Три капли крови [СИ] [АlshBetta] (fb2) читать постранично

АlshBetta ТРИ КАПЛИ КРОВИ

Отец рассказал мне эту историю на шестой день рождения. Когда свечи праздничного торта давно погасли, когда разошлись последние гости, когда часы начали бить полночь, он усадил меня к себе на колени. Как обычно занял большое кресло цвета бургундского вина и тяжело вздохнул, поглядев на камин.

Перед нами, подрагивая, плясал затухающий оранжевый огонек пламени. Желтоватый ореол над ним, сперва взлетая вверх, а потом падая вниз, придавал атмосфере магии. Я не раз убеждалась, что если долго смотреть на огонь — как всегда, задумавшись, делал отец, — можно потерять связь с реальностью. Порвать все соединяющие с ней нити, погрузившись так глубоко в себя, как не получится больше ни при каких обстоятельствах. И теперь настал мой черед поддаться чарам огонька. Я спускалась все глубже и глубже в собственные мысли ровно до тех пор, пока отец не произнес:

— Сегодня я расскажу тебе одну сказку, Изабелла.

Изабелла… это то мое имя, которое знаю. Папа говорил, было другое. Что-то на М… но он не помнит. Кто-то неизвестный дал мне его, когда забрал от папочки… но папочка меня вернул. Папочка никому меня не отдаст — он обещал. Он любит меня.

Я посмотрела на него, чуть вывернувшись в объятьях, и увидела, каким рассеянным и туманным стал обычно ярко-сапфировый взгляд. В нем словно что-то треснуло, надломилось… и навсегда утерялось. Со мной прежде никогда не разговаривали таким тоном.

— Какую сказку, папа? — полюбопытствовала я. Мне не понравилось то, как он выглядел. Чтобы хоть немного расслабить, оживить его, я приложила обе ладошки к белоснежной коже на щеках. Двумя пальцами — указательным и средним — погладила ее.

Обычно в награду за такое мне служила едва заметная улыбка, пропитанная удовлетворением, но сегодня ничего подобного не наблюдалось. Он, наоборот, кажется, разозлился.

Отец поджал губы, вернул мои ладони обратно к себе на колени и, дабы не спровоцировать на ненужные прикосновения снова, усадил лицом к огню.

— Смотри на пламя, Изабелла, — посоветовал он. Уже более сдержанным, более привычным мне тоном.

Я посмотрела, не переча. Даже с большим вниманием, нежели следовало. И огонек, как мне показалось, заплясал быстрее. Подстроился под тон отца, когда тот начал рассказ:

— Это случилось неимоверное количество лун назад, Белла. Я даже не смогу назвать тебе примерную дату, — сказал он, легоньким движением пальца пробежавшись по всей длине моих волос: никогда не разрешал закалывать их, прятать или, что ужаснее всего, стричь. Мои волосы — мое главное украшение, говорил. — В тот день была самая длинная ночь в году, звезды светили ярче, чем все недели прежде, а снега было так много, что не разобрать, где земля, а где небо.

Он щелкнул пальцем со старым большим рубиновым перстнем, и огонек в камине вздрогнул, рассыпаясь на сотню мелких искр. Они полетели вниз, на поленья. Они осели на них, белея, словно бы шел снег. По краям, возле кочерги и витиеватой решетки, клубился синий туман — явный признак того, что отец рисует.

Не прошло и минуты, как я увидела ясную картинку: накрытая ледяным покрывалом земля, высокое и темное небо, с которого продолжали сыпаться снежинки, и те самые звезды, о которых мы говорили. Они действительно были куда ярче, чем можно представить. Затухшее пламя притаилось в них.

— На краю земли тогда стояло дерево, — продолжал отец, аккуратно рисуя пальцем по пустоте возле кресла. Мне очень хотелось наблюдать, как он делает это, но из-за позы это не было возможным. Мое внимание должно было быть сконцентрировано исключительно на камине. Он рассказывал мне историю.

А вот и дерево. Большое-большое, с шершавой корой и раскидистыми ветками. Вечнозеленое, пышущее здоровьем и долголетием. Вокруг него вились корни, что крепко-накрепко привязали дерево к этому месту. Оно не сдвинется ни на миллиметр.

— На нем жила небольшая Пташка — самая красивая на свете. У нее были изумрудные крылья, молочная грудка и невероятной красоты длинный хвост из трех перышек. Ее главного сокровища, потому как стоили они в сто раз дороже любого золота и алмазов.

Я увидела эту Пташку перед собой. Взмахнув роскошными крыльями, чуть потрепавшими листки дерева, она села на одну из веток, мотнув своей маленькой головой. Ее клюв был золотым, если я не ошибалась. А глаза темные-темные, карие — точь-в-точь мои, только ресницы куда гуще.

— Легенда гласила, Изабелла, что если Пташка потеряет свои драгоценные перья, она умрет. Никто и ничто не поможет ей спастись.

Отец глубоко вздохнул, и вместе с его выдохом, шевельнувшим мои волосы, Пташка, сорвавшись с ветки, мертвая полетела на землю. Со страшной, неправдоподобно страшной скоростью — все, что я увидела, лишь проблеск изумрудных перьев.

Вздрогнув и почти сразу же всхлипнув, я подалась вперед, намереваясь броситься к картинке в камине и хотя бы попробовать спасти несчастную.

Однако меня удержали. Папа нагнулся к уху, легонько поцеловав в