Вечные истины [Елена Веснина] (fb2) читать онлайн

Елена Веснина Исцеление любовью. Вечные истины

Многое в нашей жизни происходит как-то само собой. В молодости мы часто не отдаём себе отчёт в истинной значимости своих поступков. Но потом оказывается, что какой-то поступок меняет нашу дальнейшую судьбу спустя десятилетия.

Таисия вдруг осознала, что далёкое прошлое, о котором она старалась забыть, пришло в её нынешнюю жизнь и раскрыло те истинные ценности, на которых строятся прочные человеческие отношения. Она шла к Кириллу, понимая, что к ней вернулась настоящая любовь и, возможно, вернётся и её первая дочь, перед которой она так виновата. Но кроме этой вины, Таисия ощутила ещё и вину по отношению к Маше, которая так самоотверженно повела себя и отказалась от собственного счастья, жалея Катю.

Кирилл был рад её приходу.

— Присаживайся, Таечка. Чайку тебе организовать или кофейку? — спросил он.

— Спасибо, не хочется.

— Чем ты так расстроена? — заметил её эмоциональное состояние Кирилл. — Поиски акушерки начались, Григорий Тимофеевич обещал в ближайшие сроки предоставить всю информацию.

— Это хорошо. Только у меня по другому поводу сердце болит.

— Что такое?

— Я за Катю переживаю, вздохнула Таисия. — Вроде бы мы всё правильно сделали. Позаботились о ней, замуж выдали. Теперь будет под присмотром мужа.

— И что тебя смущает? — поинтересовался Кирилл.

— То, что это всё только с формальной точки зрения правильно. Сердце мне совсем другое говорит.

— Тая, все матери переживают, когда их дочки выходят замуж. Это естественно.

— Но тут другое, — не согласилась Таисия. — Я сейчас по дороге к тебе встретила Машу. Поговорили мы с ней. И я вдруг отчётливо поняла, что Катина семья построена на Машиной беде.

— Но насколько я понимаю, это был её выбор, — напомнил Кирилл.

— Она еще слишком молода, чтобы понять, чем может обернуться её жертва. Причём — для всех!

— То есть для Кати и Лёши?

— Да! Если семья изначально строится на пожертвовании, то со временем не избежать упрёков типа: я тебе всю молодость отдала, а ты… ну и так далее.

— Знаешь, мне тоже стыдно перед Машей, — признался Кирилл.

— Из-за чего?

— Во время нашей последней встречи я намекнул ей о грядущих счастливых переменах в моей жизни.

— Ты рассказал ей… про нас? — испугалась Таисия.

— Не беспокойся, ничего лишнего я ей не сказал. И не только из соображений… конспирации. Просто мне стыдно было быть таким счастливым, в то время как Маша осталась ни с чем.

— Ну не совсем ни с чем, — неуверенно сказала Таисия. — У неё есть бабушка, которая её любит.

— Ты же понимаешь, что это совсем не то. Она молодая девушка и ей наверняка хочется мужской любви и заботы.

— Это точно, — вздохнула Таисия.

— Тем более что как сирота, она многого была лишена, — грустно продолжил Кирилл.

— Бедная девушка. Такая замечательная, бескорыстная и честная — и такая несчастливая. А ведь она заслуживает большого счастья! Только сейчас я начала в полной мере понимать смысл поговорки: на чужом горе счастья не построишь.

— К сожалению, многие вещи мы начинаем понимать с большим опозданием, — согласился Кирилл.

— Да уж. Я пообщалась с Машей и вдруг, словно почувствовала или даже увидела, что брак Кати и Лёши окончится крахом.

— Тая, не пугай меня!

— Но я серьёзно! Я теперь уверена, что семья моей дочки не будет долговечной, — предсказала Таисия.

— Кто знает, может, стерпится — слюбится.

— Нет. Алёша никогда не сможет забыть Машу. Такие, как она, навсегда остаются в сердце.

— Я понимаю, насколько сильно ты беспокоишься о Кате, — сказал ей Кирилл. — Это понятно — ты мать, и странно было бы, если бы ты не волновалась.

— Но это очень мешает нашим планам, — с огорчением заметила Таисия.

— Ничуть. Я вполне могу отправиться на поиски нашего ребёнка один. А ты останешься рядом с Катей.

— Не знаю, Кирилл. И Катю мне оставлять не хочется, и тебя одного отпускать боюсь.

— Но я же не маленький мальчик и не беременная девушка. Я способен справиться с любыми трудностями.

— С трудностями — наверняка. А вот как насчёт соблазнов? — с намёком спросила Таисия.

— На что ты намекаешь?

— На твою любовь к молодым женщинам.

— Тая, ну о чём ты говоришь. С этим покончено! Я теперь — не какой-нибудь вертопрах, а почтенный отец семейства! — радостно заявил Кирилл.

— Ой, ли? — с сомнением, переспросила Таисия.

— Можешь не сомневаться! У меня есть ребёнок, которого я обязательно найду, и его мать — по совместительству моя любимая женщина. На которой я обязательно женюсь! Так что, ты отпускаешь меня на поиски нашей дочки?

Таисия кивнула.

Следователь по-прежнему был у двери в затопленный док и ждал подмогу. Но пришёл совсем не тот, кого он ожидал. Пришёл Алёша.

— Григорий Тимофеевич… — начал он. Следователь резко обернулся:

— А? Что? Алексей, ты, что здесь делаешь? Я же тебе сказал — сиди в кабинете и изучай информацию!

— Но вы просили сразу же сообщить вам, как только у меня появятся результаты, — напомнил Алёша.

— Но это можно было сделать по телефону! Зачем соваться прямо в пекло — здесь же опасно! — не подумав, сказал Буряк.

— А что тут происходит? — спросил Алёша.

— Да ничего особенного, просто учения, — соврал Буряк. — Это я так, для красного словца сболтнул. Так почему ты мне не позвонил?

— Я пробовал дозвониться, но ваш телефон не отвечает.

— А, ну да. Я специально отключил его, чтобы не отвлекаться. Хорошо, выкладывай, что там у тебя. Только быстро. Что-то новое по запросу?

— Да. Я раздобыл кое-какую информацию. И она очень странная. Григорий Тимофеевич, произошла какая-то путаница. Ваш приятель дал вам неполную информацию.

— Как это?

— В нашем городе примерно в одно и то же время проживали две женщины по фамилии Задерейчук.

— Да? И в чём сложность?

— Но ни одна из них не могла сбежать от него с ребёнком.

— Почему?

— Потому что обе они бездетны! — сообщил Алёша.

— А вот это уже хуже. Дай-ка мне рапорт почитать.

Алёша отдал Буряку отчёт. Следователь стал читать. В это время мимо них пробежали сапёры с миноискателями, Алёша заинтересованно посмотрел им вслед.

— Давай-ка в сторонку отойдём, — предложил Буряк. — А то ещё рванёт.

— Рванёт? — удивился Алёша. — Так здесь всё-таки происходит что-то серьёзное?

— Да, — нехотя признался следователь. — Там в доке смотритель забаррикадировался. Говорит, что заминировал вход и живым не сдастся.

— Смотритель?

Буряк проигнорировал восклицание Алёши и стал изучать рапорт по поводу пропавшей и разыскиваемой гражданки Задерейчук.

— Насколько я понимаю, ты изучал только милицейскую базу данных, — наконец, сказал он.

— Как вы мне и поручали.

— А теперь попробуй пойти другим путём — просмотри архивы городской больницы.

— Задерейчук там работала? — уточнил Алёша.

— Да, акушеркой. Возможно, мой знакомый напутал что-то с её фамилией. Каких-то пару букв, например.

— За давностью лет такое вполне возможно, — согласился Алёша.

— Вот-вот. А при помощи больничных архивов ты сможешь узнать фамилии всех акушерок, когда-либо там работавших, и найти все схожие.

— Хорошо, я постараюсь.

— Ну, всё, можешь идти заниматься поисками.

— Прямо сейчас? — медлил Алёша.

— Конечно! И пожалуйста, будь осторожнее в разговоре с главврачом. Помни о том, что просьба сугубо личная.

— Хорошо. Но мне бы хотелось надеяться, что вы, Григорий Тимофеевич, выполните мою просьбу.

— И какая у тебя ко мне будет просьба?

— Григорий Тимофеевич, я вас очень прошу, поручите мне какое-нибудь настоящее дело! — попросил Алёша.

— А я тебя что, в бирюльки играть отправляю? Между прочим, поиск пропавшего человека — это азы сыскного дела.

— Это я уже слышал, — кивнул Алёша.

— Только так ничего и не понял. Это всё равно как таблица умножения в математике — основа основ. А ты хочешь сразу за интегралы взяться.

— Так я и собираюсь заняться поисками! Только не акушерки, а другого человека — который угрожает всему нашему городу. Я же понимаю, что смотритель куда важнее какой-то там Задерейчук.

Следователь задумчиво посмотрел на Лёшу и по-отечески похлопал его по плечу:

— Пойми, Лёша, наша работа состоит не только из погонь. Нужно уметь также сидеть в засаде и ждать.

— И как долго?

— Столько, сколько потребуется. А чтобы самому уцелеть и товарища не погубить, нужно уметь следовать инструкциям и чётко исполнять приказы.

— Если бы я заранее знал, какую альтернативу морской службе вы мне предлагаете, тысячу раз подумал бы, прежде чем в милицию идти, — признался Алёша.

— Так ты что, уже жалеешь? — усмехнулся следователь.

— Нет. Но я взрослый парень и способен на реальное дело, а не только на то, чтобы в кабинетах штаны протирать. Я хорошо знаю эту местность и, действительно, хочу помочь!

— Ну что ж, попробуй. Насколько я помню, когда ты был похищен смотрителем, он держал тебя в этом самом доке.

— Вот именно! — подтвердил Алёша.

— И ты сбежал из заточения. Как тебе это удалось?

Лёша вспомнил, как он сидел в заточении в вентиляционной шахте, как он сумел развязать себе руки и сбежать от смотрителя через шахту вентилятора.

— Если дверь в вентиляционную шахту дока закрыта, бежать из него можно только одним способом, — сказал он.

— И каким же?

— Там, внутри, есть огромный вентилятор. А за ним — труба. Так вот, если суметь проскочить сквозь вращающиеся лопасти вентилятора, можно выбраться на поверхность.

В это время сапёры взломали дверь и обнаружили около двери мину. Смотрителя и след простыл.

— Ну что там у вас? Войти можно? — спросил следователь.

— Пока нет. Объект, действительно, заминирован. Мы устраняем опасность, — ответил минёр.

— Преступник в шахте? — спросил Буряк.

— Кроме нас, здесь никого нет.

Через некоторое время сапёры вышли:

— Товарищ майор, разрешите доложить?

— Докладывай.

— После проникновения в объект нами была обнаружена мина. Благодаря чётким действиям бригады сапёров мина обезврежена, и угрозы для жизни больше не представляет.

— Молодцы, — похвалил следователь. — А вот смотрителя мы всё-таки упустили. Убежал-таки, гад! И как этот мерзавец сумел просочиться сквозь лопасти вентилятора? Он же не волшебник, чтобы в мышку превратиться!

— Смотритель сумел замедлить скорость вращения, — объяснил Алёша.

— Как? При помощи волшебной палочки?

— Мне же удалось. Так что теперь он уже где-то в районе старой крепости.

— Значит, вентиляционная труба выходит к крепостной стене? — спросил следователь. — Что ж ты раньше молчал?

Он включил рацию:

— Всем милицейским постам. Повторяю: приказ всем милицейским постам — срочно оцепить район старой крепости.

— Бесполезно, — покачал головой Алёша. — Он уже далеко.

Алеша был прав, потому что в это время смотритель, чертыхаясь, вылез на крепостную стену из отверстия вентиляционной трубы. Он зажмурился от света и начал спускаться, но сделал неосторожное движение и полетел вниз. После падения он несколько минут пролежал без движения, потом поднялся и, сильно хромая, стал поспешно удаляться от крепостной стены.

Маша полностью посвятила себя работе. Она пришла к Павлу Фёдоровичу, чтобы обсудить ряд вопросов, доложить ему о ситуации в больнице.

— Значит, ремонт в отделении придётся отложить ещё на пару месяцев, — сказал врач, выслушав её.

— Да, Павел Фёдорович. Финансирования пока нет, так что нужно подождать.

— Жаль. Ну а что у нас с лекарствами и перевязочными средствами?

— Всё в порядке — всем необходимым отделение полностью обеспечено. А на днях должна прийти ещё одна крупная партия. Нужно будет принять препараты и оформить, — рассказывала Маша.

— Хорошо. Думаю, ты справишься и без меня. Возьми эти документы, поставь на них печать и получи в бухгалтерии деньги. Только сделай это прямо сейчас. Ты же знаешь нашу бухгалтерию — они самую простую платёжку по пять дней изучают. Всё боятся лишнюю копейку на больных истратить.

— Хорошо. Только… у меня нет печати.

— Как это нет? Неужели потеряла? — удивился Павел Фёдорович.

— Ну что вы, нет, конечно. Я её в аптеке оставила — случайно.

— Маша, так ты, может быть, сейчас в аптеку сбегаешь за печатью? — попросил Павел Фёдорович. — Дело-то срочное, откладывать не хочется.

Но Маша не услышала его слов, потому что её охватило смутное предчувствие. Она встала и подошла к окну кабинета.

— Маша, что ты там увидела?

— Вы заметили, как вдруг потемнело? — спросила Маша.

— Да вроде бы ничего не изменилось. Но, может, дождь скоро начнётся? Вот небо тучами и затянуло.

Маша отрешённо смотрела в окно. Вдруг она вздрогнула:

— Вы видели — полыхнуло что-то? Словно язык костра по небу?

— Да это молния, Маша. Гроза собирается, — предположил Павел Фёдорович.

— Нет, гроза здесь ни при чём, — тревожно сказала Маша. — Это что-то другое.

Предчувствия её не обманывали.

Лёва вернулся к себе в кабинет, посмотрел на плетущихся следом подельников и спросил сурово:

— А вы что здесь делаете? Я вас приглашал?

— Лёва, ну ты чё?

— Чё-чё, ничё! Давайте топайте отсюда, — скомандовал Лёва. — Нечего над душой стоять.

— Командир, так дело не пойдёт. Поговорить надо, — сказал подельник.

— И о чём мне с вами, убогими, разговаривать?

— Ты бы того… доплатил бы нам… за моральный ущерб.

— Нет, вы только на них посмотрите! Завалили дело, а теперь премиальных требуют! Вот это наглость! — искренне возмутился Лёва. — За что я должен вам платить?

— За риск, — объяснил подельник. — Про то, что к моей башке ствол прикладывать будут, уговора не было! Меня же грохнуть могли!

— Жалко, что не грохнули. Это ж надо — два здоровых жлоба не смогли с одним сопляком справиться!

— Так у него это… пистолет был.

— Да что там этот пистолет? Кто вам вообще сказал, что он заряжен? — спросил Лёва.

— А что ж ты тогда сам чуть в штаны не наложил? — поинтересовался подельник.

— В общем, так — разговор окончен. Кругом и шагом марш! — повторил Лёва.

— Это мы уже слышали. И не от тебя, — напомнил подельник. — А ты давай не командуй, ты не генерал, а мы не новобранцы. Мы, между прочим, ни с чем остались — пролетели с квартирой-то. Так что ты обязан нам доплатить!

— А деньги у меня откуда? Можно подумать, вы одни понесли ущерб!

— А в чемоданчике у тебя что лежит? — прищурясь, спросил подельник.

Лёва устало плюхнулся в кресло:

— Ребята, ну мы же с вами деловые люди. Вы должны понимать, что если дело не выгорело, претендовать можно только на уплату неустойки.

— Ну, так это… плати, — грозно сказал подельник.

— Заплачу, заплачу. Только позже. Сначала мне нужно подсчитать убытки, придумать, как залатать дыры, ну… и всё такое.

— Командир, так дела не делаются. Ты что, хочешь неприятностей?

Подельники не шутили, и Лёве пришлось вытащить свой чемодан.

— Ребята, что ж вы сразу не сказали, что вам так сильно деньги нужны? Да для вас — всегда, пожалуйста. Не вопрос! — сказал он и попытался открыть чемодан, но тут у него зазвонил мобильник. Лёва посмотрел на дисплей, и поскольку там было написано «Костя», он ответил:

— Да, Константин? Михаил Макарович? Это вы?

Лицо у Лёвы застыло.

— Это смотритель звонит, — сказал подельник. — Он мужик с понятиями, быстро Лёву к ногтю прижмёт, и он нас уважать станет.

— Здравствуй, Лёвушка. Соскучился по мне? — спросил смотритель.

— Да! То есть, нет. То есть я, конечно же, рад вас слышать! — засуетился Лёва.

— Вот и славно. Значит, когда увидишь, обрадуешься ещё больше. Так что через пятнадцать минут я жду тебя в аптеке!

— А зачем? — испугался Лёва.

— Придёшь — узнаешь. Всё, время пошло, — и смотритель отключил телефон.

Лёва задумался, потом поймал ехидные взгляды подельников и возмутился:

— Что уставились? Уматывайте отсюда подобру-поздорову!

— А это… ты же обещал нам неустойку заплатить, — напомнили ему.

— Денег им надо! У человека жизнь рушится, а им неустойку подавай!

Лёва открыл чемодан с деньгами, достал оттуда две «вечнозелёные» купюры, отдал подельникам.

— Маловато будет, командир. Добавить надо бы.

— Обойдётесь! — отрезал Лёва. — Не инвалиды, так что заработать и сами сможете. А у меня есть дела поважнее, чем с вами нянькаться.

— Ну, смотри, парень. Я тебя за язык не тянул, — сказал один из подельников. — Пойдём, братан. С этим перцем по-другому разговаривать надо.

Костя набрал Катин номер, подождал, пока она ответила.

— Алле! Да, я слушаю!

— Но Костя молчал.

— Это ты, Алёша? — спросила Катя.

Костя вздохнул и повесил трубку.

Катя послушала гудки и сказала:

— То ли связь барахлит, то ли кто-то шутит. А может, у меня завёлся тайный поклонник — страстный, но робкий? Хотя какие в моём положении могут быть поклонники? Лучший друг беременной женщины — это крепкий сон.

И Катя, свернувшись калачиком, улеглась спать.

Костя принял душ, переоделся и отправился в милицию к Буряку с твёрдым намерением признаться в том, что помог смотрителю бежать из тюрьмы, и предупредить об опасности, которая угрожает городу.

У входа в милицию его остановил дежурный:

— Молодой человек, вы куда?

— Здравствуйте. Мне нужно срочно переговорить со следователем Буряком.

— А по какому вопросу? — уточнил дежурный.

— По важному! А вы что, его секретарь, если так подробно меня расспрашиваете?

— Я дежурный! И в мои обязанности входит отмечать всех, кто входит в это здание. Вы кто такой?

— Меня зовут Константин, фамилия — Самойлов. Григорий Тимофеевич меня хорошо знает.

— Самойлов? — заинтересовался дежурный. — А вы случайно не родственник нашего стажёра Алексея Самойлова?

— Да, я его брат. А Лёша разве теперь в милиции работает?

— Да! А вы что, не в курсе? А говорите — родственник.

— Я был в отъезде и, видимо, что-то упустил. Я обязательно повидаюсь с братом, но сейчас мне нужно срочно поговорить со следователем Буряком.

— Это у вас вряд ли получится. По крайней мере — в ближайшее время. Товарищ майор сейчас очень занят.

— Но у меня для него особенная информация! Я должен передать ему крайне важные документы! — настаивал Костя. — Пожалуйста, сообщите следователю Буряку, что я хочу его видеть. Он мне срочно нужен.

— Товарища майора сейчас нет на месте. И будет он не скоро, так как занят крайне важным делом. Так что оставьте мне вашу информацию и бумаги — я ему передам.

— Но я могу отдать всё это только лично ему в руки.

— Тогда я больше ничем не могу вам помочь, — ответил дежурный и занялся своими делами.

— Но может, вы позвоните ему и скажете, что я его жду?

— Молодой человек, я же вам сказал — товарищ майор занят крайне важным делом. И просил не беспокоить его по пустякам, — дежурный стал что-то писать в своём журнале, делая вид, что не замечает Костю.

Костя демонстративно сел на стул напротив дежурного. Тот поднял глаза:

— Вы ещё здесь?

— Да. И собираюсь сидеть, пока не увижу следователя Буряка.

— Ждать вам долго придётся. Может — до завтра, а может, и до послезавтра. Сегодня следователь уже точно не появится.

— Замечательно работает наша доблестная милиция! — возмутился Костя.

— Нормально работает. Никто же не виноват, что вы своими тайнами только с Буряком поделиться хотите. Взяли бы да брату рассказали.

— Лёшке? — удивился Костя.

— Ну да. Он же помощник майора Буряка. И всё бедняга переживает, что ему настоящих дел не поручают. Мечтает поймать какого-нибудь злостного преступника типа смотрителя. Так что поделитесь своей информацией с Алексеем, а он, если там действительно что-то стоящее, Буряку расскажет.

— Спасибо за совет, — сказал Костя. — Возможно, именно так я и поступлю.

Направляясь в аптеку за печатью, Маша во дворе больницы встретила Алёшу. Они оба остановились как вкопанные. Вокруг ходили люди, но, ни Алёша, ни Маша их не замечали и продолжали смотреть в глаза друг другу. Вдруг раздался вой сирены — во двор больницы въехала карета «скорой помощи». Из машины выскочил Буравин в обгоревших лохмотьях, за ним — Полина.

Алёша бросился к матери:

— Мама, что случилось?

— Сынок, произошёл несчастный случай.

— С тобой? С Виктором Гавриловичем?

— Нет-нет, мы оба в порядке. Пострадал… другой человек, — Полина замолчала.

— Лёша, в офисе твоего отца начался пожар. И Борис как раз был там, — объяснил Буравин.

— Что с папой? Он жив?

— Да-да, жив, — поспешила сказать Полина.

В этот момент на носилках из «скорой помощи» вынесли обожжённого Самойлова. Полина пошла следом за ним в приёмное отделение. Маша двинулась за ней.

— Срочно в реанимацию, — сказал врач, осмотрев Самойлова.

— Доктор, пожалуйста, скажите, что с Борисом? Угроза для жизни есть? — спросила Полина.

— Хотите услышать правду? — устало спросил врач.

— Конечно!

— Жить будет. Другой вопрос — как.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Полина.

— Но вы же видите — у него всё лицо обгорело. Необходимо восстановление зрения, пластика, ну и… Много всего. Увозим больного.

Самойлова увезли. Полина заплакала, глядя ему вслед.

В реанимацию сразу же пришёл Павел Фёдорович.

— Каково общее состояние больного? — спросил он.

— Средней тяжести. Догоспитальная помощь была оказана правильно. Ожоговые раны обработаны, внутривенно введён хлорид натрия. Общая поверхность ожога небольшая. Но проблема в том, что наиболее сильное поражение тканей локализовано в области лица. Серьёзно пострадали глаза, немного — дыхательные пути и слизистая носоглотки. Дыхание затруднено. Планируем интубацию трахеи и искусственную вентиляцию лёгких. Прямо сейчас.

— Действуйте. И прошу вас обо всех изменениях в состоянии больного немедленно сообщать мне, — попросил Павел Фёдорович.

Алёша с Буравиным остались во дворе больницы.

— Виктор Гаврилович, а отчего загорелся отцовский офис? — спросил Алёша.

— От поджога.

— Но кто это мог сделать и зачем?

— Это сделал твой отец. А зачем — не знаю. Боюсь, что он и сам не понимал, что делает, — печально произнёс Буравин.

— Неужели это правда?

— Да. Я пришёл к Борису с просьбой дать Полине развод. Он вспылил и выгнал меня. Следом выскочил сам и сломя голову помчался в офис.

— И вы поехали за ним? — догадался Алёша.

— Да. Буквально на наших глазах он облил кабинет бензином и поджёг. Мне пришлось забираться в офис по водосточной трубе, чтобы спасти Бориса.

— Значит, он остался жив только благодаря вам? Спасибо. А вот о разводе вы ему зря сказали. Неужели вы не понимали, в каком он сейчас состоянии?

— Надеялся, что для всех будет лучше, если мы наконец-то разрубим этот гордиев узел. Никогда себе этого не прощу, — вздохнул Буравин. — Борис словно обезумел, когда услышал о разводе. Но, что удивительно, во время ссоры он обвинял меня не в том, что я увожу его жену, а в том, что хочу лишить его квартиры.

— В смысле? — не понял Алёша.

— Смысла я сам не понял, — признался Буравин. — Что-то вроде: «ты обошёл меня в тендере, а теперь хочешь ещё и без крыши над головой оставить?» Но я не собираюсь выживать его из квартиры! С чего он взял?

— Да, странно всё это. Виктор Гаврилович, а когда вы ходили к отцу, вы не заметили ничего подозрительного в квартире или возле дома?

— Да, был один момент. Когда я выходил на лестничную площадку, то столкнулся с тремя молодыми людьми, — вспомнил Буравин. — Мне показалось, что они шли к Борису.

— Вы их запомнили? — поинтересовался Алёша.

— Да. А одного даже узнал.

— И кто это был?

— Я, конечно, могу и ошибаться, но мне кажется, что я видел этого типа в ресторане «Эдельвейс». По-моему, он его хозяин.

— Если в деле замешан Лёва Бланк, значит, всё не так просто, как кажется на первый взгляд, — задумчиво сказал Алёша.

— Что ты имеешь в виду?

— Сдаётся мне, что вы не виноваты в том, что отец чуть не сжёг офис и не погиб. Похоже, ваш приход просто стал последней каплей.

— Ты что-то знаешь? — заинтересовался Буравин.

— Пока всего лишь строю предположения. Но если мои догадки подтвердятся, этому Лёве ой, как не поздоровится! Давайте зайдём в больницу, узнаем, как дела у отца.

Они прошли в больницу и присоединились к Полине и Маше, стоявшим у дверей в реанимацию. К ним вышел Павел Фёдорович.

— Ну что, Павел Фёдорович? Положение очень серьёзное? — спросила Полина.

— Будет лучше, если об этом мы поговорим в моём кабинете. Пойдёмте.

Павел Фёдорович, Полина и Буравин зашли в кабинет, а Маша и Алёша остались в коридоре.

— Ну как ты, Маша?

— У меня всё хорошо. Работаю в аптеке и здесь, в больнице. Скучать не приходится — свободного времени нет совершенно. Но я довольна — помогаю людям. А ты как?

— У меня тоже всё нормально. Устроился на новую работу — в милицию.

— Да? Хорошо. А Катя как себя чувствует? С ней и ребёнком всё в порядке?

— Да. Только я её почти не вижу. У меня работы выше крыши. Я ведь тоже людям помогаю. Ловлю преступников, борюсь с хулиганами, ну и всё такое.

— Тебе нравится?

— Очень, — без энтузиазма ответил Алёша.

Павел Фёдорович в своём кабинете рассказывал Полине и Буравину:

— На самом деле, всё могло бы быть гораздо хуже. А пациент отделался, можно сказать, малой кровью. Ожоговые раны небольшие. Хотя и глубокие.

— И в основном на лице, да? Доктор, он сильно изуродован? Он останется таким на всю жизнь? — волновалась Полина.

— Полина Константиновна, давайте будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главное — здоровье пациента. О его внешности мы будем беспокоиться потом.

— Хорошо.

— В первую очередь мы должны позаботиться о том, чтобы сохранить зрение больного. Дело в том, что его глаза сильно пострадали от огня.

— Нужна операция? — спросил Буравин.

— В будущем — возможно. А пока мы даже не знаем, видит он что-то или нет. Он же без сознания. К тому же трогать пациента сейчас опасно. Нужно время, чтобы его состояние стабилизировалось.

— И что нужно сделать, чтобы это случилось побыстрее?

— Принести вентилятор. Это будет самым лучшим лекарством. Необходим постоянный поток воздуха вокруг обожжённого места, иначе могут возникнуть застойные процессы. А направленный поток поможет повреждённым тканям регенерироваться.

— Проблему с вентилятором мы решим моментально. А если потребуется что-то ещё, не стесняйтесь, говорите, — сказал Буравин.

— Надеюсь, вы не будете устраивать ночных бдений? — спросил Павел Фёдорович Полину, когда они выходили из кабинета. — Уверяю вас, это абсолютно ни к чему. Ситуация под контролем, так что вы можете спокойно ехать домой. И молодёжь с собой прихватите, — кивнул он в сторону Маши и Лёши. — Для юных душ пребывание под сводами больницы губительно.

Но Алёша хотел переговорить с врачом по делу, порученному ему Буряком.

— Хорошо, — сказал Павел Фёдорович. — Зайди в мой кабинет через полчасика. Я закончу обход и вернусь.

— Насколько я понимаю, ты, Лёша, остаёшься здесь. А тебя, Маша, может, куда-нибудь подбросить? — спросил Буравин.

Но Полина поняла, что Маша хочет побыть ещё немного рядом с Алёшей.

— Витя, пойдём, — сказала она. — У Маши дежурство, она освободится нескоро.

Полина с Буравиным уехали.

— Знаешь, Алёша, я говорила тебе, что своей работой помогаю людям. А сегодня попыталась сделать что-то для твоего отца и не смогла, — призналась Маша.

— В каком смысле?

— Я больше не чувствую своего дара. Совсем. И вообще перестала получать удовольствие от того, что делаю. Связалась с аптекой, но теперь понимаю, что не моё это. Сплошные цифры, накладные, поставки — тоска, одним словом. И отказаться уже нельзя — я Римме слово дала.

— И у меня не всё гладко, — сказал Алёша. — Я догадывался, что у отца нелады с бизнесом, но не сделал ничего, чтобы ему помочь. А ведь наверняка мог предотвратить беду! Хвастаюсь тебе, что ловлю преступников, а на самом деле меня посадили бумажки перекладывать да ворошить дела столетней давности, — Алёша помолчал. — А ведь я этого никому не говорил. Только тебе смог.

— И я, — кивнула Маша.

— Может, ты подождёшь, пока я переговорю с Павлом Фёдоровичем, а потом мы вместе пойдём домой? — с надеждой спросил Алёша. — Я тебя провожу чуть-чуть, поболтаем по дороге.

— Не надо, Лёша. Я и одна дойду, а ты лучше беги к Кате. Она наверняка скучает по тебе, переживает из-за твоей новой работы. И ей очень нужна твоя поддержка, — Маша кивнула, показывая, что разговор закончен.

Буряк заглянул после работы к Сан Санычу. С одной стороны, ему хотелось поговорить с другом, а с другой, он втайне надеялся, что вдруг встретит там Анфису. Правда, в последнем желании он даже сам себе боялся признаться.

— Ну вот, зашёл к другу после работы, — сказал он Сан Санычу, проходя на кухню, — А ты словно неживой, извёлся весь от тоски. Когда уже твоя Зинаида вернётся?

— Эх, да кабы знать! Что-то загостилась она у своей знахарки.

— Так ты ей позвони.

— Куда? Там на всю деревню — один телефон. И тот в доме глухой бабки, которая его никогда не слышит.

— Да ладно тебе, успокойся. Никуда твоя Зина не денется — вернётся, причём весёлая и здоровая. Деревенская жизнь любого на ноги поставит.

— Ой, не знаю, Гриша. Не доверяю я всё-таки этой знахарке. Пока гостил у неё, всё нормально было. А как домой вернулся, она мне какой-то подозрительной казаться стала, — признался Сан Саныч.

— И в чём же ты её подозреваешь? — заинтересовался следователь.

— Да, кажется мне, словно не договаривает она что-то. А главное — знаешь, чем она Зину лечит? Капельками да наливками! Можно подумать, мы этих наливок дома не пили!

— А что, мысль здравая! Может, и мы с тобой полечимся? — предложил Буряк.

— Не выйдет, — грустно сказал Сан Саныч. — Буравин с Лёшкой, когда мирились, такой погром в погребе устроили! Все бутыли с вином перебили. Вот приедет Зина и задаст им по первое число!

— Она может, — согласился Буряк. — А наливочек разлитых жаль. Они так хорошо стресс снимали.

— Стресс? Так у тебя случилось что? Ты рассказывай, а я пока чайку организую.

Сан Саныч поднялся и поставил на огонь чайник.

— Да я тут недавно с Мишкой-смотрителем общался.

— Как это ты со смотрителем разговаривал? Поймал что ли, мерзавца?

— Нет, к сожалению. Мы с ним общались через дверь в затопленном доке. А потом ему удалось сбежать.

— Через вентилятор? — догадался Сан Саныч.

— Точно. Только я-то и не знал, что такое возможно. Предлагал ему сдаться, а он только рассмеялся в ответ.

— И где же он теперь, интересно?

— Не знаю. Но одно радует — то, что он не в катакомбах. А значит, взорвать ничего не сможет. Так что город сейчас в относительной безопасности.

— Пока этот лис вновь не спустится в подземелье, — заметил Сан Саныч.

— И не столкнётся с очередной ловушкой профессора Сомова, — добавил Буряк.

— Похоже, Гриша, пора нам с тобой вдвоём в катакомбы спуститься. Я же их неплохо знаю.

— Но ты понятия не имеешь, где Сомов расставил свои ловушки и что они из себя представляют.

— Ну, этого никто не знает, — заметил Сан Саныч.

— Кроме Андрея Москвина. Он же ученик того профессора. Андрей рассказывал, что они с Сомовым часто беседовали о различных ловушках древних и современных войн.

— Ну, одно дело беседовать, а другое — знать, как это всё устроено и как действует, — возразил Саныч.

— Зато Андрей нашёл в катакомбах труп профессора. А при нём — дневник, в котором написано, что существует карта катакомб с помеченными на ней ловушками.

— И эта карта у Мишки, — правильно оценил ситуацию Сан Саныч.

— Да, — подтвердил Буряк. — И это был бы не самый худший вариант развития событий.

— То есть как это?

— У Мишки на руках есть карта Сомова. Так что вероятность того, что он в погоне за мифическим золотом взорвёт весь город, значительно уменьшается.

— Слушай, а этот самый Москвин, который может знать про профессорские ловушки, готов помочь следствию?

— Ещё как! Просто рвётся в бой, — улыбнулся следователь.

— Ну, надо же — оказывается, этот парень совсем не плох. А поначалу мне он показался таким подозрительным.

— Мне тоже, — подтвердил следователь. — И я рад, что ошибся.

— Ну что, значит, пойдём в катакомбы втроём? Я — как знаток подземелья, Андрей — как специалист по ловушкам, а ты — как представитель власти.

— Я думал об этом, Саныч. Но этот вариант мы оставим на самый крайний случай.

— Это на какой же?

— Если мы поймём, что Мишка всё-таки проник в катакомбы. А пока нам остаётся только ждать и надеяться, что смотритель как-то проявит себя. На поверхности.

Оба понимали, что смотритель обязательно проявится, такой уж у него характер!

Зинаида с Захаровной прекрасно ладили друг с другом, но отъезд Зинаиды был уже не за горами.

— Ну что, подруга, не надумала ещё назад в город перебираться? — спросила в очередной раз Зинаида.

— Нет, Зиночка. В мои годы переезд сродни самоубийству.

— Ну, тогда хоть в гости приезжай, — предложила Зинаида. — Поживёшь у меня, по городу погуляешь, памятные места посетишь, на достопримечательности посмотришь.

— А разве там есть на что смотреть? — махнула рукой Захаровна. — Насколько я помню — город как город.

— Ну не скажи. А древняя крепость? А дольмены? Да к ним со всей округи народ приезжает! А ты фыркаешь!

— Слушай, а они как — изменились за двадцать-то лет? — заинтересованно спросила Захаровна.

— Да что им сделается? Камни и есть камни. Вокруг всё заасфальтировали, а они как стояли, так и стоят.

— Да, интересно было бы взглянуть, — мечтательно сказала Захаровна.

— Так я тебе и говорю — приезжай. Молодость вспомнишь. В роддом опять же зайдёшь, где акушеркой работала. Там тебя наверняка помнят.

— Ну, нет. Уж куда-куда, а в роддом я точно не пойду, — нахмурилась Захаровна. — У меня с ним не самые хорошие воспоминания связаны.

— Да какие у тебя могут быть нехорошие воспоминания о роддоме? Ты там столько лет проработала, тысяче мамок родить помогла, а теперь и вспоминать об этом не хочешь? — удивилась Зинаида.

— Есть у меня на то причина.

— Видать, тяжкий грех на душу взяла, если до сих пор забыть не можешь, — предположила Зинаида.

— Тяжкий. Скольким мамашам детишек подарила, а вот одну, наоборот, разлучила с дитём, — призналась Захаровна.

— Как же так? Неужели ребёнок по твоей вине умер? — ахнула Зинаида.

— Что ты, что ты! Сплюнь! Такого в мою смену ни разу не было!

— А что ж тогда случилось?

— Лет 20 назад принимала я роды у совсем молоденькой и незамужней мамаши. Сразу было видно — не в радость ей беременность. И в итоге отказалась она от ребёнка. А я его взяла и другой женщине на воспитание отдала.

— И правильно сделала! — похвалила Зинаида. — Приёмные родители для брошенного ребёнка куда лучше, чем самые замечательные детские дома!

Но Захаровна так жалобно смотрела на Зинаиду, что та что-то заподозрила:

— Постой-ка. Скажи мне, что это был за ребёнок и кому ты его отдала?

— Это была девочка. И такая хорошенькая — загляденье просто. И мама у неё красавица, только сама почти ребенок. Просила она, чтобы я малышку себе взяла, а я не решилась.

— И кому ты её отдала? — повторила Зинаида.

— Очень хорошей женщине. Из детдома-то ребёнка ещё неизвестно, кто взял бы, да и взял бы вообще. А тут — такая душевная дамочка попалась.

— Говори, кому отдала ребёнка? — требовала Зинаида. — Кто эта женщина?

— Милая, очень милая дама. Я ведь как лучше хотела — самую подходящую кандидатуру подобрала.

— Говори, кому!

— Тебе! Ты же сама о ребёнке мечтала! Всё к дольменам этим ходила и молилась. Вот я и подкинула тебе твою Машу!

Зинаида глубоко вздохнула.

— Почему ты мне тогда ничего не сказала? Подбросила ребёнка и скрылась неведомо куда, — спросила она спокойно.

— Я боялась, — призналась Захаровна.

— Чего ты боялась? Ты же знала, что я хочу ребёнка.

— Ты же своего хотела. От чужой девочки могла и отказаться. Я когда тебя на пороге своего дома увидела, сразу поняла — это Господь тебя привёл ко мне.

— Что ж морочила голову столько дней, не могла в первый день всё рассказать? — спросила Зинаида.

— Трудно, Зина, признаваться в таком. Сможешь ли ты простить меня?

— Простить? Нет уж, подруга, я тебе другое скажу.

— Господи, помилуй, — охнула Захаровна.

— Я тебе спасибо скажу! Миллион раз в ножки поклонюсь за мою Машеньку! И зря ты мне раньше про Машу не рассказала.

— Боялась я, вдруг ты начнёшь мне претензии предъявлять, — обрадованно сказала Захаровна, понимая, что прощена.

— Да какие ещё претензии!

— Мало ли какие — я ж тебе не щеночка подкинула.

— Если б ты знала, как я обрадовалась тогда — подумала, услышал Бог мои молитвы.

— Я надеялась, что ты так подумаешь. Но ведь не знала наверняка.

— Я тебе очень благодарна за Машу, она для меня как свет в окошке. Не представляю, как бы я жила без неё, — призналась Зинаида.

— Как хорошо на душе-то стало, — улыбнулась Захаровна. — Такую тайну хранила в себе столько лет.

— Слушай, Захаровна, а ты, часом, не своего ли ребёночка мне подкинула? — вдруг подозрительно спросила Зинаида.

— Ты чего, Зинаида?

— Может, это ты Машенькина мать, а? — у Зинаиды голос стал суровым.

— Да как ты могла такое подумать! Я ж бездетная.

— Потому, может, и бездетная.

— Побойся Бога, Зинаида! Да если б у меня был ребёночек, я б свою кровиночку никому не отдала!

— Кто ж тебя знает. Молодая ещё для склероза. А ты всё забываешь, всё путаешь.

— Не издевайся надо мной, — взмолилась Захаровна.

— Тогда скажи мне, Антонина Захаровна Семёнова… — начала Зинаида.

— Ты что, Зинаида, прямо как в милиции? — перебила её Захаровна.

— Как в школе! — поправила её Зинаида. — Отвечай мне, кто та бессердечная, что отказалась от своего ребёночка?

— Не осуждай её, эту несчастную, — попросила Захаровна.

— Семёнова, не крути, кто эта женщина? Говори, кто Машина мать?

— Ты прямо за горло меня берёшь. Молодая девушка, которой её жених «заделал» ребёночка, а сам смылся.

— Семёнова, назови мне её имя.

— Вот пристала. Имени я не знаю.

— Она тебе не сказала, как её зовут? — удивилась Зинаида.

— Какое-то имя называла, но я уже забыла. Всё равно — не настоящее.

— Почему ты так решила?

— Потому что она, когда рожала, на это имя не откликалась, — объяснила Захаровна.

— Расскажи мне всё, что знаешь о ней. Что её заставило бросить ребёнка? — у Зинаиды прямо зуд какой-то начался, она всё хотела знать.

— Я ж тебе говорю, жених смылся, от которого она понесла. И тут на горизонте появился новый — красавец, моряк. В общем, ребёночек был ей некстати.

— Ты уже тогда знала, что подбросишь его мне? — удивилась Зинаида.

— Я случайно увидела, как ты в больнице ночью молилась, чтоб Господь послал тебе ребёночка.

— Да, было такое.

— Вот я и подумала — как несправедливо получается. Одной Бог послал ребёночка, а он ей не нужен, а другая так просит, а ей не дают.

— И ты решила исправить эту несправедливость. Не много ли взяла на себя, а, Семёнова? — спросила Зинаида.

— Я ж тогда глупая была. Хотела помочь и тебе, и ей. Взяла девочку у одной и другой подарила.

Так Зинаида приоткрыла завесу Машиного происхождения.

Костя тихо зашёл в квартиру Буравиных. Он осторожно прошёл в гостиную, не включая свет, и огляделся, ища признаки присутствия в доме Алёши. Он увидел стоящую на шкафу праздничную бутылку шампанского с надписью «Совет да любовь!». Посмотрел на неё и резко отвернулся. На диване Костя заметил стопку постельного белья и Алёшины вещи. Он улыбнулся и положил под бельё пистолет Марукина.

Костя не удержался и решил зайти в Катину комнату. Она проснулась, услышав шаги, и спросила:

— Алёша, это ты? Мы же договаривались, что ты не будешь входить в мою комнату без разрешения! Стой! Остановись, или я закричу. А-а-а! Помогите!

— Тихо! Не бойся, это я — Костя.

Катя перестала кричать, подхватилась и бросилась Косте на шею:

— Неужели это правда, ты? Живой! Костя, ты живой!

— Ну, конечно! — засмеялся Костя. — Если ты можешь меня потрогать, значит, я не привидение.

— Костенька, миленький, — Катя начала плакать.

— Успокойся, Катюша. Давай присядем — мне так много нужно тебе рассказать и объяснить.

— Сейчас это не важно. Главное, что ты пришёл ко мне — цел и невредим. С тех пор, как я попала в больницу, я только о тебе и думала.

— Почему ты лежала в больнице? — спросил Костя. — С ребёнком всё в порядке?

Катя молча отвела взгляд.

— Что? — спросил Костя.

— Тебе действительно интересно, что с моим ребёнком?

— Конечно! Я был таким идиотом, когда накричал на тебя! Тогда я был не в себе и только потом понял, что не смогу жить, если с тобой что-то случится.

— Со мной уже всё в порядке, — сказала Катя.

— Но ты попала в больницу после той нашей ссоры?

— Да, — тихо ответила Катя.

— Какой же я дурак! Если бы я знал, что наша размолвка может закончиться так ужасно, я никогда не повысил бы на тебя голос! — заволновался Костя.

— Зато именно в больнице я поняла, что очень люблю своего будущего ребёнка. А сейчас всё плохое позади и за мою беременность можно не волноваться.

— Я очень рад, что всё обошлось. И я… я не знаю, что мне сделать, как искупить свою вину.

— Если бы ты не пропал после той ссоры, всё могло бы быть иначе. Я так ждала тебя, так надеялась, что ты вернёшься. А потом… потом в моей жизни произошли изменения.

— Я знаю, — мрачно сказал Костя, — вы с Лёшей поженились. Это неважно.

— Наверное, уже неважно. Что сделано — то сделано, — кивнула Катя и снова заплакала. — Но как мне тебя не хватало всё это время! Я думала о тебе каждую минуту! Засыпала и просыпалась с мыслью о тебе!

Костя упал перед Катей на колени:

— Прости меня, милая, прости! Я подонок, я мерзавец, я не стою даже самой маленькой твоей слезинки!

— Но я тоже виновата! Почему я не дождалась тебя, почему поторопилась выскочить замуж?

— Катя, не наговаривай на себя. Я понимаю, что ты заботилась о своём малыше. Хотела, чтобы у него был отец.

— Но как же нам теперь быть? Я… я не смогу отвергнуть Лёшу — ведь ради нашего с ним ребёнка он отказался от многого. Неужели мы разлучены навсегда? Но ведь нам так не хватает друг друга! Мы просто не сможем жить в одном городе и знать, что никогда не сможем быть вместе! Мы должны что-то придумать, слышишь?Обязательно должны!

Костя поднялся с колен и сказал:

— Я не уверен, что в нашей ситуации можно что-то исправить.

— Но почему? Должен же быть какой-то выход, и вдвоём мы его обязательно найдём!

— Выслушай меня, Катя. Я должен сказать тебе что-то очень важное.

— Это касается нас с тобой?

— В первую очередь, меня. И если после всего услышанного ты сможешь меня простить, я буду самым счастливым человеком на свете.

— И мы сможем быть вместе? — с надеждой спросила Катя.

— Нет. Боюсь, что это уже невозможно.

— Но почему? Оформить развод — не проблема.

— Дело не в разводе.

— Ты не хочешь, чтоб я стала твоей женой? — испугалась Катя.

— Этого я хочу больше всего на свете, — признался Костя. — Но я совершил преступление, Катя, и за него придётся отвечать.

— Тебя посадят в тюрьму? — ахнула Катя.

— И надолго. Так что подумай, может, тебе и не стоит разводиться с Алёшкой?

— Что ты натворил, Костя? За что тебя посадят в тюрьму?

— Я помог бежать из-под стражи опасному преступнику.

— Кому?

— Михаилу Родю, смотрителю маяка. Этот человек находится в розыске, на его совести много преступлений.

— Ты всё это время был с ним? — догадалась Катя.

— Да, Катя. Но самое страшное заключается в том, что по моей вине в опасности оказался весь город.

— Ты наверняка всё преувеличиваешь, — не верила Катя.

— Я не преувеличиваю. Катакомбы начинены минами. Я их видел своими глазами.

— Твоей вины тут нет — не ты же эти мины там оставил, — заметила Катя.

— Но я ходил по заминированным лабиринтам, рискуя поднять на воздух весь город.

— За это не судят, — Катя хваталась за соломинку.

— Я сам себя сужу. Представляешь, я разминировал одну мину, которая находилась прямо под твоим домом.

— Боже мой!

— Я разжимал провода детонатора и думал о тебе, Катя. И молился, чтоб ничего с тобой не случилось.

— А ты не признавайся в том, что помогал этому бандиту. Никто и не узнает. Я спрячу тебя в надёжном месте. Буду тебе еду носить.

— Это не выход. Что ж, так и буду всю жизнь прятаться?

— Пока всё не уляжется. А потом забудут.

— Нет, Катя, я не хочу.

Катя крепко прижалась к Косте и сказала:

— Не отпущу, никому тебя не отдам.

Если б кто-то знал, как Лёве не хотелось идти на встречу со смотрителем! Он остановился у дверей аптеки и закрыл глаза, пытаясь преодолеть страх перед тяжёлой встречей. Лёва чувствовал, что неприятностей от этой встречи не оберёшься. Потоптавшись и набравшись мужества, Лёва открыл дверь и зашёл в аптеку.

— Ты что, с парадного входа зашёл? — возмущённо спросил смотритель.

— А что такого? Мне скрывать нечего, — храбрился Лёва.

— Зато мне есть что. Поэтому я хожу с чёрного. И другим советую. А то кто его знает, как судьба повернётся.

Лёва потянулся к выключателю, чтобы включить верхний свет.

— Руки убери! — резко сказал смотритель и, когда Лёва выполнил его команду, продолжил: — Лёвушка, нам с тобой светиться незачем. Попасть в лапы ментам не хочется ни мне, ни тебе.

— Тебе-то, конечно. А я при чём? Перед законом я чист.

— Зато передо мной — нет! Ты отказался мне помочь с побегом. А я предательства не прощаю.

— Но ты же всё равно бежал! Тебе Костя помог — по моей просьбе, — напомнил Лёва.

— С Костей у меня будет отдельный разговор. А сейчас речь о тебе. Ты должен заплатить за свою измену. И цена будет очень высокой.

— Но у меня сейчас нет лишних денег! Понимаешь, совсем нет! — закричал Лёва.

— Есть ещё один способ расплатиться, но тебе он понравится гораздо меньше. Если нет денег, ты заплатишь мне своей кровью!

— Макарыч, ну ты чего? Чуть что — сразу кровь пускать. Разве по-хорошему договориться нельзя?

— Ну, давай попробуем. Значит так, мне от тебя нужны следующие вещи: фонарь, верёвка и прочее снаряжение для спелеологии.

— Для чего? А впрочем, неважно — всё это я найду без труда.

— Я не закончил. Ещё мне нужен бронежилет, миноискатель, пистолет и хороший внедорожник. Причём, срочно.

— Ну, ты даёшь! — Лёва только руками развёл. — Где ж я тебе в короткие сроки внедорожник найду? В нашем городе их раз-два и обчёлся.

— А ты в соседний съезди. Купи и пригони, — посоветовал смотритель.

— Да на какие шиши? Нет у меня денег, нет!

— Как же нет? А ресторан? — напомнил смотритель.

— Да что там этот ресторан — сплошные убытки! — пожаловался Лёва.

— Вот тем более, продай свою харчевню. И тебе будет хорошо, и мне.

— Нет, на это я пойти не могу. Дай мне время, Макарыч, и я соберу нужную сумму.

— Нет у меня ни минуты лишней, Лёва. Не могу я ждать. Так что придётся тебе подсуетиться — подзанять у кого или заначку свою тряхануть.

— Какие заначки, о чём ты говоришь, я совсем на мели! — жалобно сказал Лёва.

И вдруг из темноты из-за спины смотрителя раздался голос Лёвиного подельника:

— Врёт он! Есть у него бабки — и немало. Целый чемодан «зелени»!

— Ну, что скажешь, Лёвушка? — нежно спросил смотритель. — Нехорошо врать.

— Кого ты слушаешь, Макарыч. Я же всегда помогаю, если это в моих силах, — стал защищаться Лёва.

— Ты только обещаешь, Лёва, — хмуро напомнил смотритель.

— И нам с корешем он не заплатил, — пожаловался подельник. — Хотя бабки у него есть. Я сам видел.

— А ты, сынок, ничего не путаешь? — спросил у него смотритель. — Может быть, наш Лёва и вправду нищий?

— Нищий? — возмутился подельник. — У него столько денег, что в чемодан не вмещаются.

— Милостыни столько не подают. Правильно, Лёва? — спросил смотритель.

— Это не мои деньги, мне их дали под проценты, — хмуро признался Лёва.

— Он выдал одному мужику типа кредит, а на самом деле хотел его хату за полцены получить, — продолжал сдавать Лёву подельник.

— Голова работает у нашего Ленина кучерявого. Отнял квартиру? — деловито поинтересовался смотритель.

— Не-а, — доложил подельник, — там появился пацан с пушкой: всё обломал и бумаги о сделке порвал.

— Лихо! А что за пацанчик?

— Сынок хозяина квартиры, Костя Самойлов.

— Так ты говоришь, Костик вас шуганул? А ну-ка расскажи, как было дело?

— У него пушка была, а с пушкой любой — король.

— Короче, Лёвин гешефт с квартирой Самойлова не прошёл? — спросил смотритель.

— Этот Костя порвал купчую, но деньги Лёве вернул. Полный чемоданчик зелени, — продолжал сдавать Лёву подельник.

— Костик — молодец, моя школа. А ты, Лёва, опять меня разочаровал.

— Это чужие деньги, — упорно повторял Лёва.

— Я понимаю — все деньги, Лёва, чужие. Поэтому ты отдавай их с лёгким сердцем, так же как и получаешь, — посоветовал смотритель.

— Я получаю их с кровью и потом, — заметил Лёва.

— Ты хочешь отдать мне их с кровью? — спросил смотритель.

— Почему ты мне не веришь? — взвился Лёва.

— Потому что ты плохо ведёшь себя, обманываешь старших, подводишь друзей. С побегом меня кинул. Это начинает действовать на нервы.

— Я больше никого не кидаю, я честный предприниматель, — заявил Лёва.

— Вот смотрю я на тебя и думаю, а нужен ли кому-то такой Лёва?

— Только пока платит, — ответил подельник на вопрос смотрителя.

— Правильно, сынок. Так что придётся раскошелиться. Иначе тебе будет хуже, чем плохо… Чего молчишь, Лёв? Ты меня хорошо понял? Ты там не умер, Лёва? Ты понял, что тебя ждёт, если не исправишься?

Лёва онемел от страха.

— Я же не отказываюсь помочь. Я готов, — наконец, выдавил он.

— Это уже говорит не подлый предприниматель, а честный пионер, — захохотал смотритель.

— Я готов помочь, но в пределах моих возможностей, — оговорил своё участие Лёва.

— Всё, что мне необходимо, находится в пределах твоих возможностей. Ещё раз повторяю — мне нужна машина, джип…

— У меня нет таких денег! — закричал Лёва.

— …Миноискатель, бронежилет, пистолет, — не обращая внимания на его крик, продолжил смотритель. — Ну и мелочёвка — я всё подробно записал. И запомни, Лёва, всё это должно быть у меня в течение нескольких часов.

— Я не успею, — робко сказал Лёва.

— А ты постарайся. Если к утру у меня не будет всего, о чём я прошу, ты можешь прощаться с родственниками и назначать день своих похорон.

— Ладно, я постараюсь, — сказал Лёва и направился к выходу.

— Подожди, Лёва, — остановил его смотритель. — Я тут подумал: ты у нас теперь человек важный, необходимый — без охраны тебе нельзя.

— От кого меня охранять? — недовольно спросил Лёва.

— От самого себя, в первую очередь, — смотритель сделал знак Лёвиному подельнику, и тот с улыбочкой пошёл за Лёвой, а смотритель вслед хохотнул: — И не забудь ребятам возместить моральный ущерб в пятикратном размере.

Алёша, наконец-то, дождался Павла Фёдоровича.

— Я уже освободился, так что… — тут Павел Фёдорович не удержался и заметил: — Алексей, а форма вам к лицу. Ну, как у вас идут дела?

— Спасибо, Павел Фёдорович, всё в порядке.

— Значит, вы теперь сыщик. «Прорвёмся, ответят опера!»

— Пока только стажёр. На флот не взяли, не прошёл медкомиссию.

— Вы правильно поступили — чего без дела сидеть… Ну, а какие ко мне будут вопросы?

— Я к вам по службе, Павел Фёдорович.

— Всё, что в моих силах.

— Мне нужны данные на некую Задерейчук… — попросил Алёша.

— Задерейчук… — задумался Павел Фёдорович. — Что-то знакомое.

— Она работала в этой больнице. Более двадцати лет назад, — напомнил Алёша.

— Ну конечно, Задерейчук, — наконец-то, вспомнил врач. — Мы учились вместе, в медучилище. Я потом в институт поступил, а она сразу пошла на работу в больницу, акушеркой.

— Мне нужен её адрес.

— Вы придёте утром навестить отца?

— Обязательно.

— Зайдете ко мне, постараюсь найти, — пообещал Павел Фёдорович.

Медсестра, проходившая мимо Буравина, заметила, что у него на руке кровь.

— Что у вас с рукой? Вы ножом порезались? — спросила она. — Идёмте со мной, я вам обработаю рану.

— В этом нет необходимости, — отказался Буравин.

— Виктор, скажи, откуда у тебя эта рана? — потребовала Полина.

— Не обращай внимания. Медработники такие мнительные — обычная царапина.

— Я всё поняла — ты дрался с Борисом. Что ты с ним сделал?

— Ничего я с ним не сделал, Полина.

— Откуда у тебя эта рана? Отвечай, Виктор.

— Ну, хорошо, хорошо, — согласился Буравин. — Я всё тебе скажу.

— Вы подрались?

— К сожалению, наше общение вышло за рамки диалога. Но я держал себя в руках гораздо дольше, чем это возможно.

— Ты ударил его, Виктор? Он же намного слабее тебя, — укоризненно сказала Полина.

— Это не я затеял драку, я только защищался.

— Даже если Борис первый ударил тебя, ты тоже виноват. Наверняка был с ним груб.

— Послушай, Полина, тебе станет легче, если я сейчас утону в чувстве вины?

Полина заплакала.

— Прости меня, не плачь! Иди домой, — попросил Буравин. — Отдохни, день был тяжёлый.

— А ты?

— А я останусь здесь. С Борисом. Я должен быть с ним рядом.

Полина ушла, а Буравин осторожно заглянул в палату Самойлова. Тот спал. Дежурный врач попросил Буравина:

— Не беспокойте больного.

— Я хотел только узнать, как он себя чувствует.

— Он спит. Ему сделали укол сильнодействующего успокоительного, — объяснил врач.

— Когда он проснётся?

— Думаю, в ближайшие пару часов он, точно, будет спать. Во всяком случае, так было бы лучше для его здоровья.

— Я подожду.

— В этом нет смысла. Помочь вы ему ничем не можете. Время позднее, идите домой.

— Я всё равно не смогу уснуть, — объяснил Буравин. — Позвольте, я останусь рядом с Борисом.

— Оставайтесь, если хотите. Только не беспокойте его.

Буравин сел на стул рядом с кроватью и задумался. Приход Павла Фёдоровича отвлёк его от грустных мыслей.

— Павел Фёдорович, как он? — спросил Буравин.

— Что я могу вам сказать? Вы же знаете, у меня другая специализация.

— Вы — главврач. Вам наверняка уже сообщили диагноз.

— И диагноз неутешительный, — кивнул врач. — Хотя всё могло быть и хуже.

— Он будет жить?

— Жить ваш друг, конечно же, будет. Но…

— Что это за «но»?

— Но, боюсь, что зрение потеряно безвозвратно.

— Эх, Боря, Боря, что же ты наделал! Неужели нет никаких шансов?

— По крайней мере, наши специалисты так считают, — вздохнул Павел Фёдорович.

Алёша пришёл вечером в дом Буравиных и обрадовался, увидев там Костю:

— Я должен сообщить тебе что-то очень важное, — сказал он брату.

— Я тебе тоже, — ответил тот.

— Тогда выйдем, поговорим? — предложил Алёша.

— Ладно, давай выйдем.

Катя забеспокоилась.

— Мальчики, зачем обязательно выходить — поговорите здесь, — предложила она.

— Не волнуйся, Катя, всё будет хорошо, — успокоил её Костя. — Мы недолго, правда, Лёшка?

Алёша кивнул и молча вышел. Костя пошёл за ним.

— Как я рад тебя видеть, брат! — сказал Алёша, обнимая Костю.

— Я тебя тоже.

— Я не знаю, где ты был, но как здорово, что ты вернулся, — искренне радовался Алёша.

— Я тебе, Лёшка, всё расскажу подробно, как на духу.

— Только сначала я должен сообщить тебе неприятную новость.

— Что случилось?

— Отец в больнице.

— Что-то серьёзное? Печень? Сердце?

— Он пострадал во время пожара.

— Где был пожар, Алёшка?

— В офисе. Подробности пока не ясны, но могу сказать одно — это не случайность.

— Почему ты так решил? — поинтересовался Костя.

— Буравин сказал мне, что отец сам поджёг офис.

— Ты веришь Буравину? — с иронией спросил Костя.

— Теперь — да. Он спас отца, вынес его на своих плечах. И вообще, Костя, дядя Витя — отличный мужик.

— Допустим, — согласился Костя. — Но кто же довёл отца до такого отчаяния?

— Думаю, что он сам себя довёл, хотя ему, конечно, помогли. Я помню, он как-то предлагал мне заложить нашу квартиру, чтобы увеличить оборот фирмы…

Костя стал кое-что понимать:

— Тогда, брат, всё сходится.

— Ты что-то знаешь об этом?

— Я заходил домой. А там, представляешь, хозяйничают какие-то уроды во главе с Лёвой.

— Значит, Буравин не ошибся. Это был Лёва.

— Это Лёва ошибся, — улыбнулся Костя. — Я показал этим гадам, как влезать в чужую квартиру.

— Молодец, Костя! Но какие могут быть дела у отца с Лёвой?

— У Лёвы я видел купчую на нашу квартиру, подписанную отцом, — рассказал Костя.

— Он всё-таки её продал, — грустно сказал Алёша.

— Можешь не волноваться, я порвал эту купчую на мелкие кусочки. И у Лёвы вряд ли появится желание её восстанавливать.

— Как ты вовремя появился!

— Надо срочно навестить отца. Успокоить его, — предложил Костя.

— Я только от него, он сейчас спит. Лучше завтра утром сходим вместе… Ты же мне хотел рассказать, где ты пропадал?

— Для начала я тебе, Лёшка, кое-что покажу, — сказал Костя и достал из-под белья пистолет Марукина.

Алёша взял пистолет, проверил обойму.

— Насколько я могу судить, это табельное оружие, — сказал он.

— Ты прав. Милицейское.

— Чей это пистолет, Костя?

— Фамилия Марукин тебе о чём-то говорит?

— Оборотень в погонах. Это он помог бежать смотрителю маяка.

— Да, это он, — подтвердил Костя. — И пистолет его.

— Как он оказался у тебя?

— Дело в том, что Марукин не в одиночку организовал побег смотрителя. Я тоже помогал ему бежать.

— Ты помогал человеку, который меня похитил и хотел убить? — спросил Алёша.

— Ты можешь меня презирать, но сначала выслушай. И отдай мне эту штуку, — Костя забрал у Алёши пистолет и спрятал его в карман.

— Хорошо. Я тебя внимательно слушаю.

— Ты теперь работаешь в милиции, так что воспринимай мой рассказ не только как брат, но и как следователь.

— Ты хочешь сделать чистосердечное признание?

— Я тебе всё расскажу, а ты возьми ручку и записывай. Потом оформишь как явку с повинной.

— Может быть, поговорим для начала как брат с братом? — предложил Алёша.

— Лучше запиши, а то я боюсь, потом у меня духу не хватит сознаться.

— Ну, если ты так решил… — согласился Алёша.

— Я уже был в милиции, хотел всё рассказать Буряку, но его не оказалось на месте.

— Он сейчас очень занят.

— Тогда сам Бог велел рассказать всё тебе первому. Всё началось с Лёвы — он предложил мне заработать денег на свадьбу с Катей, поучаствовав в освобождении смотрителя. Но дело было не только в свадьбе, меня просто жадность подвела. Лёва в последний момент струсил, и я помог бежать смотрителю в надежде, что получу и Лёвину долю. А затем я спрятал смотрителя в своей бывшей аптеке. Я ухаживал за ним, потому что он был ранен, и помог ему выбраться из аптеки, за которой уже следили Марукин и Буряк. И тогда Макарыч пообещал, что щедро со мной расплатится, потому что у него есть клад, который он хранит в необычном месте — под водой. Но Марукин следил за нами и догадался, где может быть клад. Он фактически подглядел место, где был спрятан сундук с монетами. Марукин вытащил сундук и спрятал золото в сейфе в своём кабинете. Но радовался этому недолго, потому что смотритель поймал его и сдал милиции.

— Ребята говорят, весело было, когда Марукина обнаружили связанного… — вспомнил Алёша. — Что было дальше?

— Дальше — больше. Смотритель сказал мне, что уплывшие монеты — мелочь по сравнению с тем, что спрятано в катакомбах.

— И ты пошёл с ним в катакомбы?

— Пошёл. Он предложил мне лотерею: выиграешь — ты миллионер, а проиграешь — покойник.

— Выходит, ты выиграл, Костя? Ты же жив.

— Мы не доиграли. Но я был на волосок от проигрыша. Я завладел пистолетом и только так сумел отделаться от смотрителя.

— Что за сокровища вы искали?

— Клад. Его спрятал в катакомбах один профессор, чёрный археолог.

— Где он теперь?

— Наверное, в аду. Смотритель убил его в 1999 году.

— Да, нашёл ты с кем связаться, брат… — вздохнул Алёша. — Что же вам помешало найти золото?

— Ловушки. В основном — это мины. Профессор заминировал путь к своему золоту.

— Где же он взял столько мин? — удивился Алёша.

— В катакомбах, там их со времён войны осталось немало.

— Да, я помню, Сан Саныч рассказывал о том, что немцы, отступая, заминировали город, но не успели взорвать.

— Ещё не поздно, — хмуро заметил Костя. — Под нами полно мин. И если эти ловушки сработают, будут колоссальные жертвы.

— Так вот почему вся милиция на ушах! — наконец-то, понял Алёша. — Вот что они ищут в катакомбах!

— Я думаю, что они ищут смотрителя. Пока он в катакомбах, никто не может спать спокойно.

— Он не в катакомбах, Костя. Смотритель выбрался на поверхность, — сказал Алёша.

Косте очень не понравилась эта новость.

— Смотритель вышел из катакомб? Ты точно знаешь? — спросил он.

— Абсолютно. Я был там, в затопленном доке, он ушёл от нас через вентилятор.

— Значит, он ищет меня, чтобы забрать карту, — озабоченно сказал Костя.

— Карту, которая ведёт к профессорскому кладу? Она у тебя? — спросил Алёша.

Костя достал карту и протянул её брату:

— Только с её помощью можно добраться до клада и обезвредить все ловушки. Надо отдать её Буряку.

— Ты отдашь ему карту, он всё сделает сам, а я опять останусь в стороне? — недовольно спросил Алёша.

— При чём здесь он, эта карта понадобится сапёрам, чтобы разминировать подземелье.

— Буряк не воспринимает меня всерьёз. А теперь у меня есть шанс доказать, на что я способен, на что мы способны, — решительно сказал Алёша.

— Ты что задумал, брат?

— Мы вдвоём спасём город, — предложил Алёша.

— Ты не представляешь, насколько это опасно, — предупредил Костя.

— А мне и хочется настоящей опасности, — признался Алёша.

— Это очень большой риск. Мы можем и сами погибнуть, и город взорвать.

— Мы справимся, я уверен, Костя. У нас ведь есть карта!

— Мы не можем рисковать собой — мы нужны здесь. Ты забыл, что отец в больнице, что Катя ждёт ребёнка?

— Ты прав, отец в больнице, Кате только недавно стало лучше — время для подвигов не самое подходящее, — согласился Алёша.

— Не грусти, брат, что-нибудь придумаем.

— Правда?

— Если хорошо всё продумать, подготовиться, то можно попробовать.

— Значит, мы пойдём с тобой в катакомбы? — с надеждой спросил Алёша.

— Я вижу, как ты переживаешь. Придётся помочь.

— Спасибо, Костя. Ты настоящий брат.

— Только прежде нам необходимо сделать два дела.

— Хоть десять, — улыбнулся Алёша. — Какие?

— Во-первых, навестить отца в больнице.

— А во-вторых?

— Оформить мою явку с повинной и сдать её в милицию. И пистолет тоже.

— Тебя же арестуют! — ахнул Алёша.

— А ты оставишь пакет в столе у Буряка. Когда он его откроет, мы будем уже под землёй.

— Отлично придумано.

— А теперь, Лёшка, извини, хоть ты и законный муж Кати, но сегодня я останусь рядом с ней.

— Конечно, — кивнул Алёша. — Катя любит тебя.

— А ты возвращайся к Маше, — посоветовал Костя.

— К Маше я пока вернуться не могу. Вот спасём город, тогда и возьмусь за спасение любви, — ответил брат.

Алёша не знал о том, что ещё один человек тоже занимается спасением его любви. Это был Андрей, который завершал расшифровку старой легенды. Он сидел за столом, перед ним лежали две куколки — Алёшин «морячок» и Машина «морячка». Он переводил текст, поглядывая на них.

— Теперь мне всё понятно! — вдруг воскликнул он. Легенда завершалась так: «Марметиль попыталась обмануть судьбу, чтобы лишиться сана принцессы. Ей пришлось совершить три поступка — отказаться от своего любимого, спасти его ребёнка от смерти и спастись самой. Сын, которого родит Марметиль, будет необыкновенным человеком, он выполнит миссию, важную для всего человечества».

— Эх, Маша, кажется, ты поторопилась! — сказал Андрей и посмотрел на часы. — О, два часа ночи. Не буду тебя беспокоить. Хорошие новости могут подождать.

После беседы с Алёшей Костя зашёл в комнату к Кате.

— О чём вы так долго разговаривали с Алёшей? — спросила она. — Я уже не знала, что думать.

— Тебе не стоит волноваться на этот счёт, у нас с братом отличные отношения, — успокоил её Костя.

— Ты серьёзно?

— Я тебе больше скажу, Катя, — такого понимания, как сейчас, между нами не было никогда.

— Меня это очень радует.

— Меня тоже. Но не всё так хорошо, как хотелось бы. Отец пострадал при пожаре, — сообщил печальную новость Костя.

— Какой ужас! Он жив?

— Конечно, Катя. Алёша был у него, врачи говорят, что всё будет нормально. Врачи у нас хорошие: спасли мне мою любимую.

Костя нежно поцеловал Катю.

Утром Костя поднялся раньше Кати и приготовил ей завтрак. Когда Катя проснулась, он принёс ей сок.

— Доброе утро, любимая! — сказал он.

— Значит, это был не сон. Или мой сон продолжается?

— Я и сам уже не понимаю, кто из нас кому снится, — улыбнулся Костя.

— Костя, а зачем ты поднялся в такую рань? Ты вообще спал?

— У меня такое ощущение, будто я раньше спал. А теперь проснулся и увидел всё так отчётливо. Всё, чего раньше не замечал.

— И что же ты увидел? — спросила Катя.

— Я увидел, что жизнь может быть прекрасной только рядом с тобой…

— Ты говоришь, как поэт. Только скажи мне, Пушкин, куда ты собрался?

— Мы с Лёшкой договорились пойти к отцу в больницу.

— Но ты вернёшься? — с надеждой спросила Катя.

— Конечно, как я могу не вернуться, Катя! Только я думаю, что задержусь.

— Задержишься? Где?

— Ты не волнуйся. У нас с Лёшкой много дел, ты же понимаешь.

Катя поняла, что впереди её ждёт непростая жизнь.

— Тебя сегодня не арестуют? — тихо спросила она.

— Сегодня вряд ли. Так что вечером мы увидимся, — пообещал Костя.

— Я буду тебе звонить.

— К сожалению, Катюшка, я потерял свой телефон в катакомбах.

Косте пора было идти, Алёша уже ждал брата.

— Ну что, Лёшка, не передумал спускаться в катакомбы? — бодрым голосом спросил Костя.

— Нет, наоборот, я всё подготовил к походу, — Алёша показал на собранный рюкзак. — Жду тебя.

— А моё чистосердечное признание оформил?

— Значит, ты тоже не передумал, брат? — спросил в свою очередь Алёша.

Костя отрицательно покачал головой.

— Начнём по порядку. Первым делом навестим отца. А потом ты отнесёшь моё признание в милицию и сдашь пистолет Марукина, — предложил он.

— А если меня там задержат? — озабоченно произнёс Алёша.

— Тебя? За что? — удивился Костя.

— В смысле, нагрузят какой-нибудь срочной работой, и я не смогу уйти? — объяснил Алёша.

— Тогда не пойдём в катакомбы.

— Нет, я на это не согласен.

— Если не согласен, значит, найдёшь способ вырваться, — отрезал Костя.

— Что ж, постараюсь не попадаться никому на глаза.

— Сделаешь всё, как мы решили — оставишь конверт, с признанием и пистолетом в кабинете Буряка.

Братья вышли из дома, и Катя долго глядела им вслед из окна. Когда они скрылись из вида, у неё зазвонил телефон. Это звонил смотритель. Он нашёл на Костиной мобилке Катин номер и изменённым голосом спросил:

— Скажите, могу я услышать своего старинного приятеля Костю Самойлова?

— Костю? — удивилась Катя.

— Надеюсь, он уже проснулся?

— Кто вы? Зачем вам Костя?

— Я его друг из Сыктывкара, мастер спорта по подводному плаванью. Костя пригласил меня понырять в ваших краях.

— Ничего не понимаю.

— Позовите моего друга Костю, он будет рад мне, — настаивал смотритель.

— Всё вы врёте! — возмутилась Катя. — Никакой вы ему не друг. Никто из друзей Кости не знает, что он живёт здесь.

— Значит, всё-таки он живёт здесь, — тихо сказал смотритель.

Катя испуганно бросила трубку, потом взяла её снова в руки и посмотрела, кто ей звонил:

— Боже мой, это мобильный телефон Кости! Но… он же его потерял в катакомбах!

Буравин досидел в больнице до утра, а утром его позвал к себе в кабинет Павел Фёдорович:

— Я вчера сказал, что ваш друг потеряет зрение навсегда. И поторопился с диагнозом, — сказал он.

— Теперь что-то изменилось? Появились шансы?

— Утренний осмотр показал, что ещё не всё потеряно. Мы хотим отправить его на несколько дней в Одессу.

— В институт Филатова? — обрадовался Буравин.

— Да. Там ему сделают более детальную диагностику и операцию по сохранению зрительного нерва.

— Чем я могу помочь, доктор?

— Такая операция стоит недорого, к тому же её делают за счёт страховки. Но если делать пластику…

— Какую пластику? — не понял Буравин.

— Пластическую операцию — ведь кожу необходимо не просто пересадить на обожжённые участки, а сделать это красиво, незаметно, — объяснил Павел Фёдорович.

— Я готов взять на себя все расходы.

— Очень хорошо. Я знаю высококлассного специалиста в Одессе, у которого пластику делают звёзды шоу-бизнеса, политики и олигархи.

— Надеюсь, он найдёт время для земляка-бизнесмена.

— Я его об этом попрошу. Но стоят услуги этого врача очень дорого. К тому же ожоги Самойлова специфические, они потребуют спецоборудования. А это очень большие деньги. У города таких средств нет.

— Я куплю всё, что потребуется, — спокойно сказал Буравин.

У Ксюхи после того, как она из-за Кости сорвала прямой эфир, начались трудные времена. Она теперь стала обычным внештатным корреспондентом, а её место занял звукорежиссёр Вадим. Она пришла в свою любимую аппаратную, где теперь царил новый хозяин.

— А, Комиссарова! Чем ты нас порадуешь сегодня? Где обещанная сенсация? — спросил Вадим голосом начальника.

— Я уже подготовила информацию для эфира.

— Так чего ты тянешь, показывай! — потребовал Вадим.

— Её необходимо проверить.

— Дай-ка я сам посмотрю, что там у тебя. Может, мы вообще не будем это давать. Какая-нибудь ерунда, — поморщился звукорежиссёр, взял Ксюхин текст, прочитал и сказал: — Это не ерунда. Это бомба. Настоящая бомба! Я уже слышу, как она взрывается. Срочно в эфир!

— Подожди, Вадик. Я должна проверить, убедиться, что это не утка.

— Не надо ничего проверять. Надо запускать скорей, пока конкуренты не пронюхали! — спешил Вадим.

— Нет, так не делается. Сначала я должна получить комментарии в милиции и в мэрии.

— Никакие комментарии здесь не нужны. Потом будут комментировать.

— Ты что, вдруг мы напугаем людей, и в городе возникнет паника? — спросила Ксюха.

— Эх, Комиссарова, правильно тебя понизили — ты не профессионал. Как ты не понимаешь, что сеять панику — это и есть основная задача журналиста! — радостно заявил Вадим.

— Вадик, это ты не понимаешь! — кипятилась Ксюха. — Нельзя выдавать сенсацию только ради сенсации!

— Если ты понимаешь больше меня, то почему меня сделали твоим начальником? — поинтересовался Вадим.

— Вадим, эта информация нужна лишь для того, чтобы предупредить людей об опасности.

— Вот это мы и сделаем, — пообещал он.

— Сначала надо проверить, существует ли опасность на самом деле. Представляешь, что будет, если мы выпустим утку?

— Ты что, не знаешь, как это делается? «По слухам» или «как сообщил наш источник в органах внутренних дел, пожелавший остаться неизвестным…»

— Нет, я так не могу. Это неправильно, — нахмурилась Ксюха.

— Можешь забирать свою сенсацию, если ты такая правильная, — сказал Вадим и отдал ей листы с информацией.

— Я займусь проверкой информации, а потом…

— Я всё равно запомнил текст, — перебил её Вадим. — Могу выдать в эфир и от своего имени.

— Ты не сделаешь этого, Вадик! — закричала Ксюха. — Ты не дашь это в эфир без моего согласия.

— Комиссарова, ты в гневе прекрасна. Ладно, ладно, придержу твою информашку до вечера.

— Обещаешь?

— Обещаю, но только ты поторопись с комментариями, — попросил Вадим.

— Я уже бегу. Сначала в милицию, потом в мэрию.

— А потом сразу ко мне. Тянуть нельзя, конкуренты не дремлют.

— Всё, спасибо, пока.

Ксюха уже бросилась выполнять обещанное, но Вадим её задержал:

— Ксюха, а что муж-то написал в телефонограмме? Помнишь, которую я тебе принёс…

— Написал, что вернётся и открутит тебе голову, — весело сказала Ксюха.

— Не мог он такого написать, — мрачно сказал Вадим, трогая свою шею.

За завтраком Таисия спросила у Кирилла:

— Скажи мне, наконец, когда в милиции узнают адрес? Можно найти эту женщину или нет?

— Не беспокойся, Тая. Буряк обещал мне найти её оперативно.

— Знаю я их оперативность — поручат какому-нибудь стажёру, а у того голова забита девчонками. Всё забудет.

— Такого не может быть. Поверь мне, — успокаивал её Кирилл.

— Ты так спокойно к этому относишься. Я ни о чём другом даже думать не могу. Пойдём вместе к Буряку, прямо сейчас!

— Сейчас не получится. Мне надо съездить на работу, буквально на пару часов.

— Ты же в отпуске! — напомнила Таисия.

— У вице-мэра могут быть неотложные дела и во время отпуска. Я должен объявить итоги тендера.

— Неужели никто не может этого сделать, кроме тебя?

— Это моя обязанность. К тому же я должен лично поздравить твоего бывшего мужа с победой.

— Всё понятно. У меня снова дежа вю.

— Прости, не понял.

— Много лет назад ты тоже ссылался на общественно важные дела, когда нам надо было решать свою судьбу, — напомнила Таисия.

— Таечка, зачем ты так говоришь? — взмолился Кирилл. — Я буквально на два часа.

— Всё повторяется, как много лет назад. Работа, карьера, а всё остальное не важно.

— Я докажу тебе, что ты ошибаешься. Ты увидишь, я теперь другой.

— Посмотрим, — вздохнула Таисия.

— Я на обратном пути заеду к Григорию Тимофеевичу, всё выясню и сразу к тебе. Ты будешь дома?

— Может быть. Не знаю. Надо увидеться с Катей, проверить, как там она.

— Кате можно позвонить по телефону. Обо всём поговорить.

— Ты тоже мог бы все свои вопросы решить по телефону.

— Ну, прости, Тая.

— Ладно, иди. Только умоляю, не задерживайся. Потому что я тоже теперь другая и не собираюсь вечно ждать, пока ты выполнишь свои обещания.

Кирилл ушёл, и Таисия решила воспользоваться его советом. Она позвонила Кате.

— Алло, кто это? — испуганно спросила Катя.

— Дочка, это я. Что у тебя с голосом? Ты ещё спишь?

— Нет, я уже давно не сплю. Просто не поняла, кто звонит, — объяснила Катя.

— У тебя всё нормально?

— У меня всё замечательно. Костя вернулся.

— И где он пропадал всё это время? — поинтересовалась Таисия.

— Я тебе потом всё расскажу, не по телефону, — пообещала Катя.

— Я могу приехать прямо сейчас, — предложила Таисия.

— Это ни к чему, мамочка. Если ты за меня волнуешься, то напрасно. У меня всё отлично, правда-правда!

— Хорошо, я заеду в другой раз. Только, пожалуйста, дочка, не забывай, что ты ждёшь ребёнка. А то я тебя знаю — прыгаешь сейчас от счастья.

— Мама, о чём ты говоришь! Как я могу забыть!

— Надеюсь, ты принимаешь лекарства вовремя? — Таисия старалась максимально осуществить контроль по телефону.

— Не волнуйся, всё у меня в порядке. Ты же собралась куда-то уезжать, мама?

— Собралась, да всё никак не получается.

— Ладно, желаю тебе счастливого пути! Когда приедешь, позвони обязательно. И передавай привет своему Кириллу. Ну, пока, мамочка!

И Катя положила трубку.

Братья Самойловы пришли к отцу, но не знали, пустят ли их к нему.

— Павел Фёдорович, к отцу можно? — спросил Алёша.

— Можно, но ненадолго. Его не следует переутомлять разговорами.

— Как он себя чувствует, как прошла ночь? — поинтересовался Костя.

— После успокоительного его состояние слегка заторможенное.

— Он скоро поправится?

— Мы решили отправить его в Одессу на операцию по восстановлению зрительного нерва. Не обойтись и без пластики — следы ожогов на лице не украшают.

— Надо искать деньги, — сказал Костя, — я представляю, сколько это стоит.

— На этот счёт не переживайте. Близкий друг вашего отца взялся оплатить обе операции, — сообщил Павел Фёдорович. — Даже ту, что по страховке делается бесплатно, чтобы не ждать очереди.

— Вы сказали, близкий друг нашего отца?

— Ну, конечно — Виктор Гаврилович.

— Буравин? — удивился Костя.

— А разве у вашего отца есть друзья ближе? — спросил Павел Фёдорович.

— Да, таких бы друзей побольше! — сказал Алёша.

— Таких друзей много не бывает, — заметил врач.

— Ладно, Лёшка, пошли, зайдём к отцу. Времени мало, — поторопил Костя.

— Алексей, вы просили найти информацию по Задерейчук. Пожалуйста, возьмите, — сказал Павел Фёдорович.

— Спасибо, — сказал Алёша, забирая бумаги.

— Алексей, можно задержать вас ещё на секундочку.

— Конечно, Павел Фёдорович.

— Я тебя в коридоре подожду, — сказал Костя, почувствовав себя лишним.

— Я хотел вам ещё кое-что сообщить, — сказал Павел Фёдорович Алёше. — Мне кажется, вам об этом следует знать.

— Я вас слушаю.

— Вы не в курсе, почему случился пожар? — спросил врач.

— Я думаю, это несчастный случай. Проводка загорелась, наверное, или ещё что-то, — предположил Алёша.

Врач покачал головой:

— Это действительно несчастный случай, но тот, который пострадавший сам себе устраивает.

— Я вас не очень понимаю.

— Я говорил с пожарными. У них нет никаких сомнений в том, что ваш отец сам поджёг офис.

— Но зачем? Он что, хотел себя убить? — догадался Алёша.

— Я очень хорошо к вам отношусь, Алексей, поэтому и делюсь с вами этой информацией. Будьте внимательны к отцу.

— Вы хотите сказать, что он доведён до крайности и ему не хочется жить?

— Вы сами это сказали, — вздохнул врач.

— Но кто его довёл до такого состояния? — задумался Алёша.

— Выясняйте, разбирайтесь, вам виднее — это же ваш отец.

— Я обязательно выясню, — сурово сказал Алёша.

— Я надеюсь, вы не станете его допрашивать, — остудил Алёшино рвение врач.

— Ну что вы, Павел Фёдорович!

— Всё, что касается тела, мы постараемся вылечить. А вот то, что у него в душе, — это уже ваша забота.

— Спасибо вам за откровенность, — Алёша покинул кабинет.

Самойлов услышал шаги:

— Лёшка, это ты?

— Да, папа, это я.

Костя молча стоял рядом с Алёшей.

— Алёша, хорошо, что ты пришёл. Мне надо столько тебе сказать. Ты здесь?

— Не волнуйся, папа, я здесь.

— Я ничего не вижу, сынок. Но я понимаю — это мне наказание за всё, что я натворил.

— Что ты на себя наговариваешь, папа! Ничего ты не натворил.

— Ты не знаешь, Алёша. Ты ещё не знаешь всего, — заволновался Самойлов. — Я тебе сейчас расскажу. Ты слушаешь?

— Конечно. Я слушаю тебя.

— Дай мне руку, сынок, чтоб я чувствовал, что ты здесь, что ты рядом.

Алёша сел на край кровати и дал отцу свою руку.

— Я лишил тебя работы, будущего, я сломал твою жизнь, — на надрыве начал Самойлов.

— Не говори так, папа, это неправда, — остановил его сын. — Ты вырастил меня, заботился обо мне, дал мне образование. Как ты можешь так говорить?

— Я выгнал тебя из фирмы, оставил без средств к существованию, — тоскливо вспоминал Самойлов.

— Я работаю, папа, у меня есть деньги.

— Ты устроился на работу? Молодец! Куда? — поинтересовался Самойлов.

— Дядя Гриша взял меня в милицию.

— Гриша — хороший мужик, не подведёт. Значит, ты теперь на службе. Тебе нравится твоя работа?

— Да, привыкаю понемногу.

— А как же море? Отказался от мечты?

— Я не прошёл медкомиссию, — признался Алёша, — сказали приходить через год. Пока буду работать в милиции.

— Что ж, тогда у меня к тебе просьба. Я знаю, что по факту пожара положено заводить уголовное дело.

— А какая просьба?

— Ты оформи заявление от моего имени, а я подпишу, — попросил отец.

— Что должно быть написано в твоём заявлении, папа?

— Напиши, что пожар произошёл по моей вине. Я сам поджёг офис. Алёша, ты напишешь моё заявление?

— Потом, папа, ты сейчас не думай об этом. Павел Фёдорович сказал, что тебе нельзя волноваться.

— Я не о себе, сынок. Не хотелось бы, чтоб из-за меня ещё кто-то пострадал.

— Папа, а я не один к тебе пришёл, — сказал Алёша.

— Кто ещё здесь?

Костя подошёл к отцу:

— Это я, Костя.

— Значит, вы оба опять со мной. Мои любимые сыночки, — голос у Самойлова задрожал. — Алёша, Костя, как же я виноват перед вами, если б вы только знали, как я перед вами виноват.

— Пап, ты полежи, — попросил Алёша. — Тебе нельзя сейчас двигаться и волноваться.

— Вот, до чего я себя довёл! Не могу даже взглянуть на вас!

— Ты сделаешь это, когда поправишься. Правда, Костя?

Алёша повернулся за поддержкой к Косте.

— Конечно, — подтвердил Костя.

— Костя, слышу — далеко стоишь. Не хочешь ко мне подойти? — спросил отец.

— Я уже рядом, — сказал Костя, подойдя ближе. — Ты хочешь мне что-то сказать?

Лицо Самойлова исказилось гримасой.

— Папа, врача позвать? Тебе больно? — заволновался Алёша.

— Нет, мне стыдно! Мне очень стыдно перед вами! Я очень виноват перед вами. Долг отца — обеспечить своим детям достойное будущее. А я и этого не смог сделать!

— Пап, не наговаривай на себя, — остановил его Алёша. — Ты нас вырастил и поставил на ноги. А своё будущее мы в состоянии обеспечить и сами. Теперь настала наша очередь позаботиться о вас с мамой.

— А приятно вам будет заботиться обо мне? Я ведь выгнал вас из дома, сказал, что у меня нет сыновей! — застонал Самойлов.

Алёша нежно посмотрел на отца:

— Мы тоже хороши! Уйти гораздо легче, чем попытаться найти общий язык. Если бы я знал, чем обернётся мой уход из дома, то никогда бы не покинул тебя.

— Алёшка, никто на твоём месте не смог бы остаться. Ведь вместо помощника я стал вашим надзирателем. Наш дом и для вас, и для мамы уже давно превратился в тюрьму. Поэтому вы все ушли. И виноват в этом только я один!

Алёше было нестерпимо жаль отца:

— Нет, папа. Все виноваты. Вместо того чтобы заботиться друг о друге, мы жили каждый в своём мире. А просьбы или советы других воспринимали как нарушение суверенитета.

— Не утешай меня, сын! То, что ты сказал, касается лишь меня одного. Мне давно следовало прислушаться к вашим советам. А вместо этого я назвал самых близких людей врагами.

— Пап, это всё в прошлом. А сейчас тебе надо успокоиться и сосредоточиться на том, как вылечиться и вернуться домой.

— Но теперь это уже невозможно! Ты даже не знаешь, что я натворил! Я… Чёрт, почему не снимут эту повязку?

— Папа, тебе больно? Глаза болят? — спросил Костя.

— Болят… Но это не самое страшное. У меня очень тяжело на душе. И это гораздо мучительнее. Алёша!

Алёша склонился поближе к Самойлову:

— Да, папа!

— Скажи, это правда, что ты женился на Кате?

Алёша вопросительно посмотрел на Костю.

— Это неправда, отец! — ответил за брата Костя. — Кто тебе об этом сказал?

— Буравин. А ещё Лёва.

— Лёва лгун! — уверенно сказал Костя. — А Виктор Гаврилович то ли не так понял, то ли не так тебе об этом сказал.

— Что же он не так понял? Катя беременна, и я думал, что её отец в курсе, за кого она выходит замуж, — удивился Самойлов.

— Катя выйдет замуж за меня, — голосом, не терпящим возражений, сказал Костя. — А Лёшка просто помогал ей, пока меня не было в городе.

— Мне кажется, вы чего-то недоговариваете, — вздохнул отец.

— Пап, мы поговорим об этом как-нибудь потом. Главное, что в недалёком будущем ты станешь дедушкой.

Самойлов улыбнулся:

— Спасибо! Это действительно хорошая новость. Значит, со здоровьем у Катюшки всё в порядке. И я рад, что вы с Катей снова вместе. Алёша!

— Да, папа?

— А у тебя с Машей всё хорошо? Когда я в последний раз видел её и спрашивал о тебе, она показалась мне грустной. Вы не поссорились?

Алёша решил не расстраивать отца:

— Немного. Но я думаю, что скоро помиримся.

— Если ты в чём-то виноват перед ней, то обязательно извинись. Она очень хорошая девушка. И добрая, как… твоя мама.

— Мы обязательно помиримся, папа, — пообещал Алёша.

Он жестом показал Косте, что пора уходить. Костя кивнул в знак согласия.

— Пап, ты извини, мне уже надо бежать на работу, — сказал Алёша. — Но я скоро опять навещу тебя.

— Да, конечно. Но я хочу тебя задержать ещё на минутку. Алёша, я хочу, чтобы расследование пожара в офисе не проводилось. Ты обещаешь, что напишешь заявление от моего имени, как только придёшь на работу?

— Пап, а ты уверен, что это заявление необходимо?

— Да. В пожаре виноват только я один, — признался Самойлов.

— Прости, но мне кажется, что ты по каким-то причинам не хочешь, чтобы были установлены настоящие виновники, — засомневался Алёша.

— Кроме меня, отвечать некому. Это я поджёг офис.

— Но, наверное, это вышло случайно? — предположил сын.

Самойлову хотелось быть откровенным до конца:

— Нет, я поджёг его намеренно.

— Но почему?

— Потому что дураком был! Потому что не доверял близким и всюду видел заговор против себя! Но сейчас яне хочу об этом говорить. Я просто прошу тебя написать это заявление. Иначе Гриша Буряк начнёт расследование. Но это только пустая трата времени.

— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь, — согласился Алёша.

— Спасибо! Ну, беги. Костя, а ты побудешь со мной ещё немного?

— Да, папа, конечно.

Костя тихо сказал Алёше:

— Приходи, как закончишь дела, к северному выходу из катакомб. Я буду ждать тебя там.

Алёша ушёл, а Костя занял его место рядом с отцом.

— Костя, я должен тебе многое сказать. Поправь мне подушку, пожалуйста.

Костя заботливо поправил подушку, бережно придерживая голову отца.

— Спасибо! Так гораздо лучше. Мне очень приятно, что ты ухаживаешь за мной.

— Папа, скажи, что ещё нужно, и я помогу тебе.

— Вряд ли ты станешь мне помогать, если я кое-что тебе расскажу. Я намеренно не стал говорить этого при Алёше. Я очень виноват перед вами. Но он в любом случае простит меня.

— А почему ты думаешь, что я не могу тебя простить?

— Потому что у тебя больше оснований меня ненавидеть. И я сам добился такого к себе отношения.

Костя не хотел тянуть время:

— Так что ты хотел мне сказать?

— С того времени как я доверил тебе аптеку, я не упускал случая назвать тебя никудышным бизнесменом. Помнишь?

— Ты во многом был прав. Я промотал аптеку. И хотя ты предупреждал меня, я продолжал вести дела по-своему.

— Да, но я совершил ещё более страшную ошибку. Костя, я потерял всё, что заработал, всё, что со временем хотел передать вам с Алёшей!

— Пап, ничего не потеряно! — успокоил его сын.

— Постой! Дай я расскажу тебе до конца! У меня отняли квартиру, у меня нет офиса. Контракт, с помощью которого я рассчитывал поднять фирму, достался Буравину. А люди, работавшие на меня, скорее всего, уйдут. И фирма разорится окончательно.

— Это Лёва отнял у тебя квартиру? — спросил Костя.

— Да! Но я сам виноват в этом. Я, как первоклассник, подписал купчую за мнимые проценты. Простишь ли ты меня?

Костя наклонился к отцу поближе и сказал:

— Папа, купчей уже не существует!

Самойлов в бессилии сжал кулаки:

— Я так и знал, что Лёва успеет продать квартиру до того, как я подам на него в суд!

— Нет, ты не понял. Лёва забрал свои деньги обратно, а купчую я порвал. Так что квартира по-прежнему за тобой.

— Как тебе это удалось? — обрадовался Самойлов.

— Пап, мы же были с Лёвой приятелями. Поверь мне, я знаю, какими методами его можно заставить быть честным. Пап, Лёва — трус. Стоит его хорошенько припугнуть, и он тут же откажется от своих гадких делишек.

— Но мне его испугать не удалось. К тому же он обезопасил себя, наняв пару мордоворотов.

— Я их видел, — кивнул Костя.

— И что?

— Они такие же трусливые, как и Лёва, только побольше размером. Давай сейчас забудем о них. У нас есть и другие темы для разговоров.

— А ты готов меня простить?

— Если говорить о прощении, то оно должно быть обоюдным. Я ведь не оправдал надежд, которые ты на меня возлагал. Мало того, всегда шёл тебе наперекор.

— Потому что я всегда был к тебе излишне требователен, — с сожалением произнёс Самойлов.

— Да, ты требовал с меня много. И я очень обижался на это. Но потом понял, что причина наших конфликтов в другом.

— Тебе показалось, что я больше люблю Алёшу? Так? — догадался отец.

— Не думаю, что ты прав. Ведь требуют обычно как раз с тех, кто не безразличен. Поэтому больше обижаться, наверное, должен Алёшка.

— Тогда в чём же, по-твоему, секрет?

Костя засмеялся:

— В том, что мы оба с тобой упрямцы, каких свет не видел. Упрямство — это наша, самойловская, фамильная черта. Алёшка такой же. Но я, твой старший сын, больше хочу походить на тебя. И, кажется, даже немного перестарался.

Самойлов тоже засмеялся:

— Как же нам быть? А?

— Надо раз и навсегда договориться, что при любых обстоятельствах главное — это мир в семье. Тогда наше упрямство даст «плюс», а не «минус» и мы сможем преодолеть любые трудности.

— Так что, сын, мир?

— Да, папа, мир!

Самойлов вздохнул с облегчением. Ему было больно физически, но душа постепенно переставала болеть, он медленно, но верно возвращался к самому себе, такому, какого все любили и понимали.

Утром Андрей направился к Маше, чтобы рассказать ей, как заканчивается древняя легенда. Но дома был только Сан Саныч.

— Андрей, привет! Заходи, — сказал он. — Я как раз завтрак готовлю. Овсянку будешь?

— Спасибо, я позавтракал. Я к Маше пришёл. Она дома?

— Нет, она теперь живёт у Риммы. Оставили меня совсем одного. Зинаида всё никак не вернётся. Маша ушла. Тоска!

— Я думаю, самое время заняться настоящим делом, — сказал Андрей.

— Каким?

— Записаться добровольными спасателями и пойти в катакомбы.

Сан Саныч обрадовался такому предложению:

— Что ж, идея неплохая. Сейчас позавтракаю и пойдём. Не передумал насчёт овсянки?

— Нет, спасибо. Надо только Машу сначала найти. Хочу ей кое-что сообщить.

— Машеньку сейчас лучше не беспокой, мой тебе совет.

— Хорошо. Если вы так считаете, можно и подождать, — согласился Андрей.

— Правильно, подожди. А мы с тобой сейчас пойдём в милицию, по дороге потолкуем про катакомбы.

— У меня, Сан Саныч, есть кое-какие предположения.

— Вот и расскажешь, у меня тоже есть догадки. А с Машенькой потом поговоришь. Ей когда плохо, она хочет побыть одна.

— Так у меня же для неё хорошая новость!

— Это меняет дело. Тогда после милиции вместе к ней и сходим, — предложил Сан Саныч.

Ксюха довольно быстро добралась до милиции, подошла к дежурному и показала своё удостоверение:

— Я — журналист Ксения Комиссарова.

— Очень приятно, мы с женой всегда слушаем вашу программу, — узнал её дежурный. — Дадите автограф?

Дежурный протянул Ксюхе блокнот и попросил:

— Вот здесь, рядом с подписью Кобзона. Напишите «для Нины». Это моя жена. Она будет в восторге.

Ксюха поставила автограф и вернула блокнот:

— Мне надо срочно поговорить с Буряком Григорием Тимофеевичем.

— Я бы рад вам помочь, но это невозможно.

— Почему невозможно? Его нет на месте?

— Он на месте, но невероятно занят, — объяснил дежурный.

Ксюха не в первый раз добивалась своего в таких ситуациях:

— Ну, пожалуйста, у меня к нему всего один малюсенький вопросик.

— Знаю я ваш малюсенький вопросик, потом из него такую сенсацию раздуете. А нам отвечать перед начальством.

— Я как раз и пришла для того, чтобы предотвратить нежелательную сенсацию.

— Простите, но ничем помочь не могу. Григорий Тимофеевич очень занят.

Тут на Ксюхино счастье из кабинета вышел Буряк, и она кинулась к нему:

— Григорий Тимофеевич, я к вам! По важному делу.

— Товарищ майор, я предупреждал гражданку, что вы приказали никого к вам не впускать, — стал оправдываться дежурный.

— Что там у вас такое срочное? — спросил следователь.

— К нам на радио поступила информация, которую необходимо срочно проверить.

— Что за информация? Только, прошу вас, покороче. У меня нет времени.

— Хорошо. Это правда, что в катакомбах обнаружен склад боеприпасов времён Второй мировой войны? — спросила Ксюха.

— Я ничего не могу вам ответить по этому поводу, — насторожился Буряк.

— Подтвердите или опровергните, пожалуйста.

— Такая информация появляется регулярно со времён Второй мировой войны, но склада пока ещё никто не видел.

— А то, что в катакомбах скрывается опасный преступник Михаил Родь, который может взорвать весь город, вы можете подтвердить? — спросила Ксюха.

Буряк понял, что подтверждаются самые худшие его предположения.

— Пройдёмте в кабинет, — сказал он сухо.

Закрыв поплотнее дверь, он спросил у Ксюхи:

— Ксения, что это за фантазии? Откуда взялись эти преступники и мины в катакомбах?

— Михаил Родь бежал из тюрьмы. А теперь он нашеёл склад боеприпасов и пытается его разминировать, угрожая жителям города. Разве я не права?

— Кто тебе это сказал? — строго спросил Буряк.

— Так это правда или нет? — интересовалась Ксюха.

— Отвечай! Кто тебе это сказал?

— Сначала вы мне ответьте! — требовала Ксюха.

— Ксения, тебе, наверное, должно быть известно, что не ответить на вопрос журналиста ещёе не значит совершить преступление. А вот скрывать информацию от меня — уже совсем другое дело. Так кто тебе рассказал про катакомбы и Родя, про угрозу взрыва?

— Сначала скажите, правда это или нет? А тем, что я скрываю от вас информацию, можете не пугать. Я же не знаю, о чём конкретно я вам не рассказала.

— Ксения, может, перестанем торговаться? Мы же не на базаре, в конце концов, — терпение у следователя заканчивалось.

— А почему это вам можно торговаться, а мне нельзя? — не уступала Ксюха.

— Потому что я не в бирюльки играю. У меня серьёзная работа. Я людей от преступников защищаю.

— А, значит, по-вашему, информировать людей — это играть в бирюльки? Знаете что, Григорий Тимофеевич, я свою работу уважаю так же, как вы — свою.

Тут следователь просто взорвался:

— Да как ты не можешь понять, что сейчас самое важное — это безопасность города?

Тут Ксюха внимательно на него посмотрела и тихо спросила:

— Так, значит, это правда? Город могут взорвать?

Буряк понял, что проговорился. Он помолчал немного и ответил:

— Это сейчас устанавливает следствие. Ксения, только я тебя прошу, не пускай пока эту информацию в эфир. Все данные надо ещё раз проверить. И ещё… Я настаиваю на том, чтобы ты открыла мне имя своего информатора.

— Вы его арестуете? — спросила Ксюха.

— Да, — не стал скрывать Буряк. — Если он сотрудник органов, то понесёт ответственность за разглашение тайны следствия. Если преступник, то я надеюсь получить у него дополнительные сведения.

— Я думаю, что не имею права раскрыть его имя. Если бы он хотел поговорить с вами, то пришёл бы сюда.

— Хорошее же у тебя представление о долге! Пугать людей непроверенными данными разрешается, а выдать властям преступника, нет? — возмутился следователь.

— Если бы я узнала от него что-то ещё, то рассказала бы вам сама. А этот человек должен иметь шанс на чистосердечное признание. Если он, конечно, виноват.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл Сан Саныч.

— Ну, у вас, кажется, дела, — сказала Ксюха. — Не буду мешать.

— Ксения, учти, ты пообещала, что не обнародуешь эту информацию, — напомнил следователь.

— Григорий Тимофеевич, вы путаете. Я вам ничего не обещала, — невинным голосом сказала Ксюха.

— Но этого нельзя делать, ни в коем случае! — закричал Буряк. — Ты представляешь, какая в городе начнётся паника? Учти, если выйдешь с этой новостью в эфир, я возьму тебя под стражу!

— А я подам на вас в суд! — не испугалась его слов Ксюха.

— Так, так, так! Подождите ругаться, — вмешался Сан Саныч. — Ксюшенька, о чём ты хочешь рассказать в эфире? Ты хочешь рассказать людям о взрывчатке в катакомбах?

— Да! Они имеют право знать об опасности, которая им угрожает.

— Это хорошее стремление. Но ты подумала, к чему оно приведёт? — поинтересовался Сан Саныч.

— Нет, конечно! — ответил за Ксюху Буряк. — Им на радио — главное «горяченькую» новость побыстрее выдать.

— Неправда! — сказала Ксюха.

— Конечно, неправда! — подтвердил Сан Саныч. — Гриша, ты напрасно обижаешь девушку! У неё голова на плечах есть. И между прочим, голова светлая! Но, Ксюша, поверь моему опыту, говорить сейчас об опасности преждевременно. Я знаю, что такое настоящая паника. Поверь, мы скоро будем контролировать ситуацию.

— Судя по тому, как на меня кричит Григорий Тимофеевич, это не так, — справедливо заметила Ксюха.

— Он просто волнуется больше всех, — объяснил Сан Саныч. — Но поверь, все силы милиции брошены на то, чтобы устранить эту угрозу. Кроме того, создан отряд добровольцев.

— Вы в этом отряде? — Ксюха с уважением посмотрела на Сан Саныча.

— Конечно! И Андрей Москвин, — продолжал тот.

— Кстати, Сан Саныч, не знаешь, где он? — спросил следователь.

— Он здесь рядом, на улице. Я тебе потом объясню. — Сан Саныч снова обратился к Ксюхе: — Ну что, подождёшь ещё немного с этой новостью? А Григорий будет держать тебя в курсе дела.

— Обещаю! — торжественно сказал Буряк. — И как только это будет возможно, ты выйдешь в эфир со всеми подробностями этого дела.

Ксюха недоверчиво посмотрела на Сан Саныча, потом на следователя, но всё же сказала:

— Хорошо, я подожду! Но учтите, если я пойму, что вы меня обманули и хотите оставить город в неведении, я тут же выйду в эфир с тем, что у меня есть.

Она встала и направилась к двери.

— Ксения, постой! А имя осведомителя? — напомнил следователь.

— Он сам к вам скоро придёт. Так он мне сказал.

В это время открылась дверь, и вошёл Алёша.

Пользуясь этим, Ксюха выскользнула из кабинета.

— Лёшка, где тебя носит? — возмутился Буряк. — Я же дал тебе такое простое поручение!

— Извините, Григорий Тимофеевич! Я задержался в больнице. С папой случилось несчастье, и мне надо было побыть с ним.

Буравин всегда был человеком дела. Он зашёл в банк, чтобы снять большую сумму, необходимую для лечения Самойлова.

— Я вас правильно понял? — оторопел работник банка. — Вы хотите срочно изъять из оборота эту сумму?

— Вы меня правильно поняли, — кивнул Буравин. — Особенно обратите внимание на слово «срочно».

— Я обязан вас предупредить, что изымать столь крупные деньги из действующего бизнеса крайне нежелательно.

— Давайте будем каждый заниматься своим делом, — остановил работника банка Буравин. — Если я попрошу вашего совета, вы мне его дадите. А сейчас я прошу вас выдать мне деньги.

— Может быть, перевести их на чей-то счёт, чтобы показать движение по счетам?

— Я уже устал вам повторять. Мне срочно нужны наличные деньги. Мои деньги, а не ваши.

Работник банка вздохнул:

— Как вам будет угодно, воля клиента — для нас закон.

— Вот с этого и надо было начинать наше общение. Пожалуйста, поторопитесь!

— Сейчас всё будет готово.

Кирилл Леонидович, придя на работу, сказал своей секретарше:

— Я прошу вас срочно пригласить Буравина Виктора Гавриловича, — попросил он секретаршу. — Я хочу поздравить его с победой в тендере и сказать, что к работе необходимо приступать немедленно. Надо приводить город в порядок.

— Хорошо, Кирилл Леонидович, — кивнула секретарша.

— Ехал сейчас на работу, специально заглянул в порт, — поделился впечатлениями Кирилл Леонидович, — всё надо реконструировать, благоустроить берег моря. Иначе никакие иностранцы не захотят к нам приехать во второй раз. Вы согласны?

— Абсолютно согласна, Кирилл Леонидович.

— Я был в прошлом году в Марселе — это же не порт, а конфетка. Докеры улыбаются, все в чистых комбинезонах, техника вычищена, аж блестит.

— Я думаю, что Буравин сможет привести город в порядок, — сказала секретарша.

— Вы тоже так считаете? Очень хорошо. Мне кажется, что он толковый человек, порядочный, и главное — патриот, — похвалил Буравина Кирилл.

— Это точно, Кирилл Леонидович, — секретарша предпочитала иметь то же мнение, что и начальник.

— Пожалуйста, свяжитесь с ним и попросите его поторопиться. Деликатно, как вы умеете…

— Сию минуту. Всё будет сделано.

Через некоторое время Буравин уже заходил в кабинет Кирилла.

— А, Виктор! Рад тебя видеть! Проходи скорее! — встал из-за стола ему навстречу Кирилл. — А у меня для тебя хорошие новости!

— Уже догадываюсь какие.

— Да, ты выиграл тендер. Поздравляю! Твой проект был вне конкуренции. Комиссия просто в восторге!

— Спасибо. Приятно слышать, — без особой радости ответил Буравин.

Кирилл же, напротив, был очень доволен:

— Ну, благодарить еще рановато. Теперь тебе предстоит большая работа. Очень ответственная, но и очень прибыльная. Улавливаешь?

— Да. Но только я не могу сейчас взяться за этот проект, — признался Буравин.

— Как это не могу? — не понял его Кирилл. — Прекрати, пожалуйста, эти дурацкие шутки.

— Это не шутка, Кирилл. Я вынужден отказаться от проекта.

Кирилл Леонидович посмотрел на Буравина, как на сумасшедшего:

— И по какой причине, позволь полюбопытствовать?

— По личным обстоятельствам.

— Да ты в своём уме? Что ты мне тут за балаган устроил! Какие ещё к чёрту личные обстоятельства?

— Нет, я не хочу об этом говорить, — сказал Буравин.

— А ты понимаешь, что твой проект не только рассмотрен, но и утверждён? Понимаешь, что под него уже выделены деньги, что мы уже успели заключить ряд договоров?

— Да, я предполагал такое развитие ситуации. Но вы можете поручить проект и другой фирме. На мне свет клином не сошёлся.

Кирилл Леонидович задумался:

— А кому я могу его поручить? В городе всего два бизнесмена, с которыми можно всерьёз говорить о таком крупном проекте: ты и Самойлов. И вы стоите друг друга! — сорвался Кирилл. — Один, проиграв, клеймит меня последними словами! Другой, выиграв тендер, отказывается от него. Личные обстоятельства у него! А почему у меня никто не спрашивает про них?

— Кирилл, а что, у тебя есть проблемы в личной жизни? — почувствовав себя виноватым, спросил Буравин.

— Не было! Но теперь будут! Я, между прочим, с сегодняшнего дня в отпуске! А вместо него мне теперь придётся ломать голову над тем, как быть с тендером.

— Я думаю, ты быстро решишь этот вопрос. Проект очень привлекательный.

— Виктор, не надо меня успокаивать. Я понимаю, что «личные обстоятельства» лишь отговорка. Какова настоящая причина отказа?

— Хорошо, если ты так хочешь: я вынужден был изъять из оборота фирмы большую сумму и теперь не потяну этот проект.

Этого Кирилл не ожидал:

— Как же ты умудрился потратить деньги именно сейчас, прямо перед оглашением результата тендера?

— Я же говорю, у меня возникли личные обстоятельства.

Кирилл только устало махнул рукой:

— Ладно, в конце концов, это теперь твои проблемы. Просто обидно за тебя. Ведь этот проект мог сделать твою фирму самой сильной в городе.

— Спасибо за понимание. И ещё раз извини, если я тебя подвёл.

— Ты подвёл не меня, а себя. Теперь я отдам проект Борису Самойлову, хотя его предложения и уступают твоим, — принял решение Кирилл.

— Я вынужден тебя огорчить ещё раз, — вздохнул Буравин. — Понимаешь, Борис тоже не сможет заняться проектом.

— Это почему?

— Потому что он лежит в больнице с сильными ожогами. Кроме того, он ослеп. И возможно, останется инвалидом на всю жизнь.

— Как же это так случилось? Несчастный случай?

— Да, досадная случайность, — подтвердил Буравин. — Теперь врачи говорят, что Борису нужна срочная операция на сложном оборудовании, иначе зрение к нему не вернётся.

Тут Кирилла осенило:

— Постой-ка! А те деньги, которые ты вынул из оборота по личным обстоятельствам, не для него ли?

— Вообще-то, да… — замялся Буравин.

— А он знает? — спросил Кирилл, зная, какие сложные отношения сложились между Самойловым и Буравиным.

— Нет. И я не хочу, чтобы узнал.

— Почему? — удивился Кирилл. — Если он узнает о твоей помощи, то, возможно, вы перестанете быть врагами.

— Кирилл, он никогда не был для меня врагом. Борис был и останется моим другом. Но я не хочу, чтобы он чувствовал себя моим должником.

— Что ж, ты совершаешь достойный поступок. И жаль, что проект тебе не достанется.

— Ну, я надеюсь, будут у меня ещё и другие проекты, — вздохнул Буравин.

— Конечно, но такой масштабный уже вряд ли. Тебе не обидно?

— Нет, — уверенно ответил Буравин. — Борис на протяжении многих лет был моим партнёром. И он многое сделал для меня. А теперь мой черёд помочь ему.

В глубине души Кирилл его понимал. Конечно, что может быть дороже друга, идущего с тобой по жизни рядом уже долгие десятилетия?

Оставшись одна, Таисия стала вспоминать события далёкого прошлого и полностью погрузилась в ту атмосферу юности, которую, казалась, уже давно забыла.

Она вспомнила, как молодой и амбициозный Кирилл собирался ехать за границу, а она как раз в это время и узнала, что беременна. Ей хотелось поговорить, получить мужскую поддержку. Но Кирилл, придя на свидание, тут же спросил:

— Таечка, ты мне подготовила документы на выезд?

Таисия промолчала, понимая, что Кирилл думает, прежде всего, о себе.

— Так подготовила? — повторил он.

— Подготовила, — вздохнула Таисия.

— Надеюсь, в моё отсутствие ты будешь себя вести благоразумно? Ты же не хочешь загубить мою карьеру? — Кирилл понимал, что Таисия его любит и не подведёт.

— Я хочу только одного — выйти замуж, родить ребёнка и быть счастливой, — призналась она ему.

— Тогда или наберись терпения, или ищи себе другого кандидата, если тебе невтерпёж, — отрезал Кирилл.

— При чём здесь терпение, Кирилл? Ты же знаешь, что я беременна.

Кирилл боязливо оглянулся:

— Тише, ещё услышит кто-нибудь.

Но на пустынной набережной не было ни души.

— Здесь же нет никого, — удивилась Таисия.

— В таком деле осторожность лишней не бывает, — сказал Кирилл.

Он подумал немного, достал из портмоне деньги и протянул их Таисии со словами:

— Реши эту проблему без меня, пока я буду в командировке. Хорошо?

Таисия стала вспоминать, как она пыталась «решить проблему», чтобы не навредить карьере Кирилла и не потерять его. Эти воспоминания были довольно тяжёлыми. Таисия вдруг почувствовала, что ей надо с кем-то поговорить. Римма уехала, Таисия осталась без близкой подруги и советчицы. Но вдруг она подумала, что можно пойти к Полине. Именно Полина, возможно, и может понять её состояние.

Полина была озабочена и спешно собирала передачу в больницу для Самойлова. Таисия, увидев, что Полина занята, извинилась:

— Прости, что отвлекаю. Я вижу, ты куда-то собираешься. Если торопишься, то лучше я зайду как-нибудь в другой раз.

Но Полина уже почувствовала, что с Таисией происходит что-то важное:

— Подожди! Скажи, у тебя что-то случилось?

— И да, и нет. Но мне необходимо поговорить с тобой. Ты, наверное, знаешь, что мы с Кириллом снова вместе?

Полина знала, потому что Виктор ей об этом рассказал.

— У вас возникли какие-то проблемы? — спросила она.

— Только у меня. Кирилл счастлив, а я… Понимаешь, вместе с забытыми чувствами вернулись прежние страхи и надежды.

Полина оставила свои сборы и села на диван рядом с Таисией.

— Да, мне это знакомо, — вздохнув, сказала она.

— Но мы ведь уже другие! — воскликнула Таисия. — Всё, с чем мы жили тогда, сейчас кажется нелепым и часто смешным. С другой стороны, без этих нелепостей тоже нельзя.

Всё, что она говорила, было созвучно мыслям самой Полины, когда она принимала решение уходить к Буравину:

— И тебе иногда кажется, что не надо было ворошить прошлое и начинать всё сначала?

— Да! И находится тысяча доводов в пользу того, чтобы расстаться. Сказать Кириллу, что уже ничего не вернёшь. И не стоит пытаться.

— Но это неправильное решение, — уверенно сказала Полина.

— А ты знаешь правильное? — заглянула ей в глаза Таисия.

— Если бы я знала способ, как легко вернуть юношеские чувства! Тогда у нас с Виктором не было бы минут недопонимания… — тут Полина осеклась. — Скажи, тебя не коробит, что я говорю о Викторе как о своём мужчине?

— Нет, теперь я очень рада за вас, — искренне сказала Таисия. — Когда вы были разлучены, между нашими семьями и внутри них постоянно возникали конфликты. А сейчас как будто все успокаиваются.

— И скоро мы станем родственницами, — напомнила Полина.

— Да! И бабушками! — улыбнулась Таисия. — Я очень рада, что мы, наконец, можем с тобой вот так поговорить, по душам.

— И я очень рада! Ты можешь приходить ко мне в любое время, — сказала Полина и продолжила свои сборы.

— Значит, ты всё-таки торопишься! — поняла Таисия.

— Да… Я с большим удовольствием поговорила бы ещё с тобой! Но мне, правда, надо срочно уйти.

— А какие у тебя проблемы? Я могу помочь?

— Борис попал в больницу. Я иду к нему.

Таисия ахнула, как же она не почувствовала сразу:

— Что с ним? Отравился?

— Нет, горел офис, и он сильно пострадал в огне.

— Борис может умереть? — тихо спросила Таисия.

— К счастью, нет! Но у него очень сильно пострадали глаза. И он может лишиться зрения, если срочно не сделать операцию.

— Скажи, ты думаешь, что офис кто-то поджёг? — спросила Таисия.

— Это одна из версий. Но… Я почти уверена, что он поджёг его сам! — с тоской сказала Полина.

— Да ты что! Зачем ему это делать?

— Я не знаю, давно ли ты его видела, но в последнее время Боря был сам не свой. Очень много пил, перессорился со всеми. Выгнал ребят из дома.

Таисия кивнула:

— Да, я слышала об этом.

— Но главное, он хотел отомстить Виктору и вернуть меня. А в тот день Виктор пришёл к нему попросить, чтобы Борис подписал заявление о разводе.

— Ты считаешь, что он хотел убить себя?

— Да… Я видела, как он забежал в офис с какой-то канистрой, а потом был взрыв. Я чувствовала, что нам с Виктором не надо было торопить его, но не настояла на своём.

— И ты винишь себя в случившемся! — Таисия не понимала Полину.

— Тая, как я могу не чувствовать себя виноватой? Я же видела, что с ним происходит, но ничего не делала для его спасения. Все попытки были скорее самооправданием, чем помощью.

— Ты не права! Пойми, Борис относится к людям, которые воспринимают доброту как слабость.

— Но, по крайней мере, все были бы живы и здоровы! — горько заметила Полина.

— Полина, вспомни последние годы вашей совместной жизни с Борисом. Ты же была сама не своя, — напомнила Таисия. — А в том, что случилось, больше всего виноват сам Борис. И если он не поймёт этого, то беды не избежать. И ни ты, ни кто-либо другой не смогут его спасти.

— Но я должна помочь ему.

— Конечно! — согласилась Таисия. — Но для этого он сам должен захотеть вернуться к жизни. И не к прежней, а к новой, осмысленной и светлой.

— Спасибо! Мне очень приятно слышать от тебя слова поддержки. Ведь и в наших с тобой отношениях наступает новое время, — заметила Полина.

— Да! — согласилась Таисия. — И я тоже рада этому.

Так получилась, что, ища поддержку, Таисия сама её оказала Полине.

Маша пошла в аптеку за забытой накануне печатью. Она не могла знать, что в аптеке скрывается смотритель. Чувствовал он себя неважно. Он нашёл аспирин, запил его водой из кувшина с цветами и, морщась, произнёс.

— Фу, какая гадость! Что за аптека — ничего съедобного нет.

Тут он услышал, что в замке поворачивается ключ, стало быть, кто-то пришёл. Смотритель дёрнулся и сразу же схватился за раненный бок.

— А чтоб тебя, Лёва… — тихо выругался он и, на всякий случай, спрятался под стол.

Но это был не Лёва, а Маша. Она по-хозяйски прошла по комнате, открыла жалюзи, осмотрела помещение и заметила на столе забытый смотрителем Костин мобильник, Она взяла его в руки и с недоумением стала рассматривать.

— Странно… — сказала она. — Наверное, Лёва забыл. — И положила телефон в сумочку.

Смотритель нахмурился, только этого ему не хватало!

Маша подошла к сейфу, открыла его и стала ставить на документы печати. Пока она это делала, смотритель попытался дотянуться до сумочки, которая стояла на столе, но это ему не удалось.

Маша вернулась к столу, забрала сумочку и покинула аптеку, закрыв дверь.

Не успела она отойти от крыльца аптеки, как Костин телефон зазвонил. Это звонила Катя.

— Костя, алло, это ты? — спросила она. — Я ничего не могу понять, с твоего мобильного только что кто-то звонил и спрашивал тебя… Ты слышишь меня?

— Катя, это не Костя. Это я, Маша, — растерянно ответила Маша. — Так это телефон Кости? А я думала, его Лёва забыл.

— Забыл где? — насторожилась Катя.

— В аптеке. Я нашла телефон на столе в аптеке. Катя, а что, у тебя был Костя?

— Да. Но он сказал, что потерял свой телефон. А недавно мне с него позвонил какой-то мужчина.

— Катя, я ничего не понимаю! Аптека была закрыта на ключ, и внутри никого не было, — стала объяснять Маша. — Получается, что тот, кто позвонил тебе с этого телефона, потом запер его в аптеке.

— Да, странно, — согласилась Катя. — Маша, я те6я очень прошу, зайди прямо сейчас ко мне. Нам надо во всём этом разобраться. Хорошо?

— Да, уже иду.

Маша закрыла аптеку и поспешила к Кате.

Смотритель остался в ловушке. Он проверил чёрный ход, но тот тоже оказался закрытым.

— И там заперто! Дрянная девчонка! И телефон забрала! — метался по аптеке смотритель.

Он попытался выбить дверь, но у него ничего не получилось. Смотритель сел на пол и задумался, обхватив голову руками.

Вадик сидел за пультом, развалившись в кресле. Зашла девушка-редактор и протянула ему несколько листов:

— Вот подборка новостей для следующего выпуска.

Вадик небрежно их просмотрел:

— Ну и бред! Одно и то же, одно и то же!

— Я старалась…

— Знаю, знаю! Ладно, ты свободна. Хотя подожди! Комиссарова не появлялась? — спросил Вадим.

— Нет!

— И не звонила?

— Нет.

— Да что она вообще о себе думает? — возмутился Вадим. — Тоже мне, пуп земли! Ладно, ступай, мне пора в эфир выходить.

Он механически читал новости:

— Хроника происшествий! В открытый канализационный люк на проспекте Мира едва не угодил проходивший мимо гражданин. В автобусах, следующих по маршруту № 2, участились карманные кражи. Пожалуйста, будьте бдительны! И о погоде. Сегодня, как и на протяжении всей недели, жарко и безоблачно, плюс двадцать восемь. Идеальная погода для отдыха на пляже. Желаю приятного отдыха!

Выдав всё это в эфир, Вадим посмотрел на часы и решился дать в эфир Ксюхину новость.

— Внимание! Уважаемые радиослушатели! Внимание! Сенсационная новость! — заговорил он совсем по-другому. — Всем жителям города угрожает смертельная опасность! Из проверенного источника в органах внутренних дел, пожелавшего остаться неизвестным, мне стало известно о том, что в катакомбах скрывается опасный преступник!

Конечно, такие новости не пропускает никто. Многие включили приёмники погромче.

— В его руках находится склад взрывчатки времён Второй мировой войны. И теперь преступник угрожает взорвать город, если власти не согласятся с его требованиями, — вдохновенно продолжал Вадим. — А власти пока молчат. Но я призываю вас сохранять полное спокойствие. Об изменении ситуации я буду вас немедленно информировать. Оставайтесь на нашей волне, — завершил свою сенсацию Вадик. — Экстренный выпуск новостей подготовил Вадим Грицына.

Услышав новости, Кирилл Леонидович застыл в своём кресле. Из приёмника неслось чёрт знает что!

— А власти пока молчат. Но я призываю вас сохранять полное спокойствие…

Кирилл был просто в бешенстве:

— Значит, власти молчат? Ну, Гриша! Я тебе устрою!

Он вызвал секретаря:

— Анечка! Срочно вызывай ко мне всех руководителей районов. И не забудь главврача больницы! А Буряку я сам позвоню!

Кирилл стал звонить Таисии.

— Вот тебе и отпуск! — пробурчал он.

Но Таисия не брала трубку.

Маша довольно быстро дошла до Катиного дома. Катя её уже ждала:

— Маша, как я рада тебя видеть! Проходи! Хочешь чаю?

— Нет, я ненадолго. Вдруг Алёша вернётся? — заволновалась Маша. — Мне бы не хотелось с ним встретиться.

— Он вернётся нескоро! Сейчас они с Костей пошли проведать отца. А потом у них ещё какие-то дела.

— Но на всякий случай я уйду пораньше, — решила Маша.

— Маша, да что ты, в самом деле? — наконец, поняла её Катя. — Костя вернулся! Ты понимаешь? Теперь всё будет по-другому!

— Катя, а что изменится? — грустно спросила Маша.

— Что изменится? Костя сказал, что любит меня, как и прежде и готов признать моего ребёнка своим!

— А Алёша? Что сказал Алёша? — оживилась Маша. — Он ведь и сейчас остаётся твоим мужем!

Катя только улыбнулась:

— Алёша — мой муж? Скажешь тоже! Да ты посмотри! — и она показала на Алёшины не распакованные чемоданы в углу: — Он даже вещи свои не разобрал! А спал вот здесь, на диване, свернувшись калачиком. Нет, решено! Я подам на развод!

Маша просияла:

— Правда?

— Она ещё не верит! Конечно! Алёшка любит только тебя! И теперь вы обязательно будете вместе.

— Скажи, а где всё это время был Костя? — поинтересовалась Маша.

— Только по секрету. Понимаешь, он искал какой-то клад вместе с бывшим смотрителем маяка.

Маша пришла в ужас:

— С Михаил Макарычем? Который из тюрьмы сбежал?

— Да. Но теперь Костя раскаялся и решил всё исправить. А Алёша обещал ему помочь.

Маша не понимала, как это можно сделать:

— А разве это можно исправить? Он же помогал преступнику.

— Думаю, да. А позвала я тебя потому, что мне кажется… мы сможем ему помочь. Если разберёмся в этой истории с телефоном. Смотри, что получается: Костя мне сказал, чтобы я ему не звонила, потому что он потерял свой телефон в катакомбах. Вполне может быть, что телефон подобрал смотритель. Так?

— Так! — согласилась Маша. — Но я никак не могу понять, как Костя связался с этим человеком? Его же посадили за то, что он Алёшу похитил! Мучил его и едва не убил!

— Маш, это я во всём виновата! Я поставила Косте дурацкое условие, что хочу свадебное платье за пять тысяч долларов: иначе свадьбы не будет. Ты же знаешь, как он меня любит! Вот и связался с этим смотрителем.

— Да, конечно, — рассеянно сказала Маша. — Подожди…… Но если я нашла телефон в аптеке, то получается, что или Костя сказал тебе неправду, или…

— Маша, поверь, Косте незачем теперь от меня что-то скрывать! — заверила Катя.

Маша сделала единственно правильный вывод из этой ситуации:

— Значит, смотритель был в аптеке!

Катя с ней согласилась:

— И я не думаю, что он из породы рассеянных людей, которые где попало, забывают телефоны. Ты осматривала помещение?

— Нет.

— Поздравляю! Он находился там в тот момент, когда ты зашла! — поняла Катя.

— Я же была там всего пять минут. Поставила печати, смотрю — телефон лежит. Я думала, это Лёва забыл. Взяла его и тут же вышла.

— Господи, — ахнула Катя, — да он же мог убить тебя, если бы ты его обнаружила!

Маша покачала головой:

— Он бы не стал меня убивать. Михаил Макарович знает меня с детства. Я с его сыном Толиком со школы дружила.

Катя продолжала удивляться Машиной наивности:

— Маша, ты постоянно переоцениваешь людей! Если такой человек, как он, загнан в угол, то может пойти на что угодно.

— Но ничего ведь не случилось! — тихо сказала Маша.

— Да, повезло! — кивнула Катя. — Но теперь нам надо сообщить о нём в милицию.

— Обязательно! Думаю, смотритель ещё в аптеке.

— Постой, Маша, а где сейчас Костя и Алёша?

Маша испугалась своей догадки:

— Ты думаешь?…

— Они говорили о том, что у них какое-то важное дело, — вспомнила Катя.

— Ой, неужели они пошли в катакомбы? — произнесла Маша испуганно.

— Точно. Хотят самостоятельно обезвредить смотрителя.

— Да. Лёшка ведь говорил мне… Что ему ничего героического не поручают на работе. Вот он и решил… отличиться, — кивнула Маша.

— А Костя, наверное, хочет помочь милиции. Он ведь чувствует себя виноватым. Ох, дурачок, дурачок… В самое пекло полез!

— Оба брата хороши, — кивнула Маша.

— И мы тоже, — сказала Катя. — Как мы сразу не догадались?

Ни Сан Саныч, ни Буряк ещё не знали, что с Самойловым случилась беда. Алёша стал рассказывать, как всё произошло:

— Загорелся его офис, и он пострадал в огне. Сильно обожжены руки, лицо и глаза. Он может потерять зрение, и нужна срочная операция.

— А ты с ним разговаривал? — спросил следователь.

— Да.

— И что он говорит? Это не покушение? — предположил Буряк.

Алёша протянул следователю листок бумаги:

— Нет, папа сказал, что это он устроил поджог. Вот заявление, которое он попросил меня написать.

Буряк углубился в чтение, а Сан Саныч спросил:

— Алёша, как он? Я имею в виду, духом не упал?

— Что вы, Сан Саныч! Даже если захочет, я ему не позволю!

— Правильно, парень! Теперь ты ему особенно нужен.

Буряк закончил читать заявление и положил его на стол.

— Да… — сказал он. — Как же это его так угораздило? Алёша, ты, когда снова будешь у отца, передай ему, что я обязательно на днях навещу его.

— Конечно, Григорий Тимофеевич! Он вам будет очень рад.

— Тебе, наверное, не до работы. Поезжай домой, отдохни, — разрешил Буряк. — А о моём поручении не беспокойся. Я сам всё сделаю.

— Я его выполнил. Я был у главврача, и он сообщил мне адрес акушерки, которая вас интересует, — Алёша протянул Буряку листок.

Тут Сан Саныч прислушался. Следователь укоризненно посмотрел на Алёшу. Приватное поручение же! Он не глядя, спрятал листок в карман и, отвлекая Сан Саныча, спросил у него:

— А где ты, говоришь, Андрея Москвина оставил?

— Он тут, рядом, на улице. Какое-то на него озарение по поводу ловушек в катакомбах нашло. Просил оставить его на часок.

— Так время, наверное, уже вышло, — сказал следователь, глядя на часы. — Сходи за ним, пожалуйста. Очень интересно узнать, до чего он там додумался.

Сан Саныч кивнул и вышел. А следователь стал выговаривать Алёше:

— Я же предупреждал тебя, что это дело конфиденциальное. Что же ты о нём при посторонних говоришь?

— Разве Сан Саныч посторонний? — удивился Алёша.

— В этом деле — да, — объяснил Буряк.

— Хорошо, я понял. Григорий Тимофеевич, а другие дела у меня будут? Какие-нибудь не бумажные?

— Ты, кажется, недоволен?

— Вообще-то, да. Понимаете, получается, что «посторонних» вроде Сан Саныча и Андрея вы к операции в катакомбах привлекаете, а я в это время бумажки разношу, — Алёша был в обиде на следователя.

Но тот не торопился идти ему навстречу:

— Алёша, бумажной работы будет много. Привыкай!

— Что-то я не помню, чтобы вы такое говорили, когда предлагали пойти к вам в стажёры!

— Алёша, подожди, не кипятись! Посуди, что мне делать? Твой отец в больнице с тяжёлой травмой. А если с тобой что-нибудь случится? Что я ему скажу?

Алёша нахмурился:

— Значит, вы решили меня поберечь?

— Да. Извини, пока я не могу тобой рисковать, — признался следователь.

— Тогда можно мне взять отгул? — неожиданно спросил Алёша.

— Конечно! — обрадовался Буряк. — Отдохни пару дней, проведай отца. Да у тебя, наверное, и другие дела найдутся?

— Это точно! Дел у меня невпроворот! — подтвердил Алёша.

Если бы следователь знал, что это за дела, то схватился бы за голову!

В это время зазвонил телефон, и Буряк услышал раздражённый голос вице-мэра:

— Григорий! Ты мне срочно нужен! Бросай всё и приезжай! Слышишь? Жду тебя, как можно скорее!

— Очень хорошо, что ты позвонил, Кирилл Леонидович. У меня для тебя есть новости.

— У меня тоже найдётся, что тебе сказать! И думаю, это не будет для тебя новостью! Жду! — и Кирилл бросил трубку.

— Алёша, меня в мэрию вызывают, — сообщил Буряк. — Надо идти… Так, мы с тобой договорились? Возьмёшь отгул, а через пару дней я тебе новое задание дам. Чёрт! С Андреем и Сан Санычем нехорошо получается. Ну, да я постараюсь побыстрее вернуться. Пошли!

Он пошёл к двери, на ходу доставая ключи. Алёша, повернувшись к нему спиной, вынул из рюкзака большой конверт, в котором лежал пистолет и Костино признание. Он положил это на стол и прикрыл листом бумаги.

— Алёша, ну ты идёшь? — поторопил его следователь, не оборачиваясь. — Мне же кабинет надо закрыть!

— Да, извините, ручка под стол закатилась, — объяснил свою задержку Алёша.

Напуганный город бурлил. У многих стало плохо с сердцем. К больнице то и дело подъезжали «скорые» и, передав больного, снова уносились, включив мигалку.

Возможно, одна Таисия не слышала новостей и не принимала участия в общей панике. Она зашла в совершенно пустое летнее кафе и попросила официанта:

— Чашку кофе и, пожалуйста, на угловой столик, чтобы никто не мешал.

— Выбирайте любой! Всё равно все посетители ушли. Но!.. Приятно видеть столь бесстрашную женщину! — с уважением сказал официант.

— А чего я должна бояться? — спокойно спросила Таисия.

— Как? А вдруг под этим кафе в катакомбах находится бомба со времён Второй мировой войны, — объяснил официант. — Знаете, этакий сюрприз из прошлого.

— У меня достаточно своих сюрпризов из прошлого, — покачала головой Таисия.

Она прошла мимо оторопевшего официанта и села за столик.

Прошлое, действительно, преследовало её. Она снова и снова вспоминала, как ей хотелось иметь от Кирилла ребёнка, а он всё говорил: «Потом, потом». Ей казалось, что она ждёт уже целую вечность! Наконец, она напрямую спросила у Кирилла:

— Когда ты на мне женишься?

И он ответил:

— Сразу после Венгрии, через год. Если только не будет другой командировки.

Но после Венгрии было множество других командировок, и всё сложилось совсем не так, как хотелось Таисии.

Таисия в раздумьях мяла салфетку и не сразу заметила, что к ней подошёл официант.

— Ваш кофе! — торжественно сказал он. — И от заведения бокал замечательного венгерского вина. Самой бесстрашной женщине, которую я когда-либо видел!

Таисия отреагировала на подарок совсем не так, как он рассчитывал:

— Спасибо, но на всё венгерское у меня аллергия! Извините, мне надо идти.

Таисия встала, положила на стол деньги и вышла из кафе.

Решив все вопросы, Буравин вернулся в больницу

— А, Виктор Гаврилович! — сказал ему врач. — Мы чуть не разминулись! Извините, мне надо срочно уехать.

— Я немного задержался. Мне надо было заглянуть в мэрию, — объяснил Буравин.

— Да? А я как раз туда! Вы нашли деньги?

— Да.

— А сопровождать Самойлова в Одессу вы сможете?

— Да, конечно, я поеду с ним, — для Буравина это было само собой разумеющимся.

— Отлично! Вот, это сопроводительные документы и лично от меня записка профессору Миловидову, которого я вам рекомендовал.

— Спасибо вам!

— Это мелочи! Главное — ваша помощь другу. Да, я заказал специальную машину. Вам скажут, когда она будет готова. Если хотите, можете навестить Бориса Алексеевича. А мне надо бежать!

И Павел Фёдорович отправился в мэрию. Буравин же сделал несколько шагов по коридору и увидел спешащую к Самойлову Полину.

— Здравствуй! Извини, что задержалась. Какие новости? — спросила она на ходу.

— Борису надо сделать сложную операцию, — Буравин пошёл с ней рядом. — А для этого его нужно перевезти в Одессу. Я уже договорился с главврачом и собираюсь поехать вместе с Борисом.

— Операцию? Она, наверное, очень дорогая?

— Нет, всё в размерах страховки.

— А ты думаешь, Борис согласится, чтобы ты поехал с ним?

— Хочу спросить у него. Но, наверное, лучше, если ты сходишь к нему первая. А потом уже и я загляну.

— Нет, мы пойдём вместе! — не согласилась Полина. — Понимаешь, когда я собиралась в больницу, ко мне зашла Таисия. Она на многое открыла мне глаза. И… я хочу перед тобой извиниться!

— За что?

— За то, что обвинила тебя в том, что Борис попал в больницу. Ты прав! О разводе надо было говорить ещё раньше, как только мы стали жить с тобой вместе.

— Ты действительно так думаешь?

— Да! — подтвердила Полина. — Борис должен понять, что я хочу стать твоей женой! Но он должен знать и другое: мы с тобой никогда его не оставим.

И они вместе зашли в палату к Самойлову.

Ксюха вернулась на работу. В аппаратной её встретил Вадим, который снисходительно заметил:

— Долго же тебя не было!

Ксюха доложила:

— Я проверила информацию о катакомбах в милиции. Она очень сырая, и её надо пока придержать.

— Извини, но ты опоздала, — заявил Вадим.

— То есть, как опоздала? — ахнула Ксюха. — Ты что, выдал её в эфир вот так, не проверив, как обыкновенную «утку»? Да ты представляешь, что будет в городе?

— Ничего, не волнуйся. Я срезал все острые углы. Зато представляешь, какой теперь будет рейтинг у новостей? Может, даже больше, чем у твоих «Тельняшек»!

Ксюха негодовала:

— Так, значит, из-за своей зависти к моему успеху ты наплевал на людей?

— А ты? Решила, что стала королевой эфира? Хочу — выхожу в эфир, не хочу — не выхожу! Вот что, дорогая, так не пойдёт. Другие тоже могут работать. И справляться со своими обязанностями ничуть не хуже тебя!

Тут раздался телефонный звонок.

— Вот, пошёл резонанс! — сказал довольный Вадим. — Сейчас благодарить будут.

— Алло, здравствуйте! — сказали в трубке. — Я по поводу последних новостей. Позовите мне кого-нибудь из руководителей радиостанции.

— Зачем? Поговорите лучше со мной. Это я подготовил экстренный выпуск. Меня зовут Вадим Грицына — звукорежиссёр приготовился слушать похвалы.

— Меня зовут Кирилл Леонидович Токарев. Я вице-мэр города. Вот что, Вадим! Передай своему руководству, что, если они в течение получаса не дадут опровержения твоим бредням, то я закрою радиостанцию. Понял?

Вадим оторопел:

— Д-да…

— А тебе, я думаю, самое время озаботиться вопросом о трудоустройстве! — добавил вице-мэр.

Вадим трясущейся рукой положил трубку.

— Ксюшенька, я погиб! — сказал он шёпотом. — Что же делать? На меня вице-мэр наехал!

— Так ты опять только за себя переживаешь? — продолжала возмущаться Ксюха. — А о людях, которых обманул, ты подумал?

— О людях? Конечно! Но вице-мэр, это такой человек!.. Всё, меня уволят! И нет мне спасения!

— Хватит причитать! Надо выступить в эфире с опровержением.

— Я не могу! У меня голос пропал! — Вадим по-прежнему говорил шёпотом.

— Да, хорош! Что ж, придётся мне расхлебывать то, что ты заварил.

Ксюха села за пульт и включила кнопку эфира.

— Уважаемые радиослушатели! Я, Ксения Комиссарова, от имени всех сотрудников радиостанции прошу извинения за то, что мы выпустили в эфир непроверенную информацию. Это касается сообщения о том, что город в опасности и якобы что-то может взорваться. Это… был домысел одного нашего внештатного корреспондента. На самом деле, никакие боеприпасы не найдены, и речь идёт лишь о плановой проверке катакомб сотрудниками милиции и сапёрами. Мы обязательно будем держать вас в курсе всех событий. Ещё раз приношу извинения за непрофессионализм некоторых журналистов. Они будут наказаны.

После её речи Вадим немного ожил:

— Ксюха, ты меня спасла! Спасибо тебе…

— И тебе спасибо! Ты понимаешь, что я дала обещание не пускать в эфир эту информацию? — Ксюха понимала, что следователь подумает, что это она не сдержала слово. — Как я теперь людям в глаза смотреть буду?

Кирилл Леонидович выговаривал Буряку, как мальчишке:

— Я одного понять не могу, Григорий! Почему я узнаю о том, что городу угрожает опасность, последним?

— А откуда ты узнал? — спросил следователь.

— Как и все другие, из радиоэфира! Но почему ты мне об этом не доложил?

Буряк всё понял:

— Ксения! Вот и верь после этого журналистам!

— Я им не верю! И что это за Ксения?

— Журналистка. Я просил её не распространять информацию про катакомбы, — сообщил Буряк.

— Замечательно! Ты с какой-то журналисткой пытаешься договориться, а я в это время даже не в курсе дела!

Следователь пытался успокоить его:

— Подожди, Кирилл. Проблема эта ещё весьма условна.

— Как это? По радио кричат, что город вот-вот взлетит на воздух! Ничего себе условность!

— А вот за такую дезинформацию надо лишать работы и лицензии, — сказал следователь.

Кирилл посмотрел на часы:

— Если через пятнадцать минут не будет опровержения, то так и случится. Расскажи мне, наконец, что происходит?

— В двух словах дело обстоит так: в катакомбах спрятаны археологические ценности. Путь к ним преграждают ловушки, часть из которых — мины ещё со Второй мировой. Есть основания предполагать, что бежавший из тюрьмы Михаил Родь охотится за этими сокровищами.

— А если мины взорвутся? — спросил Кирилл.

— Возможно обрушение свода катакомб. Но только локальное.

— Где находятся эти сокровища?

— Этого я не знаю, — признался Буряк.

— А ты уже что-то предпринял? — Кирилл немного успокоился и перешёл на деловой тон.

— Да, мы оцепили катакомбы. Сейчас привлекли специалистов и определяем место возможного захоронения сокровищ. Как только оно будет установлено, в катакомбы спустятся оперативная группа и сапёры.

— Хорошо, — кивнул Кирилл. — Только давай быстрее, Гриша.

— Делаю всё, что могу.

— А ты попробуй через «не могу»! Нам с тобой не привыкать работать на износ. И держи меня в курсе всего, что происходит! Теперь… Надо как можно быстрее организовать оперативный штаб. Желательно, чтобы он был как можно ближе к катакомбам. Есть у тебя такое место на примете?

— Маяк, — предложил следователь. — Лучше и не придумаешь!

— Как только всё подготовите, я к вам подъеду. Да, главное! Как ты думаешь, нужно ли сейчас эвакуировать людей? — Кирилл понимал, что на нём большая ответственность за жизни людей.

— Я думаю, это преждевременно. Мы даже не знаем, где эти мины. Вполне возможно, что они находятся не под городом. Но надо быть готовыми к эвакуации в любую минуту.

— Хорошо, я понял. Все службы будут подготовлены. Ну, кажется, ничего не забыли. Удачи тебе!

Кирилл уже был готов попрощаться, но тут Буряк хлопнул себя по лбу:

— Кое-что я всё же забыл! Я нашёл твою акушерку. Вот её адрес, — следователь протянул Кириллу листочек.

— Спасибо, Гриша! Ты меня очень выручил.

— Не за что! Теперь дочку поедешь искать? — спросил Буряк.

— Куда же я сейчас поеду? — грустно заметил Кирилл. — Я должен быть здесь, пока не минует опасность для города.

— Это да. И я всю жизнь так думал, — вздохнул следователь. — Вот и остался бобылём — без семьи, без детей.

— Будь ты сейчас на моём месте, ты бы поехал? — спросил Кирилл, глядя следователю в глаза.

— Нет! — твёрдо ответил тот. — Я бы не смог уехать.

— Вот и я не могу! А то, что семьи нет… Ты, Гриша не переживай. Я свою только сейчас нашёл. И у тебя она обязательно будет.

Костя добрался до северного входа в катакомбы и остановился неподалёку, выбрав хорошую позицию для наблюдения. Он увидел, что у входа патрулирует наряд милиции. Костя понял, что теперь попасть в катакомбы будет не так-то легко. Наконец, появился запыхавшийся Алёша.

— Ты что так долго? — сердито спросил Костя. — Мы же два часа назад встретиться договорились!

— Извини! Всё никак удобного момента не было, чтобы конверт оставить. Григорий Тимофеевич из кабинета не выходил.

— Ну, так что, ты готов?

— Да! И даже фонари хорошие взял, как ты просил! — Алёша показал снаряжение.

— Да, неплохие. Но ты точно решил? Не передумал? А то, может, не стоит рисковать? Давай я схожу к Буряку и покаюсь! А он вызовет сапёров — и дело сделано.

Алёша возмутился:

— Да что же меня все так берегут! Ты же говорил, что там всего пара мин осталась! Давай спустимся, по-быстрому их обезвредим и назад.

Костя удивился:

— По-быстрому? Алёшка, а ты когда-нибудь занимался разминированием?

— Нет. Но, ты же это умеешь!

— Допустим. А мимо них нам как пройти? — Костя кивнул на милиционеров у входа в катакомбы.

— А вот за это не переживай! — сказал Алёша. — Ну что, пошли?

— Пошли. Только, чур, во всём меня слушаться и вперёд не лезть, — предупредил Костя.

— Конечно! Ты же старший брат, — согласился Алёша, улыбаясь.

— Алёш, а ты поесть чего-нибудь захватил? — спросил Костя.

— Нет. Мы же скоро вернёмся, — беспечно ответил Алёша.

— Ну, ты даёшь! Нам только до места полдня идти, — сообщил Костя.

Они подошли к дежурному милиционеру, который узнал Алёшу:

— Лёха, привет! Ты чего это здесь?

— Буряк дал мне задание провести разведку катакомб, — соврал Алёша, не моргнув глазом.

— Давно пора! А то всё охраняем да охраняем. А это кто с тобой?

— Познакомься, это мой брат, Костя. Он профессиональный спелеолог. Знает эти катакомбы как свои пять пальцев.

— Круто! Слушай, Константин, а правда, что там кошки-альбиносы водятся, слепые от рождения? Говорят, они по слуху охотятся.

— Не врут. Я сам таких видел, — подтвердил Костя, он сейчас мог подтвердить всё, что угодно.

— Страшные?

— Привыкаешь. Они вообще-то людей побаиваются. Если не в стае, конечно. Хочешь, я тебе такую поймаю? — спросил Костя.

— Серьёзно? — удивился милиционер.

— Вполне. Только у меня прикормки нет. У тебя еда какая-нибудь найдётся? — деловито спросил Костя.

— Да, бутерброды, — милиционер протянул свёрток с бутербродами.

— С колбасой! — обрадовался Костя. — Самое то! Считай, что уже поймали! Ну, мы пошли, — сказал Костя, засунув бутерброды в рюкзак.

— Удачи! — помахал им вслед милиционер и, когда они скрылись, добавил: — Да, что ни говори, отчаянные парни!

Андрей долго раздумывал над принципом, по которому Сомов расставлял ловушки. Он посмотрел на связь ловушек и гороскопа.

— Так, допустим, что круг начинается со Льва, — рассуждал он. — Тогда первая ловушка — это огонь, то есть мина! Дальше? Дева — земля! Понятно, какие-нибудь колья или капканы! Весы — воздух. Надо подумать! Что же это?

Андрей задумался. Но его мысли прервал Сан Саныч:

— Насилу отыскал тебя! Ну как, придумал что-нибудь?

— Всё сходится! Я знаю, как нам обойтись без карты! — Андрей был рад своей находке. — Признаться, это было нелегко.

— Рассказывай же! Не томи!

— Понимаете, Сомов, когда надо было что-то разместить в пространстве, практически всегда пользовался определённой логикой. Ну, например, когда рассаживал студентов на лекциях.

Сан Саныч усмехнулся:

— Знаю я эту логику: мальчик — девочка, мальчик — девочка… Чтобы не болтали!

— Типа того! — согласился Андрей. — Определённый порядок он соблюдал и при расстановке экспонатов в музее, и когда составлял оглавление книги или диссертации.

— Так что это за порядок? Алфавитный?

— Нет, астрономический! А точнее, астрологический! Вы же слышали о гороскопах?

— Я в этом, если честно, мало смыслю! — признался Сан Саныч. — Если надо определить стороны света по Медведице или по Южному Кресту — это, пожалуйста! А все эти «эры Водолея» — не для меня.

— Сан Саныч, вы карту звёздного неба знаете? Тогда я вам сейчас всё очень быстро объясню! — обрадовался Андрей.

— Сделай одолжение! Только, пожалуйста, как-нибудь попроще!

— В астрологических принципах Сомов всегда как бы совмещал звёздную карту своего рождения с тем днём, когда происходило важное событие, — начал Андрей.

— Поподробнее, пожалуйста, мне это трудно понять.

— Вот смотрите, Сан Саныч! Игорь Анатольевич Сомов по гороскопу был Лев. То есть человек, рождённый в созвездии Льва, огненный знак. Знак Солнца на всех картах Сомова занимал лидирующее положение. А затем он на эту базисную карту мысленно накладывал дату рождения любого проекта — похода, начала семестра и так далее.

— Извини, Андрей, мне всё это малопонятно. Я только смутно догадываюсь, о чём ты говоришь.

— Я ведь только пытаюсь вам разъяснить логику Сомова, но сам ещё тоже не могу предположить, какой день он мог сделать вторым при построении карты, — вдруг Андрея осенило: — Я понял! Нужен дневник! В дневнике же были все даты его путешествия в катакомбы!

— Ну, и где этот дневник? — спросил Сан Саныч.

— У Григория Тимофеевича в сейфе!

— Так идём же скорее туда! Немедленно! Мы сможем восстановить карту Сомова!

Когда Таисия пришла к Кириллу, её ожидала хорошая новость.

— Вот, смотри! Это адрес той акушерки, у которой находится наша дочь! — сказал он, протягивая Таисии листок.

Та выхватила его, жадно прочитала адрес и нетерпеливо спросила.

— Когда же мы можем поехать?

— Понимаешь… — замялся Кирилл. — Ты только не думай… В общем…

— У тебя срочные, неотложные дела… — продолжила Таисия.

Кирилл кивнул:

— Да! Город в опасности! Поверь, это стало известно только сегодня! И я… Я должен остаться здесь.

— Понятно, — кивнула Таисия, — «венгерский вариант»! Что же, я предполагала, что ты можешь не поехать. Но ты не знаешь, что теперь сделаю я!

— Не знаю.

— Кирилл, я поеду одна, без тебя.

— Но почему?

— Я так решила, — отрезала Таисия. — И мне неважно, осудишь ты меня или нет. Будешь помогать или останешься в стороне.

— Таисия, не надо так говорить! — взмолился Кирилл.

— Как? Я говорю так, как думаю, так, как чувствую. Знаешь, я не обижаюсь на тебя. Спасибо за то, что возродил во мне прежние чувства, воспоминания. Ты мне помог справиться с чувством вины и направить энергию на поиски. Но я уже не могу больше ждать. Я поеду искать дочь. Одна.

— Таисия, я тебя умоляю. Подожди хотя бы немного. Сейчас в городе очень серьёзная ситуация. И мне нельзя ни в коем случае отлучаться в ближайшие дни.

— Нет, Кирилл, нет. Если бы женщины всегда сидели и ждали своих мужчин… Ты представляешь, что бы было? У вас государственные дела, решающие футбольные матчи, охота на бизона, запуск космического корабля… Вы всегда заняты глобальными проблемами, а мы, извини, должны заботиться о детях. Если бы женщины ждали вас, ничего не предпринимая, — человечество бы вымерло!

Кирилл улыбнулся:

— Таисия, ты сгущаешь краски!

— Да, может быть, — согласилась Таисия. — Но я говорю правду.

— Тая, но я же не сбегаю от своих обязательств! Обещал — поедем. Только… — снова замялся Кирилл.

— Только «потом», да? Нет, Кирилл. Найти дочку — это моя задача. И не останавливай меня. Я еду! — Таисия была настроена более, чем решительно.

Зинаида и Захаровна ещё много времени провели в разговорах о Машиной судьбе, но, в конце концов, решили, что им обязательно надо найти Машину маму. Они стали собираться, чтобы вместе поехать на поиски.

— Что-то разволновалась я, — призналась Зинаида, собирая вещи.

— Опять? — спросила Захаровна. — Зина, то меня уговариваешь успокоиться, то саму нужно успокаивать.

— Да, вроде бы, мы решили окончательно. Ищем мать Машеньки. А как подумаю, что будет — и руки трясутся.

— Руки не ноги, на них не ходят.

— Я даже не представляю, как искать-то мы будем… А ты точно помнишь её лицо? — волновалась Зинаида.

— Увижу — вспомню. Вообще-то, на лица у меня память плохая, — призналась Захаровна.

— Ну вот… — заволновалась Зинаида.

— Но эту женщину я не забыла, не переживай.

— За двадцать лет она изменилась, наверное. Если вообще, жива.

— Типун тебе на язык, Зинаида.

— Только когда найдём её, ты сама-то инициативу не проявляй, — предупредила Зинаида.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я буду с ней разговаривать. Я всё-таки учитель, я найду к ней подход.

— Ох, ох, учитель! Как будто учителя ищут подход к людям! Это мы, целители… — начала Захаровна.

— Ладно, целительница! — махнула рукой Зинаида.

— А что, я разве тебе с давлением не помогла? — обиделась Захаровна.

— Давление у меня от шока упало, — усмехнулась Зинаида.

— А я думаю, от капелек моих. Или от кефира с корицей, — возразила Захаровна.

— Да, кстати, надо выпить кефирчика на дорожку.

— Ну, пей, только медленно, считай глоточки.

— Всё, успокоилась, — сообщила Зинаида, выпив кефир.

— Ой. А я — наоборот! Может быть, не поедем? — робко спросила Захаровна.

— Что ты сказала? Не поедем?

— Теперь у меня с головой что-то… По часовой стрелке…

— На! Допей кефир — и едем! — скомандовала Зинаида.

— Я не люблю кефир, — призналась Захаровна.

— Значит, капустный лист привяжи на голову.

— И поеду, как дура, с капустой на голове? — усмехнулась Захаровна.

— Надо использовать то, что другим советуешь, — поучительно сказала Зинаида.

— А ты не учи, не в классе.

— А ты не отступай, раз решили.

Так, препираясь, они собрались, вышли из дома и закрыли дверь на замок. Зинаида посмотрела на закрытую дверь и пожаловалась:

— Вот, Захаровна, ты меня заразила своей нерешительностью.

— Нерешительность — не инфекция, — резонно заметила Захаровна. — Что опять?

— Да я сейчас подумала, а вдруг Маше эта женщина так приглянется, что она от меня сбежит? — предположила Зинаида.

— Тебе думать вредно. Говоришь какие-то бредни.

— Это для тебя бредни. А я переживаю. А вдруг ещё хуже получится: захочет Маша с ней пообщаться, а та скажет: ни о каких дочках слушать не хочу…

— Ну что ты глупости говоришь! Во-первых, мама бабушку не заменит. Бабушка, которая вырастила, — она на особенном счету.

— Но я не всегда была ласковой. Была и строгой… — припомнила Зинаида.

Захаровна засмеялась:

— А если переживаешь о том, что Маша сбежит, то это вообще смешно. Ты же сама говорила, что Маша и так от тебя уже сбегает — взрослая, замуж собирается.

— Это правда. И так сбегает, — согласилась Зинаида.

— Тогда и беспокоиться не о чем.

Зинаида ещё постояла, размышляя, потом вздохнула и сказала:

— Ну, идём что ли…

Полина и Буравин присели у кровати Самойлова. После разговора с сыновьями тот совсем по-другому реагировал на посетителей.

— Вот, ребята, погорел я со всеми потрохами… — грустно сказал он.

— Не преувеличивай, потроха-то целы остались, — подбодрил его Буравин.

— Можно сказать, рожки да ножки, — слабо улыбнулся Самойлов.

— Не только. В основном ты цел остался, так что можно сказать — легко отделался.

— Легко? Да, погорел в огне своих страстей, но отделался легко. Это фраза для воспоминаний современников.

Полине не понравился тон Самойлова, и она попросила:

— Борис, не юродствуй. У тебя небольшие локальные ожоги, а ты говоришь так, как будто умирать собрался.

— А я и раздумываю — есть ли смысл жить, — признался Самойлов.

— Не смей! Придумал тоже: себя поджечь! Как тебе такая глупость могла в голову прийти! — возмутилась Полина.

— Голова глупая, значит, — Самойлов постучал по забинтованной голове.

— Себя поджёг — ладно. Новый вырастешь. А вот офису ремонт потребуется капитальный, — сообщил Буравин.

— Как там?

— Ещё не знаю. Но заеду обязательно, оценю ущерб, — пообещал Буравин.

— Не надо. Свои убытки я сам посчитаю… Впрочем, как я их посчитаю, привязанный к койке?

Полина его подбодрила:

— Привязанным к койке ты будешь недолго. Прекращай хандрить, Борис, тебе необходимо настраиваться на выздоровление. Вот здесь, на тумбочке клюквенный морс и кое-что из домашнего. Налить тебе?

— Сейчас не нужно, спасибо.

— Пей морс и прекращай унывать, так быстрее поправишься, — посоветовал Буравин.

— Вы что, думаете, я не знаю, что меня ждёт? — хмуро сказал Самойлов. — Я же слышал, как доктор в коридоре говорил своему ассистенту: стопроцентная слепота. Нет никакой надежды!

Полина и Буравин переглянулись.

— А с чего ты взял, Борис, что разговор врача в коридоре относился к тебе? — спросил Буравин. — И вообще, как ты услышал отсюда подробности разговора?

— Так я же слепой, Витя, но не глухой. Ты же знаешь, что у слепых людей обостряется слух.

— Ну, ты насмешил, — улыбнулся Буравин. — Обостряется в первые же сутки, да? Тогда глухоту можно простым способом лечить — завязал глаза человеку и — вперёд!

Самойлов тоже улыбнулся:

— Ты ещё скажи, что у тебя дар ясновидения развился. У слепых людей тоже так бывает.

— Ну, не ясновидения, конечно, но кое-какие вещи я чувствую, — сообщил Самойлов.

— Например? — уточнила Полина.

— Запах твоих духов.

— А я не душилась ничем.

— Значит, это просто запах женщины, — вздохнул Самойлов.

Полина замерла, ожидая, что Самойлов что-то добавит, но он молчал.

— Ничего, Борис, ты прорвёшься, и на автомобиле будешь кататься не хуже Аль Пачино, и корабль поведёшь, — пообещал Буравин.

— Да, слепой капитан — это звучит гордо, — согласился Самойлов, — а налейте-ка мне морсу!

Самойлов выпил морс, приготовленный Полиной, и откинулся на подушку:

— Ух, спасибо, Не поверите, мне сейчас так хорошо, давно такого не было. Даже не верится. Если бы не глаза… Всё как раньше, как в прежние времена — хохочем, шутим.

— Борис, ты не беспокойся, мы с тобой! — сказал Буравин.

— Лучше вам меня оставить. Я же понимаю, почему так происходит! Вы меня жалеете. А зачем мне иллюзия дружбы вместо дружбы?

— Борис, ты не прав, — не согласилась Полина. — Виктор к тебе относится как к другу. Мало ли что между вами было. Было и прошло.

— Между нами было не что-то, а кто-то, — уточнил Самойлов. — Между нами была ты.

— Ладно, не надо, — расстроилась Полина.

— Нет, я всё-таки договорю. Можно воспользоваться правом инвалида и сказать то, что думаю?

— Временного инвалида, — уточнил Буравин. — Очень-то на инвалидность не рассчитывай.

— Я только сейчас понял, что мне лучше — самому лучше, честное слово — обращаться с тобой, Полина, вот так, по-дружески. А не внушать себе глупости по поводу твоего возвращения. Это были фантазии.

Тут в палату вошёл врач.

— Какие-то новости? — поинтересовался Буравин.

— Да, машина готова к транспортировке больного.

— Уже? — почему-то заволновался Самойлов.

— Да, Борис, пора, поедем, — сказал Буравин.

— Ну, счастливого пути, мужики! Удачи вам, — кивнула Полина.

А Самойлов вдруг вспомнил:

— Полина, я же тебе главного не сказал: Алёша и Костя приходили ко мне!

— Я знала, что у нас хорошие сыновья, — улыбнулась Полина.

Сан Саныч и Андрей пришли в милицию, но Буряка там ещё не было. Они присели неподалёку от входа и продолжили обсуждение странностей учителя Андрея — Сомова.

— Я, конечно, мало что понял в твоих звёздных рассказах, но уловил главное — Сомов был человек немного… не от мира сего, так? — уточнил Сан Саныч.

— Да, он был одержимым. И… высокомерным, что ли. Но за это его вряд ли можно судить. Он же был великим учёным. И знал себе цену.

— Одержимость — вредная вещь, — покачал головой Сан Саныч. — Что для великого учёного, что для простого человека. Вот друг мой, Борька Самойлов, тоже из-за одержимости своей пострадал.

— Как это? — не понял Андрей.

— Пострадал при пожаре. А кто этот пожар затеял и как он до этого пожара дошёл, а? Я думаю, он тоже себя Львом вообразил. Огненный знак, царь зверей! Теперь лежит в больничной палате, расхлёбывает.

Андрей понуро опустил голову:

— Игоря Анатольевича страсти завели ещё дальше.

Тут к милиции подъехала машина следователя.

— Привет, друзья, — сказал Буряк, подходя к ним. — Вы извините, что заставил вас ждать.

— Так не прохлаждался же, наверное, — улыбнулся Саныч.

— Это точно, — сказал взмокший Буряк и вытер платком шею. — Идёмте!

Патрульный милиционер, который пропустил в катакомбы Алёшу и Костю, позвонил по рации:

— Я — второй, я — второй, у меня срочная информация.

— Что у тебя там? — спросил дежурный.

— Срочная информация для Буряка.

— Говори, передам.

— В катакомбы вошли два человека, — сообщил дежурный.

— Кто вошёл? Кого ты там пустил?

— В катакомбы вошёл стажёр Алексей Самойлов со своим братом Константином.

— Зачем?

— Они сослались на разрешение Буряка. Надо бы проверить.

— Чёрт! Надо было сначала проверить, а потом пускать! Ладно, сейчас передам…

Следователь завёл Сан Саныча и Андрея в свой кабинет и сказал:

— Докладываю, друзья! Я был только что в мэрии, имел разговор с Кириллом Леонидовичем Токаревым.

— Так, так, правильно, — кивнул Сан Саныч, — теперь нам без поддержки мэрии не обойтись. Тут, сам знаешь…

— А мы вам хотели рассказать… — начал Андрей, но в это время следователь увидел на столе прикрытый листом бумаги конверт.

— Погоди-ка, что это такое? — спросил он и открыл конверт. — Так это же… табельное оружие! Наше! Чей это пистолет?

Буряк быстро прочитал письмо-признание и встревоженно посмотрел на Сан Саныча и Андрея

— Что такое, Гриша? — спросил Сан Саныч. — Скажи, не томи!

— Мальчишки, идиоты… — прошептал Буряк.

— Да кто идиот? Кто мальчишка?

— Я должен был и это предусмотреть, но оплошал, — следователь продолжал говорить загадками.

— Что случилось? — спросил Андрей.

— Слушайте, в этом письме написано, что у Константина Самойлова оказалась в руках карта Сомова. Карта с ловушками. И Константин вместе со своим братом Алексеем решили самостоятельно спуститься в катакомбы, чтобы обезвредить последние ловушки и найти опасного преступника Михаила Родя.

— Да ты что? — ахнул Сан Саныч. — А кто же их туда пустил, дурней?

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал следователь.

— Разрешите доложить? Только что по рации передали, что Алексей и Константин Самойловы спустились в катакомбы, — сообщил дежурный.

— Вот незадача-то! — вздохнул Буряк. — Решили доказать, что они герои. А какие они герои? Вот, даже безоружные.

— А что это за пистолет? — спросил Сан Саныч.

— Судя по письму, Костя Самойлов долгое время был рядом со смотрителем. И, как я понимаю, помог обезвредить нашего Марукина. Так что это марукинский пистолет, — объяснил следователь.

— Надо же! — воскликнул Андрей. — Детектив какой-то!

— Помнишь наш разговор про одержимость? — напомнил Сан Саныч Андрею. — Вот Костька, старший сын Бориса, весь в отца — авантюрист и одержимый.

— Но мы же знаем, Сан Саныч, что у каждого одержимого своя логика, — напомнил Андрей.

— Вы это о чём, мужики? — не понимал их разговора Буряк.

— Мы о том, что Андрей понял принцип установки ловушек. То есть он почти создал такую же карту, понимаешь?

— Я уверен, что теперь смогу создать аналог карты профессора.

— Серьёзно? — спросил Буряк.

— Абсолютно, — уверенно ответил Андрей. — Только мне для этого нужен дневник Игоря Анатольевича.

— Выдам. Какой разговор! — Буряк открыл сейф, достал из пакета дневник Сомова и подал его Андрею. — Только как дневник тебе поможет, Андрей?

— Можно я сначала сделаю, а потом всё объясню?

— Там, брат, такая астрология, что даже я, со своим светлым умом, не до конца постиг, — поделился своими впечатлениями Сан Саныч.

Буряк же думал о другом:

— Но, что же, делать с ребятами… Их же надо срочно вытаскивать оттуда!

— Гриша, не горячись. Пока Мишка-смотритель наверху, ребятам ничего не грозит, — успокоил его Сан Саныч.

— Да, ничего… Ничего, кроме собственной неосмотрительности. Ты сам говорил, что даже спасатели без карты могут подорваться там, внизу…

— Но ведь они-то с картой, — напомнил Сан Саныч.

— Да, они с картой.

— Значит, хоть небольшое, но преимущество у ребят есть.

Андрей уже возился с картами:

— Я сейчас совмещу карту Сан Саныча с собственным чертежом. Даже не знаю, сколько на это потребуется времени…

— Ты работай, — сказал Сан Саныч. — А Гриша тебе бутерброды из столовой принесёт.

— Но они всё равно, даже имея карту на руках, могут подвергнуть себя и город опасности, — волновался Буряк.

— А я ребятам верю. Они не подведут, — упрямо твердил Сан Саныч.

— А кто из них умеет разминировать ловушки? Начитались романов и считают, что сами справятся лучше спасателей, — следователь взял письмо и процитировал: — «Там осталось всего две ловушки, и мы их обезвредим самостоятельно».

Андрей заторопился:

— Можно, я у вас уберу лишние бумаги на столе? Надо срочно работать!

Алёша и Костя к этому времени уже оказались на том месте, где в последний раз был смотритель. Костя поднял с земли ржавую стрелу.

— Что-то мне подсказывает, что мой друг Михаил Макарыч здесь был… — сказал он и стал сверяться с картой. — Семь поворотов налево — уже исследованная территория, известная.

— Костя, смотри, — сказал Алёша, — тут сыро под ногами, чавкает что-то.

— Так море недалеко, поэтому и сыро, — объяснил Костя и пошёл дальше.

Алёше всё больше и больше не нравился их поход. Он побаивался, но предпочитал не подавать вида. Наконец, они подошли к тому месту, где была

очередная мина.

— Вот она, мина! Кажется, последняя, — сказал Костя.

— Костя, а может быть, мы ошибались? — испугался Алёша.

— О чём ты говоришь?

— Может быть, надо было вызвать сапёров на подмогу?

— Я ничем не хуже этих сапёров, — уверенно сказал Костя.

— Хорошо, извини.

— Не волнуйся, у меня всё получится, — успокоил брата Костя.

— Я с тобой, — кивнул Алёша.

Костя стал разминировать мину, но оказалось, что она пустая.

— Фу-у, а я вздохнуть боялся, — с облегчением сказал Алёша.

— Стоп, тут в капсуле есть что-то, — заметил Костя.

— Что?

— Записка, — сказал Костя и стал читать: — «Мой любознательный друг, если ты добрался до этого места, то я снимаю перед тобой шляпу. Правда, мне кажется, что без моей карты ты никогда бы сюда не дошёл. Но твой азарт и кураж, а также искреннее стремление добраться до ценностей, вызывают уважение. Поэтому попробуй обойтись теперь без проводника. Дальше иди сам — без карты. Счастливого пути! Не обессудь, если вместо наслаждения богатствами ты получишь прямо противоположный результат. Твой Сомов».

— Костя, скажи, кто такой Сомов?

— Человек, который обманул смотрителя. И человек, который пострадал от Родя.

— Понятно… — сказал Алёша. — Но почему под ногами так много воды?

— Да, резиновые сапоги надо было надеть! — Костя начал нервничать.

Маша с Катей собрались идти в милицию, но Маша вдруг решила, что Кате это будет вредно.

— Катя, а может, ты не пойдёшь? Давай я одна пойду! — предложила Маша.

— Почему это ты пойдёшь, а я нет?

— Катя, тебе нельзя волноваться.

— А сидя дома, я не буду волноваться, да?

— Я буду тебе звонить, — пообещала Маша.

— Маша, перестань, пожалуйста. Я молодая здоровая женщина, — настаивала Катя.

— Не забывай, что ты, молодая здоровая женщина, недавно была в больнице. И тебе прописывали покой.

— Тебе, между прочим, тоже. Я слышала, что врачи сказали после переливания крови.

— Зря со мной споришь. Я — медик, — напомнила Маша.

— О-о-о, с медиками спорить — это моё хобби! — засмеялась Катя. — А если серьёзно, не волнуйся, Маша. Я попала в больницу не из-за стресса, а потому что хлопнулась с крыльца. А сейчас ты пойдёшь со мной рядом и будешь держать меня за руку.

— Обязательно! — улыбнулась Маша. — И только попробуй сопротивляться!

Обе засмеялись.

— Маша, у тебя бывает так: ты чего-то боишься, но стараешься себя рассмешить? — спросила Катя.

— Да, постоянно. Сижу на фильмах ужасов и хихикаю.

— Вот, точно! А сейчас у нас не фильм ужасов, а триллер про глупых женихов.

— Надо молиться, чтобы всё закончилось благополучно, — вздохнула Маша.

— Или чтобы закончилось, не начавшись. Им должно хватить ума не рисковать собой и быстро выбраться наружу. Тоже мне, герои…

Следователь ещё раз перечитал Костино письмо и принял решение:

— Я должен сейчас съездить к Константину домой… Нет, лучше к Катерине. Алёшка живёт у Кати Буравиной, и, скорее всего, перед походом в катакомбы они были там. И там же договорились обо всём.

— А что ты у Катерины-то хочешь выяснить? — спросил Сан Саныч.

— Хочу выяснить детально, что у этих братьев Самойловых было на уме. Может быть, они в письме не всё указали. Я туда и обратно, мигом.

— Не волнуйся, мы тоже не будем прохлаждаться. Пока с картой поработаем, — пообещал Сан Саныч.

— Гляди, что, получается, по твоим рисункам, Андрей, — сказал Сан Саныч, когда Буряк ушёл. — Клад Сомов спрятал, скорее всего, в старой части катакомб.

— Да. Это не под городом?

— Это за городом, дальше.

— Да, точно. Выходит, старая часть отделена от городской единственным перешейком? Или карта неполная?

— Да нет, полная. Другого перехода нет. Один коридор, — подтвердил Сан Саныч.

— А по нему давно ходили? Не знаете?

— Не знаю. Я даже не знаю, этот проход сейчас действует или нет.

— В каком смысле? Если есть на карте… — начал Андрей.

— В том смысле, что вода может подмывать и менять конфигурацию ходов и выходов в лабиринте, — объяснил Сан Саныч.

— Вот это да!

— И вода — она опасна не сама по себе. Будет прибывать — ребята просто повернут обратно и всё. Но вода, которая находится рядом с боеприпасами… И подмывает площадку… — Сан Саныч не договорил.

Девушки всё ещё не вышли из дома, потому что Катя вдруг захотела есть.

— Одна проблема: когда волнуюсь, я не только хихикаю, я ещё и ем. Учитывая моё интересное положение, за полгода я могу превратиться в Колобка! — пожаловалась она.

— А что, неплохой Колобок получится! — улыбнулась Маша.

— Знаешь, Маша, а ведь ты всё-таки ошиблась со своей интуицией.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что мне необходимо выйти замуж за Алёшу. Вы на меня всем миром навалились, создали какую-то… обречённость, что ли. А я чувствовала в глубине души, что всё изменится.

Маша согласилась с ней:

— Да, ты была права. А я — нет.

— Вот! Хоть раз в жизни я права, а ты нет, — обрадовалась Катя. — Всё! Теперь я обязательно разведусь с Алёшей и буду ждать Костю. Хоть десять лет, но дождусь… Ой, что же я, дура, сказала! Десять лет… Какой ужас… А с другой стороны — лучше десять лет надежды, чем жизнь без любви… Не дай Бог!

Маше всё сказанное не понравилось:

— Катя, не накручивай себя, пожалуйста. А то не возьму тебя с собой.

— Буду я тебя спрашивать, — буркнула Катя.

Маша её обняла:

— У тебя всё будет хорошо, Катюша.

— У тебя тоже, — всхлипнула Катя.

— Нет, мы с Алёшкой всё равно не поженимся, — в ответ всхлипнула Маша.

— С ума сошла? Почему?

— Потому что у меня не будет детей, врач сказал.

— Плюнь этому врачу в глаз! — решительно заявила Катя. — И перестань доказывать миру, что вы с Лёшкой должны быть жертвами! От вашего несчастья другим легче не станет!

В дверь позвонили. Девушки переглянулись. Кто это? Катя открыла и воскликнула радостно:

— Ой, Григорий Тимофеевич! На ловца и зверь бежит.

— Здравствуй! Что значит — на ловца и зверь бежит?

— А мы как раз собирались идти в милицию, — объяснила Катя.

— Нам есть, что вам рассказать, — подхватила Маша. Она протянула следователю Костин телефон.

— Что это? — Буряк ничего не понимал.

— Телефон. Это Костин телефон, Григорий Тимофеевич! — сказала Катя.

— Так, и что?

— А то, что этот телефон оказался у смотрителя маяка Михаила Родя! Того, за которым вы охотитесь!

— Стоп-стоп, не так быстро. Охотятся на зверей, преступников задерживают.

— Не придирайтесь к словам, Григорий Тимофеевич, — надулась Катя.

— Мы и так волнуемся, — добавила Маша.

— С чего вы взяли, что он оказался у смотрителя? Он ведь… у вас в руках.

— Слушайте! — начала рассказывать Катя. — Костя говорил мне, что он потерял мобильник в катакомбах. Мы думаем, что смотритель отобрал у Кости этот телефон.

— А вы-то где его нашли? Телефон? — спросил следователь.

— В аптеке! Я нашла его в аптеке! — объяснила Маша.

— Так, рассказывайте ещё раз и всё по порядку, — попросил следователь.

— Присаживайтесь, пожалуйста, Григорий Тимофеевич! — предложила Катя.

— Спасибо. Итак, давайте разбираться по порядку. Где был Костя в последние дни, и при каких обстоятельствах он мог потерять телефон?

— А… разве он вам не рассказал? — растерялась Катя.

— Я его не видел.

— Странно. Костя говорил, что он пойдёт к вам и во всём признается.

— Признание я от него действительно получил, — подтвердил следователь. — В письменном виде.

— Значит, сам он не успел рассказать… — поняла Катя.

— Не успел или не захотел — в этом мы разберёмся. Скорее всего, второе. Костя побоялся, что я могу остановить их с Алёшей.

— Значит, вы тоже догадались? — спросила Маша.

— О чём?

— О том… что они пошли в катакомбы.

— Да. Но если вы знали об этом, девушки, то почему не предупредили меня по телефону? — нахмурился Буряк.

— Понимаете, мы сами недавно сообразили, куда ребята могут пойти. Нам они ничего не сказали, — ответила Катя.

— Если бы сказали, мы бы их остановили, — добавила Маша.

— Честное слово, — подтвердила Катя.

— Хорошо. Они никого ни о чём не предупредили. Они самовольно пошли в катакомбы. Осталось восстановить всю картину, выяснить их цели и задачи. Вернёмся к телефону.

— Я нашла этот телефон в аптеке, — сказала Маша. — А Костя говорил, что телефон он потерял в катакомбах.

— Машенька, расскажи подробнее о своей находке, — попросил следователь.

— Я зашла в аптеку, чтобы поставить необходимые печати на документах. Увидела телефон на столе. Взяла его, а потом услышала звонок. От Кати.

— А до этого, — перебила её Катя, — с Костиного телефона был звонок, со мной разговаривал мужчина грозным голосом.

— Понятно… Машенька! Вы ведь закрыли аптеку снаружи? — спросил Буряк.

— Конечно. А как я ещё её могла закрыть!

— Значит, смотритель всё ещё там! — обрадовался следователь.

— Конечно! — подтвердила Катя. — Он бы не стал оставлять телефон и убегать! Я же говорила об этом, Маша! Как представлю, Машка, что ты была в одном помещении с опасным преступником! Как будто в клетке с тигром.

— Надо немедленно ехать в аптеку и брать его там. Только позвонить Сан Санычу…

— Сан Санычу? — удивилась Маша.

— Да, разве ты не знаешь, что он вместе с Андреем помогает мне искать смотрителя маяка? — следователь замялся. — Сан Саныч у нас в штабе — ух! Мозговой центр! Эх, некогда уже раззваниваться, бежать надо!

Буряк уже пошёл к выходу, но в это время Костин телефон зазвонил. Следователь взял трубку и услышал Лёвин голос:

— Макарыч, это Лёва!

Костя и Алёша шли дальше в глубь катакомб. Костя, который уже имел опыт хождения по катакомбам, чувствовал себя увереннее, чем брат.

— Костя, мы очень давно идём. Может быть, это какая-то путаница на карте? — заволновался Алёша. — Всё время прямо, прямо, и непонятно, когда конец пути.

— Нет, вряд ли. Не забывай, мы же идём по старой части катакомб.

— Так, значит, над нами уже не город? — понял Алёша.

— Да, наверное. Жаль, с детства не дружил с географией, — посетовал Костя.

— Какая тут география. Темнота, можно запутаться.

— Нас же двое!

— Стоп. Я что-то вижу! — сказал Алёша.

Братья остановились. Алёша нагнулся, чтобы рассмотреть.

— Что это? — спросил Костя.

— Похоже на лаз, — неуверенно произнёс Алёша.

— Куда лаз?

— Ты меня спрашиваешь? — удивился Алёша.

— Спрашиваю, потому что на карте никакой лаз не нарисован.

— Но ты сверься с маршрутом, мы правильно идём?

— Да, — подтвердил Костя, — ни разу не отклонялись от курса.

— Так, может быть, нам сюда? — предположил Алёша.

— Не знаю…

— Мне кажется, этот Сомов не такой простой был мужик. Не стал бы он всё разрисовывать на карте, — предположил Алёша.

— Точно. Он же рисовал её для себя, а не для посторонних.

— Да, а записки он писал тоже для посторонних?

— Он подозревал, что или смотритель, или кто-то ещё пойдёт по его следам, — объяснил Костя.

— Понятно! Запутать следы он не мог, чтобы самому не заблудиться, а вот зашифровать — пожалуйста.

— Значит, про лаз он знал, но не обозначил его специально, — решил Костя.

— Так что будем делать?

— Думаю, надо лезть туда.

Лаз привёл братьев в довольно большую пещеру со сталактитами. По всему диаметру пещеры стояли какие-то ящики, присыпанные песком. Под ногами по-прежнему хлюпала вода.

— Что это?

— Не знаю, Костя. Похоже на склад оружия. Давай поглядим! — Алёша стряхнул с ящика песок и обнаружил надписи на немецком языке: «Асhtung! Асhtung!» и орлов со свастикой.

— Это боеприпасы, — понял Костя, — и кажется, ещё со времён Великой отечественной. Как их много! Понятно, почему именно взрывчатка использовалась всё время для ловушек. Но я даже не подозревал, что её здесь так много.

Братья стали осторожно исследовать склад боеприпасов.

— В этих минах нет записки от Сомова, это точно, — сказал Костя, опасливо разглядывая мины.

— А что делать? Трогать? Не трогать?

— Не знаю. Если честно, мне страшно, — признался Костя.

— Да я тоже… не чувствую себя суперменом.

— Помнишь, как родители нам запрещали в детстве играть в катакомбах?

— Ага, и в школе говорили об этом — что фашисты хотели наш город взорвать, после этого сапёры всё прочёсывали — но, видимо, не до конца… — вспомнил Алёша.

Костя подхватил:

— Мы ещё тогда думали, что это обычные воспитательные страшилки, которые придумывают для того, чтобы мы не баловались и вовремя возвращались домой. Теперь оказывается, что это правда… Подожди, Алёша, не ходи далеко. Я сам посмотрю, может быть, эти штуковины вообще нельзя трогать. Может быть, сам подход к ним заминирован.

— Почему это я должен стоять на месте, а ты смотреть?

— Потому что я старший брат, а ты младший, — назидательно сказал Костя.

— Старая отговорка. Ну, и как ты будешь смотреть.

— Молча!

Костя проверил, не тянутся ли от бомб какие-нибудь ниточки, но ничего не обнаружил:

— Вроде бы всё в порядке. Наверное, Сомов сюда не добрался.

— Не знаю. Не уверен, — сказал Алёша.

— По крайней мере, нам здесь Сомов не оставил ничего.

— Значит, зря мы сюда пролезали? — Алёша даже расстроился.

— Да нет, не зря. Когда выберемся на поверхность, про этот склад надо рассказать.

— Это само собой, — кивнул Алёша. — Надо же, целый склад боеприпасов нашли. Они что, шестьдесят лет здесь пролежали?

— Выходит, что так.

— А как же тогда фашисты смогли всё это складировать, если от города сюда по катакомбам — пилить и пилить?

— Наверное, у них был свойфашистский Сомов, который имел карту, — предположил Костя.

— Или фашистский смотритель маяка.

— Алёшка, не надо так. Я понимаю, что ты на Макарыча зуб точишь. Есть все основания. Но я… я вижу в нём много человеческого.

— Я ничего не говорю. Ты его лучше знаешь.

Вдруг Алёша в ужасе уставился на Костю.

— Алёшка, ты чего? — Костя посмотрел на брата и понял, что он что-то увидел за его спиной.

Костя осторожно обернулся: над ящиком со снарядами висел огромный сталактит, готовый оборваться.

— Что делать? — почему-то шёпотом спросил Костя.

— Давай перенесём ящики в безопасное место, подальше от этих сталактитов.

— Нет, это рискованно. Кроме того, на это уйдёт много времени.

— Но ты же сам сказал, что ничего не заминировано, — напомнил Алёша.

— Я… мог ошибаться. А время? Что-то прогнило, что-то вышло из строя. Это всё-таки взрывчатка, брат. Она может рвануть сама собой. Нет, нет. Нельзя нам так глупо рисковать.

— Но надо же что-то делать!

— Что, что… идти за подмогой, вот что!

— А если рванёт, пока мы будем идти за этой подмогой? — спросил Алёша.

— За столько лет не рвануло, а теперь рванёт?

— Да, именно по закону подлости и рванёт — настаивал Алёша.

— Если учитывать закон подлости, нам вообще нужно лапки сложить и ничего не делать.

— Я как раз и предлагаю что-то делать, — возмутился Алёша.

— Ты предлагаешь грудью броситься на амбразуру, а это глупо, — не соглашался брат.

— Твой вариант не более умный. Зачем мы тогда спускались вниз?

— На разведку. Считай, что мы спускались на разведку. А сейчас должны вернуться за помощью.

— И к нам прислушаются? — с сомнением спросил Алёша.

— К тебе — обязательно, ты же милиционер.

— Да меня разжалуют, как только я вернусь ни с чем! — завёлся Алёша. — Скажут, залез без разрешения!

— Алёшка, я тебя не узнаю. Всегда рассуждал здраво, а теперь… Тебе важно, что попадёт, и не успеешь отличиться? Или то, что мы предупредим людей, а милиция успеет принять меры?

Алёша подумал и согласился:

— Да, ты прав.

— Ну, слава Богу! Хоть когда-то я прав, — обрадовался Костя. — Полезли обратно!

— Стоп, — остановил его Алёша.

— Ну, что ещё?

— А тебя… тебя же сразу в тюрьму посадят? После того письма…

— А я и не рассчитывал, что меня наградят и отправят в круиз.

Самойлов и Буравин ехали в Одессу.

— Борис, тебе удобно? — спросил Буравин, поправляя на Самойлове плед.

— Ты будешь моей сиделкой, да? — поинтересовался Самойлов.

— Вообще-то я не сиделка! Я по-дружески решил тебе помочь.

— Что ты из себя благородного разыгрываешь? Полины нет рядом! Можешь расслабиться и снять маску, — завёлся Самойлов. — У тебя есть дела и поважнее, чем слепого инвалида сопровождать. Ты же тендер выиграл.

Буравин молчал. Тогда Самойлов обратился к шофёру:

— Эй, приятель, останови! Ему надо выйти! Шофёр обернулся.

— Шутит он, шутит! — сказал Буравин. — Я выходить не собираюсь. Знаешь, Борис, что бы ты ни говорил, как бы меня ни ругал и в чём бы ни обвинял, я поеду с тобой.

Какое-то время они ехали молча. Потом Буравин сказал:

— Если тебе важно знать про тендер, то я его не выиграл.

— Да, не выиграл… А кто?

— Пока никто.

— Может быть, ты сам отказался от победы? — предположил Самойлов.

— Может быть.

— Уж, не из-за меня ли, Витя? Ты уже слишком заигрался в благородство. Дурак ты, Витя, вот что я скажу. Я бы на твоём месте обязательно воспользовался ситуацией.

— Да, считай, я — дурак. Если тебе так легче, — согласился Буравин.

— Хотя я теперь понимаю, что от этого «большого ума» мне самому тошно. Знаешь, Виктор, о чём я мечтал? Заработать много денег, чтобы вы все приползли ко мне просить помощи. А я бы всем великодушно помогал и смотрел на ваши унижения. А потом бы я уехал из этого города к чёртовой матери! Чтобы глаза мои вас больше не видели. И мечта почти сбылась. Вы все пришли, около меня крутитесь. И мои глаза вас не видят… Только все помогают мне, а не наоборот.

— Борис, я не советую тебе сейчас заниматься самоуничижением. Настраивайся лучше на лечение.

— Да, конечно, — с горечью ответил Самойлов.

— Всё у тебя ещё будет: и зрение, и деньги. Лучше верить в будущее, чем посыпать голову пеплом.

— Твоё последнее замечание хорошо звучит, особенно после пожара.

— Извини. Но вот что я тебе скажу, положа руку на сердце: я ничем не лучше тебя.

— Ты имеешь в виду Полину?

— Да, — кивнул Буравин.

— Я думаю, начало этой истории положил я сам. Это ведь я первый увёл её у тебя. Ещё 25 лет назад.

— Борис, давай не будем больше ворошить прошлое и подумаем о настоящем.

— А то, что я на тебя с ножом бросился? Забудешь? Я же тебя убить хотел! — признался Самойлов.

— Я тоже хорош, сам тебя спровоцировал. Борис, послушай! Я хочу тебе предложить более конструктивную тему для разговора.

— Ну, предложи.

— Надо объединить наши фирмы. И тогда заказ точно достанется нам.

Самойлов мрачно заметил:

— Какой это конструктив!

— Борис, мы ещё очень многое сможем сделать для нашего города.

— Витя, посмотри на меня. Какой из меня теперь коммерсант. Я же стакан воды не могу себе самостоятельно налить! Не валяй дурака, иди к Кириллу, бери заказ и действуй один.

— Не отчаивайся, тебя же в Одессе такой специалист оперировать будет!

— Какой, такой специалист? — поинтересовался Самойлов.

— Самый лучший. Боря, к тебе обязательно вернётся зрение!

— Свежо предание, да верится с трудом. Вряд ли мне кто-нибудь или что-нибудь поможет.

Услышав в трубке Лёвин голос, следователь на секунду опешил, но сразу же сориентировался и, стараясь говорить с хрипотой, как смотритель, ответил:

— Алло, алло…

— Всё, Михаил Макарыч, я выполнил условия договора и передал пацанам всё, что ты хотел, — доложил Лёва.

— Точно? — переспросил следователь.

— Как в аптеке… Ха-ха, не обижайся за намёк, — хохотнул Лёва.

— Перечисли, а то знаю я тебя!

— Обижаешь. Пистолет, джип, миноискатель, экипировка для поисков под землёй. Всё, как ты заказывал, шеф.

— Давно отпустил пацанов?

— Да только что…

— И куда?

— Как куда? К тебе в аптеку! Жди! Так что всё Макарыч, я перед тобой чист……

— А откуда ты звонишь? — продолжал задавать вопросы следователь.

— Как откуда? — удивился Лёва. — Ну и вопросики у тебя. Ничего не понимаю. Из ресторана звоню. Всё, Макарыч, это было последнее наше совместное дело, я выхожу из игры.

— Нет, Лёва, ты уж, пожалуйста, сиди и жди, — приказал следователь.

— Да чего ещё-то ждать? — не понял Лёва.

— Сиди на месте и жди моего звонка. А не послушаешься — грохну, — последняя фраза особенно удалась следователю — не отличишь от смотрителя!

— Ага, конечно, — сказал Лёва.

Следователь закончил разговор и посмотрел на обомлевших от удивления девушек.

— Иногда сыщику приходится работать пародистом, — объяснил он Кате и Маше и направился к двери.

— Вы куда, Григорий Тимофеевич? — поинтересовалась Маша.

— Ловить преступника! — ответил на ходу Буряк.

Лёва положил трубку и сказал обиженно:

— Ну что он всё заладил — грохну да грохну. У меня и так нервы ни к чёрту!

Лёва положил на стол чемодан, раскрыл его, полюбовался на аккуратно уложенные пачки денег и задумчиво произнёс:

— Теперь уже точно пора сваливать.

Лёвины приятели подъехали к аптеке, подёргали дверь и обнаружили, что она закрыта.

— Ну, и где Маяк? — спросил один из них. — Свалил, что ли?

— Перетрухал, не дождался… — добавил другой.

Тут из-за двери донёсся голос смотрителя:

— Я сейчас вам покажу Маяка! Сами вы перетрухали! Давайте, открывайте быстрей!

— Слышь, Макарыч, а ты чё, закрылся?

— Идиоты. Как я могу сам закрыться?

— А чё делать-то?

Смотритель стал командовать:

— Так, ребята, слушайте мою команду. Нужно вышибить эту дверь… У вас трос в машине есть?

К двери привязали один конец троса, к машине — другой, смотритель снова оказался на свободе. Едва они отъехали от аптеки, у выломанной двери затормозила машина следователя. Увидев, что дверь взломана, Буряк всё понял. Он огляделся по сторонам и увидел, что неподалёку остановились две патрульные машины. Он подбежал к ним:

— Ребята, ребята! Надо ехать, срочно! — сказал он, показывая удостоверение. — Надо брать преступника! Не получилось взять одного, сейчас быстро возьмём другого, — сам себе сказал следователь.

— Так куда едем-то? — поинтересовался милиционер.

— К ресторану «Эдельвейс»! Быстро!

Проводив Буряка, Катя и Маша снова озаботились судьбой своих любимых:

— И как мы можем им помочь? Алёше и Косте? — спросила Катя.

— Не знаю. Но я подумала, что я, наверное, должна идти в аптеку, — решила Маша.

— Зачем? Туда поехал Григорий Тимофеевич!

— Но я отвечаю за помещение, за имущество.

— Брось. Раз милиция взяла это под свой контроль, можно не беспокоиться. Ты что, Григорию Тимофеевичу не доверяешь?

— Доверяю. Но всё равно не могу сидеть на месте, — призналась Маша. — Не в аптеку, так в больницу надо идти к главврачу. Мне перед ним всё равно нужно отчитаться.

— Давай я тебя провожу. А то мне тоже дома не сидится.

— А может быть, заодно навестишь врачей? Тебе, Катя, нужно провериться. Ведь после выписки ты ни разу не заглянула в своё отделение! Это очень легкомысленно!

— Ох, Маша, что ты меня воспитываешь, — обиделась Катя.

— Разве я говорю что-то не то?

— То. Но немного занудно. Ты уж извини.

Девушки пошли в больницу, Маша — к Павлу Фёдоровичу, Катя — к гинекологу.

Павел Фёдорович посмотрел документы, на которые Маша поставила печати, и похвалил её:

— Да, всё правильно, Машенька, молодец. Судя по перечню лекарств, которые почему-то не были проданы предыдущим владельцем, выбор для нашей больницы здесь вполне приличный.

— И я могу сформировать следующий заказ, чтобы закупить лекарства для всех отделений, — предложила Маша.

— А я и не знал, что вы так быстро начнёте расти, — улыбнулся Павел Фёдорович.

— Я стараюсь, — сказала Маша.

Катя волновалась, всё ли у неё хорошо. Но гинеколог её успокоила:

— Выглядите вы, Буравина, хорошо. Так стремительно идёте на поправку!

— Я не только выгляжу, я и чувствую себя замечательно, — сообщила Катя.

— Даже не верится, что были здесь пациенткой, о которой беспокоился весь персонал. Сразу видно — дом, покой, любящий муж рядом. Так ведь?

— Да, муж вернулся.

— Как вернулся? Он что — куда-то уезжал?

— Да, в командировку.

— Когда успел? Вы же с ним недавно поженились.

— А, так это не тот муж! — беспечно сказала Катя. — Он просто отец ребёнка! А приехал сейчас другой муж — любимый.

И врач, и медсестра изумлённо уставились на Катю. Но она даже не заметила их удивлённых взглядов.

— Ладно, всего хорошего, я пойду! — сказала она и вышла.

— Я знала, что у беременных женщин слегка мутится рассудок, но не до такой же степени! — заметила гинеколог.

— Ага, кому-то по два мужа достаётся, а кому-то шиш, — грустно заметила медсестра.

Катя нашла Машу и поинтересовалась:

— Ну что, ты справилась со своими срочными делами?

— Да, а ты? Что тебе врач сказал?

— Что всё в полном порядке.

— Вот и замечательно.

— Но я так не чувствую. Мне кажется, что я умру с голоду, если в ближайшее время чего-нибудь не съем! — сообщила Катя.

— Боже мой! Ты совсем не думаешь о своём питании! — всплеснула руками Маша.

— Я думаю, но… мне так лень готовить. Может быть, пойдём куда-нибудь в кафе?

— Лучше пойдем со мной. Я тебе приготовлю домашнего, горячего.

— А ты умеешь? — засомневалась Катя.

— Конечно. И очень вкусно. Пойдём к моей бабушке, там всё есть для быстрого супа.

— Хорошо, — кивнула Катя. — И ещё поболтаем.

— Обязательно.

И они направились варить «быстрый суп», беседуя, как давние подруги.

Таисия вышла из старенького автобуса, огляделась и увидела табличку «Лихоборы». Она посмотрела на адрес, записанный на клочке бумаги, и пошла по селу, ища нужный дом. Найдя его, она постучала в калитку, но никто не ответил. Таисия присмотрелась и увидела, что на двери дома висит замок. Она немного растерялась. В это время из соседнего дома вышла соседка.

— Эй, дамочка, вы кого-то искали? — окликнула она Таисию.

— Да, искала! Это улица Первомайская, дом одиннадцать?

— Да, правильно.

— Скажите, здесь живёт гражданка Задерейчук?

— Нет, никакая Задерейчук здесь не живёт, — ответила соседка.

— Но как же… — огорчилась Таисия. — Адрес правильный.

— Да, правильный. И никогда не жила здесь Задерейчук. По крайней мере, последние пятнадцать лет, — рассказала соседка.

— Тогда кто здесь живёт?

— А вы что, не знаете, к кому приехали? Здесь живёт знаменитая целительница Семенова.

— Значит, я что-то перепутала, — Таисия совсем растерялась.

— Ну, бывает.

— Придётся ехать обратно.

— А куда ты теперь поедешь? Ты не местная, автобуса сегодня из деревни уже не будет, — сообщила соседка.

— Даже не знаю, что делать, — Таисия совсем сникла.

— Знаешь что, милая, я тебе предлагаю переночевать у меня. Не бойся, я тебя не съем. И я тебя не боюсь, вижу, что женщина ты нормальная.

— Да неудобно, что вы… — попыталась возразить Таисия.

— Неудобно спать на потолке. Одеяло падает. Но под открытым небом ты же не останешься, верно? — спросила соседка.

— Но пускать чужого человека в дом…

— Это у вас в городе так не принято. А у нас люди хорошие, душевные. Тем более, никаких гостиниц тут тоже нет.

— Даже не знаю, что сказать, — вздохнула Таисия.

— Спасибо скажешь, больше говорить нечего. К Захаровне люди приезжают, в её горнице останавливаются. А когда места не хватает, у меня квартируются. Не стесняйся, дело житейское. Я ж понимаю, что если ты, милая, приехала по этому адресу, то, наверное, больная.

— Да нет, я здорова. Только проблема есть… — призналась Таисия.

— К Захаровне с проблемами все приезжают. Беспроблемные дома сидят.

И Таисия приняла приглашение. С трудом она дозвонилась к Кириллу. Тот чувствовал себя виноватым:

— Таечка, здравствуй! Как ты там одна? Не сердишься, что я не смог с тобой поехать?

— Нет, Кирилл, всё нормально. Меня напоили, накормили, и спать обещают уложить. Только связь здесь плохая, и я не могу до Кати дозвониться. Как она — ты её не навещал?

— Нет, пока времени не было. Я весь в работе.

— Всё с тобой ясно, — вздохнула Таисия.

— Но я обязательно сделаю это в ближайшее время! Просто сейчас я впервые почувствовал себя по-настоящему нужным на своём месте! И это не карьеризм, это совсем другое.

— Желаю тебе удачи! И себе — тоже. Я ведь с этой то ли акушеркой, то ли целительницей ещё не виделась, она куда-то уехала. Так что придётся ждать.

— Милая, не отчаивайся. У нас всё получится, вот увидишь, — подбодрил её Кирилл.

Смотритель получил всё, что ему было необходимо. Он переоделся и экипировался по полной программе и в сопровождении Лёвиных приятелей пришёл к одному из входов в катакомбы.

— Ну, всё, пацаны, спасибо! — сказал он, проверяя на всякий случай пистолет.

— Может, это самое… возьмёшь нас с собой? Мы с этой жабой Лёвой уже не хотим связываться.

— Нет, парни, пока не возьму, не расстраивайтесь. Вы мне ещё пригодитесь, но позже. Так что тачку держите в условленном месте. А сейчас идите по домам. Я ещё вам деньжат подкину. Но тоже позже. Эта жаба Лёва с вами хоть рассчитался?

— Да, на первое время хватит.

— Ладно, берегите печень, нас ждут великие дела, — смотритель прощально махнул рукой и скрылся в катакомбах.

Он довольно быстро добрался до того места, где недавно побывали Костя и Алёша. Смотритель посмотрел на ржавую стрелу, которая чуть не убила его, и на следы, оставленные братьями.

— Ага, Костя, ты здесь был. А ещё обещал, стервец, что не воспользуешься картой! — пробурчал смотритель.

Он достал из своего нового дорожного рюкзака самодельную мину, завёрнутую в тряпки. Аккуратно развернул, поставил на каменный приступок около стены и стал подсоединять проводки.

Лёва вышел из своего ресторана с чемоданом в руках. Рядом с «Эдельвейсом» сидел юный музыкант и вдохновенно играл на саксофоне. Около него стоял открытый саквояж, в котором сиротливо лежала пара монет. Рядом табличка: «Хочу учиться в консерватории. Зарабатываю на билет». Лёва поравнялся с ним и вдруг увидел милицейскую машину.

— Эй, музыкант! Подержи чемоданчик минут десять! — попросил он и, не дожидаясь ответа, поставил около саксофониста свой чемодан. Парень меланхолично глянул на чемодан, продолжая играть. А вот Лёва повёл себя странно: он побежал, причём очень быстро.

— Стой, стой! Стрелять буду! — закричал выскочивший из машины следователь, преследуя Лёву. К погоне подключились другие милиционеры. Через несколько минут Лёва был уже связан, и его затолкали в машину.

Юный саксофонист продолжал играть, пока машина не уехала. Потом мальчик с грустью посмотрел на монетки в своём саквояже, осторожно потрогал Лёвин чемодан. Написав на обратной стороне своей таблички: «Буду завтра на этом же месте», он забрал свой саквояж и Лёвин чемодан и поплёлся домой.

Братья Самойловы всё ещё были в сталактитовой пещере, начинённой боеприпасами. Под ногами у них хлюпала вода, нижний ряд ящиков был залит водой.

— Немедленно возвращаемся! — повторил Костя.

Но только они двинулись к выходу, как огромный сталактит сорвался с потолка и полетел вниз на ящики. Браться замерли, но взрыва не последовало.

— А если бы на голову? — спросил Алёша.

— А если бы взорвалось? — добавил Костя.

Они подошли к пострадавшему ящику.

— Его трудно сдвинуть с места, — сказал Костя.

— А надо? — заволновался Алёша. — Ты сам говорил, что без помощи нам не обойтись.

— А ты говорил, что нельзя уходить, пока мы не совершим подвиг, — с издёвкой напомнил Костя, — нужно обезопасить хотя бы один участок. Смотри — вся эта гроздь висит на волоске…

— …значит, на волоске висит наша жизнь, — добавил Алёша.

— Не только наша, Алёшка.

— Да что это я разнылся, — стал сам себя подбадривать Алёша. — Давай поднажмём.

Братья взяли ящик с двух сторон и, вопреки ожиданиям, очень легко сдвинули его с места.

— Подозрительно лёгкий, — заметил Костя. — На боеприпасы не похоже. Там что-то другое.

Алёшу осенило:

— Костя! Если мы правильно шли по карте, не отклонялись от курса, может быть, в этом ящике то, что мы ищем?

— Ты думаешь, Сомов спрятал клад здесь?

— А почему бы и нет? Весьма остроумное решение.

— Да уж, профессор Сомов был большой шутник, — согласился Костя. — Судя по отзывам очевидцев.

— А если клад, то почему он лёгкий? Что там должно быть в этом кладе?

— Я не знаю. Старинные монеты, оружие антикварное, может быть, золото, — предположил Костя.

— Так давай посмотрим!

— Давай…

Братья попытались открыть ящик. Крышка поддалась. Под ней оказались упакованные бумажные свитки.

— Что это? — спросил Алёша. — Может быть, какие-то военные документы?

— Нет, вряд ли. Кто станет хранить документы в ящике из-под боеприпасов! — возразил Костя.

Алёша достал один свиток, сдул с него пыль:

— Может быть, это очень важные документы, смотри, как упакованы! Целый архив документов, судя по всему!

— Давай распечатаем, — предложил Костя.

— Но это не опасно?

— Это — точно нет. Хотя с одним таким бумажным документом я чуть на тот свет не отправился от страха, — сказал Костя, вспоминая, как он развернул листок, якобы исписанный ядовитыми чернилами.

— А теперь не боишься отравленных чернил? — спросил Алёша.

— Я теперь только чёрта лысого боюсь. Но бумажные рулоны — не бутылка, джин из них не вылетит!

Костя развернул один список. На нём оказались старинные письмена, арабская вязь.

— Ух ты, — воскликнул Алёша. — Видела бы наша мама!

— Так вот мы в кого — охотники за сокровищами, — заметил Костя.

— Думаю, у нас оба родителя — охотники за приключениями.

— Да, дети не могли получиться другими! — согласился Костя. — Сколько же этим бумажкам лет?

— Нет, первый вопрос: откуда они здесь взялись, — уточнил Алёша.

— А я уже догадался, откуда они здесь взялись. Это, Алёшенька, и есть бесценные сокровища Сомова.

— Что? — удивился Алёша. — Ты же говорил — золото, оружие, монеты…

— Я говорил — не знаю! Не знаю! — засмеялся Костя.

— Почему ты смеёшься? Костя! Эти свитки не представляют практической ценности… Это находка для музея.

— Точно! Для музея — это роскошный подарок. Думаю, мама нас похвалит, — продолжал смеяться Костя.

— Не понимаю, почему ты смеёшься. И не понимаю, почему смотритель гонялся за этими свитками. Ему-то они зачем?

— А затем, что наш бедный Михаил Макарович Родь вряд ли представлял точно, что здесь спрятано. Он знал, что Сомов схоронил в глубине катакомб какие-то ценности. Остальное придумал сам.

Алёша призадумался:

— Придумал сам, верил в это много лет, а потом шёл сюда с упорством маньяка.

Костя нахмурился, вспомнив, как он ходил со смотрителем по катакомбам:

— Ну, положим, он не единственный маньяк к команде бродяг по подземелью.

— Ты имеешь в виду самого Сомова? Странный тип. Раз учёный — надо было не прятать находки, а предъявлять их общественности.

— Я говорю и о себе тоже, — вздохнул Костя. — Золотая лихорадка, брат, это такая болезнь, которой заболеваешь вне зависимости — есть золото или его нет. И я чувствую себя ничем не лучше смотрителя маяка.

— Не наговаривай на себя, — попросил Алёша.

Но Косте хотелось высказаться до конца:

— Брат, дай сказать! Мне необходимо высказаться, понимаешь? Макарыч всю жизнь как Кощей над златом чах, гонялся за мифическими драгоценностями. Он не наслаждался жизнью, той, которая была вокруг. Он как будто всё время готовился к другой, лучшей жизни. И знаешь, что я только сейчас понял? Мы с ним очень похожи. У меня тоже были иллюзии, что я могу быстро разбогатеть. Нашёл клад — раз, и в дамки. Продал антиквариат — и решил все проблемы.

— Ладно, не казни себя. Ты ведь сам говорил, что авантюризм и охота за приключениями — это наше семейное, — попытался пошутить Алёша.

— Только в нашей семье никто так не заигрывался, как я, — грустно заметил Костя.

— Ты на себя наговариваешь.

— Просто ты ещё не знаешь, брат, всех тёмных сторон моего характера. Но, я думаю, пора тебе рассказать о многом.

Алёше хотелось поскорее выбраться из катакомб:

— Извини, Костя, но если ты решил казнить себя, то выбрал не самый лучший момент. Смотри — вокруг всё-таки боеприпасы. Не во всех же ящиках лежат старинные свитки! Иначе это была бы мировая сокровищница пропавших цивилизаций. Всех вместе взятых.

Братья засмеялись, и тут же упал ещё один сталактит.

— Надо выбираться наружу, идти за подмогой, — шёпотом, опасливо поглядывая на сталактиты, сказал Алёша. — Никто наверху не знает, какой здесь склад, и какой здесь клад.

— А мы им откроем глаза и на то, и на другое, — подхватил Костя тоже шёпотом.

Братья упаковали свитки в рюкзак и собрались идти обратно.

Пока братья беседовали, смотритель уверенно двигался по их следу.

— Теперь, Костик, мне и карты не нужно, так ты здорово натоптал! Ну, берегись, Самойлов, если я тебя найду, я тебе такую Агату Кристи устрою! — пригрозил он.

Костя с Алёшей выбрались через лаз из пещеры и остановились перевести дух.

— Знаешь, Лёшка, мне теперь и стыдно, и смешно, — признался Костя. — Стыдно за все иллюзии, за все дурацкие мечты. И смешно, потому что сейчас они кажутся такими наивными и глупыми.

— Но ты ведь старался для Кати? — спросил Алёша.

— Нет, я старался себя убедить, что я стараюсь для Кати. На самом деле, я был одержим. Идея разбогатеть, утереть всем нос, купить любовь и уважение — вот о чём я думал. Я принял позу обиженного и носился со своей обидой, как дурень с писаной торбой. А с Катей я вообще вёл себя ужасно.

— Но вы же помирились.

— Да, помирились. Но я не могу забыть, что из-за моей грубости Катерина попала в больницу!

Смотритель дошёл до места, которое было недалеко от лаза, и услышал голоса. Он стал прислушиваться.

— Несмотря на то, что мы помирились с Катей, на душе всё равно осадок, — говорил Костя.

— Растворится, не переживай.

— Не уверен. Я вёл себя безобразно, как собственник. Я ещё не был богат, а уже чувствовал себя хозяином жизни, который может вести себя нагло с близкими людьми. Я накричал на Катю и унизил её, предложил избавиться от ребёнка! — у Кости перехватило дыхание.

Алёша внимательно посмотрел на брата и сказал:

— Ты сильно изменился, я в этом уверен.

— Если честно, то был момент, когда я чётко понял, что в жизни есть другие ценности, — признался Костя.

Смотритель внимательно слушал их беседу.

— Может быть, скажешь, что это был за момент?

— Совсем недавно. Здесь, в катакомбах. Когда упала граната. Я тогда подумал — всё, до свидания! Нет, не так. Подумалось: и это всё? И так обидно стало…

— Брат, я даже не представляю, что тебе довелось пережить!

— Ты ещё не всё обо мне знаешь, — мрачно сказал Костя. — Узнаешь, и передумаешь сочувствовать!

— Хорошо, не буду сочувствовать. А ты расскажешь сам, когда захочешь.

— Уже захотел. Понимаешь, в момент, когда готовишься к смерти, проносится перед глазами… нет, не вся жизнь. Вернее, не та жизнь, которая идёт потоком. А только самые важные моменты. Горькие, противные… Моменты, за которые стыдно. Я теперь понимаю, что такое страшный суд. Это совесть.

Услышав Костины слова о страшном суде, смотритель не выдержал и расхохотался. Дьявольские раскаты смеха заставили братьев вздрогнуть.

— Кто это? — спросил Алёша.

— Смотритель, — узнал Костя.

— Да нет, вряд ли. Насколько я знаю, смотритель на поверхности, — сообщил Алёша.

— Кто сказал?

— Буряк так говорил.

— Тогда кто это? Галлюцинация?

— Нет, братишка. Это не галлюцинация. Это спасатели. Они пришли за нами, ищут нас…

И братья закричали хором:

— Мы здесь! Мы здесь!

Смотритель слушал их и улыбался.

Маша принялась готовить для Кати обед.

— Может быть, тебе помочь? — для приличия спросила Катя.

— Нет, нет, сиди! Я одна быстрее справлюсь.

— Хорошо, Только дай быстренько один кусочек, — попросила Катя. — А то я умру.

— На, не умирай, — протянула ей бутерброд Маша. — Я уже устала тебя спасать!

— Да, бедненькая! Пришлось тебе из-за меня помучиться, — сказала Катя, откусывая кусок побольше.

— Ничего. Только впредь, пожалуйста, береги себя. Следи за тем, чтобы двигаться достаточно, быть на свежем воздухе, питаться полноценно.

— Ты так рассуждаешь, как будто всю жизнь только и делала, что за кем-то ухаживала.

— Так оно и было. Пока я была маленькая, бабушка ухаживала за мной. А потом я подросла и увидела, что бабушка уже пожилая, не очень здоровая. Ну и стала ухаживать за ней. Но потом бабушка воспрянула духом и… вышла замуж за Сан Саныча!

— А вот интересно, почему ты называешь Зинаиду Степановну бабушкой? Она ведь не родная тебе, так?

Маша пожала плечами.

— Конечно, мне как приёмному ребёнку положено было бы называть бабу Зину мамой. Но по возрасту она мне скорее бабушкой приходится. Но это неважно! Всё равно она мне самый близкий и родной человек!

— Маша, ты извини, что я спрашиваю. И не отвечай, если тебе это неприятно. Но… ты знаешь что-нибудь о своих родителях?

Маша грустно покачала головой и налила в тарелку суп.

— Вот, всё готово, — сказала она, пододвигая тарелку к Кате.

— А добавка будет?

— Ты ещё этого не съела.

— Я уже заранее записываюсь, — засмеялась Катя. — Маш, вот ты привыкла о других заботиться. И поэтому ты решила стать врачом?

— Да, наверное. В этом году я уже опоздала к началу учёбы, но на следующий год обязательно буду учиться.

— Но, там же надо… — Катя поморщилась, — крыс резать скальпелем.

Маша вздрогнула:

— Катя, фу! Что ты за столом говоришь!

— Вот видишь, вот видишь! Тебе страшно! А каким же ты врачом тогда будешь, если мышек резать боишься?

— Ты уж извини, но это не застольная тема, Катюша.

— Опять я невпопад! Просто, Маша, я пытаюсь отвлечь себя и тебя от мыслей о ребятах.

— Я понимаю. Хотя не получается — всё время думаю о том, как они.

— А ничего не чувствуешь? — поинтересовалась Катя, рассчитывая на Машины способности.

Маша покачала головой:

— Нет, ничего.

— Странный у тебя дар, честное слово, — заметила Катя. — Никакой логике не поддаётся.

Маша вспомнила легенду и сказала:

— Логика есть, к сожалению. И эта логика была ещё тысячу лет назад описана в одной легенде. Только я не понимаю, почему моя судьба так слепо повторяет несчастливую судьбу какой-то древней принцессы?

— Может быть, это самовнушение? — предположила Катя.

— Увы, это судьба.

Катя с удовольствием доела суп.

— Вкусно! — похвалила она. — Всё в тебе хорошо, Маша, и готовишь ты замечательно. Всё, кроме одного.

— Кроме чего?

— Ты фаталистка! Нельзя уповать только на судьбу — якобы заранее судьба распорядилась твоей жизнью. Ерунда! А сама-то ты что?

— Сама я сейчас думаю, как помочь ребятам.

— Так и думай вслух. Я уже не такая голодная, соображать могу. Одна голова хорошо, а вторая — лучше.

Маша засмеялась:

— Почему это вторая лучше? Не вторая лучше, а две лучше!

— Нет, вторая лучше. Потому что первая голова — моя, — объяснила Катя.

А к дому от автобусной остановки уже шли Зинаида и Захаровна. Захаровна оглядывала окрестности и ахала:

— Надо же, как город-то изменился!

— Ты бы ещё через пятьдесят лет приехала! — усмехнулась Зинаида.

— Не говори! Если бы не ты, Зина, я бы никогда не решилась вернуться. Мне кажется, что город, из которого я уехала много лет назад, превратился в призрак. И этот призрак существует только в моих снах. И вот эти улицы, дома, тротуары — это какой-то другой город, незнакомый…

— Ничего, проснёшься! — прервала её Зинаида. — Сходишь на море, к дольменам…

— А к дольменам мне и хочется сходить, и страшно, — призналась Захаровна.

— Почему страшно-то? Они в людном месте, сходишь днём. Памятник, можно сказать, общенародный.

— Поверь мне, как целительнице со стажем. Это не просто памятник. Дольмены, Зина, — это точка силы, как говорят шаманы.

— Ну, пусть точка силы. Что ж плохого? — не поняла Зинаида.

— Дольмены могут, как наградить силой, так и отобрать её, — объяснила Захаровна.

— Вот сходишь и посмотришь, как повернётся, — сказала Зинаида, открывая калитку.

— Зина, а ничего, что ты своего Сан Саныча не предупредила о приезде?

— Ничего. Будет для него сюрприз.

— Но всё-таки как-то неожиданно…

— А если ты на что намекаешь, так это зря. Сан Саныч — исключительно порядочный мужчина.

Захаровна хорошо знала мужчин.

— В таком возрасте, конечно, только порядочность и остаётся, — усмехнулась она.

— Ладно, ты помолчи. И вообще, Саныч всегда таким был. Вот увидишь — он сейчас дома, сидит и ждёт меня, — уверенно сказала Зинаида.

Каково же было её удивление, когда она вошла в дом и увидела Катю и Машу!

— Здравствуйте, Зинаида Степановна! — голосом примерной школьницы поздоровалась Катя.

— Здравствуй, Машенька! — сказала Кате Захаровна. — Какая у тебя внучка вежливая, на вы тебя называет!

Зинаида насторожилась:

— Да, я чувствую, что во время моего отъезда здесь многое изменилось, — заметила она.

— Бабушка, проходи, пожалуйста. Горячий обед готов. И вы проходите… — пригласила всех Маша.

— Антонина Захаровна, — представилась гостья.

— Маша, очень приятно.

— Катя, — тихо сказала Катя, опасливо поглядывая на Зинаиду.

— А, так это ты — Машенька! — поняла Захаровна.

— Да, это внучка моя, Машенька, — подтвердила Зинаида. — А это её… её знакомая.

Маша улыбнулась и поправила:

— Подруга.

— А где Сан Саныч? — строго спросила Зинаида. — Почему его нет дома?

Маша принялась рассказывать:

— Ой, бабушка, здесь столько новостей! Столько важных событий, не знаю, как в двух словах тебе рассказать.

— Да погоди ты про важные события. Я тебя про Саныча спрашиваю.

— Так он же… участник. Можно сказать, центральная фигура этих самых событий.

Зинаида схватилась за сердце:

— Ой, опять полез куда-то?

— Нет-нет-нет. Но он… главная фигура в штабе. Мозговой центр.

— Что ты говоришь, Маша, я не понимаю! В каком штабе? Что за тимуровская команда?

— …А пока он в штабе, мы с Катей здесь обедаем Катина мама в отъезде, вот Катя и пришла сюда, поесть домашнего.

— Маша, Маша! Ты мне не рассказываешь, а зубы заговариваешь! Сядь-ка, не мельтеши. И давай всё по порядку докладывай. И когда это вы, девушки, сдружиться успели? Что-то раньше я не замечала у вас взаимной симпатии.

— Так общие беды и переживания роднят. Мы с Катей сейчас очень беспокоимся об Алёше и Косте, — объяснила Маша.

— Самойловых? И что опять эти добры молодцы натворили?

— Они решили самостоятельно найти и обезвредить опасного преступника, бывшего смотрителя маяка по фамилии Родь.

— С чего бы это? Вроде взрослые парни, а всё в казаков-разбойников играют, — не одобрила поступок братьев Зинаида.

— Да не играют они, бабушка. Лёша теперь — сотрудник милиции, он там стажируется. А Костя знает про смотрителя то, чего не знают другие.

Зинаиде всё это не понравилось:

— Да, девоньки, отхватили вы себе женихов… Значит, и Саныч тоже в штабе по этому вопросу заседает?

— Да, бабушка, он помогает смотрителя искать.

— Вот и оставляй вас одних! Вернётся — получит от меня на орехи, — пообещала Зинаида.

— Зря вы так, — вступилась за Сан Саныча Катя. — Он же городу помочь хочет. Понимаете, пока смотритель на свободе, мы все в опасности.

— Слышать больше ничего про вашего смотрителя не хочу! Можно подумать, у меня своих проблем не хватает! Стоило на неделю уехать, как в моём доме уже непонятно кто хозяйничает.

Зинаида бросила недовольный взгляд на Катю.

— Бабуля, Катя пришла по моему приглашению.

— Я хоть и взрослая, а готовить совершенно не умею. Как мама уехала, так и сижу голодная, — призналась Катя.

— А куда она у тебя уехала-то? — заинтересовалась Зинаида.

— Точно не знаю. Сказала, дело у неё важное.

— Как же это мать тебя бросила и даже не сказала, куда уезжает?

— Так я уже большая девочка, опекать меня не нужно. Тем более, что после развода с отцом у неё появилась личная жизнь.

Зинаида внимательно посмотрела на Катю:

— Похоже, в твоей жизни тоже скоро будет много нового. Ты ведь беременна?

— И срок уже недель 11 — 12, верно? — спросила Захаровна.

— Да, а как вы догадались? — удивилась Катя.

— Так у меня взгляд намётанный, — улыбнулась Захаровна. — А муж у тебя, Катенька, есть?

— Есть. Катя вышла замуж за моего бывшего жениха, — ответила за Катю Маша.

— За Лёшку? — изумилась Зинаида. — Час от часу не легче! Раз в жизни уехала из дома, а вы тут натворили делов! Маша, да что же это такое?

— Бабуль, так было нужно. Я потом тебе всё объясню.

Зинаида изумлённо смотрела то на Машу, то на Катю, но девушки были невозмутимы. Вдруг у Кати зазвонил мобильный телефон.

— Мама! Алло, мамочка, здравствуй! Алло, я тебя не слышу! Ну вот, связь оборвалась, — огорчилась Катя.

— А ты ей перезвони, — посоветовала Маша.

— Пробовала. Только бесполезно это. Не знаю, в какую Тмутаракань она уехала, только мобильная связь там работает из рук вон.

Телефон зазвонил снова.

— Мама, наконец-то я тебя слышу! А то всё связь прерывалась. Я уж думала, не случилось ли чего?

— Нет, со мной всё в порядке. А ты как? — спросила Таисия.

— Лучше всех. Сижу в хорошей компании и ем вкусный обед. Только по тебе скучаю. Возвращайся скорее.

— Катюша, возможно, мне придётся задержаться дольше, чем я планировала. Просто человек, который мне нужен, куда-то уехал. Вот дождусь его — и сразу домой.

— Приезжай, я тебя очень жду! Алло, мама! Мама! Опять связь оборвалась. Мама только и успела сказать, что приедет нескоро.

— Неужели так и не рассказала, куда уехала? — спросила Зинаида.

— Нет, молчит, как партизан. Знаю только, что она кого-то разыскивает. А кого и зачем — понятия не имею.

Захаровна всё приглядывалась к девушкам. Наконец, Катя не выдержала и спросила:

— Что-то не так?

— Да вот смотрю я на вас, милые мои, и удивляюсь. Вы же по сути соперницы — одна у другой жениха увела. А раздора никакого между вами нет.

— Я же говорила тебе, что моя Маша — девушка очень необычная, — вздохнула Зинаида.

— Теперь я и сама это вижу. Другая бы на её месте Кате глаза выцарапала, а она ужин ей готовит! Словно лучшая подруга.

— Так Маша для меня и есть лучшая подруга. А муж — он фиктивный, — сообщила Катя.

— Так зачем же ты за него замуж выходила?

— Обстоятельства так сложились. Но теперь, слава Богу, всё утряслось. Я скоро разведусь с Лёшей и выйду замуж за своего любимого. А Маша — за своего.

Захаровна невероятно удивилась:

— Ничего не понимаю. Как можно так просто мужчинами меняться?

Маша не согласилась:

— Почему меняться? Я-то замуж не выходила. Но мы понимаем друг друга ещё и потому, что наши любимые — братья.

— Всё равно удивительно, — сказала Зинаида. — На вашем месте даже родные сёстры перессорились бы. А вы даже не дальние родственницы, а ведёте себя как… шерочка с машерочкой.

— Ну, хватит, бабушка! Какие бы проблемы мы сами себе ни создали, мы сами же с ними и разобрались.

Маша встала из-за стола, Катя — следом за ней.

— Куда это вы собрались на ночь глядя? — поинтересовалась Зинаида.

— Я провожу Катю и вернусь.

— А зачем ей куда-то идти? Дома её никто не ждёт — мать в отъезде, муж за преступником гоняется. Пусть у нас ночует. В твоей комнате вам обеим места хватит.

Сан Саныч и Андрей продолжали работать в кабинете следователя. Андрей делал чертёж, а Сан Саныч помогал ему, сверяя его отметки с картой.

— Что-то задерживается наш шеф, — отметил Сан Саныч. — Неужели он так долго с Катериной Буравиной разговаривает?

— Я помню эту девушку. Мы встречались в больничном парке. Характер у неё — ого-го. Наверное, Григорий Тимофеевич пытается её разговорить, да не может, — предположил Андрей.

Сан Саныч с ним не согласился:

— Это вряд ли. Тем более, от Катьки больших сведений не требуется. Так, уточнения. А что у тебя за встреча с Катериной была?

Андрею не хотелось об этом вспоминать:

— Довольно неприятная встреча. Маша тогда ухаживала за мной в больнице. А Катя увидела нас вместе, устроила скандал на пустом месте, в общем, вела себя некрасиво.

— Наверное, ревность. Подумала — ишь какая Машка! И Алёша с ней, и ещё один кавалер, — со знанием дела сказал Сан Саныч.

Андрей рассмеялся:

— Да, да, примерно так она и сказала.

— Если ты не против, Андрей, я хочу задать тебе личный вопрос, — Сан Саныч внимательно посмотрел на Андрея.

— Я открыт, Сан Саныч, и для личных вопросов, и для общественных.

— У тебя к Маше действительно только дружеские чувства? Или что-то есть ещё?

— Признаюсь честно, Сан Саныч, Маша мне действительно нравится.

— Так я и думал, — вздохнул Сан Саныч.

— А я это и не скрываю. Но Алёшка по-человечески мне тоже глубоко симпатичен. Хотел бы я иметь такого друга. Вообще, я считаю, что Маша и Алёша — замечательная пара.

— Это правильно, что ты понимаешь, — одобрил Сан Саныч.

— После того как я с Лёшкой познакомился, я запретил себе мечтать о Маше. Но на расстоянии она мне может нравиться, а? Как… чистейшей прелести чистейший образец!

— На расстоянии — пожалуйста, — разрешил Сан Саныч. — Но Маше и Алёше никакие соперники и соперницы не нужны.

— У них такая крепкая любовь, что мне кажется, соперники им не грозят.

— Не скажи, — покачал головой Сан Саныч. — Настоящее чувство — оно как раз очень уязвимое и хрупкое. Боится любого ветра и шороха.

Андрей вздохнул:

— Может быть.

— Не может быть, а точно. Вот смотри, какая история-то развернулась. Маша считает, что Лёшка должен жить с Катей, потому что они завели ребёночка. Сердце у Лёшки болит о Маше. Да и Кате он уже не нужен, потому что… Катя с Костей тоже любят друг друга, но всё время мучают. Вот и получается: заварили кашу со свадьбой и расхлёбывают. А пока будут расхлёбывать — все исстрадаются.

— Маша с Алёшей должны быть вместе. А свадьба Алёши с Катей была просто недоразумением, — уверенно сказал Андрей.

— Недоразумением с последствиями, — заметил Сан Саныч.

— А разве такой дар, как любовь, даётся просто так? — спросил Андрей. — Обязательно ложка горечи в нагрузку.

— Да, к сожалению. Настоящая любовь — она больно ранит любящих, — с грустью заметил Сан Саныч.

— Но, она, же и исцеляет, — сказал Андрей и задумался о чём-то.

— Ты чего, историк? — поинтересовался спустя какое-то время Саныч.

— Я придумал!

— Что ты придумал, что?

— Название новой своей книги придумал: «Исцеление любовью»!

— Ты что, уже новую историческую книжку задумал? — поинтересовался Сан Саныч.

— Да нет, — улыбнулся Андрей, — скорее, художественную, но о ней потом. Сейчас главное — карта!

Сан Саныч посмотрел на часы:

— Ох, а Гриша-то где?

— Да, у нас почти всё готово, а его нет и нет.

— Я переживаю, как Лёшка с Костей поведут себя, наткнувшись на боеприпасы. Нам ведь в детстве столько рассказывали о фашистской взрывчатке в старой части катакомб… — вспоминал Сан Саныч.

— Что вы перестали верить в эти истории?

— Теперь я понимаю, что это всё — правда. Андрей был уверен в братьях Самойловых:

— Я надеюсь, что ребятам хватит благоразумия. Тем более, не забывайте, Сан Саныч, что мы свою карту только заканчиваем. А сомовская карта у них в руках.

— А ты уверен, что в сомовской карте указано, как избежать опасности? Может быть, наоборот, твой профессор начертил всё так, что самому понятно, а другой возьмёт её — и…

— …и не так прочитает? — закончил его мысль Андрей. — Не знаю, Сан Саныч. Вот взгляните на карту сейчас. Похоже, я определил, где профессор спрятал сокровища.

— Выходит, что так, — кивнул Сан Саныч.

В это время вернулся долгожданный Буряк.

— Судя по вашим лицам, вы только что сделали открытие, — сказал он.

— Вроде того, Гриша, — подтвердил Сан Саныч.

— Открытие — не открытие, но ниточку, за которую нужно тянуть, нащупали. Теперь мы точно знаем, как вести подземный поиск, — добавил Андрей.

— Отлично. Ознакомите?

— А ты-то где пропадал? Столовка ваша закрылась,мы остались без бутербродов.

— Уж простите, друзья. Сейчас я ребят попрошу, чтобы сбегали в магазин за пирожками. Сам голодный как волк.

— Сначала скажи, где ты, волк, бегал.

— Пока вы делали открытие, я сделал одно закрытие. Закрыл в камере одного преступника. Увы, не главного. Но тоже… важного.

— Это кого, если не секрет?

— Лёву Бланка.

Сан Саныч припомнил:

— Этого жулика ресторанного, да? Который меня на фальшивых покупателей бриллиантов наводил?

— Каких бриллиантов? — не понял Андрей.

— А, как-нибудь потом расскажу, — махнул рукой Сан Саныч. — Это старая история.

— Да, Лёву, — подтвердил следователь. — Но он оказался не просто мелким жуликом. За ним грехов — целый хоровод.

— Значит, взял ты этого жулика из ресторана? Хорошо! А когда будешь допрашивать? Сейчас? — спросил Сан Саныч.

— Сначала вы доложите мне оперативную обстановку, друзья.

— Я вот почему спрашиваю: когда у нас с Андреем будет пауза чаю с пирожками попить?

— Сан Саныч прав, — присоединился голодный Андрей.

— Рассказывайте быстро о своём открытии, и я отпущу вас ненадолго.

— Вот так они, слышал? С добровольцами-то, — вздохнул Сан Саныч.

Для Лёвы, который уже сидел в камере, тоже пришёл час принимать пищу. Он подошёл к окошечку и постучал. Заглянул охранник:

— Чего тебе?

— Ты извини, брат, но я не могу есть такую баланду. То, что мне принесли, — вне всякой критики. В кашку надо бросать кусочек сливочного масла обязательно!

— А кусочек красной рыбки на масло тебе не положить? — язвительно поинтересовался охранник.

— Рыбки — нет. Я рыбку не ем давно. Понимаешь, парень, это не каприз. У меня язва двенадцатиперстной кишки. Замени блюдо, а? С чаевыми не поскуплюсь!

— Я тебе не официант! А про язву — так здесь каждый второй. И вообще, скоро Буряк тебя самого в такой бараний рог скрутит! Твоя кишка сразу светом в туннеле покажется.

Лёва всё понял.

— Как ты сказал? — переспросил он. — Надо записать. Надо же, я и не знал, какие умные охранники здесь работают.

Через несколько минут охранник открыл окошко и позвал:

— Эй ты, гурман!

— Чего тебе, философ? — в тон ему отозвался Лёва.

— На допрос собирайся!

Лёва решил выбрать позицию «ничего не знаю, ничего не ведаю». Зайдя в кабинет к следователю, он запричитал:

— Григорий Тимофеевич, я не понимаю, что вам от меня нужно. Я человек маленький, честно веду свой скромный бизнес, налоги исправно плачу. Какие ко мне могут быть претензии?

— А что ж ты тогда побежал, когда нас увидел? — напомнил Буряк.

— Сам не знаю. Видимо, инстинкт самосохранения сработал. Я ж по делам опаздывал, поэтому нервный был.

— А торопился ты случайно не к смотрителю на свиданку? — сурово спросил Буряк.

— Да как вы могли обо мне такое подумать? На кой мне этот Родь сдался?

— Так ты сам рассказал мне о ваших тёмных делишках! — следователь решил раскрыть небольшую тайну. — Помнишь, когда последний раз общался по телефону с Родем… Так это был я! Теперь ты понимаешь, что выдал себя с головой? Или опять отпираться будешь?

Лёва осознал, что он в ловушке, и завопил:

— Товарищ следователь, мне нельзя в тюрьму! У меня жена беременная!

На следователя его вопль не произвёл никакого впечатления, он спокойно спросил:

— А что ж ты об этом раньше не подумал? И потом: наличие детей — минимум двоих — может освободить только от службы в армии. Но не от уголовной ответственности. Единственное, что тебе ещё может помочь, — это чистосердечное признание.

Лёва вздохнул:

— Ну, что поделаешь, придётся каяться. Что вы хотите от меня услышать?

— Я знаю, что побег смотрителя организовали несколько человек. С одной стороны — внутренней, тюремной — ему помог Марукин. А кто был с другой.

Лёва схватился за фамилию Марукина, как утопающий за соломинку:

— Меня этот Марукин заставил — насильно! Я не хотел, отказывался, но вы, же лучше меня знаете, какой властью обладают люди в форме!

— Похоже, к признанию ты ещё не готов, пытаешься выгородиться, — определил следователь. — Что ж, придётся устроить вам с Марукиным очную ставку. Тогда и докопаемся до истины.

Пока следователь беседовал с Лёвой, Андрей и Сан Саныч поехали на маяк.

— Мне сразу к маяку рулить или мы ещё куда заедем? — спросил водитель.

— К маяку, — решил Сан Саныч. — Домой заезжать не буду. Зинаида ещё не вернулась, так что никто меня не ждёт. К тому же у нас каждая минута на счету.

Андрей понимал, что Санычу не терпится:

— Что, хочется на передовую? Поближе к боевым действиям?

— Конечно. Гриша правильно придумал — перенести штаб операции на маяк. К катакомбам близко, и всю оперативную информацию мы будем получать без задержек.

— Сан Саныч, вы сейчас на мальчишку похожи.

— А я до сих пор в душе пацан, — признался Саныч. — И честно говоря, очень этому рад!

Они довольно быстро добрались до маяка, и пришли в каморку смотрителя, где расположился штаб.

— Здравствуйте, товарищи! Следователь Буряк отправил нас вам на подмогу, — сообщил Сан Саныч.

— А сам Григорий Тимофеевич где? — спросил один из сапёров.

— Он допрашивает сообщника смотрителя. Надеется получить новую информацию. А вам велел ознакомиться с картой катакомб, которую мы составили, — Сан Саныч развернул перед сапёрами карту: — Здесь помечены все ловушки, которые мог расставить Сомов. Как только мы всё обсудим, вы должны сразу же спуститься в подземелье.

Сапёры сели разбираться с картой.

— Ну что ж, всё более или менее понятно. Осталось узнать, насколько правильно она составлена, — заметил руководитель группы.

— Так вы что, не доверяете нашему аналитическому исследованию? — обиделся Сан Саныч.

— Как говорится, доверяй — но проверяй. Слишком многим мы рискуем, если допустим какую-то ошибку. Так что для начала сделаем пробный заход в катакомбы и на месте проверим, соответствует ли карта реальному положению вещей.

— Проверяйте, только быстрее. Времени у нас в обрез. Справитесь сами? А то я могу помочь, — предложил Сан Саныч.

— Спасибо, отец. Но мы сами.

И сапёры спустились в катакомбы. Сан Саныч сказал им вслед:

— Вот значит как! Нас, авторов этой карты и потенциальных спасителей всего города, даже не позвали в катакомбы!

— Мы — мозговой центр, поэтому нас и берегут, — объяснил Андрей.

— Так-то оно так. Только не привык я в кустах отсиживаться. По мне — чем круче волна, тем интереснее, — Сан Саныч обошёл каморку смотрителя: — Давненько я здесь не был. Пацанами, помнится, мы на маяк частенько забегали. Тогдашний смотритель был замечательным дядькой и иногда разрешал нам зажигать маяк.

— Хотите, я вам тоже разрешу? — улыбнулся Андрей.

— Э, нет, парень! Время ушло, — тут Сан Саныч увидел куколки-обереги. — Так это ж Машин оберег! Она его своими руками сделала!

— Да, — подтвердил Андрей. — А вот этот — Лёшин. Видите, как похожи? Маша и Лёша отдали мне свои обереги на время. Эти фигурки — символы их любви. Поскольку ребята сейчас не могут быть вместе, нужно, чтобы эти талисманы кто-то охранял.

— Получается, они назначили тебя хранителем своей любви? — понял Сан Саныч.

— Так оно и есть.

Тут в каморку зашёл следователь и спросил с порога:

— Ну, как тут у вас? Группа спасателей и сапёров уже в катакомбах?

— Да уж полчаса как ушли. А нас с собой не взяли. А ведь я катакомбы как свои пять пальцев знаю! — с обидой в голосе заметил Сан Саныч.

— Я в курсе. Но твоя предыдущая попытка поймать смотрителя в этих лабиринтах чуть не закончилась трагедией, — напомнил следователь.

— Да брось ты! Мишка мне всего лишь ногу прострелил. Так она уже зажила.

Но Буряк был настороже:

— В прошлый раз — ногу, в этот — не дай Бог, голову. А если с тобой что-то случится, я себе этого никогда не прощу.

— Ты-то ладно. А вот Зинаида точно нас обоих живьём съест! — вздохнул Сан Саныч.

— Мы здесь! — ещё раз прокричал Алёша, думая, что их ищут спасатели.

— И я здесь! Неожиданно, правда? — ответил ему смотритель.

— Макарыч, это ты? — осторожно спросил Костя.

— Ну, а кто же ещё? Конечно, я. Здравствуй, обманщик!

— Почему это я обманщик? — спросил Костя, он тронул Алёшу за руку, и они быстро пролезли обратно в пещеру.

— Потому что обещания своего не выполнил. Говорил, что не будешь пользоваться моей картой в корыстных целях. А что в итоге? Я застаю тебя рядом с моим богатством, а наверху, явно по твоей наводке, меня караулят две дивизии ментов, — возмущался смотритель.

— Макарыч, я обещал тебе, что не возьму твоего, добра и сдержу слово. Тем более, что здесь нет никаких богатств — в твоём понимании этого слова.

— Как это нет? — не поверил смотритель. — Кто же, интересно, спёр мой клад?

— Никто. Как лежал, так и лежит, — успокоил его Костя. — Только это не золото и не драгоценности. В этой пещере мы нашли только древние свитки.

После этого сообщения Костя прошептал Алёше на ухо:

— Лёха, сдаётся мне, что смотритель не выпустит нас. Вот увидишь — он сейчас рассвирепеет. Так что нам нужно искать другой выход.

Алёша кивнул.

— Что вы там нашли? Древние… чего? — спросил смотритель.

— Свитки. Ну, манускрипты, папирусы, рукописи. В общем, старинные документы, которые отыскал профессор Сомов.

— Но он мне говорил, что его находки стоят безумных денег! Неужели обманул, паскуда? — зло спросил смотритель.

— Правду сказал. Если бумаги продать знающим людям, можно получить крупную сумму. Только, где ты этих ценителей искать будешь? — поинтересовался Костя.

— Вот это уже не твоё дело. А золото лучше искать надо. Значит так: или вы отдаёте мне карту и эти самые… свитки, и я отпускаю вас на все четыре стороны. Или не отдаёте и остаётесь здесь навсегда!

Тут Алёша не выдержал:

— Что значит, мы останемся здесь навсегда? Да вы просто не понимаете, что говорите! Нас, между прочим, здесь двое, а вы — один. Мы с братом запросто можем применить силу, но я хочу уладить дело по-хорошему. Между прочим, я работаю в милиции и предлагаю вам добровольно сдаться. Иначе я вас арестую, и будет только хуже!

Смотритель только рассмеялся:

— Арестует он меня! Я, знаешь ли, как Колобок — и с маяка ушёл, и от Буряка ушёл, и от тебя уйду. А то, что ты на брата так надеешься, — это зря. Просто ты много про него не знаешь. Хочешь, я расскажу?

Костя напрягся, понимая, что смотритель хочет рассказать о его покушениях на Алёшу.

— Макарыч, не надо, — попросил он.

— Почему нет? Я может, исповедаться хочу. Говорят, исповедь перед смертью облегчает душу. Но могу и промолчать, мне нетрудно. Только в одном случае — если ты вернёшь мне карту. Неужели ты сможешь отказать старику в такой малости? Ты же обещал мне помогать! — напомнил смотритель.

— Это было давно. И теперь я больше не с тобой. Я с братом. И карты тебе не видать, как собственных ушей.

— Ну что ж, не хотелось мне расстраивать твоего горячо любимого Лёшу. Но придётся, — притворно вздохнул смотритель.

— Не надо! — оборвал его Костя. — Я сам ему всё расскажу. Брат, я давно хотел рассказать тебе об этом, но всё не решался. А теперь настал час истины. Знай, что я покушался на твою жизнь. И не один раз.

Косте было трудно говорить, но он рассказал и о том, как подложил ампулу в машину, на которой Алёша ехал на свадьбу, и о том, как писал смотрителю расписку в том, что заплатит за похищение своего брата.

— Ну, надо же, как разговорился! — прервал его исповедь смотритель. — Просто соловьём заливается. Что, решил перед смертью душу от всех грехов облегчить?

Буравин привёл Самойлова в клинику, усадил его в приёмном покое и обратился к дежурному врачу:

— У меня есть рекомендательное письмо к профессору Миловидову. Пожалуйста, передайте его. Это очень срочно.

Врач посмотрел на надпись на конверте и воскликнул:

— Надо же! Письмо подписал сам Павел Фёдорович Раковский! Думаю, это вам, действительно, поможет. Я отдам письмо профессору.

Врач ушёл, а Буравин сел рядом с Самойловым.

— Виктор, скажи честно, зачем тебе всё это нужно? — раздражённо спросил Самойлов. — Ну что ты носишься со мной, как курица с яйцом?

— А ты почему всё время ноешь и капризничаешь, как кисейная барышня? Мы с тобой вроде мореходку заканчивали, а не институт благородных девиц. И оба должны уметь стойко переносить трудности.

Вернулся врач и сообщил:

— Я передал ваше рекомендательное письмо профессору Миловидову. Он сказал, что примет вас вне очереди.

Буравин обрадовался:

— Вот видишь! — сказал он Самойлову. — Всё будет хорошо!

— Вам необходимо немедленно пройти в палату, — попросил врач. — Вас обследуют и возьмут все необходимые анализы.

— А когда операция? — с опаской спросил Самойлов. — Завтра?

— Об этом профессор вам расскажет сам.

Буравин и Самойлов зашли в палату, присели на кровать и стали ждать. Ожидание затянулась.

— Что ж так долго? — нервничал Самойлов. — Говорили — немедленно пройдите в палату. А теперь словно сквозь землю провалились.

— Ничего, скоро уже придут. Я тебя передам им с рук на руки, а сам пойду в гостиницу устраиваться.

Но Самойлов вдруг неожиданно попросил:

— Витя, пожалуйста, не оставляй меня одного!

— Ты что, трусишь? Вот это да! — ахнул Буравин. — В огне сгореть не боялся, а теперь, как маленький, укольчика боишься?

— Ты же понимаешь, что одним уколом дело не обойдётся, — хмуро заметил Самойлов.

— Понимаю. Но советую всё-таки довериться профессору. Он лучший офтальмолог в нашем регионе.

— Да как я могу довериться тому, кого в глаза не видел! И возможно, никогда не увижу.

Но тут дверь открылась, и зашёл профессор. Буравин встал:

— А вот и профессор. Ну, я пойду, не буду мешать. Держись, Боря! — он похлопал Самойлова по плечу и вышел.

Буравин просидел под дверью палаты довольно долго. Когда из неё, наконец, вышла медсестра, он поднялся и спросил:

— Ну что? Каков вердикт профессора?

— Леонид Витальевич сказал, что необходима срочная операция.

— Что, дело совсем безнадёжно? — упавшим голосом спросил Буравин.

— Шансы спасти глазной нерв есть, хоть и небольшие. Но даже если операция пройдёт удачно, первое время после неё пациент всё равно будет незрячим.

— Первое время — это сколько? — уточнил Буравин.

— Как минимум год.

Буравин вздохнул: информация была удручающая. Он решил позвонить Полине:

— Поля, это я! У нас всё нормально — профессор принял Бориса.

— Как хорошо! А какое-то заключение уже есть?

— Да. Боре назначена срочная операция. Так что скоро мы оба вернёмся домой. Я дождусь, пока он оклемается, и привезу его. А у тебя как дела?

— Не очень. Костя с Лёшкой куда-то пропали, никого из них найти не могу, — пожаловалась Полина.

— Да они взрослые парни, ничего с ними не случится.

— Но ты не представляешь, что творится в городе! Кругом милиция, и слухи ужасные ходят.

— Если ребята вместе, беспокоиться не стоит. Братья — это сила, вдвоём они горы свернут! — уверенно заявил Буравин.

Полина не разделяла его оптимизма.

— Только бы шеи себе не свернули, — сказала она.

Когда девушки ушли наверх в Машину комнату, Захаровна сказала Зинаиде:

— А симпатичная у тебя внучка!

— Ещё бы! Только как ты её с Катькой могла перепутать? Я же тебе фотографии показывала!

— У меня, Зина, нет памяти на лица, — призналась Захаровна. — С этим ничего не поделаешь!

— А как же твоя знаменитая интуиция? Про беременность Катину сразу догадалась. А Катю с Машей перепутала.

— Ты божий дар с яичницей не путай! — защищалась Захаровна. — Беременность я как профессионал распознала. Тут у меня глаз намётан.

— Всё понятно, — вздохнула Зинаида. — Похоже, в поисках Машиной мамы ты мне не помощница. Последний раз ты её видела 22 года назад, лица не помнишь, имени не знаешь. Видимо, из нашей затеи ничего не выйдет.

— Ну почему же? Кое-что я всё-таки помню, — неуверенно сказала Захаровна.

— А что помнишь?

— Не скажу, пока ты свои слова назад не возьмёшь.

— Какие ещё слова? — не поняла Зинаида.

— Да ты ж меня только что в маразме обвинила! Думаешь, мне не обидно? И вообще — если у меня на лица память плохая, это ещё ничего не значит.

— Ну ладно, прости меня, Тоня. Погорячилась я. А теперь говори, что нового ты вспомнила.

Захаровна приняла важный вид и многозначительно посмотрела на Зинаиду. Потом на её лице появилось растерянное выражение.

— Не могу, — всхлипнула она. — Забыла!

Девушки наверху в Машиной комнате готовились ко сну.

— А давай к возвращению Лёшки и Кости тортик какой-нибудь испечём? — предложила Катя.

— Давай! — согласилась Маша.

— Только руководить будешь ты. Я же никогда в жизни ничего не пекла. А научиться хочется, чтобы любимого мужа сладеньким баловать.

— Научишься обязательно! Мы с тобой такой торт испечём, что мальчишки пальчики оближут! — но тут Маша осеклась и замолчала.

— Что с тобой?

— Не со мной. Мне кажется, с ребятами случилось что-то плохое, — Маша прислушивалась к своим ощущениям.

— Они живы? — шёпотом спросила Катя.

— Да. Но попали в какую-то ловушку и никак не могут найти из неё выход. Что же делать-то? — Маша стала нервно ходить по комнате.

— Подожди, подожди, не мельтеши, — попросила её Катя. — Сядь, сосредоточься и попытайся увидеть, где они сейчас.

— Не знаю, получится ли. Мне это давно не удавалось.

— Потому что ты в себе разуверилась. А вот я в тебя верю! Это я раньше думала, что все твои видения — ерунда. А теперь убеждена — всё, правда! Ты что-нибудь видишь?

— Да, только смутно — как сквозь дымку. Вижу лаз, рядом с которым сейчас Костя и Лёша.

— Какой лаз? Где он находится?

— Это такой узкий проход в катакомбах. В их дальней стороне, в пещере. И опасность угрожает ребятам с обеих сторон этой пещеры! Я очень хорошо запомнила, как выглядит этот лаз. А значит, смогу его найти. — Маша вдруг встала с кровати.

— Ты что, собралась искать его прямо сейчас? Ночью? — ужаснулась Катя. — Там же темно!

— А в катакомбах всегда темно — и ночью, и днём. Так что ждать нечего — нужно идти.

— Куда идти-то? Лаз ты увидела, а дорогу к нему как найдёшь?

— Стоит мне оказаться в катакомбах, я сразу пойму, куда идти, — неуверенно ответила Маша.

— А если нет? Что ты будешь там делать одна? Давай-ка лучше подождём до утра. Ты поспишь, наберёшься сил, а завтра попытаешься увидеть, где именно находятся ребята.

— Но я всё равно не усну.

— Я тоже. Но давай хотя бы попробуем.

И они улеглись, отложив решение всех проблем на утро.

Группа сапёров вернулась из катакомб в каморку смотрителя.

— Ну и как успехи? — спросил следователь.

— Да никак! Эти катакомбы — такая засада! Мы даже с картой не смогли в них сориентироваться.

Следователь посмотрел на Сан Саныча.

— Ну что, Гриша! Похоже, без моей помощи вам всё-таки не обойтись, — обрадовался тот.

— Твоя взяла, Саныч. Пойдёшь ты в свои любимые катакомбы. Только не сегодня. Операция предстоит трудная, поэтому тебе нужно хорошенько выдаться и отдохнуть.

— Гриша, зачем тянуть? Я себя прекрасно чувствую. А уснуть всё равно не смогу.

— А ты снотворного выпей, — посоветовал следователь. — И не спорь — это приказ. Так что отправляйся домой и Андрея с собой захвати. А то его жилплощадь занята, ему спать негде.

— Да я не собирался, — начал Андрей, но следователь показал ему кулак и кивнул на Сан Саныча мол, ему же надо отдохнуть, и Андрей изменил окончание фразы, — а теперь чувствую — в сон меня начало клонить просто со страшной силой. Так что будьте добры, Сан Саныч, уложите меня где-нибудь.

Сан Саныч с подозрением посмотрел на следователя, но согласился:

— Пойдём, соня. А ещё говорят, что молодые крепче стариков. Мне хоть бы хны, а его уже сморило.

Сан Саныч и Андрей пошли к выходу и в дверях столкнулись с Кириллом Леонидовичем.

— Ну, — сказал он, — рассказывайте, что у вас нового.

— Готовимся к походу в катакомбы, — доложил следователь. — Составили подробную карту с описанием всех лабиринтов и возможным расположением мин-ловушек.

— Мы уже пробовали спускаться в подземелье, но, к сожалению, не смогли уйти далеко, — добавил руководитель группы сапёров.

— Потому что нужно не только уметь читать карту, но и более-менее ориентироваться в катакомбах, — заметил Сан Саныч.

— А мы этого не можем? — поинтересовался Кирилл Леонидович.

— Можем! Я эти лабиринты отлично знаю. Только не пускают меня туда, — хитро прищурясь, сказал Сан Саныч.

— Ну что ты говоришь! — возмутился следователь. — Я же тебе сказал — пойдёшь завтра утром. А сегодня тебе нужно выспаться. Я вижу, что ты устал.

Саныч сдался:

— Ладно, Гриша. Я вижу, с тобой спорить бесполезно.

Сан Саныч и Андрей ушли, а Кирилл поделился плохими новостями.

— Григорий, мне доложили, что в городе всё-таки началась паника. Хоть мы и опровергли ту скоропалительную информацию о взрыве, народ не успокаивается.

Буряк задумался:

— И что нам теперь делать? Объявить чрезвычайное положение, ввести комендантский час?

— Нет, гасить панику нужно теми же методами, какими она была посеяна.

— Понятно. Хоть я и зол на всех журналистов, но без их поддержки нам не обойтись, — согласился следователь. — Завтра с утра вызову Комиссарову, она популярный журналист и, насколько я понимаю, порядочный человек. Она нам поможет.

Кирилл Леонидович уже уехал, когда в каморку смотрителя ворвалась Полина.

Следователь опешил:

— Полина Константиновна, что вы здесь делаете?

— А вы что? — пошла в атаку Полина. — Почему не дома, не в кабинете, а на маяке сидите? И что вообще происходит в городе?

— А с чего вы взяли, что происходит что-то особенное?

— Потому что я слушаю радио и общаюсь с людьми.

— К сожалению, на радио работает много нечистоплотных журналистов. Они ради сенсации маму родную продадут. А люди имеют свойство верить досужим вымыслам.

Полина взволнованно ходила по каморке:

— Но я никогда в жизни не видела столько милиционеров на улицах! А к маяку вообще прорваться нельзя — тройное оцепление стоит.

— А как же вы сюда попали? — поинтересовался следователь.

— А вы думаете, мать, спасающую своего сына, что-то может остановить? Где Лёша?

Буряк счёл нужным выдать часть информации:

— Да всё с ним нормально. Парень получил впервые в жизни важное задание, вот и усердствует. Работает дни и ночи напролёт. А Костя вызвался ему помогать.

— Это опасно? — спросила Полина.

— Ну что вы! Нет, конечно. Но зато есть возможность проявить себя.

— Я хочу знать, что это за задание.

— А вот этого я вам сказать не могу. Задание секретное, и в интересах следствия вся информация по нему закрыта, — следователь склонился над бумагами, давая понять, что разговор закончен.

Сан Саныч, придя домой, увидел Зинаиду и очень ей обрадовался.

— Зиночка, ты вернулась! — бросился он к ней.

— Я тоже рада тебя видеть. Только спать ты сегодня будешь на чердаке, — грозно сказала Зинаида.

— И чем же я так перед тобой провинился? С чего вдруг ты решила меня «до холостого» в звании понизить?

— Потому что ведёшь себя как… холостяк. Если не сказать похуже чего.

— Зина, не выражайся. Мы всё-таки не одни, у нас гость, — Сан Саныч кивнул на стоящего за его спиной Андрея.

— Здравствуйте, — сказал Андрей.

Тут в кухню вошла Захаровна, которая слышала весь разговор.

— А Зина говорила, что дом у неё тихий и спокойный. А я смотрю — тут у вас настоящий постоялый двор.

— Антонина Захаровна, и вы здесь? Никак в гости к нам приехали? — удивился Сан Саныч.

— Ага. А ещё у нас Катя Буравина сегодня ночует. Так что пора нам, Саныч, плату за ночлег брать, — сообщила Зинаида.

— Только сначала нужно придумать, где гостей разместить, — Сан Саныч понял, почему его отправляют на чердак.

Смотритель расположился у выхода из пещеры явно надолго, так что Костя и Алёша решили поспать, прикорнув на ящиках со снарядами. Поняв, что братья отдыхают, смотритель тоже немного поспал. Но как только он услышал в пещере шевеление, тут же проснулся и сказал:

— Доброе утро, братцы-кролики. Как спалось?

— Замечательно, — ответил Костя.

— Ну что, надумали совершить взаимовыгодный обмен? Вы мне — карту катакомб, я вам — ваши жизни.

— И не надейся, — твёрдо сказал Костя.

— Ну-ну. Посмотрим, что вы через пару дней запоёте. Я-то сюда подготовленный пришёл, а вы наверняка без харчей сунулись, — смотритель достал из сумки хлеб и колбасу. — Животы-то ещё не подвело? Если что — обращайтесь. С удовольствием обменяю колбасу на карту.

В разговор включился Алёша:

— Никакого обмена не будет, — сказал он.

— Какие мы смелые! Хотите пасть смертью храбрых или надеетесь, что кто-то на подмогу придёт? Зря! В этой части катакомб никто и никогда не был. Кроме вас, меня и профессора Сомова. Так что вас в жизни не найдут. А выход из этой пещеры один. И возле него сижу я. Поняли мою мысль неглубокую? — смотритель смачно чавкал, жуя бутерброд.

— Макарыч, есть такая поговорка: когда я ем, я глух и нем. Жуй свою колбасу и не болтай, а то поперхнёшься, — посоветовал Костя.

— Ну что, продолжим? — шёпотом спросил его Алёша. И братья стали тихо оттаскивать ящики от тех мест, где над ними нависли сталактиты.

— И как только эти боеприпасы раньше не взорвались? — удивлялся Костя. — Прямо над ними сталактиты нависли. Одно точное попадание обломившейся сосульки — и всё, привет. Тяжёлые, какие эти ящики! У меня уже все руки в мозолях.

— Ничего, немного осталось, — подбодрил брата Алёша. — Перетащим последние пять ящиков подальше, и можно считать, что мы спасли город.

— Боюсь только, о наших заслугах никто и никогда не узнает. Макарыч прав — если не знать, где находится эта пещера, ни за что её не найти. Так что на помощь нам надеяться не стоит, — грустно заметил Костя.

— А знаешь, как в одной книге было написано. «Я подумаю об этом завтра».

— «Унесённые ветром». Девиз главной героини.

— Вот-вот. Так давай и мы — сначала подумаем о городе, а потом уже о себе.

Смотритель прислушался, насторожился и перестал жевать бутерброд:

— Эй, Самойловы, чего вы там расшуршались?

— А мы подкоп роем. В обход тебя решили на поверхность выбраться, — сообщил Костя.

— Ну-ну. Если и получится, то не раньше, чем через месяц. А к этому времени вы уже копыта отбросите от голода, — заржал смотритель и продолжил трапезу.

Утро для Маши началось с неожиданности. Она вышла на кухню и увидела, что там хозяйничает Андрей. Он со знанием дела заваривал чай под умилительными взглядами Захаровны и Зинаиды.

— Андрей? Что ты здесь делаешь? — спросила Маша.

— Чай завариваю, — просто ответил Андрей.

— И ты знаешь, это у него очень интересно получается, — продолжая наблюдать, сказала Зинаида. — Вот уж не думала, что с таким простым напитком можно так долго возиться.

Андрей оторвал взгляд от чайника и посмотрел на Зинаиду:

— Можно ещё дольше. В мире существует несколько сотен способов заваривания чая: японский, монгольский, турецкий, иранский — перечислять можно долго. И я их все знаю.

— А каким способом вы сейчас завариваете? — поинтересовалась Захаровна.

— Самым древним — китайским. Именно Китай считают родиной чая.

Маша присела к столу:

— Андрей, а ты давно пришёл?

— Да вечером ещё. И вот всю ночь нас чаем поит да байки свои рассказывает, — сообщила Зинаида.

— А почему вы меня раньше не позвали? — обиделась Маша.

— А зачем? — спросила Зинаида. — Нам и так хорошо было. К тому же не всё тебе нас удивлять! Настал и наш черёд.

В это время с чердака спустился Сан Саныч.

— Какой оказывается у нас с тобой, Зина, дом вместительный! — радостно сказал он. — Шестерых человек на ночёвку устроить смогли.

— Так Андрей на чердаке ночевал? — спросила Маша.

— Да. У него на маяке сейчас развернулся штаб действий — практически военных. Андрею негде было спать, вот я и приютил его на чердаке, — подтвердил Сан Саныч.

Зинаида его остановила:

— Ладно, хватит хвастаться боевыми заслугами. Садись, чайку с нами попей.

Но Сан Саныч отказался:

— Извини, не до того. Нам с Андреем нужно срочно идти обратно на маяк.

Зинаида насторожилась:

— Это ещё зачем?

Маша подскочила и кинулась к Сан Санычу:

— Саныч, возьмите меня с собой! Мне тоже нужно на маяк.

В этот момент из Машиной комнаты вышла Катя и добавила:

— И мне нужно. Мы вместе с вами пойдём.

Зинаида всплеснула руками:

— Совсем с ума посходили! Что вы на этом маяке делать-то будете?

— Дело у нас, Зина, серьёзное и не терпящее отлагательства, — объяснил Сан Саныч. — Девочкам там действительно делать нечего, а вот без нас с Андреем не обойдутся.

— Но я знаю, где нужно искать Алёшу! — сказала Маша.

— Искать? — удивилась Зинаида. — Он что, пропал?

— Если знаешь, расскажи, — попросил Сан Саныч Машу. — Мы его и отыщем.

— Понимаете, на словах это не объяснишь. Когда я закрываю глаза, то вижу, что Алёша находится в какой-то пещере в катакомбах. Но как туда пройти, не могу понять.

— Ну и какой из тебя в таком случае помощник? — не понимал Сан Саныч.

— Я надеюсь, что когда окажусь поближе к нему, смогу почувствовать и увидеть больше.

Зинаида слушала их беседу, не скрывая неудовольствия:

— Так значит, вы все собрались в катакомбы. Очень интересно. А пойдём-ка, Саныч, на чердак. Кое-что обсудить нужно.

— Так я оттуда только что спустился! Давай здесь поговорим, зачем ходить туда-сюда? — не понял Зинаиду Сан Саныч.

— Пойдём! — твёрдо сказала Зинаида и вышла из кухни.

Сан Санычу ничего не оставалось делать, как пойти за ней.

Захаровна посмотрела на сонную Катю и сказала:

— Катюша, а ты что в дверях стоишь? Садись завтракать. Тебе сейчас нужно хорошо питаться. У Зинаиды с Саней до-о-олгий разговор будет.

Катя охотно села завтракать. А Андрей наклонил к Маше и, опасливо косясь в сторону Кати, тихо сказал:

— Маша, мне нужно рассказать тебе одну важную вещь.

— Говори, не стесняйся. У меня от Кати секретов нет.

— Извини, не могу. Этот разговор действительно очень личный. Дело в том, что я расшифровал легенду о Марметиль до конца.

Маша кивнула, и они вышли на крыльцо.

А Захаровна стала нахваливать Катю:

— Молодец, девонька! Любо-дорого смотреть, как ты кушаешь!

— Я обычно мало ем, но из-за беременности у меня аппетит разыгрался, — призналась Катя.

— Вот и замечательно. Может, хоть чуть-чуть поправишься. А то такая худенькая — смотреть страшно. А чтобы малыша выносить и родить, сил много требуется.

Поднявшись на чердак, Зинаида стала отчитывать Сан Саныча:

— Саня, а тебе не кажется, что в твоём возрасте уже поздновато играть в казаков-разбойников? Зачем ты опять в катакомбы собрался?

— Зин, да ты не так поняла. Я в сами катакомбы не пойду. Я там нужен как человек, лучше всех знающий подземный лабиринт. Буду спокойно сидеть на маяке и оттуда руководить операцией.

Но Зинаида слишком хорошо его знала:

— Ну, кого ты обмануть хочешь? У тебя же на лице написано: «в катакомбы, в катакомбы!». Неужели забыл, чем для тебя последняя вылазка закончилась?

— Да помню я, помню, — досадливо кивнул Сан Саныч.

— Так может, тебе понравилось с простреленной ногой валяться? Хочешь снова себя героем почувствовать? А я чтобы вокруг тебе поплясала?

— Да не полезу я ни в какое подземелье — честное слово! — поклялся Сан Саныч.

— Не верю я тебе, Саня.

— Потому что ты себя уже накрутила и всяких ужасов для меня напридумывала. А на самом деле — задание это пустячное. И ничего со мной там не случится.

— Поклянись мне самым дорогим, что не обманешь.

Сан Саныч вздохнул и сказал:

— Клянусь девятым валом.

— Ну, разве можно с этим человеком о чём-то серьёзном разговаривать? — возмутилась Зинаида.

Выйдя на крыльцо, Маша честно призналась Андрею:

— Я не уверена, что хочу знать, чем заканчивается легенда про Марметиль. Будет лучше, если я побыстрее забуду об этой принцессе.

— Машенька, от судьбы не уйти. Как бы ты ни старалась. У Марметиль тоже было искушение отказаться от своего предначертания. Она пошла своим путём и, полюбив принца Тилава, нарушила волю Богов. За что они её и наказали, превратив в камень.

Маша вздохнула:

— Это я уже знаю.

— А теперь слушай продолжение. Со временем вокруг этого камня стали собираться влюблённые. Они приносили цветы и говорили, что любовь принцессы и принца вечно будет жить в их сердцах. Боги сжалились. Они решили: пусть Марметиль получит назад и своего возлюбленного, и возможность родить от него ребёнка. Но только потом — в следующем воплощении, в другой жизни.

— Это… правда? — робко спросила Маша.

— Да. И ребёнок Марметиль будет необыкновенным. Ему суждено спасти мир.

Маша задумалась:

— Даже не знаю, радоваться мне такому предначертанию или огорчаться. Сейчас для меня гораздо важнее другое: я должна найти своего любимого. Немедленно!

Самойлов лежал в своей палате. Глаза у него были закрыты бинтами, и он по-прежнему не мог видеть.

— Ну, как чувствует себя больной после операции? — спросил, заходя в палату, Буравин. — Я слышал, всё прошло успешно.

— Не знаю, мне не видно, — попытался пошутить Самойлов.

— Профессор доволен результатами операции, — сказала Буравину медсестра. — Лечебный эффект хороший, самочувствие пациента нормальное, осложнений никаких нет.

— Боря, я очень за тебя рад. Да я и не сомневался, что всё получится.

Самойлов грустно улыбнулся:

— Это ещё вопрос — получилось или нет. Зрение у меня ещё не восстановилось.

— Похоже, ты продолжаешь хандрить. Надо бы тебе развеяться. Сестра, я могу вывести Бориса

Алексеевича на прогулку?

— Если он сам этого хочет.

— Боря, поднимайся, — решительно сказал Буравин, не спрашивая, хочет ли он. — Пойдём по коридору прогуляемся.

Самойлов нехотя поднялся.

— И когда тебе надоест играть роль матери Терезы? — поинтересовался он. — И куда ты меня тащишь? Лежал себе на кровати, никого не трогал. Нет, нужно было прийти, поднять!

— Боря, неужели ты не понимаешь, что хорошее настроение и жизненный тонус — залог выздоровления? Тебе нужно взять себя в руки и перестать хандрить.

— Ничего не могу с собой поделать. Понимаешь, я чувствую себя уязвлённым, потому что много лет моя жена думала о тебе, хотя и жила со мной.

Буравин неожиданно засмеялся, чем вывел из себя Самойлова!

— Что в этом смешного?

— Боря, я тебя понимаю, как никто другой! Дело в том, что я был в такой же ситуации! Оказывается, у моей Таисии много лет назад был роман с Токаревым.

Самойлов опешил:

— С Кириллом? Ты серьёзно?

— Ага. И теперь, стоило нам расстаться, их отношения снова возобновились. Кирилл Леонидович даже от жены своей молодой ушёл.

— Вот это да! — ахнул Самойлов.

— Так что моя жена тоже любила другого, и все годы нашей совместной жизни обманывала меня.

Самойлов стал давиться от хохота:

— Значит, Витя, у нас с тобой — единение рогатых!

— Виртуально рогатых, Боря, — уточнил Буравин. — Это полегче.

— То есть не настоящие рога, а воображаемые? Интересный ход мыслей! — Самойлову вдруг захотелось откровенно поговорить со старым другом. Буравин сменил тон и сказал ужё серьёзно.

— Единение рогатых или объединение рогатых — это ты как хочешь, называй. Но работать мы должны вместе.

— Витя, ты торопишь события. Какой из меня работник? Я же сейчас как слепой котёнок — в пространстве совершенно не ориентируюсь.

— Но голова-то у тебя на месте! И знаний в ней не убавилось. У тебя огромный опыт и колоссальный профессиональный багаж.

— Только пока я его использовать не могу. Сначала нужно до дома добраться, а потом уже думать, как жить дальше.

Буравин словно только этого и ждал:

— О, так тебе всё-таки надоело лежать и хандрить? Похвально. Пошли искать профессора и проситься на выписку.

Профессор сдержанно отнёсся к просьбе о выписке:

— Я бы порекомендовал больному ещё немного понаблюдаться в клинике. Но если вам так не терпится уехать домой — ничего не поделаешь.

— Профессор, мы ему и дома обеспечим уход на высшем уровне, — пообещал Буравин. — Не переживайте.

— Только через пару месяцев вам нужно будет приехать на обследование. Если бы деньги на оборудование для операции не были найдены столь оперативно, то время было бы упущено, и он наверняка потерял бы зрение. А теперь есть очень большой шанс на выздоровление.

Профессор пожал Самойлову руку и ушёл.

— Так значит, это ты оплатил мою операцию? — понял Самойлов.

— Я. Можешь меня ругать, можешь даже побить, но я это сделал. И ничуть не жалею.

Самойлов ощупью нашёл руку Буравина и сжал её.

— Спасибо тебе, Витя!

Вот кого-кого не ожидала Ксюха увидеть в своей аппаратной, так это вице-мэра.

— Кирилл Леонидович? — растерялась Ксюха.

— Да-да, не пугайся. Я к тебе по делу пришёл. Мне нужно выступить по радио.

Ксюха всё поняла:

— В связи с угрозой взрыва, да? Вы хотите сделать официальное заявление?

— Как раз этого я и не хочу. Ты же знаешь, какое впечатление на людей производят официальные заявления властей о том, что ситуация под контролем.

Ксюха кивнула:

— Прямо противоположное.

— Вот именно. Поэтому будет лучше, если в эфир выйдет спокойное, доброжелательное интервью.

— И вы хотите, чтобы интервью у вас взяла именно я? — уточнила Ксюха.

— Конечно! Неформальная беседа знаменитой журналистки Ксении Комиссаровой с вице-мэром города произведёт на людей более благоприятное впечатление.

Ксюха по-деловому подошла к предложению и стала готовиться к прямому эфиру. Через несколько минут она уже говорила в микрофон:

— Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Сегодня в нашей студии прямого эфира гость — вице-мэр города Кирилл Леонидович Токарев.

— Здравствуйте, — сказал Кирилл Леонидович.

— Кирилл Леонидович, жители города заметили, что количество милицейских патрулей на улицах за последние дни резко увеличилось. В районе маяка и катакомб стоят милицейские кордоны. Что всё это значит?

— Я знаю, что в городе поднялась паника. На самом деле особых причин для неё нет. Ни о какой эвакуации населения речь не идёт.

— Но с чем связаны вес эти меры предосторожности?

— Дело в том, что в катакомбах под нашим городом работает группа сапёров. Они прочёсывают лабиринты в поисках уцелевших ещё со времён Великой Отечественной войны боеприпасов.

— И чем это грозит? — спросила Ксюха.

— Ничем. Боеприпасы найдут и обезвредят. Это нужно было сделать давно, но, как обычно, не было финансирования. Теперь наконец-то средства найдены. Мы смогли заняться профилактикой, и город наконец-то избавится от ужасного наследия войны и сможет спать спокойно.

Ксюха кивнула и стала завершать передачу:

— В студии были: ведущая прямого эфира Ксения Комиссарова и вице-мэр города Кирилл Токарев. Оставайтесь с нами.

Ксюха выдала в эфир музыку и отключила микрофоны.

— Ну как, я говорил убедительно? — спросил Кирилл Леонидович.

— Вполне. Только знаете, людей-то вы успокоили, но опасность взрыва всё равно остаётся. Смотритель до сих пор не пойман.

— Я торжественно обещаю тебе, а в твоём лице и всем жителям города, что этот опасный преступник в скором времени окажется за решёткой.

— Но почему нельзя было объявить по радио о том, что этот Родь — в розыске? — спросила Ксюха. — А заодно пообещать вознаграждение тому, кто сообщит о нём хоть какую-то информацию.

— А ты представляешь, что из этого получится? Тысячам жителей города одновременно померещится, что они видели смотрителя.

— Но может, кто-то действительно его увидит!

— Вот именно может! А в результате милиция утонет в шквале звонков от всяких доброхотов, и вынуждена будет реагировать на каждый из них! А где взять такие силы? У нас и в оцеплении-то стоять некому. И лучше от всего этого бардака будет смотрителю и его сообщникам.

Когда дружная команда, состоящая из Сан Саныча Андрея, Маши и Кати, отправилась на маяк, Зинаида немного успокоилась и села попить чаю, но недолго длилось её умиротворённое состояние. Пришла испуганная Анфиса, посмотрела на это мирное чаепитие и спросила:

— Чай пьёте? И ничего не знаете?

— А что мы такого пропустили? Что мы должны знать? — ответила вопросом на вопрос Зинаида.

— Да в городе ужас что творится! Народ в панике — говорят, катакомбы заминированы и вот-вот должны взорваться. Население собираются эвакуировать.

Захаровна испугалась:

— Ты серьёзно?

— Ещё бы! Давай, собирайся в эвакуацию. Зови всех своих, — предложила Анфиса Зинаиде.

— Да все мои как раз к катакомбам-то и пошли. — И Маша, и Сан Саныч… — заволновалась Зинаида.

— Ну, дела! Да что ж им там понадобилось?

— Саныч сказал, что должен выполнить одно задание. Вполне обычное, абсолютно безопасное. Неужели он меня обманул?

Анфиса подтвердила:

— Обманул, как пить дать обманул! А чьё задание-то он собирается выполнять?

— Судя по всему, следователя Буряка.

Тут пришло время Анфисе поволноваться.

— Значит, Гриша тоже там! У катакомб в самом опасном месте. Надо его спасать!

— Анфиса, постой, — попросила Зинаида. — Я с тобой пойду. Только переоденусь.

Захаровна тоже поднялась из-за стола.

— И ты с нами собралась? — спросила Зинаида. — Кстати, познакомься, это моя новая знакомая Антонина Захаровна.

— Очень приятно, — кивнула Анфиса.

— Взаимно. Я, милые мои, с вами выйду, — сказала Захаровна. — А потом уж вы в одну сторону пойдёте, а я в другую.

— В какую это, другую? — не поняла Зинаида.

— В ту, что поближе к моей деревне. Раз у вас в городе такая заварушка, что аж население собираются вывозить, я здесь не останусь.

— Ещё как останешься! Заварила кашу, а теперь в кусты? Нет, будь добра, расхлёбывай, — прикрикнула на неё Зинаида.

— Ну, уж нет, — сопротивлялась Захаровна.

— А я тебя в доме запру, чтобы ты о бегстве и думать забыла! — сурово сказала Зинаида и действительно, уходя, закрыла дверь снаружи на ключ.

На маяке сапёры готовились к очередному спуску в катакомбы. Следователь посмотрел на часы и сказал:

— Что-то Сан Саныч задерживается. Неужели вчера со снотворным переусердствовал, и теперь проснуться никак не может?

Но в это время открылась дверь, и в каморку смотрителя вошли Маша, Катя, Сан Саныч и Андрей.

— Ничего себе компания! — удивился следователь. — И как вас только через оцеплениепропустили — в таком расширенном составе?

— Это я всех провёл, — объяснил Сан Саныч.

— А девушек-то зачем? Саныч, здесь вообще-то опасно — ты не забыл?

— Гриша, я всё помню. Но Маша сказала, что сможет нам помочь разыскать Лёшу. И я верю — это у неё, действительно, получится.

— Каким образом? — следователь посмотрел на Машу, но она внимательно осматривала каморку и, наконец, нашла то, что искала, — куколок.

— Можно, я объясню вам всё через пять минут? — попросила она. — А пока разрешите мне подняться на верхнюю площадку маяка. Пожалуйста, мне очень нужно!

Следователь пожал плечами:

— Ну, иди.

Маша ушла, и все недоуменно смотрели ей вслед. Но Маша знала, что делала. Оказавшись на площадке, она поставила куколок на перила и сказала:

— Морячок, ты будешь Лёшей. А ты, морячка, — Машей. Вы сейчас находитесь на расстоянии, поэтому не можете видеть друг друга, — Маша повернула куколок спиной друг к другу. — Но между вами существует любовь и сильная психологическая связь. Поэтому если ты, Маша, чуть-чуть напряжёшься, то сможешь понять, где сейчас Лёша и как до него можно добраться.

Осторожно, словно в лёгком трансе, Маша развернула куколок друг к другу, закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к чему-то неведомому. Вдруг она что-то увидела и закричала:

— Есть! Я знаю, как найти Лёшу! — она быстро вернулась в каморку. — Я поняла, где находится Лёша. Он в потайной пещере, в северной части катакомб. Там, где одна их широкая часть соединяете с другой узким проходом.

Сан Саныч подозрительно посмотрел на неё и сказал:

— Хм, такое место в катакомбах, действительно есть. А как ты об этом узнала?

— С помощью куколок. В старину это называлось симпатической магией, а сейчас этим психотерапевты пользуются. Но это долгий разговор, а сейчас мне срочно нужно в катакомбы.

— Ну вот, ещё один добровольный помощник выискался! — указал на неё рукой следователь. — А ты что, одна пойдёшь? Или может, кого с собой захватишь — чтобы не скучать?

— Это я её захвачу, я же буду руководить группой поиска, — вступил в разговор Сан Саныч. — Без меня они все заблудятся. Даже Маша с её «симпатичными психотерапевтами».

— Сан Саныч, вы уж и меня захватите, пожалуйста, — попросил Андрей.

— И меня! — сказала Катя.

— Ну, уж нет! — отрезал Сан Саныч. — Ты в катакомбы точно не пойдёшь. Там одной непоседливой девчонки за глаза хватит.

Катя обиженно отвернулась, а Маша ей сказала:

— Катюша, ты же понимаешь, что тебе в твоём положении рисковать нельзя. Ты пока погуляй, свежим воздухом подыши. А мы скоро вернёмся.

Глядя на всё это, Буряк только руками развёл.

— И почему я такой добрый? Почему не возьму и не выгоню всех добровольцев взашей? — спросил он.

— Потому что тебе без нас не справиться, объяснил Сан Саныч. — Так что отправляй нас в катакомбы, и побыстрее.

Братья Самойловы по-прежнему перетаскивали ящики из опасных зон. В конце концов, Костя сказал:

— Давай перекур устроим, а то что-то я совсем выдохся.

— Давай, — согласился Алёша.

Они присели.

— Лёха, ты так спокойно отреагировал на моё признание… Мне не по себе.

— А что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Ну, наори, ударь — мне хоть чуть-чуть легче будет. Я же понимаю, что страшно виноват перед тобой. И скорее всего, ты меня никогда не простишь.

Алёша сказал:

— Я тебя уже простил. И давай больше не будем возвращаться к этому разговору.

Смотритель, который подслушивал их беседу, хохотнул:

— Какие мы благородные, с ума сойти!

— Да уж, какой есть, — ответил ему Алёша. — И меняться не собираюсь.

— Ну, бывают же такие люди — ничему их жизнь не учит. Ты что, не понимаешь, что твоим благородством всегда будет кто-то пользоваться?

— Ничего, переживу.

— Откуда такая уверенность? — хмуро поинтересовался смотритель. — Ты сейчас, между прочим, меж двух огней. С одной стороны — я с миной. С другой — твой братец, который предан тебе до первой ссоры из-за какой-нибудь тёлки.

— С братом я сам как-нибудь разберусь.

— Ну, так начинай! Он же сам просит, чтобы ему врезал, а ты не мычишь и не телишься. А между прочим, он своего добился! Первые две попытки погубить тебя сорвались, а третья — удалась! Ведь это он втравил тебя в историю с катакомбами. И обрёк на мучительную смерть во цвете лет. Неужели Лёша, ты и на этот раз своего братца простишь? Если бы не Костя, гулять тебе под ярким солнышком и жизнью наслаждаться. А вместо этого приходится к смерти готовиться.

— А я не собираюсь погибать, — сообщил Алёша. — Уверен, что проживу долгую, счастливую и полезную жизнь.

— А ты, Макарыч, зря всех людей по себе меряешь, — сказал Костя. — Если тебя смерть твоих сыновей ничему не научила, то я не такой. Я многое понял за последнее время.

— Ну, всё, щенки, у меня терпение лопнуло! — оборвал его смотритель. — Надоело мне тут сидеть и слушать ваши бредни. Сколько бы вы ни храбрились, но и самому смелому сейчас станет страшно! Я ухожу, а вам оставляю сюрприз. Если хотите на него взглянуть, выбирайтесь из пещеры. Но то, что вы здесь увидите, будет последним зрелищем в вашей жизни!

Смотритель установил возле лаза мину и сказал:

— Ну вот, сюпризец готов. Оставайтесь с ним наедине, а я пошёл. Надоели вы мне до чёртиков со своими высокими жизненными идеалами и рассуждениями о нерушимой братской любви.

— Макарыч, неужели ты так без карты и уйдёшь? — спросил Костя. — А как же твоё правило достигать поставленной цели любой ценой?

— А я ещё вернусь — через несколько дней. Когда вы от голода ослабнете и карту эту мне на блюдечке с голубой каёмочкой отдадите, — сказал смотритель.

Команда сапёров, Сан Саныч, Андрей и Маша довольно быстро добрались до места первой ловушки. Маша огляделась и сказала:

— Знакомое место.

— Ты здесь раньше уже была или оно тебе как-то… привиделось? — спросил Андрей.

— И то, и другое.

— Как это?

— А помните, я в катакомбах заблудилась, когда от Жоры с маяка убежала? Вот тогда-то я здесь и побывала. Только не знала, что здесь установлена одна из ловушек, которую позже смотритель обезвредил.

— А ты откуда знаешь?

— А вот это уже мне привиделось, — улыбнулась Маша. — Ну, всё, идёмте дальше — мы на правильном пути.

Через некоторое время Маша сказала:

— А вот здесь совсем недавно находилась ещё одна ловушка. Но сейчас это место уже не опасно. Нам туда.

Сан Саныч восхищённо посмотрел на Машу:

— А ведь действительно, здесь должна быть ловушка — мы с Андреем её вычислили, когда карту составляли. Да с тобой, Маша, по катакомбам и без карты ходить можно.

— Лучше уж с картой, — не согласилась Маша. — Так надёжнее.

Наконец, они дошли до места, где валялся ржавый клинок, а из стены торчала стрела.

— Здесь была предпоследняя ловушка профессора, — сказала Маша. — Но она тоже обезврежена. Мы почти у цели. Осталось пройти совсем немного.

— Что это? Старинные орудия убийства? — спросил Сан Саныч.

— Да. На этом месте чуть не произошло самое страшное. Но Костя и Алёша его благополучно прошли. Я чувствую, Лёша совсем рядом. Ещё каких-то сто метров — и мы его найдём!

Вдруг все услышали неясный шум.

— Может, это Лёша подаёт нам сигнал? — предположил Андрей.

— Быстрее идём туда! — сказала Маша, но, сделав несколько шагов, чуть не потеряла сознание.

— Что такое, Машенька? — бросился к ней Сан Саныч. — Тебе плохо? Наверное, воздуха не хватает?

— Нет, нет, дело не во мне, а в Лёше. Там, рядом с ним, опасность! Очень сильная угроза взрыва!

Следователь остался в каморке смотрителя и нервно курил. Вдруг в каморку ворвалась Анфиса.

— Гриша, миленький как ты? Переживаешь, да? За город беспокоишься? Вон как осунулся, — запричитала она.

Буряк опешил:

— Анфиса, что ты здесь делаешь? Нет, ну что за лоботрясы у нас в оцеплении стоят? Почему посторонних в зону особой опасности пропускают?

В каморку вошла Зинаида и ответила:

— Это мы-то тебе посторонние? Мой Саныч по твоей просьбе жизнью рискует, из дому сбегает, а ты меня посторонней обзываешь? Ну, что молчишь. Скажи что-нибудь!

— Зина, перестань кричать, — остановила её Анфиса. — Не видишь, что Григорий Тимофеевич и так себе места не находит?

— А пусть он мне скажет, где Сан Саныч и Маша, я сразу и перестану. Неужто обоих в катакомбы загнал?

— Гражданка Никитенко и гражданка Тарасенко! Я вас официально уведомляю, что в зоне оцепления лицам, не задействованным в операции, находиться запрещается!

Зинаида и Анфиса изумлённо посмотрели на следователя.

— Гриш, ты чего? — спросила Анфиса. — Это ж мы. Ты почему с нами как с незнакомыми разговариваешь?

— Предупреждаю первый и последний раз: если вы сейчас же не покинете маяк, я вынужден буду принять меры.

Зинаида и Анфиса молча вышли.

Алёша и Костя сидели в пещере возле лаза и вдруг услышали Машин голос:

— Алёша! Костя!

— Ты тоже слышал? — спросил Алёша брата. — Или мне показалось?

— Слышал. Это нас ищут! Знакомый голос…

— Конечно, знакомый, Костя. Это же голос Маши!

— Точно, Лёшка. Это она, — теперь и Костя узнал Машин голос.

— Я так и знал, что Маша нас спасёт, — сказал Алёша.

Маша довольно уверенно вела группу и вдруг остановилась.

— Машенька, ты чего? — спросил Сан Саныч.

— Вход должен быть где-то здесь, — сказала Маша. Сан Саныч посмотрел на карту:

— Никакого ответвления от главного тоннеля здесь нет. Ты не могла ошибиться?

— Нет, Сан Саныч, ошибки быть не может, — заверила Маша.

— Маша, у нас нет основания, не доверять тебе, но мне кажется, мы должны идти по карте, — сказал Андрей.

— Я уверена, что вход в подземную пещеру где-то здесь. Я чувствую, Алёша и Костя совсем рядом, — тихо сказала Маша.

Все прислушались.

Алёша и Костя тоже пытались расслышать, что происходит наверху.

— Ничего не могу разобрать, — сказал Костя.

— Я тоже. Может быть, они нас услышат, надо крикнуть. Маша! Мы здесь! — закричал Алёша. В ответ — тишина.

— Глухо, как в танке. Давай попробуем вместе, — предложил Костя.

— Мы здесь! — закричали братья хором.

— Не слышат… — вздохнул Алёша. — Интересно, куда подевался наш друг смотритель?

— Наверное, ушёл, когда почуял, что приближаются спасатели. Или притаился.

Алёша заволновался:

— Надо срочно предупредить Машу и всех, кто с ней, об опасности.

— Но как? Они же нас не слышат.

— Делать нечего, надо рисковать, — сказал Алёша и попытался пробраться в лаз.

Костя задержал его:

— Ты с ума сошёл, это неоправданный риск. Сам взорвёшься, и всех накроет камнями.

— А если смотритель нас на пушку брал, и никакой мины нет? — предположил Алёша.

— Поверь мне, я его лучше знаю. Макарыч не шутит.

— Что же делать? Если спасатели полезут к нам, они тоже подорвутся.

— Спасатели здесь по приказу Буряка. А это значит, что он прочёл моё признание и знает, что сюда без сапёров соваться нельзя.

— Ты прав, Костя, миноискателем они её быстро обнаружат, — согласился Алёша и отказался от попытки штурмовать лаз.

Сапёры стали обследовать тоннель и обнаружили лаз:

— Идите сюда. Здесь, действительно, лаз. Маша была права.

Сан Саныч похвалил Машу:

— Молодец, Машенька, что настояла на своём, а то бы мимо прошли.

— Можно я первый? — спросил Андрей.

— Нет, Андрей, — запретил Сан Саныч. — Уступи это право профессионалам.

Один из сапёров продолжил изучение лаза и услышал Костин голос:

— Эй, будьте осторожны. Лаз наверняка заминирован.

— Откуда вы знаете?

— Это смотритель маяка постарался, — объяснил Костя. — Он где-то неподалёку.

Сапёр выбрался обратно и сказал:

— Ребята находятся в пещере. Я с ними разговаривал.

— Вы их видели? — обрадовалась Маша.

— Нет, пришлось вернуться за инструментом. Они говорят, что вход заминирован.

— Как же они туда попали? — удивился Андрей.

— Их заминировали после того, как они туда вошли, — объяснил сапёр.

— Нетрудно догадаться, чьих рук это дело, — сказал Саныч. — Значит, Мишка-смотритель где-то рядом ошивается. Мы его, видать, спугнули.

— Так что, товарищ старший группы, прикажете приступить к разминированию?

— Приступайте! Только аккуратно.

Сапёр вернулся в лаз:

— Ребята, вы меня слышите?

— Да, отлично слышим.

— Обнаружил мину. Отойдите, как можно дальше. Проверьте, чтоб над вами не было сталактитов. Вы поняли?

— Всё понятно. Мы отходим.

— Тогда я приступаю к разминированию.

К Ксюхе в аппаратную пришёл программный директор. Он был хмур.

— Хочу тебе сообщить, Комиссарова, — сказал он, — что меня вызывают в мэрию. Лично Токарев.

— Это хорошо или плохо? — спросила Ксюха.

— А ты как думаешь?

— Откровенно говоря, я не очень понимаю, зачем вы мне это рассказываете?

— А я не очень понимаю, зачем вице-мэр просил, чтобы ты тоже пришла? Не догадываешься?

Ксюха развела руками:

— Ума не приложу.

— Думаю, что ничего хорошего нас не ждёт, — мрачно сказал директор. — Я почти уверен, что нас вызывают на ковёр из-за твоих эфиров.

— Мне очень жаль, что я вас подвела.

— А мне жаль, что я взял тебя на работу. Учти, Комиссарова, я покрывать тебя не собираюсь. Мне твои выходки надоели.

К удивлению программного директора, вице-мэр встретил их радушно:

— Очень рад вас видеть. Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?

— Нет, спасибо.

Кирилл Леонидович сказал:

— Первым делом хочу вас поблагодарить.

— Приятно слышать, — удивился директор. — Но за что?

— Не скромничайте, все обратили внимание на то, как радиостанция оперативно и деликатно информировала город о происходящих в катакомбах событиях. Молодцы! А вас, Ксения, мы решили отблагодарить особо.

— Мы ей премию выпишем, — пообещал директор.

— Этого мало, — заметил Кирилл Леонидович. — Поскольку городская власть является основным акционером радиостанции, мы решили вас, Ксения, назначить её руководителем.

Ксения покраснела от удовольствия:

— Спасибо!

— Это вам спасибо. Нам нужны такие патриоты города, которым не безразлично, что в нём происходит.

— Я, конечно, вам очень признательна, но боюсь, не справлюсь.

— Прекрасно справитесь, — убеждённо сказал Кирилл Леонидович. — Мы вам поможем. Я специально пригласил и программного директора сюда — он введёт вас в курс дела. Так ведь?

— Конечно, конечно, Кирилл Леонидович, это моя прямая обязанность.

— Тогда — в бой. Желаю удачи! — сказал Ксюхе Кирилл Леонидович.

Наконец-то, лаз был разминирован и братья Самойловы смогли вылезти из пещеры.

— Всё, ребята! — сказал сапёр. — Как говорят в таких случаях, вы спасены.

— Спасибо, вам. Трудно было разминировать? — спросил Алёша.

— Нам не привыкать. Хотя установленное взрывное устройство — нестандартное, самодельное, с секретом.

— Не расслабляйтесь, работы у вас ещё непочатый край, — сказал Костя и показал сапёрам ящики со снарядами.

— Ого! Вдвоём здесь не управиться, придётся идти наверх за подмогой.

Вся команда стала возвращаться обратно.

— Обратно мы идём гораздо быстрее, прямо семимильными шагами, — заметил Андрей, который забрал у Кости свитки и нёс эту ценность лично.

— Путь домой всегда короче, — пояснил Сан Саныч.

— И приятней, — добавил Андрей. — Не могу дождаться, когда мы выберемся, чтобы поглядеть на эту красоту.

— Ты про свитки?

Андрей просто сиял:

— Невероятная находка. Когда ребята показали мне, я глазам собственным не поверил. Даже боюсь предположить, сколько этим текстам лет.

— Скоро выйдем, засядешь за свои тексты, — пообещал Сан Саныч.

Буравин отвёз Самойлова домой и поспешил к Полине. Он никогда ещё так не уставал.

— Рассказывай, Витя, не тяни, как прошла операция? — попросила Полина.

— В принципе, неплохо. Профессор, оперировавший Бориса, убеждён, что шансы на выздоровление возросли.

— Значит, он будет видеть?

— Да.

— Слава Богу. Как вы с ним общались, с Борисом? Трудно было?

— Ты знаешь, Полина, трудности остались позади. Мы помирились.

Полина не верила своим ушам:

— Правда? Как тебе это удалось?

— Мы попытались разобраться в причинах нашего конфликта и поняли друг друга.

— Я очень рада, что вы нашли общий язык, — сказала Полина и поцеловала Буравина. — А ты расскажешь теперь, что с твоей рукой?

— Давай не будем ворошить прошлое.

— Не такое это и прошлое. Вон, рука ещё не зажила.

— Мы оба с Борисом наломали дров, а теперь настало время строить новые отношения.

— Неужели Борис так изменился?

— Не только Борис. Я тоже изменился. Когда я был с ним там, в больнице, я понял, насколько мы все уязвимы и беспомощны поодиночке, — грустно сказал Буравин.

— Это верно. Если бы все его не бросили, он бы не довёл себя до такого безумия.

— И ещё я понял, Полина, что столько лет дружбы не могли пройти даром. Мы остались с Борисом друзьями, несмотря ни на что.

— Замечательно! И Борис тоже так считает?

Буравин подумал и ответил:

— Мне хочется в это верить.

Полина подумала и сказала:

— Не представляю, как он там один? Ему же требуется уход.

— Борис отказался от посторонней помощи. Сказал, что прекрасно ориентируется в своей квартире.

— Может быть, так оно и есть. Но всё равно я волнуюсь. Витя, он же ничего не видит. Как он еду будет, себе готовить? Устроит ещё дома пожар.

— С этим всё нормально: готовить ему будет приходящая домработница, — | объяснил Буравин.

— Хоть бы Алёша вернулся к Борису. Боже мой, хоть бы он вообще вернулся со своего задания, — Полина, как всегда, волновалась о своих сыновьях.

Следователь наконец-то дождался ходившей в катакомбы группы:

— Ну, поздравляю всех с благополучным возвращением!

— Всё прошло, как по маслу, — доложил Сан Саныч. — Я даже не ожидал.

— Сан Саныч, я попрошу тебя пройти со мной наверх. А остальные могут пока подышать свежим воздухом. Только не расходитесь.

— Я могу подняться к себе в комнату? — спросил Андрей.

— Конечно, ты нам не помешаешь, — согласился следователь и обратился к Сан Санычу: — Давай, докладывай обстановку.

— Алёша и Костя нашли склад с боеприпасами.

— Значит, был склад? Как мы и предполагали, — кивнул следователь.

— С войны. Представляешь, если б рванул? Ребята-сапёры вернулись с нами за подкреплением, там им придётся попотеть.

Буряк призадумался:

— Я только одного не пойму, как же этот склад раньше не обнаружили?

— Пещеры этой на карте нет, — объяснил Сан Саныч. — Даже не знаю, как немцы её нашли.

— Так же, как и Самойловы. Где они были, в пещере?

— Да, Гриша. Хотели всё сами разминировать, город спасти решили.

— Тоже мне спасатели нашлись, — усмехнулся следователь. — Самих пришлось спасать. Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.

— Ох, могло всё плохо кончиться. Мишка-смотритель тоже там был, он-то и заминировал выход из пещеры.

— Покушение на убийство, — квалифицировал Буряк, — Но зачем он это сделал?

— Требовал, чтоб они отдали ему сокровища, которые в этой пещере хранятся.

— Ну и дела, — вздохнул Буряк. — А сокровища-то хоть были?

— Вот они, у Андрея, — кивнул Сан Саныч.

Андрей уже не мог оторваться от рукописей и ничего не слышал, и не замечал.

— Что ж мне с этими братьями делать, а? — спросил следователь.

— Тебе, конечно, видней, Гриша, — у тебя закон, устав и всё такое, но не будь с ними слишком строг, — попросил Сан Саныч.

— Легко сказать, — нахмурился Буряк. — Один нарушил устав, другой вообще связался с уголовником.

— Я тебе скажу, настаивал Сан Саныч, — что Алёша с Костей сделали очень много полезного.

— Про свитки я уже слышал, что ещё их оправдывает? — спросил следователь.

— Они перенесли ящики с боеприпасами подальше от сталактитов. Облегчили сапёрам работу.

— Они думали не о сапёрах, а о своей безопасности, — уточнил следователь.

— Обидно за ребят, у них только-только личная жизнь стала налаживаться. А Маше вообще надо дать медаль.

Тут Буряк не возражал:

— Вот Маше и дадим. А с этими гавриками у меня всё равно будет серьёзный разговор. Где они?

— Наверное, ждут на улице, как ты и приказал.

— Там ещё Катя вся извелась из-за Кости. Ладно, пойду, поговорю с ними да отпущу по домам, — решил Буряк.

Алёша, Костя и Маша вышли из маяка и увидели Катю. Катя подошла к Косте, обняла его и тихо сказала:

— Как хорошо, что мы опять все вместе!

Костя погладил её по голове, посмотрел на Алёшу и Машу и добавил:

— Не только вместе, но и каждый со своей любимой девушкой.

Брат его поддержал:

— Точно, Костя. Это самое главное!

Подошёл следователь и нежно сказал Маше:

— Спасибо тебе за помощь. Мне Сан Саныч рассказал, как ты нашла вход в пещеру. Как это у тебя получается?

— Я сама не знаю, — пожала плечами Маша.

— Девушки, вы уж меня извините, но я украду ваших кавалеров на пару минут, — сказал следователь Маше и Кате.

Он увёл братьев Самойловых в сторону и сурово спросил:

— Ну, и что мне с вами делать?

Алёша ответил:

— Мы больше не будем. — Младшая группа детского сада! — воскликнул Буряк. — Только благодаря тому, что я знаю вас с детства и дружу с вашим отцом, я позволю себе быть снисходительным. Но не обольщайтесь. Просто я откладываю наш разговор на некоторое время. Даю вам пару дней осмыслить то, что вы натворили. Вам понятно?

— Что ж тут непонятного, — сказал Алёша.

— Ты, Костя, надеюсь, не отправишься в свадебное путешествие? — поинтересовался Буряк.

— Я уже напутешествовался, — хмуро отозвался Костя.

— Вот и хорошо. Очень скоро ты мне понадобишься. И не просто для разговора, а для допроса. Так что будь готов.

Костя понял, что пока всё идёт хорошо, и ответил:

— Всегда готов.

— Значит, договорились… — сказал следователь и возвратился к Кате и Маше: — Девушки, забирайте своих парней.

Хуже было Сан Санычу, которого наконец-то нашла Зинаида.

— Вот ты где. Ушёл, сказал: «Обычное задание», а я потом от людей узнаю, что там на самом деле, — возмущалась она.

— Ничего особенного. Показал ребятам дорогу и всё.

Зинаида была на взводе:

— Что ты мне голову морочишь, в глаза врёшь! Думаешь, я не знаю, что творится, что весь город в опасности.

— Да не было там никакой опасности для города. Я не хотел тебя волновать, Зина, — нежно сказал Сан Саныч. — У тебя ж давление. Зинаида продолжала его укорять:

— Как тебе не стыдно, Саныч, ты же не мальчишка — по катакомбам шляться, искать приключений на свою голову.

— Пойми, Зина, так, как я, никто не знает подземный лабиринт. Я должен был помочь, — пытался вставить слово Сан Саныч.

Но Зинаида его почти не слушала:

— Эгоист ты, Саныч, бессердечный человек! Как ты мог так легкомысленно поступить?

— Зина, успокойся, всё же нормально. Вот он я, целый и невредимый, — показал на себя Сан Саныч.

— Забыл уже, как тебя Мишка-смотритель из пистолета подстрелил? — продолжала Зинаида.

Её крики заставили Андрея оторваться от свитков.

— Зина, мы здесь не одни, — напомнил ей Сан Саныч. — Давай продолжим разговор дома.

Зинаида поняла, что наговорила лишнего:

— Ладно, пошли домой. Вы уж простите нас, Андрей!

— Ничего, ничего, — сказал Андрей и вернулся к рукописям.

А Зинаида, подталкивая Сан Саныча впереди себя, увела его с маяка. Глядя на эту картину, Алёша удручённо сказал:

— Вот как встречают героев. Где справедливость?

— Хватит уже геройства. Пора вернуться к мирной жизни, — предложила Катя.

— Лично я не возражаю, — улыбнулся Алёша.

— Костя, что вам с Алёшкой сказал Буряк? — спросила Катя.

— Разговора ещё не было, — ответил ей Костя. — Сказал, поговорим через два дня.

Катя обрадовалась:

— Два дня — целая вечность!

— Я вижу, что мне, как самому старшему, придётся озвучить то, о чём все мы думаем, — сказал Костя.

— О чём же мы все думаем? — спросил его Алёша.

— Так дальше продолжаться не может. Хватит обманывать самих себя. Вам с Катей надо развестись.

— Да, — согласилась Катя, — это была моя ошибка.

Маша её перебила:

— Нет, Катя, ты ни при чём. Это я всех запутала, простите меня!

Алёша подвёл итог:

— В общем, мы все виноваты, все и будем исправлять эту ошибку.

— Вот и отлично, — кивнул Костя. — Предлагаю прямо завтра. Встречаемся утром у ЗАГСа.

Следователь, посмотрев на то, как ведут героического Сан Саныча домой, вернулся в каморку и сказал Андрею:

— Да, Сан Санычу сегодня придётся несладко. Зинаида взяла его в оборот.

Но Андрей был увлечён другим:

— Григорий Тимофеевич, пока у вас есть время, я бы хотел поговорить об этих свитках.

— Судя по тому, как ты увлечённо их рассматривал, они представляют определённую ценность, — догадался Буряк.

— Определённую ценность? — опешил Андрей. — Да им цены нет! Я пока провёл лишь предварительную экспертизу, но почти уверен — это величайшая находка. Но чтобы в этом убедиться окончательно, я хотел бы взять их в Москву для полноценного анализа.

— Дай-ка взглянуть, — следователь забрал у Андрея свитки. — Так-то оно спокойней. Мы со своими историческими ценностями сами разберёмся.

Андрей запротестовал:

— Григорий Тимофеевич, это не гуманно.

Но у следователя была своя точка зрения:

— Свитки найдены в наших катакомбах, а не в московском метрополитене. Так что они — наши. А в Москву тебе съездить, действительно, стоит. По другому поводу.

— По-какому? — не понял Андрей.

— Предать земле останки профессора Сомова, — грустно сказал Буряк. — После того как ты обнаружил скелет Сомова, я направил в катакомбы поисковиков.

— Вы проводили экспертизу?

— Нет сомнений, это Сомов, — подтвердил следователь.

— Значит, останки учителя вы мне отдадите? — уточнил Андрей.

— Конечно. Родственники Сомова в курсе?

— Родственников у него не осталось. Учитель был одинок.

— Кто же будет его хоронить? — спросил Буряк.

— Организацию похорон и расходы возьмёт на себя Исторический клуб.

— Что ж, останки профессора ты можешь получить в любое время.

— А свитки? — с надеждой спросил Андрей. — Я только начал их изучать. Вы мне их оставите хотя бы до утра?

— Прости, Андрей, но свитки я тебе не оставлю, — покачал головой следователь, — чтобы ты нечаянно не увёз их в Москву.

— Как вы не понимаете, Москва — это лучшее место для таких вещей. У вас в городе даже музея нет.

— Значит, будет. Спасибо за идею. Нут желаю счастливого пути!

Андрей улыбнулся:

— Кажется, вы забыли, что здесь на маяке живу я, а не вы.

— Ах, да. Хорошо, что напомнил, а то я уже тут засиделся. Пора и честь знать.

Следователь поднялся и взял свитки. И тут дверь в каморку открылась и вошла Анфиса.

— А вот и за мной пришли! — обрадовался следователь.

— Ты когда освободишься, Григорий? А то я заждалась уже.

— Ты прости меня, Анфиса, что я тебя с Зинаидой шуганул, — виновато извинился Буряк. — Сама понимаешь, такая ситуация была напряжённая, а тут ещё вы заявляетесь.

— Да я не сержусь на тебя, я всё понимаю. Значит, едем домой?

— Только по дороге заскочим в отделение, я запру в сейф кое-какие исторические ценности, а потом сразу ужинать.

— Я как раз сегодня ходила на базар и купила свежей кефали. Такая уха получилась! — похвасталась Анфиса.

Следователь неожиданно запел:

— «Шаланды полные кефали, в Одессу Костя приводил…»

Анфиса посмотрела на Андрея:

— Андрей, может быть, вы с нами поужинаете? Проголодались, небось.

Андрей отказался:

— Спасибо за приглашение, но как-нибудь в другой раз. Я очень устал, спать хочу. Прямо сейчас и лягу.

— Ну, не будем вам мешать. Всего хорошего.

Андрей никак не мог оторвать взгляд от свитков, которые уносил следователь.

— Имейте в виду, Григорий Тимофеевич, я вернусь, чтобы изучать эти тексты в вашем музее, — заверил он.

— Я буду искренне рад тебя увидеть.

Следователь и Анфиса ушли, но Андрею не пришлось долго скучать, потому что зазвонил телефон. Это была Полина.

— Андрей, добрый вечер! — сказала она. — Я очень волнуюсь за Алёшу и Костю. Буряк мне сказал, что дал им какое-то секретное задание…

Андрей поспешил успокоить её:

— He волнуйтесь, Полина. Задание выполнено. Ребята благополучно вернулись из катакомб. Алёша в полном порядке. И Костя тоже.

— Слава Богу! Вы не знаете, где сейчас ребята?

— Подозреваю, что Алексей у отца. Вместе с Машей. А Костя наверняка с Катей.

Полина облегчённо вздохнула:

— Спасибо, Андрей, а то я уже не знала, что думать — пропали мои сыновья бесследно.

— Полина. у вас отличные сыновья.

— Спасибо. А что у вас такой грустный голос, Андрей? Почему? — спросила Полина.

— Грустно расставаться с вашим городом.

— Вы уезжаете?

— Но я вернусь. Обязательно вернусь, — обещал Андрей. — Напишу новую книгу и вернусь.

Зинаида отошла подальше от маяка и начала всхлипывать:

— Если б ты только знал, как я волновалась. За тебя волновалась, старого дурака.

Сан Саныч понуро шёл следом и оправдывался:

— Видит Бог, я этого не хотел, Зина.

— Анфиса как сказала, что городу угрожает опасность, что там катакомбы заминированы, я чуть не умерла от страха за тебя. Это правда?

— Да, Зина, это правда. Мы все могли погибнуть, — признался Сан Саныч.

Зинаида остановилась:

— Боже мой, Саня, ты прости меня, что я устроила скандал.

— Да ладно. Я ж понимаю — сам виноват.

— Я только подумала, что ты можешь не вернуться, и сразу поняла, как ты мне дорог.

— Ты тоже для меня самый дорогой человек на земле, — улыбнулся Сан Саныч.

— Ещё я поняла, Саня, что ты настоящий мужик. И я очень жалею, что не вышла за тебя замуж в молодости и не родила тебе детей.

Сан Саныч обнял Зинаиду, и она заплакала.

Самойлов, которого уже тяготило его одиночество, был рад возвращению домой Алёши и Маши. Дом сразу ожил, в нём вкусно запахло приготовленной едой, комнаты заполнились голосами. Самойлов был счастлив!

— Машенька, ты прости меня, пожалуйста, — сказал он.

— Не за что мне вас прощать, ничего вы мне плохого не сделали.

— Ну как же, выгнал вас с Алёшкой из дома, — напомнил Самойлов.

Алёша вмешался в их разговор:

— Я тоже хорош, нет, чтоб выслушать тебя, поговорить по душам — полез на рожон.

Самойлов невероятно изменился, он даже мыслить стал по-иному:

— Я теперь с ужасом вспоминаю, что со мной творилось. Какое-то безумие, навязчивые идеи. Со всеми разругался, все мосты посжигал.

— Ничего, папа, мосты новые построим, — пообещал Алёша. — Со всеми помиришься. Никто зла на тебя не держит. Я в этом не сомневаюсь.

— Теперь-то я понимаю, сын, что человеку для счастья нужно совсем другое. Не тратить свою жизнь на самоутверждение, а просто жить и ценить каждый миг общения с близкими людьми.

— Вот это, папа, я тебе могу обещать! Мы будем с тобой общаться каждый день. Правда, Маша?

— Правда, — подхватила Маша. — Мы вас не оставим, Борис Алексеевич.

Для Самойлова начиналась новая жизнь.

— Костя, только честно, что тебе сказал Буряк? — спросила Катя.

— Он попросил никуда не уезжать из города.

— Что это означает? — заволновалась Катя.

— Это означает, что через несколько дней он вызовет меня на допрос по делу смотрителя.

— Если он тебя не арестовал сразу, возможно, всё не так страшно?

— Он не сделал этого только из уважения к отцу. И Сан Саныч наверняка просил за меня, — Костя, правильно понимал ситуацию.

— Ладно, не будем раньше времени падать духом, — сказала Катя. — Ты молодец, что заговорил о разводе. Я бы сама не решилась. Завтра мы с Алёшкой разведёмся.

— Развестись вам, конечно, необходимо — хотя бы для того, чтобы Алёшка смог жениться на Маше.

— Почему только Алешка и Маша, а мы с тобой? — спросила Катя.

— Ты должна хорошо подумать, Катя, стоит ли тебе связывать свою жизнь со мной?

— Нечего мне думать, Костя, я уже всё решила, — быстро ответила Катя.

— Меня будут судить, Катя, и, скорее всего, дадут срок.

— Я к этому готова. Готова ждать тебя столько, сколько будет нужно. И мне очень жаль, Костя, что ты этого не понимаешь. Ведь я люблю тебя, — Катя нежно прижалась к нему.

— Прости меня, Катя. Просто было бы нечестно с моей стороны не оставить тебе выбора.

— Я свой выбор уже сделала, — сказала Катя и заплакала.

У Алёши с Машей шёл похожий разговор.

— Как хорошо, всё опять как прежде! — радостно сказал Алёша. — Мы с тобой вместе. Завтра я разведусь с Катей, и больше мы никогда не будем разлучаться.

— Ты простишь меня за то, что я убедила тебя жениться на Кате? — спросила Маша.

— Уже простил, Машенька. Ты же хотела, как лучше.

— Да, хотела, но ошиблась.

— Представляешь, я не сомневался, что именно ты спасёшь меня в катакомбах, — признался Алёша.

— Может быть, настанет день и тебе придётся точно также спасать меня, — как-то задумчиво сказала Маша.

— Я буду молить Бога, чтобы такой день не настал никогда, — нахмурился Алёша.

— Всякое бывает в жизни, — вздохнула Маша, словно что-то предвидя.

— Помнишь, как Андрей сказал про тебя, что у тебя дар и что во все времена к людям, имевшим такой дар, относились по-особенному. Их берегли, понимая, что люди с такой тонкой организацией психики сами очень уязвимы.

— Но я не боюсь ничего, — сказала Маша. — И, кроме того, ты сможешь защитить меня, Алёша. Я в этом уверена.

— Ведь я люблю тебя. Мне так хорошо с тобой!.. Спасибо тебе. Маша, за то, что ты убедила меня вернуться домой, к отцу. Мы должны быть с ним, он не должен чувствовать себя одиноким в своей беде.

— Мне кажется, что рядом с тобой отец вновь обретёт зрение.

Самойлов в это время вошёл в кухню. Он ощупывал руками шкафчики, чтобы найти нужный. Наконец, он нашёл искомое — бутылку водки. Самойлов открутил пробку и понюхал содержимое бутылки, потом решительно подошёл к раковине и вылил всю водку в раковину.

Маша поднялась пораньше, чтобы приготовить завтрак. Самойлов пришёл в кухню составить ей компанию и поговорить. Когда завтрак был уже готов, появился Алёша.

— Вот и жених проснулся, — прокомментировал его приход Самойлов.

— Я, папа, не жених, — поправил его Алёша. — Это называется по-другому. Я ведь развожусь сегодня…

— Разводишься ведь для того, чтобы опять жениться. Значит, жених, — настаивал Самойлов.

— Алёша, иди, умывайся, — скомандовала Маша. — Сейчас будем завтракать.

— А что у нас на завтрак? — принюхался Алёша. — Пахнет вкусно.

— Оладьи по рецепту бабушки Зины.

— Оладьи я люблю. Особенно со сметаной.

Позавтракав, Алёша посмотрел на часы и сказал:

— Время поджимает. Так можно и опоздать на собственный развод.

— Успеешь, не переживай, — успокоила его Маша.

— Надо будет отпраздновать День развода, — предложил Алёша.

— Ну и молодёжь, вздохнул Самойлов. — Нельзя, Алёшка, праздновать такие вещи.

— Почему? Бывает же так, что развод — это праздник. Причём для всех.

— Ну, если это для тебя праздник, сынок, то я тебя поздравляю, — уступил Самойлов.

У Кати утро было более романтическим, чем у Маши. Катя проснулась и увидела перед собой цветы.

— Костя, я не верю своим глазам, — сказал она.

— Это я не верю своему счастью, — сказал Костя и поцеловал Катю.

— А ты поверь, — попросила она.

— Не могу. Я ведь делал всё, чтобы тебя потерять, а ты меня нашла и спасла своей любовью.

— Как ты изменился, я никак не привыкну к тебе такому, — призналась Катя.

— К какому такому?

— К такому нежному, такому заботливому, к самому любимому.

— А ты привыкай. Я перед тобой в неоплатном долгу. Говори, что я должен сделать для тебя, и я исполню любое твоё желание.

— Возьми меня в жёны, — попросила Катя.

— С удовольствием, моя королева. Только сначала тебе надо развестись с Алёшкой.

— Хоть бы нам ничего не помешало, — вздохнула Катя.

— Нам никто не может помешать, кроме нас самих, — сказал Костя, многозначительно показывая на часы.

— Ой! Всё, всё, всё, я встаю! — заторопилась Катя.

Захаровна решила ещё немного погостить у Зинаиды.

За завтраком она спросила:

— Интересно, Зина, какая ты в молодости была — небось, красавица?

— Здрасьте, кума Настя! А ты уже забыла?

— Она в молодости была — ух, — вставил своё веское слово Сан Саныч, — да и сейчас — ничего.

Зинаиде понравился его ответ, но она смущённо заметила:

— Скажешь тоже, Саня!

— Жаль, тогда конкурсов красоты не проводили. Первое место Зина бы никому не отдала… Я тебе, Захаровна, сейчас покажу её фотографии.

Сан Саныч принёс свой альбом. Зинаида в нём была, действительно, настоящая красавица.

— Чудо, а не девка! — похвалила Захаровна. — Стройна! А какая коса у тебя была!

— Этой косой она и косила нас, моряков, — засмеялся Сан Саныч.

— Волосы — что твой шёлк, а фигура!.. — и вдруг Захаровна воскликнула: — Ой! Господи!

— Что ты там увидела? — встрепенулась Зинаида.

— Это он! — сказала Захаровна, тыча пальцем в фотографию.

— Кто?

— Тот её парень, моряк! — объяснила Захаровна.

— Дай-ка я сама гляну, — сказала Зинаида и забрала у Захаровны альбом.

Сан Саныч недоумённо смотрел на них, ничего не понимая.

Захаровна показала на фотографию:

— Вот, Зина, это он, тот самый моряк.

Сан Саныч заглянул в альбом:

— Так это же Витька Буравин.

— Послушай, Захаровна, а ты не ошиблась? — спросила Зинаида.

— Говорю тебе, это он. Я его сразу узнала. Молодой, статный, красивый.

— У тебя же нет памяти на лица, ты ничего не путаешь? Для женщин молодые и в форме — все красавцы.

Но Захаровна была уверена:

— Даже не сомневайся, это он. Её парень.

— Да чей парень? — не понимал женщин Сан Саныч.

Зинаида обернулась к нему:

— Слушай, Саня, когда Буравин был курсантом, какая у него была девушка?

— Полина. А что?

Зинаида только руками всплеснула:

— Боже мой! Беда, Саня! Что мы натворили!

— Зина, скажи толком, что случилось? — по-прежнему ничего не понимал Сан Саныч.

Зинаида охнула:

— Случилось непоправимое.

— Зина, ты хочешь моей смерти? — завопил Сан Саныч. — Немедленно говори мне, что тут происходит.

— Саня, держись. Я тебе скажу страшную вещь.

— Только быстрей, а то я не доживу.

Зинаида набрала побольше воздуха и сообщила:

— Полина — мать нашей Машеньки. А Алёша — её брат.

— Повтори, Зина, что ты сказала? — не понимал Сан Саныч.

— Ты не ослышался, Саня. Полина и есть та женщина, что родила Машеньку и оставила Захаровне. А Захаровна подбросила её мне.

Сан Саныч не поверил:

— Этого не может быть.

— Может. Вон Захаровна подтвердит, что так всё и было.

Захаровна послушно кивнула:

— Так и было.

— Но я Захаровну не сужу, ты же помнишь, как я хотела девочку… — сказала Зинаида.

— Подожди, Зина, дай мне отдышаться… — попросил Сан Саныч. — Итак, давайте всё по порядку. Захаровна, ты уверена, что именно Полина — Машина мама?

— Я же у неё роды принимала, — объяснила Захаровна.

— А при чём здесь Витя Буравин? Он что, был вместе с ней, когда она рожала?

— Нет, от него она держала это в тайне. Он ушёл в рейс, когда ещё не было заметно животика, а когда вернулся, она уже родила.

— Ну и дела! Головам кругом идёт, — Сан Саныч не — знал, что и говорить.

— Господи, прости, какой грех! Алёша-то с Машей братик и сестричка, — причитала Зинаида.

Вдруг у Сан Саныча появилась какая-то идея. Он нашёл в альбоме нужную фотографию и попросил:

— А ну-ка, Захаровна, посмотри вот на эту женщину.

— Симпатичная, — сказала Захаровна.

— Ты её не узнаёшь? — удивился Сан Саныч.

— Впервые вижу — такую бы я запомнила. А кто она? — спросила Захаровна.

— Я тебе показал Полину, и ты её не узнала. Значит, всё-таки не она?

Захаровна покачала головой:

— Нет, это не она.

— Ой, Захаровна, умоляю тебя — чтоб не было ошибки, — взмолилась Зинаида. — Посмотри внимательней.

Захаровна достала из сумки очки. Надела их и стала внимательно разглядывать фотографию.

— Нет, натурально не она. Не Машенькина мать.

Саныч облегчённо вздохнул:

— Уже легче. Значит, не Полина.

— Та была черноволосая, жгучая такая, — стала описывать Захаровна. — Глазищи огромные.

— Черноволосая, говоришь? — переспросила Зинаида. — Сан Саныч, у тебя же есть Таисьина фотография?

— Конечно, есть. Вместе с Виктором как раз, — Саныч протянул Захаровне другую фотографию. — Взгляни, Захаровна, на эту женщину. Узнаёшь?

Захаровна только глянула, сразу же сказала:

— Она. Никаких сомнений. Давно я её не видела, но сразу узнала. Эта женщина — мать вашей девочки.

— Таисия, — задумчиво сказала Зинаида. — Выходит, что Таисия — мать нашей Машеньки.

— Можешь не сомневаться, это она. Вы с ней, как я понимаю, знакомы? — уточнила Захаровна.

— Знакомы более двадцати лет. Всё это время Таисия была женой Буравина, — объяснил Сан Саныч.

— Что ж это получается, Саня, Виктор Буравин — Машин отец? — спросила Захаровна.

— Не думаю, что Витька позволил бы Таисии отдать ребёнка, — покачал головой Сан Саныч. — Он мне сам говорил, что хотел как минимум троих детишек, но Таисия возражала.

— Так она же тайком от него родила, — напомнила Захаровна.

— Да, ситуация. Если Виктор узнает, будет скандал.

— Они ведь уже в разводе, — напомнила Зинаида. — Дело прошлое.

— Глядишь, общий ребёнок и помирит их, — предположила Захаровна.

— Не уверен, — сказал Сан Саныч.

— Ой, у меня прямо камень с души упал, что Алёша с Машей — не брат и сестра, — обрадованно сказала Зинаида. — Я бы померла от стыда.

— Зато Катя и Маша — сёстры. Это тоже крутой поворот в жизни. Как бы не занесло, — осторожно сказал Сан Саныч.

— Катя — это та беременная, что с Машей приходила? — уточнила Захаровна. Зинаида кивнула. Сан Саныч стал нервно прохаживаться по кухне.

— Саня, ну не маячь ты перед глазами, — попросила его Зинаида. — Скажи лучше, как поступить.

— Главное, не поступить опрометчиво. А всё остальное как-нибудь разрешится.

— Как-нибудь! Само, что ли? — засомневалась Зинаида.

— Давайте исходить из того, что Маша будет рада узнать, кто её родители, — начал Сан Саныч.

— А её родители будут рады узнать, что у них взрослая дочь? — с сомнением спросила Зинаида.

— Думаю, что в таком возрасте — они всё поймут правильно, — уверенно сказала Захаровна. — И наша Таисия будет счастлива.

Зинаида заметила с обидой в голосе:

— Конечно, когда Машу уже вырастили и воспитали другие, легко быть счастливой.

— В любом случае, не надо бояться. Между собой они обязательно разберутся, люди все вменяемые, — сказал Сан Саныч.

— Саня, ты предлагаешь пойти сказать Таисии и Виктору, что Машенька их дочь? — спросила Зинаида.

Сан Саныч вздохнул:

— Вот насчёт Виктора у меня есть сомнения.

— Какие сомнения?

— Что-то я сомневаюсь, что он — отец Маши. Ты, Зина, сиди пока тихо, а я попытаюсь аккуратно это прояснить.

Кирилл Леонидович помнил, что Самойлову должны были сделать операцию, и позвонил Буравину, чтобы узнать, как дела.

— Виктор, ты давно вернулся? — спросил Кирилл Леонидович.

— Вчера, Кирилл.

— Как там Борис, как прошла операция?

— Вполне успешно. Есть надежда, что зрение восстановится. Будем надеяться…

— Ты можешь зайти ко мне? Надо поговорить о тендере — дальше затягивать некуда.

— Я и сам собирался к тебе сегодня.

— Тогда жду… И ещё. Передай, пожалуйста, трубку Полине. Мне надо сказать ей пару слов.

— Конечно… — сказал Буравин и позвал: — Полина!

— Кто это? — спросила Полина, подходя к нему.

— Кирилл хочет что-то тебе сказать. А я побежал, пока, — Буравин отдал ей трубку и ушёл.

— Полина Константиновна, у меня к вам есть серьёзный разговор. Найдёте время зайти ко мне в течение дня? — спросил Кирилл.

— Хорошо, Кирилл Леонидович, — согласилась Полина.

Алёша с Машей пришли к ЗАГСу раньше остальных.

— Добрый день, — сказал Алёше проходящий мимо сотрудник ЗАГСа.

— Добрый день, — кивнул Алёша.

— Вы снова к нам?

— Снова.

— Желаю успеха, — сказал сотрудник и скрылся в дверях ЗАГСа.

— Кто это? — спросила Маша.

— Кто-то из сотрудников ЗАГСа.

— Ты уже тут всех знаешь, как я погляжу, — заметила Маша.

— У меня такоё ощущение, что я родился и вырос в этом ЗАГСе. Со всеми знаком сто лет, все со мной здороваются. Представляю, что они думают обо мне. Гадают, наверное, жениться я пришёл или разводиться. — Тебя это смущает? — спросила Маша.

— Конечно. И вообще, мне надоели эти хождения.

— Потерпи немного. Сегодня разведёшься и потом ещё один раз придёшь, чтобы жениться на мне.

— Ты сама предложила. Но запомни, наша свадьба будет последним моим визитом в ЗАГС. Разводиться я с тобой не буду, что бы ни случилось. Иначе я здесь и умру, — Алёша посмотрел на часы, — Это некрасиво с их стороны — опаздывать.

— Никак не налюбуются друг на друга, — предположила Maшa. — Я так рада, что у них всё наладилось.

— Всё равно опаздывать неприлично.

Но тут из дверей ЗАГСа вышел Костя и сказал:

— Ага! Они здесь стоят. А мы с Катей вас внутри ждём. Думаем, никак не могут налюбоваться друг на друга.

Следом за ним появилась Катя.

Алёша растерялся:

— И давно ждёте?

— А чего нам ждать. Мы уже успели пожениться, — сообщил Костя.

— Не понял, как это?

Костя хлопнул брата по плечу:

— Я и забыл, что мой брат с утра шуток не понимает.

— Просто шутки у тебя такие странные, — объяснил Алёша.

— Ну, вперёд и с песней! — скомандовал Костя, и вся компания вошла в ЗАГС.

Регистраторша, увидев знакомые лица, заволновалась:

— Ой, кто из вас что? То есть я хотела спросить, кто из вас на ком женится?

— Сегодня никто из нас не женится, — строго сказал Алёша. — Мы хотим развестись.

— И как можно скорей! — добавила Катя.

— Понятно. Сначала — как можно скорей женитесь, а потом — как можно скорей разводитесь.

— Мы вам обещаем это в последний раз, — сказал Алёша.

— Ветер в голове. Вот брат ваш, сразу видно, человек серьёзный, — обратила внимание на Костю администраторша.

— Это очень верно подмечено, — согласился Костя.

— Значит, вы хотите развестись.

— Скажите, как быстро можно это сделать? — поинтересовался Костя.

— Для вас сделаем исключение, разведём вашего брата прямо сейчас.

— Ура! — закричали все четверо.

— Вот этого не надо, — остановила эту бурную радость администраторша. — Не надо здесь кричать «ура». Вы не на свадьбе. Развод — это не повод для столь бурной радости.

— Иногда развод куда приятней свадьбы, — сообщил Алёша.

— А вы, Катя, тоже так считаете? — администраторша посмотрела на Катю.

— Для меня этот день — один из самых счастливых в моей жизни, — призналась Катя.

— С вами можно с ума сойти. Понять мне вас труднее, чем развести.

— Маша, давай мы оставим Лёшку с Катей, а сами подождём их во дворе, — предложил Костя.

— Вам совсем необязательно уходить.

— Разве для развода нужны свидетели? — спросил Костя.

— Нет, свидетели не нужны, просто я думала… — регистраторша влюблёнными глазами смотрела на Костю.

— Тогда мы подождём на улице, — отрезал он.

Маша с Костей ушли, а администраторша занялась документами.

— Так, всё вроде нормально, — сказала она. — Пока писали, не передумали разводиться?

— Нет, мы твёрдо решили, — подтвердила Катя.

— Как хотите, моё дело спросить. Распишитесь здесь, — администраторша показала Кате и Алёше, где расписываться. — Я думаю, заведующая не будет возражать.

— Мы больше не муж и жена? — спросил Алёша.

— Осталось сделать пометку в паспортах, и можете начинать новую жизнь. Отдельно друг от друга.

— Спасибо, — сказала Катя. — Мы вас поздравляем с нашим разводом.

— Напрасно вы так легкомысленно к этому относитесь, — покачала головой администраторша. — Никто не знает, как жизнь повернётся.

— В любом случае, спасибо вам за понимание, — сказал Алёша.

— Желаю удачи.

Костя с Машей беседовали на крылечке ЗАГСа.

— Как там поживает моя многострадальная аптека? — спросил Костя.

— Возвращаем её к жизни. Теперь она принадлежит Римме.

— Лёва ей подарил?

— Да, он сделал ей такой подарок, когда узнал, что она ждёт ребёнка, — объяснила Маша.

— А ты, значит, всем управляешь. Думаю, аптеку ждёт неплохое будущее, — предсказал Костя.

— Я надеюсь, нас всех ждёт неплохое будущее.

— Главное, поскорей забыть о прошлом. Чтобы в будущем всё было по-другому.

Маша покачала головой:

— Так не бывает.

— Почему же? Возьми хотя бы эту аптеку. Ещё недавно ты в ней работала под моим руководством, а теперь сама ею управляешь.

— Осталось только тебя взять на работу, — засмеялась Маша.

Тут из дверей выскочил Алёша и закричал:

— Всё! Мы свободны!

— Мы больше не муж и жена! — радостно добавила вышедшая следом за ним Катя.

— Удивительно, как быстро вам оформили развод. Прямо не регистраторша, а золотая рыбка, — улыбнулась Маша.

— Мы же с ней свои люди, практически родственники, — дурачился Алёша. — Она мне, вообще, как старшая сестра.

— Может, твоя сестра — золотая рыбка — нас и распишет прямо сегодня? — спросил Костя.

— Сомневаюсь, Костя, что она будет рада помочь тебе в этом. Если б ты разводился… — загадочно сказал Алёша.

— Вот именно, — подтвердила Катя, — тогда она была бы счастлива.

— О чём вы говорите, объясните мне, тугодуму? — попросил Костя.

— Ты что, не заметил, как она на тебя смотрела? — удивился Алёша.

— Я сейчас замечаю только, как Катя на меня смотрит, — признался Костя. — Остальные меня не волнуют. Пока, во всяком случае.

— Смотри у меня, я этой регистраторше быстро мозги вправлю, — пообещала Катя.

— Не надо. Она нам ещё пригодится. В конце концов, мы должны быть ей благодарны.

— Правильно. Пойдёмте лучше праздновать наш развод, — предложил Алёша.

— Нет, мы не пойдём. Правда, Маша? — весело спросила Катя.

— Правда, не пойдем.

— Маша, почему не пойдём? — огорчился Алёша. — Мы же собирались отпраздновать это событие?

— Что вы задумали? — строго спросил Костя.

— Мы же не сказали, что не пойдём вообще. Просто не сию минуту. У нас с Машей есть дела, — таинственно ответила Катя.

— Интересно, что за тайны?

Катя засмеялась:

— Никаких тайн — мы хотим пройтись по магазинам, кое-что купить.

— Так пойдёмте вместе, — не унимался Алёша.

— И в салон красоты вы тоже с нами пойдёте? — спросила Маша.

— Всё понятно. Придётся нам, Алёшка, смириться. Они же для нас стараются.

— Вот именно, — подхватила Катя. — Мы хотим быть сегодня самыми красивыми, чтобы некоторые не заигрывали с регистраторшами.

— Хорошая идея. Пока ты по магазинам и по салонам красоты, я — по регистраторшам, — хитро сказал Костя.

— Убью, — Катя показала кулак.

— Сегодня никто шуток не понимает, — пожаловался Костя.

— Только твоих, — заметил Алёша.

— Ладно, мы с Катей пойдём, а вы ждите нас в кафе, — попросила Маша. И девушки пошли по самым важным женским делам — делать себя красивыми.

Буравин решил, что в мэрию он обязательно пойдёт с Самойловым. Он пришёл к Борису:

— Ну, как ты здесь? — спросил он, заходя в дом.

— Всё в порядке. Алёша и Маша вернулись, так что мне весело, — ответил Самойлов.

— Молодцы, ребята.

— Проходи, Витя, чайку попьём.

— Нет, у нас времени, Борис, чаи распивать. Собирайся. Скажи мне, где твой костюм? — Буравин решительно пошёл к шкафу.

— Подожди, не торопись. Куда собираться?

— Звонил Кирилл, срочно попросил нас с тобой приехать в мэрию. Хочет поговорить о тендере.

Самойлов помрачнел:

— А при чём здесь я? Наверняка, он приглашал тебя одного. Я-то ничего не вижу!

— Здесь ты ошибаешься. Он несколько раз повторил, чтобы я обязательно приехал вместе с тобой.

— Ты, наверное, неправильно его понял.

— Боря, твоя фамилия — Самойлов? Значит, я всё понял правильно. Говори, где костюм? — и Буравин открыл шкаф.

Через полчаса они уже были в кабинете Кирилла Леонидовича.

— Приветствую вас, ребята! Проходите, присаживайтесь, — сказал Кирилл, глазами вопросительно показывая Буравину на Самойлова, мол, он-то зачем.

Буравин показал сцепленные руки — будем работать вместе. Кирилл кивнул.

— Что ж, Кирилл, мы готовы выслушать окончательное решение комиссии, — сказал Буравин.

— Принимая во внимание равноценность проектов обоих претендентов, комиссия посчитала целесообразным отдать им заказ на двоих.

— На двоих? — переспросил Самойлов.

— Совершенно верно — Буравину и Самойлову, то есть вам.

Буравин благодарно кивнул Кириллу, мол, спасибо, хорошее начало!

— Удивительное решение, — констатировал Самойлов.

— Ничего удивительного, всё закономерно. Вы прекрасно дополняете друг друга, — сказал Кирилл Леонидович.

— Мне тоже кажется, что вдвоём мы больше пользы принесём городу, — поддержал его Буравин.

— Надеюсь, возражений нет? — спросил Кирилл. — Вы оба победили. Желаю вам хорошенько потрудиться на благо города.

Следователь, продолжая работать над делом Родя, решил вызвать на допрос Марукина.

— Подследственный Марукин по вашему приказанию доставлен, — доложил конвоир.

— Заводите, — кивнул следователь и сказал вошедшему Марукину: — Присаживайтесь, Юрий Аркадьевич. Можно сказать, допрос на месте преступления.

Марукин внимательно оглядел помещение:

— Здесь ничего не изменилось.

— Кроме того, что вы больше в этом кабинете не работаете.

— Мы опять на вы? — удивился Марукин.

— Так удобней для следствия.

— Для меня тоже.

Буряк держал строго официальный тон:

— Сразу хочу сказать, что вашими прошлыми преступлениями будут заниматься по месту вашей прежней службы. Меня волнует только дело Михаила Родя, смотрителя маяка.

— Понятно. Что именно вас волнует?

— В данный момент меня интересует только один вопрос. Кто помог бежать смотрителю?

— Бланк, — сразу же ответил Марукин.

— Какой бланк?

— Лёва Бланк, — уточнил Марукин.

— Хорошо, — сказал следователь. — Поговорим с Лёвой.

Как только Лёву привели в кабинет Буряка, он уже с порога сказал:

— Я хочу сразу сделать заявление.

— Так уж и сразу. Даже не поздороваетесь? — улыбнулся следователь.

— Здравствуйте, Григорий Тимофеевич, — послушно поздоровался Лёва. — Теперь можно?

— Прошу вас.

— Я заявляю, что мой желудок не принимает пищу, которой меня кормят в тюрьме. У меня язва двенадцатиперстной кишки.

— Я вам глубоко сочувствую, но ничем помочь не могу. О своём здоровье надо было заботиться на свободе. Вот выйдете…

— Когда? — тоскливо спросил. Лёва.

— Это уже от вас зависит, от того, насколько вы готовы помочь следствию.

— Я абсолютно готов.

— Приятно слышать, — кивнул Буряк. — Тогда ответьте мне на один вопрос: «Кто помог бежать Михаилу Родю, смотрителю маяка?»

— Конечно же, ваш коллега. Этот, как его… Марукин.

Следователь решил провести очную ставку. Конвоир завёл Марукина.

— Я решил собрать вас вместе, чтобы прояснить одну вещь, — сказал следователь.

— На обед опять давали какую-то гадость, — подхватил Лёва.

— Послушайте, Лев Давидович, не морочьте мне голову. Договаривайтесь с начальником СИЗО и заказывайте себе обеды хоть в ресторане.

— Я могу сослаться на вас? — спросил Лёва.

Следователь не обратил на него внимания:

— У меня выдалась тяжёлая неделя, поэтому прежде чем я задам свой вопрос, хочу напомнить вам

о том, что…

— …что дача заведомо ложных показаний карается законом по статье… — перебил его Марукин.

— Совершенно верно. Я задавал вам один и тот же вопрос, но вы ответили на него по-разному. Поэтому ещё раз — кто помог бежать смотрителю маяка?

Лёва и Марукин посмотрели друг на друга.

— Костя Самойлов, — сказал Лёва.

— Да, это он, — подтвердил Марукин. — Костя Самойлов и помог.

— Вы сказали, что побег Родю устроил Костя? — переспросил Буряк.

— Да, я так сказал, — подтвердил Лёва.

— Но несколько часов назад вы утверждали, что это сделал сидящий перед вами гражданин Марукин, — напомнил следователь.

Лёва не отказывался:

— Утверждал.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — завёлся следователь.

— Как вы могли подумать!

— Так в каком случае вы сказали правду?

— В данном, — твёрдо ответил Лёва.

— Значит, Костя Самойлов?

— Значит, он, — кивнул Лёва.

Следователь подошёл к Марукину:

— Вы тоже надо мной не издеваетесь? Вы же говорили, что Лёва помог бежать смотрителю маяка?

— Я смалодушничал и солгал. Теперь раскаялся. Это был не Лёва, а Костя, — преданно глядя следователю в глаза, сказал Марукин.

— Слова, слова, слова, — махнул рукой следователь.

— Факты, факты, факты, коллега, — передразнил его Марукин.

— Бывший коллега. Какие же факты у вас против Кости?

— Я лично видел, как Костя нырял за сундуком Родя. Правда, я их обхитрил.

— Это не факт. Кроме вас и самого Родя, это никто не подтвердит. А вам веры немного.

— Тогда как вы отнесётесь к тому, что меня похитили и отняли пистолет именно Костя и Родь? Вы, кстати, нашли мой пистолет? — спросил Марукин.

Следователь не стал отвечать, а приказал:

— Уведите обоих.

Конвоир увёл Марукина и Лёву, которые незаметно перемигнулись друг с другом.

Следователь открыл сейф, достал пистолет Марукина и задумался.

Поход по магазинам у Кати и Маши задался на славу! Они приоделись и очень похорошели в новых одёжках. Потом пошли в салон красоты делать причёски и маникюр. Они были так заняты собой, что совсем не замечали, что за ними кто-то следит.

Мастер закончил делать Машину причёску и спросил:

— Ну, как вам?

— Спасибо. Мне очень нравится, — сказала Маша.

— Я думаю, вашему парню тоже понравится.

Маша подошла к Кате:

— Тебе ещё долго?

— Нет, уже заканчиваем, — сказала Катя, радостно разглядывая себя в зеркале.

— Я подожду тебя на улице, хорошо? — попросила Маша.

— Только никуда не уходи.

— Не волнуйся, — улыбнулась Маша. — Без тебя я никуда не уйду.

Она вышла на улицу как раз в тот момент, когда двое парней стали драться друг с другом. Один из них упал, а другой скрылся за углом. Маша подбежала к упавшему:

— С вами всё в порядке? Может быть, вызвать «скорую»?

— Не надо «скорую», девушка. Просто помогите мне дойти до машины, — со стоном ответил парень.

— Конечно, сейчас я вам помогу. Осторожней! Не торопитесь!

И Маша помогла пострадавшему добраться до машины. Но только она открыла дверцу, как чьи-то сильные руки затолкнули её в машину и зажали ей рот. Машина резко сорвалась с места. На земле осталась только Машина сумочка. К ней кто-то подошёл и положил рядом с сумочкой старинную монету.

Когда Катя вышла из салона, то на улице уже никого не было. Катя заметила Машину сумочку, подошла к ней, подняла и сумочку, и монету и, понимая, что произошло что-то очень плохое, воскликнула:

— Маша!

Полина пришла в мэрию по приглашению Кирилла Леонидовича.

— Полина Константиновна, что новенького в археологии? — поинтересовался он.

— Много чего, работы хватает. Но я не понимаю вас, вы заинтересовались археологией?

— В некотором роде. Вероятно, вы слышали о том, что происходит в городе. Я о походе в катакомбы.

— Ещё бы, там побывали оба моих сына, — с гордостью сказала Полина.

— Значит, вы в курсе, что во время этого похода были найдены бесценные древние свитки.

— Вот почему Андрей срочно уехал в Москву, — догадалась Полина.

— Я не знаю, почему уехал Андрей. Более того, меня это не особенно беспокоит, но свитки остались у нас в городе, — с этими словами Кирилл Леонидович достал из сейфа свитки и протянул их Полине.

— Им же нет цены! — ахнула Полина. — Почему их не отправили в Москву на экспертизу?

— Если понадобится более тщательная экспертиза, мы отправим их в Москву, но уже как достояние нашего города, — объяснил Кирилл Леонидович. — Эти свитки заслуживают места в лучших музеях мира.

— Вот мы и подошли вплотную к теме нашего разговора. Мы решили открыть в городе краеведческий музей.

— Прекрасная мысль! — обрадовалась Полина. Я давно говорила о том, что у нас для этого, достаточно археологических находок. Почему всё должно отправляться в другие города?

— Вот именно — почему! Теперь у нас будет свой музей. И мы предлагаем вам стать директором этого музея.

Полина согласилась не раздумывая:

— С удовольствием, Кирилл Леонидович! Это для меня большая честь. Где он будет находиться?

— В старой крепости. Документы уже готовы. Так что приступайте к работе, готовьтесь к открытию музея.

— Это будет событие для города, — радовалась Полина.

— Приятное событие, заметьте, — сказал Кирилл Леонидович, улыбаясь.

Алёша и Костя всё ещё ждали девушек за столиком в кафе.

— Что-то наши девушки задерживаются, посмотрев на часы, сказал Алёша.

— Не волнуйся. Они же предупредили нас о том, куда пошли.

— Всё равно, ведь, они знают, что мы их ждём.

— Ещё они знают, что мы никуда не денемся. Будем сидеть в кафе, и ждать их до упора, — засмеялся Костя.

Но Алёша не разделял его веселья:

— Это так не похоже на Машу. Она всегда была пунктуальной.

— Маша что — не женщина? А женщины в этом отношении всё одинаковые.

— В каком отношении? — не понял Алёша.

— Как только попадают в салон красоты, забывают обо всём на свете, — объяснил Костя.

— Маша не такая, — не согласился Алёша.

— Думай, как хочешь, но поверь моему опыту — это не повод для волнений.

— Нет, Костя, что-то здесь не так.

— Да не волнуйся, Алёшка, придут они, никуда не денутся, — успокаивал брата Костя.

— Но почему их нет так долго?

— Я удивляюсь тебе, твоей неосведомлённости — девушки в салоне красоты. Там быстро не бывает.

— Когда речь идёт о Маше, салон красоты тут ни при чём.

— Ты думаешь, что Маше причёску делают быстрей, чем всем остальным? — улыбнулся Костя.

— Костя, ты пытаешься меня переубедить, а я вижу, что ты и сам волнуешься за Катю. Разве не так?

Костя согласился:

— Да, ты прав. Волнуюсь. Просто пытаюсь найти оправдания. Но, если честно, они меня и самого не убеждают.

— Что будем делать?

— А что мы можем сделать? Я не знаю, в какой салон красоты они пошли. Остаётся только ждать и надеяться на лучшее.

Тут Алёша заметил Катю:

— Катя! Почему она одна? Что случилось, Катя? Где Маша? — спросил Алёша.

— Я не знаю. Она пропала.

— Что значит «пропала»? Катя, объясни, пожалуйста, где Маша?

Катя еле держалась на ногах.

— Дайте глоток воды, — попросила она.

Алёша налил ей воды и попросил:

— Ну, говори скорей, Катя!

Катя залпом выпила воду.

— Я вышла, а её нет, — объяснила она.

— Так дело не пойдёт, — остановил Катю Костя. — Откуда вышла? Давай с самого начала, Катя.

Катя сбивчиво стала рассказывать:

— Мы, как и решили, ходили с Машей по магазинам, потом зашли в салон красоты. Хотели удивить вас… Нам делали причёски, Маше закончили раньше. Я попросила её подождать меня, никуда не уходить. Она сказала, что подождёт на улице. А когда я вышла, её там не оказалось. А на асфальте лежала её сумочка.

— Куда же она могла деться средь бела дня? — удивился Костя. — Кто-то видел её, наверное?

— Там улица перегорожена, машины почти не ездят. Людей практически нет… Да, вот ещё… — Катя протянула Алёше монету: — Это я нашла рядом с Машиной сумочкой.

— Монета. Старинная, — сказал Алёша, рассматривая монету. — Не понимаю.

— Ну-ка, покажи, — попросил Костя, взял монету и прошептал: — Нет! Только не это!

— Костя, ты что-то знаешь? — спросил Алёша.

— Кажется, знаю.

— Машу похитили? — предположил Алёша.

— Боюсь, что да.

— Почему ты так уверен в этом?

— Я даже знаю, кто это сделал. Смотритель маяка. Это его монета. Мы с ним точно такую же закопали на могиле его сыновей. Катя посмотрела на монету:

— Думаешь, он её потерял, когда напал на Машу?

— Не думаю, — покачал головой Костя. — Он её специально оставил на месте преступления.

— С какой целью? — спросил Алёша.

— Для того чтобы мы с тобой, Алёшка, поняли чьих рук это дело. Таким образом, он передаёт нам свой бандитский привет.

Алёша взял монету, рассмотрел её и сказал:

— Да, прав был отец.

— В чём? — спросил Костя.

— Нельзя праздновать такие события, как развод.

Сан Саныч решил, что нужно поговорить с Буравиным, чтобы разобраться, кто же был Машиным отцом.

— Ничего не выйдет, — сказала Зинаида. — Он сразу догадается, что ты неспроста его расспрашиваешь.

— Ты права. Тут легко сесть на мель, — согласился Сан Саныч.

— Что вы путаете следы, как перепуганные лисы? Вы же знаете теперь, кто мать ребёнка. Зачем смущать её мужчин? — резонно спросила Захаровна.

— А что ты предлагаешь, Захаровна, — всё ей выложить? — удивилась Зинаида.

— Конечно, она и объяснит, кто отец. Всё равно придётся сказать рано или поздно.

— По мне, так лучше поздно. А то и никогда, — вздохнула Зинаида.

— Захаровна дело говорит, — поддержал Сан Саныч. — Зина, я тоже считаю, хватит уже прятаться. Пора всем открыть правду. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Дверь открылась и на пороге появилась Таисия в полном соответствии с поговоркой «легка на помине».

— Простите, я, наверное, не вовремя? — Таисия почувствовала себя неловко под пристальными взглядами собравшихся. — Вы говорили о чём-то важном.

Сан Саныч кивнул:

— Об очень важном.

— Тогда я точно не вовремя. Я лучше в другой раз… — Таисия взялась за ручку двери.

— Наоборот, Таисия, ты даже не представляешь, как ты вовремя, — остановил её Сан Саныч. — Как никто и никогда.

— Правда? — засомневалась Таисия.

— Конечно, правда. Проходи!

Таисия сделала шаг в сторону стола, увидела Захаровну и не могла оторвать от неё взгляда.

— Я зашла узнать у Маши, не видела ли она Катю. Кати нет дома, телефон её недоступен, а я очень беспокоюсь… — стала объяснять она.

И неожиданно, не договорив, покачнулась и осела на пол.

Все бросились к ней на помощь.

— Боже мой, что с ней? — заволновалась Зинаида. — Саня, помоги её уложить.

— Не надо укладывать, это лёгкий обморок. Сейчас пройдёт, — почему-то уверенно сказала Захаровна. — Сан Саныч, давай посадим её на стул. Зина, нашатырь у тебя есть?

— Есть, есть, сейчас принесу.

Зинаида достала из шкафчика нашатырь, капнула его на вату и поднесла к лицу Таисии. Таисия пришла в себя, посмотрела на окружающих непонимающим взглядом. Зинаида снова сунула ей вату под нос.

— Хватит, Зина, хватит, разошлась — уморить её хочешь? — остановила Зинаиду Захаровна.

Таисия не отводила от Захаровны глаз.

— Ты узнала меня? — спросила Захаровна.

— Узнала, — ответила Таисия.

— Так-то оно лучше.

— Я ездила к вам, искала вас. Только что вернулась. Мне сказали, что вы уехали, — сбивчиво рассказала Таисия.

— А я уехала искать тебя, — сказала Захаровна. — Вот и нашла.

— Где моя дочь? — тихо спросила Таисия.

— Ты, милая, об этом у Зинаиды спрашивай, ей виднее, где твоя дочь, — сказала Захаровна.

— Вы же понимаете, что я говорю не о Кате. Где моя другая дочь, старшая?

— Ты не волнуйся, я прекрасно тебя понимаю.

Зинаида села на стул и заплакала.

— Почему вы плачете, Зинаида Степановна? — удивилась Таисия.

— Саня, скажи ты, я не могу, это свыше моих сил, — сквозь слёзы попросила Зинаида.

— Что? Не может быть!

— Да, Таисия. Твоя старшая дочь — Маша.

Таисия не поверила:

— Вы сказали, Маша — моя дочь?

— Да.

— Такая чудесная девочка — моя дочь, — Таисия задумалась: — Но как же так получилось? Вы же обещали удочерить моего ребёнка.

— Испугалась, — сказала Захаровна. — Сердце дрогнуло. А когда узнала, что Зинаида очень хочет девочку, не устояла перед искушением — подбросила её Зине.

Таисия виновато посмотрела на Зинаиду:

— Простите меня, Зинаида Степановна.

— Бог простит, — сухо заметила Зинаида.

— Антонина Захаровна, что же вы мне ничего не сказали? — спросила Таисия. — Уехали, не оставив адреса.

— Мне показалось, что так будет лучше. Тебе не до ребёнка было тогда.

— Таисия согласилась:

— Это правда. Тогда я думала только о себе. Но теперь я другая. Спасибо вам, Зинаида Степановна, за то, что вырастили и воспитали такую прекрасную девушку! Вы только не думайте, у меня и в мыслях нет разлучать вас с Машей. Мы будем все вместе о ней заботиться. И вы, и я, и Машенькин отец.

— А кто её отец — Виктор? — спросил Сан Саныч.

— Нет, что вы! Отец Машеньки не Виктор, — ответила Таисия. — Виктор вообще не подозревает о том, что у меня есть ещё одна дочь.

Зинаида насторожилась:

— Кто же тогда её отец?

— Токарев Кирилл Леонидович.

— Вице-мэр? — ахнул Сан Саныч.

— Он самый. Когда-то давно, ещё до того, как я встретила Виктора, у нас была любовь. Но так получилось, что мы не смогли пожениться.

— Он-то хоть знает, вице-мэр этот, что у него есть дочка?

— Узнал только после того, как Виктор ушёл к Полине, а Кирилл разошёлся с женой и мы стали опять встречаться… Только после этого я призналась ему. Вы бы видели, как он был счастлив, когда узнал. Сразу же организовал поиски — так мы вышли на вас.

— А с Машенькой он знаком? — спросила Захаровна.

— Маша ему жизнь спасла. А теперь, когда он узнает, что она его дочь, о которой он так мечтал…

— …И от которой он отказался, — напомнила Зинаида.

— Кирилл не знал, что я родила, — сказала Таисия, опустив глаза.

— Конечно, он был уверен, что ты сделала аборт, — подтвердила Захаровна.

— Вот я и говорю — это всё замечательно, что вы нашли Машу и так хорошо к ней относитесь, — голос у Зинаиды был суровый. — Но как отнесётся к этому сама Маша?

— Что вы хотите этим сказать, Зинаида Степановна? — не поняла Таисия.

— Как отнесётся Маша к родителям, которые от неё отказались? Не откажется ли и она от них?

Таисия погрустнела:

— Да, вы правы, я так виновата перед Машей! Если она меня не простит, я пойму её. Хоть мне будет очень больно.

— Не убивайся ты так! Машенька добрая душа. Простит, — сказала Зинаида, хорошо знающая свою внучку.

— И я так думаю, будем надеяться на лучшее, — подхватила Захаровна.

— А где она сейчас, вы не знаете? — спросила Таисия.

— Где-то с Алёшей, Катей и Костей. Саня, ты не в курсе, куда они собирались?

— Не знаю. Где-нибудь гуляют, празднуют счастливое возвращение из катакомб.

Таисия обмерла:

— Господи, что ещё за катакомбы?

— Да ты, Таисия, не переживай, уже всё закончилось, — успокоил её Сан Саныч.

— А где они, не знаете?

— Не знаю. А где они обычно собираются?

Таисия вспомнила:

— Я знаю. У Катюшки есть любимое кафе. Скорее всего, там. Я пойду к ним.

— Может, не стоит торопиться. Ты ж только что в обмороке была. Подожди, привыкни к тому, что Маша твоя дочь, — посоветовала Зинаида.

— Я не могу ждать. Я слишком долго ждала. Вы уж простите меня.

Таисия простилась и ушла искать теперь уже двух своих дочерей.

Зинаида посмотрела на плачущую Захаровну и спросила:

— Ты-то чего плачешь? Это я должна плакать. У меня всё в голове перевернулось. Маша — дочка Таисии! Надо же.

— Да-а, бывает же в жизни такое! — удивился Сан Саныч. — И Катина сестра, старшая.

— Я плачу от счастья, — объяснила Захаровна. — У меня такой груз с плеч свалился! Всю жизнь мучилась оттого, что чужую тайну в себе носила. А теперь никаких тайн нет и так легко мне, так хорошо!

Зинаида покачала головой:

— У тебя груз свалился, а у меня возник. Теперь вот думаю, что делать дальше.

Оказавшись в машине, Маша сразу начала вырываться и кричать:

— Помогите! Помогите!

Но её быстро связали и закрыли ей рот. Машу похитили Лёвины подельники, которые теперь охотно работали на смотрителя.

Один из них был за рулём, а другой сидел рядом. Он посмотрел на связанную Машу и сказал:

— Послушай, детка, не надо так орать, иначе мне придётся тебя ударить. А мне бы этого очень не хотелось. Лично я против тебя ничего не имею. Ты мне даже нравишься.

Маша могла только гадать, кто это и куда они её везут. Она так внимательно вглядывалась в окно машины, что бандиты решили завязать ей глаза. Маша попыталась ударить локтём своего похитителя.

— Не дёргайся, девочка, — попросил он. — Это совсем не то, о чём ты подумала. Имей в виду: мы не какие-то животные, мы не насильники. У нас понятия. Хотя согласись, брат, иногда бывает очень трудно их придерживаться. Когда в твоих руках такая куколка. Мы хорошие ребята, просто работа у нас такая. Была б наша воля, мы тебя сразу бы отпустили.

— Мы б её и не похищали, сказал тот, что был за рулём.

— Правильно, братан, мы б её в ресторан пригласили.

— С подружкой.

— А сейчас мы везём тебя на свидание. С одним очень авторитетным в наших кругах человеком.

Похититель, увидев, что Маша немного успокоилась, дал ей возможность говорить.

— Кто этот человек? — спросила Маша. — Кто поручил вам меня похитить?

— Потерпи ещё немного, скоро ты всё узнаешь. И увидишь своими глазами.

— Развяжите мне их, — попросила Маша.

— Может, снять с неё повязку, а, братуха? — спросил бандит.

— Ещё рано. Я скажу, когда будет можно. Ей незачем видеть, куда мы едем.

— Она же всё равно никому ничего не расскажет.

Но другой бандит не согласился:

— А вдруг он решит её отпустить?

— О ком вы говорите? Неужели так трудно сказать мне.

— Нет уж, куколка. Лучше мы помолчим об этом. Дольше жить будем. Правильно, брат?

— Однозначно. В нашей среде лучше держать язык за зубами, а то отрежут.

Маша вздохнула, понимая, что ответа от них она не получит. Вдруг машина резко затормозила. Маша вздрогнула.

— Станция «Петушки» — выгружай свои мешки, — сказал бандит. — Выходи, сестрёнка, мы уже приехали!

Маше развязали глаза и вывели из салона машины.

— Что это за место? Куда вы меня привезли? — спросила Маша.

— На пикник. Сейчас будем шашлык жарить.

— Развяжите мне руки, — потребовала Маша. — Они затекли — мне больно.

— Развяжем? — спросил один бандит другого.

— Может, ей ещё ключи от машины дать и завести мотор?

— Да как же я убегу от вас? — спросила Маша.

— Правильно, с завязанными руками не убежишь.

— Ребята, отпустите меня, пока не поздно. Я никому ничего не скажу.

— Ты и так никому ничего не скажешь, — мрачно сказал бандит. — Тем более уже поздно. К машине подошёл смотритель:

— Привет, Машуня. Что, попалась птичка в сеть? Какая приятная встреча!

— Но не для меня. Я бы сто, лет вас не видела. Что вам нужно? Зачем вы меня похитили?

— Торопишься на свидание? У тебя красивая причёска, — заметил смотритель.

— Дядя Миша, что вы от меня хотите?

— Хочу поговорить с тобой.

— О чём нам с вами разговаривать? — не понимала Маша.

— Думаешь, не о чем? О жизни, например.

— Я не хочу с вами разговаривать о вашей жизни. Поговорите о ней с Григорием Тимофеевичем.

— Шутишь? — мрачно спросил смотритель. — Это хорошо. Скоро тебе будет не до шуток… Хлопцы, сходите, прогуляйтесь полчасика. Оставьте нас наедине.

— Понятно, что здесь намечается, — хохотнул подельник.

— Я что, неясно выразился? Сделайте так, чтоб вас искали и не нашли. Полчаса.

— Мы уже уходим. Нас уже нет.

Когда они ушли, смотритель сказал:

— Теперь нам никто не помешает. Поговорим, Машуня, по душам. Я слыхал, ты замуж собралась?

— Какое вам дело?

— Что ж ты Толика моего так быстро забыла?

— Толика я не забыла, — вздохнула Маша. — Я недавно была у него на могиле.

— Не забыла, говоришь, а связалась с этим белобрысым инвалидом, — упрекнул её смотритель.

— Знаете что, вам не в чем меня упрекать, Толик был моим другом. Я всегда к нему хорошо относилась. Не то, что вы, родной отец.

— За свои грехи я сам и отвечу. А за твои — отвечать придётся тебе.

— Не много ли вы на себя берёте? Судить меня вздумали.

Смотритель чувствовал свою силу:

— А кто мне помешает? Твой инвалид, что ли?

— Это по вашей вине Алёша чуть не стал инвалидом. Но всё позади, слава Богу, теперь он здоров и мы обязательно поженимся.

— А это уж если я вам позволю. Ты мне всю жизнь испортила.

— Какой бред! Вы сами себе её испортили. Своими бессмысленными поступками.

— Это не бред, Машуня. Сам я, конечно, тоже постарался. Но если б не ты… — смотритель глядел на неё с ненавистью.

— При чём здесь я?

— Ты всё время встаёшь у меня на пути. Из-за тебя погиб мой сын, Толик.

— Это неправда, — горячо возразила Маша. — Это вы довели его до могилы. Толик был честным и порядочным парнем, а вы хотели сделать из него бандита по своему подобию.

— Закрой рот! Что ты понимаешь в жизни, чтоб меня упрекать! — закричал смотритель.

— Вы хотите свалить свою вину на меня…

— Может быть, Толик сам хотел быть таким, как его отец, — защищался смотритель.

— Нет, он не хотел быть похожим на вас. Он хотел другой жизни.

— Откуда ты знаешь? — спросил смотритель.

— Толик мне всё рассказывал про вас и ваши тёмные делишки.

— Вот оно что. Это ещё один повод оставить твоего инвалида без невесты.

— Не пугайте, я вас всё равно не боюсь.

— Да ну? Я ведь с тобой могу сделать всё, что угодно. Не страшно?

— Это вам должно быть страшно. Вы должны бояться, — упрямо повторяла Маша.

— Кого мне бояться, глупенькая? — спросил смотритель.

— Вас ловит милиция, вас обложили, как дикого зверя, и обязательно найдут.

— Как видишь, пока не поймали. А если и поймают, то я опять убегу. Так что мне бояться нечего. И терять тоже нечего.

— Всегда есть, что терять, — тихо сказала Маша. — Совершая такие поступки, вы теряете свою бессмертную душу. Мне вас жаль.

Смотритель задумался:

— Надо же, какая ты, Маша. Ты мне даже нравишься. А я всё думал, что Толик в тебе нашёл, чего его как магнитом к тебе тянуло? Теперь понимаю.

У Маши появилась надежда:

— Отпустите меня, пожалуйста! Дядя Миша, я никому не скажу о том, что было. Отпустите!

— Я бы с удовольствием, но кто мне вернёт деньги, которых я лишился по твоей вине?

— Какие деньги? — удивилась Маша.

— Это ведь ты привела спасателей к пещере, где я заминировал братьев. Ещё немного — и они бы мне всё отдали.

— А что они могли вам отдать?

— А то ты не знаешь? Клад профессора Сомова. Ты должна была его видеть.

— Вот вы о чём, дядя Миша. Могу вам только посочувствовать. Клад ребята нашли, но это было не золото.

— Не золото? — переспросил смотритель. — Нет. Это были древние свитки с письменами.

Смотритель ей не верил:

— Свитки с письменами, говоришь?

— Очень ценные, — подтвердила Маша. — Но не золотые.

— Эту песню про свитки я уже слыхал, она не убедительна. Профессор Сомов любил золотишко.

— Не верите — не надо. Но я вам ни в чём не навредила.

— А кто закрыл меня в аптеке? — вспомнил смотритель. — Пушкин? И телефон мой украл — тоже он?

— Это был не ваш телефон, а Костин. И, вообще, я не знала, что вы там прячетесь! — закричала Маша.

— Не знала, говоришь? — удивился смотритель.

— Не знала, — подтвердила Маша.

— А милицию кто вызвал? — не унимался смотритель. — Думаешь, я не видел? Только мы свернули за угол, как менты примчались к аптеке… Не спорь, от тебя мне одни проблемы.

Маше стало страшно:

— И что вы собираетесь со мной делать?

— Я ещё не решил. Сейчас мне пора идти, а тебя отвезут.

— Куда?

— Туда, где ты, возможно, и умрёшь, — мрачно сказал смотритель и добавил: — Вот и твои телохранители вернулись с прогулки.

— Ну что, отвозим её? — спросил подельник.

— И не сводите с неё глаз, — приказал смотритель. — Ни днём, ни ночью.

— Это можно. На неё смотреть одно удовольствие.

— Куда они меня отвезут? — спросила Маша.

— В надёжное место. Чтоб твой Алёша тебя не сразу нашёл, — ответил смотритель.

— Что вы задумали?

— Для начала, Машуня, есть мысль — тебя помучить. Как ты меня помучила. А потом я решу, что с тобой делать. Времени у нас много.

— Меня всё равно найдут, как бы вы ни прятали, — предупредила Маша. — Лучше вам отпустить меня, пока не поздно.

— Мне не нравится, что ты мне всё время угрожаешь. Я не понимаю, ты всерьёз надеешься, что я испугаюсь?

— Я надеюсь, что вы одумаетесь, — вздохнула Маша.

— Надежда умирает последней, вместе с тем, кто надеется… Пока, Машуня… Хлопцы, забирайте её.

— Слушай, Маяк, может, мы с девушкой позабавимся? Чтоб она не скучала, — захохотал бандит.

Смотритель молча подошёл к нему и ударил коленом в пах.

— Больно! — заорал бандит.

— Позабавился? Ещё хочешь? Только попробуйте девчонку хоть пальцем тронуть! Она — моя! — и смотритель показал свой здоровый кулак.

Алёша задумчиво посмотрел на монету, оставленную смотрителем:

— Как мне надоел этот смотритель маяка. Злой гений какой-то, сколько он моей крови выпил, — сказал он. — Но Маша тут при чём?

— Может, он решил отомстить, — предположил Костя.

— Кому? Маше? — удивился Алёша.

— Может быть, и Маше — за Толика, а может быть, тебе, — предположил Костя. — Он же знает, в кого ты влюблён. Катя ахнула:

— Просто монстр какой-то.

— Он — не монстр, он несчастный пожилой человек который вконец запутался и обезумел, — Костя лучше остальных понимал состояние смотрителя.

Алёша возмутился:

— Ты так о нём говоришь, как будто оправдываешь его.

— Я его не оправдываю, — покачал головой Костя. — Но для того, чтобы врага победить, надо понять, что он из себя представляет.

— Значит, по-твоему, это месть? — уточнил Алёша.

— Может быть, он решил отомстить. Может быть, он потребует выкуп. Всё может быть, он непредсказуем… — в раздумье сказал Костя.

— Костя, скажи мне, о чём ты подумал? — насторожился Алёша.

— Алёшка, не надо паниковать. Я очень хорошо знаю Макарыча. Он действительно на всё способен, но он — не убийца.

— Ты так в этом уверен? Почему?

— Поверь на слово. Убивать он не станет… Так что предлагаю собраться с мыслями и начать поиски Маши.

— Давайте заявим в милицию! — сказала Катя.

Алёша глянул на неё и сказал:

— Я — милиция, и этого, гада я сам достану.

— Вместе со мной, — добавил Костя.

Катя не поддержала Костиного энтузиазма:

— Костя, тебе не кажется, что проблем с милицией у нас и так достаточно? — спросила она.

— Катя, этот случай особенный. Мы не имеем права рисковать.

— Я как раз не предлагаю рисковать, я предлагаю обратиться в милицию, — настаивала на своём Катя.

— Неизвестно, что у смотрителя на уме, — пояснил Костя. — Ему может не понравиться то, что мы заявили о похищении.

— Тем более что он оставил свою метку специально для нас, — поддержал брата Алёша. — Он затеял какую-то игру.

— А если он вас обыграет, что тогда? — задумалась Катя.

— Мы справимся, Катя, — уверенно сказал Алёша.

Катя не была так уверенна:

— Я забочусь не только о вас, а, в первую очередь, о Маше. У милиции больше возможностей и шансов найти её.

— Буряк ловит смотрителя уже давно, а поймать никак не может, — напомнил Алёша.

— Катя, пойми — так будет лучше, — стал убеждать Катю Костя. — В милицию мы всегда успеем заявить. Макарыч что-то задумал, и мы обязательно об этом скоро узнаем.

— Но если вы не выйдете на след, обещайте, что обратитесь в милицию, — попросила Катя.

— Обещаем, Катя, — сказал Алёша. — Понять бы только, с какой целью он взял Машу в заложницы?

В это время к ним подошла Таисия. Она услышала последнюю фразу и обомлела.

— Кто взял Машу в заложницы? — спросила она. — Ответьте мне немедленно! Кто и за что взял Машеньку в заложницы?

Катя кинулась к матери:

— Мамочка, как здорово, что ты вернулась!

Таисия оглядела дочь:

— С тобой всё в порядке?

— Со мной — да. А вот с тобой — видимо, нет, — забеспокоилась Катя. — Ребята, можно мы пойдём с мамой домой?

Костя стал успокаивать Таисию:

— Таисия Андреевна, не переживайте ни о чём. У нас с Катей всё в порядке.

— Это правда, мама, — подтвердила Катя. — У нас… Тут столько событий произошло, пока тебя не было…

— Это я уже поняла, — тихо сказала Таисия.

— Мамочка, я тебе всё расскажу. Только пойдём домой, хорошо? — настаивала Катя.

Таисия уступила её напору:

— Пойдём. У меня тоже есть, что тебе рассказать.

Женщины ушли, а Костя и Алёша стали разрабатывать план освобождения Маши.

— Лёшка, я предлагаю взять у отца машину и объездить все выходы из катакомб. Если Машу украл смотритель, значит, он её потащил туда, где чувствует себя как рыба в воде.

Алёша сначала не принял этого плана:

— Нас же в катакомбы не пустят, Костя! Даже близко не подпустят!

— Ерунда. Там же всё разминировали и поэтому сняли охрану, нет никого. И смотритель это тоже знает.

— Мне кажется, тебе там делать нечего, — заметил Алёша. — Ещё подумают, что скрыться решил, струсил.

Костя только рукой махнул:

— А! Семь бед — один ответ, Лёшка. Не буду же я сидеть, сложа руки!

Братья решительно поднялисьиз-за столика, положили деньги за нетронутый обед и поспешили выполнять свои планы.

По дороге домой Таисия пыталась что-нибудь выяснить у Кати.

— Так что всё-таки произошло? — спросила она. — Почему вы замолчали, когда я подошла?

— Мама, я обещаю, что всё скажу тебе. Но сначала ты, пожалуйста, расскажи про свою поездку — попросила Катя. — Ты не зря ездила?

Таисия кивнула:

— Не зря.

— Ты говорила, что будут какие-то новости, — напомнила Катя.

— Да, я непременно о них тебе расскажу. Но… я тоже не могу на ходу, Катюша. Мне надо вернуться домой и немного прийти в себя.

Катя посмотрела на мать:

— Да, ты какая-то бледная.

— Ничего, разрумянюсь! А что у вас произошло? Костя вернулся, и вы помирились, да?

— Да, и мы с Лёшкой разошлись, представляешь?

Таисия остановилась:

— Как это разошлись?

— А так! Пришли в ЗАГС — и рр-раз! Мы теперь не муж и жена.

— Вот это номер. Это Костина заслуга, как я понимаю, — сделала вывод Таисия.

— Мамочка, он такой хороший, такой родной… — Катя от счастья даже зажмурилась.

— Просил прощения?

— Да, — кивнула Катя. — И я у него. И он.

— А в кафе что отмечали? — поинтересовалась мама.

— Хотели отпраздновать день развода, — погрустнела Катя.

— А что, развод тоже празднуют? Катя, это неправильно.

— Правильно, только непривычно. Мы договорились отметить развод и помолвку на четверых. Помнишь, как тогда… Но в то время я была против Маши настроена. Ты помнишь?…

— Помню. До сих пор стыдно.

Дома Таисия прошла в комнату, и устало присела на диван.

— Мама, с тобой всё в порядке? — заволновалась Катя. — Ты такая странная…

Таисия вздохнула:

— Катя, мне нужно сообщить тебе очень важную вещь.

Она снова надолго замолчала, а потом почему-то закашлялась.

— Я тебя выслушаю, но только если ты выпьешь успокоительных капель, — сказала Катя. — Я вижу, что ты не в себе. Посиди, я сейчас.

Катя принесла рюмку и пузырёк с валерьяновыми каплями.

— Это валерьянка. Будешь? — спросила она.

— Давай!

Таисия выпила капли и заметила:

— Ты так изменилась, дочка…

— Правда? — обрадовалась Катя. — Это на меня Маша влияет.

— И очень хорошо влияет.

— Раньше я… относилась к ней, как к существу из другого мира, — призналась Катя. — А теперь поняла — она простой, весёлый и добрый человек.

Таисия улыбнулась, а Катя продолжала:

— Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. После того как Маша спасла меня и моего ребёнка, она для меня стала очень близким человеком. Таисия, наконец, собралась с духом и призналась:

— Ты не представляешь, до какой степени близким, Катя. Маша — твоя сестра.

Кате показалась, что она ослышалась:

— Что ты сказала? Повтори, пожалуйста!

— Да… второй раз легче, — согласилась Таисия. — Маша — твоя сестра.

— П-папина дочка на стороне? — опешила Катя.

— Нет. Маша — моя дочка.

Катя накапала себе в стакан валерьянку и выпила:

— Да… от такой новости может и крыша поехать. Это не шутка?

— Это правда, — подтвердила Таисия.

— Но… как это возможно? Когда? Почему? — сбивчиво спрашивала Катя. — Нет, я не понимаю… Господи, у меня весь мир перевернулся… я даже не понимаю, где верх, а где низ. Значит, я… не единственный твой ребёнок, да?

— Дочка, милая моя! Мне так тяжело было носить в себе эту тайну… — заплакала Таисия.

— Так ты… подожди, ты всегда про Машу знала? Нет, не может быть, — не верила Катя.

— Нет, Катя, не всегда. То, что моя первая дочь — это Маша, я узнала недавно. Собственно, поэтому я и уезжала из дома.

— Но… я всё равно ничего не понимаю! Это было до папы?

— Да.

— И ты молчала столько лет? — изумилась Катя.

— Это был такой камень на душе, — покачала головой Таисия и вытерла слёзы.

— Камень… Так ты скрывала это или забыла? Как это получилось, мама?

— Воспоминания были настолько горькими и обидными, что я вычеркнула этот факт из памяти. Это как… стереть файл на компьютере. Я думала — получится, я забуду. И до недавнего времени мне это удавалось. Пока жизнь с твоим отцом казалась относительно стабильной. А всё предыдущее старалась воспринимать как чужое. Будто это было не со мной.

Катя стала вспоминать:

— Подожди, подожди… я, кажется, помню, когда ты начала говорить об этом. Помнишь, ты рассказывала про свою подругу, которая любила одного человека и забеременела от него. Но, к сожалению, они не смогли быть вместе, потому, что он от неё отказался. И эта подруга, будучи беременной от одного, влюбилась в другого мужчину и вышла за него замуж. Но ты потом сказала, что подруга уехала, и ты ничего больше про неё не знаешь!

Таисия кивнула:

— Да, воспоминания всколыхнулись именно в этот момент. И тогда я подумала — вот тебе и наказание, Таисия, за твои прошлые грехи. Но я не хотела, чтобы ты расплачивалась за мои грехи, понимаешь?

Катя задумалась:

— Значит, мы столько лет жили бок о бок с моей сестрой… твоей дочкой. И ничего не знали об этом?

— Теперь… ты смотришь на меня, как на чудовище? — тревожно спросила Таисия.

Катя, всхлипывая, бросилась маме на шею:

— Мамочка! Мамочка моя бедная! Как ты страдала и мучилась всё это время! Как ты выдержала столько лет!

Они помолчали, и Катя спросила:

— Мама, а кто отец Маши?

— Я думала, ты догадалась.

— Кирилл Леонидович? — предположила Катя.

— Да, дочка. Но пока, я тебя прошу, не будем говорить об этом. Я всё тебе расскажу, обещаю. Только тогда, когда мы найдём Машеньку…

— Ладно, — согласилась Катя. — Только не ты расскажешь, а вы оба. И нам обеим.

Новости выбили Зинаиду из колеи. У неё всё валилось из рук.

— Над чем думаешь-то, Зина? — заметив её состояние, спросил Сан Саныч. — Радоваться надо, что Машенька наша не сирота. Что родители у неё оба живы и здоровы. И люди достойные!

Зинаиде не понравилось то, что он сказал:

— Ну, про их достоинства я промолчу, пожалуй. И насчёт сироты — ты зря сказал. Когда это Маша была сиротой? Никогда она не была сиротой со мною!

— Зина, успокойся, ты не так меня поняла. Конечно, Машенька никогда не была сиротой, я не то имел в виду, — попытался объяснить Сан Саныч. Но Зинаида его не слушала и продолжала:

— Я ей была лучше всякой матери.

— Лучше, лучше, — закивал Сан Саныч. — Кто спорит. Только почему ты говоришь в прошедшем времени? Почему была? Ты и есть. Твоё место в Машенькином сердце не займёт никто.

— Да? — с надеждой спросила Зинаида.

— Без сомнения!

— А это у Маши самой надо спросить, — погрустнела Зинаида. — Ой, а придёт ли она сегодня?

— Вот чего не знаю, того не знаю, Зина. Вообще-то им с Лёшкой пообщаться нужно.

— Что, они не навидались ещё, что ли? — ревниво спросила Зинаида.

— Зина, ты как будто сама молодой не была. Во-первых, после катакомб Лёшке хоть и попало по служебной линии, но он чувствует себя героем. А в чьих глазах нам и быть героями, как не в ваших, а, девушки? — и Сан Саныч подмигнул Зинаиде и Захаровне.

— Так, ты сказал — во-первых, герой. А во-вторых?

— А во-вторых, Зина, у молодых, пока ты была в отъезде, были междоусобные сложности. И теперь они опять в мире и согласии. Насладиться этим тоже время нужно.

— У них всё время какие-то… странности любви, — с трудом подобрала нужное слово Зинаида. — Ох, будет Маша с этим Лёшкой жить, как на вулкане!

— Всё лучше, чем в болоте, правда? — спросил Сан Саныч.

— С тобой, Саныч, не поговоришь серьёзно. Я думаю, когда внучка ко мне придёт, как нам этот важный разговор с ней провести, а ты мне голову всякими прибаутками забиваешь! Хотя ты прав. Надо сначала Маше с Алёшей все свои дела решить, а потом уже — говорить о родителях. Ох, нелёгкий это будет разговор, надо подготовиться…

— С первой частью твоей тирады согласен, Зина, — Сан Саныч повернулся к Захаровне и тихо заметил: — Она, чуть ли не первый раз за много лет, сказала, что ты, мол, Саныч, прав.

— Ладно, не прибедняйся! — ответила на его слова Зинаида.

— А вторая часть твоих слов попахивает пессимизмом. Почему это разговор о родителях должен быть нелёгким? Серьёзным — да. Но почему обязательно нелёгким?

— Потому что я не знаю, как сказать обо всём легко и просто! — призналась Зинаида.

— Раз не знаешь — предоставь эту почётную миссию мне. Я ведь мужчина всё-таки.

Зинаида посидела, помолчала и вдруг рассмеялась:

— Так это что получается? Братья Самойловы влюблены в сестёр Буравиных, да?

— Ну, Маша-то, положим, не Буравина. У них только мама одна.

— Да? — спросила Зинаида. — Но всё равно, как-то это странно — братья и сёстры…

— И наследника ждут одного на четверых… — заметила Захаровна.

— Ты, Захаровна, знаешь что… Ты, конечно, центральная фигура в наших семейных историях, ничего не скажу. Но болтаешь ты лишнее… — остановила её Зинаида.

— Так я… правду сказала. Ты сама начала — братья, сёстры…

— А про детей я не начинала! Они сами ещё не разобрались между собой, кто с кем и от кого ребятёнка ждёт! А мы уже тут… сплетничаем сидим.

— Ладно, ладно, молчу, раз тебе такая тема неприятна.

— И вообще, нельзя легкомысленно говорить о серьёзных вещах, — требовательно сказала Зинаида.

— Зина, ну, ты завелась. Сказала один раз, — и достаточно, — поморщился Сан Саныч.

Тут в дверь постучали.

— Маша? — заволновался Сан Саныч.

— Если это Маша, я ей сама всё скажу, ясно вам? — строго предупредила Зинаида.

— Да ясно, ясно, не переживай, — кивнул Сан Саныч.

— Ты же Санычу хотела первое слово дать, — напомнила Захаровна.

— А сейчас… передумала. Иди, Саныч, открывай дверь!

Сан Саныч открыл дверь, но пришла не Маша, а соседка Анфиса.

— Здравствуйте, здравствуйте, — сказала она, — а что у вас у всех такие загадочные лица, а?

Зинаида смутилась:

— Нет, мы так… просто чай пьём. С целительницей Антониной Семёновой.

— Да, — подтвердила Захаровна. — Лечебный чай, его надо… мелкими глотками.

— А-а-а. Ну, ладно! Чай пьёте, значит, и мне нальёте. У меня для вас, девоньки, есть потрясающая новость! — сообщила Анфиса.

Сан Саныч улыбнулся:

— А новость-то она, только для девочек, или мальчикам тоже можно послушать?

Но Анфиса неожиданно сказала:

— Знаешь, Саныч… Я тебе, конечно, доверяю. Но эта новость… так сказать, женского свойства. Не обижайся, а?

— Не обижаюсь, — обиделся Сан Саныч. — Зина, я пойду трубку покурю.

Зинаида пожалела его и спросила:

— Анфиса, а новость-то у тебя срочная?

— Срочная и потрясающая.

— Тогда погуляй, Саныч, — приняла решение Зинаида.

— Погуляю, погуляю. Меня теперь вряд ли чем-то потрясти можно. Так что сплетничай, Анфиса, сколько душе угодно.

Теперь пришла очередь Анфисы обижаться:

— Почему ты так говоришь, Саныч? Когда это я сплетничала? Между прочим, всегда приношу информацию важную и полезную.

— Ага, я помню. Посеяла давеча панику в отдельно взятом околотке, а потом мне от жены попало. Так что лучше пойду курить. Меньше знаешь, крепче спишь, — и Саныч ушёл.

Анфиса проводила его взглядом и приступила к главному:

— Только я вас предупреждаю. Это пока секрет.

— Секрет — дело святое. Тебе покрепче? — спросила Зинаида, наливая чай.

— Мне сегодня сделали предложение, — гордо сказала Анфиса.

— Какое? — не поняла Зинаида.

— Как какое? Ты что, не знаешь, какое предложение женщинам делают раз в жизни?

Захаровна улыбнулась:

— Замуж, что ли?

— Точно! — радостно подтвердила Анфиса.

— Хорошая новость. Только почему раз в жизни? — спросила Зинаида.

— Ну, может быть, и не раз в жизни. Но, каждый раз — как в первый.

— Итак, тебе сделали предложение руки и сердца. А ты что ответила? Неужели согласилась?

— А что, по мне не видно? — Анфиса сияла.

— Да-а, видно, видно.

— Ты что, Зина, не рада за меня? — опешила Анфиса.

— Как я могу радоваться, если я ещё не знаю, за кого ты собралась замуж! Ты же имени-то жениха не сообщила! — напомнила Зинаида.

Анфиса выдержала паузу и ответила:

— За Буряка Григория Тимофеевича.

— Гриша? — удивилась Зинаида. — Так он же убеждённый холостяк!

Анфиса пожала плечами:

— Почему убеждённый? Просто раньше не встречалась ему понимающая женщина.

— А, понятно! А встреча с тобой оказалась судьбоносной. Она изменила его взгляды на жизнь.

Анфисе не понравился тон, которым говорила Зинаида:

— Зина, я не понимаю тебя. Вроде ты моя подруга, но почему-то не радуешься за меня. Иронизируешь, шуточки всякие.

— Просто я тебя и Гришу знаю давно. Говоришь, сделал предложение руки и сердца… Сердце-то он может подарить, оно внутри. А вот руки у нашего знаменитого сыщика всё время заняты.

— Это на что ты намекаешь? — подозрительно спросила Анфиса.

— У твоего Буряка то пистолет в руках, то ручка, которой он планы захвата рисует. И в голове у него одна работа. Будет ли он тебе хорошим мужем?

Такого Анфиса не ожидала:

— Обидела ты меня, соседушка. Тебе, значит, можно замуж выходить, а другим не стоит.

— Да я не в этом смысле, Анфиса! Ты что! Просто… неожиданно как-то у вас всё получилось. Ходили по отдельности, взгляды друг на друга бросали, и р-раз — решили пожениться.

— Ты что, подозреваешь нас в легкомыслии?

Захаровна стала защищать Анфису:

— И, правда, Зина. Пришла к нам, можно сказать, невеста свежеиспечённая. А ты её настрой своими сомнениями сбиваешь.

Зинаида посмотрела на Анфису и засмеялась:

— Да ты глянь, разве такой настрой, собьёшь! У вас когда роман-то начался, Фиса? Признавайся?

— А ты не помнишь? Когда Гриша с твоим Санычем в погребке застряли.

— А-а, — вспомнила Зинаида, — верно, верно. Они тогда до такого состояния увлеклись важными разговорами, что Анфиса вызвалась проводить Гришу до дома. Теперь вот, гляди, невеста.

Захаровна с завистью спросила:

— Может быть, у тебя, Зина, дом стоит на счастливом месте. А если мне тоже здесь чуть-чуть задержаться? Глядишь, и я себе жениха найду?

— Да, кстати, о погребке. Надо проведать, что там осталось. И событие твоё, Анфиса, отметим, — предложила Зинаида. — Втроём, по нашему, по-девичьи.

— Давно бы так! — обрадовалась Анфиса.

Андрей уезжал в Москву, его никто не провожал, и он стоял у вагона, рассматривая публику. Рядом с ним стоял и тот самый юный музыкант, которому Лёва отдал свой чемодан с деньгами, и его мама, которая болтала без умолку.

— Надо же, как нам повезло-то, Изя, какое богатство на нас свалилось, — радовалась она. — Ты учиться в консерваторию едешь!

— Мама, тихо, — попросил сын. — Ты так громко говоришь, кто-нибудь может услышать.

Но мама не унималась:

— Сынок, тебя скоро весь мир услышит. Вот Бог услышал мои молитвы и наградил нашу бедную семью.

Она даже всплакнула от избытка чувств.

— Мама, не надо, не плачь.

— Изя, я плачу от радости и от счастья, а ты не мешай мне плакать! Ты у меня очень талантливый, очень способный, сынок. И будь умницей, пожалуйста. Богу надо доказать, что его дар был не напрасным.

Сын возразил:

— Мама, зачем Богу что-то доказывать? Я просто еду учиться, потому что…

Мама его перебила:

— Потому что ты достоин, и Бог это увидел со своей высоты! Сынок, я каждый день буду благодарить Бога и молиться за тебя, чтобы и дальше тебе так везло, как везло в тот день, когда на нас свалились эти деньги!

Сын опасливо оглянулся:

— Мама, прекрати. Ты очень громко кричишь.

— А что такого? Тебя не ограбят, сына, мы же деньги перевели на карточку, а карточку у тебя украсть может только какой-нибудь глупец, потому, что воспользоваться ею…

— Мама, и всё-таки… — сын чувствовал себя неловко.

— Граждане пассажиры, поезд отправляется через одну минуту! — объявил проводник.

Мамаша кинулась к сыну:

— Боже мой, сына, как ты будешь там один? Если бы не твои бестолковые братья и сёстры, которых Бог не наградил ни умом, ни талантом, я бы поехала с тобой!

Она оглянулась по сторонам, заметила Андрея и подошла к нему:

— Молодой человек, вы тоже едете в этом вагоне?

— Да.

— До самой Москвы? — уточнила мама.

— До самой Москвы.

— Можно вас попросить, молодой человек, я вижу, что у вас интеллигентное лицо честного человека… проследите, пожалуйста, за моим сыночком в дороге. Он первый раз едет один и так далеко.

Андрей кивнул:

— Охотно. Не беспокойтесь.

— Ох, как я вам благодарна! Вас Бог тоже наградит!

— Спасибо, достаточно вашей благодарности, — заметил Андрей.

Алёша и Костя забежали домой. В кухне у окна сидел Самойлов, казалось, что он смотрит в окно, поэтому Алёша спросил:

— Папа, ты… видишь?

— Нет, сынок, я ничего не вижу. Но я у окна слышу какие-то звуки с улицы, и мне не так одиноко.

— Папа, прости, что мы не можем быть с тобой рядом всё время.

— А почему надо со мной проводить всё время? Я же не тяжёлобольной. Просто… у меня временный отпуск, — подбадривал себя Самойлов.

— Надеемся, что короткий отпуск, отец, — заметил Костя. — Ты никогда не отдыхал подолгу.

— Ты прав. Меня уже сейчас ждут дела. Виктор Буравин предложил вместе работать над проектом.

— Так это… замечательная новость! — обрадовался Алёша.

— Но если бы это было предложение одного Буравина, я бы, конечно, не согласился, — важно заметил Самойлов.

— А кто ещё тебе об этом сказал? — Алёша подмигнул Косте.

— В мэрии меня уговаривали. Вице-мэр, — с гордостью сказал Самойлов. — А Токареву я не мог отказать, сам понимаешь. Жаль только, слепота моя… не вовремя.

— Папа, в бизнесе важны не только глаза. Главное — это мозги, — напомнил Алёша.

— А ты считаешь, что у меня с головой всё в порядке? — пошутил Самойлов. Ладно, про меня хватит. Скажите лучше, как ваши планы насчёт праздника развода? Костя и Алёша переглянулись и решили ничего папе не говорить.

— Пап, мы отпразднуем позже, — сказал Костя.

— Развестись-то мы с Катей — развелись, а вот праздник решили перенести, — добавил Алёша.

— На время? — не понял Самойлов.

Тут Костя сообразил, как можно выпросить у отца машину:

— Не во времени, а в пространстве. Мы решили… На свежий воздух куда-нибудь выехать Можно?

— А почему вы меня спрашиваете?

— Пап, мы тогда машину твою возьмём? Ты не возражаешь?

— Берите, конечно, почему я буду возражать? Костя, достань ключи из моего пиджака. Там, в спальне.

Алёша был в восторге:

— Спасибо, отец!

— А тебе, Лёшка, я вот что скажу. Береги свою невесту. Катерина — она себя в обиду не даст — у неё характер отцовский. А Маша… Она очень уязвимая. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Алёша посмотрел на часы:

— Ещё как понимаю, отец.

— Не отпускайте от себя далеко своих невест.

— Конечно, папа. Я взял ключи… — сказал Костя.

Алёша быстро вышел из комнаты, а Костя подошёл к отцу:

— Ты сам береги себя, отец, хорошо?

— А со мной-то, что может случиться? Всё, что могло случиться, уже произошло, — грустно сказал Самойлов.

— Ой, пап! Я в окно вижу, что девчонки нам уже сигнал подают, — соврал Костя.

— Так они что, внизу?

— Да, на улице.

— Ну, бегите тогда. Не заставляйте их ждать!

— Ещё раз спасибо. Пока, пап!

Костя убежал, а Самойлов встал со стула и осторожно, на ощупь попытался пройти от стула к двери.

— Жалко мне старика, — сказал Костя, заводя машину. — Первый раз в жизни мне стало жалко отца по-настоящему… Он всегда был такой важный, значительный, а как потерял зрение, оказался таким беспомощным.

— А что, неужели тебе отца не было жаль, когда от него мама ушла?

— Нет, — покачал головой Костя.

— А я так ужасно злился и ревновал.

— Лёшка, признаться честно, я никогда не питал иллюзий по поводу брака наших родителей. Ты всегда всех немножко идеализировал, поэтому тебе казалось — у нас самая лучшая семья, самые лучшие родители и мы с тобой — самые лучшие дети. А разве ты не замечал, что между родителями не было любви и теплоты? Так что, когда мама стала жить с Буравиным, я решил про себя — вот и хорошо, вранья будет меньше, а любви нам с тобой достанется больше.

— А почему любви-то нам будет больше? — не понимал Алёша.

— Потому что когда родители разводятся, они чувствуют свою вину перед детьми и стараются её всячески компенсировать.

— Точно, так и было.

— А я всегда так и рассуждал, как последний эгоист! — улыбнулся Костя.

— А сейчас рассуждаешь, как последний мазохист. И по поводу, и без повода ты стараешься себя унизить, обвиняя во всех грехах. Хватит об этом.

Костя согласился:

— Ладно, договорились.

— А куда мы едем?

— Сначала к северному выходу из катакомб.

— Почему именно к северному?

— Я тебе начну рассказывать, и ты опять скажешь, что я обвиняю себя во всех смертных грехах, — сказал Костя вместо ответа.

После встречи в мэрии Полина летела домой как на крыльях.

— Теперь, Виктор, у меня прибавится работы, — радостно сказала она Буравину.

— Рассказывай! У тебя так глаза горят, Полина!

— Во-первых, свитки, спрятанные Сомовым в катакомбах, теперь лягут в основу городского музея. Плюс к этому — украшения скифов, которые Лёшка нашёл в затопленном доке. Помнишь?

— Помню, — помрачнел Буравин. — И помню, какой ценой они ему достались.

— Да уж, бедный мой сын, — согласилась Полина. — Но археологические находки очень часто сопряжены с риском для жизни, оправданным или случайным. Как бы то ни было, всё найденное — это уникальные памятники истории и культуры.

— К чему ты подводишь?

— К тому, что музей, который я организую, тянет на музей мирового значения! Представляешь?

— Это очень почётно, Полина. Но ты это заслужила.

— Ох, почётно — это одно. Но мне немножко боязно, Виктор, — призналась Полина.

— О чём ты? Ведь риска в организации музея меньше, чем в поисках экспонатов.

— Мне страшно, потому что пока придётся заниматься этим в одиночку. А я… наверное, безответственный человек.

— Полина, ты самый ответственный человек из тех, кого я знаю! А почему ты говоришь «в одиночку»? Разве Андрей тебе не поможет?

— Андрей уехал в Москву. Ему нужно оформить легенду, которую он здесь расшифровал, и написать книжку.

— Понятно. Но он собирается ещё приехать в наш город?

— Возможно, и приедет. Но вряд ли он будет помогать мне, как раньше, — вздохнула Полина. — Тут уже профессиональная ревность включается.

Буравин внимательно посмотрел на жену:

— Полина, знаешь, что мне в твоих словах нравится больше всего? То, что ты не чувствуешь себя деловой женщиной. И ты права. Ты — не бизнесвумен. Я хочу, чтобы ты была, прежде всего, женой, хранительницей нашего семейного очага, а уже во вторую очередь — учёной.

Полина засмеялась:

— Ах, ты, домостроевец!

— Да, я такой и не скрываю этого. А если серьёзно, я тебе обещаю, что с деловой частью вопроса я тебе помогу. Составлю бизнес-план, буду следить, как развивается музей. Но при одном условии.

— При каком?

— При единственном. Если ты выйдешь за меня замуж.

Полина снова засмеялась:

— Ах, как же я сама не догадалась?

— Помнишь, мы поехали к Борису, чтобы просить его о разводе?

Полина кивнула:

— Да, но всё закончилось так ужасно!

— Да, в тот момент Борис не мог спокойно отнестись к тому, что ты будешь женой другого человека. Но теперь он сам другой человек. Поедем к нему, прямо сейчас. И…

— Да, я согласна! Теперь, я думаю, Борис нам не противник.

— Более того, он мой партнёр. Мы вместе будем работать над крупным проектом мэрии. Укрепим береговую линию, сделаем пляж, привлечём в город туристов! И, наверное, твой музей тоже станет частью этого проекта.

Полина просияла:

— Ух, как грандиозно!

— И такой грандиозный проект зависит от самой малости — твоего согласия выйти за меня замуж, — невинно сказал Буравин.

— Согласна, согласна, хитрец! Поехали!

Костя неплохо знал смотрителя и привёл машину как раз к тому месту, где смотритель беседовал с Машей. Костя вышел из автомобиля, осмотрелся и сказал:

— Неужели я ошибся?

— В чём ошибся? — спросил Алёша. — Ты так и не сказал, какая у тебя была версия.

— Это не версия даже, а гипотеза, Алёшка. Свои «стрелки» смотритель назначал обычно здесь.

— И ты, как человек, знающий его привычки… — продолжил Алёша.

— …предположил, что смотритель приедет сюда и на этот раз, — закончил фразу Костя.

— Понятно. А каким был прошлый раз?

Костя снова посмотрел по сторонам:

— Прошлый раз я помог ему бежать отсюда.

— Ладно, брат, не смотри на меня вечно виноватым взглядом, — попросил Алёша. — Когда ты так смотришь, я тоже вспоминаю тему, которую мы закрыли.

— Ты простил меня окончательно?

— Раз и навсегда. А сейчас ты лучше скажи: смотритель мог увести Машу в катакомбы? — Алёша готовился к самому худшему.

— Вряд ли.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Макарыч знает, что по катакомбам шастают все, кому не лень, начиная от Сан Саныча и заканчивая последним милиционером.

— Логично, — кивнул Алёша. — Тогда почему ты решил, что он должен был привезти Машу сюда?

— Потому что вряд ли у него были время и возможность сказать своим сообщникам о перемене места «стрелки».

Тут Алёша совсем расстроился:

— Ты думаешь, что у него много сообщников? Кто они?

— Алёшка, я не знаю, что тебе сказать. Но ты не пугайся. Я не думаю, что у смотрителя много сообщников.

— Почему?

— Потому что его сообщниками были я, Марукин и Лёва Бланк. Марукин арестован, Лёва, наверное, тоже. Вот-вот моя очередь настанет, — грустно усмехнулся Костя.

— Но ведь ему кто-то помогает! — уверенно сказал Алёша.

— Наверное, шестёрки какие-нибудь… — предположил Костя.

— Неважно, шестёрки они или нет, но мне даже страшно подумать, что могут эти подонки сделать с Машенькой.

Костя думал иначе:

— Алёша, поверь мне. Я достаточно долго общался со смотрителем и убедился, что он не зверь. Понимаю, тебе трудно смириться с этим, ты сам от него пострадал. Но он не монстр, это точно.

— А кто он? — тихо спросил Алёша.

— Просто обиженный жизнью человек.

— Тогда объясни, зачем обиженному жизнью человеку моя Маша? — с отчаянием спросил Алёша.

— Алёшка, я думаю, Михаилу Макарычу от Маши нужна помощь.

— Что ты говоришь? — опешил Алёша. — Помощь?

— Медицинская помощь. Всё, то время, пока мы с ним… общались, он страшно мучился от боли в ране.

— У него была рана?

— Во время побега Макарыч был ранен. Рану я кое-как обрабатывал, но она всё время гноилась. Один раз я даже подумал, что он коньки отбросит — почти сутки без сознания пролежал.

— И ты думаешь, что он украл Машу, чтобы она за ним ухаживала? — спросил Алёша.

— Не знаю, но может быть. Она, во-первых, медик. А во-вторых, добрый человек, который не откажет в помощи даже преступнику.

— Значит, перед тем как покинуть город, он решил долечить свою рану, — стал рассуждать Алёша. — Ведь он захочет убежать, верно?

— Да, скорее всего, — согласился Костя.

— А потом… когда он убежит и Машина; помощь ему не понадобится… Что будет с ней? Ведь Машенька будет помогать любому — и злодею, и убийце…

— Извини. Я тоже ему помогал. И знаю, что смотритель — не убийца.

— Ты просто меня хочешь успокоить, я понимаю, — не верил брату Алёша.

— Нет, я в этом уверен.

— Как ты можешь быть в этом уверен, если смотритель уже убивал? Ведь гибель Сомова — на его совести.

— Да, он мне об этом рассказал. Но всё было не совсем так, как ты думаешь. Была самооборона. Первым напал Сомов.

Алёша стал прислушиваться к Костиным аргументам:

— Да, может быть.

— Послушай, брат, Маша ведь не Сомов, не враг. Смотритель не может ей сделать ничего плохого.

Алеша покачал головой:

— Ты прав, Маша не Сомов. Она более беззащитный человек. Знаешь что, Костя. Мне кажется, пока ты меня успокаиваешь и предлагаешь верить в лучшее, мы теряем время.

— Тогда поедем и осмотрим другие выходы из катакомб. Есть ещё выход у крепостной стены, недалеко от кельи нашей мамы. Туда? — спросил Костя.

— Нет, у меня появилась другая идея. Поедем в другую сторону, я позже покажу место. И чуть позже объясню, зачем. Они сели в машину и поехали туда, куда предложил Алёша.

— Костя, давай дальше, вдоль береговой линии, — командовал Алексей.

— Может быть, теперь ты мне расскажешь о своей, гипотезе? — спросил Костя.

— Хорошо. Мне кажется, что похищение Маши связано не только с тем, чтобы получить от неё медицинскую помощь. Я думаю, что смотритель считает Машу виновной в гибели его сыновей.

Костя удивился этой версии:

— Виновной… в гибели Толика и Жоры? Но почему? При чём здесь Маша? Это милиционеров надо обвинять. Ведь всё произошло во время погони.

Но Алёша знал больше:

— Ты помнишь, смотритель с сыновьями тогда собирались бежать. И задержались, потому что Толик хотел пойти в милицию сдаваться. Его Маша уговорила.

— И ты считаешь, что сейчас… — не закончил Костя.

— Я считаю, что сейчас смотритель может привезти Машу на место, где погибли его сыновья и разбираться с ней там.

— Ты имеешь в виду — обвинять, упрекать?

— Да. Кроме того, Толик был влюблён в Машу. Если бы не этот факт, он бы не стал её слушать.

Костя не понимал брата:

— Но, это же, глупо так рассуждать — если бы не то, если бы не это, всё могло бы быть по-другому…

— А тебе не кажется, что все мы так рассуждаем, когда нам больно?

Костя понял, что сказал глупость:

— Да, ты прав, брат. Наконец, они добрались до того места, где погиб Жора. Они вышли из машины и огляделись.

— Но здесь нет никого, — сказал Костя.

— Давай посмотрим, есть ли свежие следы от машин, — предложил Алёша.

— Давай.

— Костя, даже если место не верно, то моя гипотеза всё-таки похожа на правду. Когда я думаю об этом, становится ещё страшнее. Если смотритель будет обвинять Машу, он захочет ей отомстить, понимаешь?

Костя решил кое о чём рассказать брату:

— Ты знаешь, когда я был там, под землёй… и первый раз, с Макарычем, и второй раз, когда мы с тобой полезли…

Алёша очень хорошо его понимал:

— Ты хочешь сказать, что ты не думал о Кате?

— Каждую минуту думал, — признался Костя. — Но я как бы свои мысли оставлял на потом.

— Хорошо, я буду держать себя в руках, — пообещал Алёша. — Итак, если мою версию принимаем как рабочую, разрабатываем её дальше. Мы предполагаем основной мотив — обида за сыновей. Дополнительный — медицинская помощь. Вопрос: где? Каморка смотрителя и подвал отпадают…

— Почему отпадают? — Костя вдруг понял, что это вполне может быть. — Там ведь… сейчас никого нет.

— Точно! Андрей как-то говорил, что уедет в Москву.

Братья бросились к машине, но по дороге Костя вдруг что-то заметил под ногами. Он наклонился и поднял монету.

— Что ты нашёл? — спросил Алёша.

— Кажется, я нашёл подсказку…Алёша присмотрелся к монете:

— Это же рубль. 1974 года. Советский ещё. Я такой у отца видел.

— Вот именно, советский, — повторил Костя.

— Ну и что? — не понял Алёша.

— Просто натолкнуло на одну мысль.

Зинаида, Захаровна и Анфиса решили, что Анфисино просватанье надо отметить с винцом, и спустились в знаменитый Зинаидин погребок. Но там, к великому своему удивлению, Зинаида увидела вместо погребка — спортзал, который оборудовал Алёша.

— Ущипните меня, девочки. А то я не верю своим глазам! — сказала Зинаида.

— Вот это погребок, это я понимаю, — похвалила Захаровна.

— Что ты понимаешь? — возмутилась Зинаида.

— А что ты злишься, Зина? Мне тоже всё очень нравится, — поддержала Захаровну Анфиса.

— Но где… куда он подевал мои запасы? У меня же тут вино было, наливка на продажу, варенье… где всё это, где?

Захаровна пожала плечами:

— Может быть, он тоже лечился. Пока ждал тебя и скучал.

Зинаида постепенно закипала:

— Да здесь тридцать человек можно было вылечить! Ух, я ему задам! Ну, я с ним разберусь!

Зинаида отправилась на поиски Сан Саныча, а Захаровна и Анфиса вернулись в кухню ни с чем.

— Как ты думаешь, сильно ему попадёт? — спросила Анфиса.

— Ты её лучше знаешь, Анфиса. Но, на мой взгляд, характер у Зины горячий. Говорила я ей, не подавлять надо свои эмоции, а растворять. Или направлять на что-то другое, не на людей.

— Но Саныч такой хороший громоотвод, он любые Зинаидины эмоции гасит.

— Посмотрим, что сейчас выйдет из союза молнии с громоотводом, — улыбнулась Захаровна. — Но, вообще-то пара они хорошая — наши гром и молния.

— Хорошая. Но мой Гриша лучше.

— Да, конечно! Какая невеста скажет по-другому! Анфисе понравилось, что её назвали невестой:

— Ой, так приятно и непривычно быть в статусе невесты.

— А в статусе жены тебе ещё больше понравится.

— И зря Зина сказала, что у Григория Тимофеевича работа на первом месте. Теперь у него я буду на первом месте, — самоуверенно сказала Анфиса.

— He загибай. Все мужики одинаковы. Говорят нам — единственная, а сами бегут подвиги совершать.

— А Гриша мне сказал, что он в любую минуту бросит все свои дела, и мы распишемся!

— Так и сказал?

— Да, так и сказал!

— Надо ловить на слове, вести за руку в ЗАГС! — посоветовала Захаровна.

— Когда?

— Прямо сейчас!

Анфиса оторопела:

— Ты что, предлагаешь мне прямо сейчас пойти к нему на службу и сказать — айда, жених, в ЗАГС?

— А что, слабо? — неожиданно спросила Захаровна.

— Странно ты как-то выражаешься. Как молодёжь.

— И ты должна рассуждать, как молодёжь. Ты же у нас невеста, — напомнила Захаровна.

— Ну, я… — начала Анфиса неуверенно?

— А там, глядишь, может, у него какой коллега холостой будет. У Гриши твоего… — продолжила свою мысль Захаровна.

Тут Анфиса всё поняла:

— О, какой у тебя интерес!

— Я этот интерес и не скрываю, — пожала плечами Захаровна.

— Антонина, я вот что скажу. Замуж мне, конечно, хочется. Но просто сходить в ЗАГС — это неинтересно и не романтично. Я хочу, чтобы всё было по-людски.

— А тебе что, огромное застолье нужно? — удивилась Захаровна.

— Нет, можно и скромненько, — согласилась Анфиса.

— Если скромненько, то лучший праздник — импровизация. Иди, а я пока пирог капустный испеку. Знаешь, какие я пироги пеку? У, пальчики оближешь! И коллегу пусть возьмёт в свидетели. Холостого!

— Ты, Антонина, не знахарка, а… самый настоящий провокатор! — сделала вывод Анфиса.

— Да, я такая. А как я пою! Вот услышишь… Ну, беги, беги! Удачи тебе, невестушка!

Захаровна, оставшись одна, взяла альбом и стала его рассматривать.

Зинаида нашла Сан Саныча за домом.

— Саныч, это что за безобразие вы устроили в моём погребке? — грозно спросила Зинаида.

— Ты о чём, Зина?

— Только не прикидывайся, пожалуйста, что не понимаешь, о чём я говорю.

— Не понимаю… — искренне сказал Сан Саныч.

— Там же совсем пустой погреб! — возмутилась Зинаида. — Не погреб, а спортзал какой-то!

— Да ты что, Зина! Когда я был там в последний раз… — стал вспоминать Сан Саныч. — Да мы с Гришей там были, помнишь? Кое-что оставалось…

— Говорю тебе — нет там ничего! — злилась Зинаида.

— Тогда я не знаю, в чём дело!

— Ты что, не знаешь, что в твоём доме творится? Можно сказать, под твоим носом? Вот, оставила тебя на несколько дней одного хозяйничать, и что получилось?

— Погоди, не пыли. Зина, я чувствую, что дело не в бутылках с наливкой. Из-за них бы ты не стала устраивать такой тарарам.

Зинаида сникла:

— Саныч, ты прав. Не из-за бутылок я этих несчастных лютую.

— Ну вот, успокойся, погляди вон — на море.

— He из-за бутылок, хотя всё равно непонятно, куда они исчезли в таком количестве. В доме алкоголиков вроде бы нет…

— Ты из-за Машеньки переживаешь? — тихо спросил Сан Саныч.

— Да.

— Милая, всё будет хорошо, вот увидишь. Маша обрадуется, вы поплачете, потом успокоитесь. А потом мы все будем жить-поживать ещё лучше, чем раньше. А ты, Зина, волнуешься ещё и потому, что в душе твоей опять заворочалась ревность.

— Что значит — опять? Я разве ревнивая?

— Нет, ты не ревнивая и не гневливая. Мягкая, белая и пушистая, — с иронией заметил Сан Саныч.

— Да ладно, Саныч, подшучивать надо мной! Ты лучше скажи, что мне делать, если Маша к Таисии переметнётся? Стану я ей не нужна, — старая, скажет, глупая.

— Вот когда ты на себя наговариваешь, Зинаида, действительно выглядишь глупо. А ведь в остальное время вполне разумная женщина. Разве Маша ревновала тебя, когда ты за меня замуж выходила?

— Сравнил! Муж или мать родная, — не согласилась Зинаида.

— Муж для женщины — самый первый родственник. Ещё в Библии было сказано — отлепится человек от своих родителей и прилепится к супругу своему… — напомнил Сан Саныч.

— Ага, отлепится… А как Маша отлепится, если она только-только узнает свою мать? Если бы она её воспитывала, растила… А так — всё в первый раз.

— В общем, так, Зина. Ты у меня — великая собственница. И поскольку этого уже не исправишь, то постарайся хотя бы сдерживать свои собственнические инстинкты. Всё устаканится. С Машей поговорим — и потом тебе же твои тревоги покажутся пустыми…

— Очень я хочу поговорить с Машей. Но вот где она сейчас? — спросила Зинаида.

Катя и Таисия, волнуясь за судьбу Маши, решили пойти к Буряку и всё рассказать.

— А кто мог украсть Машу, как ты думаешь? — спросила Таисия, собираясь. — Она же такая… мухи не обидит. У Маши не может быть врагов.

— Мы с ребятами подозреваем в этом смотрителя маяка, Михаила Родя. Алёша с Костей считают, что похитил Машу он. Именно его монетка лежала на асфальте около Машиной сумочки.

— Подожди, подожди. Расскажи мне всё по порядку, — попросила Таисия, закрывая дверь и спускаясь по лестнице.

— Мы зашли в салон красоты, и Маша освободилась раньше меня. Сказала, что подождёт меня на улице. Я вышла — её нет, сумочка валяется и монетка рядом, старинная такая.

Таисия не могла понять:

— Господи, бедная девочка! Но зачем, зачем она смотрителю? Что этому злодею надо от Маши?

— Мамочка, если бы знать… — вздохнула Катя.

— Может быть, какое-то нелепое совпадение. Специально, по злому умыслу украсть Машу — это бред!

Катя согласилась:

— В общем, да. Маша ведёт себя, словно святая, у таких людей, как Маша, не должно быть врагов.

— Хотя — знаешь, дочка, некоторых как раз злит и раздражает доброта и так называемая святость.

— Ты намекаешь на меня в прошлом? — поняла Катя. — Но… у меня были просто эмоции неразумной женщины! Я не могла бы причинить Маше вреда даже в те моменты, когда её сильно ненавидела!

— Я верю, Катя, верю, не оправдывайся. Но у других людей могут быть другие мотивы. И другие методы реализовать свою злость. Мне всегда казалось, что у меня есть интуиция. Но почему она мне отказывала, когда я общалась с Машенькой? Почему мне ни разу сердце не подсказало, что она родной мне человек?

— Наверное, потому, что ты всегда была на моей стороне. А я всегда была против Маши, — предположила Катя.

Таисия вспомнила, как она говорила Маше, что мечтает, чтобы её дочь была на Машу похожа. Что слишком поздно заметила ошибки в Катином воспитании и долгое время просто баловала её как единственного ребёнка в семье. И не заметила, как дочь привыкла получать то, чего хочет, причём незамедлительно. Вспомнив эту беседу, Таисия снова разволновалась:

— Боже мой, я себе не прощу, если с ней что-нибудь случится.

— Мама, пожалуйста, успокойся! — обняла её Катя. — В чём ты себя винишь? Не почувствовала, не подсказала интуиция… Нельзя же и в этом себя упрекать!

— Катя, я вынуждена признать, что я никчёмная мать.

— Не смей так говорить. А я что, по-твоему, никчёмная дочь?

— С ума сошла! Ты замечательная… Стала такая мудрая и взрослая. Я даже не ожидала, — Таисия с любовью посмотрела на дочь.

— Так и не наговаривай на себя тоже. Разве у никчёмной матери могут быть, хорошие дочери?

— Но Машу-то я не воспитывала…

— Но ты её родила. Дала ей жизнь. Тоже немаленький подарок, согласись. А сейчас, мама, немедленно возьми себя в руки, вытри слёзы. И запомни: и твоим дочерям, и твоему будущему внуку нужна мужественная женщина. Да и твоему будущему супругу размазня не нужна.

— Рано ты меня замуж выдаёшь, — вздохнула Таисия.

— Как будто он не делал тебе предложения! — напомнила Катя.

Они дошли до милиции и попросили, чтобы Буряк их принял.

— А, здравствуйте, Буравины! С чем пожаловали? — спросил следователь.

— Григорий Тимофеевич, у нас серьёзная проблема, — начала Катя.

— Не проблема, Григорий Тимофеевич, а беда, — уточнила Таисия.

— Беда? Что опять стряслось в вашем семействе? Костя? Алёша?

Катя покачала головой:

— Нет, не с ними.

Таисия села и заплакала:

— Машенька пропала. Даже не пропала, Григорий Тимофеевич. Её похитили. И мы, наверное, знаем кто!

— Так рассказывайте, я слушаю вас внимательно!

Катя в который раз стала рассказывать, как они с Машей пошли в салон красоты и что из этого вышло.

Следователь выслушал и спросил:

— А родственники Маши об этом знают?

— Пока нет, Зинаиде Степановне говорить не надо, — предупредила Катя.

— Правильно мыслишь, разволновать мы её всегда успеем, — согласился следователь.

— Родственники знают, — возразила Таисия.

— Кто? Сан Саныч? Алёшка ведь… документально не родственник. А писать заявление положено от имени человека, состоящего в родстве.

— Я самый близкий человек Маши. Я напишу заявление. Я её мать.

— Так, погодите, Таисия Андреевна… — следователь аккуратно подбирал слова. Может быть, вы выразились… фигурально, да? А то сейчас жарко, бури магнитные, давление скачет.

— Вы, товарищ следователь, не думайте, что у меня крыша поехала. — Я не думаю, не думаю. Но вы водички всё-таки попейте! — следователь налил Таисии в стакан воды, потом, сам же, её залпом выпил и поставил стакан на место.

— Григорий Тимофеевич, вот такая судьба: я только недавно узнала, что оставленный мною после рождения ребёнок — это Маша Никитенко. Не успела даже порадоваться, как пришло другое известие — Маша в беде.

— Она правду говорит, Григорий Тимофеевич, — подтвердила Катя.

— А вы можете эту правду как-то доказать документально? Ведь ваши слова — это одно, а…

Таисия покачала головой:

— Нет, к сожалению, пока я никаких документов представить не могу. Поверьте на слово, а потом я предоставлю свидетельские показания акушерки, которая принимала у меня роды двадцать два года назад. Её первая фамилия Задерейчук, а потом она её сменила на Семёнову.

Тут следователь вспомнил о просьбе Кирилла Леонидовича и о том, что тот говорил: «Это не только моя тайна, и я боюсь скомпрометировать другого человека». Бурякпонял, кто же этот человек.

— Простите, можно я закурю? Здесь… — нервно спросил следователь.

— А вы курите? — удивилась Катя.

— Думал, что нет. А теперь думаю, что да, — следователь полез в ящик стола и нашёл пачку сигарет, но так и не закурил.

— Так, Таисия Андреевна… мне очень жаль, но по правилам я не могу принять от вас заявление.

— Но, что же, тогда делать? Неужели рассказывать правду Зинаиде Степановне? Вы представляете, чем это может для неё обернуться? — Неужели вам ваши дурацкие правила дороже человеческой жизни! Григорий Тимофеевич! Пожалуйста! Ведь, если сейчас потеряем время из-за вашего формализма, потом плакать будем, — умоляла Таисия.

Следователь совсем растерялся и заговорил сбивчиво и прерывисто:

— Ну, в общем, пока неформально, но… в общем, в заявлении не надо писать всех подробностей. Мы потом… с этим делом… мы потом разберемся. Правда, сейчас главное — Машеньку найти.

— И я о том же говорю, — сказала Таисия, взяла листок бумаги и стала писать.

— Я всё-таки покурю, — не выдержал следователь. — Но на улице.

— Мама, можно я тоже выйду? — спросила Катя.

— Да, только не дыши дымом, — разрешила Таисия.

Катя и следователь вышли, и Буряк извинился:

— Простите, Катерина, но даже нам, сыщикам, которые видят в жизни всякое, иногда приходится удивляться…

— Я сама поверить не могу, что у меня есть сестра. Старшая сестра. И ещё труднее поверить, что эта сестра — Маша.

— Но ведь… Машин отец — не Виктор Гаврилович? — осторожно спросил следователь.

— Нет.

— Кирилл Леонидович Токарев?

— А откуда вы знаете?

— Значит, вы тоже об этом знаете, Катерина. Представляю, каково ему будет узнать, что дочь, которую он так искал, похищена. — Может быть, пока не следует ему сообщать? — спросила Катя.

Следователь не согласился с её предложением:

— Ему, конечно, будет больно, но он должен об этом знать.

Полина и Буравин отправились к Самойлову, чтобы наконец-то решить личные дела. Буравин сел за руль и вдруг вспомнил:

— Ты не забыла, как мы встречались в моей машине, тайком? Как долго я тебя уговаривал быть вместе, а ты всё говорила — мы не имеем права на счастье, мы не имеем права на счастье…

— Что ты передразниваешь? — спросила Полина.

— Теперь ты согласна, что имеем мы такое право?

— Да, Витя, я согласна. Только мне всё равно очень жаль Бориса, — Полине всегда хотелось всех обогреть и осчастливить.

— Не в жалости он нуждается, Полина! Жалость — не лучшее чувство.

— Может быть, я не так выразилась, — признала Полина. — Просто, как подумаю — у нас есть всё: и любовь, и здоровье. А он… Ну что ему сейчас делать?

— Как что? Я же тебе сказал — он будет моим партнёром в бизнесе. Или ты думаешь, я пошутил?

Полина смутно представляла себе такую перспективу:

— Но как, как он будет работать… слепой?

Буравин же верил в своего друга:

— Потеря зрения — это не конец жизни. У Бориса есть голова, руки-ноги тоже на месте. Через какое-то время, Бог даст, вернётся и зрение. Врачи ведь дали надежду. И мы его одного не оставим.

— Да, ты прав… — сказала Полина и замолчала, глядя в окно машины.

— Если я прав, почему ты опять грустишь, моя Несмеяна? — поинтересовался Буравин.

— Я думаю о том, почему всем не удаётся быть абсолютно счастливыми, кто-нибудь обязательно проигрывает.

— Потому что если бы все изначально были счастливы, не к чему было бы стремиться, нечего добиваться.

— Да что ты говоришь? — улыбнулась Полина.

— Да! — подтвердил Буравин. — Я это по себе знаю. Работа для меня была долгие годы основным стимулом… доказать тебе, что я достоин внимания и уважения.

— Уважения или чего-то большего? — уточнила Полина.

— Чего-то большего. И тогда, и сейчас — только большего. На меньшее я не согласен. Ты возьмёшь мою фамилию? Правильный ответ только один! — предупредил Буравин.

Так, беседуя, они добрались до дома Самойловых. Борис, услышав звонок, поднялся и, спотыкаясь, пошёл к двери, бурча себе под нос:

— Знают же, что отец инвалид, чего звонят! Как будто ключей своих нет!

Но гости сразу же подняли ему настроение. Полина организовала стол, и все уютно устроились на кухне.

— Боря, ты молоток! Ориентируешься на местности великолепно, — похвалил Буравин.

— Правда, Борис. Я боялась, что тебе будет сложно передвигаться по квартире.

Самойлов был доволен, но возражал:

— Хотите меня подбодрить. Сами, наверное, устали ждать, пока я открою. Полчаса шёл до двери, не меньше.

— Ничего подобного. Только мы позвонили, ты тут же открыл, — сказал Буравин.

— Ладно, Витя, комплименты, конечно, вещь приятная, но малополезная.

— Тогда поговорим о деле. Тендер мы с тобой взяли, пора приступать к работе, сроки поджимают.

— Подожди, Витя, об этом деле мы успеем поговорить. Сейчас я хотел бы поговорить о другом, не менее важном.

— Что ты хочешь мне сказать?

— Прости, Витя, но не тебе, а Полине.

Полина была готова услышать что угодно:

— Я тебя слушаю, Борис.

— Полина, я прошу тебя дать мне развод.

— Почему ты сейчас решил заговорить об этом? Ты боишься обременить меня своей болезнью?

Буравин почувствовал, что Полина уже снова готова жертвовать собой. Но Самойлов сказал:

— Нет, Полина, не поэтому. Я прекрасно знаю тебя и думаю, что твоё желание помочь не будет зависеть от семейного статуса.

— Это правда, — Полина кивнула. — Я буду тебе помогать.

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

— Почему, мне совсем нетрудно.

— У меня достаточно помощников. Одна Машенька чего стоит.

— Да, Маша — хорошая хозяйка, с ней тебе будет легче, — согласилась Полина.

— К тому же она медик, — добавил Буравин. — Это важный момент.

— Так что же ты мне ответишь, Полина?

Полина молчала.

— Полина, ты же сама этого хотела, — напомнил Самойлов.

Буравин посмотрел на Полину непонимающим взглядом:

— Полина, почему ты не отвечаешь на вопрос Бориса?

— Нет, вы не подумайте, что я не хочу оформить наш развод официально — он всё равно уже состоялся.

— В том-то и дело, — сказал Самойлов. — Что тебя смущает, Полина?

— Я просто подумала сейчас, в эту минуту, что вы оба для меня значите.

— Это как понимать? — спросил Буравин.

Полина взяла за руки Буравина и Самойлова:

— Вы мне оба дороги, пусть и по-разному. Пусть судьба была ко всем нам порой несправедлива.

— Наверное, не только судьба, но и сами мы хорошо поработали, — вздохнул Самойлов.

— Это точно, — подтвердил Буравин.

— Я хочу сказать, что вы дороги мне, как люди, которых связывает многолетняя дружба и которые фанатично преданы любимому делу.

— И оба влюблены в одну женщину, — добавил Самойлов.

— Вы оба влюблены в море, а не в женщину, — поправила его Полина. — На первом месте у вас море.

— Ну, ты даёшь, Полина, — удивлённо сказал Буравин.

— А что, Витя, считаешь, Полина не права?

— Права, Боря, права на все сто.

— Я это говорю не для того, чтобы вас как-то принизить, нет, наоборот. Ваш фанатизм в работе вызывает только уважение, даже восхищение.

— Раньше тебя такой фанатизм не слишком восхищал. Ты говорила, что надо больше внимания уделять семье, — вспомнил Самойлов.

— Дети выросли, и взгляды поменялись. Теперь я понимаю, что настоящий мужчина тот, у кого есть настоящее дело.

Буравин улыбнулся и пропел:

— Первым делом, первым делом — самолеты, ну а девушки — а девушки потом, так?

— Это про лётчиков песня, — заметил Самойлов.

— И про моряков, — улыбнулась Полина.

— Из того, что ты сказала, Полина, я понял одно: со мной ты разведёшься, а вот за Витьку ещё подумаешь выходить или нет.

— Раз у тебя такое хорошее настроение, Борис, я принимаю твоё предложение.

— Осталось только отпраздновать ваш развод, — предложил Буравин. — Это будет наше ноу-хау.

— Нет, Витя, это будет уже плагиат.

— Это почему же? Я не слышал, чтоб кто-то праздновал развод.

— Поздно. Наши дети сегодня как раз развод и празднуют, — сообщил Самойлов.

Полине это не понравилось:

— Это не очень хорошая идея.

— Я говорил им об этом.

Но Буравин думал иначе:

— Вы не правы. Очень даже оригинально. Может быть, непривычно, но если разобраться, — чем не повод для веселья.

— Всё-таки лучше бы они этого не делали, — тревожно сказала Полина.

Когда следователь вернулся в кабинет, Таисия уже дописала заявление о пропаже Маши. Она протянула бумагу Буряку и сказала:

— Всё, я закончила. Посмотрите, Григорий Тимофеевич, всё ли правильно?

Следователь, взял заявление и прочитал его:

— Так, теперь у нас есть заявление — значит, есть основание для поиска.

— Что вы намерены делать, как будете искать мою дочь?

— Первым делом прочешем все входы и выходы из катакомб. Благо, карта у нас теперь имеется.

— Я думаю, Машу увезли на машине, иначе бы я услышала шум и крики, — сказала Катя.

— Само собой. Мы знаем, какой марки автомобиль у смотрителя маяка, так что проверим все внедорожники. В общем, весь комплекс мероприятий, необходимых в таких случаях. Можете не сомневаться, Машу мы найдём. И этого бандита Родя тоже, не упустим.

Таисия вздохнула:

— Когда это будет?

— Очень скоро. В самое ближайшее время, — в голосе следователя была уверенность.

— Спасибо вам, — кивнула Таисия.

— Пока не за что.

— За то, что обнадёжили меня.

— Пойдём, мама. Не будем мешать Григорию Тимофеевичу.

Но Таисия была в каком-то заторможенном состоянии:

— А куда идти, дочка?

Буряк вмешался:

— Это, конечно, не моё дело, Таисия Андреевна, но мне кажется, вам следует пойти к Кириллу Леонидовичу. Он должен знать правду.

— Вы считаете, что надо сообщить Кириллу?

— И как можно скорее, потому что помощь мэрии нам не помешает. Я могу и сам ему сообщить.

— Нет-нет, я сама скажу ему. Так будет лучше.

— Вот и правильно.

Катя подумала и спросила:

— Григорий Тимофеевич, может быть, задействовать средства массовой информации для поиска?

Следователю эта идея понравилась:

— Иногда это даёт результат. Объявление по радио и по телевидению бывают кстати. Может, кто-то что-то видел.

— Тогда радио я беру на себя, — сказала Катя. — У меня там, как вы знаете, знакомая работает, Ксения Комиссарова. Она теперь руководитель радиостанции. Я прямо сейчас пойду к ней.

— Давай, действуй! Будут новости, обязательно мне сообщи.

Катя ушла, а Таисия всё не могла подняться с места.

— Я понимаю ваше состояние, Таисия Андреевна, понимаю, как вам тяжело, — начал следователь.

— Григорий Тимофеевич, умоляю вас, найдите мою дочь. Я не вынесу, если с ней что-нибудь случится, — заплакала Таисия.

— Я сделаю всё возможное, чтобы поскорее найти Машу.

Таисия поймала такси, и всё время просила водителя:

— Быстрей! Быстрее!

— Быстрей нельзя, меня оштрафуют.

— Я оплачу штраф, если вас остановят. Поторопитесь, очень вас прошу.

— Не переживайте вы так, ну опоздаете немного. Насколько вы уже опаздываете?

— Я уже опаздываю на двадцать три года, — призналась Таисия.

— И вы думаете, я вам помогу догнать эти годы? — спросил водитель.

Анфиса пришла на работу к Буряку, зашла в его кабинет.

— Какая ты красивая! — залюбовался ею Буряк.

— Правда? Тебе нравится моё платье?

— Мне всё в тебе нравится, только, прости, у меня очень много дел.

— Я знаю, Гриша, но у тебя всегда много дел, ты занят важной работой и всё забываешь.

— Я что-то забыл, Анфиса?

— Забыл, Гриша. А я-то думала, что это серьёзно.

— Я тебя прошу, сейчас не самый подходящий момент, чтоб затягивать…

— Вот я и пришла, чтоб не затягивать. Ты мне обещал…

— Анфиса, что я тебе обещал? — следователь искренне не помнил.

— Ты обещал на мне жениться. Я пришла за тобой — пойдём в ЗАГС. Ты не передумал?

Зазвонил телефон — и следователь взял трубку:

— Слушаю… Так… Значит, следы протектора у салона красоты те же, что и возле аптеки… Что ж, это подтверждает наши предположения… Молодцы, оперативно сработали.

Он положил трубку и задумался.

— Так мы пойдём в ЗАГС? — тихо спросила Анфиса.

Катя мчалась на радиостанцию, не чуя под собой ног. Хотела остановить такси, но машины проезжали мимо. Так и дошла пешком.

Зайдя в знакомую аппаратную, она сказала:

— Привет, Ксюха! Можно так тебя называть?

— Конечно, почему ты спрашиваешь? — удивилась Ксюха.

— Ты же теперь директор станции.

— Можно-можно.

— Хорошо, так будет проще общаться.

— Катя, я хочу сразу тебе сказать, что мне стыдно за то интервью, прости меня, — покаялась Ксюха.

— Да ладно, кто прошлое помянет… — махнула рукой Катя.

— Больше таких программ на этом радио не будет. Мы хотим делать серьёзные проекты, гражданские. Никакого душевного стриптиза.

Катя присела:

— Ксюха, я пришла к тебе за помощью. Я прошу тебя срочно дать объявление в эфире.

— Какое объявление?

— О том, что пропала Маша Никитенко.

Ксюха заволновалась:

— Машка пропала? Как пропала? Давно?

— Её похитили.

— Не может быть! Кто? Зачем?

— Её похитил опасный преступник Михаил Родь, бывший смотритель маяка. Прямо возле салона красоты.

— Боже мой! — ахнула Ксюха. — Ты уверена, что это его рук дело? Зачем ему Маша?

— Он оставил на месте преступления свой след — старинную монету. Костя у него видел эту монету.

— Но зачем ему похищать Машу?

— Я не знаю точно, но, возможно, он хочет отомстить Маше за смерть Толика.

— Как глупо! И как жестоко, если это правда.

— Ксюха, нельзя терять ни минуты, — сказала Катя. — Надо срочно давать объявление.

Ксюха подумала и ответила:

— Нет, Катя, такое объявление я дать не могу. Давать такое объявление опасно.

— Для кого опасно? — не поняла Катя.

— Для всех, кто его услышит. Представь себе, ты слышишь объявление по радио, что матёрый преступник похитил молодую девушку. Ты испугаешься? Твоя мать испугается?

— Но что же делать? — растерялась Катя.

— Надо подумать.

— Давай тогда не будем сообщать о похищении, просто — пропала Маша Никитенко. Кто её видел, просим позвонить.

Но Ксюха уже привыкла думать и о других…

— А Зинаида Степановна и Сан Саныч знают об этом? — спросила она.

— Нет, я думаю, — призналась Катя.

— Если они услышат по радио, что с ними будет?

— Ничего хорошего.

— Вот я и говорю, что такое объявление принесёт только вред.

— Ты права. Но, Ксюха, на тебя это так не похоже. Как-то не по-журналистски ты теперь рассуждаешь.

— Я пересмотрела свои принципы и теперь не могу работать так, как раньше. Надо думать о людях, надо взвешивать каждое слово, сказанное в эфире.

— Это правильно. Я знаю это лучше других. Значит, найти Машу не поможешь? — Этого я не говорила. Я помогу, но по-другому. Ведь не только объявлением можно помочь Маше.

— Я просто думала, что объявление по радио поможет найти свидетелей — тех, кто видел, как Машу похищали, — объяснила Катя.

— Если такие были, — заметила Ксюха.

— А всё остальное делает милиция — у неё возможностей больше, чем у журналистов.

Ксюха покачала головой:

— Тебе так кажется. У журналистов есть свои методы и секреты. Журналистское расследование часто приносит больше пользы, чем милицейское.

— Ты собираешься начать собственное расследование? — спросила Катя.

— Можно считать, уже начала. Маша — моя лучшая подруга, я сделаю всё, чтобы ей помочь.

— Спасибо, Ксюха! Найди её!

Катя уже собралась уходить, но Ксюха её остановила:

— Катя, подожди. У меня к тебе тоже есть просьба. Когда всё закончится, утрясётся, и мы найдём Машу, я тебя прошу, зайди к нам в студию звукозаписи.

— Ладно, зайду. Но зачем?

— Мы на радио прослушали твои песни и поняли: у тебя талант.

Таисия добралась до дома Кирилла совершенно обессиленная. Кирилл бережно усадил её на диван и сказал:

— Я так рад, что ты вернулась. Но, Таечка, на тебе лица нет!

— Я очень устала, Кирилл, — призналась Таисия.

— Дорога была тяжёлая или плохие новости? — спросил Кирилл.

— Плохие новости.

— Даже если ты ничего не узнала, не надо отчаиваться, — решил Кирилл. — Мы возобновим поиски дочери. Ситуация в городе стабилизировалась. Теперь мне ничто не мешает взять отпуск и продолжить поиски.

— Можешь не брать отпуск.

— Я понимаю, Тая, твою обиду на меня за прошлое, но не надо переносить её на нас сегодняшних.

У Таисии навернулись на глаза слёзы, и Кирилл почувствовал, что дело в чём-то другом:

— Что с тобой, Таисия? Ты всё-таки что-то узнала о нашей дочери?

Таисия кивнула:

— Да, Кирилл, узнала. У меня две новости, Кирилл, — одна хорошая, другая плохая. С какой начать?

— Не томи, Таисия, рассказывай! Ты нашла её? — нетерпеливо спросил Кирилл.

Таисия налила себе стакан воды и выпила:

— Тогда начну с хорошей. Да, я её нашла.

— Слава Богу, всё остальное уже неважно. Ты её видела?

— Видела, Кирилл.

Кирилл замер, представляя, какой может быть их дочь, и потом спросил:

— Она красивая?

— Очень красивая, — подтвердила Таисия. — Ты её хорошо знаешь.

— Я не ослышался? — удивился Кирилл. — Я её видел?

— Видел, и неоднократно.

— Когда, где?

— Здесь, у себя дома.

Тут Кирилл посмотрел на Таисию более внимательно, чем всегда, ища в её лице отгадку:

— Таисия, я тебя не понимаю. О ком ты говоришь?

— Я говорю, Кирилл, о нашей дочери. Наша дочь — Маша Никитенко.

Кирилл никак не ожидал такого ответа! Он занервничал, но, в отличие от Таисии, не стал пить воду, а подошёл к бару и налил себе коньяку, выпил и вдруг засмеялся.

— Что с тобой, Кирилл? — осторожно спросила Тая. — Почему ты смеёшься? Кирилл, возьми себя в руки. Что с тобой?

— Я схожу с ума, Таисия! — радостно заявил Кирилл.

— Это я вижу.

Но Кирилл добавил:

— Я схожу с ума от счастья! О такой дочери, как Маша, я мог только мечтать. Я думал разное… я представлял, что она может быть больной, косой, кривой, я ко всему был готов… Ведь ребёнок остался без родителей! Может, её отдали в детский дом, может, заставляли побираться на вокзале, всё что угодно могло быть…

У Таисии снова навернулись на глаза слёзы:

— Бог миловал, — тихо сказала она.

— Теперь понимаю, почему Машенька меня спасла от смерти. Потому что она моя родная кровь! Я чувствовал что-то, но не понимал, что именно. Но, расскажи, Таисия, как это могло произойти, как Маша оказалась приёмной дочерью Зинаиды.

Таисия стала рассказывать:

— Акушерка не увезла её, как обещала, из города.

— Ошибки быть не может, ты уверена?

— Нет, ошибка исключена. Мы встретимся с этой акушеркой Задерейчук, но это будет потом, а сейчас…

— Что — сейчас? — насторожился Кирилл.

— Я же тебе говорила, что у меня две новости — хорошая и плохая. Это была хорошая.

— Очень хорошая, — подтвердил Кирилл. — Лучше не бывает.

— Но есть ещё и плохая. Хуже не бывает, — мрачно добавила Таисия.

— Тая, говори скорее, что случилось. Что-то с Машей?

— Да. Её похитил смотритель маяка. Тот самый опасный преступник, который сбежал из тюрьмы и которого никак не могут поймать…

Кирилл не стал слушать завершения рассказа и стал быстро собираться. Через минуту он был уже у двери:

— Тая, немедленно идём.

Таисия пошла за ним следом, досказывая на ходу:

— Я уже была, в милиции и подала заявление. Григорий Тимофеевич обещал лично заняться поисками Маши.

— Григорий — молодец, — похвалил Кирилл. — Но в одиночку он немного сделает.

— А ты думаешь, что сможешь ему чем-то помочь?

— Конечно! Я подниму на уши весь город, переверну весь мир, чтобы найти свою дочь! Идём.

Кирилл не мог даже помыслить о том, что потеряет только что обретённую дочь!

Алёша и Костя доехали до того места, где погибли сыновья смотрителя.

— Давай, Костя, развивай свою мысль, — попросил Алёша. Костя достал из кармана старинную монету, которую нашла Катя на месте похищения, снова рассмотрел её и сказал:

— Я чуть было не забыл, что Макарыч оставил нам монету возле Машиной сумочки. А этот рубль мне про неё напомнил. Монета — это важно, это — знак. Но какой? Что он хотел этим сказать, кроме того, что Машу похитил именно он? Давай ещё раз прикинем. Монета — из сундука смотрителя. Что ещё она может означать? Во-первых, она — как символ его краха. А вот, во-вторых, Лёшка, если твоя версия верна, то это ещё…

— …И память о детях, — добавил Алёша. — О его погибших сыновьях. Но что нам это даёт, Костя?

— Надо признать, пока ничего. Мы стоим как раз на том месте, где погибли Толик и Жора. Но следов смотрителя здесь нет.

— Поехали на маяк! — предложил Алёша. — Наверное, он там держит Машу, в подвале.

Костя был не согласен:

— Нет, брат, это маловероятно. Даже если Андрей уехал, значит, теперь каждую ночь там будет дежурить какой-нибудь служащий порта. Маяк отпадает. Место гибели Толика и Жоры тоже. Стоп. Место гибели Толика и Жоры — это наша ошибка. Ведь монету мы с Макарычем закапывали на их могиле!

— Точно! — кивнул Алёша.

— Как я сразу не догадался. Смотритель держит Машу на кладбище! Едем туда!

И братья развернули машину.

Дорогой Костя ещё раз рассказал о случае на кладбище! Когда они со смотрителем собрались в катакомбы, Макарыч решил попрощаться с сыновьями. Он побывал на могиле, покаялся и закопал там старинную монету.

— А тогда всё сходится: он действительно подбросил монетку для того, чтобы мы приехали на кладбище, — сделал вывод Костя. Вот мы и едем. Что нас там ждёт?

— Там этот гад, который мучает Машу, — мрачно сказал Алёша.

— Макарыч, конечно, гад. Но подумай сам, если он нам дал такой знак, значит, хотел, чтобы мы всё-таки нашли Машу.

— Зачем тогда было её похищать? — недоумевал Алёша.

— Я хорошо знаю этого человека, его уязвлённое самолюбие. Возможно, он похитил Машу, чтобы она покаялась перед ним в том, что отвергла Толика. После этого он намерен её отпустить.

— Хорошо, если так, — вздохнул Алёша. — Но всё равно, это логика маньяка.

Алексей был прав, потому что смотритель, действительно, рассуждал, как маньяк. Когда машина с братьями Самойловыми мчалась к кладбищу, смотритель был там, на могиле, и поправлял лежащие на ней ракушки, которые Толик дарил Маше. Рана его беспокоила, и он периодически морщился, держась за бок.

— Прости меня, Толик, но, кажется, я дошёл до края, — признался он погибшему сыну. — Я знаю, как ты любил эту девчонку, Машу. А она тебя не любила. Променяла тебя на другого. Тебя больше нет, сынок, а она решила выйти замуж. Это несправедливо. Толик, сыночек, я виноват перед тобой, но я могу загладить свою вину. Я решил отправить её к тебе, и вы будете вместе на небесах, а мне дорога в ад…

В глазах у смотрителя блестел огонёк безумия.

Алёша и Костя подъехали к кладбищу.

— Нам туда, — показал Костя. — За теми кустами — могилка Толика и Жоры.

— Пойдём скорее, — заспешил Алёша.

Подельники смотрителя тоже были на кладбище, скрашивая ожидание игрой в карты. Игра не клеилась, потому что периодически в колоде обнаруживалось то пять тузов, то двенадцать козырных карт. Но больше заняться было нечем. Вдруг один из них прислушался:

— Ты слышишь?

— Да, тачка подъехала, — согласился другой. — Надо дыбануть, кто там.

Бандиты осторожно приблизились к кладбищенской дорожке:

— Вот и наши самойлики. Сейчас мы их встретим хлебом-солью. Надо их тормознуть. Они могут помешать Маяку базарить с девчонкой.

— Бить или не бить, вот в чём вопрос? — спросил один.

— Бить и ещё раз бить, вот в чём ответ. Погнали наши городских!

И бандиты набросились на Алёшу и Костю.

— Что вам от нас нужно? — закричал Алёша, защищаясь.

— А не нравитесь вы нам.

— Но мы вас видим впервые в жизни! — заметил Алёша, уходя от удара.

— Лёша, я знаю этих подонков. Это они вместе с Лёвой Бланком хотели отобрать у отца квартиру, — крикнул Костя.

— Ага, мы! И теперь вы от нас никуда не денетесь. Ну что, братцы-акробатцы, попались? Сейчас вы узнаете, что бывают кулаки покрепче отбивного молотка, и сами превратитесь в отбивные.

Анфиса решила не выходить из кабинета Буряка, пока он не даст чёткого ответа по поводу их женитьбы:

— Гриша, когда мы пойдём в ЗАГС?

— Ну, конечно, мы пойдём в ЗАГС и обязательно поженимся… — уверенно сказал следователь. — Но не сейчас.

— А когда? — настаивала Анфиса.

— Не могу сказать точно, выберем время. Анфиса, пойми, у меня такая работа, что я не могу, знать заранее. Я хочу на тебе жениться, но давай не будем это обсуждать у меня в кабинете в разгар рабочего дня. Поверь, на мне висит сейчас очень непростое дело, — Анфиса ему явно мешала.

— Какое-то серьёзное преступление?

— Крайне серьёзное, Анфиса, — признался Буряк.

— Может, скажешь, какое?

— Сейчас не могу. Давай потом, вечером.

— Скажи, и я сразу уйду, а, Гриша? — любопытство было сильнее желания Анфисы выйти замуж. — Так нечестно, я должна знать, чем таким важным ты занят, что не можешь пойти со мной в ЗАГС.

— Анфиса, ты должна понять, что есть вещи, которых тебе лучше не знать, — объяснил Буряк.

— Может быть, твоё важное расследование — только отговорка? А на самом деле ты передумал на мне жениться? — обиделась Анфиса.

— Анфиса, ты и мёртвого уговоришь рассказать тебе всё, — сдался следователь. — Обещай мне, нет, поклянись, что никому не проговоришься.

— Клянусь, Гриша, буду молчать, как рыба в морозилке.

— И в первую очередь, ты не должна ничего говорить Зинаиде и Сан Санычу, — предупредил Буряк.

— Почему им в первую очередь? — удивилась Анфиса.

— Да потому, что я расследую дело о похищении Маши.

Анфиса переменилась в лице:

— Машу похитили?

— Вот, сказал тебе и уже пожалел.

— Я никому не скажу, Гриша. Но кто её похитил?

— Этого даже следствие ещё не знает наверняка.

— Неужели опять Мишка Родь? — предположила Анфиса. — Что ему от неё нужно?

— Анфиса, если б мы столько знали, мы бы её уже нашли.

— Бедная Маша! — воскликнула Анфиса.

— Теперь главное, чтобы бедными не стали Зинаида и Сан Саныч. Ты понимаешь меня?

— Они что, ещё не знают? — удивилась Анфиса.

— И я очень надеюсь, что в ближайшее время не узнают. Пока ещё толком ничего не ясно, а они могут до смерти перепугаться.

— Да, — согласилась Анфиса, — у Зинаиды давление.

— А у тебя — терпение. Очень тебя прошу, Анфиса, потерпи, наступи на горло своей песне и ничего им не напой о похищении, — потребовал Буряк.

— Да что ж я, по-твоему, изверг, что ли? Сама, думаешь, не понимаю, чем это может обернуться?

— Я надеюсь, что понимаешь. Тем более, после того случая, как ты напугала стариков чуть не до смерти. Не забыла? Вспомни, как ты растрезвонила Зинаиде, что катакомбы могут взорваться и Сан Саныч в большой опасности. Мне тогда сильно от неё досталось.

— Чёрт тогда меня дёрнул за язык, — пожалела о сделанном Анфиса.

— Вот и не открывай рот, чтоб он тебя опять не дёрнул. А чтоб не было искушения, лучше к Зинаиде даже не заходи.

— Я домой пойду, Гриша, буду тебя ждать. А кто старое помянет — тому глаз вон.

— Боюсь я, как бы ты не проболталась насчёт исчезновения Маши.

— Гриша, тогда я всего лишь передала сообщение, которое услышала по радио. Ни слова от себя не добавила.

— Надеюсь, в этот раз ты не будешь передавать им мои слова? — уточнил следователь.

— Ну что ты, нет, конечно! Я же понимаю, как это известие опасно для здоровья Зинаиды и Сан Саныча!

— Вот и славно. Они узнают обо всём только тогда, когда Маша найдётся, — следователь поцеловал Анфису и добавил: — А мы с тобой сразу же пойдём в ЗАГС.

Анфиса ушла, с одной стороны, довольная тем, что добилась своего, а с другой — обеспокоенная похищением Маши.

Ксюха отложила всю свою работу и стала собираться. В аппаратную зашёл Вадим.

— Ты уходишь? — спросил он.

— Да, как раз собираюсь.

— А куда, если не секрет?

— Секрет. Точнее, секретное задание, — уточнила Ксюха.

— Ты такая таинственная стала, — заметил звукорежиссёр. — Как только тебя назначили директором, сразу вся засекретилась.

— С чего ты взял?

— Слухи ходят.

— Слухам не верь. Верь фактам, — посоветовала Ксюха.

— Ты же ничего не рассказываешь. Вынашиваешь какие-то планы, говорят, формат радиостанции изменится коренным образом.

— Это факт, Вадим. Многое изменится, но в лучшую сторону.

— И кадровые перестановки будут? — напряжённо спросил Вадим.

— Ты волнуешься, уволю я тебя или нет? — догадалась Ксюха.

— Не стану врать, меня это очень беспокоит, — признался звукорежиссёр.

— Беспокойся дальше, а я пошла. У меня нет времени.

Ксюха была занята другими проблемами.

Ксюха решила пойти на маяк. Там она обнаружила закрытую и опечатанную дверь. Ксюха посмотрела по сторонам — нет ли кого, — достала из сумочки пилочку для ногтей и занялась банальным взломом: сняла пломбу и открыла пилочкой замок.

Она зашла в каморку смотрителя и почти сразу нашла то, что искала. На столе лежали две куколки — Машина и Алёшина, а рядом с ними — письмо от Андрея. Ксюха развернула его и стала читать: «Дорогая Маша! Ты забыла забрать этих куколок. А ведь они обереги вашей с Алёшей любви! Но я уверен: ты обязательно придёшь сюда за ними, а значит, увидишь мою записку. Прочти её и поверь мне: У тебя всё будет замечательно. Испытание, которое предначертано тебе как Марметиль, ты преодолеешь с помощью своего любимого — Лёши. И в итоге вы соединитесь, чтобы никогда больше не расставаться. У меня есть просьба: возьмите меня крёстным к вашему ребёночку Я всё-таки честолюбивый человек и хочу прославиться. Искренне ваш — Андрей».

Дочитав, Ксюха грустно улыбнулась и прижала куколок к себе. Но, что же делать? Где искать Машу? Ксюха задумалась. Интуиция подсказывала, что надо подняться на площадку маяка. И хотя особого смысла Ксюха в этом не видела, она стала подниматься по винтовой лестнице. Уже добравшись до площадки маяка, она вдруг услышала голоса и остановилась от неожиданности. Машин голос звал:

— Алёша, помоги мне!

Алёшин голос отвечал:

— Маша, я иду!

Ксюха испуганно огляделась по сторонам — никого не было.

— Где же ты, Маша? Подай мне какой-нибудь знак, чтобы я смогла тебе помочь! — попросила Ксюха.

Неожиданно она оступилась, схватилась за перила, из её рук выпала куколка-морячка и полетела вниз. Ксюха охнула и стала спускаться, чтобы поднять куколку.

Куколка упала на песок рядом с ракушкой. Ксюха взяла куколку и ракушку и задумчиво посмотрела на них.

— Что бы это могло значить? — спросила она сама себя. — Сосредоточься, Ксения, сосредоточься!

Ксюха вспомнила, что такие же ракушки лежали на комоде в комнате Маши, вспомнила, кто ей их дарил:

— Я поняла! Я знаю, где искать Машу!

И Ксюха поспешила к следователю, чтобы поделиться своей догадкой. Она вышла к дороге, и ей повезло, потому что она быстро остановила такси:

— Мне срочно нужно в отделение милиции!

— Садитесь, девушка, — понимающе сказал водитель. — Довезу в лучшем виде!

Смотритель привёл Машу к могиле Толика и Жоры, но Маша не могла видеть, куда её привели, потому что её глаза были завязаны.

Смотритель подтолкнул Машу в спину и спросил:

— Ну что, Машка, понимаешь, куда я тебя привёл? Знаешь, кто здесь лежит?

Маша кивнула, потому что ответить не могла — рот был залеплен скотчем.

Смотритель присел на скамеечку у могил:

— Так ты бывала здесь раньше? Что, совесть мучает? Или святошу из себя строишь? Поверила в то, что окружающие тебя в ранг мученицы возвели и соответствовать стараешься?

Маша покачала головой и промычала что-то через скотч.

— Поговорить со мной хочешь? — догадался смотритель. — Ладно, разлеплю я тебе рот. Всё равно здесь никого нет. Ори, не ори — никто не услышит.

Он отклеил скотч от Машиных губ.

— Я и не собиралась кричать, — хрипло сказала Маша и закашляла.

— Да неужели? Что, даже не хочешь никого на помощь позвать?

— Нет.

— Это почему же? Как будто ты меня совсем не боишься?

— Не боюсь.

— А зря! Напрасно ты меня не боишься, Машенька. Зря надеешься, что я тебя попугаю да отпущу. Этого не будет! Знаешь, я хоть по жизни и волк-одиночка, но в последнее время одиночество стало меня напрягать. Я решил, что и на свободу, и на тот свет уходить одному мне будет скучно. Вот и захотел прихватить тебя с собой, — с этими словами смотритель достал пистолет и проверил его привычным движением. — Теперь ты понимаешь, что всё очень серьёзно? Мне в этой жизни терять нечего — кроме самой жизни! Поэтому я тебя не отпущу.

Машу била мелкая дрожь, но она очень старалась справиться со своим страхом:

— А может, вам стоит поискать другую компанию?

— Ну, нет! Лучшего компаньона, чем ты, мне не найти. Если меня всё-таки поймают и поставят перед выбором: тюрьма или смерть, я выберу последнее. Но сначала отправлю на тот свет тебя! — смотритель махнул рукой с пистолетом, и тут же схватился за раненый бок.

— А может, вы зря подписываете себе смертный приговор? — спросила Маша.

— Это не приговор, девочка моя, это освобождение.

— Мне кажется, дело в том, что вы очень больны, — тихо сказала Маша. — Вы устали и морально, и физически. Поэтому вам в голову лезут только чёрные мысли.

— А может, у меня голова изначально так устроена, что «светлые мысли» в неё не приходят?

Маша покачала, головой:

— Нет. Просто вас загнали в угол. У вас нет сил сопротивляться, а сдаться не позволяет мнимая гордость. Вам нужно подлечиться, отдохнуть, и тогда мысли о самоубийстве оставят вас.

— Ага, только в санаторий мне сейчас соваться не с руки. А в тюремном лазарете валяться совершенно не хочется, — заявил смотритель.

— Из любой ситуации должен быть выход, — сказала Маша.

— Это не мой случай. На этом свете я никому не нужен, так зачем мне жить?

— А на том свете что изменится?

— Там меня ждёт моя семья — жена и сыновья. И Толик будет очень рад, если я приду туда вместе с тобой, — объяснил смотритель, и в его глазах снова блеснул огонёк безумия.

Тут Маша поняла, что он действительно болен. Страх почему-то пропал, появилась жалость.

— Дядя Миша, — сказала она, — если вы развяжете мне руки, я попробую вам помочь. Я же вижу — у вас жар, вам очень плохо.

— Не нужна мне твоя помощь! Что, хочешь втереться ко мне в доверие и по-тихому сбежать? Не выйдет!

— Но я, действительно, хочу вам помочь, — искренне сказала Маша.

— С чего вдруг? — с подозрением поинтересовался смотритель.

— Мне кажется, все ваши разговоры про тот свет преждевременны, — стала объяснять Маша. — Чтобы воссоединиться там со своей семьей, вы должны ещё здесь, на земле, раскаяться.

— А почему ты решила, что я не раскаялся? Ты же не видела, сколько слёз я пролил на могиле своих сыновей!

— Но вы продолжаете грешить. Разве вы не знаете, что даже мысль о самоубийстве, как и об убийстве — смертный грех?

Смотритель засмеялся:

— Похоже, ты так вошла в роль святоши, что поверила в моё перевоспитание!

Но Маша говорила очень серьёзно:

— Просто я пытаюсь вам объяснить, что всё, кроме смерти, можно исправить. Если вы отпустите меня, я скажу всем, что вы не причинили мне вреда, раскаиваетесь и готовы сдаться.

— Ага, и городская тюрьма примет меня с распростёртыми объятиями! — с иронией заметил смотритель. — Да ты просто не знаешь, что это такое — сидеть за решёткой и не иметь возможности ничего сделать без надзора!

Но Маша возразила:

— Знаю. Я тоже сидела в СИЗО.

А вот этого смотритель не ожидал:

— Да у нашей святоши оказывается уголовное прошлое! И за что тебя упекли за решётку?

— Меня подозревали в покушении на жизнь Алексея Самойлова, — призналась Маша.

— Серьёзно? Да у нас с тобой, оказывается, много общего. Кроме одного: у меня никого нет. Меня все предали, и даже на свидание ко мне никто не придёт!

Маша пообещала:

— Я буду вас навещать и приносить вам передачи. Дядя Миша, ну почему вы не хотите сдаться? Вы же не совершали особо тяжких преступлений! Если вы сделаете чистосердечное признание, суд будет снисходительным.

— Ошибаешься, Маша. На мне висит убийство — я замочил одного профессора. Поэтому прощения мне в этом мире не будет, — смотрителю становилось всё хуже и хуже, на его лице выступил пот.

— Сильно болит? Справа, да? Вам нужно срочно обратиться в больницу. Возможно, у вас началось воспаление, и это может плохо закончиться.

— Да, — признался смотритель, — мне хуже некуда! А в больницу мне нельзя — меня сразу в тюрьму загребут. Ты этого добиваешься, да? Знаю я, чем твоё желание вызвано! Мечтаешь за решётку меня упечь? Ты всегда этого хотела, и Толика подговаривала сдать меня! А потом все будут говорить: какая Маша замечательная, такого матёрого бандюгу на путь истинный направила!

— Дядя Миша, это не так. Мне абсолютно безразлично, кто и что будет говорить, — попыталась объясниться Маша.

— Не зови меня дядей, девчонка! — прервал её смотритель. — Тебе это не поможет! Я перестал сомневаться: убивать тебя или нет. Я понял твою подлую душу, и теперь ты будешь гореть в аду вместе со мной! Хватит болтать. Наш разговор на этом свете подходит к концу. Возможно, мы сможем продолжить его на том. Молись, Маша!

Смотритель взвёл курок и навёл пистолет на Машу. Вдруг из дальнего конца кладбища донеслись чьи-то голоса. Маша обернулась на шум.

— Что, думаешь, подмога пришла? — спросил смотритель. — Надеешься спастись? Не выйдет. Теперь ты даже помолиться не успеешь.

Он смотрел на Машу безумными глазами.

Алёша и Костя дрались с бандитами. Братья дрались мужественно, но, тем не менее, проигрывали.

— А чего это вы, парни, такие бледные? И кровища из носов хлещет. Ударил вас кто, что ли? Вы б сказали, мы бы за вас заступились, — издевался подельник смотрителя.

— А вы просто от нас отстаньте. Без разговоров, — тяжело дыша, отвечал Алёша.

— Не-е, это против наших правил. Вот если бы вы побежали, и мы не смогли бы вас догнать — тогда да. Костя вытер кровь с лица:

— Мы отступать не собираемся.

— А это у вас всё равно не получилось бы. У меня разряд по лёгкой атлетике. Я зайца в поле догоняю, — сообщил бандит и посоветовал подельнику: — А ты вдарь этому белобрысому посильнее, чтобы не болтал много. Ему это на пользу пойдёт, а то вон он белесый какой, не хватает ему красок в лице.

Костя снова получил сильный удар в лицо:

— Это тебе за то, что ты свою пушку поганую к моей голове приставлял! Я такого не прощаю. Теперь-то ты, парень, без пистолета. Так что за всё ответишь!

Костя держался молодцом:

— Хоть я сейчас и без пистолета, но всё равно таких ублюдков, как ты, видал в гробу в белых тапочках. И тебя скоро увижу!

Бандит завёлся:

— Ты, парень, не заговаривайся. Забыл, что рядом с кладбищем находишься? Или хочешь какому-нибудь жмурику компанию составить?

Он так сильно ударил Костю, что тот потерял сознание. Алёша оказался один на один с двумя бандитами.

— Ну что, инвалид, поджилки трясутся?

Алёша вытер кровь и сказал:

— Вам, подонки, меня не запугать.

— Какие мы смелые! Твой братец уже в отключке валяется, и ты сейчас к нему присоединишься! Что ж ты, инвалид, так хило сопротивляешься? Даже неинтересно как-то с тобой драться.

Но тут Костя пришёл в себя после нокаута и поднял голову:

— Лёха, подожди, я сейчас поднимусь. Я тебе помогу, — еле слышно сказал он, пытаясь подняться.

— Лежи смирно, если не хочешь, чтобы мы тебе башку расколотили. А с братцем твоим мы сейчас управимся, и с тобой рядышком уложим. И если будете себя хорошо вести, мы вас обоих не больно кокнем.

Тем временем Костя, лёжа на земле, нащупал большой камень и сжал его в руке. Он сумел-таки подняться и стал рядом с братом.

Алёша вдруг вспомнил всё, чему его учил Андрей. Вспомнил, как одним приёмом можно уложить противника на землю. Вспомнил, что главное — защита не внешняя, не панцирь, а внутренняя — уверенность в своей стойкости и непоколебимости. Алёша бросился на бандита и ударил его пяткой в нос. Тот упал. Костя взял на себя другого бандита и использовал против него припасённый камень.

Оба бандита оказались на земле.

— Э, психи, вы чего? — заорал один из них. — С вами уже и пошутить нельзя — сразу драться начинаете! Мы же просто поразмяться хотели, потренироваться.

— Мы сейчас вам такую разминку устроим! — пообещал Костя.

Новость о Машиных родителях и обрадовала, и огорчила Зинаиду. Она стала думать о том, что Маша может изменить к ней отношение.

Сан Саныч не понимал её тревоги:

— Зина, у тебя такое выражение лица, словно конец света наступил. А ты радоваться должна! У Маши родители нашлись — это ли не счастье?

— Так-то оно так. Но я боюсь, что теперь всё изменится.

— Конечно, изменится. Девочка наконец-то перестанет переживать из-за того, что она подкидыш без роду, без племени. Разве это плохо? — спросил Сан Саныч.

— Хорошо, раньше Маша была только моей. Я вырастила её, воспитала, и это было нелегко. А теперь я стану ей не нужна.

— Опять двадцать пять! Зина, в тебе говорит банальная ревность. А это очень плохое чувство, поскольку основано на эгоизме. Получается, что ты, прежде всего, думаешь не о Маше, а о себе.

Зинаида не стала отрицать:

— Конечно. А ты считаешь, мне хочется на старости лет оставаться одной?

— Во-первых, у тебя есть я. И я тебе уже говорил, что Маша никогда тебя не разлюбит!

— Не знаю, Саня. У неё теперь есть мама, Таисия. Возможно, девочка отдаст всю свою любовь ей.

В дверях кухни появилась Анфиса, которая не выдержала и пришла-таки к соседям, ведь у неё была такая новость, которая просто распирала её. Но Сан Саныч и Зинаида были так увлечены своей беседой, что не сразу и заметили гостью. Они продолжали свою беседу:

— Но, это же, нормально, когда у ребёнка есть и мать, и бабушка, — говорил Сан Саныч. — Вот и у Маши теперь тоже будете вы с Таисией. А ещё у неё появится папа — Кирилл Леонидович.

— И дедушка — Сан Саныч, — наконец, улыбнулась Зинаида.

— Так что теперь у нашей девочки полный семейный комплект! — поддержал её Сан Саныч. — Ей осталось только выйти замуж и родить ребёночка. И будем мы с тобой, Зина, правнуков нянчить.

Анфиса, которая всё слышала, вздохнула.

— А о чём вы тут только что говорили? — спросила она.

— Да ты и так всё слышала, зачем притворяешься? — раздосадованно сказала Зинаида. — Ну, хорошо, повторю специально для особо любопытных: Маша — дочь Таисии Буравиной и Кирилла Токарева.

— Значит, ты нашла её родителей?

— Нашла на свою голову, а теперь не знаю, радоваться мне илиогорчаться.

— Ну да, радоваться действительно пока рано, — согласилась Анфиса, — раз такая беда приключилась.

— Какая ещё беда? — сразу же насторожился Сан Саныч.

Анфиса, вспомнив о всех своих обещаниях Буряку, закрыла рот рукой:

— Никакая, это я, не подумав, ляпнула.

Но Зинаида хорошо знала свою соседку:

— Если не подумав — значит, правду. А ну, рассказывай, что стряслось!

Терпение у Анфисы закончилось, и она призналась:

— Машеньку вашу похитили.

— Кто? — разом спросили Зинаида и Сан Саныч.

— Этот беглый преступник — смотритель маяка.

Зинаида схватилась за сердце, Сан Саныч её подхватил и попросил:

— Анфиса, там, в шкафу Зинины сердечные капли. Достань скорее!

Анфиса достала пузырёк и стала капать в стакан микстуру.

— И зачем Родю наша девочка? Какая ему выгода от её похищения? — пробормотал Сан Саныч.

— Выгоды нет. Скорее всего, смотритель мстит Косте и Алёше Самойловым за то, что они привели в катакомбы спасателей. И таким образом лишили его богатства, — сказала Анфиса и протянула Зинаиде стакан с лекарством.

— А мне кажется, что Родь мстит не Лёшке с Костей, а старику Сан Санычу. Он знает, как мне дорога Маша, и через неё решил расквитаться со мной за прошлые обиды — я ведь и в первый, и во второй раз участвовал в его поимке, — вспомнил Сан Саныч.

— Вы оба не правы, — тихо сказала Зинаида, — На самом деле, смотритель мстит Маше за Толика. Малец, чуть ли не с рождения был влюблён в Машу. Ходил за ней, словно хвостик, подарки дарил.

— А она его вроде как всерьёз не воспринимала, — добавил Сан Саныч.

— Если точнее — относилась к нему, как к брату. Он ведь был неплохим человеком и совершенно не походил на своего отца. Ума, правда, был небольшого, царство ему небесное, и тягой к знаниям тоже не отличался.

Сан Саныч улыбнулся:

— Ну, раз в тебе проснулась «училка», значит, сердечко отпустило.

— Более или менее. Так вот, о Толике. Мне кажется, смотритель обозлился на Машу, решил, что забыла его сына. Хотя она и на могилку к нему ходила, и горевала.

— Да, Мишка человек вспыльчивый и увлекающийся. Если что себе в голову вобьёт, то уж ни за что не отступится, — подтвердил Сан Саныч. — Этот может и накричать на Машеньку, и обвинить её во всех грехах.

— Если бы только наорать — это, можно сказать, ерунда. Как бы чего похуже этот стервец не удумал, — сказала Зинаида. Саня, ты же хорошо знаешь этого Родя. Расскажи, чего от него ждать можно?

— Наверное, в такой ситуации я не должен от тебя ничего скрывать. Так вот: от смотрителя можно ждать всего, — признался Сан Саныч.

Зинаида заплакала.

— Зина, да подожди ты убиваться! — стала утешать её Анфиса. — Григорий Тимофеевич всю милицию на уши поставил, чтобы Машу поскорее нашли. К Маше на помощь отправились Алёша и Костя. Там, где не милицейские методы, поможет сила любви. Уж Алёша-то сделает всё, чтобы спасти Машу.

— Да уж, пусть постарается! Маша его постоянно спасала, теперь и Лёшин черёд пришёл, — сказала Зинаида.

— И лучше всего будет, если Лёшка этого смотрителя грохнет. Это будет единственно правильный выход, — решила Анфиса.

У Зинаиды всё ещё теплилась надежда:

— Саныч, ведь не может быть такого, чтобы взрослый мужик мстил молодой девушке… Хотя кто его, окаянного, знает. Может, он в своих катакомбах совсем разумом тронулся. Я вся на нервах. Что же делать? Надо Машеньке помочь.

— А что мы, старики, сделать-то можем! — вздохнул Сан Саныч.

Анфиса уже сто раз пожалела, что проболталась. Но сказанного не воротишь!

— Не знаю, что делать! — воскликнула Зинаида. — Но делать, надо. Не сидеть же, сложа руки!

— А нам, Зина, только и остаётся, что сидеть здесь и ждать новостей, — сказал Сан Саныч. — Хотя хуже некуда — сидеть и ждать новостей.

Вернулась Захаровна и, увидев возбуждённых стариков, спросила:

— Что за шум, а драки нет? Ты чего разбушевалась? Давление меряла?

— Да что его мерить! Я что, сама не чувствую, что подскочило. Аж шею ломит, — пожаловалась Зинаида.

— А почему сидишь, меня, что ли ждёшь? Сама не можешь капустный лист приложить? — взялась за своё обычное дело Захаровна.

— Я сейчас тебе сама лист прилеплю на одно, место. Только не капустный, а крапивный.

— Случилось что? Я тебя такой никогда не видела… как будто с цепи сорвалась.

Зинаида махнула рукой, а Сан Саныч сказал:

— Ты присаживайся, Антонина Захаровна! В ногах правды нет.

Тут Захаровна сама схватилась за сердце:

— Не томи, Сан Саныч, рассказывай, что тут у вас случилось?

— Беда случилась с Машенькой. Похитил её Мишка-смотритель, чтобы за сынка своего погибшего отомстить.

— Матерь Божья! — ахнула Захаровна.

— Машенька моя, деточка моя… — заплакала Зинаида.

— Надо Господа нашего милосердного просить о спасении Машеньки, — сказала Захаровна. — Садитесь все рядком. Закройте глаза и повторяйте за мной. Господи, огради рабу божью Марию силою Честного и Животворящего Креста Твоего и сохрани её от всякого зла.

Катя Буравина никак не могла найти себе места, но потом сказала сама себе твёрдым голосом:

— Так, всё, хватит паниковать. Костя и Алёша скоро вернутся — вместе с Машей. И я должна приготовить к их приходу ужин.

— Она взяла кулинарную книгу и стала выбирать:

— Ну, и какое блюдо мне выбрать, чтобы самостоятельно приготовить первый в жизни ужин? Так, раздел «Несложные блюда для начинающих хозяек» — это то, что нужно. «Макароны по-флотски — быстро, просто и вкусно». Ну, попробуем!

Она достала из шкафа кастрюлю, налила в неё воду и сразу же кинула макароны. Потом подняла кастрюлю, и хотела было поставить её на плиту, но кастрюля вырвалась из Катиных рук и упала на пол. Всё содержимое вылилось.

Катя села на табуретку и горько заплакала.

Ксюха не вошла, а ворвалась в кабинет следователя:

— Григорий Тимофеевич, я знаю, где может быть Маша Никитенко! — почти кричала она.

— Откуда? — спросил Буряк.

— Это долго объяснять, но мне кажется, что смотритель держит Машу рядом с тем местом, где похоронены его сыновья. Понимаете, Толик, младший сын смотрителя, ещё со школы был влюблён в Машу. Он долго за ней ухаживал, а она воспринимала его только как друга.

— Ну и что? — не понимал следователь.

— На мой взгляд, смотритель мог затаить на Машу обиду за сына. И теперь хочет рассчитаться с ней — прямо у могилы отвергнутого ею Толика. Григорий Тимофеевич! Пожалуйста, поедемте скорее на кладбище!

Буряк встал:

— Так ты что, со мной собралась?

— Конечно! Я была как-то вместе с Машей на могиле Толика. Правда, только один раз, но я запомнила это место. Поэтому помогу вам сориентироваться.

— Ну, хорошо, — согласился следователь. — А на каком именно кладбище похоронены сыновья смотрителя?

— На новом, с самого края лежат. Маша за их могилами ухаживала, цветочки сажала, ракушками украшала. А смотритель ничего не понял, — голос у Ксюхи дрожал.

— Успокойся, Ксения, успокойся. Не время сырость разводить. Всё, поехали!

Они вышли из кабинета и в коридоре столкнулись с вице-мэром и Таисией. Кирилл Леонидович сказал следователю:

— Григорий, в твоём распоряжении все резервы мэрии, весь автомобильный парк города, любые мощности!

— А зачем мне это?

— Чтобы как можно быстрее найти Машу! — взволнованно объяснил Кирилл.

— Надеюсь, всё это не понадобится. Постараемся справиться своими силами, — отказался Буряк.

— А у вас есть предположения, где сейчас может быть Маша? — спросила стоящая рядом с Кириллом Таисия.

— Есть. Ксения только что подкинула мне одну идею. И мы как раз собираемся проверить, правильна ли она.

— Мы поедем с вами! Я хочу как можно быстрее найти свою дочь! — заявил Кирилл.

— Вашу дочь или Машу Никитенко? — не поняла Ксюха.

— Мою дочь Машу! — снова сказал Кирилл.

Ксюха посмотрела на Кирилла Леонидовича как на сумасшедшего.

— Приятно, что в последнее время общественность проявляет повышенное внимание к проблемам милиции. Ну что, товарищи добровольцы, поехали? — сказал следователь.

Полина и Буравин всё ещё были у Самойлова.

— Я не знаю почему, но мне вдруг стало очень страшно за мальчиков — Лёшу и Костю. Так, словно с ними случилось что-то плохое, — вдруг сказала Полина.

— Полина, твоё беспокойство — обычное женское паникёрство. Вспомни, у тебя и раньше такое бывало. А потом выяснялось, что всё нормально, — успокоил её Буравин.

— Полина всегда была очень заботливой матерью. И до сих пор не может привыкнуть к тому, что её маленькие мальчики выросли и больше не нуждаются в опеке, — объяснил Самойлов Буравину.

— Но у меня, действительно, очень плохое предчувствие! — призналась Полина. — И сердце разнылось, как никогда!

— Полина, не паникуй. Алёша и Костя собирались поехать со своими невестами на природу. Сами мне сказали и даже машину взяли, — вспомнил Самойлов. — Можно им позвонить.

— Но у Лёшки нет мобильного телефона, а Костин давно не отвечает, — сказала Полина.

— Вот и пусть ребята проведут вместе время без родительской опеки, — решил Буравин.

— Да как ты, Витя, не понимаешь, вот так вдруг беспокойство не возникает! — воскликнула Полина. — Что-то с ними случилось… Я чувствую это!

— Ну, раз такие дела, можно попробовать позвонить Грише Буряку, — предложил Самойлов. — Алёша в его подчинении, и начальник должен знать, где находится Алёша.

Алёша и Костя почувствовали своё превосходство и по-настоящему прижали бандитов. Алёша, в соответствии с уроками Андрея, сконцентрировался и принялся наносить по бандитам чёткие и сильные удары, выкрикивая:

— Это вам за брата! Это за отца! Это за себя!

Один из подельников, сообразив, что «инвалид» в каком-то кураже, отступая, произнёс:

— Ребята, ну мы же цивилизованные люди. Давайте уладим всё спокойно, без драки. Какие у вас к нам претензии?

— Огромные! — Алёша подпрыгнул и ударил его пяткой в нос.

— Братцы, простите вы нас. Мы же не со зла на вас напали, а по недомыслию.

— Нас смотритель заставил! Говорит — не изобьёте Самойловых, я вас самих грохну! — подхватил другой бандит, но Костя и Алёша продолжали наступать.

— A давайте поиграем в интересную игру: если мы вас не догоним, вы можете считать себя свободными. А если догоним — то уж не обижайтесь, — предложил Костя.

— Это нечестно! Я в школе и стометровку пробежать не мог!

— Эх ты, легкоатлет! Давай убирайся отсюда и дружка своего прихвати, — скомандовал Костя.

Лёша поддержал брата:

— А то мы вас сейчас введём в транс и заставим сделать такое, о чём потом всю жизнь вспоминать будет стыдно, а забыть невозможно.

— Валим отсюда по-быстрому! — повернулся один бандит к другому, — от этих ненормальных чего угодно ожидать можно.

Бандиты бросились прочь, а Лёша с Костей поспешили в ту сторону, где были могилы сыновей смотрителя. Костя отставал, потому что ему больше досталось в драке. Алёша оглянулся и увидел, что Костя остановился, держась за живот.

— Костя, догоняй, — поторопил Лёша.

Но брат покачал головой:

— Я не могу идти быстро. Мне больно.

Лёша вернулся к Косте:

— Что с тобой? Сильно болит?

— Ничего, оклемаюсь. Посижу чуть-чуть, и всё пройдёт. А ты торопись, спасай Машу! Я тебя догоню, — пообещал Костя.

— Но я не могу тебя оставить!

— Можешь! Я мужик и как-нибудь перетерплю. А Маша — девушка, и ей нужна твоя помощь!

Алёша убежал, а Костя, морщась от боли, присел на землю. Отдышавшись, он встал и медленно пошёл за братом.

Маша посмотрела на пистолет, направленный ей в голову, потом огляделась, хотела что-то сказать, но смотритель подскочил к ней и закрыл рот рукой:

— Что, орать вздумала? Нет, ты у меня молча умрёшь. Ты же святоша, вот и прими смерть как положено мученице — терпеливо и бесстрастно, — смотритель засунул пистолет за пояс, достал из кармана скотч и попытался заклеить им Маше рот. Неожиданно Маша укусила его за палец. Смотритель отдёрнул руку и отскочил:

— Кусаться вздумала, паршивка?

— А вы меня не трогайте. Я ещё не закончила молитву.

Смотритель, тяжело дыша, смотрел на Машу. Заметив отчаяние в её глазах, он удивлённо спросил:

— Что ж ты так долго за себя молишься? Неужели столько нагрешить успела за свою короткую жизнь?

— За себя помолиться я уже успела, а вот за вас, дядя Миша, ещё нет.

— A за меня-то зачем? — мрачно спросил смотритель.

Маша дрожащим голосом ответила:

— Потому что я не хочу, чтобы ваши сыновья и на том свете без отца остались. А у вас на душе такая чернота, что воссоединиться с семьёй вам вряд ли удастся.

— Ну, расчирикалась! Не хочется умирать? А придётся! С закрытым или с открытым ртом, без разницы. Конец всё равно один, — смотритель снова навёл пистолет на Машу.

Неожиданно Маша начала петь:

Спи, моя радость, усни,

В небе погасли огни,

Кто-то вздохнул за стеной,

Что нам за дело, родной…

Маша раскачивалась в такт мелодии из стороны в сторону, смотритель смотрел на неё как на сумасшедшую, а она продолжала:

Рыбки уснули, в пруду,

Птички затихли в саду…

Тут раздался голос Алёши:

— Родь, отпусти Машу! Брось оружие и отойди от девушки на пять шагов! Ты окружён, сопротивление бесполезно!

Маша повернула голову к Алёше и, прижимая палец к губам, показала Алёше, чтобы он замолчал. Алёша с удивлением замер, а потом решительно поспешил к ним. Подойдя ближе, он увидел, что смотритель трясётся в рыданиях. Его голова лежала у Маши на плече, а Маша её гладила, приговаривая:

— Поплачьте, дядя Миша, поплачьте. В кои-то веки вы можете облегчить свою душу.

— Маша, что происходит? — тихо спросил Лёша.

Маша также тихо пояснила:

— Столько боли человек в себе накопил, а выхода ей не давал. А это неправильно! Когда мужчина плачет — это не стыдно, это хорошо.

— Милая моя, с тобой всё в порядке? Он тебя не обидел? — с тревогой смотрел на неё Лёша.

— Нет-нет, всё хорошо. Дядя Миша не мог сделать мне ничего дурного, он же меня с детства знает. И он очень хороший человек.

Смотритель зарыдал ещё сильнее. Алёша поражённо смотрел на Машу, потом подошёл к смотрителю и забрал из его рук пистолет. Смотритель не сопротивлялся.

— Григорий Тимофеевич, а вам не кажется, что наш вице-мэр, ведёт себя очень странно? — спросила Ксюха Буряка.

— Ты знаешь, он очень изменился с тех пор, как вылечился от смертельной болезни. Раньше был очень жёстким и чёрствым человеком, а теперь стал доброжелательным и отзывчивым, — согласился следователь.

Ксюха отмахнулась:

— Да я не о том. Он же заговаривается! Машу называет своей дочкой! Это что — в иносказательном смысле? Или после того, как она его исцелила, он решил её удочерить?

— Не то и не другое, Ксения. На самом деле, Маша действительно его дочь. Родная, — сказал следователь, и Ксюха потеряла дар речи.

Неожиданно у следователя зазвонил мобильный телефон.

— Привет, дружище, — зазвучал в трубке голос Самойлова, — ты мне нужен как шеф моего младшего сына. Скажи, где сейчас Лёшка? Как его можно найти?

— Понятия не имею! За ним разве уследишь? Поди, опять самостоятельно сражается со смотрителем и спасает Машу, — нервно сказал следователь.

У Бориса перехватило дыхание:

— Что… что ты сказал? Лёша спасает Машу от смотрителя? Гриша, рассказывай! Я отец и имею право знать, что с моим сыном.

— Тьфу ты, чёрт! Ну, кто меня за язык тянул? — с досадой отозвался следователь. — В общем, так: Родь похитил Машу Никитенко. Алёша и Костя знают об этом. И я думаю, они решили, что запросто справятся со смотрителем сами! Но у них даже нет оружия! Только, пожалуйста, держи эту информацию в секрете.

— Этого я тебе пообещать не могу. Тем более, что у нашего разговора уже есть свидетели, — сказал Самойлов, рядом с которым сидели Полина и Буравин, с ужасом вслушиваясь в разговор. — А ты что-нибудь предпринимаешь, чтобы отыскать Машу?

— Конечно. Есть версия, что смотритель может держать девушку на новом кладбище, рядом с могилой своих сыновей. Я как раз сейчас туда еду, чтобы всё проверить.

— Может, тебе нужна помощь? — с готовностью предложил Самойлов.

Но следователь запротестовал:

— Ну, нет. Добровольцев у нас более чем достаточно. Борь, я не могу больше говорить. Как только что-то выясню, сразу тебе позвоню. Хорошо? Ну, пока.

Самойлов положил трубку, Полина и Буравин продолжали смотреть на него в предчувствии самого страшного. Полина не выдержала первая:

— Боря, что с Лёшей?

— На этот раз предчувствие тебя не обмануло. Лёшка действительно вляпался в историю, решив проявить героизм, — ответил тот.

Буравин потребовал:

— Да что случилось, в конце концов?

— Смотритель маяка похитил Машу. А Лёша и Костя решили, что смогут спасти её вдвоём. Да ещё и без оружия. Теперь понятно, зачем они взяли у меня машину, — понял Самойлов. Полина охнула и осела на диван, обхватив голову руками.

— Я немедленно еду к ним на помощь! Где могут быть эти храбрецы? — подхватился Буравин.

Самойлов предположил:

— Гриша говорил, что смотритель может держать Машу на новом кладбище, рядом с могилой своих сыновей. Но Гриша сказал мне, что добровольцы им не нужны.

— Но мне-то он ничего такого не говорил! — возразил Буравин.

Повернувшись к Полине, он сказал:

— Я знаю этот район, так что не заблужусь. Поля, я еду на кладбище. А ты оставайся с Борисом. Как только что-то прояснится, я вам сразу же позвоню.

Буравин убежал, а Полина разрыдалась:

— Не понимаю, почему этот смотритель похитил Машу? Что такого она ему сделала? Что будет с бедной девочкой? А Лёшка и Костя? Вдруг с ними тоже что-нибудь случится?

— Полина, мы должны гордиться нашими сыновьями. Они настоящие мужики. Не стали распускать нюни и ждать, пока девушку найдёт милиция, а сами решили её спасти! — утешал её Самойлов.

— Но Лёшке один раз уже попало за подобную самодеятельность! Они с Костей и так чуть не погибли в катакомбах! — Полина осеклась, понимая, что проговорилась.

Самойлов удивлённо смотрел на неё:

— А почему я об этом ничего не знаю? Давай-ка рассказывай, что было в катакомбах.

— Ну вот, я всё-таки проговорилась. Не хотела тебе рассказывать, чтобы ты не волновался, — расстроилась Полина ещё больше.

— А теперь придётся. Я что, не отец Лёшки и Кости и не имею права знать?

— Отец, отец. И имеешь право. В общем, пока вы с Виктором ездили в Одессу на операцию, Алёша и Костя решили спуститься в катакомбы, разминировать их и обезвредить этого проклятого Родя. И… ну и всё, — развела руками Полина.

— Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

— Ты прав, — вздохнула Полина. — Я думаю, больше всего им хотелось найти клад профессора Сомова.

— И как — нашли?

— Да. Ребята обнаружили в катакомбах древние свитки. Эту находку можно смело назвать находкой века. Свиткам просто нет цены.

— А я-то думал, что Сомов там золото и драгоценности спрятал. Иначе, зачем Косте надо было туда лезть? Он же не романтик, в отличие от Лёшки, — задумчиво сказал Борис.

Полина покачала головой:

— Костя очень изменился за последнее время. Обычно младшие дети подражают старшим, а у нас получилось наоборот. Но это и к лучшему.

— Согласен. Только как бы они совсем в детство не впали. А то воображают себя, то юными следопытами, то — мальчишами-кибальчишами.

— Но, ты же только что говорил, что мы должны гордиться своими сыновьями, — улыбнулась Полина.

Борис развёл руками:

— Но тогда я ещё не знал, что они решили совершать по подвигу в день!

Следователь продолжал мчать по городу. Ксюха, которая уже пришла в себя от новости, которую ей сообщил следователь, рассуждала вслух:

— Вот ведь как в жизни бывает! Жила-была бедная девушка-сиротка, добрая и скромная. А потом оказалось, что она — дочь второго лица в городе!

— Ничего, Маша — девочка серьёзная. Я думаю, она обрадуется, в первую очередь тому, что у неё обнаружились родственники, а не тому, что они — состоятельные и влиятельные люди, — уверенно решил следователь.

Ксюха удивлённо спросила:

— Так она ещё ничего не знает?

Следователь утвердительно кивнул, и Ксюхе в голову неожиданно пришла ещё одна мысль:

— А кто же мама Маши? Неужели Таисия Андреевна Буравина?

— Совершенно верно.

— Так значит, Маша и Катя — сёстры? — глаза Ксюхи загорелись в предчувствии сенсации. Следователь заметил это:

— Сёстры, сёстры. Только прежде чем растрезвонить об этом, спроси разрешения у родственников.

— Да Маша мне запросто разрешит! — Ксюха осеклась: — Когда мы её найдём.

Таисия и Кирилл мчались вслед за машиной следователя. Таисия волновалась:

— Куда мы едем? Гриша сообщил тебе о своих предположениях? При мне он ничего конкретного не сказал.

— Да и мне только в двух словах всё объяснил. На большее времени не было. В общем, мы едем на кладбище, — пояснил Кирилл. — Журналистка Ксения Комиссарова вычислила место, где смотритель может держать Машу.

— На кладбище? Но почему? — с ужасом смотрела на него Таисия.

— Это как-то связано с тем, что здесь похоронены дети смотрителя, — пояснил Кирилл. Таисия потрясённо сказала:

— Я поняла! Этот мерзавец решил и Машеньку там же похоронить — рядом со своими сыновьями. Кирилл, пожалуйста, прибавь газу! Я боюсь, что мы не успеем!

Кирилл с изумлением взглянул на неё:

— Да как такая мысль могла прийти тебе в голову? Зачем этому преступнику убивать Машу? За что?

— Потому что этот бандит остался один — его дети погибли. А все вокруг его ненавидят, все хотят поймать и засадить за решётку. Видимо, от горя и злости он сошёл с ума! — причитала Таисия.

— Нет, не думаю, что это так. Скорее всего, он просто хочет получить за неё выкуп! Он откуда-то узнал, что Маша — моя дочь, и решил потребовать с меня деньги.

— А если это действительно так, как ты поступишь? — посмотрела ему в глаза Таисия. Если смотритель действительно потребует за Машу выкуп — что ты сделаешь?

— Я отдам всё до последней рубашки, лишь бы только спасти свою дочь, — твёрдо ответил он.

Таисия с нежностью смотрела на него:

— Спасибо тебе, Кирилл.

— За что спасибо? Разве ты поступила бы иначе?

— Нет, конечно, нет. Я пойду на всё, ради того, чтобы спасти своего ребёнка, — вздохнула Таисия.

Кирилл заметил:

— Надеюсь, прибегать к крайним мерам не придётся.

Таисия согласно кивнула, посмотрела в окно и увидела ограду кладбища:

— Это и есть то самое кладбище?

— Да. Мы уже у цели.

— Не забудь выключить свой спецсигнал. А то ещё спугнём этого преступника, — предупредила Таисия.

Кирилл кивнул и отключил мигалку и сирену.

Следователь и Ксюха подъехали к кладбищу, и следователь тут же заметил машину:

— Ну, вот мы и приехали. Смотри-ка — самойловская машина тоже здесь. Значит, Костя и Алёша нас опередили. Ну, покажу я этим героям, когда всё закончится! — следователь приостановил машину: — И куда дальше? Ксения, ты говорила, что знаешь дорогу.

— Я объясню вам, как ехать. Только сначала отключите сирену и мигалку. Всё-таки мы на кладбище.

— Мысль здравая. Тем более, что в наши планы не входит заранее проинформировать смотрителя о своём прибытии, — следователь отключил мигалку и сирену.

Ксюха объяснила:

— Сейчас вам нужно повернуть налево. А потом поедем прямо до первой развилки.

Машина снова тронулась с места.

Буравин ехал в машине, общаясь по мобильнику с Самойловым:

— Я уже подъезжаю к кладбищу. Скоро начну искать место, где смотритель может держать Машу.

— А ты уверен, что сумеешь сориентироваться? — уточнил Самойлов.

Буравин ответил:

— Уверен. В сторону кладбища едет столько милицейских машин, что сбиться с пути просто невозможно. Такое ощущение, словно здесь окопалась банда террористов, и их сейчас будут брать штурмом.

— Ты там поосторожнее, на рожон не лезь! А то кто меня в следующий раз в Одессу повезёт? — приободрил его Борис.

Обещаю, что тебе не придётся ехать одному.

Самойлов положил трубку, и Полина, которая слушала его разговор, уточнила:

— Витя звонил?

— Да. Сказал, что он уже в районе кладбища. И кругом — куча милиции. Похоже, Буряк привлёк к поимке смотрителя все милицейские резервы.

— Как бы это не навредило Маше. Напугают милиционеры этого бандюгу, он сорвётся и убьёт девочку, — испуганно охнула Полина.

— Григорий Тимофеевич — опытнейший следователь. К тому же он знает этого смотрителя как облупленного.

— Только почему-то никак не может его поймать, — напомнила Полина.

Но Самойлов встал на защиту товарища:

— Потому что и на старуху бывает проруха. Но в этот раз всё получится, я уверен. Гриша знает, что делает. И если он решил привлечь к этой операции как можно больше людей, значит, так нужно.

Полина с надеждой смотрела на него:

— Вот мы и снова сидим с тобой в нашей квартире и переживаем за наших сыновей.

— Как будто ничего не изменилось. Вот только переживаний за последнее время стало гораздо больше, — вздохнул Самойлов.

Полина решила его приободрить:

— Это просто полоса такая. Дело в том, что мы все оказались на пороге новой жизни. А начинать с нуля всегда трудно.

— Хорошо было бы, чтобы наша новая жизнь оказалась не хуже старой.

— А ведь в нашей совместной жизни действительно было много хорошего! — воскликнула Полина.

— Да, Поля. Теперь я тоже это понимаю. Ты никогда не была моим врагом. И не виновата в том, что так и не смогла меня полюбить. И если бы я осознал это раньше, то не стал бы мешать ни тебе, ни Виктору.

— Я рада, что ты так думаешь, — с благодарностью посмотрела на Бориса Полина.

Он вздохнул:

— Как говорится, лучше позже, чем никогда. Зато теперь я отпускаю тебя, Полина, с чистым сердцем и искренне желаю вам с Виктором счастья.

Машины следователя и Кирилла остановились недалеко от входа на кладбище, в парке. Следователь, Ксюха, Кирилл и Таисия все выбежали из машин.

— Нам туда! В той стороне могила Жоры и Толика, — Ксюха показала рукой, куда бежать. Все бросились в указанном направлении, следователь на ходу достал пистолет, Кирилл сделал то же самое. Следователь, тяжело дыша, спросил:

— Кирилл, откуда у тебя оружие?

— Да уж лет пять, как завёл. Так, на всякий случай. Честно говоря, даже и не думал, что этот пистолет когда-нибудь мне пригодится, — на бегу отвечал Кирилл, — слушай, а может женщинам не стоит туда соваться? Там же всё-таки опасный преступник, мало ли что. Ты бы приказал им, чтобы они здесь оставались.

— Сдаётся мне, что этих женщин не остановит ничто. Если бы такие поступили на службу в милицию, наш город мог бы спать спокойно.

Таисия и Ксюха пытались не отставать от мужчин. Вдруг на аллее они увидели Машу, Алёшу и смотрителя.

— Сдавайся, Родь. На этот раз тебе не уйти. Отпусти Машу, и я обещаю тебе, что не стану вешать на тебя ещё одно похищение, — скомандовал следователь.

Маша тихо попросила его:

— Григорий Тимофеевич, не кричите.

Следователь стал медленно приближаться. Таисия со страхом смотрела в сторону Маши:

— Что там происходит? Я ничего не понимаю! Что этот мерзавец делает с Машей?

— По-моему, всё не так страшно, как казалось. Но на всякий случай, дамы, отойдите подальше — на безопасное расстояние, мало ли что.

Следователь подошёл и увидел, что смотритель, Алёша и Маша стоят, обнявшись. Маша заверила его:

— Всё хорошо, Григорий Тимофеевич. Всё хорошо. Только сделайте так, чтобы к нам больше никто не подходил. Так нужно.

Следователь удивлённо посмотрел на неё, но сделал остальным знак — не подходить. Алёша показал следователю пистолет, который забрал у смотрителя, давая понять, что всё в порядке, стрелять не надо. Следователь обернулся к Кириллу и такими же знаками показал, что с Машей всё в порядке. Милиционеры наблюдали за происходящим в полном недоумении, а следователь подошёл ближе, и Алёша передал ему пистолет смотрителя.

Смотритель поднял заплаканные глаза и заметил следователя.

— Ну, здравствуй, Миша, — следователь бережно отстранил Машу от смотрителя. — Алёша, возьми Машу, и идите отсюда. Вас там ждут.

Алёша взял Машу за руку, и они отошли. Маша обернулась, вопросительно глядя на следователя, а тот продолжал говорить:

— Молодец, Макарыч, я от тебя такого, честно говоря, не ожидал.

— Я сам от себя не ожидал… — смотритель боролся с душившими его слезами.

— Хорошо, что раскаялся и грех на душу не взял.

Смотритель протянул руки для наручников:

— Всё, не могу больше бегать. Я сдаюсь.

Следователь защёлкнул наручники:

— Ладно, Мишка, раз ты плачешь, то, значит, ещё не всё потеряно. Значит, в груди у тебя сердце, а не камень.

— Нет, Гриша, у меня в груди камень. Это вот у Маши — большое сердце. Оно всех вмещает и даже таких грешников, как я, — возразил смотритель.

Поезд мчал Андрея в Москву. В одном купе с ним ехал и мальчик-музыкант, которому Лёва отдал чемоданчик с деньгами перед арестом. Юный саксофонист робко спросил попутчика:

— Скажите, вам не помешает, если я буду играть на саксофоне? Мама велела мне не пропускать репетиции.

— Играй, я с удовольствием послушаю.

Мальчик достал из саквояжа инструмент и начал наигрывать красивую и грустную мелодию. Андрей некоторое время вслушивался в мелодию, потом сказал:

— Эта музыка напомнила мне одну легенду. Хочешь, я тебе её расскажу?

Мальчик кивнул, продолжая играть, и Андрей начал рассказ:

— Когда-то, давным-давно жила-была принцесса Марметиль. Ей напророчили: если она пожелает служить людям и исцелять их любовью, то она не сможет быть со своим возлюбленным и родить от него ребёнка. Если же она захочет быть с возлюбленным — лишится своего дара.

Мальчик перестал играть и с любопытством спросил:

— И что было дальше?

— Ты играй, играй, — сказал Андрей, и мальчик снова заиграл, — Марметиль выросла, влюбилась в прекрасного принца, нарушив волю богов. За это принц с принцессой были превращены в камень.

— Неужели всё так грустно закончилось? — снова оторвался от саксофона юный талант. Андрей заверил его:

— Нет. Со временем вокруг этого камня стали собираться влюблённые. Они приносили цветы и говорили, что любовь принцессы и принца вечно будет жить в их сердцах. И боги сжалились. Они решили: пусть Марметиль получит назад и своего возлюбленного, и возможность родить от него ребёнка. Но только потом — в следующем воплощении, в другой жизни. И представь себе, я знаю реальную девушку, которая полностью повторила судьбу Марметиль.

— Какая интересная легенда. Когда я выучусь в консерватории, то обязательно напишу оперу об этой принцессе, — мечтательно сказал мальчик.

Алёша, поддерживая Машу, подвёл её к Кириллу, Таисии и Ксюхе.

— А где Костя? — спросил Алёша.

— Я здесь!

Все обернулись и увидели Костю, который, хромая, шёл к ним. Его догонял Буравин. Таисия с облегчением выдохнула:

— Слава Богу, что всё обошлось!

— Машенька, это такое счастье видеть тебя целой и невредимой, — сказал Кирилл.

— Спасибо всем. Я даже не думала, что операция по моему спасению примет такой размах, — устало поблагодарила Маша.

— Мы все за тебя страшно переживали! — обнял её Лёша.

— Лёшка, я так тебе благодарна! А что это? — Маша прикоснулась к ссадинам на лице Алёши, которые остались после драки с бандитами.

— Да так, ерунда! — отмахнулся он.

Маша улыбнулась:

— Вот видишь, настал и твой черёд меня спасать!

Смотритель стоял в наручниках, слёзы его ещё не просохли.

— Ну что, Миша, пойдём, — сказал следователь.

Но смотритель попросил:

— Подожди, Гриша, дай ещё пять минут проститься с сыночками моими. Ведь когда теперь свидимся…

— Хорошо. Пять минут у нас есть, — следователь закурил.

— Понял я, Гриша, за что мой Толик любил Машу… Необыкновенная она…

— Необыкновенная? — затянулся следователь, вопросительно глядя на него.

Смотритель кивнул:

— Да. Я с ней всего ничего и поговорил, а понял такое, до чего за всю жизнь не додумался. Даже и не знал, что такие сердечные люди бывают. Я же всю жизнь среди отбросов человеческих провёл. Думал, люди, чтобы выжить, пожирать друг друга должны. И выживет тот, кто сильнее, хитрее и живучей. А встретил Машу, и весь мой мир с его волчьими законами перевернулся.

— Да, Мишка, здорово тебя тряхануло. Я тебя просто не узнаю, — задумчиво сказал следователь.

Тот согласился:

— Благодаря Маше.

— Тогда зачем, старый дурак, ты её похитил?

— Я как увидел, что это Маша привела сапёров к сомовскому кладу… — смотритель только рукой махнул: — Эх, Гриша, знал бы ты, какая злоба на меня накатила. Аж, мозги заклинило.

— Дорого бы я заплатил, чтобы твою реакцию увидеть, если бы ты до клада добрался. Кстати, что бы с ним делать стал?

— Продал бы, — пожал плечами смотритель.

Следователь усмехнулся:

— На крупнейших мировых аукционах?

— Неужели там и вправду были свитки? И больше ничего? — недоверчиво уточнил Родь. — И за этим я гонялся полжизни? Вот, дурак!

— Да, клад профессора Сомова представляет собой только научный интерес. Ты, Миша, действительно, искал сокровища. Потому что свитки оцениваются в сотни миллионов долларов. И самое главное, что эти сокровища древности будут храниться в нашем городе, в музее.

— Вот это да! Жаль, что мне так и не удастся на них посмотреть. Взглянуть на то, что жизнь мою загубило. Ведь в погоне за ними я готов был катакомбы вместе с городом взорвать.

— Так уж и быть, по старой дружбе покажу тебе свитки во время допроса. Если, конечно, будешь давать честные показания, — предупредил следователь.

Смотритель устало вздохнул:

— Да какая у нас с тобой может быть дружба? Мы же с тобой как кошка с мышкой. Ты догоняешь, я убегаю. И так всю жизнь. Зато у тебя теперь появится много свободного времени…

— И, главное, сил, — согласился следователь. — И мне этих догонялок будет не хватать. Я уже, честно говоря, привык за тобой гоняться. Но главное дело в своей жизни я сделал — тебя поймал. Теперь подумываю личной жизнью заняться. Пора уже.

— Гриша! Ты, что, старый перец, жениться собрался? — удивлённо воскликнул смотритель.

Следователь смущённо улыбнулся:

— А почему бы и нет? Я тебе всех подробностей раскрывать не стану, но скажу, что женщина очень хорошая, меня ценит.

— Ну, ты, Гриша, даёшь! Завидую даже. На свадьбу, понятное дело, приехать не смогу. Не обижайся!

— У тебя, я думаю, дела поважнее будут, — рассмеялся следователь. — А тебе не кажется, что мы с тобой очень похожи? Я же тоже всю жизнь счастье искал там, где его нет и быть не может. А оно оказалось совсем рядом…

— И где же оно, счастье? — поднял на него глаза смотритель.

— Да в каждой минуте нашей жизни, самой обычной жизни. Которую мы обычно не замечаем, а потому и не ценим. Счастье — оно в том, что рядом с нами наши любимые и родные люди.

— Да у меня таких и не осталось уже… — скорбно отозвался смотритель.

— Я тоже до седых волос дожил и так думал. Поэтому желаю тебе, Михаил Макарович Родь, понять то же, что понял я.

— В тюрьме это будет сделать непросто, — возразил тот.

Алёша был безумно рад, что всё закончилось хорошо:

— Мы сразу поняли, кто тебя похитил! И сначала искали у катакомб, — стал рассказывать он.

— Правильно, сначала меня привезли именно к катакомбам. На встречу со смотрителем. А потом эти ребята продержали меня очень долго в лесу, — объяснила Маша.

Лёша повернулся к брату:

— А кстати, куда подевались эти амбалы?

— Дали дёру. Они так продирались через кусты, что треск на всё кладбище стоял, — усмехнулся Костя:

— А здорово мы им накостыляли! — вспомнил Алёша.

Если бы ты не врезал тому детине пяткой в нос, нам бы ещё долго пришлось защищаться, — заметил Костя.

Все рассмеялись, а Ксюха заметила:

— Машка, ты просто героиня! Наедине с опасным преступником! Да ещёе на кладбище! Б-р-р!

— Да, Маш, мы с Костей вдвоём сражались с братками. А ты одна не побоялась противостоять смотрителю, — поддержал Ксюху Лёша.

Маша замахала руками:

— Ксюха, Лёшка, да хватит обо мне! Я и так себя неловко чувствую, что столько людей собралось здесь из-за моей скромной персоны.

Маша повернулась к Кириллу:

— Ой, Кирилл Леонидович, а вы… Кирилл Леонидович, а вы нашли свою, дочь? Ту, о которой мне рассказывали…

— Да, Машенька, нашёл, — просиял тот, глядя на Машу с нескрываемым обожанием.

— Я очень за вас рада. А вы её уже видели? Разговаривали с ней? Какая она?

— Замечательная! И я очень счастлив, что именно эта девушка — моя дочь, — восторженно продолжал он.

Маша удивлённо спросила:

— Ой, а почему вы, Кирилл Леонидович, так смотрите на меня…

— Да потому что моя дочь — это ты, Машенька! — не в силах больше сдерживаться, воскликнул Кирилл.

— Как? — Маша смотрела на него во все глаза. — Кирилл Леонидович, вы мой отец? А кто…

— Маша, а это твоя мама… — Кирилл показал на Таисию.

Маша изумлённо перевела взгляд на неё:

— Этого не может быть! Вы, наверное, что-то перепутали…

Таисия расплакалась, боясь первой подойти к Маше — вдруг оттолкнёт?

— Господи, неужели это правда… — Маша бросилась к Таисии, та её крепко обняла.

— Кто бы мог подумать… кто бы мог подумать… счастье какое… — Кирилл не мог сдержать слёз.

В сторонке плакала Ксюха, вытирая платочком слёзы. Алёша и Костя, оба потрясённые, переглянулись. Буравин смотрел на всех немного со стороны и потрясённо бормотал:

— Я уже ничего не понимаю…

— Девочка моя, Машенька, прости меня за всё… Прости… — рыдала Таисия.

— Я прощаю, конечно, прощаю, — сказала Маша.

Ксюха подошла к Косте и Алёше и тихо предложила:

— Ребята, пойдём. Пусть они побудут вместе.

— У меня в голове не укладывается, что Таисия Андреевна и Кирилл Леонидович — родители Маши, — отозвался ошарашенный Алёша.

Ксюха взяла братьев под руки, и они отошли. Буравин отошёл следом.

— Так странно в жизни всё устроено… — всхлипнула Маша. — Всего лишь полчаса назад я была сиротой и могла умереть, так и не узнав своих родителей. А теперь… я осталась жива и у меня есть мама и папа… А ещё у меня есть настоящие друзья, которых я очень люблю. А дома ждут бабушка и Сан Саныч.

— Это такое счастье жить, зная, что рядом с тобой находятся твой самые близкие люди, — согласился Кирилл. Таисия снова начала плакать.

— Ну что ты, Таечка, всё уже позади, — стал успокаивать её Кирилл.

— Да, конечно. Но мы так виноваты перед тобой, дочка, — сквозь слёзы повторяла Таисия. Маша улыбнулась:

— Я на вас не держу обиду. Но нам нужно собраться и обязательно поговорить. Вы мне расскажете всё-всё-всё. Но только чуть позже. Со мной сегодня столько всего произошло, я так устала и ужасно проголодалась!

— Ну конечно! Бедняжка, пойдём к нам, мы тебя накормим, примешь ванну… — спохватилась Таисия.

Кирилл не согласился:

— А я думаю, что Машеньке сегодня нужно побыть с Алёшей, Зинаидой Степановной и Сан Санычем.

— Спасибо за понимание, Кирилл Леонидович. Ой… — замерла она.

Кирилл попросил её:

— Дочка, называй меня папой. Мне безумно приятно это слышать.

— Да, конечно. Просто мне ещё так непривычно произносить эти слова — мама, папа. Но я очень быстро привыкну, правда. Ведь к хорошему быстро привыкают.

Кирилл и Таисия взяли Машу за руки и повели к Алёше.

— Алексей, вручаю тебе самое ценное, что есть у меня в жизни. Мой дочку, которая, между прочим, ужасно проголодалась! — торжественно объявил Кирилл, и все рассмеялись.

Буравин сидел в своей машине, набирая номер Кати на сотовом телефоне, он был по-прежнему под впечатлением от новости, что у Таисии есть ещё одна дочь. Катя взяла трубку:

— Алло! Алло!

— Катя, это, я. Катюша, всё хорошо, Не волнуйся. Машу освободили.

— Ура! А Костя? Что с Костей? — обеспокоенно спросила Катя.

— С Костей твоим всё в порядке. Он настоящий герой. Вместе с Алёшей они вычислили место, где держали Машу, и фактически спасли её. Милиции осталось только арестовать преступника.

— Папочка, а с ребятами всё в порядке? Они не пострадали?

— Алёша — нет, а вот Косте, немного досталось, — признался Буравин.

Катя заплакала:

— Он в больнице?

— Нет, он побит, но не сильно. Успокойся, дочка, скоро сама увидишь своего Костю, — заверил её отец. — Успокойся, дочка. Всё уже закончилось…

— Спасибо, папа, что позвонил. А то я одна сижу, ничего не знаю, в голову разные мысли лезут… — заметив, что отец ничего не говорит, Катя снова забеспокоилась: — Алло! Папа! Ты что молчишь?

— Катя, скажи, а ты знаешь, что у тебя есть сестра? — осторожно спросил он.

— Да. Я узнала об этом совсем недавно.

— А кто… отец Маши, знаешь?

— Да, Кирилл Леонидович, а что?

— Да нет, ничего. Просто спросил, — Буравин выключил телефон и озадаченно уставился перед собой.

— Лёша, извини, пожалуйста, мне нужно сказать Маше несколько слов, — попросила Ксюха. Это эксклюзивное интервью!

Kcюxa отвела Машу чуть в сторону:

— Машка, как я за тебя рада! Ты такая счастливая, прямо светишься!

— Ой, Ксюха, у меня просто в голове не укладываются эти новости! Я, наверно, лопну от переизбытка чувств! — восторженно отозвалась та. — Если бы мне час назад сказали, что люди, которых я очень хорошо знаю, — мои родители, я бы не поверила.

— Да я сама ушам своим не поверила, когда узнала! Я вообще думала, что такого в жизни не бывает. Ну, может быть, с кем-то… один случай на миллион, — подхватила Ксюха.

— У меня такое ощущение, как будто это происходит не со мной. Или во сне.

Ксюха ущипнула Машу, и та ойкнула. Ксюха рассмеялась:

— Тест на реальность. Ой, чуть не забыла! Маша, это тебе, — Ксюха достала из рюкзачка двух куколок — морячка и морячку, — это Андрей тебе оставил.

— А где он сам? — удивилась Маша.

— Он уехал в Москву и просил их тебе передать.

Маша бережно прижала куколок к себе.

Следователь подвёл смотрителя к милицейской машине. Рядом топтался Костя. Следователь на прощание похлопал смотрителя по плечу, но тот смотрел на Машу. Она поймала его взгляд и помахала рукой на прощание. Костя с грустью наблюдал за тем, как увозят смотрителя. Следователь, заметив это, подошёл и спросил:

— Ну что, Константин, как ты? Сильно пострадал?

— Да ничего, Григорий Тимофеевич, до свадьбы заживёт, — отозвался тот.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить… Ладно, даю тебе ночь на зализывание ран. Сейчас отправляйся к невесте, а завтра будешь ночевать уже в казённом доме.

Костя сник:

— Понял, Григорий Тимофеевич. Спасибо, Григорий Тимофеевич, что дали мне время попрощаться.

Костя подошёл кЛёше и Маше.

— Все уже разъехались, Костя. Остались только мы, — улыбнулся брату Лёша.

Костя спросил:

— А какие планы?

— Мы с Машей поедем к Зинаиде Степановне. Хочешь, поехали с нами?

— Спасибо, Лёш. Но я лучше отправлюсь к Кате. Она ведь ничего не знает, поэтому наверняка беспокоится, — отказался Костя.

Ксюха воскликнула:

— О, Господи, до меня ведь только сейчас дошло, что Катя и Маша — сёстры.

— Я не сомневаюсь, что Катя очень обрадуется появлению старшей сестры, — сказала Таисия. Маша попросила:

— Костя, передай Кате, что я её очень люблю.

Костя уже собирался уходить, но Маша задержала его:

— Костя, подожди! Я посмотрю, что с тобой. Тебе досталось больше всех. Спасибо, Костя, тебе за помощь.

— Да ерунда, царапины, — смутился он.

Маша осмотрела раны на его лице:

— Может, заедешь за Катей, и вместе приедете к нам ужинать? Я у бабушки обработаю твои раны, как положено.

— Спасибо, Маша. Но я хочу этот вечер провести только с моей Катей, — ещё раз отказался Костя. Маша рассмеялась:

— Только пусть она сначала обработает твои ссадины и ушибы.

— Хорошо. Уж она меня сегодня полечит!

— Костя, подбрось меня до дому. Тебе же по пути, — попросила Ксюха.

Костя кивнул:

— С удовольствием!

Следователь, стоящий рядом с машиной, сказал Маше и Лёше:

— А вот и герои дня! Устали, наверное, ребята? Разрешите подвезти вас.

— Григорий Тимофеевич, спасибо, мы не откажемся! — обрадовался Лёша.

— Тогда куда прикажете?

— К бабушке, — сказала Маша.

Следователь галантно открыл перед ней дверь.

Таисия и Кирилл проводили взглядами машину следователя и переглянулись.

— Да и нам пора домой, — предложил Кирилл. Таисия покачала головой:

— Я сегодня не усну.

— А мы с тобой на ночь чайку с мёдом выпьем. У меня дома, знаешь, какой хороший мёд есть… — начал расписывать Кирилл.

Но Таисия перебила его:

— А может, что покрепче найдётся?

— Тая, это самой собой! За дочку нашу грех сегодня не выпить.

Буравин, который никак не мог прийти в себя, вернулся к Полине и Самойлову. Полина бросилась к нему:

— Ну что, Виктор?

— Всё в порядке, — коротко ответил он.

— И это всё, что ты можешь сказать? — всплеснула руками Полина.

Буравин добавил:

— Алёша спас Машу.

— Виктор, мы здесь сидели в неизвестности, страшно волновались, а из тебя слова клещами нужно вытаскивать, — рассердилась Полина.

Но Самойлов остановил её:

— Полина, не нападай на своего Буравина. По-моему, всё ясно. А что с Костей?

— Он помог Алёше спасти Машу. Правда, он здорово пострадал в драке. Но я думаю, что Катя его быстро поставит на ноги.

— Как же я был несправедлив к детям, старый дурак. Они ведь гораздо лучше, чем я о них думал, — вздохнул Самойлов.

— А я никогда не сомневалась в своих сыновьях. Виктор, расскажи, что там ещё было? — потребовала Полина.

Буравин машинально рассказывал:

— Да ничего особенного. Смотритель сдался сам. Маша поговорила с ним, и он раскаялся.

— Всё-таки Маша — необыкновенный человек… — заметила Полина.

Буравин продолжал:

— Но меня потрясло не это. Другое. И я до сих пор не могу в это поверить… Маша нашла своих родителей…

— И кто её мать? — спросила Полина.

Самойлов добавил:

— И кто отец?

— Родители Маши — это Кирилл Леонидович и… и… Таисия, — выдохнул Буравин.

Полина недоверчиво переспросила:

— Виктор, ты, наверное, что-то не так понял… чтобы Таисия родила ребёнка от Кирилла… Бред какой-то!

— А разве их что-то связывало? — ещё больше удивился Борис.

Виктор пожал плечами:

— Я знал, что у Таисии до меня были отношения с Токаревым. Но я даже не подозревал, что у них есть общий ребёнок.

— Кирилл, наверное, на седьмом небе от счастья. Дочку обрёл, и она же его от рака вылечила. Чудеса! — восторженно воскликнул Самойлов.

— Мне начинаем казаться, что я в сказку попала. Такая необычная, я бы сказала, волшебная сказка со счастливым концом, — Полина смотрела на озабоченного Буравина. — Главное, что все здоровы, счастливы. Маша нашла своих родителей, родители нашли свою дочь. Нам остаётся только порадоваться за них. И никого не осуждать! В жизни всякое бывает! Правда, Виктор?

— Правда, — посветлел Буравин. — Теперь получается, что у Кати есть сводная сестра.

— И очень хорошо, что они помирились до того, как всё открылось, — напомнила Полина. Самойлов потёр руки:

— Так что получается, Полина! Наши ребята женятся на сёстрах.

— А нам остаётся только пожелать им счастья, — подтвердил Буравин.

Полина засобиралась:

— Ну ладно, Борис, мы пошли домой.

— И не забудь, что завтра мы встречаемся. Заказ у нас в руках и предстоит колоссальная работа, — напомнил Буравин.

Самойлов кивнул:

— Я сам не дождусь завтрашнего дня. Засиделся я дома, пора дело делать. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы вернуть «Верещагино» в порт? Сейчас судно нам бы очень пригодилось.

— Это отличная идея. Правда, придётся уплатить неустойку за разрыв контракта, — задумался Буравин.

— Ничего. Нам предстоит такой объём работы, что эти деньги быстро окупятся, — заверил его Борис.

Маша с Алёшей вошла в дом, и Маша сразу бросилась в бабушкины объятия:

— Бабушка!

— Слава тебе, Господи! Услышал наши молитвы! — расплакалась Захаровна.

— Сколько же тебе пришлось пережить! Бедная моя девочка! — гладила Машу по голове Зинаида, глотая слёзы.

— Бабушка, милая, да я самая богатая на этом свете! — Машины глаза тоже были полны слёз. — Моё богатство — это моя семья. Это Алёшка, которого я люблю и который дрался за меня. Это мои родители, которые нашли меня. Моё богатство — это ты, бабушка, и Сан Саныч. Бабушка, это такое счастье — жить среди любимых и близких людей.

— Девочка моя! — прижала её к себе Зинаида.

Захаровна гордо напомнила:

— И весь этот праздник чувств — благодаря мне.

— Ты бы уж помалкивала в капустный лист! — рассмеялась сквозь слёзы Зинаида.

— А теперь давайте ужинать. Бабушка, угостишь нас чем-нибудь вкусненьким, — вытерла слёзы Маша.

Зинаида подхватилась:

— Конечно! Садитесь за стол!

— Алёша, а что со смотрителем? Его арестовали? — подала голос Анфиса.

— Да, — кивнул Лёша.

— Значит, мой Гришенька освободился. Ну, тогда я побежала. Котлеты ещё надо разогреть, картошечки нажарить, — заторопилась Анфиса, и, поцеловав Машу, ушла.

Сан Саныч рассмеялся:

— Анфиса крепко взялась за Григория Тимофеевича. То на голубцы домашние заманивала, сейчас на котлеточки. Ох, не уйти от таких соблазнов Грише!

После сытного и вкусного ужина Лёша и Маша встали из-за стола. Зинаида испуганно спросила:

— А вы разве куда-то собрались?

— Мы поедем домой, к отцу, — ответил Лёша.

Маша его поддержала:

— Борис Алексеевич ничего не видит, и мы не можем его одного оставить.

— Ну ладно, с Богом! — вздохнула Зинаида.

— Передавайте привет Борису, — попросил Сан Саныч.

— Обязательно, — пообещал Лёша.

На прощанье Зинаида сказала Лёше:

— А тебя, Алексей, я на днях в гости жду. Дело для тебя важное есть.

— Что нужно сделать, Зинаида Степановна? Я готов, — отозвался он.

Зинаида взмолилась:

— Разбери ты, Христа ради, в погребке свои гири и гантели. Мне в погребке спортзал не нужен.

Катя услышала звонок и бросилась открывать дверь. На пороге стоял её любимый Костя. Катя кинулась ему на шею, обняла и крепко поцеловала:

— Костя, милый! Ты живой!

— Живой, живой, что со мной сделается, — радостно отозвался он.

Катя осмотрела его — он был весь в ссадинах, лицо разбито. Катя расплакалась:

— Бедненький мой! Что они с тобой сделали! Тебя били, да?

— Это ещё надо выяснить, кто кого бил, — хорохорился Костя. — Сначала, конечно, эти ребята насели на нас с Лёшкой крепко, наподдавали. А потом Лёшка одному типу так двинул пяткой в нос… эти братки, как кролики, разбежались в разные стороны. А Лёшка…

— Да бог с ним, с Лёшкой. Я же тебя люблю и за тебя волнуюсь, — прижалась к нему Катя.

Таисия и Кирилл пришли домой, счастливые и усталые.

— Не знаю, как ты, но я до сих пор под впечатлением, — повернулся Кирилл к Таисии. Она согласно закивала:

— Ты знаешь, я за сегодняшний день столько чувств испытала… и безумный страх, и великую радость, и огромную благодарность.

— Ох, трудно быть отцом… Такая ответственность. А кстати, я так, до конца историю с Машей и не знаю.

Между прочим, у Зинаиды Степановны сейчас живёт та самая Задерейчук. Нам нужно обязательно встретиться с ней и хорошенько расспросить обо всём, — сказала Таисия.

— Я сегодня точно не усну, — вздохнул Кирилл.

— Я тоже. Меня волнует ещё один момент. Понимаешь, Маша — уже взрослая девушка, всю жизнь прожила с бабушкой. Нам нужно подумать, как мы будем общаться, — задумчиво сказала Таисия.

— Что тут думать, — помогать будем. Но в дела её вмешиваться не стоит.

— Ты прав. Не мы её воспитали, не нам её и жизни учить, — согласилась Таисия.

Кирилл не возражал:

— Да, Машеньку воспитала Зинаида Степановна и, между прочим, хорошо воспитала.

— Вот поэтому помогать нужно не только Маше, но и Зинаиде Степановне! — заключила Таисия.

Самойлов и Алёша беседовали утром на кухне.

— Конечно, я думаю, она не будет против, и потом… — говорил Алёша, но замолчал, потому что пришла Маша.

— Доброе утро! Что, секретничать вам помешала? — спросила она.

— Да, я рассказываю Алёше секретный рецепт приготовления макарон по-флотски. Готовлю его к семейной жизни, — сообщил Самойлов.

— Он же умеет их готовить!

— Оказалось, что он знает ещё не все секреты приготовления этого блюда.

— Ой! Вы же, наверное, голодны. Я сейчас быстро сделаю завтрак! — спохватилась Маша.

— Не надо! Пусть Алёшка попрактикуется. А ты сходи, купи цветов для своей мамы и женщины, которая помогла тебе появиться на свет. В цветах ты лучше нас разбираешься.

— Алёша, ты уже рассказал, что Таисия Андреевна — моя мама?

— Да. И знаешь, что папа говорит?

— Что же, Борис Алексеевич? — спросила Маша.

— Есть такая народная примета, что когда два брата берут в жёны двух сестёр, то очень велика вероятность рождения в одной из пар близнецов.

Маша улыбнулась.

У Буряка была горячая пора. Надо было завершать дела. Он вызвал Марукина и Льва Бланка на очную ставку.

— Итак, вы знакомы? — спросил он их.

— Нет, — ответил Лёва.

— Впервые его вижу! — заявил Марукин.

— Интересно, как же вам удалось организовать побег Михаила Родя, если вы даже не знаете друг друга?

— Ничего я не организовывал! — закричал Марукин. — Ещё раз повторяю, меня шантажировали и оклеветали!

— И вас? — спросил Лёву следователь.

— К побегу я не имею никакого отношения, — стоял на своём Лёва.

— Бесполезно отпираться. Вина каждого из вас уже доказана. О том, что вы, Лев Давидович, связаны с Родем, я слышал собственными ушами, потому что беседовал по мобильному телефону с Львом Бланком и он принял меня за смотрителя. Помните тот разговор? Вы сказали, что приготовили смотрителю пистолет, джип, миноискатель. А про вас, Марукин, всё очень доходчиво написано в письме, которое вы сами держали в руках, когда вас нашли на пороге отделения.

— То, что там написано, специально очерняет меня, чтобы выгородить настоящего организатора побега, — сказал Марукин.

— Это кого же?

— Костю Самойлова, вот кого! — уверенно заявил Марукин.

— Это только слова, — заметил следователь.

— Простите, Григорий Тимофеевич! А на чей телефон я звонил Родю, когда вы меня услышали? — спросил Лёва.

— На Костин.

— А разве это не доказательство? Сейчас я расскажу вам всю правду! Сначала Костя потребовал от меня помощи в одном таинственном деле.

— А разве с Костей у вас такие отношения, что он что-то от вас может требовать? — спросил следователь.

— К сожалению, да. Он продал мне аптеку, а, поскольку у меня в тот момент не было наличных, Костя сказал, что простит долг в обмен на одну небольшую услугу. Я согласился, думая, что ему надо помочь в организации свадьбы с Катей.

Но потом вдруг Костя сказал, что свадьба это мало, нужно провернуть одно дело, и тогда он простит долг. Фактически он меня заставил. Но в последний момент мне хватило сил отказаться от этого преступления. И тогда Костя и Родь стали угрожать мне……

— Стоп! Марукин, получается, что Родь через вас устанавливал связь с Костей, когда был в тюрьме? — спросил следователь.

— Да, да! Конечно, с Костей, — охотно подтвердил Марукин.

— Итак, вы, Юрий Аркадьевич, хотите сказать, что по заданию Родя установили контакт с Константином Самойловым для того, чтобы организовать побег. Так?

— Нет, я совсем не это хотел сказать! Я даже не знал, что готовится побег. Родь попросил меня встретиться с Костей, чтобы тот сходил на могилку его сыновей, — стал выкручиваться Марукин.

— Но ведь он мог попросить его об этом лично! Свидания Родю не были запрещены!

— Но я, же не знал, что они замышляют! Потом уже я понял, что Костя не хотел светиться, как главный организатор, поэтому и не ходил в тюрьму.

— И ты, простите, вы, будете мне тут втирать, что вот так просто во всё это поверили? — спросил следователь. — Да вы просто вели двойную игру!

— Вас трудно понять, Григорий Тимофеевич! Сначала вы говорите мне, что преступники тоже люди и что у Родя такая трагедия — гибель сыновей! А сейчас ставите мне в вину то, что я откликнулся на вполне безобидную просьбу.

Следователь горько улыбнулся:

— Так, и что было дальше с моим сердобольным коллегой?

— Уже после встречи с Костей я понял, в лапы каких хитрых и коварных преступников я попал. Но у меня уже не было выбора. Я понимал, что они что-то затевают. Но в моём послужном списке были чёрные страницы, и если бы я вам открылся, вы мне всё равно бы не поверили. И вдруг Родь бежал!

— Вдруг? Да он сделал это с вашей помощью! — напомнил следователь.

— Григорий Тимофеевич, крайне странно слышать это именно от вас. Вы его охраняли, а меня, хоть я и просил, на маяк не взяли. И вот тогда я решил сам свершить суд над этими подлецами, для которых нет ничего святого!

— Да вы что, за дурачка меня принимаете? Золото Родя, Марукин, было найдено у вас в сейфе! — следователь терял терпение.

— Я хотел сдать его государству, — уверенно сказал Марукин, — но не успел. Меня похитили Родь и Самойлов.

— Нечего валить всё на Костю! Он, конечно, замешан в этом деле и будет отвечать по всей строгости закона. Но вас двоих это нисколько не обеляет, — заметил следователь.

— А ведь у вас, Григорий Тимофеевич, есть личная заинтересованность смягчить вину Кости. Он — сын вашего друга, — напомнил Марукин.

— Вот-вот! — подхватил Лёва. — Костя неоднократно хвастался тем, что он неуязвим, потому что у него есть своя рука в милиции. Вам непонятно, почему и я, и Юрий Аркадьевич так активно себя защищаем? Мы тут на нарах сидим, в то время как Костя и Родь разгуливают на свободе.

Марукин строго посмотрел на Буряка:

— Да, коррупцией попахивает!

У следователя была неожиданная для Марукина и Лёвы новость:

— Ну, тут вы не правы! Родь уже сидит в камере, вот в этой самой тюрьме. Родя мы поймали. И в ходе допросов я сверю его показания с вашими. Тогда, думаю, всё и встанет на свои места.

— И вы собираетесь верить этому рецидивисту наравне с нами, лишь единожды оступившимися? — взвился Лёва.

— Я не духовник, чтобы принимать любое ваше слово на веру. Но почему-то мне уже сейчас кажется, что я узнаю о вас обоих много нового и не очень приятного.

— А как же с Костей Самойловым? — спросил Марукин.

— Не волнуйтесь, он тоже ответит перед законом. Но у меня меньше всего оснований отправлять его за решётку, в отличие от вас.

— Перед дружком неудобно? — язвительно спросил Марукин.

— Нет. Константин искренне осознал свои ошибки, тогда как вы лишь притворяетесь. Кроме того, он многое исправил и спас город от опасности, причём рискуя жизнью. Конвой! Увести заключённых.

На пороге Марукин обернулся:

— Но сопляка этого всё равно посадят! Может, в тюрьме мы с ним свидимся? И тогда ты, Григорий Тимофеевич, заступиться за него уже не сможешь! Прощай!

Буравин и Полина пришли в ЗАГС, чувствуя себя вновь молодожёнами.

— А, здравствуйте, Буравины-Самойловы! — узнала их регистраторша. — С чем на этот раз пожаловали?

— Мы хотим подать заявление, — сказала Полина.

— Ещё? Слушайте, да ваших детей уже в книгу рекордов Гиннесса пора записывать!

— Вы не поняли, — поправил её Буравин. — Это мы хотим подать заявление.

Регистраторша не ожидала такого поворота событий:

— Да, я, кажется, правда, чего-то не понимаю. Подождите… Значит, вы хотите жениться на ней?

— Да, хочу, — решительно подтвердил Буравин.

— А вы за него хотите выйти? — спросила регистраторша Полину.

— Очень! — призналась Полина.

— Детский сад! И надолго это у вас? На день, на месяц?

— Гарантирую, что в течение ближайших пятидесяти лет мы вас не потревожим, — улыбнулся Буравин.

— Хотелось бы верить! Что ж, заполняйте бланки, — сказала регистраторша и протянула им бланки заявлений.

— И вы распишете нас прямо сейчас? — с надеждой спросила Полина.

— Ни в коем случае! По закону вам полагается три месяца испытательного срока. А для всех Самойловых-Буравиных я лично продлила бы его до года! — сурово сказала регистраторша.

— Знаете, в нашем возрасте не то, что год — три месяца ждать трудно, — признался Буравин.

— А, что я говорила? И вы боитесь не дождаться!

— Нет. Я ждал двадцать пять лет и, если надо, готов ждать сколько угодно. Но почему вы не хотите пойти нам навстречу и расписать прямо сейчас? Ведь такая практика существует!

— Да, в исключительных случаях я могу это сделать. Только ваш случай исключительный с противоположным знаком.

— Так, я понял! Подождите! — Буравин что-то придумал и вышел из комнаты.

— Вы зря так враждебно к нам относитесь, — сказала Полина.

— Знаете, я многих здесь повидала! И таких, как вы и ваш жених, тоже видеть приходилось. Он же только развёлся…

— То, что вы видели, ещё не говорит о вашем опыте. Простите, вы замужем?

— Представьте, нет! — гордо ответила регистраторша.

— Поверьте, опыт у вас появится, только когда вы проживёте свою жизнь. У каждой пары свои обстоятельства, свои причины сойтись или разойтись. И проводить параллели крайне опрометчиво.

— А то, что ваш жених сказал про двадцать пять лет, это правда? — примирительно спросила регистраторша.

— Да. Всё это время у нас были разные семьи. Но оказалось, что, будучи в разлуке, мы ещё сильнее полюбили друг друга.

— Теперь станете говорить, что все эти годы были одной большой ошибкой?

— Нет. Думаю, мы даже были счастливы. Ведь и у Виктора, и у меня родились и выросли дети. Просто сейчас у нас появилась возможность дарить счастье друг другу.

— Что ж с вами делать? — регистраторша сдалась. — Ладно, я распишу вас прямо сейчас!

— Спасибо! Но, знаете, есть ещё одна заминка.

— Какая?

— Сначала мне надо развестись с прежним мужем.

— Ну, знаете ли! Если вы хотите, чтобы я вас ещё и заочно развела…

— Но это несложно! Вот смотрите, у меня есть заявление от мужа, что он согласен на развод.

Полина протянула регистраторше заявление Самойлова.

— Заявление оформлено правильно! А почему он сам не приехал?

— Он болен.

— И вы бросаете его в такой момент? — возмутилась регистраторша.

— Нет, наоборот. Понимаете, они с Виктором раньше были друзьями, потом из-за меня насмерть поссорились. А теперь, если мы поженимся, у них появится возможность помириться и…

— Всё! Больше не хочу слушать! Вы правы, лучше я свою жизнь проживу, чем буду разбираться в чужих!

— Вы нас разведёте?

— Да.

— И вы нас зарегистрируете?

— Да! Если только ваш жених вернётся! Где его носит? — возмущалась регистраторша.

В этот момент появился Буравин с корзиной фруктов и шикарным букетом. Довольный, он положил всё это на стол.

— Это ещё что такое? Взятка? — регистраторша ахнула.

— Да, — признался Буравин, — и очень вкусная.

— Уберите немедленно!

— Значит, не хотите нам помогать? Понятно… Что ж, Полина, пойдём.

— Да что же это такое! Куда вы? — спросила регистраторша.

— А вы разве не всё сказали?

— Нет, представьте! Объявляю вас мужем и женой! Теперь всё.

— Ура! — сказали хором Буравин и Полина.

— Да не ура, а горько! — поправила регистраторша, — Всё у вас не как у людей!

Но молодожёны уже не слышали её. Буравин подхватил Полину на руки и вынес из кабинета.

— Взятку свою забыли! — крикнула вслед регистраторша. Буравин обернулся и всем своим видом показал, что рад бы забрать, да руки заняты.

Буравин так и вынес Полину на руках из дверей ЗАГСа.

— Не устал?

— Нет, я готов носить тебя на руках всю жизнь.

— Носи, носи! На обуви моей сэкономим! — засмеялась Полина.

Кирилл встал пораньше, сварил кофе и, когда Таисия вышла к нему на кухню, признался:

— Знаешь, сегодня всю ночь никак не мог уснуть. Всё ворочался, просыпался постоянно.

— Да, я слышала.

— С тобой мне так хорошо, как давно уже не было. Я счастлив! Но меня всё время преследует страх, что я могу потерять это счастье.

— Не волнуйся. Никуда я от тебя не уйду, — сказала Таисия.

— И всё же…… Подожди-ка минутку.

Кирилл встал, сходил в комнату и торжественно протянул Таисии раскрытую коробочку с обручальными кольцами:

— Таисия, согласна ли ты стать моей женой? Если да, то я хочу, чтобы это случилось как можно быстрее.

— Да, я согласна. Но…

— Какое «но»?!

— Ты знаешь, у Кати сейчас сложилась непростая ситуация. Если случится так, что Костю осудят, то я просто не смогу оставить её одну.

— Так давай съездим к ним и узнаем, как они собираются жить дальше! — предложил Кирилл.

— А потом к Маше, — сказала Таисия.

— Конечно!

— Ты не обиделся, что я ставлю тебе условия?

Кирилл был всем доволен:

— Конечно, нет! Ты же не в Венгрию собираешься!

Катя и Костя делали уборку в квартире. Катя радостно наблюдала за тем, как Костя деловито моет пол.

— Костя, а что мы вечером будем делать? — спросила она.

Костя опёрся на швабру и неохотно ответил:

— Не знаю.

— Может быть, в кино сходим? — предложила Катя. — Я давно не была с тобой в кино!

— Кать, ты же знаешь… Меня могут забрать в любую минуту.

— А если не сегодня? Давай побудем вместе? Чёрт с ним, с кино! Просто посидим здесь. Я на тебя насмотрюсь вдоволь. Мы же не знаем, когда потом увидимся снова.

— Я сам сегодня пойду в милицию, — сказал Костя. — Не хочу, чтобы они думали, будто я боюсь.

Катя бросилась Косте на шею:

— Костенька, пожалуйста, не ходи! Я так долго тебя ждала! А теперь нас вновь разлучат!

Костя попытался её успокоить:

— Хорошо, хорошо! Я не пойду сегодня. Но завтра я обязан это сделать. Согласна? Только, пожалуйста, не плачь.

Катя подняла мокрое от слёз лицо и радостно кивнула:

— А сегодня весь день будем одни. Никого не хочу видеть, только тебя!

Когда Таисия, открыв своим ключом дверь, вошла в квартиру, там было тихо.

— Они, наверное, у Кати, — шёпотом сказала она Кириллу.

— А мы, наверное, не вовремя! — улыбнулся Кирилл.

— Давай лучше уйдём! — согласилась Таисия.

Но когда они тихо двинулись к двери, раздался Костин голос:

— Таисия Андреевна, вы куда? Здравствуйте, Кирилл Леонидович!

— Да мы зашли на секунду… Сейчас уже уходим, — суетливо сообщила Таисия.

— И с Катей не хотите увидеться? — удивился Костя.

За его спиной появилась Катя.

— Катенька, здравствуй, мы вот с Кириллом Леонидовичем… — начала Таисия.

— Решили, наконец, пожениться! — подхватила Катя.

— Да… А откуда ты знаешь? — растерялась Таисия.

— Это у вас на лицах написано! Правда, Костя?

— Угу! И, наверное, если внимательней присмотреться, то можно узнать, даже день и час… Поздравляем!

— Мы сейчас к Маше собираемся. Хотите с нами? — спросил Кирилл.

— Нет, мы сегодня побудем вдвоём. Может быть, я приеду к Маше завтра.

— А ты, Костя?

Костя лишь пожал плечами.

— Ну, мы всё же поедем. Маше с Алёшей обязательно от вас привет передадим, — пообещала Таисия.

— Мы вас проводим, — сказала Катя.

— Да, да! Вы идите, а мне надо Косте ещё пару слов сказать, — попросил Кирилл.

Когда Катя и Таисия вышли в прихожую, Кирилл тихо спросил:

— Константин, скажи, тебя уже вызывали в милицию?

— Нет.

— Значит, следствие не считает нужным содержать тебя под стражей. Это очень хороший знак!

— Но завтра я сам пойду туда.

— Нет, не надо! Послушай, я завтра сам схожу к Буряку. Всё узнаю и похлопочу за тебя. Ты же помогал спасти город и поймать Родя. Григорий Тимофеевич это прекрасно понимает. К тому же он знает тебя с детства. Возможно, всё закончится условным сроком.

Костя не принял этого предложения:

— Вот именно, для того, чтобы не ставить и вас, и его в неприятное положение, я пойду завтра в милицию. Я должен сам ответить за свои проступки.

— Но, Костя!.. — начал Кирилл и замолчал, потому что Катя и Таисия вернулись.

— Кирилл Леонидович, спасибо вам за участие! Но я полностью поддерживаю Костю, — сказала Катя.

— А если…

— Если он не сможет сразу вернуться? Знаете, с таким количеством родственников, которые появились у меня в последнее время, я точно не пропаду!

Маша вышла купить Таисии цветы.

— Мне нужны цветы самые-самые, — попросила она у продавщицы.

— Тогда точно ко мне. Для кого вам нужны цветы? Для подруги, сослуживца или родственника? Учтите, в каждом отдельном случае подбирается свой букет.

— Мне нужен букет для мамы.

— Замечательно!

— Простите, но мне нужен не один букет, а три, — уточнила Маша. — Желательно разные, но обязательно красивые. У меня сегодня «мамин» день.

— Три мамы? — удивилась продавщица. — Вы необыкновенная девушка. Ну, давайте выбирать цветы.

Все три букета были уложены на заднее сиденье машины, и Алёша, Маша и Самойлов отправились к Зинаиде.

— Только бы они никуда не ушли! — молила Маша.

— Что, Машенька, волнуешься? — спросил Самойлов.

— Да, очень. Знаете, чувствую себя как какая-то принцесса!

— А ты и есть принцесса! — подтвердил Алёша. — Моя Марметиль!

Маша зашла с букетами в дом и огляделась.

— Сан Саныч, а где бабушка? Где Антонина Захаровна? — спросила она упавшим голосом.

— Они на автобусную остановку пошли! Антонина Захаровна домой уезжает, — сообщил Сан Саныч.

— Как же это? Почему она со мной не попрощалась? — загрустила Маша.

— Не знаю, уговаривали её остаться, а она ни в какую!

— Разве я её чем-то обидела? — всхлипнула Маша.

— Так, понятно! — сказал Алёша. — Сан Саныч, давно они ушли на остановку?

— Ушли-то давно, а вот автобус только через десять минут отправляется.

— Маша, пошли! Мы ещё можем успеть её перехватить, — Алёша и Маша побежали к машине, Самойлов же остался и попытался самостоятельно на ощупь пройти к столу.

— Борька, подожди! Я тебе сейчас помогу! — кинулся к нему Сан Саныч.

— Не надо! С навигацией у меня, конечно, небольшие проблемы есть. Да только в этом доме я все «мели» наизусть помню, — сказал Самойлов довольно уверенно подошёл к столу, выдвинул стул и сел: — Ну что, чаем напоишь своего непутёвого ученика?

— Вот что, Борька! Оступиться каждый может, даже зрячий. И ты на себя не наговаривай! А то чаю не получишь! — сварливо ответил Сан Саныч.

Ксюха так соскучилась по Женьке, что решила ускорить их встречу. Она пришла в турагентство и попросила:

— Мне нужна путёвка в Грецию. Самолётом. И чем быстрее, тем лучше.

— Отпуск заканчивается? Или по работе? — поинтересовалась девушка-менеджер.

— Ни то, и ни другое. У меня муж в Греции работает. Вот, решила его навестить.

— Замечательно! Оформлю вас прямо на завтрашний рейс. Будьте добры, ваш паспорт.

Счастливая Ксюха протянула паспорт, девушка раскрыла его и изменилась в лице.

— Что-то не так? — спросила Ксюха.

— Вы Комиссарова? Ксения? «Тельняшки нараспашку» ведёте? — восторженно спросила менеджер.

— Да, а что?

— Гениально! Это самая лучшая передача, которую я когда-либо слышала!

— Спасибо большое!

— Это вам спасибо! — менеджер сияла, и вдруг задумалась: — Простите, а как будет выходить передача, пока вы будете в отъезде?

— Эта передача вообще больше не будет выходить. Она закрыта, — сообщила Ксюха.

— А за что вас закрыли?

— Никто её не закрывал. Я сама больше не хочу выходить в эфир, — призналась Ксюха.

Девушка несколько секунд молча смотрела на Ксюху, а потом вернула ей паспорт:

— Простите, но я не могу вам продать путёвку.

— Почему? — удивилась Ксюха.

— На ближайшие дни все билеты на авиарейсы проданы, — сухо ответила менеджер.

— Послушайте, мне кажется, что вы надо мной издеваетесь! Я только не могу понять почему?

— Нет, это вы издеваетесь над вашими поклонниками! — возразила девушка. — Сначала сделали такую замечательную программу, а потом вдруг — бац! — и закрываете по своему желанию.

— Да что вам: так далась эта передача! Что, слушать больше нечего?

— Ерунды всякой в эфире пруд пруди. А «Тельняшки» это… Вот я, например, со своим любимым в ссоре была. А потом он у вас выступил, и мы помирились. Понимаете, что «Тельняшки» для людей значат?

— Ну, знаете! Надо уметь без посторонней помощи со своими любимыми общий язык находить! — сказала Ксюха.

— Тогда и вы попробуйте без путёвки и билета с мужем повидаться! — ответила недовольная поклонница.

Такого поворота событий Ксюха никак не ожидала!

Счастливые Буравин и Полина гуляли по парку, держась за руки, как дети.

— Полина, мы так спонтанно поженились, что даже не подумали, как и где отпразднуем нашу свадьбу.

— Точно! Возникает идея так же спонтанно и отметить!

— А давай к Сан Санычу пойдём! — предложил Буравин. Он для меня, как крёстный.

Алёша гнал машину к автобусной остановке, но Маша волновалась:

— А вдруг не успеем?

— Не переживай, на этот раз твоей Антонине Захаровне убежать не удастся. Как её деревня называется?

— «Лихие боры», кажется.

— Лихоборы! Точно! Я же сам этот адрес в базе нашёл. Если что, туда и поедем.

Буравин и Полина зашли в дом Никитенко и увидели, что один гость — Самойлов там уже есть

— Борис? Ты здесь? — удивилась Полина.

— Да вот, пришёл поздравить вас!

— А как ты узнал, что мы поженились?

— Ты кольцом о косяк стукнула, и я услышал, — объяснил Самойлов.

— Вот это слух! — ахнул Сан Саныч.

— Да нет, я догадался! Просто я хорошо тебя знаю, Полина, и всё по голосу понял!

— Так это же повод! Надо отметить! — намекнул Сан Саныч.

— Может быть, здесь и отметим? Прямо сейчас? — предложил Буравин. — Я позвоню в ресторан, привезут закуски…

— Брось ты эти рестораны, Витя! Смотри, каких пирогов Зинаида напекла. Если мы их не съедим, она обидится.

Буравин и Полина сели за стол.

— А где сама хозяйка? — спросил Буравин.

— Они с Захаровной пошли прогуляться, подышать свежим воздухом. А Маша с Алёшей отправились их искать. Так что, может, выпьем по пять капель? Ой, только мне Зина почему-то говорила, что запасы… того. Надо проверить погребок.

Буравин неожиданно напрягся:

— Сан Саныч, запасы действительно… того. И это моя вина!

— Не пугай меня, Витя! Что за вина?

— Мы с Алёшкой в погребе все бутылки переколотили! — признался Буравин.

— Да, плохо дело. Теперь я понял, почему мне Зинаида такое шоу устроила. А я ещё думал — преувеличивает. И что делать?

— Я сейчас сбегаю, куплю чего-нибудь, — поднялся Буравин.

— Погоди, Витя! Есть одна идея! — сказал Самойлов.

Все обернулись к нему.

— Пустых бутылок хоть немного осталось? — спросил он.

— Кажется, да… — кивнул Буравин.

На лице Самойлова появилась довольная улыбка.

Автобус уже стоял на остановке, и Захаровна с Зинаидой стояли у его открытых дверей.

— И всё-таки нехорошо, что ты вот так, не попрощавшись с Машей, уезжаешь! — сказала Зинаида.

— Да пойми, Зинаида, разлучница я! Тогда Машу от мамы забрала и сейчас между ними встану. Им надо теперь всё время вместе проводить. А тут я под ногами вертеться буду!

— Ну как знаешь! — поджала губы Зинаида.

— А ты всё ж меня не забывай! Приезжай как-нибудь погостить. И про Машеньку мне расскажешь. Ну, прощай!

Захаровна зашла в салон, и автобус тронулся. Но только он начал двигаться, как его обогнала самойловская «Волга» и остановилась, преградив ему путь. Из машины выскочили Маша и Алёша. Маша побежала к дверям автобуса.

— Тебе что, парень, уши оборвать за такие фокусы? — заорал водитель автобуса, высунувшись из окна.

— Нельзя! Я при исполнении! — Алёша показал своё милицейское удостоверение: — Откройте дверь, пожалуйста. На вашем автобусе пыталась удрать опасная рецидивистка! Сейчас моя напарница её арестует!

Водитель открыл дверь, и Маша вывела из автобуса Захаровну. Водитель внимательно оглядел Захаровну:

— Вот дела! А с виду вроде приличная! — заметил он.

— С виду мы все приличные! — подтвердил Алёша.

— Да уж! — кивнул водитель и, закрыв дверь, уехал.

— Антонина Захаровна, почему вы уезжаете? — спросила Маша оторопевшую от этой милицейской операции Захаровну.

— Да всё, Машенька. Не нужна я вроде бы больше!

— Как это? А если у меня малыш будет? Кому роды принимать?

Захаровна обняла Машу и заплакала.

Вернувшийся в камеру Марукин обнаружил на нарах лежащего к нему спиной человека. Охранник, зашедший следом за Марукиным, оглядел камеру и вышел. Как только дверь закрылась, Марукин подошёл к спящему и пнул его в спину:

— Эй ты, бацилла! Сваливай! Это мои нары! Двигай, давай, а не то помогу!

Человек медленно повернулся и сел, тут Марукин к своему ужасу узнал смотрителя:

— Миша, друг, какими судьбами? — воскликнул он.

— Да вот, решил сдаться, чтобы тебя проведать! А ты, значит, Юрик, и здесь хулиганишь! Всё никак не успокоишься!

Смотритель встал, а Марукин в страхе вжался в дверь, потом он стал стучать в неё, зовя охранника. На беду Марукина, охранник не сразу разобрался, в чём дело и долго открывал дверь, потому что из-за спешки никак не мог попасть ключом в скважину.

— Да говорю же, не знал я кто тут сидит! Господи, только бы он ещё жив был! Меня же самого за такое посадят! — волновался охранник.

Наконец, дверь поддалась, и охранник увидел такую картину: на нарах, лицом к стене, лежал смотритель, а Марукин, как декабрист, сложив за спиной руки, стоял у окна и смотрел в небо.

— Марукин, на выход! Быстро!

Когда Марукин обернулся, обнаружилось, что у него под глазом появился огромный синяк. Спокойно, без слов, Марукин пошёл к двери. Неожиданно смотритель обернулся:

— Слышь, Юрик! Ты Лёве привет от меня передавай! Скажи, что живу надеждой и с ним повстречаться! — попросил он и снова отвернулся к стене.

Следователь посмотрел на часы, понимая, что работать круглосуточно нельзя. В это время зазвонил телефон, и он услышал нежный голос Анфисы. Буряк невольно заулыбался:

— Здравствуй, Анфиса! Голубцы? Да, лучше твоих голубцов ничего нет на свете! Нет, сейчас не могу! Только вечером! Да, всех поймал. Только это самая лёгкая часть дела. Теперь мне с ними общаться приходится. Нет, извини, я, правда, сейчас не могу! У меня ещё одно очень важное дело.

В доме у Никитенко вовсю шло веселье. Полина и Буравин чувствовали себя счастливыми, как никогда.

— Эх, вот нет наливочки моей фирменной! Разорили погреб в моё отсутствие! А такой достойный повод… — посетовала Зинаида.

— Да есть, есть у меня заначка! Сохранил я одну бутылочку, — признался Сан Саныч. — Вот она, Зина.

Он разлил и подмигнул мужикам:

— Ну, давайте за молодых! Чтобы жили в мире и согласии!

Все выпили. Зинаида отхлебнула наливку и, ничего не понимая, оглянулась на Захаровну. У той тоже на лице недоумение. Маша с Алёшей засмеялись.

— Ничего не понимаю! Это же по вкусу… компот! — не выдержала Зинаида.

— Разве? — притворно удивился Сан Саныч.

— Не может быть! — поддержал его Самойлов.

Зинаида попробовала ещё раз:

— Да, вы правы, вино просто перебродило! Не вино, а… горечь одна. Горько!

Остальные подхватили, и Буравину с Полиной пришлось целоваться.

Таисия и Кирилл добрались до дома Никитенко и остановились у калитки.

— Подожди! — сказала Таисия. — У меня коленки трясутся и руки дрожат. Мне надо успокоиться.

— Тая, волнение твоё понятно. Я тебя поцелую, и всё пройдёт, — сказал Кирилл и поцеловал Таисию под раздавшиеся из дома крики:

— Горько!

Таисия и Кирилл переглянулись.

— Кажется, это пока не нам! — сообщил Кирилл. — Пойдём! Там праздник и общаться будет гораздо легче.

Им были действительно рады. Маша бросилась навстречу:

— Проходите, проходите! Мы тут свадьбу отмечаем!

— Правильно, Маша! Веди их сюда! Наливка-то заканчивается! — засмеялся Сан Саныч.

Катя с Костей были вместе, но мысль о том, что Костя должен пойти в милицию и, возможно, его посадят в тюрьму, угнетала их обоих.

— Костя, как нам быть дальше?

— Милая, мы уже всё решили, — ответил Костя.

— Да, я знаю. Но мне так не хочется отпускать тебя.

— Я должен ответить за свои поступки. Иначе ты, Катя, не будешь меня уважать.

Тут раздался телефонный звонок. Оба вздрогнули. Костя взял трубку:

— Да, это я, Григорий Тимофеевич. Я вас слушаю. Костя поговорил, и Катя со страхом спросила:

— Всё? Когда ты должен идти?

— Он сам за мной приедет.

— Но — когда, когда? Он сказал?

— Буряк дал мне ещё два часа. На сборы. И — для того, чтобы попрощаться.

Катя заплакала.

— Катюша, не надо. Когда ты плачешь, у меня сердце разрывается.

— Не буду, не буду… — быстро пообещала Катя. — Но два часа… Всего два часа. Это считать каждую минуту, секунду до твоего ухода.

— А ты считай по-другому. Считай время до моего возвращения.

Катя улыбнулась сквозь слёзы:

— И, правда. Я буду считать дни до твоего возвращения.

— И дни до появления малыша.

— На одном календаре всё буду отмечать!

— А когда малыш появится, он не даст тебе скучать! — заверил Костя.

— Как? Ты хочешь сказать, что тебя не будет так долго? — испугалась Катя.

— Катенька, неужели ты думаешь, что за проступок, который я совершил, мне дадут маленький срок?

— Ой, а сколько полагается за такие проступки? Я не знаю…

— Я тоже не знаю. Но незнание закона не освобождает от ответственности.

— Костя, а то, что вы с Лёшкой… фактически помогли спасателям предотвратить катастрофу — это учтут?

Костя пожал плечами:

— Не знаю. Я действовал не ради смягчающих обстоятельств, а потому что исправлял свои ошибки.

— Значит, в суде должны учесть не только твои ошибки, но и заслуги тоже! — уверенно сказала Катя.

— Это будет зависеть от адвокатов.

— Но в первую очередь от следствия. Надо поговорить с Буряком по-человечески…

— Катенька, не надо с ним специально разговаривать. Он и так всё понимает по-человечески.

— У тебя ещё одно смягчающее обстоятельство: ты ранен. Ты же пострадал в бою с этими… бандитами. Машу спасал и пострадал. Может быть, тебе дадут отсрочку, чтобы ты залечил свои боевые раны?

— Катюша, но ведь рана-то у меня пустяковая.

— Всё равно следователь должен все факторы учесть.

— Адвокат ты мой… Катя, я сам выпустил злого джинна из бутылки. Участвовал в организации побега смотрителя, скрывал его от милиции. И в том, что смотритель похитил Машу, есть и моя вина.

— Но ведь Маша не пострадала!

— Так нельзя рассуждать. То, что Маша не пострадала, — это её заслуга.

— Да, в этом ты прав, — согласилась Катя. — Но про катакомбы, тут спорный вопрос. Ты сам говорил, что боеприпасы под землёй хранились так, что в любой момент могли взорваться.

— Да. Там над самыми ящиками висели сталактиты и некоторые даже обрушились.

— Получается, если бы не эта история, город до сих пор находился бы в опасности, — осознала Катя.

— Получается, что так. Да, интересно в жизни всё переплетено. Когда смотритель похищал Алёшку, мой брат нашёл в затопленной шахте древние украшения. Теперь они станут главными в коллекции маминого музея. И ещё. Если бы я не встретился со смотрителем, то остался бы прежним. А там, внизу, на грани между жизнью и смертью понял, что в моей жизни самое главное и ценное.

— Что? — подняла на него Катя, заплаканные глаза.

— Ты, любимая. И знаешь, чего мне искренне жаль? Что я не увижу, как малыш пойдёт, не услышу его первых слов… Катюша, обещай, что будешь фотографировать и снимать на камеру каждый его шаг.

— Обещаю, — тихо сказала Катя.

— Катюша, если ты меня дождёшься, мы с тобой ещё несколько ребятишек родим. Катюша, милая, я тебе верю. И только эта вера мне позволяет думать о ближайшем будущем… без тоски.

— А почему тогда говоришь это дурацкое слово «если»?

— Потому что, честно скажу, мне тебя жаль. Ты молодая, красивая и остаёшься одна, привязанная ко мне обещанием.

— Ничего ты не понимаешь, глупый! Это обещание мне и поможет жить. Мне тоже будет легче, зная, кого я жду. Костя! Только дай мне слово.

— Какое?

— А ты сначала пообещай, а потом я уже скажу, какое слово.

— Хм… рискованно… Ну, хорошо! Я тебе обещаю, не знаю что!

— Никаких татуировок!

Снова зазвонил телефон:

— Алло? Мама? — Костя прикрыл трубку и сказал Кате: — Мама и Виктор Гаврилович приглашают нас прийти к ним.

Катя отрицательно покачала головой.

— Извините, дорогие предки, но мы никак не можем. У меня сегодня неотложное дело, в ближайшие дни я тоже буду занят. А Катюша без меня идти в гости не хочет.

— Сын, ты как всегда, — сказала ему в трубку Полина. — Ты нисколько не изменился!

— Но надеюсь измениться в ближайшем будущем. Целую тебя, мама!

Как ни весело было всей компании у Никитенко, но пора было и честь знать.

— Виктор, нам уже пора, — намекнула Полина.

— Да, мы уходим, — сказал Буравин, поднимаясь.

Сан Саныч протянул:

— Ну, если гостям надоели хозяева…

— Не надоели, — улыбнулся Буравин. — Просто очень хочется, наконец-то, уединиться с законной женой!

— Ой, ты меня в краску вогнал! — сказала Полина.

— Не красней, все свои, — успокоила её Зинаида.

— Сан Саныч, представляешь, я двадцать пять лет ждал, что назову эту женщину женой! — признался Буравин.

— Надо было решаться раньше, — сказал Кирилл. — Тогда бы и мне руки развязал.

Сан Саныч засмеялся:

— Это они с тебя, Зина, пример брали. Если уж мариновать жениха, так до полной кондиции. Четверть века!

Буравин и Полина ушли, а Зинаида посмотрела на Сан Саныча и сказала:

— Да, мы с тобой, Саныч, в этом деле ветераны.

— А ты, Кирилл Леонидович, что скажешь? — обратился Сан Саныч к Кириллу.

— Словами всё не выскажешь. Я вам в ноги кланяюсь. А перед вами, Зинаида Степановна, готов встать на колени, — и Кирилл действительно встал перед Зинаидой на колени.

— Ой, — смутилась она, — надо же, сам вице-мэр передо мной на коленях стоит. Да ещё публично. Я такого момента не забуду!

— Зинаида Степановна, я благодарен вам от всей души. К сожалению, никогда не смогу отблагодарить вас сполна. То, что вы сделали, — это бесценно.

— Ладно, Зина, поднимай его с колен, а то неудобно как-то, — пробурчал Сан Саныч.

— Да, Кирилл Леонидович, поднимайся. Не могу я сверху вниз на тебя смотреть.

— А вы, Зинаида Степановна, сразу попросите у него что-нибудь, — посоветовал Самойлов. — Полностью не компенсирует, так хотя бы частично!

Все засмеялись, но Кирилл отреагировал всерьёз:

— Да, конечно! Всё, что в моих силах… Сан Саныч, Зинаида Степановна, о чём вы мечтаете? Дом, участок под новый виноградник, что?

— Погоди, погоди, — остановила его Зинаида. — Мне сначала с вами двумя поговорить нужно.

— А мы мешаем, наверное? — догадался Самойлов. — Саныч, можно прогуляться с тобой?

— Конечно, идём, — согласился Сан Саныч.

Маша с Алёшей тоже поднялись:

— И мы тоже.

— Только ненадолго! — по привычке предупредила Зинаида.

Когда, они ушли, Зинаида строго спросила Кирилла:

— Первый вопрос будет к тебе, Кирилл. Почему ты её бросил тогда, беременную?

— Ой, это не он. Это я сама виновата, — стала защищать Кирилла Таисия. — Молодая была, глупая.

— А тебе я вот что хочу сказать… Спасибо тебе за твою глупость. Спасибо за Машеньку! — неожиданно сказала Зинаида и обняла Таисию.

Таисия облегчённо вздохнула:

— А почему Антонина Захаровна отдала Машеньку вам? — спросила она.

— Ох, старая эта история. Я тогда мечтала о ребёнке, и мечта моя превратилась в навязчивую идею. Хотела, чтобы Бог мне послал девочку.

— Почему именно девочку?

— Потому что мальчики становятся моряками, — объяснила Зинаида. — А девочка — она всегда рядом. Даже если замуж выйдет, всё равно она не уйдёт в рейс. В общем, мечтала я, мечтала, а родить сама не могла.

— Вот ведь как бывает. Кто-то боится появления детей, а кто-то о них мечтает… — тихо заметила Таисия.

— Это я, идиот, не понимал в молодости, в чём счастье, — сказал Кирилл.

— Ладно, угомонись, — остановила его Зинаида. — Сейчас понял, уже хорошо. А вообще, если Бог даёт ребёнка родного или приёмного — надо принять это как дар. И грех роптать на судьбу, если не всё складывается, как задумывалось.

— Да, тем более мы часто сами не знаем, чего хотим, — добавила Таисия.

— Или не сразу понимаем это, — огорчённо сказал Кирилл.

— Ты смотри, не обижай её больше, — сказала Кириллу Зинаида.

— Ни за что! — уверенно ответил он.

А компания, вышедшая во двор, продолжала беседовать.

— А ты, Лёшка, скажи нам, пожалуйста, почему ты сейчас не на службе? Неужели прогуливаешь, — спросил Сан Саныч.

— Да, сын! Отчитайся, пожалуйста, перед невестой своей и перед старшими, — попросил Самойлов.

— Меня отстранили от дел, — признался Алёша, — за нарушение служебной дисциплины.

— А надо было бы ещё и уши надрать, — добавил Самойлов. — Да поздно уже, взрослый…

— Ясно, придётся заняться твоим воспитанием, — решил Сан Саныч.

— Самое лучшее воспитание — личный пример. Я в этом отношении пример так себе… — признался Самойлов.

— Ладно, не прибедняйся, Боря. Но у Лёшки, кроме тебя, теперь есть на кого равняться. Машенька наша — образец дисциплины.

Маша покраснела:

— Сан Саныч, перестань, я и так себя чувствую незаслуженно счастливой.

— Почему это незаслуженно? — возразил Алёша. — Ты больше остальных счастье заслужила.

— Погоди, Лёшка, на лирику успеешь отвлечься. Про работу закончим. В милиции у тебя как — временно пересидеть или серьёзные намерения? — спросил Сан Саныч.

— С Григорием Тимофеевичем не пересидишь в тылу. Работы будет много. И она мне нравится. Но, если честно… мечта о море не оставляет.

Самойлов вздохнул с пониманием, а Сан Саныч подмигнул Маше:

— Слышала, Машенька? Какая судьба тебя ждёт.

— Слышала, конечно. А что поделать?

— Эх, Лёшка, если честно, у меня тоже есть мечта. Боря, послушай, это и тебя касается.

— Я весь одно большое ухо, — улыбнулся Самойлов.

— А мечтаю я о том, чтобы на нашем «Верещагине» отправиться в кругосветное плавание. Я, Лёшка, Борис и Виктор, — начал Сан Саныч.

— Хорошая мечта. Но нереальная, — заметил Самойлов.

— Любые нереальные мечты сбываются. Вы что, старые морские волки, до сих пор этого не поняли? — спросил Алёша.

Пока мужчины вели свои мужские беседы, Захаровна решила кое-что сказать Маше:

— Вот Катюшка скоро ребёночка родит… Но и тебе мой совет: вы с Лёшкой этот вопрос тоже не запускайте. Вам тоже детишек надо поскорее заводить.

— Ой, Антонина Захаровна, не надо об этом, — вздохнула Маша.

— Я что, сказала что-то не так?

— Мне врач сказал, что у меня с деторождением реальные проблемы. Он сказал — бесплодие.

— Кто сказал? Какой врач? Может быть, у этого врача у самого проблемы — с головой, — возмутилась Захаровна.

— Но, он, же специалист!

— Я тоже не Петрушка из погорелого театра. У меня, Машутка, профессиональный глаз. Намётанный. Не позднее, чем через год-полтора будет у вас с Алёшкой сын. Именно сын, слышишь?

— Слышала, слышала… Я сама этого хочу. Но даже мечтать боюсь, — призналась Маша.

— Так! Страхи все отставить! Я сказала — будет сын, значит будет. Ваше дело — выполнять!

— А если не получится?

— На что спорим? — улыбнулась Захаровна.

После инцидента в камере следователь вызвал смотрителя на допрос.

— Ты чего бузишь, Михаил Макарович? — спросил он.

— Ты это о чём, Григорий Тимофеевич?

— Вот, сокамерники на тебя жалуются, говорят, обижаешь.

— А что — храплю громко? Это может быть, но я не виноват. И вообще, за все заслуги перед доблестной милицией я заслужил себе отдельный тюремный люкс.

— Если шутишь, значит, не всё пропало.

— Ты меня по делу вызвал, Гриша, или просто поговорить? — поинтересовался смотритель.

— Садись. Сначала просто поговорим, без протокола. Но этот разговор очень важен для дела. Мне нужно знать, каково участие Кости Самойлова в твоём деле. Устроит только честный ответ.

Смотритель помрачнел:

— Гриша, прошу, не просто сделай вид, а пойми. Не казни ты парня. Он, на самом деле, не в моей команде. Он нормальный парень, не такой как я.

— Но этот нормальный парень постоянно преступал закон, и я просто обязан его наказать!

— Я беру всю вину на себя. Всё, что можно, — просто сказал смотритель.

— Тебе своих грехов хватает, — заметил следователь.

— Понимаешь, Гриша, мы с Костяном не просто так сошлись. Ему не хватало отцовской заботы, а мне — заботы о сыновьях. Парадоксально, но факт: мы с ним помогли друг другу.

Следователь подумал и сказал:

— Я тебя услышал, Михаил.

— Ну, и что ты решишь?

— Несмотря на лирические отступления, Константина Самойлова я обязан наказать. По всей строгости закона.

— А ещё… ты знаешь, что у него жена ждёт ребёнка?

— Знаю, но этот факт не является смягчающим обстоятельством. Жена Льва Давидовича Бланка тоже ждёт ребёнка. Так что, всем будущим отцам поблажки давать?

— Лёва — совсем другой разговор, — поморщился смотритель, — Лёва — гнилой человек, а Костя — нормальный пацан. И, если честно, последние дни он был со мной не добровольно.

— Ты что, силой удерживал Костю около себя? — удивился следователь.

— Не силой, а шантажом. Так что фактически он был моим заложником.

— Хорошо, — кивнул следователь, — этот фактор мы учтём. Но бежать отсюда он тебе помог добровольно! Это ведь невозможно отрицать!

Смотритель опустил голову:

— Побег я планировал с Лёвкой Бланком и с Юрой Марукиным.

— А встретил тебя после следственного эксперимента Костя, — напомнил следователь.

Смотритель вздохнул:

— Это вышло случайно, и мне не хочется, чтобы из-за меня человек судьбу ломал.

Когда Сан Саныч и вся его компания, вернулись на кухню, они обнаружили Кирилла Леонидовича, который, засучив рукава, мыл посуду!

— Вот это рокировка! — ахнул Сан Саныч. — Городское начальство чашки моет.

— А ты думаешь, я умею руками только приказы подписывать? — спросил Кирилл.

— А вы, девоньки, куда вы-то собрались? И нужны ли вам провожатые? — спросил Сан Саныч, увидев, что женщины собираются на прогулку.

— Нет, провожатые не нужны, — отказалась Зинаида. — У нас прогулка деловая задумана.

— Мы к дольменам пойдём, — объяснила Маша.

— Без нас? — удивился Алёша.

— Без вас, без вас, — подтвердила Зинаида, — Вы тут пока приготовьте что-нибудь к ужину. Макароны по-флотски, что ли.

— Это мы — быстро. Чур, я буду шеф-поваром, — предложил Самойлов.

— Согласен, пап. Тем более, что с теоретической частью ты меня уже познакомил.

Кирилл улыбнулся:

— И с чего начинается теория?

— Открыть пакет с макаронами, — засмеялся Алёша.

Мужчины стали хозяйничать на кухне.

— Кирилл, пока мы остались тут без Буравина, ответь мне честно на один вопрос, — попросил Самойлов. — Это ведь он выиграл тендер? Один? А то, что ты предложил нам работать вместе, — это не решение комиссии. Это было его решение, так?

— А ты зачем, Боря, спрашиваешь? Неужели от работы бежишь? Ты что, думаешь получить инвалидность и лежать, как Емеля на печи? — сказал Сан Саныч.

— Да я… Саныч, я просто хотел спросить.

— Не выйдет! Прохлаждаться или, наоборот, греться мы тебе не дадим! — повысил голос Сан Саныч.

— Точно, отец. Не обижайся, но даже за ущерб, который ты нанёс офису, нужна компенсация, — напомнил Алёша.

— Да, Борис, тебе пора деньги зарабатывать, — подтвердил Кирилл.

— Ах, вот вы как, — задумчиво произнёс Самойлов.

— А что ты думаешь, если мы твои друзья, дадим тебе уйти в тень? — поинтересовался Кирилл.

— Ладно, братцы, уговорили, — согласился Самойлов. — Буду работать. А у тебя какие планы, Алёшка?

— Если честно, пап, мне даже понравилось быть милиционером.

— А что, хорошая профессия. Единственный недостаток — сухопутная.

— Конечно, через год, когда будет новая медкомиссия, я вновь попробую стать моряком.

Самойлов улыбнулся сыну:

— Тогда — милости прошу в нашу компанию. А ты нас будешь курировать, Кирилл.

— Нет. Вот у меня как раз планы на жизнь кардинально меняются. Ухожу в отставку, — сообщил Кирилл неожиданную новость.

— Так ты что хочешь сказать, Кирилл Леонидович, твоя очередь отдыхать?

— С работы уйду это точно, — подтвердил Кирилл. — А вот отдыхать не буду. Есть у меня одна мечта.

— Какая? — спросил Алёша.

— Не могу пока сказать. Исполню, хотя бы частично, потом узнаете. Но первый шаг к моей мечте — это отвести дочку к алтарю!

Ксюха, как всегда, немного волновалась перед эфиром. Уже звучала музыкальная заставка перед её программой.

— Ну что, Ксения Комиссарова, готова? — спросила она сама у себя. — Пять, четыре, три, два, один — эфир!

И передача началась:

— Добрый день, уважаемые радиослушатели! Я приветствую всех вас — постоянных или случайных слушателей передачи «Тельняшки нараспашку». Сегодня в моей студии гостя не будет. Но откровенное интервью прозвучит. Это интервью я беру сама у себя. Это моя последняя передача. Больше в эфир «Тельняшки нараспашку» выходить не будут. Дело в том, что мне вовсе не хочется становиться местной Опрой Уинфри. Я даже не завидую её славе. Я сама мечтала быть такой… совсем недавно. А сегодня утром проснулась и отчётливо поняла одну вещь… Так вот. Я проснулась сегодня и поняла, что я хочу быть просто женой и хозяйкой, хочу готовить мужу завтрак и вечером ждать его с горячим ужином. К сожалению, моя мечта почти нереальна… Меня угораздило влюбиться в моряка. А он, в отличие от нормальных людей, не ходит на работу утром и не возвращается вечером — он уходит в рейс на полгода, а то и на год. А я сижу… в этой аппаратной. А на самом деле, мне не разговоры хочется разговаривать в прямом эфире, а просто… быть рядом с ним. Не обижайтесь, дорогие мои радиослушатели, и отпустите меня к нему, ладно? Я пока не знаю, чем буду заниматься дальше. Но обещаю, что уже никогда не буду журналистом, который смотрит на публику свысока или со стороны. Я не хочу выворачивать ваши души наизнанку, потому что у самой на душе — такая тоска! Впрочем, я повторяюсь. Значит, пора заканчивать. По традиции сейчас я готова ответить на ваши телефонные звонки.

И звонок тут же прозвучал:

— Ксения, вы не правы! Вы отличная журналистка и настоящий профессионал. А хандра может быть у каждого. Просто поставьте мелодию… И всё пройдёт.

— Спасибо, ещё звонок.

— Я полностью согласна с, парнем, который сейчас позвонил! Вы, Ксения, просто переутомились. Возьмите отпуск или отгулы. А хотите, приезжайте ко мне дачу? У меня такие цветы растут!

— Цветы? Спасибо…

— И музыку поставьте, музыку! Какую-нибудь песню душевную!

— Песню?

Вдруг её осенило, и она достала диск:

— Вы знаете, я поставлю сейчас в эфир совершенно не известную вам песню.

И она пустила в эфир Катину песню.

Костя и Катя вышли на лужайку перед особняком Буравиных и стали ждать следователя там.

— Не могу уже сидеть в доме, — признался Костя.

— Да, лучше здесь. А то сидим оба, как в тюрьме. Ой, извини!

— Не извиняйся. Будем называть вещи своими именами. Твой муж некоторое время посидит в тюрьме, а потом вернётся на свободу с чистой совестью и без татуировок.

К особняку Буравиных подъехала машина.

— Здравствуй, Костя. Думаю, мы обойдёмся без наручников, — сказал следователь, выходя из машины.

Машина уехала, а Катя ещё долго смотрела ей вслед.

Женщины добрались до дольменов, и Зинаида сказала:

— Вот здесь, Машенька, и началась твоя история.

— Я хочу услышать всю. Начни ты, мама! — попросила Маша Таисию.

Таисия стала рассказывать:

— Однажды Боги подарили мне ребёнка от любимого человека. Но я была молода и глупа и очень растерялась, получив такой дар. Кирилл сомневался — жениться ли, а я испугалась. Ведь тогда незамужних молодых мамаш осуждали. Тогда говорили… «принесла в подоле». В общем, я струсила. Но, как в сказке, мне на пути повстречалась добрая женщина.

Захаровна кивнула в знак согласия и продолжила:

— Я сама мечтала о детях, но Бог мне не давал, ни мужа, ни ребёнка. Поэтому посочувствовала Таисии и решила принять у неё роды. Тогда же я узнала, что Зинаида больше всего на свете мечтает о девочке. Таисия родила очень красивую девочку, и я пообещала заботиться о ней. А сама принесла колыбель с малышкой сюда, к дольменам.

Маша перебила рассказ вопросом:

— Да, мне всё понятно, кроме одного — цыганки! В моих воспоминаниях, да и в твоих рассказах, бабушка, — была ещё цыганка, которая говорила, что я должна пожертвовать жизнью ради любимого…

— Если верить легенде о Марметиль, то цыганка та как раз была злой феей, сказала Зинаида. — Когда у меня появилась девочка, мне казалось, что весь мир должен эту радость со мной разделить… Откуда появляются цыганки? Ниоткуда. Появилась и стала предсказывать.

— Что? — спросила Таисия.

— Мол, у ребёнка твоего будет дар, но она может погибнуть, отдав силы любимому.

— Получается всё точно по легенде, — кивнула Маша. — Как я вас всех люблю!

Катя пришла домой и стала мыть посуду, напевая свою песню. Потом включила радио и услышала эту же песню в своём исполнении.

— Ой, — удивилась Катя, — это же я пою!

Зазвонил телефон:

— Катя, привет. Это я, Ксюха.

— Привет, Ксения, я тебя узнала.

— Что ты делаешь?

— Грущу по своему любимому.

— Я тоже. Но пока я грущу, у меня появилась идея.

— Молодец, грустить с идеями очень продуктивно!

— Идея касается тебя. Давай встретимся!

Через какое-то время они уже сидели за столиком в кафе, ели мороженое и беседовали.

— Только не подумай, что я сгоряча, — объясняла Ксюха. — Я серьёзно тебе предлагаю. Надо записать диск. Профессиональный.

— Да ты что, какая из меня певица! — махнула рукой Катя.

— Такая же, как из меня продюсер.

— Не поняла…

— Предлагаю за год раскрутить минимум один альбом певицы Екатерины Буравиной. Я — продюсер, ты — певица. Не боги горшки обжигают! Что, тебе что-то не нравится?

— Всё нравится. Одна поправка. Певицу скоро будут звать Екатерина Самойлова.

День был таким прекрасным, что Буравин не выдержал:

— Полина! Посмотри в окно! В такую погоду просто преступно сидеть дома!

— И что ты предлагаешь?

— Идем гулять! А заодно я осмотрю фронт будущих работ. Ведь мы с Борисом вот-вот займёмся благоустройством пляжа.

— Так вы же уже подготовили проекты! — напомнила Полина.

— Да, но сейчас нужен веский повод, чтобы в такой солнечный день не сидеть дома!

Полина засмеялась:

— Так бы и сказал — пойдём, погуляем.

— Так и говорю: пойдём, погуляем, — повторил Буравин.

Вернувшись от дольменов домой, женщины обнаружили, что там никого нет!

— А куда мужики-то пропали? — растерялась Зинаида.

— Все сразу, ни одного не осталось, — подтвердила Таисия.

— Смотрите, записка на столе! — сказала Маша, взяла записку и прочитала: — «Все ушли в рейс».

Женщины переглянулись и стали хохотать.

— Они что, так пошутили над нами? — не понимала Таисия.

— Это все Саныч неугомонный… — сказала Зинаида и повела всю компанию к берегу моря.

На берегу на дрейфующем у берега катере Самойлова стояли все их мужчины и махали руками Полине, сидящей на берегу в позе пригорюнившейся Алёнушки.

— Эй, вы, что там делаете? — закричала Таисия.

— А мы тут… Готовим макароны по-флотски, — ответил Сан Саныч. — Присоединяйтесь!

— А что? — сказала Маша. — Лично я проголодалась!

— Да и я не против! — подхватила Захаровна.

— Да ну вас, я лучше тут, на берегу погуляю, — не поддержала их Зинаида.

— Зина, да ты что? — закричал Сан Саныч. — Это же не открытое море.

— Всё, вопрос с открытым морем закрыт навсегда, — строго сказала Зинаида.

Для Буравина и Самойлова началась настоящая работа.

— Итак, Борис, с чего начнём?

— Со сроков, конечно, — сказал Самойлов.

— Сроки поджимают. Работу над проектом надо было начинать ещё вчера.

Самойлов улыбнулся:

— Ну, это как всегда!

— Да, — подтвердил Буравин. — В таком режиме нам работать привычно.

— А если по сути, то я думаю, надо начинать с очистки акватории. В первую очередь меняем песок…

Самойлов взял в руки сахарницу, высыпал на стол горку белого сахара. Буравин с удивлением смотрел на то, как слепой Самойлов ловко управляется с предметами.

— Далее, — продолжал Самойлов, надо расширить существующий причал и построить два новых, чтобы увеличить грузооборот порта.

Он раздвинул две авторучки, показывая жестами, как увеличивается площадь акватории.

— Ещё, Боря, не забудь про ремонт доков, — напомнил Буравин.

— Какой ремонт! — воскликнул Самойлов. — В доках нужна полная реконструкция! Оборудование устарело и физически, и морально.

— Да, ты прав, — согласился Буравин.

— И ещё, Витя, не надо забывать об отдыхе людей, об их развлечениях.

— Что ты имеешь в виду?

— Во-первых, нужен яхт-клуб. В городе много обеспеченных людей, они покупают яхты, и яхт-клуб станет престижным местом отдыха. Не то что эти… казино. Где людей обманывают.

— Хорошо, хорошо… Если заговорили про развлечения, то почему бы нам не запланировать аквапарк, новые аттракционы? — предложил Буравин.

— Ох, это вообще предел мечтаний! Но…

— В чём дело?

— Вот говорим мы с тобой о планах грандиозных, а у самих сейчас даже офиса приличного нет. Я твой купил и сжёг, как Герострат какой-то… — невесело усмехнулся Самойлов.

— Боря, не беспокойся, в офисе уже полным ходом идёт ремонт.

— Спасибо тебе.

— Не за что. Ты лучше скажи, только честно. Ты на самом деле слепой или претворяешься? А то двигаешь тут сахарницы, показываешь что-то, прикидываешь. Слепые так себя не ведут!

— Много ты видел слепых-то, — пробурчал Самойлов.

— Немного. Но с ними, как я понимаю, нужно держать ухо востро, — улыбнулся Буравин.

Римма была женщиной надёжной и свои обещания выполняла. Она нашла Маше жениха и решила познакомить их хотя бы по телефону. Разговор был заказан, и Римма убеждала ждущего своей участи жениха:

— Я тебе точно говорю — не девушка, а сокровище! Але! Але! Але! Аптека! Аптека! Ну, наконец-то. Маша! Маша!

— Римма, это ты? — обрадовалась Маша.

— Я! Я! Маша, у меня к тебе важное дело. Рядом со мной сидит очень хороший, очень умный и очень интересный мужчина.

— Римма, я очень рада за тебя!

— Это я за тебя рада, глупышка! Я тебе жениха нашла, Машка! Закачаешься, — и Римма подмигнула жениху.

Маша засмеялась:

— Римма, мне не нужен жених. У меня есть Алёша!

— Ну вот, а я так старалась… и всё напрасно… Подвела ты меня, подруга. Так ты, что, опять с Лёшкой?

— Да. И я счастлива, Римма. А как твои дела?

— Ещё не родила.

— Звони, когда родишь!

— Замётано. Всех целуй. Таисии привет. Пока. Римма положила трубку и стала успокаивать несостоявшегося жениха:

— Ну не получилось, с кем не бывает. Слишком хорошая девушка была, тебя не дождалась. Да ты не отчаивайся. Я сейчас тебе погадаю — на любовь. Тебе какие девушки нравятся — пиковые или бубновые?

— А бубновые — это какие?

— Ну, батенька, да ты ничего в жизни не понимаешь, как я погляжу. Сейчас я тебе всё расскажу… по порядку… — и Римма принялась за любимую работу.

Захаровна решила сходить в больницу, где когда-то работала. Она заглянула в кабинет Павла Фёдоровича.

— Девочки, меня сейчас не отвлекать. Только если что-то экстренное! — сказал он, не поднимая головы.

— Ну, хорошо, я попозже зайду, — согласилась Захаровна.

— Да, попозже, попозже… часика через три… — Павел Фёдорович, наконец, поднял голову: — Кто вы?

— Паша, а ты не узнаёшь меня? — спросила Захаровна.

Врач встал из-за стола, подошёл к Захаровне, внимательно посмотрел на неё и просиял:

— Тоня? Задерейчук?! Не может быть!

— Ну, потрогай меня, потрогай, не бойся. Я настоящая!

— Сколько лет, сколько зим, Тоня! Ты какими судьбами к нам?

— Не к нам, а к тебе лично, Паша.

— Говори скорее! Помогу всем, чем смогу!

— Решила я вернуться, Паша. Возьмёшь меня на прежнее место, а? В родильное отделение?

— Ты серьёзно? Конечно! Такие специалисты, как ты, Тоня, на вес золота.

— Вот и договорились, Паша, — кивнула Захаровна.

— Пиши заявление, прямо сейчас.

Павел Фёдорович подошёл к столу и взял ручку и бумагу.

— Ты что же, теперь главный врач? — спросила Захаровна.

— Вот, дослужился.

— Администратор, значит?

— Что ты! Я — играющий тренер, — улыбнулся Павел Фёдорович.

— Это хорошо. Значит, не забронзовел.

Захаровна написала заявление и протянула Павлу Фёдоровичу. Он прочитал и расстроился:

— Это ты, что ли, Семёнова?

— Я фамилию сменила.

— Жаль.

— Почему жаль?

— Да вот, хотел за тобой приударить по старой памяти. А замужние барышни меня не интересуют.

— Можно подумать, ты сам холостяк.

— Увы! Был женат, но давно и недолго. Она вылечилась, а потом нашла не такого больного работой, как я. А ты с мужем сюда переехала?

— Всё тебе расскажи при первой встрече. Лучше скажи, когда на смену выходить!

Как быстро летит время! Не успеваешь оглянуться, а лето уже сменилось осенью, и зима замаячила на горизонте. Об этом думала Ксюха, спеша к Кате, чтобы поговорить с ней о работе.

Катя была рада её приходу:

— Проходи, раздевайся! — пригласила она.

— Скучаешь? — спросила Ксюха, увидев у Кати в руках Костину фотографию.

— Ещё бы! Каждое утро мысленно говорю ему «доброе утро», каждый вечер шепчу «доброй ночи».

— Катюш… Извини, что сбиваю с лирического настроения, но ты меня совсем не слушаешь. Я тебе каждый раз объясняю, что срочно нужно записывать новый диск, а ты — всё мимо ушей!

— Да, диск, я слышу… — механически ответила Катя.

— У тебя большое будущее как у певицы, поверь мне!

— Ксюха, моё будущее сейчас не на эстраде. А вот оно…

Катя подошла к детскому манежу и взяла на руки очаровательного полугодовалого ребёнка:

— Маришка — это моё настоящее и будущее, и, поверь, о другом мне даже говорить неинтересно!|

Ксюха вздохнула:

— Какая хорошенькая! Я тоже о такой мечтаю!

— Ты слишком о многом сразу мечтаешь, подруга! — заметила Катя. — И продюсером хочешь стать, и фильм снять про Атлантиду, и ребёнка родить. Надо выбирать что-то одно — главное.

— Женя тоже так говорит. Он мечтает о ребёнке и хочет, чтобы я сидела дома. Но я не такая! Поэтому я еду снимать фильм. И сделаю его классно — все награды на фестивалях будут наши!

— Просто ты ещё не созрела для материнства, — улыбнулась Катя.

— Да, тебя-то Маришка изменила, и серьёзно.

— Например, приучила жить по расписанию. Сейчас у нас завтрак. А тебе, если не ошибаюсь, пора собираться. Не опоздаешь на корабль?

— Точно! Мне ещё нужно плёнку уложить! — вспомнила Ксюха и стала собираться.

Время подарило Таисии и Кириллу совсем иную жизнь, о которой они давно мечтали. Они ехали в машине на крестины к внучке и обсуждали хозяйственные вопросы:

— Успеть бы к ярмарке липового накачать, — сказал Кирилл.

— Да, Кирюша. А то донниковый у нас не очень хороший, — заметила Таисия.

— Что значит «не очень хороший»? — обиделся Кирилл. — Он на любителя. Но массовый потребитель до сих пор предпочитает липовый.

Таисия засмеялась:

— Ой, ты снова как бюрократ выражаешься. «Массовый потребитель»…

— Да, с тобой будешь бюрократом! Хотел амбарные запасы посчитать, а ты опять всё в погреб перенесла. Мало того, что мужа не слушаешь, ещё и тяжести таскаешь! — возмущался Кирилл.

— Тебе самому нельзя тяжести. С твоей спиной.

— Таисья! Когда я последний раз тебе на спину жаловался, а?

— И правда, не помню, — подтвердила Таисия.

— Вот то-то! Пчёлки как пожалили больное место, так всё и прошло. Не опоздаем, как думаешь?

— Думаю, Маришкины крестины без нас не начнут. А вот Алёша может опоздать — у него сегодня рабочий день.

— Рабочий день… — проворчал Кирилл. — Мог бы и отгул взять ради родной дочери.

— Пусть работает. Лёшка — молодец, две семьи кормит.

— Лёшка, конечно, молодец, но насчёт кормильца ты погорячилась. Семьи-то мы с тобой кормим. Без наших кур и помидоров они на Лёшкину зарплату бы не прожили…

— Ой, что ты говоришь! Как будто тебе жалко.

— Мне не жалко. Но справедливость должна быть. И вообще, не только Лёшка работает. Разве Катя мало сделала для отцовской фирмы?

— Да, я даже не ожидала от младшей дочки таких талантов. И поёт она, и в финансах разбирается, и мать хорошая.

— И старшая наша, молодец! Начала с убыточной аптеки, а теперь у неё, гляди, самая популярная сеть в районе! — Кирилл гордился своей дочерью.

— Меня волнует только, что Маша чересчур увлекается работой. Ей же пора идти в декрет, отдыхать, а она… Бегает, как подросток!

— Не волнуйся. Маша будет отличной матерью. А ты — ого-го, уже дважды бабушкой!

Таисия посмотрела на себя в зеркальце:

— Точно! До сих пор привыкнуть не могу к тому, что я бабушка.

— Ты самая красивая бабушка на свете! — похвалил её Кирилл.

— Да и ты ничего… дед! К Зинаиде-то успеем заехать? Она звонила, говорила, что первый урожай вина готов.

— Да-а, Зинаидиного винца хочу попробовать. А ещё лучше — посидеть с Сан Санычем с их вином да нашей медовухой.

— Понятно. Значит, к Зинаиде заедем позже, к ней визит будет основательным, — подвела итоги Таисия.

Кирилл увидел едущий по дороге трактор и сказал:

— Хорошо бы, Тая, и нам трактор купить, урожая в два раза больше соберём.

Таисия только вздохнула.

Дела в Машиной аптеке шли успешно, и хотя Маша была уже беременной, работу она не оставляла и была в курсе всех аптечных дел.

— Мария Кирилловна, можно с вами поговорить? — обратилась к ней одна из сотрудниц.

— Конечно, можно, я вас слушаю.

— Мария Кирилловна, мы с таким наплывом посетителей не справляемся. К вечеру еле на ногах стоим. Может быть, убрать скидки пенсионерам, а? И так у нас лекарства самые дешёвые в городе!

— Вы что! Даже думать об этом нельзя!

— Но, вы же, продаёте лекарства практически по себестоимости!

— Думать о прибыли, конечно, нужно, но не за счёт этих людей. У них и так тяжёлое материальное положение. Если вам трудно, я сама могу постоять за прилавком…

— Что вы, Марья Кирилловна! Ни в коем случае! Тем более, что вы говорили утром о семейном празднике.

Маша кивнула:

— Да, сегодня у моей племянницы крестины.

— Так идите на крестины, будьте спокойны. Всё здесь будет в порядке!

Захаровна зашла в кабинет Павла Фёдоровича и показала лист с записями:

— Вот, начальник, смотри. Снова у меня одни девчата.

— Да, девчат принимать ты спец. Мальчишек-то почему так мало?

— А это у их пап нужно спросить, — Захаровна помолчала и спросила: — Паша, я свободна на сегодня?

— Свободна, Тоня. Неужели не будешь брать сверхурочные? — удивился Павел Фёдорович. — Я думал, опять запросишься во вторую смену.

— Это не я прошусь, это природа так диктует. С ней ведь не поспоришь, дети на свет почему-то вечером и ночью любят появляться. Но сегодня — нет, сегодня я отдыхаю.

Павел Фёдорович нежно посмотрел на неё:

— Неужели у меня есть надежда?

— Ты о чём, Паша?

— На ужин тебя хочу пригласить. На романтический. Год за тобой бегаю, как мальчишка, честное слово! — Павел Фёдорович даже смутился немного.

— Извини, Паша, только не сегодня. Мне надо на крестины идти.

— К Самойловым?

— Да. Я с батюшкой договаривалась, боюсь, что без меня родители не сориентируются. И вообще, у меня там роль самая почётная. Крёстной мамой меня попросили быть.

— Поздравляю, Антонина! И Катерину с Алёшкой поздравь, поклон им от меня.

Врачи и время сделали своё дело, и к Самойлову вернулось зрение. Он весь окунулся в работу. В отремонтированном офисе он вёл совещание с капитанами:

— Друзья! Я рад сообщить, что мы завершили работу над проектом. Во-первых, успешно, а во-вторых, раньше срока. Это огромная победа всей нашей компании. Поздравляю вас, спасибо!

— Да за что спасибо-то? — спросил один из капитанов. — Просто работали! Под вашим руководством, кстати, Борис Алексеевич, значит, это и ваша заслуга.

— Без вас мы с Виктором могли только планировать. А теперь, как видите, все бумажные мечты превратились в действительность. Порт увеличил оборот в три раза, туристы к нам едут отдыхать. Да и самим приятно в таком благоустроенном городе жить. И в связи с досрочным и успешным окончанием работ выписываю всем премию и — отпуск на два месяца!

— Вот это здорово, отпуск — это классно!

— Ещё раз поздравляю, друзья! — Самойлов закрыл заседание.

— Начальник-то наш действительно прозрел. Во всех смыслах, — сказал один капитан другому, выходя из кабинета.

Следователь Буряк пришёл к осуждённому смотрителю.

— Ты что, Гриша, пришёл меня проведать? Праздник, что ли, какой случился? — удивился смотритель.

— Не праздник, Миша, а предчувствие, — объяснил следователь. Приснился ты мне сегодня. Вот я и решил проведать, а заодно проверить — не бузишь ли тут?

Смотритель усмехнулся:

— Говорил я тебе, Гриша, как поймаешь меня, смысл в жизни пропадёт. Скучно стало на службе-то?

— Не скучно, не переживай за меня. И разговор в сторону не уводи. Я пришёл сказать тебе, чтоб ты отсюда бежать не вздумал.

— А куда мне бежать? Опять в катакомбы? Мне ведь на воле даже жить негде. А в тюрьме воздуха побольше, чем в катакомбах. Кстати, о воздухе, сейчас, прогулка будет, так что, Гриша, буду с тобой прощаться. Бывай!

Маша безумно любила племянницу. Она пришла к Кате в день крестин, взяла Маришу на руки и стала расхаживать с ней по комнате.

— Только ты осторожнее. Тебе сейчас тяжёлое поднимать нельзя, — предупредила Катя.

— Разве она тяжёлая?

— Все медицинские нормы опережаем по набору роста и веса! — сообщила молодая мама.

— А у меня для твоей богатырши подарок, — сказала Маша и достала из сумочки коробочку с крестиком.

— Ой, спасибо, Машенька. Какой крестик симпатичный! Ко мне вчера священник заходил, спрашивал, почему мирское имя Марина дали.

— И что ты оказала?

— Правду. Сказала, что в потомственной семье моряков девочка может быть только с морским именем.

Маша засмеялась:

— Значит, если у меня родится девочка, я должна её назвать Русалочкой!

— Нет, у тебя родится мальчик, это я тебе точно говорю, — убеждённо сказала Катя.

— А христианского имени Марина нет ведь, правда? — Маша посмотрела на Маришу. — Как тебя в церкви назовут, маленькая?

— Её назовут Мария. В честь тёти, — гордо сказала Катя.

Они переодели ребёнка для крестин.

— Марищка, какая ты нарядная барышня, — сказала Маша, рассматривая девочку.

— Так, уже пора идти, — скомандовала Катя. — А гостей ещё нет никого! И мама с Кириллом Леонидовичем задерживаются, и Маришкин папка… Алёшка-то где, не знаешь? Почему он с тобой не пришёл?

— У него ещё есть какое-то дело на службе, — сказала Маша. — Он звонил, предупредил, что, возможно, приедет сразу в церковь.

— Маша, а Лёшка как… не тоскует больше по морю? — спросила Катя.

— Ой, скучает, конечно, — призналась Маша. — Когда во второй раз его на медкомиссии забраковали, он сутки ни 'с кем не разговаривал, переживал. А теперь его обещали перевести в линейный отдел порта да ещё с повышением — всё-таки поближе к морю.

Полина пришла на вокзал, чтобы встретить приехавшего из Москвы Андрея. Она выглядывала, когда же он выйдет из вагона. Наконец, Андрей появился, и Полина подошла к нему:

— Привет, Андрей, с приездом!

— Привет, Полина! Рад тебя видеть. Совсем не изменилась за год!

— Я не изменилась, а ты, мне кажется, возмужал! — сказала Полина, разглядывая Андрея.

— Спасибо. И ещё, наверное, окреп духом. Вот, смотри, новую книгу написал, — Андрей достал из сумки книгу, на обложке которой было написано: «Исцеление любовью», и протянул её Полине: — Почитаешь потом, может быть, некоторые образы покажутся тебе знакомыми.

— Обязательно. Но сейчас мы должны спешить.

— А что, мы уже на корабль? С паровоза — и в море? — пошутил Андрей.

— Да, конечно! Через час отправляемся! До сих пор не верится, что международный фонд взялся за финансирование такой экспедиции. Ведь это же — чистая авантюра…

— Наша работа, Полина, с обывательской точки зрения — всегда чистая авантюра, — поучительно сказал Андрей. — Сначала никто не верит в идеи исследователей, а потом все воспринимают их выводы как данность.

— И всё-таки! Когда мы представили фонду те гипотезы, которые существуют об Атлантиде, они даже за голову схватились.

— Представляю, что они сказали: «Это сколько же лет вы собираетесь плавать и снимать научный фильм?»

— Точно! Именно так всё и было! А муж мой — он тоже был на вручении гранта — заявил, что за год управимся. Бывалым морякам и семь морей по плечу! Или, как правильнее сказать, — море по колено?

— Вот уж не знаю, — засомневался Андрей. — Море по колено, это, Полина, из другой оперы. Вы, конечно, молодцы, пробивные ребята. А ещё говорила: «Финансируют только вашу, московскую науку!»

— Это я перестраховывалась. Но ты обижаться не должен. Для одного-то москвича я выбила местечко на нашем «Верещагине»! — напомнила Полина.

— Спасибо тебе, Полина. Как подумаю о нашем путешествии — дух захватывает. Только… жаль, что к Алёше с Машей не успею зайти. Может быть, заедем на пять минут, а?

— Нет-нет, мы не успеваем. Надо было раньше приезжать. В морском деле точность — самое главное.

— Помню, помню, сам был… смотрителем маяка, — Андрей задумался. — Маша-то как? С ней всё в порядке?

— Да, Андрей, всё хорошо. Ждёт ребёнка. По прогнозам Захаровны должен быть мальчишка.

— Ох, и мальчишка у Маши родится! Всем жару задаст!

— Ты о чём? — не поняла Полина.

— Да я так, легенду вспомнил.

— А у самого что-нибудь изменилось в личной жизни?

— Нет, Полина, я, наверное, убеждённый холостяк. Но не женоненавистник!

— Да, скорее наоборот. Тест всем нашим мужикам на ревность!

Следователь выезжал из ворот тюрьмы и заметил, что на пропускном пункте остановился трактор для земляных работ. Один из трактористов, который предъявлял пропуск, показался следователю знакомым, и он насторожился, но не заметив, в конце концов, ничего подозрительного, завёл мотор и уехал.

Трактор же, наоборот, въехал на территорию тюрьмы и остановился. Заключённых в это время вывели на прогулку. Среди них бил смотритель, которой знал, что трактор приедет, и давно ждал его.

Машинально почёсывая за ухом приблудившегося кота, смотритель напряжённо следил за тем, как самосвал высыпал грунт у самого забора и трактор начал его разравнивать.

Смотритель вздохнул и отпустил кота, который, чувствуя скорую и долгую разлуку, всё не хотел уходить. После этого смотритель подошёл поближе к самосвалу. Из трактора на ходу выпрыгнул тракторист, направив сам трактор на КПП, и бросился к самосвалу. Выкинув водителя самосвала, тракторист, который был подельником смотрителя, запрыгнул в машину.

Самосвал взревел и поехал прямо на смотрителя. Все, кто был рядом, бросились врассыпную, а смотритель на ходу запрыгнул в кабину самосвала. Трактор, лишившись водителя, снёс КПП, а самосвал в это время сбил смотровую вышку, вылетел за забор и скрылся в клубах пыли.

Побег состоялся.

Буравин с Женькой ждали на причале Полину и Андрея.

— Что, готов, старпом, к длительному путешествию? — спросил Буравин.

— Я-то готов, мне в дальние рейсы ходить — не привыкать. А вот вы, Виктор Гаврилович, наверное, отвыкли, — поддел его Женька.

Буравин запротестовал:

— Ничего подобного! Моряк — он пожизненно моряк. Даже если был короткий период… на суше.

— Ничего себе — короткий период! Я вернулся из Греции — не узнал родного города, — воскликнул Женька.

— Правильно! Думал, что только в Греции всё есть? — усмехнулся Буравин.

— Теперь и у нас всё есть, чего душа туриста пожелает. Только вот наши души не успокаиваются. Новые приключения ищем.

— И Ксюха уже всем раструбила, что фильм про Атлантиду снимает.

— Кстати, а где она, твой молодой режиссёр документального кино? — поинтересовался Буравин.

— С утра забежала к Кате с Мариной. А теперь должна быть здесь. Так вон она, бежит! — заметил Женька родную фигурку.

— Точно! Милого узнают по походке, а милую по пробежке!

Ксюха, запыхавшись, подбежала к ним:

— Ой, я не опоздала? Ещё не все в сборе?

Сейчас Полина с Андреем должны быть, — успокоил её Буравин.

Женька заворчал:

— Андрей, как всегда, в последний момент! Мог бы и заранее приехать!

— Он не мог, Женька! Андрей написал, что у него было в Москве событие важное. Презентация новой книги, — взахлёб, рассказывала Ксюха.

А Буравин потер руки:

— Вот, ещё и книжку почитаем.

— А если книжка будет интересная, по ней кино снимем! — подхватил Женька.

Буравин скомандовал:

— Режиссёр Комиссарова, ты сначала один фильм сделай, а потом о другом мечтай.

— Мечтать, Виктор Гаврилович, в любых масштабах не возбраняется, — уверенно заявила Ксюха.

Таисия методично выставляла на стол деревенские гостинцы — мёд, банки с консервированными овощами, Катя только руками разводила:

— Боже мой, мама, куда нам столько?

— Чтоб ничего не ели из магазина! Мои внуки должны расти на экологически чистых, продуктах! — заявила Таисия.

Кирилл, который стоял рядом и держал на руках Маришку, добавил:

— И сами не забывайте правильно питаться.

— Папа, ты как уехал в деревню, только и говоришь, что о молочке, сметанке да бычках. Смотри, какой я уже колобок! — рассмеялась Маша.

Кирилл погрозил ей пальцем:

— Маша, ты колобок по другой причине. Мама беспокоится, что ты работаешь много. У тебя когда декретный отпуск начинается?

— Ой, перестаньте! Я прекрасно себя чувствую! А в отпуск пойду, когда пойму, что в аптеке у меня дела идут как по маслу, — отмахнулась Маша.

Таисия с укором посмотрела на неё:

— А разве плохо у тебя дела идут? Любой предприниматель мог бы позавидовать.

— У меня ещё столько планов нереализованных. Думаю открыть отделы для самых маленьких — косметика для младенцев, шампуни, игрушки… — мечтательно перечисляла Маша. Катя с восторгом слушала сестру:

— Ой, как здорово! Римма твоя должна быть довольна.

— Она и так довольна. Звонила на днях, говорила, что не хочет возвращаться. Она своему малышу уже папу нового нашла, — сообщила Маша.

Таисия подняла брови:

— Да ты что? Значит, Лёва пролетел?

— Ничего, Лёва не из тех людей, которые пропадают, — заметил Кирилл.

— Это точно, — поддержала его Маша. — Наверное, скоро в тюрьме свой ресторан откроет. Я была там недавно… Проведать ходила Михаила Макарыча. Он говорил, что Лёва на кухне — главный повар.

— Так ты что, дочка, общаешься со смотрителем? — тихо спросила Таисия.

— Да! Он что, не человек, что ли? Должен же кто-то к нему приходить.

— Ты права, Машенька! Молодец, дочка, — с любовью глядя на Машу, сказал Кирилл.

Катя подхватила:

— Они оба с Лёшкой молодцы!

— А где, кстати, Алексей? Почему он задерживается? — забеспокоился Кирилл.

Но Маша не волновалась:

— Служба такая.

— Не-е, Алёшка на крестины дочери не опоздает. Приедет в церковь прямо с работы, — заверила всех Катя.

Полина и Андрей появились на берегу перед самой посадкой на «Верещагино»

— Покажи Ксюхе книжку, которую ты написал! Она как профессионал должна её оценить, — предложила Полина Андрею после того, как все поприветствовали друг друга.

— И нам, дилетантам, тоже дай посмотреть. Мы, конечно, люди, далёкие от искусства… — дурачился Буравин.

Полина одёрнула его:

— Не кокетничай, Буравин!

— От Буравиной слышу! — рассмеялся он.

Женя тихо, с лёгким укором сказал Ксюхе:

— Вот, а ты мою фамилию не взяла…

— Женя, подожди! — отмахнулась она, быстро листая книгу. —Ой, это же про нас!

— Ну-ка, ну-ка, и я взгляну… — потянулся Буравин, но Женька предупредил его:

— Товарищ капитан, можем опоздать!

— Я думаю, что из этой книжки выйдет хороший телероман! А что вы улыбаетесь? У меня есть знакомый кинопродюсер. Вот вернёмся из плавания, и буду вести переговоры, — уверенно заявила Ксюха.

Буравин отошёл, чтобы позвонить Самойлову:

— Всё, Борис, мы отправляемся.

— Молодцы! Желаю вам семь футов под килем! — зазвучал в трубке бодрый голос Самойлова.

— Спасибо. И тебе удачи, друг!

— Обо мне не беспокойся, теперь всё будет отлично, трудный год позади. Результат есть. А дальше… Справимся! Да дочка твоя поможет!

— Ты смотри там за ними, за молодыми, — попросил Виктор, и Борис ответил встречной просьбой:

— Буду! А ты Полину береги.

— Хорошо. Пока, Борис!

— Счастливо, Виктор!

Расставались они, как в прежние времена — лучшими друзьями.

Звонок заставил всех женщин броситься открывать дверь. На пороге стоял Алёша, и все хором заговорили:

— Алёшка, ты что опаздываешь! Нам же скоро в церковь ехать! — теребила его Маша. Катя вторила:

— И, правда, Алёша, заставляешь нас волноваться.

— Проходи, зять, а то тебя девчонки заклюют. Девочки, нельзя же так с порога на мужика нападать! — остановила их Таисия.

Лёша, загадочно улыбаясь, сказал:

— Подождите, у меня для вас сюрприз.

Из-за двери появился Костя, стриженый, счастливо улыбающийся. Маша и Таисия ахнули, а Катя бросилась Косте на шею.

Зинаида поднялась к Сан Санычу, который сидел в каморке смотрителя маяка.

— Как поживает новый смотритель маяка? — спросила она.

— Зина, проходи! Я «Верещагино» провожаю, — сказал Сан Саныч.

Зинаида села рядом. Вдали виднелся корабль, который уходил в море. Зинаида и Сан Саныч мечтательно смотрели вдаль, и Зинаида вдруг призналась:

— А вот нам бы сейчас с тобой, Сан Саныч, в море, да под парусами!

— Ну, уж нет, Зинаида. Или я, или море! — строго ответил Сан Саныч.

И они ещё долго смотрели на море, по которому уплывал к горизонту сухогруз «Верещагино». Так начиналась новая история, о которой рассказывать пока ещё рано. Одно понятно — эта история так же длинна, как наша жизнь, так же наполнена поисками счастья, любви и понимания, так же непредсказуема и разнообразна.