Полное собрание сочинений. Том 9. Двойная страховка. Золото поступает в слитках. Сорвать банк [Эрл Стенли Гарднер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 9

GOLD COMES IN BRICKS SPILL THE JACKPOT DOUBLE OR QUITS

ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА


ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА Романы, написанные под псевдонимом А.А. Фэйр

ЗОЛОТО ПОСТУПАЕТ В СЛИТКАХ


Глава 1

Грузное тело Берты Кул расплылось на стуле. Она глубоко вздохнула, зажгла сигарету, и драгоценности, украшавшие ее руки, в ярком свете ламп заискрились, словно брызги морской пыли на солнце:

Японец в светлой куртке из плотного полотна и в набедренной повязке, обхватив руками колени, оглядывал меня. Лицо его было бесстрастным.

Мне было холодно. Куртка, которую он протянул мне, оказалась слишком велика. В одних шортах я чувствовал себя голым, кожа покрылась пупырышками. Безжалостный свет ламп, заключенных в жестяные плафоны и повешенных над матами, бил в глаза.

— Заставь его поработать, Хашита, — сказала Берта.

В большом, похожем на сарай спортивном зале нас было только трое. Японец улыбнулся мне одними губами, и я увидел ряд белых, сверкающих зубов. Японец хорошо сложенный, крепкий, когда он двигался, было видно, как сокращаются мускулы под словно атласной, коричневой кожей.

— Первый урок, пожалуйста, не слишком тяжелый, — обратился он к Берте.

Берта глубоко затянулась сигаретой. Ее глаза стали твердыми как алмазы. Он хитрый, этот коротышка Хашита. Я трачу на него свои деньги и хочу получить прибыль.

Хашита посмотрел на меня.

— Джиу-джитсу, — произнес он монотонной скороговоркой, — это как рычаг. Противник применяет силу. А вы только меняете направление.

Я кивнул. Кивок — вот чего от меня ждали.

Хашита достал револьвер. Никелированный корпус потускнел, ствол заржавел. Он открыл барабан: револьвер не был заряжен.

— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Высокочтимый ученик берет оружие, держит его в правой руке, поднимает, спускает курок. Быстро, пожалуйста!

Я взял револьвер.

На физиономии Берты Кул отразилось крайнее напряжение — так испанки созерцают бой быков.

— Быстрее, пожалуйста, — повторил Хашита.

Я вскинул револьвер.

Он размеренно двинулся вперед и брезгливым движением опустил мою руку.

— Не так медленно, пожалуйста. Допустим, я очень скверный человек. Вы поднимаете оружие. Очень быстро спускаете курок — прежде, чем я сдвинусь с места.

Я припомнил, как читал где-то, что бандит на западе чертовски ловко обращается с оружием. Я стал нажимать на спуск, едва подняв оружие.

Хашита стоял прямо передо мной — великолепная мишень. Я пйчувствовал, как опускается курок, когда я резко дернул кистью.

Но Хашиты уже на месте не было. Он как бы растворился в движении. Я пытался держать на мушке его мелькающее в воздухе тело. Но с таким же успехом можно было поймать вспышки молнии.

Сильные загорелые пальцы сомкнулись на моем запястье. Хашита, стоя спиной, оказался у меня под рукой. Дернув мою правую кисть вниз, он ударил меня плечом, и я почувствовал, что мои ноги отрываются от пола. Лампы и маты поменялись местами, и я вроде бы завис в воздухе, а потом — маты ринулись мне навстречу.

От удара мне стало плохо.

Я пытался Приподняться, но тело не повиновалось. Мутило. Хашита наклонился, взял меня за кисть и за локоть и рывком поставил на ноги, — я словно отскочил от матов. Зубы Хашиты сверкнули в широкой улыбке.

— Все очень просто, — сказал он.

Драгоценности Берты Кул сверкали, подрагивая в такт движениям аплодирующих рук.

Хашита обнял меня за плечи и легонько толкнул назад, подняв мою правую руку.

— Не опускайте, пожалуйста. — Он рассмеялся нервным, невеселым смехом.

Мне казалось, что я неподвижно стою в центре комнаты, а она раскачивается, как громадный маятник.

— Теперь будьте внимательны, пожалуйста, — сказал Хашита.

Он двигался медленно, но в своем, очень плавном ритме. Казалось, я вижу на экране замедленную съемку. Левое колено японца согнулось. Вес его тела переместился вперед и на левое бедро. Он наклонился и повернулся на левой ноге. Правая рука двинулась вперед, пальцы сжимали мое запястье, а левое плечо устремилось вперед — на уровне моей подмышки. Напряжение в его пальцах все возрастало; я уже не мог согнуть в локте правую руку. Он еще усилил нажим, превращая мою руку в-рычаг. Точкой опоры служило его плечо у меня под мышкой. Нажим сильнее, еще сильнее, до боли, — и мои ноги вновь оторвались от матов. Тогда он ослабил хватку, вернулся в исходное положение и… улыбнулся.

— Теперь, — сказал он, — попытайтесь вы. Медленно, сначала, будьте добры, медленно.

Он стоял, вытянув вперед правую руку.

Я ухватился за нее. Он оттолкнул меня. Его жест выражал нетерпение.

— Высокочтимый ученик, помните, пожалуйста, о своем левом колене. Согните левую ногу и одновременно действуйте правой рукой, затем поверните ногу и тут же скрутите мою правую руку, чтобы я не мог согнуть локоть.

Я сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше. Он кивнул, не проявляя, однако, большого восторга.

— Теперь быстро, будьте добры, и с оружием.

Он взял револьвер и, подняв руку, направил на меня дуло. Я вспомнил о левом колене и рванулся к его правому запястью, но промахнулся на добрых два дюйма, и потерял равновесие.

Он был слишком вежлив, чтобы смеяться, И это было еще обиднее.

Я услышал звук шагов по голому полу спортивного зала.

— Извините, пожалуйста.

Хашита выпрямился и уставился в полумрак неосвещенной части зала.

К нам приближался мужчина. Невысокий, средних лет, в очках. Мужчина курил сигару. Его отлично сшитый костюм подчеркивал могучую грудь и скрадывал полноту, но все равно не скрывал узких покатых плеч и округлого, как арбуз, живота.

— Вы тренер? — обратился он к Хашите.

Тот сверкнул зубами и поклонился.

— Меня зовут Эшбьюри — Генри Эшбьюри. Фрэнк Гамильтон посоветовал мне заглянуть к вам. Я подожду, пока вы освободитесь.

Хашита сильными пальцами сжал руку Эшбьюри.

— G огромным удовольствием, — сказал он, с шипением втягивая воздух. — Не присядут ли высокочтимые джентльмены?

Двйгаясь с кошачьей грацией, он схватил сложенный деревянный стул, ловко раскрыл его и поставил рядом со стулом Берты Кул.

— Подождете пятнадцать минут? — спросил он. — Очень сожалею, но я занят с учеником.

— Конечно, я подожду, — откликнулся Эшбьюри.

Хашита поклонился и извинился перед Бертой Кул. Затем он поклонился и извинился передо мной. Наконец поклонился и улыбнулся. Эшбьюри. Лишь тогда сказал:

— Теперь попытаемся снова.

Я посмотрел туда, где восседали Эшбьюри и Берта. Глаза ЭшбьюрИ были устремлены на меня с кротким любопытством. С меня было вполне достаточно этого спектакля, устроенного для Берты. Присутствие незнакомца делало это представление, абсолютно невыносимым.

— Валяйте, — сказал я Хашите. — Я подожду.

— Ты простудишься, Дональд, — предупредила Берта.

— Нет, нет, продолжайте, — вмешался Эшбьюри, кладя шляпу рядом со своим стулом. — Я не спешу. Я… я бы хотел посмотреть.

Хашита вновь повернулся ко мне, сверкнув зубами.

— Мы попытаемся, — произнес он, взяв револьвер.

И снова я увидел его вытянутую руку, скрипнул зубами и сделал выпад. На этот раз я поймал его запястье. И был удивлен, как легко оказалось найти точку опоры. Мое плечо вошло ему под мышку. Я дернул. Эффект был поразительный: ноги Хашиты взлетели вверх, и их контуры обозначились в ярком свете ламп. А в следующую секунду он, как кошка, развернулся в воздухе, выю свободил руки и упал на руки. Револьвер остался лежать на матах. Я был уверен, что он нарочно обронил его. Но это не уменьшило впечатления, произведенного на аудиторию.

Берта воскликнула:

— Черт побери! Ну каково, и это сотворило маленькое ничтожество!

Эшбьюри взглянул на Берту, затем уставился на меня, в его глазах светилось уважение.

— Очень хорошо, — похвалил Хашита. — Очень, очень хорошо.

Я услышал, как Берта небрежно сообщила Эшбьюри:

— Он работает у меня. Я возглавляю детективное агентство. Этого недомерка всегда бьют. Он слишком легок, чтобы стать хорошим боксером, но я подумала, что японец сможет научить его джиу-джитсу.

Эшбьюри повернулся и внимательно посмотрел на Берту.

Берта не могла похвастаться женственностью. Она была большой и крупной — с толстой шеей, широкими плечами, полной грудью, большими руками и хорошим аппетитом. Ее лицо выражало ту безмятежность плотской удовлетворенности, которая присуща женщинам, переставшим заботиться о своей фигуре и позволяющим себе есть что, когда и сколько захочется.

— Так вы сказали «детектив»? — спросил Эшбьюри.

Хашита обратился ко мне:

— Сейчас я покажу вам медленно, будьте добры.

— Вот именно, — ответила Берта, продолжая смотреть на меня и японца. — Агентство «Б. Кул. Конфиденциальные расследования». Сейчас мой сотрудник Дональд Лэм практикуется в борьбе.

А Хашита тем временем вытащил из-под набедренной повязки острый как бритва кинжал и вложил рукоятку в мою ладонь.

— Не беда, что он ростом невелик, зато сообразителен, — продолжала Берта. — Не поверите, он был адвокатом и даже получил право практики в суде. Но его вышвырнули: наболтал кому-то, как можно, совершив убийство, уйти от наказания. Этот парень проворен и надежен, как стальной капкан…

— Теперь нанесите удар ножом, — скомандовал Хашита.

Я схватил нож и согнул правую руку. Хашита обхватил мое запястье и предплечье, вывернул руку, и я вновь взлетел в воздух.

Когда я встал на ноги, Берта продолжала говорить:

— …гарантирую удовлетворение всех запросов клиента. Многие агентства не рассматривают политических дел и дел о разводе. Я же берусь за все, что приносит хорошие деньги. Мне не важно, кто мой клиент, чего он требует, лишь бы как следует платил.

Теперь Берта полностью завладела вниманием Эшбьюри.

— Полагаю, я могу вам доверять? — спросил он.

Теперь Берта, казалось, потеряла всякий интерес ко мне.

— Черт возьми! Все, все, что вы скажете, умрет здесь. — Она постучала по своей диафрагме. — И не обращайте внимания на мою ругань.

— Благоразумно не падать на голову, — поучал между тем Хашита. — Высокочтимый ученик должен уметь разворачиваться в воздухе так, чтобы приземляться на ноги.

Не глядя на меня, Берта Кул бросила через плечо:

— Одевайся, Дональд. У нас есть работа.

Глава 2

Я сидел в приемной, ожидая дальнейшего разворота событий. Из кабинета Берты до меня доносился гул голосов. Берта никогда не разрешала мне присутствовать при разбирательстве финансовых вопросов. Она платила: мне ежемесячное жалованье, удерживая его на самом низком уровне и продавая мои услуги по такой высокой цене, какую только могла выторговать.

Примерно минут через двадцать она позвала меня. По выражению ее лица я заключил, что финансовые проблемы разрешились положительно для нашего агентства.

Эшбьюри сидел в кресле для клиентов. Берта — сама доброжелательность и кротость.

— Садись, Дональд, — предложила она. Пальцы, унизанные кольцами, схватили со стола чек и бросили его в ящик прежде, чем я разглядел цифру, проставленную на нем. — Рассказать ему, — обратилась Берта к Эшбьюри, — или это сделаете вы сами?

Эшбьюри держал во рту только что обрезанную сигару. Вытянув шею и пригнув голову, он смотрел на меня поверх очков. Пепел от выкуренной сигары припорошил его жилет.

— Говорите вы, — буркнул он.

— Генри Эшбьюри, — отчеканила Берта с видом аналитика, облекающего факты в краткие формулы, — женился в прошлом году. Карлотта Эшбьюри — его вторая жена-. У мистера Эшбьюри есть дочь от первого брака, ее зовут Альта. После смерти первой жены наш клиент унаследовал половину ее состояния. — Берта кивком указала на Эшбьюри. — Другую половину получила его дочь Альта. — Берта взглянула на Эшбьюри. — Но, — сказала она, поворачиваясь к клиенту, — вы не назвали мне даже приблизительной суммы унаследованного состояния.

Эшбьюри округлил глаза, переведя взгляд с меня на Берту.

— Нет, — отрезал он, не вынимая изо рта сигары и вновь осыпая пеплом свой галстук.

Берта оставила эту тему и продолжала:

— Теперешняя миссис Эшбьюри ранее тоже была замужем — за человеком по имени Тиндл. От этого брака у нее есть сын Роберт. И чтобы ты смог представить себе картину взаимоотношений в семье, ты должен знать: Роберт склонен относиться к жизни беспечно, не разлучаясь с матерью и после второго ее брака. Это так, мистер Эшбьюри?

— Верно.

— Мистер Эшбьюри заставил его работать, — продолжала Берта, — и он обнаружил замечательные способности, его обаяние и…

— У него нет обаяния, — прервал ее Эшбьюри, — и никакого опыта. Друзья его матери взяли его в свою корпорацию, потому что он связан со мной. Ребята собираются надуть меня. Но у них ничего не выйдет.

— Может быть, вы сообщите все подробности? — предложила Берта.

Эшбьюри вытащил изо рта сигару.

— Двое, — сказал он, — Паркер Стоулд и Бернард Картер — возглавляют корпорацию «Фоклоузд фармз анде-райтез компани». Моя жена была знакома с Картером еще до брака со мной. Стоулд и Картер взяли Боба к себе. Через три месяца он стал менеджером по сбыту. Еще два месяца спустя сделался президентом корпорации. Делайте выводы сами. Я — тот, за кем они охотятся.

— «Фоклоузд фармз»?.. — переспросйл я.

— Так называется концерн.

— Чем он владеет?

— Приисками, горнодобывающей промышленностью.

Мы уставились друг на друга. Вмешалась Берта:

— Что, черт побери, общего имеет «Фоклоузд фармз андерайтез компани» с приисками и горнодобычей?

Эшбьюри глубже уселся в кресло.

— Откуда мне это знать! Это- меньше всего меня интересует. Я ничего не хочу знать о делах Боба и не желаю, чтобы он совал нос в мои. Когда я начинаю задавать ему какие-либо вопросы, он пытается всучить мне акции.

Я вынул записную книжку, занес в нее все названные Эшбьюри фамилии, взял на заметку «Фоклоузд фармз андерайтез компани».

Сейчас Эшбьюри ничем не напоминал того робкого человека, который появился в спортивном зале. Он свирепо таращил глаза, поглядывая на меня поверх очков, и напоминал цепного пса, готового вот-вот вцепиться мне в ногу.

— Что, собственно, требуется от меня? — спросил я.

— Помимо прочего вам предстоит стать моим тренером.

— Стать… кем?

— Тренером.

— Помоги ему обрести форму, Дональд, — вмешалась, жестикулируя полными руками, Берта. — Ты же знаешь: спарринг, уроки джиу-джитсу, борьба, прогулки на свежем воздухе…

Я остолбенел. Я был так же бесполезен в спортивном зале, как член Республиканской партии США в почтовом офисе, а на турнике я не смог бы подтянуться до подбородка.

Берта пустилась в объяснения:'

— Мистер Эшбьюри хочет, чтобы ты поселился в его доме. Никто не должен заподозрить в тебе детектива. Семья уже давно знает, что для укрепления здоровья он намеревается заняться спортом. Наш клиент хотел пригласить Хашиту, одновременно подумывал о том, чтобы нанять хорошего детектива. Увидев твои занятия в спортзале, он понял, что, если ему удастся выдать тебя за тренера, он одним выстрелом убьет сразу двух зайцев.

— А для чего требуется детектив? — осведомился я.

— Мне нужно выяснить, что моя дочь делает со своими деньгами, понять, кому достаются изрядные куски предназначенного ей пирога.

— Ее шантажировали?

— Не знаю. Если да, вам следует это установить.

— А если нет?

— Разузнайте в подробностях, что происходит с ее капиталом. Шантажируют ли ее, проигрывает ли она крупные суммы, или Боб вынуждает ее финансировать его предприятие. Любой вариант опасен для нее, неприятен для меня. Я имею в виду не только материальное благополучие моей дочери, я сам в очень деликатном положении. Даже какой-то намек на финансовый скандал в моей семье может повредить мне. Извините, я слишком разболтался. Давайте прекратим.

— Ты поразил его воображение, Дональд, — вмешалась Берта, — едва он увидел, как ты подбросил японца. Не так ли, мистер Эшбьюри?

— Нет.

— Как?! Я полагала…

— Мне понравилось, как он вел себя, когда японец швырнул его вверх. Но мы опять отвлекаемся. Займемся, наконец, делом.

— Почему вы думаете, что ваша дочь… — спросил я.

— Два чека за последний месяц, — прервал Эшбьюри, — оба оплачены наличными. Каждый на сумму в десять тысяч долларов, оба вложены в фонд «Этли эмь-юзмент корпорейшн». Это игорное предприятие. Внизу рестораны для маскировки, наверху игра — для прибыли.

— Она проиграла деньги там?

— Нет, она там не бывала, я это выяснил.

— Когда я должен появиться в вашем доме?

— Немедленно. Я не хочу откладывать. Постарайтесь завоевать расположение Альты. Заставьте ее поверить в ваши знания, способности, спортивные данные, надежность, наконец агрессивность.

— Едва ли она доверится обычному тренеру.

— Ошибаетесь. На это она как раз способна. Альта совсем не сноб и презирает снобов. Не терпит поучений. Нет, все не то… Погодите немного. Возможно, вы и правы… Ол-райт, дайте мне подумать. Скажите ей вот что. Вы — не профессиональный тренер, вы — любитель, но любитель высшего класса. Я пригласил вас, так как рассчитываю на ваше участие в некоем предприятии. Я намерен открыть несколько частных, закрытых спортзалов, где деловые люди могли бы обретать отличную физическую форму при соответственном обслуживании, конечно… Вы собираетесь организовать для меня все это за условленное жалованье и премиальные. Вьд — не тренер. Вы деловой партнер, знающий правила игры. Состояние моего собственного здоровья — вопрос не столь существенный. Не затрагивайте его..

— Ол-райт, — согласился я. — Распутывайте этот узел сами. Мне надлежит только разузнать о финансовых комбинациях вашей дочери. Это все?

— Все! Дьявольщина! Увидите, это самое крупное дело, за которое вы когда-либо брались. Она, моя девочка, — стальная пружина и динамит, вместе взятые. Если она когда-либо обнаружит, что вы сыщик, я погиб, а вы — уничтожены.

— Ясно. Теперь о вашем пасынке. Для чего вы начали рассказывать мне о его бизнесе…

— Чтобы вы сумели удержать Альту от участия в этом его проклятом бизнесе. В торговых делах он — чванливое ничтожество. Но его мать считает своего сына гением. Боб тоже так думает. Если он заставит Альту вложить средства в его дело, это нанесет немалый ущерб и мне. Пока я в тупике. Мне нужны факты и факты. Но хватит об этом. Я говорил Бобу и его матери, что не дам ему больше ни цента. Сколько вам потребуется времени для сборов?

— Около часа, — ответила за меня Берта.

Эшбьюри как бы сложился в кресле пополам, что позволило ему ухватиться за подлокотники и, резко оттолкнувшись от них, встать на ноги.

— Ол-райт, тогда приезжайте на такси ко мне. Ад-рео у миссис Кул. Я постараюсь подготовить почву… Только, повторяю, помните, Лэм: если узнают, что вы детектив, все погибло. — Он обернулся к Берте: — Вам тоже следует об этом помнить. Не совершите какой-либо оплошности. Альта совсем неглупа и тотчас заметит, если кто-нибудь из вас хоть разок споткнется. Один неверный шаг — и сто долларов ежедневно вылетят в окно из вашего кармана.

Итак, Берта получала сто долларов в день плюс оплата издержек. Мне при ставке в семьдесят пять долларов, когда я самостоятельно вел дело, она платила восемь с ежемесячной гарантией.

— Итак, приезжайте через час, Лэм, — распорядился Эшбьюри, — вы увидите всю мою семью, всех, за исключением Альты. Она где-то пропадает, появляется не ранее двух-трех часов ночи. Распорядок дня у нас прост: мы встаем в семь тридцать, завтрак — в восемь тридцать. И я не шучу по поводу джиу-джитсу. Кое-какие приемы вы мне покажете. Я хочу нарастить мускулы. Сейчас я слишком дряблый.

Он подвигал узкими плечами, скрытыми подбитым ватином пальто. Было заметно, как основательно потрудился портной, чтобы оно сидело как следует.

— Дональд прибудет вовремя, — заключила Берта.

— Садись, — предложила она мне, когда Эшбьюри вышел.

Я сел на подлокотник кресла.

— У меня масса расходов, о которых ты не имеешь представления: кроме арендной платы и жалованья секретарше, деньги на социальное обеспечение, подоходный налог, стоимость бумаги и книг, освещение…

— Уборка, — подсказал я.

— Верно. За нее тоже надо платить…

— И что же?

— Нам выпало перспективное дело, Дональд. Пока ты будешь им заниматься, я решила повысить твою ставку до десяти долларов в день.

— Успокойся, все твои расходы на меня не превысят и десяти долларов.

— Что ты имеешь в виду?

— Срок, в течение которого я буду занят. Как я могу тренировать кого-нибудь?

— Ах, не будь таким спорщиком, Дональд. Я договорюсь с Хашитой — он будет продолжать давать тебе уроки. Я условилась с мистером Эшбьюри о том, что тебе ежедневно придется отлучаться из его дома между двумя и четырьмя часами якобы для того, чтобы отчитаться перед агентством. Но на самом деле будешь ходить в спортзал, к Хашите — постигать секреты джиу-джитсу. Затем ты повторишь эти уроки с мистером Эшбьюри. Не позволяй ему обучаться слишком быстро.

— Он и не сможет. Да и я не сумею приспособиться к обстановке.

— Перестань, Дональд, ты так быстро постигаешь любое дело.

— Но как я буду сновать взад и вперед, ведь это далеко?

— Да, если пользоваться общественным транспортом, но поскольку наш клиент думает, что ты приезжаешь сюда по делам службы, а заставила его согласиться оплачивать такси.

— На какую сумму? — поинтересовался я.

— Об этом не беспокойся. Нам незачем тратиться на такси. Сегодня я подвезу тебя и высажу неподалеку от дома Эшбьюри. Остаток пути пройдешь пешком. И потом каждый день, начиная с двух часов, я буду ждать тебя в своей машине. Таким образом мы сможем получить приличную сверхприбыль.

— Увидишь, твоя глупая затея прикарманить эти деньги обернется против тебя, — мрачно заключил я и отправился упаковывать чемодан.

Глава 3

Берта высадила меня за квартал от жилища Эшбьюри в десять двадцать пять вечера. Моросил мелкий дождь. Я преодолел этот квартал, волоча тяжелый чемодан, бивший меня по ногам, и очутился перед внушительным зданием свободной архитектуры, говорившим о солидном состоянии владельца. Дорожки в саду посыпаны гравием, повсюду множество декоративных растений.

Дворецкий, не слышавший шума подъезжавшего такси, взглянул на водяную пыль, которая сыпалась с полей моей шляпы, и вежливо осведомился, не я ли мистер Лэм.

Я ответил утвердительно.

Дворецкий сказал, что отнесет чемодан наверх, в мою комнату, что мистер Эшбьюри ждет меня в библиотеке.

Эшбьюри обменялся со мной рукопожатием и начал процедуру моего представления обитателям дома. Миссис Эшбьюри, выглядевшая значительно моложе мужа, была полногрудой, крутобедрой особой, являя собой совершенный тип чувственной красоты. Она весила фунтов на пятнадцать больше допустимого для нее — слишком много, чтобы с выгодой для себя демонстрировать свои женские достоинства. По всей видимости, она не была способна сидеть. спокойно, ее тело постоянно пребывало в некоем волнообразном движении, непрерывно перемещаясь и слегка раскачиваясь. Глаза излучали жизнелюбие. Под ее пристальным взглядом я почувствовал себя не очень уютно. Протянув мне руку, миссис Эшбьюри разразилась целым потоком слов:

— Я думаю, что у Генри родилась блестящая идея. Вероятно, я тоже должна предпринять что-нибудь подобное… За последние два года я набрала чересчур большой вес. Этого бы не случилось, не будь у меня высокого кровяного давления, приступов головокружения, болей в сердце. Доктор запретил мне заниматься спортом. Но если здоровье мое поправится и я начну тренироваться, то сброшу вес очень быстро. А вы, кажется, в превосходной форме, мистер Лэм? Вы, по-моему, вообще ничего не весите.

Она сделала паузу, достаточно продолжительную, чтобы позволить Эшбьюри представить мне Бернарда Картера. Это был жизнерадостный толстячок лет сорока с лишним, с рыбьими глазками, пухлыми ручками и неприятной склонностью похлопывать собеседника по спине. Картер обладал тремя подбородками, дрожавшими, когда он хохотал. При этом жирные щечки собирались под глазами складками, вместо глаз виднелись только узкие щелки. Однако глаза в этих шелках не меняли своего выражения и во время бурных приступов веселья. Они оставались как бы подернутыми пеленой, холодными и настороженными. Миссис Эшбьюри смотрела на Картера одобрительно. Он был очень внимателен к ней.

Я догадался, что Картер, вероятно, как-то по-особо-му связан с миссис Эшбьюри. У них было много общего — они являли собой пару, живущую с единственной целью: получать от жизни наслаждение.

Между тем миссис Эшбьюри не отрывала от меня глаз.

— У вас нет ни унции жира, мистер Лэм, — заметила она. — Вы невелики ростом, но превосходно сложены. Только не слишком ли вы легки для профессионального борца?

— Тренера, — поправил я.

— Я знаю, но вы, вероятно, и хороший борец. Генри рассказывал мне, как вы одолели в джиу-джитсу своего соперника-японца, и у него был очень бледный вид.

Генри Эшбьюри в упор уставился на меня.

— Боюсь, с моей стороны было бы нескромным комментировать этот эпизод.

Ее горло, плечи и диафрагма пришли в движение — она залилась пронзительным, веселым смехом.

— Это забавно, очень забавно! Бобу страшно бы понравилось. Он тоже скромен. Мистер Эшбьюри говорил вам о Роберте?

— Вашем сыне?

— Да. Он чудесный мальчик. Я так горжусь им. Он начал делать карьеру с самой нижней ступеньки и благодаря усердию и упорному труду стал президентом корпорации!

— Я ничуть не преувеличиваю, — вмешался Бернард Картер, — когда утверждаю, что Боб — гений в бизнесе. Я никогда не видел человека, который так быстро, как он, схватывал бы суть проблемы.

— Он поступает всегда правильно, не так ли? — спокойно констатировал Генри Эшбьюри.

— Всегда правильно! — воскликнул Картер. — Мой Бог, он… — Картер осекся, бросив взгляд на миссис Эшбьюри, всплеснул пухлыми ручками, словно говоря: «О, какой смысл продолжать?» — и медленно перевел дыхание.

— Рад это слышать, — по-прежнему равнодушно произнес ЭЩбьюри.

— Я считаю карьеру моего сына просто блестящей, и при этом, повторяю, он очень скромный. Почти никогда не говорит о своей работе. — Голос миссис Эшбьюри, глубокий, красивого низкого тембра, от возбуждения поднялся на октаву выше и сейчас стучал в барабанные перепонки, подобно граду по железной крыше. — Но Роберт чувствует, что Генри не интересуется его проблемами. Держу пари, Генри, ты даже не знаешь о их последних нововведениях или о том, что Боб…

— У меня достаточно своих дел, — пробурчал Генри.

— Но ты бы мог действовать заодно с Бобом. В конце концов, в качестве президента компании Боб имеет возможность узнавать о многом, происходящем в деловом мире. Некоторые из этих сведений были бы, несомненно, очень полезны и для тебя.

— Да, моя любовь. Но я слишком устаю й, когда добираюсь до дому, не хочу говорить о бизнесе.

Миссис Эшбьюри вздохнула:

— О, вы дельцы! Боб, в сущности, такой же. Из него клещами не вытянешь ни слова о делах,

— Где он сейчас? — поинтересовался я.

— Внизу, в бильярдной, с менеджером по сбыту Паркером Стоулдом.

Эшбьюри кивнул мне:

— Пойдемте, Лэм. Спустимся, и вы познакомитесь с Бобом и Стоулдом.

Прощаясь с миссис Эшбьюри, я произнес те банальности, которые говорятся в подобных случаях, а она, взяв мою руку, несколько задержала ее в своей. Когда я нагнал Генри Эшбьюри, он уже шествовал по длинному коридору. Мы спустились вниз по лестничным маршам, и вскоре я заметил комнату с длинйым столом для пинг-понга. Напротив, вероятно, находилась бильярдная. Оттуда доносились стук шаров и голоса.

Эшбьюри открыл дверь. Человек в смокинге, собиравшийся стукнуть по шару, выпрямился и положил кий:

— Хэлло, губернатор!

Это и был Роберт Тиндл — парень со скошенным лбом, длинным прямым носом и глазами цвета дешевого мрамора — водянисто-серыми с грязноватой радужной оболочкой. Он вяло пожал мне руку. Его партнер выглядел немного старше Боба. ЧУ него были слишком близко поставленные глаза, но густые вьющиеся волосы и хороший рот. Он явно воспринял наш визит как нежелательное вторжение и отозвался на представление невнятным «счастлив знак…ся», даже не протянув мне руки.

Утром дворецкий поднял меня в семь часов. Я побрился, оделся и спустился в спортзал — просторную пустую комнату в полуподвальном этаже, примыкавшую к бильярдной.

Спортзал казался заброшенным, словно им никогда не пользовались. Но тут было множество спортивного инвентаря: подвесные груши, штанги, булавы, гантели, тренажер, борцовские маты, в дальнем углу — боксерский ринг. На сетке висели боксерские перчатки. Подойдя ближе, я увидел на них пожелтевшие от времени ярлычки с ценой.

На мне были теннисные туфли, свободные спортивные штаны, майка. Появившийся вслед за мной Генри Эшбьюри был упакован в плотный купальный халат. Он сбросил его и остался в боксерском трико.

Выглядел он ужасно.

— Ну, — сказал Генри, указав на свое округлое брюшко, — вот чем вам нужно прежде всегб заняться. — Он побрел к тренажеру и включился в работу, пыхтя и отдуваясь. Спустя минуту он отступил и кивнул мне: — Хотите размяться?

— Нет.

— Мне тоже не хочется, но я должен.

— Почему бы вам не постараться вообще сидеть прямо, добиваясь лучшей осанки?

— Я чувствую себя особенно уютно, свернувшись в кресле. Так мне удобнее.

— Тогда продолжайте упражняться, — распорядился я.

Он метнул на меня быстрый взгляд, по-видимому, хотел что-то возразить, но сдержался, вернулся к тренажеру и еще немного поработал с ним. Затем взвесился на весах и подошел к матам.

— Вы думаете, что сумеете научить меня тем приемам, которые демонстрировал вчера джеп[1]? — спросил он.

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Нет.

Он рассмеялся и надел халат. После этого мы посидели, поговорили о политике, пока не лришло время принимать душ и одеваться к завтраку.

После завтрака Эшбьюри отправился к себе в контору. Позже, около одиннадцати, я встретился с Альтой, спускавшейся в столовую. Она, очевидно, уже слышала обо мне.

— Пойдемте, составьте мне компанию, пока я буду завтракать, — пригласила она. — Я хочу поговорить с вами.

Это был удобный случай познакомиться с ней поближе. Я помог ей усесться за стол и расположился напротив с чашкой кофе с сахаром и сливками, тогда как она пила черный кофе с тостами и курила сигарету.

— Итак? — спросила она.

Я вспомнил, как настойчиво Генри Эшбьюри советовал мне оставаться самим собой и не форсировать событий.

— Что — «итак»?

Она расхохоталась:

— Вы ведь тренер, инструктор по физкультуре — так, кажется?

— Да.

— Вы не очень-то похожи на боксера.

Я промолчал.

— Моя мачеха утверждает, что значение имеет не вес, но скорость нанесения удара. Она твердит, что вы неукротимы, стремительны, как удар молнии. Я должна как-нибудь посмотреть, как вы работаете.

— Я тренирую вашего отца. А он не увлекается боксом.

Она критически оглядела меня и заявила:

— Я понимаю, почему вы предпочитаете джиу-джитсу. Это, должно быть, интересно.

— Должно быть.

— Говорят, что вы великолепны, что вы перенимаете у японцев все лучшее и можете состязаться с любым противником…

— Это не совсем так.

— Но разве папа не видел сам, как вы перебросили через голову известного японского мастера по джиу-джитсу?

— Может быть, найдем другую тему для разговора?

— Например?

— Поговорим о вас.

Альта с сомнением покачала головой:

— Я совсем неинтересный объект для беседы, особенно по утрам. Впрочем… Вы любите ходить пешком?

— Нет.

— А я люблю. И сейчас собираюсь на долгую прогулку.

Данные мне инструкции были недвусмысленны. Надлежало ближе познакомиться с Альтой, завоевать ее расположение, дать почувствовать мою готовность броситься, если потребуется, в самое рискованное предприятие, заставить ее довериться мне, раскрыть свои секреты. «Куй железо, пока горячо», — мысленно произнес я и отправился на предложенную прогулку.

Я по достоинству оценил ее внешность: отличную фигуру, карие, теплые глаза, смеявшиеся всякий раз, когда она улыбалась. Альта отличалась выносливостью марафонца, очевидной любовью к свежему воздуху, пренебрежением ко многим условностям. Спустя некоторое время мы уже сидели под деревьями. Я не раскрывал рта, зато она говорила за двоих. Она ненавидела «охотников» за богатством и мужчин «себе на уме». Она была склонна думать, что брак — это помойная яма, что ее отец свалял дурака, позволив связать себя вторым браком, что она ненавидит мачеху, что ее сводный брат в глазах миссис Эшбьюри — наливное яблочко, но она полагает, что это яблочко червивое.

Я решил, что для одного раза сведений вполне достаточно, под каким-то предлогом покинул Альту и шмыгнул за угол, где меня уже ожидала Берта. Она отвезла меня к японцу. Хашита показал еще несколько захватов, бросков и заставил попрактиковаться. К тому времени, когда урок окончился, длинная прогулка с Альтой, тренировка с Хашитой совершенно вымотали меня. Я чувствовал себя так, будто провел бой с паровым катком, выдержал десять раундов и проиграл.

На обратном пути я объяснил Берте, что Эшбьюри — мудрый человек и что мне нет необходимости дальше заниматься джиу-джитсу. Берта заявила, что оплачивает уроки она, — что я буду продолжать их брать и она прекрасно знает для чего. Я предостерег ее относительно появления нашей машины перед домом Эшбьюри и сказал, что все-таки предпочел бы пользоваться такси. Берта оборвала меня, заявив, что отвечает за ведение дела, и доставила меня к обеду вовремя.

Обед был ужасен. Хорошая еда, но слишком много блюд и прислуги. Я вынужден был сидеть прямо, как штык, и притворяться, что увлечен болтовней миссис Эшбьюри. Генри Эшбьюри находился в прострации и сидел за столом с видом человека, не имеющего ни малейшего представления о том, что он ест.

Альта Эшбьюри собиралась отправиться на танцы в десять вечера. Она выбрала часок после обеда, чтобы посидеть и побеседовать со мной на застекленной веранде. Всходил месяц. Воздух был теплый, благоухающий, но что-то явно беспокоило Альту. Она старалась не показывать тревоги, однако я видел, что она нуждается в дружеском участии.

Я сидел молча, но заметив, что ее маленькая рука сжалась в кулачок, я, слегка дотронувшись до него, сказал: «Спокойнее, не волнуйтесь». Когда Альта расслабилась, я тут же убрал руку. Альта быстро взглянула на меня, как бы удивившись моей сдержанности. Незадолго до десяти часов она поднялась к себе переодеться для танцев. Я же попытался обобщить для себя то новое, что узнал об Альте.

Я выяснил, что Альта любит играть в теннис, плавать, ездить на лошадях, равнодушна к бадминтону, что, если бы не «добрый старый папа», она уехала бы, бросила этот дом. Я узнал также о том, что ее мачеха губит репутацию отца, что ее сводного брата следовало бы отдать на воспитание индейцам. Внешне я оставался совершенно равнодушным к ее признаниям.

На следующее утро Эшбьюри начал было заниматься на тренажерах, но почувствовал, что у него болят мышцы, объявил, что поспешность в этом деле вредна, облачился в свой просторный халат, пристроился возле меня на мате и закурил сигару. Он поинтересовался, удалось ли мне что-либо узнать, и, не получив ответа, задумчиво произнес:

— Вы понравились Альте. Вы — хороший психолог.

Мы позавтракали. Около одиннадцати часов появилась Альта. Миссис Эшбьюри завтракала в постели.

Когда мы отправились на прогулку, Альта сообщила мне новые подробности относительно своей мачехи. У миссис Эшбьюри было высокое давление, и доктор запретил ей волноваться. Этот'доктор был с ней заодно, соглашался с любыми ее требованиями, льстил и подыгрывал во всем. Альта считала, что отцу следовало бы отказать от дома и Бернарду Картеру. Она сказала также, что сама не понимает, почему так откровенна со мной. Разве что из-за моего явного дружеского расположения к ней и потому что так. беспокоится об отце, вот-вот готова расплакаться.

Я почувствовал себя подлецом.

В два часа Берта вновь увезла меня, а японец опять всячески мучил: массировал и «месил», словно тесто для выпечки хлеба. Освободившись от прикосновений его стальных пальцев, я ощутил себя рубашкой, прокрученной и отжатой в стиральной, машине и почти побывавшей под катком для утюжки белья.

Я прибыл к ужину. Все было точно так же, как и в предшествующий вечер, только Альта выглядела заплаканной. Она едва говорила со мной. После обеда я намеренно торчал у нее на глазах, стараясь предоставить ей возможность поговорить со мной, если она того хочет.

Беседа состоялась, и я получил новую порцию информации.

Альта по-прежнему не делала тайны из своего отношения к Бернарду Картеру. По ее мнению, он рассчитывал заняться бизнесом вместе с миссис Эшбьюри. Что это за бизнес, Альта не знала. И по-видимому, никто не знал… Альта сказала, что оба ненавидят ее. Альта подозревает, что мачеха опасается какой-то женщины, которую знает Картер. Однажды, внезапно войдя в библиотеку, Альта услышала слова мачехи, обращенные к Картеру: «Будьте смелее, сделайте же что-нибудь, наконец! Я устала от этих колебаний. Можете себе представить, как вела бы себя особа, будь она на моем месте. Я требую, чтобы вы…» Картер заметил Альту и предостерегающе кашлянул. Миссис Эшбьюри, увидев падчерицу, оборвала начатую фразу и заговорила о чем-то другом.

Альта помолчала, затем с угрюмым видом добавила, что рассказывает мне о вещах, о которых не имеет права говорить. Она повторила, что я почему-то внушаю доверие. Ей кажется, что я сочувственно отношусь к ее отцу и собираюсь участвовать в его бизнесе. Но в таком случае мне обязательно следует остерегаться мачехи, Боба и Бернарда Картера. Альта просветила меня и насчет доктора Паркердейла, который, по слухам, стал сейчас одним из самых модных и преуспевающих врачей, поскольку обладает врачебным тактом и умеет обращаться с состоятельными пациентами. Постоянные жалобы миссис Эшбьюри на дурноту и головокружение доктор Паркердейл выслушивает с таким серьезным и сосредоточенным видом, словно речь идет о симптомах страшной для всего человечества болезни.

Сообщив мне все это, Альта умолкла.

— Продолжайте, — предложил я.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Все остальное.

— То есть?

— То, что мне еще необходимо знать.

— Я и так рассказала вам слишком много.

— Еще недостаточно.

— Что вы этим хотите сказать?

— Послушайте, я вхожу в дело с вашим отцом. Он намерен вложить туда деньги. Я должен позаботиться о том, чтобы он получил за свои капиталовложения надлежащую компенсацию. Поэтому мне хотелось бы поладить с миссис Эшбьюри. Как это сделать?

Она поспешно пробормотала:

— Предоставьте ее лучше самой себе. Держитесь от нее подальше и… никогда…

— Никогда — что? — спросил я.

— Не оставайтесь с ней наедине. Если она захочет размяться в спортзале, заручитесь присутствием кого-нибудь, пока она там.

Я совершил ошибку, скептически усмехнувшись и заявив:

— Не станет же она…

Альта обернулась ко мне со свирепым видом.

— Повторяю вам, — отчеканила она, — я знаю свою мачеху. Это существо с огромными, неутоленными аппетитами и звериной хитростью. Кроме того, она просто не способна контролировать себя. Ее высокое давление — результат переедания и потакания своим желаниям. Она прибавила добрых двадцать фунтов с тех пор, как отец женился на ней.

— Ваш отец, — прервал я, — далеко не глуп.

— Конечно, нет, но она в деталях разработала технику, которой не может противостоять ни один мужчина. Когда Карлотте чего-нибудь хочется, а кто-нибудь, допустим, возражает, она доводит себя до высшей степени возбуждения, затем звонит доктору Паркердейлу. Тот мчится, будто речь идет о жизни и смерти* измеряет давление, ходит по дому на цыпочках, создавая нужное впечатление. Затем отводит в сторону того, кто препятствовал желанию мачехи, и очень мягко, в манере профессионала убеждает собеседника, что миссис Эшбьюри нельзя волноваться, что, если бы он только мог гарантировать своей пациентке полное спокойствие в течение нескольких месяцев, она бы поправилась, смогла заниматься спортом, сбросить вес и вести нормальный образ жизни. Но из-за несогласий, переживаний она постоянно возбуждается, все его усилия врача терпят крах, и все приходится начинать сначала.

— Должно быть, это трудная игра, — сказал я, рассмеявшись.

— Конечно, трудная, — с прежней яростью подтвердила Альта. — У вас просто нет шансов выиграть. Доктор Паркердейл твердит, что ему нет дела до ее правоты, в любом случае никто не должен ей возражать. Это значит, ей всегда уступают. В результате она становится еще более эгоистичной и неуправляемой…

— А что вы скажете еще о Бернарде Картере? — спросил я. — Он ладит с ней?

— Бернард Картер! — фыркнула она. — Бернард Картер и его пресловутаяделовая хватка! Этот тип возникает всегда, когда исчезает отец. Со своими «деловыми» разговорами она может обвести отца вокруг пальца, но меня она не проведет. Я не выношу ее.

Я сказал, что, на мой взгляд, Генри Эшбьюри вполне способен овладеть ситуацией.

— Нет, не может, — ответила Альта. — И ни один мужчина не смог бы. Она связала его по рукам и ногам, подрезала ему крылья. Едва только он их раскроет и воспротивится' ей в чем-нибудь, она лишь стукнет кулаком — и тут же прилетает Паркердейл со своим. тонометром… О, разве вы не понимаете, что она уже заложила фундамент для бракоразводного процесса. В случае необходимости отца обвинят в том, что он был несправедлив и жесток по отношению к жене, разрушил ее здоровье, и потому пришлось пригласить доктора Паркердейла. Мачеха всячески поощряет готовность доктора дать нужные показания. Единственное, что может сделать сейчас отец, — это полностью стушеваться и выжидать. И значит, пока во всем ей потакать… Послушайте, Дональд, — внезапно спросила она, — вы что, допрашиваете меня или я сама валяю дурака и слишком откровенничаю?

Я вновь почувствовал себя скверно, еще хуже прежнего. Альта замолчала.

Кто-то позвал ее к телефону, и ей, видимо, не понравился разговор. Я мог судить об этом' по выражению ее лица. Закончив разговор, она позвонила сама и отменила какое-то свидание. Я вышел и уселся на веранде. Спустя некоторое время Альта тоже пришла туда и, встав передо мной, с презрением глядела на меня. Я кожей ощущал это, хотя было слишком темно, чтобы видеть ее глаза.

— Так вот оно, значит, что… — произнесла она тихо, чеканя каждый слог.

— Что вы хотите сказать?

— Не считайте меня дурочкой, вы… тренер. Вам не пришло в голову, что я сумею записать номер машины, которая заезжает за вами каждый день, и справиться о ней в отделе регистрации. Машина принадлежит агентству «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», не так ли? Ваше подлинное имя, вероятно, Кул?

— Нет, — возразил я. — Меня зовут Дональд Лэм.

— Так вот, в следующий раз, когда мой отец под видом тренера захочет нанять детектива, скажите ему, чтобы он нанял более умелого.

Она убежала.

В подвале находился спаренный телефонный аппарат. Я спустился туда и позвонил Берте Кул.

— Все в порядке, — доложил я. — Ты провалила дело.

— Что ты мелешь? Как это провалила?

— Альта заинтересовалась, кто ежедневно приезжает за мной, спряталась за углом, записала номер машины и проверила ее принадлежность. Как тебе известно, машина зарегистрирована по нашему адресу и на имя нашего агентства.

Я услышал тяжелое дыхание Берты.

— Сто долларов в день выброшены в окно и только ради того, чтобы ты могла прибрать к рукам деньги, отпущенные на такси.

— Милый! — взмолилась она'. — Ты должен найти какой-нибудь выход. Ты вполне способен это сделать, если пораскинешь мозгами. Ведь Берта и держит тебя для того, чтобы ты за нее думал.

— Убирайся к дьяволу! — отчеканил я.

— Умоляю тебя, Дональд! Мы не можем позволить себе потерять эти деньги.

— Ты уже потеряла их.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Не знаю. Выводи машину, припаркуйся на том месте, где ты обычно встречала меня, и жди.

Глава 4

Альта вышла из дома примерно без четверти десять. Пока дворецкий открывал для нее двери гаража, я пулей выскочиЛ на улицу и понесся вниз. Если. я в чем-то и силен, — это спринт.

Берта Кул ждала меня в машине. Я сел рядом с ней и приказал:

— Включи мотор, пусть он работает. Когда мимо промчится двенадцатицилиндровый автомобиль, дай полный газ. Поедешь с выключенными фарами.

— Тогда веди лучше ты, Дональд.

— Нет времени пересаживаться. Поехали!

Берта включила зажигание и отъехала от тротуара. Тотчас же мимо нас промелькнула, как огненная вспышка, машина Альты Эшбыори.

— Вперед! — скомандовал я. — Гони во всю прыть!

Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке, схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад. Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку на руль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Как раз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроиться позади нее. Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.

Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко, словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуя включить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в поток транспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать, стараясь держаться слева от цели и позади нее.

Берта все еще извинялась, голос ее дрожал:

— Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешь прав. О, почему ты не заставил меня слушаться!

Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.

Но Берта продолжала гнуть свою линию:

— Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня. Много лет мне приходилось биться за существование. Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяла себе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду. Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего? Тратить деньги. Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, я снимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на них куплю. Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят или восемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Если годами живешь трудно, тяжело, в нужде, и деньги слишком много значат для тебя, что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.

— Я преодолел, — возразил я.

— Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того, ни другого. Ее дело — оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебе скажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда не было, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишься снова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если сумею справиться с ним, я не согнусь — я сломаюсь.

— Ладно, — сказал я. — Забудь.

— Куда она направляется, дорогой?

— Не знаю.

— Что она намерена делать?

— Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили ста долларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь по крайней мере развязаны руки.

— Дональд, ты меня раньше никогда не подводил. Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который нас выручал.

— Помолчи, — огрызнулся я. — Я пытаюсь делать это сейчас.

Это было нелегкое занятие — следовать за АЛьтой в потоке транспорта. Все, что требовалось ей, — это плавно нажимать на педаль газа, и машина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось за ней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, не упуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.

Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то же самое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарным гидрантом.

— Припаркуемся здесь, — сказал я Берте. — Если нас зацапают, — не удержался я от колкости, — предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходы на такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой. Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либо туда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся ее преследовать. Если направится в твою сторону — я не пойду за ней. Тот, кто останется без дела, возвращается к машине и ждет.

— Хорошо, дорогой. — Берта была кротка, как овечка.

Вылезать из машины — для Берты всегда тяжелый труд. Она и тут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей. Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.

Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появилась Альта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем и затаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить. Она часто оглядывалась, но завернув за угол, решила, очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди квартала находился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет через вестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Я наблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился на четвертом.

Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимися волосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одного коммивояжера кусок пеньковой веревки — ею пользовался палач в Сан-Квен-тине[2]. Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинный облик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницы скромно опущены — ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из тесной кладовки в гостиную.

— Послушай, сестренка, — обратился я к ней. — Я торговый агент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзмент корпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле, проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаю его по имени.

Отозвалась она голосом, резким и хриплым, как у политика после выборов:

— Мне-то что до этого?

Я вытащил из кармана десять долларов — из денег на экстренные расходы.

— Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, — объявил я.

Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнула по прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.

— Но ответ должен быть правильным.

Она наклонилась ко мне:

— Том Хайленд, вот кто вам нужен.

— В каком номере он живет?

— Двадцатый, на седьмом этаже, — не очень уверенно сказала она.

— Повтори еще разок.

Она надулась, задрав нос и подбородок.

— Ну, что ж, в таком случае… — протянул я, свертывая банкнот и пряча его в карман. Она взглянула на лифт и вновь склонилась ко мне, прошептав:

— Джед Рингоулд, четвертый этаж; номер девятнадцать. Только ради Бога, никому ни слова о том, что я вам сказала. И не вламывайтесь к нему без стука. Его красотка только что поднялась наверх.

Я отдал ей десятку.

Портье пристально смотрел на меня, поэтому я еще немного покружил вокруг киоска.

— Что с ним такое? — поинтересовался я.

— Ревность, — ответила она с гримаской.

Я постучал по прилавку рукой в перчатке.

— О’кей, — сказал я, — дайте мне парочку пачек вот этих.

Взяв сигареты, я приблизился к конторке портье.

— Покер вконец измотал меня. Хочу улизнуть на пару часиков и поспать, а затем вернуться к игре. У вас есть что-нибудь подходящее, скажем, на четвертом этаже?

— Семьдесят первый номер.

— Где он находится?

— Угловой.

— Не подойдет.

— Двадцатый?

— Братец, я немного суеверен в отношении чисел, — сказал я. — Четвертый этаж, двадцатый номер — звучит неплохо, только это четное число. Не свободны ли семнадцатый, девятнадцатый или двадцать первый?

— Могу предложить двадцать первый.

— Сколько?

— Три доллара.

— С ванной?

— Конечно.

Я вынул и положил на конторку три доллара. Он нажал кнопку звонка и позвал:

— Бой!

— Из Лифта вышел мальчик. Портье вручил ему ключ и обратился ко мне:

— Вам следует зарегистрироваться, мистер… э?..

— Смит, — представился я. — Джон Смит. Запишите. Я иду спать.

Мальчик, заметив, что я без багажа, посмотрел на меня искоса. Я протянул ему двадцать пять центов:

— Возьми, паренек, и улыбнись.

Он обнажил зубы, нажал на кнопку лйфта и поднял меня на четвертый этаж.

— Работаешь всю ночь? — поинтересовался я.

— Нет. До одиннадцати.

— А как же лифт?

— Переходит на автоматику.

— Послушай, сынок, — вновь обратился я к нему, — я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я долго просидел за картами и очень устал.

— Повесьте табличку на дверь, и никто вас не побеспокоит.

— Есть в отеле игроки? — осведомился я.

— Нет, но если вы хотите хорошенькую…

— Нет, — сказал я.

Вероятно, он решил, что я еще передумаю, и потому несколько помедлил, вытаскивая картонку с надписью: «Прошу не беспокоить». Затем опустил тяжелые шторы и включил свет в ванной.

Избавившись наконец от него, я повесил картон на наружную ручку двери, запер дверь и закрыл ее на задвижку, везде выключил свет. Потом подошел к внутренней двери, ведущей в девятнадцатый номер, и, встав на колени, принялся за работу. На руках у меня были легкие перчатки.

Самое подходящее место, для того чтобы просверлить отверстие в двери комнаты отеля, — это обычно верхний угол нижней филенки. Дверь здесь тоньше, и маленькая дырочка не привлекает к себе внимания. Нож, имеющий в комплекте серповидное лезвие, может в случае нужды использоваться как сверло.

Вооруженный таким ножом, я сверлил дверь, чувствуя себя грязным соглядатаем. Но человек вынужден чем-то зарабатывать себе на хлеб, тем более когда он зависит от Берты Кул. Угрызения совести не помешали мне быстро просверлить дырочку и прильнуть к ней глазами.

Альта сидела на кушетке и плакала. В большом кресле напротив нее курил мужчина. Слезы девушки, казалось, ничуть не трогали его. Я почти не видел мужчину. Виднелись только его ноги до бедер и- иногда — попадавшая в поле зрения рука, двигавшаяся с зажатой в ней сигаретой вверх и вниз и ложившаяся на подлокотник.

Наконец Альта перестала плакать. Я видел движение ее губ, но не слышал слов. Девушка не казалась рассерженной или возмущенной, скорее подавленной.

Мужчина, по-видимому, тоже ненадолго включился в разговор. Затем дернулась рука с зажатой в ней сигаретой. Секундой позже появилась другая рука, державшая конверт. Мужчина протянул его Альте. Та взяла конверт, даже не глянув, что находится в нем. Альта, похоже, очень спешила. Она открыла сумочку, вытащила оттуда продолговатую тоновую бумагу и отдала мужчине, опустившему ее в карман пиджака.

Альта поспешно встала, попрощалась и затем исчезла из моего поля зрения.

Мужчина, как видно, старался побыстрее выпроводить гостью. Он поднялся, быстро пересек комнату. Дверь отворилась и захлопнулась. Она была расположена прямо напротив лифта. Я услышал дребезжание поднимающегося лифта, звук отворяющейся и закрывающейся двери. Мужчина вернулся к себе в комнату.

Я поднялся с колен, отряхнул брюки и внезапно заметил, что дверь между номерами не заперта на задвижку. Медленно и беззвучно я стал поворачивать ручку дверного замка. Повернув ее до отказа, слегка нажал на дверь и несильно ее толкнул. Дверь чуть-чуть подалась. Следовательно, все это время она не была заперта. Это уже кое-что значило. Сначала я решил распахнуть ее и войти в соседний номер, но потом передумал. Я притворил дверь, тихонько повернув ручку так, чтобы не щелкнул замок, и запер ее на задвижку с моей стороны.

Это был скверный отель с потертыми коврами и выцветшими кружевными занавесками. Прореха в белом покрывале на постели была заштопана. Дверь между номерами была плохо подогнана и плохо закреплена. Пока я разглядывал ее, ручка медленно повернулась. Кто-то пытался открыть дверь, но не повторил попытку.

Я ‘вышел в коридор, сунул ключ от двери в карман и постучал в девятнадцатый номер.

Я услышал скрип стула, шаги.

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Лэм, — ответил я.

— Я вас не знаю.

— Послание от шефа.

Он открыл дверь и с порога уставился на меня.

Это был крупный, на вид добродушный парень, уверенный в своей физической силе. Густые брови срослись на переносице. Глаза глубокой охряной окраски казались почти черными. Чтобы смотреть ему в лицо, мне приходилось слегка задирать голову.

— Кто вы такой, черт возьми? — спросил он.

— Скажу, когда войду.

Он пропустил меня в комнату.

— Садитесь, — пригласил он, устроившись в кресле, где сидел во время свидания с Альтой. Он положил ноги на стул, собрался закурить и полюбопытствовал:

— Как, вы сказали, ваше имя?

— Дональд Лэм.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Конечно, мы ведь никогда не встречались, — согласился я.

— Об этом можете не говорить. У меня прекрасная память на лица. Вы сказали, у вас поручение ко мне?

— Да.

— От шефа?

— Да.

— Кого вы имеете в виду?

— Шефа полиции.

В этот момент он зажигал сигарету, и спичка дрогнула. Он не смотрел на меня, пока не сделал глубокой затяжки, затем его охряные глаза повернулись в мою сторону.

— Выкладывай.

— Послание касается состояния вашего здоровья.

— У меня прекрасное здоровье. И таким останется. Ну, черт возьми, что за поручение?

— Не получайте денег по чеку.

— По какому еще чеку?

— Тому, который вам только что вручили.

— Вы чертовски нахальны.

— Дружище, — сказал я, — вы уже получили по чекам наличными двадцать тысяч долларов через посредство «Этли эмьюзмент корпорейшн». Двадцать кусков — это многовато. Сейчас в правом кармане у вас еще один чек. Как только вы отдадите его мне, я уберусь отсюда.

Он впился в меня глазами так пристально, словно я был редкостной тропической рыбкой, плавающей в аквариуме.

— Любопытно, — сказал он. — Да кто вы такой, черт побери?

— Я уже говорил вам, кто я такой и чего хочу. Итак, что вы намерены предпринять?

— Я намерен через десять секунд вышвырнуть вас отсюда.

Он вскочил с кресла и распахнул дверь.

— Вон!

Я тоже поднялся и выбрал место, где мог бы использовать красивый прием — выбросить правую руку вверх, изогнуться и перебросить его через свою голову.

Он подкрадывался ко мне очень осторожно.

Я выжидал, двигая правой рукой.

Однако то, что Произошло затем, нисколько не походило на мои упражнения с Хашитой. Он рванулся и приблизился ко мне сбоку. Одна рука схватила меня за воротник пиджака, вторая — за бедро. Я пытался сопротивляться, но с таким же успехом мог бы стараться сдвинуть с рельсов тяжело груженный состав. Я вылетел из комнаты так стремительно, что у меня засвистело в ушах. Я выбросил вперед руку, чтобы смягчить удар тела о противоположную стену коридора, но вместо этого ухватился за край почтового ящика, находившегося возле лифта. Мой противник настиг меня здесь, оторвал от ящика, развернул и дал мне пинка ле?вой ногой.

Я узнал теперь, как чувствует себя футбольный мяч после хорошего удара по нему.

Удар был так силен, что я по инерции пролетел футов двадцать, прежде чем растянулся на животе и услышал, как Рингоулд вернулся к себе и запер дверь. Я захромал по коридору, завернул за угол в поисках лестницы и, не найдя ее, побрел назад.

До поворота оставалось еще футов двадцать, когда прогремели три выстрела. Секунду или две спустя кто-то пробежал в другой конец коридора.

Я заковылял быстрее. Прямоугольный луч света падал на распахнутые настежь двери девятнадцатого номера. Я взглянул на часы — одиннадцать шестнадцать. Мальчик-лифтер уже закончил дежурство и ушел, включив автоматику.

Я нажал кнопку и, как только лифт начал подниматься, на цыпочках вошел в номер.

Тело Рингоулда было распростерто у порога ванной комнаты. Голова откинута назад, руки изогнуты под каким-то невообразимым углом. Одно колено — в ванной, левая рука протянута к двери моего номера.

В правом кармане пиджака я нащупал плотный, продолговатый лист бумаги. Рассматривать его было некогда. Я вынул лист, засунул в карман и направился к выходу. В прихожей горел свет. Я выключил его и постоял, осторожно выглядывая в коридор. Женщина средних лет с мелкими кудряшками на голове выглянула из своего номера.

— Вы слышали, кажется, кто-то стрелял? — окликнул я ее.

— Да, — отозвалась она.

Я ткнул пальцем в двадцать первый номер:

— Думаю, это там. Пойду посмотрю.

Женщина продолжала стоять в дверях. Я обошел лифт и прокричал оттуда:

— Здесь висит табличка с просьбой не тревожить. Полагаю, лучше спуститься вниз, к портье.

Лифт ждал меня. Я спустился на второй этаж, вылез и затаился. Прошло не меньше минуты, прежде чем я услышал, как кабина лифта спускается на первый этаж, а затем, раскачиваясь и кряхтя, возвращается наверх. Табло показало, что лифт остановился на четвертом. Я спустился в вестибюль. Портье отсутствовал. Девушка-блондинка в табачном киоске рассматривала журнал мод. Ее челюсти двигались в медленном ритме жующего резинку человека. Она оторвалась было от своего занятия, рассеянно взглянула на меня и вернулась к журналу.

Когда я очутился на улице, я наконец вытащил бумагу из кармана и рассмотрел ее. Это был подписанный Альтой Эшбьюри чек на предъявителя на десять тысяч долларов.

Положив чек в карман, я отправился туда, где Берта поставила свою машину. Там никого не было. Я подождал немного, но так й не' обнаружил нйКакйх признаков присутствия Берты. Я прошел три квартала, подхватил такси, назвал адрес железнодорожного вокзала. Добравшись туда, бросил ключ от номера в отеле в почтовый ящик, взял другое такси, назвав на этот раз адрес шикарного номера отеля в трех кварталах от дома Эшбьюри. Расплатившись с водителем, я побрел к дому.

Дворецкий был еще на ногах. Он впустил меня, хотя Эшбьюри дал мне ключ от входной двери.

— Мисс Эшбьюри вернулась?

— Да, сэр. Она пришла минут десять назад.

— Передайте ей, что я жду ее на веранде. У меня важное дело.

Альта появилась минут через пять.

— Нам не о чем говорить, — объявила она, вздернув подбородок. — И никакие объяснения неуместны.

— Все же присядьте, — пригласил я.

Она поколебалась, но села.

— Я намерен предупредить вас кое о чем, — сказал я, — и хочу, чтобы вы хорошенько запомнили мои слова. Мой совет понадобится вам завтра. К вечеру вы устали и занервничали, поэтому отменили назначенное свидание. Отправились в кино, но не дождавшись конца фильма, вернулись домой. Понятно?

— Я пришла сюда, — волнуясь, заговорила Альта, — чтобы покончить со всем этим. Я ненавижу шпионаж и всех тех, кто сует нос в чужие дела. Вероятно, моя мачеха наняла вас, чтобы выведать мои чувства по отношению к ней. Что ж, она их узнает. Я могла бы сказать ей об этом прямо в лицо, но поскольку здесь замешаны вы…

— Спуститесь на землю, — устало сказал я. — Я действительно детектив. Но меня наняли для того, чтобы защищать вас.

— Защищать меня?

— Да.

— Я не нуждаюсь в защите.

— Вам только это кажется. Запомните же, что я вам сказал. Вы устали и нервничали. Вы отменили встречу. Вы отправились в кино, но ушли оттуда раньше, чем закончилась картина. Вы нигде больше не были.

Она недоуменно уставилась на меня.

Я вынул из кармана чек.

— Вы, вероятно, не заботитесь о том, чтобы хранить квитанции при таких мизерных выплатах, как десять тысяч долларов, не так ли?

Ее лицо побелела. Она не отрывала глаз от чека. Я достал спичку, поджег уголок чека, удерживая его за другой угол, пока пламя не обожгло мне пальцы. Пепел я бросил в пепельницу и растер в порошок.

— Доброй ночи. — Я направился к лестнице.

Она молчала, пока я не вышел за дверь.

Дональд! — крикнула она. Это был вопль отчаяния.

Я не обернулся, притворил за собой дверь и отправился спать. Я не хотел говорить Альте об убийстве. Она все равно узнает об этом из газет или когда полицейские пристанут к ней с расспросами. Если кто-нибудь в отеле узнал Альту и копы возьмутся за нее как следует, ей придется так или иначе выражать удивление, горе, облегчение или любые другие подходящие к данной ситуации чувства.

Я же был полностью опустошен и отчаянно нуждался в отдыхе.

Глава 5

В три часа ночи взвыли полицейские сирены. Я встал и начал' было одеваться, чтобы быть под рукой, когда начнут разворачиваться события. Но, вспомнив о своем положении в доме, снова улегся.

Однако копы охотились вовсе не за Альтой. Они гремели у входной двери, пока не поднялся Генри Эшбью-ри. Оказалось, им нужен Роберт Тиндл. Я натянул поверх пижамы брюки, накинул пиджак и на цыпочках выскользнул на площадку лестницы сразу же вслед за тем, как Тиндл спустился вниз, в библиотеку. Копы не старались приглушать свои голоса и не тянули резину. Они хотели знать, был ли знаком Тиндл с человеком по имени Джед Рингоулд.

— Ну, конечно, — сказал Тиндл. — Он работает в нашей компании.

— Вам известно его местонахождение?

— Нет. Адрес есть в нашем офисе. А почему вы спрашиваете? Что он натворил?

— Он ничего не натворил, угрюмо отозвался полицейский. — Когда вы видели его в последний раз?

— Я не видел его уже три или четыре дня.

— Чем он у вас занимается?

— Он торгует недвижимостью. Он, собственно, своего рода разведчик. Собирает различные сведения, составляет проспекты, устанавливает местонахождение и границы участков.

— А какая недвижимость?

— Участки для ведения горных работ.

— Какая компания?

— «Фоклоузд фармз андерайтез компани».

— Что это за компания?

— Для более подробной информации, — заявил Тиндл, — я должен… — он замялся, будто внезапно что-то вспомнив, — связаться с нашим юридическим отделом. Наш поверенный — Лейтон Крумвезер, его офис находится в «Фиделити-Билдинг».

— А почему вы сами не можете ответить на этот вопрос?

— С ним связаны разные юридические тонкости, и при моем статусе одного из руководителей корпорации я невольно могу втянуть ее в какую-нибудь судебную тяжбу. — Тон Роберта стал более дружеским, и он добавил: — Если вы сообщите мне, что, собственно, вам угодно, я предоставлю дополнительные сведения. Адвокат не раз предупреждал меня о том, чтобы я не говорил лишнего. Ведь мои слова могут обернуться против корпорации. Есть масса технических, юридических деталей, которые…

— Хватит! — прервал его коп. — Рингоулд убит. Вам что-нибудь известно об этом?

— Убит!

— Да.

— Боже мой, кто же убийца?

— Мы пока не знаем.

— Когда его убили?

— Вчера вечером, около одиннадцати часов.

— Ужасный удар для меня. Я не был с ним знаком близко, но ведь мы вместе работали. Паркер Стоулд и я говорили о нем совсем недавно — должно быть, как раз в то время, когда случилось убийство.

— Кто такой Паркер Стоулд?

— Один из моих помощников.

— Где вы находились, когда происходил этот разговор?

— У себя в офисе, Стоулд и я болтали, составляли планы по продаже недвижимости.

— Ол-райт, были у Рингоулда враги?

— Я не в курсе дела. Моя работа касается экономической политики корпорации. Персоналом управляет мистер Бернард Картер.

Копы задали еще несколько вопросов и уехали.

Я заметил, как Альта на цыпочках вышла из своей комнаты. Я мягко втолкнул ее обратно.

— Все в порядке, — сказал я. — Идите спать. Они хотели видеть Боба.

— Зачем?

— Кажется, Рингоулд работал на Боба.

— Но зачем им понадобился Боб?

Я'счел момент подходящим.

— Рингоулда убили.

Она стояла, словно окаменев, безмолвная и почти бездыханная, губы ее побелели.

— Вы! — наконец произнесла она. — Боже, Боже, Дональд, только не вы! Вы не…

Я покачал головой.

— Но вы должны были. В противном случае вы бы не смогли раздобыть…

— Замолчите! — оборвал я.

Она приблизилась ко мне, точно во сне. Холодные пальцы коснулись моей ладони.

— Кем, вы думаете, он был для меня?

— Я ничего не думаю.

— Но почему вы, почему вы…

— Послушайте, глупышка, — сказал я, — я сделал все возможное, чтобы выгородить вас. Понятно? Подумайте, как обстояли бы дела, найди они у Рингоулда ваш чек.

Я видел, что она напряженно размышляет.

— Идите спать, — повторил я. — Впрочем… подождите минутку. Спуститесь вниз. Спросите, что случилось, из-за чего весь этот шум. Вам объяснят. Все в доме взволнованы, обсуждают происшествие. Никто не заметит выражения вашего лица, не запомнит ваших слов и вообще вашей реакции. Утром к вам будут более внимательны. Кто-нибудь из домашних знает, что вы были знакомы с Рингоулдом?

— Никто.

— Вы и раньше встречались с ним?

— Нет.

— Если вас спросят об этом, обойдите вопрос. Ясно? Но не лгите — пока еще не требуется.

— Но как же мне не ответить, если меня спросят?

— По-прежнему задавайте вопросы сами. Это лучший способ уйти от ответа. Спросите мачеху, зачем им потребовался Тиндл в такое позднее время, ночью… Спрашивайте всех о чем угодно, но не суйте голову в петлю. Поняли?

Она кивнула.

Я подтолкнул Альту к лестнице.

— Ну, ступайте вниз и не обмолвитесь случайно, что только что разговаривали со мной. Я иду спать.

Я вновь лег в постель, но не смог уснуть. Я слышал голоса внизу, под лестницей, тихие шаги по ступеням. Кто-то прошел по коридору к моей комнате, задержался там И прислушался. Мрак уже рассеивался, так что я мог различать предметы. Дверь была не заперта. Я ждал, что она отворится. Этого не случилось.

Рассвело, и тут я внезапно почувствовал страшную сонливость. Хотелось отдохнуть, расслабиться, сбросить напряжение. Заледеневшие от долгого стояния в коридоре ноги наконец согрелись. Я задремал. В ту же, как мне показалось, секунду постучался дворецкий. Было время давать уроки Генри Эшбьюри.

Внизу, в спортзале, Эшбьюри даже не стал снимать свой тяжелый шерстяной халат.

— Слышали о ночном происшествии?

— Каком?

— Один из людей, работавших в компании Роберта, погиб.

— Автокатастрофа или что-нибудь в этом роде?

— В этом роде, — промычал он и спустя мгновение пояснил: — Три выстрела из револьвера тридцать восьмого калибра.

Я пристально посмотрел на него:

— А где был в это время Роберт?

Он не отвел глаз.

— А где были вы?

— Работал.

— Над чем?

— Занимался порученным мне делом.

Он вытянул из кармана халата сигару, откусил кончик, закурил.

— Раздобыли что-нибудь интересное?

— Еще не знаю.

— А что вы вообще думаете по поводу нашего дела?

— Думаю, что понемногу продвигаюсь.

— Нашли того, кто шантажировал мою дочь?

— Я не уверен, что ее шантажировали.

— Без серьезной причины она не стала бы разбрасывать чеки, как конфетти.

— Да, конечно.

— Я хочу, чтобы вы сумели прекратить это.

— Думаю, что сумею.

— Вам понадобилось порядочно времени, чтобы наметить какие-то успехи, — заметил он. — Учтите: я плачу за результаты.

Наступившее молчание сделало эту фразу особенно весомой. Выдержав паузу, я парировал его реплику:

— Все дела фирмы веде! Берта Кул.

Эшбьюри расхохотался:

— Я бы сказал, Дональд, что вы маловаты в росте, но велики в сообразительности. Я никогда не встречал ни одного высокого парня, который превосходил бы вас в находчивости.

Он не спросил, что именно позволяет мне говорить о своих успехах. Я тоже не тревожил его никакими расспросами. Как обычно, я поднялся к себе, принял ванну и спустился к завтраку.

Миссис Эшбьюри, по-видимому, пребывала в ужасном волнении. Горничные поминутно влетали в ее комнату и тут же выпархивали обратно. Вызвали врача. Эшбьюри объяснил, что его жена провела ужасную ночь. Роберт Тиндл выглядел так, словно он побывал в машине для отжимки белья. Сам Генри Эшбьюри помалкивал. Я наблюдал за ним украдкой и решил, что сильные мира сего — те, кто имеет деньги и умножает их, — проведут кого угодно и всегда будут владеть ситуацией.

После завтрака Эшбьюри как ни в чем не бывало отправился к себе в контору. Тиндл уехал вместе с ним, в его машине. Я выждал некоторое время, затем вызвал такси и велел подъехать к «Фиделити-Билдинг». Это был адрес юрисконсульта, который назвал полиции Тиндл.

Юридическая контора Лейтона Крумвезера помещалась на двадцать девятом этаже. Секретарша попыталась выведать у меня кое-что обо мне и о причине визита. Я сообщил ей, что хочу вручить мистеру Крумвезеру энную сумму денег. Меня быстро впустили.

Крумвезер оказался костлявым субъектом с вытянутым лицом и тонким, загибающимся книзу носом, куда все время соскальзывали его очки. Щеки запали, и общая картина — крупнокостное сложение при явном недостатке плоти — дополнялась глубоким разрезом тонкого рта.

— Ваше имя? — холодно осведомился он.

— Лэм.

— Вы сказали, что у вас есть для меня деньги.

— Да.

— Где они?

— Я их еще не получил.

Две глубокие морщины, обозначившиеся посреди лба, еще больше подчеркнули удлиненность носа.

— Кто платит? — спросил он.

— Простаки, — ответил я.

Крумвезер внимательно оглядел меня. Его маленькие черные глазки не гармонировали‘с крупными чертами лица.

— Расскажите мне об этом.

— Я — учредитель корпорации, — представился я.

— Вы не похожи на учредителя.

— Именно поэтому дела мне особенно удаются.

Он кашлянул, я увидел длинные желтоватые зубы. Он явно забавлялся нашей беседой.

— Продолжайте.

— Нефтяные месторождения, — сообщил я.

— Что они собой'представляют?

— Перспективные земли, которые прямо-таки истекают нефтью.

Он одобрительно кивнул.

— Я пока еще никому не проболтался о них.

— И когда вы намерены «проболтаться»?

— Когда получу деньги за информацию.

Он снова оглядел меня.

— Вам должно быть известно, что в этом штате вы не можете продать недвижимость без разрешения соответствующей комиссии или корпораций.

— А для чего, вы думаете, я пришел сюда?

Он снова кашлянул и принялся раскачиваться на своем скрипучем вращающемся стуле.

— А вы наглец, Лэм.

— Правильнее назвать меня шутником.

— Любите пошутить, а?

— Нет, обычно'я серьезен.

Он наклонился, положил локти на стол, переплел длинные худые пальцы и захрустел костяшками. Вероятно, он делал это механически.

— Так что же вам, собственно, нужно?

— Я хочу обойти «Блу скай экт» и продать акции без разрешения представителей корпораций.

— Невозможно. Легальных способов обойти закон не существует.

— Вы ведь, кажется, поверенный «Фоклоузд фармз андерайтез компани»?

Он разглядывал меня так, словно изучал под микроскопом.

— Продолжайте.

— Это все.

Он расплел пальцы, забарабанил ими о край стола.

— Каков ваш план действий?

— Я собираюсь найти хорошего агента по продаже недвижимости и вызвать общественный интерес к добыче нефтяных богатств в этом штате.

— Но вы сами не владеете недвижимостью?

— Нет.

— Тогда, даже если бы я сумел обойти закон, я бы не смог уберечь вас от тюрьмы. А туда вы, не имея солидных гарантий, неминуемо попадете по обвинению в обмане населения штата.

— О себе я позабочусь сам.

— Каким образом?

— Это мое дело. Ваше — обойти закон и состряпать нужную мне бумагу.

— Но вы обязательно должны владеть собственной землей.

— У меня есть участок земли, арендуемый для горных работ.

— И все же я не веду подобного рода дел.

— Знаю.

— В какой срок вы сумели бы уложиться, чтобы подготовить все необходимое?

— В пределах месяца.

'Он сбросил маску. В глазах проглянули азарт и алчность.

— Мой гонорар — десять процентов выручки.

Я сделал вид, что раздумываю.

— Семь с половиной.

— Не смешите меня. Де-сять!

— Ол-райт.

— Ваше имя?

— Дональд.

Он нажал кнопку, в комнату впорхнула секретарша, держа наготове блокнот.

— Заготовьте для мистера Дональда Лэма письмо следующего содержания, — распорядился Крумвезер. — «Дорогой сэр! В связи с вашим предложением реорганизовать корпорацию, которая лишилась права на существование в штате Калифорния, вам необходимо назвать мне имя корпорации и цель, для которой ее следует возродить. Мой гонорар составит пятьдесят долларов плюс покрытие издержек на необходимые в деле расходы». Это все, мисс Сайкс.

Секретарша исчезла.

— Полагаю, вы знаете, как это делается, — пробурчал Крумвезер.

— Точно так же, как вы проворачиваете дела «Фок-лоузд фармз андерайтез компани»?

— Не будем говорить о других моих клиентах.

— Ол-райт. Тогда о чем еще вы хотите поговорить?

— Вы берете на себя ответственность за весь предстоящий риск. На основе наших с вами бесед я подготавливаю соответствующие деловые письма, которые вы подписываете. У меня есть данные о старых корпорациях, которые в штате Калифорния утратили все свои права из-за неуплаты налогов. Я внимательно слежу за ними, контролирую их. Естественно, для реорганизации вам понадобится такая из них, которая не замешана в грязных делах, не имеет серьезных претензий со стороны закона, но растратила свой капитал или большую его часть.

— Какое все это имеет отношение к нашим проблемам?

— Разве вам непонятно? — удивился мой собеседник. — Закон запрещает корпорациям продавать ценные бумаги, не имея на то соответствующего разрешения. Но если казна пуста, корпорация становится частной собственностью — такой же, как и все другие владения.

— Ну и что?

— Власти штата заставляют корпорации платить налоги. Если их не платят, все права корпораций аннулируются, и они не могут более вести дела, но у них есть возможность продолжать свою деятельность в случае ликвидации задолженности и уплаты штрафа.

— Ловко, — заметил я.

Он самодовольно усмехнулся — усмешкой старой, опытной лисы.

— Видите ли, — объяснил он, — эти корпорации — мертвая оболочка прежнего бизнеса. Мы приобретаем лицензию, платим налоги и возрождаем корпорацию. Мы, так сказать, покупаем невыплаченные долги, растраченный капитал. Обычно нам приходится платить мизерные суммы. Конечно, лишь немногие корпорации отвечают нашим требованиям. Но я знаю корпорации, как никто другой. Я проделаю для вас предварительную работу — наведу справки.

— Тогда для чего в письме, которое вы только что продиктовали, вы обязали меня назвать корпорацию?

— Чтобы обезопасить себя. Вы сами указываете в письме наименование корпорации. Я же действую просто как ваш атторни[3], следуя вашим пожеланиям. Я должен оставаться незапятнанным — при любых ситуациях. Ясно, мистер Лэм?

— Когда вы назовете мне корпорацию?

— Как только вы заплатите мне тысячу долларов.

— В вашем' письме названо пятьдесят.

Он пристально взглянул на меня сквозь очки.

— Означенная в письме сумма более приемлема для вас, не правда ли? Однако рецепт вам — за пятьдесят, мои услуги — за тысячу.

— А потом?

— Потом вы заплатите мне десять процентов от общего куша.

— Как вы обеспечите свои права?

— Не беспокойтесь. Это' не ваша забота.

Вновь появилась секретарша с письмом. Адвокат быстро пробежал его, подписал, и вручил секретарше.

— Отдайте это мистеру Л эму. У вас есть при себе деньги, мистер Лэм?

— В настоящий момент нет, во всяком случае не та сумма, которую вы определили.

— Когда вы будете ее иметь?

— Через день-два.

— Приходите в любое время. Буду рад увидеться с вами.

Крумвезер поднялся, пожал мне руку'длинными, холодными пальцами.

— Я полагал, — заметил он, — что вы лучше знакомы с неизбежными в такого рода делах юридическими требованиями. Вы казались более осведомленным, когда ворвались ко мне.

— Так оно и есть, но я терпеть не мог разъяснять юристам содержание законов, предпочитая, чтобы юрист сам мне их растолковывал.

Он кивнул, ухмыльнулся:

— Вы очень способный молодой человек, мистер Лэм. А теперь, мисс Сайкс, если вы принесете мне досье с делом Хелмана, я продиктую ответ и составлю встречный иск. Когда мистер Лэм придет вновь, чтобы расплатиться со мной, я повидаюсь с ним лично. Всего доброго, мистер Лэм.

Я попрощался с ним и вышел в приемную. Секретарша вскинула на меня глаза. Она выжидала, чтобы я удалился, прежде чем достать папку с упомянутым досье. Я отправился к себе, в агентство. Берта Кул была на месте. Элси Бранд, секретарша, барабанила цо клавишам машинки.

— Она занята с кем-нибудь? — осведомился я.

Элси отрицательно покачала головой.

Я подошел к двери в смежную комнату, на которой красовалась табличка с надписью: «Частная контора», и толкнул дверь.

Берта поспешно сунула расчетную книгу в ящик стола, захлопнула его и заперла на ключ.

— Откуда ты?

— Я немного последил за Альтой, увидел, что она пошла в кино, а сейчас я здесь, чтобы поговорить с тобой.

— В кино?

Я кивнул.

Маленькие блестящие глазки уставились на меня с любопытством:

— Как идут дела?

— Неплохо'.' ;V

— Тебе удалось утихомирить ее?

Я снова кивнул, и она не удержалась от вопроса:

— Как же тебе это удалось?

— Да просто поболтал с ней немного. Я думаю, ей удобно иметь меня под рукой.

Берта вздохнула:

— Дональд, ты чертовски удачлив в отношениях с женщинами. Чем ты их привораживаешь?

— Да я ничего специально не предпринимаю.

Она по-прежнему внимательно смотрела на меня.

— Может быть, это потому, что все соблазнители стараются выглядеть мужественными, агрессивными. А ты сидишь себе тихонько, будто женщины тебя совсем не интересуют. Иногда я думаю — ты пробуждаешь в нас инстинкт материнства.

Я отмахнулся.

— Хватит об этом, есть неотложное дело.

Берта вздохнула:

— Когда ты грубишь мне, Дональд, я всегда знаю, что тебе нужны деньги. Сколько?

— Приличную сумму.

— У меня ее нет.

— Тогда раздобудь ее.

— Дональд, я уже сто раз тебе говорила, что ты не должен врываться ко мневнезапно и требовать деньги. Ты беспечен, Дональд. Ты экстравагантен. Заметь, я не думаю, что ты мошенничаешь. Просто ты не умеешь обращаться с деньгами, не видишь перспективы. Главное для тебя — сиюминутная цель, которая оправдывает траты.

Я возразил осторожно:

— Это весьма перспективное дело, и я буду огорчен, если ты его упустишь.

— Ведь Альта знает, что ты детектив?

— Да. Ты же в курсе…

— В таком случае я не упущу дело.

— Нет? — переспросил я..

— Нет, если ты будешь продолжать хорошо играть свою роль.

— Для этого мне нужны средства.

— Боже мой, вы только послушайте этого человека! Ты думаешь, мое агентство набито деньгами?

— На рассвете в доме были полицейские, — равнодушно констатировал я.

— Зачем приезжали копы? Что случилось?

— Не знаю, — так же равнодушно протянул я. — Я спал. Но кажется, Роберт Тиндл — это пасынок Эшбьюри — работал с типом по имени РингоулД. Разве ты не читала газет?

— Рингоулд, Джед Рингоулд? — Голос ее зазвенел от волнения.

— Он самый.

Она не отрывала от меня глаз.

— Ты снова за свое, Дональд?

— О чем ты?

— Опять увлекся женщиной. Послушай, дорогой, ты когда-нибудь попадешь из-за этого в хорошую передрягу. Ты молод, наивен и чувствителен… Женщины хитры и коварны. Им нельзя доверять. Я не говорю обо всех. Но только о тех, кто пытается использовать тебя.

— Никто никогда не пытался меня использовать.

— Мне следовало бы быть посообразительней. Я всегда считала эту историю неправдоподобной.

— Какую еще историю?

— Да с этой девицей, Альтой Эшбьюри, у которой куча денег, приятная внешность, мужчины вздыхают по ней… Ведь возможна и такая версия — ты увлекся ею, а она использует тебя как прикрытие… Пошла в кино! В кино, лопни мои глаза! В одиннадцать часов вечера!

Я промолчал.

Она схватила газету, нашла нужные ей строки.

— Вот, Рингоулд убит в двух кварталах от того места, где девица поставила свою машину. Ты следил за ней… Полицейские прибыли к Эшбьюри в три часа ночи… Альта Эшбьюри знает, что ты детектив. И мы еще работаем.

Берта откинула голову назад и расхохоталась громким саркастическим смехом.

Я вздохнул.

— Мне нужно триста долларов.

— Ты их не получишь.

Я пожал плечами и направился к двери.

— Дональд, подожди. Разве ты не понимаешь, Дональд. Мне не хотелось бы скупиться по отношению к тебе, но…

— Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал все?

Она навострила уши.

— Конечно.

— Тогда лучше поразмысли денек и дай мне знать о своем решении.

Она скорчила свирепую гримасу, достала из сумочки ключ, открыла ящик стола, где хранились деньги, другим ключом отперла внутреннее отделение, вынула шесть пятидесятидолларовых банкнотов и протянула их мне.

— Помни, Дональд, это из средств на экстренные расходы. Не трать деньги попусту.

По пути к дому Эшбьюри я просмотрел в такси утренние газеты. В Рингоулде опознали бывшего заключенного, игрока, связанного с «влиятельной корпорацией». Репортеры писали, что руководство корпорации выразило удивление, когда ему сообщили о прошлом этого человека. Корпорация, — так было заявлено репортерам, — всегда тщательно отбирала своих сотрудников, даже тех, у кого, как у Рингоулда, обязанности были не слишком ответственными. В газетах высказывалось предположение, что характеристики и поручительства Рингоулда подделаны, рекомендации — фальшивы. Корпорация, как заявила пресса, занимается проверкой документов.

Из тех же газет я выяснил, что полиция оказалась полностью мистифицированной относительно мотивов и методов убийства. Примерно минут за пятнадцать до убийства, сообщалось в газетах, молодой человек с хорошими манерами и располагающей внешностью попросил комнату, где он мог бы спокойно отдохнуть несколько часов. Уолтер Маркхем, ночной портье, не был уверен в том, что посетитель добивался именно двадцать первого номера на четвертом этаже. По его показаниям, молодой человек просто предпочитал, вероятно из суеверия, нечетные номера. Он получил двадцать первый номер, поднялся наверх, повесил на дверь картон с надписью: «Прошу не беспокоить» и, как выяснилось позднее, занялся тем, что просверлил дырку в двери, сообщающейся с номером девятнадцатым, где проживал Рингоулд. Затем он ухитрился отодвинуть задвижку на этой двери, которая открывалась в нишу, образуемую одной из стен и дверью в ванную девятнадцатого номера.

В газете высказывалось предположение, что Рингоулд, услышав возню за дверью, заподозрил неладное й решил выяснить, что там происходит. Он получил три пули.

Смерть наступила мгновенно. Убийца не сделал попытки ни отступить в свой номер, ни ограбить жертву. Вероятно, он просто положил оружие в карман, хладнокровно переступил через тело, вышел в коридор и остановился в дверях, изображая жильца, разбуженного звуками выстрелов. Никто не видел, как он исчез из отеля.

Преступление считалось преднамеренным и заранее спланированным. Доказательство этого — дырка, просверленная в двери для того, чтобы убийца идентифицировал свою жертву и не ошибся в выборе мишени.

Эстер Кларди, продавщица в табачном киоске, припомнила, что загадочный молодой человек будто бы преследовал некую таинственную женщину в отеле. Она описала внешность незнакомца: возраст — на вид лет двадцати семи, чисто выбрит, тонкие черты лица, приятный голос. Рост — пять футов шесть дюймов, вес около ста двадцати пяти фунтов.

Портье, со своей стороны, дополнил эти сведения сообщением о нервозности клиента, бегающих глазах, истощенности, сходстве с наркоманом.

Когда я вошел в дом, дворецкий передал мне, что миссис Эшбьюри в библиотеке и хочет меня видеть.

Она откинулась на подушки дивана, устремив на меня умоляющий взгляд.

— Мистер Лэм, пожалуйста, не уходите. Вы должны находиться здесь, чтобы защитить Роберта.

— От кого?

— Не знаю. Но у меня дурные предчувствия. Я думаю, что Роберт в опасности. Я — мать, у меня интуиция матери. Вы — тренированный борец со стальными мускулами. Присмотрите за Робертом.

— Можете на меня положиться, — ответил я и отправился разыскивать Альту.

Я ндшел ее нд веранде. Альта сидела на кушетке и подвинулась, чтобы я мог сесть рядом с ней.

— Расскажите мне все, — предложил я.

Она сжала губы и отрицательно мотнула головой.

— Что имел против Рингоулд?

— Ничего.

— Почему в таком случае он получил от вас три чека на десять тысяч долларов каждый? Не являлся ли Рингоулд представителем какого-нибудь благотворительного фонда?

Я прочел в ее глазах тревогу.

— Три чека?

Я кивнул.

— Откуда вы знаете.

— Я — детектив. Моя специальность — узнавать.

— Хорошо, — сказала она раздраженно. — Разузнайте тогда, что заставило меня выдать эти чеки.

— Обязательно, — пообещал я, собираясь встать.

Она схватила меня за рукав.

— Пожалуйста, не оставляйте меня.

— В таком случае поговорим о фактах.

Она подтянула колени, обхватив их руками.

— Дональд, — взмолилась она, — пожалуйста, скажите мне, что вы предприняли и как выяснили… ну, вы понимаете…

Я покачал головой.

— Вам лучше ничего не знать насчет меня.

— Тогда почему вы хотите знать все обо мне?

— Чтобы помочь вам.

— Вы уже помогли.

— Еще даже не начал толком…

— Дональд, вы ничего не сможете сделать.

— Что вас связывало с Рингоулдом?

— Ничего, я же сказала.

Я не спускал с нее глаз. Она беспокойно задвигалась.

— Вы не производите впечатления человека, умеющего лгать, — заметил я. — Полагаю даже, что вы терпеть не можете лжецов.

— Так оно и есть. Но это вас не касается.

— По всей вероятности, — сказал я, — копы скоро начнут задавать мне вопросы. Если я буду знать, что мне следует скрывать, то я утаю. В противном случае я могу ошибиться. Тогда они возьмутся за вас.

Она вздохнула:

— У меня ужасные неприятности.

— Какие?

— Прошлым летом я отправилась в круиз по южным морям. Там был один человек… Он… он мне очень-понравился. И — вы же знаете, как это бывает…

— Множество молодых женщин совершают такие круизы, встречаются с мужчинами, влюбляются, однако, вернувшись домой, не выбрасывают на ветер по тридцать тысяч долларов.

— Этот человек был женат.

— И как вела себя его жена?

— Я даже не была знакома с ней. Он писал мне — это были любовные письма.

— Не знаю, сколько у нас в запасе времени, — сказал я, — но чем дольше вы молчите, тем меньше у нас его остается.

— Я не была влюблена в него по-настоящему. Это был обычный флирт — прогулки при луне и все такое…

— Это был ваш первый круиз?

— Конечно нет. Я много путешествовала. Обычно девушки, путешествуя, ищут своего избранника. Иногда встречают его, выходят замуж и живут счастливо.

— Но вы не нашли своего избранника?

— Нет.

— И все-таки продолжали путешествовать?

— Но мне надо было как-то развлекаться. Через два-три дня обычно уже видишь, с кем приятно проводить время. Но в сущности, вы флиртуете не с мужчиной. Вы, флиртуете с мечтой.

— Этот человек, вы сказали, был женат?

— Да.

— Он жил отдельно от жены?

— Нет. Позже он признался, что устроил себе каникулы, решил отдохнуть от семейной жизни. Его жёна тоже обзазелась поклонником. Правда, я сомневаюсь в его словах. Его жена работала в крупной нефтяной компании, связанной делами с Китаем. Когда шанхайский филиал лопнул, ей пришлось приводить в порядок счета.

— Почему же у вашего поклонника возникли подозрения в отношении жены?

— Ее босс тоже отправился в Шанхай — на том же пароходе, что и она, и она была мила с ним.

— Ну и что же дальше?

— Честно, Дональд, есть вещи, которые мне определенно не нравятся. Но есть и другие, которые привлекают меня. Он сам наслаждался путешествием и "был — великолепен.

— Вернемся назад. Вы тогда еще не знали, что он женат?

— Нет.

— Он говорил вам, что одинок?

— Да, определенно.

— И что произошло?

— Он стал писать мне письма.

— Вы отвечали на них?

— Нет. К тому времени я уже знала правду.

— Как его зовут?

— Я… я скажу немного позже.

— Почему не сейчас?

— Нет. Сначала вы должны представить себе всю картину в целом.

— Это был Рингоулд?

— Господи! Конечно нет!

— Ол-райт.

— Я не отвечала на письма, но мне нравилось получать их. Я уже говорила — это были любовные письма. Некоторые из них были прекрасны, полны воспоминаний… Мы приплыли на Таити поздно ночью… Все это нужно видеть, чтобы понять. Островитяне танцевали, прыгали через костры. Они заранее собрались вокруг этих небольших костров в ожидании нас. Мы видели яркие точки, мерцающие на берегу. Когда корабль причалил к берегу, все пришло в движение, начались танцы, раздался бой барабанов, знаете, это странное — та, та, ТАА! та, та, ТАА! И снова: та, та, ТАА! В костры подбросили хвороста. Кто-то на пароходе направил луч прожектора на берег, чтобы рассмотреть танцоров — на них были лишь одни юбочки из травы. Они прыгали и кружились, все убыстряя темп, изобретая новые повороты и прыжки, наслаждаясь общим весельем. В своих письмах он напомнил мне об этом и… о многих вещах. Чудесные письма. Я берегла их, перечитывала, когда взгрустнется. Такие яркие, живые…

— Похожие на глянцевые картинки в журналах, рекламирующих путешествия, — добавил я. — Но мне все-таки непонятно, зачем вы уплатили тридцать тысяч долларов за письма, на которые не отвечали?

— Соберитесь с духом, чтобы перенести шок.

— Вы хотите Сказать, что письма произвели на вас впечатление, на которое он не рассчитывал, что вы…

Она покраснела.

— Нет! Нет! Нет! Не говорите глупостей.

— Тогда я не могу представить себе ничего, что заставило бы молодую женщину — такую, как вы — выложить тридцать тысяч долларов.

— Сейчас поймете.

— Но говорите же, наконец!

— Имя этого человека… — Она опять замолкла.

— Господи, да какое значение имеет его имя?

Она перевела дыхание и выпалила:

— Хэмптон Ласстер!

— Не лучшее имя для героя романа, — заметил я. — Но вы, кажется, вкладываете в него какой-то особый смысл. Он что… — Внезапная мысль поразила меня. Я замер, впился в нее глазами и по выражению лица понял, что моя догадка верна. — Черт возьми! — сказал я. — Это тот человек, который убил свою жену.

Она кивнула.

— Был судебный процесс?

— Еще нет. Только предварительное' слушание. Его обязали явиться в суд.

Я схватил Альту за плечи, повернул к себе.

— У вас была связь с этим человеком?

Она отрицательно покачала головой.

— Вы встречались с- ним после возвращения из путешествия?

— Нет.

— И ни разу не написали ему?

— Нет.

— Что случилось с его письмами?

— Я выкупила их.

— Как раздобыл их Рингоулд?

— К этому приложили руку некоторые чересчур ловкие детективы, работающие в офисе- окружного прокурора. Они решили, что, для того чтобы состряпать против Ласстера хорошенькое дельце, им нужны факты, способные настроить против него присяжных. Они вцепились в Хэмптона, проверяли каждую мелочь. Он не смог отчитаться за те восемь недель, когда отсутствовала его жена. Детективы так и не обнаружили, где он находился. Но в своих поисках они набрели на старый сундук с этикеткой морского круиза. Они пошли по этому следу, разузнали о нашем путешествии, выудили список пассажиров и опросили их. И получили то, что искали, установив, что Ласстер проводил время со мной.

— Однако, — прервал я, — если вы разумно себя вели, у них не было никаких серьезных улик при условии, что он тох(е не болтал лишнего.

— Неужели вы не ггб'нймаетё? — ^ с горечью спросила Альта. — У них в руках очутилась нить, которая была им необходима, чтобы вторгнуться в наш дом, рыскать во время моего отсутствия в моей комнате, и — они нашли письма. Это значит, что я могу сколько угодно клясться на Библии, утверждать, что сама не писала Ласстеру никаких писем и не встречалась с ним после круиза. Никто бы мне не поверил.

— Как получилось, что вдм пришлось выкупать его письма в рассрочку?

— Их было трое, этих детективов. Найдя улики, они немного поразмыслили. В прокуратуре им платят довольно мало, и если они отдадут письма окружному прокурору, это никак не улучшит их материальное положение. Им даже не повысят обычный заработок. Я же считалась состоятельной женщиной. Конечно, они не стали встречаться со мной, но использовали как посредника Рингоулда. Не знаю, сколько вытянул из них Рин-гоулд, но было решено, чтобы я выкупила письма последовательно в три этапа.

Глубоко засунув руки в карманы и уставившись на носки своих ботинок, я пытался представить себе всю картину в ее целостности, определить те пункты, которые намеренно или невольно были оставлены Альтой в тени.

Начав говорить, Альта уже не могла остановиться:

— Вы не можете себе вообразить, чем все это обернулось для меня. Сначала они не могли определить, был ли это несчастный случай — жертва просто упала и ударилась головой, — или Ласстер чем-то ударил ее. Даже когда окружной прокурор установил, что ударил, адвокат вытащил на свет Божий поездку в Шанхай, намекнув, что жена, вероятно, вызвала у Хэмптона что-то вроде сильнейшего эмоционального потрясения. Словом, адвокат пытался воздействовать на йрисяжных, убедить их, что убийство было спровоцировано самой этой женщиной. Окружной прокурор мог прекратить сумятицу, имей он сведения обо мне. Письма свидетельствовали, что Ласстер был влюблен в меня и стремился избавиться от жены, чтобы жениться на мне. Я хорошо обеспечена и не… не безобразна. — Голос Альты дрогнул. — Прокурор мог бы заставить меня дать свидетельские показания и столкнуть с присяжными… Он в порошок стер бы Хэмптона, если бы завладел письмами.

Я никак не реагировал: ничего не ответил, по-прежнему погруженный в размышления.

— Как только детективы раздобыли письма, — продолжала Альта, — они решили, что их мог бы выкупить адвокат Хэмптона, но Хэмптон не располагал такой суммой денег. Я думаю, что это адвокат предложил действовать через Рингоулда и постараться выудить деньги у меня. Лейтон Крумвезер. Он был адвокатом на этом процессе случайно. Обычно он работает в корпорации Боба, и я страшно боялась-, что проболтается, но эти поверенные, по-видимому, научены помалкивать.

— Вы уверены, что Крумвезер знает о письмах?

— Рингоулд утверждал, что знает. Возможно, сам Ласстер сказал. Когда человек арестован по. подозрению в убийстве, он выкладывает своему адвокату все — независимо от того, будет ли истолковано его признание в его пользу или нет.

— Да, вероятно, — согласился я.

— Конечно, Крумвезер хотел утаить эти письма от прокурора, это. естественно, я слышала о Крумвезере как о чрезвычайно ловком адвокате, — сказала Альта. — Ведь он добивался оправдания своего клиента.

Я поднялся и стал расхаживать по веранде. Внезапно я обернулся.

— Вы не открывали конверт, который дал вам Рингоулд?

Она вытаращила глаза.

— Так вы были там, Дональд?

— Это не важно. Почему вы не открыли конверт?

— Потому что я видела, как Рингоулд вложил письма в конверт и заклеил его. Он поступал так же и раньше с другими письмами — снач; ала показывал их мне и…

— Вы вскрыли конверт, когда пришли домой?

— Нет, последовало так много событий и…

— Нет! Вы сожгли его?

— Нет еще. Я собиралась, но…

— Откуда вы знаете, что это не ловушка, которую вам поставил прокурор?

— Каким образом?

— Ему нужны письма для объяснения мотива преступления. Однако от писем Ласстера не много пользы, пока не установлено, что вы отвечали ему. Но если доказать, что вы заплатили тридцать тысяч долларов, чтобы раздобыть эти письма, у обвинения появится крупный козырь.

— Но, Дональд, разве вы не видите? У прокурора не было этих писем. Он…

— Куда вы спрятали конверт?

— В надежное место.

— Достаньте его.

— Он в надежном месте, Дональд. Слишком опасно…

— Достаньте его, — настаивал я.

Она взглянула на меня, пробормотав: «Вам лучше знать», и поднялась наверх. Через пять минут она вернулась с запечатанным конвертом.

— Я знаю, что там письма, — твердила Альта. — Я сама видела, как Рингоулд вкладывал их в конверт.

Не ожидая продолжения, я взял у Альты конверт и вскрыл его. Внутри находилось полдюжины обычных конвертов. Я вытряс их все и открыл каждый. Они были набиты чистыми бланками с изображением отеля, где убили Рингоулда. Я взглянул на Альту. Если бы ее приговорили к газовой камере в Сан-Квентине, она не выглядела бы более потрясенной.

Глава б
Берта ждала в машине, чтобы, как обычно, отвезти меня к японцу. Рядом с ней на сиденье лежала газета.

— На этот раз, Дональд, тебе не удастся улизнуть.

— От кого?

— Копы доберутся до тебя.

— Нет, если не ухватятся за нужную веревочку.

— Но все-таки раньше или позже они поймают тебя. Боже мой, зачем ты это сделал?

— А что еще я мог сделать? Ты же знаешь, я снял соседний номер, просверлил дырку в панели сообщающейся двери, увидел, что дверь не заперта. У меня был шанс — проиграть или выиграть, получив информацию. Так уж распорядилась судьба.

— Но зачем ты вошел в номер Рингоулда?

— Почему бы и не войти? Но, конечно, я буду на крючке, если только они подцепят меня.

— Дональд, ты снова пытаешься защищать эту девушку.

Я ничего не ответил.

— Но, Дональд, ты просто обязан предоставить в мое распоряжение все необходимые факты. Допустим, тебя арестуют. Я, конечно, постараюсь вызволить тебя, но чем я буду оперировать.

— Тебе не следует крутить руль и одновременно болтать. Пусти меня на место водителя.

Мы поменялись местами. Я сказал:

— Вот. тебе факт: Альту Эшбьюри шантажировали. Не важно, по какому поводу. Тип, который ее шантажировал, — адвокат Лейтон Крумвезер.

— При чем тут оц? — возразила Берта.

— Альта встречалась с Рингоулдом. Описание полностью соответствует, и она действительно виделась с Рингоулдом, но человек, который ее шантажировал, — Крумвезер.

— Откуда ты знаешь?

— Он был заинтересован в том, чтобы раздобыть деньги для защиты своего клиента — человека, обвиненного в убийстве.

— Кто это, Дональд?

— Я не помню имени.

Берта с сомнением посмотрела на меня.

— Чтобы помочь Альте и снять подозрение с меня, есть один способ: налечь на Крумвезера. Он — мошенник.

— Они все мошенники.

— Ты преувеличиваешь. Процента два адвокатов — и впрямь мошенники, но все они чертовски хитры и держат под контролем немало дел. Ведь многие честные законники — глупцы. А мошенник и хитрец не может позволить себе поступать глупо.

— Сражайся с адвокатами сколько хочешь, Дональд, но дай мне нужную информацию.

— Крумвезер занимается главным образом тем, чтобы умело обходить закон «Блу скай» о продаже акций на недвижимость.

— Его нельзя обойти. Многие уже пытались.

— В любом законе есть лазейка.

— Что ж, ты изучал право, а я нет.

— Закон «Блу скай» можно обойти, — повторил я. — Крумвезер нашел путь к этому, прибирая к рукам корпорации, утратившие в штате свои права из-за невыплаты налогов, и давая им возможность заниматься другим бизнесом. Он знает множество уловок, чтобы придать своим аферам видимость частных деловых операций и получить при этом хорошую прибыль.

— Ну?

— Мы никогда не поймаем его на шантаже. Он слишком увертлив и сообразителен. Единственно возможный способ одолеть его — поприжать на мошенничестве с этими корпорациями. Это совсем не легко: повторяю^ он умен и коварен.

— Как тебе удалось все это выведать? — удивилась Берта, разглядывая меня с недоверием.

— Тратил деньги, предназначенные для экстренных расходов, — выпалил я, окончательно поставив ее в тупик.

Берта переменила тему:

— Ты, кажется, поладил с этой девушкой?

— Кажется.

— Она тебе доверяет?

— Думаю, да.

Берта вздохнула с облегчением.

— Значит, наше агентство по-прежнему ведет дело Эшбьюри?

— Вероятно.

— Дональд, ты просто чудо.

Я использовал комплимент как благоприятную возможность изложить свои ближайшие планы.

— Я уже представился Крумвезеру как перспективный клиент, и рассчитывал, что сразу смогу управлять ситуацией, но ошибся. Он слишком опытен и предвосхищает все твои намерения. Но есть другой путь.

— Какой?

— Стать обычным покупателем акций одной из опекаемых им корпораций.

— Ну а почему ты все-таки считаешь, что именно Крумвезер шантажировал Альту?

— Продумал всю ситуацию. Поначалу я считал, что это дело рук окружного прокурора, но в таком случае ловушка уже бы захлопнулась. А с Крумвезером все сходится точка в точку. Он защищает клиента на судебном процессе. Он занимается важным делом, к которому приковано общественное внимание. Это прекрасный шанс для него выйти на широкую арену, приобрести популярность. Крумвезер, конечно, этим не ограничится. Он не таков. Он учел открывшуюся возможность оказать давление на Альту Эшбьюри и выудить у нее деньги. Он и сделал это: получил двадцать тысяч долларов, — но последние десять тысяч уйусгил.

— Дональд, я хочу спросить тебя кое о чем. Но ты должен сказать мне чистую правду.

— Спрашивай.

— Ты убил Рингоулда?

— Не выдумывай.

— Я не выдумываю. За такую версию у меня один шанс из десяти тысяч. Но ты же знаешь, как все это выглядит со стороны. Ты как раз из тех, кто способен, увлекшись девушкой, потерять голову и сделать ради нее что-нибудь самое отчаянное.

Я снизил скорость перед светофором, потянулся и зевнул.

Берта покачала головой.

— Ты самый хладнокровный тип, которого я когда-либо видела. Если бы ты мог прибавить в весе фунтов пятьдесят, то стал бы для меня золотым дном:

Некоторое время мы ехали молча. Я нарушил молчание, объявив, что намерен завести собственный офис и секретаршу.

— Найму кого-нибудь или позаимствую у тебя Элси Бранд.

— Ты спятил? Устраивать тебе офис? Для этого потребуется куча денег. Найди какой-нибудь способ осуществлять свои планы. И я не смогу отпускать Элси хотя бы на полдня.

Я не отзывался на ее тираду, и Берта сдалась. Когда я въезжал на стоянку перед спортзалом, она сказала:

— Ол-райт, делай как хочешь. Но не бросайся деньгами попусту.

Мы вошли в спортзал, и японец стал расправляться со мной, швыряя под всеми мыслимыми углами. Думаю, он просто использовал меня для разминки, как это делает баскетболист, забрасывая мячи в корзину. Он и \ше предоставил пару шансов, но я при всех стараниях все же не смог бросить его на маты так ловко, как делал это он. Хашита всегда ухитрялся перевернуться в воздухе и, улыбаясь, встать на ноги.

Честно говоря, я был по горло сыт этими уроками, я ненавидел их с самого начала. Японец вежливо заметил, что отдельные приемы я усваиваю превосходно. Берта согласилась с ним.

После душа я велел Берте снять мне офис на этой же неделе, убедиться в том, что на двери есть табличка с моей фамилией, подобрать подходящую мебель и прислать Элси в качестве секретарши.

Она кипела и неистовствовала, но в конце концов смирилась, обещала позвонить мне попозже и сообщить, как идут дела.

Генри Эшбьюри перед обедом отвел меня в сторону.

— Что вы скажете о коктейле в моем логове, Лэм?

— Превосходная мысль.

Дворецкий принес коктейли в маленькую уютную комнату, стены которой были увешены оружием. Здесь находились также несколько охотничьих трофеев, полка с трубками, пара мягких кресел. Никто не смел беспокоить Эшбьюри в его убежище, входить туда без специального приглашения хозяина запрещалось. В своем логове он спасался от постоянных истерик своей жены.

Мы потягивали коктейли, говорили о всякой всячине. Затем Эшбьюри спросил:

— Вы, кажется, подружились с моей дочерью?

— Я должен был добиться ее доверия, разве не так?

— И вы преуспели в этом. Альта всегда поглядывает на вас, когда вы находитесь в пределах досягаемости.

Я- сделал глоток.

Он задумчиво помаргивал.

— Первый чек Альты помечен первым числом, второй — десятым. Если бы имелся третий — на нем стояло бьщ двенадцатое число. Вчера было двенадцатое.

— Тогда четвертый, — осторожно подсказал я, — был бы помечен тринадцатым.

— Альты вчера вечером не было дома, — сказал он.

— Да, она ходила в кино.

— Вы шли следом за ней?

— Если хотите знать — да.

— Куда?

— До кинотеатра.

Одним глотком он покончил с остатками коктейля, затем схватил шейкер, наполнив до краев оба наши бокала.

— Вы производите на меня впечатление разумного молодого человека.

— Благодарю.

Он поерзал на месте, как бы собираясь с духом. Я подбодрил его:

— Не стоит ходить вокруг да около. Говорите прямо, что вас тревожит.

Его лицо прояснилось.

— Бернард Картер видел Альту вчера вечером.

— Когда именно?

— Сразу после — ну, после того, как стреляли.

— Где он ее видел?

— Примерно за квартал до отеля, где был убит Рин-гоулд. Альта очень быстро шла. Бернард заметил конверт, который она держала в руке.

— Картер не окликнул ее?

— Нет.

— И Альта не заметила его?

— Нет.

— Картер скорее всего ошибся. Я незаметно следовал за ней все время. Она припарковала машину поблизости от отеля, где произошло убийство, но не входила в отель, а отправилась в кино.

— А после кино?

— Она пробыла там очень недолго, вышла и вернулась к машине. По пути она остановилась у почтового ящика — как я предполагаю, опустить письмо.

Эшбьюри молча смотрел на меня:

— Возможно, — пробубнил я, — у нее было назначено свидание с кем-то, и этот кто-то не появился.

— Не мог ли этот «кто-то» обернуться Рингоулдом?

Я изобразил полнейшее изумление.

— Откуда у вас такая мысль?

— Не знаю, я просто предположил… фантазировал.

— Оставьте свои фантазии.

— Но это мог быть Рингоулд?

— Но если «кто-то» так и не появился, какая разница, кто он мог быть?

— И все же это мог быть Рингоулд!

— Черт побери! Говорю вам, она была в кино!

Он снова погрузился в молчание. Я набрался смелости:

— Вам что-нибудь известно о компании вашего пасынка — той, которую он возглавляет? Чем она занимается?

— Чем-то, связанным с добычей золота и с экскаваторными работами. Я слышал, они владеют потенциально богатыми рудниками, но больше ничего не хочу о них знать.

— Кто на самом деле занимается этим жульничеством?

— Я бы посоветовал вам не влезать в это дело.

— Вы знаете, что я имею в виду?

— Да, я понимаю, но мне не нравится ваша терминология.

— Ол-райт, используйте любые термины, но скажите мне, кто у них комплектует штаты коммерческих агентов?

— Иногда, Лэм, — задумчиво произнес Эшбьюри, — ваша беспокойная натура вынуждает вас говорить вещи, граничащие с оскорблением.

— Я все еще не знаю, кто там занимается коммерцией.

— Я тоже. У них целая команда коммерсантов. Очень квалифицированных, кажется.

— Сами партнеры не занимаются продажей акций?

— Нет.

— Это все, что хотелось бы мне знать.

— Но не все, что хотелось бы знать мне.

Я удивленно поднял брови.

— Читали вечерние газеты?

Я отрицательно покачал головой.

— Пишут, что найдены отпечатки пальцев — довольно много — на двери, на дверной ручке… Судя по описаниям, я подумал, что человек, которого ищет полиция, чем-то напоминает вас.

— У многих есть сходство со мной. Это обычно продавцы в галантерейных магазинах.

Эшбьюри расхохотался:

— Если бы ваш вес, Лэм, соответствовал содержимому вашей черепной коробки, вы были бы непобедимы.

— Это комплимент или критическое замечание?

— Комплимент.

— Спасибо.

Я допил свой коктейль, отказавшись от новой порции. Эшбьюри проглотил еще два коктейля.

— Вам известно, что человек моего положения получает финансовую информацию, недоступную простым смертным?

Я ждал продолжения, готовясь закурить.

— Особенно важна информация, исходящая из банковских кругов.

— И что дальше?

— Возможно, вам интересно знать, как я раздобыл сведения о чеках в десять тысяч долларов, подписанных Альтой?

— Вам предоставил их банк?

— Не совсем так. Скажем, одно официальное банковское лицо, расположенное ко мне.

— В чем тут разница?

Эшбьюри усмехнулся:

— Банк полагает, что разница есть.

— Продолжайте.

— Сегодня я получил из банка дополнительную информацию.

— Вы хотите сказать — от того дружески расположенного к вам лица?

— Да.

Прервав затянувшуюся паузу, Эшбьюри проговорил внушительно:

— Представитель «Этли эмьюзмент корпорейшн» позвонил в банк и предупредил, что из их денежного ящика украден чек на предъявителя на сумму десять тысяч долларов, подписанный Альтой Эшбьюри. Корпорация уведомляла банк, что если кто-либо представит этот чек к оплате, то предъявителю будет предъявлен иск по обвинению в воровстве.

— Как реагировал банк?

— Посоветовал позвонить Альте, чтобы заручиться ее согласием приостановить выплату по чеку.

— Был телефонный звонок?

— Да.

— Голос мужской или женский?

— Женский. Она назвалась бухгалтером и секретаршей.

— Любая женщина может сказать это, пользуясь телефоном-автоматом. Все расходы — пять центов.

Коктейли начали оказывать свое действие. Эшбьюри пришел в возбужденное состояние, отечески потрепав меня по колену, сказал:

— Лэм, мой мальчик, вы мне определенно нравитесь. В вас есть нечто, вызывающее особое доверие. Я думаю, Альта чувствует то же самое.

— Я рад, что моя работа удовлетворяет вас.

— Поначалу я даже не предполагал этого. Думал, все может перемениться. Вы же зндете, Альта довольно сообразительна.

— Да, она не глупа, — признал я и добавил, поскольку Эшбьюри явно ожидал похвалы, кроме того, был выгодным клиентом: — Она истинная дочь своего отца.

Он продолжал озабоченно:

— Я думаю, вы знаете, что делаете, Лэм. Но если чек в десять тысяч долларов на предъявителя украден и укравший столкнется с некоторыми трудностями, он может выступить с определенным заявлением и…

— Не беспокойтесь. Все будет в порядке.

Он насупился.

— Если бы вы читали газеты, то заметили бы, что показания свидетелей относительно этого таинственного Джона Смита противоречат друг другу. Сам характер противоречий любопытен для тех, кто знает женскую натуру. В описании женщины Джон Смит выглядит более привлекательно.

Я ничего не ответил.

— Знаете ли, Лэм, я очень ценю вашу сдержанность в такого рода вопросах. И я, конечно, надеюсь, что вы не… не'допустили никаких действий, которые породили бы зло гораздо большее, чем то, с которым вы имеете сейчас дело.

— Это внесло бы путаницу и осложнило бы ситуацию, не так ли?

— Чрезвычайно. Вы не очень-то откровенны со мной.

— Я Предпочитаю действовать в одиночку.

— Я буду питать к вам поистине безграничное доверие, Дональд, если вы откровенно скажете мне, учитываете ли- вы в своих планах опасность предъявителя чека на десять тысяч долларов.

Это был прекрасный шанс «сыграть на публику».

— Мистер Эшбьюри, — спокойно сказал я, — вчера вечером я сжег этот чек и растер пепел в порошок. Не думайте о нем больше.

Эшбьюри вздрогнул, глаза его чуть не-вылезли из орбит. Он схватил и изо всех сил потряс мою руку. Я сделал скидку на четыре коктейля, но все равно это было бурное выражение чувств.

— Это восхитительно, просто восхитительно! Вы чудо, мой мальчик, чудо! Больше я не задаю вам никаких вопросов. Действуйте, как считаете нужным.

— Благодарю. Однако мои действия стоят денег. Берта наводит суровую экономию, считает каждый пенни и теряет фунты.

— Черт побери! Так объясните ей! Скажите ей, что…

— Нет смысла спорить с ней. Так уж она устроена.

— И что вы хотите?

— Вам никогда не приходило в голову, что мне, возможно, придется дать кому-нибудь взятки?

— Нет.

— Но вероятность этого следует учитывать.

Мои слова, казалось, не особенно обрадовали Эшбьюри.

— Что ж, — промямлил он, — если возникнет острая необходимость, вы обратитесь ко мне… и…

— И доложу, кого и зачем я хочу подкупить, сколько мне нужно для этого денег?

— Конечно!

— Но тогда в случае неудачи вы будете ее виновником.

Краски на его лице заметно поблекли.

— Сколько вам нужно?

— Дайте мне тысячу долларов. Пусть они находятся у меня. Со временем я могу их вернуть… Или попросить еще.

— Это очень большая сумма, Дональд.

— Бесспорно, — подтвердил я. — А сколько у вас вообще денег?

Он вспыхнул.

— А сколько у вас дочерей?

— Только одна, разумеется.

Я молчал, пока Эшбьюри напряженно размышлял. Наконец вынул бумажник, отсчитал десять тысячедолларовых купюр.

— Я понимаю вас, Дональд, только учтите: я не миллионер.

— Человек, у которого есть деньги, всегда имеет преимущество перед тем, у кого их нет. Ему гораздо легче справляться с трудностями. Глупо не ходить козырями, имея их на руках.

— Верно, — вздохнул он. — Не могли бы вы, Дональд, несколько подробнее информировать меня? Мне бы хотелось лучше представлять себе кое-какие детали.

— Обычно, когда я разыгрываю партию, мои клиенты ничего не знают о моих ходах.

— Мне это не совсем нравится.

— Но, — продолжал я, — именно поэтому полиция никогда не сможет обвинить их в сообщничестве.

Он подпрыгнул, словно наткнувшись на булавку, и поспешно поднялся.

— Очень разумно, Дональд, действительно разумно. Что ж, я полагаю, время объявить перерыв. Я, вероятно, буду очень занят в ближайшее время, не смогу встречаться и беседовать с вами. Знайте только: я оставляю все на ваше усмотрение.

Он оборвал нашу встречу так резко, так взволнованно, будто у меня внезапно обнаружилась оспа.

Около восьми часов вечера позвонила Берта. Она, по ее словам, страшно утомилась, занимаясь моим офисом, но в конце концов ей удалось решить эту проблему. Офис на имя Чарльза Фишлера разместился в комнате номер двадцать два на шестом этаже в «Коммонз-Билдинг». Элси Бранд явится завтра в десять утра, откроет дверь и вручит мне ключи.

— А визитные карточки?

— У Элси есть несколько. Предполагается, что ты возглавляешь «Фишлер Сейлз корпорейшн».

— О’кей. — Я приготовился повесить трубку.

— Что нового? — поинтересовалась она.

— Ничего.

— Держи меня в курсе.

— Ладно. — На этот раз я повесил трубку, не дожидаясь дальнейших расспросов.

Вечер тем временем проходил как обычно. Альта сделала мне знак, что хочет поговорить со мной? Но я рассудил, что не узнаю от нее больше, чем мне уже известно. Мне хотелось побеседовать с Бернардом Картером, который определенно мог сообщить мне что-то новенькое. Поэтому я выбрал подходящее местечко и затаился, надеясь встретить его.

Мне повезло.

Я катал шары в бильярдной, когда туда вошел Картер:

— Любите бильярд?

— Я никудышный игрок. Просто спустился вниз, чтобы скрыться от обычной болтовни.

— Что-нибудь случилось? — спросил Картер. — Что-то не так?

— Да ничего особенного.

— Вы, кажется, виделись с Эшбьюри и беседовали с ним? Он славный парень, Эшбьюри.

Я не возражал.

— Физическая закалка и тренировка ему бы, конечно, не помешали, — рассуждал Картер, с сомнением поглядывая на туго обтягивающий его жилет. — Вот вы, например, двигаетесь легко и свободно, чувствуете себя как рыба в воде. Я наблюдал за вами.

— Неужели?

— Да, наблюдал. Послушайте, Лэм, вам бы следовало поближе сойтись со мной, помочь мне обрести нужную форму.

— Это можно сделать. — Я продолжал катать шары.

Он придвинулся ближе.

— Есть еще кое-кто, на кого вы произвели самое благоприятное впечатление, Лэм.

— Кто же это?

— Миссис Эшбьюри. Она призналась мне, что хотела бы начать сбрасывать вес, как только ее давление придет в норму. — Картер понизил голос: — Мне кажется странным, Лэм, что миссис Эшбьюри начала страдать гипертонией и прибавлять в весе сразу же после того, как вышла замуж за Генри.

— Многие женщины обычно сидят на диете и следят за собой, пока охотятся за мужчиной, но едва они выходят замуж…

Картер побагровел.

— Я имел в виду вовсе не это.

— Извините.

— Если бы вы лучше знали миссис Эшбьюри, вы бы поняли, как несправедливы относительно нее подобные предположения, как далеки они от реальных фактов.

Мое внимание по-прежнему было занято исключительно бильярдными шарами.

— Вы же сами констатировали эти факты. Я просто высказал откровенно свое мнение.

— Я имел в виду совсем другое.

— Так почему не сказать об этом прямо?

— Хорошо, я скажу. Я был знаком с миссис Эшбьюри еще до ее второго брака, когда она была легче на двадцать пять фунтоб и выглядела на двадцать лет моложе.

— Гипертония отрицательно влияет на человека.

— Бесспорно, но откуда оно? Почему именно после замужества у миссис Эшбьюри так подскочило давление?

— Да, почему? — повторил я и пристально посмотрел на него.

Картер был в ярости.

— Ответ один-единственный: постоянная, упорная враждебность к ней со стороны падчерицы.

Я положил кий.

— Хотите поговорить со мной об этом?

— Да.

— Я слушаю.

— Карлотта — то есть миссис Эшбьюри — чудная женщина, очаровательная, бесподобная, излучающая магнетизм. Со времени своего замужества она сильно переменилась.

— Вы уже мне это сказали.

Его губы дрожали от бешенства.

— И причина — ненависть к ней этой испорченной девчонки.

— Альты?

— Безусловно.

— Разве миссис Эшбьюри не предполагала такой возможности, готовясь вступить в брак?

Картер пустился в объяснения:

— В период, предшествовавший браку, Альта не обращала никакого внимания на отца. Она носилась по всему свету, не шевельнув и пальцем ради него. Но как только Эшбьюри женился на Карлотте и рна начала обустраивать дом, Альта тут же примчалась домой, разыгрывая роль преданной дочери. Постепенно, шаг за шагом, она настроила отца против миссис Эшбьюри. Карлотта — натура тонкая, восприимчивая…

— Для чего вы мне все это рассказываете?

— Полагаю, вам следует знать об этом.

— Разве благодаря этим сведениям смогу помочь Генри Эшбьюри улучшить физическое состояние?

— Возможно.,с

— Ну, а чего конкретно вы хотите сейчас от меня?

— Вы ведь в хороших отношениях с Альтой, и я подумал, что Альта* возможно, изменит свое поведение, когда узнает, что мачеха преисполнена самых дружеских чувств к ней.

— Дальше?

— Вы ведь только что разговаривали с Эшбьюри, и все еще не видите, куда я клоню?

— Нет.

— Ол-райт, если вам хочется, чтобы я рубанул напрямую… Так вот, Карлотте — миссис Эшбьюри — стоит только шепнуть на ущко полиции то, что ей известно. В ночь убийства Рингоулда Альта находилась в его номере.

Я поднял брови.

— Точнее, — заторопился Картер, — она была там перед убийством. Разве вы не сообразили, что неизвестная женщина в отеле, поднявшаяся наверх для встречи сРингоулдом, по описанию свидетелей, очень напоминает Альту? Детективам не придется рыть землю носом, устанавливая тот факт, что машина мисс Эшбьюри стояла всего в двух кварталах от отеля. Свидетели же подтвердят, что видели Альту, спешившую к машине сразу после того, как произошло убийство.

— Ну а я тут при чем?

— В следующий раз, — сказал вкрадчиво Картер, — когда Альта будет беседовать с вами о своей мачехе, вам следует объяснить ей, что она полностью во власти миссис Эшбьюри. Карлотта уже могла бы доставить падчерице кучу неприятностей, превратить ее жизнь в ад, но она не сделала этого. Она порядочная женщина и предана своему мужу.

— Вы, кажется, убеждены, что Альта непременно станет обсуждать со мной свои взаимоотношения с мачехой?

— Да, я так считаю, — выпалил он и, повернувшись на каблуках, направился к двери.

— Минутку, — сказал я. — Если Альта вышла из отеля до совершения убийства, у нее нет причины беспокоиться.

Картер задержался у двери.

— Есть. Ее видели на улице сразу же после совершения убийства.-

После ухода Картера я обдумал наш разговор. Очевидно, Картер не знал точно, когда произошло убийство, не заметил времени, когда встретил Альту, или вообще выдумал всю эту историю, чтобы дать козыри в руки миссис Эшбьюри.

Принимать какие-либо меры против Картера не было смысла. Как только полиция решит, что Альта замешана в убийстве, она сразу же нажмет на педали. Свидетелей множество: ночной портье, девушка в табачном киоске, служащий на автостоянке, мальчик-лифтер. Пикантная подробность состояла в том, что все эти свидетели должны будут поклясться, что Альта вышла из отеля до того, как прогремели выстрелы. Но если миссис Эшбьюри предвкушает триумф, почему бы не оставить ее в неведении по крайней мере до тех пор, пока я не узнаю поточнее о ее планах?

Я схватил пальто и шляпу и выскользнул из дома, стараясь не попасться на глаза Альте. Хотелось поближе познакомиться с теми заведениями, которыми владела «Этли эмьюзмент корпорейшн».

Внизу, как и говорил Крумвезер, расположились два роскошных ресторана, наверху шла игра. Место игры было хорошо оборудовано, невелико по размерам и рассчитано на малое количество людей. Я поставил небольшую сумму и даже рискнул подойти к рулетке. Никто не обращал на меня внимания. Народу было немного. Я выдумал какой-то предлог, чтобы встретиться с менеджером, но для знакомства с ним требовались более действенные средства.

Выходя, я столкнулся с блондинкой, которая шла под руку с молодым человеком: оба были в вечерних туалетах.

Я уже видел эти сухие пышные волосы. Это была Эстер Кларди, продавщица из табачного киоска в отеле, где пристукнули Рингоулда.

Мой ум лихорадочно заработал. Наша встреча была, конечно, случайной, но этот случай следовало предвидеть. Эстер скорей всего получает здесь комиссионные за доставку клиентов: ей, вероятно, кое-что известно о делишках корпорации. Однако если я намеревался расставить ловушку, то сам стал ее жертвой. Девушка опередила меня и первая открыла огонь.

Эстер узнала меня, глаза ее сузились.

— О, хэлло! Как дела? Повезло в игре?

— Не очень.

Она с улыбкой повернулась к своему спутнику:

— Артур, я хочу познакомить тебя с мистером Смитом. Мистер Смит, это Артур Паркер.

Мы пожали друг другу руки.

— Счастлив познакомиться, — пробормотал я.

— Вы уже уходите, мистер Смит?

— По правде говоря, как раз собрался.

— Не оставляйте нас. Обычно вы приносите мне удачу. Я предчувствую, что с вами мне и сегодня особенно повезет.

Я быстро прикинул, нельзя ли выйти из положения с помощью Паркера.

— Но ваш спутник выглядит человеком, приносящим счастье.

— Он — мой кавалер, — возразила Эстер. — Вы — мой талисман. Пойдемте поставим.

— Видите ли, я немного устал и…

Она взглянула на меня в упор. При ярком свете еще сильнее волосы ее напоминали кусок пеньковой веревки — орудие палача.

— Я не позволю вам убежать, — сказала она, улыбаясь ярко накрашенными губами. — Даже если мне придется позвать копов.

Глаза ее оставались серьезными.

Я усмехнулся:

— В конце концов, все зависит от мистера Паркера. Мне лично никогда не нравились люди, вторгающиеся в чужие компании.

— О, все в порядке, — успокоила меня Эстер. — Паркер догадывается, что вы связаны с этим заведением.

— О! — Паркер вздрогнул и выдавил из себя улыбку. — Пожалуйста, действуйте, мистер Смит, принесите нам удачу.

Мы с Эстер приблизились к столу с рулеткой.

Она поставила и проиграла. Паркер, очевидно, не собирался финансировать ее. Эстер быстро проиграла все свои деньги и, надувшись, поглядывала на своего компаньона. Тот, наконец, ссудил ей пять долларов в двадцатипятицентовых фишках.

Игроки постоянно перемещались вокруг стола. Когда Паркер очутился у самого дальнего его угла, Эстер придвинулась ко мне и прошептала:

— Передайте мне под столом двести долларов.

Я одарил ее каменным взглядом.

— Ну, не разыгрывайте же из себя идиота. Дайте мне деньги или…

Я зевнул.

Эстер была так обескуражена, что казалось, готова была заплакать. Она швырнула фишки на игорный стол и опять проиграла. Я сунул ей в руку доллар.

— Таков размах моих вложений, детка. Поставь их на двойное зеро.

Она поставила и тут же выиграла.

— Продолжай в том же духе.

— Ты с ума сошел.

Я пожал плечами. Крупье лопаточкой придвинул к девушке выигрыш. Я никогда не смог бы объяснить, что заставило меня указать на двойное зеро. Это был безумный риск, но в подобных ситуациях порой становишься ясновидящим. Я был абсолютно уверен, что снова выиграет двойное зеро.

Рулетка описала круг и остановилась.

Я услышал вздох Эстер и обернулся — шарик остановился на цифре семь.

— Видите, вы заставили меня проиграть.

— Но вы ведь пока все равно в выигрыше, — засмеялся я.

— Возможно, семерка повторится? — Эстер поставила на семерку. Она действительно повторилась! Эстер выиграла около пятисот долларов и прекратила игру.

Вокруг столиков слонялась какая-то брюнетка, изящная, гибкая, с красивыми бедрами, обнаженными плечами и глазами, обещавшими романтику томных, тропических ночей. Оказалось, что она знакома с Эстер, и, когда, та получила свой выигрыш, девушки обменялись какими-то знаками. Потом я заметил, что они шепчутся.

Затем брюнетка обосновалась за игорным столом, называя ставки за Артура Паркера. Вот это была игра! Брюнетка непрерывно обращалась к нему, обворожительно улыбаясь и поводя обнаженными плечами в дюйме от его губ.

Судя по всему, произошел размен: мне подсунули блондинку.

— Поздравляю с выигрышем, — обратился я к Эстер. — Куда мы направимся?

— Сначала заскочу в туалет и буду ждать внизу. Не пытайтесь удрать. К вашему сведению, выход здесь всего один.

— Зачем мне удирать от хорошенькой девушки?

Она засмеялась и сказала кокетливо:

— Правда, зачем?

Я постоял еще немного у игорного стола, делая небольшие ставки. Двойное зеро больше не выпадало. Поставив на него, я не получил ни цента. Другие попытки также не принесли успеха. Паркер был, по-видимому, целиком поглощен брюнеткой. Иногда, впрочем, он как бы просыпался и с виноватым видом оглядывался вокруг. Я услышал, как брюнетка обронила что-то насчет туалета.

Паркер расхохотался.

Я пошел к выходу. Эстер ждала меня.

— Вы на машине или возьмем такси?

— Такси.

— Отлично. Поехали.

— Куда именно?

— Может быть, к вам?

— Я'предпочел бы — к вам.

Девушка задумалась, затем пожала плечами:

— Почему бы и нет?

— А ваш дружок, мистер Паркер, не помешает?

— Мой дружок, мистер Паркер, — повторила она угрюмо. — О нем сегодня позаботятся.

Эстер назвала водителю адрес, и через десять минут мы были на месте. Девушка действительно жила здесь. Ее имя можно было прочитать на дощечке над звонком, и она отперла дверь в квартиру своим ключом. «В конце концов, — подумал я, — «почему бы и нет» — как сказала она». Газеты поместили фотографию Эстер и интервью с ней, где она обрисовала человека, спрашивавшего ее о Рингоулде. Ей нечего было опасаться подвоха с моей стороны.

Что касается меня, то я увяз по уши.

Квартира была неплохо обставлена. Мебель, вероятно, приобреталась не за счет прибыли от продажи сигар и сигарет во второразрядном отеле.

Эстер скинула пальто, пригласила меня сесть, принесла сигареты, спросила, не хочу ли я выпить, и опустилась на софу рядом со мной.

Мы закурили. Она придвинулась ближе. Я видел ее шею и плечи, призывный взгляд голубых глаз. Ее светлые локоны касались моей щеки.

— Нам с вами лучше подружиться, — предупредила она.

— Вы так считаете?

— Да. Потому что девушка, поднявшаяся наверх повидаться с Джедом Ринг-оулдом, — та, за которой вы следили, — оказалась Альтой Эшбьюри. — Она с видимым нетерпением ожидала моей реакции.

— Кто это — Альта Эшбьюри? — удивился я.

— Женщина, за которой вы следили.

Я отрицательно покачал головой.

— Мой бизнес был связан только с Рингоулдом.

Она прямо-таки извертелась, чтобы видеть выражение моего лица. Потом задумчиво произнесла:

— Да. Это, собственно, не имеет значения. Имеющуюся у меня информацию я все равно не смогу использовать. Я бы скорее предпочла работать с вами, чем с кем-нибудь другим. По крайней мере, я бы заставила вас вести честную игру.

— Но кто все-таки Альта Эшбьюри? Девочка Ринго-улда?

Блондинка напряженно размышляла, пытаясь решить, насколько откровенной она может быть со мной.

— Так кто она такая? — настаивал я.

— А что вам нужно было от Рингоулда? — ответила Эстер вопросом на вопрос.

— Мне нужно было видеть его по делу.

— По какому?

— Не помню, кто посоветовал мне обратиться к Рин-гоулду за советом, как обойти «Блу скай экт». У меня было кое-что для продажи.

— Так вы входили к нему в номер?

— Нет, я снял 'соседний номер.

— И просверлили дырку в двери?

— Да.

— Подглядывали и подслушивали?

— Да.

— И что вы видели?

Я не ответил.

Эстер вышла из себя.

— Послушайте, вы либо полный идиот, либо самый хладнокровный из людей, каких я когда-либо встречала. Откуда вы знали, что я не позову копов, если вы не дадите мне двести долларов?

— Я этого не знал.

— Лучше будьте со мной откровенны. Вы знаете, что произойдет, если я позвоню в полицию?

Я бесстрастно пускал кольца дыма.

Эстер вскочила, рванулась к телефону. Глаза ее гневно сверкали.

— Звоните, что же вы. Я сам собирался позвонить туда.

— Ах, вот как!

— Конечно. Разве вы еще не поняли?

— Чего?

— Я сидел в соседнем с Рингоулдом номере и подсматривал через дырку. Убийца проник в номер примерно за полчаса до моего появления. Он отодвинул задвижку на двери между номерами, поставил замок на предохранитель, а затем, улучив удобный момент, открыл дверь и через крошечную нишу вошел в ванную.

— Мало ли что вы придумаете?

— Ты забыла одну малость, сестренка!

— Что еще?

— Я разглядел убийцу. Я единственный человек, который видел его. Я знаю, кто это был. Рингоулд разговаривал с девушкой. Он дал ей какие-то бумаги. Она вручила ему чек. Он положил его в правый карман пиджака. Когда девушка вышла, Рингоулд отправился в ванную. В тот момент я еще не знал, что в ванной кто-то был, но обнаружил, что дверь в моем номере не заперта на задвижку. Я запер ее, когда сверлил дырку. Убийца предполагал, что Рингоулд пойдет в ванную, и намеревался убежать через соседний номер. Но дверь была уже заперта мною. Убийца очутился в ловушке.

— И что вы сделали? — Эстер затаила дыхание.

— Я повел себя как последний дурак. Мне нужно было сразу связаться с портье, чтобы он блокировал выход, и затем позвонить в полицию, но я был слишком взволнован и не подумал об этом. Вместо этого я снова отодвинул задвижку, открыл дверь в соседний номер и последовал за убийцей. Стоя в дверях номера, я осмотрел правую и левую стороны коридора, а затем спустился на второй этаж. Когда поднялся шум, я вышел из отеля.

— Любопытная история, — сказала Эстер, — занимательная, но копы вам никогда не поверят.

Я снисходительно улыбнулся.

— Ты забыла, что я видел убийцу.

Она подскочила, словно от удара электрическим током.

— Кто это был?

Я рассмеялся и пустил в воздух еще одно кольцо дыма.

Она отошла'от телефона, пересекла комнату и опять примостилась рядом со мной, положив ногу на ногу и задумчиво обхватив руками колено. Эстер определенно не знала, что ей делать дальше. Она смотрела то на меня, то на кончики своих туфель. Подол вечернего платья, задираясь, мешал ей, она поднялась, вышла в спальню, не прикрыв за собой дверь, и через минуту вернулась в черном вельветовом халате.

— Что ж, — сказала она, — все, что вы тут наплели, ничего для меня не меняет. Мне нужен у Эшбьюри свой человек. Вы, кажется, хороший мальчик и, думаю, вам можно доверять. Кстати, кто вы такой? Как вас в действительности зовут?

Я молчал, склонив голову набок.

— Послушай, ты не выйдешь отсюда, пока не назовешь мне свое настоящее имя. Я хочу узнать его во что бы то ни стало. В конце концов я пойду следом за тобой и узнаю, где ты живешь. Так что давай начистоту!

Я кивнул на дверь.

— Когда захочу, я выйду отсюда.

— Я донесу на тебя.

— И что это тебе даст? Что станет с твоим заманчивым планом потрясти семейку Альты Эшерст?

— Эшбьюри, — поправила она.

— Какая разница?

— Ну а как тебя все-таки зовут?

— Джон Смит, — не колеблясь сказал я.

— Врешь!

Я расхохотался.

Эстер изменила манеру поведения.

— Ладно, Джон. — Она посмотрела прямо мне в лицо. — Ты умный парень. Мы могли бы объединиться и вместе придумать что-нибудь толковое. Согласен?

— Если речь идет о шантаже, я против. Это не по моей части.

— Фу! — фыркнула она. — Я предлагаю тебе войти в долю. Вместе мы могли бы делать хорошие деньги.

— Чем ты располагаешь, чтобы прижать Альту Эшбьюри?

Она было открыла рот, но я прикрыл его своей рукой.

— Не говори. Я ничего не хочу знать.

Она вытаращила глаза.

— Что с тобой?

— Я по другую сторону границы.

— Как это понять?

— Видишь ли, моя прелесть, я не могу: принять твое предложение. Я Пе такой уж негодяй. И тебе не удалось меня провести. Ты замешана в этой грязной игре. Джед Рингоулд получал чеки от Альты Эшбьюри и передавал их тебе для «Этли эмьюзмент корпорейшн». Ты приводила к себе мужчин. Легкое движение пальцев освобождало их от значительной части выигрыша. Часть денег шла тебе, остаток — возвращался к Рингоулду и поступал в распоряжение выше- или нижестоящих, не важно, как их называть. А теперь я добавлю еще кое-что. Считай, что все кончено и забыто. Но шевельни только пальце^ против Альты Эшбьюри, и ты очутишься за тюремной решеткой.

Она вскочила.

— Проклятье!

— Ол-райт, сестренка, я тебя предупредил.

— Ты слишком уверен в себе, проклятый болван!

— Если разрешишь, я возьму у тебя еще одну сигарету.

Она протянула мне портсигар.

— Ну, ты сразил меня наповал. Может, я спятила? Я видела, как ты вошел в отель, помню, как ты выспрашивал меня, копы охотились за тобой, я выследила тебя, привезла сюда, не зная, кто ты такой, черт возьми… Наверное, ты частный сыщик, работаешь на Альту Эшбьюри, нет, ты скорее подходишь для ее старика.

Я зажег сигарету.

— Но зачем ты со мной разоткровенничался? Почему бы не дать мне вывернуться наизнанку, притвориться, что ты мой союзник, вытянуть из меня все, что я знаю, и затем вонзить в меня когти?

Я взглянул на нее.

— Детка, будь я проклят, если я понимаю. — И это была правда.

Она, по-видймому, все же не хотела сдавать позиций.

— Ты, однако, вполне мог быть тем, кто пристукнул Рингоулд а.

— Вероятно.

— Я могу тебя посадить.

— Ты так полагаешь?

— Да, могу.

— Вот телефон.

Она сощурила глаза.

— И тогда ты впутаешь меня в эту рсторию, покажешь, что мои побуждения корыстны и… да будь все проклято! Какой смысл?

— Чем мы займемся сейчас?осведомился я.

— Хорошенько выпьем. Когда я думаю, что ты мог сотворить со мной, и ничего не предпринял… Черт возьми! Я не могу тебя раскусить. Ведь ты не идиот. Ты хитер и ловок, способен управлять игрой… И вместе с тем, когда мне грозит расставленная тобой ловушка, ты не пользуешься ею… Что ж, век живи, век учись. Что тебе предложить к виски? Содовую или обынную воду?

— У тебя есть шотландское виски?

— Очень немного.

— У меня есть подотчетные деньги, которые, в случае необходимости, можно отнести к непредвиденным, экстренным расходам.

— Ну а сейчас разве не такой случай?

— Не знаешь, кто тут поблизости торгует ночью?

— Допустим, знаю.

— Ол-райт, позвони ему. Пусть нам пришлют полдюжины шотландского.

— Ты не шутишь?

Я вынул бумажник, выудил оттуда пятидесятидолларовую купюру, положил на край стола.

— Мой босс, правда, назвал бы это швырянием денег на ветер.

Распорядившись по телефону насчет шотландского, Эстер предложила:

— Давай пока разопьем мою бутылку.

Она принесла виски, лед и содовую.

— Не давай мне напиваться, Джон. Иначе я начну плакать, закачу истерику. Меня давно никто не угощал хорошей выпивкой. И досадно, что ты поставил ее не ради меня, а просто потому, что ты — это ты. Широкий жест… Что-то в тебе есть, перед чем невозможно устоять… Поцелуй меня.

Я поцеловал ее.

— К черту выпивку! Поцелуй меня крепче!

Через четверть часа1 посыльный принес нам шесть бутылок виски.

Я вернулся около двух часов ночи. Я долго еще не мог освободиться от воспоминания о белокурых женских локонах и от мысли о веревке в руках палача.

Глава 7

За завтраком я спросил Эшбьюри, известно ли ему что-нибудь об одной из горнорудных компаний — название было мудреное, я выговорил его не без труда. У меня есть друг, пояснил я, человек по имени Фишлер. Он богат — получил наследство, имеет офис в «Коммонз-Билдинг» и намерен вложить деньги во что-нибудь стоящее. Этот тип любит рисковать. Я хотел бы предложить ему горнорудные прииски.

Боб прервал разговор с кем-то сидящим рядом и обратился ко мне:

— Почему бы вам не сохранить мистера Фишлера для нашей семьи?

— Это мысль! — воскликнул я.

— Адрес?

— «Коммонз-Билдинг», шестой этаж, комната двадцать два.

— Я захвачу с собой торгового агента.

— Превосходно.

Эшбьюри поинтересовался у Боба, не имеет ли тот сведений, насколько успешно расследуется дело об убийстве Рингоулда. Боб ответил, что полиция пришла к выводу: это убийство — результат сведения счетов между игроками. В настоящий момент копы проверяют окружение Рингоулда: они надеются выйти на того типа, который соответствовал бы наружности парня, покинувшего номер Рингоулда сразу после убийства.

После завтрака Боб отвел меня в сторону и попросил подробнее рассказать о Фишлере. Он хотел знать, каким капиталом тот располагает, какую сумму намерен вложить. Я сказал, что Фишлер унаследовал сразу два состояния. Одно — сравнительно небольшое — он уже получил, но еще до конца месяца у него на руках будет крупная сумма — свыше ста тысяч долларов. Я спросил Боба, как идут дела в его компании.

— Великолепно. С каждым днем все лучше и лучше.

Боб удалился, Эшбьюри посмотрел на меня так, словно собирался сказать что-то важное, но отказался от этого намерения. Прочистив горло, он изрек только:

— Дональд, если вам потребуется на расходы еще несколько тысяч долларов, не стесняйтесь обратиться ко мне.

— Благодарю. Буду иметь в виду.

Альта спустилась вниз в халате и знаками показала, что хочет поговорить со мной. Но я вновь притворился, что ничего не замечаю, и пожелал проводить Эшбью-ри до гаража.

В гараже я попросил разрешения подъехать вместе с ним до нужного мне места.

Он не отрывал глаз от дороги и помалкивал, хотя я видел, что вопросы так и рвутся у него с губ, но он не рискует задавать их, боясь ответа на самый главный для него вопрос. Он поминутно вздыхал, боролся с собой и наконец целиком сосредоточился на своей миссии шофера.

Когда мы приехали в деловой центр города, он все же решился на невинный вопрос:

— Где мне вас высадить, Дональд?

— О, где-нибудь здесь поблизости.

Он повернул направо, проехал еще пару кварталов и остановился перед «Коммонз-Билдинг».

— Как все это будет организовано?

— Не беспокойтесь, — утешил я.

Эшбьюри поспешно укатил, а я поднялся на шестой этаж взглянуть на табличку двадцать второй комнаты. Все было в порядке. Я толкнул дверь и вошел. Элси Бранд стучала на машинке.

— Ради Бога, тебе совсем не следует притворяться, что у нас уже сейчас слишком много дел, — взмолился я. — Люди, которые должны прийти сюда, считают меня богатым наследником. Они не думают, что я сколотил состояние самостоятельно, занимаясь бизнесом. Поэтому тебе не нужно особенно стараться.

— Берта, — возразила Элси, — велела мне напечатать несколько писем, чтобы я не бездельничала здесь.

— На каком бланке? — спросил я, заглядывая ей через плечо, чтобы увидеть бумагу, вставленную в машинку.

— На бланке агентства.

Я выдернул бланк из машинки и протянул его Элси.

— Положи письмо в ящик, чтобы его никто не видел. Убери все наши бланки. Когда пойдешь на ленч, захвати с собой всю эту канцелярию и храни ее в агентстве. Передай Берте, что я так распорядился.

Элси смотрела на меня смеющимися глазами. Она сказала:

— Я вспоминаю, как ты первый раз появился в нашем агентстве. Я подумала тогда, что ты продержишься у нас не более двух суток — Берта сразу заездит тебя до смерти. Все прежние детективы обычно очень скоро сбегали от нее. И вот, пожалуйста, ты, а не она, отдаешь распоряжения. Я знаю, у тебя и сейчас все получится как надо. Ты не споришь с Бертой и не пресмыкаешься перед ней. Выбираешь собственную тропку и по ней идешь. Зная Берту, ты прекрасно представляешь, сколько брани и проклятий сыплется на тебя. Но при всем том ей остается только ворчать и ругаться, но все же тащиться вслед за тобой и поступать так, как хочешь ты.

— С Бертой можно работать, если вникнуть в мотивы ее поступков.

— Ты хочешь сказать, когда она начинает понимать твои мотивы. Пытаться дружить с Бертой — все равно что заигрывать с паровым котлом. Надежды на дружбу с ней следует оставить сразу же.

— И ты оставила?

— Да.

— Но ты совсем не выглядишь разочарованной.

— Я нашла свой собственный подход к Берте. Я выполняю работу, которую она мне поручает, и ухожу, как только ее заканчиваю. Я не пытаюсь быть с ней в добрых отношениях и не рассчитываю на ее дружеское ко мне расположение. Я — только часть пишущей машинки, деталь в клавиатуре и выполняю возложенную на меня функцию.

— А что это за корреспонденция, которой ты сейчас занимаешься?

— Письма, которые Берта рассылает своим адвокатам. Она советуется с ними по поводу инвестиций.

— И много у нее вложений?

— Порядочно. Заниматься ими — ее страсть. Она хочет таких же гарантий, как государственные акции, но вместе с тем ей нужно, чтобы они приносили вдвое больший доход. Ее второе увлечение — игра. Берта — азартный игрок.

— Ну что ж, — сказал я, — пока этот мой офис существует, ты не будешь перегружена работой, Запасись парочкой журналов мод и пачкой жевательной резинки. Положи в верхний ящик стола, засунь жвачку за щеку и сиди себе, перелистывая журнал. Когда кто-нибудь войдет, закрой ящик, но не ранее того, как посетитель увидит, чем ты занята.

Элси расцвела.

— Я всегда мечтала о такой работе. Другим девушкам везло, а мне нет.

— Прекрасно, что такая работа тебе по душе, но думаю, что она продлится не дольше нескольких дней.

— Может вмешаться Берта. Пришлет тебе какую-нибудь девицу из конторы по найму, а меня заставит вернуться к себе.

— Я ей не позволю. Я предупредил ее: мне нужен человек, которому можно доверять. Пусть нанимает машинисток для себя. Для Берты это даже полезно — узнает, по крайней мере, как трудно заменить тебя.

Элси глядела на меня с обожанием.

— Я всегда, Дональд, старалась понять, почему люди помогают тебе. Наверное, потому, что ты сам чертовски внимателен к ним, ты…

Взволнованная, оца вскочила и выбежала из комнаты.

Я вошел в свой кабинет, отодвинул вращающееся кресло и опустился в него, водрузив ноги на стол. Я услышал, как вернулась Элси, и нажал кнопку звонка.

— Да? — откликнулась она.

— Возьми на заметку, Элси: Паркер Стоулд, Бернард Картер, Роберт Тиндл. Записала?

— Да. Что дальше?

— Если кто-нибудь из них появится здесь, скажи, что я завален делами и буду занят все утро. С ними встретиться не смогу и не хочу заставлять их ждать. Понятно?

— Конечно.

— Если придет кто-нибудь еще, попытайся узнать, что ему нужно. Предложи посидеть, подождать. Возьми у него визитную карточку и принеси мне.

— Это все?

— Да.

— О’кей, — сказала она, и я услышал щелчок снимаемой телефонной трубки.

У меня было чем заняться. Я курил и размышлял, стараясь постичь логику всего происходящего. Я еще не мог представить себе картину полностью. Мне не хватало фактов, но я их постепенно добывал и чувствовал, что если буду действовать хладнокровно, не делая серьезных ошибок, то добьюсь а этом запутанном деле успеха.

Около одиннадцати дверь в приемную открылась и захлопнулась. Я услышал голоса, Элси вошла с визитной карточкой, на которой красовалось одно только имя: «Джилберт Рич».

— Как он выглядит? — спросил я у Элси.

— Тип торгового агента. Агрессивен. Когда я спросила, что ему нужно, он ответил, что у него есть деловые предложения по продаже недвижимости. На вид лет около сорока, но одет как двадцатисемилетний. Типичный пижон.

— Толстый?

— Нет, довольно стройный. На лбу залысины. Во-лосй тёмные, зачесаны назад. Глаза тоже темные, без очков. Быстрый, нервозный, бойкий на язык. Туфли так и сверкают. Запах — только что из парикмахерской. Ногти ухожены. Хотите с ним встретиться?

— Да.

Она удалилась… И тут же вошел Джилберт Рич. Он быстро пересек комнату, схватил меня за руку и начал разговор с такой легкостью, словно и не прекращал его, выпаливая слова и не поспевая за ними:

— Бесспорно, мистер Фишлер, вам хотелось бы знать, какое у меня к вам дело. Я уведомил вашу секретаршу, что речь идет о недвижимости. Может, вы полагаете, что я хочу надуть вас? Наоборот: я хочу добыть вам кучу денег, мистер Фишлер. И чтобы изложить вам суть моих предложений, я намерен отнять у вас всего три минуты. — Он вытащил из кармана часы и положил их передо мной на стол. — Будьте добры, заметьте время, мистер Фишлер, и следите за стрелкой. Когда истекут три минуты, скажите мне. Эти три минуты окупятся прибылями, более значительными, чем те, которые вы получили за все последние десять лет.

— Вперед! — сказал я. — В вашем распоряжении три минуты.

— Мистер Фишлер, вы когда-нибудь задумывались о чудесных достижениях современной науки? Не отвечайте, я вижу, что задумывались. Осознаете ли вы, мистер Фишлер, что те проблемы, которые мы решаем ежедневно, считались непреодолимыми еще несколько лет тому назад? А теперь, мистер Фишлер, чтобы показать вам, как с помощью новейших научных открытий можно делать деньги, нужно откинуть назад страничку истории нашего великого, процветающего штата. Вернемся к тому времени, когда сюда хлынули орды золотоискателей. Люди орудовали киркой и кайлом, запаслись лотками для промывки золота, добывали золото из земли. И много золота было добыто; мистер Фишлер. Обширный золотой поток устремился в денежные центры. Но еще много золота оставалось'в земле. В верховьях, вокруг Валлидейла располагались богатейшие залежи. Речка шумела в горах, Вынося золотой песок, создавая россыпи на обширных сельскохозяйственных угодьях, расступающихся, чтобы принять бурлящие речные потоки, которые здесь успокаивались. Мужчины, обнаженные по пояс, терпели зимние дожди и палящее летнее солнце, добывая золото, все больше золота. Затем, когда залежи на этих землях иссякли, золотоискатели двинулись по течению реки, оседая на плодородных землях и занимаясь сельским хозяйством. Но осваивая новые земли и докапываясь до корней травы, люди никак не могли добраться до коренной породы, находившейся под водой на глубине примерно сорока двух футов.

Но я не хочу задерживаться ’на деталях, мистер Фишлер. Несомненно, вы знакомы с ними по различным историческим фильмам, мастерски воспроизводящим обстановку, условия жизни и работы золотоискателей. Перейдем к самым последним изобретениям. Человек с воображением подумал о воде не как о враге, мешающем овладеть золотом, но, как о союзнике. Он изобрел драгу, и множество стальных черпаков начали опускаться в воду, достигая коренных пород. Плодородные земли были уничтожены, но их владелец получал королевские доходы, предоставляя всем желающим право на разработку недр. Общая топография местности изменилась. Технологические процессы выемки грунта привели к тому, что богатая, плодородная долина превратилась в нагромождения мусора, выбеленного солнцем.

Шли годы. Сами золотодобытчики стали жертвами собственной алчности, Время обошлось с ними так же беспощадно, как они обходились с некогда цветущими землями. Драги дали течь, повалились набок; заржавели. И все-таки даже работавшие на драгах люди не сумели добраться до глубин коренной породы. Они поскребли только верх.

А теперь, мистер Фишлер, мы подходим к осуществлению золотой мечты, которая становится явью. Современные наука и техника помогают в какой-то мере восстановить плодородные земли: камни вернуть на дно, разобрать завалы, ил вытащить на поверхность. Земля снова сможет родить. Об этом подумывали давно. Торговая палата в Валлидейле уже поднимала вопрос о рекультивации земель для сельского хозяйства. Но этот процесс оказался бы слишком дорогостоящим. То, что Торговая палата приняла во внимание, — это не истощившиеся еще, богатейшие залежи золота поверх коренной породы. Человек, который возьмется…

— Три минуты истекли, — сказал я.

Рич посмотрел на меня, потом на часы.

— Что ж, в основном я уложился. Я закончил, мистер Фишлер. Я бы указал еще на сходство между ситуацией, с которой встречается инвестор сегодня, и с той, с которой сталкивались прежде золотодобытчики. Золото годами покоилось на своем месте. Но инженерная мысль прогрессировала, изобретательность человека волнами накатывалась на золотую долину. Это были волны успеха, выносившие все новые поколения миллионеров, стремившихся к власти. История Сан-Франциско…

— Вы превысили свой лимит на тридцать секунд.

— Точно, — признал он. — Я хотел только добавить, что вы, мистер Фишлер, человек, искушенный в коммерции, способны видеть перспективы и даже с ходу можете оценить положение вещей. Единственная проблема, мистер Фишлер, заключается в том, как отнесутся владельцы золотоносных земель, жаждущие и власти и богатства, к имени Чарльза Фишлера.

Я вертел карандаш между пальцами, стараясь не встре-.чаться с моим посетителем взглядом. Рич крутился вокруг меня, жестикулируя, барабаня пальцами по столу.

— Я вижу, мистер Фишлер, вы — человек проницательный. Человек быстрых, точных суждений, вы можете по справедливости оценить грандиозные возможности, открывающиеся перед вами. Мы не только получим прибыль от золотодобычи, но когда завершатся осушительные работы, мы восстановим некогда цветущие земли: они покроются садами, виноградниками и будут готовы к разбивке на участки под застройку. Тогда люди, истосковавшиеся по независимости и земельной собственности, ринутся в конторы, предлагая за приобре-' тение участков самую высокую цену.

Кроме того, мистер Фишлер, я не упомянул о самом, пожалуй, существенном пункте во всем этом деле, поскольку убежден, что вы и без меня имеете в виду. Вы прекрасно знаете, что цены на золото удвоились сравнительно с тем временем, когда составлялись крупные состояние И тот, кто вкладывает свои деньги в добычу золота, может не опасаться никакой инфляции. Разработка золотых месторождений есть единственный надежный вклад. Сделав его, человек может по своему усмотрению распоряжаться плодами несбалансированного бюджета, в котором доходы намного превышают расходы. '

— Вы намного превысили установленное вами время.

— Согласен, мистер Фишлер. Я несколько увлекся, злоупотребил вашим терпением. Но так велико мое желание, чтобы вы сами…

— Сколько будет стоить эта затея? — осторожно спросил я.

— Это целиком зависит 6 т вас, мистер Фишлер. Если вы хотите заработать, например, сотню тысяч долларов, то. ваш вклад может быть сравнительно небольшим. Если же вы удовольствуетесь пятьюстами тысячами, требуемая сумма будет для вас еще более приемлемой. Но если вы захотите стать мультимиллионером — это обойдется значительно дороже.

— Во сколько же обойдется мне желание стать мультимиллионером?

— В скромные пять тысяч долларов, — объявил он не моргнув глазом.

— Как вы установили эту сумму?

— Ну, начнем с того, что существуют обширные земельные угодья…

— Не стоит повторять все сначала, — заметил я. — Перейдем к фактам.

— Что именно вы хотите знать?

— Какова реальная стоимость ваших акций?

— _ В сто пятьдесят семь раз больше того, что мы запрашиваем за них.

— На какие доли делится ваш капитал?

Он достал из кармана небольшой бумажник и стукнул им по столу.

— Мистер Фишлер, «Фоклоузд фармз андерайтез ком-пани» начинала свою деятельность в условиях экономической депрессии. Тогда это было сельскохозяйственное предприятие, занимавшееся главным образом выкупом земель у владельцев, заложивших свои участки и лишившихся права пользования ими. Поэтому первичный капитал компании был невелик. Но сейчас, когда благодаря новым предприятиям компания переживает необычный подъем, представляется возможным тысячекратно увеличить сумму основного капитала. Другими словами, все наличные ценные бумаги нужно перевести в акции по одному доллару каждая. Это вполне достижимо. Правда, чтобы добиться этого, пришлось бы преодолеть некоторые юридические и прочие препоны, что, естественно, задержало бы выплату прибылей нашим акционерам. Впрочем, благодаря политике наших директоров — энергичных, напористых и целеустремленных — обычно удается справляться с трудностями и организовать свою деятельность так, чтобы наши акционеры могли радоваться прибылям без большого запоздания.

— Сколько акций я получу, если вложу пятьсот долларов?

— Одну. Это ваш пай. По номинальной стоимости в один доллар. Однако реальная стоимость акции сегодня составит, вероятно, уже пять тысяч долларов. В пределах двух месяцев вы сможете; без сомнения, получить за акцию десять тысяч пятьсот долларов. К концу года курс акции поднимется до ста тысяч долларов.

Я прикрыл глаза, погрузившись в раздумье. Он — как ‘опытный торговый агент — тотчас понял, что пора заканчивать, и примолк, чтобы дать мне время продумать все детали.

— У меня сейчас нет больших денег, — сказал я, — но через месяц я надеюсь получить крупную сумму.

— Через месяц курс акции, понятно, увеличится, но все равно это будет великолепное вложение капитала.

— Послушайте, — сказал я, — а нельзя ли сейчас купить акцию за пятьсот долларов и получить гарантию на приобретение более крупного пакета акций после уплаты еще пятисот?

— Мне нужно обсудить это с руководством. Ваше предложение довольно необычно. Если бы вы получили права на приобретение целого пакета акций всего лишь за пятьсот долларов, то через неделю могли бы продать пакет с приличной прибылью. А спустя месяц за свой пай вы, вероятно, смогли бы получить двадцать тысяч долларов.

—'На таких условиях я мог бы вступить в дело.

— Но разве вы не учитываете, например, возможность обратиться в банк, мистер Фишлер, и…

— Я сделал вам свое предложение.

— Я понял. Но, мистер Фишлер, ситуация обязывает наш совет директоров быть скрупулезно справедливым и считаться с интересами других вкладчиков. Многие лица купили…

— Вы с лихвой использовали отпущенное вам время, — прервал я, — я выслушал ваши рекомендации. Вы выслушали мое предложение. Не будем понапрасну тратить время.

— Какую сумму вы могли бы все же вложить в приобретение акций, на ваших условиях?

— Через месяц я смогу инвестировать больше ста тысяч долларов. Но я не собираюсь укладывать все яйца в одну корзину. Пятьдесят тысяч долларов — тот предел, которым ограничен размер вклада в вашу компанию. А пбка я вкладываю пятьсот долларов и хочу зарезервировать за собой пакет акций на общую сумму по сегодняшнему курсу в пятьдесят тысяч долларов.

— Я посмотрю, что можно сделать, но нельзя ли учесть…

— Нет. — Я встал со стула. — Я занятой человек, мистер Рич.

— Понимаю, но не забывайте, пожалуйста, что я. сделал вам очень выгодное предложение. Минуты, которые вы мне так щедро предоставили, обернутся золотыми дивидендами в размере…-

— Вы выслушали мое предложение. Чем быстрее вы свяжетесь с советом директоров, тем скорее передадите мне их ответ.

Я подошел к двери и распахнул ее.

Рич с любопытством глянул на меня, потом простер вперед руку и произнес:

— Мистер Фишлер, позвольте поздравить вас с одним из самых важных решений в вашей деловой карьере, а также с вашей проницательностью и дальновидностью по отношению к финансовым проектам. Я позвоню вам сегодня во второй половине дня.

Я стоял у открытой двери, наблюдая, как он проходит через приемную и исчезает за дверью.

Элси Бранд оторвалась от своих журналов.

— Ничего себе!

— Ты что-нибудь слышала?

— Главным образом его громкий голос, проникающий сквозь все щели.

— Разыщи в телефонной книге номер Генри Эшбьюри и свяжись с ним. Позвони ему в контору, а не домой.

Я вернулся в свой кабинет. Эшбьюри позвонил через тридцать секунд.

Я сказал:

— Хэлло, Эшбьюри, вы не догадываетесь, кто с вами говорит?

— Нет. — Его голос был резок и решителен. Эшбьюри как бы давал понять, что не любит загадок и намерен повесить трубку.

— Ваш тренер.

— Ах, вот как. — Интонация тотчас же изменилась.

— Как вы отнесетесь к тому, что ваш пасынок отправится в тюрьму за мошенничество?

— Если… Боже мой, Дональд, что вы такое говорите?

— Повторяю, как вы отнесетесь к тому, что ваш пасынок сядет в тюрьму за соучастие в мошеннических операциях?

— Это было бы катастрофой. Это было бы…

— Возможно, — сказал я, — что вы и впрямь считали его президентом корпорации, тогда как он просто выступает в роли подставного лица.

— Господи.

Я повесил трубку и вышел в приемную сообщить Элси, что отправляюсь в агентство предупредить Берту насчет того, что ей придется взять себе новую секретаршу.

Элси улыбнулась:

— Берта выпустит когти.

— Пусть. К двум или трем часам мне нужно приготовить деньги, — мистер Рич приедет с готовым для подписи контрактом. Когда он позвонит, уточни с ним время встречи и дай мне знать. Я буду в кабинете Берты.

— Что-нибудь еще? — спросила Элси.

— Если заедет или позвонит мистер Эшбьюри, передай ему, что мистер Фишлер отправился по делам и ты не знаешь, когда он вернется.

Глава 8

Я так привык к барабанной дроби машинки Элси Бранд, что, когда я примчался в агентство, ровный ритм: клик-клак-клак-клик-клак-клак… — прозвучал для меня странными, настораживающими звуками. Я даже осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что не ошибся дверью.

В приемной за машинкой Элси Бранд сидела довольно хорошенькая девушка. Она что-то стирала на листе бумаги, водя по ней ластиком, и вскинула на меня равнодушные глаза.

— Там кто-нибудь есть? — Я указал пальцем на кабинет Берты.

— Да. — Девушка взялась за телефонную трубку.

— Не надо. Я подожду.

— Не назовете ли ваше имя?

— Это не обязательно.

Я устроился в углу на стуле и развернул газету.

Девушка отложила ластик и вернулась к машинке, время от времени поглядывая на меня. Я угадывал эти моменты.

Из кабинета Берты Кул доносились голоса, но слов я не разбирал.

Через несколько минут из офиса вышел мужчина. Я прикрылся газетой и видел только его ноги ниже колен.

Издавна бытует мнение, что детективы носят неуклюжие туфли с широкими квадратными носами. Когда-то, может, так и было, но хорошие детективы давно перестали носить что-либо подобное.

Мужчина был обут в легкие светло-коричневые туфли, на нем были превосходно отутюженные брюки, но что-то в нем настораживало меня. Он уже собирался уходить, но внезапно обернулся и бросил Берте несколько слов.

Я опустил газету и вопросительно глянул на Берту:

— Миссис Кул?

Она затаила дыхание.

Мужчина, высокий, широкоплечий, лет сорока с лишним, вел себя спокойно и сдержанно, но выражение его лица мне не понравилось. Я старался не встречаться с ним взглядом.

— Что вам угодно? — обращаясь ко мне, заторопилась Берта. — Можете не рекламировать свои изделия.

Я уже подписалась на все журналы и потратилась на благотворительные цели.

Я улыбнулся.

— Вы свободны в своем выборе, — сказал я и вновь уткнулся в газету.

— Всего доброго, миссис Кул, — попрощался, наконец, мужчина.

Берта стояламолча, пока он не исчез, затем жестом пригласила меня к себе.

В кабинете Берта закурила, ее руки дрожали.

— Боже мой, Дональд, как ты узнал?

— О чем? — изумился й.

— О том, что здесь находится детектив, разыскивает тебя.

— Повадка выдала его. Он вел себя как ищейка.

— Ты, конечно, не лишен интуиции, но она не доведет тебя до добра.

— Что ему нужно от меня?

— Ты вроде бы должен догадаться.

— Что он говорил?

— Сказал, что занимается своим привычным делом: разыскивает людей, которых нужно допросить в связи с одним убийством. Он хотел знать, есть ли в моем агентстве человек по имени Дональд Лэм, выполняет ли он какую-нибудь работу для мистера Эшбьюри и доволен ли им тот.

— И что ты ему сказала?

— Что не в состоянии судить о работе, которую выполняют мои сотрудники. Оценить ее может только сам мистер Эшбьюри.

— Они неплохо информированы, — заметил я. — Они охотились за Альтой и обнаружили, что меня нет у Эшбьюри.

— Они обнаружили, — сердито поправила меня Берта, — что твоя внешность соответствует описанию человека, которого они ищут в связи с убийством Рингоулда.

— Вполне возможно.

— Что же нам делать?

—. Я намерен на некоторое время скрыться.

— Ты продвинулся в деле Эшбьюри?

— Немного.

— Дональд, ты доставляешь мне серьезные неприятности. Я уже не раз попадала с тобой в передрягу.

— Но ты и зарабатывала прилично, — не растерялся я.

— Ну и что? С тобой слишком много хлопот. Какая польза от денег, если ты сидишь в тюрьме?

— Я не виноват, что убийца выбрал момент, чтобы пристукнуть Рингоулда именно тогда, когда я выполнял свои служебные обязанности.

Но Берта, однако, не отставала от меня:

— Я звонила Элси, спросила, как продвигается работа, которая ей поручена. Элси ответила, что ты велел ей прекратить это занятие.

— Это верно.

Ее лицо побагровело.

— Я возглавляю агентство!

— А я — главный в офисе Фишлера. Какой смысл снимать помещение, обставлять его, вешать табличку на дверь, если посетитель увидит секретаршу, печатающую письма на бланке другого учреждения: «Б. Кул. Конфиденциальные расследования».

— Я не могу позволить Элси бездельничать. Она получает жалованье. И для нее есть работа, которую нужно выполнять.

— Возьми другую девушку и отнеси ее жалованье к деловым издержкам.

— Никаких издержек! Я не собираюсь торговаться с тобой. Бери ту девицу, которая сидит здесь, а мне пришли Элси.

— О’кей, как тебе угодно.

— Мне угодно так.

— Ты здесь — босс.

Она ждала моих возражений, но я не стал спорить. Берта разозлилась еще больше.

— Что тебя не устраивает? — атаковала она меня.

— Ничего, если ты решила действовать так. События потихоньку развиваются, но ведь все может измениться, если новая секретарша вернется домой, побеседует со своей матерью, своим дружком, расскажет, как она поменяла работу, что это за работа и прочее и прочее.

— Я уволю ее, возьму другую. Эта в любом случае не годится.

— Хорошо, но прежде убедись, что у той, другой, нет ни возлюбленного, ни семьи.

— Какое это имеет значение?

— Большое. Девушки дома не молчат. Она расскажет об офисе, в «Коммонз-Билдинг»: никакой работы там нет, это только фасад, декорация. Не требуется особого ума, чтобы раскрыть эту тайну.

Берта схватилась за сигарету.

— Но так вести дело нельзя.

— Ты права.

— Дональд, они схватят тебя, потащат в тот отель. Люди опознают тебя, ты очутишься за решеткой. Я не намерена платить тебе жалованье, пока ты сидишь в тюрьме.

— Сегодня я собираюсь истратить тысячу долларов из средств, предназначенных на непредвиденные нужды, — сказал я.

— Тысячу долларов!

— Точно.

Берта схватилась за ящик стола, где хранились деньги, и подергала кассу, чтобы убедиться, что он заперт.

— Я уже истратил ее, — констатировал я.

— Что, что ты сделал?

— Истратил эту тысячу.

Берта захлопала глазами.

— Где же ты ее раздобыл?

— У Эшбьюри.

— Так ты обратился к нему сразу после того, как вытянул деньги у меня?

— Ничего подобного. Он сам предложил мне.

— Сколько ты получил?

Я махнул рукой.

— Он сказал — никаких ограничений. Сколько бы мне ни потребовалось, обращаться прямо к нему.

— Я руковожу агентством и контролирую свой бизнес.

— Продолжай в том же духе, но не вмешивайся в мои дела.

Берта потянулась ко мне через стол и, насколько позволяли ее формы, приблизила свое лицо к моему.

— Дональд, ты захватил в моем агентстве слишком большую территорию. Агентством управляю я!

— Вне всякого сомнения.

— Тогда почему…

Я навострил уши, услышав быстрые шаги в приемной, голос секретарши, пытавшейся остановить кого-то, рвавшегося в кабинет и сражавшегося с дверной ручкой. В кабинете появился запыхавшийся Генри Эшбьюри.

— Вот вы где! — воскликнул он при виде меня. — Вы что, хотите, чтобы меня хватил инфаркт?!

— Я, сказал о вашем пасынке правду.

— Нам надо поговорить наедине, посоветоваться. Уйдем отсюда.

Берта Кул произнесла с достоинством:

— В будущем, мистер Эшбьюри, вы будете получать отчеты лично от меня, поскольку Дональд несколько беспорядочен. Он будет представлять их мне регулярно, в напечатанном виде. Получив информацию, я стану передавать ее вам. Сейчас нормальный ход агентства нарушен, оно работает нерационально.

Эшбьюри обернулся к ней.

— О чем это вы толкуете?

— Вы договаривались о ведении ваших дел со мной. И в будущем будьте добры соблюдать этот договор.

Взглянув на Берту поверх очков, Эшбьюри очень тихо, очень вежливо заметил:

— Если я правильно понял, меня отстраняют от дел.

— Не вас, а Дональда.

— Возможно, из-за недоразумений по поводу экстренных расходов?

— Отчасти.

— Идемте, Дональд, — позвал Эшбьюри. — Я же сказал, нам надо поговорить.

— О, не обращайте на меня внимания, — произнесла Берта ледяным тоном. — Я всего лишь работодатель.

Эшбьюри пристально посмотрел на нее.

— Мой принцип, — сказал он спокойно, — защита собственных интересов. Я, как выяснилось, оказался тем, кто оплачивает все счета.

Слова Эшбьюри точно подкосили Берту.

— Конечно, конечно, мистер Эшбьюри, — засуетилась она. — Мы представляем ваши интересы. Мы стремимся вести дело как можно лучше для вашего блага.

Эшбьюри схватил меня за руку.

— Ол-райт, пошли вниз, к моей машине.

— Будет неплохо, если ты немного попутешествуешь, — тихонько сказала мне Берта.

— Я подумал об этом, — сказал я. — Где машина нашего агентства?

— В гараже.

— Увидимся позже.

— Когда ты пришлешь Элси?

— Не знаю.

Берта Кул все еще старалась утихомирить свой темперамент, но Эшбьюри уже тащил меня за собой — вниз, к автостоянке, где он поставил свой седан.

— Ол-райт, — решил он. — Поговорим здесь.

Он проскользнул внутрь, я сел рядом с ним.

— Что вы там обнаружили относительно Боба?

— Подумайте сами.

— Я думал. Я давно должен был бы об этом подумать, но ваши соображения не кажутся мне верными.

— А каковы ваши соображения?

— Я полагал, что все вертится вокруг того, чтобы заставить меня вложить деньги в их бизнес. Я считал мозговым центром корпорации Бернарда Картера и подозревал его в мелком мошенничестве, поощряемом миссис Эшбьюри с целью упрочить позицию Боба и хорошенько пощипать меня.

— Нет. На самом деле речь идет о мошенничестве, в котором Боб — фигура прикрытия. Я думаю также, что роль Бернарда Картера тут невелика.

— Но он замешан в этом деле.

— Если и замешан, то за кулисами действует кто-то поумнее Картера. К тому же, по моим данным, Картеру вовсе не улыбается доставлять какие-либо неприятности сыну миссис Эшбьюри.

Эшбьюри присвистнул.

— В чем именно заключается мошенничество? — спросил юн.

— В Валлидейле покупаются обесцененные земли и распространяются слухи о том, что они богаты золотом.

— А это не так?

— По-видимому. Но смысл в том, что драги до сих пор не смогли добраться до коренных пород.

— И предстоит попробовать еще раз?

— Да.

— Что конкретно они предпринимают?

— Продают акции несуществующей корпорации номинальной стоимостью в один доллар за скромную цену в пятьсот долларов за акцию.

— Боже мой! Как же им это удается?

— С помощью хитрой организации, психологической обработки, бойких на язык агентов, которые атакуют клиента, соблазняя его золотой приманкой. Они ловко манипулируют временем, чтобы не позволить клиенту задавать лишних вопросов, и тот обычно попадается в ловушку.

— Проклятье! И неужели все это выдумки Боба?

— Нет, скорее адвоката Крумвезера. Он изыскивает способы обходить «Блу скай экт».

— Его методы легальны?

— Вероятнее всего — нет. Именно поэтому должность президента корпорации и отдана Бобу.

— Но в самой продаже земли нет ничего противозаконного?

— Нет. Все организовано чертовски умно.

Эшбьюри вытер платком лоб.

— Подумать только, каким я был болваном, когда старался уйти от доверительных разговоров о бизнесе, которым занят Боб. Я абсолютно не предполагал того, что происходит.

Я промолчал.

— Каковы ваши дальнейшие планы, Лэм? — с тревогой осведомился Эшбьюри.

— Все зависит от степени вашей заинтересованности в том, чтобы Боб не попал в тюрьму.

— Мы не должны этого допустить, — ответил он.

— Тогда неплохо было бы съездить на денек-другой в Валлидейл.

— Зачем?

— Это исходная точка для мошеннических комбинаций.

— Что вы надеетесь там обнаружить?

— Предположим, что я мог бы отыскать старые отчеты и документы компании, проводившей там когда-то поисковые работы. Если бы я смог их раздобыть и они подтвердили бы мои подозрения, тогда следовало бы обратиться к толковому юристу. Но скорее всего я их не найду.

— Почему?

— Голова, придумавшая эту аферу с продажей земель, поразмыслила и над тем, как обойти закон, позаботилась и обо всем остальном.

— Так что же вы будете делать?

— Осмотрю земли и постараюсь найти уязвимое место в расчетах этих хитрецов.

— А когда вы уедете, как будет… э… с нашим, делом?

— С ним сейчас горячо, — ответил я, — слишком горячо для меня, дотронешься — обожжешь пальцы.

Мое отсутствие пойдет на пользу, возможно, станет прохладнее.

— Я не совсем одобряю ваши планы. Альта позвонила мне, как только мы уехали из дома. Она надеялась, что, проводив меня до гаража, вы вернетесь сразу же. Она очень хочет видеть вас и тревожится… Черт возьми, Дональд, мы все так или иначе стали зависеть от вас.

— Для этого меня и нанимали.

— Я знаю, но это совсем другое. Когда вы уедете, Альта будет в полной растерянности.

— Альте тоже лучше уехать.

— Что? С вами?

— Нет. Пусть хотя бы проведет несколько дней за городом, с друзьями. И не нужно, чтобы кто-нибудь знал о ее местопребывании. Не нужно, чтобы ей задавали вопросы, пока у меня не будет ответов по крайней мере на некоторые из них. х

— Тогда зачем вам уезжать?

— Детективы сидят у меня на хвосте, — сказал я. — Они проверяют… Назвать вам того, за кем они охотятся?-

— Нет.

— Ол-райт, я сказал все о своих намерениях и о том, что можете сделать вы.

Он задумался, взяв сигару и зажигая спичку.

— Когда вы отправляетесь?

— Сегодня.

— Как я смогу связаться с вами?

— Лучше не делать этого. Если что-нибудь случится, свяжитесь с Бертой Кул.

— Но ведь вы отправляетесь в Валлидейл? Вам придется заехать домой, упаковать вещи…

— Никаких вещей, я пойду в f-араж, возьму машину агентства и — вперед! Куплю какие-нибудь мелочи, если потребуется.

— Так, значит, вы отправляетесь немедленно?

— Кое-чем мне до отъезда еще нужно заняться.

— Чем?

— Управиться с делами мистера Фишлера.

— Я могу подвезти вас в «Коммонз-Билдинг».

— Только сначала я позвоню. Подождите меня здесь. Я сейчас вернусь.

У автостоянки находилась телефонная будка. Я набрал номер телефона моего офиса.

— Что слышно? — поинтересовался я у Элси.

— Вы, вероятно, думаете, что этому типу не нужны ваши деньги? — спросила Элси. — Вы обещали ему, что получите их к двум часам. Он заходил уже два раза. Придет опять через десять минут. Велел передать вам, что может успешно завершить сделку, но время поджимает. Договор у него с собой.

— Оставайся в офисе. Я хочу завершить эту сделку.

Я вернулся к машине.

— Если можно, подвезите меня, — обратился я к Эшбьюри, — но я могу воспользоваться и такси.

— Нет. Я намерен держать руку на пульсе событий.

Эшбьюри остался ждать у входа, а я поднялся к себе в контору. Рич уже был там. Он бросился ко мне, схватил за руку и начал трясти ее, восклицая:

— Мои поздравления, мистер Фишлер! Вы самый проницательный и толковый бизнесмен из тех, с кем я подписывал контракты за последние пятнадцать лет. Вы выиграли!

Не отпуская мою руку, он провел меня в мой кабинет, точно сам был его хозяином. Рич хлопнул по столу экземпляром договора.

— Вот. Одна акция. Договор подписан президентом и секретарем компании.

— Быстрая работа, — сказал я.

— Я и должен был действовать быстро, чтобы провернуть такую сделку. Они упирались, но я объяснил, что вы в данный момент не располагаете крупной наличностью, но вы перспективный клиент, что вы…

Он продолжал говорить, но я уже не слушал. Я читал документ. К моему изумлению, он был составлен точно по моим инструкциям. Я поставил на дубликате подпись, вручил ему тысячу долларов, положил оригинал договора и другие бумаги к себе в карман. На них красовались подписи Роберта Тиндла, президента, и Е.Е. Маттса. Я пожал руку мистеру Ричу, объяснил, что у меня деловое свидание, и освободился от его присутствия.

— Помни, — сказал я Элси, — офис должен быть открыт во все время моего отсутствия.

— Куда ты отправляешься?

— В деловую поездку.

— Ты говорил с Бертой по поводу моей работы? — Да.

— Ну и как? 1

— О, все в порядке.

— Что требуется от меня? По-прежнему читать журналы?

— Можешь немного повязать, если хочешь. Кури сигареты, запасись жвачкой. Таков стиль работы у секретарши в процветающем предприятии.

Элси засмеялась:

— Я чувствую себя женщиной на содержании.

— Вот-вот. Так ты и должна выглядеть. Уловила идею?

В ее глазах искрился смех.

— Удачи тебе, Дональд.

— Скрести пальцы на всякий случай, — посоветовал я и спустился вниз к Эшбьюри. Он настоял на том, чтобы подвезти меня к гаражу, где Берта Кул держала машину. Когда я выезжал из гаража, Эшбьюри проводил меня тоскливым взглядом. Я нырнул в поток транспорта.

Глава 9

В свое время природные богатства Валлидейла оправдывали красноречие Торговой палаты. Горы здесь были покрыты богатой растительностью — чапарелем[4], соснами. Пониже, на холмах, высились величественные дубы. В долинах раскинулись плодородные земли.

На месте всей этой роскоши ныне громоздились голые скалы с острыми зазубренными вершинами. Раньше это были круглые сияющие вершины с ледниками и горными речками. Сейчас в солнечном ярком свете они торчали, как обглоданные кости. Край, некогда благодатный и процветающий, превратился в пустыню. Только на волнистых холмах, куда не ступала нога золотоискателя, сохранились массивные дубы, укрывавшие под своими ветвями заманчивые островки тени. Речка, сбегавшая с гор, текла по окраине Валлидейла, образуя в низовьях чистые, спокойные заводи, а затем кружила вокруг безобразных голых вершин. Там и сям были срезаны ветки и побеги, расчищено пространство под огороды и виноградники. Местами весело зеленела листва подрастающих фруктовых деревьев. Кое-где были видны попытки возродить землю, посадить и фруктовые сады.

Я нашел автостоянку и зарегистрировался, предъявив водительские права на имя Дональда Лэма. Я сделал это намеренно: позднее, в случае необходимости, я смогу отчитаться перед полицией за каждый мой шаг. Мне не хотелось прикрываться вымышленным именем, создавать впечатление, что я чего-то опасаюсь.

Я приехал работать.

Люди, Жившие сейчас В этом городе, горькой ненавистью ненавидели золотоискателей. Те, кто раньше владел землей, получили свои денежки и отправились в большие города. Золотодобытчикам, продолжавшим свое дело, нужны были прежде всего игорные дома, магазины, торговавшие техникой, и офисы. Магазины были передвижными, офисы сейчас пустовали. Город больше напоминал кладбище. Жители выглядели удрученными, подавленными, апатичными. Казалось, они потеряли надежду на крупный выигрыш и продолжали двигаться и что-то делать только по инерций.

Никто не мог сказать мне, где искать документы компании, занимавшейся добычей золота. Главная контора почему-то находилась совсем в другом месте. Бухгалтерские книги исчезли, точно так же, как и служащие й техническое оборудование.

Я хотел найти кого-нибудь из старых работников компании, оставшихся в городе. Владелец бакалейной лавки сказал мне, что, кажется, старик — холостяк по имени Пит работал на эту компанию, когда земли еще не были полностью истощены. Бакалейщик не знал фамилии Пита, ни его точного адреса, только указал приблизительно направление: его лачуга находилась где-то за городом с милю вниз по реке, на небольшой полоске земли, где уже никто не работал. Время от времени он приезжал в город за покупками, ‘расплачивался наличными, но обычно ни с кем не вступал в разговоры, и никто не знал подробностей его житья-бытья.

Я выяснил, что новая компания собирается использовать самую современную технику для обследования подножий скал и переноски плодородной почвы на их вершины. Одни из старожилов утверждали, что, если даже это удастся, пройдут годы, прежде чем земля снова начнет родить. Другие придерживались более оптимистичного мнения. Слушая все эти разговоры и споры, я пришел к выводу, что не сумею выудить из жителей ничего для себя полезного, и решил повидать Пита.

Уже темнело, когда я нашел его хижину, служившую когда-то временным жильем и конторой для золотоискателей. Половина окон в доме была забита жестью — ее Пит добывал из старых пятигаллонных канистр из-под нефти.

Ширококостный и худой, Пит нес на своих плечах груз шестидесяти с лишним лет, собираясь вскоре перешагнуть порог следующего десятилетия. Судя по внешности и по фамилии — Диггер, — он все еще следовал ранее взятому в жизни курсу.

— Что вам угодно? — осведомился Пит, указывая на скамью ручной работы, стоявшую у полуразрушенной плиты, по-видимому, выброшенной кем-то на свалку как ненужный хлам. Однако плита топилась, и на огне закипала кастрюля с бобами.

— Я пытаюсь разузнать кое-что об истории этого края.

— Для чего вам это нужно?

— Я писатель.

— О чем вы пишете?

— Об истории золотых промыслов.

Пит вытащил изо рта трубку и ткнул ею в направлении Валлидейла.

— Там вам все расскажут.

— Нет, от них ничего толкового не добьешься.

Пит многозначительно кашлянул.

— Безмозглое стадо, — пробурчал он.

Я разглядывал его хижину.

— Уютное у вас жилище.

— Мне подходит.

— Как случилось, что этот кусок земли оказался нетронутым?

— Им пришлось оставить эту землю в покое, чтобы сохранить в целостности речку, орошавшую участки, где они работали. Они хотели пройти вокруг и соорудить дамбу, чтобы позже вернуться сюда. Но так й бросили это дело.

— Как велика эта полоска?

— С полмили длиной и пара сотен ярдов шириной.

— Здесь приятная местность. Она выглядела так же и до прибытия золотоискателей?

— Совсем нет. Это была невозделанная земля, которая обрабатывалась вручную. Старые клочки земель, оставленные чинками[5], все еще сохранились. Это небольшие участки — по четыре или по пять футов. Подальше, в долине, тоже была прекрасная земля до того, как за нее взялись золотодобытчики.

— Ваш кусочек мне тоже нравится. Подъезжая, я вспугнул кроликов.

— Кроликов здесь достаточно. Иногда употребляю в пищу. — Он кивнул на изрядно заржавевшее ружье двадцать второго калибра, висевшее на стене. — Оно неприглядно снаружи, но внутри — как зеркало.

— Кто владеет землей?

Глаза Пита сверкнули.

— Я.

— Превосходно. Жить здесь гораздо лучше, чем в городе.

— Да, это так. Фактически город умер, а это местечко в полном порядке. Как вы его разыскали?

— Кто-то в городе подсказал, посоветовал отыскать человека, который сможет рассказать кое-что интересное о добыче золота.

— А что бы вам хотелось узнать?

— О, просто самые общие факты.

Пит снова ткнул черенком трубки в направлении Вал-лидейла.

— От тамошних людей меня тошнит. Я с самого начала знал, к чему приведет этот проклятый бизнес. Земля вокруг, когда ее обрабатывали лошади, была плодородной. Страна занималась сельским хозяйством и процветала. Но позже пришли те, кто предложил работать с помощью драги. Многие коренные жители считали, что у них ничего не получится. Пришлые похоронили было эту идею, но вдруг оказалось, что она оправдывает себя. Люди словно. взбесились. Земля росла в цене. Владельцы крупных поместий воздерживались от продажи, надеясь, что цена подскочит еще выше. Торговая палата по уши увязла в этих делах. Они пресмыкались перед золотодобытчиками и вывернули весь город наизнанку, поставили его на колени перед пришлыми. Все, кто хотел работать, получили работу. Кроме того, компания привезла еще кучу людей. Город был охвачен золотой лихорадкой. Торговцы взвинчивали цены на все виды товаров. Никто тогда не задавался вопросом, с чем останется город, когда компании прекратят свою деятельность.

Ну, спустя какой-то срок все определилось. Пташки, владевшие крупными участками земли, решили, что наступило подходящее время для продажи земли. Продавались дома и участки под застройку. Но покупатели так не считали. Золотодобытчики всячески сбивали цены. Даже Торговая палата не хотела смотреть в лицо фактам. Она поддерживала общий дух стяжательства, рассчитывая, что скоро здесь пройдет железная дорога и город превратится в крупный железнодорожный центр. Власти продолжали делать ставку на разрушителей природы. Много было всякой чепухи, брехни, ажиотажа. Затем все рухнуло, покатилось под гору. Результаты вы видите. Теперь все проклинают компании, испоганившие земли, уничтожившие город.

— Сами вы тоже работали в компании?

— Ага.

— Когда вы стали там работать?

— Как только появились драги. Я проводил разведку на этом участке.

Бобы на плите забурлили, пар приподнял крышку. Пит встал и сдвинул кастрюлю на край плиты.

— Все, что вы рассказали, очень интересно, — похвалил я.

— Вы — писатель, кажется?

— Да. Если вы хотите заработать несколько долларов, я охотно проведу с вами вечерок, чтобы получить еще кое-какие сведения, ощутить, так сказать, местный колорит.

— Сколько дадите?

— Пять долларов.

— Согласен.

Я вручил ему пять долларов.

— Останетесь ужинать?

— Я бы не против.

— Ничего особенного у меня нет, кроме бобов, оладий и сиропа.

— Подойдет,

— Вы, случайно, не инспектор по охране дичи?

— Нет.

— О’кей. Тогда могу признаться, что у меня есть парочка перепелов, уже приготовленных. Они хранятся в холодном виде. Давайте закусим, а потом потолкуем.

— Вам помочь?

— Нет, не надо. Только пересядьте в другой угол, чтобы мне не мешать.

Я наблюдал, как он готовил ужин, и поймал себя на том, что испытываю чувство, похожее на зависть. Хижина была бедной, но опрятной и уютной. Все здесь было аккуратно прибрано, всему находилось свое место. Шкаф и буфет были сделаны из деревянных ящиков: в каждом из них прежде находились две пятигаллонные нефтяные канистры. Пит водрузил ящики друг на друга и закрепил гвоздями.

Ужин был без масла, но все блюда были превосходны. Бобы с чесноком, питье, издававшее приятный запах, приготовленное, как объяснил хозяин, из светлого и темного сахара с добавлением кленового сиропа. Внушительной величины оладьи шипели на огромной сковороде. Пит переворачивал их, встряхивая и подбрасывая. Перепела, испеченные на древесных углях, были разогреты на плите и поданы с аппетитной подливкой. Пит рассказал мне, что убивает дичь, когда охотничий сезон заканчивается, удаляет шкуру, голову, ноги, внутренности, готовит на огне и сохраняет впрок в таком месте, которого не обнаружит ни один пронырливый инспектор.

— Много хлопот с инспекторами?

Пит кашлянул.

— Был тут в городе один тип, повадился сюда ходить, но ничего так и не нашел.

Это был замечательный обед. Я хотел помочь Питу убрать со стола, но пока я спорил с ним, он уже управился с посудой, вымыл и высушил миски, ножи и вилки, аккуратно спрятал все в ящики стола. Потом поставил заправленную сырой нефтью лампу в центре стола и зажег ее.

— Хотите сигарету? — предложил я.

— Нет. Я привык к трубке. Дешевле и больше удовольствия.

Я закурил сигарету. Пит — свою трубку. Она была так пропитана табаком, что в воздухе тотчас же распространился приятный аромат.

— Ну, что вы хотите еще знать? — спросил Пит.

— Вы проводили здесь разведывательные работы? — Да.

— Как именно? Мне показалось, что тут уже нечего было делать, поскольку золотоносный слой находится под водой.

— В те дни, — объяснил Пит, — у нас были буры Кейстуна, очень простые в обращении. Пробиваешь буром скважину до скалы и вынимаешь грунт землесосом. Все, что извлекается оттуда, идет в лоток, промывается и сортируется по цвету.

— По цвету?

— Да. Золото попало в грунт благодаря работе, проделанной речкой и ледниками. Там оно расслоилось на мельчайшие чешуйки. Иногда приходилось намывать множество таких чешуек величиной с булавочную головку, чтобы добыть хоть цент.

— Но, наверное, из каждой просверленной скважины вы добывали много золота?

— Ничуть. Эти компании не щадили землю и бурили ее, даже если она давала всего центов десять на кубометр. Это все равно больше, чем добывал человек старыми методами.

— Но как они могли получить точное представление о ценностях с помощью такой разведки?

— Инженеры обследовали каждую скважину и тщательно взвешивали золото.

— Они получали много золота из каждой скважины?

— Нет, мелочь.

Я покурил немного и произнес неторопливо, как бы размышляя вслух:

— Вероятно, было бы нетрудно фальсифицировать результаты такой разведки.

Пит вынул трубку изо рта и посмотрел на меня, сжав губы так, что они превратились в одну прямую линию. В хижине воцарилось молчание.

— Это единственное место, где вы работали? — спросил я после затянувшейся несколько паузы.

— Нет. Когда я разобрался в этом деле и научился пользоваться машинами, я много поездил. Я исследовал землю в Клондайке. Там земля мерзлая, и ее нужно согревать, прежде чем сверлить скважину. Я был и в Южной Америке. В общем, проехал по всей стране. Потом вернулся сюда и работал на золотодобытчиков.

— Скопили денег?

— Ни цента, будь все проклято.

— Но сейчас вы уже не работаете?

— Нет. Поставил точку. Прожить не так уж трудно, — пояснил Пит. — То, что у меня есть из барахла, я нашел среди оставшейся рухляди. Посадил немного овощей, бобы. В городе понемногу покупаю табак, сахар, бекон, муку. Вы бы удивились, узнав, как мало нужно человеку для жизни.

Поразмыслив немного, я произнес:

— Представить не мог себе, что проведу вечер в таком уютном месте, в такой приятной компании. Осталось только одно…

— Что именно?

— Хороший глоток спиртного. Поедем в город и раздобудем бутылку?

Он ничего не ответил, только поглядел на меня.

— Что вы пьете? — спросил он.

— Все, что угодно, только хорошего качества.

— А сколько вы обычно платите за выпивку?

— Около трех долларов за кварту[6].

— Побудьте здесь, я сейчас вернусь.

Пит поднялся и вышел. Я слышал его удаляющиеся шаги. Затем все стихло. Сквозь окна, не забитые жестью, я видел обширное пространство, залитое лунным светом, черные тени, протянувшиеся за соснами и дубами. Позади белели кучи отбросов и шлака, ловившие и отражавшие лунный свет. Их холодный блеск напомнил мне пустыню.

Вернулся Пит. Я полез за бумажником. Он вернул мне один доллар из трех и добавил еще пятьдесят центов, выудив их из собственного кармана.

— Я принес только пинту, — объяснил он.

Он поставил на стол бутылку, достал стаканы и наполнил их, убрав бутылку в глубокий набедренный карман.

Нациток был приятного янтарного цвета. Он оказался совсем неплохим по вкусу.

— Хорошая штука, — похвалил я.

— Спасибо, — скромно отозвался Пит.

Мы пили, курили. Пит рассказывал истории о биваках золотоискателей, рудниках в пустыне, о незаконно захваченных участках, вражде и драках, о тех днях, когда весь бассейн реки обрабатывался драгами.

После второго стакана, когда моя голова немного отяжелела, я спросил:

— Ходят слухи, что организуется новая компания по добыче золота. Разве прежние недобрали чего-нибудь?

— Компанию, на которую я работал, возглавлял старик Дэрниел. То, что он упустил, не больше соринки в вашем глазу.

— Но ведь остались места, где так и не сумели добраться до коренных пород?

— Да.

— И немало?

— Да.

— Тогда почему прежние компании не могут возобновить свои работы и делать деньги?

— Они могут.

— А сумеют ли они возродить плодородные земли? Ведь это было бы добрым делом.

— Они клянутся, что сделают это.

— Мне думается, что должны были остаться какие-нибудь записи, бумаги о ваших разведках, о перспективных местах, куда бы золотодобытчики могли направиться сейчас?

Пит наклонился ко мне:

— Земли были давно полностью истощены, их просто «подсаливали».

— Что вы имеете в виду?

— Да то, что они просто подкладывали золото в пробуренные скважины, а затем намывали его. Каждый раз, проделывая такую штуку, они привозили с собой толпу бездельников, желающих поглазеть на золото. Те просто не замечали, что бурильщик не снимал одной руки с троса, а другой постоянно лазил к себе в карман и бросал в скважину крохотные золотинки. Проделывалось это ловко, не вынимая буровой керн с золотом, пока бур не опускался ниже уровня, на котором работали золотодобытчики прежней компании. И поверьте мне, братец, когда они доберутся до коренных пород, они подсыплют туда достаточно своего золота. А сколько будет пробуравлено скважин, искалечено акров земли! Да они разроют весь штат, чтобы только найти коренные глубинные породы.

— Должно быть, требуется немало золота, чтобы «посолить» скважину?

Пит покачал головой:

— Нет, совсем немного. Ведь народ же совсем глупый. Люди сами хотят, чтобы их дурачили сейчас.

— Сколько скважин уже пробурили?

— Три. Четвертую только начали.

— Вы знаете, кто стоит за этим?

— Нет. Какая-то шдйка из южной части штата. Она занималась здесь распродажей участков.

— Как относятся к этому горожане?

— О, по-разному. Когда это только началось, дела завертелись и все выглядело так, словно люди опять склонны верить новой компании. Можно сказать, что Торговая палата от радости стояла на голове и дрыгала в воздухе ногами. Но старожилы все-таки не доверились золотодобытчикам. Они ведь уже нагляделись на их дела и многое поняли. Компания не намеревается вкладывать в золотодобычу много средств. Нанятые ею люди пробуравят дырки, подкинут туда золото, чтобы привлечь простаков. Затем вынут его и положат в другие дырки… Как насчет того, чтобы выпить еще?

— Нет, спасибо. Крепкая штука.

— Да, сбивает с ног. Для того и предназначена.

— Вы пейте, — сказал я. — А мне еще надо добираться до города, вести машину.

— Я-то не увлекаюсь выпивкой. Мне просто нравится сидеть вот так и разговаривать с… с приятелем. Вы хороший человек. Вы сказали — писатель, а?

— Угу.

— И вы знаете кое-что о горнодобыче?

— Ни черта не знаю.

— Как же вы взялись писать об этом?

— Я предполагал, что статья пойдет в обычном сельскохозяйственном журнале.

Он молча поглядел на меня, затем вздохнул и принялся уминать табак в трубке, предвкушая привычное удовольствие от затяжки.

Я сказал ему, что сейчас должен вернуться в город, но приеду к нему еще за дополнительной информацией. Я пообещал платить ему пять долларов за каждый вечер. Пит поблагодарил, сказал, что плата вполне достаточна, но отказался от нее.

— И не нужно никаких долларов, приезжайте. Вы мне нравитесь. Не всякому я позволю сидеть здесь, а уж угощения дождется один из сотни. — Он кивком указал на стоявший на столе стакан.

— Понимаю вас, — сказал я. Ну, пока.

— Пока.

Я вернулся в кемпинг. Большой, сверкающий спортивный автомобиль припарковался перед забронированной мной кабиной. Я отпер свою кабину и, услышав возню в соседней кабине, захлопнул за собой дверь. Раздались легкие, быстрые шаги. В дверь постучали.

Пришлось открыть. На пороге стояла Альта Эшбьюри.

— Хэлло!

— Это неподходящее место для вас, — сказал я, придерживая дверь.

— Почему?

— Причин много. Одна из них — меня ищут детективы.

— Отец сказал мне.

— Вот другая: если нас застанут здесь вдвоем, газетчики придумают хорошую историю.

— Любовное приключение?

— Конечно.

— Как увлекательно! — воскликнула она и добавила: — Не беспокойтесь, все будет в порядке.

— А я беспокоюсь.

— О своем добром имени?

— Нет, о вашем.

— Сюда приезжает отец. Он будет здесь в полночь.

— Как он доберется?

— Самолетом.

— Откуда вы узнали, что я нахожусь на этой стоянке?

— Я проверила все — их только четыре. Вы оказались на второй.

— Зачем приезжает ваш отец?

— О, у нас становится горячо.

— Что-нибудь случилось?

— Мистер Крумвезер позвонил мне и пригласил встретиться с ним в его конторе завтра в два часа.

— Не ходите. Я думаю, у него ваши пропавшие письма. Он скорее всего собирается действовать решительно.

— Вы полагаете, у него все письма?

— Думаю, да.

m

— Значит, вы не верите, что детективы продали их окружному прокурору?

Я покачал'головой и сказал:

— Не ломайте над этим голову, Альта. Вы здесь, у меня, и наслаждайтесь жизнью.

— Дональд, вы пьяны?

— Ну и что?

— Какое событие отмечали?

— Я только что от бутлеггера.

— Я и не знала, что у них бывает еще спиртное.

— У них оно всегда было и будет.

— Симпатичный бутлеггер?

— Ага.

— И хорошая выпивка?

— Довольно приятная.

— Вы не захватили немного с собой?

— Только то, что у меня внутри…

— Что ж, должно быть, судя по запаху, немало. — Альта подошла ближе, принюхалась. — И чеснок!

— Вам неприятно?

— Боже мой, нет: Мне жаль, что меня не было с вами. Я получила бы массу удовольствия от визита-. К чему подавался чеснок?

— К бобам.

Альта уселась на колченогий стул.

— У вас есть сигареты, Дональд? Когда вы подъехали, я была в таком волнении, что выбежала из своей кабины, не захватив сумочку.

Я дал ей сигарету.

— Есть у вас с собой деньги?

— Немного.

— Сколько?

— Сотен шесть или семь в сумочке. Точно не помню.

— Лучше заберите их.

— О, с ними ничего не случится. Скажите мне, Дональд, зачем вы приехали сюда?

— Пытаюсь добыть оружие против Крумвезера.

— Зачем?

— Когда он станет угрожать вам, я постараюсь встать на защиту.

— Вы думаете, удастся?

— Не знаю. Он чертовски хитер.

— Это вот тут Боб и его компания владеют землей?

— Вам что-нибудь известно об этом?

— Совсем немного. Только то, что мне рассказал Боб.

— Я хочу задать вам вопрос, Альта, но боюсь, что он вам не понравится.

— Не нужно, Дональд. Мы так ладили друг с другом. Я терпеть не могу, когда мне задают вопросы. Мне нравится быть независимой и жить своей жизнью. Но когда люди начинают задавать вопросы, я теряю ощущение этой независимости. Я отвечаю им и даже стараюсь не показывать недовольство, но мне все равно неприятно.

— И все же я спрошу: давали ли вы деньги вашему брату?

Альта сощурила глаза.

— Я полагаю, ответ на это хочет получить мой отец.

— Нет.

— Давала, — сказала она.

— Много?

— Нет.

— Деньги вкладывались в его компанию?

— Нет. Ни цента. Просто мне хотелось, чтобы Боб мог выйти из дому, развлечься, начать какоегнибудь дело. Ведь отец лишил его всякой поддержки.

— Сколько вы ему дали?

— Мне не хочется отвечать, но я скажу вам.

— Так сколько?

— Около полутора тысяч долларов.

— За какое время?

— Примерно за два месяца.

— Когда вы прекратили давать ему деньги?

— Как только он начал работать.

— И с тех пор больше не давали?

— Нет.

— Но он просил их у вас?

— Да. И это. сводит меня с ума. Поймите, Дональд, я не так уж хорошо к нему отношусь. Мне он кажется страшным занудой, но так или иначе, он вошел в нашу семью, и я должна терпеть его или бросить дом и жить самостоятельно.

— Почему вы этого не сделали?

— Из-за отца и всего того дерьма, что его окружает.

— Вы говорите о его второй браке?

— Да.

— Как удалось поймать его в супружеские сети?

— Будь я проклята, если знаю, Дональд! Не надо говорить об этом.

— Вы уже начали, продолжайте.

— Частично это была и моя вина.

— Почему?

— Я отправилась на юг, затем в Мексику, потом в тот самый круиз… Отец остался один. Его характер — причудливое сплетение самых разных черт. Он твердый и жестокий, но где-то внутри добрый и сентиментальный. Он был очень счастлив с мамой и со мной. Его личная жизнь была безоблачной и очень много значила для него. После смерти мамы — у нее был собственный капитал, вам это известно — состояние было поделено между мной и отцом. Я — полагаю, что должна признаться вам, — впуталась в любовную историю, которая довела меня до сердечного приступа, и я не верила, что когда-нибудь справлюсь с этим. Отец сам велел мне уехать. Я послушалась. Когда я вернулась, он уже был женат.

— Как же это все-таки случилось?

— Как обычно случаются такие вещи, — сказала она с горечью. Взгляните только на нее! Мне неприятно говорить о ней. Как может эта бабища удержать кого-нибудь? Есть только один способ.

Я уставился на нее.

— Вы имеете в виду шантаж?

— Нет, конечно. Просто эта женщина — превосходная актриса. Вы когда-нибудь задумывались, Дональд, почему так много интересных женщин с яркой индивидуальностью не находят себе пары, тогда как придирчивые, ворчливые, вечно ноющие персоны обычно раздобывают хороших мужей?

— Вы собираетесь посвятить меня в тайны секса?

— Да, если вы в этом нуждаетесь, — усмехнулась она. — Вы достаточно взрослый, чтобы кое-что узнать о жизни.

— Так говорите.

— Люди, обладающие индивидуальностью, обычно не прибегают к дешевым трюкам, как это делают ханжи и лицемеры. Женщины такого типа предстают перед людьми такими, каковы они есть на самом деле. И мужчины вступают в брак с ними или отказываются от него. Но есть другой тип женщин. У них нет индивидуальности, но есть великолепное умение притворяться, носить маску и скрывать это до поры до времени. И вот нынешняя жена отца находит, что он одинок, нуждается в уходе и семейном очаге, что его дочь путешествует во всему свету и, возможно, скоро выйдет замуж. Она приглашает его к себе обедать. Боб прекрасно ведет себя, создавая иллюзию мужского радушия. Ничто не дает повода видеть в ней ту особу, с которой вы встретились теперь. Отец слыхом не слыхал до женитьбы на ней о ее высоком давлении. Карлотта выглядела очаровательной, жаждущей семейного очага домашней кошечкой, которая будет гладить отца по голове, когда он устанет, и играть с ним в шахматы. Да она просто обожает шахматы! — Глаза Альты сверкнули. Но ни разу не сыграла с отцом и партии со дня замужества. — Альта повысила голос, явно подражая мачехе: — «О, мне бы очень хотелось, Генри, я так скучаю по шахматам, но моя бедная голова, мое давление, ты же знаешь. Доктор советует спокойные, легкие занятия». — Внезапно Альта оборвала свой монолог. — Ну вот, — сказала она, — вы вынудили меня к откровенности. Я полагаю, вы давно искали такую возможность и рассчитывали подловить меня, когда я буду не в себе и расскажу вам обо всех этих проклятых вещах.

— Вы ошибаетесь, — возразил я. — Меня не очень занимают эти «проклятые вещи». Я прежде всего хотел знать о финансовых сделках между вами и братом.

— Вот благодарность! — засмеялась Альта. — Я раскрываю перед вами душу и слышу в ответ, что вам нет. до этого дела!

Я ухмыльнулся.

— Вы ели что-нибудь?

— Нет, и умираю с голоду. Я все ждала, когда вы подъедете.

— В городе наверняка уже все закрыто, но мы могли бы поискать заведение, которое работает и ночью.

— Знаете, Дональд, этот запах чеснока…

— Омерзителен, — подсказал я.

Она расхохоталась:

— Вы очень симпатичный субъект, Дональд, но ездите на ужасающей колымаге. Вот, возьмитеключи от моей машины, поедем искать приключений.

— Когда, вы сказали, приедет ваш отец?

— Не раньше полуночи.

Она открыла дверцу машины и юркнула внутрь. Я включил зажигание. Мотор заурчал, машина тронулась. Это было стремительное движение, почти беззвучное и мощное, как взлет сигнальной ракеты. Я снизил скорость, но затем нажал на газ, и машина рванула вперед так, что мы едва не попадали. Альта рассмеялась: из-за привычки к своей развалюхе?

— Не правда ли, Дональд, она начинает двигаться, когда вы переключаетесь на вторую скорость, если только не спускаетесь под гору или не увязаете в грязи?

— Пожалуй, — согласился я.

Мы нашли уютный испанский ресторанчик и легко поужинали.

— Давайте покатаемся немного при лунном свете, — предложила она, когда мы вышли из ресторана.

Я рассчитывал на ровную, спокойную дорогу вдоль реки. Так оно и оказалось. Дорога вела к горному перевалу, откуда можно было смотреть вниз на город и его окраины. С высоты изувеченная земля, отходы и шлак не производили такого ужасного впечатления. Лунный свет смягчал всю панораму, она как бы становилась частью ночи и звездного неба, сливалась воедино с дикой природой.

Я выключил мотор и свет. Альта прижалась ко мне. Одичавший кролик замер на тропе перед машиной. Сова ринулась на мышь. Темными провалами сгустились тени в ущельях. Вершины гор и долина внизу мирно покои-.лись, облитые лунным светом. Я почувствовал тяжесть тела Альты, крепко прижавшейся ко мне, услышал ее дыхание. Я взглянул на нее, думая, что она задремала, но глаза Альты были широко раскрыты и жадно впитывали красоту окружающего…

Ее рука скользнула вниз и отыскала мою. Указательным пальцем она провела по ней и, глубоко вздохнув, спросила;

— Вам нравится все это, Дональд?

Вместо ответа я мягко прижался губами к ее виску.

На мгновенье мне показалось, что она хочет подставить мне губы для поцелуя, но она не сделала этого. Альта сидела неподвижно, по-прежнему тесно прижавшись ко мне.

Минуты текли.

— Лучше поедем назад, чтобы быть в кемпинге, когда появится ваш отец, — предложил я.

— Да, наверное, пора.

Приближаясь к кемпингу, мы кружили по пригород дам Валлидейла. Альта вздохнула:

— Дональд, я навсегда могла бы полюбить вас за это.

— За что именно?

— Просто за все то, что вокруг нас.

— Не я сотворил эти чудеса. — Я рассмеялся.

— Нет, — согласилась она. — И есть много всего другого, к чему вы не имеете отношения. И все же, Господи, Дональд, вы замечательный парень.

— К чему это вы ведете?

— Ни к чему. Просто хочу, чтобы вы знали. Другие мужчины на вашем месте слишком много трепались бы или приставали ко мне. С вами я отдохнула. Вы стали как бы частью всей этой панорамы, а она — частью меня.

— Я неумел в обращении с дамами, вы это хотели сказать?

— Дональд, прекратите!

— Когда девушка говорит мужчине, что чувствует себя рядом с ним в безопасности, он склонен считать этот комплимент двусмысленным:

Ее нервный смех был мне ответом.

— Вы удивились бы, узнав, насколько небезопасно для меня общение с вами. Сейчас я просто хотела сказать о вдруг возникшей гармонии всего и вся… О, зачем я стараюсь объяснить это? Я не очень-то искусна в подобных сюжетах. Вы сможете вести машину одной рукой, Дональд?

— Конечно.

Она отняла от руля мою правую руку, обвила ею свои плечи. Я медленно ехал по пустынным улочкам маленького городка, населенного призраками и воспоминаниями, минуя обветшавшие дома, деревья с отполированными лунным светом листьями и темные провалы, где сгущались тени, казавшиеся чернильными пятнами, разбрызганными по земле чьей-то гигантской кистью.

В кемпинге нас уже поджидал Генри Эшбьюри. Он зафрахтовал самолет, а затем нанял машину.

— Поставил рекорд по времени, папа? — спросила Альта.

Он кивнул, задумчиво оглядел нас, пожал мне руку, поцеловал Альту, затем снова оглядел меня, не разжимая губ.

— Не будь таким серьезным, — сказала Альта. — Я надеюсь, у тебя найдется немного виски? В этом городе «сухой закон». А здесь есть кастрюльки, и я могла бы приготовить пунш.

Мы направились в сдвоенную кабину, снятую Альтой для себя и отца. Альта подогрела виски, разлила по стаканам и присоединилась к нам.

— Вам удалось что-нибудь разузнать? — спросил Эшбьюри.

— Не очень много, но кое-что удалось.

— Что же именно?

— Они производят разведку золота, видимо, только бурением. Для грунта с низким золотым содержанием не требуется много золота, чтобы «подсолить» мнимые месторождения, причем используется одно и то же золото, которое изымается из одной скважины и подсыпается в другую.

— Сколько же оно стоит?

— Не знаю точно. Насколько можно судить, несколько долларов.

— Как сильно «подсаливает» компания свои скважины?

— Думается, достаточно сильно.

— И как будут развиваться события?

— Учредители выдоят компанию досуха й скроются. Они никогда не осмелятся начать промышленную добычу золота. Если они это сделают, выход золота будет так сильно отличаться от данных разведывательного бурения, что легко обнаружится мошенничество с «засолением» скважин.

Эшбьюри откусил кончик сигары и молча закурил. Дважды я поймал его внимательный взгляд, обращенный на Альту.

— Итак, — сказал я, — следующие шаги зависят от вас.

— Та есть?

— Все зависит от ваших намерений.

— Я предпочел бы предоставить инициативу вам. Меня вполне удовлетворяет то, что вы для нас сделали.

— Не забывайте, что в самое ближайшее время меня могут арестовать по обвинению в убийстве.

Альта вздрогнула.

— И что вы предлагаете? — спросил Эшбьюри.

— Вы ведь не хотите, чтобы Боб был втянут в эту скверную историю.

— Это для меня чертовски нежелательно. Я сам участвую в организации трех ассоциаций. Если моя семья будет чем-нибудь замарана, это подорвет мой престиж, поставит меня в крайне невыгодное положение. Обо мне станут болтать, тыкать в меня пальцами. Я не смогу показаться в своем клубе. И все подробности, связанные с убийством в отеле, будут обсуждаться в моем присутствии, а мне придется делать вид, что я об этом не имею ни малейшего представления.

— Есть только один способ убить двух зайцев одним выстрелом, — сказал я.

— Какой способ и что это за второй заяц?

— О, это имеет лишь косвенное отношение к делу.

Альта сдвинула стаканы в сторону, перегнулась через стол и в упор взглянула на отца.

— Папа, ты считаешь, что я влюблена в Дональда, очень беспокоишься?

Он не отвел своих глаз.

— Да.

— Это не так. Дональд просто помогает мне, и он — истинный джентльмен.

— Догадываюсь, — не без яда сказал Эшбьюри, — что ты оказываешь ему доверие, которым не удостаиваешь меня.

— Я знаю, папа, ты обижен. Мне следовало довериться тебе. Я собираюсь сделать это сейчас.

— Не надо, — возразил Эшбьюри, — позднее. Дональд, в чем заключается ваша идея?

Я вышел из себя.

— Поймите, я не охочусь за вашими миллионами или сотнями тысяч или иными богатствами. Я старался быть вам полезным…

Рука Генри Эшбьюри опустилась на мою руку. Пальцы сжались так, что я в полной мере ощутил силу его мужской хватки.

— Я метил не в вас, Дональд, а в Альту. Обычно мужчины увиваются вокруг нее, она же заставляет их покорно прыгать через препятствия. Мне доставляет огорчение наблюдать, как она обращается со своими поклонниками, унижая сильный пол. — Он резко повернулся к дочери: — Ты, возможно, испытаешь сейчас некоторое удовлетворение. Перед тем как отправиться сюда, я поговорил с Карлоттой. Она может уехать в Рино, забрав с собой своего сына. Я посоветовал ей. обратиться к адвокату и без вся-' ких скандалов развестись со мной. Ну, а теперь, Дональд, в чем все же заключается ваша идея?

— Голова, придумавшая всю эту комбинацию с участками, принадлежит адвокату Крумвезеру. Я мог бы постараться всю ответственность взвалить на него. Возможно, мне это удалось бы, возможно — нет. Слишком много уже продано акций.

— Сколько?

— 'Не знаю точно, во всяком случае порядочно. Поднимется страшный^ шум.

— А что предпринимает поверенный акционерной компании?

— Крумвезер нашел лазейку в существующем законе или считает, что нашел.

— Нельзя ли припереть его к стене?

— Нет, он вывернется. Весь удар обрушится на официальных лиц, возглавивших корпорацию. И единственное, что можно сделать, это найти владельцев акций и побудить их продать свои акции.

— Впервые со времени нашего с вами знакомства, — сказал Генри Эшбьюри, — вы говорите глупости.

Альта попыталась защитить меня:

— Но это ж вполне осуществимо. Разве ты не видишь, папа, что это единственный путь?

— Вздор, — ответил Эшбьюри, сгорбившись на стуле и посасывая сигару. — Люди, приобретшие акции, относятся к ним как к своего рода лотерейным билетам. Они рассчитывают на получение в будущем стопроцентной, пятисотпроцентной, тысячепроцентной прибыли. Попробуйте выкупить у них акции за ту цену, которую они заплатили — вас засмеют. Предложите им в десять раз больше — они посчитают, что открыты новые месторождения и вы владеете скрытой информацией о них.

— Кажется, вы неправильно меня поняли, — сказал я.

— Как так?

— Единственный человек, который может выкупить акции, — сам Крумвезер.

— И каким образом?

— Допустим, он внезапно обнаружит, что все эти купли-продажи акцийнезаконные операции, и заставит торговых агентов информировать акционеров, что проект неосуществим и что поверенный акционерного общества требует от них, торговых агентов, вернуть акционерам деньги, вырученные от продажи акций.

— Сколько же это будет стоить? — мрачно осведомился Эшбьюри. — По моим прикидкам — около полумиллиона долларов.

— Полагаю, расходы не превысят пятисот долларов.

— Повторите цифру!

— Пятьсот долларов.

— Кто-то из нас двоих спятил.

— Так вы рискнете на пятьсот долларов?

— Я бы спокойно выложил и пятьдесят тысяч.

— Машина Альты здесь. Проедемся немного?

— Можно мне с вами? — спросила Альта.

— Не стоит. Мы собираемся навестить одного удалившегося от дел холостяка.

— Мне нравятся холостяки.

— Тогда поехали.

Мы втроем разместились на переднем сиденье, и я повел машину по горной дороге через заброшенные земли и шлаки, пока не показались очертания хижины Пита Диггера.

— Побудьте в машине, — сказал я. — Мне нужно посмотреть, готов ли хозяин к приему нежданых гостей.

Я вылез из машины и пошел к дому.

— Руки вверх, братец, да держи их повыше, — раздался резкий голос из темноты.

Я обернулся и поднял руки вверх. Сильный свет фары ударил мне в лицо, и Пит Диггер сказал яростно:

— Я должен был догадаться, что ты — проклятый осведомитель, шпион! Давай ищи, ты, перевертыш, враль. Тоже мне — писатель… Ха! Эта машина в самый раз для писателя. Если у вас нет…

— Ты неправильно меня понял, Пит, — прервал я. — Мне требуется от тебя дополнительная информация, только на этот раз я намерен заплатить за нее.

Ответом было тяжелое дыхание Пита.

Внезапно дверца открылась, из нее выскочила Альта и подошла к нам.

— Клянусь вам, все в порядке, — обратилась она к Питу. — Дональд привез меня и моего отца, чтобы потолковать с вами о деле.

— А кто вы такая?

— Меня зовут Альта.

— Выйдите на свет, чтобы я мог посмотреть на вас. Альта встала возле меня.

— Подозреваю, я следующий, — весело сказал Генри Эшбьюри и встал рядом с нами.

— Да кто вы такие, черт побери? — воскликнул Пит.

— Глупец, этот человек Санта Клаус, — ответил я и опустил руки.

Глава 10

Пит Диггер натянул брюки и обулся. Он был слегка взволнован тем, что ему придется принимать гостей, и, по-видимому, немного стыдился своего недавнего не очень вежливого с нами обращения. Спасла положение Альта. Она вела себя спокойно и совершенно естественно.

Прежде чем предложить нам войти, Пит хотел застелить постель, но Альта отговорила его, и мы все скопом ввалились в хижину. Окна были открыты, и цлита стояла холодная, но я нашел кучу сухого хвороста и принялся разжигать огонь. Я занимался этим, пока Пит, все еще не пришедший в себя, со смущенным видом натягивал рубашку, надевал пиджак.

В комнате быстро потеплело. В плите весело гудел огонь. Пит отказался от предложенной ему Эшбьюри душистой сигары.

— Это для богатых, — пояснил он. — А я — бедный человек. Моя трубка — мой лучший друг, и я не отворачиваюсь от своих друзей.

Альта и я курили сигареты. Когда всех нас окутал голубой дым и он навис над столом, а огонь разгорелся еще ярче, Пит сказал:

— О’кей, что у вас на уме?

— Пит, — откликнулся я, — у тебя есть шанс заработать пятьсот долларов.

— Заработать сколько?

— Пятьсот долларов.

— И каким образом?

— Тебе придется «посолить» скважину.

— Для чего?

— Могу я тебе доверять?

— Думаю, что да. — Пит усмехнулся. — Я никогда не надувал друзей, приводил в ярость врагов. Выкладывайте ваши денежки и делайте свой выбор.

Я наклонился к нему.

— Я наплел тебе, что я писатель, — сказал я виновато.

Пит откинул голову и громко захохотал.

— Ну и позабавил…

— А в чем дело? — спросил Эшбьюри.

— Этот парень думает, что я сразу не догадался, что он набрехал мне и что он здесь что-то разнюхивает. Я решил, что он адвокат, хочет разузнать что-нибудь об этой компании. Писатель он, как же! Ха-ха-ха!

Я тоже ухмыльнулся:

— Ладно, забудем это. Дело в том, Пит, что. я увяз с этими акциями.

— Ты?

— Ага. Я поддался на уговоры, размяк и купил несколько.

Физиономия у Пита вытянулась.

— Банда проклятых мошенников, — возмутился он. — А мы подорвем динамитом все их скважины, вываляем их в пух и перья и бросим в реку, чтобы они там поостыли.

— Нет, — возразил я. — Есть способ получше.

— Какой же?

— Ты говорил мне сегодня, Пит, что можешь незаметно «посолить» скважину. Что ты имел в виду?

— А ты сказал сейчас, — не растерялся Пит, — что я могу получить пять сотен. Что ты имел в виду?

Тут Эшбьюри, тонкий знаток человеческих душ, вынул бумажник, отсчитал пять стодолларовых купюр, пододвинул их Питу.

— Вот это самое, Пит.

Пит взял банкноты, пошелестел ими и оставил лежать посередине стола.

— Не хотите брать? — г- спросил Эшбьюри.

— Нет, пока вы не выслушаете меня.

— Вперед! Смелее! — подбодрил я его.

— Я знаю кое-какие способы начинить золотом участки, отведенные под разработку недр, так что сам дьявол их не раскусит.

— Что за способы?

— Ну, чтобы стало понятнее, расскажу вам парочку историй. В давние времена одна крупная компания рассчитывала поживиться в Клондайке. Один парень имел там земли, которые хотел продать, но компания не считала их прибыльными. Однако он их уговорил, и компания решила буравить землю.

Как только приступили к делу — поняли, что напали на золотое дно. Они бурили все новые скважины, и каждая давала один и тот же — положительный результат. Земля повсюду была одинаковой, начиненной золотом. Компания купила участки, но прежде чем начать добычу, кто-то догадался взять дополнительные пробы из уже пробуренных скважин. Золота оказалось так мало, что его можно было разглядеть только через лупу.

— Что же случилось? Золото было подложено в скважины? — спросил я.

— Конечно.

— Но разве они не охраняли участки?

— Конечно, охраняли, но парень проделал все это у них под носом. Я покажу вам как. Когда-нибудь видели лоток для промывки золота?

— Нет.

Пит схватил стоявший в комнате лоток с покатыми боками и зазубринами по краям. Присев на корточки, он зажал его между колен.

— Вот смотрите, как добывают золото. Лоток с землей погружают в воду. Ловкими вращательными движениями землю промывают, золото оседает на дно лотка.

Я согласно кивнул.

— Ну вот, — продолжал Пит, — парень промывает себе лоток и покуривает. Ведь каждому позволено курить, верно? Он вытягивает из кармана мешочек с табаком, скручивает себе папироску или, допустим, у него с собой пачка фабричных сигарет. Разницы тут нет. Вот и все.

— Я как-то не совсем уловил, в чем здесь смысл, — признался Эшбьюри.

— Неужели не понимаете? В табаке примерно с четверть золотой пыли. Я беру с собой нужное количество табака й распределяю золото на все время промывки. Пока я курю, пепел падает вниз, в лоток, собираясь в золотую пыль. Никто ничего не подозревает.

Эшбьюри восхищенно присвистнул.

— Есть и другой способ. Вы взбираетесь на буровую вышку, берете свайку, разминаете жгуты бурильного каната и в образовавшийся зазор стряхиваете немного золотой пыли. Таким способом обрабатывается канат по всей его длине. Когда же начинают бурить, то при рывках каната, вызванных ударами долота о грунт, пылинки золота вытряхиваются из каната и падают в скважину.

— Ол-райт, Пит, мы хотим, чтобы сейчас в скважинах было найдено гораздо больше золота, чем мошенники туда вложили: нужно, чтобы они решили, что и впрямь напали на золотое дно. Но золото, — предупредил я, — должно быть обнаружено только после того, как буры дпустятся ниже старого уровня.

— Ерунда! Они и не знают, где старый уровень. Эти проходимцы ничего не знают. Я наблюдал за ними. Они страшно неуклюжи и неумелы. Я еле сдержался, чтобы не сказать одному такому бурильщику: «Слушай, парень, я не хочу жаловаться на тебя твоему боссу, но если ты не умеешь как следует делать свое дело, отойди в сторонку, и кто-нибудь из нас преподаст тебе урок».

Эшбьюри кашлянул. Альта рассмеялась. Я придвинул банкноты к Питу.

— Это твое.

Пит взял деньги и спрятал в карман.

— Когда можно будет начинать? — спросил Эшбьюри.

— Вы спешите?

— Да.

— У меня есть немного золотой пыли. — Пит кивком указал на буфет. — Кое-что наберется там и сям, в карманах тоже табачные крошки смешаны с золотой пылью. Полагаю, для нашей затеи достаточно.

— Но как вы пройдете на участки? Ведь это частная собственность.

— Все будет в порядке. Они пытаются затащить меня к ним на работу с тех пор, как все это началось. Они не очень-то сведущи в своем деле.

— Но нельзя «солить» скважины, когда ты начинаешь работать. Это покажется слишком подозрительным совпадением, — сказал я.

— Предоставь это мне, братец. Я отправлюсь туда ночью, при лунном свете поднимусь на буровую вышку и «посолю» канат, на котором спускается в скважину бур. Утром мы получим золотые пробы.

— Не бросай своего занятия, пока я тебе не скажу.

— А как ты мне сообщишь об этом?

— Когда получишь почтовую открытку с текстом: «Прекрасно проводим время, сожалеем, что вас нет с нами» и подписью «Д. Л» — будешь знать, что надо кончать.

— О’кей, я приступаю через полчаса.

Мы попрощались с Питом, и, когда забрались в машину, Эшбьюри подвел итоги:

— Превосходная работа, Дональд.

Глава 11

Мы почти не разговаривали на обратном пути. Прибыв в кемпинг, я выключил мотор, потушил фары, вылез и хотел было обойти машину, чтобы открыть дверцу с другой стороны, как вдруг заметил автомобиль, которого здесь прежде не было.

Я молча побрел к своей кабине.

Двое мужчин вынырнули из темноты.

— Ваше имя Лэм? — спросил один из них. — Дональд Лэм?

— Да.

— Входите. Мы хотим поговорить с вами. Мы получили по телеграфу инструкции о вашем задержании.

Я надеялся, что у Альты и Эшбьюри хватит здравого смысла не вмешиваться. Лицо Альты в лунном свете казалось пепельно-бледным.

— Кто эти люди? — осведомился один из копов:

— Не знаю. Они нагнали меня на дороге, предложили подвезти.

Один из говоривших был в форме полицейского автопатруля. Я догадался, что это местный коп.

— Что вам угодно?

— Разве вы не покинули внезапно свое местожительство?

— Этого требует моя работа.

— Какая работа?

— Предпочитаю не говорить об этом.

— Вам знаком человек по имени Рингоулд?

— Я читал в газетах о его убийстве.

— Вам что-нибудь известно о нем?

— Конечно, нет. А почему вы спрашиваете?

— Разве вас не было в отеле в ночь его убийства? Не вы ли разговаривали с продавщицей табачного киоска,

а затем с портье, пытаясь что-нибудь выведать о Рингоулде?

— Господи, да нет же! — воскликнул я, отступая на шаг и глядя на копов так, будто заподозрил, что они слегка спятили. — Скажите, кто вы такие? Вы из полиций?

— Да.

— У вас есть ордер на мой арест?

— Послушайте, не надо упираться и разыгрывать нас. Пока мы задаем вопросы.

— Что вы хотите узнать?

— По нашим сведениям, вы интересовались Ринго-улДом.

— Откуда вц это взяли?

— Джед Рингоулд работал на «Фоклоузд фармз анде-райтез компани». Эта компания владеет землями в пригородах Валлидейла. А президент этой компании — как его… что за проклятые имена, язык сломаешь! — Тиндл… Вы живете в его доме и выполняете его приказания.

— Вы с ума сошли, — возмутился я. — Я всего лишь гость в доме Генри Эшбьюри. Роберт Тиндл — это его пасынок.

— Так вы не работаете на Тиндла?

— Конечно, нет, черт возьми! Я «стригу» самого Эшбьюри, даю ему уроки джиу-джитсу.

— Это всего лишь ваши слова. У Тиндла есть свои собственные интересы. Рингоулд работал на него. Кто-то пробрался в отель и пристукнул Рингоудца. По описанию парень как две капли воды походит на вас.

— Именно это Вас беспокоит?

— Да.

— Хорошо, когда вернусь, я зайду в полицию и докажу, что они рехнулись. Есть только два человека, видевших убийцу входящим в отель. Об этом писали газеты.

— Верно, Приятель.

— Ол-райт, через пару дней я вернусь, и мы во всем этом разберемся.

— Допустим, вы не тот парень, который был в отеле, но вам хотелось бы снять с себя всякие подозрения?

— Не особенно. Это такой абсурд, что мне нечего беспокоиться.

— Ну, а если это все-таки вы? Тогда вы можете «позабыть» о возвращении.

— Не собираетесь ли вы тащить меня силком только потому, что я случайно знаком с Тиндлом?

— Нет, но у прокурора есть ваша фотография, Лэм. Она была предъявлена портье и опознана им. «Это тот самый тип», — признал он. Что вы на это скажете?

Эшбьюри и Альта наконец уразумели, что им следует делать. Не входя в кабину, они вернулись в машину и развернули ее к выходу. Эшбьюри опустил стекло со стороны водителя, высунулся из окна и обратился ко мне:

— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, мой друг? У вас возникли какие-то проблемы?

— Никаких, — ответил я. — Всего лишь какие-то мелочи. Прощайте и спасибо за то, что подвезли.

— Был рад оказаться вам полезным, — ответил Эшбьюри, и машина выехала за пределы кемпинга.

— Ну? — спросил допрашивающий меня полицейский.

— Существует единственный выход, — заключил я. — Мы возвращаемся, и я заставлю портье встать на колени и отказаться от собственных слов — от каждого в отдельности. Он просто сумасшедший.

— Что ж, давайте взглянем на вещи разумно. Мы можем принудить вас поехать с нами, но это привлекло бы к себе внимание. Если это ошибка, она, естественно, пользы полиции не принесет. И чем меньше будет о ней известно, тем лучше. Вы же знаете, приятель, что опознать человека по фотографии довольно трудно. Мы устроим очную ставку, и газеты распишут, что портье определенно опознал в вас убийцу. Затем он более внимательно посмотрит на вашу физиономию и заявит, что не уверен. Через некоторое время нужная нам птичка попадется в сети, и она будет похожа на вас, но не слишком. И тогда портье скажет: «Ну конечно, вот этот парень приходил в отель». Вы знаете, что сделает дошлый прокурор? Он поставит портье на место свидетеля и будет держать его там, пока тот не выберет одно из нескольких, похожих одно на другое лиц.

— Ну конечно, — сказал я, — глупый портье ошибается при опознании, но винить следует дошлого прокурора.

, Коп внимательно смотрел на меня с минуту.

— Эй, приятель, вы что, потешаетесь надо мной?

— Как мы поедем? — ушел я от ответа.

— Мы подвезем вас до аэродрома, это около сотни миль отсюда. Полицейский будет вас сопровождать.

Если все подозрения — ошибка, он вернет вас сюда самолетом, и вы доберетесь до кемпинга автобусом.

— И я ничего не потеряю, кроме мелочи на автобус и даром пропавшего времени, — саркастично подытожил я.

Копы промолчали.

Я немного подумал.

— Нет, сегодня я не полечу. Мы с вами поедем в город, и я под охраной полицейского пробуду в отеле до завтрашнего утра. У меня тут есть срочные дела, и я не могу…

— Вы из породы независимых, а, приятель?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Вы правы, черт возьми. И если я поеду с вами добровольно, то лишь при условии публикации в, газетах заявления, что ошибся портье при опознании. Тогда можете забирать меня.

— О’кей, мы забираем вас.

Помощник окружного прокурора, ожидавший в аэропорту, чувствовал себя не очень уверенно. Мое поведение прибавило ему сомнений, но он был упорен и не соглашался ожидать до утра. Я приводил все новые аргументы, и наконец заявил, что просто боюсь летать ночью.

Помощник прокурора не сдавался.

— Послушайте, Лэм, если хотите вернуться сюда на работу, я вас доставлю обратно. Самолет зафрахтован. Я бы просто мог арестовать вас…

— Могли бы, предъявив мне обвинение.

— Я не намереваюсь пока выдвигать обвинение против вас.

— Ол-райт, тогда мы улетим утром.

Устав от препирательства, он сказал доставившим меня копам:

— Не спускайте с него глаз. Я попытаюсь дозвониться прокурору.

Он проторчал в телефонной будке минут двадцать. Копы убеждали меня в необходимости лететь сейчас же.

— Вы сами напросились на это, — сказал вернувшийся помощник прокурора. — Мы возвращаемся немедленно.

— Собираетесь предъявить мне обвинение?

— Собираюсь арестовать вас по подозрению в убийстве.

— У вас есть ордер на арест?

— Нет.

— Тогда я требую адвоката.

— Он вам ничем не поможет.

— Не ваше дело. Я требую вызвать адвоката.

— У нас нет времени на это. Самолет готов к вылету.

— Я вправе вызвать адвоката, — резко сказал я и направился к телефонной будке.

Они накинулись на меня. Один схватил меня за одно плечо, второй — за другое. Портье в вестибюле глянул на нас с удивлением. Пара, сидевшая тут же, поднялась и удалилась.

— О’кей, ребята, — сказал помощник прокурора. — Едем!

Они втолкнули меня в машину и примчались прямо к самолету. Он был уже готов, моторы прогревались, и меня запихнули внутрь. Помощник прокурора наклонился ко мне:

— Вы сами настаивали на жестком варианте, приятель. Придется последить за вами, чтобы вы не выкинули какого-нибудь фокуса во время полета. — Он надел на мое запястье наручник, а другой прикрепил к ручке кресла.

— Пристегните ремни, — объявил пилот.

Помощник прокурора застегнул на мне ремень.

— Вам следовало бы, — заметил он, — вести себя по-другому. Ну а когда мы приземлимся, — продолжал он, — надеюсь, не будете сопротивляться тому, чтобы вас отвезли в отель, чтобы портье мог глянуть на вас?

Я не собирался уступать:

— Это вы избрали не лучший способ общения. Я говорил вам, что прилечу завтра утром и пойду с вами куда угодно — в отель или в любое другое место, где портье может глядеть на меня сколько угодно. Но вы меня прижали, уволокли силком. Если вы меня арестуете и посадите в тюрьму, я расскажу свою историю журналистам. Если хотите провести опознание, ставьте меня в шеренгу с другими и проводите, формальную процедуру идентификации.

— О, значит, так?

— Значит, так.

— Черт побери, теперь я убежден, что именно вы приходили в отель.

— Вы просто набиваете себе цену, — сказал я. — Газеты распишут, как портье опознал меня по фотографии и как вы отыскали меня…

— То была предварительная идентификация, — поправил меня помощник прокурора.

— Называйте это как угодно. Когда свидетель столкнется с живым человеком, он поплатится за свою ошибку. А вы получите нагоняй.

Он слегка скривился и, видно, собирался стукнуть меня, но передумал, отошел и уселся в кресло.

Пилот оглянулся, убедился, что ремни все пристегнули, и взялся за штурвал. Самолет пробежал по взлетной дорожке и оторвался от земли.

Полет прошел гладко. Сигнальные огни летели мне навстречу, мигая красными глазами. Время от времени под нами проносились небольшие селения. Я поглядывал в окно и представлял себе, как ворочаются в постелях люди, просыпаются, заслышав рев моторов над своей крышей, не зная, что в самолете — человек, замешанный в смертельной игре, где карты ложатся против него.

Когда мы пролетали над горами, пилот обернулся и сделал нам какой-то знак. Я догадался, что он предупреждал нас о крутых подъемах и спусках самолета. И действительно, мы поднимались и опускались, и, когда, наконец, приземлились на аэродроме, я чувствовал себя выжатой мокрой тряпкой.

Самолет оказался в дальнем конце аэродрома. Помощник прокурора поднялся, подошел ко мне, снял с ручки кресла наручник.

— Послушайте, Лэм, — сказал он, — сейчас вы сядете в машину и поедете с нами в тот самый отель. Только предупреждаю: никаких фокусов, никаких публичных заявлений.

— Вы не имеете на это права, — парировал я. — Если я арестован, везите меня в следственную тюрьму.-

— Я не арестовывал вас.

— Тогда вы не имели права привозить меня сюда.

Он усмехнулся:

— Но вы уже здесь, не так ли?

Самолет развернулся и после рулежки остановился. Я услышал звук сирены. Подъехала машина. Красный луч поискового прожектора уперся в дверь самолета. Помощник прокурора толкнул меня в спину.

— Не делайте никаких резких движений. Если окажете сопротивление, вам же будет хуже. До сих пор вы вели себя разумно. Выходите!

Свет прожектора ударил мне в лицо и почти ослепил. Помощник прокурора все подталкивал меня в спину. Меня подхватили руки полицейских. Внезапно я услышал голос Берты Кул:

— Что вы делаете с этим человеком?

— Проходите, леди, — ответил кто-то из них. — Этот человек арестован.

— За что?

— Это не ваше дело, черт возьми!

— Ол-райт, — бросила Берта маячившей за мной тени, но тут вперед выступил какой-то мужчина.

— Это мое дело, — заявил он. — Я адвокат этого человека и защищаю, его.

— Проходите, — приказал полицейский, — а не то я не отвечаю за целость вашей физиономии.

— Ол-райт, я уйду, но прежде позвольте вручить вам одну бумажку. Это распоряжение, сделанное на основании «Хабеас Корпус Акт»[7], о том, что- задержанный был доставлен в суд для рассмотрения вопроса о законности его ареста. Другой документ — письменное распоряжение, предписывающее немедленно доставить этого человека с целью освобождения его до суда под залог или поручительство. Судья, если вас это интересует, находится в своем офисе при исполнении обязанностей. Он готов немедленно рассмотреть вопрос о законности ареста.

— Мы не собираемся везти его к судье, — сказал помощник прокурора.

— А куда вы его везете?

— В тюрьму.

— Я не рекомендовал бы вам предпринимать какие-либо шаги, не поставив в известность судью,

— А теперь послушайте меня, — вмешалась Берта Кул. — Этот человек работает на меня. Я возглавляю респектабельное детективное агентство. Он как раз вел расследование. Вы оторвали его от дела, насильно привезли сюда. Не думайте, что это так просто сойдет вам с руК.

— Погодите минутку, ребята, — обратился к полицейским помощник прокурора. И повернувшись к адвокату, сопровождавшему Берту Кул, сказал: — Давайте обсудим наши проблемы.

— Я тоже в этом заинтересована, — снова вмешалась Берта. Она энергично размахивала руками, бриллианты на ее пальцах сверкали в красном свете прожектора.

— Послушайте, — сказал помощник прокурора, явно встревоженный и вынужденный перейти к обороне. — Мы ни в чем его не обвиняем. По нашим сведениям, он славный малый и не сделал ничего плохого. Мы лишь пытаемся выяснить, не он ли входил в номер Джеда Рингоулда в ночь его убийства. Если нет — тогда все в порядке. А если все-таки он, придется предъявить ему обвинение в убийстве.

— Ну так что? — рассвирепела Берта Кул, не отводившая от него взгляда.

Вместо ответа тот тоже уставился на Берту, пытаясь заставить её отвести глаза. Но Берта еще ближе подступила к нему, еще сильнее повысив голос:

— Ну так что? Слышите вы меня, ничтожество, отвечайте!

Помощник прокурора повернулся к адвокату.

— Нет никакой необходимости применять «Хабеас Корпус» и не нужно обращаться к судье. Ведь мы не предъявляем ему обвинение.

— Тогда почему он здесь с вами, если он не арестован? — прогремела Берта.

Помощник прокурора попытался пропустить ее вопрос мимо ушей, обращаясь преимущественно к адвокату:

— Портье в отеле, взглянув на фотографию Лэма, узнал его. Все, что нам сейчас нужно, это отвезти его в отель. Портье еще разок посмотрит на него. Это разумное требование, не так ли?

На какую-то долю секунды адвокат заколебался. Но Берта рванулась к нему, схватила за руку и, с силой дернув к себе, повернула его лицом к помощнику прокурора.

— Это несправедливо, это нарушение прав личности! — произнесла она угрожающе.

Наша маленькая группка меж тем разрасталась. К ней присоединились пилоты и несколько пассажиров, сошедших с только что приземлившегося лайнера. Красный свет сигнальных фонарей не слепил меня более, я мог оглядеться, увидеть ухмыляющиеся лица окружающих, получавших огромное наслаждение от всего спектакля и его главного действующего лица — Берты Кул.

Берта продолжала гнуть свою линию:

— Я прекрасно знаю наши права. Так опознание не проводят. Если уж вы обвиняете Лэма в убийстве, сажайте его под замок, ставьте, в ряд с другими людьми, похожими на него лицом и телосложением. Вот тогда давайте вашего портье, пусть он проводит опознание. Если он укажет на Дональда, что ж делать. Если сделает иной выбор, это совсем другое дело.

Помощник прокурора нахмурился.

— Из-за чего, собственно, весь этот гвалт? — обратился он к адвокату. — Сколько раз нужно повторять, что речь идет о каких-то минутах. Если этот парень невиновен, то и конец…

— Вы заварили всю эту кашу, — вмешался я. — Я уже сказал вам, что вы прибегли к недозволенным способам. Вопреки моим объяснениям и уговорам подождать до утра, вы без всяких на то формальных оснований приволокли меня сюда. Это насилие. Ведь я же говорил, что добровольно полечу с вами завтра утром, отправлюсь в отель и встречусь там с теми, с кем вам угодно.

Воцарилось молчание.

Я повернулся к Берте:

— Ты ведь знаешь, откуда прибыл самолет. Пусть твой адвокат тотчас свяжется с местным шерифом и пусть тот выпишет ордер на арест этого молодчика по обвинению в киднеппинге.

— Послушайте, молодчик, — вмешался один из полицейских. — Когда человека арестовывают за убийство, это не киднеппинг.

— Как вы поступаете с тем, кого арестовываете за убийство?

— Бросаем в тюрьму и хорошенько беремся за него.

— Превосходно, тогда везите меня к судье, и если он подтвердит сказанное вами, бросайте меня в тюрьму, но не тащите в отель. В противном случае это и будет киднеппинг.

— Совершенно верно, — подтвердил адвокат.

Берта медленно отступила назад, обозревая поле битвы.

— Все слышали, что сказал адвокат?

— О, да заткнитесь! — бросил один из полицейских.

Я увидел капли пота на лбу помощника прокурора. Он, кажется, был в растерянности и склоняется к компромиссу.

— Так чего же вы все-таки хотите? — обратился он ко мне.

— Я отправлюсь с вами в тюрьму, вы отберете пять-шесть мужчин приблизительно моей комплекции и наружности. Это будет отвечать требованиям закона. Сколько человек в отеле видели подозреваемого в убийстве мужчину?

— Трое.

— Кто они?

— Ночной портье, продавщица табачного киоска и еще какая-то женщина, заметившая его стоявшим в дверях номера Рингоулда.

— Ол-райт, пригласите всех троих и проведите перед ними отобранных вами лиц, не позволяя свидетелям обмениваться впечатлениями. А потом побеседуйте с каждым в отдельности и спросите, узнали ли они того, кто входил в отель в ночь убийства.

— Вы говорите здравые вещи, — сказал помощник прокурора. — Пожалуй, я раскрою вам свои карты. Женщина с четвертого этажа видела этого типа стоявшим в дверях номера, где произошло убийство. Она была без очков, хотя обычно носит их, и опытный адвокат мгновенно собьет ее, не оставит камня на камне от ее показаний. Как только мы помещаем вас в каталажку, газетчики принимаются за работу. Газеты помещают вашу фотографию и текст: «Полиция арестовывает частного детектива по подозрению в убийстве». В таком случае, если опознание провалится, мы, понятно, тонем. Ну, а если вас узнают, можете использовать все свои конституционные права, вам все равно не миновать газовой камеры. Но если вам повезет, мы будем рады сотрудничать с вами.

— Знаете, — сказал я, — чтобы не доставлять лищних хлопот и неприятностей, могу предложить один выход.

— А именно?

— Женщина с четвертого этажа, видевшая меня в отеле, была, вы сказали, без очков, и ее показания не будут иметь силы. Портье, которому вы показывали уже мою фотографию, просто из самолюбия при виде меня будет утверждать свое. А вот девушка из табачного киоска видела мою фотографию?

— Нет.

— Прекрасно. Тогда едем прямо к ней. Если и она признает во мне того парня, тут же отправляемся в тюрьму. Если же не признает — вы отпускаете меня, мы забываем о киднеппинге, газетчики и вы все можете спать спокойно.

Немного поколебавшись, помощник прокурора принял решение.

— О’кей, — сказал он. — Ребята, есть у кого-нибудь из вас имя и адрес этой девицы?

— Да, — отозвался один из полицейских. — Я разговаривал с ней сразу после убийства. Ее зовут Кларди. Ее описание неизвестного в точности совпадает с тем, как выглядит вот этот тип.

Я притворно зевнул.

—. Послушайте, Лэм, — поспешно вмешался адвокат, — вы подвергаете себя опасному испытанию. Полицейские отвезут вас к ней. Ей известно, в чем вас подозревают, вы окажетесь с ней один на один…

— Все будет в порядке, — сказал я устало. — Никогда еще не попадал в такую переделку. Надо как-то выбираться из нее.

. — А вы будете сотрудничать с нами, если все обойдется, ведь мы идем вам навстречу? — спросил помощник прокурора.

— Боже ты мой! Мне нет никакого дела до вас! Я хочу спать! Давайте кончать со всем этим.

— Дональд, — тихонько сказала Берта, — я думаю, прежний вариант лучше. Ты отправляйся в тюрьму и…

— Черт возьми! — закричал я. — Вы оба ведете себя так, будто убеждены в моей виновности!

Адвокат и Берта притихли.

— И чтобы избежать всяких случайностей, мисс Кул и мой адвокат поедут вместе с нами, — потребовал я.

— О’кей, — согласился помощник прокурора. — Отправляемся.

Пока наша машина мчалась вперед, громко сигналя и не обращая внимания на светофоры, он вновь пытался заговорить со мной об опасности ошибочного опознания.

— Мне нечего опасаться, — сказал я лениво. — Если продавщица меня опознает, я все равно представлю железное алиби. Здесь вопрос принципиальный. Будь вы посговорчивей, я бы утром поехал с вами и в отель.

— Вы все еще злитесь, но не объясните ли вы, каким образом эта женщина и адвокат очутились на аэродроме точно в момент приземления самолета?

— Понятия не имею.

— Возможно, утечка информации, Билл? — осведомился — помощник прокурора у одного из полицейских.

— Не думаю, — покачал тот головой.

— Послушайте, Лэм, — не унимался помощник прокурора, — не скажете ли, в чем заключается ваше алиби? Мы проверим его и не станем ночью вытаскивать из постели девушку. Почему вы не упомянули об этом раньше? Я мог бы просто воспользоваться телефоном и избавить вас от этой поездки.

— По правде говоря, я сам об этом как-то не подумал. Когда ваши люди схватили меня, я немного растерялся. Вы же знаете, как это непросто — вспомнить, что вы делали и где вы были в каждую минуту даже одних суток.

— И где вы были? В чем состоит ваше алиби?

— Мы уже едем, — раздраженно бросил я, — и легче выудить из постели девушку, чем отыскать сейчас всех моих свидетелей.

— И сколько их у вас?

— Трое.

Помощник прокурора наклонился и что-то прошептал на ухо одному из копов. Берта озабоченно поглядывала на меня. Адвокат сидел с неприступным и гордым видом, будто совершил что-нибудь действительно стоящее.

Вскоре мы добрались до места.

— Войдем все вместе, — сказал я Берте, — мне нужны свидетели.

Один из копов остался в машине, другой пошел с нами. Шествие вверх по лестнице возглавлял я, Берту Кул с ее двумястами пятьюдесятью фунтами веса поддерживал помощник прокурора.

Мы поднялись на третий этаж. Полицейский позвонил в дверь.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Откройте, полиция.

— Что вам нужно? — осведомилась Эстер Кларди.

— Удостовериться, знаете ди вы парня, которого мы привезли с собой.

— Подождите минуту. Я вас пущу.

Мы ждали. Я закурил. Берта с недоумением и страхом смотрела на меня. Адвокат сохранял свою важную осанку. Копы беспокойно переминались с ноги наногу.

Эстер Кларди, одетая в уже знакомый мне черный вельветовый халат, отворила дверь и вышла в коридор. Вид у нее был заспанный. Увидев меня, она рывком захлопнула дверь в квартиру.

— Что такое? В чем, собственно, дело?

— Видели вы когда-нибудь этого человека? — ткнул в меня пальцем помощник прокурора.

— Кого-нибудь из этих людей, — вежливо поправил адвокат.

Эстер Кларди бесстрастно изучала мое лицо, затем указала на адвоката:

— Вы спрашиваете вот о нем?

Помощник прокурора взял меня за плечо и вытолкнул вперед.

— Нет, речь идет об этом парне. Его вы видели в отеле в ночь убийства?

Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Эстер Кларди нахмурилась, будто стараясь сосредоточиться.

— Я бы сказала, он похож на того.

Она скосила глаза, еще раз оглядела меня и медленно покачала головой.

— Вы ошибаетесь. Это всего лиШь внешнее сходство.

— Вы уверены, что это — не тот самый тип?

— Послушайте, я никогда его раньше не видела. Бесспорно, сходство есть. Он несколько смахивает на того, кто в ту ночь приходил в отель. Примерно такого же роста и почти той же комплекции. Но у того плечи пошире, рот и форма ушей — другие. Я обычно прежде всего смотрю на уши. Это мое хобби. И я припоминаю, что уши того человека вообще не имели мочек.

— Существенная примета, — сказал полицейский. — Почему вы не сказали нам об этом прежде?

— Просто не придала этому значения. Я бы и не вспомнила о такой мелочи, если бы не взглянула вот на этого человека. Как вас зовут?

— Лэм, — ответил я. — Дональд Лэм.

— Что ж, вы действительно чем-то напоминаете того парня в отеле. На расстоянии можно и ошибиться.

— Но вы сами-то, вы уверены? — повторил полицейский.

— Конечно, уверена. Ведь я разговаривала с тем типом. Он подходил к киоску, задавал мне вопросы. Уши у него совсем другие, и рот не такой, ц сам он более плотный. Где вы работаете, Лэм?

— Я частный детектив. Это — Берта Кул. Я работаю у нее в агентстве: «Б. Кул. Конфиденциальные расследования».

— Знаете, вам лучше не попадаться на глаза той старой курице с четвертого этажа, которая выглядывала в ту ночь из своего номера. Она говорила мне, что без очков различает только цветовые пятна, но упорно утверждала, что может опознать убийцу. Она уверена, что это был молодой человек и…

— Достаточно! — прервал ее полицейский.

— А Уолтер… УО'лтер Маркхем, — осторожно добавила Эстер, — это ночной портье, — толком и не видел его. Он спрашивал у меня сегодня утром, не могу ли я припомнить, какие у того человека глаза и волосы. Я единственная из троих, кто его хорошо разглядел.

— О’кей, — сказал помощник прокурора. — Это все.

— Как я вернусь туда, откуда вы меня привезли? — спросил я его.

— Наймите машину, — пожал он плечами.

— Кто оплатит расходы?

— Это несправедливо.

— Я думал, вы уже достаточно урвали у меня времени ото сна, — вмешалась Эстер Кларди. Она вытащила ключи, отперла дверь и вошла в свою квартиру. Мы услышали щелчок замка.

Вся процессия вновь промаршировала по лестнице. Теперь уже вниз. Замыкала шествие Берта Кул.

— Мне предстоит путешествие в несколько сотен миль. Это стоит денег… — сказал я, выйдя из дома.

Сидевший в машине полицейский открыл дверцу. Помощник прокурора влез туда, за ним уселись остальные копы. Машина плавно развернулась и исчезла в ночи. Берта обратила ко мне удивленный взгляд.

— Это грязный мир, Дональд, — изрекла она Со вздохом.

Глава 12

Мы дотащились до агентства, по дороге избавившись от адвоката, вошли в кабинет Берты и рухнули в кресла. Берта извлекла из нижнего ящика стола бутылку виски.

— Боже мой, Дональд! — сказала она. — Ведь с девушкой — это чистая случайность!

Я кивнул.

— Этот адвокатишка оказался совсем никчемным, вроде того карточного игрока, который упускает все козыри, а потом, полностью продувшись, проползает под столом.

— Где ты его раздобыла?

— Я тут ни при чем. Я бы никогда не взяла такого олуха!

— Тогда Эшбьюри?

Она разлила виски и собралась убрать бутылку, но вдруг, как бы вспомнив что-то, остановилась.

— Черт возьми! Я вдвое крупнее тебя, и мне требуется вдвое больше. — Берта долила виски в свой стакан. — Вот так, — сказала она с удовлетворением.

Мы выпили.

— Этот Эшбьюри неплохой парень. Он позвонил мне, как только копы запихали тебя в машину. Он предвидел, что тебя увезут на самолете и посоветовал мне связаться с этим адвокатом и встретить тебя на аэродроме, вооружившись бумагами и статьями законов.

— Откуда же ты узнала, где приземлится самолет?

— Но, дорогой, неужели ты считаешь меня такой тупицей? Я разузнала о чартерных рейсах, о времени вылетов зафрахтованных самолетов, пробилась в диспетчерскую и получила сведения о вылете интересовавшего меня самолета. Потом я заехала за адвокатом, и мы отправились тебе навстречу. Так ты все-таки приглянулся этой блондиночке. Господи, Дональд, как все они липнут к тебе! Никто не в силах тебе противостоять.

— Не валяй дурака, Берта. Эстер вовсе не влюблена в меня.

— Я женщина, и могу судить об этом по выражению женских глаз.

Я кивнул на телефон.

— Как ты думаешь, почему я рассиживаюсь здесь?

— Пьешь виски и стараешься расслабиться.

— Не только. Я жду звонка, — объяснил я. — Девушка позвонит лишь тогда, когда убедится, что все вокруг нее чисто.

— У тебя с ней дела?

— Конечно.

— Сколько она захочет?

— Возможно, она потребует не денег, а чего-то другого.

— Мне это безразлично. — Берта сосредоточенно разглядывала свой пустой стакан. — Она влюблена в тебя по уши.

Когда Берта открыла рот, собираясь продолжить разговор на эту тему, зазвонил телефон. Берта рывком схватила трубку.

— Хэлло… Кто говорит? Ол-райт, он сидит здесь, ждет вашего звонка.

Она протянула мне трубку. Я сказал: «Хэлло», и услышал голос Эстер Кларди:

— Узнаешь меня?

— Конечно.

— Мне нужно с тобой встретиться.

— Я это предвидел.

— Можно мне приехать к тебе?

— Лучше не делай этого.

— Ко мне тбже не стоит. Давай встретимся где-нибудь в городе?

— Назови место и время.

— На углу Десятой и Центральной улиц через пятнадцать минут.

— О’кей. Теперь слушай. За мной могут следить. В этом случае я постараюсь отделаться от хвоста. Если не получится, покружу немного и вернусь сюда. Если не приду в условленное место, звони мне в агентство через полчаса. Понятно?

— Вполне. Будь осторожен, — сказала Берта. — Ты теперь чист. После своих показаний она уже не откажется от них. Показания портье сейчас тоже мало чего стоят. Женщина, стоявшая в дверях, ничего не видит без очков и поэтому не представляет опасности.

— На что ты намекаешь?

— Посоветуй твоей блондинке не быть слишком требовательной. Если она отдает все свои козыри тебе, разыграй их по-умному.

— Это не по мне, Берта.

— Я знаю. Ты чертовски мягок и сентиментален. Понимаю, что ты благодарен ей. Так пусть Эшбьюри отсыплет ей сколько-то, но не позволяй девице сесть тебе на шею.

Я поднялся, надел пальто и шляпу.

— Я позаимствую твою машину. А ты возьми такси. Увидимся завтра.

— Дональд, я все-таки беспокоюсь. Может, попозже подъедешь ко мне домой?

— Возможно, в случае необходимости.

Берта открыла ящик стола, собираясь, лишь только я исчезну, вновь приложиться к бутылке.

Я сделал несколько кругов, убедился, что за мной нет слежки, и направился к месту, где стыкуются Десятая и Центральная улицы. И тут же увидел Эстер, которая быстро шла вдоль Центральной улицы, но не окликнул ее. Я опять дважды покружил, чтобы удостовериться, что и за ней йет «хвоста». Когда Эстер подошла к условленному месту, я встретил ее там.

— Все чисто? — спросила она.

— Да.

— Хорошо. Ну, как я поработала для тебя сегодня?

— Великолепно.

— Благодарен мне?

— Еще бы.

— Какая награда?

— Чего хочешь?

— Может быть, ты поможешь мне убраться отсюда?

— Что ты имеешь в виду?

— Из этого города, из штата, вообще из страны.

— Почему вдруг?

— У меня свои проблемы. Ты же знаешь полицию, Дональд. Теперь она вцепится в меня. Честно, Дональд, я сама не знаю, что заставило меня поступить так, как я поступила сегодня. Помнишь, ты так достойно вел себя со мной в тот вечер, — я просто не могла сдать тебя копам.

— Ол-райт,' — сказал я. — Иди домой и забудь обо всем этом.

— Я не могу. Они будут проверять. Опять обратятся к Уолтеру.

— К ночному портье? Ну и что из того?

— Он тебя опознает. Он ведь помнит тебя.

— Но ты ему не позволишь. Он, по-моему, влюблен в тебя?

— Он страшно ревнив.

— Но тебе не требуется выкладывать ему все как есть. Скажи просто, что я не тот человек, что он ошибся.

— Он не поверит и заподозрит, что я увлеклась тобой или что-нибудь еще в этом роде. Будет еще хуже.

— Сколько тебе нужно? — спросил я.

— Это не только вопрос денег, хотя я и нуждаюсь в них, чтобы улететь, скажем, в Южную Америку, где я сумею позаботиться о себе. Мне нужен и человек, достаточно ловкий, чтобы все это организовать. Ты сумеешь это сделать?

Я не ответил.

Наши взгляды скрестились. На мгновенье в ее глазах вспыхнула злоба.

— После всего, что я сделала для тебя, ты не хочешь помочь мне?

— Не в этом дело. Объясни мне еще раз, почему ты хочешь уехать?

— Я уже сказала тебе.

— Ты сказала неправду.

— Повторяю. Оставаться здесь — опасно для меня.

— Почему все-таки?

— Они… То, что случилось с Джедом, случится и со мной.

— Они убьют тебя?

— Да.

— Кто?

— Я не могу назвать имен.

— Но и я не могу действовать вслепую.

— Я же действовала вслепую ради тебя.

— Это Крумвезер? — спросил я.

Она вздрогнула, когда услыхала это имя, затем опустила голову и уставилась на светящуюся приборную доску.

— Что ж, — сказала она. — Допустим, это Крумвезер.

— Что тебе известно о нем?

— Все это дело с Альтой Эшбьюри было хитрой уловкой, прикрытием. Ей хотели продать лишь две трети писем, а последнюю треть, самую опасную для нее, передать Крумвезеру.

— Что он собирался сделать с письмами?

— Он хотел подставить Альту, сделать все, чтобы обелить Ласстера.

— Ты знаешь и о нем?

— Конечно.

— И об Альте Эшбьюри?

Она кивнула.

— Продолжай.

— Крумвезер предпринял последнюю попытку шантажа. Первые два чека попали к кому-то другому.

— И Джед Рингоулд надул всех, отдал ей третью пачку писем?

— Нет. Самое странное, что он этого не сделал. Джед отдал Альте конверт, в котором были пустые бланки отеля.

— Ты знала, что он устроит этот подлог?

«— Нет, и никто не знал. Джед придумал свой собственный рэкет. Он рассчитывал прикарманить деньги и вывернуться, но… не вышло.

— Где теперь эта последняя пачка?

— Не знаю. И вероятно, никто не узнает. Джед одно время был заодно с ними, ко потом решил играть в одиночку. Это былр опасно — я предупреждала его.

— Ты была любовницей Джеда?

— Как ты смеешь спрашивать у меня такие вещи?

— Говори, ты была его любовницей?

Она встретилась со мной взглядом, отвернулась-и после паузы прошептала:

— Да.

— Хорошо, продолжим нашу беседу. Когда полицейские явились к тебе сегодня, ты испугалась?..

— Конечно. Каждый бы на моем месте испугался.

— Ты уже спала?

Она заколебалась.

— Да, я только что заснула.

— Ты открыла нам дверь, вышла в коридор и заперла за собой дверь. У тебя были с собой ключи?

— Да, в кармане халата.

— Так вот. Ты очень испугалась и не позволила полицейским войти в квартиру потому, что там кто-то был. В квартире находился Крумвезер?

— Нет, нет! Клянусь тебе! Это был не адвокат. Это был… другой человек.

— Когда ты хочешь уехать?

— Как можно скорее.

Я закурил. Эстер с тревогой наблюдала за мной.

— Ну, как? — спросила она. ^

— О’кей, сестренка, — ответил я. — Только у меня с собой маловато денег. Мне придется их раздобыть.

— Но ты достанешь?

— Конечно.

— У Эшбьюри?

— Да.

— Когда ты их раздобудешь?

— Как только вернется Эшбьюри. Он на севере, на горных приисках.

— А когда он вернется?

— Он может вернуться в любое время. Не знаю, приедет ли он на своей машине или воспользуется самолетом.

— Слушай, Дональд. Как только он появится, ты добудешь деньги? Поможешь мне уехать?

— Обещаю, я позабочусь о тебе.

— А пока что мне делать?

— Поживи в каком-нибудь отеле, зарегистрируйся под чужим именем.

— А мои вещи?

— Оставь их пока там, где они есть. Главное — поскорее исчезни-.

— Но у меня нет с собой ни цента.

— Немного денег я тебе дам. Достаточно, чтобы оплатить счет, и на мелкие расходы… Купишь себе что-то из одежды.

— Дональд, так куда мы сейчас отправляемся?

— Я знаю один небольшой отель. Там спокойно.

— Ты отвезешь меня туда и войдешь вместе со мной? — Да.

— Знаешь ли, Дональд, женщина — одна ночью, без багажа… Зарегистрируйся вместе со мной.

— Как твой муж?

— Ты не хочешь?

— Я представлю тебя как свою секретаршу. Скажу, что у тебя по вечерам много срочной работы, что тебе приходится рано вставать, и я хотел бы снять для тебя комнату в отеле. Это не вызовет никаких подозрений.

— Но тебе не позволят остаться со мной.

— Конечно, нет. Я поднимусь к тебе, а затем спущусь. Вот сотня долларов.

Она взяла деньги, задумалась, вздохнула:

— Наверное, это самый лучший выход. Спасибо, малыш. Ты — джентльмен. Ты мне нравишься.

Я поехал в небольшой, расположенный поблизости отель, где портье и лифтер работали всю ночь.

У входа в отель Эстер неожиданно остановилась.

— Дональд, если бы я отыскала оставшиеся письма, я бы смогла получить для себя какую-то выгоду?

— То есть?

— Крумвезер их добивается, Альте Эшбьюри они нужны, и окружной прокурор тоже неплохо заплатит за них, чтобы выстроить обвинение против Ласстера.

— Окружной Прокурор ничего не станет платить.

— И не пойдет на сделку?

— На каких условиях? Гарантия неприкосновенности?

— Можно сказать и так.

— Гарантия для кого?

Ответа не последовало.

— Где, как ты думаешь, находятся письма? — спросил я.

— Честно, не знаю. Джед пришел тогда в отель вместе со мной. Он немного опасайся всяких случайностей и того, что со своим шантажом может провалиться. Ему намекнули, что Эшбьюри собирается нанять детектива и выяснить, куда уходят деньги его дочери.

— Кто намекнул?

— Тоже не знаю, но Джед знал. Полагаю, здесь тоже замешан Крумвезер. Во всяком случае, Джед не хотел иметь при себе писем до самой последней минуты. Мы пришли вместе, и я пронесла эти письма под своим пальто. Перед тем как встать за прилавок, я отдала их ему. Когда Джед садился в лифт, письма были у него. Ну, а назад он уже не спустился. Убийца, должно быть, забрал их.

Вместо того чтобы помочь девушке войти в отель, я стоял у машины, размышляя.

— Джед Рингоулд — не настоящее его имя?

— Нет.

— Он долго пользовался им?

— Два или три месяца.

— Как его звали раньше?

— Джек Уотербери.

— Какое имя у него на водительских правах?

— Джек Уотербери.

— Еще одно. Когда я спросил тебя о карточных игроках, почему ты обратила мое внимание именно на Рингоулда?

— Дональд, я просто не сообразила. Ты не был похож на детектива. Ты выглядел скорее как бездельник, искатель приключений… Понимаешь, что я имею в виду? Те, кому нужно, приходят и связываются с Джедом или Томом Хайлендом. Они играют в покер.

— Кто такой Том Хайленд?

— Игрок.

— Повязан с этой корпорацией — «Этли…»?

— Да.

— Он живет в том же отеле?

— Да. Комната двадцать, седьмой этаж.

— Тогда почему не пощупать его? Если письма уехали наверх с Рингоулдом и не спустились вниз, а Хайленд живет в том же отеле? Разве это не наводит на размышления?

— Не наводит. У Хайленда их нет.

— Откуда ты знаешь?

— Хайленд не осмелился бы держать письма у себя. Кроме того, у него тогда шла игра в покер. Все в один голос утверждают, что Хайленд не выходил из номера.

— В делах такого сорта имеющий самое лучшее алиби обычно и оказывается убийцей.

— Я знаю, но эти игроки из тех, кто не способен лгать. Один из них — бизнесмен. Он бы упал в обморок от одной мысли, что его привлекут как свидетеля. Ты шел следом за Альтой, когда появился в отеле?

— Да.

— Она просила тебя об этом?

— Нет. Ее отец.

— Ему многое было известно?

— Он совсем ничего не знал.

— Что толку разговаривать здесь на улице, — сказала Эстер, — Поднимемся наверх.

— Нет. Я только сниму тебе комнату и уеду, чтобы достать деньги.

Я вошел в отель вместе с Эстер и обратился к портье:

— Это Ивлин Клаксон, моя секретарша. Мы задержались за работой в офисе. У нее нет с собой багажа и денег, поэтому я заранее оплачу ее номер.

Портье смотрел на меня с сомнением.

Я решил тотчас же рассеять его подозрения.

— Сейчас вы подниметесь наверх и ложитесь спать, Ивлин, — обратился я к Эстер. — Отдохните как следует. Не приходите в офис, пока я не позвоню. Постараюсь сделать это не раньше девяти или половины десятого утра.

Портье дал мне ручку и регистрационную карточку.

— Три доллара с ванной, — сказал он и добавил: — Номер на одного.

Я заполнил карточку и отдал портье три доллара. Он вызвал посыльного и вручил ему ключ от номера. Я дал посыльному на чай, приподнял шляпу и вышел.

Немного постояв у своей машины, я вернулся. Увидев меня, портье поджал губы.

— Я хотел бы спросить вас кое о чем, — сказал я. — Меня не очень устраивает, что моя секретарша живет в захолустье. Оттуда нелегко добираться до места работы. У нее есть сестра, которая тоже работает здесь, в городе. Обе они поговаривали о том, чтобы подыскать место, где можно было бы поселиться вдвоем. Что вы скажете, если они поживут в вашем отеле месяц?

— Только две девушки? — осведомился он.

— Только две девушки.

— У нас есть превосходные комнаты, которые представляются на длительный срок.

— Угловые?

— Нет, не угловые.

— Солнечные?

— Да, сэр. Правда, не очень большие. Но девушки ведь не будут находиться там весь день, если они работают, — только по воскресеньям и в случае отпуска.

— Вы правы.

— Когда девушки будут готовы въехать, мы с вами обсудим вопрос об оплате, — сказал портье.,

— У вас, случайно, нет плана отеля, чтобы я мог ознакомиться с расположением комнат и ценами на них. Не исключено, что придется немного повысить жалованье моей секретарше.

Портье наклонился, вытащил план отеля и пустился в объяснения. Раздался звонок на коммутаторе, и он подошел к телефону. Я рассматривал план, не прерывая разговора.

Как насчет вот этого углового номера люкс?

Он нахмурился и сказал в трубку:

— Повторите, пожалуйста, номер?

Портье взялся за карандаш, а я встал так, чтобы можно было следить за движениями его карандаша. Но в этом не было необходимости: портье вслух повторил номер:

— 09-64-32. Одну минуту, пожалуйста. — Он набрал номер внешней связи, добился соединения и вспомнил обо мне: — Вы, кажется, что-то сказали?

— Я говорил об этом вот номере люкс.

— Он довольно дорогой.

— Не важно. Назовите цену за три такие комнаты.

Портье сверился с тарифной сеткой,’ на клочке бумаги написал мне цену и номера комнат.

— В стоимость входит все, — объяснил портье, — свет, отопление, уборка, полная смена белья раз в неделю, свежие полотенца — ежедневно.

Я сунул бумажку в карман, поблагодарил его и, попрощавшись, вышел. В двух кварталах от отеля я обнаружил ночной ресторан с телефоном-автоматом, вошел в будку, полистал справочник и нашел: «Лейтон Крум-везер, поверенный, офис в «Фиделити-Билдинг», телефон 09-64-32».

Я выяснил, что хотел.

Глава 13

Берта Кул, облаченная в полосатую шелковую пижаму, слишком яркую для ее возраста, и халат, раскинувшись в глубоком кресле, слушала радио.

— Дональд, — сказала она, — почему бы тебе не поспать немного и не дать покой мне?

— Нет. Я хочу, чтобы ты оделась и поехала со мной.

Она задумчиво разглядывала меня, будто видела впервые.

— Что еще на этот раз?

— Хочу устроить шоу, — пояснил я. — Могу встретиться с сопротивлением одной из его участниц. Ты знаешь, я умею работать с женщинами. Думаю, особых трудностей не предвидится. Ты мне нужна для моральной поддержки.

Я отметил частую пульсацию диафрагмы и учащенное дыхание Берты.

— Наконец-то, — сказала она, — ты обретаешь здравый смысл. Это единственная причина, почему я соглашаюсь вылезти из дому, когда вот-вот собиралась лечь в постель. О ком идет речь? О той блондинке?

— Скажу, когда выйдем отсюда.

Берта с трудом выбралась из кресла и приняла вертикальное положение.

— Если ты и дальше будешь командовать, тебе придется увеличить мне жалованье, — едко заметила она.

— Обеспечь мне солидный доход, и я это сделаю.

Берта прошествовала мимо меня в спальню, доски пола потрескивали под ее тяжестью.

— У тебя мания величия! — фыркнула она, захлопывая за собой дверь.

Я выключил радио, опустился на стул, вытянул ноги, прикрыл глаза. Я знал: предстоит трудная работа.

Обстановка гостиной Берты представляла собой мешанину самых разнообразных предметов: столиков, пепельниц, бутылок, грязных стаканов, спичечных коробков, книг и журналов, множества разных безделушек и других вещей, так сильно загромоздивших комнату, что ее уборка, по-видимому, стала серьезной проблемой. Было свободно лишь небольшое пространство, где стояло внушительное кресло Берты со стопкой журналов — по одну сторону и курительным столиком — по другую. Радио находилось в пределах досягаемости. Небольшой бар с прикрытыми дверцами предлагал богатый выбор напитков.

Когда Берта устроила свою жизнь, она сосредоточилась на работе, полностью расслабляясь дома. Берта ненавидела полумеры и, приходя домой, не делала ничего, что хоть как-то утомляло бы ее, нарушало ощущение абсолютного, хотя и недолгого комфорта.

Она появилась минут через десять, забрала портсигар, захлопнула дверцы бара, предварительно бросив на меня подозрительный взгляд.

— Пошли, — сказала она.

Мы забрались в машину.

— Куда мы едем? — осведомилась Берта.

— К Эшбьюри.

— Кто та женщина, о которой ты говорил?

— Альта Эшбьюри.

— И что Же произойдет?

— Пока не знаю. Я намерен действовать круто. Альта, вероятно, попытается вмешаться. Ее мачеха во взвинченном состоянии. Генри сказал ей, что она может уезжать в Рино и подавать на развод. Давление тут же подскочило, она слегла. Доктор и пара тренированных медсестер дежурят у ее постели. Миссис Эшбьюри рассчитывает, что муж вот-вот появится в доме, чтобы упаковать свои вещи и удалиться. Она готовится встретить его.

— Хорошенькую вечеринку ты для меня организовал, — сказала Берта.

— А разве нет?

— Что требуется от меня?

— Если женщины просто выйдут из себя — ничего страшного. Но если они сцепятся, то поможешь мне их усмирить. Альта скорее всего попытается вызвать лишь сочувствие к себе. От мисс Эшбьюри можно ожидать самого разного. Она непредсказуема.

— Разумно ли ссориться с женой клиента?

— Я же сказал, они собираются разводиться.

— Точнее, он собирается?

— Да.

Берта умолкла.

Мы подкатили к резиденции Эшбьюри. У дома стояли три машины. Во всех комнатах горел свет. У меня был ключ от входной двери, но из-за присутствия Берты я позвонил. Все более или менее обошлось. Появившийся на звонок дворецкий глянул на меня с явным неодобрением, на Берту — с любопытством.

— Мистер Эшбьюри уже вернулся?

— Нет, сэр, его нет дома.

— А мисс Альта?

— Ее тоже нет, сэр.

— Роберт?

— Да, сэр, Роберт здесь. Миссис Эшбьюри очень больна. Доктору помогают две медицинских сестры. Роберт у ее постели. Состояние критическое. — Дворецкий посмотрел на Берту. — И если вы позволите высказать мне свое мнение: сейчас не время для визитов.

— Не беспокойтесь, — сказал я, — нам нужен только мистер Эшбьюри.

Мы вошли.

— Миссис Кул побудет в моей комнате, — предупредил я. — Когда появится мистер Эшбьюри, передайте ему, что мы с ней наверху.

— Миссис Кул?

— Верно, — откликнулась Берта, выдвигая вперед свою бульдожью челюсть. — Меня зовут Берта Кул. Куда идти, Дональд?

Я проводил ее в свою комнату.

Осмотрев ее, Берта заметила:

— Ты, кажется, не особенный любитель комфорта, Дональд? Однако здесь у тебя уютное жилье. Хозяин, должно быть, ухлопал на него немало денег.

— Наверное.

— И все же богачам чертовски трудно. Не то чтобы я хотела кого-нибудь задеть… Да, Дональд, — переменила она тему, — мне нужно отправить несколько деловых писем. Когда вернется Элси?

— Дня через два-три.

— У меня уже побывали две девицы, и ни одна не стоит ни цента.

— А что такое? Они не знают стенографии?

— Знают и печатать умеют, но обе вместе не могут справиться с работой, которую делает одна Элси.

— Верно, самые обычные, хорошие девушки, — предположил я.

— Дональд, ты просто увлекся Элси, — накинулась на меня Берта. — Надо же быть таким чувствительным. Стоит женщине положить тебе головку на плечо и всплакнуть, как ты разрываешься от сочувствия. Догадываюсь, Элси жаловалась, что перегружена у меня работой.

— Нет. Я сам сказал ей об этом, посоветовал расслабиться и отдохнуть в моем офисе.

Берта кипела от негодования.

— Платить девушке только за то, чтобы она сидела и разглядывала свои наманикюренные пальчики. Я в молодости стирала свои пальцы до костей, пытаясь свести концы с концами. Ну, может быть, не совсем до костей, — усмехнулась она. — Дональд, за каким чертом мы сюда приехали?

— Спокойно, — сказал я, — нужно приготовиться действовать. Сиди и жди.

— Ты куда-то идешь?

— Спущусь взглянуть на миссис Эшбьюри. Если услышишь, что она повысит голос, спускайся тоже. Если нет, оставайся здесь, пока обстановка не накалится.

— Но я не знаю ее голоса.

— Тут невозможно ошибиться, — ответил я и, выскользнув из комнаты, стал на цыпочках красться по коридору. Я тихонько постучал в дверь комнаты миссис Эшбьюри и чуть-чуть приоткрыл ее.

Миссис Эшбьюри лежала в постели с мокрым полотенцем на голове. Она тяжело дышала, глаза ее были закрыты, но, когда раздался стук в дверь, она открыла их. Очевидно, ожидала появления Генри Эшбьюри и намеревалась устроить ему сцену. Увидев меня, она вновь смежила веки и застонала.

Доктор Паркердейл с удрученным видом сидел у постели, считая пульс пациентки. Здесь же находилась медицинская сестра. На столике стояло множество бутылочек и лежали коробки с лекарствами. Свет был затенен. У окна расположился Роберт. Он взглянул на меня, нахмурился и приложил палец к губам.

В комнате было очень тихо. Вся атмосфера рождала мысли о смертельной болезни и близких похоронах.

— Что случилось? — спросил я Боба, тихонько приблизившись к нему.

— Ее нервы абсолютно вышли из строя, — вздохнул — Боб.

Услышав шепот, миссис Эшбьюри начала делать конвульсивные движения. Лицо ее исказилось.

— Ну, ну, — ласково протянул доктор, кивнув сестре. Та подплыла к кровати, держа наготове стакан, ложку и небольшое полотенце, которым она прикрыла подбородок миссис Эшбьюри.

Миссис Эшбьюри неловко глотнула, закашлялась, затем тяжело вздохнула и успокоилась.

— Где Генри? — спросил Боб. — Мать все время зовет его. Бернард Картер обзвонил все клубы и — безуспешно.

— Пойдем ко мне, — предложил я, — там мы сможем поговорить.

— Боюсь оставлять ее, — сказал Боб, бросив обеспокоенный взгляд на постель, но поднялся со стула. Ему явно не терпелось поговорить.

Через холл я провел Боба в свою комнату и представил его Берте.

— Миссис Кул, — произнес он, напрягая память. — Я где-то слышал это имя… — Боб вопросительно посмотрел на меня.

— «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», — сообщил я. — Эта дама — сама Берта Кул, а я, как вы знаете, — Дональд Лэм, детектив.

— Детектив! — воскликнул он. — А я думал, вы тренер по джиу-джитсу. Но что же вы делаете у нас?

— Убиваю одним выстрелом двух зайцев. Тренирую мистера Эшбьюри и одновременно веду расследование.

— Какое расследование?

— Присядьте, — предложил я и добавил небрежно: — Мы едва не повстречались с вами сегодня вечером.

Он поднял брови.

— Боюсь, что я не совсем понимаю…

— Когда заболела миссис Эшбьюри?

— Как только он предложил ей развод. Боже, мне бы следовало хорошенько вздуть его. За его хамство и В9-обще… за все.

— Но вы не знали о болезни матери, пока не вернулись домой?

— Нет.

— А вы отсутствовали долго?

— Нет, где-то около часа. Но почему вы об этом спрашиваете?

— Я чуть было не столкнулся с вами.

Он опять изобразил изумление.

— Боюсь, я все-таки не понимаю. Где мы могли столкнуться?

— В квартире Эстер Кларди. Вы, вероятно, перепугались, когда услышали, как барабанят в дверь, и узнали, что это полиция.

Он тотчас застыл. Его лицо и глаза оставались безучастными.

— Не знаю, о чем вы толкуете! — отозвался он спустя несколько секунд.

Я удобно расположился на стуле, положив ноги на другой стул.

— Поздно вечером сегодня вы были у Эстер Кларди, у той блондинки, которая работает в табачном киоске. У бывшей любовницы Джеда Рингоулда.

— Вы лжете, — отрезал он, глядя мне прямо в глаза.

— Обратимся к фактам, — вмешалась Берта.

Я медленно поднялся со стула, собираясь последовать совету Берты. Боб, очевидно, не понял моего намерения. Он вспомнил о моей репутации блестящего тренера по джиу-джитсу. Ужас охватил его.

— Подождите минуту, Лэм, — сказал он поспешно, — не горячитесь. Я не так выразился. Я не считаю вас лжецом… Просто вы ошиблись. Кто-то наговорил вам про меня.

Я сразу оценил и использовал преимущества открывшейся ситуации. Зловеще сощурив глаза, я приблизил свое лицо к физиономии Боба.

— Вы знаете, конечно, что я мог бы бросить вас на пол, завязать узлом и выкинуть в мусоропровод. И дай Бог, чтобы вас обнаружили, прежде чем бросить в му-соросжигатель.

— Успокойтесь, Лэм, успокойтесь. Я вовсе не хотел оскорбить вас.

Я ужесточил допрос Боба:

— Говорите, вы были сегодня ночью в квартире Эстер Кларди? Вы находились там, когда появилась полиция?

Он опустил глаза.

Я сказал:

— Вся история с тремя детективами, раздобывшими письма Альты, — фальшивка. Специальный отдел по расследованию убийств может иметь в своей команде трех детективов, но офис окружного прокурора — никогда. Окружной прокурор участвует в расследовании, но улики ему добывает полиция. Его дело — распорядиться ими.

Боб глядел на меня, парализованный страхом.

— Послушайте, Лэм, — наконец произнес он, — да, я был там. Пошел, чтобы вернуть письма. Я знал, что они значат для Альты. Никто в этом доме меня не ценит, кроме, может быть, мамы, но все равно я — порядочный человек.

— Откуда вы узнали о письмах? — спросил я.

Он Молчал, съежившись на своем стуле.

Я услышал шум в холле, протестующие голоса. Кто-то произнес:

— Не делайте этого!

Миссис Эшбьюри в легком ночном одеянии дернула дверь. Медсестра пыталась удержать пациентку, но та оттолкнула ее. Доктор прыгал рядом, бормоча: «Не волнуйтесь, миссис Эшбьюри…» Вновь подступила медсестра, полная решимости схватить больную, но доктор решительно произнес:

— Никакого насилия, сестра. Ее нельзя волновать.

Миссис Эшбьюри уставилась на меня:

— Что здесь происходит?

— Присядьте, дорогая, — пропела Берта, — держите свой ротик на замке. Не вмешивайтесь.

— Мадам, вам известно, чей это дом? — бросила Берте разъяренная миссис Эшбьюри.

— Я еще не знаю титула его владельца, — ядовито сказала Берта, — но мне хорошо известно, кто здесь разыгрывает комедию.

Я повернулся к Бобу:

— Крумвезер нанял вас, чтобы вы раздобыли для него письма Альты. Вместо того чтобы отдать их ему, вы сговорились с Эстер Кларди припрятать часть писем, чтобы сорвать дополнительный куш. Вы…

Кто-то быстро шел по коридору. Появившийся в комнате Генри Эшбьюри разглядывал нашу компанию поверх очков.

Миссис Эшбьюри томно посмотрела на меня, на Боба, наконец — на мужа.

—,0, Генри-и-и-и! — протянула она. — Где ты был? Бедный Бернард всю ночь разыскивал тебя. Генри, это ужасно, это отвратительно! Я теряю сознание….

Она закрыла глаза, покачнулась. Доктор и сестра подхватили ее. Доктор бормотал привычное:

— Вам следует лечь в постель. Вам нельзя волноваться, нельзя ни в коем случае!

В горле у миссис Эшбьюри что-то страшно булькнуло. Она откинула голову назад, чтобы наблюдать за происходящим сквозь неплотно сомкнутые веки.

— Генри, дорогой.

Эшбьюри не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на меня.

— Я только что расколол Боба, — сказал я. — Думаю, он несет полную ответственность за участие в событиях, которые вас так беспокоили.

— Нет! — воскликнул Боб. — Клянусь, вы не так меня поняли. Я…

— украл письма Альты, — закончил за него я.

Он вскочил.

— Слушайте, Лэм, мне плевать, что вы можете одолеть одной рукой Джо Луиса. Вы не имеете права…

Миссис Эшбьюри заметила, как взгляд ее мужа обратился на Боба. Лицо его потемнело, на нем проступили глубокие морщины. Миссис Эшбьюри сочла за лучшее очнуться от обморока, сейчас уже для нее бесполезного. Покачиваясь, она направилась к выходу, поддерживаемая доктором и сестрой. На пороге она остановилась.

— Так вот, значит, как обстоят дела, — сказала она. — Ты нанял детектива, ввел его в дом, чтобы он собрал и подтасовал факты и сфабриковал обвинение против моего сына. Я хочу, чтобы те, кто присутствует здесь, могли подтвердить только что сказанное. Генри, тебе придется заплатить за это, и заплатить дорого. Роберт, милый, уйдем. Не стоит тратить время на этих людей: Утром я свяжусь с адвокатом. Раньше я многого не понимала, теперь мне все стало ясно. Генри пытается оклеветать тебя, чтобы получить мое согласие на развод.

Берта Кул медленно и величественно поднялась. Она выглядела мастером своего дела, способным справиться с любыми трудностями.

Генри Эшбьюри, приподняв одну бровь, оглядел Берту поверх очков и махнул рукой.

— Не надо. /

Секунды текли в молчании. Берта посматривала на меня, ожидая указаний.

— Оставьте это, Лэм, — сказал Эшбьюри.

— Я думаю, мне все-таки удалось продвинуться…

— Вы так думаете, но обстоятельства — против вас.

— Доктор засвидетельствует, — вмещалась миссис Эшбьюри, — что я не в состоянии отвечать на какие-либо вопросы.

— Разумеется! — подтвердил Паркердейл. — Это было бы бесчеловечно.

Боб явно обрадовался представившейся ему возможности улизнуть.

— Пойдем, мама, я уложу тебя в постель.

— Да, — почти шепотом произнесла она. — Все плывет вокруг меня.

Берта отодвинула стул, подошла к двери и резко захлопнула ее.

Эшбьюри глянул на нее и сказал:

— Нет.

Берта тяжело вздохнула. Она изнемогала от желания энергично взяться за дело и овладеть ситуацией. Но сто долларов в день — это сто долларов, а приказание есть приказание.

Медсестра распахнула дверь, а доктор и Боб повели миссис Эшбьюри в ее спальню.

— Сумасшедший дом, — пробурчала Берта.

— Мы не можем рисковать, Дональд, — заявил Эшбьюри. — Мы могли бы использовать наш шанс и выдержать бурю, но этот доктор хорошо знает, чьим маслом он намазывает свой хлеб. Его показания произведут скверное впечатление на бракоразводном процессе.

— Вы — мой босс, — ответил я. — Но лично я считаю, что вы спутали в игре все карты.

Дверь в нижнем коридоре открылась и затворилась. Перед нами предстал негодующий доктор Паркердейл.

— Вы едва не убили ее, — грозно сказал он.

— Никто ее сюда не звал, — возразил я. — Нам нужен Боб. Пришлите его сюда.

— Он сидит у постели больной матери. Я лично не могу отвечать за последствия, если…

— Никто не требует, чтобы вы отвечали за что бы то ни было, — взорвалась Берта. — Эту женщину не убьешь и кувалдой, и вы это отлично знаете. Она разыгрывает спектакль.

— Мадам, — сказал доктор Паркердейл, — как все дилетанты, вы склонны судить по внешним обманчивым признакам. Говорю вам, ее давление достигло критической точки.

— Пусть доходит до кипения, — парировала Берта. — Это пойдет ей только на пользу.

— Вы действительно думаете, что она в опасном положении? — спросил Эшбьюри врача.

— В критическом.

— Ну да, — фыркнула Берта. — Настолько критическом, что врач разрешает сбоей пациентке прогуляться по коридору и затем устроить представление, которое даст ей в руки выигрышные для бракоразводного процесса факты.

Очевидная справедливость этой реплики допекла доктора Паркердейла, и он скрылся с поля боя.

— Мне очень жаль, Дональд, — сказал Эшбьюри, — но все они заодно. Медсестра, конечно, не будет оспаривать показаний врача.

Я потянулся за своей шляпой.

— Пеняйте на себя, — сказал я. — Мне все равно шла выигрышная карта, пока вы не побили моего туза.

— Виноват.

— Извинений не требуется. Если хотите сделать доброе дело, побеспокойтесь о своей жене.

— Но это значило бы полностью отдаться в ее руки.

— Вы тревожитесь о ней так сильно, — продолжал я, — что настаиваете на консультациях, обращаетесь к врачу-специалисту. Пусть он еще разок измерит ей давление.

Эшбьюри не отводил от меня суровых глаз. Затем его взгляд смягчился. Он направился к телефону.

— Пойдем, Берта, — позвал я.

Глава 14

Токамура Хашита сидел на краю постели и, щурясь от света, слушал меня.

— Знатоки утверждают, — сказал я, — что мои занятия джиу-джитсу не имеют смысла. Они говорят, что все эти приемы эффективны лишь по отношению к безоружным или почти невооруженным людям. Они клянутся, что ради интереса завяжут тебя узлом, как шнурок от ботинка. Предлагают пари на пятьдесят долларов. Я пытался продемонстрировать им свои достижения, но они запросто разделали меня и полагают, что, попадись им ты, они сделают то же и с тобой.

В точно покрытых черным лаком зрачках Хашиты отражался свет.

— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Если вы посадите желудь, то через какое-то время на его месте вырастет большой дуб. Но никто не может мгновенно превратить зеленые побеги во взрослое дерево. Должно пройти время.,

— Хотелось бы, чтобы ты показал свое мастерство. Надеюсь, оно. убедит сомневающихся. Я готов принять пари и поставить пятьдесят долларов.

Хашита поднялся, сунул ноги в соломенные сандалии, прошлепал к шкафу и, скинув пижаму, оделся. Когда он молча повернулся ко мне, его глаза светились красноватым светом. В одежде Хашита выглядел совсем неплохо, правда, был немного полноват в талии. Но у него было плотное, мускулистое, без единой жиринки тело. Хашита надел пальто и шляпу, и мы спустились вниз, где нас ждало такси. Мы подъехали к игорному заведению. Я подошел к столу с рулеткой и включился в игру. Хашита, стоявший позади, глядел на меня с презрением.

Брюнетка, подменявшая Эстер Кларди, увидела меня и поспешно отвернулась. Вскоре она покинула комнату и вошла в помещение с табличкой: «Частный офис». Я сунул в руки японцу несколько долларовых фишек и велел поставить их, предупредив, что прекращаю игру. Вернувшаяся в это мгновение брюнетка прошептала что-то крупье на ухо, делая вид, что не узнала меня.

Японец поставил на тридцать шестой номер, и выигрыш выпал на него.

Крупье сгреб в кучу все фишки Хашиты.

Я обратился к крупье:

— Мой друг поставил фишку на тридцать шестой.

Крупье покачал головой:

— Извините. Вы ошиблись.

— Черт побери! — сказал я и повернулся к японцу: — Куда ты поставил свою фишку, Хашита?

Указательный палец уткнулся в цифру тридцать шесть.

— Вам придется обсудить это с менеджером, — не уступал крупье.

— Пожалуйста, сюда, — пригласил какой-то человек,

неожиданно очутившийся рядом со мной. ч

Все было проделано безукоризненно. Никто из окружающих ничего не заподозрил. Мы остановились у двери с надписью: «Частный офис».

— Пойдем, Хашита, — сказал я.

Человек, сопровождавший нас, не вошел вместе с нами. Впустив нас, он плотно притворил дверь. Щелкнул замок, очевидно, электрический, управляемый кнопкой, вделанной в стол менеджера.

У менеджера, тонкогубого, с высоким^ скулами, серыми глазами, были красивые руки с длинными пальцами, обычно отличающими музыкантов или — игроков.

— Присядьте, Лэм, — сказал он, с любопытством взглянув на японца.

— Этот человек поставил фишку на тридцать шестой номер, — пояснил я. — Номер выиграл, но крупье сгреб все его фишки, сказав, что произошла ошибка.

— Долларовые фишки? —осведомился менеджер.

Я кивнул.

Он вытащил из ящика стола кучку серебряных долларов, пододвинул их через стол японцу.

— Ол-райт, — обратился к нему менеджер. — С вами я покончил. Теперь займемся вами, Лэм. Вы сядете за стол и напишете, что вы были на четвертом этаже в отеле в номере двадцать первом, когда был убит Рингоулд; что вы обыскали его карманы и взяли чек на предъявителя на сумму десять тысяч долларов.

— Убирайтесь к дьяволу, — рявкнул я.

Он открыл стоявший на столе увлажнитель воздуха. Когда крышка откинулась, раздался странный щелчок, но все пространство внутри увлажнителя было забито сигаретами. Менеджер взял одну из них и захлопнул крышку. Увлажнитель ни на волос не сдвинулся с места. Казалось, что он привинчен к столу. Скрытые сигнальные провода скорее всего проходили сквозь дно увлажнителя через письменный стол и пролегали на полу под ковром.

Дверь распахнулась. Вошли двое.

— Обыщите их, — приказал менеджер.

— Стой спокойно, — бросил я Хашите.

Мужчины тщательно ощупали нас.

— Чисто, Сиг, — сказал один из них.

Менеджер указал на стол.

— Садитесь и пишите, Лэм.

— Вы хотите, чтобы я сам сунул голову в петлю?

— Никто не хочет причинить вам вреда, если вы не будете упорствовать.

— Возможно, вы не в курсе самых последних новостей. Копы схватили меня и пытались обвинить в том, что произошло в отеле. Подозреваю — не без вашего участия. У них ничего не вышло. Свидетельница не опознала меня.

Лицо менеджера поскучнело. Он обратился к Хашите:

— Вы ведь уже получили свои деньги, не так ли? Уберите его отсюда, — кивнул он мужчинам.

Те двое мужчин подошли к японцу. Он стоял спокойно, его мускулы казались полностью расслабленными-. Но в его позе чувствовались основательность и сила.

— Выигрывай пари, Хашита, — сказал я, когда мужчины очутились рядом с ним, и один из лих схватил японца за плечи, пытаясь вытолкнуть за дверь.

Я не видел, что в точности произошло, но внезапно вокруг меня замелькали руки и ноги. Японец, собственно, не применял каких-то особых приемов. Он просто жонглировал телами, будто обычными предметами, демонстрируя свое искусство во время эстрадного представления.

Менеджер сунул руку в ящик стола.

В этот момент над ним пролетел мужчина вниз головой и вверх ногами — и обрушился на картину, висевшую над столом. Оба одновременно свалились на пол. Я схватил менеджера за руку.

Другой мужчина выхватил из кармана пистолет. Уголком глаза я увидел, как Хашита, взявшись за его кисть, вывернул ему руку, развернул корпус, просунул под мышку свое плечо и, резко дернув за руку, швырнул парня в менеджера.

Парень ударился о крышку стола, сшиб менеджера с его пистолетом. Вращающееся кресло треснуло, от ящика остались одни щепки, менеджер распростерся на полу.

Хашита не смотрел на них. Он смотрел на меня. Красный свет в его глазах еще не погас.

— Здорово, Хашита, твоя взяла, — громко сказал я.

Он даже не улыбнулся, продолжая пристально и сурово смотреть на меня.

Один из мужчин выкарабкался из-под стола. Сталь блеснула в его руке. Хашита перегнулся через стол и ребром ладони ударил парня по предплечью.

Тот взвыл от боли. Рука упала на стол, выронив пистолет. Она лежала неподвижно — не повиновались мышцы.

Быстрым, деловым шагом Хашита обошел вокруг стола.

Я тоже взялся за дело: тщательно обыскал стол, не упуская ни одной мелочи. Менеджер, лежа на полу, бессмысленно глядел на меня.

— Скажи, где спрятаны письма Альты Эшбьюри? — потребовал я.

Менеджер не ответил. Возможно, он даже не слышал меня.

Я прошелся по всем ящикам. Я нашел договор, свидетельствующий о том, что Крумвезер был владельцем контрольного пакета акций «Этли эмьюзмент корпо-рейшн». Я обнаружил документы, касающиеся чистой прибыли, доходов и издержек. Но, к моей досаде, не нашел и следа писем Альты.

Отворилась боковая дверь. Какой-то человек просунул голову, обвел комнату изумленными глазами и выскочил.

Я сказал японцу:

— Ол-райт, Хашита, это все.

В комнате была еще одна боковая дверь, ведшая в отдельный туалет с умывальником, а оттуда открывалась дверь в офис, который заставил бы позеленеть президента банка. Но помещение выглядело запущенным, на мебели лежала пыль. Возможно, это был офис Крумве-зера. Дверь из него выходила в коридор и на черную лестницу. Японец и я спустились по ней.

Я пожал Хашите руку и отдал ему пятьдесят долларов из моих расходных денег. Он не хотел их брать. Искорки красного света все еще мерцали в его глазах. Но я сказал:.

— Ученик приносит глубокие извинения Высокочтимому Мастеру. Ученик ошибался.

Он чопорно поклонился.

— Это мастер ошибся, — сказал Хашита. — Доброй ночи. И не приходите, пожалуйста, больше никогда.

Он поймал такси и уехал.

Я тоже оглянулся в поисках свободной машины.

Одна из них притормаживала, подъезжая к тротуару. Я сделал знак водителю, он кивнул, подвел такси и распахнул дверцу.

Пассажиром, вылезшим из машины, был Лейтон Крумвезер.

Он взглянул на меня, и его костлявое лицо расплылось в приветливой улыбке.

— О, да ведь это мистер Лэм! — воскликнул он. — Человек, интересующийся нефтяными месторождениями. Как идут ваши дела, мистер Лэм?

— Прекрасно.

Продолжая — улыбаться, он тряс мне руку, никак не отпуская ее.

— Я вижу, вы завершили свои дела в «Этли эмьюз-мент корпорейшн».

— Полагаю, — ответил я, — что брюнетка позвонила вам сразу же, как только ей велел менеджер.

— Мой дорогой молодой друг, я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Наша встреча — случайность, совпадение, так как я иногда захожу в этот ресторан…

— И совсем случайно интересуетесь игорным заведением?

— Каким заведением? — воскликнул Крумвезер. — Какая игра? О чем вы толкуете?

Я не удержался от смеха.

— Вы удивляете меня, мистер Лэм. Вы хотите сказать, что в помещении над рестораном идет азартная игра?

— Боже упаси!

Он все еще держал мою руку в своей.

— Может, заглянем в ресторан, перекусим?

— Благодарю, но мне не нравится их кофе. Перейдем через улицу. Там есть другой ресторан.

— Их кофе отвратителен.

Крумвезер не отпускал мою руку, оглядываясь вокруг, словно ожидая чьей-то помощи. Наконец он неохотно отпустил ее.

— Вы так й не рассказали мне, как обстоят дела с нефтью.

— Процветают, — заверил я.

— Кстати, у нас, оказывается, есть общие друзья.

— Неужели?

— Мисс Эшбьюри. Мисс Альта Эшбьюри. Я взял на себя смелость пригласить ее на завтра в свою контору. Я знаю, она светская молодая женщина и ей вряд ли улыбается тратить свое время на посещение пожилого раздражительного адвоката. Но вы могли бы повлиять на нее, мистер Лэм. Повидаться со мной — в ее интересах.

— Я скажу ей об этом, если встречусь с ней.

— Что ж, все-таки выпьем по чашке кофе?

— Нет, благодарю.

— Вы были там? — Крумвезер кивком указал на-здание, возле которого мы находились.

— Да. И мои дела там завершились удовлетворительно во всех отношениях.

— Ах, вот как! — Его лицо сморщилось в улыбке, рот растянулся до ушей. — Вы разумно ведете себя, Лэм, мой мальчик. У вас не будет никаких хлопот, если вы проявите готовность к сотрудничеству. Я очень рад сближению наших интересов. Это принесет вам только пользу. — Он снова по- янулся к моей руке. Я притворился, что не заметил этого жеста.

— Я должен идти, — обронил я.

— Ну, что ж, я полагаю, теперь, когда мы понимаем друг друга, наши отношения будут самыми добрыми. Не забудьте, пожалуйста, что я жду мисс Эшбьюри завтра в полдень в своем офисе.

— Доброй ночи, — сказал я, усаживаясь в машину.

Я назвал водителю адрес Альты Эшбьюри. Крумвезер,

сияя улыбкой, стоял на тротуаре, пока машина не тронулась с места.

Глава 15

Было восемь часов сорок минут, когда я вошел в отель, где оставил Эстер Кларди. Я попросил дежурившую на коммутаторе молодую женщину позвонить в номер мисс Клаксон и передать, что мистер Лэм ожидает ее внизу.

— Мисс Клаксон выехала из отеля, — сказала телефонистка.

— Давно?

— Кажется, сегодня ночью.

— Вы не можете назвать точное время?

— Вам лучше поговорить с портье.

Я подошел к регистрационному столу и задал тот же вопрос. Портье нагнулся к окошку с надписью: «Касса» и ответил, что клиентка оплатила номер заранее.

— Я знаю это. Мне хотелось бы уничтожить, когда она выехала.

Портье порылся в ящичке с карточками постояльцев.

— Мисс Юшксон выехала около двух часов ночи, — сообщил он..

Я поблагодарил и осведомился, не оставлена ли для меня какая-нибудь записка. Перебрав пачку конвертов, портье ответил отрицательно.

По телефону-автомату я позвонил Берте Кул. Ни служебный, ни домашний телефон не отвечали.

Я позавтракал в ресторане, выпил две чашки кофе, выкурил сигарету. Затем купил газету, пробежал заголовки, прочитал спортивные новости и снова позвонил в агентство. На этот раз Берта подошла к телефону.

— Что нового? — спросил я.

— Где ты находишься, Дональд?

— У телефона-автомата.

— Мне кажется, что полиция продвигается в деле об убийстве Рингоулда, — осторожно сообщила Берта. — Есть новости, которые тебе надо учесть.

— Какие же?

— Кто-то пробрался в номер отеля, очевидно, рано утром, и разодрал там все в клочья. Обивка распорота, занавеси оборваны, ковры порезаны, картины вынуты из рам — в общем, полный разгром.

— Есть какие-нибудь улики?

— По-моему, никаких. Но полиция не особенно разговорчива. Я добываю информацию контрабандным путем.

— Все идет как надо, — сказал я.

— Что ты собираешься делать, дорогой?

— Продолжать движение по кругу.

— Да, звонили из офиса мистера Крумвезера. Мистер Крумвезер горит желанием увидеть тебя.

— Сказали, что ему нужно?

— Просто ему хотелось побеседовать с тобой.

— Этот старый проходимец общителен.

— Да. Пожалуйста, Дональд, не зарывайся. Я не смогу пользоваться твоими услугами, если ты попадешь за решетку.

— Ты хочешь сказать, что перестанешь платить жалованье, если меня посадят в тюрьму?

— Ты прав, черт побери! — взорвалась Берта. — Я перестану платить тебе жалованье, наглый, дерзкий мальчишка!

Мне было слышно, как она с яростью швырнула трубку.

Я вернулся в ресторан, выпил еще одну чашку кофе и отправился в офис Крумвезера.

Мисс ХЗайкс, увидев меня, сразу же вскочила.

— Минутку, — бросила она и вошла в кабинет, где немного задержалась. По-видимому, ей давали необходимые указания.

— Проходите, мистер Лэм.

Я вошел в кабинет… Крумвезер, как и недавно, улыбался мне во весь рот. Он протянул мне костлявую руку и держался заискивающе-доброжелательно, словно претендент на ссуду, встречающий банковского служащего, приехавшего оценить его материальное положение.

— Лэм, мой мальчик, — сказал он, — вы очень активны, чертовски активны. Вы становитесь известным. Да, сэр, это так. Присаживайтесь. — Крумвезер сбросил очки на кончик носа, сдвинул кустистые брови и оглядел меня холодным оценивающим взглядом, плохо вязавшимся с его широкой улыбкой. — Лэм, что вы делали с тех пор, как мы виделись с вами в этом кабинете?

— Размышлял.

— Ваша идея относительно нефтяной компании была достаточно оригинальной. Скажите-ка, Лэм, как она пришла вам в голову?

— Я посчитал ее удачной.

— Она и была удачной. Слишком удачной. Хотелось бы знать, кто вас надоумил?

— Никто.

— Исключено. Кто-то говорил вам обо мне. Но человек в моем положении не может допустить, чтобы его профессиональная репутация подверглась сомнению. А слухи имеют свойство распространяться, извращать реальность, нарушать пропорции.

— Вы правы.

— Если вы слышали что-нибудь о моем опыте юриста и о том, что я изыскал способ обходить «Блу скай экт», расскажите об этом подробнее. Я буду вам весьма признателен и благодарен, понимаете?

— Я ничего ни от кого не слышал.

Он сощурился.

— Значит, — заметил он саркастически, — идея возникла у вас сама по себе. «Пора пощупать Крумвезера, заставить его заговорить, — сказали вы себе. — Как лучше всего это сделать? Ага. Признаюсь-ка. ему, что мне нужно обойти закон «Блу скай». Выходит, так?

— Точно.

— Вздор!

Я запыхтел сигаретой.

Крумвезер пристально глядел на меня еще некоторое время, затем произнес:

— Знаете, Дональд, извините, что называю просто по имени, так как вы мальчик по сравнению со мной, — я питаю к вам отеческие чувства.

— Отеческие?

— Да. У вас острый, даже изощренный ум. Есть в вас нечто для меня привлекательное. Я познакомился с вашим прошлым. Понимаете, чем вызван мой интерес к вам?

— Пожалуй.

Он было осклабился, но попытался скрыть улыбку и притворно закашлялся.

— Нет, вы только у порога понимания, — сказал он и продолжал: — Я узнал, что вы юрист — по образованию. Это чрезвычайно важно. Я считаю юридическое образование превосходным фундаментом почти в любой сфере деятельности.

— Особенно в юридической, — съязвил я.

Он рассмеялся.

— Ценю ваш сдержанный, строгий юмор, мой мальчик. Знаете, человек с вашим образованием и тонкостью восприятия способен добиться многрго, работая в области права, но лишь при наличии связей. Очень трудно молодому адвокату приобрести собственный офис, обставить его, оплатить рекламу, привлекающую клиентов. Но люди влиятельные, уже имеющие богатую практику, порой заинтересованы в младших партнерах, предоставляя им право самостоятельного ведения дел.

Я сделал вид, что не понял намека.

— Я слышал, — заметил Крумвезер, — что у вас были разногласия с комитетом по рассмотрению жалоб в области юридической этики. Вы подсказали клиенту, как совершить убийство и уйти от ответственности.

— Ничего подобного. Мы обсуждали с ним абстрактные правовые проблемы.

— Комитет этого не понял и посчитал ваше поведение недопустимым.

— Знаю. Они действовали себе на пользу. Затыкали течь в лодке.

— Да, — согласился Крумвезер. — Я привлек к этому факту внимание одного из знакомых мне членов комитета. Он назвал предмет спора и претензий к вам запутанным и не вполне проясненным.

— Сфера вашего влияния, кажется, очень широка, — заметил я.

— Пожалуй. Я имею в виду, конечно, не физическое воздействие. Убежден, что интеллектуальная энергия достигает своего пика именно при консервации физической энергии.

— Ол-райт, — сказал я. — Хватит трепать языком. Где Эстер Кларди?

Он поглаживал свою костлявую челюсть уродливыми подагрическими пальцами.

— Я рад, что вы подняли этот вопрос. Я сам собирался перейти к этой теме. Я…

Секретарша просунула голову в дверь.

— Междугородний звонок, — объявила она. — Из…

Улыбка исчезла с лица Крумвезера, ставшего еще более злобным и уродливым.

— Я предупреждал, чтобы вы меня не беспокои ли. Я сказал, что вам следует делать. Убирайтесь отсюда и…

— Звонок из Валлидейла. Говорят, что это очень важно.

Крумвезер задумался на мгновение.

— Хорошо, я подойду.

Он взял телефонную трубку. Его лицо ничего не выражало, но взгляд стал напряженным. Спустя немного времени я услышал щелчок аппарата.

— Хэлло, — сказал Крумвезер, — да, это я. Что вам угодно?

Я не слышал слов собеседника, но видел, как Крумвезер нахмурился, слегка приподнял брови, поджал губы. Он бросил на меня испуганный взгляд, будто я каким-то внутренним слухом мог уловить содержание разговора. Мой равнодушный вид успокоил его, но выработавшаяся у него привычка скрывать все и вся продолжала действовать. Для большей надежности он даже прикрыл трубку рукой.

Но вот Крумвезер убрал руку.

— Вы должны быть абсолютно уверены в том, что здесь нет никакой ошибки, — услышал я и затем после паузы: — Ол-райт, известите меня. До свидания.

Крумвезер задумчиво смотрел на меня, сжав левую руку в кулак и поглаживая ее правой. Он вызвал секретаршу и попросил связать его с городом. Адвокат продолжал осторожничать. Он повернулся так, чтобы я не мог видеть набираемого им номера.

— Хэлло, это Крумвезер. Я хочу, чтобы операциям был дан обратный ход. Вместо продажи вы должны покупать. Немедленно прекратите продажу и выкупите уже проданное вами. Сейчас я не могу объяснить, позже… Поймите, существуют основания более веские, нежели вы в состоянии себе представить. Правильно, нельзя терять времени. Где-то произошла утечка. Сообщите всем и действуйте.'

Адвокат повесил трубку и повернулся ко мне, подхватывая ускользнувшую от него нить разговора.

— Эстер Кларди, — напомнил я.

— Ах, да. — Крумвезер натянуто улыбнулся. — Однако вы произвели сильное впечатление на эту молодую женщину, Дональд.

— Разве?

— Да. Действительно сильное.

— Рад это слышать.

— Вам следует радоваться. Это дало вам немалые преимущества. Но я старый человек и мудрый, и если позволено так выразиться, старый друг. Прежде чем предпринять какие-нибудь решительные шаги, ей следовало бы посоветоваться со мной.

— Вы с ней знакомы?

— О, да. Это очень милая женщина, очень милая молодая женщина.

— Очень мило звучит, — согласился я.

— Я могу оценить великодушие, проявленное ею в старании защитить вас, Дональд, но я не могу простить этого.

— Нет?

— Нет, ни в коем случае. Конечно, Дональд, человек в критическом положении способен на все. Но он не имеет морального права позволить женщине стать его помощницей и фактически соучастницей в таком преступлении, как убийство.

— Ах, даже так?!

— Именно это я и сказал Эстер Кларди. Вам, возможно, интересно узнать, что я разговаривал с ней по телефону рано утром, а в десять тридцать виделся с ней. Я убедил ее в необходимости позвонить полиции и откровенно признаться, что она лгала, пытаясь выгородить вас.

— Короче, она должна отказаться от своего прежнего заявления?

— Совершенно верно.

— Ее заявление теперь не будет иметь силы, даже если она встанет на свидетельское место и поклянется, что я — тот самый человек, который приходил в отель.

Крумвезер улыбался, он явно был доволен.

— Вы правы, Дональд, вы правы. У вас ясный ум юриста. Но если она скажет, что вы подкупили ее и что именно поэтому она солгала полицейским, но вскоре, получив компетентное разъяснение адвоката, осознала, что превратилась в соучастницу преступления… Тогда, Дональд, вам, как юристу, не трудно будет умножить два на два.

— Не трудно, — согласился я.

— Так я и предполагал.

— Умный ход, — признался я.

— Благодарю вас, — усмехнулся он. — Я тоже считаю, что это довольно искусный маневр.

— Ол-райт, чего вы добиваетесь?

Крумвезер посмотрел мне прямо в глаза:

— Я хочу получить последнюю пачку писем, которую Джед Рингоулд, как предполагалось,'должен был передать в конверте Альте Эшбьюри.

— Зачем вам эти письма?

— Как юристу, вам не следует задавать такие вопросы.

— Тем не менее я задаю их.

— Моего клиента обвиняют в убийстве, — сказал он. — Это один из тех случаев, когда предубеждение жюри оказывается сильнее улик. Эти письма могли бы усилить предубежденность против моего клиента, что имело бы для него катастрофические последствия.

— Почему же вы не- уничтожили эти письма, когда они были у вас в руках?

Он обратил ко мне удивленный взгляд:

— Я не совсем понимаю вас, Дональд.

— У вас были эти письма, — повторил я. — Вы хотели их уничтожить, чтобы окружной прокурор не смог ими воспользоваться. Но вы слишком осторожны, чтобы сделать это самому. Вы решили позволить Альте сжечь их и уплатить вам за такую возможность тридцать тысяч долларов. Результат был бы одинаков, и, кроме того, вы стали бы обладателем солидной суммы.

Он немного подумал и кивнул мне.

— Это великолепная идея, Дональд, поистине великолепная. Две головы всегда лучше одной. К тому же сообразительный молодой человек видит то, что старый может и проглядеть. Обдумайте мое предложение о нашем партнерстве, мой мальчик. Оно означало бы для вас хорошую карьеру. — Внезапно глаза Крумвезера стали жесткими. — Но, Дональд, не забывайте, что в данный момент мне нужны письма. Я це тот человек, требования которого можно игнорировать, и неподходящий объект для шуток. Как бы ни привлекали меня ваши изобретательный ум и интеллигентность, я хочу получить эти письма.

— Сколько времени в моем распоряжении?

Он посмотрел на часы.

— Тридцать минут.

Я вскочил. Крумвезер хотел пожать мне руку, но я притворился, что не разглядел его лапу.

Я отправился в агентство. Туда как раз привезли новую пишущую машинку и стол, которые Берта взяла напрокат. Обе нанятые ею девушки уже освоились с работой и бойко трещали на своих машинках. Я прошел в кабинет.

Берта читала газету и курила сигарету, вставленную в длинный мундштук из слоновой кости.

— Боже мой, Дональд, — встрепенулась она, — ты, конечно же, продолжаешь будоражить нас всех.

— В чем дело?

— Телефонные звонки. Беспрерывные телефонные звонки. Люди не называют своих имен. Они только хотят знать, когда ты появишься здесь.

— Что ты им ответила?

— Что я не знаю.

— Звонили мужчины или женщины?

— Женщины, — сказала Берта. — Судя по голосам, молодые женщины. Не знаю, дорогой, откуда у тебя их столько. Я могла бы понять, принадлежи ты к типу хладнокровных сердцеедов. Но ты не такой. И ты, безусловно, не звезда, окруженная поклонницами. Но при всем том ты так же увлекаешься женщинами, как и они тобой, только ведешь себя иначе, чем другие. Ты ставишь женщин не пьедестал, полагая, что уж если на них юбки, то они другие, нежели мужчины, — благородные и возвышенные. Ты не станешь хорошим детективом,

Дональд, до тех пор, пока не поймешь, что женщина — это просто одна из разновидностей рода человеческого.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

Берта бросила на меня враждебный взгляд:

— Я не потерплю наглости, Дональд. В конце концов, ты работаешь на меня.

— И ежедневно приношу тебе сто долларов.

Это подействовало.

— Садись, дорогой, — пригласила она. — Не обижайся на Берту. Берта сегодня злая, потому что не выспалась.

Я выбрал кресло для клиентов и развалился в нем.

Зазвонил телефон.

— Верно, еще одна женщина, — предположила Берта.

— Узнай, кто это, — сказал я. — Если Эстер Клар-ди или Альта Эшбьюри — я здесь, если еще кто-то — меня нет.

— Сразу две женщины! — возмутилась Берта. — Увлечься сразу обеими! Эта Кларди — обычная маленькая потаскущка. Альта Эшбьюри — богатая девица, для которой ты — новая игрушка: поиграет с ней, пока не сломает, и выбросит, как ненужный хлам без…

Телефон продолжал звонить. Берта схватила трубку и рявкнула:

— Хэлло!

Теперь, когда отсутствовала Элси, Берте самой приходилось отвечать на звонки, и это раздражало ее.

По мере того как Берта вникала в то, что говорилось по телефону, менялось выражение ее лица. Глаза ее стали настороженными. Она спросила:

— Сколько?.. Но я не понимаю, почему… не перебивайте меня, черт возьми! Послушайте, если вы не уполномочены завершить сделку, то как вы… Понимаю. Сколько? Я позвоню вам через некоторое время и дам вам знать… Нет, сегодня же… В час. Позже? Ну тогда в три? Ол-райт, в два часа.

Берта повесила трубку. Вид у нее был ошарашенный.

— Что-то связанное с нашими проблемами? — спросил я.

— Нет, другое. Недавно ко мне приходил один тип, заявил, что хочет поговорить со мной ровно три минуты. Я согласилась на это. Когда он превысил время, прервала его. Он думал, что я настолько заинтересовалась, что ничего уже не замечаю. Но я его встряхнула как следует. Дональд Лэм, чему ты улыбаешься, черт возьми?

— Да так, — вздохнул я и поинтересовался: — Сколько хотят получить люди, которые продали тебе акцию.

— Откуда ты знаешь о них? Откуда тебе известно, что я купила акцию? Что ты суешь нос в чужие дела? Шпионишь за мной?! Ты…

— Нет. Я читаю тебя, как-открытую книгу. Да и каждый бы'догадался; это старый прием в игре вымогателей.

— Как так?

— Ты твердо обещаешь собеседнику, что уложишься точно в три минуты. Далее говоришь все, что тебе требуется, не заботясь о времени. Тот, кого обрабатывают, старается показать, что его не одурачишь. Он следит за временем и не задает вопросов, которые непременно бы задал в другой ситуации. Это безотказный и успешный метод психологического вымогательства.

Берта дважды судорожно глотнула, придвинула к себе телефон, набрала номер.

— Это Берта Кул. Я взвесйла все. Я… Ол-райт, приготовьте деньги. Я сказала — деньги. Мне не нужно никаких чеков — только наличные.

— Сколько они тебе предлагали?

— Не твое дело. Чем ты сейчас занят, черт побери?

— Просто слоняюсь.

— Шутишь? Тебя наняли для расследования убийства, а ты…

— Выбрось это из головы! — перебил я. — Нас наняли для того, чтобы помочь Альте Эшбьюри.

— Что ж, она все глубже увязает в своих проблемах.

— Но мы все еще на работе.

— Ну, так занимайся работой.

— Нам ведь все равно платят за каждый день, к чему торопиться?

Берта не ответила, но тут же бросилась в атаку.

— Иногда, Дональд, ты доводишь меня до такого состояния, Что я готова разорвать тебя на куски. Что, дьявол тебя возьми, ты сделал с Токамурой Хашитой?

— Ничего. А что такое?

— Он позвонил мне и сказал, что больше никаких уроков не будет.

— Я подозреваю, что обидел его.

— Каким образом?

Я рассказал о моем пари с Хашитой и обо всем про^ исшедшем в игорном заведении.

— И какое же пари ты ему» предложил?

— Пари на пятьдесят долларов…

— Пятьдесят долларов! — воскликнула Берта. — Чьи пятьдесят долларов?

— Эшбьюри.

Успокоившись, Берта опустилась на стул.

— Так если, ты говоришь, он выиграл, тебе лучше продолжить уроки.

— Я думаю, что обманул надежды Хашиты.

— Дональд, откуда ты знаешь, что трехминутный регламент —. это психологический прессинг для одурачивания клиентов? — переменила тему Берта. — Я никогда о нем не слышала.

— Сколько они с тебя содрали?

— Ничего они не содрали. Я должна была получить вдвое больше, чем заплатила…

— Умница. Дожидайся, — сказал я.

Берта окинула меня возмущенным взглядом.

— Все-таки, — пригрозила она, — мне придется тебя уволить.

— Не пугай. Крумвезер предлагает мне сотрудничать с ним.

— Кто, кто предлагает?

— Крумвезер, адвокат.

Берта наклонилась через стол.

— А теперь послушай меня, дорогой. Тебе не стоит возвращаться в юриспруденцию. Ты знаешь, чем это кончится. Всегда повторяется одно и то же. Ты успешно начнешь свою практику, но те длинноволосые бездельники, что вечно околачиваются в барах, всегда найдут к чему прицепиться, и ты снова очутишься на улице в поисках работы. В моем агентстве у тебя хорошее место и неплохие шансы. Ты можешь заработать…

— Одну десятую того, что имел бы, работая в области права.

— Но у тебя здесь есть будущее, дорогой, и потом, ты не можешь оставить Берту. Берта полагается на тебя.

Я услышал быстрые шаги и взволнованные голоса в приемной. Дверь резко дернули, в кабинет ворвалась

Эстер Кларди. Одна из секретарш пыталась преградить ей дорогу.

— Что вы себе позволяете! — возмутилась Берта. — Вламываетесь ко мне без спроса. Вернитесь в приемную, подождите, мне доложат о вас и…

— Входи, Эстер, садись вот сюда, — сказал я, поднимаясь и предлагая девушке кресло для клиентов. — В чем дело?

Я захлопнул дверь перед любопытствующей секретаршей.

— Этот адвокат хотел, чтобы я донесла на тебя, — сказала она. — Ты должен знать, что я не сделала этого.

— Но ты обещала ему сделать это?

Эстер подняла глаза.

— Да. — И добавила: — Я вынуждена была обещать.

— Послушай, Дональд, — опять вмешалась Берта. — Ты не имеешь права распоряжаться здесь и приглашать людей в мой офис.

— Она хочет, чтобы ты ушла, Эстер, — сказал я.

Эстер поднялась. Глаза ее опухли от слез.

— Я только хотела, чтобы ты знал, Дональд.

— Ты звонила Крумвезеру ночью?

— Да.

— Зачем?

— Он был моим другом — о, не бескорыстным другом, но он…

— Дональд, решим эту проблему раз и навсегда, — не прекращала своей атаки Берта. — Вопрос не в том, намерены ли мы вообще разговаривать с этой девушкой. Вопрос в том, кто хозяин этого агентства. Ты…

— Нам лучше убраться отсюда, — обратился я к Эстер и направился к двери.

Берта, упираясь изо всех сил в подлокотники своего вращающегося кресла, пыталась выбраться из него.

— Вернись! — крикнула она мне. — Я хочу знать, что происходит, какую ловушку придумал Крумвезер? Ты слышишь меня, маленький негодяй? Ты вернешься сюда и…

Я открыл дверь, пропуская Эстер вперед. Мы прошли через приемную мимо двух секретарш, сидевших с разинутыми ртами.

В коридоре я сказал:

— Слушай, Эстер, только не лги мне. Скажи, кто дал тебе эти письма?

— Я никогда не видела этих писем, пока они не очутились у Джеда Рингоулда. А кто их efay дал — не имею понятия.

— Боб Тиндл? — предположил я.

— Очень возможно, но не знаю.

Я нажал кнопку лифта.

— А у Рингоулда было какое-нибудь обиталище, кроме отеля?

— Нет. Он пользовался моей квартирой.

В распахнувшейся двери появилась Берта, еще разгоряченная недавней схваткой. В этот самый момент из кабины поднявшегося лифта вышли двое мужчин. Один направился в агентство. Второй задержался, посмотрел на нас с Эстер и сказал:

— О’кей, Билл, вот он.

Мужчины подошли к нам вплотную. Один из них показал свой значок.

— О’кей, приятель, — сказал он. — Вам придется отправиться со мной. С вами хочет поговорить окружной прокурор.

— Я не собираюсь разговаривать ни с кем. Я занят.

Детективы стали заталкивать нас в кабину спустившегося сверху лифта.

— Подождите! — закричала Берта. — Я тоже хочу войти.

Лифтер придержал дверь. Один из пассажиров фыркнул.

Кабина покачнулась — вес Берты был для нее явно избыточным. Во время спуска Берта не промолвила ни слова.

Внизу она первой вышла из лифта и пошла вдоль длинного прохода. Я стоял рядом с Эстер. Детектив — справа.

— Не отпускай девчонку, Билл, — сказал детектив и повел меня по проходу. К нам присоединились еще трое каких-то мужчин.

— Подождите минуту, — сказал я. — Что вы замышляете?

Мне никто не ответил. Какой-то человек, начищавший ботинок на подставке для чистки обуви, пронзительно завопил:

— Это он! Это он!

Вся процессия остановилась. Человек, возившийся с ботинком, оказался ночным портье из отеля. Он показывал на меня пгйьцем.

Детектив ухмыльнулся:

— О’кей, приятель, вот тебе и опознание по инструкции, которое ты требовал. — Он обернулся к лифту. — Тащи сюда девчонку, Билл.

Множество вещей произошло одновременно. Ухмыляющийся детектив сказал сопровождавшим меня троим мужчинам:

— Вы можете пока идти, но не исключено, что вы еще понадобитесь.

Другой детектив привел Эстер Кларди. Берта, не оглядываясь, втиснулась в телефонную будку, расположенную в конце холла, но не смогла закрыть за собой дверь. Я видел, как она опустила монету, набрала номер и поднесла трубку вплотную к губам, чтобы ее не было слышно снаружи. Портье снял ногу с подставки. Один его ботинок сверкал, другой явно нуждался в чистке. Он все повторял, указывая на меня пальцем:

— Это он. Тот самый тип. Я узнал бы его повсюду. — Он увидел Эстер и кинулся к ней. — Смотри, Эстер, это тот самый парень.

— Ты спятил, Уолтер, — резко возразила девушка. — Это не он. Похож немного, но это совсем не тот тип, который приходил в отель.

— Как?! — воскликнул портье в изумлении. — Да это же тот самый парень. Его ни с кем не спутать. Он…

— Да, у него примерно та же фигура, — сказала Эстер. — Но тот мужчина пошире в плечах, поплотнее и постарше, я думаю, года на два.

Портье, по-видимому, стали одолевать сомнения. Он внимательно разглядывал меня. Вмешался детектив.

— Не глуши, парень, — сказал он. — Девчонка с ним заодно и пытается его защитить.

Лицо у портье стало белым как простыня.

— Это ведь не так, Эстер, ты же знаешь, что это не так! Скажи ему, что это неправда.

— Это неправда, — повторила девушка.

— Я верю ей, — заговорил портье- Эстер работает в табачном киоске и любит иногда подурачиться, но когда речь идет о…

— Ерунда! — прервал детектив. — Она водила тебя за нос, олух! Как ты сам этого не понимаешь? Этот парень отбивает у тебя невесту. Почему, черт возьми, она оказалась здесь? Они спускались вместе в лифте. Парочка, верно, направлялась на квартиру этой девчонки, когда мы их взяли.

Портье переводил взгляд с детектива на Эстер, потом на меня. Он смотрел на меня с ненавистью.

— Насчет Эстер — неправда, — прохрипел он. — Но парень — тот самый. Я готов присягнуть: это он.

Детектив осклабился,

— Ну, что скажешь, приятель? Так ты — тот самый парень?

— Нет, — ответил я.

— Скверно, приятель. Конечно, возможно и ошибочное опознание. Не хочешь ли помочь полиции в этом деле?

— Конечно.

— Тогда поедем в отель и поглядим.

— Нет, я не согласен. Мы обсудим проблему прямо здесь или у окружного прокурора.

— Не пойдет, приятель, мы едем в отель.

— Что вы надеетесь там найти?

— Поглядим. Во-первых, проверим лезвие твоего ножа: не совпадет ли оно с той дырочкой, что просверлена в двери?

— Нет. Если вы обвиняете меня в чем-нибудь, я намерен обратиться к адвокату.

— Послушай, приятель, если ты виноват, сиди тихо, не рыпайся и не требуй адвоката. Но если ты невиновен и не хочешь, чтобы на тебя навесили убийство, ты обязан помочь полиции распутать это дело.

— Я готов помочь, но не хочу, чтобы меня везли по улицам в полицейской машине. И потом, мне нужно ехать к мистеру Эшбьюри. Я раббтаю на него. В его доме мои личные вещи, одежда.

Я заметил лукавый взгляд детектива.

— Превосходно, — согласился он. — Берем такси и отправляемся к Эшбьюри.

— А машина, на которой вы приехали?

— Там и без нас достаточно, народу.

Детектив подошел к Эстер.

— Ол-райт, сестренка, выбирай, — сказал он. — Опознай этого парня, или тебя привлекут как соучастницу. Что предпочитаешь?

— Это не он.

— Мы знаем, что это — тот самый человек. А для себя имей в виду — как постелишь, так и ляжешь.

Направлявшаяся к лифту Берта Кул остановилась и прислушалась к разговору.

— Разве это не называется запугиванием свидетеля?

Детектив побагровел от злости.

— Проходите. Это дело полиции.

Он отогнул лацкан пиджака и показал Берте свою звезду.

Но Берту было трудно смутить.

— Этот кусок жестянки меня ничуть не волнует, — ответила она. — Если я правильно поняла, вы требовали от этой девушки лжесвидетельства и грозили, что в противном случае привлечете к ответственности как соучастницу.

— Пойди окунись в озере, охладись, — бросил с раздражением детектив.

— Найди подходящее для меня, и я это сделаю, — проворковала Берта.

Эстер Клардй стояла на своем.

— Это не он, — твердила она.

— Ты великолепно знаешь, что это он, Эстер, — убеждал ее портье. — Зачем ты его покрываешь? Кто он тебе?

— Абсолютно никто. До сегодняшнего дня совершенно незнакомый человек, я его никогда в жизни не видела так же, как и ты.

— Билл, забирай их, и едем к Эшбьюри, — сказал детектив, опекавший меня. — Мы отправимся на такси. Надо, чтобы Лэм и девушка ехали порознь. А тебе придется проследить, чтобы она не разговаривала с портье.

— Пусть себе болтает, что ей взбредет в голову, — возразил Билл. — Она сама себе вредит.

— Если ты хорошенько на него посмотришь, Уолтер, ты сразу поймешь, что он отличается от того типа. Ты просто не разглядел его тогда так хорошо, как я. Ты…

— Хватит, — оборвал детектив и схватил Маркхема за руку. — Поедешь с нами.

Мы сели в такси, остальные разместились в полицейской машине, которая шла впереди, расчищая путь и распугивая автомобили своей сиреной. Я так и не узнал, как туда пробралась Берта, но она тоже ухитрилась присоединиться к нашей компании. Детектив увидел Берту, когда, мы подъехали к дому Эшбьюри и вылезли из машины. И страшно разозлился.

— Опять вы! Что вы лезете не в свое дело! Убирайтесь отсюда!

— Так уж получилось, что этот молодой человек работает у меня, — с достоинством возразила Берта. — Я позвонила адвокату, он будет здесь через десять минут. Мистер Эшбьюри хочет повидаться со мной. А если вы попытаетесь выставить меня из этого дома — вам будет вменен иск о нанесении ущерба.

— Не нужно никаких адвокатов, — сказал детектив, — Мы хотим только прояснить некоторые детали. Лэм может добровольно сделать соответствующее заявление, и с этим будет покончено.

Берта негодующе фыркнула.

Детективы о чем-то пошептались между собой, и мы все вошли в дом.

— Мисс Эшбьюри у себя? — осведомился один из детективов.

— Да, сэр, — ответил дворецкий.

— Уведомите ее. Пусть спустится к нам.

— Да, сэр. Как прикажете доложить?

Детектив отогнул лацкан.

— Полиция, — сказал он.

Я услышал быстрые, легкие шаги Альты, спускающейся по лестнице. На минуту она задержалась на ступеньке, откуда все было хорошо видно. Ей не нужно было объяснять ситуацию. Она спокойно смотрела на нас, но глаза ее немного расширились, а взгляд стал внимательнее обычного. Слегка вздернув подбородок, Альта подошла ко мне.

— Что случилось, Дональд?

— Прибыл к вам со специальным эскортом, — объяснил я.

Детектив, руководивший операцией, выступил вперед и обратился к девушке:

— Вы — Альта Эшбьюри?

— Да.

— Вы нанимали этого человека, чтобы он разыскал ваши письма?

— Ничего подобного я не предпринимала.

— Что он делает в вашем доме?

— Он — спортивный тренер у моего отца.

— Вздор!

Альта выпрямилась, и было в ее позе что-то такое, от чего детективы смутились.

— Это дом моего отца, — сказала она. — Не думаю, чтобы он вас приглашал, и я уверена, что тоже вас не приглашала.

— Может, взять у него отпечатки пальцев, сержант? — предложил Билл.

— Хорошая мысль.

Они схватили меня за руки. Я сопротивлялся, как мог, но безрезультатно.

— Бросьте, Л эм, — сказал Билл. — Какой смысл ходить вокруг да около? Отпечатки пальцев полностью совпадают с теми, которые мы обнаружили в отеле.

— Значит, кто-то сфабриковал их.

— Чепуха! Вы одолжили кому-то на вечер свои руки?

— Покажите мне эти отпечатки.

Детективы начали сравнивать только что взятые отпечатки с фотографиями, захваченными ими с собой. В верхнем коридоре послышались тяжелые шаги. Миссис Эшбьюри в сопровождении Бернарда Картера спускалась по лестнице. Он был нежен и заботлив. Она, по-видимому, в зависимости от обстоятельств готовилась протестовать или разыграть какую-нибудь сцену.

Однако ее массивная фигура была преисполнена достоинства, а ее величественные манеры произвели на полицию гораздо большее впечатление, нежели аристократические замашки Альты.

— Что здесь происходит? — спросила миссис Эшбьюри.

— Мы поймали убийцу, — объяснил один из детективов, указывая на меня.

— Дональд! — изумилась миссис Эшбьюри.

Полицейский кивнул.

Быстрые, дробные звуки предварили появление Боба, выбежавшего из бильярдной и застывшего в дверях.

Альта Эшбьюри встала рядом со мной.

— Отец скоро будет здесь, — заявила она.

Эшбьюри показался, когда полицейские все еще сравнивали отпечатки пальцев, — по-видимому, не очень-то удовлетворенные этим сравнением. Я был доволен, что во время посещения отеля не забыл о перчатках.

Эшбьюри подошел ко мне.

Сержант сейчас разговаривал с Маркхемом. Тот, убежденный в СЕоей правоте, энергично кивал головой. Детективы шептались и с Эстер Кларди, которая, по всей видимости, с не меньшей энергией отстаивала свое мнение.

— Дональд, почему в доме полиция? — спросил Эшбьюри.

Берта схватила его за рукав и, оттащив в сторону, громким шепотом начала информировать о происходящем.

Я очутился возле Бернарда Картера.

— Почему бы и у вас не взять опечатки пальцев? — спросил я. — А вдруг они совпадают с теми?

— Чепуха! — вмешался сержант. — Мы ищем чело века вашей комплекции и внешности. Короче говоря, мы разыскиваем вас.,

— Ол-райт. Но если вы не возьмете отпечатки пальцев у него, пеняйте на себя за упущенный шанс продвинуться в этом расследовании.

Сознаюсь, за секунду до этого я и не думал об отпечатках пальцев Картера, пока не увидел его лица.

Сержант подошел к нему.

— Обычная формальность, — объяснил он.

Картер спрятал руки за спину.

— Что вы себе позволяете, черт возьми! Занимайтесь тем, кого подозреваете! Я не позволю так обращаться со мной!

Полицейские переглянулись и устремились к Картеру.

Он обрушился на детективов с угрозами, а затем попытался улизнуть, это не удалось. Отпечатки пальцев были взяты. Потребовался только один взгляд на фотографии и эти отпечатки. Детективы посовещались, и один из них вытащил парунаручников.

— Бернард, что все это значит, что они хотят с тобой сделать? — воскликнула миссис Эшбьюри.

— Это провокация! — завопил Картер. — Будь я проклят, если позволю втянуть себя в нее. — Он вырвался и бросился к двери.

— Не уходите далеко, приятель, — крикнул сержант.

Картер выскочил за дверь и побежал по коридору. Полицейский вытащил пистолет. Миссис Эшбьюри вскрикнула.

— Стреляю! — прогремел сержант. — Клянусь, сейчас выстрелю!

Картер остановился. Сержант подошел к нему.

— Вот как все раскручивается, — сказал я Эшбьюри и, обернувшись, встретил взгляд Альты.

Глава 16

Берта обнаружила нас на веранде.

— Не знаю, как это тебе удалось, дорогой, но ты, конечно, счастливчик, выиграл первый приз.

— Он признался? — спросил я.

— Нет, но отпечатки пальцев совпали. У Картера нашли пистолет, из которого, как считала полиция, были произведены выстрелы'. Оружие отправили на баллистическую экспертизу.

Альта погладила меня по руке.

Берта, не двигаясь, смотрела на нас.

— Ол-райт, Дональд, — наконец сказала она. — Кончай с этим. Остальное — дело полиции. Мы возвращаемся.

— Куда? — осведомилась Альта.

— К работе.

— Но Дональд работает…

— Это дело уже завершено, — холодно ответила Берта и удалилась.

— Может, теперь поищем ваши письма? — предложил я Альте. — Для них, по-моему, есть только одно подходящее место.

— Где?

— Ваша машина в гараже? — г спросил я.

— Да.

К дому непрерывно подъезжали полицейские машины с завывающими сиренами. Мы ускользнули через черный ход.

— Дональд, скажите, как вы все это распутали?

— Я был полным ослом!

— Ну уж… ослом!

— Именно так.

Альта рассмеялась.

— Вот коротко ход моих рассуждений. Я считал всю историю с письмами — внутренним, семейным делом. Так оно в действительности и было. Эстер Кларди знала обо всем, что касалось писем. Когда полиция ночью привезла меня к ней, она собиралась впустить блюстителей закона в квартиру, но, заметив меня, решила побеседовать с ними в коридоре. Я рассудил, что дома у нее был кто-то знакомый мне. Этим «кто-то» оказался Боб.'И я во всем винил Боба, но нужная мне картина никак не складывалась. Я проглядел наиболее логически верный вариант.

— Не хотите ли вы сказать, что Картер проник в мою комнату и…

— Нет, — ответил я. — Ваша мачеха. Неужели не улавливаете? Ведь вы действительно были единственным близким вашему отцу человеком, создавшим для него семейный очаг. Когда вы уехали надолго, он был предоставлен сам себе, мучился от одиночества, хотя ничего не говорил вам. Он понимал, что у вас своя жизнь, рано или поздно вы выйдете замуж и покинете его. Поэтому он решил сам позаботиться о себе и обзавестись собственным домом. Когда вы вернулись и стали оказывать отцу знаки внимания, он понял, какую глупость он совершил. И миссис Эшбьюри отдавала себе отчет в том, что он это понимает. Она видела вещи в их истинном свете. w

— Так вы считаете — это она взяла письма?

— Да. Чтобы связать вас одной веревочкой с тем вашим поклонником, который убил свою жену, и полностью дискредитировать. Она полагала, что получит хороший кнут для устрашения непокорной.

— Но что она сделала с письмами?

— Отдала их Картеру для передачи окружному прокурору. Картер отнес их Рингоулду, потому что нуждался в посреднике. Рингоулд увидел для себя шанс сорвать куш в двадцать тысяч долларов. И у него все еще оставалось несколько писем для прокурора. Затем он проиграл в пух и прах и решил использовать для шантажа и последнюю пачку писем.

Ваш отец обнаружил, что вы платите крупные суммы по чекам. От него узнала об этом и миссис Эшбьюри. Картер сумел установить, что Рингоулд обманул вашу мачеху, рассчитывавшую на передачу писем окружному прокурору, который использовал бы их в качестве улики. Миссис Эшбьюри и Картер предвидели возможность некоторой задержки в осуществлении своих планов. Но Рингоулд совершил ошибку. Он зашел слишком далеко.

Я все еще не совсем понимаю, — сказала Альта.

— Крумвезер, конечно, знал об этих письмах от Лас-стера. Когда человек попадает в тюрьму и над ним нависает угроза смерти, он рассказывает своему адвокату все. Крумвезер хотел убедиться в том, что письма уничтожены. Он предполагал, что вы сожгли их сами, но хотел окончательно увериться в этом.

Крумвезер был знаком с Картером — их связывали деловые отношения. Он знал, что Картер вхож в ваш дом, и рассчитывал, что Картер представит ему убедительные доказательства уничтожения писем. Но Картер, вероятно, шепнул словечко на ушко миссис Эшбьюри, и она тотчас ухватилась за возможность надуть Крумве-зера, втянуть его в скандал и создать для вас такую невыносимую обстановку, чтобы вы сами покинули дом навсегда. Именно она в ваше отсутствие вошла к вам в комнату и украла письма, запретив отдавать их Крумве-зеру и велев вернуть их окружному прокурору.

Угождая миссис Эшбьюри, Картер охотно шел на обман Крумвезера, но решил немного поживиться и сам. Он отнес письма Рингоулду, снабдив соответствующей историей для вас. Было решено разделить письма на три части. План состоял в том, чтобы заставить вас выкупить две пачки, а третью — отправить куда следует. Картер и Рингоулд рассчитывали раздобыть двадцать тысяч долларов и — одновременно — выполнить желание миссис Эшбьюри, поскольку в третьей, предназначавшейся прокурору пачке содержались самые ценные для следствия письма.

Но Рингоулд решил перехитрить всех. Ему не хотелось безвозмездно отдавать какие-либо письма прокуро-» ру, получив взамен лишь благодарность от того ведомства, которое он, кстати, недолюбливал.

Понимая, что Картер, узнав об обмане, может доставить ему немало неприятностей, Рингоулд придумал, как ему казалось, беспроигрышный ход. Он совершает подлог, вкладывая в конверт чистые бланки, получает от вас чек за якобы возвращенные письма и отправляет прокурору последнюю пачку.

Но Картер не доверял Рингоулду, а миссис Эшбьюри не могла понять, почему задерживается осуществление ею задуманного плана. Вы случайно услышали их раз-гобор. Миссис Эшбьюри требовала от Картера быть настойчивее, действовать энергичнее, чтобы вы в результате оказались так или иначе замешанной в истории с убийством.

— Но как все-таки был убит Рингоулд?

— Картер не хотел никого убивать, но он знал, что вы должны встретиться с Рингоулдом. Возможно, он предвидел какой-либо обман, мистификацию. Картер снял комнату в другой части отеля, выяснил, что двадцать первый номер свободен, поставил замок на предохранитель, уловил нужный момент, проник через смежную дверь в номер Рингоулда и спрятался там в ванной. Он узнал все, что ему было нужно, и хотел улизнуть, но я занял двадцать первый номер и запер смежную дверь на задвижку. Он не мог уйти. Рингоулд застал его в ванной. Тогда Картер выстрелил, освобождая себе дорогу к выходу.

Фактически Картер сам выдал себя. Он не переставал намекать, что вас видели у отеля именно в то время, когда произошло убийство. Картер был настойчив, так горел желанием подставить вас, что совершенно упустил из виду возможность предположения, логически вытекавшего из его настойчивых намеков: он сам находился поблизости от места преступления — в противном случае он бы вас не увидел.

— Картер ни в чем не признается. Мачеха собирается нанять для него адвоката, и они намерены сражаться, — задумчиво сказала Альта.

— Превосходно. Пусть себе сражаются.

— Но не могут ли письма повлиять на. события?

— Нет, если до них не доберется окружной прокурор.

— Так где же все-таки они?

— Подумайте хорошенько. Картер действительно не знает, где они. Эстер Кларди, у которой одно время хранились письма, тоже сейчас не знает. И Крумвезер не знает. Номер Рингоулда обыскали, и — я хочу сказать — обыскали тщательно. Когда Джед Рингоулд вошел в отель, письма были у него при себе. Из отеля он не выходил. Письма, очевидно, тоже оставались там.

— Куда вы клоните, Дональд? Письма спрятаны где-нибудь в другом номере?

— Возможноч Но не думаю, что Рингоулд, если я правильно сужу о его характере, был крупным вымогателем.

— Тогда что же он сделал с письмами?

— Попытаемся это установить.

Я подъехал к почтовому отделению, подошел к окошечку и сказал:

— Джек Уотербери, пожалуйста.

Скучающий клерк перебрал конверты и вручил мне один из них, адресованный Джеку Уотербери до востребования.

Я вернулся к машине и отдал конверт Альте.

— Взгляните, — сказал я, — может быть, это то, что вам нужно.

Альта вскрыла конверт и заглянула внутрь. Я прочел ответ на ее лице.

— Дональд, как вы догадались?

— Почтовый ящик, который имеется на каждом этаже отеля, был единственным местом, куда Рингоулд мог положить письма. Они были у него с собой, когда он разговаривал с вами. Недолгое время спустя его застрелили, и писем у него уже не было. Ни убийца, ни Крум-везер, ни Эстер Кларди не знали, где письма. Вывод: они «ушли» на почту.

Рингоулд не разыгрывал из себя джентльмена, но когда вы поднялись, ой счел необходимым выйти в коридор и вызвать для вас лифт. Скорее всего он сделал это именно потому, что почтовый ящик находился рядом с лифтом. Рингоулд и хотел опустить туда конверт с письмами, как только избавится от вас.

— Я не совсем понимаю, какова во всем этом роль Крумвезера? — спросила Альта.

— Я тоже не сразу понял, — признался я. — Как адвокат Ласстера, он подробно расспрашивал своего клиента. Ласстер рассказал ему об увлечении вами, о письмах, которые он вам писал. Крумвезер хотел их раздобыть. Он связался с Картером, который сообщил обо всем вашей мачехе. Та обещала достать письма и сделала это, намереваясь использовать их против вас, отправив окружному прокурору. Ну, а остальное вы знаете. Картер и Рингоулд сначала прикарманили двадцать тысяч долларов, собираясь отдать оставшиеся письма прокурору. Вплоть До убийства Крумвезер не понимал, что он обманут вдвойне. Потом ему позвонила Эстер Кларди и доложила и происшедшем. Конечно, Крумвезер рассвирепел. Ему хотелось получить письма прежде, чем с ними ознакомится прокурор.

— Вы прямо чародей — так искусно разгадываете все загадки.

— Совсем нет. Меня следовало отстранить от должности за то, что увлекся и пошел по ошибочному следу, — возразил я. — Я подозревал Крумвезера, считал его инициатором аферы с письмами, которые вы должны были выкупить за тридцать тысяч долларов и сжечь. Но я ошибся. Картер и Рингоулд — каждый по-сво^-му — надули Крумвезера.

— Тогда почему он согласился защищать Картера на процессе?

— Деньги, — ответил я.

Альта задумалась.

— А как вы догадались, кому был адресован конверт с письмами? ч

— Это подлинное имя Рингоулда. Эстер Кларди рассказала мне об этом прошлой ночью. —

— Вы уже тогда предвидели возможность отправки писем на почту?

— Да.

— И Картер не знал о том, что Рингоулд собирался продать мне эту последнюю пачку писем?

— Нет. Рингоулд сделал это по собственной инициативе. Картер подозревал, и только. Он не осмеливался плыть против, течения. Ваша мачеха слишком много значила для него.

Альта снова задумалась.

— Куда вы меня везете? — спросила она.

— В «Коммонз-Билдинг», — улыбнулся я.. — Нужно поговорить с секретаршей мистера Фишлера и сказать, чтобы она оприходовала десять тысяч долларов, прежде чем возвратить акции горнодобывающей компании.

— Вы собираетесь прижать их на большую сумму, Дональд?

— Они выдержат, — улыбнулся я.

Мы добрались до «Коммонз-Билдинг» и вошли'в офис. Элси Бранд поспешно захлопнула ящик с раскрытым журналом и оглянулась на дверь.

— О, это ты, — воскликнула она.

Я представил ей Альту Эшбьюри. Элси была польщена.

— Когда придет тот распространитель акций, — сказал я, — скажи, что мистер Фишлер на конференции и ты можешь с ним связаться по телефойу, но никаких деловых вопросов он обсуждать не будет. Мистер Фишлер появится в офисе через два или три дня.

Элси придвинула к себе блокнот, лежавший на столе слева от нее, и быстро набросала несколько слов.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— Он попросит тебя позвонить мне и кое-что передать. Через двадцать минут ты перезвонишь ему и сообщишь, 4tq я хочу забыть об этом деле и забрать свой пай — десять тысяч долларов, и ни цента меньше.

— Дальше?

— Это все. Подчеркни, что ты хочешь получить десять тысяч долларов наличными и что мистер Фишлер подпишет необходимые бумаги. Не хотите ли пройти в мой кабинет? — предложил я Альте.

Она кивнула.

— Я не хочу, чтобы меня беспокоили, — предупредил я Элси, закрывая дверь.

Альта устроилась на диване напротив стола. Я сел рядом с ней.

— Это ваш личный офис, Дональд? Для чего вы сняли его?

— Немного поплавал в мире бизнеса.

— Мне кажется, вы слишком близко приняли все это к сердцу.

— Не особенно.

— Я никому не должна говорить об этих письмах?

— Никому. Дайте сюда конверт.

Она протянула мне конверт, и я сжег письма в пепельнице, одно за другим.

Я как раз покончил с ними, когда услышал шум в приемной. Дверь с грохотом распахнулась, и в кабинете появилась Берта Кул. Генри Эшбьюри следовал за ней.

Берта сразу же открыла огонь.

— Дональд, дорогой, почему ты не сказал мне, куда ты поедешь? В конце концов, ты работаешь на меня, ты это прекрасно знаешь.

— Не успел. Был занят.

Альта вскочила и обняла отца. Эшбьюри отстранил ее, держа за руки так, чтобы видеть лицо дочери.

— Что-нибудь прояснилось? Все хорошо?

— Великолепно! — откликнулась Альта, оставив на его щеке след губной помады.

Берта насупилась, подозрительно оглядывая меня.

Эшбьюри тоже повернулся ко мне.

— Ну и как же, молодой человек? — спросил он.

— Никак. Я выполнил работу, которую вы мне поручили. Она благополучно завершена, если иметь в виду ее определенный аспект.

— А то, что связано с убийством?

— Что вы подразумеваете?

— По всей вероятности, Картер был в номере Рин-гоулда, но он отрицает все, и миссис Эшбьюри взяла для него адвоката. К

— Какого адвоката? Крумвезера?

— Именно.

— Крумвезер — опытный боец. Им будет нелегко доказать, что Картер совершил убийство.

— А не намереваетесь ли вы полностью очистить свое имя от всяких подозрений?

— Зачем мне этим заниматься? Это дело полиции, и оно не должно меня интересовать.

— Мы все заинтересованы в том, чтобы восторжествовала справедливость.

— Конечно. Но более всего вас заботит, чтобы предстоящий бракоразводный процесс прошел тихо, не привлекая внимания, не так ли?

Эшбьюри кивнул.

Я подвел итоги:

— В данной ситуации Крумвезер — вполне подходящий для Картера адвокат.

Эшбьюри задумчиво смотрел на меня. Потом обронил:

— Вы правы, как всегда, Лэм. Пойдемте отсюда, Берта.

— Я хочу, чтобы Элси вернулась ко мне, — потребовала Берта.

— Ты получишь ее через два или три дня, как только я закончу здесь свои дела.

Берта взглянула на Альту, потом на меня и наконец на Генри Эшбьюри.

— Ол-райт, Дональд, помни, что ты на работе. Кончай со всем этим.

— j С чем?

Она повернулась в сторону Альты.

Та высоко вскинула голову.

— Извините, миссис Кул,'но если вас интересует мое мнение, то я не считаю дело законченным. Есть еще кое-какие детали, которые я хочу прояснить.

— Но у меня на руках агентство, Дональд работает у меня. Вы можете обсуждать с ним ваши проблемы после работы.

— Да ничего подобного, — возмутилась Альта. — Вы, надеюсь, не забыли, что мы платим вам сто долларов в день, миссис Кул.

— Вы хотите сказать… — Берта быстро оценила ситуацию и, тяжело вздохнув, обратилась ко мне: — Я отправляюсь в агентство. — Повернувшись к Альте, Берта добавила: — А вы, дорогая, вы можете взять его напрокат хоть на целый месяц.

Она рывком отворила дверь в приемную.

— Увидимся позже, Дональд, — сказал Эшбьюри и кивнул Берте. — Одну минуту, миссис Кул, я хотел бы подъехать с вами в агентство и обсудить кое-какие мелочи.

Я услышал, как Эшбьюри кашлянул, а Берта хлопнула дверью с такой силой, что зазвенела стеклянная перегородка. Мы с Альтой остались одни.

СОРВАТЬ БАНК

Глава 1

Медсестра мне сказала:

— Доктор Грабтри хочет поговорить с вами… А уж потом вы увидитесь с пациенткой… Пойдемте со мной, пожалуйста.

Она шла впереди этакой профессиональной походкой, четко постукивая каблучками, потрескивал туго накрахмаленный халат. Мы повернули по коридору направо, сестра толкнула дверь без запоров и ручек, придержала, пропуская меня следом.

— Мистер Лэм, — объявила она и тут же плотно притворила за мной дверь, оставив нас вдвоем.

У доктора были пронзительные глаза, маленькие, как булавочные головки, и длинный тонкий нос — перпендикуляр с точками-глазками по обе стороны.

— Мистер Дональд Лэм?

— Так точно.

Длинные холодные пальцы обхватили мою ладонь.

— Присядьте.

Я сел, заметив, что мой самолет улетает через сорок семь минут.

— Я постараюсь быть кратким… Вы хотите забрать из клиники миссис Кул?

— Да.

— Известно ли вам, в каком она состоянии?

— Немного. У нее был грипп и воспаление легких. Доктор в Лос-Анджелесе предписал ей длительный отдых в санатории.

— Он назвал вам причину своей рекомендации?

— Нет.

— Вы ее партнер?

Работаю по найму.

— Она руководит детективным агентством?

— Да.

— И оставила вас на время заместителем?

— Да.

— Она о вас высокого мнения, мистер Лэм. Ее отношение к вам, скажу больше, близко к симпатии.

— На моей оплате это не отражается.

Грабтри улыбнулся:

— Ну что ж, надо, чтобы вы знали… Я не хочу тревожить пациентку, но вам… и если это станет необходимым, ее личному врачу из Лос-Анджелеса… вы ведь доставите его, верно?., надо бы знать…

— Что вы думаете о ее недуге?

— Вам известно, каков ее вес?

— Точно? Нет, пожалуй. Она как-то сказала мне, что все, что она поглощает, даже если это чистая вода, делает ее толще и толще.

— Ну, вряд ли'так, — с сомнением протянул доктор. — Она, безусловно, имела в виду, что ее пищеварительный тракт функционирует отлично и…

— …Выжимает все, что можно, из каждого кусочка пищи?

— Ну, что-то в этом роде.

— Да, Берта — она такая: ни кусочка своего не упустит.

Грабтри посмотрел на меня изучающе.

— Я предписал ей строгую диету.

— Она не будет ее соблюдать.

— Это зависит и от вас, мистер Лэм, надо добиться соблюдения диеты.

— Я не могу этим заниматься. Я по горло завален… основной работой.

— Она доведет себя до плачевного состояния, если вес не будет нормализован.

— Ей просто не до этого, доктор. Она пыталась сохранить какую-никакую стройность, пока не обнаружила, что ее муж в два раза тяжелей ее, тогда и она сама вернулась к любимой картошке и сладостям. Так она мне рассказывала об этом. Ну а после смерти мужа она продолжала: поглощать съестное совсем уж не в меру.

— Но здесь она сбросила вес до приемлемого уровня и должна е?о держаться. В конце концов, знаете ли, ее бедное сердце не обязано выдерживать на себе огромный груз плоти.

— Говорили вы об этом с миссис Кул?

— Да.

— И что же* она?

В его глазах мелькнуло раздражение.

— Она послала меня к черту — в буквальном смысле слова, мистер Лэм!

— Я не удивлен, доктор.

Грабтри нажал на кнопку звонка. Медсестра тут же открыла дверь.

— Мистер Лэм заехал за миссис Кул. Она готова к отъезду?

— Да, доктор.

— Очень хорошо.

— Счет оплачен? — спросил я доктора, вытаскивая из кармана письмо, которое он прислал в нашу контору.

Он уклонился от моего прямого взгляда.

— Все улажено. Миссис Кул возражала было, но мы в конце концов пришли к соглашению… э… относительно размеров… гонорара.

Сестра на секунду замешкалась перед вращающейся дверью. Я ее распахнул. Мы быстро, — каблучки стучат, халат потрескивает, — двинулись по коридорам, лестничным маршам… И вот дверь в палату. Там — Берта Кул, и я слышу ее голос:

— К черту! Я уже уплатила по счету и больше не желаю никаких градусников!.. О, Дональд! Как приятно видеть тебя. Входи, входи, дорогой. Ну, что ты встал, что ты глаза вытаращил? Входи! Бери-ка мою сумку и живо мотай отсюда. Со всех ног!

— Я с трудом тебя узнал.

— Я сама себя с трудом узнаю. Я похудела, Дональд, за время болезни, и эскулапы говорят, что такой и останусь, представляешь? Сколько я вешу, как ты думаешь? Сто шестьдесят фунтов! Вдумайся в эту цифру. Я не смогу теперь носить ничего из одежды, той, что купила.

— Ты выглядишь замечательно.

— Глупости! Вздор! Это мне доктор уже заявлял. Он велел тебе наблюдать за мной, не так ли, Дональд? Не нашептал ли тебе старый ворчун на ушко, что мой насос не выдержит увеличения веса?

Откуда ты это взяла? — в свою очередь спросил я.

— Я была бы никудышным детективом, если бы не догадалась, что мог сказать тебе этот стручок. Ну да ладно, все это глупости! Сущий вздор!.. Ну, как ты руководишь моим агентством, дружок? Зарабатываешь хоть что-нибудь? Берта понесла большие расходы, й теперь мы просто обязаны беречь каждый цент. А ты знаешь, что сделал тот налоговый инспектор, Дональд? Хорошо быть патриотичным, но, Боже мой, я не желаю платить за их проклятую программу разоружения…

Я поднял с пола сумку.

— Берта, самолет улетает в десять часов. На улице ждет такси.,

— Такси? Ждет?

— Ну да.

— Что же ты сразу не сказал? Ты тут болтаешь, а счет тем временем накручивается. Разве это способ помочь мне справиться с расходами? Ты хороший парень, Дональд, но ты, наверное, думаешь, что деньги растут на деревьях. Ты ими просто разбрасываешься…

Когда Берта выходила из палаты, сестра у дверей попрощалась:

— До свидания, миссис Кул, и счастливого вам пути.

— До свидания, до свидания. — Берта даже не обернулась. Она промаршировала по коридору вниз с удвоенной скоростью.

— Он не собирается требовать плату за ожидание, — сдержал я ее.

— А-а, — произнесла Берта, замедляя шаг.

— Аэропорт? — спросил таксист.

— Аэропорт, — ответил я.

— Что с делом Гилмана, Дональд? — Берта откинулась на спинку сиденья.

— Оно закрыто.

— Закрыто? Как заработать какие-то гроши, если ты закрываешь единственное приличное дело?

— Од^рыплатил премиальные.

— А-а…

— И у нас есть другое дело.*.

— Какое?

— Не знаю. Некий мистер Уайтвелл написал в контору, что хотел бы встретиться с нами в Лас-Вегасе сегодня вечером.

— Он выслал задаток?

— Нет.

— Что ты ему ответил?

— Телеграфировал, что встречусь.

— А насчет аванса?

— Нет, про аванс я не телеграфировал. Мы все равно направляемся прямиком туда.

— Но ты мог бы предварительно выжать хоть что-то на расходы из этого Уайтсайда…

— Уайтвелла.

— Какая разница, как его там… Так чего он от нас хочет?

— Он не сказал. — Я достал письмо из внутреннего кармана пиджака. — Вот его письмо. Обрати внимание на бумагу. Твердая и блестящая. Можно из такой делать обшивки самолетов.

Берта взяла письмо. Прочитала.

— Ну что ж, я готова сделать остановку в Лас-Вегасе. Вместе с тобой.

— Предполагалось, что ты отдохнешь недельку-другую.

— Вздор! Я сама с ним поговорю.

На это я ничего не сказал.

Мы прибыли в аэропорт за четверть часа до посадки. Потом поднялись на борт, там уже находилось пять-шесть пассажиров. Берта устроилась в кресле рядом с проходом, глубоко вздохнула и сказала:

— Я голодна, Дональд, сбегай, пожалуйста, в киоск и принеси мне плитку шоколада.

— Уже нет времени.

— Не будь упрямым ослом. Еще две минуты до отлета. Вон и дверь открыта.

— Я думаю, твои часы отстают.

Она со вздохом откинулась назад, закрыла глаза. Мужчина, сидевший в нашем ряду около окна, исподтишка бросил на нее испытующий взгляд.

— Все в порядке, Берта? — спросил я.

— Все хорошо, только у меня ноги подкашиваются. Нет пищи — нету сил! Эти доктора высушили меня.

Мужчина у иллюминатора показал часы на запястье и слегка постучал по циферблату. По его часам до отлета оставалось три с половиной минуты.

— Мои, — сказал он, — ходят с точностью до секунды.

Берта повернула к нему голову.

— Да, я знаю, — проговорил я, — ее часы немного отстают. Видите, мои тоже абсолютно точны. Я их сверил в аэропорту. — Я вытащил свои карманные и показал ему: они показывали то же время, что и у него. Пассажир у иллюминатора собрался что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну.

Взревели моторы, какой-то опоздавший тип взбежал в последний момент на борт.

Берта Кул посмотрела на свои часы, повернулась ко мне с недоумением и закипающим гневом. Две минуты и пятнадцать секунд спустя самолет начал выруливать на взлет.

Когда мы оторвались от земли и рев двигателей превратился в мерный укачивающий гул, Берта начала клевать носом. Мужчина наклонился ко мне, его губы чуть ли не приникли к моему уху:

— Вы все правильно сообразили насчет времени, не так ли?

— Да.

Он рассмеялся:

— Вы меня'извините, но я… интересуюсь психологией.'

— Интересный предмет.

— Вы были в санатории в Спрингсе?

— Не я, леди.

— Я слышал, как леди прошлась насчет докторов. Достаточно сильно было сказано.

— О, да. Леди это умеет.

Мужчина у иллюминатора стал смотреть в окно. Потом снова повернулся ко мне:

— Леди на диете?

Я утвердительно кивнул.

Устроился поудобнее в кресле. Но что-то мешало закрыть глаза. Пассажир-психолог вновь повернулся ко мне, и я ощутил на себе его взгляд. Без сомнения, он сосредоточенно разглядывал меня. Я открыл глаза. Он поспешно отвел свои.

Я жестом попросил его пригнуться поближе и прошептал:

— Доктор хочет, чтобы она умерила свой аппетит. У нее был грипп и воспаление легких. Она сбросила чуть ли не сотню фунтов. Доктор советует нынешний вес сохранить. Она никогда себе ни в чем не отказывала. И любит поесть. А сейчас оставьте меня в покое и дайте поспать.

Он сначала, казалось, удивился, затем рассмеялся.

— О’кей, — сказал он.

Я подремал как раз до того момента, когда мы начали снижаться. Мужчина рядом со мной похлопал меня по колену.

Двигатели уменьшили обороты, а он, понизив голос, торопливо спросил:

— И долго она существовала со своим чудовищным весом?

— Не знаю.

— Вам предстоит нелегкий труд — удерживать ее в рамках…

— Мне — нет.

— Вы разве не родственники?

— Нет.

На мгновение он показался мне разочарованным. Потом я услышал от него интересное предложение:

— Я смогу помочь вам и одновременно провести интересный психологический опыт, если вы, разумеется, согласитесь… Держу пари, давно уже ни один мужчина не обращал на нее внимания как на женщину. Я немного поухаживаю за ней… на этой стоянке… А вы понаблюдайте. Увидите, что произойдет.

— Только не под мою ответственность,

— Мне бы хотелось попробовать как психологу. Это будет интересно.

— Ладно. Дерзайте.

Самолет плавно приземлился. Стюардесса объявила: «Стоянка десять минут». Большинство пассажиров потянулось к выходу.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я Берту.

— Я слаба, как котенок.

— Этого следовало ожидать… после болезни.

— Я проголодалась! Хочу, плитку шоколада.

Она прошла в зал ожидания, увидела киоск, пересекла зал и купила две плитки шоколада.

Мужчина, тот, что сидел у иллюминатора, подошел к Берте и что-то ей сказал.

Берта устремила на него свои твердые как алмаз глаза. Он одобрительно отозвался о ее костюме, затем вроде бы собрался отойти, но передумал и что-то добавил еще — такое, от чего Берта заулыбалась.

Я купил газету и стал изучать заголовки.

Через несколько минут после взлета мужчина, разговаривавший с Бертой в зале ожидания, придвинулся к моему плечу и тихо предложил пари. Я отказался. Он засмеялся:

— Дело верное, готов поспорить на все что угодно: леди не съест вторую плитку шоколада.

Я сложил газету.

— Она заплатила за нее?

— Да, конечно.

— Тогда она ее съест.

Глава 2

Над пустыней самолет шел все вниз и вниз, — все ближе становилась рыжая земля с пятнами-островками зеленой растительности. Тень от лайнера мчалась по поверхности земли и казалась иссиня-черной.

Колеса коснулись земли. Самолет успокоился и начал рулить к аэровокзалу.

— Приехали, — сообщил я Берте. — Мы в Лас-Вегасе.

Мужчина у иллюминатора спросил с некоторым удивлением:

— Вы что, здесь выходите?

— Да.

— И я тоже.

Берта улыбнулась ему:

— Вот и. чудесно. Может быть, еще увидимся.

— Надолго сюда? — осведомился наш сосед, когда мы втроем обосновались в такси.

— Не знаю.

— Дела?

— Ну да…

Берта Кул расположилась на переднем сиденье рядом с таксистом. Спутник наклонился ко мне так, что его губы оказались на уровне с моим ухом, как тогда в самолете.

— Полагаю, у вас нет знакомых здесь, в Лас-Вегасе?

— Никаких.

Некоторое время мы ехали молча, затем спутник сказал:

— Рекомендую приятное место проживания — отель «Сал-Сагев». Трудно запомнить, пока вы Не сообразите, что это «Лас-Вегас» наоборот. О, Лас-Вегас… Великий город. Я говорю серьезно. Рино достается вся не-вадская реклама, но… это несправедливо. Лас-Вегас столь же колоритен. Иногда мне кажется, что более колоритен, чем Рино. В большей степени обладает характером, индивидуальностью.

— Мне приходилось бывать в обоих городах.

— Ну, тогда вы сами знаете, что такое Лас-Вегас. Мне он, признаться, доставляет удовольствие.

Берта Кул повернулась к нам:

— От воздуха пустыни чувствуешь себя и впрямь хорошо.

Мужчина тотчас подхватил тему:

— От него или нет, но без всяких сомнений, выглядите вы прекрасно. Воплощенное здоровье!

— Моя боевая раскраска, — сказала Берта.

— О нет! Этот огонек в глазах — не результат посещения магазина, а если вы и пользуетесь косметикой, то… это все равно что золотить лилию. Люди с такой гладкой кожей не нуждаются в косметике.

Давненько Берта не слышала про себя ничего подобного. Я посмотрел на нее: мол, я готов оборвать нахала, шеф. Но она не поняла меня, попыталась улыбнуться. Сбоку — когда Берта отвернулась и стала смотреть в ветровое стекло, улыбка ее выглядела жалкой и неестественной.

В отеле «Сал-Сагев» Берта расписалась в книге регистрации. Наш спутник, не покинувший нас и в вестибюле, удивленно заметил:

— Любопытно! А я оказался здесь, чтобы встретиться с представителем человека по имени Кул.

— Вас зовут Уайтвотер? — неожиданно спросила его Берта.

— Уайтвелл, — умоляюще поправил я ее.

Спутник уставился на меня совсем уж изумленно:

— Но… Вы… вы Лэм?

Я кивнул.

— Только не говорите мне, что Б.Кул — это женщина.

— Я руковожу агентством под своим именем — Б.Кул. Это избавляет от множества объяснений, а интересующиеся потом узнают: Б — Берта, Берта Кул, — заявила Берта.

Уайтвелл предложил подняться наверх и поговорить.

— В вашем номере, миссис Кул?

— Да, через десять минут.

Номер Уайтвелла был этажом ниже наших. После того как Уайтвелл вышел из лифта, Берта задумчиво произнесла:

— А он милый.

— Угу.

— Манеры изящны. Внешность кажется благородной.

— Угу… Ты не собираешься съесть плитку шоколада?

— Не теперь, дружок. У меня немного болит голова. Я ее приберегу… Но беги в свой номер и приходи ко мне точно через десять минут. Я не хочу заставлять мистера Уайтвелла ждать.

— Я буду точно…

Умытый, посвежевший, я подошел к номеру Берты через десять с половиной минут. Уайтвелл явился, когда я уже стучал в дверь.

О, Берта благоухала туалетной водой, не обошлось и без освежающего лосьона.

— Входите, мистер Уайтвелл, — пригласила она. — Располагайтесь поудобнее. Дональд, ты сядь вон в то кресло.

Мы расселись. Уайтвелл вопросительно взглянул на меня, потом на Берту и сказал:

— Вашего представителя я ожидал увидеть другим… иного типа человеком.

Берта словно извлекла из нафталина скромную девичью улыбку, натянула ее на свою решительную физиономию и произнесла игриво:

— И я тоже вас удивила, не так ли?

— О, в высшей степени, миссис Кул, не могу себе представить… элегантная леди — и в бизнесе подобного рода? Вам он не кажется… ну, хоть бы страшноватым для женщины?

— Ни в коей мере, — промолвила она высокопарно и сладкоречиво одновременно, — это очень, очень интересное дело, поверьте. Конечно, не я выполняю всю грязную работу… Ну, так что же вы от нас хотите, мистер…

— Уайтвелл. Я хочу, чтобы вы, ваше агентство нашло одну молодую женщину.

— Дональд с этим прекрасно справляется. Он как раз закончил такое дело… с женщиной связанное.

— Ну, боюсь, у меня — особый случай.

Берта осторожно спросила:

— Вы отец этой молодой особы?

— Нет. Я отец молодого человека, который очень обеспокоен… слишком обеспокоен, по правде сказать, тем, что… — Мы ждали продолжения. Уайтвелл отрезал кончик сигары. — Не возражаете, если я закурю?

— Нет, нет, пожалуйста,' — ответила Берта. — Мне нравится, когда мужчина курит сигару. Это выглядит… в высшей степени мужественно.

Уайтвелл аккуратно положил обгоревшую спичку в пепельницу.

— У меня единственный сын — Филипп. Мой бизнес — рекламное агентство. Я руковожу им, а Филипп работает со мной. Я собираюсь расширить дело. И намеревался в качестве свадебного подарка преподнести Филиппу половину прибыли.

— Славный замысел.

— Видите ли, Филипп не питает особого интереса к работе. Возможно, я был слишком снисходителен. Но когда он влюбился, все изменилось… Он просто с ума сходил по этой молодой женщине. Она была секретарем у руководителя одного авиационного завода. Энергичная, уверенная в себе. Любила, чтобы дело кипело, а не кисло, и — накачала Филиппа идеями. Он вдруг решил, что тоже дрлжен снять пиджак и засучить рукава. Волшебное превращение, как видите.

— Должно быть, вам оно было приятно.

— Да, но…

— Вы не хотели, чтобы он на ней женился?

— Я не хотел, чтобы он вообще женился, пока не утвердится в деле. Ему двадцать восемь, и он никогда ничем не занимался, все играл да путешествовал. Мне самому не удавалось заинтересовать его какой-то постоянной деятельностью?

— Понятно. Что же случилось с женщиной?

— За два дня до свадьбы она исчезла.

— А записку или что-то в этом роде она оставила?

— Ни клочка. Просто испарилась — по сей день.

— Если вы не хотите, чтобы сын женился на ней, почему бы вам… не оставить все как есть? — спросила Берта. — У нее была причина для исчезновения? И почему вы стремитесь ее разыскать?

Уайтвелл беспомощно махнул рукой:

— Филипп — вот моя причина… Я говорил вам, что она его сделала абсолютно другим человеком… Если честно, я против свадьбы. Но ее исчезновение — свершившийся факт, так что я просто обязан найти ее — ради сына. Филипп не спит, не ест, впал в прострацию, теряет в весе.

Берта, сказала:

— Ладно, Дональд найдет ее.

Уайтвелл повернулся ко мне.

— Расскажите все, что знаете об исчезнувшей девушке, — попросил я.

— Как я уже сказал, Корла работала секретарем у одного из руководителей Авиационной компании Рэндольфа. Жила в квартире еще с одной девушкой. В день ее исчезновения выглядела угрюмой, не в себе была. Девушка, с которой она вместе проживала, говорила, что, мол, у нее, у Корлы, все в порядке… Утром десятого числа примерно без десяти девять, как обычно, появилась на работе. Ее шеф потом свидетельствовал, что выглядела Корла тоже как обычно, если не считать, чтч5 как-то притихла. Еще до этого она подала заявление, что собирается уволиться, как только найдется замена. Шеф пытался уговорить ее остаться. Молодые собирались свой медовый месяц отложить на более поздний срок. Я упоминаю об этом лишь потому, что хочу подчеркнуть, насколько добросовестно она относилась к работе. Если даже произошло нечто, что заставило ее бросить Филиппа, она не позволила бы себе, я в этом точно уверен, оставить своего шефа без помощницы…

— Продолжайте свой рассказ о том дне — о десятом, — сказала Берта.

— Так вот, Корла стенографировала примерно до десяти часов, затем принялась за расшифровку. Поработала и с текущей корреспонденцией — ей доверялась и первоначальная разборка конфиденциальных данных… Ее шеф вышел из офиса, закончив диктовку, ему надо было посовещаться о чем-то с другими руководителями компании. Их беседа продолжалась двадцать минут. Когда шеф возвратился, Корлы за столом не оказалось. В машинку был заправлен лист бумаги. Она прервала работу на середине предложения… Шеф подумал, что Корла пошла в комнату отдыха. Минут через пятнадцать, когда ему нужно было поправить деловое письмо, уже готовое для отправки, он нажал кнопку вызова Кор-лы. Она не появилась. Шеф вышел в приемную, там ничего не изменилось, все — как и четверть часа назад. В машинке оставалось недопечатанное письмо. Он вызвал к себе другую секретаршу и отправил ее в комнату отдыха выяснить, не заболела ли Корла. Корлы там не было. Вот с того момента нигде ни намека на след! Ее сумочка лежала на столе, в ней — долларов пятьдесят. Это, кстати, все, что у нее вообще имелось. Банковского счета у Корлы не было. Помада, пудра, ну, вся косметика, ключи — все находилось в сумочке.

— Полицию известили? — спросил я.

— Да. Они ничего не смогли до сих пор узнать.

— Какие-нибудь улики?

— Только одна, пожалуй.

— Какая?

— По словам все той же квартирантки, за сутки до исчезновения Корла сияла от счастья. Я попытался выяснить, что же, собственно, случилось за последние двадцать четыре часа. Единственное, что я нашел в какой-то степени примечательного, пожалуй… Перед исчезновением-она получила письмо… От какого-то Фрам-ли, из Лас-Вегаса, Невада.

— Как стало известно имя автора письма?

— Видите ли, почту по квартирам разносит домовладелица. Ее девичья фамилия была Франли. Через «н». По ее словам, ей никогда бы в голову не пришло смотреть почту своих жильцов: откуда она, кем написана… разве только удостовериться, в какие квартиры отнести.

— Конечно, конечно, — с сарказмом заметила Берта. — У нее и мысли не могло возникнуть, чтоб посмотреть почту жильцов.

Уайтвелл мимолетно улыбнулся.

— Так вот, хозяйка утверждает, что фамилия Фрам-ли в левом верхнем углу конверта была так похожа на ее собственную девичью фамилию, что она на мгновение подумала, что это написано кем-^о из ее семьи. Затем она увидела, что в фамилии стояло*«м», а не «н».

— И она заметила, что пирьмо из Лас-Вегаса…

— А какой адрес в Лас-Вегасе?

— Она не помнит.

— А кто писал: мужчина или женщина?

— Неизвестно. Письмо от Фрамли^з Лас-Вегаса… Это, конечно, очень слабая зацепка, но единственная.

Имеет ли письмо связь с исчезновением или нет, неизвестно. Других деталей, чтобы нам помочь, тоже нет.

— А ее записная книжка? — спросил я. — Может, какие-то стенографические пометки о важном и секретном…

— И книжка, и стенографическая тетрадылежали на ее столе, — ответил Уайтвелл. — Там нет ничего такого, что бы указывало на связь между ее службой в фирме и исчезновением. По-видимому, причины его — исключительно частного характера.

— И вы думаете, что действительно существует в Лас-Вегасе некто Фрамли, кто причастен к исчезновению Корлы? — спросила Берта.

— Да, миссис Кул. Существует некая Хелен Фрамли, она живет здесь, в Лас-Вегасе. То есть, видите ли,'она живет здесь уже несколько недель.

— Вы заходили к ней? — этот вопрос задал я.

— Что заставляет вас предполагать, что я к ней заходил? — осторожно осведомился Уайтвелл.

— Раз вы ее обнаружили… Вряд ли стоит платить деньги сыскному агентству, если вы уже добыли информацию собственными силами. Я предполагаю, что попытку такую вы уже предприняли и потерпели неудачу.

Уайтвелл заговорил не сразу. Вытащив сигару изо рта, он некоторое время изучал ее. Переменил позу в кресле. Наконец сказал:

— Честно говоря, да, я предпринял такую попытку. У меня здесь есть друзья — Дирборны. Слышали о них?

— Я никого не знаю в Лас-Вегасе.

— Миссис Дирборн — мой друг, — продолжал Уайтвелл. — Ее дочь Элоиза девушка весьма привлекательная, кстати, долг. ое время в своих планах я видел ее своей снохой. Надеялся, что и Филипп, наконец, осознает, до какой степени привлекательна Элоиза Дирборн.

— А он не осознал?

— Нет, хотя, в общем-то, они друзья. Я же надеялся, что дружба перерастет в нечто большее. Я думаю, это и. случилось бы, если бы не мисс Корла Бурк.

— Кто еще принадлежит к семейству Дирборнов?

— Огден Дирборн, молодой человек, работает на электростанции в Боулдер-Дам. Летчик-любитель. Немного летчик-собственник. Ему на паях принадлежит четверть самолета…

— Это все?

— Да. Трое Дирборнов.

— И выкого-то из них убедили поискать для вас Хелен Фрамли?

— Да. Огден..: провел розыск. Выяснил, что в городе действительно проживает Хелен Фрамли.

— Он разыскал ее? — спросила Берта.

— Он нашел Хелен Фрамли — и это все, что ему удалось достичь. Мисс Фрамли, как выяснилось, не писала никакого письма, не знает, кто такая Корла, где она находится, и, она заявила это Огдену твердо, не желает, чтобы ее допрашивали ни о чем, касающемся и лично ее, и неведомой ей Корле Бурк.

— Была ли она искренней? — не унималась Берта.

— Я не знаю, Огден склонен думать, что была, хотя… хотя й этой женщине, как ему показалось, есть что-то загадочное, уклончивое. Вот почему, видите ли, я хочу нанять профессионального детектива.

— Ну, а полиция? — поинтересовалась Берта. — Почему вы сказали, что «они» не заинтересовались этим происшествием?

Уайтвелл пожал плечами.

— Для них Корла — просто еще один пропавший в их штате. Они шлют запросы. Пытаются ее разыскать. Но это все. Они утверждают, что молодые женщины, исчезающие подобным образом, либо собираются где-нибудь без огласки родить, либо убегают с другим мужчиной. Они, по-видимому, считают, что Корла любила кого-то, а решила выйти замуж за Филиппа, потому что он представлялся ей хорошей партией; решила так, а потрм передумала.

— Филипп на самом деле хорошая партия?

— Некоторые матери в хороших семействах так и считают. — Ответ Уайтвелла прозвучал сухо,

— И вы хотите, чтобы Дональд раскодол эту Фрамли?

— Я хочу, чтобы он выяснил, что случилось с Кор-лой, почему оца исчезла и где она сейчас.

— Что — конкретнее — вы хотите знать? — Берта умела быть въедливой.

— Мне нужно убедиться, что ее исчезновение было добровольным. Я надеюсь, что причина и будет таковой, и это не только успокоит моего сына, go и, видите ли, заставит его осознать преимущества укрепления дружбы с Элоизой Дйрборн. Я чувствую, Корла вряд ли была бы той снохой, которую я желал. Понимаете, ее внезапное исчезновение — это… Она милая девушка, но подобные эскапады Уайтвеллы не могут терпеть.

— Дональд вывернет вашу Хелен Фрамли наизнанку. Девицы постоянно влюбляются в него по уши, — заверила клиента Берта.

Уайтвелл посмотрел на нее с одобрением.

— Я очень доволен, что ваша организация оказалась именно такой, какая мне нужна, хотя… Я, признаться, не ожидал увидеть во главе сыскного агентства женщину, а тем более такую привлекательную.

Такое фанфаронство я уже не мог стерпеть.

— У вас есть фотография Корлы Бурк? — спросил я достаточно резко и, когда он утвердительно кивнул, сказал: — Мне понадобится фото, а также описание искомой и рекомендательное письмо к Огдену Дирборну. Вы можете позвонить ему, мистер Уайтвелл, и предупредить, что я его навещу? Попросите, пожалуйста, его рассказать мне все, что я сочту необходимым.

Уайтвелл задумался на мгновение, потом сказал:

— Хорошо, я полагаю, так будет лучше всего.

— И адрес Хелен Фрамли, если он у вас есть.

— Я вам его напишу.

— Фотография с вами?

Он вытащил две фотографии из внутреннего кармана пиджака и передал их мне. Одна из них, снятая в ателье, малоформатная фотография светловолосой девушки, со вздернутым носиком и задумчивым Взглядом. Другая — моментальный снимок, фон довольно темный — фотоаппарат был неточно сфокусирован, но можно было разглядеть девушку в купальнике и как фон — пляж. Объектив поймал Корлу перед тем, когда она хотела бросить мяч. Девушка смеялась во весь рот, демонстрируя ряд безупречных зубов. Глаза слишком затенены, чтобы можно было судить об их выражении, но фотограф сумел, уловить что-то в характере «объекта» — живость, жажду деятельности, что ли. Такая девушка никогда не успокоится, пойдет по жизни, непременно совершая ошибки, но ни за что не остановится.

Я засунул фотографии в карман со словами:

— Так не забудьте позвонить Дирборнам и сообщить им, что я собираюсь навестить Огдена.

— Я могу подвезти вас…

— Нет, благодарю. Я предпочитаю добираться самостоятельно.

— Хорошо.

— Дональд, — заверила Берта, — работает очень быстро.

На что Уайтвелл ответил:

— Значит, меня можно поздравить. — И когда он это говорил, то смотрел прямо на Берту. Она — о, черт возьми, она, Берта, потупилась, и я видел это выражение на ее лице — Берта могла выглядеть застенчивой! — Сколько мне будет стоить это расследование? — спросил Уайтвелл.

Лицо Берты изменилось.

— Двадцать пять долларов в день плюс необходимые рабочие расходы.

— Не много ли?

— Отнюдь нет., учитывая качество услуг.

— Я полагаю, что частный детектив…

— Вы нанимаете не детектива, а агентство. Дональд будет находиться на линии огня. Я — в контоое. но тоже занимаюсь исключительно вашим делом.

— В таком случае, мне кажется, следует гарантировать результат.

Глаза Берты впились в него:

— За кого вы меня принимаете, черт возьми?

— Должен же быть какой-то предел, — пробормотал Уайтвелл.

— Мы сократим расходы, — смилостивилась Берта..

— И расходы на развлечения? Не забудьте, вы — в Лас-Вегасе.

— Их не будет… Да, нам нужно двести долларов сейчас. Задаток!

Уайтвелл принялся выписывать чек.

— Если вы сможете либо найти ее, либо добыть доказательство, что она уехала по доброй воле, я выпишу вам премию в пятьсот долларов. А найдете — увеличу премию ровно в два раза, — пообещал он.

Берта взглянула на меня:

— Все понял, Дональд?

Я кивнул утвердительно.

— Тогда за работу! Меня могли бы уйечь в санаторий на полгода. Но' чтобы написать расписку, мне не нужна медицинская помощь! — г

Глава 3

Через пустыню на город наползали фиолетовые тени. Веял ветерок чистый, как джин, и сухой, как лента новой промокашки. Была ранняя весна, но никто из мужчин уже не ходил по улицам в пиджаках, разве что забредшие в Лас-Вегас туристы.

Застройка городов в западных штатах (в Неваде тоже) одинакова для всех: одна-единственная главная улица, на которой сосредоточены только очаги развлечений. Если вы хотите отыскать магазинчики, торгующие за наличный расчет, или деловые учреждения, вам придется свернуть с главной улицы и углубиться в боковые. По обоим концам этой Главной громоздятся суперважные для Лас-Вегаса районы: скопление туристических отелей и мотелей, площадью две мили на две, лучшие в штатах кондиционированные гаражи — это на одном конце, а на другом, как еще одна ветвь заглавной буквы Z, — кварталы домов, где сидят и ждут женщины… Главная улица буквально забита казино, закусочными, гостиницами разного пошиба, аптеками с непременными здесь барами.

Я шел по тротуару, с интересом разглядывая открывающийся мне город, и отовсюду доносилось жужжание рулеток и специфический треск «Колеса Фортуны».

Пропитавшись насквозь атмосферой города — центра Игры и Удачи, я поймал такси и назвал адрес, который написал для меня Уайтвелл.

Дом был маленьким, но неказистым его не назовешь — он выделялся среди домов этой улицы. Тот, кто его проектировал, явно Пытался оторваться от традиционно скучного контура, который тут доминировал.

Я расплатился с шофером, поднялся по трем бетонным ступенькам на крыльцо дома-оригинала и позвонил.

Молодой гигант-блондин открыл дверь и серьезно взглянул на менк: серые выцветшие глаза на лице цвета выдубленной кожи. Гигант сказал полуутвердительно:

— Вы Лэм и:*' Лос-Анджелеса. — В ответ на мой кивок пожал руку Тонкими сильными пальцами. Проходите, пожалуйста, Артур Уайтвелл звонил нам…

Я проследовал за блондином в дом. Сразу же мои ноздри защекотал запах вкусной стряпни.

— У меня выходной, — объяснил блондин. — В пять часов у нас обед… Войдем сюда. Присядьте вон в то кресло, около окна. Там удобно.

В кресле и впрямь было удобно. Комфортабельное, ничего не скажешь, кресдо. Весь дом, наверное, таков. Но чтобы иметь возможность выставить напоказ какую-то стоящую вещь, хозяевам приходилось, видимо, слегка экономить. Само здание ничем не выдавало бедности, но обстановка дома явственно свидетельствовала о жажде, которую испытывали хозяева по дорогим вещам, они бы костьми легли, чтобы обладать тем, что символизировало бы достаток и верх вкуса.

Огден Дирборн (худ, как доска!) двигался быстро, даже изящно. По всем приметам, работает он где-то в пустыне, на свежем воздухе, обычно молодые мужчины охотно демонстрируют и гордятся своей бронзовой от загара и юношески свежей кожей.

Открылась дверь. Вошла женщина. Я встал.

— Мама, позволь представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса — того самого, о котором говорил Артур Уайтвелл, — сказал Огден.

Дама приблизилась ко мне с любезной светской улыбкой на лице.

Эта женщина до сих пор имела все шансы на победу в жизненной борьбе, заботясь о фигуре и о лице. Выглядела она отлично. На вид ей было лет сорок, возможно, к пятидесяти, но можно было дать и тридцать с небольшим. Женщина знала, как тяжело дается самоотречение, но ее тело, затянутое в эластичную ткань, свидетельствовало о пользе диеты. Глаза красивой брюнетки мерцали, словно полированный черный мрамор. Длинный прямой нос, тонкие, я бы сказал, трепетные ноздри говорили о благородной генеалогии миссис Дирборн.

— Как поживаете, мистер Лэм? Для нас честь сделать все возможное, чтобы быть полезными вам и нашему другу Артуру УайГвеллу. Если пожелаете, наш дом станет вашей квартирой, пока вы находитесь в Лас-Вегасе.

Предложение — предостережение. Если бы я-сказал «да», кому-то из них пришлось бы за мнрй следить. Да и не ждали тут от меня согласия. И я серьезно ответил:

— Большое спасибо. Но, вероятно, я. пробуду здесь всего несколько часов, меня ждет напряженная работа. Но за приглашение благодарен.

И тут в комнату вошла девушка. У меня создалось такое впечатление, что она стояла за дверью, в своей очереди на выход, высчитывая свое появление на сцене. Обе женщины явно заботились о том, чтобы их образы оттеняли друг друга.

Миссис Дирборн произнесла обычную в таких случаях фразу:

— Элоиза, я хочу представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса — о нем нам, ты помнишь, звонил мистер Уайтвелл.

Элоиза, вне всякого сомнения, была дочерью своей матери. Такой же длинный прямой нос. Ноздри, правда, не столь тонкие, волосы темно-каштановые, а глаза неожиданно голубые. Но в девушке чувствовалась та же жесткая самодисциплина, энергия тела и духа, знающего цель в жизни. Обе женщины — с кошачьими повадками, которыми обладают женщины-хищницы. Кошка, растянувшаяся перед пылающим камином, — вроде бы декоративное украшение, как, скажем, меховая пелерина на шее и плечах красавицы. Ноги, как бы в домашних тапочках, двигаются мягко и бесшумно. Но чувствуются когти, их не видно, а потому они особенно опасны. Пес не скрывает своих когтистых лап, они у него для того, чтобы рыть землю. Кошка втягивает коготки, но в борьбе за жизнь они сохраняют свою остроту, действуют, как клинок, и могут разить насмерть.

Миссис Дирборн предложила сесть.

Ясно, какой бы вопрос мы ни начали обсуждать, обе дамы будут играть первую скрипку. Не то чтобы они не верили в способность Огдена ясно изложить свою мысль, просто они не привыкли доверять кому бы то ни было. Вся мизансцена так и была спланирована — заранее.

— Я пришел к вам буквально на минуту. Мне нужно кое-что выяснить насчет Хелен Фрамли.

— По сути, я ничего не знаю о ней, — сказал Огден.

— Вот и хорошо. Тогда вам не придется из-за этой сути опускать какие-либо детали. Суть еще надо отыскать, а детали могут оказаться весьма важными.

— Я полагаю, Огден, что мистер Лэм предпочел бы, чтобы ты начал с самого начала, — это заявила мама.

— Да, Огден, — сказала Элоиза, — с телефонного звонка от мистера Уайтвелла.

Огден принял их слова как само собой разумеющееся, бесспорное «начало».

— Мне позвонил Артур Уайтвелл из Лос-Анджелеса. Мы когда-то знавали его семью. Год назад Элоиза была в Лос-Анджелесе в обществе Филиппа. Несколько раз Филипп приезжал к нам домой. Артур, вы знаете, — отец Филиппа. Он сам… — Огден кинул быстрый взгляд на мать, — довольно часто приезжает в Лас-Вегас и заглядывает к нам вечерком…

— Что он сообщил вам по телефону? — спросил я.

— Сказал, что некто Фрамли прислал письмо Корле Бурк. Артур хотел, чтобы я нашел этого Фрамли и выяснил, что за этим письмом скрывается. Поскольку… поскольку оно, кажется, расстроило мисс Бурк. Никаких зацепок для розыска у меня, однако, не появилось. Полдня ушло, чтобы выяснить адрес этой особы. Да, некто Фрамли — это женщина. Она живет в меблированных комнатах в Лас-Вегасе, всего две-три недели. Она сказала мне, что не посылала никакого письма, не знает никакой Корлы Бурк и, таким образом, ничем не может мне помочь.

— А потом?

— Это все, мистер Л эм.

— Не выглядела ли, на ваш взгляд, мисс Фрамли испуганной? Не хитрила ли с вами?

— Нет, она говорила спокойно. Выглядела слегка скучающей.

— Вы лично знакомы с Корлой? — спросил я, вне-* запно меняя разговор.

Взгляд Огдена метнулся на этот раз в сторону Элоизы.

— Да, нас познакомил Филипп.

— И, конечно, вам известно, что они с Филиппом собирались пожениться?

Огден промолчал. Элоиза сказала:

— Да, мы это знаем.

— Мистер Уайтвелл снабдил меня адресом мисс Фрамли. Я предполагаю, что он получил его от вас?

— Да, — ответил Огден.

— Не знаете, живет ли она по этому адресу до сих пор?

— Полагаю, что да. Я с тех пор ее не видел, но у меня создалось впечатление, что она обосновалась надолго.

— Когда Артур… мистер Уайтвелл прибыл в город? — спросила вдруг у меня миссис Дирборн.

— Сегодня мы вместе прилетели на самолете.

— О!

— А вы, мистер Лэм, не знаете, собирался ли Филипп присоединиться к отцу? — это уже Элоиза.

—' Я ничего об этом не слышал.

Миссис Дирборн-произнесла с уверенностью:

— Артур придет к нам после обеда.

И на слове «обед» было сделано легкое ударение. Тему обеда я тут же снял.

— А что вы скажете о самой Хелен Фрамли? — спросил я Огдена.

— Она… она типичная… — И слегка усмехнулся. — Ну, я хочу сказать, она того сорта женщина, который тут, в Лас-Вегасе, вы всюду можете встретить.

— Какого сорта, простите?

Огден заколебался в поисках негрубого слова.

Элоиза сказала:

— Она — проститутка.

— Когда я говорйл с этой девушкой, вошел мужчина. Я думаю… это не был… ну, он не был похож чш ее мужа.

— Он живет с ней, — снова вмешалась Элоиза. — Это ты пытаешься сообщить мистеру Лэму, не правда ли, Огден?

— М-м, да…

— Знаешь, Огден, мистер Лэм должен знать факты такими, какими они предстают перед нами.

— Ты права, Элоиза, — смущенно согласился Огден.

Я посмотрел на часы. Эту болтовню надо заканчивать.

— Что ж, спасибо вам всем за помощь. Теперь я поговорю с мисс. Фрамли.

И направился к двери.

Огден проводил меня.

— Вы, значит, не знаете, как долго Артур Уайтвелл намерен оставаться здесь?

— Нет.

— И не слышали, упоминал ли он о приезде Филиппа?

— Нет.

- Цу, что ж… Если вам еще раз потребуется моя помощь, надеюсь, вы обратитесь ко мне?

— Спасибо. Непременно. Всего вам доброго.

На часах было шестнадцать тридцать, когда я поднялся к Хелен Фрамли и позвонил. Нажал пару раз на звонок, затем постучался в соседнюю квартиру. Какая-то женщина высунулась из полуоткрывшейся двери так стремительно, что я догадался: подслушивала… Очевидно, из своей квартиры услышала звонок к Хелен Фрамли.

— Прошу прощения, — извинился я. — Ищу Хелен Фрамли.

— Она живет в квартире рядом.

— Я знаю, но, по-видимому, ее нет дома.

— Конечно. Ее и не должно быть дома.

Женщине было где-то за сорок. Темные глаза беспокойно шарили по сторонам. Метнулись к моему лицу, к двери рядом, потом быстро обшарили коридор и вернулись снова ко мне.

— Не знаете, где я могу найти ее?

— А вы ее узнаете, когда увидите?

— Нет. Меня интересует ее подоходный налог. Неуплата — несколько лет назад.

— Кто бы мог подумать? — Женщина полуобернулась и крикнула через плечо: — Па, ты слышишь? Наша соседка платит, оказывается, подоходный налог!

Мужской голос из недр квартиры произнес: «Ну да, ну да…»

Женщина облизала губы и глубоко вздохнула:

— Видит Бог, я не из тех, кто сует нос в соседские дела. Сам живи и другим не мешай — вот мой девиз. Мне-то все равно, чем она занимается. До тех пор, пока ведет себя тихо. Но… я на днях говорила мужу: «Одному Бфгу известно, куда катится мир, ежели такая девушка, как эта Фрамли, превращает ночь в день, приводит к себе мужчин и оставляет их на всю ночь». Бог знает чем она занимается! Но… она определенно нигде не работает, никогда не встает раньше одиннадцати или двенадцати. И я не думаю, что в ее жизни была ночь, когда она легла бы спать раньше двух часов. Вы понимаете, я не хочу ничего сказать плохого заранее… Видит Бог, это так. И она прилично выглядит. Но…

— Где я могу ее найти, как вы думаете?

— Заметьте, не мне судить об этих делах. Ну, например, что до меня, то не могу себе позволить играть на этих вот… автоматах. Мне рассказывали, они так устроены, что люди просто выбрасывают на ветер деньги.

А вот три дня назад, когда я проходила мимо одного игрового зала, я заглянула внутрь и увидела там нашу соседку. Да, в' зале игральных автоматов в «Кактусовой роще». Она бросала одну монетку за другой и нажимала на эти… рукоятки, только руки мелькали. Я понимаю: нет работы, и все такое, и я сомневаюсь, имела ли она когда-нибудь нормальную работу. Но… для девушки вести такой образ жизни? Симпатичная, прилично выглядит — и вы мне говорите, что она платила подоходный налог! Ну и дела! Сколько она платила? И не доплатила сколько?

«Вот чертова тарахтелка», — подумал я, но тут за спиной раздались шаги. И появился сутуловатый мужчина, в рубашке, распахнутой у ворота, в расстегнутом жилете. Он поднял очки на лоб и близоруко уставился на меня. «Чего ему надо?» — спросил он у женщины про меня.

Между большим и указательным пальцами муж держал газету, развернутую на спортивной странице. Маленькие черные усики топорщились над уголками губ — такой умиротворенный мужчина в жилете и домашних тапочках.

— Джентльмен хочет узнать, где можно найти эту Фрамли.

— Так почему ты ему не скажешь?

— Я ему и говорю.

Он распахнул, пошире дверь, отодвинув женщину плечом.

— Попробуйте зайти в «Кактусовую рощу».

— А где это?

— Казино… на Главной улице… Уж его никак не пропустить… Пошли, ма, займись своим делом, а девушка пусть занимается своим.

Найти «Кактусовую рощу» было очень просто. Заведение это объединило и бар и казино: два разных помещения, в каждое — свой вход прямо с улицы, широкие двери, между залами стеклянная стена-перегородка. В зале казино обращало на себя внимание расположенное прямо у входа «Колесо Фортуны», за ним — две рулетки, стол для игры в кости и столики для любителей покера. У задней стены приоткрывался вход в небольшой зал, где играли в бинго, а вдоль всей стены справа бок о бок стояли игральные автоматы — двойной ряд хитроумных машин, что-то около сотни.

Посетителей было — на такой-то зал! — мало. Для наплыва туристов сезон еще не настал. Публика собралась смешанная, пестрая, обычная невадская: профессиональные игроки, нищие, зазывалы, несколько девушек из района красных фонарей, правда, высокого полета, судя по нарядам. Пара, похоже, шахтеров. Трое парней у колеса могли сойти за инженеров из Боулдер-Дам. Группа автотуристов бесцельно слонялась по залу: некоторые были явно с запада и держали себя более или менее пристойно, как знакомые с нравами Невады; иные; пожалуй, были в казино впервые; азарт и грубоватый дух панибратства, витавшие здесь, вызывали у них изумление, граничившее с остолбенением.

Я разменял доллар, новую бумажку, подошел к автомату, стал бросать монетки: автомат лихо заглатывал их, и, как только колесики внутри щелкали и останавливались, в глаза мне с картинки пялился лимон. В моем ряду, на расстоянии нескольких машин, играла женщина. Ей было за тридцать, лицо тронуто годами, «закат в пустыне» — определил я ее. Явно не Хелен Фрамли. Бросала она двадцатипятицентовики.

Не смущаясь, я приблизился к своему последнему медяку, когда две вишенки выщелкнули монеты в металлическую чашку. Тут-то и появилось новое лицо. Девушку, которую можно было принять за Хелен Фрамли. Я сказал автомату нарочито громко, чтобы девушка ясно меня расслышала: «А теперь давай-ка еще!» Она обернулась, оглядела меня и прошла мимо. Опустила монетку в автомат, на котором играли десятицентовиками. У нее тотчар выпало три апельсина, и монетки заструились в чашку с мелодичным звоном. Умеет? Но девушка стояла с озадаченным выражением лица: что, мол, дальше-то делать? Я понял, что эта в игре не ветеран.

Девушка разыграла другую монетку.

Бойкий парень (быстрые, беспокойные глаза, голова высоко посажена на мускулистой шее) заме’длил шаг перед двадцатицентовым автоматом. Я проследил, как он бросил монету, как опустил рычаг. Ни одного лишнего движения. Изящно и уверенно, будто вместо рук у него были поршни, двигающиеся в хорошо смазанных цилиндрах. Вдруг девушка за десятицентовым автоматом воскликнула: «Ой, я, должно быть, что-то сломала!» Ее взгляд скользнул в мою сторону, но бойкий парень обскакал меня.

— Что случилось?

— Я бросила десятицентовик. И видно… боюсь, что-то в автомате сломалось. Монеты рассыпались… вон, по всему полу.

Парень весело рассмеялся, подошел к ней. Широкие подвижные плечи. Прямая линия спины, тонкая талия и узкие бедра. Спортивен. Парень что надо.

— Нет, вы не сломали автомат. Пока еще нет. Держитесь за свою удачу и, возможно, своего добьетесь! Вы только что сорвали банк!

Он взглянул на меня и подмигнул.

— Вот бы показала мне, как это делается, — сказал я.

Девушка застенчиво улыбнулась. Парень присел на корточки, поднял с десяток монеток, встал, выудил оставшуюся в «выигрышной» чашке пригоршню.

— Ну-ка, удостоверимся, что тут ничего не осталось. — И запустил пальцы в чашку. — Нет, больше нет ничего.

Я уловил блеск какой-то монетки, застрявшей в полу. Поднял ее и вручил девушке со словами: «Не пренебрегайте ею, она может оказаться счастливой».

Она поблагодарила меня беглой улыбкой, сказав: «Что ж, посмотрим, так ли это».

Внезапно я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Обернулся. Так и есть: хмурый служитель заведения, облаченный в зеленый халат с большими карманами для размена монет, взирал на всех с — плохо скрываемым подозрением.

Девушка бросила монетку в автомат, дернула за рулетку. Женщина с ярко накрашенным лицом отошла от двадцатипятицентового автомата и направилась мимо нас к выходу. Она поймала взгляд служителя в зеленом халате, кашлянула.

Так, сигнал подан.

Служитель быстро подошел к нам под музыку вертящихся дисков игрального автомата. «Клак-клик-банг-чанк-джингл!» И звонкий поток монеток наполнил металлическую чашку, переливаясь через край в ладони девушки, которую можно было принять за Хелен Фрамли.

Парень опять рассмеялся:

— Давай, давай, сестренка. У тебя пошла везуха, только ты об этом не подозреваешь еще. Посмотрим, что удастся сделать мне на четверть долларовика!

Он бросил четвертак в автомат, крутанул рукоятку.

— Ну, а как у тебя дела, медячник?

Это он мне.

— Я закормил машину по горло. Она просто обязана начать выплачивать мне долги. Иначе вот-вот лопнет, — отшутился я.

Вложил монетку и взялся за рычаг.

Три диска с картинками закрутились в бешеном калейдоскопе. Щелк — и левый остановился. Полсекунды спустя остановился средний.

Я увидел две полоски.

С дребезжанием остановился третий…

Из недр машины раздался металлический щелчок, и шлюзы открылись. Медяки заструились в чашку, потом прыгнули через край, высыпались из ладоней на пол, где устроили веселую матросскую жигу — моих пригоршней явно не хватало, а поток все не прекращался. Наконец я кое-как рассовал монеты по боковым карманам пиджака, затем принялся искать медяки на полу.

Служитель (он стоял за спиной) спросил:

— Может, я могу помочь? — И, наклонясь надо мной, внезапно выбросил вперед руки, и его пальцы крепко сжали мои запястья.

— Что еще за черт? — спросил я его, стараясь высвободиться.

— Пошли, пошли, приятель. Хозяин будет рад поговорить с тобой.

— О чем ты?

— Так ты пойдешь сам или дождешься, чтоб тебя поволокли?

Я пытался выдернуть руки из его клещей. Не смог. Пробормотал:

— Я собираюсь подобрать монеты с пола. Они мои.

— Идем, приятель.

Его пальцы скользнули вверх по рукаву, ухватили меня за локти. Я высвободил одну руку, развернулся, дернулся и ударил его. Свинга не вышло, Зеленый Халат отвел удар, нырнул и, ухватив лацканы моего пиджака, рванул его вниз так, что пиджак оказался наполовину натянут на предплечья. Двигать руками я не мог.

И он повел меня — задом наперед. Я был беспомощен. Монеты в боковых карманах превратились в тяжелый качающийся маятник, который бил по ногам — все больнее с каждым шагом.

Затем служитель развернул меня лицом вперед, вцепившись в воротник моего пиджака, и стал подталкивать, понуждая двигаться в нужную ему сторону.

За мной лязгали, шуршали и щелкали автоматы, доносился легкий звон монет о дно металлических чашек. Раздался громкий щелчок, и на этот раз — я услышал — зазвенели четвертаки. Да еще как!

— Эй, приятель, — крикнул мой конвоир бойкому парню. — Дай-ка я пошарю и в твоих карманах.

— В моих? — переспросил красавец-спортсмен.

— В твоих, в твоих.

— Что случилось с этим малым? Глянь-ка, — поинтересовался я.

Парень, стоявший около двадцатипятицентового автомата, качнулся с носка на пятку — взад-вперед. Он собирался драться. Девушка выкрикнула: «С меня хватит!» — и кинулась к двери.

Служитель попытался схватить и ее. Но ведь не сто рук у него. Она ускользнула. Начали собираться любопытные.

Служитель в зеленом халате сказал:

— Тройка проходимцев свое получит прямо сейчас. Закон по вас плачет. А двое парней получат свое от меня.

— Только не я.

Сказать-то я сказал. Но, видно, поспешил. Он выдвинул правое плечо. Я уловил какое-то его, не ясное мне движение. Удар сбоку в челюсть отозвался по всему моему позвоночнику.

— Получи-ка, умник!

И передо мной все поплыло, как в тумане: я принялся размахивать кулаками, и левым, кажется, угодил ему в лицо. А меня… лягнул мул! Я отлетел к автоматам и почувствовал себя в роли фундамента, когда на него давят десять этажей.

Отключился. А когда продрал глаза — мир двоился и ехал вкось. А Зеленый выбросил вперед правую руку, но плечи спортивного парня качнулись, и он нырнул под удар. Я заметил даже, как мгновенно напряглась его согнутая спина. Тут же услышал чавкающий звук, будто мясник с маху шмякнул телячью ногу на колоду. Голова Зеленого едва не оторвалась от тела, а вот ноги точно оторвались от пола. Вот это удар! Казалось, Зеленый сейчас взлетит ракетой, и я поднял свой блуждающий взгляд вверх, чтобы посмотреть, как это он будет проходить через крышу.

Весь ряд автоматов закачался, когда он треснулся об пол.

Резко прозвучал полицейский свисток. И тут же какой-то здоровяк схватил меня за руку, пытаясь заломить ее за спину. Я, сопротивляясь, попытался завалить его, прижать к стенке.

— Да, один из них, — прозвучал голос, — мы отслеживаем их две недели. Обчистили немало игротек. Но тут они переборщили: Это уже явное мошенничество!

— Ну-ка, пошли, — сказал мне представитель закона. Могучая рука ухватилась за воротник м<Зего пиджака. — Давай, топай!

Я хотел что-то сказать, убедительное, веское, но нужные слова никак не находились… Девушка, игравшая на автоматах, та, которую можно было принять за Фрам-ли… и мужчина, сваливший Зеленого… куда-то исчезли. Зеленый распростерся на полу…

Я глубоко вздохнул и собрался с силами, чтобы, наконец, объяснить. Но мои собственные слова звучали в ушах нелепо, будто это не я говорил, а кто-то совсем другой и не очень умный, я же был слушателем:

— Я из Лос-Анджелеса. Всего час как в Лас-Вегасе. Никогда прежде не бывал в этой… «Роще». Ухлопал доллар на игру и сорвал банк последним медяком.

Лишь постепенно голова моя прояснилась. Страж порядка, все еще державший меня за шиворот, вопроси7 тельно взглянул на невысокого господина — тот явно держал себя как хозяин заведения. Так и оказалось. Хозяин сказал мне: «Дешевые отговорки! У мошенников всегда наготове алиби». Но полной уверенности в его голосе все же не было.

Служитель в зеленом халате, все еще лежавший на полу, приподнялся на локте. Он смотрел мимо нас остекленевшими глазами, словно сквозь стену. Хозяин наклонился к нему:

— Послушай-ка, Луи, ты в порядке?

Служитель что-то промычал в ответ.

— Послушай-ка, Луи, на сей раз мы должны быть уверены, что ты прав! Это в самом деле один из тех? Парень, который нам нужен? — И указал на меня.

Зеленый справился с шоком. Встал с пола.

— Да, из тех. Голова всей шайки. Они ловкие жулики. А этот парень у них главарь. Пришел позже. А другие раньше него. Присматривались.

Убежденный уверенным лаконизмом служителя, страж объявил мне:

— Давай топай. Тебя ждет успех!

Голова моя наконец прояснилась.

— Топать-то я потопаю, — сказал я, — только это кое-кому будет стоить серьезного штрафа.

— Ладно, пусть будет стоить; Проедемся, парень. Мы покажем тебе наш город. Коли ты впрямь прилетел нынче днем в Лас-Вегас, у тебя не было ведь возможности познакомиться с ним, не правда ли?

Цепкая рука стража закона снова ухватила меня за пиджак, подталкивая к двери.

Хозяин сказал:

— Погоди-ка чуток! — и, обращаясь ко мне: — Так как тебя зовут?

— Лэм, Дональд Лэм. У меня свой бизнес в Лос-Анджелесе.

— Что за бизнес?

— Рассказывать о нем я не собираюсь. В бумажнике, он у меня в правом брючном кармане, есть карточка. Но не читайте ее вслух, пожалуйста.

Карточка удостоверяла, что ее владелец — частный детектив. Это отрезвило ретивых. Хозяин казино спросил:

— Вы сказали, что прилетели… каким рейсом?

Я ответил.

По телефону проверили: был ли некто Дональд Лэм сегодня на самолете, рейс номер такой-то?

— Проведи его наверх, Билл, — сказал хозяин.

Мы вскарабкались по плоским ступенькам в расположенный над игорным залом прохладный кабинет, окна которого выходили на главную городскую артерию. Следом за нами появился и вызванный служитель, по имени Луи. Бедный Луи выглядел все еще малость ударенным.

— Хорошенько еще раз взгляни на этого парня, Луи, — приказал хозяин.

Луи внимательно посмотрел на меня:

— Конечно, он новенький. Йо знаю точно: без него не сорвали'бы такой куш. Он — мозг шайки. Высасывал автомат, как хотел.

— Откуда ты знаешь?

— Уж я все вижу, как он стоял. Как обращался с машиной. Как разговаривал с девушкой.

— А где же те — двое?

Луи заморгал, закрутил головой, сморщился — видать, заломило в шейных позвонках.

— Они скрылись…

— Какого черта, Луи! Я нанял тебя, поверил тебе, что ты можешь справиться с любым мошенником. Что знаешь все их трюки и все шайки, и так далее, и так далее…

В голове Луи наконец прояснилось.

— Послушайте, босс, — сказал он. — Тот малый, ну, кто меня свалил апперкотом, — профессионал, боксер-экстра. Я сначала его недооценил. Но когда он провел еще и свой прямой, я узнал стиль. Это — Сид Дженникс, чтоб мне провалиться. Когда-то он дрался за чемпионство, только его подставили. А был он хорош — просто великолепен в бою. — Луи посмотрел на полицейского, потом на меня: — Ну, а этот парень бокс знает плохо. Он — мозг. Это точно. Хоть для меня он и новенький.

Хозяин рассердился:

— Что ты несешь, Луи? Почему ты не отнял у них чашки с монетами, которые они сняли с автомата? Была бы хоть какая-то улика.

Служитель безмолвствовал.

— Это самое ты и пытался сделать, когда вывернул мне кисть? — поинтересовался я, приходя ему на выручку.

Луи безмолвствовал.

Хозяин, туча тучей, навис над ним:

— Давай, Луи, выметайся-ка отсюда!

Луи поплелся из кабинета, так'и не проронив больше ни слова.

Хозяин повернулся ко мне:

— Все перепуталось, видите ли, все нехорошо.

— Для вас.

— Для одного из нас, — уточнил он. — Я увяз с этим дураком Луи, но не думайте, что я собираюсь выходить из игры… Кстати, почему бы вам не рассказать о себе?

— Что именно?

— Кто вы, чем занимаетесь?.. Откуда мне знать, что это все-таки не мошенничество.

— Что, собственно, не мошенничество?

— Да вся эта канитель. — Помолчав, добавил: — Вы не сможете заставить меня раскошелиться просто так, все равно придется рассказать свою историю в суде, стало быть, можете начинать прямо сейчас.

— Еще раз… Я — частный детектив. Здесь я по делу. Работаю в детективном агентстве Б. Кул в Лос-Анджелесе. Берта Кул вместе с клиентом в настоящее время находятся в отеле «Сал-Сагев». Хотите, можете ей позвонить. Берта Кул несколько месяцев провела в клинике. Выписалась только сегодня. Я вел все дела в конторе. Здесь я для того, чтобы попытаться найти одного человека. Этого человека не было дома, когда я зашел его проведать… Пришлось убивать время, играть на автоматах.

И хозяин казино, и полицейский чин хотели перебить меня, но я монотонно продолжал:

— Я рискнул долларом, без всякой задней мысЛи. Последний никель подарил мне две вишенки. Я сгреб выигрыш, а следующим никелем сорвал банк. До этой игры не видел тех двоих, кого вы мне определяете в сообщники. И я полный профан в махинациях с игральными автоматами. А рассказываю все это потому, что не хочу допустить, чтобы вы выступали перед присяжными и укоряли, что, мол, я не стал сотрудничать с вами, скрывал информацию… Теперь ваш. ход, джентльмены.

Хозяин помолчал с минуту, затем поднял трубку со словами:

— Меня на пушку так просто не возьмешь.

— Действуйте, действуйте, — ободрил я его.

Он вызвал отель «Сал-Сагев».

— У вас зарегистрирована Берта Кул из Лос-Андже-леса? Соедините меня с ней. — Подержал трубку у уха и тут же передал ее полицейскому. — Лучше, Билл, сделаем все официально, на всякий случай.

— Угу, — ответил полицейский.

Трубка моментально исчезла в его громадной лапище… Билл прижал трубку к левому уху. По лицу стало видно, когда Берта ответила им.

— Это лейтенант Уильям Клейншмидт из полиции Лас-Вегаса. У вас работает человек по имени Дональд?.. Лэм? Ясно… Можете его описать?

Лейтенант, держа трубку, смЬтрел на меня, сверяя описание с оригиналом. Он ухмыльнулся, и я понял, что тут Берта ввернула одно из своих забористых выражений.

— А вы руководите агентством в Лос-Анджелесе, так? Ну, большое спасибо, миссис Кул… Нет, он ничего не сделал. Я просто проверял его, вот и все. Да, погодите, не бросайте трубку. — Он закрыл ладонью микрофон, посмотрел на хозяина казино: — Все совпадает. Она хочет с ним поговорить.

Хозяин устало вздохнул:

— Соедини его, что ж тут поделаешь.

Бравый страж порядка вручил мне трубку, горячую и влажную.

— Хэлло, Берта.

— Что ты на этот раз умудрился сотворить?

— Ничего.

— Вздор!

— Я раздобыл сведения об интересующем нас лице.

— Разговаривал с ней?

— Нет.

— Значит, пока твои сведения не приносят нам никаких дивидендов.

— Я знаю, Берта… Ее не было дома.

— Ну, и чем же, черт возьми, ты занимался, узнав об этом?

— Я навестил других людей. Затем вновь отправился к нашей особе. Ее не было дома. Пережидая, заглянул в казино и сыграл с автоматом.

— Что?! — Берта едва не завизжала, в трубку. — Для чего просаживать деньги?

— Потому что особа, которую я ищу, ошивается у автоматов в этом казино.

— 'Теперь слушай меня, Дональд Лэм! — завопила Берта. — Найти женщину можно иначе. С тобой одни неприятности… И сколько ты выложил?

— Девятнадцать монет по пять центов. Без результата. Я даже не…

Она меня перебила:

— Так тебе и надо, Дональд, и не вздумай рассматривать проигрыш как рабочие издержки. Всякий раз, когда захочешь сыграть, играй только за свой счет. Мне все равно…

— А потом, — теперь я храбро перебил Берту, — я выиграл пятнадцать центов последним броском…

— А потом, я полагаю, их же просадил…

— А последним никелем я сорвал банк.1

И — молчание. Ласковый голос Берты прожурчал, как музыка:

— Сколько же ты выиграл, дружок?

— Не знаю, в тот момент на меня и свалилась поли, — ция Лас-Вегаса. Они полагают, что я мухлевал.

— Теперь послушай меня, Дональд Лэм! У тебя, кажется, есть мозги. Если у тебя не хватит ума избежать тюрьмы, считай себя уволенным. Ты можешь понять, что мы должны работать быстро?

— Конечно, конечно, — И я повесил трубку.

Лейтенант в это время рассказывал:

— Она говорит про него, что это шашка динамита размером в пол-литровую бутылку, что у него выдержка боксера, а удар, — Клейншмидт ухмыльнулся, — не смахнет и мух с банки варенья, но подраться он всегда готов.

Хозяин казино испустил вздох, казалось, из глубины души.

— Ладно, Лэм, вам сколько?

— За что?

— За все. Полная расплата.

— Я не могу устанавливать цену.

— Вы что, свихнулись? Не понимаете, о чем я говорю? Вероятно, вы работаете за десять долларов в день. Пятьдесят долларов уладит дело?

— Вы слышали, что Берта сказала обо мне полицейскому?

— Пусть будет сотня, для ровного счета.

Я стал разглаживать складки на своем костюме. Пиджак обвис под тяжестью медяков в боковых карманах.

— Как вас зовут? — спросил я хозяина казино.

— Харви Брекенридж… Я хочу, чтобы вы поняли, Лэм: в том, что случилось с вами здесь, нет ничего лично против вас. Когда заправляешь таким заведением, нередко приходится прибегать к крутым мерам.

Я протянул ему правую руку.

— Ладно, мистер Брекенридж, побоку обиды… В конце концов, это деловой вопрос. Мой адвокат свяжется с вашим.

— Послушайте меня, Лэм. Будьте благоразумны. По всей стране шляются пройдохи, которые жульничают с игральными автоматами. Мы теряем из-за них тысячи долларов ежегодно. Мы продолжаем устраивать засады, но их чертовски трудно подловить. Луи, мой помощник, пришел ко мне в поисках работы неделю назад. Он утверждал, что знает все мошеннические шайки, которые сосут игровой бизнес. Луи был чемпионом по боксу на флоте и, случается, слишком рьяно пускает в ход кулаки… А тут он нарвался, по-моему, обалдел от удара, вот и BCfe. Послушайте, почему бы вам не проявить благоразумие и…

— Я-то благоразумен, — сказал я. — А вы — нет. Я был выставлен на посмешище. Я был унижен. Ладно бы еще это, но вы связались с моей начальницей и вынудили меня к объяснению.

— О, черт, забирайте пятьсот долларов наличными, напишите расписку, и разойдемся с миром.

Я повторил:

— Никаких обид, Брекенридж. Это просто деловой вопрос.

И направился к двери. Подойдя, обернулся:

— Поймите, Брекенридж, не занимайся я здесь очень важным делом, я бы так не беспокоился. Но вы спросили, и мне пришлось объявить свое имя перед всей публикой… Я же следил именно за той девушкой. Теперь мне понадобится чертова уйма времени, чтоб как-то с ней разобраться.

Заявление имело успех. Брекенридж крякнул с таким раздражением, какого я не слышал с тех пор, как республиканцы проиграли выборы.

— Вернитесь и присядьте, Лэм.

Я вернулся и сел. Лейтенант Клейншмидт уставился на меня. Я заметил Брекенриджу:

— Страж порядка тоже… оказался неблагоразумным:

— Черта с два, — сказал Клейншмидт, — я не заплачу вам ни цента.

— Вы замешаны в деле, — сказал я.

— Я выполнял распоряжения.

— Чьи?

— Его. — Кивком Клейншмидт указал на Брекен-рйджа.

— Так сколько, Лэм? — гнул свое Брекенридж.

— Десять тысяч или ничего. Но я предпочел бы второе.

Оба смотрели на меня. Я сказал:

— Мне, может быть, придется пробыть здесь некоторое время. Мне может понадобиться сотрудничество. Вы в самом начале создали для меня трудности.

Брекенридж выслушал меня с бесстрастным выражением лица.

— Вы нас дурачите?

— Нет, честная сделка.

Брекенридж отодвинул стул, выставил над столом свою руку:

— Чертовски правильно, Лэм. Пожми.

Мы пожали друг другу руки. Брекенридж отпустил мою ладонь, и я увидел перед собой лапу Клейншмид-та. Я пожал и ее. Она была влажной и горячей, а по сосредоточенной в ней силе, похоже, предназначалась для дробления костей.

— Конкретно, что вам нужно? — поинтересовался Брекенридж.

— Прежде всего я хочу потолковать с Луи. Что он знает о девушке, которая играла на автоматах.

Брекенридж заметил:

— Между нами, Лэм, я думаю, Луи малость чокнутый. Он перебрался сюда из Сан-Франциско, без конца мне рассказывал, как работал на курортах, как узнавал шайки, которые жульничали с игральными автоматами. Видно, на флоте он был хорош, в боксерских перчатках. На боксе он и свихнулся. Драка для него как для иного пьяницы алкоголь.

Я потер свою опухшую физиономию:

— Удар у него впечатляющий, м-м-м…

Они рассмеялись.

Пока хозяин казино по внутреннему телефону вызывал Луи, Клейншмидт пожаловался, что ребята моей профессии обычно не желают сотрудничать с полицией.

— Ну, и мы с ними особо не церемонимся. Ты — другой. Все, что захочешь, постараюсь сделать, только попроси.

Вошел Луи.

Брекенридж сказал:

— Луи, этот парень —свой. Сообщи ему все, что его интересует. Будто служишь у него, понял? Все напитки за счет казино.

Искорки удивления, мелькнувшие в его глазах, Луи и не скрывал. Глянул мимо меня на Брекенриджа:

— На самом деле… все-все?

— Все. И до первому требованию, — ответил Брекен-ридж.

Луи покосился на меня.

— Пошли, сказал я ему. — Хочу взглянуть на внутренность игрального автомата, понять, как он устроен.

Луи почувствовал себя уверенней.

— Я могу показать вам всю эту кухню. На всем Западе нет никого, кто бы знал об автоматах больше, чем я. Мне известны все жульнические шайки, и ни одна из них не сумеет ускользнуть от меня. Ну, а коли я замечаю, как они жульничают с машиной, я… навешиваю им пару хороших плюх. Прежде чем они попытаются избавиться от улик, и тогда…

Брекенридж кашлянул. Эдакое сухое многозначительное саркастическое покашливание.

Луи тут же сник.

— Ну, пошли, — сказал я и направился к двери. Оглянувшись* увидел, как Брекенридж мне подмигнул, а потом приставил палец к виску и покрутил.

— Есть машина, с которой можно поиграть без свидетелей? — спросил я у Луи. — Я, хочу разобрать всю игру на части. Сейчас пять пятнадцать. У меня в запасе полчаса.

— Внизу в подвале, — лаконично ответил Луи.

— Отлично, двинули в подвал.

Мы прошли по лестнице в зал, прошли через него к задней двери, спустились в холодный подвал. Луи включил свет.

— Что вам нужно в первую очередь?

— Хочу понять, как с ними мудрят.

— Способов масса. Сверлят вот здесь дырочку и вставляют туда кусочек струны от пианино. В результате машина не отключается после каждой ставки: дергай ручку, пока не выдоишь досуха… Еще способ: просверлили, вставили струнку и — оттянуть собачку, ту, что высвобождает золотую призовую комбинацию… Или они умеют чашечку пропихнуть незаметно вверх по денежному желобку. Выигрыш — это когда начинают работать внутренние рычажки. Выигрыш выпал, рычажок — снова стоп. А тут их — заклинивает, рычажки удерживаются в открытом положении, и можно выдоить все деньги, которые находятся в трубке, прямо через прорезь для выплаты.

— Что такое трубка?

— Ха, похоже, ты не очень-то разбираешься в игральных автоматах, а? — Тут он взглянул на меня и явно смутился. — Сам себе наступаю на мозоль. Не обижаешься, что я тебя ударил?

— Моя обида на моей физиономии, а не в душе.

— Ну, приятель, ты… ты молодец. Дай-ка я тебе кое-что покажу в машине.

Луи взялся за верстак, на котором расположился игральный автомат. Отвинтить заднюю крышку, снять ее, открыть пару — задвижек и вытащить наружу внутренний механизм машины — на все ушло у него минуты две-три.

— Смотри, — начал он. — Бросаешь монету, так? Оттягивается вон тот маленький рычажок. Нажимаешь на рукоятку. Происходит толчок, от которого все приводится в движение. Вот там небольшой часовой механизм. Он вращается, когда встает в первое положение, останавливается первое колесико. Немного погодя — второе, а потом третье. Автомат может щелкнуть пять раз. Первые три щелчка — это колеса прокручиваются. Четвертый — блокировка. А пятый означает выплату. Нет пяти щелчков подряд, значит — просадил. Улавливаешь?

Я посмотрел на внешние окошечки с набором рисунков различных фруктов-овощей.

— Картинки ничего не означают, — сказал Луи. — Для отвода глаз. Ложная ориентация. Главное — зубцы. Вот то коромысло входит в прорезь на первом зубце, потом на втором, потом на третьем. Зубцы важны, а они с задней стороны, их не видно.

— А что там с трубкой?

— Трубка всегда набита монетами. Как она заполнится, излишек идет в «банк», это внизу, в ящичке. В машине два «банка». Как только запас в одном кончается, так В дело вступает второй.

— Значит, как только колеса начнут вращаться, часы сзади устанавливают время, когда они должны остановиться?

— Верно. Усек. Вопрос координации. Как во всем остальном: гольф, бейсбол, теннис, бокс — везде главное координация!

Я вглядывался в механизм сцеплений.

— Координация! Благодаря ей я стал чемпионом флота.

Он вдруг вышел на середину подвала, наклонил голову, поднял левое плечо и затанцевал, нанося удары воображаемому противнику — то левой, то правой, уклоняясь, раскачиваясь на цыпочках. Кожаные подошвы его ботинок сопровождали танец своеобразной музыкой шуршания, музыкой скольжения по цементному полу. Я оставил его в покое.

— Эй, взгляни! — крикнул Луи.

Я взглянул.

— Смотри… Он выходит на меня дважды левым хуком. Вот так, видишь? — И Луи выбросил вперед левую. — Понимаешь меня? А я его… видишь, понимаешь?!

— Понимаю, но давай вернемся к машине.

— Хорошо, хорошо, но в третий раз я уже жду его. Я ставлю бок. И что происходит? Он опережает меня. Его правая выстреливает, она как отбойный молоток. Но мне удается нырнуть и…

— Кончай, Луи!

Но Луи продолжал танцевать, поднимая пыль. Он покачивал плечами, наносил резкие удары и за противника, и за себя, иронически комментируя обмен ударами. Я не мог его остановить. Он был на ринге. В конце концов, я сдался. В ожидании, когда он закончит бой, стоял и смотрел. Он остановился прямо передо мной.

— Подойди сюда. Я хочу тебе показать кое-что. Я тебе не причиню вреда. Просто встань в стойку. Отлично. Теперь выходи прямым правым на мой подбородок. Давай, врежь мне как следует. Не бойся. Возьми меня в оборот!

— Боюсь, у меня не получится.

— Ерунда! Это легко.

— Этот нокаут наверху, видно, никак на тебя не подействовал, Луи.

Живой огонек в его глазах потух.

— Э, что скажешь? То был Сид Дженникс. Я видел его как-то в деле. Он хорош, чертовски хорош. Но не слишком хорош. Я бы с ним справился, коли б знал, кто предо мной. Но, приятель, ты знаешь, как это бывает: становишься небрежным. Увлекаешься так, что не думаешь о противнике. Хочешь приготовиться, встаешь в ту стойку, которая тебе нужна, тебе, понимаешь? С Сидом Дженниксом такое не проходит. Такое не проходит ни с одним настоящим профессионалом. Он просто нанес удар, поймал меня на удар, вот и все. Давай я тебе кое-что покажу, приятель. Ты, например, прямо не бьешь. Ты просто размахиваешь руками. А так делать нельзя. Ответными ударами тебя просто измолотят. Иди сюда, я тебе покажу…

— Луи, я хочу, наконец, взглянуть на машину.

— Ну, ладно, приятель. Конечно, конечно… Я не пытаюсь вмешиваться в твои дела. Я просто думал, что мог бы тебя кое-чему научить, вот и все.

— Спасибо, Луи, — поблагодарил я.

— Что ты еще хочешь знать о машине, приятель?

— Шансы на выигрыш.

— Довольно высокие. Конечно, если ты с ходу собираешься спустить сотню долларов, то вернешь скорей всего только сорок. Шестьдесят уйдут в прибыль заведения. Но имея у себя ту сотню, ты мог бы скормить пять долларов машине, а вернуть пятьдесят центов. Затем ты разыграл бы пятьдесят центов, а вернул бы четыре доллара, — улавливаешь? Вот как она работает. На игральных автоматах играют не так, как на бирже. Сразу вкладывать кучу денег нельзя. Люди приходят, пробуют, смотрят, на чьей стороне удача. В ресторане им дают сдачу мелочью, так десять — пятнадцать центов они кидают в автомат. Потом, возможно, приходит азарт. И люди выгребают все монеты из карманов, играют вовсю! Несколько раз выиграют, а потом спустят выигрыши. Вот почему автоматы в ресторанах обычно работают со скрипом. Они ведь не должны позволять клиенту выигрывать.

— Что ты подразумеваешь под скрипом?

Луи показал:

— Видишь ролик на первом колесе?

Я кивнул.

— Смотри, на первом колесе — три апельсина, на втором — четыре, а на третьем шесть. Выигрыш — три апельсина подряд. С, шестью апельсинами на третьем колесе получается один шанс из трех на то, что будет третий апельсин после того, как выскочили первые два. В этом вся хитрость: получить первые два апельсина… Вот когда в игру вступает ролик. Ты никогда не играл на автомате и не видел, как выигрышная картинка вроде бы колеблется в окошечке, а затем проскакивает, и колесо с чертовски громким щелчком подкидывает тебе уже не эту, нужную, а следующую картинку. Когда такое случается, приятель, значит, тебя прокатили. Возьмем, к примеру, три апельсина на первом колесе. У тебя примерно один шанс из семи получить в первом окошке апельсин. Тут мы закрываем роликом канавку с апельсином. Значит, осталось только два апельсина. Улавливаешь? Чтобы в первом окне теперь выскочил апельсин, на это остается один шанс из десяти. Можно подумать, что между одним шансом из семи и одним шансом из десяти не Бог весть какая разница, но когда играешь на машине постоянно, это, в конце концов, выливается в круглую сумму.

Я оглядел машину сверху донизу.

— Как их расстраивают, такие машины?

— Приносят небольшую дрель и сверлят отверстие. Вот здесь. Видишь? А теперь обрати внимание на эти заклепки… Так вот, отверстие прикрывают фальшивой заклепкой. Вроде все в порядке. Никто никогда заклепки не считает. Одна лишняя не бросается в глаза.

— А потом?

— А потом… уже после того, как просверлили, заклепали, они приходят опять. Обычно в шайке от трех до четырех человек. И в шайке непременно есть хорошенькая девчонка. Они притворяются выпившими, вовсю веселятся. Приходят в возбуждение, толпятся и галдят около машины. А хорошенькая девчонка незаметно вытаскивает фальшивую заклепку. У них есть кусок стальной проволоки с маленьким крючком на конце. Они вставляют ее в отверстие и поворачивают. Так вот, если они просверлили отверстие в нужном месте и правильно, умело вращают проволоку, то вон тот металлический рычаг отходит назад, и давай — принимайся за дойку… Если только в машине нет сырного ножа или он отсоединен.

— Час от часу не легче… Что такое сырный нож? — недоумевал я.

— Ну, это такая штуковина, которая как бы проверяет ход монет. Трубка не освободится, пока нож не скользнет по ребру монеты. Но эти ножи очень нежные, недолговечные, их постоянно заедает, потому, как правило, их снимают…

— Ты что-то говорил о чашке.

— Это другой прием, — ответил он. — Я же говорил об узле выдачи. Они пропихивают ее через раструб, откуда сыплются монеты, и когда управляющие потоком монет рычажки начинают работать, чашку проталкивают вверх. Получается заклинивание. После чего монеты сыплются до тех пор, пока трубки не опустошаются.

— А у вас в зале машины снабжены роликами? — спросил я.

— Конечно, а как же иначе? В особенное1™ те, что стоят в начале ряда. Понимаешь меня? Мы считаем, что клиент, который просто остановился около игрального автомата и опустил четыре или пять медяков, — это человек, который прекратит игру сразу же, как только спустит эти свои медяки. Он играет просто от нечего делать. Может, он турист, который хочет похвастаться, что побывал на Диком Западе.

— Но почему не дать им, туристам всяким, периодически выигрывать? Разве это не будет хорошей приманкой?

— Нет. Это невыгодно. У них в кармане для проигрыша всего двадцать — двадцать пять центов. И они не собираются как бы разменивать доллар на никели. Они играют тем, что есть в наличии. Ладно, дадим им выиграть пару вишен, а может, иногда три апельсина. Но большую сумму — нет. Невыгодно дать сорвать банк в пять долларов. Понимаешь? Зато машины задние в ряду мы не накачиваем роликами в таком количестве. Люди, которые играют сзади, — это наркоманы. У них пунктик насчет игры, прямо как виски пить или еще что-нибудь эдакое. Они продолжают думать, что при следующей подпитке машина будет щедрей. Что ж, чем чаще бросаешь (если ролика нет), тем больше шансов сорвать куш. Поэтому такие люди приходят снова и снова…

Так все и строится. Клиент прокладывает себе дорогу в глубь игральных автоматов — на его пути сначала стоят четыре или пять машин по пять центов, затем десятицентовик, потом опять пятицентовик, дальше две по двадцать пять, за ними два пятицентовика и, наконец, еще одна по двадцать пять. Ну и когда он добрался до конца, он уже выплатил нам кучу денег. Потому что первые машины так набиты роликами, что он не может выиграть ничего особенного. Нам нечего беспокоиться; Мы уже купаемся в деньгах. И если он сорвет банк— тоже не станем беспокоиться, он положит, монеты в карман и уйдет. Может, и так. Но он — наркоман игры, завтра он вернется. И так день заднем… Вот почему я и принял тебя за мошенника, когда ты сорвал банк на пятицентовой машине перед входом. Обычно для твоего банка максимум — две полоски на первом колесе. То есть у тебя один шанс из десяти. Потом на среднем колесе одна и на третьем одна. Понимаешь? Один шанс из двадцати на каждом из этих колес, и один из десяти на первом колесе. — К тому же на первом колесе одну из полосок мы закрыли роликом. А теперь посчитай, сколько у тебя шансов, чтобы сорвать большой куш.

— А что ты скажешь о той девушке? — наконец спросил я, уже изнемогая от свалившихся на меня новых знаний.

— Эта девчонка, братишка, хитрюга. Я сразу ее приметил.

— Давно это было?

— Дней десять или две недели назад. Она просто впилась в игральный автомат. Сначала играла честно, как надо. Запудрила мне мозги, милая такая обманщица. ~На самом деле провела меня, как сосунка. Сначала я и не думал, что ей что-нибудь светит, кроме как остаться при своих. Проверяю машины после ее ухода — машины в полном порядке… Короче, она здорово меня надула. Просверлила пару машин, а я уже и проверять их за ней перестал. Девчонка доила их пару дней, а сегодня вечером со своим дружком появилась для более крупной чистки. Это как пить дать… Ну, и я подготовился. Если бы ты не сорвал — нежданно-негаданно — крупный банк на машине с роликами, я бы их прищучил.

— Откуда ты? — переменил я пластинку.

— Родился в Новом Орлеане. Сюда приехал из Сан-Франциско. Я осмотрел тут машины и заметил, что половина из них высверлена. Я сказал Харви Брекенриджу, что он лопух. Немного с ним поговорил, показал ему приемы, он дал мне работу — охранять от жулья его заведение. Я говорил ему, что знаю все шайки, которые работают с машинами. И я на самом деле знал. А вот что Сид Дженникс ударился в игорно-машинный рэкет — не знал. И эта девчонка для меня новенькая… Да и здесь, в Лас-Вегасе, они вообще не так опасны, как в Калифорнии.

— Почему?

— Потому что в других штатах Hipa запрещена. А здесь, в Лас-Вегасе, разрешена.

— Ну и что с того?

— Напряги мозги, приятель, напряги мозги. Предположим, игра запрещена, а ты ловишь парня, выуживающего деньгу. Ты вышвыриваешь его из зала на улицу, орешь на него, но не можешь его арестовать, потому что он… ничего не крадет. А не крадет почему? У тебя нет игрального автомата, закон запрещает тебе его иметь. Улавливаешь?

— Улавливаю.

— Что-нибудь хочешь узнать еще?

— Не знаешь, как зовут девушку?

— Нет.

— Как же ей удается ввязаться в игру? Кто ее подначивает? Или делает здесь… свою игру?

— С мужчинами?

— Да.

Луи поскреб свою шевелюру.

— Лас-Вегас, братишка, отличается от других городов и Невада от других штатов. Девчонки приезжают сюда, чтобы развестись. Они вынуждены ждать, пока устроят себе место жительства. Хорошо, если все закончится быстро, а если нет? Время тянется медленно. Девушкам становится одиноко… И когда какой-нибудь смазливый парень кладет на нее глаз, она начинает думать: «А почему бы и нет, черт возьми»… Им тут нечем больше заняться… так или иначе, почти все они делают карьеру таким образом.

— Ты можешь вспомнить кого-нибудь, кто был вместе с той девушкой?

— Вроде нет. Но… погоди-ка, а ведь правда… Я вспоминаю одну, была здесь вчера, вроде — бы вместе с той, кто тебя интересует. Нечто сногсшибательное.

— Можешь ее описать?

— Еще бы! Рыжая-рыжая! Не помню, какого цвета у нее глаза, но вся-то она рыжая, клубника со сливками. Ходит, и все у нее двигается, плавно-плавно, как желе на тарелке.

— Полная? — спросил я.

— Нет. Точно, нет. Скорей худенькая, но не костлявая. Женщины, бывает, доводят себя диетой… руки и ноги как спички, суставы у них застывают, ходят, будто деревянные. Та… совсем все иное у нее.

— Сколько лет?

— За двадцать.

— Сколько раз она сюда приходила?

— Пару раз. И оба — с твоей девушкой… Стой, я еще кое-что припоминаю. У нее нос как у кролика.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты знаешь, как кролик двигает носом? Вот и у нее так, и, когда она была немного взволнована, ноздри так же подрагивали… Я это заметил. А вообще — очень привлекательная, стоило бы за ней приударить.

Я протянул руку:

— Спасибо, Луи.

— Да не за что. И никаких обид из-за плюхц?

Я отрицательно замотал гдловой.

— Если честно, — сказал Луи, — ты оказался слабоват. Заметь, ты совсем не держал шею. Когда дерешься, ты должен держать шейные мускулы, понимаешь! Коль удар пройдет сквозь твою защиту и ты будешь вынужден ловить его на подбородок, — ты тогда не свалишься, удар пойдет вскользь. Понимаешь?

— Нет, Луи. И у меня сейчас нет времени вникать в такие вещи. Как-нибудь ты мне покажешь.

Он просиял.

— Правда, дружище? Ух ты, здорово б было. Да и хорошо б чуток потренироваться, вот тогда я кое-что тебе покажу. А для начала давай-ка попробуем старинный удар-блок.

И он опять принял боксерскую стойку, затанцевал по цементному полу.

— Ладно, ладно, Луи, — отмахнулся я. — Вернусь, тогда и покажешь.

Я направился к выходу из подвала. Часы показывали без пяти шесть.

Глава 4

Я снова поднялся в квартиру Хелен Фрамли.

Лицо у меня болело. Кончиками пальцев я нащупал желвак с правой стороны, а под левой скулой — еще один. Может быть, они не так уж были заметны, но дергали и ныли будь здоров как.

Я позвонил и стал ждать.

Никто не ответил.

Позвонил снова.

Дверь в соседней квартире распахнулась. Женщина, с которой я разговаривал недавно, протянула:

— А, это вы, опять вы… Сейчас-то она дома. А я-то подумала: кто это звонит к нам?.. Так в чем дело? Не отвечает?

— Дайте ей время. — Она могла и не услышать звонка.

— Хм! Я у себя слышу, а она — не слышит. Я ведь дажё подумала, что вы нажали на наш звонок.

Из глубины квартиры раздраженный мужской голос прокричал:

— Ма, да отойди ты от двери, прекрати совать нос в чужие дела.

— Я в чужие дела не лезу… Я просто подумала, что зазвенел наш звонок…

— Отойди от двери!

И дверь захлопнулась.

Я опять позвонил к Хелен Фрамли.

Дверь осторожно приоткрылась. На дюйм, не больше, я смог заметить медную цепочку, натянувшись, она не пускала дверь открыться пошире, а за ней — холодные темно-серые глаза. И сразу же услышал удивлённый возглас. Это была та самая девушка, из зала с автоматами.

— Как вы меня нашли?

— Могу я войти?

— Нет! Конечно, нет… Чего вы хотите?

— То, что я хочу узнать, не имеет никакого отношения к тому, что произошло в «Кактусовой роще». Пот нятно? Но дело важное.

Девушка на мгновение" заколебалась, затем сняла цепочку, не переставая изучать мое лицо.

— Не обращайте внимания, — сказал я. — Немного погодя лицо придет в норму.

— Он сильно вас ударил?

— Как видите, сильно. Я почувствовал себя строем кеглей, в который запустили шаром. Раньше я это просто видел, а теперь испытал на себе.

Девушка засмеялась и сказала:

— Ну, проходите вот сюда.

Я последовал за ней в маленькую гостиную. Она указала на стул.

— Это вы тут сидели, когда я позвонил? — поинтересовался я.

— Нет. Я сидела вон там.

Сиденье стула было теплым.

— Не возражаете, если я закурю?

— Пожалуй, нет. Я и сама курила, когда вы звонили.

И она взяла недокуренную сигарету из пепельницы,

которая примостилась рядом с ее стулом, на полу.

Я сказал:

— Собираюсь выложить карты на стол. Начинать?

— Мне нравятся люди, которые поступают таким образом.

— Итак… я — частный детектив…

Ее лицо моментально стало равнодушным, покорновежливым.

— Что-нибудь не так? — спросил я.

— Н-н-ничего.

— Вы не любите частных детективов?

— Это зависит от того, за чем они охотятся, — нашлась девушка.

— Мне нужна информация…

— Я… боюсь, ничем не смогу помочь. Я…

Скрип дверной петли за моей спиной. Она бросила туда быстрый взгляд, отвела глаза, совсем замолкла, ожидая чего-то.

Я сказал, не поворачивая головы:

— Вы могли бы выйти и присоединиться к нашему обществу, Сид.

Быстрое движение позади. Кто-то встал прямо за спинкой моего стула.

— Ну-ка, выкладывай все карты на стол, братишка, — произнес мужской голос.

— Те, что вас касаются, уже на столе.

Я повернулся. Конечно, тот самый мужчина, бойкий парень в клетчатом спортивном костюме, что играл на машине по четвертаку. Теперь я заметил, что правое ухо у него слегка изуродовано. Он был явно не в своей тарелке — и потому опасен.

Я предложил ему «составить компанию» и добавил:

— Поговорим, ничего не утаивая.

— Вы сегодня вечером оказались в «Кактусовой роще» в необычное время, для дела… или это было просто везение?

Я предупредил:

— Не говорите так громко: соседка очень любопытна.

— Да, это уж точно, — подтвердила мисс Фрамли.

Мужчина в клетчатом пиджаке присел.

— Значит, так. Мы с ней молчим пять минут, и вам придется много чего рассказать за эти пять минут.

— Тогда вам останется минуты три-четыре. Я уложусь быстро… Меня зовут Дональд Лэм. Я работаю в детективном агентстве Б. Кул. Пытаюсь разыскать Кор-лу Бурк. И подозреваю, что мисс Фрамли знает, где она находится.

Лицо мисс Фрамли передернулось.

— Зачем это вы хотите ее разыскать?

— Это — интерес моего клиента.

— Ишь какой умник. Кто он, клиент?

— Я не пытаюсь быть умником, но и не настолько туп, чтобы направо и налево разбалтывать имена наших клиентов.

Вмешался бравый мужчина:

— Ну так вот, мисс Фрамли не знает, где находится Корла Бурк, потому что она не знает никакой Корлы Бурк. Ясно?

— Почему же мисс Фрамли отправила ей письмо?

— Она не отправляла.

— Я знаю людей, которые подтвердят, что она это сделала, и знают это наверняка.

— Что ж, значит, они пьяны. Так вот, я говорю вам: она не посылала никакого письма.

Мисс Фрамли решила подать свой голос:

— Я в самом деле не знаю, кто такая Корла Бурк. Вы уже второй человек, кто спрашивает меня о ней.

— А кто был первым? — резко спросил Сид.

— Инженер с плотины.

Его глаза сверкнули:

— Почему ты мне о нем ничего не рассказала?

— А с какой стати?.. Я даже не поняла, про что речь. Он ошибся, и все. — Тут мисс Фрамли повернулась ко мне: —* И я думаю, что он вам и посоветовал спросить у меня, почему вы и здесь.

— А как звали того человека? — спросил я.

Она взглянула на Сида.

— Валяй, говори, если хочешь, — процедил он.

— Я, право, не знаю, как его зовут. Он не назвался.

— Вы лжете, мисс Фрамли.

Она вспыхнула.

— С какой стати я буду тебе лгать, подумаешь, важная шишка. — И тут же иным тоном: — Вы что, хотите узнать про каждого коммивояжера, что приходит сюда и пытается продать новый пылесос?

Мужчина гнул свое:

— Откуда вы взяли, что именно она написала то письмо?

— Некоторые люди сообщили мне об этом.

— Что за люди?

— Это те, кто обратился в наше агентство. А наше агентство послало меня.

— Кто же эти люди? Я об этом спрашиваю.

— Вам придется поинтересоваться в агентстве.

Тогда он спросил Хелен Фрамли:

— Но ты же и верно — не писала никакого письма?

— Нет, конечно же, нет.

Он вновь повернулся ко мне:

— Как это вы там назвали меня, каким именем?

— Не понимаю.

— Когда я появился, вы произнесли имя.

— А! Я назвал вас Сид. Разве вас не так зовут?

— Нет.

— Извините, значит, я ошибся. Как же вас зовут?

— Гарри Биган.

— Извините, Гарри Биган.

— А кто вам сказал, что меня зовут Сид?

— Я думал, это ваше имя.

Он хмуро и медленно заявил:

— Зарубите себе на носу: меня зовут Гарри Биган. По прозвищу Быстрый Кулак… И не желаю, чтобы меня называли как-нибудь иначе.

— Ладно. Мне все равно, как вас называть.

В глазах Гарри Бигана зажглись крошечные мерцающие огоньки. Он был действительно красивый парень, и огоньки-искорки делали его лицо еще красивей. Так небо отсвечивает в горном озере, когда ветер нагоняет рябь. Но лицо было и оставалось злым.

— Ну, если бы я узнал, что ты меня обманывала…

Она вмиг взъерошилась:

— Выкинь из своей башки раз и навсегда, что я тебя боюсь, что ты можешь запугать меня. Я не твоя прислуга. У меня своя жизнь. И у нас… общее дело, сотрудничество, понял? И больше ничего!

— Да ну?

— Именно так?

— Запомним. — Он снова обратился ко мне: — Я хочу узнать побольше про этого… вашего клиента.

— Такие справки — у шефа агентства, Берты Кул. Звоните в «Сал-Сагев».

— Этот клиент сейчас в городе?

— И насчет этого вам придется узнать у Берты Кул,

— Видно, мне придется вплотную заняться этим. вашим клиентом.

— Я бы не советовал, особенно после того, что мне о вас рассказал Клейншмидт.

— Кто такой?

— Здоровенный полицейский, лейтенант, который скрутил меня в два счета, когда пошла драка в «Роще».

— Да вы-то как вляпались в нее? Зачем было соваться в чужое дело?

— А я никуда и не совался. Просто зашел й сорвал банк.

— А зачем доить пятицентовую машину, когда под руку просились и по десять и по двадцать пять?

— У меня были только никели, вот я на них и играл.

Я увидел, как внимательно он меня изучает. Озадаченное лицо жулика повеселило частного детектива.

— Значит, вытащили фальшивую заклепку и успели выбросить ее?

— Да ничего я не знаю ни о каких фальшивых заклепках! Бросал монетки без всякого результата, вдруг выскочила пара вишен, и следующим никелем я уцепил банк.

— А потом?

— Потом подошел Зеленый Халат, и мы начали… спорить.

— Ну, и?..

— Потом появился управляющий, или хозяин казино, вместе со стражем закона. Он и есть лейтенант Уильям Клейншмидт. Они забрали меня наверх в кабинет и вывернули наизнанку.

— г- Что-нибудь нашли?

— Медяков немало…

— Вы знаете, что я имею в виду. Струну от пианино, дрель, что-нибудь еще в этом роде…

Тут вмешалась мисс Фрамли:

— Кулак! Оставь его.'Он, я думаю, и вправду не из наших.

— Не будь так самоуверенна… Так что они обнаружили?

— Они обнаружили, — заговорил я монотонно, — что я прибыл в Лас-Вегас два часа назад на самолете. Они обнаружили, что я полгода, как не был здесь, что я частный детектив, что работаю у Берты Кул и что эта Берта Кул находилась в отеле «Сал-Сагев» в ожидании донесения от меня.

Кулак усмехнулся:

— Вот будет потеха, если он и впрямь говорит правду.

— Клейншмидт уверился, что я говорю правду.

— Он — осел, этот ваш Клейншмидт.

— И Брекенридж, хозяин, тоже не усомнился, что я говорю правду.

— Вы хотите сказать, что вы просто околачивались в «Роще» и не знали, что машины расстроены?

— Это соседка сообщила мне, где я могу найти Хелен Фрамли.

Мои собеседники обменялись взглядами. Кулак тихо свистнул.

— Откуда она узнала? — спросила, будто сама у себя, девушка.

— Она мне сказала, что видела вас там несколько раз. Проходила, мол, мимо и видела.

— Вот бы хоть для разнообразия она не вмешивалась в чужие дела, — зло сказала девушка. — Это она рассказала вам, что и Кулак здесь?

Я заметил:

— Я и без нее знал, что он в стенном шкафу… — Боксер снова насмешливо присвистнул. — Стул был теплый. Мисс Фрамли говорит, что курила сигарету, а на сигаретах, ни на одной в этой пепельнице, нет никаких следов помады.

Кулак воскликнул:

— Клянусь Богом, он в самом деле сыщик!

— Так поделитесь со мной хоть какими-то сведениями о Корле Бурк, — вернулся я к главной своей теме.

— Нечем делиться, честное слово, — ответила девушка. — Кроме того, что я прочла в газетах.

— Вы прочли то, что газеты сочли нужным сообщить? — Да.

— Местные газеты?

Она взглянула на сообщника, отвела взгляд в сторону.

И тут Кулак сказал:

— Хватит. У вас нет прав допрашивать ее.

— Но я не веду допрос, я задаю вопросы. На это я имею право?

— Нет! Черт возьми, нет!

— Послушайте меня… Я не думаю, чтоб в газетах Лас-Вегаса было что-то опубликовано о Корле Бурк. Газеты Лос-Анджелеса тоже не уделили факту ее исчезновения особого внимания, потому что человек, за которого она собиралась выйти замуж, богат, но не настолько выдающаяся личность, чтобы вызывать общий интерес. Исчезла девушка… Обыкновенное исчезновение.

— Но она же, — кивок на мисс Фрамли, — ясно говорит тебе, что ничего об этом не знает!

— За исключением того, что она прочла в газетах, — возразил я.

Кулак помрачнел:

— Послушай, парень, ты зашел слишком далеко, понимаешь?

— Не понимаю.

— Тогда сейчас, возможно, кое-что произойдет, чтоб улучшилась твоя сообразительность.

— Моя работа стоит денег, Гарри. Люди, которые наняли мое агентство искать Корлу Бурк, готовы платить.

— Прекрасно, пусть платят.

— И если большое судебное жюри Лос-Анджелеса решит, что за этим исчезновением кроется нечто большее, чем простое нежелание выйти замуж, будут вызваны свидетели…

— Прекрасно. Пусть их вызывают.

— И свидетель будет давать показания под присягой. Лжесвидетельствование, вы знаете, карается строго. Так вот, я здесь в качестве вашего друга. Вы можете рассказать мне все, что знаете, а я постараюсь найти Корлу Бурк. И тогда не будет большого жюри, понимаете? Я могу не вмешивать вас во все это дело, если вы поможете мне выполнить задание агентства. Если же вы появитесь перед большим жюри Лос-Анджелеса, ситуация станет другой.

— Черт с ним! Я не желаю знать ни какое-то большое жюри, ни какое-то агентство.

Я закурил сигарету.

Хелен Фрамли нерешительно произнесла:

— Ну ладно, что ж, я расскажу вам.

— Заткнись, — сказал Гарри Биган.

— Я знаю, что делаю. Дай мне сказать, Кулак.

— Ты слишком много говоришь.

— Нет, нисколько. Даже недостаточно… Так вот, послушайте, мистер Л эм. Я, как и всякая женщина, любопытна. Ну, и после того как этот мистер Дирбор… кажется, так… этот инженер начал задавать мне вопросы, я решила уже сама, что выясню, чем он так интересуется. Я написала одному своему знакомому в Лос-Анджелес, чтобы тот прислал мне вырезки из газет.

— Так, — одобрил я, — это уже теплее. Ну и что там в вырезках?

— Они были присланы мне по почте.

— Что же из них выяснилось?

— Ничего такого, что бы вам не было известно.

— Я не читал газет, — возразил я. — Мне только недавно поручили это дело. Эти вырезки у вас при себе?

— Они в ящике комода.

— Вы могли бы дать мне их посмотреть?

— Не смей, — сказал Кулак.

— Да перестань ты, Кулак. Не вижу причины, почему бы ему не посмотреть газетные вырезки.

Она вскочила и ловко, я бы сказал — с изяществом, увернулась от протянутой руки Кулака, исчезла в спальне, а спустя мгновение вернулась с ворохом газетных вырезок. Я их просмотрел. Они были скреплены канцелярской скрепкой. Линия отреза была очень неровной, как если бы их вырезали в спешке.

— Могу я их взять на несколько часов? — попросил я. — Я верну их вам утром.

— Нет! — тут же отказал бравый Кулак.

— Ну, что ж, возьмите их обратно.

— Я не понимаю, почему нет? — спросила мисс Фрамли.

— Послушай, крошка! Мы не собираемся помогать закону. Если та девушка сбежала, значит, у нее были на то свои причины. Давай не будем лезть в чужие дела и останемся чистыми. — Кулак повернулся ко-мне: — И всё же… я не до конца вам верю… С игральными автоматами что-то у вас не гладко. Вы в самом деле не занимаетесь или раньше не занимались нашим рэкетом?

Я отрицательно покачал головой.

— Даже как помощник?

— Когда дело доходит до игральных автоматов, я как ребенок в лесу. Мой опыт — это «Золотой герб» — ресторан, где я обычно питаюсь в Лос-Анджелесе и где находится в одном из отдельных кабинетов игральная машина. Берта. Кул бесится, глядя, как я просаживаю деньги на этой машине. Каждый раз, когда я прихожу туда, я начинаю шарить по карманам в поисках медяков. Обычно я проигрываю пятнадцать — двадцать центов.

— Таю вам и надо, — сказал Кулак. — Машины в ресторанах охотятся за быстрой выручкой. Они не годятся для спокойных клиентов. Они ставят ролики на звездочки, так что выиграть две вишни и колокольчик там трудно, тем более сорвать банк или получить в награду за успешную игру особую медаль.

Я возразил:

— Похоже, некоторые выигрывают и больше, — не такие, как я, игроки. Женщина, управляющая игротекой, рассказывала мне о некоторых коммивояжерах, которым здорово везет и на той машине. Три или четыре раза срывали банк.

— А вы сами никогда не видели, как они это делали?

— Нет.

Он презрительно фыркнул:

— Сказки для детишек в коротких штанишках. Очень может быть, что коммивояжерам она рассказывает и о том, что существует некий частный детектив, который доит машину.

Хелен Фрамли вдруг сказала:

— А вы и впрямь крепкий орешек.

— Я? Почему? — поинтересовался я.

— Не пасуете перед Кулаком. Многие боятся его… Я права, Кулак? Тебя это раздражает?

— Что?

— То, что детектив держится так независимо.

— Да иди ты к черту!

— Я ничего плохого не хочу сказать о тебе, Кулак.

— Так и надо. Только попробуй иначе — не советую.

Мисс Фрамли снова взглянула на меня своими красивыми темно-серыми глазами.

— Вы многое видите в жизни, — вздохнула она. — Встречаете самых разных людей…

— Не так уж многообразны эти люди…

— Что вы собираетесь сделать с Корлой, если найдете ее?

— Поговорить с ней.

— А потом? Вы собираетесь рассказать о ней человеку, за которого ей следовало выйти замуж?

Я улыбнулся:

— Я доложу своему шефу. Она сообщит нашему клиенту. Наш клиент использует информацию так, как ему заблагорассудится. Мне все равно, как он ее использует. Он платит Берте Кул, а Берта Кул платит мне.

Гарри сказал:

— Все так, как я тебе говорил, детка. Все в этом мире стремятся сорвать куш. Приходится его хватать везде, где только сможешь.

— Кулак боится, что у меня проснется совесть. — Мисс Фрамли улыбнулась мне.

— Из-за игорного рэкета она уснула?

— В общем-то, да.

— Ну, — Кулак поморщился, — перестань дурачиться, детка.

— Все машины обманывают. Очищают кошельки клиентов. Почему бы и нам не позаимствовать что-нибудь у машины? Правда, Кулак?

— Да, это не воровство, — уверенно сказал он. — Просто возврат части денег, отобранных у общества владельцами машин. А мы ведь тоже часть общества, разве нет? По крайней мере, по отношению к игральному автомату. Владельцы используют всякие приспособления, чтобы сократить выигрыши людей у машины, а мы используем свои приспособления, чтобы заставить машины расплатиться. Это — схватка на равных.

Я предупредил:

— Этот Клейншмидт собирается расставить вам ловушку. Учтите.

— Да, знаю, — отмахнулся Кулак. — Придется смываться отсюда. Мне советовали: не лезь в Неваду, там охраняют машины будь здоров как, но я хотел попробовать. В Калифорнии по-другому. Возьмем, к примеру, «Горячие источники Калермо». Там всегда все получается, но это-то и плохо. Настоящая игра подразумевает соревнование, схватку с достойным противником. Вспоминаю, как мы попробовали работать на курорте, сразу после того, как уехала группа перед нами. Владельцы проверили автоматы, наняли частных детективов, чтобы те взглянули, что там происходит и кто виноват в мизерных барышах.

Хелен Фрамли нервно засмеялась.

— Вот тогда у меня и появился комплекс неприязни к частным детективам. Они чуть-чуть не поймали нас.

— Вот с тех пор мне наше дело и не нравится. Кулак, я предпочла бы — и для себя, и для тебя — что-нибудь другое.

— Замечательная мысль, детка, просто замечательная…

Я небрежно заметил:

— Я скоро должен буду вернуться в Лос-Анджелес…

— Не намекаете ли вы, что и нам надо смываться? — И в ответ на мое «нет» Кулак нахмурился и вдруг скомандовал мисс Фрамли: — Собери свои вещи, детка.

— Что ты хочешь этим сказать, Кулак?

— Этот парень, детка… Может быть, он попытается нас задержать еще до этого… стража закона. Где у тебя монеты?

— Ты знаешь где.

— Ну так выгреби их оттуда и обменяй. Если станут обыскивать это местечко, не хотелось бы, чтобы они наткнулись на монетный склад… А тебе, приятель, лучше удалиться. Как ты верно заметил, у тебя еще много дел.

— Я хотел бы только задать еще несколько вопросов.

Кулак положил руку мне на плечо.

— Тебе хотелось бы, но у нас нет времени. Нам предстоит еще кое-что сделать. Что бывает, когда нам мешают, ты знаешь.

— Ну, Гарри, не надо.

— Да я его не трогаю, детка… Собери все в кучу и обменяй на бумажки. Этот парень уходит прямо сейчас, и у тебя есть работа.

Мисс Фрамли смотрела на своего сообщника, как мне показалось, не соглашаясь с ним. Вдруг она улыбнулась, подошла ко мне и протянула руку.

— Ты отличный парень, — сказала она. — Мне нравятся ребята с выдержкой. У тебя ее хватает.

— Поторопись, тебе говорят! Давай в спальню, — резко повторил Кулак.

— Бегу, бегу.

Кулак как бы дружелюбно подтолкнул меня к двери.

— Пока и спасибо, — попрощался я с Хелен Фрам-ли. — Где я могу вас найти, если понадобится связаться с вами, мисс?

На этот вопрос ответил мужчина, и во взгляде его ответ читался ясней ясного:

— Тебе нельзя, приятель.

— Нельзя — что?

— Видеться с ней.

— Почему?

— По'двум причинам. Во-первых, ты не будешь знать, где она находится, а во-вторых, я не хочу. Понял меня?

Хелен сказала откуда-то из глубины квартиры:

— Кулак, не будь таким. Помни, что я тебе сказала.

— В спальню детка, и быстро, быстро! — И распахнул передо мной дверь: — Пока, дружище. Приятно было познакомиться. А теперь прощай. И не возвращайся!

Дверь захлопнулась.

Из-под двери соседней квартиры пробивалась полоска света.

Я встал у входа в казино. Уже горело уличное освещение. Вскоре я заметил, что по улице идет Хелен, красивая, изящная — словом, такая, что в любом месте привлечет к себе внимание.

Я осторожно двинулся за ней.

Она зашла в одно казино, немного поиграла на «Колесе Фортуны», после чего подошла к столу кассира, открыла кошелек и стала вытаскивать оттуда пригоршнями центовики разного достоинства в обмен на бумажные деньги. Потом она перешла через дорогу, зашла в другое казино, где повторила операцию. Вышла оттуда и наткнулась на меня.

— Привет, — сказал я.

В ее глазах мелькнул страх.

— Что ты здесь делаешь?

— Просто стою.

— Тебя не должны видеть вместе со мной.

— Почему? У меня приготовлена пара вопросов, которые я хотел бы задать тебе наедине.

— Нет, нет, пожалуйста. Тебе нельзя.

— Почему?

Она опасливо оглянулась.

— Ты что, не понимаешь? Кулак ревнив. Мне пришлось выдержать настоящую бурю после того, как ты ушел. Он думает, что я… что я была с тобой слишком любезна. Упрекает, что я пыталась защитить тебя.

Мы пошли рядом.

— Не надо волноваться. Мы просто идем и разговариваем.

— Нет, нет! Не здесь. Не сюда. Тебе надо пройтись? Иди по другой стороне. Вон там, на углу, поверни направо. Спустись по темной боковой улочке… Черт, мне так не хочется, чтобы ты рисковал.

— Ты написала письмо Корле Бурк. Почему ты это сделала, Хелен, и что было в письме?

— Да ты что?! Я в жизни ей никогда не писала.

— Ты уверена?

— Да.

— И не посылала1 ей письма за пару дней до ее исчезновения?

— Нет.

— Она — блондинка… Не в ее характере совершать поступки, повинуясь первому порыву. Хочешь взглянуть на ее фотографию?

— Конечно. У тебя есть?

Я завел Хелен в освещенный подъезд какого-то дома. Вытащил фотографии. Они немного смялись в мрем пиджаке: это когда Луи натянул его мне на предплечья.

— Видишь, она выглядит импульсйвной, но у нее есть мозги.

— Как ты можешь это определить?

— По лицу, как же еще.

— Вот черт! Мне бы тоже хотелось разбираться в таких вещах.

— А ты разбираешься… Как только встречаешь человека, ты бессознательно составляешь мнение о его характере, правда? Возможно, ты знаешь кого-нибудь с тонкими ноздрями и…

— Да, но в половине случаев я определяю характер неправильно. Черт, как вспомнишь, сколько раз меня надували. Я не люблю темнить, Дональд. Тебя зовут Дональд, верно?

— Верно.

— Так вот, Дональд. Я внимательно на кого-нибудь смотрю, и либо он мне нравится, либо нет. Если нравится, иду… на все… Понял? А теперь послушай, Дональд. Мы должны все это прекратить. Кулак — вредный и опасный, когда ревнует. А сегодня у него точно шило в одно место колет. Я уходила, а у него был такой вид… такой вид… Он как пить дать пойдет за нами. С Кулаком просто беда, когда он начинает нервничать.

— Где и как я могу связаться с тобой, Хелен?

— Ты не можешь!

— Ну, возможно, какая-то подруга, которой. я мог бы написать для тебя…

Хелен энергично покачала головой.

Я дал ей’ визитную карточку.

— Тут мой адрес. Может, ты что-нибудь сможешь придумать, чтоб нам встретиться? Местечко, где я тебя найду на тот случай, если понадобятся твои показания…

— Я не хочу давать никаких показаний. Я не желаю, чтобменя вытаскивали на свет и задавали вопросы.

, — Ты можешь мне доверять. Если со мной по-чест-ному, то и я по-честному. Со мной по-хорошему, и я — так же.

Она положила мою карточку в кошелек.

— Я подумаю, Дональд. Может, я пошлю тебе открытку…

— Сделай этот маленький пустячок, пожалуйста. Для меня сделай.

— Может быть, Дональд, может быть… Я вот мучаюсь,'знаешь отчего?

— Отчего же?

— Я тебе дома сказала не всю правду.

— Чего я и боялся, Хелен.

— Надо пойти куда-нибудь, где можно поговорить спокойно. Тут Кулак может нагрянуть каждую минуту.

— Вестибюль отеля или…

— Нет-нет, что-нибудь поближе. Да вот пойдем-ка сюда, в подъезд этого дома, он не так заметен…

Там мы начали вновь говорить — все о том же.

— Хелен! — сказал я. — У меня есть доказательства, что именно ты послала письмо Корле Бурк.

— Я тебе не лгала, Дональд. Я просто не сказала тебе всей правды. Я собираюсь помочь тебе. Я хотела сказать все еще там, но Кулак… чертов Кулак. В конце концов я решила, что, если'у тебя хватит сообразительности и выдержки подождать меня, когда я вышла обменивать деньги, я тебе расскажу… возможно… все.

— Что все?

— На самом деле это она мне написала письмо.

— Когда?

— Должно быть, за день перед тем, как исчезнуть.

— А ты ей ответила?

— Нет, не ответила. Честное слово. Я ее в жизни никогда не видела. Мне доставили ее письмо. Оно было адресовано Хелен Фрамли, до востребования, Лас-Вегас, Невада. Так случилось, что в почтовом отделении оно попалось на глаза тем, кто знал, где я живу, и письмо было доставлено прямо мне.

Напротив нас в бакалейном магазине на боковой улочке светилась витрина. Света достаточно. Я подвел Хелен к окну.

— Давай взглянем на него.

— Если Кулак когда-нибудь узнает…

— Какое ему до этого дело?

— В самом деле, — вспылила она, — никакого! Я ему с самого начала сказала, что у нас с ним чисто деловые отношения. Конечно, ему хочется от меня большего, он ревнив до безумия. И ненавидит закон… Он мне заявил, мол, очевидно, в Лас-Вегасе живет еще одна Хелен Фрамли, и я получила письмо, предназначенное ей. Я не могу разобраться, но Кулак говорит: что я не должна высовываться.

— Давай посмотрим письмо… И поторопись. У тебя не вся ночь впереди. И у меня тоже. Давай посмотрим.

Она открыла кошелек, вытащила конверт и вручила его мне.

Я опустил его в карман.

— Нет, нет, нельзя так делать. Мне понадобится письмо. Кулак спросит меня о нем, как только я вернусь. Он захочет его сжечь. Тебе придется только взглянуть на него, Дональд… О, Боже!..

Я посмотрел в ту сторону, куда был устремлен ее встревоженный взгляд.

На углу улицы стоял Кулак, просматривая ее насквозь.

Она схватила меня за руку.

— Быстро! Сюда, обратно в подъезд!

Кулак нас заметил, сделал неуверенный шаг вперед, пытаясь разглядеть получше две одинокие фигуры на фоне окна. А затем… затем он стремительно побежал к нам.

— Что же делать? — спросила Хелен.

— Беги. Я задержу его.

— Нет, нет, Дональд, он опасен. Он почти невменяем. Он…

Я взял ее за руку и шагнул ему навстречу.

Его лица нельзя было разглядеть. Поля шляпы прикрывали глаза, да еще тусклый свет в переулке. Тут, правда, из-за противоположного угла переулка вывернула машина, и фары осветили его лицо резким белым светом — ненависть, лютая ненависть.

Хелен Фрамли увидела это лицо и хотела выскочить вперед. Но рэкетир быстро выбросил вперед свою правую руку.

Я поймал девушку за воротник куртки и крутанул ее волчком вдоль тротуара. Я сам нацелился для удара в челюсть.

Не знаю, то ли плохое освещение сыграло свою роль, то ли он был настолько невменяем, что не заметил моего намерения, а возможна, считал ниже своего достоинства реагировать на слабака, во всяком случае, он и не пытался закрыться или увернуться, и мой удар достиг цели — его подбородка. Подсознательно я вспомнил, что говорил Луи о напряжении всего тела при ударе. Я ударил его с такой силой, что казалось, сломал себе руку.

Его голова даже не качнулась. Словно я саданул по бетонной чушке.

— Ах ты, грязный стукач! — прохрипел он и врезал мне в челюсть.

Левый прямой ошеломил меня. Я знал, что сейчас последует правый прямой. Я попытался уйти в сторону и, споткнувшись, потерял равновесие. Плечо мое ушло вверх. Его правый прямой и угодил мне в плечо, отправив меня через тротуар в кювет.

Фары ослепили нас. Я решил, что сейчас машина переедет меня. Я вскочил, а Кулак — спиной к машине — как-то не спеша снова двинулся на меня.

Машина остановилась. Хлопнула дверца. Кто-то крикнул: «Эй, парень, постой!»

Кулак не обратил на голос никакого внимания. Его глаза были прикованы ко мне, только ко мне.

И опять он не прикрылся. Удобный случай? Я сделал выпад. Не знаю, попал ли я в него до того, как его массивное тело проскочило мимо меня. Его ударили по корпусу. Он повернулся, и какой-то гигант сцепился с ним, откинув меня в сторону своим плечом.

Кулак отскочил, освободился от цепкого своего противника. Плечи и спина гиганта качнулись назад. Быстрый Кулак ударил, но гигант успел прыгнуть, еще раз отпихнув — это уже попутно — и меня.

Я услышал крики. Завизжала женщина. Потом послышались шаги бегущих к нам людей.

Тут гигант рухнул на меня. Быстрый Кулак все-таки достал его. Я извивался, пытаясь высвободиться. Фары автомобиля снова высветили нависшее над нами лицо рэкетира, налитое все той же холодной ненавистью. Он спихнул с меня неподвижное тело гиганта — так легко и просто, будто оно ничего не весило. Наклонился надо мной. Его левая рука сгребла мою рубашку и галстук. И начал было поднимать меня, но позади появился кто-то еще. Дубинка описала сверкающий полукруг, и я услышал глухой удар по затылку Быстрого Кулака. Рука, державшая меня за рубашку, разжалась. Я опрокинулся на спину.

Я слышал чье-то тяжелое дыхание, звуки — еще и еще — ударов, шаги бегущих людей.

Гигант, которого сбил с ног рэкетир, с трудом приподнялся. Его правая рука метнулась к бедру. Я заметил голубоватую сталь, сверкнувшую в свете автомобильных фар. Я узнал, кто этот гигант, когда он поднял револьвер. Это был лейтенант Клейншмидт.

Сквозь редкую толпу к нему протиснулся мужчина.

— Все в порядке, Билл? — спросил он.

— Где он? — прохрипел Клейншмидт.

— Он смылся, Билл. Я ему врезал, и врезал дубинкой, но его затылок, видимо, из железа.

Клейншмидт встал на ноги.

Я сидел в обнимку с бампером. Дополз все же до машины, чтобы подняться, оперся на бампер. Клейншмидт схватил меня, развернул к свету и изумленно воскликнул:

— О!

Подчиняясь нахлынувшему вдруг вдохновению, я сказал:

— Мне, право, жаль, лейтенант. Я пытался придержать его. Для вас.

— У вас есть характер. Это уж точно, — сообщил мне страж порядка и потер свою челюсть.

— За что ты хотел его привлечь, Билл? — спросил полицейский с дубинкой.

— Мошенничество с игральными автоматами, — ответил Клейншмидт, а потом, несколько запоздало, добавил: — И сопротивление полиции.

— Что ж, мы можем его ловить.

Клейншмидт спросил меня:

— Знаете, где он живет?

Я отряхнул пыль с одежды.

— Нет.

И захромал в темноту. В семь часов вечера в переулках Лас-Вегаса полная тьма.

Берта ждет меня и, наверное, нервничает.

Глава 5

В вестибюле отеля «Апач» я нашел свободное кресло, сел, вытащил из кармана письмо, которое вручила мне Хелен Фрамли, и, прежде чем прочитать, со всех сторон его осмотрел.

Написано оно было на хорошей бумаге, но сам листок — необычного формата. На верхнем его обрезе маленькие неровности, почти незаметные, если только не искать специально. От бумаги исходил слабый запах духов. Что за духи, определить я не смог. В почерке — неразборчивая угловатость.

«Дорогая Хелен Фрамли!

Я благодарна тебе за письмо, но все это теперь бесполезно. Я не могу выйти замуж. Это будет нечестно по отношению к нему. То, что ты предлагаешь, немысли-mq. Я не подхожу. Прощай.

Корла Бурк».

Я еще раз осмотрел конверт. Авиа. С маркой. Адрес до востребования написан той же рукой, что и само письмо. Кто-то, видно, в почтовом отделении перечеркнул его и написал улицу и номер квартиры Хелен.

Я вложил письмо обратно в конверт, положил в боковой карман. Передумал, снова вытащил письмо из конверта, положил его во внутренний карман пиджака, а сам конверт оставил в наружном боковом.

Вооруженный, таким образом, до зубов, я зашагал к отелю «Сал-Сагев».

Берта сразу закричала:

— Чем это ты занимался, Дональд?!

— Работал.

— Ты опять дрался! Больше ты ничего не умеешь?.. Вот, возьми одежную щетку. Нет, расскажи сперва, что ты обнаружил.

— Улики.

— Ах, улики? Ну тогда не будь столь загадочен, чертенок. Расскажи мне про улики.

— Я узнал, что эта девушка помешана на игральных автоматах. Что мне оставалось? Либо слоняться вокруг ее дома до трех или четырех утра, ожидая, когда она вернется, либо пойти и разыскать ее в игральных залах…

— Ну, ты ведь не обязан играть сам.

— Если там не играешь, то привлекаешь к себе внимание.

— Иди прямо вперед и черт с ним, с этим вниманием. Кому какое дело? В конце концов, дружок, мы заняты деланьем денег для агентства и вовсе не должны потрафлять вкусам в Лас-Вегасе, штат Невада. Кстати, я надеюсь, ты не подумал хоть на мгновение, что включишь свой проигрыш в счет издержек?

— Не включу.

— Что же произошло?

— Драка.

— Можешь мне не говорить. Твои сражения написаны на твоей физиономии.

— Неужели так плохо?

— Ужасно!

Я подошел к большому, во весь рост, зеркалу. Впрочем, стол перед ним был сдвинут в сторону, и можно было разглядеть свое изображение и от противоположной стены. На столе лежала вторая шоколадка Берты, все еще завернутая в серебряную фольгу.

…М-да, костюм частного детектива прилично запылился, а физиономия представляла собой нечто странно сдвинутое набок.

— Из-за чего же произошла драка?

— Первая — потому что кое-кто решил, что я жульничаю, занимаюсь рэкетом.

— И ты с честью из нее вышел?

— Нет. Меня арестовали.

— Я так и думала. Ну а потом?

— Я навестил девушку… А где, кстати, Уайтвелл?

— Должен появиться здесь с минуты на минуту. Он получил телеграмму. Его сын направляется сюда, и Уайтвелл ждет его.

— Откуда?

— Из Лос-Анджелеса.

— Самолетом?

— Нет. На машине… У них произошло что-то непредвиденное в делах, и Филипп взял с собой ближайшего помощника отца, того, кто работал с ним многие годы.

— Филипп знает, чем занимается его отец здесь?

— Не думаю, но, видимо, отец собирается посвятить сына в свою тайну.

— Ты имеешь в виду, что Уайтвелл собирается рассказать ему о нас и о цели нашего пребывания здесь?

— Я думаю, собирается… Дональд, не правда ли, он очень милый человек?

— Угу.

— Весьма внимательный. И у него отменный вкус.

— Угу.

— Он вдовец, и я нисколько не удивлюсь, если окажется, что он немножко одинок-Не то чтобы он думал о женитьбе. Он слишком высоко ставит свою независимость, но он не до конца самостоятелен. Что-то в нем есть от ребенка. Все мужчины таковы. Они любят, чтобы с ними нянчились, особенно когда дела не ладятся.

— Угу.

— Дональд Лэм, ты меня слушаешь?

— Угу… Да, конечно, Берта.

— Тогда внеси хоть какой-нибудь вклад в разговор вместо этого идиотского мычания.

— Ты хочешь, чтобы я с тобой согласился?

— Я знаю сама, что мистер Уайтвелл приятный мужчина, но тебе следовало бы добавить что-нибудь к тому, что я говорю.

— Я бы не смог. Никто бы не смог.

Ее губы вытянулись в узкую прямую линию.

— Иногда ты, чертенок, вызываешь во мне ненависть. Ты понимаешь — ненависть к себе!

— Разве ты не собираешься съесть свою шоколадку?

— Можешь забрать ее себе.

— Мне не хочется… А что случилось, почему она осталась в живых?

— Не знаю. От той, первой, у меня началось нечто вроде сердцебиения… Ты пообедал, дружок?

— Нет. Я был занят.

— Так вот, мистер Уайтвелл предложил, чтобы мы пообедали все вместе, если ты вернешься к этому времени, конечно. Он сказал, — Берта позволила своему рту расплыться в некое подобие улыбки, по-моему, довольно глупой, — что хочет представить мне своего сына. Мистер Уайтвелл озабочен его душевным состоянием.

— Прекрасно.

Послышался стук в дверь.

— Открой ее, дружок.

Я открыл дверь. На пороге стоял Уайтвелл. Немного позади — юноша, явно его сын. Тот же высокий лоб, длинный прямой нос, красиво очерченный рот. В глазах отца плясал веселый огонек. В глазах сына, того же цвета, ни искорки. Они принадлежали человеку, который бредет по жизни, не получая от этого никакого удовольствия. Филипп был не один. За его спиной стоял мужчина лет сорока, лысый, толстый, по сложению напоминающий гризли[8]. На лице написана полная компетентность в делах собственных и Уайтвелла.

Уайтвелл начал обряд знакомства:

— Филипп, это — Дональд Лэм. Мистер Лэм, это мой сын, Филипп Уайтвелл.

Высокий юноша слегка наклонил голову, протянул мне руку и вежливо, без всякого жара пожал мою.

— Очень приятно познакомиться с вами. Прошу вас войти, — пригласил я.

Отец продолжил обряд:

— Миссис Кул, позвольте представить моего сына Филиппа. Филипп, это та дама, о которой я тебе рассказывал.

— Миссис Кул, очень рад с вами познакомиться. Отец очень много о вас рассказывал.

Толстяк, о котором, казалось, все позабыли, улыбнулся, протянул мне руку и сказал:

— Меня зовут Эндикотт.

— Лэм, — ответил я..

Мы пожали друг другу руки. Уайтвелл резко обернулся:

— О, извините! И позвольте представить вам, миссис Кул, Пола Эндикотта. Он проработал со мной многие годы. Истинный мозг нашей фирмы. Я… я, видите ли, только получаю прибыль и плачу налог. Пол делает все остальное.

Эндикотт ухмыльнулся добродушной усмешкой мужчины, который силен, здоров как бык и у которого достаточно здравого смысла и деловых возможностей, чтобы не позволять себе волноваться в любом случае.

Берта расплылась в улыбке. Внимательная хозяйка, она позвонила по телефону в ресторан и заказала напитки в номер.

Уайтвелл сказал мне:

— Когда я узнал, что приезжает мой сын, я предложил миссис Кул вместе пообедать. Вы осматривали город?

— Да, мистер Уайтвелл.

— Что-нибудь… обнаружили?

— Кое-что.

— И есть сведения о мисс Фрамлй?

— Да.

— Вы с ней говорили?

— Да.

Уайтвелл-старший какое-то время смотрел на меня так, будто я сообщил ему нечто невероятное. Затем произнес с легким смешком:

— Видите ли, я полностью посвятил Филиппа в свои секреты. Филипп знает, что миссис Кул руководит детективным агентством и оно занимается выяснением того, что произошло с Корлой Бурк. Он осведомлен также о вашей роли в этом предприятии, так что если вы обнаружили что-нибудь похожее на путеводную нить, вы не должны скрывать это от него.

Я вытащил из кармана конверт, показал его молодому Уайтвеллу и спросил:

— Это ее почерк?

Он нетерпеливо выхватил у меня конверт, уставился на него, не согнав, правда, с лица отсутствующего вида.

— Это ее почерк.

В свою очередь Уайтвелл-старший тоже схватил конверт.

— Вы были правы, миссис Кул, — сказал он, — мистер Лэм шустро работает.

— Я же вам говорила.

Уайтвелл запустил пальцы в конверт. На лице его появилось озабоченное выражение.

— Разве там не было письма? — спросил он.

— Думаю, что было.

— Вот оно несомненно дало бы нам ключ.

Я согласно кивнул.

— Где же сейчас это письмо?

— У мисс Фрамли его нет.

— У нее его нет?

— Нет.

— Что же она с ним сделала?

Я пожал плечами.

— Она помнит его содержание?

— Пока не знаю.

— Почему это не знаешь? Разве ты с ней не разговаривал? — вмешалась Берта Кул.

— Да, но ее дружку не понравился мой образ действий. Он использовал меня, как боксерскую грушу.

— Ты и выглядишь как многократно битая боксерская груша.

— Мы добьемся его ареста, — сказал Уайтвелл.

— Это не понадобится. Когда он наносил на мою физиономию последние мастерские мазки, вмешался полицейский. Правда, и ему перепало. Он выглядит так же, как и я.

Берта Кул и Уайтвелл обменялись взглядами.

— Что ж, — сказал Уайтвелл, — вы можете еще раз добраться до мисс Фрамли и выяснить, что там было в письме.

— Да, но лучше пусть ветер немного поутихнет.

Берта хмурилась. Что-то ее тревожило, ставило в тупик. Она отверзла уста:

— Знаешь что, Дональд, иди-ка в свой номер и надень чистую рубашку. У тебя есть с собой другой костюм?

— Нет.

— Ладно, тогда попытайся этот привести в порядок.

Вслед за Бертой отверз уста — неожиданно для меня —

Эндикотт:

— Артур, похоже, у нас появилось время отправить несколько телеграмм. Филипп, тебе тоже лучше пойти с нами. Вы нас извините, миссис Кул?

Большую часть пыли мне все же удалось выбить из моего пиджака, но галстук был совершенно порван, а воротник рубашки оказался мятым и грязным. Я надел свежую рубашку, хитроумно повязал галстук, приложил смоченное — в холодной воде полотенце к лицу и держал его до тех пор, пока желвак немного не уменьшился. Причесавшись, я вернулся в номер Берты первым из всех джентльменов, недавно его покинувших.

— Дональд, я вижу в первый раз, что ты трусишь… Не то чтобы Берта тебя упрекала, дружок, нет. Но иначе я не могу Себе объяснить, почему ты не гоняешься за тем письмом.

Я вытащил письмо из внутреннего кармана и вручил ей.

— Что это?

— Письмо Корлы Бурк.

— Где ты его взял?

— У Хелен Фрамли.

— Значит, ты солгал Уайтвеллу?

— Нет. Я не сказал ему, что у меня его нет. Я сказал,

что у мисс Фрамли его нет. Его у нее и нет, раз она отдала его мне. ^

Берта усиленно заморгала своими глазками-бусинками.

— Читай.

Берта прочла письмо и подняла глаза.

— Не понимаю. Зачем скрывать его от нашего клиента?

— А то письмо, которое написал Уайтвелл, у тебя?

— То, что ты дал мне?

— Да.

— У меня. А что?

— Давай-ка взглянем на него.

Берта нетерпеливо воскликнула:

— Нет, лучше заняться немедленно этой Бурк.

— Я полагаю, что мы можем больше узнать о нашем деле, если взглянем на письмо Уайтвелла.

— Мы его уже знаем!

— Посмотрим еще раз, — настаивал я, — оно написано на обтрепанной бумаге очень высокого качества, с водяными знаками. Обрати внимание на размеры листка. Взгляни… Этот листок — часть фирменного бланка. Кто-то острым ножом разрезал бланк.

Берта заморгала еще быстрей. Спустя мгновение сказала:

— Начинаю, кажется, понимать, продолжай, продолжай.

— Уайтвелл, мы знаем, не в восторге от идеи женитьбы сына на Корле Бурк. Он пригласил Корлу в свою контору. Там сделал ей какое-то предложение, которое она приняла… Она согласилась выйти из игры, но при этом хотела спасти свою репутацию. Она собиралась исчезнуть при таких обстоятельствах, которые позволяли бы предполагать, что ее вынудили уехать, что она бежала от какой-то опасности.

— Тогда при чем здесь письмо?

— Письмо… оно все решает… вопрос о нашей оплате. Корла Бурк не знала никакой Хелен Фрамли. Хелен Фрамли не знала никакой Корлы Бурк. Но у Артура Уайт-велла здесь, в Лас-Вегасе, есть друзья. Эти друзья имели возможность осмотреться и найти какую-нибудь девушку, которая сыграла бы роль подсадной утки. Уайтвелл написал ей письмо как дополнительное средство в интриге, как якорь безопасности с наветренной стороны.

— Не могу уразуметь.

— Вспомни, он же отец Филиппа. Он сразу же вмешался… Он не желал смотреть, как его сын страдает… Он получит просто шок, если узнает, что любимая женщина его бросила. Но если Филипп вбил себе в голову, что девушка была похищена или находилась в опасности, а он ей не помог, вот с этим он никогда не справится. Такой нервный стресс способен полностью перечеркнуть его будущее, его карьеру. Очевидно, это и происходит. И отец достаточно проницателен, чтобы это понимать. Вспомни, он — психолог, хоть и психолог-любитель.

— Теперь я тебя понимаю, Дональд. — Берта перестала, наконец, хлопать глазами. — Он не мог вытащить это письмо из рукава и сказать: «Смотри, сынок, что я нашел». Он должен был спрятать письмо, и так спрятать, чтобы его смогло найти частное сыскное агентство, нанятое им.

— Все верно, Берта. Это письмо показывает, что Корла Бурк уехала по собственному желанию. А Уайтвелл Артур желает, чтоб мы нашли это письмо, и охотно нам за это заплатит. Потом он покажет его Уайтвеллу Филиппу.

— Хорошо, дружок, если он нас водит за нос, мы ему подыграем. Мы будем ходить кругами в поисках письма, вытягивать из него деньги шесть дней, а на седьмой «найдем» письмо и еще получим вознаграждение; тем самым накажем его за то, что он почел нас за простаков. Таков твой план, дружок?

— Не совсем.

— Что же еще?

— Пока что дело складывается следующим образом. Если я сейчас обвиню' Уайтвелла в том, что именно он написал письмо и избавился от Корлы Бурк, я никогда не смогу доказать, виновен он или нет.

— Дональд Лэм, ты соображаешь, что говоришь? Уайтвелл А. — наш клиент. Мы не можем его ни в чем обвинять.

— Конечно, нет, но если мы утаим письмо на некоторое время, то Уайтвелл А. начнет нажимать разные кнопки, чтобы позаботиться о доставке письма прямо в наши руки. И тогда он вынужден будет раскрыться настолько, что мы сможем поймать его с поличным.

— Зачем? л.

— Тогда мы наверняка больше узнаем обо всем этом деле.

— Нет, Дональд, — нахмурилась Берта, — ты снова теряешь голову. Ты думаешь о разбитом сердце Корлы Бурк.

— Я бы хотел добиться справедливости для нее. Она противостоит обеспеченному человеку, который, очевидно, использовал против нее шантаж.

— Какой?

— Я не знаю. Пока не знаю. Не думаю, что она польстилась на деньги. Я о другом думаю: Уайтвелл А. — человек того сорта, что способен медленно колесовать другого человека, время от времени отламывая кусочек души от тела. Он будет пытать любого, кто станет у него на пути, не исключаю, что и Уайтвелла Ф.

— Дональд, как ты можешь такое говорить? Артур — милый человек.

— Да, когда ему это выгодно, но безжалостен, когда надо добиваться своей цели.

— Разве не все мы таковы?

Я улыбнулся:

— Некоторые из нас.

— Мне кажется, это злая насмешка.

Я промолчал.

— Открой вон тот чемодан и загляни в карман на «молнии». Его письмо там, — сказала Берта.

Я достал письмо, поднес к свету. Та же бумага. Водяные знаки те же самые. Я совместил оба листка. Письмо Корлы Бурк было без верхней части фирменного бланка, его загнули и отрезали острым ножом. Вот и все.

Берта Кул воскликнула:

— Ну, чтоб мне провалиться!

Я аккуратно спрятал письмо Корлы Бурк в карман.

— Что мы собираемся делать дальше, дружок? — спросила Берта.

— Я хочу проверить Лос-Анджелес. Долго Уайтвелл собирается здесь оставаться?

— Думаю, день или два.

— Ты хочешь провести вечер в Лос-Анджелесе?

— Нет. Берта слегка устала, и ей нравится климат пустыни, дружок.

— Есть поезд в девять двадцать. Я закажу на него билет.

Глава 6

Напитки нисколько не помогли, Филипп Уайтвелл уныло демонстрировал, что его сердце разбито. Артур Уайтвелл продолжал смотреть на меня, как игрок в покер смотрит на человека, который сначала отказывается от прикупа, а потом выкладывает кучу синих фишек на стол[9]. Берта парила над нами, словно голубь мира. Ее старания добиться, чтобы все шло гладко, и выглядеть светской дамой не могли быть вечными, они так же не подходили к ее облику, как и относительно стройный силуэт. Да, Уайтвелл А. каким-то образом сумел, пусть на время, загипнотизировать ее. Берта вдруг осознала себя женщиной.

Оставалось гадать, как эта метаморфоза отразится на ее деловых качествах. Битва новой Берты Кул с прежней, алчной в делах, обещает быть грандиозной.

Что до меня, то я был равно любезен со всеми, охотно обсуждал вопросы политики и вооружения и совсем не желал беседовать о Корле Бурк.

Обед был прекрасный. Наступающий вечер теплым. Вокруг уличных фонарей, жужжа, кружили насекомые.

Все двери и окна в ресторане распахнуты настежь. Жители города и даже туристы разгуливали без пиджаков.

Уайтвелл-старший на правах хозяина оплатил счет.

Филипп наклонился ко мне:

— Лэм, я вам полностью доверяю.

— Благодарю.

— Вы разыщете Корлу?

— Мы работаем на вашего отца.

— Но и он хочет, чтобы вы нашли Корлу. Правда, папа?

Уайтвелл ответил:

— Да, Филипп, если мы сумеем добиться этого, в разумных пределах тратя деньги и время.

— Но ты же понимаешь, отец, такое дело не может зависеть от денег. За исчезновением Корлы кроется что-то зловещее, ужасное…

— Ладно, ладно, Филипп, давай не будем обсуждать серьезное дело после обеда. Дадим ему спокойно перевариться.

— Но ты обещаешь мне, что мистер Лэм, то есть миссис Кул и мистер Лэм со всей возможной интенсивностью продолжат поиски?

— Вот это, Филипп, тебе придется оставить на мое усмотрение. — Артур Уайтвелл взглянул на меня: — Лэм, если вы сможете найти то письмо и если оно определенно подтвердит, что Корла уехала добровольно, я думаю, что мы с Филиппом засчитаем вам это как выполнение вашей задачи.

— Но, отец, мы не можем остановиться только на письме и бросить все как есть. Мы должны разыскать Корлу. Мы просто обязаны!

Подошла официантка со сдачей. Уайтвелл дал ей ровно десять процентов чаевых.

— Ты что-то мало ела, Берта. Все в порядке? — спросил я наивно своего шефа.

— Да. Я не чувствую себя проголодавшейся. Аппетит у меня не пропал, но я не ощущаю того волчьего, адского чувства голода, которое ощущала, когда была… тяжелей, чем сейчас.

Уайтвелл Артур обратился к сыну:

— А ты когда-нибудь бывал в игорных домах, Филипп?

— Нет, — ответил тот односложно.

Артур многозначительно посмотрел на Берту.

— Не хотите ли, миссис Кул, присоединиться к нам и сыграть по маленькой, или предпочтете отправиться в отель и провести совещание со своим помощником?

— Мы отправимся в отель. — Берта уловила намек.

Было уже около восьми часов. Мы поднялись к Берте в номер. Она заперла дверь.

— Дональд, лучше отдай это письмо мне.

Я посмотрел на свои часы.

— А не считаешь ли ты, что куда лучше позволить мне завершить расследование?

— Расследование чего, Дональд?

— Письма Уайтвелла-старшего.

— Какого черта, Дональд? Что у тебя на уме? И зачем, в конце концов, ты едешь в Лос-Анджелес?

— По разным причинам. Если ты собираешься остаться здесь на какое-то время из-за климата, благоприятствующего здоровью, кому-то следовало бы навестить контору в Лос-Анджелесе.

Она сверкнула своими маленькими глазками.

— Будь ты проклят, Дональд. Тебе нет надобности' дурачить вместе с ними и меня. Зачем ты отсюда уезжаешь?

— Просто одно предположение.

Она вздохнула:

— Ладно, упрямый дьяволенок, уезжай на своем чертовом поезде.

— Когда я тебя увижу в Лос-Анджелесе?

— Не знаю. Мне здесь нравится.

— Климат?

— Конечно, климат. Из-за чего бы еще мне торчать в этой дыре?

— Откуда мне знать?

— Давай-ка вали на свой поезд.

— Не вздумай сказать Уайтвеллам, куда я отправился, по крайней мере, пока поезд не отойдет от станции.

— Что же мне им сказать?

— Что я иду по другому следу. Я оставлю записку на конторке: мол, решил съездить в Лос-Анджелес, а ты подожди меня здесь. Я попрошу, чтобы записку доставили в девять тридцать. А если ее не принесут в это время, сама, пожалуйста, позвони вниз и спроси, не оставлял ли я какого-нибудь послания для тебя.

— Мистеру Уайтвеллу все это может не понравиться.

— Верно, — согласился я. — Может не понравиться.

Берта уставилась на меня, пытаясь прочесть мои мысли, потом отвернулась, раздраженно махнув рукой.

Я кинулся в свой номер, уложил легкий саквояж. Считал и считаю целесообразным путешествовать, не таща с собой чего-либо громоздкого. Один легкий чемодан — максимум.

Мне еще оставалось убить полчаса. Я провел эти полчаса за изучением письма и обдумыванием недавних разговоров.

Глава 7

Поезд подали на платформу вовремя. Я поднялся в вагон. До отправки оставалось еще пятнадцать минут. У меня была нижняя полка. Вагоны, слава Богу, кондиционированы. На вокзале все еще жарко, а здесь, по контрасту с жаром пустыни, веяло прохладой.

Делать было нечего, я разделся, пока поезд еще стоял у перрона, улегся на свое место, почувствовав себя под одеялом довольно уютно. И погрузился в сон. Даже не заметил, когда поезд тронулся.

В дороге мне приснился сон, будто произошло страшное землетрясение. Железнодорожные рельсы извивались и скручивались, как издыхающие на раскаленной сковороде змеи. Состав прогнулся посередине, крутился на поворотах. Но вагоны не падали, всё катились и катились куда-то…

Чей-то голос продолжал повторять хриплым шепотом: «Девятое нижнее… девятое нижнее… у. него девятое нижнее». Тут я осознал, что причиной землетрясения были руки, дергающие за мое одеяло.

Я раскрыл глаза и спросил:

— В чем дело?

— Вас хочет видеть этот джентльмен…

— В чем дело? Кто меня беспокоит? — произнес я, борясь с чувством какой-то нереальности происходящего и растущим негодованием.

— Включите свет! — произнес кто-то, приказывая, очевидно, проводнику.

Я сел на полке. Раздвинул шторы, отделяющие купе от коридора. И увидел в дверях купе лейтенанта Клейн-шмидта рядом с проводником, одетым в белую куртку, удивленно таращившим глаза.

Вагон медленно набирал скорость. Откуда-то донесся мягкий свисток локомотива. Зеленые шторы — в купе и коридоре — покачивались в такт ходу поезда. Из-за некоторых высовывались головы любопытствующих пассажиров: это я уснул, а они бодрствовали и заинтересовались, почему возник весь этот шум.

— В чем дело, лейтенант?

— Ты возвращаешься, Лэм.

— Куда это?

— В Лас-Вегас.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Не угадал, лейтенант. Я собираюсь прибыть в Лос-Анджелес утром ровно в восемь тридцать.

Он посмотрел на часы.

— Я сел в Иермо в два тридцать, — сказал он, — следующая короткая остановка в Барстоу, в три десять. К этому времени ты должен быть готов сойти с поезда.

— Это что, та форма сотрудничества, которую я получаю в обмен за предоставленную полиции информацию? — спросил я зло.

— Начинай одеваться, Лэм. — И добавил: — Сейчас я для тебя официальное лицо. Имей в виду, пожалуйста.

— Как ты сюда добрался? — спросил я, начиная выпутываться из пижамы.

Гигант Клейншмидт стоял, опершись одним локтем на ребро верхней полки и глядя на меня сверху вниз.

— Самолетом. За поездом идет машина. Мы вернемся и…

Мужской голос с верхней полки спросил раздраженно:

— Почему вы не воспользуетесь телефоном?

— Извините. — Клейншмидт мог быть и вежливым.

Я молча оделся. Закончил собирать вещи. Рука Клейншмидта протянулась и взяла мой саквояж.

Мы пошли с ним к мужской уборной.

— Что тебе надо взять с собой, Лэм? — спросил Клейншмидт.

— Зубную щетку, расческу…

— Ладно. Я тут побуду за камердинера.

Я почистил зубы, умылся, причесался и протянул в полуоткрывшуюся дверь руку за рубашкой. Клейншмидт держал ее в своих руках и пристально разглядывал.

Я положил расческу, зубную щетку и зубную пасту обратно в саквояж. Клейншмидт схватился за ручку своей громадной лапищей.

— Я и сам в состоянии его понести, лейтенант, — сказал я.

— Ничего, ничего, пусть побудет у меня.

Подошел проводник.

— Всего через несколько минут прибудем в Барстоу, сэр. Мы остановимся там на секунду-другую. Будьте готовы тотчас спрыгнуть.

Клейншмидт кивнул.

Я курил сигарету.

— Что, собственно, происходит? — поинтересовался я у Клейншмидта.

— Извини, Лэм. Сейчас я ничего не скажу.

— По твоей манере действовать можно подумать, что ты расследуешь дело об убийстве.

Откусить бы себе язык! Выражение лица полицейского гиганта подсказало мне, что я совершил промах.

— Откуда тебе известно, Лэм, что совершено убийство? — громче, чем говорят ночью, спросил страж порядка.

— А л то, было убийство?

— Это ты сказал, не я.

— Мы же не идиоты, лейтенант. Я сказал, что ты дергаешься, будто совершено убийство.

— Не совсем точно повторяешь то, что ты сказал.

— Чёрта с два, лейтенант!

— Сам ведь знаешь, что не точно.

— Сам я знаю, что точно. Такое есть выражение, просто-напросто. А ты напрасно дергаешься, нет у тебя никаких причин скрывать от меня, если оно и произошло…

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, пока будем добираться до Лас-Вегаса.

Поезд замедлил ход. Мы прошли через коридор в тамбур. Проводник стоял у выхода, держа ладонь на рычаге подъемной ступеньки. Когда поезд остановился, он поднял рычаг и рывком открыл дверь; спрыгнул со ступенек и замер, уставившись на нас. В рассветном сумраке блестели белки его глаз.

Жалящий воздух пустыни проник в ноздри, вызвал щекотку. Даже в кондиционированном вагоне нельзя избавиться от влажных испарений, выдыхаемых спящими. А холодный сухой воздух снаружи, чистый и острый, вычистил мои легкие со скоростью кинжального удара.

Я протянул проводнику четвертак. Он хотел было взять, но потом отдернул руку и сказал:

— Нет, сэр. Все в порядке, сэр. Я не хочу накликать беду. С добрым утром, сэр!

Я вернул четвертак на прежнее место — в свой карман.

Клейншмидт хохотнул.

Я посмотрел по ходу поезда вперед. Дул ветер. Пар от локомотива относило назад, тут же разрывая в клочья. Клейншмидт шагал впереди с моим саквояжем; он уж точно знал, куда направляется. Маленькое здание станции осталось позади; я взглянул на небо: звезды спокойно себе мерцали, густо утыкав темное полотно, — немигающие, сверкающие, острые белые точки. Так уж в этой пустыне: жара сменяется леденящим холодом.

— Пальто в саквояже? — спросил Клейншмидт.

— Нет. Нет как такового.

— Ладно, в машине будет тепло.

А вон и вправду — припаркованная машина. Из нее выскочил какой-то мужчина, распахнул дверь задней кабины.

Клейншмидт позаботился, чтобы я влез первым, закинул за спину саквояж, пристроился рядом.

— Поехали, — сказал он водителю.

Мы плавно развернулись от железной дороги к автостраде, пересекли мост. Внутри машины было тепло, но ощущалось холодное присутствие звезд; по обеим сторонам от нас, спереди и сзади простиралась пустыня, усиливая ощущение холодной ничтожности.

Я сказал Клейншмидту:

— Прекрасная погода, не правда ли?

— Еще бы.

— В чем дело? Меня обвиняют в каком-то преступлении?

— Ты просто возвращаешься, Лэм, вот и все.

— Если меня ни в чем не обвиняют, у тебя нет никакого права снимать меня с поезда и везти обратно.

— Может быть, оно и так. Но шеф велел мне привезти тебя, и ты вернешься.

— Откуда машина?

— Взял напрокат по дороге. А вон там у меня — самолет.

Похищение, что и говорить, подготовлено и проведено по всем правилам.

— Как бы там ни было, лейтенант, я рад, что мы друзья. А то ведь ты мог бы обидеться и ничего мне не рассказать.

Он рассмеялся. Водитель полуобернулся, потом снова глаза его уставились на дорогу.

Машина взревела, проделала серию скачков по неважной дороге с такой скоростью, что я мог всем телом почувствовать, как трудно живется всем ее пружинам.

Я пристроился в углу и погрузился в размышления. Клейншмидт откусил кончик сигары и закурил. Было тихо. Если не считать свиста холодного ветра да урчания мотора. Несколько раз мы пересекали песчаные барханы, длинные белые щупальца пустыни, принесенные ветром.

Мы были в пути уже около получаса, когда взошла бледная, изрытая оспинами кратеров старая луна, а спустя несколько минут машина замедлила ход.

Квадрат разноцветных огней обозначал периметр летного поля. Водитель сбавил скорость, фарой поискал поворот, нашел его и подъехал к квадрату. Сразу же я услышал рев авиационного двигателя и увидел огоньки, зажегшиеся на самолете.

Клейншмидт сказал водителю:

— Мне нужна расписка, чтобы я мог подтвердить свои расходы.

Водитель взял деньги, выписал квитанцию. Клейншмидт схватил мой саквояж, и мы вышли на холод.

Винт самолета монотонно вращался. Крупный песок хрустел под нашими ногами…

— Меня вышвырнут со службы, если узнают, что я хоть что-то тебе рассказал. Предполагается, что ты вступишь в кабинет шефа, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит вокруг и что произойдет с тобой, — буркнул сквозь зубы Клейншмидт.

— Что за строгости! — воскликнул я.

Клейншмидт измерил взглядом расстояние от нас до самолета, замедлил шаг, чтобы не подойти слишком быстро.

— В какое время ты оставил Берту Кул в отеле «Сал-Сагев»? — спросил он.

— Точно не скажу. Но было немногим более восьми.

— Куда ты направился?

— Вниз, в свой номер.

— Что ты там делал?

— Собирался.

— Ты не стал выписываться из отеля?

— Нет. Я оставил это для Берты. Они бы все равно приписали мне еще сутки за номер, а Берта у нас казначей. Она знала, что я уезжаю.

— Ты ни с кем ни о чем не разговаривал в отеле?

— Нет. Собрал саквояж и вышел. Оставил записку для Берты на конторке в номере.

— Этот саквояж — весь твой багаж?

— Да, а в чем дело, в конце концов?

Он — тихо:

— Кое-кто убит. Шеф полагает, что ты можешь иметь к этому убийству какое-то отношение. Не знаю, что заставляет его так думать, но кто-то ему намекнул. Он считает, что это серьезная версия. Но ты не теряй головы. И после того как мы зайдем в самолет, чтоб ни слова.

— Спасибо, лейтенант.

— Да ладно, не за что, — пробормотал он. — Просто продолжай прокручивать в своих мозгах то, что услышал сейчас, и постарайся раздобыть себе алиби.

— На какое время?

— От без десяти девять до отправления поезда.

— Увы, не смогу. Я приехал на вокзал около девяти и сразу сел в вагон.

— Проводник тебя не запомнил?

— Нет. Он с кем-то разговаривал. У меня легкий саквояж, и я вошел по ступенькам вагона без посторонней помощи. Я устал, сразу разделся. Лег.

— Прибереги все это на потом, — произнес Клейн-шмидт. Перед самолетом возникла фигура пилота.

— Готово? — спросил Клейншмидт.

— Все в порядке. Прыгайте в самолет.

Мы вскарабкались в низкую кабину одномоторного самолета. Пилот посмотрел на меня с любопытством и спросил:

— Когда-нибудь летали на таких?

— Да.

— В курсе насчет ремня безопасности и прочего? — Да.

Пилот задернул за собой шторку, двигатель взревел. Колеса несколько раз подпрыгнули, и мы резко набрали высоту, пересекая линию цветных огней внизу. Впереди прорезался описывающий круги луч авиационного маяка. Клейншмидт похлопал меня по колену, приложил палец к губам, поставил мой саквояж так, что тот оказался прижатым его ногой к стенке. Вне моей досягаемости. А раз так, — он закрыл глаза и почти сразу начал храпеть.

Я и не думал, что он спит. Нечто вроде ловушки расставил? Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я достать что-нйбудь из своего саквояжа. Краем ботинка он упирался в угол саквояжа, так что почувствовал бы сразу, если б я попытался дотронуться до саквояжа.

Мысленно я вернулся назад, к встрече в поезде: вспомнил, как он схватил саквояж и с тех пор не выпускал его из рук. Потом — как обследовал мою рубашку около уборной. Очевидно, на самом деле начальника полиции кто-то «навел» на меня…

Глава 8

Ластер, начальник полицейского управления, свирепо посмотрел на меня через стол и рявкнул:

— Садитесь!

Я пододвинул к себе стул, сел. Клейншмидт устроился в дальнем конце комнаты.

Я оглядел кабинет, посмотрел на окна.

Рассвет только разгорался. Длинные ленты облаков на востоке окрашены в яркий оранжевый цвет; красновато-розовый отсвет лег даже на щеки начальника полицейского управления. Электрические фонари снаружи выглядели уже слабыми и бледными, но утро только-только подходило к городу, без искусственного освещения еще не обойтись.

— Ваше имя Дональд Лэм и вы утверждаете, что вы частный детектив. Так?

— Верно.

— Работаете в детективном агентстве Б.Кул?

— Да.

— Вы прилетели в город вчера днем на самолете, правильно?

— Да.

— И сразу же начали заваривать кашу?

— Нет.

Ластер изогнул брови.

— Нет? — саркастически переспросил он.

— Нет. Скорее меня пихнули в самую гущу каши.

Начальник подумал, не насмехаюсь ли я над ним.

— Нет? Но… разве не вы вовлекли в происшествие лейтенанта Клейншмидта, вступили в драку со служителем в «Кактусовой роще», а затем подрались на улице с человеком по фамилии Биган?

Я пожал плечами.

— Служитель в «Кактусовой роще» ударил меня. И вызвалполицию. Прибыл лейтенант Клейншмидт. Что касается того, другого, то он ни с того ни с сего накинулся на меня и Клейншмидта. Лейтенант бросился за ним, но тот человек бежал… очень быстро.

Я искоса взглянул на лейтенанта. Он сидел, ухмыляясь. Ему понравилась предложенная мной версия «происшествия» с тремя драками.

Ластер попытался зайти с другого конца.

— Вы вчера навещали Хелен Фрамли, правильно? — Да.

— Откуда у вас ее адрес?

— Его мне дал клиент нашего агентства.

Начальник заглянул в какие-то записи на своем столе; поднял глаза и спросил:

— Гарри Биган ее дружок, верно?

— Понятия не имею.

— Похоже, что это было так.

— Не мне судить.

— Вы были в том поезде на Лос-Анджелес, который отбывает отсюда в девять двадцать?

— Это верно.

— Едва успели на этот поезд, правильно?

— Нет, неправильно.

— В какое же время вы сели в поезд?

— Как только состав прибыл на вокзал.

— Вы хотите сказать, что вы ожидали на вокзале и сели в поезд, как только он остановился?

— Именно так.

— Лэм, обдумайте свой ответ хорошенько, он может в корне изменить все дело.

— Для кого?

— Для вас… среди всех прочих.

— Я затрудняюсь найти какую-либо вескую причину, почему я должен тщательно размышлять о том, в какое время я сел в поезд.

— Вы собираетесь придерживаться вашего ответа?

— Совершенно верно.

— Вы не садились в поезд прямо перед его отходом?

— Нет.

— Может быть, вы сели в поезд, когда он уже некоторое время стоял у перрона?

— Нет.

— Вы сели в вагон, как только поезд остановился?

— Нет, я подождал, пока выйдут другие пассажиры. Это заняло минуты две, не больше.

— Значит, вы стояли радом с вагоном, ожидая, пока выйдут другие пассажиры? Так?

— Правильно. И к чему этот вопрос ведет?

— Сначала я хочу побольше разузнать об 'этом поезде. Вы были на вокзале в девять ноль пять?

— Я был на вокзале уже около девяти часов.

— Где именно на вокзале?

— Со стороны городской площади, где было прохладнее.

— О! — Ластер воскликнул так, будто поймал меня на каком-то катастрофическом признании. — Значит, вас не было внутри вокзала?

— А разве я говорил, что был внутри?

Он нахмурился.

— Вы ожидали поезда, находясь снаружи?

— Верно.

— В течение какого времени до прихода поезда?

— Не знаю. Минут пять, может, десять.

— Встретили вы там кого-нибудь из знакомых?

— Нет.

Начальник глянул на Клейншмидта.

— Введите Клатмеров, Билл.

Клейншмидт вышел из кабинета через ту дверь, что открывалась в коридор.

Я спросил начальника полицейского управления:

— Теперь, когда я ответил на все ваши вопросы, может быть, вы скажете мне, в чем дело?

Но тут вошла женщина, соседка Хелен Фрамли; на шаг позади — ее муж. Они выглядели так, будто провели бессонную ночь. Глаза покраснели, а щеки набрякли.

Ластер спросил меня:

— Вы знакомы с мистером и миссис Клатмер?

— Я встречался с ними.

— Когда вы в последний раз видели их?

— Вчера.

— В какое время?

— Не помню.

— Видели ли вы их вчера вечером после восьми тридцати?

— Нет.

Начальник обратился к Клатмеру:

— Этот человек утверждает, что болтался на вокзале, ожидая поезда, приходящего в Лас-Вегас в девять ноль пять. Что вы на это скажете?

На вопрос ответила миссис Клатмер:

— Это абсолютно невозможно, господин начальник, я вам уже говорила. Это было бы чудо! Мы не покидали перрон до того момента, как поезд тронулся. И мы как раз говорили о нем, и если бы он был там, я бы его заметила.

— В какое время вы приехали на вокзал?

— Я думаю, было без пяти или без десяти минут девять. Нам пришлось подождать прихода поезда что-то около десяти минут. Поезд прибыл вовремя.

Ластер взглянул на меня:

— Получайте.

Я спросил его:

— Не возражаете, если я закурю?

Он помрачнел. Клейншмидт улыбнулся.

Ластер обратился к миссис Клатмер:

— Этот человек утверждает, что он находился не на перроне, а снаружи, перед зданием вокзала, где было прохладней, и там ожидал прибытия поезда. А где находились вы?

— Некоторое время мы были внутри вокзала, а потом мы вышли на перрон. Но мы видели, как пассажиры покидают вагоны и как новые садятся. Не то чтоб я любопытна, но мне просто интересно знать, что происходит вокруг. Я люблю наблюдать просто так.

Ластер повернулся ко мне:

— Ну?

Я зажег спичку, поднес огонек к кончику своей сигареты, глубоко затянулся.

Миссис Клатмер принялась добровольно поставлять новые сведения:

— Если вы спросите меня, то скажу: Хелен Фрамли сильно увлечена этим молодым человеком. Я точно знаю, что она со своим дружком прошлой ночью из-за него поссорилась.

— Откуда вы знаете, что из-за него? — спросил Ластер.

— В моей квартире совершенно отчетливо слышно… все, что они говорили. Они разговаривали очень-очень громко. На повышенных тонах… чуть ли не орали друг на друга. Он обвинял ее: она, мол, влюбилась в этого парня, а она отвечала, что, если захочет, так и сделает, что Биган не имеет на нее никаких прав'. Тогда Биган кричал, что он ей покажет, какие у него есть права и власть над нею, и еще добавил, что она, как полная дура, сообщила парню кучу сведений, до которых никому постороннему нет никакого дела. И употребил какое-то смешное выражение… то есть как-то ее назвал… Я не знаю, что это слово значит…

Мистер Клатмер внес ясность.

— Назвал ее стукачкой, — сказал и погрузился вновь в молчание.

— Вы слышите, Лэм? — спросил начальник.

— Я слышу.

— И что вы можете нам сообщить?

— Ничего.

— Вы не собираетесь все это отрицать?

— Отрицать — что?

— Что они из-за вас дрались?

— На этот счет у меня нет сведений.

— И вы все еще утверждаете, что были на вокзале?

— Я сказал, что был.

— Но эти люди говорят, что вы никак не могли сесть в поезд сразу после того, как он прибыл на станцию.

— Я их выслушал.

— Ну и что?

— Они придерживаются своих показаний, вот и все.

Миссис Клатмер начала было снова рассказывать:

— Я совершенно уверена, что… — но вмешался Клейн-шмидт:

— Погодите минуту, миссис Клатмер. Вы поехали на вокзал, чтобы встретиться с людьми, проезжавшими через Лас-Вегас, не так ли?

— Да.

— Вы с нетерпением ждали этой встречи?

— Естественно. А как вы думаете, для чего мы приехали на вокзал, не собираясь уезжать?

— А вы волновались?

— Не думаю.

— Вы знали, в какое время прибывает поезд?

— Да.

— Когда вы ушли из квартиры?

— Примерно без двадцати девять.

— И направились к вокзалу?

— Да.

— Значит, вы туда явились за пятнадцать минут до прихода поезда?

— Правильно. Я так вам и рассказываю. Мы там были. Если бы он или кто-либо еще там находился, мы бы заметили…

— Почему вы так рано пошли на вокзал?

—. Ну, чтоб наверняка не пропустить поезд.

— Еще раз: вы были взволнованы перед встречей с вашими друзьями?

— Ну, мы ожидали этой встречи с удовольствием.

— И как только прибыл поезд, вы принялись их искать?

— Как и следовало ожидать.

— Где находились ваши друзья?

— Стояли прямо в тамбуре.

— И у вас была совсем короткая встреча прямо на перроне?

— Да, мы встретились и поболтали, пока поезд стоял.

— Ваши друзья не намерены были остаться?

— Нет. У них дела в Лос-Анджелесе. С ними были еще какие-то люди.

— И ваша дружеская беседа продолжалась до тех пор, пока кондуктор не объявил: «Пассажирам занять свои места»?

— Да.

— И они сели обратно в поезд?

— Да.

— А далее? Вы дождались отхода поезда или же сразу ушли?

— Мы ушли, но и поезд тут же тронулся. Мы слышали, как он отправляется. И могу еще добавить: мы ждали до тех пор, пока проводник не закрыл тамбур.

— В вагоне, в котором ехали ваши друзья?

— Ну да.

Клейншмидт взглянул на Ластера и ничего не сказал.

Начальник полиции неодобрительно посмотрел на меня, потом передел взгляд на миссис Клатмер. Взгляд скользнул к ее мужу.

— Как ваше имя?

— Роберт.

— Вы были вместе со своей женой?

— Да.

— Вы подтверждаете все, что она говорит?

— Ну-у… в общем, да.

— С чем же вы не согласны?

— Да нет, я полностью с ней согласен.

— Не думаете ли вы, что этот молодой человек мог каким-то образом оказаться на вокзале, а вы его не заметили?

— Ну-у, вообще-то говоря, такая возможность, правда, крохотная, есть.

— Не будет ли слишком дерзко с моей стороны, — поинтересовался я, — узнать, что вообще здесь происходит?

Миссис Клатмер воскликнула:

— Разве вы не знаете? Они…

— Достаточно, миссис Клатмер, — тут же прервал ее начальник полицейского управления.

Она сердито посмотрела на него и возразила:

— Ну, знаете ли, нет никакой необходимости набрасываться на людей, затыкать им рты. Я только собиралась рассказать ему…

— Я сам ему все, что надо, скажу.

— Ах, какие тайны! Он может прочесть об этом в газетах. Я полагаю, в том, что случилось, нет ничего таинственного,"и я сейчас…

Начальник подал знак Клейншмидту. Тот оторвал массивное свое тело от стула, встал над Клатмерами:

— Отлично, друзья, достаточно!

— И пусть они идут домой, — приказал начальник.

— Вы можете идти домой, друзья, — сообщил им вежливый Клейншмидт.

— Что ж, я бы сказал, самое время!

— Что за порядки! Подняли в полночь, продержали Бог знает до каких пор, да еще рот затыкают. Я хотела рассказать…

— Убери их, — прорычал начальник.

Клейншмидт кое-как вытолкал Клатмеров и захлопнул дверь.

Ластер снова принялся за меня.

— Выглядит все это не слишком хорошо для вас, Лэм.

— По-видимому, кто-то убит. Кто?

Начальник разглядывал записи в кожаной записной книжке, которая лежала раскрытой на его столе. Вытащил авторучку и нацарапал в книжке еще несколько слов. Поднял глаза, навернул колпачок обратно на ручку, спрятал ее во внутренний карман.

— Застрелен Гарри Биган. Вчера вечером. Между восемью сорока пятью и девятью двадцатью пятью.

— Очень жаль.

Я ничего к этому не добавил, а на моем лице ничего нельзя было прочесть. Даже таким усердным стражам порядка.

— Девушка, с которой он жил, ускользнула, — продолжил Ластер.

— А он с ней жил?

— Ну, он там часто бывал.

— Это — разница, — заметил я.

— До того, как он был убит, — скажем, часа за два, — вы навестили девушку. Появился Биган. Вы поспорили. Потом ушли. Биган обвинил девушку в том, что она вами увлеклась. Он был вне себя от ревности. Он посчитал, что она собирается на свидание с вами. Она поклялась, что нет. Потом она ушла. И встретила вас. Биган следовал за ней. Вы*подрались из-за девушки. Я думаю, вполне правильно будет предположить, что вы договорились: она бросит Бигана и уедет в Лос-Анджелес, куда хотели поехать вы. А она как раз и уехала на эту встречу, по-види-мому… А вы… вам было непросто уехать. Вы работали в Лас-Вегасе, собирались пробыть здесь два-три дня…

— И все это объясняете вы — мне?!

— Это вполне вероятные предположения, Лэм. Ведь миссис Кул все еще здесь…

— Дело, которым я занимаюсь, — это поиски пропавшего человека. Пропавшего в Лос-Анджелесе! Оттуда тянется ниточка, и я намеревался именно там ее начать тянуть.

Ластер не обратил на это внимания и продолжал:

— Вдруг, ни с того ни с сего, вы объявили, что собираетесь в Лос-Анджелес первым же ближайшим поездом. Вы покинули отель «Сал-Сагев», который находится неподалеку от вокзала, и потому у вас еще оставалась пропасть свободного времени. У вас был мотив, желание и возможность застрелить Гарри Бигана… И вы сделали это и знаете, что это так, столь же хорошо, как и я.

— Он был застрелен в квартире девушки? — спросил я.

— Да.

— Как же вы так точно устанавливаете момент убийства. И вообще весь этот хронометраж?

— Клатмеры находились в своей квартире все время, пока не отправились на вокзал встретить друзей-тран-зитников. Потом с вокзала они направились прямиком обратно к себе домой. Они пришли. Из соседней квартиры не доносилось ни звука. Несомненно, они бы услышали выстрел… Вот как я установил временные пределы убийства.

— Если только Клатмеры не лгут.

— С чего бы им лгать?

— Предположим, им не нравился этот… Биган. Они хотели его проучить… Когда было обнаружено тело?

— Незадолго до полуночи.

— Хорошо, предположим, они возвращаются домой, обнаруживают Бигана, стоящего в дверях квартиры Фрам-ли, или в коридоре, или на лестнице? Биган и Фрамли ссорятся! Они стреляют или просто зашли за ним в квартиру и в упор застрелили его. Если вы запишете их в качестве подозреваемых, хронометраж убийства будет совсем иным. Ограничение лишь одно: прежде, чем было обнаружено тело.

— Совсем неубедительно, Лэм! С чего бы этим дуракам убивать Бигана.

— Может быть, для вас неубедительно. А для меня неубедительна мысль о том, что это я его застрелил. За что? Почему?

— Вам нравилась его девушка.

— Не больше, чем нравится сотня других красивых женщин.

— Но за других вы не рискнули получить взбучку.

— Я работал!

— Я знаю, — Ластер пробежался кончиками пальцев по своему подбородку, — у вас высокое чувство служебного долга.

— Когда я работаю, мне хочется раскрыть дело… пусть с риском для себя. Так же, как и вам, надеюсь.

— Согласитесь, Лэм: Клатмеры отпадают. А это означает, что хронометраж убийства остается прежним. Ладно, давай, Лэм, не будем темнить.'Если вы собирались встретиться с девушкой, мы все равно это раскопаем. Вы договорились с девушкой встретиться в Лос-Анджелесе?

— Нет.

— Это запирательство ни к чему хорошему не приведет.

— Все будет о’кей… Жаль только, что вы сняли меня с поезда. Я всего лишь частный сыщик и не собираюсь учить вас, но… надо было позволить мне уехать в Лос-Анджелес, приставить ко мне «хвост», и, если бы я действительно повстречался там с девушкой, у вас кое-что неопровержимое было бы. А сейчас вы не сможете доказать, что я собирался с ней встретиться.

— Это все рассуждения.

— Как бы не так!

— Существует еще одно в высшей степени подозрительное обстоятельство. Когда Клейншмидт спросил вас, не знаете ли вы, где проживает Биган, вы ответили, что не знаете.

— Я не знал.

— Но вы же побывали в квартире!

— Он там не жил.

— Зато его подружка жила.

— Об этом меня лейтенант Клейншмидт не спрашивал.

— Не слишком ли вы пунктуальны?

— Он спросил меня, не знаю ли я, где проживает Биган. И вот теперь, потому что я не сказал Клейншмидту адреса мисс Фрамли, вы думаете, что я впал в грех сознательного сокрытия нужных; полиции сведений?

— Ну да!

— Зачем мне было втягивать в свое дело эту девушку, мисс Фрамли?

Молчание. Довольно долгое. Ластер, наконец, сказал:

— Пока все, Лэм.

— Я могу идти?

— Да.

— Я хочу отправиться в отель «Сал-Сагев».

— Что ж, пожалуйста.

— Не вижу оснований, по которым я должен идти пешком. Напоминаю, меня сняли с поезда, следовавшего в Лос-Анджелес. У меня было средство передвижения и постель. За все уплачено. Вы собираетесь что-либо предпринять в связи с этим?

Ластер подумал с минуту, потом сказал:

— Ничего.

— Я хочу вернуться в Лос-Анджелес.

— Вы не можете уехать, пока мы не закончим расследование!

— Когда это произойдет?

— Не знаю.

— Я сообщу обо всем этом хозяину агентства Берте Кул. Если она пошлет меня в Лос-Анджелес, я поеду.

— Не разрешаю.

— Если меня запрут, я не поеду. Если же меня не запрут, я поеду… Да, и как насчет того, чтобы лейтенант подбросил меня до отеля «Сал-Сагев»?

— Не ломайте комедию, Лэм. Отсюда всего лишь два-три квартала. А вы нахал, Лэм. Клейншмидт так мне и рассказывал про вас, но… — сказал Ластер.

— Знаете что, Ластер? Я даю вам шанс. Я мог бы заставить вас отправить меня в Лос-Анджелес. Может, я и сделаю это, переговорив с Бертой Кул. А сейчас, сейчас я хочу, чтоб меня привезли в отель «Сал-Сагев».

Клейншмидт встал со стула.

— Пошли, Лэм, — сказал он.

У входа в управление стояла полицейская машина. Клейншмидт ухмылялся, пока я забирался в нее.

— Ну?

— Я предложил ему отпустить тебя в Лос-АДджелес, приставить «хвост» из полиции Лос-Анджелеса, выяснить, не встречаешься ли ты с девушкой, и если встречаешься — забрать вас обоих. В противном случае — оставить тебя в покое. Он меня и слушать не стал. Он твердил, что это наверняка ты застрелил Бигана и-что ты, слабак, сразу расколешься, как только тебя снимут с поезда и привезут сюда. А в пути — ни о чем с тобой не разговаривать.

Я зевнул.

Машина доставила меня к отелю.

— А как насчет вас, лейтенант?

— Что ты имеешь в виду?

— А что вы делали вчера в промежутке между восемь сорок пять и девять двадцать пять вечера.

— Я охотился за Биганом.

— И не нашел его, точно?

— Иди ты к черту, — ответил Клейншмидт и ухмыльнулся.

Глава 9

Берта Кул дремала. Одета она была с иголочки. Дверь в ее номер не заперта. Отворив ее, я встал на пороге. Берта не шелохнулась, развалясь в кресле — голова набок, ритмично похрапывает.

Я громко кашлянул…

— Ты ждала кого-то и заснула? Или поднялась с постели, а затем оделась?

Она открыла глаза, выпрямилась в кресле.

Никакого перехода между сном и бодрствованием. Только что сладко похрапывала, и губы слегка раскрывались с каждым выдохом, и сразу же на меня уставились острые блестящие глазки.

— Ох, Боже мой, Дональд, какой же это паршивый городишко! Они сняли тебя с поезда?

— Да.

— Они мне сообщили, что собираются это предпринять. Я сказала, что тогда вручу им иск о возмещении ущерба… Что ты им рассказал?

— Ничего.

— Они от тебя йичего не добились?

— Не думаю, что добились чего-то путного.

— Этот лейтенант молодчага, — сказала она. — А вот шеф полиции отвратительный тид. Входи, присаживайся. Подай мне вон ту пачку сигарет и дай прикурить. А что, если попросить снизу прислать нам кофе?

Я вручил ей сигареты, зажег спичку, подошел к телефону, вызвал «обслуживание» и попросил их прислать мне наверх пару кофейников с большим количеством сахара и сливок.

— Ты пьешь черный, не так ли, дружок? — спросила Берта.

— Да.

— Так вот, не беспокойся о сахаре и сливках для меня.

Я посмотрел на нее с изумлением.

— Я пришла к мысли, что они портят… аромат кофе.

Я в трубку сказал: «Простите, мы обойдемся без сахара и сливок. Пошлите пару кофейников с черным кофе, пожалуйста, и побыстрее».

— Есть ли какие-нибудь новости? — спросил я у Берты.

— Не знаю, что сказать. Представление началось в половине первого. Они обнаружили тело около полуночи. Подняли страшный шум. Заодно хотели узнать все о нашем деле: кто наш клиент и где его найти.

— Ты им это сказала?

— Конечно, нет.

— Трудно было держаться?

— Не очень. Я сказала им, что это профессиональная тайна. У меня могли бы возникнуть кое-какие за-, труднения, но они обнаружили, что ты рванул в Лос-Анджелес. Тут-то им и представилась возможность развернуться. Они сказали, что собираются догнать поезд на самолете и привезти тебя обратно.

— Долго ли они продержали тебя на ногах?

— Почти всю эту ночь.

— Они что, не догадались, что наш клиент Уайтвелл?

— Немного погодя.

— Когда вернулся Уайтвелл? Вчера поздним вечером, когда я уехал?

— В том-то и дело, дружок: он не возвращался!

— Ты хочешь сказать, что его не видела?

— Нет. Вчера — нет. Лишь сегодня утром. Часа в четыре.

— Где?

— Он заглянул сюда, после допроса в полиции. Очень извинялся, что втянул нас в такие передряги. Он очень, очень милый человек, Дональд.

— Чего он хотел, когда «заглянул сюда», да еще в четыре часа утра?

— Ну, просто… он хотел узнать, как я вынесла испытание, и извиниться за то, что навязал мне дело, которое поставило меня в подобное положение.

— А после того, как он все это проделал, что еще ему понадобилось?

— Да ничего.

— Он ни о чем больше не упоминал, как бы мимоходом?

— Поинтересовался тем, что мы собираемся рассказать полиции, а я сказала, что ему не о чем беспокоиться и что ты не разгласишь ничего… Он тогда заметил, что особенно надеется, что ты ничего не расскажешь о характере дела, которым занимаешься, или о каких-либо письмах… Я уверила его, что он может отправляться в постель досыпать без всяких тревожных мыслей.

— А Филипп? Он был у тебя вместе с отцом?

— Нет. Вот почему отец сюда и не вернулся. У него с Филиппом, как выяснилось, несколько разошлись точки зрения.

— Насчет чего?

— Точно не знаю, дружок, но думаю, что насчет тебя.

— Это еще почему, шеф?

— Кажется, Филипп стал твоим восторженным поклонником. Он требовал от отца предоставить тебе полную свободу действий и во всем помогать; в том, что ты сочтешь нужным для отыскания Корлы. Отец возразил, что' расходы могут оказаться слишком большими, 'что его вполне устраивает, если ты обнаружишь доказательство того, что Корла уехала по собственной воле. Это будет максимум, повторял он, максимум. Тогда Филипп Уайтвелл предположил: возможно, Корла уехала, потому что ее шантажировали, а Уайтвелл Артур на это возразил, что, если это и так, значит, она не того сорта девушка, которую они желали бы видеть в своей семье; тут, я думаю, у Филиппа сдали нервы, они поссорились. Артур ушел, оставив Филиппа одного в казино.

Я прикрыл глаза, обдумывая услышанное.

— И все это должно было произойти в восемь часов или несколькими минутами позже, да?

— Я думаю, что да.

— Ты ничего не сказала полиции про эти разногласия?

— Я сказала полиции, дружок, чтобы они занимались своим делом, а я займусь своим, — отрезала Берта. —

Эти грубияны пожелали узнать, какие доказательства я могу им представить, что все время находилась в отеле… Невежды! Я их отбрила!.. Ну, а утром я ждала… ждала, когда появится мистер Уайтвелл-старший, а он так и не появился из-за своей стычки с младшим…

— Куда же он направился, Уайтвелл А., как ты думаешь?

— Он был очень расстроен. Знаешь, он действительно привязан к этому мальчику, в самом деле, как и говорится, боготворит землю, по которой тот ступает, и вот теперь Уайтвелл А. ужасно расстроен. Он даже забыл позвонить мне и предупредить, что не придет.

— Но куда же он все-таки направился?

— Никуда.

— Ты хочешь сказать — вернулся сюда в отель, в свой номер?

— О, я понимаю, что ты имеешь в виду… Нет, Артур очень нервничал. Он погулял немного вокруг отеля, затем вернулся и попытался заснуть. Он делит номер с Филиппом и мистером Эндикоттом. Филипп не появляется почти До одиннадцати часов. Полиция пронюхала, что Уайтвелл — мой клиент, и подняла его для допроса с пристрастием. Ну, по поводу убийства… Бедняга, он-то тут при чем?

— Что тебе известно об этом убийстве?

— Почти ничего. Никаких деталей, подробностей. Он был застрелен. Вот и все, что я знаю.

— Какого калибра пуля?

— Не знаю.

— Они нашли в квартире оружие?

— Не думаю.

— И никто не слышал выстрела?

— Ты знаешь, что представляет собою этот многоквартирный дом. Он расположен в переулке: две соседние квартиры, о которых идет речь, находятся прямо над магазином. Магазин закрывается в шесть часов. В одной — выстрела не услышали. В другой — некто, должно быть, искал что-то на кухне. Дверцы шкафчика под раковиной там были распахнуты настежь, на полу валялась пара кастрюль. Рядом с кухонной дверью обнаружили капли крови. Все это я почерпнула из вопросов, которые задавали полицейские, — не Бог весть какая информация.

— Что ж, и на том спасибо, — сказал я, — хорошо, что он убит. Он на это просто сам напрашивался.

— Дональд, не говори так.

— Почему?

— Они используют подобные слова против тебя.

— У них и без того есть что использовать против меня, хоть эта версия и вздор.

— Разве проводник не запомнил тебя, дружок?

— По всей вероятности, нет, и билет не взял.

— И даже не проверили твой предварительный заказ?

— Нет. Я просто влез в вагон, забрался на полку и уснул.

— Странно, что кондуктор тебя не разбудил, чтобы взять билет.

— Проводник меня не видел. Он не доложил кондуктору, что кто-то с билетом сел в вагон еще до девяти часов.

— Не вызовет ли это Обстоятельство новых подозрений?

— Возможно.

— Ну, ладно, предположим, чертенок, что ты сможешь избежать тюрьмы. Но мы должны продолжать наше дело, должны помочь мистеру Уайтвеллу. Ты думаешь, убийство этого… Бигана… как-то связано с исчезновением Корлы Бурк?

— Пока не знаю. Многие могли прикончить Гарри Бигана — и среди них мой уважаемый друг, лейтенант Уильям Клейншмидт из полиции Лас-Вегаса.

— Не будь простофилей, Дональд, — возразила Берта. — Если бы Клейншмидт убил его, он признал бы этот факт, он выступил бы как герой… «Бесстрашный офицер полиции убивает отчаянного, готового на все преступника, который терроризировал местное население», ну и прочий вздор!

— Я сказал о лейтенанте, возможном убийце, как о возможной версии.

— Да нет же, Дональд.

— Горожанам не нравится, когда полицейский чересчур легко и лихо хватается за пистолет. Клейншмидт искал Кулака… ну, Гарри Бигана. Клейншмидт был зол на него, на его кулаки, от которых досталось не только мне.

— Но Клейншмидт мог бы утверждать, что это он сделал в порядке самозащиты.

— Биган был безоружен. И находился дома. Это та деталь, которая произведет впечатление на присяжных. Предполагается, что офицер полиции в состоянии взять безоружного, не пуская в ход ничего покруче, чем дубинка.

— Но Биган ведь хороший боксер.

— Предполагается, повторяю, что офицер полиции в состоянии скрутить безоружного.

— Что заставляет тебя думать, что убийство совершил Клейншмидт?

— Я так не думаю.

— Я решила — ты так думаешь.

— Я сказал, что это возможно.

— Ладно, тогда… что заставляет тебя думать, что это возможно?

— Усердие, с которым полиция старается повесить убийство Бигана на другого.

— Например, на тебя?

— Среди прочих.

— Артур Уайтвелл взял с меня слово, что я немедленно дам ему знать, как только ты появишься в городе.

— Он знал, что Клейншмидт отправился за мной?

— Этого я не знаю. Но в общем, предполагал, что кто-то собирается тебя перехватить в поезде.

— Ладно, позвони ему.

Я протянул Берте трубку. Она дважды откашлялась и сказала:

— Соедините меня, пожалуйста, с номером мистера Артура Уайтвелла… Доброе утро, Артур. Это Берта… О, вы льстец!.. Дональд здесь. Да, это будет прекрасно! — Она повесила трубку и подняла на меня глаза. — Он сейчас придет, — сказала она.

Я уселся, зажег сигарету и спросил:

— И когда это случилось?

— Что именно?

— Что вы называете друг друга по именам?

— О, не знаю… Мы просто начали называть так друг друга. Знаешь, в конце концов, мы вместе пережили все это приключение — ну, убийство и последовавшее расследование.

— А Уайтвелл Ф.?

— Я не видела Филиппа, разве что мельком, когда полиция задавала вопросы.

— Мистер Эндикотт уехал в Лос-Анджелес?

— Нет. Он здесь, но хочет уехать.

— И Уайтвелл А. тоже намерен уехать?

— По крайней мере, не в ближайшие дни… Угости-ка меня сигаретой, дружок!

Вскоре явились Уайтвелл Артур и Эндикотт.

— Какие, однако, случаются неожиданности, — сказал Уайтвелл, пожимая мне руку. — Сознайтесь, что мы с вами такого не предвидели, а, Лэм?

Эндикотт пожал мне руку, но ничего не сказал.

Уайтвелл навис над креслом Берты, улыбаясь ей.

— О, никак не могу понять, как вам это удается, Берта.

— Что?

— Не спать, в сущности, всю ночь, а выглядеть при этом такой свежей, будто вы проспали с десяти вечера до утра. Не перестаю восхищаться вашей жизнерадостностью.

— Ах, если б ваши слова хоть на десять процентов соответствовали истине, — засмущалась Берта.

Я не мог больше терпеть этот обмен любезностями и громко спросил:

— Вы все побеседовали с Клейншмидтом?

Оба мужчины согласно кивнули.

— Вы еще о нем услышите. Настойчивый парень. Более того, может быть опасным.

— Да, полагаю, что вы правы, — после паузы произнес Эндикотт.

— Тогда, возможно, стоит еще раз подумать, что же произошло.

Мне пришлось замолчать, потому что в коридоре послышался стук каблуков; в дверь постучали, и я как бы подвел итог:

— Деньги на бочку — вот что такое закон в наши дни!

И пошел открывать дверь. В номер стучал Клейншмидт.

— Входите, лейтенант, — пригласил я. — Правда, мы собрались пойти позавтракать…

— Ну, конечно, — сказал Уайтвелл. — Отличная мысль, разумеется. А, доброе утро, лейтенант.

Клейншмидт не стал ходить вокруг да около.

— Мне нужно кое-что проверить дополнительно, — сказал он. — Уайтвелл, вы ведь не все мне рассказали о событиях прошлой ночи.

— Боюсь, не понимаю, о чем вы…

— Не находились ли вы на" углу улиц Вашингтона и Бука около девяти часов вчера вечером?

Уайтвелл заколебался. Это было видно, как говорится, невооруженным глазом.

— Как мне с вами найти общий язык, лейтенант? Похоже, вы настойчиво добиваетесь от меня…

— Давайте пока не будем препираться, — настаивал на своем Клейншмидт. — Вы там были или вас там не было?

Уайтвелл сердито посмотрел на него:

— Нет!

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

— Вас там не было, скажем, в промежутке от восьми сорока пяти до девяти пятнадцати?

— Ни тогда, ни в какое-либо другое время этим вечером.

Клейншмидт сделал шаг назад, рывком открыл дверь, выглянул в коридор.

Я — сказал:

— Держитесь, Уайтвелл.

Мы услышали быстрые шаги в коридоре, и в дверях появилась незнакомая девушка.

— Проходите, прошу, — вежливо пригласил Клейншмидт. — ^Посмотрите на людей в этой комнате и скажите мне, не видели ли вы кого-нибудь из них вчера вечером?

Девушка, и это было видно, очень следила за собой — за лицом, фигурой, руками, со вкусом одевалась.

Но в ее манере держаться было что-то нарочитое, если бы она наперед знала, что все равно дела оборачиваются против нее, а поэтому — уж лучше вести себя вызывающе. Ах, ее подняли ни свет ни заря, чтобы притащить на очную ставку! Так я вам покажу, всем своим видом покажу, что вообще не ложилась, что привыкла засыпать на рассвете… На ее лице было многовато косметики, а линия рта выглядела жесткой: человек научился быть начеку. '

То, что она собиралась сказать, можно было угадать заранее. Она оценивающе скользнула взглядом вокруг и остановилась на Уайтвелле. Но прежде чем она успела что-то произнести, Берта Кул наклонилась вперед, едва не упав с кресла.

— Нет, так не пойдет, — заявила она Клейншмидту. — Я вам не позволю заниматься подтасовкой. Если собираетесь провести опознание, то вы должны рядом с интересующим вас человеком поставить другого, приблизительно того же возраста и телосложения…

— Кто здесь командует? — с наигранным негодованием сказал Клейншмидт.

— Может быть, и вы, но я вам повторяю, лейтенант, как вы должны по закону действовать, если хотите, чтобы результаты вошли в протокол.

— Я запишу ваш совет… Этот человек здесь присутствует?

Незнакомка указала пальцем на Уайтвелла.

Клейншмидт с удовлетворением констатировал:

— Так… Подождите теперь за дверью.

— Погодите минуту, — вмешался Уайтвелл. — Я желал бы знать…

— Выйдите за дверь, прошу вас.

Девушка кивнула и вышла из номера: плечи развернуты, подбородок задран, подчеркнуто покачивающиеся бедра как бы говорили за нее: я знаю, что вы думаете про меня, но мне на это наплевать.

Дверь закрылась.

Уайтвелл начал было что-то говорить.

— Погодите йинуту и вы… — прервал я его.

Он взглянул на меня, вопросительно изогнув брови: слишком хорошо воспитан, чтобы выразить удивление как-то иначе.

— Вы уже утверждали, что вас там не было. И к этому нечего добавить, — тут я сделал многозначительную паузу, — ни убавить!

— Адвокат? — обернулся ко мне Клейншмидт.

Я промолчал.

— Потому что если вы таковым не являетесь, — угрожающе сообщил Клейншмидт, — скажу вам: полиции не нравится, когда люди занимаются юридической практикой без разрешения, по крайней мере, в нашем штате. А раз вы осмеливаетесь давать совет человеку, которого обвиняют…

— В чем? В совершении преступления? — спросил я.

Теперь лейтенант мне не ответил.

Внезапно Клейншмидт повернулся к Эндикотту:

— Вас зовут Пол С. Эндикотт?

Эндикотт кивнул.

— Вы связаны деловыми отношениями с Уайтведлом?

— Я у него работаю.

— Кем?

— Я замещаю его, когда он бывает в отъезде.

— А когда он на месте, чем вы занимаетесь?

— Слежу, чтобы дела шли гладко.

— Что-то вроде заместителя по общим вопросам?

— Да, я полагаю, что так.

— Сколько лет вы вместе работаете?

— Десять лет.

— Вы были знакомы с молодой женщиной по имени Корла Бурк?

— Да, я встречал ее.

— Разговаривали с ней?

— Два-три слова.

— Где?

— Однажды вечером, когда она пришла в наш офис.

— Вы знали, что она и мистер Филипп Уайтвелл должны пожениться?

— Да.

— Когда вы сюда приехали?

— Вчера днем.

— Как добирались?

— Вместе с Филиппом. В его машине.

Эндикотт вел себя уверенно. Без враждебности и без робости. В его взгляде читалось безразличие к полиции, пожалуй, еще немного иронии, может быть, даже легкого презрения. Да, таким и должен быть настоящий бизнесмен. Он вникает в детали, но при этом видит путь целиком и смело принимает решения. Он не похож на человека, которого можно смутить или напугать. Он уже и в этом деле решил, как надо действовать, и, видимо, начал проводить в жизнь свой план.

Двое мужчин стояли, глядя друг другу в глаза. Клейн-шмидт понял, на кого он нарвался, и отказался от своей напористой манеры — долбить подозреваемого вопросами.

— При данных обстоятельствах, Эндикотт, вы должны понять, почему мне бы хотелось знать, что вы делали прошлым вечером.

— В какое именно время?

— Ну, например, около девяти часов.

— Я был в кино. В кинотеатре «Каса Гранде».

— Когда вы пришли в этот кинотеатр?

— Я не знаю точно, примерно без четверти девять. Может, чуть раньше… Да, пожалуй… сразу после половины девятого.

— И сколько вы там пробыли?

— Пока не досмотрел фильм до' конца. Фильм шел часа два.

— А когда вы впервые узнали об убийстве?

— Мне о нем сказал мистер Уайтвелл сегодня утром.

— Что же он сказал?

— Что ему, возможно, придется здесь задержаться. В этом случае я на самолете улечу в Лос-Анджелес.

— Такая спешка?

— Бизнес есть бизнес.

— Могу ли я быть полностью уверен, что вы и впрямь пришли в кинотеатр в указанный вами промежуток времени? То есть от восьми тридцати до без четверти девять?

Эндикотт ответил, что тут он бессилен помочь уважаемому лейтенанту.

— О чем был фильм?

— Легкая комедия, что-то о разведенном муже, который возвращается, как раз когда его бывшая жена собирается выйти замуж вторично. Несколько довольно интересных эпизодов.

— Полагаю, у вас… случайно не сохранился ли корешок билета?

Эндикотт принялся методично шарить по своим карманам. Из правого жилетного карманчика он извлек несколько клочков бумаги, выбрал один: «Похоже, вот это».

Клейншмидт подошел к телефону, поднял трубку.

— Утром кинотеатр еще закрыт, — заметил Эндикотт.

— Я звоню домой директору.

Спустя мгновение Клейншмидт произнес в телефонную трубку:

— Фрэнк, это Билл Клейншмидт. Прости, что поднял тебя с кровати, но стакан горячей воды с каплей лимонного сока, а также быстрая пешая прогулка принесут твоей талии большую пользу. Так, погоди, не злись. Я хочу кое-что выяснить у тебя насчет твоих билетов. У меня в руках корешок билета, который был продан вчера вечером. На нем есть номер. Можно как-нибудь определить, когда именно был продан билет? Значит, можно. Погоди, не клади трубку. — Клейншмидт поднес корешок §илета к глазам: — Номер шесть-девять-четыре-три. И что это значит? Да, имеются. Две буквы: В и Z. О, ты уверен? Отлично, большое спасибо. Боюсь, вам придется немного пересмотреть расписание ваших поездок, — обратился лейтенант к Эндикотту.

Эндикотт постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца, стряхивая пепел.

— Извините, я не могу этого сделать.

— На этих билетах есть условные обозначения. Их’ наносит автомат, соединенный с часами, — тоном лектора сообщил нам Клейншмидт. — Буква А значит семь часов вечера, В — восемь часов, С — девять часов, D — десять часов. А X, Y и Z — это пятнадцатиминутные интервалы. Одна только буква В на билете означает, что он был продан в интервале от восьми часов до восьми пятнадцати. В плюс X означает, что билет продан в интервале от восьми пятнадцати до восьми тридцати. В и Y — от восьми тридцати до восьми сорока пяти, а В и Z указывают нам на интервал продажи, осуществленной от восьми сорока пяти до девяти.

— Простите, — прервал лектора Эндикотт, — но я смею думать, что был в кино до восьми сорока пяти.

— Очень хорошо. В таком случае, дождавшись восьми сорока пяти, вы могли встать и уйти из кинозала.

На лицо Эндикотта медленно наползла улыбка.

— Боюсь, лейтенант, что на сей раз я не смогу вам угодить. Мне, выходит, повезло. Но если вы справитесь в кинотеатре о событиях вчерашнего вечера, то выясните, что фильм закончился около восьми пятидесяти пяти, а сразу после него состоялась лотерея. Объявили номер билета. Почему-то я неверно определил свой номер, посчитал его выигрышным и направился к сцене. Потом я заметил, что ошибся. Надо мной посмеялись. Вы можете это проверить.

— Да ну? — иронически заметил лейтенант Клейншмидт.

В голосе Эндикотта появился свойственный воспитанному человеку процент иронии:

— Видите, лейтенант, как вы удачно выражаетесь — да ну.

— Я рассмотрю и эту точку зрения, мистер Эндикотт. Мне снова нужно будет с вами побеседовать.

— Если возникнет необходимость, приезжайте в Лос-Анджелес.

— Вы не уедете в Лос-Анджелес, пока я вам не разрешу.

Эндикотт уже в открытую рассмеялся:

— Сэр, вы еще хотите задать мне вопросы? Тогда спрашивайте сейчас, потому что менее чем через два часа я буду уже держать курс на Лос-Анджелес.

— Подчеркиваете свою независимость?

— Нисколько, лейтенант. Так уж случилось, что во мне глубоко укоренилось убеждение — я не имею права пускать под откос наш бизнес только потому, что кому-то заблагорассудится, хоть и вам, задержать нас в Лас-Вегасе, пока вы не закончите свое следствие… Я вполне понимаю ваше положение, лейтенант, и ваши заботы, но у меня свои заботы и свои обстоятельства.

— В таком случае мне придется использовать право вызвать вас повесткой на суд коронера[10].

Эндикотт, подумав, отчеканил:

— Я ошибся, лейтенант, у вас действительно есть такое право.

— И вы все же не сможете уехать до окончания следствия… А не пойти ли нам на компромисс? — вдруг предложил Клейншмидт. — Если я не буду сейчас препятствовать вашему отъезду, приедете ли вы добровольно из Лос-Анджелеса по моему вызову?

— Да, при двух условиях. Первое — если это действительно окажется необходимо; второе — если я приведу свои дела в порядок настолько, что смогу уехать. — И Эндикотт направился к дйери. И, обратившись к Уайтвеллу, сказал: — Артур, вы не против, если я уеду, не дожидаясь десяти часов утра? Тогда я успею попасть в контору после полудня.

Уайтвелл утвердительно кивнул.

— Да, Артур, вы же хотели написать письмо с одобрением сделки.

— Да, да, — перебил его Уайтвелл, беспокоясь, как бы детали сделки вдруг не стали известны непосвященным.

Эндикотт отвел руку от дверной ручки и кивком указал на письменный стол.

— Да нацарапайте пару строк, Артур. Все, что от вас требуется, — это упомянуть о сделке. Датируйте ее шестнадцатым числом прошлого месяца.

Уайтвелл быстро набросал записку и размашисто расписался. Клейншмидт наблюдал за каждым движением обоих бизнесменов.

— Здесь нет марок, — вдруг сообразил Эндикотт. — Я спущусь в вестибюль и куплю несколько штук. Там стоит автомат…

— Не беспокойтесь, Пол, — сказал Уайтвелл. — Я всегда вожу с собой конверты с марками. Для таких вот случаев. Не такие свежие конверты, может быть. Дядя Сэм на почте все равно отнесется к ним с уважением. — Он достал из кармана авиаконверт с маркой, толкнул его по гладкому столу к Эндикотту: — Напишите адрес. Вы его знаете. И бросьте в почтовый ящик.

Я быстро взглянул на Берту, чтобы убедиться, отметила ли она привычку Уайтвелла таскать с собой авиаконверты с марками. По-видимому, нет.

— Не уверен в здешнем воздушном сообщении, Артур, но даже если письмо отправится в Сан-Франциско и вернется обратно, все равно оно будет на месте самоепозднее завтра утром — и защитит ваши интересы.

Клейншмидт стер с лица насупленное выражение и совершенно неожиданно улыбнулся Берте:

— Мне очень жаль, миссис Кул, что я спозаранку причинил вам беспокойство. Ради Бога, не обращайте на это внимания и не держите на меня зла. Ах, если бы люди смогли научиться относиться к неприятностям философски, ведь было бы гораздо легче жить, а?

Он решительно подошел к двери, четко повернулся на каблуках и вышел.

Я посмотрел на Артура Уайтвелла. Он более не выступал в роли льстеца-ловеласа либо запутавшегося в неприятностях встревоженного отца; нет, он проявлял себя человеком с быстрым умом и способностью принимать мгновенные решения.

— Хорошо, Пол, — сказал он, — сейчас берите на себя все руководство в Лос-Анджелесе. Я же останусь здесь до тех пор, пока это дело с исчезновением мисс Бурк полностью не прояснится.

Эндикотт внимательно слушал монолог Уайтвелла.

— Я охотно подниму цену до восьмидесяти пяти долларов за акцию, только чтобы приобрести пакет, о чем мы говорили прошлой ночью. Вы понимаете?

— Да, конечно.

— За компанию «Консолидэйтед» больше пятидесяти тысяч я не дам. А в том, гарантированном предложении от Фарго, я думаю, есть хорошие виды на нефть. Тут я готов дать до семидесяти пяти тысяч, но при этом войти в долю последним и первым уйти в тень, предварительно отхватив как можно больший кусок пирога. Понимаете?

— Вы намереваетесь сообщить им..:

— Нет. Выслушайте меня. Они совершают ту же ошибку, что и каждая новая фирма, — недооценивают размер первоначального капитала. Вложите двадцать тысяч на их условиях. Поставьте своим условием, что акционеры соберут дополнительные двадцать тысяч. После этого своих позиций не сдавайте. Когда начнутся трудности, они снизят запросы, потребуют вместо пяти тысяч две тысячи долларов. Стойте на своем. Дождитесь, пока они совсем отчаются, а потом выдвиньте наши условия.

— Контроль? — спросил Эндикотт.

— Контроль, но предварительно требование покрыть мои капиталовложения. Я хочу добиться контроля только после этого.

Эндикотт поджал губы:

— Думаю, что это не пройдет.

— Пройдет, если твердо следовать по такому пути. Они просят тридцать пять тысяч долларов. Спросите их, смогут ли они собрать двадцать тысяч долларов, если я вложу свои двадцать тысяч. Они это сделают — и будут думать, что этого достаточно.

— Понимаю, — сказал Эндикотт.

— Не проговоритесь о нашей стратегии, — инструктировал его дальше Уайтвелл. — Что же до моего дела здесь… до вас доберутся репортеры, — посмейтесь над «слухами». Отметьте вскользь, что я прибыл сюда за несколько часов до совершения убийства. Другими словами, это чисто деловая поездка. Мой бизнес и Филипп на месте помогают мне, одновременно осваивая некоторые тонкости бизнеса вообще. Понимаете?

— Хорошо.

— Ну, а по сути… Филипп молод, горяч, импульсивен. Он влюблен и очень встревожен исчезновением молодой женщины, на которой собирался жениться. Его нервы напряжены. Временно он от меня отдалился, да, мы поспорили. И я не думаю, что он сейчас склонен прийти мириться. Я также не уверен, что местные власти позволят ему покинуть Лас-Вегас. Но если это случится, он направится к вам. И тут я на вас полагаюсь.

Эндикотт кивнул.

— Ни под каким видом он не должен разговаривать с репортерами. Я думаю, что можно положиться на его здравый смысл, но если вы заметите, что он дает слабину, одерните его. Держите со мной связь по телефону.

— Сколько вы рассчитываете здесь пробыть?

— Не знаю, может быть, и долго.

— Ну, наверное, через два-три дня вы уже будете в офисе. Расследование займет…

— Я могу оказаться в тюрьме, Пол, — коротко заметил Уайтвелл.

Эндикотт вытянул губы и присвистнул. Совсем как недавно Кулак.

— Вам пора собираться, Пол, — сказал Уайтвелл. — Хоть и слабая, но все же есть вероятность, что ваш отъезд может быть отложен.

— Только не мой! — возразил Эндикотт. — Время, штампы на билете и лотерея очистили меня от подозрений. Да вообще глупо подозревать каждого, у кого нет алиби или кто находился поблизости. Это бестолковый способ следствия.

— Вряд ли следует ожидать столичного мышления от провинциального полицейского… А вы рискуете опоздать, если не начнете собираться.

Эндикотт поднялся, поклонился Берте Кул, бегло улыбнулся Уайтвеллу. И вскоре его тяжелая поступь раздалась в коридоре.

Уайтвелл пересек комнату, и звук щелкнувшего дверного замка заставил меня осознать, что его «стратегия» пока что победила.

— А теперь, Лэм, скажите, что сможете предпринять вы?

— Артур, вы вполне можете довериться моему агентству, — вмешалась Берта.

Он даже не повернулся к ней, движением ладони потребовал тишины.

— Расскажите же нам, Лэм…

— Но, Артур

— Я. требую молчания! — резко сказал Уайтвелл.

И неудержимая Берта Кул, к моему удивлению, замолчала.

— Так что вы скажете, Лэм? Чего вы добиваетесь и что вы сможете предпринять?

— Сначала скажите мне, к чему я должен быть готов? Клейншмидту теперь известно о Корле. Потом… эта девица… Это означает, что кто-то из Клатмеров подслушивал.

— Девица ошибается. Меня не было рядом с квартирой мисс Фрамли.

— Мне кажется, девица не лжет.

— Ия так думаю, Лэм. Но неужели вы не понимаете, что это значит? Мы с Филиппом очень похожи. Ей и не нужно было к нему присматриваться. Она просто заметила его, когда он проходил мимо. Если бы сегодня утром здесь присутствовал Филипп, она бы опознала его. Но его не было. И, конечно, она хотела оказать услугу полиции: она увидела меня, и сходства оказалось достаточно. Она не должна видеть Филиппа.

— Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.

— Что ж, дай Бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы ваши предположения?..

— Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте, ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его за совершенно незнакомого человека.

— Великолепная мысль.

— У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?

— Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить вас выяснить.

— Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю в этом направлении?

— Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы не должны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновения Корлы Бурк.

— Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.

— С этим у вас забот не будет.

Берта Кул выпрямилась в своем кресле.

— Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…

Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план. Но на сей раз Берта не стушевалась:

— К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой, кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!

Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:

— Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать без руководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужно предпринять — и немедленно.

Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:

— Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чем за прочие.

— Насколько ж больше?

Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.

— Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, — предложила она.

Глава 10

Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившими пустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилище Дирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.

Я сидел в машцне, взятой напрокат, смотрел на дом напротив и ждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость. Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервное напряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимого блеска, — но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти и десять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и стал глубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, что сводило бы с ума!

И вдруг дом ожил. Открылась входная дверь, и вышел Огден Дирборн. Постоял немного, потягиваясь, на крыльце. Я соскользнул с сиденья, прижался телом к полу машины, лишь глаза оставались на уровне дверного стекла.

Дирборн взглянул на небо, потом на узкую полоску газона перед домом, выпрямился, опять зевнул, — эдакий беззаботный мужчина, простой инженер, пребывающий на федеральной гражданской службе, регулярно получающий чеки к оплате, ведь выборы давно прошли, его партия у власти, и — к черту налоги!.. Зевающий Дирборн вернулся в дом.

Едва закрывшись, дверь снова отворилась. Вышла Элоиза Дирборн… Она не из тех, кто бесцельно глазеет по сторонам. Твердыми шагами Элоиза направилась к какой-то ясно обозначенной цели.

Я продолжал наблюдать за Элоизой. Пройдя три квартала вниз по улице, она свернула налево — за угол. Я потихоньку двинулся следом, стараясь держаться в отдалении и ведя машину вдоль кромки тротуара.

Элоиза углубилась в густо застроенный район города. Там магазинчики стояли тесно, почти касаясь друг друга. Девушка зашла в маленькую бакалейную лавку. Я остановился у пешёходной дорожки, выключил двигатель.

Через десять минут она вышла, держа в руках два больших бумажных пакета. Теперь она прошла только полквартала. Отыскала дом с надписью на входе: «Квартиры для холостяков».

Я выскочил из машины, вбежал в лавочку, купил банку сгущенного молока за десять центов и тоже подошел к меблирашкам. Какая-то тетка в халате подметала там вестибюль. Я выставил перед собой банку молока, заискивающе улыбнулся, пытаясь сразу же завоевать ее доверие, и спросил:

— Где я могу найти женщину, которая только что вошла (цода? С двумя пакетами в руках?

Уборщица перестала мести пол, подняла глаза, заметила мою банку молока.

— В чем дело? Она что-то обронила?

— По-видимому, да.

— А… Скорей всего она в квартире 2-А. Вверх по лестнице и прямо.

Я поблагодарил уборщицу, взобрался по лестнице, подождал, пока стихнет шарканье веника, а затем и щелчок закрывающейся двери. Скатился вниз, прыгнул в машину, швырнул банку молока на заднее сиденье и помчался к телефонному пункту.

— Междугородний, — объявил я, — межстанционный вызов. Номер детективного агентства Б. Кул в Лос-Анджелесе. И побыстрей.

Элси Бранд отозвалась почти сразу же, как только Центральная соединилась с Лос-Авджелесом.

— Привет, Элси. Как дела с>ухажерами? — поинтересовался я.

— Так себе. Как босс?

Ты не поверишь. Берта похудела до ста пятидесяти фунтов!

— Неужели?

— Точно. Более того, она становится застенчивой.

— Ты, наверное, выпил. Когда возвращаешься?

— Не знаю… Слушай внимательно, Элси. Обратись в дружественную газету. Пусть дадут просмотреть в столе справок всю имеющуюся у них информацию о человеке по имени Сид Дженникс. Бывший боксер. Когда-то был одним из первых. Либо достань его фотографии, либо, если надо будет, заставь фотографа переснять. И вышли их мне, пожалуйста. Авиа. Лас-Вегас. Отель «Сал-Сагев».

— Остановился под собственным именем? — спросила Элси-умница.

— Угу. И Берта тоже. Мы оба здесь, в «Сал-Сагев». Вот тебе еще задание. Свяжись, пожалуйста, со статистическим управлением, выясни, на ком женат Сидней Дженникс. Узнай, не было ли развода. Эту информацию отправь мне телеграфом.

— Ладно, Дональд, сделаю… Здесь двое клиентов жаждут помощи от агентства Берты Кул. У первого — шантаж, у второго — наезд. Что мне им ответить?

— Скажи им, что Берта Кул предоставляет услуги агентства, лишь получив ощутимый аванс… Наличными. Посмотрим, насколько их хватит. Если будет выглядеть многообещающе…

Женский голос произнес: «Ваши три минуты закончились».

Я резко опустил телефонную трубку на рычаг, но характерный щелчок по линии услышал секундой раньше — это означало, что Элси Бранд меня опередила. Берта Кул не терпела затрат на междугородные телефонные разговоры. «Мне хватило меньше трех минут, чтобы сообщить своему мужу, куда он может отправляться, — частенько говаривала она. — Все, что я передавала или слышала с тех пор по телефону, не обладало и половиной значения, которое имел тот разговор. Так вот, если вы не можете уложиться в три минуты, вам придется этому научиться!»

Из телефонного пункта я направился в ресторан, заказал чашку кофе и яичницу с ветчиной. Справившись с едой, проследовал в «Кактусовую рощу». Какой-то служащий сказал мне, что Луи Хейзена не будет в зале до пяти вечера, но как только я собрался уйти, еще один коллега Луи попросил меня немного подождать. Видно, Луи находился внизу в подвале, ремонтировал автоматы.

Я постоял и впрямь недолго, Луи вскоре подошел, какое-то мгновение подозрительно вглядывался в меня, потом в его глазах мелькнуло узнавание, лицо расплылось в улыбке.

— Привет, приятель. — Он шагнул ко мне с протянутой рукой.

Я протянул руку в ответ, но..: в пустоту. Луи мгновенно увернулся, отвел мою правую в сторону, и, когда мой недоуменный взгляд-отыскал его ухмыляющееся лицо, обнаружил его на расстоянии в-несколько дюймов, а его правый кулак осторожно, но твердо упирался вниз моего живота.

— Ты должен быть готов к этому приему, приятель, — сказал он. — Ты должен быть готов к таким вещам постоянно!

Я взглянул в его затуманенные глаза, расплющенный нос; широкая улыбка открыла с левой стороны пустоту — зияние двух выбитых зубов.

— Не ожидал этого, а, приятель?

Я мотнул головой.

— Если хочешь стать настоящим боксером, будь начеку. Я мог бы сделать из тебя боксера, приятель, честное слово. Научить тебя драться. И ты стал бы взрывным, как динамит. У тебя есть все, что нужно. Выдержка. Сгусток мужества, который присущ настоящему бойцу… Мне бы хотелось потренировать тебя.

Я взял его за руку.

— Как-нибудь мы этим займемся. А сейчас… где бы нам поговорить?

Он отвел меня в угол пустого зала.

— Что у тебя на уме?

— Хочу, чтоб ты для меня кое-что сделал, Луи.

— Рад помочь… Видишь ли, ты мне понравился с той минуты, как я тебя ударил. Вот иногда думаешь, что тебе кто-то понравился, но после рукопожатия внутри будто застываешь, а с иным… только коснешься, и по тебе проходит какой-то электрический ток. Примерно так и произошло у меня с тобой, как только кулак врезался в твою челюсть… Да, кстати, как поживает твоя челюсть?

— Побаливает.

— Так оно и должно быть, малыш. Дай мне шесть месяцев, и я из тебя сделаю бойца.

— Луи, сделай для меня кое-что.

— Да, да. Я тебе уже сказал. Что нужно?

— Видел утреннюю газету?

— Нет.

— Взгляни на нее. — Я подал ему газету. — Смотри вот: прошлой ночью погиб мужчина.

— Что значит «погиб»? 4

— Застрелен из пистолета.

Глаза Луи округлились.

— Убит?

— Совершенно зерно… А теперь у меня для тебя сюрприз. Отгадай, кто это был?

Луи не стал даже пытаться отгадывать.

— Человек, который вчера вечером играл здесь.

— Ты имеешь в виду Сида Дженникса, боксера?

— Полиция думает, что его зовут Гарри Биган.

— Говорю тебе, это Сид Дженникс. Я же узнал его. Только увидел, как он выдвигает левое плечо вперед, а правая идет вверх, — подумал: ба, это же стойка старины Дженникса. Парень, это у него почти всегда срабатывало. Обычно он рассекал…

— Послушай, Луи, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Ну, ну, конечно. Я сделаю все, что хочешь. Что именно, дружище?

— Поезжай в морг и опознай тело. Но не как человека, с которым ты сразился вчера вечером, когда он химичил с автоматами, а как Сида Дженникса, своего старого приятеля по рингу. Опиши, как ты с ним дрался однажды…

— Но я никогда с ним не дрался. К сожалению.

— Это у вас был не официальный матч, а просто тренировка в спортивном зале.

— Черт возьми, приятель, у меня нет желания ехать в морг.

— Тебе это не причинит никаких неприятностей.

— Я знаю, но и ничего хорошего в этом тоже нет…

— А, ладно, если ты не хочешь…

— Ну, погоди минутку, дружище. Я же не сказал, что не сделаю этого. Я просто сказал, что мне неохота.

— Мне не хочется заставлять тебя делать что-то, что тебе неохота.

— Ну, дружище… Если ты хочешь, чтобы я это сделал, то и я хочу. Когда нужно отправляться?

— Прямо сейчас.

Он поправил галстук, улыбнулся своей неполнозубой улыбкой, преисполненный радостного и веселого дружелюбия.

— Уже в пути, дружище. Осмотр этого трупа не прибавит мне аппетита, но тем не менее я уже в пути. Где ты будешь, когда я вернусь?

— Я приду сюда чуть позже.

— Отлично, старина, тогда увидимся. Кстати, запомни, я не обманываю. Я мог бы сделать из тебя боксера. Я повторяю, у тебя есть все, что для этого нужно.

— Я подумаю, — пообещал я и проследил взглядом за тем, как Луи идет вдоль длинного ряда игральных автоматов к входной двери. Его голова прочно сидела на шее, что неудивительно для человека, который овладел трудным делом получать и наносить удары.

А я прошествовал к бару. Подошел бармен.

— Что налить?

Я поинтересовался:

— Брекенридж не появлялся?

— Полагаю, он наверху. Хотите его повидать?

— Мне надо поговорить с ним.

— Как вас зовут?

— Лэм.

— Тот самый Дональд Лэм?

Я кивнул.

— Босс оставил записку. Указание дневной смене, мол, все, что вы ни пожелаете в этом заведении, должно быть вашим. Что вам налить?

— Пока ничего, спасибо. Я просто хотел бы видеть Брекенриджа.

Бармен поймал взгляд мужчины, который мог показаться обычным автотуристом, слоняющимся по залу. Но, подойдя к нам, автотурист взбодрился, его вялость сменилась бодростью.

— Хочет видеть босса, — сообщил подошедшему бармен.

Глаза налились холодной энергией, бармен поспешно сказал:

зю

— Это Лэм. Босс оставил вам записку…

Ледяные глаза мигом потеплели. Передо мной возникла ухоженная ладонь с большим бриллиантом, мужчина энергично встряхнул мою руку.

— Рад, что вы зашли, Лэм. Как насчет того, чтобы взять пару фишек и попытать счастья?

— Нет, благодарю вас. Мне бы хотелось увидеть мистера Брекенриджа.

— Нет вопросов, — сказал мужчина. — Поднимайтесь в кабинет.

Он проводил меня до дверцы, которая открывалась на лестницу. Я заметил встроенную под цвет стены, закрытую панелью мембрану. Мой сопровождающий произнес:

— Здесь Дональд Лэм, Харви. Я поднимусь с ним наверх, до входа.

Дверца бесшумно отодвинулась, и мы начали подниматься по ступенькам. К концу лестницы мой сопровождающий — он шел сзади меня — незаметно исчез и вернулся в казино, чтоб продолжить свое челночное движение по залу — «автотуристом». А навстречу мне уже шел Харви Брекенридж с протянутой для пожатия рукой и дежурной улыбкой. Вообще-то он не производил впечатления человека, который часто улыбается, но когда все же пытался это сделать, его тонкие губы нервно сжимались, будто собирались изобразить подобиё улыбки, но при одном условии: ее причина останется глубокой тайной.

— Входите, Лэм, присаживайтесь. Выпьете?

— Нет, спасибо. Все, кого ни встречу, толкают меня на выпивку.

— Это же прекрасно… Я искал вас, Лэм. Мне совестно из-за того, что получилось вчера вечером. Вы вели себя удивительно благородно. Ведь вы вполне могли загнать нас в угол. Я это оценил. И теперь, если вы считаете, что между нами все о’кей, — не так ли? — здесь выполнят любую вашу просьбу. Скажите ребятам, кто вы такой, и все заведение ваше.

— Я не намереваюсь вас эксплуатировать, Брекенридж, — сказал я. — Но у меня есть одна просьба.

— Какая?

— Мне может понадобиться один из ваших.

брекенридж перестал улыбаться. Он не спросил, конечно, для какой цели. Просто его лицо стало непроницаемо, как у игрока в покер, когда тому сдают флеш, не меняя карт.

— Кто именно?

— Луи Хейзен.

Взгляд Брекенриджа смягчился, потом мой собеседник улыбнулся, спустя мгновение рассмеялся.

— Что вы с ним намереваетесь сделать? — спросил он. — Прикончить?

— Нет. У меня может найтись для него работа. Это не причинит вам неудобства, если я на некоторое время его у вас… позаимствую?

— Мой Бог, конечно, берите вместе с пожеланием удачи.

— Я, конечно, оплачу ему то время, пока он будет у меня.

— Ни в коем случае. Я предоставлю ему… скажем, на тридцать дней… отпуск с сохранением заработной платы… Тридцать дней будет достаточно?

— Хватило бы и недели.

— Берите его, на сколько понадобится. Бедняга! Мне не хочется его увольнять, но… вы уже знаете, что он собой представляет. В общем, безобидный и добродушный человек, но совершенно помешан на боксе. Мне кажется, если я оставлю его здесь, он когда-нибудь навлечет на меня серьезные неприятности. А просто вышвырнуть — не могу и не хочу. В сущности, Лэм, вы сделаете мне одолжение, если заберете его на некоторое время. Я как раз собирался подыскать что-нибудь для него.

— Он у вас недавно?

— Да. Но в нем есть нечто такое, что… трогает душу. Он похож на заблудившегося щенка: подходит, виляет хвостом, такой дружелюбный и веселый, что у вас не хватает духу выпихнуть его на улицу. Хотя там ему самое место. Луи надо бы пристроить куда-нибудь на ранчо, а то ведь в городе он постоянно дерется. Его столько колотили, что вытрясли все Мозги. А он только повторяет: «Будь настороже, будь настороже!» Когда он вам нужен?

— Прямо сейчас.

— Как только он появится в зале, пришлите его сюда, я ему все объясню… Зачем он вам нужен, или это не мое дело?

— Хочу, чтобы он научил меня боксу.

— Он ваш, — произнес Брекенридж, но улыбка сошла с лица, а глаза сузились в раздумье, когда я пожимал ему руку, выходя из кабинета.

Глава 11

Первый мой стук в дверь квартиры 2-А был настойчивым, но мягким.

Отозвался женский голос:

— Да? Кто там?

Казалось, женщина пытается изо всех сил не поддаться страху.

Я не ответил, подождал секунд двадцать, снова постучал, на этот раз погромче. Голос прозвучал где-то рядом с дверью:

— Кто там? — В голосе уже звучала явная паника.

Я по-прежнему не отозвался, просто ждал — добрых тридцать пять секунд. Затем постучал, снова.

— Кто там? — Голос оборвался.

И я уже поднял руку, чтобы постучаться в четвертый раз, когда послышался звук ключа, проворачивающегося в замке, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Я поработал плечом. Хелен Фрамли в страхе отступила назад. Лицо побелело как мел. Рукой она прикрывала горло.

— Ну, что? — спросил я.

— Закрой, закрой дверь, Дональд.

Носком ботинка я поймал низ двери, не сводя глаз с Хелен, захлопнул дверь за собой.

— Ну, что? — повторил й вопрос. — Что случилось?

— Дональд, ради Бога, не смотри на меня так!

Я уселся на стул, вытащил из кармана пачку сигарет, предложил девушке закурить, сам взял одну сигарету и зажег спичку.

Прикуривая, она коснулась моей руки. Я почувствовал, что рука ее дрожит. Кончики пальцев были холодны.

— Как ты нашел меня?

— Ты забываешь, что я сыщик.

— Мне на это наплевать. Будь ты хоть всей полицией Лас-Вегаса. Я обойдусь без посторонней помощи. Я знаю, как о себе позаботиться, когда попадаю в переделку.

— Я тебя разыскал, Хелен, и этим все сказано.

— Зачем?

— Я хочу услышать твой рассказ.

— Мне нечего сказать.

— Очень жаль.

— Что у тебя на уме, Дональд?

— Полиции не понравится, как ты себя ведешь, Хелен.

— Дональд, ты же не собираешься… не собираешься донести!

— Полиция тебя сама разыщет.

— Нет! Никогда!

Я улыбнулся, но при этом постарался напустить на себя как можно больше важности.

— У полиции на меня ничего нет, Дональд.

— Кроме того, что убитый проживал в твоей квартире…

— Он не жил со мной!

— Но проводил большую часть своего времени, не так ли?

— Какую-то часть — да, но он никогда, никогда не жил со мной. И никогда мы не жили вместе.

— Можешь это доказать?

— Конечно, нет, — уныло сказала она. — Я не беру с собой в постель нотариуса.

Я зевнул.

— Дональд, что на тебя нашло? Уж не думаешь ли ты, что я убила?

— А разве — нет?

— Ну, хватит!

— Кто-то же это сделал?..

— И он сам напрашивался, если на то пошло.

— Полиция заинтересуется таким твоим заявлением, Хелен.

— Полиция ничего от меня не дождется.

— Вероятно, нет.

— Можешь поставить последний доллар на пари.

— У тебя есть алиби?

— На какое время?

— На время от… без десяти девять до девяти двадцати.

— Нет.

— Плохо.

— Дональд, послушай, как ты меня отыскал? Я-то думала, что все шито-крыто.

— Очень просто.

— Как же?

— Профессиональная тайна.

— Тебе понравится, если меня засадят за решетку?

— Нет. Верь — не верь, а я пришел, чтобы тебе помочь.

Усталость, выражение глаз загнанного зверя постепенно исчезали с ее лица.

— Ты славный парень, Дональд. Ты… для меня…

— Тебе нельзя здесь оставаться, Хелен.

— Почему?

— Тебя слишком легко выследить.

— Даже не думала, что меня можно когда-нибудь найти… даже через тысячу лет.

— Они разыщут тебя через тысячу минут.

— Ну, ладно, Дональд, что мне надо делать?

— Убраться из города. И я могу это устроить.

— Каким образом?

— Это секрет.

— Ладно. И какова твоя цена?

— Я хочу знать, что произошло.

— Ты хочешь убрать меня из этого города, Дональд?

— Да. По своим личным соображениям.

— Какой ты смешной, Дональд.

— Мне кое-что нужно от тебя, Хелен.

— Как интересно! Что же?

— Информация.

— И все?

Я ничего не добавил. Она надулась. Бормотала:

— Не верится, что есть на свете еще один подобный мужик, который хоть немного был бы… Скажи, Дональд, полиция и впрямь меня разыскивает?

— А ты как думаешь?

— Им бы заняться делом и отыскать настоящего убийцу!

— Они ищут улики.

— Ну а что делать мне? Вытряхнуть улики из рукавов, вытянуть из чулок и преподнести им на блюдечке?

— Хелен, если ты не расскажешь им все, что знаешь, окажешься в трудном положении. Ведь ты была последней, кто видел Гарри Бигана живым.

— Только не я. Я рассталась с Кулаком сразу после вашей драки.

— Нет, ты убежала вместе с ним.

— Я побежала в переулок. Он — за мной. Он схватил меня за руку, мы добежали почти до конца переулка. Там был высокий деревянный забор. Он обхватил меня за ноги и приподнял так, что я смогла ухватиться за край забора. Он перелез следом за мной.

— А потом?

— Мы переждали. «Быки» топтались вокруг. Мы могли слышать, как они разговаривали, видели свет их фонарей. За полицией притащилась куча народу. В общем, нам удалось ускользнуть незаметно.

— А дальше?

Хелен вся напряглдсь.

— Я ему сказала, что он обманщик и что у нас с ним все кончено. Он понял, что я не шучу.

— И избил тебя?

— Ничего подобного. Он просил, умолял, обещал, что никогда больше не будет вмешиваться в мою личную жизнь, повторял, Что не мог не ревновать, потому что. сильно меня любит, но вот, мол, получил хороший урок и…

— Ты передумала с ним расставаться?

— Я просто ушла. Он двинулся следом, но тут я повернулась к нему, лицом к лицу, обещала, что, если он будет продолжать преследовать', я устрою ему веселую жизнь…

— Угрожала позвать полицию?

— Нет, конечно, нет. Мы с полицией ходили в разные школы.

— Грозилась закричать?

« Нет. Ты же знаешь, что я сказала. Я сказала, что ему придется худо.

— Что ты этим хотела сказать?

— Не знаю — что, но я была сыта по горло, Кулак мне осточертел.

— Что такое «худо», Хелен? Ты думала про убийство?

— О, Господи, конечно, нет. Я просто так выразилась, чтобы он оставил меня в покое.

— Разве это не то же самое, что угроза убить его?

— Говорю тебе, не знаю, что было тогда у меня на уме. Я просто хотела, чтобы он отстал от меня. В тот момент я готова была сказать, что достану луну с неба и буду колотить ею Кулака по башке… если бы эти слова пришли мне в голову. Я была вне себя от ярости.

— Как ты думаешь, кто-нибудь тогда слышал вас?

— Нет.

— Как ты вернулась на улицу?

— Я пошла вдоль забора с другой стороны, увидела, огни бильярдной, вошла через заднюю дверь и вышла на улицу.

В бильярдной были люди? Играли?

— Да. Двое или трое.

— Они на тебя глядели?

— Пожалуй.

— Значит, запомнили?

— О, Господи, Дональд. Ты спрашиваешь, как настоящий «бык», — устало проговорила Хелен. — Они так на меня таращились, что, если б у меня на левом колене была родинка размером с булавочную головку, они бы ее разглядели и еще двадцать лет помнили. Удовлетворены, мистер сыщик?

— Полностью… Скажи мне теперь о… вторых этажах в домах. Не заметила ли ты над головой света в окнах?

— Нет.

— А если б они светились, ты бы их заметила?

— Не знаю. Я была в бешенстве. Когда я в бешенстве, то ничего не замечаю.

— Ну, ладно, Хелен, успокойся. Давай вернемся к Гарри Бигану.

— Давай не будем возвращаться. Ну его к черту! Послушай, Дональд, я ведь и сама хочу выбраться отсюда. Можешь мне в этом помочь?

— Да.

— Что я должна сделать?

— Все и в точности так, как я тебе скажу.

— Сколько потребуется времени?

— Возможно, две-три недели.

— Только чтобы выбраться отсюда?

— Частично для этого. Остальное… это моя цена, которую я устанавливаю за… свой план помощи.

Она выглядела озадаченной.

— Ты что, делаешь мне хладнокровное предложение насчет того, чтобы я?..

— Это не предложение, Хелен. Это деловое соглашение между нами.

— Зачем я тебе нужна?

— Надеюсь, что и ты сможешь мне помочь.

— В чем?

— Раскрыть дело, которым я занят.

— Ах это! — протянула она, может быть, я ошибся, но на лице ее появилось разочарование.

Я стряхнул пепел с сигареты.

— Ладно, идет, — согласилась Хелен. — Когда начнем?

— Как только ты соберешь вещи.

— У меня все собрано. Я ничего с собой не взяла. На это у меня не было времени.

— Даже чемодана нет?

— Только маленькая сумочка.

— Когда ты ее взяла? То есть когда ты зашла к себе на квартиру, чтобы ее взять?

— Так ли уж тебе нужно это знать, Дональд?

— Все равно, рано или поздно время твоего появления в квартире станет известно, понимаешь?

— Можешь и сам это выяснить.

— А Элоиза Дирборн?

— Какая Элоиза Дирборн?

— Давно ты с ней знакома?

— Где она живет?

— Здесь.

— Здесь! Вот как! Ну, и чем же она занимается?

— Ее брат — инженер в Боулдер-Дам.

— А она?

— Я с ней не знакома.

Я даже разозлился немного.

— А рыжеволосая девушка с кроличьим носом лет двадцати трех — двадцати пяти, с ней ты подружилась в «Кактусовой роще». Это кто?

— Не знаю, о ком ты говоришь? — И отрицательно покачала головой, для убедительности, что ли?

Я сказал:

— Ну, ладно, готовься, Хелен. Мы должны спешить… И вот еще что. В пути мы не должны привлекать внимание. Могут возникнуть ситуации, когда ты и я… когда тебе придется…

Хелен рассмеялась:

— Долго ты к этому шел, Дональд, очень долго.

Глава 12

Я открыл дверь в ответ на разрешение войти. Берта Кул стояла в полный рост перед зеркалом.

«Ну и ну, до чего дело дошло*, — подумал я.

Берта ринулась на меня, молчащего, в атаку:

— Я просто смотрю на себя в зеркало. Может женщина посмотреть, как сидит на ней юбка?

Я подошел к креслу. Расположился в нем, взглянув, как сидит юбка на женщине. Берта Кул продолжала изучать, под различными углами, свое отражение.

— Как ты думаешь, сколько мне лет? — спросила она.

— Не знаю:

— Ну, попробуй угадать.

— г Не хочу.

— Боже милостивый, ты бы, чертенок, все-таки пришел к какому-нибудь мнению на сей счет. Сколько, думаешь, мне было, когда ты впервые увидел меня? Нет, не тогда… На сколько, как ты думаешь, я тяну теперь?

Я сказал, поднимаясь и придавая себе торжественный вид:

— Я понятия не имею, сколько тебе лет. Тем более не знаю, на сколько ты выглядишь. Я пришел тебе сказать, что увольняюсь из агентства!

Берта резко повернула голову. Ее острые блестящие глазки впились в меня.

— Увольняешься?

— Да, я так сказал.

— Но ты не можешь уволиться.

— Почему?

— Потому… потому что на твоих плечах неоконченное расследование… и… Что я буду без тебя делать?

— Ну, это, как ты любишь говорить, вздор. Ты рассказала на днях, что руководила юридическим агентством. Еще до моего поступления в твое сыскное… Что с тех пор, как ты взяла меня на работу, у тебя не было ни дня покоя.

— Почему ты хочешь уволиться? — спросила она, подходя поближе.

— Я уезжаю.

— Куда? Зачем?

— Не знаю куда… Я влюблен.

— Увольняться с работы потому, что влюблен? Что за вздор!

— Потому что, я думаю, так будет всем нам лучше.

Берта Кул разразилась саркастическим монологом:

— Знаешь, люди издавна влюблялись и, несмотря на это, продолжали работать. Многие из них поженились, и все-таки работают. Не спрашивай меня, как это им удается, потому что я не знаю. Но так повелось издавна. Мне постоянно твердят о мужчинах, которые хотят как следует обеспечить своих жен, и, чтобы этого добиться, им приходится работать. А некоторые даже откладывают женитьбу, пока не найдут работу. Обидно? Но так происходит повсюду… Утверждают, что все это доказано статистикой.

— Я знаю все это. И я увольняюсь.

— А как ты собираешься обеспечить свою птичку? Или у нее состояние?

— Мы проживем.

— Дональд Лэм, выслушай меня! Ты не можешь так просто выйти из игры и оставить меня в беде. И скажу тебе больше: это не любовь. Ты увлекся какой-то маленькой потаскушкой, которая положила на тебя глаз. Боже, если б ты знал о женщинах столько, сколько знаю я, ты бы и не подумал жениться на ком бы то ни было из них. Не обманывай себя, Дональд. Им нужна обеспеченная жизнь, ну, и не хотят очи к тому же оставаться старыми девами. Женщины — охотницы, Дональд, безжалостные, неутомимые, они сладко говорят, строят глазки, но в подсознании все время рассчитывают: «Так, этот мужчина не совсем то, что мне нужно, но на худой конец сгодится и он, к тому же он джентльмен, мягкосердечен и вежлив, ему можно довериться. Я подведу его к венцу, и он опомниться не успеет, как через нос ему проденут кольцо».

— Эта женщина не такая.

— О, нет! Конечно, нет. Она совсем другая.

— Да.

— Почему же она не позволяет тебе сохранить работу?

— Потому что ей не нравится полиция. И она не любит детективов. Она бы никогда не связала со мной свою жизнь, останься я частным сыщиком.

— А что плохого в том, чтобы быть частным сыщиком?

— Конечно, это предубеждение. Но девушка слишком долго находилась по другую сторону закона.

— Кто она?

— Ты ее не знаешь.

— Кто она?

— Милый ребенок, у которого никогда не было и не будет шансов в жизни. Без меня.

— Кто она?

— Эта девушка проживала в квартире, где нашли тело Гарри Бигана.

Берта Кул глубоко вздохнула, сложила руки на коленях. Покачала головой.

— Ты даже меня заставил умолкнуть, Дональд Л эм. Я не знаю, что с тобой делать.

— Возьми кого-нибудь на мое место.

— Дональд, ты серьезно?

— Конечно.

— Ты хочешь сказать, что отказываешься от такой работы, чтобы разыграть представление перед маленькой паршивкой, которая зарабатывает себе на жизнь жульничеством на игральных автоматах? Которая жила вместе с опустившимся боксером?

— Прошу оставить ее в покое!

— Не обманывай себя: все, что она в тебе любит, — твои деньги. Уволишься с работы, и она тут же тебя бросит.

— Только не она… — Я решил зайти в разговоре с Бертой с другой стороны. — Понимаешь, она знает, кто убил Гарри Бигана.

— Она… что?!

— Знает, кто убил Гарри Бигана.

— Откуда?

— У нее с Биганом было деловое партнерство. Естественно, он ей обо всем рассказывал.

— Партнерство! — фыркнула Берта.

— Вот именно: они были партнерами. Деловое соглашение.

— Ну, конечно, — усмехнулась Берта. — «Деловое соглашение». Ясное дело — он жил в ее квартире, но это было чисто деловое соглашение. Она милая нежная маленькая девочка, и ей даже в голову не может прийти выйти замуж за частного детектива… О, дорогой, ни за что! И не надо мне туманить мозги, что, мол, Биган был ее партнером, и потому рассказывал ей абсолютно все. Наверное, он разговаривал с ней и после своей смерти.

— Ты оставишь ее, наконец, в покое?

— Я пытаюсь уберечь тебя от глупостей. Не пройдет и полугола, как ты начнешь задумываться, каким образом мог свалять такого дурака! И вот еще что, Дональд Лэм. Если этой твоей девице известно, кто убил Гарри Бигана, ей бы лучше рассказать все начистоту. Я-то думаю, что она его и прикончила. Должно быть, так и случилось. Ведь его нашли у нее в квартире.

— Ты выпишешь мне чек, за которым g пришел?

— Чтоб я провалилась, если это сделаю. По крайней мере, пока ты не одумаешься. Я в жизни никогда не дам тебе денег, если ты пьян, и я не собираюсь давать их тебе, пока ты безумен… И что же нам делать, кстати, с поисками Корлы Бурк?

— Можно нанять кого-нибудь, у кого больше опыта, чем у меня, и кто будет… не в своем уме, чтобы согласиться.

Берта Кул неуверенно сказала:

— Дональд, у меня нет уверенности, что убийство Гарри Бигана не связано с исчезновением Корлы Бурк.

— Хелен Фрамли славная девушка. Она обо всем этом понятия не имеет. Ей только известно все об убийстве Гарри Бигана, и такие девушки, как она, не побегут доносить… Это еще одна причина, почему я увольняюсь с работы. Она расскажет мне все, что знает. Но если я буду работать на тебя, значит, я обману ее доверие. Я не желаю оказаться в подобном положении.

— Дональд, ты сошел с ума!

— Нет. Я влюблен.

— Любовь не обязательно парализует мозговые клетки. Тебе не следует…

Послышался слабый стук в дверь.

— Войдите, пожалуйста.

Возник Артур Уайтвелл.

Берта Кул пропела:

— О, при-вет, Артур. Я ра-а-да…

— Я подумал, что неплохо прогуляться бы по городу и заглянуть в какое-нибудь казино. В конце концов, мы не можем допустить, чтобы все наше время было занято делами. Как говорится, мешай дело с бездельем, проживешь век с весельем. На тебе новое платье?

— Да. Я попросила, чтобы мне прислали. Как оно сидит?

— Отлично. Тебе очень идет.

— Никогда не думала, что наступит день, когда я снова буду носить готовые вещи.

— У тебя талант одеваться. Чтобы ни надела, все выглядит отлично. Ну, еще бы… С такой замечательной фигурой.

И Берта Кул в ответ пропела лукаво:

— Ах, Артур… Льстец!

— Нет. Это правда. Так как насчет того, чтобы пройтись по Главной улице и рискнуть двумя-тремя долларами на «Колесе Фортуны»?

— Ты знаешь, что со мной случилось? Дональд хочет уволиться. Можешь себе это представить?

— Уволиться… откуда?

— Из моего агентства.

Уайтвелл посмотрел на меня. Его брови сошлись в одну ниточку.

— И когда же он хочет уволиться? — процедил он.

— Сейчас. Немедленно, — заявил я.

— В чем дело? — спросил Уайтвелл А., переводя взгляд с Берты на меня.

— Он влюбился, — объяснила Берта. — Она милая славная невинная девушка, которая…

Я встал и направился к двери.

— Если ты собираешься обсуждать мою личную жизнь, то, вероятно, почувствуешь себя более свободно в мое отсутствие. Если же собираешься злословить о девушке, я не желаю слушать: она слишком хороша для тебя.

Я закрыл за собой дверь и пошел по коридору. Но не прошел и десяти шагов, как услышал звук открывающейся двери, и голос Берты Кул произнес: «Пусть он идет, Артур. Просьбы напрасны! Если уж он решил…» Дверь помешала услышать окончание фразы.

Я заглянул в «Кактусовую рощу». Луи Хейзена еще не было. Пошел к телеграфу, сказал, что жду телеграмму из Лос-Анджелеса, адресованную мне в отель «Сал-Сагев». Телеграфистка пообещала «пойти взглянуть» и, когда вернулась через несколько минут, сказала:

— Когда вы вошли, ее как раз передавали по аппарату.

— Отлично. Я заберу ее прямо здесь, и вам не придется передавать ее в отель.

Телеграфистка спросила:

— У вас есть с собой удостоверение?

Я дал ей одну из карточек агентства. Она выдвинула ящик, бросила туда карточку и вручила мне телеграмму.

Да, от Элси Бранд. Текст: «Материалы по Сиднею отправлены авиа. Женился на Элве Пикард четырнадцатого декабря в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Никаких отметок о разводе. Обнаружила, кто-то еще копался в досье. Полагают, что это детектив, представляющий неизвестное агентство и интересующийся Элвой Пикард. Диетический комплекс может быть вынужден биологическими потребностями. Не позволяй ей падать, она может не подняться».

Я снова направился в «Кактусовую рощу». Ко мне подошел служащий, дежурный по залу, и попытался убедить принять бесплатно от казино пригоршню фишек. И пожелал удачи. Он сказал, что БрекенридЖ будет очень доволен, если я почувствую себя здесь как дома.

Я сказал служащему, что ценю это предложение, но предпочел бы просто побродить по залу и понаблюдать за игроками. Тогда он предложил мне выпить. Апосле отказа огорчился, что я не позволяю заведению что-либо сделать для меня. А почему — непонятно.

И вскоре он отвязался от меня.

Через четверть часа пришел Луи Хейзен.

— Все в порядке? — спросил я.

— Как посмотреть. «Быки» совсем спятили. Знаешь, что они пытаются сделать? Пришить это мне!

— Что пришить?

— Убийство Сида Дженникса.

— Ты спятил, — не удержался я.

— Нет, это они спятили.

— Что их натолкнуло на эту мысль?

— Понимаешь, это все из-за Дженникса… Я его опознал. Им стало интересно, откуда я его знаю. Я ответил. И тут им в голову ударило: если я был знаком с человеком на ринге, это, мол, не значит, что я опознаю его на каталке в мертвецкой. А я им сдуру сообщил, что, помимо каталки… я с ним общался вчера вечером. И к тому же видел в бою. Когда боксом зарабатываешь себе на жизнь, волей-неволей обращаешь внимание на тонкости. Как противник ведет бой, запоминаешь на всю жизнь. Так вот, им стало интересно, где это и когда я видел его в бою. А когда я выложил им это, они набросились на меня! Ага, значит, у меня на него зуб! Он был слишком силен. Из-за него я вылетел с работы, и потому поклялся с ним рассчитаться. Они позвонили Бре-кенриджу. Расспрашивали его о том о сем, а в конце концов спросили в лоб, не угрожал ли я рассчитаться с Сидом?

— Что же Брекенридж?

— Он им сказал, что я, возможно, кому-то и врезал, но чтоб они не обращали на это внимания, потому как я просто помешан на боксе. Можешь себе это представить? Луи Хейзен «помешан на боксе»!

— И что потом?

— Они повезли меня в участок, давили на психику, орали, мол, знают, что я убил его, и все такое прочее. Ну а потом сказали, что я могу идти… Черт побери, я же работал в то время, когда было совершено убийство. Я тебе говорю, они спятили.

— Слушай, Луи. Поговорим о другом. Я для тебя кое-что припас. Брекенридж предоставляет тебе месячный отпуск. Так будешь делать из меня бойца?

— Боксера?

— Ну да.

Его глаза загорелись.

— Вот это разговор! Вместе с тобой мы в самом деле смогли бы кое-чего добиться. У тебя есть все, что нужно. Ты в самом деле хочешь выйти на ринг?

— Нет, Луи. Я просто хочу научиться драться по-настоящему.

— Прекрасное намерение!

— Луи, я буду платить тебе столько же, сколько ты получаешь здесь. Ты ничего не потеряешь, и твое место останется за тобой, когда ты вернешься.

— Я могу начать прямо сейчас. Давай приготовим площадку внизу в подвале, и каждый день я мог бы давать тебе небольшой урок.

— Нет, Луи. Я в бегах. Я хочу найти место, куда мы уедем подальше от чужих глаз и организуем там небольшой тренировочный лагерь. Знаешь где? Недалеко от Рино, может быть… Да, Луи, с нами будет девушка.

— Девушка?

— Угу.

Он поморгал-поморгал от этого известия, потом расплылся в улыбке:

— Когда начнем?

— Прямо сейчас, — сказал я. — Иду брать напрокат машину, пусть старенькую, но чтоб выдержала экспедицию. Будем останавливаться по дороге, я не тороплюсь. Экспедиция не встанет нам особенно дорого.

— Послушай, я же опытный путешественник. Что я умею делать в жизни толково — так это готовить походную еду.

— Прекрасно. Собери вещи. И побыстрее. Полиция попытается нас задержать, если мы не опередим ее.

В его глазах мелькнул страх, но лишь на секунду.

— Дружище, у меня есть перчатки, но они слишком легкие. Для тренировок нам нужны потяжелей. И нам понадобится боксерская груша. Я свою продал, когда уезжал из Лос-Анджелеса, но мы можем достать приличную и здесь, так что быстро не получится.

— Грушу купим в Рино, Луи.

Глава 13

Я знал, что Берта обязательно устроит мне в отеле засаду, поэтому не стал туда возвращаться. Реализовал имевшиеся у меня аккредитивы и приобрел старый, но в приличном ходовом состоянии драндулет, купил толстую шерстяную рубашку, брюки и кожаное пальто (все сразу в одном магазине, так дешевле), а еще спальные принадлежности, бензиновую печку, котелки, несколько банок консервов. Я был готов отправиться в путешествие в три тридцать дня.

Выезжали, громыхая, из города, будто типичная компания завзятых пилигримов. Никто не сделал попытки остановить нас. Встретили полицейскую машину, набитую стражами порядка, которые, оглядев нас, спокойно дали драндулету проехать.

Все так же громыхая, мы выехали на Битти-роуд; наша машина давала верных тридцать семь миль в час.

Уже под вечер я свернул с трассы в пустыню и двинулся по наезженной извивающейся песчаной колее. В полумиле от автострады я еще раз свернул в сторону, продрался сквозь заросли полыни и остановился на голой, продуваемой ветрами пустоши.

— Как тебе нравится? — спросил я у Луи^Хейзена.

— Отличное местечко, дружище.

Хелен Фрамли молча вышла из машины и принялась вытаскивать пожитки.

— Смотри-ка, запасся одеялами, — раздумчиво отметила она.

— Они нам понадобятся.

Ее взгляд встретился с моим.

— Две постели стелить или три?

— Три.

— Как скажешь.

Она расстелила одеяла прямо на песке. Луи распаковал бензиновую печку, укрепил ее на подножке, залил топливо в бачок, и через несколько минут под кофейником шипело голубое пламя.

— Чем я могу помочь? — спросил я Хейзена.

— Ничем, — ответил он. — Пойди погуляй. Ты глава семейства, большой босс. Разве не так? — Луи то и дело поглядывал на Хелен Фрамли.

— Это верно.

— Как мне к вам обращаться, мисс, когда придет время звать всех к обеду? — спросил Луи, одаряя ее улыбкой, открывающей зияние во рту.

— Хелен.

— Отличное имя… А я — Луи. Никаких обид после той заварушки с игральными автоматами?

— Никаких. — И Хелен протянула руку.

Он осторожно принял в свой израненный в битвах кулак ее тонкие пальцы, еще раз улыбнулся и пообещал:

— Мы подружимся.

Тут же принялся сновать от машины к «обеденному столу» и обратно за котелками, сковородками, продуктами. Ни одного движения не тратил впустую. Казалось, он особенно и не торопился, но все, что надо, сделал за удивительно короткий срок. Мы с Хелен попытались предложить свою помощь, но он нетерпеливо отмахнулся от нас. «Праздника никакого не предвидится, — приговаривал он. — Сервировать стол по высшему разряду не станем. У нас не так много воды, чтобы мыть посуду, да и посуды много не испачкаем, но еда будет — пальчики оближешь».

Через несколько минут ноздри приятно защекотали, перемешанные с дыханием пустыни запахи бобов с легкой примесью чеснока и жареного лука.

— Луи, что это такое? — восхищенно воскликнул я.

Он не скрывал гордости.

— Это — блюдо моего собственного изобретения. Надо тонко нарезать пару луковиц, опустить их в небольшое количество воды и дать им подсохнуть на сухой сковородке. Затем добавляете немного жира и обжариваете. Крошите дольку чеснока, потом открываете банку бобов и добавляете немного соуса. Сами не заметите, как проглотите пальчики.

Мы с Хелен сидели рядышком на одеялах и смотрели, как невидимый художник рисовал закат на западной части неба, работая яркими красками и смелой кистью.

Дымящиеся тарелки с пищей мы держали на ладонях.

— Ну вот, — произнес Луи, — все готово. Каждый ест со своей тарелки, а это значит, что вылизывает ее дочиста.

И улыбнулся нам.

Мы набросились на еду. Очень вкусно, гораздо вкуснее той, что я ел месяцами. А тут еще свежая французская булочка, пропитанная подливкой, которая оставалась на тарелке после того, как мы очистили ее от болтушки из бобов, лука и чеснока!

Хелен вздохнула:

— Это самое вкусное блюдо из всего, что я когда-либо пробовала… Дональд, почему идея поехать в пустыню не пришла тебе в голову раньше?

— Не знаю. Наверное, я туго соображаю.

На западе не затухала вечерняя заря. На небо высыпали первые мерцающие звезды.

— Я помою посуду, — сказала Хелен.

— Что может понимать такая милая барышня в мытье посуды? — Оскорбился Луи. — Во всяком случае, в походной жизни. Видишь ли, сестренка, здесь в пустыне с водою туго. Я покажу тебе, как это делается.

Он забрал тарелки, выбрал местечко ярдах в десяти от машины, включил фары, присел на корточки и зачерпнул пригоршню песка. Он насыпал песок на тарелки и принялся им тереть посуду… Песок впитал все, что на ней оставалось после еды, и, как оказалось, был идеальным средством чистки посуды. Потом Луи сполоснул кипятком — всего пара чайных ложек! — каждую тарелку, и они засияли первозданной чистотой.

— Вот и готово, — гордо объявил Луи, — и получается гораздо чище, чем используй вы хоть полный котелок воды на каждую. Теперь мы их сложим на капоте, и они готовы для завтрака. В котором часу вы хотите подняться?

— Я тебе сообщу об этом специально, — сказал я ему.

— Я подумал, что расстелю одеяло вон там.

— Нет, — вмешалась Хелен, — я приготовила три постели рядом.

Луи немного подождал с репликой, обдумал ее, сказав всего лишь:

— Ладно, коли так.

Мы уселись на одеяла в кружок.

— Развести костер? — спросил Луи.

— Нас могут разыскивать. Увидят с автострады, — возразил я.

— Да. Ты прав. Может, немного музыки?

— У тебя есть приемник?

— Кое-что получше.

Луи вдруг вытащил губную гармошку, бережно обхватил ее своими вроде бы неуклюжими, с разбитыми костяшками пальцев руками и поднес к губам.

Музыка оказалась не та, что я ожидал. Я приготовился услышать что-то вроде «Дом, милый дом» и что-то еще из сентиментальной классики для губной гармошки. Но Луи… Луи нас просто заворожил. Настоящая музыка! Она удивительно сливалась с величественным спокойствием ночи в пустыне. Она стала частью тьмы, бесконечных пространств немого песка и бесстрастных звезд.

Хелен прислонилась к моему плечу. Я обнял ее. Я впитывал в себя дыхание, тепло ее щеки, запах ее волос. Ее мягкая узкая рука украдкой скользнула в мою ладонь. Я почувствовал, как дрогнули ее плечи, когда она глубоко вдохнула, а потом тихо выдохнула.

Вечер продолжался, еще не потеряв полностью дневное тепло. Дважды в течение часа мы слышали отдаленный гул проносящихся по автостраде машин. Этот гул нарастал, достигая громкости почти волчьего воя, а затем быстро стихал. Пляшущий свет передних фар как бы в такт звуку сменялся тлеющим красным светом задних.

Эта пустыня всецело принадлежала нам.

В гармошке Луи скрывалось волшебство органа. Конечно, во многом это «играла» сама пустыня — звезды, небо, которое выглядело так, будто его только что вымыла и отполировала некая космическая хозяйка. Но и Луи… О, Луи, он был настоящим артистом, ведь это он заставил незамысловатый инструмент звучать с совершенством органа, казалось, немыслимым.

Потом Луи плавно усмирил свою музыку, и мы просто сидели, глядя на звезды, на зыбкие очертания своего дредноута, на сухие кусты, пробившиеся сквозь песок, — сидели и всем существом своим ощущали тишину.

Хелен сказала полушепотом:

— Как здесь близко небо.

Сквозь одежду я впитывал тепло ее тела, чувствовал нежную тяжесть головы, покоящейся на моем плече. Вдруг все ее тело дрогнуло, будто пробудилось, припало ко мне, но тут же этот нервный порыв прошел, и оно вновь погрузилось в дремоту.

Откуда-то набежал ветерок, вроде бы слабый, но он принес с собой холод. И ветер, и холод постепенно нарастали. Хелен прижалась ко мне теснее. Она поджала ступни, уперлась коленями в мою ногу. На какое-то мгновение тепло возвратилось, потом снова налетел порыв ветра, и Хелен, непроизвольно дрожа, выпрямилась.

— Становится холодно, — заметил Луи.

— Пора спать, — объявила Хелен. — Моя постель с краю, Дональд, ты спищь посередине.

Она пересела на свои одеяла и выскользнула из верхней одежды. Было слишком темно, чтобы увидеть в свете звезд что-либо, кроме контуров ее фигуры. Я смотрел на Хелен без любопытства и без застенчивости. Как на прекрасную статуэтку. Она скользнула под одеяла, повертелась, видно, освобождаясь от чего-то ненужного из нижнего белья, потом спокойно, не стесняясь меня, села в поепл. т, натянула пижаму и застегнулась.

— Спокойной Дональд.

— Спокойной ночи, Хелен.

Луи, слегка смущенный, молчал. Она приподнялась на локте:

— Эй, Луи!

— Что?

— Спокойной ночи, Луи.

— Спокойной ночи, Хелен, — пробормотал он застенчиво.

Мы подождали несколько минут, пока она устроится как следует, потом и мы с Луи разделись и в одном нижнем белье завернулись в свои одеяла.

Мне стало интересно, до какой же степени здесь будет холодно. Я поймал момент: начинал замерзать кончик носа… Звезды висели в небе прямо у меня над головой. Я начал размышлять, может ли одна из них упасть, а если это произойдет, то заденет ли она меня; потом я вдруг широко раскрыл глаза, и в небе получилось совсем другое расположение звезд. Земля подо мной была твердой, мышцы немного сводило, но чистый свежий воздух, полный жалящего холода, очистил кровь, выгнал из нутра все яды, и я почувствовал себя таким свежим, будто проспал целый месяц.

Я закрыл глаза.

Один раз я пробудился — как раз перед рассветом.

Там, где небо только-только начало окрашиваться в бледно-оранжевый цвет, я поймал голубовато-зеленый морозный отблеск; потом оранжевый цвет становился все ярче, как далекое маленькое облачко, погружающееся в алый протуберанец… Я прислушался к спокойному дыханию лежащей рядом девушки, похрапыванию Луи и подумал, не встать ли мне с восходом солнца, чтобы не пропустить эту красоту, и снова закутался в теплые одеяла.

Когда я проснулся, солнце еще высоко стояло над горизонтом, кустарник отбрасывал длинные тени. Одеяла рядом со мной шевелились вовсю: мисс Хелен Фрам-ли одевалась под ними. А где Луи?.. Луи склонился над печкой, стоявшей на подножке автомобиля, и запах кофе уже несся оттуда возбуждающей приятной волной. Нет ничего более умиротворяющего, более жизнеобещающего, чем запах свежего кофе, да еще тогда, когда чистый воздух проделал свою работу и вы осознаете, что зверски голодны.

Хелен Фрамли выпуталась из-под одеял и выпрямилась, стройная и прекрасная. В золотых лучах раннего солнца — вся красновато-оранжевая. Она посмотрела на меня, не без удовольствия отметила, что я ее рассматриваю, внимательно и жадно, и спокойно произнесла:

— Доброе утро, Дональд.

— Доброе утро.

Луи обернулся к нам, потом опять склонился над печкой.

В глазах Хелен читались и мир и веселье.

— Привет, Луи! — негромко крикнула она.

— Привет, — отозвался он, взглянув на нас через плечо.

Хелен закончила одеваться. Помолчала. Задумчиво сказала:

— Я могла бы здесь остаться… Интересно, почему никто не подумал о такой поездке раньше?

Она стояла лицом к востоку, и солнце ярко освещало ее. Внезапно импульсивным движением она выбросила руки навстречу солнцу, затем смахнула слезинку, та упала на песок, а девушка села и стала надевать туфли.

Организатор быта, Луи сказал:

— Каждому будет по полчашки воды, и не больше.

— А завтрак? — спросил я.

— Будет готов через пять минут.

Мы умылись, почистили зубы и расселись на одеялах. Луи подал золотистый кофе, умело поджаренный, хрустящий, но не пересушенный бекон с привкусом ореха, как мне показалось. Он развел небольшой костерок, дождался, когда от него остались одни алые угли, окружил их камнями, установил на них сетку, и на этой импровизированной решетке превратил тонкие ломтики французской булочки в золотистые тосты, блестящие намазанным на них маслом.

Каждая новая порция тостов удивительным образом прибавляла мне силы. Я чувствовал себя так, что и без уроков бокса готов был сразиться с любым мужчиной — за эту землю, за небо, за девушку, сразиться и победить его.

После завтрака посидели, покуривая сигареты и впитывая тепло солнечных лучей. Я посмотрел на Луи. Оба перевели взгляд на Хелен. Она кивнула нам, мы принялись скатывать одеяла и запихивать их в наш милый старый драндулет. Все — молча. В словах не было нужды.

Полчаса спустя двинулись, громыхая, в путь — через пустыню. Мотор непрерывно чихал, но непостижимым образом держал свои тридцать семь миль в час.

Солнце поднималось все выше, а тень от автомобиля становилась все короче. Мягкое тепло сменилось жарой. В правом заднем колесе обнаружился прокол. Мы с Луи поменяли шину. И дело это не показалось нам обременительным. Мы не нервничали и к тому же никуда не торопились. Жизнь шла как часы, — совсем не похожая на времена, когда я носился в машине агентства Берты Кул как угорелый, стремясь куда-то успеть в срок, а как ни крути, то колесо спускало, то машина агентства переставала работать. Домкрата под рукой не находилось, и гайки разбалтывались, а руль был всегда насажен криво.

Теперь я не спешил — нам принадлежало все время. Иногда мы останавливались полюбоваться пейзажем.

Мы ехали весь день, а ночью снова разбили лагерь в пустыне и прибыли в Рино на следующий день около полудня.

— Вот мы и на месте, — сказал Луи, — какие будут приказания, капитан?

Наш рыдван был весь покрыт пылью. Мне предстояло побриться, да и подбородок Луи густо зарос темной щетиной. Наша троица прокоптилась на ветру и солнце, но никогда я не чувствовал себя таким бодрым.

— Поехали в какой-нибудь кемпинг, — сказал я, — там почистимся и прикинем, что делать дальше.

Мы быстро нашли пристанище. Хозяйка предоставила нам домик с двумя комнатами и тремя кроватями. Соскребли под душем дорожную грязь. Мы с Луи побрились, и я отправился на разведку.

Позвонил в город, в телефонную компанию., Поинтересовался, нет ли телефона у миссис Дженникс. Такого абонента у них не было. Я обзвонил все отели, спрашивая, не проживает ли там некая миссис Дженникс. Не проживает. Тогда я начал обзванивать коммунальные дома. Там отказались предоставить какую-либо информацию на сей счет.

Я вернулся в кемпинг, и все мы отправились искать новое пристанище. Уже в сумерках мне кое-что подвернулось, подходящее. для наших целей: маленькая заправочная станция примерно в семи милях от города. Владелец хотел соорудить настоящую доходную автостоянку, но ему не хватило денег, и все, что он успел сделать — это заполучить один большой дом рядом с заправочными аппаратами, примерно в ста ярдах от автострады.

Туда мы и переехали в ту же ночь, предварительно накупив продуктов. Луи поиграл на своей гармошке вальсы, а мы с Хелен немного потанцевали. Нашлась печурка, топившаяся дровами, и домик вскоре наполнился тем изумительным теплом, которое может исходить только от настоящей печки, когда в ней потрескивают дрова.

Из-под одеял Луи вытащил меня ранним утром. Пора, объяснил он, начинать тренировки.

Хелен сонно улыбнулась мне и пробормотала: «Развлекайтесь», а сама повернулась на другой бок. Я напялил кроссовки, затянул пояс, выпил глоток горячей воды, добавив в нее немного лимонного сока, и последовал за Луи на холод.

Солнце только поднималось.

Луи обратил внимание на мою дрожь.

— Через минуту будешь в полном порядке. Ты слишком легкий, поэтому не будешь много потеть. А теперь пошли. Вперед!

Он начал бег медленной трусцой. Я за ним. Пробежали сто пятьдесят ярдов, и холод сменился возбуждающим теплом.

Начинался подъем. Мои легкие требовали все больше кислорода. Луи спокойно продолжал трусить рядом с ритмичным «хлоп-хлоп-хлоп», испускаемым его обувью, тоже на резине.

— Сколько еще? — спросил я.

— Не разговаривай, — отозвался он.

Я продолжал бег. Ноги, казалось, налились свинцом. Мы бежали медленно, я не задыхался, но… очень устал, просто вымотался. Мне казалось, мы пробежали сотни миль до того момента, когда обогнавший меня Луи резко повернулся, окинул меня взглядом профессионального тренера и произнес: «Ладно, хватит бега. Теперь немного пройдемся».

Мы перешли на быструю ходьбу, глубоко вдыхая прохладный чистый воздух. Ноги тяжелы, но смена в формах мускульной активности принесла облегчение.

Но чертов Луи снова перешел на бег. Я последовал за ним. Впереди на расстоянии в четверть мили показался наш домик. Казалось, потребуются часы, чтобы добраться до него.

А Луи не запыхался. Дышал глубоко, и, черт побери, ровно!

— Попробуй использовать самое дно своих легких, — посоветовал он. — Засасывай воздух до самого низа. Сейчас мы немного побоксируем, так, для разминки.

Он вытащил пару заскорузлых боксерских перчаток и надел их на мои руки.

— Итак, — начал Луи, — самый обманный и самый трудный по исполнению — это абсолютно прямой удар. Давай посмотрим, бей прямой левой.

Я сделал выпад левой.

Он покачал головой.

— Это не прямой, дружище.

— Почему?

— Потому что вместе с ударом пошел твой локоть. В сторону от корпуса. Держи локоть тесно прижатым к корпусу и бей. Сначала левой, потом правой.

Я начал по новой. Луи опять расстроился. Но проявлял терпение.

— Сними на минутку правую перчатку. Я хочу кое-что показать.

И показал. И рассказал мне, как держать корпус, прижимать локоть. А потом заставил меня выстреливать вперед левой, левой, опять и опять, пока у меня были силы поднимать ее.

— Не так уж хорошо, — приговаривал он при этом, — но и не так уж плохо. Со временем будет совсем неплохо.

Из окна донесся сонный голос:

— Луи, может, проще смириться, если тебе дадут взбучку, чем так надрываться?

Я скосил глаза на окно спальни. В окне явилась миру Хелен Фрамли в распахнутом на горле кимоно, оперлась локтями на подоконник и с веселым огоньком в глазах стала смотреть на учителя, но больше, я надеялся, на ученика.

Луи ответил на полном серьезе:

— Бывают случаи, когда мужчина не может позволить себе смириться со взбучкой, он должен сам дать взбучку другому. Мисс Хелен, если он будет драться за вас, тогда как?

— Ладно, ладно, согласна. Мне нравятся мужчины с «фонарями», но сейчас мне надо почистить зубы.

И исчезла в окне. Луи повернулся ко мне и улыбнулся по-своему, смело растягивая губы до черных провалов на месте отсутствующих зубов.

— Вот, дружище, девушка для тебя. Я хочу тебе сказать: это настоящая!

Я кивнул: согласен!

Луи смотрел на меня задумчиво, будто хотел что-то добавить, а может, размышлял, не потренировать ли меня в чем-нибудь, помимо бокса. Но ему трудно было подыскать слова. В конце концов он сказал:

— Послушай, дружище, ты знаешь мою позицию. Я твой друг, понимаешь?

Я кивнул: согласен, мол.

— Я стою за тебя. Не важно, в какую игру ты играешь, я все равно стою за тебя.

Я опять кивнул.

Он смущенно выпалил:

— Так что, так что… Пошли, надевай перчатки и продолжим.

— Раз-два-раз-два-раз-два-раз-два.

Когда мы закончили, я был вымотан так, что с трудом двигался. Пот начал высыхать по всему телу.

— Тебе не следует принимать холодный душ, приятель, — заметил тренер, — возня с холодным душем хороша для парней, у которых под кожей толстый слой жира. И даже в таком случае он приносит гораздо меньше пользы, чем обычно думают. Сейчас прими теплый душ, не горячий, чуть потеплей, чем температура тела. Попробуй струю рукой, потом залезай под нее. Она сначала покажется тебе холодной, и тебе захочется добавить горячей воды, но делать этого не стоит. Все, что тебе надо: стой, намыливайся и как следует растирайся. Потом сделай воду попрохладней, но не настолько, чтобы перехватило дыхание, и продолжай охлаждать, пока не почувствуешь, что тебе хочется выскочить. И тогда моментально выскакивай! Разотрись полотенцем, потом ложись в кровать и… ну, тогда я остальное беру на себя.

Я принял душ.

Луи в комнате ждал меня, и я распростер свое влажное ослабевшее тело на кровати. У него в руках была бутылка, и когда он плеснул себе из нее немного на ладонь, мне почудился запах спирта, ореха и лавровишневой воды. Луи месил, толок, шлепал, растирал меня и повторял все снова. Восхитительное чувство, особое расслабление — не вялость, а новое рождение, будто бежит очищенная кровь по жилам, кожа горит и светится.

С кухни донесся грохот кастрюль. Луи тихо ругнулся, — оторвался от меня, рывком открыл дверь и крикнул туда, где раздался кухонный шум:

— Эй, кто здесь повар, если не я?

Хелен низким голосом, в своей тягучей манере, ответила:

— Ты был им, Луи, теперь повышен до тренера. Теперь я организую завтрак.

Луи возвратился к кровати.

— Замечательная девушка, — заметил он, жесткими своими пальцами впиваясь в мои мышцы вдоль позвоночника.

Полчаса усиленного массажа минули. Наконец Луи посчитал, что с меня достаточно. Я оделся, чувствуя себя немного утомленным, но не вымотанным. Хелен уже накрыла на стол: грейпфруты, кофе, золотисто-коричневые тосты, толстые ломтики ветчины и яичница. Мы приступили к еде; Хелен еще поставила жариться в большой сковороде оладьи.

Я чувствовал голод, правда, не волчий, а вполне человеческий… Я ел и ел, а мой желудок все не угомонялся. Луи с одобрением смотрел, как я мету все подряд.

Хелен с деланным испугом упрекнула Луи Хейзена:

— Он у тебя так растолстеет, что и ходить не сможет.

— Не наберет больше трех фунтов, — успокоил Луи. — Боксер расходует энергию, и чтобы ее восполнить, должен есть. У Дональда не будет ни унции жира, и, братцы, каким же крепким парнишкой он станет!

Взгляд Хелен столкнулся с моим.,

— Откуда такое внезапное желание овладеть мужским искусством самозащиты? — спросила она.

— Я устал служить для других живой боксерской грушей.

— И поэтому ты бросил работу, нанял инструктора по боксу и с ходу приступил к бегу, массажу, урокам бокса и регулярным тренировочным боям?

— Совершенно верно, Хелен.

— А когда ты чего-то хочешь добиться, ты не останавливаешься на полдороге, не так ли?

— Так.

— По крайней мере, в некоторых делах… — Хелен отвернулась.

Луи продолжал свой инструктаж:

— А теперь, дружище, после завтрака ты ничем не занимаешься. Понимаешь? Спокойно сидишь час, пусть пища переваривается, почитай газету и постарайся не-двигаться. Не занимайся ничем, что расходует энергию.

Ничто в жизни не доставляло мне такого удовольствия, как этот час полного отдыха, после которого я бодро объявил, что мне еще предстоит работа. Луи хотел, чтобы я проделал несколько дыхательных упражнений, немного «поработал головой», но я настоял на том, что сделаю это попозже, а сейчас с новыми силами рвану в город. Хелен заказала мне купить продукты и вручила список. А сама она останется в домике и займется уборкой. Луи я взял с собой.

До самого Рино Луи говорил только о замечательной мисс Фрамли. «У нее есть все, что нужно, — твердил он. — Высший класс! Ударь ее в челюсть, у нее коленки, может, и подогнуться, но и только, да и то незаметно».

Я поставил машину на стоянку и велел Луи, чтобы тот через полчаса вернулся сюда с продуктами, список которых вместе с двадцатью долларами ему передал. «Деньги на расходы, — объяснил я Хейзену. — Если кончатся, скажи, я тебе дам еще».

В глазах Луи читалась преданность, как в глазах большого пса, когда он смотрит на любимого им хозяина. «Все будет в порядке, дружище», — сказал Луи и засунул деньги в карман.

Я зашел в отель. Достал список номеров, закрылся в телефонной будке и принялся за работу. Обзвонил организации розничной торговли бакалейными товарами, кредитные бюро, молочные фермы и даже фирму по производству мороженого. Я объяснял, что представляю бюро льготного кредита в Сан-Франциско и пытаюсь раздобыть хоть какую-нибудь информацию о миссис Элве Дженникс. Да, да, я знаю, что нет заяврк о предоставлении кредита, но, пожалуйста, проконтролируйте доставку товаров в течение нескольких дней и, если выплывет заявка от миссис Дженникс либо иная о ней информация, соблаговолите мне сообщить — я еще позвоню.

Странная вещь: не важно, какую легенду вы сочинили, но выудить что-то из фирмы можно, только представившись агентом по кредитованию. Тогда они вывернутся перед вами наизнанку. И почти никогда не спрашивают соответствующего удостоверения.

Я прошелся по банкам, рассказывая, что пытаюсь разыскать украденный чек, спрашивал, не имеют ли они каких-либо деловых контактов с миссис Дженникс, либо по имени-фамилии мужа — с миссис Сидней Дженникс, либо просто с миссис Элвой Дженникс. Большинство попадалось на удочку. Но один не клюнул. Управляющий банком пожелал, разузнать побольше обо мне. Что-то в его тоне подсказало мне, что миссис Дженникс могла числиться среди клиенток этого банка. Да, вам могут сообщить, не нарушая деловой этики, что не обладают нужной вам информацией, но если вдруг информация, которую вы стремитесь получить, у них есть, начинаются увертки и осложнения в процедуре ее выдачи.

Я вернулся к машине. Прошел уже час плюс десять минут. Рядом с картонной коробкой, набитой консервами, и двумя тяжелыми бумажными хозяйственными сумками, нагруженными различными товарами, не обнаруживалось никаких следов Луи Хейзена. Я подождал пятнадцать минут. Солнце переползло через крыши магазинов и обрушилось на улицы. На меня напала сонливость. Нервы и мускулы расслабились. Мне было наплевать на Берту Кул и ее агентство. Прикрыл глаза, чтобы их не утомлял блеск солнечного света — и вдруг резко пробудился, как вынырнул с большой глубины. Все это заняло у меня несколько секунд — осознать, где я нахожусь и как сюда попал-

Я взглянул на часы.

Прошло больше двух часов с тех пор, как мы с Луи расстались.

Я прикрепил записку к рулевому колесу: «Вернусь через десять минут. Не уходи». И пошел сделать еще несколько телефонных звонков.

Совершенно нерезультативных.

Вернувшись, я обнаружил, что записка так и осталась нетронутой. Я завел машину и поехал обратно, к нашему домику.

Хелен подметала пол. Голова повязана носовым платком, чтобы уберечь волосы от пыли.

— Привет, — сказала Хелен, когда я внес в домик купленные моим тренером продукты. — Что ты сделал с Луи?

— Не знаю, что случилось. Он ушел за покупками. Я велел подождать меня в машине, когда вернется. Сроку дал ему полчаса. Я ждал больше часа, а потом без Луи прикатил к тебе.

Она сняла платок, поставила метлу в угол, зашла в ванную, вымыла руки и вышла оттуда, втирая в кожу какой-то приятно пахший крем.

— Ну, что ж, Дональд, у нас появился неплохой момент для разговора.

— О чем?

— О многом.

Я присел рядом с Хелен на маленькую кушетку. Она поднялась с нее и пересела на стул, лицом ко мне.

— Я хочу видеть твое лицо, — сказала она. — Если ты собираешься мне лгать, я увижу.

— Начало разговора не слишком вдохновляет…

— Ты мне нравишься, Дональд.

— Вот это — приятное начало.

— Ты мне понравился с первого раза, как я тебя увидела.

— К чему ты ведешь? — спросил я уже серьезно.

— Да. Проще простого девчонке-симпатяшке напустить на себя скромный вид и, если кто-то… ну, например, ты… на нее положил глаз, очень, очень мягко привадить к себе. Я так не делаю. Когда мне кто-то нравится, я влюбляюсь в него по уши. А когда мне кто-то не нравится, он мне просто не нравится, вот и все. Понимаешь?

Я кивнул.

— Та, первая ночь в пустыне, — сказала Хелен, — одна из счастливейших ночей в моей жизни. Вторая ночь была почти так же хороша.

— А теперь?

— Теперь же мне все это не нравится.

— Почему?

— Я думала, мы тянемся друг к другу.

— Так оно и есть.

Лицо Хелен исказилось, как от боли. Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Неправда. Ты охладел ко мне. И я думаю, что знаю, из-за чего… Этот рэкет, мое мошенничество как способ жизни… Так?

— Я к тебе не охладел, Хелен. Ты мне нравишься. Все больше и больше.

— Да? Допустим, что так. — Она помолчала. — Как бы то ни было, но мое сотрудничество с Кулаком, машинный этот рэкет… Я жила на свой страх и риск, зная, что я по одну сторону закона, а полиция — по другую. Впрочем, и «быки», и служащие казино тоже сплошь и рядом преступают закон. У меня много раз они вымогали деньги. Даже Кулак попадался пару раз. Вот почему я и смотрю на полицию… ну, как на полицию.

Я молчал.

Она отвела глаза, устремив их на кончик своей туфли.

— Ну, Дональд, я же не говорю, что ты… — пробормотала она, — если ты думаешь, что мне что-то известно об убийстве Кулака, и ты решил, что я расколюсь из-за симпатии к тебе, из-за… взаимной нашей симпатии… Ты решил разыграть для меня спектакль, сделать вид, что бросил частный сыск, и таким образом вытянуть из меня то, что я знаю… — Она вдруг сбилась, покраснела, потом внезапно успокоилась, уставившись на меня своими темно-серыми глазами. — Так вот, Дональд, мне кажется, что я тогда в самом деле могла бы тебя убить… Если ты таким образом меня дурачишь…

— Тогда я не поставил бы тебе это убийство в вину.

Она продолжала изучающе смотреть на меня.

— Собираешься что-нибудь добавить?

Я улыбнулся и покачал головой.

Она резко встала.

— Будь ты проклят, Дональд! Хотела бы я знать, что ты со мной сделал!.. Но вот что, — я ведь уверена, что ты продолжаешь расследование. Но тогда запомни, что я тебе сказала!

— Обязательно запомню. Но… Как ты думаешь, где сейчас Луи?

— Откуда мне знать? Ты дал ему денег?

— Да.

— Он все-таки какой-то странный, этот Луи.

— В каком смысле?

— Получает удовольствие от драки.

— Еще?

— Не знаю. Все идет от этой любви мужчин к дракам. Они все становятся чокнутыми рано или поздно. И Кулак тоже был отчасти таким. Это помогает им жить. Не видеть вещи так, как вижу я… И ты… Послушай, Дональд, ты впрямь надеешься, что чуть погодя, если ты будешь рядом, то я настолько потеряю голову, что все разболтаю?

— Я как-то об этом не задумывался.

— Самое время задуматься.

— Ладно, задумаюсь.

— Если ты когда-нибудь попытаешься расспрашивать меня об этом, я… тебя убью. Я… я не только тебя возненавижу, но… но… со мной ужасное произойдет что-то, Дональд. Я потеряю опору. Пожалуйста, Дональд, дай мне шанс начать человеческую жизнь. Если это спектакль, давай кончим его прямо сейчас, и тогда, может быть, я смогу'все это пережить. Если я прожду еще несколько дней в таком состоянии…

— У тебя здесь, в Рино, есть друзья? — спросил я, меняя тему разговора.

— Нет.

— Куда же ты пойдешь и чем станешь заниматься?

Ее взгляд стал жестким.

— Слушай, неужели ты думаешь, что тебе удастся меня испугать? Если зайдет речь о том, что единственный выход — пойти к кому-то на содержание, я тут же приму большую дозу снотворного… Я могу рвануть отсюда прямо сейчас, безо всего, кроме рук… Ну, в общем, я проживу, Дональд… Во всяком случае, тут же не побегу продаваться.

— Что же станешь делать?

— Не знаю. Что-нибудь подвернется. Ну так как? Собираться?

— Что касается моего желания, то — нет.

— Ты не откроешься?

— Ты не хочешь рассказать мне, что тебе известно про убийство Кулака… Я надеюсь, что ты этого никогда и не захочешь, и не сделаешь.

— Ах ты, Дональд-путешественник… Я тебе выскажу все сразу. Черт тебя побери! Ты можешь выкачать из меня все, что тебе нужно. Можешь спрашивать меня о чем угодно, и я все тебе расскажу. Но если ты спросишь меня о Кулаке, о той ночи, когда его кокнули, я… Я… ну, наверное, расколюсь, но как только ты задашь мне этот вопрос, я буду точно знать, зачем ты стал путешествовать со мной. — Движением руки она обвела автостоянку. — А когда я буду знать наверняка, что ты все это проделал, чтобы я не в состоянии была сказать «нет», о чем бы ты меня ни спросил… мне будет… так плохо, так плохо, что я никогда не сумею вновь почувствовать себя человеком и думать, что в мире еще осталась какая-то порядочность… Ты до конца меня понял?

— Да.

— Тогда все в порядке… И что мы дальше предпримем?

— Мы съездим, если ты не возражаешь, в верхнюю часть города Рино и посмотрим, не удастся ли обнаружить Луи в одном из тамошних кабаков.

Она опять изучающе взглянула на меня, а потом разразилась смехом, хотя в ее смехе слышна была и гбречь.

Я подошел к ней и стал рядом.

— Неужели ты не понимаешь, Хелен, что… Я не добиваюсь чего-либо, на что не имею права. Да, я детектив. Я работаю. Я не работаю на агентство Б.Кул. Я просто расследую дело. Я пытаюсь добиться, чтобы совершилась справедливость. По отношению к разным людям — по-разному. Они зависят от меня, известно им об этом или нет. Если я не добьюсь справедливости, не думаю, что кто-то другой ее добьется.

— И поэтому ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, что мне известно…

— Мне от тебя ни черта такого не нужно. — Я повысил голос. — Я в тебя влюблен. Ты — лучшая девушка из тех, кого я когда-либо встречал. Да, я никогда не попросил бы тебя оставить Лас-Вегас и уехать вместе со мной, если бы это путешествие не было связано с этим делом. Но… я счастлив. Я наслаждаюсь этим путешествием. Мне нравится быть рядом с тобой. Мне нравится все, что ты делаешь. Мне все в тебе нравится. Но я работаю, я веду дело, и причина, по которой я нахожусь именно здесь, в Рино, вместе с тобой, в самом деле связана с моим стремлением успешно завершить дело.

— А когда оно закончится?

Мне этот вопрос был как нож в сердце. Я ответил, не отвечая на него:

— Наверное, на меня свалится еще какое-нибудь дело.

— И ты не собираешься спрашивать меня, что мне известно о Кулаке?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда!

— И ты не спланировал все это путешествие для того, чтобы я разболтала то, что знаю?

— Нет.

— И ты не хотел добиваться чего-нибудь обманным путем…

— Нет!

Молчание.

— А тебе приходило в голову, Дональд, что это ведь странно, что ты ни разу до сих пор меня не поцеловал?

Я поцеловал ее.

Она сказала:

— Я считаю, что именно сейчас мы сорвали банк, Дональд.

Глава 14

Я отыскал Луи в два часа дня в задней комнате одной из забегаловок. На столе перед ним стояла бутылка виски, наполовину опорожненная. Костяшки пальцев, державшие стакан, кровоточили. Луи сосредоточенно смотрел перед собой. Взгляд потускнел, беззвучно шевелились губы.

— О, Дональд, вот и ты, — произнес Луи хриплым голосом.

Я сдвинул бутылку виски к краю стола.

— Ну, собирайся. Пошли домой, Луи.

Он нахмурился:

— Слушай, эт-то ведь верно. У меня ведь т-те-п-перь есть дом, правда? Я… О, черт! — Он поднялся над столом, сунул руку в карман брюк, вытащил две долларовые бумажки и немного мелочи. — Т-ты знаешь, что… я нат-т-во-р-рил, дружище? — Его стеклянные глаза обшаривали меня. — Я п-потрат-тил деньги, что т-ты мне дал, все, что оставалось… от пп-р-родуктов, на это вот пойло. У меня… возникает жажда, и когда она на меня обрушивается, я не в силах…

— А кому ты врезал, Луи? — спросил я.

Он посмотрел на свои костяшки, нахмурился:

— Слушай, вот потеха… Я ведь кого-то ударил, а потом… потом подумал, что это привиделось… ну, такое, что лезет в голову, когда напьешься… Вот и не знаю… Погоди минуту. Дай мне вспомнить… А… Я тебе скажу, кто это был. Это был Сид Дженникс. Когда-то дрался за звание чемпиона. Хороший парень, но я… навесил ему, как в старые времена… Дай-ка я тебе покажу прием старины Хейзена… Я тогда выиграл чемпионат флота… должно быть, это был чемпионат, ну, конечно, в Гонолулу… дай мне подумать. Или это было…

— Пошли, Луи, мы едем домой.

— Малыш, ты не обижаешься из-за денег?

— Нет.

— Ты понимаешь, как это бывает?

— Конечно.

— Ты самый хороший друг… который… который только может быть. Тогда уже… как я тебе навесил… я понял, что ты мне нравишься… ну, как пожать руку малому, который… который… дал в челюсть… Ладно, поехали домой.

Я вывел его на тротуар, осторожно провел вниз по улице и усадил в драндулет. На полпути он вдруг постиг чудовищность растраты, она ошеломила его. Он захотел вылезти из машины.

— Приятель, выпусти меня. Я недостоин ехать в одной машине с тобой. Как я посмотрю в глаза мисс Хелен. Знаешь, что я натворил? Ведь я украл твои деньги. К тому же знал, что у тебя их мало… небольшие сбережения… а я взял да украл. И пропил… Я хочу выйти… разобью голову и умру. И поделом!

Хорошо, что я не посадил его позади себя. Я опустил ладонь на его руку, которая неуверенно хваталась за ручку дверцы. Я успокаивал его, ведя громыхающую машину одной рукой:

— Все мы не ангелы. И я в том числе.

— Ты… ты хочешь сказать… ты прощаешь меня?

— Конечно.

— Взаправду?

— Конечно.

Тогда Луи начал плакать. А когда я привел его в дом, был погружен в печальную депрессию — состояние раскаявшегося грешника. Мы с Хелен еле уложили его в. кровать. Я поставил рядом большой кувшин с водой.

— А теперь что? — спросила Хелен.

— Я останусь с ним, — сказал я. — А ты возьми машину, поезжай и сделай себе прическу'в той парикмахерской, о которой ты — помнишь? — мне говорила.

Она заколебалась на мгновение.

— Поезжай, поезжай… Я дам тебе аккредитив. На предъявителя.

Она рассмеялась:

— Давай не будем об этом. У меня есть деньги.

— Тебе хватит?

— Конечно. Я прихватила с собой деньги Кулака. И послушай, Дональд, если ты окажешься на мели, я смогу нас поддержать на плаву. Я знаю, ты оплачиваешь всю эту… кухню и рассчитываешь благополучно выпутаться из всего этого в конечном счете, но если вдруг тебя прихватит, дай мне знать.

— Спасибо, обязательно.

— Пока, Дональд, — сказала она.

— До встречи, Хелен.

Она направилась к двери, вернулась, взяла мое лицо в свои ладони, заглянула мне в глаза, поцеловала.

— Пока тебя не было, зашел владелец замка, — небрежно сообщила она. — Он назвал меня миссис Лэм. Не разрушай его иллюзий. Пока, мистер Лэм.

Я не успел ей ответить: «До скорой встречи, миссис Лэм», как она выпорхнула наружу.Я же уселся за кухонный стол, взял телефонный справочник, составил список мест, куда хотел позвонить. Потом на глаза мне попались какие-то старые журналы, я немного почитал, а затем… сказалось отсутствие привычки к физическим нагрузкам: я погрузился в легкий сон, время от времени приходил в себя, настолько, чтобы сообразить, что следовало бы пойти и посмотреть, как там Луи себя чувствует. Но выбраться из удобного кресла не было сил, и я снова погружался в сон.

В конце концов, я пришел в себя и решил взглянуть на Луи. Он не спал. Приоткрыв налитые кровью глаза, посмотрел на меня снизу вверх.

— Привет, дружище, водички бы!..

— А кувшин прямо перед тобой.

Он криво улыбнулся, поднял кувшин и выпил прямо из горлышка половину содержимого большого стеклянного сосуда.

— Я — подлец! — четко выговорил он, ставя кувшин прямо на пол. — И я знаю, что я подлец.

— Все о’кей, Луи.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не был так чертовски тактичен.

— Давай не будем об этом.

— Дружище, мне было бы приятно совершить для тебя какой-нибудь пустячок — убить кого-нибудь или что-нибудь в этом роде. Есть заказы?

Я улыбнулся ему:

— Как голова? Болит?

— Она у меня болит все время, — серьезно сказал Луи. — Вот почему я закладываю. У меня головная боль с таких давних времен, что я с ней свыкся. Я всегда старался компенсировать зрителям их расходы. Продолжал оставаться на ногах, обмениваться ударами, хотя по всем законам мне следовало бы лежать на полу и, не рыпаясь, слушать ругань болельщиков.

— Чуть погодя тебе станет лучше. Хочешь еще поспать?

— Нет. Я собираюсь встать и выпить море воды. Что случилось с той бутылкой. Я ее ведь не закончил?

— Я ее там и оставил.

— Э, жаль… За виски было уплачено, — сказал он с сожалением.

— Пусть лучше останется в баре, чем в тебе.

— И тут ты прав, — сказал он, — боюсь только, что буду вспоминать эти полбутылки виски… Тебе бы лучше вышвырнуть меня вон, дружище, пока я не навлек на тебя беду. Иного я не стою.

— Брось… Ты почувствуешь себя лучше, когда желудок снова придет в норму.

Его налитые кровью глазки уставились на меня.

— Скажу тебе одну вещь. Я собираюсь обучить тебя всему, что знаю, всем маленьким хитростям ринга. Я собираюсь сделать из тебя настоящего боксера.

— Отлично, Луи. Теперь послушай. Я собираюсь прогуляться. Хелен'в городе. Она вернется часа через два. Ты в состоянии присмотреть за домом?

— Конечно.

— Не исчезнешь?

— Где мои брюки?

— Вон там, на стуле.

— Выверни карманы, забери все деньги, тогда не сбегу.

— Ты же мне вернул сдачу.

Он тяжело вздохнул:

— Что ж, прекрасно. Иди. — Он вновь взбил у себя за головой подушки и попросил: — Дай мне сигарету, дружище, и как только вода закончит промывать мне желудок, я буду в полном порядке.

Я вышел на шоссе. Прошел с полмили пешком. Догнавшая полуторка подбросила меня до города.

Киоск торговал газетами, выходящими во всех больших городах Штатов. Я нашел газету Лас-Вегаса… Полиция подняла шум по поводу исчезновения Хелен Фрамли. Они прошли по ее следам до квартиры, где она скрывалась с вечера убийства Гарри Бигана. Она исчезла, а полиция, уточнив действия некоего Дональда Лэма, частного детектива, пришла к выводу, что Хелен Фрамли, экс-боксер Луи Хейзен и Лэм покинули город вместе. Полиция склонна была считать, что Хелен Фрамли либо непосредственно была замешана в убийстве, либо обладала очень важными сведениями, и потому-то частный детектив, стараясь упредить полицию, дал ей возможность ускользнуть в обмен на информацию, которую она могла ему предоставить. В газете содержался явный намек на то, что официальные лица, считая происшедшее особо важным делом, будут преследовать Лэма по закону, — возможно, за участие в уголовном преступлении. Хейзен, похоже, тоже был в нем замешан. Он без колебаний опознал в убитом Гарри Бигана, бывшего боксера-професси-онала по имени Сид Дженникс.

Слава Богу, полиция пока еще не связала меня с покупкой подержанного автомобиля.

Я позвонил, куда собирался, по-прежнему используя свою легенду о сан-францисском кредите. Вырезал заметку из газеты Лас-Вегаса и двинулся из города.

Прошагал почти милю, пока, наконец, не поймал машину.

Хелен вернулась час спустя после моего возвращения. Луи подал обед, потом вымыл и вытер тарелки. Втроем мы сходили в кино, потом легли спать.

Луи Хейзен вытащил меня из постели на рассвете.

— Вставай, вставай. Сделаем пробежку, пока прохладно. Я не хочу, чтобы ты вспотел.

— На улице не прохладно, там просто холодно! — протестовал я.

— Ты будешь в порядке, когда выберешься наружу.

Луи просунул руки мне под мышки и поднял на ноги.

О, Боже, они едва не подогнулись, так болели мышцы.

— Черт возьми, Луи, я не могу заниматься сегодня. Мне надо отдохнуть.

— Пошли, пошли, пошли, — повторял он.

Мы вернулись назад тихим пешим ходом, делая глубокие вдохи и выдохи. Я внезапно понял систему диафрагмального дыхания, которую вдалбливал в меня Луи: выдыхай воздух до последней капли, прежде чем сделать следующий глубокий вдох.

Мы вернулись, надели жесткие боксерские перчатки. И мне казалось, тренировались на солнце бесконечное количество часов. А потом Луи засунул меня под душ и снова толок и разминал мои мускулы, и усталость прошла. И силы просто распирали меня к тому времени, как Хелен наполнила кухню ароматом горячего кофе…

В то же утро чуть позже у меня появилась зацепка-ниточка.

Служащий одной кредитной организации, поставляющей товары в розницу, доставил продукты миссис Сидней Дженникс в ее квартиру на Калифорния-стрит, дом номер…

Я отправился на место, припарковал драндулет, поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая дверь, была Корлой Бурк.

— Могу я войти?

— Кто вы?

— Друг Хелен Фрамли.

Корла Бурк сердито посмотрела на меня.

— Как вы меня нашли?

— Это — поучительная история. Как ее лучше вам рассказать — снаружи или внутри?

— Внутри. — Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы я смог войти.

Я сел около окна. Корла Бурк, устроившись напротив меня, подыграла мне, сама начав разговор.

— Я просто не могла воспользоваться предложением мисс Фрамли, — сказала она. — Я написала и все ей объяснила.

Я занял позицию человека, в какой-то степени обиженного за свою подругу Хелен, и как ее друг имел право спросить:

— Не понимаю — почему?

— Это было бы нечестно.

— Уверен, это было бы гораздо лучше, чем то, что вы сделали на самом деле.

По лицу Корлы Бурк пробежала тревога. И что-то вроде раскаяния — выстрел попал в цель.

— Я, конечно, не знала, как все получится… Ну, не могла заглянуть в будущее…

И она нервно засмеялась.

— Мисс Фрамли старалась поступить с вами по справедливости, а вы… ну, скажем, не оценили это в полной мере.

— Мне, право, жаль… Как вы здесь оказались?

— Ну а где же еще вас искать?

— Почему вы хотели меня разыскать?

— Я думал, может быть, что-то можно предпринять, чтобы выправить положение.

— Нет, уже поздно.

— Насколько я знаю, нет еще…

— Боюсь, вы слишком оптимистичны… Пожалуйста, поблагодарите от моего имени мисс Фрамли и передайте ей, что мне, конечно, не хочется, чтобы она считала меня неблагодарной, и я полагаю… А в общем, я полагаю, это все, что надо ей передать.

Я огляделся вокруг… Открытый чемодан, сложенная на столе и двух стульях одежда. На маленьком столике в углу возле окна дамская шляпка, перчатки и кошелек. И там же еще — запечатанный конверт.

— Не возражаете, если я закурю?

— Конечно, нет. Я тогда тоже за компанию.

Я угостил ее сигаретой, зажег спичку, в поисках пепельницы постарался расположиться так, чтобы оказаться у края стола. И схватил письмо!

Она увидела,' что происходит, метнулась к столу. Сделала попытку вцепиться в письмо. Я сказал:

— Если оно не из Лас-Вегаса, оно мне не интересно. Если оттуда, я собираюсь его прочесть!

Она схватила меня за руку. Я оттолкнул ее. Ухитрился ускользнуть от нее за стол, проворно вытащил из конверта листок бумаги и успел прочитать, что там написано быстрым летящим почерком:

«Частный детектив Дональд Лэм занимается делом. Он виделся с Хелен Фрамли. Дружок Хелен, мужчина по фамилии Биган, был убит прошлым вечером. Вам оставаться в Рино — небезопасно. Найдите глубокую нору в другом месте».

Письмо было подписано просто инициалами «А.У.».

Я сказал:

— Давайте будем откровенны друг с другом и тем самым сэкономим время. Меня зовут Лэм. Артур Уайт-велл нанял меня, чтобы разыскать вас, поставив об этом в известность Филиппа… Ну, а теперь почему бы вам не рассказать мне свою историю?

Сражение было проиграно. Силы покинули Корлу.

— У меня есть версия. Я могу ее изложить, чтобы помочь вам… начать разговор.

Корла молчала, стояла и смотрела на меня так, будто я был единственным убежищем после опустошившего все и вся циклона.

— Итак… Артур Уайтвелл не хотел, чтобы его сын на вас женился. Он считал, что Филипп мог бы найти более выгодную партию. Но Филипп сильно любил вас, а Уайтвелл некоторым образом психолог. Он понимал, что, в общем-то, его возможности ограничены, потому что Филипп если и был в чем-то незрелым человеком, то отнюдь не в личных своих чувствах, тут он — настоящий мужчина. Отец никогда не понимал сына по-настоящему, но осознавал, что существует пропасть, через которую ему никогда не перекинуть мост. То есть он понимал, что любая попытка встать между вами вызовет полный его разрыв с сыном… А потом случилось что-то, сыгравшее отцу на руку. У него появилась возможность, которую он искал. Он так все организовал, что вы просто выпали из картины, и оставил Филиппа залечивать раны в одиночку. Однако, — продолжил я, — Филипп принял случившееся так близко к сердцу, что отец почувствовал: надо что-то предпринять. Да, Филипп чувствителен, он не потерял представлений о чести и порядочности, так и не научился игнорировать интересы других людей. Ваше исчезновение, — он ведь не знает, что это сговор, — для него оказалось слишком тяжелой 'ношей.

Корла тихо плакала, даже не пытаясь что-либо сказать.

Я подошел к окну, поглядел вниз на грязный задний двор, битком забитый какими-то старыми ящиками. Между двумя столбами уныло свисала бельевая веревка. В лужицах отражалось солнце. На куче сырого песка валялись детское жестяное ведерко и лопатка… Я постоял спиной к комнате: пусть выплачется, успокоится без неприятного чувства, что я за ней наблюдаю.

Прошло несколько минут, прежде чем Корла овладе-ла-собой в той степени, чтобы вести разговор.

— Вы думаете, мистер Уайтвелл мог предположить, что вы меня отыщете?

— Не знаю. Все, что мне известно: нас наняли для того, чтобы найти вас.

— Но он поставил мне условие, что я так должна организовать свое исчезновение, чтобы меня никто никогда не нашел. На этом он настаивал. Но тогда выходит, что приглашение вас к розыску — просто уловка, чтобы успокоить Филиппа?

— Так оно и есть.

Она ухватилась за последнюю соломинку.

— Но нанять хорошего детектива — это ведь стоит больших денег, правда?

— Да?

— А вы, должно быть, хороший? И он не пожалел…

Если ей хотелось продолжать себя обманывать, у меня это не вызывало возражений.

— Кажется, мы справляемся со своими делами в агентстве.

— Не можете ли вы мне что-нибудь еще рассказать, чтобы я поняла, каковы в настоящее время истинные чувства и намерения мистера Уайтвелла?

— Только после того, как вы расскажете мне, что произошло. Тогда я, возможно, смогу связать концы с концами.

— Но, похоже, вы уже все знаете. Например, о Хелен Фрамли.

— Нет, я знаю только, что она написала вам письмо. О чем оно — могу лишь гадать.

— А как вы думаете, что было в письме?

— Я думаю, в нем заключалась ловушка.

— Расставленная этой Хелен. Фрамли?

— Я не думаю, что Хелен Фрамли когда-нибудь писала это письмо.

— Но я получила письмо от нее.

— Почему бы вам не рассказать мне все, что знаете вы, а потом уж мы сопоставим, кто что знает.

Корла задумалась.

— Вы догадываетесь, что послужило причиной моего бегства?

— Сид Дженникс.

Она кивнула. И начала, наконец, рассказывать:

— В детстве я была просто маленькой дурочкой. У которой… у которой всегда была страсть к сильным. И, если хотите, к насилию. Мне нравился бокс и боксеры. Я обожала футбол[11]. Мы с Сиднеем учились в одной школе. Он играл в футбольной команде. Потом в школе стал моден бокс, и Сидней был сильнее всех. Герой поединков. Многие родители были против увлечения боксом, но Сидней оставался кумиром каждого мальчишки в школе. И… моим. И постепенно превратился в драчуна-забияку, умеющего получить выгоду от своей силы. Тогда я этого не понимала.

В общем, я продолжала дружить с Сиднеем и в последнем классе перед выпуском, хотя моим родителям эта дружба не нравилась. Сидней после школы занялся профессиональным боксом, начал строить из себя мученика идеи… а я, в общем, когда Сидней стал зарабатывать достаточно, чтобы меня содержать, я убежала вместе с ним, и мы поженились. — Корла пожала плечами и как-то устало добавила: — Конечно, это оказалось ужасной ошибкой. — С минуту помолчала, как бы прикидывая, нужно ли обойти то, о чем теперь предстояло рассказать. Затем вновь пустилась в повествование: — Мы прожили вместе почти три месяца. Первые две или три недели я была совершенно околдована. Но постепенно… у меня начали открываться глаза. Сидней был силен, жесток и при этом — труслив. Если на ринге мог с кем-то справиться, то становился безжалостен и добивал противника. Когда проигрывал, всегда находил массу оправданий себе. Он, пожалуй, мог бы достичь вершины, но… когда регулярно начал встречаться с лучшими боксерами… Однако я забегаю вперед. Когда я вышла за него замуж, он только вышел из категории новичков, и на него обратили внимание. Известность сбила его с толку. Он ведь очень эмоционален и до безумия ревнив. Он начал обращаться со мной как со своей личной собственностью… и его поступки по отношению ко мне, когда слетал внешний лоск и обнаруживалось, что под ним, — были отвратительны…

— Нет надобности вдаваться в подробности, — сказал я. — Что произошло, когда вы его оставили?

— Я устроилась на работу. Еще в школе пробовала себя, а теперь стала совершенствоваться в работе секретаря, радовалась, что мне эта работа удается.

— Развода не было?

— Я думала, Сид добился развода. Это была самая подлая шутка из тех, что он сыграл со мной. Я заявила ему, что хочу быть свободной. Он возразил, что лучше подождать год, а потом развестись под предлогом прекращения супружеских отношений. Он не желал, чтоб на него повесили обвинения в жестоком обращении с женой, это, мол, повредит его карьере… Мы стали ждать, когда пройдет этот год. Важный год для Сиднея: семь или восемь месяцев он шел все время вверх, но потом… за три месяца… скатился вниз. Я не знаю всего, что случилось, но его импресарио пришел к выводу, что он трус, что на ринге он любит только избивать боксеров слабей себя, а не честно сражаться, как подобает спортсмену. Я уж не знаю, как случилось… то, что случилось. Какая-то темная история, какая-то махинация… предал своего импресарио и намеренно проиграл бой… или что-то в этом роде. До меня дошли слухи. Как бы там ни было, десять месяцев спустя после нашего разрыва он пришел ко мне. Он был в отчаянии. Говорил, что ему никак не удается взять себя в руки после моего ухода. Сказал, что вместе со мной из его жизни ушло вдохновение. Ну, в общем, когда под ногами почва заколебалась, он начал искать сочувствия. Он заявил мне, что относится к тем мужчинам, кому для вдохновения в жизненной борьбе нужна женщина, и раз он не может вернуть меня обратно, а это он понимает… ну, словом, он встретил другую девушку, хотя никогда не будет испытывать к ней тех чувств, какие испытывал ко мне, но она безумно любит его, и ему она, в общем, нравится. — Корла горько рассмеялась: — В этом был весь Сидней: она его безумно любила, а ему она некоторым образом нравилась.

— И что ему было нужно от вас? — спросил я.

— Он хотел поехать в Рино и развестись.

— И предложил, чтобы вы за это заплатили? — догадался я.

— Я дала ему деньги. И он сказал мне, что с разводом все прошло гладко.

— А девушка?

— Он на ней женился. А я не дала себе труда проверить запись о разводе.

— А он и не разводился?

— Да, он просто взял деньги, что я ему дала, чтобы произвести впечатление на ту, другую девушку. Он убедил ее выйти за него замуж. У нее были какие-то сбережения. Сидней и до них добрался.

— Это была не Хелен Фрамли? — спросил я.

— Нет. Ее звали Сэди… Ну, потом я полностью потеряла его из виду. Слышала, что он оставил ринг. У комиссии по боксу на него что-то имелось… ну, криминал какой-то, который закрыл ему путь на ринг. Да я и не думаю, что он очень рвался туда. Он был не из того теста сделан, чтобы держать удары в честной борьбе.

— И вы встретили Филиппа?

— Да. И я встретила Филиппа. Взяла себе имя Корла Бурк, чтобы забыть прошлое, начать все сначала. Видите ли, мой отец…

— Нет надобности копаться в подробностях. Переходите к Хелен Фрамли.

— Я получила от Хелен Фрамли то весьмд странное, удивившее меня письмо. Она написала, что прочла в газете… ну, да вы знаете… Я, мол, собираюсь выйти замуж, между тем… она знакома с Сиднеем и часто слышала его рассказы обо мне… знаю ли я, что Сидней так и не развелся. Она дальше писала, что Сидней очень изменился со времени нашей совместной жизни, стал гораздо спокойней и всерьез решил чего-то добиться в жизни. Она не была уверена, что у него в настоящее время есть деньги на развод, но если я не хочу ждать, она может так все организовать, что я спокойно могу выходить замуж, а после того, как выйду замуж за Филиппа, Сидней примется за дело и добьется развода. Она написала, что у него была полоса неудач, но через несколько недель у него снова появятся деньги.

— Сколько денег на этот раз ему было нужно? — спросил я.

— Она ни о чем подобном даже не упомянула. Вообще о том, что я должна дать деньги. Она высказала мнение, что, если он, Сидней, сможет раздобыть себе достаточно денег для того, чтоб обосноваться в каком-нибудь бизнесе, — это будет все, чего он желает, и что больше я никогда о нем не услышу.

— У вас не создалось впечатления, что письмо писалось под его диктовку?

— Она утверждала, что Сидней ничего не знает о письме. Но… но он, Сидней, сам напишет Филиппу Уайтвеллу, если выяснится, что моя свадьба все-таки состоится, потому что ему не хочется, чтоб Филипп женился при моем живом муже.

— Какая забота о Филиппе!

— Как раз в духе Сиднея… Сама эта мисс Фрамли показалась мне очень славной. Она хотела посмотреть на ситуацию с моей точки зрения.

— Откуда она узнала, что вы были и остаетесь женой Сиднея? И как она разыскала некую Корлу Бурк?

— Об этом она ничего не сказала, написав в своем коротком письме.

— Таким образом, предложение свелось к следующему… Если вы не пообещаете Сиднею Дженниксу денег, достаточных для того, чтобы он начал какое-то свое дело, он собирается помешать вашей свадьбе. Если вы пообещаете позаботиться о нем с помощью денег, которые вы возьмете у нового мужа, он тогда… подождет… чего? Подождет вашего превращения в курицу, постоянно несущую золотые яйца. Так?

— Что ж, если вы так считаете…

— Только так и можно понять то, что вы мне рассказали.

— Значит, вы думаете, эта Хелен Фрамли…

— Я не думаю, что Хелен Фрамли вообще писала это письмо!

— Но она попросила меня ответить ей.

— И вы ответили?

— Да, конечно.

— И это было то самое письмо, что продиктовал вам Артур Уайтвелл?

— Он его не диктовал.

— Но он знал, что в нем будет сказано вами.

— Да.

— Я хочу получить более подробную информацию об этой стороне вашей истории, — попросил я.

— В общем, все это на меня обрушилось… по заслугам. Как вам объяснить? Я даже самой себе не могу объяснить, почему я… вычеркнула три месяца из своей жизни, что была замужем за Сиднеем Дженниксом. Я прогнала их от себя, как прогоняют воспоминание о кошмарном сне…

— Вы хотите сказать, что ничего не рассказали Филиппу о том времени, что Филипп ничего не знал ни о Сиднее Дженниксе, ни о том, что вы были замужем?

— Верно.

— Это письмо от Хелен Фрамли обрушилось на вас, как тысячекилограммовая бомба при прямом попадании…

— Да, и знаете, что я сделала? Я взяла письмо и отправилась повидать Филиппа. В его контору. Кстати, вечером мы должны были увидеться, но я не дождалась вечера.

— Вы с ним, очевидно, не встретились?

— Нет. Куда-то вызвали его по очень важному делу, в офисе мне передали записку, в которой говорилось, что он очень сожалеет, но вынужден просить меня перенести нашу встречу, что он пытался связаться со мной по телефону, но не смог дозвониться. Еще он написал, что принесет мне обручальное кольцо около одиннадцати часов и выяснит, не смогу ли я с ним позавтракать на следующий день.

— Артур Уайтвелл был в офисе? — спросил я.

— Да. Был внимателен и очень мил. Он примирился со свадьбой. Я, конечно, понимала, что он ее не одобряет, но тогда…

— Вы рассказали Артуру Уайтвеллу свою историю? — Да.

Я пристально посмотрел на Корлу:

— Полагаю, он был ошеломлен?

— О, да… Страшный удар для него. Но он оказался на высоте. Он признался, что сначала я ему не понравилась, но в конце концов понял, что Филипп меня безумно любит, а он, отец, достаточно хорошо относится к сыну, чтобы препятствовать тому быть счастливым на свой лад, а не на отцовский… Что если я нужна Филиппу, то и он примет меня в семью, и что никто никогда не узнает, что на самом деле он был против… Он был в достаточной степени откровенен, и я в тот миг еще сильней, чем когда бы то ни было, привязалась к нему. Ведь он успокоил меня и… ну, был таким мудрым, всепонимающим и снисходительным и к тому же умеющим держаться точки зрения здравого смысла.

— Какая же это точка зрения?

— Он, конечно, сказал, что теперь мы можем не торопиться со свадьбой, и добавил, хотя мне это уже было известно, что если бы Филипп узнал, что я была замужем, что существует другой мужчина, который был первой моей любовью и к тому же моим мужем, который жил со мной, который… В общем, вы знаете Филиппа, вы поймете, какие чувства он мог бы при этом испытывать. Он ведь ужасно чувствителен.

— И что же дальше? — Я хотел, чтобы Корла не уходила в сторону от нужного мне русла.

— И я показала ему письмо Хелен Фрамли. Он высоко оценил мою честность. Добавил, что большинство женщин поддалось бы искушению закончить дело со свадьбой. Еще он посоветовал мне написать мисс Фрамли и сообщить, во-первых, что о свадьбе теперь речь не идет и что, во-вторых, Дженникс не должен был связаться с Филиппом.

— Почему он не желал, чтобы Дженникс связался с Филиппом?

— Он не хотел, чтобы Филипп был так жестоко разочарован. Именно эта идея стояла за всем нашим разговором. Мне предстояло спасти репутацию, но это делалось не ради меня. Ради Фит'ппа!

— Кто предложил план спасения?

— Пожалуй, мы вместе его разработали, в некоем сотрудничестве. Мистер Уайтвелл сказал, что временно мне придется уйти со сцены, так, чтобы Филипп никогда не узнал, что на самом деле произошло. Пока не привыкнет к моему отсутствию. Тогда мы сможем все ему открыть. Он добавил, что когда-нибудь в будущем, если я добьюсь от Дженникса развода, не останется никаких препятствий для моего замужества. Филипп тогда все узнает и все правильно поймет.

— Вам не приходила в голову мысль, что следовало бы пойти к Филиппу и откровенно ему во всем признаться?

— Ну, если честно, мистер Лэм, приходила. Потому-то, пусть импульсивно, я сразу отправилась в офис к Филиппу. Я хотела чистосердечно во всем ему признаться, все ему объяснить. Но так ему рассказать, чтоб не причинить боли. Его отец заявил, что понимает Филиппа лучше, чем я, и что единственным выходом для меня будет исчезнуть. И притом в таких обстоятельствах исчезнуть, чтобы обязательно создалось впечатление, что со мной произошло что-то совсем необычное… Если честно, мистер Лэм, я и тогда подумала, что помимо заботы о Филиппе, мистер Уайтвелл беспокоился и о себе. Понимаете, уже было объявлено о помолвке и назначен день венчания, и если… в общем, вы понимаете, что могло случиться, если бы обнаружилось, что невеста — замужняя женщина. Удар для семьи Уайтвеллов, не правда ли?

— Другими словами, Уайтвеллу совсем не улыбалось прийти в клуб к своим друзьям и услышать от одного из них: «Ваш сын сегодня женился. Поздравляю», а ответить пришлось бы не «спасибо», а: «Нет, выяснилось, что у этой женщины есть живой муж, так что мы разорвали помолвку».

Корла вздрогнула, как от приступа боли.

— Я действую жестоко, потому что хочу, чтобы вы взглянули на дело под моим углом зрения.

— Под каким же?

— Подумайте… Разве Филипп не простил бы вас? Он утверждал бы, что это не ваша вина, настоял бы на том, чтобы г. ы поехали и добились развода. Ваша свадьба была бы просто отложена.

— Я не думаю, что Филипп когда-нибудь смог бы простить меня, что я скрыла от него свой первый брак.

— А я думаю, смог бы.

— Нет, и я знаю его лучше, чем вы.

— Но отец знает его достаточно хорошо, — сказал я, — и его опасения совпадали с моим предположением.

— Что заставляет вас утверждать это, мистер Лэм?

— Его отец использовал возможность убрать вас со сцены и заставить совершить нечто такое, за что Филипп никогда бы вас не простил. Не понимаете? Если вы когда-нибудь вернетесь к Филиппу и попытаетесь с ним объясниться, вы нравственно погибли. Филипп никогда не смог бы забыть тех страданий, которые ему пришлось испытать, когда вы исчезли при туманных обстоятельствах, а он не знал и не мог узнать, что же в действительности с вами произошло. Он мучился при мысли, что, возможно, вы похищены, подвергаетесь какой-то опасности. Простите, я не хотел быть причиной ваших слез, но я просто хочу, чтобы вы поняли.

— Но мистер Уайтвелл обещал мне, что все расскажет Филиппу.

— Уайтвелл вас одурачил. И это все, что я хотел у вас выяснить. *

— Я ничего уже не в состоянии понять…

— Между тем все понятно. Если Уайтвелл, в конце концов, объяснит все Филиппу, Он обязательно вынужден будет сообщить, откуда ему все это известно; значит, вынужден будет признаться Филиппу, что он, отец, принимал участие в обмане, беседовал с вами, что именно он убедил вас не ждать Филиппа и ничего ему не рассказывать. Филипп, вероятно, простил бы вас, и что-нибудь можно было придумать. Артур Уайтвелл сочинил бы какую-то важную деловую сделку в Нью-Йорке, требующую присутствия Филиппа на востоке. Свадьба могла быть отложена до его возвращения, а Уайтвелл объяснил бы своим друзьям, что это просто задержка. А в это время вы бы добились развода с Дженниксом… Филипп никогда не простит своего отца, узнав, как тот вышел из положения. А узнав теперь подлинные факты, никогда не простит и вас — соучастницу Уайтвелла.

— Я ничего не понимаю… Прежде всего… ведь вы работаете на мистера Уайтвелла!

— Он. нанял меня.

— Ну?

— Но он нанял меня, чтобы разыскать вас, выяснить, почему вы исчезли и что с вами произошло. Это все, что я должен был сделать, и я это сделал.

Она смотрела на меня так, словно только сейчас пришла в себя от мощного удара: все вокруг прояснилось, но боль усилилась.

— И что же теперь… вам-то теперь как быть, что делать?..

— Лично я ничего не собираюсь делать. Вам придется кое-что предпринять.

— Что… предпринять?

— Побить козырем его туза!

— Не понимаю.

— Вы исчезли, — начал я, — при таких обстоятельствах, что с вами мог случиться внезапный приступ… амнезии…

— Да. И он хотел, чтобы это выглядело именно так.

— Он, конечно, предложил вам написать Хелен Фрам-ли, чтобы Сидней ни в коем случае не извещал ни о чем Филиппа?

— Да, да.

— Он дал вам бумагу и вручил конверт с маркой.

— Да, да…

— И хоть вы представляли себе, что план вашего исчезновения — результат сотрудничества, в сущности, он был разработан не вами, а Уайтвеллом.

— Пожалуй, да. Он мне сказал, что я должна спасти честь семьи и что будет гораздо лучше и приятней устроить дело так, чтобы Филипп продолжал любить меня, сохраняя в памяти нашу любовь, чем жестоко разочароваться и, возможно, заставить его возненавидеть меня.

— Ну, вот вы и сделали то, что было задумано.

— Что?..

— Потеряли память.

— Я не понимаю.

— Сделайте все, как было задумано… Вы перенесли полную потерю памяти. Вы вышли из офиса, очутились на улице, и все — отключение, отлет, неизвестно куда, никакого понятия о том, кто вы, как вас зовут, как случилось, что вы находитесь здесь.

— Что хорошего может из этого выйти? Каким образом это мне поможет?

— Не понимаете? Вы страдаете потерей памяти. Вас подобрали, поместили в госпиталь, а детективное агентство Б.Кул вас находит. Вы не можете вспомнить, кто вы такая. Ваш мозг как чистый лист бумаги, но умное и доброе детективное агентство Б.Кул отыскало ваш след, и Филипп приезжает, чтобы вас опознать. Как только вы бросаете взгляд на лицо Филиппа… о, сильный шок от встречи с любимым человеком возвращает вам способность мыслить и…

— Прекратите! — закричала Корла. — Прекратите! Я не могу это выносить.

— Почему?

— Вы разрываете мне сердце!

— Вы глупышка, — сказал я. — Отбросьте глупую сентиментальность, докопайтесь до сути дела.

— О, это обман. Это совершенно невозможно! Я не могу так обманывать Филиппа.

— Почему?

— Потому что это было бы… было бы нечестно!

— Нечестную роль вы уже сыграли. Это будет исправлением ошибки. Вам следовало бы посмотреть, как выглядит Филипп, на морщины горя вокруг его рта, на тени под глазами, на запавшие его щеки…

— Пожалуйста, прекратите!

— Нет, пока вы не пообещаете мне воспользоваться моим планом.

— Но я не могу этого сделать.

— Почему?

— Помимо прочего, существует Сидней Дженникс. Филипп и я не сможем пожениться, потому что… я замужняя женщина.

— Нет, вы уже не замужем. Вы — вдова.

— Я… Кто?

— Вдова.

— Но как же письмо от него… то есть от Фрамли? Сидней мертв?

— Он не был мертв, когда было написано письмо. Сейчас он мертв. — Я достал из кармана вырезку из газеты Лас-Вегаса и вручил ей. — Дружком Хелен Фрам-ли был Сидней Дженникс. Вы — вдова.

Она внимательно прочитала газетное сообщение. Я следил, как ее глаза бегали по строчкам, потом они остановились, но Корла продолжала сосредоточенно смотреть на газету, притворяясь, будто еще читает, выигрывая время на размышление.

Она спросила:

— Значит, он был убит?

— Да.

— Кто это сделал?

— Пока неизвестно.

— Но вы-то знаете, не так ли?

— У меня есть кое-какие предположения.

Взгляд ее опять переместился на газетную вырезку. Она прикусила зубами нижнюю губу, продолжая покусывать ее.

— Но вас не нанимали, чтобы раскрыть убийство, да? — резко спросила она.

— Да.

— Но… если вам известно, кто это сделал… вы ведь должны…

— Нет.

Внезапно она протянула мне руку.

— Мистер Лэм, мне кажется, вы — замечательный человек.

— И сделаете то, о чем я вас прошу?

— Да.

— Ну, вот и отлично. Но запомните: вы снимали эту квартиру под именем миссис Сидней Дженникс. Вас ничто не должно связывать с этой квартирой. Никто никогда не должен выследить ваш путь от офиса Уай-твелла до этой квартиры. Уходите отсюда. Свой багаж отправьте… или купите себе билет до Сан-Франциско, сдайте багаж в камеру хранения, а квитанцию спрячьте в кошелек… Я полагаю, Уайтвелл снабдил вас деньгами в достаточном количестве для выполнения всей операции. Верно?

— Да. Он настоял, чтобы я взяла столько, что и после исчезновения могла не нуждаться, поберечь свои, оставить на будущее. Это было частью плана.

— Если бы Филипп напряг мозги, — сказал я, — это обстоятельство явилось бы уликой того, что исчезновение было спланировано и финансировано заранее… Ну, хорошо, а теперь уходите отсюда. Я не хочу, чтобы когда-нибудь могла обнаружиться ваша причастность к этой квартире… Выходите на улицу и принимайтесь бродить туда-сюда. Найдите полицейского. Спросите его, что это за город. Продолжайте совершать бессмысленные поступки, но, что бы вы ни делали, ни в коем случае ничего не пейте.

— Почему?

— Если в вашем дыхании учуят запах алкоголя, вас запрут как пьяницу. Если же вы будете трезвы как стеклышко и тем не менее будете вести себя по-дурацки, они вызовут врача. Доктор может попытаться расставить вам ловушку. Он может почувствовать: здесь что-то нечисто. Вам придется с этим справиться. Сможете?

— Попробую.

— Удачи вам! — сказал я и пожал ей руку.

— Куда же вы направляетесь?

— Подожду, пока вы не приземлитесь в госпитале, а затем собираюсь вас обнаружить. После чего еду в Лас-Вегас докладывать Уайтвеллу.

— Вы даете мне шанс, правда?

— А зачем выбрасывать вас за борт, когда корабль можно благополучно привести в порт.

Ее глаза ловили мой взгляд, а сама она как-то задумчиво улыбалась.

— Вы пытаетесь выглядеть жестким и крутым, но в душе вы просто романтик. Вы напоминаете мне Филиппа.

Я направился к двери.

— Постарайтесь угодить в госпиталь до темноты.

Я спустился по лестнице, вышел на улицу. Солнце стояло высоко, тени приобрели лиловый оттенок. Медленным потоком струилась жизнь Рино, города, который претендует на титул самого большого маленького города. Мог бы претендовать и на титул примечательного. У Рино есть индивидуальность, она бросается в глаза: ковбои устало бродят по тротуарам в сапогах для верховой езды, с высокими каблуками, обсуждая положение на фермах; разочаровавшиеся ожесточенные женщины, ожидающие, когда истечет срок их женской жизни, и полные чувственной силы молодые женщины, играющие с жизнью в пятнашки (эти, обосновавшись в Рино, дерзко ищут волнений и вожделеют к мужчинам, при этом не очень разборчивы); игроки-профессионалы бок о бок с туристами; загорелые отпускники, наслаждающиеся прекрасным климатом, смешиваются в толпе с бледными новичками, которые таращат глаза на столицу разводов[12].

Мне потребовалось немного времени, чтобы обдумать, как быть дальше, прежде чем вернуться в дом. Я машинально втянулся, вместе с толпой, в популярное казино и устроился в углу, рассеянно наблюдая за выражением лиц людей, притянутых «Колесом Фортуны». За спиной я слышал равномерное жужжание игрального автомата, время от времени раздавался звон монет, сыплющихся в гнездо-стаканчик. Обернулся: Хелен Фрамли, стоя ко мне спиной, деловито выдаивала десятицентовики.

Я спокойно пошел к выходу.

Глава 15

Хелен Фрамли не появилась в доме, — она вррвалась в него!

— О, как я голодна! Что-нибудь найдется пожевать?

— Сейчас все будет готово, — отозвался Луи. — У меня в духовке томятся бобы. Тушились целый день. Погодите, вы их попробуете — пальчики оближете.

— Вареные бобы? — спросила Хелен, несколько разочарованно.

— Не просто вареные… Вы их отвариваете, потом обжариваете и добавляете немного чеснока. Вы что, никогда не пробовали бобов по-мексикански?

— Нет. А звучит аппетитно.

— Я подам их буквально через минутку.

Луи вернулся в кухню и занялся бобами по-мексикански.

Хелен нарочито небрежно обратилась ко мне:

— Эй, Дональд, мы говорили что-то про деньги. Как у тебя с ними? г

— Мне хватает.

— Я не верю. Сколько у тебя осталось аккредитивов?

— Не беспокойся. Я проживу.

— Ну дай мне посмотреть.

— Говорю тебе, все в порядке.

— Ну же, дай посмотреть. Где твоя чековая книжка?

Пришлось показать книжку. Аккредитивов осталось на двадцать три доллара.

Она расхохоталась.

— Хватит на корм для цыплят, — сказала она. — Итак, теперь я оплачиваю наши расходы.

— Даже не думай.

— Не считай меня беспомощной дурочкой, Дональд. Я набита деньгой и хочу сделать взнос. Попробуй только остановить меня.

Хелен открыла кошелек, вытащила ворох бумажек, отсчитала три двадцатки, засунула их обратно, а остальное придвинула* ко мне.

Я покачал головой: не принимаю!

— Ладно, тогда это ссуда, — сказала она. — Можешь потом вернуть.

— Сколько здесь?

— Не знаю. Три или четыре сотни. Посчитай.

Я посчитал. В пачке было четыреста пятьдесят долларов.

— Где ты взяла?

— Они же были у меня в кошельке. Вспомни, у меня были свои деньги, когда Кулак и я пришли к выводу, что надо нам расстаться.

Я положил деньги в карман, ничего не сказав, что видел ее в казино.

После обеда мы поехали в город и сходили в кино. Луи, казалось, полностью пришел в себя. Хелен в основном молчала. С видом спокойной удовлетворенности.

По дороге домой Хелен напевала популярные мелодии, а когда подъехали к дому, она заставила нас остановиться у двери и посмотреть на звезды.

— Конечно, я знаю, что это кончится. Боюсь, что скоро. Но пока это восхитительно, правда, Луи?

Луи, подумав, заметил:

— Знаете что? Мы живем так, что возникает мысль: мы, все трое, из одной команды.

Мы с Хелен рассмеялись.

Я подождал, пока Хелен закрылась в душевой, и тогда сказал:

— Луи, я должен послать телеграмму. Пойду в город. Меня не жди, а Хелен скажи, что меня не будет около часа.

Я постарался, чтобы все это прозвучало как бы между прочим. Луи понял меня как нужно.

— Порядок, дружище, — сказал он. — Не шатайся по темным улицам, а если кто-нибудь к тебе пристанет, вспомни приемы старины Хейзена. Навесь им пару раз, в классическом стиле. И помни, когда бьешь, вкладывай в удар всю массу тела.

— Я запомнил, — уверил я своего тренера, тихо выскользнул из дома и сел в машину.

Оказавшись в городе, начал круг объездов по госпиталям. Я был профессионально серьезен, изъяснялся небрежным тоном: мол, обычный розыск. Клал свою карточку на стол дежурной и объяснял, что разыскиваю человека, который исчез, возможно, из-за потери памяти. Если у них есть пациенты с диагнозом «амнезия», то не позволят ли мне на них взглянуть.

— К нам поступил пациент полчаса назад, — сообщили мне уже во втором госпитале: — Молодая женщина.

Я показал фотографии Корлы Бурк.

— Соответствует?

— Не знаю: Я ее не видела. Сейчас позову сестру, дежурную по этажу.

Жестко накрахмаленная дежурная сперва подозрительно оглядела меня с головы до ног, потом взглянула на фотографии, воскликнула:

— Смотри-ка, та самая девушка!

— Вы уверены? Мы не можем позволить себе какой бы то ни было ошибки.

— Нет сомнения, это она. Кто она такая?

Я изобразил уклончивость в ответе.

— Я работаю для клиента и не могу разглашать информацию, пока не проконсультируюсь с ним. Могу только сказать: случай интересный, она исчезла почти накануне своей свадьбы… Видимо, нервное истощение. Можно мне ее увидеть?

— Я должна спросить разрешения у доктора.

— Да, ладно… если вы абсолютно уверены, что у вас на койке та, что у меня на фото, не будем долго рассусоливать с казенными формальностями. Все равно она меня не знает. Я свяжусь с моим клиентом.

— Но если вы знаете, кто она, — возразила сестра, — вы смогли бы вернуть ей память, задавая вопросы. Такая возможность есть.

— Я лучше дам возможность своему клиенту побыстрей связаться с доктором.

— Может быть, так будет действительно лучше. — Сестра все же колебалась. — Мне нужно знать ваше имя и адрес.

Я вручил ей свою визитку. Дежурная за столом сказала, что уже записала служебный адрес мистера Лэма.

Я покинул госпиталь, забрался в наш драндулет и поехал к своим.

Хелен Фрамли сидела на кушетке в пижаме и кимоно.

— Почему ты не в постели?

— Я жду. Ты и в кино знал, что вернешься в город, да?

— Да.

Она поизучала мое лицо, потом сказала:

— Ну что ж, все о’кей, Дональд. Сказка заканчивается. Быстро — как я и думала. Можешь не ходить вокруг да около. Когда мы отправляемся?

— Я должен лететь в Лас-Вегас, Хелен. А утром послезавтра должен бы вернуться сюда.

— Хочешь, я отвезу тебя в аэропорт?

— Это может сделать и Луи.

— Лучше я.

— Ну, тогда хочу, — сказал я.

Она пошла в спальню, вздернув подбородок и расправив плечи.

Появился Луи, поинтересовался:

— Что происходит?

Я ответил:

— Луи, я хочу, чтоб ты меня выслушал внимательно. Пожалуй, это одна из самых важных задач, которые тебе приходилось решать в жизни…

— В чем дело?

— Присматривай за Хелен. Пожалуйста.

Он удивился:

— Что с ней такое? Не думаешь ли ты, что она тебя обманывает?

— Я имею в виду другое. Присматривай за ней — значит защищай. Я собираюсь сегодня ночью уехать, ну, а ты тут без меня не выпускай ее из поля зрения. Ни на минуту.

— Да в чем дело?

— Она в опасности.

— Что ей грозит?

— Ее могут убить.

Его полусонные глаза ожили.

— Дружище! Можешь на меня положиться.

Мы пожали друг другу руки.

Хелен вышла из спальни, застегивая пуговички на рукавах своей блузки. Повернулась спиной, попросила: «Застегни мне сзади, пожалуйста».

Я медленно-медленно застегнул крючки на воротнике. Помог надеть пальто. Руки мои ласково коснулись ее ше,и. Хеленмедленно-медленно обернулась ко мне. Я сжал ее в объятиях. Глаза — в глаза. Губы ее были полураскрыты.

— Да, Дональд, да, — сказала она.

Я крепко поцеловал ее в губы. Почувствовал, как она ответила крепким и нежным своим поцелуем на мой.

Потом отодвинулась от меня.

— Ладно, Дональд, поехали.

Луи предложил поехать всем вместе, чтоб в случае прокола он мог привести машину.

Она взглянула на него и отрицательно покачала головой. Луи посмотрел на меня.

— Не надо, Луи. Спасибо. Но когда она вернется, помни, что я говорил.

— Что это вы там обсуждаете?

— Я попросил Луи позаботиться о Тебе.

В ее взгляде отразилась обида.

— Тебе не следует так поступать со мной, Дональд.

— Да нет, ты не поняла. Тут кое-что другое.

— Что?

— Послезавтра утром я расскажу тебе об этом подробней…

Больше вопросов Хелен не задавала.

На полпути к аэропорту она сказала:

— Пожалуйста, пойми одну вещь, Дональд: ты не обязан мне ничего объяснять.

Я положил руку ей на плечо, ближе к шее, погладил его.

— Для меня достаточно знать, что ты хочешь или должен что-то сделать. И немедленно. Все, о чем я тебя прошу, — это ответ на вопрос: чем я могу тебе помочь?

Звезды наверху дружелюбно подмигивали нам. Было прохладно, но сухой воздух бодрил. Вновь мы вместе смотрели на звезды.

Я пожелал Хелен спокойной ночи.

— Хочешь, чтобы я подождала, пока ты взлетишь?

— Я предпочел бы, чтобы ты этого не делала: холодно.

— А тебя сильно заденет, если я все-таки подожду?

— Нет, конечно.

— Мне бы хотелось проводить тебя.

— Хорошо. Пойдем.

Нам помогли разыскать самолет. Частный, не рейсовый, но туда, куда мне было нужно, — в Лас-Вегас.

Когда самолет вывели уже на взлетную полосу и двигатель начал прогреваться, Хелен взяла меня под руку, прижалась ко мне, замерла, глядя на машину, на яркие — по ее контуру — сигнальные огни. Пора подниматься на борт.

Хелен вдруг обратилась к самолету:

— Береги его, самолет! — Посмотрела на меня: — Счастливой посадки, Дональд.

И резко отвернулась.

Я смотрел, как она уходила с летного поля, ни разу не оглянувшись.

Глава 16

Берта Кул, очевидно, устраивала вечеринку.

Я стоял перед дверью ее номера в отеле и прислушивался к доносящимся оттуда смеху и журчанию голосов, — видно, номер был набит людьми, и все они пытались говорить одновременно.

Я постучал.

Берта Кул отозвалась: «Кто там?»

Я услышал, как мужской голос предположил: «Вероятно, мальчик принес лед».

Щелкнул замок. Я повернул ручку и вошел.

Вот это сборище! Вся тройка Дирборнов, Пол Энди-котт,'Артур и Филипп Уайтвеллы! Берта Кул, обложенная подушками, полуоткинулась в шезлонге. На ней — вечернее платье с глубокими вырезами и спереди и сзади! На мужчинах — смокинги.

Стол в центре комнаты сиял отблесками света на бутылках, бокалах, серебряном ведерке для льда. Он почти весь растаял — сидели, видно, уже долго… Пепельницы набиты сигаретными и сигарными окурками. Воздух в комнате спертый.

Берта Кул вытаращила глаза, увидев меня.

Журчанье голосов внезапно оборвалось, будто кто-то выключил радио.

— Черт побери, зарежьте меня огурцом — да это Дональд!

Я стоял в дверях. Народ безмолвствовал, будто застигнутые во времена «сухого закона» любители выпить, когда к ним нагрянул офицер полиции.

Первой пришла в себя, конечно, Берта.

— Где же ты, черт побери, болтался?

— В Рино. Я нашел Корлу Бурк.

В комнате наступила, как говорится, мертвая тишина. Только Анита Дирборн резко втянула в себя воздух, а Элоиза выдохнула.

Филипп Уайтвелл направился ко мне, расставив руки для объятья.

— Как она? Скажите мне, Лэм. С ней все в порядке? Она не…

— Она в больнице.

— О, Господи!

— В психиатрической.

Он смотрел на меня так, словно я ему вонзил нож в грудь и поворачиваю его там, поворачиваю.

— Потеря памяти. Не знает, кто она, кто ее друзья, откуда она приехала и что вообще произошло… В остальном совершенно здорова.

— В Рино?

— В Рино.

Филипп Уайтвелл посмотрел на отца:

— Мы должны сейчас же туда…

Артур Уайтвелл провел ладонью по облысевшему лбу, пригладил волосы на голове. Повторил этот жест дважды. Кинул взгляд исподтишка на Огдена Дирборна, потом на меня.

— Как вы все это проделали, Л эм? — спросил Артур.

— Хелен Фрамли было известно больше, чем она сначала признавалась.

— А как вы из нее вытянули… м-м-м… эти данные?

У Берты Кул ответ был наготове:

— Занимаясь с ней любовью, конечно… Они просто с ума сходят по Дональду. Что она тебе рассказала, дружок?

— Я составлю рапорт позже, — довольно резко сказал я. — И лично тебе, наедине. И в письменном виде.

Мне хотелось видеть Артура Уайтвелла, наблюдать за его лицом.

Филипп:

— Пошли, папа. Давай-ка отправляться. Нам придется побеспокоиться о самолете.

— Да. Конечно, мы должны… тотчас… Она, видите ли… А есть хоть какая-то надежда на выздоровление, Лэм? — частил Артур.

— Как я выяснил, в физическом отношении она в полном порядке. Ее амнезия чисто нервного происхождения. Врачи говорят, что она могла быть вызвана шоком, усталостью от слишком большой работы, обостренной нервозностью.

— Вы не сказали врачам…

— Ни единого слова.

Уайтвелл повернулся к миссис Дирборн и постарался, чтобы его слова были услышаны Элоизой и Огденом:

— Конечно, это просто… удар, то есть сюрприз. Я думаю, вы поймете.

Миссис Дирборн тут же встала.

— Конечно, Артур, конечно. Нам бы хотелось чем-нибудь помочь. Но мы знаем, что наша помощь не требуется. С этим делом ты справишься сам.

Ее глаза внезапно повернулись ко мне. Она пронзила меня ледяным взглядом, пока я не почувствовал себя засохшей веткой дерева наутро после снежной бури.

— Значит, вы нашли ее, — сказала она. Я кивнул. Она холодно улыбнулась: — Могла бы и сообразить, что своего вы добьетесь… Пойдем, Элоиза.

Огден помог им одеться. Берта проводила до двери. Миссис Дирборн остановилась, чтобы произнести дежурную благодарность за приятный вечер.

Берта Кул не стала тратить время на слова. Едва дождалась, когда Дирборны выйдут в коридор, ногой захлопнула дверь.

— Я так и думала, Дональд, что в твоем бегстве с этой женщиной было что-то подозрительное. Ты шел по следу. Сколько же ты потратил?

— Совсем немного.

Она фыркнула.

Филипп сказал умоляюще:

— Пожалуйста, давайте не будем терять времени.

Артур Уайтвелл посмотрел на часы.

— Боюсь, будет трудновато нанять здесь приличный самолет, но надо попытаться. Если же получится, можно позвонить в Лос-Анджелес и организовать оттуда немедленный вылет. Филийп, а что, если тебе поехать в аэропорт и посмотреть на месте, что можно сделать? Пол может поехать вместе с тобой, помочь… Впрочем, делай как считаешь нужным.

— У меня есть самолет, на котором я прилетел из Рино, — заметил я. — Частный. Ждет. Вмещает трех пассажиров плюс пилот.

Берта сказала:

— Вот и прекрасно. Я останусь здесь. Мистер Эн-дикотт составит мне компанию. Артур, вы с Филиппом можете отправиться прямо сейчас. И возьмите с собой Дональда.

У Эндикотта была другая точка зрения:

— Давайте не будем пороть горячку. В конце концов, мисс Бурк jb полной безопасности. И нам, вероятно, не позволят увидеться с ней сразу. Со своей стороны я полагаю, что более важно пригласить для лечения хорошего врача, чем делать наобум что-либо другое. Не находите ли вы, Артур, что можно уговорить доктора Хиндеркельда сесть на самолет и встретиться с вами в Рино?]Еще хочу предупредить: в подобных случаях внезапный шок может оживить память больного, но может оказаться и гибельным. Будем осторожны.

Уайтвелл А. согласился:

— Вы правы, Пол. Позвоните доктору Хиндеркельду. Подождем, пока не выяснится также, что можно сделать здесь на месте… видите ли, с самолетом. Если нам придется заказывать самолет из Лос-Анджелеса, Хиндер-кельд может полететь на нем сюда, а потом мы все вместе отправимся в Рино.

Филипп стоял у двери, держась за ручку.

— Отец, вы вместе с Полом можете делать что хотите. Вместе с доктором или отдельно. Я отправляюсь к ней прямо сейчас.

Эндикотт кинул на Артура Уайтвелла многозначительный взгляд и вышел в коридор с Филиппом.

Уайтвелл повернулся ко мне:

— Полагаю, мне следует вас поблагодарить за все.

— За что?

— Будто вы не знаете.

— Вы хотели, чтобы я ее разыскал? Я ее нашел. Ничего больше.

— Вы сделали не только это. Вы сообщили миссис Кул свои соображения о том, кто диктовал письмо мисс Бурк, а также дал ей деньги. Очевидно, молодой человек, вы не очень высокого мнения обо мне.

— Мистер Уайтвелл! Вы наняли меня сделать определенное дело. Я выполнил задачу… Письмо же, которое мисс Бурк отправила Хелен Фрамли, было написано на бланке вашей фирмы. Верхняя часть бланка была отрезана ножом. Женщины не носят с собой карманные ножи, мистер Уайтвелл, женщина, если даже она решила отрезать верхнюю часть фирменного бланка, сложила бы его, а потом отрезала ножом для разрезания бумаги, или использовала бы ножницы, или даже могла бы попытаться оторвать.

— Ну и что из этого следует?

— Письмо написано вечером в вашем кабинете. До того, как мисс Бурк отправиться в ваш офис, у нее и в мыслях не было писать такое письмо. Иначе она бы его уже написала или написала бы, возвратившись к себе на квартиру. Она зашла в ваш кабинет. Там встретила какого-то мужчину. У них состоялся разговор. В результате этого разговора было решено написать письмо. По какой-то причине было признано нужным, чтобы она написала текст тут же, не сходя с места. Она так и сделала. Мужчина отрезал «шапку» с фирменного бланка карманным ножом. Некто снабдил мисс Бурк конвертом с маркой… На следующий день Корла Бурк исчезла при обстоятельствах, весьма таинственных. Но таких, что невозможно было предположить; она ушла против собственного желания. На столе она оставила кошелек со всеми своими деньгами. Она не могла уехать далеко без денег. Следовательно, кто-то ей дал или ссудил их… Продолжать, мистер Уайтвелл?

— Конечно! — чуть ли не в унисон воскликнули и Артур, и Берта.

— Продолжаю, — сказал я. — В письме, адресованном Хелен Фрамли, содержалось достаточно намеков, да нет, почти информации, указывающей на то, что мисс Бурк исчезает по своей воле. Что-то поставило ее в сомнительное положение, особенно по отношению к мужчине, за которого она собралась выходить замуж… Ясно, что вы знали об этом письме. Также очевидно, что вам было хорошо знакомо его содержание. Вы были готовы нанять частных детективов для расследования этого дела. Детективы встретились с вами в Лас-Вегасе и начали расследование вот отсюда. Вы так боялись, что они упустят Хелен Фрамли, что повесили на нее всем заметную бирку, или клеймо, как вам будет угодно, как на коробку замороженной клубники… И это вы носите с собой конверты с марками, мистер Уайтвелл… Теперь сопоставьте все, о чем я сказал, и скажите, что бы вы подумали, если были бы, как я, детективом?

Вмешалась Берта:

— Черт возьми, Дональд. Но он же наш клиент. И друг.

— Но я отчитываюсь. И пока не сказал ни слова осуждения, не правда. ли?

— Ваше выражение «пока что» звучит как угроза, — заметил Уайтвелл. Я никак не отреагировал на его реплику. Он подошел с другой стороны: — Что' в этой байке о потере памяти правда?

Я ответил так:

— Мне пришла в голову мысль, что исчезновение мисс Бурк было связано с ее предшествующим браком.

— Что натолкнуло, вас на такую мысль?

— Она ушла добровольно. Она пыталась спасти свою репутацию и при этом не навредить Филиппу. Она не того сорта девушка, которая позволила бы себя подкупить… Ясно, что наиболее правдоподобное объяснение: тут замешано предшествующее замужество.

— Поэтому вы отправились в Рино?

— Совершенно верно. Люди, которые страдают от неудачных браков и внезапно исчезают, скорее всего оказываются в Рино.

— Я полагаю, вы наводили справки в больницах, — съязвил Уайтвелл.

— Точно так.

— И если бы это не было связано с предшествующим браком, она не отправилась бы в Рино?

— По-моему, так.

— Но зачем же ей было отправляться в Рино… если она страдает амнезией?

— Но ведь эти две причины взаимосвязаны, — ответил я и улыбнулся.

— И вот вы нашли ее в больнице… Восхитительная удачливость!

— Да. Вечером я кружил по улицам Рино и вдруг узнаю, что подобрали страдающую потерей памяти жен1 шину, которая отвечала описанию мисс Бурк. Я проверил. Это действительно была Корла Бурк. Тут я попал в затруднительное положение. Администрация больницы пыталась найти кого-нибудь, кто бы ее узнал. Но я нц-кого не назвал. Я был нем как могила.

Уайтвелл поднял левую руку к сияющему куполу своего высокого лба и пригладил ладонью редкие свои волосы.

— Если бы вы обнаружили Хелен Фрамли, — сказал он, — нашли письмо мисс Бурк и на этом, видите ли, успокоились, ваши услуги приобрели бы для меня большую ценность.

— Тогда почему же вы не сообщили мне точно, чего вы от меня хотите? Вы же хотели, чтобы я разыскал Корлу Бурк?

Уайтвелл А. резко сунул руки в карманы брюк.

— Я прочел в газете, — сказал он, — человека, жившего с Хелен Фрамли, звали Сидней Дженникс.

— Он с ней не жил. У них было деловое сотрудничество.

Берта Кул фыркнула.

Артур Уайтвелл прищурился.

— Теперь, когда вы проболтались, что нашли Корлу, Филипп, безусловно, должен будет поехать повидаться с ней. Дженникс мертв. Убит. Очень кстати для Корлы. Она ничего не помнит из того, что произошло. Бедная девушка страдала от нервного переутомления. Разве не произойдет замечательное: появление Филиппа вернет ей память! Тогда у нее не останется воспоминаний, что произошло с того момента, как она ушла из конторы, и можно будет снова готовиться к свадьбе.

Наши взгляды скрестились.

— Я думаю, это принесет вашему сыну счастье, мистер Уайтвелл.

Он скрестил руки на груди.

— Возможно, и так. Но меня больше заботит возможность счастья сына через год или через десять лет, чем удовлетворение его сиюминутного, видите ли, увлечения.

— Вы наняли меня, повторяю, чтобы найти Корлу Бурк. Я ее нашел.

Берта Кул подала голос:

— Ну, в этом он прав, Артур. Вам следовало бы довериться нам полностью. Я говорила вам, что Дональд работает очень быстро и компетентно.

— Помолчи, пожалуйста, — грубо отрезал Уайтвелл. Глаз он не отводил от меня.

Берту Кул, наконец, проняло. Она вылетела из кресла, как резиновый мяч.

— Почему вы себе позволяете, черт побери, так со мной разговаривать? — возмутилась она. — Не смейте затыкать мне рот. Вы — такой изысканный джентльмен, у вас на устах сплошное масло, вы битком набиты дурацкой джентльменской лестью — и вдруг говорите мне: «Помолчи!» Вы нас наняли выполнять определенное дело, и мы его выполнили. Теперь давайте-ка чековую книжку и расплачивайтесь!

Уайтвелл не обратил никакого внимания на этот всплеск.

— Я полагаю, мистер Лэм, теперь вы тоже прибегнете к небольшому шантажу?

— Я не понимаю вас.

— Ну, видите ли, вы сможете угрожать, что расскажете Филиппу о его дурном отце, если не получите нужной вам суммы…

— Мистер Уайтвелл, я докладываю Берте Кул о том, что предпринял, сделал и узнал. Она руководит своим агентством, как она хочет. Однако… не стоит изображать страуса, не пытайтесь сунуть голову в песок. Возможно, вы припомните, что полиция в Лас-Вегасе собирается проявить к вам интерес.

— А что вам до этого?

— Вы забыли об убийстве.

— Вы имеете в виду, что все наше дело всплывет наружу в связи с другим — с убийством боксера?

— Вполне возможно, что так и случится.

Он неодобрительно хмыкнул:

— Я расшифрую вашу загадочную реплику, молодой человек, и полагаю, что обнаружу в ней признаки, понимаете ли, вымогательства.

Я закурил.

Берта сказала:

— Спуститесь-ка на землю, Артур Уайтвелл, и поймите, что вы еще не закончили своих отношений с нами. Вам понадобится помощь, чтобы скинуть с плеч убийство.

— С моих плеч? — воскликнул Уайтвелл.

В глазах Берты зажегся злой огонек.

— Вы чертовски самонадеянны, мистер Уайтвелл Артур, не забудьте про девушку, которая вас опознала.

Уайтвелл А. не потерял присутствия духа:

— Что ж, будет любопытно посмотреть, что получится. Корла Бурк потеряла память. Она ничего не знает, не понимает с того момента, как кончила писать письмо под диктовку перед своим исчезновением. Затем она припоминает, как Филипп заходит в больницу и восклицает: «Корла», и взрыв эмоций, видите ли, возвращает ей память. Хорошенькое представление, правда, Лэм?

— Выкладывайте все остальное, — отозвался я.

— Прекрасно, я так и сделаю. Корла Бурк была авантюристкой. Она уже была замужем, и скрыла этот факт от моего сына. Она завела с моим сыном любовную интрижку. Собиралась выйти за него замуж. Потом, за несколько дней до церемонии, неожиданно появляется ее муж. Мгновенно Корла Бурк исчезает. Вскоре после этого мужа убивают. Как только он таким образом завершает свой жизненный путь, она становится вдовой и, стало быть, получает полное право выйти замуж. Тут ее, страдающую от амнезии, находит в больнице частный детектив. И я не обижу ваш интеллект, намекнув, что появляются все шансы, что она сразу же цзлечится, как только встретится с моим сыном.'Но я надеюсь, что вы не станете обижать и мой интеллект, заставляя меня принимать всю эту туфту за чистую монету… У Корлы, кстати, есть мотив для убийства Сиднея Дженникса. Она хотела убрать его с дороги. И у нее были основания думать, что к нему могут подобраться через Хелен Фрам-ли… Над этой версией стоит задуматься, Лэм.

— Почему?

— Потому что если она не помнит, где находилась в промежутке между двумя интересующими нас событиями — исчезновением и убийством, — она, непомнящая, не сможет и отрицать обвинения в том, что была в Лас-Вегасе и устроила убийство мужа… через лиц, которые в этом, по крайней мере, подозреваются официально.

— Ну и что дальше?

— А дальше вот что, — ответил Уайтвелл жестко. — У вас здесь самолет. Мы себе тоже организуем рейс. Если вы стартуете прямо сейчас, то окажетесь в Рино раньше нас. Если Корлы Бурк не окажется в госпитале, когда мы там появимся, с моей стороны не будет никаких попыток связать ее… и, видите ли, ее благодетелей с убийством ее мужа.

— Не выйдет, — отрезал я.

— Черт возьми, за кого вы нас принимаете? — вскричала Берта.

Уайтвелл развел руками.

— Хорошо, я подойду к делу с другого конца. Филипп мой единственный ребенок, единственный оставшийся в живых мой близкий, родной человек. Я понимаю, он погружен в себя, сверхчувствителен, склонен к драматизации. Знаю, что его счастье зависит не только от него самого. Его свадьба приобретает особую важность, ему необходима подходящая жена… Это диктует здравый смысл. Вы не можете понять, что я знаю Филиппа лучше, чем кто-либо другой на этой земле! Его счастье составляет для меня главный смысл жизни, и, если бы я думал, что он станет счастлив с Корлой Бурк, я бы мир перевернул, чтобы их соединить! Поймите же, единственная причина, почему я был против их свадьбы, заключается в том, что я знаю — эта женщина не для него! Не подходят они друг другу. Их свадьба стала бы прелюдией к трагедии. Она никогда с ним не осталась бы. Она разбила бы ему сердце, и все! Некоторые мужчины могут жениться по нескольку раз. Некоторые не могут. Филипп из тех, кто не может.

— Какие чувства будет испытывать ваш сын по отношению к мисс Бурк, когда узнает, что она прежде была замужем? — спросил я.

Он улыбнулся:

— Туфта с амнезией — ловкая придумка… Она ничего о браке прежнем не скажет, потому что у нее этот очень удобный провал памяти. А выплывет факт наружу после, — после свадьбы, по крайней мере. Я отдаю вам должное, Лэм, вы весьма находчивы. Аккуратный маленький шах… Но еще не мат, видите ли… И не забывайте, что я могу быть абсолютно безжалостным, когда кто-нибудь встает поперек моей дороги. Значит, или вы убираете ее с дороги к тому времени, как Филипп прилетит в Рино, или ее арестуют по подозрению в убийстве, и тогда все выплывет наружу, а раз она изобразила потерю памяти, — она обречена.

Я зевнул.

Уайтвелл прервался на полуслове, свирепо завопив:

— Черт тебя побери, ты, наглый терьер, как ты себя ведешь? Я ведь не шучу!

Я рылся в кармане.

Уайтвелл пересек комнату, поднял телефонную трубку.

— Я звоню в полицейское управление.

Я вытащил письмо, которое забрал из квартиры Кор-лы Бурк в Рино.

Уайтвелл сразу бросил трубку, будто она жгла ему руку. Я спокойно сказал:

— Я справился насчет корреспонденции в Рино. Предполагал, что, может быть, для мисс Бурк было письмо. Оно было.

Он застыл на месте. Неуверенно, совсем жалко проговорил:

— За нарушение закона о тайне почтовых отправлений… можно устроить вам скандал.

Я спокойно продолжал:

— Я заметил, что Пол Эндикотт казался очень обеспокоенным насчет отправки вашего письма… ну, того самого… по поводу покупки акций. По-видимому, он-полностью осведомлен о всех ваших делах.

— Дональд, что за чертовщину ты несешь? — Берта не сразу усекла, к чему я клоню.

— Предположим, Филипп снесет этот удар с прежним браком. И не разлюбит Корлу, сколько бы раз она ни была замужем. Мистер Уайтвелл, вы человек, привязанный к своей семье. Вам будет очень одиноко без Филиппа. А отчуждение ваших внуков явится для вас просто нокаутом!

Если бы я врезал Луи Хейзену раза два хорошо поставленным ударом в солнечное сплетение, я не смог бы добиться большего эффекта.

— На вашем месте, — продолжал я, — медицински зарегистрированный факт амнезии мисс Бурк считал бы лучшим шансом, который вам предоставила судьба за десять лет.

Без особой убежденности в голосе он заметил, что, когда обнаружится, как она его обманула, Филипп ее бросит, все-таки пусть и не сразу, но бросит.

— Вы ошибаетесь. Он не узнает… Но хватит о делах. Лично я собираюсь раздобыть где-нибудь что-нибудь перекусить. Я готов присоединиться к вам примерно через двадцать минут.

Я оставил Уайтвелла наедине с Бертой, прогулялся вниз по улице до бара, купил там зубочистку. И вернулся в номер Берты Кул. Она была одна.

— Где же Уайтвелл? — поинтересовался я.

— Ушел собрать кое-какие вещи… Дружок, тебе все-таки не следовало с ним так жестоко обращаться.

— Я в самом деле дал ему шанс, придумав эту историю с потерей памяти, а он оказался слишком глух, чтобы это понять… чтобы понять других, — сказал я.

— Нет, не совсем глух. Он просто уверен, что Филипп сделает все, что от него потребует отец.

— Филипп влюблен! Пойми это!

— Дональд, а как насчет того письма, что он послал. Что в нем было?

— Да ничего особенного.

Зазвонил телефон. Берта подняла трубку, произнесла:

— Алло. — Некоторое время слушала, потом сказала: — Хорошо, мы выезжаем. — Она повесила трубку. — Филипп зафрахтовал самолет. И его самолет, и тот, на котором ты прилетел из Рино, вместят нас всех. Мы отправляемся немедленно… Дональд, так что было в этом письме?

— Давай поспешим!

Глава 17

Берта летела «моим» самолетом, все остальные — самолетом, зафрахтованным Филиппом. В последнюю минуту Пол Зндикотт решил, что он тоже полетит, «просто, чтобы прокатиться».

Гул авиационного двигателя убаюкал меня сразу после взлета. Время от времени Берта будила меня вопросами. Я бормотал односложные ответы и снова погружался в обволакивающий сознание сон.

— Ты не должен драться с Артуром Уайтвеллом, До-' нальд, — донеслось до меня.

— Угу.

— Ты, чертенок, знай: Берта сразу поняла, что ты вовсе потерял голову из-за женщины. Ты влюбляешься в них по всем правилам… ну, то есть на самом деле влюбляешься, но гораздо больше ты влюблен в свою профессию. Отвечай, Дональд. Разве не так?

— Полагаю… угу…

— Скажи мне, Хелен Фрамли убила того мужчину, с которым жила?

Я приоткрыл глаза.

— Она не жила с ним.

— Брось!

— Это было деловое соглашение.

Через некоторое время Берта возобновила атаку.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Какой?

— Убила она его или нет?

— Надеюсь, что нет.

У меня не было необходимости открывать свои глаза, чтобы увидеть, как ее блестящие маленький глазки исследуют каждую черточку моего лица, чтобы обнаружить на нем какую-нибудь, которая выдала бы ожидаемый ею ответ.

— Ты сам говорил, что Хелен Фрамли многое известно о том, кто совершил убийство.

— Возможно.

— Что-то такое известно, о чем она не сообщила полиции.

— Вероятно.

— Держу пари, Дональд, она тебе обо всем рассказала. Ты вытянул из нее что надо, чертенок. Как тебе это удается? Ты их гипнотизируешь? Должно быть, так. Ты же не можешь применить к ним методы пещерного человека, сексуального насильника. Они сами открываются тебе… Может быть, на них действует всегдашняя твоя готовность драться, даже когда ты знаешь, что проигрываешь. Я думаю, так оно и есть. Я знаю женщин. Нам нравятся мужчины-бойцы.

Моя голова свалилась на грудь, я почти отключился, хотя Берта своей болтовней могла доконать кого угодно.

— Послушай, дружок, тебе приходило в голову, что с нами может случиться?

— Что?

— У Артура Уайтвелла есть деньги, связи да и голова на плечах. Он не потерпит, чтобы на него оказывали давление.

Я молча клевал носом.

— Держу пари, эта девица сделает все, о чем бы ты ее ни попросил.

Кажется, это заключение не требовало никакого ответа.

Берта продолжала:

— Можно не сомневаться: тот, кто это сделал, сейчас как на иголках… А вдруг эта девица Фрамли на самом деле знает, кто убийца?

— Угу.

— Значит, тебе она рассказала все.

— Нет.

— Но тогда… она расскажет полиции… если ее спросят.

— Не думаю.

— Дональд!

— Что?

— Как ты считаешь, убийца знает об этом?

— О чем?

— г О том, что она не проговорится.

— Смотря кто убийца.

Берта выпалила:

— Дональд, тебе известно, кто убийца! Не так ли?

— Я не знаю.

— Чего ты не знаешь?

— Не знаю, известно ли мне это или нет.

— Чертовски понятный ответ. — Берта постаралась вникнуть в него, и за несколько секунд возникшей благословенной тишины я заснул крепким сном.

А когда проснулся, мы снижались для посадки в аэропорту Рино. Новый звук двигателя разбудил меня.

Берта Кул сидела в кресле, прямая и заряженная величием руководителя агентства, полная неудовлетворенностью из-за прерванной беседы.

Мы сделали круг и пошли на посадку, а на хвосте у нас висел другой самолет. Через какие-то десять — пятнадцать минут мы все встретились в пассажирском зале.

Пол Эндикотт говорил:

— Для справки, друзья… Есть рейс отсюда на Сан-Франциско, через четверть часа. Мне незачем, я полагаю, ехать с вами в город, а потом мчаться назад. Я получил удовольствие от совместного полета, за время которого, полагаю, все мы пришли в себя. — Он испытующе посмотрел на Уайтвелла и добавил: — Удачи, старина.

Они пожали друг другу руки.

— Это мне нужна удача, — заметил Филипп. — Ты думаешь, папа, она меня узнает?

— Полагаю, что узнает, — сухо ответил Уайтвелл А.

Эндикотт пожал руку Филиппу.

— Держи хвост пистолетом и не очень-то расстраивайся из-за трудностей. Мы все болеем за тебя.

Филипп попытался что-.то ответить, но дрожавшие губы не слушались. К тому же Эндикотт, скрывая смущение, сам болтал, не переставая.

Мы стояли небольшой плотной группкой в ожидании такси, которое мы вызвали по телефону. Я извинился, сказав, что мне на секунду нужно отойти позвонить. Я хотел справиться о Хелен и Луи, но в телефонном справочнике отсутствовал номер заправочной станции Акме по дороге на Сузанвилл. Я вернулся обратно к группке друзей. Наконец такси подкатило, и мы начали залезать внутрь; Артур Уайтвелл, перекинувшись прощальным словом с Эндикоттом (они еще раз пожали друг другу руки), забрался последним на откидное сиденье.

— Как называется больница? — спросила Берта.

Приют милосердия, — объяснил я водители}. Бросил взгляд на лицо Артура Уайтвелла: маска, лишенная всякого выражения. Филипп являл собой прямую противоположность. Он нервно покусывал губы, теребил себя за ухо, вертелся на сиденье, упорно отворачивался от нас, смотрел в окошко машины.

Мы подъехали к больнице.

— Ну вот и настало время для семейного свидания, — заметил я, сделав нажим (для Берты!) на слЬве «семейное».

Артур Уайтвелл посмотрел на сына:

— Я думаю, Филипп, тебе лучше подняться одному. И видишь ли, цей мальчик… Если шок от встречи с тобой… не прояснит дело, пусть это тебя не слишком огорчает. Мы пригласим доктора Хиндеркельда, а уж он добьется результата,-

— А если она, придет в себя? — спросил Филипп.

Отец положил руку ему на плечо.

— Так я тебя подожду.

Берта Кул была воплощенный вопрос: что делать нам?

— От одного соседства больницы у меня мурашки по коже. Я вернусь через час, хорошо? Это будет достаточно рано на случай, если понадобится моя помощь, а если она не понадобится, то… вы уже Достаточно привыкли друг к другу…

Берта тихо спросила меня:

— Куда это ты собрался?

— Остались еще делишки, которые я хочу мимоходом уладить, — прошептал я в ответ, а громко сказал: — Я сохраню за собой такси.

— Похоже, нам с вами придется мерить шагами пол в отделении… для ожидающих отцов, — сказал Берте А. Уайтвелл.

— Ну уж нет, — заявила Берта. — Я поеду в город вместе с Дональдом, Мы вернемся через час. А потом вместе позавтракаем.

— Пусть будет так, — отозвался Уайтвелл и нарочито громко (для Филиппа) стал распинаться перед Бертой, что ему трудно выразить словами, как он ценит сотрудничество с ее агентством… и не только в профессиональной работе (он чуть ли не с — нежностью коснулся ладонью плеча Берты), а в том, что ее внимание и сочувствие значили больше, чем она может себе представить. Тут он прервался, погладил ее плечо и отвернулся.

Уайтвелл Филипп, наведя справки у стола дежурной, пошел к лифту вместе с медсестрой. Уайтвелл Артур стал устраиваться в кресле в холле, мы с Бертой двинулись к выходу, на пронизанный холодным ветром с гор воздух.

Берта вцепилась мне в руку. Развернула к себе лицом и притиснула меня к стене больницы.

— К черту весь этот вздор, Дональд! Ты можешь обмануть всех, но не меня. Куда ты собрался?

— Повидаться с Хелен Фрамли.

— Я еду с тобой!

— Дуэнья нам не нужна.

— Это ты так думаешь.

— Послушай, Берта, ну, в самом деле. Она будет еще в постели. Я же «е могу войти, разбудить ее и объяснить: «Позволь представить тебе миссис Кул».

— Чепуха! Если она будет в постели, ты и близко не подойдешь. Ты не такой. Ты будешь охранять вход в ее опочивальню… Дональд Лэм, черт возьми, что у тебя на уме?

— Я тебе сказал.

— Да, ты. говорил. Ты для меня как раскрытая книга. Но ты что-то задумал еще.

— Ладно, — вздохнув, сказал я. — Поехали вместе, раз ты так хочешь.

— Давно бы так.

Мы подошли к такси.

Я проинструктировал водителя. Выезжаем из города и едем, пока не будет дан приказ остановиться. В этой точке мы покидаем машину, а водитель ждет нашего возвращения.

Водитель с подозрением посмотрел на меня.

— Когда будете пересекать железнодорожный путь, — продолжал я инструктировать его, — установите спидометр на ноль. Я хочу время от времени проверять расстояние. Вы подождете, но я не хочу, чтобы светили фары или работал двигатель. Вы меня понимаете?

Шофер пробормотал:

— Я знаю, что вы в порядке, но в такой поездке за город… и когда мы ждем пассажиров на шоссе… обычно платят особо…

Я протянул ему десять долларов:

— Достаточно?

— Более чем, — ответил он с ухмылкой.

— Значит, как только пересечете рельсы, ставьте спидометр на ноль.

— Будет сделано.

Берта Кул откинулась на спинку сиденья.

— Угости меня сигаретой, дружок, и объясни мне, что, черт возьми, все это значит?

— Кто убил Дженникса? — спросил я, протягивая сигарету.

— Откуда мне-то знать?

Кто-то из окружения Артура Уайтвелла! Дженникс играл в свою игру, использовал шантаж. Некто его переиграл.

Берта забыла о сигаре.

— Давай, Дональд, расставим все по порядку.

— Только без лишних вопросов, пожалуйста… Итак, начало: Хелен Фрамли не писала Корле Бурк. Написал кто-то другой, тот, кто назвал Хелен Фрамли имя, а Корле велел ответить. Это — ловушка.

— Ну?

— Если бы Корла угодила в эту ловушку, значит, вышла бы замуж за Филиппа Уайтвелла, это называлось бы двоемужием. Корла ждала, что Дженникс даст развод. Никогда! Он бы ее выдоил до дна. Шантажируя. Как только она вышла бы за Филиппа, тут Дженникс ее бы и заарканил.

— И ты думаешь, что Хелен Фрамли не писала своего письма?

— Я знаю это.

— Откуда?

— Во-первых, она мне так сказала. Во-вторых, она бы не написала такого письма женщине в положении Кор-лы Бурк. Кто-то другой написал это письмо — и этот другой был близок к Хелен Фрамли.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что он велел Корле ответить Хелен Фрамли до востребования.

— Почему было не послать ответ прямо на адрес Фрамли?

— Потому что Хелен фрамли не должна была его получить. Когда она впервые появилась в Лас-Вегасе, она получала корреспонденцию до востребования. Время от времени ее забирал Дженникс. Вероятно, у него была письменная доверенность на любую корреспонденцию, адресованную ей.

— Я начинаю тебя понимать, — протянула Берта.

— Почтовые служащие были более чем любезны. Именно это и предвидели заговорщики.

— Понимаю, понимаю. — Глаза Берты уже сверкали. — Письмо было доставлено прямо в руки Хелен Фрамли.

Ненужное и неясное ей письмо… Но… зачем убивать Дженникса?

— Дженникс был участником всей этой интриги, но идея была не его. Кто-то стоял у него за спиной, кто-то, кому было нужно…

— Получить свою долю из всей, добытой шантажом? — перебила меня Берта.

— Да нет. — Я поморщился. — Эту кость — денежную приманку — бросили Дженниксу. Но кто бы это ни задумал, он достаточно хорошо знал Корлу Бурк, знал, что она никогда не решится на свадьбу при таких обстоятельствах. Следовательно, этот некто хотел остановить свадьбу.

— Кто это сделал? Кто за всем этим стоял?

— Да кто угодно. Артур Уайтвелл, любой из Дирбор-нов или все их трио. Возможно, Эндикотт, и, может быть, сам Филипп…

— Продолжай, дружок, хотя имена, тобой названные, — фантастичны.

— Это был отличный план. Сработал он тоже отлично. Единственная трудность, возникшая после того, как план уже почти полностью сработал, — Дженникс, он понял, что его использовали как прикрытие. Ему это не понравилось. И Дженникс пригрозил, что все расскажет.

— И как следствие — получил порцию свинца? — спросила Берта. — Но, дружок, Уайтвелл Артур никогда бы на такое не пошел.

— У него нет алиби.

— Скорей уж Дирборны, — в раздумье протянула Берта. — Это — алчущая шайка, тощие крестоносцы. Я не ДовсрпЛДСЬ 5Ы Им ни в чем… Доверять, им так же невозможно, как зашвырнуть быка, ДСржм его за хвост, вверх по склону в сорок пять градусов.

— Согласен с тобой.

Такси между тем промчалось вниз по ярко освещенной главной артерии Рино — улице игорного бизнеса, трясясь, перевалило через железнодорожные пути и направилось дальше по шоссе мимо засаженных деревьями жилых кварталов, на выезд из города.

— Значит, ты собираешься повидать Хелен Фрамли и добыть у нее доказательства своим предположениям? — опять пустилась в вопросы-расспросы Берта.

— Я собираюсь вытащить ее из этой трясины. Все, на что направлены мои действия, это удостовериться, что другой человек оставит ее в покое.

— Не понимаю.

— Когда я оставил тебя в Лйс-Вегасе, я постарался уйти при таких обстоятельствах, чтобы был поднят страшный шум. Я хотел, чтобы ты сообщила всем, кто связан с нашим делом, каким мерзавцем я оказался, сбежав с Хелен Фрамли. Эта информация имела значение только для одного человека.

— Для кого?

— Для убийцы.

— Чепуха! Думаю, эта твоя версия выеденного яйца не стоит. Ты просто влюблен в эту девушку, Дональд Лэм, и по этой причине о ней беспокоишься. Но на случай, если ты окажешься прав… Я хочу присутствовать при финале.

— Если хочешь, подожди в такси.

— Кстати, чего беспокоиться, Дональд? Ведь ни у кого не было возможности добраться вне Лас-Вегаса до твоей Фрамли.

— Я в этом не уверен. Эндикотт остался в аэропорту Рино; Артур Уайтвелл не стал подниматься в палату вместе с сыном; вспомним также, что Огден Дирборн — летчик и владелец самолета, который им не был предоставлен в распоряжение их лучшего друга Филиппа. Почему?

— Хотя бы потому, что Огден только на четверть владелец.

— Может, и так. А может, он сам торопился куда-то отправиться?

— Или с сестрой?

— Или с матерью.

Берта Кул вздохнула:

— Фантазер, сентиментальная размазня — вот во что превращается детектив, когда теряет голову… Я бы лучше себя чувствовала, пожалуй, коротая время в больнице, вместе с Уайтвеллом А. Я думаю, ты совсем потерял голову из-за этой девицы.

— Ты не обязана меня опекать. Я же сказал, что такси отвезет тебя обратно.

Берта Кул возразила в своей обычной манере.

— Если я останусь здесь в машине дрожать и мерзнуть, все произойдет чертовски тихо и спокойно. Если же я, учинив разнос за то, что ты помешался от любви, возьму да и вернусь в Рино, ты за полчаса поймаешь убийцу, устроишь большой шум, и я останусь в дураках. Черта с два, Дональд Лэм! Руководитель агентства собирается участвовать в представлении! За время нашего знакомства тебе уже следовало знать, что я всегда так делаю! — Все это она выпалила, как одну фразу.

Я протер ладонью ветровое стекло, посмотрел, пытаясь разглядеть ориентиры.

Мы взобрались к этому времени на небольшой холм, начали осторожно съезжать по противоположному склону. Заправочная станция вместе с одиноким домиком промелькнули в сотне с лишним футов позади, как грязные пятна на фоне неба.

— Пожалуйста, остановите машину здесь… Как договорились. Не гоняйте двигатель, выключите его совсем и погасите фары. И ждите, хорошо?

Водитель поставил машину на тормоз, выключил двигатель и свет.

— Я думаю, вы ошиблись. Здесь поблизости ничего нет, — сказал он. — Я выйду и осмотрюсь.

Берта вышла вместе со мной. В небе на востоке пробивалась полоска тусклого света. После теплой машины пустыня дохнула особенным холодом.

Мы отправились. Таксйст понаблюдал за нами, стоя у машины, потом вернулся в кабину, устроился там, закутавшись в пальто.

— Далеко идти?

— Половина или три четверти мили.

Берта резко повернула назад:

— Я возвращаюсь к машине. Провались оно все пропадом.

— Хорошо, возвращайся на такси в город. У. меня есть здесь машина, которая сможет довезти меня, куда я захочу. Я вернусь в больницу, как только удостоверюсь, что все в порядке.

Берта молча направилась к такси. Я прошел уже изрядное расстояние, когда увидел вспышку фары. Я сошел на обочину, дождался, пока красный задний фонарь превратится в рубиновую точку вдалеке, и устало потащился дальше.

Полоска света на востоке стала ярче. Было уже достаточно светло, и предметы выглядели как черные пятна на светло-сером фоне. Можно-было различить заправочную станцию с крошечным домишкой, а дальше, в сотне ярдов от дороги, виднелся дом.

Я замер в ожидании. Свет на востоке становился все ярче. Какой-нибудь наблюдатель, спрятавшись в тени, мог увидеть, как я шел по дороге, — не совсем четкий силуэт, чтобщ меня узнали непременно, но все же я был вполне, различим.

Холодно. Воздух неподвижен, словно отражение в горном озере. Кончики ушей пощипывает мороз и нос тоже замерз. Мне хотелось потопать ногами, но я не решился. На шоссе послышался гул машины — просто удивительно, насколько далеко разносится рокот автомобиля, едущего по асфальту. Я опасливо поежился. Это, должно быть, тот, кого я жду.

Ну а что там, куда я иду и куда, может быть, направляется машина? А вдруг Луи опять запил? А вдруг у того, кто придет, есть оружие, и он из тех, кто не тратит время на дискуссии? А вдруг… Машина, не замедляя хода, промчалась мимо, и вот она уже вдалеке, и гул от нее растворился в морозной тишине.

Я засунул ладони под мышки, прижал их к телу. Зубы выбивали дробь. Ноги были как ледышки. Никаких машин, ни звука, только стылый мороз.

Я посмотрел на часы. Если повернуть циферблат к востоку, можно различить время. До того момента, как солнце начнет излучать хоть какое-то тепло, оставалось три четверти часа. Я больше не мог выносить эту стужу.

Мне не хотелось будить Хелен. Я прокрался на цыпочках к другому окну и позвал тихим осторожным голосом: «Эй, Луи! Привет, Луи!»

В ответ ни звука.

Я подобрал с земли камешек и тихо постучал им в окно. Никакого отклика. Быстро царапнул камешком по стене дома и тихо свистнул.

В ответ — молчание.

Восток уже полыхал оранжевым, и звезды уплывали с неба.

Я постучал по стеклу костяшками пальцев и позвал: «Луи! Эй, Луи! Проснись!»

Секунды «тишины казались часами.

Я подобрался ко входу в дом,осторожно постучал в дверь. Не получив ответа, повернул ручку.

Дверь распахнулась, она была незаперта.

Внутри дома был затхлый спертый воздух. Мне казалось, я никогда больше не согреюсь. Луи не следовало бы оставлять дверь незапертой. Я ведь особенно предупреждал его на этот счет.

Я тщательно запер за собой дверь, на цыпочках по скрипящим половицам прошел в спальню Луи.

Света было достаточно, и можно было ясно различать все предметы в комнате. На постели в эту ночь никто не спал.

Я все смотрел и смотрел на пустую кровать, соображая, что же случилось, и начиная медленно понимать, что все это означало. Устремился к двери в комнату Хелен Фрамли. Не стал утруждать себя стуком, резко повернул ручку и ударом ноги распахнул дверь настежь.

Ее кровать была пуста. Тут Же. секунду спустя заметил на подушке белый конверт. Запечатанный конверт, на котором написаны мое имя и адрес. Марка тоже была наклеена. Очевидно, Хелен не была уверена, что я вернусь, и в этом случае хотела, чтобы хозяева дома переслали мне письмо по почте.

Я вскрыл^ конверт.

«Дорогой! Я думаю, это единственный выход. У тебя своя жизнь, у меня — своя. Они никогда не пересекались и никогда не пересекутся. Ты — это ты, а я — это я. Я должна убраться из города Рино. Ту пачку, что я тебе ссудила, я взяла в игре, а сыщик меня засек. Я убежала, но меня будут искать. После того как ты уехал, я поговорила с Луи. Он повидал кое-что в жизнц и потому понимает меня. Я не могу работать на автоматах без поддержки мужчины, который разбирается в подобных делах и умеет в случае чего пустить в ход кулаки. Луи думает так же, как и я. Но запомни, Дональд, это чисто деловое сотрудничество. Так было условлено. И у меня не будет неприятностей с Луи, как с Кулаком. Луи известно, кому принадлежит мое сердце, и он любит тебя тоже. Как самого дорогого своего друга.

Я думаю, ты теперь уже знаешь насчет Кулака. Я подозреваю, что тебе уже давно все известно.

Вопрос стоял так: либо он один, либо мы оба. Этот пистолет хранился у него в ящика стола вместе с его бумагами и частью вещей, которые он не хотел оставлять в той квартире, которую снимал. Я сказала, что выделю ему один из ящиков стола. Я знала, что у него там пистолет. Когда у него участились Припадки ревности, я пистолет вытащила и спрятала его в тазу под ворохом белья на кухне. Я знала, что он туда никогда не заглянет… После того как Кулак застал нас вдвоем на улице и подрался с полицейским, он направился прямо в квартиру. Хитрости ему было не занимать. Он выключил свет и спрятался в стенном шкафу. Я вошла в начале десятого, включила свет, и тут Кулак выскочил из шкафа. Он совершенно обезумел. Я ничего с ним не могла поделать. Он клялся, что убьет нас обоих. Он кричал, что я сдала его полиции. Он ударил меня, а потом бросился к ящику стола за пистолетом. Я помчалась к выходу. Он помешал мне убежать. Тогда я ворвалась в кухню и захлопнула дверь. У меня не было времени, чтобы ее запереть. Какое-то время мы боролись около нее, потом он шибанул ее так, что я отлетела к раковине. Тогда я рывком открыла нижнюю дверцу кухонного шкафа, где стоял таз с бельем.

Я ни капельки не сожалею. Мне пришлось так поступить. Если держаться твоих принципов, следовало известить полицию, все рассказать, позволить «быкам» копаться в моем прошлом, спрашивать о средствах к существованию, посадить меня как важного свидетеля и прочее и прочее. Но это не мой стиль… Я подошла к соседней квартире и забарабанила в дверь, якобы вызывая миссис Клатмер — просто, чтобы удостовериться, что ее нет дома. На мой стук никто не отозвался, и я ушла, оставив свою дверь открытой. Пистолет я похоронила в таком месте, где никто никогда его не найдет.

Я поклялась, что никогда не расколюсь, но от тебя скрыть то, что случилось, не могу. Есть еще некоторые вещи, которые тебе следует знать. Фамилия девушки с «кроличьим» носом — Дирборн. Она сильно увлечена Филиппом Уайтвеллом. Кому-то в фирме Уайтвеллов было нужно, чтобы свадьба не состоялась, и он пустил детективов по следу Корлы Бурк. Они раскопали ее прошлое и извлекли наружу Сида Дженникса. Я не знала его под этим именем. Мне он был известен как Гарри Биган, а я звала его Кулак, потому что он выступал на ринге.

Я думаю, это он написал письмо Корле Бурк и подписался моим именем. Он хорошо умел подделывать почерки. Он хотел поставить Корлу Бурк в такое положение, чтобы потом выжимать из нее сколько надо. Но ему она оказалась не по зубам. Поэтому не Гарри разработал план шантажа. Это был кто-то другой, кто-то, кому было нужно, чтобы свадьба не состоялась.

Отцу Филиппа было известно о письме, которое я получила. Он написал Дирборнам и попросил, чтобы мне нанесли визит. Парень пытался что-то у меня выведать, а его сестра принялась добиваться дружбы со мной, пытаться использовать меня. Она не доверяла Кулаку. Не знаю откуда, но ей точно было известно, что он был связан с Корлой Бурк. Она тоже хотела все у меня выведать, но была так глупа, что я ее легко обманула. Квартиру, где ты меня нашел, я сняла неделю назад. Я чувствовала, что отношения с Кулаком близились к концу, и хотела отыскать возможность, чтобы уйти от него навсегда. Я знала, что ему никогда не придет в голову искать меня в другой квартире в том же городе.

Но после убийства я должна была держаться твердо. Я вышла купить чего-нибудь поесть, и, черт возьми, налетела на улице на эту девицу Дирборн. Она знала, что я скрываюсь, и предложила свою помощь. Не могу понять почему. Гарри забрал у меня пачку денег, как только я вошла, и у меня с собой было не больше тридцати центов. Эта Дирборн предложила купить продуктов. Ну, я ей и позволила.

Мы забираем твою машину на несколько дней. Я полагаю, она тебе не понадобится. Когда она перестанет быть нам нужна, я пошлю тебе весточку в твою контору и сообщу, где ты сможешь ее найти.

Я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было в жизни, а сбегаю потому, что хочу, чтобы ничто не вклинивалось в воспоминания о том времени, что мы провели вместе. Я знаю, что все кончено. Я знаю, мы не сможем продолжать. Я чувствую, что, если попытаюсь продолжить, случится что-нибудь, что лишит наши отношения всей их прелести.

Луи не знает всех подробностей, но ему Известно достаточно, чтобы уловить суть. Он говорит: если тебе когда-нибудь кого-нибудь понадобится убить, тебе достаточно только в разделе частных объявлений лос-анджелесских газет напечатать слова: «Луи, парня зовут так-то и так-то». Луи жизнь свою отдаст за тебя. Луи утверждает, что люди испытывают подобные чувства по отношению к тебе, потому что ты настоящий чемпион. Я думаю, это потому, что ты так чертовски чист и порядочен. Как. бы то ни было, мы оба с тобой и оба говорим: «Прощай».

Я дрожал от холода и нервного возбуждения. Рука моя тряслась так, что я с трудом удерживал в ней письмо. Я включил душ — горячую воду, сильную горячую струю, разделся и встал под струю. Я сделал ее такой горячей, какую только мог выдержать.

Когда вышел из душа, почувствовал себя немного лучше. Растерся полотенцем, зашел на кухню и заглянул в печку. Только Луи мог подумать о подобной мелочи: он приготовил растопку и сухие дрова, и все, что от меня требовалось, это поднести спичку.

Когда пламя с ревом разгорелось, я снял крышку и уронил в огонь письмо Хелен. Поставил кофе, надеясь на чудо, пошарил в буфете в поисках виски. Не смог найти ни капли. Тепло от горячего душа выветрилось. Но восток полыхнул ярким пурпуром, взошло солнце, и печка сделала свое дело — мои кости и жилы начали оттаивать. Закипел кофе, и я выпил две большие чашки. К тому времени я осознал, что голоден. Разбил несколько яиц на сковородку, перемешал их, поджарил несколько тостов в духовке и выпил еще чашку кофе с яичницей и тостами.

Тепло? Нет.

Меня бросало в дрожь. Каждый предмет в доме напоминал о Хелен. Все вокруг было наполнено воспоминаниями — и в то же время было пусто, как в склепе.

Я упаковал свою сумку и вышел наружу — постоять на солнце.

Появился хозяин дома и заправочной станции. Я подошел к нему и сказал:

— Лечу самолетом. А те сели в машину и уехали. В доме остались продукты, если хотите, можете взять их себе.

Он поблагодарил меня, с любопытством на меня посмотрел и сказал:

•— Я слышал, как ночью уезжали ваша жена и тот, другой мужчина.

Я направился к шоссе.

Выйдя на него, увидел подъезжающую из Рино машину. Она остановилась. Я поднял глаза. В горле у меня стоял комок. Какая-то женщина опускала стекло, рука закрывала ее лицо.

Стекло опустилось. Женщина убрала руку.

Берта, конечно, Берта.

— Где ты был?

— Приводил здесь все в порядок.

— Никого там не было, не так ли?

— Никого.

— Я была уверена, что никого и не будет… Любовь, вытаскивание из трясины — глупости, вздор! Поехали, Дональд. Нам предстоит работа.

— Где и какая?

— Для начала мы вернемся в Лас-Вегас. Этот тип Клейншмидт из полиции рвет и мечет, и только ты можешь его хоть как-то успокоить.

— Как прошла встреча Филиппа с девушкой?

Берта фыркнула.

— Потеря памяти, как же! Что ж, может, и к лучшему, если он на это клюнет.

— Они помирились? — спросил я.

— Помирились! Ты бы их видел… со всем их вздором!

— Где они сейчас?

— Улетели в Лос-Анджелес. Мы же должны вернуться и все уладить с Клейншмидтом. Залезай, поехали.

Я забрался в машину, и она сказала водителю:

— Отлично, теперь в аэропорт.

Самолет ждал нас.

В Лас-Вегасе нас встретила машина.

— Отель «Сал-Сагев», — распорядилась Берта и об ратилась ко мне: — Ты плохо выглядишь. Прими ванну, побрейся и приходи ко мне в номер. Мы подготовим Клейншмидта. ^

— Что его гложет? — спросил я.

— Он думает, ты увез свидетеля. И ещё ему не нравится, как мы все уехали из города прошедшей ночью, ничего ему не сообщив. Еще он думает, что ему следовало бы допросить Корлу Бурк… Ты должен с ним все уладить. Это будет не так просто.

— Я знаю.

Мы пришли в отель. Я сказал Берте, что у меня на рубашке ослабла пуговица, и попросил у нее иголку с ниткой. Вдруг она стала по-матерински заботливой, сказала, что готова пришить пуговицу, но я повторил свою просьбу.

И как только закрылась дверь ее номера, рванулся к лифту. Вниз, вниз! Иголку я воткнул в лацкан пиджака. До места, где жила Хелен Фрамли, было недалеко. Я постоял у подножья лестницы, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, резко воткнул иголку в палец, выдавил кровь. На цыпочках поднялся вверх и на цыпочках сошел вниз.

Когда я вернулся к Берте Кул, она разговаривала по телефону. «Вы в этом уверены?.. Да, ну и дела… Вы наводили справки в аэропорту?.. Совершенно верно. Мы вылетим дневным рейсом. Я встречусь с вами в Лос-Анджелесе сегодня вечером… Прекрасно. Передайте им мои поздравления. До свидания».

Она повесила трубку. Пробормотала:

— Очень странно.

— Ты хочешь сказать, что Эндикотт так и не объявился.

Она впилась в меня яростным взглядом своих глазок.

— Дональд, у тебя обыкновение изрекать ужасные вещи. Откуда тебе известно, что он не прибыл на место?

— Я не знаю. Что-то домыслил, может быть, по твоему разговору.

— Вздор! Ты знал заранее, что он и не собирается прибывать на место. Куда он отправился?

— Не знаю.

— Он не улетел из Рино тем рейсом на Сан-Франциско. Он просто растворился в воздухе.

Про себя улыбнувшись, я спросил:

— Когда мы. начнем развлекать лейтенанта Клейн-шмидта?

— Он как раз поднимается ко мне.

И тут же в двещ> постучали костяшками пальцев, я открыл, вошел Клейншмидт.

— Вы? — изумился он.

— Верно, я.

— Ну и подлым же ты оказался человеком, Лэм.

— А что такое, лейтенант?

— После всего, что я для тебя сделал, — сбежать и посадить меня в лужу.

— Но, но, но… Я работал на тебя.

— Благодарю! — произнес я саркастическим тоном.

— Как я понимаю, все, что тебя интересует, — это убийство Дженникса.

— Да, да, это все. Просто небольшое дельце. Но у шефа странные комплексы. Он вроде как подгоняет меня, время от времени критикует, несколько раз, на-мекал, что твой отъезд был неожиданным, и я лучше охранял бы интересы налогоплательщиков, если бы отправил тебя за решетку… Где эта Фрамли?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Ты уехал вместе с ней.

— Угу.

— Где же ты ее оставил?

— В Рино.

— А потом?

Я пожал плечами. Нахмурился.

— Давай не будем говорить о моих делах… Другой парень перешел мне дорогу, и все.

Берта Кул уставилась на меня. Клейншмидт — тоже.

— Кто же это?

— Мужчина. Хейзен.

— Тот, кто опознал труп?

— Он.

— Вот уж кто не показался мне дамским угодником.

— Я совершил ту же ошибку, лейтенант.

— Мне придется провести собственное небольшое расследование, Лэм.

— Валяйте! Я даже сообщу вам имя человека, который владеет заправочной станцией. Там мы у него снимали домик… Он сообщил мне сегодня утром, что слышал, как моя жена уехала ночью с другим мужчиной.

Клейншмидт не мог меня не пожалеть.

— Мне кажется, ты не очень хорошо выглядишь. Тебе нужен хороший отдых. У нас в Лас-Вегасе самый лучший климат на Западе… Мистер Лэм! Мы будем весьма огорчены, если вы снова неожиданно покинете нас, и я приму меры, чтобы этого не случилось!

— Ну, не надо так торопиться со мной, лейтенант. Есть кое-что для вас более оперативное.

— Что? — насторожился страж порядка.

— Помните Пола Эндикотта? Он — правая рука Уайт-велла…

— Конечно, помню.

— Не знаю, слышал ли ты, как Уайтвелл говорил, что собирается сделать своего сына партнером, когда тот женится. Но у налоговых инспекторов возникают странные мысли на этот счет, и, когда будет организовано новое партнерство, они захотят провести ревизию. Даже если Уайтвелл будет против него.

В глазах Клейншмидта вспыхнул интерес.

— Готов поспорить, что ревизия отчетности Уайтвел-ла откроет настоящую причину, почему Эндикотт не хотел, чтобу свадьба состоялась, почему он заставил Хелен Фрамли написать письмо Корле Бурк, то самое письмо, которое разрушило самую возможность свадьбы.

— Что было в том письме?

— Я точно не знаю, но кажется, отец Корлы Бурк оставил семью, когда ей было около пятнадцати. Я бы не хотел, чтобы на меня ссылались, но я думаю, в письме говорилось, что ее отец арестован и отбывает срок в тюрьме. Естественно, при таких обстоятельствах Корла Бурк не собирается выходить замуж. Она решила, что это будет нечестно по отношению к Филиппу.

— Это ты так фантазируешь, — заметил Клейн-шмидт, — но… но… послушаем следующую главу.

— Корла принялась размышлять над ситуацией. Она уже была на грани нервного срыва от переутомления, но нашла в себе силы начать свое расследование. Естественно, в этом деле она никому не могла довериться и была вынуждена изобрести предлог, чтобы уехать и отложить свадьбу, пока все сама не выяснит.

— Вряд ли это заняло у нее много времени.

— Не заняло, — согласился я, — если бы шок не свалил ее с катушек. Ее нашли вечером блуждающей по Рино без малейшего представления о том, кто она такая и как случилось, что она оказалась там, где оказалась.

Глаза Клейншмидта сузились. От недоверия?..

— Запомни, Лэм, я с тобой однажды поступил честно и при этом обжег себе пальцы. Твоя басня полна нелепостей. На сей раз тебе придется предложить что-то, что сгодится для шефа.

— Как ты думаешь, чем я сейчас занимаюсь?

— Будь я проклят, если знаю. И не очень-то поверю тому, что скажешь.

— Так вот Эндикотт боролся за любую отсрочку свадьбы, чем бы отсрочка не вызывалась. Дженникс должен был поддержать его игру… Он должен был засвидетельствовать, что отец Корлы находится в тюрьме. Эндикотт должен был ему за это заплатить. Ты знаешь Дженникса. Он был вспыльчив и недоверчив. Эндикотт совершил ошибку, придя к Дженниксу домой. Тот уже был полон подозрений… Когда Эндикотт ушел — Дженникс оказался убитым.

— Очень, очень занимательно, — произнес Клейн-шмидт. — Только версия никуда не годится, сплошь дыры: у тебя случайно нет фактов в поддержку этой сказки?

— Сколько хочешь!

— Ну так расскажи, как Эндикотт смог все это проделать в тот самый момент, когда сидел в кинотеатре. Шефу будет интересно. Он странный человек, наш шеф.

— Стоп! Не иронизируй. Подумай. Если Дженникса убила женщина, значит, это произошло в интервале от восьми пятидесяти до девяти пятидесяти. А если его убил мужчина, это могло произойти в любом ином интервале. Беда с вами! — Я улыбнулся. — Вы придумали себе версию и теперь пытаетесь под нее подогнать факты. Ваша идея покоится на том, что если- люди, проживающие в соседней квартире, не слышали выстрела, значит, выстрел должен был прозвучать, когда их не было дома…

— Попробуй-ка выстрели, чтобы та пожилая дама не услышала. — Клейншмидт тоже усмехнулся.

— А вдруг нет?

— Конечно, да.

— Но предположим, что нет… Если она не слышала, вы бы постарались разузнать почему, правда?

— Естественно.

— Тело было обнаружено в квартире. Соседи отсутствовали с восьми пятидесяти до девяти двадцати. Вам это показалось очень подходящим, чтобы сузить временные рамки преступления до тридцатиминутного интервала. И соответственно с этой версией вы и задавали вопросы. Что ж, если Бигана, то есть Дженникса, убила женщина, получается все в ажуре.

— Почему твоя версия с мужчиной убедительней?

— Крепкий сильный мужчина мог застрелить его в переулке, в машине или в кемпинге, потом погрузить тело в машину, припарковаться в переулке, перебросить труп через плечо, подняться вместе с ним в квартиру Хелен Фрамли и там его оставить. Затем он мог отправиться в кино и начать строить себе алиби. Не показалось ли вам хоть немного странным, что Эндикотт примчался в Лас-Вегас лишь для того, чтобы посмотреть кино? Он, должно быть, настоящий киноман?

Клейншмидт затряс головой.

— Дыры, дыры. Из них несет. Просто воняет.

— Ладно, ты же хотел, чтобы я предложил тебе что-нибудь, с чем ты мог бы пойти к шефу. Не говори, что я не предлагал.

— Это сказка, — сказал Клейншмидт. — Даже в твоем изложении она полна дыр. Если бы я попытался в нее поверить, он бы упал со смеху, потом поднялся и врезал бы мне в подбородок.

— Ну, что ж… тогда это твои похороны.

— Может, это и мои похороны, но тебе предстоит быть главным плакальщиком. Пошли.

— Черта с два «пошли», — объявила Берта, вставая с кресла. — Я долго молчала… Но, черт возьми, кем вы себя воображаете? — Она свирепо глядела на Клейн-шмидта. — Вам это так просто не пройдет, лейтенант. Надеюсь, в этом городе есть адвокаты?

— Конечно, есть. Действуйте и пригласите их. Мистер Лэм пойдет со мной.

Клейншмидт взял меня за руку:

— Давай уйдем спокойно.

Мы ушли спокойно. Берта Кул стояла в дверях, громко произнося всевозможные филиппики по адресу Клейн-шмидта и вообще полиции в Лас-Вегасе.

Мы проходили через вестибюль, на минуту задержались там. Клейншмидт сказал:

— Я сожалею, Лэм. Мне очень не хочется все это проделывать, но твоя версия звучит просто неубедительно. Почему ты не выдумал получше?

— Для меня и эта сгодится. И не вздумай недооценить Берту. Она этого так не оставит… Позже, когда предоставится возможность, лейтенант, вы ей еще напишете благодарственное письмо.

Он повел меня в управление. Он не посадил меня в камеру, а оставил в кабинете со сторожём-полицейским. Около, полудня появился начальник полицейского управления Ластер.

— Билл Клейншмидт говорил со мной.

— Это хорошо.

— А миссис Кул ожидает в соседней комнате. Вместе с адвокатом и выпиской из Конституции Штатов: пункт о неприкосновенности личности.

— Берта Кул решительная личность. Она заставляет соглашаться с собой с помощью дубинки.

Ластер заявил:

— Ваша версия не кажется мне столь невероятной, как она показалась Биллу Клейншмидту.

— Одна из возможных версий, не более, — признался я.

— У вас, очевидно, имеются какие-то доказательства, на которых она построена.

— Ничего такого, что стоило бы обсуждать специально.

— Но что-то все-таки есть?

— Нет. Просто идея пришла в голову.

Он насупился.

— Нет, у вас что-то на этот счет есть большее, чем идея. Вам что-нибудь рассказала девушка?

Я поднял брови, с деланным удивлением спросил:

— А что? Она знает что-нибудь?

— Это не ответ на мой вопрос. Она вам что-нибудь рассказала?

— Уверен, что не смогу вспомнить. Мы о многом разговаривали. Вы знаете, как это бывает, когда вы остаетесь вдвоем с девушкой в течение нескольких дней.

— И ночей, — добавил он.

Он сжал свою нижнюю губу большим и указательным пальцами, оттянул ее, потом освободил. Немного погодя сказал:

— Вы странный парень.

— А сейчас в чем дело? В чем я опять промахнулся?

Он сказал:

— Как только Билл рассказал мне о вашей версии, я отправился туда и обыскал помещение дюйм за дюймом. Мы облазили лестницу, ступенька за ступенькой. Мы обнаружили на них кровь, капли крови.

— Неужели?

— Этот факт вдребезги разбивает алиби Эндикотта.

— Вы его допросили?

— Нет. Он сбежал.

— В самом деле?

— Да. Ночью он вместе с вами отправился в Рино, и больше его никто нигде не видел.

— Разве он не улетел в Сан-Франциско?

— Нет.

— А что говорит А. Уайтвелл?

— Уайтвелл… произносит речи. Я разговаривал с ним по телефону. У него сейчас… ревизоры.

Я заметил:,

— Все это весьма интересно, но я бы не советовал вам заставлять ждать Берту Кул. Она способна на внезапные и непредсказуемые действия.

Начальник полиции со вздохом поднялся на ноги.

— Вы можете сообщить нам, на какие улики вы опирались в своей версии? Это очень помогло бы делу.

— Ваша работа — это ваша работа. Мне жаль, но моя версия — это только моя версия.

— Все-таки у вас же была какая-то зацепка…

— Я не понимаю, зачем она мне… Я только делал, как мне показалось, вполне логически справедливые выводы из имеющихся фактов. Из того, что тело обнаружено в определенном месте, вовсе не следует, что преступление было совершено именно там.

— Когда вы покидаете Лас-Вегас? — вдруг спросил меня Ластер.

— Как только смогу сесть на самолет. Я не собираюсь беседовать с репортерами. И что до моего мнения, то это вы, а не я, раскрыли преступление.

Ластер отвел взгляд и пробормотал:

— О, мне на это наплевать, кто и как его раскрыл.

— Что ж, я просто информировал вас о своем мнении на случай, если вам не будет наплевать.

Глава 18

Телефон у меня звонил еще минуты две после первого сигнала. Я поднял трубку. На проводе — Берта.

— Ты проснулся, дружок?

— Теперь да.

— Берта не хотела тебя беспокоить.

—. В чем дело?

— Позвонил мистер Уайтвелл, А. Уайтвелл. У него недостача, по-видимому, около сорока тысяч долларов.

— Жаль.

— Он попросил меня встретиться с ним в нашей конторе в восемь часов, чтобы он смог полностью рассчитаться за работу агентства.

— Почему так рано?

— Он собирается в Сан-Франциско десятичасовым рейсом.

— Понятно.

— И я решила позвонить тебе, чтобы удостовериться, что у меня записаны все твои издержки — поездка в Рино и прочие мелкие расходы.

— Я составил отчет по пунктам, вложил его в конверт и оставил у тебя на столе у зеркала. Там ты его найдешь.

— Значит, все в порядке.

— Если во мне возникнет нужда, я буду, как всегда, в «Золотом гербе»: Я иду туда завтракать.

— Отлично, дружок.

— Ты уже позавтракала?

— В настоящее время на завтрак я пью только фруктовый сок. Похоже, ко мне никак не вернется мой аппетит.

— Ладно. Я приду в контору после завтрака.

Я принял душ, побрился, не спеша оделся и отправился в «Золотой герб».

Заведующая кафе выглядела как-то странно на этот раз, будто была не в себе.

- Доброе утро, — поздоровался я с ней, проходя в заднюю комнату и усаживаясь за свой любимый столик.

Подошла официантка принять заказ.

— Яичницу с ветчиной, — сказал я. — А что случилось с мадам?

Официантка рассмеялась:

— У нее приступ. Не беспокойтесь, она вам сама об этом расскажет. Томатный сок?

— Двойной томатный сок с капелькой соевой приправы. Ко мне может заглянуть Берта Кул. Если она заглянет…

— Ладно, я скажу ей, что вы здесь. Я… О, вот и она сама!

Я поднял глаза: Берта Кул собственной персоной промаршировала по залу, сверкая глазами, с упрямой бульдожьей складкой на подбородке.

Я, выполняя обязанности хозяина, усадил ее за свой столик, напротив себя.

Берта испустила вздох, который, казалось, шел из самой глубины души. Улыбнулась официантке и объявила:

— У меня чертовски дурное настроение, когда желудок пуст. Возникает желание оторвать кому-нибудь голову. Принесите мне двойную порцию овсянки, яичницу с ветчиной, большую чашку кофе… и чтоб было много сливок.

— Хорошо, миссис Кул.

Официантка бесшумно удалилась.

— Поздравляю!

— С чем?

— Кажется, к тебе вернулся аппетит.

Она фыркнула:

— Этот старый дурак…

— Кто это?

^ — Артур Уайтвелл.

— Что он сделал?

— Пытался меня купить своими баснями насчет моей привлекательности. Ну, хорошо, хорошо. — Она увидела, как я поднял брови. — Я не возражала. В сущности, ты прав, я слегка этим упивалась… пока все было в порядке дружеского общения, но когда чертов идиот сделал попытку умаслить меня, чтобы добиться снижения расценок, я его раскусила окончательно… Дружок, наверное, я слегка сглупила. Женщине нравится слушать подобные басни, и, если бы к этому не примешались деловые отношения, возможно, я никогда бы не поняла, какой он лицемер.

— Ты получила все деньги, до цента? — поинтересовался я.

— Еще бы! — отозвалась Берта, сверкая глазами.

Официантка принесла мне томатный сок. Я выпил,

и пока ждал заказа, выудил из кармана пару медяков и направился к игральному автомату.

Заведующая устремилась ко мне.

— Прочь, прочь! — закричала она. — Он сломан.

— Что с ним случилось?

— Не знаю, но тут зашли мужчина с девушкой и поиграли на нем с час назад и в течение пяти минут сорвали три раза золотой приз. Только подумайте. Три золотых приза, не считая дождя из медяков, который они вычерпали из машины. Что-то с ней не в порядке.

— Что заставляет вас думать, что с машиной что-то не в порядке? Вы всегда рассказывали мне о том, как люди заходят и выигрывают…

— Ну, это совсем другое дело. Я позвонила в бюро обслуживания, чтобы прислали мастера. А вы держитесь от машины подальше.

Я вернулся за свой столик.

— Что там такое? — спросила Берта.

— Ничего, только мне, вероятно, сегодня доставят мою машину.

— О, ее уже доставили, — сказала Берта. — Я забыла тебе об этом сказать. Служитель на стоянке сообщил, что какая-то девушка оставила для тебя машину. Какой-то страшный драндулет, дружок.

Я промолчал.

Официантка принесла наш заказ и стала раскладывать на столе тарелки.

Правду сказать, я уже не чувствовал себя голодным. Я продолжал вспоминать о завтраках в пустыне и в Рино.

Берта соскребла последнюю каплю желтка со своей тарелки, посмотрела на меня и спросила:

— В чем дело? Почему ты не ешь?

— Не знаю. Расхотелось.

— Чушь! Всегда следует плотно завтракать. Ты не сможешь поддерживать форму, если в желудке не будет пищи. — Она щелкнула пальцами, подзывая официантку: — Принесите мне «Милки Уэй», — распорядилась она и, повернувшись ко мне, сказала: — Я положу его в кошелек на случай, если в десять часов почувствую себя одинокой. Берта перенесла тяжелую болезнь, дружок. Очень тяжелую болезнь.

— Понимаю, — отозвался я, — но теперь ты совершенно здорова, не так ли?

Берта Кул открыла кошелек, достала чек голубоватого оттенка и любовно на него посмотрела.

— Сообщаю всему миру! — воскликнула она. — Берта окончательно вылечилась.

ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА


Глава 1

Большой катер лениво покачивался на волне.

Утреннее солнце золотило верхушки холмов, его лучи падали на маслянистую поверхность безветренного моря и, отражаясь от нее, до боли слепили глаза.

Берта Кул, крепкая и упругая, как моток стальной проволоки, сидела на палубе на складном стуле, уперев ноги в леер и твердо удерживая бамбуковое удилище. Ее серые, алмазного блеска глаза спокойно-настороженно в ожидании первой легкой поклевки устремлены на леску — туда, где она входила в воду.

Берта полезла в карман свитера, вытащила сигарету, поднесла ее ко рту. Не отводя глаз от лески, спросила:

— Спички есть?

Я прислонил свою удочку к лееру, удерживая ее между колен, зажег спичку, прикрывая пламя ладонями, и потянулся с огоньком к Берте.

— Спасибо, — бросила она и глубоко затянулась.

Из-за болезни Берта похудела фунтов на двадцать.

Когда силы вернулись к ней, она стала заниматься спиннингом. Спорт на свежем воздухе сделал ее крепкой и загорелой. И хотя она все еще тянула на сто шестьдесят с гаком, — но теперь — сплошные мускулы.

Мужчина, сидевший справа от нее, — грузный, большой, он и дышал с хрипотцой, — поинтересовался:

— Как идут дела?

— Ничего, идут, — ответил я.

— И давно вы здесь сидите?

— Да.

— Поймали что-нибудь?

— Кое-что.

Некоторое время мы удили в молчании, затем он сказал:

— Не важно, поймаю я что-нибудь или нет. Но это счастье побыть там, где можно расслабиться, подышать соленым воздухом, уйти от адского шума цивилизации.

— Согласен, — кивнул я.

— По мне, звонок телефона звучит как взрыв бомбы. — Мужчина рассмеялся почти виновато и повернулся ко мне: — Вчера, только вчера я, знаете ли, наблюдал за телефонным аппаратом примерно так, как сейчас смотрит на удочку ваша… Извините, эта миссис — ваша жена?

— Нет.

— Я решил сперва, что она — ваша матушка. Но потом подумал, что в наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. Во всяком случае, она наблюдает за леской, как я за телефоном, — будто гипнотизируя, стараясь что-то внушить.

— Адвокат? — спросил я.

— Врач.

Помолчав, он добавил:

— Вот так и бывает с нами, врачами. Мы так заняты здоровьем других людей, что пренебрегаем своим собственным. Врачевание, знаете ли, тяжелая, непрерывная и однообразная работа. Операции по утрам, затем телефонные звонки в больницу. Присутствие — каждый день. По вечерам визиты, и обязательно по вечерам. Люди весь день носят с собой свою боль, а потом, когда уляжешься поудобней в кровати, непременно позвонят и попросят приехать.

— В отпуске? — спросил я доктора.

— Нет, просто улизнул. Пытаюсь делать это каждую среду. — Доктор поколебался, прежде чем доверительно сообщить: — Я должен так поступать… По предписанию моего врача.

Я взглянул на этого очень тучного мужчину. Веки у него заметно припухшие. Казалось, если он сейчас закроет глаза, то открыть их ему будет трудно. Кожа бледная. Было в нем нечто, что заставляло вспомнить о тесте, которое вот-вот взойдет на дрожжах и вылезет из кастрюли.

— Ваша подруга выглядит отлично.

— Да… Она мой босс.

— О!

Может быть, Берта Кул прислушивалась к нашему разговору, возможно, и нет. Ее глаза оставались прикованными к леске, словно у кошки, наблюдавшей за крысиной норой. Когда Берта чего-нибудь хотела, ее желание ясно прочитывалось на лице. Сейчас она хотела поймать рыбу.

— Вы сказали, вы работаете у нее?

— Да.

Доктор был, видимо, озадачен.

— Она возглавляет детективное агентство, — объяснил я. — «Б.Кул. Конфиденциальные расследования». Мы взяли выходной — между делами.

— Ах вот как.

Взгляд Берты стал еще настороженней. Она слегка наклонилась вперед, замершая, выжидающая.

Кончик ее удилища согнулся. Берта стиснула правой рукой ручку катушки. Драгоценности ослепительно сверкали в утреннем свете. Удилище снова напряглось, прогнулось, леска заметалась в воде.

— Смотай живо свою леску, — приказала Берта. — Освободи место для подсечки.

Я начал было сматывать свою леску, но что-то сильно дернуло за нее, словно пытаясь вырвать удилище из моих рук. Леска со свистом ушла под воду.

— О, превосходно! — воскликнул доктор. — Я ухожу с дороги.

Он поднялся, но тут и его удилище согнулось почти пополам. Его веки затрепетали. Лицо исказилось возбуждением.

Я пытался удержать свое удилище. Берта воскликнула:

— Сматывай катушку. Ну же, тяни!

В зеленой глуби воды я уловил серебристые отблески: рыба металась, сопротивляясь леске.

Берта напрягла все свои силы. Ее плечи то поднимались, то опускались от усилий. Большая рыбина выскочила из воды, и Берта удачно использовала этот момент, ухитрившись перебросить ее через леер, как бы в продолжение ее броска, рыба ударилась о палубу, шлепнулась, словно кусок сырого мяса, и начала бить хвостом по доскам.

Доктор вытянул свою рыбу.

Моя сорвалась.

Доктор улыбнулся Берте Кул.

— Ваша больше моей, — объявил он.

Берта сказала:

— Ага.

— Скверно, что ваша сорвалась, — . сочувственно обратился ко мне доктор.

— Дональду это все равно, — заметила Берта.

Доктор взглянул на меня с удивлением.

— Я люблю свежий воздух, — сказал я, — физический напряг, чувство праздности. Когда я занимаюсь делом, все это полностью исключено. Время от времени необходимо отдохнуть.

— То же самое бывает и со мной.

Берта посмотрела на доктора скользящим взглядом — с головы до ног.

Из камбуза до нас донесся запах горячих сосисок.

Доктор обратился к Берте:-

— Не хотите ли перекусить?

— Не сейчас. Клев еще не кончился, — отмахнулась она.

Профессиональным движением Берта сняла рыбину с крючка, бросила ее в мешок, насадила новую наживку и вновь забросила спиннинг. Я стоял и наблюдал за Бертой и доктором. Через тридцать секунд она сменила приманку. У доктора хорошо клевало, но рыба сорвалась. А Берта опять вытащила рыбину. Потом повезло доктору: превосходный экземпляр. Берта снова обошла его. На этот раз, правда, она поймала маленькую.

Клев закончился.

— Так как насчет-сосисок? — спросил доктор.

Берта кивнула.

— А вы? — Он повернулся ко мне.

— О’кей.

— Я принесу, — сказал доктор. — Мы должны отметить успех. Вы продолжайте удить, присмотрите только за моим спиннингом.

Солнце поднялось. Горы теперь пылали снизу доверху. Утренний туман рассеялся. Стало видно, как по дороге, вдоль берега, движутся автомобили.

— Кто он такой? — спросила Берта, по-прежнему не сводя глаз с лески.

— Врач, который много и напряженно работает, мало отдыхает. Его собственный доктор предупредил его, что такой режим опасен для жизни… Я думаю, ему что-то нужно от нас.

— Ты, кажется, открыл ему, кто я. Я не ослышалась?

— Нет. Я подумал, что мое сообщение заинтересует его.

— Ладно… И впрямь невозможно предвидеть, где тебя ждет работа… А ему, видно, действительно что-то нужно от нас, это верно.

Доктор вернулся с шестью горячими сосисками на поджаренных булочках, солеными огурцами и горчицей. Одну сосиску он уже почти уничтожил. Крупная рыбья чешуя, приставшая к ладоням, не лишила его аппетита.

Кивнув на меня, доктор сказал Берте:

— Вот уж никогда не принял бы его за детектива. Я представлял себе детективов крупными, здоровыми ребятами.

— Вы бы удивились, получше узнав его. — Берта скользнула по мне взглядом. — Дональд реагирует мгновенно, бьет как молния. Ну и мозги в нашем деле тоже кое-что значат.

Глаза из-под припухших век,' казалось, прощупывали меня. Затем веки опустились,

— Ну, так что у вас на уме? Выкладывайте! вдруг воскликнула Берта.

Он изумился:

— Что? Почему вы решили?.. Ведь я не… — Внезапно плечи его затряслись от смеха. — Ладно, вы выиграли! Я и сам горжусь, что могу поставить диагноз по походке пациента. Правда, мне и в голову не приходило, что кто-то может раскусить и меня. Как вы догадались?

— Вы, собственно, ничего и не скрывали, — заметила Берта. — Как только Дональд сказал вам, кто я… Так в чем дело?

В левой руке доктор держал сосиску. Правой он ухитрился извлечь из заднего кармана брюк коробочку и достать оттуда две визитные карточки.

На визитке значилось: «Доктор Хилтон Деварест. Принимает только по предварительной записи». Подразумевалось: живет в роскошной квартире, в пригороде для богатых, работает в престижной клинике.

Берта щелкнула по карточке ногтем большого пальца, сунула ее в кармашек свитера.

— Все мое предприятие здесь, — заметила она, огладив лоб. — Во всяком случае, та его часть, которая что-то значит. Итак… Я — Берта Кул. Он — Дональд Лэм. Так что вас беспокоит?

— Моя проблема очень проста, — сказал доктор Де-варест. — Меня обокрали. Факты таковы: к моей спальне примыкает комнатушка, где находится разнообразная аппаратура — старые рентгеновские установки, электрическое оборудование, микроскоп под стеклянным колпаком. На неопытного человека все это производит сильное впечатление.

— Вы там работаете? — спросила Берта.

Деварест колыхнулся от смеха. Набрякшие веки опустились и снова поднялись.

— Нет. Это устаревшая аппаратура — хлам, собранный, чтобы ошеломлять посетителей. Когда я умираю от скуки в компании гостей, я укрываюсь в этой своей берлоге под предлогом срочной исследовательской работы. Все мои гости в разное время побывали в лаборатории и были подавлены… ее великолепием.

— Чем же вы там занимаетесь? — спросила Берта.

— Я усаживаюсь в уютное кресло, включаю удобную настольную лампу и… почитываю детективные рассказы.

Берта одобрительно кивнула.

Доктор Деварест продолжал:

— Так вот… В понедельник вечером мы принимали у себя очень скучных гостей. Я скрылся в кабинете. И когда гости разошлись, моя жена поднялась наверх…

— Как относится ваша жена к тому, что вы исчезаете, оставляя ее одну развлекать посетителей?

Доктор Деварест помрачнел.

— Моя жена никогда не устает от гостей, — сказал он. — Она интересуется людьми, и она… тоже думает, что я там работаю.

— Выходит, ваша жена не знает, что обстановка в вашем кабинете — бутафория? — спросила Берта.

Доктор Деварест задумался, подбирая нужные слова.

— Ты не догадалась? — обратился я к Берте. — Весь этот камуфляж устроен главным образом для нее.

Доктор Деварест уставился на меня:

— Почему вы так считаете?

— Потому что вы слишком уж восторгаетесь своей выдумкой, похохатываете всякий раз, когда рассказываете о ней. Впрочем, это не важно. Продолжайте, пожалуйста.

— Проницательный молодой человек, — процедил доктор.

— Я вас предупреждала, — сухо отозвалась Берта. — Так что же произошло в понедельник?

— У моей жены есть драгоценности, а в стену кабинета встроен сейф…

— Такая же рухлядь, как и все остальное? — спросила Берта.

— Напротив, сейф — безупречен, в техническом отношении совершенен.

— Хорошо. И что же дальше?

— Моя жена вручила мне драгоценности и попросила спрятать их в сейф.

— Она часто обращалась с такой просьбой?

— Нет. Жена сильно нервничала в понедельник. У нее было предчувствие, что должно произойти что-то… что-то…

— И произошло?

— Да. Драгоценности украли.

— Еще до того, как вы положили их в сейф?

— Нет, после. Я спрятал их и пошел спать. Около шести часов утра у меня был срочный вызов — прободной аппендицит. Я помчался в клинику и соперировал больного. Затем — обычная рутина, осмотры, процедуры и так далее.

— Где вы храните драгоценности?

— Обычно они находятся в банке. Жена позвонила в полдень и спросила, не заеду ли я домой, чтобы открыть сейф.

— Она не знает шифра?

— Комбинация известна только мне, — уверенно ответил Деварест.

— И что вы предприняли?

— г- Я объявил медсестре, что должен быть дома до двух часов, поручил ей дежурить у телефона и фиксировать срочные вызовы. Я очень торопился, не успел даже перекусить, выпил только несколько чашек кофе. Около часа приехал домой, сразу помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки…

— Где была в это время ваша жена?

— Мы вместе вошли в кабинет.

— И открыли сейф? — спросила Берта.

— Да… Драгоценности исчезли.

— Может быть, пропало еще что-нибудь?

Доктор взглянул на нее с тем же выражением, с каким на рыбалке Берта следила за леской, и бросил отрывисто:

— Нет. Только коробочка с драгоценностями. В сейфе почти ничего не было, кроме старых квитанций, — я храню их на всякий случай. Да, и записи исследований… в области нефрита…

— Можете определить точно, где находилась ваша жена, когда вы открывали сейф?

— Она стояла в дверях.

— Может ли быть, что вы не заперли сейф после того, как положили туда драгоценности? — презол о-жила Берта.

— Нет. Это исключено.

— Я так понимаю, что сейф совершенно исправен?

— Да. Тот, кто открыл его, оказывается, знал комбинацию…

— Каким же образом он мог ее узнать?

— Понятия не имею. Но… мы знаем, кто это мог сделать… вообще, кто мог украсть. Точнее говоря, мы знаем того, кому известно, кто это сделал.

— И кто же это?

— Молодая женщина, секретарша моей жены, мисс Нолл и Старр… Бывают состояния души, когда вы словно не доверяетесобственным ощущениям, — продолжал доктор. — Вы протираете глаза — не во сне ли вам все привиделось?.. Я чувствовал себя точно так, когда открыл сейф. Моя жена, естественно, набросилась на меня с вопросами. Я восстановил все подробности — припомнил, как положил коробочки с драгоценностями в сейф, как набрал комбинацию…

— Какое отношение ко всему этому имеет мисс Старр?

— Моя жена обратилась к мисс Старр и велела ей уведомить полицию о краже.

— И что же дальше?

— Прошел час, полиция не появилась. Моя жена попыталась установить причину задержки. Она позвонила, чтобы вызвать мисс Старр, но… секретарша исчезла. В полицию, как выяснилось, никто не звонил. У Нол-ли оказался целый час, чтобы скрыться.

— А потом?

— Потом пришли полицейские. Они искали отпечатки пальцев и обнаружили, что кто-то открыл сейф, обернув руку в промасленную тряпку. В комнате мисс Старр в пустой банке из-под сливок нашли испачканную тряпку.

— Ту самую? — спросил я.

— Да. Так считала полиция. Тряпка была испачкана ружейным маслом. Его следы были обнаружены и на ручке сейфа. Бутылка с этим маслом, наполовину пустая, оказалась в комнате мисс Старр. Там все свидетельствовало о поспешном бегстве. Нолли не взяла с собой ничего — даже туалетных принадлежностей, включая зубную щетку.

— И полиция не нашла секретаршу? — спросила Берта.

— Пока нет.

— А что вы хотите от нас?

Доктор медлил с ответом, он обозревал океанские дали.

Наконец сказал:

— Если бы я вас не встретил, я, может быть, не стал бы ввязываться в это дело. Но раз уж так Получилось… Разыскав мисс Старр до того, как это сделает полиция, вы могли бы передать ей, что в ее интересах вернуть пропажу. В таком случае сторона, потерпевшая ущерб, сочтет себя удовлетворенной. А вы… вы получите приличный гонорар.

— Хотите сказать, что не станете ее преследовать, если она возвратит драгоценности?

— Да, — сказал доктор. — И даже готов вручить ей некое вознаграждение.

— Какую сумму, например?

— Тысячу долларов.

Доктор стоял на покачивающейся палубе, ожидая реакции Берты. Я знал, что у нее на уме. Молчание затянулось. Но вот прозвучал ее вопрос:

— А сколько получим мы?

Доктор Деварест пригласил меня пообедать в семейном кругу. Я был представлен его жене как частный детектив, который был нанят для того, чтобы — как выразился доктор — «повысить активность расследования, действуя параллельно с полицией».

Его дом подтверждал мое впечатление о хозяине.

Чтобы построить такой дом и обставить его таким образом, нужна была куча денег. Здание в испанском стиле — белая штукатурка, красная черепица, обилие декоративных элементов, умелое использование природных условий. Веранды с чугунными узорчатыми решетками, яркие ковры, огромные окна с зеркальными стеклами, роскошными, тяжелыми портьерами, множеством ванных комнат и помещений для прислуги. Вокруг дома раскинулся сад — фонтаны, золотые рыбки, умело расположенные островки зарослей кактусов… Во всем ухоженность и порядок.

За обедом было слишком много еды — дорогой и изысканной.

Миссис Деварест — дама с двойным подбородком и выпученными глазами — демонстрировала явное пристрастие к спиртному, вкусной еде и бессмысленным замечаниям. Ее звали Колетта.

В доме жили два ее родственника.

Джим Тимли — загорелый молодой человек с темными, коротко остриженными прямыми волосами. Наметившаяся лысина, видимо, портила ему настроение, и, считая главным ее виновником шляпы, Джим привык обходиться без них. Выглядел он неплохо: ясный, открытый взгляд, светло-карие глаза, губы хорошей формы, белозубая улыбка, спортивная выправка. Про занятия спортом говорило и крепкое рукопожатие. Сын покойного брата, Тимли приходился племянником миссис Деварест.

Была там и племянница хозяйки — миссис Надин Крой, мать трехлетней Селмы. Девочка рано поужинала в детской, ее отправили спать, и в тот первый вечер я ее так и не увидел. С матерью же Селмы, дочерью сестры Колетты, — познакомился. Надин, по-видимому, была вполне обеспечена. Женщина без малого тридцати лет, она соблюдала диету и следила за своей фигурой. У нее были большие черные глаза, смотревшие на мир, как мне показалось, с некоторой тревогой. Манеры скромные, сдержанные… Где находится мистер Крой? О нем никто ничего не сказал, а я не задавал никаких вопросов.

Я увидел и дворецкого с деревянной физиономией, увидел и невзрачные лица разных служанок. И прелестную, превосходно сложенную горничную Жанетт. Я установил также, что у миссис Деварест есть шофер, но в тот вечер он отсутствовал, был свободным. Миссис Деварест не могла обходиться без слуг. Мистер Деварест, напротив, не любил прибегать к посторонней помощи. Он любил уединение, которое не часто ему выпадало: пациенты редко оставляли его в покое.

После обеда Колетта вручила мужу список вызовов из клиники. Доктор пригласил меня подняться вместе с ним в кабинет.

Кабинет выглядел в точности так, как его на катере описал нам доктор. Я уселся на стул, возле которого высился какой-то внушающий невольный трепет аппарат. Деварест устроился в своем любимом кресле, пододвинул к себе телефон, просмотрел список вызовов, откинувшись на спинку, предложил:

— Откройте дверцу электрокардиографа, Лэм.

— Где этот… кардиограф?

— Справа от вас.

Я открыл дверцу. Внутри не было никаких проводов. Там стояли две бутылки виски, несколько стаканов и сифон с содовой.

— Налейте себе, — сказал доктор.

— А вам?

— Я не могу. Мне придется еще кое-куда поехать.

Я налил себе немного. Это была самая дорогая марка шотландского виски.

Деварест принялся звонить по телефону. В разговорах с пациентами он был внимательным и тактичным, спокойно выслушивая про всевозможные симптомы, давая советы, обещая позвонить в аптеку, раздобыть необходимое лекарство. У доктора, понятное дело, богатая клиентура, все стремятся проконсультироваться именно у него… Двум собеседникам он обещал приехать.

— Вот так это делается, — усмехнулся Деварест, покончив со звонками и отодвинув от себя телефон. — Поеду. Буду отсутствовать около часа. Хотите подождать здесь или поедете со мной?

— Я останусь здесь.

— Осмотритесь, жена поможет вам.

— Эти два вызова, — спросил я, — действительно серьезны?

Деварест состроил гримасу.

— Ничего срочного! Однако постоянные клиенты требуют внимания. Чертовы невротики, знаете ли, которым за пятьдесят. Они засиживаются за полночь, играют в бридж, объедаются, пьют слишком много. Скверный образ жизни, избыточный вес, никаких физических упражнений — при таком сочетании невозможно избежать болезней.

— Но у них серьезные заболевания?

— Бывают и серьезные. Высокое давление, тромбы, сердечная недостаточность, почки, которые отказываются выполнять свои функции… Им, знаете ли, не приходит в голову, что они сами отвечают за состояние своего здоровья. Когда у моих пациентов выходит из строя автомобиль, они тотчас вызывают механика, чтобы тот пришел и отремонтировал машину. Когда у них что-нибудь болит, приглашают меня — механика телесных машин, так сказать.

— И что вы предпринимаете? Прописываете им диету?

— Ни в коем случае! Назначь я диету, — они завтра же предпочтут другого врача. Клиенты хотят, чтобы я их вылечил без всяких усилий с их стороны. А как это сделать, черт побери, когда у них на неделе несколько торжественных обедов с толпой гостей и кучей блюд! Я сам не могу этими обедами пренебречь, а мои пациенты и не хотят… Нет, Лэм, я лечу симптомы, выписываю снотворное, рекомендую подольше полежать в постели, особенно если в такой день предстоит вечеринка у миссис, как там ее зовут… Черт возьми! Зачем я вам все это рассказываю?

— Просто мне хотелось бы лучше представлять себе вашу жизнь.

— Употребите вашу любознательность на то, чтобы найти мисс Старр, — отрезал доктор. — А я сосредоточусь на медицинской практике.

Когда он взялся за ручку двери, я сказал:

— Никаких драгоценностей у мисс Старр нет. Я знаю, у кого они.

— У кого?

— У вас.

Деварест был ошарашен.

— У меня? — воскликнул он.

— Вот именно!

— Вы спятили!

— Нет, — сказал я. — История с сейфом неправдоподобна. Драгоценности не могли быть украдены так, как вы это изобразили. Вы дали полиции их описание.: Драгоценности будут вам возвращены, если их найдут. А тысяча долларов — слишком большое вознаграждение, и вы слишком легко назвали эту цифру,

— Но зачем, знаете ли, мне это понадобилось?

— Моя догадка: в сейфе лежало что-то ценное для вас. Вы обнаружили его пропажу, решили установить вора. Прибегнуть к обычным средствам — пока не знаю почему — вы не могли. Но я знаю, вы уговорили жену отдать вам драгоценности. Из банка они перешли в сейф, но затем вы извлекли их оттуда и на следующий день обратились в полицию. Так вы оказали давление на того, кто взял необходимую для вас вещь. Нолли Старр не выдержала этого давления. Она разгадала ваш замысел, поняла, что вы подстроили кражу, и улизнула. Вы пришли к выводу, что узнали то, что хотели, и теперь стремитесь поговорить с мисс Старр.

Деварест плотно затворил дверь и стал медленно приближаться ко мне. Он бы ударил меня без малейших угрызений совести, если бы дал себе волю. Но в последний момент сдержался, остановился в двух шагах от меня. Выпалил:

— Какая чушь!

— В конце концов, — возразил я, — я здесь для того, чтобы действовать в ваших интересах. Но нельзя помочь пациенту, если он лжет. Я не смогу помочь вам, если вы не скажете мне правду. Ведь не драгоценности вы хотите получить от мисс Старр, не так ли?

— Все это вздор, — оборвал меня Деварест. — г Найдите мисс Старр и верните драгоценности. Не нужно лишних рассуждений — занимайтесь своим делом. — Он взглянул на часы. — Я должен идти, — сказал он более спокойным тоном. — Мне еще нужно заехать в аптеку, купить лекарства. Оставайтесь в кабинете. Здесь есть кое-что интересное для чтения. Я постараюсь не задержаться.

— А где книги?

— С левой стороны от кресла.

Деварест кивком указал на некое загадочное устройство.

— Устройтесь поудобнее, включайте лампу и читайте.

— Когда вы вернетесь?

Он снова взглянул на часы.

— В девять, самое позднее — в девять тридцать… И не делайте поспешных выводов, Лэм.

Глава 2

Весной и поздней осенью на Южную Калифорнию обрушивается сильный ураган, который именуется «сайта нас». Иногда его называют «Санта Анас». В течение нескольких часов перед началом бури небо бывает особенно чистым. Можно с поразительной ясностью видеть тогда детали даже отдаленных предметов. Воздух постепенно сгущается и как бы застывает. В одежде скапливается электричество. Воцаряется неестественная тишина.

Затем внезапно с северо-востока на побережье врывается мощный порыв ветра, поднимаются столбы песка и пыли. Песок обжигает губы, хрустит на зубах, проникает под одежду. Пот мгновенно испаряется с поверхности тела, и горячая сухая кожа покрывается пылью.

Ураган бушует обычно три дня и три ночи. Даже в тех местах, что, казалось бы, полностью отгорожены от серверо-восточного ветра, духота и зной устанавливаются непереносимые. У всех сдают нервы. Люди становятся вялыми, безразличными ко всему на свете…

Я сидел в кабинете доктора Девареста. Пытался думать. Вскоре духота сделалась нестерпимой, и мне показалось, что все окна в комнате закрыты. Я вышел на балкон. Одного взгляда на усыпанное Звездами небо было достаточно, чтобы ощутить приближение урагана. Звезды сияли с ослепительной яркостью, и небеса ка<-зались заполненными этим сиянием до отказа. Раскаленный воздух надвигался плотной стеной.

Я вернулся в кабинет, выбрал несколько книг, приспособил для чтения настольную лампу.

Я покончил с третьей главой книги, когда ударил первый порыв ветра. Дом содрогнулся. До меня доносились топот бегущих людей, визг затворяющихся дверей, стук оконных рам. Окна кабинета выходили на юг, сама комната расположена в западном крыле здания, поэтому ветер не задувал сюда. Но окна все равно мне вскоре пришлось закрыть из-за туч пыли.

Я снова попытался сосредоточиться на книге. Как многие профессионалы, перегруженные работой, доктор Деварест отдавал предпочтение мистике, детективам, таинственным историям. Книга уже увлекла меня, но — скрипнула половица.

Во время урагана нервы на пределе: от неожиданности я уронил книгу и поспешно обернулся.

Это была Надин Крой. Она улыбнулась, увидев, как я подпрыгнул в кресле. Но тревога в ее взгляде не исчезла.

— Вы будете ждать доктора?

— Да. — Я посмотрел на часы — было без двадцати одиннадцать. — Доктор заверил меня, что вернется не позже половины десятого.

— Я знаю. Он не всегда пунктуален, когда у него срочные вызовы. Миссис Деварест думает, что, возможно, вам удобнее прийти утром.

— Я причиню какие-нибудь неудобства семье, если подожду в кабинете? — осведомился Я.

— Мы можем устроить вас здесь, если вы действительно уверены, что доктор хочет встречи с вами.

— Не знаю, чего он хочет. Но знаю, чего я хочу. Я должен начать работать и намерен получить информацию. Дождусь его.

— А я не могла бы вам помочь? — спросила Надин.

Я не был в этом уверен. Надин догадалась о моих сомнениях. Она плотно притворила дверь.

— Присядьте, мистер Лэм. Давайте выложим наши карты на стол. Постараемся лучше понять друг друга.

Я сел. Тревога не покидала Надин. Она чего-то опасалась, но чего? Возможно, такое впечатление создавалось у меня из-за того, что ее глаза выглядели слишком большими для ее лица?

— Я сожалею, что доктор Деварест пригласил вас, — сказала Надин.

На это я не отреагировал.

— Потому что, — продолжала она после небольшой паузы, — я знаю, за чем вы охотитесь.

— Драгоценности… — пробормотал я.

— Драгоценности! — повторила Надин с пренебрежительной интонацией. — Вы разыскиваете вещи, которые он хранил в своем сейфе.

— Тогда вам известно больше, чем мне, — сказал я.

И увидел, как Надин опустила ресницы. Она словно обдумывала вероятность такого предположения.

— Нет, не больше… Но доктору Деваресту следовало бы ввести вас в курс дела по-настоящему. Он хочет, чтобы вы вернули ему то, что хранилось в сейфе, а содержимое сейфа он скрывает. И от меня тоже.

Я молчал.

— Вы не очень-то разговорчивы, — заметила Надин.

— Пока что не о чем говорить.

— Вы могли бы сказать мне, по крайней мере, был ли мой дядя откровенен, с вами.

— Это вы должны обсудить с ним.

— Вы разузнали что-нибудь о мисс Старр?

— Для этого я и сижу здесь.

— Зачем вы сидите здесь? — переспросила Надин.

— Жду доктора, чтобы он разрешил мне осмотреть комнату мисс Старр. Ну… оставленные ею вещи, например.

— Полиция там уже побывала.

— Я хочу посмотреть сам.

— Не возражаете, если покажу вам ее комнату?

— Почему бы и нет?

— Не знаю. Вы держитесь отчужденно, словно вас специально предупредили, чтобы не разговаривали со мной. Или вы меня в чем-то подозреваете?

Я улыбнулся.

— Нет улик — нет и подозрений. Никакими уликами я пока не располагаю.

— Пойдемте со мной.

Я оставил на маленьком курительном столике у кресла раскрытую книгу и последовал за Надин Крой. Мы пересекли спальню доктора Девареста, прошли по длинному коридору, спустились вниз по лестнице и очутились в удаленном от центральной части дома крыле. Надин отворила какую-то дверь и пригласила войти в комнату.

Обставлена она была дешевой мебелью, но выглядела опрятно и достаточно комфортно. Белая эмалированная кровать, туалетный столик с большим зеркалом, несколько громоздкое бюро, комод, шкаф, умывальник с аптечкой над ним, одно довольно ветхое кожаное кресло, три стула с прямыми спинками, тумбочка, а на ней — настольная лампа и будильник… Все нужное, все удобное. Вот только пронзительно-металлические звуки, издаваемые будильником, могли довести до исступления: клик-клак, клик-клак, клик-клак…

— Кто завел часы? — спросил я.

— Часы?

— Ну да. Мисс Старр исчезла вчера?

— Да, вчера, в полдень.

— Эти часы заводят каждые двадцать четыре часа, разве не так?

— Не знаю. Кажется, так.

— Значит, даже если бы она завела их вчера утром, они должны были бы уже остановиться.

Надин сказала рассеянно:

— Не знаю. Здесь были полицейские. Должно быть, они завели часы…

Я взял будильник. Стрелка звонка была поставлена на четверть седьмого.

— Хотите здесь покопаться? — спросила Надин. — Да.

Миссис Крой, по-видимому, сомневалась в том, можно ли оставить меня одного, и разрешила свои сомнения, опустившись в кресло и наблюдая за тем, как я рылся в шкафу и ящиках.

— Полиция… везде все смотрела, — напомнила она.

— Понятно. Но я ищу то, что полиция прозевала.

— Например?

Я показал ей пару женских шоферских перчаток из свиной кожи.

— И что в них особенного?

Я направил на перчатки свет настольной лампы.

— Замечаете что-нибудь?

— Нет.

Я вытащил свой носовой платок, обмотал его вокруг указательного пальца и провел им по перчаткам. На платке осталось пятно грязи. Показал его Надин Крой.

Она нахмурилась.

— Это графитная смазка, — пояснил я. — Встречается не так часто, как обычная грязь. Это ее перчатки?

— Не знаю, наверное, ее.

— Можете объяснить, как попала графитная смазка на перчатки мисс Старр?

— Нет.

— Она свежая, видите? В последние несколько дней секретарь миссис Деварест возилась с какой-то машиной.

— Да? — отозвалась миссис Крой: ироническая интонация вопроса подтвердила, что Надин не отнеслась к моему открытию как к чему-то серьезному.

— У мисс Старр была машина?

• — Нет. Она брала такси, когда уезжала в город на выходные. А если мисс Старр отправлялась по поручениям тети Колетты, ее отвозил шофер.

— В шкафу есть шорты и теннисные туфли, — сообщил я. — И носки, пахнущие резиной.

Надин усмехнулась:

— Мисс Старр увлекалась спортом. Она любит теннис и пользуется каждым удобным случаем, чтобы поиграть… Шофера просто заставляют играть с ней…

— У нее, оказывается, находится время для тенниса?

— По утрам.

— Когда же она начинает работу?

— Мы завтракаем в восемь часов. И сразу же после завтрака она приносит почту. Тетя Колетта вскрывает конверты, попивая кофе, диктует ответы.

— Понятно, почему будильник поставлен на шесть пятнадцать. Значит, теннис — это до завтрака.

Миссис Крой внезапно как бы пробудилась к жизни. В ее глазах вспыхнул интерес..

— А вы неплохо соображаете, мистер Л эм.

Я промолчал. Что это, бпять ирония?

В это время я рылся в аптечке, передвигая бутылочки с микстурами, различные баночки и тюбики.

— Это ее зубная щетка?

Надин снова рассмеялась:

— Как я могу опознать зубную щетку? Это просто зубная щетка. Какая разница — принадлежит она мисс Старр или нет?

— Если мисс Старр оставила свою зубную щетку, значит, она очень торопилась.

— Это бесспорно, она очень спешила, могу подтвердить.

Засунув руки в карманы и прислонившись к бюро, я разглядывал крашеный пол.

— Ну как? — поинтересовалась Надин. — Обнаружилось что-нибудь? Ах, я верю, мистер Лэм, что вы опытный детектив, но и вы должны признать, что полицейские тоже не лишены известных профессиональных навыков. Комнату мисс Старр тщательно обыскали. Все улики, которые здесь были, уже взяты на заметку.

— Что вы скажете об уликах, которых здесь не было? — спросил я.

— Загадочный вопрос!

Я пропустил ее реплику мимо ушей. Любопытство заставило Надин спросить:

— Надеюсь, я вас не обидела? Что вы хотели сказать?

— Когда?

— Минуту назад, когда говорили об уликах, котррых «здесь не было».

— Я имел в виду предмет, которого здесь нет, но который мог бы стать уликой.

— И что же это такое?

— Теннисная ракетка.

— Не по-ни-ма-ю…

Я развел руками.

— Очевидно, мисс Старр ушла, не заходя к себе в комнату. По утрам она играет в теннис. И вчера, очевидно, тоже играла. Для тенниса нужна ракетка. Вместе с теннисными мячами ракетка хранится в чехле на «молнии», правильно? Так вот, здесь нет ракетки.

— Вы уверены? — Миссис Крой растерялась. — Но у нее есть теннисная ракетка. Я знаю.

— Так где же она?

— Не представляю себе… Все это, конечно, странно.

Мы замолчали. Я слышал тиканье будильника, его металлическое клик-клак, завывание ветра, шуршание пальмовых листьев за окном. Где-то на уровне подсознания я ощущал некий ритм колебаний, которые требовали внимания, хотя я был так поглощен отыскиванием улик, что почти не замечал их. Вскоре, однако, мне пришлось насторожиться. Я уловил упорный гудя-ще-скрежещущий звук, вроде как у большого холодильника. Но в отличие от шума, издаваемого холодильником, ритмичное гудение не прерывалось…

— Кухня отсюда близко? — спросил я у Надин.

— Довольно близко.

— Не оставил ли кто-нибудь открытой дверцу холодильника?

— Не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Слышите? Это звук работающего мотора. Он не прекращается.

Надин прислушалась, закусила губу.

— Пойдемте проверим.

Мы прошли коридор, миновали кладовку, заглянули на кухню, которая сверкала белой эмалью и была набита электрическим оборудованием. Рядом с раковиной стоял огромный холодильник. Дверь была закрыта. Мотор молчал. В кухне ничего не было слышно.

— Вернемся и послушаем снова, — предложил я.

Мы повернули назад, и когда очутились в коридоре, который проходил мимо комнат, где ночевали слуги, опять послышалось гудение.

— Где у вас гараж?

Надин показала в конец коридора.

— Здесь можно пройти?

— Да, в конце коридора есть дверь.

Мы почти бежали. Надин повсюду включала свет. Она отворила дверь в мастерскую, где стояли контейнеры с запчастями, покрышки, ящики с инструментами. Звук работающего мотора был слышен отсюда так же хорошо, как и из спальни мисс Старр. Надин толкнула другую дверь, она вела в гараж. Раскаленный воздух копотью ударил нам в лицо. Я отскочил, сделал глубокий вдох и устремился вперед. Извне опускающиеся двери гаража были снабжены противовесом, который удерживал их на месте, запирая помещение. Я поднял одну дверь перед самой машиной с уже заведенным мотором. Это был легкий двухместный автомобиль с помятым крылом, замызганным кузовом (машину, видно, часто оставляли под открытым небом) и вовсю работающим мотором.

Порыв ветра сдул копоть с машины. Отступив назад, я споткнулся — о тело доктора Девареста.

Я схватил его под мышки и потащил было на воздух (Надин Крой помогала мне), но взглянув на доктора, я сразу понял, что бесполезно что-либо предпринимать. Я видел и прежде этот мертвенно-красный цвет на лицах людей, погибших от асфиксии[13]. Доктор Дева-рест отравился выхлопными газами и задохнулся в закрытом помещении своего гаража.

Глава 3

Дом доктора Девареста соседствовал с богатыми особняками. Когда взвыли сирены первых подъехавших полицейских автомобилей, окна в этих особняках засветились, там замаячили людские силуэты. Машины все прибывали, и люди стали отходить от окон. Опускались тяжелые шторы, отгораживая жильцов от внешнего мира. Соседи решительно не желали знать, что происходило за пределами их спален и гостиных. Даже мелкая кража выбивала их из колеи. А процессия полицейских машин… о, это для владельцев особняков просто кошмар!

Прибыли репортеры, вспыхнули блицы фотокамер. Полиция разогнала кучу любопытных, собравшихся возле гаража. Доставили аппарат искусственного дыхания. Появился следователь. Он внимательно осмотрел авто-: машину Девареста.

Капот ее был поднят, видно, кто-то копался в моторе. На правой руке доктора Девареста было обнаружено пятно темной смазки. Гаечный ключ торчал из левого кармана пиджака покойного. Мешок с хирургическими инструментами почему-то валялся на полу возле тела. Бензобак был наполнен примерно на четверть.

Выяснилось, что никто не слышал, как доктор Дева-рест въехал в свой гараж, и теперь нельзя было установить, сколько времени он там пролежал.

Меня попросили как можно точнее воспроизвести положение, в котором находилось тело, когда я нашел его. Следователь открыл багажник, занялся его содержимым. Через несколько минут он извлек оттуда две зачехленные теннисные ракетки.

Я взглянул на миссис Крой и сощурил правый глаз, призывая ее к молчанию.

Потом следователь стал осматривать ракетки, вытащенные из чехлов. Было ясно, что ими пользовались. Одна — весом около пятнадцати унций, с плотной тяжелой ручкой, — принадлежала, по-видимому, мужчине. Вторая — легкая и изящная — годилась для женщины.

По выражению лица следователя я догадался, что он ничего не смыслит в теннисе. Помахав ракетками, следователь упрятал их в чехлы и снова сунул в багажник.

Покончив с багажником, стал осматривать салон. На сиденье валялась пара дорогих шоферских перчаток из свиной кожи.

— Кто-нибудь может их опознать? — спросил следователь.

— Это перчатки доктора Девареста, — ответила миссис Крой.

— Он всегда водил машину в перчатках?

— Да.

— Ага! — удовлетворенно сказал следователь.

Он потрогал выдвижной ящик на панели. Тот был заперт.

— А где ключ?

— Ключ в замке зажигания, видите, торчит, — сказала миссис Крой. — Может, он подойдет и к ящику?

Следователь что-то пробурчал. Но ключ действительно подошел, дверца ящичка открылась, автоматически включив лампочку. В ящичке оказались коробочки, в которых обычно хранят драгоценности.

Следователь открыл одну, в ней ничего не было.

Возглас изумления сорвался с губ миссис Крой. Следователь быстро повернулся к ней:

— В чем дело?

— Они, они все пустые?

— Кажется, все, — ответил следователь, открывая одну коробочку за другой. — Впрочем, подождите-ка, вот тут что-то есть. — И он показал кольцо с крупным изумрудом в обрамлении маленьких бриллиантов. Следователь обратился опять к миссис Крой: — Как это попало сюда?

Надин уже полностью овладела собой.

— Эти коробочки очень похожи на те, в которых тетя Колетта, миссис Деварест, хранит свои драгоценности. Кольцо, которое у вас на ладони, принадлежит ей. Я в этом убеждена.

— Но как они очутились здесь?

— Этого я вам объяснить не могу.

— Слушай, Джо, — вмешался один из полицейских, — у нас есть докладная. Там говорится о пропавших драгоценностях… ну, тех, что лежали в сейфе. В том самом, что был взломан в понедельник или во вторник. У нас есть даже описание того, что пропало. Подожди… — Полицейский детектив вытащил из кармана блокнот, перелистал странички и объявил: — Вот, пожалуйста: «Кольцо с квадратным изумрудом в три карата, а вокруг восемь бриллиантов…»

— Это самое, квадратное, и есть, — подтвердил следователь.

Полицейский повторил вопрос следователя:

— Откуда здесь все это?

— Я не знаю, — сказала миссис Крой.

— Разберемся.

Полицейский обратил на меня внимание:

— Вы частный детектив?

— Да.

— Что привело вас сюда?

— Меня нанял доктор Деварест. Я ждал его возвращения. Он хотел, чтобы я изучил некоторые версии, возникшие в связи с делом по ограблению сейфа.

— Какие же это версии?

— Он должен был мне сказать, но не успел.

— Что ж… Побеседуем с миссис Деварест, — предложил полицейский детектив.

— Давай, — согласился следователь. — Позволь мне только закончить то, что надо, здесь… Ваша фамилия, кажется, Лэм?

— Правильно.

— Так где находилось тело?

— Я уже вам показал.

— Этого мало… У кого-нибудь есть мел?

Мелом никто не запасся. Но следователь открыл чемоданчик, в котором были предметы на все случаи жизни. Нашелся и кусочек мела.

— Нужен небольшой чертеж, — сказал следователь. — Нарисуйте, где лежало тело. Отметьте положение головы, рук и ног.

Я взял мел и опустился на корточки. Из этого положения вдруг заметил лицо человека, возникшего у приоткрытой двери, той, которая вела в гараж из мастерской. Смуглое, красивое лицо с крупным, чувственным ртом. Человек секунду-другую с живым интересом понаблюдал за мной, за тем, что я делаю.

— Не нужно было передвигать труп до прибытия полиции, — резко сказал следователь, когда я закончил вычерчивать контур.

— Я не знал, что это труп, пока не передвинул его.

Следователь отобрал у меня мел, спрятал его в чемоданчик и распорядился:

— Ничего не трогать! К автомобилю не прикасаться. У всех присутствующих будут взяты отпечатки пальцев… Ясно? Надо проверить, не совпадают ли они с теми, которые оставлены на коробочках с драгоценностями.

Потом мы встретимся с миссис Деварест. Вы оба, — он кивнул мне и Надин, — пойдете с нами.

У нас взяли отпечатки пальцев. Когда я оглянулся, человек у двери исчез.

Миссис Деварест находилась в своей спальне. Горничная предупредила нас о том, что хозяйку навестил доктор Гелдерфилд, друг покойного и постоянный врач его жены. Когда миссис Деварест плохо себя чувствовала, всегда вызывали доктора Гелдерфилда. Словоохотливая горничная объяснила, что врачи не любят лечить членов собственной семьи. Больного отца Гелдерфилда пользует доктор Деварест, а доктор Гелдерфилд печется о здоровье миссис Деварест.

Гелдерфилд оказался высоким, худым человеком с крупной, выдвинутой вперед челюстью, решительными манерами и отрывистой речью. Выслушав следователя, он изрек:

— Миссис Деварест сейчас нельзя беспокоить. Она в состоянии шока. Ей только что сделали инъекцию. Можно, пожалуй, предъявить ей для опознания кольцо, но это все!

Следователь и детектив из полиции вошли в спальню. Доктор последовал за ними. Меня и миссис Крой туда не позвали»

Надин взглянула на меня.

— Ну, и как вы относитесь ко всему этому?

— К чему?

— К коробочкам из-под драгоценностей, которые были обнаружены в ящичке для перчаток.

— Можно выдвинуть разные предположения.

— Например?

— Ну, например, такое: один из вызовов был спровоцирован тем, кто украл драгоценности. Доктор выкупил у него камни, вернулся в гараж и…

— В таком случае, куда делись драгоценности?

— Некоторое время он лежал здесь один, — неторопливо сказал я. — Любой мог открыть ящичек ключом зажигания.

Надин задумалась: Потом возразила:

— Но если вынуть ключ — мотор заглохнет, а он ведь работал все время.

— Я вовсе не настаиваю на такой Версии, просто это один из вариантов.

— Но он не годится.

— Согласен..

Дверь спальни отворилась. Высунулся доктор Гелдер-филд.

— Вы детектив? — спросил он меня.

— Да.

— Вас нанял Хилтон?

— Да.

— Миссис Деварест хочет повидаться с вами. Учтите, она очень нервничает, она в плохом состоянии. Я сделал ей инъекцию. Через некоторое время ей станет лучше. Но не утомляйте ее, не задерживайтесь слишком долго. А главное — не говорите ничего лишнего.

— Не могу же я лгать.

— Этого не требуется. Успокойте ее. Колетте нужно поспать.

— Когда мне войти?

— Когда уйдут полицейские… Да вот они выходят.

На пороге спальни появились следователь и полицейский детектив. Они, о чем-то перешептываясь, прошли мимо Надин и меня. Доктор Гелдерфидл сделал мне разрешающий знак, но остановил миссис Крой, которая вместе со мной хотела войти в спальню, и мягко притворил за мной дверь.

Миссис Деварест, облаченная в голубой пеньюар, раскинулась на постели. Голова и плечи ее — покоились на трех подушках. Предметы дамского туалета, разбросанные кругом — чулки на полу, корсет и платье на стуле, — указывали на спешку^ с которой ее раздевали. В таком виде Колетта Деварест обычно не принимала посетителей, в особенности мужчин.

Выпуклые глаза миссис Деварест задержались на мне не без труда. Голос звучал неуверенно. Очевидно, ей было трудно сосредоточиться.

— Повторите, пожалуйста, как вас зовут?

— Лэм. Дональд Лэм.

— Ах, да… Я совсем забыла. Это все шок… — Женщина оборвала речь и прикрыла глаза, но потом вновь открыла их. — Я хочу, чтобы вы занялись этим…

— Чем?

— Расследованием. Вы знаете, что придумали эти люди из полиции?

— Что?

— Что Хилтон-де сам украл драгоценности. Но он не мог… и нельзя допустить, чтобы имя его было опорочено. У Хилтона не было никаких финансовых проблем. Он хорошо зарабатывал… Его страховка — на сорок тысяч долларов. В случае неожиданной смерти сумма удваивается… Вы сделаете все, что нужно, не так ли, мистер… Как ваше имя?

— Лэм.

— Мистер Лэм, вы поможете мне?

— Для этого меня и нанимали.

— Приходите утром повидаться со мной.

— Как вам будет угодно.

— Я хочу, чтобы вы пришли.

— Когда?

— После завтрака.

— Но не раньше половины одиннадцатого, — запротестовал доктор Гелдерфилд.

Миссис Деварест повернула к нему голову. Голос ее был хриплым:

— Хотите, чтобы я уснула, Уоррен?

— Да.

— Поправляйтесь, миссис Деварест, — сказал я. — Наше агентство продолжит расследование. Мы будем старательно работать. Не тревожьтесь. А теперь — отдохните как следует.

Доктор Гелдерфилд склонился над своей пациенткой и поправил подушки.

— Пусть молодой человек займется этим делом. А вы, Колетта, не думайте ни о чем. Это лучше всего для вас. Выбросьте из головы все проблемы! Пусть все идет своим чередом.

— …идет своим чередом, — тихо, запинаясь, повторила женщина.

Доктор Гелдерфилд качнул головой, предлагая мне удалиться.

Я на цыпочках вышел из комнаты.

Миссис Крой тотчас атаковала меня:

— Что ей было нужно от вас?

— Чтобы я встретился с ней завтра в половине одиннадцатого.

На мгновение гнев исказил черты ее лица.

— Ну что за комедия! — саркастически. произнесла Надин.

Глава 4

Проклятый будильник позвонил без четверти шесть. Я проснулся, но сознание было затуманено, и потребовался холодный душ, чтобы оно начало нормально работать. Я побрился, оделся, спустился в гараж, взял служебную машину и отправился обозревать городские парки. Утомительная процедура. Но машин было мало, и передвигался я относительно легко. Ураган, бушевавший всю ночь, понемногу утих. Ветер прекратился. Радовал свежий, бодрящий воздух раннего утра, когда еще не стало слишком жарко. Даже на центральных улицах воздух был прохладен и чист. А ведь через несколько часов солнце расплавит асфальт, будет трудно дышать от жары и обилия выхлопных газов.

В парке уже появились первые теннисисты. В том числе женщины в шортах. Они поглядывали на меня с любопытством, когда я медленно объезжал корты.

В Гриффит-парке я увидел, как играют смешанные пары. Одна из девушек заинтересовала меня. Сильная, энергичная. Она быстро перемещалась по площадке, била по мячу резко, сгибалась и разгибалась, как стальная пружина. Мощная подача и удар, способный выбить ракетку из рук мужчины-соперника, что там говорить — опытная теннисистка. Присмотревшись (я сидел в своей машине), решил, что эта пара не впервые встречается на корте.

Играя против соперника, девушка, за которой я наблюдал, явно смягчала удары.

К сетчатой ограде корта был прислонен велосипед, на руле висел свитер.

Игра прекратилась примерно без четверти восемь. Соперники пожали руки через сетку, обменялись любезностями: «Благодарен за удовольствие». — «Вы в прекрасной форме». — «Отыграемся как-нибудь в другой раз».

Девушка подошла к велосипеду, натянула на себя свитер и обернула юбку вокруг бедер, прямо поверх шорт, застегнув ее на пуговицы.

Я быстро покинул кабину, подошел к теннисистке, приподнял шляпу.

Она держалась холодно, по-видимому, не одобряя случайных знакомств.

— Вы прекрасна играете, — похвалил я.

— Спасибо. — Вежливо ответила она, но отчужденность в глазах не исчезла.

— Не уходите, — попросил я.

Она окинула меня пренебрежительным взглядом.

— Нельзя ли поговорить с вами, мисс Старр?

Девушка уже поставила ногу на педаль велосипеда и готовилась оттолкнуться, но, когда я назвал ее имя, удивилась, и движения ее замедлились.

— Извините за нетрадиционный метод знакомства, но я должен был увидеться с вами прежде, чем вы прочтете утренние газеты.

Девушка насторожилась. Она не отводила от меня взгляда. Ее глаза были блекло-серого цвета. В такой цвет окрашены многие автомашины.

— Кто вы такой?

Я вручил ей визитную карточку. Изучив ее, мисс Старр подняла на меня глаза.

— Так о чем пишут утренние газеты?

— Доктор Деварест найден мертвым в своем гараже. Отравился выхлопными газами.

Ее лицо словно заморозило: маска, и все тут.

— Хотите на мне отыграться? — .спросила она ледяным тоном.

— Хочу, чтобы вы сказали правду.

— Как вы меня нашли?

— В городе не так уж много девушек, которые питают пристрастие к спорту, ездят на велосипеде, появляются рано утром на теннисных кортах.

— Откуда вы знаете о моих вкусах?

— Ваши перчатки… на них графитная смазка для велосипедов. Молодая женщина, теннисистка такого уровня, как вы, скорее всего играет в теннис и по выходным дням. Значит, у нее есть и вторая ракетка. А первую, ту, которой вы играете по рабочим дням, нашла полиция в багажнике машины доктора Девареста.

— Бедняга! Он был тяжело болен, его мучил нефрит, но держался мистер Деварест мужественно. Несколько лет он, беспечно созерцая, как болезнь прогрессирует, записывал наблюдения над своим организмом. Я-то думала, что могу помочь ему, стараясь вытащить его рано утром на теннисный корт. Мистер Деварест отказывался, могут, мол, быть вызовы, я настаивала, убеждала его, что пациенты редко звонят по утрам. Они любят звонить ночью, когда доктор уже улегся в постель.

— А для того чтобы миссис Деварест не ревновала, он оправдывал свое отсутствие по утрам срочными вызовами?

Девушка пожала плечами:

— Я не знаю, что доктор говорил своей жене. Мы играли всего несколько раз. Это правда… что он… погиб?

— Да.

— Как это случилось?

— Он въехал в гараж. Мотор забарахлил, он пытался исправить его…

— Да, он страшно любит… любил возиться с машиной, чистить свечи и всякое такое.

— А шофер?

— Доктор терпеть не мог, когда его обслуживали. Он предпочитал все делать сам. Никогда не ездил с шофером. Шофер возит миссис Деварест. Вот для нее он что-то вроде лакея.

— А почему вы сбежали сразу же после того, как сейф был ограблен?

— Я здесь ни при чем, — отрезала мисс Старр и взялась за руль велосипеда.

— Это интересует не только меня, — возразил я, — но и полицию. Исчезновение ваше подозрительно. Полиция намерена разыскать вас.

Девушка слезла с велосипеда.

— Ну ладно, — вздохнула она, — давайте поговорим. Поедем вместе в машине?

Я кивнул, открыл дверцу.

— Садитесь. Рядом со. мной, хорошо?

— Будете задавать вопросы или я сама расскажу, как сумею?

— Рассказывайте, — согласился я.

— У вас есть сигареты?

Она закурила, откинулась на спинку сиденья. В ней, чувствовалось, происходила внутренняя борьба. Я не торопил девушку, дал ей время покурить, подумать.

— Есть свои причины… — начала она.

— Причины чего?

— Моего бегства.

— Они в глубоком прошлом?

— Не в очень глубоком.

— Что-нибудь, что связано с должностью секретаря?

— Вовсе нет. Это случилось задолго до того, как я получила работу у миссис Деварест. Тогда я и взяла фамилию Старр, стала жить самостоятельно… Впрочем, я пытаюсь забыть о своем прошлом. Хочу, чтоб и другие забыли…

— О чём вы хотите забыть?

— Не надо входить в детали.

— Напрасно. Я мог бы вам помочь.

— Я не нуждаюсь в помощи.

— Вы заблуждаетесь. Ваша репутация небезупречна.

— Вы полагаете?

— Пропадают драгоценности. Исчезает секретарша. У полиции небогатое воображение. Она складывает два и два и всегда получает четыре, хотя в вашем случае результат может быть иным: шесть, восемь и даже двенадцать.

— Если меня найдут, мы внесем поправки в расчеты.

— Я вас уже нашел.

— Разве вы из полиции?

— Нет.

— Для чего тогда все эти расспросы?

— Я расследую это дело. Меня нанял доктор Деварест.

— С какой целью?

— Чтобы я нашел вас.

— Хорошо, вы меня нашли. Что дальше?

— Я должен отчитаться перед своим клиентом.

— Но он же мертв!

— Тогда перед его вдовой.

Мисс Старр решительно повернулась ко мне.

— Остановите машину. Я сяду на велосипед и уеду.

— Я предусмотрел и такой поворот событий.

— Что вы можете мне сделать?

— Я могу отвезти вас в ближайший полицейский участок.

— Не легко меня удержать.

— И от меня не легко сбежать.

— Но вы ведь не хотите передать меня полиции?

— Моя задача — не в этом. Я думаю, доктор больше был заинтересован в том, чтобы найти вас, а не драгоценности.

Несколько секунд она молча глядела на меня.

— Остроумно. Но в чем, собственно, смысл всего шума, вами поднятого?

— Видите ли… Что-то было в сейфе, очень ценное для доктора. А также для того, кто вскрыл сейф. Похищенные драгоценности — это чтобы сбить с толку тех, ктоберется расследовать кражу. Это камуфляж, скрывающий истинные намерения похитителя, а возможно, предлог, который использовал Деварест, чтобы вызвать полицию.

— Я взяла то, что лежало в сейфе? Так считал доктор?

— Очевидно.

— Я ничего не брала.

— Меня наняли для того, чтобы я вас нашел. Я это сделал. Вы можете обсудить свои проблемы с моими клиентами.

— Но миссис Деварест — не ваш клиент.

Я усмехнулся:

— Она получила меня по наследству.

— Вам известно, что было в сейфе?

— Нет.

Девушка курила. Молчала. Думала. Пребывала, может быть, в некоторой растерянности — доверить ли мне некую серьезную информации или придумать убедительную, но лживую отговорку. Наконец мисс Старр загасила сигарету.

— Доктор Деварест благословлял землю, по которой ступала Надин Крой и ее маленькая Селма. Для них он был готов на все. — Она вздохнула. — Не знаю, что там было в сейфе, знаю, что Уолтер Крой, муж Надин, оказался подлецом. Он преследовал Надин, требовал отдать ему Селму, обращался в суд, к адвокатам. Внезапно все это прекратилось, и мы больше ничего не слышали об Уолтере. Тогда доктор и устроил себе сейф в кабинете.

— Любопытно. И что же?

— Да так, мелкие подробности…

— Вы полагаете, что доктор Деварест заставил Уолтера оставить Надин в покое?

— Я так думаю.

— Каким образом он осуществил это дело?

— У доктора было средство, которое… нельзя назвать шантажом, но похожим на шантаж, наверное.

— Интересно, — протянул я.

— Очень, — быстро согласилась она.

— И потому вы сбежали из дома доктора, когда произошла вся эта история с сейфом?

— Я решила, так будет лучше.

— А вы встречались после этого с доктором, играли с ним в теннис?

— Когда?

— После того, как сбежали?

— Нет. Это было раньше.

— И все-таки вы играли с ним?

— Я вам уже сказала.

— Но вы не сказали, играли ли вы с доктором в среду утром?

— Не в среду, а во вторник. В среду он ездил на рыбалку. Я ушла во вторник…

— Где вы живете?

— Это вас не касается.

— Хотите, чтобы я пошел к миссис Деварест и рассказал ей все, что узнал от вас?

—. Нет, не хочу. Лучше избрать другую тактику… Пойдите к миссис Деварест и скажите ей, что, мол, трагическая кончина мужа положила конец расследованию, что, мол, не требуется больше моего, то есть вашего участия в поисках драгоценностей. Правда, доктор Деварест заключил, мол, со мной соглашение на определенных условиях, но мы с вами, миссис Деварест, можем найти компромисс: вы выплачиваете мне некую сумму, и я выхожу из игры.

— Почему это я должен так поступить?

— Потому что это устроит всех.

— Доктор, очевидно, пришел к выводу: то, что было в сейфе,'находится у вас.

— Вы ошибаетесь, — возразила мисс Старр. — Доктор думал, что я знаю того, кто взял находившееся в сейфе.

— А вы знаете?

Ее колебания были заметны, отражались на лице.

— Нет, не знаю.

— Есть какие-нибудь догадки?

— Нет.

— Если бы доктор Деварест был жив, вы бы не вели себя так решительно, не выпаливали «нет» в ответ на все мои вопросы.

Она не отвела взгляда.

— Дайте мне еще одну сигарету, — попросила собеседница. Я протянул ей пачку.

По сосредоточенному виду девушки я понял, что она обдумывает дальнейший образ своих действий.

— Послушайте, мне надо принять душ и позавтракать, — объявила мисс Старр. — Вы, по-видимому, не хотите везти меня в полицейский участок, но и не отпускаете. Договоримся так: я скажу вам, где я живу, и мы закончим на этом.

— Хорошо. Где вы живете?

— В Бел-Айре. Всего в нескольких кварталах отсюда.

— Живете одна?

— С подругой.

— У вас есть комната и в доме доктора Девареста…

— Да, но там я работаю. А в свободное время у меня есть выходной, это значит — две ночи…

— А когда у вас выходной?

— По средам. Я уезжала вечером во вторник, возвращалась утром в четверг.

— Доктор Деварест, кажется, тоже старался отдыхать по средам.

Она холодно заметила:

— Не остроумно. И не пытайтесь меня запутать.

— А что? Не получится?

— Нет!

Она распахнула дверцу кабины. Я остановился, и мисс Старр вышла из машины. Я не стал ее удерживать. Помог вытащить велосипед. Девушка умчалась. Я поехал следом. В одном из кварталов Бел-Айре мисс Старр остановилась, слезла с велосипеда, оставила его на тротуаре и вошла в какой-то дом.

Я загнал машину на стоянку, нашел телефон и позвонил Элеи Бранд, тактичному и исполнительному секретарю нашего бюро.

— Элси? Привет! Ты уже завтракала?

— Только что позавтракала.

— Можешь мне помочь?

— Чем?

— Надо помять один велосипед.

— Как это… помять?

— Повредить его автомобилем. Это поручение нашего агентства.

— Берта знает?

— Нет.

— Позвони ей, объясни.

— Слишком долго придется объяснять.

— Где ты сейчас?

— На Вермонте, Бел-Айре.

— А я успею вернуться и вовремя открыть контору?

— Думаю, да, это не займет много времени.

— Что я должна сделать?

— Поезжай прямо, заверни в боковую улочку. Погуди два раза, когда завернешь за угол, замедли ход, чтоб я успел уехать. Увидишь дом, где сдаются комнаты, у дома велосипед. Если ни велосипеда, ни меня не окажется, немедленно уезжай и забудь про мою просьбу.

Элси, как прилежная ученица, повторила:

— Я сигналю. Ты уезжаешь. Велосипед стоит возле дома. Что дальше?

— Ты не очень искусна в разворотах и поворотах. И желая поставить машину, «случайно» задеваешь велосипед. Повреди его… слегка — но так, чтобы им нельзя было сразу же воспользоваться.

— А потом?

— Выбежит девушка, возмутится…

— Я ее понимаю.

— Не волнуйся. Ты ведь застрахована в своем автоклубе? — Да.

— Держись надменно. Скажи, что не следует так небрежно бросать велосипед возле автостоянки. И нельзя приставать к тебе со всякой ерундой! Оставь девушке свое имя и адрес и уезжай.

— Не пытаться следить за ней?

— Ни в коем случае!

— Это все?

— Все. Сообщи в автоклуб и предупреди, что когда поступит жалоба с описанием повреждений, пусть тебе ее передадут, чтобы ты могла ознакомиться с деталями.

— О’кей, — весело сказала Элси. — Я уже в пути.

Я повесил трубку и вернулся к машине, рассудив, что Элси Бранд будет здесь минут через десять. В характере Элси была очень ценная черта: если она за что-нибудь бралась, то делала это быстро и качественно.

Не прошло и десяти минут, как я услышал гудки и увидел в зеркальце ее машину. Я глянул на часы, небрежно нацарапал кое-что в блокноте и укатил.

Укатил, успев заметить, как подъехала Элси Бранд, как она повернула машину на стоянку, как правое переднее колесо резко вывернулось, автомобиль занесло, и он стукнул по велосипеду, небрежно поставленному у тротуара.

Глава 5

Я позавтракал и не торопясь отправился в агентство. Элси уже сидела за машинкой.

— Все в порядке?

— Да.

— Девушка лз дома вышла?

— Да.

— А где наш босс?

— У себя. Читает газету.

Я вошел в кабинет. Берта сидела за большим письменным столом. Загар на лице — результат регулярных морских прогулок и рыбной ловли — неплохо сочетался с седыми, гладко причесанными волосами. Да, в Берте было что-то материнское.

— Ты знаешь, что доктор Деварест погиб? — спросил я.

— Да. Как это случилось, Дональд?

— Он велел мне ждать его возвращения от клиента, обещал быть не позже половины десятого. Я читал книгу, сидя у него в кабинете, увлекся так, что не замечал, как летело время…

— В газетах сообщается, что именно ты обнаружил труп.

— Так и было.

Берта поморщилась.

— Значит, мы больше не нужны. А я-то предполагала, что подвалило неплохое дельце…

— По-моему, миссис Деварест не собирается отказываться от наших услуг… Кстати, я нашел мисс Старр.

— Да ну?!

— Точно.

— Как это случилось?

— Пришлось поработать ногами. У меня было описание ее внешности, я разузнал о ее привычках. В городе не так уж много девушек, по утрам катающихся на велосипеде и играющих в теннис.

— Где она сейчас?

— Не знаю.

Берта насупилась.

— Она провела меня, дала фальшивый адрес — меблированные комнаты в Бел-Айре. Мисс Старр добралась туда на велосипеде, вошла в дом, подождала, пока я уеду. Я не стал ей мешать и укатил.

— Ты не мог догнать мисс Старр?

— А ты когда-нибудь пробовала на автомашине догнать хорошего велосипедиста?

Берта удивилась.

— Она бы нашла место, забитое транспортом, проскользнула между машинами и оставила бы меня торчать с разинутым ртом в этой пробке, — растолковал я.

— Что же ты сделал?

— Заставил Элси слегка помять машиной велосипед мисс Старр. Элси застрахована автомобильным клубом.

— Думаешь, девица попадется в твою ловушку и подпишет иск своим подлинным именем?

— Думаю, да. Элси прекрасно сыграла свою роль. Она была высокомерной, не стремилась уладить дело миром.

— Ну, хорошо… А какие планы у миссис Деварест?

— Я увижусь с ней в половине одиннадцатого.

— Чего она добивается?

— Полиция считает, что ее муж сам вытащил драгоценности из сейфа. Она же хочет, чтобы имя доктора Девареста оставалось незапятнанным.

— Ты способен этого добиться?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он украл драгоценности.

В колючих глазах Берты застыло угрюмое выражение. Она достала сигарету, вставила ее в длинный резной мундштук из слоновой кости и закурила. Всякий раз после затяжки на руке Берты сверкали и переливались бриллианты. Их холодноватый блеск как бы намекал на то, что загадки, связанные с похищенными бриллиантами, еще мною не разгаданы.

— Ты что-нибудь обещал миссис Деварест? — спросила, наконец, Берта.

— Я сказал, что продолжу расследование.

— Почему же ты не уведомил ее, что это доктор взял драгоценности?

— Она была в шоке. Врач запретил тревожить ее.

— Но ты собираешься к ней?

— Да.

— Не вижу логики в твоих поступках.

— Я услышал интересные вещи от миссис Деварест.

— Какие?

— Она сказала, что ее муж застрахован на сорок тысяч долларов, а в случае его преждевременной смерти сумма удваивается.

— Что здесь особенного?

— Люди из страховой компании вряд ли легко отдадут двойную страховку.

— Чепуха! Как это не отдадут? — возмутилась Берта. — Я сама застраховалась! На десять тысяч. В случае моей преждевременной смерти им придется выложить двадцать тысяч.

— Нет, не придется.

— Ты хочешь сказать, что я не знаю условий страховки? — закричала Берта, вне себя от негодования.

— Да.

Берта осторожно положила в пепельницу мундштук с недокуренной сигаретой, выдвинула ящик стола, достала из него ключи, потом выдвинула другой ящик, отперла какую-то коробку, которая находилась внутри ящика, вытащила из нее страховой полис и торжествующе помахала им.

— Читай!

Я забрал у нее полис.

— Ты ошибаешься.

— Ты спятил! Тут написано точно так, как я сказала. Черным по белому.

— В страховом полисе говорится о случайных причинах смерти. И тогда компания платит вдвое больше.

— Я это имела в виду!

— Ты же толковала о преждевременной, то есть случайной смерти. О факте смерти. Не о ее причинах.

— Какая разница?

— А вот попробуй выбить деньги из страховой компании, тогда, надеюсь, тебя осенит.

Берта вспыхнула:

— Иногда я тебя люблю, Дональд, а иногда'ненавижу за твои… за твое нахальство!

Берта сложила полис, повторила весь цикл движений в обратном порядке: заперла коробку, закрыла один ящик, задвинула другой. Помолчав, сказала:

— Ладно. Ты изучал право, ты знаешь ответы на все вопросы. А я тупая. Хотя лично я представляю себе условия страховки так, что в случае преждевременной, то есть неожиданной, случайной смерти мои наследники получат не десять, а двадцать тысяч долларов.

— Есть существенная юридическая разница между случайной смертью и смертью от случайных причин. В первом варианте смерть — результат твоей небрежности. Второй вариант: обстоятельства смерти случайны и не зависят от поступков самого человека.

— Все равно эти нюансы не доходят до меня!

— Если ты въезжаешь в гараж и начинаешь возиться с машиной, не выключив мотор, ты, несомненно, умрешь, надышавшись углекислым газом. Твоя смерть будет преждевременной и в этом смысле — случайной. Но в обстоятельствах смерти нет ничего случайного. Ты была небрежна, невнимательна. Слишком долго оставалась в отравленной атмосфере.

— Я прихожу к выводу, что миссис Деварест не получит двойную страховку.

— Правильно.

— А откуда ты знаешь, что у нее такой же страховой полис, как у меня?

— Все они одинаковы. Стандартная форма.

— А страховые компании знают разницу… ну, ту, о которой ты толковал?

— Знают. Уж они-то различают все эти тонкости. Даже многие юристы не осведомлены.

— Ну и что же ты намерен делать?

— Буду волынить, пока страховая компания не откажется платить двойную сумму.

— И тогда?

— Тогда посоветуй) миссис Деварест обратиться к адвокату.

— А потом?

— Когда все откажутся, я предложу ей наши услуги, чтобы обеспечить сорок тысяч долларов.

— Ты придумал, как их обеспечить?

— Нет еще.

— Если мы добудем для нее сорок тысяч, половина должна быть нашей!

— Будь благоразумна, — попытался я успокоить Берту, у которой мгновенно разыгралось воображение.

— Но мы же должны получить солидный куш?

— Хорошо бы!

— То есть я должна, — поправилась Берта. — Конечно, тебе будет полагаться премия…

— Мы должны, — настаивал я.

— Откуда взялось это «мы»?

— С меня довольно. Я ухожу.

Берта вздрогнула от неожиданности. Кресло угрожающе заскрипело под ней.

— Что ты сказал?

— Я ухожу. Увольняюсь.

— Когда?

— Немедленно.

— Что тебя не устраивает?

— Я хочу быть полноправным партнером в бизнесе.

— В каком?

— В том, которым занимается детективное агентство.

— Чье агентство?

— Твое.

Берта растерялась.

— Тебе нужно чаще ходить на рыбалку, — посоветовал я.

— Дональд, — наконец она пришла в себя, — ты умный и смелый парень. У тебя есть воображение. Берте не хотелось бы тебя лишиться. Но у тебя нет. деловой хватки. Ты бросаешь деньги на ветер. Если я возьму тебя в партнеры, агентство обанкротится через полгода. Пусть уж Берта занимается финансами, а ты получишь хорошее вознаграждение…

— Половина дохода или ничего.

— Ах так? Что ж, уходи! Обойдемся и без тебя. Я…

— г- Успокойся. Не надо нервничать. Попроси Элси произвести расчет со мной.

— А как же миссис Деварест?

— Ты можешь сама с ней договариваться!

Берта вскочила.

— Черт побери! Я так и сделаю!

— Только не расстраивай ее, — улыбнулся я. — Доктора рекомендуют ей не волноваться. Возбуждение и волнение скверно отражаются на сосудах… А гнев и злость вредят здоровью больше всего.

Я сказал хозяйке, у которой снимал квартиру, что еду в Сан-Франциско искать новую работу. За жилье я уплатил по первое число. Если до первого я не вернусь, предупредил я хозяйку, то пришлю кого-нибудь упаковать мои вещи и отослать их мне.

Женщине не нравился мой образ жизни, но ей было жаль терять жильца. Платил я регулярно, дома не засиживался, не доставлял ей никаких хлопот. Почему меня уволили? — вот вопрос, который ее донимал.

— Меня не уволили, я ушел сам.

Хозяйка мне не поверила.

Я приехал в Сан-Франциско и провел три дня в дешевой гостинице. Решив остаться в ней, написал хозяйке на свою бывшую квартиру.

На следующее утро я позавтракал, пошел к морю, покатался по берегу на роликовых коньках. После ленча посидел на берегу, пока не сгустился туман. Потом сходил в кино. В гостиницу вернулся около пяти часов.

В вестибюле я увидел Берту Кул. Она была сильно возбуждена. Глаза так и сверкали.

— Где ты шатаешься? — грозно спросила Берта.

— Просто гулял. Как дела?

— Ужасно.

— Очень жаль. Давно меня ждешь?

— Черт возьми, тебе это прекрасно известно! Я прилетела в первой половине дня и пришла сюда в четверть первого. С тех пор торчу здесь, изнываю от скуки…

— Напрасно, — сказал я. — Ты могла бы поселиться в каком-нибудь отеле, а мне оставить записку, чтобы я позвонил.

— Ты бы не позвонил, — возразила Берта. — И во всяком случае, я хотела бы поговорить с тобой, прежде чем ты… прежде чем ты…

— Придешь к какому-нибудь решению, — закончил я за нее.

— Посидим в баре, потолкуем?

— Бар недалеко. В двух кварталах отсюда.

— Превосходно. Идет.

Даже туман в Сан-Франциско способствовал тому, чтобы у людей возникало хорошее настроение. Берта Кул, вздернув подбородок, развернув плечи, шествовала с таким видом, словно ей наплевать, куда она идет. На перекрестках она устремлялась вперед, не обращая внимания на светофор. Дважды я удерживал Берту за руку у кромки тротуара.

Мы расположились в уютном баре. Берта заказала двойной бренди, я — виски с содовой.

— Твои прогнозы верны, — сказала Берта.

— Какие?

— Все без исключения. Ты предвидел последовательность событий. Люди из страховой компании очень сочувствовали вдове, но отказались платить двойную сумму, поскольку смерть доктора вполне объяснима, и никаких неожиданностей там не было. Они размахивали чеком на сорок тысяч долларов. Они предупреждали, что обратятся в суд и возбудят дело о вымогательстве, если миссис Деварест будет добиваться удвоения этой цифры.

— Как вела себя миссис Деварест?

— Она звонила адвокату, но адвокат сказал, что шансов у нее нет. Тут уместными оказались слухи, что доктор Деварест сам опустошил свой сейф и совершил самоубийство, опасаясь разоблачения… К тому же он был серьезно болен.

— На чем основана эта версия о самоубийстве, объясни подробней.

— Ну, во-первых, машина доктора оказалась исправной, ни в каком ремонте она не нуждалась. Мотор работал как часы. Во-вторых, ни на двигателе, ни на гаечном ключе не было обнаружено отпечатков пальцев Девареста, — только на капоте. Вывод: доктор пытался скрыть самоубийство, подстроив несчастный случай, чтобы пощадить чувства своей жены.

— А мисс Старр нашли?

— Нет, она так и не предъявила иск автоклубу. Во всяком случае, до вчерашнего дня не предъявляла… Признаться, я как-то упустила ее из виду… Но не думаю, что миссис Деварест заинтересована в том, чтобы найти мисс Старр.

— Почему ты так считаешь?

— Эта девица и доктор… Наверное, что-то было между ними.

— Кто тебе сказал?

— Миссис Деварест. До нее, мол, доходили разговоры о муже и секретарше. «Что произошло — то произошло» — так относится вдова к слухам и сплетням, но надеется, что они прекратятся, и можно будет обо всем позабыть… Вчера были похороны.

— Занимательная история, — задумчиво произнес я.

— Пошел ты к черту! — буркнула Берта.

Я поднял брови.

— Что такое? Чем я не угодил на сей раз?

— Я была у двух лучших адвокатов, выложила пятьдесят долларов, двадцать пять — каждому.

— Правда? А зачем ты к ним ходила?

— Изучив факты, юристы пришли к заключению, что у вдовы нет никаких шансов на получение двойной страховки. Даже если бы доктор не покончил с собой, его гибель все равно не была бы случайной, то есть неожиданной… Ну, в том смысле, как ты говорил. У миссис Деварест оказался и собственный адвокат. Тот сначала обнадеживал ее, нб потом изменил свое мнение. Он уверял клиентку, что одни судебные издержки проглотят по меньшей мере половину из тех дополнительных сорока тысяч, на которые она рассчитывает. Но и он не надеется выиграть дело, если таковое затеять.

— Итак, полный крах? — спросил я.

Берта опять вспылила:

— У тебя не мозг, а компьютер, который, я уверена, уже знает, по какому алгоритму можно завладеть деньгами страховой компании! Держу пари, вдова отдала бы семьдесят пять процентов из того, что ей причитается, лишь бы только одержать победу в этом поединке. Она в ярости. Эти страховые агенты… выражают ей сочувствие, разводят руками, якобы готовы заплатить, но не могут, ведь страховая политика, мол, повсюду одинакова, есть принципы, с которыми нельзя не считаться. Это было бы незаконно, ну и так далее.

Я. допил виски.

— Великолепный город Сан-Франциско. Мне здесь, наверное, будет хорошо…

— Как бы не так! Ты вернешься со мной и поможешь мне таскать каштаны из огня.

— Нет; я склоняюсь к тому, чтобы остаться здесь. У меня отличные перспективы, есть интересные предложения…

— Ты возвращаешься вместе со мной, — распорядилась Берта. — Я еще не сошла с ума, чтобы с тобой расстаться. Без тебя мне не справиться.

— Но, Берта, — запротестовал я, — ты не привыкла работать с партнером. По своему характеру ты — законченная индивидуалистка, любишь принимать решения только самостоятельно.

У Берты был мрачный вид, но своей готовности к компромиссу скрыть ей не удалось. Она сказала:

— Ладно! Я обдумала и согласна с твоим предложением. Будем партнерами… При одном условии.

— Каком?

— Я свободна в своих передвижениях — прихожу и ухожу, когда вздумается. Нанимай кого угодно, если потребуется, а я буду ловить рыбу.

— Чем объяснить такое пристрастие к рыбной ловле?

— Памятью о судьбе доктора Девареста, — живо откликнулась Берта. — Я была на его похоронах. Бедняга работал день и ночь… Ах, если бы он берег себя, почаще отдыхал, регулярно выходил в море на рыбную ловлю… Его богатые пациенты недальновидны. Им следовало бы финансировать его морские прогулки, заставлять доктора больше времени проводить на свежем воздухе. — Берта кивала, как бы одобряя собственные мысли. — Сама я была слишком толстой, чтобы заниматься спортом. Чувствовала себя ужасно, но ела, ела, ела, утоляя постоянное чувство голода. И вот — заболела, сильно похудела, утратила энергию. Чтобы преодолеть мучившую меня слабость, я стала заниматься физическими упражнениями, ходить в море на рыбалку, и получаю от всего этого огромное удовольствие. И теперь я — как стальной гвоздь, крепкая, сильная, не гнусь и расплющиваюсь, и ем что хочу, и сохраняю нормальный вес, веду здоровый образ жизни. Ты — другое дело. Ты молод, ты худощав, лишний вес тебе не грозит. Можешь сидеть в четырех стенах и работать, работать, включив свой компьютер… А Берта пойдет ловить рыбу… Ну как? Согласен быть партнером на таких условиях?

Я улыбнулся.

— Расплатись с официантом, Берта, раз ты отвечаешь за финансы. Как партнер, я отношу расходы на выпивку за счет фирмы.

— Что еще за наглость! Каждый платит за себя! — возмутилась Берта.

— Нет, нет, платит фирма. Будем соблюдать это правило, пока я буду твоим партнером.

Берта выхватила кошелек, будто пистолет. Она смирилась с идеей партнерства, но платить за мою выпивку — сама мысль об этом казалась нестерпимой.

Я постарался умиротворить ее:

— Ты же знаешь, я транжирю деньги, швыряю их на ветер…

Берта глубоко вздохнула, медленно и неохотно открыла кошелек, достала пятидолларовую бумажку.

— Официант! — окликнула Берта. И добавила, повернувшись ко мне: — Сэкономлю, по крайней мере, на чаевых…

— Мы сэкономили, — поправил я.

Глава 6

— Я рада, что вы здесь и снова взялись за дело, мистер Лэм, — объявила миссис Деварест. — Мне нравится миссис Кул, но к вам я питаю больше доверия. Возможно, из-за Хилтона, который вас пригласил.

Она была в черном, лицо без косметики, в глазах — печаль.

— Миссис Кул считает, что именно вы найдете способ заставить страховую компанию уплатить мне двойную страховку.

— Существует закон, регулирующий деятельность страховых компаний, — объяснил я. — Никто не заплатит, если нет фактов, подтверждающих законность притязаний клиента.

— Меня уже просветили, — призналась оца.

— Мне бы не хотелось вас подвести.

— Обстоятельства против меня. Послушайте, мистер Лэм, я обещаю вам половину того, что удастся выжать из страховой компании.

— А судебное разбирательство вас не пугает?

— Не пугает… Итак, половину того, что получу… после всех процедур и консультаций с адвокатом.

— Возможно, это будет большая сумма.

— Если она не разочарует вас, значит, устроит и меня.

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Это не все. — Миссис Деварест хотела не слушать меня, а говорить сама: — Вы будете регулярно получать заработную пл&ту, стараясь доказать невиновность моего мужа. Он не брал драгоценностей, он не покончил с собой… В самом деле: если камни взял он — то где же камни? Где, я вас спрашиваю? Думать о самоограб-лении — абсурд!

— Кто-нибудь еще, кроме вашего мужа, знал шифр? — прорвался я в ее монолог.

Очевидно, кто-то знал. Хотя мы-то не знали об этом. Сейф последней модели, не зная шифра, его не открыть. Но… но вы должны понять главное: я не хочу никаких скандалов!

— Никак нельзя предугадать, что обнаружится в ходе дела.

— Но… Но… не обязательно предавать огласке все, что вдруг обнаружится.

— Не обязательно.

— Отлично! Тогда приступайте.

Я помедлил и все же спросил ее:

— Вы опасаетесь, что откроется что-нибудь такое, о чем вы предпочли бы не знать?

— Хилтон был неплохим мужем, — ответила она. — Добрым, внимательным и заботливым. Но в чем-то (вы понимаете — в чем?) он был, наверное, ничуть не лучше других мужчин. Тут мужчинам нельзя доверять, согласны?

И она печально улыбнулась.

— Что ж, я приложу все усилия, — сказал я, готовясь расстаться с миссис Деварест.

Вдова заметно обрадовалась моему обещанию. И вдруг сообщила:

— Надин хочет повидаться с вами, мистер Лэм.

— А где она?

— Кажется, в детской, с Селмой.

— О’кей, я загляну туда.

— И вы действительно хотите помочь мне?

— Приложу все усилия.

— Замечательно!

— Скажите напоследок, вы открывали сейф после смерти мужа?

— Да. В его блокноте были записаны какие-то загадочные цифры. Мой адвокат посоветовал обратиться к шифровальщику, специалисту по сейфам. Тот разобрался в записях, разгадал комбинацию.

— Так вы знаете, что лежало в сейфе?

— Да, конечно.

— Что там было?

— Ничего особенного. Страховой полис и блокнот, в котором муж описывал течение своей болезни. Он вел записи с того самого дня, когда впервые проявились симптомы. Бедный Хилтон надеялся получить сведения, полезные для своей профессии. Не думаю, что он был очень уж серьезно болен, просто страшно переутомлен. Следи он за здоровьем, он бы осилил болезнь и прожил бы очень долго.

— Возможно, и так.

— Да, да! Адвокат подписал необходимые бумаги, и я скоро получу сорок тысяч. Но мы не остановимся на этом, мы добьемся того, чтобы мне заплатили вторую половину.

— О’кей.

— Не забудьте заглянуть к Надин.

— Не забуду.

Вдова взглянула на меня с чуть заметной улыбкой.

— Не знаю почему, мистер Лэм, но я питаю к вам доверие.

— Спасибо.

Надин Крой я нашел в детской комнате. Там я впервые увидел Селму. У девочки были красивые глаза — как у матери. Когда Селма улыбалась, на щеках появлялись ямочки.

Миссис Крой познакомила нас:

— Это мистер Лэм, дочка.

Селма доверчиво протянула мне ручку.

— Как поживаете? — спросила она, тщательно выговаривая каждое слово.

— Очень хорошо, спасибо, а ты?

— Я тоже хорошо. Мама обещала мне вечером показать кино, если я буду ее слушаться.

Миссис Крой засмеялась.

— Боюсь пробудить в ней тщеславие, — сказала она. — Я много снимала ее. Селма любит смотреть наши семейные фильмы.

— Дядя доктор мне тоже- показывал кино, — неожиданно сообщила Селма. — А теперь дядя доктор уснул и больше не проснется.

— Ты так думаешь?

Девочка кивнула. У нее был серьезный, даже несколько торжественный вид.

— Мне нужно поговорить с вами, — тихо сказала Надин. — Я попрошу Жанетт посидеть с Селмой.

Она нажала кнопку звонка. Вскоре пришла горничная.

— Останьтесь, пожалуйста, с Селмой, — попросила Надин.

— Хорошо, миссис Крой.

Выходя из комнаты, я заметил, что Жанетт как бы следит за мной. В углу комнаты висело зеркало, в нем видно было, как Жанетт присела к девочке и обняла ее, но смотрела она — на меня. Жанетт тоже заметила, что я вижу ее отражение в зеркале, по лицу ее промелькнула тревога, но тут же губы раздвинулись в адресованной мне улыбке. Белозубой и немножко кокетливой.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила меня Надин Крой.

Мы прошли во внутренний дворик, в самый дальний его угол, украшенный большим глиняным сосудом, из которого вилась виноградная лоза. Мы уселись на стулья, они будто специально предназначались здесь для интервью.

Вступительной части не было, разговор начался стремительно.

— Доктор Деварест говорил вам что-нибудь обо мне? — нетерпеливо спросила Надин.

— Нет.

— О моих семейных проблемах?

— Нет.

— Вы ничего от меня не скрываете?

— Нет.

Мое троекратное «нет» немало успокоило Надин. Она задумалась. Видно, нелегко было ей излагать свою семейную историю. Наконец:

— Мой брак был неудачным, — прямо сказала Надин. — Полтора года назад я разошлась со своим мужем.

Я могла бы выдвинуть против него серьезные обвинения, но не хотела этого делать. Я добилась развода и того, чтобы мне оставили Селму.

— Ваш муж платил алименты?

— Нет, я в этом не нуждалась. Дело в том… Я унаследовала довольно крупную сумму денег от своего отца. Почти сразу же после его смерти я и познакомилась с Уолтером. Уолтер был добр, щедр, отзывчив и… Короче, я влюбилась… вышла замуж… Но довольно скоро поняла, что Уолтер интересуется не столько мной, сколько моим наследством… Муж строил разные планы использования этого капитала. Мне повезло: я не сразу получила отцовские деньги, сумма была солидной, требовалось некоторое время, чтобы соблюсти все необходимые формальности для передачи наследства. Мне повезло и с адвокатом: он оказался проницательным человеком и предостерег меня от идеи совместного владения, с которой так носился тогда Уолтер.

— Кто был вашим адвокатом?

— Форрест Тимкан… Муж, по-видимому, догадался, что Тимкан предупредил меня об опасности. Под разными предлогами я уклонялась от решения проблемы. Уолтер становился все настойчивей. Так что стало совершенно ясно, что его интересуют только деньги.

— Он вас не любил?

— Любил… Не любил… Женщины вообще его не очень-то занимали, — усмехнулась Надин. — Молодой и красивый, он умел ухаживать и покорял женщин. А по сути женщины для него ничего не значили. И как только Уолтер понял, что его идею я разгадала, он потерял всякий интерес к нашей супружеской жизни. И к Селме он был равнодушен… Вел себя… отвратительно. Подделывал мою подпись на чеках. За ним числились и другие проступки такого рода… Наконец я добилась развода.

— Что было дальше?

— Полгода назад Уолтер попытался пересмотреть решение суда, касающееся Селмы. Он захотел тоже стать опекуном, настаивал на том, чтобы девочка какое-то время жила у него.

— Но вы сказали, что он был равнодушен к дочери.

— Уолтера не интересует Селма, но ведь когда-нибудь она унаследует мои деньги. Уолтер учел это… Он был невероятно груб со мной.

— Что он придумал на сей раз?

— Он потребовал, чтобы я… выплатила ему за обещание отказаться от притязаний на дочь.

— Вы согласились?

— Нет. Мистер Тимкан предупредил: если я уступлю, вымогательствам не будет конца.

— Он прав.

— Уолтер продолжал меня преследовать, и вдруг… вдруг все прекратилось. — Надин внимательно посмотрела на меня. — Вы ничего не слышали об этих семейных проблемах от доктора Девареста?

— Ничего.

— Так вот. Неожиданно Уолтер успокоился. Мистер Тимкан не понимал, в чем дело, что произошло. Мы, конечно, тоже решили не трогать спящую собаку. Однако вчера адвокат Уолтера позвонил мистеру Тимкану. Оказывается, пауза была временной передышкой. Она вызвана всего лишь тем, что. Уолтер своевременно не оплатил юридические расходы по делу. Сейчас деньги от него поступили, и адвокат объявил о своей готовности защищать интересы клиента.

— Какая связь между гибелью доктора Девареста и вашим горьким опытом семейной жизни? — спросил я.

— Такая связь есть… Но я хочу предложить вам встретиться с моим адвокатом. Я рассказала ему о вас.

Надин достала из кармашка блузки визитную карточку и отдала ее мне.

— Ладно, — сказал я, — поговорю с вашим адвокатом.

— Мне бы еще хотелось…

Надин умолкла, заметив мужчину, который вышел из гостиной во дворик, встал у фонтана, разглядывая его. Мужчина сдержанно поклонился миссис Крой, очевидно, не фонтан интересовал его. Лицо моей собеседницы приняло озадаченное выражение.

— Кто это?

— Корбин Хармли. Доктор Деварест помогал ему в свое время. Хармли был в Южной Америке, на нефтепромыслах, вернулся оттуда за день до смерти доктора. Он хотел повидаться с ним и вернуть долг.

— Большая сумма?

— Двести пятьдесят долларов. По-моему, он нравился дяде. Они обедали в одном и том же клубе, у них обнаружились общие вкусы и взгляды. Источник доходов Харм-ли — нефть, он постоянно разъезжает. Потому тетя Колетта и не видела его. Как-то ему не повезло в бизнесе, он счел, что поездка в Южную Америку поправит его дела, и дядя дал ему денег, можно сказать, выручил в трудный момент. Хармли подвергся натиску крупных корпораций, контролирующих нефтяные прииски. Вы же знаете., как это бывает, наверное, лучше меня.

— Да, знаю.

— Хармли удалось справиться с трудностями. Он прилетел в Штаты, планировал встретиться с доктором Де-варестом, расплатиться с ним по долгу, обрадовать хорошими вестями. И вот, разворачивает газету и читает сообщение о смерти доктора… Хармли написал миссис Деварест. Очень хорошее письмо! Он готов был прийти и вернуть долг вдове, но писал не только об этом. Он тепло вспоминал своего друга — доктора Девареста, который всегда помогал людям. И не только деньгами. Поддерживал и ободрял их!

— Ваша тетя пригласила Хармли навестить ее?

— Да. Они познакомились на похоронах. Хармли — очень симпатичный человек… Одно время, кажется, сильно пил. Доктор Деварест избавил его от этого недуга.

— Но вы почему-то побаиваетесь его, не так ли? — бросил я мимоходом.

— Нет-нет… я его не боюсь. Просто… я вдруг подумала, что где-то видела его раньше.

— В награду за вашу откровенность я обещаю вам вести себя безупречно и слушать очень внимательно.

Надин улыбнулась:

— Я не собираюсь ничего от вас скрывать… Да, я уже видела этого человека. Пр-моему, он заходил к Уолтеру. Вскоре после нашей свадьбы. Правда, видела я его мельком, толком не познакомилась.

— Но вы могли бы спросить мистера Хармли, был ли он в доме у вашего мужа?

— Нет. Мне бы не хотелось. Это значило бы ввести его в семейные неурядицы. Зачем? Кроме того, ведь я могла и ошибиться…

— Но меня вы посвятили во все детали этих неурядиц…

— Я рассчитываю на вас. Мне Сы хотелось, чтобы вы встретились с мистером Тимканом. И кстати, помогите мне установить: знает ли мистер Хармли Уолтера? Я не могу выбросить из головы мысль о том, что, может быть, он, Хармли, как-то повлиял на наши отношения с Уолтером. Ну, скажем… От него дядя мог узнать о притязаниях Уолтера и потом вмешаться…

— Вы опасаетесь судебного процесса, который решил бы теперь судьбу дочери?

Надин нахмурилась, отвела взгляд в сторону.

— Селма — неглупая девочка, она кое-что понимает. Но заставить ее давать свидетельские показания — жестокое испытание для ребенка. Тем более нельзя допускать, чтобы Уолтер выиграл процесс и добился частичной опеки над дочерью.

— Что ж, — заключил я, — надо встретиться с Тимпаном.

— Пожалуйста, не заботьтесь о расходах, — сказала Надин. — Тратьте столько, сколько вам потребуется. Все это очень важно для меня. С деньгами, конечно, надо уметь обращаться аккуратно, но…

— Я понял.

— Не хотите ли сейчас познакомиться с мистером Хармли?

— Никаких возражений.

Надин поднялась со стула. Хармли внимательно смотрел на нас, когда мы пересекали дворик. Я отметил про себя оригинальную внешность этого человека. Мужчина лет тридцати пяти. Обилие темных волос, высокий лоб, горделивая посадка головы, проницательные глаза в глубоких глазницах, ироничность во взгляде.

— Я представлю вас как друга семьи, — сказала миссис Крой, понизив голос. — Будем называть друг друга по имени, так удобней… Тетя Колетта тоже так считает.

— Пусть будет так, — одобрил я.

Надин представила нас друг другу. Я ощутил теплое, дружеское пожатие Хармли. У него был сильный, красивый голос.

— Если вы были близко знакомы с доктором Дева-рестом, то не могли не заметить, какой это замечательный человек! — заявил Хармли.

— Да, конечно, — вежливо согласился я.

— Он перевернул мою жизнь! — Мой собеседник собрался было продолжать свою речь, но вовремя остановился, почувствовав, что дальнейшие выражения признательности можно счесть и неуместными, поскольку они связаны с упоминанием собственной персоны.

— Пойду посмотрю, что делает моя дочь, — сказала миссис Крой. — Дональд, так я рассчитываю, что вы поговорите с тем, о ком я упоминала?

— Обязательно.

Надин улыбнулась нам обоим и ушла.

Хармли проследил за ней взглядом.

— Знаете, Лэм, у меня странное чувство, будто я где-то видел эту женщину, но не могу вспомнить — где. — В голосе, которым он владел превосходно, прозвучала досада. — Черт возьми! Я убежден, что мы уже встречались!

— Это часто бывает. Иногда я тоже испытываю подобные ощущения…

— Неужели?

— В этом нет ничего удивительного, — сказал я. — Может быть, вы случайно встретились с ней в трамвае, обратили внимание на ее внешность. Или выходили из ресторана вместе с доктором-Деварестом, а Надин ждала его в машине…

— Возможно, возможно.

— У нее чудесная малышка…

— Разве? Она, кажется, не живет с мужем.

— Разведена.

— Скверно, скверно. — Голос звучал теперь сочувственно-тихо.

— Вы, по-видимому, часто встречались с доктором Деварестом?

— Иногда чуть ли не каждый день, а потом не виделись месяцами.

— У вас общие друзья, интересы?

— Да, конечно. Мы были членами одного и того же клуба. Потом я вышел из этого клуба, но, когда бывал в городе, приходил туда в качестве гостя. Гостя доктора Девареста… Последний раз я был там шесть или восемь месяцев назад.

— Любопытное, совпадение, — сказал я. — .Как раз тогда кто-то рассказал доктору Деваресту о поступках одного его родственника, да таких, что доктор был потрясен.

Хармли усмехнулся:

— Вы говорите загадками, Лэм.

— Это не для вас загадки, Хармли.

Он рассмеялся:

— Я далек от критики, но, согласитесь, с первого нашего- разговора…

— Жена этого «одного родственника» хочет знать, кто мог информировать доктора Девареста? "

— А вы сами не догадываетесь?

— Нет.

— Вы не знаете, кто этот парень, которого мы здесь обсуждаем?

— Нет. Я расспрашиваю знакомых доктора. Потому спрашиваю и у вас… Вы ведь встречались с доктором — шесть или восемь месяцев тому назад?

— Точней — около семи месяцев, — поправил меня Хармли.

— И это, кажется, был период ваших частых встреч?

— Да как сказать? Скорее нет, — возразил Хармли. — Два дня подряд мы завтракали вместе, а в другой раз встретились после обеда у него в клинике. Доктор рассказал мне, чем он бывает занят в своем домашнем кабинете. — Хармли с усмешкой взглянул на меня. — А вас он посвятил в свои тайны?

— Устаревшая аппаратура, — засмеялся я.

— Вместилище для спиртного и детективов, — подхватил Хармли, тоже смеясь.

— О, Хилтон умел хранить свои тайны. Но, думаю, немногим, самым близким друзьям он доверял.

— Разговаривая с вами, он упоминал о сейфе?

Хармли молчал в течение нескольких секунд. Глядел на фонтан, потом спокойно ответил:

— Что-то такое было. Подождите-ка… Мы завтракали вместе… Доктор сказал, что выбрал для себя сейф, самую лучшую модель. Да! В тот же день он его заказал.

— Послушайте, Хармли, я буду откровенен с вами: мне весьма важно знать, какие темы до последней вашей встречи вы обсуждали с доктором Деварестом?

— Зачем? Господи, неужели вы думаете, что это я сообщил ему сведения об «одном родственнике»?

— Да, я так думал.

В голосе Хармли появились сердитые нотки:

— Но я же не помню, о чем мы говорили на давних наших встречах.

— Прошу вас, постарайтесь вспомнить.

— Нелегкое дело, — проворчал Хармли. — Но постараюсь, если вам так это важно.

— Я был бы вам очень признателен, Хармли.

— Вот что я сделаю. Сегодня вечером попытаюсь восстановить в памяти все наши беседы с Хилтоном и записать, какие темы обсуждались. Потом эти записи отдам вам. Надеюсь, вы не будете раздражаться по поводу всяких глупостей, но ведь наши встречи носили личный и непреднамеренный характер, так что…

— Не упускайте ни одной детали. Может быть, вы упоминали о ком-нибудь илипоказывали доктору чьи-либо фотографии?

— Да, конечно же! — воскликнул Хармли. — Я как раз побывал в Южной Америке, сфотографировался там кое с кем и привез снимки. Был снимок, который я сделал в Сан-Франциско. Мы еще хохотали… Снимок — по секрету, Лэм, — сделан в увеселительном заведении. Я припоминаю, что Хилтон попросил у меня копию этой фотографии. Я удовлетворил его просьбу… А почему вы спросили меня о фотографиях, Лэм?

— Я просто задаю вопросы. Самые разные. И вразброд.

— Но вы спросили о фотографиях…

— Они ведь всегда могут о чем-нибудь поведать, навести на мысль.

— Фотографии, которые я показал Хилтону, ни о чем не могут поведать, — сказал, став серьезным, Хармли. — Во всяком случае, они не связаны с той задачей, которой вы заняты. На фотографиях изображены преимущественно землевладельцы, южно-американцы. Хилтон заинтересовался ими лишь потому, что Южная Америка много значила для меня, для моего бизнеса. Я вложил деньги в нефтяные промыслы.

— Доктор Деварест вкладывал деньги в ваше предприятие? — спросил я небрежно.

— Нет, — откликнулся Хармли. — К сожалению, доктор этого не сделал… А вы здорово продвигаетесь со своими «вопросами вразброд».

— Стараюсь.

Тон Хармли не смягчил, остался серьезным, появился в голосе и холод:

— Счастлив был познакомиться с вами, мистер Лэм. Возможно, мы еще встретимся.

— Непременно увидимся, — ответил я как можно более сердечно. — Я буду часто бывать здесь.

Хармли откланялся. В дверях едва не столкнулся с Надин Крой.

— Узнали что-нибудь? — напрямик спросила она.

— Почти ничего… Хармли показывал доктору фотографии, подарил пару снимков. На них изображены люди, вложившие деньги в южноамериканские предприятия.

— Не понимаю, при чем тут наши проблемы…

— Он тоже не понимает… Но утверждает, что уже видел вас где-то.

— Тогда это тот самый человек, который приходил к Уолтеру. Вы ему намекнули, где он мог видеть меня?

— Нет.

— Почему?

— Пусть сам вспоминает. Я должен собирать сведения, а не разглашать их.

— Может быть, мне удастся растопить лед, намекнув, что мне знакомо его лицо и…

— Нет, оставим все как есть.

— Вы, кажется, обидели его, мистер… э-э-э… Дональд?

— Обидел.

— Каким образом?

— Я спросил его, не вкладывал ли доктор Деварест свои капиталы в нефтепромыслы.

— Что же здесь обидного?

— Если доктор Деварест вкладывал деньги в предприятия Хармли, то значит… вышеупомянутый Хармли утаил этот факт от миссис Деварест.

— Не понимаю.

— Допустим, доктор дал ему двести пятьдесят долларов — вложи, мол, в дело от меня. Нефтеразработки принесли высокие прибыли. А Хармли приезжает и возвращает — двести пятьдесят долларов.

— Эта сумма должна быть где-то зафиксирована.

— А если она не была зафиксирована?

Миссис Крой встревожилась:

— Вы не очень-то доверяете людям.

— Не особенно, — согласился я. — Вы не могли бы уговорить вашего бывшего мужа встретиться с мистером Тимканом?

— Только если Уолтер решит, что встреча выгодна для него.

— Хорошо бы устроить так, чтобы встретились Хармли и мистер Крой и при этом присутствовал бы еще кто-нибудь, способный оценить значение их реплик.

— То есть мистер Тимкан?

— Умный адвокат способен многое узнать и понять из разговора.

— Попытаюсь устроить. Только я бы хотела… чтобы вы, мистер Лэм, держали себя… как мой близкий друг, даже поклонник.

— Буду рад. В присутствии посторонних…

— Да, я просила бы только при посторонних!

— Ладно… Кто это подходил к дому?

— Руфус Бейли, шофер.

Тот самый тип, которого я увидел из гаража в дверях мастерской, в день гибели доктора.

— Хотел бы поглядеть на него.

— Руфус! — окликнула шофера миссис Крой.

Парень обернулся на зов. Лицо его при виде Надин посветлело, но тотчас приняло бесстрастное выражение — он заметил меня. Крупные черты, спокойный, добродушный взгляд. Видно, неиспорченная натура.

— Да, миссис Крой?

— Вы вчера смазали мою машину?

— Конечно.

— Ну как, вам достаточно? — поинтересовалась у меня Надин.

Тут же из дома вышел Джим Тимли, племянник миссис Деварест.

— Достаточно, достаточно, — пробормотал я, и Надин отпустила шофера, с улыбкой помахав ему рукой.

Джим Тимли шествовал к нам с видом человека прямого и решительного. Его глаза остановились на мне.

— Я только что разговаривал с тетей Колеттой. Вас хотят выдать за друга семьи, так?

Я кивнул.

— Это вызовет насмешки!

— Почему вы так думаете?

— Друг семьи! — с презрением повторил Тимли.

— Выкладывайте, что у вас на уме!

— Друзья доктора Девареста никогда не слышали о вас. Они вообразят себе Бог знает что! И появляетесь вы сразу после смерти доктора, входите в узкий семейный круг… Друг семьи… А может, не семьи, а Колетты? Гораздо пристойней будет представиться приятелем Надин. Тетя Колетта согласна со мной.

— Я терпеть не могу причинять кому-либо неприятности. — Я старался быть как можно более вежливым. — И знаете, миссис Крой уже объявила мне о перемене курса на тот самый, о котором вы сказали… Не хотелось бы только мне сбиться с него.

— И перейти границы… — поддразнила меня Надин, улыбаясь.

— Так что вы скажете о моих метаморфозах? — спросил я у Тимли.

— Они — побочное явление. При всех настоящих и последующих превращениях все полномочия ваши по главному делу сохраняются.

— Благодарю вас, — с чувством произнес я.

Глава 7

— Нет, Дональд, ее целый день не было, и она никуда не звонила.

Я сел, предложил Элси Бранд сигарету.

Она отказалась:

— Берта здесь не разрешает курить.

— Я разрешаю. Я теперь ее партнер. Мы оба руководим агентством.

— Уже знаю об этом.

Поколебавшись немного, Элси взяла сигарету.

Мы курили некоторое время, не произнося ни слова.

— Думаю, неплохо бы повысить тебе заработную плату, Элси, — сказал я.

— Я не против.

— Ты ведь всегда так усердно барабанишь на машинке!

— У Берты подскочит давление! В прошлом месяце я просила ее о прибавке, и она так отбила мою атаку, что я отлетела, как мячик.

— А сколько ты просила?

— Десять долларов.

— Твоя заработная плата повышается на десять долларов, — торжественно объявил я.

— Нельзя так поступать.

— Почему?

— Это силовой прием. Не по закону!

— Все. — по закону. С сегодняшнего дня вводится новая оплата. Для тебя. Решено! — Помолчав, я спросил Элси: — А что слышно про велосипед — жертву столкновения с машиной?

— Ничего не слышно. Утром я звонила в автоклуб. Эта девица нас перехитрила.

— Попробуй позвонить еще раз.

Элси положила сигарету на край пепельницы, набрала номер.

— Это мисс Бранд. Я повредила чужой велосипед. Кто-нибудь справлялся о нем? — Выражение лица Элси изменилось. Она схватила карандаш. — Одну секунду… Нолли Старр. Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Сколько она хочет?.. Да, это моя вина… Очень сожалею… Большое спасибо. — Элси повесила трубку, вырвала страничку из блокнота. — Вот ее настоящий адрес. Она хотела сначала починить велосипед, а потом подать жалобу. Автоклуб оплатил ремонт и послал ей чек по этому адресу.

Я убрал листок в карман.

— Надо убедиться, что чек действительно отослан, — сказал я Элси. — Тебе придется это проверить. Не в наших интересах, чтобы мисс Старр разыскала тебя и установила, где ты работаешь. Она может сменить квартиру.

— О’кей, я позвоню им завтра. Я…

Входная дверь с грохотом распахнулась, явилась Берта Кул.

Элси торопливо потушила сигарету, склонилась над машинкой. Не глядя на нее, Берта направилась в кабинет, но я остановил ее вопросом:

— Где ты пропадала целый день?

— Ловила рыбу, — отчеканила она. Ее маленькие глазки сверкнули. — Великолепно себя чувствую, и не пытайся устраивать мне партнерские сцены. Я тебя предупреждала, что буду распоряжаться своим временем, как мне угодно. И не толкайте меня на то, чтобы я испортила вам настроение. Что тут у вас? Небольшой тет-а-тет, а? Заговор? Я знаю, Дональд, ты — мой партнер. По бизнесу! А Элси? Она получает зарплату. Надеюсь, не требует партнерских полномочий для себя, а?

— Не требует. Но говорили мы с Элси о деле.

Воинственный пыл у Берты еще не иссяк, но любопытство одержало верх.

— О велосипеде, да? Есть какие-нибудь новости?

— Кое-что новенькое есть. Но мы обсуждали не только текущие дела.

— А что еще?

— Элси сказала мне, что цены растут, а ее материальное положение ухудшается.

Берта насупилась.

— Она напрасно тратит время. В прошлом месяце она и мне жаловалась на растущие цены.

— У меня она не выжимала сочувствия… Я просто повысил ей зарплату. На десять долларов.

Берта открыла рот. От неожиданности она потеряла дар речи. И тут же набросилась на меня:

— Нахал! Распоряжаюсь здесь я! Ты можешь быть моим компаньоном, но не имеешь права повышать зарплату моим служащим без моего согласия!

— Не лучше ли перенести нашу ссору в кабинет? — вежливо обратился я к Берте.

Кипя от возмущения, Берта ринулась в кабинет. Я вошел следом. Взять себя в руки — это Берте удавалось плохо. Слова сыпались как горох:

— Десять долларов! Скоро она потребует, чтобы ее на работу доставлял шофер. Элси получает столько же, сколько и любые другие стенографистки. Она…

— Делает вдвое больше, чем любая другая стенографистка, — перебил я.

— Ну и что?! — Берта снова повысила голос. — Она искала работу. Я взяла ее к себе. Выбрала из дюжины, понятно, я предпочла ту, которая согласна работать много, а не мало.

— Тогда была трудная пора, — сказал я. — Безработица. Можно было выбирать. Теперь иные времена.

Берта дернула на себя ящик письменного стола, выхватила оттуда мундштук и с такой силой воткнула в мундштук сигарету, что сломала ее. Она чуть не выбросила сигарету, но, остывая, передумала, отломила сломавшийся кончик, а оставшуюся часть бережно вставила в мундштук.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что я могу расторгнуть наш договор в любое время?

— И я могу это сделать, разве нет?

— Ах вот как! — вспылила Берта. — Ты пришел ко мне без единого цента, умирая от голода. И ты расторгнешь договор, который принесет тебе больше денег, чем когда-либо у тебя водилось? Не смеши, ради Бога!

— Элси Бранд получит свои десять долларов. В противном случае будем считать наш договор расторгнутым.

Берта никак не могла справиться с зажигалкой. Она отшвырнула сигарету, поднялась и встала у окна, повернувшись ко мне спиной.

Когда она снова заговорила, лицо ее выглядело невозмутимым, а голос звучал даже ласково:

— Хорошо, дорогой, сделаем так, как ты хочешь. Только помни: ты больше не получаешь жалованья. Тебе причитается половина чистой прибыли — половина того, что остается за вычетом всех расходов… Легко быть щедрым за чужой счет! Десять долларов прибавки для Элси — это пять долларов из моего кармана, а пять — из твоего… Так что нового в семействе Дезарестов?

— Я должен повидаться с адвокатом Надин Крой. Его фамилия Тимкан. Слышала о таком?

— Нет. Зачем он тебе?

— Возможно, он что-нибудь мне сообщит…

— Когда ты с ним встретишься?

— Завтра утром. Надин Крой собирается привести к нему одного типа, как она полагает, связанного с ее бывшим мужем.

— Кто это?

— Некий Хармли. Миссис Крой считает, что именно Хармли проинформировал доктора Девареста о ее семейных конфликтах. Доктор каким-то образом воздействовал на Уолтера Кроя, — а средством воздействия было, по-видимому, то, что лежало в сейфе и впоследствии было украдено.

— Одновременно с драгоценностями?

— Нет, раньше. Доктор Деварест сам разыграл комедию с драгоценностями, чтобы получить повод обратиться в полицию.

— А где же драгоценности?

— Пока не обнаружены. Найдено только одно кольцо в автомобильном ящичке для перчаток. В машине доктора.

— Я знаю об этом. Но если доктор Деварест сам забрал драгоценности, то куда же он их дел?

— Неизвестно.

— Она должна выплатить нам премиальные.

— Кто?

— Миссис Деварест.

— За что?

— За то, что мы вернем ей драгоценности.

— Я даже не знаю, где они.

— Ты их разыщешь.

— Я не уверен, что миссис Деварест наняла меня для того, чтобы я нашел драгоценности.

— Для чего же тогда?

— Чтобы водить за нос…

— Кого?

— Уолтера Кроя. По ее мнению, он не должен знать имени человека, в которого влюбилась его бывшая жена,

— Почему ты так думаешь?

— Они обе предложили мне сначала изображать друга всей семьи. Потом я вдруг превратился в собственность миссис Крой, в ее личного обожателя.

— Ты против того, чтобы поухаживать за миссис Крой?

— Нет. Она мила, но немного переигрывает, стараясь убедить всех, что ее сердце принадлежит мне.

— Я совсем запуталась, — призналась Берта.

Я вздохнул.

— Уолтер Крой стремился забрать девочку к себе. Пытался доказать, что мать мало о ней заботится. Им двигала не любовь к дочери. Его цель — деньги Надин Крой. Но кто-то вмешался или что-то произошло. Он отступил. Затем ситуация изменилась, и он возобновил свои домогательства. До этого миссис Крой ^читала, что она в безопасности и может делать то, что хочет. Возможно, она допустила промах. Сейчас положение вновь такое же, как и семь месяцев назад.

— Но как ей помогут твои ухаживания, даже если ты будешь выдавать себя за ее близкого друга?

— Противная сторона не сможет предъявить никаких улик, ей не удастся скомпрометировать Надин Крой. Ведь уличить ее в связи со мной нельзя.

Берта усмехнулась:

— Ты можешь извлечь из этой ситуации некую пользу для себя.

— Скоро я узнаю, прав я или нет, — заметил я, пропустив слова Берты мимо ушей.

— Каким образом?

— Если она будет появляться в обществе вместе со мной — значит, я прав.

— Зачем ей вся эта чепуха? В конце концов, она разведена.

— Когда найду ответ на этот вопрос, тогда пойму, чего она боится.

— Она чего-то боится?

— Вне всякого сомнения.

Зазвонил телефон. Вслед за Элси Берта подняла трубку.

— Кто звонит, Элси? Ах, миссис Крой! — Берта подмигнула мне. — Элси сказала ей, что ты занят, но она интересуется, какие у тебя планы на сегодняшний вечер.

— Пусть Элси передаст, что я позвоню миссис Крой через полчаса.

Берта раздраженно швырнула трубку на. рычажок. К моему изумлению, аппарат уцелел.

— Она еще влюбится в тебя.

— Это было бы замечательно! Она богата. Женюсь на ней и уйду в отставку.

— А если ее намерения небезупречны?

— К чистому грязь не пристанет, — парировал я, открывая дверь кабинета.

Дом номер 681 на Ист-Бендон-стрит ничем особенным не выделялся среди многоквартирных домов. Он был такой же, как его собратья, — кирпичный, трехэтажный, без лифта, с декоративными элементами, украшавшими фасад. Внутри — пыльный коридор, обставленный старой мебелью. Дверь с табличкой: «Управляющий». Я поднялся на третий этаж, позвонил в квартиру 304. На ее почтовом ящике значилось: «Дороти Грейл».

Дверь приоткрылась, чуть-чуть, насколько позволила короткая цепочка. Темные глаза с любопытством уставились на меня.

— Это квартира мисс Старр? — спросил я.

— Нет.

— Разве мисс Старр не живет здесь?

— Нет. Здесь живет мисс Грейл.

— Вы знакомы с мисс Старр?

— Нет.

И девушка взялась за дверную ручку со своей стороны, собираясь захлопнуть дверь.

— Не понимаю. — Я изобразил волнение. — Мисс Старр сама назвала этот адрес. Я из автоклуба, по поводу велосипеда…

Я услышал быстрые, легкие шаги и голос Нолли Старр:

— Это другое дело. Впусти его, Дот.

Темноглазая девушка сняла цепочку. Я вошел в крохотную квартирку: кухонька-малютка и комната, немного побольше кухни, — одновременно и гостиная и спальня.

Нолли Старр сразу же узнала меня. В углу комнаты за столом сидел мужчина. Он резко повернулся, и свет упал на лицо Джима Тимли.

— Добрый вечер, — сказал я всем сразу. — Извините за вторжение, но, право, нам всем полезно узнать друг друга лучше.

Джим Тимли растерялся. Покрутившись на стуле, он поник, как увядшее растение. Нолли Старр была бледна от гнева. Только темноглазая хозяйка сохраняла спокойствие. Она смотрела на меня с интересом, требуя дальнейших объяснений.

— Меня зовут Лэм, — сообщил я. — Кажется, никто не собирается нас знакомить? Но я знаю: вы — Дороти Грейл. Теперь мы четверо знаем друг друга. Поговорим здесь?

— Почему бы и нет? — живо откликнулась Дороти.

— Послушайте, Лэм, — заговорил Тимли. — Можно, конечно, все вам объяснить, но кому из нас это нужно? — Тимли оглянулся на Нолли Старр. — Какого черта вы вообще вмешиваетесь не в свои дела?

Нолли Старр энергично закивала, всем своим видом выражая одобрение вопросу Тимли.

Тот вошел во вкус неожиданно взятой на себя роли. Встал. Подошел ко мне, расправив плечи. Его нервное лицо подергивалось. В движениях чувствовалась сила. Нельзя было исключить и мысли о его занятиях боксом.

— Терпеть не могу шпионов! И вы мне не нравитесь. Убирайтесь отсюда! Считаю до трех. Раз… — два…

— Подождите, — перебил я. — Я тоже не люблю вмешиваться в чужие дела. Но я представляю здесь интересы миссис Деварест. Объясняйтесь с ней сами, если хотите.

Тимли отступил так же внезапно, как и пошел в наступление. При упоминании миссис Деварест воинственность его испарилась.

— Так мне уходить? — спросил я Тимли.

— Если у вас есть какие-нибудь позитивные идеи, то… не скрывайте их.

Тимли повернулся к девушке. Так смотрит на человека котенок, забравшийся на телеграфный столб в надежде, что его оттуда снимут.

Нолли Старр пришла на помощь.

— Ну, раз уж вы постоянно вмешиваетесь в мои личные дела, — сказала она мне, — придется объяснить вам, что здесь происходит.

— Это сэкономит время, — одобрил я.

Нолли Старр заговорила с уверенностью женщины, которой нечего скрывать:

— Скоропалительные выводы, как правило, неверны, мистер Лэм. — Она даже улыбнулась.

— Продолжайте, — поощрил я. — Быстрее придумайте что-нибудь!

Нолли вспылила:

— Мне не нужно ничего придумывать. Я устала от того, что вы за мной шпионите. Чтобы вы от меня отвязались, раскрою маленькую тайну. Я здесь живу уже полгода. Мы сняли квартиру вместе с Дороти Грейл. Это моя подруга. Я хотела, чтоб у меня было какое-нибудь жилье, ведь я не знала, сколько проработаю у миссис Деварест. Как-то в дождливый день, месяца два назад, Джим Тимли подвез меня сюда и познакомился с Дороти. С тех пор он… регулярно навещает ее. Обычно я стараюсь оставить их вдвоем, если только они сами не уходят куда-нибудь вместе. А сегодня я задержалась. — Она вздохнула. — Да, я действительно убежала в тот день, когда доктор Деварест велел мне вызвать полицию. Я совершила ошибку. Теперь мне ясно, но я поступила так по особой — своей! — причине. Я не скажу вам — какой. И никому не скажу. Когда поймают того, кто взял бриллианты, не нужно будет ничего объяснять… Все эти обстоятельства известны Джиму Тимли, он может подтвердить.

— Да, да, она говорит правду, Лэм, — поспешно вступил Тимли.

— И пусть меня оставят в покое! — дрожащим от волнения голосом произнесла Нолли. — Это все, чего я хочу. У меня есть свои заботы и я не мешаю людям жить так, как им нравится. И если вы желаете мне добра, перестаньте следить за мной. Лучше отыщите того, кто украл драгоценности.

— У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Нолли заколебалась. Взглянула на Тимли. Потом отрицательно покачала головой.

— Я не претендую на роль следователя.

Тимли посмотрел на часы. Немного помедлил. Взялся за шляпу.

— Вы идете, Лэм? Моя машина на стоянке, за углом.

Нолли Старр исчезла на кухоньке. Дороти Грейл протянула Тимли руку.

— До свидания, Джим, — сказала она. — Мне очень жаль, что так получилось сегодня.

— Не волнуйся. Все о’кей.

— Ты расстроен, я знаю. Прости. Но это не моя вина.

— Конечно, — отрывисто бросил Тимли. Было видно, что ему не терпелось уйти.

Она прижалась к нему, будто прислонилась.

— Джим, ты не… Наши отношения не пострадают?

— Нет, нет. Конечно, нет.

Она обняла его, приблизила свое лицо к его лицу.

— Обещай мне, дорогой…

— Успокойся. Ничего не изменилось. — Тимли старался высвободиться.

— Ну, милый…

Дороти подставила ему губы.

Он наклонился к девушке, неумело притянул ее за талию.

Я стоял и ждал, когда он выйдет Из клинча.

Тимли, как ему показалось, незаметно высвободил одну руку, которая ухватилась за шляпу.

Выручила его опять Нолли Старр.

— Прекратите-ка вы, влюбленная парочка! — прикрикнула она, явившись из кухни. — Вам пора друг от друга отлепиться.

Теперь уже Дороти Грейл вырвалась из объятий Тимли. Джим, по-видимому, был совершенно поглощен ею. Он пошатывался. На его щеке горело красное пятно.

— Тимли, вам не обязательно отчитываться передо мной, — мягко сказал я.

— Но я хочу поговорить с вами.

— Джим, — нежно проворковала Дороти, — этот детектив симпатичный парень. Ему можно рассказать все.

Тимли направился к выходу, но тут его снова остановили.

— Что это у вас с лицом? — окликнула Нолли. Глаза ее смеялись. — Дороти оставляет ужасные следы… И не забудьте свои книги. Мы прочли их с удовольствием.

Она подошла к Тимли, вытерла ему щеку своим носовым платком. Затем вручила пакет, перевязанный бечевкой.

— Спокойной ночи, Нолли! — Тимли шагнул к Дороти.

— Спокойной ночи, дорогой! — пролепетала Дороти.

Тимли устремился к ней, но с меня было довольно.

— Мне тоже пора.

Я распахнул дверь.

Тимли поспешно вышел следом за мной. Мы сбежали вниз по лестнице.

Повернув за угол, он сказал:

— Послушайте, Лэм, вы, кажется, и впрямь неплохой парень.

— Благодарю.

— Из тех, кто… считается с реальностью.

— С какой реальностью?

— Не знаю, известно ли вам что-нибудь об обстоятельствах моей жизни?

— Почти ничего.

— Тетя Колетта эгоцентрична, у нее диктаторские замашки. Она контролирует каждый мой шаг, каждый доллар, который мне удается заработать. Родители же не оставили мне ни цента. Тетя Колетта отправила меня в колледж, потом ей захотелось путешествовать вместе со мной. Ей нравилось, что ее сопровождает молодой человек… Сначала все было прекрасно. Мы побывали в Южной Америке, в Европе и на Востоке. Но вскоре… тетя Колетта перестала представлять меня знакомым как своего племянника. Она… не желала расставаться со мной ни на минуту. Лишь когда она засыпала, мне изредка удавалось скрыться от нее и посмотреть то, что мне, молодому мужчине, было интересно. За удовольствие от поездки я заплатил дорогую цену… Мы возвратились. Меня пригласили пожить в доме. Тетя Колетта считала, что я должен окрепнуть после того, как перенес тропическую малярию. Я вправду подхватил ее в нашем путешествии. Доктор Деварест прописал мне отдых, солнце, прогулки на свежем воздухе. Я привык к такой жизни. Лэм! Доктор Деварест неплохо относился ко мне. Он любил общество молодежи. Я думаю, тетя Колетта ужасно утомляла его. — Тимли глубоко вздохнул. — Вот, собственно, и все. Я пропал. Иногда мне кажется, что я уже ни на что не гожусь, хотя и получил образование. Правда, я не уклонялся от работы, даже искал* ее. Мне обещали подыскать место на авиационном заводе. Но если там узнают о моем образе жизни… эдакого плейбоя… Я скрывал, конечно, от тети Колетты, что ищу работу.

Я молчал. Тимли продолжал бичевать себя.

— Дипломированный бездельник, — с горечью сказал он. — Тетя соблазняет меня завещанием. Она утверждает, что я все еще недостаточно окреп, чтобы покинуть ее и начать работать. Вот когда я совсем поправлюсь, она поможет мне найти место… Кстати, ей это не трудно. У нее множество влиятельных знакомых, да и доктор мог бы помочь. Но я чувствую, что всегда буду «больным ее величества». Решение неизменно откладывается под предлогом того, что мне необходимы солнце и свежий воздух.

— Ваша тетя Колетта проживет еще очень долго, — заметил я.

Он дернулся, хотел было возразить, но отказался от этого намерения.

— Еще двадцать пять — тридцать лет такой жизни и — конец! — донимал я Тимли, надеясь, что с его уст сорвется слово, которое дрожало на кончике языка.

Я дождался.

— Тете Колетте осталось жить два года, ну, три — самое большое, — вдруг выпалил Тимли. — Сердце. Болезнь прогрессирует, но она об этом не догадывается. Доктор знал, конечно, но не говорил ей. Он считал, что болезнь неизлечима, что его жена умрет скоропостижно. А потому — пусть пока живет, как хочет.

— Откуда вы знаете о ее болезни? От доктора Дева-реста?

Он замотал головой: нет, не от него.

— Надин рассказала мне, Доктор предупредил ее, а она сообщила мне. Надин, может быть, и промолчала бы, но она знает, каково мне приходится. Не хотелось бы говорить об этом, но Колетта… тетя невероятно ревнива. Она мешала и мешает мне знакомиться с женщинами. Придумывает разные предлоги. Отговаривает меня. Утверждает, что из-за женщин я не поправлюсь, что я не должен шататься по ночам. Она привыкла быть в центре внимания и не терпит в своем окружении незнакомых молодых женщин. Я ничего не выдумываю. Спросите у Надин… Ей тоже не очень нравится жить в этом доме.

— Если миссис Крой здесь не нравится, почему она отсюда не уедет? Материально она неплохо обеспечена.

Тимли наклонился ко мне.

— Разгадайте эту загадку. Я вот не сумел.

— Что-то удерживает ее?

Он пожал плечами.

— Я, наверное., слишком много болтаю. Но… Лэм, вы способны меня понять? И вы… не расскажете Колетте о Дороти Грейл?

— Меня наняла миссис Деварест. Для того чтобы защищать именно ее интересы.

— Но ваша задача найти драгоценности, доказать, что доктор Деварест не совершал самоубийства, добиться для Колетты двойной страховки. Мои отношения… с Дороти… никого не касаются.

— Я подумаю об этом, Тимли, — сказал я многозначительно. — Доброй ночи.

Тимли стоял на тротуаре и глядел мне вслед.

Глава 8

Я проехал шесть кварталов, притормозил у аптеки, позвонил в главное полицейское управление и попросил к телефону лейтенанта Лисмана. Он только что возвратился в управление после ночного дежурства.

— Говорит Лэм. Дональд Лэм из фирмы «Б.Кул — Д.Лэм, частные детективы».

— Слушаю! — сухо откликнулся Лисман. — Что вам угодно?

— Я хочу вам кое-что сообщить. Это связано с розыском драгоценностей, исчезнувших из сейфа в доме доктора Девареста. Но источник информации останется неизвестным для вас, идет?

Он заинтересовался.

— Итак, — сказал я, — мы работаем на миссис Деварест, выясняем некоторые детали. Если она узнает о наших с вами контактах, я потеряю свою клиенрсу. Сведения конфиденциальные..

— Судя по такому введению, информация важная. — Да.

— О’кей!

— Нолли Старр, секретарь миссис Деварест, исчезла сразу после того, как были украдены драгоценности. Вы найдете ее по адресу: Ист-Бендон-стрит, дом шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл, ее подруга. Советую поторопиться. Нолли Старр может улизнуть.

— Ваша фамилия Лэм? — уточнил лейтенант Лисман.

— Правильно. Дональд Лэм.

— Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один? — Да.

— Как зовут квартиросъемщицу — Гейл?

— Нет, — поправил я. — Грейл. Г-р-е-й-л.

— Что ж, спасибо, я ваш должник. Надеюсь, все будет в порядке.

— Надеюсь. — Я повесил трубку.

Я подъехал к дому Деварестов. В комнате шофера над гаражом горел свет. Оставив машину у бокового входа в здание, я бесшумно поднялся по лестнице и постучал к Руфусу Бейли.

Сам он и открыл дверь.

Его облик подтверждал впечатление о нем как о сильном и добродушном человеке. Плотный, ширококостный, рост шесть футов… Густые, слегка вьющиеся волосы. Шрам на левой щеке — особенно заметен, когда Руфус улыбался.

Он был в меру приветлив и обходителен, но не маска ли это? — так я подумал.

— Дональд Лэм, — представился я.

— Я знаю. Чем могу служить?

— Мне хотелось бы войти.

Руфус посторонился.

— Входите.

В комнате везде было прибрано. На окнах висели приятные занавески. Коврики, хотя и потертые, вычищены. У стены книжный шкаф. Я подошел к нему. Бестселлеры, вышедшие из моды, изданные полгода назад.

— Садитесь, — пригласил Руфус.

Я опустился в кресло. Улыбаясь, он сел напротив.

— Вам не нужно притворяться, что вы друг семьи, — дружелюбно сказал Руфус. — Я знаю, кто вы такой. От миссис Деварест. Я хотел бы помогать вам.

— Это хорошо.

— Хотите что-нибудь спросить?

— Да.

— Пожалуйста, спрашивайте. Я от вас ничего не скрою.

— Вы давно здесь работаете?

— Примерно полгода.

— Вы пришли сюда в одно и то же время с Нолли Старр?

Он улыбался уже несколько натянуто.

— Кажется, она уже работала, когда я пришел.

— Но она не остается в доме на ночь, правда?

— Да.

— Кто у вас убирает помещение? — вдруг спросил я «совсем о другом».

— Я сам.

— У вас это прекрасно получается.

— Я люблю порядок.

— А кровати здесь нет?

— Нет.

— Где же вы спите?

— В другой комнате.

Руфус указал на дверь в стене, — дверь эту я и не заметил поначалу.

— Позвольте взглянуть?

Я подошел к двери, взялся за ручку.

— Что вам там надо?

Голос звучал совсем не так обходительно, как прежде.

— Я ведь осматриваю все помещения в доме.

Руфус смолчал, и я вошел в чистую, светлую и просторную спальню. Три стены обращены наружу. Жалюзи на окнах. Белая железная кровать. И еще одна — большая, двуспальная, из ореха, и туалетный столик тоже из ореха, с зеркалом и светильниками по сторонам… На полу около двуспальной кровати распростерся роскошный навах-ский ковер, с которым никак не гармонировали дешевенькие выцветшие коврики рядом с сосновым комодом и… еще одной дверью из спальни. Она вела в ванную с громадным — во всю стену — окном и жалюзи.

— Вы прекрасно устроились, — сказал я.

— Неплохо, это верно.

— Я заметил, вам нравятся жалюзи.

— Да. Они хорошо защищают от солнца, а когда подняты и окна открыты — у меня всегда свежий воздух.

— Вы — хороший хозяин.

— Я шофер и механик. Слежу за тем, чтобы машины были в порядке, убираю в гараже. У меня есть специальный пылесос для чистки сидений в авто. Я пользуюсь им, когда убираю комнаты. Очень удобно.

— И читать вы тоже любите?

— Ага.

*— Вы, кажется, не очень перегружены работой?

— Это вы так думаете. — Руфус снова улыбался, излучая добродушие.

— Вы возите только миссис Деварест?

— Иногда миссис Крой.

— У нее есть машина?

— Есть.

— Вы смотрите за ней тоже?

— Да.

— А у мистера Тимли есть машина?

— Да.

— И она тоже на вашем попечении?

— Конечно.

— А машина доктора Девареста?

— Он не хотел, чтоб я занимался его машиной. Машину чистили, заправляли и смазывали в больничном гараже. Я не видел, чтобы доктор когда-нибудь мыл ее. Так, протрет немного, и хватит. Он оставлял машину на улице, когда ездил к больным.

Я подошел к туалетному столику. Щетка Для волос, расческа, коробочка с тальком, бутылочка с лосьоном для массажа головы, бутылочка с лосьоном для бритья… Рядом лежала еще одна щетка для волос — с хрустальной ручкой.

— А куда ведет эта дверь?

— В гардероб.

Здесь тоже было окно с жалюзи. На вешалках висели мужские костюмы и галстуки. Я насчитал несколько пар обуви. Поднял глаза и увидел шелковый шарф.

— Вы сами себя обслуживаете — стелите постель и все такое?

— Да.

Я разглядывал аккуратно застеленные постели.

— Кое-что, вероятно, перекочевало сюда из хозяйской спальни.

— Верно. Миссис Деварест поменяла мебель в своей спальне, а то, что ей было не нужно, сказала поставить сюда.

Я кивнул на кровати:

— Принимаете гостей?

Он опять улыбнулся:

— Бывает.

Мы вернулись в гостиную, я уселся в прежнее свое Кресло.

— Хотите сигарету? — И протянул Руфусу портсигар.

Мы оба закурили.

— Что-нибудь еще хотите спросить?

— Да.

— Спрашивайте.

— Я впервые увидел вас, когда обнаружил труп доктора Девареста. Вы тогда заглянули в гараж из мастерской.

— Так и было.

— Но вы не остались со мной, а ушли.

— Еще бы! Полно полицейских в доме. Тот вечер у меня был свободный. Вернулся с гуляния, пошел спать. А горничная говорит: доктор Деварест умер… Ну, я и заглянул в гараж. А уже приехали легавые, следователь… Доктору я ничем не мог помочь. Меня не было дома, когда с ним случилось несчастье. Я решил, что мне лучше — с глаз долой.

— Но вы задержались… стояли у двери в гараж минуту или две.

— Да, наверное. Я не смотрел на часы.

— А потом-то куда вы направились? Если бы поднялись наверх, я бы услышал.

— Не обязательно. Лестница прочная, ступеньки не скрипят, а хожу я легко.

— Так вы вернулись сюда, к себе?

— Да.

— Сразу после того, как вышли из мастерской?

— Не совсем.

— Немного позже?

— Черт возьми, какое это имеет значение?!

— Мне нужно знать.

Шофер угрюмо глядел на меня, не разжимая губ.

— Так когда вы вернулись к себе?

— Не понимаю, зачем вам это?

— Так когда?

— Точно не могу определить.

— Почему?

— Не смотрел я на часы.

— Через полчаса?

— Может быть.

— Или через несколько часов?

— Да зачем вы с этим пристаете ко мне?

— Припоминаю. Вы, кажется, скрылись, когда полиция решила взять отпечатки, пальцев. Как раз были найдены коробочки из-под драгоценностей.

— Приятель! — внушительно сказал Руфус. — Наверное, ты умный парень. Не знаю. Но у тебя свои дела, у меня — свои. Чужие дела меня не трогают. Так бы вот и тебе… Повторяю: весь вечер меня здесь не было. Потребуется, могу дать показания, где я был. О стекляшках не знаю ни черта! И отвяжись!

— У вас в гардеробной висит красивый шарф, на вешалке для галстуков.

Озадаченный, Руфус переспросил:

— Шарф?

— Да. Розовый шарф из шелка.

— Розовый шарф… да…

— Это ваш?

Вопрос был «совсем о другом». Руфус растерялся. Покрутил головой. Потом неохотно ответил:

— Нет.

— А чей?'

Он подумал немного. Ответил снова вежливо:

— Это вас не касается.

— Да как сказать…

Руфус внезапно рассмеялся:

— Забудем об этом. Напрасно вы пытаетесь меня запутать. Вы ничего не добьетесь.

— Я вовсе не пытаюсь вас запутать. Просто хочу знать: чей это шарф?

— А я сам не уверен, чей он. То ли миссис Деварест, то ли, может, миссис Крой? Я нашел его в машине, принес сюда, хотел спросить о нем, но когда началась суматоха — забыл. Я узнаю, чей это шарф,^ тогда скажу вам. Черт возьми! Теперь вы знаете обо мне, пожалуй, больше, чем я сам.

— А коврики уже были здесь, когда вы въехали в эту квартиру?

— При чем тут коврики?

— Так были или нет?

— Бы-ли.

— А навахский ковер появился позже?

— Да.

— А на окнах висели-занавески?

Руфус не ответил.

— Когда их сменили на жалюзи? Месяца три назад?

— Кажется.

— Конкретнее можете сказать?'

— Четыре месяца, — подумав, уточнил Руфус.

— Подведем итоги, — бодро сказал я. — Вы нашли шарф в машине, когда чистили ее, хотели вернуть его хозяйке, но тут случилось несчастье с доктором Дева-, рестом…

Он медленно кивнул.

— В таком случае, вы нашли шарф в тот самый день, когда пропали драгоценности… Или на следующий день?

— На следующий день.

— В тот день, когда умер доктор?

— Да.

— У вас был выходной? Вы были свободны весь день или только вечером?

— Только вечером.

— Когда вы нашли шарф — утром или днем?

— Куда вы клоните?

— Если бы вы нашли его утром, — объяснил я, — вы бы легко сразу установили, кому он принадлежит. Вам тогда не нужно было брать его с собой. Но, допустим, вы наткнулись на шарф, когда уже заканчивали работу. Вы скорей всего спешили на свидание, не хотели опаздывать и не стали расспрашивать о нем.

— Ну да, — признался Руфус после небольшой паузы.

— Выходит, вы нашли шарф около пяти часов…

— Выходит, так.

— Вы обедали дома сегодня вечером?

— Да.

— Вы едите на кухне вместе с прислугой?

— Да.

— Давайте посмотрим на этот шарф внимательно, — предложил я.

— Зачем?

— Кто-то из женщин брал машину на следующий день после того, как пропали драгоценности. Вас не было за рулем, в противном случае вам было бы известно, кто носил шарф. Шарф был оставлен в машине скорее всего во второй половине дня. Об этой поездке вы ничего не знали, иначе вы показали бы шарф горничной. Но вы не сделали этого. Почему? Наверное, вас осенила догадка, что женщина, которая воспользовалась машиной, не хотела, чтобы об этом факте узнала другая женщина. Она ездила на свидание? С кем?

— Вы занимаетесь ерундой!

— Не ерундой, а шарфом.

— Вы все время крутитесь вокруг него… не пойму почему.

— Да неужто вам самому не пришла в голову мысль, что владелица этого шарфа не хотела, чтобы какая-то другая женщина узнала про ее поездку на автомобиле?

— Я ни о чем таком не думал… Увидел шарф в конце смены. Принес его сюда и забыл о нем.

— Вы сказали, что забыли о шарфе, потому что началась суматоха из-за смерти доктора Девареста.

— Да.

— Но ведь вы не подходили к машинам после того, как пообедали в среду. Доктор Деварест был тогда еще жив!

Руфус криво усмехнулся:

— Ну, считайте… вы меня обыграли, приятель. Да, у меня было свидание. Вечером после обеда я должен был встретиться с женщиной. Ясно?

— Вполне. В доме три женщины — миссис Деварест, миссис Крой и Нолли Старр. Но не Нолли Старр носила этот шарф.

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Не совсем.

— Принесите-ка его…

Руфус неохотно оторвался от стула и пошел в гардеробную. Несмотря на довольно солидный вес, он двигался легко и плавно. Когда шофер скрылся из виду, я взял с туалетного столика хрустальную щетку, снял несколько застрявших волосков, намотал их на указательный палец. Образовавшееся волосяное колечко опустил в карман. Тут появился Руфус Бейли и отдал мне шарф, который я поднес к свету и стал внимательно рассматривать.

— Разве можно угадать, кому он принадлежит? — сказал Руфус, когда я отдал ему шарф.

— Можно. Это шарф Жанетт.

Руфус вытаращил глаза. Он был обескуражен и не сумел этого скрыть.

— Я уверен, это ее шарф, — повторил я.

— Вы уверены… Но почему?

— Для миссис Деварест — не тот цвет, для миссис Крой — не- тот материал, слишком дешевый. Нолли Старр уже не было в доме. Остается Жанетт. К тому же запах духов выдает ее.

— Берете меня за горло, — устало сказал Руфус.

Я пожал плечами:

— Просто излагаю факты.

Руфус надеялся, что я уйду. Было ясно, что я смертельно ему надоел.

Я опять спокойно уселся в кресло, бросил в пепельницу окурок сигареты.

Руфус Бейли смотрел на часы.

Я сказал осторожно:

— С вами, наверное, обошлись несправедливо, когда вас посадили?

— Еще бы! Ведь я… — Вдруг он понял, что попался, и рванулся ко мне с искаженным от гнева лицом. — Вы мне надоели! Убирайтесь к черту! К черту! С вашими проклятыми вопросами!

— Успокойтесь. Я давно понял, что вы побывали в тюрьме. Вы сбежали из опасения, что и у вас возьмут отпечатки пальцев… Садитесь и расскажите мне об этом.

Руфус расхаживал по комнате, тяжело дыша и стараясь не давать воли своему гневу.

— Да, я сидел за решеткой. Ну так что?

— За что вас посадили?

— За подделку чеков. Я очень боялся безработицы. Когда не было работы — сходил с ума. Выдавал чеки на небольшие суммы — десять, пятнадцать, двадцать пять — до ста долларов, не больше. Когда дела шли лучше, рассчитывался с владельцами чеков.

— Деньгами?

— Лишних денег у меня не было.

— Как же вы рассчитывались?

— Есть разные способы.

— Но вы возмещали людям убытки?

— Конечно. Всем. Чеки оставались на руках, пока я полностью не отдавал долг. Экономил на заработной плате, выплачивая проценты, или просто отрабатывал.

— Вам приходилось нелегко. Не напивались?

— Было и такое. Не часто. Мне выпивка не вредит. После нее я всегда охотно берусь за работу.

— Как же все-таки вы попали в тюрьму?

— Чеки были предъявлены к оплате. А хозяин в это время уволил меня за прогул. Меня обвинили в мошенничестве.

— А раньше вас не увольняли за прогулы?

— Нет. Хозяин меня ругал, а я обещал ему покончить с выпивкой. Но на этот раз мне не повезло. Я слишком долго отсутствовал.

— Сколько?

— Три дня.

— Кем работали?

— Шофером.

— А какой срок вам дали?

— Один год.

— Когда это было?

— Два года назад. Мне не понравилось в тюрьме. Она меня отрезвила. С тех пор — никаких махинаций, никаких чеков.

Руфуспомолчал.

— Ну а что вы будете теперь делать?.. Если хозяйка узнает от вас мою историю, она меня выгонит без рекомендательного письма. И другой работы я не найду.

— Где вы сидели?

Руфус встрепенулся.

— Ну нет! Я уже выложил все карты на стол!

— Тем более. Почему бы вам не сказать мне, где вы отбывали свой срок?

— Я сидел… под своим настоящим именем. Родители до сих пор ни о чем не догадываются. И не должны, понимаете?! Мать думает, что я был в Китае. Она уже старая. Умрет, если узнает про тюрьму. Поэтому я и не хотел, чтобы фараоны брали у меня отпечатки пальцев. Когда вышел, взял фамилию Бейли. Только в письмах к матери подписываюсь своим именем.

Я поднялся. Руфус проводил меня до двери.

— Вы кому-нибудь расскажете о моем прошлом?

— Пока не собираюсь.

— А потом?

— Не знаю.

Он хотел закрыть дверь. Я придержал ее.

— Еще один вопрос. Можно?

— Ну?

— Отсюда слышно, как в гараже работает мотор?

— Нет, есди работает на холостых оборотах. У меня машины в порядке. Мотор работает тихо. Его слышно, только когда машина въезжает в гараж… Это все?

— Все, — сказал я.

Руфус захлопнул дверь.

Глава 9

Я отправился к хозяйке дома.

Миссис Деварест только что рассталась с доктором Гелдерфилдом и старалась, как она сама выразилась, «сохранять выдержку и спокойствие». Все-таки было видно, что она поглощена собственной болезнью, ее симптомами.

— Я не должна поддаваться, — заявила миссис Деварест. — Надо научиться философски смотреть не собственные недуги.

— Вы правы.

— От смерти не уйдешь, не так ли, Дональд?.. Все называют вас по имени, и я тоже буду вас так называть.

— Прекрасно!

— А вы зовите меня Колетта.

— Согласен.

— Особенно в присутствии других. Будем считать, что вы — приятель Надин, ее близкий друг.

— Я понимаю.

— Не возражаете?

— Нет.

— Мне необходимы свежие впечатления, Дональд. Так полагает доктор Гелдерфилд. Трудно перенести смерть близкого человека, но время лечит любые раны. Новые интересы способны вытеснить тягостные воспоминания.

— Логично.

— Доктор Гелдерфидц говорит, что цекоторы^,вдовы отказываются от общества, заЦЙрУются, замыкаются в своем трауре. Они лишь растравляют раны, привыкают жалеть себя. Можно серьезно повредить психику. Доктор Гедцерфилд советует мне вернуться к нормальной жизни, запастись новыми впечатлениями, чтобы старые переживания отступили.

— И как вы относитесь к его советам, Колетта?

— Я… сопротивляюсь… Мне не хочется с ним соглашаться, но придется. Нет ничего важней, чем предписание врача! Медицина не всегда нам угождает, но если уж доверяешь доктору — следуй его советам.

— Правильно.

— Иногда я, правда, теряюсь. Чувствую себя как натянутая пружина. Все дело в нервах. У меня хрупкая нервная система. Но не думайте, Дональд, что я какая-нибудь неврастеничка; Я всегда жила нормальной, полнокровной жизнью… Но вам это не интересно. — Миссис Деварест кокетливо повела на меня глазами. — Вы рассудительная машина, которая раскрывает преступления. Так говорит миссис Кул… Она же утверждает, что женщины от вас без ума. Это так, Дональд, или она просто решила пробудить мое любопытство?

— Миссис Кул — удивительная личность, ее поступки трудно предугадать и оценить. Возможно, она хотела вас заинтриговать.

— Вы увлекаетесь своей профессией, но не равнодушны и к женским чарам, не так ли? Я уверена, что не равнодушны.

— Наверное, вы правы.

— А в работе… О, вы не даете себе передышки, а ведь передышки необходимы.

— Нельзя спать на такой работе, как моя.

— Да, конечно. Но, Дональд, некоторые женщины, даже те… кто нанимает на работу… они так одиноки, так нуждаются в дружеском общении, так хотели бы…

— Чтобы я выполнял то, что поручено.

— Конечно, конечно. Но кроме профессиональных ваших забот… Интуиция нужна не только там. Еще больше — в отношениях с женщиной.

— Интуиция везде полезна… в умеренных дозах. Сам я не очень на нее полагаюсь. Хотел бы вас спросить, Колетта: где блокнот доктора Девареста?

— Блокнот? Он у меня.

— Важно установить, к кому ездил доктор вечером в среду. Вы передали ему список пациентов, тех, что звонили в течение дня. С кем-то он поговорил по телефону, а иных посетил лично. Как бы узнать — кого?

— Это связано со страховкой?

— Не знаю. Не исключена такая версия: исчезнувшие драгоценности находились у него в машине, в ящичке, доктор хотел возвратить их вам, а когда он умер, кто-то похитил камни…

— Есть улики, позволяющие сделать вывод, что кто-то, к кому он поехал, мог передать ему драгоценности?

— Таких улик нет, но выяснилась одна подробность.

— Какая?

— В одной из коробочек осталось кольцо. Это указывает на небрежность в действиях похитителя, а может быть, и на то, что он торопился.

— Разве можно быть небрежным, имея дело с драгоценностями! — возмутилась миссис Деварест.

— г- Вероятно, похититель использовал драгоценности как прикрытие. Он намеревался их возвратить. В такой ситуации небрежность объяснима.

— Донадьд, но я просила вас отказаться от этой теории. Вы должны доказать, что Хилтон не причастен к похищению драгоценностей.

— Понимаю. Но вы спросили меня о небрежности… Впрочем, есть и другая версия.

— Интересно…

— Вор отдал драгоценности вашему мужу, который приехал домой, хотел передать их вам. У доктора были небольшие поломки в машине, он решил сначала их устранить. Увлекся, не заметил опасности, отравился выхлопными газами. Кто-то вошел в гараж, увидел тело и вытащил камни из ящичка. Был уверен, что его, похитителя, не разыщут.

— Эта версия мне гораздо больше нравится.

— Что ж… будем работать над ней.

— Пожалуйста.

— Хорошо.

— Но тот, кто вошел в гараж, должен был знать, что драгоценности в машине?

— Вероятно.

— Кто бы это мог быть?

— Я еще не знаю… Пока.

— Но вы найдете его?

— Надеюсь.

— И вернете драгоценности?

— Не это главное.

— Я вас не понимаю.

— Ящичек открывался ключом зажигания. Но когда вынимаешь ключ, мотор-то выключается.

— Это понятно.

— Значит, чтобы забрать камни, необходимо было заглушить двигатель, вытащить ключ и открыть ящичек для перчаток…

— Да, да, вы это уже объяснили. — Миссис Деварест в нетерпении подгоняла меня.

— Но, — медленно сказал я, — мотор работал, когда мы нашли тело.

— Значит, тот, кто вошел в гараж, снова включил двигатель после того, как взял драгоценности?

— Пусть так.

— Но зачем?

— Чтобы скрыть преступление — похищение драгоценностей.

— Мы все время говорим о драгоценностях. Возможно, они играют более важную роль, чем вам представляется.

— Это не так.

— Опять не понимаю.

Я изложил свои доводы:

— Если доктор ремонтировал автомобиль, не выключив мотор, и погиб от удушья, его смерть была случайной, но предсказуемой. Причину смерти неожиданной считать нельзя. Он стал жертвой собственной халатности.

— Адвокаты сказали мне то же самое. Но я…

— Однако, — перебил я, — если кто-то выключил двигатель, когда доктор лежал без сознания и был еще жив, а потом опять включил его, ситуация уже другая. Смерть наступила вследствие отравления газами от двигателя, который был включен кем-то другим. Убийцей! Но в таком случае невозможно оспаривать неожиданность причины смерти.

— Дональд! — воскликнула миссис Деварест. — Вы изумительный детектив! Вы сделали замечательное открытие!

— Я рад, что мы пришли к согласию и…

— Что получим еще сорок тысяч долларов от страхов вой компании. — Тут же Колетта и задумалась. — Возможно, доказательств не потребуется… Ваши доводы так убедительны. Не пойдет ли компания на компромисс?

— Никаких компромиссов! Вопрос стоит так: двойная сумма. Нам придется отстаивать наше право на двойную страховку.

— Пациенты Хилтона, значит, как-то связаны с происшедшим в гараже? — спросила миссис Деварест, возвращаясь к началу нашей беседы.

— Человек, который открыл ящичек для перчаток, знал, что там лежат камни.

— Тот, у кого Хилтон забрал камни, мог последовать за ним в гараж?

— Не исключено.

— Я могу назвать тех двух пациентов, к которым ездил Хилтон. Но это не поможет вам докопаться до истины.

Из тумбочки, стоявшей у кровати, Колетта достала блокнот в кожаной обложке.

— Хилтон не доверял человеческой памяти. Во всем он любил систему: вызов (визит или разговор по телефону) — запись. Порядок соблюдался неукоснительно. Утром секретарша спрашивала, кого он посетил, какие выписал лекарства и так далее. Хилтон вырывал страничку из блокнота и отдавал ей.

— И он отметил тех, кого посетил перед смертью?

— Да. Двух Женщин. Я их очень хорошо знаю и могу за них поручиться. Одна замужем, другая вдова, обе очень хорошо обеспечены. Слишком много приемов, вечеринок, спиртного… Так всегда говорил Хилтон. Как врач он был прав. Обе страдали от гипертонии. Но подозревать их в краже драгоценностей — немыслимо.

Я взял у миссис Деварест блокнот, полистал его. Страницы были испещрены записями, которые и впрямь свидетельствовали о методичности как черте характера владельца. Указывались не только время визитов и фамилии лиц, которых навещал доктор. Доктор вел график, на котором выделял пиковые точки — свои самые напряженные дни. За последние пол года одним из таких дней, судя по графику, и была среда… В блокнот заносились также фамилии, и номера телефонов других врачей, — коллег, ассистентов на операциях. На последних страницах — цифры.

— Что это такое?

— По этим записям мы установили шифр сейфа.

Я разглядывал цифры.

— Сложно? — поинтересовалась у меня вдова.

Я представил себе записи в блокноте, пунктуальность, методичность доктора.

— Ответ найти не так уж трудно.

Миссис Деварест взглянула на меня с удивлением:

— Почему?

— У него системное мышление, но сами схемы не отличаются особой сложностью. Доктор скорее всего просто переставил цифры. Например, последние две цифры — восемь и четыре. Я предположу, что комбинация начинается с цифр — четыре и восемь.

Мне не нужно было спрашивать, прав я или нет. Миссис Деварест не скрывала восторга:

— Дональд, вы великолепны!

В этих ее словах, в тоне, каким они были произнесены, я уловил еще нечто, кроме удивления и восхищения.

Это был страх.

Глава 10

Табличка на двери оповещала: «Форрест Тимкан, адвокат и консультант по правовым вопросам».

Я толкнул дверь, вошел. Миссис Крой уже сидела в приемной. Секретарша с ярко накрашенными губами, бровями и ресницами оторвалась от машинки и спросила, по какому я делу. Миссис Крой поспешно ответила:

— Это мистер Лэм. Мистер Тимкан ждет нас обоих.

— Хорошо, миссис Крой.

Девушка вошла в кабинет сообщить о нашем прибытии. Я примостился возле Надин.

Она нахмурилась, неодобрительно глядя на дверь, за которой исчезла секретарша.

— Не понимаю, почему у Тимкана работают такие вульгарные девицы.

— Что в ней плохого? Разве она не умеет печатать?

— Я не о том. Она размалевана.

— Сигарету? — предложил я, протянув портсигар.

— Нет, спасибо. Попозже… Сюда придет мистер Хар-мли. Я договорилась о встрече с ним. Кроме того, будут Уолтер и его адвокат, которых пригласил мистер Тим-кан. Я рассчитывала, что освобожусь к десяти часам, так сказала и Хармли. Теперь вот придется объяснить, что мистер Тимкан был занят и нам пришлось его ждать.

— Вам-то не рискованно встречаться с мужем и его адвокатом?

— Может быть, я и рискую… Уже несколько месяцев не видела Уолтера. Любопытно…

— Что?

— Прибавил ли он в весе?

Я закурил, откинулся на спинку стула.

— Он склонен к полноте?

— Да, любит жирную пищу. Мне удалось заставить его соблюдать диету, и он сбросил фунтов двадцать.

Дверь в кабинет распахнулась.

— Вот он, наконец! — сказала миссис Крой. — Доброе утро, Форрест. Мистер Тимкан, это мистер Лэм.

Адвокат поздоровался с клиенткой, потом пожал руку мне. Видно, был он нервным, подвижным человеком. Небольшой рост, светло-голубые глаза, шелковистые, очень красивые волосы соломенного цвета, выпуклый лоб. На вйд лет около тридцати пяти. В очках.

— Мистер Лэм, — адвокат устремился ко мне, — я понимаю ваше положение. Позвольте и мне поддержать версию: вы и миссис Крой увлечены друг другом. — Он сощурил глаза. — О-чень силь-но увлечены. Так что не забудьте продемонстрировать свой интерес друг к другу, когда мистер Крой появится в конторе.

— Но скорей всего он будет сильно раздражен тем, что его жена привела меня сюда.

— Надеюсь, — сказал Тимкан.

— Вы хотите, чтобы он рассердился? — спросил я.

— Да, его нужно встряхнуть, заставить задуматься. Вам придется разыграть роль охотника за богатыми невестами. Вы так сильно интересуетесь состоянием миссис Крой, что пришли сюда посоветоваться с юристом, как сберечь ее капитал.

— Неужели я могу понравиться только охотникам за приданым? — капризно возразила Надин. — Неужели я так непривлекательна?

Адвокат весело улыбнулся:

— Вам хорошо известно, что это не так. Тем не менее мистер Лэм должен вести себя как человек, которому нужны деньги. Это его главная цель. Ясно?

— Мне ясно, по крайней мере, чего вы хотите.

— Вы сыграете эту роль?

— Я не знаю, как ведут себя охотники за богатыми невестами.

— Притворитесь, что вы очарованы миссис Крой, но… но не забывайте и о том, что она богата. Ладно, скрываюсь в своей берлоге. Роза уведомит меня, когда придет мистер Крой.

Тимкан исчез.

Сидя в кресле, Надин повернулась лицом к входу, машинально одернула юбку.

— Простите, Дональд, вам, должно быть, неприятна роль, которую вам навязали. — Она говорила, глядя на дверь, не на меня. — Но для меня многое зависит от этой встречи. Очень многое.

— Вы хотите, чтобы Хармли не заподозрил, что я детектив?

— Да, и лучше всего…

Входная дверь отворилась. На пороге возник Хармли. Он огляделся. Улыбнувшись, подошел к миссис Крой.

— Доброе утро… Вы уже виделись с адвокатом? Надеюсь, я не опоздал?

— Нет, я еще не говорила с ним. Мистер Тимкан был все время занят.

Хармли поднял брови.

— Что ж, я могу подождать… Доброе утро, Лэм.

Из кабинета вышла секретарша с кипой бумаг, которую она с трудом разместила на столе. Девушка поздоровалась с Хармли, спросила, по какому он делу.

— Все по тому же, — сказала миссис Крой.

Роза улыбнулась:

— Мистер Тимкан сожалеет, что заставил вас ждать. Он освободится через несколько минут.

Роза опустилась на стул, выхватила из ящика чистую бумагу и копирку, заправила машинку. Все это было проделано с головокружительной быстротой. «Стиль Тимкана», — подумал я. Тут же девушка достала зеркальце, губную помаду и, не обращая на нас внимания, занялась своим лицом, внимательно изучая его отражение и энергично совершенствуя окраску губ.

В приемную вошли новые посетители. Двое мужчин. Я мельком взглянул на них, не упуская при этом из виду Хармли и миссис Крой.

Надин опустила глаза. Хармли посмотрел на вошедших, с недоумением обратился к миссис Крой:

— Мистер Тимкан… Он что, всегда так занят?

Надин не ответила.

— Доброе утро, Уолтер! — произнесла она с несколько наигранным оживлением.

Мужчины подошли к нам.

— Дональд, это мистер Уолтер Крой, — сказала Надин.

Я встал. Серые враждебные глаза-уставились на меня.

Покосившись на Хармли, я заметил, что тот наблюдает не за Уолтером, а за мной.

Уолтер Крой, очевидно, вернул те двадцать фунтов, которые потерял за время своей семейной жизни. Я был удостоен небрежного поклона.

— Приветствую вас, мистер Лэм. Как поживаешь, Надин? Это мой адвокат, мистер Пинчли.

Пинчли, высокий, широкоплечий, с крупными чертами лица, обладал — в отличие от Тимкана — замедленной реакцией. Движения его были подчеркнуто неторопливы.

Миссис Крой представила Уолтеру Хармли и Хармли — Уолтера. Тут в приемной появился, наконец, Тимкан. Он кланялся в разные стороны, пожимал руки, извинялся сразу перед всеми', осыпая каждого потоками слов.

— Дональд, пожалуйста, подожди меня здесь, — попросила Надин. — Мистер Хармли, вы не будете возражать, если посидите здесь с Дональдом? Уолтер, — тут же обратилась Надин к своему бывшему мужу, — ты великолепно выглядишь.

Он снисходительно улыбнулся, так, будто Надин была милым, забавным, но и опасным ребенком, от которого всего можно было ожидать.

— Боюсь, что я немного растолстел…

— Неужели? Вид у тебя прекрасный…

Тимкан сам открыл дверь и пригласил своих клиентов войти в кабинет.

Мы с Хармли остались в приемной. Хармли понизил голос и наклонился ко мне:

— Вы знаете, чем занимается ее бывший муж?

— Нет.

Хармли смотрел на меня с сомнением.

— Она редко упоминает своего мужа. А почему вы спрашиваете? Вас это интересует?

— Я уже говорил вам, что где-то видел миссис Крой, — ответил Хармли. — У меня такое впечатление, что я встречался и с ее мужем.

— Вы уверены?

— Да. Эта мысль возникла не сразу, но когда мистер Крой пошел в кабинет, я вдруг будто вспомнил его походку. Признаюсь, память у меня не очень хорошая. Я не запоминаю лиц, но помню детали и обстоятельства.

— Многие люди так устроены.

— А вы?

— Я не могу пожаловаться на память.

Хармли вздохнул:

— Иногда просто мучаешься of того, что не способен вспомнить человека, с которым жизнь тебя уже сталкивала.

— Может быть, вы встречались с ними, когда они еще жили вместе?

— Должно быть, так. А сейчас у меня какое-то смутное ощущение неловкости, чего-то не очень приятного… — Хармли неожиданно запнулся. Посмотрел яа меня и поспешно добавил — То, что я сказал, не относится к миссис Крой. К ее мужу, понимаете? Я вдруг будто вспоминаю: он, кажется, участвовал в какой-то сделке, в которой меня едва не надули.

— Не припомните ли более отчетливо, в чем там было дело?

— Нет, к сожалению, конкретнее не получается.

Мы сидели, невольно прислушиваясь к голосам, тоже неотчетливо доносившимся из кабинета.

Минут через пять появилась миссис Крой. Вид у нее был довольный.

Она улыбнулась Хармли:

— Извините меня, пожалуйста, я хотела бы немного пошептаться с Дональдом.

— Да, конечно, конечно…

Надин непринужденно положила руку мне на плечо.

— Дональд, — прошептала она, — мы, кажется, добились, чего хотели. Уолтер ужасно зол! Ни в коем Случае не уходите! На этот раз нам удалось его провести.

— Очень хорошо, — сказал я.

Надин почти касалась губами моего уха.

— Уолтер кое-что предложил. А я сказала, что должна посоветоваться, и вышла. Он вне себя от тоГо, что решение зависит от вас.

— Я его понимаю.

Она засмеялась, погладила меня по щеке, сказала громко:

— Побудьте здесь еще немного, мужчины. Ждать осталось недолго.

— Опыт подсказывает, — усомнился Хармли, — что споры двух адвокатов с двумя клиентами занимают немалое время.

— О, я уверена, что все закончится через несколько минут, — весело сказала Надин. — Но, — она заколебалась, — я, наверное, злоупотребляю вашим терпением?

— Нисколько.

— Я собиралась познакомить вас с нашим общим знакомым, другом доктора Девареста. Он очень вами интересуется.

— С удовольствием познакомлюсь с ним.

— Но мне неловко задерживать вас. Еще раз сожалею, что мистер Тимкан был так занят, что не смог принять меня вовремя.

— Дорогая миссис Крой, — сказал Хармли, — боюсь, что это продлится гораздо дольше, чем вы полагаете. Через полчаса у меня деловая встреча. Даже если ваше совещание и закончится через несколько минут, у меня уже не останется времени' на разговор. Нельзя же представиться человеку, пожать ему руку и убежать.

— Да, вы правы, мистер Хармли.

— Давайте перенесем этот визит на завтра или послезавтра.

— Пожалуй, так будет лучше.

— Договорились.

Надин протянула руку.

— Вы чудесный человек, мистер Хармли, вы столь приветливы и доброжелательны. Я теперь понимаю, почему мой дядя относился к вам с такой симпатией. Извините, что нарушила ваши планы, но это не моя вина.

— Конечно. Я понимаю.

— Большое вам спасибо. До свидания.

— Всего наилучшего. Скоро увидимся.

И Хармли удалился.

Надин снова подошла ко мне.

— Все идет великолепно, Дональд, — тихо сказала она. — По-вашему, узнал Хармли Уолтера или нет?

— Нет, но ситуация немного изменилась. Я скажу вам, когда вы освободитесь.

Она слегка пожала мне руку выше локтя и, одарив меня сияющей улыбкой, исчезла за дверью.

Я поймал на себе внимательный взгляд секретарши Розы.

Терпеть пришлось еще десять минут. Наконец показались Уолтер Крой со своим адвокатом. Тимкан провожал их.

— Вы должны понять…

— Мы уведомим вас о нашем решении завтра, — перебил Тимкана адвокат Уолтера, мягко подталкивая своего клиента к двери.

Как только они ушли, Тимкан пригласил меня в кабинет.

— Так знакомы они или нет, как вы считаете? — торопливо спросил он.

— Они не знакомы в общепринятом смысле. Но Хармли сказал, что уже видел Уолтера Кроя. С Уолтером Кроем у него связаны неприятные ассоциации, якобы Крой надул его в каком-то деле… Для вас это важно?

Тимкан взглянул на миссис Крой, нахмурился, подошел к окну, потоптался там, затем прошелся по комнате.

— Все совпадает. Если бы мы нашли способ как-то подтолкнуть его к более ясному воспоминанию… Правда, я все равно не соображу, какую информацию он сообщил доктору Деваресту, чтобы прижать Уолтера. Странно, что Хармли не помнит и этого.

— Не менее странно и то, что Крой не узнал Хармли, — сказал я.

— Не узнал, — подтвердила Надин. — Я уверена в этом.

— Можно, по всей видимости, предположить, что Уолтер Крой не легко поддается давлению, — заключил я.

— Вы верно судите о его характере, — согласился Тимкан.

— Вам никогда не приходило в голову, что Уолтер — хороший актер?

— Что вы имеете в виду?

— Допустим, он сразу узнал Хармли, но понял, что тот не узнал его. Опасаясь, что Хармли рано или поздно вспомнит, где они встречались, Уолтер решил уладить свои дела, поскорее договориться с вами и убраться отсюда.

Тимкан задумался.

— Что-то в этом есть, — пробормотал он, — только Крой и Пинчли не были со мной особенно сговорчивы.

— У меня сложилось впечатление, что переговоры прошли удовлетворительно.

— Что касается денежной стороны, мы ничуть не продвинулись вперед, — весело пожаловалась миссис Крой.

Тимкан нахмурился. Его тщеславие было уязвлено.

— Мне не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, — сказал я. — Я просто выдвинул предположение. Могу ли я еще чем-нибудь помочь?

Миссис Крой, по-видимому, испытывала облегчение: можно было избавиться от меня, не подыскивая предлога. Она еще раз ослепительно улыбнулась мне:

— Спасибо, Дональд, вы великолепно вели роль и очень нам помогли. Но, конечно, нельзя требовать, чтобы вы тратили на нас все свое время.

Я задержался в приемной, разыскивая свою шляпу. Роза вновь окинула меня испытующим взглядом.

Убедившись, что за мной никто не следит, я перешел через дорогу и проник в контору консультанта-крими-нолога Фарадея Фостера.

Фостер — превосходный образчик современного интеллектуального детектива, — был похож на университетского профессора.

Я показал свою визитную карточку и сразу перешел к делу:

— Можно что-нибудь сказать об этих волосах?

Фостер взял у меня из рук конвертик, вынул волоски, осмотрел их.

— Пойдемте со мной.

В лаборатории Фостера была собрана сложная аппаратура. Микроскопы, препараты для обнаружения невидимых чернил, приборы для съемок в ультрафиолетовых лучах, оборудование для микрофотографирования.

— Хотите посидеть здесь и покурить? — спросил Фостер. — Или будем смотреть вместе?

— Я предпочел бы познакомиться с тем, как вы это делаете.

— О’кей. Идите сюда.

Он аккуратно уложил волоски на приборное стекло, распрямил и закрепил каждый. Вставил стеклышко в микроскоп и начал поворачивать ручку фокусировки, сопровождая свои действия комментариями.

— Волосы не отрезаны, а вырваны. Видите? Их корни повреждены. Вот этот волос принадлежал женщине лет сорока — сорока пяти. Впрочем, большой ошибки не будет, если мы расширим возрастные рамки — от тридцати пяти до пятидесяти лет. Волос удален в результате очень слабого воздействия. Его можно найти на расческе или щетке.

— Все волоски одинаковые?

Он вгляделся.

— Нет.

— Чем же отличаются от этого волоска остальные?

— Секунду терпения.

Фостер вставил стеклышко в другой микроскоп, стал наводить на резкость большой бинокулярйый микроскоп.

— Взгляните-ка сюда, Л эм.

Я приник к окулярам и увидел кусок манильского троса толщиной в полдюйма.

— Вы можете разглядеть структуру волоса, которая расплывается в этом рыжеватом тумане? — спросил Фостер.

Я что-то промычал.

— Сейчас.

Он опять покрутил ручку фокусировки. Рыжее пятно отступило. На стекле обозначился кусок угольно-черного кабеля.

— Смотрите, здесь особая структура, чешуйчатая, грубая, как кора на дереве. Хорошо видно?

— Да.

— Теперь исследуем другой волос. У него такая же структура.

В поле зрения появился еще один кусок кабеля.

— Замечаете оранжевую подсветку? Словно смотришь сквозь оранжевое стекло.

— Что это такое?

— Краска. Скорее всего хна.

— Значит, волосы принадлежат разным людям, по меньшей мере двум.

— Трем. Вы принесли мне пять волосков из причесок трех разных женщин.

— Какие-нибудь еще подробности?

— Пока нет. Это был только первый осмотр, весьма приблизительный. Для более точных и квалифицированных оценок я должен промыть волоски в эфире и спирте, высушить их, обработать скипидаром, прежде чем снова поместить их под микроскоп… Вам нужен подробный отчет?

— Сколько вам для него потребуется времени?

— Примерно сорок восемь часов.

— Слишком долго!

— А та информация, которую вы уже получили, представляет интерес?

— Да.

— Хотите, чтобы я продолжал работать?

— Надо пронумеровать и охарактеризовать каждый волосок, чтобы можно было идентифицировать его. Если потребуется более подробный анализ, я сообщу. Большое спасибо!

Я поехал в главное полицейское управление. Лейтенант Лисман был в полном восторге. Он пожал мою руку, хлопнул меня по спине, пустил дым мне в физиономию.

— Просто удовольствие иметь дело с частным детективом, когда он соображает! А сколько таких, которые не соображают ни черта, не знают, с какой стороны мажут хлеб маслом. От таких бездельников никакого толка!

— Вы последовали моему совету? — спросил я лейтенанта.

— А как же!

— Надеюсь, вы не сказали мисс Старр, кто вас прислал?

— Конечно, нет! Мы никогда не раскрываем свои источники информации. Слушайте, Лэм, с вами действительно приятно работать. Неплохо бы иметь такого помощника, полезно для дела…

— Так, и что же сообщила мисс Старр?

— Не очень-то много. Но есть пикантная подробность. Она утверждает, что вынуждена была уйти, поскольку доктор Деварест пытался завести с ней роман.

— Вот как?

— Да, и она упорно навязывает нам свою версию.

— Какие-нибудь яркие детали?

— Масса!

— Это, знаете ли, годится только для ушей присяжных.

— Да, присяжные обожают подобный вздор. Но вдове, конечно, не хотелось бы, чтобы история получила огласку.

— Полагаете, все дело в этом?

— А в чем?

— Выходит, у этой девицы есть превосходное алиби, которое к тому же выжимет слезы из глаз присяжных.

— М-м-м…

Лисман произнес какие-то звуки, которые, по-видимому, означали кипение мыслей в его голове.

— Я вижу, вы уже поняли что к чему, лейтенант.

— Что я должен понять?

— Что здесь поработал толковый адвокат, который придумал для мисс Старр эту линию поведения.

Лисман пожевал сигарету.

— Ловко скроено! И нигде не морщит… как перчатка на дамской ручке. Но… Будь я проклят, Лэм, вы правы. Без адвоката здесь не обошлось!

— Вы ее задержали?

— Да, и будем держать, пока она не даст показаний. У нас ничего нет против нее. Она убежала — мы ее нашли, вот и все.

— Мисс Старр жаловалась своей хозяйке на поведение Девареста?

— Нет. Когда он начал приставать к ней, она терпела, сколько могла, а потом ушла из дома.

— С такой скоростью, что даже позабыла зубную щетку.

— Чертовски подозрительно все это выглядит, а, Лэм? — Лисман нахмурился.

— Согласен.

— Чем больше вникаешь в эту путаницу, тем больше вопросов. Пострадавший сам находит драгоценности, которые у него украли, волочится за секретаршей… не своей, а своей жены…

— Она как раз из тех, за которыми ухаживают… Так я понял.

— Это верно.

— Очевидно, пропажа камней его не очень-то сильно потрясла.

— Одно с другим не сходится… Деварест видит, что его обокрали, но тянет время, флиртует с девицей. Это вместо того, чтобы немедленно кинуться в полицию. А, не странно ли, Лэм?

Я кивнул.

— И почему он не позвонил в полицию сам? Зачем поручать это дело Нолли Старр?

— Ответы есть, но лежат глубоко, — вздохнул я.

— Где?

— Шесть футов под землей.

Лейтенант погрузился в раздумье, да такое, будто совсем позабыл обо мне. Мне пришлось кашлянуть, чтобы напомнить ему о своем присутствии.

— Не окажете ли мне услугу? — осведомился я.

— С удовольствием.

— Какая у вас система идентификации преступников?

— По отпечаткам пальцев.

— Это не совсем то, что мне нужно. А по другим показателям?

— Модус операнди, особые приметы, физические отклонения… — перечислял лейтенант.

— У вас есть картотека особых примет?

— Ну, картотека не картотека, но некоторые приметы мы выделяем. Например, отсутствие большого пальца. У нас есть досье, где собраны мошенники, у которых нет большого пальца.

— Ну, а такая примета, как шрам на подбородке от удара ножом — ее отмечаете?

— Да.

— Нельзя ли попастись немного в вашей картотеке?

— Нащупали что-нибудь?

— Просто хочу получше узнать методы расследования, которыми пользуется полиция. Я так понял, что, классифицируя преступников по особым приметам, вы не отделяете взломщика от убийцы или мелкого мошенника?

— Правильно.

— Разрешите посмотреть?

— Кого вы ищете, конкретно?

— Мужчину с глубокими шрамами на подбородке.

— О’кей.

Лисман повел меня по коридощ* открыл какуфнго металлическую двб$ь! Мы попали в комнату, где стояли стеллажи с ящиками, В ящиках находились карточки.

— У нас лучше всех в штате поставлено это дело, но денег, как всегда, мало…

— Сколько же надо труда положить на все эти ящики! — польстил я.

— Да, это уж точно.

Лейтенант остановился перед стеллажом с надписью: «Шрамы на голове». Выдвинул ящик. В нем были отделения: «Шрамы на левой стороне лица», «Шрамы на правой стороне лица», «Шрамы на носу», «Шрамы на подбородке», «Шрамы на лбу».

Лисман вытащил стопку карточек.

— Только не перепутайте и не смешайте с другими! — предупредил он меня.

— Ни в коем случае!

Он взглянул на часы.

— Я должен идти… Если кто-нибудь сюда зайдет из наших и обратит на вас внимание, скажите, что вас привел лейтенант Лисман.

— О’кей. Спасибо, лейтенант.

Когда Лисман ушел, я аккуратно положил назад карточки, которые он вынул, и занялся интересующей меня секцией. Карточек там было немного, я записал четыре фамилии.

Поискав, я нашел то, что требовалось. На меня смотрела знакомая физиономия: Руфус Бейли, он же Руфус Паул, он же Руфус Каттинг. Двадцать девять лет. Специализируется по взлому сейфов и краже драгоценных камней. Одно время участвовал в вымогательстве, мелких мошеннических проделках. Предпочитает работать в одиночку. Нравится женщинам, заводит знакомства с горничными, добывая необходимую информацию. Отбывал срок в тюрьме Синг-Синг. Взят с поличным при взломе сейфа. Наводчицей была горничная, которая ревновала Бейли. Преступника арестовывали шесть раз, всякий раз освобождали из-за отсутствия улик.

Более подробные характеристики и отпечатки пальцев — на обратной стороне.

Я ознакомился и с этими сведениями. Сделал выписки.

Можно было отправляться в дом доктора Девареста.

Глава 11

Руфус Бейли появился через полчаса. Он благодушно улыбнулся при виде меня.

Разговор шел без свидетелей.

— Так вы достанете для меня… камешки?

— Камешки?

— Ну, «искорки», «огоньки», как вы их там называете?

— Их?

— Драгоценные камни.

— С какой стати я буду их доставать?

— По дружбе.

— Не пойму, чего тебе надо, приятель?

Я поднял глаза.

— Превосходная вещь эти жалюзи.

Ухмыляясь, Руфус что-то пробурчал, вроде: «А ты толковый парень, я вижу».

— Хорошая вентиляция, пропускают солнечный свет… И ничего не увидеть за ними… что тут происходит… И новая двуспальная кровать в спальне, и жалюзи возникают одновременно… что весьма важно.

— Слишком много слов, приятель.

— Уютное гнездышко… Не похоже на Синг-Синг.

Руфус перестал ухмыляться. Лицо его перекосилось от злобы. Он перевел дыхание. Чертыхнулся.

— Ты и об этом пронюхал.

— Да.

— Изучил мое досье?

— Изучил.

— Чего тебе надо?

— Камешки…

— Приятель, я давно покончил с этим, ясно? Решил, что это не по мне. Да и что с таких дел получаешь? Барыги тебе выделяют пятую часть. Возьмешь на пятьдесят, остается у тебя десять. За восемь — десять тысяч рискуешь головой… По правде говоря, тюрьма внушает мне отвращение. Там плохо, приятель. А я люблю вкусно поесть, хорошо пожить. Люблю водить машины. И много чего еще люблю.

— Да, много чего… И это заметно. В вашей спальне осталось несколько женских волосков в щетке с хрустальной ручкой. Ценный материал для анализа. Вы бы убедились, Руфус, если б узнали, как много могут рассказать о человеке его волосы.

Бейли долго смотрел на меня. Потом произнес тяжело, с угрозой:

— Я стараюсь ладить с людьми, но не уверен, что мы с тобой договоримся.

— Меня интересует только одно.

— Что?

— Камешки.

— Я уже сказал: у меня их нет.

— Это верно.

— Что верно?

— То, что у вас их нет.

— Тогда что же?..

— Их бы раздобыть.

— Откуда?

— Подумайте.

— Все та же песня. А чьи слова?

— Мои собственные.

— Мне они не нравятся.

— У меня есть и другие песни.

— Но припев всегда один.

Я сказал: сейчас будет новая песня.

— Как-то я заглянул к Нолли Старр, а там был Джим Тимли. Нолли Старр квартирует вдвоем с подругой, Дороти Грейл. Считается, что Тимли ухаживает за Дороти…

— Эта песенка получше, — оживился Бейли.

— Прощаясь, Тимли поцеловал Дороти. Впервые. Этого нельзя было скрыть.

— Почему?

— Он страшно удивился. Просто был потрясен, когда Дороти обняла его.

У Бейли сверкнули глаза.

— Высокое напряжение. Разогрелся парень.

— Вероятно.

— Так в чем идея?

— Я думаю, она уже видела его несколько раз, Дороти — Тимли, но Тимли до этого ни разу с ней не встречался. Дороти вела себя с Джимом так, будто дразнила зверька и одновременно заигрывала с ним, возбуждая своего партнера.

— Как она выглядит, эта Дороти Грейл?

— Классная девочка. Не слишком стара, не слишком юна, Не толстая, и не худая — все в меру. Когаа она целовалась с Тимли на прощанье, она так покачивала бедрами…

Бейли присвистнул:

— Аппетитная, значит, девчонка!

— Когда Тимли собрался домой, — продолжал я, — Нолли Старр дала ему пакет.

— Какой пакет?

— В оберточной бумаге. Там были книги.

— А где живет Нолли?

— Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл.

— А эта Грейл — блондинка, брюнетка?

— Брюнетка.

— Хорошенькая?

— Не кукла. С характером.

— Что ж, интересно… Когда тебе нужны… «огоньки»?

— Как можно скорей.

— А вопросы… будешь еще задавать?

— Воздержусь.

— Я подумаю, — сказал Бейли.

— Думайте. Только недолго.

— На что ты меня подбиваешь, приятель? Мне и здесь неплохо, и шансы у меня…

— А если полицейские расскажут хозяйке о вашем прошлом? Ваши старые «заслуги», кража драгоценностей, — чем это кончится, нетрудно предсказать.

— А когда ты вытащил волоски из щетки?

— Когда вы пошли за шарфом. Кстати, это выглядит не очень красиво: забрать шарф из автомобиля, принести к себе в спальню, а затем выяснить, кто его владелец.

— Надо его убрать из спальни, — решительно сказал Бейли.

— Уберите.

— Сегодня же вечером.

— Не позже полуночи.

— А что случится, если позже?

— Небо потемнело, и ветер с востока. Приближается сантанас.

— Правда. У меня электричество в волосах. Я по ним определяю, что скоро — сантанас.

— Вы их расчесывали?

— Да.

— Той самой щеткой, с хрустальной ручкой?

Руфус ухмыльнулся:

— Нет. Другой.

Помолчав, я сказал:

— Я справлюсь в бюро погоды. Если разразится ураган, у вас появится хорошая возможность для быстрых и энергичных действий.

— Да при чем тут восточный ветер?

— Я много думал о причинах смерти доктора Дева-реста. Он, возможно, не поднял дверь гаража доверху, когда въезжал туда. Сильный порыв ветра захлопнул коробочку. Тогда ведь тоже был ураган.

— Какая разница, что или кто и как закрыл въезд?

— Разница: сорок тысяч долларов.

— Что?

— Внезапный порыв ветра, захлопнувший въездные ворота, становится неожиданной причиной смерти. С точки зрения страховой компании.

— Не уверен, что я тебя 'понимаю, приятель.

— А нужно ли объяснять?

— Тогда зачем было начинать?

— Чтобы не было шансов повторить пройденное…

— Ну, ладно… Посмотрю, что тут можно сделать. По рукам?

— Мне с вами договариваться не о чем. Я просто сказал вам то, что хотел.

— Сейчас ты хочешь одно, а потом захочешь другое?

Я посмотрел Руфусу прямо в глаза.

— Нет.

— Ты стремишься к невыгодной сделке, приятель. Если б я был страховым агентом, я не стал бы страховать твою жизнь. Риск слишком велик.

— Не особенно. Вам не пришлось бы ничего платить — пока.

— Вот то-то и оно: пока, — повторил Руфус многозначительно.

— В полночь увидимся, — сказал я и удалился.

Я подошел к тыльному крыльцу, над которым было выведено: «Для товаров из лавки». Под надписью — кнопка звонка. Я нажал на нее.

Дверь открыла горничная Жанетт. Пренебрежительное выражение на ее физиономии тут же сменилось удивлением. Затем яркие губы растянулись в улыбке, обнажив два ряда прекрасных зубов.

— Ах это вы!

Она мне явно обрадовалась.

— Миссис Деварест дома?

Жанетт насупилась.

— Вы хотите видеть ее?

— Да.

— Но тогда зачем подошли с тыльной стороны дома? Я подумала, что вдруг вам нужен кто-нибудь другой?

Жанетт опустила глаза: ах, какие длинные ресницы, закрыли почти полщеки. Взмахнула ими, кокетливо взглянула на меня.

— Возможно, так и есть.

— О!

— Комната мисс Старр свободна? — спросил я. — Да.

— Я хочу еще раз осмотреть ее.

— Пройдите сюда, пожалуйста.

Через кухню Жанетт провела меня в крыло, где находились комнаты прислуги. Вместе со мной она вошла в комнату Нолли Старр и встала спиной к двери, внимательно следя за каждым моим движением.

— Вам больше ничего не нужно?

— Нет.

— Конечно, меня это не касается. Но… вы нашли что-нибудь?

— Думаю, да.

— Вы, кажется, поднимались к нашему шоферу, Руфусу Бейли, в его квартиру над гаражом?

— Да, я заходил к нему.

— И вы были… я хочу сказать… вы…

— Ну, да, — ответил я, усмехнувшись.

Жанетт покраснела, опустила голову.

— Кто убирает постели? — спросил я.

— Он сам.

— Я не про постели у Бейли. Кто убирает постели здесь?

— Экономка.

— Нолли Старр ушла во вторник, — задумчиво начал я. — В среду доктор Деварест пригласил меня. В тот же вечер, в среду, я осматривал эту комнату и обнаружил, что будильник заведен. Вы не знаете, не возвращалась ли сюда мисс Старр, не провела ли она здесь ночь со вторника на среду?

— Нет.

— Ее не было или вы не знаете?

— Н-нет.

Жанетт явно избегала моего взгляда.

— И вы не знаете, кто спал в ее комнате?

— Нет.

Она подошла поближе. Протянула руку и вдруг опустила ее мне на плечо.

— Вам Руфус что-нибудь говорил обо мне?

— А что он мог сказать?

Жанетт внезапно прижалась ко мне, — слегка, на миг, не отнимая руки, но и не пытаясь изменить ее положение.

— Здесь ужасно скучно. У нас только один выходной день в неделю.Но… когда мы не заняты, мы иногда по вечерам собираемся, проводим время вместе, выпиваем немножко и… вы же знаете, как это бывает…

— Допустим.

— Не говорите миссис Деварест обо мне и… Руфусе, пожалуйста.

— Почему?

Жанетт посмотрела мне в глаза. Прямо и откровенно. Сделала полшага ко мне.

— Она без ума от Руфуса. И она ужасно ревнива, — прошептала девушка.

— А Нолли Старр? Она тоже бывала на ваших вечеринках?

— Нет. Ни разу.

— Ну ладно… Я все же хочу повидать миссис Деварест.

— У нее сейчас доктор.

— Доктор Гелдерфилд?

— Да-

— Давно он лечит вашу хозяйку?

— Около года. Доктор Деварест лечил его отца, а свою жену поручил доктору Гелдерфилду.

— Так Нолли Старр не участвовала в ваших вечеринках?

— Црт. — Жанетт отступила на полшага назад.

— А ей не казалось нудным проводить дома шесть вечеров в неделю?

— Не знаю. Мы с ней об этом не разговаривали.

— Что она делала по вечерам?

Жанетт не ответила.

— Как она проводила вечера, чем занималась? — повторил я вопрос.

— Наверное, сидела у себя в комнате…

— У нее по вечерам горел свет?

— Да… Иногда.

— Миссис Деварест обычно рано ложится?

— Да. У нее больное сердце. Доктор Гелдерфилд…

— Я пойду к ней.

Жанетт схватила меня за руку. Полшага — вперед.

— Но вы не скажете миссис Деварест…

— Господи! Вы о чем? — Я мягко отнял у нее руку. — Я ухожу.

Доктор Гелдерфилд находился в библиотеке. Он рассматривал кресло-качалку, которое было заказано, как выяснилось, специально для его пациентки. Миссис Деварест восседала в кресле, наслаждаясь его вниманием к себе. Ей нравилось чувствовать себя больной, беспомощной, требующей заботы со стороны.

— Дональд! Я и не знала, что вы здесь! — воскликнула миссис Деварест, увидев меня.

— А я ведь пришел повидаться с вами.

Доктор Гелдерфилд встал.

— Ну, мне пора… Думаю, пока что вам не о чем тревожиться. Если лекарство не поможет, позвоните мне. И не терзайте себя, Колетта. Вам нужен спокойный образ жизни.

— Вы так внимательны ко мне, Уоррен. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас.

— Я хотел бы сделать для вас все, что в моих силах! Вы не представляете, чем я обязан Хилтону. — Гелдерфилд повернулся ко мне: — Эти страховые агенты со своими махинациями… Возмутительно! А как ваши Дела, Лэм?

— По-моему, неплохо.

Он приблизился ко мне и сказал доверительно, негромко:

— Миссис Деварест пережила серьезное нервное потрясение. Сейчас ей гораздо лучше. Но я не хочу, чтобы какая-нибудь случайность свела на нет все наши усилия.

Гелдерфилд незаметно подмигнул мне.

— Пожалуйста, Уоррен, не внушайте Дональду, что я одряхлела, — улыбнулась миссис Деварест, явно напрашиваясь на комплимент.

Я постарался оправдать ее надежды.

— Вы так молодо выглядите, — сказал я. — Я считал, что вы вторая жена у доктора Девареста. И только недавно узнал, что была и есть одна-единственная миссис Деварест.

— Мне лестно это слышать, Дональд, но вы преувеличиваете.

— Нет, он просто констатирует факт, дорогая, — поддержал меня Гелдерфилд. — Ну, так я вас оставлю. Кстати, Лэм, как вы сюда добрались? На трамвае?

Он снова сощурил глаз, многозначительно глядя на меня.

— Да.

— Если вам по пути, я вас подвезу.

— Охотно.

— Дональд! Но вы же пришли специально, чтобы повидаться со мной, — обиженно воскликнула вдова.

Я кивнул.

— Тогда рассказывайте. У меня нет секретов от моего врача.

Гелдерфилд засмеялся:

— Пациенты обычно воображают, что у них есть секреты от врача.

— По всей вероятности, вечером будет ураган, — сообщил я.

— Возможно. Ну и что? — Миссис Деварест не хотела покидать тропу, на которую мы все вышли в начале разговора.

— Вы помните ночь, когда погиб доктор Деварест? Тогда тоже дул сантанас.

— Дул, грохотал, завывал, — подхватил Гелдерфилд. — И… что из этого следует?

— Дверь гаража, та, что на въезде, поднимается и опускается, ходит вверх и вниз и снабжена противовесом, который позволяет проделывать с нею такие операции, — хладнокровно продолжал я. — Дверь, через которую въехал доктор Деварест, можно плотно закрыть изнутри, если потянуть за веревку, она прикреплена к специальному рычагу. Так вот, веревка тогда была поднята и запутана, до нее нельзя было дотянуться. Это хорошо видно на фотографиях, снятых полицейскими.

— Вы уже как-то упоминали об этом. И какие выводы?

— Подумаем… Доктор Деварест открыл дверь извне, с улицы, въехал в гараж. Закрыть же дверь с помощью веревки он не смог. Он закрыл ее с улицы, а сам вошел в гараж вторично, уже без машины, через вторую маленькую дверь, которая составляет часть большой первой. Войдя в гараж, он начал возиться с мотором, оставив первую большую плотно не опущенной. Допускается и второй вариант: доктор вообще не поднял большую дверь до отказа.

— Но он должен был поднять ее до отказа, — вырвалось у Колетты. — Она поднимается, опускается и… как же прошла тогда машина?

— Есть положение, в котором противовес удерживает большую дверь, не поднятую до конца, и не позволяет ей опуститься. В то же время машина может въехать в гараж.

— Вы проделали эксперимент? — поинтересовался Гелдерфилд.

— Да.

— И что получается?

— Сильный порыв ветра захлопнул большую дверь, когда она находилась в положении неустойчивого равновесия, то есть не была полностью поднята.

— Но зачем нам знать, как и насколько закрылась дверь? — спросила миссис Деварест.

— Если доктор сам закрыл большую дверь — причина смерти не была неожиданной. Но если ветер захлопнул ее…

— Так это ветер стал… — протянула миссис Деварест.

— …случайным орудием смерти, — подтвердил я.

— Я все-таки не совсем улавливаю суть дела, — сказал Гелдерфилд.

— В первом случае, — объяснил я, — сам доктор Деварест привел в движение силы, которые погубили его. Во втором случае неожиданно вмещался ветер. Удар ветра привел к катастрофе.

— Полагаете, что вы сумеете убедить страховую компанию? — вскричала Колетта.

— И как вы этого добьетесь? — почти одновременно с ней взволнованно спросил Гелдерфилд.

— Есть признаки, что на подходе сантанас. Я звонил в бюро погоды. Там тоже так считают.

— И вы повторите эксперимент, — догадался Гелдерфилд.

— Да.

— Это было бы замечательно, — сказала миссис Де-варест.

Доктор сейчас же вернулся к своим профессиональным обязанностям.

— Вам совсем не обязательно присутствовать при этом, Колетта, — строго сказал он. — Допустим, дверь не захлопнется… Вы будете разочарованы. Лишние волнения, переживания…

— Ах, Уоррен, мне так хочется посмотреть!

Доктор Гелдерфилд посоветовался с собственными часами.

— Гм! А в какое время вы намерены устроить свой эксперимент, Лэм?

— Когда задует ветер. Бюро погоды предупреждает обычно за полчаса.

Доктор покусывал губы. Наконец он принял решение:

— Хорошо, я постараюсь приехать. В моем присутствии, Колетта, вы сможете наблюдать за экспериментом. Сидя в каталке. Но если меня не будет… лучше узнать от других, что произойдет. И помните — никаких лестниц! Подниматься по лестнице вам запрещено!

Колетта капризно выпятила губки:

— Мне нужно это видеть, Уоррен.

— Как вы полагаете, когда начнется ураган, Лэм? — осведомился Гелдерфилд.

— Около девяти часов. Так считают в бюро погоды.

— Постараюсь успеть. — Гелдерфилд обернулся к пациентке, улыбнулся ей, хотя улыбка не согнала с его лица профессиональной озабоченности. — Вы готовы поехать со мной, Лэм?

Я последовал за ним к выходу.

— Где ваша колымага? — спросил я.

— Примерно в квартале отсюда.

— Я не заметил вашей машины.

— Я редко останавливаюсь возле самого дома. Я хотел, чтобы вы прошли со мной немножко пешком, Лэм. Знайте же: Колетта думает, что у нее нервный срыв, но все гораздо серьезней…

— Чем она больна?

— Доктор Деварест не хотел, чтобы ей говорили…

— Но что с ней?

— Вас это не должно интересовать, — остановил меня Гелдерфилд. — Я просто хотел вас проинформировать. Если в ходе эксперимента обнаружится нечто способное взволновать или рассердить Колетту… вам следует сначала предупредить о такой возможности меня. Я найду момент и способ, чтобы подготовить ее.

— Какого рода новости могут ее так сильно взволновать?

Он встретил мой взгляд.

— Ну, например, сведения о том, что доктор Деварест вел двойную жизнь.

— А это так?

— Подозреваю — да.

— И давно вы… его заподозрили?

— Этот вопрос тоже вне вашей компетенции, — усмехнулся Гелдерфилд. — Так я свяжусь с синоптиками. Если сумею — приеду. Но ни при каких обстоятельствах нельзя допустить присутствия Колетты на эксперименте, если меня не будет. Не исключены самые неожиданные реакции.

— По поводу реакций, — сказал я. — Ваша пациентка болезненно реагирует на любую информацию, или только на факты, подтверждающие измену мужа?

— Ей нельзя раздражаться, сердиться, огорчаться. Необходимо избегать всего, что способно вызвать у нее подобные душевные состояния.

— А радость, торжество, ликование, позитивные эмоции?..

— Прежде всего опасны гнев и раздражение, — перебил меня Гелдерфилд. — Я пекусь о ее здоровье и надеюсь на вашу поддержку.

— А постоянное лечение неэффективно? — не отставал я.

Гелдерфилд снова посмотрел мне прямо в глаза:

— Не вижу оснований распространяться на эту тему. Если откроется что-то о Деваресте, вам следует проконсультироваться со мной. Всего наилучшего.

— Но мы еще увидимся сегодня?

— Вероятно.

— Она захочет быть там.

— А я не уверен, что я этого захочу, в особенности если не смогу здесь присутствовать.

— Я должен подготовиться заранее. Ураган нельзя остановить.

— Понимаю.

— Вы хорошо знали Девареста?

— Чем вызван этот интерес? — недоверчиво спросил Гелдерфилд.

— Вашей версией о его двойной жизни, — напомнил я.

— Как вы к ней относитесь?

— Вы имели в виду Нолли Старр?

Гелдерфилд ответил не сразу:

— Да.

— И могли бы это подтвердить?

— Да.

— Чем?

Гелдерфилд иронически улыбнулся. Он не был склонен к откровенности.

— Это важное обстоятельство, — заметил я.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал он.

— Слушайте, доктор, мы союзники или нет? Я считал, что да.

— Ну и что же?

— Вы не очень-то разговорчивы. Для союзника.

— Я не вижу оснований сообщать вам больше того, что я уже сказал.

— Тогда я вам скажу! — взорвался я. — Я разыскал Нолли Старр. Ее адрес: Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл, ее подруга. Я заходил туда и застал там… Джима Тим-ли. По-моему, Тимли влюблен в Нолли Старр, хотя девушки разыграли целую пьесу, пытаясь убедить меня в том, что Тимли интересуется Дороти Грейл. Для. вас эти факты что-нибудь значат?

Доктор Гелдерфилд с досадой закрыл глаза.

— Возможно, — пробормотал он через несколько секунд.

— Вот как я представляю себе ситуацию, — продолжал я, несколько успокоившись. — Когда Тимли, который был под каблуком у миссис Деварест, увлекся Нол-ли Старр, обстановка в доме осложнилась. Но доктор Деварест был мудрый человек. Он знал о том, что происходит, и одобрял это.

— Надеюсь, вы правы, Лэм! — отозвался Гелдерфилд с облегчением. — Мне известны лишь немногие факты. Как-то Деварест должен был в шесть часов утра оперировать в клинике по поводу аппендицита. Но он не приехал. Меня самого срочно вызвали в клинику, и я знаю, что его там тогда не было. Около семи часов я проезжал мимо парка и увидел Девареста с Нолли Старр. Они играли в теннис и не заметили меня.

— Что еще? — спросил я.

— Пару раз доктор Деварест упоминал о ночных вызовах, но в его блокноте они не записаны.

— А разве не могло случиться, что доктор Деварест отмечал не все вызовы?

Гелдерфилд отверг мое предположение:

— Исключено. Если только вызов не был забыт преднамеренно. Видите ли, Деварест был помешан на системности. Он во всем добивался системности… А почему вы спросили о вызовах, не зафиксированных в блокноте?

— Я думаю, доктор Деварест навестил кого-то в свой последний вечер, но записи об этом, предварительной, как это он обычно делал, в блокноте нет.

— У кого же, по-вашему, он был?

— Наверное, у того, кто знал кое-что о сейфе и содержимом сейфа.

— То есть о драгоценностях?

— Кроме драгоценностей, похищено еще что-то. Звонок мог быть обставлен так, словно это пациент вызывает врача на дом.

Доктор Гелдерфилд опять прикрыл глаза.

— Любопытное предположение, — заметил он. — Я не думаю… Впрочем, может быть, вы и правы.

— Не могли бы вы подбросить мне какую-нибудь мыслишку?

Он отрицательно покачал головой.

— Миссис Деварест утверждает, что две пациентки, к которым доктор ездил перед своей смертью, не имеют ничего общего с…

Гелдерфилд прервал меня:

— Я знаю. После смерти Девареста обе стали моими пациентками. Они никак не связаны с теми событиями, которые вас занимают.

— Но какой-то визит он все-таки не отметил, — сказал я напоследок.

— Едва ли, — возразил Гелдерфилд. И неожиданно ухватился за мою руку. — Лэм! Я с предубеждением относился к частным детективам. Признаюсь в этом. Но у вас, Лэм, есть голова… Если потребуется, обращайтесь ко мне. Я постараюсь помочь.

Это была внезапная и радикальная перемена, но она меня не обрадовала. Разминая пальцы, онемевшие от крепкого рукопожатия, я проворчал вслед автомобилю, на котором удалился доктор:

— К чему такой энтузиазм? Мог бы сообразить, что рука мне еще понадобится.

Глава 12

Было уже темно, когда небольшая группа людей собралась у гаража. Доктор Гелдерфилд усадил миссис Деварест в инвалидное кресло и закутал в меха. Рядом Берта Кул посматривала на всех пронзительно и угрюмо.

Корбин Хармли тоже пришел сюда. То ли его пригласила хозяйка дома, то ли сам так решил: замечательная способность делать то, что считаешь нужным, и при этом делать вид, что ответственность лежит на ком-то другом.

Миссис Крой настояла на том, чтобы приехал Форрест Тимкан. Возможно, опасалась какого-нибудь подвоха с моей стороны. Здесь же находился представитель страховой компании, некий Паркер Альфман. Он выдавал себя за ее рядового служащего, но как я понял, по всей видимости, был юрисконсульт или что-то вроде этого.

Бюро прогнозов погоды заранее уведомляло население о признаках приближения сантанаса. Сообщения поступали периодически через небольшие промежутки времени. В некоторых регионах резко поднялось атмосферное давление. На побережье, напротив, давление упало. Воздушные потоки, стремительно передвигавшиеся с востока на запад, с гор на побережье, даже вдохновили бюро прогнозов на изложение теории о гравитационном происхождении урагана.

В восемь часов позвонили из бюро, сообщили, что страшный ветер потрепал соседей и приближается к нам. Судя по некоторым показателям, ураган ожидался примерно той же силы, как в день смерти доктора Девареста.

Люди нервничали. Кожа у меня стала неестественно-сухой, в носу было горячо, как в духовке. Воздух сгустился, сделался неподвижным. Стало необычно тихо, и звезды опустились так низко, что, казалось, их можно было сбить из ружья двадцать второго калибра.

— Боюсь, что ваш ураган, Лэм, так и не дойдет до нас, — усомнился вдруг Тимкан. — Воздушные массы то устремляются вперед, то отступают и рассеиваются. Да и ветер будто стихает.

— Все признаки точно такие же, как в тот вечер, когда погиб доктор Деварест, — отозвался я.

Паркер Альфман, крупный мужчина, держался высокомерно. Он пренебрежительно поглядывал на большую дверь гаража, которая была закреплена в положении равновесия примерно на высоте человеческого роста.

— Не понимаю, что тут надеются доказать? — грубо заговорил он. — Меня прислали, чтобы я был свидетелем. И если даже ветер захлопнет дверь, сбросит ее вниз, что это будет значить для нас — для меня, для страховой компании? Ровным счетом ничего!

Я старался сохранять хладнокровие.

— В тот трагический вечер веревка была запутана точно так же. Если дверь поднята до верха, ее изнутри нельзя опустить, понимаете? Для этого надо выйти из гаража. Доктор Деварест был внутри…

— Откуда это известно?

— Логика происходящих событий… — начал было я.

— Какая там логика! — грубо оборвал меня Альфман.

Я потерял терпение:

— Для вас логика ничего не значит! Дело для вас в сорока тысячах долла ов. Надеюсь, присяжные будут более объективны.

— Сорок тысяч долларов здесь ни при чем! — отрубил Альфман. — Наши действия регулирует закон. Он точно оговаривает условия, на основании которых мы платим или не платим.

— Мы это уже слышали. Много раз. Знаем наизусть.

— Но еще не усвоили.

— Превосходно усвоили, не беспокойтесь.

Альфман пожевал губами.

— Ладно, — снизошел он к моим объяснениям. — Что же дальше? Продолжайте.

— Доктор Деварест поднял дверь не до конца, а до уровня, вполне допустимого и достаточного, поскольку противовес удерживал ее. Сегодня дверь находится почти на той же самой высоте: в гараж машина проходит… Итак, Деварест въехал в гараж. Он знал, что веревка запуталась высоко над дверью.

— Неправдоподобно! Откуда известно, что не он сам закинул веревку наверх?

— Есть показания шофера, который еще накануне заметил, что веревка застряла наверху, над дверью. Он хотел принести стремянку, высвободить и распутать веревку, но… торопился на свидание и решил, что займется этим делом в другое время, позже.

— Ну ладно… Дверь находилась примерно на такой же высоте, как сейчас. Доктор Деварест въехал в гараж. Что дальше?

— Он открыл капот и стал возиться с мотором.

— Зачем?

— Ослаб ремень.

— Ничего подобного. Ремень в моторе в полном порядке.

— Конечно. Ведь он подтянул его.

Альфман пренебрежительно выпятил губы.

— Что? А мотор в это время работал?

— Нет. Доктор выключил двигатель, когда занимался ремонтом, но потом снова включил его, чтобы проверить, все ли в порядке. Он знал, что дверь наполовину открыта, и не думал о выхлопных газах.

— Как же тогда захлопнулась дверь?

Я не успел ответить. Налетел первый ужасный шквал ветра. Дом вздрогнул. Пальмы прижались к земле. Безмолвие и неподвижность в воздухе мгновенно сменились грохотом и свистом. Повсюду зазвенело, затрещало, заскрежетало.

Все, не сговариваясь, уставились на дверь гаража. Она качалась.

— Смотрите! — сказал я.

Первый вихрь пронесся, наступила секундная пауза. Затем ветер вновь с силой обрушился на дом и на всех нас. Миссис Крой стиснула коленями взметнувшуюся было юбку и подняла руки, чтобы придеркать волосы. Ветер обтянул на ней платье, подчеркнув линии прекрасной фигуры. Покачивающееся свечение двух ламп, укрывшихся под карнизом, придавало нашим пляшущим теням гротескные формы.

— Ваша теория не подтверждается, Лэм, — заметил представитель страховой компании, не скрывая насмешки. — Дверь дрожит и трясется, но это все.

Налетел новый вихрь. Полотно двери резко дернулось, сдвинулось с места и… поползло вверх.

Альфман расхохотался.

— Тогда дверь могла быть закреплена на более низком уровне, — сказал я.

— Но тогда машина не прошла бы в гараж, — парировал страховой агент.

Я потянул за рычаг и опустил цолотно. Затем ослабил свои усилия, положившись на противовес, который не позволил двери закрыться, удержал ее на предельно низком уровне.

— Дверь, как видите, удерживается и в такой позиции, — объявил я.

Вижу, но машину не протолкнешь в гараж, если дверь стоит так, как вы показываете.

— Обсудим это позже, — сказал кто-то за моей спиной. — А сейчас посмотрим, что будет дальше.

Нам не пришлось долго ждать. Ветер бил и давил уже не рывками, но мощно и регулярно, со все возрастающей силой.

Дверь дрогнула и скользнула вниз, с грохотом ударившись о порог.

— Превосходно! — воскликнул Форрест Тимкан. — Ну, Альфман, с чем вы опять не согласны? — воинственно спросил он.

— Сейчас объясню. При заданной Лэмом высоте, на которой была зафиксирована дверь, машина не прошла бы в гараж. Предположим, что доктор каким-то образом ухитрился въехать. Но не мог же он не услышать шума, с которым закрылась дверь!

— Он отключился, был поглощен своим делом.

— Ничего себе! Такой грохот выведет из любой отключки, — стоял на своем Альфман.

— Хватит спорить! — вмешался я. — Поставим опыт: пройдет ли машина Девареста под дверью…

Мы вывели машину, я снова установил дверь так, что она почти касалась крыши автомобиля. Это было положение предельного равновесия, чуть ниже — и полотно двери падало.

— Промежуток, отделяющий край двери от крыши автомобиля, минимален, но проехать все-таки можно, — заключил я.

— Да не стал бы он протискиваться в вашу щель! — протестовал Альфман.

— Не мог или не стал? В этом все дело.

Альфман задумался, взвешивая мои доводы на незримых весах.

— Он бы не сделал этого.

Вместо ответа я влез в машину и ввел ее в гараж. Мы столпились вокруг нее, ожидая новых порывов ветра.

Я подумал, что эксперимент следует заканчивать, считая его успешным. Собравшиеся, по-видимому, разделяли мое суждение, что это ураган в тот раз захлопнул дверь.

Ветер, виновник всех наших бед, завывал все громче от порыва к порыву, видно, собираясь с новыми силами.

Альфман не сдавался, он пошел к своей машине, достал оттуда фотоаппарат с блицем, вставил кассету с пленкой.

— Ни один человек в здравом уме не полезет в такую щель, — раздраженно бубнил он, возясь с фотоаппаратом.

— Но машина все-таки прошла!

— С черепашьей скоростью!.. Каждый раз, должно быть, Деваресту приходилось упрашивать ее, чтобы она продвинулась еще хоть на дюйм!

Альфман навел фотоаппарат, сверкнула вспышка. Он сделал несколько снимков. Когда опять налетел ураган, все мы вновь были вместе в гараже. И Альфман с нами.

На сей раз дверь гаража, даже не вздрогнув, взметнулась вверх.

За своей спиной я услышал хохот: Альфман торжествовал.

— Зажарьте меня вместо устрицы! — вздохнула Берта Кул.

— Ну, представление окончено, можно расходиться, — угрюмо сказал Тимкан.

— Я готов! — Представитель страховой компании запихивал фотоаппарат в багажник. Он мгновенно пришел в превосходное расположение духа.

Доктор Гелдерфилд наклонился к миссис Деварест и о чем-то заговорил с ней.

Неожиданно Тимкан возвысил голос.

— Внимание! — выкрикнул он.

Те, кто направился к выходу из гаража, остановились.

— Лэм, — обратился ко мне Тимкан, — вы осмотрели противовес перед тем, как провести эксперимент?

— Я проверил его еще до наступления темноты, — сказал я.

Альфман уже забрался в свою машину и включил двигатель.

Доктор Гелдерфилд повернул кресло-каталку, собираясь увезти пациентку из гаража.

— Мне бы хотелось самому взглянуть на противовес, — настаивал Тимкан. — Просто, чтобы все было по правилам. Покажите-ка мне, Лэм.

Альфман, который уже включил фары и начал выруливать на подъездную дорожку, вдруг выключил свет и остановил машину. Он вылез из нее и двинулся к нам, пригибаясь под напором ветра.

Я включил все лампы в гараже. Тимкан раздобыл стремянку.

— Да, кажется, все в порядке, — проворчал он. — Однако дверь двигалась как-то… странно…

— Я не уйду, наш вечер в разгаре, — веселился Альфман. — Так как поживает противовес?

— Нормально, — буркнул я.

Альфман направился к машине.

— Этот человек не заслуживает доверия! — неожиданно вспылил Гелдерфилд, вывозя Колетту из гаража. — Руководство страховой компании ценит тех своих служащих, которые демонстрируют, как уклониться — на законном основании! — от справедливых выплат!

Тем временем я взобрался на стремянку и принялся ощупывать рукой верхнюю часть двери.

— А пауков там нет? — окликнула меня Берта. — Там, наверху, подходящее место для паутины. Наденька перчатки, Дональд.

— Никаких пауков здесь нет, — буркнул я, проводя рукой по кромке двери. — И паутины тоже.

Доктор Гелдерфилд прервал свой монолог:

— Подождите, как это нет паутины?

— Нет, и меня это удивляет не меньше, чем вас.

Мои пальцы скользнули вдоль верхней притолоки и замерли, прикоснувшись к металлу.

— Дайте фонарь, — попросил я.

Доктор Гелдерфилд протянул мне фонарь.

Я поднялся на верхнюю ступеньку стремянки и, вытянув, как только мог, шею, ухитрился заглянуть в щель между притолокой двери и стеной. В щели втиснут кусок металла!

— Верните этого… представителя! — крикнул я.

Доктор Гелдерфилд бегом бросился из гаража. Альфман уже развернул машину.

— Что там опять стряслось? — полюбопытствовал Тимли.

— К верхней части двери со стороны стены прикреплен кусок металла, — сообщил я.

— Ну так что?

— А то, что металл утяжеляет верхнюю часть двери. И тогда ей легче подняться, чем опуститься.

— Ну и что? — повторил Тимли.

— Ничего. Только… не залезь я на стремянку, страховая компания могла бы сэкономить сорок тысяч.

— Так не страховая компания вставила этот кусок металла, — с досадой возразил Тимли.

В гараж вбежали запыхавшиеся Гелдерфилд и Альф-ман.

— Что опять происходит? — воскликнул Альфман.

— Да вот, над дверью укреплен кусок свинца.

— Вздор! — бросил Альфман. — Туда и гвоздя не просунуть, не то что руку. Как же закрепили свинец?

— А зачем просовывать руку? Обратите внимание — два болта…

— Ну?

— Кто-то просверлил снизу две дырки, просунул в них бечевку и подтянул свинец к верхней кромке двери. Болты провалились в дырки, на них надели гайки и завернули их. Все было сделано аккуратно. И профессионально.

— Но вы же осматривали дверь в шесть часов, — напомнил Гелдерфилд.

— Не эту часть двери. Я ведь только удостоверился, в порядке ли противовес.

— Что же теперь делать? — спросил, ни к кому не обращаясь, Тимли.

— Оставим все как есть. Вызовем полицию. Возможно, удастся найти отпечатки пальцев.

— Я должен все рассказать Колетте, — заторопился Гелдерфилд. — Господи! Она же до сих пор сидит в кресле, я оставил ее на минутку…

— Успокойтесь! — усмехнулась Берта. — Когда вы бегали за Альфманом, она сама пришла сюда посмотреть, что происходит. Потом вернулась в кресло и снова стала инвалидом.

— Но ей не следовало так поступать! — выпалил Гелдерфилд, выбегая в боковую внутреннюю дверь гаража.

— Все это подстроено! — громко сказал Альфман. — Я предвидел, что столкнусь с чем-то подобным. С жульническим экспериментом, организованным с целью вымогательства!

— Вы обвиняете кого-нибудь конкретно? — спросил я.

— Вас! — заорал он, кипя от негодования. — Вы пытаетесь взять нас за горло, грозите убедить присяжных, что страховая компания скрывает улики, отнимает у бедной вдовы сорок тысяч долларов! Будете доказывать, что вы раскрыли махинацию страхового агента, который укрепил кусок свинца и сорвал эксперимент… К черту всех частных детективов! Банда мошенников…

— А ну-ка врежь ему, Дональд. Дай ему по физиономии! — потребовала Берта.

— Не знаю, кто подложил этот брусок, — спокойно сказал я. — Не уверен, что это вы, но и поручиться, что не вы, — не могу. Однако я непричастен…

— Хватит молоть чепуху! Вы прекрасно знаете, кто это сделал! — завопил Альфман.

— Вы лжете!

Он чуть не задохнулся от ярости.

— Заткнись, коротышка! Ублюдок! Ненавижу всех детективов! Продажные твари…

Я увидел, как встрепенулась Берта и ударила Альфма-на по лицу.

Челюсть его отвисла. Альфман застыл от изумления. Затем кинулся на меня.

Он был выше, крепче, гораздо сильней и мог, по всей вероятности, легко расправиться со мной. Но я припомнил, чему учил меня Лу, мой учитель в боксе и иных видах драк; Альфман метил мне в грудь, я уклонился в сторону, согнул правую руку и прижал ее к телу, а когда мой противник, готовя новый удар, открылся, двинул его правой в живот. Я почувствовал, что попал ему в солнечное сплетение. И тут же, действуя словно по команде Лу, левой, апперкотом, повредил страховому агенту челюсть. Скрип зубов… Его дыхание внезапно пресеклось, глаза остекленели.

Я очнулся среди изумленных зрителей. До меня донеслись слова Гелдерфилда. Он умолял свою вновь им доставленную в гараж пациентку:

— Не смотрите, Колетта! Позвольте мне снова увезти вас отсюда. Вам нельзя волноваться.

— Не мешайте! Отойдите от кресла. Оставьте меня, Уоррен! — сердилась вдова.

— Покончи же с ним, глупец! Что ты мешкаешь? — рявкнула Берта.

Альфман еще держался на ногах. Собрав остатки сил, он размахнулся, но ударить меня не успел: моя контратака была точна и молниеносна.

Альфман качнулся, колени его подогнулись, он рухнул.

Я дрожал от напряжения и не смог бы, наверное, удержать в руке спичку, прикуривая. Я непроизвольно пятился, избегая взглядов людей, столпившихся вокруг. Наткнулся на Берту.

— Ишь ты, маленький чертенок… — пробормотала Берта. — Одолел-таки, одолел. — Она покрутила головой. — Замаринуйте меня вместо огурца!

Глава 13

Берта Кул влезла в нашу служебную машину и устроилась рядом со мной. Я выехал на дорогу.

— На кой черт тебе все это было устраивать? — покосилась на меня Берта.

— Что?

— Ну, эксперимент… Когда ты нашел свинцовый брусок, почему ты его не убрал?

— Из упрямства. К тому же это улика.

— Какая улика?

— Которая доказывает, что кто-то умышленно испортил механизм, прикрепив к двери свинец.

Ураган еще не утих. Ветер завывал вокруг нас, раскачивал машину вправо-влево, вывертывал листья пальм, словно гигантские зонтики. Капли пота на лице и теле тут же испарялись, поверхность кожи шелестела, как сухой пергамент, покрытый пылью.

— Слушай, у тебя были прекрасные условия для проведения эксперимента, — рассуждала Берта. — Такого сильного ветра давно уже не было. Неизвестно, когда опять повезет. Можно ждать месяцами и не дождаться.

Я согласно кивнул.

— А этот брусок нарушил все планы. — Недоумение у Берты не проходило. — Почему ты не удалил его, чтоб довести свой опыт до конца? Посмотрели бы, что будет…

— Было бы то же самое, — уверил я ее.

— Почему это?

— Подумай сама. Есть примерно один уровень, на котором дверь остается в положении неустойчивого равновесия.

— Ну?

— С весом, закрепленным на притолоке сзади, уровень этот заметно снижается, так что машина едва проходит под навесом. Но даже тогда, заметь, дверь взмывает вверх, когда ветер приводит ее в движение, — вверх, а не вниз идет…

— Так бы не случилось, если б не груз.

— Ты уверена?

— Нет, но мне так кажется.

— Да, интереснейший эксперимент… — протянул я.

— Так ты собираешься его проводить или нет?

— Нет.

— Тогда его проведет кто-нибудь другой.

— Пускай.

— Но почему ты упускаешь этот шанс?

— Да он ничего не доказывает! Веревка, которая обычно свисала с рычага и позволяла затворить дверь гаража изнутри, очутилась наверху. Кто-то забросил ее туда и запутал, закрутил так, чтобы ею нельзя было воспользоваться…

— С веревкой все ясно, — прервала меня Берта. — Но что из этого следует?

— Я уже объяснил, — сказал я. — Допустим, дверь находится в положении равновесия. С дополнительным весом она держится в таком положении на более низкой линии. Автомобиль с трудом проходит в гараж. А фокус получился, однако, такой, что ветер, который, согласно предварительным ожиданиям, должен был опустить и плотно прижать дверь, напротив, поднял ее вверх.

— Опять ты талдычишь одно и то же! Скажи лучше, что произойдет, если убрать вес?

— Я не знаю.

— А кто знает?

— Никто, наверное.

— Дональд, дьявол тебя забери, что ты меня изводишь! Иногда мне хочется тебя пристукнуть! Подумать только!.. Задул ураганный ветер, хотя ураган обычно обходит наши места…

— Правильно, — равнодушно подтвердил я.

— Можно ждать месяцами и даже годами, прежде чем представится случай проверить твою теорию.

— Ты уже это говорила.

— Черт возьми! Почему ты отказался от этой затеи?

— Это тебя беспокоит?

— Еще бы!

— Отлично. Значит, это беспокоит и других, включая страховую компанию.

Маленькие, полные огня и ярости глазки уставились на меня.

— Ты этого добивался?

— Возможно, и так.

Берта заерзала на сиденье, пыхтя от возбуждения.

— Сообразительный ты парень… Надеешься, что страховая компания пойдет на компромисс? Пугаешь, с ума сводишь страховщиков этой дверью?! Да? Понимаю, понимаю… Когда ты сказал, что оставишь все как есть и что полиция снимет отпечатки пальцев, — вот когда ты заставил их беспокоиться… Ага. Ага! Теперь понимаю, — продолжала бормотать Берта. — Ты не сможешь предъявить присяжным результаты эксперимента, но заявишь, что они, безусловно, были бы достигнуты, не помешай этому свинец, закрепленный на двери… Страховой компании не отвертеться! Ей даже не удастся устроить ураган, чтобы доказать твою неправоту.

Я молчал, усердно крутя руль.

Рассуждения не успокоили Берту.

— Играешь в какие-то таинственные игры, — резко сказала Берта. — А главное, ты никогда не доверял мне. Куда, например, мы едем?

— В аптеку.

— Зачем?

— Позвоню, вызову такси и отправлю тебя домой.

— Я не поеду!

Я выключил двигатель, вынул ключ зажигания, положил его в карман.

— Что ты задумал, черт тебя задери!

— Просто подстраховался, чтобы ты не умчалась, не оставила меня без машины. Такси будет здесь через несколько минут.

Я пошел в аптеку, вызвал такси. Вернулся и увидел: Берта сидит за рулем, воинственно выпятив челюсть.

— Я не вылезу отсюда, пока ты не скажешь, что у тебя на уме.

— А если скажу, ты меня поддержишь?

— Конечно.

— История такова, — сказал я. — Доктору Деваресту вручили пакет с драгоценностями, чтобы он отнес их своей бабушке. Но скверный и злой волк решил притвориться бабушкой Девареста и захватить драгоценности. Он…

— Заткнись!

Я умолк.

Разозленная Берта повернулась ко мне. Уже просились наружу новые ее ругательства и едкие замечания. Но услышал я иное.

— Что у тебя на щеке? — спросила она.

— Где?

Ее пальцы пробежались по моей опухшей физиономии.

— Вот, синяк. Этот тип ударил тебя!

— Он ни разу не попал по лицу, — возразил я.

— Задел, наверное, рукой или плечом. Но ты, конечно, классно с ним расправился. Зрелище было — изумительное! В следующий раз, когда тебе придется драться, выбирай противника покрупней.

— Лу всегда говорил, что здоровяки медлительны, плохо маневрируют, выдыхаются довольно быстро.

— Ну, ты налетал на него, как… порывы вихря за стеной гаража. Почему, черт возьми, хорошая драка так возбуждает женщин? Да нет, не драка сама по себе, а победа! Когда мужчина сражается и побеждает, он нокаутирует женщину.

— Ты в нокауте?

— Дерзкий мальчишка! Я никогда не была нокаутирована! Ни одним мужчиной. Но эта Крой…

— При чем тут она?

— Ты бы видел ее глаза! Как она смотрела на тебя, когда ты свалил Альфмана!

Такси вынырнуло из-за угла.

— Вот и твой транспорт, — вежливо сказал я.

— С места не сдвинусь, пока не расскажешь, что собираешься предпринять, — объявила Берта.

— Как насчет завтрашней рыбалки? — осведомился я.

— Далась тебе моя рыбалка!

— Наши шансы возрастут в десять раз, если я буду действовать в одиночку.

— Ты явно этим злоупотребляешь. Ведь мы партнеры!

— Предположим, я нарушу закон. Кому отвечать?

— Тебе, разумеется.

— Если ты ничего не знала о моих намерениях, — одно дело. Но если знала и не сообщила куда следует, тебя привлекут. Ты становишься соучастницей.

Она ринулась из машины.

— Ты явно блефуешь, но можешь сорвать банк. Действуй, мой милый, а Берта пойдет ловить рыбу.

Она помедлила, прежде чем сесть в такси.

— Будь осторожен, Дональд. Ты увлекаешься и не способен вовремя остановиться.

— Тебе нужны результаты или нет?

— Да, но я не хочу, чтобы ты попал в тюрьму, чертенок!

Води'тель открыл дверцу такси. Я не стал ждать, когда оно отъедет, включил зажигание и поехал к дому доктора Девареста.

Я остановил машину за квартал от дома, пошёл пешком. Увидел освещенные окна. В комнатах, которые занимал шофер, тоже горел свет. Он еле-еле пробивался сквозь жалюзи…

Руфус Бейли приоткрыл дверь и сразу же распахнул ее передо мной. Он нисколько не удивился моему вторжению.

— Входи.

Вместе со мной в помещение ворвался горячий, сухой ветер. Мне пришлось применить силу, чтобы закрыть за собой дверь.

— Вы успели здесь все осмотреть, а, Руфус?

— О чем ты говоришь, приятель! Да я все перевернул — от подвала до крыши! Мне никто не мешал. Все были там, в гараже да на улице. Ну, потеха! Это ты здорово все придумал — и с дверью, и с потасовкой… Я даже обшарил сейф.

— Разгадали комбинацию?

Он ухмыльнулся:

— В доме много болтали про то, что доктор записал код в блокноте. Как я мог это пропустить?

— Так. Нашли что-нибудь интересное?

— Камешки.

— Где?

— В комнате Джима Тимли. В коричневой оберточной бумаге. Ты же сам мне сказал.

— Вы взяли пакет?

— Что я, спятил, что ли? Мы бы оба угодили в Сан-Квентин. Джим наверняка проверил бы перед сном, на уесте ли пакет. Его нет. Что тогда? Он бы стал вспоминать, что случилось за день, и сообразил бы, когда и кто обыскал его комнату. Конечно, ты неплохо придумал вытащить всех из дома, да только это палка о двух концах. У всех есть алиби, кроме меня…

— Хорошо. Что вы сделали с пакетом?

— Я поработал с ним, — ответил Руфус, широко улыбаясь. — Вытащил камни. Они были в книгах. Классное, надо сказать, укрытие. В книгах вырезали полости и вложили туда камни. Ну, я их вытащил, аккуратно завернул пакет, завязал бечевкой, даже узлы соорудил такие же… Сразу видно — действовала женская рука.

— Вы помните, какие были книги?

— Обыкновенные.

— Как они назывались? Кто автор? Не припомните?

Он нахмурил брови.

— Зачем это?

— Это улика, которая могла бы кое-что подсказать.

— Чего еще тебе нужно? Камешки у тебя…

— Я бы лучше понимал, что здесь произошло.

— Разве не ясно? Эта парочка тут орудовала — Нол-ли Старр и Джим Тимли. Нолли унесла добычу, пока здесь рыскала полиция. Потом, когда все стихло, Тимли забрал камни. Он, наверное, не доверял ей. Или она не хотела держать их при себе…

— Ладно. Где драгоценности?

Руфус сунул руку в карман, вытащил пригоршню камней, небрежно высыпал их на стол. Пошуровал в кармане еще, пару камней присоединил к кучке.

— Вот.

Я невольно залюбовался зеленью изумрудов, сверканием бриллиантов, переливающихся всеми цветами спектра. Драгоценности миссис Деварест превратили заурядную комнату в некую волшебную обитель.

Руфус Бейли тоже не мог отвести от них взгляда.

— Стоят небось целое состояние, — проворчал он.

— Вы все отдали? — спросил я.

— Да.

— Выворачивайте карманы.

Он злобно оскалился.

— Слушай, парень, я сказал — все, значит, все. Я не подвожу напарников. Мы вместе обделали дельце, не так ли?

— Вот и покажи карманы.

— Что такое? С кем ты имеешь дело?

— С вами.

— Тогда думай, что говоришь.

— Выворачивайте карманы, — повторил я. — А потом возмущайтесь, если угодно.

— Черт тебя возьми! — истерически взвизгнул Бейли. Ухватился за карман, помедлил, потом враз, судорожно выворотил его.

— Доволен?!

Я подошел ближе.

— Давай, приятель, не стесняйся. — Руфус свирепо тряс вывернутым мешочком кармана, словно выбивая из него пыль. Делал он это правой рукой. Я внезапно ухватил его левую руку и резко разжал ее кулак. Два кольца с крупными бриллиантами упали на пол.

— Подберите и положите на стол.

Его рот искривила угрюмая усмешка.

— Не перегни палку, приятель.

— Поднимите кольца и положите их на стол!

Руфус волком смотрел на меня.

— Хитер… И кулаками здорово машешь. Но как бы не пожалеть…

— Кольца! — взорвался я.

Он колебался, но все-таки наклонился и поднял кольца. Когда Руфус выпрямился, на его физиономии снова играла улыбка покладистого, добродушного малого.

— Чего ты шумишь, парень? Ну, я пошутил, только и всего. Поиграл немного.

Я подошел к столу и стал перекладывать драгоценности в свои карманы. Судя по взглядам, которые бросал на меня шофер, он испытывал муки, подобные тем, что испытывает канарейка, которая видит, что дверь клетки открыта, но рядом — кот.

Я составил опись драгоценностей.

Браслет с изумрудом и бриллиантами, гранатовая подвеска, брошь… кольца… бриллиантовое колье…

— Вы уверены, что это все, Бейли?

— Честное слово, все.

Я развалился в кресле, расслабился, закурил сигарету.

Шофер хотел сначала сесть уокна, но передумал и устроился на стуле между мной и входной дверью. Чувствовалась растущая его тревога. Он неотрывно следил за мной.

— Бейли, кто прикрепил свинец в гараже к верхней кромке двери?

— Не знаю.

— Почему бы вам не установить, кто это сделал?

— Мне?

— Да, вам. По-моему, это неплохая идея.

— Смотри не ошибись, приятель, — веско сказал Бейли. — Пока ты прижал меня, но мы можем и поквитаться. Скоро я стану здесь хозяином.

Я от души расхохотался.

_ ijTO — jyj. смешного? — с раздражением спросил Бейли.

— А вы не замечаете?

— Нет.

— Вы не видите того, что происходит у вас под носом!

— А что происходит? — встревожился Бейли.

— Не что, а кто… кое-кто здесь появился недавно, из новеньких.

— Кто появился?

— Корбин Хармли.

Потребовалось, пожалуй, не меньше минуты, прежде чем до Руфуса дошел смысл сообщения. Он был потрясен. Гнев и самоуверенность испарились, уступив место страху и растерянности. Даже мужская притягательность и сила его куда-то исчезли. Почему-то я подумал, глядя на Руфуса, о подростке, озабоченном прыщами на своей физиономии.

— А вы, должно быть, полагали, что миссис Деварест сильно увлечена вами — красивым и крепким мужчиной, что постоянно мелькает перед ней. Но у Хармли есть все, что и у вас, а еще много сверх того — образованность, воспитанность, безупречная биография… Миссис Деварест не осталась равнодушной.

— Грязный проходимец! — выругался Руфус. — Пусть только попробует! Я… Я…

— Продолжайте, Бейли. Мне интересно знать, что вы предпримете.

Шофер опустил голову.

— Вы сильно заблуждаетесь, полагая, что миссис Деварест жаждет выйти за вас замуж, — сказал я безжалостно. — Вдовы любят иногда распушить перышки, ну, просто для того, чтоб проверить свою способность летать.

— Ерунда! Я могу завоевать любую женщину и когда захочу, — мрачно изрек Бейли.

— Нужна большая территория для охоты, — предположил я.

— Не обязательно, — лениво возразил Бейли, оттопырив толстые губы. Постепенно самоуверенность возвращалась к нему. — Я знаю, что говорю. На первом этапе надо… подготовить, разогреть женщину, возбудить в ней интерес к своим мужским возможностям. На втором этапе — вдруг полный поворот, не обращаешь на нее внимания. Она забеспокоится, она заигрывает с тобой, наконец, пристает к тебе. Все! Она готова. Можешь делать с ней что угодно.

— Возможно, вы и правы, — согласился я. — Однако я подозреваю, что сегодня вечером Хармли предложит миссис Деварест выйти за него замуж. л

У Руфуса Бейли отвисла челюсть.

А я встал и вышел из его комнаты.

Глава 14

Секретарь в нотариальной конторе с сомнением поглядела на меня:

— Как, вы сказали, ваше имя?

— Лэм. Дональд Лэм.

— Вы адвокат?

— Нет.

— Какая же у вас профессия, мистер Лэм?

Я отдал ей визитную карточку. Она погрузилась в ее изучение, затем подняла на меня глаза:

— Так что вам угодно?

— Мне нужен список умерших людей, оставивших большое наследство и не имевших компаньонов в своем бизнесе.

Девушка с сомнением покачала головой:

— Мы таких справок не даём.

— Скажем, врач-практик оставил крупное состояние…

— Нет-нет, вы должны конкретно ставить вопрос: чьим состоянием вы интересуетесь?

— О’кей.

Я разыскал ближайшую телефонную будку, позвонил в Ассоциацию медиков и попросил назвать мне наиболее успешно практиковавших врачей, которые, увы, скончались в течение года. Мне назвали шесть фамилий, среди них и доктора Девареста. Я вернулся в контору и через десять минут стал обладателем нужных мне сведений.

Потом я отправился в ту же телефонную будку, которая находилась за углом нотариальной конторы.

Разговор с первой вдовой мне ничего не дал.

Со второй я придерживался той же тактики.

— Извините, пожалуйста, я из нотариальной конторы. Мне нужно кое-что выяснить относительно состояния вашего мужа.

— Что вы хотите узнать?

— У вашего мужа были какие-нибудь дела с мужчиной около тридцати лет, у него темные вьющиеся волосы, длинный прямой нос, красивые глаза, привычка слегка задирать голову. Симпатичный, с чувством юмора…

— Да, конечно, — перебила меня вдова. — Это мистер Хармли. Я знаю, что мой муж ссудил мистеру Хар-мли деньги. Небольшую сумму, но мистер Хармли был ему очень признателен.

— Сколько? Двести пятьдесят долларов?

— Да.

— Мистер Хармли вернулся из Южной Америки и возвратил долг?

— Так случилось, что он прилетел в тот день, когда умер мой муж. Мистер Хармли прочитал об этом в газете, прислал мне письмо с выражением соболезнования и чек.

— У вашего мужа не было акций нефтяных промыслов?

— У мужа не было, — ответила она.

— А у вас?

— Не понимаю, зачем вам это нужно знать. Кто со мной говорит? Назовите ваше имя.

Я терпеливо повторил:

— Мэм, мы просто уточняем: акции приобретены вами или были куплены вашим мужем в результате более раннего взноса? Ведь от этого зависит, как вы понимаете, размер налога.

— Ах вот оно что… — Моя собеседница заметно успокоилась. — У мужа не было акций. А у меня они есть. Это моя личная собственность.

— Благодарю вас.

Я повесил трубку.

И отправился на Ист-Бендон-стрит, дом 681. Поднялся на третий этаж, уповая на то, что ни Нолли Старр, ни Дороти Грейл нет дома. На мой стук никто не ответил. Замок, простой и удобный, был, по-видимому, рассчитан на то, чтобы женщина, приходившая убирать квартиру, могла легко с ним справиться.

Я тоже справился с ним без труда.

Приступил к обыску. В гостиной меня заинтересовали книги — преимущественно детективы, тщательно отобранные, самых популярных авторов. Угадывалась система доктора Девареста. Еще там была откидная кровать. Я опустил ее, осмотрел покрывало, измятые, несвежие простыни, которые следовало бь1, на мой взгляд, поменять. Стенной шкаф был забит женской одеждой. Я решил, что это платья Дороти Грейл. Она, очевидно, пользовалась и постелью. Нолли Старр, следовательно, занимала спальню.

Я мягко толкнул дверь. В спальне было сумрачно, шторы плотно задернуты. Чтобы Нолли Старр, теннисистка, любительница ранних велосипедных прогулок, могла валяться на постели до полудня, — такая мысль не приходила мне в голову.

Я вгляделся в полусумрак спальни.

На кровати поверх покрывала, прикрыв глаза согнутой в локте рукой, лежала женщина. Ее волосы в беспорядке рассыпались по подушке. Тонкая Ночная рубашка персикового цвета чуть прикрывала голые стройные ноги.

Я стоял некоторое время не шелохнувшись.

Медленно, на цыпочках попятился обратно в гостиную, поглядывая на кровать и опасаясь какого-нибудь движения полунагой женщины, ее долгого, предшествующего пробуждению вздоха.

Но ничего не последовало: ни движения, ни вздоха.

Полная неподвижность, молчание. Фигура, неестественно распростерта поверх покрывала… Нолл и Старр! И странный цвет ее лица подсказал ответ на мучивший меня вопрос. Я осторожно дотронулся до ее лодыжек. Кожа была еще теплая, но — неживая. Я отвел ее руку, прикрывавшую лицо: вокруг шеи был туго затянут розовый шнурок. За головой, с подушки смотрела на меня ручка картофелемялки, с ее-то помощью и был закручен вокруг шеи шнурок.

Я раскрутил петлю, пощупал пульс, наклонился к девушке в слабой надежде услышать биение сердца.

Оставался один шанс из тысячи, что поможет аппарат искусственного дыхания. Я метнулся к телефону, набрал номер «скорой помощи», объяснил дежурному врачу, что от него требуется.

Драгоценности из сейфа доктора Девареста оттягивали мой карман. Полиция, конечно, заинтересуется, с какой целью я проник сюда. Меня обыщут, найдут камни. Полиция сложит два плюс два и получит четыре. Она решит, что Нолли Старр или сама похитила драгоценности из сейфа, или получила их от доктора Девареста. А я пришел за ними. Нолли Старр спала, пробудившись, начала кричать, сопротивляться… А я заставлял ее замолчать и, возможно, не желая убивать девушку, затянул шнурок слипр ком туго…

«Скорая помощь» уже в пути, — размышлял я. — Мне благоразумней исчезнуть».

Я протер носовым платком телефонную трубку, дверные ручки и смело вышел из квартиры.

Мне навстречу двигалась с пылесосом уборщица, полная женщина лет сорока пяти. Она с любопытством оглядела меня, но ни о чем не спросила.

Я сбежал по лестнице. Сирена «скорой помощи» уже завывала на перекрестке. Я недолго постоял в толпе* любопытных, глазевших, как реаниматоры вносили в подъезд аппарат искусственного дыхания. Потом выбрался из толпы и пошел к своей машине: я отвел ее на стоянку, где обычно мы оставляли свой служебный автомобиль. Сторож кивнул мне, я ответил на его приветствие…

— Как идут дела у высокооплачиваемого сотрудника нашей фирмы? — бодро осведомился я у Элси Бранд.

— Превосходно! Благодаря тебе!

— Берта у себя?

— У себя. И в воинственном настроении.

— Из-за чего на этот раз?

— Из-за тебя.

— В чем я опять провинился?

— Полиция гневается.

— На меня?

— Да.

— По какому поводу?

— Ты, кажется, утаил какую-то важную информацию от лейтенанта Лисмана, — объяснила Элси.

— Я? Утаил? Да я одарил его лаврами победителя, разыскав Нолли Старр! — возмутился я.'

— Венок хорош, а запах ему не по вкусу, — парировала Элси с улыбкой.

— Ну и черт с ним! Я…

Дверь в кабинет распахнулась. Берта Кул свирепо уставилась на меня:

— Какого черта ты тут торчишь?

— Разговариваю с Элси.

— Обсуждаете очередную прибавку жалованья?

— Что ж, неплохая идея, — одобрил я. — Жизнь вокруг дорожает.

— Когда-нибудь я с тобой расправлюсь, коротышка! Иди-ка сюда.

— Как только закончу разговор с Элси…

Берта, побледнела от гнева.

— Немедленно заходи! Или я…

— Или ты?.. — спокойно продолжил я.

Дверь в кабинет с шумом захлопнулась.

— Ее хватит удар, — с беспокойством сказала Элси. — Я никогда не видела Берту такой разъяренной.

— По моим наблюдениям, она стала более эмоциональной с тех пор, как сбросила вес, — отметил я.

— Разве ты ее не боишься?

— Почему я должен ее бояться?

— Не знаю. Она безжалостна и злопамятна. Если затаит на кого-нибудь злобу, то надолго.

— Думаешь, она злится на тебя?-

— Ей не понравилось, что ты повысил мне зарплату.

— Но ты получила прибавку?

— Да.

— Это хорошо. Ладно. Пойду утешу нашу старушку.

Я открыл дверь в кабинет. Берта сидела за большим столом. Глаза ее холодно поблескивали, освещаемые настольной лампой.

— Закрой дверь, — процедила Берта.

Грохот машинки в приемной стал менее слышен за притворенной дверью.

— Ну-с, дверь закрыта, в чем дело?

— Что ты там скрыл от лейтенанта Лисмана?

— Ничего.

— Он утверждает, что ты не все ему рассказал.

— Я сообщил ему, где живет Нолли Старр.

— Да. Ты бросил, ему подачку. Он клюнул.

— Ничего себе «подачка». Это важная информация.

— Ты знаешь, что ты хитрый маленький паршивец?

— Это не важно. Так что там стряслось с лейтенантом Лисманом?

— Почему ты не сказал ему о шофере, который сидел в тюрьме?

— Он меня не спрашивал.

— Да, но лейтенант помог тебе с досье…

— Я хотел посмотреть картотеку. Лисман помог мне в этом, это верно. Что тут предосудительного?

— А ты не догадываешься? Лейтенант считает, что ты его надул. Не сказал, кого, что и почему ищешь.

— Но теперь-то ему все известно?

— Теперь — да!

Я уселся на край стола, закурил сигарету.

— Лейтенант взбешен, — отчеканила Берта. — Он обвиняет мое агентство… наше агентство в том, что мы отказываемся сотрудничать с полицией.

— Это меня не особенно беспокоит. Весь вопрос в том, что лейтенант намерен делать с Руфусом Бейли?

— Бейли арестован.

Я стряхнул пепел прямо на стол.

— Как ты себя ведешь!

Берта бросила мне пепельницу. Поймав ее в воздухе и водрузив на маленький столик, я примостил рядом с пепельницей свою шляпу.

— Присмотри за ней. Моя машина загораживает пожарный кран на улице. Но другого места не было…

— Будешь сидеть здесь и думать, как поладить с Лис-маном! Тысячу раз тебе говорила не ставить машину напротив дверцы пожарного крана! Тебя оштрафуют.

— Это машина агентства.

— Ну так что?

— Сумма штрафа приплюсуется к нашим общим расходам. Ты забыла, что мы партнеры.

Берта резко откинулась на спинку кресла.

— Убирайся! Уведи машину! Что ты здесь торчишь целый день? Отправляйся.

Я выбрался из кабинета и застрял в приемной, у стола Элси Бранд.

— Я могу утонуть, Элси, в этом болоте, — пожаловался я. — Можешь мне помочь?

— Как?

— У меня драгоценности миссис Деварест. Хотел вернуть их, когда будет нужно. Но карты легли не так, как я рассчитывал.

— Спрятать их?

— Это опасно.

— О’кей, давай их сюда.

— Есть и другой выход.

— Какой?

— У меня еще может появиться шанс положить камни туда, куда требуется.

— Ясно.

— А пока нужен тайник для меня самого, — место, где меня никто не станет искать.

Я еще не закончил фразы, а Элси уже открывала свою сумочку.

— Вот ключ. И ради Бога, Дональд, извини за беспорядок. Я поздно встала и не успела убраться.

— О’кей! Увидимся позже.

— А Берта знает?

— Никто не знает. И не должен знать. Берта думает, что я вышел переставить машину.

Элси Бранд щелкнула сумочкой, и машинка снова затарахтела.

Я отправился на стоянку, уселся в служебную машину, вывел и припарковал ее прямо перед пожарным краном. Потом вылез из машины, проехал несколько кварталов на трамвае, пересел в такси и наконец добрался до дома, в котором жила Элси Бранд.

Кровать не убрана, грязные тарелки в раковине, шелковая пижама брошена на спинку стула. В ванной протянута веревка, на которой сушится женское бельишко.

Я застелил кровать, поискал что-нибудь себе почитать. Уткнулся в книжку, но отложил ее. Включил радио. Бормотанье диктора усыпляло. Я задремал… И пробудился, услышав собственное имя. Диктор сыпал скороговоркой, сообщая свежие новости:

— …Дональд Лэм, частный детектив, разыскивается полицией в связи с кражей драгоценностей, их стоимость около двадцати тысяч долларов. Драгоценности принадлежат миссис Колетте Деварест. Ее шофер, Руфус Бейли, ранее судимый, заявил лейтенанту Лисману, что Лэм хотел сделать его соучастником кражи. Согласно показаниям Бейли, Лэм первый обнаружил труп доктора в гараже, нашел камни в его машине, в ящичке для перчаток и иных мелочей. Бейли показывает, что Лэм включил зажигание, запустил двигатель и только через час уведомил полицию о нахождении трупа. Лэм нуждался в посреднике и обратился к шоферу, чтобы тот помог ему сбыть драгоценности. Бейли отказался. Шофер клянется, что давно ведет честную жизнь, что уже собирался идти в полицию, когда за ним пришли оттуда. Вскрытие трупа показало, что доктор Деварест, как полагают, умер не сразу, он находился без сознания в течение часа, — в связи с чем полиция уведомляет, что действия частного сыщика, повторно включившего двигатель, квалифицируются по меньшей мере как убийство с применением технических средств…

«Вашингтон, — вещал далее диктор. — По поводу фальшивых слухов, распространяемых…»

Я выключил радио, подался было к телефону, но передумал. Телефонистка, дежурившая на коммутаторе, вероятно, обратила бы внимание на этот звонок в отсутствие хозяйки. Это могло вызвать подозрения, и разговор был бы подслушан.

Сама Элси не звонила мне, очевидно, по той же причине.

Глава 15

Элси пришла около половины шестого. Прежде чем затворить за собой дверь, она внимательно оглядела коридор.

— Боже, что здесь творится! — вздохнула Элси, бросив шляпу и сумочку на стол.

— Расскажи лучше, что творится в конторе, — посоветовал я.

— Там всего хватает… Дональд! Я скорее отрубила бы себе правую руку, чем позволила увидеть свою квартиру в таком виде.

— Ладно тебе — с квартирой все в порядке. Что в агентстве? Какие новости? Приходил кто-нибудь?

— Разные люди. Первым прибыл Лисман.

— Чего он хотел?

Элей пошла на кухню. Представляю, какую она скорчила гримасу, наткнувшись на раковину, забитую грязной посудой.

— Тебя! — крикнула она.

— Что ему сказала Берта?

— Что ты пошел переставить машину.

— Когда пришей Лисман?

— Минут через десять после твоего ухода.

— Так. Что же сделал Лисман?

Элси уже включила горячую воду и склонилась над раковиной. Она повернулась, чтобы ответить мне, и заметила пижаму на стуле. Схватив пижаму, затолкала ее в шкаф, побежала к раковине, по пути увидела чулки и трусики, которые сушились в ванной на веревке, ринулась в ванную, но резко сбавила скорость и рассмеялась.

— По крайней мере, у тебя не будет иллюзий, — заключила она.

— Так что же Лисман? — повторил я.

— Он обозвал Берту лгуньей, но потом удалился и установил, что машина действительно мешает использовать пожарный кран, если это вдруг понадобится. Лисман заволновался… А твоя шляпа-то осталась на столе, в конторе. Он встревожился, не случилось ли с тобой чего-нибудь…

— Он не разговаривал со сторожем на стоянке?

— Не знаю.

— Он тебя спрашивал обо мне?

— Конечно.

— Что ты ему сказала?

— Что ты был и ушел.

— А спрашивал он, о чем мы с тобой…

— Интересовался, интересовался.

— А ты?

— Сказала, что ты мне рассказывал сказку.

— Какую еще сказку? — удивился я.

— Смешные вы, мужчины! Точно такой же вопрос задал мне лейтенант Лисман. И я… так слегка намекнула ему, что недостаточно хорошо его знаю, чтобы посвящать в подробности нашего разговора.

— А он?

— О, точных слов я не помню, но лейтенант сказал мне, — что с ним можно приятно провести время, он-то умеет развлечь девушку, и вообще девушки должны быть полюбезней с полицейским офицером.

— А ты?

— А я спросила его, все ли девушки или только некоторые?

— Как он реагировал?

Элси насыпала в таз мыльного порошка, взбила его в пену, и распорядилась:

— О чем ты, собственно говоря, думаешь? А ну-ка вытирай тарелки.

— Ладно.

— Полотенце — На крючке за плитой. Из меня не выйдет хорошей жены. Ненавижу домашнюю работу.

— Я тоже.

— Все мужчины такие. Но для женщины это'недостаток.

— Ты не борешься с ним?

— Нет. Зачем?

Она энергично окунала тарелки в мыльную пену, проводила по ним губкой и передавала мне.

— Ты не ополаскиваешь посуду? — спросил я.

— Нет. И без того много хлопот.

— Слушай, а это что такое на тарелке?

— Яичный желток. Он свернулся, затвердел, черт его знает, что с ним произошло. Давай сюда. Пусть полчасика полежит в тазу. Как насчет выпить?

— М-м-м… Кое-что проясняется, — проворчал я.

— Что проясняется?

— В твоем характере. Когда я только появился в конторе, ты даже глаз не подняла от машинки. Была поглощена своим делом. Так работает разве что недавно выбранный политик. Я решил, что ты из тех зацикленных женщин, которые обожают наводить порядок в своей квартире, вечно носятся с тряпкой, изничтожая пыль и наводя блеск везде и всюду.

— О, нет, — возразила Элси, — я терпеть не могу хозяйничать. И никогда не смешиваю работу и удовольствие.

— Включаешь меня — в работу?

— Именно так.

— А у тебя есть что-нибудь выпить?

— Кажется, осталось немного шотландского виски.

— Может, спуститься и Купить чего-нибудь?

— Не нужно. В доме — магазин, где продается спиртное. Оттуда пришлют.

— У меня есть деньги. Немного.

Элси подошла к телефону. Коммутатор?

— Хэлло, Дорис! Какие планы на сегодняшний вечер? Ах так… Ты ведь знаешь, как связаться с магазином… Хорошо, я жду.

Она замолчала.

— Хэлло, — сказала Элси через минуту. — Говорит Элси Бранд. Как дела? Все нормально? У меня прекрасно… — Она прикрыла рукой трубку. — Мартини или «Манхэттен»?

— Мартини.

— Бутылку сухого мартини, пожалуйста, — сказала она в трубку. — И еще три бутылки «Белой лошади». Похолодней, пожалуйста, Берт. Эдди принесет? О’кей, спасибо. — Элси положила трубку. — Где ты собираешься спать? — спросила она, задумчиво обозревая постель.

Я хмыкнул.

— Интересный вопрос, но неправильно сформулированный. Где мне позволено будет спать? Вот так — точнее…

— Что ж, давай приготовим постель. Потяни за край простыни. Не слишком сильно. Теперь расправь одеяло. Порядок! Кстати, а куда ты дел драгоценности?

— Укрыл их в комоде, в верхнем ящике.

— Чудесно!

— Да?

— Думаешь, полиция нанесет мне визит?

— Сомневаюсь. В ближайшее время она будет суетиться вокруг машины у пожарного крана.

Элси уселась на стул.

— Дональд, вся эта суматоха — только из-за драгоценностей? Когда я увидела, как полиция крутилась вокруг конторы, разыскивая тебя, я подумала: есть что-то еще.

— Ты права.

— Расскажешь мне?

— Так все запуталось — не знаю, с чего начать.

— Ты просто увиливаешь.

— Может быть.

— Но зачем? Не хочешь меня посвящать в свои проблемы?

— Для тебя лучше — ничего не знать.

— Почему?

— Потому что ты всего лишь секретарь-стенографистка, которая не участвует в делах агентства и почти ничего не знает о них. Запомни на всякий случай: ты пришла домой и обнаружила, что я тебя жду. Я принес выпивку, а ты стала расспрашивать меня про полицию. Я обманул тебя, сообщив, что только что виделся с лейтенантом в конторе, куда заглянул на минутку, когда ты уже ушла домой. Я заскочил к тебе продиктовать несколько писем, которые нужно будет отправить из конторы завтра рано утром.

Элси слушала, не перебивая.

— Хорошо.

В дверь постучали.

— Вот и выпивка, — сказала Элси. — Давай деньги.

Я дал ей десять долларов. Элси приоткрыла дверь, придерживая ее ногой и не давая распахнуться.

-* Привет, Эдди. Сколько с меня?

— Шесть двадцать.

Я услышал шорох бумажек, звяканье мелочи.

— Большое спасибо, мисс Бранд.

Дверь затворилась. Я взял из рук Элси два солидных бумажных пакета и отнес их на кухню.

Элси достала лед из холодильника. Дурачась, торжественно объявила:

— Я намерена принести жертву — приготовить обед!

— Кого принесут в жертву?

Она засмеялась:

— Вообще-то я имела в виду себя, но ошиблась. Жертвой избираешься ты.

— Тогда откроем банку фасоли.

— Чудесно! Обойдемся фасолью, и если ты будешь доволен…

— Вполне.

Элси взялась за шейкер.

— Приготовь-ка стаканы.

Мы потягивали коктейли. Элси предложила:

— Итак, я спущусь вниз, в магазинчик, и куплю фасоль. Мы могли бы также соорудить салат из авокадо,

— Великолепно!

— А ржаной хлеб?

— Купим.

Я достал бумажник, протянул ей еще десять долларов.

— Кто оплачивает наш обед? Берта Кул? — спросила Элси.

— И она тоже.

— Замечательно! Здесь рядом есть местечко, где выпекают домашний шоколадный торт.

— Обед без торта просто невозможная вещь.

Элси примерила шляпку, встав перед зеркалом и напевая какую-то мелодию.

— Как там у Деварестов? Они по-прежнему рассчитывают на двойную страховку?

— Разумеется, — ответил я.

— А Берта говорит совсем другое… Уверяет, что ничего у тебя не выйдет.

Я рассмеялся.

— Это не так?

— Все зависит от того, как посмотреть на дело.

— Дональд Лэм! Это ты прикрепил груз к двери гаража?

— Нет.

— Кто же тогда?

— Тот, кто хотел, чтобы эксперимент завершился успёшно.

— Не понимаю.

— Дверь в гараж удерживается на неких точках, назовем их критическими, которыми обозначено положение равновесия. Резкий порыв ветра способен нарушить его, поднять или, напротив, опустить дверь. Эти точки расположены — внимание, внимание! — в четырех футах от земли, ниже высоты машины доктора Девареста. Кто-то изменил линию равновесия, укрепив свинцовый брусок и таким образом подняв точки опоры. Машина теперь способна протиснуться в гараж. Тот, кто это сделал, надеялся, что ветер захлопнет дверь. Надежды не оправдались.

— А ты знал об этом, когда проводил эксперимент?

— Подозревал.

— Берта права, — рассудила Элси. — Ты ведешь рискованную игру… Ладно, я пошла за покупками. Может, прихватить что-нибудь еще?

— Не нужно.

Элси отсутствовала двадцать минут и вернулась с двумя набитыми сумками.

— Дональд! — воскликнула она. — В магазине — чего только нет! Знаешь, что я купила?.

— Нет.

— Фасоль, ржаной хлеб и салат, — перечисляла она.

— А шоколадный торт? — напомнил я.

— И шоколадный торт. А кроме того, дивный бифштекс в два дюйма толщиной и пиво…

— Раздобыла пиво?! — Я захлопал в ладоши.

— И вдобавок хрустящий картофель, банку спаржи, французский хлеб. Мы разрежем его пополам и зажарим с бифштексом.

— Господи! Начинай же скорей. Нет сил терпеть.

— Да, да, сейчас.

Элси исчезла в крошечной кухоньке, разгрузила там свои сумки.

— Тебе помочь? — спросил я.

— Не надо. Двоим здесь не развернуться. Я мигом.

Через несколько минут до меня донесся восхитительный запах жареного мяса.

Элси высунулась из кухни:

— Хочешь еще коктейль?

— Сколько еще ждать?

— Пять минут. Знаешь, что мы сделаем? Быстренько управимся с коктейлем, а потом ты накроешь на стол.

Мы выпили. Элси ушла на кухню. Зазвонил телефон.

— Дональд, возьми трубку! — крикнула Элси.

— Я бы предпочел этого не делать, — возразил я.

— Ах да. Я подойду. А ты последи за бифштексом.

— Хэлло! Да… Кто? О Боже! — Она швырнула трубку. — Это дежурная с коммутатора. Предупреждает, что Берта Кул поднимается в лифте сюда.

Я остолбенел.

Элси заметалась в панике.

— Нет, нет, Дональд… Нельзя допустить, чтобы… Она вспомнит, как ты добился прибавки… Увидит, что я готовлю тебе обед… Залезай в-шкаф!

Я колебался.

— Не губи меня, Дональд! Скорей!

Раздался тяжелый стук в дверь.

— Вот она! — испуганно произнесла Элси.

Я скрылся в шкафу. Элси торопливо закрыла за мной дверцу и откашлялась.

Я услышал, как отперли и отворили входную дверь. Вошедшая гостья громко осведомилась:

— Готовишь обед? Вкусно пахнет!

— Жарю бифштекс.

— Занимайся своим делом, дорогая. Я пройду с тобой на кухню, там поговорим.

— Не получится, — отказалась Элси. — В кухне я одна с трудом помещаюсь. Надо пойти взглянуть, а то все сгорит. А вы… — голос Элси дрогнул, — подождите здесь…

— О’кей. — Берта Кул вздохнула. — Так чудесно пахнет. А я умираю с голода.

— Разве вы не обедали?

— Допустим, не обедала. Тебе это не нравится?

Элси засмеялась:

— Тогда начнем с коктейля.

— Прекрасно! Как это прекрасно: позволить себе выпить коктейль, когда тебе этого хочется, — изрекла Берта. — Так где же он, твой коктейль?

— Сейчас приготовлю.

Молчание. Затем звук открывающейся духовки. Божественный аромат усилился, и у меня в шкафу закружилась голова.

Берта двигалась вокруг стола и гудела, гудела…

— Какой чудесный, золотистый цвет у французского хлеба! Нет, не клади мне масла. Хотя… В конце концов, это. особый случай. Не всегда Же соблюдать диету!

— Одну минуту, — сказала Элси. — Я накрою на стол.

— Где тарелки? Я помогу.

— Вы не знаете, где посуда, миссис Кул. Посидите, я сейчас.

Прошелестели шаги… Звякнули тарелки…

— Ах, зажарьте меня вместо устрицы! — это Берта.

— Что-случилось? — это, тревожно, Элси.

— Какой бифштекс, а? Исполин! И ты одна с ним справляешься?

— Не так уж много удовольствия хозяйничать, когда живешь одна, — пробормотала Элси. — Я готовлю впрок. Жарю большой бифштекс. Мне хватает на три дня. Первый день ем его горячим, второй день — холодным. На третий день из того, что осталось, делаю блюдо «мясо с овощами».

Берта фыркнула неодобрительно: холодный бифштекс — это невозможно!

— Никогда не ешь слишком много, — наставительно сказала она. — Вот я раньше себя ни в чем не ограничивала и растолстела. Даже, можно сказать, разжирела. А потом заболела. И болезнь пошла мне на пользу. Я села на диету. И сейчас гораздо лучше себя чувствую.

— Да, — согласилась Элси, — вы прекрасно выглядите и…

— Где Дональд? — взорвалась вопросом Берта.

— Что? Ах, Дональд… Он ушел… Вы, кажется, сами сказали, что его машина загораживала пожарный кран и ее…

— Он был у тебя?

— У меня? Что вы, миссис Кул! Зачем ему сюда приходить?

— Он где-то прячется. А я должна найти его прежде, чем он достанется полиции.

— А в чем дело?

— Он страшно нас подвел. Полиция грозит, что прихлопнет наше агентство.

— Ужасно!

— Да, скверно… Добавь-ка мне маслица!

— Я подумала, что вы предпочтете обойтись без него.

— Пусть все летит к черту! — объявила Берта. — Я слишком перенервничала и сегодня не могу'соблюдать диету.

Сидя в своем шкафу, я различал скрипы и шорохи, перезвон ножек и вилок. Муки голода были почти так же невыносимы, как зубная боль. Я представлял себе, как Элси разрезает бифштекс, кладет сочный кусок на тарелку Берты.

— Хотите спаржи? — предлагает Элси.

— С удовольствием, — соглашается' Берта.

— Возьмите немного салата из авокадо.

— Конечно. И хрустящей картошечки, пожалуйста.

И тут в дверь постучали.

— Что там такое? — спросила Берта.

— Не знаю, — сказала Элси и добавила дерзко: — Надеюсь, вы не предполагаете, что это Дональд…

— А если это он?

Элси повернулась к двери.

— Кто там, отзовитесь! — окликнула она.

— Открывайте! — прогремело за дверью.

Этот голос мог принадлежать только одному человеку — лейтенанту Лисману.

Элси открыла дверь.

— Замаринуйте меня вместо огурца, — протянула Берта.

Лисман расхохотался:

— Не такое уж приятное дело следить за вами, миссис Кул, но пришлось. Ведь вы наверняка хотели повидаться с Дональдом Лэмом. Где он?

— Откуда мне знать, черт побери!

Лисман недоверчиво хмыкнул. Вмешалась Элси:

— Миссис Кул пришла ко мне специально спросить, не знаю ли я, где находится мистер Лэм.

— И осталась обедать, — буркнул Лисман.

— Да, я ее пригласила, — с достоинством ответила Элси.

— Как часто миссис Кул навещала вас в последние два года? — спросил Лисман.

— Н-не знаю, точно не могу сказать.

— Бывала ли она у вас вообще, до сегодняшнего дня?

— Конечно… э-э-э…

—' Ну-ка припомните, когда она была здесь? Только не лгать!

— Чего вы добиваетесь? — рявкнула Берта. — Важно то, что сейчас я здесь!

— А куда спрятался Дональд Лэм, когда я постучал в дверь?

— Что вы там несете?! — возмутилась Берта. — Какая несусветная чепуха! Воображаете, что он услышал стук и забился под кровать, что ли? Такие штучки-дрючки встречаются только в глупых комедиях.

Лисман уклонился от спора.

— Правильно, девочки, — снисходительно сказал он. — Не позволяйте полиции мешать вам обедать. Я сам еще не успел поесть. Предлагаю объявить перемирие…

— На каких условиях? — спросила Элси.

— На обеденных, — отозвался Лисман. — Полное перемирие до тех пор, пока мы не разделаемся с десертом. А десерт есть, красавица?

— А как же! Шоколадный торт! — с гордостью ответила Элеи.

Тут внимание лейтенанта Лисмана привлек бифштекс. Он осыпал Элси комплиментами, уверяя, что подобного бифштекса он в жизни не ел, разве только по воскресным дням.

— Отрежьте мне кусочек справа, — умильно просил он девушку. — А вы, миссис Кул, не обращайте на меня внимания, спокойно опустошайте свою тарелку.

Услышав скрежет ножа, разрезавшего мясо на тарелке, я… вывалился из шкафа.

— Не отдавайте ему все мясо! — взмолился я, глотая слюну. — В конце концов, я первым попал сюда!

Глава 16

Лейтенант Лисман отодвинул от себя тарелку, проводив ее тоскливым взглядом. Правда, вилка, зажатая в его руке, как бы сама по себе описывала круги вокруг блюда с шоколадным тортом.

— Перемирие окончено, — проворчал он не то утвердительно, не то вопросительно.

Берта Кул нашлась первой:

— Делайте с Дональдом что угодно, черт побери! Но только учтите: когда я пришла к Элси, я не знала, что он уже здесь.

— Брехня! — взорвался Лисман. — Но меня не проведешь! Я предвидел, что найду Лэма, следуя за вами, и сказал об этом капитану Гарверу. Так и вышло. И я не собираюсь убеждать капитана, что это чистое совпадение, что я случайно наткнулся на человека, за которым охотился.

— Проклятье! — кипятилась Берта Кул.

Элси Бранд заступилась за Берту:

— Лейтенант, миссис Кул действительно не знала, что Дональд Лэм здесь. Честно!

Лисман устремил на нее недоверчивый взгляд, в котором, однако, прочитывалась симпатия к девушке. Лейтенант настраивал себя на завтрашний день, в программу которого входили дальнейшие виды на Элси.

Элси встретилась с ним взглядом и опустила глаза.

— Да, не знаю, как миссис Кул, — отрубил лейтенант, — но вам стоило бы помалкивать. А то придется оправдываться.

— Это еще почему? — Элси подняла глаза на лейтенанта.

— Вы-то, по крайней мере, знали, что он здесь… скрывается от полиции.

— Откуда мне знать об этом?! Лэм сказал мне, что поставил служебную машину у пожарного крана. Подумаешь, преступление! А моя-то вина совсем не велика: я только приготовила обед человеку, который припарковался в неположенном месте.

— Зачем он сюда пришел?

Элси сделала большие глаза, но не успела ничего придумать, — Берта хлопнула ладонью по столу.

— Я знаю зачем!

— Ну? — Лисман подался вперед.

— Дональд втюрился в нее! — поделилась своим открытием Берта. — Обычно бывает наоборот: женщины бегают за ним. А на этот раз он сам свалился за борт. Я сделала его своим партнером в бизнесе. Так первое, что он совершил, — повысил Элси жалованье!

— Очень мило, — промычал Лисман.

— Не правда ли? — усмехнулась Берта.

Элси Бранд медленно поднялась из-за стола.

— А теперь послушайте меня! — отчеканила она. — Вы врываетесь сюда, съедаете мой обед… Впрочем, я не возражаю против готовки, но терпеть не могу мыть посуду. Так вот, вы все не уйдете отсюда, пока не перемоете посуду. Миссис Кул, вы будете вытирать тарелки! Лейтенант… вы оставайтесь здесь. Дональд поможет мне убрать со стола.

— Как вам это нравится! — негодовала Берта. — Не забывайте, вы работаете на меня, юная дама! Или этот факт испарился из вашей хорошенькой головки, пока вы тут… развлекались с моим партнером?

Но Элси не собиралась отступать.

— Я работаю на вас, и я помню об этом. Но и вам не следует забывать, что вы вторглись ко мне в дом и сами себя пригласили к обеду. К моему обеду. А теперь вы поможете мыть посуду… Дональд, вот поднос. Клади сюда тарелки.

Элси сгребла на поднос полдюжины тарелок, незаметно подмигнула мне. Я схватил поднос и понес его в кухню.

Лейтенант Лисман занял позицию у двери, чтобы никого не упустить из виду.

— Где ключ от черного хода, сестренка? — обратился он к Элси.

— В замке! Надо быть внимательнее, лейтенант! — ответила Элси.

Лисман запер дверь черного хода, а ключ положил к себе в карман.

— Я должна здесь свободно проходить на балкон, мне надо кое-что отнести туда, — запротестовала Элси.

— Отнесем вместе, красавица, — весело сказал Лисман. — И не допустим, чтобы Дональд Лэм снова нас надул.

С сознанием выполненного долга Лисман вернулся в гостиную и уселся там.

— За раковиной кухонный лифт, — прошептала мне на кухне Элси. — Постарайся втиснуться. Действуй, пока я беседую с лейтенантом.

Я с трудом залез в клетку кухонного лифта, где, казалось, не могла бы поместиться и крыса, и, нажав нижнюю кнопку, стал медленно опускаться, рискуя оторвать себе руки и ноги за какие-то этажные перегородки. Каждую секунду я ожидал услышать рык взбешенного лейтенанта, обнаружившего, что его опять провели.

Спуск, казалось, не имел конца, но я все-таки добрался до дна. Дверь лифта удерживалась пружиной. Я толкнул дверь плечом, осторожно высунул голову наружу.

Никого. Лифт вывел меня к проходу между зданиями. Я пересек этот проход, подавляя желание побежать. Возле дома, откуда я только что выбрался, стояла машина, на которой приехала Берта Кул. Машина была заперта. Но у меня был ключ, который подходил к замку багажника: не лучшее в мире укрытие, но мне выбирать не приходилось. Лисман, я думаю, уже несся по следу.

Я отпер багажник, поднял крышку, залез внутрь, для чего пришлось сложиться пополам и вобрать голову в плечи. Крышку багажника я с трудом захлопнул и очутился в темноте.

Какая-то железка оцарапала мне лодыжку, другая уперлась в плечо, причиняя сильную боль. В багажнике почти нечем было дышать, и я гадал, сколько смогу тут продержаться.

Как впоследствии выяснилось, я провел в багажнике целых пять минут. Казалось, дольше, потому что, сидя в темноте, я все время просчитывал возможные варианты последующих событий. Среди прочих прогнозировался и такой: Лисман отвозит Берту в полицейское управление и оставляет эту машину там. Наихудший вариант, ужаснувший меня!

Я как раз дошел в своих размышлениях до этого пункта, когда услышал голоса: мужской — гневный, угрожающий, и женский, который тоже не отличался мягкостью и смирением.

Голоса приблизились, я различал каждое слово.

— Ничего, подобного! — отбивалась от каких-то доводов собеседника Берта.

— А я говорю вам, он находился под арестом, — шумел Лисман. — А вы знаете, что это значит — сбежать Из-под- ареста? Да и те, кто содействовал побегу, тоже получат свое, не волнуйтесь!

— Вздор! — отрубила Берта.

— Вы помогли ему сбежать, — крикнул Лисман.

— Что?! Да я сидела в гостиной вместе с вами!

Короткое молчание: лейтенант усиленно шевелил мозгами. Потом опять крик:

— Я уверен в том, что это вы организовали побег!

— Меня не интересует, в чем вы там уверены или не уверены. Единственное, что меня заботит, — мнение двенадцати присяжных, ясно?

— Я могу привлечь к ответственности вашу секретаршу. Уж она-то увязла по уши! Помогла ему бежать…

— Бежать от кого? — спросила вдруг Берта.

— От меця! От кого же еще?!

— А кто вы такой, черт возьми?

— Я? Представитель закона!

— Откуда нам это знать?

— Как откуда?

— Вы не представились, не предъявили обвинения. Вы вообще не арестовывали его!

— Что вы такое несете! — зарычал Лисман.

— Давайте вспомним, как все происходило. — Я так ясно представил себе ничуть не смущенное лицо Берты, что даже в моем положении улыбнулся. — Вы появились в квартире Элси, важный и надутый, как индюк. Соблазнившись бифштексом, решили пообедать. Перед едой, вспомнитегка, объявили перемирие. Тут Дональд вылез из шкафа. Но вы и тогда не заикнулись об аресте.

— Он знал об этом, — возразил Лисман. Но в голосе лейтенанта уже не было уверенности, да и грозовых раскатов поубавилось.

— Ерунда! — отрезала Берта. — Я не изучала право, а Дональд Лэм изучал. Существуют определенные формальности, их надо соблюдать. Чтобы арестовать человека, следует взять его под стражу — буквально или фигурально, объявить, что ты представляешь закон, выдвинуть против него обвинение.

— Я этих принципов не нарушал, — с досадой сказал лейтенант.

Берта засмеялась:

— Рассмотрим-ка данный случай с юридической точки зрения. Опытные адвокаты раздерут вас в клочья перед присяжными, расписывая, как вы «исполняли» за бифштексом свои профессиональные обязанности. Газеты с удовольствием прокомментируют: «Лейтенант чертовски проголодался и так увлекся обедом, что прозевал подозреваемого. Тот сбежал, пока офицер поглаживал пузо и скалил зубы!»

Лисман замолчал. Берта продолжала обличать его с такой яростью и сарказмом, что я посочувствовал бедолаге.

— Спектакль! — воскликнула Берта. — Офицер полиции вымогает обед у стенографисточки и проваливается с арестом коротышки, который ускользает у него из-под носа! И вы еще осмеливаетесь обвинять меня и мою стенографистку в соучастии! Собираетесь привлекать меня к ответственности… Не-ет, вы будете держать язык за зубами. А если я услышу, как вы чирикаете, — тут же обращусь к газетчикам. Пораскиньте-ка мозгами, подумайте об этом на досуге.

Берта дернула дверцу машины и утвердилась за рулем.

Лисман кашлянул. И это был единственный звук за все то время, пока Берта влезала в машину и включала зажигание.

У Берты отвратительная привычка резко сбрасывать и повышать скорость. Не знаю, как она вообще ухитрялась вести машину. Педаль сцепления и педаль газа пребывали у нее в постоянном конфликте, но машина тем не менее двигалась, хотя и сопротивлялась шоферу.

Вот и сейчас машина задергалась, как припадочная. Меня подбросило в багажнике. Но машина, видно, пристроилась к потоку транспорта. Неизменные толчки и рывки указывали на это.

Я терпел до тех пор, пока Берта, судя по ритму толчков, несвернула с магистрали на относительно спокойную улицу. В своей норе я, шаря рукой вокруг себя, нащупал гаечный ключ. Принялся ритмично постукивать им снизу по крышке багажника.

Машина подпрыгнула, вильнула (значит, подъехали к тротуару) и остановилась. Я перестал стучать.

Берта вылезла из-за руля, обошла вокруг автомобиля.

— Зажарьте меня, — услышал я ее бормотание. — Готова поклясться, что спустила шина.

— Так и есть, — согласился я.

Машинально, не задумываясь, Берта рявкнула в ответ:

— Неправда! — Затем раздался долгий, удивленный рздох и восклицание: — Где ты прячешься, черт побери?!

Я не ответил: опасаясь любопытства случайных прохожих. Берта сама должна была догадаться. Ей потребовалось на догадку несколько секунд.

Берта взгромоздилась на сиденье и опять пустилась в путь. На этот раз она сделала несколько поворотов, убеждаясь, что за нами нет слежки. Затем, остановив машину, Берта выпустила меня, оценив мои действия следующим образом:

— Ну, с тобой не соскучишься, чертов ты крысеныш!

Я прошелся немного, расправляя затекшие руки, ноги,

плечи.

Где же это мы приземлились? В небольшом переулке, в сторонке от суеты и движения бульваров. Неподалеку, в полутора кварталах от нас, мелькали огни, — бульвары там.

Здесь было темно и тихо. Мой слух уловил тем не менее какое-то жужжание. Я навострил уши. Берта разглагольствовала вовсю:

— Ты слишком быстро перемещаешься в пространстве, мой милый, но они уже нашли для тебя уютную комнатку с решеткой, там тебе нельзя будет развить высокую скорость. Тюрьма плачет по тебе с тех пор, как ты осчастливил наше агентство! И по мне заодно, — саркастически добавила Берта, — раз я всюду таскаюсь за тобой. И тоже мчусь все быстрее, быстрее, быстрее…

Заметив, что я улыбаюсь, Берта от досады даже топнула ногой.

— Ты слишком далеко… умчалась, — сказал я успокаивающим тоном. — Поздно уже поворачивать назад. Садись в машину, поехали.

— Куда это?

— Навестим Корбина Хармли. Повезет — застанем его у себя. Если нет, изобретем какой-нибудь предлог, чтобы он пришел домой. *

— Не слишком ли ты горячишься? К тому же ты ведь прокаженный, с точки зрения закона. Знаешь что, Дональд? Я больше не хочу иметь с тобой дел.

— Не важно, что ты хочешь. Важно, что ты получишь.

— И получать не хочу. Ни цента!

— Хармли живет в «Альбатросе».

— г Пусть хоть в Белом доме!

— Мы теряем время.

— Ладно, бери машину и — вперед! Я же уеду на такси. Завтра у меня рыбалка. И вообще, оставь меня в покое. Мне не нравится тюрьма, особенно изнутри!

— Одному ехать бессмысленно. Нужен свидетель. Мы с тобой уже сидим в грязи, вместе нам и вылезать.

Глаза ее гневно сверкнули.

— Всегда ты впутываешь меня в свои сомнительные дела, негодник!

— В конце концов, мы — партнеры. Половина агентства принадлежит тебе.

Я сел за руль.

Берта плюхнулась рядом со мной, тяжело дыша.

Глава 17

Можно было оторопеть при виде величественного, роскошного здания, со швейцаром, похожим на фельдмаршала, расторопными мальчиками-посыльными, снующими туда-сюда, в фирменных курточках. На воротничках вышито: «Альбатрос», на груди — миниатюрное изображение белой птицы. Надменный портье едва удостоил нас взглядом, выжидая, пока мы сами представимся.

— Мистер Хармли у себя?

— Сейчас узнаю.

Портье набрал номер. Я скрестил пальцы. На счастье.

— Добрый вечер, мистер Хармли! К вам посетители… миссис Кул и Дональд Лэм. Они ждут в вестибюле.

Физиономия портье стала еще надменнее, и я рассудил, что Хармли не был особенно обрадован нашим визитом.

— Хорошо, мистер Хармли. — Портье повесил трубку. — Поднимитесь наверх, пожалуйста. Номер шестьсот двадцать один. Мистер Хармли предупредил, что у него уже намечена важная встреча и он сможет уделить вам всего несколько минут.

— Превосходно, — сказал я.

В «Альбатросе» было два лифта.

— Поднимайся на шестой этаж, — велел я Берте. — Второй лифт заберет меня.

— Что ты придумал?

— Потом поймешь. Быстро!

Берта насупилась, но подчинилась. Лифтер-негритенок нажал кнопку. Лифт пополз вверх. Второй лифт в это время спускался. Я следил за табло. Вот он задержался на шестом этаже, остановился на четвертом, втором и добрался до вестибюля. Из лифта выскользнул Хармли и ринулся к двери. На нем была шляпа, плащ переброшен через руку.

— Хармли!

При звуке моего голоса он развернулся, как заводная машинка, не сбрасывая скорости.

— Ах вот вы где! Вы один?

— Нет, миссис Кул тоже здесь.

— Да-да, меня предупреждали.

— Она поехала на шестой этаж. А я остался внизу, чтобы не пропустить вас… на всякий случай.

Хармлй, моментально, в ответ:

— А портье мне передал, что вы будете ждать в вестибюле. Я так его понял. К сожалению, я очень тороплюсь, Лэм. У меня важная встреча. Могу уделить вам одну-две секунды.

Он взглянул на часы.

— Вернемся на шестой этаж, — вежливо предложил я. — Берта нас ждет.

— Боюсь, что у меня нет времени.

— Все-таки поднимемся. Куда приятней разговаривать в номере, чем в вестибюле.

— Что ж… Опоздаю на несколько минут. Идемте.

На шестом этаже нас поджидала негодующая Берта.

Увидев меня вместе с Хармли, она быстро сообразила, что произошло, и притихла.

— Потолкуем здесь, или пойдем к вам?

Хармли прекрасно владел собой.

— О, конечно, пойдемте ко мне! — приветливо сказал он. — Но еще раз прошу извинить: у меня всего несколько минут. Встретимся в другой раз, и тогда…

— Мы быстро управимся, — перебил я.

Хармли отпер дверь своего номера, пропустил Берту вперед и отступил на шаг, предлагая пройти и мне, но я легонько подтолкнул его и вошел в комнату следом за хозяином. Последняя возможность ускользнуть была пресечена.

Хармли это понял.

— Ну? — отрывисто бросил он, даже не предложив нам присесть.

— Я должен кое в чем признаться, — начал я. — Я никогда не был близким другом семьи Деварестов и только недавно познакомился с миссис Крой.

— Интересно, — протянул он.

— Я — частный детектив. i

Он разразился смехом:

— Вы что же, воображаете, что этим сообщением удивили меня?

— Не удивил?

— Нисколько. Вы ведь не откажете мне в некоторой сообразительности. Я сразу догадался, что вы сыщики. Все подтверждало — проведение эксперимента в гараже, идеи, которые вы высказывали… Ну, ну, признавайтесь, Лэм. Ведь версия о друге семьи выдвигалась вовсе не для меня. Возможно, вы не хотели, чтобы слуги разносили сплетни. Но обмануть меня? Абсурд! Достаточно раскрыть телефонный справочник, найти номер агентства «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», позвонить туда и установить, что Дональд Лэм правая рука миссис Кул и сотрудник агентства.

— А теперь еще и партнер, — сказал я.

— Продвигаетесь по службе? Поздравляю — и вас, и миссис Кул.

Хармли успокоился, был любезен и даже отчасти наслаждался ситуацией.

— Как детектив, — сообщил я, — я провел достаточно полное расследование…

— Естественно, — улыбнулся Хармли. — За это вам и платят.

— …в ходе которого мне пришлось обратиться в нотариальную контору, изучить эволюцию нескольких крупных состояний, оставленных в наследство недавно умершими их владельцами. Я обратился к нескольким лицам с одинаковым вопросом, не одалживал ли человек, внешне напоминающий вас, денег у этих владельцев… за несколько месяцев до их кончины. Я спрашивал далее, не уезжал ли затем человек, похожий на вас, в Южную Америку, чтобы возвратиться… на следующий день после смерти своего кредитора. Хотите, я назову имена, даты, номера телефонов, суммы, которые были позаимствованы тем самым человеком? Или сказанного достаточно, чтобы сломать лед?

Уверенность и жизнерадостность покидали Хармли, выражение его лица менялось на наших глазах.

— Давайте присядем, — произнес Хармли.

Берта прошла в центр комнаты и опустилась в кресло. Я остался на прежнем месте — между Хармли и дверью.

— Что же вам нужно? — угрюмо спросил Хармли.

— Точная информация, изложение подлинных фактов. Впоследствии мы сообщим о них в полицию. Я думаю, для вас будет лучше, если вы нам расскажете обо всем откровенно.

Он стоял, растерянный, засунув руки в карманы.

— Нетрудно было… собрать о вас сведения. Но мне в голову не пришло, что вы заинтересуетесь мной.

— Сюрприз для вас?

— Увы.

— Однако нет смысла причитать по этому поводу.

— Хотите сказать, перейдем к делу?

— Именно.

— С чего же начать?

— Не знаю.

— Мой девиз: живи и не мешай жить другим.

— Хороший девиз.

— Он мог бы стать и вашим девизом, Лэм.

— Неужели?

— Да.

— Прежде чем принять решение, я должен знать все подробности.

Хармли задумался, вздохнул и решился пуститься в объяснения. Он говорил бесстрастно, ни к кому конкретно не обращаясь:

— У вас столько информации… Скрывать что-нибудь бесполезно.

Я сделал Берте знак, чтобы она не вмешивалась.

— В конце концов, — начал Хармли свой монолог, — Уолтер Крой надул бы меня. Я предупреждал его…

Он замолчал. О, как бы нам не нарушить атмосферу интимности, которая способствовала исповеди.

Хармли опустил голову, изучая узоры ковра.

— Я был слишком самоуверен, ни о чем не беспокоился…

Новая пауза. Около тридцати секунд.

— Хотелось бы, Лэм, чтобы вы взглянули на события так, как видел их я. Никаких злодейств я не совершал… В том, что я делаю, нет ничего плохого…

Снова короткая отключка. Надо бы его встряхнуть, вынудить оправдываться. Тогда и оживут подробности и детали, которые я пытался выудить из нашего собеседника.

— Как все-это началось, Хармли?

— В том-то и дело, — встрепенулся он. — Началось как-то само собой… У меня есть старший брат, ловкий малый, который обдурит кого угодно.

— Он, наверное, был всеобщим любимцем?

— Разумеется, — с горечью сказал Хармли. — Он обманывал школьных учителей, маму. Отец оказался крепким орешком, но не смог сопротивляться влиянию женщин, которые обожали брата. Забрасывали его подарками. Мой брат получил все: образование, деньги, внимание, помощь. Я же был предоставлен самому себе. Никто мной, по существу, не интересовался… Брат тратил много денег, стал играть на скачках, занялся подделыванием чеков. Отец выручал его… Брат разорил нашу семью, но родители по-прежнему души в нем не чают. Ему просто не повезло — так считают они… Какой смысл об этом вспоминать?

— Никакого, наверное, — не выдержал я.

— Смысл в том, что, глядя на брата, я понял, как можно использовать с выгодой для себя доброту доверчивых женщин. Этот вывод как бы повисал в воздухе, был сначала чисто теоретическим. Я тогда был довольно скучным, неразвитым парнем. Нигде и ни в чем не преуспевал. Но однажды я познакомился с женщиной. Она была замужем. Муж был гораздо старше ее. Она влюбилась в меня, давала мне деньги, ругала за то, что я такой мрачный и неуклюжий. Она платила за мое образование! Боже, я занимался даже ораторским искусством! Я… я… сходил по ней с ума. У нее не было детей, и я был ее любовником и сыном, которого она нянчила, воспитывала, выращивала, тренировала.

— Что с ней случилось? — спросила Берта.

Он посмотрел ей в глаза.

— Муж узнал о нашей связи и убил ее, — медленно сказал Хармли.

Берта содрогнулась.

— А вы что с ним сделали?

— Ничего, — ответил 'Хармли, сжимая кулаки с такой силой, что кожа побелела на костяшках пальцев.

— Почему? — спросил я.

— Он не был так глуп, чтобы взять ружье и бабахнуть в нее. Он придумал дьявольский способ. Так что непонятным оказалось, кто умертвил ее — он или я. Если б я стал дергаться, попытался возбудить дело, он бы все свалил на меня.

— Как же все-таки она умерла? — Берта явно была потрясена и, несомненно, сочувствовала Хармли.

— Она умерла… в моих объятиях.

— Яд? — предположил я.

— Да, он отравил ее. Был день ее рождения, мы условились встретиться. Он следил за ней и знал о нашем свидании. Сказал, что идет на собрание масонской ложи. Но перед уходом открыл бутылку шампанского, поздравил свою жену. Они выпили. Он еще раз наполнил бокалы. Они снова выпили. Он отправился на собрание, она пришла ко мне. Через полчаса ей стало плохо. Сначала мы ни о чем не подозревали. Но потом она догадалась. Начались судороги… Это было ужасно! Я умолял ее позволить вызвать врача, но она настаивала на том, чтобы я отвез ее домой. И там она… «Скорая помощь» уже не потребовалась.

Хармли умолк. Он побледнел, на лбу его выступили капельки пота. Мы опять погрузились в молчание.

Я выждал, пока Хармли немного успокоился, выражение его лица смягчилось.

— Что же было дальше?

— Я тогда чуть с ума не сошел. Пытался забыться… Пил… Не помогло. Она оставила мне немного денег. Я продержался какое-то время. Искал работу. Меня взяли в кафе — эстрадником, развлекать гостей. Скоро я превратился в жиголо, ублажал полотых женщин… Мне было все равно, чем заниматься. Я впервые применил на практике то, чему учила меня Оливия, — производить впечатление беззаботного весельчака, счастливчика… Успех за успехом, я стал зарабатывать таким образом хорошие деньги. — Хармли криво усмехнулся. — Я узнал кое-что о психологии женщин, у которых… преуспевающий муж. Он делает деньги и так прикован к своему занятию, что не обращает внимания на жену. Это самые одинокие женщины из всех, которых я видел. Брак их связывает, конечно, до некоторой степени. Они зависят от человека, для которого… ничего не значат. Эти женщины тоскуют. Они хотят, чтобы их замечали, чтобы за ними ухаживали, говорили им комплименты, ценили. Хотят ощущать себя не вешалкой для платьев, а живым существом^

— И поэтому они везде бывают, ходят по ресторанам, увлекаются жиголо, — поддакнул я.

— Да. И если жиголо ведет честную игру, ему кое-что перепадает.

— А вы вели с ними честную игру?

— Конечно. Я… я делал их счастливыми. Ну, а потом я втянулся в махинации — со вдовами и наследством. Подвернулся случай, с которого все началось.

— Как вы находили клиентов?

— Я читал некрологи и наловчился по нескольким строчкам определять, есть ли шанс поживиться.

— Вы выдавали себя за друга покойного?

— Да. После того как умирал какой-нибудь известный человек, обладатель солидного состояния, я посылал теплое письмо вдове, просил разрешения лично навестить ее, выразить симпатию, сочувствие, соболезнования и тому подобное. Женщина не может отказать человеку, который дружил с ее мужем, восхищался им и… намерен вернуть долг.

Я кивнул.

— Вы пускаетесь в плавание, — разглагольствовал Хармли. Он увлекся. и, возможно, вспомнив уроки Оливии, стал работать на публику. — О, это очень легко. Никаких препятствий, никакого сопротивления! Женщина переживает сильное эмоциональное потрясение. Она теряет мужа, становится вдовой и с особой остротой ощущает… прежнюю обиду. Ею пренебрегали и как человеком, и как женщиной. Ее сексуальные аппетиты не удовлетворены. Она. видит, что ее время уходит, золотой песок жизни иссякает, объем бедер увеличивается, а спектр возможностей сужается.

Берта вспыхнула и приподнялась, порываясь сказать что-то, но поймала мой взгляд и снова опустилась в кресло.

— Вы были связаны с Кроем?

— Очень короткое время. Уолтер занимался тем же, что и я. Он обхаживал тогда одну даму, которая была замужем за пациентом доктора Девареста. Этот человек умер. В руках Девареста сосредоточилась вся информация, полностью изобличающая Уолтера, включая бумагу, подписанную-вдовой. Уолтер вынужден был свернуть свою деятельность, но вдова потом тоже умерла. Ее письменное свидетельство насчет махинации Уолтера осталось единственной серьезной уликой против него. Он решил, что, если добудет эту бумагу, все будет о’кей.

— Что же он сделал?

— У доктора Девареста вскрыли сейф и тогда…

— Уолтер Крой?

— Нет, це он, конечно.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно.

— Я сомневаюсь.

— Когда вы узнаете, что было дальше, вы согласитесь со мной.

— Что же было дальше?

— Значит, доктор Деварест погиб, его сейф очистили. Уолтер продолжал искать бумагу. Он не знал, где она; предположил сначала, что у миссис Деварест. Я как-то заходил к Уолтеру, и Надин мельком видела меня, но мы надеялись, что она не вспомнит обо мне и не сообщит Колетте, что мы знакомы. Крой настаивал, чтобы я покрутился вокруг миссис Деварест и выяснил, у нее ли письменное свидетельство, которое пропало из сейфа.

— Почему Крой считал, что оно у Колетты?

— А кому еще оно было нужно? — вмешалась Берта.

— Уолтер подозревал миссис Деварест в том, что она сама похитила из сейфа свои драгоценности, так? — спросил я.

— Уолтер никому не доверял полностью и не особенно распространялся о своих подозрениях. Но он хорошо знал, что происходит в доме Деварестов. Доктор стал заигрывать с секретаршей. И тогда Колетта в полном смятении устроила спектакль с ограблением, решив свалить вину на секретаршу.

— Расскажите об этом спектакле подробней, Хармли.

— Значит, так. Миссис Деварест забрала драгоценности из сейфа и подстроила все так, чтобы подозрения пали на Нолли Старр. Но доктор разгадал замысел жены и посоветовал Нолли исчезнуть, пока он примет меры к тому, чтоб скандал утих.

— А драгоценности? Что с ними произошло?

— Колетта их спрятала. Деварест, удалив Нолли, методично осматривал дом, устраняя «улики», подброшенные его женой. Доктор, безусловно, нашел тайник и забрал драгоценности. Он намеревался вернуть их при обстоятельствах, которые сняли бы все подозрения с Нолли. Но так и не сделал этого.

— Почему?

Хармли удивился.

— Это вам следовало бы знать — почему, — с иронией заметил он, подчеркнув слово «вам».

— То есть…

— Он был убит и не успел осуществить свой план.

— Что убеждает вас в том, что он был убит?

— То же, что и вас.

— Кто убил его?

Хармли пожал плечами.

— А вы чем занимались в этой ситуации? — Я решил спросить «совсем о другом».

— Я? Мне стало ясно, у миссис Деварест либо не было бумаги, которой так боялся Уолтер, либо она ее уничтожила. Я сказал об этом Уолтеру, и он… возобновил свою деятельность.

— Это все, чего вы добивались?

— В отношении Уолтера — все.

— Вспомнили и стали печься о своих интересах?

— Почему бы и нет? Колетта живо сохранила приманку, поверила в историю о моей дружбе с покойным доктором, о денежной ссуде. Ее умиляло, что долг был возвращен. Вдова быстро увлеклась мною, и я не видел оснований отказываться от тех благ, которые мне сулил брак с нею. Правда, меня смущало поведение Надин. Я подозревал, что она все-таки узнала меня. Но… раз она ничего не говорила, моя тревога постепенно улеглась. Я потянул и за другие нити, попытался выяснить у вас, не сказала ли вам Надин чего-нибудь обо мне… Но тут у меня ничего не вышло. Вы оказались хитрей, чем я думал. Сами стали расспрашивать меня, что лежало в сейфе. Я подкинул вам идейку с фотографиями, которые якобы лежали в сейфе и могли скомпрометировать Уолтера. Вы притворились, что поверили. А я решил, что нетрудно вас провести и, стало быть, я смогу обделывать свои делишки у вас под носом. Согласен, я вас недооценил. Вы — ловкач. И мы, Лэм, можем работать вместе. Я ведь не жадный. От вас ничего не требуется. Вы только не вмешивайтесь и держите язык за зубами. То, что добудем, — разделим по справедливости: фифти — фифти, пятьдесят — на пятьдесят.

— А я получу то, что вы обещаете?

— Если я вас подведу, вы разоблачаете меня…

— И даю вам повод поднять крик, обвиняя меня в шантаже?

— Не беспокойтесь. С вами я сыграю честно.

Я сделал вид, что обдумываю его предложение.

— Колетта хочет, чтобы я контролировал ее вклады, — усмехнулся Хармли. — Это для меня все равно что собственные деньги в банке. Поиграю на бирже с ее акциями. И все совершенно законно. Никто не станет меня проверять. А главное — никто ничего не докажет. Если мы сговоримся, вы за несколько недель получите больше, чем за год в своем агентстве!

— Наложим лапу на капитал миссис Деварест?

— Зачем? Я не обкрадываю вдов. Терпеть не могу шума, скандалов, адвокатов, судебных заседаний… Я только позаимствую немного из того, что вдова (и эта вдова!) отдаст мне добровольно. На миссис Деварест я заработаю пятнадцать или двадцать тысяч. Вам перепадет тысяч десять…

Кресло под Бертой угрожающе скрипнуло, она так и ерзала на сиденье.

— Мне надо обсудить ваше предложение со своим партнером, — сказал я, кивком указав на Берту.

— Когда я узнаю, что вы решили?

— Завтра.

— Вы вдумайтесь в перспективы, Лэм! Деварест оставил жене около двухсот тысяч долларов плюс страховка. Отдать двадцать или даже тридцать тысяч — что это для нее? Мелочь.

— Вы повышаете ставки.

— Да, и это нормально. Тридцать тысяч — вполне ей по силам, а мне ведь еще придется половину отдать вам.

— А Уолтеру?

— К черту Уолтера! Нечего о нем беспокоиться! У него свои дела. Уолтер выяснил, что разоблачение теперь ему не грозит, и атакует Надин. Уж он-то сумеет ее ободрать!

Я встал', подошел к Берте.

— Мы обдумаем то, что вы сказали.

— Что тут думать — не понимаю!

— И не поймете. Пойдемте, миссис Кул.

В коридоре Берта снова взялась за меня.

— Лисман прочешет весь город, но добьется своего. Я окажусь в больнице, если не отвяжусь от тебя, Дональд!

— Ты подала мне прекрасную мысль.

— Какую?

— Попасть туда, где Лисман не станет меня искать.

— Куда?

— В больницу.

— А как Ты туда попадешь?

— Это все мелочи. Правда, они могут обойтись в некоторую сумму.

Берта наморщила нос.

— Ты думаешь, деньги растут на деревьях?

— Если ты хочешь, чтобы я остался с тобой…

— Во сколько это обойдется? — поспешно спросила она.

— Наверное, долларов сто — сто пятьдесят…

Берта тяжело вздохнула.

— Наличными, — заметил я. — И теперь же…

Глава 18

Доктор Гелдерфилд сам подошел к двери, услышав мой звонок. Он не скрывал раздражения профессионала, которого оторвали от важных дел. Но когда увидел меня, заулыбался:

— А! Дональд Лэм, отважный детектив, отличный мастер драк! Входите же! Горничная сегодня выходная, и я вынужден сам открывать дверь, подходить к телефону… Столько людей постоянно тревожат врачей по пустякам… Проходите.

Я следовал за ним. Он пояснял, куда двигаться;

— Сюда, пожалуйста. Здесь у меня приемная для пациентов, для экстренной помощи. Тут вот рядом — небольшая операционная. Мы с вами устроимся в кабинете. Там вполне подходящая для беседы обстановка. Надеюсь, вы не торопитесь?

— Не особенно.

— У меня к вам долгий разговор. Меня беспокоит моя пациентка и ваша клиентка — миссис Деварест.

— А что вас беспокоит?

— Ее здоровье, конечно. Садитесь сюда. Хотите выпить? Сам я, к сожалению, вынужден отказаться: в любой момент могут вызвать к больному.

— Я бы выпил виски с содовой.

— Сейчас приготовлю. У меня здесь все под рукой, кроме льда. Сейчас принесу. А вы пока располагайтесь здесь, чувствуйте себя как дома. Простите… я не всегда был с вами любезен. Не знал, что вы за человек. Подождите меня, я быстро.

Я упал в кресло, вытянул ноги, наслаждаясь теплом, тишиной и покоем. Просторная комната, заставленная шкафами, мягкими креслами и торшерами, располагала к себе. На большом столе в центре покоились книги и журнал'ы, в изобилии лежали сигареты и спички. Работал кондиционер.

Комната не была парадной. Здесь любили уединяться, читать, отдыхать. Хозяин, по-видимому, привык к своему кабинету, как к удобным ботинкам.

Тем не менее я был — весь внимание. Услышал, как в кухне Гелдерфилд бросил кусочки льда в стеклянный сосуд.

Он вернулся в кабинет с подносом, на котором стояли бутылки виски и содовой, мисочка с ледяными кубиками и стакан в подстаканнике из соломки — это чтоб мне было удобней пить, не увлажняя пальцев.

— Наливайте себе сами, Лэм. — Гелдерфилд опустил поднос на маленький кофейный столик, примостившийся возле моего кресла. — Сам я не буду, я уже говорил… Знаете, Лэм, я остаюсь все еще под впечатлением того великолепного зрелища, которое вы нам устроили в гараже. Да! Потрясающая драка. И следить за ней было истинным удовольствием. Правда, не для моей пациентки. Мне следовало увезти ее. Но, должен признать, на какой-то момент я позабыл о своем профессиональном долге. У вас превосходные данные — скорость, реакция, координация движений. Где вы научились?

Я засмеялся:

— Пришлось научиться. Я был маленьким, слабым. Все меня били. Берта Кул заставила меня заняться боксом и другими спортивными единоборствами, а за уроки джиу-джитсу даже сама платила. Кстати, некоторые приемы восточной борьбы мне очень потом пригодились.

— Не сомневаюсь. Всегда приятно видеть, как мужчина невысокого роста разделывает под орех какого-нибудь здоровилу. Обычно публика симпатизирует побежденному, но вчера она была на вашей стороне. Вы выиграли раунд по всем пунктам.

Я налил себе вирки.

— Вернемся к миссис Деварест…

Доктор кивнул в знак согласия. Поначалу задумался.

— Существует профессиональная этика, которая не позволяет мне обсуждать с вами симптомы болезни или диагноз без согласия пациента.

Гелдерфилд медлил, подчеркивая тем самым значимость того, о чем собрался поведать.

— Но, — он поднял палец, — вы были наняты моей пациенткой с целью провести серьезное расследование. Мне она велела помогать вам во всем. Следовательно, в том случае, если для успешного завершения вашей работы потребуются сведения медицинского характера, я готов ответить на вопросы, которые вы зададите.

Гелдерфилд стоял передо мной в позе наставника, читающего лекцию ученикам. Он уперся в меня строгим взглядом, как бы напоминая об ответственности, которая ложится на меня за те самые вопросы.

— Понимаете, куда я клоню? То, что миссис Деварест уполномочила меня сотрудничать с вами, позволяет мне донести до вас факты, касающиеся состояния ее здоровья.

Я понял, что от меня требуется. Я задал вопрос, который должен был задать:

— Так ли уж необходимы миссис Деварест инвалидное кресло и постельный режим?

— Они действительно необходимы, чтобы уменьшить нагрузку на нервы и сердце и заставить Колетту значительно больше внимания уделять своему здоровью. По некоторым причинам сейчас это очень важно.

Слова «по некоторым причинам» были произнесены с особой интонацией.

— Она, очевидно, подозревала, и не без оснований, что ее секретарь Нолли Старр флиртует с доктором Де-варестом. Не могло ли это стать поводом для жгучей ненависти вашей пациентки к мисс Нолли Старр? Учитывая к тому же нервное состояние миссис Деварест?

Глаза Гелдерфилда блеснули.

— Вы задаете вопросы, которые я. сам себе задавал. Выскажу то, что представляется мне существенным: Колетта ненавидела мисс Старр и вынашивала планы мести. Из-за чего здоровье ее резко ухудшилось. Я делал все, что в моих силах, пытаясь убедить Колетту больше заниматься собой, не обращать внимания на эту девицу.

— Спасибо. Честное признание облегчает душу, — сказал я. — Отношу эти слова и к вам, и к себе. Мне известно, что вы на особом положении в доме Деварес-тов. Поэтому я решился открыть кое-что вам, прежде чем своей клиентке.

— Что случилось? Что-нибудь непредвиденное?

— Да. Я ходил домой к Нолли Старр, проник к ней в квартиру.

— Зачем?

— Хотел посмотреть… Но сначала надо вернуться назад. Я немного прижал шофера Деварестов, Руфуса Бейли, и узнал, что он сидел в тюрьме.

— Мне теперь ясно, — перебил Гелдерфилд, — почему полиция не поверила заявлению Бейли. Мне оно показалось абсолютно лишенным здравого смысла.

— Я заплатил ему, чтобы он достал драгоценности.

— А он мог их достать?

— У меня были основания считать, что — мог.

— И он сделал это?

— Да.

— Где же драгоценности теперь?

— У меня.

— И вы не сказали об этом миссис Деварест?

— Нет.

— А мисс Старр… — Гелдерфилд запнулся, потом все-таки спросил: — Как-то связана с пропажей этих камней?

— Связана.

— Этого я и боялся! — взволнованно воскликнул Гелдерфилд. — И миссис Деварест еще ничего не знает?

— Нет.

— Вы не посвящали ее в свои размышления, где могут находиться драгоценности, кто их взял и какое отношение имеет мисс Старр к их исчезновению?

— Нет.

— Вы поступили правильно. Нам придется изобрести какой-нибудь способ, чтобы тактично посвятить ее во все эти дела. Она еще очень возбуждена.

— Возможно, она уже знает или догадывается кое о чем.

— Не думаю. Колетта поделилась бы со мной своими догадками.

— А если ей не хотелось делиться своими догадками с кем бы то ни было?

Гелдерфилд опять помолчал, прежде чем продолжить наш диалог.

— Что ж, такую возможность полностью исключить нельзя.

— Ладно. Тогда я перехожу к своей исповеди.

— Исповедуйтесь, но в чем?

— Как я уже сказал, я вошел в квартиру мисс Старр. Воспользовался отмычкой. Было утро, и я рассчитывал, что дома никого нет. Однако кое-кто там был.

— Кто?

— Нолли Старр.

— Как она отнеслась к вашему вторжению?

— Никак. Она была мертва.

— Мертва?!

— Да.

— Когда она умерла?

— Незадолго до того, как я появился в квартире. Ее задушили. Розовым шнурком от корсета, дважды обмотав его вокруг шеи Нолли. Шнурок крутили ручкой от картофелемялки. Не знаю, что покажет вскрытие, но не удивлюсь, если обнаружится, что ее сначала ударили картофелемялкой, оглушили, а потом задушили.

Гелдерфилд смотрел на меня с недоверием. Губы его дрожали. Он был поражен услышанным и, наверное, сгорал от желания узнать дальнейшие подробности. Чувствовалось, что это мужчина сильной воли и мощного темперамента.

Я продолжал размеренно и спокойно:

— Когда я пришел, труп был еще теплым. Я размотал шнурок, убедился в том, что пульс не прощупывается, вызвал «скорую». Больше я ничего не мог сделать. Но меня увидела уборщица, когда я уходил из квартиры. Основываясь на ее показаниях и еще на кое-каких деталях, полиция сделала соответствующие выводы. Теперь полиция преследует меня.

— Боже мой! Кто усомнится в вашей невиновности? — воскликнул Гелдерфилд. — Убийцы не помогают жертвам, не звонят реаниматорам…

— Как знать? — возразил я. — Если уверены, что жертва мертва, они могут все это проделать, чтобы отвести от себя подозрения. Именно так рассуждала полиция, увидев в моих действиях хитрую уловку…

Я умолк. Гелдерфилд не пошевелился.

— Чем все это кончится, трудно предугадать, — произнес я после паузы. — Но сейчас я не могу допустить, чтобы меня взяла полиция. Я близок к тому, чтоб завершить дело. Ближайшие двадцать четыре часа покажут — прав я или нет. Провести их в тюремной камере было бы безрассудством… Вы могли бы мне помочь?

— Каким образом?

— Я обращаюсь к вам как к специалисту. У меня нервное перевозбуждение, болит сердце, скачет давление. Дайте мне что-нибудь успокаивающее и положите в больницу, где меня никто не потревожит. Через сутки я буду в порядке и встречусь с полицией. Пусть допрашивает меня, сколько ей вздумается…

Он затряс головой.

— Ничего подобного я не сделаю. Из соображений профессиональной этики.

— При чем тут профессиональная этика? Вы меня даже не осмотрели.

— Я не вижу у вас симптомов тех недомоганий, на которые вы сослались. Допустим, я дал бы вам успокаивающее, сделал инъекцию. После нее вы заснете, проспите не менее суток и, значит, ни на что не будете годны. Произойдет как раз то, чего вы опасаетесь, — вас выведут из игры, вернее, вы сами выведете себя из нее.

— Рассмотрим эту проблему более основательно, — предложил я.

— Как бы ее ни рассматривать, это не изменит моего решения, — отрезал Гелдерфилд. — Я не могу сделать то, что вы требуете.

— Убийца использовал картофелемялку и шнурок от корсета, — тихо сказал я. — «Ищите женщину», а?

Гелдерфилд сообразил, куда я нацелился.

— Не обязательно. Мужчина, если он хитер, тоже мог употребить эти… э-э-э… предметы, чтобы подозрения пали ца женщину.

— Десять против одного, что убийца женщина.

— Если и так, то…

Гелдерфилд пожал плечами, намекая на бесплодность гаданий, подобных гаданию на кофейной гуще.

— В тот вечер, когда погиб доктор, я зашел в спальню миссис Деварест, вы помните? На спинке стула висел корсет с розовыми шнурками.

— Уверяю вас, молодой человек, множество женщин в возрасте Колетты носят такие корсеты со шнурками самых разных цветов.

Я вспылил:

— Расследованием занимается лейтенант Лисман, человек упрямый и цепкий, как бульдог. Скоро он вцепится в миссис Деварест. А вдруг он обнаружит, что корсета нет или из корсета выдернуты розовые шнурки? Или, наконец, что в кухне не хватает картофелемялки?

— Какая ерунда!

— Пусть так. Но возможна и другая гипотеза. Конечно, миссис Деварест — ваша пациентка. Вы привязаны к ней…

— Я бы не стал покрывать убийцу, если бы оказалось, что это мой пациент. Но я хорошо знаю Колетту. Она не способна проделывать такие трюки, о которых вы говорите. Убийство? Исключено!

— Вы рассуждаете как врач.

— Я вас не понимаю.

— Ваша горячность выдает вашу необъективность.

Гелдерфилд смутился.

Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, давая ему время подумать.

— Что же нам делать? — взволнованно спросил он.

— Давайте обсудим… Сам я не могу появиться у Дева-рестов. За домом наблюдает полиция. Но даже если меня не схватят на улице, едва ли мне разрешат разгуливать по дому, проникать в кухню и спальню, проверять, на месте лй корсет со шнурками или картофелемялка. Но для вас-то сделать это — пустяк. И предлога искать не надо. Предположим, пациентке необходима инъекция. Вы отправляетесь на кухню, чтобы вскипятить воду, и заодно удостоверитесь, на месте ли картофелемялка.

— Даже если я и найду ее — это ничего не докажет.

— А у вас дома кто готовит?

— Обычно я дома не ем. У меня есть экономка, которая следит за порядком и кормит моего отца. Он тяжело болен, прикован к постеди.

— Такое блюдо, как картофельное пюре, она готовит?

— Наверное… При чем здесь это?

— В вашей кухне, вероятно, отыщется картофелемялка. Вы бы захватили этот полезный предмет вместе с инструментами, привезли к Деварестам и… подсунули бы туда, где полиция ее отыщет.

— Вы сошли с ума! — вскрикнул Гелдерфилд. — Я врач, я хирург с безупречной репутацией. На какие поступки вы меня толкаете?

— Миссис Деварест — ваш пациент и моя клиентка, — терпеливо убеждал я его. — Наконец, она — ваш друг. Я пытаюсь добиться для нее двойной страховки. Вы не хотите, чтобы ее арестовали. Я тоже. Наши интересы совпадают. Я останусь здесь, у вас, а вы поезжайте к ней. Вернетесь, — расскажете, что там происходит. Потом отправьте меня в больницу, где у меня будет подходящая обстановка для того, чтобы подвести итоги.

— Из этических соображений… — все еще кипятился Гелдерфилд, но он уже остывал. — Обстоятельства бывают выше нас. Иногда и целителю приходится напоминать, что он не только врач, но и человек. Бывают ситуации, когда правила хорошего тона, профессиональная этика и все такое — летят в окошко.

Гелдерфилд встал, принялся шагать по кабинету, стараясь не встречаться со мной взглядом. Его беспокойство передалось мне. Я тоже покинул кресло, подошел к окну. Уже стемнело, и увидеть что-нибудь снаружи было невозможно.

Гелдерфилд, махнув рукой на «этику», решил, что выпить в данной ситуации ему будет полезно, и налил себе виски. Он вышел на кухню и загремел там выдвижными ящиками в шкафах. Затем поднялся на второй этаж (я услышал его шаги наверху, в спальне). Оттуда доктор снова вернулся на кухню, повозился там немного и очутился в кабинете с саквояжем, набитым хирургическими инструментами.

— Нашли то, что хотели? — спросил я.

— Я не собираюсь связывать себя какими-либо обязательствами, — порывисто заговорил он. — Но вы дали мне понять, что полиция устроит обыск у Колетты…

— Можете не сомневаться.

— Господи! Если бы магазины были еще открыты, мы бы раздобыли дюжину этих проклятых картофелемялок!

— Полиция тоже учтет такую возможность, — сказал я.

Доктор снова потащился на кухню, прихватив с собой саквояж, возвратился через несколько секунд с суровой физиономией, губы плотщ) сжаты.

— Ладно, Лэм. Придется пройти через это. До сих пор никому не удавалось заставить меня нарушить профессиональную этику. Первый раз в жизни я…

— Хорошо, хорошо, доктор, — перебил я. — Отправляйтесь. Буду ждать новостей. Мне разрешается подходить к телефону?

— Конечно.

— Разумно ли это?

— А если мне потребуется срочно позвонить вам?

— Поступим так: вы позвоните, положите трубку и через минуту снова наберете номер. Это будет сигнал. Я подойду после второго звонка.

Он кивнул.

— Хорошо.

— Вы отправите меня в больницу?

— Я должен сделать вам инъекцию.

— Когда кто-нибудь сильно нервничает, беспокоится, разве не бывает так, что вы «угощаете» пациента дистиллированной водой, уверяя, что ввели ему морфий?

Его лицо просветлело.

— Да, конечно.

— В моем случае, вероятно, диагноз будет следующий: нервный срыв, вспышка истерии. Я обратился к вам, умолял об инъекции. Вы не стали применять сильнодействующего средства и ввели мне дистиллированную воду под видом морфия. Я успокаиваюсь, меня одолевает сонливость…

— Ясно, — остановил меня Гелдерфилд. — Учитывая ситуацию, я уложу вас в постель в моем доме и пришлю сиделку. Она проследит, чтобы вы заснули, и покинет вас. И это все, что я могу сделать для вас, Лэм.

— Сиделка будет посвящена в наши игры?

— Конечно, нет. Она отнесется к вам как к обычному больному, которому необходим полный покой. Которому только что ввели морфий.

— Как скоро появится сиделка?

— Минут через двадцать.

— Опытная?

— Да.

— Идите, доктор, — сказал я. — Идея возникает не сразу, но когда уже существует, она должна приносить плоды незамедлительно.

Гелдерфилд схватил свой саквояж и скрылся. Через несколько секунд я услышал рокот мотора отъезжающей машины.

Я снова плюхнулся в кресло, налил себе виски, добавил содовой и закурил. Я неторопливо потягивал любимый моему сердцу напиток, водрузив ноги на стул и наслаждаясь абсолютной, фантастической тишиной. В доме ни шороха, ни скрипа; снаружи тоже не доносилось ни звука.

Однако меня мучила мысль: а ну как Гелдерфилд передумает по дороге, расколется, донесет в полицию про «нашу идею» или выболтает ее миссис Деварест?

Я прогнал эти мысли. Потянулся и зевнул. Приятное тепло от выпитого виски разливалось по всему телу. Меня клонило ко сну. Я с трудом сосредоточился и посмотрел на часы. Цифры расплылись у меня перед глазами.

Нет, что-то внутри моего сознания не давало мне покоя. Какая-то новая мысль билась в голове, требовала выхода. Внезапно она прояснилась и встряхнула меня с такой силой, что я выпал из кресла.

Я ударился о скамеечку для ног, поднялся с пола, едва удержав равновесие, и, пошатываясь, побрел на кухню, оттуда прошел в холл, потом поднялся по лестнице на второй этаж.

Я обнаружил спальню доктора Гелдерфилда, примыкающую ванную комнату, комнаты для гостей. Заглядывая поочередно во все двери, я, в конце концов, натолкнулся на того, кого искал.

На кровати лежал истощенный старик. Ему было далеко за семьдесят. Запавшие щеки, восковая кожа, закрытые глаза. Старик не двигался, да и дыхания я не услышал.

Прошло не меньше минуты. Человек на кровати вздохнул, тяжело и неровно, хватая воздух полуоткрытым ртом. Затем снова затих — будто провалился в летаргический сон. Я склонился над постелью, боясь, как бы старик не отдал Богу душу и на самом деле.

Старик лежал по-прежнему неподвижно, но дыхание возобновилось, такое же мучительное, прерывистое, с длительными интервалами. Я дотронулся до его плеча и… качнувшись, свалился на кровать.

Старик дернулся. Я с трудом поднялся и легонько потряс его, а потом похлопал по щекам, пытаясь пробудить к жизни.

Он открыл глаза.

— Вы отец доктора Гелдерфилда? — Мой голос показался мне чужим и доносился как будто издалека.

, Он весь напрягся, устремив на меня глаза. Я увидел, что зрачки его закатываются.

— Вы отец доктора Гелдерфилда?! — в ужасе крикнул я.

— Да, — прошелестел ответ.

Я собрал всю свою энергию в кулак. Надо передать, перелить в него свою волю!

— Кто вас лечит? Доктор Деварест?

— Да, — прошептал старик.

— Он давно не приходил?

— Давно… Сын… подумал… что надо выждать… сделать… перерыв… Кто вы такой?

— Доктор Деварест умер, — сказал я.

Он не пошевелился.

— Вам известно, что он умер? — настаивал я.

— Его уже неделю не было, — еле слышно ответил старик. Зрачки его снова стали закатываться.

Я потряс его за плечо.

— Когда вы видели доктора в последний раз? В среду? После рыбалки?

Старик вздрогнул. Глаза его приоткрылись.

— Вы видели его после рыбалки? — повторил я.

— Да. Он был на рыбалке. Мой сын… повздорил с ним.

— Из-зачего?

— Его лечение… не помогало.

— Это сказал ваш сын?

— Я слышал, как они… ссорились.

— Ваш сын…

Внизу дважды прозвонил телефон и умолк. Я посмотрел на часы, секундная стрелка исчезла. Все предметы вокруг утратили четкие очертания. Я устремился к лестнице, натолкнулся на дверь. Ноги стали ватными, не' держали меня. Пытаясь быстро сбежать по лестнице, я оступился и с грохотом покатился вниз. Из-за этого немного встряхнулся. Дотащился до телефона, который звонил второй раз.

Я ухватился за трубку, но непослушный язык не повиновался мне. К тому же я не мог вспомнить, с кем говорю.

— Да? Ну?.. — промычал я.

До меня донесся резкий голос Гелдерфилда:

— Лэм, это я. Шнурок от корсета отсутствует. Вам ясно?

— Да ну?

— Не беспокойтесь. Корсет я забрал. Тот другой — кухонный предмет — на месте. Вы меня понимаете?

— Да. Но?

Сомнение появилось в голосе собеседника:

— С вами все в порядке, Лэм?

— Д-да… Наверное…

— Вы не перебрали… по части виски?

— Н-не знаю… Нет.

— У вас усталый голос.

— Я х-хочу с-спать.

— Лэм, не подведите меня! Слишком много поставлено на карту. Вы понимаете, чем я рискую?

— Д-да.

— Вы пьяны. Сколько вы выпили?

— К-кажется, один… т-только один стакан.

— Вы уверены?

— Да.

— Хороший был стаканчик? Безразмерный?

— Д-да…

Я недоумевал. О чем он говорит?!

— Вы набрались, Лэм! — с раздражением кричал в трубке Гелдерфилд. — Возьмите эту бутылку виски и вылейте в раковину. Больше — ни капли! Обещайте мне, Лэм!

Я выдавил из себя: «Ол-райт», и повесил трубку.

Мне пришлось подождать, пока освободится линия связи. Я ничего не видел. Голова казалась мне глобусом, вращающимся на своей оси, и скорость вращения все увеличивалась. В ушах стоял грохот. Все куда-то летело кувырком. Пытаясь удержаться, я обеими руками уцепился за портьеру, потом оторвался от нее и кое-как набрал номер полицейского управления.

Прошла вечность.

— Дежурный слушает, — прозвучал в трубке женский голос.

Трубка лупила меня по лицу, в ушах грохотал водопад.

— Главное полицейское управление… Вас слушают! Говорите!

— Лисман… Лисман… — твердил я, сопротивляясь из последних сил мгле, накатывающей на меня. — Мне нужен Лисман… Убийство…

Эхом откликнулось в трубке:

— Лисман… Лисман… Хэлло! Это Лисман. Что вам нужно?

— Это Дональд Лэм… Я в доме доктора Гелдерфил-да. Я отравил миссис Деварест… Я отравил. отца доктора Гелдерфилда… Я отравил всех…

Я хотел сказать еще многое, но язык распух и не помещался во рту. Глобус крутился и раскачивался, я крутился и раскачивался вместе с ним. Гул и грохот в голове становились непереносимыми. Из последних сил я держался за портьеру. Хотел крикнуть, но из горла вырвался только жалкий писк. Портьера оборвалась. Я рухнул вместе с ней и потерял сознание.

Глава 19

Барабанные перепонки дрожали от напора звуков, голосов, ничего для меня не означавших. На меня кричали, били по лицу. А тяжелые полицейские ботинки лупили по ребрам…

Потом все куда-то провалилось. Я погрузился во тьму. Затем выныривал, ощущая резиновый шланг в горле.

Я засыпал, пробуждался и снова терял сознание. Волны света и тьмы, шума и безмолвия поочередно захлестывали меня и откатывали прочь, и этот мучительный ритм не давал мне передышки.

Но вот из неопределенных звуков вроде бы стали складываться слова:

— Желудок очищен… Инъекция… Кофеин… Сейчас, сейчас… Важно, чтобы он заговорил…

Прохладные полотенца… В меня входит игла… Аромат кофе щекочет ноздри. Горячая жидкость обжигает горло. Чей-то взволнованный голос:

— Он, кажется, открывает глаза!

Лица… Лица нависают над кроватью и колышутся надо мной, как флаги. Я никак не мог их поймать и удержать в сознании, установить, кому они принадлежат. Загадка, которую я не успел разгадать: меня поглотила очередная волна. Я опять куда-то провалился.

Но все-таки что-то менялось к лучшему, и, когда сознание вернулось, я более отчетливо стал различать слова стоявших возле. меня людей. Понял, что они спорили.

— Оставьте его в покое. Вы ничего не добьетесь, пока не подействует инъекция.

Я снова впал в беспамятство, но, очнувшись, почувствовал себя уверенней. Пустота и мрак отступили.

Берта Кул сердито смотрела на меня.

— Они прибыли вовремя? Спасли миссис Деварест? — спросил я.

Ее губы дрргнули. Она кивнула.

Я выждал, пока она соберется с силами.

— Какого черта! Зачем ты признался? — не выдержала Берта.

— Чтобы они побыстрей приехали… туда, к Деварес-там. Если бы я обвинил… другого, не себя… кого-нибудь еще… сначала забрали бы меня… Время упущено… Тогда…

Я прикрыл глаза, но силы уже возвращались ко мне.

— А старый Гелдерфилд… жив?

— Да. Но… Я бы с удовольствием отлупила тебя! — рявкнула Берта.

— За что?

— За все!

— Что?

— Ты лишил нас работы, хорошей работы…

— Почему? Я довел его до конца… дело до конца…

— Ну и что? У нас нет никаких шансов выжать что-нибудь из страховой компании. Версия о смерти Дева-реста по неожиданной причине отбрасывается…

— Нет! — крикнул я. От возмущения я даже немного привстал. В голове вдруг прояснилось. — Доктор Деварест был убит! Убийство — это… смерть по неожиданной причине. Любой суд подтвердит это!

— Дональд! — обрадовалась Берта. — Ты пришел в себя? Дональд! Ты уверен? А доказательства?

— Я могу доказать это.

Берта была в восхищении.

— Дональд! Ты у меня… замечательный… чудотворец! Подожди…

И побежала за врачом.

Ко мне подошла сестра.

— Как вы себя чувствуете?

— Так, словно проглотил не меньше литра кофе…

Она пощупала пульс, одобрительно кивнула, дала мне таблетку и стакан воды.

— Выпейте.

Я проглотил таблетку.

— Вам ввели стимуляторы по распоряжению полиции, — сказала сестра. — Какие-то неприятные ощущения возникают неизбежно, но это пройдет.

Она была права. Я просто физически ощущал — силы прибыли. А как летело время и как возникала досада на то, что здесь, рядом со мной, ничего не происходит.

— Где же полиция?! — бушевал я. — Ведь она так хотела, чтобы я пришел в себя и заговорил!

— Не знаю. Доктор предупредил полицейских, что с вами можно будет беседовать. Они были сначала так нетерпеливы…

Дверь распахнулась. Влетела Берта Кул.

— Им не до тебя, Дональд! Гелдерфилд сломался… Сидит в соседней комнате. Они пригласили сестру, которая знает стенографию и записывает его показания.

— Тише, тише. Не бросайся на меня. Я еле живой. Так с Гелдерфилдом разобрались?

Берта сделала выразительную гримасу.

— Ты-то сам разобрался с ним уже давно.

— Ты заблуждаешся. Я догадался недавно. Едва не угробил себя из-за этого. — Я помолчал. — Не говори об этом никому…

— Но почему?

— Я был жалким ослом. Не хочу, чтобы об э^ом знали. Я подставился…

— Каким образом?

— Сообщил Гелдерфилду, что Деварест, по моим предположениям, навестил пациента и не отметил визит в своем блокноте.

— Ну и что, Дональд?

— Деварест был убит не в гараже, в другом месте.

— Как в другом месте?

— Подумай сама. Изнутри он не мог закрыть дверь за собой. Эксперимент показал, что и ветер не захлопнул дверь. Но дверь-то была опущена полностью! Это сделал убийца, когда Деварест был уже мертв.

— Дональд, дорогой, тебе нельзя так много разговаривать, — вдруг забеспокоилась Берта. — В конце концов…

— Но я хочу говорить! И чувствую себя прекрасно… Понимаешь, события развивались последовательно. Дева-реста одурманили, накачали наркотиками, уморили выхлопными газами, отвезли в гараж… Перед тем его обманули, обратившись за срочной медицинской помощью. Но Деварест был педант. Он заносил в блокнот все свои визиты, чтобы не запутаться в финансовых расчетах с пациентами. И я, глупец, проглядел очевидный ответ!

— Доктор Гелдерфилд? — уточнила Берта.

— Конечно! Деварест навещал его отца и не отмечал своих посещений, он лечил старика бесплатно. Гелдерфилд был коллегой…

— Достаточно, дорогой, — уговаривала меня Берта. — Надо беречь силы. Ты ведь тоже под воздействием наркотика…

— И тогда, — возбуждаясь, тараторил я, не обращая внимания на Берту, — я сам обратился к Гелдерфилду, попросил его помочь разобраться с записями доктора Де-вареста. Н-не перебивай, Берта, я набит словами выше головы. Не успокоюсь, пока не выплесну их все. — Я откинулся на подушки. — И я сказал ему, — с горечью произнес я, — что намерен посоветоваться с Нолли Старр.

— Ну?

— Разве не ясно? Нолли Старр знала, что Деварест ездит к старику Гелдерфилду. Знала о том, что эти визиты не оплачиваются. Гелдерфилд понял, чем может обернуться мое посещение Нолли… Она была опасна для него, а я еще более. Гелдерфилд вмешался в эксперимент, это он сделал трюк со свинцом, чтоб опыт завершился успешно. Но опыт показал совсем другое. Даже с дополнительным грузом ветер не справлялся с дверью. Версия об убийстве навязывалась логикой событий. Гелдерфилд догадался, что я буду работать над ней.

— А драгоценности?

— Это штрих, относящийся к психологии. Для нашего дела ничего не значащий. Джим Тимли влюбился в Нолли Старр. Втайне от жены доктор Деварест помогал юной паре. Колетта увидела в этом покровительстве амурные похождения, заподозрив мужа в шашнях со своей секретаршей. Она выкрала драгоценности и подбросила их Нолли Старр.

— Выходит, Бейли не участвовал в краже?

— Руфус Бейли устроился шофером к миссис Дева-рест по рекомендации Уолтера Кроя. Задача его была — вскрыть сейф и забрать оттуда письменное свидетельство, уличающее Кроя в мошенничестве. Но миссис Де-варест смешала все карты. Она заставила мужа запереть ее драгоценности в сейфе, а затем извлекла их оттуда, установив шифр по записям в блокноте Девареста… Боже! Я заведен, как часы. Не могу остановиться…

— И не останавливайся, дорогой, — поощрила меня Берта. — Рассказывай! Что было дальше?

— Дальше… Миссис Деварест подбросила в комнату Нолли Старр драгоценности и другие улики. Она попросила мужа — специально позвонила ему! — заехать домой и достать камни из сейфа. Как только Деварест увидел вскрытый и пустой сейф, он сразу понял, что это комедия. Никто, кроме Колетты, не знал, что камни лежат в сейфе. Доктор велел Нолли уведомить полицию и ухитрился намекнуть ей, что она в опасности.

— И что ей надо скрыться… — подсказала Берта.

— Деварест планировал сразу же после «бегства» Нолли устранить все улики, которые можно было бы истолковать против девушки. И забрать драгоценности. Он прозевал кое-какие мелочи, промасленную тряпку, например…

— Замаринуйте меня вместо огурца, — вздохнула Берта.

Я не мог прерваться даже для того, чтобы просто передохнуть, и продолжал сыпать словами:

— Уолтер Крой, естественно, решил, что Руфус Бейли ведет двойную игру. Открыл сейф, обчистил его — и привет! Руфус все отрицал, но Уолтер настойчиво обвинял его: ты, мол, присвоил камешки. Сам Уолтер возобновил тяжбу против Надин. Документ, который пугал его, очутился у миссис Деварест, но она, по-видимому, недооценила его значения… Боже мой! В меня вкололи, наверное, весь кофеин, который был в городе!

— Не волнуйся, Дональд. Ты возбужден, у тебя приступ болтливости… И это неплохо. По крайней мере, я надеюсь узнать, почему Гелдерфилд убил доктора Девареста.

— Гелдерфилд подкатывался к миссис Деварест. Он хотел жениться на ней. Он давно вынашивал план убийства. Он знал, что у Девареста больные почки, что Дева-реет богат и застрахован на крупную сумму. Гелдерфилд умело разжигал в миссис Деварест ее женское тщеславие, гордость и обиду на мужа, которого она подозревала в измене. Он рассчитывал полностью подчинить себе Колетту, обращаясь с ней как с дорогой игрушкой.

— Зарежьте меня! — воскликнула Берта. — Рассказывай дальше!

— Нечего рассказывать.

— Как это нечего?

— Все. Конец.

— Нет, не конец. Объясни, для чего мы понадобились доктору Деваресту?

— Для прикрытия. Он сначала распорядился, чтобы Нолли позвонила в полицию, но потом отговорил ее от этого и спровадил из дому. Когда полиция ушла, все в доме немножко успокоились. Деварест отправился к Нолли Старр. Он ничего не утаил от Нолли, обещал все уладить и оставил у нее драгоценности — глупее ничего не мог придумать! — спрятанными в книгах, в которых были вырезаны страницы. А коробочки, в которых лежали камни, укрыл в своем автомобиле. После смерти доктора Нолли встретилась с Джимом Тимли и попросила его вернуть драгоценности в сейф.

— Словом, доктор Деварест нанял нас, чтобы жена не заподозрила его в разгадке ее собственного замысла, так, что ли?

— Да, как это ни странно… Доктор полагал, что у нее нет шансов найти Нолли Старр. Или почти нет… Возможно, будь он жив, подбросил бы нам какие-нибудь улики… против жены. Убеждающие, что именно миссис Деварест вскрыла сейф.

— А Хармли? Какая у него была цель? — не отставала от меня Берта.

— Хармли приготовился отхватить изрядный ломоть пирога. Оба-они — и ощ и Руфус — увивались вокруг Жанетт. Но вскоре Хармли переключился на миссис Деварест, справедливо оценив Колетту как более лакомый кусок — в финансовом отношении. Хармли повел крупную игру, в которую, как он надеялся, втянется и вдова.

— И могла втянуться? — спросила Берта.

Я ухмыльнулся: кто знает этих женщин… возраста и амбиций Колетты?

— Как реагировал доктор Гелдерфилд? — Берта ут ратила чувство меры, подбрасывая мне один вопрос за другим. *

— Ради Бога! Дай мне передохнуть. — Простонал я. — За стеной сейчас откровенничает Гелдерфилд. Почему бы тебе не пойти туда и не пострелять по нему вопросами?

— О’кей, — согласилась Берта. — Но сначала — о Надин Крой…

Я вздохнул и сжал губы, пытаясь отвертеться.

— Всего минуту, дорогой, — наседала на меня Берта. — И я оставлю тебя в покое.

— Надин увлеклась своим адвокатом. Они вели себя неосторожно и дали повод к пересудам. Форрест Тим-кан был бы стерт в порошок, если бы его обвинили в связи с клиенткой. Они пытались спрятаться за меня. Для отвода глаз — прежде всего Уолтера Кроя — я должен был сыграть роль мальчика-обожателя, богатого и влюбленного в Надин Крой претендента на ее руку и сердце… Берта, умоляю, пойди послушай Гелдерфилда. Он вполне способен выдать ценную информацию, которая нам пригодится.

— Для чего?

— Информацию можно превратить в деньги.

Это подействовало. Берта ушла.

Через пять минут она вернулась. Эти минуты показались мне вечностью. Я закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать, но мысли всплывали, как кофейная гуща в кофейнике, который только что поставили на огонь. Я мучился сознанием того, что Нолли Старр погибла из-за меня…

Дверь распахнулась, ворвался сияющий лейтенант Лисман. За ним шествовала Берта.

— Хэлло, Лэм! — приветствовал меня Лисман. — Как ты себя чувствуешь, дружище?

— Как старый, обшарпанный драндулет с новым двигателем.

— Мы попросили медиков быстрей привести тебя в порядок. И у меня для тебя добрые вести.

— Какие?

— Берта сказала мне, что ты считаешь себя виновным в смерти Нолли Старр.

Я кивнул.

— Это не так. Гелдерфилд, оказывается, по уши увяз в махинациях с акциями, которые ему не принадлежали. Наш хитрец повис над пропастью, и только деньги могли выручить его. Не удивительно, что он увивался вокруг миссис Деварест. Та в свою очередь давала ему авансы… Глупая баба! Заигрывая с Гелд'ерфилдом, она не упускала из виду своего мужа и отчаянно ревновала его. Ох, эти женщины…

Лисман покосился на Берту Кул и умолк.

Берта пожала плечами.

— Вздор! При чем тут женщины? А мужчины лучше? Такова человеческая натура, лейтенант!

Лисман усмехнулся и чуть склонил голову, как бы признавая правоту Берты.

— Так вот, — продолжал он, — Гелдерфилд решил устранить Девареста и прибрать к рукам вдову. И двойную страховку. Он не спешил, но Деварест, по-видимому, что-то заподозрил и насторожился. В среду они поругались. Гелдерфилд добавил своему коллеге наркотик в стакан с виски. Он большой пройдоха и сведущ во всех этих тонкостях. И медицинских, и юридических. Смерть Девареста должна была выглядеть результатом аварии, несчастного случая. Негодяй не учел мелочи — условия о «неожиданной смерти». Он едва не спятил, когда понял, в чем просчитался.

Лисман задумался. Ободряюще улыбнулся мне.

— Тут еще один момент, — сказал он. — Гелдерфилд считал, что у него два уязвимых пункта. Он был уверен, что Деварест виделся с Нолли Старр в среду вечером и, по всей вероятности, сообщил ей о намерении заехать к Гелдерфилду по дороге домой.

— А другой пункт? — осведомился я.

— Его отец. Старик слышал, как они препирались, и после этого почти целый час из гаража — гаража Гел-дерфилда! — доносился шум работающего мотора. Ну, вы понимаете, что там происходило… Деварест, оглушенный наркотиком, не оказывал никакого сопротивления. Он надышался выхлопных газов. Впрочем, не исключено, что смерть наступила от большой дозы наркотика. Гелдерфилд отвез труп в машине Девареста, поставил автомобиль в гараж, включил двигатель и тихонько скрылся. Легко все сделал… Как отнял конфету у ребенка.

— Что он сделал со мной? — спросил я.

— Тот же почерк: мощный наркотик. Часть была в стакане, часть в бутылке с виски. Гелдерфилд был уверен, что ты выпьешь второй стакан. Он специально позвонил, донимая тебя вопросами, чтобы убедиться в этом.

— Здорово я подставился, — пробормотал я.

Лисман хмыкнул. Прекрасное настроение не покидало его.

— Здорово, — согласился он. — Если бы не мы, не полиция, ты бы уже упорхнул… на тот свет.

Я решил, что это уж слишком!

— Если бы не я, полиция все еще висела бы у меня на хвосте, прозевав подлинного преступника!

Лисман от души расхохотался.

— Гелдерфилд, — объявил он, похохатывая, — хотел свалить убийство Дональда на шофера Руфуса Бейли. А смерть отца Гелдерфилда никого бы не удивила. Старик давно и тяжело болеет.

— Вы забыли про убийство Нолли Старр, — напомнил я.

— Можешь мне не поверить, но Гелдерфилд не собирался подставлять миссис Деварест. Он до сих пор не догадывался, что улики могут свидетельствовать против Колетты, пока ты не подкинул ему эту блистательную идейку. Сам доктор воспользовался шнуром от лечебного, хирургического корсета. Он зашел к Нолли Старр узнать, не говорил ли ей Деварест о намерении посетить его вечерком в среду. Девушка сказала, что Деварест об этом упомянул. Чем и подписала себе смертный приговор. Гелдерфилд умчался на кухню под предлогом, что хочет выпить стакан воды, и взял картофелемялку. А хирургический корсет был у него с собой, в саквояже, вместе с инструментами.

— Значит, он не пытался убить миссис Деварест после того, как расстался со мной?

— Конечно, нет! Он убрался, дал тебе возможность выпить хорошего виски и — отключиться. А потом и отдать концы. Гелдерфилд планировал перевезти твой труп в гараж, возможно, тот же самый, Девареста, чтобы снова замаячила тень июфера… Он собирался жениться на миссис Деварест и одновременно устранить Бейли, которого обвинили бы в убийстве. Если бы вы, чертовы любители, больше доверяли полиции, а не занимались самодеятельностью, то…

Я стал выбираться из постели, ругаясь и отпихивая от себя то Лисмана, то Берту, то сестру, прибежавшую на помощь. Втроем они все-таки одолели меня — опрокинули на постель.

— Чего ты добиваешься, Лэм? Смирительной рубашки?

— Убирайтесь к дьяволу! — зарычал я.

Берта Кул уселась мне на ноги, придавив меня ста семьюдесятью фунтами.

— Он бросил якорь, — с торжеством заявила она и, повернувшись ко мне, добавила: — Успокойся, наконец, Дональд, дорогой.

Лисман по-прежнему ухмылялся.

— Никто не отрицает твоих заслуг, Лэм, — лениво сказал он. — Но ты все и вся смешал в кучу. Так всегда делают дилетанты. А мы таскали для тебя каштаны из огня.

— Проклятье! — прохрипел я.

— Тебе лучше помолчать, Дональд! — замахала руками Берта. — Полиция все еще может привлечь тебя к

•ответственности по заявлению Бейли.

— Господи! Что они могут еще? — усмехнулся я.

Лисман распрощался со своей улыбочкой.

— С тобой все ясно, ты едва не разбил свой кораблик, Лэм. Так что замолкни… Кроме прочего, врач велел тебя не беспокоить. Отдых и покой — вот все, что тебе нужно.

— Покой?! — завопил я. — Покой, черт тебя подери! Что я, Ганди? А ну, убирайся, Берта!

— Я исчезаю, — бросил Лисман, опять осклабившись. — Пойдемте, миссис Кул. Пусть он поспит.

— Если я поднимусь с его ног, — пригрозила Берта, — он выцарапает вам глаза. — Уходите скорей!

— Вам предписан постельный режим, мистер Лэм! — строго сказала сестра, опасаясь, очевидно, новых выходок, криков и протеста с моей стороны.

— Добейся, чтобы это дурацкое предписание отменили, — начал я, повернувшись к Берте.

Лисман, переглянувшись с Бертой, на цыпочках вышел из комнаты.

— Успокойся. — Берта погладила меня по голове. — Лисман неплохой парень и прекрасно понимает, что многим тебе обязан.

Вошла сиделка.

— Если вы уйдете, я полагаю, что сумею с ним справиться, миссис Кул, — мягко сказала она.

Берта насмешливо оглядела ее.

— Всего сто двадцать фунтов…

Сиделка ничего не ответила, и Берта вдруг покорно удалилась. Я был изумлен.

Сиделка присела на край постели.

— Я знаю, мистер Лэм, вам нелегко, но скоро вы почувствуете себя лучше. Будьте же благоразумны.

Я приподнялся. Она положила мне руку на колено.

— Подождите, пока вас осмотрит врач. Если все будет нормально, он позволит вам встать и уйти. В противном случае вам придется лежать. И у нас в самом деле есть смирительные рубашки… Вы ведь не будете больше буянить, а?

Она улыбнулась мне улыбкой школьной учительницы, крайне озабоченной нестандартным поведением ученика.

— Я сейчас взорвусь! Я не могу лежать спокойно! — воскликнул я.

— Вам будет лучше… через несколько секунд. Лежите спокойно, не волнуйтесь. Ждите.

И тут впорхнула Элси Бранд с пакетом под мышкой.

— Хэлло, Дональд! Говорят, ты и тут всех нокаутировал!

Сиделка смерила Элси оценивающим взглядом и отошла от нас.

— Знаешь, — весело затараторила Элси, — я рассказала доктору, что ты так и не пообедал, когда удирал от; Лисмана. И он догадался, что ты голодный и тебе просто надо поесть. Врач разрешил тебе встать, одеться и уйти отсюда, коль хватит сил. У меня есть превосходные бифштексы и немного виски.

Я вдруг понял, что голоден, как волк, и выбрался из постели.

Сиделка подозвала к себе Элси. Я услышал ее предостерегающий шепот:

— Я бы не советовала оставаться с ним наедине. Он страшно возбужден. Невозможно предвидеть, что он способен выкинуть.

Элси расхохоталась.



Примечания

1

Джеп — японец.

(обратно)

2

Сан-Квентин — известная тюрьма в Калифорнии.

(обратно)

3

Атторни — юрисконсульт, доверенное юридическое лицо.

(обратно)

4

Чапарель — вид колючего кустарника.

(обратно)

5

Чинк — пренебрежительная кличка китайца в США.

(обратно)

6

Кварта в Америке равна 0,95 литра.

(обратно)

7

«Хабеас Корпус Акт» — закон о неприкосновенности личности, принятый в Великобритании в 1679 г. и вошедший со временем в законодательство стран Западной Европы, США и Канады.

(обратно)

8

Гризли — североамериканский медведь (примеч. перев).

(обратно)

9

Синяя фишка ставится, когда игра дает на крупную сумму (при-мен. перев.).

(обратно)

10

Коронер — в Англии и США — следователь, ведущий предварительное следствие в случаях насильственной смерти (примеч. пере в.).

(обратно)

11

Имеется в виду американский футбол, в котором по правилам допускаются противоборства, схватка игроков друг с другом (примеч. перев).

(обратно)

12

Рино известен тем, что там можно развестись без всяких формальностей (примеч. перев.).

(обратно)

13

Асфиксия — состояние удушья, возникающее вследствие резкого недостатка кислорода в организме.

(обратно)

Оглавление

  • ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ том 9
  • ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА
  • ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА Романы, написанные под псевдонимом А.А. Фэйр
  •   ЗОЛОТО ПОСТУПАЕТ В СЛИТКАХ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •   СОРВАТЬ БАНК
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •   ДВОЙНАЯ СТРАХОВКА
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •     Глава 19
  • *** Примечания ***