Статья закона [Уильям Сомерсет Моэм] (fb2) читать постранично, страница - 2

Книга 4788 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

спросил я.

— Никогда не лги и никогда не обращайся к служителям закона.

Мистер Эддишо медленно выбрался из кресла и подошел к двери.

— Если кто-то пожелает меня видеть, Дрейтон, скажите, что я занят и встреча продлится четверть часа, предупредил он секретаря.

Он улыбнулся — по его добродушному красному лицу прокатилась волна морщинок, — и достал из шкафа покрытую слоем пыли бутылку и два стакана.

— Что это значит? — спросил я.

— Я достаточно пожил на свете, — сказал он, — и придерживаюсь неких профессиональных привычек, от которых нынешние выскочки отказались. У меня всегда припасена бутылочка портвейна, и порой, когда возникает охота, я позволяю себе пропустить стаканчик-другой.

Он разлил вино и взглянул на него с улыбкой бесконечного удовлетворения. Поднес к носу, прикрыл глаза, словно совершая какой-то таинственный религиозный обряд. Потом сделал глоток и трижды многозначительно кивнул.

— Удивительно, что в мире есть трезвенники! — воскликнул он.

Он опорожнил бокал, вздохнул, наполнил снова и сел в кресло.

— Что касается завещаний: сегодня я завершил одно чрезвычайно интересное для меня дело. Если хотите, я вам о нем расскажу, потому что оно показывает, как иногда, исключительно по чистой случайности, этот старый осел закон защищает невиновных и наказывает мошенников.

Один из старейших клиентов моей компании — род Добернунов, эсквайров с севера, у них огромные земельные владения в Уэстморленде еще с добрых старых времен короля Генриха VIII. Эти люди не отличались особой рачительностью, и никакого серьезного движимого состояния никто из них не оставил, а вот недвижимость они не разбазаривали. Даже сейчас, когда стоимость земли силь­но упала и землевладельцам не легче свести концы с кон­цами, чем простым фермерам, их земли приносят им шесть тысяч в год твердого дохода.

Роджер Добернун, последний эсквайр, во время охо­ты повредил позвоночник. Судьба была к нему немилосерд­ной — лучше бы он погиб сразу, а так тянул еще двадцать лет беспомощным калекой, требовавшим постоянного ухо­да. Жена вскоре умерла, и он остался с единственной доче­рью, чьим попечениям и вверил свою особу. Раньше он вел активную, занятую жизнь, но болезнь сделала его сварли­вым и эгоистичным, и ему казалось само собой разумею­щимся, что Кейт Добернун, тогда двадцатилетняя девушка, обязана за ним преданно ухаживать. Она и вправду оказалась умелой сиделкой, он совершенно не мог без нее обойтись и боялся даже подумать о том, что в один прекрасный день она его покинет. Его так страшила перс­пектива ее замужества, что под предлогом нездоровья он отказывался принимать у себя в усадьбе гостей. Если ей нужно было на пару часов съездить в гости, он жаловался на боли и приходил в сильное раздражение, так что в конце концов мисс Добернун смирилась с жизнью в заточении. Шли годы, а она преданно ухаживала за отцом, отчасти из любви, но в большей степени из чувства долга. Она вела хозяйство, прогуливалась с отцом, когда того везли в инвалидном кресле, читала ему и всегда была рядом. Об­щалась только с деревенскими жителями, которые обожа­ли ее за благотворительность и доброту, со священником и его женой, с доктором, да еще дважды в год — со мной.

Шли годы, она старилась. Красавицей мисс Добернун не была, не была она даже хорошенькой; чреда незаметно убегающих лет и монотонная жизнь лишили ее свежести, которая в молодые годы могла искупить недостатки внеш­ности. Ежегодно наведываясь в Уэстморленд повидаться с мистером Добернуном, я всякий раз не без грусти отмечал в его дочери перемену. В итоге она куда раньше положенного превратилась в чопорную старую деву. Ее уже не прельщали мирские радости, она привыкла к растительной жизни в замк­нутом кругу, и ничто, как мне казалось, не могло выта­щить ее в общество. Пару лет назад, когда я остался у них на Рождество, со мной захотел приватно поговорить местный доктор. Он сообщил, что мисс Добернун всю осень пробо­лела и, к своему ужасу, он определил у нее чахотку.

«Вы же знаете, какие у нас зимы, — сказал он. — Если она не уедет, долго ей не протянуть».

Он пытался убедить ее уехать, но все впустую, и по­просил меня с нею поговорить. Я использовал свой дар убеждения, но она и слушать не стала.

«О своей болезни я все знаю, — ответила она, — но оставить отца не могу. Как вы считаете, он изменился с прошлого раза?»

Пришлось признать, что изменился. Долгие годы стра­даний все-таки сломили железную волю помещика, и даже человеку ненаблюдательному было видно — конец не за горами.

«Если его куда-то перевезти, это его убьет. А если уеду я, он умрет еще быстрей».

«Неужели вы считаете, что должны подвергать такой опасности собственную жизнь?»

«Я готова рискнуть».

Я знал, что она упряма и ее не переубедить, поэтому пошел прямо к отцу.

«Вам следует знать, что Кейт тяжело больна, — сказал я. — У нее чахотка, и на зиму ей необходимо уехать, ина­че она умрет».

«С чего вы взяли?» — спросил