В тиши полночной иволга запоет [СИ] [АlshBetta] (fb2) читать онлайн

АlshBetta В ТИШИ ПОЛНОЧНОЙ ИВОЛГА ЗАПОЕТ

Часть 1

Ровная дорога серой нитью асфальта уплывала вдаль. Теряясь между высокими сугробами, создающими по обеим сторонам трассы своеобразный туннель, она и не собиралась заканчиваться, по крайней мере, насколько Эдвард помнил, ещё километра три.

После окончания стройки огромной автотрассы за лесом, эта дорога быстро потеряла популярность, хотя раньше здесь было не проехать — особенно по утрам. Обреченная на медленное вымирание, она тоскливо глядела на шумящие сосны, на блестящий снег, на редких проезжающих, которые почему-то выбрали не самый удобный путь.

Эдвард и сам предпочитал ездить автотрассой. Всегда расчищенная от снега и горящая сотней огней, она явно превосходила темную дорогу за лесом. Но был один небольшой минус, портивший всё желание следовать прежнему направлению в некоторые моменты — многолюдность. Множество машин, криков, звуков. Цветная канитель, до безумия яркая и до одури громкая сводила с ума. Когда хотелось покоя — как сегодня — он выбирал маленькую трассу.

Задумчиво разглядывая пейзаж за стеклом, мужчина уменьшил скорость. Возвращаться домой не хотелось. Последнее время вся его обстановка, каждый метр, раздражали. Совершенно некстати, проследив за датой, он с огромным неудовольствием вынужден был заметить, что уже ровно как два года живет один. Приходит в пустую квартиру, ужинает на пустой кухне, ложится на пустую кровать…

Не так давно казалось, что это место никогда не узнает, что такое одиночество и серость. Купленное как уютное семейное гнездышко, с просторными комнатами, широкими окнами, с отличным видом на город с высоты птичьего полета, оно представляло собой идиллию и гармонию. Счастье.

Однако, уже спустя три месяца о последнем можно было забыть.

Нежный голос Адель заполоняет салон автомобиля, едва Эдвард, не сразу осознавая, что делает, нажимает на кнопку магнитолы. Вокруг слишком тихо. А тишина, ранее не имевшая никакого значения и веса, теперь давит куда больше, чем самый низкий потолок.

Расслабленно откинув голову на сиденье, Каллен концертирует внимание на словах, которые звучат грустно и радостно одновременно. С намеком на пьянящую свободу, но вместе с тем с таким страшным налетом отчаянья, что заставляют почувствовать знакомую щемящую боль где-то в груди.

«Я слышала, твои мечты осуществились, думаю, она дала тебе то, что не смогла дать я.» — с горечью, проникающей даже сквозь студийную запись, поет девушка, находя самое незащищенное место в сознании мужчины — его воспоминаниях о той, которой он тоже не смог дать желаемого. Тоска проникает внутрь, словно ядовитый плющ, обвивая всё тело.

…В тот вечер она плакала. Стояла, молча глядя на фотографии, и плакала. Прозрачные слёзы катились по розоватым щекам, по губам, терялись на молочно-бледной шее, возле каштановых волос, разбросанных по плечам. Он спрашивал, пытался выяснить хоть что-то, понять, но ответить ей было не под силу. Под конец разговора, обхватив себя руками, она бормотала какие-то извинения, сама прекрасно осознавая, как нелепо они звучали. Какими ненужными были.

Через час после её ухода он уволил Джаспера. Без объяснений. Быстро и внезапно, одной-единственной подписью на листе бумаги. Не из-за мести или ревности, нет. Из-за потрясения. Человек, которому можно было доверить что угодно, которому он доверял даже самого себя, обратил внимание на самое дорогое, что было у него в жизни. И без стеснения, без угрызений совести забрал себе. И не вчерашней ночью. Даже не месяц назад. Лоран сказал, что уже больше полугода мистер Хейл каждый понедельник и четверг арендовал номер в мотеле. Не сложно догадаться, кто составлял ему компанию…

И всё же, верить он отказывался. Каждый раз, когда кто-нибудь заводил разговор на эту тему он вынуждал его замолчать. Белла выглядела свежо и радостно, много улыбалась, напевала себе под нос, чего не делала с самого дня аварии… Выглядела счастливой, как никогда в жизни. Конечно, наивным было думать, что всему этому причина — он, но Эдвард и правда старался поддерживать подобное настроение у девушки. Ему нравилось наблюдать её такой. Не видеть больше слёз и страха.

Это был простой спор. Глупый спор, в котором он, несомненно, должен был оказаться победителем. Ради интереса, не более. Всего на сто пятьдесят долларов. Однако, истинная цена любопытства оказалась куда дороже…

«Ничего, я найду такого, как ты, я тоже желаю тебе только лучшего. Не забывай меня, прошу.»

Эдвард безрадостно усмехается, вдохнув необходимого воздуха.

Найдет. Конечно. Это ведь так просто — найти того, кому готов отдать себя целиком и полностью, без остатка. Нет… не найдет. Никого даже отдаленно похожего на неё на этом свете не существует. И не будет — ни до, ни после.

Расставаясь на голубых экранах, люди часто желают друг другу счастья и удачи в новых отношениях. Они улыбаются, смотрят в глаза другого и не видят прежнего блеска. Знают, все без исключения, что подобные пожелания — тень, скрывающая истинные эмоции. Вместо того, чтобы попросить прощения, вместо того, чтобы найти повод остаться рядом, они поворачиваются и уходят.

И он ушел. Сразу после развода, передав мисс Свон двадцать восемь тысяч долларов, исчез из её жизни. На-всег-да.

«Сожаления и ошибки — всё это стало воспоминанием… Кто мог знать, какими сладостно-горькими они будут на вкус?» — рассуждает Адель, когда музыка постепенно начинает затихать. Её голос слышен как никогда четко, и боль, тот самый горько-сладкий вкус, физически ощущается мужчиной за рулём автомобиля. Будто бы они говорят об одном и том же. Думают одинаково.

Воспоминания… чёртовы воспоминания… никому они не нужны. Ни-ко-му.

Вздохнув, Эдвард перематывает песню чуть назад, к своим любимым словам.

«Я ненавижу появляться как гром среди ясного неба. Но я не могла не прийти, я не смогла устоять. Ты здесь и…» — слова песни заглушаются громким визгом шин «Вольво», когда что-то коричневато-серое стремительно кидается на дорогу. Прямо под колеса Каллена.

Едва успевая выжать тормоза, он мигом приходит в себя, вырываясь из сооруженных прошлым оков. Осознание происходящего вводит в ступор, а затем посылает по всему организму волны ужаса. Огромные и невообразимо сильные.

«Сбил» — мелькает в сознании страшная мысль.

Эдвард, не теряя более не секунды, стремительно покидает машину, не утруждаясь даже тем, чтобы захлопнуть дверь.

Безвольно качнувшись, она замирает в нужном положении, впуская в салон ледяные снежинки.

Теория о том, что случившееся — вымысел, и ему показалось, разбивается на части. Молодой человек опасливо обходит машину, внимательно глядя на серый асфальт. Только бы не красный…

На счастье, полотно дороги не изменило цвета. Чуть легче. К тому же, непонятное существо, оказавшееся человеком, судя по всему, дышит. В темной, порванной на спине куртке, с натянутым на лицо капюшоном, он недвижно лежит на холодном асфальте, накрыв голову руками.

Неужели самоубийца? Здесь?..

— Сэр?.. — Каллен нагибается, силясь разглядеть того, кто решился расстаться с жизнью таким эгоистичным способом. — Вы в порядке, сэр?

Его голос звучит взволнованно, но не дрожит. Это уже достижение. Если случилось что-то страшное, трезвый рассудок — главное, что может понадобиться.

Человек никак не реагирует, дабы дать понять, что он услышал. Всё так же неподвижно лежит. Всё так же часто дышит.

«Шок…»

— Не волнуйтесь, — длинные пальцы мужчины касаются синеватой ладони, — вы сможете встать? Я помогу вам.

Эдвард говорит и одновременно делает то, что произносит. Незнакомец не протестует, когда, обвивая за плечи, Каллен вынуждает его сесть. Стало быть, повреждений нет.

— Вот так, всё хорошо, — из неоткуда появившееся спокойствие завладевает всем его естеством, — осторожнее. Осторожнее.

— Эдвард… — тихий, почти неслышный голос замирает среди лесной тишины. Совсем не грубый, не мужской, скорее мягкий — женский. Смутно знакомый…

Хмурясь, Каллен с некоторым удивлением, аккуратно, прикасается к смятой материи капюшона, стягивая её вниз. Откуда его имя известно этому человеку? Подозрительные образы яркой вспышкой проявляются в сознании. И, несмотря на всю невозможность, реальность дает им достойный ответ. Ответ-подтверждение…

Бледное лицо с четко прорезавшимися скулами, тонкими, правильными чертами, и кожей, иссечённой бесчисленными ссадинами, не имеет ничего общего с тем, каким Эдвард его запомнил. И только глаза — шоколадно-каштановые, согревающие даже в самую лютую зиму, те же. Их коснулась лишь прозрачная пелена и слёзы, заполонившие всё пространство темных омутов.

Эдвард был уверен, что так не бывает. Что подобные происшествия в кино или книгах — чистой воды выдумка. Оказаться ровно в том месте, в то время, рядом с тем, кого ищешь и хочешь… Нет, это невозможно. Крайне невозможно. Он ошибается. Чёртова музыка и память просто сыграли с ним злую шутку, вот и трансформируют лица в тот образ, какой желают увидеть. Это не Изабелла. Никак не может быть она.

Но сомнения, всё же, разбиваются на части, едва хрупкое создание снова произносит его имя. Дважды моргает. Коротко вздыхает.

А затем шоколадные глаза закрываются…

* * *

Они были рядом. Белла отчетливо слышала громкое сопящее дыхание и, кажется, даже звук вгрызающихся в толстый снег когтей. Тяжело отталкиваясь от земли, поблескивая серебристо-рыжей шерстью, волки гнались следом за ней, не оставляя никакого шанса на спасение. Пока их всего двое, но остальные непременно вскоре также пожалуют. Не так часто на обед подают человечину…

Задыхаясь от быстрого бега, хватаясь за колючие ветки, чтобы сломать их и расчистить путь, не решаясь оглянуться, девушка бежала вперёд. Дальше.

Обратно в дом дорога давно отрезана. Повернуться к волкам — отдать себя на растерзание. Болезненное, но быстрое. Раз — и нет. Вернуться к Джасперу — подписаться под приговором о долгом, мучительном уничтожении. Уж он более жалиться над ней не будет. Особенно, когда узнает о расторжении договора с адвокатом… Не простит.

Ни тот, ни другой вариант совершенно не симпатичен, но в какой-то момент Белле всё же до ужаса хочется обернуться. Остановиться, повернуться и будь что будет. То, что заслужила. За Рене и Чарли. За Эдварда…

Однако, ноги отказываются подчиняться. Для них самовольная сдача, самоубийство неприемлемы. Упрямо избегая мыслей об остановке, они ведут свою обладательницу всё дальше и дальше. Мимо цветного хоровода ярко-зеленых елей, мимо коричневых стволов сосен, мешающих обзору. По снегу — белому, девственно чистому, глубокому…

Кажется, он никогда не кончится, но теория опровергается сразу же после своего появления. Ещё три шага — снежное покрывало обрывается. Твердый серый асфальт с радушием принимает в свои объятия. Оглушающий визг шин слышится секундой позже…

Боль, затапливающая изнутри, проносится по всему телу огненной пыткой. Изгибаясь от невозможности стерпеть её, Белла приходит в себя, широко распахивая глаза. Перед ними, совсем ярко, как в далеком прошлом, предстает образ мужа. Как в тот день, в суде, после оглашения решения о расторжении их брака. С нахмуренными бирюзовыми глазами, в самой глубине которых притаилось чувство, ненавистное ей. Крохотные язычки пламени, огоньки, демонстрирующие, как сильно мистер Каллен огорчён происходящим. Черты лица заострились, губы превратились в тонкую полоску. Даже выбранный костюм — и тот вполне недвусмысленно выражает мысли своего хозяина ярким иссиня-черным цветом.

— Э… Э!.. — Белла пытается вдохнуть и одновременно произнести имя человека, которого желает сейчас видеть больше всего на свете. Этот кошмар не первый, и не последний. Он часто стоит перед ней в подобном виде, беззвучно требуя ответа. И каждый раз она просыпается, когда пытается дать его.

Сегодня всё ещё хуже. В ответ на брыкания Беллы, на хриплый зов, чьи-то руки прижимают её тело к простыням. Не так сильно, чтобы остановить, но достаточно, чтобы свести движения к минимуму.

Непонятные, неразборчивые слова повисают среди черноты комнаты. Что-то просят. Или велят?..

Мгновеньем позже дело принимает опасный оборот. Видимо Джаспер, потревоженный среди ночи, всё же услышал возню в соседней комнате и пришел для выяснения обстоятельств. Большие и сильные, тёплые ладони накрывают её плечи. Не дают даже возможность дёрнуться в сторону.

Это конец. Хейл знает и теперь ничто не поможет. Расправа близится…

— Тише, — истязатель начинает говорить, и волей неволей Белла прислушивается к его словам. Хочет узнать, чего ожидать в ближайшие две минуты. Помешать мужчине точно не получится — в груди до сих пор пылает пламя.

— Держите-держите, — незнакомый женский голос мелькает на горизонте, — ещё секундочку. Вот так.

Нечто острое и холодное вонзается в кожу. Как раз в районе запястья.

— Н… н… — тихонько всхлипнув, шепчет мисс Свон. Мольбы помогали несколько раз. Быть может, и сейчас незамеченными не останутся.

— Не бойся, — мучитель слегка ослабляет хватку, вглядываясь в её лицо. Пытается поймать взгляд, который постоянно от него ускользает. На очередной попытке получается. Белла поворачивает голову, судорожно вздохнув, и встречается с бирюзовыми глазами. Внимательными и настороженными. Встревоженными.

Не может быть. Невозможно.

— Эд… — её дыхание перехватывает. Кислород испаряется из легких, грозясь более туда не вернуться. Последние скудные его запасы тратятся на две буквы, зовущие мужчину. Если это он, ответит. Если он, докажет.

— Эдвард. Эдвард, Белла, — бархатный баритон, шепчущий её имя, преображается. Тревога в нем нарастает, а удивление окончательно куда-то пропадает.

— Эдв… Эд… — девушка всхлипывает, когда огненный шар снова оказывается на груди. Прожигает кожу насквозь. — Боль… боль…

— Надо немного потерпеть, мисс. Совсем немного, — голос женщины откуда-то справа мало успокаивает, хотя и наполнен искренним участием. Белле становится лишь хуже от него.

— Не… не мо… — Девушка тщетно пытается произнести полностью хоть одно слово. Не удаётся.

— Всё в порядке. Сейчас пройдет, обещаю, — пальцы Каллена теперь уже не сжимают, а гладят её плечи. Ласково проводят по ним, стремясь добиться расслабления. Он делает это с такой легкостью, с такой заботой, что очередное яркое сновидение становится самым удовлетворительным объяснением происходящему. Только вот боль уж слишком реальная. Проходит насквозь.

— Очень хорошо, — замечая её неподвижность, шепчет мужчина, придвигаясь чуть ближе, — осталось недолго.

Он продолжает что-то говорить, осторожно прикасаясь к ней и не отрывая глаз ни на секунду. Постепенно краски бирюзы затухают, а чернота становится более осязаемой. Возвращаясь обратно в сновидения, погружаясь в них, словно в густой сахарный сироп, Белла с непередаваемым удовольствием замечает пропажу огненного шара. Ожог, оставшийся после него, тоже постепенно перестаёт причинять боль. Исцеляется.

Голос рядом пропадает последним. Стихает до максимальной отметки, оставив напоследок одно слово, произнесенное с непередаваемой нежностью, на какую только может быть способен человек. Имя. Её.

* * *

Пятое декабря. До Рождества — три недели. Ровно столько же прошло с тех пор, как девушка, которую Эдвард едва не сбил на пустынной трассе, оказалась в больнице.

Первое время мистер Каллен никак не мог поверить, что перед ним — его Белла. Та самая, миниатюрная, нежная красавица, с шелковыми локонами и мягкой кожей.

Все эти дни в больнице, в чёртовой синей больничной накидке, она выглядела совершенно по-другому. Невозможно хрупкая и маленькая, что только подчеркивали бесчисленные трубки, которыми опутали её тело приборы, мелькающие самыми разными огнями. Их многочисленность затеняла Беллу. Делала её незаметной на узкой металлической кровати, под белым покрывалом. Лицо мисс Свон почти сливалось с ним по цвету.

Наблюдаемое сводило Эдварда с ума. Видения о жизни Беллы после развода были у него самые разные, вплоть до нереально-фантастических, но такого он не мог даже представить. Застать женщину, которую обещал перед Богом хранить и беречь, в подобном состоянии было выше всяких сил.

Никакое, даже самое неординарное, самое пессимистичное воображение не давало таких результатов. Описать превращение Изабеллы Каллен в ту Беллу, которую можно видеть сейчас, не под силу даже самому талантливому писателю. Контраст, различия — непередаваемы.

Каждый раз покидая палату девушки, Эдварду казалось, что больше он сюда не вернётся. Что время его отсутствия она просто не переживёт.

Именно по этой причине рабочий график мужчины был максимально сокращен. Отныне ему приходилось отрываться от Беллы с десяти до четырех, и только. Никаких собеседований, совещаний, конференций и обсуждений вне рабочего времени. Он будто бы снова вернулся в их медовый месяц, когда работа отошла на самый задний план.

Эдвард спешил в больницу так же, как когда-то домой. Вся разница заключалась лишь в том, что теперь Белла не встречала его со сковородкой шоколадных блинчиков, широко, с любовью улыбаясь. И не говорила «Добро пожаловать», едва он закрывал за собой дверь.

Прохаживаясь по грани бреда и сна, она бесконечное множество раз бормотала его имя, свое собственное, имя матери. Рассказывала о снеге и холоде, о каких-то кошмарных вещах, связанных с Джаспером и ночных ужасах… Иногда начинала плакать, жалобно взывая к кому-то невидимому. Протягивала вверх руки с лиловыми синяками. Зрелище настолько душераздирающее, что Каллен не мог придерживаться позиции простого наблюдающего. Присаживаясь на узкую кровать, перебарывая в себе здравые мысли, он нагибался, обнимал её. Притрагивался к волосам, гладил скулы, шептал бесчисленные «всё в порядке» и надеялся, что сможет помочь.

И помочь правда получалось. Девушка постепенно успокаивалась, затихала. Руки безвольно опускались обратно на покрывало, слёзы высыхали. Она засыпала не больше, чем через пять минут после окончания истерики. Довольно крепко.

Мистер Роджерс, занимающийся лечением новой пациентки, каждый день сообщал Эдварду новости о протекании болезни. Он говорил о пневмонии, сильном переохлаждении и долговременном недомогании, попутно объясняя выбранный курс лечения. Согласно его плану, улучшения должны были наступить не позже двадцатого числа.

Но наступили они гораздо раньше.

Утро солнечного, несмотря на серую зиму, воскресенья началось с тихого вопроса, заданного женским голосом. В пустой палате, где кроме него и Беллы никого не было и быть не могло. Для Эдварда он прозвучал словно фанфары и вынудил проснуться.

Жмурясь от солнца, льющегося через одинокое окно в стене напротив, он открыл глаза, машинально находя ими Беллу. Каково же было удивление мужчины, когда взгляд шоколадных глаз девушки встретился с его. Вполне сознательных, без пелены и мутности. Усталых, напряжённых, недоумённых, но живых. Очень похожих на прежние.

— Где я? — второй раз спросила мисс Свон, окончательно подтверждая, что происходящее — не сон, а вполне себе реалистичная действительность.

— Клиника Санта-Моника, — слегка рассеяно пробормотал в ответ мужчина, не в состоянии свыкнуться с мыслью, что Белла говорит с ним в полной сознательности. Нет ни слёз, ни бреда. Нет непонятных, нечленораздельных фраз. О их былом существовании напоминает лишь хриплый и тихий голос.

— Зачем?.. — искренность вопроса, удивление, прозвучавшее в нем, настораживают Каллена.

— Ты немного приболела, но это не страшно — мужчине удается произнести свои слова без всяких посторонних эмоций. В голосе звучит только спокойствие.

Белла молчаливо кивает, отрываясь от него взглядом. Глаза исследуют комнату.

— Сегодня восьмое?

— Пятое, — Эдвард вздыхает, — пятое декабря.

Девушка хмурится, нерешительно глядя на окно, за которым кружатся снежинки. Толстое стекло ничуть их не искажает.

— Долго…

Каллен негромко соглашается, тревожно наблюдая за низко опущенным взглядом девушки. Оставив окно в покое, она с преувеличенной внимательностью начинает изучать край покрывала.

— Ты меня привёз?

— Да.

— Ясно…

Замолкает. И без того миниатюрное тело сжимается в комочек, а кожа светлеет.

— Белла? — метаморфозы бывшей жены настораживают Эдварда. Придвигаясь ближе, он озабоченно заглядывает в подобные темным омутам глаза девушки. Без слов спрашивает, в чём дело.

— Извини меня, пожалуйста, — спустя какое-то время бормочет она, по-прежнему не отрывая глаз от одеяла, — я не хотела тревожить тебя. Я обещаю, — незапланированный вдох на миг её прерывает, — что исчезну, как только ты скажешь.

— Я тебя не выгоняю… — от неожиданности услышать подобные слова, Эдвард не находит ничего лучше этой фразы.

— Я знаю, — Белла быстро кивает, прикусывая губу. Её тело начинает подрагивать под одеялом. Руки, лежащие поверх гладкой материи, с силой сжимают её. — Ты хороший, я знаю. Знаю…

Череда всхлипов захватывает дыхание девушки, мешая выговорить желаемые слова. Съеживаясь, насколько это возможно на узкой кровати, она с трудом сдерживает слёзы.

— Прости, — просит, со свистом втягивая воздух.

— Всё хорошо, — Эдвард осторожно прикасается к спутанным волосам, проводя пальцами по всей длине. Они, кажется, — самая крепкая часть её тела. — Всё хорошо, Белла, тише.

Мисс Свон давится воздухом, когда соленые капли устремляются вниз по щекам. Остановить их никак невозможно.

— Не нужно, — негромко просит мужчина, слыша ускоренное пиканье какого-то прибора, — Белла, всё кончилось. Всё позади. Не плачь.

— Эдвард, — тонкие запястья застывают на правой руке мужчины, — Эдвард, пожалуйста…

Она зовёт, надеясь, что он послушает. Как в ту ночь, когда гнались по следу волки, когда обещал расправу Джаспер, до ужаса хочется почувствовать его присутствие. Рядом с ним ей никогда не было страшно. Этот человек умудрялся прогонять всех монстров одним лишь словом. Одним объятием. Пусть погладит по коже, как по волосам. Всего минутку! Всего один раз…

Просьба, конечно, слишком дорогая для её теперешнего положения, для всего, что сделала, но пересилить себя никак не получается. Слова произносятся сами собой.

— Ш-ш-ш, — вопреки всему ожидаемому, он обнимает Изабеллу, привлекая к себе. Прижимая крепко и бережно одновременно. Защищая.

Пересиливая свое «Я», твердящее не прикасаться лишний раз к Белле, дабы не сделать больно, Эдвард прижимает девушку к себе, зарываясь лицом в каштановые локоны.

Родной запах, слёзы, то, как тонкие пальцы Беллы сжимают его рубашку на спине — заставляют почувствовать себя настоящим. Ощутить, будто всё прежнее — сон. Не было тех двух ужасных лет, уже канувших в прошлое. Не было судов, потерь, истерик. Не было пустой квартиры и пыток одиночества.

Ничего не было.

Они всё так же любили друг друга, словно как после свадьбы, когда они жили душа в душу, хранили супружескую верность, вместе встречали Рождество…

Жаль, прошлого не воротишь. Слишком много воды утекло.

Хотя на миг Каллену кажется, что он там, с Беллой. С самим собой. Только протяни руку, потрогай, посмотри!..

— Прости… я… я уйду… — жалобно всхлипывает мисс Свон, крепко зажмурившись, — я обещаю…

— Хватит, — рыдания Беллы ничуть не затихают, грозясь перерасти в истерику, — ты никуда не пойдешь. Я тебя не отпускаю.

— Отпускаешь…

— Нет, — Эдвард уверено качает головой, крепче обнимая девушку, — ты останешься здесь до полного выздоровления. А потом будешь делать так, как захочешь. Потом.

Белла обрывисто вздыхает, поджимая губы. Поток слёз ослабевает. Рыдания, терзающие изнутри, постепенно отпускают.

— Вот так, — Каллен спокойно выдыхает, нежнее поглаживая по каштановым волосам, — правильно, не плачь. Не нужно плакать. Всё пройдет. Всё пройдет…

Эдвард несколько раз повторяет последнюю фразу, попутно вдумываясь в её смысл.

А ведь и правда всё пройдет. Пройдет болезнь Беллы, она встанет на ноги, покинет больницу, возвратится к прежнему образу жизни, вернувшись обратно к Джасперу или к тому, кто теперь имеет право видеть её каждый день. Она исчезнет из его жизни, исполняя обещание, так же внезапно, как появилась. И всё вернётся на круги своя. Квартира. Автотрасса. Безмолвный лес.

Потерять Беллу в первый раз было сложно. До боли, до ужаса, до ночных кошмаров. А уж второй… Второй раз он точно не вынесет. Выбрав вместо обыкновенного маршрута ностальгическую поездку вдоль стены знакомого леса, он сам подписал себе приговор. Без лишних раздумий.

И наверное, сделал бы это снова, зная, что его помощь может понадобится мисс Свон в этот день. Без колебаний.

— С-спасибо, — с легкой заминкой благодарит Белла, разжимая побелевшие от напряжения пальцы, стиснувшие рубашку бывшего мужа. Осторожно отстраняется, возвращаясь обратно на подушки.

— Не за что, — с некоторым неудовольствием, сделав глубокий вдох, мужчина всё же отпускает её. Когда одна из рук Беллы спускается с его плеча, перехватывает ладонь, накрывая сверху собственной. Надо же, он и забыл, какая она маленькая!

Взгляд приковывают две неровные бледно-розовые линии, тянущиеся от безымянного и указательного пальцев.

— Этих шрамов не было, — тихо бормочет Каллен, нахмурено разглядывая полосы.

— Этого тоже, — шепчет мисс Свон, подмечая небольшой полукруг у левой брови мужчины.

— Производственный казус.

— Некачественная овощерезка, — голос Беллы слегка вздрагивает, когда воспоминание о появлении маленьких шрамов проникают в сознание. Овощерезка, верно. Только качественная. Вполне обыкновенная. Вкупе с Джаспером, недовольным поданным салатом…

— А где кольцо? — Эдвард очерчивает невидимый контур на безымянном пальце.

— Мы не женаты.

Поднятая тема подсказывает Белле, что рука Эдварда, держащая её, так же без непременного атрибута брака. Получается, он тоже не повел никого под венец.

— Он идиот, — Каллен безрадостно усмехается, — раз до сих пор не сделал этого.

— Она тоже… — едва слышно добавляет мисс Свон.

Всматриваясь в шоколадные омуты ее глаз, мужчина с изумлением обнаруживает, какая искренность в них сияет. Она правда так думает. Где-то в самой глубине становится чуточку теплее. На толстом льду появляется первая крохотная трещина.

— «Её» нет, — внезапно ощутив острую потребность сказать это, произносит Эдвард. Не меняя ни громкость голоса, ни тон. Честно.

Подобные слова производят на Беллу должное впечатление. Удивляют.

— Когда-нибудь она появится…

— Когда-нибудь, — неопределённо соглашается мужчина, отпуская руку девушки и тем самым обрывая не лучшую тему для разговоров. — А сейчас, раз ты уже проснулась, я позову медсестру, договорились?

Белла тихонько вздыхает, не слишком обрадованная подобной затеей. Но раз Эдвард позволяет ей остаться, раз сидит с ней здесь, никакого иного ответа, кроме как согласие, быть не может.

— Договорились.

* * *

Дни следуют друг за другом, сменяя даты в календаре. Десятое, одиннадцатое, двенадцатое — их бесчисленное множество. Декабрь тает на глазах и Белле кажется, что больше он никогда не вернётся.

В прошлом году в это же самое время она была с Джаспером, убирая и украшая старенькую избушку, приобретённую им у лесника за пару сотен долларов, чтобы хоть как-то воссоздать праздничное настроение, давно ушедшее в небытие.

А сейчас она здесь. И рядом вовсе не Хейл, а Эдвард, исправно проводящий в её палате столько времени, сколько не проводил бы никто другой.

Господи, Рене в детстве, когда она сломала ногу, бывала здесь на пару часов меньше мужчины! Такое ощущение, что он и вовсе не занят. В контрасте с месяцами перед разводом, когда командировки, звонки и фуршеты следовали друг за другом цветной канителью, подобное затишье кажется подозрительным.

Но Белла никогда не решалась спросить его. Боялась, что он передумает приходить сюда. Цена за любопытство была слишком высока. Возможные риски того не стоят.

Именно благодаря ежедневному пребыванию Каллена в своей палате, Белла каждый день узнавала что-то новое. И не всегда такие «открытия» её радовали.

Например, во вторник мисс Свон, зрение которой наконец вернулось в норму, удалось увидеть второй, менее заметный шрам на коже бывшего мужа, в районе подбородка. Тоже полукруглый.

А в среду на обозрение предстали серебристые волосы на висках, бывшие на тридцатипятилетнем юбилее двухлетней давности идеально бронзовыми, как и все остальные.

Четверг принес осознание того, что бирюзовые глаза больше не блестят тем задором, за который она их полюбила.

Пятница — легкие отпечатки морщин на ровной коже лба.

Впрочем, изменения касались не только внешнего вида мистера Каллена. Казалось, прошло не так много времени, но он значительно преобразился. Редко улыбался, мог подолгу разглядывать снег за окном, думая, что Белла спит и не видит его, смотрел чуть свысока, не слишком доверчиво — это лишь малые вещи.

Погас и всепоглощающий, необъятный энтузиазм, энергия мужчины, позволившая ему построить успешную карьеру за столько короткое время.

Подобное обстоятельство ужасно огорчало. Изабелла помнила, как много сил находилось в нём каждый раз, едва появлялась новая, более-менее перспективная идея. Как он загорался ею, ночи напролет готовясь к воплощению…

Сейчас ничего подобного не было. И что-то подсказывало, что больше не будет.

Изредка они говорили на более значительные темы, чем самочувствие девушки. Иногда затрагивали кое-какие страницы закрытых обсуждений, вроде планов на будущее или дней, проведённых порознь после развода.

Однажды ночью, проснувшись после очередного кошмара, Белла не смогла сдержаться и рассказала Каллену о Джаспере. О его угрозах и их воплощениях, от которых часто удавалось скрыться лишь в одном месте — на чердаке. Она боялась крыс, и Эдвард прекрасно знал это, а потому сильнее поражался тому, сколько времени мисс Свон проводила в месте, где они обитали полчищами. Огонь, разгорающийся в груди при этих словах, вынуждал мужчину скрежетать зубами. Он утешал Беллу, больше не боясь обнимать её, приговаривая, что больше ничего подобного не случится. Как он это сделает, было неважно. Сделает. Несомненно.

И она верила. Верила каждому слову, как когда-то отцу. Успокаивалась в кольце рук бывшего мужа за считанные секунды. Маленькие дети так быстро приходят в себя в объятьях мам — самых важных людей в их жизни, самых дорогих. Отдаленной частью сознания Белла отдавала себе отчёт в том, кем на самом деле для неё является Эдвард, но признаться боялась. И про себя, и вслух.

Просила лишь о том, чтобы болезнь длилась дольше. Не хотелось думать о возвращении в избушку к Хейлу. Хотелось быть здесь. И только.

Однако, будто насмехаясь, дни все летели и летели, неумолимо приближая дату её выздоровления. Когда улыбающийся доктор сообщил о планирующейся первого января выписке, Белле хотелось рыдать от неумолимости времени. Как же несправедливо, что три драгоценных недели свободы из шести она провела в бреду!

Сегодня — двадцать четвертое. Чёртов канун Рождества. Было время, когда этот праздник нравился ей больше собственного дня рождения. Подарки, веселье, ломящийся от изобилия вкуснейших блюд праздничный стол — всё пропало после встречи с Хейлом.

Предыдущее её Рождество прошло за просмотром старого черно-белого фильма, транслирующегося по телевизору, пока Джаспер в соседней комнате опустошал скудный домашний бар.

На часах — шесть вечера. Ровно на два часа позже того времени, когда Эдвард обычно возвращается к ней. Наверняка сегодня его не будет. Ещё один повод вычеркнуть из календаря ненужный, наводящий тоску день. За проведённое в больнице время она слишком привыкла к присутствию рядом Каллена, чтобы оказаться в одиночестве даже на сутки.

Как же она собирается выдержать грядущую сотню дней? Тысячу?..

Тихий скрип двери привлек внимание Изабеллы как раз в тот момент, когда невеселые мысли обосновались в сознании, готовясь вызвать соленые слёзы.

Правда, желание плакать тут же пропало, едва девушка узнала пришедшего.

Эдвард…

Волну радости, одновременно затопившую сознание и тело мисс Свон, ни с чем нельзя было сравнить. Невозможно передать.

Она даже не пыталась скрыть улыбку, которая вызвала отклик и в молодом человеке. Заметив хорошее настроение девушки, его губы тоже изогнулись в ответной улыбке.

Она его ждала.

— С наступающим рождеством, принцесса Изабелла, — с былой радостью в голосе, о которой Белла думала, что больше никогда не услышит, начал мужчина, — думаю, вам лучше закрыть глаза.

Наслаждаясь непосредственностью бывшего мужа, мисс Свон послушно делает, как велено, смешно жмурясь.

— И не поглядывайте, принцесса, — Эдвард усмехается, быстро и неслышно перемещаясь по комнате. Белла слышит шуршание упаковочной бумаги, слышит, как он что-то переставляет с места на место и какой-то непонятный звон, словно от чего-то стеклянного, заполняет собой пространство палаты.

Неужели Каллен решил устроить ей такой же праздник, как раньше? После всего, что случилось? После всего, что она… сделала?

— Открывай! — задорная команда мужчины выбрасывает из головы ненужные мысли. Пока есть возможность, пока есть момент, нужно жить им и не обращать ни на что другое внимания. Запоминать каждую мелочь. Время для обдумывания будет позже. Его — целая вечность.

От увиденного после, в груди Беллы больно щемит где-то слева. Прикроватная тумбочка освободилась от упаковок с лекарствами и салфетками, устроив на своей поверхности вместо этого большую тарелку с шоколадным печеньем в виде летящих оленей, на шеях которых красуются раскрашенные красной глазурью колокольчики. И два огромных пластиковых стакана с чем-то горячим.

— Это мне? — девушка не веря смотрит на знакомое любимое печенье, с болью подмечая, что оно ничуть не изменилось. Все такое же. Как в первое их рождество…

— Тебе, — Эдвард улыбается шире, с готовностью кивая. Усаживается на кресло рядом с кроватью, с интересом глядя на мисс Свон — не нравится?

— Очень нравится, — без наигранности выделяя первое слово, бормочет Белла, — просто я не заслужила…

— Сегодня праздник, — Каллен обрывает её, не дав закончить, — сегодня все всё заслужили. Это ведь твои любимые, верно? Ты откажешься?

Девушка мотает головой, забирая с тарелки одного оленя. Хрустящий, с корицей. Даже вкус тот же.

— Какао, — Эдвард придвигает ближе к мисс Свон один из стаканов, — приятного аппетита.

— Спасибо… — Белла вздыхает, — за все…

Три печенья и полчаса спустя, она не выдерживает от терзающей внутри фразы. До острой боли хочется сказать её. Сейчас.

— Я думала, ты не придёшь сегодня, — робко признается она, то и дело проводя пальцами по поверхности стакана.

— Если ты не против, я бы встретил Рождество здесь, — мужчина терзает глазами белый потолок небольшой комнаты, а затем переводит глаза на Беллу. Ждет ответа.

— Я так и хотела, — слова мисс Свон звучат чуть увереннее, когда она наблюдает, как расслабляется лицо Каллена, до того скованное напряженным ожиданием.

— Замечательно, — с искренней улыбкой произносит он.

— Замечательно, — эхом отзывается девушка.

Часы приближают свои стрелки к девяти, когда Белла, после затянувшегося молчания, решается его прервать. Ей неизвестно, подходит ли рождественская ночь для откровений, но кажется, если не открыться сейчас, потом может быть поздно. Первое января не за горами.

— Спасибо за праздник, — Изабелла обводит взглядом наполовину опустевшую тарелку с печеньем, — было очень вкусно.

— То есть, задержка компенсирована? — Эдвард мягко усмехается, задавая свой вопрос.

— Да, вполне, — мисс Свон усмехается в ответ.

Короткий момент тишины на удивление хорошо вписывается в окружающее пространство.

— Я соскучилась по такому Рождеству, — нерешительно бормочет Белла.

— Ну, оно вернулось, — Каллен пожимает плечами, улыбаясь всё шире… Белла наблюдает за ним и только теперь понимает, что все это — игра. Отличная, прекрасно исполненная, потрясающая игра. Возвращение задора Каллена, возвращение блеска в глазах, не исчезающая с губ улыбка — представление. Для неё. В честь праздника.

— Не надо, — девушка слышит свой голос будто впервые.

— Что «не надо»? — мужчина едва заметно хмурится.

— Не надо так улыбаться, — мисс Свон аккуратно прикасается пальцами к раскрытой ладони бывшего мужа, лежащей на простынях, — это не твоя улыбка. Я хочу встречать Рождество с настоящим Эдвардом.

Хмурости становится больше. Наигранность пропадает, увлекая за собой безмятежно радостное выражение лица. Быть может, было всё же лучше оставить всё как есть? Он исправно старался…

— Не хочешь…

— Очень хочу, — уверенно кивая, сообщает Белла, перебираясь пальцами выше.

Глубоко вздохнув, Каллен прикрывает глаза. Облокачивается на спинку кресла.

— Давай не будем портить праздник? — наконец бормочет он.

— Мы не портим. Расскажи мне, что с ним случилось? С прежним Эдвардом?

Мужчина горько, почти ядовито усмехается. Проблеснувшая в раскрывшихся бирюзовых глазах ярость пугает мисс Свон. Однако голос, несмотря на эти эмоции, всё равно выходит грустным. В этот раз ничем не скрытый. Такой, как есть.

— Ты знаешь что, Белла…

Ничего не отрицая, девушка согласно кивает.

— Если я сейчас попрошу прощения, ты всё равно не сможешь мне его дать. И это правильно.

— Ты ни разу не просила, — с каким-то налетом отчаянья укоряет мужчина, — откуда ты знаешь, что я отвечу?

Девушка почти физически чувствует нарастающее в комнате напряжение. Оно оседает на стенах, спускается на пол, блуждает по потолку. Оно — повсюду. И источником служит Эдвард. Пальцы нещадно впиваются в простыни, сжимая их с такой силой, какая могла бы перемолоть пшеницу в муку.

— Извини…

Громкий вздох разрывает повисшую тишину.

— Наверное, ты права. Не смогу, — Каллен смотрит прямо перед собой. Бирюза его глаз застывает. — Не смогу… — совсем тихо повторяет он.

— Я понимаю.

— Белла… — мужчина, нахмурившись, обращает взгляд к мисс Свон, решаясь спросить кое-что — раз уж мы начали эту тему, я хочу узнать ответ на один вопрос.

— Какой? — теперь черед нахмурится Изабеллы.

— Джаспер младше меня всего на пять лет… неужели это повод?

Подобные суждения приводят девушку в ступор. Болезненная тема соприкасается с болезненным вопросом. И не менее болезненным видом Эдварда, когда тот задаёт его. Ему по-настоящему хочется знать. И, по-настоящему, заранее больно от ожидаемого ответа.

— Дело не возрасте.

— А в чём? В чём тогда? — Каллен тщетно пытается придумать причину, по которой его жена могла лечь в постель с Хейлом. Он ведь богаче, сговорчивее, глупее, раз столько времени не замечал происходящего. Зачем всё менять?..

— Прекрати искать в себе причину, — Белле становится больно от мыслей бывшего мужа. Долго ли он занимается подобным самобичеванием? — ты замечательный, Эдвард. Я уже говорила это.

— Видимо, недостаточно замечательный…

— Достаточно. И гораздо больше, чем я могла представить, — мисс Свон обоими руками обвивает ладонь мужчины, некрепко сжимая, — я благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал. И за то, что привёз сюда. И за то, что проводил здесь столько времени. Я больше… больше о себе не напомню, обещаю. Ты сможешь забыть.

Глаза Каллена переливаются невиданными раннее чувствами. Наполняются ими. Он слушает, слушает, слушает… и верит. Как впервые, будто бы ничего не было.

Будущее вырисовывается как никогда четко. Такое же, как до поездки в объезд главной трассы. С мыслями о прошлом, активирующимися под любую из возможных песен, с представлением, что всё могло бы сложиться по-другому. С существованием между фирмой и квартирой в ожидании окончания этого замкнутого круга. Аварии, инфаркта, убийцы в подворотне — чего угодно. Вот так. И никак иначе.

— Нет, — внезапно мужчина ощущает, как сильно не хочет забывать. Как сильно желает всегда иметь возможность представить себя рядом с Беллой, — это будет невыносимо.

На его глаза наворачиваются слёзы.

— Я так не хочу. Не надо, Белла. Пожалуйста.

Открытая просьба, почти мольба, обескураживает Изабеллу. Ей казалось, мужчине более-менее удалось прийти в себя. По крайней мере, во время её болезни…

А может, тоже игра? Как сегодня, с милой, доброй маской. Красивой, расслабленной, уверенной?

— Это отвратительно, — он морщится, наклоняясь и упираясь лбом в кроватные простыни, — просто отвратительно. Невозможно. Мне нужно тебя помнить. Мне нужно…

Его дыхание окончательно сбивается. Губы сжимаются в тонкую полоску.

Белла, боясь расстроить мужчину ещё больше, осторожно, с некоторой робостью, прикасается к бронзовым волосам. Проводит по ним дважды.

Спина Эдварда вздрагивает, а рука, которую держит девушка, сжимается в кулак. До белизны.

— Если ты не хочешь, не забывай, — Белла прикасается к мужчине еще ощутимее, — хочешь, я буду звонить тебе? Я могу звонить. Или писать. Что угодно, Эдвард. Если хочешь.

Девушка говорит, убеждая скорее себя, чем Каллена. И при этом не заостряет внимание на том, как будет писать и звонить, если Джаспер почти всегда дома. Как сама будет выдерживать тот напор, что создадут постоянные «напоминания» для Эдварда. Есть вполне очевидная вероятность самой не выдержать.

— Вернись ко мне… — сдается мужчина. Отпускает себя целиком и полностью, не опасаясь последствий. Вспоминает про телеэкраны, про фильмы, где расставались из-за лишней гордости, про книги. Оставляет за спиной всё. Молит о том, в чем отчаянно нуждается.

— Эдвард, ты этого не хочешь.

— Вернись, — он судорожно вздыхает, накрывая её ладони своей, — прошу тебя, пожалуйста. Это невыносимо.

— Ты вскоре пожалеешь, — слёзы появляются на щеках словно по волшебству, за мгновенье.

Подобные слова немного отрезвляют Каллена. Возвращают какую-то часть самоконтроля.

— Может быть, — неслышно шепчет он. Кивает.

А затем зажмуривается, отстраняясь.

— Ладно, хватит, — возвращает на лицо ту самую маску, с какой пришел. Фиксируя эмоции так, что и намека на недавние слёзы не видно. Снова улыбается. — Рождество — хорошийпраздник. Для грусти есть поминки.

Белла смотрит на него с сожалением, но не прерывает взгляда. Вдохновляясь успехом бывшего мужа менять настроение как перчатки, пытается сделать то же самое. Натянуть на сопротивляющиеся губы улыбку. Хоть самую маленькую. Самую робкую. Но на каплю, хоть на каплю естественную.

Эдвард помогает сменить тему, намеренно направляя её в нужное русло.

— У меня есть для вас подарок, принцесса Изабелла, — произносит он, поворачиваясь к цветному пакету у деревянных ножек кресла. Поднимает его с пола.

— Подарок? — мисс Свон хмурится, кусая губы, — Зачем же, ты мне уже всё подарил.

Обводит взглядом печенье и пустые стаканы из-под какао и осторожно улыбается. Искренне.

— Печенье — дело рук Санты, — мужчина окончательно выпутывается из паутины слёз, делая вид, что между его приходом и теперешним моментом ничего не изменилось. Они не говорили ни о чем, что может испортить настроение — А вот это уже от меня.

Он протягивает девушке пакет, дожидаясь, пока та заберет его. Пальчики Изабеллы делают это с некоторым опозданием, чуть подрагивая. Сильнее нужного обвивают золотой шнурок, опуская его на простыни кровати.

И только лишь спустя минуту разглядывания, она вытаскивает содержимое подарочной упаковки — небольшую синюю бархатную коробочку.

— Что это?

— Посмотри, — не давая ответа, кивает на коробочку Эдвард.

Послушно раскрывая её, Белла выуживает из темного мягкого углубления тонкую серебряную цепочку, своими звеньями создающую небольшой браслет. Крохотные фигурки, разместившиеся на ней в пяти разных местах, удивляют.

— Очень красивый… — восхищённо шепчет девушка, поворачивая украшение в сторону, дабы лучше рассмотреть, — спасибо.

— Он хранит пять твоих секретов, — негромко сообщает мужчина, аккуратно приподнимая пальцем первую фигурку. — Ты хотела жить на море.

— Хотела… — Белла зачаровано смотрит на маленькую ракушку, поражаясь тому, что Каллен до сих пор об этом помнит.

— Твои любимые цветы — розы, — Эдвард следует дальше по цепочке, останавливаясь возле серебряного цветка, в названии которого нельзя ошибиться.

Мисс Свон тихо выдыхает, кивая.

— Наверху, в Эйфелевой башне подают самых лучших в Париже улиток, — Каллен усмехается, притрагиваясь к башенке и вспоминая, в какой восторг привело Беллу это сливочно-чесночное блюдо. Первая неделя после брака. День четвертый. Пятница.

— И «Цезарь» тоже, — вставляет она, заставляя бывшего мужа усмехнуться.

— Конечно же. В этом плане тот ресторан вообще вне конкуренции.

Эдвард не может и не хочет скрывать всю приятность того, что мисс Свон помнит о его предпочтениях. И уж тем более о чудном французском салате…

— Рудольф для счастливого Рождества, — Каллен демонстрирует искусно вырезанную фигурку оленя, чуть задерживаясь на ней. Белла была первой, кто рассказал ему историю об этом сказочном персонаже. Пусть у неё он и останется.

— А корона? — девушка чуть хмурится, сосредотачивая внимание на последнем элементе браслета, — это тоже секрет?

— Нет, не секрет, — Эдвард вздыхает, заправляя выбившуюся прядь Беллы за ухо, — ты ведь вправду принцесса. А корона — неотъемлемый атрибут любой из них.

Принцесса… Он не изменил этого. Как и прежде, как и раньше, когда услышал впервые, считает такое прозвище более подходящим. И если в устах Майка, называющего так свою соседку по парте в младшей школе, оно звучала жестоко, то в голосе мужчины нет ни единого проблеска этого чувства. Мягкость и нежность. Всегда.

— Он замечательный, Эдвард, — улыбка Беллы становится шире, но вместе с тем на глаза грозят навернуться слёзы, — можно, я его надену?

— Он твой, — Каллен с готовностью придвигается ближе, кивая. Помогает застегнуть непослушную маленькую застёжку.

Любуясь на новообретенное украшение, Белла не допускает даже мыслей, что будет с ним, когда она вернётся к Джасперу. Что будет, когда тот увидит его. Плевать. Сейчас и здесь.

Потом будет потом.

— У меня нет подарка, — прикусив губу, виновато сообщает она, исподлобья глядя на бывшего мужа, — но зато у меня есть новогоднее желание. И оно — твоё.

— Спасибо, принцесса, — Эдвард улыбается с едва заметной грустью. Бирюза глаз темнеет, вновь утрачивая ту грань контроля, которой он так долго добивался, — это прекрасный подарок.

И, осторожно нагибаясь к девушке, тут же решает использовать подаренное желание… Целует в лоб, потом приникает к нему собственным.

«Сделай её счастливой».

Часть 2

Этой ночью у Беллы не получается уснуть. Трижды тихонько переворачиваясь с боку на бок, дабы не разбудить Эдварда, дремлющего в кресле, она тщетно пытается убедить сон прийти хотя бы ненадолго. Укрыть на пару часов, не больше. Можно даже с небольшим кошмаром, если такова цена…

Воспоминаний слишком много. Они истязают не хуже тех ужасов, что проделывал мистер Хейл.

В голове мисс Свон проигрывается всё — от самого знакомства с бывшим мужем до развода.

…Они встретились на берегу реки. Ночью. Ей нравилось купаться в темноте. Вода становилась теплее, а наблюдателей не было вовсе. Никто не мешал наслаждаться нежными прикосновениями лёгких волн.

Эдвард — ярый противник ночных прогулок — в тот день поступился правилами и спустился вниз по крутой лестнице, заинтересованный негромким плеском на обычно тихом берегу. Когда увидел её, подумал, что тонет. Прямо в одежде, в дорогом костюме, только что привезённом Мириам из Чикаго, кинулся в воду и вытащил на берег. Едва не утопил на самом деле. Захлебываясь и отбиваясь, Белла отталкивала его, как могла, но пока не оказалась на песке, чёртовы руки незнакомца не отпускали. Уже позже, узнав, что плавать мисс Свон умеет хорошо ещё с семи лет, он пробовал извиниться и даже предлагал компенсацию за моральный ущерб, но виноватый и растерянный вид мужчины оправдал его сам собой.

От безудержного смеха они не могли успокоиться больше получаса.

Спустя пару месяцев отъездов и возвращений в её городок, встреч и расставаний, Эдвард сделал предложение. По всем предписанным канонам, не нарушив ни единого условия. И благословение отца, и левое колено, и кольцо бабушки — все, как полагается. Иного слова, как «да», Белла сказать не могла. И не хотела. Этот мужчина стал центром её мироздания. Ещё в тот день, у реки. И неважно, что был на пятнадцать лет старше. И неважно, что навсегда увозил из знакомого с детства города. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго — девушка была готова ехать куда угодно. И поехала.

Она увидела Джаспера восьмого октября. В солнечный, необычайно теплый для осени день, прогуливаясь по парку. Он лучезарно улыбался и всем своим видом выражал симпатию к молодой хозяйке. Белла не смогла удержаться. Сказалось ли долгое отсутствие дома Эдварда или случилась ли та самая ситуация, когда трезво мыслить уже не получается, но она поддалась. Первый раз оказавшись в постели Хейла, не могла вернуться к прежнему образу жизни. Словно наркоману, попробовавшему кокаин, ей хотелось ещё и ещё. Хотелось так сильно, что перенасыться было невозможно…

Эдвард узнал через полгода. Ей до сих пор не известно, как, но фотографии из мотеля оказались у него на столе, когда тот втащил жену за собой в кабинет и потребовал объясниться.

Кроме слёз ничего не было. Да и что можно было сказать? Отрицать? Ради чего? Зачем?..

Их брак официально завершился двенадцатого апреля. Грозный, чересчур громкий удар молоточка судьи о деревянную подставку отпечатался в сознании выжженным клеймом.

Всхлипывая против воли, Белла зажмуривается, крепче приникая к подушке. Если бы вернуть всё назад. Если бы отодвинуть назад стрелки часов, если бы вернуться…

— Эдвард, — мисс Свон зовет бывшего мужа, тихо-тихо, едва слышно. Боится разбудить, но вместе с тем отчаянно хочет услышать его голос.

Мужчина просыпается после третьей попытки девушки добудиться его. В ночной темноте кажется, будто ему послышалось, но зов повторяется снова, опровергая эту теорию.

— Ш-ш-ш, — он быстро поднимается с кресла, усаживаясь на её кровать, гладит плечи, — Белла, ничего страшного не случилось. Это просто плохой сон. Плохой сон.

Кошмар? Он думает о кошмаре?

— Никаких снов нет, я не сплю, — мисс Свон смущенно улыбается, — я хотела кое-что спросить, извини, что разбудила.

На какое-то мгновение мужчина теряется.

— Что спросить? — с участием интересуется он, наклоняясь ближе, — я слушаю. Спрашивай.

— Я знаю, у меня больше нет желаний, — она опускает глаза на простыни, взволнованно изучая их взглядом, — но, может быть, ты засчитаешь мне это в залог? В честь Рождества? Пожалуйста…

— Что засчитать? — Эдвард хмурится, поглаживая указательным пальцем её скулы. Вкупе с незапланированном пробуждением смущенно-виноватый вид девушки приводит в ступор. Она выглядит так, словно просит что-то не просто несбыточное, а в принципе невозможное. Неправильное. И прекрасно это понимает.

— Можешь полежать со мной? Чуть-чуть. Я быстро засну.

Прикусывает губы. Быстро-быстро моргает, прогоняя слёзы. Говорит тише нужного.

Сейчас заплачет…

— Белла, — Каллен медлит, взвешивая, исполнимо ли такое желание. Провода вокруг девушки никуда не делись. И кровать узкая. Места явно мало на двоих.

— Это ничего не значит, — поспешно заверяет она, испугавшись сильнее прежнего его молчания, — я не буду ничего думать. Мне просто страшно… пожалуйста…

Это становится последней каплей. Сердце Эдварда сжимается от услышанного.

— Хорошо, — он нежно улыбается, соглашаясь, — я полежу. Не бойся.

С невыразимой благодарностью взглянув на него, Белла кивает, отодвигаясь вправо. Освобождая немного места.

Мужчина ложится на тесное пространство, привлекая девушку к себе. Тут же устраиваясь в его объятьях, как напуганный кошмаром ребёнок, она тихонько стонет, зажмуриваясь.

Запах сводит с ума. Руки сводят с ума. Эдвард сводит. Как можно было по собственной глупости отказаться от него? От безболезненных будней и спокойных ночей, от уверенности, от безопасности? От человека, который искренне любит?

Непростительно.

— Больно? — тревожно спрашивает мужчина, лихорадочно пытаясь понять, какое именно движение оказалось неверным — прости, Белла. Я сейчас встану.

— Нет, — маленькие пальчики мисс Свон цепляются за его рубашку так сильно, как никогда прежде, — не надо. Не больно. Теперь не больно. Останься.

Она продолжает тихонько всхлипывать, но явно старается прекратить это как можно скорее.

Умолкает через пять минут, окончательно согревшись и расслабившись после его поглаживаний.

Утыкается лицом в рубашку, дышит размеренно и спокойно.

— Счастливого Рождества, принцесса, — укладывая подбородок поверх макушки Беллы, бормочет Эдвард.

— Нет, — натыкаясь на уверенный, полный серьёзности ответ Беллы, Эдвард устало вздыхает, присаживаясь на кресло. — Я не могу этого сделать.

— Я зову тебя не в обитель зла, помнишь?

— Не могу…

— Белла, доктор Роджерс считает эту идею оправданной. Всего неделя, а потом я отпущу тебя куда нужно. Но только здоровую.

— Я обещала тебе, — опустив глаза, шепчет девушка, перебирая пальцами простыни. — Я сдерживаю обещания.

— Ты обещала мне, что уедешь, когда я скажу, — мягко напоминает Каллен, пытаясь поймать ускользающий взгляд мисс Свон, — я ничего ещё не сказал.

— Так будет хуже, — Белла проглатывает слёзы, прикрывая глаза, — если я буду жить с тобой, я потом не уйду. У меня не получится.

Признаётся в самом сокровенном. Тихо, но внятно. С робостью.

В груди мужчины ощутимо теплеет. Это снова та Белла. Та самая, которой он отдал руку и сердце. Которая ни за что его не предаст. Которая боится ранить…

— Я не отпущу тебя обратно, пока не буду уверен, что всё в порядке, — вздыхает Эдвард, присаживаясь перед кроватью мисс Свон. Глядя на её фигурку, сменившую, наконец, синюю больничную накидку на более-менее внушающий оптимизм светло-желтый спортивный костюм. — Всего неделя. Пожалуйста. Считай это моим новогодним желанием в залог.

Он улыбается, в конец обезоруживая. Белла не может воспротивиться. При всем желании, стремлении, даже при угрозе. Никак.

— Зачем ты всё это делаешь? — тихонько спрашивает она, подбираясь ближе к краю. Не прикасается к нему. Знает, чем все это чревато. Молчаливо смотрит. Ждет ответа.

— Ну ты же кормила меня бульоном после гриппа, — мужчина усмехается, легонько пожимая бледные ладошки, — зачем?

— Это не то же самое, — нерешительно бормочет Белла.

— Неужели сейчас ты бы выставила меня за дверь? — прищурившись, изображает удивление Каллен.

— Нет, — она поспешно качает головой, — конечно же нет.

— Вот и ответ, — Эдвард улыбается, — теперь ты согласишься?

— Я не доставлю тебе неудобств? — натыкаясь на искренний смех бывшего мужа, Белла теряется, хмурясь.

Какая глупость! «Не доставит ли?..» Сколько уже доставила. Трасса, больница, рождество, теперь ещё и квартира! Она переходит все допустимые рамки, все пределы.

— Ты неисправима, — мужчина осторожно проводит пальцем по шрамам на ладони девушки, — нет, не доставишь. Ты меня обрадуешь.

— Джаспер заявит в полицию, если я не вернусь, — вспомнив про ещё одно удручающее обстоятельство, сообщает о нём мисс Свон.

— Если до сих пор не заявил, значит, ещё неделю точно не заявит, — Эдварду с трудом удается сдержать ту злость, что стремится просочиться в голос. И дело не в том, кто такой Хейл. Дело в его поведении. Живи Изабелла с ним под одной крышей, в первую же ночь, в первый же вечер он сам начал бы её поиски. Безотлагательно.

— Ты хороший… — как в первый раз своего пробуждения шепчет Белла, наклоняясь и приникая лбом к плечу бывшего мужа, — мне правда очень жаль, что так вышло. Сейчас… — она медлит не больше двух секунд, а затем, решаясь, всё же произносит желаемое, — сейчас я бы все сделала иначе.

Внутри Каллена что-то вспыхивает, когда смысл её слов доходит до сознания. Разгорается таким ярким, таким всепоглощающим пламенем, что ощущать его как можно дольше — единственное желание. Хочется улыбаться. Хочется смеяться. Хочется забыть.

Несмотря на уверения девушки в том, что простить измену у него не получится, несмотря на собственные уверения в этом, ему начинает казаться, что изначальный ответ неверен. Можно. Все можно простить. Было бы желание…

В эту же секунду Эдвард принимает решение дать Белле тот самый «второй» шанс. Терять уже нечего, а обещанный джек-пот в случае везения может вернуть ему смысл жизни.

* * *

На удивление Беллы оказывается, что квартиру, купленную за месяц до их свадьбы, Эдвард не продал. Всё такие же уютные, как в предыдущие два раза пребывания здесь, ещё во время ремонта, пятикомнатные апартаменты внушают спокойствие и безопасность. Тёплые коричневые тона, выбранные для отделки, деревянный пол чуть более тёмного цвета, цветы в высоких горшках, расставленные вдоль стен длинного коридора и три картины-натюрморта с перцами, купленные мисс Свон на выставке некого сомнительного художника, украшают кухню, зал и спальню. На эти семь дней — её.

В первые часы пребывания здесь Белла чувствовала неловкость. Казалось, будто из одного мира попала в другой, совершенно непонятный. Как раньше он мог считаться своим собственным?..

Но уже через сутки это неприятное ощущение прошло. Похоже, благодаря стараниям мужчины и Хейзел, готовящей деликатесы на завтрак, обед и ужин и щедро угощающей ими своих хозяев.

Как и обещала Эдварду ещё по приезду, не выходя из машины, двое суток мисс Свон провела в постели, наслаждаясь горячим шоколадом и любимыми книгами. Часы, что Каллен отсутствовал, теперь не казались такими долгими, как в больнице. Тем более, он всегда вовремя возвращался, не заставляя её ждать. Их разговоры стали длиться дольше. Заново узнавая бывшего мужа, Изабелла всё больше проникалась мыслью соорудить когда-нибудь машину времени. И вернуться…

На третий день, когда разрешено было наконец подняться с постели, она устроила себе экскурсию по квартире, заглянув в каждый уголок. Любопытство в этот раз не должно было причинить никакого вреда — в комнату мужчины девушка не заходила.

В четверг, заранее договорившись с кухаркой, Белла решилась на сюрприз. Он не должен был расстроить Каллена больше, чем обрадовать. К тому же, все ингредиенты очень кстати оказались в наличие. Никуда не пришлось идти.

И вот, в назначенное время войдя в квартиру, Эдвард сразу же почувствовал знакомый, но такой далекий от сегодняшнего дня запах.

Об этом блюде Хейзел не было известно. Значит вариант, кто мог его приготовить — только один.

Не до конца доверяя и собственному носу, и собственной памяти, мужчина поспешно направился в кухню, чтобы проверить, сошел ли он окончательно с ума или ещё нет.

Белла стояла возле блестящей серой плиты, в сиреневом фартуке и волосами, собранными в хвост на затылке — само воплощение домашнего уюта. Улыбалась, внимательно следя за содержимым сковородки. На тарелке рядом возвышалась целая стопка уже готовых шоколадных блинчиков. Их запах и разносился вокруг.

Заметив мужчину, девушка поспешно оторвалась от своего занятия, дружелюбно улыбнувшись. На её щеках тут же заиграл румянец, который его обладательница тщетно попыталась скрыть, отвернувшись в поисках сахарной пудры.

— Добро пожаловать, — её голос звучал радостно, но в какой-то мере тревожно. Волнуется. Смущается.

Пламя радости, появившееся в день выписки, снова эхом отозвалось где-то в груди. Эдвард внезапно ощутил себя по-настоящему счастливым.

Мог ли он в тот мрачный день под тучами подумать о том, что это воспоминание — мечта о тех самых блинчиках, фирменном блюде мисс Свон — воплотиться в реальность?

— Это мне? — с долей недоверия спросил он.

— Тебе, — улыбка Беллы стала шире, — не хочешь попробовать?

Даже под страхом пыток от этого предложения мужчина бы не отказался. Быстро кивнув, он с удовольствием занял свое место за столом, восторженно глядя на девушку. Семь ровных, одинаково круглых блинчиков уместились на большой белой тарелке, поставленной перед ним. Черничное варенье было тут же. Справа, как всегда.

— Спасибо, — с непередаваемой благодарностью он обернулся к Изабелле, — спасибо огромное…

— Приятного аппетита, — Белла, похоже, смутилась больше прежнего, но улыбка с губ никуда не делась, — я рада, что тебе нравится.

В пятый день она его не отпустила. Не смогла отпустить. Эдвард всегда заходил к ней перед сном пожелать спокойной ночи, но в этот раз, изумленный слезами и рыданиями Беллы, не смог отправиться к себе. Крепко прижавшись к нему, девушка пересказывала свой недавний кошмар, воплощающий все подробности автокатастрофы с родителями. Она была настолько напугана, настолько потеряна, что уже ничего не стеснялась.

Каждая мелочь была учтена. Каждая подробность.

С мужчиной было не страшно. Как тогда, в больнице. Была уверенность, что ничего не случится. Что можно справиться, можно пережить, если он будет рядом.

— Я с ними поссорилась, — утопая в рыданиях, шептала мисс Свон, — они из-за меня уехали вечером…

— Это было их решением, твоей вины здесь нет, — мужчина целует её лоб, поглаживая по волосам, — это случилось в одно время, вот и всё.

— Если бы не я…

— Тише, — объятья крепчают, — все уже позади. Мы ничего не можем сделать. Им бы точно не хотелось видеть тебя в слезах.

— Они бы мне не простили… тебя, — Белла задыхается от немыслимого ужаса, вызванного воображенным немым осуждением Рене и Чарли, — ты им так нравился…

— Они были замечательными людьми, — Эдвард согласно кивает, поправляя сползшее с плеч Изабеллы одеяло, — и наверняка оказались там, где хорошо.

— Нав… наверное, — девушка шумно втягивает воздух, перебираясь с подушек на грудь бывшего мужа, — наверное…

Он не мешает ей. Не отстраняет. Всё что угодно, дабы успокоилась.

Всё что угодно…

Разговор плавно перетекает с одной темы на другую. В этот раз касающуюся Джаспера.

Казалось, только что успокоившаяся Белла заново заходится слезами.

— Я не хочу возвращаться, — стонет она, стискивая пальцами футболку мужчины, — я говорила, что так будет. Я знала…

— Тебе не обязательно возвращаться.

— Он убьет меня… — словно бы не слыша предыдущей фразы, всхлипывает девушка, — овощерезка, крысы, коньяк…

— Тебе не обязательно возвращаться, — второй раз повторяет Эдвард, привлекая к себе внимание мисс Свон. Приподнимая её лицо за подбородок, глядя прямо в глаза. — Я решу этот вопрос.

— Почему?..

— Если ты не хочешь обратно, ты останешься здесь. Со мной, — Каллен не чувствует ни единого проблеска неуверенности. Наоборот, наблюдая Изабеллу в таком виде, предложение кажется не только правильным, но и жизненно необходимым. Даже если он и не сможет её простить, то точно не против видеть рядом. Хочет видеть рядом.

Уже слишком поздно что-либо отрицать.

На шестой день, оставляя за спиной все условности, предосторожности и трезвый рассудок, Белла возвращается в прошлое. Предпринимает попытку вернуться — целуя Эдварда.

Его реакция поражает мисс Свон, приготовившуюся если не к неприязни, то точно не к подобному восторгу, которым загораются бирюзовые глаза. Их сияние вдохновляет…

Каллен так же отпускает все свои принципы. Вечером. На большой кровати со сливовым покрывалом, под высоким белым потолком, второй в день невинный поцелуй перерастает в нечто большее.

Настолько сильное, настолько огромное, настолько несдерживаемое, что отказаться нет никакой возможности. Мужчину тревожит лишь то, как подобное воспримет девушка, но согласие Беллы ясно и без слов.

Чувствуя такие нужные, такие любимые горячие руки на шее, груди, талии, она часто дышит, наслаждаясь моментом. Одаривает мужчину такими же сильными ощущениями, ничуть не скупясь ни на поцелуи, ни на прикосновения.

Приближаясь к скорой кульминации, Эдвард понимает очевидную, но почему-то такую ещё совсем недавно невозможную вещь. В очередной раз наблюдая Беллу — как раньше, с молочной кожей, с локонами, подрагивающими при каждом движении, с чудными шоколадными глазами, он с жаром признаётся, сильнее прижав к себе миниатюрное тело:

— Я прощаю тебя…

День седьмой начинается с кофе. Ароматного, горячего, крепкого кофе, принесённого Эдвардом прямо в постель. Нежась на мягких простынях в тёплых объятьях, Белла находит определение слову «рай». Наглядное.

Ночь прошла настолько хорошо, что нельзя было даже представить. После обжигающего занятия любовью следовал тихий и мирный сон. Тесно прижавшись друг к другу, они с мужчиной спали, полностью удовлетворенные жизнью.

После вчерашнего дня померкло все. Особенно если учесть прощение, подаренное мистером Калленом. Не было ни кошмаров, ни воспоминаний. День начинался для того, чтобы закончиться так же счастливо, как предыдущий. И ничто мирское не могло это счастье омрачить.

— Когда ты вернешься сегодня? — Белла, устроившись на плече Эдварда, задумчиво проводит пальцами по его шее. Обдумывая, как сегодня встретить мужчину.

— Сегодня воскресенье, — сообщает он, потягиваясь и в ответ перебирая нежные локоны своей избранницы, — мне никуда не нужно.

— Совсем никуда? — глаза девушки так ярко загораются радостью, что Эдвард не может сдержать улыбки.

— Совсем, принцесса.

— Замечательно, — она весело смеется, вытягиваясь на покрывалах и приникая к мужчине ближе, — значит, мы можем никуда не спешить.

— Да, — соглашается он, отвечая на поцелуй Беллы, — воскресенье — наше.

— Наше, — она восторженно вздыхает, обнимая его.

Улыбается.

— Только наше…

* * *

Следующие недели кажутся Белле сном. Они настолько нежные и счастливые, что два прошедших года забываются сами собой.

Просыпаясь рядом с Эдвардом, возвращение к которому каким-то чудным образом, за какие-то невиданные дела удалось заслужить, она всегда улыбается.

Засыпая рядом с ним, желает добрых снов и никогда не вспоминает о кошмарах. Теплые, родные руки спасают от всех горестей и бед.

Защищают.

Джаспер больше не появляется. Ни разу за всё время, что они вместе, не даёт о себе знать. И лишь спустя полтора месяца приходит весть о том, что в некой лесной избушке найдено тело мужчины, по всем приметам совпадающего с описанием Хейла. Вердикт: алкогольная интоксикация. Это подтверждают семь бутылок, лежащие полностью опустошенными рядом с его кроватью.

Белла обретает долгожданное спокойствие. Окончательно. Смерть, разумеется, не повод для радости, но облегчение вполне уместно. Больше он за ней не придёт. Она свободна.

Спустя четыре месяца после обнаружения на старой трассе девушки в рваной куртке, бросившейся под его машину, Эдвард заново надевает на палец Изабеллы кольцо. Все то же, бабушкино. С небольшим бирюзовым камнем, окаймленным затейливыми золотыми переплетениями. Но на этот раз мистер Каллен уверен, что больше новоиспечённая супруга его ни за что не оставит.

Каждый раз встречаясь взглядом, каждый раз ощущая поцелуи другого, они оба верят в бесконечность счастья.

В глазах Эдварда снова светится энергия. Предприятия приносят доход вдвое больший, чем когда-либо. Любая идея, любое предложение окупается, каким бы оно ни было в начале. Вдохновения для работы достаточно на ближайшие лет десять.

Но, как это часто бывает, с проходящим временем, на самом пике безмятежности и удовольствия сон прерывается.

Этой ночью Белла просыпается от жажды, настолько сильной, что противостоять ей нет никаких возможностей. Виной всему, похоже, омары, которые Хейзел приготовила на ужин. Они были слишком вкусные и остановиться не было сил.

Эдвард недовольно хмурится, когда девушка выпутывается из его объятий, чтобы подняться.

— Я на минутку, — чмокая мужа в щеку, шепчет она.

Успокоено вдохнув, мужчина затихает. Отпускает её руку.

Следуя от спальни к кухне, предчувствуя, как холодная жидкость успокоит зудящее горло, Белла преодолевает нужное расстояние, не задумываясь ни о чем постороннем. Воды — и обратно. К нему.

…На прежнем месте стаканов нет. Кухарка устроила генеральную уборку и спрятала всю посуду?..

Сдаваясь, Белла подумывает о том, чтобы выпить прямо из под крана, как взгляд цепляет приоткрытую полку кухонной тумбы, внутри которой на стекле играет лунный свет.

Пропажа найдена.

Однако, помимо стаканов в недрах полки оказывается кое-что ещё. Небольшой лист. Белый. С напечатанным мелкими черными буквами текстом.

С интересом разглядывая находку, девушка наливает долгожданную воду, подходя ближе к окну, чтобы прочитать содержимое слегка помятого листка.

Её глаза проходятся по первой строчке, по второй, третьей… и стеклянная посуда сама собой выпадает из рук. Вода и стекло разлетаются по полу, добавляя окружающей обстановке ужаса.

Широко распахнутыми глазами Изабелла заново изучает буквы, стремясь постигнуть какое-нибудь другое их значение. Любое другое. Только не это.

Шевеление сзади заставляет вздрогнуть. Приглушенно вскрикивая, Белла оборачивается.

В дверях Эдвард. Сонный, нахмуренный, испытующе глядящий на неё вопросительным взглядом.

— Ты обещала на минутку, — недовольно бормочет он.

— Что это? — полностью поворачиваясь к мужу, девушка поднимает вверх лист, игнорируя вопрос. Слишком встревоженная для него. — Не молчи, пожалуйста. Что это?

— Там написано, — мужчина пожимает плечами, опираясь о дверной косяк. Его лицо мрачнеет.

— «Заключение…» — Белла читает первую строчку, с трудом, но убирая дрожь из голоса, — что это значит? Откуда оно?

— Клиника Санта-Моника, — Каллен отвечает также спокойно, — снизу печать, видишь?

— Ты давно знаешь?..

— Две недели.

— И ты не сказал мне…

— А зачем? — такой ответ вводит в ступор.

— З… за…зачем? — Изабелле едва удается произнести желаемое слово. Слёзы подступают к глазам, собираясь спуститься по ним по первому же велению. Становится жарко и холодно одновременно. Дрожат руки. — Ты спрашиваешь за… зачем?

— Белла, пойдем спать, — мужчина вздыхает, кивая на темный коридор, — это лучше обсуждать утром.

— Утром?! — громкий всхлип оглашает тихую кухню — Каким утром?! Здесь же написано… боже… боже!

Тело отказывается подчиняться. Держась за подоконник для опоры, девушка дает волю эмоциям. Отпускает их наружу, ничуть не жалея.

Эдвард в три огромных шага оказывается рядом, прижимает жену к себе.

— Не плачь. Это не окончательно. Это всё глупости. Не плачь.

— Там «рак» написано… — Белла с трудом втягивает воздух, — глупости, говоришь?

— Предварительное заключение, не более того. Большое обследование послезавтра. Тогда будет и точный результат, — мужчина укачивает Изабеллу в своих руках, как ребёнка. Целует в макушку, гладит по волосам, — не плачь, принцесса, пока ещё рано плакать.

— Почему с тобой? — поражаясь страшной несправедливости, ужасаясь подобному повороту событий, девушка вдруг понимает, что может случиться в итоге всего этого. Только вот, как пережить подобное остается загадкой. — Ты ведь хороший… ты меня спас… ты не убивал никого… Эдвард, почему с тобой? Я не хочу…

— Всё в порядке, — он глубоко вздыхает, поворачиваясь к дверям, переступает через разбитое стекло, переводя через него Беллу — сегодня нужно поспать, а завтра мы поговорим. Обещаю.

Позволяя себя увести, Изабелла оставляет заключение на подоконнике. Как раз под лучом лунного света.

И едва глаза вновь касаются его, прежде чем дверь на кухню закрывается, новоиспечённая миссис Каллен заливается горькими слезами.

Часть 3

— Ты отказываешься?.. — Белла с ужасом изучает пять минут назад подписанный мужем лист бумаги, отказываясь верить в происходящее, — Эдвард, так нельзя!

— Я так решил, — он откладывает ручку, напряженно наблюдая за легким ветерком, что колышет листья на деревьях. Тёплое солнце начинает греть землю. Птицы просыпаются, возвращаются, нежно поют. Иволга… Скоро лето…

— Доктор ведь сказал, что операция поможет, — девушка со свистом втягивает воздух, с отчаяньем глядя на Каллена, — почему ты не веришь ему?

— Он сказал, что есть двадцати процентный шанс того, что операция поможет, — безжалостно произносит мужчина, поджимая губы, — и восемьдесят процентов, что я умру у них на столе.

— Ты не умрёшь там, — Изабелла подходит ближе, гладит его плечи, — мой хороший, мы справимся. Всё будет хорошо. Ты поправишься.

— Белла, — Эдвард накрывает руку жены своей, медленно качая головой. Одними губами, беззвучно произносит своё «нет».

— Ты собираешься сам лечь в могилу? — на мгновение теряя контроль, восклицает она.

— Я как раз хочу отсрочить этот момент. Ты собираешься уложить меня туда уже в это воскресенье.

— Ты же знаешь, что нет, — девушка низко опускает голову, морщась от услышанного, — я хочу, чтобы ты был здесь, со мной. Я не хочу отпускать тебя. Я тебя люблю.

Эдвард глубоко вздыхает.

— Я люблю тебя ничуть не меньше, но это ничего не меняет, — он кивает на лист, наглядно демонстрируя, что отступать не намерен.

— Пожалуйста. Пожалуйста, мой хороший. Я умоляю тебя, — оставляя за спиной все условности, Белла усаживается перед мужем на колени, — всё будет хорошо. Они помогут тебе.

Какой же он упрямый! Это ведь не шутки!

— Двадцать на восемьдесят — не равносильно. Ты прекрасно это понимаешь, — скрежеща зубами, заявляет мужчина. Зажмуривается. — Почему ты не можешь поддержать меня? Я этого не стою?

В бирюзе царит недоумение. Непонимание. Неуверенность.

Эдвард хочет услышать её согласие. Хочет понять, что поступает верно. Что делает всё правильно.

Но упрямясь, Изабелла отказывается принимать факты. Отказывается смотреть на вещи здраво. Она принципиально закрывает на всё глаза.

— Эдвард, я не могу без тебя жить. Я больше не умею, — быстро-быстро качая головой, девушка смаргивает накатившие слёзы, — пожалуйста, ради меня…

В груди Каллена больно щемит. Так больно, что вырвать оттуда источник боли — наилучшее решение.

Пока не стало слишком поздно, стоит заканчивать.

— Хватит. Этот разговор не имеет смысла, — в голосе мужчины проявляется немного стали, — я всё подписал. Мы можем идти домой.

— Хватит? Хватит?! Ты обещал, что больше меня не оставишь! Ты обещал мне! — в словах жены столько упрека, столько горя и отчаяния, что поставленная на краю листа подпись уже не кажется единственным вариантом. Она так просит. Так сильно просит. Умоляет.

Неужели, оно стоит того? Стоят этого её слёзы?

— Нам пора, — Эдвард поднимается, делая глубокий вдох, чтобы самому не допустить всепоглощающей истерики. Не усомниться в принятом решении.

— Ты хочешь меня бросить, — Белла давится избыточным воздухом, — тебе плевать…

Эти слова, сказанные с совсем незамаскированным ядом, режущие, как бритва, в крайней степени жестокие, ослабляют самоконтроль. Отодвигают его к черту.

— Вернёшься домой, когда пожелаешь, — поспешно выуживая из кармана ключи от «Вольво» и кидая их Изабелле, мистер Каллен покидает кабинет прежде, чем первая слезинка скатывается по щеке.

* * *

Сидя на мягком диване, опустив голову на одну из огромных подушек, Эдвард задумчиво смотрит на огонь и поленья, потрескивающие на экране телевизора. Всё-таки, приобретение диска «Виртуальный камин» оказалось не напрасным. Возле него и вправду тепло.

Мужчина запретил мыслям касаться Беллы. Запретил касаться темы рака. Запретил всё и вся, оставив лишь что-то неконфликтное, нежное и хорошее. Например, запах блинчиков или свежевыстиранные кроватные покрывала, пахнущие порошком. Что-то домашнее. Что-то безопасное. Что-то постоянное.

— Можно мне войти? — тихий голос сзади ничуть не пугает Каллена. Он узнает его сразу же, и сразу же кивает. Камин успокаивает.

Неловко проходя внутрь гостиной и присаживаясь на край дивана, Изабелла несколько минут молчит, наблюдая всё те же поленья. Усмиряет дыхание. Готовится.

— Я хочу попросить прощения, — шепчет она, поворачиваясь к мужу, — за то, что сказала. Я тебя обидела, мне очень жаль.

Эдвард безрадостно усмехается, щурясь.

— На правду нечего обижаться, ведь так?

— Я люблю тебя и приму любое твое решение, — продолжает девушка, не замечая его сарказма, дыша чуть чаще нормального, — ты вправе выбирать сам.

— А если оно неправильное? Если это решение неправильное? — внезапно Эдварду становится тяжело говорить. Слова — неподъемные гири.

— Ты выберешь правильное, — мягко заверяет она, робко улыбаясь, — мне можно сесть рядом?

— Никогда такого не спрашивай, — мистер Каллен с готовностью подвигается, гостеприимно раскрывая объятия.

Едва Изабелла оказывается в них, он зарывается лицом в её каштановые локоны, шумно выдыхая.

— Я здесь, — девушка гладит его, целуя то место, где бьется сердце, — я всегда буду здесь, помни.

Взгляд мужчины цепляет кольцо. Красивое, тяжёлое, пережившее несколько поколений и по-прежнему не утерявшееся.

В ту же секунду перед глазами, словно по его велению, проходят чередой сбивающие с ног картинки.

Он и Белла возле детской колыбельки — пропало.

Он и Белла на школьном спектакле — пропало.

Он и Белла на свадьбе, родители невесты — пропало.

Он, с длинными седыми усами и морщинистым лбом, и Белла, с мягким румянцем и посветлевшими каштановыми волосами, на скамейке возле детского сада — пропало.

Всё самое светлое, самое ожидаемое, самое дорогое — пропало. Ничего не осталось.

— Я не хочу уходить, — совсем тихо, вновь чувствуя подступающие слёзы, бормочет мужчина. — Господи, если бы ты знала, как я хочу остаться…

— Ты никуда не уйдёшь, — девушка нежно улыбается, ласково целуя его подбородок, — пока я не скажу, ты не уйдёшь. А я не скажу. Я никогда не скажу.

— Белла, если я соглашусь лечь на операционный стол, я умру быстрее, — дыхание Каллена перехватывает. Воздуха совсем нет. Глаза застилают слёзы. Водопады слёз.

— Ничего не бойся. Не плачь, — она никогда не говорила с ним более любящим тоном, чем сегодня, — если ты не хочешь операции — её не будет. Обещаю.

— Ты плакала сегодня, когда я отказался, — он шумно сглатывает, — я не хочу видеть твои слёзы. Я не могу их видеть.

— Я больше не буду плакать, не буду, — Изабелла улыбается шире, делая лишний вдох, — ты ведь со мной, ты жив, я не буду плакать. Мне незачем.

— Я так боюсь… пойми меня, Белла, я так боюсь, — слёз становится больше. Они скрывают за собой всё. Пропадает даже лицо жены, — не бросай меня, я очень прошу. Не бросай…

— Ты же знаешь, что не брошу, — девушка легко целует его в лоб, поправляя бронзовые волосы, — я тебя никогда не брошу.

— Если откажусь?..

— Не брошу, — Белла крепче обнимает мужчину. Пряча от ужасов и сложных решений, — даже если откажешься. Мы исполним вместе все твои желания. Всё будет, как ты захочешь.

— Я люблю тебя, — громко, сквозь слёзы произносит Эдвард, хватая ртом воздух, — я так тебя люблю…

— Я тебя больше, — оптимистично заверяет Белла, смахивая влагу с собственных глаз, — больше всех на свете.

— Я не хотел, чтобы так было, — Каллен пытается оправдаться, пытается сказать хоть что-то вразумительное. Что-то искренне. Утешить. Ненадолго. — Я хотел по-другому, ты знаешь. Детей, внуков, … я хотел…

— Ш-ш-ш, — Изабелла пальцами стирает всю соленую влагу, какая найдется на его бледных щеках, — я знаю. Я всё знаю, любимый.

Знает… понимает… любит…

Нужно ли ему что-нибудь ещё? Готов он ли заплатить за это — за Изабеллу, за радость и счастье, пережитое с ней — жизнью и будущим?

Похоже, ответ — да. Однозначно.

* * *

Белла слышит, как хлопает входная дверь. Усмехается, перекладывая блинчики со сковороды на тарелку и поспешно ставя их на стол. Торопливо добавляет варенье. Едва успевает.

В буквальном смысле врываясь на кухню, Эдвард останавливается на пороге, глядя на жену огромными, невероятно счастливыми глазами. С широкой, невозможно широкой улыбкой. Такой нежной и ласковой, такой восторженной и волшебной, что девушка не удерживается от ответной.

— Добро пожаловать домой, — весело произносит она, воодушевленная подобным настроением мужа, — твои блинчики готовы. Ты вовремя… Эдвард!

Заставляя Изабеллу прерваться, мистер Каллен оказывается рядом, стремительно подхватывая её на руки. Крепко держит, кружа по кухне и задорно, громко хохоча.

— Получилось! У нас получилось! — во всеуслышание кричит он, поднимая девушку выше, целуя. — Оно! Оно ушло!

— Что ушло? — Белла пытается узнать, что послужило причиной такой радости, но мужчина отвечает лишь спустя пять минут. Опускает жену на пол, притягивая к себе и долго, страстно целует. С невыразимой любовью. С невыразимым облегчением.

И лишь затем произносит свои заветные слова, сияя от счастья:

— Опухоль рассосалась, Белла!

— Рассосалась? — глаза миссис Каллен округляются, — правда?

— Правда! — победоносно восклицает мужчина, — Это точно. Это подтверждено.

Выуживает из кармана какую-то бумажку, вкладывает в ладонь Беллы. Ждет, пока она прочитает.

— Эдвард… — у Изабеллы перехватывает дыхание, от того что новость о содержимом очередного заключения оказывается настолько позитивной. Целые волны восторга, непреодолимые океаны, простираются по всему сознанию, — это значит… значит…

— У нас будут дети! Будут внуки, Белла! У нас всё будет! — утверждающе кивая, заверяет Эдвард, — всё, что мы пожелаем! ВСЁ!

— Иди сюда, мой хороший — приподнимаясь на цыпочках, обхватывая мужа за шею, девушка уверенно целует его в губы точно таким же поцелуем, какой получила минуту назад от него самого. — Ты не представляешь, как я счастлива.

— Ты меня не отпустила Белла. Ты не позволила сдаться, — он тихо, усмехается, целуя девушку в лоб, — ты меня спасла.

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3