В Суоми [Геннадий Семенович Фиш] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (216) »
В Суоми
МЫ ВЕРНЕМСЯ, СУОМИ! Роман
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
До замужества жизнь Эльвиры протекала спокойно и благополучно. Отец любил ее больше других своих детей, таких же розовых, таких же голубоглазых и белокурых, как Эльвира. Эльвира была балованной дочерью. Она три года ходила в школу, но, когда учитель сказал, что на конфирмации она будет первой, отец решил — хватит, и взял ее домой. Дома было много работы. В хозяйстве — одиннадцать коров, сто пятьдесят оленей, две лошади. Эльвира доила коров, ухаживала за ягнятами, огромными старинными ножницами стригла овец — они жалобно блеяли: «Мэ, мэ!» Ноги им связывала старшая сестра Эльвиры — Хелли. Эльвире становилось их жалко, и она прикладывалась своим розовым вздернутым носиком к влажным овечьим носам. Эльвира убирала горницы, смахивала пыль с лавок, стоящих вдоль стен, с высоких полок. Зимою семья по вечерам собиралась в одну горницу, женщины пряли нитки из теплой овечьей шерсти. В таком большом хозяйстве нужен был батрак. И в ту зиму к отцу поступил Олави. С топором и пилою он шел на север, чтобы наняться лесорубом-вальщиком. По дороге Олави заглянул в избу, где суетилась у плиты Эльвира, готовя кофе, и попросил напиться. От кофе подымался вкусный пар. Старику понравился сильный над вид парень, статный и скромный, и он сказал: — Зачем тебе идти дальше? Оставайся у меня. Олави вспомнил лесные шалаши, в которых он прожил шесть зим, и насекомых, и еду всухомятку, и то, как щепкой выбило глаз приятелю (поэтому-то Олави шел сейчас один). У Эльвиры от горячей плиты раскраснелись щеки — ей только что исполнилось шестнадцать лет, а Олави было двадцать два года, — и он остался. Рано утром, когда Эльвира доила корову и напевала, в хлев вошел Олави — он уже второй месяц работал у отца — и сказал ей: — Через два дня вечером гулянье в деревне, и ты будешь в хороводах выбирать только меня. — Ладно, — не подумав даже, ответила она. — И еще, Эльвира: ты будешь моей женой. — Ладно, — повторила она, и от радости ей показалось, что она летит. Парни затеяли праздник на славу. Но во всей деревне гармонь была только у отца Эльвиры, и он давал ее на вечер за шесть марок; это немало, но без гармони нельзя танцевать, а без танцев нет вечеринки, в деревне же среди парней много отличных гармонистов. …Уже были морозы, и снег, и звездные ночи.Третий год шла война. У Каллио в Америке жила тетка, в Канаде где-то. Она его звала к себе — хорошие лесорубы в Канаде нужны, — и он уже совсем собрался ехать, когда появились вдруг эти германские подводные лодки и стали топить пассажирские корабли. Отец Каллио уехал в Америку, когда мальчику было всего полтора года, и вскоре там его насмерть придавила сосна. Мать с тремя малыми ребятами осталась батрачкой на всю свою невеселую жизнь. Каллио, узнав про подводные лодки, не поехал в Америку, а решил идти на север Финляндии рубить леса акционерного общества «Кеми». Он уходил завтра, и оставить такое событие без вечеринки было невозможно. Уже откладывали девушки кто кусок масла, кто муку, а кто и курицу; уже таинственно пощелкивал пальцами у горла Лейно, давая знать посвященным, что дело без спиртного не обойдется. А гармони не было. Тогда парни обратились к Олави: — Старик хвастал, что ты у него хороший работник. Попытай, может, он тебе уступит. Олави пошел наверх к хозяину. Старик читал у окна Библию. Олави смахнул снег с каблуков и носков своих кеньг, подошел к старику, сел напротив. Старик продолжал сосредоточенно читать. Олави медленно стал набивать трубку. Торопиться было некуда. Субботний день кончался за деревней в голубом снегу. И так Олави сидел, пока совсем не стемнело. Старик оторвал от Библии утомленные глаза. — Засвети лампу, Олави. Олави встал, но не пошел зажигать свет, а сказал: — Отец, завтра у ребят гулянье. Дай им гармонь, они не испортят. Условия старика были неизменны: — Шесть марок не так много для тех, у кого есть время гулять, а гармонь мне тоже не даром далась. Тогда Олави подошел еще ближе к старику и медленно, тихо спросил: — Ты говорил, что я хороший работник? — Да, на тебя я не жаловался. — Отдай за меня младшую дочь. Они оба замолчали. А Эльвира стояла на пороге и про себя тихо-тихо, чуть шевеля губами, молилась. Помолчав минут пять, старик начал смеяться, и чем веселее смеялся старик, тем мрачнее становился Олави, и наконец он в сердцах повернулся и вышел из горницы. На пороге никого уже не было. А старик все смеялся. Потом крикнул Эльвиру, чтобы зажечь свет, — было уже совсем темно. Она
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (216) »
Последние комментарии
1 день 20 часов назад
2 дней 39 минут назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад