Улица Америки (СИ) [Виктория Лейтон] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. По ту сторону океана ==========

Нащупав в кармане джинсовки последний леденец, я забросила его в рот, надеясь, что заложенные уши наконец отпустит. Каждый раз одно и то же — при посадке голова трещит так, что хоть на стенку лезь. Но, даже несмотря на это, в детстве я мечтала стать стюардессой — так и видела себя в нарядной темно-синей форме, разносящую кофе и шампанское пассажирам бизнес класса, среди которых непременно окажется Брайан Крауз.

Легкий толчок вырвал меня из детских воспоминаний — шасси коснулись посадочной полосы, и сидящая рядом пожилая леди облегченно вздохнула. Все шестнадцать часов полета я только и слышала от нее истории об авиакатастрофах, а при каждой, даже самой легкой тряске моя попутчица крестилась и рьяно перебирала выцветшие четки.

— Хвала небесам, приземлились, — выдохнула она. — В следующий раз отправлюсь на теплоходе. Ты знала, милочка, что корабли самый безопасный вид транспорта?

— Ага. Пассажиры «Титаника» тоже так думали, — вырвалось у меня.

— Что? — новая знакомая хлопала глазами и смотрела на меня сквозь линзы старомодных очков.

— Ничего, мэм, просто шутка. Конечно, теплоходы в сто раз лучше самолетов, машин и всего остального.

Мне стало стыдно. Старая леди, конечно, была не виновата в том, что мое настроение не располагало к беседам.

— Вот, возьмите. Это вам в подарок. — Я протянула ей коробку шоколадных конфет «Линдт», которую отец передал для дяди Ирвина и его семьи.

Интересно, о чем он думал, когда покупал их — дарить австрийские конфеты австрийцам? Как по мне, это все равно, что всучить американцу брелок со Статуей Свободы. Но тогда, не желая провоцировать очередной конфликт, я взяла их без вопросов, а теперь была счастлива избавиться.

Дама растерянно поблагодарила и убрала нежданный подарок в элегантную вязаную сумочку.

В это же время погасла надпись на табло, и я с наслаждением отстегнула ремень. Два узких прохода тут же превратились в подобие оживленной трассы в час пик — добрая половина пассажиров синхронно повскакивали с насиженных мест и устремились к выходу, точно боинг мог улететь обратно в Штаты вместе с ними. Честно говоря, мне и самой не терпелось выбраться из салона, глотнуть свежего воздуха и осознать, что дом остался по ту сторону океана.

Минут через семь-восемь, когда желающих выйти на свет божий, немного поубавилось, я забрала с багажной полки дорожную сумку, предварительно заехав ею себе по голове, попрощалась с соседкой и направилась к выходу.

— До свидания, мисс, — улыбнулась красавица-стюардесса, похожая на Брук Шилдс. — Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию.

— Угу, — скомкано пробормотала я и вышла на трап.

Авиакомпанию, ровно как и место моего нынешнего пребывания выбирали Марси и отец, а если начистоту, только Марси. С тех пор как эта женщина поселилась в нашем доме, последнее слово оставалось за ней. Справедливости ради, мачеха была не так уж плоха, и на протяжении последнего года честно пыталась наладить со мной отношения, но каждый раз стучала в закрытую дверь. Иногда в прямом смысле.

«Напиши, когда приземлишься», попросил отец, проводив меня до стойки паспортного контроля. — «Если батарея не сядет».

Спустившись с трапа, я достала из рюкзака телефон. Двадцать один процент. Вздохнув, набрала сухое «Долетела. Все хорошо. Целую» и нажала кнопку «Отправить». Они искренне переживают и мне не стоит быть сучкой.

В Зальцбурге было пасмурно, густой воздух пах дождем, мокрым асфальтом и самолетным топливом. Сквозь сероватую дымку тумана виднелось здание аэропорта, манящее уютом, в противовес безобразию, творящемуся снаружи. Автобус нам не подали и пришлось идти пешком, чему я обрадовалась — не помешает размяться после долгого перелета.

Ноги уверенно несли меня вперед, но осознание еще не пришло — Ирвин был старшим братом моей мамы, и последний раз мы виделись лет восемь назад. С будущей женой Агнесс он познакомился еще в колледже: она приехала в Финикс [1] из Австрии и поступила в Университет Большого Каньона, где к этому времени уже заканчивал второй курс дядя Ирвин. Их роман начался стремительно, и уже через месяц после получения диплома Агнесс Вальдау стала миссис Уолш, а полгода спустя на свет появился Алекс, мой кузен, а еще через шесть лет Фанни, или, как любила называть ее моя мама, Малышка Фэй.

Честно говоря я плохо помню то время. Ирвин и Агнесс жили в пригороде Нью-Йорка, а мы обитали ближе к центру. В гости они ходили часто, но мне в ту пору было пять лет, и самое яркое воспоминание, оставшееся в памяти — Алекс запирает меня в чулане, где полным-полно пауков, и когда на мои крики прибегает дядя Ирвин, получает от отца знатного леща.

Конечно, были и другие события: Рождественские ужины, барбекю, поездки на озеро и прочее, но спустя много лет они вытеснились другими воспоминаниями и потускнели. Когда мне исполнилось семь, Ирвин поддался на уговоры жены, долгие годы тоскующей по исторической родине, и той же зимой они уехали в Австрию.

На протяжении следующих десяти лет наше общение продолжалось — дядя и тетя каждый год приезжали в Нью-Йорк, раз пять брали с собой малышку Фэй и один раз Алекса, но мы с мамой в тот год отдыхали на Гавайях, и свидеться нам не удалось. Мы планировали приехать к ним следующим летом, однако жизнь внесла свои коррективы — у мамы обнаружили саркому [2] большеберцовой кости. А через семь месяцев ее не стало.

Два последующих года прошли как в тумане — отец долго оплакивал маму и, наверное, до сих пор не смирился с потерей, но жизнь продолжается, и в нашем доме появилась Марси. Она не сделала мне ничего плохого, но я, понимая, абсурдность и эгоизм своего поведения, вела себя с ней как последняя стерва. И не было ничего удивительного в том, что, когда Марси забеременела (а это случилось три месяца назад) мне предложили «погостить» у дяди Ирвина и Агнесс на время летних каникул. И, честно говоря, я была этому только рада.

Но, чем меньше времени оставалось до нашей встречи, тем сильнее становилась моя тревога. Мы слишком давно не виделись, и слишком плохо знали друг друга. В факсах и телефонных звонках они писали, что очень ждут меня, но не было ли это лишь проявлением элементарной вежливости?

Паспортный контроль и получение багажа заняли у меня чуть больше сорока минут. За стеклянной стеной толпились встречающие и, волоча за собой огромный чемодан, я пыталась отыскать среди них знакомые лица.

— Тэсса!

Навстречу мне бежала стройная шатенка в светлых джинсах и розовой тенниске. Фанни. Последний раз мы виделись четыре года назад, и я с трудом узнала в ней угловатую и немного неуклюжую «Малышку Фэй». Теперь это была юная и очень изящная девушка.

— Привет!

Мы обнялись и секунд десять простояли, стискивая друг друга.

— Как долетела? — она отстранилась, не убирая рук с моих плеч.

— Нормально, только мышцы ломит, — я в очередной раз размяла плечи, и суставы в ответ жалобно хрустнули. — А где все?

— Папа в туалете, мама пошла за кофе, а Алекс вернется завтра, — и тут же пояснила. — Уехал с друзьями в Нойхаус [3], у них там какая-то командная вечеринка. — Все это Фанни протараторила на одном дыхании и снова бросилась мне на шею. — Ну, пойдем, же! — она схватила меня за руку и потащила к выходу из терминала.

Дядю и тетю мы нашли в небольшой кофейне — они как раз шли в нашу сторону. Вот уж кто совсем не изменился! Загорелый и подтянутый Ирвин в извечных синих джинсах и черной футболке (по словам Фей их у него было тридцать две штуки одинаковых, как две капли воды) и миниатюрная блондинка Агнесс, «женщина без возраста», одна из тех, которым можно дать, как тридцать пять, так и пятьдесят.

Встреча вышла такой же бурной, и в течение следующих пяти минут мое тщедушное тельце стискивали с обеих сторон. Когда с выражением чувств было покончено, моя рубашка пахла мужским одеколоном, а на щеке отпечаталась розовая помада.

— Ой, прости, — рассмеялась Агнесс, затем достала из сумочки влажную салфетку и вытерла «поцелуй». — Ты посмотри-ка! Настоящая красавица. Вылитая мать! — она опомнилась и резко осеклась. — Извини, солнышко, не стоило мне этого говорить.

— Ничего, все в порядке. — По прошествии двух с половиной лет боль поутихла и теперь лишь изредка беспокоила, как застарелый шрам, ноющий перед непогодой. — Мне приятно это слышать.

Ирвин выдохнул и расправил плечи, отгоняя грустные мысли. Они с мамой были очень близки, но на ее похороны он не смог приехать, поскольку сам в это время находился в больнице.

— Ладно, — дядя хлопнул себя по бокам, — нечего терять время. До Шердинга около двух часов езды, а ты наверняка проголодалась.

— Есть немного.

При упоминании еды желудок тоскливо заурчал. В течение полета нам дважды разносили горячую еду, но с момента последней «кормежки» минуло уже восемь часов.

— Дай мне эту штуку, — с этими словами Ирвин забрал у меня чемодан и большую дорожную сумку. — За мной, семья! — скомандовал он, смеясь, и мы двинулись к выходу из аэропорта.

На парковке ждал «Фольксваген» серого цвета — явно не новый, но в хорошем состоянии. Дядя всегда был консерватором и, сколько я его помню, хранил верность любимым вещам. Это относилось ко всему: стилю одежды (те же самые черные футболки), одеколону и маркам автомобилей. Мама частенько шутила на эту тему, называя его «старой гвардией».

— Прыгай на заднее сиденье и не забудь пристегнуться, — подмигнул он, забросив мой чемодан в багажник.

В Штатах были те же правила, что и в Европе, но на практике соблюдали их не всегда, и большинству американцев уж точно не пришло бы в голову пристегиваться на заднем сиденье.

— Алексу это однажды спасло жизнь, — поведала Фей, застегивая ремень. — Они с друзьями возвращались из Пассау, и машина перевернулась. Он сидел сзади и отделался легким испугом.

В зеркале заднего вида над передним сиденьем я увидела сердитые глаза Агнесс.

— Зато мне это стоило новой седины, — тетя покачала головой. — Два года прошло, а как вспомню, так в дрожь бросает.

Я не помнила, чтобы в письмах кто-то из них упоминал эту аварию, но расспрашивать не стала.

— Ну, так и не вспоминай, — неожиданно резко сказал Ирвин. — Обошлось и слава Богу.

На несколько секунд воцарилась тишина, прервавшаяся, когда сзади раздраженно засигналил автомобиль.

— Ну, ладно, в путь! — сказал дядя уже своим обычным голосом и нажал на педаль газа.

Впереди нас ждал Шердинг.

Комментарий к Глава 1. По ту сторону океана

[1] Финикс - город в штате Аризона

[2] саркома - агрессивная форма рака

[3] Нойхаус - город в Баварии (Германия) недалеко от границы с Австрией

========== Глава 2. Страницы воспоминаний ==========

В свои семнадцать я четыре раза была за границей — дважды на Гавайях, один раз на Коста-Рике [1] и один раз в Мексике, но мне тогда было три года, и «земля Майя» почти не отпечаталась в моей памяти.

Сказать, что Европа разительно отличалась от всего, что я видела прежде — не сказать ничего. Аэропорт находился в четырех километрах от центра, и Ирвин, воспользовавшись моментом, поехал через город. Первое, что бросилось мне в глаза — слишком много домов и слишком мало места. Дороги оказались невообразимо узкими, на некоторых вместо асфальта лежала брусчатка, а здания стояли вплотную друг к другу. Удивительно, но при этом трамваи, автобусы и машины умудрялись виртуозно разъезжаться, почти не создавая заторов.

А здания… В школе нам, конечно рассказывали о европейской архитектуре, но ведь не зря говорят, что лучше один раз увидеть. Все они были старые, совершенно непохожие друг на друга, но вместе составляли единый ансамбль. В исторической части Нью-Йорка тоже хватает старинных особняков, но со здешними они не имели ничего общего. Желтые, красные, зеленые, серые — с огромными парадными дверями, украшенными причудливой резьбой; фигурными наличниками и деревянными жалюзи. Казалось, нас занесло в прошлое, и из-за угла вот-вот вывернет коляска, запряженная лошадьми. Впрочем, несколько раз нам действительно попались такие экипажи, только вместо дам и их кавалеров в них сидели туристы с фотоаппаратами. А еще, как сказала мне Агнесс, здесь почти не было автомобильных дорог, и большинство улиц были пешеходными.

— Алекс еще свозит нас сюда, — сказала Фанни. — Ему будет полезно оторвать задницу от барной стойки, — хихикнула она.

— Сразу видно, девочка из христианской школы, — Агнесс фыркнула.

— Хочешь, сказать, ты никогда не говоришь это слово, — Фанни откупорила банку «Маунтин Дью», треть которой тут же оказалась на ее ногах. — Вот, черт! А ну-ка, скажи, как ты называешь нашего соседа?

— Называю так, как он того заслуживает, — ответила мать. — Но это значит, что тебе нужно за мной повторять.

Слушая их перепалку, я немного расслабилась. Что ж, во всяком случае, они не оказались чопорными европейцами (не знаю, почему, но у меня было такое опасение) и не придется строить из себя благородную девицу. Не то, чтобы от меня было много проблем, скорее, наоборот, но притворяться лучше, чем я есть, совсем не хотелось.

Мы выехали из города и через несколько минут оказались на автобане.

— А вон там Альпы, — Фанни указала в окно, туда, где по левую руку терялись в тумане очертания гор.

Но вскоре и они остались позади, а впереди расстилалась дорога. Местность была холмистая, маленькие особняки стояли на склонах, и в некоторых местах огороды были прорежены ступеньками и разделены на ярусы. Издалека они казались игрушечными, отчасти еще и потому, что и впрямь напоминали кукольные домики — покатые черепичные крыши, белые стены и длинные деревянные балконы, все, как на подбор украшенные яркими цветами в подвесных горшках.

Все это казалось чертовски милым, но вместе с тем странным и каким-то… ненастоящим. Но увиденное мне нравилось.

Примерно через полчаса холмы сменились равнинами. Повсюду, на сколько хватало глаз, простирались кукурузные поля. Сочные стебли с острыми листьями и тугими, еще не созревшими початками, стеной стояли вдоль дороги. Некоторые доходили высотой до двух метров.

— У вас тут хоть «Детей Кукурузы» [2] снимай, — пошутила я, разглядывая плантации, которым, казалось, не было конца. — Ну, или «Джиперса Криперса» [3].

Мы ехали уже часа полтора, и от долго сидения у меня затекли ноги, и болела спина. Заднее сиденье старенького «Фольксвагена» было явно предназначено для кого-то покороче. Я посмотрела вниз, на свои ноги — не то, чтобы они были слишком длинными, но места им здесь явно не хватало. Фанни, судя по недовольному ерзанью, испытывала то же самое.

— У нас на этих полях обычно другим занимаются, — Фанни хихикнула. — Местным подросткам не хватает острых ощущений.

Агнесс уже даже возмущаться не стала, только головой покачала.

Примерно через полчаса мы наконец добрались до места. Шердинг был похож на Зальцбург, только в разы меньше, впрочем, как сказал Ирвин, да и я сама уже поняла, все европейские города похожи друг на друга. Те же игрушечные домики разных цветов, мощеные булыжником улицы, и все это в окружении невысоких холмов.

Мне нравилось увиденное, но я вряд ли смогла бы тут жить — слишком уж привыкла к шуму большого города и его ритму. Но сейчас это было отличное место, чтобы взять тайм-аут и отсидеться подальше от дома. Ну и, конечно, получше узнать родню.

Уолши жили на выезде из города — их белый двухэтажный дом стоял на окраине, там, где дорога уходила в сторону немецкой границы. «Улица Америки» [4] , гласила табличка на стене дома. Интересно, кто и как давно додумался дать ей такое название? Надо будет спросить на досуге.

— Девять километров, и ты в Германии, — сказала Фанни. — Мы иногда ездим туда заправляться. Там бензин дешевле. Ну и за продуктами еще, бывает.

Я никогда не интересовалась политикой, но в тот момент подумала, что этот союз не так плох, как говорили о нем некоторые скептики. Но все же было трудно представить — это как если бы Штаты, Канада и Мексика вдруг задумали бы объединиться.

— Приехали, — Ирвин остановил машину и вынул ключ.

К дому вела выложенная гранитом дорожка, а по обеим ее сторонам раскинулся ухоженный газон с пышными клумбами и яркими садовыми фигурками.

Прихожая была оформлена в светлых тонах и, что мне особенно понравилось — ничего лишнего. Никаких тебе вульгарных торшеров, дурацких резных комодов и пошлых статуэток из дешевой керамики, которыми Марси наводнила наш дом, как только переехала.

— Фанни покажет тебе твою комнату, — Ирвин забрал у меня сумку. — Ступайте наверх, девочки, но чтобы через десять минут были в столовой. Обед готов, его осталось только разогреть.

Как выяснилось через минуту, мне выделили старую комнату Алекса, находившуюся по соседству со спальней Фанни.

— Он теперь в мансарде обитает, да и то по выходным, а так снимает квартиру в Пассау. Там же и работает.

Фанни ушла к себе переодеваться, и, оставшись одна, я плюхнулась на кровать. Это происходит со мной. Я здесь. За тысячи километров от дома, вдали от Марси и потакающего ей отца, вдали от всего, что раздражало и нервировало меня последний год. И тут, словно в насмешку над моими размышлениями, пискнул телефон. «Передавай всем привет, Тэсса. И не злись на меня. Я хочу, чтобы мы были подругами. Целую». Тоже мне, подружка нашлась, фыркнула я, но все же ответила «Хорошо, передам. Целую». Поставила телефон заряжаться и вышла на балкон. Он охватывал сразу две комнаты — мою и Фанни. Увидев рядом с ее дверью плетеное кресло и маленький столик, на котором в открытую стояла пепельница, я поняла, что Ирвин и Агнесс сюда не заглядывают.

— Не боишься, что накроют? — я приоткрыла стеклянную дверь ее спальни и заглянула внутрь.

— Неа, — Фанни стояла посреди комнаты в одних трусах и сосредоточенно выбирала разложенные на кровати лифчики, — они на нашу территорию не суются. Ценят личное пространство, хотя, если спалят, то мне, конечно, влетит. Ты, кстати, куришь?

— Бывает.

В старших классах нелегко избежать соблазна попробовать эту вредную привычку, и я не стала исключением. Заядлой курильщицей не была, но на вечеринках, было дело, стреляла сигаретку-другую.

Фанни предложила покурить «пока осталась минутка», но я отказалась. Во-первых, Ирвин и Агнесс наверняка бы учуяли запах табака, и непонятно, почему Фанни это не беспокоило, а во-вторых не особо и хотелось. К тому же я старалась не привыкать — моя тетя Дженис по отцовской линии курила с четырнадцати лет. Нет, вопреки страшным прогнозам она не заболела раком, но сейчас ей пятьдесят три, а выглядит она на десять лет старше. И плюс ко всему половина ее зубов — импланты.

Но я, конечно, не стала говорить об этом Фанни и читать ей лекции о здоровом образе жизни: не хотелось выглядеть занудой и учить других.

Наконец, кузина ловко затушила сигарету, разогнала дым тонкой ладошкой и брызнула в рот дезодорантом «Орбит».

— Идем.

Остаток дня прошел без приключений. После обеда Агнесс затащила меня в гостиную и на протяжении часа показывала семейные альбомы, коих у нее было штук восемь, не меньше. Разглядывание старых фото всегда казалось мне скучноватым, но, не желая обижать тетю, я старательно изображала интерес.

— А вот это твоя мама, — Агнесс перевернула страницу. — За два года до твоего рождения.

С поляроидного снимка на меня смотрела молодая женщина в белой блузке и свободных джинсах-«варенках» с широким ремнем из коричневой кожи.

— Она никогда мне ее не показывала.

— Это и не удивительно, — улыбнулась Агнесс, — второй такой попросту нет. В тот день мы устроили пикник в Центральном Парке, и Ирвин взял с собой новенький «Поляроид». Они тогда только-только появились в продаже. — Агнесс посмотрела на меня и фото. — Как вы все-таки с ней похожи.

Так говорили все, кто знал меня и маму, но сравнивая наши фото, я всякий раз приходила к выводу, что это не совсем так. Да, у нас обеих были черные волосы, карие глаза и светлая кожа, но мамина внешность была более… как бы это сказать… утонченной, что ли. Тонкий нос, тонкие губы — холодная, немного злая красота и удивительно доброе сердце. Вот такое странное сочетание.

— А это Алекс с командой, — Агнесс, увидев скользнувшую в моем лице грусть, поспешила перевернуть страницу. — В прошлом месяце они играли с командой из Бельгии.

Я знала, что он увлекается футболом, и состоит в какой-то любительской команде от городской общины — дядя и тетя не раз с гордостью это подчеркивали.

— Правда, красавец стал?

Я открыла следующую страницу, где фото было снято с уже более близкого ракурса.

— Ну, да. Девчонки, наверное, табунами за ним бегают.

— Мне здесь только гадать остается, — вздохнула Агнесс. — Он и раньше-то не слишком разговорчивый был, а как перебрался в Пассау, так из него и вовсе слова не вытащишь. Я думаю, это все из-за… — она резко осеклась. — Впрочем, неважно.

Все эти годы я больше общалась с Фанни, а если говорить начистоту — только с ней. Не то, чтобы у нас с Алексом были плохие отношения, скорее, нам просто было не о чем говорить, а с их переездом в Австрию, наша связь, и без того хрупкая, прервалась окончательно.

— Надеюсь, он не возражает, что я поселилась в его старой комнате?

— Даже в голову не бери! Он тут уже год не живет, Фанни тебе наверняка говорила. Но завтра обещал приехать.

Я еще раз взглянула на снимок. Последний раз мы виделись десять лет назад, и сейчас передо мной было фото абсолютно незнакомого человека. Пожалуй, даже хорошо, что Алекс теперь живет в другом городе — со слов тети он явно не слишком общителен и вряд ли рад моему приезду.

Комментарий к Глава 2. Страницы воспоминаний

[1] Коста-Рика - не менее популярный, чем Гавайи, курорт у американцев.

[2], [3] - “Дети Кукурузы” (1985-2018), “Джиперс Криперс” (2001-2018) -

серии популярных фильмов ужасов.

[4] - в Шердинге нет улицы с таким названием, это мой авторский вымысел

========== Глава 3. Родной чужой ==========

Следующим утром Ирвин повез нас в Поккинг, что находился в Германии, всего в пятнадцати километрах от Шердинга. Я так и не поняла, когда мы пересекли границу — ни полицейских кордонов, ни даже знаков на дороге не было.

Смотреть там было особо нечего, но Агнесс собиралась как следует закупиться к воскресному ужину, и, по ее словам, лучший супермаркет в округе находился именно здесь.

Нас с Фанни высадили на площади около католической церкви и предоставили самим себе. Утро выдалось пасмурным, и я поняла, что не прогадала, когда захватила с собой джинсовку.

— Куда пойдем? Может, по магазинам? — с неба накрапывал мелкий дождь, так что прогулка была не лучшим вариантом.

— Время-то посмотри, — рассмеялась Фанни. — Закрыто все.

Я подняла голову, туда, где старинные часы на церковной башне показывали половину десятого.

— Закрыто? — даже в самой глухой американской провинции магазины открывались с семи, максимум, восьми часов.

— Конечно, закрыто, — Фанни сунула руки в карманы розовых бриджей и направилась вдоль по тротуару. — Суббота же, ну. Так что раньше одиннадцати никуда не попадешь.

Я огляделась вокруг и только сейчас поняла, что именно показалось мне странным — людей на улице почти не было, только редкие прохожие, вроде пенсионеров на велосипедах, да пара мамочек с колясками. Город спал.

Морось тем временем усилилась, и мы прибавили шагу. Фанни вела меня в небольшую кофейню, одно из немногих по ее словам мест, где можно перекусить и переждать дождь. Сказать по правде, не так я представляла себе отдых в Европе, но все же решила, что говорить о загубленных каникулах пока рановато, хотя надежды на нечто интересное таяли на глазах, как утренний туман вокруг нас.

Пока шли до кофейни, я осматривалась по сторонам и жалела, что не прихватила фотоаппарат — первое впечатление о том, что смотреть в Поккинге не на что, оказалось ошибочным. Размерами он не намного превосходил Шердинг, но, даже несмотря на пустые улицы, казался живее. По обеим сторонам мощеной дороги выстроились ряды магазинчиков и даже парочка бюджетных бутиков вроде «S. Oliver» и «Esprit». И, так же, как Шердинг, город утопал в зелени и цветах, на фоне хмурой погоды казавшихся особенно яркими.

— Дошли, — Фанни толкнула стеклянную дверь, над которой тотчас мелодично звякнули японские колокольчики.

Стоило перешагнуть порог, как нас окутало запахом кофе и пряных специй. Кофейня являла собой обитое деревом помещение, с панорамой стеной, выходящей на узкую улицу. На бамбуковых креслах лежали клетчатые подушки, а на столиках тонкие кружевные салфетки. За барной стойкой лениво попивал чай пожилой мужчина в национальном красном жилете из вельвета и замши. Увидев нас, владелец (а я не сомневалась, что это именно хозяин) улыбнулся и что-то бодро сказал на непонятном языке, отдаленно напоминающим немецкий. Фанни улыбнулась в ответ и тоже пролопотала нечто нечленораздельное.

— Баварский диалект, — пояснила она, когда мы уселись за столик у панорамной стены. — Они тут почти все на нем говорят, приходится и нам учить.

Мы заняли столик у стеклянной стены. Фанни убежала в туалет, а я принялась наугад изучать меню. Наугад, потому что оно было на немецком, и ориентироваться приходилось в основном по картинкам напротив названий.

Рядом с моим стулом стояла плетеная корзинка, в которой уютно устроился йоркширский терьер и, увидев меня, приветливо замахал пушистым хвостиком.

— Его зовут Марти, — пояснил владелец на ломаном английском. — Он любить гостей.

В доказательство его слов Марти выбрался из корзинки и лизнул мою протянутую руку. Животных я любила, но с появлением Марси нашего кота Феликса пришлось отдать родственникам — мачеха была аллергиком.

Я посадила Марти себе на колени, думая о том, что в Америке за содержание собаки в общепите наверняка оштрафовали бы на пару тысяч долларов или вовсе забрали лицензию.

— О! Смотрю, вы уже познакомились, — Фанни плюхнулась напротив. — Что выбрала?

— Латте и фруктовое пирожное, — выбор здесь был невелик.

— Отлично. Возьму себе тоже.

Дождь за стеной, казалось, и не думал прекращаться. Минут через пять позвонила Агнесс и сказала, что они управились, так что могут забрать нас.

— Не нужно, — ответила Фанни. — Сами доедем, — и отключилась.

Прежде, чем я успела спросить, каким именно образом, она посмотрела мне за спину и махнула кому-то рукой. Я обернулась. За стеклянной дверью стоял молодой человек в джинсах и белой футболке, но лица было не разглядеть.

— Это кто?

Фанни не ответила и лишь хитро улыбнулась. Тем временем парень вошел в кафе, а через пару секунд, когда он подошел к нашему столику, я узнала в нем Алекса.

— Привет, — сказал он, и перевел взгляд на меня. — Тэсса?

— Ну, с утра была ею, — ответила я, разглядывая его, пока он так же разглядывал меня.

Если бы не фото, что показала мне Агнесс, я бы ни за что его не узнала. Мне было семь, а ему двенадцать, когда мы виделись в последний раз — в год, когда они уехали в Австрию. Тощий, задиристый мальчишка, который запирал меня в чулане и пугал дохлыми пауками никак не вязался с человеком, стоящим передо мной, но, надо думать, и я с тех пор изменилась.

— Привет, Алекс.

Из нескладного парнишки с костлявыми ногами и торчащими ушами он превратился в привлекательного юношу — возмужал и явно немного подкачался. И тем труднее мне было связать в голове эти два образа. Отросшие темные волосы скрывались под банданой (в последнее время на них все просто помешались), а на груди болтался кулон с эмблемой «Металлики».

— Я думала, ты приедешь только вечером, — сказала Фанни.

— Освободился пораньше. Как раз собирался выпить кофе, и увидел вас.

— Меня, — с улыбкой уточнила Фанни. — Тэссу бы ты точно не узнал.

— Да уж, — он снова посмотрел в мою сторону. — Когда я видел тебя в последний раз, ты болела ветрянкой. — Алекс усмехнулся. — Помню, потому что ты меня ей заразила.

Он даже говорил как-то по-другому, и дело было не только в явном немецком акценте. В детстве Алекс тараторил без умолку, не мог усидеть на месте больше пяти минут, и учителя вечно жаловались на него, а сейчас напротив меня сидел спокойный, я бы даже сказала апатичный человек.

— Я изменилась в худшую или лучшую сторону?

— Пока не знаю, — Алекс улыбнулся и пожал плечами.

По его взгляду невозможно было понять, что он обо мне думает. Он казался абсолютно равнодушным.

— Тебя тоже не узнать, — честно ответила я. — Скажи, куда ты дел шило в заднице?

— От него много проблем, — хмыкнул Алекс. — Ну, так что? Вы собираетесь погулять или хотите домой?

Мы с Фанни переглянулись. Планов на день у нас не было.

— Пожалуй, домой, — сказала кузина. — А вечером что-нибудь придумаем.

До Шердинга мы ехали в молчании. Фанни на переднем сидении читала бесплатный журнал, которых в кафе лежала целая стопка, Алекс полностью сосредоточился на дороге, а я куковала сзади.

Ирвин и Агнесс немало удивились, увидев сына, который обещал быть лишь поздно вечером.

— В Пассау все равно делать нечего, — объяснил он. — На выходные все разбежались по домам.

— Тебе бы тоже не помешало почаще здесь появляться, — хмыкнула Агнесс.

Стоя у плиты, она беззлобно ворчала, но, совершенно очевидно, была рада тому, что Алекс здесь.

— Меня поселили в твоей комнате, — сказала я, когда мы вышли на крыльцо. — Надеюсь, ты не против.

— Нисколько, — ответил он. — Тем более, она уже давно не моя.

Он сидел на перилах с чашкой кофе, курил, а мне было неловко. Я не знала, о чем говорить с ним, ровно, как и то, что он обо мне думает. Ну, знаете, такое чувство, когда оказался один на один с незнакомым человеком и нужно что-то сказать, чтобы не молчать, как пень, но ты совершенно не представляешь, что именно.

— Как дела? — вообще-то я сама терпеть не могу этот вопрос, но ничего другого на ум не пришло.

— Нормально. — На глупые вопросы глупые ответы.

Завести разговор никогда не было для меня проблемой, но в тот день все слова вылетели из головы.

— Кстати, если хочешь, вечером можем поехать в Парти-Раум, — предложил Алекс.

— «Парти» что? — переспросила я. Это что, название соседней деревни?

— Парти-Раум, — первый раз за все это время он по-настоящему улыбнулся. — Бар по-нашему.

Дома отец по понятным причинам не одобрял такие развлечения, будучи свято уверенным, что до совершеннолетия порядочной девушке нечего разгуливать по ночам. Он без проблем отпускал меня в кино и кафе, разрешал ходить на свидания с Биллом (разумеется, после того, как лично познакомился с ним и его родителями), но в десять часов мне без разговоров надлежало быть дома.

— Бар? Это уже интересно, — я улыбнулась в ответ. — Заодно покажешь мне, как вы тут развлекаетесь.

Если бы в тот дождливый день я знала, к чему приведет мое согласие — начало какой истории оно положит, то сказала бы «нет» и уже через неделю вернулась бы в Штаты. Хотя… Есть ли смысл лгать? Я бы сделала то же самое; повторила бы каждую свою ошибку, произнесла бы каждое слово, ни о чем не жалея и не оглядываясь назад.

Лето две тысячи третьего года повернуло на триста шестьдесят градусов сразу несколько жизней — жизней даже тех, кто появился в моей судьбе много позже. Но тогда я, конечно, не могла знать всего этого. Мне было семнадцать, и я всего лишь хотела свободы.

Комментарий к Глава 3. Родной чужой

Группа В Контакте: https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 4. Вечеринка ==========

«Парти-Раум», о котором говорил Алекс, находился в пяти километрах от города. Уже сгущались сумерки, когда мы вышли из дома. Машину кузен брать не стал — очередь «водителя-трезвенника» в тот день выпала его другу Тео, ждавшему у ворот. Фанни быстро познакомила нас, и мы двинулись в путь.

— Приехали, — Тео заглушил двигатель. — Выгружайтесь, ребята, а я пока припаркуюсь.

В легком недоумении я вылезла из машины и огляделась. Мы стояли возле заброшенного дома с выбитыми окнами. За полуразрушенным зданием чернел заросший сорняками двор, но откуда-то из глубины слабо доносилась музыка.

— И что это значит? — я посмотрела на Алекса. — Это и есть ваш бар?

Не хотелось обижать никого из них, но в моем представлении развлекательное заведение выглядело несколько иначе. Место же, где мы находились, напоминало заправский нарко-притон, хотя даже у нас в Гарлеме подобные места смотрелись приличнее.

— Не бойся, — засмеялась Фанни и, взяв меня под руку, потащила в темные заросли.

Среди сорной травы высотой в человеческий рост пролегала узкая вытоптанная дорожка, но в темноте ее было плохо видно, и я пару раз обожгла щиколотки о сочную крапиву, что росла здесь, не зная бед.

Спустя пару минут заросли расступились, и мы оказались на поляне, в центре которой возвышалось одноэтажное здание с заново побеленными стенами и деревянной крышей, под которой, судя по всему, находилась мансарда, но из-за буйно разросшегося плюща ее почти не было видно.

Из окон раздавалась музыка, по фасаду были развешаны огоньки и китайские фонарики, а прямо перед входом стояли садовые качели, несколько плетеных кресел и деревянный стол. Рядом тлели угли в только что разожженном барбекю, и пахло дымом.

— Раньше здесь находилась ферма, но владелец умер, а его племянник разрешил нам использовать этот участок и переделать амбар, — пояснил Алекс.

— То есть, «Парти-Раум», это не название?

— Нет, просто место для тусовок. Но тебе здесь понравится. Компания у нас приличная.

Едва он это сказал, как из распахнутых дверей, громко смеясь, вышли два парня и девушка. Внешний вид «приличных» людей, вполне вероятно, довел бы моего отца до предынфарктного состояния: на одном из мальчишек позвякивали цепи, закрепленные на узких кожаных штанах с дырявыми коленями, а руки покрывали татуировки, которые в первую секунду я приняла за рукава. Второй выглядел не менее колоритно — коротко стриженные волосы цвета взбесившегося огурца контрастировали с белой, как у вампира кожей и… темной помадой на губах. Девушка, по виду моя ровесница, ничуть не уступала в креативности своим жутковатым спутникам — одетая, как заправская рокерша, она обнимала тощую талию «вампира», а в свободной руке держала здоровенную кружку пива.

Троица подошла к нам.

— Тэсса, познакомься: это Маркус, Юрген и Элиза, — представил Алекс, — ребята, это Тэсса, моя кузина.

— Американка? — деловито уточнил Юрген и почему-то посмотрел на меня с подозрением.

Элиза сердито толкнула его в бок.

— Не бери в голову, Тэсс, он у нас шизик и анти-капиталист, — засмеялась она, пожимая мне руку. Но хороший парень.

— Ну, если он не будет кидаться на меня с ножом, то, думаю, мы подружимся, — в том же духе ответила я.

— Я не шизик, — обиделся «вампир». — У меня шизо-аффективное расстройство личности, а это совсем другое. И я не расист. — Все это было адресовано Элизе. — И я рад с тобой познакомиться, — он перевел взгляд на меня. — Фанни много про тебя рассказывала.

Невзирая на то, что эта троица разительно отличалась от моих нью-йоркских друзей, да и вообще выглядела странно, неприязни к ним я не почувствовала. И было даже здорово оказаться в новой обстановке — как раз то, что мне нужно.

В течении следующих десяти минут меня познакомили с остальными собравшимися в «Парти-Рауме» — всего в тот вечер там было двенадцать человек.

Внутри старого сарая оказалось на удивление уютно — вдоль заново выкрашенных стен стояли несколько диванов, привезенные сюда постоянными обитателями; по левую сторону находилась барная стойка и блестящий стеллаж за ней, на котором выстроились в ряд бутылки; камин, развешанные по стенам фотографии с самыми «знаменательными» моментами вечеринок, кресло-качалка и книжный шкаф…

— Ну, как? — спросила Фанни.

— Пожалуй, мне нравится. — Я и в самом деле начинала чувствовать себя здесь, как дома. — Даже очень.

— Так и знала, что тебе понравится, — улыбнулась кузина. — Пойдем, выпьем чего-нибудь.

Ввиду того, что Алекс не спускал глаз с проворной сестрицы, Фанни пришлось довольствоваться содовой, а я, недолго думая, заказала себе коктейль. «Барменом» в этот вечер оказался приятный молодой человек, по виду ровесник Алекса. В приталенной куртке из мягкой коричневой кожи, явно очень дорогой, и белой футболке он походил на типичного красавчика из среднестатистического голливудского фильма. Парень представился Стефаном и, видя, что в коктейлях я ни черта не смыслю, предложил «шикарную вещь» на свой вкус.

— Это моя любимая штука, — сказал он на чистом английском с едва уловимым акцентом.

Я похвалила его знание языка и заодно поинтересовалась, где он так хорошо его выучил.

— В Принстоне, — Стефан улыбнулся и протянул мне бокал с нежно-розовым содержимым. — В этом году окончил второй курс и приехал на лето.

— Что изучаешь? — я сделала глоток и с наслаждением улыбнулась. Действительно, вкусно. — Отличная вещь.

— Политологию, — он небрежно отбросил с лица прядь каштановых волос, открывая безупречный лоб и широкие брови вразлет. — А ты? Уже решила, куда будешь поступать.

Я сделала еще пару глотков и честно сказала о том, что разослала копии аттестатов в несколько колледжей, но ответ придет в лучшем случае в августе. Больше всего я надеялась на положительное решение из «Сити Колледжа» в Санта-Барбаре, и, как ни странно, отец с Марси в кои-то веки были на моей стороне.

— Так, значит, ты сестра Алекса? — Стефан кинул взгляд в противоположный угол комнаты, где у бильярдного стола пили пиво кузен и Юрген с Элизой.

Алекс повернулся, встретился глазами с моим новым знакомцем, и, к своему удивлению, я заметила тень неприязни в глазах родственника.

—Кажется, вы не очень ладите?

— Не бери в голову, — отмахнулся Стефан. — Просто немного расходимся во взглядах на жизнь.

Я не стала выяснять дальше. Во-первых, это было не мое дело, а во-вторых, совершенно не хотелось портить отличный вечер. Стефан все больше располагал меня к себе, и через час мы уже не отходили друг от друга. Поднялись наверх, в мансарду, случайно потревожив решившую уединиться парочку и, смеясь, спустились обратно.

Народа внизу, как мне показалось, прибавилось, музыка играла громче, а температура в помещении стремительно повышалась. От трех выпитых коктейлей мне сделалось душно, и Стефан, видя это, предложил выйти на свежий воздух.

— Можно тебя на минутку? — Алекс поймал меня уже у самых дверей и оттащил в сторонку.

— В чем дело? — он так резко потянул меня за руку, что я едва не выронила коктейль.

— Я несу за тебя ответственность, так что нечего шляться где попало, — Алекс попытался забрать у меня бокал, но я ловко выкрутилась.

— Не переживай, далеко не уйду. К тому же я буду не одна.

Он бросил недовольный взгляд в сторону терпеливого ожидавшего Стефана, но тот лишь усмехнулся.

— Это как раз то, что я имел в виду.

— Ну, знаешь, если он тебе не нравится, то это уже твои проблемы. А за меня не беспокойся. Мы будем на улице и у всех на виду.

Отчасти я понимала его опасения, ведь он и впрямь нес за меня ответственность, но это же значит, что мне теперь и шагу ступить нельзя?

Кузен одарил Стефана еще одним убийственным взглядом и хмуро предупредил, что если я надумаю выкинуть какой-нибудь фокус, то сильно об этом пожалею. Совсем, как отец, честное слово.

— Ну, что? Отпросилась? — ехидно поинтересовался Стефан.

— С горем пополам. — Мы вышли на улицу, и я с наслаждением глотнула прохладного ночного воздуха.

Ветерок обдувал разгоряченную кожу, и я привалилась к стене, подставляя тело желанному холодку. Голова немного кружилась, но изнутри меня заполняло чувство расслабленного счастья — эйфория со вкусом хмеля и свежести летней ночи.

— Что между вами произошло? — я лениво повернула голову и посмотрела на Стефана.

— Да ничего, в общем-то, — он пожал плечами. — Просто понимания не нашли. Да и живем мы разными жизнями.

Я не знала, говорил он правду или лгал, но мне было все равно. Мальчики взрослые, сами разберутся.

В этот момент из дома вышли еще четверо и вынесли во двор две огромные колонки — дискотека, судя по всему, перемещалась на улицу.

— Только этого не хватало… — гул в моей бедной голове только-только затих, и вот опять.

— Пошли, осмотримся, — Стефан взял меня за руку. — Устрою тебеэкскурсию по окрестностям.

Потом, после всего случившегося я понимала, что не стоило соглашаться на его предложение, и что с самого начала в поведении Стефана были вполне конкретные намеки, например то, что он весь вечер откровенно пялился на мою грудь. Конечно, я это видела, но меня это забавляло и, уж чего скрывать, льстило. И когда он обнял меня за талию, привлекая к себе, я и не подумала сопротивляться, почувствовав легкое прикосновение пальцев к своей заднице.

Обнявшись, мы шагнули в темные заросли, и как только скрылись из поля зрения, Стефан, развернул меня к себе и поцеловал. Следовало признать, что делал он это на порядок лучше, чем те, кто были у меня до него. Но до того дня я целовалась лишь с ровесниками, а опыта у них было немного, со Стефаном же все оказалось иначе — в его губах и руках ощущалась сила, он знал, что и как делать , а я в ту ночь впервые в жизни ощутила вкус поцелуя взрослого мужчины.

Мы миновали заросли сорняка, перешли дорогу, затем оказались в небольшом перелеске и, наконец, вышли к озеру. Если честно, я даже не заметила, как мы там оказались — просто тащилась вслед за Стефаном, ведомая его сильной рукой.

— Здесь нас уж точно никто не потревожит, — он сгреб меня в охапку и, смеясь, мы рухнули в холодный песок.

Оказавшись прижатой к земле крепким мужским телом, я испытывала удивительную смесь страха и восторга, все казалось таким новым и ярким… Но все же моя голова еще была на плечах, и кидаться во все тяжкие я не собиралась.

— Подожди. Не так быстро, — я осторожно убрала его руку со своего бедра.

— Мы уже и так ждали слишком долго, — выдохнул он мне в губы и ловко скользнул ладонью под пояс джинсовых шорт.

Ситуация принимала щекотливый оборот. Стефан был настоящим красавчиком, я млела в его руках, но в мои планы не входило лишаться девственности на грязном песке, с человеком, которого я знаю несколько часов.

— Стефан, не надо, — я попыталась выбраться из-под него, но он схватил меня за плечи и прижал к земле.

— Я знаю, что делаю, Тэсса, — прошептал он, целуя меня в шею. — И, клянусь Богом, тебе будет хорошо. — Он задрал нижний край моей майки. — Тебе будет хорошо, и ты попросишь еще.

Прежде, чем я успела решить, как прекратить эту ставшую опасной ситуацию, над нами нависла чья-то черная тень, и в следующий миг Стефан буквально отлетел в сторону.

— Убирайся отсюда по-хорошему, пока зубы не выбил, — рядом стоял Алекс.

Стефан сидел на песке, пытаясь остановить кровь из разбитого носа. Несколько алых капель испачкали его кипельно-белую футболку.

— Да она сама… — он, покачиваясь, встал на ноги и указал на меня. — Иди к черту, малолетняя шлюшка, а ты… — он повернулся к Алексу и погрозил ему пальцем. — Я тебя еще засужу. Мой отец адвокат, если ты забыл.

— Вот и вали к своему папочке, — Алекс угрожающе шагнул в его сторону, и Стефан на всякий случай отошел подальше, выставив руку.

— Я этого так не оставлю, Уолш, — пообещал он, прежде, чем уйти.

Мы остались вдвоем.

— Вот что я имел в виду, когда говорил тебе не мотаться, где попало, — Алекс хмуро протянул мне руку, помогая встать.

— Спасибо, — мне было стыдно, что он застукал нас со Стефаном, но следовало признать, что без него все, возможно, закончилось бы гораздо хуже. — Прости, глупо получилось.

Алекс посмотрел на меня с ног до головы.

— Видок у тебя еще тот, — он мрачно усмехнулся.

Я посмотрела вниз и увидела, что моя черная майка разорвана.

— Черт! — от стыда хотелось утопиться. Благо, озеро совсем рядом.

— Одень это, — Алекс снял с себя джинсовку и набросил мне на плечи. Она оказалась велика на два размере минимум, но это было последнее, что волновало меня. — Ты вообще, как? В порядке?

— Да. Ничего такого он со мной не сделал.

— Хорошо, — Алекс направился к дороге, — пойдем отсюда.

Когда до «Парти-Раума» осталось несколько метров, я остановила Алекса и попросила ничего не рассказывать Фанни и вообще кому бы то ни было. «Могла бы и не говорить», хмыкнул он.

Стефан уже уехал и, судя по всему, даже не возвращался сюда, чему я обрадовалась, но помня его слова об отце-адвокате, переживала, что из-за меня у Алекса могут возникнуть проблемы. Не успела приехать, а уже подкинула неприятностей.

— Вряд ли он что-нибудь сделает, — сказал Алекс, когда по возвращении домой мы сидели на балконе. — Ты несовершеннолетняя, и все видели, как вечером Стефан наливал тебе один коктейль за другим, а потом взял за руку и утащил в темноту. Плюс твоя разорванная майка. Так что в случае шума проблемы грозят и ему. Его папочка, конечно, легко может все замять, но он член коллегии адвокатов, сотрудничает с бургомистром, и лишний шум ему ни к чему.

— Хорошо, если так. И все равно, прости меня. У меня от свободы крышу снесло.

Стефан, конечно, скользкий тип, но было бы глупо отрицать, что я и сама подлила масла в огонь. Никто не вливал в меня алкоголь, не заставлял тащиться черт знает куда, и по дороге я сама позволяла ему лапать себя — пьяно хихикала, кусала за шею… Мне нравилось чувствовать себя взрослой, раскрепощенной и желанной, и логично, что Стефан решил этим воспользоваться — зачем же отказываться от того, что само плывет в руки?

— Дома тебя держат в ежовых рукавицах? — спросил Алекс.

— Не то, чтобы. Просто там я всегда под надзором, мне вечно говорят, что я должна делать и какой быть. Какую профессию выбрать, какую одежду носить и с кем дружить. Я так устала от всего этого. Мой отец не тиран, но он хочет воплотить через меня свои нереализованные мечты. И так было всегда. Я знаю, он любит меня, и я тоже люблю его, но мне тяжело, мы совсем не понимаем друг друга, Алекс. А ты? — я посмотрела на него. — Ты понимаешь своих родителей?

Он пожал плечами.

— Иногда да, иногда нет. Они хорошие люди, но живут в своем мирке и не хотят замечать то, что происходит вокруг. Мир меняется, люди меняются. Для них я по-прежнему остаюсь ребенком и, наверное, это естественно, но именно поэтому я и съехал. Это компромисс. В Пассау я живу своей жизнью, а когда приезжаю сюда, подыгрываю им. Думаешь, я не могу приготовить завтрак или постирать носки? Могу, но маме нравится заботиться обо мне, она считает, что это важно. Зачем разбивать ее иллюзии? Мне это не трудно, а ее делает счастливее.

До его слов я об этом не задумывалась. Последние пару лет моим самым сильным желанием было закончить школу и уехать в колледж, желательно подальше, туда, где я буду свободна от отцовского контроля. Меня раздражало то, что он до сих пор лично отвозил меня на занятия, в то время как все мои одноклассники ездили на школьном автобусе; зимой постоянно твердил «не забудь шарф», будто я и сама не знала, что заработаю ангину, если выйду из дома с голой шеей, и все в таком духе. Но, может, Алекс прав, и дело не в том, что отец считал меня глупой? Быть может, он, так же как Агнесс и Ирвин, со страхом ждал момента, когда я повзрослею и придет время выпустить меня из гнезда. Тогда начнется совершенно другая жизнь, и я уже больше не буду его маленькой девочкой, а это то, что всегда пугает родителей.

— Так, значит, ты переехал в Пассау, чтобы найти компромисс?

— Не только, — Алекс посмотрел вдаль. — Мне нравится Шердинг, я вырос здесь, но есть и то, о чем хочется забыть. Это крохотный город, здесь ничего не меняется, а мне в определенный момент было нужно начать все с чистого листа.

— И как? Получилось?

— Идет понемногу, — Алекс посмотрел на меня и улыбнулся. — И у тебя получится.

Он говорил это так убедительно, что нельзя было не поверить ему.

Комментарий к Глава 4. Вечеринка

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 5. Сломанные крылья ==========

Мои опасения насчет последствий стычки оказались напрасными, хотя, Стефан, как и обещал, нажаловался влиятельному отцу, но тот, будучи, умнее избалованного чада, быстро смекнул, чем грозит заваренная каша и не стал поднимать шум.

Спустя несколько дней мы случайно встретились в супермаркете: Стефан был вместе с красивой девушкой и, увидев нас с Фанни, пренебрежительно улыбнулся, не преминув одарить самодовольным взглядом. А я, к немалому своему удовольствию отметила подживающий синяк на его скуле, неловко замазанный тональным кремом.

— А ему идет макияж, — хихикнула кузина.

Она была в курсе случившегося — не выдержав, я рассказала ей все уже через пару дней.

В остальном же следующая неделя прошла без каких-либо значимых событий: в понедельник Алекс уехал обратно в Пассау, где его ждала работа, а мы коротали дни в Шердинге. Фанни показала мне все мало-мальски интересные места, познакомила с парой своих друзей, и три раза мы выбирались на дикий пляж, поскольку официального городского здесь не имелось. Шердинг стоял на берегу реки Инн, совсем недалеко от того места, где он впадал в Дунай, и если отъехать от города на несколько километров, можно было увидеть место их слияния. Там-то мы и купались.

Дни проходили однообразно, и уже к пятнице я откровенно заскучала, но, чем ближе подбирались выходные, тем сильнее росло во мне странное предвкушение. Неделя казалась пустой, несмотря на то, что, благодаря стараниям Фанни мы почти не бывали дома и каждый день находили какие-то занятия. Но все это словно проходило мимо меня — я старалась поддерживать разговор, участвовать в затеях кузины и ее подруг, но мысли находились в каком-то раздрае. События той вечеринки не выходили из головы, но думала я не о Стефане или о том, что могло произойти, нет — я раз за разом прокручивала в памяти наш разговор с Алексом на темной веранде. Где бы я ни находилась и что бы ни делала, мысли неизменно возвращались к нему.

И если поначалу рассказы Агнесс о детях нагоняли скуку, то теперь я с интересом слушала ее, особенно в те моменты, когда она говорила о старшем сыне — как он учился в школе, чем интересовался в средних классах и все в таком духе. Мне хотелось узнать о нем как можно больше.

Вечером в пятницу, когда мы с Фанни вернулись с пляжа, Агнесс за ужином посетовала на то, что на выходные Алекс решил остаться в Пассау. К удивлению для самой себя, эта новость расстроила меня едва ли не больше, чем тетю, хоть виду я и не подала. Никто ничего не заметил, но меня это даже немного испугало, ибо уже тогда я понемногу начинала понимать, что происходит. «Пожалуй, надо все-таки позвонить Биллу, узнать, как он там» — впервые за все время я вспомнила об оставшемся в Нью-Йорке бойфренде. Когда отец и Марси отвозили меня в аэропорт, он поехал с нами и, улучив момент, пока родители покупали кофе, жарко поцеловал на прощание. Тогда мне было очень грустно с ним расставаться, в голову лезли мысли о том, что за время моего отсутствия он может найти себе другую или же расстояние попросту сгубит наши отношения, но теперь это почти не волновало.

— Я позвоню ему, — Фанни встала из-за стола и взяла телефонную трубку, — спрошу, может, мы сами к нему приедем. Да и тебе понравится в Пассау, — она обернулась в мою сторону, — хоть по нормальным магазинам пройдемся, — кузина улыбнулась. — Ты ведь любишь магазины?

— Угу, — ответила я, обрадованная этой затеей, хотя причиной моего воодушевления был отнюдь не шопинг.

Разговор получился коротким и, судя по довольному лицу Фанни, Алекс не возражал.

Однако, на следующее утро планы изменились: кузина проснулась с температурой, и Агнесс заявила, что никуда ее не отпустит, особенно, учитывая то, что дом, где снимал квартиру Алекс, стоял на берегу реки и продувался всеми ветрами.

— Я могу остаться, если хочешь.

Но Фанни лишь отмахнулась:

— Еще чего! Не хочу, чтобы из-за меня ты торчала в этой глуши. Езжай, и ни о чем не думай.

Мне действительно не хотелось оставлять ее одну, наедине с аспирином и старым пледом — а ведь говорила же ей, что вчера, что купание в дождь — не самая лучшая идея, но Фанни, конечно, не послушала — и вот результат.

— Нет, правда, я действительно могу остаться, а как поправишься, поедем вместе.

Фанни закатила глаза.

— Тэсса Блумвуд, бери задницу в руки, топай на вокзал и садись на электричку. Мой братец встретит тебя на станции.

Ирвин и Агнесс были на работе, так что везти меня в Пассау было некому, но я даже обрадовалась такому повороту событий — это давало возможность побыть наедине со своими мыслями и попробовать привести их в порядок.

Шердинг и Пассау разделяли чуть больше двенадцати километров, а дорога занимала около пятнадцати минут вместе с остановками на попутных станциях. Вагон в утренний час был почти пуст и, заняв самое привлекательное на мой взгляд место, я сняла кроссовки и закинула ноги на сиденье напротив.

За стеклом тянулись кукурузные поля, вскоре сменившиеся лесом, и в приоткрытую форточку проникал запах хвои и влажного мха. Я прислонилась к стеклу, разглядывая пейзаж, но мысли мои были далеко. Нет, меня не пугало, что Алекс казался мне привлекательным, как мужчина — скорее, это казалось забавным, к тому же я хорошо отдавала себе отчет в том, что никакого дальнейшего развития моя симпатия не получит, а, значит, и поводов для опасения нет. Это не было влюбленностью, но меня приятно будоражило чувство легкой эйфории — новые эмоции, новое впечатления, новые места и новые люди — то, что нужно, когда жизнь начинает становиться однообразной. Будни в Нью-Йорке напоминали безвкусную изжеванную жвачку — от монотонных движений сводило скулы, и я испытала огромное облегчение, когда смогла, наконец, выплюнуть этот пресный кусок резины.

Алекс ждал на вокзале, я сразу узнала его в пестрой людской толпе. Увидев меня в окне, он махнул рукой и улыбнулся краешками губ — то ли действительно был рад видеть, то ли просто из вежливости.

— Привет, — он протянул руку, помогая мне перепрыгнуть узкий зазор между вагоном и платформой.

Прикосновение его сухой и теплой ладони отдалось во мне легкой волной мурашек, пробежавшей от груди до пят.

— Привет, — я высвободила руку, все еще ощущая этот импульс внутри. — Надеюсь, я не порушила твои планы?

— Не бери в голову, — отмахнулся он и подхватил мою сумку, — зато ты, наконец, выбралась из нашей дыры.

Алекс повел меня к припаркованной под мостом машине и открыл дверцу пассажирского сиденья. Внутри чувствовался едва уловимый запах его парфюма, пропитавший салон, а по дороге до дома еще и мою одежду — выйдя на улицу, я все еще чувствовала его на своей коже.

Дом Алекса, как уже было сказано, стоял впритык к набережной Дуная — выкрашенное в коралловый цвет четырехэтажное здание с итальянскими ставнями. Однокомнатная квартира находилась на последнем этаже и окна ее выходили на реку.

Едва перешагнув порог, я поняла, что попала в холостяцкое логово — нет, бардака не наблюдалось, но даже мой неискушенный девичий взгляд выловил явное отсутствие «женской руки». Никаких безделушек вроде фотографий, подсвечников и кружевных салфеток не наблюдалось. Только самое необходимое. Когда мой взгляд случайно упал на одинокий черный носок, Алекс, неловко улыбнувшись, пинком отправил его под обувную полку. Я перехватила его взгляд и улыбнулась в ответ.

— Все в порядке. Сама не люблю убираться.

Я с интересом разглядывала незатейливый интерьер его жилища, и даже завидовала, поскольку сама мечтала съехать от родителей. Как было бы здорово иметь личное пространство, пусть даже и арендованное — обустраивать на свой вкус, подстраивать под себя и, переступая порог, знать, что здесь твоя собственная территория.

— Ни пентхаус, конечно, но меня устраивает.

Слева у стены стоял разложенный диван, одновременно служивший кроватью и явно наспех заправленный темно-синим пледом. Из приоткрытой дверцы шкафа напротив торчал мятый рукав рубашки. Рядом, на столе стоял ноутбук, а перед ним выстроились в ряд две пивные бутылки и четыре банки из-под кока-колы.

— Твою девушку тоже не смущает беспорядок? — как бы невзначай поинтересовалась я.

— Может, и смущал бы, если бы она была, — усмехнулся он. — Но мне сейчас не до этого. Хочу для начала встать на ноги.

Агнесс говорила мне, что два года назад он бросил колледж, и с тех пор перебивался случайными заработками, но не назвала причину, по которой это произошло. Лезть к нему с расспросами было не лучшей идеей, к тому же мы еще не так хорошо знали друг друга.

— Приготовишь мне кофе? — я поставила обратно одну из фотографий на комоде и повернулась к нему.

— Конечно. Пойдем на кухню.

Как оказалось, варить кофе Алекс не умел от слова «совсем», и это стало поводом выбраться на прогулку.

День выдался погожим, несмотря на то, что утром было пасмурно — когда мы вышли из дома, июльское солнце грело в полную мощь.

Пассау отличался от Шердинга только своими размерами, но все равно был небольшим — пятьдесят пять тысяч жителей, как поведал мне Алекс. Те же цветные дома; узкие, мощеные булыжником улицы и бесчисленное количество магазинов, сувенирных лавок и кафе с открытыми верандами.

Около часа мы петляли по закоулкам, я сделала несколько фотографий и купила пару сувениров для отца и Марси. Последней нашла довольно уродливый подсвечник с купидонами, но, зная, вкус мачехи, была уверена, что он ей понравится.

— Тебе нравится здесь?

Мы сидели за столиком в одном из уличных кафе. Солнце припекало, но навес спасал от полуденного зноя.

— Вполне. — Алекс закурил. — Или ты имела в виду, не скучаю ли я по Америке?

— Именно это, — улыбнулась я. — У вас здесь так… — мне понадобилось несколько секунд, чтобы найти подходящее слово, — правильно.

— Намекаешь на то, что я раздолбай? — улыбнулся он.

— Таким я тебя помню. А сейчас даже не знаю, что и думать. Конечно, глупо удивляться, ведь прошло столько времени… Но ты действительно очень сильно изменился. Вот я и хочу знать, это жизнь здесь сделала тебя таким?

Алекс помрачнел.

— Прости, не стоит мне лезть не в свое дело. Не надо ничего говорить.

Я уже жалела, что начала этот разговор. С какой стати он должен делиться со мной переживаниями? Кто мы друг другу, в конце концов? То, что мы были родственниками, еще ни о чем не говорило. Семья — это нечто большее, чем просто общая кровь, и если смотреть объективно, то после переезда Ирвина и Агнесс, мы отдалились, и дело было не в семи тысячах километрах, разделяющих нас. Мы просто потеряли связь.

— Все в порядке, — успокоил Алекс и накрыл мою руку своей, — тебе не за что извиняться, но я действительно не хочу об этом говорить. По крайней мере, сейчас. Это слишком хороший день, чтобы портить его.

Я видела, чувствовала, что в прошлом есть нечто, до сих пор причиняющее ему боль, и мне хотелось как-то облегчить ее. Облегчить, чтобы вновь увидеть того беззаботного мальчишку, который сбегал с уроков, чтобы достроить шалаш на старом вязе около дома; мальчишку, который однажды до икоты напугал меня, выскочив из шкафа в маске Майкла Майерса [1], и вечно приносил домой раненых животных. Однажды он притащил голубя со сломанным крылом и три недели выхаживал его, пока тот не оправился. Теперь же он сам походил на того голубя, вот только лечить его было некому.

Комментарий к Глава 5. Сломанные крылья

[1] Майкл Майерс - персонаж культовой серии ужасов “Хеллоуин”

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 6. Под небом Зальцбурга ==========

Ночью мне не спалось. Поскольку кровать у Алекса была только одна, он оставил ее мне, а сам устроился на полу. Мы гуляли до поздней ночи, и вернулись в квартиру, когда стрелка часов подобралась к половине второго.

Алекс заснул уже через несколько минут, а я так и ворочалась с боку на бок, понимая, что, судя по всему, встречу рассвет, не смокнув глаз. И дело было не в чужой обстановке, я никогда не испытывала проблем со сном в незнакомом месте — нет, мне не давало не давало покоя что-то другое. Я и сама не могла объяснить толком, что именно, ведь ничего необычного не произошло. Мы просто бродили по городу — от старой ратуши до Собора, а оттуда, петляя по узким закоулкам выбрались к пассажу и оказались на пристани. Играла музыка, толпились люди и стояли вдоль берега, переливаясь огнями, прогулочные корабли. На верхних палубах сидели за столиками нарядно одетые пассажиры, а меж ними юрко сновали официанты, разнося еду и напитки. От всего этого исходила такая атмосфера беззаботности и летней феерии, что я невольно залюбовалась, испытывая желание оказаться среди них.

— В другой раз можем прокатиться, — Алекс, конечно, заметил мой молчаливый восторг.

Казалось бы — ну, что такого? Подумаешь, прогулочное судно. В Нью-Йорке их сотни, курсируют туда-сюда двадцать четыре часа в сутки в любое время года. Я всегда относилась к ним довольно прохладно, и первое, что всплывало в памяти — школьная экскурсия по заливу, когда мы, в середине ноября, стояли на палубе и тряслись от холода и пронизывающего ветра.

Но, тогда, стоя на набережной Дуная, я поймала себя на мысли, что вот именно сейчас, в эту самую минуту, хочу оказаться за столиком наверху, со стаканом пина-колады в руке и говорить с ним. С Алексом, конечно, а не со стаканом. Эта внезапно вспыхнувшая мысль испугала меня, и я, пробормотав в ответ «может быть», увела его прочь.

На следующий день я вернулась в Шердинг. Алекс отвез меня на станцию, чмокнул на прощание, и махнул рукой, когда электричка тронулась. Я стояла у окна, провожая взглядом его стремительно уменьшающуюся фигуру, и все еще чувствовала на щеке поцелуй. Моя подруга Джессика наверняка сочла бы это чертовски прикольным и, будь она здесь, наверняка посоветовала бы «отдаться стихии» и делать то, что душа просит. Вот только тогда я понятия не имела, чего именно просила моя душа. Было страшно признаться себе, в том, что я увлеклась двоюродным братом, хотя с другой стороны это было вполне объяснимо. Мы не виделись с детства и сейчас, можно сказать, заново познакомились. Я не воспринимала его как родственника — прошло много времени, и от того прежнего Алекса ничего не осталось, его образ потускнел за эти годы, а когда мы увиделись вновь, эти воспоминания и вовсе перекрылись новыми впечатлениями. Не было больше мальчишки, который дико раздражал меня, но был привлекательный, хотя очень грустный молодой парень. Я не знала, что так изменило его, но вместе с тем чувствовала странное единение с Алексом, мне казалось, что между нами много общего. Но было ли оно так на самом деле?

***

Фанни выздоровела уже через четыре дня, и жизнь вернулась в привычное русло. Мы все так же гуляли с ее подругами, дважды ездили в Поккинг, а я снова жила в ожидании выходных.

— В «Парти-Рауме» опять тусовка, — сообщила она, когда закончила говорить по телефону с одной подружкой. — И, да, Стефана там не будет. Пойдем?

— Я пас. Алекс обещал свозить меня в Зальцбург.

Фанни закатила глаза:

— Зальцбург… — фыркнула она. — Тебе что, сорок лет? Хочешь мотаться по музеям?

— Почему бы и нет? Люблю старую архитектуру.

Не могла же я сказать ей, что красоты старинного города интересовали меня не больше, чем попойка в импровизированном сельском баре, и что мне просто хотелось побыть с Алексом?

— Как знаешь, — Фанни пожала плечами. — Но, учти, я с вами не поеду.

При мысли о том, что мы останемся вдвоем, мне сделалось и страшно и радостно. Но больше страшно. Согласитесь, непросто признаться в том, что увлеклась двоюродным братом? Признаться даже самой себе. А в том, что я увлеклась Алексом, сомнений не осталось. Я знала, что такое влюбленность — когда при мысли о человеке в животе пробегает дрожь; когда хочется говорить о нем, но ты сдерживаешься, чтобы не выдать себя; когда, засыпая, перебираешь моменты встреч, разговоров. Перебираешь особенно тщательно — то, как он улыбается, поворачивает голову набок и держит в руках сигарету. Когда один только запах парфюма, случайно пойманный в толпе заставляет вскинуть голову и оглядеться. Все эти признаки присутствовали у меня, только теперь они не предвещали ничего хорошего. Самым правильным было бы свести к минимуму наше общение, и уж точно не оставаться наедине — я понимала это разумом, а поступала наоборот.

— Не вижу причин для паники, — сказала Джессика, когда я позвонила ей, не в силах хранить свой секрет в одиночку. — Просто получай от этого удовольствие, но не делай глупостей. Хотя… а что в этом, собственно, такого?

«Собственно такого» было достаточно много, но я не стала спорить с ней и просто сказала спасибо за то, что Джесс поддержала меня.

***

В пятницу вечером Алекс вернулся домой. За ужином я исподтишка наблюдала за ним, пытаясь понять, есть ли с его стороны хоть что-нибудь отдаленно похожее на мои чувства, но не видела ничего. Оно и понятно — ему-то всякие глупости в голову не лезут, в отличие от меня.

В тот момент, когда Агнесс поставила на стол тарелку с фруктами, наши взгляды встретились. Я испугалась и быстро отвела глаза. Не хватало только, чтобы Алекс что-то заподозрил. Мои тараканы в голове — мои проблемы, тем более, что у него и своих, судя по всему, хватает.

За ужином мы все-таки пришли к компромиссу насчет выходных — в Зальцбург решено было ехать утром, и вернуться в тот же день, не оставаясь на ночь, а вечером зависнуть в «Парти-Рауме». Такой вариант устраивал всех, правда, Фанни все равно отказалась ехать на экскурсию, и вместо этого заявила, что лучше позагорает на пляже с подружками.

Следующим утром Алекс разбудил меня в половине восьмого. Все остальные еще спали, да и я намеревалась встать попозже, но он сказал, что лучше будет выехать раньше и, соответственно, раньше вернуться, чтобы успеть на вечеринку.

Мы сидели на кухне, пили кофе и, глядя на него, еще немного сонного и взъерошенного, я окончательно признала тот факт, что влипла по уши. То, что сперва казалось забавным и приятно волнующим, приобрело угрожающие масштабы — скрывать интерес не сложно, а вот попробуй провернуть то же самое с влюбленностью…

Мне вспомнились слова Джессики о том, что «клин клином вышибают»:

— Если это так изводит тебя, просто сдайся и плыви по течению. Закрути с ним роман. Никому из вас хуже не станет, но когда ты получишь то, что хочешь, тебя отпустит.

В ее словах, определенно, было рациональное зерно. Возможно, меня тянуло к Алексу лишь потому, что это выходило за рамки моих понятий о дозволенном — ненормально испытывать влечение к собственному брату, пусть и двоюродному, но не было ли это обстоятельство, той самой перчинкой, придающей ситуации желанную и запретную остроту?

— О чем задумалась?

Я вздрогнула и чуть не выпустила из рук чашку. Мотнула головой, возвращаясь к реальности, и улыбнулась с наигранной беспечностью.

— Ты подвержен стереотипам?

Вопрос однозначно поставил его в тупик. Алекс удивленно посмотрел на меня, отпил кофе, задумался на несколько секунд и, наконец, ответил:

— Зависит от того, о каких именно стереотипах идет речь. Они же не на пустом месте появляются.

— Их выдумывают сами люди и всегда с определенной целью. Чаще всего, это контроль или поддержание какого-либо имиджа, опять же для конкретной цели. А иногда это просто чье-то субъективное мнение, которое прижилось и стало приниматься за истину.

— Ты там у себя, случайно, не на философа учиться собралась? — спросил он с улыбкой.

— Нет, на историка. К тому же философ из меня весьма посредственный. Это просто мои мысли и ничего больше.

Я уже жалела, что завела этот разговор, надо было, наверное, соврать что-нибудь.

— Интересные мысли с утра пораньше. — Алекс усмехнулся. — Но в целом я с ними согласен.

Остальные по-прежнему спали, когда мы уходили из дома, и я оставила Агнесс записку на комоде в прихожей.

День обещал выдаться хмурым. Небо затянули тучи, грозившие вот-вот пролиться дождем, и в воздухе чувствовался запах озона, предвещающий скорую грозу. Но я любила дождь, и перспектива попасть под него меня не пугала.

Сколько себя помню, мне всегда нравились дороги. Расслабившись, смотреть вперед, где слетелся серой лентой дорога, и думать. В пути думается особенно хорошо — ты смотришь в окно, перед глазами проносятся пейзажи, но они так быстро сменяют друг друга, что ты не успеваешь видеть их целиком — лишь выхватываешь взглядом отдельные детали, а мысли в это время, напротив, движутся спокойно и приобретают упорядоченность. Даже тревоги и страхи блекнут, в такие минуты. Именно за это я и люблю дороги. Это не просто движение вперед — это путь к самому себе.

— А ты все же не такая, как я поначалу думал, — Алекс бросил короткий взгляд в мою сторону и снова сконцентрировался на дороге.

— А какой ты меня представлял?

— Ну… не знаю… — он нахмурился и явно замялся. — В тот вечер в «Парти-Рауме» ты показалась мне, как бы это сказать…

— Дурой? — с улыбкой подсказала я. Обижаться смысла не было. Как ни крути, а мое поведение на вечеринке сложно было назвать разумным.

— Скорее, глупенькой, — уточнил Алекс. — Но я ошибался на твой счет. Ты умная, просто опыта не хватает.

— Ну, — я усмехнулась, — можно считать, что в тот вечер я его получила. Где еще учиться, как не на своих ошибках?

Алекс неожиданно переменился в лице. Это не было очевидной метаморфозой, но в то же время в его глазах скользнула уже знакомая мне мрачноватая тень.

— Ты в порядке? — я слегка дотронулась до его руки и невольно затаила дыхание, наслаждаясь этим прикосновением, хотя момент был явно не самый подходящий.

— Да, — Алекс размял плечи, и я быстро убрала руку. — Но, поверь, иногда лучше учиться на чужих ошибках.

Мне не хотелось омрачать это и без того хмурое утро, к тому же настроение, напротив, было на подъеме, а потому я не стала продолжать щекотливую тему.

— Расскажи мне лучше про Зальцбург. Куда мы пойдем в первую очередь?

Прогнозы синоптиков оправдались, и как только мы вышли из подземной парковки, где оставили машину, начался дождь. Холодно не было, но промокнуть до нитки в мои планы не входило, и я порадовалась, что захватила с собой один из старых зонтов Агнесс.

— Она его еще из Штатов привезла, — сказал Алекс. — По-моему, это был подарок твоей мамы.

Зальцбург мне понравился. Невзирая на то, что погода подкачала, впечатление о городе это не испортило. А, может, дело было не в очаровании узких улиц, причудливых фасадах домов и теряющихся в дымке Альп на заднем плане.

Мы бродили по переулкам без цели, без любования зданиями, и за три с половиной часа я не сделала ни одной фотографии, а когда вспомнила, что обещала отцу привезти побольше снимков, обнаружила, что забыла свою «мыльницу» дома. Ну и черт с ней. Уже тогда я точно знала, что запомню этот день без всяких фотографий — особенные моменты память хранит лучше любого накопителя.

— А это что за замок там, наверху? — я указала на вершину холма, где вздымались вверх каменные стены.

— Это крепость Хоензальцбург, — пояснил Алекс. — Внутри мало интересного, но есть отличная смотровая площадка.

Я сразу представила, какой вид открывается сверху, но не была уверена, что мои ноги выдержат такой крутой подъем. Склоны холма устремлялись вверх под углом градусов в шестьдесят.

— Можно воспользоваться фуникулером. Если ты, конечно, не боишься этих штук. Фанни вот боится, — добавил он с усмешкой.

Если честно, с трудом верилось в то, что моя сумасшедшая кузина может чего-то испугаться.

Подъем на сто двадцать метров вверх занял минут шесть, и когда кабина выехала из прорубленного в толще горы тоннеля, мы оказались на смотровой площадке. Алекс не соврал — с высоты горы город раскинулся перед нами как на ладони. Разноцветные дома были словно игрушечные, в центре извилисто петляла река, расчерченная мостами, а еще дальше утопали в тумане Альпы, точнее, их предгорья, но даже они казались исполинскими и неприступными.

Когда я была маленькой, отец часто рассказывал мне о том, как в молодости ездил с однокурсниками в Аппалачи, и, наверное, именно с этих историй и началась моя любовь к горам.

— Правда, впечатляет?

Алекс встал рядом и положил руку на мое плечо, и мне стоило немалых усилий никак не отреагировать на его прикосновение.

Мы стояли на вершине горы, под нашими ногами расстилался древний город, а наверху раскинулось бесконечное небо — пасмурное, хмурое, но от этого не менее прекрасное. Мне было хорошо. Ничем не обоснованное счастье заполняло меня изнутри, и я жадно впитывала его, вбирала в себя до последней капли, отчаянно цеплялась на эти мгновения, не желая отпускать их. Но, как известно, ничто не может длиться вечно — дождь усилился и, погуляв немного по внутреннему двору крепости, мы пешком спустились обратно в город.

Несколько часов прогулки дали о себе знать — у меня гудели ноги, и сердито урчал желудок.

— Я уже понял, что местная кухня тебе не по вкусу, — сказал Алекс. — Да и мне, честно говоря, тоже. Так что выбирай: суши или пицца?

Вы никогда не задумывались, из чего состоит счастье? Что оно значит? Яркие, события вроде вечеринки в ресторане шикарного отеля или дорогого подарка в бархатной упаковке? А, может, исполнение заветной мечты, о которой и думать не смеешь, не говоря уж о том, чтобы загадать желание. Все это, конечно, здорово, но мне кажется, что счастье сделано из мелочей. Незаметных таких, повседневных. Бывает у вас такое, что за день ничего особенного не происходит, но, ложась вечером спать, вы вдруг ощущаете себя по-дурацки счастливым? Пытаетесь понять, что же такого с вами случилось, а не можете. Вам просто хорошо и все.

Именно это я испытывала, сидя на открытой веранде какого-то ресторанчика, попавшегося нам на пути. Улица, на которой он находился, была такой узкой, что прохожим приходилось тесниться, чтобы разойтись, и один мужчина даже споткнулся о мой плетеный стул. Пробормотал скомкано извинение на японском (а, может, китайском, черт его знает) и посеменил вслед за группой.

— Спасибо тебе.

— Всегда пожалуйста, — отмахнулся Алекс, откусывая кусок пиццы. — Рад, что тебе понравился Зальцбург.

— Почему?

— Потому, что мне он тоже нравится, и я хотел, чтобы ты тоже почувствовала его.

Почувствовала ли я этот город? Может быть. Дело было совершенно в другом, но признаться в этом я, конечно, не посмела.

Как бы ни хотелось мне продлить этот день, но он неминуемо близился к вечеру. Если бы Алекс предложил снять номер в отеле и переночевать, я бы, не раздумывая согласилась, но этого не произошло. К тому же Фанни наверняка бы обиделась, откажись мы явиться на вечеринку.

— Думаю, пора выдвигаться, — Алекс посмотрел на часы. — Если не хотим опоздать.

— Да, пожалуй, — я допила остатки содовой.

По пути до парковки я забежала в пару сувенирных магазинов, и впервые за две недели своего пребывания в Австрии купила подарки. До Шердинга было полтора часа езды, и время поджимало, так что с выбором я особо не церемонилась — схватила то, что привлекло внимание, быстро расплатилась и поспешила на улицу, где меня ждал Алекс.

— Что купила? — он затушил недокуренную сигарету о край урны.

— В машине покажу.

Сказать, что я была довольна поездкой — не сказать ничего. Конечно, было бы лучше, если бы мы остались в Зальцбурге на пару дней, но, согласитесь, лучше синица в руке, чем журавль в небе. Если вы думаете, что тогда, сидя в стареньком «Фольксвагене» я строила планы относительно Алекса, то вы ошибаетесь. Моя так некстати возникшая влюбленность запросто могла разрушить тонкую связь, и я хорошо это понимала. Пусть все идет так, как идет.

— Так что ты все-таки купила?

Я отстегнула ремень безопасности и достала с заднего сиденья пакет.

— Кепку для папы, а эту уродливую статуэтку для Марси.

Алекс повернулся в мою сторону и с усмешкой глянул на жирную фарфоровую пастушку в розовом платье.

— Вижу, ты очень сильно ее любишь.

— Нет, просто знаю ее вкус. — Я убрала сувениры в пакет. — И у нее его нет.

— Пристегни ремень.

— Как скажешь, папочка, — я швырнула купленные подарки обратно на заднее сиденье. — Боишься схлопотать штраф?

Алекс снова на мгновение повернулся в мою сторону. Взгляд его был серьезен.

— Просто сделай это, Тэсса, черт возьми.

— Ладно, ладно… — проворчала я, застегивая ремень. — Ну, вот и все. Теперь доволен?

— Никогда не забывай это делать, — сказал он строго.

Подобная забота с его стороны была приятна, но в то же время я не понимала, с чес связана столь резкая перемена настроения.

— Эй! Все хорошо, — в доказательство своих слов я демонстративно подергала ремень. — Он застегнут, видишь?

Он снова посмотрел в мою сторону и виновато улыбнулся:

— Извини, просто…

Я улыбнулась ему в ответ, но миг спустя перевела взгляд на дорогу и…

— Алекс!!!

Прямо на нас, отчаянно сигналя, летел здоровенный грузовик. «Это конец», промелькнуло в голове. Сердце замерло. Я сжалась, готовясь к удару и боли, но в последний момент Алекс крутанул руль. Завизжала резина, и старый «Фольксваген» полетел с дороги, в заросли кукурузы. Двенадцатитонная фура промчалась в паре футов от нас. Листья били по лобовому стеклу, и я слышала сочный хруст ломающихся под колесами стеблей. Пролетев еще несколько метров на инертном ходу, мы, наконец, остановились.

— Твою мать… — чеканя каждый слог, пробормотала я, пока сердце пыталось выломать ребра.

Комментарий к Глава 6. Под небом Зальцбурга

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 7. Откровения в отражении ==========

Мне понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя, понять, что я все еще жива, и мое сердце бьется. Руки тряслись. Говорят, что в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь, но со мной ничего подобного не было. Единственная мысль, вспыхнувшая в голове, когда я увидела летящий на нас грузовик «Вот дерьмо!». И, кажется, я сказала это вслух. Если бы Алекс не успел свернуть на обочину, это, вероятно были бы мои последние слова. Подумав об этом, я нервно усмехнулась.

— Ты как? — он все еще сжимал руль.

— Порядок.

Не то, чтобы я чувствовала себя хорошо, но учитывая вероятность превратиться в фарш, все обстояло не так уж плохо.

— Вот почему я говорил тебе про ремень. — Алекс, наконец, отпустил руль и откинулся на спинку сиденья.

В его словах, определенно, был смысл. Не будь я пристегнута, наверняка вылетела бы через лобовое стекло. Я тотчас представила это воочию и нервно передернула плечами. Бррр…

— Ты сам-то как?

— Нормально.

Он отстегнул ремень и вылез из машины. Я последовала за ним.

Первичный осмотр выдал неутешительные результаты. «Фольксваген» намертво застрял посреди кукурузного поля, и выбраться на автобан без эвакуатора не представлялось возможным. Особую пикантность ситуации добавляло то, что телефонная связь здесь отсутствовала. Иными словами, нас угораздило попасть в «мертвую зону». Ни дать, ни взять завязка середнячкового фильма ужасов.

— Что будем делать?

День клонился к закату, и на горизонте уже раскинулось оранжево-красное оперенье. Угасающие лучи солнца окрасили поле в мягкие краски расплавленного золота. Красивое зрелище, и если бы не обстоятельства, я бы от души полюбовалась им.

— Если пройти пару километров через поле, окажемся на новой трассе, там, рядом есть заправка, а, значит, и телефон. Доберемся туда и вызовем помощь. Ты идти можешь?

— А почему нет? — вопрос меня удивил. — Не такая уж я и хрупкая.

Солнце почти опустилось за горизонт, и закат крестом раскинулся над нами. К счастью, через поле вела тропинка, и нам не пришлось пробивать себе дорогу через заросли кукурузы, поднимавшейся выше человеческого роста. Вечернее безмолвие окружало нас, и лишь изредка впереди слышался отдаленный гул очередной машины.

Алекс шел впереди — быстро, уверенно, а мне только и оставалось, что поспевать за ним. Не то, чтобы я устала, но красота и тишина этого вечера нагоняли умиротворение, хотелось ненадолго остановиться и насладиться ими. Глупая затея, учитывая обстоятельства, но с другой стороны — все ведь обошлось, мы живы и никто не пострадал, не считая, конечно, бедного «Фольксвагена».

— Может, передохнем?

Алекс остановился и обернулся.

— Ты устала?

— Нет, просто хочу немного посидеть здесь, — я понимала, что это звучит странно, но обманывать его не хотелось.

— О’кей, как скажешь. — Он сел рядом со мной и протянул бутылку минералки. — Пить хочешь?

За день вода нагрелась на солнце, но моему пересохшему горлу не было до этого никакого дела. С наслаждением отпив три больших глотка, умудрившись при этом пролить часть на себя, я вернула ему бутылку.

— Спасибо.

—Извини, что втянул тебя в это, — Алекс бросил короткий взгляд на мокрое пятно на моей груди. — Сам не знаю, как так вышло. Отвлекся на секунду, и…

— Перестань, — я положила руку ему на плечо. — Обошлось, и ладно. Давай лучше подумаем, что скажем твоим родителям.

Несложно было представить себе реакцию эмоциональной Агнесс, впрочем, тут уж любая нормальная мать испугается.

— Найду, что сказать, — успокоил Алекс. — Об этом не волнуйся.

Мы сидели одни посреди кукурузного поля, казавшегося бескрайним, окруженные багряным сиянием догорающего заката. День был на исходе, сгущались сумерки, а в небе уже зажглись первые звезды. Ничего особенного не происходило, но в тот момент я вдруг почувствовала себя счастливой. Вот уж верно говорят, что жизнь состоит из мгновений. Мгновений, которые проходят мимо нас незамеченными. Захваченные делами и мыслями, мы смотрим вокруг, но не видим. Не видим красоту заката, не чувствуем свежесть утра и попросту не умеем жить здесь и сейчас. «Завтра», «после Рождества», «когда выплачу кредит» — привычка откладывать счастье на потом уже, кажется, стала частью нас самих. Вот только иногда никакого «завтра» может и не быть. Если бы Алекс не успел свернуть с дороги, мы не сидели бы сейчас здесь, и не было бы для меня никакого заката и кукурузного поля.

— Ты чего? — спросил он, увидев мое задумчивое лицо.

— Ничего, — улыбнулась я и посмотрела на него. — Просто радуюсь тому, что жива. И мне хорошо.

Сидеть посреди поля, любуясь закатом, было, конечно, здорово, но сейчас мы уже должны были вернуться в Шердинг, а, учитывая, что связь по-прежнему не работала, нас наверняка потеряли.

— Идем, — Алекс встал и протянул мне руку, помогая подняться. — Тут совсем немного осталось.

И правда, уже через двадцать минут мы вышли к новому автобану, а вскоре нашли и заправку. Стоило нам выбраться на дорогу, как, словно по волшебству, телефон в сумочке завибрировал. «Тетя Агнесс. 12 пропущенных вызовов», «Дядя Ирвин. 5 пропущенных вызовов».

— Кажется, паника на корабле уже началась, — мрачно усмехнулась я, показывая Алексу телефон.

— Не переживай, уладим. — Он достал из кармана свой мобильник и набрал номер. — Привет, мам. — Я стояла рядом и слышала возмущенный голос в трубке. — Все хорошо, мы еще в Зальцбурге и останемся здесь на ночь. — Алекс подмигнул мне. — Тэсса хочет сделать фотографии ночного города. Мы были в крепости, а там, сама знаешь, требуют отключать телефоны. Так что ты не переживай, все хорошо. Снимем номер в отеле, а завтра к обеду уже будем дома.

Агнесс еще что-то говорила ему, но слов я не слышала. Судя по всему, она поверила словам Алекса и успокоилась, ибо громкий голос из трубки уже не доносился.

— Ладно, мам. Давай, пока. Целую. — Он выключил телефон, убрал его обратно в карман и с облегчением выдохнул. — Ну, вот и все. Одна проблема решена.

— Неплохо врешь, — похвалила я.

— Не люблю это дело, — Алекс достал из пачки сигарету и закурил, — но иногда лучше так, чем сказать правду.

Трудно было поспорить с этим заявлением. Но, как бы удачно все ни складывалось, у нас оставалось еще два больших вопроса: что делать с машиной и где ночевать? Не в поле же спать, в самом-то деле?

— Я позвоню Тео, и попрошу его приехать на отцовском тягаче. Он вытащит машину из кювета, и никто ни о чем не узнает. А если вызовем эвакуатор, придется оформлять аварию.

— Ну а с ночевкой что?

Как мы узнали через несколько минут от владельца заправки, в трех милях отсюда был придорожный мотель. За пятнадцать евро хозяин согласился отвезти нас туда. Цена на мой взгляд была высоковата, но выбирать не приходилось — на то, чтобы идти туда пешком, сил не осталось.

Когда добрались до мотеля, стемнело окончательно. Владелец заправки высадил нас на парковке и уехал, пожелав на прощание «провести веселую ночку», очевидно, приняв за влюбленную пару.

Мотель представлял собой одноэтажное здание с цепочкой номеров, двери которых выходили прямо на парковку. Над главным входом зазывно светилась розово-голубая неоновая вывеска «Бухта любви».

— Все лучше, чем ничего, — усмехнулась я.

За стойкой администратора нас встретила средних лет женщина — ярко одетая и не менее ярко накрашенная. Она чем-то напомнила мне Розу Палмейрау, хозяйку борделя из «Берега мечты» [1], сериала, который с таким упоением смотрела Марси.

— Номер на двоих, пожалуйста, — Алекс протянул ей паспорт.

Женщина бросила на меня короткий взгляд, и я испугалась, что она сейчас спросит и мои документы. А поскольку мне еще не было восемнадцати, нам запросто могли отказать. Но ничего такого не произошло. Хозяйка (а я не сомневалась, что это именно владелица) рассматривала меня не более пары секунд, и с равнодушным лицом протянула Алексу ключи.

— Номер до десяти часов, — зевнула она. — Если решите задержаться, придется доплатить. В комнате не курить, ничего не ломать и не красть. Учтите, я лично проверяю все перед тем, как вернуть документы, — предупредила «Роза».

Мы вышли на улицу и направились к снятым «апартаментам». Окна одного из номеров были не зашторены, но резвящуюся внутри парочку это, судя по всему, мало беспокоило. Я ухмыльнулась и стыдливо отвела глаза.

Наш номер располагался ближе к концу. Алекс открыл дверь, включил свет и…

— Вот уж действительно, «Бухта Любви», — с моих губ сорвался нервный смешок.

Просторная комната была оформлена в ядовито-розовых и золотых тонах: игривые завитушки на обоях, вульгарные торшеры-ангелочки и пушистый ковер с длинным ворсом. Но главной достопримечательностью оказалась кровать. Во-первых, она была одна. Во-вторых, являла собой идеально круглый розовый кошмар с балдахином и кучей подушечек в форме сердец. Интересно, неужели, это и впрямь кого-то возбуждает?

— Может, стоит вернуться и поменять номер? — предложила я, разглядывая это дешевое великолепие.

— И так сойдет, — отмахнулся Алекс. — Ложись на кровать, а я и на софе посплю. — Он, судя по всему, тоже чувствовал себя неловко и заметно стеснялся. — Иди в душ, а я пока ужин закажу.

Ванная комната, как вишенка на торте, прекрасно дополняла чудовищный ансамбль. В центре гордо стояла розовая джакузи на золоченых ножках, кое-где уже облупившихся и явивших миру дешевое потемневшее от времени железо. Рядом на крючках висели два белых халата, но надевать их я не рискнула, учитывая, что на парковке мы видели пьяного дальнобойщика в обнимку с проституткой — не было причин сомневаться, что именно такая публика и составляет здесь львиную долю постояльцев.

Сказать по правде, я бы больше обрадовалась наличию душевой кабины, но здесь ее не было и пришлось залезать в ванну. Надеюсь, ее хорошо продезинфицировали после предыдущих гостей.

Алекс сидел прямо на полу, а рядом стоял поднос, когда я закончила приводить себя в порядок, и вернулась в комнату.

— Картошка-фри у них здесь, скажу, так себе, — он обмакнул ломтик в соус и отправил в рот, — но есть можно.

Я устроилась рядом и взяла тарелку. Обедали мы уже часов шесть назад, но только сейчас я поняла, что голодна. Пересоленный картофель и впрямь оставлял желать лучшего, однако пустой желудок был рад и такой незатейливой пище.

Несколько минут мы сидели в молчании, расправляясь с ужином. Многие ошибочно полагают, что в Штатах правит балом культ фаст-фуда, но это лишь еще один стереотип. Любителей «мусорной пищи», как называет ее отец, у нас и впрямь достаточно, но большинство американцев все же избирательны в отношении еды. Так, например, с появлением Марси, с нашего стола исчезли острые соусы, сахаросодержащие продукты, а также все жареное и соленое. Содовая и шоколад с ее легкой руки и вовсе перешли в список «запрещенных препаратов», и когда однажды мачеха увидела в моей комнате бутылку колы, это было сравнимо с тем, как если бы вместо газировки она нашла пакетик марихуаны.

Как раз по этой причине, сидя на полу, я с жадностью и даже каким-то злорадством поглощала так ненавистный ею картофель и острые куриные крылышки.

— Я в душ, — Алекс вытер пальцы розовой (ну, кто бы сомневался!) салфеткой. — Кстати, ты хоть раз спала на водяном матрасе?

— Что?

Он кивнул в сторону кровати.

— О, нееет…

— Между прочим, довольно удобно и почти не булькает, — он усмехнулся и скрылся за дверью ванной.

…Я рухнула на кровать, на что матрас тотчас отреагировал сердитым бульканьем. Посмотрела наверх и усмехнулась — потолок над любовным гнездышком был зеркальный. Интересно, чтобы сказал папа, если бы сейчас увидел меня? Эта картина вызвала улыбку, но в следующую секунду мысли как-то сами собой перескочили в совершенное иное русло — я вдруг представила лежащего рядом Алекса и снова посмотрела вверх, на зеркальный потолок. В животе разлилась сладкая истома, но она испугала меня, ибо слишком уж реальной оказалась эта фантазия.

Интересно, как он выглядит без футболки? Черт бы тебя побрал, Тэсса! Перестань сейчас же.

Оторвавшись от разглядывания своего отражения в потолке, я посмотрела на электронные часы в золоченой оправе. Без семи минут одиннадцать. Время еще не позднее, но после всех событий меня клонило в сон. Забравшись под одеяло, я сняла сарафан и кинула его на кресло. Постельное белье оказалось на удивление приятным и так же приятно пахло, отдавая кондиционером. Я устроилась на боку и обняла мягкую подушку. Матрас все тем же бульканьем отвечал на каждое мое движение, но уставшие мышцы и не менее уставший мозг попросту игнорировали это. В конце концов, лучше уж так, чем спать, скрючившись в машине посреди поля.

Я уже потянулась к выключателю, когда дверь в ванную открылась, и вышел Алекс. В отличие от меня его не испугали гостиничные халаты, и сейчас он был в одном из них. Небрежно запахнутые полы открывали взору крепкую загорелую грудь, и в полумраке это зрелище смотрелось еще сексуальнее. Да, именно сексуальнее — как раз такое слово вспыхнуло в моей отяжелевшей голове, когда я увидела его.

— Уже устроилась? — он поймал мой взгляд, и выглядел немного удивленным.

Черт! Черт!

— Да, глаза слипаются. Не против, если я выключу свет?

Ничего я не желала в тот момент так сильно, как темноты. В ней можно было спрятать свое лицо.

— Я и сам собирался ложиться, — он переместился на софу. — Так что, выключай.

Щелчок кнопки, и комната погрузилась во мрак.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — я натянула одеяло по подбородка, хотя в этом не было никакой нужды.

… Возня в противоположном конце номера красноречивее всяких слов доказывала, что спать на узкой софе отнюдь не так удобно. В течение следующих двадцати минут я боролась с собой и, наконец, не выдержав, предложила Алексу перебраться в постель. Ничего страшного, она все равно огромная — ляжем на разных концах и делов-то.

— Да я уже почти уснул, — неумело соврал он.

— Хватит выпендриваться, — проворчала я, устраиваясь поудобнее, — забирайся в кровать, не то и сам не выспишься, и мне не дашь. А нам еще вставать с утра пораньше.

Сразу, как мы зашли в номер, Алекс позвонил Тео, и тот сказал, что заберет нас в половине девятого.

Из темноты послышался тяжелый вздох, и скрипнули старые половицы. Я поняла, что Алекс сдался. Он прошлепал через комнату и залез с другого края постели.

В животе снова защекотало, когда я почувствовала, как прогибается под тяжестью его тела водяной матрас.

— Увы, одеяло здесь только одно.

— Я и без него засну, тут не холодно. Обалдеть… Здесь еще и потолок зеркальный.

Я сдавленно хихикнула:

— Романтика, чтоб ее.

Пару минут мы лежали, как две статуи — на спине, подтянув руки к груди и пялились вверх. Даже в темноте проклятое зеркало отражало происходящее, и практически раздетого Алекса, поскольку из вещей на нем остались только трусы, заставлял меня мучительно краснеть. Не знаю, почувствовал ли он что-то или просто засмущался, но все-таки накрылся. Теперь я не видела его, но облегчения было мало — мы лежали под одним одеялом, пусть и на разных концах кровати.

— Прости, что накричал на тебя тогда, в машине, — вдруг сказал он.

Мы смотрели друг на друга в отражении стеклянного потолка.

— Ты о чем? — не поняла я.

— Из-за ремня, — пояснил Алекс. — Чтобы ты его пристегнула.

— А, это… Ерунда. Как видишь, это спасло мне жизнь.

Снова повисло молчание. В темноте было трудно разглядеть его лицо, но я все же видела, что он хочет еще что-то сказать. И, кажется, это что-то не очень хорошее.

— Мама рассказывала тебе про аварию?

— Ну, так, в общих словах. Вы вроде бы улетели в кювет.

Честно говоря, я успела об этом забыть. Агнесс была неприятна эта тема, и ее можно понять.

— Кто-то из вас пострадал? — догадалась я.

Алекс вздохнул. Мы по-прежнему смотрели друг на друга в зеркале и, наверное, так ему было легче говорить, чем если бы он глядел мне в лицо.

— Мой друг.

— Тео?

Алекс покачал головой.

— Альберт. Мы учились в одном классе, играли в одной футбольной команде. — Он замолчал.

Я терпеливо ждала, понимая, что лучше помолчать и дать ему время собраться с силами и не лезть со своими догадками. Любое неосторожное слово или неудачный вопрос могли сделать только хуже.

— Мы возвращались из Нойхауса после очередной игры, и я был за рулем. Шел дождь, дорога была скользкой, а из-за тумана видимость упала до нескольких метров. Я, конечно, включил фары, но они мало помогали. Все собирался поставить противотуманные, да руки никак не доходили. — Алекс вздохнул. — В общем, на дорогу выбежал олень. — Он горько усмехнулся. — Олень, представляешь? Самый настоящий олень, мать его. Я вывернул руль, мы слетели с дороги и врезались в ограждение. Скорость была приличная, так что… В общем, от машины мало что осталось. Рядом со мной сидела Элиза, помнишь ее? Вы познакомились на вечеринке. — Я кивнула. — Она отделалась разбитым носом, я легким сотрясением, а Альберт…

По спине у меня пробежал холодок. Я понимала, что услышу дальше.

— Он сидел сзади и вылетел через лобовое стекло. Пробил его головой и сломал позвоночник в трех местах. — Алекс закрыл глаза. — Просто счастье, что в тот момент за нами ехала «неотложка». Альберт выжил, но остался навсегда прикованным к инвалидному креслу, и потерял способность говорить.

Алекс замолчал и теперь смотрел в глаза моему отражению, пытаясь прочитать в них ответ. Но что я могла ответить ему?

— Это был несчастный случай. Ты сделал все, что смог. Если бы сбили того оленя, мог бы погибнуть ты, или Элиза. Я видела в новостях, что в Тенесси [2] так однажды погибла молодая пара. Олень пробил рогами лобовое стекло.

— Ты говоришь это, чтобы мне стало легче? — Алекс грустно улыбнулся.

— Да, — честно ответила я. — Потому что есть вещи, которые мы не можем предугадать. Ты не был пьян и не превышал скорость. Не думаю, что здесь есть твоя вина.

— То же самое сказали и в полиции. Но я так же мог поставить эти чертовы противотуманки или просто ехать медленнее. Нам было некуда торопиться, кроме как на вечеринку. Родители Альберта не стали подавать иск, но это не значит, что они простили меня. И то, что я простил себя.

Я придвинулась к нему и посмотрела в глаза. Теперь уже не в зеркале.

— Ты уже ничего не сможешь изменить. Но ты можешь жить с этим. И ты должен. — Я взяла его за руку, и Алекс крепко сжал мои пальцы.

Не знаю, нужно ли было делать то, что я сделала дальше, но тогда это казалось мне самым правильным, из возможного. Я поцеловала его. Нет, не в губы, конечно. В щеку, но все равно случайно задела уголок рта. В этом поцелуе не было ничего интимного, но я почувствовала удивительную близость между нами. Алекс вздрогнул, но не отстранился.

— Спасибо, что выслушала меня, Тэсса. — Он провел ладонью по моему плечу и внутри у меня что-то мучительно и сладко сжалось.

— Ты можешь говорить мне все, что хочешь, — тихо сказала я. — Всегда.

Комментарий к Глава 7. Откровения в отражении

[1] “Берег мечты” - популярный латиноамериканский сериал, вышел в показ в 2001 году.

[2] Тенесси - штат в США

========== Глава 8. Пропасть ==========

Уснула я на удивление быстро. Мне снилось кукурузное поле под закатным небом и серая лента дороги, тянущаяся до самого горизонта и исчезающая за его гранью. Рядом со мной был Алекс, я чувствовала тепло его руки, обнимающей меня со спины, и это прикосновение дарило спокойствие.

Балансируя на грани пробуждения, я цеплялась за сон, желая продлить его, и намеренно не открывала глаза, зная, что если сделаю это, все исчезнет. Но реальность наступала и, в конце концов, победила. Я лежала на боку, сонно щурилась от полоски света, проникающей сквозь неплотно задернутые шторы, когда с удивлением обнаружила (вернее, почувствовала) прижимающееся ко мне теплое тело.

Затаив дыхание, я неподвижно лежала, боясь пошевелиться и разбудить его. Правая нога Алекса лежала на моем бедре, а его рука обнимала талию. Он спал, размеренно дыша мне в затылок, отчего моя шея тотчас покрылась мурашками. Замерев, я, со смесью страха и совершенно неуместного восторга ловила запретные ощущения. Еще не до конца проснувшийся здравый смысл твердил, что нужно, как минимум отодвинуться, а еще лучше, тихонько встать и пойти умываться, но сделать это было выше моих сил.

Левая рука, всю ночь пролежавшая под подушкой, затекла, и я осторожно, совсем чуть-чуть пошевелилась, чтобы сменить положение. Немного прогнулась в пояснице и… Черт. Не нужно было строить догадки, дабы понять, что именно упиралось в меня. Ситуация принимала щекотливый оборот. Ну, все, Тэсса, вот теперь точно самое время выбраться из кровати, подумала я и…осторожно двинула бедрами, чтобы вновь ощутить волнующее прикосновение. Остановись! Что ты делаешь?! — мигала в моей голове красная лампочка, но я не обращала на нее внимания.

За спиной раздалась сонная возня, и через несколько секунд Алекс отскочил от меня, как ошпаренный.

— Доброе утро, — я обернулась через плечо и улыбнулась ему.

Все еще сонный, он смотрел на меня ошарашенными глазами. Лучшим выходом из неловкой ситуации было бы просто сделать вид, что ничего не произошло, но вместо этого я окончательно повернулась к нему и напрочь лишила нас обоих путей к отступлению.

— Все в порядке. Мне даже понравилось.

Вслух прозвучало не так страшно, как в моей голове. Так просто. Так просто оказалось сказать это.

— Тэсса, я…

Он смотрел на меня и, вероятно, прикидывал, насколько велика вероятность того, что я сошла с ума. Пожалуй, так оно и было. В тот момент я действительно слетела с катушек.

Повисла неловкая пауза. Я понимала, что настал момент истины, и если сейчас Алекс скажет «нет», то мы забудем об этой истории, а я завтра же возьму билеты домой, чтобы в лучшем случае приехать в эту страну еще через одиннадцать лет. Забегая вперед, могу с уверенностью сказать, что если бы это случилось, то многих бед, последовавших в дальнейшие годы, могло бы и не произойти. Но, к сожалению, или к счастью, прошлое не знает сослагательного наклонения.

— Ты моя сестра. А я твой брат. — Алекс нахмурился и серьезно посмотрел на меня. — Так нельзя.

— То есть, проблема лишь в этом? И ты хочешь сказать, что тоже хочешь этого?

Алекс молчал, но слов и не требовалось, ответ читался в его глазах. Темных, сосредоточенных. А еще в них было желание — я видела это.

— Тэсса, прошу, остановись, — взмолился он. — Если ты не прекратишь, клянусь тебе, я не выдержу.

— Хорошо.

У всего был предел, и у моей гордости тоже. Я уже и так основательно втоптала ее в грязь. В глазах предательски защипало. Я чувствовала себя так, словно меня отшвырнули как назойливую кошку, трущуюся об ноги незнакомца в поисках ласки или, если повезет, еды.

— Надо собираться. Пойду, приму душ, а ты пока позвони Тео.

Я вскочила с мерзкой водяной кровати (будь она проклята) и метнулась в ванную, чтобы только он не увидел моих слез. Но у самой двери, Алекс догнал меня, схватил за руку и развернул к себе.

— Отпусти, — я попыталась выдернуть руку и отвернулась, пряча лицо.

— Посмотри на меня, — он осторожно взял меня за подбородок, и теперь я смотрела ему в глаза.

Слезы предательски катились по щекам, а я даже не могла вытереть их — только позорно всхлипывала и шмыгала носом.

— Тэсса. — Голос Алекса был серьезен как никогда. — Ты понимаешь, что нам потом будет очень плохо? Тебе будет очень плохо. Я не хочу этого.

— Мне плохо сейчас, — голос дрожал, и в ту минуту я ненавидела себя за слабость. — Лучше бы я вообще не приезжала! Лучше бы никогда не видела тебя! Пусти!

Еще одна, обреченная на поражение попытка вырваться. Я чувствовала себя униженной и растоптанной, но винить в этом было некого. Сама во всем виновата. Дура.

Я снова попыталась выкрутиться, и когда это почти удалось, Алекс поцеловал меня. Ошеломленная, я замерла, как пойманная птица, еще не осознавая реальность происходящего, но чувствуя его губы на своих губах. Сухие, теплые. Несколько бесконечно долгих секунд мы стояли неподвижно, прижимаясь друг к другу, пока наконец я осторожно не ответила ему. Алекс ослабил хватку, опустив руки с плеч на мою талию, поглаживая пальцами линию позвоночника. В животе разлетелся рой взбесившихся бабочек, и я провалилась в какую-то другую реальность. Сколько раз за последние дни я прокручивала это у себя в голове, но в действительности оказалось совсем по-другому. Не хуже и не лучше — просто иначе. И даже еще более фантастично, чем в моем воображении, ибо я знала, что все, о чем я думаю — фантазии, которым не суждено стать явью.

Так легко описывать это сейчас, по прошествии долгого времени, но тогда я не думала. Не могла думать — все мое существо обратилось в ощущения — вкус чужих губ и чужого языка, руки оглаживающие покрывшуюся мурашками голую спину и томительное желание быть еще ближе.

Но, к счастью, Алекс, в отличие от меня сохранял холодную голову и дальше поцелуев дело не зашло. Безвкусный номер придорожного отеля с дурацкой водяной кроватью — не лучшее место, чтобы лишаться девственности. Но тогда, если бы он пошел дальше, я бы и не подумала останавливать его.

— Нужно позвонить Тео, — опомнилась я, когда мы наконец смогли оторваться друг от друга.

— Я позвоню. — Алекс выглядел рассеянным и немного грустным.

Не в пример мне, он уже тогда понимал, что мы сделали шаг на пути к чему-то неотвратимому, тому, что еще принесет свои скорбные плоды. Но всему свое время, и в тот день мы лишь разбросали семена будущих катастроф.

Тео приехал за нами через три с половиной часа. К этому времени мы сдали номер, позавтракали в молчании и ждали его на парковке. Нелегко было вести себя так, словно ничего не произошло, но нам это удалось, и у Тео не возникло никаких подозрений. Впрочем, он волновал меня в последнюю очередь.

Гораздо страшнее оказалось встретиться с Агнесс и Ирвином, я думала, им хватит одного взгляда, чтобы обо всем догадаться — казалось, случившееся написано у нас на лицах. Во всяком случае, у меня. Но, к счастью, их гораздо больше беспокоило то, почему мы не приехали ночевать, и отговорка про ночной Зальцбург, судя по всему, показалась Агнесс не слишком убедительной. Однако, ни она, ни Ирвин так никогда и не узнали про аварию.

Но было и еще кое-что, не дающее мне покоя. Я не знала наверняка, почему Алекс сделал это. Из жалости? Или не знал, что еще сделать, чтобы меня успокоить?

Вечером, как только появилась возможность остаться наедине, я спросила его об этом. Агнесс и Ирвин уже спали, Фанни осталась ночевать у подружки, так что балкон был целиком и полностью в нашем распоряжении.

— Потому, что ты тоже мне нравишься, — ответил он просто.

От этих слов в груди разлилось тепло, но сам Алекс выглядел грустным.

— Только нет в этом ничего хорошего, — вздохнул он. — Лучше бы тебе понравился Тео или Виктор.

— Может, и лучше. Но мне понравился ты.

Конечно, я понимала его. Эта история с самого начала не подразумевала счастливый конец, но, будем говорить откровенно — кто в семнадцать лет строит далеко идущие планы? Молодость мечтает, но редко планирует. Рисует в фантазиях удивительную жизнь, полную чудес и приключений — мы видим себя путешественниками, богачами, кинозвездами, и мир, лежащий у наших ног.

Я тоже мечтала, но не планировала. Да и зачем? Мне хотелось жить здесь и сейчас. Вот есть эта ночь, этот балкон, пахнущий деревом, и руки Алекса, обнимающие меня со спины. Я была счастлива и не собиралась отравлять это мыслями о том, что скоро все закончится.

— Если бы только нас не связывало родство… — Алекс поднялся, достал из пачки сигарету и закурил.

Сизый дым поднимался вверх и таял в ночной темноте. Он стоял, положив руки на перила, и мне казалось, что я могу смотреть на него целую вечность. Маленькая улица на окраине погрузилась в тишину, нарушаемую лишь стрекотанием цикад под балконом.

— Не мы первые, не мы последние, кто делает это. — Я подошла к нему и встала рядом. — Просто будем осторожны, и никто ничего не узнает.

Я действительно не считала это чем-то ужасным. Возможно потому, что просто-напросто не воспринимала Алекса, как двоюродного брата — слишком много времени прошло с нашей последней встречи — я видела привлекательного молодого мужчину, но никак не родственника.

— Ты берешь на себя слишком много ответственности, — я забрала у него сигарету, затянулась и вернула обратно, — не забывай, она лежит на нас обоих.

Несмотря на происходящее, мне так и не верилось до конца, что все это наяву. Еще вчера мысли о его поцелуях были моими фантазиями и не более, а сейчас я прижималась спиной к его груди, а его рука лежала на моем животе, слегка приподнимая край старой майки.

— Тогда мы с тобой оба чокнутые, — он усмехнулся мне в затылок.

— Ну и хорошо, — ответила я. — Как говорит моя Джессика: в жизни главное найти человека, с тем же психическим расстройством, что и у тебя.

Алекс потушил сигарету, окинул еще раз задумчивым взглядом вид из балкона и приобнял меня за талию.

— Пойдем спать или посидим еще?

Мне не хотелось возвращаться в душную комнату. Была самая обычная ночь, но вместе с тем вокруг нас словно происходило какое-то волшебство. Есть в жизни такие моменты, которые не объяснишь словами, но чувствуешь сердцем. Они врезаются в память и еще надолго остаются с тобой — меркнут со временем, затираются, но не исчезают бесследно. И иногда в минуты отчаяния, когда кажется, что вокруг непроглядный мрак, ты вдруг вспоминаешь какой-нибудь незначительный миг; миг, в который ты был счастлив и внутри становится чуточку теплее. Эти воспоминания, как спасательный круг способны вытянуть, когда хвататься уже и не за что.

— Еще немного, — попросила я.

Алекс стоял за моей спиной, но готова поклясться, что в тот момент он улыбнулся. Плевать, что ждет нас впереди. Есть только здесь и сейчас.

Комментарий к Глава 8. Пропасть

Группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 9.Возвращение ==========

В течение следующих двух месяцев я прошла такую школу конспирации, что могла составить конкуренцию агентам спецслужб. Мы с Алексом проявили недюжинную изобретательность, дабы происходящее между нами, осталось в секрете. В присутствии Агнесс и Ирвина почти не обращали друг на друга внимания, и большую часть времени я проводила с Фанни. Алекс по-прежнему оставался в Пассау, несмотря на то, что получил отпуск, и виделись мы только по выходным, но когда он приезжал в Шердинг, отрывались по полной. Наверное, сами высшие силы благоволили нам, иначе как еще объяснить то, что ни у кого не возникло подозрений?

В субботу вечером я гасила свет, забиралась в постель и, затаив дыхание, ждала. Иногда это занимало много времени, но потом в окне мелькал темный силуэт, и Алекс прыгал с подоконника на пол, а мягкий ковер заглушал звуки. Я вскакивала с кровати, в два прыжка оказывалась возле него, и он сгребал меня в охапку. Тихо смеясь, мы жадно целовали друг друга, спотыкаясь, добирались обратно до постели, чтобы упасть в ворох разноцветных подушек.

Если же говорить о сексе, то это случилось далеко не сразу — Алекс не давил меня, а я пока не чувствовала, что готова. Мне нравилось целовать его, засыпать в обнимку, чувствуя сильную руку на плече, и какое-то время этого было достаточно.

— Это самое лучшее лето в моей жизни.

Прижимаясь к нему в темноте, я вспоминала, как не хотела ехать сюда и умоляла папу отправить меня во Флориду вместе с Джессикой, где жила ее тетя. Когда я думала о том, что ничего этого сейчас могло бы не быть, делалось страшно.

Я жила настоящим, не думала о будущем и не испытывала угрызений совести. Наша связь казалась мне естественной, как голод или жажда. Никто не чувствует вину за то, что хочет пить — просто наливает стакан воды и делает глоток.

Так продолжалось до середины августа. По выходным мы с Фанни ездили в Пассау или же Алекс приезжал домой, устраивали вечеринки, ходили на пляж и несколько раз гуляли до рассвета.

В одну из таких прогулок я умудрилась споткнуться и подвернуть лодыжку, но, как выяснилось позже, это даже оказалось на руку. В субботу мы должны были ехать на день рождения какой-то дальней родственницы, чего мне совсем не хотелось, а, учитывая больную ногу, я, как пострадавшая имела полное право остаться дома.

Фанни с родителями уехали ранним утром, и вернуться должны были только на следующий день, поскольку юбилярша жила за две сотни километров от Шердинга. Стоит ли говорить, что как только за ними закрылась дверь, я позвонила Алексу?

Украденное время, как известно, слаще вдвойне, а нам так редко удавалось побыть наедине, что оказавшись вдвоем, мы буквально потеряли голову. Тогда-то все и случилось.

Пинком захлопнув входную дверь, Алекс легко подхватил меня на руки и отнес на второй этаж. Удивительно, как только мы не навернулись с лестницы, пока поднимаясь, неистово целовали друг друга.

Ударяясь об углы и стены, ввалились в залитую солнцем комнату и рухнули на кровать. Было немного страшно, когда Алекс навис надо мной, но возбуждение и любопытство брали верх. Не так я представляла свой первый раз, но в действительности все оказалось не лучше и не хуже — просто иначе.

— Уверена? — он отстранился и, тяжело дыша, посмотрел мне в глаза.

Даже сейчас, будучи заведенным до предела, Алекс, в отличие от меня не терял рассудок. Но и я точно знала, чего хочу.

— Хватит болтать. Просто продолжай.

…Ничего общего с тем, что пишут в любовных романах, это не имело. Впрочем, и отвращения (о котором всякий раз говорили нам монахини в воскресной школе) я не испытала. Скорее это было… странно. Сначала больно, а потом непривычно. Я только-только привыкла к новому ощущению и даже начала чувствовать нечто похожее на удовольствие, когда все закончилось. И все же ни тогда, ни после я не пожалела об этом.

Мы с Алексом еще долго лежали в обнимку, приходя в себя, и это понравилось мне больше, чем заниматься сексом. Хотя, Джессика говорила мне, что «первый блин всегда комом» и не стоит ждать от него многого. «В этом деле главное привыкнуть, освоиться, и вот тогда-то…» авторитетно заявляла она, хотя сама на тот момент оставалась девственницей, зато очень любила шерстить тематические форумы, чтобы, когда придет время быть, по ее словам, «во всеоружии».

— Хочешь, съездим куда-нибудь? — предложил Алекс, когда мы вышли из душа.

— Нет, — я покачала головой.

Мне не хотелось ни на прогулку, ни в ресторан, ни даже на тот замечательный корабль в Пассау, о котором я так грезила. У нас было слишком мало времени, чтобы тратить его на подобную ерунду.

В итоге мы просто поехали в супермаркет, взяли шампанское и замороженную пиццу, которую я потом едва не спалила в духовке, и устроили домашний ужин на двоих.

День клонился к закату, и комнату наполняли багряно-золотые краски уходящего солнца. Мы сидели на ковре, не удосужившись даже одеться, пили шампанское, грызли пригоревшую пиццу… Кроме нас в доме никого не было, но я все равно чувствовала легкий страх, сидя посреди гостиной в чем мать родила и с бокалом в руке. Это заводило, но куда сильнее было ощущение простого человеческого счастья. Того самого, незайтеливого, но ради которого стоит жить.

Мне не верилось, что мы — это мы, и это все происходит с нами. Алекс будто прочитал мои мысли, а, может, сам думал о том же, и коснулся моей руки. Притянул к себе и поцеловал. Нежно, глубоко.

— Жаль, что это лето не может длиться вечно, — вздохнул он.

— Но ты можешь приехать ко мне зимой. Например, после Рождества.

Я помнила, что в январе Марси должна была родить, и твердо вознамерилась сделать это в вашингтонской клинике, которой заведовала ее сестра. Отец, само собой, поедет с ней, а, значит, у нас с Алексом будет время.

— Возможно. Я скучаю по Америке, — признался он. — Хотя, это уже не моя страна. Мой дом здесь.

Мы не строили планов, но чем меньше времени оставалось до моего отъезда, тем сильнее я хотела остаться. Австрия не казалась мне идеальным местом, мне было не понять ее размеренной жизни, но я бы, пожалуй, могла к этому привыкнуть. Впрочем, думать об этом до окончания колледжа не имело смысла. Я разослала письма в двенадцать учебных заведений, и в телефонном разговоре отец сказал, что на семь из них пришли ответы, так что выбор у меня есть. И это была еще одна причина, по которой я уезжала раньше — нужно было уладить все дела.

— Если у меня не получится, ты можешь приехать сама.

— Может быть.

Я боялась что-то загадывать. Когда так делаешь, то потом это почти всегда выходит боком. Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах.

Итак, четырнадцатого августа я уже ехала в аэропорт. Остаться вдвоем нам, конечно, не удалось — Ирвин, Агнесс и Фанни отправились с нами.

— Вот, наконец-то стал нормально ездить, — Агнесс удовлетворенно посмотрела на спидометр. — Ни к чему разгоняться. Быстро едешь, тихо понесут, — философски добавила она.

Алекс ничего не ответил, но я-то знала правду. Он ехал медленно не потому, что боялся аварии — просто растягивал время, быть может, даже неосознанно. Я смотрела в окно, прощаясь с разноцветными домиками и кукурузными полями, узкими речками и каменными мостами. Хотелось запечатлеть в памяти как можно больше, напитаться воспоминаниями, чтобы хватило на год вперед.

Я не знала, вернусь ли еще сюда, боялась что-то загадывать, но очень хотела верить. Конечно, все могло измениться — Алекс мог встретить кого-то и забыть обо мне, или я влюбиться в другого, учитывая, что мне предстоит учиться в колледже — все, что угодно могло случиться с нами.

До регистрации оставалось полтора часа, когда мы приехали, и Агнесс предложила скоротать это время в кафе. Быстро расправившись с бисквитом и кофе, я отошла под предлогом того, что мне нужно в туалет, но направилась в зал ожидания внутренних рейсов.

Алекс уже ждал меня там — стоял у панорамного окна, повернувшись спиной. Я остановилась и на несколько мгновений залюбовалась им, но времени у нас было в обрез.

— Наверное, нам стоит сейчас сбежать, — я тихо подошла к нему и обняла со спины, скрестив руки на груди.

— Хорошая идея, — я не видела его лица, но была готова поклясться, что он улыбнулся. — Покупаем билеты и вперед? — Алекс накрыл мои ладони своими.

Он повернулся ко мне и обнял. Черт побери, я могла простоять так целую вечность, уткнувшись лицом ему в плечо.

— Я постараюсь приехать на Рождество, — Алекс покрепче прижал меня к себе и поцеловал в висок. — Не обещаю, но сделаю все возможное.

О чем мы думали тогда? У нас не было ни единого шанса на счастливый исход, всего дно обстоятельство напрочь перечеркивало любую вероятность, но нам было плевать. Я прижималась к нему, разрываясь от противоречивых чувств — счастья и безнадежности. Мы были так близко и так далеко одновременно.

Аэропорт вокруг нас жил своей жизнью — сновали люди, взлетали в воздух и приземлялись самолеты, мир крутился, двигался, но для нас время застыло. И как бы дорого я дала за возможность если не остановить, то хотя бы замедлить этот бег.

Мне хотелось впитать в себя все — ощущение крепких рук на моей спине, звуки шагов и колес чемоданов, окружающие нас, гул самолетных турбин по ту строну окна, запахи духов, кофе и резины багажной ленты.

Жалкие крупицы украденного времени таяли, просачивались, как песок сквозь пальцы, и я ничего не могла с этим поделать. И все же мне не хотелось отравлять грустью наш последний день. Пусть в нем останутся только хорошие воспоминания.

Через несколько минут мы вернулись к остальным. Разумеется, порознь, чтобы не вызвать подозрений. Агнесс что-то говорила, приглашала меня на следующее лето, я кивала, машинально отвечала, но едва улавливала суть, ибо все мои мысли были поглощены другим.

Алекс сидел таким же молчаливо-задумчивым, но поскольку он и раньше не откровенничал с близкими, то это никого не удивило. Несколько раз мы встречались взглядами и тут же оба быстро отводили глаза.

Механический голос диспетчера объявил посадку на мой рейс.

Стоя у окна паспортного контроля, последнего рубежа, за которым все, что происходит сейчас, станет прошлым, я обернулась. Махнула рукой и вошла в зал ожидания.

Летнее приключение подошло к концу, и мне оставалось лишь принять это.

Комментарий к Глава 9.Возвращение

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 10. На пути к переменам ==========

Первое время мне было непросто привыкнуть к тому, что я снова в Нью-Йорке. Родной мегаполис казался слишком большим и слишком шумным — я жила здесь с рождения, но всего за два месяца успела отвыкнуть от гула дорог, блеска неоновых вывесок и небоскребов. Стоило посмотреть наверх, как у меня начинала кружиться голова.

Мы тогда жили в Бруклине, на бульваре Истерн Парквей — тихом уголке в сердце мегаполиса, где до сих пор стоят викторианские особняки — напоминание о безвозвратно ушедшей эпохе. Бруклин Хайтс считался одним из самых тихих районов, но все равно не шел ни в какое сравнение с Шердингом.

Отец всегда очень гордился нашим домом, несмотря на то, что особняк требовал постоянных вложений и дорого нам обходился. «Ну, кто захочет жить в бетонной коробке, когда есть возможность иметь собственную землю?», говорил он, тем самым успокаивая самого себя, оплачивая очередной годовой налог — пятизначную сумму с тремя нулями.

— У них там, в Австрии, такие же сборы, или ниже?

— Понятия не имею, мы об этом не разговаривали.

Первую неделю после возвращения, они с Марси буквально засыпали меня вопросами, что и понятно — отец не видел Ирвина и Агнесс много лет.

— Я же говорил, что это пойдет тебе на пользу, — отец ласково потрепал меня по щеке. — Отдохнувшая, посвежевшая…

Интересно, что бы он сказал, если б знал истинную причину таких перемен? Я усмехнулась собственным мыслям.

— А мальчики? — хитро поинтересовалась Марси. — Познакомилась с кем-нибудь?

Неужто, она всерьез думала, будто я стану откровенничать с ней, да еще при отце? Мачеха по-прежнему не теряла надежды подружиться со мной, но я уже не испытывала к ней враждебности. Видимо, эта поездка и впрямь что-то изменила во мне.

— Сейчас меня больше волнует поступление в колледж.

Хорошо как сказала! Так-то! Отец довольно улыбнулся. О том, что шесть из двенадцати колледжей, куда я разослала копию аттестата, согласились принять, знали уже все родственники и соседи. Папа не скрывал надежды на то, что я выберу экономику или юриспруденцию, но не возражал и против журналистики. По крайней мере, не говорил этого вслух.

Однако, когда я попросила у него денег, чтобы купить билет на самолет до Нешвилла [1], уже не пытался скрыть разочарования.

— Тэсса, подумай еще раз, — отец стоял в дверях моей комнаты, наблюдая за тем, как я пакую дорожную сумку, — это Дартмут. Лига Плюща [2], — последнее он сказал с таким благоговением, точно речь шла о Хогвартсе, не меньше.

— И я считаю это своим личным достижением. — Было, конечно, что один из лучших колледжей в стране был готов принять меня под свое крыло, но это шло вразрез с моими планами на будущее. — К тому же Марси скоро родит, и вам понадобится больше денег.

К тому моменту, я уже окончательно решила, что буду поступать в «Кенсингтон» [3] в Тенесси. Несмотря на то, что он не входил в число престижных колледжей, я навела о нем справки и узнала, что у выпускников местной кафедры журналистики, как правило, не возникает проблем с последующим трудоустройством, а еще там преподает Брайан Флеминг — бывшийкорреспондент, сотрудничавший с CNN и National Geographic. Но папу это, конечно, не могло убедить, ибо он считал журналистику несерьезным занятием, чем-то вроде хобби, которое время от времени приносит дополнительный доход. И разубеждать его было бессмысленно.

— Ты обещал, что не станешь препятствовать, — напомнила я.

— Я не препятствую, — он прошел в комнату и сел на кровать. — Просто прошу тебя еще раз хорошенько подумать. В Дартмуте тоже есть…

— Год обучения в Дартмуте стоит шестьдесят тысяч в год.

— Наша фирма, развивается, мы это потянем. — Он не терял надежды, и было понятно, от кого мне досталось это упрямство.

— Я уже все решила, пап.

Он встал с кровати и подошел к трюмо, где стоял включенным ноутбук.

— И что такого в этом Флеминге? — Отец задумчиво почесал подбородок, разглядывая фотографию молодого мужчины на экране. — Я знаю, ты им восхищаешься, и все такое, но мне просто интересно.

— Он красавчик. Хочу замутить с ним. — Усевшись на комод, я захлопнула ноутбук. Пускаться в объяснения о профессиональных заслугах декана, было бы пустой тратой нашего общего времени.

— Значит, у меня нет шанса тебя отговорить? — уточнил папа.

— Ни единого, — я улыбнулась и покачала головой. — Но ты можешь оплатить мне билет.

— И еще четыре года учебы на бессмысленной специальности, — мрачно ухмыльнулся он.

Захваченная приготовлениями, я, тем не менее, не забыла Алекса — наше общение продолжалось, мы ежедневно писали друг другу смс и созванивались в только-только появившимся тогда скайпе. Тысячи километров ничего не изменили.

За исключением того, что по возвращении домой я рассталась с Биллом. После всего, что случилось в Австрии, мне казалось нечестным продолжать наши отношения. К счастью, за время моего отсутствия его чувства тоже поутихли, так что разошлись мы без взаимных обид.

Я стояла на пороге новой жизни, но не боялась будущего.

— Родители и Фанни передают привет.

Видеосвязь в мансарде, где находилась моя комната, работала неважно, и на экране постоянно возникали помехи. Но мне хватало и того, что я могу видеть его лицо — так хотелось прикоснуться, обнять, вновь ощутить тепло и запах…

— Им тоже. Ты сейчас в Пассау?

Алекс кивнул:

— Угу. Не стал приезжать на выходные. — Несколько секунд он молчал. Перебои на мониторе мешали видеть его лицо и искажали голос, но я все же услышала это. — Я скучаю, Тэсса.

От его слов внутри разлилось тепло. Не прошло и месяца с нашего расставания, но мне казалось, что минула вечность.

— Я тоже.

В дверь комнаты постучали.

— Тэсса! — по ту сторону была Марси. — Ужин готов, спускайся.

Слава Богу, в последнее время она научилась стучаться, прежде чем вламываться ко мне. Определенно, мы обе делали прогресс во взаимоотношениях. Хотя, я по-прежнему ее недолюбливала.

— Иду! — крикнула в ответ и снова повернулась к Алексу. — Мне пора. Я еще позвоню.

Разница во времени составляла шесть часов, и в Пассау сейчас было около часа дня. Я представила залитую светом набережную, солнце, отражающееся в стеклах пассажа и тихий плеск воды по ту сторону парапета. В груди защемило.

— Пока. — Лучше было закончить сейчас, иначе это могло растянуться еще минут на десять. — До связи.

Я закрыла ноутбук. Нет, надо точно менять провайдера. С таким качеством связи совершенно невозможно звонить.

***

В конце августа я уже числилась студенткой Кенсингтона. До отъезда оставались считанные дни, но мне уже не терпелось покинуть Нью-Йорк. Я любила этот город — разношерстный, яркий, никогда не спящий, но вместе с тем отчаянно жаждала перемен. Знала, что буду скучать по кофейне на Атлантик Авеню, что была в десяти минутах ходьбы от нашего дома; дикому пляжу на Юго-Восточном побережье, где запрещено купаться, но нас с Джессикой это еще ни разу не останавливало.

Накануне моего отъезда мы решили отправиться туда, чтобы устроить прощальные посиделки. День выдался пасмурным и не располагал к водным процедурам, так что решено было ограничиться пледом и вином.

— Везет тебе, — вздохнула подруга, — колледж это круто.

Я не знала, что ответить на это. Джессика так и не смогла поступить в этом году, и ей пришлось устроиться на работу в «Macy’s» [4]. Учитывая, что платили там хорошо, у Джесс были все шансы заработать на первый год обучения, а впоследствии взять студенческий кредит.

— Может быть, даже на CNN попадешь, — рассмеялась она, доливая нам еще.

— Не хочу загадывать, — я посмотрела вдаль, где шумел и пенился белыми бурунами океан. Где-то там, за тысячи километров был Алекс.

Проницательная Джессика, видимо, прочитала эти мысли на моем лице и понимающе похлопала по плечу.

— Тебя ждет новая жизнь, Тэсса. Совсем другая. Подумай лучше об этом. Может быть, до Рождества ты забудешь о нем.

Хотела ли я этого? И да, и нет. Иногда мне казалось, что было бы проще, если бы Алекс нашел кого-то, ведь тогда я могла бы разозлиться, обидеться и выкинуть его из головы. Хотя, проще, кажется, выкинуть голову.

Мы просидели на берегу еще около часа и разошлись. Джесси поехала к себе в Бронкс, а я решила прогуляться напоследок, и домой вернулась лишь затемно. Ничего примечательного не случилось — я просто бродила по улицам, зашла в какую-то забегаловку, когда проголодалась, а потом снова бесцельно шаталась по бульварам. Не могу сказать, что была тогда в плохом настроении, скорее… задумчивом. И, конечно, волновалась перед отъездом. И все же… предстоящая учеба воодушевляла — уже хотя бы потому, что я отстояла право выбирать будущее по своему усмотрению.

Следующим утром папа отвез меня в аэропорт. Вещей набралось много, хоть я и старалась отбирать только то, что непременно понадобится в кампусе — и, тем не менее, в итоге все равно вышло два огромных чемодана, и это еще при том, что ни учебники, ни канцелярские принадлежности я пока не купила.

Марси с нами не поехала, но это, само собой, меня не расстроило.

— Позвони, как приземлишься, и еще раз, когда будешь в кампусе. — Отец повторил это, наверное, уже раз в седьмой, не меньше.

— Хорошо, — в седьмой раз пообещала я и сложила большой и указательный пальцы в «нолик», наш фирменный жест.

…Шасси оторвались от взлетной полосы, и боинг стремительно набирал высоту. Я смотрела в иллюминатор, наблюдая, как Нью-Йорк и окрестности превращаются в разноцветное тканое одеяло, и чувствовала, что все сделала правильно.

Комментарий к Глава 10. На пути к переменам

[1] Нешвилл - столица штата Тенесси

[2] Лига Плюща - престижное содружество восьми частных университетов ( и колледжей при них) Соединенных Штатов.

[3] “Кенсингтон” - вымышленный колледж. В Америке действительно существует учебное заведение с таким названием, но оно не имеет отношения к тому, который упоминается в данной работе

[4] Macy’s - одна из старейших сетей универмагов на территории США

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 11. Прометей ==========

Поначалу было непривычно. Я впервые окунулась в по-настоящему самостоятельную жизнь, впервые съехала из родительского дома и оказалась в совершенно новой для себя обстановке.

По прибытии в «Кенсингтон» мне выделили комнату в общежитии, которую я делила с двумя другими девушками, такими же первокурсницами. Мишель Оден — чернокожая спортсменка из Чикаго поступила на факультет европейской истории, а англичанка Джемма Райт собиралась изучать юриспруденцию. Мы быстро подружились, и уже через пару недель каждые выходные тусовались в баре неподалеку от кампуса.

Лекции я тоже посещала с удовольствием — что бы там ни говорил папа, преподавать в «Кенсингтоне» умели. Справедливости ради стоит отметить, что занятия по истории языка я время от времени прогуливала, они казались мне скучноватыми, в отличие от литературы и истории.

С Алексом мы теперь общались нечасто — к концу ноября мои прогулы дали о себе знать, и, дабы не нажить себе проблем, пришлось работать в усиленном режиме. За две недели я должна была сдать четырнадцать письменных работ и восемь устных докладов — миссис Мальсибер была женщиной суровой и решила отыграться на мне по полной. Однако, это стало хорошим уроком — с тех пор, прежде чем удрать с очередной лекции я успевала десять подумать.

И все же я, конечно, не забыла его. Трижды в неделю мы созванивались в скайпе и подолгу болтали. В жизни Алекса тоже произошли перемены — он устроился на новую, более оплачиваемую работу, но в колледже так и не восстановился.

— У меня другие планы, — сказал он расплывчато.

Когда я поинтересовалась, какие именно, Алекс ответил, что расскажет мне все при встрече. При встрече… Его зимняя поездка в Америку все еще была под вопросом, а я знала, что точно не смогу прилететь в Австрию на Рождество — это было бы слишком накладно. Отец оплатил год моей учебы, вложил деньги в развитие семейного бизнеса, и потому сейчас мы считали каждый цент. Но я верила в лучшее.

— Так кто этот Алекс? — спросила Мишель, когда я закрыла ноутбук. Она уютно устроилась на своей постели и грациозно попивала вино. — Он твой парень?

Был субботний вечер, и вместо традиционного похода в бар, мы решили устроить пижамный девичник. Ребята из мужского сообщества [1] раздобыли для нас три бутылки вина: мы спустили им из окна третьего этажа корзину на веревке, и они положили туда выпивку.

— Да, — соврала я.

Несмотря на то, что мы уже достаточно сблизились, знать всю правду им было необязательно.

— Может, стоит найти кого-нибудь поближе? — Джемма вытянула стройные белые ноги и придирчиво разглядывала идеальный педикюр. — Например, Майкла. Он красавчик, и к тому же капитан команды.

— А еще встречается с президентом «Дельта Каппа», — напомнила я, — как думаешь, если я уведу его, нас туда примут?

— Белла говорила мне, что в этом году эта стерва точно слетит со своего места, — фыркнула Мишель. — Она уже всех порядком бесит.

— Пусть так, — я налила себе еще вина, и сложила ноги по-турецки, — но я все равно не стану уводить чужого парня. К тому же Майкл идиот. Одни мускулы и полное отсутствие мозгов.

Но для Мишель это конечно же не стало веским аргументом.

— Пфф… — она закатила глаза, — за умного ты выйдешь замуж, малышка Тэсса. А пока молода, трахайся с красивыми. Нет, ну а что, я не права что ли? — Мишель уперла руки в бока. — Так, между прочим, говорит моя бабушка, а она фигни не посоветует.

Они говорили о Майкле так, словно он был идеалом мужчины. Отчасти это, конечно, было верно, но лично меня всегда привлекал другой типаж. Нет, я не хранила верность Алексу, как можно подумать и вполне допускала, что у него за это время тоже может кто-то появиться, но в тот момент просто не видела рядом с собой того, кто бы заинтересовал меня по-настоящему.

Я как могла старалась отвлечь себя, но в минуты одиночества (хоть в кампусе такие выдавались нечасто) или перед сном вспоминала так быстро пролетевшее лето. Австрия теперь была далеко и, казалось, будто бы в прошлой жизни, хотя по факту прошло всего несколько месяцев.

Дождливым октябрьским вечером, за неделю до Хэллоуина, я осталась одна в комнате. Мишель ночевала у бойфренда, умудрившись пробраться в мужское общежитие, а Джемма три дня назад попала в больницу с аппендицитом и вернуться должна была только к празднику.

В отличие от многих других студентов я редко пила алкоголь — не потому, что была ханжой — уж это-то ко мне точно не применимо, но потому, что задалась целью пробиться в коллежскую газету. Чем обширнее будет мое портфолио, тем больше шансов в дальнейшем найти работу в хорошем издании. Журналистов вокруг пруд пруди, и мест на всех желающих не хватит — отбор в нашей сфере всегда был жестким.

Но в тот вечер я решила дать себе поблажку и попросила парней из «Альфа Сигма» закинуть в корзину две бутылки пива.

Погасила свет, оставив лишь мерцающую цветную гирлянду над кроватью, открыла на компьютере папку с фотографиями и включила “Painted Black”. Я не была поклонницей Rolling Stones, но эта песня играла в машине Алекса, когда мы возвращались из Зальцбурга.

Я закрыла глаза и отдалась воспоминаниям. Перед мысленным взором тотчас появилась серая лента дороги с кукурузными полями по обеим сторонам, насколько хватает глаз, и его загорелая рука на руле. Сильная уверенная. Я вслушивалась в песню, не придавая никакого значения ее содержанию, и с каждой секундой воспоминания становились ярче. Картинки сменяли друг друга — Зальцбург, с высоты крепости кажущийся игрушечным; набережная Пассау, дурацкий придорожный мотель… Но одно в них оставалось неизменным — Алекс. Еще тогда, в машине, я жадно ловила эти мгновения, понимая, что придет время, и они станут воспоминаниями.

Песня закончилась. Я открыла глаза, и все исчезло. Не было ни старого «Фольксвагена», ни кукурузных полей, ни лета. Я сидела в своей комнате, за столом с ноутбуком, а рядом стояла бутылка пива. Теперь это было реальностью. У меня защемило сердце.

Самым эффективным способом отвлечься от сладких и одновременно болезненных воспоминаний были лекции и подготовка к ним. Завтра у меня должен был быть семинар по основам журналистики, занятия проводил сам декан и, по слухам, требовал от студентов стопроцентной готовности.

Итак, обложившись кучей учебников и тетрадей с лекционными записями, я заставила себя с головой окунуться в подготовку.

Следующим утром, в половине восьмого я уже стояла у дверей аудитории. Кейси, моя сокурсница опаздывала, и ждать ее я не стала — решила, что займу нам места получше. В старшей школе мне «везло» сидеть в первом ряду, и повторять это я не собиралась, а потому устроилась примерно в середине поточной аудитории — достаточно высоко, чтобы не выглядывать из-за чужих голов и в то же время не быть на виду.

Помещение постепенно заполнялось студентами, и Кейси (ну, кто бы сомневался!) явилась в числе последних — прибежала запыхавшаяся, пахнущая дорогими духами и сигаретами, а еще принесла два картонных стакана латте. Пару недель назад на территории кампуса появился наконец долгожданный «Старбакс», и у его владельца были все шансы сколотить состояние. Очередь в кофейню не иссякала с открытия до закрытия.

— Уфф… — выдохнула она, упав рядом со мной. — Успела. Держу пари, Флеминг содрал бы с меня кожу, если бы я опоздала. Держи, это тебе, — Кейси поставила передо мной стакан. — Еще горячий.

Звонков у нас не давали, но, как выяснилось, через несколько секунд, декану они и не требовались — он вошел в аудитории ровно тогда, когда цифра «7:59» на моих электронных часах сменилась на «8:00».

— А вот и «мистер Боб Вудворд» [2], — тихонько засмеялся Кит, еще один наш одногруппник.

Флемингу было двадцать восемь, и кое-кто из студенток считали его красавчиком, но на мой взгляд он выглядел как типичный фермер из какой-нибудь глубинки в Алабаме или Миссури. Все это никоим образом не противоречило его профессиональным заслугам, а потому я с нетерпением ждала начала курса. Уж если кто и знал, как писать так, чтобы одна половина аудитории хотела поставить тебе памятник, а вторая — сжечь на костре, то это Флеминг.

Ничего грозного в его облике я не увидела. Впрочем, никаким тираном Флеминг и не был — требовательным, да, жестким — без сомнения. Но вместе с тем, как стало ясно уже через десять минут, он умел «захватить» публику и сделать так, что девяносто процентов присутствующих оказались вовлечены в работу. Мы почти не делали записей, все больше разговаривали — Флеминг задавал провокационные вопросы, порой граничащие с откровенной насмешкой, но при этом ни одна из его шуток не была обидной.

— Уверен, многие из вас уже считают меня сукиным сыном, — улыбнулся он, сидя на преподавательском столе. — Я прав, мистер Беккеш?

Кит выронил ручку, которую до этого самозабвенно грыз. Выронил то ли от полученного вопроса, то ли от того, что Флеминг каким-то образом запомнил его фамилию. Я не была уверена, что Кит вообще ее озвучивал.

— Ну… есть немного, — признался он с нервной улыбочкой.

Флеминг, впрочем, и не думал сердиться.

— Ну, а какой из этого можно сделать вывод? — спросил он, обращаясь уже ко всей аудитории.

Повисла тишина.

— Нас и не должны любить, — сказал декан, не дождавшись ответа. — Работа журналиста – получать информацию и обрабатывать ее. Иногда сбивать с толку. А еще — он указал пальцем на Кита — запоминать. Вы удивились, что я назвал вас по имени, не так ли?

Кит не ответил.

— Запоминать имена и лица, подмечать детали, — продолжил Флеминг, — но самое главное – быть независимым. Журналист, работающий «на заказ» - хреновый журналист. И неважно, что именно вы будете писать: хорошее или плохое. В таком случае вы не более, чем обыкновенный писарь. Если хотите стать лучшим в своем деле, не бойтесь идти против сильных мира сего.

— Прямо как Прометей, несущий свет, — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.

— Именно, мисс Блумвуд, — взгляд Флеминга обратился в мою сторону. — Да, порой цена за правду бывает высока.

Почти все на потоке знали, что Флеминга «выперли» из большой журналистики после нескольких громких разоблачений, и с тех пор он преподавал в «Кенсингтоне». К своим двадцати восьми годам он успел побывать в Ираке и Пакистане, внештатно сотрудничал с «Discovery» и «National Geographic», но настоящую славу получил именно на политической стезе.

— То есть, вы напрямую предлагаете нам рисковать жизнью? — уточнила я.

— Это личный выбор каждого, — пожал он плечами. — Но если ваша цель нести людям свет, будьте готовы принять последствия. Впрочем, — он улыбнулся, — такая милая девушка, как вы, Тэсса, запросто может стать редактором отдела моды.

— Может, и стану, — его голос и тон задели меня. — Хотя, сомневаюсь, что вы читаете такие статьи.

По аудитории прокатился смешок. А свитер и брюки у Флеминга и в самом деле были дурацкие.

— Как думаешь, он мне отомстит? — спросила я Кейси, когда после занятий мы сидели на газоне в парке.

— Вряд ли, — она с наслаждением потянулась, — ты, скорее, позабавила его, чем разозлила. — Однокурсница хихикнула. — «Такая милая девушка, как вы может стать редактором отдела моды», — передразнила она. — Но насчет шмоток ты верно подметила. А вообще, он красавчик, хоть и одевается стремно.

— Стив Джобс всегда ходит в синих джинсах и черном свитере, — напомнил Кит.

— Но Флеминг не Стив Джобс.

Не то, чтобы я всерьез на него обиделось, но колкое замечание относительно моих будущих перспектив, задело за живое. И тем сильнее хотелось доказать «мистеру Вудворду», что он меня недооценил.

Комментарий к Глава 11. Прометей

[1] в высших учебных заведениях США популярны студенческие сообщества, так называемые “братства” и “сестринства”, попасть куда порой очень непросто. У каждого такого сообщества есть свои законы, устои и традиции и быть их членом считается престижно.

[2] Билл Вудворд - один из самых влиятельных журналистов Америки, основатель “The Washington Post”

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 12. Через тернии к звездам ==========

Доказать «Вудворду», что я представляю из себя нечто большее, чем амбициозную первокурсницу, на практике оказалось сложнее. Нет, он не заваливал меня не семинарах или не пытался демонстрировать превосходство, но в наших словесных баталиях (а возникали они на каждом занятии), я терпела поражение за поражением. Этого следовало ожидать — Флеминг был блестящим оратором, иглой в заднице у тех, кого изобличал в своих статьях и вдобавок обладал живым чувством юмора. Его шутки в мой адрес не были злыми, но ему, без сомнения доставляло удовольствие отправлять меня в нокаут. Странное дело — я не обижалась. Напротив, с каждым семинаром, это противостояние захватывало все больше, и, в конце концов, дало свои плоды. Я научилась «держать удар». Не в совершенстве конечно — до этого мне было как пешком до Австралии, но достойно ответить могла.

Джемма и Мишель шутили, что я обязательно должна соблазнить его, и проверить, насколько Флеминг хорош во всем.

— Мне нравятся мужчины, которые владеют языком, — сказала Мишель, поигрывая бровями, и закусила губу. — Разве тебе это не интересно, малышка Тэсса?

Я ответила, что с удовольствием переспала бы с ним, хотя в тот момент волновало меня совершенно другое. Моей целью было попасть в штат коллежской газеты, а для этого требовалось портфолио.

— Сделаем так: я вышлю тебе на почту пару тем, и ты напишешь по ним эссе. А там посмотрим.

Флеминг по обыкновению закинул ноги на стол, игнорируя все возможные правила, и лениво попивал кофе.

— Что-то еще? — он ловким броском отправил бумажный стакан в мусорное ведро и посмотрел на меня.

— Нет, ничего. — Честно говоря, я не ожидала, что он вообще согласится рассмотреть мою кандидатуру. — Спасибо, мистер Флеминг.

Он пожал плечами.

— Пока не за что, мисс Блумвуд.

Из его кабинета я вышла, окрыленная надеждой.

Флеминг прислал задание уже на следующее утро. «Напиши два эссе на свободную тему и отправь мне до конца недели. Объем и стиль на твое усмотрение». В этом было еще одно его отличие от других преподавателей; обычно мы получали четко сформулированное задание и выход за рамки не приветствовался, а зачастую вообще обрубался на корню. Но «мистер Вудворд», очевидно, решил выяснить, что же я все-таки из себя представляю. Я понимала, зачем он так поступил. Тема, которую я выберу, и форма, в которую ее облеку, скажет обо мне больше, чем любой из дурацких психологических тестов.

Конечно, я могла повыпендриваться и написать нечто с претензией на глубокомысленность, но в таком случае Флеминг раскусил бы меня в два счета. «Вы должны быть, а не казаться», говорил он на семинарах.

Но кем была я? Немногие могут ответить на этот вопрос в восемнадцать лет. Куча амбиций, куча планов, половина из которых откровенно безумные и огромное желание проявить себя. Но при всем этом мой жизненный опыт был, мягко говоря, небольшим, и, замахнись я на серьезную тему, в которой ни черта не смыслю, можно попрощаться с мечтой о местной газете. «Псевдо-философов» Флеминг не жаловал.

— Тут, конечно, еще нужно много чего править, — сказал он, когда четыре дня спустя разбирал по кусочкам мое эссе, — но в целом неплохо. Молодец, что не стала умничать.

Он убрал лист в ящик стола.

— Так почему ты решила стать журналистом?

«Ты вообще хоть читал, что там написано?», так и вертелось у меня на языке. Это и была тема моей работы.

— В школе учителя говорили, что у меня слишком длинный язык. И проблем от него было достаточно, вот я и решила найти ему применение.

— То есть, обратить недостаток в достоинство? — Флеминг хитро прищурился.

— Я не считаю это недостатком, мне просто нужно научиться владеть им как следует.

Несколько секунд он серьезно смотрел на меня и вдруг рассмеялся.

— А ты молодец, — он отхлебнул свой неизменный кофе в картонном стакане и указал пальцем в мою сторону, — не даешь себя в обиду. Мне это нравится.

— Так, значит, вы берете меня в газету?

Его остроумием я уже насладилась сполна, и мне была нужна конкретика.

— Да. Само собой, пока не журналистом. Для начала побудешь бета-ридером. С грамматикой у тебя проблем нет, а вот над стилем нужно поработать.

Учитывая все обстоятельства, это неплохой старт. Желающих попасть в коллежское издание было человек двадцать, и то, что Флеминг выбрал именно меня, значило, что я нравлюсь ему.

— Спасибо, сэр. Я вас не подведу.

***

Первым, кто обо всем узнал, был Алекс. Мы по-прежнему созванивались четыре-пять раз в неделю, но, к моему огорчению, в конце ноября он сказал, что не сможет приехать на Рождество.

— Я сам расстроен, что так вышло. Работа отнимает все время, я теперь даже в Шердинге почти не бываю.

У меня не было причин сомневаться в его словах. Во-первых, я ему доверяла, а во-вторых, если бы у него все-таки кто-то появился, Агнесс бы уже была на седьмом небе от счастья, а так она постоянно жаловалась, что он превращается в «чокнутого трудоголика».

— Ты обиделась?

— Нет. Расстроилась. Я по тебе скучаю.

— Я тоже. — Алекс улыбнулся и приложил руку к монитору. — Может, все-таки ты сможешь вырваться на каникулах. Если дело только в деньгах, даже не думай, я куплю тебе билеты.

Соблазн был, конечно, велик, но, к сожалению, финансы играли здесь последнюю роль. В крайнем случае я могла бы занять денег у Джеммы и Мишель, вот только…

— Флеминг устроил меня в газету. Я даже домой на каникулах вряд ли попаду.

Совмещать учебу и работу оказалось не так просто, как виделось поначалу. После лекций я отправлялась в редакцию и, бывало, засиживалась там допоздна, а сам Флеминг иногда оставался на ночь.

— Значит, тебя можно, наконец, поздравить? — Алекс поднял бутылку пива. — Или мне стоит начать ревновать? — он рассмеялся.

— Могу вас познакомить. А еще скажу, что мы встречаемся.

«Встречаемся». Странно, но я до сих пор не воспринимала Алекса, как родственника, а потому не чувствовала, что мы поступаем неправильно. Пропасть в одиннадцать лет сделала свое дело.

— Думаю, тебе стоит написать об этом книгу, — предложил он.

Я смотрела, как он улыбается, не спеша потягивая пиво, и была готова взорваться от невозможности оказаться рядом. Хотя бы на несколько минут. Прикоснуться к его щеке, обнять, почувствовать запах… И так каждый раз, стоило нам созвониться в «Скайпе». Он был совсем рядом и одновременно бесконечно далеко.

— Возьму на заметку. Назову ее… хм… — я на пару секунд задумалась, — знаю! «Улица Америки». Как тебе? Роман о запретной любви, — последнюю фразу я произнесла с наигранной страстью и даже изобразила томное выражение лица. — Переплюну «Поющих в терновнике», вот увидишь.

***

Конечно, я могла приехать домой на Рождество — Флеминг не был тираном и не стал бы отнимать у меня возможность отметить праздник в кругу семьи, но, если честно, мне не особо этого хотелось.

Папа и Марси, как и следовало ожидать, обиделись, но в итоге мы сошлись на том, что я возьму короткий отпуск в марте, когда она родит. Врачи уверяли, что у мачехи будет сын, и она страшно этим гордилась. Каждую неделю присылала мне по несколько вариантов имен, одно другого хлеще и все никак не могла определиться. Как по мне так все они были просто чудовищными. Чего стоил только «Кадваллон Эохайд Блумвуд» — несмотря на то, что бедняга еще не родился, жалко мне его было уже сейчас.

Январь и февраль как-то незаметно остались позади. Я по-прежнему числилась бета-ридером, но к началу мая Флеминг обещал перевести меня в штат.

— В этой жизни вообще мало что дается легко, Тэсса, — говорил он, когда я пыхтела, разбирая по косточкам очередную статью. — Per aspera ad astra [1], — добавил философски.

К латыни декан питал особую любовь. Мне же язык древних римлян давался тяжело, особенно грамматика, которой нас зачем-то пытались научить. Можно подумать, мы будем писать на нем статьи.

— Чего скривилась? — усмехнулся Флеминг, увидев выражение моего лица.

— С моими знаниями я, скорее, вызову демона, чем перескажу текст.

— Вот и отлично, — он кинул мне флешку, и я поймала ее на лету, — передавай ему привет. А сейчас займись редактурой. Здесь три статьи, и они нужны мне готовыми завтра к полудню.

Флеминг сунул руки в карманы и, насвистывая песенку, направился к выходу из редакции. Уже в дверях он остановился и развернулся в мою сторону.

— И, да, не переживай, они на английском, — подмигнул он и скрылся в коридоре.

***

Марси родила десятого марта. Отец позвонил мне в четыре утра и, не помня себя от радости, сообщил, что теперь у меня есть младший брат. Слава Богу, его решили назвать Стивеном. Стивен Ли Блумвуд. Не так уж плохо, учитывая предыдущие варианты.

— Так ты приедешь?

— Да.

Теперь, когда я более или менее взялась за ум, с учебой проблем не было, и домой меня отпустили без вопросов. Флеминг тоже не стал возражать, сказав, что семейные узы — это святое. Странное заявление из уст того, кто давно забил на собственную личную жизнь. Иногда мне казалось, что женщины (а, может быть, и мужчины) его не интересуют — для Флеминга существовала только работа. Это было странно, учитывая, что, несмотря на чудаковатость, он обладал привлекательной внешностью, и многие студентки тайком по нему вздыхали. Нам, женщинам, вообще часто нравятся психи.

Возможно, не будь в моей жизни Алекса, я бы тоже попала под обаяние «мистера Вудворда», но на тот момент я видела в нем лишь преподавателя и руководителя. Да и вообще, ни к чему смешивать личное и рабочее – как правило, ничего хорошего из таких связей не выходит.

***

Домой я летела в смешанных чувствах. С одной стороны радовалась за отца и Марси, хотя еще не до конца осознала, что у меня появился брат, а с другой — дети, особенно маленькие, всегда вводили меня в ступор. Не то, чтобы я их не любила, просто не понимала, как с ними взаимодействовать.

Одна только мысль о том, чтобы взять в руки младенца пугала меня до колик. Все эти крохотные ручки-ножки, которые, так и, кажется, вот-вот сломаются, если сожмешь крепче, чем нужно. Или, не дай Бог, уронишь.

И как только люди справляются с детьми?

На протяжении всего полета я только и думала о том, что делать, когда увижу Марси и Стивена Ли. Дурацкое имя, но все же лучше, чем Кадваллон Эохайд.

…В аэропорту меня ждал отец. Он заметно помолодел и вообще выглядел до неприличия счастливым.

После дежурных объятий-поцелуев, папенька, наконец, взял себя в руки и сообщил, что Марси уже дома, а комната чердак переделали в детскую.

— Знаешь, даже хорошо, что ты приехала сейчас, а не на Рождество, — сказал он, когда мы уже свернули на Истерн-Парквей.

— Я понятия не имею, как вести себя с маленькими детьми.

— Да я не только о Стивене, — загадочно ответил он, паркуясь у забора. — У нас тут для тебя сюрприз.

— Какой? — задала я самый глупый вопрос из возможных.

Папа не ответил. Вышел из машины, достал из багажника мой чемодан и заспешил к крыльцу.

…Было странно вновь оказаться дома. За шесть месяцев я так привыкла к своей комнате в кампусе, что сейчас чувствовала себя здесь немного непривычно. Все казалось таким родным и одновременно чужим.

Марси встретила нас в холле. Она тоже заметно помолодела и (о, чудо!) купила стильный домашний костюм.

— Познакомься с братиком, — во весь рот улыбнулась она и сунула мне в руки розовощекого младенца.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Мелкий Стивен Ли, судя по всему, был в не меньшей растерянности, чем я. Но хотя бы не плакал и не дрыгал ногами, что уже хорошо.

— Говорят, что сыновья похожи на матерей, но со мной это, видно, не сработало, — рассмеялась Марси. — Весь в вашу породу.

Мелкий и, правда, вышел точной копией папы. Это было видно уже сейчас, хотя ему и было-то всего две недели от роду. А еще держать его на руках оказалось не так страшно, как я думала. Пожалуй, даже приятно.

Вот черт!.. Я почувствовала, как по руке течет что-то жидкое и теплое. Отлично.

— Давай его мне, — хихикнула Марси и забрала Стивена на руки. — Эх, жаль твою кофту. Дорогая?

— Забей, — отмахнулась я, подавив брезгливость.

Итак, меня обделали. Отличное начало знакомства. Если когда-нибудь решу завести детей, пусть на руках их носит няня.

— Это и есть сюрприз, который ты мне обещал?

Папа и Марси переглянулись.

— Скажем так, не самый главный.

Это было сказано не отцом, и не Марси. Я застыла, как вкопанная. Либо, у меня слуховые галлюцинации, либо… Я подняла голову. Наверху лестницы стоял Алекс.

Комментарий к Глава 12. Через тернии к звездам

[1] Per aspera ad astra - через тернии к звездам (лат.)

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 13. Одно целое ==========

— Алекс?

Его присутствие здесь казалось настолько невероятным, что я предпочла удостовериться в действительности происходящего.

— Привет.

Он спустился в холл и обнял меня. Ох, черт. Это наяву. Алекс здесь, он приехал. Я стиснула его, и в ответ он хрипло засмеялся.

— Хочешь сломать мне ребра?

— Как вариант.

Так, нужно держать себя в руках. Я отстранилась и дежурно поцеловала его в щеку, поборов желание впиться в губы. Алекс поймал мой взгляд и чуть улыбнулся. Мягко выпустил из объятий, невесомо скользнув ладонью по спине, отчего по всему телу прокатилась легкая дрожь. Слава Богу, никто ничего не заметил.

— Давно ты приехал?

— Два дня назад. Хотел сделать тебе сюрприз.

Марси позвала всех в гостиную.

Они с отцом что-то наперебой говорили, расспрашивали… Я отвечала, слушая их вполуха и все еще пребывая в легкой прострации.

Еще несколько минут назад мой желудок сводило от голода, но когда мачеха поставила передо мной тарелку, восхитительный запах лазаньи лишь отозвался где-то на краю сознания.

В том же отстраненном состоянии я рассказывала о буднях в колледже, Флеминге и газете, но мысли были сосредоточены на Алексе. Несколько раз мы пересекались взглядами, и под конец я уже не знала, какой повод выдумать, чтобы сбежать наверх. Руки тряслись от желания обнять его, но здравый смысл брал верх. Нельзя забывать об осторожности.

Мы поднялись в мою комнату, и я заперла дверь.

— Тэсса… — выдохнул Алекс, когда я прыгнула на него и повалила на кровать.

Впрочем, сопротивлялся он несильно и недолго. Жарко поцеловал меня в губы и, ловко выкрутившись, подмял под себя. Вес его тела отозвался сладкой истомой внизу живота, но ничего лишнего мы себе не позволили. Не сейчас.

— Не ожидала меня увидеть? — Алекс убрал прядь волос с моего лица и нежно коснулся губами шеи.

Моя нога лежала на его бедре, я гладила его живот и, замирая, чувствовала, как напрягаются под пальцами мышцы.

— Ты сказал, что мы не увидимся, и я почти обиделась.

— Я сам не думал, что приеду.

Алекс провел указательным по моему бедру, и даже сквозь плотную ткань джинсов я почувствовала, как кожа покрылась мурашками.

— А потом просто сорвался и купил билеты. Сказал, что соскучился по Америке.

— Только по Америке? — мне было важно, чтобы он сказал это вслух.

— Я соскучился по тебе.

В комнате было душно, а близость его тела накаляла воздух еще сильнее. Я плавилась от нежности, задыхалась от желания и понимала – еще чуть-чуть, и мы натворим глупостей. Представив лица отца и Марси, если они вдруг зайдут сюда, я тихонько усмехнулась. Ну, нет, такого нам точно не надо.

Вечером я вытащила Алекса на прогулку. Последний раз он был здесь сто лет назад и, идя по улице, мотал головой и заворожено смотрел по сторонам совсем как турист. В Австрии даже самые большие города и близко не напоминали Нью-Йорк. Я даже так скажу – ни один город в мире не напоминает Нью-Йорк. Чикаго, Вашингтон, Атланта – это все не то, у Нью-Йорка своя атмосфера, свой ритм и дух. Не знаю, как объяснить, это можно только почувствовать. Почему вы думаете, ему посвящено столько песен, а в больше, чем половине фильмов события развиваются именно здесь? Если вы услышите слово «Америка», какой город первым придет на ум? Держу пари, что явно не столица.

Первым делом мы отправились в Олений Парк, пригород, где когда-то жили Уолши. От Атлантик Авеню до него было чуть больше сорока минут на метро.

— Найдешь свой дом?

Если честно, я и сама не была уверена, что помню, где именно он находится. По обеим сторонам узкой дороги тянулись два ряда типовых одноэтажных коттеджей из красного кирпича и белой черепицей на крышах.

— 3517? — Алекс нахмурился.

— Возможно, — я взяла его за руку и повела в конец улицы. — Идем, посмотрим.

Это было маленькое путешествие в прошлое. Мы дошли до выбранного дома и остановились на тротуаре рядом с почтовым ящиком. В ярко освещенной гостиной сидели мужчина и женщина, а рядом с ними, на диване лежал золотистый ретривер.

— Ты никогда не думал о том, чтобы вернуться?

— Раньше да. — Алекс с интересом наблюдал за происходящим в комнате. — Когда учился в старшей школе, а потом… Не уверен, что я все еще американец.

Мне было плевать, кто он такой и кем себя считает. Сейчас он здесь, и я счастлива. Я не собиралась «влюблять» его в Нью-Йорк или уговаривать остаться – наше положение по-прежнему оставалось слишком хрупким и неясным.

Через два дня отец и Марси уехали в Трентон на выходные, и дом оказался в полном нашем распоряжении.

— Ты надолго приехал?

Только сейчас я вспомнила, что так и не задала этот вопрос. Мы лежали на кровати в моей комнате, прижимаясь друг к другу обнаженными телами. Из приподнятой оконной рамы тянуло прохладой и запахом мокрого асфальта. Дождь барабанил по стеклам.

— На две недели.

Алекс потянулся, откинув край одеяла, и взял с тумбочки запотевший стакан ледяного сока.

— Так, получается, у тебя отпуск?

Я выводила указательным пальцем невидимые узоры на его груди, затем медленно спустилась ниже, к животу и хихикнула, почувствовав, как напряглись его мышцы.

— Угу. — Алекс отпил и протянул мне стакан.

Апельсиновый сок был таким ледяным, что сводило зубы.

— Ты так и не сказал, где теперь работаешь, — напомнила я и усмехнулась. — Или это секрет? Ты главарь банды? Шпион?

Я представила, как бы он выглядел в роли гангстера или тайного агента. Оба варианта казались чертовски сексуальными.

— Ага, так, значит, тебе нравятся плохие парни, — Алекс засмеялся и легонько укусил меня за плечо. — Возьму на заметку. Но, увы, все гораздо прозаичнее. Тео устроил меня в компанию, занимающуюся радиотехникой. Платят хорошо, и в прошлом месяце я взял новую машину, а «Фольксваген» подарил Фанни.

— И сколько человек она уже сбила?

В декабре Фанни исполнилось шестнадцать, и поскольку в автошколе она отучилась еще в пятнадцать, то, можно не сомневаться, что достигнув нужного возраста, сразу побежала сдавать экзамен.

— Ты удивишься, но она водит даже получше меня. Видимо, еще не объездилась, как следует, — Алекс усмехнулся.

Только сейчас, когда он заговорил о родственниках, я поняла, как соскучилась по всем им, и решила, что летом из штанов выпрыгну, но приеду.

— Обними меня.

Не происходило ничего особенного, но я чувствовала, что это был один из тех незначительных и важных моментов, которые врезаются в память. Ты помнишь даже не столько события, сколько эмоции и чувства – звуки, прикосновения, запахи. В животе патокой растекается счастье – незатейливое, но чистое и ничем не замутненное. В такие моменты ты чувствуешь, что живешь. Было так хорошо, что даже говорить не хотелось, и по тому, как Алекс прижался ко мне, я поняла, что он чувствует то же самое.

Из всех друзей только Джесс была в курсе его приезда. После моих рассказов она так хотела с ним познакомиться, что я не смогла ей отказать. Джессика умела хранить тайны, и я знала, что она никому не сболтнет лишнего.

Она по-прежнему работала в «Macy’s», и когда у нее выдался выходной, мы встретились в Центральном Парке. Джесс пришла с Юджином, своим «типа-бойфрендом». «Типа» - потому что родители Юджина были очень религиозны, каждый день посещали службу в методистской церкви недалеко от 65-ой улицы, и даже мысли не допускали о том, что их единственный сын может оказаться геем.

— Мы переехали из Кабо-Верде [1], — рассказал он, когда мы устроились на лужайке у пруда, предварительно закупившись кофе и бейглами [2], — а там такое вообще не в чести.

— Его родители начали что-то подозревать и тогда, — Джесс откусила здоровенный кусок, едва не уронив на колени ломоть соленой форели, — та-дааам! Он представил меня им, как свою девушку. — Она засмеялась. — Их даже не смутило, что я не поступила в колледж, видимо, так обрадовались, что их догадки не оправдались.

Юджин мне понравился. Возможно, еще и потому, что я чувствовала с ним некую общность – он, как и я вынужден был скрывать от близких свой секрет и прибегать к всевозможным уловкам.

Я коснулась руки Алекса, и в ответ он крепко сжал мои пальцы.

***

Мой короткий отпуск стремительно приближался к концу, но радовало и то, что учебный год тоже заканчивался, а это означало долгожданные каникулы. И, тем не менее, я боялась строить планы. Время и расстояние –серьезные испытания, и еще неизвестно, выдержим ли мы их. Умом я понимала, что, возможно, Алекс встретит девушку, захочет нормальных отношений, где не нужно скрываться и врать, и, честно говоря, винить его в этом у меня не было никакого права. Я готовила себя к тому, что однажды (быть может, даже очень скоро) наш странный роман подойдет к логическому завершению. Будет, конечно, больно, но я переживу.

Накануне моего отъезда отец и Марси устроили прощальный ужин. Наготовили вкусностей, купили две бутылки дорогого вина и заказали шикарный торт в итальянской кондитерской за углом.

Было ли мне грустно в тот вечер? Несомненно. Но в то же время я радовалась тому, что мы провели вместе целых десять дней – когда долго не видишь любимого человека, начинаешь ценить каждую минуту, проведенную вместе. А тут целых десять дней.

— Я рад, что вы с Тессой поладили, — сказал отец, наливая себе и нам по бокалу вина. — Честно говоря, я переживал, когда отправлял тебя в Австрию, — признался он. — Вы так давно не виделись…

Мы с Алексом переглянулись. «Знал бы ты всю правду, убил бы обоих на месте».

— А что этот Флеминг, про которого ты рассказывала? — Марси хитро прищурилась. — Ты вроде говорила, он молод.

В столовой повисла тишина, нарушаемая лишь тихим посапыванием Говарда в передвижной люльке на колесиках.

— Вот такого бы парня я одобрил, — засмеялся отец.

— Он мой преподаватель, декан и начальник.

Я мельком посмотрела на Алекса. Тот сидел, нахмурившись. Неужели, ревнует? От этой догадки стало и приятно и весело.

— Нет, ну сперва, конечно, надо закончить учебу, — отец серьезно посмотрел на меня. — И постарайся до этого времени не забеременеть.

Временами он включал «мирового папашу»: разговаривал на молодежном сленге, демонстрируя таким образом, что я могу ему доверять. Но на деле это смотрелось довольно нелепо, и хуже всего, когда он начинал «молодиться» при моих друзьях. В такие моменты я была готова сквозь землю провалиться.

— Не забывай присылать деньги на презервативы и таблетки, и все будет хорошо.

Марси по-детски хихикнула, а отец подавился вином. И поделом ему.

На следующий день я уехала. Отец отвез меня в аэропорт, и Алекс вызвался ехать с нами.

— Мы не сможем вечно скрываться, — сказал он.

До посадки на рейс оставалось два часа, и я заявила, что хочу пройтись по магазинам, но на деле это было предлогом остаться наедине с Алексом.

— Рано или поздно у них возникнут подозрения, — продолжал он. — Придется все рассказать.

Я вертела в руках розовую майку на пластмассовой вешалке, делая вид, что изучаю состав ткани, но внутри напряглась как пружина, готовая разогнуться.

— Если б мы жили в викторианскую эпоху, было бы проще. Кроме того, нас бы уже скорее всего поженили. — Я повесила майку на место и посмотрела на него. — Но ты говоришь о наших родителях. Их же удар хватит.

— Я не говорю о том, чтобы рассказать им сейчас, — Алекс сунул руки в карманы. — Я же не идиот, в конце концов. Но представь, что будет, если они узнают сами, а еще лучше застукают нас.

По правде говоря, я думала об этом много раз. Даже не так – каждый раз, когда мы оставались наедине – целовались, занимались любовью или просто дурачились на кровати, молотя друг друга подушками. Мне было страшно от этих мыслей, но еще страшнее становилось, когда я думала о том, чтобы признаться.

Мы вышли из магазина и остановились у панорамной стены.

— Ты говоришь с перспективой на будущее, — я нарисовала пальцем невидимый круг на стекле, обводя им стоящий на летном поле белый самолет, — это значит, что у нас серьезные отношения?

— А тебе бы хотелось этого?

Хотелось ли мне? О, да, но я боялась тешить себя надеждой.

— Пожалуй, я люблю тебя. — Так легко оказалось произнести это вслух. — Но мне страшно, что все может рухнуть.

— Конечно, может, — Алекс обнял меня со спины и уткнулся носом в затылок. — Третья мировая, зомби-апокалипсис, или же русские объявят вам войну и разбомбят твой колледж.

— Или ты просто встретишь другую.

Алекс развернул меня к себе.

— Не нужна мне никакая другая, Тэсса.

Плюнув на то, что отец может пройти здесь и увидеть нас, я крепко обняла его. В глазах защипало.

— Мне тоже никто не нужен.

В его руках мне было тепло и спокойно. Казалось, я нашла свою стену, свой тыл, райскую гавань, где никаким бедам меня не достать. От Алекса веяло силой и безопасностью, он понимал меня, а я понимала его. Мы словно были половинками одного целого.

Комментарий к Глава 13. Одно целое

[1] Кабо-Верде - государство в Африке

[2] бейгл - традиционное блюдо, ставшее своеобразным символом Нью-Йорка, хотя происходит из еврейской кухни

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 14. Затишье перед бурей ==========

Было тяжело расставаться с ним, но время, проведенное вместе, придало мне сил. До приезда Алекса я не знала, чего ждать от будущего и, честно говоря, не строила планы, и даже настраивала себя на то, что, возможно, это конец.

Но после его спонтанного (или нет?) визита в Нью-Йорк наши отношения вышли на новый уровень. Но все по-прежнему было слишком зыбко. Мы регулярно созванивались по видеосвязи, рассуждали о том, как лучше рассказать нашим родителям, но не давали друг другу обещаний. Единственное, о чем мы договорились – если кто-то из нас встретит другого, то признается в этом сразу.

В колледже меня окружали множество парней, я часто бывала на студенческих вечеринках, флиртовала со старшекурсниками, но ни никто из них не цеплял. Впрочем, одна короткая интрижка все же имела место.

В середине апреля Мишель отмечала день рождения, и по этому поводу закатила грандиозную вечеринку. Мы к тому времени уже состояли в сестринстве «Дельта Каппа» и перебрались в их общежитие – двухэтажный коттедж на территории сквера. Это был совершенно другой уровень: членство в студенческом обществе давало немало привилегий. Да, это была та еще змеиная яма, а Стейси, президент, являла собой классический образец избалованной стервы, но тех, кто состоял в ее клубе, в обиду не давала.

И, конечно, парни начали воспринимать нас совершенно иначе. До этого мы были серые и незаметные первокурсницы, а теперь вдруг стали почти элитой. Нет, ни я Мишель, ни Джемма, не задирали нос, но, чего уж там, говорить, чувствовали себя избранными.

За два дня до той вечеринки Стейси познакомила меня с Кэлом, другом своего парня. Отец Кэла заправлял сетью автомобильных салонов, денег не жалел и, соответственно, его любимый сыночек ни в чем не знал отказа. Кэл чем-то напоминал мне Стефана, и в первую встречу, я держалась с ним холодно, но уже на вечеринке, после двух коктейлей, поддалась его обаянию.

После полуночи мы поднялись наверх, в нашу с Мишель и Джеммой комнату, и переспали. Лощеный красавчик мало что представлял из себя в постели и, имей такую, возможность, наверное, трахал бы самого себя, настолько он был самовлюбленным. Не знаю, зачем, но я делала вид, будто мне хорошо, чем еще больше раздула его самолюбие.

На следующий день он пригласил меня на свидание, но я отказалась: во-первых, голова раскалывалась на куски, а во-вторых, было стыдно и жаль потраченного времени.

— У меня есть парень. Прости.

Кэла мои слова не расстроили. Он лишь пожал плечами и сказал «бывает». Смешно вспоминать, но после этого я боялась, что по кампусу поползут слухи. В школе таких девчонок называли шлюхами, но в «Кенсингтоне» все оказалось иначе, как, впрочем, и в любом колледже. Здесь все трахались налево и направо, а девственность считалась едва ли не пороком.

Конечно, о том, что я спала с Кэлом, вскоре узнали, но всем было наплевать. Меня же раздирали противоречия: с одной стороны я понимала, что разовая интрижка ничего не значит, но с другой, как ни крути, это все же было нечестно по отношению к Алексу. К счастью, мне хватило ума не говорить ему, и он так никогда и не узнал про меня и Кэла.

— Бедная, бедная Тэсса, — сетовала Мишель. — Твой парень на другом конце света, а ты здесь, хоронишь себя заживо. Оглянись! — она посмотрела вокруг. — Это колледж. Лучшие годы твоей жизни, а ты просиживаешь их за компьютером.

— А еще мне за это платят, — ответила я, не отрываясь от написания очередной статьи, и сделала глоток остывшего кофе.

Флеминг сдержал обещание и вскоре после моего возвращения перевел меня в ряды штатных сотрудников. Деньги выходили небольшие, но главное – у меня уже было несколько публикаций, вышедших под моим именем.

— Видимо, ты всерьез нацелилась сделать карьеру.

— Ну да. А зачем еще люди поступают в колледж?

Я чувствовала, что мой мозг закипает. Время приближалось к обеду, а за работу я села в восемь утра. Кажется, надо сделать перерыв.

— Наверное, он действительно хорош, этот твой Алекс. — Мишель вздохнула. — Эх, хотела бы я встретить такую же любовь…

Я закрыла ноутбук и плюхнулась рядом с ней на кровать.

— Встретишь. Такие вещи обычно случаются, когда меньше всего их ждешь.

Могла ли я тогда предположить, чем обернется путешествие, от которого я поначалу всеми силами пыталась откреститься? А теперь мне было страшно подумать о том, что всего этого могло вообще не случиться. Алекс так прочно вошел в мою жизнь, что, казалось, был в ней всегда. Как-будто мы с рождения предназначались друг другу.

— Ты никогда не задумывалась, что было бы, если б они не уехали?

Мишель знала о том, что Алекс мой кузен, я все-таки не выдержала и рассказала ей вскоре после возвращения из Нью-Йорка.

— Пару раз.

Это было правдой. Иногда меня посещали такие мысли, но я быстро прогоняла их. Какой толк рассуждать, если прошлое не знает сослагательного наклонения?

***

Удивительно, но в конце второго семестра я без проблем сдала все экзамены. Но с другой стороны это было логично, учитывая сколько времени я проводила за книгами. Преподаватели, конечно, оценили такое рвение, но диплом с отличием не был моей целью, как могло показаться. Учеба помогала отвлечься, время пролетало быстрее и, наконец, наступил долгожданный конец семестра.

— Есть планы на лето? — спросил Флеминг.

Май подходил к концу, но в редакции жизнь кипела через край. Ради этого я даже уговорила декана разрешить мне сдать экзамены досрочно – Брайан теперь все чаще отправлял меня на интервью, а они отнимали много времени.

— Еще не думала.

Это было правдой. В последний месяц мы с Алексом созванивались всего дважды – я знала, что он с головой ушел в работу, об этом же говорили и Фанни с родителями. А, может, он просто все обдумал и не захотел рисковать тем, что есть. Возможно, мне следовало спросить у него напрямую, но я не решалась.

— У вас есть предложения?

Брайан загадочно улыбнулся. Закрыл ноутбук, ловко спрыгнул с подоконника и подошел ко мне.

— Ты когда-нибудь была в Мексике?

— Нет.

Я знала, что многие старшекурсники мотались туда на каникулы или даже на выходные – от их рассказов у отца и Марси волосы бы встали дыбом, и это, естественно, только подогревало мой интерес.

— Можешь поехать со мной и ребятами из редакции, — Брайан не имел привычки ходить вокруг да около. — Мне будет нужен ассистент.

Флеминг обожал Мексику и все, что с ней связано. А еще собирался писать книгу о майя, о чем неоднократно говорил. Стало быть, он, наконец, решил за нее взяться.

— Я…Я не знаю. Не думаю, что моим родителям это понравится.

— Я могу сам с ними поговорить. Никаких рисков, все абсолютно легально. И, конечно, я тебе заплачу.

Его предложение поставило меня в тупик. Воображение рисовало полное приключений лето – я уже видела перед собой руины древних городов, представляла, как мы будем жить в палатках и ездить на пикапах, пить текилу в барах и курить сигары. Флеминг будет писать книгу, а я помогать ему и, может быть, когда она выйдет в свет, в благодарностях на первой странице будет стоять и мое имя тоже.

— Давай, сначала я. Думаю, мне удастся его убедить.

***

Отец и впрямь согласился. Правда, не сразу, и не слишком охотно, но все же отпустил меня. Наверное, еще и потому, что к тому моменту мне уже стукнуло восемнадцать и остановить меня он бы все равно не смог.

— Не забывай об осторожности, — напутствовал он. — Мексика – опасная страна. И я бы все предпочел, чтобы ты поехала в Австрию.

— Смысл путешествий в том, чтобы каждый раз отправляться в новое место.

Мне не хотелось продолжать этот разговор. От Алекса уже три недели не было вестей, а навязываться ему я не хотела. Чем скорее мы окажемся в Мексике, тем лучше.

От мысли, что Алекс забыл меня, становилось больно, но от слез и депрессии толку немного. Если я с головой уйду в самокопание, то останусь не только без парня, но и без работы.

— Что-то с тобой не то, — Брайан покачал головой.

Три дня назад я вернулась из Нью-Йорка, и теперь мы вовсю готовились к поездке. В редакции царила приятная суматоха: все бегали, совещались, обсуждали, что взять в дорогу… Бен, наш фотограф уже мечтал о том, как познакомится с горячей мексиканкой, а над Флемингом подшучивали, что он, как Артуро Бандини [1] просто обязан найти свою Камиллу.

— Да так, — отмахнулась я, не желая вдаваться в подробности. — Кажется, придется склеивать разбитое сердце.

— Ну, тогда, тем более, надо ехать, — Брайан протянул мне бумажный стакан кофе. — Все через это проходят рано или поздно.

Меня и до этого один раз бросали, но то было в восьмом классе. Помню, я тогда две недели рыдала в жилетку Джессики, но, это, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.

— Я это переживу. К тому же, есть надежда, что я просто себя накручиваю.

***

На следующий день позвонил Алекс.

— Ну, надо же. Нашлась пропажа.

Я даже не пыталась скрывать раздражение, а он не собирался оправдываться.

— Да, не очень хорошо получилось с моей стороны, — признал он. — Я должен извиниться.

Как и в общежитии, Интернет в особняке сестринства работал с перебоями, и изображение на мониторе постоянно скакало, а звук прерывался.

— Эта работа отнимает все мое время. Но я урвал три недели отпуска.

Алекс немного помолчал.

— И очень хочу, чтобы ты приехала. Тэсса? — он нахмурился.

— Я уже обещала Флемингу, что поеду с ним в Мексику. Он будет писать книгу о майя.

У меня вспотели ладони. Еще вчера я была преисполнена решимости ехать с Брайаном в полной уверенности, что Алекс сбежал. Вот ведь дура. Почему нельзя было просто самой позвонить ему? Но с другой стороны – он тоже хорош. Мог хотя бы написать, что завален работой.

— И все уже решено окончательно?

— Не знаю, — вздохнула я, катая по столу сломанный карандаш. — Попробую поговорить с ним и все объяснить. Ты, правда, хочешь, чтобы я приехала?

Алекс улыбнулся, и в этот момент картинка снова запрыгала.

— Ну, конечно, — услышала я сквозь помехи. — Если ты этого хочешь.

— Хочу. Очень хочу.

Брайан, как я и предполагала, в восторг не пришел, но и возмущаться не стал. Однако добавил, что журналистика подчас требует жертв, и в будущем, если я хочу добиться в ней успеха, придется искать баланс между работой и личной жизнью. Наверное, поэтому он так и не женился и, подружки у него, вероятно, тоже не было. Во всяком случае, никто не видел его с женщиной. Да и с мужчиной тоже.

— На следующие каникулы я вся твоя.

Брайан засмеялся.

— Двусмысленная фраза, мисс Блумвуд.

Впрочем, это нельзя было назвать флиртом с его стороны. Мы столько раз оставались наедине, столько раз засиживались в редакции дотемна, что у него была тысяча и одна возможность «подкатить» ко мне, или еще как-то проявить интерес, но ничего такого я не заметила. И этим-то он мне и нравился.

Папа же, напротив, не скрывал радости, когда узнал, что планы у меня поменялись. Без возражений согласился оплатить билеты и дал с собой приличную сумму денег. Еще, как и в прошлом году, собирался всучить коробку «Линдт», но я отговорила его.

***

В самолете я себе места не находила. Но если в прошлый раз это чувство было вызвано тревогой и обидой, то теперь мне не терпелось увидеть Алекса. Он написал, что встретит меня один: Фанни устроилась вожатой в летний лагерь, а Ирвин и Алекс уехали в отпуск. Дядя еще переживал и спрашивал, не обижусь ли я из-за того, что все так вышло. Пришлось отшутиться, что совсем чуть-чуть. Но внутри я ликовала. Пять дней. Целых пять дней, мы с Алексом будем свободны и одновременно принадлежать друг другу.

Едва шасси коснулись посадочной полосы, я вскочила с кресла, хотя прежде всегда смеялась над теми, кто стремился первыми выйти из самолета. Так же, как и в прошлый раз умудрилась заехать себе по голове сумкой, когда доставала ее из багажного отделения и едва не забыла про чемодан.

Алекс ждал меня у входа. Я увидела его почти сразу – он стоял у стеклянной стены и напряженно вглядывался в толпу. Когда с досмотром было покончено, я бегом вылетела в зал и, бросив сумку и чемодан, запрыгнула ему на руки. Плевать. Пусть все видят. Алекс закружил меня и жарко поцеловал. Черт… Какое фантастическое ощущение – вновь ощутить его губы и сильные руки.

Пару минут мы стояли посреди зала, стискивая друг друга в объятиях и, наверное, со стороны выглядели как пара из какой-нибудь третьесортной мелодрамы, но я не думала об этом. Так же как не думала о Мексике, Брайане и всем остальном.

Как и в прошлом году, мы долго петляли по улицам Зальцбурга, ехали по уже знакомому мне шоссе с кукурузными полями по обеим сторонам, но теперь я смотрела на все это другими глазами. Места казались родными, а когда мы въехали в Шердинг, и на окраине городка появился указатель «Улица Америки», у меня и вовсе защемило сердце. Вот он, белый двухэтажный коттедж с миниатюрным забором и ухоженным садом, балкон, на котором мы сидели ночи напролет… Странно, но в тот момент меня охватило чувство, что я вернулась домой.

…Это были прекрасные пять дней: мы почти не выходили из дома, занимались любовью, дурачились, смотрели фильмы. Спали в одной постели, вместе принимали душ и пили вино на балконе. Ничего особенного не происходило, но эта неделя запомнилась мне как время абсолютного счастья, пусть и отдающего горечью. В глубине души я интуитивно чувствовала, что скоро все закончится – странное и нехорошее предчувствие, хотя суеверия всегда казались мне уделом глупых.

— Это не глупость, — сказал Алекс, когда я поделилась с ним своими тревогами. — Это просто напряжение и плохие мысли. Когда все хорошо, всегда ищешь подвох.

— Надеюсь, ты прав, — я положила голову ему на плечо.

Завтра возвращались его родители, и мы наслаждались последними часами свободы. Уже стемнело, и дневная жара уступила место свежей прохладе.

— Элиза теперь снимает квартиру в Поккинге, — Алекс поменял положение, устраиваясь поудобнее. — Можем заехать к ней, она по тебе соскучилась.

— Можно, — ответила я без особого энтузиазма.

Элиза была славной девушкой, но меня напрягала мысль о том, что снова придется от всех скрываться. И как только люди годами живут с любовниками? Это ж рехнуться можно.

— Или… — Алекс уловил смену моего настроения, — мы можем уехать куда-нибудь.

Я потянулась и взяла со столика банку колы.

— Например? — ярлычок поддался не сразу, а когда я все же открыла ее, пальцы залило пеной.

— Ты ведь ни разу не была в Праге?

Я так и не донесла банку до рта.

— Предлагаешь сбежать от всех? — Эта мысль взбудоражила меня.

— И подозрений ни у кого не возникнет, — продолжил рассуждать он. — Снимем номер в отеле, — Алекс притянул меня к себе, — и никто нам не помешает. Некого бояться, не от кого прятаться.

Я положила голову ему на колени и счастливо улыбнулась, когда он нежно коснулся моей щеки.

— Тогда решено. Едем в Прагу.

В ту ночь, сидя с ним на балконе, я была безмятежно счастливо и понятия не имела о том, что очень скоро наша идиллия разлетится в щепки.

Комментарий к Глава 14. Затишье перед бурей

[1] Артуро Бандини - герой романа Джона Фонте “Спроси у пыли”, писатель. По этой книге в 2006 году был снят одноименный фильм с Колином Фаррелом и Сальмой Хайек в главных ролях

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 15. Раскол ==========

Дядя и Агнесс ничего не заподозрили – наоборот, с воодушевлением встретили эту идею, заявив, что в Шердинге делать нечего, и вообще, Прага – один из красивейших городов Европы, и грех упускать такую возможность.

Мы не стали заранее бронировать номер, решив, что разберемся на месте. От Шердинга до Праги было три часа езды на машине, и если выехать рано утром, то к обеду окажешься на месте.

С отелем проблем не возникло: мы выбрали маленькую гостиницу недалеко от центра, но расположенную в тихом квартале среди жилых домов. Администратор без проблем выделил нам совместный номер, и в этом заключалось еще одно преимущество – в крупных отелях неженатым мужчине и женщине могли отказать в общей комнате.

— Отдохнем, или сразу на прогулку? — спросил Алекс, когда мы зашли в номер и бросили сумки на пол.

Жара в тот день стояла невыносимая. Лето две тысячи четвертого выдалось аномально знойным, а солнечный удар в мои планы не входил. Плюс ко всему я дико проголодалась и мечтала лишь о еде и прохладном душе.

— Вечером, — я рухнула на заправленную кровать, прямо под поток холодного воздуха из работающего кондиционера.

Господи, какое блаженство! Алекс упал рядом. Он лежал на животе, а я на спине, и наши лица находились друг напротив друга.

— Четыре дня, — он улыбнулся и поцеловал меня в губы. — И все они наши.

Ближе к вечеру, когда жара спала, мы отправились на прогулку. У нас не было конкретного маршрута: мы просто бродили по закоулкам, купили упаковку печеных каштанов на одной из бесчисленных маленьких площадей и перепачкали руки в золе. Алекс признался, что тоже впервые здесь, но так даже интереснее – чтобы познакомиться с городом, путеводители не нужны – куда занимательнее исследовать его самому. Гиды водят проторенными тропами, мне же хотелось узнать Прагу изнутри.

Примерно через час мы вышли к набережной. Здесь толпился народ, играл уличный оркестр и зорко глядели по сторонам полицейские, выискивая вездесущих карманных воришек.

— Говорят, здесь есть какой-то мост, а на нем статуя, которая исполняет желания, — вспомнила я.

Кажется, нам рассказывали это в школе.

— Карлов Мост, — пояснил Алекс и указал вправо, — кажется, это он, если не ошибаюсь.

И он не ошибся. «Волшебную» статую мы, правда, так и не нашли, зато потратили приличную сумму на бестолковые сувениры: Марси обожала коллекционировать безделушки из разных стран и, будучи в хорошем настроении, я расщедрилась на кучу магнитов и шариковых ручек.

Внизу шумела река, и гудели моторы прогулочных лодок и катеров. На противоположном берегу, на холме, устремлялся вверх шпиль Собора Святого Вита (надо же, не забыла уроки географии!) и рядом с ним президентский дворец.

Музеи и архитектура нас не интересовали, но было интересно гулять по улицам, к тому же я обещала отцу привезти побольше фотографий.

В итоге мы умудрились заблудиться, а когда опомнились, обнаружили, что забрели в какие-то окраины и встретились с агрессивной компанией пьяных молодчиков, явно нарывавшихся на драку, но после того, как Алекс уложил на лопатки, боевой пыл «крутых парней» явно поубавился. Проблемы с полицией нам были не нужны, и когда местные раздолбаи, сыпя угрозами «еще встретиться» обратились в бегство, мы тоже поспешили ретироваться, услышав вой полицейской сирены.

Свернули в безлюдный переулок, затем в еще один и еще, пока, наконец, не выбежали на шумную улицу.

— Да уж… — я привалилась к стене и шумно перевела дыхание. Ноги гудели, а сердце колотилось, как ненормальное. — Хорошо дерешься. — Я усмехнулась, хоть и немного нервно.

— Полезный навык, — Алекс открыл минералку и залпом выпил половину. — Будешь? — он протянул мне бутылку.

— Давай.

Мы стояли на оживленном проспекте и воровато оглядывались. Копов не видать. Подумав, что бы сказали родители, увидев нас, я улыбнулась. Вот и первая в жизни заварушка. Случай со Стефаном я в расчет не брала.

— Ладно, идем отсюда подальше, — Алекс взял меня за руку, — не знаю, как ты, а я проголодался.

Как и в любом большом городе, кафе и рестораны были здесь на каждом шагу, но нам хотелось устроиться там, где поменьше народа. В конце концов мы отыскали неприметный бар с пятью столиками на весь зал и сели у окна.

— Извини, что так вышло. Я не хотел втягивать в тебя в драку.

— Не бери в голову, — отмахнулась я. — Будет, что вспомнить.

Минут через двадцать нам принесли заказ. Адреналин спал и уступил место голоду – последний раз мы ели часов шесть назад – перехватили гамбургеры и кофе на заправке. Печеные каштаны я в расчет не брала.

По достоинству оценить великолепие чешской кухни мешало выражение лица Алекса: он сидел нахмурившись, молча пил пиво и избегал смотреть мне в глаза. Заварушка в переулке вряд ли имела к этому отношение – еще с утра я заметила, что он напряжен.

— Алекс?

Он отвернулся от окна и рассеянно посмотрел на меня:

— Да?

— Все хорошо?

Я спросила это тихо, но твердо, глядя ему в глаза и не давая возможности отвести взгляд.

— Да. — Алекс явно смутился. — Просто устал.

Неужели, он думал, что это прокатит? Старая, как мир отмазка – даже Марси на такое не купилась бы, хотя с эмпатией у нее туго. Но, зная феноменальное упрямство Алекса, я не стала продолжать разговор.

В отель мы вернулись затемно. По дороге Алекс немного расслабился, но угрюмая задумчивость так до конца и не исчезла Возможно, не было никаких веских причин, но я не могла отделаться от неприятного ощущения: странного предчувствия чего-то недоброго, и это сильно напрягало.

Стоя под душем, убеждала себя, что день выдался не из легких, и во мне до сих пор говорит адреналин. В конце концов, это наше время и обидно тратить его на переживания.

В течение следующих двух дней я почти забыла о своих тревогах. Алекс был в хорошем настроении, мы много гуляли и на фоне всего этого мои домыслы начали казаться бессмысленными.

Утром последнего дня мы решили напоследок прогуляться по Мала Стране, исторической части города, и уже оттуда поднялись на вершину холма, где находился парк. Город был как на ладони, и с высоты казался игрушечным. Найти безлюдное место оказалось нелегко, но нам это удалось.

— Джессика говорила, что на Рождество здесь еще лучше, — вспомнила я. — Здорово, если этой зимой получится приехать.

— Зимой вряд ли. — Алекс обнял меня по спины и поцеловал в шею. — Меня уж точно не отпустят. А вот следующим летом – вполне.

Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Я не считала себя религиозной, но время от времени была подвержена суевериям, особенно в моменты счастья, и потому опасалась загадывать. Да и зачем? Жизнь – это то, что происходит с человеком, пока он строит планы на будущее. Наши соседи на Истерн Парквей каждый день говорили о том, как откроют свой ресторан, и что они уже накопили нужную сумму. Вся их жизнь сводилась к этому: каждый свободный доллар уходил на сберегательный счет, а вместо того, чтобы проводить время с друзьями, они дни напролет составляли бизнес-план, но за две недели до открытия разбились на машине. И каков итог? Ни ресторана, ни полноценной жизни – все было потрачено на подготовку к будущему, которое не наступило.

Нет уж. Такой участи я себе не желала. Буду наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас.

Возвращаясь в отель, мы попали под ливень. Волосы и одежда липли к телу, вода стекала ручьями, но, стоя посреди улицы, вымокшая до нитки, я чувствовала себя по-дурацки счастливой.

— Иди сюда.

Алекс притянул меня к себе и поцеловал. Черт возьми, прямо как в кино: лето, солнце, дождь, поцелуи. Даже не верилось, что это происходит со мной.

К обеду мы вернулись в отель. Времени до отъезда оставалось немного, так что собиралась в темпе: быстро покидала вещи в сумки, оглядела комнату и заглянула в ванную, проверяя, все ли взяла и плюхнулась в кресло.

— Вроде бы все.

— Угу, — Алекс кивнул.

Он сидел на кровати и рассеяно крутил в руках телефон. Вид у него был уставший.

— Кстати, что будем дарить Элизе? — я заметила оставленную на комоде расческу и сунула ее в карман рюкзака.

Послезавтра она отмечала день рождения, но с подарком мы так и не определились.

— Она не составляла список подарков?

Я мало что знала о европейских традициях, но в Штатах это было обычным делом.

— Вроде бы нет, — так же рассеянно ответил Алекс. — Не помню.

— Надо позвонить ей, когда приедем. Или прямо сейчас напишу сообщение.

Я уже достала телефон, когда поняла, что все это время Алекс вообще едва ли слышал меня. Он все так же сидел на кровати, глядел в пустоту и безучастно кивал. За два последних дня я было решила, что он развеялся, а мои тревоги не более чем навязчивые мысли, но сейчас опять усомнилась. Его явно что-то тяготило.

— Алекс? — я села рядом и коснулась его плеча. — Посмотри на меня.

Он повернулся.

— В чем дело?

Задавать идиотский вопрос, все ли хорошо, было бессмысленно – и дураку понятно, что нет.

Алекс медленно встал с кровати, подошел к окну и какое-то время смотрел на улицу. Я молча ждала, глядя на его напряженную спину и сама чувствовала такое же напряжение. Оно буквально звенело в воздухе.

— Я должен сказать кое-что, — вздохнул он. — В конце августа я уезжаю в Ирак.

Повисла тишина. В первые несколько секунд мне показалось, что я ослышалась. Ирак?

— Тебя что, в армию забирают?

Насколько я знала, здесь это было делом добровольным, и он ни разу и словом не обмолвился о том, что собирается служить. Тем более, в горячей точке.

— Нет. Я сам так решил.

Он смотрел на меня: нервно, напряженно и ждал ответа. Но что, черт возьми, я могла сказать? Меня будто кирпичом по голове ударили.

— Но… зачем? — у меня пересохло в горле. — Я не понимаю… Алекс?..

Это казалось полным бредом. Абсурдом. Ирак, война… Что, черт возьми происходит? Он подошел ко мне, взял за руку, но я не двинулась с места. Мышцы отказывались повиноваться.

— Это шанс, Тэсса. Там хорошо платят, и… — он не договорил.

— Так это и есть твоя новая работа? — я отдернула руку. — Тебе не хватает адреналина.

— Причем здесь это? Я не наемник, и иду не воевать.

— Ты едешь туда, где война. Это одно и то же. Скажи мне одно, Алекс, — я подошла к нему вплотную, но так и не дала до себя дотронуться. — Зачем? Зачем тебе это надо? Ты обещал, что у нас все будет хорошо, что скоро начнется другая жизнь. Это она и есть?

У меня горели щеки, и я едва сдерживалась от того, чтобы ударить его. Или расколотить что-нибудь. Неважно. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Я чувствовала – еще секунда и сорвусь.

— В Шердинге у меня нет перспектив. Я не закончил колледж, у меня нет ни диплома, ни образования. Ничего. Но я кое-что понимаю в технике и у меня отличное здоровье. Да, я знаю, что слово «война» это первое, что приходит на ум, но я почти не буду покидать базу.

Я слушала его, но не слышала. Вокруг меня будто вакуум образовался. Еще несколько минут назад все было хорошо, а теперь неслось черт знает куда, как поезд, сошедший с рельс.

— Родители и Фанни в курсе? — спросила я, хотя понимала, что знаю ответ.

— Нет. — Алекс покачал головой. — И ты им ничего не говори.

В тот миг мне, как никогда захотелось взять телефон и набрать номер Агнесс. Я знала, что если сделаю это, будет грандиозный скандал, но… ничего не изменится. Алекс не из тех, кто бросает дело на полпути.

— Тэсса…

Он снова попытался дотронуться до меня, и я не выдержала – отвесила ему пощечину.

— Не смей, — прошипела я, с трудом узнавая собственный голос. — Не прикасайся. Ты все испортил!

Я схватила с полки белую керамическую вазу и швырнула ее в стену. Раздался стук, и на пол полетели осколки.

— Это все ради нас.

Я не хотела плакать, но слезы все равно текли по щекам.

— Нет, Алекс. Ты делаешь это ради себя.

По дороге домой мы не сказали друг другу ни слова. Алекс напряженно вглядывался в дорогу и нервно постукивал пальцами по рулю. Пару раз он кинул быстрый взгляд в мою сторону, но я продолжала смотреть в окно, делая вид, что ничего не замечаю. Внутри было пусто. Я понимала, что поступаю неправильно, и что надо попытаться, как минимум понять его, но ничего не могла с собой поделать. Было обидно, страшно и очень одиноко. Совсем недавно мы были так близки, что понимали друг друга с полувзгляда, а сейчас между нами разверзлась пропасть.

Каждый раз, ловя на себе его взгляд, я хотела заговорить, но молчала. И он тоже молчал. Три с половиной часа в дороге оказались настоящей пыткой, но еще хуже становилось от мысли, что впереди возвращаться домой мне только через месяц.

Неожиданно меня осенило. Ну, конечно. Я еще могу остановить Алекса, если, конечно, моя любовь что-то для него значит. Надо дождаться вечера и обо всем поговорить.

Ни Агнесс, ни Ирвин ничего не заметили: домой мы зашли как ни в чем не бывало. Алекс сразу поднялся наверх, а я еще немного посидела с ними на кухне, делая вид, что все в порядке.

— Эта поездка принесла мне много сюрпризов.

Агнесс, конечно, не могла знать, что я имею в виду, но понимающе улыбнулась.

За ужином было не легче. Дядя и тетя расспрашивали нас о поездке: где гуляли, что делали, в какие музеи ходили. Мне всегда удавалось неплохо врать, к тому же еще до отъезда я знала, что наболтать им. Куда сложнее было изображать хорошее настроение, когда от злости и бессилия хотелось что-нибудь разбить или, на худой конец, громко хлопнуть дверью. Сидящий напротив Алекс угрюмо пялился в тарелку, и за все время не сказал и пары слов, но как раз это его родителей не удивило. «Он у нас вообще не слишком разговорчивый», как-то поделилась Агнесс, и я поняла, насколько плохо она знает родного сына. Со мной Алекс был другим.

Вечером я вышла на балкон. Уже стемнело, и улица погрузилась в тишину. Прошлым летом мы ночи напролет сидели здесь в обнимку, рискуя быть застигнутыми врасплох, но это лишь сильнее подстегивало. Неужели, все кончено? Я была так зла и растеряна, что не пыталась даже понять его мотивы, но и терять не хотела. Однако, выбор по-прежнему оставался за Алексом.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя или сбегаю, — он вышел на балкон. — Потому что это не так.

— А мне кажется, что все именно так. — Я закуталась в плед. — Ты уезжаешь туда, где тебя могут убить. Это эгоизм и безрассудство.

Алекс прижал меня к себе. От его рук исходило тепло, то самое, которое грело меня даже когда между нами были тысячи километров, но я уже не чувствовала прежнего умиротворения. Мы стояли на краю.

— Меня не убьют.

Я лишь горько усмехнулась:

— Как ты можешь обещать это? Не думаешь ни о себе, ни о других. Если тебе плевать на меня, вспомни хотя бы о Фанни и родителях. Когда ты собираешься им сказать?

Я выкрутилась из его объятий, и холод снова пробрался под одежду. Даже плед не спасал.

— Попозже. Когда будет подходящее время. — Он взял меня за руку и посмотрел в глаза. — Я люблю тебя, Тэсс.

От его слов заломило в груди.

— Тогда откажись. Останься здесь, и, если хочешь, я останусь с тобой. Можем даже сбежать. Все, что угодно, Алекс, только прошу, не делай этого. — Я посмотрела ему в глаза, но увидела все ту же мрачную решимость. — Тогда выбирай, — мой голос стал жестким. — Я, или Ирак. Если уедешь, можешь навсегда забыть обо мне.

— Тэсса, я… — он сморщился, как от боли. — Зачем ты так?

— Выбирай.— Я сбросила с себя его руку.

Алекс не отказался от задуманного, и через две недели, я наврала Агнесс, что меня срочно вызвали в редакцию, и то же самое сказала отцу – надо же было как-то объяснить возвращение раньше положенного срока. Я чувствовала, что не выдержу здесь еще целый месяц.

Ох, как же хотелось все рассказать им! Но это бы все равно ничего не изменило – ни Агнесс, ни Ирвин не смогли бы остановить его. А если даже и так – неважно. Алекс сделал выбор: война в чужой стране оказалась для него важнее меня.

— До свидания, Тэсса, — сказал он, когда привез меня в аэропорт.

На сей раз Алекс даже не стал заходить внутрь: просто высадил меня у входа в терминал.

— Прощай.

Я развернулась и, волоча за собой чемодан, поспешила к дверям. Слезы лились градом.

Комментарий к Глава 15. Раскол

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 16. Оттенки наших дней ==========

Родители удивились, когда я вернулась на месяц раньше, но у меня была заготовлена отмазка – работа. Это их даже порадовало, особенно, папу, который, наконец, начал воспринимать мой выбор всерьез.

Я не стала задерживаться в Нью-Йорке и уже через неделю приехала в «Кенсингтон». Сказать, что мне было паршиво – не сказать ничего. Я злилась на Алекса, его поступок казался предательством: сейчас, когда все только-только наладилось, и мы были счастливы, он собирался оставить меня. И ради чего! Войны в чужой стране. Я бы не осудила его, реши он отправиться в долгую командировку или учиться за границей, но Ирак… Я не смотрела новости, не интересовалась политикой, но этого и не требовалось – после терактов одиннадцатого сентября НАТО и союзники развернули на Ближнем Востоке масштабную операцию, и словам Алекса «я не буду участвовать в боевых действиях» не поверил бы и ребенок. Нельзя пойти на войну и остаться в стороне.

Как я хотела рассказать все Ирвину и Агнесс! Это бы ровным счетом ничего не изменило, но мне хотелось досадить ему. Единственное, что останавливало – я не хотела причинять боль его родителям.

Они узнали все за две недели до его отъезда: Фанни позвонила мне и спросила, знаю ли я что-нибудь об этом. Кузине я врать не стала, но Ирвину и Агнесс попросила не говорить.

— Ясное дело, — фыркнула она и, немного помолчав, спросила, — Я так понимаю, это и есть причина, по которой ты сбежала?

— Да. — Если честно, мне давно казалось, что Фанни в курсе всего. — И я не смогла его отговорить, хоть и пыталась.

Снова повисло короткое молчание.

— Он любит тебя, — тихо сказала она.

— Знаю. Я его тоже. Но свой выбор он сделал.

В тот день мы проговорили около часа. Фанни сказала, что у них дома жуткий скандал: Агнесс рыдает и пьет таблетки от сердца, а Ирвин грозится сломать Алексу нос. Этого и следовало ожидать. А чего еще он хотел? Будь у меня сын, я бы тоже сделала все, чтобы он остался дома.

В итоге, его родители, само собой, ничего не добились – ну, кроме того, что Алекс уехал в Пассау, и вплоть до своего отъезда даже не общался с ними, а новости они узнавали через Фанни.

Я до последнего надеялась, что он позвонит. Не для того, чтобы сказать «я передумал» (на это я даже не рассчитывала), а просто поговорить. Мне не хватало его, я скучала и как никогда чувствовала себя одинокой. Возможно, было ошибкой с плеча и вот так убегать – получается, это Я бросила Алекса, а не он меня. Джессика говорила, что нужно позвонить ему, и я понимала, что она права. Скоро он окажется в совсем другой обстановке: чужой, враждебной, и без поддержки это испытание окажется еще тяжелее.

В итоге, я все-таки сделала это. Позвонила ему накануне отъезда. Он явно не ожидал этого, и все же, был рад. Правда, разговор вышел сухим и коротким – между нами будто стеклянная стена выросла. Мы видели друг друга, слышали, но прежнее ушло безвозвратно.

— Будь осторожен, и не делай глупостей, — сказала я на прощание. — Ну и звони, если будет возможность и желание, — я нарочно сделала упор на последнем слове.

— Я буду звонить, — пообещал он.

***

Алекс сдержал слово. Первый раз он вышел на связь спустя четыре месяца. Был поздний вечер, и я, как обычно задержалась в редакции – перед выходом каждого номера приходилось работать допоздна.

Мой телефон лежал рядом с чашкой остывшего кофе, а сама я откровенно клевала носом – время подбиралось к часу ночи. Увидев на экране незнакомый номер, я даже не подумала об Алексе: мне часто звонили по работе.

—Привет.

— Привет. Простите, а кто это? — после четырех лекций и шести часов в редакции мозг работал в режиме автопилота.

— Алекс.

Сонливость как рукой сняло. Я опрокинула на стол недопитый кофе и едва не выронила телефон.

— Алекс?! — хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться в реальности происходящего. — Где ты?! Что с тобой?

Он звонил с военной базы недалеко от Багдада. Мобильниками там пользоваться не разрешали, а за спутниковым телефоном выстраивались в очередь. Разница во времени составляла восемь часов, и, соответственно, у них было около девяти утра.

Я была так рада его слышать, что почти забыла обиду. Все это время мысли о том, где он, и что с ним преследовали меня неотступно. Даже во сне я иногда видела кошмары, а пару раз и вовсе вскочила среди ночи в холодном поту. Чувства никуда не исчезли.

Мы проговорили около десяти минут – больше нельзя. Ничего конкретного он не сказал, что и понятно – договор о неразглашении и все дела… Но голос у него был достаточно бодрый, и это успокоило, хоть и не сильно – я знала, как ловко Алекс умеет скрывать переживания.

— Звони мне в любое время: неважно, днем, или ночью. Я всегда рада тебя слышать.

— Как только появится возможность, — пообещал он.

***

Да, это было примирение, но не возвращение к прежнему. В следующий раз Алекс приехал домой лишь через год – таковы были условия контракта. Руководство дало ему недельный отпуск, а я в это время сдавала экзамены, и не смогла прилететь в Шердинг, так что и встретиться нам не удалось. Хотя, дело было, конечно, не в сессии – я все еще хотела быть с ним, и чувствовала, что он тоже, но пути, которые мы выбрали, шли параллельно друг другу.

Я не была готова видеть его пару раз в год, а остальное время коротать в ожидании страшных вестей. Ярким примером стала Мишель: ее отец служил по контракту в Афганистане, и, когда мы заканчивали второй курс, погиб, выполняя очередное задание. Это был его последний день перед отпуском.

Нет, такой участи я себе не желала, и сделала все, чтобы максимально отдалиться от Алекса. Глупая и обреченная на провал затея, ведь он стал частью моей жизни – значительной частью, и я понимала, что все еще люблю его.

Стремясь отвлечься, я с головой ушла в учебу и загрузила себя работой – писала статьи, и ездила на интервью. Денег вечно не хватало: стипендия уходила на аренду комнаты в кампусе, бизнес отца переживал не лучшие времена, а зарплата в газете была просто смешной.

Никаким журналистом я тогда не была – всего лишь корреспондентом без имени, но верила, что еще ухвачу счастливую звезду. К тому же так лучше получалось не думать об Алексе, у которого к тому времени появилась девушка.

Рано или поздно это бы все равно случилось, и уж, конечно, было глупо ненавидеть ее, не зная о ней ничего – но именно это я чувствовала к незнакомой сопернице. Ее звали Инге, ей было двадцать два, и она работала ассистентом в банке – все это я узнала от Фанни. «Довольно мила, но не более» - фыркнула кузина. – «Не думаю, что у них это надолго». Тогда я сказала, что мне наплевать, но в душе все вывернулось наизнанку. Я понимала, что выгляжу глупо, ведь расстались мы именно по моей инициативе, но не могла ничего сделать – злость и обида сжигали изнутри.

Именно эти чувства подтолкнули меня ответить на ухаживания Флеминга: в начале третьего курса я начала замечать, что его отношение ко мне изменилось. Брайан не флиртовал в открытую и уж, Боже упаси, не приставал, но его симпатия была очевидна. Тогда я не чувствовала себя влюбленной – мне просто хотелось мужского тепла и (чего уж греха таить) насолить Алексу.

Именно с этой целью по окончании года я приехала в Шердинг вместе с Брайаном. Алекс тогда был в Ираке, но Агнесс, конечно, все ему рассказала и даже отправила наше совместное фото – что доставило мне еще большую радость, хоть и с привкусом горечи.

Мне довелось познакомиться и с Инге – норвежкой, выросшей в деревушке где-то на юге Германии. Агнесс не чаяла в ней души, и, справедливости ради, Инге действительно оказалась милой, но в течение всего ужина я с маниакальным упорством пыталась увидеть фальшь в ее очаровательном фарфоровом личике и голубых глазах.

— Всегда мечтала побывать в Америке, — сказала Инге, наливая мне вина, которое принесла с собой. — Особенно в Нью-Йорке. Может быть, когда Алексу дадут отпуск, мы поедем туда.

Я разве что зубами не заскрежетала.

— Там очень шумно. Не думаю, что тебе понравится. Ты ведь привыкла к тихой деревенской жизни.

Инге, даже если и обиделась, ничем это не показала.

— Моя сестра тоже ревновала меня к девушкам, — сказал Брайан, когда мы гуляли после ужина. — Все-таки вы, женщины, жуткие собственницы, — он улыбнулся и притянул меня к себе.

Брайан, конечно, ничего не знал, а мне сделалось стыдно. Наши отношения много для меня значили, рядом с ним было хорошо, и я знала, что вытянула счастливый билет, но не могла вытравить из памяти Алекса. Пожалуй, не стоило нам приезжать. Я хотела доказать себе, что возвращение в Шердинг не нарушит мой покой, и что спустя два года все осталось в прошлом, но ошибалась. Видимо, лучше и впрямь окончательно сжечь мосты.

В Австрии мы провели десять дней. Все это время Инге не теряла надежды подружиться, чем злила меня еще больше. Я понимала, что она ни в чем не виновата, и моя злость направлена на меня саму, ведь это я все разрушила. А, может, оно и к лучшему? Слишком много стояло между мной и Алексом – родные никогда бы не поняли нас, а жить в одиночку, без поддержки семьи очень трудно.

Алекс не исчез из моей жизни: мы регулярно созванивались, а один раз он прилетал в Нью-Йорк, и, слава Богу, без своей Инге. Это случилось в середине четвертого курса – я тогда приехала домой на Рождество, а Брайан остался в Тенесси.

Наш с Алексом роман не вспыхнул с новой силой, как можно подумать – единственная близость, которую мы себе позволили – ночная прогулка по городу и посиделки в ресторане. Он взял меня за руку и держал около минуты, мягко поглаживал пальцы и грустно улыбался. Наше время ушло.

***

Что же касается Брайана - я и сама не заметила, как за три года он стал важной частью моей жизни. Почти никто в «Кенсингтоне» не знал о наших отношениях – да, формально это было не запрещено, ведь когда мы начали встречаться, мне уже исполнилось восемнадцать, но руководство не одобрило бы роман между студенткой и деканом.

И никаких «плюшек», как любила выражаться Джесс, мне это не принесло: Брайан был профессионалом, и до самого выпуска я оставалась его студенткой, училась и сдавала экзамены на общих условиях; мои статьи не выходили на первой полосе, а деньги я получала точно такие же, как и другие корреспонденты моего уровня. Единственный раз, когда он замолвил за меня словечко, был на слете журналистов – Брайан тогда порекомендовал меня знакомому издателю, в качестве внештатника. Конечно, никто не доверил мне серьезный материал, ведь я на тот момент у меня еще даже диплома не было, но интервью с бывшим военным попало в газету.

Помню, как рано утром я первым делом побежала в газетный киоск и топталась на холоде, потому что в спешке обула тряпичные кеды и а поверх майки набросила легкий кардиган. Киоск открывался в восемь, а я прибежала туда без десяти. К слову, это было в середине февраля.

Короткое интервью поместили на последнюю страницу, но восторг, который я испытала, увидев в конце материала напечатанное мелким курсивом «Тесса Блумвуд», словами не описать. Первый материал за пределами коллежской газеты.

Интервью оказалось в моем портфолио, и, как сказал директор, было хорошим стартом и увеличивало шансы на получение работы. На следующий день Брайан устроил для меня ужин: собственноручно приготовил лазанью (ужасную, если честно, но значения это не имело) и пошутил, что «ученик превзошел учителя». Тогда я посмеялась над его словами, не зная, как близки они к правде. Тот вечер навсегда врезался в мою память, и дело было вовсе не в статье.

— Значит, теперь между нами никто не стоит? — Брайан ловким движением откупорил бутылку шампанского, и в ноздри мне ударил запах винограда.

— А? — бестолково переспросила я.

Смысл его слов дошел до меня не сразу. Мысли были заняты другим.

— Ну, не просто же так, ты привезла меня в Шердинг. — Он улыбался, но взгляд его был серьезен.

Мысли лихорадочно заметались. Брайан не мог узнать про меня и Алекса – Фанни умела хранить тайны, а кроме нее проболтаться было некому.

— Они мои родственники, — я протянула ему бокал, чтобы он налил мне шампанского. — Ну, ладно. Ты меня подловил. Я хотела досадить Тео. Он мой бывший.

Сказать по правде, я и сама не ожидала, что могу так филигранно лгать. Но вышло очень убедительно.

— Впрочем, значения это не имеет. У меня больше нет к нему чувств, если тебя это беспокоит. Но, — я хитро прищурилась, — как ты и говорил, мы, женщины, собственницы. А еще у нас хорошая память.

Мне не было стыдно. Я не сделала ничего дурного, не изменяла Брайану, но и правду раскрывать не собиралась. Не говорить же ему, что я встречалась с собственным кузеном?

— Мне все равно. — Брайан протянул мне бокал. — Я вижу настоящее. Вижу тебя. Так, давай, выпьем за нас.

Вечер закончился тем, что он сделал мне предложение. Сказать, что я была ошарашена – не сказать ничего. Да, мы встречались уже два года, но Брайан ни разу не намекал на возможность чего-то серьезного. Откровенно говоря, я полагала, что он вообще не из тех, кто вступает в брак. Черт возьми, мне было всего двадцать один, и тогда я думала, что выйду замуж не раньше тридцати, если вообще выйду.

И, тем не менее, сказала «да».

Комментарий к Глава 16. Оттенки наших дней

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 17. Утраченный рай ==========

Дату свадьбы назначили на конец сентября. Я так до конца и не осознавала происходящее, события сменяли друг друга так быстро: объявление родственникам и друзьям, помолвка, приготовления… Все это было так странно, словно я смотрела фильм, где играла главную роль. Будто не понарошку. Но жизнь не игра, и за месяц до торжества реальность обрушилась на меня со всей беспощадностью. Беспощадностью не потому, что чувства к Брайану вдруг пропали, нет – осознав, во что ввязалась, я не могла сказать, готова ли к этому. Хотя, какой смысл врать? Конечно, я не была готова. За моим «да» крылись боль и уязвленная гордость, мне хотелось доказать Алексу, что я тоже могу. Могу жить без него, и не просто существовать, но любить и быть любимой.

По шкале «идеальный муж» Брайан набирал одиннадцать очков из десяти: у него была работа, хороший доход, и главное – он любил меня. Но любила ли я его? Иногда, когда мы занимались любовью, а потом засыпали в обнимку, ездили на пикники или просто дурачились – мне казалось, что да. Но в минуты одиночества, когда я оставалась наедине с собой и своими мыслями, то понимала, что не уверена. С ним было хорошо, уютно и безопасно, но я не чувствовала того единения как это было с Алексом. Не чувствовала, что мы две половинки одного целого. Кто-то скажет, что все это ерунда, и в отношениях двоих важно доверие и уважение, и это так, но лишь отчасти. Не будь в моей жизни Алекса, я бы, возможно, не сомневалась, но теперь я знала и другую сторону. Не менее важную. Когда в твоей жизни появляется человек, чья душа говорит в унисон с твоей, ты понимаешь, что вот он – смысл всего.

Но отступать было поздно, и я чувствовала себя загнанной в угол. К счастью Брайан оказался достаточно понимающим и решительным, чтобы первым заговорить об этом. Он видел – я сомневаюсь, мне страшно, и я в тупике. Не знаю, за какие такие заслуги судьба послала его мне (может, в прошлой жизни я сделала что-то очень хорошее), но когда мы сели и честно поговорили о наших отношениях, он не осуждал меня.

— Ладно, возьмем тайм-аут, — сказал он.

Брайан улыбался, но улыбка его была грустной. Я чувствовала себя на редкость паршиво, но понимала, что лучше сейчас, чем потом разгребать ошибки.

— Спасибо тебе, — я накрыла его руку своей.

Мы не разбежались окончательно, хоть уже и не были парой: поддерживали общение и проводили время вместе, но теперь гораздо реже. Брайан не терял надежды, что это временно, а я… Я не знала, о чем прямо ему и сказала.

Отец и Марси, как и следовало ожидать, расстроились, и даже попытались устроить мне разбор полетов, а я тогда попросту «сбежала с поля боя» и на две недели уехала в с Джессикой в Калифорнию, где жила ее бабушка. Мне было нужно разобраться в себе.

А еще найти работу. Я по-прежнему писала статьи для коллежской газеты, хоть и закончила учебу – да, это приносило некий доход, но денег, которых хватало студентке, теперь было недостаточно. Почти все мои знакомые уже жили отдельно, а не могла позволить снять даже скромную квартиру, где-нибудь в Бруклине. Конечно, никто не гнал меня из дому, но ощущать себя «бумерангом» [1] было неприятно. Я разослала резюме в несколько изданий, сходила на пять собеседований, но ни одного ответа так и не получила. Это здорово угнетало.

Все изменилось через неделю после моего возвращения в Нью-Йорк. Рано утром меня разбудил телефонный звонок. Номер на дисплее был мне незнаком.

— Мисс Тесса Блумвуд? — вежливо уточнил мужской баритон.

— Да, — спросонья голос у меня был охрипший.

Я посмотрела на электронные часы на тумбочке. Пять семнадцать.

— Меня зовут Гэвин Уотерс, — представился мужчина. — «Friday News» [2].

— Доброе утро, — я вскочила и в темноте, поскольку шторы были накрепко задернуты, ударилась пальцем об угол тумбы. — Чем могу помочь?

Я знала это издание. Год назад они наняли меня для интервью с бывшим морпехом.

— Я взял ваш номер у Брайана Флеминга. Простите, что звоню так рано, — сказал он извиняющимся тоном.

— Все в порядке, — я потерла ушибленный палец. Фффух, вроде не сломала. — Так чем могу помочь?

— Вы все еще ищете работу? — он задал вопрос, хотя по голосу было ясно, что и так это знал. Не дожидаясь ответа, Уотерс продолжил. — Я сейчас нахожусь в Нью-Йорке, и у меня есть к вам одно предложение. Мы сможем сегодня пересечься? Когда вам будет удобно?

Тем же днем мы встретились в кофейне на двадцать седьмой улице. Гэвин Уотерс оказался приятным сорокадвухлетним мужчиной, чем-то похожим на моего отца. Возможно, поэтому я сразу почувствовала к нему расположение.

— Я помню ваше интервью, — Гэвин улыбнулся. — Были, конечно, недостатки, но в целом, — он уважительно кивнул и развел руками, — для начинающего журналиста неплохо. Очень даже неплохо.

— Спасибо, — мне была приятна его похвала, но пришла я не за этим.

Гэвин засмеялся, увидев мое нетерпение.

— Ладно, ладно… Не стану вас мучить, Тэсса. — Он закашлялся. — Вижу, вам интересна военная тема.

— Тогда мне были нужны деньги и материал для портфолио, — честно призналась я и, немного помолчав, продолжила, — но потом это коснулось меня лично.

С тех пор, как Алекс уехал в Ирак, я не пропускала ни одного выпуска новостей, и когда сообщали, что где-то погибли или пострадали военные, тотчас выясняла подробности. В такие моменты внутри все сжималось.

Гэвин вдруг сделался серьезным.

— Если я предложу вам поехать в Ирак в качестве нашего внештатника, вы согласитесь?

***

Родители, Брайан и Джесс до последнего не были в курсе. Три года назад я злилась на Алекса, когда он удрал, не сказав никому, и вот сама делала то же самое.

Гэвин уверял, что это безопасно – ему был нужен материал о буднях на оперативной базе, а не о боевых действиях. Но в стране, раздираемой на части, даже рутинная жизнь находилась под тенью войны.

Я хорошо понимала, почему он выбрал меня: в случае трагедии редакция не несла ответственности за жизнь и здоровье фрилансера, как это было бы со штатным журналистом. Плюс ко всему в мире прессы я была никем, а, значит, и заплатить можно меньше. Тем не менее, сумма, которую предлагал Гэвин, существенно поправила бы мое положение.

— Привезешь хороший материал, получишь не только деньги, но и имя, — он посмотрел мне в глаза и доверительно похлопал по плечу. — Ты, главное, постарайся там не умереть. — Гэвин засмеялся, очевидно считая эту шутку оригинальной.

Конечно, мы заключили договор. Это давало мне определенные гарантии и страховку, но в случае смерти или увечья, «Friday News» в целом и Гэвин Уотерс в частности снимали с себя все обязательства. Именно об этом не раз говорил нам на лекциях Брайан – быть журналистом – значит, ходить по краю. Я ехала в Ирак на свой страх и риск.

— Тогда у меня тоже есть условие.

Раз уж я собралась рисковать здоровьем, а, возможно, и жизнью, нужно извлечь из этого максимальную выгоду.

— Слушаю тебя.

— Отправьте меня на базу «Эль Комачи» [3]. Там служит мой двоюродный брат.

Я убеждала себя, что делаю это из соображений безопасности: молодая девушка в окружении вооруженных мужчин с деформированной психикой – ситуация весьма рискованная, и будет лучше, если рядом окажется тот, кто в случае чего сможет меня защитить.

В действительности же я понимала, что это лишь отговорка. Там, куда изначально планировал отправить меня Гэвин, служили и женщины, но даже без них с домогательствами в армии дела обстояли строго.

Мне просто хотелось увидеть Алекса.

Казалось, сама Вселенная приложила к этому руку. Знак свыше. Гэвин Уотерс, который почему-то вспомнил именно меня. У него, несомненно, были и другие претенденты, но он выбрал никому не известную Тэссу Блумвуд. Или же он мог отправить меня в Афганистан, или Ливию, где тоже шли военные действия. Но нет. Да, мне просто хотелось верить, что все неслучайно, и я понимала это. Понимала, но не хотела признавать.

***

Дома разразился скандал почище того, что был в Шердинге. И, так же, как когда-то Алекс, я сообщила им все буквально за несколько дней. Отец кричал, грозился запереть меня дома, отобрать кредитные карточки и отправить в психушку. И, конечно, то, что на базе я буду под присмотром Алекса, не стало для него весомым аргументом. Он был уверен, что я рехнулась и, возможно, был не так уж далек от истины. Но решение я приняла. К тому же мне исполнился двадцать один год, и по закону родители уже не имели надо мной никакой власти.

Я чувствовала себя монстром, неблагодарным чудовищем, и действительно была им. Во мне говорил эгоизм, я не думала о чувствах отца – да, черт возьми, даже Марси, которая любила меня, пусть и делала это так, как умела. И, тем не менее, я была уверена, что поступаю правильно.

Накануне отъезда я успокаивала их, что не покину пределы военной базы, что Алекс будет рядом, и, в конце концов, это просто командировка. Вот так мы и причиняем боль близким, порой делая это неосознанно.

Ранним утром отец привез меня в аэропорт. Я хотела взять такси, но он был непреклонен. «Раз уж мои слова ничего для тебя не значат, так дай хоть проводить». Папа ошибался. Я любила его. Любила бесконечно, и ненавидела себя за то, что делаю, но продолжала гнуть свою линию. Амбиции и целеустремленность могут сослужить хорошую службу, поднять на вершину, но какова цена?

— Со мной все будет хорошо. Обещаю.

Я коротко поцеловала его на прощание и поспешила к зоне таможенного контроля. Долгие проводы – лишние слезы.

В самолете я заказала виски. Алкоголь – не лучший помощник, но в тот момент мне нужно было расслабиться. Я была натянута, как струна. Чувствовала, что еще миг - и разорвусь. Отступлю, испугаюсь. Я ведь никогда не была храброй. Скорее, безрассудной. И это роднило нас с Алексом. Он понимал меня так, как не мог понять Брайан, отец и даже Джесс, которая всегда была немного сумасшедшей.

С Брайаном вообще вышла отдельная история. Узнав о том, что я собираюсь в Ирак, он позвонил Гэвину и стал требовать, чтобы «Friday News» нашли другого корреспондента. После этого разговора Уотерс позвонил мне и спросил, точно ли я согласна. До этого момента Гэвин не знал, что мы с Брайаном встречались и сказал, что если бы его невеста собралась ехать в горячую точку, он бы ни за что ее не пустил.

— Хорошо, что я не твоя невеста.

***

Военная база «Эль Комачи» находилась в ста пятидесяти километрах от иракской столицы. В аэропорту Багдада меня ждал «человек Уотерса». Махади был из местных, и хотя Гэвин и уверял, что бояться сопровождающего не стоит, при виде него мне сделалось не по себе. В моем понимании именно так и выглядел уважающий себя террорист-смертник: темная мешковатая одежда, под которой легко можно спрятать пояс шахида и традиционная «арафатка» укрывающая голову и плечи. Добавьте к этому бороду, блестящие черные глаза из-под густых бровей, и получите его портрет. На вид ему можно было дать лет тридцать – тридцать пять.

Я невольно замедлила шаг. Впрочем, отступать было поздно. Махади узнал меня, замахал рукой и поспешил навстречу.

— Мисс Блумвуд, — он улыбнулся и очень по-европейски пожал мне руку. — Меня зовут Махади-аль-Хафси Эльчин-нур-Зураб. Но для вас просто Махади. — Он засмеялся. — Добро пожаловать в Багдад.

У здания аэропорта нас ждал пыльный «Хаммер». Махади сказал, что он приписан к военной базе, но никаких опознавательных знаков я не увидела.

— Не положено. — Махади заметил сомнение в моем лице. — Гражданских перевозим, не привлекая внимания. Вас, американцев, здесь не любят.

Он открыл мне дверцу пассажирского сиденья. Немного помедлив, я все же села и застегнула ремень.

— Вы тоже?

Махади захлопнул дверь, повернул ключ зажигания.

— А кому понравится, когда его страну рвут на части? Я вижу, вы боитесь меня. Не стоит. Я не причиню вам вреда.

— Надеюсь на это.

Ничего другого мне и не оставалось.

Мы поехали через город. То, что было за окном, решительно отличалось от всего, виденного мною ранее. На узких улицах мечети и квартирные дома стояли впритык друг к другу, и всюду мелькали вооруженные солдаты. Почти все здания были построены из белого или светло-серого кирпича, отчего город казался еще более пыльным и грязным. Прямо на тротуарах теснились торговые точки под дешевыми разноцветными зонтами.

Местные, все, как один походили друг на друга, особенно женщины: с ног до головы укрытые хиджабами, они черными тенями скользили по улицам. Гомон стоял жуткий: голоса, автомобильные сигналы и собачий лай сливались в нестройный хор.

Мы остановились на светофоре, и, откуда ни возьмись, набежала стайка чумазых детей в обносках. Они что-то щебетали и барабанили по стеклам грязными ладошками, но Махади рявкнул на них, и малыши разбежались.

— Уличные побирушки, — пояснил он, когда загорелся зеленый, и мы двинулись с места. — Их тут таких тысячи.

Меня до сих пор не отпускало ощущение нереальности происходящего.

Я в Багдаде.

Маленькая Тэсса в Багдаде.

Казалось, я попала в другой мир – грязная, иссушенная солнцем иракская столица являла разительный и ужасающий контраст с цивилизованным миром.

Мы пересекли мост через реку Тигр, и оказались в центре. Здесь было почище, хотя ненамного. Встречались и иностранцы, и почти все они ходили в сопровождении военных. Если бы не война, мне бы здесь даже понравилось – широкие улицы, ряды пальм вдоль тротуаров и причудливая восточная архитектура.

— До вторжения тут был настоящий рай, — немного грустно сказал Махади. — Багдад был гордостью Ирака.

Миновав центр, мы въехали в разрушенный бомбежками и артобстрелами квартал. От зданий остались одни руины, в воздухе до сих пор витала бетонная пыль, хоть Махади и сказал, что бомбили его больше двух недель назад. Гражданских не наблюдалось, зато иностранных солдат – хоть отбавляй.

— Не волнуйтесь, сейчас тут относительно безопасно, — сказал он, увидев мой испуг.

Но мне было страшно не только от мыслей о возможной атаке. Каково это – круглосуточно жить в ожидании очередного удара? Ложиться вечером в постель, и не знать, проснешься ли следующим утром. Привыкать к мысли, что в любой момент тебя может застрелить иноземец-военный просто потому, что счел тебя подозрительным. Выходить в магазин, зная, что, возможно, домой уже не вернешься. Я, выросшая в тепле и благополучии, не могла осознать этого.

Наконец, город остался позади, и перед нами раскинулась серая лента шоссе.

— Если все пойдет гладко, через полтора часа будем на месте, — сказал Махади и прибавил газу.

Дорога пролегала через пустыню. Время от времени попадались встречные автомобили, в основном, военные или грузовики. Через каждый километр стояли патрули. Три раза нас останавливали и проверяли документы: дважды солдаты НАТО и один раз местные, из ополчения.

Было страшно выходить из машины к вооруженным до зубов военным, но таковы правила. В то время пока двое, наставив дуло автоматов, ощупывали нас, другие проверяли сумки, салон и багажник.

— По этой дороге боевики часто возят оружие, — пояснил Махади, когда мы прошли очередной досмотр. — Иногда взрывчатку или заложников, а бывает и то, и другое.

— Какова вероятность, что мы на них нарвемся? — С каждой минутой я все больше осознавала, во что ввязалась.

— Небольшая, — Махади улыбнулся краешками губ. — Милостью Аллаха доберемся без приключений.

Я допила остатки нагретой воды из пластиковой бутылки и прислонилась лбом к мутному стеклу. Скорее бы уж добраться до места. Жара стояла невыносимая, даже кондиционер от нее не спасал, и мои рубашка и майка взмокли от пота. Губы пересохли, а кожа на лице наоборот залоснилась. Черт, ну и видок у меня, наверное. В зеркало смотреть не хотелось от слова «совсем».

— Гэвин сказал, вас хотели отправить в другое место, — нарушил тишину Махади. — Почему «Эль Комачи»?

— Там служит мой кузен, — подумав об Алексе, я немного расслабилась. Даже дышать стало легче. — Мы не виделись уже два года.

— Семья – это хорошо, — Махади с пониманием кивнул. — У меня тоже есть сестра. Я отправил ее учиться в Норвегию. Подальше от всего этого дерьма. — Он покачал головой. — И как только брат пустил вас сюда?

— Он не знает о моем приезде.

Я ждала и боялась нашей встречи. Как он отреагирует? Будет ли рад или разозлится? Скорее, и то, и другое. Даже не так – Алекс придет в ярость. Это как пить дать.

Через четверть часа на горизонте, в дрожащем мареве обозначились плоские белые крыши.

— Почти приехали, — Махади с облегчением выдохнул и что-то быстро произнес на арабском. Я разобрала лишь слово «Аллах».

Сердце учащенно заколотило по ребрам, ладони вспотели. Махади повернул с шоссе на грунтовую дорогу. Теперь база виднелась целиком. Огромная территория была обнесена решетчатым забором, у главных ворот стояли двое конвойных с собаками. По ту сторону находились прямоугольные одноэтажные здания из белого песчаника, на крыше самого большого из них реял американский флаг.

— Добро пожаловать на оперативную базу «Эль Комачи», мисс Блумвуд.

Комментарий к Глава 17. Утраченный рай

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

[1] в Америке существует понятие “дети-бумеранги” - это дети, которые по окончании колледжа/университета или просто какого-то периода самостоятельной жизни вернулись в родительский дом.

[2] название газеты вымышленное

[3] название военной базы вымышленное

========== Глава 18. Эль Комачи ==========

Увидев нас, конвойные, синхронно шагнули вперед и угрожающе вскинули автоматы.

— Отбой, парни, — Махади вышел из машины и махнул им рукой. — Свои.

Они опустили оружие, и только тогда я осторожно выбралась наружу. Стоя на открытой местности, неуверенно топталась возле «Хаммера» и окончательно понимала, что влипла по полной. Обратной дороги нет.

— Идем, — Махади ободряюще взял меня под руку.

Мы подошли к воротам. Выражение лиц конвойных было не разглядеть из-за широких темных очков, но, кажется, они не удивились. Впрочем, с чего бы? Их ведь наверняка проинформировали о моем приезде.

— Это Тэсса Блумвуд, журналист, — представил Махади.

— Документы, — потребовал конвойный.

Я поставила на землю рюкзак, открыла его и достала папку, что дал мне с собой Уотерс. Там лежало все необходимое.

— Вот.

С пару минут конвойный придирчиво изучал их, и лишь убедившись, что все сделано как надо, вернул обратно.

— Добро пожаловать на оперативную базу «Эль Комачи», мэм. — Чеканный голос был полностью лишен эмоций.

Нас наконец пропустили. На территории повсюду расхаживали военные – немного расслабленно, и если бы не униформа с оружием, это место можно было бы принять за небольшой городок. Кто-то сидел в теньке, попивая пиво; другие копались в машинах или чистили автоматы; а кто-то и вовсе загорал под заходящим солнцем. Впрочем, от Алекса я уже знала, что бомбежки и обстрелы здесь – явление крайне редкое. Среди прочих баз «Эль Комачи» считала едва ли не курортом.

— Идемте, найдем вашего брата, — сказал Махади, направляясь к одному из одноэтажных зданий.

— Да, конечно, — голос предательски дрогнул.

Я мысленно скрестила пальцы. Наверное, стоило все же сказать о своем приезде, да только что теперь думать…

Махади шел быстро, поспевать за ним было тяжело, и это при том, что сама я медленной походкой не отличалась, и Джесс постоянно одергивала меня.

Мы зашли в здание. Внутри было прохладно, и пахло средством для мытья полов вперемешку с запахом растворимого кофе и сигарет. Белые стены и белая же плитка на полу вызывали ассоциации с больницей, хотя на деле это, скорее всего, было административное здание, судя по стендам и объявлениям.

— Здесь у нас столовая, рекреация, госпиталь и штаб, — пояснил Махади. — Ну, еще комнаты для гостей вроде вас, — он улыбнулся. — Военные живут в отдельных помещениях.

Я слушала его вполуха. Все мысли вертелись вокруг предстоящей встречи – было одновременно и страшно, и радостно.

— С четырех до семи здесь свободное время, — Махади указал на часы. — Так что и ваш брат, вероятно, сейчас тут.

Мы подошли к дверям с надписью «Рекреация».

— Это здесь, — сказал Махади и оставил меня одну.

Сделав глубокий вдох, я уверенно толкнула двери.

Я не сразу узнала его. Алекс сидел на одном из диванов, спиной ко мне и читал то ли газету, то книгу – с порога не разобрать. С короткой, почти «под ноль» стрижкой и темным загаром он был не похож на Алекса, которого я знала. В помещении находились еще человек десять, отчего стоял шум, и мой окрик он не услышал. Я подошла к нему и осторожно коснулась плеча.

— Привет.

Он обернулся. Пару секунд мы глядели друг на друга, причем Алекс явно прикидывал, насколько велик шанс, что мое появление – его собственные глюки. Впрочем, поменяйся мы местами, я бы, наверное, смотрела так же.

— Тэсса? — он наконец встал и теперь был на голову выше. — Что ты здесь делаешь?

— Ну… — я сунула руки в карманы и неуклюже улыбнулась, — приехала в гости. Соскучилась.

Загорелые пальцы раздраженно стучали по белой крышке стола, чеканя дробь, и каждый их удар почему-то отдавался у меня в груди. Нас разделял метр – ровно столько был в длину стол. Алекс злился. Карие глаза смотрели исподлобья, осуждающе, но вместе с тем я видела них слабый отголосок радости. И это немного успокаивало. Мы сидели в небольшой комнате, предназначенной для бесед со штатным психологом, который сейчас, вероятно, не помешал бы нам обоим.

— Почему ты ничего не сказала? — Алекс вымучено потер лоб.

От жары и песка его кожа обветрилась, руки огрубели – он выглядел старше, серьезнее. А еще уставшим. Я уже видела такое однажды, когда брала интервью у морпеха в отставке. Это была не просто усталость - это был взгляд человека, видевшего войну.

— Потому что ты бы стал отговаривать меня, а я хотела увидеть тебя.

Его взгляд немного потеплел. Он протянул руку через стол и накрыл мою. Прекрасное, почти забытое ощущение теплой волной пробежало вдоль линии позвоночника. Вот только пальцы у него теперь были суше и грубее.

— Я тоже скучал по тебе, — Алекс улыбнулся, но улыбка вышла грустной. — Хоть это и не лучшее место для встречи.

— Как знать, — я пожала плечами. Его пальцы гладили мое запястье. — Мне нужна статья о буднях на военной базе. Может, она принесет мне успех.

Признаюсь, в тот момент я почти не думала об этом. Важно было лишь то, что Алекс сидел рядом. Два года я училась жить со своим чувством, внушала, что все осталось в прошлом, и почти смирилась, но теперь… Мне хотелось вскочить, повиснуть у него на шее, уткнуться носом в ключицу и просидеть так, пока мышцы не затекут. Останавливало лишь то, что мы в общественном месте, а чертов замок не работал.

— Значит, ты все же осуществила мечту?

— Пока нет. И это еще одна причина, по которой я здесь. Но главная. — Я сжала его пальцы. — Главная – ты.

Мне выделили комнату в административном здании. По здешним меркам она сходила за пентхаус: одноместная с собственным душем и туалетом – райские условия. Впрочем, военные тоже жили неплохо. Одна комната была рассчитала на пять человек, в каждой имелся кондиционер, плазменный телевизор, ловящий тридцать каналов, включая парочку тех, что «для взрослых». В главном здании работал небольшой бар, спортзал, а на заднем дворе находился бассейн под навесом из маскировочного тента.

— И чем вы по большей части тут занимаетесь?

Солнце село, и окрасило небо в какой-то невероятный малиново-золотой с примесью лилового оттенок. Здания и люди чернели в красноватом свете. Нигде прежде я не видела подобных закатов.

— Это уже интервью? — усмехнулся он.

— Ты видишь у меня диктофон? — в том же духе ответила я. — Мне просто хочется узнать о твоей жизни, — я коснулась его щеки.

Алекс прикрыл глаза и легонько коснулся губами моих пальцев. Сердце ухнуло куда-то вниз.

— Здесь хорошо. Лучше, чем может показаться на первый взгляд. Во всяком случае, мне тут нравится.

Я понимала, о чем он. Еще тогда, летом две тысячи третьего, когда мы, можно сказать, заново познакомились, я видела, что ему душно в размеренном европейском раю. Там все было слишком тихо и спокойно, для столь деятельной натуры, как он. Агнесс и Ирвин не понимали, почему он бросил колледж и ни на одной работе не задерживался дольше полугода. Неосознанность, о которой говорила тетя, не при чем. Он просто жил не на своем месте.

— Так, значит, ты счастлив?

— В целом, да. — Алекс посмотрел вдаль и пожал плечами. — Это очень размытое понятие «счастье». Люди вкладывают в него разные смыслы.

— Так в том и суть, — я положила голову ему на плечо. — Счастье для каждого свое. Теперь и я это понимаю. Прости, что не поддержала, когда была должна.

— Все нормально, — Алекс покрепче прижал меня к себе и поцеловал в макушку, — я тоже не всегда поступаю правильно.

***

Еще за неделю до поездки Уотерс дал мне четкие инструкции насчет того, что именно хотел видеть в статье, так что план работы у меня был. Я дико боялась облажаться, сомневалась в режиме «двадцать четыре на семь», но делала то, зачем приехала. Поскольку фотографа со мной не отправили, то и снимать приходилось тоже. Я не знала, что из всего этого выйдет, но как любил говорить отец «Бойся, но действуй». Отличная фраза, как по мне. Обычно мы привыкли слышать «не бойся!», «страх – удел слабых» и все в таком духе, но, согласитесь, что это звучит как-то уж чересчур пафосно.

Неужели, Джордж Вашингтон, будучи еще простым командиром, не боялся вести армию в свой первый бой? Или у Маргарет Тэтчер не дрожали коленки, когда она выступала перед толпой мужчин, глядящих на нее с откровенной насмешкой? Президентами и «железными леди» не рождаются – ими становятся. И пусть я не метила, так высоко, но работая над первым серьезным материалом, чувствовала единение с великими первопроходцами.

А еще это оказалось интересно. Я имею в виду, по-настоящему интересно. Настолько, что захватило меня с головой. И было не в тягость вскакивать в пять утра, чтобы заснять обязательную утреннюю тренировку (Джессика бы с ума сошла от такого количества раздетых по пояс мужиков, делающих разминку), или на ночь глядя поехать с ними в городок неподалеку, куда раз в неделю их отпускало начальство. Но это было, пожалуй, единственной привилегией, и в целом жизнь на «Эль Комачи» строго регулировалась.

Подъем в пять утра, десять минут на то, чтобы умыться и одеться; затем часовая разминка и завтрак – двадцать минут и ни секундой больше. После завтрака каждый приступал к своим непосредственным обязанностям: механики занимались автомобилями, оружейники заботились об арсенале, и так далее.

Казармы находились в пяти одноэтажных зданиях: в каждом было по семь комнат, рассчитанных на пятерых человек. Таким образом, в личном составе базы числилось сто семьдесят пять человек, включая офицеров и руководство. Главным был полковник Грэхем Тарлетон – широкоплечий, седовласый и с цепким взглядом. Впрочем, за грозной наружностью скрывался приятный человек. И, хотя, многословностью он не отличался, все же согласился на небольшое интервью, после того как я состроила ему глазки.

На следующий день он же провел мне экскурсию по оружейной, которую явно считал своей гордостью и вот тут-то не поскупился на яркие комментарии.

Прочие обитатели базы тоже восприняли меня вполне дружелюбно, некоторые даже пытались флиртовать, но Алекс на корню пресек эти попытки. Больше всех я, как ни странно, поладила с Махади – на «Эль Комачи» он числился водителем и пару раз вывозил меня в город.

— Здесь я родился, здесь же закончил школу, а затем поступил в институт в Багдаде, — рассказывал он, пока я записывала его на диктофон. — Но за год до диплома началась война. Я решил бросить учебу и присоединиться к американцам, хоть, признаюсь, и не люблю вас. — Махади немного помолчал и продолжил, теперь уже со злобой. — Но террористов я не люблю больше.

Мне он нравился. Честный, хоть и грубоватый, но зато не боящийся правды и говорящий ее в лицо. Алекс тоже отзывался о нем, как о «хорошем парне» и без проблем отпускал нас двоих на прогулки.

— Ты красивая, — заявил Махади, когда мы возвращались на базу. — И умная. Была бы мусульманкой – украл и женился бы.

— Ну, уж нет, воровать меня не надо. Скажу по секрету: я отвратительно готовлю и терпеть не могу убираться. А еще мне совершенно не идет паранджа.

Мы оба рассмеялись.

***

Два года назад Алекс прибыл на базу в качестве радиотехника, и первое время не покидал территорию, но с января работал «в полях» с группой саперов-подрывников.

— Боевики тоже не идиоты, — сказал он. — И спонсоры у них есть. А это, значит, что они постоянно совершенствуют свои методы, а мы должны быть на шаг впереди. Поэтому все чаще используем роботов для разминирования, чтобы не рисковать жизнью сапера. К сожалению, такое не всегда возможно.

— Помнится, кто-то обещал мне, что не будет соваться в пекло, — буркнула я.

Перед ужином у здешних парней было полтора часа свободного времени, и мы сидели на крыльце казармы.

— Ты злишься?

— Нет. Уже нет.

Не знаю, то ли обстановка так на меня подействовала, то ли я просто поумнела – в сущности, не важно. Важно то, что я научилась смотреть на вещи под разными углами и не делить все вокруг на черное и белое, ибо реальность по большей части состоит из полутонов. Если вдуматься глубже, то в сущности нет таких понятий, как «правильно/неправильно». Есть люди с их точками зрения. И, конечно, выбор. Нельзя лишать человека права распоряжаться своей судьбой.

— Ты изменилась. — Алекс улыбался, но взгляд был серьезен. — В лучшую сторону.

— Ты тоже.

Я находилась здесь уже неделю, но так до конца и не привыкла к его новому облику: короткой стрижке, загару и униформе. Он был хорош, чертовски хорош, но теперь это был взрослый мужчина.

…Мы решили не торопить события и ничего не загадывать. Пусть все идет, как идет. Когда Алекс сообщил, что расстался с Инге, я даже не пыталась скрывать радости, но планов не строила. Да, мы снова были вместе, нам было хорошо, и этого достаточно.

В тот вечер, точнее уже почти ночь, я сидела в своей комнате, обрабатывая интервью с Тарлетоном, когда в дверь постучали.

— Не занята? — Алекс проскользнул в комнату и тихонько закрыл дверь.

— Ничем таким, чего нельзя было бы отложить, — я закрыла глаза, и разве что не замурлыкала, ощутив прикосновение сухих и теплых губ к оголенной шее. Кожа тотчас покрылась мурашками.

— Тогда идем, — он отстранился, взял меня за руку и хитро улыбнулся.

— Куда?

— Увидишь.

Комментарий к Глава 18. Эль Комачи

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

==========Глава 19. Звезды и кровь ==========

Алекс загадочно молчал, игнорируя мои вопросы: сначала мы вышли из здания, пересекли двор и подошли к воротам. Сегодня дежурили Махади и Уезерс – парни, с которыми он сдружился и, потому нас выпустили без проблем.

— Интересно, это считается дезертирством? — я усмехнулась, но вышло немного нервно. — А если на боевиков нарвемся?

— Не нарвемся, — успокоил Алекс. — Эта территория хорошо охраняется.

Он уверенно вел меня за собой, к холмам. Гравий и песок тихонько шуршали под нашими ногами, а наверху раскинулось чернильно-синее небо. Было прохладно, и вскоре я начала замерзать.

— Это феномен пустыни, — Алекс снял куртку и набросил мне на плечи, — днем плавишься от жары, а ночью стучишь зубами.

С каждой минутой мы все дальше отходили от базы, звуки становились тише, пока не смолкли вовсе. Я обернулась. «Эль Комачи» почти не виднелась – только огоньки мерцали вдалеке. Наконец, мы добрались до холмов.

— Закрой глаза, — сказал Алекс.

Я подчинилась. Подниматься наверх вслепую было неудобно, хоть он и держал меня за руку. Пару раз я споткнулась, камни и песок скользили под ногами.

— Долго еще? — меня уже распирало от любопытства.

— Почти пришли. — Я не видела его лица, но была готова поклясться, что он улыбался. — Все. Можешь открывать.

Я открыла глаза…и ошалела. Было светло. Не так, как днем, нет – это светили звезды. Тысячи, сотни тысяч белых огней мерцали над нашими головами. Внизу, под склоном холма тихо плескалась река, и звезды отражались на ее поверхности. Раньше я думала, что «звездный свет» – не более, чем красивая метафора, но ошибалась. Они сияли. Действительно сияли.

— Нравится? — Алекс обнял меня сзади, и я уперлась спиной в его грудь.

— Да… — эмоции захватили настолько, что было трудно выразить их словами. — Никогда не видела ничего подобного.

— В городах небо затянуто смогом: машины, заводы… А здесь ничего этого нет. Только небо и свет. — Он поцеловал меня в макушку, и вдоль позвоночника пробежали мурашки.

— Потрясающе.

Я, как зачарованная, смотрела вверх, не в силах оторвать взгляд от сияющего великолепия. Алекс тем временем расстелил покрывало и достал из рюкзака бутылку вина.

— Узнаешь? — улыбнулся он, показывая мне бутылку, когда я села рядом.

Это было то самое вино, которые мы пили в Праге, в первый вечер, когда умудрились заблудиться.

— Где ты ее раздобыл?

Алкоголь на «Эль Комачи» не запрещался, но достать что-то кроме виски и пива было практически нереально.

— Махади. Он найдет, что хочешь, и где хочешь. Вот только бокалы я не взял, — Алекс протянул мне бутылку. — Так что придется без них.

…Жаль, что нельзя остановить время или хотя бы замедлить его бег. Впрочем, скорость зависит от обстоятельств: в минуты скорби каждая секунда тянется вечность; но когда ты счастлив, час пролетает как секунда.

Мне хотелось впитать каждый миг этой ночи, каждую мелочь, сохранить в памяти каждое прикосновение и каждое слово. Оставить их при себе, ни с кем делиться, и тогда никто не сможет забрать их. Это будет только наше: мое и его. И я впитывала – прикосновение ночного холодка к обнаженным плечам, шелест воды о прибрежную гальку и расцвеченное звездами небо над нашими головами. Я понимала – это один из тех моментов, которые не повторяются. Никогда. Уже завтра оно станет воспоминанием и оттого ценнее вдвойне.

— Я люблю тебя. — Слова как-то сами собой вырвались наружу, но произнести их было необходимо. Слишком долго носила их внутри.

— Знаю, — Алекс тихонько засмеялся. — И я тебя тоже.

…Когда мне было тринадцать, я составила список из ста пунктов, которые намеревалась выполнить в течение жизни. В основном всякая подростковая ерунда и откровенно неосуществимые вещи, но в числе тех, что осуществимы, значилось «заняться сексом под звездами». Ну, или что-то вроде того, дословно не помню. Могла ли я тогда подумать, что все случится вот так?

И, пожалуй, это был самый лучший секс в моей жизни. Я не замечала, как впиваются в спину камни сквозь покрывало, не замечала холода, но чувствовала, как дрожит Алекс, как напрягаются его мышцы под моими пальцами и балансировала на грани восхитительно нового, незнакомого прежде удовольствия. В ту ночь мы были одним целым – не только телами, но и душами. И уже только ради этого стоило преодолеть тысячи километров, рискуя жизнью, будущим и всем остальным. Я знала – он любит меня. То, что началось летом две тысячи третьего, никуда не исчезло.

***

Еще через три дня материала накопилось достаточно, чтобы сделать из него статью: у меня были фотографии, диктофонные записи и кое-какие наброски в лаптопе. До отъезда оставалась неделя, и это время я решила посвятить работе. В Нью-Йорк мне хотелось вернуться с уже готовой статьей.

Алекс уезжал рано утром и возвращался затемно – их команда приводила в порядок недавно зачищенный от боевиков город. Террористы были уничтожены, но на улицах и в зданиях еще оставались «сувениры»: от самодельных взрывных устройств, напичканных стеклом и гвоздями до противопехотных мин.

Каждый день я провожала его с замиранием сердца и до возвращения молилась, хотя никогда особо не верила в Бога. Говорят, на войне многие приходят к религии, и, глядя вокруг, я убеждалась в этом лично. На «Эль Комачи» имелась небольшая церковь, расположенная в одно из фургонов, а капелланом был здоровенный вояка. Не знай я, кто он, никогда бы не угадала в нем пастора.

— Ты ходишь в церковь? — удивился Алекс. В тот день он вернулся раньше обычного и застал меня выходящей из фургончика. — Я не знал.

— Вообще-то нет. Но там легче привести мысли в порядок. Я волнуюсь за тебя, а пастор Дэви умеет успокоить.

Алекс огляделся и, убедившись, что нас никто не видит, взял мое лицо в свои руки.

— Тебе нечего бояться. Город очищен, боевиков нет, взрывчатки тоже. Да и в составе этой команды я временно. Так что все хорошо.

Слева раздались голоса, и он торопливо отстранился.

— Если в городе безопасно, может, возьмешь меня на прогулку? — я коснулась его пальцев, старательно делая «милые глазки». Прежде, Алекс всегда на них покупался. — Это бы отлично дополнило мою статью. Так сказать, вишенка на торте.

Он нахмурился. Судя по его лицу, Алекс уже жалел, что вообще начал разговор.

— Не уверен, что это хорошая мысль.

— Почему? Ты же сам говоришь, там все чисто. — Я сощурилась. — Или врешь?

— Нет, не вру. Но не могу гарантировать наверняка. — Он пытался отвертеться, но по глазам я уже видела, что моя взяла.

— Никто не может ничего гарантировать наверняка, — фыркнула я. — Но я ХОЧУ поехать с вами.

Алекс вздохнул.

— Черт, уговорила. Но, — он подошел вплотную и погрозил пальцем. — Подчиняешься беспрекословно. И от меня ни на шаг. Это война, а не пикник.

Я улыбнулась и шутливо отдала честь:

— Есть, сэр.

Город с труднопроизносимым названием располагался в двадцати двух милях от базы. В целом, он мало чем отличался от того, куда возил меня Махади – разве что разрушений здесь было больше. Едва ли не каждое второе здание пострадало от обстрелов, а от некоторых и вовсе остались одни руины.

Людей на улицах было немного: еще недавно они прятались по подвалам, и до сих пор выходили с опаской. Несмотря на то, что боевиков уже не было, американцы и союзники, судя по всему, тоже не вызывали у местных доверия.

Время не подобралось и к полудню, но жара стояла невыносимая. В горячем и пыльном воздухе курилась легкая дымка, а в небе не было ни облачка – одно лишь раскаленное добела солнце. Кондиционер в «Хаммере» приказал долго жить, и в открытые окна врывался зной.

Я закашлялась. За последние три недели пыль и песок, казалось, навечно поселились в горле. Спина под черной майкой взмокла, как, собственно, и голова под кепкой. Мы выехали всего сорок минут назад, а я уже была липкой и потной. Впрочем, здесь это никого не смущало. Война – не подиум, здесь обращают внимания на иные вещи.

Чтобы отвлечься от жары и стеснения, я достала фотоаппарат. В конце концов, у меня была конкретная цель, и не стоило забывать о ней.

Ради «красивого кадра» парни прошлись по уже зачищенным несколько дней назад домам, попозировали с оружием и за рулем «Хаммера»… Постановка, конечно, но именно так зачастую и делается материал. Реальных подвигов на всех не хватит.

— Ну, что, мисс Блумвуд, вы довольны? — Махади перекинул через плечо автомат и направился к «Хаммеру».

— Вполне, — ответила я, просматривая сделанные фотографии.

Некоторые из них получились особенно хорошо. Например та, где Алекс и еще двое парней лихо «выбивают» дверь (она вообще-то не запиралась, но это неважно); или Махади, брутально прицеливающийся из-за остатков стены в несуществующего террориста.

— Потом пришли мне обязательно, — попросил он, когда я показала ему фото. — Отправлю своей сестре в Норвегию. — Да и сам, наверное, уеду. Здесь хоть и родина, хоть и родина, но хватит с меня этой войны.

— Всем бы быть такими рассудительными, — вздохнула я и посмотрела на стоящего чуть в стороне Алекса.

Вот уж кто явно не собирался никуда уезжать. И далась ему эта война? Он поймал мой взгляд и двинулся навстречу.

— Ладно, пора возвращаться на базу. — Алекс снял кепку и утер пот со лба.

Загорелый, в пыльном камуфляже, и с автоматом наперевес, он выглядел чертовски сексуально. Эх, скорее бы вечер!

— Так, парни, закругляемся, — Алекс махнул остальным. — По машинам и на базу.

Вместе с Махади и еще одним напарником они направились к «Хаммеру». Вдруг Махади остановился.

— Это еще что за дерьмо? — он указал влево.

Рядом с заброшенным домом из песчаника возвышалась горка камней. Я не увидела в ней ничего подозрительного, но ребята напряглись.

— Отойди к машине, — скомандовал Алекс. — Живо!

В его голосе прозвучали незнакомые прежде угрожающие нотки, и я подчинилась.

Он тем временем осторожно подобрался к горке. У меня перехватило дыхание и вспотели ладони.

— Провод. — Махади указал на землю.

По низу, присыпанный пылью и песком, как змея тянулся кабель.

— Там еще один. — Алекс кивнул вправо. — Вот сукины дети, черт бы их побрал.

Я по-прежнему стояла возле машины. Страшно не было – только внутренний мандраж.

Третий напарник присел на корточки и осторожно поднял провод.

— А вот и первый детонатор, — хмыкнул он. — Топорная работа.

Как выяснилось через пару минут, работа не была такой уж топорной. Проводов оказалось четыре, на каждом был закреплен детонатор, и все они вели к главному. Алекс, правда, успокоил, что, несмотря на серьезный вид, устройство собирали дилетанты: скорее всего местные ополченцы, и начинено оно максимум стеклом и железной стружкой.

— Но, если рванет, мало не покажется.

Часового механизма тоже не было, ровно как и дистанционного взрывателя, что существенно упрощало задачу.

— Ну, парни, вы знаете, что делать.

Алекс сказал это так, словно речь шла о замене колеса на старом «Кадиллаке» в отцовском гараже.

— Здесь такая хрень часто встречается, — пояснил он. — Стой на месте. — Алекс угрожающе нахмурился.

— Извини. — Я отступила на шаг.

Он изменился. Стал более резким, собранным. И жестким.

— Это не игра, Тэсса. — Его взгляд немного смягчился. — Это война.

Он мимолетно коснулся моих пальцев и вернулся к остальным.

Все еще пребывая в легком шоке, я сняла рюкзак и достала фотоаппарат. Режим видео на нем был так себе, но, думается, сойдет.

— Вот и твоя вишенка на торте, — Алекс улыбнулся в объектив камеры. — Давай, Баки, режь. — Это было адресовано уже подрывнику.

Тот улыбнулся, вынул из набедренной сумки стальные щипцы и перекусил провод.

Камера подрагивала в моих руках. Я снимаю обезвреживание бомбы. Тэсса Блумвуд – военный журналист.

— Отлично, детка, — Махади похлопал Баки по спине. — Теперь второй.

Баки ухмыльнулся и бросил кусачки Алексу. Тот поймал их на лету. «Вот засранец, а говорил, что разминированием не занимается», промелькнуло в голове. Сердце пропустило пару ударов, когда он, опустившись на колено, поднял провод, ведущий ко второму детонатору. Стряхнул пыль и песок.

— Не в мою смену, ребята, — Алекс перерезал провод.

Вот и все. Считай, очередная бомба обезврежена. Только теперь я буду знать, что Алекс занимается этим каждый день. Тоже мне, «радиотехник».

— Проклятый обманщик, — беззлобно сказала я, и отвесила ему подзатыльник, когда он подошел.

Махади тем временем заканчивал с главным детонатором.

— Прости, киса, вечеринка отменяется, — ласково обратился он к взрывчатке. — Ты это снимаешь, малышка Тэсса? — он помахал в камеру.

— Вишенка на торте. — Я подняла вверх большой палец.

Мне вдруг и впрямь захотелось торта. Желательно, домашнего и непременно с вишней. Жаль только, печь их я не умею.

Махади достал щипцы и перекусил провод. А миг спустя прогремел взрыв.

========== Глава 20. Смерть и пиар ==========

Тогда я даже понять не успела, что произошло – щелчок, грохот, взлетевший к небу песчаный столб… и темнота. Взрывной волной меня отбросило назад, приложило спиной о борт «Хаммера», и я рухнула наземь. В ноздри ударил запах пороха, гари и еще чего-то противного. Алекс упал на меня сверху, закрывая собой, но в тот момент я этого не поняла – была в сознании, но реальность воспринимала туго. В ушах звенело так, что казалось – еще миг, и голову разорвет на куски; ноздри и горло забило песком.

– Тэсса! – голос Алекса звучал, как через толщу воды. – Тэсса!

Он перевернул меня на спину, и я увидела его окровавленное лицо. Хотела ответить, но получился лишь сдавленный хрип. Подбежали Баки и еще один подрывник. Кто-то ощупал меня, и сквозь тот же вакуум я услышала «почти не ранена». Страх в глазах Алекса сменился облегчением.

– Встать можешь? – он осторожно посадил меня.

– Попробую, – я не узнала собственный голос.

Кое-как он поставил меня на ноги. Картинка немного сфокусировалась, я посмотрела туда, где пару минут назад работал Махади, и… лучше бы не делала этого.

– Не смотри. – Алекс схватил меня за плечи и развернул к себе. – Не надо.

Слишком поздно. К горлу подступила тошнота, но, к счастью, меня не вывернуло наизнанку – я лишь закашлялась и прикрыла рот разорванным рукавом рубашки. Уже тогда я знала, что эта картина останется со мной на всю жизнь.

Через два часа мы вернулись на «Эль Комачи». И все то время меня не покидало ощущение нереальности происходящего – наверное, поэтому я была спокойной, как удав: не истерила, не плакала, только до побелевших костяшек сжимала кулаки, чтобы руки не тряслись. Это тоже было проявление шока, как позже объяснил мне штатный психолог, к которому Алекс отправил меня сразу после осмотра врача. Вот там-то меня и прорвало.

– Это хорошо, – спокойно сказал он. – Тяжело видеть смерть, особенно в первый раз.

Я не привыкла проявлять эмоции на людях, тем более незнакомых, и потому чувствовала себя некомфортно.

– Не ты первая, не ты последняя, – успокоил психолог. – Тут у многих нервы сдают, да и как иначе? Мы ведь не роботы, а живые люди.

Но он ошибался. Я плакала не от шока – мне было жаль Махади. Шесть часов назад мы ехали в джипе, он рассказывал анекдоты и обещал познакомить меня со своей сестрой, а теперь лежит в цинковом гробу. Я посмотрела на часы. В это время мы обычно сидели под тентом и пили кофе. Как и всякий араб, Махади варил его превосходно. «Главное – это выбрать правильную джезву» [1], говорил он. «От нее зависит девяносто процентов успеха. Я научу тебя, как это делать».

На следующий день собирали его вещи. В огромной комнате с белыми стенами и белой мебелью высились ряды таких же белых ящиков – по размеру примерно с коробку для микроволновки. В них складывали личные вещи погибших военных и затем отсылали родным. Из близких у Махади осталась только сестра, та самая которая жила в Норвегии.

– Командир уже сообщил ей, – Алекс взял стопку книг и положил в коробку.

Наверху лежала «Вершина Холма» Ирвина Шоу.

– Эту посоветовал я, – улыбнулся Алекс. – Читала?

Я кивнула. Неудивительно, что ему нравилась эта книга – если подумать, то его многое роднило с главным героем. Вот только сумеет ли он, как Майкл, остановиться, до того, как случится непоправимое?

– Вот, значит, как это бывает? – я провела рукой по гладкому пластику. – Это остается от ваших жизней?

Вся история человека в белой коробке, которую отправят на другой конец света, чтобы она пылилась в чьей-то кладовке.

Он собирался закрыть крышку, но я остановила.

– Подожди, я тоже хочу положить кое-что от себя.

Махади нравились мои фотографии. За пару часов до его гибели я сфотографировала его «стреляющим» в несуществующего боевика: снимок получился очень эффектным, хоть и постановочным. Махади просил, чтобы я отправила это фото его сестре. Что ж, так тому и быть.

– Я знаю, что ты скажешь, – Алекс бросил короткий взгляд на фото и закрыл коробку. – Но это мой выбор, Тэсса, и я могу лишь надеяться, что ты поймешь меня.

– Тогда мне остается надеяться, что твои родители не получат такую же коробку.

Злилась ли я? Конечно. Но в то же время чувствовала, что начинаю понимать. Жажда адреналина всегда была в нем, и до поры до времени он старался подавлять ее, вписаться в рамки того мира, в котором жил, но от себя не убежишь. Ему нравилось ходить по краю, только так он чувствовал вкус жизни, ощущал ее ценность, и здесь уже ничего не поделать. Либо принять все, как есть, либо уходить. Я могла осуждать его, но… не по той же ли причине сама прилетела в Ирак?

Было и еще кое-что, не дающее покоя. В момент гибели Махади, камера в моих руках продолжала снимать. При взрыве она разбилась, но карта памяти уцелела. Меня разрывали противоречия. Я сидела одна в комнате, вертела в пальцах чертову флешку и мучилась угрызениями совести. Смерть Махади – трагедия, но с другой стороны… снятая на видео гибель подрывника будет стоить… Я не знала точных расценок, но знала, что платят за такие материалы хорошо. Учитывая, что на моем счете было долларов семьсот-восемьсот, это бы здорово улучшило положение дел. Но ведь тогда получится, что я наживаюсь на смерти приятеля.

– Махади ты уже не поможешь, – сказал Брайан, когда я позвонила ему, – а вот себе – да. – Но почему ты не сказала, что тебе нужны деньги?

«Потому что ты уже не мой жених», хотелось ответить мне. Да, даже если бы и был им – я никогда не просила денег у мужчин. Джессика считала это неправильным, и, возможно, была права, но мне это претило. Я хотела заботиться о себе сама.

– Потому что мне нужен миллион долларов, а у тебя его нет, – отшутилась я.

– Когда возвращаешься?

– Через три дня. Уже купила билеты.

– Хорошо. К Уотерсу поедем вместе. Я встречу тебя в аэропорту.

Брайан знал про меня и Алекса (после расставания я решила, что нет смысла скрывать от него правду), но не терял надежду, что все образуется, хоть и не говорил этого вслух.

Я с самого начала знала, что будет нелегко расставаться с Алексом, но после гибели Махади это оказалось сложнее вдвойне. Теперь, когда я своими глазами видела смерть, и не просто смерть – ужасную, молниеносную – пришло осознание, что однажды это может произойти с Алексом. На базе к гибели подрывника отнеслись спокойно: проводили с должными почестями, но устоявшегося ритма жизни это не нарушило. Трагедии были здесь частью повседневности. И это страшнее всего.

– Возможно, в январе мне дадут отпуск, – сказал Алекс, когда мы подъехали к аэропорту. – И я приеду в Нью-Йорк.

Он ничего не обещал – здесь это было бессмысленно. Можно лишь уповать на счастливый случай. Даже опыт не всегда спасает. Махади был профессионалом, и служил на базе с две тысячи первого года, но это его не спасло.

– Береги себя. – Старая, как мир, банальная до скрежета зубов фраза. Но что еще я могла сказать?

***

Удивительно, но мне удалось скрыть это происшествие от родителей: они увидели лишь «мирные» фотографии, а отец и вовсе признал, что это была не такая уж и плохая идея. Конечно, я клятвенно заверила их, что покидала территорию «Эль Комачи» всего пару раз и в сопровождении парней из отряда. Последнее, в сущности, было правдой.

Брайан не смог встретить меня в аэропорту – в Кенсингтоне шла приемная кампания, и как декан журналистики, он был обязан контролировать процесс.

Мы встретились через неделю, в том же кафе, где полтора месяца назад я познакомилась с Уотерсом. Он тоже пришел на встречу: когда я позвонила ему и сказала, каким материалом располагаю, Гэвин сказал, что это без пяти минут успех. Меня неприятно задела его циничность, но потом я вспомнила лекции Брайана: «Вас и не должны любить. Придется стать сволочью, если хотите забраться на Олимп». Махади уже нет, ему все равно, а мне нужно думать о будущем. Кроме того, это мой шанс рассказать его историю, поведать миру, что хороший человек не зря отдал свою жизнь. Возможно, так я успокаивала саму себя, но отступать уже не собиралась.

– Давай флешку.

Уотерс и Брайан посмотрели запись прямо там, в кафе, я же вышла на улицу покурить. Воспоминания были еще слишком свежи, особенно, когда шок отступил, и пришло осознание.

– Это тяжело, знаю. – За спиной раздался голос Брайана.

Я затушила недокуренную сигарету и повернулась к нему.

– Чувствую себя так, словно наживаюсь на его смерти.

– Понимаю, – он приобнял меня. – Отчасти так и есть, конечно, но, – он чуть отстранился и посмотрел мне в глаза. – Только отчасти. Ты выбрала интересное направление, но если хочешь идти дальше, будь готова. Таких историй будет еще много.

– Я еще не решила, чем займусь. Мне просто нужны деньги.

– Тэсса, я же уже говорил, что…

– Тсс… – я приложила палец к его губам. – Я знаю, что ты скажешь. Не нужно. Я должна сама пробиваться в жизни. Хотя я очень благодарна тебе.

– Но ко мне не вернешься, – продолжил он грустно.

Мне было нечего ответить ему. С Алексом мы не давали друг другу никаких обещаний, признав окончательно, что вступать в «серьезные отношения» не вариант, и пусть все идет, как идет, а Брайан… Он был хорош во всем даже слишком хорош, раз согласился терпеть присутствие Алекса между нами, но я понимала, что не могу дать ему то, в чем он нуждается. А нуждался он в стабильности.

– Поговорим об этом позже. – Я поцеловала его в щеку и невольно улыбнулась, почувствовав колючую щетину. Было время, когда она сводила меня с ума.

***

Уотерс оказался прав: видео смерти Махади стало отправной точкой в моей карьере. Баснословных денег не принесло, ибо подобных записей в сети пруд пруди, но принесло хорошие деньги, и главное – обо мне узнали. Через две недели после того как видео появилось на ютуб-канале “Friday News”, мне позвонили из двух изданий и предложили сотрудничество. К тому моменту я уже жила на съемной квартире в Куинсборо, но отец и Марси, конечно, все равно узнали, и устроили разбор полетов. Я понимала их, но понимала и то, что, как и Алекс сделала свой выбор. Военная журналистика – это мое.

– Тебя убьют, – пытался вразумить отец. – Или изнасилуют. Возьмут в рабство. А, вероятнее всего, и то и другое. Брайан! – он с надеждой посмотрел на Флеминга. – Скажи ей!

Была суббота, и мы собрались за ужином.

– Она не послушает, вы и сами знаете, мистер Блумвуд. – Он развел руками. – Но рано или поздно настает момент, когда надо отпускать детей. Даже, если очень не хочется.

Я кивнула в знак благодарности.

– Это потому, что у тебя своих нет, – фыркнул отец. – Не думай, Тэсса, – он посмотрел на меня, – что я это одобряю.

– Надеюсь, однажды ты будешь мною гордиться.

Гэвин заплатил за сюжет приличную сумму, гораздо больше той, на которую я рассчитывала, но мне по-прежнему не хотелось превращать смерть Махади в источник дохода. Он был хорошим человеком, и у него была своя история. История, которую стоило рассказать.

– Так даже лучше, – одобрил Брайан. – Люди любят сантименты. Если завоюешь женскую аудиторию, считай это успехом.

Он вырвал у начальства отпуск, и теперь жил со мной в Нью-Йорке. Кем мы были друг для друга? Любовники? Партнеры? Друзья? Наверное, всего понемногу. Прошло четыре месяца после моего возвращения из Ирака, Алекс редко выходил на связь, отпуск, о котором он говорил, ему так и не дали, но я его не винила. Главное, что он жив и здоров.

Да, я смирилась с тем, что совместного будущего у нас нет, но, черт подери, как же хотелось вернуться в Шердинг! Погулять по узким улочкам, прокатиться до Зальцбурга, вспомнить то лучшее, что случилось с нами. Я понимала, что цепляюсь за прошлое, и даже если мы встретимся в Австрии, «как раньше» уже не будет. Слишком много ушло безвозвратно, слишком много случилось, но главное – мы стали другими. Не разлюбили друг друга, но реально смотрели на вещи. Что ж, может, оно и к лучшему. Надо двигаться вперед. Я говорила это самой себе больше за тем, чтобы внушить – я отпустила его, отпустила ситуацию.

– О чем думаешь? – Брайан протянул мне бокал вина и покрепче прижал к себе.

Мы лежали на диване, укрывшись пледом, а за панорамным окном переливался огнями Нью-Йорк. Цветные огни размывались в потоках дождя, негромко работал телевизор, и мне очень хотелось наслаждаться моментом, прочувствовать его, и уж никак не портить эту ночь унылым самокопанием: «что?» «как?» И «а если»? Психолог на «Эль Комачи» заметил, что я имею склонность беспокоиться о вещах, которые еще не случились и, возможно, никогда не случатся. Иными словами – бываю излишне мнительной. Противное качество, если честно: способно отравить даже самые лучшие мгновения.

– О Махади, – ответила я, и отчасти это было правдой. – И о других ребятах на базе тоже. О том, что жизнь хрупкая штука, но это от этого еще более прекрасная. И немного о статье. – Я откинула голову и посмотрела на Брайана. – Мне бы хотелось сделать ее по-настоящему душевной. Не только ради денег.

– Я понимаю, о чем ты, – Брайан поцеловал меня. – Если хочешь, значит, все получится.

– Да, – ответила я, глядя в окно, – все получится.

Комментарий к Глава 20. Смерть и пиар

[1] джезва - турка

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 21. Предел ==========

Я не ошиблась в своих надеждах – материал действительно выстрелил. История Махади понравилась сразу четырем редакторам – пусть не акулам журналистики, но вполне себе авторитетных. В то время я еще не разбиралась в хитросплетениях медиабизнеса и без помощи Брайана наверняка пролетела бы, продав статью за гораздо меньшую цену, чем она стоила на самом деле.

Брайан стал моим наставником: научил взаимодействовать с издателями, набивать себе цену и грамотно продвигать материал.

— Хороший журналист – это не только хороший писатель, — говорил он. — Хочешь добиться успеха, учись основам бизнеса.

И я училась. Маленькими шагами, спотыкаясь, набивая шишки, но двигалась вперед. Поначалу была мысль «прицепиться» к одному изданию, сесть на оклад и получить определенную стабильность, но в глубине души я понимала, что не смогу так. Я уже почувствовала вкус свободы, и это оказалось восхитительное чувство – осознавать, что ты сам себе хозяин, планировать день так, как это нужно тебе, распределяя время на работу и отдых. Хотя, конечно, далеко не все было так радужно. Фриланс – штука сложная и подходит не всем. Главная его загвоздка в том, что гарантий тут не бывает. Никаких. Сегодня ты сорвал куш, у тебя есть деньги и свобода, которую они дают, а завтра наступает «неурожай», гонорар кончается, а новых заказов нет. Да, это был осознанный риск, на который я пошла. Затеянная мною игра стоила свеч. Если честно, я не представляла, как буду сидеть на одном месте, сочинять под заказ проплаченные рекламодателями статьи, при этом гордо именуя себя журналистом. Тогда, в ноябре две тысячи одиннадцатого, я казалась себе очень важной и независимой, с нерушимыми принципами.

Правда, эйфория была недолгой. Довольно скоро мне пришлось пересмотреть свои ценности ввиду того, что после первой успешной статьи наступило затишье. Деньги довольно быстро ушли, ведь я не экономила, поскольку, захваченная восторгом, думала, что скоро заработаю еще и гораздо больше. Но, увы, Гэвин не мог предложить мне новую командировку, а на то, чтобы лететь куда-то самой не осталось средств. Да и страшно было.

Брайан к тому моменту вернулся в Тенесси, но, даже будь он здесь, я бы не стала просить у него денег. Для меня это было все равно что расписаться в профессиональной несостоятельности, как будто журналистика для меня лишь хобби, время от времени приносящее деньги, но реализоваться в ней я не могу. Я знала, что Брайан так не думал, он верил в меня, и как раз по этой причине хотела доказать ему, что он прав.

В итоге, когда денег не осталось совсем, а срок платежа за аренду квартиры стремительно приближался, я наступила на горло собственным принципам и устроилась штатником в захудалую газетенку.

Главному редактору было плевать на то, кто я, откуда и какое у меня образование.

— С копирайтингом знакомы? — спросил он лениво.

— Да, конечно, — я заставила себя улыбнуться.

— Вот и отлично, милочка, — редактор шумно допил остатки кофе. — С понедельника можешь приступать.

Про опыт работы он даже не спросил, и я не считала нужным говорить о том, что писала о военных действиях в Ираке. Здесь это не имело никакого значения.

Настали унылые времена. Рабочий день начинался в восемь и заканчивался в пять, и покидать офис (назвать этот клоповник редакцией у меня не поворачивался язык) запрещалось. Мои обязанности заключались в том, чтобы переделывать уже готовые статьи, иными словами — копирайтить их. Но хуже всего были интервью. Издание жило за счет рекламы, и приходилось подстраиваться под капризы заказчиков, даже если это вредило качеству материала.

Однажды меня отправили к владельцу небольшой фабрики, который очень хотел рассказать о своем бизнесе. Он занимался пошивом спецодежды, и в цехах трудились в основном мигранты. Условия труда были жуткими, а вот кабинет директора сиял роскошью. Он был довольно мил, но в словах и жестах чувствовалось превосходство.

В итоге статья ему не понравилась — по его словам она получилась «недостаточно рекламной». Терять работу я не хотела, а потому безропотно переписала текст. Он снова забраковал его, не забыв спросить у моего начальника «где он нашел такую тупицу». В итоге, когда я переписала статью в третий раз, превратив ее в отвратительно-сладкую хвалебную оду, заказчик остался доволен.

— Пой им дифирамбы, — посоветовал редактор. — Они это любят.

Мне было тошно от себя. Я писала низкопробные, полные дешевой лести статейки, расхваливала некачественные товары, бесполезные услуги и выставляла героями никчемных людей. Я и сама была никчемной, потому что тратила жизнь на то, отчего меня воротило.

— Все образуется, — говорила Джесс, когда по пятницам мы пили в баре.

Она повторяла это каждый раз, и я верила ей, но не знала, куда двигаться и что делать, чтобы разорвать порочный круг. Уходить было нельзя – ненавистная работа приносила пусть и небольшие, но все же деньги, и на них я могла худо-бедно могла сводить концы с концами.

Родители ни о чем не знали, для них у меня все было хорошо, я врала, что работаю с удовольствием и могу позволить себе заказывать еду в ресторанах и покупать вещи в бутиках, но не делаю этого, потому что коплю на собственное жилье. Я была очень убедительна, они гордились мной, и это немного успокаивало. Отец всегда хотел, чтобы я добилась успеха, и было бы свинством разочаровать его.

Дважды в неделю я приходила домой на семейный ужин. К собственному стыду не только за тем, чтобы провести время с отцом, Марси и братом, но и чтобы… поесть. Нормальную вкусную еду, а не ту дрянь, которую готовила себе каждый день. На качественные продукты денег не хватало.

О том, насколько паршиво обстоят дела, знала одна лишь Джесс, для остальных я была в полном порядке.

В марте Алекс наконец получил отпуск и вернулся в Австрию. Разжившись деньгами, он переехал в Зальцбург и снял квартиру в паре кварталов от центра.

— Ты только посмотри на этот вид из окна, — он развернул ноутбук так, чтобы я могла видеть панораму. — Глянь вон туда.

— Это что, Альпы? — спросила я, не в силах оторвать взгляд.

Даже через экран это выглядело потрясающе. Вершина далеко на горизонте, утопающая в серых облаках. Мне вдруг до дрожи в кончиках пальцев захотелось оказаться там. Прямо сейчас.

— Приезжай, — он улыбнулся и приложил палец к губам. Наш секретный жест. — И увидишь все сама.

У меня сжалось сердце.

— Я бы с радостью, да только дел выше крыши. Босс ни за что не отпустит.

На деле же мне было плевать на идиота-редактора и его мнение. Будь это в моих силах, я бы уволилась на следующий день и, бросив все, полетела к Алексу. Но проблема заключалась в другом: у меня не было денег, и я не хотела, чтобы он знал.

— Тэсса? — он наклонился поближе к монитору и внимательно посмотрел на меня.

Нас разделяли тысячи километров, но от его взгляда по спине пробежали мурашки, а в глазах предательски защипало. Казалось, Алекс видит меня насквозь.

— У тебя все хорошо?

— Да. Просто устала. — В доказательство своей лжи я улыбнулась. — А еще дико соскучилась. Сколько еще ты будешь в отпуске?

— Месяца три, думаю. А там куда отправят.

Теперь, когда военные действия в Ираке официально считались законченными, наемников распустили по домам. Даже сейчас, будучи не у дел, я следила за сводками новостей. Сильным мира сего редко бывает достаточно крови: заканчивается одна война, начинается другая.

— Если хочешь, приеду к тебе в Нью-Йорк, — сказал он после короткой паузы.

Хотела ли я этого? Больше всего на свете. И ни за что. Тогда Алекс увидел бы эту никчемную квартиру с видом на помойку (это тебе не Альпы, малышка Тэсса) и понял, что жизнь, о которой я ему рассказывала – вранье. Хотя, он наверняка и так уже догадался.

— Конечно. Приезжай.

Этот разговор случился в середине марта, а прилететь Алекс смог только в начале мая. Я встретила его в аэропорту, и мы поехали ко мне в Бруклин.

— Почему ты не сказала, что у тебя проблемы?

Ему, конечно, хватило одного взгляда на убогую прихожую, чтобы понять, в какой заднице я нахожусь.

— Потому что это временные трудности. Вспомни свою берлогу в Пассау. Со временем все наладится.

Мы прошли на кухню, и я достала из холодильника содовую.

— Ты могла бы сказать мне. Я тебя в беде не оставлю. — Алекс открыл банку и сделал глоток.

— Знаю. Но я должна сама. Сама, понимаешь. Это то же, о чем ты говорил мне тогда, в Австрии.

Алекс грустно и понимающе улыбнулся. Он чувствовал меня, а я его. Мы были на одной волне.

В Нью-Йорке он пробыл две недели. Четырнадцать прекрасных дней мы провели вместе – не среди песка и крови, когда под носом взрываются бомбы и гремят автоматные очереди, нет – почти, как раньше. Почти, потому что «как раньше» уже не будет, мы оба знали это.

Алекс знал про Брайана, я даже не пыталась лгать ему, но мы давно условились, что не будем давать обещаний.

— Так ты хочешь остаться с ним?

Мы сидели на берегу залива. Сюда мало кто приходил, старый пляж не пользовался популярностью, и это было одно из лучших мест в Нью-Йорке, где можно скрыться от суеты.

— Вряд ли. Я не та девушка, которая ему нужна. — Я усмехнулась и бросила камешек в воду. — Если я вообще кому-то нужна.

Алекс развернул меня к себе и серьезно посмотрел в глаза.

— Мне. Ты нужна мне.

— И ты не ревнуешь? Тебя не задевает, что я встречаюсь с другим мужчиной и говорю о нем?

— Не просто задевает – бесит. — Алекс закурил. — Но мы с самого начала обо всем договорились. Я ценю твою честность. А ты сама? — он посмотрел на меня. — Что ты чувствуешь к нему?

— Сложно сказать. — Я пожала плечами. Мой взгляд был устремлен в небо. — Он хороший парень, и какое-то время я была с ним счастлива. Да. Нам было хорошо. Но это не было любовью. И никогда не будет.

Жарило солнце, искрил слепящими бликами залив и шумели волны. Я лежала на спине, сунув руки под голову, смотрела в прозрачное небо и впервые за долгое время чувствовала себя безмятежно-счастливой.

— Давай не будем о грустном. — Я повернулась к нему, опершись на локоть. — Не хочу портить этот день.

Алекс лежал рядом и точно так же смотрел на меня.

— Что? — не выдержала я.

Он загадочно улыбнулся.

— Хороший день, говоришь? — в его глазах блеснули лукавые огоньки. Совсем как тогда, в Праге, когда мы удирали от полиции. — Давай добавим в него что-нибудь, чтобы он стал еще лучше.

— Что добавим?

Алекс наклонился к моему уху:

— Например, воды.

И, прежде чем я успела ответить, вскочил и подхватил меня на руки.

— Эй, ты что делаешь?! — я уже понимала, что он задумал и, смеясь, пыталась вырваться. — Отпусти! Ненормальный!

Не обращая внимания на мои попытки лягнуть его пяткой в живот, Алекс понес меня к воде. Несколько мгновений, и мы рухнули в воду.

Она была холодной. Не такой, чтобы сводило судорогой мышцы, но достаточной, чтобы завизжать. Сцепившись, мы валялись на мелководье и хохотали, как бешеные, когда очередная волна накрывала нас. Вода заливалась в рот и уши, колени скользили на гальке, но, черт возьми, как я была счастлива в тот момент! Поднявшись, набросилась на него и толкнула на спину, Алекс ухватил меня за плечо, и я полетела следом.

Мы резвились в холодной воде, гоняясь друг за другом, периодически спотыкаясь и падая. Ветер забирался под мокрую одежду, пробирал до мурашек, но я едва замечала это. Наконец, путаясь в собственных ногах, мы вышли и рухнули на берег.

— Почему все не может быть вот так? — я лежала сверху и гладила его лицо. — Почему ты не оказался другом Тео или Виктора?

Интересно, как бы все получилось тогда? Сложилось бы у нас что-нибудь и были бы мы сейчас вместе?

— А я рад, что ты моя кузина. — Алекс притянул меня ближе и прошептал в губы. — Меня это даже больше заводит.

— Дурак! — Я устроилась поудобнее и поцеловала его. — Извращенец.

Домой мы вернулись мокрые до нитки и порядком замерзшие. Никто из таксистов не соглашался брать нас в машину, и пришлось ехать на метро. Уже сгущались сумерки, когда мы вошли в квартиру. Ничего путного у меня в холодильнике не было, но по счастью через дорогу находился китайский ресторанчик, так что меньше, чем через час нам доставили ужин.

…Ночью я не сразу поняла, что стало причиной моего пробуждения. В сон вклинилась какая-то возня и несвязное бормотание. Открыв глаза, я проморгалась, чтобы привыкнуть к темноте, и увидела беспокойно ворочавшегося рядом со мной Алекса.

— Эй… — я осторожно потрясла его за плечо, — Алекс.

Не открывая глаз, он что-то неразборчиво пробормотал.

— Алекс, проснись, — я повторила попытку, уже чуть более настойчиво.

Он резко вскочил и ошалело посмотрел на меня. Взгляд у него был напуганный и потерянный, а на щеках я увидела мокрые дорожки.

— Все хорошо, — я ласково коснулась его руки. — Это просто сон.

— Я знаю, — резко бросил он и отвернулся. — Не маленький.

Я не обижалась. Сколько себя помню, сама раздражалась, если кто-то заставал меня в моменты слабости. А уж показывать слезы на людях – последнее дело. И все же мне хотелось показать ему, что мне не все равно, и я готова помочь.

— Пойду, принесу воды.

Он не ответил и даже не посмотрел в мою сторону.

Через минуту я вернулась со стаканом.

— Держи.

— Спасибо, — буркнул он, протягивая руку.

Я сидела на краю постели, наблюдая за тем, как он жадно пьет. Алекс в три глотка расправился с полным стаканом и шумно перевел дыхание.

— Нужно спрашивать, что тебе снилось?

— Нет. — Он поставил стакан на тумбочку, громко ударив им о поверхность. Взгляд был сосредоточен и устремлен в пустоту.

— Ладно, — я погладила его спине. — Всем снятся кошмары. Я понимаю.

Алекс медленно повернулся, и по моей спине пробежал холодок. Даже в темноте я увидела в его глазах что-то такое, чего не было прежде. Что-то злое и отчаянное.

— Нет, непонимаешь, — процедил он, и в следующий миг швырнул стакан в стену. Раздался грохот, и в стороны полетели осколки. — Не понимаешь, черт возьми. Ты ни хрена не понимаешь!

Я вздрогнула и коснулась его руки, но он оттолкнул меня. Плечо отозвалось болью.

— Ты и понятия об этом не имеешь! — он вскочил с кровати, оскалившись, пнул тумбочку и зарычал от боли.

От испуга и неожиданности я на мгновение лишилась речи. Никогда раньше я не видела его таким. Передо мной был озлобленный, загнанный в угол хищник. Он развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты. Я выскочила следом.

—Алекс! — я догнала его в коридоре, развернула к себе и обхватила руками лицо. — Посмотри на меня.

Пару секунд мы молча глядели друг другу в глаза.

— Прости, — выдохнул он наконец. — Тэсса, прости меня. — Он прижал меня к себе и уткнулся носом в висок.

…Мы сидели на кухне, допивая остывший кофе. За последние двадцать минут Алекс извинился, наверное, раз десять, но я не держала на него зла. Он так и не сказал, что ему снилось, да этого и не требовалось, я и сама знала ответ.

— Почему ты не уйдешь?

Я мало что знала о войне, но знала, как она калечит людей. Даже самых сильных. Кровь, насилие и вечное напряжение — все это не проходит бесследно; война ломает человека, разрушает его личность, Господи, как же я боялась, что это произойдет с Алексом.

— А куда? — он посмотрел на меня исподлобья. — Я больше ничего не умею, кроме как разгребать чужое дерьмо.

Я старалась не думать о том, как сильно он изменился за последние несколько лет; ровно как и о том, что того парня, которого я однажды встретила в Шердинге, больше нет.

— Неправда. У тебя есть деньги, ты можешь… — я на секунду задумалась и сказала первое, что пришло на ум, — можешь открыть свое дело, пойти на курсы, можешь… Черт, Алекс, — я накрыла его руку своей, и почувствовала, как он гладит мои пальцы, — не ломай свою жизнь. Не ломай себя. Это важнее всего.

Он грустно улыбнулся.

— Это можно сказать и о тебе. Ты же ненавидишь свою работу, и не ври, я знаю. Но не уходишь. Почему?

Вопрос был риторический. Конечно, я могла это сделать, могла бросить все, но боялась уходить в неизвестность. Сейчас у меня была хоть какая-то стабильность.

— Алекс, я…

— Через три дня я возвращаюсь в Австрию. Поехали со мной. Возьми отпуск на пару недель и отдохни. Тебе это нужно. Нам это нужно.

Алекс сказал вслух то, о чем я думала последние одиннадцать дней. Хотя нет, вранье, последние несколько месяцев.

— Хорошо.

На следующий день я позвонила начальнику и сообщила, что с понедельника увольняюсь, а еще через час выкупила билеты. Круг порвался.

Комментарий к Глава 21. Предел

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 22. Планы и их крушение ==========

Австрия встретила нас дождем и туманом. Пока мы ехали в автобусе от самолета к зданию аэропорта, меня не покидало ощущение «дежавю»: когда я прилетела сюда впервые, день тоже выдался непогожим.

В такси наваждение только усилилось: я смотрела в окно и вновь чувствовала себя семнадцатилетней Тэссой, впервые уехавшей так далеко от дома. Это была иллюзия, самообман, но на душе стало теплее. Я понимала, что цепляюсь за безвозвратно ушедшее прошлое вместо того, чтобы открыться новому; понимала, что «как раньше» уже не будет, но отчаянно хотела этого.

Алекс жил недалеко от центра в маленькой двухкомнатной квартире, балкон которой выходил на какую-то площадь.

— Я думаю ее выкупить, — сказал он, пока я осматривала его холостяцкий рай, — жаль только перепланировку сделать нельзя. Закон запрещает. Здесь очень берегут архитектуру.

Точно так же, как я хватаюсь за старое, подумалось вдруг.

— Родители и Фанни в восторге от того, что ты здесь, — Алекс достал из холодильника бутылку гранатового сока. — Хотят, чтобы уже сегодня мы приехали в Шердинг.

— Значит, приедем. — Я тоже соскучилась по ним.

Ни Агнесс, ни Ирвин, конечно и понятия не имели о том, что происходит на самом деле. А мне, каждый раз, стоило только их увидеть, делалось стыдно. По этой причине в тот вечер я особенно налегла на домашнее вино – не лучший, но действенный способ заглушить угрызения совести.

Впрочем, причина крылась не только во мне и Алексе: не желая выглядеть в их глазах неудачницей, я, злясь на саму себя, рассказывала о трудовых буднях, о том, как интересно оказалось работать в журнале, и каким ценным опытом это для меня стало. Хотя последнее было правдой: после месяцев ненавистной работы я знала, в какой тип издания не пойду никогда. В целом же этот день можно было назвать Днем Вранья. Дядя и тетя восхищались мной, ставили Фанни в пример, а я была готова удавиться от стыда и презрения к себе.

— Не вини себя ни в чем. Я бы тоже так сделал.

Мы сидели на берегу реки. В темнеющем небе мерцали пока еще неяркие звезды, с воды несло вечерней прохладой, и стрекотали цикады в траве. Я легла на спину, сунув руки под голову.

— Все оказалось не так, как я думала. Сложнее. Гораздо сложнее. Порой кажется, что просто не вывезти.

Алекс прилег рядом и, устроился на боку и ласково коснулся моей щеки. Его лицо было совсем близко, я чувствовала его дыхание на своей коже.

— Это взрослая жизнь. На самом деле мало, кто готов к ней. Но ты справишься.

— Ты говоришь это за тем, чтобы утешить меня? — я грустно улыбнулась, но не сдержала счастливого вздоха, когда кончики его пальцев прошлись по моей ключице.

— Нет, — ответил он серьезно. — Ты ведь уже немало сделала: попробовала себя в шкуре военного журналиста, съехала от родителей и худо-бедно обрела независимость. Ничего не происходит вот так сразу.

В данный момент меня больше волновало другое.

— Ты доволен своей жизнью? — Я приподнялась на локтях и посмотрела ему в глаза. — Доволен тем, что делаешь?

— Тэсса, прошу тебя… — Алекс отвел взгляд.

— То-то и оно, — я невесело усмехнулась. — Признай, Алекс, мы конкретно заплутали по жизни. Свернули не туда, а теперь не можем остановиться. И ни хрена не знаем, что с этим делать.

Он сел и положил руки на колени.

— И что ты предлагаешь? — его взгляд был устремлен на воду. — Что, Тэсса? — он повернулся ко мне.

Вопрос был риторическим.

— Я не знаю. Мне просто страшно. Страшно от этой неопределенности, от того, что я разбазариваю свою жизнь, даю ложную надежду Брайану, от того что… — голос задрожал. — Черт. Какая же я глупая!

— Эй! — Алекс взял мое лицо в ладони, — Посмотри на меня. Ты не глупая. Все будет, но в свое время. Иногда нужно просто остановиться и подумать. Ты здесь. И, возможно, это то, что тебе нужно сейчас. В данный момент.

Но что мне было нужно в данный момент? Я и сама толком не знала. Наверное, просто отдохнуть. А еще подумать. Сбежать от опостылевшей квартиры и не менее опостылевшей работы оказалось легко, но я понимала, что не могу прятаться вечно. Надо было что-то решать, предпринимать какие-то действия. Я знала, чего хочу, но не знала, как воплотить это в жизнь.

Агнесс и Ирвин предлагали мне пока пожить у них, но я отказалась. Удивления это не вызвало: по сравнению с Шердингом в Зальцбурге было больше «движухи», и это объяснение их удовлетворило, ибо в их понимании я была стопроцентной «американской девочкой», привыкшей к бешеному ритму города.

Хотя слово «бешеный», мягко говоря, не слишком подходило Зальцбургу, даже учитывая бесконечный наплыв туристов и толкотню на узких улицах. Впрочем, это вообще не имело никакого значения – главным для меня по-прежнему оставался Алекс. Я жила у него, и все соседи считали нас влюбленной парой. Одна пожилая дама из квартиры напротив и вовсе спросила, когда мы собираемся пожениться.

— Она уже полгода хочет меня сосватать, — засмеялся он, когда мы вышли из подъезда.

— И часто ты водишь сюда девушек? — я старалась говорить равнодушно, ведь мы условились не давать обещаний, но в голосе все равно прозвучала ревность. И Алекс это, конечно, заметил.

— Инге была пару раз, — честно ответил он.

Я понимала, что злиться не имеет смысла. В конце концов, и в моей жизни по-прежнему оставался Брайан. И занимал немалую ее часть.

— Она тебе нравится?

— Мы с ней в хороших отношениях.

— А про меня она в курсе? — я продолжала допытываться.

Как бы ни пыталась я это отрицать, мне было обидно. Не потому, что Алекс спит с кем-то еще – в конце концов, он здоровый мужчина с естественными потребностями, а потому что мне в принципе не нравилась сама Инге. Уж лучше бы Элиза или кто-то другой. Неважно кто, только не эта девица.

— Тебе интересно, сказал ли я ей, что встречаюсь с двоюродной сестрой? — Алекс остановился и посмотрел на меня. — Нет, не сказал. Но мы тоже ничего не обещали друг другу.

Меня дико покоробило от того, как Алекс произнес это «мы».

— Послушай, я всегда был честен с тобой, — он положил руки мне на плечи. — Да, я иногда вижусь с Инге и сплю с ней. Да, она мне нравится. А еще я люблю тебя. Но скажи, Тэсса, — он сощурился и посмотрел мне в глаза, — ты готова остаться здесь? Готова перевернуть все с ног на голову? Пойти против всех, даже самых близких?

Сколько раз я задавала себе этот вопрос! В определенный момент даже почти решила, что да, но в «час икс» пошла на попятную.

— Возможно. Если ты готов к этому.

Мы стояли на площади Резидент Плац – именно здесь я впервые подумала о том, как сильно хочу его поцеловать. Черт, как же не вовремя обрушились воспоминания.

— Что? — я видела, он хочет что-то сказать, но не решается. — Алекс! Не смотри так! Хочешь сказать – говори, даже если мне от этого будет больно.

— Боюсь, что мне от этого будет больно, — вздохнул он.

— А вот теперь ты меня пугаешь. Не тяни, говори. — От волнения и нетерпения я дернула его за руку.

— Один мой приятель работает помощником главного редактора в местной газете, — судя по севшему голосу, Алекс волновался не меньше. — Они сейчас как раз ищут журналиста с опытом, и…

Конечно, я поняла, к чему клонит, ровно как и то, чего боялся. Боялся, что я скажу «нет».

— Это… — я даже не знала, что сказать, — мне надо подумать.

На следующий день я встретилась с тем самым приятелем Алекса. В редакцию ехала в смешанных чувствах: слишком уж неожиданно свалилось предложение.

— Наш профиль: городская жизнь. Последние новости, события, происшествия. Золотых гор не обещаю, — честно признался редактор, — но в целом оплата достойная. И, конечно, все официально. Вы сказали, что были в Ираке? — он с интересом посмотрел на меня. — Расскажите поподробнее.

И я рассказала. По счастью, материал до сих плавал в сети, включая то злополучное видео со смертью Махади – редактор посмотрел его и остался доволен.

— Неплохо сделано для новичка, — похвалил он, — думаю, вы нам подходите. С оформлением документов, я уверен, проблем не возникнет. Но скажите, Тэсса, почему вы все-таки решились? В Америке больше перспектив.

— Так сложились обстоятельства. Я хочу все поменять. А чтобы построить новое, надо сперва сломать старое.

Редактор улыбнулся.

— Хороший ответ.

Мне так до конца и не верилось, что я действительно сделала это. Впрочем… то же самое я испытывала, когда ехала в Ирак. Идти ва-банк входило у меня в привычку. Родители, конечно, были в шоке, правда, после той самой командировки их мало что могло удивить.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — хмыкнул отец в телефонную трубку. — Может, оно и к лучшему, — вдохнул он. — Я-то боялся, что ты опять рванешь в горячую точку.

— Могу обнадежить лишь тем, что в ближайшее время этого не случится, — отшутилась я.

— Я думал, ты пошлешь меня к черту, — выдохнул Алекс.

Он крепко сжимал мою поясницу и тяжело дышал. Это было восхитительное зрелище – видеть, как он дрожит от удовольствия, закусывает губу и выгибается подо мной, нетерпеливо вскидывая бедра. Внизу живота пробежала сладкая и такая узнаваемая дрожь. Я замедлила ритм. Не так быстро. Сейчас он в моей власти.

— Так поступила бы твоя Инге, — я вцепилась ногтями в его плечи, и Алекс зашипел. То ли от боли, то ли от наслаждения. — А у меня другой стиль.

— Замолчи, — он приподнялся и поцеловал меня, хотя это больше походило на укус. — К черту Инге. К черту твоего Брайана, — Алекс намотал мои волосы на руку. — К черту весь мир. Только мы, — он потянул меня на себя, насаживая глубже. — Ты и я.

— Да, — выдохнула я ему в губы. Мышцы скрутило судорогой удовольствия. — Ты и я.

…Мы лежали в обнимку. Вспотевшие, разгоряченные. Комната утопала в темноте, только фонари тускло мерцали за окном. Их свет расчертил постель сине-белыми полосами. Из распахнутого настежь панорамного окна дуло приятным холодком и колыхались на ветру прозрачные занавески. Внизу жила в своем ритме площадь, но звуки не мешали –в сравнении с Нью-Йорком это можно было назвать спальным районом.

— Рано или поздно нам придется все рассказать, — Алекс поцеловал меня в плечо. — Лучше рано.

Странно, но меня это больше не пугало. Конечно, я знала, что будет скандал, даже не так – грандиозный скандал, и, вполне вероятно, Агнесс и Ирвин меня возненавидят, а мой отец… об этом вообще лучше не думать. И все же это не наша жизнь и наш выбор.

— Хорошо, — я покрепче прижалась к нему и ласково погладила по щеке. Он улыбнулся, как довольный жизнью кот. — Когда именно?

— Через две недели, — Алекс потянулся, взял с тумбочки стакан воды и жадно выпил.

— То есть, за три дня до юбилея твоей мамы? — тихонько хихикнула я. — Хороший же подарочек мы ей приготовим.

В течение следующих двух недель я бегала по инстанциям, собирала документы, которые ускоренно заказала из Америки, изучала условия трудового договора, знакомилась с будущими коллегами… За всеми заботами мысли о грядущем признании отошли на второй план, и потому я не особенно переживала – времени на нервотрепку попросту не оставалось. Но, чем ближе становился «час икс», тем сильнее росло внутреннее напряжение. Роковой день надвигался стремительно и неумолимо, как цунами, а мне оставалось лишь наблюдать за ним с берега и надеяться остаться в живых.

В пятницу вечером мы приехали в Шердинг. Дядя и тетя как и всегда встретили нас радушно и снова раз пять повторили то, как рады, что я решила остаться в Европе. Фанни же напряженно молчала. Она была на нашей стороне и переживала не меньше.

За ужином я едва улавливала суть беседы. Сердце стучало так, что отдавалось в ушах. Есть не хотелось совершенно. В какой-то момент Агнесс это заметила и спросила, все ли со мной в порядке, в ответ на что я торопливо пробормотала «ага» и, улыбнувшись в доказательство своих слов, попросила налить мне еще вина, хотя бокал мой был почти полон. Ситуацию выправила Фанни, сказав, что всему виной тревога из-за внезапного переезда – такое, в конце концов, кого хочешь выбьет из колеи. Агнесс поверила. Конечно, ведь тетя и понятия не имела, как искусно я могу врать, если этого требуют обстоятельства.

После ужина мы с Алексом ушли на балкон. Сгущались сумерки, и в закатном блеске указатель «Улица Америки» светился особенно ярко. Слева, за рядом тополей, прошумел поезд. Разговор было решено отложить на утро.

— Лучше мы им скажем, чем они сами узнают.

Алекс выглядел спокойным, но я-то видела – он волновался не меньше меня. Его выдавали пальцы, нервно перебирающие сигарету, которую он уже минут пять собирался прикурить. Наконец, он сломал ее пополам и точным броском отправил в пепельницу.

— И кто из нас начнет разговор? — я соврала бы себе, если б сказала, что в тот момент не хотела переложить на него ответственность.

— Я сам, — Алекс повернулся ко мне. — В конце концов, я живу с ними дольше, чем ты, — он немного неуклюже улыбнулся.

У меня сводило желудок, и потели ладони. Чем меньше времени оставалось времени, тем страшнее становилось.

— Им все равно, так или иначе, придется это принять, — продолжил он.

Ночью я никак не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок в попытках устроиться, но ничего не выходило: то подушка казалась слишком жесткой, то матрас слишком мягким… В конце концов у меня заболела шея, и я решила спуститься на кухню а заодно размяться. И как назло нос к носу столкнулась там с Агнесс.

— Почему не спишь? — заботливо спросила она.

— Волнуюсь, — честно ответила я, избегая ее взгляда.

Агнесс улыбнулась и ласково потрепала меня по плечу:

— Понятное дело. Но знаешь, иногда перемены даже к лучшему.

«Знала бы ты, в чем дело, убила бы меня на месте», мрачно подумала я. В этот момент в прихожей зазвонил телефон. Мы одновременно посмотрели на часы: половина четвертого. Лично меня ночные звонки всегда тревожили – ну кто станет звонить в такое время без веской причины? Кроме того, они ассоциировались у меня со смертью мамы: она умерла ночью в больнице, и звонок ее лечащего врача разбудил нас в два часа.

— Пойду, отвечу, — Агнесс, судя по ее лицу, тоже заволновалась.

Она вышла в коридор, а я осталась на кухне и напряженно вслушивалась в звуки.

— Да, привет, Майкл. Нет, не спим.

Я выдохнула с облегчением. Раз папа звонит сам, значит, с ним ничего не случилось. Правда, оставались еще Марси и Стивен. Я поднялась из-за стола и встала в дверном проеме.

— Тэсса? — уточнила Агнесс в трубку. — Да, сейчас позову. — Она повернулась ко мне и поманила жестом. — А что случилось? Ладно, ладно, она уже идет. — Тетя передала мне телефон. — Держи, папа хочет тебе что-то сказать.

Все еще чувствуя напряжение, я взяла у нее трубку.

— Да, пап? Привет! В чем дело?

Разница во времени составляла шесть часов, а, значит, в Нью-Йорке сейчас половина десятого. В принципе, совсем не поздно.

— Тут в общем такое дело, — папа закашлялся. — Мне только что звонила сестра Брайана. Он попал в аварию. Серьезную. — На том конце воцарилась тишина, а мое сердце рухнуло куда-то в район желудка. Ноги сделались ватными. — Очень серьезную, Тэсса.

Комментарий к Глава 22. Планы и их крушение

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 23. Реабилитация ==========

Конечно, я поехала. Не могла не поехать. Той же ночью выкупила билет, а к обеду следующего дня уже сидела в самолете. Алекс вызвался отвезти меня в аэропорт. По дороге мы почти не говорили, но я видела, что он не хотел меня отпускать. Но не осуждал и не пытался остановить.

— Ты все делаешь правильно, — сказал он, когда мы въезжали на парковку. — Я бы сам поступил так же.

— Я вернусь. Не знаю, как скоро, но вернусь.

Алекс проводил меня до терминала, дождался начала регистрации и крепко обнял уже на подходе к стойке. В тот момент я почувствовала, что мы прощаемся если не навсегда, то очень надолго. Не знаю почему, но это просто вспыхнуло в моей голове как тревожная красная лампочка.

— Мне жаль, что с ним такое случилось. — Я видела, Алекс говорил искренне.

— Знаю.

Женщина за стойкой нетерпеливо закашлялась, давая понять, что я задерживаю очередь. Пришла пора расстаться.

В самолете я не находила себе места. Отец ничего толком не сказал, кроме того, что с Брайаном все очень плохо. Я не знала даже, будет ли он жив, к моменту моего прибытия. А еще поняла вдруг, что Брайан значил для меня больше, чем я считала. Не просто кто-то из разряда друг-любовник-коллега – нет, все оказалось глубже. Я не любила его и уж точно не ставила в один ряд с Алексом, но и потерять тоже боялась. Не в плане того, что Брайан мог однажды исчезнуть из моей жизни, а в плане того, что его может просто не стать.

В Нью-Йорке меня встретила Марси, и мы сразу поехали в больницу. Как назло, угодили в несколько пробок и «поймали» все светофоры. Шел дождь, тяжелые капли стучали по стеклам, и их звук дико раздражал, как и радио, по которому шла какая-то дурацкая юмористическая передача, одна из тех, с придурочным и неестественным смехом за кадром. Минут через пятнадцать я не выдержала и злобно ткнула пальцем в кнопку, сломав при этом ноготь. Мачеха посмотрела на меня с пониманием и ничего не сказала.

Больницы я ненавидела всегда, а после смерти мамы особенно. С тех пор от одного только их запаха – смеси лекарств и моющих средств, на меня накатывала тошнота. Белые стены, белый свет флуоресцентных ламп: по задумке светлые оттенки должны успокаивать, но я видела в них тревогу и напряжение.

Мы поднялись на одиннадцатый этаж, в отделение интенсивной терапии. Над дверями зловеще горела красная лампочка.

— У вас десять минут, не больше, — предупредил доктор. — Состояние пациента тяжелое.

Я стиснула зубы и глубоко вдохнула. Пальцы рефлекторно сжались в кулаки. Надо было собраться с силами, и я приказала себе сделать это. В памяти снова ожило воспоминание, когда мы с отцом приехали в эту же самую больницу (будь она неладна), чтобы забрать мамино тело. Я мысленно отругала себя. Брайан жив и надо надеяться на лучшее.

Выглядел он ужасно. С правой стороны лица чернел огромный синяк, так что глаз почти не был виден; левую расчертили глубокие неровные порезы, судя по всему от осколков лобового стекла; голову охватывал бинт, а из горла и носа, как жуткий апофеоз, торчали какие-то трубки. Слева от кровати горел монитор, показывающий неровную линию пульса и цифры: сердечный ритм и давление.

— Политравма, — сказал врач. — Ему повезло, что он остался жив.

В саму палату меня не пустили, и я смотрела на Брайана сквозь начищенное до блеска стекло.

— И какие прогнозы? — я приложила к стеклу ладонь, не в силах оторвать взгляд от страшной картины.

— Жить будет. Ходить, возможно, тоже, но потребуется длительная реабилитация. К счастью, страховка ее покроет.

— А… сознание? Рассудок, я имею виду?.. — в горле у меня пересохло.

Когда я заканчивала школу, моя одноклассница попала в аварию, катаясь на мотоцикле с капитаном из бейсбольной команды. Парень погиб, а ее саму врачи буквально вытащили с того света. Вот только утешения от этого было немного: когда она, наконец, пришла в себя (если это можно так назвать), выяснилось, что из-за длительного отека, мозг почти полностью утратил свои функции. Она могла видеть, слышать и дышать, но не могла говорить и даже осознавать происходящее вокруг – только лежала на кровати и издавала какие-то хрипяще-воющие звуки. Жуткое зрелище.

— Мозг не пострадал к счастью. — Узел в груди немного ослаб, но в следующую секунду врач продолжил. — Меня беспокоит его позвоночник.

— Перелом? — Я сглотнула. Пить хотелось неимоверно.

— Трещина. Глубокая. Подобные травмы иногда приводят к частичной или полной парализации.

Я вспомнила друга Алекса. Того самого, который вылетел через лобовое стекло.

— И когда это будет ясно?

— Как только мы сможем отключить его от аппарата искусственной вентиляции.

Брайан находился в искусственной коме, ему кололи сильные обезболивающие, которые вызывали постоянный сон. Делалось это для того, чтобы организм не тратил ресурсы на подавление боли и бросил их на восстановление. Кроме того, в течение следующей недели ему сделали две операции. Все эти дни я фактически жила в больнице, спала на кушетке возле его постели – мне хотелось, чтобы открыв глаза, он увидел меня рядом. И на восьмой день это случилось.

Было около пяти утра, и я по привычке скрючилась на узкой кушетке, а медсестра заботливо укрыла меня тонким одеялом. Сквозь чуткую дрему я услышала слабую возню и разлепила глаза. После нескольких часов лежания в неудобной позе мышцы затекли, но стоило мне поймать рассеянный после наркоза взгляд Брайана, боль как рукой сняло. В долю секунды я оказалась возле его постели.

— Тэсса?.. — он слабо пошевелил растрескавшимися губами. — Это ты?..

— Ну, а кто же еще, глупый? — Я была готова поклясться, что не хотела плакать, но слезы полились как-то сами собой. — Ты здорово меня напугал.

Взгляд у него был расфокусированный, но осмысленный. На протяжении этих семи дней я жутко боялась, что медикаментозная кома может сказаться на мозговой деятельности – вычитала в интернете, хоть лечащий врач и не советовал мне этого делать.

— Больше не буду, — Брайан слабо улыбнулся.

Начался тяжелый и одновременно вселяющий надежду период. Врачи сделали ему еще одну операцию и через две недели Брайан смог встать на ноги. Ходить еще не получалось, да ему и не разрешали – разве что несколько шагов под руку с кем-то, но даже это можно было считать победой. Предстояла длительная и болезненная реабилитация.

По настоянию Брайана и родителей я вернулась домой, но каждый день приезжала в больницу и помогала, чем могла. Брайан фыркал, отнекивался, но было видно, что ему приятна моя забота.

— Я не хочу, чтобы ты водила меня в туалет и душ, — отпирался он. — Мне от этого некомфортно.

Отчасти я, конечно, понимала его, но уход за ним меня не напрягал и уж точно не был неприятен.

— Я хочу заботиться о тебе.

Мы сидели в больничном сквере у пруда. После целой череды дождей наконец выглянуло солнце, и я решила, что грех коротать день в четырех стенах. Спускаться во двор самостоятельно Брайану еще не разрешали, и пришлось вывозить его на коляске, а до этого полчаса уговаривать в нее сесть.

— Почему?

Вопрос поставил меня в тупик. Я боялась, что рано или поздно он задаст его, продумывала ответы, но в голову так ничего и не приходило. Я знала, что чувствую к нему, но не могла выразить это словами. Да уж, а еще журналист…

— Потому что я переживаю за тебя и очень благодарна. Ты не мне не чужой.

Брайан грустно улыбнулся. Конечно, он все понимал.

— Ты тоже дорога мне, Тэсса, — он крепко сжал мою руку.

Все это время я была на связи с Алексом. Он спрашивал о том, как идет реабилитация Брайана, рассказывал о происходящем дома и в Шердинге: Агнесс, наконец, купила машину, у Фанни появился «долгосрочный» бойфренд, и дядя Ирвин превратился в грозного папашу, Элиза и Виктор объявили о помолвке… А вот о нашем будущем мы почти не говорили. Вернее, не строили планов. Жизнь показала, что делать это чревато. Возможно, он ждал, что я позову его Нью-Йорк и, поначалу я так и собиралась сделать, но что-то остановило меня. Брайан только-только пошел на поправку, и я знала, что приезд Алекса расстроит его, а лишние переживания явно не пошли бы ему на пользу. Все снова застопорилось.

Я никогда не была суеверной, но мне все чаще казалось, что сама Вселенная возводит между нами стену и словно ограждает от ошибок. По ночам, лежа в постели, я много думала о том, правильно ли мы поступаем. И как бы все сложилось, если бы Брайан не попал в аварию. Где бы мы были сейчас и что бы происходило в наших семьях? Тогда, в Зальцбурге я была готова принять любые обстоятельства, броситься грудью на амбразуру, но теперь, размышляя на холодную голову, понимала, что нам бы пришлось столкнуться с гораздо бòльшими проблемами, нежели я предполагала. Принятое нами решение требовало не столько смелости, сколько детального расчета.

Через месяц Брайана, наконец, выписали домой. Он хотел как можно скорее вернуться в Тенесси и приступить к работе, но лечащий врач пресек это на корню, сказав, что для полноценного восстановления необходима длительная терапия и проходить ее лучше здесь, в Нью-Йорке.

Он снял двухкомнатную квартиру в Куинсборо, и на это время я решила переехать к нему. Ходил он все еще с трудом, но, хвала небесам, мог передвигаться без коляски. Кстати, о небесах… До аварии я не была религиозной, в церковь ходила в основном за компанию с родственниками и едва помнила наизусть «Отче Наш», но пока Брайан находился в больнице стала периодически захаживать в костел. Я не молилась, просто пастор оказался очень приятным человеком и вдобавок хорошим психологом. Мы много говорили и, когда я на эмоциях рассказала ему обо всем, что происходит в моей жизни, он, к великому моему удивлению, не набросился на меня с осуждениями, пугая вечными муками в преисподней, и сказал лишь, что мне надо «навести порядок в своей голове, а там уж и душа на место встанет».

Душа на тот момент у меня и в самом деле была где-то не на своем месте. Я по-прежнему сидела без работы, оставшиеся деньги таяли на глазах, и просить их у кого-то со стороны не хотелось. Зато я научилась экономить и обходиться без вещей, которые раньше казались жизненно необходимыми. Впрочем, все это отходило на второй план, и главным было вновь поставить Брайана на ноги. В прямом смысле.

Трижды в неделю я ездила с ним на физиотерапию, ждала после лечебных занятий и процедур и каждый день вытаскивала на прогулку. Маршрут был заурядным: дойти до сквера в конце квартала, сделать пару кругов по дорожкам у пруда и пешком вернуться в квартиру. Жизнь превратилась в день сурка, но меня подбадривала мысль о том, что рано или поздно это даст свои плоды. В итоге так оно и случилось, и «плоды» эти оказались даже больше, чем я предполагала.

В тот день мы гуляли дольше обычного – Брайан чувствовал себя хорошо, и дистанцию решено было растянуть. Через пару часов, изрядно вымотавшись, мы присели на скамейку.

— Не помешаем? — спросила я у мужчины, читавшего газету на этой самой скамейке.

В обеденный час в парке по обыкновению было полно народа, и свободных лавок не хватало.

— Ничуть, — он поднял голову, глядя на меня из-под дорогих темных очков. — Присаживайтесь. — Мужчина подвинулся.

Мы сели, и я достала из рюкзака термос с кофе. Сосед по скамейке вернулся к чтению, но то и дело бросал в нашу сторону короткие взгляды. Через несколько минут настойчивое внимание стало меня раздражать и, Брайана, судя по всему, тоже.

— Простите, мы знакомы? — спросил он, наконец.

Мужчина снял очки и улыбнулся. Глаза его при этом смотрели на меня, а Брайана он словно и не замечал.

— Вы ведь Тэсса Блумвуд?

— Да, — я немного растерялась. Лицо мужчины было мне незнакомо, а на визуальную память я никогда не жаловалась. — Откуда вы знаете меня?

— Лично не знаю, — он сложил газету и развернулся ко мне, — но я читал вашу статью о жизни на «Эль Комачи». — Незнакомец улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы, что на фоне загорелой кожи казались особенно белыми. — И, конечно, смотрел видеорепортаж. Собственно, благодаря ему я вас и запомнил. — Он протянул руку. — Я Майкл. Майкл Шеффилд, издатель.

Я улыбнулась и пожала ему ладонь. Кожа была мягкой и гладкой – совершенно очевидно, что с физическим трудом эти руки незнакомы.

— Я часто бываю здесь, — Шеффилд огляделся, — люблю это место. — Он снова посмотрел на меня. — И вас тоже вижу часто.

Под его взглядом я чувствовала себя не в своей тарелке. Шеффилд глядел дружелюбно, но с хитроватым прищуром и при этом оценивающе. Точно так же смотрел на меня Стефан – я удивилась, что вспомнила о нем спустя столько лет.

— Что ж, — я улыбнулась ему в ответ. — Приятно, что вы меня знаете.

Наблюдавший за нашей беседой Брайан, хмыкнул. Шеффилд удостоил его коротким равнодушным взглядом и снова обратился ко мне.

— Вы перспективный журналист, Тэсса.

— У меня были хорошие учителя, — я посмотрела на Брайана, и он улыбнулся краешками губ.

— А где сейчас обретаетесь? — Шеффилд достал из кармана пачку сигарет. — Надеюсь, у вас аллергии на сигаретный дым? — Он закурил, не дожидаясь ответа.

— Я сейчас в отпуске.

Шеффилд был хорош собой: стильный, ухоженный, в самом расцвете сил, но в то же время было в его облике нечто отталкивающе. Слишком уж лощеным он выглядел – как выставочный кот, которому можно заглянуть в рот и пальцем пересчитать все зубы.

— Творческий поиск? — в карих глазах блеснули лукавые огоньки.

— Отпуск, — повторила я.

Мне не хотелось заигрывать с ним и, тем более, рассказывать о реальном положении вещей. Но он видел меня насквозь.

— Что ж, — Шеффилд склонил голову набок и, по-прежнему игнорируя хмурый взгляд Брайана, протянул мне визитку, — возьмите это на случай, когда надумаете прервать свои каникулы. Я, думаю, мы сможем организовать плодотворное сотрудничество.

Визитку я взяла только из вежливости и собиралась выбросить ее в ближайшую урну, но потом передумала и сунула в карман.

— Ты знаешь его? — спросила я у Брайана, когда мы вернулись домой.

— Нет, — он бросил рюкзак на пол и, согнувшись, перевел дыхание. Долгие прогулки все еще давались ему с трудом. — Но, возможно, Гэвин знает. Если хочешь, я наведу справки.

— Он предложил мне работу, — я сидела на кушетке, рассматривая визитку. — Думаю, стоит сходить на собеседование.

Брайан хмыкнул и прошел на кухню.

— А еще все время пялился на твою грудь, — он включил кофемашину.

— Ревнуешь? — я подошла к нему.

— Немного, — ответил Брайан, не отрываясь от своего занятия. — Тебе каппучино или эспрессо?

Я видела, что насчет «немного» он явно преувеличил. Его выдавали жесты и мимика.

— Эспрессо. Без сахара. — Я облокотилась на стол. — Но мне нужна работа. Не хочу жить за твой счет.

Кофе был готов, и Брайан протянул мне чашку.

— А знаешь, — он задумчиво сощурился. — Мы с тобой похожи. Оба не любим принимать помощь со стороны. Но я принимал твою, пока ты ухаживала за мной.

— И я буду делать это дальше. Столько, сколько потребуется. — Меня вдруг охватила волна нежности, и я обняла его со спины. Уткнулась носом между лопаток, вдыхая запах пота вперемешку с дезодорантом. — Но это другое. Мне надо двигаться дальше, понимаешь? Я должна реализовать себя. Иначе все, что я делаю – пшик.

Брайан посмотрел на меня. Его взгляд выражал разочарование с нотками ревности.

— Ты знаешь, что Шеффилд попросит взамен.

— Да, знаю, — я кивнула.

Он вполне ясно дал это понять, и, собственно, в том не было чего-то удивительного – не в одном лишь шоу-бизнесе приходится раздвигать ноги, чтобы достичь желаемого.

Комментарий к Глава 23. Реабилитация

группа в контакте - https://vk.com/victoria_leighton

========== Глава 24. Выбор ==========

Я сама удивилась тому, как легко далось мне это решение. Удивилась и испугалась, потому как Тэсса Блумвуд была девочкой из хорошей семьи, Тэссу Блумвуд учили добиваться успеха честным трудом, заботясь о своей репутации и репутации своей семьи – и стоит ли говорить, что секс по расчету не вписывался в орбиту моих ценностей от слова «совсем»? Как выяснилось – до поры до времени. Согласившись на предложение Шеффилда я перестала быть той Тэссой.

Шеффилд не понравился мне с самой первой встречи в парке. За внешним лоском скрывалось гигантских размеров самодовольство и такое же честолюбие, впрочем, не мне было судить его за последнее – я и сама стремилась к тому же.

— Ты понимаешь, что одной только постели мне мало, — спросил он, когда мы встретились в ресторане отеля.

К свиданию я готовилась тщательно. Пожалуй, даже основательнее, чем к любому другому в своей жизни. Мне было нужно не просто возбудить Шеффилда, но и заинтересовать – заинтересовать не только, как женщина (в таком случае он мог бы найти себе хорошенькую дурочку), но и как журналист.

— Мне нужно, чтобы ты приносила мне деньги. Чтобы твои материалы разлетались, а имя узнавали. Понимаешь, о чем я? Чтобы ты делала что-то, что выделяло бы тебя из серой массы. — Он наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.

От него пахло виски, табаком и дорогим парфюмом с примесью пота. Я смотрела на его лицо, гадая, сколько инъекций ботокса он сделал за последний год, и гнала мысль, что продаю себя. Да пусть даже и так. Это не делает меня ни лучше, ни хуже. Это просто факт. Данность. Сделка, в конце концов. И теперь надо устроить все так, чтобы мои вложения не оказались напрасными.

Из ресторана мы поднялись в номер. Я думала об Алексе, родителях, и от всех тих мыслей хотелось напиться, но это бы все испортило. Мне была нужна ясная голова. Шеффилд пинком захлопнул дверь, сгреб меня в охапку и швырнул на кровать.

…Любовником он оказался посредственным, но хотя бы не извращенцем – признаться, я всерьез этого опасалась. Мне же пришлось постараться, чтобы не разочаровать его, и с этим я справилась на «отлично». Майкл остался доволен.

Потом мы лежали на полу, курили, допивая остатки шампанского, и разговаривали. Я понимала, что это тоже проверка. Майкл хотел знать, владею ли я словом так же хорошо, как и телом. Он собирался инвестировать в меня деньги и должен был получить гарантии.

— Когда ты сможешь отправить меня в командировку? — я затушила сигарету и, приподнявшись, взяла с тумбочки пустой фужер.

Майкл и не подумал поухаживать за мной: я немного растерялась, но лишь на пару мгновений, и налила себе самостоятельно.

— Что, прямо вот так сразу? — он повернулся набок и подпер голову ладонью.

— Ну, можешь устроить мне экзамен, если так сомневаешься, — фыркнула я и сделала большой глоток. В номере было душно, и в горле у меня пересохло. — Хочешь, напишу сочинение про Первую Мировую.

Майкл хрипло засмеялся.

— Рвешься в бой, детка? — он ущипнул меня за бедро, да так сильно, что я вскрикнула от боли, — это хорошо. В течение месяца что-нибудь придумаю.

Брайан не осуждал меня в открытую – в конце концов, мы даже не встречались, и прав а упреки у него не было, но я отчетливо видела недовольство и обиду в его глазах. А еще немного разочарования.

— Алекс, конечно, не в курсе, — из уст Брайана это прозвучало как утверждение.

Он стоял на балконе, смотрел на просыпающийся город, но я знала его слишком хорошо, и мне не составило труда понять, какие мысли бродят у него в голове.

Прошло уже три недели, как я связалась с Шеффилдом, наши встречи стали регулярными, но он по-прежнему ничего не говорил о командировке. Если бы я чуть хуже разбиралась в людях, подумала бы, что он использовал меня с одной целью, но Майкла в первую очередь интересовали деньги, а все остальное шло приятным дополнением. Как бонусные баллы не карту при покупке телевизора или дивана. Только в данном случае баллами был секс, а роль дивана отводилась мне.

— Конечно, нет, — я скинула красивые, но узкие, и оттого жутко неудобные туфли и забросила их в угол балкона. Какое счастье: встать горящими ногами на прохладный кафель и от души размять ступни. — И не скажу. — Я встала рядом с Брайаном, подставляя лицо свежему ветерку. — И не надо так на меня смотреть.

— Как именно? — он улыбнулся, но улыбка вышла грустной.

— Как старший брат на провинившуюся сестру, — не знаю почему, но именно эта ассоциация первой пришла мне на ум. — Я знаю, что поступаю мерзко, но это мой выбор.

— Дело не в мерзости. Ты сильно рискуешь, — Брайан по-прежнему смотрел вдаль. — Если Алекс узнает, он вряд ли простит тебя.

— Я вообще не понимаю, почему ты все еще здесь.

Как ни странно, но в большей степени я чувствовала себя виноватой перед Брайаном. Он уже тысячу раз мог бы послать меня подальше, и это было бы правильно, но оставался рядом. Терпел мои выкрутасы, слушал сначала про Алекса, а теперь еще и про то, как я сплю с Шеффилдом. Вот уж кому действительно следовало дать орден за мужество. Или за глупость. А я понимала, что попросту не заслуживаю такого мужчину.

***

Шеффилд сдержал слово – спустя месяц после начала наших отношений (хотя это слово вряд ли подходило к ситуации) он организовал для меня командировку в Ливию. В феврале две тысячи одиннадцатого там вспыхнула гражданская война: местные оппозиционеры, при поддержке западной коалиции, организовали переворот, свергнув действующего президента Муаммара Каддафи, тем самым положив начало пусть и недолгой, но одной из самых кровопролитных войн новейшей истории.

Сказать, что я рвалась туда – не сказать ничего. После двух лет просиживания штанов и выживания с цента на цент это стало для меня подарком судьбы. Конечно, я понимала, что чтобы получить его, должна выложиться на сто один процент, и потому вдвойне была преисполнена решимости.

Я не стала врать отцу и Марси относительно того, куда именно собираюсь, но на сей раз все прошло легче. Во всяком случае, лучше, чем я ожидала: никто не устраивал мне истерик со слезами и не пытался удержать дома. Наверное, именно в тот момент они окончательно смирились и приняли мой выбор.

…И вот я снова оказалась там, куда так давно хотела попасть. Странно звучит, не так ли? Городская девушка, мало приспособленная к жизни, и боящаяся ответственности, рвется туда, где жизнь может оборваться в любой момент. Но, может, в этом и кроется истинная причина? Когда не знаешь, что будет завтра, не знаешь, доживешь ли до вечера, все становится проще. Не нужно строить долгих планов, бояться потери работы или страховки – когда ходишь по краю, для тебя есть лишь здесь и сейчас.Вчерашний день ушел без возврата, а завтрашнего не существует. Я признавала, что отчасти это было продиктовано моей инфантильностью и нежеланием взрослеть, но даже не пыталась это отрицать.

С той первой командировки в Ирак прошло много времени, но оказавшись на военной базе близ Триполи, я поняла, что ничего не забыла. Не чувствовала себя растерянной или напуганной, не шугалась, когда мимо проходили загорелые, раздетые по пояс мужчины, и легко поддерживала грубоватые армейские шутки. Я была в своей стихии.

Материал решено было посвятить непосредственно военным действиям, пресыщенную публику уже не интересовала размеренная жизнь военных баз – люди хотели экшена, крови и драмы. И я собиралась дать их им.

В первый же день наша группа стала свидетелями стычки оппозиции и правительственных войск: увиденное мною в Ираке оказалось детским садом в сравнении с этим. База Алекса находилась в относительно мирной зоне, к тому же война в Ираке тогда шла на убыль – здесь же она развернулась во всей своей ужасной красе.

Мы с ребятами находились в двух километрах от места битвы, ближе было не подобраться, да я бы и сама не сунулась туда, хотя, конечно, читала о журналистах, лезущих в самое пекло. Их материалы разлетались, как пирожки, деньги лились рекой, вот только жизни были коротки.

В Триполи я провела месяц. За это время у меня накопилось достаточно материала: видео, фото, статьи… Шеффилд требовал выслать их немедленно, но я подозревала, что он задумал – опубликовать их под брендом своего издательства, где мое имя, как автора, значилось бы в самом конце и мелким шрифтом. Такой ход позволил бы ему порядком сэкономить на гонораре, но за эту командировку я заплатила собственным тело и собиралась отыграть вложенное.

Еще при заключении контракта я настояла, что материал будет выходить только по моему возвращению, или же, если я дам письменное согласие на его публикацию раньше срока. Шеффилду и его юристам это не понравилось, но я сказала, что согласна работать лишь на таких условиях. Оставалось только гадать, как он скрипел зубами, когда понял, что не сможет сэкономить на мне.

— Это выстрелит, — сказал Брайан, когда я отослала ему материал, а на следующий день позвонила по скайпу. — Будь я проклят, это выстрелит.

Двумя днями ранее мне удалось подобраться к зоне боевых действий на восемьсот метров. Земля сотрясалась от залпов орудий, пыль и песок кружили в воздухе, а стекла в фургоне угрожающе звенели. Я сидела за машиной, прижавшись спиной к дверце, и вела запись от первого лица.

— Нереально круто, — похвалил он и, немного помолчав, все добавил, — но ты ведь понимаешь, насколько это опасно? Уверена, что хочешь продолжать?

— Более чем.

Адреналин все еще кипел в моей крови, но главное – я понимала, что нашла свое. Вот это все: опасность, игры со смертью, хождение по краю… До трясущихся пальцев, до судорог в животе и пульсирующей в висках крови. Возможно, я ненормальная. Или адреналиновая наркоманка – кажется, в современной медицине такой диагноз официально существует. Ну и плевать.

В ту ночь я долго не могла заснуть, раздираемая противоречивыми чувствами: радостью, что снова оказалась в строю, и страхом, что, вероятно, схожу с ума. Ну, не может нормальный человек ловить кайф от ужаса и крови – а война, это всегда ужас и кровь. По-другому не бывает.

Я закрывала глаза и видела пыль от взрывающихся снарядов, разрушенные здания и трупы людей – военных и гражданских. Слышала грохот автоматных очередей, крики и брань на незнакомом языке, но знать его и не требовалось – язык страха и злобы понятен каждому.

Я снова и снова прокручивала в голове этот кошмар, но мне не было страшно. Что это? Черствость? Приобретенный цинизм? Или банальная жажда наживы, ведь я уже тогда примерно представляла, какую сумму отхвачу на собранном материале.

Я посмотрела на часы и, подсчитав разницу во времени, позвонила Алексу. Он даже не знал, где я находилась – в последнее время мы редко выходили на связь, и я знала, что было тому причиной. Шеффилд. Мне не хотелось врать Алексу, и я боялась, что стоит ему увидеть мое лицо на экране компьютера, как он все поймет. Но тогда, в пустом гостиничном номере я чувствовала острую потребность увидеть его, услышать голос. Я чувствовала себя растерянной, и мне было необходимо зацепиться за что-то родное. Прямо сейчас. Немедленно.

Он ответил почти сразу. В Зальцбурге было раннее утро, и мутный свет пробивался сквозь белые шторы за его спиной. Лицо тонуло в полумраке, но, угадывая любимые черты, я ощущала, как в груди разливается тепло.

— Доброе утро, — он зевнул, потирая глаза. — А я уж думал, ты совсем пропала, или замуж вышла, — Алекс улыбнулся.

— В таком случае, ты был бы первым, кого бы я пригласила на свадьбу. — Мой голос звучал весело, но внутри я ощущала себя хуже некуда. Даже радость от выигрышного материала убавилась, как минимум, вдвое. — Ни за что не угадаешь, откуда я звоню…

Мы проговорили долго, около часа. Сизый сумрак прятал мое лицо, и за его завесой мне было легче. Я понимала, что обманываю себя – нет ничего хорошего и нормального, когда чувствуешь желание спрятаться от близкого человека. Я же хотела сбежать и прижаться одновременно.

Но, мне кажется, он уже тогда догадался, что что-то происходит – Алекс, как ультразвуковой датчик чувствовал колебания моего настроения. Но он ничего не сказал в ту ночь. Я все боялась, что он спросит, как мне удалось забраться в «хлебное место» после почти годового затишья, но и этого не произошло. Мы отдалялись друг от друга. Медленно, почти незаметно, но неизбежно и неумолимо.

***

По возвращении в Нью-Йорк я не стала тянуть с публикацией материала, и «Шеффилд Компани» выпустил его уже через пару дней. Мы даже не стали особо монтировать его – дрожащая камера, «заваленный» горизонт и помехи придавали ту самую изюминку, эффект реальности, который теряется после профессиональной обработки. Но главное – я. И дело не в честолюбии – на тот момент женщин военкоров были единицы, а те, что были в основном писали статьи и делали фотографии, но в жанре «гонзо», когда автор является одновременно и участником событий, не работал никто. Я влезла в сугубо мужскую нишу, но именно это обстоятельство положило начало новому витку моей карьеры.

Уже через телефон в офисе Шеффилда разрывался от звонков, а некоторые, невесть как раздобывшие мой личный номер, связывались напрямую и пытались переманить к себе. Но я не собиралась нарушать условия контракта. Во всяком случае, сейчас, когда у меня еще не было ни связей, ни влияния. Кроме того, поначалу мне начисто снесло голову от успеха, но Шеффилд быстро спустил меня с небес на землю. Каким бы скользким типом он не был, но за это я впоследствии была ему благодарна – от радости я тогда немного «потеряла берега» и неизвестно, к чему бы это привело, не остановись я вовремя.

— Вот теперь я горжусь тобой по-настоящему, — Майкл собственнически похлопал меня по бедру и тут же резко развернул к фотографу. — Улыбнись, киса, нас снимают.

Щелкнула вспышка, потом еще одна, и журналист, подняв вверх большой палец, убежал снимать других именитых гостей.

В тот вечер мы были на вечеринке в «Хилтоне». Организатором выступили «Нью-Йорк Таймс», и мероприятие проходило с помпезностью. Пожалуй, даже излишней на мой взгляд, хотя откуда мне было знать, как принято в здешних кругах, если до этого меня и на пушечный выстрел на подпускали к таким вечеринкам.

Накануне Шеффилд привез мне роскошное нежно-розовое платье от «Гуччи», которое, разумеется, взял напрокат, ибо с самого начала заявил, что никаких дополнительных «плюшек» мне не дождаться, и не менее роскошный комплект украшений «Тиффани»: колье, серьги и браслет. К тому моменту я уже свыклась со своей ролью и особого смущения не испытывала – решила, что буду брать свое и получать удовольствие, пока есть возможность.

— Пойдем, выпьем чего-нибудь, — он повел меня к бару.

Идя за ним сквозь толпу, я старалась на мотать головой, как деревенщина. Или, во всяком случае, делать это не столь явно. Но Шеффилд все равно заметил и весело ухмыльнулся. Ему, определенно нравилось чувствовать себя королем, выведшим в свет очередную восторженную куртизанку.

Народу собралось много: все нарядные, богатые и избалованные жизнью. От пестроты нарядов и блеска драгоценностей рябило в глазах; а от смешения запахов дорогих духов, пота и табака сдавливало виски. Странно, но мне даже нравилось.

Мы подошли к стойке, и Шеффилд заказал две «Голубых Лагуны».

— Ты бы хотела, чтобы сейчас здесь был твой Флеминг? — хмыкнул он, делая глоток.

— А ты ревнуешь? — мне было жарко, в горле пересохло, но напиваться я не хотела.

— Мне нет решительно никакого дела до того, с кем ты трахаешься, детка, — отмахнулся он. — Делай, что хочешь, но на мероприятиях ты должна появляться со мной. — Он ткнул в меня пальцем. — Нас должны видеть вместе. Усекла?

— Более чем, — в ответ я похлопала его по крепко заднице. — Не волнуйся, милый, ты получишь свою минуту славы.

— Вот и славно, киса, — Шеффилд хлопнул меня по бедру.

Это был его любимый жест: собственнический, развязный. Так он показывал, что я принадлежу ему, и он имеет надо мной власть.

К счастью, через пару секунд его окликнул кто-то из знакомых, и он быстрым шагом направился в другой конец зала, оставив меня у бара. Темноту рассекали цветные вспышки прожекторов, играла музыка, шумели люди, и в помещении было невыносимо душно. Коктейль так и остался стоять едва надпитым, а я заказала холодной воды с лаймом.

— Запишите на счет Майкла Шеффилда. — Мне не было жаль полтора доллара, но раз уж он пользовался моим телом, я решила, что буду пользоваться его кошельком.

В сумочке зазвонил телефон. Алекс.

— Привет.

Я удивилась, ведь он почти никогда не звонил мне на мобильный – только по скайпу.

— Что у тебя там такое? — Алекс, конечно, услышал грохот музыки и гул голосов. — Ты на вечеринке?

— Да, — я посмотрела в противоположный конец зала. Шеффилд все еще разговаривал с каким-то мужчиной. — «Нью-Йорк Таймс» устраивают ежегодное мероприятие.

Я была так рада слышать его голос, но предпочла бы поговорить в другом месте. Например, на балконе. Да, точно, заодно и проветрюсь. Я уже собралась уходить, когда Майкл направился в мою сторону. Черт.

— Поздравляю, — я не видела лица Алекса, но была готова поклясться, что он улыбнулся. — Значит, теперь ты в высшей лиге?

— Ну, не то чтобы…

Шеффилд подошел и, схватив меня за талию, притянул к себе. Я даже не сомневалась, что он понял, с кем я разговариваю; и довольно ухмыльнулся.

— Жаль, ты рано уехала из Триполи.

До меня не сразу дошел смысл его слов – рука Майкла, бесцеремонно лапающая мой зад, несколько отвлекала.

— Ты снова подписал контракт?

— Он был подписан давно. Только предложений не поступало. В Зальцбурге со скуки повеситься можно. Но три дня назад мне позвонили из штаба и сказали, что я снова в строю.

Шеффилд, уже основательно напившийся, принялся целовать мою шею.

— Отстань, — шикнула я, убирая трубку от лица. — Не здесь. Иди лучше покури.

В ответ он лишь пьяно рассмеялся.

— Что там у тебя происходит? — спросил Алекс.

— Ничего, — я сердито посмотрела на Шеффилда. — Знаешь, я видела, что сейчас творится в Ливии. Это не так, как было в Ираке. Там все намного хуже.

— Мне не привыкать. Да и тебе, уверен, тоже.

Я вспомнила развороченные снарядами машины и изуродованные трупы людей. За время моего пребывания в Триполи, мы стали свидетелями гибели не меньше пятидесяти военных коалиции.

— Я не отговариваю тебя, просто предупреждаю. А еще переживаю.

— Знаю, — в его голосе прозвучала теплота, и точно такое же тепло разлилось у меня в груди. — Обещаю, что буду беречь себя.

Шеффилд допил второй по счету коктейль и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Мне надо идти. Перезвоню позже.

— Окей. Люблю тебя.

— И я тебя.

Я нажала «отбой» и убрала телефон в сумочку. На душе было гадко.

— Твой дружок? — Шеффилд тем временем заказал себе третий коктейль. Ну и слава Богу, может, напьется в стельку и спокойно проспит всю ночь.

— Это не твое дело. — Я взяла свою «Голубую Лагуну» и сделала большой глоток. — Хочу в новую командировку. Недели через три. Точную дату скажу позже. Сможешь устроить?

— Так ты путаешься с военным? — лениво поинтересовался он.

— Я задала вопрос. Ты можешь отправить меня в Триполи? Хотя, если тебе не нужны деньги… — я равнодушно пожала плечами. — Как знаешь.

С минуту он молчал и, наконец, громко хлопнул о стойку пустым стаканом.

— Ай, черт с тобой. Будет тебе командировка.

Комментарий к Глава 24. Выбор

группа в контакте - https://vk.com/victoria_leighton

========== Глава 25. Дурное предчувствие ==========

В Триполи я приехала уже через месяц. Еще до того, как шасси боинга оторвались от взлетной полосы, меня охватило внезапное и крайне неприятное ощущение, которое я бы скорее истолковала как предчувствие – предчувствие, что случится нечто плохое. Я никогда не была суеверной и посмеивалась над теми, кто придавал значение приметам, тайным знакам свыше и прочей ерунде, но суеверия и интуиция – разные вещи. Если первыми люди объясняют свои неудачи (ведь куда легче списать все на неконтролируемую злую силу), то второе – шпаргалка от мозга, внутренний компас. Главное – научиться им пользоваться.

В самолете я попросила принести мне виски. Так или иначе, отступать было поздно (не разворачивать же обратно лайнер, взяв в заложники экипаж?), и я списывала все на обычную тревогу. Конечно, может случиться «что-то плохое», ведь там, куда я лечу, идет война. Меня могут убить, изнасиловать, продать в рабство – да что угодно может произойти! В общем-то такие мысли посещали меня и в два других раза, но тогда интуиция молчала.

Чтобы отвлечься, я закрыла глаза и представила Алекса: его глаза, улыбку, сильные руки и голос, который всегда вселял в меня спокойствие. Лучшая тактика защиты от стресса – предпочтение одной мысли другой. Поначалу это трудно, но со временем вырабатывается навык, и я овладела им в достаточной мере. Я вспоминала, как мы ночевали под открытым небом близ Эль-Комачи, удирали от полиции в Праге и брели через казавшееся бесконечным кукурузное поле где-то между Зальцбургом и Шердингом. Память уносила меня все дальше, туда, где мы были совсем другими, и между нами не стояла ни война, ни Инге, ни Шеффилд. Нам было сложно, мы многого не знали и не понимали, двигались наощупь, но, черт возьми, как же мы были свободны и счастливы!

В Триполи меня встретил посыльный с базы. Он, слава Богу, не имел никакого отношения к Шеффилду, и не был «человеком из его команды», как любил выражаться Майкл. Это меня воодушевило – поездка оказалась бы куда менее приятной, пройди она в обществе шеффилдовской шестерки, тем более, что он и так отправил со мной оператора, чем вызвал мое бурное негодование, но, конечно, не обратил на него внимания.

База Алекса находилась примерно в двух часах езды от аэропорта, и путь наш пролегал через несколько разрушенных городов. Еще недавно на их улицах кипела жизнь, а теперь здесь царила тишина – мертвая и звенящая. Формально они считались зачищенными от боевиков-исламистов, но в действительности это означало, что военные попросту уничтожили всех. Конечно, в новостях о подобном не говорят: рядовой обыватель видит идиллически вылизанную героическую картинку, где доблестные сыны Америки бесстрашно сражаются с террористами во имя мирового добра. Нет, террористы здесь, конечно, имелись, и немало, но коалиция в своем стремлении показать миру несокрушимость союза «великих держав», допускала процент «случайных и прискорбных, но неизбежных жертв», полагая, что маленькое зло оправдывает большое добро. Но главную роль, конечно, играли деньги. Война – доходный бизнес, и лучшее тому доказательство – огромное количество частных военных компаний, учрежденных предприимчивыми бизнесменами. Американскому правительству было очень удобно сотрудничать с ними, ведь в случае проявления необоснованной жестокости, что на войне является делом обычным, Пентагон легко может откреститься.

В одной из таких компаний служил и Алекс. Он, правда, уверял меня, что руководство неукоснительно блюдет законы, но я знала, как филигранно организаторы подобных компаний умеют их обходить. Впрочем, я не осуждала его – каждый выкручивается, как может, да и мне ли вешать ярлыки?

До базы мы, к счастью, добрались без приключений. Она почти не отличалась от тех двух, где я была прежде: заграждение, увешанное по периметру камерами и инфракрасными датчиками движения; двухэтажные казармы из песчаника, выбеленные беспощадным африканским солнцем и множество мелких построек разного назначения. По углам территории вздымались наблюдательные вышки, где дежурные на которых сменяли друг друга каждые три часа.

Мы направились к казармам. С каждым шагом мое волнение усиливалось в геометрической прогрессии, сердце отчаянно колотилось, а в горле пересохло. Я чувствовала себя как тогда, когда в первый раз приехала на «Эль Комачи» без приглашения. Казалось бы, ну чего бояться теперь? Алекс знает о моем приезде, мы обо всем договорились, но почему тогда на душе так нехорошо и тревожно?

Мы зашли внутрь. Вокруг было полно людей, все были заняты своими делами, и никто не обращал на нас внимания.

— У нас здесь часто журналисты бывают, — сказал мой провожатый, — а о вас я, кстати, слышал, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — И статьи у вас классные. Повезло Алексу с сестрой.

Я улыбнулась в ответ, дежурно поблагодарила, мне не было никакого дела до его похвалы. Он неумело заигрывал со мной, и это больше раздражало, чем льстило.

Сбоку открылись двери, и вышел Алекс.

— Тэсса! — он тотчас увидел меня и махнул рукой. — Привет!

Я подошла к нему, и мы обнялись. От Алекса пахло пòтом, песком и кофе.

— Как долетела? Пойдем, провожу тебя в твою комнату, ты, наверняка, устала с дороги.

Мне тоже не особо нравилось торчать посреди вестибюля, на глазах у всех и кроме того… Я бросила короткий взгляд на его правую руку, где теперь блестело обручальное кольцо. Это прозвучит дико, но в тот момент я не испытала ни шока, ни злости, ни каких-либо других сильных чувств. Наверное, это конец всего, подумала я. Конец эпохи. Конец нас. А, может, начало чего-то нового.

Мы зашли в отведенную мне комнату, Алекс закрыл дверь, и на несколько секунд повисла тишина.

— Поздравляю, — я снова посмотрела на его руку, пытаясь ощутить ярость или обиду, выдавливая их сиз себя, как остатки зубной пасты из тюбика, но не чувствовала ничего.

— Спасибо, — Алекс был явно удивлен, и это обстоятельство вдруг показалось мне крайне забавным. — Надо было сказать тебе раньше. Но, понимаешь, все так внезапно случилось… Инге забеременела, а она христианка, и ни за что не стала бы делать аборт. Так что у меня не было выбора.

— Выбор есть всегда, — я пожала плечами и подошла к окну. Солнце садилось, и над пустыней раскинулся кровавый закат. — Ты сделал свой.

Я повернулась к нему. Алекс стоял посреди комнаты и смотрел на меня – растерянный, виноватый. Наверное, он ждал, что я устрою скандал и, пожалуй, даже хотел этого: так ему было бы проще, потому что именно к этому он готовился и подбирал слова, пытаясь предугадать мои.

— Я думал, тебя это взбесит.

— Я тоже так думала.

Единственное, что действительно раздражало и вгоняло в недоумение – почему Инге? Я напрягла память, восстанавливая ее лицо. Круглое, с бесцветными ресницами и бровями, блекло-серые глаза и не слишком хорошая кожа. У Алекса, определенно, дурной вкус.

— Одного не пойму: как тебя угораздило?

Алекс закашлялся. Достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

— Она сказала, что пару раз забыла выпить противозачаточные.

Я не удержала смешок. Может, при рождении Инге и пропустила очередь за внешностью, но зато пристроилась туда, где раздавали мозги.

— Я не хотел жениться на ней и сейчас не хочу, но еще больше я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца.

Об этом твердила мне интуиция? Этого я подсознательно боялась? Прислушавшись к внутренним ощущениям, я поняла, что с момента взлета мало что изменилось. Только теперь к предчувствию прибавилось недоумение: я смотрела на Алекса и не могла понять, чем все таки зацепила его эта бесцветная, простая, как ситцевые трусы, девица.

— Тебе не стоит оправдываться.

Обычно такое спокойствие сопровождается ощущением нереальности, по крайней мере, в книгах и фильмах герои чувствуют себя именно так, но со мной ничего подобного не происходило. Я воспринимала действительность ясно, как никогда.

Алекс вздохнул и опустился на кровать. Пружины жалобно скрипнули.

— Черт… — он потер лоб, — должен сказать, я представлял это иначе.

— Тебе жаль, что я не устроила сцену?

— Немного, — честно признался он и посмотрел на меня снизу вверх.

— У меня сейчас такое странное ощущение, — я села рядом, — как будто мы пришли к тому, к чему должны были. Понимаешь, о чем я?

Ни Шеффилд, ни Инге на самом деле не были причиной. И даже не наша семья. Причиной были мы. Никто из нас не был готов пожертвовать комфортом, променять устоявшуюся жизнь на новую и неопределенную. Но при этом мы не были трусами и легко выходили из зоны комфорта. Ровно, как Алекс, очертя голову, бросился в омут войны, я с легкостью последовала туда же. Но не за ним – за своей целью. Мы не боялись плыть против течения, но лишь в том случае, если на том берегу было то, что нам нужно. Эта, казалось бы, прописная истина ударила меня словно молния: мы никогда не любили друг друга. Между нами было притяжение, нас подстегивала сама идея запретности наших отношений, мы были нежны друг с другом, но… это не было той любовью, ради которой сворачивают горы и разрушают стены.

— И все же я рад, что ты здесь, — Алекс накрыл мою руку своей.

И все же, я соврала бы себе, сказав, что отпустить его оказалось легко. За эти несколько лет Алекс стал важной частью моей жизни, и признать, что теперь он принадлежит кому-то другому… Я злилась, но не потому, что он захотел построить нормальные отношения, нет, меня бесило то, что это оказалась Инге.

Оставшись одна, я встала перед зеркалом и долго вглядывалась в отражение, пытаясь понять, в чем эта бледная квашня оказалась лучше. О, нет, я не считала себя фееричной красавицей, но объективно понимала, что Инге проигрывает мне. «Но она хотя бы не спит с мужиками ради карьеры», услужливо напомнил внутренний голос.

Поздним вечером мы сидели на балконе административного здания и пили вино. Алекс опять умудрился проявить чудеса находчивости и раздобыл коллекционную бутылку «Шато Бриньон», и я даже не стала спрашивать, во сколько и как ему это обошлось.

— Выходит, это прощальный ужин? — Алекс крепко затянулся сигаретой и выдохнул дым в ночное небо.

— Боюсь даже предположить. Обычно, когда так говорят, то ни о каком конце речи не идет.

— А сам-то о чем думал? Ты собирался порвать со мной, не так ли?

— Не знаю, — Алекс крутил сигарету в пальцах и задумчиво наблюдал, как она медленно тлеет. — И да, и нет. Вряд ли бы у нас получилось что-то серьезное, но я не уверен, что хочу отпустить тебя.

— Это эгоизм. У меня так же, на самом деле. Мне не нравится Инге, и меня бесит, что ты выбрал ее. Кстати, когда у вас была свадьба?

— Два месяца назад. Прямо перед моим отъездом. Она еще не хотела меня отпускать.

Я вспомнила ту истерику, которую закатила ему в Праге. Интересно, эта бессловесная курица поступила так же? Но спрашивать я не стала.

«Прощальный ужин» в тот вечер закончился прощальной ночью, хоть и было понятно, что ни о каком прощании речи не идет. Мы просто совершили еще одну глупость, продолжая ломать дрова и загоняя себя все дальше в тупик. Но, засыпая в его объятиях и прижимаясь обнаженным телом к его телу, я не думала об этом. Мне просто было хорошо. Впервые за долгое время.

Через три дня мы поехали «в поля». Мне уже не терпелось заняться делом, мысли одолевали, заполняли голову, вытесняя все остальное, и я знала, что лучший способ избавиться от этого мерзкого ощущения – занять себя делом. И не просто делом, а таким, чтобы кровь стучала в висках, а сердце выпрыгивало из груди; чтобы мышцы напрягались, как гитарные струны, а все мысли и чувства сосредотачивались на одном – не облажаться. Кажется, такое состояние называют адреналиновой наркоманией. За пару недель до отъезда Джесс потащила меня в кино на «Повелителя Бури», в основном, конечно, из-за красавчика Джереми Реннера, но уже минут через двадцать мы обе втянулись в сюжет. Чокнутый герой Реннера, сапер-подрывник, работающий в Ираке, получал чистый, незамутненный кайф, играя со смертью, и на протяжении всего фильма я видела в нем Алекса.

— Сегодня вряд ли будет что-то интересное. Последние дни у нас тут тишь, да гладь, — предупредил Алекс.

Мы ехали в бронированном «Хаммере», таком грязном, что из-за налипшего на него песка он казался серым, а не черным. В салоне тоже кружились песок и пыль, хоть двери и были наглухо заблокированы, а окна закрыты. Алекс сидел за рулем, напряженно всматривался в дорогу, а я смотрела на Алекса.

Можно дать себе тысячу обещаний, принести тысячу клятв разорвать эти никуда не ведущие отношения, но я понимала, что на практике это трудно осуществимо. Я была готова смириться, что рядом с ним будет Инге, но не была готова отдать его ей безраздельно. Это звучало эгоистично и напоминало капризное топанье ножкой обиженного ребенка, не желающего расставаться с любимой игрушкой, но мне казалось, что я имею на него больше прав. Подсознательно я уже давно примирилась с тем, что однажды Алекс найдет себе кого-нибудь, но отпускать его не хотела. Да и он не особо стремился хранить верность новоиспеченной фрау Уолш.

— Жаль, что я пропустила все самое интересное.

В принципе Шеффилд и не требовал от меня хроники «крови и кишок», тем более, он знал, что я и без этого могу сделать качественный материал.

— Останови здесь, если можно, — попросила я. — Отличный фон. То, что нужно для хорошего кадра.

На заднем плане раскинулось выжженное солнцем и артобстрелами поле, а у линии горизонта виднелись крыши очередного безымянного поселка.

Мы вышли из машины и огляделись. Ослепительно-голубое, без единого облачка небо висело так низко, что казалось – подними руку и царапнешь его ногтями. В раскаленном воздухе дрожало марево, и стояла почти абсолютная тишина, только издалека доносились звуки автострады.

— Супер, — оператор поднял вверх большой палец.

Два предыдущих раза я ездила одна и прекрасно справлялась, но Шеффилду хотелось, чтобы на этот раз все было, как он выражался «чики-пики» и потому отправил со мной оператора.

— Встань чуть левее, — отдавал он распоряжение, — левее, левее… солнце прямо в объектив же! Весь вид портит.

Терпение таяло в геометрической прогрессии. Мало того, что этот павлин оказался дилетантом, я знала, что съемка от первого лица была бы на порядок круче, эффект присутствия всегда выигрышный ход.

Алекс наблюдал за этим цирком, стоя в сторонке, курил и тихонько усмехался.

— Раз! Два! Три! Мотор! — оператор крикнул это с таким видом, словно мы находились, как минимум, на голливудской киностудии.

—…С вами Тэсса Блумвуд, и сейчас наша команда находится в сорока милях от военной базы НАТО…

Я чувствовала себя воспитанницей детского сада, рассказывающей стишок, стоя на табуретке. Это был совсем не тот стиль, к которому я привыкла, и в котором мне было комфортно работать. Зазубренный накануне текст, написанный НЕ МНОЙ, а копирайтерами Шеффилда, безупречно отскакивал от зубов, но в нем не было жизни, не было искры, и главное – правды. Только фальшь и дешевая наигранность.

От жары кружилась голова, в горле пересохло, а по спине градом катился пот. Я чувствовала, что еще немного, и взорвусь, как одна из тех бомб, которые обезвреживал герой Реннера. Меня бесило все и вся. И ехидная улыбка Алекса в том числе. Вокруг был бесконечный простор, но мне казалось, что я клетке. Не развернуться, не выпрямить спину. И эта клетка продолжала уменьшаться.

Мне хотелось заорать, послать в пешее эротическое оператора-неумеху, а вместе с ним Шеффилда, и чтобы последний захватил с собой Инге, но губы и язык в это время произносили предписанный текст. Все вокруг было картонным и насквозь фальшивым, как неумело нарисованная картинка, одна из тех, что продаются по два доллара за штуку в газетных киосках метро.

—…Еще несколько дней назад здесь шли ожесточенные бои, но теперь, благодаря солдатам коалиции, эта зона полностью очищена от боевиков.

Я с самого начала не претендовала на лавры журналиста-разоблачителя, не лезла в политику, но и не целовала задницу американскому правительству, чем с упоением занимался сейчас Шеффилд. Его компания получала дотации от Пентагона, и Майклу было выгодно дружить с ними. Истинное положение дел волновало его в последнюю очередь, он хотел получить то, что порадовало бы его высокопоставленных друзей. Шеффилд, при всей своей крутизне, был самым обычным лизоблюдом, а я, раз уж связалась с ним, априори подписалась подыгрывать.

— Да, детка! Да! Это суперкласс!

Оператор разве что из штанов не выпрыгивал, но в своих неуклюжих попытках выглядеть круто, напоминал жалкого клоуна из провинциального цирка, но уж никак не мачо-профессионала. Да, точно. Цирка. Именно это слово вертелось в голове, пока я старательно играла на камеру.

Материал мы отсняли быстро. Время близилось к полудню – самому пику жары, и оставаться на солнцепеке было не только некомфортно, но и опасно. Напарник Алекса погнал нас к машине, но оператор раскапризничался, сказал, что проголодался и начал уговаривать парней зарулить в какое-нибудь кафе.

— На базе, конечно, мишленовский ресторан, но ты уверен, что хочешь есть непонятно что сомнительного происхождения? — я сказала это с большей язвительностью, чем собиралась, но угрызений совести не испытала.

Тем более, Алекс говорил, что здесь ничего не стоит отравиться: за соблюдением санитарных норм никто не следил, а качество продуктов, даже если они были свежие (что из-за вызванного войной дефицита случалось нечасто) оставляло желать лучшего.

— Я хочу попробовать местную кухню, — упрямо заявил оператор.

Мой собственный желудок крутило от голода не меньше, но, в отличие оператора, мысль о захудалом кафе заставляла нутро сжиматься еще сильнее.

— Ладно, — нехотя согласился Алекс и посмотрел на меня, — а мы с тобой выпьем кофе, я знаю место, где его варят обалденно.

Кафешка, о которой он говорил, находилась в тот самом городке, крыши которого мы видели на горизонте. Это была типичная восточная кофейня, вроде тех, что показывают в передачах о путешествиях на Discovery: одноэтажное здание из белого песчаника, с незастекленными окнами, которые на ночь закрывались вычурными деревянными ставнями, а сейчас распахнутыми настежь. Внутри находились несколько низеньких столов из баобабового дерева, а рядом лежали домотканые цветные коврики, заменявшие сиденья. Внутри пахло свежесваренным кофе, пряностями и горячей сдобой. Желудок благосклонно заурчал. Пожалуй, можно и в самом деле перекусить.

В кафе царил мягкий полумрак, от каменных стен веяло блаженной прохладой, и к моменту, когда пожилой араб принес нам кофе в пузатых глиняных кружках, я почти влюбилась в это место.

— Кальян? — Алекс обвел глазами нас троих, задержавшись на мне.

Мое отношение к табаку было равнодушным, но одно дело вонючие сигареты, от которых сушит во рту, и совсем другое – добрые восточные традиции.

— Охотно.

…Сизый дымок кальяна поднимался к потолку, растекался и таял в темном пространстве кофейни. Сладкий вкус сливового табака смешивался с терпким кофе и яблочно-коричной начинкой хрустящей булки. Голод и напряжение ушли, уступив место сытой истоме. Я чувствовала себя почти счастливо.

— Так как ты попала на новую работу? — спросил наконец Алекс.

Он полулежал на коврике, расслабленно оперевшись на правую руку, и в полумраке казался мне еще более привлекательным. И, черт, теперь он был чужим мужем.

— Хочешь жить – умей вертеться.

Я решила, что не стоит говорить ему о Шеффилде. Во-первых, это уже не имело никакого значения, а во-вторых, мне не хотелось лишний раз вспоминать про оставшегося в Штатах любовника.

— И как его зовут?

Я в очередной раз мысленно прокляла догадливость Алекса. Вообще-то мне всегда нравились умные мужчины, а мозг я считала главной эрогенной зоной, но порой проницательность доставляет больше проблем, чем удовольствия.

— Тебе так важно это знать? Я ведь не спрашиваю, как вы с Инге собираетесь назвать своего ребенка.

— Тэсса, — неожиданно сказал он. — Перед командировкой она ходила на УЗИ, и мы узнали, что у нас будет девочка.

Я выдохнула дым и рассмеялась. Бедняжка Инге. Наверняка эта наивная овца пришла в умилительный восторг, когда услышала, что Алекс хочет назвать дочь в честь любимой кузины.

— Не кажется ли тебе, что это издевательство?

Под издевательством я имела в виду Инге. Несмотря на мою неприязнь к этой девице, мне вдруг стало ее жаль. Она знала, что у нас роман, но была согласна терпеть это. Я задумалась, представив себя на ее месте, и пришла к выводу, что уж точно не стала бы мириться с таким унизительным положением.

— Да, но я, как ты знаешь, не самый хороший человек.

Я могла бы поспорить с этим, потому что Алекс был одним из лучших людей, которые встретились в моей жизни. Так же, как и Брайан. Интересно, за какие заслуги судьба так благосклонна ко мне? Наверное, в прошлой жизни я сделала что-то очень хорошее.

— Так все, народ, нам пора. — Напарник Алекса, который в это время курил с оператором на входе, вернулся к столику. — Мы и так слишком задержались. Теперь командир с нас шкуру сдерет.

— Твоя будет хорошо смотреться на стене его кабинета, — усмехнулся Алекс, вставая и оправляя брюки.

Мы расплатились, вышли из кафе и направились к припаркованному «Хаммеру». Алекс поигрывал ключами, но в движениях проскальзывало напряжение. Было видно, что наш разговор все-таки задел его за живое.

— Садись, — он открыл мне дверь пассажирского сиденья.

Я послушно забралась в кресло и достала из внутреннего кармана расстегнутой рубашки наушники, которые как всегда завязались в гордиев узел. Ну, кто бы сомневался. Пробормотав под нос скомканное ругательство, принялась распутывать их. Хорошая музыка – лучший способ отвлечь себя на какое-то время. Оператор тем временем сел сзади, Алекс вставил ключ в зажигание, а его напарник докуривал вторую сигарету подряд.

— Так. Отбой, — донеслось с улицы.

Алекс высунул голову из окна и посмотрел назад. Я тоже выглянула, но увидела лишь стоящего у багажника напарника.

— Всем выйти из машины, — скомандовал Алекс. — Живо.

Я слишком хорошо знала, что это могло означать, а потому повторять ему не потребовалось. Оператор, несмотря на явную нехватку ума, тоже сообразил и спешно выпрыгнул наружу.

— Отойди! — Алекс махнул рукой. — Зайди в кафе. И этого клоуна с собой захвати.

Оператор понял, что последнее относилось к нему, и уже открыл рот, чтобы возмутиться, когда прогремел взрыв.

Комментарий к Глава 25. Дурное предчувствие

группа в контакте - https://vk.com/victoria_leighton

========== Глава 26. Послесловие ==========

Последнее, что отпечаталось в памяти: облако пыли, взмывшее в небо; грохот… и темнота. «Алекс», мелькнуло в голове за миг до того, как бездна поглотила меня.

— Мисс Блумвуд, — позвали откуда-то со стороны.

Сознание возвращалось медленно. Я слышала незнакомый голос, но не могла ни пошевелиться, ни ответить. Понимала, что лежу на чем-то мягком и гладком, но не чувствовала собственного тела.

— Мисс Тэсса Блумвуд, — голос прозвучал ближе и громче. — Вы слышите меня?

Веки налились свинцом, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы разлепить их. Белый свет ударил по глазам, почему-то отозвавшись болью в ушах.

— Сколько пальцев вы видите?

Вместо пальцев я видела лицо незнакомого мужчины в медицинской маске. С трудом повернула голову.

— Три, — я не узнала собственный голос.

— Умница. — По морщинкам вокруг карих глаз я поняла, что он улыбнулся.

Сознание возвращалось медленно, обрывками: дурацкий репортаж, кафе, автомобиль. Алекс. Черт его знает, откуда взялись силы, но меня будто током прошило.

— Где он?! — я вскочила, и тело тотчас отозвалось болью. — Где Алекс Уолш?!

Мужчина в маске бережно уложил меня обратно.

— Тише, тише… — ласково сказал он, будто успокаивал внезапно проснувшегося от кошмара и испуганного ребенка, — вам нужно отдохнуть.

— Со мной все хорошо.

На самом деле я, конечно, понятия не имела, насколько сильно пострадала и на месте ли все мои конечности. Хотя, если учесть, боль, то, очевидно, все же на месте.

— Где Алекс Блумвуд? — повторила я, и в животе завязался тугой узел.

Секунды тянулись издевательски медленно, а внутри меня все замерло от ужаса. Он же не?.. От одной только мысли сердце сделало кульбит и ухнуло куда-то в район желудка.

— Он жив.

Я рухнула обратно на подушку, чувствуя, как ужас, сковавший нутро, отпускает. Возможно, радоваться рано, Алекс мог получить серьезные ранения, мог быть в коме, и Бог знает, что еще, но… он жив. Жив. Жив. Это слово стучало в висках, пульсировало вместе с венами на запястьях и наполняло легкие воздухом.

— Насколько все плохо? — я снова села, просто потому, что не могла оставаться в одном положении. Мне было нужно его увидеть.

— Достаточно серьезно. Множественные осколочные ранения, но угрозы для жизни нет.

Слова врача не успокоили и ни о чем не говорили. После двух командировок я знала, что может скрываться за подобными формулировками. Когда Майкл впервые отправил меня в Сирию, я побывала в военном госпитале и сделала несколько фотографий. На них повесили ярлык «шок-контент», и ребята из команды решили, что не стоит испытывать на прочность психику рядового читателя, выставляя напоказ оторванные конечности и изуродованные осколками тела и лица.

— Насколько. Все. Плохо? — повторила я.

Надо было отдать должное врачу за его терпение: он не рассердился, не попытался осадить меня или уйти от разговора, хотя, в общем-то имел на это полное право.

— Полагаю, со временем он сможет восстановиться. Но прогнозы делать рано, мисс Блумвуд. Это война, и вы сами все понимаете.

— Я могу увидеть его?

Доктор вздохнул.

— Хорошо.

Идя за ним по коридору, я готовила себя к худшему, но надеялась на лучшее, как любила говаривать Марси. Руки тряслись, живот крутило, а к горлу подкатывала тошнота. Не последнюю роль в этом, конечно, сыграли и мои собственные травмы: от доктора Моррисона я узнала, что заработала сотрясение и ушиб грудной клетки, но физическая боль была, скорее, фоновой и отступала перед внутренним напряжением. «Успокойся, Тэсса. Просто успокойся. Твоя истерика не принесет сейчас никакой пользы». Я повторяла это как мантру, мысленно проговаривая каждое слово. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Свет в палате не горел. Единственное освещение – тусклое сине-зеленое мерцание кардиомонитора. Замедленный пульс и повышенное давление. Лицо – опухшее, расчерченное багровыми полосами, а левая сторона – один сплошной синяк.

Мне доводилось видеть травмы и похуже, но то были незнакомые люди, а сейчас передо мной лежал Алекс. Мой Алекс. Мой двоюродный брат. Мой любовник. Человек, которому я, сама того не желая, принесла незаслуженно много боли, и который, несмотря ни на что, любил меня.

— Он в коме?

— Он спит. Я вас с ним оставлю, но у вас десять минут, не больше.

Я пододвинула к кровати табурет, села, и мышцы снова отозвались болью. Плевать. Тихо пищали приборы, шумел ветер в кронах пальм за окном. Тикали часы. Я осторожно коснулась его забинтованной руки. Кипельно-белая ткань на фоне загорелой кожи смотрелась особенно ярко и пугающе.

Итак, то, чего я боялась с того самого дня, когда Алекс сказал мне, что уезжает на Ближний Восток, случилось. Быть может, недаром говорят, что мы притягиваем беду своими мыслями? Интересно, Ирвин и Агнесс уже в курсе? И что там с остальными ребятами? До этого момента все мои мысли были поглощены Алексом, и я даже не спросила врача об их судьбе. Наверное, надо бы…

— Ты здорово напугал меня.

Алекс, конечно,не мог меня слышать, а если и слышал, то не осознавал, но пальцы его руки чуть сжались, а веки дрогнули. Я вспомнила про Инге. Какой бы противной она мне ни казалась, и какую бы неприязнь я к ней испытывала, нужно позвонить ей и успокоить. Наверняка с ней уже связались.

Дверь в палату открылась, и заглянул врач.

— Время вышло, мисс Блумвуд. К тому же, вас к телефону.

— Сейчас. Дайте мне еще секунду. — Я наклонилась и коснулась губами щеки Алекса. Кожа была сухой и горячей. — Не смей сдаваться, слышишь меня?

Больше всего я опасалась, что на том конце провода окажется мой отец или кто-то из родителей Алекса – просто не представляла, как буду разговаривать с ними. Но это был Шеффилд. Скупо осведомившись о моем самочувствии, он так же безразлично выразил облегчение от того, что со мной все хорошо, зато его беспокойство о судьбе отснятого материала было совершенно искренним.

— Я не имею ни малейшего понятия, что стало с камерой и не собираюсь выяснять это сейчас.

Майкл хотел ответить что-то, но слушать я не стала – положила трубку, понимая, что этим, вероятно, уничтожила свою карьеру.

После этого меня почти силой вернули в палату, и я проспала весь следующий день.

***

— Нет. Он еще не пришел в себя, но опасности для жизни нет. Доктора уверены, что со временем он сможет восстановиться.

Я нарезала круги по палате, прижимая к уху спутниковый телефон. Трубка была тяжелой, неудобной и слишком широкой для моей ладони, но держать ее я могла только правой рукой: не левой были выбиты пальцы.

— Хорошо, — Инге повторила это уже третий раз. — Спасибо, Тэсса.

— Мне-то за что? — я посмотрела на Алекса. Он спал, но на лице все равно проступала боль. Она пробивалась даже сквозь анальгетики и отсутствие сознания. — Выпей лучше чаю и постарайся отдохнуть. Тебе сейчас не только о себе надо думать.

— Я пытаюсь, — Инге шумно выдохнула. — Ты ведь могла бы уже уехать, вернуться туда, где безопасно, но…

— Не говори ерунды, — ее дрожащий голос раздражал и одновременно вызывал сочувствие. — Ты сама знаешь, что не могла.

Я представляла ее, расхаживающую по гостиной, мечущуюся, как загнанный зверек, лишенную возможности быть рядом с тем, кого безмерно любила. А в том, что Инге его любит, сомнений нет. Интересно, кто из нас находится в худшем положении?

— Я позвоню, как только будут новости.

Стоило вернуть телефон санитару, как через пять минут мне принесли его снова. На этот раз звонила Агнесс. О случившимся она узнала от Инге, но дозвониться смогла лишь через несколько часов. Тетя всегда была импульсивной и чересчур восприимчивой, а уж если дело касалось ее детей, превращалась в комок паники, и несложно представить, в каком состоянии находилась сейчас.

Минут десять мне потребовалось только на то, чтобы ее успокоить, хотя успокаивать по большому счету было нечем: Алекс жив, но прогнозы… Я соврала Инге, что все хорошо лишь за тем, чтобы успокоить: не хватало только, чтобы она потеряла ребенка; а теперь пришлось врать и Агнесс. Способность к хладнокровной лжи, особенно, когда этого требуют обстоятельства, я обнаружила в себе давно, и теперь сомнительный талант оказался полезен как никогда прежде. Через полчаса Агнесс поверила мне, перестала рыдать в трубку, и мне стало немного легче.

— Видишь, на что ты толкаешь меня? — грустно пошутила я, держа его за руку.

В ответ Алекс едва ощутимо сжимал мою ладонь, но это было единственной реакцией, и в последние двое суток стало чем-то вроде нашей формы общения. Я говорила – он двигал рукой.

— Если мы выведем его из сна сейчас, болевой шок может спровоцировать остановку сердца, — сказал врач за моей спиной.

Я ничего не смыслила в медицине, но еще в школе нам говорили, что чем дольше человек находится без сознания, тем выше риск нарушений мозговой деятельности: не получая достаточного количества кислорода, клетки отмирают и уже не восстанавливаются. Конечно, я не стала указывать на это врачам, строить из «шибко умную» как говорил папа, тем более, что после всех наломанных дров меня вряд ли можно было назвать умной.

Умная девочка не стала бы продавать себя ради призрачной возможности успеха, не стала бы рушить собственную жизнь и жизни тех, кто имел несчастье оказаться рядом. Все совершают ошибки, но некоторые понимают их слишком поздно. В стремлении схватить все и сразу, усидеть на двух стульях, я мчалась в бешеном ритме, как пьяный водитель на ночной дороге: жала на газ, вылетала на встречную и, в конце концов, очутилась в канаве, придавленная разбитым автомобилем. Вот только стоила ли овчинка выделки?

***

Алекс пришел в себя через три дня. Было раннее утро, и солнце только-только поднималось над линией горизонта. В палате царил маслянистый сумрак, и ночь я фактически провела без сна: закрывала глаза, проваливаясь в тревожную дрему, вскакивала от малейшего звука, а когда понимала, что он исходит не от Алекса, снова пыталась уснуть.

Моя ладонь уже по привычке лежала поверх его, и в какой-то момент я ощутила движение под пальцами. Не такое слабое, как раньше – крепче, увереннее.

— Тэсса. — Хриплый голос ворвался в полудрему, разнеся ее на тысячи осколков.

Я встрепенулась и едва не снесла с тумбочки торшер, успев подхватить его в последний момент.

— Решила разгромить больницу? — Алекс смотрел на меня из-под полуопущенных век, взгляд был потерянным и расфокусированным, но даже в таком состоянии он улыбался.

— Черт бы тебя побрал.

Это, конечно, было совсем не то, что следовало сказать только что пришедшему в себя человеку, но эмоции опередили разум.

— Я чуть не поседела, пока торчала здесь с тобой.

Хотелось обнять его, стиснуть и останавливало лишь бинты и трубки. Вместо железной хватки я осторожно коснулась его щеки.

— Самое страшное позади.

***

«Страшное» и правда миновало, но началось самое трудное – восстановление. Я еще слишком хорошо помнила, как возвращался к нормальной жизни Брайан, а теперь мне предстояло пройти через это снова.

Из нашей команды Алексу досталось больше всех: напарник и оператор не пострадали, а я отделалась пустяковыми травмами.

… Каждое утро, в шесть часов в палату приходил врач и лично контролировал состояние ран, пока медсестра делала перевязку, после начинались лечебные процедуры, а за ними наступал мой черед. В принципе Алекс мог обходиться и без посторонней помощи, но мне не была в тягость забота о нем: несколько часов в день мы проводили в больничном дворе, я помогала ему бриться и принимать душ, а вечером читала вслух.

С Инге мы по-прежнему оставались на связи, и мне она звонила даже чаще, чем Алексу.

— Он не слишком откровенен со мной, — призналась она. — Да и не был никогда, если честно. А я ведь переживаю.

— Уже не стоит. Знаешь, сперва я тебя обманывала, потому что прогнозов не было, а теперь, — я посмотрела вниз, в окно, где Алекс курил на скамейке в компании бодрого одноного пехотинца, — бояться нечего. Думаю, это его последняя командировка. Медсестра проболталась вчера, что к дальнейшей службе он негоден.

Пару секунд в трубке висела тишина.

— Слава Богу. Нельзя так говорить, но… Черт, как же я рада.

Я понимала Инге. Лучше вернуться домой подстреленным и хромым, чем в цинковом гробу.

По сути мне больше было незачем оставаться в госпитале. Ничто не держало меня здесь. В один из дней мне снова принесли спутниковый телефон, и снова звонил Шеффилд.

— Детка, это просто бомба! — заорал он в трубку так, что у меня заложило уши. — Охренительно круто! Я только что получил материал. Ты вообще в курсе, что момент взрыва попал в кадр?! О, крошка… крошка… Ты – моя лучшая инвестиция. Уж прости, что налетел на тебя, ну сама понимаешь. Давай, собирайся и приезжай в Нью-Йорк, свожу тебя в “Sixty Five” [1] и еще шмотками побалую. А потом рванем куда-нибудь вместе. Надо же набраться сил перед следующей командировкой. Кстати, что думаешь насчет Гавайев?

Я слушала его, но не слышала. Майкл все тараторил и тараторил, кричал что про званый ужин в «Ритце» [2], платье от Донны Каран, и слова сливались в нестройный гул.

— Я показал материал ребятам из CNN, — продолжил он. — Они в восторге. Киса, ты понимаешь, какой куш сорвала?

— Шик и блеск, — безразлично ответила я, глядя в окно. Мысли были заняты совсем другим.

— Ладно, ладно, — засмеялся он, — ты, видать, еще в шоке, поэтому еще раз говорю: задницу в руки и ко мне. Будем пировать и пожинать плоды.

Рано или поздно мы получаем то, что хотим. И то, что заслуживаем. Вселенная не глуха, и она не дура: страстно желаемое порой становится проклятием. «Ты вожделела этого? Ну, так, бери. Вот же оно. Только потом не жалуйся».

Я хотела успеха, денег (желательно легких) и ради этого, недолго думая, раздвинула ноги. Я сорвала джек-пот на смерти Махади. Играла на чувствах Брайана лишь потому, что это было ВЫГОДНО. И в Сирию поехала не за тем, чтобы увидеть Алекса (Бог свидетель, я уже давно поняла, что все кончено). Нет. Я хотела сделать громкий материал и получила его. Правда, Алекс едва не заплатил за это жизнью.

А что же дальше? Шеффилд мог дать мне многое, но что придется отдать взамен, и в кого я превращусь после этого? «В его лучшую инвестицию», услужливо подсказал внутренний голос, карманную собачку, которая будет смотреть ему в рот, есть с руки и прыгать на задних лапках по команде. Как-то не вязалось все это со «свободной журналистикой», о которой я так отчаянно грезила.

Утром, после завтрака я как обычно направилась в его палату, но зайти не успела – остановилась возле приоткрытой двери – Алекс говорил с кем-то по телефону. Мне потребовалось несколько секунд, что понять – на том конце была Инге. До этого я никогда не слышала их разговоры: Алекс никогда не звонил ей при мне, а сама она, видимо чувствуя, что не играет в его жизни такую уж важную роль, редко выходила на связь. Видимо, не хотела навязываться.

— Все уже нормально. Думаю, еще недели три и меня отпустят домой. Скоро вернусь к вам.

«К вам». Не требовалось быть гением дедукции, чтобы понять, кого он имел в виду – Инге и их пока еще не рожденного малыша. Я по-прежнему стояла в коридоре, наблюдая за ним, с удивлением и даже каким-то ошеломлением понимая, что не чувствую ни ревности, ни злости. Лицо Алекса было таким спокойным и умиротворенным – совсем не так, как со мной. Когда он смотрел на меня, я видела в его глазах огонь, пляшущих чертей и… страсть. И в моих собственных отражалось то же.

Мы тянулись друг к другу, как притягиваются магнит и железо, но это никогда не было любовью. Во всяком случае, не той, что возникает между мужчиной и женщиной. В нашу первую встречу я была потеряна и одинока, в моей жизни царили разброд и шатание, и Алекс стал тем, за кого можно зацепиться, тем, кто давал ощущение безопасности. Плюс ко всему, я любила нарушать правила: наши отношения были запретными, и это подстегивало, возбуждало. Но только сейчас я поняла, что никогда не любила его по-настоящему.

Не будь в его жизни меня, он бы уже давно стоял на твердой почве, и Инге сейчас, кажется, могла дать ему это. С ней он был спокоен, уверен в будущем и твердо знал, что делать. Мы могли бы и дальше оставаться любовниками, но что потом? Три искалеченные жизни и ни за что похороненные мечты? Этого ты хочешь для себя и него, Тэсса?

Алекс положил трубку и повернулся к двери, но за миг до этого я уже скрылась в коридоре.

***

«…Некоторые вещи уходят безвозвратно. Принять это нелегко, но можно постараться. Нужно уметь отпускать людей. Отпускать хотя бы потому, чтобы сохранить в сердце то лучшее, что было, что объединяет нас. Чтобы запомнить друг друга такими, какими мы однажды (как думали) полюбили друг друга. И я хочу помнить тебя таким. Я хочу помнить тебя двадцатилетним мальчишкой, который спас меня от глупости на пьяной вечеринке; мальчишкой, с которым я гуляла по Зальцбургу, шлепая босыми ногами по нагретой брусчатке; мальчишкой, с которым шла через бесконечное кукурузное поле, после того, как десяти минутами ранее чудом избежала смерти; мальчишкой, которого целовала втихаря на балконе, пока ночь нас чернильно-синим покрывалом с россыпью звезд. Да, я хочу помнить тебя таким. И чтобы ты помнил меня такой.

Я не прощаюсь, нет – ты часть меня моей жизни, моя кровь, и я не смогу вырвать тебя из себя, даже если очень захочу. Но я и не хочу.

Надеюсь, ты простишь меня за то, что я говорю тебе это, в письме, но я уверена, так будет лучше. Я уезжаю. Не в Нью-Йорк, и даже не в Америку. Мне нужно время и спокойное место, чтобы все как следует обдумать и решить, что делать дальше. Сейчас мы расстаемся, но если тебе будет нужно что-то – дай знать и, будь уверен, я не оставлю тебя.

Тэсса».

Все на свете имеет свое начало и свой конец. Важно не проглядеть его, завершить вовремя – уйти со сцены, пока тебе аплодируют. Я не хотела становиться для Алекса обузой и, тем более, ломать свою жизнь. И, конечно, свою.

У меня были накоплены кое-какие деньги: не огромная сумма, но достаточная, чтобы взять тайм-аут и разобраться в себе. Уже по дороге в аэропорт я знала, что не вернусь ни к Шеффилду, ни к Брайану. Первый вызывал отвращение, а второй был слишком хорошим, чтобы кормить его ложными надеждами.

Шасси лайнера оторвались от земли. Взлетная полоса, здание аэропорта, серые ленты дорог и сам город становились меньше и меньше, превращаясь в лоскутное одеяло, пока, наконец, не исчезли под облаками.

— Принести вам что-нибудь, мисс? — спросила стюардесса.

— Да. Кофе, пожалуйста.

Я листала фотографии в телефоне: от новых к старым и остановилась на той, что была сделана летом две тысячи третьего. Мы с Алексом стояли на балконе дома его родителей, и, кажется, тогда нас фотографировал Ирвин. Ракурс был выбран неудачно: солнце светило в объектив, и лица вышли засвеченными, но даже так было видно, что мы улыбались. Я хорошо помнила тот день: Алекс потащил меня на вечеринку, закончившуюся той самой эпичной дракой. Наш роман еще не начался, и тогда я просто радовалась нашей встрече, балдела от того, какой, оказывается, клевый у меня брат и как же мне с ним повезло. Всего одно фото, одно мгновение, а сколько воспоминаний! Звуки, краски и запахи обрушились на меня из прошлого, закрутили в водовороте, и я будто снова была там, в окружении цветных огоньков, стрекотания цикад и вечерней прохлады, холодящей кожу.

— Ваш кофе, мисс, — стюардесса вернулась и принесла мне чашку.

— Спасибо.

Я сделала глоток, откинулась на спинку сиденья и, закрыв глаза, улыбнулась. Да, я хочу запомнить это таким.

Послесловие:

Как видите, это история не о любви. Вернее, не только о ней. Это прежде всего история о людях, таких, как я и мой кузен Алекс – обычных, со своими ошибками и тараканами в голове. Он стал важной частью моей жизни, на многое открыл глаза – в том числе и на то, что я предпочла бы не замечать, ведь порой так удобно смотреть на мир сквозь розовые очки, видя при этом чужие грехи, но не обращая внимания на свои собственные.

Жалею ли я о том, что сделала? О том, что завела роман с двоюродным братом, пудрила мозги хорошему парню и спала с идиотом ради призрачной выгоды? Нисколько. Это мои ошибки и мне пришлось дорого заплатить за них, но они были необходимы, чтобы понять то, кто Я ЕСТЬ. Конечно, лучше учиться на чужих, но, будем откровенны: кто и когда следовал этим советам?

Я солгу вам, если скажу, что после «побега» из Сирии было легко. Ни капли. Из Триполи я отправилась в путешествие по Южной Америке, а когда вернулась, то мне пришлось разгребать тонну проблем: судиться с Шеффилдом; выяснять отношения с Брайаном и принять нелегкое решение отпустить его навсегда; зарабатывать деньги, которые я потратила до последнего цента и еще много чего еще. Так что легко не было. Ни разу. Были слезы, моменты отчаяния и желание сдаться, вернуться в зону комфорта, туда где тепло и привычно, но я справилась. Если честно, сама не знаю как. Но это еще раз доказывает, что мы сильнее, чем думаем. Просто многие проживают жизнь в спокойствии и безмятежности, а затем умирают, так и не узнав, на что способны.

Я чувствовала потребность рассказать свою историю, поделиться ей, хоть долго и не решалась – слишком уж она личная и затрагивает самое сокровенное. Но ведь не зря говорят, что пишем мы не потому, что хотим что-то сказать, но потому, что нам ЕСТЬ, ЧТО СКАЗАТЬ. Так появилась на свет «Улица Америки», книга Тэссы Блумвуд, та самая, которую ты держишь сейчас в руках, дорогой читатель.

Книга о любви.

Книга о людях.

Книга о нас.

И книга ДЛЯ ВАС.