Старые-старые сказки [Анна Васильевна Ганзен] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

СТАРЫЕ-СТАРЫЕ СКАЗКИ

Дед-Всевед

За горами, за долами,
За широкими морями,
Стар, как стар сам белый свет,
Проживает Дед-Всевед.
Хороши его палаты,
Чудесами тароваты:
Потолок, что неба свод, —
Солнце, месяц, хоровод
Ясных звезд на нем гуляют
И палаты освещают.
В них четыре есть окна,
Вся земля из них видна:
Север с льдистыми морями,
Запад с чудо-городами,
Юг, где пышет зной с небес,
И восток, страна чудес.
Стены тоже не простые:
Три из них все расписные,
И с одной — чудесный вид
Всё прошедшее глядит;
Всё же, что творится ныне,
На другой стене-картине,
А на третьей то, что ждет
В близком будущем наш род;
Над четвертой же стеною
Тьма нависла пеленою,
И не знает Дед-Всевед,
Что там есть, чего там нет.
Остальное все он знает,
Вещим оком прозревает —
Звездам в небе счет ведет,
Видит в почке скрытый плод,
В сердце скрытое желанье,
Внемлет неба содроганье,
Прозябанье корней, трав,
Понимает шум дубрав,
Разумеет песни моря,
Тихий стон немого горя,
Затаенный сердца стон, —
Дед-Всевед недаром он!
Счастлив сердцем кроткий, чистый,
На кого свой взор лучистый
Дед с любовью обратит
И кого он посетит
Наяву иль в сновиденье
Хоть на краткое мгновенье;
Не забудет век свой тот
Песен чудных, что споет,
Сказок дивных, что расскажет,
И чудес, что Дед покажет.
Стоит этот миг один
Многих сереньких годин!
У кого ж бывает чаще
Дед-Всевед — и спит тот слаще,
И несет свой труд дневной
Со спокойною душой.
У кого же есть желанье,
Сам, пожалуй, в подражанье
Деду песни запоет,
Сказки сказывать начнет.
Это все еще не сказка,
А пока одна присказка.
Сказки ж будут впереди!
Анна Ганзен


Спящая царевна

или-были царь с царицей; жили они в довольстве и согласии, одно лишь горе было у них: не давал им Господь деток. Но вот, наконец, родилась у царицы дочь. Обрадовались отец с матерью и справили крестины на славу, задали пир на весь мир. В крестные матери пригласил царь двенадцать волшебниц, которые жили в его стране и пользовались большим почетом. Царь знал, что каждая из них наделит царевну дорогим подарком, и потому приказал принять их с честью, подать им кушанье на золотых блюдах. Знал царь, что живет в стране еще тринадцатая волшебница, да никак он не мог ее пригласить: золотых блюд было у него всего двенадцать. Сильно рассердилась на царя тринадцатая волшебница, как узнала, что не пригласили ее на крестины.

Сели гости за стол в великолепных палатах дворцовых, двенадцать волшебниц рядом с царем и царицей. Едва начала прислуга подавать первые блюда, как вдруг вошла в залу тринадцатая волшебница. Испугался царь, стал перед нею извиняться, усадил ее рядом с другими волшебницами и велел подать ей яства на лучших блюдах, какие только могли найти во дворце. Как заметила волшебница, что ее блюдо не золотое, так решила отомстить царю.



Когда после стола одиннадцать волшебниц подошли к колыбели царевны и одарили ее кто умом, кто красотой, кто богатством, кто добротой, тогда оскорбленная тринадцатая волшебница, не выжидая своей очереди, подошла к младенцу, коснулась его своей волшебной палочкой и сказала: «На семнадцатом году царевна уколет свой палец о веретено и умрет». Замерли все от ужаса, зарыдали царь с царицей. Одиннадцать остальных волшебниц не могли освободить царевну от чар злой своей подруги, так как каждая из них могла всего один раз пожелать что-либо царевне. К счастью, двенадцатая волшебница не успела еще объявить своего подарка, быстро подошла она к колыбельке и воскликнула: «Нет, царевна не умрет, а погрузится лишь в глубокий столетний сон, и разбудит ее прекрасный царевич».

Несмотря на это, король все-таки хотел оградить дочь от несчастья, он отдал по всему своему царству приказ собрать все веретена и сжечь их; под страхом смерти запретил он жителям своей страны держать их у себя дома.

На юной царевне между тем начали проявляться те дары, которыми одарили ее крестные матери: она становилась умной, красивой, доброй и всеми любимой. Минуло ей уже шестнадцать лет, и царь с царицей начали понемногу успокаиваться и надеяться, что отныне опасность для их дочери миновала. Однажды взбрела на ум царевне мысль прогуляться по отдаленным покоям замка, и подошла она нечаянно к маленькой каморке дворцовой башни. Дверь была заперта, но ключ торчал в замочной скважине. Царевна вошла в комнату и увидела седую старушку, сидевшую за прялкой. «Что ты делаешь здесь, бабушка?» — спросила царевна. «Пряду пряжу», — отвечала старушка. «Ах! — воскликнула царевна, — мне очень хочется научиться прясть, научи меня!» При этом она взяла веретено в руку, но уколола палец об его острие, упала и погрузилась в глубокий сон. С диким возгласом поднялась старуха со своего места и вылетела в окно; это была та самая злая волшебница. На крик прибежали царь царица и вся дворня, но никто не мог пробудить спящую царевну.

Ее подняли с пола и отнесли в главную залу замка, уложили на роскошную постель из бархата и атласа, шитую золотом и серебром. Едва уложили царевну, как все живущее в замке также погрузилось в глубокий непробудный сон. Царь и царица, придворные дамы и кавалеры, сторожа, лакеи, повара, поваренки, пажи и горничные — все были околдованы теми же чарами, как и царевна. Каждый погрузился в сон в том положении, в котором застало его очарование волшебницы. Виночерпий заснул, наливая вино; вино также застыло и перестало течь; струя как бы окаменела и висела в воздухе в виде красной ленты. Повар заснул в то мгновение, как хотел ударить поваренка, рука его так и осталась поднятой. Кони спали в конюшне, собаки на дворе, петухи стояли с раскрытым клювом, как бы собираясь запеть, но не издавали ни звука, голуби спали на крыше, даже паук и тот заснул как раз в то мгновение, как хотел схватить муху, попавшуюся в паутину. Кушанья, приготовлявшиеся на кухне, огонь в очаге, одним словом, все, все погрузилось во внезапный сон. Вокруг самого замка вырос в одно мгновение густой и высокий кустарник; растения так сплелись между собою, что ни человек, ни зверь не могли проложить себе дорогу сквозь чащу. Не прошло четверти часа, как от всего царского замка не виднелось ничего, кроме верхушек башен, выглядывавших над высоким лесом.

Проходили с тех пор года за годами, и по всему свету распространилась молва об очарованном замке и спящей красавице-царевне; цари, царевичи, рыцари пытались пройти сквозь чащу околдованного леса, но все старания их оставались тщетными.

Однажды, ровно через сто лет, один именитый царевич охотился вблизи очарованного замка и спросил своих провожатых, кому принадлежит этот пустынный замок, но никто не мог ответить ему. Тогда подошел к нему прохожий старичок и рассказал, что лет шестьдесят тому назад он слыхивал от своего отца, что в этом замке лежит прекрасная царевна, погруженная в глубокий столетний сон, от которого ее освободит царевич.



Юный царевич с изумлением выслушал рассказ старика и подумал, не суждено ли ему быть тем царевичем, которого сто лет ждет спящая царевна, и тут же решился отправиться в замок.

Подойдя к волшебному лесу, он заметил, что деревья и кустарник раздвигаются перед ним и дают ему дорогу; но никто из его провожатых не мог следовать за ним, так как, пропустив царевича, деревья и кусты снова сдвигались и сплетались. Царевич не обращал на это внимания и продолжал идти вперед. Достигнув замка, он вошел во двор, и то, что он увидел, могло бы испугать самого смелого человека. Дворня и все живые существа лежали и стояли на земле в глубоком сне. По лестнице царевич поднялся в покой, где находилась дворцовая стража: с алебардами на плечах, воины стояли, прислонившись друг к другу. Затем шли комнаты, в которых находились дамы и кавалеры; они сидели за столами или стояли у окон.



Наконец, достиг он палаты, стены которой были украшены с царской роскошью; посредине стояло ложе под роскошным балдахином. На этом ложе покоилась девушка, такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Изумленный царевич неслышными шагами подошел к спящей красавице, пораженный ее красотою, и опустился перед нею на колено.

В то же мгновение чары злой волшебницы потеряли силу. Пробудившаяся царевна поднялась со своего ложа и, увидя перед собою царственного юношу, спросила: «Ты ли это, мой царевич желанный? Долго же ты заставил себя ждать».

И вместе с царевной все в замке проснулось; спавшие раскрыли глаза, потягивались, зевали и начинали разговаривать друг с другом. Виночерпий долил свой стакан, повар дал поваренку оплеуху, к которой приготовился сто лет тому назад; петухи запели, голуби заворковали, муха освободилась из сети паука, огонь на кухне снова загорелся, и на вертеле зажарилось мясо. Дамы и кавалеры проснулись, принялись каждый за свое дело; но так как около них не было, как около царевны, прекрасного царевича, то им прежде всего захотелось есть; шутка ли сказать: целые сто лет у них не было куска во рту. К обеду вышли и царь с царицей; с радостью обняли они свою дочь, поздоровались с царевичем и задали потом свадебный пир на весь мир; и я там был, мед, пиво пил, по бороде текло, во рту не было.


Чернавка

ил-был богатый человек, была у него единственная дочка. Вот однажды заболела его жена и видит, что приходит ее конец. Позвала она к себе свою дочку и говорит ей: «Милая моя дочка, скоро я умру и оставлю тебя сироткою на белом свете; будь же всегда доброй и прилежной, и Бог тебя не оставит». Вскоре после этого мать умерла.

Год спустя женился богач на вдове, у которой было две взрослых дочки; в них она души не чаяла, падчерицу же свою терпеть не могла и обходилась с ней, как со служанкой. Стоило только бедной девушке заглянуть в комнату, как злая мачеха кричала ей: «Убирайся вон! Твое место в кухне! Там для тебя найдется работа! Любишь поесть, люби и поработать».

Своих собственных дочерей мачеха одевала в шелк и бархат, бедная падчерица должна была ходить в простом холщовом платье, исполнять самые грязные работы и прислуживать двум мачехиным дочерям. К довершению всего, обе сестры издевались над ней, мучили ее и не минуты не давали ей покою. В то время как обе сестры спали на мягких атласных постелях, бедная сиротка должна была ложиться на пол. Возясь на кухне, пачкаясь в саже, сиротка часто хаживала в загрязненных платьях, поэтому злые сестры и прозвали ее Чернавкой.

Однажды собрался отец на ярмарку. «Что мне вам привезти?» — спросил он трех девушек. Две злых сестры пожелали себе нарядов, жемчугу и драгоценных камней. Чернавка же сказала: «Привези мне, батюшка, отросточек орешника, я посажу его на могилку моей матушки, а то нет на ней ни кустика, ни травки».

Что девушки пожелали, то отец им и привез. Нарядились две злых сестры в свои дорогие наряды, украсились драгоценными камнями и пошли гулять. Чернавка же взяла свой отросточек и посадила его на могилку матери, положила на нее веночек, припала к могилке головкою и начала молиться. Слезы ее оросили землю, отросток пустил корни, зазеленел, начал расти и стал высоким деревом; птички свили себе на нем гнезда и стали напевать веселые песенки. Что бы ни пожелала Чернавка, все приносили птички и сбрасывали ей с дерева.

Жил-был в той стране царь, и был у него один-разъединый сын. Вырос царевич красавцем писаным, и приказал ему царь выбрать невесту по сердцу. Устроил он пир на весь мир и созвал всех девиц со всего царства. Из них царевич должен был избрать ту, которая ему более всех понравится, и жениться на ней.

Стали и две злых сестры в царский замок собираться; каждая из них думала, что она самая красивая, что ее выберет царевич. Бедной Чернавке приказали они одевать себя, заплетать косы, надевать на себя драгоценности и украшать себя цветами. Все исполняла Чернавка, а сама плакала: уж очень и ей хотелось поехать. Собралась она с духом и попросила мачеху взять ее с собою. Рассердилась та: «Уж не в своем ли грязном платье хочешь ты ехать в замок? Да у тебя и башмаков-то нет, и плясать ты не умеешь! Что подумает царевич, когда увидит тебя, замарашку?»

Чернавка же снова начала просить. Рассердилась тогда мачеха пуще прежнего, схватила большой горшок с чечевицей, высыпала ее в золу под очагом и сказала: «Ну, хорошо же, я тебя возьму с собою, но прежде отбери ты мне все хорошие зерна до единого от дурных. Если ты не будешь через два часа готова, то останешься дома!»



Не испугалась Чернавка, побежала к могилке матери и созвала всех птичек с орешника; тотчас же слетелись голуби и другие птички и начали выбирать из золы зерна и откладывать хорошие направо, дурные налево. Не прошел час, как работа была окончена.

Не ожидала этого мачеха, она думала, что Чернавка за работой всю ночь провозится. Поэтому не сдержала она своего слова, высыпала два горшка с чечевицей в золу и сказала: «Если ты отберешь хорошие зерна от дурных в один час, то поедешь с нами».



Как ни испугалась Чернавка, все-таки не растерялась и позвала снова своих друзей. И вот прилетели со всех сторон птички, куда больше, чем прежде, и бросились выбирать чечевицу из золы. Чернавка села около них и, улыбаясь, следила за их работою. Не прошло и полчаса, как работа была окончена.

Как увидела злая мачеха, что зерна отобраны, не знала она, что бы еще приказать Чернавке, лишь бы не брать ее с собою. Подумала и говорит: «Нет, мы тебя не возьмем в замок, нам стыдно с тобою». Оставила мачеха Чернавку дома, а сама со своими дочками поехала в царский замок.

Сидит бедная сиротка одна-одинешенька в кухне, горько плачет, и вспомнила она свою покойную матушку. «Пойду-ка я к ней, — подумала она, — расскажу ей, как меня обижают». Побежала Чернавка на могилку матери; орешник стал к тому времени большим деревом, и птички отдыхали в его ветвях; ясный месяц светил на небе и освещал плачущую девушку своими серебристыми лучами. Услышали птички жалобы Чернавки и сбросили ей с дерева прекрасный наряд, обшитый золотыми кружевами, отделанный шелком и усыпанный серебряными звездочками. Быстро оделась Чернавка и побежала прямо в царский замок.

Между тем в замке давно уж танцевали приглашенные гости, залы были ярко освещены и гремела веселая музыка. Как вошла Чернавка в залу, так все взоры и устремились на нее, и со всех сторон раздались возгласы: «Что за красавица писаная!»

Увидала злая мачеха вошедшую незнакомку и говорит дочкам: «Верно, это какая-нибудь чужестранная королевна». Не могла она и подумать, что вошедшая красавица была их Чернавка. Как заметил ее царевич, так пошел к ней навстречу, начал с нею танцевать, лишь с ней одною разговаривал и до самой полуночи не отходил от нее. Зависть взяла всех других девушек при виде почета, который оказывал царевич знатной незнакомке; поняли они, кого выберет он себе в супруги.

Когда наступила полночь и стали гости разъезжаться, тогда и Чернавка собралась домой; хотел было проводить ее королевич и узнать, откуда она приехала; да испугалась Чернавка и никем не замеченная выбежала из дворца.

Сердитая вернулась домой и мачеха с двумя дочками. Заглянула она в кухню и увидела Чернавку спящею на полу; свой богатый наряд она отдала птичкам на дереве.

Царский пир продолжался три дня. На другой день Чернавка снова отправилась во дворец, на этот раз еще в лучшем наряде, который также получила от добрых птичек. Опять танцевал царевич лишь с нею одной и опять хотел ее проводить, и опять удалось Чернавке незамеченной вернуться домой.

На третий вечер Чернавка явилась во дворец в таком волшебном наряде, которого никто до тех пор нигде не видал. Он весь был усыпан жемчугом и драгоценными камнями, а на голове Чернавки красовалась золотая корона из ярких брильянтов; обута была Чернавка в маленькие башмачки из чистого червонного золота.

Как увидел ее царевич, так и решил объявить ее в тот же вечер своею невестою. Опять танцевал он с ней одной целый вечер, опять хотел он ее проводить домой, и опять удалось Чернавке убежать незамеченной. Но на этот раз изловчился царевич и заблаговременно приказал намазать нижнюю ступеньку лестницы смолою. Золотой башмачок Чернавки пристал к смоле, и принесли его слуги к царевичу. Залюбовался царевич, увидя богатый башмачок, удивился тому, что у его избранной невесты такая крохотная ножка, и дал себе слово по этому башмачку найти красавицу незнакомку.

На другой день послал царевич гонцов по всему царству и приказал им объявлять, что та девушка, которой золотой башмачок придется по ноге, выйдет за царевича замуж. Вместе с гонцами отправился и он сам, ходил из дому в дом, из города в город и примерял золотой башмачок всем девушкам. Как ни старался бедный царевич, не находил он ни одной ножки, которой пришелся бы впору Чернавкин башмачок. Все ножки были слишком велики. Наконец пришел царевич и к дому злой мачехи, которая слышала о золотом башмачке и обрадовалась, что царевич зашел и к ней. «Одной из моих дочек, — думала она. — башмачок наверное подойдет, у них ведь такие маленькие ножки». Радовались со своей стороны и обе девушки: каждая из них надеялась сделаться царицей.

Старшая дочка первая решила попробовать свое счастье и пошла в соседнюю комнату примерять башмачок. Но — о ужас! — он оказался для нее слишком узким! Все бы хорошо, если бы не большой палец, который никак не мог войти в башмачок. Увидела это мачеха и говорит дочке: «Знаешь что? Возьми кухонный нож и отруби большой палец. Когда ты сделаешься царицей, то тебе большой палец не будет нужен. Пешком ты больше не будешь ходить, а станешь ездить в богатых экипажах». Послушалась старшая дочка, схватила нож и, несмотря на великую боль, отрубила большой палец, с трудом втиснула изувеченную ногу в золотой башмачок и вышла к царевичу. Заметил царевич кровь на башмачке и прогнал от себя старшую дочку.

Взяла вторая дочка башмачок и пошла в соседнюю комнату. Пальцы ее все вошли, только пятка оказалась слишком великою. «Возьми нож и отруби пятку. На что тебе, царице, пятка? Тебя будут возить в дорогих каретах». Послушалась вторая дочка, и отрубила себе ножом полпятки, и вышла к царевичу. Заметил царевич кровь на чулке, прогнал и вторую мачехину дочку от себя с позором.

Обратился царевич к мачехе и спрашивает: «Нет ли у тебя еще дочки?» А та отвечает: «Есть у меня дочка не родная, от мужниной первой жены, мне падчерица, да только она такая замарашка, что мы ее не пускаем к себе в комнаты. Живет она у нас на кухне, и зовем мы ее Чернавкой. Не к лицу ей вовсе быть царскою невестой!»

— Все равно, позови и ее сюда, — сказал царевич.

Посмеялась было мачеха втихомолку, но велела позвать Чернавку. Вымыла Чернавка руки и лицо, причесала свои длинные русые волосы и вышла к царевичу. Подал ей царевич башмачок и велел его примерить. Села девушка на скамью и надела башмачок без труда, как свой собственный. Обрадовался царевич, обнял Чернавку и назвал ее своей желанной невестушкой. Остолбенела мачеха, позеленели от злобы и зависти ее дочки.

Подвели статного коня, вскочил царевич на него, посадил с собою Чернавку и поехал к отцу в замок. Проезжали они путем-дорожкою, мимо могилки Чернавкиной матушки, и говорит ему девушка:

— Погоди, царевич, я сойду с коня. — Сошла Чернавка с коня, подошла к могилке, опустилась на колени и помолилась над нею; и слетели с дерева две белых голубицы и сели Чернавке на оба плеча.



Приехали жених с невестой в замок, поздоровались с царем — батюшкой и стали готовиться к пиру. Съехались гости со всех стран света, приехала также мачеха с дочками; разоделись, разукрасились нарядницы, только смотрят гости царские, каждая на правую ногу прихрамывает. Видят сестры, что надо задобрить Чернавку, что можно им от будущей царицы для себя милостей ожидать, подошли они к ней, стали ее целовать, обнимать, милою сестрицею называть. Ласкают ее, а у самих на сердце зависть и злоба. Людям не видно, а голубкам на Чернавкиных плечах все ведомо. Вспорхнули они на злых сестер и выклевали им завистливые глаза. Только все ахнуть успели!

Счастливо зажил царевич со своей красавицей-женою, вдоволь на нее не насмотрится, перед всеми ею похваляется; на том и наша сказка кончается.


Мальчик-с-пальчик

одного дровосека было семеро сыновей; старшему было двенадцать лет, младшему шесть. Не наделил Господь младшего сына большим ростом, и прозвали его в шутку Мальчиком-с-пальчик; умом же он выдался куда лучше своих братьев и был умнее их всех.

Вот отправился однажды дровосек с женою и с детками в лес по дрова; набрал Мальчик-с-пальчик мелких камешков и начал их кидать за собою, чтобы легче обратный путь найти. Вошли они в самую дремучую чащу, и начали отец с матерью рубить дрова, а семеро братьев пошли собирать ягоды; нашли они ягод великое множество и забыли, что пора домой идти. Ждали, поджидали их родители, да и подумали: «Верно, дети без нас домой пошли», сложили дрова в вязанку и пошли из лесу. Немного погодя вернулись братья и видят, что ушли отец с матерью, оставили их одних в дремучем лесу; стали старшие братья плакать-убиваться, а меньшой и говорит им: «Что раскричались, глупые? Ступайте за мною!» Взял он их за руку и вывел по светлым камешкам из лесу. Вернулись братья домой, и стали отец с матерью радоваться, меньшого сына похваливать.



Вот второй раз пошли родители с детьми в лес по дрова; забыл Мальчик-с-пальчик захватить с собою камешков, опять заблудился с братьями в лесу, хотел было найти дорогу, да не нашел ее. Заплакали братья, страшно стало им в лесу темном, и говорят они Мальчику-с-пальчик: «Что будет с нами в темном лесу? Съедят нас лютые звери!» — «Не плачьте, не печальтесь, глупые, — отвечает им Мальчик-с-пальчик, — авось что-нибудь и придумаем». Влез он на высокое дерево и видит вдалеке огонек; спустился к братьям и говорит им: «Ступайте за мною».

Пошли братья за Мальчиком-с-пальчик, и довел он их до лесной избушки; постучались братья, и отворила им дверь старуха огромного роста и спрашивает: «Зачем пришли, дети?» Рассказал ей Мальчик-с-пальчик, как заблудились они, и попросил ее дозволить им переночевать в ее избушке. Покачала головой великанша и говорит: «В недоброе место попали вы, детки, мой муж — страшный людоед, он поедает всех детей, которые попадают ему в руки. Бегите и вы скорее отсюда, чтобы не съел он и вас». — «Не съест он нас, — говорит ей Мальчик-с-пальчик, — я его упрошу, очень мы устали, пусти нас переночевать».

Согласилась великанша, пустила деток в избушку и говорит им: «Подлезайте живее под кровать, сейчас придет людоед!» Спрятались дети под большую кровать, притаились. Раздался сильный шум, и в избушку вошел людоед, повел своим большим носом и спрашивает жену: «Что здесь духом человеческим пахнет?» Заглянул он под кровать и вытащил оттуда семерых братьев. Заплакали братья, и говорит людоеду Мальчик-с-пальчик: «Не ешь ты нас, людоед, смотри, какие мы маленькие, и есть-то тебе будет нечего». Стала и жена людоеда упрашивать; смилостивился тот и говорит братьям: «Ну, будь по-вашему, оставайтесь у нас ночевать, а утром ступайте домой к своим родителям, да смотрите, вперед в лесу не оставайтесь!»

Лег людоед спать, и повела жена его семерых братьев в другую комнату, а в этой комнате стояли две кровати, в одной спали семь дочерей людоеда, а в другую положила великанша семерых братьев. Стали братья засыпать, а Мальчик-с-пальчик поднялся с постели, снял с людоедовых дочек золотые коронки с головы и надел их на головы своих братьев и на свою, а на головы девушек надел братнины колпачки.

Вот проснулся ночью людоед, жалко стало ему, что не съел он семерых братьев, взял острый нож и пошел в соседнюю комнату. Подошел он к кроватке, где спали мальчики, схватил одного из них, хотел отрезать ему голову, да почувствовал в темноте, что на голове у мальчика коронка. «Смотри-ка, — подумал он, — чуть-чуть дочь свою родную не зарезал». Подошел он к кроватке, на которой спали его дочки, ощупал у них на головах колпачки, отрезал им всем семерым головы и пошел к себе спать.



А Мальчик-с-пальчик не спал, все это видел; разбудил он своих братьев и убежал с ними в лес.

Проснулся утром людоед и говорит своей жене: «Ступай туда, в комнату, зарезал я сегодня ночью семерых мальчишек, принеси их сюда, я их съем». Пошла великанша в комнату, к кровати, на которой спали мальчики, а их и след простыл; обернулась она к кровати своих дочек и ахнула — лежат они все семеро с отрезанными головами, а на головах у них вместо коронок колпачки.

«Это Мальчика-с-пальчик проделка!» — крикнул людоед, натянул сапоги-скороходы и полетел в погоню; что ни шаг, то на семь верст подвигается. Видит Мальчик-с-пальчик, что настигает их людоед, и говорит братьям: «Полезайте в дупло, не то пропадем!» Влезли братья в дупло, сидят, притаились. Подбегает людоед к дереву, остановился отдохнуть, прилег на траву и заснул. Вылез из дупла меньшой брат, подполз к людоеду, снял с него сапоги-скороходы, надел их себе на ноги, подал братьям руку и полетел с ними вихрем домой по воздуху.

Не успели они оглянуться, как прилетели к своей избушке; удивился отец с матерью, как увидели деток своих потерянных; стали они их целовать-миловать, золотыми коронками любоваться, своим младшим сыном перед всеми похваляться.

Тут и сказка вся, а дальше сказывать нельзя.


Золотой лебедь

некотором царстве, не в нашем государстве, жил-был старик; у него было три сына; младшего звали Дурачком, над ним все смеялись и сажали его на самое последнее место. Однажды старший брат отправился в лес колоть дрова, и дала ему с собою мать сладкую сдобную лепешку и бутылку вина. Как вошел он в лес, так увидел старого седого человечка; пожелал тот ему доброго утра и сказал:

— Дай мне кусок лепешки из твоей сумки и глоток вина, мне очень хочется есть и пить.

Умный сын отвечал:

— Если я дам тебе лепешки и вина, то у меня самого мало останется, проходи своей дорогою.

Сказав это, он оставил голодного старичка одного и пошел дальше. Когда же он принялся рубить дерево, он нечаянно попал топором в руку и должен был бежать домой, перевязывать рапу. Так наказал его седой человечек.

Затем пошел в лес второй брат: мать и ему дала на дорогу сладкую сдобную лепешку и бутылку вина. Его также встретил седой человечек и попросил кусок лепешки и глоток вина. Но и второй брат отвечал так же хитро, как и старший брат:

— То, что я дам тебе, уйдет от меня самого, ступай своей дорогой, — повернулся к старичку спиной и пошел дальше.

Наказание и тут не заставило себя долго ждать: не успел юный дровосек ударить несколько раз по дереву, как попал себе по ноге и должен был просить прохожих снесть себя домой.



Тогда сказал отцу Дурачок:

— Отец, пусти меня в лес по дрова.

— Твои братья едва не убили себя; какой ты дровосек? Ты ведь ничего не умеешь.

Но Дурачок так долго упрашивал отца, что тот наконец согласился:

— Ну, ступай, но потом смотри не плачь.

Мать дала ему мучную черную лепешку, испеченную на золе, и бутылку кислого пива.

Как только Дурачок вошел в лес, он встретил того же старого, седого человечка; тот поздоровался с ним и сказал: Дай мне кусочек твоей лепешки и глоток из твоей бутылки, я чувствую голод и жажду.

Дурачок отвечал ему:

— У меня ведь простая лепешка на золе, если тебе не противно, то сядем и позавтракаем вместе.



Уселись они, и когда Дурачок вынул свою лепешку, то она превратилась в сладкий пирог, а кислое пиво — во вкусное вино. Вот они поели и попили, и затем старичок сказал: «В награду за твое доброе сердце, в отплату за угощение я тебя оделю счастьем. Вот стоит старый дуб, сруби ты его, и в корнях ты найдешь нечто». Сказав это, старичок исчез.

Дурачок подошел к указанному дереву и стал его рубить; когда дуб свалился, то в корнях его он увидел лебедя с перьями из чистого золота. Он вынул золотого лебедя, взял его на руки и понес на постоялый двор, где хотел провести ночь.

У трактирщика было три дочери, они увидели лебедя, удивились диковинной птице и захотели добыть по золотому перу. Старшая подумала, что им, верно, представится как-нибудь случай выдернуть перо из крыла. Когда Дурачок вышел за чем-то из комнаты, она схватила лебедя за крыло, но пальцы ее тотчас же приросли к волшебному лебедю. Вскоре пришла вторая; едва дотронулась она до своей сестры, как крепко приросла к ней. Наконец пришла и третья с тем же намерением; старшие начали ей кричать: «Уходи прочь, ради Бога, уходи прочь!», — но она не понимала, зачем ей уходить прочь, и подумала: «Раз старшие сестры там, то и я не лишняя», — подбежала к лебедю и, дотронувшись до сестер, сама приросла к ним. В таком положении они должны были провести всю ночь у лебедя. На другое утро Дурачок взял лебедя под руку и отправился в путь, нимало не заботясь о трех девушках. На улице они встретили старика судью, который, при виде странной группы, остановил их словами:

— Стыдитесь, противные девчонки, что вы бежите за этим молодым пустозвоном. Разве это прилично? — Он взял младшую сестру за руку и хотел ее остановить; но как только он до нее дотронулся, так прирос к ней и должен был бежать за всеми.

Немного погодя их нагнал трактирщик, отец трех девушек.

— Куда вы бежите, — закричал он, — что случилось? Ах, и вы здесь, господин судья, не ожидал я этого! Здравствуйте! — И, сняв шляпу, трактирщик схватил руку запыхавшегося судьи и крепко ее пожал; но как только он хотел опустить свою руку, он заметил, что она крепко приросла к руке судьи, и волею-неволей вместе с остальными он должен был идти вперед.

Мальчишки, потешаясь над невиданным зрелищем, прыгали и смеялись; прохожие останавливались и показывали на них пальцами. Невольные путники истомились и стали умолять Дурачка отпустить их домой: стыдно было им служить предметом всеобщих насмешек. Сжалился Дурачок над ними, остановился, погладил золотого лебедя по спине и сказал ему: «Лебедь, отпусти!» — и в ту же минуту все пятеро освободились и без оглядки побежали домой.

Устал Дурачок нести лебедя на руках, привязал к его шее тесемку и повел его дальше. Проходил он мимо рабочих, что месили ногами глину; дивились они золотым перьям птицы, и мальчишка, помогавший им при работе, крикнул: «Вот бы мне такое перышко!»

— Выдерни, если хочешь, — предложил любезно Дурачок.

Мальчуган тотчас же схватил лебедя за хвост и прирос к нему рукою; как он ни кричал, как ни прыгал, а освободиться не мог. На крик прибежала прачка с подобранным платьем. Жаль стало ей мальчика, и подала она ему руку, чтобы высвободить его. Но в то же мгновение и она приросла к мальчику.

Через некоторое время навстречу им попадается трубочист; рассмеялся он при виде странной запряжки и спрашивает прачку:

— Ты что тут делаешь?

— Ах, — отвечала она жалобно, — подай мне руку, чтобы я могла оторваться от этого противного мальчишки!

Подал ей трубочист руку и тут же сам прирос к прачке.



Пошли они дальше и пришли в одну деревню, где как раз давала представление труппа странствующих актеров. Паяц в белоснежной одежде показывал зрителям фокусы и разинул рот от удивления при виде золотого лебедя и его спутников.

— Что, ты тоже в шуты записался, черный куманек? — спросил он, смеясь, трубочиста.

— Здесь нечего смеяться, — отвечал сердито трубочист, — освободи меня от этой кумушки, я тебе дам за это на чай!

Быстро схватил паяц протянутую руку и так и остался в конце вереницы.

Тут показался в толпе толстый деревенский староста с сухопарой старостихой. Рассердился он, что в деревне происходят вещи, на которые он не дал своего согласия. В сердцах схватил он паяца за руку и приказал было посадить их всех пятерых под замок, но тут же сам прирос к паяцу и побежал за ним. Увидя это, старостиха затряслась вся от бешенства, схватила мужа за свободную руку и начала тянуть его к себе; но в тот же миг и она не устояла на месте и, подпрыгивая, ругаясь, шипя от злости, грозя Дурачку свободным кулаком, понеслась за золотым лебедем. Никто уж более не решался подать ей руку.

Долго ли, далеко ли, достигли они наконец города, где царствовал мудрый король; у короля была дочь, такая серьезная, строгая, что никто не мог ее развеселить. Поэтому король издал указ, что тот, кто рассмешит королевну, возьмет ее в супруги. Как услышал об этом Дурачок, так и повел он лебедя с его диковинным живым хвостом прямо к королевскому замку. Выглянула королевна из окна и начала смеяться до слез. Увидел это Дурачок и попросил королевну себе в супруги. Но королю такой зять не пришелся по нраву, и начал он отговариваться.

— Пойди, — говорит, — найди мне человека, что сумеет выпить в один день все вино из моих погребов.

Опечалился Дурачок, но вспомнил, к счастью, про серого человечка. Пошел он в тот лес, к тому месту, где вынул из корней золотого лебедя, и увидел: сидит на пне незнакомый старичок с толстым брюшком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.

— Никто, — говорит, — меня не обидел, а хочется мне пить, и не могу ничем утолить своей великой жажды. Простой воды я не пью, а бочку вина хотя я и выпил, да что она для меня? Кончик языка едва замочил.

Обрадовался Дурачок:

— Ступай за мною, я тебя угощу досыта.

Привел он его в королевские погреба, и начал старичок пить вино прямо из бочек: выпьет одну, подползет к другой, эту покончит — третью начинает. Не наступил еще вечер, как все вино в королевских погребах было выпито. Поднялся старичок на ноги, погладил брюшко, прищелкнул язычком: «Давненько, — говорит, — так не угощался».

Испугался король; и вина ему жаль, а дочки еще того больше: уж больно не хотелось ему выдавать королевну за незнакомого пришельца, которого всякий встречный называл Дурачком. Зовет он его к себе, задает он ему другую задачу.

— Достань ты мне, — говорит, — человека, которому под силу съесть гору хлеба.

Осерчал Дурачок, да делать нечего; пошел он в лес к тому же самому месту и видит: сидит на пне незнакомый старичок, стягивает себе живот ремешком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.

— Никто, — говорит, — меня не обидел, а хочется мне есть, и не могу ничем утолить своего великого голода; съел я целую печь черного хлеба, да разве мне это довольно: в животе у меня пусто и, чтобы не умереть с голоду, я затягиваюсь ремешком.

Обрадовался Дурачок:

— Ступай за мною, я тебя угощу на славу.

Привел он его во двор замка, а там свезли муку со всего королевства и испекли гору хлеба. Затрясся старичок от радости, подбежал к горе и давай есть; съел полгоры, остановился, распоясался и снова за гору принялся. Как солнце начало за горы садиться, старичок последние крошки с земли подбирал. Испугался король; и муки ему жаль, а дочки еще того больше; опять отказывается он ее за Дурачка выдать, третью задачу задумывает. Рассердился Дурачок, подходит он к королевне и говорит ей:

— Нечего делать, коли не люб я твоему батюшке, так позволь мне, красная девица, в обратный путь-дороженьку идти.

Взял он своего лебедя на руки и поклонился королевне в пояс.



Жаль стало королевне статного молодца и его золотого лебедя. Взяла на прощание да и провела ручкой белою по золотым крыльям лебединым. Провела и ахнула! — не отнять ей руки от лебедя; а Дурачок к выходу повертывается и королевну за собою ведет. Осерчал король пуще прежнего, схватил дочь за руку, от себя не пускает. А рука его к руке дочерней приросла, и идет он сам против воли за лебедем. Побледнел король, испугался, останавливает Дурачка:

— Остановись, добрый молодец, зять мой желанный, бери королевну в супруги, будь моим наследником, только выпусти.

Остановился Дурачок, крикнул: «Лебедь, отпусти!» — и освободил короля и королевну.

Устроил король свадьбу-пир на весь мир; я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.


Иванушка и Аринушка

ил-был в дремучем лесу бедный дровосек с женою и двумя детками, Иванушкой и Аринушкой. Стали уже детки подрастать, как скончалась их матушка; поплакали они, попечалились, и взял себе дровосек другую жену, злую-презлую. Не давала она проходу бедным сиротам, понукала ими, била, наказывала, держала их впроголодь.

Вот настала зима трескучая, с лихими морозами, с бурными ветрами, и говорит поздно вечером дровосек своей жене: «Не знаю, жена, как проживем мы до лета с детками, ничего-то у нас нет!» — «Мой совет, — отвечает мачеха, — взять тебе детей с собою в лес, завести их в самую чащу, развести им костер, дать им по краюшке хлеба и оставить их в лесу».

«Никак не могу я поступить так с моими детьми», — вскричал дровосек. «Ну что же, не хочешь, так не уводи, но тогда вырой нам всем четверым могилу, чтобы было куда лечь, когда мы все четверо с голода помрем».

А дети в то время не могли заснуть от голода. Услыхали они, о чем говорят отец с мачехой, и начала Аринушка плакать, а Иванушка ее утешать: «Не плачь, Аринушка, не дам я тебя в обиду». Подождал он, пока все уснули, выбрался из хижины, набрал в лесу белых камешков, вернулся в хижину и заснул.

Наутро подала мачеха обоим детям по краюхе хлеба и говорит: «Больше ничего сегодня не получите, берегите на вечер». Понесла Аринушка хлеб, Иванушка камешки, а отец топор, и пошли все в лес; а мачеха закрыла за ними дверь и понесла кувшин с водою. Как отошли все от хижины, отстал немного Иванушка и стал бросать на дорогу камешки: бросит, пройдет шагов десять и опять бросит, покамест не пришли до средины леса в самую глухую чащу. Развел отец костер, и говорит мачеха детям: «Устали вы, деточки, лягте к костру и сосните, а мы пойдем, нарубим дров, а когда кончим, зайдем за вами».

Задремали детки; проснулись они в полдень, огонь в костре потух, захотелось им есть, и съели они свою краюшку хлеба. Стали поджидать родителей, ждали-пождали и снова легли спать. Проснулись они на этот раз поздно вечером; смотрят, стемнело в дремучем лесу, ни единой живой души не видно в чаще лесной, и зарыдала горько Аринушка.

«Не плачь, сестрица, не печалься, я с тобою. Вот взойдет луна, осветит нам путь-дорожку, и проведу я тебя по белым камешкам обратно к родимому батюшке».

Не долго пришлось дожидать Аринушке; вскоре взошла луна, и стало в лесу светло. Взял Иванушка сестрицу за руку и пошел по тропинке из лесу; сослужили ему белые камешки службу добрую, вывели его с Аринушкой прямо к отцовской хижине. Как открыла мачеха им рано поутру дверь, так и всплеснула она руками, не знает, радоваться ей или печалиться. Вынул Иванушка из-за пазухи свои белые камешки, выложил их на стол и рассказал, как удалось ему найти из лесу дорогу. Насупила брови мачеха, а отец-то обрадовался, стал он деток целовать и обнимать на радостях.



Прошло с месяц времени, и снова настала нужда безысходная в ветхой хижине дровосека. Однажды опять говорит мачеха мужу, что все-таки нужно будет свести детей в лес, по крайней мере, двумя ртами меньше будет. Не хотел слушать злую бабу дровосек, не поведет он, мол, детей в лес на смерть верную! Не отставала мачеха, бранилась-ругалась, и согласился наконец муж бросить детей в лесу. И на этот раз не спали детки, все слышали, и как уснули все в хижине, пополз было Иванушка к двери, да увидел, что она на ключ заперта. Вернулся он обратно к своей кроватке и думает: «Господь Бог нас с Аринушкой не оставит».



Утром проснулись все до свету и собрались в лес по дрова. Дала мачеха деткам по краюшке хлеба, и вышли все из дому. Запрятал Иванушка свою краюшечку за пазуху, стал отламывать от нее по крошечкам и бросать их за собою по дорожке вместо белых камешков. «Как ночью с Аринушкою пойдем назад, так по крошкам хлебным легко дорогу распознаем», — думал Иванушка. Пришли в самую середину леса, развели костер, пошли отец с матерью рубить дрова, а дети легли спать.

Проснулись они в полдень, разделили Аринушкину краюшечку поровну, ждали-пождали и снова спать легли. Разбудил Иванушка Аринушку поздно вечером и пошел с нею из лесу. Идет, а сам на землю поглядывает, свои вчерашние крошки поискивает и не может найти ни одной. Птички лесные все их склевали до единой.

Испугались сиротки, поплакали и пошли куда глаза глядят по лесу. Шли они до полуночи, устали и легли спать на мягкую муравку. Проснулись утром, утолили свойголод лесными ягодками и пошли дальше. Откуда ни возьмись, прилетела к ним птичка с белоснежными крылышками, стала вокруг деток попархивать и громко чирикать, звать их за собою. Пошли Иванушка и Аринушка за птичкой, и привела их птичка к лесной избушке на куриных ножках, а избушка та была не простая, вся из медовых пряников сложена, миндальными коврижками покрыта, сахаром посыпана.

Побежали дети к избушке, стали со стен пряники отламывать и лакомиться. Вдруг открылась дверь, и на порог избушки вышла Баба-Яга — костяная нога, спина горбом, нос крючком; сама идет, головой трясет, палкой о землю постукивает. «Здравствуйте, деточки-ребятушки! Чего испугались? Кушайте на здоровье; покушаете, в домик зайдите, отдохните, не бойтесь!»

Упокоились Иванушка и Аринушка и вошли в медовую избушку. Накрыла Баба-Яга стол чистой скатертью, наставила сладких кушаньев, пирогов медовых, наливок сладких. Накушались Иванушка и Аринушка вдоволь и легли спать на постельки пуховые, покрылись одеяльцами стегаными.

А Баба-Яга только с виду ласковой показалась; часто зазывала она заблудившихся ребят в свою избушку медовую, откармливала их, а потом съедала. Рано утром схватила она Иванушку и снесла его в клеть; потом растолкала Аринушку и говорит ей: «Вставай, лентяйка, разводи огонь, надо Иванушку откармливать, чтобы было мне чем полакомиться!»

Заплакала Аринушка, жаль ей стало Иванушки, да делать нечего, приходилось Бабы-Яги слушаться. Начала она с того дня варить кушанья и носить их в клеть к Иванушке, исполняла в хижине медовой всю работу черную. А ведьма тем временем каждое утро подходила к клети и приказывала Иванушке сквозь решетку свой пальчик просовывать; а тот изловчился и просовывал ей вместо своего пальца куриную косточку. Пощупает Баба-Яга косточку, покачает головой: «Не откормлен еще, малыш», — думает. Уж прошел месяц целый, все пальчик остается твердым как камень; надоело Бабе-Яге дожидаться, и велела она Аринушке растопить большую печь. Догадалась Аринушка, что приходит конец братцу, задрожала и пошла исполнять приказание. Истопилась печь докрасна, и говорит Баба-Яга Аринушке: «Погляди, девушка, жарко ли в печке, не нужно ли дров прибавить?» — а сама думает: «Как только она голову в печь сунет, так я ее туда и впихну; сперва сестрицу, а потом и братца зажарю!» Хотела было Аринушка подойти к печке, как вдруг влетела птичка с белоснежными крылышками и начала вокруг печи попархивать и громко, жалобно чирикать. Поняла девочка, что грозит ей напасть великая, и говорит Бабе-Яге — костяной ноге: «Не знаю я, бабушка, как к печи подойти, малая больно».

«Пустое ты говоришь! — рассердилась ведьма. — Гляди, я тебе покажу». Подошла она к печи, открыла заслонку и сунула голову в печь, да спотыкнулась нечаянно, упала прямо в огонь и сгорела.

Обрадовалась Аринушка, побежала к братцу и выпустила его из клети. А Иванушка пополнел от хорошей еды, в клети сидя, стал красавцем хоть куда. Обнял он Аринушку и говорит ей: «Пойдем, сестрица, в медовую избушку, пообедаем, а потом и домой пойдем». Обернулись детки, а избушки на куриных ножках и след простыл, лишь на самом том месте целое гнездо поганых грибов выросло. А на деревьях вокруг зачирикали птички лесные, и каждая из них спорхнула с ветки и сбросила Аринушке в передничек по драгоценному камню. Не прошло и минуты, как передник наполнился до краев изумрудами, рубинами, жемчугом и яхонтами.

«Вот добрые птички! — вскрикнул Иванушка. — Они благодарят нас за то, что мы их тогда крошками накормили!» Завернули детки свои богатства в узелок и пошли из лесу, а птичка с белоснежными крылышками указывала им дорогу.

К вечеру довела их птичка до отцовской хижины, чирикнула и скрылась.



Подошли дети к окошку, постучались. Открылась дверь, и на пороге показался их батюшка, грустный и худой: не имел он с тех пор ни минуты покойной, все о своих дорогих детках вспоминал, себя винил в том, что злой жены послушался, а она-то сама за несколько дней перед тем умерла; говорили добрые люди, что наказал ее Господь за ее злое сердце. Увидел дровосек своих деток желанных, заплакал, начал их целовать, миловать, о судьбе их расспрашивать. Показали Иванушка и Аринушка отцу узелок с драгоценными камнями и рассказали, что с ними приключилось.

Зажили они все втроем в счастье и в довольстве, и не может дровосек на милых деток своих наглядеться, все ими похваляется; на том и наша сказка кончается.


Волк и семеро козлят

ила-была старая коза, и было у нее семеро козлят; любила она их, души в них не чаяла. Собралась она однажды в лес за травою и говорит своим деткам: «Милые детки, иду я в лес за травою, а вы будьте осторожны, не впускайте в избушку волка, как станет он стучаться, не отворяйте двери. Узнаете вы его по хриплому голосу и черным лапам».

Ушла старая коза, и вот, немного погодя после ее ухода, слышат козлята, стучит кто-то в дверь: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки хриплый голос волка и не отворили ему двери.

Побежал волк к лавочнику и говорит ему: «Дай мне кусок мела, не то я тебя съем». Испугался лавочник, дал волку кусок мела; съел серый волк мел, и сделался у него голос тонким-претонким. Вернулся он к избушке старой козы, стукнул в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Отвечают ему козлятушки: «Слышим по голосу, что ты точно мать наша; продень свою ножку в щель». Продел волк свою лапу в щель, увидели козлятушки черную его лапу и говорят: «У нашей матушки нога белая, а у тебя черная. Не мать ты наша, а волчище — серое хвостище».

Рассердился волк, видит, что не удалось ему обмануть козлятушек, и побежал он к пекарю, протянул он ему свою лапу и говорит: «Обмажь мне лапу тестом, не то я тебя съем». Испугался пекарь, обмазал волку лапу тестом, и побежал волк к мельнику; протянул он ему лапу в тесте и говорит: «Посыпь мне, мельник, на лапу муки, не то я тебя съем». Испугался мельник, обсыпал волчью лапу мукою, и побежал волк опять к избушке старой козы. Прибежал к избушке, постучался в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я — ваша мать — пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки тоненький голосок волка и говорят ему: «Просунь в щель свою ножку, тогда мы тебе и поверим». Увидели козлятушки белую лапу, поверили волку и открыли дверь в свою избушку. Ворвался волк к козлятушкам и проглотил их всех целиком с жадностью, лишь самому маленькому козленочку удалось избегнуть волчьих зубов; бросился он со всех ног в сторону и спрятался в большом горшке из-под опары. Проглотил волк козлятушек, вышел из избушки, прилег у дороги и заснул крепким сном.

Вернулась старая коза домой, видит, открыты настежь двери; вошла она в избушку, стала искать детушек и не нашла их ни единого; вдруг, откуда ни возьмись, слышит она голос своего младшего детеныша: «Я здесь, матушка, в горшке из-под опары». Вынула коза козленочка из горшка, и рассказал ей козленочек, как обманул серый волк братьев его и как съел он их до единого. Зарыдала бедная коза, заплакала, стало жаль ей милых детушек; вышла она из избушки, идет по дороге, горькие слезы проливает; вдруг видит она, лежит в стороне от дороги волк-разбойник, лежит, после сытного обеда громко похрапывает. Подошла к нему коза, смотрит, а у него в животе что-то пошевеливается: «Уж не детки ли мои малые?» — подумала она и послала своего козленочка домой за ножом, иглой и ниткою. Распорола коза волку живот, а он и не чувствует, лежит и похрапывает; вынула из волчьего живота одного козленочка за другим, невредимых, целехоньких; велела козлятушкам натаскать живей больших камней, всунула их волку в живот и зашила его крепко-накрепко; спряталась она с козлятушками под куст и ждет-дожидается.



Вот проснулся серый волк, потянулся и говорит: «Ох, хорошо же я полакомился, да только тяжело мне в животе, как будто не козлятушки, а тяжелые камни в нем лежат; пойду-ка я к колодцу испить водицы». Пошел серый волк к колодцу, идет, еле-еле поворачивается; подошел к колодцу, пригнулся к воде и стал пить; потянули его тяжелые камни в животе книзу, и упал он в глубокий колодец; там и смерть ему была.

А коза-то с козлятушками подбежали к колодцу и радуются; стали прыгать они и плясать, приговаривая: «Потонул волчище, серое хвостище, не будет уж больше разбойничать!»


Скатерть-самобранка, ослик-растягайка и драчун-дубинка

ил-был бедный старичок; у него было три сына; звали их Длинным, Толстым и Глупым. Длинный стал столяром, Толстый мельником, а Глупый токарем. Как только Длинный окончил ученье, он собрался в путь и отправился в чужие края.

Долго бродил он по разным местам, но нигде не мог найти работы. Однажды шел он, понуря голову, по прекрасному густому лесу и встретил маленького толстого человечка, который его спросил, куда он идет и отчего у него такой печальный вид.

— Я — столяр, — ответил длинный, — ищу работы и не могу ее найти.

— Столяр? — воскликнул весело старичок. — Ступай за мной, я тебе дам работу.

Обрадовался Длинный и пошел за стариком. Они скоро подошли к прекрасному дому, со всех сторон окруженному высокими зелеными елями. Старичок ввел туда Длинного, который тотчас же развеселился, так как наелся и напился вдоволь и получил не особенно тяжелую работу.



К сожалению, хорошее житье длилось не долго: через несколько месяцев старичок сказал работнику:

— Друг мой, у меня больше нет для тебя работы; но за то, что ты вел себя хорошо и работал прилежно, ты получишь от меня прекрасный подарок, который принесет тебе больше пользы, чем золото и серебро. Вот тебе маленький столик со скатертью-самобранкой; крикни три раза: «Столик, накрывайся!» — и он угостит тебя всем, чего ты ни пожелаешь. Длинный взял столик, попрощался с хозяином и весело отправился домой. На опушке леса он остановился и, почувствовав голод и жажду, вздумал испытать свою волшебную скатерть-самобранку. Не успел он три раза крикнуть: «Столик, накрывайся!» — как на скатерти очутились самые редкие лакомства, рыба и дичь жареные, пироги сахарные, вина медовые.



Вдоволь напился-наелся Длинный, взвалил столик на плечи и пошел дальше. Вечером остановился он в гостинице. Хозяин удивился, что гость не потребовал ужина, а пошел со столиком в руке в свою комнату. Он осторожно последовал за ним и подсмотрел в замочную скважину, что делает странный гость. Длинный между тем крикнул три раза: «Столик, накрывайся!» — и, как только на столике появились вкусные кушанья и дорогие вина, досыта наелся, лег в постель и крепко заснул. Ночью хозяин унес из комнаты волшебную скатерть и оставил вместо нее другую. Проснувшись рано утром, Длинный взял столик и весело отправился дальше. Прибыв домой, он сказал своим: «Зовите гостей: угощу всех на славу». Собрались гости; поставил Длинный перед ними столик и крикнул три раза: «Столик, накрывайся!» Столик, однако, не накрылся, и все начали смеяться и потешаться над обманутым Длинным.

Год спустя второй сын, мельник, окончил учение. Он также отправился в чужие края, и случилось, что он пошел тою же дорогой, какою шел его старший брат. Тот же старичок встретил его в лесу, предложил ему работу и взял его к себе в дом. Но дом его был теперь мельницей, которая так быстро вертела своими крыльями, что Толстый никогда не имел недостатка в работе. Через несколько месяцев, однако, хозяин сказал ему:

— Друг мой, у меня больше нет для тебя работы; но за то, что ты был так предан мне и работал прилежно, возьми этого ослика в подарок; он принесет тебе больше пользы, чем золото и серебро; крикни трижды: «Ослик, растянись!» — и из него со всех сторон посыпятся червонцы, сколько твоей душе угодно.

Толстый взял ослика, поблагодарил хозяина и весело отправился домой. На пути он заехал в ту самую гостиницу, в которой ночевал Длинный, и велел подать себе богатый ужин. Когда же настало время платить, он сказал хозяину: «Подожди немного, я схожу за деньгами», — пошел в конюшню, где стоял его ослик, и крикнул трижды: «Ослик, растянись!» Ослик растянулся, и из него посыпались блестящие как огонь червонцы. Хозяин же гостиницы видел все это сквозь отверстие в стене и запомнил волшебные слова. Ночью он обменял золотого ослика на простого. Утром Толстый сел на чужого ослика, прискакал домой и объявил всем о своем счастье. «Зовите друзей и гостей, всех одарю!» Собрались друзья и соседи посмотреть на диковинного зверя. «Ослик, растянись!» — крикнул Толстый. Ослик растянулся, но золото и серебро не посыпались из него; и начали все над Толстым смеяться и потешаться.

Наконец, по прошествии года, и Глупый кончил свое учение и отправился странствовать по белому свету. Он нарочно выбрал ту же дорогу, по которой отправились его братья, и поступил к тому же самому человечку на службу. Так как он был так же послушен и прилежен, как его братья, старичок сказал ему при прощании: «Золота и серебра я не могу тебе дать; возьми эту сумку, она тебе пригодится. Случится в ней надобность, тогда крикни: „Дубинка, вылезай!“ — и ты увидишь, что будет». Глупый поблагодарил и отправился домой. На пути он остановился в той самой гостинице, где его братья лишились своих сокровищ. Хозяин гостиницы жил с тех пор припеваючи и хвастался перед всеми скатертью-самобранкой и осликом-растягайкой. Как только Глупый услыхал об этом, он тотчас понял, в чем дело.



— Ты — вор, — крикнул он на хозяина, — если ты добром не отдашь украденного у моих братьев, то я тебя проучу!

Хозяин хотел было выбросить его за дверь. Глупый, однако, произнес: «Дубинка, вылезай!» Тотчас же из сумки вылетела увесистая дубинка и так больно приколотила бесчестного хозяина, что тот едва не лишился сознания и тут же обещал возвратить скатерть-самобранку и ослика-растягайку. По приказанию Глупого драчун-дубинка выпустила хозяина; юноша отнял украденные сокровища и весело поехал домой.

Несказанно обрадовались братья, получив обратно свои подарки, и прежде всего испытали чудодейственную силу ослика. И действительно, как только мельник произнес слова: «Ослик, растянись», — из ослика со всех сторон посыпалась такая масса червонцев, что старик отец не мог прийти в себя от изумления, а старушка мать не поспевала подстилать платки и подкладывать корзинки под драгоценного ослика. Спрятали червонцы, сели за столик и накрыли скатерть-самобранку, и угостил их Толстый на славу, накормил-напоил всласть.

Жили они с тех пор, разживались, богатели-разбогащались; кормила-поила их скатерть-самобранка, денег подсыпал им ослик-растягайка, от злых людей защищала их драчун-дубинка.

Тут и сказка вся, а дальше сказывать нельзя.


Царевна Снежинка

ила-была царица, и никак не давал ей Господь деток. Гуляла она как-то однажды зимою по саду, уколола нечаянно палец. Упали две кровинки в снег и проникли до самой земли. «Хотелось бы мне иметь дочку с лицом, белым как снег, со щечками, алыми как кровь, и с кудрями, темными как земля», — думает царица. Через некоторое время родилась у царицы дочка, белолицая как снег, краснощекая как кровь, темнокудрая как мать сыра земля. Обрадовалась царица и назвала дочку Снежинкой; да совсем недолго пришлось ей царевной любоваться, занемогла она и вскоре приказала долго жить. Осталась царевна Снежинка бедной сироткою, сидит у отца своего, царя, и плачет, горькими слезами обливается.

Погоревал и царь, погрустил и утешился; задумал выбрать себе новую супругу, подарить царству вторую царицу. Задумал — исполнил. Женился он на красавице писаной, такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Одним нехороша была мачеха Снежинки: горда она была бесконечно и считала себя первой красавицей на всем свете.



Было у нее волшебное зеркальце; подойдет она, бывало, к нему и спросит:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
И зеркальце отвечало ей:

«Ты, царица, милей,
Всех румяней и белей!»
Вот подросла и царевна Снежинка, и стала она красавицей, куда красивее своей мачехи. Однажды обратилась царица к своему зеркальцу и спрашивает:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
А зеркальце отвечает:

«Всех Снежиночка милей,
Всех румяней и белей!»
Испугалась царица, разгневалась и почувствовала в сердце своем великую ненависть к Снежинке; завидно стало ей, что царевна красивее ее, и позвала она тайком своего слугу и говорит ему: «Заведи ты царевну в дремучий лес, в непроходимую чащу, и зарежь ее там, а для моего покоя принеси мне ее сердце».

Повел царицын слуга царевну в лес, остановился в непроходимой чаще, вынул меч и хотел ее зарезать. Зарыдала Снежинка, стала умолять слугу не убивать ее и так жалобно просила его, что он решил помиловать и оставить ее на произвол судьбы в лесу. Отпустил он царевну на все четыре стороны, поймал по дороге овечку, вынул у нее сердце и принес его злой царице. Велела царица повару зажарить сердце, съела его за завтраком и обрадовалась, что снова стала первой красавицей во всем царстве.

Испугалась Снежинка, оставшись одна-одинешенька в дремучем лесу; острые камни разрезали ей ноги, шипы терновника кололи ее тело и обрывали на ней платье; повстречала она, наконец, и диких зверей. Но не трогали ее дикие звери, а скрывались при виде девочки в кусты. Так шла Снежинка целый день и целую ночь и дошла наконец до лесной избушки на курьих ножках. Вошла Снежинка в избушку, видит, никого в ней нет; посреди избушки стоял столик, покрытый чистой скатертью, на столике том стояло семь тарелочек, около каждой тарелочки лежало по маленькой ложечке, вилочке и ножичку; семь стаканчиков стояло посреди столика. У стены виднелось семь кроваток, покрытых чистыми одеяльцами.



Захлопала в ладоши Снежинка, весело стало ей при виде этого чистенького кукольного домика: забыла она свое горе, села за столик и начала кушать по кусочку с каждой тарелочки и пить по глоточку из каждого стаканчика. Насытилась девочка, подошла к первой кроватке и попробовала лечь в нее, но кроватка оказалась слишком маленькой, и перешла Снежинка на вторую, но и вторая была не больше первой, и перешла Снежинка на третью. Таким образом испробовала царевна все семь кроваток, и только седьмая пришлась ей по росту; легла она на нее и заснула крепким сном.

Наступила ночь, и вот вернулись в избушку хозяева, семеро карликов; вошли они в комнату и тотчас заметили, что кто-то чужой побывал у них. Старший из них спросил: «Кто ел с моей тарелочки?» Второй спросил: «Кто сидел на моей скамеечке?» Третий спросил: «Кто отломил кусочек от моей булочки?» Четвертый спросил: «Кто резал моим ножичком?» Пятый спросил: «Кто ел моей вилочкой?» Шестой спросил: «Кто пил из моего стаканчика?» Седьмой спросил: «Кто утирался моей салфеточкой?»

Затем семеро карликов подошли к своим постелькам, и шестеро из них крикнули: «Кто лежал на наших постельках?», а седьмой сделал им знак рукою и шепнул: «Кто лежит на моей постельке?» Подбежали карлики к постельке своего товарища и начали любоваться спящею девочкой; не разбудили они ее, а решили, что седьмой карлик будет попеременно спать по одному часу в кроватке каждого из них.

На следующий день, рано поутру, проснулась Снежинка, увидела карликов и испугалась. Подошли к ней карлики, успокоили ее и ласково спросили, откуда она пришла. Рассказала им девочка, кто она такая, как возненавидела ее злая мачеха, как велела она слуге своему убить падчерицу и как избавилась она от лютой смерти. Пожалели ее карлики и сказали ей: «Оставайся жить с нами, Снежинка, убирай нашу избушку, готовь нам обед, и будешь ты нашей хозяюшкой!»

Согласилась Снежинка и осталась жить у карликов.

Между тем злая мачеха-царица, успокоенная тем, что она теперь первая красавица на всем свете, подошла как-то к зеркалу и спросила его:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи.
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
И зеркальце отвечало ей:

«Всех Снежиночка милей,
Всех румяней и белей!»
Побледнела завистница, затряслась от злобы, узнав, что царевна Снежинка не была убита в лесу, а живет у карликов. Приказала она казнить неверного слугу и стала день и ночь размышлять, как бы вернее погубить падчерицу. Не доверяя никому, она решила сама сыскать Снежинку и погубить ее своими собственными руками. Надела она простое платье, наложила в короб разных мелких товаров и отправилась в лес искать царевну.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; шла она, долго ли, коротко ли, и дошла наконец до лесной избушки на курьих ножках. Постучала она в дверь и крикнула: «Товары хорошие! Покупайте, выбирайте!» Побоялась Снежинка открыть дверь незнакомой торговке: строго-настрого наказали ей карлики никому не открывать дверей и остерегаться злых людей, в особенности злой завистливой мачехи-царицы. Выглянула поэтому царевна осторожно из окошечка и увидела в руках у торговки большой короб с разными невиданными вещицами, разноцветными бантиками, золотыми цепочками. Запамятовала Снежинка советы осторожных карликов, впустила торговку в избушку и купила у нее красивую цепочку. Вызвалась торговка показать девушке, как надевать цепочку, и так стянула ей горло, что Снежинка потеряла сознание и упала мертвою на пол. «Вот тебе награда за твою красоту», — проговорила злая царица.

Вернулись в избушку карлики, испугались при виде лежащей без чувств Снежинки, подняли ее с полу, перенесли на кроватку и влили ей в рот несколько целебных капель. Заалели щечки царевны, вздохнула она всею грудью, открыла глаза и пришла в себя. Рассказала она добрым карликам, что случилось с нею. Пожурили карлики неосторожную девушку и опять строго-настрого наказали ей никого не впускать в избушку. «Это была, без сомнения, злая царица, твоя мачеха», — сказали они ей.

Вернулась царица домой, скинула с себя старое платье, переоделась в дорогой наряд и горделиво подошла к зеркалу.

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
А зеркальце отвечает:

«Всех Снежиночка милей,
Всех румяней и белей!»
Едва не лишилась чувств царица от злобы. «Неужели не удалось мне умертвить эту негодную девчонку?» — подумала она и стала день и ночь помышлять о том, как бы погубить царевну. Переоделась она в другие платья, вымазала себе лицо красками до неузнаваемости, отравила сильным ядом красивый гребень, положила его в короб с разными вещицами и отправилась к избушке карликов. Подошла она к ней и начала кричать: «Товары хорошие! Покупайте! Выбирайте!» Вспомнила Снежинка наказ карликов и отвечала в окошечко: «Не смею я никого впускать». — «Жаль, — отвечала переодетая царица, — какие у меня хорошенькие гребешки!» — и с этими словами она подняла отравленный гребень кверху и показала его царевне. Загляделась девушка на красивую вещицу, забыла благоразумные советы своих маленьких друзей и впустила в избушку торговку. Купила она у ней золотой гребешочек и воткнула его себе в волосы: тотчас же подействовал яд, и упала бедная девушка бездыханною на пол. «Теперь уж ты больше не встанешь», — проговорила царица и вышла из избушки.

К счастью, скоро настал вечер и вернулись домой карлики, нашли Снежинку на полу, обыскали ее и вытащили из волос отравленный гребешок; в ту же минуту Снежинка пришла в себя.



Пожурили ее карлики пуще прежнего и вновь запретили ей впускать кого-либо в избушку.

Вернулась царица домой, переоделась и подошла к своему зеркальцу:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
И зеркальце отвечало ей:

«Всех Снежиночка милей.
Всех румяней и белей!»
Схватилась царица за сердце, вскрикнула громко от ярости и поклялась убить падчерицу во что бы то ни стало, если бы даже пришлось ей самой умереть при этом. Выбрала она прекрасное розовое яблочко, отравила его с той стороны, на которой оно было более красивым, переоделась простой крестьянкой, изменила свое лицо, положила яблоко в корзину вместе с другими яблоками и пошла в третий раз к избушке карликов. Подошла она к ней и стала кричать: «Яблоки! Хорошие яблоки!» Услыхала ее Снежинка, испугалась, махнула рукой и говорит: «Ступай прочь, никому не велели мне отворять!»

«Ну хорошо, — сказала переодетая царица. — Я и без тебя продам свои яблоки! Возьми себе одно яблочко в подарок».

«Нет, спасибо, не смею я ничего принимать!» — воскликнула Снежинка. «Может быть, ты думаешь, что яблоки отравлены? Смотри, я сама откушу кусочек. Ах, как вкусно! Никогда не едала ты такого яблочка». При этом преступная царица откусила яблоко с той стороны, с которой оно не было отравлено. Успокоилась царевна и взяла из рук торговки надкусанное яблоко. Не успела проглотить она ядовитый кусочек, как побледнела вся и повалилась замертво на траву.

«Ну, теперь уж настал тебе конец», — произнесла царица, вернулась домой, подошла к волшебному зеркальцу и спросила:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
И зеркальце отвечало ей:

«Ты, царица, всех милей.
Всех румяней и белей!»
Успокоилось завистливое сердце царицы настолько, насколько могла быть спокойной подобная злая и преступная женщина.

Как испугались бедные карлики, когда, возвратясь домой, они нашли мертвую Снежинку на травке, невдалеке от избушки. Тщетно старались они найти причину ее смерти, тщетно вливали они в рот девушке свои целебные капли — Снежинка не приходила в себя.

Уложили опечаленные карлики тело своей приятельницы на постельку, сели вокруг нее и стали плакать. Когда прошло три дня, настало время ее хоронить, но мертвая Снежинка выглядела такой свежей и розовой, что не осмелились они опустить ее в землю; поэтому изготовили они прекрасный хрустальный гроб, уложили в него Снежинку, установили его на высоком холму, и каждый из них попеременно сидел у гроба. Подходили ко гробу лесные звери, и птицы прилетали к нему; горевали и они по почившей девушке, часто кормившей их в холодную зимнюю пору.



Много лет покоилась царевна в хрустальном своем гробике, ничуть не изменяясь и не теряя своей красоты; она оставалась такой же белолицей, краснощекой, темнокудрой красавицей, как и прежде.

Много лет спустя охотился невдалеке от того места царский сын; заблудился он в лесу густом со своими охотниками и увидел на холме высоком хрустальный гроб со спящей царевной. Взобрался он на холм и спрашивает карлика: «Кто лежит в хрустальном гробе?» Рассказал ему карлик про царевну Снежинку, и стал просить царевич подарить ему гроб с мертвой девушкой. Замахали руками карлики, не захотели расставаться со своей подруженькой; долго упрашивал их царевич, но никак не мог уговорить карликов. Подозвал он тогда своих охотников и приказал им сбираться в обратный путь. Тут один из них толкнул нечаянно копьем хрустальный гробик и опрокинул его; выпала из него спящая царевна, и изо рта ее выкатился отравленный кусок яблока, который она не успела проглотить; тотчас же ожила Снежинка. Обрадовался царевич, запрыгали счастливые карлики, и повез царевич Снежинку с собою в отцовский замок. Полюбилась она ему, и избрал он ее себе в супруги. Справили свадебный пир на весь мир, созвали гостей со всех концов света; среди них почетное место занимали семь карликов. Стала собираться на свадьбу и злая царица, нарядилась она в дорогое платье, подошла к своему заветному зеркальцу и спросила его:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи.
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»
А зеркальце отвечает царице:

«Всех Снежиночка милей,
Всех румяней и белей!»
Побледнела от зависти царица, испугалась при мысли, что опять не она самая красивая на свете; решила было не ехать на свадьбу, да очень хотелось ей посмотреть на юную царицу, Снежинку, которая была красивее ее. Вошла она в залу, увидела Снежинку в царском наряде и так испугалась, так изумилась, что готова была провалиться сквозь землю.

Но Снежинка оказалась не только самой красивой, но и самой незлобивой на свете. Не хотела она вспоминать о том зле, которое причинила ей мачеха, и простила ей все ее злые дела. Но в сердце царицы поселилась ядовитая змея, не дававшая ей ни минуты покойной, и через несколько дней после Снежинкиной свадьбы умерла злая мачеха в страшных мученьях. Змея в сердце царицы называлась завистью.

Тут и сказке конец, сказал ее молодец, и нам, молодцам, по стаканчику пивца, за окончанье сказки — по рюмочке винца.


Братья-вороны

а тридевять земель, в тридесятом царстве жила-была бедная вдова; у ней было восемь детей мал мала меньше, семь мальчиков и одна девочка. Дочка Машенька, самая младшая из всех, не причиняла матери ни забот, ни горя и была добрым, послушным ребенком; семь мальчиков — братьев ее — были большие шалуны и подчас так непослушны, что даже старый дедушка, и тот не мог с ними справиться.



Случилось однажды вечером, играли семь мальчиков на лугу и не хотели слушаться матери, что звала их домой к ужину; только как стала их уговаривать маленькая сестрица, так пошли они домой. В комнату вбежали они с таким шумом и криком, что разгневанная мать вскрикнула:

— Противные мальчишки, уж как рада была бы я, если бы вы превратились в воронов!

Не успели раздаться необдуманные слова, как действительно семь сыновей вдовы обратились в черных как уголь воронов и с громким карканьем вылетели из окна. Побледнела мать, испугалась, начала плакать, убиваться: «Зачем, — говорит, — сыновьям недоброе пожелала». Захлопала от радости в ладоши Машенька; очень уж ей понравилось, как братья ее превратились в черноперых воронов; когда же увидела она, что братья домой не возвращаются, поняла она, что с братьями случилось, и начала она горько плакать, плакала она, рыдала, до тех пор, пока не утешили ее и не сказали, что братья скоро назад вернутся.

Проходил год за годом, а братья назад не возвращались.

Отчаялись мать и дедушка когда-либо свидеться с ними, одна лишь сестрица не теряла надежды найти своих заколдованных братьев.



«Ведь не улетели же они навсегда с белого света, — говорила она, — пойду я, поищу, не найти ли мне их».

Взяла она сумочку с припасами, скамеечку свою любимую, простилась с матушкой да с дедушкой и пошла путем-дорожкою вперед, куда глаза глядят. Всюду, куда она ни приходила, спрашивала она о семи братьях-воронах. Но никто не слыхивал о них.

Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, пришла Машенька однажды вечером к дремучему лесу, села она усталая на скамеечку, да и заснула. Как проснулась она, видит — стоит перед нею ясная утренняя звездочка, стоит перед ней, улыбается, лучами своими золотистыми ее нежно обнимает. Спросила Машенька звездочку:

— Звездочка моя милая, тебе с неба все видно, скажи мне, где найти мне моих братцев?

Опустилась тогда яркая звездочка на землю и обернулась прекрасной русой девушкой; поцеловала она Машеньку в обе щеки и сказала ей:

— Вот тебе золотой ключик, он проведет тебя к твоим братцам. — Поцеловала звездочка еще раз Машеньку и поднялась в поднебесье.

Весело пошла Машенька за золотым ключиком; привел он ее к соколиному замку, окна которого огнем горели от лучей заходящего солнца.

Много лет тому назад жила в нем богатая-пребогатая графиня со своим единственным сыном; она была гордой и жестокой женщиной. Однажды прогуливалась она со своим сыном около замка, как подошла к ней старая нищенка в лохмотьях и попросила подаяния. Рассердилась графиня, призвала слугу и велела согнать старушку со двора. Нищенка же была колдуньей и сказала графине: «Пусть твой сын превратится в дикого сокола; не вернется человеческий облик к нему до тех пор, пока утренняя звезда не пришлет ему невесты. Все твои богатства, стыдясь твоей скупости, спрячутся в ларец, как мышь в норку».

Слуге, который схватил ее за руку по приказу графини, колдунья сказала: «Ты же превратишься в седобородого карлика и будешь стеречь ларец с сокровищами скупой графини. Когда, через много-много лет, придет сюда соколиная невеста, дай ты ей ларец, как приданое: только пусть она его не открывает здесь, в этом злом месте, а у себя дома в своей комнате, тогда мои чары потеряют силу».

Колдунья исчезла, слова же ее исполнились в то же мгновение: молодой граф превратился в дикого сокола, слуга — в седобородого карлика; в таком виде они стали бродить по замку, все же, что находилось в нем, кроме них, исчезло вместе с графиней. Ничего не осталось в нем, кроме соломенной постельки, накрытого столика, двух старых скамеечек и запертого ларца. Все это лежало в замковой башне, на попечении карлика.

В этом-то заколдованном замке нашли себе приют и семь братьев-воронов, много поскитавшихся перед тем по белому свету. В благодарность за убежище они обещали остаться у сокола до тех пор, пока не пробьет для них общий час освобождения.

Подошла Машенька к замку и видит: ворота закрыты. Едва успела она своим золотым ключиком дотронуться до замка, как ворота настежь раскрылись, и она вошла во двор. Навстречу ей вышел карлик и спросил, кого она ищет. Скромно отвечала Машенька: «Меня прислала утренняя звездочка; ищу я своих братьев, семь воронов». Как услышал карлик эти слова, низко поклонился он ей и сказал: «Господ воронов нет дома, они улетели с моим господином, соколом, на охоту и не вернутся ранее полуночи домой. Подожди их в замке, они рады будут видеть тебя». Повел ее карлик по лестнице в замковую башню и сказал: «Видишь, красная девица, постелька тебе готова, и столик накрыт; покушай вдоволь, с дороги, чай, утомилась, а потом ляг и отдохни». Не заставила себя долго упрашивать Машенька, поела-попила досыта и легла спать. Заснула она таким крепким сном, что не слышала даже, как вернулись с охоты братья-вороны. Карлик выбежал к ним навстречу и закричал: «Не шумите, у нас девица, которую прислала утренняя звездочка! Она спит теперь наверху, в башенной комнатке».

— Это моя невеста, — обрадовался сокол, — слава Богу, наступил день нашего освобождения! — С этими словами он побежал поздороваться с невестой. Но войдя в комнату, где спала Машенька, он вдруг потерял на время зрение и ничего не мог видеть. Печально сошел он вниз. После него вошли в комнату вороны и увидели красавицу девушку, крепко спавшую на соломенной постельке.

— Ах! да ведь это наша сестрица — Машенька! — воскликнул старший ворон. — Как она выросла и похорошела.

— Да, это наша сестрица, — сказал второй, — я узнал ее по ее волосам.

— А я по алым щечкам, — подхватил третий.

— А я по ямочке на подбородке! — прибавил четвертый.

— А я по нежным ручкам! — крикнул пятый.

— А я по колечку на пальчике! — уверял шестой.

Наконец, седьмой ворон сказал: «Я узнал бы ее по ее прекрасным добрым глазкам! Если бы она только проснулась и открыла бы их, быть может, мы были бы тогда спасены!» И они хотели было ее разбудить, как вошел карлик и крикнул: «Не трогайте, она должна покинуть наш замок во сне. Перенесите ее на своих крыльях домой, я дам ей этот ларец, пусть она его откроет у себя дома, тогда мы все будем спасены». Сказав это, карлик положил на колени Машеньки ларец; семь воронов осторожно подняли свою сестрицу и полетели с ней к своему родительскому дому; прилетев к нему, они положили спящую сестру у дверей, а сами пустились в обратный путь, в соколиный замок.



Испугались матушка и дедушка, увидя нежданно-негаданно Машеньку у порога своего бедного домика.

— Где же твои братцы? — спросили они ее. — Ты одна, без них.

— Подождите, — отвечала она им, — они скоро будут здесь.

Пошла она в свою каморку, и открыла золотым ключиком волшебный ларец, и ничего не нашла там, кроме маленького зеркальца, взглянула она в него и увидела себя в дорогом наряде настоящею царскою невестою. В то же мгновение вошел в комнату соколиный граф с семью ее братьями. Обняли братья мать свою и деда, поблагодарили сестрицу за спасенье, а соколиный граф тут же подошел к Машеньке, взял ее за ручки белоснежные и назвал ее своей желанной невестою.

Видно, так уж положено, что всякая сказка худом начинается, а веселой свадьбою кончается.


Четыре музыканта

ил-был мельник, и был у него осел; служил он ему верой и правдой до глубокой старости; стал осел дряхлеть и совсем отбился от работы: сил больше не было. Думал, думал хозяин и надумал содрать с него шкуру — кормить, по крайней мере, не придется больше. Почуял серый беду, собрался с последними силами и убежал со двора. Кто по доброй воле под нож полезет?

Прокрался он со двора и думает: «Поплетусь-ка я в город и наймусь там в музыканты». Поплелся хромой осел по дороге, шел он, долго ли, коротко ли, видит, лежит на дороге старая собака, лежит, слабым голосом повизгивает. «Обидел тебя кто-нибудь, Барбоска?» — спрашивает собаку осел. «Еще как обидели, — отвечает ему собака. — Служила я хозяину своему исправно, лаяла по ночам во все горло, покоя не ведала, на охоту с ним бегала, а как стала стариться, так и вздумал он шкуру с меня содрать в благодарность за верную службу; как тут не печалиться?» — «Пустое, товарищ, ступай со мною, пойдем в город и поступим в музыканты, там житье не в пример спокойнее, служба легкая». Согласилась собака и пошла с ослом. Шли они, долго ли, коротко ли, и встретили на дороге кота. Сидит кот на заборе и жалобно мяукает. «Верно, солоно приходится?» — спрашивают его осел и собака. «Да, не сладко, — отвечает кот. — С детства самого служил я у своей старухи-хозяйки, мышей ловил ей видимо-невидимо, а как старость наступать стала, так и велит она утопить меня в речке; вот тебе и расчет за верную службу». — «Не печалься, приятель, — говорят ему осел и собака, — ступай с нами; пойдем в город и поступим в музыканты, ты петь ведь мастер, запевала будешь хоть куда».



Согласился кот и пошел с ослом и собакою. Шли они, долго ли, коротко ли, и повстречался им петух; стоит он на заборе и кричит во все горло. «Что раскричался, певец?» — спрашивают его осел, собака и кот. «Как тут не кричать? — отвечает им петух. — Служил я хозяйке своей верой и правдою, будил ее каждое утро исправно, а как пришла старость, так и велит она своей служанке свернуть мне шею и сварить из меня похлебку; вот и вышел я на двор покричать в последний раз вволю». — «Дурак же ты, — говорят ему осел, собака и кот, — охота тебе шею свою подставлять, иди с нами, пойдем в город и поступим в музыканты, там житье не в пример спокойнее, служба легкая, а певец-то ты первостатейный, голос у тебя, что труба звонкая». Согласился петух и пошел с приятелями.

Шли они, долго ли, коротко ли, и остановились в дремучем лесу; лег осел под дерево, собака взобралась в дупло, влез кот на высокую ветку, а петух взлетел на самую вершину, оглянулся во все стороны и кричит сверху приятелям, что невдалеке от них огонь виднеется, верно, поблизости люди живут, и удастся им закусить и отдохнуть как следует. Вот и решили приятели отправиться туда, откуда светился огонь. Шли они, шли, вышли на полянку и видят перед собою на горе большой разбойничий замок. Подошли приятели к замку и говорят ослу: «А ну-ка, Серый, ты ростом выше нас, посмотри-ка в окно, что увидишь». Посмотрел осел в окно и говорит: «Стоит стол накрытый, уставлен он яствами, блюдами да чарами, и сидят вокруг него разбойники, пьют, едят и песни поют». — «Вот нам бы полакомиться», — говорит петух. «Да, недурно бы», — говорит осел. Стали они голову ломать, как бы им разбойников из замка выгнать да самим в замок забраться. Думали, думали и придумали средство. Встал осел передними ногами на подоконник, взобралась собака к нему на спину, влез кот на нее, а петух взлетел на кота. Уселись они таким образом и запели сразу громким голосом; закричал осел, залаяла собака, замяукал кот и загорланил петух; выбил осел копытами стекло, и вскочили все в комнату. Переполошились разбойники, испугались, не домовой ли это, побросали все свои пожитки и убежали из замка. А наши приятели сели за стол и стали пить-есть, лакомиться. Поужинали путники, потушили огонь и стали пристраиваться на ночь, каждыйпо-своему. Лег осел в навоз, собака за дверь, кот у печки, у теплой золы, а петух взлетел на насест.

А разбойники тем временем увидели, что в замке огонь потух, что все в нем успокоилось, и говорят: «Надо сходить в замок да посмотреть, все ли в нем в порядке, можно ли нам туда возвратиться». Вот и пошел один из них в замок. Обошел он все комнаты, видит, никого нет, все спокойно, и пошел в кухню зажечь лучину. Вошел в кухню и видит, светятся в темноте у плиты глаза кота; принял он их за уголек, наклонился к ним и давай их раздувать, а кот-то ему и вцепись в лицо. Задрожал разбойник и давай бежать из замка; открыл дверь во двор, а собака-то, что спала за дверью, и укуси его за ногу. Испугался он пуще прежнего и пустился бежать со двора; бежит мимо навозной ямы, а осел и лягни его со всей силы в спину. А в это время как раз проснулся петух на насесте и загорланил во все горло: «Ку-ку-ре-ку!»

Прибежал разбойник к своим товарищам и говорит: «Беда в нашем замке, сидит в нем на печи ведьма злючая, вцепилась она мне в лицо и расцарапала его до крови, а за дверью стоит домовой; как бежал я мимо его, так схватил он острый нож и всадил мне его в ногу до самой рукоятки; а на дворе лежит чудовище, как бежал я мимо его, так схватило оно дубину огромную и ударило меня ею по спине; свету я невзвидел; а на крыше сидит судья да кричит во все горло: „Давай плута сюда!“»

С той поры зареклись разбойники в свой замок возвращаться, зажили в нем четыре музыканта на славу, ели-пили, пировали, гостей к себе зазывали. И я у них бывал, пироги едал, брагу пивал и вот вам про них сказку и рассказал.




Красная Шапочка

ила-была милая, добрая девочка; были у нее мать да бабушка, и любили они ее больше всего на свете. Бабушка, так та души своей в ней не чаяла, баловала ее, осыпала подарками. Раз как-то подарила ей бабушка красивую шапочку из красного бархата; понравилась шапочка девочке, и не хотела она с нею расставаться, только ее одну на русую свою головку и надевала. Привыкли ее все видеть в этой шапочке, и прозвали ее соседи и подруги Красной Шапочкой. Так имя это за нею и осталось.

Бабушка Красной Шапочки не жила с дочкой и внучкой, а жила по ту сторону леса, в одинокой избушке; дорога к ней вела через дремучий лес. Однажды мать сказала Красной Шапочке:

— Дорогая Красная Шапочка, бабушка заболела и не может прийти к нам. Я напекла для нее пирогов, ступай, отнеси их бабушке и захвати с собою бутылку вина, поклонись ей от меня и будь осторожна, не упади и не разбей бутылку, а то больная бабушка не получит ничего. Не забегай в лес, не сходи с тропинки и не оставайся слишком долго у больной.

— Я все сделаю, что ты приказываешь, милая матушка, — отвечала Красная Шапочка, надела белый передничек, взяла небольшую корзинку, положила в нее пироги и бутылку с вином и весело вышла на лесную тропинку.



Идет она себе по лесу, и повстречался ей серый волк. Не приходилось ей раньше встречаться с ним, поэтому она ничуть не испугалась. Подошел к ней волк и говорит:

— Здравствуй, Красная Шапочка!

— Здравствуй, серый зверек.

— Куда ты так рано собралась, милая Красная Шапочка? — спросил волк.

— К старой больной бабушке, — отвечала ему Красная Шапочка.

— Зачем ты к ней идешь? Верно, ты ей несешь что-нибудь?

— Конечно, несу, мы напекли пирогов, а матушка дала мне с собою еще и бутылку с вином для бабушки.

— А скажи ты мне, Красная Шапочка, где живет твоя бабушка? Хотелось бы мне как-нибудь мимоходом зайти к ней, понаведаться.

— Недалеко отсюда, в лесной избушке, ты, верно, часто проходишь мимо нее, — отвечала Красная Шапочка.

Оскалил серый волк свои огромные зубы от радости и говорит девочке:

— Прощай же, Красная Шапочка, очень приятно было мне с тобою познакомиться; недосуг мне с тобою дольше разговаривать, нужно навестить одну больную старушку.



Проговорив эти слова, серый волк бросился бежать по направлению к бабушкиной избушке, а Красная Шапочка сошла с тропинки и стала собирать цветочки. Подбежал волк к бабушкиной избушке и постучался в дверь. Не могла старушка подняться с постели и спрашивает: «Кто там?»

— Красная Шапочка! — крикнул волк нежным голоском. — Матушка прислала тебе вина и пирогов!

— Просунь, девочка, руку в щель под дверью, там лежит ключ, возьми его и отопри.

Отпер волк дверь, ворвался в избушку и проглотил бабушку целиком. Открыл серый волк шкаф, вынул оттуда бабушкины платья, лег в ее постель, натянул до самых глаз одеяло и стал поджидать внучку. Через несколько времени подошла к избушке Красная Шапочка; удивилась она, видя, что дверь в избушку не заперта, знала она, что бабушка всегда запирала ее. Подошла девочка к постели и видит, лежит перед ней бабушка с большим чепчиком на голове, укрытая до самых глаз одеялом; странною показалась внучке бабушка, и говорит она ей:

— Ах, бабушка, какие у тебя длинные уши!

— На то у меня длинные уши, чтобы я тебя лучше слышала, — отвечал серый волк.

— Ах, бабушка, какие у тебя большие глаза!

— На то у меня большие глаза, чтобы я лучше тебя видела, — отвечал серый волк.

— Ах, бабушка, какие у тебя большие руки!

— На то у меня длинные руки, чтобы я лучше обняла тебя, — отвечал серый волк.

— Ах, бабушка, какие у тебя большие зубы!

— На то у меня большие зубы, чтобы я лучше мог съесть тебя! — С этими словами вскочил серый волк с постели и хотел было броситься на Красную Шапочку.

Вскрикнула девочка громким голосом, отворилась дверь в избушку, и вбежали в нее два проходивших мимо дровосека; подскочил один из них к серому волку и прорубил ему топором череп. Оглянулись дровосеки и спрашивают Красную Шапочку: «Где же бабушка?» Рассказала им Красная Шапочка, как вошла она в избушку и как обманул ее волк; вынул тогда дровосек острый нож и осторожно разрезал мертвому волку живот. Всплеснула руками Красная Шапочка, видит, лежит в волчьем желудке ее бабушка, лежит, едва поворачивается, очень уж тесно ей. Помогли дровосеки старушке выйти, сели все за стол, разложили пироги, налили вина и стали есть-пить на радостях.

Вернулась Красная Шапочка к матушке, рассказала ей, как встретилась с волком, как съел он бабушку и как убили его добрые дровосеки. Пожурила мать Красную Шапочку за то, что не послушалась она ее, что стала разговаривать с серым волком, что осталась в лесу рвать цветы.

С той поры боятся красные девушки в темный лес ходить: серых волков опасаются.





Оглавление

  • Дед-Всевед
  • Спящая царевна
  • Чернавка
  • Мальчик-с-пальчик
  • Золотой лебедь
  • Иванушка и Аринушка
  • Волк и семеро козлят
  • Скатерть-самобранка, ослик-растягайка и драчун-дубинка
  • Царевна Снежинка
  • Братья-вороны
  • Четыре музыканта
  • Красная Шапочка