Заглянувший за край. Ковчег смерти [Николай Александрович Желунов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Николай Желунов Заглянувший за край. Ковчег смерти

Я открыл глаза и увидел звезды.

Они были необыкновенно яркие: холодно-белые и пронзительно-голубые, как глаза северных богов древности; огненно-алые мерцающие светлячки и золотые крупицы янтаря. Словно россыпь бриллиантов на черном бархате. Я на минуту зажмурил веки и снова открыл. Тысячи, миллионы звезд. Весь этот искристый разнокалиберный рой мерцал, двигался, жил своей многоцветной жизнью — и в тот миг я понял смысл слов «дыхание космоса». Прямо передо мной переливался жемчужной радугой Млечный Путь; опустив глаза чуть ниже, я узнал ледяную горошину Сириуса, слева от нее тепло подмигивало далекое крошечное Солнце.

Сознание возвращалось медленно. Бесконечно долгое время я просто смотрел на звезды и с отстраненным удивлением думал о том, какие они большие и яркие. Затем мое внимание привлекли ощущение странной легкости во всем теле, и необыкновенная, неправдоподобная тишина. Я мог слышать только собственное редкое дыхание. Попытавшись поднять руку, я смог лишь немного пошевелить ею: нечто жестко сковывало мои движения. Даже шея лишь частично повиновалась мне — я с усилием нагнул голову, чтобы взглянуть вниз… и крик замер на моих губах.

У меня не было ног! На их месте — холодные и далекие — сияли звезды.

Звезды были повсюду, куда достигал взгляд.

В ужасе я рванулся, но смог едва пошевелиться, и при этом ощутимо ударился затылком обо что-то твердое, отозвавшееся глухим звуком. Боль пронзила голову и я застонал, но одновременно почувствовал, что могу двигать ногами, и даже чуть свободнее, чем руками и головой. Значит, ноги целы… тогда почему я не вижу их? Усилием воли я заставил себя успокоиться и оглядеться. Вскоре я пришел к выводу, что тело мое по пояс заключено в некую прозрачную емкость конической формы, а ниже к ней примыкает металлическая обшивка. То, что я увидел вместо нижней части моего тела, было только отражением звезд на ее блестящей поверхности.

События вчерашнего дня вдруг вспыхнули в памяти с ужасающей четкостью: военный переворот на Кулхусе, мой ночной арест, нелепое обвинение в шпионаже (я грустно смеялся — чем же еще может заниматься единственный дипломат с Камея, круглосуточно запертый в своей резиденции, если не шпионажем?), молниеносное судилище, смертный приговор и инъекция неизвестного препарата прямо в зале суда, после которой я немедленно погрузился в сон, казавшийся мне последним. Но ведь я все еще жив? Где я? Я снова сделал попытку повернуть голову и вновь потерпел неудачу. Ослепительный, навеки заледеневший звездный водоворот в непредставимой дали надо мной… неописуемо прекрасный, сказочно многоцветный… Внезапно я заметил, что все это сияющее великолепие медленно, едва заметно движется. От участившегося дыхания стекло перед лицом слегка запотело и очертания знакомых созвездий затуманились, но я все же разглядел, что Сириус, еще несколько минут назад сиявший так низко, что мне приходилось нагибать голову, чтобы его разглядеть, теперь переместился высоко наверх, почти уйдя из поля зрения.

Страшная догадка мелькнула в мозгу; я с нервным смехом погнал её прочь — ибо она была так ужасна, что разум отказывался принимать её — но другого объяснения просто не было. Я припомнил все слухи о жестокостях кулхусцев в годы последней войны между нашими планетами: рассказывали, что немногочисленных пленных они укладывали в бронзовые капсулы с прозрачным верхом, заряжали ими орбитальную пушку Бертье и выстреливали в сторону Камея. Мне приходилось видеть снимки этой пушки — многометрового стального чудовища с десятком мощных двигателей (с их помощью гасили отдачу при выстреле). Пушку собирали прямо на орбите четыре года, отбиваясь от атак наших истребителей. Предполагалось, что обстреливать Камей гигантскими снарядами ужасающей разрушительной силы дешевле и эффективнее, чем посылать на смерть одну за другой эскадрильи планетолетов, но когда орудие было введено в бой, выяснилось, что едва ли половина снарядов попадает в цель (неудивительно, учитывая, что расстояние между планетами в разное время года колеблется от 55 до 102 миллионов километров). Более того, ни один из разорвавшихся на Камее снарядов не причинил хоть какого-нибудь ощутимого ущерба — на моей планете за тысячу лет колонизации сформировалось всего несколько больших городов, и уж выцелить точно в них было выше скромных способностей кулхусских артиллеристов. Говорят, конструктор пушки инженер Бертье застрелился, узнав об этом.

Тем не менее, кулхусцы нашли другое, более изощренное применение его творению.

Я гнал прочь мысли о пушке Бертье, я говорил себе, что за десятилетия мира между Кулхусом и Камеем она должна была пострадать от метеоритов и прийти в негодность, что наши давние враги стали гуманнее — и почти верил в это, разум цеплялся за опровергающие очевидное доводы, как утопающий хватается за соломинку. Я тешил себя безумными надеждами: быть может,