я постараюсь сделать так, чтобы вы больше не контактировали, если тебе тяжело его видеть. А он без твоей благодарности проживёт.

Сая вытянула шейку и постаралась рассмотреть Дира, вокруг которого суетился Эдвин Вирс, поддерживая голову и не давая захлебнуться кашлем. Альд морщился от боли в голове и во всём теле, он чувствовал себя так, словно по нему проехал дорожный каток. Кое-как отплевавшись и восстановив дыхание, он тоже поймал взгляд Саи.

— Господин капитан, — Альдобращался к командиру, а смотрел на его жену, — взлом завершён? Всё прошло успешно?

— Да лежите вы уже, — У Дора голова натурально шла кругом, — успешно и довольно быстро. Всё, все расспросы потом. Вами займётся Вирс, Саей ваш сокурсник. Фрост вроде сам очухался. Поправляйтесь. — Он перевёл взгляд на Саю. — Больше не казни себя за те мысли. С каждым может случиться...

Сая начала что-то отвечать, поминутно всхлипывая, как у Дора заверещал коммуникатор. Он посмотрел на дисплей и медленно вдохнул как можно глубже. С блестящего экрана на него смотрел Рифус Гарт, белый от бешенства.

Глава 30

Не успела за Дором захлопнуться массивная, до потолка, дверь, как канцлер, не долго думая, с силой врезал ему в челюсть, так, что Дор аж покачнулся. Лицо Рифуса Гарта было искажено от ярости. Не дав капитану даже вытереть кровь с лица, он рванул его к себе за воротник. Послышался треск рвущейся ткани.

— Щенок! Отморозок сателлитский! Ты что себе позволяешь, урод? Границ не видишь? Я покажу. — Он резко выдохнул, отпустил порванный воротник и чуть ли не силой втолкнул Дора за свой стол, достал лист бумаги, ручку и рявкнул куда-то в сторону:

— Пиши.

— Виноват? — Дор понятия не имел, что именно ему писать. Рапорт об отставке? Докладную на имя канцлера?

— Пиши, отморозок. На бумаге, собственноручно. Объяснительную на моё имя, где ты максимально подробно распишешь, какого хрена ты там у себя творишь.

— Это... была вынужденная мера. — тихо сказал Дор, придвигая к себе лист и ручку. Гарт крутанулся на месте, смерил подчинённого не предвещающем ничего хорошего взглядом и повторил:

— Пиши. — И, закурив, отошёл к окну, точно потерял к Дору всякий интерес.

Минут пятнадцать Дор корпел над бумагой, вспоминая порядком подзабытый навык письма от руки. Ручка то и дело норовила выскользнуть из взмокших пальцев, и объяснительная была больше всего похожа на детские каракули. Дор никогда не отличался красивым почерком. Едва он закончил, утерев вспотевший затылок, как канцлер выхватил у него из рук лист и вперился в него немигающими глазами. Через полминуты он медленно порвал бумагу на мелкие кусочки и швырнул обрывки на пол. Дор осторожно следил за его действиями, не зная, что и думать. Наконец Гарт приблизился почти вплотную (Дор неосознанно вжал голову в плечи, ожидая нового удара) и сообщил:

— Да уж, в части превышения полномочий ты своего зама как стоячего обошёл.

Капитан молчал, ожидая разрешения на ответ. Канцлер, тоже молча, что-то набрал на планшете и сунул Дору под нос.

— Расписывайся.

Дор посмотрел на убористые строчки приказа, перечитал его раза три, если не больше, и поднял на Рифуса Гарта обалдевший взгляд.

— Что застыл? — буркнул канцлер, слегка отойдя от вспышки гнева, по крайней мере, бить Дора он вроде бы передумал. — Расписывайся... мститель.

Дор снова сунулся в приказ и оторопело пробормотал:

— Но ведь здесь...

— Штраф в размере шестимесячного оклада и предупреждение о неполном служебном соответствии. Мало тебе? У нас кодекс на редкость разнообразный, могу подыскать ещё статьи. Ты расписался или нет?

— Так точно, — Дор быстро накорябал большую букву «Д» с хвостиком, и Рифус Гарт забрал планшет. Вид у государственного канцлера был на редкость нелюбезный.

— Ты, сопляк, — сообщил он, отправляя приказ в секретариат Отдела, — слишком много на себя берёшь. Удивлён, что я не отправил тебя в отставку, хотя следовало бы? Пока что это твой единственный прокол за два года в должности командира, так что заучи урок. В следующий раз я тебя на порог не пущу, тебе Орс принесёт приказ и будешь свободен как ветер в своём сателлите. А теперь, — Гарт достал новый лист бумаги, — пиши.

— Что писать? — Дор внезапно охрип, а шрамы на затылке и спине горели огнём. Он понимал, что гильотина остановилась в миллиметре от его шеи, но не знал, чем вызвана столь неожиданная милость его безжалостного начальника.

— Пиши. Что-нибудь, чтобы я мог с чистой совестью влепить тебе неполное служебное и штраф за полгода. С этим, — Гарт мыском ботинка потрогал клочки бумаги, — я к премьеру не пойду. Я не самоубийца и должностью своей дорожу. Если Магнус Спайт затребует статистику, мне нужно ему что-то предъявить. Так что пиши.

Дор прикусил язык и только вертел во взмокших ладонях белый лист, отчего тот покрылся влажными полупрозрачными пятнами. Гарт выругался сквозь зубы, достал ещё один и рявкнул:

— Хватит изображать институтку! Как ментальный взлом своему собственному заму устраивать, так тут ты орёл. А как объяснительные писать, так разве что брюки не обмочил. Пиши, мать твою! И так, чтобы я поверил.

Дор сидел, чувствуя, как прилипает к телу рубашка, думал, думал и вдруг решился. Дир не советовал юлить с Рифусом Гартом, и капитан, мысленно отхлестав себя по щекам, начал писать. Правду и ничего, кроме правды.

Гарт, наморщив лоб, читал новую объяснительную и, наконец, воззрился на Дора с неподдельным изумлением.

— Что у тебя там за вакханалия? Или воображение разыгралось? Что значит... — Гарт углубился в исписанный лист, машинально пощёлкивая пальцами. — м-м-м... «срыв ментальной трансляции»?

— Так точно, — пробормотал Дор, стараясь не вертеться от зуда в шрамах, — Белла Райт сорвала ментальную трансляцию при допросе Артура Пейнза...

— Белла Райт? Она что, до сих пор служит? — Гарт внезапно развеселился, и Дору стало окончательно не по себе. Улыбающийся начальник пугал его значительно больше бьющего по морде.

— Так точно...

— Давно бы выгнал эту куклу и взял нормального менталиста, без закидонов. У меня всё руки не доходили. Ну что, Стайн, докладывай чётко и по существу. Что за бардак ты развёл в собственном Отделе. Если у тебя курицы типа Беллы трансляции срывают, а заместители подвергаются ментальному взлому на основании обвинений женщины, перенёсшей серьёзное потрясение и неадекватно воспринимающей реальность, уж не знаю, из-за чего, из-за обезболивающих или наоборот.

— Сая...

— Про твою Саю я всё знаю не хуже тебя, — прошипел Гарт, наклонившись к Дору и сверля того взглядом, — и что она пострадала в аварии, и что до сих пор не забыла той истории. Её трудно винить. Но ты-то, забери тебя штырёк! Ты посчитался с Альдом Диром раз и навсегда, какого чёрта ты опять включил разборки «по понятиям»? Нашёл время, ничего не скажешь. Ты хоть понимаешь, что без Дира и Трея с Орсом ты как без рук, хоть на тебе сходятся все нити? Я тебя выращивал, натаскивал, подвергал чему только можно, чтобы ты стал командиром не по должности, а по сути. И ты вроде как стал. Все твои замы хороши по отдельности, но из трёх собак цербера не склеишь. Ты и только ты объединяешь всю бригаду, тебя принял личный состав, потому что ты легенда при жизни, и сбоев ты вроде как не давал. Что произошло, с какого хрена ты сорвался на ровном месте, Стайн? В твоём сочинении сказано, что Дир посоветовал для твоей жены Маттиса Ридса. Тебе мало? Он спокойно подлечит ей нервы, и она забудет эту аварию как страшный сон. За каким лешим ты распорядился о ментальном взломе?!

— Альд Дир дал своё согласие... — начал было Дор, но Гарт его тут же перебил:

— И тебе мало, да? Или твоя Сая до сих пор полыхает мстительным пламенем, забыв, что была ваганткой, нарывавшейся на ликвидацию? Ты... мать твою, ты пошёл на поводу у обиженной девочки? У которой попросту едет крыша от таблеток и собственных переживаний? А если она попросит тебя спрыгнуть в каньон, ты спрыгнешь? Молчать! У тебя хоть и самоотвод по «Истокам», командиром ты от этого быть не перестал, Дир всё равно будет тебе отчитываться. А ты мне. Ты должен его беречь как зеницу ока, он твой навигатор по этому дерьму, а ты так вот запросто санкционируешь насильственное вторжение в его мозг. На основании женского каприза. Да, забыл спросить: Сая удовлетворилась увиденным?

— Так точно, — глухо сказал Дор, — но у неё был нервный срыв.

— Это дело Маттиса Ридса, а у тебя должны быть другие приоритеты. И запомни, Стайн, — Рифус Гарт закурил ещё одну сигарету и отошёл к окну, повернувшись к Дору спиной. Капитан физически чувствовал напряжение, исходящее от канцлера. — послушай меня и запомни. Никогда, слышишь меня, никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяй женщине влиять на твои решения. Как человек, пять лет женатый на истеричке, заявляю ответственно. Ни в коем случае не позволяй смазливой мордашке вертеть тобой. Жена может выбирать меню на ужин, решать, какой модели купить опреснитель или средь бела дня умчаться на маникюр, но никакого влияния на твою работу она оказывать не должна и не будет. Я сам проявил оплошность и замешательство всего один раз в жизни и результат налицо. Делай выводы. Задача Саи Стайн — работа в проекте «Гипнос». Дело моей жены — тоже работа в проекте «Гипнос» и ничто больше. Алби жена государственного канцлера. Но она никогда в жизни не позволит себе вмешаться в мои дела. И она такая же твоя подчинённая, как Дир или Кайт. Или Сая. Советую тебе хорошенько это обдумать. — Гарт повернулся и смерил Дора взглядом. — На тебе лежит слишком большая ответственность, чтобы позволять себе распыляться на вздорные капризы своей жены. Не сметь зыркать! Я могу понять твои чувства, тебе больно видеть, как страдает твоя любимая. Но уже научись держать себя в руках, не мальчик-колокольчик, чай. Так, с этим покончили. Теперь по существу. Докладывай текущее положение дел.

Через сорок минут Дор окончательно взмок, охрип и мысленно исчесался, рапортуя обо всём, что творилось в Отделе с момента его самоотвода. Гарт слушал очень внимательно, хмурился, мерил шагами кабинет, стряхивая пепел на блестящий пол, периодически наматывал галстук на палец, а дойдя до возможной крысы в бригаде, не стесняясь, сплюнул. Дор на всякий случай не шевелился, замерев статуей с заложенными за спину руками, потому что канцлер мрачнел с каждой минутой. Дослушав капитана до конца, он сел в кресло, откинулся и с тоской прикрыл глаза. Дор понимал состояние Рифуса Гарта и сочувствовал ему несмотря на резкие слова в адрес Саи. Да, с такими делами удивительно, что он, Дор Стайн, отделался штрафом и неполным служебным. Молодой человек представил себе лицо Гельта Орса и вздохнул. Бедный секретарь, он всегда так остро переживал любые взыскания, хотя сам бестрепетно выписывал их, когда возникала необходимость. А тут сам лично капитан схлопотал себе неполное служебное соответствие. Просто праздник какой-то.

— Ты прямо вестник Апокалипсиса, — пробурчал Гарт, открыв наконец глаза, — куда ни плюнь, везде у тебя либо тупик, либо труп, либо бред сумасшедшего, как в случае с менталистами. Ты ушлый сукин сын и вовремя взял самоотвод, иначе я тебя отстранил бы от этого дела без рассуждений. Я велел тебе обдумать «Истоки» на свежую голову и с чистого листа начать всё заново. Чего достиг?

— Все нити ведут к Стейну Амбису. — Дор тоже слегка успокоился и даже перестал незаметно щёлкать пальцами. — К Амбису и его покровителю. Как ни крути. Амбис проворачивал делишки с миссионером, Амбис же и нашёл крысу в Отделе, я уверен.

— И кто крыса? — Гарт смотрел, как показалось Дору, с любопытством. Хотя у капитана от мысли, что в бригаде завёлся крот, аж горло перехватывало.

— Я пока не знаю. Дир хочет отправить своего агента поболтать с ребятами из транспортного. Других очевидных зацепок у меня нет. Господин канцлер, — Дор слегка замялся, — вы знали Стейна Амбиса лучше меня. Есть что-то, что я должен о нём знать?

— Я его уволил через две недели. Он подхалим и лизоблюд, исполнительный, но трусливый и чересчур угодливый. Спайт таких любил. Сейчас у меня Кларк, и я им вполне доволен. А по поводу Стейна Амбиса могу лишь сказать, что несмотря на его малодушие, за деньги этот типчик может многое. Если знает, что у него прикрыты тылы. Он действительно хороший референт, просто не в моём вкусе. Но учти, Стайн. Амбис работает за деньги. Не за идею, он не фанатик типа Хала. И крысу в бригаде он искал под стать себе. Человека, которому хруст купюр важнее присяги. Увы, такое тоже бывает. Ищи, Стайн. Отдел большой, но это чистая вода. Сомнительная рыбёшка там будет заметна рано или поздно. Ищи. Оставь Диру «Истоки», а остальным всю текучку. Оставь Саю Эдвину и Маттису Ридсу. Оставь все посторонние мысли. Ищи крысу, Стайн. Это дело чести. Свободен.

* * *

Белла Райт вошла в свой подъезд и вызвала лифт. Она так и не нашла в себе силы подать рапорт об отставке, тем более, что нормальных вакансий ни в «Милз-теке», ни в «Аквариусе» не было, а идти в полицию на мизерные деньги Белла не желала. Хотя её «работодатель» ясно дал понять, что больше в ней не нуждается. Белла не хотела признаваться себе, что не подаёт рапорт ещё и из-за того, чтобы не видеть лишний раз капитана; унижение, которому он подверг её, до сих пор вызывало у молодой женщины плохо контролируемое бешенство. С этими мыслями она вошла в кабину лифта, не заметив, как вслед за ней проскользнула ещё одна фигура.

Когда лифт, не проехав и пары секунд, внезапно остановился между этажами, Белла удивлённо обернулась и чуть не завизжала от ужаса. На неё смотрел настоящий бандит из фильмов, с чёрной маской на лице с прорезями для глаз и с ножом в руке. Нож упёрся Белле Райт в бок, и она чувствовала его смертельную прохладу и остроту. Незнакомец приблизил лицо и прошипел:

— Визгнешь, зарежу.

У Беллы пересохло в горле от страха, а между лопаток заструился холодный пот. В животе мерзко крутило, а в висках ухали литавры. Бедная женщина почувствовала внезапное головокружение. Руки ослабели, и она в любом случае не смогла бы нажать «тревожную кнопку». Бандит прошептал ей в самое ухо, обдав несвежим дыханием:

— Тебе привет от нашего друга Стейна, крошка.

Внутри у Беллы всё похолодело. Нет-нет, он ей ничего не сделает. Стейн сказал, что они больше в ней не нуждаются... и посоветовал поберечь себя... нет, он не пойдёт на такое... это невозможно...

Незнакомец точно прочёл её мысли.

— Ты из бригады, крошка. Тебе повезло. Твои менее удачливые собраться уже украшают собой городской колумбарий. В их услугах тоже отпала необходимость. Но если ликвидировать тебя, твой чокнутый капитан по-любому затеет расследование, а нам этого не надо. Не вздумай чудить, работай, как работала, пока он сам тебя не уволит. Ты такая дура, что лучше бы тебе сидеть и не отсвечивать. Иначе твоя шкурка потеряет привлекательность, а такая шкурка дорогого стоит. Усекла, красавица? Амбис следит за тобой. Пойдёшь в полицию, не доживёшь до вечера. Всё, крошка, бывай. — И он отпустил кнопку «стоп», выйдя на ближайшем этаже и оставив Беллу стоять на полусогнутых ногах с дрожью под коленками. По лицу женщины текли слёзы.

* * *

Альд Дир в который раз читал отчёт автотехнической и трассологической экспертиз по аварии, которая приковала его к койке, а Саю довела до полноценного нервного срыва. Он изучал каждую строчку, в сотый раз смотрел на трёхмерную схему ДТП и описания автомобилей-участников, смотрел, и губы его что-то шептали. «Лучше бы я сгорел там...» Альда Дира было нелегко удивить и уж тем более заставить принимать что-то близко к сердцу, но сейчас он был в состоянии, близком к пограничному. Снова и снова он вглядывался в 3D-проекцию, снова и снова перечитывал сухие строчки за подписью экспертной комиссии из департамента дорожно-транспортных происшествий, и он понимал, что эта правда останется с ним навсегда. Капитан ещё не вернулся от канцлера, и Дир понятия не имел, как сможет доложить о результатах исследований, если, конечно, ещё будет, кому докладывать. Рифус Гарт мог отправить Дора в отставку, и Альд подозревал, что так оно и будет. И никакой радости эта мысль начальнику агентурного отдела не доставляла.

«Даже если Гарт его вышвырнет... я бы вышвырнул, если уж начистоту... он всё равно имеет право знать правду. Только вот повернётся ли у меня язык... если я сам не верю... потому что это невозможно и так не бывает... и я не вижу смысла... хотя кому я вру. Вот теперь всё и обрело свой настоящий, истинный, неподдельный смысл. Почему я там не сгорел...»

Из водоворота безрадостных мыслей его вырвал мелодичный звонок у двери. На мониторе высветилось лопоухое лицо Амиса Рикса, сержанта-водителя и виртуоза своего дела. Дир помнил, как ювелирно сработал Рикс в операции по вербовке мадам Хард. Сейчас Амис стоял в сильном напряжении, отчего уши полыхали красным, и старался смотреть прямо в глаз камеры. Его собственные глаза часто моргали.

«Совпадение? Хотелось бы верить...»

— Вы можете войти, сержант. — Дир впервые чуть ли не молился про себя, чтобы хоть одно его подозрение не сбылось.

Амис зашёл и в первую минуту замер, глядя на изувеченное некогда красивое лицо. Багровый шрам бесстыдно притягивал взгляд, и Амис Рикс с трудом сосредоточился, вытянувшись по струнке. Дир изучал молодого человека, отметив про себя, что тот заметно нервничает. Он проследил, куда смотрит водитель. Глаза Рикса впились в 3D-схему, а губы беззвучно шевелились. Казалось, вид трёхмерной проекции поразил сержанта до глубины души. Дир помолчал пару секунд и произнёс:

— Вы хотели моей аудиенции. Я слушаю вас, сержант.

— К нам... — Рикс от волнения глотал слова. — к нам недавно зашёл сержант Сайк... по вашему распоряжению... он рассказал про аварию...

Дир кивнул сам себе. Отправляя Сайка в транспортный цех, он особо упирал на то, чтобы агент рассказал водителям об аварии, в которой погиб их друг и сослуживец Дон Милн, и чтобы водители поняли: от их показаний зависит очень многое. Когда пошёл счёт человеческим жизням, любая информация была на вес золота. Знал ли Милн, что именно ему предстоит отвозить Саю Стайн в «Каньон»? Была ли его очередь дежурства или он с кем-то поменялся? Полностью ли был исправен автомобиль? На эти вопросы должны были ответить сотрудники транспортного отдела. И Амис Рикс какие-то ответы, похоже, знал.

Молодой человек снова бросил взгляд на 3D-проекцию и прошептал:

— Но ведь это может быть совпадением, господин лейтенант?

— Всё, что угодно, может быть совпадением, — Дир говорил тихо, пристально разглядывая водителя, — совпадением может быть даже то, что вы пришли сюда через час после того, как мне доставили результаты экспертиз. Так что вас тревожит, сержант Рикс?

Рикс смотрел на чёрный внедорожник, смятый в консервную банку, а потом, сглотнув, сообщил:

— Этот автомобиль... Это он стал виновником ДТП?

— Да, именно он. Рикс, не тяните кота за яйца. Если вам что-то известно, говорите. Я же вижу, что вы нервничаете. Почему?

— Это охранка, — сказал Рикс и ещё раз сглотнул. Дир поднял на него непонимающий взгляд:

— Что, простите?

— Это охранка, говорю. Кортеж, машины сопровождения. Такие ездят позади министерских машин.

И тут Альд Дир понял, что ему напоминал внедорожник, который не так часто можно было встретить на улицах Ойкумены. Машины сопровождения, с проблесковыми маячками, вечные спутники официальных поездок высшего руководства. Дир не сразу признал в чёрном монстре «охранку», потому что Дор никогда их не использовал, предпочитая мотоцикл или, в особо важных случаях, просто чёрно-красный автомобиль с личным водителем. И никаких маячков.

— Да, действительно. Любопытно. Вы говорили о совпадении, что вы имели в виду? Вам знаком именно этот автомобиль?

— Да как сказать-то... — замялся Рикс. Уши его были красными и полупрозрачными, а немного выкаченные глаза смотрели с каким-то недоумением. — В общем... У меня зять... брат мужа сестры... — Парень совсем стушевался. Без руля в руках Амис Рикс чувствовал себя на редкость неуютно, а вид Альда Дира его попросту отпугивал. Дир понял, что надо помогать, иначе бедный водитель совсем потеряется.

— Амис, успокойтесь, вдохните и спокойно расскажите, что вас так встревожило. — Альд умышленно обратился к Риксу по имени, это должно было символизировать доверие и сопереживание.

— Мой зять, Алек... он работает в гараже министерства специальных служб. Там ремонтируют машины из автопарка канцлера.

— И?.. — Происходящее Диру не нравилось категорически. Он не собирался показывать Амису результаты экспертиз, но молодой человек слишком хорошо разбирался в машинах и мог сам прийти к неутешительному выводу.

— Алек... ну... вы знаете, в любом автопарке машины периодически списывают... они ж не вечные... Хотя как списывают... пепельницы полные, так под списание, — попытался пошутить Рикс, — ну, в общем, их списывают после трёх лет эксплуатации. Это везде так, что у нас, что у канцлера, что у премьера. А потом выставляют на продажу, машины-то в хорошем состоянии... обычному-то человеку...

— Амис, — мягко перебил его Дир, — я вас понял. В автопарке канцлера был списан автомобиль сопровождения. И что?

— Алек его хотел купить, — тихо сказал сержант, — и по деньгам у него получалось... Хотел для себя, когда ещё на такой машине поездишь. Сунулся к руководству, а ему и говорят: мол, только что увели, у тебя из-под носа. Его сразу кто-то купил, внедорожник-то.

Дир слушал молча. Амис, ободрённый вниманием заместителя командира, продолжал:

— Ну купил и купил, бывает... непруха. А на следующий день произошла эта авария.

— Поэтому вы пришли ко мне. Вы думали, что кто-то воспользовался списанной «охранкой», машиной хорошо укреплённой и с прекрасными ходовыми качествами, чтобы совершить наезд на автомобиль мадам Стайн?

— Я не знаю, — прошептал Рикс, — но «охранку» так просто не добудешь. Если только через списание.

— Ваш зять не знает, кто приобрёл автомобиль?

— Нет, ему начальство не сказало, да и Алеку что за дело? Его огорчило, что машинка не досталась ему, а кто уж тот счастливчик... какая разница.

— Да, вы правы. Скажите, Амис, вы ведь уже давно служите в транспортном цехе. И списаний повидали. Как по-вашему, легко ли обывателю получить доступ к выставленным на продажу списанным автомобилям из министерского автопарка? Их что, на аукцион выставляют?

Рикс неуверенно хмыкнул и, опустив глаза, пробормотал:

— Если есть связи в министерстве, почему бы и нет. А так, в основном, продают «своим». Мужьям, жёнам... братьям, сватьям... там всегда междусобойчик. Наш начальник тоже купил себе года три назад списанный «Кьюджелблиц». А на стороне... Вряд ли, господин лейтенант. Машин не так много, проще своим раздать.

— Я вас понял, Амис. Спасибо, что поделились со мной этими наблюдениями, они очень важны. И... — Дир пристально посмотрел на молодого человека, который через пару секунд отвёл взгляд. — не стоит вам делиться этими мыслями с сослуживцами. Настоятельно вас прошу. Вы же понимаете, о чём я?

— Так точно, — Рикс отрывисто кивнул, а потом уставился на Альда Дира чуть ли не просяще:

— Господин лейтенант... выходит, что у канцлера... в министерстве...

— Сержант, это уже выходит за рамки вашей компетенции, — напомнил Дир, — ситуация серьёзная и исключающая всевозможные превратные толкования. Это дело у меня на контроле, а вы держите язык за зубами. В нашей работе сплетни это последнее дело. Если вспомните что-нибудь ещё, сообщайте немедленно. Вы свободны, сержант, и я рассчитываю на ваше молчание.

Рикс снова рывком кивнул, испросил разрешения удалиться и тихо прикрыл за собой дверь. Альд Дир остался в одиночестве, молча рассматривая сплетённые в последнем объятии автомобили и лежащий неподалёку вверх колёсами белый кабриолет. Дир смотрел на свою «машинку для впечатлительных» и не мог понять, какая сила сохранила ему жизнь в безнадёжном столкновении с громадой «охранки». «Отец Никлас нашёл бы, что сказать... Вот только мне сейчас не поможет даже слово божье. Как можно верить в бога, если ты уже не веришь в людей?..» Альд закрыл глаза и стал ждать возвращения капитана. Его жгла изнутри мысль, которой он не поделился с робеющим сержантом, Амис Рикс не мог знать, насколько его слова подтверждала автотехническая экспертиза. Любой автомобиль министерского автопарка, неважно, какого министерства, имел не только общегосударственные номера, но и номера принадлежности. Их выбивали прямо на металле в незаметных местах типа внутренней поверхности крыла автомобиля. Номера внедорожника-виновника аварии начинались на «11». Альд сильнее сомкнул веки, точно желая навсегда стереть из памяти равнодушные строчки отчёта. Перед внутренним взором вспыхивали яркие круги, разбиваясь на тысячу осколков, а потом перед Диром мир завертелся, окрашиваясь кровью, и он впал в забытье.

* * *

Первым делом по возвращении из министерства Дор зашёл к Эдвину Вирсу. Главврач сухо доложил, что состояние Альда Дира удовлетворительное, и он изучает экспертный отчёт в своей палате; Саей занимается Маттис Ридс, который сам свяжется с капитаном по окончании первого сеанса, а Эдер Фрост прошёл реабилитационный транс и покинул медблок. Дор поблагодарил Вирса, витая мыслями где-то далеко, и направился к заместителю.

Взгляд, с которым он столкнулся, едва открыв дверь, был взглядом раненого зверя. Дор даже рот приоткрыл от неожиданности. Альд Дир выглядел так, словно ему подписали смертный приговор. Осунувшееся лицо ещё больше заострилось, глаза из бледно-зелёных стали почти бесцветными, и они были полны невыразимой муки. Дор осторожно сел на краешек койки.

— Вам хуже?

— Куда уж хуже, — тихо ответил Дир, — как прошёл ваш визит? Я надеюсь, мы ещё послужим под вашим началом?

— Послужите. — Дор и сам до конца не верил, что отделался штрафом и взысканием. — Полгода буду сидеть на сублимате плюс неполное служебное. Честно говоря, я не ожидал.

— А от Рифуса Гарта вообще можно ожидать чего угодно, непредсказуемая личность, — криво усмехнулся Альд Дир, — вот, извольте. Ознакомьтесь с результатами автотехнической и трассологической экспертиз по известному вам ДТП, а так же прослушайте запись моего разговора с водителем Амисом Риксом. — И закрыл глаза, не желая смотреть на белый свет.

Через час с небольшим Дор отодвинул схемы и отчёты и посмотрел на своего заместителя с нескрываемым потрясением и почесал шрам.

— Дир, этого не может быть. Где-то ошибка. Этого просто не может быть. Я только что от канцлера, он приказал вам заниматься «Истоками», а мне искать предателя в наших рядах. И вы хотите сказать, что он сам срежиссировал это покушение или хотя бы был в курсе происходящего? Вы в своём уме? Обвинять канцлера?

— А кого ещё? — горько усмехнулся Альд Дир. — Зато теперь сходится. Всё сходится... в одной точке. Мадам Стайн была права со своим последним погружением. Всё кончится в министерстве специальных служб. Вот только я не думал, что это будет так.

— Всё сходится. — Альд с трудом сел и вперился капитану в глаза. — Видит бог, большего потрясения я не испытывал со времён убийства моего отца.

— Да ничего не сходится! — рявкнул Дор, у которого мозг отказывался воспринимать полученную информацию, слишком она была... чудовищной. — Даже если в аварии участвовал списанный автомобиль из гаража канцлера, это ещё ни о чём не говорит. Его мог купить кто угодно...

— ... из министерства специальных служб. Думаете, там тачки продают как леденцы? Заходи любой? Нет.

— Хорошо. Это говорит нам лишь о том, что и у Гарта в ведомстве завелась крыса. Тут, походу, всё прогнило, до самого верха.

— Именно, господин капитан. До самого верха. Посмотрите правде в глаза, — вздохнул Дир, — вся головоломка собралась быстро и одним движением. Экспертиза и рассказ Амиса лишь подтвердили очевидное. За всеми нынешними событиями, включая обращение Пейнза и покушение на вашу жену, стоит одна-единственная фигура. Государственный канцлер Рифус Гарт.

— Тогда я жду от вас объяснений. — Дор до сих пор не верил, что его уши слышат то, что слышат. — Иначе мне придётся обвинить вас в заведомо ложном доносе о совершении преступления, причём в отношении вышестоящего руководства.

— Так точно, господин капитан. — Голос Дира был бесконечно усталым, словно тот прожил тысячу лет и впереди его ждала такая же мёртвая стылая тысяча. — Рифус Гарт уволил референта Амбиса, но вполне мог использовать его... м-м-м... внештатно, за наличные деньги, обезопасив последнего связью с «Неравнодушными гражданами», оппозиционным движением, стоящим на другом берегу нашей политической реки. На людях Рифус Гарт отмежевался от Амбиса целиком и полностью. Только вы, премьер и государственный канцлер имеете право посещения спецхрана Государственной бибилиотеки, и Гарт мог приказать стереть из памяти компьютера информацию о своём визите. Рифус Гарт бывший оперативник, до сих пор сохраняющий связи с прошлого места работы. Он вполне мог завербовать человека из бригады для своих нужд, его авторитет непререкаем, а должность не позволяет пойти против. Найти киллера для Рифуса Гарта не составит труда, в его «картотеке» есть множество сомнительных персон, а деньги в министерстве специальных служб всегда крутились колоссальные. И последнее, господин капитан. Рифус Гарт — модификант протокола «М+», один из двух в Ойкумене. Только он, с его знанием Внешнего мира и умением находить в нём не только смертельную опасность, но и чарующую красоту, мог написать столь проникновенные проповеди о грядущем Эдеме во влажных джунглях. Это под силу только тому, кто сам восхищался буйством тамошней жизни. Да вы это лучше меня знаете. И Гарт мог объяснить Амбису, как должен выглядеть образцовый модификант, что мы и наблюдаем в случае Артура Пейнза. Всё по отдельности есть странная, абсурдная случайность. Всё вместе... — Дир шумно выдохнул. — подводит нас к одному. Рифус Гарт тот самый человек, на чьей совести организация «Истоков», убийства адепта, радиотехника, библиотекаря и «Супердрайва», а так же попытка убить Саю Стайн. Это всё дело одних рук. Длинных, цепких и беспощадных.

— Почему? — одними губами прошептал Дор, у которого перед глазами всё плыло. — Зачем, Дир? Во имя всего святого, даже если допустить на мгновение, что вы правы... зачем?!

— Власть, господин капитан. Один раз хлебнувший её уже не остановится. Рифусу Гарту нужна полная и абсолютная власть над Ойкуменой, и он хочет дискредитировать все политические институты, включая премьера, оппозицию и нас с вами. Он хочет хаоса, который сам же, своими руками и уничтожит, показав, кто на самом деле обладает властью на земле. Он растопчет премьера, не способного справиться с вакханалией последних месяцев, скинет вас, как единственную реальную силу, пустит по миру всяких «Граждан» и останется один на вершине горы. Простите, господин капитан. Впервые в жизни я хочу быть неправым.

Дор лишь молча рассматривал схему ДТП и машинально листал трассологический отчёт. В голове было пусто и гулко, словно все мысли Дора Стайна разом исчезли, а на их месте образовалась чёрная дыра, куда с бешеной скоростью летела вся его недолгая жизнь.

Глава 31

— Если я приму ваши выкладки как допущение, — Дор смотрел на заместителя в упор, чему тот был явно не рад, — то возникает ряд вопросов. Причём существенных, не отмахнуться. Я не хочу ломать голову над причинами, которые, возможно, развернули канцлера на сто восемьдесят градусов, хотя я, подчеркну, всё равно не верю, чтобы Рифус Гарт задумал госпереворот. Но почему он не отправил меня в отставку, это же существенно облегчило его... замысел?

— А вы не знаете Рифуса Гарта? Он нанесёт один, но сокрушительный удар по всем, а до той поры наши шестерёнки должны вертеться как положено. Ваша отставка неминуемо заинтересует премьера, Гарту этого не надо.

— Премьер и так у него под каблуком, — возразил Дор, комкая в пальцах угол покрывала, — его чуть ли не в открытую называют «карманным».

— А зачем ему карманный премьер, когда он сам может возглавить Ойкумену, очистив ото всех неугодных? Он планомерно дискредитирует свою же бригаду, потому что это реальная сила. Сила, влияние, наука, менталисты. Вы слишком опасный противник, господин капитан, и канцлер предпочтёт держать вас на коротком поводке. Вы ведь не скрываете, что выдохнули, когда он вам влепил какой-то жалкий штраф вместо отрешения от должности? И прониклись к нему ещё большим уважением пополам с... Нет, это всё не укладывается в голове...

— А крыса? — не отставал Дор. — Он велел мне прямым текстом искать предателя в наших рядах. И я найду его, чего бы мне это ни стоило. Но если Гарт всё это время играл с нами в кошки-мышки, зачем ему нужен обнаруженный изменник? Это же дискредитирует его гораздо сильнее...

— Вы найдёте крысу, — спокойно подтвердил Альд Дир и скривился от неловкого движения, — найдёте обязательно. Это и впрямь дело чести. А потом Гарт вас действительно отправит в отставку, потому что вы прощёлкали появление диверсанта в своих рядах. Это ему гораздо выгоднее, чем увольнять вас из-за ментального взлома.

— Как вы интересно рассуждаете. А что вы тогда скажете о премьере? Его-то Гарт каким образом может спихнуть?

— Да элементарно. Недаром же у нас последнее время сплошные митинги неудовольствия, провокации в прессе и прочая муть. Вот в этой мутной воде он и утопит Спайта, доказав, что политика последнего привела к недовольству граждан Ойкумены. А главную страшилку нашей богоспасаемой конгломерации, «Красный отдел», единственную силу, способную ему противостоять, он уничтожит, обнародовав наши... «успехи» в ловле сектантов, которых сам же умело направляет. Для граждан такая новость будет похлеще всех истерик в прессе. Чем чудовищнее обвинения, тем эффектнее. Толпа ликует и жаждет продолжения.

— Да это бред штырька под скеем! — не выдержал Дор и вскочил с койки, начав мерить шагами палату, бессознательно хрустя пальцами. — Ну хорошо, ну допустим! Гарт внезапно обезумел и решил стать единоличным правителем без единого косого взгляда, без оппозиции, устроить тут тиранию по своему разумению. Я не знаю, как такое возможно. Но Дир! «Истоки»! Я могу допустить всякое, но только не то, что государственный канцлер организовал и срежиссировал появление религиозной секты, да ещё с замахом на Внешний мир! То, что мы с вами выяснили... это же бессмысленная, мучительная смерть либо в солончаке, либо в нейтралке, либо уж за Гранью. Смерть десятков людей! Он не мог на такое пойти, я уж не говорю, что сама идея «Истоков» абсолютно бесчеловечна и все причастные должны быть казнены.

— Казнят вас, — сообщил Дир, — а, может, и меня заодно. Амбиса он уберёт, когда запахнет жареным, и между ним и нами не останется никаких мостиков. И вот тогда на нашу голову призовут все кары небесные за то, что не отследили вовремя появление этой заразы и не уничтожили в зародыше. Вы же руководящее лицо, господин капитан. Вы знаете, как легко можно вывернуть всё наизнанку.

— Хорошо, — ровным голосом ответил Дор, внезапно успокоившись. Его задача найти крысу. Он найдёт. А Дир... Дир в это время будет собирать по крупицам доказательства причастности государственного канцлера к возможному перевороту и организации «Истоков». Оставался один очень скользкий момент.

— Алби.

Альд Дир откинулся на подушку и вперился в потолок, щурясь от ставшего нестерпимым света. Он тоже думал об этом, вертел так и эдак, и теперь не хотел ничего говорить. Потому что, как ни крути, а в мире ещё оставались какие-то константы. Одной из них была Алби Мирр-Гарт.

— С момента покушения на Саю она живёт в «гостевой», не покидая Отдела. Гарт согласился с моим решением обезопасить её и при мне звонил ей с приказом переселяться.

— Да. Вполне в русле всего того, что мы достигли. Меня беспокоит одно: знает ли госпожа Мирр-Гарт о тёмных делишках, творящихся в министерстве?

— Вы... — В горле у Дора пересохло. — Вы хотите сказать, что крыса это Алби? Нет. — Он резко развернулся, подошёл к койке вплотную и наклонился к заместителю так низко, что чувствовал его дыхание у себя на щеке. — Я знаю Алби ещё с Института, когда никакими Гартами там и не пахло. Она не пойдёт на такое. Я уверен, она даже не подозревает, какие замыслы вынашивает её муж... если это правда.

— Её муж, — вздохнул Альд Дир, — вот вы меня под ментальную трепанацию отправили, потому что этого хотела Сая Стайн. Вы любите её и пойдёте на всё, чтобы она не страдала. И она вас любит, хотя та сцена была очень впечатляющей. Но это нервы, девушка просто не вынесла свалившегося на неё ужаса. А Алби Мирр-Гарт любит своего мужа, пусть тот трижды модификант, канцлер и бессердечная скотина заодно. Она женщина, а женщины порывисты, особенно в плане чувств. Она могла бы снабжать Гарта информацией. Она наверняка знала, когда выпишут Саю...

— Он не стал бы её убивать! — Голос Дора сорвался. — Незнакомых радиотехников да, библиотекаря...

— Милна. — усмехнулся Дир. — Хотя по трассологии эксперты допускают, что в последний момент внедорожник резко ушёл бы, заставив «Супердрайва» свалиться в кювет, и они с Саей могли отделаться несильными травмами. Это же была операция запугивания, хоть и с вариантом летального исхода. Но появился я, и всё пошло наперекосяк. Меня Рифус Гарт не ждал.

— Он не стал бы убивать Саю, — тихо, но настойчиво повторил Дор, — нет, не стал бы. Да ладно, Альд, мы же оба понимаем, что вся эта ваша версия притянута за уши...

— Был бы рад. — По лицу Дира было видно, что он, хоть и не желает верить в собственные измышления, но склоняется к возможной причастности канцлера ко всем произошедшим событиям. — На одной чаше весов все наши выкладки, которые с лёгкостью можно опровергнуть. Все, вплоть до списанного внедорожника. Но на другой чаше Артур Пейнз, вооружённый проповедями о чудесном месте с пышными растениями и пресной водой, лианами и животными, которые не тронут истинных праведников. Господин капитан... никто так не опишет Внешний мир. Ни один человек. Если бы не ряженый миссионер, я бы ни за что не поверил, что Гарт имеет к этой гнили какое-то отношение.

— Я пойду навещу Алби, — Дор выпрямился, — поболтаю, как в старые добрые времена. Не беспокойтесь, она не заметит подтекста. Вы в своё время хорошо со мной поработали в плане вытягивания информации.

— Что ж, — медленно протянул Альд Дир, устраиваясь поудобнее, — да будет так. А у меня «Истоки» и уже есть пара задумок, как вывести канцлера на чистую воду. Или же снять с него все обвинения. Господин капитан, я могу просить вас о предоставлении мне полной процессуальной самостоятельности в рамках этого дела с немедленным докладом вам обо всех существенных прорывах?

Дор помолчал. Что Альду даст эта самостоятельность, когда он встаёт с трудом... но капитан вдруг понял, что Альд Дир, как это ни парадоксально, сейчас единственный человек, которому Дор может доверять. Просто потому, что тот прошёл по краю бездны, но до сих пор не опустил рук.

— Я пришлю вам соответствующее предписание. Только очень вас прошу, ну не геройствуйте вы больше. Если врач позволит, можете работать в своём кабинете, я не слепой, вижу, что вы скоро с ума сойдёте в этом изоляторе. Но ночевать будете здесь, это не обсуждается. И если Вирс решит, что вам ещё рано...

— На ногах я поправлюсь быстрее, — сказал Дир, — и голова прочистится. От этих белых стен у меня уже светобоязнь. А руками шевелить уже вполне могу, хотя и больно, не скрою. Нет, господин капитан, мне тоже надо быть на плаву. Сейчас каждый день на счету.

— Ладно, что толку вас переубеждать. Дождитесь предписания и вы полностью свободны в своих действиях. С докладами.

— Так точно, — кивнул Дир, — вот теперь поиграем...

* * *

Алби со скучающим видом сидела в просторной комнате, похожей на гостиничный номер своей обстановкой и безликостью, и читала журнал, забравшись с ногами на диван. В лаборатории делать было нечего, Сая находилась в лазарете, Мэт наконец вспомнил, что он помимо всего прочего ещё и заведующий кафедрой, и Алби дала ему отгулы. Всё равно работа стоит и будет стоять до того момента, пока Дор с остальными не найдут злоумышленника и не изолируют его от общества. Алби передёрнуло. Сообщение о случившемся с Саей стало для молодой женщины шоком, а приказной тон Рифуса в коммуникаторе ещё больше убедил Алби, что творятся серьёзные и очень опасные дела. В глубине души она восставала против решения канцлера и командира о помещении её в «гостевую», но иногда Алби Мирр-Гарт становилось по-настоящему страшно. Она не знала ни о ментальном взломе, ни о сорванной трансляции, она словно пребывала в вакууме, но этот вакуум искрился от напряжения. И когда к ней в комнату зашёл капитан, первым делом Алби ощутила, как это ни странно, безумное, непередаваемое облегчение.

— Алби.

— Дор! — Наедине они запросто обращались друг к другу на «ты». — Господи, я уж не чаяла хоть кого-то увидеть, эта комната как каземат, только с удобствами. Как у вас дела? Как Сая, что с ней?

— Сая... уже лучше. — Дор призвал на помощь всю свою выдержку. — Её прооперировали, рука срастается, рёбра тоже. Она очень переживает, так что пришлось задействовать психотерапевта. Но динамика положительная, я надеюсь, вскоре она сможет вставать. Фил от неё не отходит, как ты понимаешь.

— Господи, бедная девочка... — У Алби выступили слёзы на глазах. — Как это... неправильно. Кому она могла повредить? Боже, за что, что это за изверг сотворил такое? — Она ломала пальцы, глядя на Дора вопросительно-умоляюще. Капитан зажмурился на пару секунд. Нет, так играть невозможно. Или она и впрямь не знает, чья рука отдала этот приказ.

— Дор, вы нашли этого... заказчика? Этого подонка? Вы нашли его, Дор, скажи, пожалуйста, я места себе не нахожу...

— А разве Рифус не держит тебя в курсе событий? — Дор постарался придать вопросу шутливый оттенок. Алби возмущённо фыркнула и прикурила тонкую дамскую сигарету.

— Рифус! Держи карман шире. Он в своё время сразу дал понять, что у него свои дела, у меня свои. Ну, по работе, я имею в виду. У него же обычная паранойя всех особистов: чем меньше народу осведомлено, тем лучше. Я знаю лишь, что он держит эту разработку на особом контроле. Я не знаю... может, когда всё кончится, он и поделится со мной какими-нибудь подробностями... вообще-то я могу рассчитывать лишь на тебя. Канцлер есть канцлер.

— Ну да, ну да. — Дор осторожно присел на чересчур хрупкий стульчик с ажурной спинкой. — А у тебя тут уютно. Я уж и не помню, когда последний раз в «гостевой» был. А что до злоумышленника... Водитель погиб. Сейчас ищем заказчика. Я должен сообщить тебе неприятную вещь, Алби. У нас в отделе завёлся предатель. Тот, кто сливает инфу режиссёру этого спектакля. Без крысы до Саи бы не добрались. Ты знала, когда её выписывают?

— Нет, — покачала Алби головой, — работу всё равно не проведёшь, пока не будет ясности по хакеру. И подопытных новых я сейчас искать не могу по той же причине. А почему ты спросил?

— Потому что покушение было совершено в день её выписки. Кто-то знал о том, что Сая Стайн в этот день поедет домой. И я ищу того, кто мог слить эту инфу заказчику покушения.

Алби даже привстала, потрясённая до глубины души. Дор говорил спокойно, даже буднично, но от неё неукрылось, как он незаметно наблюдал за ней, за её реакцией, за её словами и движениями. «Он подозревает меня.» У Алби аж волосы на голове зашевелились, настолько эта мысль была... абсурдной. «Он подозревает меня. Думает, что я передала информацию налево. О господи...»

— Дор... — У Алби даже голос пропал от обиды и смятения. — Ты... ты думаешь, что это я?! — Молодая женщина встала и дрожащими пальцами поднесла сигарету к губам. Сделав затяжку, она закашлялась. — Дор, это... Ты всерьёз считаешь, что это я?! Я... не понимаю тебя...

— Я ищу крысу, — повторил Дор, — которая шпионит среди наших. Я не считаю, что это ты. Более того, я очень надеюсь, что это не ты. Слишком давно я тебя знаю. Просто... вот сейчас нельзя верить никому. Даже я сам себе не верю. Алби. — Он подошёл к ней поближе, но сохранял дистанцию. — Ты точно никогда не обсуждала с Рифусом это дело? Пойми, тут не о доверии вопрос. Я представить не могу, чтобы ты предала Отдел, нет, это исключено. Но канцлер сейчас принимает довольно странные решения... — Дор врал и не краснел, а девушка таращилась на него, машинально стряхивая пепел на блестящий пол.

— Я не знаю, о каких решениях ты говоришь. Я уже ничего не понимаю... Я сижу тут, как в клетке, а Риф если и звонит, то только узнать, хорошо ли я себя чувствую и пожелать спокойной ночи. У него такой странный голос стал.. — прошептала Алби, — он, наверно, сутками не спит. Так и ночует в кабинете, можешь мне поверить. Он же не успокоится, пока не притащит премьеру эту сволочь в наручниках. Бедный Риф, — шмыгнула она носом, — и я даже рядом с ним быть не могу...

Чем дольше Дор слушал этот сбивчивый монолог, тем явственнее понимал, что Алби не имеет отношения к передаче информации. Да, она любила Гарта и могла бы стать его осведомителем, но... Дор лучше многих знал, насколько развито у Алби чувство долга и верность присяге. В итоге кончилось бы всё тем, что она сама пришла бы к нему с повинной. И Гарт тоже это знал. Дор вдруг почувствовал облегчение. Если бы Алби оказалась крысой, это было бы концом. Кто угодно, только не Алби, кто угодно, хоть Гельт Орс, хоть Альд Дир, хоть сутулый Фил, который трясся при одном появлении капитана. Но не Алби. Её муж может сходить с ума, желая мирового господства, но даже он предпочёл оградить эту женщину от подковёрных интриг. А когда всё раскроется... Дор зажмурился и помотал головой. Либо Алби принимает всё как есть, либо... Второй вариант Дор придумать не смог. Он подошёл к женщине, у которой до сих пор дрожали губы, и внезапно крепко обнял, зарывшись лицом в светлые пушистые волосы.

— Прости меня, — Он держал её за плечи, заставляя смотреть себе в глаза, — прости, я уже сам схожу с ума от этих дел. Даже не знаю, что на меня нашло... чтобы я допустил такую мысль.

Алби молча смотрела на знакомое ещё по Институту лицо и видела в нём такую муку, что даже задохнулась. Дора сжигали изнутри самые страшные подозрения — подозрения в измене в своём Отделе. Это было настолько немыслимо, что девушка всхлипнула, а потом осторожно погладила прохладными пальчиками выпуклые шрамы на затылке, почувствовав, как Дор напружинился.

— Да брось ты... Я понимаю. Ты должен всё прояснить до конца. Я не сержусь на тебя и не виню. Кто ж знал, что всё... что дойдёт до такого... Сая... у меня в голове не укладывается... ну, Дор, прошу, не вини себя. Ты всё правильно делаешь. Ищешь тех, кто мог знать. И я автоматически под подозрением, — она чуть отстранилась, чтобы Дор смог увидеть слабую улыбку на её губах, — ну вот судьба такая. Раз уж я её начальница. А я и видела-то Саю в последний раз в то погружение, потом только с Мэтом возилась. Ну Дор, ну не смотри так! Ты всё. Делаешь. Правильно. И у тебя всё получится. Я в тебя верю. Ты хороший командир, и это все знают. Ты найдёшь свою крысу. И я ей не завидую.

Он всё так же и стоял, прижимая к себе хрупкую фигурку со светлыми волосами, в ужасе понимая, что эта паранойя будет с ним до тех пор, пока не вскроется полностью этот жуткий нарыв, пока он не обнаружит предателя и не упрячет того за решётку. Засомневаться в Алби! Этого Дор не мог себе простить, он боялся даже посмотреть в распахнутые зелёные глаза, потому что ему было непереносимо стыдно. И даже ободряющий шёпот Алби в ухо не возымел эффекта. Хорошо, что смуглая кожа не краснеет, иначе он сгорел бы прямо здесь. Он отодвинулся, чувствуя, что объятие неприлично затянулось, и ощутил лёгкое прикосновение губ к щеке.

— Не мучь себя. Отдохни, ты как натянутый канат. Не спорь, мне виднее. У тебя аж пальцы дрожат от нервов. Отдохни, нельзя бесконечно крутиться в колесе. Это я тебе как специалист по изучению мозга говорю. А завтра будет новый день. И новые силы.

Дор кивнул, стараясь не встречаться с бывшей начальницей глазами. Да уж, повезло Гарту с женой, другая бы после таких обвинений плюнула Дору в лицо, а не целовала бы в щёку. Но это Алби Мирр-Гарт, и она одна такая. Хоть бы она подольше не знала, что затевает её безрассудный супруг...

Он вышел, кое-как найдя в себе силы подмигнуть напоследок. «Держись, Алби. Что бы там ни было, но тебя я смогу защитить. Даже от Гарта. А нет... да если всё провалится, мы все под трибунал пойдём. Так что выше нос. И... всё-таки я был прав тогда... в Институте.»

Он даже повеселился этой мысли и направился к лифтам. Надо было ещё изловить Маттиса Ридса и выяснить всё о состоянии Саи.

* * *

Когда на столе заверещал коммуникатор, Альд лишь скривился со вздохом. А увидев входящий номер, чуть было не выругался. Теперь на громкую связь не поставишь, придётся с трудом, но держать металлический прямоугольник около уха, шипя от боли в согнутой руке. Он нажал иконку приёма.

— Дир.

— Альд... — голос на том конце слегка дрогнул. — Ты можешь сейчас говорить?..

— Минута у меня есть, пяти минут уже нет. Линда, что случилось? Мы же расстались без претензий.

— У меня нет претензий, Альд... — Линда говорила тихо и словно через силу. — Мне... У меня будет ребёнок, — наконец сообщила она, точно решившись, — твой ребёнок. И я его сохраню. Звоню, чтобы ты знал.

«Твою мать...» Альд даже растерялся от неожиданности. Что значит «твой ребёнок»? Они спали всего один раз, и этот секс Альд Дир оправданно считал худшим в своей жизни. Мало того, что он смог кончить, только крепко зажмурившись и представляя себе картины, от которых Линду хватил бы удар, прощёлкал её собственный оргазм, потому что женщины с ним как-то не кончали, так ещё и не подумал предохраняться, потому что от способа, который он всегда предпочитал, забеременеть было решительно невозможно. И вот результат. Альд Дир мысленно с чувством послал далеко и надолго и Линду, и себя, и их будущего ребёнка. Но Дир не был бы Диром, если бы быстро не взял себя в руки.

— Слушай внимательно, запоминай с первого раза. Какой у тебя срок?

— Десять дней... Я делала плановое обследование, и врач посоветовал мне сдать анализ... его взволновали мои судороги и небольшая температура... анализ оказался положительным.

— Как только это станет возможным, съездишь в госпиталь и сделаешь генетическую экспертизу. Свой материал я тебе перешлю. Затем. Напишешь заявку в социальный департамент на предмет выплат. Экспертизу и утверждённую заявку мне на стол. Без этих документов я не смогу на законных основаниях перечислять тебе деньги на содержание ребёнка. Мы не женаты, так что экспертиза необходима. Надеюсь, ты поймёшь, что я не собираюсь участвовать в воспитании этого ребёнка.

— Я не буду делать экспертизу. — Альд словно воочию увидел, как Линда отрицательно качает головой. — Я знаю, что это твой ребёнок.

— Ты не поняла? — Боже, ну в кого она такая дура, как этот Ральф с ней прожил почти двадцать пять лет? — Без экспертизы ты не можешь рассчитывать на мои алименты. Я не хочу проблем с законом и не хочу судебных разбирательств, если ты вдруг передумаешь. Оформи документы, и я по закону буду отчислять тебе четверть своего заработка. Или тебе сорок тысяч лишние?

— Альд, пожалуйста, выслушай меня. — Голос Линды дрожал. — Я не буду делать никаких экспертиз. Мне не нужны твои алименты. У нас хорошая поддержка одиноких матерей, я узнавала. Нам с малышом хватит... И потом, есть Мэт, он неплохо зарабатывает, у вас в том числе...

— И как Мэт отнёсся к будущему братику или сестричке с такой родословной? Если я не путаю, он был резко против наших отношений.

— Это мой ребёнок, — с нажимом произнесла Линда, — мой. Я сама его рожу, сама воспитаю. Ни ты, ни Мэт мне здесь не советчики. Я не буду заполнять графу «отец» в свидетельстве о рождении, это моё право и это вполне законно. Я просто хотела тебе сказать, что у тебя будет сын или дочь. И... — она замялась. Дир слышал в динамике прерывистое дыхание. — Ты был прав. Мне есть, ради чего жить в Ойкумене. — И коммуникатор запищал гудками отбоя.

«Сумасшедший дом». Дир сел, отбросив несчастный аппарат подальше от себя, и уставился в стену. Прекрасно, просто прекрасно. Внезапно, походя, в сорок шесть лет стать отцом ребёнка, чья мать чуть было не угодила в тоталитарную секту, а её первый сын — бесчувственный эгоист и нарцисс, любящий только себя и свои аксиоматические функции. Дир даже рассмеялся. Воистину, судьба умеет шутить. Он вышел из кабинета, бросив заместителю, что его не будет до завтра. Дир ещё не решил, нужно ли об этой авантюре знать командиру, хотя если Линду не перемкнёт от гормонов, то, возможно, он отделается малой кровью, то есть больше никогда не услышит ни об этой женщине, ни о своём потомке. Становиться отцом Альд Дир не желал категорически.

* * *

Он вызвал водителя и приказал тому ехать в Западный квартал, к Государственной библиотеке. Водитель всю дорогу косился на своего пассажира, одетого в чересчур свободную рубашку и без галстука, да ещё с впечатляющим швом на лбу. Дир перерыл весь склад, но нашёл одежду совершенно чудовищного размера, зато она не сковывала движений. На свой внешний вид в этот раз Альду Диру было абсолютно наплевать.

Когда автомобиль остановился у церкви святого Михаила, Дир приказал водителю ждать, а сам вошёл под тёмные, уносящиеся вверх своды. Он так никогда и не понял, что именно двигало им, когда он говорил водителю ехать сюда. Но сделать это надо было безотлагательно.

— Отец Никлас? — Священника Дир обнаружил около алтаря, где тот что-то переставлял. Отец Никлас вздрогнул от звуков знакомого голоса и обернулся. Глаза его расширились.

— Альд, это вы? Боже милостивый! Что с вами случилось?

— В аварию попал. Какой-то идиот мчался по встречке.

— Какой ужас! Что за времена, когда права можно купить за деньги...

— Да уж. Но оставим мой, без сомнения, изысканный облик. Я пришёл вас приободрить.

Отец Никлас вытаращился в нескрываемом удивлении, а потом, нервно теребя колоратку, спросил:

— Вы... нашли тех людей? Так ведь?..

— Нашли, святой отец. Проповедник арестован и ждёт суда. Его паствой занимается полиция. Но не это главное. Я пришёл сказать вам, что эти мечтания о Внешнем мире — не самоцель. Сектантов и их главаря одурачили точно так же, как одурачил вас модный мальчик в цветастом шарфе. Эта секта, «Истоки», всего лишь средство для достижения гораздо более зловещей цели. Их миссия провалилась. И мы уже почти у порога, за которым полетят головы. Будьте спокойны, святой отец. Больше никто не покусится на ваше право нести слово божье. «Истоки» обезврежены, а в дело вступили такие силы, что этот горе-проповедник для них пыль под ногами.

— А эти люди... поверившие... что с ними будет?

— Я не знаю, — честно признался Альд Дир и с тихим стоном уселся на лавку. Долго стоять у него пока не выходило. — Могу лишь сказать, что одна женщина точно отреклась от этой ереси и теперь живёт обычной жизнью, забыв секту, как страшный сон. Она живёт, радуется солнцу. Ждёт ребёнка.

— Я рад, что хотя бы одна душа спаслась от этого искушения, — тихо сказал пожилой священник, — но я вижу, что вас гнетут тяжёлые мысли и давят на вас, как могильная плита. Я не смею настаивать, но... Я предлагал вам исповедаться, предлагаю и сейчас. Никогда не поздно очистить душу покаянием.

— Я уже исповедовался, — криво усмехнулся Дир, — если можно так сказать. Нет, святой отец, спасибо ещё раз, но свои проблемы я решаю без помощи господа.

— Вы не успели обрести веру в бога, но утратили веру в людей, — почти прошептал отец Никлас, вглядываясь в измученные светло-зелёные глаза, — и я буду молиться, чтобы вы преодолели все препоны на своём пути. Господь незримо ведёт каждого из нас, просто это не всегда заметно...

— Может быть, — кивнул Дир, вспоминая искорёженный кабриолет, — этого мне узнать не дано. Прощайте, святой отец, и более не беспокойтесь о всяких сектах и ересях. Несите свой свет людям. А я пойду ловить нелюдей.

Машина почти неслышно завелась, и Альд Дир отправился обратно в Отдел, прикидывая, как уболтать Шона Корка на совершенно возмутительные действия. А так же уболтать Амиса Рикса и Сайруса Холта, потому что Диру сейчас понадобились все, кого только можно было привлечь к неслыханной и безрассудной авантюре.

Глава 32

Шон Корк, сержант Рикс и ведущий аналитик Сайрус Холт стояли в кабинете Дира и уже минут сорок слушали его рассуждения. По мере развёртывания мысли лица всех троих медленно вытягивались. Когда Дир закончил, воцарилась напряжённая тишина. Первым нарушил молчание, нервно откашлявшись, Шон Корк.

— Это противозаконно. Мы не имеем права влезать на правительственные сервера, никакой ордер не спасёт. Если этот водитель купил машину «охранки», его можно лишь поздравить с удачным приобретением. Недолгим, впрочем.

— Или ему её купили, — подал голос Амис Рикс, дождавшись кивка заместителя капитана, — стал бы он на свои деньги приобретать автомобиль для покушения. Это ж совсем больным надо быть.

— Наш злоумышленник, — Дир пододвинул планшет с результатами экспертиз департамента дорожно-транспортных происшествий к краю стола, чтобы собравшиеся видели убористые строчки отчёта, — некий Лайол Краст, сорок семь лет, последние полгода безработный. Опять полгода! Водительское удостоверение выдано тридцать лет назад, исправно продлевалось без просрочек. За Крастом не числится штрафов или ДТП. Как вы видите, это опытный водитель и очень аккуратный. Но вот его последнее место работы сущая загадка. Он как фантом, нигде не числится. Никаких следов. А нам это о чём говорит?

— Его биографию подчистили после ухода с последнего места, — сказал Сайрус Холт, воззрившись на «Сад земных наслаждений», — потому что полгода назад было задумано это покушение, как и всё остальное по этому делу. И если Лайол Краст выжил бы, никто не должен был раскопать его связи с преступниками.

Альд Дир вздохнул про себя. Холт и Амис говорили правильные и очевидные вещи, только они не знали главного. Личности преступника и организатора секты «Истоки». И эту информацию Дир разглашать пока не собирался.

— Корк, я повторяю. Вы должны из себя выпрыгнуть, но влезть в бухгалтерскую отчётность министерства. Потому что такие вещи, как списанный «кортежник», за нал не продают. Не сигареты, чай. И мне нужно видеть акт купли-продажи. Всё равно в какой-нибудь ведомости да всплывёт.

— Это противозаконно, — снова покачал головой главный компьютерщик, — и потом, почему нельзя официально запросить информацию у канцлера? Это же его ведомство. Пусть спросит у своих финансистов и перешлёт нам копию акта.

Дир свирепо уставился на желтозубого технаря. Начиналось самое сложное: убедить подчинённых в правильности его, Альда Дира, решения и не выдать своей осведомлённости о тёмных делишках министра специальных служб.

— Если я пошлю официальный запрос, это дискредитирует всё министерство вместе с Рифусом Гартом. Получится, что под носом у канцлера творится чёрт знает что. Тем более, что он вряд ли в курсе таких мелочей, как распродажа списанных машин из его автопарка. Корк, если Гарт узнает, начнётся такое, что вы пожалеете, что на свет родились. А ситуация в правительстве очень напряжённая, не мне вам объяснять. Поэтому надо сделать всё по-тихому. О законности не беспокойтесь. Дело «Истоков» возглавляю я, мне и отвечать.

Шон Корк задумчиво перекатывал в зубах незажжённую самокрутку. Дир предлагал что-то уж совсем из рук вон выходящее. Но искалеченному вербовщику удалось главное: Корк помимо воли заразился его азартом и отдавал себе отчёт, что вскрыть сервер бухгалтерии, пусть даже в министерстве специальных служб, не такое уж и трудное дело. И хоть какой-никакой, а вызов его способностям; после победы над хакером у Шона руки чесались взломать ещё какой-нибудь секретный тайничок. А отдуваться всё равно Диру.

— Я буду настаивать, что исполнял ваш приказ.

— А у вас были варианты? — удивился Альд. — Естественно, вы исполняли мой приказ. И даже мысли не допускали об оспаривании решений командования. Так вы сможете вскрыть этот сервак?

— Не за пять минут, — пробурчал Шон, мысленно уже прикидывая, какую программу он запустит в жужжащие внутренности бухгалтерского сервера.

— Я вас не тороплю, мне важен результат. Но и тянуть резину не позволю. Теперь вы, Рикс...

* * *

В это же время в кабинете под шпилем капитан с возрастающим изумлением слушал сбивчивый рассказ Беллы Райт. Молодая женщина тряслась и всхлипывала, поминутно утирая глаза и нос платочком. Её лицо покраснело и потеряло большую часть своей привлекательности, губы дрожали, а длинные блестящие ногти с французским маникюром разорвали платок в нескольких местах. Дор предложил ей воды и поинтересовался:

— Значит, вы утверждаете, что на вас напал грабитель в лифте, когда вы возвращались домой. Это очень печально, но чем я могу вам помочь? Обратитесь в полицию, это их дело.

— Я... — Белла неожиданно громко шмыгнула носом и пару минут восстанавливала сбившееся дыхание. Платочек был мокрый насквозь. — Я могу просить вас разрешить мне пожить в «гостевой» хотя бы пару дней... Я боюсь возвращаться домой...

— Мадемуазель Райт. — Дор обошёл стол и приблизился к заплаканной подчинённой. — Я понимаю, вы очень испугались этого неожиданного нападения. Вы слабая и беззащитная женщина, и вы не носите оружия. Но я повторяю, обратитесь в полицию. Они посмотрят записи с камер, вы опишете этого человека... Они его найдут.

— Он был в маске... — прошептала Белла.

— Мадемуазель Райт, полиция для того и создана, чтобы ловить злоумышленников даже в масках. Вам нечего бояться. В конце концов, снимите номер в отеле, переночуйте там. Вряд ли грабитель будет еженощно поджидать вас на всех углах.

— Я боюсь, — снова всхлипнула Белла Райт, — он... приставил ко мне нож...

— Он вас ранил?

Белла отрицательно помотала головой, отчего из пучка выбилась пара белокурых прядей. Дор задумчиво цокнул языком. Красотка явно чего-то недоговаривала и прямо-таки истерично умоляла о «гостевой». Что-то не сходится... с обычной уголовщиной.

— Он вас ограбил?

— Нет...

— Заставил сказать номер своей карты? Или личного счёта?

— Нет...

— Изнасиловал вас?

У Беллы широко распахнулись глаза и она с удвоенной силой замотала головой. Губы её были искусаны в кровь. Дор подошёл почти вплотную, ощущая пряный аромат духов. Дорогих.

— То есть ваш бандит вас не грабил, не наносил вам повреждений, не насиловал и не заставлял сказать ему номер счёта и пароль. Он, как я понял, просто припугнул вас ножом. У вас есть соображения, почему?

Белла смотрела в пол. Она прекрасно понимала, что правду капитану говорить ни в коем случае нельзя, но хаос в голове мешал ей придумать версию поубедительней. А Дор Стайн просто так в «гостевые» не селит даже таких очаровательных женщин, как она.

— Может, это один из отвергнутых вами воздыхателей? Вы красивая женщина, у мужчин при виде вас слюнки текут. Вспомните, может, вы кого-то чересчур резко отшили? Люди по-разному реагируют на отказ.

— Я не знаю его, — задыхаясь, прошептала Белла, — я... не разглядела его...

— Хорошо. — Дор понял, что пластинка пошла по второму кругу. — Но я не понимаю вашего нежелания иметь дело с полицией. Мы, — он выделил голосом это слово, — уголовщиной не занимаемся и мелкими правонарушениями тоже. Я не могу понять вашего упрямства. Вы боитесь, что этот человек вернётся? Я могу выделить вам Рута или Тайта, будут сопровождать вас до дверей. Это вас устраивает?

Белла тихонько всхлипывала и шмыгала носом, не решаясь высморкаться в платок. Стайн может приставить к ней десять Рутов и Тайтов, Стейн Амбис до неё всё равно доберётся, если захочет. И единственное место, куда ему не было хода, куда не было хода никому, — это Отдел и «гостевые комнаты» в нём. Но Дор явно не желал предоставлять Белле Райт крышу над головой.

— Мадемуазель Райт, вы имеете право на неприкосновенность частной жизни. Возможно, вы не хотите, чтобы я узнал истинные причины вашего недоверия полиции. Меня это несколько тревожит, признаюсь. Я ваш командир. Я не лезу вам ни в голову, ни в постель, но я хочу выслушать объяснения. С чего ради я должен помещать вас под усиленную охрану в «гостевую»? Во что вы влипли, мадемуазель? Я не сторонник теории совпадений, но нападение на вас совершено практически сразу после сорванной ментальной трансляции. И почти сразу после покушения на мою жену. Не заставляйте меня думать, будто между этими событиями есть связь.

Белла почувствовала, как её начинает бить крупная дрожь. Лысый выродок подошёл опасно близко к роковой черте, он, конечно, и мысли не допускает о предательстве в своём Отделе, но вполне может сделать кое-какие выводы относительно её несговорчивости. Не мытьём так катаньем он вытащит из неё правду по крупицам, и от этих перспектив Белле Райт хотелось сжаться в комочек, закрыв голову руками, и спрятаться в самый дальний угол. Сейчас, в просторном кабинете с панорамным остеклением, ей было гораздо страшнее, чем тогда, в лифте.

Дор заметил усилившуюся нервозность молодой женщины, взял её двумя пальцами за подбородок, заставив смотреть себе в глаза, и тихо произнёс:

— Вы, возможно, не знаете, но перед тем, как получить капитанское звание, я прошёл достаточно интенсивный курс подготовки, и речь сейчас не о модификации. Несколько месяцев лейтенант Альд Дир проводил мне семинары по прикладной психологии, языку тела и жестов и даже направлению взгляда. Может, я и не превзошёл его в таланте вербовщика, но ложь я научился определять с хорошей точностью. Ложь и недомолвки. Вы боитесь признаться мне в истинной природе вашего желания спрятаться в стенах Отдела. Боитесь, потому что догадываетесь, что правда придётся мне не по вкусу. Но вы забываете: я до сих пор ваш командир. И я приказываю вам отвечать.

Белла побледнела так, что сходство с мраморной статуей стало абсолютным. Её заплаканные глаза смотрели с умоляющим заискиванием, но сталкивались с равнодушными чёрными буркалами почти без белков. По её щеке скатилась одинокая слезинка.

— Я не могу... — обречённо прошептала она и медленно опустила ресницы. Дор посмотрел пару секунд на полупарализованную от страха женщину и тихо сказал:

— Глупо, Белла.

Она вздрогнула всем телом и отшатнулась от капитана так, будто он вынул из-за пазухи змею. Дор покачал головой:

— Дир предупреждал, что вы вздорная и легкомысленная женщина, удивительно недальновидно распоряжающаяся своим талантом менталиста. Кое-что про вас я и сам понял. По крайней мере, я оценил, как тщательно вы следите за собой, это должно стоить кучу денег. И ваша замечательная сумочка. Даже я трижды подумаю, прежде чем делать жене такой дорогой подарок. Расточительство всегда было вашим слабым местом, мадемуазель, а если учесть, что с поклонниками вам патологически не везёт, осмелюсь предположить, что вы нашли некую иную золотую жилу. В наследство от бабушки мне не верится. Ну так что? Будете говорить? Я ведь всё равно узнаю правду, мадемуазель Райт. Вы прячетесь не от амбала-грабителя, который спёр бы ваши деньги с драгоценностями и всего делов. Вы прячетесь от чего-то, что не сможет проникнуть сюда, за эти стены. От чего-то, что вызывает в вас животный ужас. От чего-то, что не должны знать ни полиция, ни ваше командование. Не совершайте последнюю роковую ошибку, Белла. Не заставляйте меня вызывать Фроста, чтобы он трепанировал при капитане бывшую любовницу. Отвечайте сами. Здесь. Мне.

— Прошу вас... — проскулила Белла, покрываясь холодным потом и с ужасом понимая, что её «гостевая» переезжает на минус двадцатый этаж. — Не вызывайте Эдера... я не хочу, чтобы он... чтобы вы...

— Говорите, — всё так же тихо произнёс Дор и закурил, выпустив дым тонкой струйкой куда-то вбок, — и запомните: я не бью женщин. Даже ренегаток.

Через сорок минут Дор нажал кнопку интеркома и бросил в пустоту:

— Ледс, поднимитесь и захватите наручники.

— Я прошу вас... — У Беллы уже не получалось членораздельно говорить от спазмов в горле. — Я вас умоляю... Это была ошибка, чудовищная ошибка... я не думала, что всё обернётся покушением на мадам Стайн... я и мысли не допускала...

— Это уже не имеет значения, мадемуазель. — Глядя на Дора, никто бы не догадался, какая буря бушует у него внутри. — Вы нарушили присягу, вы продавали сведения о своих сослуживцах за материальное вознаграждение. Я не верю, что вы не понимали, что делали. Просто не верю. Гарт советовал мне вас уволить, но вышло иначе. Вас будут судить, а до суда вы будете содержаться в изоляторе. Эдер Фрост проведёт вам ментальный взлом, я не собираюсь цацкаться с вами, устраивая допросы, а уж тем более пытки. Или вы желаете, чтобы вас расспросил Альд Дир?

— Господин капитан! — Белла вдруг рухнула на колени, закрыв лицо руками и содрогаясь в рыданиях, — я умоляю вас... Я совершила ошибку... непростительную, но я раскаиваюсь... я никому не желала зла...

— Вы дура, Белла, — резюмировал Дор, не сделав даже попытки поднять женщину с пола, — просто недалёкая пустышка с любовью к роскошной жизни. У меня даже ненавидеть вас не выходит. Ваше раскаяние вас не спасёт, Пейнз тоже раскаялся, но его всё равно ждёт смертная казнь. Не усугубляйте своего положения, встаньте и уже примите свою судьбу как должно. Женские слёзы на меня не действуют. — Тут Дор шумно выдохнул, вспомнив обвинительные крики Саи. — А вот и ваш конвоир.

Норт вошёл и в первое мгновение замер от удивления, а неподвижные глаза на секунду расширились. На полу, около ног капитана скорчилась, захлёбываясь слезами, его несостоявшаяся подружка, красотка Белла, вот только красоты в ней заметно поубавилось. Она содрогалась всем телом, пряча лицо в ладонях, а на полу лежал изодранный в клочья носовой платок. «Ни хрена ж себе...» Норт чуть слышно кашлянул, и Дор перевёл взгляд с женщины у его ног на лейтенанта.

— По вашему приказанию прибыл, — отчитался Норт, предательски косясь на всхлипывающую Беллу.

— Конвоируйте в камеру по соседству с Пейнзом. — ледяным тоном распорядился Дор, и Норт поразился, сколько скрытой боли было в чёрных глазах. — В наручниках. С арестованной не разговаривать, если она сама заговорит с вами, передать мне её слова в точности. Исполнять. — И отвернулся к окну, стряхивая пепел на пол.

Норт подошёл к заплаканной женщине, поднял её на ноги и всмотрелся в покрасневшие от слёз васильковые глаза и опухшие от покусываний губы. Когда-то он хотел, чтобы эти губы прикасались к нему, вызывая жар во всём теле и желание ответить тем же. Сейчас Норт Ледс молча завёл Белле руки за спину и защёлкнул браслеты. Женщина дёрнулась, как от удара током, но ничего не сказала, только ещё ниже опустила голову и едва слышно всхлипнула. Норт несильно, но настойчиво подтолкнул её:

— Пройдёмте со мной, мадемуазель Райт.

За мужчиной и женщиной неслышно захлопнулась металлическая дверь, оставив Дора курить в одиночестве и смотреть невидящим взглядом на величественную панораму Ойкумены за окном.

* * *

Артур Пейнз сидел с ногами на жёсткой койке, бессмысленно пялясь в потолок и считая трещинки на зелёной поверхности, как вдруг услышал шаги. Он вскочил и приник к зарешёченному окошку. В его положении любая мелочь становилась достойной внимания. И каково же было его изумление, когда он увидел одного из тех двоих, что награждали его ударами из ниоткуда, ведущего закованную в наручники женщину со встрёпанными белокурыми волосами и в форменном жакетике с алым платочком. «Белла...» Он сглотнул и сильнее прижался лицом к прутьям решётки. Смуглый тип провёл женщину мимо него, а потом Артур услышал звук захлопывающейся двери. От удивления он приоткрыл рот. Эту женщину... арестовали? Она шла безвольно, словно из неё откачали всю жизненную энергию, и всё равно оставалась чарующе, непередаваемо привлекательной. Артур сделал глубокий вдох, пытаясь отмести все ненужные мысли, но получалось плохо. При одном взгляде на «Галатею» у него слабели ноги, а пульс учащался, и это ещё Артур не вспоминал свои сны, которые удивили бы бывалого режиссёра порнофильмов. Белла шла, низко опустив голову, плечи её содрогались, а Пейнз вдруг вспомнил свои посиделки с товарищами в «Морском саду» и покрылся холодным потом. Неужели это действительно правда? Неужели его подозрения, которые он с негодованием отвергал, оказались истиной и истиной горькой? Артур понимал, что его уже ничего не спасёт, его казнят, введя смертельную инъекцию, и всё же решился, пусть даже его душа навсегда будет лишена надежды на райские кущи. Он вглядывался изо всех сил, но за красавицей уже захлопнулась тяжёлая дверь. Смуглый тип, Ледс, направился к выходу, и Пейнз закричал, прижимая лицо к решётке:

— Господин лейтенант!

Норт удивлённо обернулся и столкнулся взглядом с вытаращенными серыми глазами горе-проповедника. Вид у Артура Пейнза был слегка ошеломлённый, а пальцы сжимали прутья до побелевших костяшек. Ледс подошёл и хмуро поинтересовался:

— Чего орёшь?

— Господин лейтенант, эта женщина...

— Эта женщина не твоё дело. Твоё дело ждать суда.

— Вы не поняли, господин лейтенант... господин капитан велел сообщать обо всём, что я вспомню... я её помню. Я видел её раньше. В тот день, когда я сказал своим коллегам, что хочу навестить церковь святого Иеронима... в «Морском саду»...

Норт замер на мгновение, а потом обернулся к старшему смены надзирателей, играющему в онлайн-шашки:

— Открыть камеру. Наручники. Ты, — обратился он к Артуру, — пойдёшь со мной. Расскажешь Альду Диру всё, что вспомнил.

— А... — Перед внутренним взором Пейнза вспыхнул образ щёголя с тонкими пальцами, и его пробил озноб. Господи, почему он? — а капитан...

— Расскажешь Альду Диру всё, что помнишь. Он доложит капитану. На выход. Руки перед собой. — На запястьях Артура защёлкнулись наручники. — Пошёл.

* * *

Дир слушал Артура молча, отвернувшись к окну. Когда тот закончил свой рассказ, Альд сплюнул на сухую и обратился к Норту:

— Стайн в курсе?

— Так точно. Я конвоировал Беллу Райт прямиком из его кабинета. И видок у неё был — краше в гроб кладут.

— Вот не хотел я в это верить, — пробормотал Дир, ни к кому конкретно не обращаясь, — не хотел ведь. Белла, Белла, ну что же ты за дура. Ну почему чем красивее женщина, тем радостней она прощается со здравым смыслом. Хотя даже в этой омерзительной ситуации можно разглядеть плюсы. По крайней мере, крыса поймана и изолирована. Вряд ли Амбис смог разжиться у нас кем-нибудь ещё, ему и так неслыханно повезло с этой самочкой. Кстати, Ледс, как вам она?

На этих словах Артур Пейнз неосознанно съёжился. Ему совсем не хотелось слышать «как там Белла» для этого убийцы с неподвижными глазами и ударами из воздуха.

— Не могу знать, господин Дир. Не дошло.

— М-м-м. У меня тоже. А жаль. Пейнз, что с вами? Вам неприятны наши разговоры? Норт, сделайте милость, препроводите нашего доброго друга-миссионера в его номер люкс. Ему наверняка претят наши скабрезные офицерские разговорчики. Духовность, ничего не попишешь. — И Альд Дир улыбнулся такой улыбочкой, что у Артура волосы дыбом встали.

Норт бесцеремонно встряхнул бывшего проповедника и пинком направил в сторону выхода.

— Пошёл. Мог бы и раньше рассказать о своих наблюдениях, проблем меньше было бы. Святоша... мать твою. Шевелись.

* * *

Мэт уже минут двадцать мялся около двери «гостевой», то перекладывая планшет из руки в руку, то утирая вспотевший лоб. Разговор с мамой вышел не из лёгких, и пару раз Мэту откровенно хотелось треснуть кулаком по столу и заорать, потому что, чёрт побери, это уже ни в какие рамки не лезет, но волевым усилием он брал себя в руки и слушал сбивчивую речь, сверля глазами скатерть. А потом, промучившись полночи от нервной бессонницы и водоворота мыслей, влез в сеть, пару часов изучал всевозможную информацию, после чего пододвинул к себе планшет и начал быстро печатать.

Наконец, устыдившись своей нерешительности, он нажал кнопку звонка. Дверь открылась моментально, словно Алби только Мэта и ждала. Молодая женщина уже по потолку готова была бегать из-за своего вынужденного заточения, и визит подчинённого для неё стал глотком свежего воздуха.

— Мэт! Рада тебя видеть! Ты что такой насупленный? — Алби заинтересованно смотрела на молодого человека. — У тебя что-то случилось?

— Да как сказать... Вот, — он быстро сунул планшет ей в руки, — под... подпишите, пожалуйста.

Алби углубилась в служебную записку, и её лицо медленно вытягивалось. Уж чего-чего она от Мэта Харда не ожидала, так это подобного прошения.

— Столько справок надо собрать, — с тоской пожаловался математик, уныло изучая светодиодный узор на потолке, — кошмар какой-то. И здесь, и в Институте... и печать поставить...

— Погоди-ка, — Алби сосредоточенно наморщила носик, перечитывая записку во второй раз, — что-то я совсем запуталась. Ты просишь меня написать тебе характеристику и быть твоим поручителем от Отдела, чтобы ты смог официально стать опекуном своего будущего братика или сестрички? Я всё верно поняла?

— Ну да, — кивнул Мэт, — без поручителей нельзя. Я полночи из семейного кодекса не вылезал, читал, чуть мозгом не повредился. Бюрократы. И я всё равно не понял, почему опекуну положены бОльшие социальные выплаты, чем матери-одиночке. Но раз бОльшие, то я обязан стать опекуном.

— Но это же твой кровный родственник?

— Ну я же не собираюсь его усыновлять. Просто опекунство до совершеннолетия. Так вы дадите мне характеристику, госпожа Мирр-Гарт? — он просительно заглянул ей в глаза, и Алби поразилась, насколько Мэт изменился. Вместо равнодушного манекена, погружённого в свои ортогональные проекции и множества, перед ней сидел взволнованный молодой человек, переживающий до нервного тика в уголках губ. Даже веснушки стали более яркими, усыпав кожу до самых плеч. Она кивнула, начав печатать, и попутно поинтересовалась:

— А настоящий отец? Сделал ноги, как истинный джентльмен?

Мэт насупился ещё сильнее, отчего его уши начали полыхать пунцовым, а зубы нечаянно клацнули.

— Мама сказала, что Дир предлагал сделать экспертизу, чтобы платить алименты. Но она отказалась. Что я могу, не силой же её заставлять соглашаться.

— Бог ты мой, — ошарашенно пробормотала Алби, опустив глаза на экран, чтобы Мэт не видел, насколько она потрясена. Меньше всего Алби могла предположить, что стратегическое соблазнение мадам Хард принесёт столь... хм... ощутимые плоды.

Мэт грустно пожал плечами. Было видно, что новость о беременности Линды его несколько... обескуражила. Алби даже стало жаль юного гения, которому придётся стать для малыша и старшим братом, и отцом. И прожить свою судьбу в зеркальном отражении, заменив ребёнку настоящего отца, который, как и Сид Кайт, предпочёл не вмешиваться в жизнь своего отпрыска.

Она написала Мэту подробную и положительную характеристику, расписалась в поручительстве и отдала парню планшет. Мэт цапнул не глядя и продолжил таращиться с бездумным видом на подлокотник дивана. Было видно, что он чувствует себя крайне неуютно.

— Как ты думаешь, ты справишься? — тихо спросила Алби. — У тебя изменится вся твоя жизнь.

— Больше некому, — буркнул Мэт, — я несу ответственность за свою семью, сколько бы там ни было человек. Я тоже знаю, что такое чувство долга, госпожа Мирр-Гарт, хоть присяги и не приносил. И рассчитывать моей маме не на кого, кроме меня. Для господина Дира это было всего лишь частью операции.

— Да, — вздохнула Алби и вдруг, поддавшись внезапному порыву, погладила Мэта по непослушным рыжим волосам, — теперь ты настоящий глава семьи. Ну что ж, моя подпись у тебя есть. Хочешь, я свяжусь с ректором, чтобы тебе не чинили препон в Институте?

— Нет, спасибо, — вздохнул Мэт, — с кафедрой и ректором я уж как-то сам. Спасибо вам большое. Надеюсь, «Гипнос» скоро заработает как раньше.

— Ох, пора бы, — через силу улыбнулась Алби, — ну давай, тебе ещё в секретариат за печатью и заверяющей подписью от Гельта Орса. Береги себя, Мэт.

Молодой человек кивнул, попрощался и вышел, тихонько притворив за собой дверь. Первый шаг на пути к настоящему возвращению в родной дом он сделал.

* * *

Маттис Ридс вышел из медблока и ослабил галстук. Трёхчасовая беседа с хрупкой девушкой в предыстеричном состоянии его неожиданно вымотала. У Саи Стайн в голове была такая гремучая смесь переживаний, что вычленить первопричину оказалось делом не из лёгких. Ридс подошёл к кофейному автомату и купил стаканчик горькой сублимированной дряни, но она хотя бы прочищала мозг. Он признавался себе, что только настоятельная просьба бывшего сокурсника из определённых структур заставила его взяться за лечение жены командира; сам бы он ни в жизнь не переступил бы порога этого здания. И дело даже не в деньгах, уж чего-чего, а об оплате Дор Стайн велел ему не беспокоиться. Но атмосфера внешней безукоризненности и дисциплины, за ширмой которых кипели самые низменные и порочные страсти, почти физически заставляла Маттиса Ридса ёжиться и незаметно зыркать по сторонам. Ему ужасно не хватало своего кабинета в престижной клинике, с мебелью пастельных тонов и неброскими пейзажами на стенах, обладающих удивительным эффектом релаксации. Здесь же терапию приходилось проводить в палате, девушка не могла даже сесть самостоятельно, не скривившись от боли в раздробленной груди. Но её психическое состояние было на порядок хуже физического, Дор был прав, она балансировала на тонкой грани между бесконечным анализом собственных переживаний и натуральным психозом. Ридсу понадобился весь его опыт, чтобы нащупать в ворохе обрывочных фраз, перемежающихся слезами, ту самую, единственную песчинку, давшую начало камнепаду. Но он это сделал, хоть с него и сошло семь потов. О своём бывшем сокурснике Маттис Ридс старался не думать. Главное, девушка признала: ей доставляет невыносимые страдания мысль, что заместитель капитана показал себя с неожиданной стороны, и ей приходится принимать тот факт, что в Альде Дире есть что-то хорошее. И теперь лечение Саи Стайн должно было войти в привычное доктору русло. Он сообщил сутулому медбрату, какие именно нормотимики следует давать пациентке, и предупредил, что вернётся завтра в это же время для следующего сеанса.

— Как ваши дела? — Ридс вздрогнул, настолько бесшумно подкрался к нему капитан. Выглядел он измочаленным, под глазами круги, взгляд усталый и потухший. Маттис искренне понадеялся, что эти переживания не связаны с Саей Стайн. В конце концов, она в надёжных руках.

— Наметился прогресс, — Маттис отпил ещё кофе, — хотя, не скрою, состояние вашей супруги вызывало у меня серьёзные опасения. Я бы рекомендовал вам пока воздержаться от визитов в медблок. Ваше появление, равно как и вашего заместителя, пока что может спровоцировать срыв. Девушка на распутье, и не надо подталкивать её в ненужную сторону. Я думаю, через пару месяцев я полностью купирую все патологические симптомы.

— Пара месяцев... — вздохнул Дор. — хотя... Она жила с этим несколько лет. Думаю, пара месяцев это не так уж и долго. Особенно если речь идёт о её душевном здоровье.

— Я рад, что мы с вами говорим на одном языке. Я предупредил санитара, что завтра снова навещу мадам Стайн для следующего сеанса. Ох... а вы не подскажете, где здесь выход? Я что-то заблудился.

— Туда, — махнул рукой капитан, — по красным стрелкам, а потом будет лифт. Скажите... доктор Ридс...

— Да? — психотерапевт обернулся.

— У меня есть шанс вернуть жену? Или...

— Я верну вам Саю такой, какой вы её помните и любите. Это мой профессиональный долг. Ваша жена избавится от призраков прошлого. Процесс небыстрый, но в таких вещах спешка ни к чему. Был рад повидаться с вами.

— До завтра, — кивнул Дор, ощутив пусть небольшое, но облегчение, — если что, я всегда на связи.

Ридс улыбнулся краешками губ и заспешил по коридору, ища глазами красные стрелки.

Глава 33

Амис Рикс никогда не оспаривал решений командования, но приказ Дира провести задушевную беседу со своим зятем в надежде выяснить что-то о продаже «кортежника» казался молодому водителю бредом чистой воды. Алек работал в гараже, он всего лишь проводил техобслуживание министерского автопарка, а ту «охранку» купить так и не успел. Но Альд Дир был категоричен. Пока Корк взламывает сервера канцлерской бухгалтерии, Амис Рикс в общих чертах рассказывает Алеку об аварии и её виновнике Лаойле Красте.

— Запомните, Рикс, в нашем деле человеческий фактор значит столько же, если не больше, сколько все схемы и разработки. Буквально на днях я снова убедился в этом, уж позвольте без подробностей. Автомобиль из парка министерства не может купить человек с улицы, он как минимум должен знать о подобных распродажах. Возможно, ваш зять знает Лайола Краста или хотя бы слышал о нём краем уха. Я понимаю, это звучит дико, как некая отчаянная попытка схватиться за соломинку. Но поверьте мне, Рикс. Этот Краст имеет отношение к министерству. И я хочу знать, какое.

Амис отдал честь и вышел в коридор, попутно набирая зятю, чтобы пригласить того в пивнушку за три квартала от здания со шпилем. Так, за жизнь потрындеть, а то уже чуть ли не месяц не виделись, позорище да и только.

* * *

Алек Винд с большим удивлением слушал своего родственника, прихлёбывая фирменное пиво, пенящееся на густых усах. Винд видел, что Амис был несколько напряжён и порол какую-то чушь, даже не притрагиваясь к запотевшей кружке. Сушёные креветки тоже лежали в картонной тарелке безо всякого внимания со стороны молодого человека.

— Помнишь, ты «охранку» хотел купить, а её у тебя из-под носа увели?

— Да уж, — крякнул Алек, отхлебнув ещё пива, — знатно меня тогда прокатили. Чуть-чуть не успел.

— И хорошо, — сообщил Рикс, — машинка несчастливая оказалась. Буквально на следующий день в аварию влетела. Лобовое. Два трупа, двое пострадавших.

— Беда, — согласился Алек, — значит, судьба меня уберегла. А ты откуда про это знаешь? Что-то я в последнее время крупных аварий не припомню.

— Потому что вней замешаны наши. — Рикс всё же сделал глоток. — Милн погиб, я тебе про него рассказывал. «Супердрайв». Вёз жену капитана. Она в лазарете до сих пор с множественными переломами. И Дир тоже, как мумия в своих бинтах.

— Это кто? — спросил Винд. Он, как и все нормальные люди, знать не знал личного состава особой бригады за исключением Амиса.

— Заместитель командира. Та ещё гнида, — сплюнул в пепельницу Рикс, — говорят о нём... Нехорошее о нём говорят. В общем, он тоже в медблоке... в основном. А капитан изо всех сил пытается оттереть от этого дела полицию и забрать расследование себе. Отделу огласка не нужна. А у капитана жена пострадала, он вообще бешеный стал.

— Мысль твою я не улавливаю, — Алек Винд жестом попросил официантку повторить, — ну разбились. Бывает. Печально. И что мне до этой истории?

— Нехорошая это авария, — прищурился молодой сержант, глядя Алеку в глаза, — если ты понимаешь, о чём я.

— Спланированная?

— Ну. Капитан рвёт и мечет, он же сателлитчик, отмороженный полностью. На счастье Лайола Краста тот погиб, иначе Стайн бы с него кожу по сантиметру снимал пилкой для ногтей.

— Лайол Краст? Это второй водитель? — Лицо Алека стало заинтересованным.

— Да. — Рикс заметил перемену в Алеке и теперь ощущал странный, непередаваемый кураж, его знобило, потому что идиотский приказ Дира мог и сработать. Дыхание молодого человека против воли участилось. — Он был в «кортежнике». И летел по встречке. Прямо на «Супердрайва».

— То есть ты хочешь сказать, что этот Краст провоцировал столкновение? Ну не знаю... Если мы думаем об одном и том же Красте, тот никогда бы на такое не пошёл. Нет.

— А ты его знаешь? — Сейчас Амис Рикс был готов уверовать хоть в господа бога, хоть в господина Дира.

— Да как «знаю»... — задумался Алек. — Он у нас даже испытательный срок не выдержал, оформлять и то не стали, так вышибли.

— Он устраивался к вам? — Амис поперхнулся пивом. Теперь Альд Дир казался молодому водителю как минимум колдуном.

— Устраивался, устраивался. Доустраивался. Знаешь, Амис, вот есть такие люди... С гнильцой. Нет, водила от бога, такие чудеса на машине показывал, мама дорогая. Но... «На слабо» брался как щенок, любые пари заключал, лишь бы всем в очередной раз доказать, какой он крутой. А мужику под полтинник почти. Ну наш начальник на это посмотрел и сказал, что понторезы здесь не задерживаются. И вышиб этого Краста с прощальным напутствием. Только если ты думаешь, что этот Краст спланировал вашу аварию, то забей. Не такой он человек. Не душегуб. А теперь рассказывай, как у тебя самого дела. Когда женишься-то?

* * *

Альд Дир выслушал сержанта Рикса очень внимательно, ни разу не перебив. Изувеченное лицо было нахмурено, точно Дир напряжённо что-то обдумывал, а потом расплылось в пугающей улыбке. У Амиса волосы на голове зашевелились.

— Вот оно, — прошептал наконец Альд и закурил, смакуя изысканный купаж, — вот оно. То, чего я ждал, но не мог подобрать слово. «На слабо». Теперь всё ясно. Рикс, вы свободны, в ваше личное дело будет занесена благодарность от заместителя командира. Вы гений совпадений, Рикс, и я запомню это. Свободны.

Амис Рикс отдал честь и вышел, полыхая ушами. Вот уж действительно на ровном месте фарт. Кто бы мог подумать. Рикс решил отметить это дело в той самой пивнушке, а если повезёт, то познакомиться, наконец, с симпатичной рыжей официанткой, обслуживавшей их с Алеком столик.

— Простите, господин Дир, но не могли бы вы развить свою мысль? — Сайрус Холт непонимающе смотрел на заместителя капитана. — При чём здесь подобные ребяческие выходки?

— При том, что Лайол Краст обожал спорить на что угодно, что он лучший из водителей. Такое, знаете ли, самоутверждение, бесконечное самоутверждение, требующее постоянной подпитки. Он словно игроман, который не может остановиться, пока всё не просадит. И я более чем уверен, что этой порочной страстью не преминул воспользоваться наш добрый друг Стейн Амбис.

— Ваши рассуждения притянуты за уши, господин Дир, — упрямо покачал головой главный аналитик, — такие вещи, как покушение, «на слабо» не делаются.

— И всё же поверьте мне, Холт. Это преступление так же разительно отличается от двух прошлых смертей, как институтский лаборант от сателлитского отморозка. Там работали киллеры, тихо, чисто и технично. Концы в воду, у полиции два висяка. Здесь же наглое, циничное и показательное покушение, средь бела дня на одной из главных трасс. За такие вещи наёмники просят совсем уж запредельные суммы. А вот такие как Краст вполне могут согласиться на подобную авантюру, лишь бы в очередной раз доказать свою уникальность и способность вырулить в любой ситуации. Тем более, что речь не шла об убийстве. Просто лихачество на грани фола, попытка залихватского дрифта, об этом и экспертиза говорит. И я предполагаю, что Амбис в качестве залога поставил этот автомобиль. Против такого искушения устоять очень трудно.

Сайрус Холт со вздохом перевёл взгляд на потолок. Все домыслы Дира были писаны вилами на воде, у бригады не было ни одного доказательства, что дерзкое покушение было спланировано Стейном Амбисом, да что там, бригада топталась на месте уже невесть сколько времени. Холт не хотел делиться с лейтенантом Диром своими догадками насчёт аварии, потому что тогда замкомандира отправил бы его в отставку немедленно, и Сайрус Холт молчал. Он подозревал, что Дир пришёл к тем же выводам, что и главный аналитик, а такие вещи стоят карьеры. И Холт молчал.

* * *

Сая устроилась поудобнее на лазаретной койке в ожидании прихода Маттиса Ридса. Полненький рыжеватый доктор успокаивал одним своим присутствием, почти физически заполняя палату сдержанной уверенностью и оптимизмом. В прошлый раз они говорили долго, очень долго, и Сая чувствовала, как её медленно отпускает мерзкая липкая одурь, которая стала её постоянной спутницей в последнее время. Доктор Ридс слушал очень внимательно, иногда задавал вопросы и Сая чуть ли не впервые говорила то, что думала. Психотерапевт Маттис Ридс умел располагать к себе.

— Моя дорогая. — Доктор Ридс зашёл, улыбаясь в рыжие усики. — Вы сегодня выглядите значительно лучше.

— Эдвин Вирс сказал, что скоро можно будет заменить эти железки на эластичный фиксатор, — тихо ответила Сая, — а ещё я делаю дыхательные упражнения и прохожу магнитотерапию. Только палата эта надоела...

— Понимаю, дорогая моя, понимаю. Вам осталось провести здесь совсем немного времени. Мы ведь с вами достигли определённого прогресса, а когда душа спокойна, то и тело поправляется быстрей.

— Прогресса? — Сая округлила глаза. — Но ведь ничего не произошло...

— Нет-нет, Сая, произошло и очень многое. — Ридс уселся на стул рядом с койкой. — Мы достигли главного, сделали самый важный шаг в направлении вашего выздоровления. Вы сами сделали его. Вы персонифицировали свою боль, свои страдания, которых на ваш век хватило с избытком, всё это вы персонифицировали в лейтенанте Альде Дире. И мы будем с этим работать.

— Я не знаю, — у Саи вновь защипало в глазах и она непроизвольно громко шмыгнула носом, как маленькая девочка, — я... не знаю. Я боюсь, что никогда не смогу его простить. Я не сумею.

— Вы умеете прощать, Сая. — Ридс смотрел на неё, склонив по-птичьи голову, и улыбался краешками губ. — Вы уже это сделали.

— Как?! — У девушки приоткрылся рот и она нервно собрала в комок простынь здоровой рукой. Если бы Ридс сказал, что её назначили премьер-министром, Сая удивилась бы меньше.

— Вы умеете прощать, Сая, хоть и не задумываетесь над этим. Ведь вы простили Рифуса Гарта и его жену за те испытания, что обрушились на вас по их милости. Вы не держите зла на своих бывших коллег... м-м-м... вагантов за то, что никто из них и пальцем не пошевелил, когда вас арестовали в конференц-зале. Вы не держите зла на вашего брата, который лишил вас семьи и крова...

— Тед получил по заслугам, — прошептала Сая, прикрыв глаза от наползающих слёз, — и мне нечего с ним делить...

— Вы не держите зла на этих людей, — повторил Маттис Ридс, — потому что вся боль этого мира сосредоточена для вас в Альде Дире. И наша задача развенчать этот чудовищный, инфернальный образ, олицетворяющий для вас только муки и страдания. Сделать из Дира всего лишь человека, а не демона.

— Разве такое возможно? — Сая недоверчиво смотрела на психотерапевта. — Разве... это можно забыть?

— Не забыть. Но отринуть в сторону, как прах, как тень прошлого. Вам не нужно прошлое, Сая, вам нужно будущее. Муж. Дом. Работа. Друзья. Вы ещё так молоды. Вам не к лицу ворошить былое.

— Но как я избавлюсь от него? — почти закричала Сая, ещё сильнее вцепившись в белую ткань и царапая ноготками ладошку. — Если я не могу смириться с тем, что Дир рисковал собой, спасая меня из аварии... я даже это не могу... принять...

— Это временно, — ободряюще погладил её по плечу Ридс и достал блистер с таблетками, — вот сейчас вы выпьете лекарство, которое поможет вам немного успокоиться, и мы с вами начнём сеанс. Я дал слово вашему мужу, что верну вас ему той самой весёлой девочкой с глазами бельчонка и задорной улыбкой. Вы ведь хотите вернуться?

— Очень, — прошептала девушка, — я наломала таких дров... такой дурой была... а он всё это терпел...

— Главное, что вы сами понимаете, что у вас есть проблемы, и хотите их решить. Это самое главное. Без вашего желания и стремления вернуться в нормальную жизнь у нас бы ничего не вышло. Выпейте, прошу вас, — он поднёс ей стакан с водой, — и немного полежите. Когда у вас успокоится пульс, мы начнём. Я припас для вас одну интересную методику...

* * *

Шон Корк уже три часа сидел в одной скрюченной позе с ноющей спиной и затёкшими ногами, не в силах оторваться от своего верного компьютера. Он запер кабинет, перебросив всю текучку на подчинённых, перевёл свой компьютер в автономный режим и запустил «ищейку». По монитору бежали убористые строчки кода, специальной программы, призванной взломать бухгалтерию министерства специальных служб. Более вопиющего и противозаконного задания у Корка ещё не было, но желтозубый компьютерщик сумел договориться со своей совестью. Когда вокруг только трупы множатся, этические проблемы уходят на второй план.

Корк стучал пальцами по плоским клавишам, скрепя сердце признавая, что попросту умыкнул программный код неведомого хакера из тюряги, который так изящно взломал «Гипнос», умыкнул и немного подкорректировал для конкретного задания. Теперь эта программа незаметно, как воришка, проникала в правительственный сервер и копировала информацию на личный съёмный диск Шона. Оставлять такие скандальные улики в общем доступе Шон Корк не имел права.

Он уже решил было сделать перерыв и выкурить самокрутку, как компьютер пискнул и тут же вывел на экран акт купли-продажи автомобиля марки «Ферал», списанного из правительственного гаража и выставленного в открытую продажу на официальной странице министерства в сети. Продавцом значился отдел транспорта, покупателем же — некий гражданин Лаойл Краст, оплативший покупку с помощью услуги «Кредит на сутки». Корк с душой сплюнул, затянулся как следует и, скинув файл себе на диск, ткнул пальцем в кнопку. Раздалось тихое жужжание и программа, выполнившая свою задачу, начала планомерно уничтожать саму себя. Через минуту ни один спец не отыскал бы и следа «ищейки» за авторством осуждённого хакера.

— Значит, «Кредит на сутки»... — По лицу Альда Дира было видно, что сбываются его самые худшие опасения. Заместитель командира полулежал, откинувшись в своём кресле и приняв наиболее удобную позу, курил уже третью сигарету, выслушивая Корка, и чем дальше, тем сильнее хмурился. Изучив акт, он с такой силой долбанул пальцем по планшету, что тот чуть не треснул. Сам Корк уныло мял в пальцах влажную самокрутку.

— Флэш-кредит может взять любой, — вслух размышлял тем временем Альд Дир, — если он вовремя погашен, никому и дела нет до получателя. Оформляется на любое физическое лицо... главное уложиться в срок, чтобы не набежали проценты...

— Куда смотрит министерство финансов, — пробурчал Шон, — это же аферисты чистой воды. На такой кредит что хочешь можно взять, а банку всё равно.

— Вот такое у нас законодательство, — огрызнулся Дир, — под лозунгом помощи гражданам в приобретении товаров и услуг. Флэш-кредиты абсолютно законны, хотя мало кто из банков решается на такие... сомнительные операции. Но нас должен волновать тот факт, что «Ферал» был приобретён именно с помощью такого краткосрочного кредита.

— Потому что совсем необязательно, чтобы получателем кредита был Краст, — кивнул Шон Корк.

— Именно. Получатель кредита и покупатель автомобиля в данном случае могут не совпадать. Лайол Краст купил «кортежник» на открытых торгах. Но брал ли он флэш-кредит?

— Этого я не могу отследить, — признался Корк, — в банковскую систему я не полезу. Тем более, что этих кредитов там миллионы.

— Я этого от вас и не требую, свою работу вы выполнили блестяще. — Дир устало прикрыл глаза и незаметно наблюдал за Шоном из-под опущенных ресниц. Шон Корк уставился в пол, раздербанив свою самокрутку окончательно, и вид имел несколько пришибленный. Альд медленно вдохнул, успокаивая прыгающее в груди сердце.

«Догадался. Догадался, зачем я приказал ему ломать сервер бухгалтерии. Догадался и молчит. А если уж наш желтозубый повелитель процессоров допетрил, в чём подвох, то Сайрус Холт и подавно. И молчат, не смеют спрашивать. Ждут от меня отмашки. А я не могу её дать!» — Альд чуть было не треснул кулаком по столу, но немедленно скривился от боли. — «Не могу. Я, который способен запудрить мозги любому, сейчас не могу сказать правду своим подчинённым, которые верят мне. И я не могу...»

Дир несколько минут помолчал, вертя в пальцах планшет, а потом, глядя в окно, бросил Корку:

— Вы свободны. Думаю, до завтрашнего дня вы не понадобитесь ни мне, ни капитану. Можете располагать собой.

— Так точно, — Корк на Альда тоже не смотрел, — разрешите идти?

— Идите, — вздохнул Дир и поправил повязку на лбу, — вы свободны.

Когда за компьютерщиком захлопнулась дверь, Альд Дир ещё немного посидел, не шевелясь и бездумно пялясь в потолок, а потом открыл на своём наладоннике страничку с фривольным оформлением и с неожиданной яростью ткнул в изображение симпатичной девушки с розовыми прядками. Около фотографии засветилась надпись «Забронировано».

* * *

Дор выслушал доклад заместителя молча. Он уже почти смирился с безумием последних дней, понимая, что все они, весь «Красный отдел» всего лишь щепка в водовороте, в пучине политических интриг настолько грязных, что даже человеческие жертвы не останавливали того, кто решил перевернуть устоявшуюся систему и воцариться на вершине мира. Дор слушал выкладки о покупке автомобиля, о флэш-кредите, о признании Артура Пейнза, слушал, курил, барабанил пальцами по столу с отсутствующим видом и очнулся только тогда, когда услышал фамилию «Амбис».

— Что-что? Простите, я пропустил вашу последнюю фразу.

— Амбиса надо брать, — прошипел Дир, морщась от боли и ярости, — брать сейчас. У нас ворох косвенных улик, но из них супа не сваришь. Если мы возьмём Амбиса, Гарт не посмеет вмешаться. Он сам отодвинул его насколько можно далеко от себя, он не сможет его вытащить. Иначе он распишется в своём участии в делах последних дней.

— Нет. — Дор вдруг широко открыл глаза, точно ему пришла в голову неожиданная идея. — Амбиса пока не трогать до моего личного распоряжения. Он поплавок, дёрни и станет ясно, что мы подобрались уже не просто близко, а опасно близко. А мне сейчас это не с руки, мне нужно ещё немного времени... нет, Дир, этого ренегата пока не трогать. Мидас и так грузит своего пресс-секретаря по самое не хочу, пусть пока так и будет.

— Он наш главный свидетель! — Дир непонимающе вытаращился на командира и даже хотел утереть лоб, но помешал бинт. — Без него у нас не доказательства, а рассыпающийся карточный домик! Белла Райт может свидетельствовать, что именно Амбис перетащил её на вражескую сторону, то же самое скажет и Пейнз. Стейн Амбис...

— Пусть пока подышит сладким воздухом свободы. Я знаю, что делаю, Дир. Хоть мне это и не по душе. — Дор с горечью усмехнулся и вперился немигающими глазами в своего заместителя. — Скажите, Дир... Вы сами во всё это верите? Вот вы сами, лично?

— Я не хочу верить, — Альд говорил ровным голосом, но капитан видел, как бьётся жилка под золотом волос, — но я обязан считаться с подобным развитием событий и не позволять эмоциям брать верх. Как и вы, господин капитан. Я знаю Рифуса Гарта много дольше вас. Я не хочу верить ни себе, ни Корку, ни этой ренегатке Белле. Я не хочу, чтобы мой мир снова разбился на тысячу осколков. Но мир редко спрашивает наше мнение.

— А я не верю, — сказал Дор и точно успокоился, — вот не верю и всё. Не для того Гарт делал из меня офицера и модификанта, чтобы своими руками отправить под ликвидацию. Мы с вами слишком ценный ресурс, Дир, мы лучшие в своём деле. Такими не разбрасываются.

— Операция «Эребус» уже вошла в учебники истории и, дай бог, не повторится. Тогда вы были нужны. Были нужны именно вы. Тогда вы стали легендой. Но для руководства Отделом не требуется сверхчеловек, способный противостоять яду оранжевой бромелии и клыкам рыжего волка. Вы стали неудобны, господин капитан, неудобны своей въедливостью, настойчивостью, стремлением докопаться до сути и кодексом чести. Задумавшему госпереворот такие люди в другом лагере не нужны, а в его лагерь человек типа вас не перейдёт никогда. Позволю себе напомнить вам, господин капитан, что Рифус Гарт в своё время был дезертиром, не подчинившимся приказу и поднявшим оружие на своих сослуживцев, и только фантастическое стечение обстоятельств уберегло его от трибунала и вознесло на вершину. Никогда не забывайте об этом, господин капитан. Что до меня, я предпочитаю быть пессимистом и ошибиться, чем носить розовые очки, которые вопьются мне в глаза. Для меня Рифус Гарт всегда был олицетворением офицера и человека, калёным железом выжигавшим малейшее неподчинение. Но время не щадит никого из нас, а искушение властью порой бывает сильнее даже инстинкта самосохранения. Если я окажусь неправ, я в первый раз в жизни буду счастлив признать это.

Дор помолчал, а потом тихо, словно обращаясь к себе самому, произнёс:

— Я не полагаюсь на судьбу, будь она трижды проклята. Даже если ваши догадки верны... я найду способ обуздать это безумие. Не для того я вёл на смерть Кита Тригга и сам умирал от яда Внешнего мира, чтобы в итоге отбросить коньки, потому что, видите ли, стал неудобен власть предержащим. Я присягал защищать Ойкумену. У меня нет выбора.

Альд Дир кивнул. На стороне капитана были молодость, напор и вера в справедливость. Жаль, что именно эти качества и приведут его в итоге в лапы ликвидатора со шприцом, исполняющего приговор суда высшей инстанции. На свою участь Диру было уже давно наплевать. Он внезапно ощутил странный, болезненный укол, точно ткнули чем-то острым в нервные окончания и перед его глазами сверкнула ослепительная вспышка, заставив страдальчески сморщиться. «Вот ты и сделал свой выбор, Альд Дир. А ведь этот щенок вёз тебя в нейтралку умирать от кровоизлияния в мозг. Лучше бы я умер тогда... судьба всегда играет краплёными картами.» Вслух же лейтенант Дир произнёс совсем другое.

— Я буду ждать вашего распоряжения об аресте Стейна Амбиса.

— Вы дождётесь, — Дор уже был спокоен и чуть ли не расслаблен, — а пока, прошу вас, навестите медблок. У вас опять бинт весь в крови.

* * *

Мадам Диана с плохо скрываемым ужасом смотрела на своего постоянного клиента и не узнавала. Вместо красавца с идеальным пробором перед ней стоял покойник, только почему-то умеющий ходить и говорить. Лоб Дира пересекал жуткий, вспучившийся, не до конца заживший рубец, волосы на затылке были очень короткими, точно их спалили, а из-под манжет пробивались белые повязки, скрывающие оплавившуюся кожу. Диана отвела глаза и немедленно услышала саркастический смех.

— Ах, таким бесподобная Диана меня не ждала? Мне всегда казалось, когда слышишь писк терминала, внешность перестаёт иметь значение.

— Вы не так поняли...

— Вашего сочувствия мне не хватало. Бронь подтверждена?

— Да, конечно, — Диана мысленно обливалась холодным потом, так как ничего не сказала Делле о предстоящем заказе, опасаясь, что та выбросится из окна или наглотается таблеток, — но как вы...

— Хотите проверить сами? Я с удовольствием, я всегда считал, что вы слишком рано перешли на роль хозяйки этого притона. Проводите и налейте мне чего покрепче. Я должен расслабиться, да так, чтобы потом спать сном младенца.

— Как вам будет угодно, — Диана развернулась слишком быстро и снова услышала смешок. Её передёрнуло, но отказывать клиенту было нельзя. Даже такому, как этот.

Делла, увидев, кто к ней вошёл, от ужаса забилась в угол большой постели и подтянула покрывало к подбородку. По её щекам заструились слёзы. Она отдала бы десять лет жизни, чтобы никогда больше не видеть этого изувера, после последнего визита мадам дала ей оплачиваемый больничный, так как девушка не могла даже сесть самостоятельно. И вот опять, да ещё словно из мясорубки... что у него с лицом... Делла судорожно вздохнула и уставилась на вышитые розы на искусственном шёлке.

— Тебе повезло, — услышала она до боли знакомый голос, — я немного не в форме. Так что перестань трястись и отрабатывай свой статус. Вынь мне ремень из брюк.

Девушка осторожно, точно ядовитую змею, вытащила кожаную полосу с металлической пряжкой, стараясь смотреть в сторону.

— Сложи вдвое.

Лоб Деллы покрылся крупными каплями пота. «Не надо, пожалуйста... не надо... за что...»

Дир осторожно откинулся в глубоком кресле, стараясь поудобнее устроить на красном бархате израненную спину, взял стакан и сообщил:

— Дай ремень сюда. Что всхлипываешь? Я же сказал, тебе сегодня повезло. А теперь вставай на колени и вперёд.

* * *

В этот вечер Ойкумену накрыла чудовищная гроза, точно пришедшая из клокочущих глубин Внешнего мира. Дождь, такой редкий гость в обитаемых пустошах, заливал улицы и окна, бурлящими потоками скатывался в каньон и заставлял бухту кипеть белой пеной, отчего водные трамвайчики неистово раскачивались на волнах. Дор смотрел на конгломерат с высоты более чем тридцати этажей и не мог оторваться. Ливень низвергался с небес, барабаня по стёклам, а тёмные тучи периодически расцвечивали ослепительные сполохи молний. И одна из них с диким треском вонзилась в шпиль над кабинетом командира «Красного отдела», отчего во всём здании на секунду погас свет.

«Лейся, — прошептал Дор неистовому потоку, — лейся, смывай всё ненужное, всё наносное, всю эту шелуху. Лейся, очищай землю, напитай её влагой, чтобы каньон зацвёл второй раз в году. Очищай землю от грязи, а я буду очищать её от гнили измены...»

Очередной раскат грома был ему ответом.

Глава 34

Алан Флинн уже полчаса наблюдал из-за мусорного бака, из которого высыпались наваленные с горой дурнопахнущие объедки и мокрый картон, за неприметным человечком в спортивном костюме, который то заходил в магазин, то выходил из него, нервно вертя в руках коммуникатор. Человечек был пришлый и слегка напоминал жмура-трепача, которого они с Сублиматом грохнули по-тихому. Человечек явно подозревал, что его предшественник плохо кончил, вот и болтался по переулку, не зная, куда направить лыжи. Машина у него была такая же неприметная, серого цвета, заляпанная грязью, но тут Флинн только криво улыбался. Грязь словно специально набрасывали на дверцы и капот, уж Мозг-то знал, как выглядит машина после поездки по хлюпающим лужам южного сателлита. Он тихо, не дыша, отключив все подсветки, снимал из-за бака этого человечка, мысленно матерясь на слабенький, почти ничего не ловящий микрофон. Человек снова зашёл в магазин, и тут Алану Флинну наконец улыбнулась удача. Сквозь мутные стеклянные дверцы было видно, что охранникам магазина надоел странный, ничего не покупающий клиент, и они затеяли с ним выяснение отношений. «Хотя бы десять минут его промурыжьте, братки,» — прошептал Флинн и, пригнувшись, как при обстреле, шустро метнулся к автомобилю. Номера были сателлитские, но Мозг, насмотревшийся на угнанные тачки с перебитыми номерами, мог дать гарантию, что металлические бляшки были привинчены буквально на днях. Мозг незаметно фотографировал автомобиль, стараясь, чтобы в кадр попали фальшивые номера. «Под нашего косишь... эх ты, луковка, лежать тебе, походу, рядом с твоим дружком...» Он, собрав курткой всю грязь, прополз под автомобиль, пытаясь дотянуться до изнанки заднего крыла, где можно было найти настоящий номер с кодом. Мозг нашарил пальцами выбитые в металле цифры и несколько раз сфотографировал их с выключенным звуком. На дисплее высветились пять цифр, и первая была «один».

«Вот это фарт... Неужели Череп прав, и у нас тут затевается вечеринка с блэкджеком и шлюхами...» Он услышал звук шагов и хлопок закрывающейся дверцы и судорожно выкатился из-под машины, уткнувшись лицом в грязную землю.

«Господи, одна пьянь кругом», — услышал он брезгливый шёпот, и автомобиль тронулся с места.

«Я-то пьянь, а вот ты покойничек», — сообщил вслед удалявшейся машине Алан Флинн. В его коммуникаторе осталась и видеозапись с мордой незнакомца, и фото его настоящих номеров. Мозг отряхнулся и направился в одно-единственное место, где он мог получить всю информацию об интересующих его цифрах.

— Из помойки, что ли, вылез? — Бармен «Карданного вала» смотрел и брезгливо кривился. — Чё припёрся?

— Базу дай, — Флинну были побоку все комментарии Найджела, — на пару сек.

— Приболел? Схренали я тебе должен базу давать? Это денег стоит.

Мозг швырнул на стойку несколько смятых купюр. Найджел пересчитал их и заржал:

— За такие бабки я тебе её издали покажу.

— Плюс то, что я свидетельствовал за тебя в суде месяц назад. Тебя ведь только из-за моего трёпа не посадили, я ихнему прокурору весь мозг вынес. Ты ещё клялся, что, мол, мы теперь братья навеки, забыл, да?

Найджел сплюнул на пол. Подумаешь, поддельный алкоголь, надолго бы не упекли, а быть кому-то должным Найджел Оттер не любил. Хотя Мозг тогда знатно распинался в суде, по всему выходило, что Найджела грязно подставили, привезя вместо чистых бутылок контрафакт. Бармена отпустили, влепив нехилый штраф, но кутузки он сумел избежать. Во многом благодаря Алану Флинну.

— Иди сюда, за стойку. На пол сядь, не отсвечивай. Ты с чем связался, что тебе моя база нужна?

— Хочу одну машинку пробить. Если выгорит, я неделю буду весь твой клоповник поить за свои деньги. И с тобой за базу расплачусь. Я не крыса.

Найджел Оттер полез куда-то вглубь бутылок с яркими этикетками и вытащил микрокарточку. Малютка меньше ногтя на мизинце вмещала в себя все зарегистрированные в Ойкумене автомобили. База приносила Найджелу доход, сравнимый с работой самого бара. Мозг засунул её в свой коммуникатор и начал нервно пролистывать пальцем колонки цифр. Прокрутив базу до конца, он скрипнул зубами, а потом перешёл в начало, и вот тут неожиданно громко икнул. Найджел резко обернулся:

— Сказал, не отсвечивай! Нашёл, что хотел?

— Нашёл, — Алан сделал скриншот, вытащил карточку и отдал её бармену, — с меня причитается. — Он вышел из-за стойки и сел на высокий табурет. — Налей. До краёв.

Оттер покосился на худосочного парня с парой выбитых зубов и неровным шрамом на подбородке. Во что бы там Мозг не ввязался, его, Найджела, дело — не встревать почём зря. После разгрома «Тарантулов» Мозг не прибился ни к одной группировке, став эдаким волком-одиночкой, непонятно как выживающим среди всеобщего хаоса. Но Мозг есть Мозг, он самолично мог проворачивать аферы, которые никому другому бы и в голову не пришли. Единственное, что выбешивало Алана до пены во рту, это упоминание Черепа. Флинн до сих пор помнил хруст рёбер Бабуина под тяжёлой подошвой и всё то, что было потом. Об этом он никому не рассказывал даже по большой пьяни.

— О! — Алан вдруг заулыбался так мерзко, что Найджел против воли проследил за его взглядом. — А вот и мой клиент. Налей ему за мой счёт и заткни уши.

— Слышь, ты границы видишь вообще? Это что за хер с ушами? Я его не знаю.

— И я не знаю, но сейчас познакомлюсь. Стукач это, Оттер, крыса... Опасная крыса... Уши заткни. Помнишь, за что по первому параграфу сажают?

Оттер отшатнулся.

— Вконец охренел? Забирай своего выродка и вали отсюда! Только этого мне не хватало...

Мозг перегнулся через стойку. Пальцы сами нашаривали в кармане кастет.

— Я сказал. Налей. Этому. За мой счёт. И. Углубись. В свои склянки. Это моё дело.

Оттер сплюнул второй раз, вытащил из холодильника запотевшую бутылку и чуть ли не швырнул Мозгу:

— Я тебе всё припомню, мразь. Наведёшь сюда полицию, тебя мама родная не узнает.

— Мне так страшно, что аж боюсь. Я, чтоб ты знал, о нас всех забочусь. Я этого типа неделю выслеживал. И сейчас он это поймёт, но не простит. Отвали в угол.

К стойке подошёл уже знакомый Алану человек в спортивном костюме. Ему явно не нравилось ни место, ни окружение, он чувствовал себя не в своей тарелке, но приказ есть приказ. «Истоки» должны проникнуть и в эти покинутые богом места. Он сел на табурет и с удивлением обнаружил рядом с собой уже открытую бутылку, которую ему пододвинул тощий белобрысый тип с изуродованным подбородком.

— Здорово, пришлый. Как звать?

— А ты кто? — Адепт не ожидал такого развития событий.

— Собутыльник твой. Здесь культурное место, люди, когда пьют, обычно знают, с кем. — Мозг судорожно вспоминал, как с ним разговаривал Череп после всех мордобоев, и пытался копировать его манеру. — Я Мозг. Ты кто?

Мужчина молчал, не понимая, чего от него хочет этот неприятный субъект. Мозг отхлебнул пива и скрипуче рассмеялся:

— А ты не Мозг. Иначе не припёрся бы сюда. Хочешь, я всю твою речь расскажу? У нас тут мерзость, ад и сателлит, живём как крысы и чуть ли крыс не едим. Нас всё устраивает. Мы бордюр видим. А те, кто не видит, думает, что можно красиво спеть, и дурачки сателлитские за вами гуськом потянутся. Ты, браток, малость попутал. Здесь никому проблемы не нужны. А ты проблема. Я такие уже решал.

Мужчина слегка отодвинулся, не притронувшись к пиву. Этот омерзительного вида гопник рассказывал то, что должен был рассказывать он, адепт «Истоков». Адепту вдруг вспомнилось, что предыдущий неофит так и не вернулся из этих трущоб. А парень со шрамом смотрел пристально и улыбался, светя дырами в челюсти.

— Твоя будущность, браток, проста и прекрасна. Ты отсюда не выйдешь. Как только я вслух скажу, что ваши недоумки призывают идти за Грань, тебя порешат здесь же, а я буду смотреть. Пей, это твоя последняя бутылка.

Адепт побледнел. Откуда щербатый мог знать об «Истоках», было непонятно, но ситуация осложнилась и резко. Здешний народ закостенел в свой крысиной возне, и слушать слово божье не намерен вовсе, но адепт всё же решился. Никто не говорил, что здесь будет легко.

— Я не понимаю, с чего ты это взял. Я даже слова сказать не успел.

— То есть, то, что я сказал, тебя не удивляет. Не удивляет, что я знаю о придурках, что полируют мозги о Внешнем мире. Ты, браток, убогий, раз думаешь, что здесь можно толкать такие речи. А ещё машина у тебя знатная. Ты б её мыл иногда.

Адепту всё происходящее не нравилось категорически, но следующие слова гопника заставили его нервно вытаращиться.

— Ты о «Красном отделе» слышал? Вас пасут сверху и смотрят на вас в бинокль. Твой друган не слушал умных дядей и теперь он хавчик для крыс. И ты будешь. Даже если вызовешь полицию, ты не жилец. И ты всё прекрасно понимаешь. Ты тут чужой, тебя никто не знает. Никто за тебя впрягаться не будет. Твоим святошам побоку, как ты сдохнешь: здесь или во Внешнем мире. Ты расходный, браток. Так что вали отсюда по-хорошему. Ещё пять минут я буду добрым. Потом я тебя убью.

Адепт встал и тихо сказал, приблизив лицо к щербатой улыбке:

— Вы просто не понимаете, от чего отказываетесь. Хотите жить в грязи, не видя даже лучика света? Хотите всю жизнь провести, ни разу не сделав кому-нибудь добра? Хотите остаться в Содоме, не веря в милосердие господа?..

— Чудной ты, — вздохнул Мозг, вынимая кастет, — я предупреждал.

Найджел Оттер только зубами скрипнул, когда незнакомец рухнул лицом на стойку, заливая поверхность кровью пополам с выбитыми зубами. Алан прицелился и одним ударом пробил висок. Никому в полупустом «Карданном вале» не было до этого дела.

— Ты ничего не видел, — Мозг взял за шкирку обмякшее тело и потащил к пожарному выходу, — уборку тоже включишь в счёт.

— Другого места не нашёл, — злобно прошипел бармен. — Твоё счастье, что сейчас тут почти никого.

— Я тебя от пожизненного спас, луковка. И тебя, и твоих посетителей. А меня ты не видел уже месяц как. Ясно? Первый параграф не шутки.

* * *

Он втащил неожиданно тяжёлое тело в автомобиль с перебитыми номерами и решил двигать к свалке металлолома на задворках сателлита. Адепт с залитой кровью головой был без сознания, но, кажется, не сдох. Хрен с ним, решил Алан, если придёт в себя, трижды подумает перед тем, как соваться в сатик. Мозг обмотал ладони тряпками с заднего сиденья и на небольшой скорости выехал из переулка, где находился «Карданный вал». Бросив машину посреди ржавого, разваливающегося на куски железного хлама, он аккуратно слил всё горючее, протёр тряпкой любые места, к которым мог прикоснуться, и вынул коммуникатор.

— Стайн.

— Это я, — Мозг неосознанно перешёл на полушёпот, — Мозг.

— А. — Голос у Черепа был какой-то странный. — Что-то нарыл?

— Что-то! — передразнил Алан, у которого в реальности сердце выпрыгивало из груди. — Те... Вам интересно будет. Про трепача.

— Как будто это сможет меня удивить, — раздался вздох на том конце. — Ну говори.

— Я заснял его, на видео. Фасом и профилем. И машину его заснял. С перебитыми номерами. Только эти лошки не знают, что перебивать надо всё, а не только то, что видно.

— Можешь не распыляться. — Дор казалось, был безмерно утомлён. История всегда повторяется в виде фарса. — Я и так знаю, что ты скажешь. Настоящие номера принадлежат министерству специальных служб.

— С чего это? — неподдельно удивился Алан Флинн. — Нифига. Я по базе пробил, в «Кардане», там всё чётко. Нифига это не ваши спецы. Ваще не они.

На том конце воцарилось молчание. Через мучительно долгие две минуты Дор тихо сказал:

— Сейчас же ко мне в Отдел. Тебя пропустят. Чип просветят и пропустят. Исполнять.

* * *

Алан Флинн, поминутно озираясь, подошёл к зданию со шпилем и неловко замер, переминаясь с ноги на ногу. Его восемь раз останавливал патруль, и только тонкий шрам у локтя и упоминание капитана останавливали стражей порядка. Мозг поминутно сверялся с картой, боясь заблудиться в этом царстве небоскрёбов, сверкающих вывесок, чистых тротуаров и людей, глядящих на него с брезгливым недоумением. На косые взгляды Флинну было плевать, а вот то, что полицейские чуть не отобрали его кастет, — совсем наоборот. У проходной он нервно выкурил две сигареты подряд и подошёл к охраннику:

— Мне к капитану.

— Ага, — кивнул охранник, — ждёт он тебя, как же. Вали отсюда, не топчись тут. От тебя несёт, как от помойки.

— Мне к капитану, — злобно повторил Флинн, — он сам сказал. Сказал, чип глянете и пропустите, на, зырь. — Он вытащил левую руку из рукава куртки и сунул под нос рядовому. Тот поморщился, но достал сканер. Трубочка что-то пропищала, и охранник буркнул:

— На лифте на самый верх. Там одна дверь. И с чего ты, отребье, понадобился капитану?

— Видать, поценнее тебя буду, — сообщил Мозг, надевая замызганную куртку, — от души, браток. — И улыбнулся во все свои выбитые зубы.

* * *

Дор во все глаза смотрел на своего бывшего кореша, который, в свою очередь, таращился по сторонам бегающими глазками. Наконец он подошёл к столу капитана.

— Ну вот он я. Чё, по телефону нельзя было порешать?

— Нельзя, — отрезал Дор, — давай, выкладывай.

Флинн на автомате сплюнул и вытащил коммуникатор. Через секунду Дор цапнул его и подключил к настенной панели. Мгновение — и на экране появилась запись.

— Это вот этот... трепач, — комментировал Мозг, тыча пальцем в изображение, — я его из-за мусорки снимал. Вся физия как на ладони, тока щас он малость пострадал. Зубов пять посеял по оплошности.

— Ты с ним говорил?

— Ну. В «Карданном». Так, жмура-то участь ничему не учит, всё по накатанной шпарят, как лохи.

— И что он сказал?

— А ничё. Это я говорил ему, как у нас тут к таким за счёт заведения. Да он лох, не просёк, что я таких уже успокаивал. Вякнуть и не успел-то, я ему говорилку исправил. Тока когда я сказал, типа, знаю, чё он гнать будет, этот не удивился нифига. Начал про свет господень... ну и отправился к своему свету.

— Твою мать, Флинн, ты что, второго замочил? Я тебя за этим отправлял? Ты же сейчас прямо отсюда в камеру отправишься.

— Живой он, — огрызнулся Мозг, — башка с дыркой, но живой. Я, знае...те ли, тоже бить умею. Очухается. Я его на свалке оставил вместе с тачкой, пусть сам выбирается. А тачка знатная. Вот, — Флинн переключил воспроизведение, — номерочки-то вот они. Я за ними ему под колёса лазил по грязи, смазки налакался, этот хрен меня чуть не задавил. Вот, от души. Любуйтесь.

Дор молча смотрел на чуть смазанные от неудобного угла съёмки пять цифр, беспощадно подтверждающих настоящую принадлежность автомобиля. Смотрел и не мог поверить, что Алан Флинн, гопник из сателлита, одним нажатием на кнопку сделал больше, чем все подчинённые Дора Стайна вместе взятые. Дор обернулся к Мозгу.

— Сейчас пойдёшь со мной. Не рыпаться! Сначала в карантинный, примешь душ. Ты как из мусоросборника вылез. Потом в секретариат, получишь свою премию. Я тебе говорил, будешь нормально работать, получишь приз.

— Сколько? — Мозгу были фиолетовы все разглагольствования Черепа, такого непривычного в строгом костюме и галстуке, но мимо денег Алан Флинн не проходил никогда.

— Пятнадцать тысяч. — У Флинна отвалилась челюсть.

— Далее. — Дор был собран и серьёзен, как никогда. — Получишь деньги, тебя отвезут на конспиративную квартиру. Это в Центре. Будешь там сидеть тихо, наружу не сметь. Ты мой джокер, один против всей колоды. Ты сам не понял, что принёс. И твоя жизнь представляет для меня большую ценность. Так что покантуешься в красивой хате со всеми удобствами, там жратвы на месяц, телек, джакузи, все дела, чтобы ты сидел и не отсвечивал. Только в сеть не выходи, это опасно. Если я говорю «опасно», значит, это так и есть. Понял? В свою берлогу вернёшься, когда устаканится всё. Ты мой самый козырный свидетель. Я ради такого дела прикажу закрыть все твои судимости, выйдешь розовеньким, как младенец. Усёк, Мозг?

Мозг недоверчиво пялился на капитана. По всему выходило, что цифры на машине и впрямь были ценной информацией, хотя и так понятно... Алан ещё раз попробовал сплюнуть, но получил ощутимый тычок в рёбра.

— Ты в приличном месте, упырь. Пошли. И учти. Ты будешь свидетельствовать обо всём, что видел, слышал, что снимал и фотографировал. Ты будешь свидетельствовать на самом верху. Не вздумай юлить. «Альфу» я не отменял.

Мозг подумал и кивнул. За пятнадцать тысяч он будет свидетельствовать перед самим господом богом и ни разу не запнётся. Он поднял взгляд на капитана.

— Слышь...те. А девочки там будут? Ну, на этой конспри... на хате этой?

— Будут, — Дор набирал секретариат, — ты таких в жизни не трахал. Смотри, не просади всё разом, у мадам Дианы цены для знатоков. У тебя, Мозг, там всё будет, кроме сети и свободы передвижения. Ничего, потерпишь. И девочек тебе подгоню, сам вылезать из койки не захочешь. А теперь пошли, у меня скоро глаза заслезятся.

Всё то время, что Алан Флинн плескался под струями воды с антисептиком, что-то распевая в душевой, Дор мучительно соображал, как быть. Да, Мозг вручил ему главный, но единственный козырь. Один джокер против всей колоды. Дор решил никого не посвящать в это дело, кроме Альда, не обнадёживать понапрасну. Сам Дор Стайн не верил в совпадения и не был фаталистом, а посему предпочёл действовать по первоначальному плану. Мозга отвезут на секретную квартиру, где он будет ждать вызова, развлекаясь по полной программе, а капитан, устроив все дела, отправится туда, где всё и закончится, если верить спутанному Саиному сну. В министерство специальных служб, на аудиенцию к государственному канцлеру.

* * *

— Если я не вернусь, — Дор смотрел Альду Диру в глаза, — если я не вернусь в течение суток, примете руководство бригадой на себя вплоть до назначения нового командира. Вот приказ, ознакомьтесь.

Дир даже не посмотрел на мигающий планшет. Лицо вербовщика выражало самую причудливую гамму эмоций.

— Вы же не думаете...

— Сто к одному, что меня арестуют прямо в кабинете канцлера. Дир, вы сами прекрасно понимаете, что за такие обвинения меня снимут с должности прямо там, на глазах у Гарта, Гарт же и снимет. Отправит обратно в сателлит с запретом занимать какие-либо посты в спецслужбах, это в лучшем случае. Поэтому готовьтесь принимать дела. Думаю, он обойдётся моим арестом, не тронув вас. Вы всего лишь исполняли мои приказы.

— У вас доказательства...

— Я провёл три независимые экспертизы, чтобы удостоверить подлинность снимков и видеозаписи. Моё главное доказательство сидит на конспиративной квартире, глушит пиво, смотрит футбол и трахает лучших девочек Дианы. Я сделал всё, чтобы этот парень носа наружу не казал. Это мой последний шанс. Я даже вам не говорю, где он сидит.

— Алан Флинн?

— Он самый. Теперь следующее. Отрядите Кайта и кого-нибудь ещё арестовать Стейна Амбиса. Лучше ночью, когда он будет дома. Поместить в камеру, допросов не проводить, не пытать, просто изолировать его от общества. Устройте очную ставку с Беллой Райт, она должна подтвердить, что именно Амбис её завербовал. Это наш второй джокер на тот случай, если Гарт отправит меня в отставку или под арест. Если это случится, проводите ментальный взлом не задумываясь. Подключайте Трея, Фроста, кого хотите. Но выведите... выведите его покровителя на чистую воду.

— Так точно, — кивнул Дир, уже окончательно взяв себя в руки, — но взлом я санкционирую только в том случае, если вы не вернётесь. Я, знаете ли, чрезвычайно мстительный человек.

— Впервые рад это слышать. И последнее. В случае моего ареста вы отвечаете за безопасность моей жены. Вы лично, головой. Вы спасли ей жизнь один раз, придётся продолжать.

— Простите, господин капитан, но это... невозможно...

— Невозможно спать на потолке, а вы будете ограждать Саю от всех опасностей. К сожалению, она моя жена и может пострадать только на основании этого. Дир, это моя единственная к вам просьба. Просьба, не приказ. Я не могу допустить, чтобы с Саей ещё разчто-нибудь произошло. С этим покончили. Пока никого не ставьте в известность о моём визите в министерство. Паники тут только не хватало. Ладно... — Дор помолчал. — На всякий случай, прощайте.

— Прощайте, господин капитан, — Дир словно во сне находился, не понимая, что он тут делает и почему произносит эти фразы, — для меня было честью служить под вашим началом.

Автомобиль с красными номерами медленно отъехал от здания бригады и направился в самый центр правительственного квартала. Альд Дир смотрел ему вслед, выйдя из проходной, курил и понятия не имел, как он сможет зайти обратно.

* * *

— Господин капитан? Канцлер назначил вам встречу? — Кларк, референт канцлера, был подтянутым малым с военной выправкой, стреляющий с обеих рук. До работы в министерстве он служил в особом отряде полиции.

— Канцлер распорядился пропускать меня в любое время.

— Да, но...

— Его нет на месте? Хорошо, скажите, когда он будет, я подъеду.

— Он на месте, господин капитан... я опасаюсь, он не в настроении...

— Я тоже. Пропустите. У меня дело государственной важности, иначе я бы не стал настаивать.

Референт незаметно скривился и нажал кнопку интеркома. Через секунду из динамика донеслось отрывистое: «Пропустить».

Дор вошёл в просторный кабинет с белыми стенами и замер, столкнувшись с бесконечно усталыми светло-карими глазами. Канцлер, казалось, неделю не спал, его лоб прорезала глубокая морщина, а под глазами залегли синие круги. Пиджак висел на спинке стула, а рубашка была расстёгнута наполовину и министерский галстук скользил по смуглой коже. Канцлер посмотрел на капитана, на одно мгновение скосив взгляд на кейс в его руке, и тихо произнёс:

— Всё-таки пришёл. И самоотвод тебе не указ. Ну что ж, говори, раз явился.

— Господин канцлер, — Из головы Дора почему-то враз вылетели все слова, — Я... Самоотвод ни при чём. Я... пришёл... предоставить доказательства вашего непосредственного участия в... событиях последних недель... включая покушение на мою жену и координацию деятельности «Истоков»...

— Ты знаешь, что я могу прямо здесь отрешить тебя от должности в связи с внезапной утратой доверия?

— Так точно, — кивнул Дор, — на этот случай я подписал приказ, по которому мои полномочия переходят к Альду Диру вплоть до назначения нового командования.

— Значит, знал, на что идёшь. — Гарт вышел из-за стола и приблизился к Дору почти вплотную, так, что стали видны морщинки вокруг глаз и пробивающаяся щетина. — Знал и всё равно пришёл. Узнаю, моя школа. Дор, зачем тебе это? Куда ты ввязываешься, я же пытался тебя хоть как-то оградить от этой дряни, хотя Дир и тут подсуетился быстрее и уговорил тебя взять самоотвод. Куда ты лезешь? Твоя «справедливость» только приблизит тебя к аресту. Оставь кейс и уходи. Дело «Истоков» будет закрыто. И ты сохранишь свободу и жизнь.

— Я приносил присягу. Моя задача защищать жителей Ойкумены. «Истоки» это яд, и уже есть первые жертвы. — Дор говорил, чувствуя, как внутри разливается дымный холод, словно в грудь ему засунули кусок сухого льда. И только страха он не испытывал, с первых же слов приняв два равновеликих шанса: на отрешение и на то, что его джокер всё-таки выстрелит. — Погиб водитель, который спровоцировал аварию с Саей. Погиб шофёр Саи, мой человек. Погиб адепт, которого зарезали в южном сателлите, а второй при смерти. Погибли радиотехник с причала и старший библиотекарь. Моя жена до сих пор в медблоке. У Альда Дира ожоги рук вплоть до плеч, когда он вытаскивал Саю из горящей машины. Ваши «Истоки» ещё не дошли до солончака, а люди уже умирают. И я хочу спросить только одно: зачем?

— Во многих знаниях многия печали, — сообщил Гарт, — но ты же умный парень. Ты сам догадаешься. И я прикажу тебя арестовать.

— Власть, — Дор говорил, и звук его голоса доносился словно из бочки, так сильно у него заложило уши. — Власть. Всегда и только власть. Неужели и вас она не пощадила? Господи! Кабмин у вас под каблуком, премьера чуть ли не вслух называют «карманным», но ведь вам и этого мало. Но зачем?! Зачем вам понадобились «Истоки»?!

Рифус Гарт вынул планшет и показал Дору.

— Приказ о твоём отрешении. Осталось поставить подпись. Но мне интересны твои «доказательства». Ты ведь для чего-то их собирал.

— Да, собирал. Вот. — Дор открыл кейс и на стол канцлеру высыпалась стопка документов.

— Бумаги?! — Рифус Гарт не смог скрыть своего удивления.

— Да, бумаги. Оригинальные документы я спрятал до лучших времён. Вот, пожалуйста. «Истоки». Только вы могли написать проповедникам речи, в которых так подробно и красиво описывается Внешний мир, потому что вы там были раз пятьдесят. Вы «М+» и чувствуете его красоту, а не смертоносность. Только вы, я и премьер имеем доступ к засекреченным отделам Государственной библиотеки, где хранятся упоминания о событиях двухсотпятидесятилетней давности. Община «Лесное утро», первая и до сегодняшнего дня последняя попытка исхода во Внешний мир. Оттуда вы и почерпнули принцип действия секты. Далее, — Дор порылся в бумагах. — взлом «Гипноса». Вы в курсе процессов, происходящих при погружениях, ваша жена сама призналась мне, что очень подробно рассказывала вам, как устроен «Гипнос», хвасталась успехами ещё в вашу бытность командиром особой бригады. Вы наняли хакера, который влез в рассекреченную часть программы и поменял там, что смог. Полного успеха он не достиг, но погружение сорвалось. Тот же хакер удалил данные о вашем визите в Государственную библиотеку. Именно вы организовывали покушение на мою жену с целью вывести Отдел из игры. Но здесь вмешался случай. — Дор выудил трёхмерную схему ДТП. — Водитель автомобиля без номеров должен был просто припугнуть Саю, заставив сержанта Милна свалиться в кювет. Но рядом внезапно выскочил Дир на своём кабриолете, и чтобы избежать столкновения с ним, ваш водитель в итоге совершил лобовое столкновение с машиной Саи. Как результат двое погибших, одна раненая и Дир с сожжёнными руками и спиной. Это ваша работа. Автомобиль принадлежит министерству, и был совсем недавно списан и продан Лайолу Красту, профессиональному водителю. Это ваша работа, потому что вы не стали бы убивать Саю. Вы хотели припугнуть и её, и меня. Дир умолял меня взять самоотвод, чтобы избежать следующих покушений, а сам в это время рыл землю носом в поисках доказательств.

— Это очень интересно, — Гарт перебирал пальцами документы, — но ты спрашивал «зачем». Ну и зачем мне столь хитроумная многоходовка, а? Секта, покушение, трамвайчики твои водные, рехнуться можно. Думаешь, государственному канцлеру делать нечего, как организовывать религиозный культ? Мне правда интересно, Дор.

— Чтобы свергнуть премьера, разумеется, — пожал плечами Дор, — для этого вы организовали истерику в прессе, подрывающую доверие к власти. Вы бы прикрыли «Истоки» лично и громко, показав, что премьер не только не способен контролировать ситуацию в стране, но его правление ознаменовалось таким неслыханным демаршем, как зарождение самой деструктивной из возможных сект. Я обвиняю вас в подготовке госпереворота со свержением нынешнего правительства, господин государственный канцлер.

Гарт молча черкнул подпись в приказе об отрешении, но почему-то не отправил в канцелярию.

— А ты цепкий мальчик, — прошептал он одними губами, — мне будет так тебя не хватать. Хотя... Я не отослал приказ. Ты можешь ещё сохранить своё место. Если перейдёшь на нужную сторону. Разделишь, так сказать, всю тяжесть дел революционных. Потому что я добра не забываю. Как, впрочем, и зла.

— Вы признаётесь в попытке свержения премьера?! — Дор ушам не верил. Это было невозможно, немыслимо... он до последнего надеялся, что все его доказательства суть плод воспалённого воображения... мешок косвенных улик и ни одной прямой... но у него ещё был джокер. Один против всей колоды.

— Ты же сам всё мне расписал и разложил по полочкам. Ты говорил про власть... ты не знаешь, что такое власть. Не знаешь, ты просто идеалист, считающий, что стоит очистить Ойкумену от всякого рода правонарушителей, как тут же наступит мир и процветание. Ты мог бы и дальше жить в этом прекрасном мирке. Но, боюсь, наши пути всё же расходятся. Тебе не будет места в новой Ойкумене.

— Прежде чем вы отправите приказ в канцелярию, — Дор почему-то успокоился окончательно, и даже шрамы перестали чесаться, — я хочу представить последнее доказательство.

— Хоть двадцать. Твоё слово против моего ничто.

— Это не моё слово. Это слово Алана Флинна, гопника из южного сателлита, моего личного информатора, неподотчётного даже Альду Диру. Это он убил вашего первого адепта в баре «Ножницы». И он же искалечил второго, в «Карданном вале», забегаловке для ребят из ближайших автосервисов. Алан Флинн заснял на видео адепта «Истоков» и обфотографировал его автомобиль. Со всех сторон. Включая изнанку заднего крыла.

— Рад за него. Надеюсь, он отбывает срок за свои преступления.

— Он трахает девочек Дианы и лакает казённое пиво. Потому что подлинные номера машины адепта начинаются на единицу. Этот автомобиль не из парка министерства. Это машина из автопарка премьера. — Дор положил на стол несколько фото автомобиля в разных ракурсах, включая выбитые в металле пять цифр. — Мне правда жаль.

Гарт повертел фотографии и тихонько рассмеялся.

— Качественная подделка. Даже в сателлите уже научились.

— У меня с собой три экспертных заключения, — Дор разложил веером документы с печатями, — подтверждающие подлинность снимков и видеозаписи. Одно из специализированной лаборатории Института, одно из центрального экспертного управления и одно из частной лаборатории «Визикс». Спецы изучили снимки попиксельно и пришли к единогласному выводу: фото подлинные.

— Вот ведь у тебя зуд в жопе. Что мне до твоих снимков и до твоих дружков-информаторов. Ты ведь, кажется, утверждаешь, что я собираюсь устроить госпереворот и дискредитировать премьер-министра. Причём помогать мне в этом не намерен. Так и шёл бы прямиком к премьеру со своими картинками. Он бы оценил.

— Ага, — сказал Дор, — только всё наоборот. Это не вы пытаетесь скинуть премьера и занять главный руководящий пост в Ойкумене. Это премьер хочет свалить вас моими руками. Только хрен ему.

* * *

В кабинете с белыми стенами и столом с дурацким мраморным пресс-папье воцарилось странное, тяжёлое, вибрирующее молчание. Дор знал, что в любую секунду канцлер отправит приказ на регистрацию, после чего Дор Стайн станет обычным гражданским без права ношения оружия, а, возможно, и обвиняемым по статье «Измена Родине». Он ждал, прощаясь мысленно с Саей, с Сидом и Нортом, даже с Альдом Диром, который так странно и так внезапно открылся с новой, неожиданной стороны. Он прощался со своим кабинетом, с «Томагавком», со Внешним миром. Дор Стайн попрощался со всей своей двадцатипятилетней, такой недолгой жизнью и поднял глаза на канцлера. Тот улыбался.

— Я всегда знал, что ты ушлый, наглый и упёртый тип. Я сам тебя таким вырастил. Что ж, мои поздравления. Я уж было начал опасаться, что ты и впрямь поверил во всю ту чушь, которую порол тут сорок минут, кидаясь бумажками.

— То есть... — У Дора внезапно отнялся язык. — Вы... что же...

— Ты же сам не верил до конца в свои «доказательства». Почему?

— Я не ослик, которого можно водить по кругу, помахивая перед носом морковкой, — капитан выпрямился во весь рост, ощутив странный, пульсирующий изнутри кураж, кураж, который он не мог объяснить Альду Диру, да вообще никому, — я действующий офицер и занимаю руководящую должность в «Красном отделе». Я не заглатываю наживки, которые мне так любезно раскладывают в надежде, что я попадусь в ловушку. Я не верю в сложные цепи совпадений, будто бы ниоткуда выныривающих доказательств и прочей лабуды. Эта система была столь сложно устроена, что оставалось только ждать косяка. Чем больше наворотов, тем вероятнее прокол в самом неожиданном месте. Никто не воспринимает всерьёз южный сателлит, считая его обитателей говорящими приматами без единой извилины. Именно в сателлите и случились оба инцидента, и даже после первого та команда не изменила алгоритма. Они даже не озаботились перебить номера по всей машине. Откуда им было знать, что Алан Флинн за свою жизнь видел угнанных и перебитых тачек больше, чем вы штырьков. Никто не воспринимает всерьёз южный сателлит, а надо бы. Хотя бы потому, что я сам оттуда.

Глава 35

— Ну что, — Дор с весёлым бешенством оглядел своих подчинённых, собравшихся в кабинете, задержал взгляд на слегка потрясённом Альде и негромко хохотнул: — пощекочем брюшко нашему премьеру?

* * *

Четырьмя часами ранее Дор Стайн лишь недоверчиво пялился на канцлера, улыбавшегося во все зубы и катавшего по столу мраморное пресс-папье. В голове Дора был невиданный кавардак. Чувство облегчения от того, что его самые чудовищные подозрения оказались ложью, мешалось с откровенным непониманием дальнейших действий. Обвинить премьера?! Проще сразу сложить с себя полномочия и передать дела Альду Диру, потому что в этом случае Дора не спасёт даже канцлер. Который тем временем, насмотревшись на растерянного подчинённого, сообщил, похлопав рукой по приказу:

— Если бы ты, Стайн, продолжил упорствовать в своих заблуждениях, я отправил бы приказ в канцелярию. Это вопрос доверия, Стайн. Не моего к тебе. А твоего ко мне. Если человек не доверяет собственному руководству, он недостоин возглавлять «Красный отдел». Ты бы у меня вылетел со службы, как пробка из бутылки. Вместе с Диром, который, я убеждён, и додумался до обвинений в мой адрес.

— Дир... — начал было капитан, но Рифус Гарт отмахнулся:

— Можешь его не выгораживать. Я прекрасно представляю, что творится в этой блондинистой башке. Альд Дир служит почти двадцать пять лет, и подчинение вышестоящему начальству у него встроено в ДНК. Он не смог бы даже вообразить, что в деле «Истоков» замешан премьер. Я — да. Я почти такой же отморозок, как и ты, и единственный модификант в правительстве, белая, вернее, тёмная ворона и диктатор по сути. Дир сделал правильные выводы, но перепутал вектор. Ему в страшном сне не приснится, что глава государства может нанять киллера или организовать деструктивную секту. До такого мог допетрить только бывший гопник типа тебя, не признающий авторитетов и рассчитывающий только на свои силы. И на своих корешей-уголовников. Так и случилось.

— Амбис. — Дор вдруг широко распахнул глаза. — Стейн Амбис. Какой же я дурак...

— О. — Гарт следил за подчинённым с каким-то весёлым любопытством. — Последняя ступень, связующее звено, неравнодушный гражданин и мой бывший референт. Я так вижу, теперь до тебя дошло.

— Амбис ненавидел и боялся вас, — тихо произнёс Дор, поражаясь тому, как же долго он был слеп, — он всегда был человеком премьера. Премьер вытащил его из отдела цензуры, премьер устроил его на тёпленькое местечко в министерстве, Стейн Амбис был предан Спайту, даже когда тот не взял его в аппарат правительства... А вы вышибли его без права восстановления. Он мог вам попросту мстить...

— Спайт оставил мне этого хорька в наследство, потому что Амбис хорошо ориентировался в работе министерства. Ничего личного, что называется, но когда мой референт лишился места, он пошёл... куда? Правильно, падать в ноги своему благодетелю. А Магнус Спайт не разбрасывается преданными людьми. Как и я, впрочем. Хорошо, что ты на Стейна Амбиса не очень-то похож.

— Я помню Амбиса, — задумчиво проговорил Дор, непроизвольно касаясь рубцов на затылке, — как-то не вяжется его трусость и подхалимство с наймом киллеров, покушениями и убийствами. Он и муху-то не прихлопнет.

— Думаешь, он сильно рефлексировал, направляя людей на верную гибель в солончак или устраняя радиотехника? Он идеальный исполнитель, не задающий вопросов и получающий за это хорошие деньги. Думаешь, он проворачивал всё это из чистой и возвышенной любви к Магнусу Спайту? Не будь мальчиком, Стайн, премьер наверняка щедро вознаграждал своего клеврета. Тот, кто ни разу не убивал и сам, в свою очередь, не смотрел на наставленный ствол, ценности жизни понять не способен. Для Амбиса эти люди были просто безликими фигурами. Юнитами в игре.

— И вы об этом знали? — Дор сглотнул и понизил голос до хриплого шёпота. — Знали и ничего не предприняли? Хотя погибли люди?

— Я знал, что рано или поздно крестовый поход во Внешний мир состоится. Этот демарш я бы пресёк на корню, мог бы и сам догадаться. И вошёл бы с премьером в открытое противостояние, ну да ничего, и не таким рога обламывали. А вот смерти Крипса и Стила я предугадать не смог. Как и ты. Что до адепта, которого порешили твои бывшие кореша, ну... — Гарт пожал плечами. — Сам дурак, что полез в сателлит.

Дор задумчиво бродил по просторному кабинету, закурил, получив позволение кивком, и собирался с мыслями. Ему было ясно абсолютно всё, и всё же червячок сомнения грыз Дора изнутри, точно спелое яблоко.

— Зачем это премьеру? — наконец спросил он, и Гарт скривился в презрительной усмешке:

— Затем, что господин Магнус Спайт не сумел заслужить уважения кабмина, в отличие от меня. Наш премьер — болванчик, подписывающий указы и вещающий с экрана и не более того. В моих руках реальная сила, способная на переворот, ежели мне вдруг приспичит. А он, как гарант верховенства закона, не может даже обвинить меня в открытую, потому что на меня ничего нет. А Спайт спит и видит меня на месте подсудимого. Вся его жизнь — это стремление занять высший государственный пост, и он шёл к этой цели поступательно и планомерно, сначала пробившись из департамента цензуры аж в канцлеры, а потом и в премьеры. Кстати, неплохой канцлер был. Вот только он знает, какая мощь заключена в канцлерских руках. И не может поверить, что я не вынашиваю планы использовать эту мощь. Люди, подобные Спайту, не могут понять, что не все на свете охвачены жаждой власти. Ему проще меня убрать. Причём так, чтобы я вовек не отмылся.

— Да отправил бы вас в отставку и всего делов! — недоумённо воскликнул Дор. — Одна подпись, и вы никто.

— Основания, Стайн. Людей моего положения не отправляют в отставку без видимых причин. Магнусу Спайту нужен был грандиозный скандал. И он почти преуспел.

— Если бы не Флинн...

— Твой угонщик принёс тебе весомое доказательство, но что было бы, не прояви он столь похвальное усердие? Ну что смотришь? У тебя россыпь, Стайн, россыпь доказательств, обличающих премьера. Но с ложки я тебя кормить не буду, думай сам. Застопоришься, Дир с Холтом тебе в помощь. Потому что Магнус Спайт допустил ошибку не только в автомобильных номерах. Ты должен найти все доказательства причастности премьер-министра к организации секты «Истоки». Я отменяю твой самоотвод. Ты вытащишь на свет божий всю мерзкую изнанку нашего толстячка. А за себя я постоять сумею.

— Я понял, — тихо ответил Дор, — почему вы не могли... — Он поднял глаза, столкнувшись со взглядом светло-карих глаз, смотрящих пристально и испытующе. — Вы не сдаёте своих. Вы не стали бы убивать Саю. И вы не хотите потерять Алби. Она не смогла бы остаться с вами после таких... чудовищных вещей.

— Ты лютый романтик, — заметил Рифус Гарт, — но тут ты прав. Мы своих не сдаём. А теперь, когда у тебя есть понимание задачи, исполнять. Через месяц я созову экстренное заседание кабмина, пользуясь своим конституционным правом один раз за службу потребовать генерального расследования. К этому времени у вас должны быть все козыри на руках. Включая краплёные карты.

* * *

Альд Дир был настолько потрясён, что безостановочно мерил шагами кабинет капитана, периодически ослабляя галстук и что-то шипя сквозь зубы от боли. Дор впервые видел своего заместителя в таком неподдельном волнении. Сайрус Холт держался лучше, но глаза его шарили по потолку, не имея возможности спуститься на грешную землю. Что до Корка, тот машинально ломал уже третью незажжённую самокрутку во взмокших пальцах, к которым прилипли табачные крошки. Командир говорил совершенно немыслимые вещи.

— У нас месяц. Это приказ. За месяц мы должны собрать тонну компромата на премьера. С доказательствами. «Истоки». Убийства. Покушение на жизнь сотрудника специальных служб. Вовлечение несовершеннолетних в преступные замыслы. Клевета на канцлера. На все эти увлекательные вещи у нас тридцать дней, потом Гарт воспользуется правом генерального расследования. Что мы имеем помимо Алана Флинна и его коммуникатора?

Дир, наконец, остановился, развязал галстук полностью и уставился на капитана:

— Подумать только. Я проглотил все предложенные мне наживки и сам вложил в вашу голову мысль о причастности канцлера к этим преступлениям.

— Так и должно было быть. Наш противник не карапуз в шортиках, Магнус Спайт человек хитрый, умный, чего уж там, и предельно изворотливый, как и его пособник. Он разработал изящную и одновременно бесчеловечную операцию по дискредитации как канцлера, так и нашего ведомства. А я, — Дор зыркнул по сторонам, — такого не прощаю. Но мы отвлеклись. Чем мы располагаем, кроме Алана Флинна? Даже если Белла Райт покажет на очной ставке, что её завербовал Амбис, это не привязывает его к премьеру, по крайней мере явно. То же касается Артура Пейнза и его видений. Канцлер убеждён, что у нас ворох доказательств, просто мы смотрим не туда. Так куда же нам смотреть?

— Нужно рассуждать логически, — возвестил Сайрус Холт. — отбросить всё невозможное, и то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он не казался. Пока наибольшее количество вопросов вызывает техническая сторона дела, а именно диверсия в «Гипносе», взлом библиотечных серверов и операция с аудиогидами. Здесь нужен первоклассный специалист, сидящий, по мнению лейтенанта Корка, в исправительном учреждении. Невероятным является случайный выбор хакера, здесь нет места небрежению. Хакер должен быть хорошо образован, иметь не просто технический, а инженерный склад ума и быть не в ладах с законом. Смесь причудливая и взрывоопасная, но это ответ.

Наступила задумчивая тишина. Альд Дир был согласен с выводами Холта, он, как психолог, мог даже вкратце набросать портрет этого злоумышленника, но пока это всё походило на сотрясание воздуха. Хороших хакеров в тюрьме полно, эти помешанные вечно ходили по лезвию, взламывая правительственные сайты или банковские системы, и в полиции был даже создан специальный отдел по противодействию киберпреступности. Но полицию подключать было нельзя.

Вибрирующую тишину, от которой заложило уши, внезапно нарушил громкий присвист. Все вздрогнули, настолько неожиданным оказался этот звук.

— Я идиот! — потрясённо выдохнул Дор, глядя на собравшихся. В глазах молодого человека читалась смесь самых причудливых переживаний. Альд Дир заинтересованно поднял голову, а Холт мучительно пытался перевести взгляд с потолка на капитана. Даже Шон Корк осёкся, едва успев начать фразу.

— Мне же канцлер прямым текстом говорил, а я, придурок, ещё решил, что он издевается надо мной. Нюансы операции «Эребус». Которую я лично разрабатывал до мелочей, знал каждый подводный камень. Наизусть этот «Эребус» знал. Кроме одного. Я не был знаком с приглашённым инженером, проектировавшим заряд.

— И чем этот инженер так интересен? — Альд Дир не был в курсе разработок по «Эребусу», но спинным мозгом чуял, что капитан неспроста вспомнил этот момент.

— Её зовут Лора Грис. Она гений-проектировщик, лучшая из технологического отдела Института. Золотые мозги. Именно она разработала миниатюрный заряд для самоподрыва Тригга. Я об этом не знал, проходил в это время модификацию. Мне рассказал Гарт, когда передавал дела. А ещё мадемуазель Грис шизоид, помешанный на оружии, и пожизненно осуждённая за подготовку теракта.

Шон Корк присвистнул. Инженер-шизофреник? Маньячка, готовившая террористический акт в самом сердце Ойкумены? И Гарт связался с подобной... м-м-м... помощницей? Да быть того не может.

— Я больше чем уверен, что именно Лора стоит за нашим вирусом, повредившим программный код проекта «Гипнос». Её познания в компьютерных системах сравнимы с её инженерными способностями. Она гений технологий и вполне могла осуществить эту диверсионную авантюру.

— Господин капитан, — покачал головой Дир, — вы сказали, она содержится в государственной тюрьме, причём пожизненно. В тюрьме нет возможностей для работы с сетями, да и потом, откуда Спайту вообще о ней знать? Он не имел отношения к вашей спецоперации.

— Ещё как имел. Магнус Спайт еженедельно выслушивал доклады Гарта, подробнейшие, заметьте, доклады, а после нашего возвращения Рифус Гарт и лейтенант Кайт чуть ли не жили в Доме Правительства, пока я валялся в коме. Магнус Спайт имеет самое чёткое представление обо всех деталях «Эребуса». Включая Лору Грис.

— Но даже если представить на минутку, что это действительно она, — Дир всё равно был полон скепсиса, — даже зная, что лучшего инженера и вдобавок хакера и впрямь трудно найти, раз уж Гарт лично привлёк её к разработке. Она осуждена пожизненно. А Корк, если мне не изменяет память, отзывался об её программе с восхищением, не так ли, Корк?

— Так точно, — отрывисто кивнул главный компьютерщик, — превосходная программа, написанная очень изящным языком, чётким и лаконичным. Это дело мастера. Такое из-под палки не напишешь.

— Она осуждена пожизненно, — повторил Дир, — ей не светит амнистия, она до самой смерти будет содержаться под стражей. Чем Магнус Спайт мог её подкупить? Заинтересовать? Она не просто выполняла работу, она творила и творила вдохновенно. Что могло послужить столь мощным стимулом для этой заключённой?

— Не исключено, что сама возможность вновь заняться любимым делом? — предположил Сайрус Холт, мучительно пытаясь не смотреть в потолок.

Дор молчал. У его виска билась жилка, предвещая озарение. Он медленно осмотрел своих подчиненных, поймал взгляд Альда Дира и увидел в нем то же внезапное понимание.

— Помилование. — Это слово они с заместителем произнесли одновременно.

— Помилование. — Дор глубоко вдохнул, чувствуя, как внутри него расплетается тугой клубок, стягивающий грудь. — Прерогатива премьер-министра, его исключительное право. Ни один человек в Ойкумене не может помиловать пожизненно осуждённого, ни я, ни государственный канцлер, ни министр юстиции, никто. Это право принадлежит главе государства. И Магнус Спайт воспользовался этим правом.

— Господин капитан, — Холт уже справился с непослушными глазами и теперь сосредоточенно изучал что-то в планшете, — вот, прошу вашего внимания. Месяц назад премьер-министр посещал государственную тюрьму с визитом гуманности, о чём есть соответствующая запись на официальном портале правительства.

— Тогда он её и выцепил, — согласно кивнул Дир, уже не на шутку заинтересованный, — и предложил работу в обмен на помилование. Премьер каждый год совершает этот бессмысленный показушный визит для телевизионной картинки и демонстративно милует пару осуждённых за несерьёзные преступления. Он ещё ни разу не амнистировал пожизненных. Но Лоре Грис откуда это знать.

— На официальном портале есть список из девятнадцати помилованных, — продолжил Сайрус Холт, — но имени Лоры Грис в нём нет.

— Само собой, — Дор даже улыбнулся, — и никогда не будет. После диверсионной операции в самом сердце «Гипноса», проекта государственной важности, Лора Грис уже никогда не увидит свободы. Не удивлюсь, если её переведут на более строгий уровень. Бедная шизофреничка, она своими руками выкопала себе могилу и водрузила надгробие. Гарт запер её за то, что она попыталась обмануть его и припрятать один экземпляр заряда. Спайт наобещал ей золотые горы, а по факту лишь усугубил её заточение. Она стала слишком опасна.

— Думаете, он рассказал ей, зачем нужна программа? — Холт недоверчиво покачал головой.— Магнус Спайт не дурак и не станет открывать свои карты. Это же очень серьёзно.

— Ещё как станет, — ухмыльнулся капитан, — если учесть, что он и не собирался освобождать нашу хакершу. Он мог сыграть на чувстве мести, Лора никогда не простит Рифусу Гарту своего заключения по ложному обвинению. И если Спайт предложил ей утопить Гарта, она с радостью вцепилась бы в эту возможность. Да ещё плюс помилование.

— Слишком сложно, — заметил Альд Дир, — но в этом весь премьер. После вашего сателлитского угонщика я убеждаюсь в этом всё больше и больше.

— Отсчёт месяца уже начался, — заметил Дор, — так что я, пожалуй, навещу государственную тюрьму. Может, кого из бывших приятелей увижу.

Он стряхнул с плеча невидимую пылинку и по интеркому приказал Гельту Орсу готовить запрос на посещение тюремного уровня особого режима.

* * *

Глядя на облицованное яркими панелями приземистое квадратное здание, любой человек подумал бы, что там находится детский развивающий центр или мультиплекс развлечений для всей семьи. Постройку окружали цветочные клумбы, перед входом бил небольшой фонтанчик в виде кита, выпускающего струи в воздух, и только тонкие красные линии по периметру невысокого забора свидетельствовали, что здание находится под усиленной охраной. Расположенное вдали от густонаселённых районов, почти у самых Южных предгорий, оно издали притягивало к себе взгляды автомобилистов и любителей пеших прогулок. Рядом располагалась внушительная парковка и аппараты по продаже кофе и снеков. Ничто не должно было навести на мысль, что здесь содержатся самые опасные жители Ойкумены. Дор не очень понимал, зачем раскрашивать исправительное учреждение под детскую больницу, но решил отложить этот вопрос до более удобного времени. Он припарковался, плеснул в лицо воды из фонтанчика и зашёл под своды государственной тюрьмы.

— Господин капитан. — Начальник тюрьмы лично вышел поприветствовать вошедшего. — Мы получили ваш запрос... — Тут худой усатый мужчина покосился на визитёра слегка недоумённо, — Вы желаете разговаривать с Лорой Грис?

— А что в этом такого? Мне она нужна в качестве свидетеля по делу государственной важности.

Карис Мелл, начальник тюрьмы, неопределённо пожал плечами:

— Должен вас предупредить, что эта женщина психически нездорова. Она отбывает наказание за подготовку террористического акта.

— Не так уж и нездорова, — заметил Дор, — раз сидит у вас, а не в спецлечебнице. Я знаю и статьи, по которым она обвинялась, и то, что она шизоид. Мне необходима встреча с ней с глазу на глаз.

— Но это невозможно! — воскликнул Карис и даже вытащил платок, чтобы утереть лоб. — Она социально опасна и содержится в одиночной камере. Я могу вас пропустить к ней только в сопровождении конвоя.

— Да вы что, — Дор даже расхохотался, — всерьёз думаете, что она сможет причинить мне вред? Помилуйте, господин Мелл. Я модификант, думаю, вы имеете представление о том, что это такое, пусть и в самых общих чертах. Лора Грис не успеет даже пальцем пошевелить.

— Правила есть правила, — упорно гнул свою линию начальник тюрьмы, — она особо опасная. Я не имею права пропускать вас без сопровождения конвойного с дубинкой и тизером.

— А премьер её тоже навещал с конвоем? — вдруг поинтересовался Дор Стайн, и усы Мелла трагически обвисли. Из-за того визита Карис Мелл стал наполовину седым.

— Вас проводят до дверей камеры, — наконец сообщил он, — надзиратель будет ждать вас снаружи. Сколько времени вам потребуется?

— Пока не узнаю всё, что хочу. Эта кошечка в своё время изрядно потрепала нервы бывшему командованию. И я буду говорить с ней долго и обстоятельно.

— Воля ваша. — Мелл решил не спорить. Когда к этой сумасшедшей являются то премьер, то командир особой бригады, лучше не вмешиваться. Лора Грис была вечной головной болью начальника тюрьмы, доводя персонал своими закидонами, и Карису вдруг стало интересно, как же пройдёт беседа шизофренички с фобией прикосновений и модифицированного киборга, изуродованного жуткими шрамами. Ну и парочка, подумал он, точно друг друга стоят. Карис Мелл вызвал конвой и сделал приглашающий жест в сторону лифтов, ведущих на нижние уровни.

Лора Грис содержалась в тесной камере на минус двадцатом этаже, с бронированной дверью с крошечным глазком для охраны, узкой койкой, табуреткой в виде куба, привинченного к полу, и небольшой полочкой для гигиенических принадлежностей. За клеёнчатой ширмой находились умывальник и туалет. Больше в камере ничего не было. Стены, как заметил Дор, были слегка вогнутыми, напоминая сферу. Никаких острых углов или опасных предметов.

Сама Лора сидела на койке, уткнув подбородок в острые колени. На женщине была серая тюремная роба, её лицо казалось поражённым оспой из-за множества дырочек, из которых вынули пирсинг, а волосы отросли и превратились из чёрно-зелёных в грязно-русые. Ногти Лоры были обстрижены чуть ли не до мяса. Запавшие глаза смотрели равнодушно, но Дор видел в их глубине тёмный клокочущий огонь. Стоило Лоре посмотреть на вошедшего, как она зашипела, словно бешеная кошка, оскалив крупные неровные зубы.

— Снова вы!.. Да когда же вы, «красногалстучники», передохнете! С-с-сука...

— Тихо ты, — бросил Дор, садясь на куб и бросив взгляд на захлопнувшуюся металлическую дверь без решёток, — проявляй уважение к власти. С тобой капитан говорит.

— Чего? — Лора сипло хохотнула и закашлялась долгим, надсадным кашлем, утирая губы рукавом. Смотреть на это было решительно невозможно, но Дор смотрел. Все слабые места Лоры Грис он уже знал назубок.

— Меня сюда засадил капитан, — злобно выплюнула девушка, откашлявшись, — и ты на него не похож. Тебя Гарт прислал? — Её лицо исказилось в полубезумной гримасе.

— Рифус Гарт сейчас государственный канцлер, а я капитан особой бригады. Меня зовут Дор Стайн. Мы знакомы заочно. Это для меня ты разрабатывала тот заряд, за который теперь сидишь на минус двадцатом без человеческих условий. Я был командующим операцией, для которой требовалась мини-бомба.

Выражение лица Лоры снова сменилось и теперь было похоже на бесстрастную маску. Хотя капитан видел, как бьётся жилка у её виска.

— Значит, я много пропустила. Здесь не выдают прессу. Значит, этот ублюдок теперь канцлер. Охренеть. А ты, значит, убийца. Кого ты взорвал этой бомбой? Она была для человека. Уж тут можешь не врать.

— Ко мне обращаются на «вы», — сообщил Дор и устроился на кубе, закинув ногу на ногу, — не запомнишь этого, пеняй на себя. Каждая ошибка — бесконтактный удар в область тела. Пока не поймёшь, что я не шутки шутить пришёл. Тебе ясно или продемонстрировать?

— Что. Вам. Надо. — процедила Лора, ещё сильнее сжимаясь в комок на жёсткой койке. Выражение лица урода давало понять, что он действительно может её ударить. А при взгляде на разбитые костяшки пальце Лора поняла, что бить этот тип умеет. Всю жизнь этому посвятил.

— Умница, — отозвался со своего места Дор, — схватываешь на лету. Я хочу знать подробности визита премьера в твою камеру. В особенности, за что он обещал тебе помилование.

Лора медленно отодвигалась всё дальше на койке, пока не упёрлась спиной в холодную стену. Одним из условий помилования было полнейшее и абсолютное молчание о той работе, которую ей предложил Магнус Спайт. В одном Дор ошибался: несчастная сумасшедшая понятия не имела о перестановках в правящих кругах.

— За что он обещал тебе помилование?

Лора молчала. Она ни на секунду не забывала, что именно «красногалстучники» в лице их деспота-командира и засадили её сюда за то, чего она не совершала. Лора молчала, свирепо раздувая ноздри. Её не касается их крысиная возня. Скоро, совсем скоро она увидит свободу. И больше никогда не попадётся в ловушку.

— Ладно, тогда говорить буду я, — Дор, казалось, даже не расстроился. Он достал планшет из кейса и несколько секунд настраивал его, отыскивая нужное изображение. — Вот, смотри. Сообщение о поездке премьер-министра в государственную тюрьму с визитом гуманности. Это произошло месяц назад. Через две недели на официальном портале Дома Правительства публикуются списки помилованных лично главой государства. Вот этот список. Девятнадцать человек. Смотри, Лора. Может, ты себя там найдёшь. Я не нашёл.

Лора с неожиданной сноровкой выхватила у него из рук планшет и впилась в него глазами. Через несколько секунд она отшвырнула блестящий прямоугольник и с ненавистью воззрилась на капитана.

— Это ложь! Враньё! Подделка! Он обещал, что помилует меня в ближайшие дни и я стану свободным человеком! Премьеру я верю больше, чем «красногалстучнику».

— Значит, ты признаёшь факт, что Магнус Спайт обещал тебе помилование.

Лора шумно дышала, снова скорчившись в углу койки.

— Зачем ему миловать пожизненно осуждённую за терроризм? — вслух размышлял Дор, глядя куда-то сквозь Лору. — Чем она ему так упёрлась? Ты, Грис, психически неуравновешенная и непривлекательная женщина. Ещё и лесбиянка вдобавок. Думаю, Спайт вряд ли был так тобою очарован, что решил освободить из-под стражи. Значит, чем-то ты была ему полезна. Что ты умеешь, Лора Грис? Ты первоклассный инженер и программист. У тебя «золотые мозги», которые всегда с тобой. Ты шизоид, а им зачастую комфортно даже в одиночестве. Сильнее сойти с ума у тебя не получилось даже в этих стенах. Ты работала на него, Лора Грис. Говори, как.

— Я ничего не скажу, — у Лоры начало дёргаться веко, — с какой радости мне говорить с чёрно-красной сволочью?

— С такой, что я твой единственный настоящий шанс на освобождение. Под премьером шатается кресло. Вполне возможно, его место займёт кто-то другой. И плакало твоё помилование, поддельное или настоящее.

— Это Гарт ваш станет премьером, что ли? — криво ухмыльнулась девушка. — Вот уж спасибо.

— Я не знаю, будет ли это Рифус Гарт или другой кандидат. Кто бы это ни был, я приложу все усилия, чтобы тебя освободили.

— Почему я должна верить в это? Почему я должна верить вам, а не премьеру? Это всё пустые слова. Вам тоже надо меня как-то использовать, так почему не признаться в этом сразу? И не врать о помиловании.

— Что ж, я тоже за откровенность. Премьер оказался замешан в нескольких противозаконных делах, и некоторые проходят по первому параграфу. То, что ты делала за своё оправдание, унесло жизни двоих человек. Ты соучастник убийства, Лора, и ты никогда не выйдешь на свободу. Но я добьюсь, чтобы новый глава кабмина подписал указ о твоём помиловании, если ты расскажешь всё, что знаешь. У тебя не очень-то широкий выбор.

— Убийства?! — Лора от неожиданности приоткрыла рот, а пальцем теребила истыканную дырками мочку уха. — Это бред! Как я могла кого-то убить, я же только написала программу...

— Ты признаёшь факт написания компьютерной программы по заданию премьера, — констатировал Дор, — видишь, как мы здорово и душевно общаемся. Ну, что замолчала? Хочешь знать, чьи семьи остались без отцов и мужей? Это старший библиотекарь Стил из Государственной библиотеки и радиотехник с причала. Их убили за то, что они оказались рядом с твоими разработками.

— Это вы всё придумали прямо сейчас! — закричала Лора, и уголки губ у неё прыгали. — Да, чёрт бы вас побрал, я написала программу-«шпион» для библиотеки! Но там нет ничего криминального! Она просто смотрит, кто посещает спецсектор!

— И тебя не удивила такая просьба?

— Какая мне разница? Он обещал выпустить меня на свободу!

— А что про «Гипнос»?

Лора опустила плечи. Кажется, выкручиваться дальше не выйдет. Этот страшный тип откуда-то знал о всех её работах.

— Мне надо было изменить код в программе, контролирующей человеческие сны.

— Что ты о ней знаешь?

— Что сон контролируется специальной программой. Мне надо было её изменить. Чтобы человек не увидел сон. Да-да, и это мне было тоже без разницы!

— Да я понял. Что ты знаешь о тритиевой воде?

Лора поперхнулась от неожиданности.

— Кгхм... вода, в которой катионы водорода замещены тяжёлыми изотопами трития... радиоактивна. Причём здесь вода?

— К слову пришлась. — Дор понял, что Лора и впрямь ничего не знала о других аспектах «Гипноса». — Лора, ты занималась очень опасными разработками. Стена Крипса, радиотехника, убили для того, чтобы он никому не рассказал, что заменил микроплату в аудиогидах. — Лора смотрела, широко раскрыв водянистые глаза в красных прожилках. — Стила убили, чтобы он не проболтался об одном визите в спецсектор некой высокопоставленной особы. Эти люди знать не знали ни о каких программах. Но они погибли. А знаешь, почему? Потому что все твои ухищрения были нужны для того, чтобы организовать религиозную секту, которая вела людей во Внешний мир. Умирать.

— Господи... — От лица Лоры отхлынула вся кровь. Даже для её полубольного разума мир за Гранью был табу.

— Это придумал премьер для своих личных преступных целей. Целей, которые по его мнению оправдывают средства. А ты... ты либо свидетель, либо соучастник. Смотря какую сторону ты выберешь. Кому ты хочешь отомстить больше: человеку, который наказал тебя за то, что ты его обманула и прикарманила бомбу, или человеку, который запер тебя окончательно и навечно в этих стенах, посулив при этом лучшее из вознаграждений.

— Мне разорваться между двумя ублюдками? — Лора Грис всхлипнула, а потом сплюнула на пол. — Вы сказали, меня всё равно не выпустят.

— Если премьером станет Рифус Гарт, он подпишет твоё помилование первым же указом. Он считает, ты достаточно наказана. Если главный пост Ойкумены займёт кто-то ещё, мы с канцлером вынесем этому кому-то весь мозг. Мы умеем убеждать.

— Почему я должна вам верить? — обречённо прошептала Лора, у которой опять резко поменялось настроение с агрессивного на тоскливо-равнодушное.

— Потому что я твой единственный шанс, Лора, во всём этом мире.

— Один шанс на миллион, — бросила она в пустоту.

— Разве это мало? — спросил Дор, и девушка подняла на него заплаканное некрасивое лицо.

— Мне нечего терять, — глухо произнесла она, — всё равно я умру в этой камере.

— Ты будешь свидетельствовать на комиссии, посвящённой генеральному расследованию. Ты будешь говорить под протокол. Ты будешь говорить чистую правду.

— Мне всё равно.

— Тогда, я считаю, мы договорились. Последний вопрос. Как ты работала, если в тюрьме нет сети?

— Сеть есть, — возразила Лора, — в кабинете начальника тюрьмы. Только в нём одном. Меня туда приводили под конвоем. Два урода с дубинками на поясе. Стояли за спиной всё то время, что я работала.

— Ну хоть без браслетов, — попытался пошутить Дор.

Лора подняла на него тусклые, безжизненные глаза.

— У меня были скованы ноги.

Глава 36

Дор провожал глазами в зеркале заднего вида удалявшееся здание, облицованное разноцветными панелями, а перед его мысленным взором вновь и вновь вставало серое измождённое лицо с острым носом и лошадиными зубами. Он сам не ожидал, что вид Лоры Грис произведёт на него столь тягостноевпечатление. Из рассказа Гарта Дор уяснил, что эта женщина психически неуравновешена, замкнута и обижена на весь мир, не в последнюю очередь из-за откровенно уродливой внешности. Но реальность оказалась много круче слов канцлера. От Лоры исходили почти физические волны злобной ненависти ко всем подряд, а Дор (он видел это так же ясно, как приборную панель перед собой) олицетворял для Лоры Грис всё худшее, что только могло с ней произойти. Мужчина. Красногалстучник. Капитан. Пришедший на смену тому, кто засадил её в изолятор навечно, заставив попрощаться с признанием, карьерой и свободой. Дор не был уверен, что Лора будет свидетельствовать в пользу Рифуса Гарта, канцлера эта несчастная ненавидела со всей страстью своей искалеченной души. Да, сейчас она согласилась, что-то будет, когда она увидит Гарта воочию. Некоторые раны не заживают никогда. «А я смог бы?» — в голове у Дора беспрестанно крутился один и тот же вопрос. «Смог бы я засадить женщину пожизненно за неосмотрительный поступок?» На смену исхудавшей заключённой со встрёпанными волосами мышиного цвета и костистыми пальцами с обгрызенными ногтями пришла соблазнительная фигура с бюстом, чуть ли не разрывающим ткань блузки, и роскошными изгибами холёного, лакомого тела. «Белла...» Дор даже зажмурился на мгновение, а потом резко потряс головой, отгоняя непрошеные видения. Да. Он вдруг с кристальной ясностью понял, что сможет. И посадит. Он посадит Беллу Райт в тюрьму на веки вечные, потому что простить и оправдать можно всё. Кроме предательства.

Мысли Дора вновь вернулись к Лоре, а потом и к Алану Флинну, который в этот момент наверняка воплощал в жизнь свои самые сокровенные фантазии и мечты. «Ну и свидетели у меня. Осуждённая шизофреничка, уголовник из сателлита, оболваненный миссионер с его откровениями и ренегатка. Мне одному кажется, что тут не хватает пары-тройки штырьков для полноты картины? И с этим сбродом я пойду свидетельствовать против премьер-министра. М-да, Дор Стайн, как был ты сателлитским ублюдком, так и остался, и контингент вокруг тебя соответствующий. И не забываем о садисте-заместителе. Прекрасно, мать твою, просто прекрасно... » Он втопил педаль в пол, заставив автомобиль утробно заурчать. День ещё не закончен, и у капитана «Красного отдела» впереди было ещё очень много дел.

* * *

Дир слушал рассказ капитана о визите в государственную тюрьму и только болезненно хмурился, почти неслышно шипя от боли в теле. Альду не давала покоя мысль, что его провели как желторотика, салагу, заставив поверить в легенду, тщательно разработанную Спайтом и Амбисом, легенду, которая могла стоить Диру должности, если б не бандит из сателлита со своим коммуникатором. Вербовщик не находил себе места, больше всего желая провалиться сквозь землю или сигануть прямо из окна кабинета Дора. Так попасться! И ведь он с пеной у рта убеждал капитана в своей правоте. Дир даже написал очередной рапорт об отставке, теперь уже совершенно искренне, но Стайн в который раз стёр прошение и вытаращился на заместителя немигающими чёрными глазами:

— Да что вы истерите как невротик? Переживаете, что заглотили наживку? И что? И я заглотил, и Холт, если уж на то пошло. Вы же прекрасно понимаете, что наши противники совсем не дураки и просчитывают каждый свой шаг на несколько ходов вперёд. Я бы удивился, если бы мы раскусили Магнуса Спайта как какого-нибудь начинающего напёрсточника. У него большие связи и широкие возможности. И должность премьер-министра. Это ещё надо суметь принять.

— Господин капитан, — Дир обкололся обезболивающими до темноты в глазах, — в моём случае такой промах недопустим. Я возглавляю оперативно-агентурный отдел и считаюсь лучшим психологом бригады. Я должен был предвидеть такой поворот событий ещё когда получил отчёты экспертов.

— Да никому вы уже ничего не должны, успокойтесь уже. И прекратите изводить планшет и моё терпение. Отставки вам не видать как своих ушей. Вы мне нужны, так что смиритесь. Нам предстоит куча работы, а у нас тридцать дней. Извольте взять себя в руки.

Дир закусил губу и отрывисто кивнул. Больше всего ему хотелось зайти к Алби Мирр-Гарт и попросить её о терапевтическом трансе. Альд не представлял, как он сможет по-другому справиться с таким оглушительным провалом, а отповедь командира стучала в висках, заставляя Альда чувствовать себя безусым новобранцем. Он сделал несколько глубоких вдохов и поинтересовался уже совершенно спокойно:

— И что ещё поведала вам мадемуазель Грис?

— Я не до конца уверен в этой психопатке. Она не верит ни одному живому существу в Ойкумене, она в равной степени ненавидит Гарта и премьера, и она ни в грош не ставит мои обещания о пересмотре приговора. Её можно понять.

— Сумасшедших трудно понять до конца, — заметил Дир, опершись о подоконник, — она шизоид. Она может изменить своё мнение в любой момент.

— Я надеюсь только на то, что Лора Грис осознаёт: премьер вколотил её в эту камеру навсегда. После Гарта она ещё могла рассчитывать на иллюзию помилования. После Спайта это стало невозможным. И я могу только молиться, что она понимает, кому ей в первую очередь следует мстить.

— Боюсь только, что все её слова окажутся простым сотрясением воздуха, — Альд опять поморщился, — у вас есть запись беседы с Меллом и с самой Лорой в камере. Но! Записи её разговора с премьером нет, он влёгкую отопрётся от любых обвинений. Карис Мелл может свидетельствовать, что Лора выполняла какую-то работу, связанную с компьютерами, по поручению Спайта, но он не знает, что это за работа. Никто, кроме Лоры, не слышал об обещанном помиловании, а сколько веры словам психопатки, осуждённой за терроризм? Как бы наша козырная карта не была вульгарным образом бита.

— У меня есть кое-что про запас, — сообщил Дор, — в конце нашей встречи она рассказала одну интересную историю. Я приберегу её для кабинета министров.

Альд недоверчиво хмыкнул, но расспрашивать не стал. Пусть капитан держит своих джокеров в рукаве; он, Альд Дир, тоже имеет свой счёт к премьер-министру. Очень весомый счёт.

* * *

Он вышел из начальственного кабинета, вызвал лифт, борясь со внезапно подступившим головокружением и тошнотой, которые периодически мучили его, пока заживали ожоги, и поехал на свой этаж, чтобы поразмыслить над полученной информацией в привычной и успокаивающей обстановке. Внезапно двери бесшумно распахнулись, и к Альду присоединился его бывший сокурсник и светило в области психотерапии доктор Маттис Ридс. Увидев изуродованное лицо, он незаметно скривился. В глубине души Ридс считал, что Дир получил по заслугам. Этот лощёный красавчик не считал нужным скрывать свои предпочтения ещё во время их обучения в Институте и всегда ухитрялся выходить сухим из воды. Этого Маттис Ридс понять не мог.

— Как проходит лечение? — Альд наблюдал за полненьким рыжеватым психотерапевтом с чуть заметным любопытством пополам с презрением. Ридс никогда не умел держать себя в руках так, как это делал Альд. И теперь рыжие усики Маттиса возмущёно топорщились.

— Я отчитываюсь исключительно перед твоим капитаном, Дир. Если интересно, спроси его.

— Вот как. А где же благодарность за столь прибыльную клиентуру? Сколько ты сдерёшь со Стайна, Маттис? И как долго будешь мурыжить эту девочку, его жену? У тебя же почасовая оплата.

— Тебя не касается, — прошипел Ридс, отодвигаясь к дальней стене кабинки лифта, — из-за твоих выходок эта женщина находится в пограничном состоянии, из которого я вытаскиваю её с великим трудом. Она сейчас один большой и скрученный нерв... по твоей милости.

— Я спас ей жизнь, мой рыжий пушистик. Даже такой выродок, как Стайн, признал, что эта... выходка перевесила всё, что было раньше. А тебе советую не забывать, что благодаря таким как я у тебя есть солидная и неиссякающая клиентура. Мы могли бы работать в тандеме.

На этих словах лицо Маттиса Ридса передёрнулось от гримасы отвращения. Альд внушал ему оторопь пополам с омерзением, а жуткий внешний вид только добавлял впечатлений. Доктор работал с Саей по несколько часов, он призвал на помощь все свои знания и вовсе не потому, что капитан дал понять, что об оплате можно не беспокоиться. Врачебная клятва стояла для Маттиса Ридса на первом месте, и он делал всё возможное, чтобы Сая перестала видеть в Альде Дире постоянную угрозу. Девушка уже признала, что погорячилась с ментальным взломом... Дир смотрел на сопящего доктора и улыбался. От этой улыбки хотелось бежать со всех ног.

— Так как проходит лечение? Есть прогресс? Мне нужны результаты через месяц, через тридцать дней, Маттис, Сая Стайн должна быть готовой свидетельствовать на процессе генерального расследования.

Рыженький врач аж поперхнулся.

— Ты в своём уме? Такие вещи не делаются на скорость, это тебе не зубы драть. У мадам Стайн серьёзный психологический шок...

— У неё по жизни психологический шок, и давай не приплетать меня ко всем её бедам. Это не я аннулировал её институтский контракт из-за чепухи, к которой она имела весьма опосредованное отношение. Это не я призывал на её голову родительское проклятие и ключи от прицепа в морду заодно. Это не я заставил её примкнуть к вагантам и жить, как крыса, поминутно ожидая облавы и суда.

— Да, конечно. Ты всего лишь надругался над этой девочкой с особым цинизмом.

— Потому что я циник по природе. Давай, Ридс, не зли меня. У тебя месяц. Капитан скажет тебе то же самое. Время вышло, пушистик. — Альд помнил, что Маттиса с институтских времён коробила эта кличка, прицепившаяся к нему из-за пухлых щёчек и добродушного взгляда. — Ты даже не представляешь, насколько оно вышло.

— Меня не волнуют ваши расследования, генеральные или не очень. Я делаю свою работу. А про тебя могу лишь сказать, что тебе самому нужна помощь. Твоя патология не врождённая.

— Ну-ну. — Дир покосился на загоревшийся датчик своего этажа. — Ладно, пушистик. Тебе поют такие дифирамбы, что даже скептик типа меня может поверить в то, что ты справишься с неврозом мадам Стайн за месяц. Смотри не заблудись в наших коридорах, а то, неровен час, выйдешь к подземным этажам. Вот смеху-то будет. — И Альд вышел, оставив Маттиса Ридса смотреть ему вслед с приоткрытым ртом, пока двери лифта не сомкнулись без единого звука.

* * *

Вместо того, чтобы поехать домой после изнурительного сеанса, Ридс, ведомый каким-то шестым чувством, спустился на четвёртый этаж, зашёл в буфет и заказал чёрный кофе с солью и корицей — рецепт, удивительным образом прочищающий мозги. Маттису было необходимо успокоиться после встречи с давним знакомым. Он сам не ожидал, что вид Альда Дира всколыхнёт в его душе такую бурю эмоций. Даже Сая уже вспоминала происходившие с ней ужасы как нечто реальное, но уже далёкое, чему психотерапевт был несказанно рад, но встреча лицом к лицу со зверем, который довёл девушку до настоящего психоза, заставляла Маттиса нервно стучать ложечкой о край тонкой чашки. Он просто зверь, говорил себе Ридс, красивый, грациозный, напружиненный, как перед броском, и одновременно вальяжный, но он зверь. Эту природу не так-то просто скрыть, как не скроешь уродливый шрам на лбу, точно внешность Альда Дира пришла, наконец, в соответствии с его сущностью. И Маттис Ридс, ёжась, признавал, что он боится заместителя капитана, боится по-настоящему, как вооружённого психопата. Находиться с ним в одном помещении было тяжелейшим испытанием для толстенького доктора, и вдобавок неплохого эмпата. Ридс видел, как его сокурсника захлёстывают волны презрения к его, Ридса, персоне, как этот тип уверен в собственной непогрешимости и безнаказанности. «Что я могу? Бедная Сая, даже если мы успешно проведём все сеансы, как ты будешь жить, зная, что этот подонок дышит одним с тобой воздухом? Я делаю всё возможное... вот только я сам себе не верю. Мы персонифицировали твою боль, мы всё разложили по полочкам, ты готова следовать всем моим советам, чтобы побыстрее сбросить с себя кошмар воспоминаний... я больше не могу усиливать медикаментозное сопровождение...» Маттис Ридс обхватил руками голову, понуро глядя в чашечку с кофе. Он не хотел признаваться себе, что малодушно допускал возможность неудачи. Но потом он вспомнил... да нет, даже не Саю. Её мужа. Который при всей своей твёрдости и несгибаемости, при сумасшедшей силе воли и беспощадности сам был на волосок от невроза, и в жутких провалах глаз плескалась такая боль, что Ридс тогда только и смог что проблеять вопрос о выходе из здания. Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Он приносил врачебную клятву. И он исполнит её. А Дир... Маттис не верил в высшую справедливость и мог лишь надеяться, что страх изолятора и пыток окажется сильнее омерзительных желаний господина вербовщика.

* * *

— Снова вы? — Усы Кариса Мелла понуро обвисли. Начальник тюрьмы был настолько явно не рад повторному визиту капитана, что не мог этого скрыть при всём желании. И того хватило, что после отбытия этого ненормального из вверенного ему учреждения Лора Грис как с цепи сорвалась, то устраивая голодовку, то метаясь по камере как раненый зверь. Её психическое состояние резко ухудшилось, и Карис уже собирался подавать запрос на перевод этой больной в спецклинику, как на пороге государственной тюрьмы вновь возникла высокая фигура в чёрном костюме.

— Мне нужно увидеть мадемуазель Грис. — Вчера Дор с Альдом и Сайрусом провели мозговой штурм, результатом которого стал визит капитана в здание, облицованное весёленькими панелями и фонтанчиком перед входом.

— Это невозможно, — отрезал Мелл, — у неё обострение после вашего прошлого визита. Надзирателю пришлось вызвать санитаров и перевести её в тюремный лазарет, где ей вкололи успокоительное. Я не позволю вам вновь тревожить её. Я собирался подать запрос на перевод Лоры Грис в спецлечебницу. Не знаю, о чём вы с ней говорили, но сейчас ваш визит крайне несвоевременен, неуместен и может спровоцировать ещё большее ухудшение состояния заключённой.

— Я должен увидеть мадемуазель Грис, — повторил Дор, вперившись немигающими глазами в осунувшееся лицо начальника тюрьмы, — это дело государственной важности и на контроле у канцлера.

— Да что вам всем от неё надо? — не выдержал Карис Мелл. — Что вам, что премьеру. Для чего вам понадобилась эта несостоявшаяся террористка, да ещё с психическими отклонениями?

— Лора Грис блестяще справилась с заданием, которое ей поручил премьер-министр. — Дор говорил очень тихо, наклонясь к вжавшему голову в плечи Меллу. Голос капитана был странно вкрадчивым. — Мне нет нужды искать другого специалиста.

— Да вам что, на воле их мало? — Бедный Карис не знал, что и думать. — Инженеров, компьютерщиков, технарей? Зайдите в Институт, там этого добра целый технологический корпус. Или вас не устраивают собственные подчинённые, у вас же тоже есть технические сотрудники?

— Не устраивают, — отрезал капитан, — мне нужен человек, не трепещущий перед карающей дланью закона. Лора Грис уже осуждена. И она превосходный специалист. Уж после премьера я в этом убедился.

— Если после вашего визита у неё опять случится припадок...

— То наденете на неё смирительную рубашку и вколете релаксант. И учтите. За смерть Лоры Грис вы сами пойдёте под ликвидацию. Я лично сделаю инъекцию. После моего ухода можете написать ворох жалоб министру юстиции и канцлеру. Ни одной не будет дан ход. Уж поверьте. Слишком весёлая пошла игра. А теперь проводите меня к нашей психопатке.

Лора спала на жёсткой узкой койке тюремного лазарета, обколотая лекарствами и с капельницей в зафиксированной руке. Она выглядела жалкой тенью себя самой, бледная, измученная, с заострившимися чертами и кругами под сомкнутыми веками. Дыхание было ровным, но в этом была заслуга медикаментов. Дору на мгновение стало жаль эту женщину, разменную монету в подковёрных интригах и политических играх, её жизнь, свобода и даже душевное здоровье были пустым звуком что для канцлера, что для Магнуса Спайта. Что для Дора, в общем-то.

— Её можно разбудить? — Капитан не собирался ждать, пока Лора проснётся самостоятельно. Дюжий санитар неприязненно покосился на визитёра, а потом вульгарно ткнул спящую девушку под рёбра. Лора вздрогнула и приоткрыла глаза. Через секунду лицо её исказилось.

— Что. Вам. Надо?! Опять?! От меня?!! — Лора была опасно близка к истерике. Губы её дрожали, а костистые пальцы непроизвольно скрючились, царапая ладони неровно обгрызенными ногтями. Санитар быстро сделал ей ещё один укол и бросил, не глядя на капитана:

— Я за дверью. Зовите, если понадобится скрутить.

— Я уж как-нибудь сам, — сообщил Дор, — уж это я умею.

Он присел на краешек койки, отметив про себя, что Лора инстинктивно отползла подальше, стараясь дистанцироваться от ненавистного «красногалстучника», хоть получалось плохо. Стоять самостоятельно Лора Грис пока ещё не могла, накачанная психотропными препаратами. Дор вдруг с волнением подумал, не скажется ли терапия на её интеллектуальных способностях, но потом выдохнул. За столько лет мозг Лоры сумел приспособиться к отвратительной реальности, вот только мужчин она терпеть не могла по одной ей ведомой причине.

— Что за концерт ты тут устроила? Мне казалось, мы на днях пришли к соглашению.

— Я вам не верю, — упрямо прошептала Лора, глядя в стену, — вы ничем не лучше Спайта. Спайт хотя бы не угрожал меня избить.

— Лора, я прекрасно помню все твои... х-м-м... особенности. Я бы и пальцем тебя не тронул, зная, как ты относишься к противоположному полу. Я обещал тебе, что пройдусь по твоей морде бесконтактным, если начнёшь чудить. Видишь, как я забочусь о тебе и уважаю твои принципы. Выдохни и успокойся, Мелл аж слюной брызгал, когда я назвал твоё имя.

— Что вам надо? — Лора с какой-то обречённостью прятала бесцветные глаза. Мало быть запертой в камере, похожей на психушку, так даже здесь эта красногалстучная сволочь её достала и опять чего-то хочет. В визит гуманности Лора Грис не верила.

— Мне нужен хороший хакер. Ты себя зарекомендовала на высшем уровне. Поработаешь опять на нас, и я пробью твоё освобождение.

— Вы сказали, что будете просить о помиловании, если я расскажу на комиссии всё, что знаю, — настороженно отозвалась Лора, — мы так договаривались.

— Я, конечно, могу найти специалиста и вне этих стен, — пожал плечами капитан, — не думаю, что ты настолько уникальна, как считал Рифус Гарт. Но тогда мне придётся засадить этого хакера по соседству с тобой, а я ж не зверь. А у тебя выбора нет. Либо ты сотрудничаешь, либо остаёшься здесь навсегда.

— Это ваша хвалёная честность? Ваше «нерушимое» слово? — Девушка ещё сильнее отодвинулась, кусая губы. — Вчера одно, сегодня другое?

— Считаешь меня рабовладельцем? Деспотом и самодуром, которому ничего не стоит передумать и оставить тебя гнить здесь до скончания веков? Мне не жалко, но даже ты, Лора, заслуживаешь нормальной жизни, а не угасания в четырёх стенах. Я предлагаю тебе не работу. Я предлагаю тебе месть. Которую ты сама воплотишь в жизнь, детали мне не важны. Тебе интересно?

Лора молчала. Она не хотела показывать лысому уроду свою заинтересованность. Месть — единственное, что ещё поддерживало в ней жизненную искру и не давало полностью погрузиться в шизофренический водоворот помрачённого рассудка. Потому что в глубине души она верила: наступит день и она выйдет на свободу. Выйдет и посчитается со всеми, кто сломал ей жизнь.

— Что мне придётся сделать?

— Да пару пустяков. Влезть в один частный компьютер и отыскать совершенно конкретную информацию.

— И всё? — недоверчиво прищурилась Лора.

— Я же сказал, пара пустяков. Надеюсь, ты умеешь восстанавливать безвозвратно удалённые файлы.

— Смеётесь, что ли. И для этого вам потребовался хакер моего уровня?

— Это твоя месть, Лора. Найдёшь нужную информацию, и можешь делать с компом что хочешь. А ты ведь такая затейница.

— Что-то больно просто, — пробурчала женщина, глядя на текстовый документ в планшете капитана, — неспроста это. Или мне добавят ещё десять лет к пожизненному?

— Добавили бы. Если бы не мы с Гартом. Пойми, Лора, сейчас мы с канцлером на твоей стороне. Звучит дико, ну так и ситуация в округе нездоровая. Ну так что, берёшься?

Лора Грис свирепо смотрела в белую гладкую стену.

— Ты не умеешь врать, Лора. — Капитан встал с койки. — А потому я считаю, что мы достигли полного соглашения, и каждая из сторон имеет в этом деле свою корысть. Я переговорю с Меллом, ты снова будешь работать в его кабинете с видом на фонтан. И ноги тебе больше сковывать не будут. Ты ведь уже поняла, что играть в кошки-мышки здесь себе дороже?

— Это всё только слова, — буркнула девушка, так ни разу и не взглянув на собеседника, — но в одном вы правы. У меня нет выбора.

На этот раз Карис Мелл не спорил, хотя его усы обвисали всё трагичнее. Он уже понял, что за его спиной творятся тёмные и непонятные дела, в которые лучше не лезть, если тебе дороги жизнь и карьера. Но на всякий случай решил усилить наблюдение за Лорой Грис после завершения её странной «работы» и распорядиться подмешивать ей более серьёзные дозы нейролептиков. Если повезёт, ни один допрос не покажет, что эта сумасшедшая вообще покидала свою камеру. А сдохнет, тем лучше. С самого первого дня заключения Лора была проблемой, а проблемы Карис Мелл очень не любил.

* * *

— Мне нужно увидеть Альда Дира. — Сая сидела на лазаретной койке и спокойно смотрела мужу в глаза. — Это необходимо... чтобы всё закончить.

— Если ты этого хочешь. — Умом Дор понимал, что Сая должна окончательно избавиться от мучительных переживаний прошлого, но тем не менее опасался, что вид вербовщика снова разбередит его жене душу, так сильно искалеченную самим Альдом в том числе. И хотя доктор Ридс клялся, что динамика не просто положительная, а вызывает полнейший восторг, Дора терзали сомнения. Но тянуть было бессмысленно. До дня объявления генерального расследования оставалось чуть меньше недели.

— Я распоряжусь, — кивнул он, — Дир будет здесь через пару минут. — И быстрым шагом вышел из палаты.

Альд Дир осторожно прикрыл за собой дверь и тут же столкнулся со смотрящими на него жемчужными глазами в золотых крапинках. Сая уже могла сидеть, а иногда и вставать, её лицо порозовело, обретя более-менее здоровый цвет, и его больше не заливала восковая бледность. Девушка смотрела на него спокойно и без злобы, но Альду всё равно было неуютно. Ридс блестящий психотерапевт, Дир был уверен, что тот сможет помочь Сае справиться с чёрной бездной отчаяния, но как обстоят дела в реальности? Альд Дир знал, что за маской дружелюбного спокойствия может скрываться всё, что угодно. Он знал это лучше других.

— Добрый день, мадам Стайн. Вы сегодня замечательно выглядите. Надеюсь, ваше полное выздоровление не за горами.

— Я и чувствую себя лучше. Оба доктора хором говорят, что динамика стабильно положительная.

— Очень рад. — Дир плохо представлял себе, что говорить, капитан просто приказал ему явиться в палату, не опускаясь до объяснений, и Дир мог ждать чего угодно. Поэтому он молчал, выжидательно глядя на Саю.

— Вы ведь хотите спросить, как прошёл курс психотерапии? — Сая устроилась поудобнее, подтянув ноги к подбородку.

— Я выслушаю лишь то, чем вы сами решите поделиться со мной. — Альд подошёл поближе, отметив про себя, что девушка больше не дёргается при его приближении.

— Доктор Ридс потратил много времени, стараясь, чтобы я простилась с прошлым. Мне даже пришлось пить какие-то таблетки. Я сначала не верила, что он может мне чем-то помочь. Но... Знаете, господин Дир, в какой-то момент я всё же поняла. Да... я поняла. Правда. Всё то, что случилось... тогда, три года назад... вы знаете, всё это происходило с одной ваганткой по имени Сая Хоук. Эта девушка давно умерла. — Сая смотрела вербовщику в глаза. — У меня с ней общее только имя.

— Я рад, — очень тихо произнёс Альд Дир, — что вы больше не поливаете цветы на её могиле.

Он вышел из палаты так же тихо, как и вошёл, и медленно направился к лифтам в глубокой задумчивости. Он не слышал приветствий сослуживцев, пару раз столкнулся с кем-то, машинально извиняясь, на ощупь вызвал лифт и в той же задумчивости поехал на самый верх. У кабинета капитана он уселся в кресло для посетителей и молча замер в странном оцепенении, сплетая пальцы и глядя куда-то сквозь стену. Издали можно было решить, что Альд Дир ещё не отошёл от терапевтического транса.

— Дир? — Из погружения в себя его вывело потряхивание по плечу. Капитан слегка наклонился над ним с встревоженным видом. — Вы в порядке? Вы похожи на лунатика. Вы были у Саи?

— Так точно, — Альд с трудом сбросил с себя странную одурь, — я как раз оттуда. Должен признать, методика Ридса творит чудеса. Вашу жену не узнать, совсем другой огонёк в глазах, и физические травмы тоже почти прошли. А что до психотерапии, её, конечно, нужно было провести гораздо раньше, но... Про сослагательное наклонение вы и сами всё знаете.

— Так как прошёл ваш визит? Или это должно остаться между вами? В таком случае я не буду настаивать. — Дор опасался, что так оно и будет. О чём бы там ни говорили Сая и Альд, это относилось только к ним двоим.

— Нет, ничуть. Ваша жена ни единым словом не дала понять, что наш разговор нельзя разглашать. Вы знаете... — Дир поднял на капитана прозрачные бледно-зелёные глаза, и Дор поразился их выражению. Складывалось полнейшее впечатление, что Альда Дира огрели пыльным мешком по голове. — Такое странное ощущение... Со мной это впервые, господин капитан. И это непривычно.

Дор слушал, ни черта пока не понимая, но видел, что его заместитель и впрямь серьёзно ошарашен... обескуражен?..

— Да, это непривычно и странно, — продолжал тем временем Альд Дир, — нечто подобное пытался объяснить мне отец Никлас, когда я был в его храме... про искупление, про исповедь... я далёк от этого, господин капитан. Но сейчас... не знаю, поймёте ли вы... я сам плохо понимаю... потому что это странно, непривычно и немного пугающе. Это чувство... когда ты знаешь, что ты прощён.

Глава 37

— Да вы что все, с ума посходили? — Сая изумлённо переводила взгляд с Дора и Альда и обратно. — Вы... Я даже не знаю, кто из вас дурнее. — Девушка возмущённо передёрнула плечами и тут же тихонько охнула, непроизвольно начав поглаживать руку в эластичном фиксаторе. Саю уже перевели в «гостевую» с обязательным посещением врача и курсом восстановительной терапии. Дор смотрел на неё и только диву давался результатам методики Маттиса Ридса. Дира девушка уже не боялась, относилась к нему, как к другим сослуживцам, и даже подшучивала над ним, в основном на тему фаворитов у трона. Шутки Дир терпел, предпочитая более не нарываться, а в глубине души даже радовался переменам, произошедшим с Саей. Бывшую вагантку изрядно побила жизнь, и даже законченный циник типа Альда Дира признавал, что эта полоса должна была когда-нибудь закончиться. Да и проблем с капитаном теперь, наверное, станет на одну поменьше.

— Сая, ты должна свидетельствовать на комиссии, — повторил Дор, — и рассказать, что «Ферал» целенаправленно сближался с твоим автомобилем, провоцируя столкновение. Что это была не случайность. А потом в дело вступит Дир.

— Комиссия! — Сая продолжала баюкать руку и старалась не встречаться лишний раз ни с чёрными глазами, ни с бледно-зелёными. Вся эта авантюра с генеральным расследованием ей очень не нравилась. Не в последнюю очередь из-за самого подозреваемого. — Да Спайт плевать хотел на ваши комиссии, расследования, свидетелей... у вас не свидетели, а цирк уродцев. — Внезапно она совсем по-детски ойкнула и закрыла рот ладошкой, испуганно глядя на заместителя командира.

— Да сделаю я пластику, — вздохнул Альд, чуть поморщившись, — я, в отличие от вашего супруга, шрамами щеголять не желаю. Но вы правы, мадам Стайн, свидетели своеобразные, и поэтому я присоединяюсь к просьбе господина капитана. Вы нужны нам как свидетельница, тем более пострадавшая. Вы жена командира и довольно очевидная цель. Вам следует рассказать об этом инциденте на комиссии.

— Далась вам эта комиссия! — Девушка шмыгнула носом, на секунду став похожей на насупленного зверька. — Не будет премьер вас слушать, ни вас, ни канцлера... вы просто идёте в пасть рыжего волка, сами, добровольно! Вы же не выйдете оттуда... — Она чуть не расплакалась, но взяла себя в руки, и только Дор видел, как сильно она боится за него. И не только за него, что удивительно.

— Сая, нас никто не арестует в кабинете министров. Мы подчиняемся Гарту, ему и решать. А Гарт никогда не предпринимал неверных шагов. Если он собрался создать комиссию для генерального расследования, значит, у него уже всё просчитано. И наша задача помочь ему вывести премьера на чистую воду. А для этого у нас есть всё.

— Что у вас есть? — чуть ли не в голос закричала Сая и снова шмыгнула. — Ты сам говорил, что твои свидетели это сборище маргиналов. И господин Дир это подтвердил. Думаете, кабмин будет слушать этого уголовника? Или террористку?

— Она не террористка, — покачал головой Дор, — она осуждена по сфабрикованному обвинению.

— А премьеру на это плевать! Для него Лора Грис сумасшедшая маньячка, у которой дома нашли целый арсенал! Да её даже не позволят конвоировать в Дом Правительства! Господи, ну неужели вы не видите, что эта ваша... авантюра просто ковровая дорожка в изолятор! Вы собираетесь обвинить главу государства! И в чём! В создании деструктивной секты, в организации двух убийств, одного покушения на убийство, взломе серверов Государственной библиотеки и нашего отдела. Знаете что? Вы психи. — Она воинственно задрала подбородок и со свирепым видом уставилась в окно.

— Мадам Стайн, — Дир улыбнулся краешками губ, — позвольте прояснить для вас пару моментов, касающихся генерального расследования. Создание комиссии такое же исключительное право канцлера, как и право помилования для премьер-министра. В случае объявления генерального расследования собирается целиком весь кабмин, и ни один министр не имеет возможности отказаться от присутствия на комиссии. Генеральное расследование вещь чрезвычайная, я за всю свою службу ни разу не сталкивался с ним. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать, сколько их было всего. Гарт соберёт комиссию, на которой будет присутствовать правительство в полном составе, и выложит свои доказательства, касающиеся «Истоков» и прочих интересных вещей. На генеральное расследование нельзя наложить вето, эта норма прописана в Конституции и в приложении «Кодекса о правонарушениях и антиобщественных деяниях». Спайту придётся выслушать аргументы Рифуса Гарта, а так же наши. На глазах у кабинета министров.

— Рифус Гарт не бог, — обернулась Сая и пристально посмотрела сначала на Альда, а потом на Дора. — И вы не боги. Я знаю, что вас бесполезно отговаривать, слишком многое поставлено на карту. И присяга не даёт вам возможности отойти в сторону. Но я не понимаю, как вы сможете убедить кабмин. Любое ваше доказательство можно с лёгкостью вывернуть наизнанку.

— Скажите, мадам Стайн, — Альд подошёл на пару шагов поближе, но Сая больше не дёргалась, закусив губу, — я... могу... скажем так, вызвать страх?

Дор слегка напрягся. Хоть Сая и избавилась от мучительных переживаний, никто не знал, насколько далеко девушка отпустила своё прошлое. Общее с Альдом Диром.

— Да. — Сая тоже сделала шаг по направлению к Диру и посмотрела ему в глаза. Теперь уже вербовщик чуть было не отступил, столкнувшись с взглядом серых глаз в золотистых крапинках. — Да, вы можете вызвать страх. Я бы даже сказала, что именно это ваш главный талант, а вовсе не психологические причуды и втирание в доверие.

— Магнус Спайт такой же человек из плоти и крови, как и все мы. Он так же подвержен страху...

— Хотите запугать премьер-министра? — Сая засмеялась, но как-то невесело. — Знаете, в своё время мне казалось, что капитан находится под сильным вашим влиянием. Теперь я вижу, что у вас прямо-таки симбиоз. Вы ведь от Дора этого набрались: запугивания там, сведение счетов...

— Сая, всё. — Дор понимал, что жена волнуется за него, но бесконечные всхлипывания начали его понемногу утомлять. Дор хорошо помнил лекции Гарта о важности холодной головы. — Ты будешь свидетельствовать перед кабмином наравне со мной и Диром. Твоя задача рассказать о той поездке и покушении. Всё остальное это наша работа. И запомни: всё, что ты скажешь, тебе потом придётся повторить в суде.

— Дойдёт до суда? — передёрнула плечами Сая. — Может, ещё и до смертного приговора? А ты будешь делать инъекцию? Нет, всё-таки вы психи. — Пропищал звонок, напоминающий, что Сае пора на процедуры.

— Она за вас боится, — заметил Альд, направляясь в медблок, — необходимо, чтобы госпожа Мирр-Гарт ввела её в терапевтический транс. У Саи слишком лабильная психика, она может впасть в ступор, когда попадёт в Дом Правительства. Я бы на вашем месте не медлил.

— Вы хоть не начинайте. — Дор боялся за Саю гораздо больше, чем она за него. И хоть девушка постоянно возмущалась, что она не стеклянная и пылинки с неё сдувать не надо, Дор категорично сообщил, что пока она не пройдёт полный курс физиотерапии, и речи быть не может о всяких нарушениях режима или переезда домой из «гостевой». Для Дора Стайна Сая всегда оставалась хрупкой и беззащитной девочкой с глазами бельчонка, которую судьба вручила ему как самый драгоценный подарок. Он обернулся к Диру, который уже вызвал лифт.

— Не забывайте, о чём мы с вами говорили.

Альд кивнул, искренне надеясь, что ему не придётся быть телохранителем. Для Саи Стайн опасность миновала, но Дор поверит в это лишь тогда, когда на запястьях лысого толстячка защёлкнутся браслеты.

* * *

— Что скажете? — Канцлер опять перешёл на «вы», подчёркивая, что сейчас они с капитаном на равных. Разборки и мордобой остались в прошлом, как и всё безумие последних недель. Теперь всё или ничего, либо Гарт доводит дело против Магнуса Спайта до суда, либо они с Дором вылетают со службы и отправляются в зал слушаний теперь уже в качестве обвиняемых. О своей возможной статье Дор старался не думать. Вместо этого он протянул Рифусу Гарту планшет с паролем. Тот ввёл пятнадцать цифр, подождал несколько секунд и впился глазами в убористые строчки. Лицо его почти ничего не выражало, но переносицу прорезала складка, а светло-карие глаза напряжённо вчитывались в записи. Наконец он отложил планшет и закурил, повернувшись к окну. Дор помолчал и откашлялся:

— Эта информация получена противозаконным путём. Комиссия может не прислушаться к этим выводам.

— Прислушается, — бросил канцлер, не оборачиваясь, — на вашей совести взлом персонального компьютера и похищение конфиденциальной информации, и то чужими руками. Неприятно, но переживёте, а если всё обернётся в нашу пользу, то всем будет наплевать. На совести вашего зама и Шона Корка проникновение в сервер бухгалтерии министерства. Моего министерства. Не переживайте так. Я уволил системного администратора, отвечавшего за безопасность этих данных. Личность хакера установить не удалось, увы. — На этих словах Рифус Гарт слегка улыбнулся. У Дора зверски зачесались шрамы. Улыбающийся канцлер пугал его гораздо сильнее взбешённого. — Для всего остального у вас есть свидетели. Включая меня.

— Мои основные свидетели это кучка маргиналов, — тихо сказал Дор, — Альд был прав, и Сая тоже...

— Ваша жена такая же свидетельница, как и Линда Хард, как Норт Фрай, как Карис Мелл, в конце концов. Надо будет, и их притащим. Или этого вашего гипнотика, Мэта, или вообще святого отца. Ваша задача суммировать все обнаруженные факты и привести их к общему знаменателю. Черту подведу я. Да, вот ещё. Этот ваш отморозок из сателлита... Флинн, кажется... он не наломает дров? Ваши соплеменники не отягощены хорошими манерами.

— За пятнадцать тысяч он будет цитировать латынь не хуже Альда Дира.

— М-да? — Улыбка канцлера стала ещё шире, и Дор неосознанно вжал голову в плечи. Выше Гарта почти на голову, он всегда чувствовал себя в его присутствии в лучшем случае муравьём. В худшем муравьём, над которым уже занесена тяжёлая подошва. — Кстати о Дире. Он в состоянии явиться в Дом Правительства?

— Так точно, — тихо ответил капитан, но от канцлера не укрылось странное выражение, на мгновение промелькнувшее на смуглом горбоносом лице.

— В глаза смотреть. У вас опять тёрки? Ментального взлома мало было?

— У меня нет претензий к своему заместителю. Как и у моей жены. Теперь она обзывает его фаворитом у трона и всячески его подкалывает. Терапия Маттиса Ридса дала весьма неожиданный результат. Но я рад, что Сая больше не трясётся при упоминании Альда. Меня это мучило ничуть не меньше, чем её.

— Сериальные страсти. Ладно, это ваши личные дела, которые мне неинтересны. Главное, чтобы Дир явился в кабмин и дал показания.

Дор помялся. Разговор Альда с Саей он помнил. Но запугать премьер-министра? Как бы лейтенант Альд Дир после таких выходок не вылетел со службы или что похуже.

— Что с Амбисом?

— Сидит на минус тридцатом, без контактов с надзирателем. Я провёл очную ставку с Беллой Райт и Артуром Пейнзом. Оба подтверждают, что именно этот человек входил с ними в контакт, как бы этот контакт не назывался.

— Сам Амбис?

— Отрицает всё.

— Будете ломать?

— Так точно. Эдером Фростом. При всём честном кабмине.

— Это крайняя мера, Стайн, постарайтесь не прибегать к ней. Что-то мне подсказывает, что мы обойдёмся и без ментального взлома, и без заламываний рук.

— Господин канцлер, — голос у Дора внезапно сел, — разрешите...

Гарт смерил его взглядом, в котором едва заметно угадывалась лукавое подозрение.

— Если всё пройдёт... как задумывалось... вы займёте пост премьер-министра? — На последних словах Дор шумно сглотнул, отчего кадык резко дёрнулся.

— Я что, больной? — удивился Гарт и даже брови задрал. — Мне вот этого вот, — он обвёл взглядом просторный светлый кабинет и чуть не сплюнул, — хватает с избытком. Я с радостью вернулся бы на своё прежнее место работы, но вас тоже в рядовые не разжалуешь. Так что продолжите возглавлять Отдел, а я министерство. Уверяю вас, Стайн, желающих погреть жопой премьерское кресло не так много, как кажется. Высокий пост подразумевает серьёзную ответственность, а с этим в Ойкумене не очень. Даже подконтрольным мне ведомствам я доверяю процентов на восемьдесят. Рассчитывать я могу только на вас. И всё.

Дор употребил всю силу воли, чтобы выдержать взгляд светло-карих глаз. Его должно было греть доверие канцлера, но так же он понимал, что в случае... м-м-м... неблагоприятного исхода он, Дор Стайн, отправится в изолятор первым. Или вторым. Оптимизма это ему не добавляло.

Гарт несколько минут молча наблюдал за подчинённым, а потом сообщил мраморному пресс-папье на столе:

— Бригада всё обращает на пользу. Вы свободны, Стайн, идите и выспитесь. Вы похожи на лунатика.

* * *

После ухода Дора Гарт выкурил ещё сигарету, а потом внезапно набрал транспортный отдел.

— Машину через две минуты. К основному входу.

* * *

Вместо того, чтобы поехать домой и выспаться по совету канцлера, Дор направился обратно в Отдел, только не в свой кабинет, а в «гостевую» к Сае. Он слишком соскучился по ней за эти недели, пока девушка проходила курс физиотерапии, а сам он раненым вараном носился по всему конгломерату в поисках новой информации по «Истокам». Лора Грис делала свою работу, запертая в стенах тюрьмы, Дор же мог позволить себе свободу передвижения. И его свобода стоила свободы ещё троим обнаруженным проповедникам в городе и сателлитах, а так же одному шаману с Западной оконечности, который в поисках волшебных грибочков зашёл слишком далеко. В общем, время Дор Стайн проводил с пользой и теперь до дрожи хотел расслабиться.

Он уже подъезжал к зданию со шпилем, как его с визгом обогнал министерский автомобиль, и Дор успел краем глаза заметить в окне знакомый профиль. В желудок Дору словно чугунный шар провалился. «Господи, что успело случиться, если Гарт чешет сюда на таких скоростях?» Он приказал поднажать и выскочил из машины одновременно с Рифусом.

— Господин канцлер...

— Спать иди, — на ходу бросил Гарт, — ты мне не нужен. Я не к тебе. Я к своей жене.

Дор ошарашенно замер, глядя Гарту в спину, а потом облегчённо выдохнул. «Чёртова паранойя...» Он облокотился о прохладный красноватый мрамор и закурил. Видимо, Рифуса Гарта терзали те же проблемы, что и его, Дора. С этими «Истоками» он уже и не помнил, когда они с Саей были вместе. Дор щелчком отправил окурок в урну и непроизвольно погладил шрамы на затылке. Да к чёрту всё. Завтра им с канцлером предстоит доказывать кабмину, что премьер-министр замешан в деле о религиозной секте, вокруг которой множатся трупы. Завтра им предстоит обвинять первое лицо государства, ставить на кон свою репутацию и профессионализм, рисковать своей свободой, в конце концов. Но это будет завтра... Дор приложил удостоверение к сканеру и зашёл внутрь.

— Никуда я тебя завтра не пущу, — пробормотала Сая, уже проваливаясь в сон, — ни на какие генеральные расследования... Пусть Гарт расследует генерально, если ему так упёрлось...

— Сая...

— М-м-м... — Девушка устроилась поудобнее, осторожно положив руку в фиксаторе поверх покрывала. — Я всё понимаю... Я же знала, на что шла... за кого шла... Не волнуйся, Дор, у вас всё получится. Я точно знаю.

— Откуда? — Дор перебирал русые волосы, отгоняя крамольную мысль, что он делает это в последний раз.

— Я с тобой не первый год, — прошептала Сая, — и в Отделе тоже... Гарт был прав, говоря, что у тебя есть все ресурсы... чтобы свалить Спайта.

— Вот ты смешная, бельчонок. То с утра чуть ли не ядом с клыков капала на нас с Диром, а теперь вот страстная убеждённость, что наше дело правое.

— Ну я же живой человек. Я боюсь за тебя. Это нормально. А госпожу Мирр-Гарт ты тоже вызовешь?

— Если понадобится. Лора Грис влезла в код «Гипноса», возможно, мне понадобятся показания Алби. Мне, Сая, сейчас понадобятся все... — Он повернулся к лежащей на спине девушке. — Гарт шутит, что вызовет отца Никласа. А я бы вызвал. Священник в кабинете министров...

— Рядом с твоим утырком из сателлита. — Сая тихонько рассмеялась. — Да у тебя там зоопарк похлеще Внешнего мира будет.

— И мы с Гартом главные штырьки. Всё, хватит. Я не для того в Отделе ночую, чтобы об утырках рассуждать. Т-с-с... Осторожно, руку не задень...

— М-м-м... а я уже сплю...

— Так я тебе и поверил.

Через четыре двери от комнаты Саи Рифус Гарт и Алби сидели за низким столиком и тоже обсуждали завтрашний день. Алби уже давно привыкла к мгновенным переменам настроений мужа. Пять минут назад она расцарапывала ему спину, задыхаясь от сумасшедшего напора, а сейчас они потягивали жёлтую настойку с неорганическим запахом и разговаривали как два давнознакомых деловых человека.

— Саю в транс погружала? — Гарт был серьёзен и сосредоточен, что никак не вязалось с багровыми пятнами на шее, которые ещё предстояло заклеивать регенерирующим пластырем. Приходить в кабмин в таком виде не рискнул бы даже государственный канцлер.

— Да, на пару часиков. У неё не нервы, а натянутый канат, хоть Ридс и говорил...

— Мне неинтересно, что говорил Ридс, я и так знаю результат. Мне она нужна спокойная и говорящая чётко и по существу. Психоз я отдаю на откуп Лоре Грис.

— Риф, но это такой скользкий момент... Она же ненавидит тебя, ты для неё олицетворение особистского произвола, равнодушного тарана, который сметает всё на своём пути. Господи, ты её посадил в тюрьму! И ты рассчитываешь на её показания?

— Стайн выбил у этой убогой из головы всю дурь. И даже если она заартачится, у меня ещё пачка свидетелей и доказательств.

— И ментальный взлом. — утвердительно добавила Алби.

— А как же. Но главный мой козырь вовсе не Лора или этот уголовник Флинн, не Стайн с его расследованием и даже не менталисты.

— А что? — Алби непонимающе вытаращилась и сделала маленький глоток. Замыслы мужа были для неё полнейшей загадкой.

— Не «что», а «кто». Сюрприз. Не хочу открывать карты раньше времени, пусть премьер охренеет, да и мы все тоже. Люблю классический театр.

— Боже мой, Риф, ты завтра можешь лишиться должности и свободы, а всё шутки шутишь. — Алби со вздохом допила настойку. — Что ты за человек. Ещё расскажи, что у тебя есть план по приведению к присяге нового премьера.

— Конечно есть. — Гарт потянулся, разминая затекшие плечи, закурил и сообщил, слегка улыбнувшись: — У меня есть план, есть «тёмная лошадка», которая затопчет нашего очаровательного пупсика Спайта, есть кандидат на его опустевшее кресло и всё такое прочее. Алби, я всё это предвидел, ещё когда только вступил в должность канцлера. Я знал, что Спайт в итоге начнёт против меня игру. Виктимность, Алби, это такая штука, которую даже трансом не возьмёшь. Спайт чувствует себя крысой, загнанной в угол, хотя бы эта крыса находится лишь в его воображении. Я никогда не жаждал канцлерского кресла и уж тем более премьерского. Я был на своём месте в качестве командира «Красного отдела». Спайт устроил моё назначение в министерство, руководствуясь интересами Ойкумены. Но они пошли вразрез с его собственными. Власть, я уже говорил Дору. Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Спайт знает, что, будь у меня желание, я смёл бы его даже не вспотев. И он не верит, что у меня нет таких амбиций.

— А теперь из-за его страха потерять трон погибли люди.

— А я говорил тебе. Эта дикая история с «Истоками». Дичь, Алби, дичь полнейшая, у меня мозг отказывался воспринимать, настолько это дичь. Но для паука типа Магнуса Спайта чем больше наворотов, тем лучше, он интриган, не забывай, он из цензурного, оттуда выполз. Хотя и канцлер из него был неплохой, лишь душа тянулась ввысь, к премьерству. К главному посту в Ойкумене. Вот только стержень у него не тот.

— Он и без стержня засадит тебя по соседству с Лорой.

— Ты что, — удивлённо присвистнул Гарт, — думаешь, кабмин мне не поверит? Их право, но я уже сказал, у меня есть джокер. Алби, бригада всё обращает на пользу, и ты увидишь это своими глазами. А сейчас дай мне пластырь, у тебя совести нет вообще, даже без «скея».

* * *

Гарт и Алби уже давно спали; тихонько вздыхала во сне Сая, уткнувшись головой Дору в плечо; на жёсткой койке, скорчившись в позе эмбриона и натянув покрывало с головой, тонула в водовороте горячечных сновидений Лора Грис, а Мозг дрых на широченной кровати, под которой валялись пустые бутылки и ореховая шелуха. Город окутала тёмная безлунная ночь, душная и жаркая, как перед невиданной силы грозой. Ветерок, ещё недавно шевеливший тонкие ветки посаженных в кадки деревьев, стих, и воздух наполнял лишь стрёкот цикад да редкие хриплые рыки припозднившихся машин. Каньон ночью казался чёрной трещиной в земле, и на дне не было видно реки. Смотровые площадки пустовали, и некому было заметить одинокую фигуру, сидящую на корточках у самого обрыва и медленно, в глубокой задумчивости кидающую в тёмную пропасть острые камешки.

Диру не спалось. Не спалось настолько, что он встал, несмотря на боль, которая была теперь постоянной его спутницей, на ощупь оделся, иногда замирая от горячих волн, пробегавших по спине, и на цыпочках вышел в коридор медблока. В коридоре не было ни души, и Альд уже понадеялся было, что его исчезновение не заметят, как из ординаторской высунулась встревоженная мордочка Фила.

— Господин лейтенант, вам нельзя! Вы куда?..

— Молчать. Выйду, продышусь пару часов и вернусь. Я уже вполне в состоянии ходить и даже водить машину.

— Но... а как же...

— Я сказал, уйди с дороги. Ничего твой Вирс не заметит, если сам не проболтаешься, я вернусь ещё до рассвета.

— Давайте, я пойду с вами, — заикаясь, предложил Фил, в красках представляя, что с ним сделает Эдвин Вирс, если узнает о ночной отлучке пациента, — вдруг у вас голова закружится или вам станет нехорошо...

— Мне нехорошо, когда я тебя вижу. Всё, вали в свою каморку. — Дир оттёр несчастного медбрата, что-то обречённо пискнувшего, и направился к лифтам.

Он вывел с парковки свой автомобиль, обычный седан без глазастых фар и откидной крыши, завёл мотор и выехал на шоссе, ставшее для него рубежом. Он вёл автомобиль бездумно, только периодически бросал взгляды в зеркало заднего вида. Его путь лежал в каньон, туда, к дальней смотровой площадке, где так недавно и так давно рыдала ему в жилетку Линда Хард. Если бы Альда Дира спросили, зачем он едет туда, он не нашёлся, что ответить. Но рыжие скалы упрямо притягивали, и через сорок минут Альд вышел из машины, прошёл мимо смотровой, где и днём-то людей не было, поднял с земли горсть острых камешков и швырнул их в пасть каньона. Потом он несколько минут просто дышал полной грудью, наслаждаясь ночным воздухом, который здесь, у обрыва, был совсем не такой, как в Центре. Воздух успокаивал и одновременно прочищал мозги. Альд подошёл поближе к рыжим уступам, в темноте почти сливающимся с глубокой и опасной пропастью, сел на корточки и запустил в реку ещё пару камешков. На долю секунды он наклонился сильнее, чем следует, и ему в глаза посмотрела Бездна. Бархатная чернота звала, манила, обещала избавление ото всех тревог, только сделай шаг... и всё кончится, весь этот ужас, тридцать лет ужаса и безысходности... больше не будет всей этой тщательно замаскированной ненависти, которая сопровождала его всю жизнь... не будет больше чёрно-белых снов, от которых не помогали никакие таблетки, да что там, «рубиновый рассвет», и тот не помогал... «Твоя жизнь, Альд Дир, — шептала ему Бездна, — что такое твоя жизнь? Иди ко мне, избавь мир от своей загадочной персоны, и все вздохнут с облегчением. Иди ко мне, я уже давно с тобой знакома, зачем ты так долго оттягивал нашу долгожданную встречу... Ты мёртв уже много лет... мёртвым не нужно прощение...» Альд наклонился ниже, чувствуя, как из-под подошв в пропасть сыплются песчинки, наклонился, в последний раз всмотрелся в бесконечную мглу, говорящую с ним, и вдруг отшатнутся, потеряв равновесие и растянувшись на жёсткой, выдубленной земле. Перед глазами его плавали цветные круги, а к горлу подкатывал едкий комок.

«Не дождёшься. Вот не дождёшься. Я сделал свой выбор, пусть и сам с трудом принимаю его. Слышишь, ты! Тьма из глубин. Тебе меня не получить. К тебе приходят только слабые, а слабым Альда Дира не мог назвать даже самый заклятый его враг.»

Он с трудом сел, дрожащими пальцами нашарил сигареты и несколько раз судорожно затянулся, пытаясь скинуть накатившую на него одурь. Он сам не понимал, как смог удержаться и не броситься в объятия вековечной тьмы, разом решив все свои проблемы. Он вспомнил шестнадцатилетнего мальчишку, в немом ужасе смотревшего, как в затылок его отца вонзаются тонкие гвозди. «То, что нас не убивает сразу, потом не убьёт никогда. Моя загадочная персона ещё наведёт изрядного шороху по всей Ойкумене, а триумфальный выход завтра. Вот тогда и посмотрим, достоин ли я звания лучшего психолога Отдела и главной страшилки всех эмпатов и приравненных к ним. Жаль только, что Беллу я так и не приласкал...»

Несколько часов Альд сидел на краю обрыва, в котором гипнотизирующий шёпот Бездны сменился обычной темнотой почти стометровой пропасти, сидел, курил и выстраивал в голове стратегию завтрашнего неравного боя с Магнусом Спайтом. Когда картинка в голове окончательно сложилась, он отправил последний бычок прямиком в невидимую реку, сел в машину и на полной скорости вернулся в Отдел. Рассвет ещё даже не брезжил, и Эдвин Вирс так и не узнал, что его самый тяжёлый пациент вульгарно сбежал ночью покататься вдоль каньона.

Глава 38

Дор со вздохом осмотрел парковочную площадку для автомобилей на нижнем уровне, куда можно было проехать исключительно по спецпропуску. У капитана и канцлера такие пропуска были, остальным Гарт выписал разовый допуск, и теперь стоянка была заполнена самыми разными машинами, некоторые были с проблесковыми маячками, а некоторые с пуленепробиваемыми стёклами и бронированными дверями.

Почти у самого лифта стоял чёрный блестящий автомобиль представительского класса с мигалками и эмблемой министерства специальных служб. В этот раз Рифус Гарт прибыл в Дом Правительства как подобает государственному канцлеру, с пронзительным воем сирен, двумя «кортежниками» по бокам, со слепящими проблесковыми и перекрытием улиц. Город должен был видеть, что происходит нечто экстраординарное.

В самом дальнем углу парковки, отделённый от автомобиля министерства частоколом столбиков с номерами, тёмной громадой возвышался микроавтобус с узкими, как бойницы, зарешёченными окнами и серо-жёлтой полосой вдоль корпуса — спецтранспорт государственной тюрьмы, выдерживающий чуть ли не прямое попадание снаряда, оборудованный защитой от химических атак, поджогов и попыток взлома; настоящая крепость на колёсах. Внутри, зажатая между громилами-караульными, со скованными руками сидела, низко опустив голову, худая измождённая женщина с длинным носом и мышиного цвета волосами. Лоре Грис предстояло свидетельствовать перед премьером и кабинетом министров, но пока она была намертво пристёгнута к жёсткому сиденью автозака.

Рядом с тюремным микроавтобусом стояла почти точная его копия, лишь полоса была красной, а броня на корпусе чуть потоньше. Внутреннее помещение для арестованных было разбито на две части, разделённые звуконепроницаемой перегородкой. В первой сидел, также в наручниках, Артур Пейнз, а во второй женщина, в которой только очень наблюдательный человек признал бы красавицу Беллу. Сейчас роскошная блондинка казалась тенью самой себя, бледная, заплаканная и без косметики. Руки Беллы были свободны, но, кажется, её это совсем не радовало.

Чуть поодаль, почти неразличимый на фоне тёмных стен, стоял неприметный автомобиль с опущенными шторками. Дор скользнул по нему взглядом. «Бедняга из сателлита тоже, небось, на похожей ездил... интересно, он ещё жив?»

Сам Дор тоже решил на этот раз воспользоваться своим правом на маячки, и его машина с визгом летела по шоссе, заставляя водителей провожать её ошарашенными взглядами. Сейчас чёрный седан с красными номерами занял своё место у столбика номер три.

Неподалёку виднелся серый автомобиль Альда; рядом стоял служебный кроссовер, привёзший Саю и Алби; Мозг добрался до правительственного квартала на автобусе и подпирал стену, таращась бесцветными буркалами на «Фералы» и поминутно пытаясь сплюнуть, а почти у самого выхода недоумённые взгляды притягивал простенький мопед. Отец Никлас предпочитал скромность во всём и транспорт выбрал себе недорогой и практичный. Небольшой мопед смотрелся в окружении «кортежников» и махины автозака как котёнок среди рыжих волков.

Гарт подошёл к Дору и несколько секунд молча изучал лицо подчинённого. Дор Стайн выглядел спокойным, но канцлер видел, что молодой человек похож на натянутый канат, хоть внешне это почти не проявлялось. Только зрачки были чересчур расширены, отчего глаза Дора казались целиком залитыми чернотой. «Ну что ж, вот и пришла пора выяснить, насколько хорошо я тебя вымуштровал. Одно дело Берга провоцировать, выпрашивая какой-то жалкий вертолёт, и совсем другое — обвинять премьер-министра. Только не сорвись... сателлитчик. Потому что защитить тебя сегодня я не смогу». Вслух же Гарт отрывисто бросил:

— Пойдёмте, Стайн. Остальные ждут вызова в холле, кроме арестованных. Кайт, по звонку конвоируете мадемуазель Грис, вы, Ледс, сопровождаете нашего миссионера, если понадобится, то и Беллу. Ред, на вас этот типчик, Флинн. В вашем присутствии он вряд ли начнёт возникать.

Двери лифта призывно распахнулись, приглашая собравшихся поехать на верхний этаж, в самое сердце Ойкумены, туда, где принимались законы и назначались министры, туда, где решались судьбы, а сегодня должно было решиться ещё несколько.

* * *

— Вы ведь психолог. — Сая смотрела на Дира с каким-то странным выражением в глазах, смесью страха, горечи и... надежды. — Вы можете хотя бы предположить, чем там... — она выразительно покосилась на закрытые массивные двери, — всё закончится?

В огромном холле с мягкими удобными диванчиками для посетителей, изящными светильниками и картой Ойкумены во всю стену Сая чувствовала себя испуганным зверьком, которого уже окружала свора охотничьих псов.

— Мадам Стайн, — Альд с трудом подавил раздражённый вздох, — я не знаю, как мне убедить вас, что всё закончится так, как надо капитану и Рифусу Гарту. Вам нужна психология, что ж, извольте. В этом расследовании ключевую роль играет человеческий фактор. Не сложные конструкции с обрубанием концов и наймом киллеров, не изощрённые интриги и не страшные тоталитарные секты, призывающие идти за Грань. Человеческий фактор, мадам Стайн. На нём всё держится. И я, как психолог, постараюсь на этом сыграть, когда придёт время. А возможно, канцлер даже не вызовет меня в качестве свидетеля, если предъявленных доказательств окажется достаточно.

— Канцлер запретил подключать к этому делу «Гипнос»... — Сая с такой тоской вперилась Диру в глаза, что тот чуть было не отшатнулся. — Почему? Ведь мы могли бы...

— Нет, мадам Стайн, — Альд покачал головой, — канцлер совершенно прав. Забудьте вы уже про теорию вероятности, про всякие процентные соотношения и прочую лабуду. Есть только два варианта исхода, пятьдесят на пятьдесят. Вы хотели бы видеть... м-м-м... вторые пятьдесят процентов? И я не хотел бы. Сейчас не надо заглядывать в будущее, которое не изменишь. Проект «Гипнос» разрабатывался не для этого. Сейчас всё зависит от нас самих, а не от стимулированных сновидений и радиоактивной водички.

— Я так хочу верить, — прошептала Сая, отвернувшись от вербовщика, — что... Дора не посадят в тюрьму...

— Прошу вас, не паникуйте раньше времени. Насколько я успел узнать вашего мужа, его не так-то легко скинуть со счетов.

— Вам хорошо, — девушка упрямо кусала губы, так и не подняв головы, отчего Дир видел только русый затылок и чуть подрагивающие плечи, — вам не за кого переживать, у вас никого нет. Вы не знаете, каково это: бояться за близкого человека... Простите. Кажется, меня куда-то не туда понесло.

— Я тоже любил, — спокойно сообщил Дир, — но это было так давно, что я уже и не вспоминаю.

— Простите, это не моё дело, — Сая чувствовала себя форменной идиоткой. Ну вот кто её вечно тянет за язык? Но Альд Дир, казалось, совершенно не смутился.

— Это уже и не моё дело тоже. За давностию лет. Вам не за что извиняться. Вы ведь, кажется, говорили, что мой главный талант вызывать страх? Я надеюсь, это... м-м-м... своеобразное умение мне сегодня не пригодится.

— Вас арестуют... Знаете, вы будете смеяться, но за вас я тоже боюсь. Потому что... Я знаю, что вы все правы, только кому нужна эта правда... Я боюсь, господин Дир. Очень.

— Вы пережили столько настоящих страхов, а сейчас теряете голову от простого разговора в кабинете? Я вас умоляю. Здесь вам нечего опасаться.

Сая уныло кивнула, не сильно, впрочем, веря словам Альда. Он подошёл на шаг ближе и провёл рукой в миллиметре от её волос.

— Не бойтесь, — повторил он, — если я хоть что-то понимаю в людях, Рифус Гарт не оставит на Спайте живого места. Как и ваш муж.

Алби, приоткрыв рот от удивления, наблюдала эту сцену, а потом внезапно повернулась к Сиду. Лейтенант Кайт смотрел на Саю и Дира с самым сумрачным видом. Словно почувствовав этот взгляд, Альд Дир что-то тихонько бросил Сае и подошёл к сослуживцам.

— Кайт, хватит так зыркать. Ты во мне дыру прожжёшь. Мои разногласия с мадам Стайн закончены, и нам нечего друг другу предъявить. Чего и тебе желаю.

— Думаешь, я тебе поверил? Сая никогда тебя не простит...

— Однако ж. Ридс и впрямь волшебник, как ни крути. Мадам Стайн простила меня. Не забыла, но простила. У меня такое впервые, Кайт. Можно забыть, но не простить, и это удел слабых душ. А можно простить, не забывая ничего. Мадам Стайн нашла в себе эти силы, и я готов снять шляпу, потому что это не может не вызвать уважения. Сейчас я для неё объект шуток и подначиваний, это реакция компенсации. Чудно, воистину чудно, — он покачивался, перекатываясь с каблука на мысок, — меня, насильника и садиста, получающего наслаждение от вида боли, моя жертва простила. А ты, Кайт, так и умрёшь непрощённым. Линда Хард слишком хорошо помнит, как ты свинтил из семьи.

— Для тебя, — Сид с трудом держал себя в руках, — Линда была всего лишь частью операции. И я помню ваше прощание. Знаешь, больше всего на свете я хотел тогда вломить тебе в челюсть, хоть Линда для меня уже ничего не значит.

— Линда Хард, — Альд прищурился, и Алби невольно передёрнуло, — сейчас ждёт ребёнка. Братика или сестричку Мэта.

— И что? — непонимающе вытаращился Сид. — Мне до этого какое дело? Подожди!.. Но Ральф...

— Ребёнок от меня, — бросил Дир и снова покачнулся, как кобра перед броском, — мы теперь с тобой товарищи по несчастью, оба в своё время покувыркались с Линдой в койке, и от обоих она залетела. Мы... слово забыл... в общем, теперь в каком-то смысле родственники.

Сид только молча открывал и закрывал рот, разом позабыв все слова. Алби даже сделала шаг назад. Она никому не говорила о просьбе Мэта, но Дир внезапно сам решил сообщить Сиду новость.

— Ну что ты как штырёк. Раз в жизни и я могу заняться сексом с женщиной так, чтобы она потом не мечтала повеситься. У твоего сынка будет братик или сестричка. И воспитывать этого ребёнка Линда будет сама. Мне это не надо, от алиментов моих она отказалась. Так что нам с ней нечего делить. А ты, повторюсь, умрёшь непрощённым. Я был светлой полосой в её жизни, а о тебе она и слышать не хочет. Как странно шутит судьба... — И Дир направился в комнату для курения, оставив Алби и Сида в немом изумлении смотреть ему вслед.

* * *

Дор ни разу в жизни не был в зале заседаний кабинета министров, он никогда не продвигался дальше приёмной канцлера и даже подумать не мог, что когда-нибудь перешагнёт порог Дома Правительства. Его должность не подразумевала частых визитов в массивное здание с колоннами, отделанное под старину. Гарт, как мог, описал ему регламент генерального расследования и строго-настрого приказал говорить только по существу, только когда к нему обратится он, Рифус Гарт, и только о том, что касается «Истоков».

— Наша задача доказать кабмину, что Магнус Спайт изначально был в курсе всей этой вакханалии и сам имел к ней непосредственное отношение. Наше личное к нему отношение кабмин не волнует. Все свои взбрыки, самоотводы, ментальные взломы и чьи-то там челюсти в сателлите оставь для мемуаров. Мэта Харда оставь для мемуаров, не гробь парню жизнь. Все эти семейные скелеты оставь гнить в их шкафах. Ты будешь тупо рапортовать о ходе расследования «Истоков», подробности за тебя расскажут свидетели, и только те свидетели, которых я позволю вызвать. Не забывай, нам нужно не просто доказать причастность премьера к этому дерьму, но и обезопасить самих себя. Ты не можешь позволить дискредитировать свой отдел.

— У нас слишком мало прямых доказательств... — начал было Дор, но осёкся под пристальным взглядом немигающих светло-карих глаз.

— Отставить нытьё. Повторяю: наша задача убедить кабмин. Если они поверят, отлично. Не поверят или Спайт заартачится — на этот случай в нашей колоде два джокера, как и полагается. Один это Стейн Амбис, которого Фрост и Трей будут ломать в присутствии членов правительства, другой... На твоём месте я бы начал с другого. Да. Так и поступим. Метальный взлом отложим до суда.

— Должен ли я докладывать о провале «Гипноса»?

— Да. — Гарт щёлкнул пальцами и едва удержался, чтоб не сплюнуть. — Хакер нужен нам во всей красе. Она хорошо помнит ту историю?

— Так точно, — глухо сказал Дор, — но это из разряда фантастики...

— А у нас вся жизнь это боевая фантастика, которая обывателям типа мадам Хард и не снилась. В общем, ты меня понял. Без моего позволения рта не раскрываешь. И вот ещё, — Гарт подошёл поближе, — забудь о том, что ты человек, что у тебя могут быть какие-то свои переживания и эмоции. Ты машина, моя машина. Которая не имеет права на сбой.

— Я вас не подведу, — тихо сказал Дор, — я сделал выводы из прошлых... недоработок.

— Хотелось бы верить, — хмыкнул канцлер, — потому что я твою задницу больше прикрывать не буду. Свою бы прикрыть. Ну, что встал? Пошли, хоть на кабинет министров вблизи посмотришь.

Зал заседаний был длинным и вытянутым, с панорамными окнами с одной стороны и десятками мониторов с другой. Во главе стола сидел толстячок-премьер, за его спиной тяжёлыми складками тянулся к полу государственный флаг. Почти в самом углу притулился столик пресс-секретаря. По обе руки от премьера, по шестеро с каждой стороны, сидели министры, и лишь одно кресло, справа, совсем рядом с Магнусом Спайтом, пустовало. Сегодня Рифус Гарт не собирался садиться за стол. Он прошёл к небольшой трибуне с парой микрофонов; обычно оттуда велись доклады глав ведомств. Но сейчас за трибуной стоял государственный канцлер, притягивая к себе полные нескрываемого любопытства взгляды. Не каждый день объявлялось генеральное расследование, не каждый день парковка Дома Правительства была забита самыми неожиданными автомобилями и не каждый день канцлер притаскивал с собой своего цепного пса, замершего сейчас неподалёку от пресс-секретаря. Пресс-секретарь неосознанно вжимал голову в плечи, не желая встречаться взглядом с лысым киборгом, и только безостановочно стенографировал любое произнесённое в стенах зала заседаний слово. Магнус Спайт решил возродить эту древнюю практику, обоснованно полагая, что помимо видеозаписей неплохо было бы иметь и подробнейшие стенограммы. Пресс-секретарь своё дело знал, но сейчас подушечки его пальцев взмокли от пота, оставляя на глянце планшета расплывающиеся следы. Нынешнее заседание было совсем непохоже на обычные министерские доклады.

— Рад приветствовать вас, — премьер прямо-таки лучился доброжелательностью, но Дор видел, что толстячок уж слишком дружелюбен. И слишком напряжён. Министры могли списать это на объявление генерального расследования — вещи настолько редкой, что пришлось бы лезть в архивы, чтобы выяснить, когда такое было в последний раз. Магнус Спайт был напряжён, но держал себя в руках превосходно.

— Я вижу, вы и капитана с собой взяли. Что ж, господин Гарт, время каждого из нас довольно ценно, ваше в частности, как и капитана Стайна, я полагаю. Мы слушаем вас очень внимательно. Признаюсь, не каждый день у нас собирается комиссия.

— Я благодарю кабинет министров за оперативный отклик и за то, что каждый нашёл время прийти сегодня сюда. Дело, из-за которого я объявил генеральное расследование, проходит по статье «Измена Родине» и подрывает основы государственной безопасности. Это дело касается Внешнего мира.

Зал заседаний взволнованно зашумел. Дор украдкой покосился на пресс-секретаря. Залысины несчастного стенографиста красноречиво блестели. С первых строк доклада стало ясно, что канцлер припас для министров те ещё сюрпризы.

— Тишина, — недовольно буркнул премьер, которого этот ажиотаж совсем не радовал. Через пару секунд шум стих.

— Благодарю. — Гарт бросил взгляд на Магнуса Спайта. — Господин премьер-министр, господа, я прошу сейчас выслушать меня и моего подчинённого, командира особой бригады, выслушать очень внимательно, и вы поймёте, что генеральное расследование в данном случае не моя блажь.

Министры не отрывали глаз от человека за трибуной. Дор незаметно сцепил пальцы за спиной. Началось. Теперь отыграть назад уже невозможно, Рифус Гарт запустил этот маховик, и всё, что оставалось Дору, — ждать сигнала.

— Несколько месяцев назад капитан Стайн доложил мне об одном необычном посетителе, который хотел попасть к нему на приём. С того момента и берёт отсчёт дело, которое я назвал «Истоки» и взял под личный контроль. Капитан ознакомит вас с подробностями, именно он вёл дело и возглавлял расследование. Прошу вас. — Гарт вышел из-за трибуны, освободив место для Дора. Тот, помедлив буквально долю секунды, подошёл к микрофонам.

— Десятого апреля сего года, — он почувствовал странную расслабленность и одновременно кураж, — моей аудиенции запросил священнослужитель...

— Простите? — Министр юстиции даже поправил очки от неожиданности. — Кто?

— Священник отец Никлас из церкви святого Михаила в Западном квартале.

— Священник? Запросил аудиенции у вас? — Кроме премьера и канцлера больше посвящённых в эту историю не было, и министр юстиции был неподдельно удивлён.

— Да, господин министр. Святой отец был чрезвычайно встревожен еретическими, как он выразился, слухами среди прихожан, а так же ещё некоторыми вещами. Он сам вам всё расскажет. — Дор прикоснулся к передатчику, через минуту двери распахнулись, и в зал вошёл пожилой худощавый человек с лицом, изборождённым морщинами, и седым ёжиком волос. На его шее белела колоратка.

Все взгляды обратились на сухонького священника, который отчаянно робел в присутствии столь высокопоставленных особ. Он периодически нервно сжимал пальцами простое деревянное распятие, а губы его что-то неслышно шептали, как подумал Дор, молитву.

— Разве не вы, капитан, должны поведать нам подробности дела? — Ортис Фейн скривил губы в полуусмешке-полугримасе. — Вы что, хотите притащить в зал заседаний правительства всяких... свидетелей, видимо? Вы сами неспособны доложить ситуацию?

— Я мог бы обойтись рапортом канцлеру. — После приснопамятной стычки с Бергом Дор научился держать себя в руках не в пример лучше. — Но эту историю лучше меня расскажут те, кто был её непосредственным участником, свидетелем или... потерпевшим. Всё началось с визита святого отца в мой кабинет. Я прошу вас выслушать его. Отец Никлас уже немолод, давайте не будем заставлять его лишний раз волноваться.

— Вы меня простите, капитан, — Ортис Фейн сознательно опустил обращение «господин», — но сколько у вас припасено таких «свидетелей»? Мы что, должны тратить время на каждого? Рифус Гарт заявил, что вы доложите подробности, ну так докладывайте.

— А вы, господин Фейн, видимо, давно не освежали в памяти регламент генерального расследования, — подал голос Гарт, всё-таки занявший своё место по правую руку канцлера, — который гласит, что кабинет министров обязан выслушать все свидетельства, изучить все вещественные доказательства, отчёты и экспертизы, после чего инициировать или не инициировать передачу дела государственному прокурору. Вы, господин Фейн, выслушаете и меня, и капитана, и святого отца. А так же ещё нескольких свидетелей, чьи показания настолько важны, что я велел доставить этих людей в Дом Правительства.

Дор не знал, чем вызвана взаимная неприязнь государственного канцлера и министра промышленности, хотя подозревал, что господин Фейн сам был не прочь возглавить самое денежное министерство Ойкумены. В конце концов, если уж Спайт из своего цензурного смог пробиться, то минпром...

Гарта Фейн бесил ровно по тем же причинам, а ещё Рифус Гарт знал, что все мечтания лысоватого министра никогда не сбудутся. Своего потолка Ортис Фейн достиг и мог лишь скрежетать зубами.

— Если господин Фейн более не возражает, то продолжим. Прошу вас, отец Никлас.

Старый священник неуверенно подошёл к трибуне и обернулся на Дора. Тот кивнул:

— Расскажите господам министрам всё, что вы рассказывали мне и Альду Диру. Это очень важно. Надо показать, с чего всё началось.

Отец Никлас кивнул, снова тронул распятие на груди и тихо, немного запинаясь, начал говорить, наклонившись чересчур близко к микрофону, отчего его голос иногда перекрывался шуршанием или треском.

— Ко мне в храм, я служу в церкви святого Михаила, однажды пришёл незнакомый юноша...

Пожилой священник говорил уже полчаса, и за это время лица собравшихся то вытягивались, то, наоборот, морщились от недоверия пополам с изумлением, а министр юстиции безостановочно вытирал платочком вспотевший лоб. Даже Ортис Фейн замер, не веря своим ушам, настолько святой отец говорил чудовищные вещи. Дор искоса наблюдал за премьером, но Магнус Спайт, знакомый с рассказом отца Никласа из доклада, лишь вежливо слушал, склонив круглую голову набок. По лицу Гарта вообще ничего невозможно было прочесть, хотя канцлер в глубине души слегка самодовольно улыбался. Первый свидетель достаточно серьёзно озадачил кабмин. От священника не отмахнёшься как от сателлитского угонщика или полусумасшедшей заключённой. Гарт мысленно поздравил себя с удачным началом. Пусть в кабмине собрались такие же атеисты, как и он сам, но где-то глубоко внутри у каждого человека присутствует определённый трепет при виде священника, искренне преданного своему делу: нести людям слово Божье. И только бедолага пресс-секретарь исходил седьмым потом, скрупулёзно фиксируя каждое слово старого пастора. Пальцы у пресс-секретаря дрожали.

— ...и я попросил господина капитана принять меня. Я... это ведомство... только там меня могли выслушать и не счесть умалишённым... — голос отца Никласа был уже почти не слышен, и старый священник опустил голову. Воспоминания о том разговоре с мальчишкой терзали его душу каждый божий день, и хотя Альд сказал, что они поймали главаря секты, отец Никлас так и не простил себе, что не нашёл тогда, в храме, подходящих слов.

— Благодарю вас, святой отец, выпейте воды, вы охрипли, — Дор аккуратно оттёр отца Никласа от трибуны и поправил микрофон, не дав министрам опомниться, — после этого рассказа я немедленно запросил аудиенции государственного канцлера, который взял это дело под личный контроль. Такие вещи, как призыв колонизировать Внешний мир, нельзя спускать на тормозах, прикрываясь свободой вероисповедания. Я отдал распоряжение погранслужбе усилить контроль рубежей, мой заместитель объездил чуть ли не все храмы Ойкумены в поисках каких-либо подобных речей и, к сожалению, нашёл. Я допросил мальчиков, которые пугали священников, считая это частью дурацкой игры. Квесты, очередное модное увлечение нынешней бесполой молодёжи. Юные мажоры не отдавали себе отчёт в опасности таких разговорчиков, потому что считали Внешний мир очередной страшилкой глупых взрослых. Мой заместитель так же вышел на женщину, которая попала в эту секту,"Истоки«, завоевал её доверие, и она написала чистосердечное признание, на основании которого мои люди задержали этих уверовавших во время их очередного собрания. Миссионер был доставлен к нам, допрошен с применением ментальной трансляции и полностью признал свою вину. Он признал, что проповедовал о грядущем Эдеме во Внешнем мире, которого достигнут избранные. Об этом, думаю, наш гуру расскажет сам. Впоследствии были задержаны ещё несколько проповедников, и сейчас секты «Истоки» не существует. Адептами занимается полиция, наставниками мы.

— Подождите... — Министр транспорта тёр виски. — Не так быстро, капитан, вы нас форменным образом запутали... Вы хотите сказать, что ваши люди ликвидировали эту... угрозу? Больше никто не хочет «раствориться во Внешнем мире»... боже, что за безумие...

— Так точно, господин Кейл. Секта уничтожена.

— Тогда... — Дин Кейл поднял на Дора подслеповатые глаза, и капитан увидел, что министр попросту обескуражен. — Тогда зачем Рифус Гарт объявил о генеральном расследовании? Если это дело закрыто и секты больше не существует? Что же он намерен расследовать?

Дор не успел ответить, как канцлер встал со своего места и внезапно широко улыбнулся. Дор, знакомый с улыбочками начальства не понаслышке, мысленно поёжился. Пришло время тяжёлой артиллерии. Он отошёл на всякий случай от трибуны, но Гарт решил вещать, опершись на спинку кресла, чем вызвал гримасу неудовольствия у Ортиса Фейна.

— Господин Кейл задал очень нужный и своевременный вопрос. Действительно, господа, секта уничтожена, её главари помещены в изоляторы, ждут суда и смертной казни, а паства пожинает плоды своей преступной доверчивости. Капитан Стайн весьма вкратце обрисовал ситуацию, заострив внимание на результате. Но результат этот был достигнут путём человеческих жертв. Погибли несколько ни в чём не повинных граждан Ойкумены, которые не имели к секте «Истоки» никакого отношения. Они погибли, чтобы те, кто организовал этот чудовищный культ, смогли остаться безнаказанными. Признаюсь, я впервые вижу такое безжалостное обрубание концов. Любое тайное общество имеет свой мозговой центр, и его задача, помимо всего прочего, не дать себя обнаружить. Я расскажу вам подробно об этой светлой голове. Но для начала я хочу показать вам одного из миссионеров. Того самого, которого схватили первым. Я хочу показать его вам, чтобы вы поняли степень угрозы, господа. Введите! — бросил он Дору, не обращая внимания на взволнованные шепотки. Магнус Спайт заинтересованно приподнял голову. Он, так же, как и все остальные, ни разу в жизни не видел проповедника Хала.

Норт Ледс ввёл Пейнза, держа того чуть повыше локтя. Когда Дор предостерегающе поднял ладонь, Норт остановился, не давая Артуру-Халу приближаться к министрам. Руки Артура были скованы, но глядел он прямо и без страха, словно и не витал над ним призрак смертельной инъекции. Дор прищурился и довольно хмыкнул про себя. Его указания были исполнены в точности, Артуру вставили обратно его линзы, подкрасили начавшие отрастать волосы, обновили загар и выдали новую футболку и штаны. Сейчас проповедник выглядел в точности так, как в зале «Морского сада».

Зал ахнул, а Магнус Спайт так натурально приоткрыл рот. Сходство было впечатляющим.

Первым опомнился министр юстиции.

— Гарт, как это понимать?! Этот... проповедник... он что, ваш человек?

— Кгхм. — Смешок у Гарта вышел похожим на карканье. — То, что этот типчик сидит у Стайна на минус тридцатом, ещё не делает его моим человеком. Но оцените изящество решения. Оттенок кожи просто изумительный. И глаза, я такие только у капитана видел. Даже мои светлее.

— Да кто это? — чуть ли не в голос закричал Ортис Фейн. — Что это за клоунада? Вы утверждаете, что этот человек не модификант? А я с этим не соглашусь! Он как две капли воды похож на своего конвоира!

— Капитан, — Гарт устало повернул голову, — прошу вас, уделите господину Пейнзу несколько минут вашего времени. Иначе говоря, поиграйте с ним в гляделки. Смотрите, господа. Об особенностях модификации вы все имеете представление.

Дуэль Дора и Артура продолжалась ровно минуту, после чего несостоявшийся проповедник, шипя, зажмурился.

— Он моргает как и все люди. Он не владеет бесконтактным боем. Он не умеет даже держать пистолет. Это всего лишь бывший научный сотрудник, которому однажды снесло крышу. Паяц, скоморох, примеривший чужие обноски. Он будет приговорён к смертной казни, но он даже не знает, почему должен был выглядеть как модификант. Он не знает даже этого слова. Но это слово известно его покровителю.

— Я сейчас решу, что это вы. — заметил Магнус Спайт, чем вызвал очередной изумлённый вздох зала заседаний. — Уж больно необычную картину мы тут наблюдаем.

— Так и должно быть, — кивнул Рифус Гарт, — потому что «Истоки» лишь верхушка айсберга. Айсберга, призванного меня потопить. Только вот меня даже Внешний мир не сожрал, за столько-то лет. Куда уж людям. — Он улыбнулся, будто веселясь собственной шутке, и с любопытством оглядел Артура Пейнза ещё раз. Тот замер, столкнувшись взглядом с канцлером, а потом негромко произнёс:

— Моё раскаяние не снимает с меня вины. Я знаю, что меня казнят. Но я верю в суд Божий, который выше всех людских судов. И я точно знаю, что тот, кто совратил меня с пути истинного, последует моей дорогой. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.* — Всё это Артур Пейнз говорил, глядя на всех и ни на кого, но озноб пробирал каждого, кто слышал священные строки, произносимые тихим и спокойным голосом.

И в этот момент Дор буквально на долю секунды увидел в глазах премьер-министра странный блеск, который капитану был слишком хорошо знаком. Страх за свою жизнь.

* — Послание к Римлянам апостола Павла, гл.12, ст.19

Глава 39

Воцарилась напряжённая тишина. Первым опомнился всё тот же Ортис Фейн.

— Это всё безумно интересно, конечно, все эти... цитаты из священных книг, но вопроса это не снимает. Гарт, как вы объясните то, что этот человек копирует ваших киборгов?

— Я уже объяснил, — поморщился Рифус Гарт, — цель организаторов вовсе не царство божие во Внешнем мире и не единение с буйством природы, вдали от пустынь Ойкумены и её надзорных органов. Цель проста и прекрасна, как орех. Кому-то сильно не нравлюсь я лично как глава министерства специальных служб, и этот кто-то вознамерился дискредитировать меня и моих подчинённых самым оригинальным способом из всех возможных.

— И кому вы так насолили? — ядовито поинтересовался Ортис Фейн, бросив ещё один быстрый взгляд на молчавшего проповедника. — Что тут плетутся интриги, достойные пера лучших беллетристов? Или вы считаете себя настолько значимой персоной, что ради вашего смещения кто-то будет организовывать целый незаконный культ?

— А хоть бы и вам, — пожал плечами Гарт, чем вызвал недоумённый и одновременно заинтересованный взгляд премьера, заметил который только Дор. И ещё один человек. — Ваша неприязнь ко мне общеизвестна. Вы же спите и видите, как занимаете мой кабинет. Свой минпром вы переросли, всё, потолок. А тут я, модифицированный выскочка из «Красного», о котором только немой не распускает сплетни.

Ортис Фейн побагровел. Гарт действительно был выскочкой, молодым оборзевшим щенком, для которого не существовало авторитетов, и то, что он сосредоточил в своих руках абсолютную власть надо всеми ведомствами специального назначения, Ортиса Фейна пугало. Гарт бывал во Внешнем мире. Гарт был переделан настолько, что Фейн даже не мог представить себе картины вскрытия. Вполне возможно, что у этого выродка сердце справа, а вместо глаз импланты. И титаново-органический скелет вместо костей. И Фейн боялся этого урода, как боятся дети монстров в темноте. Потому что Рифус Гарт был чуждым, был неизвестной переменной, он был пришельцем извне и устанавливал в мраморном зиккурате свои законы.

— Вы забываетесь! — Глава минпрома кое-как взял себя в руки. — Вы осмеливаетесь обвинять меня...

— Я ещё не дошёл до обвинений в чей-либо адрес, — заметил Гарт и покосился на Артура Пейнза, — мы пока выслушали отца Никласа и одну пафосную цитату нашего миссионера. Пейнз!

Артур молча перевёл взгляд с пола на государственного канцлера. Он подозревал, что сейчас опять получит град ударов из ниоткуда, чтобы продемонстрировать умения настоящих модификантов. Но Гарт рассудил иначе.

— Рассказывай господам министрам, как ты скатился до жизни такой. Что заставило перспективного научного сотрудника бросить свою работу и ухнуть с головой в религиозный омут? Да ещё со столь оригинальной концепцией? Говори, Пейнз, не заставляй меня, — он выделил последнее слово, — возвращать тебе память.

Артур-Хал чуть заметно выпрямился, перехватил взгляд чёрных немигающих глаз и тихо начал говорить.

* * *

— Не хочешь больше в пыточную, будешь говорить только то, что я позволю. — Дор стоял, облокотившись о тёмно-зелёную стену изолятора, скрестив руки и изучающе глядя на исхудавшего проповедника. — От казни тебя это не спасёт, но хоть зубы при тебе останутся. Расскажешь про ангела, про Верного, про все свои заморочки с собраниями и проповедями. Про Беллу Райт ни звука. Это тебя не касается. Отдельно расскажешь, как ты откатил назад. — Чёрные глаза вперились в заросшее щетиной лицо. — И учти. Это не заседание суда. Это комиссия генерального расследования, так что ты будешь говорить правду, только правду и ничего кроме правды... в тех пределах, которые я укажу. Никакой отсебятины. Твоё дело рассказать, как тебя завербовали и как ты, в свою очередь, набирал свою паству. А так же как тебя арестовали, пытали и допрашивали. Всё.

Артур Пейнз кивнул. Собственная жизнь ему уже давно была не дорога. Но он мечтал увидеть падение своего искусителя перед тем, как ему в вену войдёт шприц с ядом. Он поднял глаза на Дора.

— Меня казните вы?

Дор удивлённо повернул голову.

— В Ойкумене только моё ведомство имеет право на ликвидацию. Я, как командир, тоже могу исполнить приговор. Тебе не всё равно, кто станет твоим палачом?

— Лучше вы, — тихо ответил Артур, — это было бы... логично.

— Это ты выскажешь в своём последнем желании. Ты удивишься, но я понимаю твоё решение. Но перед этим будешь свидетельствовать на комиссии. Перед ответом на любой вопрос смотришь на меня. Если моргну, отвечаешь. Если нет — переходи на свои божественные изречения. Тебе всё понятно?

— Да, — по-прежнему тихо ответил Артур Пейнз, — я сделаю всё, как вы сказали. Всё равно уже ничего не изменишь.

— В этом ты прав, — кивнул Дор, — жди конвоя.

И капитан вышел из изолятора, оставив Артура с тоской смотреть на тусклые блики из-за решётки.

* * *

— Перерыв. — буркнул премьер, утирая вспотевшую лысину. Такого стены зала заседаний ещё не слышали. Во время рассказа Пейнза поднялся такой гвалт, что не было слышно даже слов проповедника. Артур скрупулёзно следовал инструкциям Дора и периодически разбавлял свою речь цитатами из Библии и других священных книг, вследствие чего в головах у министров была форменная каша. Несчастный отец Никлас с ужасом взирал на Артура-Хала из своего угла и периодически крестился, что-то беззвучно шепча. Глаза у священника блестели от слёз. А пресс-секретарь находился в состоянии, близком к обмороку, безостановочностенографируя откровения «Истоков». Наконец не выдержал даже Магнус Спайт.

— Перерыв. Иначе мы здесь сойдём с ума вслед за вашим сектантом. А после этого фарса, Гарт, вы будете объяснять лично мне, какого чёрта мы тратим своё время на выслушивания этих противозаконных речей. Ваше право на расследование никто не отменял, но потом нам предстоит очень серьёзный разговор. Надеюсь, свою должность вы после этого сохраните.

— Я тоже на это надеюсь, господин премьер-министр. — Дор так и не понял, был ли в словах Гарта сарказм или нет.

* * *

В курительной комнате было безлюдно, в Доме Правительства не поощрялись вредные привычки, но Рифус Гарт плевать хотел на здоровый образ жизни господ министров. Он сел на мягкий диванчик, закурил и уставился в потолок. Первый раунд остался за ним, противостояние отца Никласа и Артура-Хала здорово выбило кабмин из колеи, никто в здравом рассудке и предположить не мог, куда заведут бывшего научного сотрудника его искания, а рассказ об откровении в церкви святого Иеронима был встречен потрясёнными возгласами. Гарт хмыкнул про себя. Спайту придётся попотеть, доказывая причастность канцлера к этим проповедям. Кабмин убедился, что Хал не имеет отношения к модификантам, Стайн доказал это быстро и без церемоний, но дальше будет сложнее. Ворох, мысленно признал про себя Гарт, ворох косвенных улик, свидетели-маргиналы и в запасе всего один козырь. «Не подведи меня. Только не подведи. У нас всех счёт к Магнусу Спайту, но у тебя особо крупный. Такое не прощают. Такие как ты... такое не прощают...» Он прикрыл глаза, сквозь ресницы наблюдая за распадающимися струйками дыма, как вдруг услышал шаги. Насколько Рифус Гарт знал, кроме него в правительстве курил лишь один человек.

— Господин Кейл? — Гарт из вежливости привстал, но министр транспорта чуть раздражённо отмахнулся, присел рядом и тоже закурил. Несколько минут прошли в слегка напряжённом молчании. Наконец Дин Кейл протёр старомодные очки и повернул голову к канцлеру.

— Впечатляющая демонстрация. Этого человека и впрямь хорошо подготовили. Сходство с вашими людьми... я могу понять эмоции Фейна.

— А ваши эмоции? — Визит Кейла Гарта насторожил. Министр транспорта всегда был деловым и замкнутым, занимался исключительно делами своего ведомства и не требовал, по примеру других, внеочередной аудиенции премьера или создания каких-нибудь комиссий. Да и само министерство в табели о рангах занимало последнюю строчку, получая меньше всего денег из бюджета. Но Дин Кейл занимал своё место уже девятнадцать лет, что при бесконечных перестановках в правительстве могло считаться чуть ли не бессмертием.

— Мои эмоции? Гарт, бога ради. Мы оба не слепые. — Кейл задумчиво наблюдал, как потрескивает тлеющий табак. — В зале трое настоящих модификантов, думаете, этого несчастного трудно отличить?

— У вас большой опыт общения с модификантами? — Рифус Гарт был некоторым образом обескуражен. Он затушил окурок и вперился немигающими глазами в лицо Дина Кейла. — Откуда?

— Я не такой специалист в этом вопросе, как вы, — усмехнулся министр транспорта, — но кое-что знаю, как и все в правительстве. Общие сведения. После... м-м-м... процедур эти люди теряют способность к ментальному воздействию.

— Вы эмпат, — прошептал Гарт, ещё пристальнее вглядываясь в усталое лицо, покрытое сеточкой морщин. Дин Кейл кивнул.

— Плохонький. Слабый середнячок, если уж начистоту. Никакого сравнения с менталистами из «Красного». Но кое-что я могу уловить. Я чувствовал напряжение и тревогу, исходившие от этого человека. Эмпат всегда вычислит эмпата. Артур Пейнз эмпат. Поэтому он не может быть модификантом, как бы его ни раскрашивали.

Гарт кивнул, по большей части сам себе. Как много незаметных ниточек, малозначимых деталей, о которых он даже не успел подумать. Он не знал, как относиться к Дину Кейлу, не знал, чью сторону примет самый долгоиграющий из министров и самый незначительный. Вот только сейчас любая, даже самая крошечная зацепка могла кардинально изменить ход событий.

— Думаю, вы догадываетесь, что я вряд ли имею отношение к этому уверовавшему.

Дин Кейл ещё немного помолчал, а потом вдруг спросил:

— Сколько вам лет, Гарт?

— Сорок, — несколько удивлённо ответил Рифус. Дин Кейл улыбнулся краешками губ и чуть заметно кивнул.

— Сорок... Вы ещё совсем мальчик, Гарт, молодой и порывистый, и вы уж точно не политик и не прожжённый интриган. Не смотрите так, я в правительстве девятнадцать лет. Вы не политик. Вы хороший канцлер, возможно, лучший за всё время, и всё же вы обычный опер. Пусть и модифицированный. Вам не под силу создать... это. О чём говорил арестованный сектант. Вам это не под силу. Вы можете найти и задержать преступников, но вы мыслите не как преступник. Вы чересчур прямолинейны, хоть и не настолько, как ваш бывший начальник, Гир. Вы более гибкий. Но у вас безнадёжно убогая фантазия. Вы даже по пьяни не придумаете столь изощрённую схему, как религиозная секта, покоряющая Внешний мир. Простите, Гарт, но я повторюсь, я эмпат. И вы всегда были мне интересны. А свои наблюдения я вам только что изложил.

Рифус Гарт слушал молча, с бешеной скоростью прокручивая в голове варианты ответа. Кейл считает его непричастным к созданию секты, это плюс. Но он пытается прощупать его, Гарта, мысли, а это минус. Зачем он пришёл в курительную? По своей воле? Или Спайт пытается прозондировать почву, отправив для задушевной беседы безобидного пожилого министра транспорта? Дин Кейл тем временем вставил в мундштук новую сигарету и сообщил, глядя куда-то сквозь Гарта:

— Тяжеловато выбирать между дураком и мерзавцем.

— И я, видимо, не дурак. — Гарт призвал на помощь всю свою выдержку. Он не мог прочесть мыслей господина Кейла и не знал, чем вызваны столь оригинальные слова... чуть ли не поддержки. Либо его колода пополнится пусть невеликим, но козырем, либо ему сейчас предстоит скинуть все карты. Исход этой игры Рифус Гарт предугадать не мог.

— Далеко не дурак. — Теперь уже Дин Кейл смотрел на Гарта в упор. — Дурак у нас сами знаете кто.

— Какие... опасные речи. — тихо заметил канцлер и услышал быстрый смешок.

— Кто бы рассуждал об опасности, господин государственный канцлер. Магнус Спайт идиот, если хотите знать моё мнение. Идиот, роющий себе могилу на глазах всего кабмина. Я знаю. Я видел. Вместе с вашим протеже, этим роботом в костюме.

— Высокий рост и отсутствие волос ещё не делают из Стайна инопланетянина, — заметил Гарт, судорожно пытаясь выстроить в голове стратегию разговора. Кейл снова тихонько усмехнулся.

— Мне плевать, с какой стороны у него сердце и сколько он может не дышать под водой. Ваш цепной пёс наблюдал за Спайтом, только за ним. И я тоже наблюдал, пока остальные любовались этим сбрендившим проповедником. Мне даже не пришлось задействовать свои жалкие задатки эмпата. Спайт боится. Этот страх окутывает его, как липкая, мерзкая паутина. Он упустил инициативу и теперь будет вынужден не нападать на вас, а защищаться самому. Ох, Гарт, вы совсем не политик. Думаете, отношение премьера к вам это государственная тайна? Вас не любят в принципе, кто-то это демонстрирует открыто, как Ортис Фейн, кто-то, как наш душка-премьер, будет выжидать, чтобы скинуть вас максимально эффектно. Кому понравится называться «карманным»? В ваших руках слишком много власти, Рифус Гарт. Здесь такое не прощают.

— На чьей вы стороне? — Гарт приблизился почти вплотную, его ноздрей достигал едва уловимый аромат дорогого парфюма.

— Я предпочёл бы не занимать ничьих сторон. — Кейл поправил очки. — К сожалению, регламент вынуждает меня присутствовать на заседании. Скажем так: с дураками мне точно не по пути.

— А с чего вдруг я стал для вас мерзавцем? — полюбопытствовал Гарт.

— Вы убийца. — Дин Кейл удивлённо покосился на собеседника сквозь стёкла очков. — Как же мне к вам относиться? Я понимаю, что ваша бывшая служба не давала вам времени на размышления о ценности человеческой жизни...

— Я убил двух своих напарников. — Гарт смотрел в глаза министру, и тому было нелегко выдерживать этот взгляд. — Во Внешнем мире. Избавил их от участи худшей, чем смерть. Я убивал из милосердия, господин Кейл. Или во имя правосудия. Кайла Эррета я убил, чтобы его не сожрал заживо болотный гнус, пока того затягивало в трясину. А Дирка Хаулза я убил, чтобы тот не стал парализованной добычей для тамошних любителей свежего мяса. Увы, тритон не оставил мне выбора. А мразь типа сталкеров я отстреливал согласно первому параграфу. Вы знаете законы, господин Кейл.

— Да. — Дин Кейл встал, подошёл к окну и задумчиво забарабанил пальцами по зеленоватому палладиевому стеклу. — Я никогда не смогу принять ваши рассуждения... оправдания... — он обернулся, и Гарт поневоле задумался, сколько же Дину Кейлу лет. Шестьдесят? Семьдесят? Семьдесят пять? — но я, в силу возраста, уже на многое смотрю иначе. В вас есть стержень. Ойкумене нужны люди со стержнем. Что вы будете делать, — он снова повернулся к окну, — когда займёте премьерский пост? С чего начнёте?

— Я не собираюсь занимать этот пост. — Гарт курил уже третью сигарету, но даже не чувствовал вкуса дыма. — Я нахожусь на своём месте, рассчитываю и впредь остаться в должности государственного канцлера. Вы действительно плохой эмпат, господин Кейл. Уж эту-то мысль вы могли уловить?

— Наверное вы правы. — Кейл бросил взгляд на массивные наручные часы, винтажный аксессуар времён второй войны. — Перерыв заканчивается. И чтобы между нами не было недопониманий, скажу: я не буду помогать вам расправляться с Магнусом Спайтом. Это ваша война, не моя. Но я не буду задавать вам неудобных вопросов. Вопросов... — он прищурился. — Неудобных вам.

— Почему? — Гарта этот вопрос мучил по-настоящему. Слишком хорошо он знал истинное отношение кабмина к модифицированному уроду во главе самого одиозного из министерств.

— Я уже всё сказал вам, Гарт, учитесь читать между строк. Кто бы ни возглавил правительство после этого заседания, дуракам там не место. Подмахивать законопроекты способен даже ваш лысый мутант, если он умеет писать, конечно. Этого мало для поста премьер-министра. Это понимают все, кроме Спайта. Если вы утопите его по своим личным соображениям, Ойкумена не заплачет. А вы... Aut non tentaris, aut perfice*. — И Дин Кейл вышел из курительной комнаты, оставив Гарта вспоминать латинские цитаты своего бывшего вербовщика.

* * *

— Если у кого-то за время перерыва появились вопросы, я отвечу. — Теперь Рифус Гарт смотрел только на премьер-министра, хоть и обращался к правительству в целом. Премьер недовольно пошевелил пальчиками-сардельками.

— Заканчивайте этот балаган. Все всё поняли. Миссионера и его пособников ждёт суд и казнь, святого отца его молитвы, а нас текущая работа. Что до вас, через час я жду вас в своём кабинете. У меня накопились вопросы лично к вам, господин канцлер. Потому что проморгать целую секту у себя под носом — это надо уметь.

— Господин Спайт, — подал со своего места голос Дин Кейл, — я думаю, нам надо дослушать канцлера и его подчинённого до конца. Я уверен, нас ждёт ещё немало сюрпризов.

Магнус Спайт повернулся к министру транспорта и удивлённо уставился на того маленькими поросячьими глазками.

— Вам чего-то не хватает, господин Кейл? Всё уже сказано. Культ ликвидирован, его основатель публично признал свою вину. Дело, конечно, неслыханное, но такова уж наша жизнь. Всем хочется ощущений поострее. Что вы ещё хотите услышать от канцлера?

— Он инициировал генеральное расследование. У меня много вопросов к Рифусу Гарту, господин Спайт, и к капитану тоже. Вы позволите?

— Задавайте. — Магнус Спайт откинулся в кресле, которое обиженно заскрипело. Он не мог наложить вето на расследование, но надеялся дать понять кабмину, что канцлер проявил преступную халатность, не задушив противозаконный культ в зародыше. Обвинить Гарта прямым текстом в создании секты уже не получалось. Чёртов Кейл со своими старомодными понятиями. И где, интересно, он был весь перерыв?

— Господин канцлер. — Дин Кейл задумчиво потёр переносицу, словно формулируя вопрос. — Могу я задать вопрос капитану?

— Конечно. — Гарт краем глаза покосился на Дора. Вот теперь посмотрим... чего ты стоишь... протеже.

— Господин Стайн, вы утверждали, что ваш заместитель проделал большой объём работ, дабы выйти на этих... фанатиков... ездил по храмам, выспрашивал... Но ведь в вашем распоряжении есть гораздо более эффективные методы поимки, нежели втирание в доверие какой-то женщине... я не прав?

Спайт пошевелился в кресле с видимым неудовольствием, но, кажется, немного успокоился и даже пригубил свежезаваренный чай.

— Так точно. — При звуках капитанского голоса бедняга пресс-секретарь вновь покрылся холодным потом. — После визита лейтенанта Альда Дира в церковь святого Михаила я распорядился подключить к этому дело специалистов проекта «Гипнос», который и предназначен для быстрого поиска нужной информации.

— И что же?

— Проект был взломан. Погружение не удалось, хотя сновидица смогла уловить несколько важных эпизодов.

— Как такое возможно? — Кейлу пришлось повысить голос из-за шума в зале. Эффективность «Гипноса» была таким же непреложным фактом, как то, что Земля круглая, а Внешний мир смертельно опасен.

— Облачная часть программы была взломана одним талантливым хакером. Мои специалисты смогли определить и язык, которым пользовался взломщик, и способ проникновения в код. Хакер не знал, что помимо компьютерной программы в проект так же входят электромагнитная стимуляция мозга и предварительное употребление радиоактивного изотопа для замены водородных связей на гелиевые. Поэтому полностью сорвать погружение злоумышленник не смог. Но он смог проникнуть, помимо всего прочего, на сервер Государственной библиотеки, в спецхран, куда доступа нет практически ни у кого. Он проник туда и уничтожил все следы запроса об общине «Лесное утро», которой вдохновлялся «ангел» из видения Артура Пейнза...

— Какой хакер?! — вскочил со своего места Ортис Фейн. — Какой спецхран?! Какое, к чёртовой матери, «Лесное утро»?! Что вы несёте, капитан, это какой-то бред! Я понял лишь, что ваш хвалёный «Гипнос» на этот раз дал сбой, ну так и признайтесь в этом честно и спокойно, а не наводите тень на плетень.

— Фейн, ну почему ваше отношение ко мне автоматом переходит на Стайна? — поинтересовался со своего места Гарт. — Дайте ему договорить, в конце концов,

— Я договорил. — Дор незаметно сделал глубокий вдох. — Теперь говорить будет хакер. Но вынужден предупредить: это весьма своеобразный человек. Я надеюсь, нам не придётся применять бесконтактную технику.

— Простите, перебью, — министр юстиции нервно ослабил галстук, — вы упомянули спецхран? Если мне память не изменяет...

— Туда есть допуск у премьер-министра, государственного канцлера и командира особой бригады. — Гарт сидел и улыбался чему-то своему. — И все трое... — тут он рассмеялся странным, каркающим смехом, — там не были. Удивительно, не правда ли? — Рифус Гарт даже утёр выступившую на глазу слезинку.

— Что?! — вытаращился министр юстиции. — Да что здесь происходит?

— Введите. — Гарт уже отсмеялся и был до странности серьёзен. — Господа, позвольте представить вам мадемуазель Лору Грис, лучшего инженера Ойкумены, блестящего программиста и специалиста по киберсистемам. Я бы даже встал в присутствии дамы, но, боюсь, она не оценит.

Лора вошла, вернее, влетела в зал заседаний, куда её рывком втащил Сид Кайт. Сопротивляться девушка не могла, скованные руки не давали удержать равновесие, а ненавистные жёсткие пальцы до боли сжимали локоть. Она едва успела окинуть взглядом зал, знакомый ей по телевизионной картинке из далёкого прошлого, как Сид всё тем же рывком заставил её остановиться. Лора пискнула от острого спазма, пронзившего руку. Кайт знал, куда давить, чтобы у заключённой не было даже мысли вырваться. Серая тюремная хламида была ужасно колючей, и Лоре безумно хотелось почесаться во всех местах сразу. Но она не могла даже пошевелить руками.

— Господи... — потрясённо выдохнул Ортис Фейн и даже прикрыл рот рукой. — Это... что?

Лора подняла на говорившего мутные от боли глаза.

— Никогда не видели пожизненно осуждённую? Ха. Ну смотрите. Никто не знает, что нас ждёт завтра. Верно, господин Магнус Спайт? — Последнее слово она выговорила с трудом, получив от Сида увесистую затрещину и тихо заскулив.

— Будешь говорить, когда к тебе обратятся, шваль.

— Ну Сид, — развёл руками канцлер, снова чему-то улыбаясь, — ну выйдите уже из образа тюремщика. Мадемуазель Грис никому не причинит вреда, она прекрасно знает, зачем её пригласили. В любом случае женщин бить недопустимо. Пользуйтесь бесконтактным, это гуманнее и гораздо эффектнее. Лора, посмотри на меня.

Лора перевела взгляд на Гарта и скривилась. Он покачал головой, точно соглашаясь сам с собой.

— Ты тоже не майский василёк. Ну расскажи, в честь какого праздника весь кабинет министров должен смотреть на эдакую красоту, да ещё в браслетах.

Она несколько раз судорожно вдохнула, пытаясь выровнять сбившееся от стальной хватки дыхание. На неё смотрели несколько десятков пар глаз, одни со страхом, другие с брезгливостью. И только отец Никлас смотрел в пол, шепча свои молитвы.

— Ваш капитан, — Лора почти выплюнула эти слова, — сказал, вы считаете, я достаточно наказана.

— Это правда, — кивнул Рифус Гарт.

— А ещё он сказал, — она покосилась на Дора и быстро отвела взгляд, — что он будет вместе с вами ходатайствовать о моём помиловании перед следующим премьером. Раз нынешний способен только обещать.

— Что?! — Магнус Спайт аж привстал с кресла, сопровождаемый потрясёнными перешёптываниями. Пресс-секретарь икнул и чуть было нечаянно не стёр протокол заседания. Лица министров же выражали самую причудливую гамму эмоций, от недоверия до настоящего шока.

— Лора, ты всегда блистательна, — заметил Гарт, — я скоро подумаю, что ты писала свою речь заранее.

— Думайте, что хотите. Вы меня засадили в тюрьму, а теперь играете в светлого рыцаря. И ваш урод такой же. И ваш премьер. Все вы кончите там же, где и я. Особенно вы, — её глаза впились в лицо побагровевшего Магнуса Спайта, — вы тоже сядете. За убийства. И за первый параграф.

Внезапно откуда-то издали донёсся странный глухой звук, точно что-то грузно упало на пол. Это потерял сознание пресс-секретарь главы правительства.

* — «или не берись, или доводи до конца» (лат.)

Глава 40

Пока вокруг пресс-секретаря суетились медики с чемоданчиком, а помощник спешно занимал опустевшее кресло, Гарт подошёл к Дору и чуть слышно шепнул:

— Всё идёт к чёртовой матери не по сценарию. Эта идиотка прёт напролом, как бешеный броненосец. Так что Лору оставь мне, сам же... — Рифус бросил на капитана быстрый взгляд. — Выводи Спайта из себя. Чтобы места себе не находил, чтобы ёрзал на своём троне как в жопу раненый штырёк. Тогда, может, хоть «джокер» сработает как надо.

— Но почему вы решили, что всё идёт не по плану? — шёпотом спросил Дор, незаметно стреляя глазами по сторонам.

— Потому что живу дольше тебя. Спайт теперь отопрётся от любого слова Лоры Грис, а все остальные доказательства у нас шиты белыми нитками.

— Но экспертизы...

— Ты просто ещё не схлёстывался с нашим законником, главой минюста. Иэн Таллер на тебе живого места не оставит. Так что моя задача выбить из Магнуса Спайта чистосердечное, причём прямо здесь. Твоя задача довести его до белого каления, чтобы перестал себя контролировать. Всё, работай.

И канцлер, казалось, потерял к Дору всякий интерес.

Когда суматоха несколько улеглась, премьер недовольно постучал пальцами по столу:

— Тишина, пожалуйста. Гарт, — он вперился маленькими глазками Рифусу Гарту в лицо, — кого вы тут притащили? Ваша комиссия превращается в цирк уродцев.

— Разве вы не помните мадемуазель Грис? — удивлённо прищурился Гарт. — А как же визит гуманности?

— Про визит гуманности, господин государственный канцлер, — ядовито парировал Магнус Спайт, — я всё прекрасно помню. И помню поимённо всех заключённых, которых я посещал. Включая эту женщину. Одного не пойму: с чего она взяла, что я обещал ей помилование. Список помилованных находится в открытом доступе, никакой Лоры Грис там в помине нет.

— А почему вы отказали ей в помиловании? — поинтересовался министр юстиции.

— Потому что пожизненно осуждённые не могут рассчитывать на помилование. Я изучил дело Лоры Грис перед визитом в её камеру. Она осуждена за терроризм.

Поднялся шум, и премьер снова раздражённо постучал ногтями по столешнице.

— А ещё эта женщина психически неуравновешена, и начальник тюрьмы несколько раз собирался переводить её в спецклинику. Я понимаю все её эмоции. Бедняжка так надеялась на помилование, что вообразила, будто я его подписал. Больной разум, — вздохнул Магнус Спайт, — путает желаемое с действительным.

— Вот, значит, как вы запели! — Лора дёрнулась, но осеклась, получив очередной тычок под рёбра, и продолжила уже тише: — То есть я на вас не работала? Этот «Гипнос» ваш сучий не правила, нет? Спецхран не утюжила? А, может, я и этого, — она выделила последнее слово, — тоже не делала?

И Лора, прикрыв глаза, вдруг начала декламировать странно вибрирующим голосом:

«Не будет больше слёз и страданий,

Не будет чёрствости и равнодушия,

Не будет пыльного ветра и растрескавшейся земли.

Братья и сёстры, вы достаточно претерпели от жизни по приказу.

И Господь в великой милости своей дарит вам рай на земле,

Эдем воплощённый, который вам даже не снился,

Рай, где есть озёра чистой воды и мягкие травы...»

Пока министры открывали и закрывали рты, слушая странный речитатив, из цепких лап конвоира вдруг рванулся Артур Пейнз. Через секунду он уже выплёвывал очередной зуб, но лицо его выражало неприкрытое изумление. Он кое-как встал и ошеломлённо уставился на Лору:

— Где ты слышала это? Я никогда не видел тебя на собраниях.

Лора оборвала свою речь и хрипло рассмеялась, глядя на оторопевшего проповедника.

— Разуй глаза, убогий. Я в тюрьме до конца своих дней, я сдохну в своей камере. — Она подняла скованные руки на уровень груди и помахала пальцами, как крыльями. Наручники чуть заметно зазвенели. — Собрания у него... так ты и есть тот отъехавший, для которого я эту херню на платы записывала? Ха-ха-ха! Языком молоть каждый может, но ведь тебе нужно было техническое сопровождение, тоже мне, просветлённый... Я смотрю, твой Господь тебя особо отметил, раз ты тоже в браслетах.

— На какие платы?! Какое техническое сопровождение?! — вдруг совсем по-девчоночьи взвизгнул Ортис Фейн, у которого пошло пятнами лицо. — Что это за издевательство над кабинетом министров? Кто этим людям давал слово?

— Да успокойтесь вы, — Гарт похлопал Фейна по плечу, отчего тот шарахнулся в сторону, словно его укусила змея, — ну интересно же. Какие платы, Лора? Пожалуйста, возьми себя в руки и говори по существу.

— По существу, — Лора свирепо выдохнула, — в мои задачи входило перепрограммировать код «Гипноса», извлечь информацию из хранилища библиотеки, стерев все следы, и записать наркоманский бред на одноразовые платы для радиоушей. Но я же женщина. Я же любопытная. Я же всё равно послушала, какие глюки мне надо было записать. А за эту работу премьер обещал мне помилование. Не верите, спросите начальника тюрьмы. Хотя он тоже отбрешется. Все вы наблатыкались врать и не краснеть.

После этих слов Лора получила от Сида по лицу наотмашь, упала на колени, выплёвывая кровь, и больше не поднимала головы. Перед её глазами плавали цветные круги, а желудок мерзко жгло, словно он был полон желчи. Лору трясло как от озноба, а пальцы поневоле скручивались в судороге. Зрелище было пугающим и омерзительным одновременно.

— Ты не умеешь вести себя в приличном обществе, — вздохнул Гарт и только собрался было что-то добавить, как встрял Иэн Таллер, министр юстиции.

— Простите, перебью. Честно говоря, я уже запутался в этом змеином клубке, но меня интересует вот что. Господин Спайт, вы что, и впрямь использовали труд заключённой?

Магнус Спайт откровенно вытаращился. Дор даже мысленно поаплодировал, настолько искренним вышло у премьера изумление.

— Труд заключённой? Господин Таллер, вы явно под впечатлением от этого проникновенного диалога. Боже мой... — он с горестным видом отпил ещё чая. — Ну скажите, зачем мне понадобилось использовать эту женщину? Даже если она гений-инженер и блестящий специалист. Она сумасшедшая, готовившая теракт. Псих-одиночка с горой комплексов. Я, когда читал её досье, буквально за сердце хватался. Простите, Иэн, но все слова этой женщины всего лишь сотрясание воздуха.

— Но взломанные программы? — Дин Кейл озадаченно переводил взгляд с премьера на Гарта, а потом на Лору, так и скорчившуюся на полу. — Ведь «Гипнос» действительно взломали?

— Мало в Ойкумене хакеров, — фыркнул Ортис Фейн, — это форменное безумие. Гарт, вы что творите? Пытаетесь выгородить себя и своего капитана, показывая нам каких-то фриков? Вы проморгали незаконный культ, зародившийся у вас под носом, а Стайн пытается повесить отказ «Гипноса» на женщину, чьим словам не поверит даже психиатр. И никакой ментальный взлом вам тут не поможет. Ваша паранойя вас погубит, Гарт, и вашего преемника заодно.

Дор покосился на канцлера и увидел, как тот незаметно постучал большим пальцем по указательному. «Значит, Лора отпадает, Гарт был прав, эта психичка сама всё испортила. Ч-чёрт... Ладно... Переписку с Амбисом тогда прибережём до суда... если он будет...» Вслух же Дор сообщил:

— Я думаю, бессмысленно вызывать Кариса Мелла, чтобы он подтвердил слова мадемуазель Грис. Визит премьер-министра ни для кого не секрет. Но в тюрьме нет возможностей для такой работы, о которой говорила Лора.

На этих словах Лора забилась в истерике, так, что Кайту пришлось её скручивать силой. В Лору Грис словно вселился дьявол. Она рычала, тряслась, брызгая слюной изо рта, пока, наконец, не смогла прохрипеть севшим от бешенства голосом:

— Это твои обещания, сволочь? — Лицо её было похоже на страшную маску клоуна из фильмов ужасов. Даже Гарт вытаращился, а отец Никлас только сильнее сжал распятие, не в силах смотреть на припадок. — Да сколько же вы будете вытирать об меня ноги? Чтоб вы все сдохли... с-с-суки...

— Увести. — распорядился канцлер, подошёл на пару шагов поближе и тихо сказал: — Хватит визжать, как свинья на бойне. Капитан своих слов не нарушает, как и я. Дай время, выйдешь. А сейчас заткнись и отправляйся на свой курорт. Просил же не чудить.

После этих слов Гарт вернулся на своё место и сообщил:

— Я по-прежнему настаиваю, что именно Лора Грис вторглась в код «Гипноса» и записала тайные послания в радиоуши. Но если уважаемый кабмин не счёл мои слова достойными доверия, я предоставляю слово Дору Стайну, которому осталась доложить совсем немного.

— Вы начинаете действовать мне на нервы, — заметил Спайт, — начали за здравие, а кончили как бог на душу положит. Вы хотите обвинить кого-то конкретно, кого-то, кто, по-вашему, курировал этого проповедника и ему подобных. Так прошу вас, облегчите душу, излейте свои подозрения и убирайтесь с глаз долой, пока я не вызову вас для объяснений. Мой кредит доверия вам не безграничен, Гарт, вы стали много себе позволять.

— Стайн, давайте уже, — поморщился в ответ на эту отповедь канцлер, — видите, все уже устали от этой свистопляски.

Дор прищурился и разглядел, что теперь Рифус Гарт постукивает большим пальцем о средний.

— Буду краток. — Он снова занял место за трибуной, поправил микрофон и заложил руки за спину. Такая поза подразумевала полную отстранённость и должна была убедить кабмин в непредвзятости суждений. «Топорно, зато наглядно. Это тебе не Альду Диру экзамен сдавать по языку тела. Хотя лучше бы я ему сорок раз всё пересдал, чем тут позориться...»

— Возвращаясь к «Истокам». — Дор помолчал несколько секунд, чтобы до присутствующих дошёл двойной смысл фразы. — Пока мой заместитель катался по храмам конгломерата, я навестил южный сателлит, потому что необразованных людей гораздо легче заманить в любые сети. Я уроженец сателлита и хорошо знаю тамошние реалии. В результате я выяснил, что проповедники «Истоков» засветились и там, но успеха не достигли. Один пропал без вести, другого искалечили. Обоих, к слову, никто не искал. Я завербовал одного из местных, и он на днях поделился со мной наблюдениями. Желаете выслушать меня или мне пригласить Алана Флинна собственной персоной?

Премьер закатил глаза и откинулся на спинку кресла. Вид у него был как у человека, который никак не дождётся конца скучного фильма, с которого нельзя уйти.

— Капитан, вы хотите сказать, что помимо сектанта и сумасшедшей нам следует выслушать сателлитского недоумка? Помилуйте, это уже чересчур.

— Алан Флинн такой же гражданин Ойкумены, как и мы с вами. Он психически здоров и не склонен врать. «Ага, за пятнадцать тысяч ты врать, конечно, не склонен. И за райскую житуху с пивом и девочками по безлимиту...»

— Расскажите вкратце, что такого удивительного сообщил ваш... м-м-м... агент, и закончим на этом. Если вы не в состоянии связать все эти обрывочные сведения в единое целое, то не тратьте наше время.

— А я бы послушал этого Флинна, — вдруг подал голос министр транспорта. Спайт удивлённо воззрился на него:

— Вам должность ваша не дорога?

— А какая связь? — непонимающе поднял глаза Дин Кейл и даже обескураженно протёр очки. — Я всего лишь хочу соблюсти регламент до конца и выслушать всех свидетелей. Причём здесь моя должность?

Гарт улыбнулся про себя. «Учись, капитан. Тебе до такого уровня ещё расти и расти... а вот Кейла я явно недооценил. Ему-то чем Спайт не упёрся... ну дурак... так все мы потихоньку деградируем...»

Неожиданно подал голос до сих пор молчавший министр образования и науки, который лишь беспрестанно утирал лоб платочком да вздыхал с самым несчастным видом.

— Я поддерживаю господина Кейла. Давайте не будем отклоняться от регламента. Мы и так уже допустили столько нарушений, что впору считать созыв комиссии несостоявшимся.

Дор искоса наблюдал за реакцией Магнуса Спайта. Тот держал себя в руках превосходно, но капитану после всех семинаров Альда Дира было ясно как белый день, что премьер потихоньку сатанеет. И хотя ни одного обвинения ему ещё не предъявили, Магнус Спайт явно не хотел продолжать заседание.

— Хорошо. — Он устроился в кресле поудобнее. — Капитан, ваш... агент хотя бы владеет человеческой речью? Насколько я могу судить, в сателлитах удручающий уровень культуры.

— Я же владею, — пожал плечами Дор, — а Алан Флинн не позволит себе лишнего при мне и моих людях.

— То есть кабинет министров для него не повод вести себя прилично? — Магнус Спайт даже цокнул языком. — Ну и уровень...

— Там уважают силу, — тихо сказал Дор, — а сила для Алана Флинна это я. Меня он хотя бы видел в действии.

— Ну, раз уж здесь не заседание, а конкурс фриков, то извольте. Нам всем будет интересно посмотреть на... вашего соотечественника.

Дор проглотил оскорбление, хотя у него зверски чесались руки вломить Магнусу Спайту в челюсть так, чтобы от дёсен остались одни ошмётки. «Держи себя в руках, кретин. Тебе сказано провоцировать, ну и провоцируй, уже недолго, судя по всему.»

Он поправил галстук и бросил в коммуникатор:

— Ред, пригласите. И пусть идёт сам.

* * *

Селвин Ред, хоть и казался глыбой рядом со щуплым сутулым парнем в спортивном костюме, всё же заковал того в наручники, искренне не понимая, как подобные типы могут разгуливать по столице. Мозг шёл, зыркая по сторонам и поминутно пытаясь сплюнуть, но каждый раз вид рыжего громилы Алана Флинна останавливал. Когда кабинету министров явилась эта парочка, даже Гарт опешил.

— Ред, вы что себе позволяете? Снимите наручники, он не арестован.

— Так точно, — буркнул Селвин Ред и разомкнул браслеты. Флинн, потирая запястья, злобно покосился на своего конвоира:

— Хуже Бабуина, блин. Хурма рыжая.

— Отставить! — рявкнул Дор. — Я тебе говорил, упырь, вести себя прилично? Сейчас от меня получишь, раз краёв не видишь.

Алан вытаращился и опасливо сделал шаг назад, но упёрся затылком в грудь Реда, после чего икнул и пробубнил себе под нос:

— Фигасе тут у вас...

— О господи, — пробормотал министр образования и науки, — куда мы катимся... Капитан, если таков ваш агент, лучше передайте его рассказ своими словами. Боюсь, речь господина Флинна мы не переведём.

— Я уверяю вас, господин Ригот, Алан Флинн вполне способен на связное повествование. Давай, — он повернулся к оторопело разглядывающему зал заседаний Мозгу, — выкладывай. Всё.

— И про Бабуина? — уточнил Алан.

— Если тебе так дороги эти воспоминания, можешь и про Бабуина. Но лучше бы тебе сконцентрироваться на своём задании.

— Кароч. — Мозгу было жуть как неуютно под изучающе-брезгливыми взглядами этих лохов в дорогущих костюмах, но он слишком хорошо помнил тот проклятый день в «Стакане без дна». Во всех подробностях помнил. — Чер... капитан сказал искать трепачей. Которые о походе за Грань гонят. Ну... эта... типа.

— Нашёл? — поинтересовался Дор, еле сдерживая смех. На господ министров жалко было смотреть, вид сателлитского беспредельщика подействовал на них так, будто в зале стоял не худой парень со щербатой челюстью, а как минимум вооружённый психопат.

— Дык. Нашёл, чё не найти. Он и не прятался особо. Я его заснял. И тачку его.

— Я сейчас покажу, — обратился к собравшимся Дор, — я вижу, долго слушать моего агента вам затруднительно.

— Да чё, блин... — начал Мозг и осёкся. Ну их всех нахер, решил он, живым бы выйти, тут, походу, вечеринка и впрямь крутая.

Премьер в полнейшей тишине рассматривал на огромной настенной панели фотографии автомобиля и его владельца, а потом обескураженно спросил:

— И что? Кто этот человек? И что не так с его автомобилем? Стайн, может быть, вы прольёте свет на это... на этот трущобный фильм? Ваш агент мне не внушает доверия, а выглядит он как самый настоящий бандит. Хотя, если уж начистоту, вы сами не внушаете мне доверия.

— Прошу вас ознакомиться с результатами экспертиз, — Дор всё-таки сумел сохранить невозмутимый вид, — номера автомобиля соответствуют вашему автопарку.

Ортис Фейн нервно сглотнул, всматриваясь в смазанные цифры, остальные министры тоже вытягивали шеи, и только Спайт развёл руками как человек, которому в сотый раз рассказывают одну и ту же шутку.

— Единственное, что я могу сказать: это подделка. Из моего автопарка ничего не сможет угнать даже этот... человек.

— Её не угоняли, — подал голос Мозг, — зуб даю. Ключи родные.

— Извольте помолчать, — не сдержался премьер-министр, — вы не у себя в сателлите. Будете говорить, когда к вам обратятся. Боже мой, до чего мы докатились...

Алан Флинн вдруг тонко и дробно расхохотался, обнажив щербатую челюсть. Он смеялся, запрокинув голову, чуть ли не упираясь затылком Дору в плечо и одновременно закатывая левый рукав. Премьер опасливо покосился на бешеного отморозка:

— Что это... существо... тут себе позволяет? Капитан, выведите прочь, мы уже достаточно наслушались на сегодня бреда. Если таковы ваши свидетели, то я настоятельно рекомендую вам прекратить этот фарс, пока я не подписал приказ о вашей отставке! А этого... не знаю, из какой каталажки вы его вытащили, но будьте так добры, отправьте его обратно. Здесь собрание кабинета министров, а не кабак!

— А мне-то чё? — по щекам Алана Флинна текли слёзы от смеха, и он содрогался всем своим щуплым телом. — Мне-то чё? Мне чего бояться? Я смертник, уважаемый господин премьер-министр, я просто на хрен смертник, меня капитан под протокол подписал и спеца вытащил, чтобы уколоть! Я под «Альфой», уважаемый премьер, чего мне бояться? Начну пургу гнать — чик и всё! Хотите в кутузку засадить? Так благодарствуйте нам от вас, господин премьер, в кутузке ликвидаторов нет. Мне кого бояться, вас? Министров ваших? Я всю жизнь по краю хожу, только в отличие от трепачей ваших, бордюр вижу! Вот и живой! Мне кто скажет, что чё-то не то щас гоню, так это не я трепачей на премьерских тачках в сателлит посылал, мозги пудрить! Это не я об истоках-то базарил, мне оно не надо. А машинку вашу я заснял, как капитан велел, всю облазил, подо всем днищем проползал, но обснял. Номерочки сами видели. Мне пофиг, чё вы там мутите. Я чё не так скажу, так с утра не жилец. Только если эти трепачи и впрямь от вас, так вы лошков только на смерть отправили. Их-то больше никто не видел, как причалили. Никто не видел. Я-то смертник по протоколу, а они-то за что?

Премьер медленно наливался краской. Лоснящееся лицо побагровело от ярости, и глава правительства рявкнул, разбрызгивая слюну:

— Вон отсюда!!

— Нет-нет, — Гарт положил руку на плечо Мозгу, отчего он немного настороженно затих и даже чуть согнул ноги в коленях, — юноша, конечно, чересчур экспрессивен, но сделайте скидку на южный сателлит, там этикету не обучают. Но вы видели результаты трёх независимых экспертиз. Вердикт единодушный: номера из вашего автопарка.

— Эти лохи их даже перебить не додумались, — сообщил Алан, — а фальшак как вчера с фабрики, чистенький, так и хочется свернуть. И болты не от этой тачки. Ну а чё, я знаю. Сам сколько перебил. У таких тачек светоотражающие, спереди белые, сзади красные. Фишка. Типа модно и красиво. А фальшак на обычные посадили, гальваника тупая. Одно слово: лохи.

— Это бог знает что! — Премьер был уже густо-свекольного цвета. — Гарт, какого чёрта мы тут слушаем про какие-то болты?

— Потому что фальшивые номера были прикручены сторонними болтами, не соответствующими марке автомобиля. Видимо, всё делалось в спешке и без расчёта на наблюдательность сателлитских угонщиков.

— Это человек должен сидеть в тюрьме! Он сам признался, что угонял автомобили и перебивал им номера!

— То есть, я так понял, я за тачки, значит, сяду, — Флинн вытаращился на сопящего премьера, — а вы, значит, отряхнётесь и пойдёте себе? Я фигею. Ваших трепачей одного за другим кладут, а беда, значит, в тачках.

— Какие трепачи? — не выдержал глава правительства. — Вы можете говорить человеческим языком, а не так, чтобы вас понимал только ваш... — премьер бросил взгляд на капитана. — ...куратор.

— Кстати, — министр образования и науки поправил очки и недоумённо воззрился на канцлера, — а где, собственно говоря, охрана? Как можно вот так взять и привести в Дом Правительства какого-то... примата, который тут хохочет как ненормальный и позволяет себе совершенно возмутительные высказывания?

— Охрана? — поднял брови Гарт. — Помилуйте, господин Ригот. Я государственный канцлер. Все, кого я провожу с собой, да ещё в присутствии капитана, пропускаются незамедлительно. Особенно в рамках генерального расследования.

— Я прошу прощения, — Дин Кейл встал из-за стола, подошёл к Мозгу и внимательно того осмотрел. Мозг исподлобья наблюдал за худощавым пожилым человеком в очках, но молчал. Приступ смеха прошёл так же быстро, как начался. — А как вы узнали, что эти номера принадлежат автомобилю из гаража главы правительства? К вам в сателлит так часто приезжают подобные машины?

— По базе, чё? — удивлённо вытаращился Алан Флинн. — В «Карданном вале» у Оттера. У него база есть на все тачки. Чё сложного-то?

— База? — приподнял брови Иэн Таллер. — Это что ещё... такое?

— Список зарегистрированных в Ойкумене автомобилей, — пояснил Дор, — в сателлите есть парочка хакеров, которые крадут номера с серверов транспортных служб.

— М-да, капитан... — задумчиво протянул министр юстиции, — я вслед за господином премьер-министром начинаю сомневаться в обоснованности занимаемой вами должности. Или вы не знали, что доказательства, полученные незаконным путём, с юридической точки зрения ничтожны? Ни один прокурор не примет их во внимание.

— Но факты остаются, — заметил Гарт, — неприятные факты, надо признать.

Магнус Спайт, уже слегка побледневший, побагровел опять.

— Я сейчас же подпишу приказы об отрешении от должности вас и вашего выкормыша. Мне надоели эти инсинуации. Господин Таллер хотя бы трезво смотрит на вещи.

— Но ведь эта машина действительно была в сателлите. — Дин Кейл упорно гнул свою линию, чем заслужил от Гарта полный уважения взгляд. — Это же действительно факт. Мы можем заслушать начальника вашего транспортного отдела? Уж он-то в курсе перемещений вверенного ему автопарка?

— Мой начальник транспортного отдела в отпуске, и в любом случае я не собираюсь далее это терпеть. — Спайт посмотрел на министра транспорта в упор. — Если не хотите расстаться со своей должностью, открыто поддерживая этих провокаторов, то извольте прикусить язык. Охрана!

«Ну дурак...» Гарт даже головой покачал. «Какой же ты дурак... Как же Кейл был прав...»

Он пересёкся взглядом сначала с Дором, потом с Нортом. Норт на несколько мгновений напрягся, но потом кивнул и подал знак Реду. В ту же секунду Алан Флинн буквально впечатался в стену рядом с Артуром-Халом и здорово приложился лбом. Артур вздрогнул от неожиданности, а потом приоткрыл рот, услышав шёпот Реда:

— Один шевельнётся, обоих пристрелю.

В зал быстрым шагом вошли охранники Дома Правительства с оружием наизготовку. Элитный отряд, прошедший подготовку в условиях, приближенных к боевым, они стреляли на слух и могли одним движением обезоружить человека и уложить того мордой в пол. Но в этот раз всё пошло не по плану.

Не успел премьер отдать приказ, как трое неуловимо похожих друг на друга мужчин одновременно выбросили правую руку вперёд, а затем рванули обратно, сжав кулак, будто что-то прижимая к себе. В ту же секунду пистолеты с неприятным лязгом выпали из рук охранников, каждый из которых кусал губы от непереносимой судороги, скрутившей запястье. Ещё взмах — и трое мужчин в бронежилетах грохнулись оземь, точно им подрубили связки.

«Ёмана...» Мозг, не дыша, смотрел на эту сцену, смотрел и вспоминал Черепа в «Стакане без дна», вспоминал хруст рёбер Бабуина под тяжёлой подошвой и с ужасом понимал, что Череп тогда не показал и десятой доли тех жутких способностей, которые он приобрёл после странных опытов в Институте. «Ёмана, живым бы выйти... в сатике окопаться... в самой глубокой дыре... да как они это делают???» Лоб Мозга покрывали крупные капли пота.

Министры держались много хуже Алана Флинна. Премьер, открыв рот, смотрел на корчащихся от боли людей на полу; Ортис Фейн держался за грудь, словно его сердце могло сейчас оттуда выскочить; министр юстиции господин Иэн Таллер с неприличной для его положения скоростью шарахнулся в дальний конец кабинета; остальные замерли изваяниями на своих местах. И только Дин Кейл сидел относительноспокойно и протирал старомодные очки. Рубикон перейдён, вздохнул он про себя, так зачем метаться. Целью бесконтактной атаки был явно не он.

— Это что, переворот?.. — только и смог прошептать Магнус Спайт побелевшими губами. Его левый глаз очень заметно дёргался.

— Мы всего лишь обезоружили ваших людей, чтобы спокойно довести расследование до конца. — Гарт собирал лежащие на полу пистолеты. — С охранниками всё в порядке, никто не ранен. Переворот, говорите? Если бы я захотел, здесь ещё два часа назад был бы переворот, а вас лично капитан держал бы на мушке или приголубил как этих вот. Модификация это не только смуглая кожа и превосходный оттенок глаз. Расслабьтесь, господа, я просто не люблю беспричинной агрессии в свой адрес. Прикажите этим горе-бойцам убираться, и мы продолжим. Вернее, закончим. Осталось выслушать буквально пару человек.

— Прекратите это издевательство, — Иэн Таллер утирал лоб дрожащими руками, — что вам надо? Что вам надо, Гарт, чёрт бы вас побрал?

— Справедливости. — Рифус Гарт проводил взглядом охранников, покидавших зал заседаний с полыхающими щеками. С бесконтактным боем никто из них дел не имел. — Я уже устал повторять, что целью всей этой заварушки был я лично. Ну вот... не нравлюсь я вам. Почти всем. А я не люблю быть целью. Поэтому хочу в свою очередь указать на виновника нынешнего торжества. Ничего личного, господа.

— За эту выходку вы пойдёте под суд. — сообщил Спайт, который до сих пор не мог справиться с нервным тиком. — Ничего личного, просто нападение на охрану премьер-министра. Вы... вышли за рамки даже ваших полномочий.

— Последний свидетель, а там хоть трава не расти. — Гарт улыбался, глядя на заметно перенервничавших коллег по Дому Правительства. — Суд так суд. Я в любом случае туда отправлюсь. Стайн, вы как, размялись? Готовы продолжить?

— Так точно, господин канцлер. Приглашать?

* * *

Дир вошёл в зал заседаний и удивлённо присвистнул про себя. Он мог ожидать увидеть здесь кого угодно, капитана, канцлера, господи, да даже несчастную Линду, но сейчас его глазам открылась картина поистине удивительная. Переполошённые министры, министр юстиции нервно утирает лоб, министр образования и науки косится то на премьера, то на диковатого вида парня в спортивном костюме, который ошарашенно лыбится щербатым ртом... рядом Ледс держит за локоть побледневшего даже через искусственный загар Артура Пейнза... знакомое лицо... отец Никлас с совершенно остановившимся взглядом... капитан в упор таращится на главу правительства своими немигающими чёрными буркалами без белков, и только Рифус Гарт ослепительно улыбается, как на приёме в честь инаугурации. «Вот это я удачно зашёл...»

— А, Дир, и вы тут. — Премьер слегка обескураженно покачал головой. — Ну и каково вам быть заместителем сумасшедшего?

— Для меня честь служить под началом капитана Стайна, — отчеканил Альд, всматриваясь в покрасневшее лицо с налитыми щёчками, — и как его заместитель, я обязан всецело содействовать скорейшему воцарению правосудия.

— Ну так содействуйте, — раздражённо рявкнул премьер, — может, хотя бы вы остудите эту не в меру горячую голову.

— Снимите пиджак, — распорядился Дор, и Альд расплылся в странной, плотоядной улыбке. Он с трудом скинул пиджак, и министры увидели, что из-под манжет рубашки виднеются регенерирующие бинты.

— Что с вами? — опасливо спросил министр экономики. Дир зашипел от боли и подвернул рукава.

— Ожоги.

— И где вас угораздило? — поинтересовался премьер. Вид начальника агентурного отдела особой бригады главе правительства очень не нравился. Шрам на лбу был поистине чудовищным, а ещё выражение бледно-зелёных глаз с почти невидимыми точками зрачков, отчего Альд Дир казался замершей хищной рептилией, напружиненной перед роковым броском.

— Я их получил, когда вытаскивал жену капитана из горящего автомобиля. На неё было совершено покушение с целью остановить расследование дела «Истоков». Машина злоумышленника врезалась в её кроссовер лоб в лоб. Я едва успел разрезать Сае Стайн ремни безопасности и выволочь её наружу. Ещё немного и она бы умерла.

— Какой ужас... — пробормотал министр юстиции. — Но с чего вы взяли, что это было покушение?

— У капитана и канцлера подробная трёхмерная схема ДТП и прочие доказательства, включая теневой акт купли-продажи по флэш-кредиту списанного из министерства специальных служб автомобиля, который использовал исполнитель. Я же, — Дир сделал шаг по направлению к премьеру, и тому почему-то стало не просто неуютно, а по-настоящему страшно, — дал слово себе, командиру и его жене, что я найду ту сволочь, что организовала это, и убью. Своими руками.

— Что?! — рявкнул вконец взбешённый премьер, вскочив на ноги и опрокинув стул. — Вы угрожаете мне убийством?!

— Ну, — неловко развёл руками Альд Дир, — если вы сами сейчас признались, что это ваших рук дело, то да. Я угрожаю убийством именно вам.

— Тишина!!! — заверещал министр юстиции, который уже был близок к инфаркту. — Объявляется! Создание комиссии! По рассмотрению обвинений, предъявленных премьер-министру!

— Вето! — гаркнул премьер.

— Фигето, — шёпотом сообщил Алан Флинн Дору, — чё ж он палится, как неродной.

— Да заткнись ты, — прошипел Дор, — сыграл свою роль и стих! Радуйся, что о тебе под шумок все забыли, и о художествах твоих.

— Ты мне обещал судимости снять, — напомнил Мозг.

— Выёживаться не будешь, сниму. Я своих слов не нарушаю. А теперь заткнись. У тебя на глазах творится история.

Мозг понимающе вытаращил бесцветные глаза.

— Вето! — повторил премьер, немного успокоившись. Как глава кабинета министров, он имел право заблокировать решение подчинённых. Но не в этот раз.

— Вы не можете наложить вето, — покачал головой министр юстиции, — решение принято кабмином единогласно, воздержавшихся нет, отсутствующих тоже. При полном кворуме вы не имеете права вето. Это прописано в Конституции.

Лысый толстячок вытаращился. Он совсем забыл об этой дурацкой норме, специально прописанной в основном законе Ойкумены, чтобы пресечь попытки манипуляции кабмином и не допустить скатывания в тоталитаризм. Теперь эта норма работала против него.

— Это абсурд... — прошептал премьер. — Полнейший абсурд... Вы хотите организовать очередную комиссию по расследованию, простите, чего? И на каком основании? На основании показаний примата с окраин, не владеющего нормальной речью, сумасшедшей заключённой, которая осуждена за подготовку теракта, или ищущего мести человека, который пострадал в автокатастрофе и которому всё равно, кого в этом обвинять? Или, быть может, вам внушают доверие слова двух модификантов, которые посещают, на минуточку, Внешний мир и уже давно перестали быть полноценными людьми, свихнувшись от тамошней радиации?

— Вам это не помешало собственным приказом назначить Рифуса Гарта государственным канцлером, а Стайна — капитаном «Красного отдела», — напомнил министр юстиции, — несмотря на отсутствие прецедентов.

— А быстро вы, однако, переметнулись на другую сторону, — заметил Гарт, — у вас удивительное чутьё. Жаль, раньше оно не сработало.

— Чутьё? — прошипел Иэн Таллер, повернув к Гарту исказившееся лицо. — У вас на глазах было совершено признание под протокол. — Он покосился на нервно заполнявшего планшет помощника пресс-секретаря. — Может, я и был неправ, но свои промахи признаю. И напоминаю, что теперь вам надлежит вступить в должность врио председателя правительства, как предписывает закон.

— Я должен свидетельствовать в суде в качестве государственного канцлера, — покачал головой Гарт, — вы следующий после меня, ну вот и займёте пока эту должность. А там время покажет.

Дор обессиленно опустился на пол и сел, вытянув ноги. Сейчас начнётся... комиссии, рассмотрения, доказательства и экспертизы... может, и Лору вытащат обратно из её одиночки... а ещё Амбис, всё расследование просидевший на парковке в машине с опущенными шторами... потом суд... Он закрыл глаза, не обращая внимания на гвалт в зале заседаний. Свою роль в этом деле он сыграл, как мог. И вроде как даже при галстуке остался.

Эпилог

— Ну так что, Стайн? — Гарт сидел на краешке стола и улыбался с каким-то весёлым лукавством. — Что скажете? Как вам вариант?

— Это... э-э-э... — В мыслях у Дора был примерно такой же кавардак, как в тот день, когда капитан особой бригады Рифус Гарт принимал его на службу. — Это неожиданно...

— А жизнь вообще полна неожиданностей, как вы успели заметить. — Канцлер откровенно веселился, глядя на подчинённого. После суда, приговорившего Магнуса Спайта к смертной казни, после махинаций, отправивших Артура-Хала вместо «кресла покоя» в ментальный отдел бригады под опеку Эдера Фроста взамен выбывшей Беллы, после трёхнедельной мороки в кабинете министров, когда кандидатуры на пост премьера тасовались, как покерная колода, Гарт, наконец, смог расслабиться. У него был свой кандидат с самого начала, и все это знали, но канцлер настоял на рассмотрении всех возможных вариантов. «У нас же не абсолютная монархия», что подразумевало некоторую свободу выбора. Министр юстиции тогда, криво улыбнувшись, заметил, что вся свобода выбора заключается в том, одобрять кандидата от канцлера или нет. На что Гарт пожал плечами и сообщил, что у него хотя бы есть кандидат, и не самый плохой. На том и порешили, хотя министр образования и науки господин Ригот до сих пор был настроен скептически.

— Стайн, подумайте ещё раз. Я вас не тороплю, но, вообще-то, инаугурация, кто бы не попал под этот каток, назначена через тридцать дней. Лучше бы не тянуть. Мне нужно ваше принципиальное согласие. Дело, на минуточку, затрагивает вас напрямую.

— Я понимаю, господин канцлер, — вздохнул Дор, — но как-то в голове не укладывается.

— Так уложите. Это политика, Стайн, это не стрельба по штырькам. За Отдел не беспокойтесь, что-нибудь придумаем.

Дор нерешительно мял в пальцах сигарету, не осмеливаясь закурить в стерильно-белом кабинете с металлическими вставками на стенах и поднятыми жалюзи. Ему было страшно. Просто страшно, потому что это политика, как говорил Гарт, это политика... и Дор в ней ни черта не понимал.

— Я согласен, — наконец сказал он, выдохнув про себя и мысленно утерев лоб, — я полностью доверяю вашему решению.

— Тогда встретимся на инаугурации, — Гарт снова улыбнулся с полнейшей безмятежностью и углубился в какие-то документы.

* * *

Через месяц после описываемых событий.

— Ты меня в гроб вгонишь! — Сая была на таком взводе, что Дор опасливо наблюдал за женой из-за приоткрытой кухонной двери. — Машина через полчаса! Это инаугурация! Какого лешего ты всё ещё не готов? Хватит оттуда таращиться! Быстро, нет, я сказала, быстро вылез и оделся!

— Бельчонок, мне собраться пять минут, ты чего распсиховалась? — Дор всё ещё торчал на кухне, даже не делая попыток зайти в комнату. — Всё успеем. Не суетись.

— Я тебя ночью убью, — пообещала Сая, нервно укладывая волосы и что-то злобно шипя расчёске, — вот этой ночью и убью. Во сне задушу, подушкой, чтобы ты, Дор Стайн, прекратил своё земное существование. Не трепи мне нервы! — вдруг взвизгнула она, перейдя на ультразвук, и Дору пришлось покинуть спасительную кухню. — Ты должен быть при полном параде, это же ответственное мероприятие, ну и где твой орден?

А правда, где?

Этот вопрос Дор не стал задавать вслух, обоснованно опасаясь, что сейчас в него полетит в лучшем случае кофейник, в худшем Сая его просто загрызёт. Так что пришлось искать бархатную коробочку самому. Инаугурация премьер-министра не шутки, тут его жена была права, вот только Дор предпочёл бы отправиться в свой кабинет под самым шпилем и наблюдать всё шоу в прямом эфире по громадной настенной панели. Но его мнением сегодня никто не интересовался.

Через двадцать минут он, подхватив всё ещё раздражённо выговаривающую ему Саю под руку, спустился к поджидающему автомобилю с красными номерами. Девушка до сих пор возмущённо шептала ему в ухо о безответственности и прочих его грехах. Оставалось только слушать и кивать с покаянным видом. Водитель с интересом косился на капитана в парадной форме и при ордене вне степеней, слушающего нотацию от жены, словно простой обыватель. «Ага, хоть ты три раза командир и „М+“, а против женщин не попрёшь. Весь мозг выпьют.» Водитель дал себе слово не жениться ни при каких обстоятельствах и вдавил педаль в пол. До Дома правительства было минут двадцать езды.

* * *

— Клянусь при осуществлении полномочий главы кабинета министров уважать и охранять права и свободы граждан Ойкумены, соблюдать и защищать Конституцию Ойкумены, верно служить народу. — Гельт Орс снял подрагивающую правую руку с томика Конституции. Он смотрел с трибуны на громадный зал приёмов Дома Правительства и до сих пор не верил, что только что принёс присягу, которая сделала его человеком, занимающим главный руководящий пост государства. Из зала с цветными витражами и испещрённым причудливым светодиодным узором потолком на него смотрели сотни глаз, и некоторые из них не моргали. В первом ряду сидел весь кабмин, включая государственного канцлера. Рядом с ним сидел капитан... бывший командир Орса. Капитан улыбался во все зубы, ослепительно белые на фоне кофейной кожи, и его аплодисменты сливались с остальной овацией. Гельт Орс официально вступил в должность премьер-министра.

— А вот теперь, Стайн, — Гарт прошептал это Дору, почти касаясь губами уха, — я могу с чистой совестью утверждать, что мы с вами управляем всей Ойкуменой.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Эпилог