ЛоГГ. Том 2. Амбиции [Ёсики Танака] (fb2) читать онлайн

Легенда о героях Галактики Том 2. Амбиции

Действующие лица (звания и титулы указаны на момент окончания первого тома или первого появления)

ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ИМПЕРИЯ:

Райнхард фон Лоэнграмм — гросс-адмирал, маркиз, главнокомандующий Космической Армады, военный гений, побеждающий во всех битвах.

Зигфрид Кирхайс — адмирал флота, заместитель командующего Космической Армадой, доверенный помощник Райнхарда.

Аннерозе фон Грюневальд — старшая сестра Райнхарда, графиня.

Пауль фон Оберштайн — вице-адмирал, начальник штаба Космической Армады.

Вольфганг Миттермайер — адмирал, командир флота, известен как «Ураганный Волк».

Оскар фон Ройенталь — адмирал, командир флота, его глаза разного цвета.

Карл Густав Кемпфф — вице-адмирал, командир флота.

Фриц Йозеф Биттенфельд — вице-адмирал, командир флота «Чёрных Улан».

Хильдегарде фон Мариендорф — дочь графа Франца фон Мариендорфа.

Клаус Лихтенладе — канцлер Империи, герцог.

Герлах — вице-канцлер, виконт.

Отто фон Брауншвейг — лидер объединения аристократов, герцог.

Ансбах — коммодор, преданный последователь Брауншвейга.

Вильгельм фон Литтенхайм — маркиз.

Виллибальд Иоахим фон Меркатц — адмирал флота, высокопоставленный офицер имперской армии, командующий вооружённых сил конфедерации аристократов.

Бернхард фон Шнайдер — адъютант Меркатца.

Штааден — адмирал, один из командиров флота конфедерации аристократов.

Адальберт фон Фаренхайт — адмирал, один из командиров флота конфедерации аристократов.

Овлессер — генерал-полковник, командир корпуса Гренадёров.

Эрвин Йозеф II — 37-й император, 5 лет.

Рудольф фон Гольденбаум — основатель Галактической Империи и династии Гольденбаумов.

СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ:

Ян Вэнли — адмирал, командующий крепости Изерлон и Патрульного флота Изерлона, непобедимый гений стратегии.

Юлиан Минц — подопечный Яна, гражданский специалист на военной службе, рассматривается как младший капрал.

Фредерика Гринхилл — старший лейтенант, адъютант Яна.

Алекс Кассельн — контр-адмирал, начальник администрации крепости Изерлон.

Вальтер фон Шёнкопф — бригадный генерал, начальник службы безопасности Изерлона.

Эдвин Фишер — контр-адмирал, заместитель командующего Патрульного флота.

Мурай — контр-адмирал, начальник штаба Патрульного флота.

Фёдор Патричев — коммодор, заместитель начальника штаба.

Дасти Аттенборо — контр-адмирал, командир одного из подразделений флота Яна.

Оливер Поплан — капитан 3-го ранга, командир Первой космической эскадрильи крепости Изерлон.

Куберсли — адмирал, начальник Центра стратегического планирования.

Александр Бьюкок — адмирал, главнокомандующий Космического флота Союза.

Сидни Ситоле — гранд-адмирал, бывший начальник Центра стратегического планирования.

Дуайт Гринхилл — адмирал, заведующий отдела инспекции в комитете обороны.

Джессика Эдвардс — представитель планеты Тернузен в Национальном Собрании, возглавляет антивоенную фракцию, давняя подруга Яна.

Иов Трунихт — глава государства, председатель Верховного Совета.

Артур Линч — дезертир, бросивший мирных жителей планеты Эль-Фасиль.

Эндрю Форк — бывший начальник штаба разведывательной службы экспедиционного флота.

Багдаш — майор, сотрудник бюро военной разведки.

ДОМИНИОН ФЕЗЗАН:

Адриан Рубинский — 5-й правитель Феззана, его прозвище — «Чёрный Лис».

Николас Болтек — помощник Рубинского.

Борис Конев — независимый торговец, капитан торгового корабля «Берёзка».

Маринеску — помощник Конева, административный работник на «Берёзке».

Великий Епископ — правитель, скрывающийся в тени Рубинского.

Глава 1. Перед бурей

I

Сто миллиардов звёзд светили ста миллиардами огней. Но свет их был слаб, так что большая часть бесконечного космического пространства была наполнена обсидиановой тьмой.

Бесконечная ночь. Безграничная пустота. Холод, превосходящий воображение. Вселенная не отвергала человечество. Она его просто игнорировала. Вселенная была обширна, но людям всегда не хватало места. Потому что для них имело значение лишь то пространство, которое они могли охватить.

Люди делили Вселенную очень прозаично — на регионы, пригодные для жизни и регионы, непригодные для жизни, а также на судоходные и не поддающиеся захвату. А самые несчастные из людей — профессиональные солдаты — делили все звёзды и весь космос на регионы, находящиеся под контролем врага или союзников, регионы, которые нужно захватить или защищать и на регионы, где сражаться легко или, наоборот, сложно.

Изначально у этих мест не было собственных названий. Чтобы различать важные для них районы бескрайнего космоса, крошечные люди дали им названия согласно собственным представлениям.

Среди таких районов был Изерлонский коридор — длинный и узкий безопасный тоннель, проходящий сквозь неописуемо сложный участок галактического пространства. В описываемый момент времени сквозь него летел одиночный линкор. Под белым светом звезды класса G0 его обтекаемый корпус был бы, вероятно, похож на серебристо-серую рыбу, а название корабля, «Улисс», отчётливо виднелось на борту.

«Улисс». Этот корабль, названный в честь героя древней легенды, входил в состав Изерлонского Патрульного флота Союза Свободных Планет.

Шестью месяцами ранее «Улисс» входил в состав Восьмого флота Союза. Этот флот сражался с врагом в звёздной системе Амритсар, участвуя в крупнейшем сражении в человеческой истории, и потерял там девяносто процентов кораблей и личного состава. то поражение стало концом для Восьмого флота. Жалкие остатки выживших были распределены между другими флотами и военными базами.

Улисс, герой многих битв, не раз сталкивался лицом лицу со смертью и стал свидетелем разных удивительных событий. Корабль, который назвали в его честь, был не менее героическим. Как и его экипаж.

Тем не менее, название линкора «Улисс» сейчас было предметом скорее для шуток, чем для уважения.

В Битве при Амритсаре повреждение, которое понёс линкор, было лёгким. Вражеским попаданием уничтожена была лишь одна система корабля. Система бактериальной очистки сточных вод. В результате экипажу пришлось продолжать бой, стоя по колено в зловонной жиже. А по возвращении их ждало очень неприятное обращение — «линкор со сломанным туалетом». Услышавшие это обращение офицеры связи других кораблей тут же напридумывали множество других эпитетов, среди которых «линкор, подбитый в гальюн» было одним из самых мягких.

Капитан 3-го ранга Нильсон, капитан корабля, и его старший помощник, лейтенант Эда, провоняли насквозь, пока добрались до Изерлона, а те, кто их встречал, говорили положенные слова, вроде «хорошая работа», таким тоном, какой с трудом сочетался с этими словами. И всё же, перед лицом унизительного разгрома, поражения, в котором было потеряно семьдесят процентов от тридцати миллионов солдат, возможно, людям нужен был такой вот «Улисс» — как повод для шутки или начала разговора — чтобы сохранить их умственное здоровье. Хотя, даже если принять это за правду, к экипажу самого линкора это не относилось.

В настоящее время «Улисс» находился вдали от крепости Изерлон, выполняя обязанности патруля. Задания по патрулированию долгое время служили для тренировок экипажей, но в этом районе космоса, наполненном переменными звёздами, красными гигантами и сходящими с ума гравитационными полями, они были по-настоящему опасны для жизни. Тем более что территория, контролируемая Союзом Свободных Планет, простиралась только до района, в котором находилась крепость Изерлон, а на другом конце Изерлонского коридора находились уже пограничные системы Галактической Империи. В прошлом этот район стал местом многих крупномасштабных сражений, и нередко здесь можно было встретить обломки погибших десятилетия назад кораблей.

Неуклюжая фигура капитана Нильсона поднялась с кресла командующего. Оператор доложил об обнаружении неизвестного космического корабля. Система обнаружения противника на «Улиссе», как и на других кораблях, включала в себя радар, датчики определения масс и энергии, стайки спутников предварительного обнаружения и прочее. Все они сейчас передавали данные. То, что они обнаружили, было не вражеским флотом, а одиночным кораблём.

— Здесь ведь не должно быть дружественных кораблей?

— Нет, сэр! В настоящее время наших кораблей в этом районе нет.

— Значит, метод исключения говорит нам, что это враг. Экипажу: боевая тревога!

Прозвучали сигналы тревоги, и уровень адреналина в крови ста сорока членов экипажа начал стремительно расти. Солдаты и офицеры чётко и уверенно занимали свои места, в наушниках звучала перекличка докладов:

— Дистанция тридцать три световых секунды!

— Рельсовые орудия готовы!

— Лазерные орудия готовы!

— Настройка тактического изображения завершена!..

Потом всех прочих перекрыл звучный голос капитана, приказавшего передать сообщение на общем канале:

— Остановитесь. В противном случае мы атакуем.

Через пять минут, за которые экипаж успел покрыться холодным потом от напряжения, пришёл ответ. Офицер связи, который его получил, в недоумении склонил голову, передавая планшет с текстом капитану. Там значился следующий текст:

«Мы не желаем обмениваться ударами. Мы стремимся к мирным переговорам и смиренно просим вас выполнить эту просьбу».

— Переговоры? — пробормотал капитан Нильсон, словно спрашивая самого себя.

Его старший помощник Эда скрестил на груди руки:

— Давненько их не случалось. Но, может быть, это просто «гость», — под этим словом он имел в виду перебежчика.

— Как бы то ни было, все детали выясним потом. Экипажу не покидать боевых позиций. Прикажите им заглушить двигатели и выйти на прямую связь.

Капитан Нильсон снял свой форменный берет, полностью чёрный, за исключением белой пятиконечной звёздочки, и вытер им вспотевшее лицо. Было бы неплохо избежать сражения. В конце концов, даже если он победит, его кораблю тоже не избежать повреждений. Поэтому он прикипел взглядом к изображению вражеского корабля, которое медленно приближалось на одном из экранов. Корабль не так уж отличался от «Улисса», и капитан подумал: «Интересно, а люди там сейчас тоже сидят как на иголках, как и мы?».

Изерлон был рукотворной планетой, висящей в пространстве между Галактической Империей и Союзом Свободных Планет, вращаясь вокруг звезды под названием Артена. Находясь в самом центре Изерлонского коридора, он не позволял обойти себя, начав вторжение на территорию противника. Этот искусственный мир, построенный Империей, и совсем недавно захваченный Союзом, был шестидесяти километров диаметром. Если разрезать его на тонкие ломтики, то внутри можно было бы увидеть несколько тысяч этажей. Поверхность же была защищена многослойной бронёй из сверхтвёрдой стали, кристаллического волокна и суперкерамики, каждый слой которой был обработан специальным зеркальным покрытием для защиты от лучевого оружия противника. Для вящей защиты крепость была покрыта такой бронёй в четыре параллельных слоя.

Она была способна выполнять любую функцию, требующуюся от стратегической базы: атакующую, защитную, снабженческую, ремонтную, медицинскую, обеспечивать связь, сбор разведанных, управление передвижением кораблей. Космопорт мог принять до двадцати тысяч кораблей, а ремонтные доки — чинить одновременно четыреста. В госпиталях было две тысячи мест. Арсенал же в состоянии был выпускать до семи с половиной тысяч термоядерных ракет в час.

Общее количество солдат в гарнизоне крепости и в экипажах Патрульного флота выросло до двух миллионов. Помимо них, в крепости жили ещё три миллиона гражданских. Большая часть из них была членами семей солдат, но немало было и гражданских технических специалистов, а также тех, кому военное руководство позволило взять на себя обеспечение жизненных потребностей и развлечений. Среди них было несколько заведений, где работали только женщины.

Несмотря на то, что Изерлон являлся военной крепостью, он также был огромным городом с населением в пять миллионов человек. Среди обитаемых планет Галактики нередко встречались и менее населённые. Общественная инфраструктура также была хорошо выстроена. Начиная со школ, детских садов и родильных домов и заканчивая театрами, концертными залами и пятнадцатиэтажным спортивным центром. Кроме того, в крепости были огромное автономное водохранилище, водородные реакторы, выполняющие также функцию переработки пресной воды, обширные ботанические сады, использующиеся и как часть системы снабжения кислородом, и для так называемой «лесной терапии», а также гидропонные ранчо, являвшиеся основными источниками растительного белка и витаминов.

Командующим как самой крепости, так и приданного к ней Патрульного флота, то есть человеком, ответственным за этот космический город и командиром его вооружённых сил был адмирал Союза Свободных Планет Ян Вэнли.

II

Большинству людей было бы трудно представить, что Ян Вэнли является одним из высших офицеров флота Союза. Собственно говоря, его вообще нельзя было принять военного, даже когда на нём была форма.

Он не был каким-то вдумчиво-выглядящим старым джентльменом, какими представляют адмиралов. Не был и огромным мускулистым гигантом. Не походил он также и на хладнокровного гения или бледного молодого аристократа.

Ему было тридцать лет, хотя он и выглядел несколько моложе своего возраста. Его глаза и волосы были чёрными, рост и телосложение средними, лицо тоже вполне обычным, по нему нельзя было сказать, что его хозяин обладает редким талантом.

То, что было в нём необычным, находилось не снаружи черепа, а внутри него. В прошлом году, 796-м году Космической эры, все военные успехи Союза Свободных Планет были достигнуты им. Он захватил у Галактической Империи крепость Изерлон, чья неприступность вошла в легенды, и сделал это, не пролив ни капли крови своих солдат. В сражениях при Астарте и Амритсаре, в которых вооружённые силы Союза потерпели сокрушительный разгром от рук имперского адмирала Райнхарда фон Лоэнграмма, только спокойное и умное командование Яна спасло его соотечественников от полного уничтожения.

Если бы не он, в хрониках Союза Свободных Планет для описания 796-го года хватило бы одного слова — «поражение». Этот факт признавали все. Именно поэтому Ян в течение года продвинулся от звания коммодора до адмирала. Однако сам молодой адмирал был не особенно счастлив своим оглушительным успехам. Несмотря на то, что Ян был военным гением, сам он не находил ничего хорошего в явлении, называемом войной.

Не раз он мечтал выйти в отставку и вернуться к мирной жизни, но пока ему этого не удавалось.

В тот день он отдыхал, играя в трёхмерные шахматы в своей квартире на Изерлоне.

— Шах! — азартно крикнул Юлиан Минц.

Ян, взъерошив свои чёрные волосы, признал поражение. Почему-то на игру в шахматы его стратегические таланты не распространялись.

— Ну что ж. Похоже, я в семнадцатый раз проиграл, — он вздохнул, но в его голосе не чувствовалось ни раздражения, ни разочарования.

— В восемнадцатый, — с улыбкой поправил его Юлиан. Ещё почти ребёнок, он был в два раза младше Яна. Многие считали этого кареглазого юношу с льняными волосами очень привлекательным.

Три года назад Юлиан попал под опеку Яна через гражданскую программу, называемую законом Треверса. Согласно ему, оставшиеся сиротами дети солдат, погибших в бою, должны были воспитываться в семьях других солдат. Юлиан был лучшим учеником школы, лучшим в году по количеству набранных очков игроком во флайбол и, получив звание, эквивалентное младшему капралу как гражданский специалист на военной службе, показал выдающиеся результаты в стрельбе. Хотя это немного смущало его опекуна Яна, но также было и поводом для гордости.

«Единственным недостатком Юлиана, — сказал как-то Алекс Кассельн, острый на язык товарищ Яна по Военной академии, — является то, что он так почитает тебя, Ян. У него ужасный вкус. Если бы не это, я бы с радостью отдал за него замуж одну из своих дочерей». У тридцатишестилетнего Кассельна действительно было две дочери, правда, старшей из них недавно исполнилось семь.

Ян, по-видимому, так и не усвоив урока, сказал:

— Сыграем ещё раз.

— Вам правда так хочется проиграть девятнадцать раз подряд?.. Не то чтобы я против, но…

Это Ян научил Юлиана играть в трёхмерные шахматы, но ученику потребовалось меньше полугода, чтобы превзойти учителя. И с тех пор разрыв в их способностях лишь увеличивался. Но всё же, когда Юлиан говорил, что он хорош в шахматах, это всегда ограничивалось шуткой. И такая тенденция распространялась не только на шахматы. Подсознательно юноша был твёрдо убеждён, что никогда и ни в чём не сможет сравниться с Яном.

Прозвучал мелодичный сигнал вызова, и на экране видеофона появилась привлекательная девушка-офицер с ореховыми глазами и золотисто-каштановыми волосами:

— Командующий, это старший лейтенант Гринхилл, — она служила адъютантом Яна с прошлого года и недавно была повышена в звании.

— В чём дело? Я сейчас немного занят, — спросил Ян голосом, в котором не слышалось ни капли энтузиазма.

— Линкор Имперского флота прибыл с посланником. Он хочет встретиться с вами по какому-то срочному делу.

— Хочет встретиться? — казалось, молодой адмирал не особо удивлён. Тем не менее, он прервал шахматную партию и собирался уже покинуть каюту, когда его остановил голос Юлиана:

— Адмирал, подождите! Вы забыли своё оружие.

Пистолет по-прежнему лежал на столе, куда он его бросил.

— В нём нет необходимости, — раздражённо отмахнулся молодой адмирал.

— Но идти безоружным слишком…

— Предположим, я возьму пистолет, — сказал Ян. — Предположим даже, что выстрелю. Ты правда думаешь, что я в кого-нибудь попаду?

— Эм… нет.

— Но тогда и брать его бессмысленно, верно?

Ян развернулся, направившись к штабу командования, и Юлиан, паникуя, последовал за ним.

Дело не в том, что Ян был бесстрашен или дерзок. Просто он отчётливо видел границы человеческих способностей. Он захватил неприступный Изерлон, использовав трюк, которого никто не смог предсказать. И это научило его, что там, где в дело вовлечены люди, не бывает совершенства и ничего нельзя гарантировать.

Ян никогда не стремившимся стать солдатом, а мечтал лишь о жизни историка. Именно из книг по истории он и узнал, что каким бы сильным ни было государство, оно рано или поздно развалится, и каким бы великим ни был герой, вслед за обретением могущества наступит и падение.

То же относится и к жизни. Герой, переживший множество битв, умирает от осложнений гриппа. Последний оставшийся в живых в кровавой борьбе за власть гибнет от рук неизвестного убийцы. Император Отфид III, боявшийся отравления, ничего не ест и в итоге умирает от истощения.

«Когда удача уходит, она уходит. И никакая осторожность уже не спасёт».

Ян не брал с собой даже телохранителей. Когда он получил назначение на Изерлон, за ним поначалу присматривали четыре смены по двенадцать человек, но они следовали за ним даже в туалет, так что он быстро устал и отказался от них.

С другой стороны, Ян уделял большое внимание работе охранной системы крепости. Он разделил её функции между тремя отдельными станциями, поставив их под взаимное перекрёстное наблюдение. Взять её под контроль было возможно, только захватив все три станции. Кроме того, в системе кондиционирования воздуха были установлены специальные устройства, анализирующие атмосферу на предмет отравляющих веществ. Было и множество других усовершенствований.

Всё это было сделано не только потому, он сам, захватив крепость, знал о несовершенстве охранной системы. Другой причиной, которая и заставила его учесть всё возможное и невозможное, было военное руководство, без конца твердящее о необходимости обезопасить крепость, а также нервничающие подчинённые, чиновники, требующие отчёта о расходовании бюджета, любящие учинять проверки политики и журналисты, только и ждущие, что что-то пойдёт не так. Именно для этих людей и были нужны эти излишние действия, позволяющие сказать: «Смотрите, система охраны Изерлона совершенна».

— Я ясно вижу, как в головах людей остаётся всё меньше ума по мере того, как они поднимаются выше, — пожаловался однажды молодой адмирал Юлиану.

— Если вы это понимаете, то вас не застанут врасплох вместе с ними. Пока нет лишних проблем, разве вам не кажется, что всё в порядке? — ответил мальчик так, словно в этой комнате взрослый именно он. А потом сменил тему. — Меня больше волнует то, что по мере того, как вы поднимаетесь выше, растёт и потребление вами алкоголя. Попытайтесь хоть немного уменьшить его.

— Я правда стал настолько больше пить?

— По крайней мере, в пять раз по сравнению с тем, что было три года назад.

— В пять раз? Нет, не может быть, чтобы так много.

Под сомневающимся взглядом Яна, Юлиан вывел на экран компьютера данные о расходах на домашнее хозяйство за последние три года. Показатель 100, примененный к расходам на алкогольные напитки три года назад, вырос до 491. Поскольку в это число не входило выпитое вне дома, то у Юлиана были все основания утверждать, что потребление увеличилось в пять раз или больше.

Не имея возможности спорить, Ян пообещал воздержаться от выпивки, но оба они испытывали сомнения в том, как долго он сможет держать обещание.

Два часа спустя Ян собрал свой командный состав в зале совещаний. Это был тот самый зал, в котором, когда крепость принадлежала Империи, встречались комендант крепости и командующий базирующимся в ней флотом. В то время для совещаний были нормой споры, после которых каждый оставался при своём мнении.

Состав собравшихся вокруг стола сейчас был следующим:

Контр-адмирал Алекс Кассельн, начальник администрации крепости.

Бригадный генерал Вальтер фон Шёнкопф, глава службы безопасности.

Контр-адмирал Фишер, заместитель командующего Патрульным флотом.

Контр-адмирал Мурай, начальник штаба.

Коммодор Патричев, заместитель начальника штаба.

Капитан Блад-Джо и капитан третьего ранга Лао, офицеры штаба.

Старший лейтенант Фредерика Гринхилл, адъютант командующего.

Также присутствовали капитан третьего ранга Нильсон, капитан линкора «Улисс», и его старший помощник, лейтенант Эда.

Ян, как обычно, оглядел лица собравшихся офицеров, а потом открыл рот, чтобы заговорить. На самом деле, говорить официально у него получалось плохо. Скорее было похоже, что он разговаривает с друзьями за чашкой чая.

— Думаю, вы все уже знаете, что на линкоре «Брокен» прибыл посланник из Галактической Империи с довольно интересным предложением. Суть его состоит в том, чтобы произвести обмен двумя миллионами военнопленных, которые сейчас находятся, соответственно, в руках Империи и Союза.

— Так им тоже тяжело кормить их, — саркастически заметил Кассельн. Среднего роста, со здоровым телосложением, он был скорее военным чиновником, а не солдатом, более опытным в работе в тылу, чем на линии фронта. Мастер кабинетной работы, он был специалистом в обеспечении линий снабжения и административной деятельности. После поражения при Амритсаре на него возложили вину за провал плана снабжения экспедиционного флота — хотя на самом деле эта катастрофа была вызвана хитрой стратегией гросс-адмирала Империи Лоэнграмма — и отправили на дальнюю базу, но позже, по просьбе Яна, перевели на Изерлон.

Справедливости ради стоит отметить, что Алекс Кассельн сейчас являлся фактическим мэром города Изерлон с пятью миллионами жителей. И справлялся с этим замечательно. Его способности к управлению, пожалуй, оказались бы полезны даже в более крупных и сложных организациях.

— Это, скорее всего, одна из причин, — ответил Ян. — В любом случае, тут я тоже виноват.

Количество взятых в плен при захвате крепости было сравнимо с населением большого города.

Бригадный генерал Вальтер фон Шёнкопф улыбнулся этому обмену фразами. Тридцатитрёхлетний мужчина с тонкими чертами лица, он был тем, кто непосредственно исполнил план Яна на Изерлоне. Рождённый в семье имперских аристократов, он попал в Союз ещё ребёнком, вместе со сбежавшими из Империи дедушкой и бабушкой. Он был умён и отважен, обладал неукротимым духом, который некоторые считали опасным. Но сам он всегда оставался спокоен, даже под враждебными и подозрительными взглядами.

— Но всё же смеяться тут не над чем, — продолжил Ян. — Фраза «Им тяжело кормить их» на самом деле имеет серьёзное значение. Очень скоро обстоятельства могут сложиться так, что они действительно не смогут делать этого.

— Что вы имеете в виду?

— Проще говоря, мы можем рассматривать это предложение как знак того, что Райнхард фон Лоэнграмм наконец решился вступить в вооружённое противостояние с коалицией высшей знати.

Когда Ян произнёс имя этого белокурого молодого человека, которого во флоте Союза считали самой большой угрозой, в зале установилась напряжённая тишина.

В последние несколько месяцев Ян постоянно думал об этом: что делать с маркизом Лоэнграммом, всё ближе подбирающимся к власти в Галактической Империи.

Райнхару, для того, чтобы захватить власть, нужно было уничтожить группу могущественных аристократов, считающих его врагом. Это, вполне вероятно, обернётся полномасштабной гражданской войной. И Ян отлично понимал, что маркиз Райнхард готовится к этому конфликту.

Проблема заключалась в том, что маркиз Лоэнграмм не мог не учитывать в своей подготовке Союза Свободных Планет. Он не станет наблюдать со стороны, как его противники в Империи объединятся с Союзом, и не позволит флоту Союза дождаться того, как гражданская война истощит обе противоборствующие стороны в Империи. Несмотря на то, что раны, понесённые Союзом при Амритсаре, ещё не зажили, и флот не готов к новым кампаниям, молодой имперский главнокомандующий, несомненно, не пустит ничего на самотёк.

Так что же он предпримет?

Ян пытался проанализировать обстоятельства, в которых находится Райнхард. Существовали определённые рамки, в которые он поставлен, и, очевидно, он будет строить планы, учитывая их.

Результаты анализа выглядели следующим образом:

1. Райнхарду понадобятся все силы, чтобы справиться с объединением знати.

2. Поэтому сражение на двух фронтах сразу невозможно.

3. Исходя из пунктов 1 и 2, получаем, что по Союзу нужно ударить с помощью уловки, а не военной силы.

4. Разделить врага и заставить сражаться между собой — лучшее, что можно сделать в такой ситуации.

Когда Райнхард дойдёт до этого пункта, Ян мог догадаться, что последует дальше: он найдёт способ расколоть армию Союза изнутри!

Вот что должен сделать Райнхард. Вот, что он сделает. Ян не мог придумать чего-либо ещё, если бы оказался на месте Райнхарда. Если бы силы Союза разделились и сражались друг с другом, Райнхард был бы свободен воевать с аристократами и не боялся бы нападения с тыла.

«Что же конкретно он сделает в таком случае?..» — дойдя до этой точки в своих рассуждениях, Ян останавливался. Здесь вариантов уже было больше, и он не мог предугадать решения противника.

«А может, я слишком много об этом думаю», — Ян не мог не сомневаться. Он не был настолько уверен в себе, как считали другие.

Как бы то ни было, его работа заключалась не в стремлении к истине или гуманизму. И не в погоне за какими-то вечными ценностями. Это было противостояние. Победа или поражение. Если он окажется на шаг впереди противника, значит, его работа была выполнена хорошо. Но это лишь на словах звучало так просто. На деле же опередить на шаг гения вроде маркиза Лоэнграмма было невероятно трудно.

У Яна был лишь один повод для сожалений.

Во время прошлогодней Битвы при Амритсаре он сделал всё возможное и даже больше, но он не мог сказать того же о предшествующем ему совещании в Центре стратегического планирования. Даже если бы всё обернулось скандалом, может быть, ему стоило попытаться противостоять безответственной агрессивной риторике милитаристов?

«Хотя, разумеется, у меня не было шансов одолеть их», — морщился Ян.

В любом случае, Ян должен был доложить о поступившем из Империи предложении об обмене пленными на Хайнессен, в столицу Союза, названную в честь его отца-основателя. Правительство, скорее всего, согласится с этим предложением. Военнопленные не имели избирательного права, в отличие от вернувшихся солдат. Более двух миллионов голосов плюс голоса их семей никто не захочет упускать. Несомненно, по этому поводу устроят грандиозное празднество.

— Эй, Юлиан, давненько мы не были в столице, но похоже, у нас наконец появилась возможность вернуться на Хайнессен.

Его голос был весел, что показалось Юлиану немного странным. Поездка на Хайнессен будет полна церемоний, приёмов речей — всего того, что Ян так ненавидел.

Но сейчас у Яна появилась причина, по которой ему нужно было попасть на Хайнессен.

III

Обмен военнопленными производился не от лица правительств, а от лица армейского руководства. Оба государства считали лишь себя законными правителями человечества и не признавали существования конкурента. Поэтому установить официальные дипломатические отношения было невозможно.

Если бы такая глупая ожесточённость существовала между двумя отдельными людьми, это было бы лишь поводом для смеха. Но когда подобная ситуация сложилась между народами, люди были готовы принимать это за достоинство.

19 февраля в крепости Изерлон состоялась церемония обмена пленными. Представители вооружённых сил обоих государств обменялись списками и подписали сертификаты.

Флот Галактической Империи и Флот Союза Свободных Планет, в соответствии с принципами военного регулирования, настоящим постановляют вернуть всех попавших в плен солдат и офицеров и обязуются выполнить это постановление в полном объёме и не нарушая воинской чести.

19 февраля 488-го года по Имперскому календарю. Адмирал флота Зигфрид Кирхайс, полномочный представитель Флота Галактической Империи.

19 февраля 797-го года Космической эры. Адмирал Ян Вэнли, полномочный представитель Флота Союза Свободных Планет.

Когда Ян закончил подписывать, Кирхайс обратился к нему с юношеской улыбкой:

— Наверное, формальности необходимы, но в то же время в них есть что-то нелепое, вам не кажется, адмирал Ян?

— Полностью с вами согласен.

Ян изучал Кирхайса. Он и сам был молод, но Кирхайс ещё моложе, всего двадцать один год. Это был красивый молодой человек — волосы, даже не рыжие, а рубиново-красные, добрые голубые глаза, высокий рост — и, несмотря на то, что всем было известно, что он один из самых смелых и могущественных адмиралов Империи, он произвёл приятное впечатление на всех женщин Изерлона. Ян сталкивался с ним в Битве при Амритсаре, знал, что тот является правой рукой Райнхарда фон Лоэнграмма, и всё же этого молодого человека трудно было воспринимать как врага.

Похоже, что у Кирхайса сложилось такое же впечатление о Яне. Его рукопожатие при прощании было крепким, а не просто формальным.

Чуть позже, когда представители Империи улетели, Юлиан выразил о нём своё мнение:

— Внушает симпатию, да?

Ян кивнул, хотя ему казалось странным, что вражеский командир вызывает в нём больше уважения, чем собственное правительство. Конечно, не было ничего необычного в том, что враг впереди куда честнее тех, кто сговаривается за спиной, да и враг и союзник всегда могут поменяться местами.

Как бы то ни было, церемония приветствия возвращающихся солдат дала Яну возможность оправдать необходимую ему поездку на Хайнессен.

IV

Спустя четыре недели после отбытия с Изерлона Ян и Юлиан достигли столичной планеты Хайнессен. Избегая центрального космодрома, находящегося в жутком хаосе из-за двух миллионов возвращающихся солдат, членов их семей, стремящихся поприветствовать их, и огромных толп журналистов, они приземлились на Космодроме-3, обслуживающем лишь местные пассажирские и грузовые линии. Там они сразу же сели на автоматическое такси и отправились в район, где располагались дома офицеров. Однако, проехав через складские районы и рабочие кварталы на улице Хатчисона, они неожиданно наткнулись на заграждение. Полицейские, сильно потея, направляли огромные толпы людей. Похоже, они пытались заменить собой неисправную центральную систему управления наземным движением, но Ян и Юлиан не могли понять, почему дорога перекрыта. Ян вышел из такси и подошёл к выглядевшему совсем неопытным молодому офицеру.

— В чём дело? Почему мы не можем проехать?

— Ничего. Пожалуйста, не подходите ближе, это опасно, — выдав это противоречивое заявление, офицер оттолкнул Яна. Адмирал был в гражданской одежде, поэтому, видимо, полицейский и не узнал его. На мгновение Ян почувствовал лёгкий соблазн раскрыть своё имя и узнать, что происходит, но всё же отвращение к привилегиям перевесило любопытство, так что он промолчал и вернулся в такси.

Только после того, как они сделали широкий круг и наконец добрались до своего дома на улице Сильвер Бридж, Ян узнал, что творится в столице в последние месяцы.

Стоило им включить новостной канал, как из динамиков раздалось:

— …В настоящее время продолжаются вспышки преступлений, совершаемых возвращающимися солдатами. Очередная трагедия случилась сегодня на улице Хатчисона, и ситуация там до сих пор не разрешилась. По крайней мере трое были убиты… — скорбное выражение лица диктора плохо сочеталось с оживлением в голосе.

Солдаты нередко используют галлюциногены и стимуляторы, чтобы справиться со страхом смерти, в результате чего со временем привыкают к ним и становятся наркоманами. А потом они возвращаются к мирной жизни… И однажды просто не выдерживают. Страх и безумие становятся невидимой магмой, которая рано или поздно вырвется, сжигая всё вокруг.

В связи с этим Яну пришла в голову мысль. Он позвал Юлиана и попросил его найти некоторые материалы, связанные со статистикой преступлений. Он бы сделал это сам, но не умел так хорошо работать с базами данных.

Всё оказалось так, как и ожидал Ян. Количество преступлений выросло на 65 процентов по сравнению с тем, что было пять лет назад. А число арестов, напротив, уменьшилось на 22 процента. По мере разрушения общества, качество обеспечения правопорядка тоже ухудшалось.

В этой долгой войне погибли миллионы людей. Столь же огромное число было призвано на военную службу. В итоге во всех областях общества появилась нехватка человеческих ресурсов. Врачи, учителя, полицейские, системные администраторы, компьютерные техники… Количество опытных работников сильно сократилось, их место заняли новички или они и вовсе остались вакантными. Таким образом, структура поддержки армии — само общество — ослабевала. Слабое общество неизбежно приводило к ослаблению армии, слабая армия теряла ещё больше солдат и искала им замену в обществе…

Можно сказать, что этот порочный круг соткан из противоречий, которыми и являлась, в определённом смысле, война.

«Хотелось бы показать это всем тем фанатикам-милитаристам, которые говорят: «Коррупция, которая исходит от мира, пугает меня больше, чем разрушения, производимые войной», — подумал Ян. — Продолжат ли они утверждать, что воюют ради защиты общества, если сами ведут его к гибели?»

Что вообще они защищают?

Отложив таблицы, которые просматривал, Ян перевернулся и лёг лицом на диван. Думая на эту тему, он не мог не задаться вопросом, есть ли смысл в том, что делает он сам. Мысль о том, что всё это может быть бессмысленным, угнетала его.

Церемония прошла на следующий день и закончилась обычным пустым красноречием и истеричным милитаристским безумием.

— У меня такое чувство, будто за эти два часа я растратил запас терпения, отмеренный на всю жизнь, — пожаловался Ян Юлиану, когда они покинули зал.

«На этот раз он и правда хорошо держался», — подумал юноша. Раньше его опекун открыто демонстрировал несогласие с выступавшими и мог даже остаться сидеть, когда все вскакивали на ноги. Но теперь он не зашёл дальше того, чтобы бормотать себе под нос язвительные комментарии вроде «о чём ты вообще говоришь» и «да это просто смешно!».

Выйдя на крыльцо, Ян выдохнул, словно пытаясь избавиться от ядовитых испарений, витающих внутри, и вдруг заметил группу, состоящую примерно из ста человек, не спеша марширующую по дороге впереди. Они были одеты в длинные белые одежды с красной окантовкой и что-то скандировали, высоко поднимая плакаты. Приглядевшись, Ян прочитал надпись «Святая Земля в Наших Руках».

— Кто это такие? — спросил Ян молодого офицера, стоящего рядом молодого офицера.

— О, это последователи Церкви Земли.

— Церковь Земли?

— Вы не слышали? Эта религия в последнее время эта религия распространяется с безумной скоростью. Объект поклонения в этой религии, если это правильный термин… это сама Земля.

— Земля?..

— Земля, родина человеческой расы, в каком-то смысле является святыней, Святой землёй. Прямо сейчас она находится в руках Галактической Империи. Последователи этой религии хотят вернуть её военным путём и построить там храм, который стал бы проводником для душ всего человечества. И все должны присоединиться к священной войне ради этой цели, какие бы жертвы ни пришлось принести…

Ян не мог поверить тому, что только что услышал.

— Они же не могут быть серьёзны? Нечто подобное просто невозможно…

— Я бы не был так в этом уверен, — повернувшись к нему, сказал Юлиан с неожиданной горячностью. — Справедливость на нашей стороне, кроме того, адмирал Ян, у нас есть такой великий полководец, как вы. Поэтому мы действительно можем уничтожить тиранию Галактической Империи и можем даже восстановить Землю. Разве я не прав?

— Я не знаю… — ответил Ян, стараясь не показывать своего плохого настроения. — Ничего не бывает так просто.

Семена фанатизма проявляются в каждом поколении. И всё же это звучало на редкость нехорошо.

Земля действительно была родиной человеческой расы. Однако, как ни крути, теперь это был разве что повод для сентиментальных чувств. Восемь столетий назад Земля перестала быть центром человеческого общества. Когда территория цивилизации возрастает, её центр сдвигается. История доказала это.

Так откуда взялась идея, что можно пролить кровь миллионов, чтобы вернуть истощённый пограничный мирок?

— Кстати, раз уж об этом зашла речь… Они напоминают мне другую организацию. Как сейчас дела у рыцарей-патриотов? — спросил Ян.

— Я на самом деле не знаю, хотя слышал, что многие из их членов присоединились к Церкви Земли. Как бы то ни было, их идеи довольно близки, так что это кажется вполне естественным.

— Интересно, не один ли у них организатор, — произнёс Ян, но так тихо, что офицер, похоже, его не услышал.

Решив отдохнуть дома до назначенного на вечер праздничного приёма, Ян вместе с Юлианом сел в автоматическое такси и погрузился в размышления.

Давным-давно на Земле существовали люди, которых называли крестоносцами. Они заявляли, что стремятся вернуть Святую землю и использовали имя Господа, вторгаясь в другие страны — сжигая города, отбирая сокровища и убивая людей. Они не испытывали стыда за свои бесчеловечные действия, они по-настоящему гордились своими достижениями в преследовании неверующих.

Это было грязное пятно в истории человечества, вызванное невежеством, фанатизмом и нетерпимостью, и те события служили горьким доказательством того факта, что безоглядная, фанатичная вера в Бога и справедливость может сделать человека жестоким и безжалостным чудовищем. Неужели эти терраисты пытаются воссоздать в галактическом масштабе глупость более чем двухтысячелетней давности?

Есть пословица, говорящая: «Тот, кто творит добро, делает это в одиночку, а тот, кто творит глупость, всегда ищет товарищей». И горе тем, кто последует за такими людьми.

Но действительно ли это движение по возвращению Земли было не более чем глупостью, как казалось на первый взгляд?

За спиной крестоносцев стояли купцы из Венеции и Генуи, стремящиеся ослабить влияние мусульман и монополизировать торговлю между Востоком и Западом. Амбиции и холодный расчёт поддерживали этот фанатизм. И если предположить, что история повторяется…

Возможно ли, что третья сила, Феззан, стоит за всем этим?

Яна ошеломила эта внезапно вспыхнувшая в голове мысль. В тесном пространстве такси он так вздрогнул, что Юлиан спросил, что случилось. Дав ему неопределённый ответ, Ян снова погрузился в свои мысли.

С точки зрения Феззана было бы очень выгодно, если бы Империя и Союз вышли на новый уровень взаимной ненависти из-за спора о Земле. Но если оба противоборствующих государства понесут невосполнимые потери и рухнет вся система, разве Феззан, зависящий от торговли, не пострадает вместе с ними? Если бы деятельность не ограничивалась объёмом, которым могли управлять воля и расчёты Феззана, то разжигать подобное было бы бессмысленно. А энергия фанатизма рано или поздно обязательно вырвется из-под контроля и взорвётся. На Феззане не могли об этом не знать.

Ян не мог поверить, что они всерьёз стремятся вернуть Землю и восстановить её утраченное величие, но…

— Я просто не понимаю, — пробормотал он, непроизвольно скривившись. — О чём вообще думают эти феззанцы?

Потом он посмеялся над собой, подумав, что слишком разволновался, хотя вообще нельзя было доказать причастность Феззана к деятельности Церкви Земли.

Они наконец добрались до дома. Желая прийти в себя после истощающей церемонии, Ян попросил Юлиана:

— Можешь налить мне бренди?

— Ну, у нас есть овощной сок… — мальчик сделал многозначительную паузу.

— Послушай, ты правда считаешь, что овощной сок может воодушевить?

— Это зависит от вашего старания.

— Ух… Где это ты такое услышал?

— Все на Изерлоне — мои учителя.

Ян зарычал, вспомнив лица Кассельна и Шёнкопфа.

— Мне нужно было получше подумать об образовательной среде.

Юлиан улыбнулся и смилостивился, принеся бокал, но строго сказал, что больше пить нельзя.

class="book">V
Приём был неплох, по крайней мере, по сравнению с предшествующей церемонией.

Хотя лишённые чувства юмора, несколько бессвязные речи политиков, финансистов и высокопоставленных чиновников продолжались, истеричности в них на сей раз было меньше.

На Изерлоне тоже проводились праздничные вечеринки для улучшения взаимоотношений гражданских и военных, но, как человек, ответственный за крепость, Ян настоял, чтобы делать это в собственном стиле. Когда его просили произнести речь, он говорил: «Все, пожалуйста, наслаждайтесь праздником», и этим ограничивался. И среди военных, и среди гражданских было немало любителей произносить красочные речи, но если сам адмирал Ян говорит так кратко, чиновникам и офицерам оставалось лишь подражать ему.

«Двухсекундная речь в стиле адмирала Яна» стала отличительной чертой Изерлонских торжеств.

Молодой черноволосый адмирал, ставший живой легендой, даже на этом приёме стал объектом интереса дам из высшего света и был вынужден весь вечер использовать рот не только для еды и питья.

— Адмирал Ян, почему вы не надели свои медали?

— Ну, эти штуки такие тяжёлые, что когда я надеваю их, то при ходьбе меня клонит вперёд.

— Ах, подумать только!

— Мой воспитанник говорит, что при этом я выгляжу как старик, ковыляющий согнувшись, так что…

Дамы приятно смеялись, но вот тому, кто их развлекал, было не слишком весело. Он просто пошёл на компромисс, так как посчитал это частью своих обязанностей.

В углу огромного танцевального зала Юлиан нашёл себе место, чтобы присесть, и, раз делать ему больше было нечего, стал разглядывать снующих туда-сюда людей. Все десять тысяч присутствующих были известными людьми, так что зрелище было впечатляющим.

Глава государства, председатель Верховного совета Иов Трунихт тоже был здесь. Ян ненавидел этого известного мастера риторики так глубоко, что отключал визор всякий раз, когда тот появлялся на экране. Трунихт, похоже, мудро старался избегать знаменитого адмирала.

В конце концов, Ян выскользнул из кольца дам и быстро подошёл к Юлиану.

— Думаю, нам пора выбираться отсюда.

— Да, адмирал!

Все приготовления были проделаны заранее. Юлиан сходил за сумкой, оставленной на стойке регистрации, и Ян зашёл в туалет, где переоделся в какую-то неописуемую гражданскую одежду. Парадная форма поместилась в ту же сумку, и они с мальчиком покинули здание никем не узнанными.

Ресторан Михайлова — хотя называть его так значило погрешить против истины — был небольшой закусочной неподалёку от входа в парк Кортвелла, расположенного чуть в стороне от центра города, где бывали в основном рабочие. Также сюда заходили небогатые парочки, не имеющие ничего, кроме молодости и надежд, чтобы купить еды и выпивки и потом посидеть с ними на скамейке под светом уличных фонарей. Такое вот местечко.

Когда клиентов было много, у Михайлова, бывшего в своё время коком на корабле, не было времени обращать внимание на их лица. Да и освещение всегда было тусклым. Так что, когда к нему подошла необычная компания из старика, молодого мужчины и мальчика, он не стал приглядываться к ним.

Троица заказала жареную рыбу с картошкой-фри, киш и чай с молоком, а потом сели вместе, полностью заняв одну из скамеек, и принялись за еду. Своеобразный пикник трёх поколений. В конце концов, никому из них не удалось толком поесть на недавней вечеринке…

— Фух, пробираться в такое место, просто чтобы поговорить без свидетелей — та ещё головная боль, — сказал старший из троих.

— А мне понравилось, — ответил ему черноволосый мужчина. — Напомнило мне о днях в Военной академии. Тогда нам приходилось напрягать мозги, чтобы обойти комендантский час.

Если бы люди поняли, что старик — это адмирал Бьюкок, главнокомандующий Космического флота Союза, а второй — адмирал Ян Вэнли, командующий крепости Изерлон, то все, во главе с Михайловым, лишились бы дара речи. Два военачальника по отдельности покинули приём, чтобы встретиться в этом месте.

Было что-то в этой простой еде из рыбы с картошкой, что вызывало ностальгию. Ян вспомнил, как в прежние времена он ускользал из общежития и вместе со своим другом-сообщником Жаном Робером Лаппом, чтобы удовлетворить свои подростковые аппетиты дешёвой и вкусной едой из подобных забегаловок. Там же они впервые попробовали алкоголь, и адмирал со стыдом вспомнил, как они выпили шнапса и, пошатываясь, вышли из бара, где упали на тротуар. Хозяин позвонил Джессике, которая тут же примчалась и оттащила молодых людей на задворки, где на них не могли наткнуться суровые инструкторы.

— Жан Робер Лапп! Ян Вэнли! Проснитесь! Сядьте прямо! Вы хоть представляете, что случится, если мы не вернёмся в общежитие до рассвета?!

Чёрный кофе, которым Джессика напоила друзей, был странно сладок…

Тот самый Жан Робер Лапп погиб в прошлом году в Битве при Астарте. Его невеста Джессика Эдвардс была выбрана представителем планеты Тернузен в Национальном Собрании, где находилась в первых рядах антивоенной фракции.

Всё изменилось. Время движется вперёд, дети становятся взрослыми, взрослые — стариками, и вещи, которые нельзя отменить, лишь множатся…

Голос старого адмирала вырвал Яна из воспоминаний:

— Что ж, здесь нас никто не узнает. Можешь наконец сказать то, что собирался.

— Ну ладно, — медленно произнёс Ян и сделал глоток молочного чая. — Возможно, в этой стране скоро произойдёт государственный переворот, — небрежным тоном сказал он потом.

Рука старого адмирала замерла, не донеся до рта чашку.

— Переворот?

— Да.

Это был вывод, к которому Ян пришёл в своих размышлениях. Он чётко, но очень подробно объяснил своё понимание намерений маркиза Лоэнграмма, а также то, что исполнители его плана, скорее всего, не будут знать, что именно он манипулирует ими. Бьюкок кивнул, признавая его доводы.

— Понятно. Логика в этом есть. Но верит ли сам Лоэнграмм в успех этого переворота?

— Его вполне устроит и неудача. С точки зрения маркиза Лоэнграма важно лишь то, что наши силы будут разделены.

— Ясно, — старый адмирал сжал в руке опустевший стаканчик из-под чая.

— Тем не менее, — продолжил Ян. — Прежде, чем удастся устроить переворот, нужно убедить в возможности успеха тех, кто будет в нём участвовать. Значит, нужно предоставить им детальный план — такой, чтобы на вид казался легко осуществимым.

— Хмм…

— Локальное восстание, если оно не будет крупным и не вызовет цепной реакции в других регионах, не сможет в достаточной степени потрясти центральную власть. Наиболее же эффективный метод — захватить столицу изнутри. Особенно, если удастся взять правительство в заложники.

— Это, несомненно, так.

— Но сложность тут в том, что политический центр является также и центром военным. Если восставшие столкнутся с более сильным, хорошо организованным противником, восстание провалится. Любой достигнутый ими успех может быть лишь краткосрочным, — Ян забросил в рот последний кусочек жареного картофеля, прежде чем продолжить. — Это создаёт необходимость скомбинировать захват политического центра и локальное восстание.

Глаза сидящего рядом с Яном Юлиана сверкали, когда он слушал теорию молодого адмирала. Это были результаты долгих месяцев размышлений.

— Короче говоря, — сказал Бьюкок, — им нужно увести солдат из столицы. Для этого они организуют мятеж где-нибудь на границе. У нас не будет другого выбора, кроме как мобилизовать силы для его подавления. Но настоящей их целью будет захват оставшейся без защиты столицы. Хмм… Если всё пройдёт как задумано, это будет красиво.

— Однако, как я уже говорил, маркизу Лоэнграмму не нужен лёгкий успех переворота. Для его целей необходимы хаос и внутренняя борьба в Союзе.

— Этот имперец наверняка придумает что-нибудь сложное.

— Да, для тех, кто на самом деле будет осуществлять это. Но от него самого много труда не потребуется, — Ян подумал, что для этого неукротимого белокурого юноши подобное — не что иное, как игра, в которую можно поиграть после обеда, чтобы улучшить пищеварение.

— Полагаю, ты не сможешь назвать мне тех, кто участвует в мятеже? — спросил Бьюкок.

— Да, это невозможно.

— Значит, если подытожить сказанное, в стране скоро наверняка произойдёт государственный переворот, и ты говоришь, что я должен предотвратить его ещё до начала, не имея никакой информации.

— Когда он случится, понадобится много сил и времени, чтобы его подавить, и всё равно останутся шрамы. Но если предотвратить его ещё до начала, дело обойдётся небольшим скандалом и несколькими арестами.

— Понятно. Это налагает большую ответственность.

— И есть ещё кое-что, о чём бы я хотел попросить.

— Да?

Ян понизил голос, привлекая старого адмирала.

Сидя чуть в стороне, Юлиан не мог услышать, что он говорит. Юноша почувствовал небольшое разочарование, но если бы это было что-то, что ему можно узнать, то Ян, несомненно, сказал бы ему. Да и того, что он уже услышал, было достаточно, чтобы сердце забилось быстрее.

— Хорошо, — сказал Бьюкок, решительно кивая. — Я постараюсь, чтобы ты получил это ещё до отъезда с Хайнессена. Хотя, разумеется, будет лучше, если это не понадобится.

Ян надул пустой пакетик из-под картошки-фри, а потом ударил по нему рукой. Раздался громкий хлопок, заставивший вздрогнуть находившихся поблизости людей.

— Простите, что добавляю проблем, но при том, как складываются дела, я просто не могу беспечно оставаться в стороне, — Ян выбросил лопнувший бумажный пакет, и полусферический робот-уборщик направился к нему, негромко играя популярную лет двадцать назад мелодию. Бьюкок тоже бросил свой пакет в сторону робота, вытер свою слегка выдающуюся вперёд челюсть и встал.

— Что ж, думаю, на этом всё. Уйдём по отдельности. Береги себя.

После того, как фигура старого адмирала растворилась в ночи, Ян с Юлианом тоже поднялись.

Когда они шли к станции такси, у мальчика внезапно мелькнула мысль. Не сидят ли сейчас где-то люди, планирующие государственный переворот, тайно обсуждая свои планы?

Когда Юлиан поделился с Яном этой мыслью, тот с иронией улыбнулся.

— Готов поспорить, что сидят. С лучшей едой, чем у нас, и с куда более серьёзными выражениями на лицах.

VI

Это была по-спартански обставленная комната без окон, лишённая каких-либо черт, способных выразить личность хозяина. Освещение было затемнено до такой степени, что лица десяти или около того мужчин, сидящих вокруг стола, были почти неразличимы.

— Хорошо, давайте повторим всё ещё раз. 3-е апреля по стандартному календарю.

Красная точка мигала в нижнем правом квадранте звёздной диаграммы, светящейся на экране. Негромкий шёпот пронёсся среди собравшихся.

— Планета Нептис. Расстояние от Хайнессена — 1880 световых лет. Планета расположена в середине Четвёртого пограничного сектора и имеет космопорт, центр снабжения и базу межзвёздных передач. 3-е апреля, не забудьте. Руководителем восстания в этом районе будет господин Хербай… — тёмный силуэт одного из собравшихся, чьё имя только что было названо, медленно кивнул. — Местом второй атаки станет планета Каффа, 5-го апреля. Это в 2092-х световых годах от Хайнессена, в Девятом пограничном секторе…

Третью атаку планировали провести на планете Палмеренд 8-го апреля, а четвёртую — на планете Шанпул 10-го апреля. Говоривший показывал, как четыре восстания будут располагаться в точках, расположенных далеко друг от друга около поверхности воображаемой сферы, центром которой был Хайнессен. Правительству придётся посылать войска для подавления каждого из этих мятежей, каждый из которых находился в разных направлениях.

— Этого будет достаточно, чтобы освободить Хайнессен от присутствия солдат. И тогда мы малыми силами сможем взять под контроль все жизненно-важные точки.

Верховный совет, Национальное Собрание, Центр стратегического планирования, Центр передачи военных сообщений и другие важные для цели были названы вместе со временем захвата, именами командиров групп и числом участвующих в операции бойцов. Однако всё это обсуждалось уже более десяти раз, так что все заговорщики прекрасно знали план и свои роли в нём.

Собравшиеся в очередной раз обменялись своим пониманием сложившегося кризиса и мнениями о том, что если дела продолжат идти и дальше развиваться таким же образом, Союз Свободных Планет будет разрушен. Даже без учёта ужасного удара, нанесённого в прошлом году в Битве при Амритсаре, быстрый рост политической коррупции и ослабление экономики и общества в целом подстёгивали их уверенность в своей правоте.

Эти проблемы никак не могли быть решены нынешним правительством, члены которого торговали политической властью как игроки в покер фишками. Всё это необходимо было очистить.

Человек, сидевший во главе стола, оглядел присутствующих.

— Мы должны своими руками очистить нашу родину от этих политиканов, плюнувших на идеалы демократии и достигших вершины морального разложения. Это война. Война, которой мы не можем избежать, если хотим спасти наше государство.

Он полностью контролировал тон своего голоса, ничуть не напоминавший истеричные заявления фанатиков. Остальные кивнули с таким же энтузиазмом, показывая своё согласие.

— Но есть один человек, который может стать проблемой, — теперь его речь стала более формальной. — Это адмирал Ян Вэнли, командующий крепостью Изерлон. Отчасти потому, что он не в столице, я не предлагал ему присоединиться к нам. Но если есть другие мнения на этот счёт…

Когда он остановился, в комнате начался оживлённый спор.

— Разве мы не в состоянии его убедить? Его разум и популярность оказались бы очень полезны. И нельзя игнорировать стратегическое значение Изерлона.

— Если бы он был с нами, мы смогли бы разом захватить всю территорию от Хайнессена до Изерлона.

— Уже конец марта. Думаете, у нас есть время на то, чтобы пытаться убедить его?

— Нам не стоит привлекать такого человека на нашу сторону.

Хотя голос, который произнёс последнюю фразу, принадлежал самому молодому из присутствующих, он был странно глух и мрачен. Заметив настроение остальных собравшихся, сидевший во главе стола человек открыл рот и сказал с упрёком:

— Не нужно позволять личным чувствам управлять вами. Однако правда и то, что у нас нет времени на то, чтобы пытаться переубедить его. Вместо этого я предлагаю вернуться к этому вопросу после переворота. Принимая во внимание астрографическое положение, Ян, скорее всего, будет тем, кто отправится на подавление восстания на Шанпуле…

Даже используя варп-навигацию и двигаясь на полной боевой скорости, потребуется пять дней, чтобы добраться от Изерлона до Шанпула. Даже если он покинет Шанпул, как только узнает о перевороте, и сразу помчится к столице, у него уйдёт на это не менее двадцати пяти дней. То есть, в сумме получается тридцать дней. За это время они успеют захватить полный контроль над столицей и, главное, в их руках окажется «Ожерелье Артемиды», страшная система космической обороны, состоящая из двенадцати связанных боевых спутников, делающих захват Хайнессена непростой задачей. Даже «Волшебник Ян» будет ею остановлен.

— Если мы будем вести переговоры с Яном при таких обстоятельствах, переубедить его будет значительно проще. Так что пока мы должны действовать согласно плану и взять власть в свои руки.

— Я хотел бы внести предложение… — как и раньше, молодой, но мрачный голос привлёк внимание всех, кто находился в комнате. — Нужно отправить одного из наших товарищей на Изерлон, чтобы он следил за Яном. И если он начнёт предпринимать какие-либо действия, которые могут помешать нам, его следует устранить.

На несколько мгновений в комнате повисло молчание, но потом со стороны нескольких тёмных фигур раздались голоса поддержки. Факторы, угрожающие успеху дела, нужно устранять.

— Есть возражения? Нет? Хорошо, тогда предложение принимается. Давайте ускорим выбор нашего агента, — однако в голосе того, кто сидел во главе стола, слышалось нежелание делать это.

Человек, который молча сидел в углу, тяжело вздохнул. При этом вокруг распространился запах алкоголя. В его руке была бутылка виски «Ротерам», и с начала собрания её содержимое уменьшилось более чем наполовину.

Звали этого человека Артур Линч. В груди у него, пузырясь, словно пена на пиве, кипела злоба.

«Танцуйте, кружитесь… Во все времена участью подобных идеалистов была пляска под дудку кукловода. Танцуйте как безумные на ладони судьбы. Сломаете вы ноги, упадёте или будете танцевать, пока не умрёте — зависит вас».

Надеется он на успех переворота или на неудачу и сам Линч не смог бы сказать. У него было такое чувство, что с того дня девять лет назад даже собственное будущее перестало интересовать его.

До того дня в жизни Линча не случалось особых трагедий. Он служил в армии, добившись умеренных успехов на фронте и в штабной работе, став к сорока годам контр-адмиралом. Люди обращались к нему «ваше превосходительство»… Но потом он допустил небольшую ошибку. Во время столкновения с Империей в системе Эль-Фасиль его охватил странный ужас, и он попытался сбежать, бросив мирных жителей, но в итоге оказался в плену. Всё ещё живой, он стал позором для всего флота, и с того момента носил клеймо труса.

«Ну что ж, интересно, как всё обернётся?»

Линч закрыл глаза. За тяжёлой занавесью, сотканной из алкогольного дурмана и зависти, смутно проступал силуэт одной планеты.

Там, на Одине, столичной планете Галактической Империи, отделённой от места, где он сейчас находился, десятью тысячами световых лет пустоты, человек, который поручил ему это задание, должно быть, вглядывался в бескрайнее море звёзд своими ледяными глазами, в которых светились сила и амбиции. Райнхард, молодой маркиз Лоэнграмм…

Глава 2. Точка воспламенения

I

В ноябре прошлого года Артура Линча привезли для встречи с Райнхардом фон Лоэнграммом, главнокомандующим Имперской Космической Армады. Это произошло вскоре после того, как Райнхард разгромил силы Союза в звёздной системе Амритсар.

Линч жил на исправительной планете, расположенной на окраине Империи с того самого дня, когда с позором оказался в плену.

В Галактической Империи не существовало лагерей для военнопленных как таковых. Захваченных в плен «мятежников» за их злобные помыслы против законов Империи отправляли в такие места и стремились «привить правильное мышление и моральные ценности».

Заключённым каким-то образом удавалось выращивать достаточно еды, чтобы оставаться в живых. Имперские военные держали границы под наблюдением и, заодно, каждые четыре недели привозили им одежду и медикаменты, в жизнь же колоний военнопленных они почти не вмешивались. Это не означало, что армия, всё время испытывающая нехватку людей и средств, проявляла какую-то щедрость. Хотя система призыва существовала, человеческие ресурсы были небезграничны, и армии трудно было контролировать каждый уголок пограничья. Так что, когда эти «преступно-мыслящие» поселенцы исправительных планет были так любезны, что убивали друг друга в своих внутренних конфликтах, военные были им очень благодарны.

В Союзе Свободных Планет захваченных в плен имперцев поначалу тепло принимали как гостей. Это был своего рода психологический ход, призванный показать им на личном опыте, насколько хорошо жить в демократическом обществе. Однако, когда война растянулась на полтора столетия, Союз больше не мог себе этого позволить. К настоящему времени военнопленные рассматривались как нечто среднее между обычными гражданами и заключёнными.

Линч и его старые подчиненные жили вместе в одной колонии. Слухи о его неблаговидном поступке передавались из уст в уста, быстро распространяясь между солдатами, так что вскоре на него стали холодно посматривать все товарищи по заключению.

Не в силах защититься от горьких поношений, Линч избрал алкоголь для побега от реальности. Он также узнал от других заключённых, которые попали в плен позже, что его жена вернула себе девичью фамилию и вместе с двумя их детьми уехала к своим родителям. Он всё глубже и глубже стал погружаться в пьянство, и его репутация падала всё ниже, пока даже его собственные бывшие подчинённые не стали смотреть на него с открытой ненавистью и презрением.

Так обстояли дела, когда со столичной планеты за ним прибыл имперский эсминец.

В отличие от Яна Вэнли, образ Райнхарда фон Лоэнграмма был исключительно ярок.

К тому моменту ему исполнилось двадцать лет, и в его стройной фигуре изысканно сочетались грация, сила и мужество. Его чуть вьющиеся золотистые волосы были длиннее, чем в прошлом году, и теперь напоминали львиную гриву. Изящно очерченное лицо с фарфоровой кожей было ровным и чистым. В нём сочетались все дары творца. Только слишком резкие и яростные вспышки света в льдисто-голубых глазах мешали ему уподобиться ангелу — разве что это были глаза падшего ангела Люцифера, пошедшего против самого Бога.

— Контр-адмирал Линч.

Перед столом, за которым сидел маркиз Лоэнграмм, поставили стул, куда охранники и усадили заключённого. Райнхард понимал, что его тону его голоса недостаёт тепла, но он и не собирался вести с бесстыжим негодяем, сидящим перед ним, дружескую беседу.

— Ты кто? — после секундных колебаний спросил Линч.

— Райнхард фон Лоэнграмм, — услышал он в ответ.

Мутные красные глаза Линча широко раскрылись.

— Что, правда? Ты выглядишь чертовски… молодо. Слыхал про Эль-Фасиль? Ты, должно быть, ещё под стол пешком ходил, когда это случилось… А я был контр-адмиралом…

За левым плечом Райнхарда стоял высокий рыжеволосый молодой офицер, в голубых глазах которого скрывались одновременно и жалость, и отвращение.

— Господи Райнхард, может ли подобный человек быть полезен для нас?

— Я сделаю его полезным, Кирхайс. В противном случае его жизнь мне не нужна, — молодой гросс-адмирал обратил на Линча взгляд, пронзивший его, словно ледяной клинок. — Слушайте внимательно, господин Линч, повторять я не стану. Я собираюсь возложить на вас определённую миссию и рассчитываю, что вы её выполните. В случае успеха вы получите звание контр-адмирала во флоте Империи.

Линч отреагировал не сразу, но потом в его помутневших глазах запылал огонь и он потряс головой, словно стараясь разогнать алкогольный туман у себя в мозгу.

— Контр-адмирал… ха-ха… контр-адмирал, значит?.. — он облизнул губы. — Звучит как неплохая сделка. Что от меня потребуется?

— Вы вернётесь на родину, выявите недовольных в вооружённых силах Союза и убедите их совершить государственный переворот.

Когда он закончил, комнату надолго заполнил разочарованный хриплый смех Линча.

— Хе-хе… Нет, ничего из этого не выйдет, — отсмеявшись, сказал он. — Подобное… попросту невозможно. Ты ведь трезвый, неужто сам не понимаешь?

— Это возможно, и у меня уже есть готовый план действий. Следуйте ему, и вы добьётесь успеха.

Тусклый свет снова появился в глазах бывшего контр-адмирала.

— Но… Если план провалится, то я труп. Они несомненно прикончат меня…

— Что ж, тогда умри! — голос Райнхарда разрезал воздух как удар хлыста. — Думаешь, сейчас твоя жизнь чего-то стоит? Ты трус, сбежавший как испуганный заяц, бросив гражданских, которых должен был защищать, и собственных подчинённых. Ни один человек не скажет о вас доброго слова. И вы всё равно цепляетесь за жизнь? — его голос подавил одурманенный, истощённый дух Линча, задев что-то внутри. Умственная энергия Линча была ничтожна по сравнению с Райнхардом. Он задрожал, сидя на стуле, на теле выступил холодный пот.

— Это правда. Я трус, — пробормотал он слабым, но отчётливым голосом. — Уже слишком поздно пытаться спасти своё имя. Так почему бы не дойти до конца в трусости и бессовестности?.. — он поднял голову. Муть в его глазах не исчезла полностью, но огонь теперь был ясно виден. — Ладно. Я сделаю это. Звание контр-адмирала — неплохая плата, верно?

В его голосе послышался слабый след боевого духа, которым он обладал более десяти лет назад.

II

Когда Линча увели, Райнхард посмотрел на своего рыжеволосого друга.

— Если этот план выгорит, адмирал Ян будет слишком занят внутренними проблемами, чтобы помешать нам здесь.

— Согласен. Когда их мир будет разрушен, никто из мятежников и подумать не сможет о том, чтобы напасть на нас.

— Мир… Что такое мир, Кирхайс? — голос Райнхарда сочился ядом. — Это относится к тому благословенному возрасту, когда некомпетентность не считается величайшим пороком. Посмотри хоть на этих аристократов.

Империя находилась в состоянии непрекращающейся войны с Союзом Свободных Планет, но посреди всего этого знатные дворяне наслаждались «миром за стенами крепости». Пока в чёрной пустоте космоса за тысячу световых лет от них солдаты раненые дрожали от страха, в императорском дворце под хрустальными люстрами устраивались пышные балы с лучшим шампанским, политой красным вином жареной олениной, шоколадным баваруазом… Здесь были снежно-белые персидские кошки с заколками из голубого жемчуга, янтарные настенные орнаменты, изготовленные тысячелетия назад вазы из белого фарфора, чёрные соболиные меха, украшенные россыпью драгоценных камней платья, прекрасные витражи…

«Что… Что это за трагически-абсурдное несоответствие реальности? — подумал юноша с льдисто-голубыми глазами, впервые оказавшись на таком балу. — Да, — подумал он потом. — Это их реальность. Значит, её нужно изменить».

Эти мысли быстро переросли в твёрдую убеждённость, и с тех пор балы и приёмы стали для него местом наблюдения за врагами, которых однажды придётся уничтожить. После многих вечеров таких наблюдений Райнхард пришёл к выводу: среди этих разодетых высокородных дворян нет никого, кого ему стоило бы опасаться.

Этим своим выводом он поделился только с Кирхайсом.

— Я тоже не верю, что нам нужно бояться кого-то из аристократов, господин Райнхард, — ответил Кирхайс. Примерно в то время он как раз стал обращаться так к другу. — Но нам следует быть осторожными с аристократией.

После этих слов Райнхард удивлённо посмотрел на него и задумался.

Единая воля группы, даже если это набор личных недовольств по отношению к общему врагу — это не то, что стоило сбрасывать со счетов. Пока ты скрещиваешь клинки с врагом, стоящим напротив тебя, кто-то другой может ударить кинжалом в спину.

— Ты прав, — сказал наконец Райнхард. — В таком случае, я буду настороже.

Его друг, как всегда, сдерживал эту острую часть его души, опасную даже для своего обладателя.

Другим, кто сглаживал края и охлаждал его бушующие эмоции, была его старшая сестра Аннерозе.

Запертая с пятнадцати лет во дворце императора Фридриха IV, в то время она казалась лишённой каких бы то ни было надежд на собственное будущее. Поэтому, получив от императора титул графини Грюневальд, она помогла Райнхарду покинуть дом их отца и поддерживала его, а также Кирхайса, мальчика, который был ему как брат, став благодетельницей для них обоих.

Теперь её бывшие иждивенцы, значительно обогнавшие её в росте, носили звания адмиралов и водили боевые флоты по всей Галактике. Но всякий раз, когда они появлялись перед ней, то мгновенно возвращались к дням своего детства, к тем давно ушедшим светлым, солнечным дням…

С тех пор, как бывший император Фридрих IV скоропостижно скончался, в правительстве Галактической Империи начался политический вариант непрекращающихся землетрясений.

Главным тут было то, что новым императором стал пятилетний Эйрвин-Йозеф. Несмотря на то, что он был внуком прежнего императора, его провозглашение вызвало гнев и зависть двух могущественных дворян — герцога Отто фон Брауншвейга и маркиза Вильгельма фон Литтенхайма. Оба были женаты на дочерях императора Фридриха IV, и их жёны родили им по дочери. И эти двое были достаточно амбициозны, чтобы стремиться сделать своих дочерей императрицами и править Империей в качестве регента.

Когда этим амбициям пришёл конец, они объединились против своих общих врагов и поклялись отомстить. Врагами этими был ребёнок-император Эрвин Йозеф II и два могущественных вассала, поддерживающие его — семидесятишестилетний канцлер Клаус Лихтенладе и двадцатилетний маркиз по имени Райнхард фон Лоэнграмм.

Таким образом, разделение высших кругов Галактической Империи на две враждующие фракции стало неизбежным. Фракциями этими, разумеется, были фракция сторонников императора во главе с Лихтенладе и Лоэнграммом и фракция противников императора, состоящая из именитых дворян во главе с Брауншвейгом и Литтенхаймом.

Многие, опасаясь за будущее Империи или за свою личную безопасность, предпочитали остаться нейтральными, но всё нарастающее напряжение вынуждало их к действию.

«Какую сторону мне выбрать, чтобы остаться в живых? У кого больше прав на власть в Империи? Кто имеет больше шансов на победу?» — ответы на эти вопросы стали проверкой рассудительности и проницательности каждого.

Чувствами многие с самого начала были на стороне Брауншвейга и Литтенхайма, но в то же время было широко известно, что Райнхард — военный гений. Не в состоянии сделать выбор между умом и сердцем, они отчаянно пытались определить, в какую сторону подует ветер.

— Дворяне мечутся, как мыши, ломая головы, на чью сторону выгоднее встать. Это становится похожим на комедию, — заметил как-то Райнхард в разговоре с начальником штаба Космической Армады вице-адмиралом Паулем фон Оберштайном.

— До тех пор, пока представление не закончилось счастливым концом, его нельзя назвать комедией, — Оберштайн был человеком, крайне далёким от легкомыслия, так что многие полагали, что у него вообще нет чувства юмора. Хотя ему было ещё далеко до сорока, его волосы уже наполовину поседели, а искусственные глаза, в которых находились встроенные фотонные компьютеры, мерцали холодным светом. Губы его были тонкими и всегда плотно сжатыми, а выражение лица — жёстким. Он делал вид, что не знает о своей репутации, что бы о нём ни говорили. — В любом случае, вашему превосходительству стоит сохранять терпение, наблюдая за мельтешением ваших врагов.

— Разумеется. Я не собираюсь предпринимать необдуманных шагов.

Конечно, Райнхард не просто пассивно ждал развития событий. Используя множество умных тактик, он доводил высокородных аристократов до состояния слепой ярости. Истерические взрывы их возмущения были именно тем, чего хотел Райнхард. А от ответных выпадов против него он отмахивался, как ребёнок от докучливых бабочек.

— На самом деле нет необходимости загонять дворян в угол, — сказал Райнхард, поигрывая кончиками пальцев рыжими волосами друга, как любил делать в детстве. — Достаточно заставить их думать, что их загоняют в угол.

На самом деле богатство и военная мощь дворянской коалиции намного превзошли бы имеющиеся у Райнхарда, если бы они смогли выступить против него все вместе. Тем не менее, среди дворян повсеместно раздавались возгласы «В таком случае мы все будем уничтожены! Нам нужно как-то сопротивляться!». Всё это казалось молодому главнокомандующему просто абсурдным.

Разумом Райнхард был уже не ребёнком, но в сердце ещё оставалось что-то мальчишечье. Он всерьёз ненавидел тех, кто выступал против него, но всякий раз, когда он замечал в словах иди поступках противников что-то необычное — даже если это качество трудно было назвать привлекательным — это пробуждало в нём определённое любопытство. Однако сейчас он не видел ничего похожего в противостоящих ему аристократах, и потому чувствовал себя немного разочарованным.

III

Граф Франц фон Мариендорф, мягкий и честный человек, пользовался доверием не только аристократов, но и своих собственных людей.

Не зная, какое решение принять в сложившихся обстоятельствах, он проводил дни в тяжёлых раздумьях, обхватив руками голову. Графу хотелось бы так и остаться нейтральным, но останется ли у него такая возможность?

В один из таких дней его старшая дочь Хильда ненадолго вернулась домой из университета на Одине.

Хильде — дочери графа Хильдегарде фон Мариендорф — недавно исполнилось двадцать.

Её русые волосы были для удобства коротко подстрижены. Черты лица, хотя и не обладающие классической красотой, были всё же приятны, вероятно, благодаря живому блеску в её сине-зелёных глазах. Эти глаза буквально переполняли жизнь и энергичный ум, делая её похожей на отважного мальчишку.

Старик с розовыми щеками встретил её в прихожей и склонил своё тучное тело в поклоне.

— Рад видеть вас в добром здравии, миледи.

— Ты тоже хорошо выглядишь, Ганс. Где отец?

— Он на террасе. Передать ему, что вы здесь?

— Не стоит, я сама к нему пойду. О, и приготовь, пожалуйста, кофе.

Не считая повязанного на шее розового шарфа, одета дочь графа была по-мужски, и по коридору она прошла чётким решительным шагом.

На террасе стояли два дивана, на одном из которых и сидел на солнце граф Мариендорф, глубоко погрузившись в свои мысли. Услышав голос дочери, он поднял голову и заставил себя улыбнуться.

— О чём ты сейчас раздумывал, отец?

— А… Да так, ни о чём важном.

— Это успокаивает — что судьба Галактической Империи и будущее рода Мариендорф неважны.

Граф Франц фон Мариендорф вздрогнул.

Со ставшим жёстким лицом он внимательно посмотрел на дочь. В ответном взгляде Хильды была ирония, но не только она. Граф первым опустил взгляд.

Дворецкий Ганс принёс кофе на серебряном подносе. Пока он не ушёл, на террасе царило молчание. Первым его нарушила дочь:

— Итак, ты решил, что станешь делать, отец?

— Я надеюсь остаться нейтральным. Однако, если у меня не останется выбора, кроме как принять одну из сторон, я поддержу Брауншвейга. Как дворянин Империи, я должен…

— Отец! — резким возгласом и суровым взглядом Хильда прервала своего отца.

Граф удивлённо уставился на дочь. Её сине-зелёные глаза ярко сияли. Словно огни, танцующие на драгоценных камнях, они придавали ей необычную красоту.

— Есть один факт, на который большая часть аристократии старается закрывать глаза. Он заключается в том, что как каждый человек умирает, когда приходит его время, то же касается и государств. С тех пор, как на крохотной планетке под названием Земля зародилась цивилизация, ещё ни одному государству не удалось избежать разрушения. И Галактическая Империя — Империя Гольденбаумов — не может стать исключением.

— Хильда! Хильда, прекрати!

— Династии Гольденбаумов уже почти пятьсот лет, — сказала храбрая дочь графа, глядя отцу в глаза. — Более двухсот лет из них её представители правили всем человечеством, делая всё, что хотели, с помощью богатства и силы. Убивали людей, похищали девушек из их домов, создавали законы для собственного удобства… — в пылу она так стиснула столешницу кофейного столика, что та готова была сломаться. — Они так долго творили всё, что им вздумается. Если занавес наконец упадёт, кого как не их за это винить? Конечно, нужно быть им благодарными за пятьсот лет процветания. Но даже законы природы говорят, что вечно так продолжаться не может.

Это была критика, достойная революционера, и её мягкий и умеренный во взглядах отец поначалу не мог вымолвить ни слова. Потом, однако, он достаточно собрался с духом, чтобы перейти в контратаку.

— И всё же, Хильда, это не значит, что есть причина, по которой стоило бы встать на сторону маркиза Лоэнграмма.

— О, но причина есть.

— И что это за причина? — голос её отца был полон сомнений, когда он задавал этот вопрос, но в то же время в нём слышался намёк на мольбу. Слишком долго ему не удавалось найти серьёзного повода для принятия решения.

— На самом деле, причин четыре. Выслушаешь меня?

Граф кивнул, и Хильда изложила следующее:

Первое: Маркиз Лоэнграмм стоит на стороне нового императора, и по приказу этого императора лишь приводит к подчинению его подданных. Сторона же Брауншвейга и Литтенхайма не имеет никаких законных обоснований своих действий, только собственные амбиции.

Второе: Военная мощь герцога Брауншвейга и прочих велика, и рано или поздно к ним примкнёт большинство дворян. Поэтому, даже если дом Мариендорф примкнёт к ним, он не будет рассматриваться как особо важный союзник, и мало что получит в итоге. С другой стороны, лагерь Лоэнграмма в данный момент слабее, так что, поддержав его, дом Мариендорф окажет не только военную поддержку, но и поможет укрепить политическое влияние, за что вправе рассчитывать на тёплую благодарность.

Третье: Герцог Брауншвейг и Маркиз Литтенхайм объединяют силы только на время. В долгосрочной перспективе у них нет желания сотрудничать. Командование их вооружённых сил тоже не едино, и это может стать фатальным. Сторона же Лоэнграмма имеет единую цель и единое командование. Что бы ни случилось по пути к развязке, само собой разумеется, кто в итоге окажется на вершине.

Четвёртое: Ни Райнхард фон Лоэнграмм, ни его приближённые не имеют длинной аристократической родословной, что делает его очень популярным в народе. Невозможно выиграть войну одними офицерами, а обычные солдаты обеих сторон принадлежат к простонародью. Среди рядовых солдат герцога Брауншвейга уже сейчас вспыхивают беспорядки и мятежи из-за неприязни солдат к своим высокородным офицерам. Есть даже опасность полного краха…

— Что скажешь, отец?

Граф Мариендорф молчал, вытирая со лба пот. Поспорить с логикой дочери он не мог.

— Я считаю, что дом Мариендорф должен присоединиться к победителю, то есть, к маркизу Лоэнграмму. В качестве доказательства лояльности мы также должны предложить ему землю и заложников.

— Земля не проблема, дадим, почему бы нет. Но заложников я предоставлять не собираюсь. И это не об…

— Даже если заложник сам желает этого?

— Но кто вообще на такое… — граф прервался на середине фразы, на его лице появилось испуганное выражение. — Нет, ты не…

— Да. Я пойду.

— Хильда!.. — её отец вздохнул, но девушка спокойно выдержала его взгляд, а потом добавила сливки и сахар в свой кофе. Она была уверена, что её тело не предрасположено к увеличению веса.

— Я очень признательна тебе, отец. Ты привёл меня в мир накануне очень интересных времён, — граф Мариендорф ошеломлённо уставился на неё. — Я не могу сама двигать историю, но могу своими глазами наблюдать, как она движется, и живут и умирают те, кто оказался у её руля.

Выпив кофе, Хильда встала и обняла отца, прижав его голову к груди и потеревшись щекой о тусклые каштановые волосы.

— Не волнуйся за меня, отец. Во что бы то ни стало, я защищу дом Мариендорф.

— Тогда я отдаю его будущее в твои руки, — спокойствие стало возвращаться в голос главы рода. — И чем бы всё ни кончилось, я не стану сожалеть. Но ты не должна жертвовать собой ради дома Мариендорф. Вместо этого думай о том, как использовать дом Мариендорф для собственного выживания. Ты сделаешь это?

— Отец…

— Береги себя.

Хильда наклонилась и поцеловала отца в лоб. А потом повернулась и покинула террасу.

IV

После шести дней пути Хильда прибыла на Один. Или, с её точки зрения, вернулась. К тому моменту она жила на Одине уже четыре года.

Хильда взяла роботакси на космодроме и сразу же отправилась в адмиралтейство Лоэнграмма. Возможно потому, что она была в приподнятом настроении, но девушка совсем не чувствовала усталости. В любом случае, когда всё закончится, у неё будет время отдыхать столько, сколько пожелает.

— Вам назначена встреча, фройляйн? — спросил совсем молодой офицер из конторки при входе. Рядом с ним стояла табличка с надписью «Лейтенант фон Рюке».

— Боюсь, что нет. Но моё дело связано с жизнью и надеждами многих людей. Уверена, его превосходительство гросс-адмирал Лоэнграмм согласится принять меня. Поэтому могу я попросить вас доложить обо мне?

Лейтенант Рюке, казалось, был поражён серьёзным выражением лица и сильным духом, сияющим в глазах этой красивой молодой девушки. Он попросил её подождать в вестибюле и сделал несколько звонков, после чего просиял так, словно это его просьба была удовлетворена.

— Он сказал, что примет вас. Пожалуйста, поднимитесь на лифте номер четыре на десятый этаж.

— Большое спасибо. Простите, что доставила вам беспокойство, — искренне поблагодарила его Хильда и направилась к лифту, служащему также системой обнаружения оружия.

В тот день Райнхард ожидал одного важного доклада, но тот задерживался, и он проявил интерес к новости о том, что с ним желает встретиться какая-то красивая девушка. Не сказать, что Райнхард особо ценил прекрасных женщин, однако красота Хильды — естественная, без заметного макияжа — произвела на него некоторое впечатление, в отличие от того факта, что она является дочерью аристократа.

— Жаль, что сегодня здесь нет Кирхайса, — сказал Райнхард, когда они, после формальных приветствий, сели в приёмной. — Вы знаете, что у него была небольшая история с Мариендорфами?

— Да, конечно. Он спас жизнь моему отцу во время восстания Кастроппа в прошлом году. Однако я никогда не встречала его лично.

На короткое время повисло молчание, после чего Райнхард спросил:

— Итак, вы сказали, что у вас есть ко мне дело?

Мальчик, выглядевший как кадет младших курсов военной школы, принёс кофе, поклонился и вышел. Райнхард как раз размешивал сливки, когда Хильда сказала:

— В приближающейся гражданской войне дом Мариендорф будет на вашей стороне, маркиз Лоэнграмм.

На секунду рука Райнхарда замерла, после чего он продолжил помешивать кофе.

— Гражданская война, вы сказали?

— Да. Война против герцога Брауншвейга и его сторонников, которая может начаться со дня на день.

— А вы храбры. Если подобное и вправду произойдёт, моя победа будет далеко не предопределена. И всё же вы говорите, что поддержите меня?

Хильда успокоила дыхание и повторила молодому адмиралу те соображения, которые уже излагала отцу. Голубые глаза Райнхарда засияли.

— У вас превосходное понимание ситуации, — сказал он. — Что ж, очень хорошо. Если всё действительно так, союзник мне пригодится. И ваша помощь будет вознаграждена. Я обещаю позаботиться о доме Мариендорф, как и о других, с кем вы можете помочь договориться.

— Спасибо за эту щедрость, ваше превосходительство. Она облегчит убеждение наших знакомых, как и неуверенных в наших рядах.

— Что такое? Вы ведь только что стали моими союзниками. Не могу же я простоиспользовать вас. Вознаграждение за усилия и мужество вполне естественны. Если я могу ещё чем-то помочь вам, не стесняйтесь спрашивать.

— В таком случае, я бы хотела воспользоваться вашим предложением и обратиться с просьбой.

— Конечно. Говорите.

— В знак признания нашей лояльности… Я бы хотела получить официальный документ, что роду Мариендорф гарантируется сохранение земель и титулов.

— А? Официальный документ? — в тоне Райнхарда появилась настороженность. Он посмотрел на Хильду чуть иначе, чем до сих пор. Дочь графа Мариендорфа бесстрашно выдержала его взгляд.

Райнхард ненадолго задумался, но ему не понадобилось много времени на принятие решения.

— Хорошо. Я составлю документ и передам его вам к концу дня.

— Я буду вам очень признательная, — Хильда с уважением склонила голову. — Дом Мариендорф клянётся в нашей абсолютной преданности вашему превосходительству и будет стремиться помогать вам во всём.

— Что ж, тогда я рассчитываю на вас. И ещё, флойляйн Мариендорф…

— Да?

— Нужны ли будут такие документы с гарантиями для других дворянских домов, которых вы сможете убедить присоединиться к нам?

— Я бы попросила вас дать такие гарантии тем, кто сам обратится к вам за ними. Что же касается прочих — не вижу нужды, — слова Хильды слетали с языка без малейших колебаний.

— Так, так… — произнёс Райнхард улыбаясь.

Его целью было полностью избавить Империю от старой системы, служившей поддерживающей структурой для династии Гольденбаумов. За пять столетий аристократы добились для себя множества привилегий, и Райнхард не намерен был позволять им выжить при новом режиме.

Когда его власть станет абсолютной, он собирался уничтожить их всех, за исключением самых полезных, или, быть может, отдать их на растерзание толпе, если люди будут требовать крови. Пусть те, кто неспособен выжить, умрут — говорил Рудольф, которому служили их предки. И нынешнему поколению предстоит ответить за грехи отцов.

Хильда видела, что происходит, и попросила у Райнхарда гарантий, написанных его собственной рукой. В отличие от устного обещания, написанное не так легко нарушить. Мало того, что это оставило бы пятно на чести Райнхарда, это также вызвало бы недоверие к его системе власти.

Приняв такие меры в отношении собственной семьи, остальное сказанное ею можно было перевести как: «Что касается прочих аристократов — убивай и щади, даруй и конфискуй на собственное усмотрение». Но в её словах был не только эгоизм — «лишь бы мне было хорошо, а на остальных наплевать», — она фактически заявляла, что не отождествляет себя с прочими старыми аристократическими семьями.

Политические и дипломатические инстинкты этой молодой девушки были пугающе острыми.

Среди тысяч дворянских семейств Империи наконец появился достойный похвалы талант. В нежном возрасте двадцати лет, да ещё и женщина. Разумеется, Райнхарду и самому было всего на год больше.

«Это знак времени», — подумал Райнхард. Эра правления стариков подходит к концу. И не только в Империи. Адмиралу Яну из Союза недавно исполнилось тридцать, а правителю Феззана Адриану Рубинскому ещё далеко было до пятидесяти.

И всё же, эта девушка…

Райнхард снова внимательно посмотрел на Хильду и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, однако в этот момент за дверью послышался шум, и на пороге появился высокопоставленный офицер с возбуждённым лицом, почти полностью загородив выход своим большим неуклюжим телом.

— Ваше превосходительство! Мятежные дворяне, наконец, начали действовать! — громкий голос офицера подходил к фигуре.

Карл Густав Кемпфф, один из адмиралов, находящихся под началом Райнхарда, а также бывший пилот-истребитель, прославившийся как бесстрашный и умелый командир.

Райнхард вскочил на ноги. Это и была новость, которой он ждал. Глаза Хильды непроизвольно широко раскрылись — теперь в его гибких и изящных движениях появилось что-то хищное.

— Фройляйн Мариендорф, я был несказанно рад познакомиться с вами. Я бы хотел ещё когда-нибудь встретиться. Например, пообедать вместе.

Кемпфф, выходящий из комнаты вслед за Райнхардом, на мгновение бросил на Хильду любопытный взгляд.

V

Аристократы, выступающие против блока Лоэнграмм — Лихтенладе, собрались на Одине в поместье герцога Брауншвейга в Липпштадтском лесу. Официально, они собрались на аукцион картин древних мастеров, с последующей вечеринкой в саду. Однако в подземном зале собрался «Круг Патриотов», противостоящих тирании маркиза Лоэнграмма и герцога Лихтенладе.

Итогом этой встречи стало то, что впоследствии назвали Липпштадтским Соглашением, а военную организацию дворян, которая была создана по итогам — Коалицией Лордов Липпштадта.

Всего в коалицию вошло 3.740 дворян. Общая сила их регулярных и частных армий насчитывала 25.600.000 солдат.

Главой коалиции стал герцог Отто фон Брауншвейг. Его заместителем — маркиз Вильгельм фон Литтенхайм.

Объединение, собравшее почти четыре тысячи аристократических семейств, нещадно критиковало герцога Лихтенладе и маркиза Лоэнграмма и на возвышенном языке провозгласило, что священный долг по защите династии Гольденбаумов принадлежит «избранным» из высшего, аристократического класса общества.

— С нами божественное покровительство великого Одина, и в триумфе правых не может быть никаких сомнений, — такими словами было изложено заявление.

— Интересно, может ли великий бог Один и вправду быть их покровителем? — с сарказмом произнёс Райнхард, выслушав доклад Кемпффа и оглядывая подчинённых, собравшихся в зале совещаний. Здесь присутствовали Зигфрид Кирхайс, Оберштайн, а также другие талантливые адмиралы, сливки вооружённых сил Империи. — Но если они начинают стонать, взывая к богам о помощи, ещё до начала сражения, даже Один скривится от отвращения. Может, его решение было бы другим, если бы они принесли ему в жертву прекрасную деву, но, насколько я знаю герцога Брауншвейга, он бы наверняка оставил её себе.

Миттермайер, Ройенталь и Биттенфельд рассмеялись.

Вольфганг Миттермайер был не слишком высоким, но крепким и прекрасно сложенным, так что выглядел ловким и быстрым. У него были светлые волосы цвета мёда и живые серые глаза. В том, что касается скоростных тактических манёвров, ему не было равных. В Битве при Амритсаре в прошлом году он преследовал вражеский флот, пытающийся убежать, и двигался так быстро, что авангард его собственного флота смешался с арьергардом врага. С тех пор он носил почётное прозвище: Вольф дер Штурм, Ураганный Волк.

Оскар фон Ройенталь был высоким человеком с тёмными, почти чёрными волосами. Он был довольно красив, но при первой встрече люди в первую очередь обращали внимание на глаза. Из-за генетической случайности, называемой гетерохромией, правый его глаз был карим, а левый — голубым. Он совершил множество подвигов, как при Амритсаре, так и в других битвах, и высоко ценился за его мастерство командующего.

У Фрица Йозефа Биттенфельда были довольно длинные рыжие волосы и светло-карие глаза. Кому-то могло бы показаться, что его узкое лицо не соответствует крупной фигуре. Как тактику ему не хватало гибкости, что сыграло против него при Амритсаре.

Кроме них в число ближайших помощников Райнхарда входили адмиралы Корнелиус Лютц, Август Самуэль Вален, Эрнест Меклингер, Нейхардт Мюллер и Ульрих Кесслер. Каждый из них был в своём роде уникален, и все они были молоды. Вместе они представляли величайшую ценность, имеющуюся у Райнхарда.

К слову, о ценностях. В последнее время поползли слухи, что из-за продолжающейся войны и хаоса при дворе вскоре может начаться финансовый кризис. Но когда Райнхард сказал: «Финансовый кризис будет разрешён одним махом», он говорил не просто так. Помимо имущества императорской семьи оставался ещё один огромный источник дохода: имущество дворян.

Естественно, он намеревался конфисковать всё, что принадлежало герцогу Брауншвейгу и маркизу Литтенхайму. Щадить вставших на их сторону он также не собирался. В отношении же оставшихся он хотел применить новый режим налогов на наследство, налогов на основные фонды и прогрессивное налогообложение. Всё это, по предварительным подсчётам, должно было принести в казну более десяти триллионов рейхсмарок.

Существовала, правда, политическая необходимость обойтись помягче с теми дворянами, которые встанут на его сторону. Если смотреть с этой стороны, то чем больше аристократов будут его врагами, тем лучше.

Выжать дворян досуха было необходимо не только для удовлетворения финансовых потребностей Империи. Среди простолюдинов за пять веков накопилось много враждебности по отношению к тем, кто вёл праздный и распущенный образ жизни и имел огромные состояния, с которых не платил налогов.

Райнхарду нужно было успокоить этот гнев и извлечь из него как можно больше выгоды.

Конечно, он хотел реформировать политику и общество. Но лично для него главным было свержение династии Гольденбаумов. Всё это было бы бесполезно, если бы политические и социальные реформы вдохнули новую жизнь в столь ненавистное ему правление.

«Династия Гольденбаумов, которую основал Рудольф, должна захлебнуться в крови и сгореть в огне правосудия». Такова был священный обет, который он дал ещё ребёнком, когда его любимая сестра Аннерозе была украдена у него отвратительным старым правителем. Это также была клятва, которую он разделил со своим лучшим другом Зигфридом Кирхайсом.

Ойген Рихтер и Карл Брэке считались лидерами группы, известной в разное время как Фракция Реформ и Фракция Цивилизации и Просвещения. Одним из способов, которым они показывали свою позицию, было то, что они добровольно отказались от приставки «фон» в своих фамилиях, хотя оба были дворянами по происхождению.

В начале марта они были вызваны Райнхардом и получили приказ составить чрезвычайно прогрессивный документ, названный «Планом социальной и экономической реконструкции». Прошло около месяца с момента подписания Липпштадтского Соглашения.

Выйдя от Райнхарда они не могли не обменяться удивлёнными взглядами.

— Я понимаю, что на уме у маркиза Лоэнграмма. Он намеревается показать себя реформатором, чтобы завоевать поддержку народа. Это станет сильным оружием в борьбе против знати.

Брэке кивнул, соглашаясь со словами Рихтера.

— Значит, он использует нас для удовлетворения своих амбиций. Не могу сказать, что мне это нравится. Отказаться у нас возможности нет, но, может быть, стоит на словах согласиться, а потом саботировать проект?

— Нет, постой. Хоть нас и используют, я не уверен, что действительно против. Если реформы, на которые мы так надеялись всё это время, будут проведены, то не всё ли равно, ради кого это делается?

— Ну, это правда, но…

— Посмотри с другой стороны. В каком-то смысле это мы используем маркиза Лоэнграмма. У нас есть идеалы и планы, но нет власти и военной силы для их воплощения. А у Лоэнграмма есть. И, в любом случае, он куда лучше, чем реакционный лидер вроде герцога Брауншвейга. Разве я не прав, Карл?

— Нет, тут ты действительно прав. Если герцог Брауншвейг и его сторонники дорвутся до власти, то правительство и общество пойдут по реакционному пути.

Рихтер похлопал Брэке по плечу.

— В общем, мы с маркизом Лоэнграммом нужны друг другу. Понимая это, мы должны сотрудничать и делать всё возможное, чтобы хоть немного облегчить жизнь людей.

— Да, ты прав. Но когда в руках маркиза Лоэнграмма окажется абсолютная власть, то он не обязательно продолжит оставаться цивилизованным просветителем. Нет никаких гарантий, что он в одночасье не превратится в деспотичного диктатора.

— Это так, — Рихтер медленно кивнул. — И потому мы должны провести эти реформы сейчас. Мы должны воспитать граждан так, чтобы они стали сопротивляться в тот день, когда маркиз Лоэнграмм откажется от своей позиции реформатора.

VI

Необходимость организовать их разрозненные силы остро стояла перед дворянами, подписавшими Липпштадтское Соглашение. Чтобы справиться с таким гениальным полководцем, как Райнхард фон Лоэнграмм, им были необходимы единое руководство, общая стратегия и продуманная система снабжения.

Самым главным был вопрос о том, кого сделать главнокомандующим всеми боевыми подразделениями. Состав, организация и расположение этих соединений зависели уже от его планов.

Поначалу герцог Брауншвейг собирался сам взять на себя командование, но маркиз Литтенхайм утверждал, что это место должен занять профессиональный стратег.

— Нам нужно сделать командующим адмирала Меркатца. У него отличная репутация, и он пользуется большим уважением. Кроме того, разве дело лидера лично отправляться на фронт?

Хотя было очевидно, что истинное намерение Литтенхайма заключалось в том, чтобы не позволить герцогу Брауншвейгу добиться каких-либо военных достижений, но приведённые им аргументы, тем не менее, были правильными, от них нельзя было просто отмахнуться.

— Что ж, если это будет адмирал Меркатц, полагаю, я смогу принять это.

Видя, что остальные аристократы согласны с этой кандидатурой, Брауншвейгу пришлось сдержать своё внутреннее недовольство и показать себя человеком широких взглядов и щедрого нрава. Он со всей любезностью пригласил Меркатца в своё поместье и попросил его возглавить силы Коалиции.

Адмирал флота Виллибальд Иоахим Меркатц, опытный командующий пятидесяти девяти лет, имел блестящий послужной список и обладал безупречно-надёжным стратегическим мышлением. В Битве при Астарте он сражался под началом Райнхарда против флота Союза Свободных Планет. И был одним из первых, кто признал гений молодого полководца.

Меркатц сначала не согласился принимать предложения герцога Брауншвейга.

Он был принципиально против этой войны, а когда она стала неизбежной, пытался сохранить нейтралитет.

Меркатц отказался, но герцог Брауншвейг не намерен был принимать отрицательного ответа. Отказ после проведённых им лично переговоров оставил бы пятно на его авторитете, как лидера Коалиции.

Проповедуя лояльность Империи и императорской семье, герцог продолжал попытки убедить адмирала. Постепенно в его словах появился оттенок угрозы, и когда это затронуло безопасность его семьи, Меркатц всё же сдался.

— В таком случае, я готов принять ваше предложение, и приложить свои скромные таланты для достижения цели. Однако есть один момент, насчёт которого я хотел бы сразу получить согласие аристократов. Система командования должна быть единой. Мне должна быть передана вся власть в вопросах, связанных с боевыми действиями. Так что они обязаны будут подчиняться моим приказам, вне зависимости от их социального статуса, и быть наказанными в соответствии с воинским уставом в случае неповиновения. Мне нужно согласие в этом вопросе, если вы хотите, чтобы я возглавил ваши войска.

— Хорошо. Считайте, что ваши условия приняты, — кивнул герцог Брауншвейг.

Потом он устроил пышный банкет по случаю назначения своего нового главнокомандующего.

Когда празднование закончилось, Меркатц, его почётный гость, смог наконец вернуться к себе. Его помощник, молодой русый капитан 3-го ранга Бернхардт фон Шнайдер, заметил, что у адмирала, казалось, очень тяжело на сердце и подумал, что это странно.

— Ваше превосходительство, вы стали главнокомандующим сил Коалиции, и её лидеры приняли ваши требования. Может, так кажется лишь мне, но разве командовать огромным флотом в бою против сильного противника — это не мечта любого офицера? Почему вы выглядите так мрачно?

Меркатц грустно усмехнулся.

— Вы ещё слишком молоды, Бернхардт. Герцог Брауншвейг и прочие действительно проглотили мои условия. Но, к сожалению, это лишь слова. Они всё равно будут вмешиваться в командование. А если я попытаюсь наказать их по законам войны, они не примут этого. Очень скоро они возненавидят меня даже сильнее, чем Райнхарда фон Лоэнграмма.

— Нет, это не…

— Привилегии — страшнейший из ядов. Он разъедает душу. И высокорожденные аристократы уже десятки поколений погружены в этот яд. Оправдывать себя и перекладывать вину на других стало их второй натурой. Я говорю так сейчас, но я сам был рождён аристократом — на самом дне иерархии, прошу заметить — и не понимал этого до тех пор, пока не стал служить вместе с солдатами-простолюдинами во флоте. Я лишь надеюсь, что эти дворяне смогут понять это до того, как увидят, что меч маркиза фон Лоэнграмма занесён над их головами.

Отпустив преданного молодого офицера, Меркатц повернулся к столу и начал неуклюжими движениями работать с текстовым передатчиком. Он писал письмо своей семье.

Это было прощальное письмо.

VII

Среди подчиненных герцога Брауншвейга были и такие, кто пытался предотвратить столкновение с фракцией Райнхарда. Не из-за каких-то пацифистских убеждений, а потому, что не видели надежды в войне против великолепно зарекомендовавшего себя молодого гросс-адмирала.

Коммодор Артур фон Штрайт был самым заметным из них. Добившись встречи с Брауншвейгом, он пытался доказать, что Райнхарда необходимо убить, избежав тем самым войны.

Герцог отмахнулся от него, сказав лишь одно слово:

— Бред.

— Но, ваша светлость…

— Я собрал многомиллионную армию и намерен встретиться с этим белобрысым щенком, чтобы наказать его. Это покажет маркизу Литтенхайму и всей Империи моё правосудие и мои способности. А ты предлагаешь мне лишиться этого? Ты так сильно хочешь утопить в грязи мою честь?

— Ваша светлость, мне больно это говорить, но маркиз Лоэнграмм — военный гений. Даже если нам удастся победить его в сражении, потери будут астрономическими, пламя войны охватит всю Империю, ударив по её гражданам. Умоляю вас, пересмотрите своё решение.

Ответом на искреннюю мольбу Штрайта был гневный рык:

— «Даже если нам удастся победить»?! Что это ты имеешь в виду?! Я не нуждаюсь в тех, кто не верит в нашу несомненную победу! Если ты так трясёшься за свою жизнь, то убирайся куда-нибудь на границу и выращивай овощи!

После того, как Штрайт в смятении отступил, к герцогу Брауншвейгу обратился капитан по имени Антон Фернер. Он тоже выступал за направленный акт терроризма, и страстно пытался убедить своего лорда.

— Нет необходимости в сражениях многомиллионных армий. Просто дайте мне три сотни солдат, обученных проведению тайных операций, и вы сможете увидеть, как Лоэнграмм испустит дух.

— Замолчи. Или ты тоже считаешь, что я не могу одолеть этого мальчишку?

— Ваша светлость, я только хочу сказать, что если дело обернётся большой войной, которая разделит Империю на две части, катастрофа будет слишком велика, и победитель не сможет избежать огромных потерь. Маркиз Лоэнграмм стремится всё перестроить, в чём-то ему даже выгодно начинать с руин, поэтому он готов. Но вы, ваша светлость, обязаны позаботиться о сохранении существующей системы. Для вас недостаточно просто победить.

— Не смей говорить со мной так дерзко!

Получив резкую отповедь, Фернер ушёл от герцога, но это не значило, что он отказался от своих убеждений. Он презирал упрямство своего господина и обходные пути, но, в отличие от Штрайта, не собирался просто ныть и оставлять всё как есть.

— Что ж, в таком случае, я просто должен сделать это сам. Даже если я не могу убить маркиза Лоэнграмма, остаётся ещё возможность взять в заложники его сестру, графиню Грюневальд.

Он собрал и вооружил группу из трёхсот бойцов, состоящих в основном из собственных подчинённых, и однажды ночью, без ведома своего господина, попытался совершить нападение на резиденцию Райнхарда.

Однако его попытка окончилась неудачей. Поместье Швартцен, где жили Райнхард и Аннерозе, уже находилось под надёжной охраной пяти тысяч солдат, которых возглавлял сам Кирхайс. Не было ни малейшей возможности для неожиданного нападение.

«Я должен был ожидать этого от Райнхарда и его правой руки. Они не из тех, кто может попасться на уловки такого, как я».

Отказавшись от этой идеи, Фернер распустил свой отряд и скрылся сам. Он не сомневался, что герцог Брауншвейг будет в ярости от того, что он действовал без разрешения.

Герцог, узнав о произошедшем от вернувшихся с пустыми руками солдат, и в самом деле рвал и метал. Он отправил своих людей на поиски лезущего не в своё дело подчинённого, чтобы наказать его.

Однако Фернера так и не нашли.

— Хмф! Ну ладно, где бы он ни был, ему нигде во Вселенной не найдётся убежища. В конце концов, он сдохнет в какой-нибудь канаве. Пожалуй, стоит оставить его.

Сейчас события начали развиваться очень быстро, и покинуть Один, чтобы вернуться в свой домен, было гораздо важнее поисков какого-то Фернера. План эвакуации был составлен коммодором по фамилии Ансбах. Был пущен слух, что герцог Брауншвейг приглашает императора в своё поместье на бал. Были даже разосланы приглашения на это торжественное мероприятие. Но в ночь перед тем, как оно должно было состояться, герцог со своей семьёй и небольшим количеством верных людей сбежал со столичной планеты.

Когда Райнхард узнал об этом, он сразу понял, что настало время привести в исполнение его долговременный план.

По приказу Райнхарда, Биттенфельд с восемью тысячами солдат захватил все здания, принадлежащие министерству военных дел и арестовал гросс-адмирала Эренберга, что дало молодому гросс-адмиралу возможность отдавать официальные приказы всей армии Империи.

Большинство противников Райнхарда уже покинуло Один, так что Биттенфельду никто не противостоял, не считая одного-единственного капитана, загородившего дверь и пытавшегося не пропустить его в кабинет министра. За что и поплатился, когда Биттенфельд выстрелил в него из личного пистолета и серьёзно ранил.

Седовласый гросс-адмирал со старомодным моноклем не выказал ни малейших признаков потрясения, даже когда увидел Биттенфельда у себя на пороге. Он посмотрел на него с невозмутимостью, граничащей с высокомерием.

— И кто дал тебе, выскочке, право вламываться в мой кабинет? Не знаю, чего ты хочешь, но вижу, что правила приличия тебе не известны.

С холодной улыбкой в глазах, Биттенфельд убрал оружие и насмешливо отсалютовал.

— Прошу простить мою грубость. А хочу я, чтобы все люди признали, что времена меняются.

Между этими двумя была полувековая разница. Старик принадлежал к числу тех, кто держится за традиции, молодой — к тем, кто пытается эти традиции изменить.

После долгого обмена взглядами плечи старого адмирала опустились.

Следующим был захвачен Генеральный Штаб Империи, и гросс-адмирал Штайнхофф тоже был арестован.

К этому времени окружающие Один орбитальные спутники уже находились под полным контролем флота Кирхайса, а флота Кемпффа и Ройенталя в полной боевой готовности расположились поблизости.

Некоторые из дворян, узнав, что Один захвачен фракцией Райнхарда, предпринимали попытки к бегству, но пришедшие в космопорты арестовывались охранниками, командование которыми осуществлял Миттермайер. Даже тем, кто всё же смог взлететь на частных кораблях, не удавалось проскользнуть через раскинутую Кирхайсом сеть. Рыжеволосый адмирал относился к этим дворянам вежливо, но едва ли это уменьшало их чувство поражения.

Те немногие, кто прибежал в поместье графа Франца фон Мариендорфа с просьбой о защите и посредничестве в переговорах с Райнхардом, оказались умнее всех. Они были встречены Хильдой, которая завоевала доверие своим ясным и уверенным тоном. Стараясь не слишком открыто давить на них, она добилась того, чтобы все они оказались у неё в долгу.

Среди тех, кто не смог эвакуироваться, оказался и коммодор Штрайт. Его господин бросил его, тайно покидая Один. Не то чтобы семейство Брауншвейг оставило его намеренно, с их точки зрения, о нём просто забыли.

Шрейт, помещённый под арест и с надетыми электромагнитными наручниками был допрошен самим Райнхардом.

— Говорят, вы предлагали герцогу Брауншвейгу убить меня. Это правда?

— Да, правда, — возможно, он уже смирился с судьбой. Стыда Штрайт не испытывал.

— Почему вы предлагали такое?

— Потому что было очевидно, что если мы оставим вас в покое, то всё закончится тем, что и произошло сегодня. Если бы мой господин оказался более решителен, то не я, а вы сейчас сидели бы в наручниках, если бы остались в живых. Это позор не только для герцогского рода фон Брауншвейгов, но и для всей династии Гольденбаумов.

Райнхард не разозлился. Скорее, в его взгляде было уважение к смелости сидевшего перед ним человека. Он приказал охраннику снять с него наручники.

Потирающий запястья Штрайт не смог скрыть удивления.

— Мне бы не хотелось убивать такого как вы, — сказал Райнхард. — Я дам вам пропуск, который обеспечит возможность вернуться к герцогу Брауншвейгу и исполнить свою клятву верности.

Однако его щедрое предложение не было встречено однозначной благодарностью.

— Если мне будет позволено обратиться с эгоистичной просьбой, я бы хотел остаться здесь, на Одине.

— О? Значит, вы не намерены возвращаться к своему хозяину?

— Да, милорд. Причина в том, что…

В голосе Штрайта звучала горечь. Даже если бы он беспрепятственно покинул Один и примчался к герцогу, его господин не обрадовался бы его появлению. Скорее всего, он заподозрил бы, что Штрайт заключил какую-то тайную сделку с Райнхардом, благодаря которой ему и удалось выбраться. В зависимости от того, как обернётся дело, он мог даже посадить в тюрьму или казнить своего вернувшегося подчинённого. Покидая столичную планету, герцог оставил многих своих вассалов и вообще мало интересовался преданностью своих последователей.

— Вот такой он человек. На самом деле он не глуп, но… — коммодор вздохнул.

— Понятно. В таком случае, почему бы вам не поработать на меня? Я сделаю вас контр-адмиралом.

— Я ценю ваше предложение, но не думаю, что будет правильно вот так менять господина и сражаться с тем, кому был верен до сего дня. Прошу меня простить.

Райнхард кивнул, дал Штрайту удостоверение личности и отпустил.

Капитан Фернер также оказался среди тех, кто не успел улететь. Скрываясь в центре города, ему удалось избежать ареста, но это никак не влияло на ту дилемму, что перед ним стояла. Тщательно всё обдумав, он решил добровольно сдаться военной полиции, встретиться с Райнхардом и таким образом пробить себе путь.

Гораздо более практичный, чем Штрайт, Фернер Обратился к Райнхарду:

— Я отказался от своего господина, герцога Брауншвейга. Быть может, вы возьмёте меня к себе? — он также не стал скрывать того факта, что планировал нападение.

— В таком случае, ответьте мне вот на какой вопрос. Почему ваша верность позволяет вам отказаться от господина, которому вы служили столько лет?

— Верность можно дарить лишь тому, кто способен оценить её. Посвящать себя господину, который не в состоянии по достоинству оценить качеств своих последователей, это то же самое, что бросать драгоценные камни в грязь. Разве вы не согласны, что это будет потерей для общества?

— А вы дерзки… — Райнхард недоверчиво покачал головой, но признал, что в словах и поступках Фернера не было ничего дурного, и взял его в свой штаб. Такой смелый и расчётливый человек сможет работать даже под началом Оберштайна, который многих пугал до дрожи.

Оберштайн никого из подчинённых не запугивал намеренно, но он всегда был так холоден и спокоен, что молодые офицеры не решались даже неосторожно пошутить.

Когда к ним присоединился Фернер, он поначалу стал объектом неприязненных взглядов, но быстро укрепил свои позиции. Он прекрасно понял своё положение и свою роль. Он был здесь в качестве противоядия. И в случае необходимости мог стать мощным, быстродействующим средством решения проблемы Оберштайна.

Райнхард добавил к своим обязанностям главнокомандующего Космической Армадой должности министра военных дел и начальника Генштаба Империи, добившись тем самым полных диктаторских полномочий, по крайней мере, в военной сфере.

Император Эрвин Йозеф II даровал Райнхарду звание Верховного Главнокомандующего вооружённых сил Империи. Разумеется, это было идеей не самого шестилетнего императора, а того, кто и получил звание.

В то же время, Райнхарду был передан и имперский эдикт, гласящий: «Приведите к повиновению герцога Брауншвейга и его сторонников, которые, собравшись в коалицию, намереваются восстать против императора, предав, тем самым, наше государство».

Это было 6-го апреля. К тому времени Райнхард уже получил доклады о необычной серии событий, которые происходили одно за другим, охватывая Союз Свободных Планет.

Все части сложились. Райнхард и Кирхайс пожали друг другу руки, на время расставаясь. Рыжий адмирал должен был возглавить третью часть всех сил Райнхарда.

— Уже скоро, Кирхайс. Скоро Вселенная будет нашей.

Глаза Райнхарда горели бесстрашием. Как же ценил с самого детства Кирхайс этот вид и этот взгляд!

Глава 3. Флот Яна выступает

I

Первый удар против Союза Свободных Планет был нанесён 30-го марта. Прошло не так много дней с тех пор, как Ян Вэнли покинул Хайнессен.

Таким образом, у адмирала Бьюкока, главнокомандующего флотом Союза, было совсем мало времени, чтобы добиться заметных подвижек в расследовании предполагаемого государственного переворота. Кроме того, сердце старого адмирала больше лежало к командованию огромными флотами, а работу военной полиции он никогда не любил. Но как бы то ни было, он уже подбирал команду следователей и сделал первый шаг к тому, чтобы увидеть тёмную сторону армии.

То, что раскрыл Бьюкоку Ян, было произведением искусства в логическом мышлении, но это не значило, что он привёл какие-то конкретные доказательства. Ян это тоже прекрасно понимал, потому и обратился именно к Бьюкоку.

— Я единственный, кто, по мнению этого юноши, не может быть вовлечён в подобную глупость. А значит, мне нужно оправдать его доверие.

Старый адмирал потерял своего сына в одной из битв этой долгой войны и теперь, не имея других детей и внуков, жил вдвоём с женой. Вкус простой еды, которую он разделил с Яном и Юлианом, был для него дорогим воспоминанием, хоть он никогда бы не признал этого вслух.

Март почти закончился.

Первым, кого подстерегла неудача, стал адмирал Куберсли.

Куберсли, начальник Центра стратегического планирования, занял эту должность в конце прошлого года, после того, как её покинул гранд-адмирал Ситоле, вынужденный уйти в отставку после исторического поражения в Битве при Амритсаре.

Сам Ситоле выступал против необдуманного вторжения на территорию Империи, но всё равно должен был понести ответственность, как глава вооружённых сил. В настоящее время он покинул Хайнессен и растил фруктовый сад на своей родной Кассине.

В тот день, когда всё случилось, адмирал Куберсли, завершивший инспекцию по ближайшим к Хайнессену военным объектам, только что приехал из армейского космопорта в Центр стратегического планирования. С ним были его помощник и пятеро охранников.

Когда они вошли в вестибюль, с кресла для посетителей в зоне ожидания поднялся человек и подошёл к ним слегка неуверенным шагом. Охранники напряглись, но потом расслабились, глядя, как человек с бледным лицом, которому не было ещё и тридцати, обратился к начальнику Центра.

— Адмирал Куберсли, это я, Эндрю Форк.

После короткой паузы на лице Куберсли появилось узнавание.

— О, а я думал, вы ещё на реабилитации, — сказал он.

Коммодор Форк, человек, непосредственно ответственный за безрассудное планирование вторжения, подвергся приступу конверсионной истерии незадолго до решающей битвы и временно лишился зрения. После тяжёлого поражения его госпитализировали и списали в запас. Это был тяжёлый удар для молодого амбициозного офицера, с отличием закончившего Военную академию.

— Меня уже выписали из госпиталя. Я пришёл сегодня к вашему превосходительству, чтобы попросить вернуть меня на действительную военную службу.

— На службу? — адмирал Куберсли слегка удивлённо склонил голову. Как правило, останавливать вот так главу вооружённых сил в вестибюле и пытаться поговорить с ним прямо на месте, было бы нарушением приличий, но Куберсли и вправду знал Форка лично и, не будучи высокомерным в отношениях с подчинёнными, решил его выслушать.

— А что говорят врачи?

— Что я полностью восстановился, разумеется. И нет никаких препятствий к моему возвращению.

— Вот как? В таком случае, вам нужно пройти формальные процедуры. Получите медицинский сертификат и справку от лечащего врача и отнесите их в отдел кадров комитета обороны вместе с прошением о возвращении на действительную военную службу. Тогда, если документы официально примут, ваш запрос будет удовлетворён.

— Такой способ займёт очень много времени, ваше превосходительство. Если это возможно, я бы хотел снова служить своей стране как можно скорее.

— Формальные процедуры требуют времени, коммодор.

— Вот потому я и подумал, что с поддержкой вашего превосходительства…

Взгляд адмирала Куберсли стал более резким.

— Коммодор запаса Форк, похоже, вы чего-то не понимаете. Я уполномочен следить за соблюдением всех процедур, а не нарушать их. До меня доходили о вас некоторые слухи. Говорят, у вас есть склонность требовать к себе особого внимания, и глядя на вас сейчас, сложно сказать, что вы полностью выздоровели, — черты лица Форка заострились, а и без того бледное лицо стало белым как мел. — Для начала вам слудет пройти все предписанные процедуры. До тех пор вы не сможете нормально работать вместе с другими людьми, даже если вернётесь. Это будет плохо и для вас, и для тех, кто находится рядом с вами. Я говорю это для вашего же собственного блага. Попробуйте начать всё с чистого листа.

Куберсли на самом деле не понимал, что за болезнь у коммодора Форка. А диагноз конверсионная истерия означал, что пациент стремится к полному удовлетворению своего эго, в результате чего его психика стала неуравновешенной. Сколько бы правды и смысла ни было в совете адмирала, для Форка это не имело значения. Он был словно какой-то тиран из древнего мира, которого интересовало лишь беспрекословное согласие.

— Ваше превосходительство! — предупреждающе закричал помощник Куберсли, капитан Уитти, но было уже поздно: из руки Форка сверкнула белая вспышка, попав в правую сторону груди начальника Центра стратегического планирования.

Адмирал Куберсли обернулся и стал заваливаться набок, когда его тяжёлое тело потеряло равновесие. Капитан Уитти едва успел подхватить его, не дав ему упасть.

На Форка, не позволяя пошевелиться, уже навалились несколько дюжих охранников. Миниатюрный бластер, который он скрывал в рукаве, вырвали у него из рук.

— Скорее, вызовите врача! — закричал Уитти, видя быстро расползающееся кровавое пятно. В гневе он стал орать на охранников: — Вы слишком медлительны! Почему вы не схватили его до того, как он выстрелил?! Для чего вы здесь вообще находитесь?!

Охранники вяло оправдывались, недобро посматривая на Форка, которого и так помяли больше, чем было необходимо для задержания.

Взъерошенные волосы коммодора падали на потный лоб. Он глядел прямо перед собой, будто вглядываясь в своё потерянное будущее, не обращая внимания более ни на что.

II

Получив доклад о случившемся, адмирал Бьюкок буквально подскочил в своём кресле. Он и представить себе не мог, что внезапное нападение может принять такую форму. Старый адмирал, разумеется, не думал, что случившееся лишь отдельный, случайный инцидент.

— Каково состояние адмирала Куберсли?

— Он выберется, ваше превосходительство. Однако врачи говорят, что ему понадобится три месяца на восстановление и полный покой.

— Что ж, полагаю, и за это стоит поблагодарить судьбу, — пробормотал Бьюкок.

Адмирал ощутил некое неприятное послевкусие. Во время битвы при Амритсаре именно он был тем, кто открыто высказал в лицо Форку всё, что думал о его некомпетентности и безответственности, став причиной приступа. Если бы намерением Форка была месть, жертвой вполне мог бы стать сам Бьюкок вместо Куберсли.

Новость о том, что коммодор запаса Форк напал на адмирала Куберсли, начальника Центра стратегического планирования, и тяжело ранил его, вызвала шок сначала у всех жителей планеты Хайнессен, а затем разнеслась по сверхсветовым сетям до самых границ Союза.

Происшествие было настолько неловким для военных, что некоторые даже вслух задумчиво произносили опасную мысль: «Будь это Империя, распространение подобной информации можно было бы запретить».

Самым насущным вопросом сейчас стала необходимость назначить руководителя Центра. Временно исполняющего обязанности или же преемника Куберсли.

Если должностью номер один в армии Союза считалось место начальника Центра стратегического планирования, то номером два был главнокомандующий Космического флота.

Когда комитет обороны предложил Бьюкоку временно взять на себя обязанности начальника Центра, он сразу же отказался. Отдавать две главные должности во флоте в одни руки — это прямой путь к диктаторским полномочиям. Это прозвучало разумным аргументом со стороны старого адмирала, но внутренне он также счёл за лучшее не объединять две цели для нападения террористов в одну.

Бьюкок не боялся стать целью террористов. Но оставить в случае своей смерти без руководителя сразу две огромные организации, парализовав их деятельность, считал неразумным. Даже с потерей одного из двоих главных военных армия Союза могла лишиться способности к действию.

В конце концов, тем, кого выбрали на пост начальника Центра, стал старший из трёх заместителей, адмирал Доусон. Услышав об этом назначении, Бьюкок подумал: «Быть может, мне стоило всё же согласиться на эту работу самому».

Доусон был довольно робким и нервным человеком. За свою карьеру он успел побыть и командиром отряда, и начальником разведывательного управления комитета обороны, но когда он служил начальником тыловой службы Первого флота, то вёл себя как мелкий чиновник, предупреждая о запрете на выброс пищевых отходов, устраивая инспекции каждой кухни каждого корабля флота, где проверял лотки для выброса, а потом заставлял экипажи отвлекаться на такие ненужные объявления, как, например, о том, сколько десятков килограмм картофеля было напрасно выброшено на этой неделе. Также он имел репутацию человека, держащегося за личные обиды. Была, к примеру, известна история, как один офицер, превзошедший Доусона по оценкам в Академии, был потом понижен за какую-то ошибку и попал под его командование — и оказался жертвой бесконечных издевательств.

Однако, так или иначе, назначение было утверждено.

Новый инцидент произошёл уже на следующий день.

Случился он на наземной базе, числящейся за штаб-квартирой командования обороны столицы. Старая межпланетная ракета внезапно взорвалась во время проверки в центре техобслуживания.

Причиной стала нарушенная изоляция, позволяющая электрическому току из силовой установки течь к предохранителю в основном корпусе. Это ясно показывало слабость устаревшего оружия, но шокировало всех не это, а то, что все четырнадцать техников, погибших при взрыве, были несовершеннолетними подростками.

Неужели источник человеческих ресурсов настолько пересох?

Холодок пробежал по спинам людей. Они осознали причину. Война слишком затянулась. Даже в рядах вооружённых сил число взрослых сокращалось везде, кроме линии фронта…

Джессика Эдвардс, представляющая антивоенную фракцию в Национальной Ассамблее, выразила соболезнования родственникам жертв и обрушилась с критикой на руководства армии за нехватку управленческих способностей, которая привела к тому, что всё население работает лишь на продолжение войны.

— Какое будущее ждёт общество, бросающее на алтарь войны молодых людей, которые должны были стать основой этого будущего? Может ли такое общество называться здоровым? Мы должны очнуться от этого безумного сна и спросить у себя, какой путь для нас сейчас самый правильный и лучший? И на этот вопрос есть лишь один ответ. Это путь мира…

Бьюкок смотрел трансляцию в своём кабинете в штаб-квартире командования Космического флота. Его помощник, капитан 3-го ранга Пфайфер, недовольно проворчал:

— Эта женщина просто говорит всё, что приходит ей в голову. Она понятия не имеет, как усердно мы трудимся. В конце концов, если бы не мы, то Империя захватила бы всех, и не было бы никакой свободы слова и антивоенных активистов. А так она может делать такие вот наглые заявления.

— Нет, многие из её слов верны, — сказал старый адмирал, прерывая эмоциональную речь помощника. — Общество, где первыми умирают самые старые, я бы назвал устроенным правильно. А в нашем старый солдат вроде меня продолжает жить, в то время как где-то гибнут молодые мальчишки. И если никто не станет указывать на это, то сумасшествие будет заходить всё дальше и дальше. Обществу нужны такие люди, как она. Хотя не думаю, что захотел бы жениться на женщине, так хорошо произносящей речи, — закончил Бьюкок свои слова обычной для него шутливой фразой.

В последнее время Бьюкок ощущал чуть ли не панику, которая была бы невыносима, если бы не шутки. Ранее в этот день он встречался с недавно назначенным исполняющим обязанности начальника Центра стратегического планирования. Доусон, который был на четырнадцать лет моложе Бьюкока, настолько разволновался, что сказал громче необходимого совершенно лишние слова: «Надеюсь, даже те, кто обладает большим послужным списком, будут соблюдать субординацию и подчиняться моим приказам».

Бьюкок еле сдержал раздражение. Если этому человеку начать рассказывать о возможности государственного переворота и необходимых действиях для его предотвращения, то робкого исполняющего обязанности начальника Центра мог хватить удар.

В тускло освещённой комнате приглушёнными голосами шло обсуждение.

— Коммодор Форк почти смертельно ранил адмирала Куберсли. Однако тот всё же выжил.

— Форк умеет складно врать, но болтовня — это и всё, на что он способен. Даже во время битвы при Амритсаре… — в голосе говорившего слышалось сложное сочетание насмешки и разочарования. В ответ со всех сторон послышался согласный ропот.

— Тем не менее, с ранением Куберсли одна из наших целей, нарушение нормальной работы Центра стратегического планирования, фактически достигнута. Если посмотреть с этой стороны, то Форк проделал хорошую работу. Полныйпровал был очень вероятен.

— Надеюсь, нет опасности, что он расскажет о нас? Всё обернулось таким образом, что для расследования могут не постесняться использовать пытки и сыворотку правды, и на это все закроют глаза.

— Наверняка так оно и будет. Но причин для тревоги нет. Он подвергся очень глубокому внушению, и теперь абсолютно уверен, что сам всё спланировал и исполнил. И никто другой в этом не замешан.

Так как это было приятно для собственного самодовольного представления Форка о себе, то было проще простого заставить его поверить искренне поверить в это. Поверхностная проверка не помогла бы, а разработка устройств, позволяющие погрузиться настолько глубоко в сознание человека, чтобы проанализировать и воссоздать внесённые изменения, была полностью запрещена, так что выяснить правду о действиях Форка было теперь невозможно.

— Форк проведёт остаток своих дней в сумасшедшем доме. Это печально для него, но некоторым приходится и хуже. А на нас лежит долг спасти нашу родину, уничтожить Империю и установить справедливость во Вселенной. И сантиментам в таком деле не место, — голос прозвучал торжественно, почти так, будто говоривший пытался убедить в сказанном самого себя. — Сейчас куда важнее следующий шаг. Хотя адмирал Куберсли и выжил, но как глава вооружённых сил в следующие два-три месяца он всё равно что мёртв. Что же до нынешнего исполняющего обязанности начальника Центра, Доусона, то странно, как такой человек вообще мог дослужиться до звания адмирала. Во всём, что не касается канцелярских навыков, люди ему не доверяют. По крайней мере в ближайшее время Центр будет страдать от беспорядков и не сможет нормально работать… А это значит, что у нас нет оснований откладывать начало исполнения нашего плана.

III

В этом году, с конца марта и до середины апреля, тринадцать миллиардов жителей Союза Свободных Планет не испытывали недостатка в новостях, пробуждающих беспокойство и страх.

30-е марта: Попытка убийства начальника Центра стратегического планирования Куберсли.

3-е апреля: Планета Нептис оккупирована частью размещённых на ней войск.

5-е апреля: Вооружённое восстание на планете Каффар.

6-е апреля: В Галактической Империи вспыхивает крупномасштабная гражданская война.

8-е апреля: Планета Палмеренд захвачена повстанцами.

10-е апреля: Планета Шанпул оккупирована вооружёнными силами.

Вдалеке от Хайнессена Ян внимательно следил за всеми этими событиями.

Хотя в его предсказания не входило покушение на адмирала Куберсли, всё остальное развивалось именно так, как он ожидал. Но стоило ли поздравлять себя с тем, что он смог просчитать действия маркиза Лоэнграмма?

Со стороны Райнхарда это было, в конечном счёте, не более чем превентивным ударом. И даже если бы он не увенчался успехом, у него осталось бы ещё много возможностей вернуть утраченные позиции. Важность этой схемы, вероятно, была для него на уровне «почему бы и не попробовать».

И всё же результаты приведения в действие его плана потрясли Союз.

Действительно ли маркиз Лоэнграмм был, как утверждали некоторые, мастером лишь переставлять фигурки солдат по доске? Ян пожал плечами. Этот парень погрузил в хаос весь Союз, не используя ни единого солдата, что тут можно было добавить?

Бессмысленно говорить «Я просчитал твои действия» после такого. Факт в том, что Яну не удалось предотвратить случившегося, и он не знал, как именно будут развиваться события дальше, не считая вероятной попытки государственного поворота на столичной планете. Даже сам Райнхард, автор и режиссёр этой маленькой драмы, наверное, не писал сценария дальше этого момента.

А значит, всё, что произойдёт в дальнейшем, зависит от таланта и способностей актёров.

«В таком случае, — подумал Ян. — Кто же играет главную роль? Кто собирается возглавить переворот? Полагаю, скоро мы это узнаем, но всё же мне очень любопытно».

13-го апреля с Хайнессена пришло сообщение с приказом адмирала Доусона. В нём было сказано:

— Адмирал Ян. Приказываю мобилизовать Изерлонский Патрульный флот и со всей возможной спешностью подавить восстания на Нептисе, Каффаре, Палмеренде и Шанпуле.

«Сразу во всех четырёх местах?..» — Яна такое, разумеется, ошеломило. Он ожидал, что рано или поздно получит приказ о мобилизации и отправке флота, но только в одно место. Он был уверен, что остальными тремя займётся флот с Хайнессена.

Ян выразил свою озабоченность, отправив ответное сообщение:

— В таком случае крепость Изерлон на долгое время останется без кораблей. Это нормально?

— В настоящий момент Империя находится в состоянии гражданской войны. Опасность нападения имперцев на Изерлон исчезающе мала. Так что прошу Вас, командующий Ян, выполнять свои обязанности и не беспокоиться.

«Теперь понятно, — Ян был впечатлён. — Значит, в мире существуют и такие люди… Вот так представляющие причину и следствие, действие и реакцию, просто поразительно отсталые. Правда, они понятия не имеют, что происходит на самом деле, но всё же…»

Это оказалось неожиданно забавно. Адмирал Доусон, действующий начальник Центра стратегического планирования, имел репутацию посредственного тактика и, вопреки всем ожиданиям, именно поэтому он мог оказаться тем человеком, кто не станет поступать согласно ожиданиям маркиза Лоэнграмма.

Если в столице останется большое число войск, то это внесёт неожиданные помехи в исполнение плана и вызовет проблемы для заговорщиков. Лишившись возможности действовать, они, возможно, вообще не смогут претворить свой план в жизнь. Конечно, даже в такой ситуации предатели наверняка попытаются что-то предпринять, но, по крайней мере, какое-то время они не смогут нанести удар, захватив оставшуюся беззащитной столицу.

Разумеется, такая ситуация сложилась случайно. Намерением Доусона, по-видимому, было до предела истощить Яна и его подчинённых. К такому выводу пришёл Ян, но причин этого он понять так и не мог. Хотя молодой адмирал слышал, что Доусон крайне злопамятен, но он никогда не встречался с этим человеком лично, так что не имел возможности нанести ему обиды.

На вопрос Яна дал ответ Юлиан. В том, что юноша не станет болтать лишнего, адмирал был уверен, поэтому иногда позволял себе при нём размышлять вслух. И вот теперь, когда Ян думал над мотивами Доусона, он усмехнулся и сказал, что всё можно легко объяснить.

— Сколько лет этому Доусону?

— Ну, должно быть, лет сорок пять.

— А вам тридцать, адмирал, не так ли?

— Да, наконец, я достиг этого возраста.

— Вот и всё объяснение. Вы оба адмиралы, хотя далеки друг от друга по возрасту. Будь вы стары, как адмирал Бьюкок, всё было бы нормально, но сейчас он завидует вам.

Ян почесал в затылке.

— Вот как? Понятно… Как беспечно с моей стороны.

Яну не было равных, когда нужно было угадать ход мыслей врага на поле боя, но Юлиан сейчас указал на его слепое пятно.

За прошлый год Ян поднялся невероятно высоко, преодолев путь от коммодора до адмирала. Для него самого это значило лишь усиление головной боли и потраченные нервы, но для многих других, особенно тех, для кого должность и положение значили всё, он стал объектом зависти и ревности. Причём такие люди обычно не могли признать, что для кого-то существуют иные ценности, отличные от их собственных. Поэтому они не могли поверить, что самым большим желанием Яна является увольнение со службы и возможность вести мирную жизнь на пенсию, читая книги по истории.

«Если тебя называют Чудотворец, то давай посмотрим, как ты сможешь подавить все четыре восстания сам. Если справишься, то всё в порядке, а если провалишься — то окажешься у меня в руках», — так, видимо, рассчитывал Доусон.

«Может, если я не справлюсь, мне позволят уйти?» — подумал Ян.

Как раз когда эта крамольная мысль мелькнула в голове у Яна, Юлиан спросил:

— Атаковать всех по очереди будет слишком долго и сложно, так?

— Всё верно, — согласился Ян и решительно кивнул. — Кроме того, это идёт вразрез с моей философией, призывающей побеждать с минимальными усилиями. Как бы ты поступил в такой ситуации, Юлиан?

Юноша задумался, наклонившись вперёд. В последнее время его интерес к военной тактике значительно вырос.

— Как насчёт такого: собрать всех врагов в одной точке и ударить туда?

Ян снял свой чёрный форменный берет и посмотрел в потолок.

— Интересное предложение, но есть две проблемы. Первая в том, как найти способ добиться этого, как собрать врагов из четырёх различных регионов в одном месте. Противник устроил многочисленные восстания в разных местах с целью растянуть правительственные силы, так что я сомневаюсь, что они добровольно откажутся от этого преимущества. В конце концов, если они объединят силы, то и мы, разумеется, сделаем то же самое, — он вернул берет обратно на голову. — И вторая. Собирать врагов в одном месте значит идти против основ военной стратегии, гласящих, что нужно уничтожать отряды противника по одному, не позволяя объединиться.

— Значит, это плохая идея?

Юлиан выглядел разочарованным. Он считал, что смог придумать что-то полезное.

— Идея хорошая, — улыбнулся ему Ян. — Просто нужно придумать, как её правильно применить. Оставим пока вопрос о том, чем можно их привлечь, а вот сам план…

Он ненадолго задумался, а потом продолжил:

— Мы выманим их с укреплённых позиций, тут всё нормально. Но нигде не сказано, что мы должны ждать их в точке встречи. Вместо этого мы рассчитаем маршруты их движения и встретим каждого из противников поодиночке. Конечно, трудно будет успеть перехватить всех, но если наши силы примерно равны, то мы можем разделить свой флот надвое. Каждая часть возьмёт на себя по два отряда и довольно легко одержит победы, ведь всё равно будет вдвое превосходить противника в численности.

Юлиан пылко кивнул. Но его опекун ещё не закончил:

— Есть и другой способ, при котором можно использовать мощь всего флота. Сначала мы разобьём два отряда противника поодиночке, а затем направимся к точке встречи. Если повезёт, враг может принять нас за своих, или же мы можем разделиться и взять его в клещи. Как бы то ни было, при такой стратегии мы сначала столкнёмся с двумя отрядами, уступающими нашему вчетверо, а потом с одним, уступающим вдвое. Шансы на победу при этом я бы назвал очень хорошими.

Юноша восхищённо вздохнул, в то же время чувствуя себя безнадёжно жалким. Адмирал Ян строил хитрые планы один за другим. Юлиану было далеко до него даже в то время, когда самому Яну было пятнадцать. Именно это заставляло его желать улучшить свои способности, пусть даже совсем немного, чтобы иметь возможность помогать ему.

Юлиан не хотел просто спокойно проживать жизнь как сын адмирала. Хоть он никогда и не мечтал о чём-то столь грандиозном, как оказаться наравне с адмиралом, он желал каким-либо образом стать для него незаменимым.

— Но, как бы то ни было, на этот раз я не хочу использовать ни одной из этих стратегий. В конце концов, наш противник — такие же солдаты Союза, как и мы. Даже если мы сразимся и победим, пользы это не принесёт.

— Это так.

— Так что давай подумаем о том, как заставить их сдаться без боя. Этот путь, помимо прочего, самый лёгкий.

— Лёгкий для солдат, но тяжёлый для командиров.

— О, ты верно понимаешь, — Ян улыбнулся, но его улыбка тут же погасла. — Тем не менее, я думаю, что сейчас многим людям живётся так же непросто, как командирам, которым приходится убивать стольких солдат.

Слова о том, что Яну Вэнли слишком легко досталось его положение, достигли и ушей самого Яна. Источники разговоров были разные, и возможно, что именно Доусон приложил руку к их распространению. В любом случае, если бы он обратил больше внимания на эти безответственные слова, он бы сразу понял, что кроется за этим приказом…

IV

Ян вызвал своих помощников в зал совещаний и сообщил о приказе адмирала Доусона.

— Значит, он хочет, чтобы мы подавили все четыре восстания?

Офицеры штаба Яна — Фишер, Кассельн, Шёнкопф, Мурай и Патричев — тоже были ошеломлены подобным приказом. Шёнкопф первым восстановил самообладание:

— То есть, он намерен продержать столичные войска в резерве, а нас использовать по полной.

Он пришёл к тому же заключению, что и Ян, но также смог сразу назвать и причину:

— Кажется, кто-то ревнив, адмирал, — сказал он, глядя на Яна с усмешкой.

Адмирал не нашёлся, что на это ответить. То ли Юлиан с Шёнкопфом так проницательны, то ли сам Ян не смог заметить очевидного.

— Как бы то ни было, это приказ командования, так что нам остаётся лишь следовать ему. Ближе всего к Изерлону находится Шанпул, должны ли мы начать с него?

В этот момент послышался звуковой сигнал, и Мурай подошёл к трёхмерному дисплею. Он нажал на переключатель, и на экране появилось изображение офицера связи.

Ян обратил внимание на большое пятно на форменном платке на шее связиста. Видимо, что-то сильно поразило офицера в тот момент, когда он пил кофе, и чашка в его руке вздрогнула.

— Адмирал, в столице беспорядки. Мы только что получили шокирующее сообщение…

— Докладывайте по существу, — резко произнёс Мурай.

Связист с трудом сглотнул и выдавил:

— Это… это государственный переворот, ваше превосходительство!

Для всех, исключая Яна, эти слова прозвучали громом среди ясного неба. Патричев был так поражён, что его затрясло. Он вскочил на ноги, но не знал, что сказать.

Изображение на экране тем временем поменялось. Теперь там был виден столичный Центр вещания. Однако вместо дежурной улыбки диктора собравшиеся на Изерлоне увидели солдата, сидящего на его месте с высокомерным видом.

— Повторяю: Настоящим мы заявляем, что 13-го апреля 797-го года Космической эры столичная планета Хайнессен взята под контроль Военным Конгрессом Союза Свободных Планет по Спасению Республики. Хартия Союза отменяется, и все законы будут заменены решениями и указами Военного Конгресса.

Старшие офицеры Изерлона обменялись взглядами. После чего все одновременно повернулись и уставились на своего молодого командующего.

Ян молча смотрел на экран. Он казался очень спокойным.

Значит, даже действия адмирала Доусона не смогли предотвратить планов переворота. Или правильнее сказать, что именно его действия вынудили заговорщиков к активным действиям? Как бы то ни было, результат налицо.

«Военный Конгресс по Спасению Республики, да?..» — пробормотал Ян это громкое название. Он не чувствовал никакой красоты или искренности в напыщенных словах вроде «спасение страны», «патриотизм» или «забота о будущем нации». Почему-то всегда те, кто наиболее нагло цепляется за эти фразы, с комфортом живут вдали от опасностей.

Наконец, Военный Конгресс по Спасению Республики объявил о серии поправок к Хартии Союза. Изменения были следующими:

1. Создать политическую систему для объединения воли людей вокруг благородной цели одолеть Галактическую Империю.

2. Упорядочить контроль над политической активностью и речами, идущими вразрез с интересами нации.

3. Передать армии полицейские и судебные функции.

4. Объявить общегосударственное военное положение на неопределённый срок. Соответственно, запретить все демонстрации и забастовки рабочих.

5. Полностью национализировать все межзвёздные перевозки и средства передачи информации. Соответственно, передать все космические корабли в руки военных.

6. Изгнать с государственной службы всех, кто придерживается антивоенных и/или или антигосударственных убеждений.

7. Приостановить деятельность Национального Собрания.

8. Объявить преступлением отказ от военной службы по убеждениям.

9. Ввести суровые наказания за коррупцию среди политиков и государственных служащих.

10. Ликвидировать вредные развлечения в соответствии с программой возвращения к незатронутой простоте и добродетельности нравов и обычаев граждан.

11. Отменить чрезмерную господдержку слабым слоям населения, дабы предотвратить ослабление общества…

«Господи, это что такое?»

Посмотрев на экран, Ян был по-настоящему удивлён. То, к чему стремился Военный Конгресс, было самой сутью реакционной милитаристской системы правления. Более того, было почти невозможно найти отличий между предлагаемой ими системой и той, с которой пять веков назад выступал Рудольф фон Гольденбаум.

Каковы были эти пятьсот лет для человеческой расы? Имея пример Рудольфа прямо перед глазами, чему научилось человечество? Этот Военный Конгресс по Спасению Республики собирался вдохнуть новую жизнь в труп Рудольфа, во имя победы над империей, которую он создал.

Ян рассмеялся. Просто никак не смог сдержаться. Это был ни с чем не сравнимый фарс — ужасный, беспрецедентный фарс.

Но даже несмотря на то, что этот первый акт разыгрывался как фарс, закончился он совсем на другой ноте.

— Граждане и солдаты Союза, я представляю вам председателя Военного Конгресса по Спасению Республики…

И когда это имя было произнесено, показалось, что воздух в зале совещаний сгустился в тяжёлую жидкость.

Мужчина средних лет, показавшийся на экране, был всем собравшимся прекрасно знаком. Тёмные с проседью волосы, красивое лицо с тонкими чертами. Ян разговаривал с ним множество раз, даже как-то обедал вместе. Ещё у этого человека была дочь, которая…

Тихий вскрик за спиной заставил Яна обернуться.

Его адъютант Фредерика Гринхилл стояла позади него, бледная как полотно. Её карие глаза, устремлённые на экран, были широко распахнуты. Она смотрела на лицо своего отца, адмирала Дуайта Гринхилла…

V

Доминион Феззан.

Торговое государство, расположенное в Феззанском коридоре, связывающем Галактическую Империю и Союз Свободных Планет. Общее число жителей главной планеты и искусственных колоний достигало двух миллиардов человек, а по богатству Феззан вполне мог соперничать с Империей и Союзом.

В настоящий момент разведывательные службы Феззана работали в полную силу. Собранная информация проходила через секретариат, где обрабатывалась и сортировалась, а потом попадала в руки правителя Феззана Адриана Рубинского.

Именно благодаря этому механизму Рубинский, «Чёрный Лис Феззана», смог быть в курсе всех происходящих событий, сидя в комфорте своего дома.

13 апреля. День государственного переворота.

Адмирал Бьюкок, главнокомандующий Космического флота Союза, получил сообщение от адмирала Гринхилла, заведующего отдела инспекций комитета обороны.

«Сегодня наземные боевые подразделения будут проводить масштабные учения на всей территории столичной планеты. Планы этих манёвров были разработаны ещё в начале года, так что мы просим другие департаменты не обращать на них внимания и продолжать заниматься своей работой, как будто не происходит ничего необычного. Эти учения будут иметь большое значение, учитывая ситуацию в пограничье…»

Это же послание было получено и многими другими из военного руководства, а также объявлено для населения по обычному вещанию.

Вследствие этого, даже когда группы вооружённых солдат были замечены на улицах города, мало кто заподозрил неладное. И даже когда люди звонили в полицию и сообщали о своих подозрениях, все их сомнения развеивались одной фразой: «Это просто учения». Так как сообщение исходило от заведующего отделом инспекции, то наиболее профессиональные офицеры меньше всего сомневались в нём.

Даже Бьюкок не стал над этим раздумывать. Он был крайне занят руководством флота, ориентируясь на события в пограничных районах, и ему даже не приходило в голову, что кто-то может устроить переворот в то время, когда основные силы находятся в столице.

Однако уже в полдень старого адмирала уже вели под прицелом на встречу с предводителями заговорщиков.

Ими оказались адмирал Дуайт Гринхилл, заведующий отдела инспекций и вице-адмирал Бронц, начальник разведывательного управления. Бьюкок был сбит с толку, увидев столь высокопоставленных чиновников.

— Теперь понятно, — произнёс старый адмирал. — Значит, разведывательное управление и отдел инспекции уже давно погрязли в коррупции?

Обязанности отдела инспекции внутри страны охватывали управление такими невоенными мероприятиями, как подготовка, спасательные операции и перемещение войск и объектов. Поэтому, если руководитель бюро был одним из заговорщиков, то ему нетрудно было переместить необходимое количество бойцов на выбранные позиции.

Рядом с предводителями стояло ещё несколько заговорщиков. Откуда-то с их стороны доносился запах крепкой выпивки.

— Хмф, я помню эту вонь, — седой главнокомандующий бросил взгляд на источник запаха. — Контр-адмирал Линч, попавший в плен к имперцам несколько лет назад у Эль-Фасиля.

— Для меня большая честь, что вы меня помните, — ответил Линч с невнятным смешком.

— Как бы я ни хотел забыть, это невозможно. В конце концов, вы нарушили свой долг по защите мирных жителей… Предали свою ответственность за солдат, находящихся под вашим командованием… А сами пытались сбежать… О, да, такое трудно забыть. Вы настоящая знаменитость.

Непохоже было, что Линча ранили эти едкие слова. Он принял их с лёгкой усмешкой, а потом эффектным движением вытащил маленькую бутылку виски, открутил пробку и сделал большой глоток. Окружающие его офицеры нахмурились, некоторых заметно передёрнуло. Было ясно видно, что сотоварищи Линча презирают его, и Бьюкок никак не мог понять, что подобный человек делает среди них. Он снова повернулся к Гринхиллу.

— Ваше превосходительство, я привык думать о вас как о бастионе разума и совести среди офицеров.

— Я горжусь вашей похвалой.

— Но, похоже, я вас переоценил. Видимо, ваши разум и совесть уснули за рулём, раз вы решились участвовать в таком деле.

— Я долго раздумывал об этом. Попробуйте и вы подумать в таком ключе, адмирал. Как глубоко коррумпирована нынешняя власть? Как сильно угнетаемо общество? У нас в государстве царит мобократия, скрывающаяся за таким словом, как демократия, и я нигде не видел даже проблеска надежды, что это может измениться само по себе. Каким иным способом можно добиться порядка и реформ?

— Вот оно что. Действительно, нынешняя власть коррумпирована и зашла в тупик. И вы сейчас скажете: «Поэтому мы решили свергнуть её вооружённой рукой». Я лишь прошу ответить, что случится, когда и вы станете коррумпированными, особенно учитывая то, что править вы собираетесь оружием? Кто призовёт к порядку вас? — тон Бьюкока был резок, и его противник явно засомневался.

— Мы никогда не погрязнем в коррупции, — убеждённо сказал другой голос. — У нас есть идеалы. В отличие от них, мы знаем, что такое позор. И мы не станем делать того, что делают нынешние политики. Они откармливают свои толстые животы, произнося прекрасные слова вроде «демократия», потворствуя электорату, чтобы заполучить власть, в то же время заигрывая с капиталистами и пренебрегая нашим священным долгом по свержению тирании Галактической Империи. Мы же далаем лишь то, что диктует нам наше страстное желание возродить основы нашего государства. Мы поднялись на борьбу лишь потому, что у нас не было иного выбора.

Коррупция проистекает из стремления к корысти — а значит, мы никогда не будем ею испорчены.

— Забавно, — сказал Бьюкок. — На мой взгляд, это выглядит как попытка оправдать незаконный захват власти высокими словами вроде «священный долг», восстановление основ» и «страстное желание», — ядовитый язык старого адмирала глубоко погрузился в гордость офицеров, жестоко раня их. Вокруг раздались гневные голоса.

— Адмирал Бьюкок, мы вести себя как джентльмены, насколько это возможно, но я считаю, что последними словами вы вышли за рамки.

— Джентльмены? — саркастический смех Бьюкока разнёсся по комнате. — С тех времён, когда предки людей лазали по деревьям и до сего дня, люди, нарушающие закон и совершающие насилие, никогда не считались джентльменами. Хотя, если вы хотите так называться, то советую, пока власть в ваших руках, найти кого-нибудь, кто написал бы для вас новый словарь.

Ярость офицеров сгустилась в воздухе словно жар. Но Гринхилл взглядом заставил их сдержаться.

— Мы можем говорить целый день, но я не думаю, что мы придём к общей точке зрения. Лишь история рассудит, верным ли было наше решение.

— Быть может, истории нечего будет судить, адмирал Гринхилл.

На этому адмирал Гринхилл, глава Военного Конгресса, отвернулся.

— Отправьте его под арест. Но будьте вежливы.

К этому времени все стратегические пункты Хайнессена уже находились под контролем заговорщиков.

Центр стратегического планирования, Командный центр космической обороны, здание Верховного Совета, Центр межзвёздной связи — всё оказалось в руках повстанцев почти без кровопролития. Даже адмирал Доусон, исполняющий обязанности начальника Центра стратегического планирования, был арестован.

Но одну из главных целей нападения, главу Верховного Совета Иова Трунихта, так и не сумели найти. Считалось, что он сбежал через тайный ход, приготовленный на подобный случай, и ушёл в подполье…

VI

Ян всегда считал, что хорошо понимает, почему люди называют судьбу злобной старой ведьмой.

Но теперь ему казалось, что прежде он зря так думал. Обладай судьба разумом и личностью, то в этот момент он бы закричал ей: «Ну же! Ты ведь никогда не была настолько злой!»

Разумеется, это было невозможно. Судьба — это цепь случайностей, смешанных с волей и действиями бесчисленного числа людей, а не какое-то высшее существо.

Но всё же: сражаться с отцом Фредерики, чтобы защитить власть такого человека, как Трунихт!

Я сбился со счёта, сколько десятков кругов он прошёл по своей каюте. Когда он пришёл в себя, то увидел Юлиана, стоявшего у стены и пристально глядевшего на него. В его тёмно-карих глазах Ян увидел тревогу. Не зная, как помочь своему опекуну, юноша чувствовал себя бессильным.

Но решение о том, что делать дальше, мог принять только Ян, и ни с кем в мире он не мог разделить этого. Тяжело вздохнув, молодой адмирал заставил себя выдавить беззаботную улыбку.

— Юлиан, налей-ка мне стаканчик бренди. И не мог бы ты передать старшим офицерам приказ собраться на совещание через пятнадцать минут?

— Слушаюсь.

— И ещё. Вызови ко мне лейтенанта Гринхилл.

Юноша бегом покинул каюту.

Насколько легче было бы жить, если бы можно было не принимать решения, когда не хочется их принимать. Хотя древние говорили, что когда всё идёт не так, как нам хотелось, это добавляет вкуса к жизни, но в нынешней ситуации всё шло уж слишком не так…

Фредерика Гринхилл появилась спустя две минуты. Выражение её лица было спокойным, но болезненная бледность выдавала истинные чувства.

Яну было проще смириться с нынешней ролью. Потеряв отца в шестнадцать лет, он поступил в Военную академию лишь потому, что только там можно было учиться на историка бесплатно. Солдатом он становиться совершенно не хотел, но признавал, что нынешнее положение — результат его собственного выбора.

Но для Фредерики это было похоже на то, как если бы она была поймана на попытке доказать абсурдность существования богов. Она была вынуждена стать врагом собственного отца. Суровое испытание для двадцатитрёхлетней девушки.

— Старший лейтенант Гринхилл по вашему приказанию явилась.

— О. Выглядите бодро, — сказал Ян, но тут же понял, как глупо это прозвучало.

Фредерика тоже не нашлась, что ответить.

— Мне передали, что вы вызывали меня.

— Да, верно… Я собираю офицеров на новое совещание, поэтому хотел, чтобы вы занялись подготовкой.

Эти слова ошеломили Фредерику.

— Я… я думала, что должна буду сложить с себя обязанности вашего адъютанта… Я пришла сюда, ожидая этого…

— Вы этого хотите? — голос Яна в этот момент был довольно резок.

— Нет, но…

— Если вас не будет рядом, мне придётся тяжко. У меня ужасная память, и я плох в обращении с этими жуткими панелями управления. Я нуждаюсь в компетентном помощнике. Так каков будет ваш ответ?

— Так точно! Я буду исполнять свои обязанности, ваше превосходительство! — на короткое мгновение сквозь деловое выражение её лица Ян смог увидеть радость и слёзы.

— Я ценю это. Займитесь приготовлениями в зале совещаний, — хотя были и другие способы это сформулировать, но ничего лучше Ян придумать не смог.

Выйдя из каюты, он натолкнулся на Шёнкопфа. Бывший имперец отдал честь и улыбнулся своему командиру:

— Похоже, вы не стали увольнять старшего лейтенанта Гринхилл.

— Разумеется. Зачем бы я стал это делать, если никого лучше для этой работы не найти?

— Вы уходите от проблемы, — грубовато ответил Шёнкопф.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, просто… Ну, я задавался вопросом о нескольких вещах… Например, о том, что она думает о вашем превосходительстве. С позиции подчинённого.

— И что же вы обо мне думаете? — спросил Ян, неуклюже пытаясь уйти.

— Хмм, честно говоря, я не знаю. Вы полны противоречий, — Шёнкопф с дружеской улыбкой оглянулся на разочарованное лицо своего командира. — Почему я так говорю? Ну, во-первых, нет другого человека, который бы так ненавидел глупость войны. Но в то же время никого, кто умел бы воевать лучше вас. Разве я не прав?

— А что вы думаете о Райнхарде фон Лоэнграмме?

— Что было бы весело сразиться с ним, — это возмутительное заявление командир розенриттеров выдал без малейших колебаний. — Думаю, сражаясь в равных условиях, вы победили бы его.

— Подобные гипотезы не имеют смысла, — сказал Ян.

— Да, я знаю.

Тактика — это искусство управлять войсками, чтобы победить в сражении. Стратегия — искусство создавать такие условия, чтобы можно было максимально эффективно использовать свою тактику. Соответственно, предложение Шёнкопфа было нереальным, поскольку не учитывало элемент стратегии в войне.

— Как бы то ни было, давайте перейдём к следующему пункту. Вы прекрасно осознаёте, насколько неисправна текущая силовая структура Союза Свободных Планет, как в плане возможностей, так и в плане морали. Тем не менее, несмотря на это, вы сделаете всё, чтобы спасти её. Это огромное противоречие.

— Лучшее — враг хорошего. Конечно, я признаю, что текущая власть Союза «неисправна». Но посмотрите на лозунги, которые выдвигают эти «спасатели республики». Разве это не ещё хуже, чем то, что мы имеем сейчас?

— Если вы спрашиваете меня… — произнёс Шёнкопф со странным блеском в глазах. — Я бы предложил позволить этим шутам из Военного Конгресса очистить нынешний режим. Тщательно и полностью. В любом случае, они со временем проявят собственные недостатки и потеряют контроль над ситуацией. И вот тут появитесь вы, избавитесь от уборщиков и примете власть как реставратор демократии. Вот такой вариант я бы назвал «лучшим».

Молодой командующий Изерлона поражённо уставился на своего подчинённого. Шёнкопф больше не улыбался.

— Как насчёт такого? Даже если бы это было только формально, как диктатор вы смогли бы защитить подлинное демократическое правление.

— «Диктатор Ян Вэнли», да? С какой стороны ни взгляни, это не в моём стиле.

— Быть солдатом тоже не в вашем стиле. Но вы здесь, и вы делаете вашу работу лучше всех. И, должно быть, с ролью диктатора справитесь не хуже.

— Бригадный генерал Шёнкопф.

— Да?

— Вы делились с кем-нибудь такими мыслями?

— Конечно, нет.

— Рад это слышать…

Не говоря больше ничего, Ян отвернулся от Шёнкопфа и поспешил на совещание.

Двигаясь в нескольких шагах позади, Шёнкопф улыбался. Понимал ли Ян, что в армии вряд ли найдётся другой офицер, позволяющий подчинённым так свободно высказывать своё мнение? Да, быть начальником Вальтера фон Шёнкопфа — нелёгкое дело.

В крепости Изерлон проживало много гражданских, и их беспокойство выросло от известий о государственном перевороте на родине и гражданской войне в Империи. Один из таких людей остановил Юлиана, направлявшегося в гражданский жилой район по поручению Яна, и спросил, есть ли вообще шансы на победу.

Юноша внимательно посмотрел в лицо тому, кто его окликнул, а потом, упрекая человека за панику, уверенно сказал:

— Адмирал Ян Вэнли не вступает в битвы, в которых нельзя победить.

Очень быстро этот обмен репликами стал известен по всему Изерлону. «Адмирал Ян не сражается в битвах, в которых нельзя победить». Действительно, победы были постоянным спутником этого человека. Так что он обязательно победит и на этот раз. Беспокойство мирных жителей, по крайней мере, открытое, улеглось.

Ян, позже услышавший об этом, уточнил у Юлиана, действительно ли был этот разговор, а потом поддразнил юношу:

— А у тебя прорезался неожиданный талант. Может, назначить тебя пресс-секретарём по связям с общественностью?

— Но я же не лукавил, а сказал ему чистую правду, адмирал?

— Хм, да. Во всяком случае, на этот раз, — Юлиан заметил, как его опекун чуть нахмурился. — Конечно, я надеюсь, что это так и останется…

Юлиан отправился учиться пилотировать одноместный истребитель, называемый спартанцем, а Ян вызвал к себе бригадного генерала Шёнкопфа.

Молодой адмирал решил разделить флот, которым командовал, на скоростное мобильное подразделение под своим непосредственным командованием и флот поддержки, обеспечивающий снабжение и способный за себя постоять. Однако он пока не решил, в какой из них направит Шёнкопфа. Поэтому посоветовался с ним самим и решил в итоге взять его в свой штаб.

Во время разговора Ян спросил его о Юлиане, которого Шёнкопф обучал рукопашному бою и стрельбе.

— Если вы спрашиваете, какой из него воин, то тут он отлично справляется со своими обязанностями — в этом отношении он будет гораздо полезнее вас, ваше превосходительство, — Шёнкопф был беспощаден. — Но ведь это не то, чего бы вы для него хотели?

Ответ Яна был наполовину обращён к самому себе:

— Есть пределы тому, что человек способен сделать, но всё же в пределах своих способностей мы можем менять судьбу. Я хочу, чтобы Юлиан мог менять судьбу в максимальных пределах. Пусть даже он этим не воспользуется, я хочу, чтобы у него был такой потенциал.

— А каков ваш потенциал?

— Нет, я ничего не могу. Для этого я слишком глубоко увяз в делах Союза. Должен выполнять обязательства перед теми, кто платит мне жалованье.

Шёнкопф посмотрел на него так, будто воспринял этот ответ не как шутку.

— Понятно. Так вот почему вы не хотите, чтобы Юлиан поступил на официальную службу? Чтобы он не чувствовал себя обязанным Союзу Свободных Планет так, как вы?

— Я правда не задумывался над этим так глубоко…

Молодой адмирал помотал головой. Он не всегда действовал, опираясь на глубокое осмысление и долгосрочное планирование. Хотя другие, похоже, думали иначе. Ян не мог сказать, даёт ли ему это преимущество, или нет.

Центр стратегического планирования на Хайнессене стал оплотом Военного Конгресса по Спасению Республики. Его руководители собрались в подземном зале совещаний.

Когда адмирал Гринхилл сообщил всем, что Ян Вэнли отказался присоединяться к Военному Конгрессу, в зале поднялся вполне ожидаемый шум.

— Что ж, тогда нам ничего не остаётся, кроме как сразиться с ним!

— Пусть этот Чудотворец Ян покажет, что он может. Узнаем, правду ли говорят о его способностях!

Возможно, эти агрессивные голоса были призваны избавить от тревоги говоривших.

Однако адмирал Гринхилл не присоединился к их вынужденному энтузиазму.

Он не собирался искать прощения у дочери. Не было ни шанса, что она простит его. Но его действия основывались на его убеждениях. Если возрождение не придёт силой армии, то его родина окончательно погрязнет в коррупции. Если Ян этого не понимает, то им не остаётся ничего, кроме войны. Решение было непростым, но, раз приняв его, он не собирался колебаться.

— Адмирал Легранж.

В ответ на это обращение поднялся мужчина средних лет с квадратной челюстью и коротко подстриженными светлыми волосами.

— Возьмите Одиннадцатый флот и отправляйтесь к Изерлону, чтобы сразиться с Яном.

— Как прикажете, но… что насчёт вашей дочери?

Ни для кого из собравшихся не было секретом, что Фредерика Гринхилл служит адъютантом у Яна.

— Это не имеет значения, — решительно произнёс адмирал Гринхилл. А потом добавил более сдержанно: — Я отказался от дочери в тот момент, когда задумал этот план. По всей вероятности, Ян отстранит её от должности и посадит под арест. Так что не нужно принимать её во внимание.

— Как прикажете. Ян будет либо убит, либо вынужден сдаться.

Одиннадцатый флот был редкостью в Космическом фроте Союза Свободных Планет: этот флот не пострадал от предыдущих битв. Его командование поддержало переворот, а теперь, чтобы помешать продвижению Яна, готово было мобилизовать огромную, мощную полную силу.

20-го апреля Ян назначил Кассельна временным командующим крепости и приказал мобилизовать весь свой флот. Когда его спросили о месте назначения, он ответил так:

— В конечном счёте, Хайнессен.

Глава 4. Бойня в космосе

I

Перед тем, как он взошёл на борт своего флагмана, Брунгильды, Райнхарда нагнала запыхавшаяся секретарь, прибывшая из министерства военных дел.

— Излагайте своё дело.

Секретарь, с восхищением смотревшая на прекрасного юного командующего в его чёрной с серебром форме, неловко доложила о своём деле: всё ещё не решено, каким должно быть официальное обозначение противника.

— Официальное обозначение?

— Д-да, ваше сиятельство. То есть, сами они себя называют Армией Лиги Лордов Справедливости, но, естественно, мы не можем внести чего-то подобного в официальные документы. А если мы используем термин «мятежники», то будет невозможно отличить их от солдат так называемого Союза Свободных Планет. Но всё же необходимо выбрать какое-то официальное обозначение.

Райнхард кивнул и, сжав красиво очерченный подбородок кончиками длинных пальцев, ненадолго задумался. Не прошло и пяти секунд, как пальцы исчезли, и он решительно объявил:

— Вот подходящий термин для них: разбойники и узурпаторы. Так и называйте их в официальных документах — разбойники и узурпаторы. Поняли?

— Да, ваше сиятельство, как пожелаете.

— Опубликуйте и распространите это по всей Империи. Пусть все люди, включая и армию тех, кого так назвали, знают, кто они такие, — Райнхард рассмеялся. Хоть это был жестокий смех, но даже он звучал красиво и чисто, словно перезвон драгоценных камней. — Если у вас всё, то я пойду. Не забудьте того, что я сказал.

Райнхард отвернулся и летящей походкой направился дальше. Адмиралы Оберштайн, Миттермайер, Ройенталь, Кемпфф и Биттенфельд следовали за ним. Вскоре синее небо полностью скрыли корпуса бесчисленных кораблей, направляющихся на битву.

Вице-адмирал Морт, командующий оставшимися силами, вместе со своими помощниками отсалютовал им вслед.

Райнхард оставил на Одине минимальные силы: всего лишь тридцать тысяч солдат и офицеров, которым была поручена охрана императорского дворца Нойе Сан-Суси, адмиралтейства, министерства военных дел, а также дома, где жили Райнхард с сестрой. Вице-адмирал Морт, назначенный командовать этими силами, был уже немолод. Пусть его нельзя было назвать хорошим тактиком, но он был верен, и на него можно было положиться.

Секретарь, вернувшись в министерство, передала приказ Райнхарда, и его сразу приняли к исполнению. Сверхсветовые передатчики отправили сообщения во все уголки Империи, повторяя фразу «разбойники и узурпаторы».

— Разбойники и узурпаторы! Они смеют называть нас армией разбойников и узурпаторов!

Это прозвание и вправду нанесло жестокий удар по гордости высокорожденных дворян, которые привыкли считать себя высшими людьми. Их лица бледнели от ярости унижения, они били об пол бокалы, ощущая новый прилив злобы к белобрысому мальчишке.

Хотя некоторые, например, помощник Меркатца Шнайдер, услышав это, подумали, что всё вполне закономерно, учитывая то, что сами аристократы говорили о Райнхарде.

Дворяне руководствовались эмоциями даже в мелких делах, поэтому неудивительно, что стратегические совещания их военного руководства тоже колебались из стороны в сторону под влиянием эмоций.

У герцога Брауншвейга был свой план. Он построил девять укреплённых пунктов на пути от имперской столицы Одина до базы коалиции, крепости Гайесбург, «Замка Грифа», разместив на каждом значительные силы, чтобы задержать наступающий флот Райнхарда. Прокладывая себе путь от одного укрепления до другого, войска Райнхарда понесут значительные потери, а оставшиеся будут изранены и деморализованы. В этот момент Брауншвейг выведет из Гайесбурга свой флот и разгромит их одним махом.

Меркатц скептически относился к эффективности этой идеи. Конечно, было бы здорово, если бы Райнхард оказался настолько любезен, чтобы атаковать все девять укреплений на своём пути по специальному приглашению своих врагов, но что, если он не станет этого делать? Если он уничтожит линии снабжения и связи этих укреплений, сделав их бессильными, а потом направится прямо к Гайесбургу, то стратегия Брауншвейга окажется бесполезной. Даже хуже, чем бесполезной, ведь если отправить значительные силы в девять различных мест, то, естественно, в самом Гайесбурге их останется мало.

Когда Меркатц выразил Брауншвейгу своё мнение по этому вопросу, то лицо герцога поменяло цвет так резко, будто на киноленте с ним был вырезан кусок.

В подобных случаях его слуги обычно бросались на землю и, прижимаясь лбом к полу, молили своего хозяина о прощении.

Меркатц, разумеется, такого не сделал.

— И что же, по-вашему, мы должны предпринять? — наконец выдавил из себя Брауншвейг.

Меркатц объяснил, сделав вид, что не заметил состояния герцога.

В то время, как нет необходимости отказываться от идеи с девятью укреплёнными пунктами, нет также необходимости размещать на них большие силы. Достаточно оставить за ними функцию наблюдения за противником, а весь военный потенциал сосредоточить в Гайесбурге.

— Значит, мы заставим этого щенка проделать весь путь до Гайесбурга для решающей битвы? Хмм, таким образом, мы выйдем навстречу врагу, находящемуся далеко от своей базы в далёком походе, и сразимся с ним, когда он находится на пике истощения, — произнёс герцог Брауншвейг, чтобы показать, что он не совсем уж далёк от военной тактической теории.

— Именно так, ваша светлость.

Но одновременно с ответом Меркатца заговорил другой голос:

— На самом деле, есть ещё более эффективнаястратегия, которую мы можем использовать.

Это заговорил адмирал Штааден, считавший себя экспертом в стратегической теории.

Ранее он служил под началом Райнхарда во время битвы при Астарте, но, в отличие от Меркатца, не признал его талантов.

— И что же это за стратегия, адмирал Штааден?

— Это частичный пересмотр плана главнокомандующего Меркатца, — сказал Штааден, бросив на Меркатца косой взгляд.

Опытный адмирал нахмурился. Он легко догадался, что собирается сказать Штааден. Это была идея, от которой сам он по некоторым причинам уже отказался.

— Если вкратце, то мы отделим часть флота и, когда заманим Лоэнграмма к Гайесбургу, отправим её к Одину, где сможем захватить слабо защищённую столицу и предложить нашу поддержку его величеству императору.

— Хмм…

— И когда у нас будет на руках императорский эдикт о том, что маркиз Лоэнграмм — настоящий предатель и мятежник, наши позиции поменяются. Белобрысый щенок останется один в космосе, не имея дома, куда мог бы вернуться.

Именно этого и ожидал Меркатц. Он опустил глаза на свой кофе, к которому ещё не прикасался. Штааден знал теорию, но ему по какой-то причине не хватало проницательности, когда доходило до реальности. Совершенно верно, что Лоэнграмм оставил столицу пустой. Но почему он это сделал? Потому что у него была какая-то причина для подобной беспечности. Если бы Штааден только задумался об этом, то понял бы, что его предложение не может принести реальной пользы.

— Великолепно! — вскричал молодой аристократ, граф Альфред фон Лансберг. Его лицо покраснело от волнения. Восклицая раз за разом он с детской непосредственностью превозносил грандиозность, элегантность и агрессивность плана Штаадена. — Итак, — добавил он в конце, — кто же возглавит этот второй флот? Это будет большая честь и ответственность.

В комнате воцарилась мёртвая тишина.

Слова графа Лансберга расшевелили болото, выпустив что-то вроде миазмы, скрывавшейся в его глубине.

Захватить столицу Империи Один и юного императора. Тот, кто преуспеет в этом, станет самым великим героем этой гражданской войны. Достижения того, кто будет заманивать Райнхарда к Гайесбургу потеряются в свете такого выдающегося деяния, как астероиды, проходящие перед звездой.

Само собой разумеется, что тот, кто лучше других покажет себя на войне, будет иметь самое веское слово в послевоенном мире. И, что немаловажно, став защитником императора, он, пусть даже только формально, станет союзником верховного правителя Империи, что позволит ему монополизировать свою позицию и власть, ссылаясь на указы императора.

Командование вторым флотом.

Кратчайший путь к абсолютной власти.

Власти, которая не должна достаться никому другому.

В глазах герцога Брауншвейга и маркиза Литтенхайма зажглись алчные огоньки.

Дискуссия о стратегии и тактике перешла в измерение политических игр. Они ещё только издали увидели лес, но уже оценивали стоимость соболиных мехов.

Меркатц знал, что это случится. В том числе и поэтому он в своих расчётах сразу отказался от такой стратегии, хотя с чисто военной точки зрения она могла показаться весьма эффективной. Но этот план можно было воплотить в жизнь, лишь имея исключительно хорошую организацию, объединённую единой волей. Между командирами основного и второго флотов должно быть полное доверие.

Но в армии дворянской коалиции этого не было. Скорее всего, именно по этой причине маркиз Лоэнграмм так легко оставил Один почти без защиты.

С самого начала коалиция основывалась только на общей ненависти к маркизу Лоэнграмму, занявшему неположенное ему место. Но согласия в вопросе о том, кому достанется власть, если Райнхарда удастся свергнуть, не наблюдалось. Поэтому очень легко было создать трещину в их солидарности.

И теперь Штааден создал такую трещину ещё до начала сражения, оказав врагу огромную услугу. Теперь их фальшивая солидарность уступила место сырой алчности. Самолюбивые страсти сернистыми парами вулкана поднимались над Брауншвейгом, Литтенхаймом и другими аристократами, отчего Меркатц почувствовал удушье.

Сможет ли он победить Райнхарда в таких условиях?

И даже если он победит — то ради кого?

II

Для Меркатца слово «операция» впоследствии означало бесполезный выбор между компромиссом и тем, чтобы остаться стоять на своём, зная, что твоё мнение будет проигнорировано.

Когда он только стал главнокомандующим флотом коалиции, молодые дворяне, жаждущие битвы, горячо приветствовали его, но вскоре их настроение испортилось. Не привыкшие к тому, чтобы им кто-то указывал, они сочли чрезвычайно трудным — хотя и не невозможным — держать свои эго под контролем. Старшие должны были руководствоваться здравым смыслом, соответствующие их годам, но они были склонны активизировать радикализм молодёжи, используя его в своих интересах.

Первый компромисс, на который был вынужден пойти Меркатц, это отправка авангарда под командованием Штаадена, который явно считал его своим конкурентом. Множество молодых дворян, стремящихся утолить свою жажду битвы, были привлечены его словами:

— Для начала я хочу проверить их характер в бою.

«Неужели вам так нужно выйти и разбить себе нос?» — подумал Меркатц. Но им действительно необходимо было убедиться в себе.

Молодые дворяне даже не пытались скрыть факт того, что они готовятся к битве, так что информация о выдвижении «разбойничьей армии» вскоре оказалась на столе у Райнхарда.

— Вызовите адмирала Миттермайера, — приказал он.

Когда перед ним появился адмирал Вольфганг Миттермайер, невысокий, но подвижный, Райнхард спросил:

— Насколько я знаю, вы изучали тактическую теорию под началом Штаадена в Военной академии.

— Так точно. Если это имеет значение…

— Говорят, этот самый Штааден возглавляет первую волну флота аристо… разбойников. Кажется, они собираются испытать свою удачу, сразившись с нами.

— О, так всё наконец-то началось, — храбрый молодой адмирал остался спокоен, услышав эту новость.

— Что скажете? Сможете справиться с ним?

В глазах Миттермайера появился намёк на улыбку.

— Инструктор Штааден обладал богатыми знаниями, но когда теория расходилась с практикой, он всегда старался уцепиться за теорию. Среди учеников его частенько называли Скучный Теоретик Штааден.

— Что ж, отлично. Тогда слушайте приказ: отправляйтесь со своим флотом в звёздную систему Артена и встретьте там своего бывшего преподавателя. Через пять дней я тоже прибуду. Можете вовлечь его в сражение до этого времени или же укрепиться в защите и ждать. Оставляю оперативное руководство в ваших руках.

— Слушаюсь!

Миттермайер поклонился и упругой походкой покинул командный мостик Брунгильды. Кто бы что ни говорил, но возглавить атаку — честь для воина.

Это было 19-е апреля 488-го года по Имперскому календарю (797-й год КЭ).

В этот день началось то, что позже станет известно как Липпштадтская Война.

Шестнадцатитысячный флот Штаадена и пятнадцатитысячный флот Миттермайера двигались навстречу друг другу. Каждый стремился как можно скорее добраться до территории противника. Целью их столкновения был не захват какой-либо стратегически-важной позиции, а скорее психологический эффект, в случае победы в первой битве, а также возможность изучить способности врага.

Два флота сошлись лицом к лицу в межзвёздном пространстве вблизи системы Артена. Однако Миттермайер вывесил перед позициями противника шесть миллионов термоядерных мин, блокировав возможность для атаки, а сам перегруппировал флот в сферическое построение и замер на месте. Прошёл день, потом ещё один, но он не сдвинулся с этой позиции.

В Штаадене проснулись подозрения и страх. Острый интеллект и стремительная жестокость атак Миттермайера принесли ему прозвище «Ураганный Волк». Ему была дарована честь возглавить авангард. Но вот он здесь, занял оборону и не предпринимает атакующих действий. Что же задумал Миттермайер? Он, несомненно, что-то планирует, иного Штааден не мог представить, но что именно?

И Штааден тоже остановился.

Пока он пытался разобраться в ситуации, тем, что больше всего его раздражало, были молодые дворяне под его командованием. Обладающие с момента рождения бесчисленными привилегиями, они привыкли жить за счёт других, не встречая препятствий, и глядеть свысока на тех, кто такими привилегиями обделён. Они привыкли, что их желания всегда исполняются. И если они решили, что хотят победить, они должны победить. Поведение Штаадена казалось им скорее трусливым, нежели осторожным, и нашлись даже такие, кто заявил об этом вслух. Они были одержимы болезненным чувством самоуважения и не обращали никакого внимания на чувства других.

Успокаивающими словами и лестью Штааден продолжал отговаривать их от безрассудных действий, даже когда он уже устал от постоянных оскорблений. Это потребовало от него немалых усилий.

— Сейчас, должно быть, самое время. Не пора ли нам отплатить инструктору Штаадену за его науку?

Ближе к концу третьего дня Миттермайер наконец отдал своим людям приказ.

Перед Штааденом возник офицер связи, доложивший о перехваченной передаче от флота Миттермайера. Анализ звука показал, что пока Миттермайер выигрывает время, не вступая в сражение, основные силы маркиза Лоэнграмма с каждым часом приближаются. Миттермайер планирует встретиться с ними, а потом начать тотальное нападение с подавляющим численным превосходством.

«Не специально ли Миттермайер допустил эту утечку? — засомневался Штааден. — Но всё же, если это сообщение верно, то становится понятно, почему он занял оборону и не пытается атаковать. А не мог ли он сознательно допустить утечку правдивой информации?»

Штааден был озадачен. Он больше не видел последовательности в действиях Миттермайера. Тем не менее, он отдал приказ привести флот в повышенную боевую готовность, принимая во внимание вероятность внезапного подлого нападения.

Возмущение молодых дворян накалилось до предела. Какая пассивность! Какая нерешительность! Разве они прибыли в этот район космоса не для того, чтобы скрестить мечи с врагом, проверить его способности и сокрушить боевой дух? «Мы больше не можем полагаться на своего командира! — говорили они. — Все, на кого мы можем рассчитывать — это мы сами!»

Молодые дворяне посоветовались друг с другом, пришли к общему мнению, а потом отправились к Штаадену с требованием начать атаку. И их требования были больше похожи на угрозы. В случае отказа они готовы были бросить адмирала в карцер и ввергнуть флот в беспорядочный бой.

В конце концов, Штааден сдался и дал разрешение на атаку. Однако, чтобы попытаться, насколько это возможно, держать юнцов под контролем, он предоставил им план битвы. Согласно ему, флот делился надвое, огибая минное поле с двух сторон. После того, как правое крыло вступит бой с силами Миттермайера, левое должно было обойти его и напасть с тыла и фланга, чтобы отбросить прямо на минное поле. С точки зрения Штаадена, план был довольно сырым, но он понимал, что более сложные планы его товарищи не смогут правильно исполнить.

Штааден начинал жалеть, что взял на себя ответственность за эту операцию. Однако теперь ему не оставалось ничего иного, кроме как поскорее уничтожить флот Миттермайера и отступить прежде, чем прибудут главные силы Райнхарда. Он взял под своё непосредственное командование левый фланг, передал командование правым молодому графу Хильдесхайму и объявил о начале атаки.

Граф Хильдесхайм подгонял свой флот. Стремясь сделать себе имя, он даже не пытался сдерживать свою кипящую агрессию. Восемь тысяч кораблей двигались в одном направлении, но были неспособны удерживать упорядоченный строй.

К этому времени флот Миттермайера, разумеется, отошёл от своей изначальной позиции. Он переместился в точку, расположенную далеко за пределами минного поля. Таким образом, силы Хильдесхайма оказались между минным полем и флотом Миттермайера.

— Энергетические волны и множество ракет приближаются с правого фланга! — в панике закричали радисты всех кораблей Хильдесхайма.

На экранах вспыхнул первый термоядерный взрыв, за ним ещё и ещё. Энергетические лучи, термоядерные ракеты и огромные снаряды, выпущенные рельсовыми пушками, обрушились с плотностью, не оставляющей времени для того, чтобы понять происходящее и попытаться что-либо изменить. Когда вспышки исчезли, всё вернулось в изначальное ничто. Человеческие тела, сожжённые или разорванные на части, распались на атомы их компонентов, смешавшись с межзвёздной пылью. Возможно, через несколько миллиардов лет эта смесь станет ядром новорожденной звезды…

Граф Хильдесхайм погиб в бою, даже не успев осознать этого. Вероятно, он стал первым из высокорожденных, расставшимся с жизнью на гражданской войне.

Разгромив отчаянную и неорганизованную попытку контратаки сил Хильдесхайма, Миттермайер полным ходом двинул свой флот вперёд. Обойдя минное поле по часовой стрелке, он напал на ведомые Штааденом корабли сзади. Атака с тыла на вдвое уступающего в численности противника не могла не принести победы. И кто ещё, если не Ураганный Волк, был способен победить так?

Когда прибыл основной флот Райнхарда, битва при Артене уже закончилась. Миттермайер, которого Райнхард похвалил за прекрасное использование имеющихся сил, попросил прощения за то, что позволил Штаадену ускользнуть, а затем улыбнулся и сказал, что будет большой головной болью вернуть все мины, которые он расставил, создавая для себя игровое поле.

III

В то время, когда группировки внутри Империи и Союза пытались перехитрить или убить друг друга, или и то, и другое сразу, торговое государство, известное как Доминион Феззан, было переполнено трудовой энергией. По мере того, как Феззан продолжал уклоняться от ужасов и трагедий войны, его жадная экономика поглощала до последней капли всю прибыль от неё. Феззан продавал разнообразные товары для всех фракций — оружие, продовольствие, руду, военную форму, информацию, а иногда и наёмников. Он словно стремился монополизировать всё богатство Вселенной.

Бар «Де ла Корт», расположенный неподалёку от столичного космопорта, был местом, где собирались независимые купцы — те, кто странствовал по галактике, не имея других активов, кроме корабля и умелого экипажа.

Борис Конев, двадцати восьми лет, был одним из таких купцов и владельцем торгового корабля «Берёзка». Хотя его храбрости хватило бы на несколько человек, он по-прежнему был известен лишь как мелкий торговец. Он сидел, наслаждаясь тёмным пивом во время своего редкого свободного времени, когда его окликнул ещё один знакомый свободный торговец.

После обмена приветствиями и парой-тройкой ни к чему не обязывающих любезностей, торговец сказал:

— Кстати, до меня дошёл странный слух.

— Большинство слухов странные, — сказал Конев, допивая пиво, но потом поинтересовался, о чём всё же речь.

— В общем, похоже, Рубинский разрабатывает нечто по-настоящему грандиозное.

— Этот лысый хитрюга?

В голове у Конева возникло лицо Рубинского, далёкое от чистоты и благородства, и, слушая продолжение рассказа знакомого, он не смог сдержать иронической усмешки.

— Значит, он заставит две великие силы, Империю и Союз, уничтожить друг друга, а потом Феззан придёт и соберёт осколки. Знаешь, это настоящее безумие.

— Ну, я ведь говорил, что это странный слух? Не смейся, это не я придумал.

— Честно говоря, я не могу понять, кому такое могло прийти в голову.

Конев протянул руку за ещё одной кружкой тёмного пива, не подозревая о гримасе, перекосившей уголок его рта. Позиция «слух странный, так что ему не стоит доверять» не всегда правильна. Говорят, Рубинский всегда был способным руководителем, но вполне вероятно, что он и в самом деле страдал манией величия, но никто об это не знал, или же его психическое равновесие могло внезапно пошатнуться.

Феззан был паразитом, считал молодой Конев. Без хозяина ему не выжить. Если эти хозяева, Империя и Союз, будут разрушены, Феззан тоже зачахнет и умрёт. Поэтому ему не стоит влезать в дела, в которых он плохо разбирается, такие, как война и политика.

— Как бы то ни было, — сказал Конев, решив сменить тему, — ты уже знаешь, какова будет твоя следующая работа?

— Да. Я буду перевозить целых тридцать тысяч последователей какой-то религии Земли. Вроде как они совершают паломничество в Святую Землю.

— Святую Землю?

— Они имеют в виду планету Земля.

— Ха. Так планета Земля — это их Святая Земля? — молодой капитан издевательски рассмеялся.

Для него религии и боги были не более, чем поводом для шуток — разве не мог всемогущий бог создать женщину, которая бы стала слушаться его? Если не мог, значит, он не всемогущ, а если создал, но не смог заставить её слушаться, значит, всё равно не всемогущ…

И всё же тот факт, что число последователей религии терраистов росло с невиданной скоростью, был неоспорим. Хотя Конев не мог судить, хорошо это или плохо.

Допив вторую кружку пива, Конев попрощался с приятелем, вышел из бара и направился к зданию космопорта, где у него был свой маленький офис.

— Маринеску, какова наша следующая работа?

Офицер Маринеску был всего на четыре года старше капитана корабля, но по его виду казалось, что скорее на десять.

Хотя он был ещё молод, Маринеску уже потерял половину волос, набрал немало лишнего веса, а на его лице никогда не появлялось выражения радости или великодушия. Так что он производил впечатление человека средних лет, измученного жизнью. Однако без его надёжных деловых и бухгалтерских навыков торговое судно «Берёзка», несомненно, давно уже было бы продано какой-нибудь крупной компании.

— На этот раз груз — люди.

— Прекрасная юная дочь какого-нибудь миллиардера? — это было скорее пожеланием, чем вопросом.

— Группа паломников, направляющихся на Землю.

Последовало неловкое молчание. Конев нахмурился, просматривая документы. Наконец, он с угрюмым видом захлопнул папку.

— Если мы направимся в такое место, как Земля, разве корабль не окажется пустым на обратном пути? На этой планете не осталось никаких полезных ресурсов.

— Просто возьмём другую группу паломников, возвращающуюся назад. Я заставил их заплатить вперёд. Если я не заплачу трём разным кредиторам до завтрашнего дня, «Берёзка» может уйти с молотка.

Молодой капитан хмыкнул и стал вслух рассуждать о том, на какой планете сейчас лучшая торговля. Он мечтал хотя бы раз перелететь из системы в систему с трюмом, плотно набитым жидким радием или необработанными алмазами, а потом украсить свою кабину трофеем с надписью «Победителю премии Синдбада этого года».

Маринеску, однако, был куда более реалистичен, так что парой фраз развеял эти радужные мечты о том, как сделать себе состояние в одночасье, открыв путь к тому, чтобы стать по-настоящему великим торговцем.

Как бы то ни было, Конев не имел возможности придирчиво выбирать, за какую работу браться. В конце концов, он отвечал не только за себя, но и за двадцать человек экипажа.

Через пять дней после отлёта с главного космодрома Феззана, «Берёзка» встретилась с огромным флотом из десятков тысяч кораблей. Космос обширен, но области, которые можно использовать в качестве судоходных путей, довольно ограничены, так что это нельзя было назвать немыслимым совпадением. К тому времени, когда Конев с экипажем получили сообщение со словами «Заглушите двигатели. Если не подчинитесь, мы атакуем», они уже были окружены. Им оставалось лишь молиться, что командир встреченного флота достаточно разумен и с ним можно договориться. Если бы это оказалось не так, то их могли даже расстрелять по подозрению в шпионаже.

Это был флот, действующий вдалеке от основных сил Райнхарда, подавляя сопротивление в пограничных звёздных системах. Командовал им Зигфрид Кирхайс.

Лицо, возникшее на экране, было незлобивым, так что Конев, чувствуя облегчение, объяснил ситуацию.

— Как видите, люди на борту моего корабля — паломники. Они не солдаты. В основном это старики, женщины и дети. Я пойму, если вы захотите состыковаться и проверить всё сами, но…

— Нет, в этом нет необходимости, — сказал Кирхайс, покачав головой.

Его голубые глаза с сочувствием смотрели на паломников, стоящих за спиной Конева. Они действительно выглядели жалко. Спящие на простых кушетках, установленных на грузовом корабле, питающиеся сухпайками, которые несли с собой, они отправились в путешествие, занимающее не меньше месяца. Использование грузового судна стоило вдесятеро дешевле, чем пассажирского. Однако юридически они рассматривались как груз, и даже в случае аварии не могла быть выплачена компенсация за гибель людей.

— Может, вам не хватает продуктов или лекарств? — спросил Кирхайс, посмотрев старшего из группы паломников. Тот кивнул, ответив, что им действительно не хватает некоторых продуктов, таких, как молоко для младенцев, искусственный белок и средство для стирки одежды. Кирхайс дал указание своему подчинённому, капитану Хорсту Зинцеру, выделить им необходимое из запасов флота. Старик рассыпался в благодарностях. Рыжий адмирал улыбнулся в ответ, пожелал удачи и прервал передачу.

Потрясённый Маринеску потёр свою лысину и сказал:

— Какой хороший человек этот адмирал Кирхайс.

— Да. Какая жалость, верно?

— Что? О чём это вы?

— Хорошие люди долго не живут. Особенно в такие времена.

Конев посмотрел на Маринеску, но, поскольку тот не ответил, вернулся в своё кресло.

Глядя на его спину, помощник покачал головой. «Эх, — подумал он. — Если бы только наш капитан не чувствовал себя вынужденным произносить такие вот фразы в самое неподходящее время…».

Впереди был долгий, долгий путь к Земле.

IV

Крепость Рентенберг, которую герцог Брауншвейг сначала предполагал сделать своим третьим опорным пунктом, занимала астероид в системе звезды Фрейи. Несмотря на то, что он не мог соперничать с Изерлоном, Рентенберг всё же мог принять до нескольких миллионов солдат и более десяти тысяч кораблей, вести боевые действия, а также выполнять различные функции, такие как обеспечение связи, пополнение запасов, ремонт и техобслуживание кораблей. Таким образом, это был важный объект для коалиции аристократов.

Побеждённому Миттермайером и вынужденному бежать от основных сил Райнхарда, Штаадену с остатками своих солдат с трудом удалось добраться до этой крепости, где он смог, наконец, отдохнуть изрядно пострадавшими телом и духом.

Если бы дело было только в нём, Райнхард мог бы и проигнорировать Рентенберг, словно камень на обочине. Однако там располагался командный центр для многочисленных разведывательных спутников, устройств космической радиолокации, а также центр сверхсветовой связи, система подавления сигналов и ремонтные доки. Кроме того, ещё до начала битвы в крепости было размещено немало солдат. Если бы он проигнорировал всё это и отправился дальше, существовала опасность, что эти насекомые ужалят его в спину. Ядовитые жала лучше вырвать заранее.

— Мы соберём все свои силы и захватим Рентенберг, — решил Райнхард. Он собрал всех адмиралов на мостике Брунгильды и, демонстрируя свои мысли на схеме крепости, выведенной на большой экран, раздал приказы каждому из них.

Когда он захватил министерство военных дел на Одине, в руки Райнхарда попало множество секретных документов. Чертежи крепости Рентенберг тоже были среди них. Теперь ему были известны её сильные и слабые стороны, и у противника не было времени укрепить уязвимые места.

Главной задачей в захвате крепости был Коридор Шесть. В крепость был преобразован настоящий астероид, и в его центре находился термоядерный реактор, питающий энергией весь Рентенберг. Коридор Шесть образовывал кратчайший путь от внешней стены до реактора, и если бы им удалось пробиться через него и захватить реактор, то жизнь крепости оказалась бы в их руках. Однако перестрелка создавала опасность вторичного взрыва в случае случайного попадания в ядро реактора.

А это значило, что единственным способом атаки на реактор был рукопашный бой.

Три дня спустя флот Райнхарда, приблизившись к крепости Рентенберг, начал массированную атаку. Командование операцией было поручено адмиралам Ройенталю и Миттермайеру.

Сразу же после первого обмена ударами флот, размещённый в крепости, попытался выйти и бросить вызов силам Райнхарда в открытом бою. Но они были блокированы плотной стеной линкоров, встретивших их мощнейшими залпами, и атакованы с флангов скоростными крейсерами. Перекрёстные залпы ракет и энергетических лучей ткали паутину смерти, а цепочки взрывов создавали изысканные украшения в чёрной пустоте космоса.

Бой не продлился и часа, и вдвое уменьшившийся в числе флот противника отступил обратно в крепость. Ройенталь и Миттермайер преследовали его буквально по пятам, и, пока артиллерия крепости не могла стрелять по ним, чтобы не попасть по своим, приземлились в слепой зоне тяжёлых орудий, вычисленной благодаря изучению чертежей.

Военные инженеры, одетые в космические скафандры, прорвались сквозь стену с помощью управляемой лазером водородной бомбы, после чего штурмовой десантный корабль, двигавшийся синхронно с вращением крепости, закрепился на стене и пустил в пролом ряды пехоты в силовой броне. Миттермайер и Ройенталь создали временный командный центр внутри этого корабля и, наблюдая за ходом битвы с помощью камер, управляли ходом операции.

Считалось, что падение крепости — лишь вопрос времени. Однако оба молодых адмирала очень нервничали. Ведь им было известно, что защитой Коридора Шесть руководит генерал-полковник Овлессер, командующий Корпуса Гренадёров.

Генерал-полковник Овлессер был крупным человеком лет пятидесяти с могучими мускулами. Как бык, вызванный на бой матадором, он был переполнен физической мощью и желанием её использовать.

На его левой скуле выделялся фиолетовый шрам. Он носил его как символ своей силы и ярости. Однажды в битве с мятежниками из Союза вражеский солдат попал ему в лицо выстрелом лазера, который прожёг кожу, мышцы и даже задел кость. Разумеется, он расплатился с ним той же монетой — сокрушил череп ударом своего гигантского боевого топора.

Топоры, использовавшиеся в рукопашных битвах, изготавливали из алмазно-твёрдых кристаллов углерода. Стандартным был одноручный топор длиной восемьдесят пять сантиметров и весом в шесть килограммов. Однако Овлессер пользовался изготовленным специально для него полутораметровым двуручным топором, весившим девять с половиной килограммов. В сочетании с огромной силой и высоким боевым мастерством Овлессера, разрушительная сила этого гигантского оружия стала невообразимой. Даже если шлем или броня выдерживали удар, то человека внутри это не спасало. В лучшем случае он отделывался переломанными костями и разорванными внутренними органами, но продолжать бой уже никак не мог.

— Что будешь делать, если встретишь Овлессера в бою один на один? — спросил Ройенталь.

— Спасаться бегством, — ответил ему Миттермайер.

— Вот и я так думаю. Такие люди, должно быть, рождаются с одной целью — убивать других людей.

Оба молодых адмирала были хороши во всех боевых навыках — от стрельбы и до рукопашного боя, но они хорошо знали нечеловеческую ярость Овлессера. В том, чтобы избегать боя с таким противником, не было позора — и неспособные признать этого были либо слишком заносчивы, либо просто глупы.

И всё же нынешние обстоятельства не позволяли им обратиться к своим людям со словами: «Мы правда не против, если вы решите убежать от него». Им нужно было захватить Коридор Шесть, не повредив реактора. Силовая броня оборудовалась воздушными фильтрами, так что воспользоваться газом не получится. Рукопашная схватка была единственным способом добиться победы.

И там, в Коридоре Шесть, солдаты Райнарда, по всей вероятности, гибли, орошая реками крови стены и пол, под ударами бойцов отряда Овлессера.

— Любой ценой мы должны защитить Коридор Шесть! — было приказано им.

Таким образом, жестокое и примитивное сражение в Коридоре Шесть, стало неизбежным.

Атака и отступление.

В течение восьми космических часов гренадёры Райнхарда девять раз предпринимали атаки на Коридор Шесть, и девять раз были отброшены назад.

Среди всех высокопоставленных офицеров имперской армии, как сторонников Райнхарда, так и его противников, а возможно, что и среди солдат, никто не убил столько человек собственными руками, сколько Овлессер. Рождённый в небогатой дворянской семье, этот человек пробился в высшие эшелоны командования армии Галактической Империи не за счёт политических сил и не благодаря чудесам тактики, а просто из-за огромного количества крови мятежников, которую он пролил. Сейчас этот человек затопил Коридор Шесть газообразным взрывчатым веществом, известным как зефир-частицы, лишив как врагов, так и своих солдат, возможности использовать даже лёгкое стрелковое оружие. Используя лишь своё тело и свою собственную силу, он продолжал сражаться, отправляя в объятия смерти одного противника за другим.

Его топор, словно разделяя желания владельца, крушил тела солдат Райнхарда, превращая их в куски мяса, плавающие в лужах крови.

И Миттермайер, и Ройенталь были людьми, далёкими от того, что можно назвать брезгливостью. Но даже они не смогли не отвести глаза от экранов, увидев, как солдат с отрубленной в колене ногой пытается отползти на руках, а Овлессер просто подходит к нему и разбивает голову своим огромным окровавленным топором.

В глазах Овлессера, которые было видно сквозь забрало шлема, плескался жестокий смех. Именно эта жестокость, выходящая далеко за грань воинской храбрости, и отвратила Миттермайера с Ройенталем, вызвав физиологическое отвращение и не позволяя с уважением относиться к доблестному врагу.

Но, что бы они ни чувствовали по отношению к нему, тот факт, что операция зашла в тупик из-за этого похожего на зверя человека, был неоспорим. И это удвоило их гнев на Овлессера.

— Мы не можем позволить этому чудовищу жить дальше, — тихо произнёс Миттермайер. И всё же, несмотря на его слова и огонь в глазах, голосу молодого адмирала не хватало уверенности. Талант командовать огромными флотами боевых кораблей в пустоте космоса вознёс этих двоих, позволив войти в высший класс человеческой расы, но в таких условиях, в каких они оказались и с такими ограничениями, которые были вынуждены соблюдать, они чувствовали себя беспомощными перед лицом боевого духа и грубой силы Овлессера.

И всё же, что поддерживало Овлессера и его отряд физически и ментально перед лицом повторяющихся атак солдат Райнхарда? Они продолжали сражаться и отбрасывать их, даже не имея свежих людей, которые могли бы подменить их и дать передохнуть.

Немыслимо, чтобы кто-то смог сражаться в силовой броне в течение восьми часов.

Силовая броня была полностью изолирована, и даже космический холод не повредил бы человеку, находящемуся внутри. Но в то же время и тепло, выделяемое человеческим телом, не имело выхода, поэтому солдаты, постоянно участвующие в бою, довольно быстро теряли силы от жара. Конечно, броня была оборудована устройством контроля над температурой, но, чтобы оно не мешало в бою, его пришлось сделать миниатюрным, так что оно едва поддерживало температуру на 7–8 градусов ниже температуры тела.

Так что даже для обезумевших от ненависти к Райнхарду солдат жара и других неприятности — пот, зуд, необходимость справить естественнее надобности, чувство отчаяния… — должны были стать невыносимыми через два часа. Но они сражались уже восемь.

— Они используют наркотики.

Да, это был единственный возможный вариант. Только используя стимуляторы, чтобы оставаться в сознании и способными сражаться, они могли выполнять этот сверхчеловеческий труд.

Вскоре Райнхард вышел на связь, чтобы поинтересоваться ходом битвы. Оба адмирала ненадолго отступили с линии столкновения, куда уже давно отправились, чтобы лично контролировать бой.

— Овлессер — герой, — произнёс Райнхард, выслушав доклад. На его губах мелькнула холодная улыбка. — Но он герой из каменного века.

Однако он не собирался отчитывать своих униженных подчинённых.

— Оставлять его в живых не имеет смысла, да и сам он не пожелает выжить в случае поражения. Поэтому убейте его, и сделайте это так впечатляюще, как только сможете.

— Подождите минутку, — вмешался третий голос. Это был начальник штаба адмирал Оберштайн. — Я бы хотел, чтобы он был захвачен живым. Позвольте мне объяснить его превосходительству, как его можно использовать.

— Вы полагаете, что этот упрямец может быть мне полезен?

— Его желание не имеет значения.

Брови Райнхарда сошлись на переносице.

— Вы имеете в виду промывание мозгов? — Райнхард не одобрял химическое или нейро-электрическое воздействие на человека.

Начальник его штаба лишь коротко улыбнулся и немного помолчал.

— Ничего настолько грубого я делать не стану, — наконец сказал он. — Прошу, просто предоставьте всё мне. И вы сможете понаблюдать, как я посею семена взаимного недоверия среди дворян…

— Что ж, хорошо. Оставляю это вам.

В этот момент к Райнхарду обратился офицер связи.

Он сказал, что Овлессер обращается к ним на общем канале. Гренадёр что-то торжествующе кричал, и Райнхард приказал вывести картинку на большой экран.

— Хватит ли у белобрысого щенка храбрости посмотреть мне в глаза, пусть даже на экране?!

Огромное тело Овлессера, не снявшего даже шлема, занимало весь экран. Его броня потемнела от человеческой крови, а местами к ней прилипли и куски мяса. Вокруг Райнхарда раздался ропот гнева и ужаса.

Потом этот гигантский зверь начал бросать оскорбления в адрес Райнхарда через систему связи своей брони. После того, как он назвал его предателем, обманувшим благосклонность императорской семьи, трусом, безнравственным чудовищем и неопытным щенком, которому просто повезло, он добавил:

— И ты, и твоя сестра использовали секс, чтобы влезть в доверие к нашему почившему императору!..

Именно в этот момент прохладная мина, с которой Райнхард выслушивал оскорбления, слетела с него, уступив место бешеной ярости. В льдисто-голубых глазах мелькнули молнии, а из-за тонких изящных губ послышался скрежет зубов.

— Ройенталь! Миттермайер!

— Так точно!

— Притащите ко мне это неотёсанное животное! Не убивайте его, даже если для этого придётся отрубить ему руки и ноги. Я собираюсь разорвать его поганую пасть своими собственными руками!

Адмиралы обменялись взглядами. Задача, поставленная им, была трудновыполнимой. Слишком поздно они поняли, что Райнхард тоже подвержен эмоциям.

V

Гренадёры Райнхарда готовились к десятому приступу. На их пути была установлена баррикада из трупов, а отряд Овлессера, одуревший от наркотиков и крови, вглядывался в них пылающими глазами.

— Если вы собираетесь нападать, трусливые мыши, то пошевеливайтесь и нападайте! — раздался в коридоре рык Овлессера. — Я брошу ваши тела в котёл и приготовлю себе хорошую порцию фрикасе! Хотя наверняка вкус мяса таких безродных ничтожеств отвратителен, но на поле боя не до разборчивости!

— Варвар, — сплюнул Ройенталь. — Как и сказал главнокомандующий, это герой из каменного века. Ему бы родиться тысяч на двадцать лет раньше.

— Но он родился теперь, и из-за этого плохо придётся нам, — с горечью добавил Миттермайер. Он подозвал адъютанта и приказал принести два комплекта силовой брони.

— Адмирал, вы ведь не собираетесь сами с ним сражаться?!

— Мы станем наживкой, — сказал Ройенталь. — Это сделает ловушку законченной… Как там приготовления?

— Думаю, мы почти готовы, ваше превосходительство. Но вам не обязательно участвовать в этом лично.

— Мы оба адмиралы, — усмехнулся Ройенталь. — Этот зверь Овлессер — генерал-полковник. Было бы здорово, если бы это имело значение.

Как отреагирует Овлессер, если перед ним появятся адмиралы Миттермайер и Ройенталь? Судя по его нынешнему состоянию, он никак не сможет позволить кому-то ещё заполучить такую ценную добычу. Наверняка он рванётся вперёд, стремясь к поединку — части человеческого наследия, дошедшего с каменного века.

Чтобы их уловка оказалась успешной, нужна была наживка, и эта наживка должна была быть вкусной.

Будь это сам Райнхард, то условия были бы идеальны, но, поскольку это также сделало бы механизм ловушки слишком очевидным, то именно они наиболее подходили для этой роли.

Ройенталь и Миттермайер вошли в свои силовые доспехи, и, как только они появились в Коридоре Шесть, среди бойцов Овлессера послышались возбуждённые перешёптывания. Храбрость молодых адмиралов была хорошо известна, так что убить их будет большой честью. Коротким взрыком успокоив своих людей, гигант взглянул на противников.

— Он решил, что вместе вы сможете победить? Или такое проявление остроумия щенка Лоэнграмма?

— Мы никогда этого не узнаем, если не попробуем, — ответил Миттермайер.

Посчитав это неуважительным вызовом, Овлессер перешагнул через завал из мёртвых тел и вышел к ним. Он шёл широким шагом. Даже сквозь броню энергия его свирепого желания убивать переполняла пространство. Глаза сверкали жаждой крови, он рванулся к врагам…

И в этот момент огромная фигура Овлессера вдруг стала ниже. Хотя гренадёр был около двух метров ростом, его голова внезапно оказалась ниже Ройенталя, чей рост составлял 184 сантиметра, и даже ниже 172-х сантиметров Миттермайера. У врагов и союзников перехватило дыхание, будто они увидели какое-то волшебство. Неужели то, что видели их глаза, случилось на самом деле?

Пол провалился под ним. Овлессер погрузился почти по грудь, и лишь уперевшись руками он смог удержаться от того, чтобы погрузиться ещё глубже. Тяжёлый топор, давно ставший его вторым «я», упал на пол в метре от него.

Это была ловушка, дыра, пробитая в полу, сделанном из сложных кристаллических волокон. Или, если быть точным, то пол облучался инвертированными популяциями водорода и фторидов в течение трёх часов с уровня ниже Коридора Шесть, ослабляя молекулярные связи волокон так, чтобы они не выдержали веса Овлессера.

Миттермайер прыгнул вперёд и выбил топор подальше. Лицо Овлессера, ошеломлённого таким поворотом, побагровело под шлемом, когда он понял, что произошло.

— Мы захватили Овлессера! — закричал Ройенталь. — Остальные нам не нужны. Гренадёры, в атаку!

Ройенталь поднял отброшенный его другом топор и одобрил трофей холодной улыбкой.

— Я подумал, что для того, чтобы поймать дикого зверя, нужна ловушка, и ты прекрасно попался в неё. В примитивную ловушку, в которую не попался бы никто другой.

— Трус!

— Приму это как комплимент.

Пока они говорили, мимо пробегали идущие в атаку солдаты.

Потеряв своего командира, люди Овлессера отступили. Возможно, когда они лишились своего храброго предводителя, весь их боевой дух растаял.

Стремящиеся отомстить за потери и унижение гренадёры Райнхарда приблизились к ним, размахивая топорами и начали резню. Дважды противник пытался пойти в контратаку, и дважды она захлёбывалась в крови.

Коридор Шесть был зачищен — и окрашен в красный цвет.

Скованного двумя комплектами наручников, с надетым электрическим шлемом, применяемым для казней, и множеством направленных на него стволов оружия, Овлессера подтащили к экрану связи.

Столкнувшись с пылающими огнём ненависти и гнева глазами Райнхарда, а также скорой неминуемой смертью, Овлессер всё же смог высокомерно поднять голову. Каковы бы ни были недостатки этого человека, трусом его назвать было нельзя.

Однако экран связи тут же погас. На флагманском корабле «Брунгильда» начальник штаба пытался изменить решение своего командира.

— Убить его легко, но Овлессер не боится смерти. И дело не только в этом. Убив его сейчас, мы лишь поднимем его репутацию, превратив его в непобедимого и непокорного героя, мученика, отдавшего жизнь за династию Гольденбаумов. А это ведь не то, чего вы желаете.

Райнхард не ответил.

В его ледяных глазах была отчётливо видна буря, бушевавшая у него внутри. Наконец, его плотно сжатые губы разжались, и он вытолкнул из себя вопрос:

— И что вы предлагаете с ним сделать?

— Отправить его на главную базу аристократов. Невредимым, разумеется.

— Это просто смешно! — вскричал Миттермайер. Его молодое лицо вспыхнуло от гнева и тревоги. — После всех трудов… Отправив на смерть стольких солдат, мы наконец захватили Овлессера. И вы предлагаете просто взять и отпустить его? Как бы великодушно к нему ни отнеслись, его топор снова прольёт множество крови наших людей в следующей битве. Я не вижу причин оставлять его в живых. Нужно прикончить его, и немедленно.

— Согласен, — коротко, но уверенно сказал Ройенталь. Чего добивается Оберштайн, предлагая отпустить этого зверя на волю? Он потребовал ответа на этот вопрос.

— Когда дворяне увидят вернувшегося Овлессера, что, по-вашему, они подумают? — спокойно ответил Пауль фон Обершайн. — Они всегда были очень подозрительны… А мы ещё и расстреляем шестнадцать старших подчинённых Овлессера, и дворяне увидят сцену этого по сверхсветовой связи. Если после этого Овлессер вернётся один, целый и невредимый…

— Хорошо, — сказал Райнхард, прерывая Оберштайна. Свет в его глазах изменился, теперь ярость была подавлена. Он посмотрел на двух своих уставших и недовольных подчинённых. — Вы тоже должны это признать. Пусть Оберштайн исполняет свой план. Есть возражения?

— Никак нет, ваше превосходительство. Как вам будет угодно, — хором ответили Миттермайер и Ройенталь. Они тоже поняли, что намеревался сотворить Оберштайн. Лёгкая горечь на их лицах появилась, должно быть, лишь потому, что такое было им не по вкусу.

Овлессера освободили и даже дали ему небольшой шаттл. Слов благодарности из его уст, конечно же, дождаться не удалось, но он, несомненно, был потрясён. в недоумении склонив голову, он сел в шаттл и покинул крепость. Шестнадцать же его подчинённых были публично расстреляны.

Штааден был взят в плен прямо в госпитале. Молодой имперский главнокомандующий не видел необходимости встречаться с ним.

VI

Хотя Овлессер и не думал, что его примут в Гайесбурге с почестями, как героя, всё же обстоятельства встречи вышли за пределы его ожиданий.

Когда он отправил сообщение, сообщая о своёмблагополучном возвращении, то шокировал офицера связи, и когда его шаттл вошёл в порт, он был немедленно окружён — и не красивыми женщинами с букетами цветов, а вооружёнными солдатами.

— Вы — генерал-полковник Овлессер, столь мужественно сражавшийся в Рентенберге? — взволнованно спросил коммодор Ансбах, автор плана побега с Одина и правая рука герцога Брауншвейга.

— А вы сами не видите? — раздражённо ответил Овлессер.

— Я лишь хотел удостовериться. Наш предводитель ждёт, так что прошу за мной.

Героя Рентенберга провели в широкий и просторный зал. Дворяне и офицеры, собравшиеся там, повернулись к нему, когда он вошёл, но в их глазах не было тепла.

На вершине возвышения, на которую вела лестница, стоял богато украшенное кресло, в котором сидел герцог Брауншвейг. Весь его вид был надменным, хотя при этом в нём проскальзывала и некоторая неловкость, словно он тренировался вести себя как император.

— Я рад видеть, что вы вернулись живым и здоровым, Овлессер, — произнёс он тоном, больше подходящим для допросов. — Все ваши старшие подчинённые, до последнего человека, были казнены. Так почему вы вернулись сюда в одиночку и живым?

— Казнены? — рот Овлессера широко раскрылся. Его челюсти, заполненные искусственными зубами, так же, как и шрам на его щеке, являлись свидетельством, что этот воин многократно прошёл через чистилище рукопашного боя.

Со всех сторон на ошеломлённого генерала обрушились сердитые крики и злые насмешки.

— Ты тупоголовый болван! Посмотри на это!

На стенном экране включилась видеозапись, и Овлессер издал низкий рык. Знакомые ему люди были построены в ряд. Это была сцена их публичного расстрела солдатами Райнхарда в крепости Рентенберг. На лицах готовящихся к смерти были видны ужас и обречённость. И эти лица одно за другим превращались в пустые дыры, когда лучи лазеров прожигали их мозг.

— Что насчёт этого, Овлессер? Вам есть, что сказать?

Но Овлессер всё ещё не мог прийти в себя.

— Что ж, тогда скажу я. Думаю, вы вернулись живым, так как предали нас и продали свою совесть белобрысому щенку. Бесстыжий пёс! Что ты пообещал ему? Принести мою голову?!

Внезапно на грубом лице Овлессера отразились понимание и ярость.

— Ловушка! Это ловушка! Вы идиоты! Разве вы не видите этого?! — взревел он. Офицеры и солдаты, стеной окружавшие его, отскочили назад, словно отброшенные невидимой энергией. Несколько рук рефлекторно схватились за бластеры.

— Стреляйте! — закричал Брауншвейг. — Прикончите его!

Вместо того чтобы успокоить обстановку, этот приказ создал ещё больший хаос. Хотя многие и выхватили бластеры, но все они понимали опасность стрельбы в плотной толпе.

Чудовищный удар обрушился на челюсть одного из солдат. С жутким хрустом она сломалась, а солдата подбросило в воздух.

Разъярённый гигант снова и снова ревел слова: «Это ловушка!», пробираясь к Брауншвейгу, сидевшему на своём импровизированном троне. Даже если он всего лишь хотел, чтобы его выслушали, то по его виду так сказать было нельзя. Коммодор Ансбах отдал приказ, и несколько десятков солдат встали между Овлессером и герцогом. Не давая ему пройти, они обрушили на него удары прикладов своих лазерных винтовок. Порвалась кожа, брызнула кровь, но, в отличие от обычного человека, который упал бы или даже погиб, Овлессер даже не замедлил движения. Сбитый с ног и кричащие от боли солдаты посыпались с лестницы.

Сплюнув на пол слюну пополам с кровью, коммодор Ансбах поднялся на ноги. Он тоже был одним из пытавшихся помешать Овлессеру. Приглаживая растрепавшиеся волосы одной рукой, второй он достал бластер.

Как мог успокоив дыхание, Ансбах на нетвёрдых ногах направился к Овлессеру. Окровавленный генерал-полковник сосредоточил свой тусклый взгляд на новом враге, а потом с рёвом протянул к нему свой огромные руки. Чуть отступив, Ансбах ушёл с линии атаки, а потом быстро приставил ствол своего оружия к уху Овлессера. И нажал на курок.

Вместе со вспышкой света, из другого уха Овлессера выплеснулась кровь.

Конвульсии сотрясли огромное тело гренадёра. Когда они закончились, он ещё несколько секунд простоял на месте, словно удерживаемый рукой какого-то невидимого бога, но затем всё же рухнул на лестницу. Когда его лоб ударился о ступеньку, раздался глухой стук, финальный аккорд ужасного каприччио.

Некоторое время все молча стояли, окружив погибшего.

— Этот предатель! — наконец произнёс герцог Брауншвейг громким голосом, но на с его лица ещё не исчез ужас. — Под конец он всё же выдал себя! Как этот бешеный пёс осмелился напасть на меня…

— Хоть вы и говорите так… — коммодор Ансбах прочистил горло. — Но действительно ли он намеревался предать нас?

— Немного поздно об этом спрашивать. Если вы так думали, то почему застрелили его?

Ансбах покачал головой, снова растрепав только что приглаженные волосы.

— Это было ради защиты жизни вашей светлости герцога. Тем не менее, я считаю, что он, возможно, вышел из себя от шока, что оказался под подозрением и из-за того, что он понял — как он и сказал — что попал в ловушку.

— Да, возможно. Но что, если так? Теперь он мёртв и никогда уже не поднимет свой топор. Предал он нас или же сам оказался обманут, в настоящий момент уже не имеет значения.

— Понятно. В таком случае, как вы объясните случившееся? Я имею в виду, что нам нужно будет сообщить о причине гибели генерал-полковника Овлессера…

В рядах коалиции было множество беспорядков, дисциплину с трудом удавалось поддерживать, поэтому Ансбах и спрашивал, не лучше ли будет сгладить историю, выдав гибель Овлессера как смерть от ран или болезни.

Герцог Брауншвейг поднялся со своего кресла. Недовольство ясно читалось в его лице и движениях. Он никогда не отличался крепкими нервами, а теперь и вовсе готов был взорваться.

— Даже если мы «сгладим историю», это не означает, что мы можем скрыть произошедшее. Овлессер был казнён за предательство своих товарищей. Передайте это всей армии, — и с этими словами их предводитель покинул зал.

Ансбах пожал плечами и приказал солдатам унести тело гиганта, которого при жизни восхваляли за храбрость и опасались за жестокость. Пустые глаза мертвеца, казалось, смотрели на Ансбаха. Он устало пробормотал:

— Не смотрите на меня так обиженно… Я не знаю, что случится завтра. Возможно, вы поблагодарите меня в Валгалле за то, что погибли сегодня…

Коммодор содрогнулся. В собственных словах ему послышалось зловещее пророчество.

Последствия случившегося были огромны. Считалось, что Овлессер сильнее всех презирает Райнхарда. Если даже он стал предателем, то кто из них сможет остаться верным и непоколебимым до самого конца? Обмениваясь друг с другом недоверчивыми взглядами, некоторые из дворян переставали доверять даже себе.

Известие об ужасной смерти Овлессера немного улучшило настроение Райнхарда. Он счёт это справедливой карой для человека, оскорбившего не только его, но и его сестру.

Райнхард назначил вице-адмирала Дикеля командующим крепостью Рентенберг, сделав её базой для своих войск, и снова приступил к планированию операции по нападению на Гайесбург.

Единственными в армии Райнхарда, кто хорошо запомнил события в Рентенберге, были адмиралы Ройенталь и Миттермайер. Ещё долго при одном взгляде на фрикасе они вспоминали заваленный трупами Коридор Шесть, отчего их начинало тошнить.

Глава 5. Битва при Дории

I

Поначалу Ян собирался игнорировать восстание в систему Шанпул, сразу направиться к Хайнессену и, используя тактику стремительного наступления, обрушиться на главные силы Военного Конгресса и разгромить их. В конце концов, если вырвать корни, то побеги и листья засохнут сами.

Но осознание того, что, с помощью партизанской тактики, засевшие на Шанпуле заговорщики могут нарушить линии снабжения между флотом Яна и Изерлоном, заставило его передумать и принять решение первым делом нанести удар именно туда. На месте командующего, который представлял на Шанпуле Военный Конгресс по Спасению Республики, он бы отступил, когда к нему приблизится вражеский флот, а потом преследовал бы его, атакуя тылы и линии снабжения. Повторив эту схему как можно большее количество раз, он бы смог заметно истощить противника. И потому не собирался позволить кому-то проделать подобное с ним самим.

— Но вражеский командующий — не Ян Вэнли. Не слишком ли вы беспокоитесь, адмирал? — спросил Юлиан.

На это черноволосый молодой адмирал усмехнулся и ответил:

— Он может оказаться новым Яном Вэнли.

В конце концов, все с чего-то начинали. Кто слышал о Яне Вэнли до Эль-Фасиля? Ян сказал об этом Юлиану и добавил:

— Живи мы в мирное время, я до сих пор был бы никем. Обычным историком, который и сам не подозревал бы о других возможностях.

Ян говорил о той жизни, о которой мечтал. В эти дни не осталось почти никого, кто не знал бы его имени, но всё же он никак не мог отказаться от желания быть простым учёным. Его восхваляли как великого и непобедимого адмирала, но для Яна, больше, чем для кого-либо другого, это был лишь экранный образ.

Желание Яна стать историком возникло из его интереса к историческим деятелям и событиям. ему казалось смешным и нелепым, что теперь он сам стал объектом интереса и исследований. Галактическая Империя, Феззан и его нынешний противник, Военный Конгресс, изучали тактику Яна. И не только это. Было немало планет (начиная с Хайнессена), где выпускали книги и фильмы про него, с безответственным содержанием и легкомысленными названиями вроде «Исследование роли лидера глазами Яна Вэнли», «Стратегическое мышление, Тактическое мышление», «Четыре Битвы Яна Вэнли» и даже «Портреты современных героев 3: Ян Вэнли».

Сияющий герой современности.

— Этот парень, Ян Вэнли, — великий человек. А тебе до него далеко, хоть ты и носишь то же имя, — саркастически заметил Ян, глядя в зеркало на своё даже-близко-не-героическое отражение.

— Но вы и вправду великий человек, — горячо сказал Юлиан.

— И как ты это понял?

— Другой бы давно потерял контроль над собой, стал самоуверенным и утратил способность принимать объективные решения.

Ян задавал последний вопрос шутливо, но теперь неожиданно нахмурился.

— Не говори мне такого. А то ведь я могу и поверить нечаянно. И начну спрашивать: «О, правда? Я великий человек?» — после чего с серьёзным лицом прочитал Юлиану короткую проповедь: — Не восхваляй в лицо тех, кто находится выше тебя. Если человек окажется слишком мягким, то это сделает его тщеславным и испортит, а другие станут избегать тебя, так как посчитают, что ты хочешь подольститься. Нужно быть осторожным и думать, кому и что ты говоришь.

— Я понял, — кивнул Юлиан.

Однако он подумал про себя, что было нечто странное в этом уроке. Яну исполнилось тридцать, и он ещё даже не был женат, но сейчас читал Юлиану нотации, словно он его отец.

В тот самый день, когда Шанпул пал, майор Багдаш из отдела военной разведки, сбежавший с Хайнессена на шаттле, встретился с Яном. Ян начал операцию по возвращению Шанпула 26-го апреля и, после трёх дней боёв, очистил его от повстанцев.

Это было не слишком интересное сражение. На планетах, с небольшой численностью населения и без хорошо укреплённой обороны, вроде Хайнессене, операции по высадке войск были давно отработаны и оставляли мало места для проявления личных умений командиров. В первую очередь устанавливалось господство в космосе и занималась орбита. Затем, после уничтожения вражеских систем воздушной радиолокации и противовоздушной обороны, на землю спускались десатные корабли под прикрытием истребителей, способных к маневрированию в атмосфере. И, наконец, чётко координируя свои действия, космические и наземные силы захватывали контроль над ключевыми объектами.

И всё же, завершить операцию всего три дня удалось, вероятно, лишь благодаря выдающимся навыком командира наземных сил Вальтера фон Шёнкопфа. У других командующих это обычно занимало неделю или больше. План Шёнкопфа заключался в том, чтобы обезопасить стратегические точки, сосредоточив в них огневую мощь, связать их друг с другом линиями из бронемашин, а затем продвигать эти линии, увеличивая подконтрольную территорию.

Позже, после того, как такая тактика использовалась в течение дня, враг начал адаптироваться к ней и искать способы защиты. Именно тогда Шёнкопф неожиданно переключился на другую схему атаки, устроив блицкриг в направлении вражеской базы с одного из укрепленных объектов.

Повстанцы не смогли успеть перестроиться к этому переходу с позиционного наступления на лобовой удар. И хотя их предводители забаррикадировались в здании местного командного центра армии Союза, где у них была база, исход битвы был уже предрешён, так как они уже были отрезаны от большей части своих сил. После двух часов перестрелки и рукопашной схватки, капитан Маррон, предводитель повстанцев, сунул дуло своего бластера себе в рот и нажал на спуск, а оставшиеся подняли белый флаг.

— Хорошая работа, — похвалил Ян Шёнкопфа, когда тот вернулся на флагманский корабль «Гиперион». А потом потрясённо осмотрел бесчисленные следы губной помады на лице, руках и форме командира своих наземных сил. Он мог лишь представлять энтузиазм, с которым местные жители встретили освободителей после более полумесяца жизни в страхе.

— Ну, я тоже получил удовольствие, — ответил Шёнкопф с усмешкой.

Таким было положение дел на момент появления Багдаша.

Когда его личность была подтверждена, Багдаша сопроводили на мостик, а потом в зал совещаний. Все изголодались по новостям из столицы, но право задать первый вопрос принадлежало Яну, сидевшему во главе стола.

И вопрос, который Ян задал под пристальными взглядами собравшихся, звучал так:

— Кого они казнили?

— Немало людей арестовано, но, по крайней мере, на данный момент, все живы, — ответил Багдаш. — Хотя я не знаю, что они станут делать в будущем.

— Понятно…

— Что более важно, ваше превосходительство, я прибыл с кое-какой информацией. Одиннадцатый флот подконтролен заговорщикам и сейчас, пока мы говорим с вами, направляется сюда.

При этих словах раздался общий вздох. Ян, ничего не говоря, жестом предложил Багдашу продолжать.

— Командующий флотом, вице-адмирал Легранж, по всей видимости, надеется на прямое столкновение и решающую битву. Он не станет использовать никаких уловок.

— Что ж, слава богу, что никаких уловок не будет, — пробормотал Ян, не обращая внимания на некоторый сарказм в словах Багдаша, а потом позволил подчинённым задавать вопросы.

Отвечая Фишеру, Мураю и остальным, Багдаш продолжал оглядывать помещение, словно кого-то искал. Наконец, он решился обратиться к Яну:

— Ваш адъютант, старший лейтенант Гринхилл, кажется, отсутствует…

— Да, так и есть, — ответил Ян. — Я решил оставить её на Изерлоне.

— Ох!

Все рефлекторно повернулись на возглас и увидели Шёнкопфа, пролившего кофе себе на грудь.

— Ну вот, кофе залил мои лучшие награды. А я столько трудился ради этих поцелуев… — произнёс тот. — Прошу прощения, я оставлю вас ненадолго.

Говоря это, Шёнкопф посмотрел в глаза Яну, а потом покинул комнату.

Юлиан стоял в коридоре. Хотя его положение и не позволяло ему войти внутрь, его всегда можно было найти где-то в пределах слышимости от Яна.

— Ты не знаешь, где сейчас лейтенант Гринхилл? — спросил его Шёнкопф.

— Она в лазарете, — ответил Юлиан. — Говорила что-то насчёт головной боли с самого утра… К сожалению, она не смогла прийти.

«Скорее всего, психологическое истощение…»

Кивнув, Шёнкопф отправился в лазарет.

Когда он попытался войти, миниатюрная медсестра взглянула на его грязную полевую форму, испятнанную помадой и кофе, и с возмущением направилась к нему.

— Я ищу лейтенанта Гринхилл.

— Она здесь, но вы не можете войти в лазарет в такой грязной одежде.

Медсестра, не достающая Шёнкопфу и до плеча, решительно загородила ему дорогу, но затем раздался ещё один голос, спасший генерала:

— Я не возражаю. Пожалуйста, входите, генерал Шёнкопф.

Медсестра молча пропустила его, хотя и не выглядела довольной.

Фредерика, по-прежнему одетая в форму, лежала на кушетке, но сразу же встала. Шёнкопф, втайне пожелав когда-нибудь увидеть её в платье, кратко объяснил ей ситуацию.

— …и адмиралу Яну он тоже показался подозрительным. Уж слишком удачным выглядит появление беглеца с Хайнессена именно в это время. Так что, когда адмирал сказал очевидную неправду, я специально пролил на себя кофе и вскрикнул, привлекая внимание, так что Багдаш не смог увидеть удивления на лицах остальных. Но я подумал, что вы, возможно, знаете, кто это может быть.

— Я однажды встречала майора Багдаша. Пять лет назад, в кабинете моего отца. Он выражал недовольство нынешним политическим устройством.

Выдающиеся способности памяти Фредерики были широко известны.

— Понятно. Должно быть, он беспокоился, что вы можете его вспомнить, лейтенант Гринхилл. И указать на его связь с заговорщиками.

Очевидно, у адмирала Гринхилла было недостаточно доверенных людей, которым он мог бы доверить такую миссию. Должно быть, в случае, если Фредерика вспомнит Багдаша, и он окажется под подозрением, Яна планировалось убить. Если бы такое случилось посреди битвы с Одиннадцатым флотом, флот Яна наверняка потерпел бы поражение, а заговорщики добились своей цели. Даже если бы это стоило Багдашу жизни, это была бы не большая цена.

Шёнкопфа не особенно заботило, будет ли спасён Союз Свободных Планет, или же окажется разрушен, но если Ян погибнет, то с этого момента история потеряет часть своего очарования. легко и без малейших колебаний Вальтер принял решение.

Через некоторое время, перед обедом, Ян спросил Шёнкопфа:

— А где майор Багдаш?

— Он сейчас спит.

— Вы что-то с ним сделали? — тон Яна предполагал, что он догадывается об ответе.

Шёнкопф подмигнул и ответил:

— Разве что самую малость подправил таймер на его капсуле сна. В ближайшие две недели он не проснётся. С этими разведчиками никогда нельзя терять бдительности, даже если захватил их, если только они в сознании. Так что будет лучше, если он поспит до конца следующей битвы.

— Спасибо за работу, — с кривой улыбкой поблагодарил его Ян.

II

В таких вот напряжённых обстоятельствах начался май. Одиннадцатый флот неуклонно приближался, преодолевая более трёх тысяч световых лет межзвёздного пространства. Так что в этом отношении сведения Багдаша подтвердилась.

Ян привёл свой флот в систему Дория, где проводил время ожидания, собирая и анализируя информацию. Десятого мая эсминец, проводивший разведку вплоть до системы Элгона, обнаружил присутствие огромного боевого флота. После отправки экстренной передачи связь с ним прервалась. Хотя битва ещё не началась, но первая жертва была принесена. Мысли Яна перепрыгивали с одного на другое. Он чувствовал уверенность, что может победить и в прямом столкновении, но ожидал доклада с разведывательных кораблей, которые расположил в различных стратегических точках космоса. Если его флот не уничтожит противника быстро и полностью, то обрубить все щупальца этого заговора станет труднее.

18-го мая Юлиан принёс наматывающему круги по своей каюте Яну двадцатый за этот день доклад. Предыдущие девятнадцать были разбросаны по полу. Ян равнодушно взял очередной лист и заглянул в текст.

— Я так и знал! — внезапно воскликнул он. — Вот оно!

Молодой командующий с криком вскочил, подбросил доклад к потолку, а потом схватил обеими руками и закружил ошеломлённого Юлиана. Юноша какое-то время пребывал в растерянности, а потом внезапно всё понял и вскричал:

— Адмирал! Мы сможем победить, да? Мы победим!

— Можешь быть уверен, что победим! «Ян Вэнли не сражается в безнадёжных битвах», не так ли?

В этот момент за спиной раздалось деликатное покашливание. Ян прекратил танцевать и обернулся на звук. Стоявшие у дверей Шёнкопф, Фредерика и Фишер смотрели на своего командира.

Ян выпустил Юлиана и потянулся, чтобы пригладить взъерошенные волосы — в какой-то момент с них слетел форменный берет.

— Хорошие новости, — объяснил он. — Теперь план решён. Похоже, мы сможем победить.

Получив данные, которых так ждал, Ян спланировал тактику боя за невероятно короткое время. План, которым он поделился со всеми через полчаса, и в котором первым пунктом шла только что полученная информация, был таким:

1. Враг разделил свои силы на две части. Предположительно, они собираются взять нас в клещи. Одна часть под прикрытием звезды Дория попытается подобраться к нам и напасть с левого фланга, а вторая обойдёт по кругу и нападёт на тыл и правый фланг.

2. Чтобы противостоять этому, наши силы, начав действовать на шесть часов раньше, воспользуются предложенным врагом преимуществом и разобьют его отряды по-отдельности. Сначала разберёмся с теми, кто собирается атаковать с тыла, а потом и со второй частью.

3. Операция начнётся сегодня в 22:00, когда адмирал Нгуен Ван Тьеу возглавит атаку. Мы пересечём орбиту седьмой планеты и встретим противника в этом районе космоса со звездой Дория за спиной.

4. Контр-адмирал Фишер будет командовать тыловым прикрытием и должен удерживать позиции до 04:00 следующего дня. Потом он пересечёт орбиту шестой планеты и развернёт свои силы, чтобы встретить врагов, планирующих ударить в наш левый фланг. Однако слеует проявлять осторожность и не позволить разведывательным судам противника обнаружить себя, поэтому до указанного времени этому отряду нельзя двигаться.

5. Другие боевые группы последуют за адмиралом Нгуеном Ван Тьеу и расположатся слева, справа и позади указанных координат.

6. Адмирал Аттенборо возьмёт на себя командование ракетными кораблями, займёт с ними позицию на орбите седьмой планеты и, помимо обеспечения безопасности путей сообщения с Изерлоном, будет прикрывать нас от возможной атаки из-за пределов системы. Кроме того, он сможет предотвратить отступление противника.

7. Командущий Ян лично возглавит центральную группу.

Когда были переданы эти приказы командующего, весь флот охватило волнение.

— Не так давно, когда я был на Хайнессене, — сказал потом Ян собравшимся в зале совещаний, — то получил письменный приказ от его превосходительства адмирала Бьюкока, главнокомандующего Космического флота Союза, где говорится, что в случае восстания я должен подавить его и восстановить закон и порядок. Иными словами, у меня есть юридическое обоснование того, что мы собираемся сделать. Это не личная война.

Услышав эти слова, офицеры не нашлись, что ответить, вновь подивившись способности своего командира к предвидению. Разумеется, сам Ян был настроен более уныло. В конце концов, несмотря на то, что его предвидение оказалось верным, оно не помогло предотвратить сложившегося положения, как надеялись тогда они с Бьюкоком, сидя ночью в парке на Хайнессене.

Отпустив свой штаб выполнять задания, Ян вернулся в свою каюту и позвал Юлиана.

— Незадолго до битвы при Амритсаре, — сказал Ян ему, — адмирал Бьюкок пытался поговорить с гранд-адмиралом Лобосом. Однако ему это не удалось, так как гранд-адмирал спал. Что ты думаешь насчёт этого?

— Думаю, это ужасно, — ответил Юлиан. Это безответственно и…

— Всё верно. Но, Юлиан?..

— Да?

— Я собираюсь взремнуть. Всего лишь пару часов, но не пускай ко мне никого. Меня не волнует адмиралы это или генералы… Просто прогоняй их.

На мостике «Леонида», флагмана Одиннадцатого флота…

— Майор Багдаш так и не выходил на связь? — спросил вице-адмирал Легранж, посмотрев на начальника своей разведки.

— Нет, ваше превосходительство.

Брови Легранжа недовольно нахмурились, но в этот момент к нему обратился офицер связи:

— Мы готовы начать вещание на весь флот. Пожалуйста, начинайте.

Вице-адмирал кивнул. Выбросив Багдаша из головы, он развернул проект своей речи.

— Прошу внимания, солдаты. Мы готовимся вступить в битву, от успеха которой зависит победа или поражение военной революции ради спасения нашей республики, а также процветание или гибель нашей родины. Исполняйте свои обязанности, вкладывая в это тело и душу. Выполните свой долг перед отечеством! Ничто в этом мире не заслуживает большего уважения, чем верность и способность к самопожертвованию, и нет ничего презреннее, чем трусость и эгоизм. Патриотизм и мужество — вот чего ожидаю я от вас!

Одиннадцатый флот двинулся вперёд, уверенный в скором триумфе.

Зевнув, Ян Вэнли поднял спинку своего кресла. Юлиан стоял наготове и протянул ему тёплое полотенце и стакан холодной воды.

— Сколько я проспал?

— Полтора часа.

— Я хотел поспать ещё полчаса… Ну ладно, сейчас уже не усну. Спасибо, ты молодец.

Отдав юноше опустевший стакан, Ян поправил свой шейный платок. Скоро ему нужно будет произнести ещё одну небольшую речь. Хоть Ян и не любил этим заниматься, но воодушевляющие речи — это тоже обязанность командира. Так что он встал и отправился на мостик. Лица собравшихся в этом обширном помещении офицеров с напряжённым выражением обратились к нему.

— Битва вскоре начнётся, — сказал Ян. — Это ненужная битва, так что сразиться в ней и не победить — просто бессмысленно. Но у нас есть план, как выиграть, так что можете успокоиться и просто делать свою работу и не слишком напрягаться. На кону стоит лишь существование государства. По сравнению с правами и свободой, за которые мы сражаемся с Империей, государство стоит не так уж много. Ну что ж, не пора ли нам начать?

К тому моменту, когда он закончил говорить, на главном экране начало появляться сверкающее облако огней. Они зловеще сияли белым цветом.

Это был вид сбоку на основные силы вражеского флота — колонну из семи тысяч боевых кораблей, заслоняющую звёзды.

— Замечен вражеский флот! Всем кораблям, приготовиться к бою!

III

Хотя Яна нельзя было назвать яростным в битвах командиром, но всё же его всегда можно было найти на линии фронта, когда он вступал в битву, и в тылу, если нужно было прикрыть отступление товарищей. Он считал, что таков его минимальный долг как командующего. Да и кто, думал он, в противном случае доверил бы свою жизнь тридцатилетнему адмиралу?

Перед флагманом Яна выстроились три тысячи кораблей Нгуена Ван Тьеу и, затаив дыхание, ожидали приказа атаковать. Как и их товарищи, расположившиеся вокруг.

— Относительное расстояние — 6,4 световые секунды… — напряжённые голоса офицеров, следящих за показаниями радаров, тоже опустились до шёпота.

— Враг движется справа налево, перпендикулярно нашему флоту. Скорость 0,012 с. Почти предельная скорость для внутрисистемной битвы…

В тусклом освещении командного мостика, единственными звуками, помимо голосов следящих за врагом офицеров, было тихое дыхание.

Не сводя глаз с экрана, Ян поднял правую руку до уровня плеча. Это был сигнал, начавший всё.

— Огонь! — приказ был передан канонирам всех судов.

В следующую секунду темноту космоса пронзили десятки тысяч добела раскаленных копий энергии. Они были выпущены не параллельно с каждого корабля, а сосредоточились на середине вражеского флота.

Тактика Яна предполагала концентрацию огня в одной точке, что в геометрической прогрессии увеличивало их разрушительную силу. Именно благодаря ей ему удалось так сильно огорчить имперцев во время битвы при Амритсаре в прошлом году. Когда несколько кораблей концентрируют свою огневую мощь на одного противника, они легко перегружают его нейтрализующие поля.

— Энергетические волны быстро приближаются! — раздались предупреждающие крики операторов радиолокаторов Одиннадцатого флота. И почти сразу же первый удар огромной по силе энергии обрушился на фланг флота.

На пересечении лучей вспыхнула маленькая звезда. В её середине мгновенно испарились несколько сотен кораблей, а ещё в три-четыре раза больше просто взорвались.

Белый свет термоядерных взрывов пульсировал, расширяясь с каждой секундой, пока, не показалось, что этот жуткий свет не затопил весь экран.

Юлиан сидел рядом с Яном возле командной панели. Впервые в жизни юноша лично стал свидетелем космического сражения. Ощущая дрожь, пробегающую по позвоночнику, он пытался убедить себя, что это не страх, а обычное волнение. «Ещё нет… Это ещё только начало…»

— Отправить сообщение адмиралу Нгуену Ван Тьеу, — сказал Ян. Он сидел не на своём месте, а прямо на столе, подняв одно колено. Это было возмутительной невоспитанностью, но, как ни странно, его подчинённые при этом чувствовали себя спокойнее, видя его таким. — Передайте ему, чтобы выдвигался вперёд на полной скорости и ударил врага во фланг.

Получив приказ, Нгуен ощутил прилив энергии.

Адмирал Нгуен Ван Тьеу был как раз яростным командиром и, при поддержке хладнокровного главнокомандующего, его разрушительная мощь была огромна. Среди подчинённых Райнхарда больше всего он был похож на Биттенфельда.

— Вперёд!

Приказ Нгуена Ван Тьеу был прост и ясен для его офицеров.

— Вперёд! Вперёд!

Отряд адмирала Нгуена во главе со своим командующим атаковал вражеский флот на максимальной боевой скорости. Энергетические лучи и снаряды, выпущенные из жерл рельсовых орудий, дождём обрушились на корабли противника, и вспышки света от запусков и взрывов ярко осветили этот уголок вечной ночи.

Благодаря огромной дыре, пробитой первым залпом, отряду Нгуена удалось глубоко погрузиться во вражескую колонну.

Офицеры Одиннадцатого флота побледнели. Если они позволят Нгуену продвинуться дальше, ему удастся разделить их флот надвое. И, хотя теоретически возможно использовать две части флота, чтобы взять противника в клещи и накрыть перекрёстным огнём, для этого нужно обладать очень гибким и утончённым тактическим мастерством. Таким, каким обладал, например, Ян Вэнли.

Но, поскольку у них не было достаточной для таких действий уверенности в себе, они приняли более обычное решение:

— Атаковать прорвавшийся отряд противника со всех сторон! Не дайте уйти живым ни одному кораблю или человеку!

Суда Нгуена подверглись жестокой атаке сразу с пяти направлений — спереди, с флангов, сверху и снизу. Взрывы, тряска от попаданий, экраны, несмотря на фильтры, расцвеченные вспышками так ярко, что слепило глаза…

На мостике своего флагмана, «Мории», адмирал Нгуен весело расхохотался.

— Великолепно! Куда ни глянь — одни лишь враги! Так много, что можно даже не целиться! Продолжайте стрелять! Беглый огонь!

Некоторых впечатлили бесстрашие и отвага их командира, другие решили, что у него не все дома. В любом случае, одно было несомненно — у них не будет завтра, если они не уничтожат врага перед собой. И сейчас не время было думать о том, если смысл в этой битве, или о причинах для этой резни.

— Приближаются ракеты! Направление на десять часов, угол 23! Ответный огонь!

— Башня четыре, максимальная мощность!

Крики и подавленные голоса заполняли каналы связи, а звуки столкновений и шум помех больно били по ушам экипажей, хотя на самом деле за пределами кораблей стояла безмолвная тишина космоса.

Глаза тоже подвергались испытаниям. Свет звёзд закрывали пересекающиеся траектории ракет и суровый блеск энергетических лучей. А частые белые вспышки взрывов и вовсе стирали всё остальное, захватывая весь экран.

Спустя полчаса после начала битвы, даже флагман Яна «Гиперион» буквально прижался носом ко флангу Одиннадцатого флота.

Нос «Гипериона», окутанный радужным туманом, показывающим, что он защищён от разрушительных энергетических лучей нейтрализующими полями, периодически подвергался атакам.

— Всё оказалось несколько сложнее, чем я предполагал, — пробормотал Ян, пристально вглядываясь в происходящее на экране. Сопротивление Одиннадцатого флота было довольно серьёзным, а адмирала Легранжа никто не мог обвинить в некомпетентности.

— Этот Багдаш бесполезен! — рычал тем временем Легранж. — Для чего он вообще внедрялся к противнику?!

Продолжая наблюдать за битвой, он не мог не убивать раз за разом в своих мыслях этого человека. Дезинформировать врага, чтобы вызвать замешательство, а если это не получится, то убить Яна. Предполагалось, что Багдаш проникнет в стан врага с этой смертельной миссией, но сейчас Легранж сильно сомневался в том, что он добился успеха. Даже более того, на самом-то деле, учитывая то, что именно Одиннадцатый флот оказался тем, кто подвергся неожиданному нападению. Неужели вместо того, чтобы взять противника в клещи, его разделившиеся силы окажутся уничтоженными поодиночке?

Значит, Багдаша раскусили? Легранж крепко стиснул зубы. Возможно, он доверил эту работу не тому. Беспокойство и сожаление невидимыми руками скреблись у него в груди.

Голос офицера, запрашивающего инструкции, вернул адмирала в реальность.

— В чём дело?

— Они прорвались через центр, ваше превосходительство. Наш флот оказался разделённым на две части. И, похоже, враг намеревается окружить заднюю.

Хотя отряд Нгуена, осыпаемый ударами со всех сторон, и понёс значительные потери, ему наконец удалось прорваться. Затем он развернулся вправо и теперь двигался вперёд, чтобы охватить одну половину разделённых сил противника.

Легранж молча смотрел на экран. Он понял, что задумал Ян.

«Теперь я вижу это. Вот оно что!»

Разочарованный вздох вырвался из груди Легранжа. Чудотворец Ян, этот хитрый лис, одолел его. Он на тактическом уровне разделил силы, уже разделённые на стратегическом уровне, и теперь собирался полностью уничтожить их, начав с одной из частей.

Таким образом, превосходство в огневой мощи достигало четырёх к одному. Когда битва достигла этой стадии, командующему флотом Яну уже не было нужды задумываться над текущим ходом битвы, разрываясь между надеждой и отчаянием. Он мог просто смотреть, как его подчинённые уничтожают одну группу врагов за другой.

С точки зрения Яна, подобное нельзя было назвать какой-то примечательной стратегией. Он всего лишь следовал одному из элементарных принципов тактической теории: «Нападайте на врага с силами большими, чем у него». Поэтому его удивляло и разочаровывало, когда это называли магией или чудом.

Основные силы обоих флотов вступили в бой. Плотность кораблей увеличилась, и сражение постепенно перешло от дальней перестрелки к ближнему бою. Тогда-то вступили в дело и одноместные истребители-спартанцы. Капитан Оливер Поплан, командир эскадрильи «Гипериона», заранее приготовил своих бойцов к вылету, и, когда поступил приказ, они все разом рванулись с материнского корабля в космос.

— Виски, Водка, Ром, Бренди, командование вашими группами остаётся на усмотрение командиров. Шерри и Коньяк, следуйте за мной и не нарушайте построения.

Поплан часто говорил: «Вино и женщины — это хлеб насущный, необходимый для жизни, а война — всего лишь трёхчасовой перекус», так что придумать подобные позывные для своих подчинённых было вполне в его духе. Как-то раз он был близок к тому, чтобы назвать группы в честь женского нижнего белья, но всё же сдержался.

Эскадрилья двинулась навстречу врагу, прокладывая путь в пустоте. Шерри и Коньяк следовали за командиром, а остальные группы рассредоточились в поисках противника.

Корабли Одиннадцатого флота тоже одного за другим запускали спартанцев, и среди орудийного огня линкоров начало разгораться сражение истребтелей. Так как характеристики их были одинаковы, то исход столкновений решало мастерство пилотов. И лётчики подошли к делу с рвением. Опьянённые бушующим в крови адреналином, они уже не думали о том, что убивают друг друга, наслаждаясь схваткой ради самой схватки.

Прошло всего две минуты с момента вылета, а Поплан уже сбил трёх противников. Уклоняясь от выстрелов врагов и своих, он на максимальной скорости мчался вперёд сквозь бурные моря энергии. Именно в такие мгновения он чувствовал прилив сил и радость полностью самореализовавшегося человека. Рефлексы его обострились до предела, а каждую клетку тела переполняла жизненная сила.

Линкор «Улисс» тоже находился посреди этой хаотичной битвы. Наружный корпус корабля был пробит, в результате чего ударопоглощающий материал просочился наружу, окутав корабль белым облаком. Видимость из задних орудийных башен снизилась, многие датчики стали бесполезны. Проклиная Бога и дьявола, солдаты были вынуждены ограничиться ответной стрельбой по направлению на обрушивающиеся на линкор удары.

IV

Только через восемь часов отчаянный бой подошёл к концу.

Прорвав центр колонны Одиннадцатого флота и уничтожив заднюю часть, флот Яна окружил переднюю, которую возглавлял сам адмирал Легранж, и принялся один за другим стали взрывать корабли. Так как почти все суда оказывали сопротивление, граничащее с фанатическим, и отказывались сдаваться, то иного выбора просто не оставалось.

Бессмысленная и удручающая, по мнению Яна, битва завершилась после самоубийства Легранжа. Он продолжал упорно сопротивляться, пока от его сил не остались лишь флагман и ещё несколько потрёпанных кораблей.

«Я считаю большой честью для скромного офицера вроде меня сразиться с великим Яном Вэнли в своей последней битве. Слава военной революции!»

Таковы были последние слова Легранжа, переданные всем с его флагмана на открытой волне.

Патричев протяжно вздохнул.

— Что ж, ну вот и всё. Непростая вышла битва…

Но, каким бы яростным ни был бой, победитель и проигравший в нём на самом деле определились довольно рано. Флот адмирала Яна и так вдвое превосходил противника численностью, а кроме того, фланговым ударом удалось разделить его ещё сильнее. То, что даже в столь выгодном положении понадобилось так много времени для окончательной победы, доказывало то, что Одиннадцатый флот хорошо сражался под уверенным и жёстким руководством Легранжа. Хотя Ян назвал бы это бессмысленным хорошим боем. Если бы только он сдался пораньше…

— Будь Легранж некомпетентен, с обеих сторон было бы куда меньше смертей, — сказал Шёнкопф.

Ян молча кивнул. После завершения первого этапа боя он выглядел истощённым.

«Так всё же, выходит, что флот Яна зависит лишь от этого человека?» — подумал Шёнкопф. Без разумных планов их молодого командующего, флот точно не был бы столь грозной силой. С самого начала это была разношёрстная компания из разбитых остатков других флотов и зелёных новобранцев. Поддерживаемые одной лишь репутацией их непобедимого командира, они продолжали сражаться и продолжали побеждать, пока не достигли нынешних военных качеств. Но всё равно, слова Шёнкопфа о Легранже, несомненно, были справедливы и по отношению к Яну. Будь он некомпетентен, этот флот был бы давно уничтожен, а многие вражеские солдаты смогли бы вернуться домой живыми.

Однако, даже если оставить прошлое в прошлом, в будущем перед ними стояла проблема в лице ещё одного человека, который мог похвастаться репутацией непобедимого.

Маркиз Райнхард фон Лоэнграмм. Когда-нибудь обязательно настанет день, когда он и Ян сразятся со всеми своими силами и умениями. И дело не столько в судьбе или роке, сколько в том, что сама история явно ведёт к этому. Сможет ли флот Яна одолеть силы Райнхарда, когда настанет этот день? Или, вернее сказать, смогут ли подчинённые Яна поддержать своего командира и превзойти подчинённых Райнхарда?

«А вот это — сложный вопрос», — размышлял Шёнкопф. Насколько ему было известно, Кирхайс по способностям не уступал Райнхард, да и таланты адмиралов Миттермайера и Ройенталя были очень велики. Такие, как Нгуен Ван Тьеу, должно быть, не смогут соперничать с ними.

Глядя на победоносного Яна, с печальным видом сидящего перед экраном, Вальтер с трудом мог поверить, что это тот же самый человек, который плясал от радости, получив ожидаемые им сведения от разведки. Его качества непобедимого художника войны и серьёзного и добросовестного учёного-историка всегда боролись в нём, и когда битва закончилась, второе стало доминировать.

— Адмирал Ян! — голос, заставивший молодого командующего поднять голову, принадлежал его адъютанту, старшему лейтенанту Фредерике Гринхилл. — У противника осталась ещё половина флота. Чем дольше мы задержимся здесь, тем тяжелее придётся контр-адмиралу Фишеру. Каковы будут приказания?

Её слова были верны. Ян пару раз моргнул, потянулся и сосредоточился.

— Всем кораблям, построиться! — уверенным тоном произнёс он. — Поворачиваемся на обратный курс и двигаемся к орбите седьмой планеты.

Тем временем, во второй половине Одиннадцатого флота, которая должна была нанести неожиданный удар по сектору, где располагался флот Яна, но никого там не обнаружила, разгорелся жаркий спор.

Одни считали, что должны развернуться и направиться сражаться с Яном, по всей видимости, атаковавшим силы Легранжа.

Другие же полагали, что теперь уже ничем не смогут помочь своим, и потому предлагали следующую идею: не стоит ли вместо короткой решающей битвы временно покинуть систему Дория и подождать, пока Ян осадит Хайнессен, чтобы напасть на него сзади? Учитывая Ожерелье Артемиды, даже Ян никак не сможет захватить Хайнессен быстро, так что у них будет время на атаку, которая наверняка принесёт победу.

Между сторонами возникли серьёзные противоречия. Причина, по которой принять решение не получалось, была понятна — пока что не было определено, кто должен стать командующим.

Наконец, всё же было принято решение найти флот Яна и вступить в бой, так что они развернули корабли и начали движение. Их споры, однако, компенсировали время, потерянное Яном на затянувшуюся битву с Легранжем и последующие размышления.

Контр-адмирал Фишер, следивший в это время за их действиями, решил, что колонна кораблей противника находится в достаточном беспорядке, поэтому приказал открыть огонь.

В ведении огня Фишер следовал примеру Яна, концентрируя стрельбу на отдельных участках. Попав под неожиданный удар с фланга, силы Военного Конгресса понесли значительный урон.

Фишер был экспертом в управлении флотом, и каким бы далёким ни был путь до поля боя, в его присутствии можно было не опасаться, что корабли потеряют свои позиции или боеспособность флота снизится из-за выпавших из рядов кораблей. С другой стороны, его таланты как боевого командира были довольно средними. Однако он хорошо знал это и никогда не впадал в самоуверенность.

Стараясь нести как можно меньшие потери, он планировал выиграть время, пока Ян не сможет поспешить на помощь, уничтожив основныесилы Одиннадцатого флота. И его тактика увенчалась успехом. Не в состоянии игнорировать наносимый урон, противник повернулся ко флоту Фишера. Тогда контр-адмирал отступил. Корабли противника снова попытались двинуться навстречу Яну, а Фишер снова последовал за ними, чтобы атаковать сзади. Повторяя эту схему, он дождался появления главных сил Яна, и враг оказался зажат в клещи.

Без управления Легранжа оставшиеся силы Военного Конгресса не имели единой системы командования и, после храброго, но бесплодного сопротивления, были полностью разгромлены. Ян, избегая ближнего боя, расколол колонну противника на части и уничтожил их одну за другой концентрированным огнём. Таким образом, он, почти не понеся потерь, добился победы.

V

— Одиннадцатый флот разбит. Адмирал Легранж покончил с собой.

— После снабжения и ремонта флот Яна будет готов двинуться к Хайнессену.

— Силы самообороны и добровольцы со всех планет неуклонно стекаются к Яну.

По мере поступления этих сообщений, атмосфера в зале, где собирался Военный Конгресс по Спасению Республики, становилась всё более гнетущей.

— Да уж, опасности у нас как внутри, так и снаружи… — пробормотал кто-то. Они объявили военное положение и, используя силу, пытались регулировать и управлять всеми аспектами жизни общества, включая его политическую, экономическую и социальную сферы. Однако не удавалось избежать беспорядков. Да, введение комендантского часа помогло уменьшить количество преступлений и несчастных случаев, но, что более важно, начали расти цены, и стала заметна нехватка расходных материалов. Опасаясь недовольства и обеспокоенности граждан, Военный Конгресс приступил к расследованию, спросив, среди прочего, мнения одного торговца с Феззана.

— Вы, солдаты, просто не разбираетесь в экономике, — резко сказал тот. — В настоящее время Хайнессен изолирован от других звёздных систем. Теперь это замкнутая экономическая единица, где потребление намного превосходит производство. В такой ситуации, если у вас рыночная экономическая система, то вполне естественно, что цены будут расти. Вам нужно прекратить попытки регулировать сети сбыта, а также уменьшить контроль над новостями, чтобы успокоить население. Если вы этого не сделаете, то здоровой экономики и общества у вас не будет.

Выслушал эти слова капитан Эванс, которому было поручено управление экономикой, но для него эти аргументы прозвучали, как бесполезные слова. Для того, чтобы Военный Конгресс по Спасению Республики мог управлять Хайнессеном, несмотря на свою небольшую численность, необходимо было контролировать транспортировку и распределение товаров, а думать об улучшении здоровья экономики было на тот момент совершенно неуместно. Когда солдаты разрабатывают экономическую политику, результат зачастую оказывается национал-социализмом, осуществляемым путём жёсткого контроля и надзора. Торговец с Феззана увидел, что и этот капитан не стал исключением.

— Экономика — она живая, — всё же попробовал достучаться до собеседника он. — Попытайтесь контролировать её, и она никогда не двинется в том направлении, в каком вы ожидаете. В армии офицер иногда может зайти настолько далеко, что ударит подчинённого, чтобы заставить его выполнять приказы, но если так же поступать с экономикой, возникнут большие проблемы. Если вместо этого вы предоставите экономику нам, феззанцам…

— Знай своё место! — закричал капитан. — Мы собираемся сбросить тиранию Галактической Империи и распространить свободу и справедливость на всё человеческое сообщество. И когда этот день придёт, мы научим справедливости и вас, феззанских сребролюбцев. Не заблуждайтесь, думая, что деньги могут поддерживать общество и сердца людей.

— Прекрасные слова, — сказал купец с холодной насмешкой в глазах. — Однако они будут звучать ещё лучше с небольшим изменением. Замените слово «деньги» на «жестокость». Думаю, вы сможете представить много примеров.

В ярости, Эванс схватился за бластер, но, сдержавшись, не стал его доставать, а лишь приказал подчинённым выкинуть торговца из его кабинета. Однако от факта, что цены были высокими, а количество расходных материалов — маленьким, нельзя было избавиться так просто. В итоге он арестовал нескольких торговцев-мошенников и реквизировал их товары, но это не решало фундаментальной проблемы.

Кроме того, начал циркулировать странный и даже тревожный слух: говорили, что кто-то в Военном Конгрессе является информатором правительства Трунихта.

Во-первых, как вообще Иову Трунихту удалось сбежать? После переворота этот вопрос задавали многие. И действующий начальник Центра стратегического планирования, и главнокомандующий Космического флота были арестованы, так как получилось, что главе правительства удалось исчезнуть?

Означало ли это, что Трунихт получил информацию о перевороте заранее? Всё, что могло прийти в голову заговорщикам — это то, что у Трунихта был среди них информатор, который и сообщил ему дату переворота. В противном случае ему ни за что не удалось бы скрыться из своего офиса так ловко, словно это было спланировано заранее. Даже адмирал Бьюкок, главнокомандующий Космического флота, который, похоже, кое-что знал, ничего не смог сделать. Так что, с этой точки зрения, получалось, что Трунихт был осведомлен куда лучше.

Адмирал Гринхилл приказал капитану по фамилии Бэй прекратить распространение подобных разговоров, посчитав, что если в их маленьком круге товарищей появятся взаимные подозрения, то ничем хорошим это не окончится. Однако голоса сплетников лишь стали тише, не исчезнув совсем, так что вскоре атмосфера в Военном Конгрессе стала подозрительной.

На фоне этого беспокойства прошло несколько дней, ситуация ничуть не улучшалась.

А потом разразилась катастрофа. То, что следующие поколения стали называть Резнёй на Стадионе.

Мемориальный стадион Хайнессена, как и планета, на которой он находился, получил своё название в честь отца-основателя Союза. Отчасти это объяснялось тем, что здесь проводились национальные праздники и церемонии, но в основном это было сделано ради поднятия национального сознания. Так что такой неоригинальный выбор имени был неизбежным.

Днём, когда всё случилось, стало 22 июня.

Граждане собирались на этом огромном стадионе, вмещающем до трёхсот тысяч зрителей. Люди начали стекаться с самого утра, и к полудню их число достигло двухсот тысяч.

Объявление о военном положении запрещало большие собрания людей. Военный Конгресс по Спасению Республики был поражён этим открытым актом неповиновения, а когда его члены узнали о целях собрания, то побелели от ярости. Лозунг, гласящий «Гражданская Ассамблея по Восстановлению Мира и Свободы и Противостоящая Управлению Путём Насилия» был шокирующе вызывающим.

— Кто же стоит за этим?..

Вскоре они узнали ответ на свой вопрос, и над столом, где собиралась верхушка Военного Конгресса, раздалось рычание:

— Эта женщина!

Джессика Эдвардс. Член Национального Собрания, представляющая планету Тернузен, она давно находилась на переднем краю антивоенного движения. Когда-то эта женщина публично обвинила председателя комитета обороны Трунихта и больше уже не останавливалась, продолжая критиковать глупость войны и военных. Несмотря на объявление военного положения, она до сих пор избегала ареста, потому что захватившие власть заговорщики бросили силы на арест политических и военных лидеров, а на представителей менее значимых партий у них попросту не хватало людей.

— Рассеять толпу и арестовать члена Национального Собрания Эдвардс.

Человеком, отдавшим этот приказ и отправившимся на стадион во главе трёх тысяч солдат, был капитан Кристиан, и о его назначении руководители Военного Конгресса пришлось сильно пожалеть.

С самого начала у капитана Кристиана не было намерений разобраться с ситуацией мягко.

Возглавляя вооружённых солдат, он прибыл на стадион, расставил охранников у выходов и, запугав толпу оружием, приказал своим подчинённым найти Джессику Эдвардс и привести её к нему.

Джессика объявилась перед капитаном добровольно и бескомпромиссным тоном поинтересовалась, почему солдаты мешают мирному собранию граждан.

— Чтобы восстановить порядок.

— Порядок? А не вы ли, люди из «Военного Конгресса по Спасению Республики», своими насильственными действиями разрушили общественный порядок? Так о каком порядке вы можете говорить?

— Порядок — это то, что мы таковым назовём, — высокомерно ушёл от прямого ответа Кристиан. Его глаза горели безумием человека, уверенного в своей беспредельной силе и власти. — Жизнь под властью мобократов позволила обществу Союза потерять всякое стеснение. Его необходимо вернуть к нормальному состоянию, — и, повернувшись к своим солдатам, продолжил: — Сейчас я собираюсь выяснить, готовы ли люди, безответственно болтающие о пацифизме, рискнуть своей жизнью. Приведите ко мне десять протестующих и выстройте их здесь. Подойдут любые.

Получившие приказ солдаты подтащили к нему десяток мужчин. Среди граждан, оказавшихся в ловушке на стадионе, раздались несогласные возгласы, но капитан проигнорировал их. Картинно достав свой бластер, он встал перед рядом удерживаемых солдатами людей. Те не могли не побледнеть.

— Граждане высоких идеалов… — издевательски произнёс Кристиан, оглядывая толпу. — Считаете, что мирные речи лучше насилия. Так вы говорите, верно?

— Именно так, — ответил дрожащим голосом молодой парень, один из приведённых.

Мелькнула рука капитана, и ствол его бластера сломал говорившему скулу.

— Теперь следующий… — не удостоив упавшего и взглядом, капитан Кристиан обратился к тощему мужчине средних лет. — Вы по-прежнему готовы сказать то же самое?

Бластер прижался к виску человека. Тот с ужасом посмотрел на заляпавшую ствол кровь. Задрожав всем телом, со выступившими на лице бисеринами холодного пота, мужчина стал умолять:

— Мне очень жаль… Пожалуйста, у меня жена и ребёнок… Прошу, не убивайте меня…

Громко рассмеявшись, капитан Кристиан поднял бластер над его головой и с силой опустил его на лицо мужчины. Верхняя губа порвалась, брызнула кровь вместе с осколками зубов. Он покачнулся и упал бы, но Кристиан удержал его, схватив за шею, и нанёс ещё один удар. Послышался хруст ломаемого носа.

— Произносить такие громкие речи, когда даже не готов умереть за них… Ну же, попробуй сказать: «Мир сохраняется лишь благодаря военной силе. Мир не может существовать отдельно от армии и флота». Скажи это. Скажи!

— Прекратите!

Джессика подхватила падающего мужчину и аккуратно уложила на землю. Потом девушка поднялась на ноги. В её глазах капитан увидел пламя гнева.

— По-вашему, если вы готовы умереть за это, то можете делать любую глупость? И любую мерзость?

— Заткнись!..

— Есть такая порода людей, которые насильно распространяют на других то, что считают верным. Эти мерзавцы бывают как крупными, как основатель Галактической Империи Рудольф фон Гольденбаум, так и мелкими, вроде вас, капитан… Вы — родной сын Рудольфа, поймите это! А потом убирайтесь из этого места, где не имеете права находиться!

— Ах ты, шлюха!

Когда он выдохнул это, в голове капитана что-то щёлкнуло. Бластер, уже покрытый кровью двух человек, врезался в лицо Джессики. Третий раз, четвёртый, капитан бил её со всей силы, проблески разума окончательно пропали из его глаз. Кожа разовалась. Брызги крови щедро оросили форму капитана.

Мирные жители и солдаты, застыв, смотрели на безумство капитана Кристиана, но, когда Джессика наконец упала на покрытую свежей кровью землю, а капитан продолжил топтать её лицо своим форменным ботинком, негодующий гул превратился в яростные крики, и один из собравшихся набросился на него и оттолкнул. Капитан пошатнулся, а потом, с искажённым от ярости лицом, с силой опустил приклад бластера на спину обхватившего его мужчины. Раздался глухой стук, но он затерялся в бесчисленных гневных выкриках и топоте пришедшей в движение толпы. Происходящее быстро переросло в полномасштабное столкновение. Капитан скрылся под ногами людей.

Солдаты использовали лучевые винтовки, чтобы остановить разошедшихся гражданских, но, когда в винтовках закончилась энергия или они были вырваны из рук, солдаты больше ничего не могли поделать с разгневанным людским морем. Их сбили на землю и затоптали ногами.

Военный Конгресс по Спасению Республики был потрясён, когда его члены узнали о восстании на стадионе. Руководители попытались успокоить людей, но когда стало очевидно, что несколько десятков винтовок украдены гражданскими, они посчитали, что больше не осталось возможности для диалога, и решили подавить несогласных силой.

На стадионе было выпущено множество газовых снарядов. Сам газ был не смертельным, но несколько человек всё же были убиты прямыми попаданиями. Те, кто рухнул, вдохнув газ, были арестованы за нарушение порядка при военном положении и брошены в тюрьму. Но, несмотря на это, нескольким участникам всё же удалось скрыться. Недостаток людей помешал военным преследовать их, а внутренняя полиция не просто не сотрудничала, а проявляла тенденцию к активному саботажу. И, хотя все трансляции жёстко контролировались, заглушить голоса всех людей было просто невозможно. Работа над последствиями этого инцидента была чрезвычайно трудной. Одна лишь смертность составила более чем двадцать тысяч гражданских и полторы тысячи солдат.

— Что мы будем делать, если весь город — или, тем более, вся планета! — поднимется разом? Мы никак не сможем справиться с этим. И не можем же мы просто убить их всех…

Члены Военного Конгресса слишком поздно осознали, что они составляют меньшинство, которое никогда не пользовалось поддержкой народа.

VI

Майор Багдаш, чей сон затянулся не без чужой помощи, наконец открыл глаза. Узнав обо всём, что произошло в его отсутствие, он был шокирован и, не объясняя причин, попросил встречи с Яном.

Ян как раз допивал свой послеобеденный сок, немного сожалея, что, в отличие от чёрного чая, в сок бренди добавить было нельзя. Багдаш, вошедший к нему в этот момент в сопровождении Шёнкопфа, прямо признал, что конечной целью его задания было убийство Яна. После чего сказал:

— А причина, по которой я участвовал в перевороте, в том, что мне казалось, что он может оказаться успешным. Я и сейчас не могу сказать, что это было просто ужасой ошибкой. Ваши умелые действия превзошли все наши прогнозы, так что теперь вас не остановить.

Ничего не отвечая, Ян смотрел на дно своей чашки.

— Да, честно говоря, если бы вы не вмешались в это дело, всё отлично сработало бы.

Глядя, как он изливает своё искреннее разочарование и раздражение, Ян не смог сдержать кривой улыбки.

— Итак, вы попросили об это встрече, чтобы пожаловаться мне… на меня?

— Нет, дело не в этом.

— Тогда в чём же?

— Я хочу сменить сторону. Хочу служить под вашим командованием.

Ян в задумчивости покрутил в руке чашку.

— И вы действительно способны вот так легко отказаться от своей идеологии и убеждений и перейти на другую сторону? — спросил он.

— Идеология? Убеждения? — презрительно произнёс Багдаш. — Это лишь средства, помогающие жить. А если они мешают выживанию — то нужно их отбросить.

Вот так Багдаш стал рассматриваться как добровольно сложивший оружие и сдавшийся. Он был заперт в одной из кают на борту «Гипериона». Тем не менее, он оказался настолько дерзок, что пожаловался на отсутствие вина. Он также потребовал, чтобы солдатами, доставляющими ему еду, были женщины, причём красивые. Офицер, ответственный за его охрану, рассердился и доложил о происходящем Яну, но молодой командующий не сказал, что это непростительно.

— Что ж, почему бы и нет? — ответил он. — Не скажу насчёт женщин-солдат, но вина ему можете дать.

Милосердие к бесстыдным и наглым людям каким-то странным образом объединяла Яна и Райнхарда.

Два или три дня спустя Багдаш снова появился перед Яном. Адмирал был в своей личной каюте, по уши в работе. Последствия битвы, планирование следующей операции, реорганизация кораблей и солдат и так далее.

— Честно говоря, — сказал Багдаш. — Мне надоело сидеть без дела. Хочется работать. Как вы считаете, быть может, найдутся обязанности, которые я мог бы выполнять?

— Не волнуйтесь об этом. Скоро вы будете полезны, — Ян вытащил из ящика стола пистолет. — Мой пистолет. Я одолжу его вам. Всё равно мне от него пользы мало.

Репутация Яна как ужасного стрелка была широко известна.

— Я, хм, принимаю его… — пробормотал Багдаш, беря оружие. Увидев, что энергетическая капсула полна, он уставился на Яна, вновь погрузившегося в работу. Багдаш тихо поднял пистолет.

— Адмирал Ян!

Услышав его голос, Ян поднял голову, но выражение его лица ничуть не изменилось, когда он увидел направленное на него оружие. Посмотрев на Багдаша пару секунд, он снова вернулся к работе.

— Не говорите никому, что я позволил вам взять этот пистолет, офицер. Мурай и остальные любят поворчать. Если вы это поймёте заранее, то всё будет хорошо. В любом случае, когда ваш статус будет определён, вы получите право носить оружие официально.

Багдаш с коротким смешком убрал пистолет во внутренний карман куртки, расположив так, чтобы это не было заметно. Отсалютовав Яну, он повернулся к двери. И тогда его лицо впервые застыло, наткнувшись на яростный взгляд Юлиана Минца, пронзивший Багдаша как стрела. В его руке был пистолет, направленный точно в сердце майору.

Багдаш громко прочистил горло и продемонстрировал Юлиану пустые руки.

— Эй-эй. Не смотри на меня так. Я понимаю, что ты всё видел. Это была шутка. Я никак не мог выстрелить в адмирала Яна. Я у него в долгу.

— И вы можете сказать, что не были серьёзно настроены, пусть даже на секунду?

— Что?

— Если бы вы убили адмирала Яна, ваше имя вошло бы в историю, пусть даже не с лучшей стороны. Можете вы честно сказать, что у вас не возникло искушения?

— Дай-ка подумать… — негромко сказал Багдаш.

В стойке Юлиана не было слабых мест, и, не в состоянии пошевелить и пальцем, Багдашу ничего не оставалось, кроме как просто стоять.

— Командующий, скажите что-нибудь, — сказал Юлиан, попросив, наконец, о помощи, так как не знал, что ему делать дальше. Но прежде, чем Ян смог ответить, он громко продолжил: — Адмирал, я не доверяю этому человеку. Даже если сейчас он клянётся в верности, никто не может знать, что он станет делать в будущем.

Ян отодвинул документы в сторону, забросил ноги на стол и скрестил на груди руки.

— Опасность в будущем — это не причина, чтобы убивать кого-то сейчас, Юлиан.

— Я знаю. Но у меня есть хорошая причина.

— Какая?

— Будучи ещё по сути пленником, он взял пистолет, принадлежащий адмиралу Яну Вэнли и попытался убить из него адмирала. Это заслуживает смерти.

Багдаш уставился на безжалостное выражение лица Юлиана, и на его лице выступил пот. Доводы Юлиана убедили бы любого.

Ян рассмеялся.

— Всё в порядке. Конечно, ты можешь позволить такую мелочь. Смотри, майор Багдаш достаточно напуган. Тебе его не жаль?

— Но, адмирал…

— Всё хорошо, Юлиан. Майор, на этом всё. Вы можете идти.

Юлиан опустил пистолет, но взгляд, которым он пронзал Багдаша, остался столь же острым. Майор глубоко вздохнул.

— Ну что ж, ты страшнее, чем выглядишь, парень, — сказал он, выходя. — Я не забуду, что ты наблюдаешь за мной.

Юлиан с недовольным видом повернулся к своему законному опекуну.

— Адмирал, если бы вы только приказали, я бы не дал этому человеку уйти отсюда.

— Всё нормально. Багдаш умеет подсчитывать выгоду. Пока я продолжаю побеждать, он не предаст нас. Пока что этого достаточно. И вообще… — Ян опустил ноги со стола. — Насколько это возможно, я не хочу заставлять тебя убивать людей.

Ян знал, что он эгоистичен. В конце концов, он заставлял убивать сыновей из множества других семей. Но тем не менее, именно так он чувствовал.

Наступил уже июль, когда известие о Резне на Стадионе Хайнессена проскользнуло через контроль над вещанием и дошло до Яна. Узнав о гибели Джесики Эдвардс, он не сказал ни слова об этом. Лишь надел на глаза солнцезащитные очки и ни разу не снимал их в тот день. На следующий день его внешний вид и поведение были такими же, как и всегда.

Обезопасив тылы, Ян обратил внимание на Хайнессен, четвёртую планету системы Баалат. Шли последние числа июля, когда он начал разворачивать свой флот, и всем было ясно, что именно сейчас так или иначе решится судьба переворота. Никто во всём флоте, коме самого Яна, не мог скрыть беспокойства.

Глава 6. Отвага и верность

I

В начале июля Зигфриду Кирхайсу, командовавшему отдельным флотом, которому было поручено взять под контроль пограничные системы, был отправлен приказ.

Кирхайс получил официальное разрешение действовать на оккупированных территориях по своему усмотрению. Некоторые, в шутку, даже стали называть его «королём дальнего болота», хотя, разумеется, только за глаза.

Опираясь на полную поддержку молодого главнокомандующего, рыжеволосый адмирал усердно трудился, чтобы подчинить себе пограничье. Несмотря на то, что крупномасштабных битв не было, он великолепно проявил себя более чем в шестидесяти небольших сражения. Управлять захваченными планетами Кирхайс разрешал самим гражданам этих планет, делая при этом всё возможное для обеспечения безопасности. Его строгий запрет на грабежи отличал его ото всех других командиров и произвёл большое впечатление на население.

Именно это и стало основной причиной, почему Райнхард поставил перед ним такую задачу.

Прочитав новый приказ, Кирхайс вызвал двух своих подчинённых, вице-адмиралов Августа Самуэля Валена и Корнелиуса Лутца.

Они были старше его, хотя в этом и не было ничего удивительного — ни в Империи, ни в Союзе невозможно было отыскать ни одного адмирала моложе Райнхарда и Кирхайса.

— Что-то случилось, командующий?

— Прошу прощения, но я получил приказы для нас от маркиза Лоэнграмма, — несмотря на своё высокое положение, Кирхайс всегда уважительно обращался со старшими. — Из-за разногласий между ним и герцогом Брауншвейгом, маркиз Литенхайм в данный момент направляется в нашу сторону с флотом из пятидесяти тысяч кораблей. Формальной причиной является возвращение пограничных звёздных систем, можно смело утверждать, что это лишь прикрытие для фракционной борьбы. Нам приказано перехватить и уничтожить этот флот.

Валену и Лутцу стало не по себе. Им впервые предстояла встреча с таким многочисленным противником в этой гражданской войне.

Были также получены важные разведданные о том, что силы Литтенхайма оккупировали систему Кифейзера и крепость Гармиш в ней, сделав её базой для своих операций.

— Именно в системе Кифейзера нас ждёт решающая битва. Когда настанет время, я поведу отряд из восьмьсот кораблей от основного флота.

— Всего восемьсот кораблей?

Вален и Лутц расширили глаза, услышав названное число. Кирхайс кивнул, спокойный, как и всегда.

Хотя противник имел пятьдесят тысяч кораблей, они не были развёрнуты в формации в соответствии с функциями. Вместо этого они представляли собой мешанину из военных кораблей, различных по огневой мощи и маневренности — скоростные крейсеры рядом с эсминцами, линкоры бок о бок с ракетными катерами… Всё это означало отсутствие согласованности как в тактическом планировании, так и в системе командования.

— Это просто недисциплинированная толпа. У нас нет причин бояться, — заключил Кирхайс.

Лутц и Вален должны будут встретить врага лоб в лоб. Вместо того, чтобы развернуться широким фронтом, они примут эшелонированное построение. Лутц выдвинется вперёд на левом фланге, а Вален расположится чуть позади справа. Если противник обрушится на них всей массой, Лутц вступит в бой первым. За то время, что потребуется Валену, чтобы присоединиться к битве, Кирхайс со своими восьмистами кораблями обойдёт флот аристократов справа. Затем, когда Вален вступит в бой, Кирхайс нанесёт удар в командный центр вражеского флота и выйдет через левый фланг. В этот момент путаницы Лутц и Вален должны будут перейти в полномасштабное наступление.

— С этой стратегией мы, скорее всего, сможем добиться победы — только нужно быть осторожными и не увлекаться потом преследованием.

Молодой адмирал улыбнулся подчинённым. Лутц и Вален не смогли скрыть удивления. Предлагая этот рискованный план неожиданного удара и отступления, в котором командующий лично собирался возглавить самое опасное направление, этот, казалось бы, мягкий человек улыбался без малейшей нервозности.

«Меньшего и не стоило ожидать от самого доверенного человека маркиза Лоэнграмма», — подумали они. Кирхайс в очередной раз произвёл на них большое впечатление, доказывая, что его командование связано далеко не только с тем, что он являлся другом детства Райнхарда фон Лоэнграмма.

Кирхайс планировал использовать стратегию Яна Вэнли, разделив свой флот на скоростной экспедиционный отряд и силы поддержки, причём на тактическом уровне выбрал самый острый вариант.

Залпы главной батареи Литтенхайма служили увертюрой к первому акту битвы при Кифейзере. Тысячи и тысячи лучей света пронзали черноту космоса и ударялись о нейтрализующие поля, окружавшие корабли противника. Частицы аннигилировали друг друга, и флот Кирхайса постепенно окутывался спектральным туманом.

Как и было запланировано, флот Кирхайса держал диагональную форму и продвигался с осторожностью. Вскоре левый фланг Лутца вышел на дистанцию стрельбы и открыл огонь с расстояния шесть миллионов километров.

Огромное облако энергии двинулось в сторону флота Литтенхайма. Взрывы выгравировали в космосе световую мозаику, когда между противниками наконец установился огневой контакт. Истребители-валькирии присоединились к схватке, до тех пор состоящей из обмена орудийными выстрелами.

Флот Валена всё ещё находился на некотором удалении от врага, лишь слегка участвуя в перестрелке.

Кирхайс встал с командирского кресла на своём флагмане «Барбаросса» и отдал приказ своему небольшому соединению выступать. Они двинулись в тени наступающих сил Валена, ожидая подходящего момента, чтобы обойти врага и ударить Литтенхайма туда, где это принесёт наибольший ущерб.

Вступив в бой со значительными силами противника, командующие флота маркиза Литтенхайма были атакованы с неожиданного для них направления. Раздались команды начать ответный огонь, и корабли стали разворачиваться, чтобы отразить атаку. Энергетические лучи и ракеты теперь обрушивались на них по всему фронту. Флот Валена вышел на расстояние удара.

Во флоте аристократов начался переполох, когда там попытались решить, с кем сражаться в первую очередь и кто должен отражать атаку. На большее Кирхайс не мог и надеяться.

Батареи выпустили по три последовательных залпа. Лезвия света пронзили ряды кораблей Литтенхайма. Цепь взрывов проделала дыру в центре построения, давая «Барбароссе» возможность пойти на прорыв. Восемьсот кораблей последовали за флагманом.

Клин кораблей на огромной скорости двигался среди кораблей Литтенхайма. Его адмиралы пытались окружить корабли Кирхайса, но оказались не в силах совладать с их умелыми манёврами, и их потери лишь росли. Отряд Кирхайса вырвался из рядов врага с левого фланга, и уже одно это означало успех выбранного плана. Тем не менее, они сменили курс и вновь вонзились в ядро построений врага. Кирхайс и его небольшой флот добрались до уязвимого сердца огромной армии.

Хаос и неразбериха нарастали. Когда они охватили весь флот, Вален и Лутц обрушились на врага из всех сил. С врагом внутри и врагом снаружи, флот Литтенхайма оказался обречён на поражение. Неожиданно его флагман «Остмарк» обнаружился совсем близко к кораблям Кирхайса.

— Это флагман маркиза Литтенхайма. Не дайте ему уйти. Мне нужен один из зачинщиков этой войны!

Когда Кирхайс разослал этот приказ всем, его флот двинулся на вражеский флагман, стремясь добиться полной победы.

Маркиз Литтенхайм вздрогнул, увидев, как окружающие его флагман линкоры один за другим исчезают в белых вспышках под градом сконцентрированного огня. Когда удар по его кораблю стал неминуем, страх маркиза превратился в ужас. Подчиняясь приказам командующего, теперь близким к крику, «Остмарк» развернулся, пытаясь сбежать.

«Если уж сражаться со щенком, то я предпочту белобрысого. Этот его рыжий подручный не слишком подходит, ну да ладно, начну с него», — заявлял перед боем маркиз Литтенхайм.

Его похвальба потерялась где-то на поле боя. Теперь он пытался скрыться со всей возможной скоростью.

На пути у него показались бесчисленные огоньки света. Флот его кораблей поддержки располагался в тылу в ожидании затяжной битвы. Но теперь они были для маркиза лишь помехой на пути к отступлению.

— Открыть огонь!

Офицер-артиллерист не поверил своим ушам.

— Н-но это же наши союзники, ваше превосходительство. Стрелять по ним сейчас было бы…

— Если они на нашей стороне, то почему мешают моему бег… то есть, нашей смене курса? Меня не волнует, кто это. Огонь! Стреляйте, я говорю!

Вот так битва при Кифейзре породила ещё одну трагедию. Безоружный флот поддержки был атакован своими же, просто для того, чтобы проложить путь к бегству. Это был гротескный символ глупости войны.

Поняв, что союзники отступают, командиры флота поддержки отдали приказ изменить курс, однако посреди этого маневра операторы сенсоров закричали от шока:

— Волны энергии и ракеты быстро приближаются! Уклонение невозможно!

— Враг атакует?

Естественно, это был обычный вопрос в такой ситуации. Находясь в тылу, они ожидали, что смогут избежать перекрёстного огня, значит, противник скрывался где-то поблизости.

— Нет, это наши со… — вспышка взрыва уничтожила их всех прежде, чем он успел договорить.

Кораблём, принесённым в жертву дружественным огнём, был «Пассау-3», атакованный нейтронными боеголовками из рельсовых орудий.

За краткий миг бушующий шторм нейтронов охватил корабль, поразив весь экипаж. Это означало почти моментальную смерть. Только один человек, сержат Курлих, проводивший инспекцию провианта в грузовом трюме, смог прожить на несколько секунд дольше, окружённый толстой внутренней стеной и транспортными контейнерами.

Сержант упал на пол, не в силах понять, что с ним случилось. Разве основной флот не должен был защищать их? Кто мог напасть на них? Или просто произошла авария?

Как бы то ни было, он попытался встать. Выйти наружу и выяснить, что происходит. Вернуться домой, где его ждали жена и новорожденный близнецы…

Однако он не смог подняться. На тыльной стороне его руки появилось фиолетовое пятно, когда он попытался ухватиться за стену. Оно разрасталось, покрывая кожу и пузырясь, пока не охватило все его биологические ткани до последней клетки.

В момент взрыва лейтенант Ринсер с корабля «Дюран-8» флота поддержки был отброшен к стене. Прямо перед тем, как потерять сознание, он почувствовал обжигающе-острую боль в правой руке.

Очнувшись, он увидел вокруг себя дым и трупы. Лейтенант попытался подняться, но закашлялся и потерял равновесие. Он оглядел себя, особенно правую руку, теперь отсутствующую ниже локтя. Во время взрыва в неё попал какой-то обломок. Мышцы сразу же сократились, помог также и скафандр. Результатом стала на удивление терпимая боль и небольшая потеря крови.

— Есть здесь ещё кто-нибудь? — слабым голосом попробовал позвать Ринсер, сидя на полу. Третья его попытка нашла отклик, и к нему приблизилась невысокая фигура.

Брови Ринсера удивлённо поднялись. Под растрёпанными золотистыми волосами он увидел мальчишеское лицо, покрытое кровью и пеплом.

— Что делает юноша твоего возраста в подобном месте?

— …Я ученик. Меня направили в крепость Гармиш работать стюардом.

— Понятно. Так сколько тебе лет?

— Тринадцать… Будет тринадцать через пять дней.

— Мир действительно движется к концу, если дети появляются в зонах военных действий.

Лейтенант вздохнул и, понимая, что конец света всё же ещё не наступил, решил обратить внимание на ранения. Он сказал, где находится аптечка, и мальчик принёс её ему.

Заморозив болевые рецепторы охлаждающим аэрозолем, лейтенант продезинфицировал рану и обернул её защитной сеткой. Ушибы и ссадины ребёнка, вместе с ожогами первой степени, показали, что судьба была на его стороне.

Неожиданно мальчик ахнул, взглянув на уцелевший экран.

— Похоже, враг приближается.

— Враг? — осторожно переспросил лейтенант. — Кто этот враг? Теми, кто сделал это с нами, были…

Когда Ринсер, с трудом держась на ногах, смог встать, то активировал систему аварийных сигналов и нажал на зелёную кнопку.

— Мы сдаёмся. У нас на борту раненые, и мы просим защиты во имя человечности.

«Человечность». Лейтенант скривил губы. Если спасение врага — это человечность, то как назвать убийство собственных товарищей?

— Вы собираетесь сдаться?

— А вы не согласны, юноша?

— Прошу вас, не называйте меня так. У меня есть имя. Меня зовут Конрад фон Модер.

— Какое совпадение. Меня тоже зовут Конрад. Конрад Ринсер. Если молодой Конрад считает, что о сдаче не может быть и речи, то что он предлагает вместо этого? — насмешливо спросил старший Конрад.

Лицо мальчика покраснело от смущения.

— Я не знаю. Сдаваться не хочется, но и сражаться мы не можем.

— Тогда предоставь это мне, — сказал Ринсер, неловко открывая бутылку спирта уцелевшей рукой. — Я на четырнадцать лет старше, а значит — на четырнадцать лет опытнее и мудрее. Хотя эта мудрость и не помогла мне понять истинной природы нашего командира…

Конрад-младший наполовину поражённо, наполовину обеспокоенно смотрел, как молодой лейтенант пьёт из горлышка спирт, будто простое вино.

— Эй, не смотри на меня так. Это в медицинских целях. Такое лечение меня ещё никогда не подводило.

Его слова перекрыл сигнал. Помощь подоспела.

Помощь от врага.

II

Хотя маркизу Литтенхайму удалось сбежать в крепость Гармиш, его флот был почти полностью разгромлен. Из пятидесяти тысяч кораблей лишь трём тысячам удалось последовать за своим предводителем в крепость, а ещё пять, сбежав из зоны боевых действий, рассеялись в разные стороны. Восемнадцать тысяч были уничтожены, а оставшиеся сдались сами или были захвачены. Позорный удар Литтенхайма по собственным кораблям сильно подорвал боевой дух его людей.

Кирхайс окружил крепость Гармиш и начал приготовления к тому, чтобы захватить её одним мощным ударом, когда один военнопленный попросил его об аудиенции. Молодой офицер, явно не достигший ещё и тридцати лет, пока ещё не смог обзавестись искусственной рукой, так что правый рукав его униформы болтался свободно.

— Думаю, я смогу быть вам полезен, ваше превосходительство, — представившись, сказал лейтенант Ринсер.

— Чем же?

— Полагаю, вы уже догадались. Я — живой свидетель того факта, что маркиз Литтенхайм убил собственных подчинённых, спасая свою жизнь.

— Понятно. Значит, вы были на борту одного из тех кораблей поддержки.

— Да, тогда я и потерял руку. Мы могли бы показать это, — он поднял культю правой руки, — солдатам в крепости.

— Я так понимаю, ваша преданность маркизу Литтенхайму была потеряна вместе с рукой?

— Преданность? — голос Ринсера стал циничным. — Это слово красиво звучит, но слишком часто его употребляют неоправданно. Думаю, эта гражданская война — хороший повод для всех нас, чтобы пересмотреть цену преданности. Прямо сейчас миллионы людей видят, что некоторые предводители не имеют права требовать преданности от своих подчинённых.

Кирхайс был согласен с точкой зрения лейтенанта. Безусловно, преданность никогда не отдавалась безоговорочно. Необходимо, чтобы получатель был достоин её.

— Что ж, хорошо. В таком случае, я прошу вашего сотрудничества. Отправьте сообщение людям в крепости и предложите им сдаться.

— Будет исполнено… — в глазах лейтенанта мерцали сложные чувства. — Если хотя бы пять человек в крепости разделят наше мнение, то Литтенхайму недолго осталось носить голову на плечах.

Вся крепость затаила дыхание. Её командующий, маркиз Литтенхайм, был охвачен ужасом от надвигающегося поражения. Кроме того, он испытывал стыд за своё поведение и потерю лица перед Брауншвейгом и искал утешения в бутылке.

Прошло около половины суток с побега Литенхайма, когда один корабль, сумевший избежать преследования Кирхайса, наконец, добрался до крепости, и перед маркизом появился одинокий офицер.

На голове его была пропитанная кровью повязка, а а сам он заметно кренился вправо под весом тела — по правде говоря, лишь его верхней половины — висящего на плече.

Этот неуклюже двигающийся офицер молча прошёл по коридорам, никто не осмелился к нему обратиться. Остановившись перед охранниками, стоящими у дверей кабинета маркиза, он произнёс:

— Я капитан третьего ранга Радитц из снайперского батальона Везеля. Я хочу увидеть маркиза Литтенхайма.

Начальник караула прочистил горло.

— Я был бы рад доложить о вас, но вы сейчас так грязны и покрыты кровью, что я не могу позволить…

— Грязен, говоришь?! — глаза капитана гневно вспыхнули. — Грязен! Ты говоришь об остатках подчинённых маркиза! Это мои люди рисковали жизнью на поле боя, сражаясь с врагом, чтобы маркиз Литтенхайм мог уйти!

Опасаясь решимости капитана и трупа в его руках, охранники отпрянули в стороны, когда Радитц двинулся вперёд.

Дверь открылась, и стало видно маркиза Литтенхайма, сидящего за столом.

— Что ты здесь делаешь, наглый дурак?!

Столешница была заставлена настоящим лесом бутылок и стаканов. Кожа маркиза потеряла здоровый блеск, под воспалёнными глазами лежали тени и даже голос его срывался в карканье.

— Матрос Паулюс… Это маркиз Литтенхайм, человек, за которого ты отдал свою жизнь. Награди его благодарным преданным поцелуем!

Произнося последние слова, капитан изо всех оставшихся сил швырнул тело Паулюса в их предводителя.

Не успевая увернуться, Литтенхайм вскинул руки, рефлекторно ловя тело солдата.

С неописуемым криком маркиз рухнул на пол вместе со своим роскошным креслом. Поняв, что всё ещё держит мёртвое тело, он издал ещё один крик, на сей раз совсем другой, и отбросил его в сторону. Капитан громко хохотнул.

— Убейте его! Прикончите эту неблагодарную тварь! — заорал Литтенхайм.

Капитан смотрел на него. Губы на его лице, покрытом кровью и грязью, исказились странной улыбкой. Он не обращал внимания на направленные на него бластеры…

Члены экипажа, собравшиеся на мостике, сосредоточились на главных экранах.

Серебряный шар крепости Гармиш плавал в центре обоих изображений. Секцию внешней стены пробила белая вспышка, за которой последовали более тусклые, но широкие лучи красного и жёлтого цветов.

— Это был взрыв.

Офицер констатировал очевидное, но никто не указал ему на это. Все в оцепенении смотрели на экраны.

— Судя по всему, это где-то рядом с командным центром, — по какой-то причине лейтенант Ринсер понизил голос.

— Понятно. Что ж, очень хорошо.

Кирхайс не хотел упускать предоставленной ему возможности. Он приказал всему флоту окружить крепость и провести её массированную бомбардировку, а потом отправить десантные корабли и солдат.

Встреченное ими сопротивление было слабым и беспорядочным. Солдаты, лишившиеся воли сражаться, не обращали внимания на сердитый рёв офицеров и один за другим бросали оружие. Офицеры тоже, поняв тщетность сопротивления, поднимали руки и сдавались.

Кирхайс захватил крепость или, точнее, три четверти крепости, оставшиеся после взрыва. Тела маркиза Литтенхайма найти не удалось. Вероятно, оно было полностью уничтожено в аду сгорающих зефир-частиц.

Дворянская коалиция одним махом потеряла второго человека в своём командовании и треть всей военной силы.

III

«Войско аристократов сильно духом, но слабо стратегией, — так однажды сказал адмирал Оскар фон Ройенталь, поблескивая своими разными глазами. — Все они — кровожадные идиоты». Жестокая оценка, но прошедшие битвы, в которых он и его товарищи добились успехов, казалось бы, подтверждали её.

И всё же, сражаясь с врагом в звёздной системе Шан-Тау, Ройенталь встретился с чем-то неожиданным, что заставило его пересмотреть своё мнение.

Да, они, как и всегда, были пылки и яростны. Тем не менее, он не мог не признать, что они хорошо организованы и умело управляются. Ройенталь отразил все три волны вражеских атак, но был поражён теми упорством и координацией, с которыми они вели наступление. Потери оказались больше, чем он предполагал, и Ройенталю пришлось серьёзно задуматься.

Он понимал, что за обретённой врагом эффективностью действий наверняка стоит смена руководства. Похоже, теперь во главе флота стоял сам Меркатц. Кроме него в дворянской коалиции не было никого, способного вести сражения так разумно.

Это означало, что если враг выставит против него превосходящие силы, он окажется в невыгодном положении. Может, Ройенталь и не был провидцем, но правильно оценивать возможности противников он умел.

«Не следует ли нам отступить?»

Умение принять решение об отступлении в нужный момент — это тоже качество хорошего военачальника.

Даже потеря системы Шан-Тау в стратегическом плане не была большой проблемой. Она не являлась укреплённой цитаделью, а была лишь точкой на карте влияния. Хотя он не прочь был бросить карты и уйти, Ройенталь всё же колебался с принятием резких решений, которые могли бы произвести определённое психологическое впечатление на врагов.

После череды поражений и отступлений, захват системы Шан-Тау дал бы аристократам видимость победы. Их упавший боевой дух снова поднимется, и в следующую битву они вступят с совсем другим настроем. А история полна примеров, когда мужество и боевой дух помогали одолеть тщательное планирование врага и привести к победе.

В чёрном и голубом глазах задумавшегося Ройенталя вспыхнула злобная искра.

«Ну что ж, мы отступим. Шан-Тау не стоит жизней, которые придётся заплатить за её защиту. Предоставим её возвращение маркизу Лоэнграмму».

Если вышестоящий офицер терял сектор, захваченный подчинённым, то полностью терял лицо. С другой стороны, если сектор, захваченный перед тем подчинённым, спасёт его командир, этодокажет, что его способности намного выше, чем у подчинённых. Конечно, вышестоящий офицер может быть раздосадован временным отступлением, но если сказать ему: «Это превосходит мои возможности. Прошу, покажите мне истинную ценность вашей тактики», это подогреет его гордость и произведёт хорошее впечатление в долгосрочной перспективе.

Так считал Ройенталь. Поскольку он не мог надеяться на неоспоримую победу, это казалось ему самым мудрым планом действий, и не было похоже на расчёт обычного корыстолюбивого офицера.

Решив так, Ройенталь начал готовиться к отступлению. Имея в противниках Меркатца, это было не так уж просто и обещало стать определяющим моментом его карьеры тактика.

9-го июля флот Ройенталя двинулся в наступление. Он сосредоточил свои корабли в нескольких различных точках и постарался нанести врагу урон везде, где только было возможно.

Однако объединённые силы аристократов не показывали ни капли своего прежнего беспорядка, систематически отвечая ударом на удар. Увидев, что передовая линия флота Ройенталя растянута до предела, они провели точнейшую контратаку. Уже одно это показывало, насколько хорошим командующим был Меркатц.

Ройенталь не стал пытаться ответить в той же манере и вместо этого отвёл центр своего флота назад. Оставшиеся же силы чуть раздались в стороны. Эти манёвры проводились согласованно, даже как будто напоказ. Если посмотреть на всю картину в целом, было видно, что флот Ройенталя выстраивается в вогнутую формацию, готовясь охватить противника полусферой.

Увидели это и офицеры штаба Меркатца. Они посоветовали командующему замедлить продвижение, чтобы не потворствовать вражеской стратегии.

Стоя на мостике своего флагмана, старый адмирал скрестил на груди руки и нахмурился. Маневры флота Ройенталя казались ему неестественными. Оскар фон Ройенталь был хорошим тактиком, и потому Меркатц задавался вопросом, не была ли вся эта схватка нужна ему лишь для того, чтобы отбросить их и воспользоваться этим для отступления…

В конце концов, Меркатц всё же решил прислушаться к советам своих помощников и не рисковать. Из-за порывистого характера его нынешних подчинённых, служившего постоянным источником головной боли, приходилось быть осторожным в том, что касалось тактики. Если Ройенталь действительно намерен сбежать, то он смог бы захватить систему Шан-Тау без дальнейшего кровопролития. Конечно, всё было бы иначе, будь противником сам Райнхард фон Лоэнграмм, но, поскольку это было не так, Меркатц хотел избежать лишнего риска.

Силы аристократов замедлили продвижение. Заметив это, Ройенталь, не ослабляя бдительности, стал отступать, держа флот всё в том же вогнутом построении. Вскоре они достигли края системы Шан-Тау и, когда расстояние между ними и кораблями врага увеличилось, Ройенталь быстро перестроил флот в защитную сферическую формацию и сбежал на максимальной скорости.

Система Шан-Тау оказалась в руках дворянской коалиции.

«Значит, Ройенталь решил переложить всё на мои плечи?» — криво улыбнулся Райнхард, получив отчёт. Он отлично понял причины, побудившие Ройенталя принять решение оставить систему Шан-Тау.

Конечно, для Райнхарда широкое мышление Оскара фон Ройенталя было привлекательнее, чем мысли обычного вояки, понимавшего всё лишь на тактическом уровне. От такого человека нельзя было ожидать верности, если она не будет вознаграждена. Быть его командиром означало постоянно демонстрировать талант и способности, подходящие для этой роли. Райнхарду даже нравилось это чувство напряжённости между начальником и подчинённым. Благодаря этой его черте даже не располагающий к себе Оберштайн мог служить под его командованием.

Этот самый Оберштайн и обратился в тот момент к нему, тоже ознакомившись с отчётом.

— Адмирал Меркатц был известен как солдат и полководец ещё до того, как вы родились, ваше превосходительство. Если ему предоставят свободу действий, всё может стать довольно хлопотным.

— Свободу действий? Но в том-то и дело. Не думаю, что герцог Брауншвейг окажется достаточно умён, чтобы отпустить Меркатца с привязи.

— Да, вы как всегда правы. Наш противник — не адмирал Меркатц, а те, кто дёргают его за ниточки.

IV

Вернувшись в Гайесбург, Меркатц был встречен всевозможными банальными поздравлениями от своих восторженных товарищей, но даже не улыбнулся в ответ.

— Нельзя говорить, что мы захватили эту систему, раз враг отступил без серьёзного сопротивления. Никогда нельзя переоценивать своих возможностей и достижений.

«Слишком шаблонная речь, даже для тебя», — подумал Меркатц, но, увидев неуверенность в глазах стоящих перед ним аристократов, понял, что у него нет иного выбора, кроме как начать с основ.

— Понятно. Вы осторожный человек, адмирал, — с некоторым раздражением произнёс герцог Брауншвейг, несомненно, про себя произнеся что-то более грубое, вроде «унылый» или «скучный». Хотя и это было бы недалеко от истины, так как Меркатц и вправду ничего не чувствовал, хотя и не мог сказать, является это плюсом или минусом. Несмотря на то, что его много раз награждали, его неяркий характер, по всей видимости, был причиной, мешавшей ему стать гросс-адмиралом Империи. С другой стороны, это же позволяло ему избегать ловушек обычных заговоров, которые постоянно плелись при дворе.

В конце июля Райнхард отправил дворянам, укрепившимся в крепости Гайесбург, старомодный вызов на дуэль.

Он был воспроизведён на экране перед верхушкой руководства коалиции, и его содержания оказалось достаточно, чтобы привести их в ярость.

«Безмозглые и трусливые аристократы, — сказал им Райнхард. — Если вы сумеете найти в кончиках своих крысиных хвостов хоть немного смелости, то покинете своё убежище и выйдете на славную битву, как то подобает мужчинам. А если вашего мужества не хватит даже на это, то вам лучше отбросить свою необоснованную гордость и сдаться. Только так вы сможете спасти свои жизни. Я не только оставлю вас в живых, но даже позволю сохранить достаточно состояний, чтобы прокормить ваши болтливые рты. На днях маркиз Литтенхайм уже погиб жалкой смертью, какой и заслуживал столь трусливый человек. Если вы не желаете разделить его участь, то даже ваши слабые умы ещё могут найти лучший путь…»

— Как смеет этот наглый щенок говорить с нами так?!

Дворяне, особенно молодые, обезумели от гнева. Разумеется, именно этого Райнхард и добивался. Когда противник так легко теряет голову, такого очевидного вызова более чем достаточно. Даже Меркатц с неохотой признал удачность такого хода. Среди молодых дворян нашёлся даже такой, что в ярости стал хлестать своих солдат электрическим хлыстом, выпуская пар, как привык забавляться с детства, избивая слуг своего отца.

Вскоре после этого флот Миттермайера, авангард сил Райнхарда, стал часто появляться в окрестностях Гайесбурга. Это была чистейшая провокация. Держась за пределами дальности действия орудий крепости, корабли то приближались, то снова отступали.

Меркатц недвусмысленно запретил любые вылазки. Несомненно, за этими кажущимися детской игрой действиями Миттермайера скрывалась какая-то ловушка. Но, хотя он и объяснил это молодым дворянам, те просто не стали его слушать.

На третий день они, наконец, огрызнулись. Пренебрегая запрещающим приказом, группа молодых дворян повела свои корабли против флота Миттермайера.

Корабли Миттермайера, казалось, были застигнуты врасплох и легко впали в панику, смешав ряды. Миттермайеру удалось сбежать, бросив при этом немало кораблей. По крайней мере, так это выглядело в глазах дворян.

— А он быстр, когда нужно убегать! Вот уж действительно, бежит со скоростью урагана!

— И он говорил, что это ловушка? Ничего подобного не было! Адмирал Меркатц слишком уж мнителен!

Захватив множество боевых кораблей и припасов, молодые дворяне с триумфом вернулись в крепость. Гордость переполняла их. Однако по возвращении их ожидал суровый выговор.

— Вы все пошли против прямого запрета командира, напав на врага, когда знали, что не должны этого делать. Это крайне серьёзный проступок. Вас будут судить в соответствии с законами военного времени. Сдайте свои знаки различия и оружие. И приготовьтесь предстать перед трибуналом.

Вполне естественно, что Меркатц придерживался протокола. Несмотря на победу, игнорирование приказа вышестоящего может принести огромный вред в будущем.

Молодые дворяне, в свою очередь, что столь же естественно, были полны недовольства. Они уже вдыхали дым победы и чувствовали себя героями. Барон Флегель, носивший звание контр-адмирала, сорвал свои знаки различия и бросил их на пол, вскричав, как вождь в какой-нибудь классической трагедии:

— Мы не боимся смерти! Но одно дело пасть на поле боя, в битве с врагом, но быть осуждённым командующим, не обладающим ни мужеством, ни гордостью — это больше, чем я могу вынести! Избавьте меня от вашего трибунала. Позвольте убить себя здесь и сейчас!

— Контр-адмирал Флегель говорит за всех нас! — заявили прочие. — Мы не позволим ему умереть в одиночестве. Давайте все покончим с собой, чтобы потомки знали о гордости дворян Империи!

Это была крайняя степень нарциссизма. И герцог Брауншвейг не упрекал их за это.

— Так как сейчас не идёт сражения, то, несомненно, именно мой долг, как руководителя, принять решение по этому вопросу.

С тех пор, как он узнал о гибели маркиза Литтенхайма, герцог только и делал, что совал нос в решения Меркатца. Вот и теперь он стоял перед этими взволнованными молодыми людьми, вещая своим звучным голосом:

— Господа, ваши храбрость и гордость показали всем истинное лицо имперского дворянства. Вы нанесли сокрушительный удар этим тщеславным простолюдинам. Нам нет нужды опасаться Миттермайера или даже этого белобрысого мальчишки, называющего себя маркизом и гросс-адмиралом. Мы победим. И, победив, покажем им, что справедливость на нашей стороне! Да здравствует Империя!

— Да здравствует Империя! — восторженно вскричали молодые дворяне.

Меркатцу больше нечего было сказать. Возможно, именно в этот момент его разочарование превратилось в отчаяние.

— Теперь в любую минуту, Оберштайн, — сказал Райнхард.

Его главный советник согласно кивнул, сверкнув своими искусственными глазами.

Собравшимся на «Брунгильде» адмиралам были отданы чёткие инструкции о том, как им следует вести боевые действия.

V

15-го августа вести о быстром приближении флота Миттермайера достигли крепости Гайесбург. В отличие от предыдущих нападений, теперь Миттермайер собирался активно атаковать, используя дальнобойные водородные ракеты.

— Побитый адмирал снова объявился, чтобы ещё раз потерпеть бесславное поражение. Запомните мои слова: сколько бы раз мы ни сражались, число его поражений будет лишь расти.

Молодые дворяне всё чаще игнорировали приказы Меркатца. Вот и теперь они направились к своим кораблям и, не дожидаясь указаний командующего, вылетели из крепости, чтобы атаковать первыми.

Увидев приближающиеся корабли, Миттермайер не смог удержаться от насмешки:

— Если бы эти тупоголовые сынки аристократов сидели в своей норе, они смогли бы прожить чуть дольше. Или они выходят лишь затем, чтобы превратиться в космическую пыль?

Хотя он и сам был из того же поколения, что и «тупоголовые сынки аристократов», его боевой опыт и достижения были выше, чем у любого из них.

Сражение с бандой неучей, не сумевших разглядеть за его предыдущим фальшивым отступлением заранее спланированной уловки, граничило с абсурдом.

Однако на этот раз было получено подтверждение, что герцог Брауншвейг лично участвует в этой битве. Так что на Миттермайере лежала огромная ответственность. И ему нужно было выдержать ещё два или три акта этого фарса, чтобы враг попался в ловушку.

Противники столкнулись.

Бесчисленные орудия извергли из себя лучи света. Эти направленные потоки энергии уничтожали корабли, сокрушали их, а вспышки взрывов пронзали новые выстрелы.

Но сражение не затянулось. Флот Миттермайера начал постепенно отступать, не выдержав напора сил дворянской коалиции.

— Какой позор! Они столько раз убегали, что им, наверное, уже и не стыдно. Давайте покончим с этими болванами одним ударом. А потом доберёмся и до белобрысого щенка! — радовались аристократы, охотно бросаясь в погоню.

Тем не менее, и среди них нашёлся человек, заподозривший неладное в вялых действиях Миттермайера. Вице-адмирал Фаренхайт, умелый офицер, сражавшийся вместе с Райнхардом и Меркатцем в битве при Астарте. Он держался на равном расстоянии от герцога Брауншвейга и Меркатца и с осторожностью относился к своим молодым горячим союзникам.

— Сохраняйте дистанцию. Это может быть ловушкой.

Это было вполне возможно. И им следовало быть готовыми ко всему.

Разумеется, как только флот аристократов замедлил преследование, Миттермайер обрушился на них с внезапной контратакой. Аристократы приняли бой, и

Миттермайер снова отступил, тем самым вызвав их за собой. Они повторили этот танец много раз. Согласованность действий флота Миттермайера была безупречной.

Таким образом, силы коалиции всё глубже и глубже заманивались в сердце ловушки, старательно расставленной для них Райнхардом и Оберштайном. Линии фронта растянулись до предела, и когда вражеские системы коммуникаций стали выходить из строя, Миттермайер вновь пошёл в атаку.

«Что, опять?»

Но когда переполненные самоуверенностью аристократы, довольно лениво попытались в очередной раз отогнать его, корабли Миттермайера ринулись к ним с неожиданной скоростью и напором, первым же ударом обратив в пыль передовую группу.

Многие представители коалиции исчезли во вспышках пламени вместе со своими боевыми кораблями, так и не поняв, что же происходит. К тому времени, как операторы радаров тех кораблей, которым удалось пережить атаку, закричали, предупреждая об изменившейся ситуации, вокруг них уже разверзся кошмар разрушения и смерти. Фрагменты кораблей, разорванных прямыми попаданиями, сверкали, словно осколки витражей, во вспышках ядерных взрывов.

— Теперь вы видите, глупые детишки? Вот так мы сражаемся. Постарайтесь хорошенько запомнить это своими примитивными мозгами!

Миттермайер собирался максимально насладиться своей местью. Его управление боем отличалось от командования молодых аристократов, как подлинное произведение искусства от детских рисунков.

Строй кораблей аристократов рассыпался, контроль над флотом давно был ими утрачен. Перед лицом изощрённой тактики Миттермайера они были обречены гибнуть поодиночке.

Сопротивление организовать не удавалось, а теперь это, наверное, уже и вовсе было невозможно. Корабли один за другим вовлекались в кровавый фестиваль смерти.

— Отступаем! Отступаем! Забудьте об остальных — бегите, пока можете! — Фаренхайт, увидев столь неблагоприятный поворот событий, приказал отступать, и дворяне стремились последовать его примеру.

Однако волны точных ударов обрушились на отступающих аристократов с флангов, где адмирал Кемпфф слева, а адмирал Меклингер справа задействовали всю мощь своих флотов.

Силы дворянской коалиции таяли с каждой секундой, колонна кораблей постепенно становилась всё реже.

Аристократы обратились в бегство. Но когда они, казалось бы, выбрались из ловушки, на них напали ещё два флота под командованием Биттенфельда и Мюллера. В одно мгновение множество паникующих аристократов вместе со своими кораблями превратились в дрейфующую в пространстве космическую пыль.

Райнхард, стоявший на мостике «Брунгильды», удовлетворённо улыбнулся. Предвидя путь отступления вражеского флота, он организовал засаду. Это нетрудно было сделать, ведь отступали они по той же траектории, которой прежде преследовали Миттермайера. Перехватывать и вставать у них на пути Райнхард не стал, чтобы от отчаяния аристократы не пошли в последнюю контратаку, результатом которой могли стать слишком большие потери. Так что, пропустив отступающий флот, они атаковали с флангов. Это давало не только позиционное преимущество, но и позволило психологически подавить противника.

— Живым или мёртвым, — сказал Райнхард, — но я хочу, чтобы герцог Брауншвейг предстал передо мной. Того, кто преуспеет в этом, даже будь он простым курсантом, я сделаю адмиралом и вознагражу с пышными почестями. Используйте свой шанс!

Теперь боевой дух его солдат подпитывался ещё и алчностью. Дворяне, потерявшие всю волю к сражению и пытающиеся скрыться, были теперь лишь объектами для охоты. Их окружали, захватывали в плен или уничтожали после их отчаянных, но коротких контратак.

Когда герцог Брауншвейг пришёл в себя, рядом с его флагманом не было ни одного дружественного корабля, лишь бесчисленные огоньки флотов Миттермайера и Ройенталя быстро приближались к нему. Сильный удар потряс корабль, когда единственная выпущенная в него ракета уничтожила орудийную башню. Копьё энергетического луча вонзилось в корпус, разорвав внешнюю броню и выбив волну металлической пыли. Огромная невидимая рука смерти крепко вцепилась в обречённый корабль.

И в это время перед ним возникла колоссальная стена света. Это Меркатц, остававшийся в тылу, обрушил на преследующих герцога врагов залп главного калибра с близкого расстояния. Этот яростный огонь нанёс некоторый урон авангарду сил Райнхарда. Миттермайер и Ройенталь сразу же отдали приказ отступить и перестроиться, но из-за азарта охоты и менталитета их офицеров, чьё стремление к битве значительно превышало способность рассуждать, не все услышали и выполнили их команду.

Увидев замешательство противника, Меркатц двинул в атаку свой флот, прекрасно построенный и готовый к битве. У него не было тяжёлых кораблей, лишь эсминцы, ракетные катера и валькирии, наиболее полезные в ближнем бою.

Они ворвались в смешавшиеся ряды авангарда Райнхарда, и теперь уже те стали один за другим исчезать во вспышках пламени. Им с трудом удавалось защитить себя, о преследовании не могло идти и речи.

Ройенталь и Миттермайер скрежетали зубами от злости из-за того, что упустили Брауншвейга после того, как столь красиво загнали его в угол, а также от плачевного состояния их флотов. Но они были опытными командующими и понимали, что глупо в пылу сражения поддаваться эмоциям. Грозя всевозможными карами, они старались сохранить разрозненные ряды своих кораблей, призывая их к согласованному отступлению и перегруппировке. Для посредственных командиров такая задача была бы невыполнима.

Будь у Меркатца достаточно сил, он вполне мог бы сейчас разгромить обоих этих талантливых адмиралов. Однако кораблей и солдат у него было мало, так что иллюзий он не питал. Поэтому, обеспечив побег герцога Брауншвейга, он отступил и сам.

— Несомненно, Меркатц обладает большими умениями и опытом, соответствующими его возрасту. Он всё так же силён.

Такими словами молодой главнокомандующий похвалил вражеского адмирала. Как бы то ни было, противник отброшен обратно в крепость Гайесбург. Не было ни малейшего повода для паники.

VI

— Почему вы раньше не пришли к нам на помощь?! — проревел герцог Брауншвейг, когда они с Меркатцем встретились в крепости. Это были первые сказанные им слова.

Лицо выдающегося адмирала не изменило цвета. С выражением, которое свидетельствовало скорее о том, что этого он и ожидал, Меркатц молча склонил голову. А вот глаза капитана третьего ранга Шнайдера, стоящего позади него, вспыхнули от негодования, и он сделал шаг вперёд. Однако рука командира, под чьим началом он служил, остановила капитана.

Выйдя из зала, Меркатц обратился к своему помощнику, который всё ещё дрожал от гнева.

— Не стоит злиться. Герцог Брауншвейг нездоров.

— Нездоров?

— Душевно.

Как заметил Меркатц, болезнь герцога была в крайне ранимой гордости. Возможно, и сам того не сознавая, он настолько верил в собственное величие и непогрешимость, что не мог испытывать к кому-либо благодарности. Он также не мог принять идеи, исходящие от тех, кто был с ним не согласен. Для него такие люди были предателями, а любые советы, исходящие от них, — не чем иным, как клеветой. Так что, хотя Штрайт и Фернер действовали в его интересах, он не только отверг их советы, но и вынудил покинуть его лагерь.

Такой человек никогда не признает, что в здоровом обществе могут быть и другие идеи и ценности.

— Это болезнь, поддерживаемая пятисотлетней традицией особых привилегий для дворянства. Можно даже сказать, что герцог — жертва. Ему следовало бы жить лет сто назад, во времена расцвета Империи. Он несчастный человек.

Шнайдер, как свойственно молодости, был не столь терпим и безропотен, как его командир. Покинув Меркатца, он поднялся на лифте в обсерваторию крепости. Неживой блеск звёздных скоплений сиял далеко над прозрачным куполом.

— Быть может, герцог Брауншвейг и несчастен. Но разве тем, чьё будущее зависит от него, не приходится ещё хуже?..

Звёзды ничего не ответили на безрадостный вопрос молодого офицера.

В крепости Гайесбург был один человек, сбежавший туда со стороны противоположной той, с которой вернулись герцог Брауншвейг и его люди. Барон фон Шейдт, племянник герцога, назначенный управлять планетой Вестерланд от имени своего дяди.

Вестерланд был засушливой планетой, почти лишённой растительности и воды, но его население из двух миллионов человек было довольно большим для столь отдалённой территории. Интенсивное земледелие в немногих имеющихся оазисах и добыча редкоземельных металлов позволяли вести нормальную жизнь. В мирное время можно было бы транспортировать триллион тонн воды с других планет, и достичь полного процветания.

Хотя барон Шейдт и не был совершенно бездарным правителем, его молодость сделала его довольно упрямым в делах, касающихся политики. И, имея все основания следовать примеру своего дяди, он всё больше и больше эксплуатировал население.

До последнего времени всё шло стабильно. Но с внезапным возвышением Райнхарда население многих планет почувствовало ослабление хватки аристократов, особенно после начала гражданской войны. Так зародился дух неповиновения. Потрясённый и разгневанный всё возрастающей популярностью оппозиции, Шейдт попытался подавить сопротивление, но внутреннее давление лишь усилилось.

Отдельные выступления недовольных наконец превратились во всеобщее восстание, жители Вестерланда стремились отплатить барону за его тиранию. Несколько его охранников пали жертвами разгневанной толпы. Тяжелораненый Шейдт сбежал в шаттле, но вскоре по прибытии в Гайесбург скончался от ран.

— Дерзкий сброд… Как они посмели убить моего племенника своими грязными руками…

Очень часто люди, обладающие привилегиями, начинают отрицать личность и само существование тех, кто этих привилегий лишён. Герцог Брауншвейг не только не признавал права народа сопротивляться гнёту власть предержащих, он даже не признавал и права жить без позволения на то аристократов. Он был абсолютно убеждён, что те люди, кто из-за старости или болезни не могли больше служить своим правителям, ничем не лучше больного скота, и их жизнь не имеет ни малейшей ценности.

И подумать только, что эти низшие существа противостояли высокородному и, более того, убили его племянника! Герцог был вне себя от гнева и считал, что его гнев полностью справедлив.

Преисполненный решимости обрушить «клинок правосудия» на головы тех, кто нанёс ему обиду, он отдал приказ:

— Немедленно обрушьте ядерный удар на планету Вестерланд, пусть никого из этих неблагодарных тварей не останется в живых!

Не все одобрили такое решение. Отчасти это объяснялось тем, что ядерный удар означал использование термоядерного оружия, что вело к обширному заражению радиоактивными частицами, а это было табу со времён Тринадцатидневной войны, когда человеческий род едва не оказался стёрт с лица Земли. Коммодор Ансбах, известный своей здравой рассудительностью, пытался отговорить своего разгневанного предводителя.

— Вполне естественно, что вы злитесь, но Вестерланд — это ваша собственная территория, ваша светлость. Какую пользу нам принесёт ядерная бомбардировка этой планеты? — герцог Брауншвейг не ответил, и Ансбах, приободрившись, продолжил: — Кроме того, у нас теперь нет достаточной военной силы в борьбе с маркизом Лоэнграммом. Убийство всех жителей — это чересчур. Почему бы нам просто не покарать их главарей?

— Молчать! — взревел герцог. — Да, Вестерланд принадлежит мне. И потому я имею право прикончить всех этих ничтожеств, если того пожелаю. Разве Рудольф Великий не убил миллионы бунтовщиков, чтобы заложить основы империи?

Поняв, что пытаться переубедить его бесполезно, Ансбах со вздохом отступил.

— Это конец для династии Гольденбаумов. Как она может продолжать стоять, если отрубает собственные ноги? — задумчиво произнёс он.

Когда осведомители донесли эти слова до ушей герцога Брауншвейга, он впал в ярость и приказал арестовать Ансбаха, но, оценив его достижения и популярность, решил ограничиться заключением коммодора под стражу, а не казнить его.

Меркатц обратился к герцогу с просьбой об аудиенции, надеясь добиться освобождения Ансбаха и отмены планов ядерной бомбардировки, но был проигнорирован.

Герцог Брауншвейг перешёл к исполнению плана своей мести.

VII

Солдат родом с Вестерланда сбежал из крепости Гайесбург и перешёл в стан Райнхарда накануне ядерного удара.

Выслушав его, Райнхард собирался отправить флот к Вестерланду, чтобы предотвратить нападение, но Пауль фон Оберштайн, начальник его штаба, убедил его, что не стоит этого делать.

— Я считаю, что мы должны позволить этому безумцу, герцогу Брауншвейгу, осуществить своё зверство, — сказал он холодно. — Получив записи этого акта, мы докажем варварство аристократов. Что, несомненно, приведёт к тому, что граждане и рядовые солдаты их армии переметнутся на нашу сторону. Это будет гораздо эффективнее, чем просто предотвратить нападение.

Златовласый молодой человек не знал, что такое страх, но даже он отшатнулся, услышав эти слова.

— То есть, вы хотите, чтобы я сидел сложа руки и ничего не предпринял, в то время, когда гибнут два миллиона человек, среди которых женщины и дети?

— Если эта гражданская война затянется, погибнет ещё больше людей. А если аристократы одержат победу, подобные трагедии произойдут ещё много раз. Позволив всей Империи узнать об их жестокости, мы покажем, что они не имеют права на власть…

— Значит, вы предлагаете мне закрыть глаза?

— Сделайте это ради двадцати пяти миллиардов жителей Империи, ваше превосходительство. И ради скорейшего установления вашего господства.

— …Я понял.

Райнхард кивнул. Но его лицо утратило свой уникальный свет. Если бы только Кирхайс был рядом с ним. Он бы никогда не посоветовал таких жёстких мер.

По поверхности Вестерланда было разбросано более пятидесяти оазисов. Помимо них, от горизонта до горизонта простирались лишь красновато-бурые скалы, бледно-жёлтые пустыни и белые солёные озёра, где не было ни одной живой души.

Это означало, что поражение ядерными ракетами каждого из оазисов может привести к полному геноциду двух миллионов жителей планеты.

В тот день в одном из оазисов состоялось собрание. Хотя им удалось прогнать дворян, но у повстанцев не было планов насчёт того, что же делать дальше. Куда им двигаться? Как обеспечить мирную жизнь и благополучие своих людей? Это были основные вопросы повестки дня. Для тех, кто давным-давно не участвовал в свободном обсуждении, живя под властью дворян, это собрание само по себе было большим достижением и, следовательно, поводом для праздника.

— Разве маркиз Лоэнграмм не союзник всех простых людей? Давайте попросим его защитить нас.

Когда это предложение было высказано, из толпы собравшихся послышались возгласы одобрения. Это была их единственная надежда. Когда обсуждение успокоилось, один из детей, сидящий на руках матери, показал пальчиком в небо.

— Мамочка, а что это?

Люди подняли глаза и увидели нечто, похожее на траекторию падения метеорита, по диагонали пересекающую кобальтовое небо.

Ярко-белая вспышка залила всю сцену.

Сразу после этого над горизонтом поднялся красный купол, быстро расширившийся до высоты в десять тысяч метров, прежде чем превратиться в грибовидное облако раскалённого пепла.

Ударная волна обрушилась на них, как раскалённое цунами, двигающееся со скоростью семьдесят метров в секунду и с температурой, превышающей восемьсот градусов Цельсия, сдирая по пути верхний слой почвы, скудную растительность, здания и тела людей.

Одежда и волосы вспыхивали, обожжённая кожа пузырилась… Крики детей, сгорающих заживо, повисли в палящем воздухе, а затем внезапно умолкли… Голоса матерей, зовущих своих детей, и отцов, испуганных за свои семьи, вскоре тоже исчезли…

Огромное количество грязи поднялось высоко в воздух, превратившись в водопад песка, осыпавшийся на землю, хороня под собой два миллиона обугленных трупов.

Молодые офицеры, следившие за экраном, вскочили со своих мест, их лица побледнели, многих начало тошнить. Никто не мог обвинить их за это. Все молчали, их взгляды были прикованы к изображению, присланному разведывательным зондом. Только теперь они осознали, что нет ничего столь же сильно попирающего законы Вселенной, чем убийство беззащитных.

— Мы разошлём эти кадры по всей Империи. Даже дети поймут, что справедливость на нашей стороне. Дворяне сами подписали свой смертный приговор, — произнёс Оберштайн своим обычным монотонным голосом. Никто не откликнулся, и он спросил: — Что-то не так, ваше превосходительство?

Выражение лица Райнхарда было мрачным.

— Вы сказали мне отвести глаза… И эта трагедия стала результатом. Теперь уже ничего не поделать, но правда ли не было иного выхода?

— Возможно, был, но я не смог найти его. Как вы сказали, теперь уже ничего не поделать. Мы должны извлечь максимум пользы из этой ситуации.

Райнхард бросил взгляд на своего главного советника. Но было неясно, направлена ли ненависть, кипевшая в его ледяных глазах, на Оберштайна или же на самого себя.

Картины Вестерландской трагедии были разосланы по всем уголкам Империи, вызывая у каждого её жителя возмущение и трепет. Старый режим начал быстро терять популярность, и даже сами дворяне задумывались о том, что сотворил герцог Брауншвейг.

Кирхайс, подчинивший приграничные системы, направился к Гайесбургу, чтобы встретиться с Райнхардом. Увидев эти картины, он тоже почувствовал гнев, направленный на высокородных аристократов. Но как-то потом, в середине полёта, флот Валена захватил шаттл. В нём находился всего один офицер, который рассказал, что вынужден был участвовать в ядерном ударе по Вестерланду, как подчинённый герцога Брауншвейга, но дезертировал на полпути. Это было хорошо и понятно, но от ещё одного, сказанного им, Кирхайс никак не мог отмахнуться. С трудом веря собственным ушам, он стал допрашивать дальше.

— Я повторю это столько раз, сколько понадобится. Несмотря на то, что он был проинформирован о том, что дворяне собираются убить два миллиона жителей планеты Вестерланд, маркиз Лоэнграмм позволил им умереть и сделал это только ради пропаганды.

— Должно быть, всё дело в том, что он не поверил разведке… Есть ли доказательства, что маркиз намеренно позволил жителям Вестерланда умереть?

— Доказательства? — спросил офицер и язвительно рассмеялся. — А разве изображения, которые они рассылают по всей Галактике, не являются достаточным доказательством? Неужто эти кадры, снятые с близкого расстояния, откуда-то из стратосферы планеты, действительно могли быть записаны случайно?

Кирхайс отпустил перебежчика и приказал своим солдатам молчать о произошедшем. Это было невероятно. Он не хотел в это верить. Но возможно ли, что так всё и было?

«Скоро я встречусь с Райнхардом. И когда это случится, я выясню для себя всю правду… И что тогда? — спросил себя Кирхайс. — Конечно, если это всего лишь ложный слух, то всё хорошо. Но что, если это правда?»

У него не было чёткого ответа на этот вопрос.

До сих пор Райнхард и Кирхайс разделяли одинаковое чувство справедливости. Настанет ли день, когда им придётся разойтись, даже если один из них не может жить без другого?..

Глава 7. Победа ради кого?

I

Борис Конев, молодой независимый торговец с Феззана, не мог скрыть своего угрюмого настроения. Он отважился на риск и провёз группу паломников-терраистов через объятые войной территории, но его заработок оказался настолько скудным, что после того, как он рассчитался с долгами, выдал жалованье экипажу и заплатил за стоянку «Берёзки», оставшихся денег едва хватило бы на покупку десяти квадратных сантиметров корпуса корабля.

— Похоже, вы не в духе, — глубоким голосом произнёс мужчина, стоящий возле стола.

— Нет, это моё обычное выражение, — поспешил объяснить Конев. — Это совершенно не связано со встречей с вашим превосходительством.

Последняя фраза явно была лишней, и Конев сразу же пожалел о ней, но человек, с которым он разговаривал, правитель Феззана Адриан Рубинский, не подал вида, что обратил на это внимание.

— Недавно вы перевозили последователей Церкви Земли, не так ли?

— Да.

— Что вы думаете о них?

— Я мало что о них знаю. Что же касается религии как таковой, то я думаю, что существует ужасное противоречие в самой сути большинства из них. Бедняки верят в справедливого Бога, но, раз существует бедность, значит, Бог несправедлив.

— В этом есть смысл. Значит, вы не верите в Бога?

— Ни капли.

— Вот как…

— Тот, кто придумал фигуру под названием Бог, был величайшим мошенником в истории. Его произведение восхитительно, пусть даже только как бизнес. Разве не правда, что у всех народов, с древнейших времён и до наших дней, самыми богатыми всегда были аристократы, землевладельцы и церковные ордена?

Рубинский с интересом посмотрел на молодого торговца. Под этим взглядом Конев почувствовал себя очень неуютно. Правитель Феззана был представительным мужчиной, недавно разменявшим пятый десяток, но на его голове не было ни волоска. Вполне естественно, что под взглядом этого необычного человека можно было чувствовать себя совсем не так, как, к примеру, под взглядом красивой женщины.

— Довольно интересная точка зрения. Вы сами пришли к этому?

— Нет… — с некоторым сожалением покачал головой Конев. — Хотел бы я, чтобы это было так, но большая часть этой мудрости чужая. Из детства. С тех пор прошло, должно быть, уже шестнадцать или семнадцать лет.

— Хмм…

— Я вырос, путешествуя от звезды к звезде со своим отцом, но как-то раз познакомился с одним мальчиком, живущим такой же жизнью. Он был на два года старше, но мы подружились. Мы провели вместе лишь два-три месяца, пока пути наших отцов снова не разошлись, но он был ребёнком, который много знал и много думал. Всё, что я сказал сейчас, я говорил с его слов, — пояснил Конев.

— Как его звали?

— Ян Вэнли, — произнёс Конев с выражением иллюзиониста, показавшего новый фокус. — Говорят, сейчас он нашёл работу в не слишком почётной военной области, за что свободный человек вроде меня может его лишь пожалеть.

Молодой капитан был несколько разочарован, так как правитель Феззана ничем не показал своего удивления. После нескольких секунд тишины, Рубинский торжественно произнёс:

— Капитан Борис Конев. Правительство Феззана решило возложить на вас важную обязанность.

— А? — Конев моргнул, скорее встревоженный, чем удивлённый. Называемый «Феззанским Чёрным Лисом» в Империи и Союзе, этот человек был буквально набит расчётами и уловками, сжатыми до состояния пыли и помещёнными в его крепкое тело, — так говорили вездесущие слухи. И у Конева не было никаких оснований отрицать их. Скромный торговец вообще не знал, почему правитель планеты вызвал его к себе. Ведь явно не для того, чтобы послушать его воспоминания. Какое дело на него хотят возложить?

Покинув, наконец, здание правительства, капитан сделал несколько широких кругов руками, словно пытаясь сбросить невидимые цепи.

Щенок, выгуливаемый пожилой хозяйкой, визгливо залаял на него. Конев погрозил ему кулаком и, под укоризненные крики женщины, угрюмо пошёл прочь.

Когда Конев вернулся на судно, на старом лице Маринеску появилась широкая улыбка. Он сказал, что пришло сообщение из управления, где говорилось о том, что им больше не нужно беспокоиться о топливе для «Берёзки».

— Что за магию вы применили, капитан? Для такого маленького торгового корабля, как наш, это настоящее чудо.

— …Я продал душу правительству.

— Что?

— Всё этот проклятый Чёрный Лис, — Маринеску испуганно огляделся, но Конев ничуть не пытался понизить голос. — Не сомневаюсь, он задумал какую-то гадость. Но втягивать в это достойного гражданина…

— Да что у вас произошло? Вы сказали, что продали душу правительству… Вы поступили на государственную службу?

— Государственную службу?! — вскричал Конев, но понял, что помощник просто пытается разобраться в ситуации, и успокоился. — Ну да, я теперь госслужащий. Я стал сотрудником разведки и теперь должен отправиться на территорию Союза.

— Ого!

— Позволь, я расскажу тебе кое-что о семействе Коневых… Мы гордились возможностью говорить, что за последние двести лет из нашей семьи не вышел ни один преступник и ни один грязный политик! — Конев снова перешёл на крик. — Мы были свободными гражданами. Свободными гражданами, говорю я тебе! А теперь посмотри, что случилось — шпион, он говорит! Так что я теперь и тот, и другой!

— Сотрудник разведки, капитан. Сотрудник разведки.

— Как ни назови, сути это не поменяет! Разве, назвав рак простудой, можно вылечить его так же просто? А если я назову льва крысой, он не откусит мне голову?

Маринеску ничего не ответил, но про себя подумал: «Что за ужасные сравнения».

— Он уже раскопал тот факт, что в детстве я был знаком с Яном Вэнли. Это не смешно. Быть может, я просто расскажу Яну обо всём этом.

— Но, скорее всего, это будет невозможно.

— Почему нет?

— Вам не дадут такой возможности. Могу с уверенностью сказать — он сделал вас сотрудником разведки не просто так. Кто-то станет присматривать за вами и в любой момент будет готов наказать за неповиновение.

— Итак, давайте обсудим детали, капитан.

Маринеску приготовил кофе. Тот оказался неприятно кислым на вкус, так что сразу было понятно, что сделан он из дешёвых заменителей. Тем не менее, Маринеску смаковал каждый глоток, пока Конев, быстро осушивший свою чашку, объяснял, как обстоят дела.

— …Понятно. Но должен вам сказать, капитан, не стоило упоминать имени Яна Вэнли перед его превосходительством. Разумеется, вполне вероятно, что он сам затронул бы эту тему, но всё же он вряд ли мог знать точно, каковы были ваши отношения.

— Знаю. Язык мой — враг мой. В будущем, если оно у меня будет, я стану более осмотрительным.

Чувствуя отвращение к самому себе, Конев признал свою ошибку. Но это не означало, что он оправдывал или принимал указания Рубинского. Даже невидимые, цепи оставались цепями, и чувство скованности вызывало такой дискомфорт, по сравнению с которым даже невозможность зарабатывать деньги не имела значения.

Если существование человека по имени Борис Конев имело какую-то ценность, она заключалась в том, что он был свободным и независимым. Правитель Феззана Адриан Рубинский безжалостно растоптал этот источник гордости. И, что ещё хуже, сам он считал, что делает одолжение!

Власть предержащие часто считают, что быть хотя бы поверхностно вовлечённым в механизмы этой власти — большая привилегия для гражданина. Оказывается, даже столь умный человек, как Рубинский, не был свободен от этого заблуждения.

Так что… Почему бы не позволить ему и дальше верить в это заблуждение? Конев язвительно улыбнулся.

Маринеску, задумчиво глядевший на своего молодого капитана, поднял чайник:

— Как насчёт ещё одной чашечки кофе?

II

В первых числах августа Ян Вэнли добрался до окраины звёздной системы Баалат, построил свой флот и стал искать возможность продвинуться к Хайнессену. Расстояние до планеты составляло шесть световых часов или около шести с половиной миллиардов километров. Для флота, преодолевшего межзвёздное пространство, это было ничтожным расстоянием.

Ян вышел на этот рубеж не только в военном, но и в политическом значении.

Это означало, что Военный Конгресс по Спасению Республики, оккупировавший Хайнессен, не имел политической силы за пределами планеты и не мог эффективно контролировать даже звёздную систему Баалат. После поражения Одиннадцатого флота они лишились своей военной мощи в космосе. Так что полное Поражение Военного Конгресса, провал государственного переворота и восстановление порядка в соответствии с Хартией Союза были теперь лишь вопросом времени. Своими действиями Ян демонстрировал это всем.

Эффект был сильным. Известность Яна, которую он сам считал пустой славой, разумеется, ещё больше усилила этот эффект. Те, кто до сих пор не определился, поддерживать Верховный Совет или заговорщиков, делали свой выбор и один за другим стекались на сторону Яна из различных корпусов планетарной защиты, местных гарнизонов, а также из пенсионеров, офицеров и рядовых, и даже гражданских, надеющихся войти в добровольческие силы под командованием Яна.

Естественно, организация этих сил не могла пройти гладко. Ян не любил вовлекать гражданских в войну. Он считал, что по своей воле участвовать в военных действиях захотят только люди с сомнительным психологическим складом, но и отказать людям в свободном выборе не мог. Чтобы убедить колеблющегося командира, они зашли так далеко, что даже сослались на положение Хартии Союза под названием «Право на Сопротивление», согласно которому граждане могли использовать силу, чтобы бороться с несправедливым использованием власти.

Не найдя, что на это возразить, Ян решил хотя бы добавить возрастные ограничения к требованиям для вступления в добровольческий корпус. Он пытался исключить лиц младше восемнадцати и старше пятидесяти пяти, но старики, выглядевшие на все свои восемьдесят, настаивали на том, что им только пятьдесят пять, а семнадцатилетние юноши, которые видели Юлиана и никак не могли поверить, что он старше, чем они, набрасывались на ответственных за приём добровольцев, убеждая записать и их.

Старший лейтенант Фредерика Гринхилл критически рассмеялась, увидев это, и сказала: «Что ж, видимо, это нелёгкое дело».

Огромным облегчением для Яна стало объявление о поддержке, полученное от гранд-адмирала в отставке Сидни Ситоле, бывшего начальника Центра стратегического планирования. Он был директором Военной академии, когда Ян учился там. Молодой адмирал всегда уважал его, но при этом Ситоле был крепким орешком. Так что Ян обрадовался, узнав, что ему не придётся враждовать с ним. Одного адмирала Гринхилла было уже более, чем достаточно.

Было также и много людей, прежде словами или делом оказывающих поддержку Военному Конгрессу по Спасению Республики, а теперь присоединившихся к Яну. Отчасти это было результатом того, что обстоятельств Резни на Стадионе не удалось скрыть. Теперь те, кто прежде поддерживал заговорщиков, громче всех поносили их. Всегда серьёзный начальник штаба Мурай едко критиковал перебежчиков, но Ян сказал: «Каждый человек стремится обезопасить свою жизнь. Если б на мне не лежала такая ответственность, то и у меня могли бы появиться мысли о том, чтобы присоединиться к победителям».

Глядя на историю, можно увидеть, что люди, жившие в эпоху потрясений, всегда поступали так. Не делай они этого, и им бы не удалось остаться в живых. Можно называть это «умением читать ситуацию» или «гибкостью», но осуждать людей, ведомых главным инстинктом, инстинктом выживания, не стоит. Напротив, именно люди с «непоколебимыми убеждениями» чаще всего причиняли вред себе и другим, а также всему обществу.

Отбросивший республиканскую систему правления ради создания монархической Галактической Империи, Рудольф фон Гольденбаум, убийца четырёх миллионов мирных жителей, не желавших соглашаться с автократией, не имел себе равных по силе убеждений. Те заговорщики, кто в данный момент контролировали Хайнессен, тоже, по все видимости, действовали из убеждений.

В истории человечества никогда не было Армагеддона, битвы между абсолютным добром и абсолютным злом. Происходившее всегда было столкновением одного субъективного добра с другим, двух сторон, одинаково убеждённых в своей правоте. Даже в случае односторонних агрессий, напавший всегда был уверен, что он прав. Таким образом, человечество всегда находилось в состоянии войны. До тех пор, пока люди будут продолжать верить в Бога и справедливость, конфликты никогда не прекратятся.

Что касается убеждений, то от слов «победа любой ценой» волосы Яна вставали дыбом.

«Если бы кто-то мог победить в силу своей веры, это было бы затруднительно, потому что все хотят победить», — думал Ян. По его мнению, убеждённость была лишь более сильной формой желания. Не было никаких оснований считать, что она повлияет на результат. Чем больше растёт убеждённость, тем более узким становится поле зрения, до тех пор, пока не станет совершенно невозможно разглядеть происходящее. По большому счёту, слово «убеждение» только запутывало всё, и, хотя его присутствие в словаре принять можно, но это было не то слово, которое стоило употреблять всерьёз. Если бы Ян поделился этими мыслями с Юлианом, юноша с удовольствием спросил бы: «Значит, таковы ваши убеждения, адмирал?». Но он не стал ничего говорить, потому что Юлиан и так мог предвидеть всё, что он скажет.

Как бы то ни было, первым человеком в истории, предпринявшим нападение на планету Хайнессен, названную в честь отца-основателя Союза, был не имперец.

«Им, на удивление, оказался я, Ян Вэнли».

Ян беззвучно рассмеялся. Это всё, что он мог делать в своём нынешнем настроении. В своей убеждённости и вере в демократическое правительство он, не колеблясь, был готов проглотить своё горе и атаковать свою родину. Трагичность ситуации не укладывалась у него в голове.

— Только не нападайте на столицу Галактической Империи, пока я не вырасту и не стану самостоятельным, — сказал Юлиан, пытаясь его успокоить. — Это будет скоро.

— На Один? Что ж, оставлю это тебе. Для меня нападение на Хайнессен — это уже чересчур. Я хочу выйти в отставку и начать ту жизнь пенсионера, о которой всегда мечтал.

— О, так значит, мне можно вступить в армию?

Ян поспешил взять назад свои слова. Юлиан мечтал стать офицером, командующим огромными флотами в космосе, но Ян пока не мог принять решения на этот счёт. Даже не говоря о том, что речь шла о Юлиане, не была ли сама идея — борьба за гегемонию путём столкновения между огромными флотами — пережитком прошлого? В последнее время Яну начало казаться именно так.

Самое главное — иметь нужный участок пространства в нужное время. Если бы конкретный участок космоса можно было использовать в конкретное время, этого было бы достаточно. Только потому, что некоторые стремились навсегда взять под своё управление участки пространства, маршруты были ограничены, боевые зоны очерчены, а сражения становились неизбежными. Но разве недостаточно просто использовать пути, где на тот момент нет врагов?

Ян назвал эту тактическую концепцию «контролем над космосом» и хотел систематизировать её как тактическую структуру. В плане гибкости и рациональности она была на шаг впереди нынешней «власти над космосом», предполагавшей, что всё зависит от битв между флотами. Он не смог бы винить Шёнкопфа, если б тот посмеялся над ним за это. Ян, несмотря на то, что он ненавидел войну, не мог отбросить своего энтузиазма насчёт тактики и стратегии, как интеллектуальной игры.

Примерно в это время, глубоко под поверхностью планеты Хайнессен, один человек успокаивал своих товарищей:

— Это ещё не конец, — с нажимом произнёс адмирал Дуайт Гринхилл. — У нас ещё есть «Ожерелье Артемиды». Пока оно защищает планету, даже великий Ян Вэнли не сможет пробиться к Хайнессену.

Увидев некоторое просветление на лицах собравшихся, он повторил своё мнение:

— Мы ещё не побеждены.

III

«Мы ещё не победили», — подумал Ян, глядя на красивую нефритовую планету, плывшую на большом экране.

«Ожерелье Артемиды» его не волновало. Он никогда не опасался конструкций, будь то системы вооружения или крепости, какими бы грозными они ни были. У него были варианты того, как сделать бессильным «Ожерелье Артемиды». А вот военный захват густонаселённой планеты казался ему куда более трудной задачей. Сама по себе планета являлась огромной базой снабжения и производства, для нападения на которую требуются значительные силы и много боеприпасов. Перед битвой при Амритсаре войскам Союза удалось взять под контроль множество обитаемых планет, но лишь благодаря стратегическому отступлению имперцев. Тогда планеты были лишь приманками, разбросанными на пути к ловушке, и они без разбора съедали их.

Но с Хайнессеном всё не могло пройти столь же гладко. Однако у столицы Союза всё же была слабость: вера в систему вооружения под названием «Ожерелье Артемиды». Если уничтожить объект этой веры, воля к сопротивлению будет подорвана.

Двенадцать боевых спутников, обеспечивающих возможность атаки в любом направлении. Двенадцать сфер, полностью окутанных зеркальной бронёй, оснащённых полной гаммой вооружения, включая рельсовые, лазерные, инфракрасные и нейтронные пушки, управляемые лазером термоядерные ракеты, а также орудия, стреляющие пучками заряженных частиц и многое другое. Большая часть этого арсенала подпитывается от солнечной энергии, имея, таким образом, бесконечный запас. Система массового убийства, столь же красивая, сколь и дорогая. Серебряные сферы, отсвечивающие всеми цветами радуги.

Но эти спутники, скорее всего, погибнут от руки Яна Вэнли, так ни разу и не послужив своей цели. А вот миллиард людей, военных и гражданских, на планете Хайнессен… Это его пугало. Все они могли стать ценными заложниками для захвативших власть заговорщиков. Если они пригрозят уничтожить планету со всеми её жителями… Или даже просто приставят бластер к голове адмирала Бьюкока и потребуют переговоров…

Яну Вэнли придётся поднять руки.

Ему не хотелось верить, что адмирал Гринхилл зайдёт так далеко. Но опять же, сам тот факт, что адмирал окажется одним из руководителей заговорщиков, уже оказался за пределами воображения Яна.

Ян должен был предпринять какие-то действия на этот случай. Что можно сделать, чтобы нанести удар по их упорству и предотвратить бесполезное сопротивление?

Этот переворот, вопреки мнению его организаторов, был спланирован маркизом Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи. Яну необходимо было пролить свет на этот факт.

Прямых доказательств у него не было. Но в Империи сейчас действительно шла широкомасштабная гражданская война. Можно было использовать это в качестве косвенного доказательства. Или, возможно, материальные доказательства удастся обнаружить после подавления переворота… Как бы то ни было, сейчас Яну нужен был кто-то, кого можно было представить в качестве свидетеля.

— У меня есть для вас одно дело.

— Я к вашим услугам, — ответил Багдаш, оглядывая комнату и с облегчением убеждаясь, что Юлиана в ней нет. Было нелепо чувствовать себя беспомощным перед таким молодым юношей, но когда кому-то удалось подавить тебя, это остаётся в памяти надолго. — И что же от меня требуется? Если вы прикажете, ваше превосходительство, я готов даже проникнуть на Хайнессен…

— …и перебежать обратно на сторону адмирала Гринхилла?

— Так нечестно, адмирал.

— Я просто шучу. По правде говоря, я хочу, чтобы вы выступили в качестве свидетеля.

— Свидетеля чего?

— Свидетеля того факта, что маленький заговор Военного Конгресса по Спасению Республики был срежиссирован не кем иным, как Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи.

Багдаш несколько раз моргнул. Когда он наконец осознал, о чём говорит Ян, его челюсть отпала. Он посмотрел на командующего так, будто увидел совсем другого человека.

— Это очень интересная идея, адмирал, — наконец сказал он.

Пропагандистский манёвр, чтобы лишить переворот хоть какой-то легитимности — так Багдаш интерпретировал это. Ни чем иным это не могло быть.

— Это реальный факт. Пока у нас нет прямых доказательств, и всё же это факт, — сказал Ян, но выражение удивления и сомнения не покинуло лица Багдаша. Ян собрался было сказать что-то ещё, но сдался, поняв, что этого человека так просто не убедить. — Ладно, неважно. Я понимаю, что вам трудно в это поверить.

Ян почувствовал апатию. Сомнительно, что хоть кто-то поверит в такое на слово. Единственными, кто верит во вмешательство Лоэнграмма, были, вероятно, Бьюкок, слышавший это заявление от Яна до того, как произошёл переворот, и Юлиан. Даже насчёт Фредерики и Вальтера фон Шёнкопфа Ян сомневался. Шёнкопф, скорее всего, со своей обычной насмешливой улыбкой скажет: «Это хорошо продуманная точка зрения, но это слишком просто. Принимая во внимание ваш чрезмерный оптимизм, я бы поставил где-то на восьмидесятипроцентную вероятность». А Фредерика может возразить: «Пожалуйста, не проявляйте такого презрения к моему отцу, адмирал. Он ни за что не стал бы пешкой Империи». Ян потряс головой, чтобы отогнать эти лица, всплывшие перед его глазами.

— В любом случае, я хочу, чтобы вы подтвердили это. Если вам нужен подробный сценарий или вещественные доказательства, я создам их для вас. Признавая, что мы играем нечестно. Что скажете? Вы сможете сделать это?

— Хорошо. Я перебежчик. Я сделаю всё возможное, адмирал, — ни выражение лица, ни голос Яна не были суровыми, но что-то в этом человеке не давало Багдашу сопротивляться ему. В данный момент, по крайней мере, Багдашу ничего не оставалось, кроме как доверить Яну свою судьбу.

Почувствовав некоторое отвращение к себе от почтительного поклона Багдаша, Ян вызвал лейтенанта Гринхилл.

— Я хочу обсудить технические проблемы, связанные с атакой на «Ожерелье Артемиды». Соберите всех в конференц-зале.

— Слушаюсь, адмирал.

В каждом движении Фредерики проявлялось напряжение, предстоящее столкновение с этими знаменитыми своей ужасающей мощью боевыми спутниками не давало ей покоя. Возможная цена победы была за пределами воображения. Но, словно откликаясь на её мысли, Ян сказал:

— Не волнуйтесь, старший лейтенант Гринхилл. Обещаю, что нам не придётся пожертвовать ни единым кораблём и ни единым человеком при уничтожении «Ожерелья».

Не то чтобы Ян считал, что бескровная победа принесёт ему снисхождение за то, что он собирался сделать…

Появление майора Багдаша на видеоэкране стало для находящихся в осаде членов Военного Конгресса крайне неприятным сюрпризом. Не справившись со своей жизненно-важной задачей по убийству Яна Вэнли, он бросил своих союзников в опасном положении, а теперь выступал с абсурдным заявлением, что переворот был вызван махинациями Райнхарда фон Лоэнграмма, полностью лишая правоты их действия.

— Этот бессовестный предатель! Просто невероятно, что Багдаш смеет публично показывать своё лицо, — сказал кто-то мрачно. Члены Военного Конгресса понимали, что у них нет никакой возможности отомстить. Они также вынуждены были признать, что даже наличие «Ожерелья Артемиды» лишь отодвигает дату их окончательного поражения.

Военный Конгресс теперь контролировал лишь поверхность и часть подземных территорий Хайнессена. Космос же полностью был в руках противника.

Этот противник, по сути, ещё совсем мальчишка, по имени Ян Вэнли, стал причиной краха их попытки государственного переворота. Он разгромил Одиннадцатый флот, лишив членов Военного Конгресса их единственной военной силы в межзвёздном пространстве, ограничил их влияние на столичной планете Хайнессен и привлёк на свою сторону колеблющихся. Его действия были поразительно искусны. Но на одну неожиданно проявившуюся черту его характера адмирал Гринхилл не мог не пожаловаться:

— Возможно, я неверно оценивал Яна Вэнли. Использовать столь вопиющую пропаганду, назвать нас пешками Империи… Не стоило проявлять к нам такого презрения.

Собравшиеся в зале руководители Конгресса согласно закивали. Увидев это, Гринхилл продолжил:

— Мы сами начали переворот. Этому немало поспособствовало возвращение из плена контр-адмирала Линча, предложившего столь замечательный стратегический план. Маркиз Лоэнграмм не имеет в этому никакого отношения. Так ведь, Линч?

Остекленевшие от пьянства глаза Линча вспыхнули. Судя по выражению лица, его вдруг захватило какое-то сильное побуждение.

— Я горжусь вашей похвалой, но эту стратегию придумал не я.

— Что?! — на лице адмирала Гринхилла появились угроза и сомнение. После нескольких секунд колебаний, он спросил: — Тогда кто? Кто составил столь подробный и завершённый план?

Выдержав паузу, Артур Линч ответил:

— Маркиз Райнхард фон Лоэнграмм, главнокомандующий флота Галактической Империи.

— Ч-что вы сказали?!

— Ян Вэнли прав. Этот заговор — детище того самого маркиза Лоэнграмма. Он хотел вызвать беспорядки в Союзе, пока разбирается с аристократами в гражданской войне у себя в Империи. Всеми вами манипулировали.

— Вы говорите, что всё это время мы плясали под дудку Лоэнграмма? — вопрос прозвучал хрипло и надломленно.

— Именно, — с издёвкой ответил Линч, его голос сочился ядом. — И вы сыграли для нас замечательное представление. Конечно, болваны вроде капитана Кристиана тоже внесли свой вклад, но главная роль была у вас, адмирал Гринхилл.

Это была убийственная насмешка. Рождённый в парах алкоголя, невидимый демон пронесся по комнате, пронзая сердца собравшихся своей пикой. Кто-то застонал.

— Вот, взгляните. Это стратегический план, который дал мне маркиз Лоэнграмм.

Небольшая тонкая папка вылетела из руки Линча и с сухим шлепком упала на стол. Гринхилл схватил её и пролистал страницы.

«…Вызвать беспорядки на отдаленных планетах. И не в одной локации, а в нескольких разрозненных местах. Тем самым, правительственный контроль будет распылён, и в создавшемся вакууме появится возможность захватить ключевые политические и военные узлы…»

Гринхилл судорожно вздохнул и отбросил папку.

— Всё шло по этому сценарию, но закончилось провалом, потому что вы, как исполнители, не отличались мастерством.

— Но, контр-адмирал Линч, почему вы стали исполнять схемы Лоэнграмма? Что такого заманчивого он вам предложил? Обещал сделать адмиралом имперского флота?

— И это тоже… — голос Линча дрожал, то поднимаясь, то падая. Сам он не делал никаких видимых попыток справиться с ним, пока говорил. — Но это не всё. Не буду называть имён, но, скажем так, я хотел, чтобы некоторые люди, которые всегда уверены в своей несомненной правоте, были унижены. Унижены так, что никогда не смогут оправдаться. Что же касается моей карьеры и даже моей жизни… Мне просто всё равно, — красные от выпитого глаза Линча прошлись по перекошенным от ужаса лицам. — Так что насчёт этого, адмирал Гринхилл? Каково чувствовать, что этот славный «Военный Конгресс по Спасению Республики» был лишь инструментом амбициозного имперского интригана?

Его слова затихли, превратившись в смех. И этот неровный, неприятный смех словно кислота разъедал души людей. Этот человек, который вывалял своё имя в грязи после бегства при Эль-Фасиле, который провёл девять лет в непростительном пьянстве, неужели он всё это время пестовал свою обиду, не зная, на кого её направить?

— Господин председатель! Вражеская атака началась, — крикнул офицер связи. От этого сообщения застывшее руководство Военного Конгресса словно оттаяло. Гринхилл обернулся и спросил голосом человека, проснувшегося от кошмара.

— Который из двенадцати спутников они атакуют?

В ответе офицера ясно слышалось недоумение:

— …Они атакуют все двенадцать одновременно, адмирал.

Собравшиеся переглянулись. На лицах у всех было написано замешательство. Двенадцать спутников, свободно перемещающихся на орбите, были способны защищать и поддерживать друг друга. Так что атака сразу на несколько из них имела смысл, хотя при этом и распылялись силы. Но все двенадцать одновременно? Это противоречило здравому смыслу. Что задумал Ян Вэнли?

На большом экране появилось изображение, отображающее объекты, по прямой траектории приближающиеся к спутникам. Когда природа этих объектов стала ясна, в зале раздались перешёптывания.

— Лёд… — простонал адмирал Гринхилл. Это были огромные глыбы льда, намного превосходящие по размеру любой линкор.

IV

Триста лет назад. Галактическая Империя.

На холодной седьмой планете системы Альтаир, в условиях, схожих с рабством, работал на шахтах молодой человек, веривший в республиканскую систему правления. Его звали Але Хайнессен.

Он жаждал покинуть эту планету и построить среди далёких звёзд новое демократическое государство для своих единомышленников. Но перед ним была неразрешимая проблема — отсутствие необходимых материалов для постройки звездолёта, на котором можно было бы разместить всех его товарищей.

Но однажды Хайнессен увидел ребёнка, играющего с корабликом, вырезанным из льда. Молодой человек был поражён, словно он получил откровение.

Он построил космический корабль, используя неиссякаемый источник сухого льда на седьмой планете Альтаира, а затем отправился в долгое, долгое путешествие, протянувшееся на пятьдесят лет во времени и десять тысяч световых лет в пространстве.

Это была знаменитая легенда об Але Хайнессене, создателе Союза Свободных Планет.

— Мне подсказал эту тактику наш отец-основатель, — сказал Ян без гордости, а с каким-то горьким юмором.

План был следующим:

Шестая планета системы Баалат, Шринагар, была холодным ледяным миром. Из её поверхности и будут вырезаны двенадцать цилиндрических блоков льда. Каждый блок будет иметь объём в один кубический километр и массу в миллиард тонн.

Затем эти ледяные блоки вынесут в космическое пространство, где нет гравитации, а температура приближается к минус 273,5 градусам Цельсия, абсолютному нулю, поэтому лёд не растает.

Там в центре каждого цилиндра с помощью лазера проделают отверстия и установят туда прямоточные двигатели Бассарда.

Эти двигатели спроецируют во фронтальной части цилиндров огромное магнитное поле в форме корзины для захвата ионизированной, заряженной межзвёздной материи. Когда эта материя приблизится к цилиндрам, то мгновенно будет сжата, что приведёт к разогреву, достаточному для запуска реакции ядерного синтеза внутри двигателей. Уровень энергии, выбрасываемой позади цилиндров, будет гораздо выше того, который поступил на вход фронтальной части.

Всё это время беспилотное ледяное судно будет ускоряться, и чем ближе оно подойдёт к скорости света, тем эффективней станет перерабатывать межзвёздную материю. Таким образом, ледяные корабли достигнут предсветовой скорости.

На этом этапе стоит напомнить основной постулат теории относительности: по мере приближения материи к скорости света, её эффективная масса увеличивается.

К примеру, масса корабля, летящего на 99,9 % скорости света, увеличивается приблизительно в двадцать два раза по сравнению с изначальной. На 99,99 % скорости света она достигнет уже семидесятикратного увеличения относительно массы покоя, а на 99,999 % станет в двести двадцать три раза больше.

Глыба льда, весом в миллиард тонн при увеличении в двести двадцать три раза достигнет веса в двести двадцать три миллиарда тонн. А что случится, если ледяную глыбу, весящую как три миллиона шестидесятиэтажных зданий, объединить с предсветовой скоростью? Боевые спутники, составляющие «Ожерелье Артемиды» будут мгновенно обращены в пыль.

Однако, чтобы эти куски льда не столкнулись с самой планетой Хайнессен, векторы их движения нужно было задавать с величайшей осторожностью. Так как ни на спутниках, ни на ледяных глыбах не было людей, не должно было пролиться ни капли крови.

— Какие-то вопросы?

Шёнкопф небрежно поднял руку в ответ.

— Вы не против уничтожить все двенадцать? — саркастически спросил он, имея в виду, что спутники могут ещё оказаться полезны в будущем.

— Нисколько не против. Давайте сокрушим их все, — без колебаний отмёл вопрос Ян. «Ожерелье Артемиды», по его мнению, стало одной из причин, по которой люди обманывали себя, веря, что этот переворот может увенчаться успехом.

Это «Ожерелье» символизировало позорный стиль мышления: Хайнессен может выжить в одиночку, даже если все прочие звёздные системы и все планеты будут захвачены врагом. Но если вражеское нападение когда-нибудь зайдёт так далеко, это будет означать, что Союз находится в шаге от полного поражения. Так что лучше не допускать, чтобы враг продвинулся настолько далеко, и первое, что необходимо было предпринять для этого — приложить все политические и дипломатические усилия, чтобы не допустить войны, как таковой.

Опора на военную технику для поддержания мира была не более чем продуктом кошмара закоснелых милитаристов. Подобное стереотипное мышление было на уровне какого-то детского сериала. «Однажды мерзкие и воинственные инопланетяне внезапно безо всяких причин вторглись из отдалённого уголка Вселенной, напав на миролюбивых и справедливых людей, у которых не оставалось выбора, кроме как сражаться с ними». И для этих целей требовалось могучее оружие и огромные боевые установки.

Каждый раз, когда он смотрел на рой спутников, опутывающий эту прекрасную планету, Ян впадал в тоску, видя в них змею, обвившуюся вокруг горла богини.

Короче говоря, Ян ненавидел дешёвую бижутерию, каковой долгое время и было «Ожерелье Артемиды», и он собирался воспользоваться этой возможностью, чтобы разбить его в пыль, получив заодно небольшой приятный бонус в виде шоковой терапии для поклоняющихся технике. По этим причинам Ян и выбрал самый зрелищный из всех придуманных им способов нейтрализации «Ожерелья».

План был приведён в исполнение.

Двенадцать гигантских ледяных блоков летели, ускоряясь, к двенадцати боевым спутникам.

Это было зрелище, превосходящее воображение. По мере увеличения скорости, ледяные цилиндры набирали массу, становясь всё более мощным оружием. Радиолокационные и сенсорные разведывательные системы, которыми были оборудованы спутники, заметили быстро приближающиеся ледяные блоки. Они не были ни энергетическими волнами, ни металлическими объектами, всего лишь соединениями водорода с кислородом, безвредными сами по себе. Тем не менее, их масса и скорость были расценены, как угроза, и компьютеры спутников приняли меры.

Лазерные орудия были наведены на цель и выстрелили колоннами раскалённой энергии. В ледяных стенах образовались идеально круглые дыры диаметром три метра. Однако даже мощный лазерный удар не смог пробить лёд насквозь. Характерная для лазера прямая направленность препятствовала распространению разрушительного эффекта, приводя, напротив, к отрицательным результатам. Но это не всё: часть льда испарялась, создавая огромное количество пара, поглощавшего тепловую энергию лазера. Более того, в вакууме, при абсолютном нуле, пар мгновенно замерзал, превращаясь в облако ледяных кристаллов, которое, по закону инерции, продолжало с ускорением двигаться вперёд с предсветовой скоростью. Хотя ракеты были выпущены и вспышки взрывов осветили поверхность ледяной массы, они тоже не принесли видимого эффекта, будучи разрезанными на части кристаллами ещё до столкновения с основной частью.

На мостике флагманского корабля Яна, «Гипериона», члены экипажа безмолвно наблюдали за этим спектаклем, а голова офицера связи кружилась от быстро меняющихся на экране цифр, отображаемых детектором массы. Чем ближе ледяные ракеты приближались к скорости света, тем больше становилась их масса.

И вот они столкнулись.

Лёд разбился. Так же, как и спутники. Осколки льда танцевали в пустоте космоса, отражая свет солнца и планеты, разбрасывая ослепительные отблески. Каждый ледяной осколок весил сотни тонн. Но, когда они сверкали своим великолепием на экране, можно было поверить, что они легче снежинок. Обломки же разбитых спутников были и вовсе неразличимы.

V

— Уничтожено… «Ожерелье Артемиды»… Не осталось ни одного спутника… Оно уничтожено…

Оператор систем наблюдения продолжал растерянно повторять слово «уничтожено». Члены Военного Конгресса по Спасению Республики стояли неподвижно, будто превратившись в соляные столбы.

Им начинало казаться, что это слово будет вечно эхом звучать у них в ушах, когда раздался другой звук — как от падения на землю тяжёлого предмета. Это адмирал Гринхилл рухнул в своё кресло. Под обратившимися к нему взглядами товарищей он хрипло выдохнул:

— Всё кончено. Наш военный переворот провалился. Мы проиграли. Давайте признаем это.

Спустя несколько секунд тишины раздался протестующий возглас. Капитан Эванс пытался ободрить прочих заговорщиков:

— Нет, это ещё не конец, — настаивал он. — У нас есть заложники. Все жители Хайнессена, миллиард человек, по-прежнему в наших руках! — он хлопнул ладонью по столу. — Более того, мы захватили начальника Центра стратегического планирования и главнокомандующего Космического флота. В зависимости от условий, у нас ещё есть шанс на переговоры. Слишком рано сдаваться!

— Мы должны уйти. Любое дальнейшее сопротивление не только будет бесполезным, но и помешает восстановлению отношений между правительством и гражданами. Всё уже кончено. Давайте, по крайней мере, достойно опустим занавес.

Плечи капитана поникли, он с трудом смог выдавить:

— Тогда что нам делать сейчас? Сдаться и предстать перед трибуналом?

— Те, кто пожелают поступить так, могут так и сделать. Я выберу другой путь, но сначала должен кое-что сделать. Мы не можем оставить доказательств или свидетелей, подтверждающих, что наше благородное восстание было организовано амбициозным имперским кукловодом.

Глаза Гринхилла с ненавистью обратились на Линча.

— Контр-адмирал Линч, я возлагал большие надежды на вас с самого начала вашей карьеры — ещё с тех пор, как вы учились на два класса позади меня в Военной академии. И очень сожалел, когда произошёл тот прискорбный инцидент у Эль-Фасиля девять лет назад. Вот почему я принял вас под своё крыло, думая, что мы сможем восстановить вашу репутацию, но…

— Вы просто не умеете разбираться в людях, — с пьяной откровенностью безразлично ответил бывший контр-адмирал.

Лицо Гринхилла поменяло цвет. Гнев, отчаяние, отвращение — все эти эмоции соединились в нём. Сторонний наблюдатель мог подумать, что в нём что-то взорвалось.

Почти одновременно промелькнули две вспышки света. Одна завершила свой путь между бровей адмирала Гринхилла, другая попала в левое ухо Линчу, содрав часть кожи и мяса. Раздался крик, и несколько новых вспышек пронзили тело Линча спереди, сзади, слева и справа, пробивая в его теле узкие обожжённые тоннели. Через несколько секунд после Гринхилла он тоже упал на пол.

— Вы все дураки… — контр-адмирал Линч выплюнул свой последний смешок вместе с пузырями крови и оглядел застреливших его офицеров. — Я ведь спас честь Гринхилла, вам так не кажется?.. Вместо того, чтобы пойти под трибунал… наверное, лучше… этому ублюдку… умереть… ха… честь… какой бред…

Пузырь крови на его губах лопнул в последний раз, а глаза подёрнулись плёнкой. Подойдя к нему и плюнув Линчу на лицо, капитан Эванс крикнул:

— Сожгите дотла эту мерзкую папку! Избавьтесь от трупа Линча. Уничтожьте всё, что могло бы поставить под сомнение справедливость нашего дела.

— Флот адмирала Яна занял орбиту, — дрожащим голосом произнёс офицер связи. — Они готовятся начать десантную операцию. Что нам делать?

Эванс сдвинул брови, а потом кивнул, будто принимая какое-то решение.

— Откройте канал связи. Я поговорю с адмиралом Яном.

Вскоре изображение молодого адмирала, чей форменный берет был надет слегка набекрень, появилось на экране. Позади виднелись члены его штаба, включая и дочь адмирала Гринхилла. Эванс слегка поморщился.

— Я капитан Эванс. Как действующий глава Военного Конгресса по Спасению Республики, я прошу переговоров. В нападении нет необходимости. Мы знаем, что проиграли и приняли решение отказаться от какого бы то ни было бессмысленного сопротивления. Всё кончено.

— Это всё очень хорошо, но… — естественно, у Яна возникли некоторые подозрения. — Что случилось с прежним главой вашего Военного Конгресса адмиралом Гринхиллом? Я не вижу его среди вас.

Глубоко вздохнув, Эванс ответил:

— Его превосходительство покончил с жизнью. Это был достойный конец.

Услышав это, Фредерика Гринхилл негромко вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Её плечи задрожали.

— Адмирал Ян, наши цели состояли в том, чтобы очистить правительство нашей демократической республики и избавить Вселенную от деспотизма Галактической Империи. К сожалению, мы не смогли претворить в жизнь эти идеалы. Адмирал Ян, в конечном итоге вы приложили свои силы к продолжению существовании деспотизма.

— Что такое деспотизм? Не им ли называется ситуация, когда правительство, не избранное народом, лишает людей свободы и пытается контролировать их с помощью силы и жестокости? Другими словами, именно то, чем вы занимались здесь, на Хайнессене.

Молчание.

— Это вы, «благородные солдаты», — настоящие деспоты. Или я не прав? — голос Яна был мягок, но в его словах не было прощения.

— Вы неправы!

— В чём же я неправ?

— То, чего мы хотели — это не власть для самих себя. Это были временные меры. Временная форма правления, которая должна была существовать лишь до тех пор, пока наша родина не будет спасена от правления коррумпированных мобократов, а Империя не будет повержена.

— Временные меры… — пробормотал Ян с лёгкой горечью. Для самооправдания подойдут любые слова. Тем не менее, даже если бы это и правда оказались временные меры, сколько жертв они бы потребовали? — Могу я задать вопрос? Мы сражаемся с Империей уже долгое время, сто пятьдесят лет, и до сих пор не повергли её. Возможно, что не повергнем и в следующие сто пятьдесят лет. И всё это время ваше правительство продолжало бы цепляться за власть, лишая граждан их свобод — вы и тогда настаивали бы на том, что это лишь «временные меры»?

Капитан Эванс замешкался с ответом. Но затем сменил тему и попытался привести встречный аргумент:

— Всем известно, как сильно сейчас коррумпировано правительство. Как иначе, кроме силового метода, можно исправить это?

— Коррумпированное правительство — это не то, где политики берут взятки. Это лишь личная коррупция отдельных продажных политиканов. А коррумпированным правительством я назвал бы то, при котором, даже если политик берёт взятки, он оказывается выше критики за это. Именно ваша группа провозгласила контроль над свободой слова. Вам не кажется, что уже одним этим вы потеряли все основания для осуждения деспотии Империи и недостатков нынешнего правительства Союза?

— Мы поставили на карту наши жизни и нашу честь… — голос Эванса стал жёстким. — Так что я не позволю никому клеветать на нас. Наше дело было справедливым. Нам просто немного не хватило удачи и способностей, чтобы реализовать наш план. Это всё.

— Капитан Эванс…

— Слава военному перевороту!

Экран связи погас.

— Он никогда не признает ошибки, до самого конца, — вздохнул начальник штаба Мурай.

— У каждого своё чувство справедливости, — мрачно ответил Ян и приказал Шёнкопфу готовиться к высадке. Вот так флот Яна бескровно опустился на поверхность Хайнессена.

В свете его положения и обстоятельств, нелюбовь Яна к церемониям граничила с нелепостью. Он бодро ходил везде сам по себе, заставляя подчинённых беспокоиться о его безопасности. Тем более, что сейчас трудно было судить, где могут скрываться оставшиеся заговорщики.

Не обращая внимания на громкие призывы Мурая помнить об осторожности, Ян пешком отправился в Центр стратегического планирования и выяснил у сдавшихся младших офицеров сведения о местонахождении Бьюкока. После чего немедленно освободил его и отправил в госпиталь.

Старый адмирал физически ослабел после четырёх месяцев тюремного заключения, но свет в его глазах и разумная речь успокоили Яна.

— Я ужасно смущён, — сказал Бьюкок. — Я оказался совершенно бесполезен, несмотря на предоставленную тобой информацию.

— Вовсе нет. Это из-за меня вам пришлось страдать так долго. Вам что-нибудь нужно?

— Ну, в таком случае, я не отказался бы от стаканчика виски в качестве подарка.

— Немедленно распоряжусь доставить.

— Что случилось с адмиралом Гринхиллом?

— Он умер.

— Вот как? Ох. Значит, этот старик пережил ещё одного…

Ян был признателен адмиралу Гринхиллу за то, что тому хватило здравого смысла не забрать с собой ни одного из заложников, старших офицеров или гражданских. Однако эта признательность поубавилась, когда он освобождал адмирала Доусона, исполняющего обязанности начальника Центра стратегического планирования.

Гора вопросов, требующих разрешения, замаячила перед Яном.

Ему нужно было сообщить всему Союзу о провале государственного переворота и восстановлении Хартии Союза, оценить ущерб, арестовать оставшихся членов Военного Конгресса и получить отчёты о вскрытии погибших, включая адмирала Грихилла и капитана Эванса. Если он начинал задумываться об этом, то вспоминал и множество других дел. От всего этого у Яна разболелась голова.

Именно в такие моменты Ян понимал, какими неоценимыми способностями обладает его адъютант, Фредерика Гринхилл.

Сразу после известия о смерти отца она сказала Яну:

— Адмирал, вы не могли бы дать мне час… нет, два часа? Я знаю, что смогу справиться с этим, но не сейчас… Поэтому…

Ян кивнул. Когда ему сообщили, что среди погибших оказалась Джессика Эдвардс, ему тоже потребовалось время, чтобы оправиться.

Ещё он не верил, что её отец покончил с собой. Представлялось невероятным, чтобы он приставил себе бластер между глаз и спустил курок. Скорее всего, его застрелил кто-то другой. Однако это была не та мысль, которую следовало произносить вслух.

Когда Фредерика уже собиралась выйти, молодой адмирал сказал:

— Эм… Старший лейтенант… Не знаю, как это выразить… Держитесь.

Он был способен управлять миллионом, десятком миллионов людей, командуя ими на поле боя среди звёзд, но иногда он не мог толком справиться даже с собственным языком.

Когда два часа прошли, Фредерика вышла из своей каюты, и работа сразу потекла стремительным потоком. Перед Яном стала расти гора папок, подписанных как «завершённые». Когда он, находясь под впечатлением, пролистывал страницы, то увидел, что она дошла даже до того, что определила формат парада победы и назначила время для него. Возможно, эта трудная работа была для неё сейчас спасением.

От Шёнкопфа, занятого патрулированием города, пришло сообщение. Он докладывал, что Юлиан нашёл главного виновника всего случившегося. Когда Ян уточнил, кто же это, он ответил:

— Думаю, вы не захотите даже слышать его имя, адмирал, но это глава Верховного Совета.

Это действительно было имя, которое Ян ненавидел.

В сообщении говорилось о появлении Иова Трунихта, пропавшего без вести с самого начала переворота. Юлиан, сопровождавший адмирала Бьюкока в госпиталь, возвращался назад к Яну, когда его ландкар остановили возле какого-то старого здания.

— В-вы же… — увидев, кто обратился к нему, юноша начал заикаться. Человек, которого его опекун ненавидел больше, чем кого-либо иного в этом мире, улыбаясь, стоял перед ним.

— Конечно же, ты узнал меня, — мягким голосом сказал Иов Трунихт, председатель Верховного Совета Союза Свободных Планет. — Я глава твоего государства.

По спине Юлиана пробежали мурашки. Ян сильно повлиял на чувства юноши.

— Ты Юлиан, не так ли? Воспитанник адмирала Яна. Я слышал, что ты молодой человек с многообещающим будущим.

Юлиан молчал и склонил голову лишь из вежливости. То, что этот человек знает о его существовании, вызвало в нём скорее тревогу, чем удивление.

Позади Трунихта стояли пятеро мужчин и женщин. Лица их были безрадостны.

— Эти чудесные люди — члены Церкви Земли, защищавшие меня. Всё это время я скрывался в их подземном храме, прилагая все усилия, чтобы сбросить этих тиранических милитаристов.

«Усилия? Какие усилия вы прилагали? Разве вы не просто прятались в безопасном месте? Разве вы не выползли на улицу только когда всё закончилось?» — хотел сказать Юлиан, но подумал, что может этим нанести вред Яну, и промолчал.

— Ну что ж, отвези меня в мою официальную резиденцию. Я должен обрадовать свой народ известием о том, что я цел и невредим.

У Юлиана не оставалось иного выбора, кроме как впустить председателя в машину. После короткой поездки, он доверил Трунихта Шёнкопфу и его подчинённым, стоявшим перед резиденцией.

— Да уж… Стоило одной беде закончиться, как ей на смену пришла другая, — сказал Ян, пожав плечами, но что-то внутри не позволяло ему смеяться. Трунихта спасли и долгое время укрывали терраисты… Значит ли это, что Трунихт использовал Церковь Земли так же, как до того Рыцарей-патриотов?

Или, может, всё было наоборот?

Глава 8. Падение Золотого Дерева^[1]

I

Если бы можно было сказать, что в сердце у каждого есть один священный основополагающий принцип, то в сердце Зигфрида Кирхайса он, несомненно, был воплощён в словах золотоволосой юной девушки, сказанных одиннадцать лет назад:

— Зиг, пожалуйста, будь добрым другом моему брату.

Рыжеволосый мальчик очень гордился, что Аннерозе, которой в то время было пятнадцать, говорила с ним так. У Кирхайса почти никогда не было проблем со сном, но в тот единственный раз он метался и ворочался несколько часов и, лёжа в темноте, поклялся стать верным рыцарем этих брата и сестры.

Райнхард, с его золотыми кудрями и фарфорово-белой кожей, был прекрасным мальчиком, похожим на ангела со спрятанными крыльями. Если бы только он был вежливее в общении с другими людьми, то обязательно стал бы популярным среди детей своего возраста. Однако, в противоположность внешности, он был нагл и агрессивен, так что быстро нажил себе множество врагов. Вскоре нельзя было бы с уверенностью сказать, что он сможет спокойно пройти по улице, если бы рядом с ним всегда не было Кирхайса, пользующегося уважением и популярностью среди городской детворы.

Был один мальчик, на год старше Райнхарда и Кирхайса, которой превосходил ростом и силой всех детей по соседству. Только Кирхайс, всегда умевший хорошо драться, мог справиться с ним один на один. И вот как-то раз, когда Кирхайса не было поблизости, тот мальчик поймал Райнхарда в парке и попытался преподать ему урок. Возможно, он хотел сломать его и сделать своей марионеткой.

Когда мальчик для затравки начал с каскада угроз и оскорблений, Райнхард посмотрел ему в лицо своими глазами, похожими на холодные драгоценные камни, а потом неожиданно пнул ногой в промежность. Когда тот, сложившись пополам, упал, Райнхард схватил камень и стал безжалостно бить его. Даже когда его противник был уже покрыт кровью и звал на помощь, неспособный думать о продолжении драки, Райнхард не остановился. Ещё один мальчик, увидев это, побежал к Кирхайсу, чтобы рассказать о происходящем. Кирхайс тут же примчался и оттащил, наконец, Райнхарда от хулигана.

Райнхард не получил ни царапины. Он вёл себя так, словно ничего не случилось, и не проявлял никаких угрызений совести. Только когда Кирхайс указал на его окровавленную одежду, Райнхард внезапно потерял самообладание. Он испугался, что у него будут проблемы, если его сестра узнает об этом. Хотя Аннерозе не стала бы ругать брата, но она смотрела на него с таким разочарованием в подобные моменты! Ничто иное не действовало на Райнхарда так, как этот взгляд.

Мальчики провели импровизированное стратегическое совещание и, придя к решению, прыгнули одетыми в фонтан. Это смыло кровь с одежды Райнхарда, а сказать Аннерозе, что они упали в фонтан было гораздо легче, чем пытаться объяснить ту ужасную драку.

Когда Кирхайс задумался об этом, то понял, что ему-то незачем было мокнуть. И всё же, тот вечер был так приятен — обёрнутые одним одеялом с Райнхардом, они пили горячий шоколад, приготовленный Аннерозе, а подержанный робот-прачка, купленный старшим фон Мюзелем, громко заявлял о своём существовании на заднем плане.

Больше всего Кирхайса тогда беспокоило, что жертва расскажет своим родителям о том, что сделал с ним Райнхард. Но этого так и не произошло. Мальчик, о котором шла речь, всегда искал способы показать свою силу, и, очевидно, гордость непозволила ему привлечь родителей. Хотя это не значило, что он не попытается отомстить, так что впоследствии Кирхайс всегда держался рядом с Райнхадом. Если бы тот мальчик привёл своих шестёрок, Райнхард не смог бы справиться со всеми в одиночку. Но, в конечном счёте, оказалось, что и эта тревога была напрасной. Несмотря на то, что сам Райнхард был привлекательной целью, никто из этих малолетних хулиганов не был настолько глуп, чтобы становиться врагом Зигфрида.

Вскоре после тех событий Аннерозе забрали во внутренний дворец императора Фридриха IV. Райнхард поступил в военную школу, вернувшись позже, чтобы позвать с собой и Кирхайса. Таков был конец тех старых дней.

С того времени Райнхард поднимался всё выше и выше по лестнице амбиций, таща своего рыжего друга всего на шаг позади себя.

Кирхайс отвечал взаимностью. Эти златовласые брат и сестра были его домом, самой его жизнью. В этом он чувствовал радость глубокого удовлетворения. В конце концов, кто ещё мог бы следовать по следам Райнхарда, когда он поднимался в небо?

— Прекрасная работа, Кирхайс, — сказал Райнхард, приветствуя вернувшегося с пограничья друга ослепительной улыбкой.

Командуя крупными силами, Кирхайс сражался в одиночных битвах по всей Империи, выполняя свою задачу настолько безупречно, будто сам Райнхард оказался сразу в двух местах. Маркиз Литтенхайм, второй человек в дворянской коалиции, стал теперь лишь горсткой космической пыли, а Кирхайс добавил к своему флоту силы всех тех, кто пожелал сдаться. После того, как он подавил последних мятежников на границе, он отправился к Гайесбургу, чтобы встретиться с основным флотом Райнхарда.

«Достижения адмирала Кирхайса просто слишком удивительны», — такие перешёптывания стали в последнее время обычным делом в командном центре Райнхарда. Это были слова похвалы, но в то же время зависти и даже предупреждения.

Главная причина, по которой Райнхард смог спокойно сосредоточиться на борьбе с основными силами герцога Брауншвейга, состояла в том, что Кирхайс установил власть и порядок во всех отдалённых регионах. Этот факт признавали все, и даже сам Райнхард говорил это. И как бы ни были велики достижения Кирхайса, Райнхард знал, что все они сделаны ради него.

— Ты, должно быть, устал. Проходи, присаживайся. У меня есть вино и кофе, что ты будешь пить? Хотел бы я предложить яблочный пирог сестры, но мы не можем быть разборчивыми на линии фронта. Считай это ещё одним поводом желать скорейшей победы и возвращения.

— Господин Райнхард, я бы хотел поговорить с вами кое о чём, — хотя Кирхайс высоко оценил оказанный ему тёплый приём, но он не мог ждать дольше, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что узнал.

— О чём же?

— О двух миллионах людей, погибших на планете Вестерланд.

— И что насчёт них?

На мгновенье прекрасное лицо Райнхарда исказило раздражение. Кирхайс не пропустил этого. И почувствовал, как что-то холодное сдавливает его сердце.

— Господин Райнхард, я получил сообщение от одного человека, утверждающего, что вы знали о планах атаки на Вестерланд и, по причине политической целесообразности, позволили этому случиться.

Райнхард ничего не ответил.

— Это правда?

— …Да, — Аннерозе и Кирхайс были единственными людьми, которым Райнхард никогда не мог лгать.

Взгляд Кирхайса стал крайне серьёзным, даже требовательным. Было очевидно, что он не собирается оставлять эту тему. Вздохнув всем телом, Кирхайс сказал:

— Господин Райнхард, в Империи, какая она есть сегодня… под пятой династии Гольденбаумов… невозможно существование подлинного правосудия. Именно поэтому я верил, что если вы сбросите её, то что-то изменится.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы выслушивать это от тебя.

Райнхард знал, что находится в невыгодном положении. Возможно, ему вообще не стоило вступать в эту дискуссию с Кирхайсом. Оставаясь с другом наедине, он возвращался обратно в дни их детства, дни, когда они были равны. Обычно Райнхард этого и хотел — это была его вторая натура. Но теперь он жаждал, чтобы это были вертикальные отношения, где начальник может одним приказом прогнать подчинённого. Разумеется, жаждать этого его заставляло чувство вины за массовую гибель жителей Вестерланда.

— Владетельные аристократы будут уничтожены. Это историческая неизбежность, расплата по пятисотлетним долгам, так что я понимаю неизбежность кровопролития. Но вы не должны приносить людей в жертву. Освобождение людей должно стать основой для вашей новой системы. Жертвуя же ими в политических целях вы подрываете фундамент, на котором она будет построена.

— Я ЗНАЮ ЭТО!

Райнхард одним глотком осушил бокал и хмуро уставился на своего рыжеволосого друга.

— Господин Райнхард, — в голосе Кирхайса звучала огромная печаль и лишь малая толика гнева. — Борьба за власть, что разыгрывается между вами и высокородными — это битва между равными. Вы можете использовать любую тактику безо всяких сожалений. Но когда вы приносите в жертву простых людей, это окрашивает ваши руки кровью, и никакие красивые слова не помогут её смыть. Зачем человеку ваших достоинств опускаться до этого ради временной выгоды?

К этому моменту лицо златовласого юноши окрасила болезненная бледность. Кирхайс был прав, а он нет. И, как ни абсурдно, это осознание порождало всё большее сопротивление. Он смотрел на своего друга глазами мятежного ребёнка.

— Довольно твоих проповедей! — закричал Райнхард. Он чувствовал стыд и, пытаясь избавиться от него, злился всё больше и больше. — Во-первых, Кирхайс, разве я интересовался твоим мнением?

Кирхайс ничего не ответил.

— Я спрашиваю тебя: разве я интересовался твоим мнением?

— Нет, вы меня о нём не спрашивали.

— Верно. Ты можешь делиться своим мнением, если я тебя об этом попрошу. Что сделано, то сделано. И больше не говори об этом.

— Господин Райнхард, аристократы сделали то, чего никогда не должны были делать, но вы… Вы не сделали того, что сделать было необходимо. И я не знаю, чей грех больше.

— Кирхайс!

— Да?

— Кто ты для меня? — бледное лицо и яростный блеск глаз отражали гнев Райнхарда. Кирхайс ударил его в самое больное место. Чтобы Кирхайс не понял этого, Райнхарду пришлось показать ещё больший гнев.

Поскольку дело дошло до этого, у Кирхайса не оставалось иного выбора, кроме как отступить.

— Я верный слуга вашего превосходительства, маркиза Лоэнграмма.

После этих вопроса и ответа они оба почувствовали, как нечто невидимое, нечто драгоценное беззвучно разбилось.

— Хорошо. Значит, ты понимаешь, — сказал Райнхард, сделав вид, что ничего не заметил. — Для тебя приготовлены комнаты. Отдохни там, пока у меня нет для тебя приказов.

Кирхайс молча поклонился и вышел из комнаты.

Правды была в том, что Райнхард не знал, как ему поступить. Ему следовало бы пойти за Кирхайсом и извиниться за то, что он сделал. Сказать, что это был всего один раз, и больше он никогда такого не сделает. Не нужно говорить этого при всех, их двоих будет вполне достаточно. Только это могло бы растопить это горькое чувство. Только это…

Но именно этого Райнхард просто не в состоянии был сделать.

Райнхард также полагал, что Кирхайс и так должен понимать, что он чувствует. Бессознательно, он зависел от поддержки Кирхайса.

Сколько раз они ссорились друг с другом, пока были детьми? Райнхард всегда был причиной. А Кирхайс — тем, кто улыбался и прощал его.

Но будет ли всё так и на этот раз? Райнхард ощущал непривычную неуверенность.

II

Крепость Гайесбург, это рукотворное небесное тело, осталась без внешней поддержки и находилась в осаде.

Люди внутри не могли поверить в происходящее. Разве несколько тысяч дворян не пришли сюда со своими войсками всего полгода назад? Разве не гудел в ней воздух от их энергии и активности, словно сама столица Империи была перенесена сюда? В настоящее время каскад восстаний жителей планет, дезертирства солдат и военных поражений уже почти превратил крепость в гигантский некрополь для аристократов.

— Как это могло случиться? — спрашивали друг у друга ошарашенные дворяне. — И что делать теперь? О чём думает герцог Брауншвейг?

— Он не говорит ни слова. Непонятно, думает ли он о чём-нибудь вообще.

Падение авторитета и популярности герцога было поистине катастрофическим. Многочисленные ошибки, которые раньше оставались незамеченными или считались слишком мелкими, чтобы обращать на них внимание, теперь вырастали в сознании людей. Неумение принимать верные решения, плохое понимание ситуации, отсутствие лидерских способностей. Любой из этих черт было более чем достаточно, чтобы оправдать критику.

Разумеется, те люди, которые сейчас винили Брауншвейга больше всех, сами сделали его своим предводителем и под его началом развязали гражданскую войну, и потому они были виновны не меньше. В конечном счёте, аристократам пришлось прекратить обвинять своего вождя, проклинать себя за принятые решения и перейти к выбору меньшего из зол среди немногих оставшихся вариантов.

Гибель в бою. Самоубийство. Бегство. Капитуляция.

Что же им выбрать из этих четырёх?

Выбравшие один из первых двух вариантов могли ни о чём не волноваться. Каждый из них по-своему готовился к доблестной, но бессмысленной гибели. А вот те, кто выбрал жизнь, находились в пучине сомнений.

— Даже если мы объявим о своей капитуляции, — сказал кто-то, — примет ли её белобрысый щенок… то есть, маркиз Лоэнграмм? Мы сейчас в непредсказуемой ситуации…

— Вы правы, — ответил ему другой. — Сомнительно, что он примет её, если мы придём к нему с пустыми руками. Но вот если мы принесём ему подарок…

— Подарок?

— Я имею в виду голову нашего предводителя.

Они тут же замолчали, тревожно оглядываясь вокруг. Даже собственные мысли уже вызывали страх и чувство вины.

Уже начались самоубийства. Первыми были пожилые аристократы и те, кто уже потерял сыновей в этой гражданской войне. Некоторые из них просто молча выпивали яд, в то время как другие поступали по примеру древних римлян и резали себе вены на запястьях, изливая ненависть и проклятия в адрес Райнхарда.

С каждым новым самоубийством ощущение свободного падения у выживших всё усиливалось.

Герцог Брауншвейг топил себя в алкоголе. Хотя у него не было возможности узнать об этом, но его поведение было удивительно похоже на то, как маркиз Литтенхайм провёл свой последний день. Но по сравнению со своим погибшим конкурентом, герцог Брауншвейг казался более позитивным. Он созвал молодых аристократов и веселился вместе с ними, в пьяном угаре подстёгивая свой боевой дух, крича, что «убьёт этого белобрысого выскочку и сделает кубок из его черепа». Разумные люди хмурились, со всё большим пессимизмом относясь к тому, куда всё движется.

Только молодые аристократы во главе с бароном Флегелем ещё не отказались от борьбы. Кое-кто из этой группы даже оставался непомерно оптимистичным.

— Всё, что нам нужно сделать — это сразиться в одной битве и заполучить голову белобрысого щенка. Сделав это, мы изменим историю — и в то же время расплатимся за все наши прошлые поражения. Мы должны в последний раз сразиться с врагом. Другого пути нет.

С такими намерениями они посреди пьяной пирушки стали убеждать герцога отдать приказ о реорганизации оставшихся боевых ресурсов для решительного наступления, которое должно вдохнуть новую жизнь в аристократию.

Когда Райнхард увидел первое из посланий, доставленных ему на флагман, по губам молодого гросс-адмирала Империи пробежала лёгкая улыбка.

— О? Письмо от фройляйн Мариендорф?

Хильда, Хильдегарде фон Мариендорф. Райнхард вспомнил её сияющие глаза, полные ума и жизни. И это воспоминание было очень далеко от неприятного. Он вставил кристалл в систему воспроизведения, и с ним заговорило чёткое изображение дочери графа Мариендорфа.

Письмо Хильды, или, по крайней мере, большая его часть, касалось действий или бездействия дворян и чиновников — сторонников Райнхарда, оставшихся на Одине. В этом отношении оно напоминало официальный доклад. Однако внимание Райнхарда привлекла та часть, где говорилось о герцоге Лихтенладе, канцлере Империи.

«Его светлость сейчас проводит ревизию всех государственно-политических дел. В то же время он очень занят, навещая столичных дворян. Складывается впечатление, что у него есть какой-то грандиозный план», — в словах Хильды была нотка сарказма, выражаемая чуть кривой улыбкой, но одновременно они были смертельно серьёзны. Она посылала Райнхарду предупреждение.

— Этот старый лис…. — пробормотал Райнхард. — Звучит так, будто он готовится ударить меня в спину.

Он холодно улыбнулся, представив лицо это семидесятишестилетнего государственного деятеля: суровый взгляд, резко заострённый нос, белые, как свежевыпавший снег волосы. У Райнхарда были подготовлены собственные планы касательно интригана-министра, хотя сейчас их выполнение, возможно, придётся ускорить. В руках старика были и император, и императорская печать. Одного клочка бумаги хватит ему, чтобы украсть у молодого гросс-адмирала его позицию.

Райнхард перебрал остальные письма, проигнорировав со второго по шестое, и наконец, выбрав седьмое. Оно было от его сестры Аннерозе.

Поинтересовавшись его здоровьем и произнеся слова беспокойства и предостережения, она закончила письмо следующим образом:

«Пожалуйста, никогда не забывай о том, что для тебя важнее всего. Иногда тебе может показаться, что от этого лишь беспокойство, но гораздо лучше признать и оценить что-то, пока оно у тебя ещё есть, чем жить потом с сожалениями, потеряв его. Поговори обо всём с Зигом и выслушай, что он тебе скажет. На этом пока всё. С нетерпением жду, когда ты вернёшься домой. До свидания».

Задумавшись, Райнхард коснулся своего изящно очерченного подбородка гибкими пальцами. Затем пересмотрел сообщение ещё раз.

Это только его воображение, или прекрасное лицо Аннерозе было чем-то омрачено? Как бы то ни было, в том настроении, в каком он сейчас был, Райнхард был скорее раздражён, чем признателен за то, что сестра посоветовала ему поговорить обо всём с Зигфридом Кирхайсом.

«Для сестры суждения Кирхайса более ценны, чем мои? — незваное воспоминание о бойне на Вестерланде мелькнуло у него в голове, отчего настроение Райнхарда упало ещё ниже. — Возможно, так и есть. Но я сделал это не потому, что мне так хотелось. У меня были веские причины так поступить».

После событий на Вестерланде от герцога Брауншвейга все отвернулись, и гражданская война теперь должна была закончиться гораздо раньше, чем прогнозировалось изначально. А значит, в целом это послужит на благо народу. Кирхайс слишком привержен высоким идеалам, далёким от реального мира, и потому попал в ловушку собственных принципов.

Ещё одна вещь обеспокоила Райнхарда: нигде в своём послании Аннерозе не сказала чего-нибудь вроде «передай мои наилучшие пожелания Зигу». Значило ли это, что она отправила ему отдельное письмо? И если да, то что она сказала ему? Райнхарду хотелось это узнать, но, учитывая его нынешнее чувство неловкости по отношении к Кирхайсу, он просто не мог этого сделать.

Но что бы ни происходило между ним и Кирхайсом, стоило только вмешаться Оберштайну, как Райнхард немедленно встал на сторону своего рыжеволосого друга.

— Даже если вся Вселенная обернётся против меня, Кирхайс останется на моей стороне. Так будет всегда. И потому я всегда вознаграждаю его. Что в этом плохого?

В ответ на горячие слова Райнхарда, начальник его штаба безо всяких эмоций произнёс:

— Ваше превосходительство, я вовсе не предлагаю вам отстранить или изгнать адмирала Кирхайса. Я только прошу вас внять предупреждению, что ему лучше занимать такую же позицию, как Ройенталь и Миттермайер. Вам следует относиться к нему, как к подчинённому. В организации не нужен номер два. Не имеет значения, талантлив он или бездарен, его существование всё равно принесёт вред. Не должно быть никого, кто может стать заменой для номера один и принять на себя преданность его последователей.

— Я понял, — сказал Райнхард. — Достаточно. Больше не обращайтесь ко мне по этому поводу.

Сильнее всего Райнхарда раздражало то, что в словах Оберштайна была определённая логика. Почему же слова этого человека, несмотря на их правильность, совершенно не убеждали?

Миттермайер пришёл в каюту Ройенталя, и теперь они наслаждались игрой в покер. На столе, в ожидании долгой баталии, стоял термос с кофе.

— У меня такое чувство, будто между маркизом Лоэнграммом и Кирхайсом что-то не так, — заметил Миттермайер, вызвав пристальный взгляд разноцветных глаз Ройенталя. — Тебе не кажется, что эта история…

— Это всего лишь слухи, — сказал Ройенталь. — По крайней мере, на данный момент.

— Даже если это так, распространение таких слухов опасно.

— Очень опасно. Но не знаю, можем ли мы что-то с этим поделать.

— Проблема очень деликатна. Если слухи безосновательны, то надо разобраться, кто их распространяет. Но если это правда, то всё гораздо сложнее. В любом случае, нам не удастся остаться в стороне.

— С другой стороны, — ответил Ройенталь, — если мы будем действовать опрометчиво, то можем в итоге превратить еле тлеющий огонёк в бушующий пожар.

Они взглянули на свои карты. Оба решили сбросить по три и вытянули из колоды новые. Следующим заговорил Ройенталь:

— Это беспокоит меня уже некоторое время. Похоже, нашего начальника штаба волнует, что маркиз Лоэнграмм и Кирхайс столь близки, как в частной жизни, так и публично. И эта его идея, что номер два вреден для дела. Теоретически, в ней есть смысл, но…

— Оберштайн? — дружелюбия в голосе Миттермайера не было. — Признаю, он умный человек. Но у него есть плохая привычка вызывать неприятности там, где их раньше не было. До сих пор всё шло хорошо, так зачем силой что-то менять только потому, что в чём-то оно не подходит к теории? Особенно, если речь идёт о человеческих взаимоотношениях.

Миттермайер посмотрел на свои карты, и напряжённая линия его губ смягчилась.

— Каре валетов. Похоже, завтра выпивку ставишь ты.

— У меня тоже каре, — в разного цвета глазах появилась коварная улыбка. — Три дамы и джокер. Сожалею, господин Ураганый Волк.

Миттермайер с досадой прищёлкнул языком, бросая карты на стол. В следующую секунду раздался сигнал тревоги. Враг выходил из крепости Гайесбург.

Молодые аристократы-максималисты, возглавляемые бароном Флегелем, убедили герцога Брауншвейга согласиться на эту неподготовленную вылазку.

Однако это не значило, что в ней участвовали все оставшиеся силы. Меркатц последовал приказу без комментариев, но другая влиятельная фигура, адмирал Адальберт фон Фаренхайт, отказался куда-либо идти.

— Нам нужно использовать преимущество, которое даёт нам крепость. Заставить врага пролить как можно больше крови, а самим настроиться на затяжную битву и ждать изменения ситуации. А вылазка лишь приблизит наше поражение.

Когда он говорил это, его глаза цвета морской волны были полны гнева и презрения.

На этом Фаренхайт не остановился, выложив сразу весь список претензий, накопившихся за это время.

— Прежде всего, вы и другие офицеры — это товарищи по оружию, а не хозяин и слуги. Возможно, по рождению у нас и разные статусы, но мы все являемся вассалами Галактической Империи и сражаемся, чтобы защитить династию Гольденбаумов от маркиза Лоэнграмма. Это должно быть целью, объединяющей нас. Военные эксперты пытаются донести до вас совет, как избежать худшего развития ситуации, но, тем не менее, вы продолжаете говорить этим властным тоном и заставляете всех нас поступать согласно вашей воле. Герцог Брауншвейг, возможно, вы чего-то не понимаете?

Речь Фаренхайта была предельно жёсткой.

Герцог Брауншвейг побелел от гнева, слушая критику Фаренхайта. Ещё ни разу в своей жизни он не позволял подобной дерзости остаться безнаказанной. В прошлом, впадая в ярость, он часто бросал бутылки или стаканы в слуг. Массовое убийство жителей Вестерланда, по сути, было продолжением той же тенденции.

Однако сейчас, перед атакой, Брауншвейг кожей чувствовал, как его поддержка испаряется. Прежде всего, он больше не был уверен в победе. Герцог успокоил дыхание, а потом, скрывая за насмешкой собственную нерешительность, сказал:

— Мне не нужны трусы.

И приказал готовиться к вылазке, проигнорировав совет Фаренхайта.

III

Флот дворян вырвался из крепости, огрызнулся орудийным залпом и рванулся вперёд, выстраиваясь в ряд. Они пытались сокрушить врага голой силой.

Райнхард встретил их тремя рядами артиллерийских кораблей, оснащённых скорострельными крупнокалиберными лазерными орудиями, выпускавшими непрерывные залпы по приближающимся вражеским судам.

У аристократов не было недостатка в боевом духе. Получившие повреждения корабли отступали, но им на смену тут же шли новые ряды, создавая непрерывные волны атак. По мере того, как число этих атак и следующих за ними неудач возрастало, словно флот дворян бился о стенку, боевой дух начинал даже вызывать уважение.

Наконец, Райнхард приказал рою скоростных крейсеров, который он держал в резерве, начать контратаку на предельной боевой скорости.

Момент для нападения был выбран безупречно. К этому времени уже шесть волн атак разбились о непреодолимую стену, и экипажи кораблей дворянской коалиции начинали чувствовать физическое и умственное истощение.

Кроме того, что было ещё хуже для аристократов, атаку крейсеров возглавлял адмирал флота Зигфрид Кирхайс.

Райнхард отвёл своему другу самую важную роль в этой битве. Обычно он отдал бы этот приказ лично, но сейчас, когда его эмоции ещё не успокоились, он передал его через Оберштайна.

При одном упоминании имени Кирхайса, солдаты флота аристократов не смогли скрыть тревоги, которую молодой непобедимый адмирал уже начал вселять в сердца врагов.

— Вам незачем бояться этого рыжего щенка! Это отличный шанс отомстить за маркиза Литтенхайма!

Но хоть командиры и пытались поднять боевой дух своих солдат такими криками, это было лишь пустой бравадой. Крейсеры, ведомые Кирхайсом, ворвались в их ряды с невероятной энергией и скоростью, а затем к битве присоединились также силы Миттермайера, Ройенталя, Кемпффа и Биттенфельда. Флот Райнхарда продолжал тотальную атаку, быстро наращивая преимущество, добытое Кирхайсом, и почти мгновенно обеспечил себе победу.

Когда Ройенталь преследовал пытающиеся сбежать вражеские корабли, с ним вышел на связь барон Флегель, один из вражеских командиров. Появившись на экране, барон признал поражение, но в то же время вызвал Ройенталя на дуэль, предлагая бой между их кораблями один на один.

— Не будьте смешны. Нет смысла вступать в смертельный поединок с уже побеждённым врагом. Можете гавкать нам вслед, сколько пожелаете, — холодно ответил Ройенталь и продолжил своё продвижение, пролетев мимо линкора, с которого Флегель бросил ему вызов.

После Ройенталя перед Флегелем появился корабль Фрица Йозефа Биттенфельда, командира Шварц Ланценрайтеров. Но даже он, вопреки своей агрессивной репутации, не принял безумный вызов барона. Победитель уже определён, а сражение с врагом, уже смирившимся с гибелью, на этом этапе будет не более чем напрасной тратой солдатских жизней.

— Довольно, прекратите это, — сказал один из офицеров Флегеля, капитан Шумахер, не в силах больше смотреть, как его командир с безумным видом вглядывается в экран связи. — Никто не согласится на дуэль с вами. Для них это не имеет смысла. Сейчас важнее другое: мы должны радоваться, что всё ещё живы. Теперь нам нужно найти убежище и начать составлять планы нашего возвращения.

— Замолчи! — прикрикнул на него барон Флегель, отмахиваясь от совета подчинённого. — Что ты имеешь в виду, говоря «мы должны радоваться, что всё ещё живы»? Я не боюсь смерти. Нам больше ничего не осталось, кроме как сражаться до последнего человека и красиво погибнуть, как всегда умирали дворяне Империи.

— Красиво погибнуть? — Шумахер рассмеялся, но его смех был горьким. — Если это то, чего вы хотите, то я понимаю, почему мы проиграли. Всё это лишь прикрывает красивой обёрткой ваши неудачи и позволяет вам погрузиться в трагически-героические фантазии.

— Ч-что ты сказал?!

— Хватит уже. Если хотите красиво погибнуть, то умирайте сами, но не впутывайте в это нас. Почему мы должны идти за вами и отдать жизнь ради ваших эгоистичных фантазий?

— Наглый пёс! — заорал барон. Он попытался достать свой бластер, но неуклюже выронил его на пол. Торопливо подняв его, Флегель направил бластер в грудь своему офицеру.

Однако прежде, чем он смог выстрелить, тело барона Флегеля пронзили лучи энергии, выпущенные сразу из нескольких стволов.

В продырявленном мундире, барон сделал три, потом четыре шага на подкашивающихся ногах. Его широко распахнутые глаза, казалось, смотрели не на подчинённых, а на потерянные дни славы, которые больше никогда не наступят. Когда он упал на пол, некоторые увидели, что его губы шевелятся, но никто не смог услышать, как он на последнем вздохе прошептал: «Слава Империи». Капитан Шумахер опустился на колени рядом с телом барона и закрыл его веки. Солдаты, которые только что предали и убили своего командира, собрались вокруг него

— Что вы будете делать теперь? — они решили довериться разумному офицеру.

— Пожалуй, для меня уже слишком поздно пытаться перейти на сторону маркиза Лоэнграмма. На какое-то время я укроюсь на Феззане. Там я и подумаю, что делать дальше.

— Можно ли нам отправиться вместе с вами?

— Конечно, я не против. Но если кто-то не хочет этого, прошу, дайте мне знать. Все вы свободны поступать так, как пожелаете, будь то присоединение к Лоэнграмму или возвращение в родные миры.

Наконец, линкор, бывший прежде достоянием барона Флегеля, покинул поле боя под управлением нового командира, и его истерзанный боем корпус исчез в глубинах космоса.

Тем временем, на другом корабле тоже разворачивалась драма. Молодой офицер с холодным, жёстким выражением лица смотрел, как капитан призывает всех к самоуничтожению и массовому самоубийству. Не говоря ни слова, он вытащил свой бластер и выстрелил капитану в голову.

— Измена! — закричал старший офицер всего за секунду до того, как его самого застрелили. Успев лишь вытащить оружие, он рухнул рядом с телом капитана. К тому времени, по всему кораблю уже начали обмениваться вспышками выстрелов. Экипаж разделился на две части, офицеров и рядовых солдат, между которыми разразилась смертельная схватка.

И это был далеко не единственный корабль, на котором началось вооружённое столкновение между солдатами и высокопоставленными офицерами. Неблагородные — младшие офицеры и солдаты — отказывались сопровождать аристократов на их пути к самоуничтожению.

На одном корабле, капитана, который долгое время притеснял своих солдат, живьём бросили в термоядерный реактор. На другом двум высокопоставленным офицерам, которые никогда не были популярны среди рядовых, пришлось голыми руками драться насмерть. Затем победителя выкинули в вакуум через воздушный шлюз. Ещё на одном корабле солдату, который шпионил за сослуживцами, докладывая капитану об их словах и поступках, накинули на шею верёвку и протащили по нескольким палубам, прежде чем застрелить.

Безумие битвы послужило катализатором, и гнев, недовольство и обиды, накопленные за пятьсот лет, наконец, прорвались. Корабли аристократов стали сценами мятежей, внутренней борьбы и массовых самосудов.

Многие суда, захваченные солдатами, останавливали двигатели, ложились в дрейф и обращались ко флоту Райнхарда со словами: «Мы сдаёмся и смиренно просим о снисхождении»…

Был, однако, один корабль, где жажда мести оказалась столь сильна, что солдаты забыли передать сообщение о капитуляции, — и он взорвался под градом выстрелов.

Другой открыл огонь по своим убегающим товарищам, сигнализируя о желании перейти на другую сторону.

В момент, когда поражение стало несомненным, высшей аристократии был предъявлен окончательный счёт за пять столетий непрерывного упадка при несправедливой социальной системе. Больше некого было винить. Они жестоко расплачивались за свои собственные деяния.

— Всё так, как и предсказывала фройляйн Мариендорф. Недовольство рядовых по отношению к офицерам благородного происхождения станет одним из залогов моей победы. Поразительная точность суждений.

Райнхард произнёс это, глядя на обзорный экран на мостике «Брунгильды», и начальник штаба, вице-адмирал Оберштайн ответил:

— Честно говоря, я не думал, что это противостояние закончится уже в этом году, но всё разрешилось на удивление рано. По крайней мере, с этими разбойниками и узурпаторами.

— Разбойники и узурпаторы… — холодно пробормотал Райнхард. Благодаря его победе — и поражению аристократов — этот вошедший в официальные записи термин, который он придумал для них, оказался справедлив. Судить побеждённых — естественное право победителя, и Райнхард собирался воспользоваться им.

Если бы Райнхард оказался проигравшим, то этот постыдный титул достался бы ему, как и позорная смерть. Так что, с этой точки зрения, у него не было причин колебаться в использовании своих полномочий.

— Враг, находящийся перед нами, уже лишился своих сил. Вскоре вам пора будет вернуться на Один, чтобы начать приготовления к борьбе с врагом, стоящим позади.

Указание Райнхарда было кратким, но Оберштайн прекрасно всё понял.

— Как пожелаете.

Следующая битва будет проходить не в космосе, а во дворце, где излюбленным оружием являются интриги, а не лазерные пушки. И это будет битва не менее ужасная, чем те, которые происходят между огромными флотами кораблей.

IV

Флот торжествующего противника встал перед адмиралом Меркатцем, блокируя его флагману возможность вернуться в крепость Гайесбург.

Адмирал Меркатц вошёл в свою каюту, вытащил бластер и уставился на него. Это будет последнее дело в его жизни. Меркатц крепко сжал рукоять бластера и приставил его к виску, когда дверь вдруг открылась, и в каюту вбежал его адъютант, Бернхард фон Шнайдер.

— Остановитесь, ваше превосходительство! Уважайте хоть немного свою жизнь.

— Капитан Шнайдер…

— Прошу прощения, адмирал. Я заранее вынул энергокапсулы, опасаясь, что вы можете попытаться сотворить что-то подобное, — в руке Шнайдера тускло блеснули энергетические капсулы от бластера.

С кривой улыбкой, старый адмирал бросил бесполезный бластер на стол. Шнайдер поднял его.

Маленький экран в каюте показывал яркие сцены уже потерпевшего поражения и теперь двигающегося к гибели флота аристократов.

— Я предполагал, что всё может обернуться так. И теперь всё это стало явью. Всё, что я смог сделать, это немного отодвинуть этот день, — сказал Меркатц, а потом перевёл взгляд на своего помощника. — Как бы то ни было, когда вы вынули капсулы? Я даже не заметил.

Ничего не говоря, Шнайдер открыл барабан и показал Меркатцу. Капсулы были внутри. Рот адмирала чуть приоткрылся.

— Вы одурачили меня. Вы зашли так далеко лишь для того, чтобы сказать мне, что нужно продолжать жить, капитан?

— Да, именно так.

— Ради чего жить? Я командующий разбитого войска и, с точки зрения новой власти, неисправимый мятежник. Во всей Империи больше нет места, где я смог бы остаться в живых. Если я сдамся, маркиз Лоэнграмм может простить меня, но даже мне известно, что такое воинский позор.

— Если вы позволите мне сказать, ваше превосходительство, маркиз Лоэнграмм пока что правит не всей Вселенной и, хотя наша галактика довольно тесная, в ней всё ещё есть места, куда его власть не распространяется. Прошу вас, покиньте Империю. Так вы сможете сохранить жизнь и подумать над тем, чтобы однажды нанести ответный удар.

— …Вы предлагаете мне эмигрировать?

— Верно, ваше превосходительство.

— Раз вы говорите о возможном возвращении, я полагаю, что наша цель не Феззан. Значит, вы выбрали другой вариант.

— Да, ваше превосходительство.

— Союз Свободных Планет… — сказал Меркатц сам себе. Это название прозвучало неожиданно свежо. Когда он думал о Союзе прежде, то всегда старался игнорировать сам факт его существования, используя по умолчанию традиционный термин «территории повстанцев». — Я сражался с этими людьми более сорока лет. Видел, как от их рук погибло множество моих людей, и сам убил многих из них. И вы считаете, что они примут кого-то вроде меня?

— Я предлагаю положиться на прославленного адмирала Яна Вэнли. Говорят, он немного эксцентричен, зато человек с широкими взглядами. Кроме того, даже если он откажется, мы всего лишь вернёмся к тому, с чего начали. И если дело дойдёт до того, вы умрёте не один.

— Болван. Вы должны жить. Вам ещё нет и тридцати, не так ли? С вашим талантом, маркиз Лоэнграмм точно возьмёт вас к себе.

— Я не испытываю ненависти к Лоэнграмму, но я уже решил, что буду служить под командованием только одного адмирала. Пожалуйста, ваше превосходительство, решайтесь.

Шнайдер ждал, и, наконец, его терпение было вознаграждено. Меркатц кивнул и сказал:

— Ладно. Я в ваших руках. Давайте попробуем обратиться к Яну Вэнли и посмотрим, что из этого выйдет.

V

Крепость Гайесбург находилась на краю гибели. Её внешнюю броню изуродовал непрекращающийся орудийный огонь, а внутри воцарилась своенравная власть смятения, паники и непрерывного шума.

Герцог Брауншвейг, глава вооружённых сил дворянской коалиции, слабым голосом позвал:

— Коммодор Ансбах… Где Ансбах?

Поблизости проходили несколько офицеров, а также рядовых солдат, но все они разбежались, будто бы не заметив отчаявшегося аристократа. Все были доведены до крайности, и ни у кого не было возможности беспокоиться о ком-то, кроме самих себя.

— Коммодор Ансбах!

— Я здесь, ваша светлость.

Герцог обернулся и увидел своего верного сторонника. Рядом стояли несколько его подчинённых.

— О, так вот ты где. Я не нашёл тебя в тюрьме, и решил, что ты уже сбежал.

— Мои люди пришли и выпустили меня, — коммодор низко поклонился, не показывая никакой обиды за то, что был брошен в тюрьму. — Могу представить, какие сожаления вы, должно быть, испытываете, ваша светлость.

— Да, я никогда не думал, что всё может обернуться таким образом, но теперь, когда это случилось, выбора больше нет. Нам придётся предложить мир.

— Мир? — коммодор моргнул.

— Я предложу ему самые выгодные условия.

— Какие условия?

— Я признаю его власть. Начиная с меня, все аристократы поддержат его. Это очень неплохие условия.

— Ваша светлость…

— А, да, ты прав. Я отдам ему также мою дочь, Элизабет. Это сделает его внуком предыдущего императора через женитьбу. Тогда его притязания станут обоснованными, как у наследника императорской династии. Это будет для него гораздо лучше, чем клеймо узурпатора.

— Ваша светлость, это ничего не даст, — с тяжёлым вздохом ответил Ансбах. — Маркиз Лоэнграмм не примет вашего предложения. Может быть, полгода назад он и согласился бы, но теперь ему не нужна ваша поддержка. Он собственными силами добился своего положения, и теперь никто не сможет встать у него на пути.

Коммодор смотрел на терзания своего господина с оттенком жалости. Герцог вздрогнул, на лбу у него выступил пот.

— Я герцог Отто фон Брауншвейг, глава великого рода, не имеющего себе равных среди дворян Империи. Ты хочешь сказать, что белобрысый щенок убьёт меня, несмотря на это?

— О, неужели вы до сих пор так и не поняли, ваша светлость? Именно по этой причине маркиз Лоэнграмм ни за что не оставит вас в живых!

Герцог выглядел так, словно его вены наполнились какой-то густой, вязкой жидкостью. Цвет его кожи постоянно менялся, будто поток крови у него в теле то останавливался, то снова начинал течь.

— И ещё потому, что вы враг человечности, — добавил коммодор беспощадно.

— Что?!

— Я имею в виду Вестерланд. Только не говорите, что вы забыли.

Собрав все силы, Брауншвейг взревел:

— Это бред! Неужели убить эту низкородную толпу — значило совершить преступление против человечности?! Как аристократ, как их правитель, я просто воспользовался своими правами! Не так ли?!

— Простолюдины так не считают. И маркиз Лоэнграмм на их стороне. До сих пор Галактическая Империя жила в соответствии с логикой аристократии, и в первую очередь вашей. Но теперь половина Вселенной будет управляться в соответствии с новой логикой. Вероятно, это станет ещё одной из причин, почему маркиз Лоэнграмм не позволит вам жить — чтобы заставить всех понять это. Он должен убить вас. Если он этого не сделает, то не достигнет своей цели.

Долгий, долгий вздох вырвался из уст герцога.

— Что ж, ладно. Я умру. Но я не вынесу, если этот щенок узурпирует трон. Он должен отправиться в царство Хель вместе со мной.

Коммодор Ансбах не знал, что ответить.

— Ансбах, я хочу, чтобы ты, так или иначе, не позволил ему узурпировать трон. Если ты поклянёшься, что сделаешь это, я не стану жалеть собственной жизни. Прошу, убей его ради меня.

В глазах Брауншвейга разгоралось пламя одержимости. Ансбах бесстрастно смотрел на него, потом кивнул со спокойной решимостью.

— Я понял. Клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы забрать жизнь Райнхарда фон Лоэнграмма. Неважно, кто станет следующим императором, это точно будет не он.

— Ты обещаешь?.. Хорошо.

Человек, бывший знатнейшим из дворян Галактической Империи, облизнул свои сухие губы. Хотя рассудком он уже всё решил, он не мог с лёгкостью отбросить тень страха.

— Я хотел бы… умереть лёгкой смертью.

— Понимаю. Вам стоит использовать яд. На самом деле, он уже подготовлен.

Они перешли в роскошные апартаменты герцога. Несмотря на то, что солдаты-дезертиры основательно разграбили их, в винной стойке всё ещё оставались бутылки с вином и коньяком.

Коммодор вытащил из кармана небольшую капсулу размером с ноготь мизинца. В ней была смесь из двух видов препаратов. Один не позволял мозговым клеткам насыщаться кислородом, что вело к быстрой смерти мозга. Второй блокировал нервные окончания, по которым распространялась боль.

— Вы быстро погрузитесь в сон, а затем умрёте без боли. Пожалуйста, смешайте это вином и выпейте.

Ансбах выбрал бутылку на винной стойке, посмотрел на этикетку и увидел, что это прекрасное вино урожая четыреста десятого года. Он налил вино в бокал, а потом открыл капсулу, в которой оказались мелкие гранулы.

Наблюдая за его действиями со своего кресла с высокой спинкой, герцог Брауншвейг внезапно задрожал. Свет здравомыслия исчез из его глаз.

— Ансбах, нет… я не хочу этого делать… — произнёс он срывающимся голосом. — Не хочу умирать… я сдамся… отдам все свои владения, все титулы… только не жизнь…

Коммодор глубоко вздохнул и дал знак своим людям справа и слева. Двое крупных, сильных офицеров шагнули вперёд и схватили Брауншвейга, удерживая его на месте, хотя и одного из них было бы достаточно.

— Что вы делаете! Отпустите меня, вы, дерзкие…

— Как последний глава рода герцогов фон Брауншвейгов, сделайте это сами, с честью и достоинством.

Ансбах поднял бокал и поднёс его к губам обездвиженного герцога. Брауншвейг стиснул зубы, отказываясь пить яд. Но тут Ансбах левой рукой зажал ему нос. Лицо герцога побагровело, и когда он больше не смог терпеть, то открыл рот, и отравленное вино тёмно-красным водопадом хлынуло в его горло.

Волна ужаса поднялась в глазах Брауншвейга, но это продолжалось лишь несколько секунд. Ансбах с каменным лицом стоял, наблюдая, как веки герцога опустились, а мышцы расслабились. Когда его голова безвольно упала, коммодор приказал отнести герцога в лазарет. Его подчинённые нерешительно колебались.

— Но, коммодор, он ведь уже мёртв…

— Именно поэтому я и хочу, чтобы вы это сделали. А теперь выполняйте приказ.

Это был довольно странный ответ. Ансбах взглядом проводил подчинённых, которые начали выполнять приказ, недоуменно покачивая головами.

— Золотое дерево почти упало, — пробормотал он негромко. — То, что придёт ему на смену, будет известно как… что? Зелёный лес?

Графиня фон Грюневальд — «графиня Зелёного Леса» — такой титул получила сестра Райнхарда Аннерозе от покойного императора, Фридриха IV…

Старый солдат шёл по коридорам, держа в руках маленький ручной компьютер, и, казалось, не знал, что ему делать. Младший офицер, ехавший на машине с водородным двигателем, остановился и крикнул ему:

— Эй! Что ты здесь делаешь в такое время? Как насчёт того, чтобы спасаться бегством или поднять белый флаг? Армия Лоэнграмма может оказаться здесь в любую минуту!

Старый солдат повернулся всем телом, не показывая ни малейшей тревоги.

— В каком вы звании? — спросил он.

— Ты сам этой поймёшь, если посмотришь на знаки различия. Я старшина. А что?

— Старшина? Значит, 2840 имперских марок.

— О чём это ты, старик?

— Вот, взгляните. Это передаточный сертификат Имперского банка. В любом месте любой планеты его можно обменять на деньги.

Старшина застонал:

— Слушай, дед, ты вообще понимаешь, что сейчас происходит? Сегодня весь мир изменится.

— Сегодня день выплат, — спокойно сказал старик. — А я отвечаю за жалованье. Вы сказали, что мир изменится, но на деле это означает лишь, что сменятся люди наверху. А мелким сошкам вроде нас нужно есть, и если не выдадут жалованье, то есть будет нечего. В этом смысле ничего не изменится, кто бы ни стоял во главе.

— Ладно, я понял. Садись в машину. Я отвезу тебя туда, где собираются желающие сдаться.

После того, как машина, несущая офицера и старого солдата, умчалась по коридору, в проходе появился молодой дворянин в чине капитана первого ранга, ищущий тяжёлое вооружение. Он всё ещё не отказался от сопротивления.

— Насколько я помню, этот склад должен быть пуст… — пробормотал он сам себе и всё же открыл дверь в надежде, что там осталось хоть что-то. Однако то, что он увидел, заставило его глаза широко раскрыться от удивления.

Внутри склада находилась гора военного снаряжения. Там были пищевые пайки, аптечки, одежда, одеяла и стрелковое оружие с боеприпасами. Пятеро или шестеро солдат и младших офицеров застыли в замешательстве при виде незваного гостя.

— Что всё это значит?! — заорал капитан. — Откуда взялись эти вещи?!

Выражение лица капитана испугало младших офицеров. Тем не менее, они не выпустили из рук переносных ящиков с пайками, которые прижимали к груди, и это ещё больше возмутило капитана.

— Что, язык проглотили?! Тогда я сам скажу! Вы спрятали всё это, чтобы сохранить для себя, вместо того, чтобы отправить на передовую! Так?!

Ответ на вопрос капитана ясно читался на их лицах, и его гнев на этих «хитрых простолюдинов» вскипел и прорвался сквозь границы здравого смысла.

— Бессовестные псы, стойте, где стоите! Я преподам вам урок дисциплины!

Крики и яростный рёв заполнили помещение. Но, наконец, на голову капитану набросили одеяло, и не прошло и десяти секунд, как он был убит. Как истинный аристократ, молодой капитан до последнего думал, что даже перед лицом полного поражения солдаты не станут сопротивляться наказанию от офицера.

Разрозненное единичное сопротивление подошло к концу, и первыми адмиралами, вступившими в крепость, когда она оказалась полностью захвачена, стали Вольфганг Миттермайер и Оскар фон Ройенталь.

Они смотрели на пленных аристократов, которые сидели по обеим сторонам коридора, ведущего в большой приёмный зал. Напуганные оружием солдат Райнхарда, израненные, грязные дворяне не могли держаться на ногах.

Миттермайер слегка покачал головой.

— Я и не мечтал, что настанет день, когда смогу увидеть владетельных аристократов выглядящими столь жалко. Можно ли назвать это началом новой эры?

— Одно можно сказать наверняка: это точно конец старой, — ответил Ройенталь.

Дворяне смотрели на них безо всякой враждебности. В их глазах были лишь страх и неуверенность, а ещё тень надежды заслужить расположение победителей. Когда их глаза встречались, то некоторые даже заискивающе улыбались. Сначала Миттермайера с Ройенталем это удивило, а потом они почувствовали отвращение. Но когда они задумались на этот счёт, то поняли, что лучшего доказательства победы невозможно представить.

— Их эпоха окончена. С этого дня начинается наша.

Два молодых адмирала гордо подняли головы и продолжили путь, шагая между рядами побеждённых.

Глава 9. Прощайте, далёкие дни

I

9-е сентября. Крепость Гайесбург.

У входа в зал, где проводилась церемония празднования победы, охранники предупредили Зигфрида Кирхайса о запрете на вход с оружием. Рыжий юноша послушно снял с пояса бластер, но потом всё же решил спросить:

— Я адмирал флота Кирхайс. Даже мне не разрешено войти с оружием?

— Даже для адмирала Кирхайса нет исключений. Таков приказ, приносим вам извинения.

— Понятно. Что ж, неважно. Всё в порядке.

Кирхайс передал бластер охраннику. До сих пор Райнхард всегда позволял ему держать при себе оружие, даже когда остальные адмиралы должны были входить безоружными. Это наглядно демонстрировало всем, что Кирхайс является «номером два». Однако теперь обычный порядок, похоже, изменился.

Кирхайс вошёл и встал в ряд с другими адмиралами, пришедшими раньше него. Они вежливо кивнули, когда он появился, и он ответил им тем же. При этом в глазах Ройенталя и Миттермайера что-то мелькнуло. Без сомнения, они понимали, что между Райнхардом и Кирхайсом что-то произошло.

«Нельзя позволять себе думать, что я занимаю привилегированную позицию», — одёрнул себя Кирхайс. Тем не менее, он ничего не мог поделать с предчувствием одиночества, продолжавшим колоть его в сердце.

Теперь они с Райнхардом не более чем господин и слуга?

«Хотя никем другим мы никогда и не могли быть, — подумал Кирхайс, пытаясь избавиться от терзающей его печали. — В конце концов, те, кто находятся ниже, не должны искать равных отношений с теми, кто выше них. Придётся с этим смириться. Быть может, господин Райнхард сбился с пути и стал допускать ошибки, но я уверен, что в конце концов он всё поймёт. Разве не так было до сих пор, все эти одиннадцать лет?»

До сих пор? У Кирхайса было неспокойно на сердце. До сих пор всё всегда оборачивалось именно так, и он верил, что так будет и дальше. Хотя, возможно, он просто хотел в это верить…

Распорядитель церемоний, будто стремясь похвастаться силой своих лёгких, громко провозгласил:

— Главнокомандующий вооружёнными силами Галактической Империи, маркиз Райнхард фон Лоэнграмм!

Когда Райнхард вошёл в зал и зашагал по красной ковровой дорожке, выстроившиеся по обеим её сторонам офицеры разом отсалютовали ему.

Пройдёт ещё немного времени, и этот салют сменится почтительным поклоном, которого удостаивается лишь один человек во Вселенной, носящий императорскую корону. Ещё два или три года, и этот златовласый юноша, рождённый в обедневшей семье, принадлежащей к дворянам лишь по имени, добьётся исполнения всех своих амбиций.

Когда его взгляд уже почти встретился со взглядом Кирхайса, Райнхард бессознательно отвернулся. Он принял во внимание совет Оберштайна насчёт того, чтобы не позволять Кирхайсу носить оружие там, где это запрещено всем остальным. Он властелин и хозяин, а Кирхайс — лишь один из его подчинённых. Райнхард не должен давать ему каких-либо особых прав и привилегий. До сих пор он делал слишком мало различий между своим частным и публичным «я». С этого дня Кирхайс, как и все прочие адмиралы, должен перестать называть его «Райнхард», а обращаться к нему «маркиз Лоэнграмм» или «ваше превосходительство». Сила и власть принадлежат лишь господину и хозяину.

Райнхард начал церемонию празднования победы, дав аудиенцию взятым в плен высокопоставленным офицерам. Среди них оказался и старый знакомый Райнхарда, адмирал Адальберт фон Фаренхайт.

— Фаренхайт… Много времени прошло, не правда ли? Кажется, в последний раз мы виделись при Астарте.

— Так точно…

В глазах цвета морской волны не было ни капли подобострастия. Но и Райнхард не смотрел сверху вниз на этого побеждённого адмирала — ведь он сражался столь доблестно.

— Присоединиться к герцогу Брауншвейгу было ошибкой, не достойной вас. Почему бы вам вместо этого не последовать за мной и не воплотить в жизнь ваши чаяния компетентного военачальника?

— Я солдат Империи. Когда ваше превосходительство возьмёт в свои руки бразды правления армией, я смиренно последую за вами. Возможно, я пришёл сюда кружным путём, но хочу наверстать упущенное.

Райнхард кивнул. С Фаренхайта сняли наручники и он занял место в ряду офицеров. Таким образом, таланты продолжали прибывать в лагерь Райнхарда. В конце концов, ведь ему не нужно было полагаться во всём на одного Кирхайса, не так ли? Хотя он и сожалел, что каким-то образом позволил ускользнуть Меркатцу…

В дальнем конце выстроившихся рядов раздались тихие возгласы. Тело герцога Брауншвейга, уложенное в капсулу из специального стекла, только что ввезли в комнату. Потрясённые люди смотрели на безжизненную фигуру величайшего из аристократов Империи, лежащую в капсуле в военной форме.

Гроб сопровождал коммодор Ансбах.

Человек, известный как правая рука покойного герцога, стоя у входа в зал, с каменным лицом поклонился молодому победителю и медленным шагом направился к нему.

Среди присутствующих послышались негромкие, но явственные смешки, откровенно выражавшие враждебность воинов по отношению к жалкому человечку, который пришёл просить о милости, принеся в подарок тело своего хозяина.

Словно невидимые хлысты, эти смешки жестоко били по каждому дюйму тела Ансбаха. То, что Райнхард даже не пытался остановить это, было связано с безжалостно требовательной стороной его юношеской натуры.

Подойдя к Райнхарду, Ансбах почтительно поклонился и нажал на кнопку. Крышка стеклянного гроба открылась.

Чтобы победитель мог посмотреть на труп его побеждённого хозяина?

Нет, всё было совсем не так.

В тот момент, когда всё произошло, свидетели не сразу смогли понять происходящее. Ансбах протянул руки к телу своего господина, рывком распахнул его форму и вынул изнутри странный предмет, выгядевший как комбинация цилиндра и куба. Ручная пушка — небольшое, но мощное оружие, созданное для сражений пехоты. Ансбах вытащил её из внутренностей трупа, где эта пушка была спрятана!

Отважные опытные воины застыли на месте, ошеломлённо глядя на него. И не только они. Сам Райнхард, осознавая, что происходит, неспособен был пошевелить и пальцем.

Дуло оружия качнулось в сторону златовласого гросс-адмирала.

— Маркиз фон Лоэнграмм, я заберу вашу жизнь во имя моего господина и хозяина, герцога фон Брауншвейга! — разорвал тишину голос Ансбаха, а его оружие взревело и выплюнуло язык пламени.

Ручная пушка обладала достаточной мощью, чтобы одним выстрелом уничтожить броневик или одноместный космический корабль. Тело Райнхарда должно было разнести в мелкие клочья. Но выстрел прошёл мимо цели. Стена в двух метрах слева от Райнхарда разлетелась от взрыва, испустив облако белого дыма. Ударная волна с силой ударила Райнхарда по щеке.

Крик разочарования вырвался из горла Ансбаха. В тот бесконечно долгий миг, когда почти все застыли, как изваяния, не в силах шевельнуть даже пальцем, всё же нашёлся тот, кто сумел принять меры.

Человеком, который бросился на Ансбаха и отвёл выстрел в сторону, был Зигфрид Кирхайс.

Ручная пушка с грохотом упала на пол. Рыжий юноша, превосходящий своего противника в скорости и силе, схватил неудавшегося убийцу за запястье и вывернул, пытаясь свалить его. Однако на лице Ансбаха промелькнуло жестокое выражение, и резким, точным движением он прижал тыльную сторону ладони своей свободной руки к груди Кирхайса.

Серебристо-белый луч вырвался из спины Кирхайса. У Ансбаха был с собой ещё и лазер, замаскированный под кольцо.

Кирхайс, грудь которого пронзил этот смертельный луч, почувствовал, как боль разрывает его тело, но не выпустил руку убийцы. Тогда кольцо снова засияло зловещим светом, и на этот раз луч попал в сонную артерию.

Послышался странный звук, будто разом порвалось несколько струн арфы, а потом из задней части шеи Кирхайса вырвался фонтан тёмно-красной крови. Брызги щедро орошали мраморный пол.

Возможно, именно этот звук наконец разорвал оковы ошеломления, удерживающие на месте всех остальных последние десять секунд. С громким топотом адмиралы рванулись вперёд и повалили Ансбаха на пол. С сухим треском, его запястье сломалось. Потому что, несмотря на две тяжёлые раны и огромную потерю крови, Кирхайс по-прежнему сжимал запястье убийцы в своей руке.

Опустившись на колени, Миттермайер прижал носовой платок к шее Кирхайса. Белый шёлк мгновенно покраснел от крови.

— Врача! Зовите врача!

— Слишком… поздно…

Молодой человек, у которого теперь не только волосы, но и всё тело стало багряно-красным, задыхался. Адмиралы молчали. У них было достаточно опыта, чтобы понимать, что с такими ранами ничего нельзя поделать.

Ансбах лежал прямо в луже крови Кирхайса, удерживаемый Кемпффом, Биттенфельдом и прочими. Но адмиралов ждал ещё один сюрприз, когда Ансбах внезапно приподнялся и хрипло расхохотался.

— Ваша светлость, простите своего бесполезного слугу, который не смог сдержать клятвы! Похоже, белобрысый щенок ещё несколько лет не присоединится к вам в царстве Хель!

— Да как ты смеешь! Ублюдок!

Кемпфф влепил ему оплеуху. Голова Ансбаха ударилась об пол, но он снова заговорил:

— Пусть я недостоин, но всё же теперь я последую за вами…

— Остановите его! — крикнул Ройенталь, поняв, что задумал Ансбах, и бросился к телу убийцы. Но прежде, чем он до него дотянулся, нижняя челюсть Ансбаха слегка двинулась, раскусывая капсулу с ядом, скрытую в одном из коренных зубов. Ройенталь схватил его за горло, пытаясь не позволить ему сглотнуть, но его настойчивость ничего не принесла.

Глаза Ансбаха широко раскрылись и потеряли фокус.

Райнхард стоял в темноте.

Его льдисто-голубые глаза не видели ни адмиралов, ни человека, пытавшегося его убить. Он мог видеть лишь своего друга, своего лучшего друга… который только что спас ему жизнь.

Его жизнь была спасена — ну, разумеется. В любое время, в любом месте Кирхайс всегда приходил ему на помощь. С того самого дня, когда они познакомились, будучи детьми, Кирхайс всегда был его рыжеволосым другом, защищавшим его от всех врагов, которых он наживал, выслушивавшим его проблемы, мирившимся с его эгоизмом… Другом? Нет, он был больше, чем просто другом… больше, чем братом… Это был Зигфрид Кирхайс! А он пытался вести себя с ним, как с остальными адмиралами. Если бы у Кирхайса было оружие, убийца был бы застрелен в тот же миг, когда схватился за пушку. Ни капли крови Кирхайса не было бы пролито…

Это была его вина. Кирхайс лежал в крови на полу, и это была его вина.

— Кирхайс…

— Господин Райнхард… Вы не пострадали…

Не замечая крови, пятнающей его парадный мундир, Райнхард опустился на колени и взял друга за руку, хотя его фигура уже расплывалась в глазах Кирхайса.

«Это и означает умирать?» — подумал Кирхайс. Все пять чувств исчезали, словно отдаляясь. Мир стремительно сокращался, всё погружалось во тьму. Он больше не мог увидеть того, что хотел бы увидеть, не мог услышать того, что хотел услышать. Как ни странно, страха он не чувствовал. Возможно потому, что со своим самым большим страхом, тем, что не сможет провести всю жизнь рядом с Райнхардом, он уже встретился. Сейчас более важным было то, что он должен был кое-что сказать. Сказать Райнхарду прежде, чем последние силы оставят его.

— Господин Райнхард… Думаю, я больше не смогу помогать вам… Пожалуйста, простите меня…

— Дурак! Не говори такого! — Райнхард хотел прокричать эти слова, но в итоге с трудом выдавил их дрожащим шёпотом. Невероятная красота молодого человека превосходила все границы, его ослепительная, но такая естественная элегантность поражала всех, кто с ним встречался… Но в этот момент Райнхард выглядел беспомощным, словно маленький ребёнок, слишком юный, чтобы ходить, не цепляясь за стену.

— Врачи скоро будут. Они быстро вылечат эту рану. Выздоравливай скорее, и мы поедем к моей сестре, чтобы рассказать ей о победе.

— Господин Райнхард…

— Не говори ничего, пока не придут врачи.

— Пожалуйста, возьмите всю Вселенную в свои руки…

— …Хорошо.

— И скажите госпоже Аннерозе…. Скажите ей, что Зиг сдержал обещание, данное в детстве…

— Нет, — бледные губы Райнхарда дрожали. — Я отказываюсь говорить ей такое. Ты сам скажешь. Лично. А я не буду. Ты понял? Мы пойдём к сестре вместе!

Кирхайс, казалось, чуть улыбнулся. И когда этот намёк на улыбку померк, Райнхард вздрогнул, поняв, что навсегда потерял половину самого себя.

— Кирхайс. Ответь мне, Кирхайс! Почему ты не отвечаешь?!

Миттермайер не смог больше на это смотреть. Он успокаивающе положил руку на плечо молодого гросс-адмирала и сказал:

— Слишком поздно. Он умер. Мы должны позволить ему упокоиться с миром… — но конец фразы застрял у него в горле. В глазах его командира горел свет, какого он ещё никогда не видел.

— Не лги мне, Миттермайер. То, что ты сказал, — ложь. Кирхайс никогда бы не умер первым. Он никогда бы не оставил меня одного!

II

— Каково состояние маркиза Лоэнграмма?

— Всё по-прежнему. Он просто сидит там, не двигаясь.

И вопрос, и ответ были произнесены приглушёнными голосами.

Адмиралы собрались в «Оружейной комнате», одном из клубов для высокопоставленных офицеров в крепости Гайесбург. Аристократы в своё время не пожалели средств на украшение этого роскошного салона, но те, кто одолели их, мало интересовались обстановкой.

Распространение информации о трагедии на церемонии было строго запрещено, и они управляли крепостью сообща, согласно военной дисциплине. Тем не менее, прошло уже три дня, и все понимали, что приближается переломный момент. Они не могли просто прекратить связь с Одином на неопределённый срок.

Тело Кирхайса поместили в охлаждающую капсулу, чтобы сохранить его, но Райнхард, одолеваемый раскаянием, продолжал сидеть рядом, и всё это время ничего не ел и не спал. Адмиралы были обеспокоены.

— Честно говоря, — сказал Мюллер, — я и не представлял, что в сердце маркиза есть такое слабое место.

— Он бы не вёл себя так, если бы погибли вы или я, — ответил ему Миттермайер. — Но Зигфрид Кирхайс — это другая история. Маркиз, можно сказать, потерял половину себя. И, более того, в результате собственной ошибки.

Остальные адмиралы признали обоснованность этого суждения, хотя это и заставило их ещё больше беспокоиться о подобной потере времени.

Разноцветные глаза Ройенталя резко вспыхнули, и он громко сказал своим соратникам:

— Мы вновь поставим маркиза Лоэнграмма на ноги. Мы обязаны это сделать. В противном случае это будет означать, что все мы пропадём в пучине Вселенной, оплаканные песнью поражения.

— И всё же, что мы можем сделать? Как нам помочь ему преодолеть это? — этот голос, в котором звучала скорбь, принадлежал Биттенфельду. Кемпфф, Вален и Лютц сохраняли молчание.

Любой из этих адмиралов мог одним движением руки мобилизовать десятки тысяч кораблей и заставить миллионы солдат взять в руки оружие. Но даже герои, способные пересекать море звёзд, разрушать миры и завоёвывать целые звёздные системы, не знали, как помочь одному молодому человеку снова подняться на ноги, когда он был охвачен горем потери.

— Если и есть решение, то я знаю лишь одного человека, который может найти его, — наконец, пробормотал Ройенталь.

Миттермайер поднял голову:

— Кого ты имеешь в виду?

— Ты мог бы и сам понять. Это единственный, кого сейчас нет здесь — наш начальник штаба, Оберштайн.

Адмиралы посмотрели друг на друга.

— Говоришь, нам нужна его помощь? — Миттермайер не смог скрыть нотки отвращения в голосе.

— У нас нет выбора. Кроме того, он прекрасно знает, что находится на своём месте только благодаря маркизу Лоэнграмму. И я подозреваю, что он до сих пор ничего не предпринял лишь потому, что ждёт, когда мы сами придём к нему.

— В таком случае, разве это не означает, что он ожидает получить что-то взамен? Что нам делать, если он захочет иметь право в некоторых случаях отменять наши решения?

— Все мы, включая и Оберштайна, плывём в одной лодке, имя которой — Лоэнграмм. Чтобы спастись самому, нужно не дать утонуть этой лодке. А если Оберштайн попытается извлечь выгоду из сложившейся ситуации, мы должны просто придумать ответные меры.

Ройенталь закончил говорить. Прочие адмиралы переглянулись друг с другом и кивнули. Как раз в этот момент к ним зашёл охранник и объявил о приходе Оберштайна.

— Вы как раз вовремя, — сказал Миттермайер. Тон, в отличие от слов, выражал недружелюбие.

Оберштайн вошёл в комнату, оглядел собравшихся, и сходу начал критиковать их:

— Учитывая то, как долго продолжается ваше обсуждение, полагаю, решения вы так и не нашли.

— Ну, так как мы лишились разом и номера один, и номера два, не нашлось никого, кто мог бы руководить нами, — жёстко сказал Ройенталь. Его сильно потряс тот факт, что теория Оберштайна о «номере два» привела в итоге к гибели Кирхайса. — А что, может, у начальника штаба есть какая-то хорошая идея?

— Не стану этого отрицать.

— О? И что же это за идея?

— Обратиться за помощью к сестре маркиза Лоэнграмма.

— Графине Грюневальд? Мы тоже об этом думали, но окажется ли этого достаточно? — спросил Ройенталь. Хотя, по правде говоря, всё дело было в том, что никто не хотел брать на себя задачу сообщить Аннерозе о случившемся.

— Я сам займусь этим. Но мне потребуется помощь и от вас: нужно, чтобы вы схватили человека, который убил адмирала Кирхайса.

Даже сообразительный Ройенталь не смог сразу понять смысла этой просьбы. Его разноцветные глаза расширились от удивления.

— Вы говорите странные вещи. Убийцей же был Ансбах, разве не так?

— Ансбах лишь мелкая рыбёшка. Нам нужно сделать кого-то другого настоящим заговорщиком. Очень крупной рыбой.

— Что вы имеете в виду?

— Это одна из форм психологических нарушений, — объяснил Оберштайн. — В глубине души маркиз отчаянно желает, чтобы убийцей оказался кто-то могущественный. Он не может смириться с мыслью, что Кирхайса убил кто-то вроде Ансбаха — обычный слуга герцога Брауншвейга. Это создаёт необходимость того, чтобы Кирхайс был убит куда более серьёзным врагом. Значит, нам нужно найти этого врага, стоявшего за спиной Ансбаха. На самом деле такого человека не существует. Поэтому нам придётся самим его создать.

— Хмм… Но кого же нам назначить главным заговорщиком? Знатных аристократов почти не осталось. Найдётся ли кто-то, подходящий для этого сценария?

— О, на эту роль есть замечательный кандидат.

— Кто же? — с сомнением спросил Миттермайер.

— Канцлер Империи, герцог Клаус фон Лихтенладе.

На мгновение в комнате повисло молчание. Миттермайер выглядел так, будто его ударили физически. Взгляды остальных адмиралов тоже сосредоточились на начальнике штаба, встретившем их взгляды своими искусственными глазами. Они догадывались, чего он добивался: Оберштайн хотел использовать обстоятельства в их пользу, чтобы уничтожить потенциального противника.

— Не хотел бы я стать вашим врагом, — сказал Миттермайер. — Мне точно не удалось бы победить.

По крайней мере внешне Оберштайн никак не отреагировал на глубоко скрытую злость в словах Миттермайера.

— Герцога Лихтенладе рано или поздно всё равно пришлось бы уничтожить. И он точно не невинная овечка. Нет никаких сомнений, что он и в самом деле плетёт заговор, чтобы избавиться от маркиза Лоэнграмма.

— Иными словами, вы хотите сказать, что это будет не полностью ложным обвинением. Понятно. Этот старик и правда большой интриган, — негромко произнёс Ройенталь, словно пытаясь убедить самого себя.

— Мы как можно скорее вернёмся на Один, арестуем герцога Лихтенладе и захватим имперскую печать. Сделав это, мы сможем добиться диктатрских полномочий для маркиза Лоэнграмма.

— Но что мы станем делать, если человек, в чьих руках окажется имперская печать, останется на Одине и сам попытается стать диктатором? — с сарказмом спросил Миттермайер.

— Этого не стоит опасаться, — ответил Оберштайн. — Даже если у кого-то из вас есть такие амбиции, его остановят адмиралы того же ранга. Никто из вас не станет послушно служить человеку, который до сих пор был наравне со всеми. На самом деле, именно по этой причине я и говорил, что нам не нужен номер два.

Главное — это не то, как ты получил силу, а то, как её используешь.

Адмиралы признали правоту этого суждения, и это привело их к принятию важнейшего решения.

Заговоров и обмана нельзя избежать. Теперь настало время очистить двор от скрытых врагов маркиза Лоэнграмма и обрести всю полноту правительственной власти. И стратегия Оберштайна — именно то, что им для этого нужно. Если они продолжат стоять и ничего не делать, то просто отдадут инициативу в руки врага.

И адмиралы начали действовать. Оберштайн, Меклингер и Лютц остались в Гаейсбурге, чтобы обеспечивать безопасность, в то время как все остальные, возглавив элитные войска, направились на Один.

Таким образом, они сделали первый шаг по предотвращению государственного переворота, который герцог Лихтенладе наверняка собирался рано или поздно устроить. Движимые своей решимостью, они преодолели двадцатидневный переход до Одина всего за две недели.

«Ураганный Волк» Миттермайер язвительно сказал своим подчинённым:

— Бросайте корабли, отстающие от колонны. Надеюсь, когда-нибудь они всё же доберутся до Одина.

Крепость Гайесбург покинул флот скоростных крейсеров, насчитывающий около двадцати тысяч кораблей, но это число уменьшалось с каждым последующим варп-переходом, и к тому времени, когда они добрались до звёздной системы Вальгалла, в которой находился Один, от флота осталось всего три тысячи судов.

Мюллер использовал восемьсот из них, чтобы взять под контроль спутниковую орбиту, а остальные тем временем уже входили в атмосферу. Столь большое количество одновременно приземляющихся кораблей превзошло возможности контрольных устройств космопортов, так что половине флота пришлось совершать посадку на воду окрестных озёр.

До дворца Нойе Сан-Суси они добрались в полночь. Миттермайер сразу направился прямо в кабинет канцлера, а Ройенталь возглавил захват резиденции герцога Лихтенладе. Канцлер сидел в постели, когда молодой офицер с разноцветными глазами пинком открыл дверь в его комнату и ворвался внутрь.

— Что всё это значит?! Что вы творите, низкородные болваны?! — закричал Лихтенладе на Ройенталя.

— Ваша светлость, канцлер Клаус фон Лихтенладе. Вы арестованы.

Тем, что захватило разум Лихтенладе в тот момент, было не удивление, а чувство поражения. Старик надеялся монополизировать всю силу и власть, а потом избавиться от Райнхарда одним ударом в спину, но в итоге сам пропустил удар, благодаря проницательности Оберштайна и действиям адмиралов.

— На каком основании? — спросил он.

— Вы были заказчиком неудавшегося покушения на его превосходительство маркиза Райнхарда фон Лоэнграмма.

Глаза пожилого министра широко раскрылись. Долгое мгновение он стоял, глядя в лицо Ройенталю. Затем по его худому телу пробежала дрожь, и он выплюнул:

— Идиоты. Какие доказательства у вас есть, чтобы заявлять подобный вздор? Я канцлер Империи и стою выше вас, как помощник его величества!

— И в то же время вы преступник и заговорщик, — холодно ответил Ройенталь, а потом приказал своим солдатам: — Арестовать его!

Солдаты-простолюдины грубо схватили за руки старого аристократа, человека, к которому когда-то не могли и приблизиться.

В то же время отряд под руководством Миттермайера входил в здание, где находились кабинеты канцлера и его сотрудников.

— Где имперская печать? — потребовал ответа Миттермайер у пожилого чиновника, работавшего в ночную смену. Но, хотя он и побелел как полотно, оказавшись под прицелом сразу нескольких бластеров, чиновник отказался сообщать местонахождение печати.

— На каком основании вы об этом спрашиваете? Здесь действительно находятся Комната Печати и кабинет канцлера Империи. И это не то место, куда могут вламываться посреди ночи военные, не имеющие отношения к нашей работе. Пожалуйста, уходите.

Миттермайер понял, что нужно действовать быстро, чтобы не дать выйти наружу кровожадности своих людей. Он с уважением отнёсся к мужеству старого чиновника и не хотел видеть, как ему причиняют вред. Однако это не значило, что он собирался отступить. Адмирал дал знак подчинённым, и те вошли внутрь, рассредоточились и начали обыскивать здание, бывшее до недавнего времени священным местом, куда даже главы министерств и гросс-адмиралы Империи не смели войти без разрешения. Шкафы и столы переворачивались, а важные документы, которые нельзя было выносить из комнаты, валились на пол, где их топтали подошвы военных сапог.

— Прошу вас, прекратите это! — вскричал старик. — Так вы относитесь к императорской… власти императорской семьи? Вам должно быть стыдно за себя. Такие действия недостойны подданных Империи!

— Власть императорской семьи? Кажется, я слышал об этом. Когда-то давно она у них была, — сказал Миттермайер. — Но, в конечном счёте, это сила даёт власти смысл, а не наоборот. Просто оглянитесь — и, думаю, вы сами всё поймёте.

Один из солдат завопил от радости, держа в руках маленькую шкатулку. Её бока и крышка были причудливо изукрашены.

— Это она! Я нашёл её!

Старый чиновник с криком рванулся к нему и попытался выхватить шкатулку, но сам оказался сбит с ног другими солдатами. Верный своему долгу старик пополз вперёд, марая пол кровью из рассечённого лба.

«Так это и есть имперская печать?» — подумал Миттермайер, открыв шкатулку и, не чувствуя особого волнения, посмотрел на лежащую внутри на пурпурном бархате золотую печать. Двуглавый орёл, в форме которого была выполнена ручка печати, смотрел на него в ответ, словно живое существо.

Адмирал негромко рассмеялся, а потом взглянул на пожилого человека, распластавшегося на полу, и приказал вызвать врача.

Для столицы Империи Одина гражданская война началась и закончилась захватом власти адмиралами Райнхарда.

Дочь графа Мариендорфа Хильда уже легла в постель, когда всё началось, но, как только ей сообщили о беспорядках в городе, она накинула халат поверх ночной рубашки и вышла на балкон своего особняка.

Оттуда она и услышала все звуки короткой войны: громкие и тихие, сильные и слабые — симфонию, рождаемую для неё ночным ветерком.

Пока она стояла на балконе, к ней подошёл кто-то из слуг и испуганно спросил:

— Откуда они взялись, госпожа?

— Армии не выскакивают из-под земли просто так, — ответила она. — Помимо маркиза Лоэнграмма ни у кого нет такого многочисленного войска.

Подставив свои короткие волосы робким ласкам ночного ветерка, Хильда продолжила, словно разговаривая сама с собой:

— Похоже, впереди нас ждут весьма яркие времена. Конечно, всё вокруг немного сойдёт с ума, но я всё равно предпочту это застою.

III

…Это был сон?

Райнхард огляделся. В комнате было темно, холодно и тихо. Кроме него, в ней был лишь Кирхайс, лежащий в капсуле из особого стекла, и сухой прохладный воздух. Его друг не двигался, не говорил, не дышал.

Значит, это всё-таки был сон. Плечи Райнхарда поникли, он поднял повыше ворот форменного плаща и закрыл глаза.

…Аннерозе, получив разрешение отдохнуть от императора, пригласила Райнхарда и Кирхайса на горную виллу во Фройдене. Это был первый раз за полтора года, когда они увидели друг друга. Белокурый и рыжеволосый мальчики, одетые в униформу военной школы, поправили друг другу воротники и береты и выбежали из своего строгого общежития.

До места пришлось шесть часов добираться на ландкаре, так как полёты над землями, принадлежащими императорской семье, были запрещены. В долинах там были разбиты цветники, а горы круглый год покрывал снег. Но контрастную красоту чистого белого снега и разнообразных цветов вскоре смыл обрушившийся с грохотом и молниями тёмно-серый ливень. Так что они втроём провели весь отпуск, будучи запертыми на вилле. Но и в этом была своя прелесть. Подбрасывая в камин дрова, они пели все известные им песни, а в отражения пламени танцевали у них в глазах…

Однако воспоминания Райнхарда были внезапно прерваны.

— Это я, Оберштайн, ваше превосходительство, — произнёс рядом голос, лишённый эмоций и жизни. — Вам пришёл вызов по сверхсветовой связи с Одина.

После короткого колебания Райнхард спросил:

— От кого?

— От вашей сестры, графини Грюневальд.

Молодой человек, уже много часов, много дней не двигавшийся с места, резко вскочил, словно внезапно ожившая скульптура. Его глаза сверкнули синим огнём гнева.

— Ты ей рассказал! Ты рассказал моей сестре о Кирхайсе!

Начальник штаба выдержал кипящую ярость Райнхарда, даже не вздрогнув.

— Да, только что.

— Как ты посмел! Это не твоё дело!

— Может, и так, но этого невозможно было скрывать вечно.

— Замолчи!

— Вы боитесь? Вашей сестры, я имею в виду.

— Что ты сказал?!

— Если нет, то, пожалуйста, поговорите с ней. Ваше превосходительство, я всё ещё не разочаровался в вас. Я считаю, что вам делает честь то, что вы вините во всём себя, а не пытаетесь свалить вину на меня. Однако, если вы продолжите жить прошлым и откажетесь смотреть в будущее, для вас всё будет кончено. Другой человек возьмёт Вселенную в свои руки. А адмирал Кирхайс будет смотреть из Вальгаллы и стыдиться того, что был знаком с вами.

Райнхард окатил Оберштайна взглядом, который мог бы сжечь того на месте, но потом оттолкнул его и прошёл в свою личную комнату связи.

На экране появилось свежее, обладающее естественной красотой лицо Аннерозе. Молодой главнокомандующий изо всех постарался сдержать дрожь и унять колотящееся сердце.

— Аннерозе… — вот и всё, что смог вымолвить Райнхард, прежде чем его язык окончательно отказался служить ему.

Аннерозе внимательно смотрела на брата. Её щёки были бледными… слишком бледными. В её голубых глазах не было слёз. В них было нечто большее.

— Мой бедный Райнхард… — негромко произнесла она. И этот тихий голос поразил юношу в самое сердце. Он прекрасно понял смысл слов сестры. Ради силы, ради власти он попытался относиться к своему второму «я», как к простому слуге, и понёс ужасную кару за такую нищету духа.

— Ты потерял всё, что у тебя было, не так ли?

К Райнхарду наконец вернулся дар речи.

— Нет… У меня ещё осталась ты… Ведь так? Так, Аннерозе?

— Это верно. У нас не осталось ничего, кроме друг друга, — что-то в её голосе заставило Райнхарда вздрогнуть. Но заметила ли Аннерозе изменение в выражении лица брата? — Райнхард, я уезжаю из особняка в Шварцене. Может, мне удастся найти где-нибудь небольшой коттедж.

— Аннерозе…

— И ещё. Думаю, некоторое время нам не стоит видеться.

— Аннерозе!

— Для всех будет лучше, если меня не будет рядом. Наши с тобой жизни слишком отличаются… Всё, что у меня есть, это прошлое. Но у тебя есть будущее.

И снова Райнхард не смог ничего сказать.

— Когда ты устанешь, приходи ко мне. Но пока для тебя ещё слишком рано уставать.

Она была права. Райнхард надолго потерял право и даже способность отдыхать. Кирхайс сдержал свою клятву, и теперь он тоже должен сдержать клятву, данную Кирхайсу.

Он должен взять Вселенную в свои руки. Чего бы то ни стоило, он должен сделать всё ради этой цели. В конце концов, учитывая необъятность того, что он потерял, будет позором, если он не сможет сделать подобной мелочи взамен.

— Я понял. Если ты хочешь именно этого, то я сделаю, как ты пожелаешь. Я приду за тобой, когда Вселенная будет моей. Но прежде, чем ты уйдёшь, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.

Райнхард сглотнул, а потом постарался успокоить дыхание.

— Ты… любила Кирхайса?

Он со страхом посмотрел сестре в глаза.

Она не ответила. И всё же Райнхард никогда не видел свою сестру столь фарфорово-бледной, как в тот момент, и никогда не видел такой грусти на её лице. Он знал, что наверняка сохранит в памяти это выражение на её лице до конца своей жизни.

И в этом предположении он оказался прав.

Ройенталь с неохотой, но всё же взялся доложить в крепость Гайесбург о проделанной работе. Попытавшись в течение некоторого времени столкнуть эту обязанность друг на друга, адмиралы в конце концов решили дело за карточным столом, где удача оказалась не на стороне молодого адмирала с разноцветными глазами.

Он послал в крепость запрос с приветствием от адмиралитета Райнхарда, и почти сразу молодой главнокомандующий появился на экране. В его льдисто-голубых глазах сиял свет разума и воли, и Ройенталь сразу понял, что его молодой господин снова обрёл себя. Речь Райнхарда тоже была ясной, а голос сильным, как прежде. И всё же Ройенталь чувствовал, что он оправился не до конца.

— Я знаю текущее положение, — сказал Райнхард. — Я услышал обо всём от Оберштайна. В тот же день, когда вы отправились.

— Понятно…

— Ваше достойная служба будет щедро вознаграждена. Вскоре я тоже возвращаюсь на Один. Могу ли я попросить отправить кого-нибудь, чтобы встретить меня?

— Конечно, ваше превосходительство. Я сейчас же отправлю Миттермайера.

Передав эту обязанность своему коллеге, Ройенталь перешёл к причине, по которой и связался с Райнхардом:

— Мы арестовали всю семью герцога Лихтенладе. Когда вы вернётесь, то сможете провести над ними суд.

— Нет необходимости дожидаться меня. Я могу сделать это отсюда прямо сейчас и предоставить вам исполнение приговора. Как насчёт этого?

— Хорошо, ваше превосходительство. Итак, что мы будем делать с самим герцогом?

— Мы не можем казнить того, кто был канцлером Империи. Посоветуйте ему совершить самоубийство. Каким-нибудь безболезненным образом.

— Как прикажете. А его семья?

— Женщин и детей отправьте в пограничье, — голос Райнхарда напоминал по звуку сталкивающиеся кусочки льда. — И казните всех мужчин от десяти лет и старше.

— …Как прикажете, — Ройенталь, как и следовало ожидать в такой ситуации, чуть замешкался с ответом. — Значит, те, кому девять лет и меньше, не пострадают? — уточнил он, возможно, в поисках самооправдания. Ройенталь был смелым адмиралом, но не любил ненужного кровопролития.

— Мне было десять, когда я поступил в военную школу, — ответил Райнхард. — Про тех, кто не достиг этого возраста, можно сказать, что они ещё не сформировались как личность. Поэтому я пощажу их. Если они захотят убить меня, когда вырастут, то пусть приходят. В конце концов, если у завоевателя не хватает способностей, то вполне естественно, что он сам будет свергнут.

Райнхард рассмеялся. Это был звонкий элегантный смех, но он звучал немного иначе, чем прежде.

— И то же относится ко всем вам. Если у вас есть решимость, и вы готовы рискнуь всем, то действуйте. Можете бросить мне вызов в любое время.

На его изящных губах промелькнула тонкая улыбка. Дрожь волнами пробежала через каждый нерв в теле Ройенталя. Он не понимал, как прозвучал его голос, когда он произнёс:

— Вы, конечно же, шутите.

Райнхард сбросил свою прежнюю кожу. Потеряв половину себя, он пытался заглушить это, найдя что-то новое. Это изменение с радостью примут одни, в то время как других оно отвратит. К кому относится он сам, Ройенталь сказать не мог.

Когда разговор окончился, перед Райнхардом появился Оберштайн. Он смотрел на своего молодого господина, словно изучая его.

— Ваше превосходительство, «Брунгильда» сможет покинуть порт через час.

— Отлично. Я прибуду через тридцать минут.

— И ещё одно. Вы правда довольны своим решением насчёт семьи Лихтенладе?

— Я пролил уже немало крови и наверняка пролью ещё больше в будущем. Что изменит кровь семьи Лихтенладе? Лишь добавит несколько слезинок в ведро.

— Надеюсь, вы действительно верите в это.

— Да. А теперь оставьте меня. Возвращайтесь к своей работе.

Оберштайн молча поклонился. Когда он опустил голову, его искусственные глаза сверкнули странным, необъяснимым светом.

Отослав своего начальника штаба, Райнхард опустился в кресло и повернулся к экрану наблюдения, чтобы посмотреть на море звёзд, которые он собирался захватить.

Он чувствовал жажду. Кирхайс ушёл навсегда, а теперь он потерял даже сестру.

Если он покончит с династией Гольденбаумов, создаст новую Галактическую Империю, победит Союз Свободных Планет, захватит Доминион Феззан и станет правителем всего человечества… Будет ли тогда эта жажда утолена?

«Нет, не будет, — подумал Райнхард. — Даже тогда эта она не будет утолена. Скорее всего, её никогда не удастся утолить».

И всё же у него не осталось теперь другого пути. Всё, что он мог сделать, чтобы бороться с этой пустотой в сердце, — это продолжать сражаться, продолжать побеждать, продолжать завоёвывать.

А для этого ему нужны были враги. Лишь могучие, талантливые враги могли заставить его на время забыть об этой жажде. Даже если он на какое-то время сосредоточит свои силы на том, чтобы укрепить позиции внутри страны, всё равно нетрудно понять, что военное столкновение с Союзом начнётся уже в следующем году. И именно там, в Союзе, находился самый могучий, самый талантливый из всех врагов.

IV

Могучий враг, о котором думал Райнхард, в этот самый момент находился в ужасном расположении духа.

После захвата Хайнессена, он отправился на Нептис, Каффар и Палмеренд, где принял капитуляцию от повстанцев на этих трёх планетах, а теперь вернулся в столицу. Там-то его и встретил человек, назвавшийся специальным представителем правительства, и попросил публично пожать руку председателю Трунихту на церемонии, которую спонсировало правительство. Это событие, по плану, должно было засвидетельствовать победу демократии над милитаризмом, а также восстановления порядка согласно Хартии Союза Свободных Планет.

Реакция Яна была откровенно ребяческой.

— Почему я должен жать руку этому болвану… — тут он осознал, что кричит, и сбавил тон. — Зачем нужно, чтобы мы с председателем Трунихтом пожали друг другу руки?

Ян считал большим несчастьем, что Трунихт невредимым выбрался из своего убежища. Разумеется, он совсем не обрадовался, что его предчувствия его не обманули. Ослепительно яркий занавес должен вот-вот опуститься, закрывая спектакль, полный отвратительного фарса.

Хотя нет. Когда занавес опускается, всё заканчивается только в театре. А в реальной жизни нет никаких гарантий, что не последует вызов на бис.

Ян чувствовал глубокое отвращение, когда думал о чудовищном эгоизме Трунихта. Всё стало настолько плохо, что закончилось государственным переворотом, но вместо того, чтобы внимательно пересмотреть свою политическую позицию, он использовал различные уловки и манипулировал людьми, чтобы сохранить власть. Пожать этому человеку руку на сцене было для Яна тем же, что продать душу.

Тем не менее, чем больше битв он выигрывал и чем больше возрастала его роль, — иными словами, чем более политически-полезным он становился, — тем чаще он оказывался в подобных ситуациях. Но что ему делать, чтобы избежать этого?

Ну, во-первых, он мог проиграть. Вступить в битву и потерпеть жалкое поражение. Поступи он так, и его репутация обрушилась бы с небес на землю, и голоса тех, кто сейчас славил его, стали бы громче всех критиковать неудачника. Полностью справедливый термин «Убийца!» будет применён к нему, и всем покажется вполне естественным, что он должен подать в отставку. Лишь очень немногие, если найдётся вообще кто-то, могут попробовать остановить его.

Таким образом, Ян был бы спасён из ада государственной службы. Тихая жизнь, укрытая от общественного мнения, где-нибудь в дальнем уголке, была бы совсем неплоха. Он смог бы жить в небольшой коттедже среди рисовых полей, в холодные ночи согреваясь стаканчиком бренди и слушая завывания ветра, доносящиеся снаружи. В дождливые дни он бы чувствовал ностальгию и пил вино, раздумывая об эпическом путешествии воды в атмосфере…

«Кто бы мог подумать… Я только и делаю, что пью», — горько улыбнулся Ян и выгнал из головы эти спокойные мысли. Поражение, конечно, спасло бы его, но сколько десятков тысяч жизней было бы при этом потеряно? Поражение означает гибель множества людей, а также множество жён, лишившихся мужей, матерей, лишившихся сыновей, и детей, потерявших своих отцов.

Поэтому, если он вступает в сражение, то должен победить. Но что будет означать победа? Она будет означать убийство множества вражеских солдат, нарушение структуры вражеского общества и множество лишившихся кормильцев семей. Направление другое, а результат тот же.

«Так что, получается, что неверно и то, и другое?»

Почти десять летпрошло с тех пор, как Ян окончил Военную академию и стал солдатом, но он так и не смог разрешить этого противоречия. Это не простая арифметика, так что чёткого ответа ему найти не удавалось, даже когда он серьёзно задумывался над этим. Но, хоть он и знал, что попытка найти ответ заставит его потеряться в лабиринте мыслей, он не мог перестать думать об этом.

Но, как бы то ни было, сама идея о том, чтобы пожать руку Иову Труниху!..

Ян не боялся возможного ответа, который мог последовать, если он откажется. Но целью этого собрания было показать сотрудничество между правительством и военными, и он не мог подорвать дух этой гармонии. Ян искренне считал, что военные должны подчиняться правительству и, через него, народу. Именно поэтому он и воевал с теми, кто устроил государственный переворот.

Церемония проходила на открытом воздухе.

Стояла чудесная погода, нежное солнце ранней осени освещало собравшихся и золотило листву на деревьях. Но на сердце у Яна было совсем не так празднично.

«Я пожимаю руку не Трунихту, а главе государства в лице председателя Верховного Совета», — подумав так, Ян всё же смог справиться со своими эмоциями. Разумеется, это был лишь способ уклониться от истины, и осознание этого факта только усиливало его раздражение.

Всё потому, что, по его мнению, все эти продвижения ничего не стоили. «Вы поднялись так высоко», — с завистью говорят люди, но одним из свойств подъёма на вершину пирамиды является то, что чем выше вы забираетесь, тем уже и ненадёжнее становится площадка под ногами. Ян считал странным, что множество людей так зациклены на повышении статуса и совсем не думают о шаткости своей позиции.

И кроме того, он никак не мог справиться с чувством неловкости, сидя на трибуне в кресле для особо важных персон. В прошлом году, на поминальной службе после битвы при Астарте, Ян ещё сидел вместе со всеми офицерами. По сравнению с нынешним состоянием, тогда ему было куда легче…

Сейчас как раз выступал Трунихт. Его речь представляла собой пустое красноречие второсортного агитатора. Он воспевал погибших, превознося их жертву во имя государства, и просил людей не настаивать на своих правах и свободах, ведь они находятся в разгаре священной войны с тиранией Галактической Империи. Это же самое он повторял уже много лет.

«Люди умирают, — думал Ян. — У звёзд есть определённый срок жизни. Даже сама Вселенная когда-нибудь прекратит своё существование. И ни одно государство не может существовать вечно. Поэтому, если государство никак не может выжить без гигантских жертв, то почему меня должно беспокоить, не падёт ли оно уже завтра?»

Из раздумий его вырвал обратившийся к нему голос.

— Адмирал Ян…

Дружелюбная улыбка сияла на красивом лице председателя Трунихта, вернувшегося на своё кресло для особо важных персон. Это была улыбка, давно очаровавшая миллиардный электорат. Иногда звучало мнение, что его сторонники отдают за него свои голоса не из-за его политики или идей, а ради этой улыбки. Ян, разумеется, никогда не принадлежал к их числу с тех самых пор, как достиг возраста, дающего право участвовать в голосовании.

— Адмирал Ян, — сказал Трунихт. — Уверен, вы много чего хотели бы мне высказать, но сегодня счастливый день — наше отечество празднует освобождение от диктатуры милитаристов. И я думаю, что мы не должны показывать нашим общим врагам, что между гражданским правительством и военными существуют разногласия. Иначе они используют это против нас.

Ян ничего не ответил, и Трунихт продолжил:

— Поэтому, только сегодня, давайте оба будем улыбаться и делать всё возможное, чтобы не разочаровать народ, которому мы служим.

Ян, несомненно, с уважением относился к людям, которые умели подобрать удачный аргумент. Но как быть с теми, кто находили удачные аргументы, но при этом сами не верили в них ни минуты? Это противоречие разрывало Яна каждый раз, когда он видел Трунихта.

— Сегодня вместе с нами находятся два воина, которые каждый день сражаются за демократию, за независимость нашего государства и за свободу каждого из нас! И сейчас мы увидим, как они пожмут друг другу руки! Давайте поприветствуем аплодисментами господина Трунихта, лидера граждан нашего государства, и Яна Вэнли, представляющего здесь всех мужчин и женщин, носящих военную форму!

Человеком, прокричавшим эти слова, был Арон Думек, ведущий этой церемонии. Думек начинал как литературовед, потом стал политическим комментатором и наконец превратился в политического деятеля. Он принадлежал к ближнему кругу подчинённых Трунихта и нашёл своё призвание в нападках и клевете на политических противников своего босса, а также на представителей средств массовой информации, критиковавших его.

Трунихт поднялся с кресла, помахал собравшимся и протянул Яну руку. Яну тоже удалось заставить себя встать, хотя он с трудом удерживался от того, чтобы спрыгнуть с трибуны и бежать без оглядки.

Когда их руки встретились, крики зрителей стали ещё громче, а гром аплодисментов поднялся до небес. Яну не хотелось удерживать эту руку ни одной лишней секунды, но когда он наконец освободился от этой бескровной пытки, у него в голове мелькнула совершенно неожиданная мысль.

Неужели он всё это время недооценивал Трунихта?

Эта мысль ворвалась в сознание Яна, как солнечный луч в разрыв облаков. Удивлённый настолько, что на несколько секунд даже перестал дышать, он стал внимательно рассматривать то, что пришло ему в голову. Сам не зная, почему он об этом думает, он переосмысливал произошедшие события.

Во время государственного переворота Трунихт не сделал ничего. Укрытый служителями Церкви Земли, он просто прятался под землёй.

Это Ян Вэнли привёл флот и сражался с заговорщиками. Это Джессика Эдвардс встала за людей и боролась с помощью речей и собраний. Трунихт не внёс ни капли усилий в дело окончательной победы. Но вот он здесь, живой и купающийся в поклонении толпы, а Джессика, зверски убитая, лежит в могиле.

А что насчёт позорно проигранной битвы при Амритсаре? До тех пор Трунихт вставлял провоенные лозунги в каждую свою речь, но, когда пришло время голосования за вторжение в Империю, он резко сменил свою позицию и проголосовал против этого. И что получилось в результате? Приверженцы провоенного курса потеряли доверие людей и лишились опоры под ногами, в то время как популярность Трунихта лишь возросла, и теперь бывший председатель комитета обороны стал председателем Верховного Совета и главой всего Союза Свободных Планет.

А потом произошёл этот государственный переворот…

Ничто не могло навредить Трунихту. когда что-то взрывалось, то жертвами всегда оказывался кто угодно, но только не он. Хотя это именно он вызывал бурю, но когда она приходила, он всегда оказывался где-нибудь в безопасном месте. А потом, когда небо прояснялось, он снова возвращался.

Каждый раз во время кризиса он не предпринимал ничего, но и сам оказывался не затронутым.

Ян поёжился. До сих пор он никогда не боялся быть убитым. До сих пор он никогда не дрожал перед лицом вражеских сил, многократно превосходящих его собственные. Но теперь, при свете дня, под ярким солнцем, Яна охватило чувство глубокого ужаса.

Трунихт снова обратился к нему. На его лице сияла прекрасно контролируемая улыбка, в которой не было ни грамма искренности.

— Адмирал Ян, люди зовут вас. Не могли бы вы дать им то, чего они ждут?

Волны преклонения окружали Яна. Он механически помахал этим людям, продолжавшим воспевать его надуманный образ.

Быть может, в этот раз он переоценил Трунихта. Яну хотелось бы так думать. Тем не менее, это было бы лишь временным побегом от действительности. Ян ушёл, чувствуя неладное. Это зловоние наполняло атмосферу и было настолько густым, что ему трудно было дышать.

V

Вернувшись домой, Ян прямиком отправился в ванную и несколько раз подряд помыл руки с дезинфицирующим средством. В том, как он пытался смыть грязь, оставшуюся после пожатия руки Трунихта, Ян ничем не отличался от ребёнка.

Пока Ян находился в ванной, Юлиану пришлось иметь дело с незваным гостем в прихожей. Это был редактор из какого-то издания, пришедший к выводу, что Ян пишет мемуары и желающий приобрести права на них.

— Мы планируем напечатать первое издание тиражом в пять миллионов копий, — говорил он.

Если бы Ян стал обычным историком, как всегда хотел, то не мог бы и надеяться, что какая-нибудь из публикуемых им книг получит хотя бы тысячную часть этго числа.

— Адмирал не принимает гостей по личным делам в своей официальной резиденции. Прошу вас, уходите.

Юлиану всё же удалось прогнать редактора призывом соблюдать формальности, хотя пистолет, висящий на поясе юноши, мог бы послужить более веским аргументом. Пусть и с явной неохотой, редактор всё же ушёл.

Юлиан вернулся в гостиную и приготовил чай. Ян наконец вышел из ванной, дуя на руки, кожу которых повредил излишне усердным мытьём.

Ян добавил себе в чай бренди, а Юлиан молоко, и они выпили. Сегодня и тот, и другой были странно спокойны, и некоторое время единственным звуком, наполняющим комнату, был стук секундной стрелки на старинных часах.

Они допили свои первые чашки почти одновременно. Когда Юлиан стал наливать их снова, Ян наконец заговорил:

— Сегодня было опасно, — произнёс он.

«Что-то могло ранить его?» — поразился юноша. Полный удивления с оттенком нервозности, он воззрился на своего опекуна.

— Нет, дело не в этом, — сказал он, развеивая тревогу Юлиана.

Чуть погодя, Ян заговорил, крутя в руках свою пустую чашку:

— Когда я был с Трунихтом, то чувствовал всё большее и большее отвращение, а затем меня внезапно словно что-то ударило. Мысль вроде «Чего стоит демократия, если она даёт власть в руки подобного человека? И чего стоят люди, продолжающие поддерживать его?» — он мягко выдохнул. — Потом я пришёл в себя и ощутил ужас. Потому что я готов поспорить, что Рудольф фон Гольденбаум когда-то в прошлом и эта устроившая переворот группа совсем недавно подумали о том же самом и пришли к такому же выводу: «Только я могу остановить это». Это абсолютно парадоксально, но тем, что превратило Рудольфа в жестокого диктатора, было его чувство ответственности и долга перед всей человеческой расой.

Когда слова Яна стихли, Юлиан задумчиво спросил:

— А председатель Трунихт чувствует эти долг и ответственность?

— Ну, насчёт него я не знаю.

Ян не захотел говорить прямо о странном ужасе, который почувствовал по отношению к этому человеку. Это лишь обеспокоило бы мальчика ещё больше.

«Какое-то время эти мысли стоит подержать при себе».

Возможно, Трунихт был для общества тем, чем является раковая клетка для всего организма: отнимая питание у здоровых клеток, она размножается и становится всё больше и сильнее, пока, наконец, не убьёт своего хозяина. В один день Трунихт будет агитировать за войну, в другой — настаивать на демократии, и всё время будет увеличивать свои могущество и влияние, при этом никогда не принимая ответственности за свои слова. И чем сильнее он станет, тем слабее будет общество, пока он не поглотит его полностью. И тогда терраисты, укрывавшие его, смогут…

— Адмирал?.. — Юлиан посмотрел на него с беспокойством. — Что-то не так?

Ян машинально ответил так же, как любой в такой ситуации:

— Нет, ничего, — ответ, который никогда ничем не помогал.

И в то же мгновение зазвонил визифон в соседней комнате.

Юлиан поднялся и пошёл отвечать. Проводив его взглядом, Ян быстро выпил вторую чашку уже подостывшего чая и до краёв наполнил её бренди.

Он едва успел поставить бутылку на стол, как Юлиан бегом вернулся в гостиную.

— Адмирал, скорее! Звонил контр-адмирал Мурай…

Поднеся чашку ко рту, Ян спокойно спросил:

— Чем ты так взволнован? В этом мире нет ничего, ради чего стоило бы бегать и кричать.

Слова звучали неясно, как у какого-нибудь философа. А когда юноша собрался было возразить, и уже произнёс «Но…», Ян быстро принял глубоко задумчивый вид.

— Вы знаете адмирала Меркатца?

— Это знаменитый адмирал имперского флота. Не столь велик и элегантен, как маркиз Лоэнграмм, но обладает возрастом и опытом и не имеет заметных слабостей. Солдаты его любят. А что насчёт адмирала Меркатца?

— Ну, этот знаменитый адмирал имперского флота… — голос Юлиана начал подниматься. — Решил перейти на нашу сторону!. Он хочет, чтобы вы помогли ему укрыться от Империи! Адмирал Кассельн прислал сообщение, что он только что прибыл на Изерлон.

Ян был мгновенно предан собственной философией. Он быстро вскочил, ударившись ногой о ножку стола.

VI

Когда адмирал Меркатц прибыл в крепость Изерлон, его встретил командующий в отсутствие Яна адмирал Кассельн. Меркатца попросили сдать оружие, но его адъютант Шнайдер с нескрываемым гневом закричал:

— Что вы сказали?! Это оскорбительно! Его превосходительство адмирал Меркатц не военнопленный. Он пришёл сюда по своей воле. Правила приличия требуют, чтобы с ним обращались как с гостем. Или в Союзе Свободных Планет о приличиях не слышали?

Кассельн признал правоту Шнайдера, извинился и, уже размещая группу Меркатца в качестве гостей, отправил по сверхсветовой связи сообщение Яну, находящемуся на Хайнессене.

Ян собрал помощников на совещание. Контр-адмирал Мурай, слышавший историю непосредственно от Кассельна, сказал, что в это трудно поверить.

— Скажите мне, — обратился Ян к Мураю. — Адмирал Меркатц взял с собой семью?

— Нет, я и сам спрашивал об этом адмирала Кассельна, и он сказал, что его семья всё её в Империи…

— Вот как. Рад это слышать.

— Вы не правы, ваше превосходительство. Сказать, что его семья осталась в Империи — это то же, что сказать, что они остались в заложниках. Разве не очевидно для нас предположить, что он прибыл сюда с враждебными целями?

— Нет, нет, это не так. Если бы он в самом деле хотел нас одурачить, то никогда бы не сказал, что его семья осталась в Империи. Скорее всего, он показал бы нам поддельную семью, которая заодно держала бы его под наблюдением. Что-нибудь вроде этого.

Ян повернулся к одному из своих офицеров.

— Майор Багдаш, ведь так поступил бы разведчик, не правда ли?

— Ну, да, так или как-нибудь похоже, — сказал человек, проваливший попытку убить Яна, сменивший сторону и по ходу каким-то образом ставший подчинённым Яна. — Адмирал Меркатц — образцовый вояка, он не имеет никакого отношения к шпионской деятельности или саботажу. Думаю, мы можем ему доверять…

— И куда больше, чем вам!

— Ваши шутки выходят за рамки, бригадный генерал Шёнкопф, — нахмурился Багдаш.

— А кто сказал, что я шучу? — равнодушно обронил Шёнкопф.

Багдаш посмотрел на него сердито.

Выслушав все точки зрения, Ян принял решение:

— Я поверю адмиралу Меркатцу. И в той степени, в какой смогу, буду защищать его права. Если опытный и заслуженный адмирал Империи хочет, чтобы я позаботился о нём, то я не могу его разочаровать.

— Вы полны решимости пойти на это? — спросил Мурай, выглядевший недовольным.

— Я слаб против лести.

Сказав так, Ян приказал открыть прямой канал связи между Хайнессеном и Изерлоном.

После разговора с Кассельном на экране появился крепкий пожилой мужчина. Ян встал и вежливо поприветствовал его.

— Адмирал Меркатц, я полагаю. Меня зовут Ян Вэнли. Рад с вами познакомиться.

Меркатц прищурился, разглядывая молодого темноволосого мужчину, совсем не похожего на военного. Если бы у него был сын, ему, наверное, было бы сейчас столько же.

— Я потерпел поражение, но выжил и теперь нахожусь в вашей власти, ваше превосходительство. Можете поступить со мной, как пожелаете. Я лишь прошу, чтобы вы проявили снисхождение к моим подчинённым.

— Да, похоже, подчинённые у вас хорошие, — поймав взгляд Яна, сидевший в углу экрана Шнайдер выпрямился. — Как бы то ни было, я принимаю вас под свою защиту. Вам нечего опасаться.

Что-то в манере речи Яна вызывало у Меркатца желание поверить ему. Побеждённый адмирал понял, что совет его адъютанта оказался правилен.

В то же время, когда Ян впервые разговаривал с Меркатцем, несколько политиков встречались в резиденции Трунихта на Хайнессене: Негропонт, Капран, Боне, Думек и Айландс — все они были руководителями партии Трунихта.

В тот день они обсуждали угрожавшего им врага. И под «врагом» Они имели в виде не Галактическую Империю и не внутренних милитаристов, а молодого человека по имени Ян Вэнли.

Когда-то цель этих молодых политиков состояла в приобретении политической власти с Трунихтом в качестве их главы. Однако теперь их целью стало увеличение с таким трудом добытой власти. И ради этой цели, естественно, необходимо было уничтожать всех, кто в состоянии был отнять у них эту власть. До сих пор они держались настороже насчёт Джессики Эдвардс, лица антивоенного движения, но она была жестоко убита заговорщиками во время Резни на Стадионе. Их враг оказал им услугу, убив другого их врага.

Их лидер поставил стакан с разбавленным водой виски на стол и сказал:

— В этот раз, поскольку это был внутренний конфликт, мы можем дать адмиралу Яну медаль и покончить с этим. Но в следующий раз, когда он достигнет военного успеха, у нас не останется иного выбора, кроме как дать ему очередное повышение.

— Гранд-адмирал, когда ему только недавно исполнилось тридцать лет? — губы Капрана скривились в усмешке.

— После чего он покинет службу и уйдёт в политику. Знаменитый, непобедимый адмирал, молодой и, более того, одинокий. Несомненно, он будет избран с огромным отрывом.

— Он будет избран, но проблемой после этого станет его политическое чутьё. В конце концов, совсем не обязательно великий на поле боя генерал сможет перенести свои таланты в политическую сферу.

— Тем не менее, люди будут собираться вокруг него, привлечённые его славой. Люди без идеалов, просто жаждущие власти. И, когда это произойдёт, он станет силой, с которой придётся считаться. С точки зрения количества сторонников, если не качества.

Их лидер рассказывал им это отнюдь не в результате собственных серьёзных размышлений о правлении своей группы. Но слушавшим не казалось это странным. Для них справедливость была тем, что защищало их привилегии, и такой способ мышления был отправной точкой для всех их идей.

— Вы знаете, что он сказал своим офицерам и солдатам перед битвой при Дории? Что существование государства незначительно по сравнению с правами и свободой личности. Я считаю, что этому было непростительно.

— Это опасная идея, — согласился Думек, подаваясь вперёд. — Если довести её до логического завершения, получится, что до тех пор, пока свобода и права личности не задеты, ему наплевать на гибель Союза и замену его Империей. Я не могу не начать сомневаться в его преданности родине.

— Мы не должны забывать об этих словах. А если поискать, то могут появиться и другие стоящие внимания детали.

Ян, уже слышавший подобные разговоры прежде, не собирался становиться политиком. Если ему удастся оставить службу, то он собирался жить на пенсию и стать историком-любителем. Но даже если бы он прямо сказал им об этом, ему бы не поверили, встретив такое заявление язвительными улыбками. Каждый всегда судит других по себе, и они бы ни за что не смогли поверить, что есть человек, который бы не жаждал власти.

— Союз нуждается в способностях адмирала Яна, — впервые заговорил сам Трунихт. — В конце концов, у нас есть ещё один враг, Галактическая Империя. И всё же человеку полезно иногда терпеть неудачи, если они не фатальны, — оба уголка рта Трунихта подняли, образуя похожую на маску улыбку-полумесяц. — Как бы то ни было, причин для паники нет. Не принимайте всё это близко к сердцу. Давайте просто подождём немного и посмотрим, как всё сложится.

Все присутствующие согласно кивнули, и разговор перешёл на пару певиц, в последнее время деливших поддержку любителей музыки на Хайнессене.

Что же до Трунихта, то он продолжал размышлять о Яне Вэнли, пропуская мимо ушей болтовню своих прихлебателей. Однажды, когда он произносил речь, этот молодой человек остался единственным в зале, кто сидел, когда пришло время вставать. Даже пожимая руку на церемонии празднования победы он не открылся. По своим талантам, по своему психологическому складу, этот человек во всём был полон скрытых опасностей. Паниковать не нужно, но принимать решение в итоге всё же придётся: заставить его подчиниться или же устранить? Трунихт выбрал бы первое. Это позволило бы ему заполучить сильного союзника, не уступающего даже терраистам, которые помогли ему, когда нужно было залечь на дно. Куда лучше тех подпевал, что находились рядом с ним сейчас…

Однако, чтобы этого добиться, ему придётся использовать небольшую, но… продуманную стратегию.

VII

Октябрь 488-го года по Имперскому календарю.

Райнхард фон Лоэнграмм стал герцогом, после чего занял пост канцлером. Звание верховного главнокомандующего вооружённых сил Империи также осталось за ним. Таким образом, этот златовласый юноша монополизировал как военную, так и государственную власть.

Фактически, уже тогда сформировалась система самодержавия Лоэнграмма. Шестилетний император, Эрвин Йозеф II, был лишь марионеткой своего главного вассала, державшего в руках все нити власти. Подобное состояние наблюдалось с прошлого года, но теперь количество тех, в чьих руках находилась реальная власть, сократилось с двух до одного.

Герлах, занимавший пост вице-канцлера при Лихтенладе, смог спасти свою жизнь и жизни членов своей семьи, добровольно уйдя с него и согласившись на домашний арест.

Те, кто служил герцогу Райнхарду фон Лоэнграмму, тоже получили повышения.

Кемпфф, Биттенфельд, Вален, Лютц, Меклингер, Мюллер, Кесслер и недавно перешедший на сторону Райнхарда Фаренхайт стали адмиралами, а Ройенталь, Миттермайер и Оберштайн — адмиралами флота.

Зигфрид Кирхайс посмертно был произведён в гросс-адмиралы Империи, и это звание было добавлено к тем, что он имел при жизни: министр военных дел, начальник штаба командования, главнокомандующий Имперской Космической Армады. Кроме того, ему были присвоены ещё два звания: заместитель верховного главнокомандующего вооружённых сил и особый советник канцлера Империи. Сколькими бы почестями он ни оделил его, Райнхард чувствовал, что не может в полной мере вознаградить своего друга. Однако эпитафия, которую он выбрал для его могилы, была простой:

Мой друг.

И всё.

Аннерозе переехала на горную виллу во Фройдене, где когда-то провела отпуск вместе с мальчиками.

А вот Ян Вэнли остался адмиралом. Если бы врагом, которого он победил, была Галактическая Империя или во флоте Союза были другие гранд-адмиралы, Ян, несомненно, получил бы это звание. Однако начальником Центра стратегического планирования и главнокомандующим Космического флота были лишь адмиралы, так что присваивать высшее звание тому, кто подчиняется им обоим, было бы неправильно. По крайней мере, такое объяснение дало правительство своему решению. Впрочем, для Яна это не имело значения.

Так что в итоге он получил лишь множество громко названных медалей: Воин Свободы первой степени, Слава Республики, Награда Памяти Хайнессена за Выдающуюся Воинскую Службу и прочие. Ян обратил внимание, что маленькие коробочки, в которых находились медали, обладают как раз подходящим размером, поэтому он использовал их в качестве мыльниц, а сами медали забросил в угол своего шкафчика. Юлиан предполагал, что единственной причиной, по которой он их не выбросил, было то, что он планировал позже продать их какому-нибудь антиквару, а на вырученные деньги купить книги по истории и выпивку.

Куда больше, чем все эти медали, Яна радовал тот факт, что ему удалось добиться для Меркатца статуса «адмирала-гостя», означавшего, что он, по сути, будет служить во флоте Союза в звании вице-адмирала. Он также присвоил ему должность «особого советника командующего крепости Изерлон». Ян был уверен, что со временем сможет официально сделать имперца адмиралом, а опыт Меркатца в открытом столкновении с противником, так же, как и осмотрительность в делах с союзниками за спиной, должны были очень пригодиться ему. В частности потому, что масштабная война с герцогом Лоэнграммом из Галактической Империи могла начаться уже в следующем году.

Подчинённые Яна тоже были завалены горами медалей и благодарственных писем, но так как сам Ян не получил повышения, то и они остались в тех же званиях… за одним исключением. Благодаря своим достижениям при усмирении Шанпула, Вальтер фон Шёнкопф был произведён в генерал-майоры. Официально это объяснили настойчивыми требованиями жителей Шанпула, но так как это было единственным продвижением, то в единстве флота Яна появлялась трещина, и была даже теория, что это продвижение было произведено по приказу адмирала Доусона, исполняющего обязанности начальника Центра стратегического планирования. Адмирала Куберсли уже выписали из госпиталя, и он вскоре должен был вернуться к своим обязанностям, так что это было последним решением Доусона на его посту.

Кроме того, хотя это было незаметно по сравнению с высшими офицерами, звание Юлиана в военном эквиваленте поднялось с капрала до сержанта. Таким образом, он становился младшим офицером. Говорили, что председатель Верховного Совета Трунихт лично адресовал ему несколько добрых слов. Но, независимо от того, как воспринял это сам Юлиан, его новое звание показывало, что он обладает достаточной квалификацией для пилотирования истребителей-спартанцев. Для Яна же это означало, что приближается день принятия решения по поводу того, одобрить или нет желание юноши поступить на службу.

Случилось также и ещё одно назначение. Капитан Бэй был произведён в контр-адмиралы и назначен главой службы безопасности Трунихта. Хотя он считался активным участником государственного переворота, но оказалось, что именно он предупредил о нём председателю Совета, и в знак признательности за то, что он помог главе государства скрыться, ему не только простили его прегрешения, но и даровали новые звание и должность.

А ещё в этот самый период на Хайнессен прибыл торговец с Феззана по имени Борис Конев, устроившийся на работу в офис полномочного представителя…

На окраинной планете, находившейся в нескольких тысячах световых лет от Одина, в дальнем уголке заброшенного горного региона, в старом каменном здании состоялась встреча.

Выслушав то, что хотели сказать люди в чёрных плащах, старик, также одетый в чёрное, сухим голосом произнёс:

— Я понимаю ваше недовольство. В недавних событиях Рубинский был не слишком полезен. Это действительно так.

— И не только это, ваше святейшество. Он вкладывает в дело недостаточно страсти. Я не могу не думать о том, что он забыл о нашей цели и стал преследовать лишь собственные интересы. Он только и делает, что повторяет: «Ещё два или три года», «Ещё два или три года», — относительно молодой голос говорившего был наполнен негодованием.

— Не будьте столь нетерпеливы. Мы ждали восемьсот лет — ещё два-три года ничего не значат. Давайте пока дадим Рубинскому время. Но если он решит предать Мать-Землю, то его путь окончится в могиле.

Великий епископ посмотрел на закатный горизонт за окном. Сияющий оранжевый диск окрашивал небо и землю в яркие вечерние цвета. Солнце ничуть не состарилось, но что насчёт Земли? Хоть она и воспевается за то, что породила жизнь во Вселенной, теперь это была просто дремлющая старая планета.

Деревья засохли, в почве не осталось питательных веществ, а птицы и рыбы почти исчезли с небес и из океанов. И, загрязнив и уничтожив мир, который был его матерью, человечество покинуло планету, поспешив продолжить убивать друг друга среди далёких звёзд.

Но скоро это закончится. Родина человеческой расы возродится, и история вновь будет твориться с Земли. Последние восемь столетий ошибочной истории, истории того периода, когда человечество оставляло Землю, будут стёрты.

И нельзя было сказать, что на этом фронте не было успехов. В конце концов, под их влияние попал лидер одной из двух крупнейших держав. И рано или поздно второй тоже окажется у них в руках. Под сухой, увядшей кожей Великого епископа росла горячая уверенность.

797 год Космической эры (488 по Имперскому календарю). Необычный год, когда пламя войны не полыхало между двумя крупнейшими силами, разделившими человечество. Они затратили огромные массы энергии на гражданские войны и их последующее погашение, но, в отличие от прошлых лет, не смогли организовать масштабных военных нападений друг на друга.

Обе гражданских войны породили победителей, но были ли победители довольны своими победами — это уже совсем другой вопрос. Один получил нечто огромное, потеряв при этом нечто дорогое, а другой приобрёл новых сторонников, но и новых врагов, до поры затаившихся за спиной.

Как бы то ни было, в такие сложные времена однолетнее спокойствие никак не гарантировало мира на будущий год. Галактическая Империя и Союз Свободных Планет, как и населяющие их народы, считали, что этот год необъявленного перемирия обещал лишь ещё больше войны в следующем году, и потому чувствовали скорее тревогу, нежели облегчение.

В этом году Райнхарду фон Лоэнграмму исполнился двадцать один, а Яну Вэнли тридцать. Большая часть жизни по-прежнему ждала каждого из них впереди.

КОНЕЦ 2 ТОМА.

Примечания

1

Golden Baum (Англ.)

(обратно)

Оглавление

Действующие лица (звания и титулы указаны на момент окончания первого тома или первого появления)

Глава 1. Перед бурей

Глава 2. Точка воспламенения

Глава 3. Флот Яна выступает

Глава 4. Бойня в космосе

Глава 5. Битва при Дории

Глава 6. Отвага и верность

Глава 7. Победа ради кого?

Глава 8. Падение Золотого Дерева[1]

Глава 9. Прощайте, далёкие дни

*** Примечания ***