Тайна баронета [Татьяна Андреевна Бердникова] (fb2) читать онлайн

Огромный средневековый замок высился на склоне холма. Древний, как сама жизнь, прекрасный и исполненный тяжеловесного великолепия, он стоял на этом месте много веков и, казалось, готов был простоять еще вечность. Высокие, стройные башни его вздымались к небесам, солнце, весело играя на прекрасных, могущих поразить даже самое смелое воображение витражах, отблескивало сотней разноцветных бликов – замок казался сошедшим со страниц сказки, какой-нибудь волшебной истории о принцах и принцессах, колдунах и колдуньях, о неизведанных и удивительных событиях, для которых это место могло бы стать подходящей ареной.

Трудно было поверить, что еще совсем недавно по меркам истории, – всего лишь чуть больше года назад, – этот замок пугал одним своим видом, казался местом самого страшного запустения, декорацией к фильму ужасов. Тогда при взгляде на осыпавшуюся кладку, при виде тех же витражей, разбитых и запыленных изнутри, у невольного зрителя могли возникнуть лишь мысли о духах, бродящих по пыльным и пустым коридорам замка, об узниках, томящихся где-нибудь в подвале и о прочих, более материальных, но не менее страшных созданиях, населяющих его.

Теперь же все изменилось. Кладка, когда-то кажущаяся такой ветхой, осыпающаяся едва ли не при каждом дуновении ветерка, была возвращена на место, витражи и стекла на окнах восстановлены, и даже старые двери, некогда потрескавшиеся и радующие слух неприятным скрипом при попытке открыть их, теперь сияли новизной.

Да и сам замок, прежде кажущийся пустым и заброшенным, более не был таковым. За стеклами высоких окон то и дело мелькали человеческие силуэты, прислушавшись, можно было услышать голоса, веселый смех, шутки и возгласы – все атрибуты человеческой жизни, вернувшейся в эти края. Когда-то жуткий, ныне замок стал украшением этой местности, теперь уже он высился над древними деревьями не устрашающе, а величественно, горделиво неся бремя славы забытого рода, возвращая ее ему.

Над дверями его теперь красовался герб, некоторое время назад обнаруженный одним из обитателей где-то в недрах своей обители, где на бледно-красном фоне ярко-желтый геральдический лев побеждал черного волка. Под изображением на гербе вилась надпись: «Sanguinem pro lacrimis¹*», подчеркивающая готовность благородного семейства защитить обиженных и обездоленных.

Да, теперь это место по праву могло называться обителью дворянства, родовым поместьем графского рода, каковым оно, собственно, и являлось.

Пожалуй, единственное осталось неизменным, сохраняясь на протяжении долгих лет, как странная традиция – ни один зверь из обитавших в лесу, ни одно животное из водившихся здесь в удивительном изобилии, не рисковало приближаться к дверям этого замка. Впрочем, теперь для этого у них была более веская причина.

Внизу, у подножия холма, на котором возвышался замок, там, где начинался густой старый лес, неожиданно мелькнула светлая, высокая тень. Неизвестный мужчина, высокий, стройный, бледный, как смерть, аккуратно отвел рукой загораживающую ему обзор ветку и, слегка сузив светло-зеленые, прозрачные глаза, вгляделся в одно из окон замка. Там, как ему было хорошо известно, находилась гостиная, где по обыкновению собирались обитатели древнего строения.

На протяжении нескольких минут присутствия в замке хоть кого-нибудь из его жителей заметно не было, и наблюдатель, желая убедиться в этом, предпочел сделать небольшой шаг вперед, вглядываясь внимательнее.

Острый взгляд его, привыкший подмечать детали, выхватил легкое шевеление портьеры внутри – небольшая тень слабой волной накрыла окно, а затем и мелькнувший человеческий силуэт.

Он поморщился и, продолжая одной рукой удерживать отведенную ветку, второй задумчиво провел по неестественно светлым, практически белым волосам. Ему надо было попасть в замок, забрать то, что принадлежало ему, принадлежало по праву и было отобрано безо всякого на то дозволения, но сделать это надлежало тайно. Присутствие же в замке людей, хоть одного человека делало тайну невозможной, а убийство кого-нибудь из них лишь привлекло бы излишнее внимание к его персоне. Нет уж, пусть они пока полагают, что он забыл про них…

С расслабившимся врагом всегда проще справиться, надо усыпить их бдительность! Тем более, что сейчас, увлеченные новыми, довольно радостными событиями в их жизни, обитатели старого строения, похоже, даже не вспоминали о том, что довелось им пережить совсем недавно.

Мужчина снова поморщился и слегка покачал головой. Глупцы. Наивные дети. Они спрятались в своем замке, заперли двери, ведут спокойную, размеренную жизнь, практически не покидая обители и полагают, что этого довольно, чтобы их более никто не трогал, верят, что забыты теми, кому они как кость в горле.

Но мастер помнит о них. Он ни на мгновение не забывает о том, что́ они заставили пережить его, как поступили с ним, он помнит, вынашивая планы мести. И скоро приведет их в исполнение.

А он, его верный помощник, его соратник, поможет этому человеку, поможет хотя бы потому, что победа мастера будет полезна и ему.

Где-то сбоку зашуршали кусты, хрустнула ветка и послышался чей-то негромкий кашель. Наблюдатель, рывком обернувшись, настороженно вгляделся в сторону, с которой донесся шум. Нельзя быть замеченным, нельзя! Особенно сейчас, когда предсказания мастера начали сбываться, сейчас, сегодня, когда намерения его должны осуществиться… По крайней мере, отчасти.

По губам белокожего, беловолосого мужчины скользнула легкая улыбка. Неизвестный подходил все ближе, уже можно было различить темный силуэт, уверенно мелькающий среди деревьев, и ему, наблюдателю, пора было уходить.

Мужчина чуть повел головой, приподнимая подбородок и прочерчивая им в воздухе горизонтальную линию. В следующее мгновение фигура его неожиданно ярко высветилась, буквально вспыхнув среди полутемного леса, будто озаренная случайно упавшим на нее лучом солнца, и странный человек исчез. Лишь по земле торопливо побежал, спеша взобраться на ближайшее дерево, дабы случайно не попасться на глаза пришельцу, белый, как снег, паук.

***

Стройный, загорелый мужчина, немного утомленный после долгой дороги, поправив закинутый на плечо рюкзак, отбросил назад каштановые, чуть вьющиеся волосы и, на миг сжав их в кулаке, словно пытаясь собрать в хвост, улыбнулся закрытым дверям старинного замка. Он знал, что его ждут тут, верил, что не забыт, однако, вламываться вот так, безо всякого стеснения, не пожелал и, глубоко вздохнув, от чего-то немного нервничая, хмыкнул, поднимая руку и трижды ударяя кулаком по деревянной створке.

Голоса, смутно доносившееся до его довольно острого слуха со стороны окна гостиной, настороженно смолкли. Мужчина, замерший возле входной двери, быстро облизал губы. Он знал, какие мысли сейчас возникли в головах обитателей старинного строения, буквально кожей чувствовал охватившее их напряжение и, прекрасно сознавая, до какой степени коварной и даже, возможно, где-то подлой была его провокация, тем не менее, не пытался ничего исправить.

Иногда у него бывало такое настроение, ему нравилось пугать ничего не подозревающих людей, особенно, если впоследствии их ждала радость. Он любил создавать эти контрасты впечатлений и, услышав сейчас за дверью уверенные, четкие шаги, немного отступил, догадываясь, что дверь сейчас будет распахнута резко.

Он не ошибся. Деревянная створка, взвизгнув скорее от силы, с которой была распахнута, нежели из-за несмазанных петель, рывком открылась и перед неожиданным визитером оказалось напряженное, настороженное молодое лицо в обрамлении черных волос.

На несколько секунд повисло молчание. Человек, распахнувший двери замка, молча созерцал вновь прибывшего, разглядывал его с весьма странным выражением лица, казалось, прикидывая, убить его или обнять.

Наконец, приняв по здравом размышлении соломоново решение, он гневно выдохнул и, отбросив назад копну длинных, черных, как смоль волос, завивающихся легкими кольцами, упер одну руку в бок. В этот момент молодой человек – а пришедший знал, с кем намеревается разговаривать – был до крайности похож на девушку: серо-зеленые глаза его, в обрамлении темных густых ресниц были широко распахнуты, пухлые губы немного приоткрылись от возмущения, и даже на бледном, фарфоровом личике проступил нежный румянец самого искреннего негодования. Поза его лишь подчеркивала сходство с особой женского пола и разве что одежда, плотно облегающая худощавое, хотя и не худое, а довольно сильное и подтянутое тело, выдавала принадлежность этого человека к мужскому полу.

– Ты сюда из палаты сумасшедших пожаловал? – негодование в его хриплом, басовитом голосе, категорически не соответствующем общему облику, услышать можно было бы за километр, а собеседник находился рядом. Закусив губу, он невинно пожал не занятым плечом и, изо всех сил стараясь изобразить самую, что ни на есть, искреннюю наивность, захлопал глазами.

– Я просто постучался, прежде, чем войти. Разве моя вежливость – признак безумия?

– Признак безумия – косить под Альберта, стучась также, как и он! – отрезал парень и, отойдя в сторону, с тяжелым вздохом пропустил мужчину в холл, – Выходи, Татьяна, это не твой папа. Это всего лишь наш ненормальный кот вернулся из своего долгого и нудного похода.

Из-за балюстрад, отгораживающих в дальней части холла небольшой коридорчик, осторожно выглянула темноволосая, сероглазая девушка в старинном платье. Увидев вошедшего, она расплылась в широкой, счастливой улыбке и, едва не взвизгнув от восторга, бросилась ему на шею.

– Винсент!

Мужчина, сам заулыбавшись и даже негромко, счастливо рассмеявшись, крепко обнял ее одной рукой, прижимая к себе. Второй он все еще придерживал на плече рюкзак, искренне опасаясь отпускать его, ибо ввиду резких движений вкупе с собственной тяжестью, тот мог упасть, повредив свое содержимое.

Девушка, названная Татьяной, крепко обняв вернувшегося из долгого путешествия человека, неожиданно отстранилась, давая ему легкий подзатыльник.

– Ты решил в честь своего возвращения нам массовый инфаркт устроить? Мы уже думали, что это Альберт опять явился по наши души, а мы одинокие, беззащитные…

– Говори за себя! – мгновенно выступил молодой человек, гордо выпячивая грудь, – Я-то очень даже защитный! Еще и тебя защитить могу, если придется, даже от дяди!

– В прошлый раз это оказалось для тебя весьма чревато, – отметил названный Винсентом мужчина и, аккуратно обойдя девушку, подошел к стулу, сиротливо стоящему посреди огромного холла, снимая с плеча рюкзак и, водрузив его на сиденье, с облегчением вздохнул, – Наконец-то дом…

– Да уж, загулял ты конкретно, – отметил его юный собеседник и, разведя руки в стороны, вежливо осведомился, – Скажи, тебя в школе здороваться так и не научили? Мы тут все волнуемся, значит, за него, беспокоимся, а ну как наш котик там голодает, в дальних странах пакостью всякой питается, а он пришел, испугал – и все?

– Ты на меня сам первый наехал, – удивился Винсент и, поправив рюкзак, убедившись, что тот точно не упадет, шагнул обратно к собеседнику, протягивая ему руку и церемонно провозглашая, – Здравствуйте, господин виконт! Я весьма польщен приятностию нашей встречи, и безмерно счастлив и рад… – он завис на несколько мгновений, затем махнул протянутой рукой, так и не дождавшись ответного пожатия и, шевельнув плечом, небрежно закончил, – Короче, привет, Роман.

Молодой человек, известный как виконт Роман, склонил голову набок, с самым, что ни на есть, искренним интересом оглядывая собеседника. С его точки зрения, тот проявлял неслыханную наглость, дерзость, за которую в былые времена он бы, возможно, даже потрудился вызвать на дуэль, но сейчас, настроенный несколько более миролюбиво, предпочитал оставить безнаказанной.

– Ты оценила? – поинтересовался он, мельком взирая на стоящую с ним рядом девушку, – Вот оно – тлетворное влияние путешествий! Обычаи родной страны забываются напрочь, способен обнять разве что девушку! Бессовестный кошак, а ничего, что у тебя тут еще друг имеется, который тоже не против крепких объятий в знак приветствия? Рукопожатие отдает некоторой холодностью, или может… – виконт замер, осененный внезапной мыслью и почти в ужасе взглянул на Винсента, – Ты на меня за что-то обижен? О, горе мне, позор моим несуществующим сединам! Друг мой, клянусь тебе, я…

Закончить он не успел. Мужчина, все же несколько уставший с дороги, не желая дольше выслушивать воплей юноши, которые тот, надо сказать, ухитрялся провозглашать довольно искренне, с искрой патетики, будто бы и в самом деле переживая, сгреб его в объятия и крепко сжал. Роман, не ожидавший такого, сдавленно пискнул и, не желая оставаться в стороне, сам обнял вернувшегося друга, сжимая его, заметим, не менее сильно.

Винсент крякнул и, полагая обмен мужскими приветствиями завершенным, выпустил парня из объятий.

– Что ж, по крайней мере, я теперь убежден, что не забыт здесь, – констатировал он, довольно ухмыляясь и, оглядевшись, осведомился, – А где Эрик? Ричард? Или что, страшный стук был услышан только вами двумя?

– Сколько беспокойства я слышу в твоем голосе! – восхитился Роман, – Да, преданность хранителей памяти воистину достойна восхищения – даже прекратив служить Эрику, ты все еще продолжаешь беспокоиться за него!

Татьяна, на сей раз сама решительно прерывая восторги постепенно входящего в раж виконта, негромко кашлянула.

– Эрик отправился в банк, – пояснила она, – На Владе. В смысле, на его мотоцикле, то есть, конечно, мотоциклом управляет сам Влад… И Ричард с ними.

– А Ричард-то им зачем? – хранитель памяти непонимающе нахмурился, переводя вопросительный взгляд с девушки на молодого человека, будто бы надеясь получить от него ответ более понятный и пространный.

– Видимо, затем, чтобы бросаться им в елки с мотоцикла! – раздался от входных дверей чей-то злой раздраженный голос, и молодые люди, обернувшись, с удивлением воззрились на входящего в замок высокого черноволосого мужчину, лохматого, с царапинами на щеке и длинным порезом, спускающимся по шее вниз и теряющимся где-то под воротом испачканной, местами порванной рубашки. Винсент, выглянув из-за их спин, немного приподнял брови.

– Здравствуй, Ричард…

– О, – мужчина, лишь сейчас разглядевший вернувшегося из долгого путешествия приятеля, приветственно махнул рукой, – Какие люди в нашем Голливуде. Здоро́во, бродяга, давно не виделись.

– Рик… –Татьяна, пораженная и ошарашенная видом столь неожиданно появившегося человека, неуверенно сглотнула и как бы невзначай провела рукой по животу, – Ты в порядке?.. Что вообще…

– Да ничего! – огрызнулся Ричард и, оглядевшись, с претензией воззрился на занятый рюкзаком Винсента стул, после чего, сделав шаг назад, устало привалился спиной к створке входной двери, запрокидывая голову и опираясь на нее затылком, – Вылетел из коляски мотоцикла. Хотя вернее будет сказать – вылетел вместе с коляской. Цепеш, придурок, гоняет, как ненормальный, забывая о том, что байк и байк с коляской – это две совершенно разные конструкции! Он не заметил кочку, мотоцикл подпрыгнул, коляска вместе со мной отлетела и с размаху треснулась о ближайшую елку, а эти герои умчались куда-то в даль. Коляска, кстати, вдребезги, – последние его слова прозвучали с откровенной гордостью, чувствовалось, что упомянутую коляску незадачливый путешественник расколотил сам.

– Так это ты с елкой подрался? – заинтересованно уточнил Роман, – Или это Влад был возмущен невежливым обращением с запчастями его драндулета?

Мужчина медленно опустил на виконта весьма и весьма скептический взгляд.

– Влад? Меня? Роман, ты что, шутить разучился? Когда бы это бессмертному мальчишке достало сил справиться с оборотнем?

– Ну, Луи-то он однажды поцарапал, – юноша, невинно улыбнувшись, развел руки в стороны, – А Луи, помнится, поцарапал тебя.

Оборотень, услышав напоминание о сломанном некогда носе, негодующе сморщил последний. Удовольствия эти воспоминания ему решительно не доставляли.

– Твой младший братишка – маг, – напомнил он, – Глупый и спесивый, самовлюбленный и самоуверенный маг. И если бы ты почаще мыл уши, то услышал бы, как я сказал еще тогда, что я опаснее, чем он. Мне кто-нибудь скажет, чей багаж занял единственный свободный стул? – последние слова, столь не вписывающиеся в тему беседы, заставили самого Романа, да и Татьяну, мгновенно отвлекшись, завертеть головами, словно бы выискивая виновника. Виновник же, между тем, абсолютно спокойно стоящий, привалившись к столу, тоже имевшемуся в холле, опершись на него руками, равнодушно пожал плечами.

– Мой, пожалуй. Но ты можешь присесть с краешка, он не обидится.

– Безмерно счастлив, – недовольно буркнул Ричард и, отлепившись от двери, направился к стулу. Стало заметно, что он, ко всему прочему, еще и хромает. Татьяна, обеспокоенно нахмурившись, неуверенно глянула на стоящего рядом Романа, затем перевела взгляд на хранителя памяти, равнодушного, как скала и смущенно осведомилась, обращаясь все-таки к оборотню:

– Может… Чарли позвать?

– Из-за пары царапин? – мужчина, как раз опустившийся на стул, изумленно вскинул брови, – Татьяна, не смеши меня, будь так любезна. Чарли опять будет вопить, что лечение оборотней не входит в его компетенцию, а я бы не хотел случайно убить нашего доброго доктора. Нос у меня тогда прошел за несколько дней, хотя сломан был старательно, а тут всего-то легкий ушиб. Да, кстати, Эрик с Владом будут чуть позже – полагаю, они все-таки добрались до банка, даже не взирая на то, что остались без юриста в моем лице.

– И как же они будут?..

– Что им вообще нужно в банке?

Два вопроса прозвучали как один, смешиваясь в непонятную какофонию звуков. Ричард, моргнув, перевел взгляд с девушки на хранителя памяти, затем обратно и вежливо кашлянул.

– Будьте добры, соблюдайте очередь. Я не знаю, кому отвечать.

– Всем, – не преминул подсказать Роман, – Как же они вообще будут в банке и что им нужно без юриста?

– В банке будут без юриста, – меланхолично отозвался оборотень, – Наследственное право вообще не относится к сфере моей компетенции, хотя я в нем и разбираюсь, так что, полагаю, как-нибудь справятся. А в банке…

– Эрик хочет восстановить счета отца, – виконт, не желая уступать пальму первенства кому-то другому, вновь поспешил, выскочив, как черт из табакерки, объяснить все самостоятельно, – Тут недавно была высказана умная мысль, не помню точно, кем, быть может, даже мной, что, коль скоро мы прежде были достаточно обеспечены, средства должны храниться в банке и мы, как наследники, имеем на них право.

– Разумно, – кивнул, внимательно выслушав это, Винсент. Ричард, вздохнув и устроившись на краешке стула поудобнее, предпочел продолжить.

– Да, и поэтому он попросил меня, так сказать, поучаствовать. Хотя я говорил, что без моего участия вполне можно обойтись… – он примолк, затем недовольно фыркнул, – Видимо, поэтому они и решили, потеряв меня, не останавливаться.

– Действительно, юристом больше, юристом меньше… – виконт, невинно моргнув, равнодушно пожал плечами, – Чего бы им ловить Рика? У нас вон тут полный замок законников, выбирай, кого хочешь! Даже я мог бы, в случае чего, все подтвердить.

– Вот и надо было ехать с ними, – огрызнулся оборотень и, потерев нос, прибавил, – И хватит меня так называть!

– Вот никогда не понимал, чем тебе не нравится сокращение твоего имени, – хранитель памяти, пожав плечами, отвел одну руку в сторону, – Меня-то они Винсом называют и ничего.

– Винс – это еще ничего, – согласился мужчина, – А у меня есть имя, хорошее, красивое, мужественное имя, а вы все повадились меня звать, как комнатную собачонку!..

Роман вежливо, негромко, но весьма различимо кашлянул. По губам его расплылась откровенно ехидная, несколько издевательская улыбка.

– Собственно говоря, Рикки… В каком-то смысле ты и есть комнатная собачонка, ведь не дворовый же пес!

Ричард, чье имя было изменено образом еще худшим, временно лишился дара речи.

– Ребят, ребят… – Татьяна, решив, что в некоторых ситуациях в мужских спорах без женского вмешательства не обойтись, категорически вклинилась в беседу, – Может, мы продолжим наше увлекательное общение в гостиной? Там побольше стульев, да и вообще… Чего сидеть напротив выхода?

– Ну, это кто сидит, а кто нет, – моментально отозвался виконт, – Бедный песик вон едва-едва примостился на стуле, а он, между прочим, ранен, он дрался с елкой! – серо-зеленые глаза весело блеснули, и юноша продолжил, ловко сменяя объект своего острословия, – А у нас все как всегда – единственный свободный стул занимает что-нибудь наглое и хвостатое! Мне кажется, с этим что-то надо делать.

– Идти в гостиную, – согласилась девушка, – Там кроме одного единственного свободного стула, найдется еще с десяток не менее единственных.

– Полностью поддерживаю поступившее предложение, – хранитель памяти, воодушевленно кивнув, уверенно приблизился к стулу, на котором Ричард успел устроиться довольно удобно, несколько навалившись на стоящий за спиной рюкзак и, не мудрствуя лукаво, одним движением выдернул последний. Оборотень, не успев от неожиданности удержаться, непроизвольно откинулся назад и, больно стукнувшись лопатками о спинку, яростно зарычал.

– Сегодня что, день избиения Ричарда? Хватит уже надо мной измываться! Не смешно, честное слово.

Винсент, сдержав улыбку, виновато поднял свободную руку.

– Извини, извини. Я не думал, что ты уже так плотно устроился на моем рюкзаке, обещаю, что в гостиной его выдергивать из-под тебя не буду.

– На том спасибо, – последовал хмурый ответ, и мужчина, поднявшись, первым направился в сторону двери, ведущей к упомянутому, несколько более удобному помещению.

…Разместиться в гостиной удалось действительно без особых проблем. Помещение, прямо предназначенное для проведения важных совещаний, или, на крайний случай, просто для общения старых друзей, легко вместило четырех человек, оставляя довольно места еще для нескольких.

Ричард, в качестве протеста, уселся несколько поодаль ото всех и, недовольный сверх всякой меры, свято оберегая свое раздражение, скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула. Винсент равнодушно занял первое попавшееся место, Роман, не изменяя своей очень благородной привычке, уселся прямо на стол, а вот Татьяна, ввиду отсутствия человека, которому принадлежало право сидеть во главе стола в большом и глубоком кресле, уверенно уселась на его место сама и, по-видимому, испытывая от собственной наглости небольшое смущение, скромно улыбнулась.

– Итак, о чем мы продолжим беседу? – виконт, который по причине отсутствия графа, да и в его присутствии издавна привык брать на себя ведущую роль, свысока оглядел всех собравшихся, – Рикки просил больше над ним не издеваться, значит, придется поиздеваться над кем-нибудь другим… Винсент! – на лице его отразилось самое, что ни на есть, неподдельное счастье, – Как насчет тебя?

– Насчет меня надо покормить и дать немного отдохнуть, – отозвался хранитель памяти, подпирая щеку кулаком. На пальце его сверкнуло, мгновенно привлекая всеобщее внимание, крупное кольцо с молочно-белым опалом, венчающим его.

– Не поняла… – Татьяна, даже немного подавшись вперед, недоверчиво вгляделась в перстень, затем неуверенно подняла взгляд на Романа, глянула на Ричарда и нахмурилась, – Разве ты не был против идеи надевать его?

– А? – Винсент, судя по всему, решительно забывший о своем украшении, с удивлением перевел на него взгляд и тотчас же равнодушно махнул рукой, – Ааа… Да нет, в нем нет ничего страшного, – он снял кольцо и, повертев его в руках, слегка вздохнул, – Марко считает, что это перстень Рейнира. У него, говорят, имелось кольцо с опалом, и он…

– Какой еще Марко? – виконт, сам нахмурившись, немного склонил голову набок, – Винс, давай-ка все по порядку, идет? Если даже я ничего не понимаю, ты только подумай, каково остальным!

Мужчина негромко фыркнул и, вновь надев перстень, сцепил руки в замок, складывая их перед собой на столе.

– Марко – это хранитель памяти, которого я встретил в Италии. Он чем-то напомнил мне меня самого, хотя, в отличии от меня, живет не в доме хозяина, а рядом с магом, который создал его…

– В каком смысле создал? – Ричард, решив все-таки поучаствовать в беседе, облокотился одной рукой на стол, с нескрываемым изумлением взирая на рассказчика, – Это разве не врожденное?

Винсент усмехнулся и как-то очень терпеливо вздохнул.

– Хранителей памяти создают маги, Ричард, дают силу самым обычным людям, хотя чаще всего тем, кому необходимо скрыться. Я слышал, некоторые из них порой даже обучают обращенных магии, но сам не сталкивался с такими, пока не познакомился с Марко. Его друг – маг, Паоло, – много рассказывал ему о Рейнире, говорил, что вроде бы кто-то из его предков был знаком со стариком. Так вот, у Рейнира было кольцо с опалом, очень похожее на это, вот только… – он снова снял перстень и, бросив взгляд на гравировку внутри, покачал головой, – Слова остались для него загадкой. Semel hic sol lucebunt – однажды здесь засияет солнце – он понятия не имеет, что это может означать и какое солнце должно засиять. И где, кстати, тоже. Он просил показать перстень Паоло, но я торопился и до этого дело не дошло. В любом случае, он сказал, что кольцо определенно не кажется опасным, скорее это просто побрякушка, так что можно носить, с гордостью думая, что таскаешь то, что некогда украшало руку великого мага.

– Хорошие знакомства ты завел… – в раздумье вымолвил Роман, слегка качая головой. Чужим виконт не доверял, хотя и понимал, что его собеседник и друг вряд ли бы оказался столь наивен, чтобы связаться с кем-то подозрительным. Может, у хранителей памяти существует какой-то негласный договор помогать друг другу…

– Винс, – Татьяна, подав голос, неожиданно примолкла, задумчиво кусая себя за губу и, выдержав паузу, продолжила, – Скажи… а ты не пытался посоветоваться с этим Марко насчет тех подозрений, что у нас возникли в избушке Рейнира? Ну, насчет того, что тебе тоже могли стереть память…

– Я упоминал об этом, – сдержанно отозвался мужчина. Эти воспоминания удовольствия ему не доставляли и, признаться, беседы на эту тему он бы предпочел избежать, однако, понимал, что вопрос чересчур серьезен, чтобы его можно было просто проигнорировать.

– Я провел в Италии несколько дней, а с ним познакомился в один из первых, поэтому он успел передать мой вопрос Паоло. Тот полагает, что это, в общем и целом, вполне вероятно, но был искренне изумлен, что кто-то вообще рискнул сделать это. Меня, без ложной скромности замечу, считают одним из самых сильных представителей своего… вида, – он усмехнулся и, вздохнув, задумчиво качнул головой, – Среди магов известия расходятся быстро, мне иногда кажется, что у них существует какой-то тайный способ общения, где-то на уровне подсознания, как будто у них один разум на всех… Альберт – личность довольно известная, Татьяна, и ты, как его дочь, известна ничуть не меньше. Многие считают, что ты, родившись, перехватила у отца силу носителя, и именно поэтому он теперь рвется вернуть себе и ее, и предметы…

– Чушь! – девушка, нахмурившись, откинулась на спинку кресла, скрещивая, как давеча Ричард, на груди руки, – Альберт никогда не был носителем! Он умеет обращаться с браслетом, но я не уверена, что знает, что делать с кулоном, поэтому о нем и не говорит. К тому же Тио! Кошка выбрала меня, принесла мне браслет и отдала его, а я…

– По крайней глупости его надела, – подтвердил виконт и, оглядевшись, слегка приподнял бровь, – Кстати, а где это хвостатое насекомое?

Хранитель памяти, только намеревавшийся сказать что-то до крайности умное, или же спросить что-то не менее важное, пораженно моргнул и перевел на молодого человека недоумевающий взгляд.

– Хвостатое насекомое?

– Он ее постоянно так называет, – Татьяна, устало вздохнув, опустила руки, кладя их на подлокотники и, бросив недовольный взгляд на, напротив, абсолютно довольного юношу, покачала головой, – Она, по-моему, уже скоро будет отзываться на это, как на второе имя.

От двери, ведущей в холл, донеслось вопросительное мяуканье, и виконт прыснул, культурно закрывая ладонью рот. Девушка, не оглядываясь, поморщилась.

– Я же говорила.

– Наша дружная семья наконец-то в сборе? – веселый голос, послышавшийся вслед за мяуканьем с той же стороны, заставил наконец всех присутствующих обратить свое внимание на кошку и на вошедшего вместе с ней человека.

За спиною его, сквозь открытую дверь, видна была блестящая, роскошная облицовка холла, его великолепное убранство и на фоне этого антуража он, светловолосый, высокий, облаченный в черный костюм с выглядывающей из-под него белоснежной рубашкой, выглядел истым дворянином, настоящим графом, каковым, собственно, и являлся, или же… сотрудником похоронного агентства. У его ног, периодически потираясь о них, вилась песочно-рыжая кошка с пронзительными зелеными глазами. Игнорируя обожающего издеваться над нею виконта, она радостно встречала и приветствовала хозяина.

– Винсент… – серые глаза вновь прибывшего, такие теплые и живые, остановились на хранителе памяти, и он, в несколько шагов подойдя к тому, радостно протянул руку для пожатия, – Счастлив вновь видеть. Тебя долго не было…

Мужчина, сам заулыбавшись при виде своего экс-хозяина, поднялся со стула, крепко обнимая того и прижимая к груди. Блондин, обняв его в ответ, легонько хлопнул приятеля по спине и, высвободившись, оглянулся на кресло, в котором привык сидеть, проводя вечера в компании своей большой семьи. Девушка, до сего момента скромно его занимающая, поторопилась встать, культурно уступая хозяину замка его законное место.

Молодой человек, усмехнувшись, подошел к ней и, приобняв, легко поцеловал в губы в знак приветствия, а затем, действительно сев в кресло, уверенно притянул девушку к себе на колени. Сопротивляться та не стала.

Ричард, который, наблюдая всю эту церемонию приветствия, некоторое время молчал, наконец не выдержал.

– Как-то вы очень быстро, – подозрительно хмурясь, произнес он, – Я ожидал, что вы вернетесь позже. А где Цепеш? У меня к нему… конфиденциальный разговор, – с этими словами он выразительно потер кулак об ладонь.

– Хочет поставить мотоцикл поудачнее, – отстраненно откликнулся молодой граф и, переведя взор на собеседника, заметив царапины на его лице, виновато покачал головой, – О… Прости, Рене. Я говорил ему, что надо остановиться, но он сказал, что мы уже слишком далеко уехали, а ты наверняка доберешься сам до замка.

– И ты ему поверил?! – моментально вспылил мужчина, даже вскакивая на ноги, – А если бы я умер там, в лесу, вы бы хоть труп мой на обратном пути подобрали? Или ждали бы, пока он в замок сам приползет?!

– Да что ты кипятишься? – молодой человек в элегантном черном плаще, в свитере с высоким воротом и с мотоциклетным шлемом в руках, решительно диссонирующим со всем эти нарядом, зайдя следом за своим спутником, уселся на ближайший к нему стул, небрежно кладя шлем на стол, рядом с рюкзаком Винсента, который тот тоже успел расположить на изящной столешнице, – Ты же добрался до замка, живой и почти невредимый, вот и выходит, что Эрику я не соврал и прерывать путь не надо было… А где коляска?

– Покоится под той самой елкой, – ядовито отозвался оборотень и, практически упав обратно на стул, претенциозно воззрился на блондина, – Так почему так быстро? Вас что, завернули обратно?

Девушка, некоторое время молчащая, взволнованно оглянулась на молодого человека, на чьих коленях гордо восседала.

– Что-то случилось?

– Это как сказать, – Эрик, продолжая одной рукой обнимать ее, уверенно сунул вторую за пазуху и извлек оттуда аккуратно, но явно давно сложенный документ на гербовой бумаге. Внимание всех присутствующих мгновенно переключилось на него; Роман недоверчиво склонил голову.

– Ты хочешь сказать… Эрик, это же не может…

– Это завещание отца, – молодой граф быстро улыбнулся и, кое-как расправив документ, аккуратно разложил его на столе. На несколько секунд воцарилась тишина, все недоверчиво созерцали завещание, пережившее три сотни лет и дождавшееся своего часа.

– Хочешь сказать, оно хранилось в банке? – Ричард недоверчиво скривился; взор его наполнился подозрением, – ощущалось, что оборотень готов признать завещание недействительным.

– Да, – ответ последовал почему-то не от блондина, а от его спутника, известного всем присутствующим под именем Влада Цепеша. Он вздохнул, отбросил с лица несколько прядей темных волос, рефлекторно прижал ладонь к груди – ребра, лишь недавно восстановившиеся после повреждений, нанесенных ему при последней стычке с врагами, все еще немного ныли, – и, наконец, продолжил:

– Таково было распоряжение его составителя. Когда мы вошли в банк, я, честно говоря, немного удивился – все взгляды были прикованы к Эрику, его там как будто бы знали, а ведь мы все можем поклясться, что прежде он там не бывал. Но оказалось…

– Завещание отца хранилось там три века, – перебил его молодой граф, – И, если честно… в нем полно странностей.

Ричард, моментально оживившийся, снова поднялся со стула, протягивая руку к старинному листу гербовой бумаги, однако, на половине пути остановился.

– Можно взглянуть?

– Конечно.

Получив разрешение, оборотень аккуратно придвинул к себе документ и, радуясь воцарившейся тишине – даже Роман, замерев в ожидании вердикта замкового законника, молчал, – некоторое время пристально изучал его.

– Ты прав… – наконец медленно проговорил он, – Завещание составлено по всем правилам, оно абсолютно законно, однако, имеется ряд странностей.

Татьяна, Винсент и Роман, как самые несведущие в данный момент личности, недовольно переглянулись. Выразить всеобщее негодование не преминул виконт, в чьи, добровольно взятые на себя обязанности это входило.

– Может, вы не будете пугать нас загадками и скажете все, как есть? Как я уже говорил сегодня Винсу – не понимаю происходящего даже я, поэтому искренне сочувствую остальным, ибо они не понимают еще больше.

Девушка, не в силах придумать достойный ответ, молча показала молодому нахалу язык; Винсент только усмехнулся. Ему нравилось все происходящее, нравилось сразу по возвращении быть тут же с головой погруженным в обычный бедлам, царящий в стенах этого замка, поэтому он-то как раз даже не возражал, если бы Ричард, Эрик и Влад потянули время еще немного, продолжая хранить интригу. Однако, делать этого они не стали.

– Странности начинаются с даты, когда должно быть открыто завещание, – первым подал голос местный юрист, продолжая недоверчиво изучать документ, – Ибо дата указана… сегодняшняя.

– Другими словами, – пояснил молодой граф, – Выходит, что отец знал, что я проживу три столетия и завещал передать мне состояние именно сегодня.

– В банке, вместе с завещанием, – подал голос Владислав, – Хранился даже его портрет. Не скажу, что самый удачный, но господин граф на нем вполне узнаваем. Портрет и завещание долгое время являлись особой достопримечательностью банка, от сотрудников в тайне их не держали, поэтому они и узнали Эрика, едва нам стоило войти.

– Ну… – Татьяна, честно пытающаяся найти объяснение этой странности, слегка пожала плечами, – Может быть, господин де Нормонд имел в виду не самого Эрика, а… скажем, его потомков?

Молодой граф при этих словах, улыбнувшись, ласково коснулся ладонью ее живота; девушка прижала его руку к себе. Винсент, заметив это, чуть склонил голову набок, подозрительно вглядываясь в молодую пару. Однако, сказать что-либо ему не удалось.

– Нет, – блондин отрицательно покачал головой, – Нет, в завещании ясно сказано – Эрик Стефан де Нормонд…

Оборотень, продолжающий, закусив губу, изучать завещание, задумчиво кивнул.

– Роман Натан де Нормонд, – продолжил он слова графа, – И Людовик Филипп де Нормонд… – последнее имя прозвучало особенно внушительно, повиснув среди гостиной, как туманная дымка. Виконт, умеющий иногда, по ситуации, быть серьезным и воспринимать все исключительно здраво, недоверчиво нахмурился.

– Невозможно! – отрезал он, – Три сотни лет назад мы все считали Луи мертвым, и отец первый должен был знать об этом! Или, может, завещание было слишком рано…

– Нет, – оборвав брата, Эрик вновь отрицательно качнул головой, – Дата составления указана уже после той трагедии. Отец знал, что Людовик жив.

На сей раз тишина, воцарившаяся после его слов, была еще тяжелее, еще мучительнее. Роман, зажмурившись, потряс головой.

– Ты… ты хочешь сказать… Что отец был заодно с Альбертом? Но он стрелял в него!

– Я так не думаю, – Ричард, на правах юриста, вновь вклинившись в беседу братьев, поднял голову, – Анри завещал Людовику лишь относительно небольшую сумму, значительную даже по сегодняшним временам, но все-таки достаточно скромную в сравнении с тем, что он завещал вам обоим. Кстати, Эрик, могу тебя поздравить. Замок и титул, как и земли, принадлежавшие твоему отцу, завещаны тебе, ну и Роману в равных долях, как и основная часть накоплений. Альберт не имеет ни малейшего права претендовать на все это.

Виконт недовольно махнул рукой.

– Вот это-то как раз и без завещания было понятно, я не понял, чего ты не думаешь?

– Что Анри был заодно с Альбертом, – хранитель памяти, решительно включаясь в беседу, немного подался вперед, облокачиваясь на стол, – Если он предпочел немного обделить младшего сына, значит, действительно знал, что тот выжил, вырос и выбрал не ту сторону. Но откуда… Я не смог тогда стереть ему память, это правда, но это же не значит, что он мог заглянуть в будущее! Кстати, я до сих пор не знаю даже, как он понял, что за нападением на замок стоит его брат. И еще… – мужчина, приподнявшись, дотянулся до лежащего перед оборотнем документа и, придвинув его к себе, аккуратно приподнял, внимательно изучая, – Его сложили довольно давно. Можете считать меня параноиком или просто безумцем, но, судя по всему, Анри знал, что его сыну будет удобнее везти в замок сложенный вчетверо документ.

– Значит, он действительно мог заглянуть в будущее? – девушка, недоверчиво нахмурившись, обвела всех собравшихся взглядом, – Альберт, конечно, говорил, что брат практикует, в смысле, практиковал магию, но настолько! Помню, Винсент когда-то, рассказывая нам о Рейнире, относил дар предвидеть будущее к особо редким и сильным.

– А, так вот для чего он напялил его кольцо, – Роман, ненадолго отвлекаясь от серьезности, да и вообще от ситуации как таковой, каверзно улыбнулся, – Надеется, что вместе с ним к нему перейдет и великий дар старого мага?

– Ты надел кольцо Рейнира? – Эрик непонимающе глянул на друга. Тот, не отвечая, поднял руку с перстнем и плавным движением раскрыв пальцы, почти сразу вновь сжал их в кулак. Граф заинтересованно облизал губы.

– Это то самое, что мы нашли в его избушке? Разве ты не говорил, что не хочешь надевать его?

– Говорил, – юноша, на сей раз выглядя заправским кляузником, повернулся к брату, начиная ябедничать, – Это ему подсказал его новый дружок – тоже хранитель памяти. Представляешь? Он смылся от нас, бросил нас на произвол судьбы, не думая о том, что с нами станется, если вдруг нападет зловредный дядя, а сам там новых друзей завел! Еще и с магом с каким-то…

– Ему я представлен не был, – прервал его мужчина и, тяжело вздохнув, помотал головой, – Если ты не против, я расскажу тебе об этом несколько позже. Не хочу двадцать раз повторять одну и ту же историю… Скажи мне лучше, Эрик, как давно ты начал поглаживать Татьяну по животу?

Девушка, ощущая, как губы сами собой расплываются в улыбке, закусила нижнюю. Вопрос был задан очень обтекаемо, однако, намек, скрывающийся за ним был более, чем очевиден.

– Два месяца, – негромко произнесла она, не позволяя ответить не менее счастливому блондину. Хранитель памяти задумчиво кивнул.

– А браслет?

Татьяна, просияв еще больше, вытянула вперед руку. На запястье ее виднелся изящный браслет в виде кошки, чье гибкое тело образовывало окружность, а передние лапы и хвост удерживали крупный черный камень. Трещина, так пугавшая ее когда-то и несколько месяцев назад вновь начавшая образовываться, исчезла, как будто ее и не существовало.

Винсент понимающе усмехнулся.

– Кровная связь с семейством де Нормонд…

– Да, – девушка, мягко сжав руку любимого, покрепче прижала ее к себе, – Эрик был прав, говоря тогда Тьери, что способ заставить трещину окончательно исчезнуть есть. Став его женой, я обрела связь с семьей де Нормонд, а теперь, когда ношу под сердцем наследника этого рода, обрела связь и кровную. Так, по крайней мере, сказал Тьери.

– Тьери? – хранитель памяти удивленно приподнял брови, – А зачем вы ходили к нему? Разве возникли какие-то проблемы?

– Нет-нет, – граф отрицательно качнул головой, – Просто мы не сразу поняли, какая радость нас постигла и, увидев, что трещина пропала, удивились. Поспешили к нему, а он сказал,что это возможно только в одном случае…

– Это прекрасно, – чистосердечно откликнулся Винсент и, мягко улыбнувшись, повторил, – Прекрасно. Честно сказать, я надеялся, когда вернусь, услышать что-то подобное, – все-таки с вашей свадьбы прошло уже немногим больше года, а вы все почему-то откладывали и откладывали.

– В условиях жизни в этом замке это не удивительно, – Татьяна, слегка поморщившись, тяжело вздохнула, как-то быстро отвлекаясь от радостных мыслей, – Ты представляешь, что может случиться, если сейчас по наши души заявится Альберт? Конечно, он уже год как не дает о себе знать, да и супруг мой вполне способен от него отбиться, но… – она еще раз вздохнула и, поджав губы, замолчала.

– Одно можно сказать точно, – Роман, по-прежнему восседающий на столе с гордым видом полководца, немного выпрямился, величественно расправляя плечи, – Когда Альберт явится вновь, из замка тебя никто не выпустит. Поэтому сиди спокойненько здесь, отдыхай, а мы пока попробуем разобраться, кто пытается взломать сейчас дверь нашего черного хода.

***

– Сюда.

Негромкий голос мягко прорезал тишину, касаясь острого слуха только что вновь взбежавшего на дерево паука. Рядом с ним неожиданно возникла приветливо раскрытая крепкая мужская ладонь и он, недолго думая, взбежал на плечо красивому темноволосому мужчине, со спокойной улыбкой смотрящему на старинный замок на холме, возле подножия которого они находились.

– Итак.

Говорил мужчина спокойно, мягко, улыбался практически ласково, однако во всем его облике ощущалась какая-то сила, огромная и мощная, непоколебимая уверенность в себе и помноженная на все это скрытая угроза.

Паук легко взбежал на сильное плечо и, почти сливаясь с тканью белоснежной рубашки, замер, приблизившись к уху. До слуха мужчины донесся тихий, едва различимый шепот, который он так привык улавливать, что делал это уже совершенно не напрягаясь.

– Значит, он вернулся… – в раздумье проговорил он, по-прежнему не сводя пристального взора с замка, – Что же, этого следовало ожидать. Рано или поздно он должен был бы вернуться в замок, здесь его дом… Значит, вскоре… что? – он немного склонил голову к плечу, сужая глаза. Информация, лившаяся ему в ухо, оказалась довольно неожиданной, однако, удовольствие мужчине доставила куда как большее. Глаза его блеснули, улыбка на долю секунды стала шире.

– Наследство Анри… – прошептал он и, неожиданно весело хмыкнув, ухмыльнулся, кивая не то собеседнику, не то собственным мыслям, – Значит, сейчас.

Слова эти сопроводил уверенный шаг. Мужчина, облаченный в весьма приметную, яркую белую рубашку и не менее яркие светлые джинсы с вытертыми коленями, светлой полосой выделяясь среди темного леса, но, тем не менее, стараясь быть несколько более неприметным, неспешной и расслабленной походкой двинулся вдоль подножия холма, постепенно поднимаясь на него, так, чтобы не быть увиденным по случайности из окон гостиной. Если бы это произошло слишком рано, планы его оказались бы нарушены самым, что ни на есть, грубейшим образом и допустить этого было нельзя.

– Как вы полагаете, господин маркиз… – продолжал он, между тем, негромко переговариваться с сидящим у него на плече пауком, – Будет ли мой сюрприз удачным? Полагаю, семья должна была бы уже соскучиться по мне.

Негромкий шепот вновь коснулся его ушей, и мужчина тихо, бархатно рассмеялся.

– Да, в этом нет сомнений… Людовик однажды сказал мне, что все они не более, чем дети и с моей стороны, пожалуй, не совсем честно обходиться с ними так… жестко, – он поморщился. Чувствовалось, что слова Людовика отклика в его душе не находят.

– Вот именно. Я сказал ему практически тоже самое, только иными словами – если они дети, их необходимо воспитать и сносить столь вопиющую грубость безмолвно я не намерен, – густые брови его сдвинулись, лицо помрачнело и, подняв правую руку, он легко коснулся длинными пальцами того плеча, на котором восседал паук. Голос его прозвучал несколько приглушенно.

– Я не забыл…

На некоторое время, разделяемое разве что шагами приближающегося к замку человека, повисло молчание. Он легко обогнул подножие одной из башенок, свернул за нее и, остановившись возле небольшой железной дверцы, ведущей в, казалось, какую-то пристройку, вновь улыбнулся.

– Ты говорил, их испугал стук, не так ли, друг мой? Ну, что же… Не буду столь же тривиален и предсказуем, предпочту их удивить, – он вытянул правую руку в сторону и в ней, без каких бы то ни было особых предпосылок, без произнесения заклятий и без совершения загадочных жестов, возник крепкий, не очень длинный, но очень надежный ломик, идеально подходящий для целей мага.

– Полагаю, открыть эту дверь не составило бы труда… – он легким, сильным движением вогнал ломик в небольшой зазор между створкой и стеной, вонзая его прямо в каменную кладку, – Однако, я не вижу резона делать это сейчас. Я хочу лишь быть услышан, – он усмехнулся и легонько надавил на ломик, стараясь при этом выбивать из отгибающегося под его натиском железа как можно более громкие звуки.

– Представить не мог, что мне доведется попробовать себя в такой роли! – глаза мужчины весело блеснули и он, будто рисуясь перед незримым наблюдателем, ухватился за лом поудобнее, надавливая еще раз. Дверь заскрежетала.

Роман в замке, услышав этот звук, насторожился и, выждав подходящий момент, сообщил о происходящем.

Незваный гость, не могущий знать этих слов, надавил в третий раз, приложив усилий капельку больше, чем в предыдущие два. Дверь жалобно завизжала, рыдая от боли и умоляя не разлучать ее со стеной.

Мужчина внял.

Прекратив всякое давление, он медленно извлек лом и, легко подкинув его на руке, играя увесистым куском металла как тонкой веточкой, обернулся через плечо.

– Они идут, – улыбнулся он, сообщая об этом не то пауку на своем плече, не то почти взломанной дверце, не то стене замка, возле которой стоял, а может быть, просто констатируя факт, признавая его как данность.

Забывая про створку, определенно не намереваясь более пытаться взломать ее, он полностью повернулся и, прислонившись к ней спиной, скрестил ноги, продолжая поигрывать металлическим ломом, могущим при случае обратиться очень грозным оружием. Затем опустил тот одним концом в землю, утыкая в нее и, чуть склонившись, ибо лом был короток, провел по его верхней части пальцами так, словно пытался что-то снять с верхушки, или же вытянуть его, сделав более подходящим для своего роста. Верхняя часть лома, действительно немного вытягиваясь и как будто бы плавясь от рук мага, медленно изменила форму, перетекая из одной ипостаси в другую. Теперь уже это не был верхний край лома, нет, рука мага мягко удерживала роскошный серебряный набалдашник в форме головы волка, чуть ниже которого одно за другим возникали серебряные же кольца, обхватывая остов, уже ставший деревянным. Происходило это все гораздо быстрее, нежели можно рассказать, и не прошло и пяти секунд, как в руке мужчины, повинуясь его воле, возникла вместо лома изящная, аккуратно выточенная и прекрасная в своей несколько нарочитой вычурности, трость. Теперь уже он мог без особых усилий, откинувшись назад и привалившись спиной к двери, опираться на нее, ставшую длиннее и изящнее, а значит, и выглядеть более элегантно в глазах так торопящихся узреть его обитателей замка.

***

– Дяядя… – Роман, вышедший первым из-за поворота, и не желающий хранить интригу, предоставляя возможность следующим за ним лично увидеть, кто же явился нарушить их покой, скрестил руки на груди, – Скажи, ты случайно не знаешь, почему я не удивлен, увидев тебя сразу же, как только мы порадовались твоему отсутствию?

Мужчина, продолжающий стоять во все той же расслабленной позе, то опираясь на тросточку, то поигрывая ей, поморщился.

– Как много слов, мой дорогой племянник… Увы, я не имел понятия о том, что мое отсутствие так радует вас, и хотел лишь доставить удовольствие своим визитом.

– Не получилось, – Ричард, успевший обогнать хозяина замка, отчаянно пытающегося убедить свою упрямую супругу вернуться в этот самый замок, с ухмылкой развел руками, – И хоть ты мне не дядя, Альберт, признаюсь – по тебе я не скучал.

Из-за его ног, взявшаяся невесть откуда, настороженно выглянула определенно готовая к бою пантера, и мужчина, мягко и грустно улыбнувшись, рассеянно провел длинными пальцами по собственной щеке.

– И в самом деле невоспитанный пес… Увы, Луи был прав – отпускать тебя было рановато, Ричард, воспитания ты недополучил.

– Дядя, зачем ты пожаловал? – Эрик, включаясь в беседу и непрестанно озираясь на Татьяну, которая, стоя за спиной Винсента и отчаянно пытаясь из-за нее выглянуть, отмахивалась от Влада, предпринимающего попытки вернуть ее в замок, решительно шагнул вперед.

Роман, как всегда предпочитающий перехватывать инициативу у ответчика, самодовольно хмыкнул.

– Я полагаю… – начал он, забывая, однако, учесть, что с его предпочтениями могут не согласиться. Альберт быстрым движением поднес палец к губам, на мгновение сдвигая брови.

– Тш! Не гоже перебивать старших, племянник, не мешай мне говорить… – в глазах мужчины мелькнули всполохом опасные искры и юноша насторожился. Что-то изменилось в этом человеке с их последней встречи, что-то было не так. Он более не старался прикидываться доброжелательным, практически не скрывал за наносной мягкостью открытой враждебности и, похоже, относился к тем, кого называл своей семьей, еще хуже, чем прежде.

Девушка, настороженно выглядывающая из-за плеча Винсента, пока хранящего молчание, тихонько вздохнула. Положение сделало ее несколько более сентиментальной и, опасаясь столь неожиданно пришедшего, будто подслушав ее опасения, отца, она, вместе с тем, страстно желала обнять его и, ощутив крепость ответных объятий, услышать по-родственному ласковые слова, произнесенные знакомым мягким голосом. Не желая и опасаясь извещать этого, кажущегося если не юным, но все еще довольно молодым, не взирая на прожитые годы, мужчину о том, что в скором времени ему грозит стать дедом, она, тем не менее, мечтала и об этом, робко и безнадежно желая возвращения родительской любви и расположения.

И все-таки она сдержалась. Мысли ее, скачущие с одного на другое, закрутились непосредственно вокруг персоны отца и невольный страх липкой струйкой пролился ей в душу.

На ум пришли воспоминания, не самые радостные и приятные, получающие подтверждение прямо сейчас, – воспоминания о звучавших некогда словах, утверждениях, что Альберт непрестанно совершенствует собственные умения, что сила его растет день ото дня, и что сегодняшний маг уже куда как сильнее мага вчерашнего…

Стоящий пред ними мужчина, молодой, сильный, красивый, идеально элегантный в своей неброской простоте, казался сгустком этой самой силы, буквально излучал угрозу, а намерения его, между тем, оставались пока еще загадкой.

– В первую очередь… – Альберт, дождавшись, когда все внимание наконец будет обращено к нему, позволил себе легкую, мимолетную улыбку. Голос его зазвучал до нереальности приветливо и дружелюбно.

– Не могу не выразить восхищения все еще хранимой вами дружбой, – он слегка склонил голову, пряча сполохом вспыхнувшую в темных глазах насмешку, – Приятно сознавать, что после того, как все вы свели знакомство благодаря мне, вы все еще продолжаете быть преданы друг другу.

– Тебе благодаря? – Роман, на мгновение примолкший после столь неожиданного и, на его взгляд, бесцеремонного и наглого приказа, изумленно вскинул брови и насмешливо усмехнулся, – Ты себя переоцениваешь, дядя.

– Если у тебя есть какие-то вопросы… – хранитель памяти, решив, что в стороне оставаться более не желает, да и не может, сдвинул брови, делая небольшой шаг вперед, стараясь, при этом, чтобы Татьяна осталась на том же месте, где и была, – Задавай. Мы ответим на них, удовлетворив твое любопытство и ты, наконец, оставишь нас в покое. Вновь…

– Вопросов за этот год у меня накопилось достаточно, – Альберт, по-прежнему продолжающий прислоняться к двери за собой, сохраняющий все ту же расслабленную позу, прочертил тростью перед собой горизонтальную полосу, задумчиво наблюдая собственные действия, – И один из них… Почему я не только не был приглашен на свадьбу моей дочери, но даже не был извещен о ней? – с этими словами он, подняв взор, глянул на Татьяну, тотчас же попытавшуюся спрятаться за спиной Винсента.

Ричард, по некоторым, понятным в большей степени лишь ему самому причинам, отнесший данный вопрос исключительно к своей компетенции, задумчиво провел указательным пальцем по губам и ухмыльнулся.

– Прости, не ты ли утверждал, что глаз с нас не сводишь, неусыпно следишь и знаешь обо всем, что творится в нашей жизни?

– Верно! – Роман, не желающий уступать пальму первенства ни в каких вопросах, воодушевленно кивнул, – Ну, а коль скоро тебе уже было все это известно, мы справедливо подумали – кто мы такие, чтобы навязывать дяде то, что он итак знает… Кстати, а почему ты решил сегодня постучаться не в ту дверку? Неужели же ты не желаешь сегодня даже попросить пустить тебя погреться, переночевать на коврике, переписать на тебя замок и подарить пару фамильных украшений?

– О, даже если бы я и хотел этого, – Альберт, начисто игнорируя слова о непрекращающейся слежке, демонстративно вздохнул и нарочито расслабленно повел плечами, – Я опасаюсь, что вы вновь проявили бы крайнее не гостеприимство и не подали бы мне даже стакан воды. Ах, что же я буду делать, лежа на смертном одре?

– Тогда, возможно, рядом будет Луи, – Эрик, решивший не отставать от остальных и все-таки не отступать от участия в беседе, мягко улыбнулся, – Возможно, он согласится подать тебе стакан воды… Если, конечно, ты сумеешь уговорить его.

– Если вспомнить истинно дворянские манеры его старшего брата, – не выдержал оборотень, – Можно предположить, что мальчишка скорее выльет воду на умирающего дядюшку. Вот тут-то он и оживет…

Эрик, сам вспомнив, как несколько раз ему приходилось будить друга, выливая ему на голову стакан, или, в особо сложных случаях, кувшин воды, тонко улыбнулся и, закусив губу, опустил взгляд, изо всех сил изображая свою полную непричастность к подобного рода действиям.

– Так значит, новый хозяин обижает тебя? – Альберт, приподняв брови, сочувствующе покачал головой, – Бедный песик. Если бы ты не предал меня, не нажил бы себе таких проблем.

– Ну, разумеется, – Ричард, скривившись, скрестил руки на груди, одаривая человека, претендующего на звание его экс-хозяина, презрительным взглядом, – Ты-то поступаешь гораздо гуманнее – просто сжигаешь дома!

Мужчина равнодушно помахал в воздухе свободной рукой.

– Я не слишком лоялен к предателям. Ты должен был бы понимать, что такой поступок без наказания не останется.

Роман, уже давно свыкшийся с присутствием оборотня в замке, привыкший к нему и, в общем и целом, принявший в их большую и дружную семью, нахмурился, моментально бросаясь на его защиту.

– Скажи, дядя, какими словами тебе объяснить, что ты больше не участвуешь в нашей жизни и мораль нам тебе читать необязательно?

– Никакими, – маг легко пожал плечами и, задумчиво улыбнувшись, поднял взгляд к небу, продолжая, – Скажу тебе больше, Роман – что-то подсказывает мне, что однажды я буду принимать в вашей жизни очень большое участие и даже, возможно, окажу вам немалую помощь… Но это будет потом, – он опустил глаза на племянника, и улыбка его стала шире, – Сейчас я просто пришел в гости и не хотел бы… такой враждебности.

Татьяна, в беседе участия не принимающая, тихонько вздохнула и, сделав несколько шагов назад, привалилась к стене замка. Влад, тоже пока что предпочитающий держаться в стороне, с пониманием покосился на нее.

Милая беседа, развязанная явно только с целью отвлечь внимание, что понимали, кажется, все, начала утомлять их обоих.

Девушка, скрестив руки на груди, и внимательно слушая все эти шутки и остроты, сумрачно размышляла, не соскучились ли обитатели замка и в самом деле по внезапно заявившемуся магу. Взгляд ее скользнул к последнему.

Альберт стоял, все также небрежно прислоняясь к железной двери. С того мига, когда она видела его в последний раз, мужчина практически не изменился – разве что волосы, как и прежде, уложенные в художественном беспорядке, стали немного длиннее, да элегантный костюм сменила более удобная одежда. Впрочем, не признать, что в белой рубашке с расстегнутым воротом и темно-голубых джинсах с вытертыми коленями, заправленных в тяжелые, более похожие на сапоги, ботинки, Альберт выглядит даже эффектнее, нежели в одежде более строгой, было невозможно. До аристократизма Эрика он, конечно, определенно не дотягивал, до такого вида ему сейчас было, можно смело сказать, как пешком отсюда до Канзаса, если не дальше, однако, судя по всему, соответствовать облику претендента на древний замок или на титул проживающего в этом замке графа, маг более не пытался.

Хотя, возможно, ему это было и не нужно. Нарочитая и старательно продуманная небрежность в одежде, особенно вкупе с последним элементом облика – изящной тростью – придавала мужчине какого-то удивительного шарма, необъяснимого, совершенно магического обаяния, под которое, забывшись, нетрудно было попасть. Пожалуй, единственной выбивающейся из облика деталью была прическа, ибо волосы его, как уже упоминалось, с последней встречи с обитателями замка стали длиннее, а он продолжал упорно придавать им вид взъерошенных ветром, и теперь это казалось уже несколько странным. Впрочем, общего впечатления прическа не портила, и очарования образа не нарушала.

Рассматривая этого мужчину, Татьяна на какой-то миг вдруг ощутила сомнение в том, что отцом ее является именно он. С последней встречи Альберт, казалось, даже помолодел.

В мирно текущей беседе, среди пустой болтовни, неожиданно наметился маленький просвет, и девушка поторопилась вставить несколько слов, надеясь, что это поможет сделать разговор более конструктивным.

– Что тебе нужно? – она немного отстранилась от стены, к которой прислонялась и, сделав шаг вперед, скрестила руки на груди, – Если ты снова хочешь потребовать браслет…

– О, нет-нет-нет, дитя мое, что ты! – Альберт, улыбнувшись, воззрился прямо на дочь, абсолютно забывая о существовании всех прочих собеседников, – Эту маленькую игрушку ты пока еще можешь оставить у себя, я не претендую на него. Цель моего прихода сейчас несколько иная…

– Это какая же? – Винсент, не дожидаясь, пока маг сподобится сам раскрыть все карты, решил потребовать этого от него лично, причем в самой категоричной манере, – Опять будешь предъявлять претензии на замок? Должен разочаровать тебя, А…

– Зачем же мне замок? – мужчина, в свой черед решив не ждать, пока хранитель памяти завершит разочаровывать его, удивленно приподнял брови, – Напротив, я пришел для того, чтобы пригласить кого-нибудь из вас в гости к себе. Скажем… тебя, Винсент, – улыбка, продолжающая играть на его губах, стала жесткой, – Ты не откажешься от этого предложения, я полагаю, – слова, казалось бы, подразумевающие вопросительную интонацию, прозвучали как утверждение. На предложение похоже это не было – маг предъявлял требование, приказывал, повелевал, но зачем? Чем был обоснован столь внезапно возникший интерес его к хранителю памяти?

Винсент, решительно не ожидавший подобных заявлений, непроизвольно отступил. Находится рядом с человеком, который зачем-то хотел затащить его к себе домой, желания у него не возникало.

– Так я был прав? – Роман, удивленный не менее прочих, растерянно перевел взгляд на хранителя памяти, вспоминая собственную шутку, высказанную перед самым выходом из замка, – Он и в самом деле ждал, пока вернешься ты?

– Что за… чушь! – Винс, изо всех сил пытаясь скрыть поражение в голосе, непонимающе тряхнул головой.

Альберт же, казалось, только и ждал этих слов, добиваясь именно такой реакции. Улыбка его неуловимым образом изменилась и, если прежде казалась приветливой, лучилась удачно фальсифицированным дружелюбием, то сейчас стала откровенно пугать. Маг легко вздохнул и, подняв свободную руку, небрежно провел ладонью по волосам, не то приглаживая их, не то, напротив – еще больше взлохмачивая.

– Ах, Винсент, Винсент… – он неодобрительно прищелкнул языком и, покачав головой, усмехнулся, – Ведь ты, казалось бы, немного сведущ в магии, по крайней мере, способен понять некоторые ее аспекты. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты сам можешь являться превосходным и любопытнейшим объектом для изучения?

– Ты его что, препарировать, что ли, собираешься? – Роман, уже несколько секунд как подыскивающий наиболее оригинальный ответ на неожиданные наезды дядюшки, наконец, не выдержал и решил обойтись тем, что есть в наличии, – Неужели никогда не приходило в голову тебе, дядя, что это называется плохим и гадким словом «вивисекция»? Мы нашим зверюшкам таких жутких слов не рассказываем и котика нашего в обиду не дадим!

– Это благородно, – одобрил мужчина и, виновато вздохнув, развел руки чуть в стороны, разумеется, не выпуская при этом трости, – Я бы мог, конечно, солгать, сказав, что последую вашему примеру и не стану запугивать вашего… котика такими вещами, но не буду. И, коль скоро вы не желаете отдать мне этот прекрасный объект, мне придется забрать его силой.

– Один против шестерых, – девушка фыркнула, окинула взглядом своих спутников и поправилась, – Пятерых. Как-то не равноценно получается, ты не находишь, папа? – последнее слово в ее устах прозвучало, наверное, также, как и в устах Романа звучало слово «дядя». Ничего искреннего в нем не было.

Альберт на мгновение закусил губу, призадумываясь, затем согласно качнул головой.

– Пожалуй… Мне бы следовало пожалеть вас, ибо пятеро против меня – это и в самом деле чересчур мало. Ну, что же… – он неожиданно немного повернул голову, как будто обращаясь к собственному плечу, и усмехнулся, – Тогда придется внять его просьбе и не поступать с детишками столь жестоко.

Слова отзвучали, повергая слушателей в некоторое изумление, даже можно смело сказать, – довольно сильное изумление. Понятного в них, казалось, не было ничего и догадки об истинном значении как слов, так и жестов еще только начинали теплиться в сознании каждого из них, когда маг неожиданно поднес руку к левому плечу и легким, изящным движением стряхнул с него незримую соринку.

В воздухе мелькнуло что-то белое, а в следующую секунду, берясь как будто бы из ниоткуда, рядом с ним вырос высокий, бледный, как полотно, мужчина со столь же светлыми, неестественно белыми волосами и прозрачно-зелеными глазами. Одет он был, в отличие от человека, которому – по своей ли воле или же против нее – повиновался, достаточно тепло: вместо тонкой рубашки, красовавшейся на нем в прошлый раз, сейчас плечи его обтягивало легкое, светлое весеннее пальто с высоким, наглухо застегнутым воротом. Полы его легонько развевались от налетающего порою несильного ветерка, шевелящего также и аккуратно зачесанные назад волосы мужчины.

По сравнению с Альбертом, приведшим или призвавшим его сюда, этот человек казался истым дворянином. Все в нем дышало аристократизмом – и гордая осанка, и чуть приподнятый подбородок, и тонкая улыбка на красивых губах, и легкий, полупрезрительный прищур светло-зеленых глаз… Пожалуй, никогда еще на памяти обитателей замка, видевших его прежде, он не выглядел столь благородным, никогда не производил столь сильного впечатления, которое не портил даже тот факт, что под пальто мужчина предпочел одеть не более подошедшие бы образу брюки, а обычные джинсы. Сейчас, при взгляде на него, трудно было представить, что когда-то этот человек носил вытертый фрак и, почтительно сгибаясь в поклоне, прислуживал в замке в качестве мажордома.

– Господа, – голос его, не то хриплый, не то сиплый, но какой-то по-особенному приятный, очень мягкий и бархатный, легкой волной коснулся слуха обитателей замка. Мужчина склонился в едва заметном поклоне.

– Весьма несчастлив видеть всех вас.

– Это взаимно, – не преминул выступить Роман и, очаровательно улыбнувшись, прибавил, – Я, как и дядя, не слишком жалую предателей. Жаль, твой дом спалить пока не получилось, а то прямо даже как-то хочется.

Ричард, бросив на виконта недовольный взгляд, тихо вздохнул. Напоминаний о вреде, тем или иным способом причиненном ему, он не любил, а этот молодой человек, словно специально (а может быть, и в самом деле так) регулярно вспоминал об этом.

– Так вы решили пойти по стопам дяди, господин виконт? – альбинос, слегка приподняв брови и демонстрируя вежливое изумление, тонко усмехнулся, переводя взгляд на мага, – Полагаю, он мог бы гордиться вами.

– Мог бы, – не стал спорить Альберт, – Если бы только племянник, часть моего любимого эксперимента, не стал моим разочарованием. Но, увы… Гордиться я могу скорее другим своим родственником, – и, завершив тираду, он мягко повернул голову в бок и чуть слышно позвал, практически выдыхая в пространство одно лишь имя, – Луи!..

Повинуясь этому зову, как будто бы отвечая на него, вновь безо всяких предпосылок вроде вихря или столба пыли, безо всевозможных спецэффектов, немного сбоку от той самой пристройки, возле которой по-прежнему стоял маг, появился высокий, очень красивый молодой человек в весьма необычной позе.

Правая рука его сжимала какую-то книгу, к странице которой был прикован его взгляд, левую он, видимо, будучи впечатлен событиями произведения, запустил в темно-русые, чуть вьющиеся волосы, локтем при этом явно облокачиваясь на какую-то, оставшуюся в другом месте, стену. Не поднимая взгляда, продолжая увлеченно читать, он вытянул левую руку, пытаясь нашарить ту самую стену и, не обнаружив ее, равнодушно махнул рукой, закусывая ноготь указательного пальца.

Альберт, судя по всему, ожидавший отнюдь не такого явления своего любимого племянника, негромко кашлянул.

– Людовик.

– Да-да, – невнимательно отозвался юноша, не отрываясь от книги, – А ты разве не ушел в гости?

Маг слегка вздохнул и, послав обитателям замка, созерцающим все это с невольными улыбками, улыбку несколько виноватую, извиняющуюся, кивнул.

– Ушел. И ты тоже.

– А? – молодой человек, определенно не поняв последнего заявления дяди, с видимой неохотой оторвался от чтения, поднимая недоуменный взгляд. Обнаружив себя совершенно в другом месте, он удивленно моргнул и, переведя взор изумрудно-зеленых глаз с призвавшего его сюда собеседника на всех остальных, моргнул еще раз.

– Ух ты. А вот и гости, – констатировал парень и, дунув на страницу книги, очевидно делая таким образом закладку, небрежным жестом отбросил ее за спину. Книга исчезла, лишь будучи выпущена из длинных пальцев молодого мага. Сам же он, сунув руку в карман, жизнерадостно улыбнулся и, окинув всех присутствующих взором, безмятежно пожал плечами.

– Ну, что же, привет хозяевам! А я тут давеча как раз размышлял, не сходить ли мне к вам в гости самому, раз уж дядя никак не сподобится…

– Мы были бы только рады, – Эрик, по этому человеку и в самом деле скучавший, мягко улыбнулся, легко пожимая плечами. Роман, не преминув поучаствовать в родственной беседе, согласно кивнул, одаряя нового персонажа взглядом, тем не менее, довольно насмешливым.

– Али не брат ты нам? – промурлыкал он на манер народного сказителя, прижимая обе руки к груди.

– Не желаю помнить у себя таких волосатых братьев, – Людовик, демонстративно сморщив изящный, точеный нос, немного отвернулся, презрительно махнув рукой, – Подстригись, тогда и решим, – взгляд его метнулся к Эрику и молодой человек, внимательно осмотрев его, разочарованно вздохнул, – А к тебе даже претензий придумать не получается… Но, если ты подождешь, я обязательно постараюсь.

Граф де Нормонд мягко улыбнулся, едва заметно сужая глаза. Спокойный и сдержанный от природы, он, после трех столетий вынужденного бездеятельного существования, давно уже привык отвечать на шутки хладнокровием, остужая собеседника всего лишь парой емких слов.

– Я полагаю, не стоит, – отозвался он, – Мы прожили без претензий достаточно долгое время и, смею надеяться, проживем еще не меньшее.

– Но вам же наверняка было скучно! – молодой маг, абсолютно не желающий остужать пыл своего остроумия лишь потому, что собеседник его на шутку не настроен, честно попытался изобразить изумление, – Разве можно спокойно жить без моих претензий? Они ведь столь остры, столь увлекательны и интересны, и с их помощью можно узнать столько нового о собственной персоне… Нет, ты меня обманываешь, братик – без них прожить вы не могли.

Ричард, уже некоторое время как поглядывающий на вновь прибывшего с несколько жестокой насмешкой во взоре, наконец, не выдержал.

– И вправду, трудная была задача, – ухмыляясь, согласно кивнул он, – Но как же ты сам выдержал целый год… без моих кулаков? Смотрю, тебе даже нос подправить некому было, – на губах оборотня возникла откровенно мстительная улыбка. Свой собственный сломанный некогда этим мальчишкой нос, он не забыл и мысль о том, что расплатился он за это сполна, не прекращала греть ему душу.

– Какой ты злопамятный, песик! – Людовик, должный бы разозлиться, но, судя по всему, пребывающий в на редкость хорошем настроении, демонстративно расстроился, – Это все из-за того, что я не принес тебе косточку?

– Так ты пришел, чтобы подкормить песика? – Роман, категорически не желающий позволять Ричарду мешать их милому общению с родным братом, вновь перехватил инициативу, – Или хочешь, по дядюшкиному приказу, лишить нас котика? Обидно, правда, что мы животинок-то своих любим, одного не дадим в обиду, другого просто не отдадим…

– Да за ради бога, – Луи, судя по всему, удивленный совершенно искренне, растерянно хлопнул глазами, – Я что, разве сюда для этого пришел? Дядя! – взор зеленых глаз, исполненный праведного негодования, обратился к магу, – Так ты позвал меня сюда, чтобы я приволок домой котенка? Я думал, ты хочешь сказать мне что-нибудь приятное, например, что решил забрать мотоцикл у придурка Цепеша и отдать его мне…

Влад, мигом помрачнев, тяжело шагнул вперед. Попыток претендовать на его мотоцикл он не любил, как, впрочем, и оскорблений в свой адрес.

– Если кто не заметил, я здесь, – негромко, но очень весомо вымолвил он, – И я еще в прошлый раз сказал – тебе от моего мотоцикла даже колесо получить не светит.

– Рад новой встрече, придурок, – Людовик вежливо склонил голову и, ухмыльнувшись, задумчиво постучал себя пальцем по губам, – Нет-нет-нет, ты путаешь… Тогда было все совсем иначе, ты тогда назвал свой мотоцикл, кажется… пупсиком? Или зайчиком? Прости, я не помню точно.

– Красавцем, – Владислав, прекрасно понимая, что собеседника его это только подзадорит, все-таки не удержался от уточнения. Он не ошибся. Юноша, воодушевленно кивнув, жизнерадостно хлопнул в ладоши.

– Ну, вот, я же говорил! Ты мне еще мотоцикленка обещал, вы там не нарожали еще, случаем?

– Луи! – Роман, недовольный, что внимание младшего брата вновь переключилось с его персоны на кого-то еще, предпочел вернуть его себе, – Я совсем забыл – ты ведь очень вовремя. Ты помнишь, может быть… Я как-то обещал тебе наследство?

– Ого! – Людовик, моментально заинтересовавшийся новой темой, забывший про старую, с любопытством склонил голову набок, закусывая на мгновение губу, – Так ты все-таки решился его мне оставить? Честно?

– Не я, – виконт слегка усмехнулся, – Отец. Завещал тебе некоторую сумму, довольно приличную, надо признать… Я бы не сказал, но, увы, по закону ты должен быть извещен, наследник.

Молодой человек, судя по всему, решительно не ожидавший, что брат говорит серьезно, ненадолго опешил. Затем медленно перевел взор на Эрика, пытаясь прочитать по его лицу ответ на собственный невысказанный вопрос и опять недоверчиво взглянул на Романа.

– Ты что, серьезно?.. – даже голос его, растерянный и пораженный, зазвучал несколько иначе, – Отец… завещал мне что-то?

– Это так, Луи, – Эрик, выдержав взгляд младшего брата с самым непроницаемым лицом, решил все-таки подтвердить очевидное, и кивнул, – Свое состояние, замок, земли и титул он завещал нам троим, в определенных долях, конечно.

Парень обалдело покрутил головой.

– Отец оставил мне что-то… – потрясенно прошептал он и, внезапно вздрогнув, недоверчиво нахмурился, вновь переводя взгляд с одного своего брата на другого, – Но отец ведь думал, что я мертв!

– Мы тоже так думали, – подтвердил Роман и, мимолетно запутавшись в собственных словах, поспешил уточнить, – В смысле, мы тоже думали, что он так думал, хотя как он тоже когда-то думали, конечно. Но папа все-таки решил обеспечить твой бренный труп, посему, боюсь, ты имеешь право претендовать на эту самую законную часть.

– Ага… – Луи, все еще не до конца пришедший в себя, медленно и неуверенно кивнул, затем мельком глянул на внимательно слушающего их беседу Альберта и поинтересовался, – А что дядя?

– А что дядя? – искренне изумился виконт, – Дядя не при делах, про него папа даже и не вспомнил.

Маг, по сию пору рассеянно чертивший что-то тростью на земле возле своих ног, при этих словах замер и, тщась скрыть заинтересованность, вскинул взгляд на племянника. По губам его скользнула кривая, неприятная усмешка.

– А меня и в самом деле ловко обделили… – задумчиво отметил он и, подняв голову, вздохнул, – Что же… Иного от Анри нельзя было и ожидать. Все эти слова, брат не по крови, но по духу – просто чушь в его устах… Лжец.

– Выбирай выражения, дядя, – Эрик, внимательно выслушавший речи собеседника, нахмурился, – Ты говоришь о нашем отце.

– Я говорю о своем брате, племянник, – отрезал мужчина, сам сдвигая брови, – О человеке, за спиной которого стоял, когда он шел к алтарю, о том, чьи дети стали моими крестниками… И о том, кто, зная, что я жив, не позаботился выделить мне хотя бы малую толику средств, что должны были бы мне причитаться!

– Судя по всему, причитаться они должны были лишь кровным родственникам, – Роман, ухмыльнувшись, развел руки в стороны, – Извини, дядя, на нет и суда нет. Не будем же мы сейчас переписывать завещание, мы уважаем волю отца!

Темные глаза мага нехорошо сверкнули.

– Ну, разумеется… – протянул он и, медленно потянув носом воздух, заставил себя сдержать разгорающийся в душе гнев. Не сдержи он его, это бы нарушило все его планы, нарушило сильно, а они были мужчине дороже мгновенной вспышки ярости.

– Как неприятно, что приходится забирать силой то, что принадлежит тебе по праву, – он изобразил слабую ухмылку и, покачав головой, обратил взгляд на альбиноса, спокойно стоящего в тени замка и безучастно созерцающего происходящее, – Анхель, друг мой… Как ты полагаешь, не пришло ли время нам призвать подмогу?

Мужчина, услышав обращенные к нему слова, медленно перевел взор на собеседника, столь же неспешно растягивая губы в тонкой улыбке.

– Не могу спорить, мастер. К тому же, племянник ваш, как мне кажется, немного увлекся, а впрочем… – он демонстративно вздохнул, качая головой, – Он всегда был чрезвычайно увлекающимся юношей.

– Утихни, насекомое, – Людовик, мгновенно уловивший в речах сторонника претензию в свой адрес, недовольно нахмурился, – Ты не видишь – я с братиками общаюсь, давно не виделся, соскучился?

– И весьма дерзким, – меланхолично дополнил альбинос собственные слова, начисто игнорируя возмущение юноши и, переведя взор на человека, которого назвал мастером, прибавил, – Пожалуй, вы правы, пора применить силу.

– Если кто-то не в курсе, – снова подал голос молодой маг, – Или если в способности ворасов не входит устный счет, хочу заметить, что нас втроем ровно в два раза меньше, чем их шестерых. Силы не равны.

– Пятерых, – мягко поправил его наставник и, улыбнувшись уже куда как более искренно, хотя и все еще кривовато, чуть приподнял брови, – Но почему ты полагаешь, что нас лишь трое, Луи, и что сегодня участие примут все из наших противников?

– Я тебя умоляю, не заставляй меня смеяться! – Роман, фыркнув, всплеснул руками, затем хлопая ими себя по бедрам, – Кто будет слушаться твоих приказов, дядя? Да и команда-то у тебя слабовата – один вон все в шоке от полученной в наследство копеечки, а другой за целый год не удосужился ни принести мне кофе, ни подарить обещанную кофеварку! – он упер одну руку в бок и почти с негодованием вопросил, – И ты считаешь, что они на что-нибудь способны?

Анхель улыбнулся с очаровательной жестокостью. Напоминания о том, что некогда он принужден был прислуживать этому юноше, выполняя его приказы, злили альбиноса, а виконт, судя по всему, получающий от его злости самое искреннее удовольствие, постоянно норовил вспомнить о тех, счастливых для него, годах.

– Так ты все еще хочешь кофе… щенок? – голос вораса, все такой же мягкий, приятный и ласковый, не изменился ни на йоту, ни капли раздражения или холода не появилось в нем, и тем не менее, собеседник его едва заметно сузил глаза, стараясь контролировать каждое, даже самое мимолетное движение противника, готовясь к любой выходке. Как оказалось, напрасным это не было.

Альбинос медленным, плавным, почти ленивым движением поднял правую руку ладонью вверх и, усмехнувшись, извлек прямо из воздуха чрезвычайно очаровательную чашечку, наполненную горячей, исходящей паром жидкостью.

– Две ложки сахара и одна капля яда, – надеюсь, не забыл ваши вкусы? – улыбка экс-мажордома стала тоньше и как-то жестче, голос же его сейчас напомнил интонацию заправского официанта. Светло-зеленые глаза нехорошо сверкнули.

Роман, не в силах оставить жалкое подобие (как он полагал) остроты без ответа, милостиво кивнул.

– Все верно, друг мой. С радостию выпью…

Закончить он не успел. Анхель, спокойный, немного расслабленный, мягко улыбающийся и, казалось бы, предпочитающий бить словами, а не кулаками, внезапным и резким движением швырнул легко удерживаемую им чашку в бывшего хозяина. Горячая, исходящая паром жидкость коричневого цвета – тот самый пресловутый кофе – плеснулась, покидая предназначенную ей емкость и рассыпалась на множество брызг, определенно намереваясь обжигающим дождем пролиться на головы обитателей замка. Последние метнулись врассыпную – получать ожогов никому не хотелось, и альбинос, довольный достигнутым эффектом, позволил себе улыбку несколько более широкую, чем прежде.

Один только Роман, обожающий выделяться из серой массы, остался на месте и, не скрывая тонкой, насмешливой улыбки, внезапно взмахнул правой рукой. Несчастная чашечка, образчик изящного искусства, творение рук неизвестного мастера, разлетелась вдребезги, осколками рассыпаясь по траве. В руке виконта мелькнул длинный, тонкий меч.

Улыбка юноши стала безмятежной. Продолжая сжимать оружие, с которым все присутствующие успели познакомиться – а кое-кто и достаточно близко – еще в прошлую их встречу, он с видом победителя, благодарного за бой, вежливо склонил голову в небольшом поклоне.

– Благодарю за угощение, Анхель, – в голосе молодого человека, спокойном и уверенном, не слышалось, казалось, и намека на насмешку, даже более того – в нем чувствовалась самая искренняя благодарность, – Было очень вкусно.

Анхель, не отвечая, чуть приподнял уголки губ. Широкая улыбка его уже давно погасла, а вновь радоваться чему бы то ни было ему не хотелось, но и оставить без ответа столь вежливые речи он не мог. И, не в силах подобрать достойные слова, предпочел ограничиться еле заметной улыбкой, столь же холодной, сколь и неискренней, засим временно теряя интерес к своему персональному антагонисту.

Послышались редкие хлопки. Роман, недоумевающий, кому бы это пришло в голову аплодировать ему – от собственных друзей такого он не ждал, хотя и не сомневался, что они восхищены, ведь, в конце концов, им нельзя было не восхищаться! – удивленно перевел взгляд со своего мимолетного противника на Луи. Тот, широко улыбаясь, радостно аплодировал победе старшего брата, глядя на него со странной смесью гордости, восхищения и небольшого количества издевки. На какой-то миг виконт замер. В эту секунду, в этот момент, глядя на Людовика, такого взрослого и опасного, такого жестокого и дерзкого, он вдруг увидел его прежним – маленьким мальчиком, обожающим старших братьев. Однажды Луи как-то и в самом деле аплодировал его искусному обращению с мечом, искренне восхищался им и умолял научить его… Сейчас же под, казалось бы, искренним восторгом, скрывалась еще более искренняя насмешка.

– Браво! – Людовик, не скрывая издевательского восхищения, вошедшего у него за много лет в привычку, в последний раз смежил ладони и, прекратив аплодировать, одобрительно кивнул, – Сыграно неплохо, моя школа. Теперь вижу, что дядя не зря привел меня на представление – на кое-что здесь можно посмотреть… Ну, так и что же мы будем делать дальше? – взор зеленых глаз обратился к созерцающему небольшое представление с, пожалуй, не меньшим интересом, хотя и без должного восхищения, мужчине, – Нас же так мало, а они такие страшные, у них есть острые штуки, которыми они умеют махать… Быть может, пойдем домой, а потом подошлем к ним паучка с бомбой? Или паучок у нас и естьбомба…

Анхель, в чей адрес и была направлена последняя насмешка, едва заметно сузил глаза. Татьяна, как и некогда прежде, успевшая глянуть на экс-мажордома в самый подходящий момент, неожиданно подумала, что как бы альбинос не прикидывался, а племянника своего патрона он определенно недолюбливает и недолюбливает достаточно сильно. Пожалуй, Людовику следовало бы даже поостеречься – как опасен может быть ворас, она уже представляла и смерти младшему брату своего супруга отнюдь не желала.

– Полагаю, такой план чреват некоторыми сложностями исполнения, – Альберт, не замечая ни поведения альбиноса, ни пристального взгляда дочери, устремленного на того, легко и очень мягко улыбнулся, – У меня есть решение более рациональное. Вот только… для этого нам понадобиться помощник, – завершив небольшую речь, маг неожиданно приподнял трость. Делал он это за сегодня уже далеко не впервые и, казалось бы, ничего особенного в его жесте не было, однако, почему-то в душах пристально следящих за ним обитателей замка он отозвался странным напряжением.

Ричард внезапно почувствовал, как екнуло сердце – предчувствие чего-то нехорошего на краткое мгновение буквально затопило все его существо.

Альберт выпустил трость. С тихим стуком она упала вниз, ударяясь концом о землю и, вместо того, чтобы упасть, почему-то так и осталась стоять вертикально, будто бы вонзившись в твердую почву.

Звук от удара казался негромким, однако, по всему окружающему пространству, как эхо от него, покатился тихий, уверенный, постепенно нарастающий гул. Земля вокруг трости немного промялась, как будто бы подаваясь вниз, чудилось, что гул исходит именно из этой точки, хотя звучал он отовсюду.

Татьяна, испуганно сглотнув, осторожно попятилась, стараясь держаться как можно ближе к стене замка. Неизвестного помощника, призванного Альбертом, видно еще не было, но желание оказаться под защитой древних стен, тем не менее, пробужденное гулом, нарастало вместе с ним, и вскоре девушка уже едва удерживалась, чтобы не шмыгнуть, пока не поздно, внутрь, с тем, чтобы последовать совету Романа и сидеть тихо и спокойно, предоставив сильным мира сего самим играть в свои игры.

Гул дошел почти до верхней точки, заставил легонько задребезжать стекла и неожиданно оборвался. Над холмом повисла глухая, тяжелая тишина, не прерываемая, казалось, ни щебетом птиц, ни жужжанием уже появившихся насекомых.

И в этой тишине неожиданно громко и ясно послышался шорох раздвигаемых кустов.

Девушка поежилась, сжалась, пытаясь слиться со стеной замка и насторожено перевела взгляд на опушку леса, опоясывающего холм. Друзья ее, взволнованные и напряженные ничуть не меньше, поспешили последовать этому примеру.

Тишина тяжким куполом продолжала накрывать все пространство вокруг замка, и звук шагов, сопровождающий приближение кого-то, пока еще невидимого, кого-то, пробирающегося сквозь лесной массив, разносился внутри этого купола почти эхом. Он все приближался, усиливался, чувствовалось, что неизвестный «помощник» Альберта подбирается все ближе и ближе, однако, видно никого по-прежнему не было.

Внезапно шаги затихли.

Татьяна, хмурясь, немного подалась вперед, вглядываясь в лес у подножия холма, затем недоверчиво переглянулась со стоящим рядом Владом, покосилась на Романа, на Эрика, на Винсента и Ричарда и, убедившись, что это не она одна внезапно ослепла, недоуменно покачала головой. Видно никого не было, понять, что произошло, не удавалось.

Налетел легкий ветерок, и девушка поежилась. Не взирая на раскинувшуюся вокруг позднюю весну, начало последнего весеннего месяца, ветерок все еще был достаточно прохладным, поэтому Татьяна, выскочившая на улицу в одном лишь старинном платье, мимолетно отвлекшись, пожалела, что не одела чего-то более теплого.

И как раз в эту секунду, в миг, когда она, забывшись, позволила себе отвлечься мыслями на совершенно несущественные в данной ситуации вещи, на склоне холма возникла фигура поднимающегося человека.

Девушка, уже успевшая немного отвернуться, заметила его краем глаза и, вздрогнув от неожиданности, вновь отодвинулась, прижимаясь спиной к стене замка.

Как оказался здесь этот человек, откуда он взялся, когда появился – этого не успел заметить никто, и теперь приближение его созерцали со все возрастающим недоумением. Каждый из присутствующих, включая даже Людовика, готов был клясться, что слышал шорох раздвигаемых кустов, слышал шаги, каждый ожидал, что приглашенный, вызванный Альбертом «помощник» появится на опушке леса, выйдя из его недр, и обманутые ожидания в определенной степени настораживали, наталкивая на подозрения о вероятной силе незнакомца.

Тот продолжал подниматься, неспешно, равнодушно, с какой-то странной меланхолией в движениях, шел, опустив плечи, будто под тяжким гнетом чего-то незримого и склонив голову. Ничего опасного в нем не наблюдалось, угрозы он, казалось, не представлял, да и вообще, судя по всему, не был слишком уже воодушевлен собственным пребыванием здесь, и тем не менее, что-то в нем заставляло напрячься, забеспокоиться, что-то непонятное и странное было в его облике, необъяснимое и ужасающее.

Даже пантера, по сию пору спокойно пребывающая возле ног Ричарда, и абсолютно не принимающая никакого участия в происходящих событиях, вдруг забеспокоилась и, дернув хвостом, поторопилась выйти вперед, заслоняя хозяина собой.

Последний этого даже не заметил. Заинтересованный взгляд его был прикован ко вновь прибывшему противнику, он был поглощен изучением его внешности, надо заметить, весьма необычной и довольно броской, и на друга своего сейчас не смотрел, уверенный, что уж тому-то точно ничего не грозит.

Незнакомец вздохнул и, неожиданно тряхнув головой, немного прибавил шаг. Весеннее солнце ярко сверкнуло на его огненно-рыжей шевелюре, цветом схожей с пламенем костра, и на несколько секунд усилило это впечатление – на голове подходящего человека, казалось, вспыхнуло пламя. Он поднял голову, равнодушно оценивая оставшееся до вершины расстояние, и все тоже солнце мгновенно блеснуло на стеклах очков в тонкой оправе, скрывающих его глаза.

Татьяна, пристально всматривающаяся в него, нахмурилась, закусывая губу. Человек неожиданно показался ей знакомым, черты лица его неуловимо напомнили о чем-то, почти забытом, о ком-то, некогда виденном, но с этого расстояния разглядеть точнее пока было невозможно.

Все, что можно было понять, это то, что неизвестный, на краткое мгновение произведший впечатление какого-то студента или, на худой конец, ученого, определенно не обделен ростом и, судя по всему, физической силой. Сейчас, когда он поднимался по холму и до той поры, пока не оказался на одном уровне с остальными участниками событий, рост его с точностью до сантиметра назвать было, конечно, нельзя, но даже так было понятно, что он вряд ли уступает Ричарду, а если и уступает, то совсем немного.

На широких плечах его, наброшенный абсолютно небрежно, распахнутый, расстегнутый, болтался черный пиджак, вероятно, натянутый лишь ввиду еще не очень жаркой погоды. Из-под пиджака выглядывала белая, но определенно не первой свежести рубашка. Наряд этот, судя по всему, составленный из первых попавшихся под руку вещей, тем не менее, сидел на сильной, спортивной фигуре незнакомца очень ловко, не скрывая великолепно развитой, почти угрожающей мускулатуры.

Он подошел ближе и внешность его стала более очевидна.

Умное скуластое лицо позволяло предполагать в нем человека образованного, умного, сознательного, вежливого и, пожалуй, обходительного. Очки в аккуратной, изящной оправе довершали это впечатление, упрочивали его, а вот яркие глаза, скрытые ими, светло-карие, кажущиеся то оранжевыми, то откровенно желтыми, его разрушали.

Он был достаточно строен, недурен собою, однако, было в его лице что-то неприятное, что-то такое, что выдавало скрытую жестокость, способность совершать неблаговидные поступки и, возможно, безжалостность.

На губах его цвела безмятежная, легкая, приветливая улыбка, а желтые глаза взирали на окружающий мир со спокойствием уверенного в своей силе владыки, повелителя, не сомневающегося в свой способности при случае запросто занять любой трон и склонить любую голову.

На щеках его легкой, тоже рыжеватой тенью виднелась щетина – создавалось впечатление, что, вызванный магом, незнакомец просто не успел побриться.

В целом, он казался достаточно приятным, но очень опасным человеком, и Татьяна, дойдя в своих рассуждениях до этого, мысленно вздохнула, удивляясь, что ее родителю пришло в голову завести себе такого помощника. Впрочем, доказательств эти предположения пока не имели, и осуждать кого-то голословно было бы неправильно и несправедливо, хотя… Девушка вгляделась во вновь прибывшего пристальнее и, сглотнув, чуть приоткрыла рот, стараясь в большей степени слиться со стеной. Она узнала его.

Тем временем, «помощник», не обращая ни на кого внимания, подошел к призвавшему его магу и, кивнув в знак приветствия, вопросительно приподнял брови.

– Итак, вы звали меня, мастер, – при последнем слове взгляд желтых глаз метнулся к Анхелю, привыкшему называть так Альберта, и улыбка незнакомца на миг стала насмешливой. Ворас, неприязненно скривившись, отвел взор, предпочитая созерцать пантеру у ног Ричарда, все такую же настороженную, напруженную, готовую в любое мгновение броситься в бой. Явившийся по зову мага человек определенно не был ему симпатичен.

– Верно, – Альберт, непринужденно положив ладонь на по-прежнему замершую по стойке «смирно» трость, мягко улыбнулся в ответ. Уважение, проявляемое к нему собеседником, было очевидно, хотя страха или раболепия в голосе его не наблюдалось, что давало возможность сделать вывод о, скорее, партнерских отношениях.

– Мне кажется, ты давно хотел встретиться с кое-кем… – маг сделал приглашающий жест рукой в сторону обитателей замка и глаза его загадочно блеснули, – Прошу же. Не стесняйся.

Незнакомец живо повернулся в указанную сторону, и предложенные ему для знакомства объекты несколько напряглись.

Винсент, не без оснований предполагающий продолжение поползновений в свой адрес, невольно отступил, не желая выказывать страха, но предпочитая находиться поближе к Эрику, чтобы иметь, если что, возможность защитить его, и Ричарду, рассчитывая получить в его лице поддержку.

Роман, стоящий с видом защитника немного впереди, с вызовом приподнял подбородок.

Владислав и Татьяна, и без того скрывающиеся за спинами своих друзей, отступили еще немного назад, ближе к дверям замка, – Влад, добровольно взявший на себя обязанность защищать девушку, немного оттеснил ее.

Неизвестный, привлеченный этим движением, с интересом воззрился в их сторону и, склонив голову, как художник, созерцающий свое творение, окинул внимательным взглядом стоящих немного поодаль людей.

Цепеш в нем интереса не вызвал, по его лицу взгляд желтых глаз скользнул абсолютно безучастно, но вот на девушке задержался подольше. Узнавая ее, вспоминая прежнюю встречу, он позволил себе несколько более широкую улыбку и опустил в приветственном кивке подбородок. Девушка, сглотнув, искренне попыталась взять себя в руки. Признаться честно, с того самого мига, как опознала во вновь прибывшем своего мимолетного знакомого, она лелеяла надежды, что сам он ее не узнает или, по крайней мере, не вспомнит, но… Теперь отступать было некуда.

– Месье Чесле́р… – сорвался с ее губ почти вздох. Собеседник, заулыбавшись теперь уже более искренно, чем вежливо, склонился в легком поклоне.

– Приятно быть узнанным. Рад новой встрече, мадемуазель Лероа… Или же теперь мне следует величать вас мадам де Нормонд? – глаза его чуть сузились, в них, казалось, сверкнула легкая насмешка, удачно скрытая стеклами очков, – Я наслышан о вашем браке с господином Эриком. От души поздравляю.

– Ага… – Татьяна, не зная, как нужно реагировать на поздравления со стороны такого человека, пару раз неуверенно кивнула, а затем, вспомнив высказанное в разное время, но вполне солидарное мнение Романа, Винсента и Анхеля, что в старинном платье ей для соответствия облику средневековой дамы не достает лишь манер, поспешила исправиться, – Благ… благодарю вас, месье Чеслер. Если это, конечно, ваше настоящее имя…

– Не совсем, – собеседник легко усмехнулся и, быстро подмигнув ей, скользнул взглядом дальше. Беседу с девушкой он завершил и теперь ему хотелось обнаружить более интересный объект для общения. Впрочем, Татьяна продолжать разговор с ним тоже не рвалась. Она вообще плохо представляла, как надлежит вести себя в подобной ситуации – сейчас, здесь, прямо перед ней, перед всеми ними стоял человек, по словам Альберта, ответственный за трагедию, происшедшую три сотни лет назад в стенах Нормонда, тот, кто приказал убить всех в этом замке и, вероятнее всего, и сам сыграл в этом не последнюю роль, и она невольно трепетала перед ним, боялась его, а он спокойно и приветливо улыбался.

Впрочем, улыбке его цвести оставалось недолго.

Роман человеку, именовавшему себя некогда Чеслером, тоже не показался особенно любопытным и тот, судя по всему, поняв это, ответил на осмотр презрительным взглядом, а Винсент несколько напрягся. После сентенций Альберта в его адрес, он все продолжал подозревать, что и «помощника»-то маг привел лишь с целью навредить ему, Винсу, и ввиду этих подозрений предпочитал быть наготове.

Однако, хранитель памяти в качестве кандидата на должность собеседника незнакомцем оказался также отвергнут. Взор его скользнул дальше, к единственному, на кого он еще не обратил внимания, к человеку, абсолютно уверенному в том, что уж кто-кто, а он-то точно не окажется интересен заявившемуся типу.

Улыбка последнего стала недоверчивой. Он пару раз моргнул, затем, будто не веря собственным глазам, приподнял очки и из-под них всмотрелся в откровенно не понимающего, в чем дело, оборотня.

– Рене… – он качнул головой, изумленный и радостный и, неуверенно улыбнувшись шире, прошептал, – Не может быть…

Сказать, что Ричард изумлен, значило бы не сказать ничего. Пораженный, потрясенный, растерянный, он ошарашено моргнул, затем неуверенно перевел взгляд на друзей, глядящих то на него, то на незнакомца с тем же поражением, не понимающих, что происходит и, моргнув еще раз, вновь воззрился на своего странного собеседника.

– Признаться, я беспокоился за тебя, – продолжал, между тем, последний, воодушевляясь с каждым словом все больше и больше, – Думал, что ты погиб тогда, но ты здесь! Живой, здоровый и ни капли не изменившийся! О, Рене, я так рад…

– Чему? – оборотень, более не в силах выносить эту болтовню, предпочел оборвать ее и, помотав головой, уточнил, – Чего?.. Я… Кто ты такой вообще?

– Я?? – изумление, отразившееся на лице его собеседника, казалось, превосходило даже собственное недоумение Ричарда, – Как это – кто я?.. Я Чеслав, почему ты… Рене… – он недоверчиво прищурился, внимательнее вглядываясь в оборотня, – Рене, ты что, не узнаешь меня?

Оборотень, не понимающий с каждым мигом все больше и, как следствие, ощущающий все возрастающее раздражение, нахмурился, пытаясь повторить непривычное для Франции имя.

– Че… кто? – он помрачнел, последним усилием воли удерживая себя в руках, – Я не знаю тебя, парень, вообще не понимаю…

– Дьявол… – упомянутый парень, не преминув перебить собеседника, растерянно поднял руку и, запустив пальцы в собственные волосы, покачал головой, – Знаешь, Рене, я всегда ценил твое чувство юмора, но сейчас шутка затянулась и если…

– Какая, к чертовой матери, шутка?! – терпение Ричарда лопнуло, как натянутая струна и звон ее, казалось отразился в его голосе, более похожем на яростное рычание, – Я не знаю тебя, вижу в первый раз в жизни! Какого лешего ты называешь меня этим именем?! Что происходит, кто ты такой?!!

Чеслав, будто оттолкнутый этой бурей негодования, сделал шаг назад и негромко, пораженно хохотнул, прижимая руку к груди.

– Ты злишься на меня? Злишься за то, за что злиться надлежит мне – ты не помнишь меня! Черт возьми, Рене, как ты мог забыть собственного брата?!

– Что… – Ричард, чей голос внезапно сел, ошарашенный прозвучавшими словами еще больше, чем прежде, почти лишенный сил злиться, непроизвольно отшатнулся. Взгляд его был прикован к созерцающему его с каким-то непонятным выражением собеседнику.

– Кто?.. – силясь понять, что происходит, пытаясь хоть как-то прийти в себе, оборотень неуверенно опустил взгляд на пантеру. Та, глядящая на него с невероятным беспокойством, мимолетно прижалась к ногам хозяина и, бросив взгляд на Чеслава, недружелюбно оскалилась в его сторону.

Ричард глубоко вздохнул и, видимо, подбодренный этой поддержкой, немного выпрямился, бросая на собеседника уже куда как более твердый и уверенный взгляд.

– Значит, так… – он зло сплюнул и, сделав резкий шаг вперед, вызывающе скрестил руки на груди, – Слушай меня внимательно и запоминай, парень, – я знать не знаю, кто ты и знать этого не хочу. Я не знаю, зачем тебя приволок сюда этот тип… – он кивнул в сторону Альберта, который, по-прежнему прислоняясь к железной двери и опираясь на тросточку, с мягкой улыбкой сценариста созерцал происходящее, – И понятия не имею, какой ерунды он тебе наговорил, но я в этом фарсе участия принимать не желаю! Запомни, один раз и на всю жизнь, запомни хорошенько – меня зовут Ричард. То, что тебе известно то имя, конечно, удивительно, но для тебя же было бы лучше забыть его. Ренард Бастиан Ламберт давно исчез, его нет больше, не существует, его место занял Ричард Бастар Лэрд! И если ты не в состоянии вдолбить это в свою чертову башку сам, я попрошу Дэйва все тебе объяснить, подробно и с пояснениями! Полагаю, он с радостью сделает это, не правда ли, Дэйв? – при последних словах по губам оборотня мимолетно скользнула легкая улыбка и он опустил взгляд на пантеру. Та, изъявляя полное согласие и готовность начать объяснения прямо сейчас, зарычала, немного припадая к земле, будто готовясь к прыжку.

Винсенту, лишенному сомнительного удовольствия привлечь интерес Чеслава к своей персоне, и наблюдающему происходящее со стороны, неожиданно послышались нотки облегчения в этом рычании. Ему, как существу весьма сведущему в интонациях и повадках хранителей памяти, стало ясно, что рыжий тип в очочках, несомненно, как-то связан со скрытыми от Ричарда воспоминаниями, что он – часть той памяти, которую тревожить было бы нежелательно.

Винсент едва заметно прищурился. Очень интересно, прямо-таки до чрезвычайности… Если этот человек мог принять участие в прошлом более, чем трехсотлетней давности, значит, к людям его отнести уж точно никак нельзя. Хотя вот это-то как раз было понятно еще во время его беседы с Татьяной – ведь виделась же она с ним на балу!

Чеслав, выслушавший гневную отповедь оппонента молча, стоявший, опустив голову, как провинившийся школьник, медленно поднял взгляд. Несколько секунд он созерцал умолкшего собеседника, и на лице его проступала все большая и большая обида, горечь, возможно, даже затаенная боль, словно бы Ричард и в самом деле поступал с ним жестоко.

И вдруг все изменилось. Он едва заметно повернул голову вбок и, чуть кивнув, усмехнулся, мимолетно, очень быстро, но вместе с тем зло и неприятно; глаза его стали жесткими и колючими.

Все дружелюбие, вся приветливость, казалось бы, соответствующая его облику, канула в небытие, наружу выступила ярость, жестокость и опасное, непримиримое упрямство.

Впечатление эта трансформация производила весьма неприятное.

Чеслав, будто бы и не подозревая об этом, а может быть, даже и получающий удовольствие, медленно, словно в раздумье, скользнул кончиками пальцев по поле своего пиджака и, внезапно заведя руку за спину, выдернул из-за пояса… пистолет.

Татьяна, вздрогнув, поспешила спрятаться за стоящего рядом Влада. До сих пор такого современного оружия в руках их врагов не наблюдалось, они вполне обходились магической силой, острыми зубами и когтями или, в особенно сложных случаях, мечами, но это, как сейчас вдруг осознала девушка, все время представлялось ей скорее атрибутом игры, нежели настоящей, реальной угрозой.

А вот сейчас, увидев в руке врага, нового и еще никому неизвестного, огнестрельное оружие, она вдруг поняла, что игра эта ведется всерьез. И убить их, всех и каждого, могут на самом деле, а совсем не понарошку.

Она сжалась, съежилась, испуганно выглядывая из-за плеча Цепеша, опасаясь смотреть, но все-таки не желая томиться в неведении, и, внезапно переведя взгляд на оборотня, которому и угрожал рыжий негодяй, с изумлением заметила, что тот ухмыляется.

Оружие, самой Татьяне представляющееся чрезвычайно опасным, на Ричарда впечатления явно не производило. Глядя на металлический ствол, он презрительно прищурился и, качнув головой, приоткрыл рот, явно намереваясь высказать все, что думает насчет этих смертных игрушек, как Чеслав внезапно, почти не целясь, выстрелил.

Ричард дернулся, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, пошатнулся, цепляясь рукой за воздух и, не устояв, упал, в последнюю секунду успев схватиться за пантеру. С губ его сорвалось болезненное шипение, быстро сменившееся яростным рычанием. С некоторым трудом, упираясь здоровой рукой в землю, он сел и немного прислонившись к пантере, абсолютно не возражающей против такого, взволнованной и испуганной, желающей помочь хозяину и как-то защитить его, неуверенно коснулся пробитого пулей плеча. Плечо разрывала, разъедала жгучая боль, металл, угодивший в него, как будто плавился внутри, и Ричард, недоверчиво растерев кровь между пальцами, тяжело дыша поднял на своего врага абсолютно растерянный, непонимающий взгляд.

Недоумение в нем вызывало все – и полученная столь неожиданно рана, и ненависть, сверкнувшая перед самым выстрелом во взгляде врага, да и сам этот враг, неизвестный, незнакомый ему, но за что-то его ненавидящий и желающий причинить ему боль.

Чеслав, не обращая на упавшего противника ни малейшего внимания, задумчиво и нежно скользнул пальцами по стволу пистолета.

– А хорошо, что я догадался зарядить его серебряными пулями, – даже голос его изменился, становясь более низким, более хриплым и от этого кажущийся более грозным, – Не правда ли… – остановив пальцы на середине ствола, он резко вскинул глаза на оборотня, взирая на него в упор, – Ричард?

Ричард вздрогнул. Он был смелым человеком, порою даже чересчур смелым, почти до безрассудства, но с таким противником жизнь его столкнула впервые. Кто он такой? Из какого небытия его вытащил Альберт? Почему, за что он так ненавидит его? И почему вся эта ситуация вызывает у него ощущение дежа-вю?..

– Ах, черт!.. – оборотень, немного согнувшись, сморщился, касаясь пальцами здоровой руки виска. Стоило ему подумать о смутном сходстве ситуации с чем-то из очень далекого прошлого, как в сознании как будто взорвалась ракета, заставляя голову просто запылать от боли. Силясь унять ее, Ричард пару раз моргнул и, слегка тряхнув головой, глубоко вздохнул. Как это странно… Неужели он стрелял не серебряными пулями, а чем-то еще, чем-то, способным причинить боль куда как большую? Ведь на его стороне Альберт, он вполне мог выдумать какую-нибудь новую дрянь, чтобы причинить вред своему бывшему слуге, так бессовестно оставившему его.

Пантера, к которой оборотень немного прислонялся, стремясь придать себе побольше устойчивости хотя бы даже и в сидячем положении, пошевелилась, и мужчина перевел взгляд на нее. Увидев, что Дэйв, склонив голову, беспокойно трет лапой морду, он нахмурился. Если эта тварь причинила хоть какой-то вред его лучшему другу…

Упершись рукой в землю, он попытался подняться. Спускать ненормальному, явившемуся сюда с пушкой, подобные выходки, Ричард не собирался. В конце концов, он должен отомстить, должен поквитаться с ним и за Дэйва, и за себя самого, да и за всех остальных тоже – ведь неизвестно, кто еще может стать жертвой этого психопата!

В голове вновь что-то вспыхнуло, и оборотень, едва успев приподняться, снова упал на землю. Глаза его застила странная, дрожащая пелена.

– Ты… ты ведь уже стрелял в меня? Раньше?.. – голос Ричарда прозвучал непривычно даже для него самого хрипло и болезненно, и он вновь попробовал приподняться.

Однако, завершить эту попытку ему не позволили. Не успел оборотень, найдя какую-то более или менее удобную точку опоры, собрать силы, для того, чтобы рывком вскочить на ноги, как на плечо ему легла чья-то знакомая худощавая рука и легким движением вернула его на место.

– Сиди, – спокойно велел извечно насмешливый голос, и Ричард, подняв взгляд на неожиданного помощника, чуть усмехнулся. Ну, что же, может быть, так даже и лучше… Хорошо иметь друзей.

Роман Натан де Нормонд, вежливо улыбнувшись, легко и уверенно шагнул вперед. Взор его сейчас был не менее жесток и холоден, чем взгляд противника.

– Скажи, пожалуйста… – голос молодого человека зазвучал ласково, так ласково, что Татьяне, прячущейся за спиной Влада, стало жутковато, – Мой младший братик не рассказывал тебе, что мы не любим, когда обижают наших домашних зверюшек? – он вздохнул и, сузив глаза, прибавил, – А если кто-то все-таки это делает, то мы сами обижаем их и куда как сильнее, чем они могут себе представить.

Чеслав, некоторое время безмолвно созерцающий пораженного неприятеля, медленно перевел взгляд на обратившегося к нему юношу и, оглядев его с ног до головы, равнодушно отвернулся.

– Ты ребенок, – говорил он безучастно, абсолютно равнодушно, просто ставя потенциального противника в известность, – Ты мне не интересен.

– Не интересен также, как не был интересен Влад Людовику, пока тот не узнал о его бессмертии? – живо отозвался Роман, очаровательно улыбнувшись. Глаза его, впрочем, оставались все такими же холодными, как и прежде, чувствовалось, что, не взирая на готовность шутить, спускать жестокого обращения с друзьями виконт не намерен.

– Слушай, как тебя, Чес? – он определенно собирался как-то продолжить эту фразу, возможно, даже сострить, однако же, не успел. Взгляд желтых глаз вновь вернулся к нему, и молодой мужчина приподнял подбородок.

– Чеслав, – холодно уведомил он, – И не смей более называть меня так. Лишь одному на всем свете дано это право, даже он… – здесь последовал короткий кивок в сторону Ричарда, – Утратил его, когда в первый раз пытался убить меня.

– Чт… – оборотень, попытавшийся, было, податься вперед, вновь схватился за голову. Пантера, беспокоясь за него все сильнее, осторожно провела хвостом по лбу хозяина, чего тот даже не заметил.

Внимание на это обратил кое-кто другой.

Винсент, сам наблюдающий за Ричардом со все возрастающим беспокойством, наконец, не выдержал. Будучи старше, полагая себя намного опытнее Дэйва, хранитель памяти неожиданно опустился рядом с оборотнем на одно колено и, обхватив его голову обеими руками, заставил того взглянуть себе в глаза.

– Ричард… не думай об этом, – мужчина мимолетно улыбнулся, – Не пытайся понять, о чем он говорит, хорошо? Это просто чушь, разные глупости… Он говорит это специально, чтобы задеть тебя. Не пытайся вспомнить…

– Почему именно ты говоришь мне это? – Лэрд, недоверчиво взирая на хранителя памяти, рывком высвободил голову из его теплых рук. Взгляд его исполнился подозрения.

– Винсент… что происходит?.. – он неуверенно поднял руку, касаясь кончиками пальцев своего виска и неуверенно вновь перевел взгляд на Чеслава, – Он говорит… но я не знаю, я не помню его! – последние слова он практически выкрикнул, и крик этот подстегнул к действиям Романа.

Бросив быстрый взволнованный взгляд через плечо, юноша внезапно метнулся вперед и, не давая противнику опомниться, стиснул его горло, даже немного приподняв над землей. Пистолет выпал из руки рыжего, с глухим металлическим стуком приземляясь на траву.

– Что ты сделал с ним? – Роман, не так часто испытывающий ярость, сейчас был воистину страшен. Он гневно тряхнул равнодушно глядящего на него Чеслава, и, не понимая, почему действия его не находят в том отклика, попытался сжать руку на его горле сильнее.

Чеслав в ответ на эти старания кривовато улыбнулся.

– Я могу убить тебя взмахом ресниц, молодой виконт, – тихо, едва слышно, так, чтобы слова эти воспринял только его противник, прошептал он и, умолкнув, закрыл глаза. Казалось, он собирается исполнить свою угрозу, чудилось, что взмах ресниц рыжего станет последним, что увидит в своей жизни виконт де Нормонд… Но этого не произошло.

Роман, не успевший придумать достойных слов для ответа, изумленно выдохнул. Тяжесть, удерживаемая им в вытянутой руке, неожиданно увеличилась, словно испытывая силу юноши и, не успел тот опомниться, как обнаружил, что держит за горло огромного рыжего волка.

Вокруг оранжево-желтых глаз зверя виднелись несколько более светлые круги, словно след от очков, однако, габариты его в несколько раз превосходили размеры его же человеческой ипостаси. И поэтому, если человек, не в состоянии совладать с силой виконта, был немного приподнят над землей, висел над нею, хотя и не испытывал при этом дискомфорта, то волк спокойно стоял задними лапами на твердой поверхности, хотя и не прекращал немного наваливаться на держащего его парня, явно позволяя тому прочувствовать сполна всю свою тяжесть.

Роман, от неожиданности слегка опешивший, растерявшийся, не предполагавший, что за глотку держит оборотня, а не человека, машинально немного ослабил хватку, однако, моментально придя в себя, вновь стиснул пальцы на горле противника, насмешливо улыбнувшись.

– Думаешь, что, прикинувшись собачкой, вызовешь у меня жалость? – очень вежливо осведомился он и, слегка встряхнув здоровенную тушу, отрицательно качнул головой, – Нет уж, нет… Я, конечно, люблю зверюшек, но, боюсь, не до такой степени, чтобы позволять чужой живности обижать нашу. И если из дяди плохой дрессировщик, то мне придется взвалить тяжкую обязанность по твоему воспитанию на себя… Даже несмотря на то, что я маленький и хрупкий, а ты большой и лохматый.

– Может, его причесать? – Людовик, по сию пору наблюдавший за вершащимися событиями в довольно искреннем обалдении, не бывший в состоянии даже найти слов, чтобы съязвить, наконец, нашелся. По губам его расплылась вполне довольная улыбка – к издевательствам над зверюшками молодой изувер относился достаточно положительно, особенно при учете того, что и сам не был новичком в этом спорте. Сочувствия же в его душе Чеслав определенно не вызывал.

– Расчесочку подкинуть? – продолжал юный маг, с ухмылкой созерцая равнодушно висящего в руке его брата оборотня, – Или лучше сразу наголо его подстричь?

– Да ты шутишь! – возмутился в ответ Роман, – На мои хрупкие, хотя и широкие плечи свалить еще расческу или ножницы? Да я же надорвусь! Бессовестный мальчишка, ну никакой жалости к старшим!

– А я-то думал, что у интантеров силы много… – разочаровано протянул Луи и, покачав головой, вздохнул, – А тут оказывается, и слаб он, и стар… Может, ты еще пенсию себе потребуешь? Будешь сидеть в креслице, поставив ноги на коврик, если, конечно, сделаешь его из этой тряпочки, – взгляд зеленых глаз красноречиво уперся в оборотня.

Виконт, вновь обратив внимание на болтающегося у него в руке волка, восторженно улыбнулся.

– Какая замечательная мысль! Ведь ты же не будешь возражать против этого, тряпочка? – вопрос он сопроводил новым энергичным движением, встряхивая оборотня.

Тот в ответ лениво щелкнул зубами.

Роман ухмыльнулся и, собираясь хорошенько пройтись насчет зубастых ковриков и внезапно оживших тряпочек, приоткрыл рот, но сказать ничего не успел. Волк, внезапно подобравшись, поджав под себя задние лапы, на несколько коротких мгновений повис всем весом на руке молодого интантера, а затем неожиданно сильно толкнул его всеми четырьмя лапами в грудь.

Юноша, не ожидавший такого вероломства, даже не предполагающий его, отлетел на несколько шагов назад и, запнувшись обо что-то, приземлился рядом с Ричардом.

– Зараза… – он прижал руку к груди, отозвавшейся на действия оборотня неприятной, тянущей болью и, рвано выдохнув, неприязненно воззрился на противника. По сию пору таких врагов встречать ему не доводилось и, взяв неприятеля за горло, виконт считал битву уже оконченной. Теперь же и он начал медленно осознавать, что шутки кончились, что Альберт призвал действительно надежного помощника, и что пережитое им в прошлом году поражение в бою с дядей было не более, чем детской игрой.

– Добро пожаловать, – мрачновато произнес Ричард, успевший немного подвинуться, дабы не быть придавленным виконтом. Тот в ответ лишь махнул рукой, не прекращая с напряженным вниманием следить за действиями рыжего оборотня. Винсент, разочаровавшийся в собственных способностях, и так и не сумевший успокоить насильно вытаскиваемую на поверхность память друга, вздохнув, предпочел вновь встать, дабы при случае быть готовым к бою.

Между тем, Чеслав не терял времени. Избавившись от хватки на горле, он, все еще пребывая в ипостаси волка, ловко перекатился через себя, в процессе этого обретая вновь человеческий облик и, схватив с земли выпавший из рук пистолет, так же, как и прежде, не целясь, выстрелил в Романа.

Фокус, однако, не удался. Роман, мгновенно сориентировавшийся, толкнул в плечо сидящего с ним рядом Ричарда, заставляя того упасть на землю и тем самым выводя из зоны поражения, а другой рукой, чуть выставив ее вперед, легко, без видимых усилий, перехватил пулю, летящую в него.

Чеслав, видимо, предполагавший другой исход событий, раздраженно сплюнул и, коль скоро стрелял с колена, поднялся на ноги, награждая неудавшуюся жертву злым взглядом. Жертва, в свой черед, тоже не преминула подняться с земли и, подкинув на ладони пулю, с интересом осмотрела ее.

– Хороша штучка, – Роман ухмыльнулся, медленно переводя взгляд на Людовика, – Очень подходит, чтобы разбираться с оборотнями, а?

Луи фыркнул и развел руки в стороны.

– За оборотня меня держишь? Вон, у этого спрашивай, – он чуть кивнул в сторону Чеслава, который, бросив на него быстрый взгляд, определенно отметил этот жест и запомнил его.

– Да нет, хочу с тебя пример взять, – пожал плечами виконт, – Жаль, камешка нету, но придется обойтись, чем есть… – он еще раз подкинул пулю на ладони и легко, без замаха, швырнул ее в своего врага.

Чеслав дернулся, пытаясь уйти с линии атаки, уклониться от собственной пули, отправленной по обратному адресу со скоростью, вполне достойной выстрела, но не успел. С губ его сорвалось болезненное шипение, похожее на то, что издавал не так давно Ричард, и оборотень, слегка согнувшись, схватился за правую руку чуть выше локтя, едва снова не роняя оружие.

– Что б тебя!.. – вырвалось у него яростное рычание, взгляд, направленный на врага, исполнился злобы, однако, почти сразу же изменился. В желтых глазах сверкнула насмешка, и Чеслав, кривовато ухмыльнувшись, перехватил пистолет в левую руку, легко прокручивая его на указательном пальце.

– Ты бы мог стать хорошим стрелком, юный де Нормонд, – задумчиво вымолвил он и, быстро куснув себя за губу, пытаясь скрыть улыбку, покачал головой, – Вот только хороший стрелок способен держать оружие в обеих руках.

– А «хорошим стрелком» ты, как я понимаю, полагаешь себя? – заинтересованно осведомился Роман, скрещивая руки на груди, – Ну, что ж, блажен, кто верует…

Ответит Чеслав не успел. Людовик, с искренним интересом пронаблюдавший все это небольшое представление, в котором он, судя по всему, находился всецело на стороне брата, неожиданно поднял руку, как школьник, желающий задать вопрос.

– А что вообще за тема с тем, что ты – родственник Рикки? – он опустил руку и, потерев некогда разбитый Ричардом нос, пожал плечами, – Вот честное слово, впервые слышу, что у нашей шавки есть какой-то невразумительный брат. Ты на себя хоть в зеркало-то смотрел, Чес? Вы же даже близко не похожи, какое уж тут родство!

– Не называй меня так! – сквозь зубы проговорил Чеслав, бросая на нового собеседника откровенно яростный взгляд. Татьяна, невольно вспомнившая Ричарда, так не любящего, когда сокращают его имя, поежилась. Кажется, вот и оно – сходство, об отсутствии которого говорил Луи…

– И его, – продолжал, между тем, оборотень, – Родственники не всегда похожи внешне, мальчик, чему доказательством служит твоя собственная семья.

– А с моей семьей как раз-таки все ясно, – молодой маг ухмыльнулся, невинно пожимая плечами, – А вот про родню Ри… чарда мне пока не приходилось даже слышать.

Лэрд, удивленно оценивший звучание своего полного имени из уст того, кто, казалось, чисто принципиально не желал его произносить, даже немного приободрился.

– Ты удивишься, но мне вот как-то тоже, – сумрачно отозвался он и, вновь немного опершись здоровым плечом на замершую рядом пантеру, поморщился, – От одной мысли, что у меня вот такой братец сразу голова болеть начинает… – глянув на Дэйва, который при последних словах обеспокоенно повернулся к нему, мужчина слабо усмехнулся и, пытаясь вновь расставить все точки над i, немного возвысил голос, – Слышь, ты, как тебя там… Вот моя семья, видишь? – он слегка потрепал пантеру по загривку и, кивнув назад, на обитателей замка, к которым, конечно, относил и Романа, сейчас отделившегося от их толпы, продолжил, – И вот. Для тебя в этой идиллической картине места не предусмотрено, так что, сделай милость, отвали от меня и ото всех нас.

Чеслав, кажется, временно даже забывший о своем первом противнике, ныне пораженном и выведенном из строя, медленно перевел взгляд на него. На лице его отразилось величайшее внимание, оборотень словно пытался не упустить ни одного слова, не пропустить ни единой мимолетной интонации в голосе собеседника.

Ричард умолк, и его оппонент, вероятно, решив, что настала его очередь, с усмешкой поднял руку, неожиданно снимая очки и убирая их в нагрудный карман. Лицо его, лишенное этого атрибута плохого зрения, неуловимо изменилось, стало выглядеть гораздо моложе, и теперь уже не казалось лицом взрослого мужчины. Это был парень, молодой человек, конечно, постарше Луи или Романа, но, судя по всему, моложе самого Ричарда.

– Ричард… – медленно, словно пробуя имя на вкус, промолвил он и, скривившись, слегка покачал головой, – До чего же отвратительное имя ты себе выбрал. Я буду называть тебя по-прежнему, Рене. Скажи мне… – он неожиданно поднял пистолет и, прислонив его ствол к собственной щеке, демонстративно взвел курок, – Нужен ли ты «семье», о которой так громко говоришь? У каждого из них и без тебя много родных, ты лишь помеха… Ах, Ренард-Ренард, а ведь мне доводилось уже говорить тебе, и даже не единожды, что кровь гораздо гуще воды, но ты почему-то отказываешься верить моим словам. С ними тебя связывает лишь то, что здесь, – парень, ни капли не опасаясь собственных действий, указал дулом себе в висок, – И только. Общей крови тут нет, – он поморщился и, устало вздохнув, неожиданно махнул пистолетом в сторону собеседника, словно бы внезапно посчитав его недостойным этих речей, – Да что с тобой разговаривать… Твой дружок, хранитель памяти, помог тебе выкинуть из жизни не только меня, но и себя самого, забыть свои корни, забыть обо всем, что было некогда, что связывало тебя с твоей настоящей семьей! Интересно… – он медленно вытянул руку с пистолетом и, немного повернув его, указал дулом точно на голову Дэйва, – Если я убью его, это вернет тебя к реальности?

Его собеседник, явно не понимая ни слова из последних заявлений противника, недоуменно нахмурился.

– Ты опять несешь какую-то… – начал, было, он, но не сумев договорить, вскрикнул, хватаясь за лоб. Голову разрывало болью, на какое-то мгновение оборотню показалось, что это рыжий мерзавец успел выстрелить в него, попав прямо в череп… И от этой мысли становилось еще больнее.

Чеслав, сузив глаза, чуть ухмыльнулся и, недолго думая, спустил курок. Выстрел прозвучал, как отдаленный раскат грома, как похоронный колокол над разверстой могилой хранителя памяти, и Дэйв, замерев, немного выпрямился. Он не собирался двигаться с места, не мог подставить хозяина под атаку, намеревался сам защищать его до последнего вздоха, но у Ричарда на сей счет оказалось иное мнение. Не раздумывая, он шатнулся вперед, падая возле пантеры на колени и закрывая ее собой.

В этот раз пуля вошла ему под правую лопатку, и мужчина не сдержал вскрика. Ощущая, как проникает, как разъедает его изнутри жгучий метал, он медленно повернулся и последним усилием прижался к пантере, надеясь еще заслонить ее от возможных атак. Дэйв, глядя расширившимися от ужаса глазами, как хозяин, пачкая черную шерсть кровью и теряя сознание, медленно сползает по его боку на землю, почти застонал, а после, с яростным рычанием, совершенно обезумев от гнева, рванулся вперед, определенно желая разорвать горло спокойно наблюдающему за ним мерзавцу, однако, исполнить задуманное не успел. Винсент, преградив ему дорогу, буквально вцепился в загривок дикой кошки, совершенно не опасаясь ни ее когтей, ни клыков.

– Стой, дурак! – зарычал он, едва удерживая рвущуюся в бой пантеру, – Ему только того и надо, он убьет тебя! Да стой же ты, упрямец чертов!

На пальце его, поймав и отразив солнечный свет, ярко сверкнуло кольцо с опалом. Чеслав, с интересом прищурившись, прижал пальцы к губам и неожиданно широко,как-то очень заинтригованно улыбнулся.

– Так вот, как в нем должно засиять солнце… – негромко вымолвил он, и хранитель памяти, отчаянно борющийся с пантерой, замер, недоверчиво взирая на него. Оборотень быстро провел языком по нижней губе и, пытаясь сдержать улыбку, вежливо приподнял брови.

– Итак, ты нашел его… Винсент, – имя собеседника в его устах прозвучало с какой-то особенной, очень странной интонацией. Анхель, кажущийся совершенно безучастным к происходящему, довольный ролью наблюдателя, но не участника, едва заметно прищурился и чуть-чуть выпрямился. Со стороны прочих участников событий это осталось незамеченным.

– Ты нашел и надел его, – продолжал, казалось, размышлять вслух Чеслав, – И что же, как ощущения?

– О чем ты говоришь? – Винсент, теряющий нить повествования, наверное, также, как и Ричард только что, нахмурился, – Откуда тебе вообще известно, что мы нашли этот перстень?

– За вами следили, – последовал безмятежный ответ, и взгляд желтых глаз скользнул куда-то наверх и немного вбок, туда, где высилась одна из башенок Нормонда. Хранитель памяти машинально глянул туда и на секунду замер. На крыше, на самом ее краю, восседал огромный черный ворон, слишком знакомый, чтобы не быть тотчас же узнанным.

– Так и знал, что птичка не спроста… – пробормотал он и, упрямо мотнув головой, сжал освободившуюся, ввиду успокоения пантеры, руку в кулак, – Ну, так и что? Даже если я решил надеть эту безделушку, тебе-то что за дело до этого?

Чеслав неожиданно резким движением поднял подбородок и, прищурившись, свысока взглянул на собеседника. Губы его растянула насмешливая, удивленная улыбка.

– Так ты не знаешь… – он закусил губу и слегка покачал головой, – Как интересно. Выходит, провалами в памяти здесь страдает не один, а сразу двое! – он негромко рассмеялся, весело сверкнув глазами, – Хранитель памяти, лишенный памяти – пожалуй, это самое удивительное зрелище, что я видел в жизни, а видел я немало, можешь мне поверить! Прошу, ответь мне… – он провел указательным пальцем по нижней губе и заинтересованно склонил голову набок, – Где он был? Этот перстень? Видишь ли, Курк известил меня о вашем визите в домик старого мага, но подробностей он, увы, не видел.

Винсент, хмурый и мрачный, как небо в пасмурный день, на краткое мгновение сжал губы. Несколько секунд он явственно колебался, не зная, отвечать ли на заданный вопрос или же гордо проигнорировать его, однако, в конечном итоге, решил, что ничего особенно важного сообщить он бы не сумел в любом случае, просто по причине своего незнания.

– В камине, – он слегка пожал плечами, всем видом демонстрируя, что не придает этому ни малейшего значения, – Никогда бы не подумал, что такого, как ты, интересуют украшения.

– О, меня они интересуют ничуть не меньше, чем мастера! – Чеслав, воодушевленный и какой-то странно радостный, немного взбудораженный, весело тряхнул огненно-рыжей шевелюрой, – Значит, в камине… Что же, это многое объясняет. Хотя бы то, почему его не смог обнаружить я… – он моргнул и, вероятно, не желая раскрывать все карты сразу, оглянулся по сторонам, медленно поднимая пистолет, – Так… На чем мы остановились?

– Он слишком ценен, – голос, раздавшийся несколько сбоку, заставил оборотня, отвлекшись от своих мыслей, да и действий, удивленно покоситься на говорящего. Альберт, поймав его взгляд, спокойно улыбнулся.

– Пощади его… Че́слав.

Молодой человек медленно повернул голову в сторону мага и, немного склонив ее набок, быстро улыбнулся. Глаза его странно блеснули – Чеславу то ли нравилось, что ударение в его имени поставили на другое место, то ли нет.

– Хорошо, – негромко отозвался он и, вновь глянув на хранителя памяти, пожал плечами, – В его смерти резона для меня нет, – он пытливо вгляделся в противника, и улыбка его стала довольной, – И раз уж ты слишком ценен для мастера…

Татьяна, наблюдающая все происходящее с величайшим напряжением и, вместе с тем – с невольным интересом, возрастающим, казалось, все больше от слова к слову нового знакомого, растерянно покрутила головой.

– Но почему «Че́слав» … – пробормотала она, очень тихо, как ей показалось, однако же, для оборотня, обладающий воистину волчьим слухом, весьма различимо. Живо обратив внимание на новую собеседницу, он вежливо склонил голову.

– Потому, что это мое имя, мадемуазель. Че́слав Вилкас, к вашим услугам. Однако же, предпочитаю, чтобы меня называли Чесла́в, – в улыбке, цветущей на его губах, явственно отразилась насмешка, – К французской речи я с тех пор уже привык…

Девушка вздрогнула, непроизвольно сглатывая. Воспоминания о том вечере, о той страшной ночи, что она была вынуждена пережить, вернувшись в прошлое при помощи браслета, память о мимолетном знакомстве с человеком, тогда представившейся ей вымышленным именем, нахлынула на нее, заставляя снова ощутить трепет.

– Вы… – голос ее дрогнул, однако же, она попыталась скрыть это, – Вы тогда сказали… «Скоро все закончится». Вы… имели в виду не бал, да?

Чеслав удивленно хлопнул глазами. На лице его явственно отобразилась попытка вспомнить собственные слова, произнесенные три сотни лет назад.

– Я так сказал?.. – озадаченно переспросил он и, предпочитая не заострять внимания на этом вопросе, равнодушно пожал плечами, – Ну, что ж, вполне возможно. Не нахожу, увы, это чрезвычайно важным… Но сколько здесь разговоров! – он приподнял, было, раненую руку, дабы коснуться пальцами лба, однако, смог лишь чуть скользнуть ими по собственной щеке. Рана все-таки мешала ему полноценно двигаться.

– Вместо действий вы, я вижу, предпочитаете речи, – продолжал, между тем, оборотень, – И это при том, что господин граф по сию пору молчит, хотя и действий никаких не предпринимает… – он чуть ухмыльнулся. Намек на прозвучавшие некогда слова Анхеля, утверждавшего, что Эрик предпочитает пустую болтовню делу, был слишком очевиден, чтобы его могли не узнать все присутствующие, включая и самого вораса. Последний едва заметно дернул уголком губ, устремляя все внимание на молодого графа. Видимо, слова Чеслава с одной стороны не слишком нравились ему, коль скоро отражали его собственные, почти повторяя их, но с другой, именно поэтому перекликались с его собственным мнением, заставляя ждать реакции от блондина, ждать с большим интересом.

– Каких действий ты ждешь от меня? – Эрик, сделав небольшой шаг вперед, оставаясь позади Винсента, однако же, вставая перед Татьяной и Владиславом, развел руки в стороны, – У меня нет оружия, чтобы противостоять тебе, и я слаб. Я лишен сил. Мы втроем, – он кивнул в сторону молодых людей за своей спиной, – Находимся под защитой стен замка, а единственный, против кого я бы мог выступить… – здесь его взгляд уперся в Альберта, – Предпочитает пока не вступать в бой.

– Господину графу дали возможность проявить свое красноречие, – Анхель, не удержавшийся от язвительного замечания, ухмыльнулся и со вздохом покачал головой, – Как благородно…

– Я люблю быть благородным, – незамедлительно отозвался Чеслав, даже не обернувшись к нему и, скользнув взглядом по личностям, под защитою стен замка не находящимся, задумчиво коснулся стволом пистолета собственных губ, похоже, выбирая, кто из них достоин стать его жертвой.

– Вы правы, господин Эрик, правы… – рассеянно вымолвил он, останавливая взор на пантере. Винсент, заметив это, поторопился встать перед ней, расправляя плечи. Давать друзей в обиду он не собирался.

– Убить вас было бы слишком просто, и чересчур скучно – вы безоружны, вы глупы, и вы даже не пытаетесь сопротивляться… Пожалуй, я уделю внимание более интересным противникам. Винсент… – взгляд желтых глаз метнулся к лицу хранителя памяти, – Отойди.

– С чего бы это вдруг? – Винсент, умеющий, когда надо, не уступать в дерзости речей ни Роману, ни Людовику, ни, уж тем более, какому-то рыжему оборотню, ухмыльнулся и, как будто бы в раздумье, поднял глаза к небу, – Ах… да-да. Твой хозяин велел тебе не драться со мною, жаль-жаль…

Лицо Чеслава мгновенно изменилось. Из-под маски вежливости, мягкости и почти что приветливости, снова показалось на свет жестокое и непримиримо-яростное существо. Последние слова собеседника определенно задели волчью гордость – никаких хозяев он не признавал, и мастера таковым отнюдь не считал.

– Но, надеюсь искренне, ты не думаешь, что это помешает мне переломать все твои кости и ткнуть тебя носом в грязь, рыжая сволочь? – Винсент опустил взгляд и чуть сузил глаза. Принимать облик льва он сейчас не собирался, хотя и был уверен, что, пребывая в звериной ипостаси, запросто справится с волком – доказательства тому в прошлом его имелись, однако же, не сомневался и в том, что и будучи человеком легко выполнит свою угрозу.

– Отличное направление мыслей, Винс! – Роман, некоторое время хранивший молчание, воодушевленный заявлением хранителя памяти, широко улыбнулся, делая шаг ближе к Чеславу, – Нет, безусловно, с джентльменской точки зрения я бы должен был вытурить тебя куда-нибудь в замок, велев захватить еще и моего братика с его верной супругой, нашего раненного и даже, быть может, его кошечку… Но, так и быть, лучше я помогу тебе исполнить твое обещание. А то будет как-то неприлично, если ты вдруг его нарушишь, не правда ли?

Ответить Винсент не успел. За спиной Романа раздалось негромкое покашливание, и юноша, быстро обернувшись, едва успел уклониться от летящего точно ему в челюсть крепкого кулака.

Людовик, нимало не разочарованный своим промахом, очаровательно улыбнулся и развел руки в стороны.

– Прости, братик. Но дядя не очень хочет, чтобы ты обижал его нового песика, поэтому он очень просил меня обидеть тебя.

– Противником больше, противником меньше… – Чеслав вздохнул и, покрутив на пальце пистолет, пожал плечами, – Как быстро меняется дислокация. Скажите, мастер, а как мне вести себя, если вот этот… – он окинул хранителя памяти многозначительным взглядом и вежливо кашлянул, – Человек будет пытаться переломать мне ребра?

Альберт в ответ мягко улыбнулся, приподнимая руку в изящном жесте.

– У него не будет на это времени, – тонкий палец мага прочертил в воздухе линию от вораса к хранителю памяти, и глаза его загадочно блеснули, – Анхель займется им. Твоим же противником будет, полагаю, кто-то другой…

Чеслав, в последний миг заметив рядом с собою пантеру, быстро отпрянул. Острые клыки большого хищника с громким клацающим звуком сомкнулись там, где мгновение назад была его правая рука.

– Ловкая тварь… – ухмыльнувшись, прошептал он и, сжав и разжав пальцы простреленной руки, немного ссутулился, будто бы сам готовясь атаковать, – Что же… Посмотрим.

Эрик, все это время и в самом деле не принимавший в сражении никакого участия, даже не блиставший так обрадовавшим вораса красноречием, заметив, как уверенно Альберт распределил пары неприятелей, понял, что настал его черед.

– Надо полагать, мне в противники ты определяешь себя, – задумчиво произнес он и, слегка качнув головой, расправил плечи, – Что же, я готов, дядя. Мне кажется, в прошлый раз мы не завершили… наш «танец».

Альберт, судя по всему, вообще на некоторое время забывший, что племянника у него три, а не два, медленно перевел взгляд на молодого графа и, скупо улыбнувшись, мягко провел подбородком косую линию, одновременно склоняя голову набок и пытаясь мотнуть ей.

– Нет, – ответ его прозвучал коротко, хотя и уверенно, и маг, ощутив острую необходимость предоставить пояснения, с легким вздохом продолжил, – Увы, сегодня нам с тобою, дорогой племянник, означена лишь роль сторонних наблюдателей, зрителей – так можно сказать. И я бы просил тебя не пытаться вмешиваться в ход представления.

– Однако, если ты попытаешься мне помешать, схватки не избежать, – Эрик, позволив себе легкую, полу-удивленную усмешку, повернул голову немного вбок, – Ты же догадываешься, что я не намерен позволить тебе удержать меня?

Ответом ему послужил негромкий, бархатистый смех. Альберт, глядя на племянника откровенно насмешливо, казалось бы, забавляющийся его словами, как и его поведением, вежливо приподнял брови.

– Так ты не заметил? – он кашлянул, подавляя новый смешок и, приняв на себя вид умудренного жизнью старца, мягко продолжил, – Я очень дальновидный человек, Эрик. И догадаться о том, что ты, или Татьяна, или, может быть, даже Владислав пожелаете оказать помощь своим друзьям, было совершенно нетрудно, посему я решил предупредить это… Но раз уж для тебя это тайна, что ж, – он поднял руку и, положив ее себе на плечо, легко махнул двумя пальцами вверх.

Эрик ошарашенно отпрянул. Вокруг них троих, вокруг тех, кто находился, как выразился сам граф, под защитой стен замка, из ниоткуда взялась большая клетка с толстыми прутьями. Пространство между ними, казалось бы, вполне позволяло проскользнуть наружу худощавому человеку, к каковым молодой человек имел право относить себя, однако, когда он приблизился к такому проходу и попытался просунуть между прутьями руку, пальцы его наткнулись на невидимую, незримую, но вполне осязаемую преграду.

– Мы… – потрясенно начал, было, он, однако, дядя его опередил.

– …в клетке? – продолжил он, не скрывая улыбки несколько самодовольной, вполне удовлетворенной результатом собственных действий и, отвечая на собственные слова, кивнул, – Да, Эрик, да, мой милый, храбрый племянник. Я не хочу, чтобы кто-то из вас троих мешался под ногами у моих друзей.

Эрик, всегда такой выдержанный, спокойный, по сию пору сохранивший в своем характере остатки того хладнокровия, что владело им на протяжении трех сотен лет, раздраженно ударил по невидимой преграде кулаком. Затем подумал с секунду и, дополняя первый удар, стукнул еще и ногой. Преграда осталась к действиям молодого графа абсолютно равнодушной, а Владислав, глядя на это, невесело хмыкнул.

– Можешь даже не пытаться. Я уже как-то побывал в такой клетке – тут можно хоть отбить руки и ноги, а все равно остаться взаперти. Физической силе она не поддается… Скажи спасибо, что нас, во всяком случае, слышно.

– Спасибо, – сумрачно бросил в ответ граф и, тяжело вздохнув, предпочел уделить внимание происходящему снаружи.

Татьяна, осторожно покинувшая, как ей казалось, безопасное пространство за спиною Влада, подошла к мужу и, мягко взяв его за руку, улыбнулась смущенно и словно бы виновато.

– Зато мы не пострадаем…

Громкий и резкий звук выстрела отвлек ее внимание и заставил испуганно напрячься. Стрелять мог только Чеслав – ни у кого другого просто не было в руках оружия, а учитывая, что на него нападала пантера, а мимо цели оборотень пока еще не попадал, опасение за Дэйва, затопившее душу девушки, было вполне обосновано.

Однако, вопреки ожиданиям услышать визг раненой пантеры, слуха ее неожиданно коснулся удивленный болезненный вскрик.

Дэйв, как оказалось, тоже был не так-то прост. Гибкой черной тенью ускользнув от пули, он метнулся к противнику и, не дожидаясь следующего выстрела, сомкнул страшные зубы на его запястье.

Оборотень, по всему видно, даже не предполагавший возможности такого варианта развития событий, не сдержал вскрика.

– И вправду ловкая… – прошипел он и, тряхнув рукой, попытался сбросить с нее пантеру, как обычную кошку. Он был силен, много сильнее обычного человека, да и боли от укуса испытал явно меньше, чем испытал бы простой смертный, однако же, Дэйв, готовясь к атаке, успел продумать все до мелочей. Выпустив, почти выплюнув руку парня, пантера метнулась вперед и, сбив врага с ног, практически вытянулась в струну, дабы дотянуться до его горла и разорвать его… но встретила лишь густую шерсть.

Под нею, немного придавленный весом дикой кошки, уже раздраженно рычал большой рыжий волк, в этой ипостаси, похоже, не умеющий скрывать свои эмоции. Сбросив с себя неприятеля, он мгновенно вскочил на лапы и изготовился к броску.

Между тем, Винсент, в противники коему был означен Анхель, с очевидно недовольным видом созерцал последнего. С ворасом ему хватило общения еще в прошлый раз, когда он был вынужден, пребывая в облике льва, глупо вертеться и подпрыгивать, силясь поймать паука, и сейчас связываться с ним хранителю памяти не хотелось совершенно, однако, выбора, судя по всему, ему не предоставляли. Альбинос определенно вознамерился выполнить повеление мага и, скорее всего, не позволит ему ускользнуть. Что же, есть слабая надежда, что в человеческом облике паука поймать будет немного проще…

Винсент вздохнул и твердо взглянул на противника. Тот, дожидавшийся с самым, что ни на есть, вежливым, немного снисходительным видом окончания размышлений мужчины, тонко улыбнулся и мягко шагнул вперед. Выглядел Анхель сейчас и в самом деле истым дворянином. Высокий, стройный, облаченный в пальто с застегнутым наглухо воротником, со светлыми волосами, бледный, он абсолютно не казался хоть сколь-нибудь серьезным противником, однако же, взгляд выдавал в нем убийцу. Быстро обежав глазами фигуру хранителя памяти, альбинос склонил голову набок, и улыбка его стала неприятной.

– Кажется, в прошлый раз мы с вами не закончили наш разговор, месье… де ля Бош? – в бледно-зеленых глаза сверкнула и тотчас же погасла странная, очень опасная искра, жестокая ненависть, казалось бы, решительно не обоснованная в данный момент.

– Не закончили, – Винсент, совершенно не испытывающий сейчас желания разбираться в чувствах вораса, даже обращенных к нему, легко кивнул и, усмехаясь, продолжил, – Если мне не изменяет память, вы предпочли играть с кошкой, месье Анхе́ль, презрев наши с вами разговоры.

– Надеюсь, на сей раз этого не случится, – Анхель, чья улыбка стала шире, а взгляд – более колким, немного приподнял подбородок, – Однако… не стоит тянуть время, я не люблю этого. Это не моя прерогатива… – его правая рука взметнулась в воздух, и Винсент замер. В прошлый раз жест этот не предвещал ничего хорошего, возможно, что и сейчас…

Он не ошибся.

Быстрым, легким и точным движением молодой мужчина, его противник, опустился на одно колено, легко проводя пальцами по травинкам у своих ног.

– Dum spiro spero… – сорвался с его губ шепот, и он, резко дунув, неожиданно продолжил, возвышая голос, – Interfectorem occidere!

Вспыхнуло пламя. Яростное, жестокое, оно, как волна, покатилось от ног вораса и, повинуясь только его молчаливой воле, окружило хранителя памяти, но не кольцом, как в прошлый раз. Теперь огонь вытянулся по обе стороны от него высокими стенами, отгораживая от прочих противников, создавая подобие клетки, ангара, куда можно было попасть разве что со стороны замка, то есть, из-за спины хранителя памяти, и куда, понятное дело, никого бы не подпустили. Винсент, с насмешливой улыбкой созерцающий это, слегка покачал головой. Он ведь знал, он помнил еще с прошлых раз, что пламя, создаваемое Анхелем способно играть лишь одну роль – оно может только освещать, но не способно сжечь или опалить. И поведение вораса сейчас, его наивная вера в такую силу казалась почти смешной, очень странной… Но дополнительные слова внушали некоторое подозрение.

– На сей раз оно жжется, Винсент, – голос Анхеля, спокойный и негромкий, пробился сквозь гул пламени, и экс-мажордом усмехнулся, – Не советовал бы проверять, признаюсь.

Хранитель памяти, искренне растерявшийся – не испугавшийся, но обескураженный столь внезапной и серьезной угрозой, – сделал непроизвольный шаг назад и… к собственному изумлению едва не упал, запнувшись обо что-то теплое, мягкое и пушистое.

– Однако… – медленно вымолвил он, стараясь спрятать улыбку, – Это должно было пугать меня, пока я был в облике льва. Если ты как-нибудь случайно не заметил, сейчас все иначе.

– Я был бы не против, если бы ты принял этот облик, – не остался в долгу ворас, – Мне понравилось кататься у тебя на спине… Но, впрочем, заставлять не стану. И, если ты полагаешь, что мое пламя способно сжечь или опалить тебя лишь в зверином виде, ты…

Кем Анхель считает своего противника, узнать так никому и не пришлось. Из-за его спины, мимолетно потершись о ноги, плавно и грациозно выступила песочно-рыжая кошка и, оглядев стоящего перед ней мужчину с ног до головы, мигнула, негромко сообщая ему:

– Мяу.

Девушка, взволнованно наблюдающая за этой, еще не начавшейся, но уже такой страшной битвой, довольно улыбнулась, не пытаясь сдержать вздох облегчения. За прошедший год она, изо всех сил пытаясь освоить премудрости владения комплектом своих опасных украшений – браслетом и кулоном, все-таки сумела добиться одного, пусть и не очень большого, но все же результата. Сознание кошки с некоторых пор, если и не стало для нее открытой книгой, было все же более открыто, чем прежде, и в некоторых случаях, когда строптивая и своенравная любимица соглашалась, Татьяне удавалось даже призвать ее, просто произнеся мысленно ее имя. Сейчас же имя ее девушкой было повторено многократно, она буквально просила Тиону о помощи и та, решив, что в такой ситуации можно и согласиться прийти, явилась, дабы дать бой противному пауку.

Анхель, отступив на шаг, издал неприятное, свистящее шипение. Его светло-зеленые глаза смотрели прямо в ярко-изумрудные глазищи кошки и, судя по всему, им обоим этот зрительный контакт был очень неприятен.

– Не люблю кошек… – прошипел ворас, делая еще один шаг назад и взирая на шагнувшую, вопреки ему, вперед, любимицу Татьяны с откровенной ненавистью.

С огромным интересом и удовольствием созерцающий поле боя маг, заметив кошку, слегка вздохнул и равнодушно качнул головой. Судя по всему, Тиону за серьезного противника он не считал и даже, возможно, не был прочь внести в жестокое сражение одну маленькую пушистую нотку.

Внимание его, отвлеченное ненадолго, снова обратилось к Дэйву и Чеславу, схватившимся в жестокой схватке, в то время как дочь его с гораздо большим интересом созерцала Романа и Людовика, схватка между которыми, тихо завяв еще где-то в самом начале, удивительным образом трансформировалась в совершенно мирный и спокойный разговор.

Луи, некоторое время с интересом созерцавший общение хранителя памяти с ворасом, в процессе этого созерцания успевший добыть из кармана свое обожаемое резиновое колечко-эспандер и рассеянно покручивающий его теперь на пальце, вопросительно глянул на стоящего напротив брата.

– Ты думаешь, Винс справится с ним?

Роман, расслабленно опирающийся на меч, выпавший из его руки в момент атаки оборотня, но вновь подобранный, равнодушно пожал плечами.

– Ну, не знаю насчет Винса, но кошечку-то он точно боится. И правильно, кстати, говоря, делает. Ты помнишь, как она потрепала его в прошлый раз?

Людовик жизнерадостно хохотнул и, подбросив колечко, поймал его, одновременно кивая.

– Еще бы! Такой помятый был, я, честно, еле сдерживался от смеха. Хотя тогда мне пришлось дядю лечить, так что посмеяться было некогда… – он разочарованно вздохнул и на секунду сжал губы, – Обидно, правда.

Альберт, бросивший на племянника, которым, как он полагал, он может гордится, мимолетный взгляд, недовольно нахмурился. Болтовня о всякой ерунде, да еще и такая миролюбивая, в планы мага решительно не входила и он, не желая терпеть их крушение, предпочел напомнить своему ученику о его обязанностях.

– Людовик!

– Дядя, отстань, – мгновенно отреагировал парень и, недовольно передернув плечами, даже поморщился, – Что ты все время меня воспитываешь? Тут вон у всех на глазах разгорается волнующий бой дяденьки с маленькой кошечкой, где видно просто потрясающее равенство сил, а ты, вместо того, чтобы смотреть, пристаешь ко мне. Не буду я драться, я не в настроении.

Виконт, абсолютно довольный словами младшего брата, слегка ухмыльнулся и, прищелкнув языком, неодобрительно покачал головой.

– Однако же, дядя бессовестный. Как можно просить моего младшего братика обидеть старого и больного меня?! Кстати, насчет равенства сил ты загнул – кошка определенно сильнее.

– Нда? – молодой маг с видимым сомнением окинул взглядом атлетическую фигуру отступающего перед кошкой Анхеля, перевел взгляд на его маленькую противницу и, вздохнув, кивнул, вынуждено соглашаясь со словами Романа, – Да, ты определенно прав… Вон как он ее боится-то! Кстати, – неожиданно осознав все слова брата полностью, он с удивлением перевел взгляд на него, – Так ты, значит, признаешь себя старым? А как же коврик?

– В коврике сейчас делают дырочки, – отмахнулся юноша, мельком глянув на рычащих волка и пантеру, – Но, если от него что-то останется, – обещаю, коврик у меня будет. А я своих обещаний не нарушаю!

– Ага, конечно, – саркастически отреагировал Людовик, – А краски-то мне так и не подарил.

– Какие еще краски? – Роман, на сей раз совершенно искренне не понявший слов собеседника, пару раз недоуменно моргнул. Тот фыркнул и, скрестив руки на груди, так, чтобы рука с эспандером была сверху, пару раз стукнул себя последним по плечу.

– И это называется «не нарушаю обещаний»… Да ты про них даже не помнишь, остолоп!

Молодой человек, абсолютно недовольный такими заявлениями, гневно сдвинул брови.

– Да кто ты такой, чтобы так обращаться с виконтом де Нормонд, мальчишка?!

– Всего лишь родной брат этого самого виконта, – хладнокровно отреагировал молодой маг и, грустно вздохнув, слегка понурился, опуская голову, – Вот так всегда, еще и тему переводит… Стало быть, красок мне не видать. Что ты их, Цепешу, что ли, отдал, да? Тогда подари мне его мотоцикл!

– Стоп! – Роман, осененный внезапной идеей, воздел руку в останавливающем жесте, – Так ты про краски, которые вымогал на пятнадцатилетие? – дождавшись согласного кивка, он слегка погрозил юноше пальцем, – Нехорошо издеваться над старшими! Моя память не выдерживает такого надругательства и отказывается дарить тебе мотоцикл.

– Жмот, – моментально отреагировал Людовик, – Хотя ты все равно не помнишь, когда у меня день рождения.

– А вот и помню! – виконт, искренне возмущенный таким необоснованным наездом, упер одну руку в бок, – Ты родился… ээ…

Молодой маг удовлетворенно кивнул.

– Вот именно. Да чего с тебя взять, если ты и дни рождения отца с матерью вечно путал, еще удивительно, как себя с Эриком местами не менял!

– Отец с мамой родились с разницей в несколько дней, – недовольно отозвался Роман и, подняв руку, провел пальцами по волосам, немного взлохмачивая их, – А вот с тобой рядом никто не рождался, я же помню… Когда же это… Черт, я же точно помню!

Альберт, некоторое время еще лелеявший надежду возвратить внимание младшего из племянников к событиям текущим, старательно отвлекая от дел далекой старины, наконец вздохнул и, сознавая, что эта надежда определенно пошла прахом, махнул рукой в сторону весело болтающих молодых людей. Интерес его к ним был утрачен.

Внимание мага вновь обратилось к событиям куда как более увлекательным и захватывающим, ибо прочие пары противников все-таки предпочитали словам действия. И, если ворас, пятящийся от кошки, однако, ловко не покидающий огороженного им самим пространства, особенного любопытства в нем не вызывал, то вот бой пантеры и волка, бой жестокий и кровопролитный, действительно казался магу стоящим наблюдения.

Пантера, с уже изодранным в кровь боком и прокушенным ухом, теряющая на глазах устойчивость, отскочила от врага и, яростно рыча, хлестнула себя хвостом по здоровому боку. В пылающих гневом желтых глазах ее определенно виделась угроза, которой, однако, ее враг внимать не собирался. Он ответил на злость неприятеля неприветливым, негромким ворчанием, в которое, как, во всяком случае, показалось наблюдающим за ними зрителям, причудливо вплелась откровенная насмешка. Создавалось впечатление, что Чеслав снисходительно интересуется, что же намерен предпринять его противник, сам уже с явным трудом удерживаясь на ногах. Сам-то он, к вящему сожалению многих созерцателей, отделался, можно сказать, легким испугом и из этого боя выходил явным победителем. Лишь тоже надкушенное ухо, да легкая хромота, во время которой он слегка припадал на левую переднюю лапу, в общем-то, пострадавшую еще когда оборотень пребывал в человеческой ипостаси, говорили о том, что пантера вовсе не принимала на себя роль бойцовской груши и сопротивление противнику предоставила сполна. Однако же, беспокоящийся за хозяина, очень привязанный к нему, хранитель памяти никак не мог полностью сосредоточиться на битве, уделить ей больше внимания, а это вполне могло грозить самым плачевным исходом.

– Дэйв… – чей-то хриплый голос, оборвавшийся надсадным булькающим кашлем, внезапно вмешался в битву, легко прекращая ее. Пантера, дернувшись, словно от удара, резко обернулась, как-то сразу забывая про остающегося за спиной врага. Последний же, впрочем, не планируя нападать, неприязненно оскалился в сторону приподнимающегося с очевидным трудом, упираясь ладонями в землю, Ричарда. Трава под ним покраснела от крови, некогда белая рубашка была сплошь покрыта бурыми подтеками, а черные волосы, и без того лежащие не слишком аккуратно, растрепались еще больше, и несколько прядей их, упав на мокрый от холодного пота лоб мужчины, прилипли к нему, застывая причудливыми изгибами.

Дышал он с трудом, иногда, казалось, вообще забывая, что нужно делать это, да и кровь, появившаяся после кашля на его губах, виделась отнюдь не признаком хорошего здоровья и самочувствия.

Эрик, стоящий практически вплотную к клетке, касающийся пальцами невидимой преграды между ее прутьями, скрипнул зубами. За прошедший год Ричард успел стать молодому графу, как, впрочем, и другим обитателям замка, настоящим другом, верным и преданным, очень дорогим и близким человеком, практически родственником, и сейчас смотреть, как он почти умирает, было просто невыносимо. Эрику чудилось, что душу его режут на части, казалось, что это он сам умирает, что именно его ранили, да еще и так сильно.

Вне себя от бессилия, он ударил кулаком по невидимой преграде и, сжав губы, покачал головой.

– Впервые жалею, что у меня уже нет той силы, что прежде… – прошептал молодой человек, не сводя взгляда с находящегося, казалось бы, совсем недалеко от них и все-таки вне зоны досягаемости, оборотня.

– Думаешь, будь ты также силен, смог бы пробить ее? – Влад, искоса глянув на «сокамерника», невесело усмехнулся и отрицательно качнул головой, – Нет… Будь все так просто, Альберт бы не посадил нас сюда. Я думаю, что эта штука, – он ткнул кулаком невидимую стену и вздохнул, – Будет покрепче самого прочного сплава.

– Весьма признателен за утешение, – Эрик, чей голос просто сочился ядом, слегка развел руки в стороны, – Мне сразу стало так легко на душе!

– А это видно, – не остался в долгу Цепеш, – То ты был красный, как вареная свекла, а теперь побледнел.

Граф медленно втянул воздух, определенно подыскивая слова для достойного ответа, однако, Татьяна, вмешавшись, решительно пресекла этот разговор.

– Хватит, – она недовольно нахмурилась и, немного передвинувшись, встала так, чтобы находится между обоими молодыми людьми, – Что с вами обоими такое? Нашли время шутить, тоже мне! Это на вас присутствие Романа и Людовика так влияет?

– Ну, а почему бы и нет? – приподнял брови Эрик, – Я им, вроде бы как, обоим брат…

– Семейка клоунов, – перебил его Цепеш, и девушка, закатив глаза, была вынуждена даже немного повысить голос.

– Да перестаньте же вы! Мы в клетке, а не на арене цирка Шапито!

– Это мы так снимаем стресс, – развел руки в стороны Владислав, оправдывая и себя и графа, – А цирк там и без нас творится. Во всяком случае, в подавляющем большинстве ситуаций.

Трудно было не признать, что он прав. Луи и Роман, чье присутствие определенно плохо влияло на их брата, уже, кажется, совершенно забыв о том, что они здесь делают и зачем были сюда приведены, мирно болтали о чем-то, периодически посмеиваясь над шутками друг друга. На лицах их цвело совершенно идентичное выражение удовольствия от происходящего общения, – кажется, оба брата были абсолютно счастливы не спорить или ругаться, а просто беседовать.

Винсент, ввиду невозможности покинуть огненную клетку и прийти на помощь Дэйву или, по крайней мере, Ричарду, абсолютно искренне наслаждался тем, как маленькая милая кошечка гоняет по огороженной пламенем площадке большого дядю Анхеля, периодически не сдерживая смеха и, пожалуй, сейчас только Чеслав, Дэйв и Ричард могли считаться настоящими участниками боя, приковывая к себе внимание и беспокойство наблюдателей.

Последний из перечисленных, сильно пострадавший от атаки своего, судя по всему, личного врага, оборотень, медленно, с огромным трудом сел, бросая неприязненный взгляд на рыжего волка и, едва не упав при этом, слабо похлопал по траве рядом с собой.

– Дэйв… – шепот его, хриплый, едва различимый, который, казалось бы, должен был затеряться среди прочих звуков, тем не менее, достиг ушей пантеры, к коей и был обращен, – Иди сюда. К черту его.

Пантера, повинуясь по чистой привычке всегда слушаться приказов хозяина, шагнула, было, к нему, однако, уже в следующую секунду, очевидно, сообразив, что оставлять за спиною врага будет глупо, вновь повернулась к тому, зло рыча. Волк же, всем своим видом демонстрируя полнейшее равнодушие по отношению к хищнику, как и к его угрозам, преспокойно улегся, немного вытянув больную лапу и теперь с равнодушным спокойствием созерцал происходящее.

– Дэйв!.. – в голосе Ричарда прозвучала отчаянная мольба, и Дэйв на сей раз внял. Он любил хозяина всем сердцем, был безмерно привязан к нему, предан и без колебаний отдал бы за него жизнь, что, по-видимому, и намеревался сделать сейчас, однако, приказов, а уж тем более – его просьб ослушаться он не мог, просто не желая причинять страданий еще больших, чем уже были пережиты им.

Одним великолепным прыжком, едва не завершившимся падением, ибо раны все-таки мешали хищнику нормально передвигаться, он перемахнул расстояние, разделяющее его и хозяина и, остановившись так, чтобы заслонить его собой, оскалился. Весь вид пантеры говорил, что битва еще не окончена и попыток вновь напасть на Ричарда лучше не предпринимать.

Чеслав, глядя на это, вздохнул и медленно поднялся с земли. Затем, окинув противника, а в перспективе даже двух, ибо Ричарда из списка врагов никто не вычеркивал, взглядом, пренебрежительно фыркнул и, не желая продолжать бой, принял человеческий облик.

Лэрд, как обычно опасающийся за других куда как больше, чем за себя и отчаянно пытающийся оттолкнуть пантеру, дабы вновь заслонить ее собой, замер, настороженно, с некоторой опаской взирая на «рыжую сволочь», как очень емко характеризовал его Винсент.

Чеслав же, между тем, совершенно не выказывал желания драться. Оглядевшись по сторонам и найдя на земле пистолет, он поднял его, абсолютно игнорируя как противников, так и собственные раны. Вообще действовал он обеими руками довольно свободно, и у наблюдающих за ним людей возникло неприятное ощущение какого-то странного обмана, казалось, оборотень только прикидывался раненым, притворялся, что ему больно.

Осмотрев оружие, парень провел ладонью по его стволу, затем протер полой пиджака и, прищурив один глаз, придирчиво осмотрел еще раз. После чего, сдув какую-то пылинку, небрежно сунул пистолет за пояс, и принялся отряхивать пиджак и рубашку, каковые, в общем-то и прежде не блистали особой чистотой и, лишь закончив приводить себя в порядок, соблаговолил вновь обратить внимание на пантеру и мужчину, заслоняемого ею.

Ни на лице его, ни в глазах сейчас, казалось, не было и следа той ненависти, той агрессии, что совсем недавно плескалась в них, ни капли злости не отражалось во всем его облике. Он казался вновь спокойным, уравновешенным молодым человеком, слегка заинтересованным происходящим, но не более того. Подумав с секунду, оборотень достал из кармана пиджака уцелевшие лишь благодаря какому-то невероятному чуду очки и водрузил их на переносицу. Вид абсолютнейшего спокойствия этот элемент только упрочил, и сейчас казалось совершенно невозможным, чтобы этот человек мог хладнокровно всадить две пули в Ричарда и так сильно потрепать пантеру.

– Не вижу смысла становиться братоубийцей, особенно когда ты даже не знаешь, от чьих рук умрешь, Ренард, – голос его звучал совершенно спокойно, страшные слова он произносил с хладнокровным равнодушием, говоря о предполагаемой смерти противника небрежно, как о чем-то малозначимом, – Увидимся вновь, когда ты все вспомнишь. Как бы там ни было, а ты и твой хранитель памяти сегодня в проигрыше.

– Да почему ты так называешь его? – Ричард, переведя взгляд на несколько поникшего Дэйва, нахмурился, – Он просто пантера, животное, хищник, что ты…

– Он – хранитель памяти, – жестко отрезал собеседник, – Твоей чертовой памяти, Рене. Спроси его, кто я такой, спроси, почему я хочу убить тебя, а ты мечтаешь убить меня, спроси, Рене, и пусть он расскажет!

Ричард, выслушивающий все это, потрясенно приоткрыв рот и не сводя взгляда с пантеры, как-то странно дернулся и, забывая о собственных ранах, сжал виски руками. В голове его медленно ворочался раскаленный колючий ком, он сбивал мысли, путал и уничтожал их, вырывая из сознания отдельные куски и вызывая совершенно безумную боль. Дэйв, заскулив, слегка ткнул его носом в щеку, однако Ричард, с трудом подняв руку, осторожно отстранил его морду. Перед глазами его все то темнело, то краснело, воспринимать действительность с каждым мгновением становилось все сложнее, как и сидеть.

– Мне нечего здесь больше делать, – голос Чеслава, презрительный и насмешливый донесся до него, как сквозь вату, – Игра стала скучной.

Он отвернулся и, слегка ссутулив плечи, не обращая ни на кого внимания, направился прочь, намереваясь спуститься с холма.

Альберт, которого поведение помощника поставило в откровенный ступор, растерянно моргнул.

– Че́слав! Я звал тебя…

– Я знаю, – прервал его оборотень, остановившись на мгновение, – Простите, мастер, но сейчас я не чувствую в себе желания продолжать общение с этими… людьми, – последнее слово было сказано им с откровенным презрением.

Мимолетно оглянувшись через плечо на оставляемых им противников, на наблюдателей и всех прочих, взирающих на него с изумлением, оборотень исчез, совершенно бесшумно, не рисуясь и не делая лишних движений. Он просто испарился, оставляя поле боя побежденным.

Пожалуй, один лишь Ричард, ввиду собственного состояния, спровоцированного рыжим оборотнем, не заметил его ухода. Ему было попросту не до того.

Альберт, которого, судя по всему, постигло жестокое разочарование в собственном союзнике, отвернувшись от того места, где последний стоял секунду назад, вновь обратил внимание на происходящее ныне и, заметив мучения Лэрда, с интересом прищурился. В глазах его вспыхнул фанатичный огонек естествоиспытателя, обожающего ставить эксперименты над живыми существами.

Эрик, наблюдающий из непроницаемой клетки, как оборотень, явно неосознанно, действуя скорее на уровне инстинктов, закрывает лицо здоровой рукой, тогда как другой в отчаянии зажимает ухо, будто не желая слышать чего-то, доступного лишь ему одному, стиснул зубы. Как никто другой, он понимал сейчас, что переживает друг, ведь когда-то и самому молодому графу пришлось испытать нечто подобное… Но в его случае все было несколько проще. Известие о сущности Винсента было преподнесено ему друзьями, даже более – любимой девушкой, что уже само по себе смягчило удар, да и она пыталась сообщить все как можно мягче.

Ричарду же повезло значительно меньше, и шокирующую, пугающую саму по себе новость он узнал от врага и, что представлялось вполне вероятным и пугало сильнее, – от врага из того самого прошлого, которое он предпочел забыть, которого стремился избежать. Теперь же разум несчастного оборотня, невольно бьющийся в стены, возведенные Дэйвом по его просьбе в его сознании, причинял ему просто немыслимую боль, выносить которую молча было совершенно невозможно.

Из груди его вырвался негромкий, стонущий вой, почти сразу же оборвавшийся странным хрипом. Ричард заскулил, сгибаясь, съеживаясь на земле, обхватил, забывая о ранах, раскалывающуюся на куски, пылающую голову, руками и судорожно всхлипнул. Он уже ничего не понимал, ничего не соображал. Он не пытался вспомнить, он не думал, но сознание его, действуя самостоятельно, продолжало выламывать себе путь к прошлому, казалось, сверля череп мужчины без анестезии.

Оставшиеся группы противников как-то сразу распались, и взоры всех присутствующих, включая даже Анхеля, обратились к Ричарду. Пользуясь тем, что кошку вой оборотня тоже отвлек, он сделал шаг в сторону и, легко наступив на бушующее пламя, остановил его бешенство, позволяя ему погаснуть.

Роман, вспомнивший подобную ситуацию с Эриком, сжал губы.

– Надо отвести… отнести его в замок, – пробормотал он себе под нос, как-то совсем забывая о том, что рядом стоит младший брат, любитель издеваться над зверюшками, которого, наверное, состояние оборотня приводит в крайний восторг.

– И позвать врача… – негромкий голос этого самого брата заставил виконта изумленно обернуться, вскидывая брови. Тот же, не замечая, какое произвел впечатление, со вздохом покачал головой.

– Глупец, что же он делает? Он так протолкнет пули еще глубже, их потом вытаскивать придется струдом… – наконец обратив внимание на пораженного Романа, Луи неловко пожал плечами, – Да я… Просто не слишком это для оборотней полезно – с серебром в теле расхаживать.

На несколько бесконечно долгих секунд центр всеобщего внимания сместился от страдающего Ричарда ко столь неожиданно проявившему свою лучшую сторону Людовику. Роман неуверенно протянул ему руку.

– Может… поможешь нам? – взгляд его стал испытующим.

Луи вытянул, было, руку в ответ, почти касаясь пальцами ладони старшего брата, почти пожимая ее, однако, в последний миг, наткнувшись взглядом на дядю, медленно убрал ее и с явным сожалением покачал головой.

– Нет… не могу, – он тихо вздохнул и, едва слышно шепнув, – Прости… – неожиданно щелкнул пальцами. Мастерства Альберта молодой маг еще не достиг, посему перемещение в пространстве ему приходилось сопровождать дополнительными действиями.

Фигура его медленно растаяла в воздухе, – чудилось, что даже перемещается Людовик неохотно, более подчиняясь желанию своего наставника и учителя, нежели собственной воле.

Анхель, пронаблюдав это, сделал шаг к режиссеру провалившейся пьесы.

– Битва окончена, мастер, – негромко вымолвил он, – Я думаю, нам стоит последовать примеру вашего племянника.

Альберт, очень явственно раздосадованный, склонил голову набок и, обежав взглядом напряженно и серьезно созерцающих его обитателей замка, криво ухмыльнулся.

– Пожалуй… Следует позволить врагу зализать раны. Не только Чеслав любит быть благородным… – он вздохнул и, подняв два пальца, коснулся ими виска, как будто бы отдавая честь, – Жаль, что приходится прощаться так сумбурно, друзья мои, но я вернусь. Очень скоро вернусь… – более прибавлять он ничего не стал и, медленно моргнув, растаял, подобно утреннему туману. Анхель исчез вместе с ним, склонившись на прощание в едва заметном, но очень вежливом поклоне.

Эрик, немного опиравшийся на невидимую преграду между прутьями решетки, неожиданно едва не упал, подаваясь вперед под тяжестью собственного тела. Преграда исчезла. Клетка, помедлив мгновение, рассыпалась металлическим прахом и упала к ногам прежде заключенных в ней людей.

Обитатели замка, как освобожденные, так и бывшие на свободе, медленно переглянулись между собою и, не сговариваясь, бросились к Ричарду, сжавшемуся на земле. Возле него, не зная, что делать, что предпринять и как быть, метался Дэйв, все еще пребывающий в облике пантеры.

Роман, который в силу своих способностей оказался возле оборотня первым, присел около него на корточки и уже хотел, было, коснуться его плеча, то ли затем, чтобы привести в чувство, то ли просто чтобы проверить, в чувстве ли он, однако, вспомнив, что ранен был Ричард именно в это плечо, остановил пальцы в нескольких сантиметрах от его тела.

Дэйв, крутящийся рядом, толкнул его лбом в плечо, пытаясь что-то сказать, или же просто стараясь подтолкнуть молодого человека к действиям. Роман, едва не упав от неожиданности, недовольно отмахнулся от него.

– Не приставай ко мне, животное! Лучше бы нормальный вид принял, да помог хозяина до замка дотащить, а он еще и меня уронить хочет.

– Ты что несешь? – Винсент, остановившийся возле юноши и замершего на земле в неподвижной позе оборотня, нахмурился, быстро поднося палец к губам, – Какой еще нормальный ви…

– Он без сознания, – перебил интантер, – Опять. Поэтому сейчас пока можно и болтать обо всяких крайне запрещенных к прослушиванию вещах, да и превратиться кое-кто вполне имеет право.

– А если он в это время придет в себя? – Эрик, нахмурившись, отрицательно покачал головой, – Нет, не думаю, что стоит так рисковать. Ах, знать бы, кто такой этот Чеслав…

– Да какая разница? – Татьяна слегка передернула плечами, с нескрываемой жалостью глядя на оборотня, – Кем бы не была эта рыжая сволочь, хорошего от него ждать не приходится. Да и уже…

– Вот именно, – согласился виконт и, поднявшись на ноги, тяжело вздохнул, – Так, ладно. Коль скоро кот номер два не хочет мне помогать, придется это сделать коту номер один. Винс, давай-ка… – с этими словами он наклонился, очень осторожно подхватывая оборотня подмышки. Для этого бедного Ричарда пришлось сначала перевернуть на спину.

– Без проблем, – хранитель памяти кивнул и, взяв мужчину за ноги, поднял его, затем направляясь вместе с Романом в замок.

По счастью, их совместных сил оказалось вполне довольно для того, чтобы довольно благополучно транспортировать находящегося без сознания друга не только внутрь здания, но даже и в его комнату. Правда, Татьяна несколько раз пыталась возразить, говоря, что положить Рика можно было бы в совершенно любой комнате, и даже было бы хорошо, если бы комната эта находилась поближе, однако, молодые люди к советам ее решительно не прислушивались.

В конечном итоге, доставив оборотня до места назначения и сгрузив его на кровать, они и сами смогли немного перевести дух. Как показала практика, даже при учете немалых сил обоих, волочь взрослого, довольного крупного мужчину, оказалось не слишком просто.

Роман утомленно вздохнул и, взяв с тумбочки, стоящей возле кровати кувшин с водой, не мудрствуя лукаво, отпил прямо из него несколько глотков.

– Да, так бывает, кот, – говорил он так, словно бы продолжал только что прерванный разговор, – Не успеешь вернуться домой, разобрать вещи и принять душ, как по твою душу уже является Альберт, который калечит твоих друзей своими.

– После об этом, – отмахнулся Винсент и, оглянувшись по сторонам, присел на краешек обнаруженного стула, – Отправляйся за Чарли.

– Да-да… – виконт устало ссутулился, – Ни сна, ни отдыха усталой душе… А Чарли так надеялся, так верил, что на сей раз ему удастся от нас отдохнуть! Ладно, сейчас предупрежу его, чтобы захватил нужные инструменты, тогда уж отправлюсь, – он выудил из кармана джинсов мобильный телефон и, уже листая его записную книжку, добавил, – А то будет, как с тобой, когда по всему замку приборы для кройки и шитья искали.

Эрик, наблюдая за действиями брата, слегка вздохнул. За прошедший год он уже успел несколько привыкнуть к техническому прогрессу и новшествам современного мира, однако, сам ими не владел и порою ловил себя на мысли, что пользование вот этой вот странной штукой все еще кажется ему чем-то сродни магии.

Роман же, тем временем, уже закончил колдовать и поднес телефон к уху, слушая гудки.

***

Между тем, молодой доктор Чарли, на которого обитатели старинного замка имели такие большие планы, спокойно сидел дома, в своем любимом кресле, перед не менее любимым компьютером, с кружкой обожаемого горячего чая в руках. Раздавшийся звонок лежащего рядом телефона, заставил парня вздрогнуть и, едва не пролив чай на себя, тихонько чертыхнуться сквозь зубы. Как врач он, конечно, понимал, что работа не дремлет, больные ждут всегда и даже в единственный выходной день его вполне могут вызвать на работу по особенно срочному делу, как бывало уже не раз, но… Но он так надеялся провести этот выходной в тишине и спокойствии!

Чарли медленно и осторожно поставил кружку на стол – кружка была полной, отпить из нее он еще не успел ни глотка и резкое движение могло быть чревато ожогами, – и, с неохотой взяв телефон, с претензией воззрился на дисплей, где высвечивалось, слегка моргая, имя вызывающего абонента. По лицу его медленно разлилось выражение человека, который, вместо того, чтобы кинуть лимон в чай, съел его сам, да еще и запил лимонным соком. «Из З. – Роман» – значилось на экране мобильного.

С губ молодого человека сорвался усталый, практически измученный вздох. Господи, оставят его когда-нибудь эти сумасшедшие в покое? Нет, никто не спорит, они, в целом, неплохие ребята и он даже почти привык полагать их друзьями, но дружба, как говорится, дружбой, а дергать его в единственный день законного отдыха – это просто верх неприличия! Тем более, что как подсказывала Чарльзу интуиция, основанная на горьком опыте, звонок «из замка» вовсе не означал мирное предложение пойти прогуляться, сходить в кафе или, скажем, в кино. Хотя, когда бы это они вообще звонили ему с подобными предложениями? С их-то тенденцией постоянно влипать в самые разнообразные переделки! Да он с ними скоро уже специалистом по болезням сверхъестественных пациентов станет, сможет диссертацию защитить!

Нет, безусловно, в массе своей болезни их достаточно человеческого происхождения – разнообразные переломы, вывихи, ранения… И все-таки, зашивать рану от пореза кухонным ножом – случайную или преднамеренную – гораздо приятнее, нежели, как выражался Роман, «штопать» какого-нибудь хранителя памяти, покалеченного не кем-нибудь, а упырями. Или вот, скажем, этот их приятель с мотоциклом, Владислав, про которого все обитатели жуткого замка в голос твердят, что он бессмертен. Всего год назад ему, обычному человеческому доктору, пришлось вправить ему несколько переломов, да еще и некоторое время понаблюдать за процессом восстановления человека, которому врачебная помощь вообще не должна была бы быть нужна – с его бессмертием он бы рано или поздно вылечился сам!

А вот теперь у них опять, без сомнения, что-то произошло. И, чтобы это ни было, на помощь они, как обычно, предпочли позвать его, своего единственного знакомого доктора… Хм.

Чарли, склонив голову, внимательно осмотрел телефон. Телефон звонил, надрываясь и требуя, чтобы хозяин принял вызов.

Что ж, может быть, это не так уж и неприятно… По крайней мере, он единственный на всем белом свете человек, самый обычный, простой, ничем не примечательный человек, который оказался посвящен в тайну обитателей замка под названием Нормонд.

Молодой доктор поморщился и мотнул головой. Но это же не дает им права!..

Он решительно принял звонок.

– Роман, слушай, я сейчас в Лондоне, я не могу… – начал уверенно не то оправдываться, не то отказываться он, даже не дождавшись слов собеседника, однако, договорить не успел.

Кто-то, обладающий недюжинной силой, рванул парня за ворот футболки, не порвав ее лишь благодаря какому-то неслыханному чуду и, опрокинув на пол вместе с креслом, стиснул его горло, почти лишая возможности говорить. Телефон, ожидаемо выпавший из его рук, ударившись об пол, разлетелся на две части.

Чарльз, толком не успевший даже понять, что случилось, на мгновения потерявший всякую ориентацию в пространстве, почувствовав на своем горле крепкие пальцы, совершенно инстинктивно вцепился в них, пытаясь разжать, и только сейчас начиная сознавать окружающую действительность.

Над ним, не скрывая широкой улыбки, склонился какой-то неизвестный парень очень примечательной и неординарной наружности. Пожалуй, даже на улице, среди толпы, где каждый встречный может казаться необычным, этот человек со своими ярко-рыжими волосами был бы замечен, а уж если приложить к волосам еще и глаза странно желтого цвета, то можно смело сказать, что толпа вокруг и просьбы сфотографироваться были этому парню обеспечены. Пожалуй, небольшим несоответствием всему его облику были лишь аккуратные, элегантные очки в довольно тонкой оправе, очень ловко сидящие на прямом носу, хотя, с другой стороны, именно поэтому весь его образ производил еще большее впечатление.

Видеть его Чарльзу доселе не приходилось.

Не обращая внимания на слабые трепыхания доктора, на его попытки вырваться, незнакомец продолжал легко, без видимых усилий, удерживать его одной рукой. Чарли ощутил мимолетное разочарование. Вот они – несколько лет занятий в спортзале и их результат в реальной жизни! Девушек на пляже, где молодому человеку доводилось бывать совсем нечасто, его подтянутая фигура и крепкие мускулы привлекали, но в критической ситуации все это оказалось бесполезным. Он не может даже справиться с вором, забравшимся к нему в квартиру, не способен защитить собственную жизнь! Горькое осознание собственного бессилия затопило молодого человека с головой. Он рванулся, стиснул изо всех сил пальцы рыжего мерзавца и, как ему показалось, немного разжал их…

Незнакомец едва заметно склонил голову набок, и по губам его скользнула слабая улыбка. Пальцы на горле бедного доктора сжались еще сильнее, практически лишая возможности дышать.

– Не перестарайся, Чеслав.

Где-то за его головой послышались легкие, уверенные шаги, и мягкий, хорошо поставленный голос, попросивший, очевидно, рыжего мучителя несколько сбавить обороты, заставил Чарли одновременно обрадоваться и испугаться. Так их, значит, двое! Боже, какой кошмар. Как они вообще смогли проникнуть в его квартиру, эти негодяи? Ведь не держит же он двери нараспашку, приглашая всех проходящих мимо мерзавцев заглянуть на чашечку чая! Кроме того, его и личностью-то примечательной не назовешь – он всего лишь хирург в огромном мегаполисе, один из многих, работает в одной больнице с самого института, старается помогать людям, насколько хватает сил. Средств особых не имеет, в связях, порочащих честь и достоинство замечен не был… А может быть, и был. Вспомнив вновь о ребятах из старого замка, Чарли почувствовал, как сжалось сердце. Пожалуй, кое-что примечательное в нем все-таки имеется…

Второй из неизвестных передвинулся правее, и в поле зрения молодого доктора возникло приятное мужское лицо, с небольшой бородкой, темными широкими бровями и почти черными глазами. Лицо казалось смутно знакомым, однако, вспомнить сейчас точнее не получалось.

Незнакомец присел на корточки и, приветливо улыбнувшись, вгляделся в лицо потенциальной, если уже не настоящей, жертвы.

– Здравствуй, мой мальчик, – голос его звучал спокойно, создавалось ощущение, будто бы мужчина и в самом деле прибыл в гости, заглянул с самыми, что ни на есть, благими намерениями, – Боюсь, ты уже и не помнишь меня. В прошлую нашу встречу ты был совсем юн, кажется, тебе было… года три?

Вопрос повис в воздухе. Чарли, расширившимися от изумления и страха глазами, молча смотрел на незнакомца, утверждающего, что он все-таки знакомый и не знал, что и думать. Он совсем не был уверен, что знает этого человека.

– Мастер, – давешний рыжий, продолжающий удерживать молодого доктора за горло, неожиданно поднял с пола что-то белое и, скользнув по нему глазами, приподнял, сжимая двумя пальцами, – Взгляните-ка.

Человек, которого он называл мастером, протянул руку. Рыжий, находящийся от него на некотором расстоянии, ловко метнул белую карточку, и Чарли, успевший за этот краткий миг рассмотреть ее, растерянно моргнул. Бейджик? Зачем он им понадобился, чем вызван такой интерес?

«Мастер», приподняв подбородок, чуть улыбнулся.

– Чарльз Далбертфилс, – с чувством прочитал он и легонько кивнул, похоже, одобряя что-то, – Любопытная фамилия, в которой слышится мое имя…

– Разве он не Гайлар? – рыжий нахмурился, а Чарли, в сердце которого прозвучавшая фамилия вызвала целую бурю эмоций, попытался уцепиться за соломинку.

– Вы… вы ошиблись… – прохрипел он, ибо пальцы рыжего мешали ему нормально разговаривать, – Я совсем не тот…

– Тихо, смертный, – человек, которого мастер называл каким-то странным, не отложившимся в памяти именем, чуть сильнее сжал пальцы на горле несчастного доктора, – Не с тобой говорят.

– Чеслав… – мужчина вздохнул и отрицательно качнул головой. Рыжий с неохотой ослабил хватку.

– Неужели ваши отношения с отцом так плохи, что ты даже не хочешь носить его фамилию? – проницательный взгляд темных глаз уперся прямо в лицо молодого доктора, и тот судорожно сглотнул. Если он знает… Если речь идет об отце… То дела еще хуже, чем он мог предполагать.

– Кто… кто в-вы… сэр?.. – голос едва слушался, а рука рыжего продолжала пережимать горло.

– Мое имя Альберт, – вопреки своему собеседнику мужчина говорил легко и свободно, не прекращая лучиться приятной улыбкой, – Как жаль, что дети, вырастая, так легко забывают прошлое… Скажи, малыш, сколько тебе было, когда ты узнал? Об отце?

Чарльз сглотнул. Нелегкий выбор развернулся перед ним во всей свой красе. Ответить на такой прямой вопрос значило бы подтвердить, что он именно тот, кто он есть, убедить собеседников, что они явились по нужному адресу, промолчать… Кто знает, что бы было хуже. Он закрыл глаза и, не в силах сдержаться, тяжело вздохнул.

– Шестнадцать… – голос его прозвучал едва слышно, а в душе внезапно вспыхнуло запоздалое сожаление. О, если бы только тогда он повел себя иначе! Если бы отец сейчас был рядом…

– Шестнадцать лет… – назвавшийся Альбертом на мгновение сжал губы, – Тяжелый возраст. Должно быть, было трудно узнать…

– Зачем вы пришли? – молодой доктор, пребывающий сейчас, безусловно, не в том положении, чтобы качать права, все-таки не выдержал, – Что вам нужно от меня, кто вы такой?

– О, ничего особенного! – мужчина, казалось, готов был рассмеяться. Медленно, плавно и аккуратно он поднялся на ноги и, глядя на прижатого к полу молодого человека сверху вниз, загадочно прищурился.

– Я хотел бы получить от тебя кое-какую, малозначимую, я думаю, для тебя информацию. Кажется, ты однажды лечил Винсента де ля Боша?

Чарли замер, нервно облизывая внезапно пересохшие губы. Да что тут творится? Кто этот человек? Или… Внезапная догадка как молнией осветила его сознание, заставляя дрожь пробежать по телу. Альберт! Сколько раз звучало это имя в стенах замка, как они опасались его носителя! Так значит… Это и есть тот Альберт? Но тогда откуда он знает отца? Откуда знает об их ссоре с отцом? Да и что, во имя неба и земли, ему нужно от Винсента??

– Лечил, – не стал отрицать Чарльз, пытаясь с некоторым вызовом приподнять острый подбородок, – Давно. Очень давно…

– Я просил бы рассказать об этом подробнее, – вежливо и несколько высокопарно произнес мужчина и, отойдя к стене, прислонился к ней, скрещивая руки на груди, – Не стану скрывать, Чарли, мальчик мой, что Винсент является очень любопытным существом… Но об этом, я полагаю, тебе известно. Я был бы счастлив изучить его, но пребывать с ним рядом сейчас лишен возможности и думаю, что ты мог бы сообщить что-то интересное о нем.

– Но я… – молодой человек растерянно моргнул, честно припоминая свой первый визит в Нормонд, тогда еще абсолютно против воли, – Но ничего особенного не было… Когда я увидел его, он был очень слаб, потерял много крови и был весь изранен. Я зашил его раны при помощи подручных инструментов, вот и все.

Альберт вздохнул и, склонив голову, неодобрительно покачал ею. Было видно, что рассказом доктора он не удовлетворен.

– Чарли-Чарли… Я ведь не собираюсь причинять вред твоим друзьям. Более того – я, быть может, даже окажу им помощь! Но ты должен рассказать мне…

– Но мне нечего рассказывать! – воскликнул парень, и держащий его мерзавец немного сильнее сжал пальцы.

– Повежливее, смертный, – негромко рыкнул он. Чарли закашлялся. Он не понимал, чего хотят от него эти люди или нелюди, не знал, что сказать, чтобы его отпустили и, признаться, уже небезосновательно начинал подозревать, что ему пора бы заказывать себе панихиду. Хотя этого, скорее всего, сделать бы ему не позволили…

Альберт, чуть сдвинув брови, дал Чеславу знак ослабить хватку.

– Я надеялся на честное сотрудничество, мой мальчик, жаль, очень жаль… – он окинул взглядом комнату, где они находились и покачал головой, – Что же… Я не думаю, что стоит пачкать такую уютную квартирку. Забираем его.

– Что?.. – молодой доктор, чувствуя, как его, перехватив за ворот футболки, поднимают с пола, вновь задергался, пытаясь высвободиться, – Зачем? Ку… – слова его растаяли вместе с ним самим и его незваными гостями. Комната опустела.

***

– Да, но… Что з…? Чарли! – Роман, откровенно испуганный и взволнованный, так и не успев ничего толком сказать, отнял телефон от уха, обеспокоенно взирая на него. Затем торопливо отправил вызов еще раз и, закусив губу, выслушал ответ безжизненным металлическим голосом. Лицо его с каждым мигом принимало все более и более мрачное выражение.

– Роман? – Татьяна, которую вид обеспокоенного виконта всегда беспокоил еще сильнее, ибо ей, как и всем прочим, было очень и даже слишком хорошо известно, что чтобы вынудить его заволноваться, должно произойти что-то действительно серьезное, нахмурилась, вглядываясь в него.

– Что такое? – Эрик, не менее проницательный и догадливый, чем его супруга, сам насторожился, вглядываясь в уже уверенно и как-то нервно направившегося к двери брата и, нагнав его, ухватил за плечо, – Роман… что случилось?

– Я не знаю, – последовал отрывистый ответ, – Он… начал говорить что-то, о том, что он в Лондоне, а потом… – молодой человек сжал губы и покачал головой, – Звук удара… и тишина. Короткие гудки.

– Может, просто звонок сорвался? Или телефон уронил… – по лицу хранителя памяти было видно, что он сам не верит в произносимые им слова.

Роман снова покачал головой.

– Надеюсь, – бросил он, – Но, если его не окажется дома, я… – не договаривая, он вновь направился, было, к двери, однако, был снова остановлен, на сей раз Владом.

– Ты же сказал, он в Лондоне! Как ты туда собираешься добираться?

– Не знаю, – отрывисто бросил в ответ юноша и, не медля более, решительно покинул комнату все еще находящегося без сознания Ричарда.

Татьяна, проводив его взволнованным взглядом, осторожно коснулась ладонью собственного живота и, сглотнув, понуро опустила голову. Ну почему у них всегда все так? Вот и началось то, чего она опасалась – пришествие Альберта, все эти треволнения… Интересно, а знай отец о ее положении, он вел бы себя иначе? Нет, вряд ли. Ему ведь плевать на нее, плевать на все и всех кроме собственной персоны и собственных целей!

Но причем здесь Чарли? В то, что странное происшествие с молодым доктором было всего лишь случайным совпадением, верилось как-то с трудом, и девушка практически не сомневалась, что маг, только недавно покинувший пределы замка, как-то замешан в этом. Но зачем он ему? Зачем Альберту их друг, их единственный друг, не обладающий хоть какими-то сверхчеловеческими способностями, знающий о них все, посвященный во все тайны и, не взирая на частые негодования из-за необходимости вылечивать то одно, то другое повреждение любителей попадать в передряги, верный и преданный? Чтобы помучить их? Чтобы показать, на что он может быть способен?

– Как будто мы итак не знаем… – проворчал себе под нос Винсент, и Татьяна поняла, что мысли их следуют в одинаковом направлении. Она определенно была не единственной, кто переживал за молодого доктора.

– Я не хочу думать, что это дело рук Альберта!.. – в голосе девушки прозвучали жалобные нотки, и ее супруг, мигом уловив, в каком она состоянии, поспешил подойти, обнимая и прижимая ее к себе.

– Я боюсь, других вариантов у нас просто нет, – хранитель памяти мрачно улыбнулся и, тяжело вздохнув, бросил взгляд на оборотня, – Что нам теперь делать-то с ним?

– Надо вытащить пули, – молодой граф, на несколько секунд сжав пальцами переносицу, негромко прибавил, – Луи прав – ходить с серебром в теле для оборотней не слишком полезно.

Татьяна, ошарашенная словами мужа, пару раз обалдело моргнула, недоверчиво взирая на него.

– М-мы… Но… но-но-но мы же не сами!.. будем делать это, правда?..

– А какие еще есть альтернативы? – Винсент, недовольно выпрямившись, слегка развел руками, – Если Чарли неизвестно где и с ним неизвестно что…

– Тьери, – девушка немного нахмурилась, даже делая шаг вперед, стремясь встать так, чтобы всем быть заметной.

Впрочем, нужды в этом особенной не было – после произнесения ею имени деревенского мага, взгляды всех присутствующих и без того обратились к ней.

– Но Тьери колдун, – Владислав, скрестив руки на груди, привалился плечом к дверному косяку, изящно вздергивая бровь, – Ты думаешь, исполнить обязанности врачевателя ему под силу?

Татьяна мимолетно пожала плечами.

– Эрика же вылечить он сумел.

– У Эрика, если память мне не изменяет, был порез, – Цепеш вздохнул и слегка покачал головой, – Он сумел залечить поверхностную рану, но извлечь пули!..

– Все познается на практике, – Винсент, устало поморщившись, скрестил руки на груди и немного откинулся на спинку стула, – В принципе, мне кажется, маг должен быть способен на это. Тем или иным способом…

– Тем более, когда нормального доктора рядом нет! – воодушевленно подхватила, было, девушка, однако, тотчас же поникла, нервно кусая губы, – Если… если с Чарли действительно… – она умолкла и, нервно облизав губы, вновь абсолютно машинально прижала руки к животу. Дыхание ее, на миг оборвавшись, стало сбивчивым.

Треволнения сегодняшнего дня, вся так внезапно обрушившаяся на головы обитателей замка суматоха, неимоверная уйма событий, подкрепленная странным происшествием с Чарли, обеспокоившим даже Романа – все это не могло не сказаться в конце концов на состоянии так опасавшейся подобных вещей девушки. Голова ее немного закружилась, и Татьяна, не в силах удержаться, неловко переступила, чуть пошатнувшись. Рука ее, взметнувшись словно бы сама собой, закрыла лицо.

Граф де Нормонд, мгновенно уловивший изменение состояния любимой жены еще при произнесении ею последних слов, взволнованно подхватил ее, обнимая и прижимая к себе. Винсент, внезапно сообразив, что ведет себя некультурно, занимая единственный свободный стул в комнате в присутствии дамы, да к тому же еще и дамы в положении, поспешно вскочил, освобождая место. Эрик, мимолетно кивнув приятелю – дворянское воспитание никогда не могло изменить молодому графу, даже в столь экстренных и острых ситуациях, – поспешил осторожно усадить супругу на стул и, глядя на нее почти испуганно, с самым глубоким беспокойством, сжал ее руку.

Прошедший год сильно изменил его. После многочисленных событий, что уж были описаны ранее²*, после того, как он встретил свою истинную, беззаветную любовь, как был возвращен ею к жизни, к нормальному человеческому существованию, а особенно сейчас, когда будущее сулило ему стать отцом семейства, молодой человек уже вряд ли мог бы напомнить хоть кому-то, даже самому внимательному и придирчивому наблюдателю то холодное существо, того монстра из старого замка, каким он предстал перед будущей супругой в их первую встречу. Сейчас слова о том, что у него нет души, вызвали бы у хозяина замка лишь откровенный смех, он уже почти не помнил, что некогда сам утверждал это, даже более того – искренне полагал так.

Сейчас, в эту самую минуту, в это самое мгновение, что длилось уже далеко не один день к радости всех обитателей замка, Эрик Стефан де Нормонд был самым обычным человеком, любящим и заботливым мужем, безумно обеспокоенным состоянием своей жены, и верным и преданным другом, волнующимся и за лежащего без сознания оборотня, и за невесть куда пропавшего доктора.

– Татьяна… – тихо произнес он, осторожно и нежно поглаживая руку девушки. Как ей помочь, он не знал, полагая лишь, что главное в сложившейся ситуации – это успокоить любимую, дав ей уверенность в том, что все будет хорошо, все наладится и вновь придет в норму.

– Все будет хорошо, я обещаю тебе, – он мягко привлек супругу к себе, прижимая ее голову к своей груди и нежно поглаживая по волосам, – Я обещаю… Роман разберется с тем, что произошло с Чарли и, если что, сумеет помочь ему, а Ричард… – молодой человек, предпочитая в данном случае голословным утешениям конкретные указания, перевел взгляд на замершего возле дверного проема мотоциклиста, – Владислав, будь добр, привези Тьери.

Влад, опустив руки, слегка приподнял брови. Чувствовалось, что к целительным способностям деревенского колдуна он питает все-таки некоторый скептицизм.

– Ты уверен?

– Абсолютно, – Эрик медленно отпустил голову Татьяны, позволяя ей отстраниться и, мимолетно улыбнувшись при взгляде в ее глаза, твердо и уверенно продолжил, – Если в деле замешан Альберт, полезно будет иметь рядом мага, находящегося на нашей стороне.

Цепеш задумчиво кивнул и, судя по всему, продолжая немного колебаться, закусил губу.

– Мне не сложно, конечно… Но, ребят, вы уверены, что он вообще согласиться помочь нам? – он медленно окинул взглядом всех присутствующих и виновато пожал плечами, – Я к тому, что он, как никто другой, осведомлен о силе Альберта, что, если он испугается, откажется?

– По сию пору он нам не отказывал, – подал голос хранитель памяти, слегка сдвигая брови. В его глазах неуверенность Влада была сродни отказу, каковой в данной ситуации принят быть просто не мог.

– А Ричард – его друг… – Татьяна, и в самом деле немного успокоившаяся, тихонько вздохнула, поднимая взгляд на мужа и обращаясь скорее к нему, нежели к кому-то другому, – Думаю, ради него он найдет в себе силы перебороть страх.

Молодой человек, столь уверенно и яро убеждаемый собеседниками, еще раз окинул их всех взглядом и невольно улыбнулся. Да, повезло им с Ричардом иметь таких друзей… Ох, и кто бы мог подумать, что еще так недавно, по крайней мере, относительно недавно, что он, что оборотень сами себя считали врагами ребят из Нормонда. Хотя, впрочем, с Романом-то он сам всегда был дружен…

– Хорошо, – Влад кивнул и, вздохнув, немного развел руки в стороны, – Я ведь вовсе и не пытался отлынивать, просто беспокоился… Ладно, все, передайте ему – пусть доживет до нашего приезда, – при последних словах взгляд мотоциклиста красноречиво уперся в Ричарда.

Татьяна, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в невольной, пусть и довольно слабой улыбке, согласно кивнула.

– Мы передадим ему. Удачной дороги!

– И скатертью мне лесочек… – пробурчал себе под нос Цепеш, неожиданно вспомнив, как однажды эта же девушка напутствовала его, провожая, а засим, не прибавив ни слова, уверенно покинул комнату оборотня, оставляя Эрика, Татьяну и Винсента нести вахту у постели больного.

Дэйв, остающийся совершенно безучастным, кажущийся чуть ли не тоже потерявшим сознание, грустно лежал у постели хозяина, иногда поднимая большую голову и бросая на него виноватые взгляды. Отклика в мужчине, пока еще пребывающем где-то за гранью реальности, взгляды эти не находили, и тогда пантера, тяжело вздохнув, принималась зализывать раны на собственном боку.

Девушка, проводив Владислава взглядом и изо всех сил стараясь отвлечься от беспокоящих ее мыслей, мыслей грустных, а порою даже и страшных, перевела взгляд на второго из хранителей памяти и, как-то сразу распознав его состояние, слабо, но ободряюще улыбнулась.

– Не терзай себя, – негромко вымолвила она, – Твоей вины здесь нет, Дэйв, ты сделал все, что мог…

Пантера, даже не повернув голову, дернула хвостом. Чувствовалось, что ее мнение с мнением девушки не совпадает – Дэйв определенно полагал, что сделал далеко не все, что должен был совершить что-то большее, может быть, все-таки умереть за хозяина. Сейчас же, ввиду столь опрометчиво сохраненной жизни, перед ним во всей красе разворачивалась суровая необходимость как-то решать вопрос с пробуждающейся памятью Ричарда и, судя по всему, как это делать, хранитель памяти не знал.

Татьяна покачала головой и, искренне желая помочь, сама ища ответ, перевела взгляд на Винсента, взирающего на Дэйва с самым искренним сочувствием.

– Винс, – негромко окликнула она и, дождавшись, когда мужчина вопросительно глянет на нее, продолжила, – Ты помнишь… когда Эрик начал вспоминать, ты, чтобы я могла его утешить, успокоить, показал мне, что произошло тогда?

– Даже я это помню, – граф де Нормонд, тонко улыбнувшись, кивнул, подтверждая слова супруги, – Трудно было бы забыть ваше присутствие на балу в честь передачи мне титула, но еще труднее – нашу знаменательную встречу в тот день в Париже. Да, Винсент, давно хотел уточнить – так ты говоришь, твои ботинки тогда отправились под колеса лошади?

– Экипажа, – буркнул в ответ хранитель памяти, – Копыта. Тьфу, ботинки под копыта эк… Да что вы меня путаете с этими ботинками? Ну, не повезло мне тогда, обувь никто не сушил, стянуть ее не удалось, а моя собственная к тому моменту давным-давно истлела от времени где-то в подвале, что же, я виноват теперь? До конца жизни мне это припоминать будешь?

– Почему бы и нет? – молодой аристократ в ответ безмятежно улыбнулся и, слегка поведя плечами, обратил взор ко внимающей этой беседе девушке, – Прости, милая, ты хотела что-то уточнить?

Татьяна, говоря откровенно, очень признательная мужу за это небольшое отступление, за несколько легких шуток, помогших ей действительно немного прийти в себя, благодарно улыбнулась ему и, ощущая себя даже несколько воодушевленной, кивнула.

– Да, я хотела спросить. Если ты показал мне, то, быть может, Дэйв…

Пантера, подняв голову, одарила рискнувшую предположить такое безумие девушку красноречивым взглядом и, выразительно фыркнув, вновь легла. Винсент, вздохнув, отрицательно покачал головой.

– Нет, он не пойдет на это… Дэйв, несмотря ни на что, куда как более щепетилен в вопросах следования правилам, нежели я. Тем более, что ты и Эрик были вообще отдельной историей, ваши отношения легко оправдывали все нарушения, что я позволял себе. Помню, как ты почувствовала, что ему плохо за мгновение до того, как он вскрикнул… – мужчина чуть улыбнулся и ненадолго задумался о чем-то. Татьяна с Эриком, переглянувшись, немного теснее обнялись, определенно польщенные и обрадованные словами друга, хотя и не слишком желающие вспоминать о событиях, из-за которых он узнал об их удивительной связи.

– Кстати, пока есть время… – Винсент, в раздумье прошедшийся по комнате, остановился возле окна и, выглянув наружу, обернулся к собеседникам, – Да и пока вспомнили про браслет, из-за которого мы попали в прошлое… Хотя, конечно, не могу сказать, что уверен, что информация играет сейчас хоть какую-то роль, но раз уж я ее узнал, да еще и если сейчас вспомнил…

– Винсент, – Эрик, несколько насторожившись, едва заметно нахмурился, – Что такое?

– Да-да, верно, – хранитель памяти устало провел ладонью по лицу, отбрасывая назад несколько прядей волос, – Хотел рассказать. Вы, наверное, в курсе, что я путешествовал не просто так и, в общем и целом целью своей имел именно получение информации о браслете и кулоне. Хотел узнать, как их контролировать, как управлять… Альберту же ведь было откуда-то это известно, значит, кто-то еще тоже мог быть осведомлен. Забегая вперед, извинюсь – того, что хотел, я не узнал. Но выяснил кое-что другое, на мой взгляд не менее любопытное… – мужчина огляделся и, обнаружив рядом с собою на тумбочке кувшин с водой, а рядом с ним стакан, плеснул себе немного, – Не знаю, почему вспомнил об этом сейчас и, что еще более странно – почему это навевает на меня смутные ассоциации с нашим новым рыжим знакомым. Однако, если уж так оно и есть, вижу смысл сообщить… – сделав несколько глотков воды, он поставил стакан на место и, наконец, решил перейти к сути дела, – Итак. Речь пойдет не о способе владения браслетом, но о человеке, некогда создавшем его. И это странно… Ибо я, услышав об этом впервые, искал подтверждения этим словам и, к своему вящему изумлению, находил их. Существует масса свидетельств – и даже несколько свидетелей! – утверждающих, что маг, живший во времена Гийона Лотера де Нормонда и, как гласит легенда, приходивший к нему, был человеком довольно нелюдимым, я бы даже сказал – крайне нелюдимым. Он обитал в избушке, стоящей на отшибе, покидал ее лишь среди ночи, да и то предпочитал делать это в новолуние, чтобы уж точно не быть замеченным, никогда никому не открывал дверей, слыл затворником, отшельником и едва ли не сумасшедшим… Он не мог приходить к Гийону, – Винсент вздохнул и виновато развел руками, – Когда графа навестил колдун и пошла молва, будто это был нелюдимый старик, некоторые смельчаки попробовали наведаться к нему. Стучали в двери, просили помочь, в качестве аргумента приводя помощь, оказанную им графу… В ответ все, как один, получили грязные ругательства и утверждения, что ни к какому чертовому графу он не ходил, да и в жизни бы не пошел, ибо проклятый род он ненавидит не менее, чем его предок.

Хранитель памяти умолк, не завершая историю и многозначительно глянул на слушателей. Те, подождав несколько секунд продолжения, растерянно переглянулись.

– Но тогда кто?.. – Татьяна, моргнув, перевела взгляд на оратора, затем вновь обратила его к своему мужу.

– В этом-то и вопрос, – Винсент, ненадолго сжав губы, слегка покачал головой, – Кто, притворившись сумасшедшим колдуном, явился к деду Эрика и изъявил желание помочь? Зачем он сделал это, почему не назвался своим именем и скрыл лицо? С какими на самом деле целями он создал браслет и кулон, и как? – мужчина вздохнул и, вновь покачав головой, невесело усмехнулся, – Не думал, что когда-либо скажу это, но я начинаю подозревать, что в легенде о кошке очень много лжи…

– Ты что-то говорил о рыжем… – хриплый, слабый голос, донесшийся со стороны кровати, заставил и Татьяну, и Эрика, и даже Винсента, забывая о новой информации, обратить взоры туда. Девушка, чувствуя, как на губах сама собою появляется улыбка, бросилась ко столь неожиданно пришедшему в себя оборотню и, не решаясь коснуться его, дабы случайно не причинить боли, восторженно замерла рядом.

– Ты очнулся!

– Я же говорил, что ты не дождешься летального исхода, – Ричард с явным трудом усмехнулся, попытался приподняться и, кашлянув, добавил, – Не хорони раньше времени. Дьявол, кто меня так криво положил? – он предпринял еще одну попытку лечь ровнее, сдавленно охнул и, оставив ее, перевел взгляд на хранителя памяти, – Так что там со стариком?

Винсент, несколько сбитый с мыслей осознанием того, что оборотень за время его речи успел не только очнуться, но еще и услышать львиную ее часть, пару раз растерянно моргнул, почему-то вспоминая про Тьери.

– С которым стариком?

– Который таскался в гости к Гийону, – устало отозвался Ричард, – Я не пойму, Винс, у кого из нас башка раскалывается – у меня или у тебя?

– У обоих, – безапелляционно откликнулся его собеседник и, потерев переносицу, попытался вновь собраться с мыслями, – Со стариком-то все то, что я уже рассказал и что ты, по всей видимости, слышал… А вот почему у меня это ассоциируется с рыжим, я не знаю. Если к Гийону приходил кто-то, принявший облик мага, напрашивается вывод, что это был оборотень. Скорее всего, оборотень, имеющий не самые благие намерения. Тебя мне в таком не позволяет подозревать честь, да к тому же, ты не владеешь магией, так что…

– А Чеслав, по-твоему, владеет? – Эрик, выслушавший новые откровения хранителя памяти с самым глубоким интересом, слегка приподнял брови. Вопрос, заданный им, отнюдь не был лишен смысла – при личной встрече навыков такого рода рыжий оборотень не демонстрировал, и почему Винсент принял его за мага, было непонятно.

Оратор пожал плечами.

– Да черт его знает, – равнодушно отозвался он, – В конце концов, легенда гласит, что старик, поймав кошку, куда-то ушел с нею вместе, а после вернулся с кулоном и браслетом. Как таковых магических обрядов граф тогда не видел, поэтому самозванец мог сделать все, что угодно…

– Хорошо, хоть кошку не тронул, – мрачновато прореагировала Татьяна и, предпочитая уделить внимание в большей степени событиям, происходящим в эту секунду, нежели делам дней давно минувших, обеспокоенно всмотрелась в оборотня, – Рик… ты, вообще, как себя чувствуешь?..

Вопрос этот вызвал у Ричарда некоторый всплеск энтузиазма.

– Дай-ка подумать, – он кашлянул, с определенным трудом приподнял относительно здоровую руку и принялся, методично перечисляя, загибать на ней пальцы, – Во мне две серебряных пули, у меня раскалывается голова, мой лучший друг оказался не тем, за кого я его принимал, а вообще черт знает, кем, да и узнал я об этом от человека, настроенного в мой адрес явно не доброжелательно… Как ты думаешь, Татьяна, как я себя чувствую?

– Как бабушка, у которой убежало молоко, – брякнул хранитель памяти и, смущенный повисшей после этого пассажа тишиной, невинно пожал плечами. Ричард вздохнул. Пантера, лежащая возле его кровати, тихонько заскулила, в этот миг напоминая скорее побитую собаку и, поджав хвост, очень явно попыталась стать меньше.

– Да, и как это я забыл, что ты все время шутишь в самый неподходящий момент… – мужчина, определенно услышавший звук, возвещающий о присутствии здесь хищника, сделал вид, что посторонних звуков в комнате не раздавалось и предпочел сменить тему, – А где Чарли? Честно сказать, я удивлен, что он еще не препарирует меня, на чем свет стоит кляня оборотней и замок, где они обитают.

– Был в Лондоне, когда Роман в последний раз говорил с ним, – голос молодого графа прозвучал несколько мрачно и оборотень, мигом уловив подвох за этими словами, насторожился, – Он позвонил Чарли, чтобы тот приготовил нужные инструменты, чтобы не пришлось снова, как тогда с Винсентом…

– Кто-то выбил у Чарли из рук телефон или я не знаю, – вмешалась Татьяна, решительно прерывая обстоятельный рассказ супруга и предпочитая конкретизировать случившееся, – Роман сказал, что он как раз начал говорить что-то, потом последовал звук удара, и все. Тишина. Короткие гудки.

– Потрясающе, – емко характеризовал ситуацию больной и, предприняв еще одну, заведомо обреченную на провал, попытку приподняться,поинтересовался, – И что теперь делать с пулями, что всадил в меня этот… оборотень? Есть какие-нибудь варианты? Я бы, может, вытащил сам, но, боюсь, не достану.

Девушка, которую последние слова мужчины напугали даже больше, чем мимолетное предложение Эрика самим поиграть в докторов, предложение, которое по сути, и не было высказано, от возмущения даже сделала шаг назад, отходя от собеседника и гневно взирая на него.

– Сумасшедший! – в крайнем негодовании воскликнула она, – Безумец! Угораздило же меня связаться с такими… – Татьяна на несколько секунд замолчала, предоставляя своим ненормальным друзьям самим завершить характеристику их поступков, а затем уже несколько иным тоном продолжила, – Мы попросили Влада привезти Тьери. Я думаю…

– Тьери?! – Ричард, судя по всему, до невероятности возмущенный известием, даже сумел немного приподняться, однако, тотчас же зашипев от боли, упал обратно на кровать, – Дьявол, почему он?! Почему именно…

– А кто? – девушка, совершенно не ждавшая столь бурной реакции, растерянно развела руки в стороны, – Чарли единственный наш знакомый, умеющий лечить оборотней, кроме него остается только Тьери… Альберт-то вряд ли бы согласился помочь, если бы мы попросили.

– Вот об Альберте и речь, – хрипло и устало отозвался ее собеседник и, прикрыв ненадолго глаза, исторг какой-то замученный вздох, – Тьери не откажет мне в помощи, знаю… Но проблем ему это несомненно прибавит, он говорил, что в последнее время Альберт проникся к нему каким-то очень уж пристальным интересом, только и наблюдает…

– И вправду благородное сердце, – послышался от двери, ведущей в коридор, знакомый насмешливый голос, – Никогда не сомневался в нашем четвероногом друге – скорее все четыре лапы поочередно отбросит, нежели кому-то еще неприятности доставит, – Роман, только что зашедший в комнату, остановился возле дверного косяка и, как давеча Влад, скрестив руки на груди, привалился плечом к стене.

Ричард, несколько минут назад успешно проигнорировавший шуточку Винсента, решил по проторенной дорожке не обращать внимания и на остроты виконта, предпочитая подтвердить амплуа благородного человека.

– Что с Чарльзом?

Роман на несколько мгновений сжал губы.

– Тебе, значит, уже рассказали… – он опустил руки, тяжело вздохнул, затем опустил и голову. Голос его зазвучал виновато.

– Я не знаю, что с Чарли, не понимаю, где он. В квартире, в комнате только опрокинутое кресло, да разбитый телефон… И вот это, – он сунул руку в карман джинсов и, вытащив оттуда что-то белое, сделал шаг вперед, протягивая неизвестный предмет брату.

Тот, приняв упакованный в пластик кусочек бумаги, нахмурился. Девушка, поспешившая подойти и тоже взглянуть, помрачнела сама и, взволнованно переведя взгляд на как раз приблизившегося хранителя памяти, закусила губу.

– И что… это должно означать?..

– В чем там дело? – оборотень, лишенный возможности увидеть, что же так заинтриговало и даже взволновало его друзей, вытянул шею, опять силясь приподняться. Привело это лишь к новой вспышке боли, и Ричард, стиснув зубы, сдавленно застонал, откидываясь назад.

– Не дергайся, больной, – голос виконта прозвучал совершенно безрадостно, ни намека на шутку в нем не наблюдалось, – Тут ничего особенно. Просто бейджик, вероятно, с халата, на котором указано имя «Чарльз Далбертфилс».

– И имя это перечеркнуто… – негромко добавил граф де Нормонд, оборачиваясь к мужчине и демонстрируя ему упомянутый предмет.

Напечатанное на белой бумаге черным шрифтом имя молодого доктора и в самом деле было крест-накрест перечеркнуто чем-то красным.

Девушка, сглотнув и покосившись на стул, все-таки осталась на ногах и, неуверенно окинув присутствующих взглядом, слабо пожала плечами.

– Ну… может, если бы с ним что-то… более страшное, перечеркнули бы черным?..

– И траурной ленточкой обвязали, – сумрачно поддакнул Роман и, оглядевшись, со вздохом присел на никем не занятый стул сам, окидывая снизу взором всех присутствующих в комнате, – Есть и еще кое-что странное. Потому, что я… я не знаю, как оказался там. Не понимаю, как так вышло, как я сделал это. Я шел по коридору и размышлял о том, как попасть в Лондон, думал, что очень хочу узнать, что же такое произошло с Чарли, волновался… и вдруг обнаружил, что иду уже по коридору его квартиры. А потом, когда нашел все это, в том числе и бейджик, подумал, что необходимо показать его вам, рассказать обо всем и… Увидел себя в начале коридора, ведущего к комнате Рика. Но ведь я же… – взгляд серо-зеленых глаз, остановившись на молодом графе, стал испуганным, – Эрик… Я же ведь не умею перемещаться!.. Или не умел…

Старший брат юного виконта слегка вздохнул, опуская плечи и растерянно повел головой из стороны в сторону.

– Быть может, умеешь… – негромко вымолвил он.

– Быть может, умел всегда, – подал голос хранитель памяти, в раздумье потирая подбородок, – Интантеры – творение Альберта, их способности известны лишь ему одному. К тому же, кто-то из них – то ли Альберт, то ли Людовик, – упоминал о каких-то способностях, уникальных для каждого представителя вида, основанного Альбертом. Ты не переживай, – мужчина ободряюще улыбнулся и, подойдя, легонько хлопнул юношу по плечу, – Это же, в конечном итоге, не так уж и плохо.

– Ну да, не тебя же может вдруг унести куда-нибудь в глухие джунгли по причине случайной мысли, – мрачновато отозвался Роман, – Не ты можешь проснуться, и увидеть рядом хи… Хотя тебя-то это как раз не напугает. А куда вы дели Влада? Или его что, тоже в джунгли унесло?

– Практически, – Ричард, лежащий на кровати, вздохнул и, предпочитая наябедничать на вздумавших самовольничать в поиске лекаря молодых людей, вредноватым голосом добавил, – Они отправили его за Тьери.

– Влада? – Роман, даже привстав со стула, недоверчиво улыбнулся, приподнимая брови, – За Тьери? Ууу, ну, тогда это надолго. В лесу столько кочек, столько деревьев и пеньков, а мотоцикл так любит собирать их все… Может, не теряя времени, закажем уже поминки по песику?

– Я в них участвовать не буду! – возмущенно заявил упомянутый песик и, недовольно насупившись, честно попытался своим излюбленным жестом скрестить руки на груди. Пуля, горящая огнем под правой лопаткой оборотня, категорически воспротивилась исполнению подобного фокуса и, как будто шевельнувшись, вынудила последнего сжать в бессильной ярости здоровую руку в кулак.

– Да где их носит… – пробурчал он, как-то быстро отвлекаясь от мимолетных шуток и, тяжело вздохнув, сделал неловкую попытку принять более удобное и менее болезненное положение.

Молодые люди, окружающие его, переглянувшись, на сей раз предпочли промолчать. Как ответить на слова оборотня никто не знал, а гримаса боли на лице его как-то мешала не то, что пошутить, но даже и придумать хоть какое-то подобие шутки. Даже Роман, внезапно представивший, что, должно быть, переживает сейчас Ричард, поморщился и передернул плечами.

Из коридора, ведущего к комнате оборотня, донеслись уверенные шаги.

– Надеюсь, пациент еще не отбросил лапки, – послышался следом за ними знакомый голос и молодые люди, не успев насторожиться и напрячься в ожидании, сразу немного расслабились, обращая взгляды в сторону двери.

Спустя несколько секунд в дверном проеме появился так ожидаемый ими молодой человек в коротком плаще, за чьей спиной виднелась фигура моложавого мужчины средних лет, с лицом, не столь обильно покрытым морщинами, чтобы его можно было назвать стариком, но со взглядом, выдающим такую мудрость, что к юнцам причислить его было бы еще более затруднительно.

Эрик, не в силах сдержать изумления, совершенно не по-дворянски присвистнул при виде приведенного Владиславом человека. Татьяна, пораженная не меньше супруга, да к тому же еще удивленная его проявлением недоумения, растерянно приоткрыл рот, переводя взгляд со вновь прибывшего на мужа и обратно. Роман вопросительно вздернул брови, Винсент склонил голову набок, всматриваясь в фигуру того, о ком друзья его всегда отзывались как о глубоком старике, и лишь Ричард при виде его только усмехнулся, опять пробуя приподняться.

– Все молодеешь, Тьери. Твои вскоре бояться начнут.

– Они уже боятся, – отмахнулся деревенский маг и, слегка вздохнув, покачал головой, – Я уже начал задумываться, было, о смене места жительства, да теперь не знаю, как оставить вас. С вашим умением все время влипать в неприятности, с вашей способностью постоянно получать раны…

– Да ладно, мы не так уж… – оборотень, недовольный, как ему казалось, необоснованными претензиями, завозился, норовя спустить ноги с кровати и лекарь, нахмурившись, погрозил ему пальцем.

– Не двигайся, – и, окинув присутствующих в комнате, но хранящих молчание друзей больного, поинтересовался, – Что случилось? Этот юноша, – маг мимолетно указал глазами на замершего возле дверей мотоциклиста, – Ничего толком не сумел объяснить, упомянул лишь о твоей ране и о том, что кроме меня помочь как будто некому.

– Ну, помочь-то и правда некому, – Роман, в общем-то довольно уважительно относящийся к посторонним, но подспудно ощущающий во вновь прибывшем друга, слегка вздохнул, – Ибо тому, кто мог бы помочь, боюсь, скоро самому нужна будет помощь…

– Не каркай, – недовольно отозвалась девушка и, демонстративно встав поближе к графу, виновато улыбнулась, – Извините.

Тьери, ограничив реакцию на слова друзей своего пациента лишь тонкой улыбкой, вновь обратил внимание на последнего.

– Так что с тобой произошло, друг мой?

– Огнестрел, – Ричард чуть дернул подбородком и, наткнувшись на строгий взгляд мага, постарался более не шевелиться, сдерживая раздражение, – Альберт. И его друзья. Хотели украсть у нас Винса для какой-то экзекуции, а мы с этим не согласились. Ну, и вот…

– То есть, он поэтому стрелял в тебя? – Тьери недоверчиво хмыкнул и, склонившись над раненным, осторожно прощупал его плечо, – Странно, не предполагал, что Альберт использует столь обычное оружие… Только сюда?

– Это был не Альберт, – подал голос Эрик и, вздохнув, покачал головой, – Один из его… союзников.

– Рыжий такой, – сумрачно добавил оборотень и, поморщившись, сам осторожно коснулся пальцами раненного плеча, – Нет, не только… Еще в спину, где-то справа.

– Под правую лопатку, – негромко подсказала Татьяна и, почему-то смутившись собственных слов, предпочла прижаться к супругу. Тот мягко обнял ее, поглаживая по плечу и, склонив голову, шепнул:

– Тебе лучше уйти.

Девушка, совершенно не ожидавшая такого вероломства от собственного мужа, вздрогнув, вскинула на него негодующий взгляд. Мысль о том, что ее вынуждают покинуть одного из обитателей замка, одного из членов их дружной семьи, пусть даже родным по крови Ричард им и не был, когда тот пребывает в столь плачевном и тяжелом состоянии, возмущала ее просто до невозможности. А как же поддержка? Как же сочувствие и соболезнование? Татьяна, никогда не сомневавшаяся в том, что родные и близкие в тяжелые мгновения должны находиться рядом, исцеляя просто своим присутствием, откровенно негодовала на попытку лишить ее удовольствия помочь страждущему.

Тьери, словно ощутив порыв девушки, оглянулся на нее через плечо и мягко улыбнулся.

– Тебе и в самом деле лучше оставить нас, дитя мое. Зрелище предстоит не самое приятное и тебе смотреть на него не стоило бы.

Винсент, не удержавшись, негромко хмыкнул.

– В свое время у меня были раны, выглядящие куда как более страшно, так она и то не ушла, созерцая мои страдания.

Татьяна, благополучно возведенная в ранг садистки, получающей удовольствие от мучений других, недовольно поморщилась. Маг, вновь возвращаясь к прерванному занятию, негромко вздохнул.

– Сомнений в ее храбрости я не испытываю, меня беспокоит другое. Если сзади пуля вошла чересчур глубоко, процесс ее извлечения может быть, я боюсь… очень неэстетичным.

– И, полагаю, отнюдь не безболезненным, – тяжело вздохнул Ричард, поморщился от боли, вызванной чересчур могучим вздохом и, слабо махнув здоровой рукой, кивнул магу, – Действуй. Она упрямая, но, если что, ребята из комнаты ее вытурят, так что не волнуйся. Тем более, что ты знаешь – я живучий.

– Это не умаляет вредности серебра для тебя, увы, – вздохнул Тьери и, очевидно не желая продолжать бессмысленную дискуссию далее, извлек из воздуха длинные и тонкие медицинские щипцы. Ричард, сглотнув, стиснул зубы, всем своим видом выражая готовность терпеть.

– В медицинских учреждениях, как правило, стараются использовать обезболивающие или анестезирующие препараты… – говоря, маг и целитель уже более внимательно прощупывал раненое плечо оборотня, очевидно, пытаясь понять местонахождение пули, – Однако, в нашей ситуации, увы, придется обойтись без них, так что надеюсь на твою выдержку. Не дергайся.

Щипцы, уверенно сжимаемые его рукой, взмыли в воздух; Тьери склонился над раненым.

Татьяна, как-то сразу прекратившая храбриться и ощутившая, как у нее подкашиваются ноги, предпочла все-таки отвернуться и, зажмурившись, уткнулась лицом в плечо мужу. Тот, обняв ее, прижал к себе, сам поворачиваясь спиной к происходящему и таким образом закрывая обзор и девушке, чтобы она даже случайно не смогла увидеть совершающегося.

В комнате повисла тишина, прерываемая лишь тяжелым и хриплым дыханием Ричарда, да иногда его шипением сквозь стиснутые зубы. Даже Роман, который, в общем-то довольно спокойно выносил разного рода ужасы, даже демонстрируемые в реальном времени, замер, приоткрыв рот и не находя в себе ни единой шуточки.

Потянулись секунды, сменяясь минутами, время уже начинало казаться бесконечным, и девушка, боясь представить, как тянется оно для оборотня, машинально сильнее прижалась к блондину.

Наконец, по комнате разнесся исполненный великого облегчения вздох, определенно изданный Ричардом, и голос Тьери провозгласил:

– Все.

Татьяна осторожно приоткрыла глаза и, выглянув из-за плеча супруга, глянула в сторону кровати раненого.

На краю ее сидел маг, уверенно и аккуратно сжимая в руке те же самые щипцы, сейчас больше, чем на половину испачканные в крови, и удерживал при их помощи маленький серебристый шарик. Осторожно положив его на тумбочку, на поднос рядом с кувшином, он материализовал кусочек ваты, явно смоченный чем-то и педантично протер ею щипцы. По комнате распространился сильный запах спирта.

Ричард, немного побледневший и едва переводящий дыхание, с блестящим от холодного пота лбом, с некоторым трудом повернул голову, обращая взгляд на тумбочку и вглядываясь в пулю. Несколько секунд он недоверчиво созерцал ее, казалось, прикидывая и сопоставляя размеры шарика и размеры полученной раны, затем презрительно хмыкнул.

– Какая мелочь… А внутри-то казалась размером едва ли не со слона или, может быть, с дом.

– С мамонта, – мигом включившись, подсказал Роман, – Или с небольшую многоэтажку. Возможно, населенную мамонтами…

– Очень смешно, – поморщился оборотень и, вздохнув, бросил взгляд на Тьери. Тот, как раз завершивший протирать щипцы и отложивший их туда же, на тумбочку, рядом с пулей, добыл из кармана куртки небольшой флакончик темного стекла.

Встряхнул его и, приподняв, внимательно всмотрелся в раствор внутри. Затем, выждав зачем-то несколько коротких мгновений, откупорил и, протянув руку, аккуратно наклонил флакончик над раной мужчины, позволяя нескольким каплям упасть на нее.

Капли зашипели, вместе с ними зашипел и Ричард.

– Что еще за… нафиг?.. – хрипло пробормотал он, напрягаясь всем телом и глядя на мага, определенно находящегося на их стороне, с невольным подозрением. Тьери, не слушая, поднял руку и простер ее над затягивающейся буквально на глазах раной, собирая пальцы в щепоть. Затем дважды тряхнул рукой и, беззвучно шепча что-то, мягким плавным движением раскрыл ладонь.

Ричард медленно перевел дух. Боль его, по крайней мере, боль в плече, после действий Тьери как-то сразу съежилась и пропала; доверие к магу было восстановлено. Облегчение, испытываемое оборотнем, очень ясно отразилось на его лице, и колдун, заметив это, невольно улыбнулся сам.

– Это лекарство, друг мой, – запоздало ответил он, – Лекарство, очень необходимое тебе сейчас. Увы, проклятие оборотней – категорическое неприятие серебра в любом его виде, в любой форме, и уж тем более вредно оно, попадая в организм таким жестоким способом. Однако, должен заметить, Ричард, что ты держался молодцом – многие на твоем месте умерли бы еще от первого ранения. Серебро для оборотней – концентрированный яд, попав в организм, оно распространяется по нему, буквально уничтожая, сжигая и пожирая каждую его клетку, поэтому, как правило, довольно совсем небольшого его количества, чтобы погубить подобного тебе. У тебя же, мой друг, судя по всему, имеется некоторый иммунитет к нему, что не может не радовать, – завершив свой небольшой монолог, маг вздохнул и, окинув пациента внимательным взором, остановил его где-то в районе груди мужчины с правой стороны. Протянув руку, он осторожно коснулся пальцами того места, на которое так внимательно смотрел и легонько нажал.

Ричард охнул. Облегчение, секунду назад столь ясно читавшееся на его лице, как-то смялось, скомкалось и, собрав вещички, поспешило капитулировать перед новой волной обжигающей боли.

Тьери нахмурился. Чтобы он не ощущал под пальцами сейчас, ему определенно это не нравилось, не нравилось сильно и это, в свой черед, заставляло напрячься и насторожиться всех присутствующих при этой экзекуции людей.

Татьяна, мельком подумав, что за оборотня волнуются явно все, включая даже шутника Романа, и машинально оглядев всех находящихся в комнате, кроме нее, наблюдателей, неожиданно почувствовала смущение. В голову как-то случайно и внезапно забрела мысль о том, что из операционной в больнице, как правило, посторонних выгоняют. Здесь же, в месте, лишенном всяческой стерильности, не в палате, а в комнате, где происходила операция, конечно, упрощенная при помощи магических фокусов, но, тем не менее, достаточно серьезная и, возможно опасная, кроме пациента и его врача набилась целая толпа заинтересованных зевак, что, в общем-то, было в некотором роде даже неприлично.

Однако, Тьери никакого недовольства не выказывал, к репликам со стороны наблюдателей относился, судя по всему, вполне спокойно, да и Ричард, судя по периодически бросаемым им то на одного, то на другого друга, взглядам, в их компании ощущал себя несколько увереннее, поэтому, должно быть, происходящее можно было спустить на тормозах. По крайней мере, до поры до времени.

А время это, между тем, было отнюдь не за горами.

– Ты сможешь сесть? – маг, продолжая осмотр, готовясь сам и готовя пациента к следующей части операции, бросил на него пытливый, внимательный взгляд, – Или, по крайней мере, повернуться?

– За слабака меня держишь? – последовал откровенно презрительный ответ, и девушка, на мгновение сжав губы, тихонько вздохнула. Начинал наглядно проступать вред, чинимый обилием народа в комнате упрямому оборотню – расписываться в своей слабости в присутствии друзей, пусть даже и согласных лицезреть эту слабость и даже, возможно, не ставших бы после напоминать ему о ней, он не желал.

Ричард попытался улыбнуться, видимо для того, чтобы продемонстрировать отличное свое самочувствие, однако, улыбка у него вышла настолько жалкой, что при взгляде на нее сразу же становилось ясно – мужчине сейчас действительно больно, больно чертовски, и в своих силах он, не взирая на браваду, отнюдь не уверен.

Тем не менее, не без помощи самого Тьери, а заодно и поспешившего прийти на выручку Винсента, сесть ему удалось, но вот удержаться в сидячем положении оказалось куда как сложнее.

Маг, мельком глянув на не отпускающего друга хранителя памяти, едва заметно кивнул и на всякий случай попросил:

– Не отпускайте его.

Де ля Бош, и без этой просьбы отнюдь не планирующий бросать Ричарда на произвол судьбы, только кивнул.

Выглядел оборотень ужасно. Когда он сел, вся кровь, казалось, внезапно и очень резко покинула верхнюю часть его тела, то ли устремляясь вниз, то ли и вовсе растекаясь багровыми пятнами по кровати, ибо сам Лэрд сейчас был едва ли не белее подушки, на которой лежал несколько секунд назад, а вот одеяло, поверх которого он лежал, в местах, где ткань соприкасалась с ранами мужчины, побурело, навевая смутные ассоциации с последствиями трехсотлетней трагедии.

Сидеть Ричард старался прямо, однако, бившая его крупная дрожь, которую не удавалось сдержать даже при помощи крепкой воли мужчины, мешала ему, заставляя непроизвольно сгибаться, удерживаясь только при помощи хранителя памяти.

Дэйв, который уже некоторое время как, приподнявшись, напряженно следил за происходящим, при виде этого зрелища, сам странно дернулся и, сжавшись на полу, царапнул его когтями.

Тьери, покачав головой, осторожно поднял рубашку пациента, задирая ее выше лопаток и пристально, внимательно принялся изучать рану на его спине, едва заметно касаясь кожи вокруг пальцами.

Лицо его с каждым мигом становилось все мрачнее.

– Задел легкое… – услышала девушка его бормотание, оборвавшееся тяжелым вздохом. Уделив еще несколько секунд осмотру, лекарь поднял взгляд, продолжая уже громче.

– Я подозревал, и сейчас убеждаюсь в этом – пуля вошла слишком глубоко. Вытащить ее так, как из плеча я не могу, – опасаюсь повредить уже и без того зацепленное легкое. Придется извлекать ее иначе, и Ричард… должен предупредить, что будет больно.

– Понял, – голос оборотня немного дрогнул и он, действуя совершенно рефлекторно, явно не отдавая себе отчета в том, что делает, стиснул руку Винсента, который аккуратно поддерживал его, – Действуй.

– Сейчас я действительно просил бы вас уйти, – маг говорил очень вежливо и мягко, совершенно, казалось бы, ненастойчиво, но где-то за его словами угадывалась сталь, – Всех просил бы.

Молодые люди, по сию пору неотрывно наблюдающие за процессом исцеления, замершие, не подающие порою, как Влад, даже голоса, переглянувшись, безмолвно потянулись к двери. Спорить с Тьери сейчас почему-то никто не решился, и даже Татьяна, считающая своим долгом исцелять оборотня одним лишь присутствием, не сказала ни слова, направляясь на выход одной из первых.

Маг проводил их внимательным взглядом и, подождав, пока дверь в комнату захлопнется, сунул руку в другой карман, добывая из него плотно закупоренную колбу.

– Винсент, помогите ему немного наклониться.

Хранитель памяти, единственный из посторонних, кто, за исключением Ричарда и лекаря оставался в комнате, поддерживая оборотня, аккуратно помог последнему нагнуться вперед. Мужчина стиснул зубы и, не сводя взгляда с какой-то точки в пространстве, изо всех сил попытался изобразить полное, совершенное и абсолютное безразличие.

Тьери, открыв колбу, аккуратно поднес ее к небольшой дырочке, отмечающей место входа пули и, наклонив, осторожно влил внутрь несколько капель неизвестного раствора.

На мгновение повисла тишина. Ничего не происходило, никакой реакции со стороны больного на действия мага, казалось бы, не следовало… Тьери, внимательно следя за ним, беззвучно шевелил губами, считая секунды.

Одна, две, три… На четвертой Ричард внезапно дернулся и, стискивая пальцами плечи Винсента с такой силой, что тот даже забеспокоился о проявлении в последующем синяков, зажмурился и глухо застонал сквозь стиснутые зубы.

– Выпрямите его, – донесся до слуха хранителя памяти голос лекаря и он, несколько ошарашенный происходящим с оборотнем, осторожно помог ему распрямиться.

Ричарда откровенно лихорадило, чувствовалось, что он не знает, куда деть себя, как избавиться от боли, заметно было, что он боится лишний раз шевелиться, но и сдержаться от вздрагиваний определенно не может. Он кусал губы, судорожно сглатывал; лоб его вновь блестел от пота, и тело мужчины, такое сильное, такое «живучее», как выразился он сам, не прекращало мелко-мелко дрожать. Не взирая на отчаянные попытки держать себя в руках, сквозь крепко сжатые зубы его с завидной периодичностью пробивались сдавленные, какие-то полузадушенные стоны, а когда Винсент заметил в уголках его крепко зажмуренных глаз слезы, он уже и сам испытал страх.

– Что с ним? Что вы сделали?

Уловив в голосе хранителя памяти страх, Тьери, к немалому изумлению первого, поманил его пальцем, предлагая взглянуть на рану. Де ля Бош, осторожно перегнувшись через Ричарда, не прекращая удерживать его, поспешил воспользоваться данным предложением, надеясь, что это хоть как-то прояснит для него ситуацию. И тут же замер, приоткрывая рот от изумления, пораженно созерцая тонкую серебристую струйку, вытекающую из раны и скользящую по спине оборотня вниз.

– Вытащить пулю было невозможно, – грустно пояснил маг и, вздохнув, с откровенной жалостью взглянул на своего пациента, – Но извлечь ее было необходимо. Я не нашел иного варианта, кроме как перевести серебро из твердого состояния в жидкое и позволить ему вытечь из раны.

– Вы… вы чт… – Винсент задохнулся, взирая на собеседника уже с откровенным ужасом, – Вы… расплавили его?..

– Нет-нет, – Тьери, поспешно улыбнувшись, отрицательно покачал головой, – По крайней мере, не совсем. Оно не горячее, вы можете убедиться лично, но, увы, Ричарду эта тонкая струйка кажется обжигающе-огненной, коль скоро она ядовита для его организма. Но, что меня, признаюсь, радует, организм его отторгает серебро, буквально выталкивая его из себя, посему вскоре его мучения завершаться.

Не успели слова мага отзвучать, как оборотень вдруг выгнулся и, против воли разжимая зубы, откровенно взвыл. Винсент, чересчур увлекшийся беседой, еле сумел удержать его, рефлекторно сжимая руки сильнее, дабы не позволить больному вырваться и, возможно, причинить себе еще больший вред.

Однако, этого уже не требовалось.

По спине Ричарда скатилась, с силой вытолкнутая из раны последняя серебряная капля, и мужчина, затихнув, едва ли не теряя сознание вновь, практически повис в руках крепко держащего его друга. Тьери, поспешно схватив ту же вату, которой недавно протирал щипцы, торопливо вытер обратной ее стороной спину оборотня, убирая остатки серебристой жидкости и, капнув на рану зелья из темного флакончика, так же, как и прежде, что-то прошептал, сделав над ней несколько пассов.

Винсент, не дожидаясь подсказок, проявляя чудеса догадливости, осторожно уложил друга на кровать и, окинув его взглядом, негромко вздохнул. Дышал Ричард с нескрываемым трудом, неровно и часто, хотя и очень тихо, по-прежнему был чудовищно бледен, однако маг, завершивший процесс исцеления, казался удовлетворенным.

– Он поправится, – пообещал он и, чуть улыбнувшись, вгляделся в лицо находящегося в полубессознательном состоянии пациента, – Обязательно поправится, все будет хорошо, я не сомневаюсь в этом. Если, конечно, в ближайшее время не попадет вновь в какую-нибудь переделку… – здесь Тьери вздохнул и, покачав головой, немного сменил тему, – На спине рана будет заживать дольше. Он глубже и, безусловно, сложнее той, что на плече – задеты некоторые жизненно важные органы, включая и немного зацепленное легкое. Я уверен, что Ричард справится, но хотел бы попросить вас заставить его пролежать в постели хотя бы пару дней, – он тонко улыбнулся, одним взглядом давая понять, что сознает, насколько трудно будет выполнить эту просьбу и, протянув руку, аккуратно укрыл Ричарда одеялом. После чего, не тратя больше слов, направился к выходу, намереваясь известить о результатах исцеления друзей оборотня.

Винсент, все еще немного растерянный и слегка придавленный увиденным, поспешил за ним.

Дэйв, который за все время лечения хозяина не издал ни единого звука, который только напрягался всем телом в мгновения, когда тому причиняли вынужденную боль и, казалось, делил ее с ним, остался возле его постели.

Стоило двери в комнату Ричарда вновь распахнуться, выпуская совершенно обалдевшего хранителя памяти и до такой же степени довольного мага, как молодые люди, находящиеся в коридоре, в едином порыве взволнованно подались вперед, вопросительно взирая на них.

Татьяна, не понимающая, виду кого из мужчин следует доверять в большей степени, тем более, что Винсента столь ошарашенным видеть ей доводилось нечасто, обеспокоенно прижала руки к груди и уже открыла, было, рот, чтобы спросить, узнать, выяснить сразу же все новости – как хорошие, так и плохие, однако же, Тьери жестом остановил ее, мягко улыбаясь.

– Он отдыхает, – спокойно сообщил он, – И будет лучше, если отдых этот продлиться еще хотя бы несколько дней. Ричард, безусловно, очень сильный человек, и я не сомневаюсь в его способности справляться даже с такими ранами, однако, время для восстановления ему тоже необходимо.

– Конечно, – девушка благодарно кивнула, о чем-то задумалась и, одновременно смутившись и помрачнев, негромко добавила, – Хотя мне почему-то кажется, он бы в любом случае не умер даже от этих ран… – и, словно испугавшись собственных слов, не желая быть понятой превратно, взволнованно закрутила головой, – Нет, я не хочу сказать, что ему не нужна помощь, наоборот! Просто я вспомнила…

– О чем ты, дитя моя? – Тьери, вопросительно приподняв брови, ободряюще кивнул ей, – Я ни в чем не виню тебя, но хотел бы понять…

– Просто я однажды показал ей альбом с гравюрами, – Роман, будучи в числе тех, кого Татьяна за время проводимой в комнате операции успела уведомить о своих странных подозрениях, поспешил прояснить ситуацию сам, – Где был портрет всеми любимого песика… пардон, мистера Лэрда, – он провокационно ухмыльнулся и закончил, – Более, чем тысячелетней давности.

– Да, и я подумала сейчас, что, если он ухитрился прожить такое долгое время… – попыталась, было, продолжить девушка, но вновь была перебита, на сей раз Владом.

– К тому же, обладая таким характером, – вставил мотоциклист и, пожав плечами, приподнял подбородок, явно не намереваясь брать свои слова обратно или извиняться за них.

Маг, заметив, что Татьяна вновь открыла рот, намереваясь продолжить свои излияния, предпочел вновь остановить ее и, понимающе кивнув, поспешил выразить ее мысль сам.

– Итак, вы полагаете, что Ричарду за его долгую жизнь, безусловно, уже доводилось переживать подобные ранения, но, коль скоро он выжил, он… Я даже не знаю, кто, – мужчина развел руки в стороны и смущенно улыбнулся, – Да и, увы, это лишь предположения, судить однозначно о их…

Странный приглушенный удар, донесшийся со стороны входных дверей, удар сильный, громкий, но одиночный, заставил его прерваться на полуслове и, нахмурившись, окинуть пристальным взглядом всех внимающих ему слушателей. Те же, в свой черед, кажущиеся столь же сосредоточенными и серьезными, ответили ему вопросительными взглядами, лишь затем медленно обращая внимание правее, к двери, ведущей из коридора в гостиную.

Роман слегка вздохнул и, подавая позитивный пример, первым направился к выходным дверям замка, разглагольствуя на ходу.

– Полагаю, что выражу общую надежду, сказав, что надеюсь сам, что это не снова наш неугомонный дядюшка. Иначе, в противном случае, мы будем вынуждены напомнить ему, что здесь не слишком-то рады частым непрошенным визитам… – при этих словах он выразительно потер кулак о ладонь.

Эрик, следуя за братом, только покачал головой.

– Если это и в самом деле он, тебе связываться с ним я бы не рекомендовал, Роман.

– Да ладно вам, – Винсент, не отстающий от экс-хозяина и его младшего брата, после слов Татьяны относительно невероятно долгой жизни оборотня немного успокоившийся, насмешливо фыркнул, – Развели тут паранойю… Разве Альберт стучит не три раза?

– Ну, кому же, как не тебе знать это, – ехидно отреагировала, разумеется, тоже спешащая к выходу, девушка, – Это же ведь ты так бессовестно пытался испугать нас с Романом, подражая ему! Но вообще, да, – он сама вздохнула и, неожиданно поморщившись, на порядок тише добавила, – Так в прошлый раз стучал Людовик…

– Вторая смена? – хмыкнул в ответ виконт, немного ускоряя шаг, – Не дообщался, решил продолжить разговор? Что ж, буду рад поприветствовать и братца, быть может… – он не договорил и, еще прибавив шагу, поспешил к выходу. Татьяне, не успевшей придумать достойного ответа на его слова, вдруг почудилось, что юноша знает или, во всяком случае, догадывается о том, кто или что поджидает их за дверью.

Она была бы очень удивлена, узнав, что практически не ошиблась. Единственная разница между ее предположениями и тем, что реально испытывал молодой интантер, была лишь в том, что он не знал и не догадывался. Он лишь надеялся, сам робко предполагая, хотя и не очень рассчитывал, что надежда эта будет оправдана. Ведь и в самом деле – что мог бы забыть Чарльз Далбертфилс возле дверей затерявшегося во французских лесах замка, да и как бы попал сюда?.. А впрочем, если к его исчезновению действительно приложил руку Альберт…

Додумывать молодой человек не пожелал. Шагая довольно скоро, гораздо быстрее отставших от него друзей, он уже покидал гостиную и решительно приближался к большим дверям, ведущим из замка на улицу, дверям, по которым и был нанесен непонятного происхождения удар. Чтобы там ни было, но именно сейчас все будет должно проясниться и надежды его будут или все-таки оправданы, или все-таки разрушены.

Виконт аккуратно коснулся тяжелой, массивной створки темного дерева и, действуя теперь уже не так резко, как некоторое время назад, встречая хранителя памяти, аккуратно приоткрыл ее, настороженно выглядывая наружу. Бросаться, очертя голову, навстречу неизвестности, особенно после сегодняшнего рандеву с дядей и его прихвостнями, результат которого сейчас лежал почти без сознания в своей комнате, юноше почему-то не хотелось, особенно ввиду того, что на улице уже смеркалось.

И все-таки, не взирая на повисший легкой, но весьма быстро и уверенно сгущающейся пеленою, полумрак, разглядеть на земле в нескольких шагах от замка человеческую фигуру для Романа не составило труда. Хотя здесь, наверное, и простой смертный не испытал бы особенных затруднений – полумрак, хоть и спешил обратиться глухой тьмой, пока еще не был таким уж густым.

Виконт сдвинул брови, прищурился, всматриваясь в фигуру на земле и, ощущая, как надежды одновременно оправдываются и разбиваются в пыль, скрипнул зубами.

– Дьявол… – сорвался с его губ тихий вздох и, не медля более, ничего не опасаясь, да и, по правде говоря, забыв о необходимости опасений, он стремглав бросился к лежащему человеку. На мгновение замер, глядя на закрытые глаза, бледное лицо со следами побоев на нем и на неловко запрокинутую голову и, не в силах сдержаться, упал рядом с раненым на колени, хватая его за плечи и принимаясь весьма энергично трясти.

– Чарли! Прекращай прикидываться мертвым, у тебя это плохо получается! Притворись лучше живым и испуганным, как будто снова лечишь дохлых котиков!

Хранитель памяти, который, торопясь следом за виконтом, успел покинуть замок раньше хозяина замка и его супруги, услышав последние слова, от неожиданности остановился посередине пути и в негодовании приоткрыл рот.

– Почему сразу дохлых? – возмутился он, упирая одну руку в бок, – Что за манера – чуть что, наезжать на меня! Я был живым и дееспособным, и вообще…

– Вот я и хочу, чтобы он тоже был живым и дееспособным, как ты даже в дохлом состоянии, – с видом профессора логики, поясняющего, почему два огурца плюс одно яблоко равняется совсем даже не трем, сообщил Роман и, возвращаясь к прерванному занятию, еще раз тряхнул Чарльза.

– Да ты ему все кости перемешаешь так! – девушка, выскочившая из замка, держа за руку супруга и едва не налетевшая вместе с ним на малость пораженного логикой виконта Винсента, испуганно взмахнула рукой, стараясь остановить юношу, – Осторожнее!

– Небо и земля… – коснулся ее слуха слабый стон, и Чарли, все еще удерживаемый несколько навесу все-таки переставшим трясти его Романом, открыл глаза, – Хоть один здравомыслящий человек в этом сумасшедшем замке…

Интантер, осторожно уложив друга на травку и поправив сбитый его стараниями ворот футболки, возрадовался не менее активно, чем мгновение назад пытался привести его в чувство.

– Живой! Батюшки святы, а я-то уж, было, совсем собрался в замок за лопаткой бежать, могилку в лесочке копать! – он демонстративно коснулся ладонями собственных щек и чуть покачал головой, изображая крайнюю степень восхищения, смешанного с умилением, – Только вот прикидывал, не стоит ли для этих целей лучше экскаватор нанять…

– Я ведь знаю, что ты умеешь быть серьезным, – молодой доктор, сейчас вне всякого сомнения сам остро нуждающийся во врачебной помощи, слабо вздохнул и недовольно поморщился, – Почему со мной ты этот талант никогда не проявляешь?

– Он был серьезен, пока беспокоился за тебя, – подал голос граф де Нормонд и, мягко улыбнувшись, прибавил, – Сейчас же немного успокоился, видя тебя живым, вот и результат.

– Слушай моего брата, он во мне разбирается, – важно кивнул Роман и, подняв указательный палец, погрозил им собеседнику, – И никогда больше не вздумай заставлять меня волноваться за тебя! Потом сам будешь не рад.

– Тогда скажи своему дяде больше не бить меня, – сумрачно отозвался доктор и, издав странный звук, очевидно, пытаясь фыркнуть, закашлялся, кривясь от боли, после чего с видимым трудом втянул воздух.

Татьяна, непроизвольно сильнее сжав руку мужа, хмурясь, немного подалась вперед, обеспокоенно вглядываясь в молодого человека.

– Неужели это он?.. – она не договорила, сглатывая и лишь окинула красноречивым взором лицо лежащего на земле парня.

Нельзя не признать, что внимания последнее в данный момент определенно заслуживало.

Еще совсем недавно гармоничное и, чего греха таить, довольно привлекательное лицо молодого доктора в данный момент поражало разнообразием оттенков. Даже самая кожа его была сейчас бледной до синевы, Чарли казался ожившим покойником и непонятно было, как ему удается находить силы, дабы вести столь уверенный диалог, но некоторые участки привлекали к себе внимание особенно сильно. Губа, разбитая чьим-то мощным ударом, была странного синевато-красного цвета, лиловый синяк на скуле плавно перетекал в фиолетовый фингал под левым глазом, настолько яркий, что даже собственная голубизна радужки на его фоне как-то терялась и блекла, а уж глубокая даже на взгляд рана на правом виске, в крови из которой были испачканы и светлые волосы парня, и лоб, и некоторая часть щеки, и даже на переносице виднелись красные капли, довершая сей жуткий антураж, пугала просто до невообразимости. Ибо, если Ричард, пострадавший несколько меньше, был все-таки не человеком и силы его имели происхождение сверхчеловеческое, то Чарли таковым не был и то, что он, обладая таким ранением, по сию пору оставался не только живым, но еще и сохранял и сознание, и здравый рассудок, казалось просто невероятным чудом.

Отвечая на слова девушки, доктор чуть дернул головой, видимо, пытаясь изобразить кивок и, скривившись, с явным трудом поднял правую руку, касаясь ею макушки. Левая же рука его осталась неподвижной.

Тем не менее, голос молодого человека, когда он заговорил, прозвучал вполне уверенно.

– Да… Не столько сам, сколько при помощи своего прихвостня, этого… как-то… он называл имя, странное такое, как же… Ну, рыжий он такой, в очках, Че… Че…

– Гевара, что ли? – Роман, судя по всему, полагающий, что уверенный голос больного – признак его совершенного здоровья, не в силах удержаться, вклинился в беседу с крайне уместной подсказкой. Татьяна, не в силах удержаться, фыркнула.

– Еще бы сказал Чикатило.

– А что! – юноша, получив столь удачный ответ, моментально обрадовался, воодушевляясь, – Как знать, с какими личностями наш дорогой дядя водит знакомство…

– Чикатило вроде не рыжий, – девушка пожала плечами и очень надеясь на этом закрыть тему, махнула рукой, – Он не подходит.

– А ты это откуда знаешь? – виконт, прищурившись, бросил на собеседницу взор, исполненный праведного подозрения, – Встречалась с ним, а? А если нет, то и знать не можешь – вдруг он был рыжим на заре своей туманной юности… – на этих словах молодой человек мечтательно вздохнул.

Татьяна, хмыкнув, чуть покачала головой.

– А потом он, видимо, выцвел… Хватит глупости говорить, Роман, я сильно сомневаюсь, чтобы Альберт водил с ним знакомство.

– Ну, ты же не знаешь, чем занимался твой папенька на заре своей туманной юности, – отозвался интантер, легко пожимая плечами, – Судьба, бывает, такими тропами водит, что не успеешь опомнится – а ты уже приятель Чикатило, – и он снова вздохнул, на сей раз так выразительно, что в душе девушки невольно закопошилось подозрение – а не был ли сам виконт знаком с какими-нибудь маньяками?

Чарльз, без особого энтузиазма внимавший мирной болтовне друзей, в конце концов не выдержал.

– Эй!.. – окликая их, он сделал, было, неловкую попытку приподняться на правом локте, но сразу же отказался от нее, – Прошу прощения, что прерываю милое обсуждение серийныхубийц, но коль скоро я пострадал из-за вас, быть может, вы все-таки обратите внимание на меня? – он пытался говорить возмущенно, негодующе, однако, добравшись до последних слов неожиданно даже для себя вдруг смутился и поэтому в его устах они прозвучали жалобно.

Граф де Нормонд, вполне снисходительно позволявший брату и жене перекидываться шуточками, с интересом изогнул бровь.

– Ты полагаешь, что он сделал это из-за нас?

– Я это знаю, – последовал усталый ответ, и Чарли, похоже, и в самом деле утомленный долгой и лишенной всякого смысла беседой, на несколько секунд прикрыл глаза. Секунды эти как-то стихийно растянулись в минуту, затем в полторы и, когда примолкшие в ожидании продолжения слов доктора молодые люди начали уже беспокоиться, он тяжело вздохнул и, сморщившись, снова распахнул глаза.

– Да и с чего бы ему было бить меня просто так, ради удовольствия, если бы я не имел отношения к вам? Небо и земля, да он даже упоминал о вас!

– Как я понял, ты говорил, что бил тебя Чеслав, – уточнил Эрик, немного склоняя голову, вглядываясь в молодого доктора пристальнее. В глазах его на краткий миг отразилось явное сомнение касательно нахождения мистера Далбертфилса действительно в полном и здравом рассудке.

Чарли растерянно моргнул.

– Чеслав?.. – неуверенно повторил он, однако, почти сразу сообразив, о ком идет речь, понимающе протянул, – А, так это тот Че Гевара…

– Судя по тебе, это все-таки Чикатило, – не преминул заметить Роман, – Гевара был бы слишком благороден для рыжика, да и совсем не рыжий… Кажется. Так о чем ты? Хочешь сказать, что кроме него, дядя тоже приложил к тебе руку?

– Как не странно, он не святой, – Чарльз изо всех сил пытался говорит ядовито, однако, голос, иногда срывающийся из-за неровного дыхания, так и норовил подвести его, – В основном, конечно, усердствовал тот рыжий… Он только смотрел. Но когда понял, что мне нечего рассказать, я полагаю, разозлился и вот… – молодой человек, по-прежнему действуя одной лишь правой рукой, кое-как задрал футболку, демонстрируя довольно атлетический торс.

Впрочем, в данный момент, как нетрудно было догадаться, действиями его управляло отнюдь не желание продемонстрировать хорошую форму. На бледной, в полумраке кажущейся еще бледнее, почти пергаментной коже доктора явственно проступали ярко-алые, вычерченные, вырезанные прямо на теле буквы: «Бесполезен».

Татьяну передернуло. Ощущая, как страх вкупе с безмерной жалостью стискивает горло, она машинально подняла руку, касаясь собственной шеи и, не в силах вымолвить ни слова, недоверчиво покрутила головой. Надпись, алевшая во тьме кровавыми буквами, сама по себе, напоминая какую-то бирку, повешенную на вещь, пометку о том, что ею нет смысла пользоваться, уже совершенно не входила в каноны эстетики, но мысль о том, что представляет она собою дело рук не кого-нибудь постороннего, не гадкого рыжего оборотня, а родного отца девушки, приводила ее в ужас.

Кроме того, даже сейчас, в сгущающейся тьме и даже Татьяне с ее абсолютным нулем медицинских познаний, было видно, как неровно торчат ребра с левой стороны грудной клетки лежащего на земле молодого человека. С правой же они были, наоборот, словно бы вдавлены внутрь, что, вероятно, и влияло на дыхание парня, делая его неровным и трудным.

– У… у т-тебя, кажется, ребра… сломаны… – несколько севшим голосом пролепетала девушка и, не в силах долее созерцать пострадавшего, отвела взгляд. Тот же, отпустив футболку, с явным трудом вздохнул и едва заметно опустил подбородок, демонстрируя кивок.

– Да, и не только они. У меня перебита левая ключица, пробит череп… хотя это видно. Судя по ощущениям, присутствует и сотрясение, что в целом не удивительно. К тому же, у меня, похоже, сломана права нога и вот здесь, – он указал правой рукой на правую же сторону грудной клетки, – Ребра деформированы. Я чувствую, что они немного пережимают легкое, но сам вправить не могу.

Эрик, который после перечисления травм, полученных молодым доктором, ощутимо заволновался, обеспокоенно сдвинул брови.

– Не претендую на знание врача… – медленно начал он, – Но, если мои познания верны, в таком состоянии тебя не следует даже куда-то переносить.

– Все абсолютно точно, господин граф, – Чарли тяжело вздохнул и, не сдержав стона на выдохе, непроизвольно коснулся пальцами вдавленных ребер, – Ох, вот теперь я еще сильнее жалею, что я у вас – единственный знакомый врач…

– Ну… Тут ты немного заблуждаешься, – Татьяна, послав явственно растерявшемуся парню быструю улыбку, поспешно обернулась назад, взглядывая на двери замка и очень надеясь, что предположения ее оказались верны и маг последовал за ними. Догадки и надежды ее подтвердились.

Тьери, замерев в дверном проеме рядом с Цепешем, молча смотрел на изувеченного молодого человека, не в силах отвести от него взгляд. На лице его, скрытая маской равнодушного внимания, плотно занавешенная сумраком, слабо угадывалась затаенная боль.

Однако же, сокрыта она была столь искусно, так старательно мужчина не выражал ее, что девушка, сейчас решительно не предрасположенная угадывать настроение мага, совершенно ничего не заметила.

– Вы сможете помочь ему?.. – негромко осведомилась она и, пытаясь жестами усилить просьбу, прижала руки к груди.

Тьери, не сводя взгляда с Чарльза, медленно опустил подбородок.

– Постараюсь, – голос его прозвучал несколько отрывисто, однако, заострять внимание на этом Татьяна не стала, лишь молча глядя, как деревенский маг уверенно направляется к своему будущему пациенту.

Чарли, заметив это движение в своем направлении, ощутимо напрягся, мрачно и недоверчиво вглядываясь в фигуру подходящего человека. Доверия к людям, внезапно появляющимся в стенах этого замка, молодой человек не испытывал, тем более, что рассмотреть приближающегося как следует мешал сумрак, и лицо его для парня пока оставалось неразличимым.

Тьери подошел и, недолго думая, аккуратно и осторожно опустился рядом с раненым на одно колено, внимательно осматривая его, пока лишь визуально, не спеша касаться, будто опасаясь навредить. Затем мягко, почти невесомо скользнул пальцами по сломанным ребрам, ощупал ключицу и, мельком глянув на ногу, предпочел пока сосредоточиться на лице молодого пациента и ране на его виске.

Осмотр этой части тела деревенского мага определенно удовлетворил и он, ободряюще улыбнувшись, скользнул рукою в карман, вновь вытаскивая из него пузырек темного стекла.

– С этим я могу помочь прямо сейчас, – спокойно произнес он и, встряхнув пузырек, попытался, было, что-то рассмотреть сквозь темное стекло в нем, однако, быстро поняв тщетность этих попыток, вздохнул и, откупорив его, внимательно глянул на Чарли.

– Будет щипать, сынок, потерпи, – предупредил и вместе с тем попросил он и, легко подняв руку с пузырьком, осторожно наклонил его над ранами доктора. Последний ощутимо занервничал.

– Щипать? Ты что вообще планируешь… Да кто ты такой!.. Я хочу лечиться традиционными методами, а не этой вашей… Ай! – последний вскрик был вызван первой упавшей каплей. Раствор, то самое лекарство, которым Тьери залечивал раны Ричарда, судя по всему, было способно обжигать не только оборотней, доставляя им неприятные ощущения. Впрочем, нельзя не отметить, что на Чарли, не взирая на кажущееся обилие повреждений на его лице, тратить чересчур много этой жидкости маг не собирался. Трех ее капель оказалось вполне довольно для того, чтобы покрыть собою все ранения на лице парня, заставляя последнего шипеть, как масло на раскаленной сковороде, ничуть не уступая в этом Ричарду и, мрачнея с каждым мигом все больше, безо всякого энтузиазма дожидаться конца процедуры. Отдать должное Чарльзу – как бы плохо он не относился к магии и всякого рода магическим штучкам, а лечиться, как и положено доктору, он умел и сейчас, сознавая, что маг, уже протянувший над его лицом руку и выполняющий те же манипуляции, что и некоторое время назад над ранами оборотня, дарует ему исцеление, молчал, стойко выжидая мгновения, когда можно будет подать голос.

По счастью, ждать этого оставалось совсем недолго. Тело человека, поврежденное вполне обычным способом, поддавалось лечению не в пример лучше, чем пострадавшее от серебряных пуль тело оборотня, раны и повреждения на нем, повинуясь силе деревенского колдуна, проходили гораздо скорее. Стоило лишь Тьери завершить свой магический ритуал, опустив руку, как наблюдающим со стороны обитателям замка стало видно, что лицо доктора уже практически обрело свой нормальный вид. Глаз его, столь безжалостно подбитый сильным кулаком рыжего оборотня, выглядел почти обычно, сохраняя лишь небольшой синяк вокруг, почти незаметный, лишь в полумраке кажущийся темным; покраснение на скуле стало значительно меньше, спал отек, и губа, разбитая не менее сильным ударом, наконец-то обрела свой нормальный цвет и вид. Даже рана на виске, которой тоже перепало немного таинственного целебного зелья, да и магии, производимой руками Тьери, перестала быть такой пугающей, определенно уменьшившись в размерах.

Чарли, не сдержав мимолетного вздоха облегчения, сморщился, как будто проглотил лимон.

– Черт побери, когда же вы, маги, оставите меня в покое?! С меня довольно общения уже и с одним из вашего племени, я не хочу больше быть подопытным кроликом для ваших штучек! Да я… да я лучше до Парижа, нет, до Лондона ползком доберусь, чем продолжать…

– Сынок! – Тьери, судя по всему, абсолютно обескураженный полным отсутствием благодарности, да еще и посыпавшимися ему на голову обвинениями, растерянно сдвинул брови, – Тебе не надо так нервничать, я же не собираюсь вредить тебе. Успокойся, это может только причинить тебе боль, я просто хочу помочь…

– «Сынок»? – медленно повторил молодой доктор и, скривившись в непередаваемой гримасе, мрачно осведомился, – Ты давно в зеркало смотрел, папаша? Какой я тебе «сынок», когда я почти с тебя возрастом! Да и боже упаси меня быть сыном мага… – при последних словах он слабо махнул правой рукой.

На лицо помянутого столь нелестными словами мага набежала тень.

– Полагаю, ты все-таки несколько младше, – тонко улыбнулся он и, вероятно, капитулируя перед таким упрямым, категорически не желающим принимать помощь пациентом, тяжело вздохнул, качая головой и оборачиваясь к Эрику и Татьяне, как к, вероятно, единственным, за исключением болеющего оборотня, здравомыслящим и заслуживающим в этом замке доверия личностям, – Дальнейшее лечение будет лучше произвести в менее… спартанских условиях. Я могу сотворить носилки, дабы осторожно доставить этого юношу в замок, однако, нести их придется кому-нибудь из вас, друзья мои.

– «Друзья»! – ядовито фыркнул с земли Чарли и, абсолютно недовольный всем происходящим, пасмурно замолчал, хмурясь, как туча, готовая разразиться дождем. На сей раз на проявления его недовольства внимания никто не обратил.

– Для этих целей у нас имеются Винсент и Роман, – отозвалась Татьяна, слегка пожимая плечами и, словно бы испрашивая поддержки, перевела взгляд на мужа. Тот согласно кивнул.

– Да, им сегодня уже довелось перетаскивать одного пострадавшего, полагаю, что справятся и с другим. Тем более, что на носилках сделать это будет несколько проще.

– Какие носилки, какой замок?! – Чарльз, абсолютно не согласный играть роль безмолвного больного, даже возвысил голос, снова пробуя приподняться на правом локте. На сей раз сделать этого ему не позволил Тьери, безусловно, волнующийся за состояние здоровья всех своих пациентов.

– Я домой хочу, а не в ваш треклятый замок! – продолжал негодовать, между тем, молодой человек, – Хватит уже с меня всех этих замков, оборотней, магов и прочей дряни, все, сыт ими по горло!

Роман, по сию пору внимавший всему происходящему молча, ответственно храня серьезность на лице, наконец, не выдержал и, ухмыляясь, включился в разговор.

– Домой он хочет! А если тебя дома Альберт с топором поджидает, что ты будешь делать?

– Вот тогда и решу, – огрызнулся Чарли, – Если не домой, то хотя бы в больницу. Нормальную, простую, человеческую больницу…

– А там Чеслав с пистолетом, – включился хранитель памяти и, тихо вздохнув, виновато пожал плечами, – Видимо, единственным безопасным местом остается только наш треклятый замок.

– К которому ваш Чеслав меня и притащил, – сумрачно отреагировал его собеседник, – Да еще и об дверь напоследок приложил как следует, как будто мне и без того мало было…

Тьери тихонько вздохнул и, покачав головой, слегка махнул рукой в сторону молодого человека. Под последним в ту же секунду появились из ниоткуда большие и, если подобное понятие к такому предмету вообще применимо, удобные носилки.

– Мы слышали этот звук, – негромко произнес он и, сжав на несколько мгновений губы, еще тише добавил, – Очевидно, для него это был способ постучаться.

– А Чарли использовал вместо дверного молотка, – жизнерадостно подхватил виконт и, кивнув хранителю памяти, одновременно с ним взялся за ручки носилок, поднимая последние с земли вместе с недовольно заворочавшимся Чарльзом, – Нет, вы только посмотрите, какой буйный пациент! Может, привязать его во избежание? А то мало ли, выпрыгнет из носилок, помчится по горам лазить да моря переплывать…

Татьяна, сдерживая улыбку, быстро облизала губы.

– Да нет, Чарли же ведь у нас умный мальчик, правда, Чарли? Он не будет выскакивать из носилок, он будет спокойно и мирно лечиться… – в голосе девушки отчетливо прозвучали интонации медсестры из дома умалишенных, и бедный доктор, сознавая, что к числу ненормальных был причислен и он, помрачнел, прекращая дергаться.

– Не надо считать меня идиотом, – буркнул он и, попытавшись вздохнуть, поморщился, – Убегу, как только приду в себя. Слышал я ваши рассуждения о том, что проклят не то замок, не то граф… Не хватает еще под раздачу попасть.

– Ой, да ладно тебе, – Роман, фыркнув, наконец шагнул вместе с хранителем памяти в сторону замка, намереваясь создать больному полный покой, – Проклятие-то у нас смирненькое вполне, домашнее. Сидит себе в замке, молочко пьет и ко всяким заграничным докторам не пристает.

– К тому же, оно совсем не большое… – тихонько добавила Татьяна, моментально уловившая в речах виконта намек на Тиону. К слову, надо заметить, что последняя-то как раз к заграничному доктору Чарльзу относилась с большой симпатией, и нередко, в минуты пребывания того в замке, укладывалась ему на колени, тихонько мурлыча. Чарли, впрочем, ничего не имел против кошачьей нежности и, платя лаской за ласку, мирно почесывал ее за ушком, продолжая какой-нибудь разговор.

– Чарли, – Винсент, неожиданно посерьезневший и, казалось, вообще забывший о своей феноменальной способности шутить не вовремя, вдруг вклинился в общий разговор, – А что от тебя хотел Альберт? Зачем он тебя… велел Чеславу над тобой издеваться?

– Если ты придумаешь вопрос полегче, Винс, я на него обязательно отвечу, – отозвался молодой человек, стараясь расслабиться в носилках, – А об этом надо спрашивать его… Впрочем, он упоминал, что хотел бы изучить тебя, спрашивал, как я тебя лечил, однако, ответом удовлетворен явно не был. Он хотел знать, было ли что-то необычное… – доктор на секунду задумался, – Я сказал, что не было. А сейчас думаю – у вас вообще бывает, чтобы все было спокойно, нормально и как у людей?

– Нет, – Татьяна, направляющаяся вместе со всеми в замок следом за носилками, невинно улыбнулась, как ни в чем ни бывало, пожимая плечами, – Если все в порядке, то день, считай, прожит зря.

– Да, я это уже давно понял, – Чарли вздохнул, поморщился и, помолчав некоторое время, элегически добавил, – Что же, у всех свои способы развлекаться.

***

– Так, стоп, а куда мы его? – хранитель памяти, зайдя в холл замка, остановился, даже не доходя до балюстрад. Виконт де Нормонд, остановки не ожидавший, непроизвольно сделал еще один шаг, натыкаясь носилками на своего помощника. Чарли, которому эта экстренная остановка доставила немало неприятных ощущений, зашипел, как рассерженный кот и, конечно, успевший и услышать, и понять слова хранителя памяти, уже хотел, было, высказаться в том смысле, что после подобных фокусов его можно хоть куда – хоть в подвал, хоть в крематорий, однако, не успел даже открыть рта.

– Что значит «куда»? – Роман, негодующе фыркнув, сделал неловкую попытку пожать плечами, – У нас же целый коридор свободных комнат для прислуги!

– Да, но я думал… – Винсент, искренне растерявшийся от подобных заявлений, начал, было, выражать свое недоумение, а заодно и возмущение Чарльза, определенно им питаемое, однако, закончить не успел. Юноша, обожающий шутки не к месту ничуть не меньше собеседника, покладисто кивнул.

– Ну, ладно, свободных хозяйских комнат тоже парочка штук найдется, хотя я и не знаю, зачем. Чарли у нас, вроде бы как, занимает должность придворного доктора, к роскоши не привык, так зачем же мы будем его смущать своими шикарными палатами?

– Еще предложи его в каморку придворного лекаря засунуть, – Татьяна, как раз нагнавшая столь скоропалительно остановившихся молодых людей, недовольно скрестила руки на груди. Ответ на ее полунасмешливое недовольство не заставил себя ждать.

– Не, в каморку нельзя, – Роман грустно вздохнул, – Она, конечно, близко и удобно, но туда нельзя. Там кровать чересчур твердая, боюсь, Чарли себе еще синяков об нее понаделает. А ему нужен покой, мирное и тихое возлежание где-нибудь в подвальных помещениях…

– Вы говорите о той каморке, где некогда обитал Альберт? – голос Тьери, мгновенно прервав разглагольствования молодого человека, уже, судя по всему, начавшего склоняться к идее определить больного на исцеление в клетку, где прежде сидел Винсент, заставил всех присутствующих, включая и самого несчастного страдальца обратить внимание на мага.

– Если речь идет именно о ней, – продолжал тот, – То, возможно, этот вариант и в самом деле был бы самым подходящим в данной ситуации. Насколько мне известно, Альберт не успел опустошить свое прежнее обиталище, оставляя там много полезных вещей, а коль скоро некогда он исполнял обязанности и придворного целителя, я думаю, они могут нам пригодиться.

– Ты хочешь засунуть меня на твердую кровать в тесной конуре? – Чарли, наконец решивший подать голос, окинул человека, к которому, судя по всему, загодя питал самую искреннюю неприязнь просто за то, что тот сведущ в магии, сумрачным взором. Собеседник его устало вздохнул и потер переносицу.

– Я хочу вылечить тебя, мальчик, – очень сдержанно откликнулся он и, мельком окинув взором ожидающих вердикта носильщиков, легко кивнул им, – Это подходящий вариант, – и, глядя на то, как они, ощутимо повеселев, направляются к нужной двери, повернулся к стоящим рядом с ним графу и его жене, – Но на сей раз я вынужден просить вас не собираться всем вместе в этом маленьком помещении. Мне это будет мешать, да и юноше сейчас гораздо больше нужен покой и пребывание наедине с могущим его исцелить человеком, нежели толпа сочувствующих друзей.

– Мы не будем набиваться туда, – согласно кивнул хозяин замка, – Чарльз не единожды оказывал нам неоценимую помощь, полагаю, с нашей стороны он заслужил хотя бы элементарного уважения.

Супруга его, не отвечая, лишь кивнула…

…Двери за покинувшими каморку в числе последних, ибо девушка и граф де Нормонд все-таки заглянули к раненому, пожелав ему скорейшего выздоровления, носильщиками, закрылась, негромко хлопнув при этом. Чарли, оставшийся в маленькой и тесной комнатушке в компании одного только мага, тихо вздохнул, пристально глядя на него.

Тьери, словно бы не замечая его взоров, приблизился к дверной створке и, лично закрыв ее поплотнее, прислушался, убеждаясь в том, что никто из любопытствующих не пытается подслушать того, что происходит в каморке и после этого, сам шумно вздохнув, покачал головой.

– Чарли-Чарли… – он оглянулся к молодому доктору и, глядя на него с уже нескрываемым сочувствием, с самым искренним сожалением, прибавил, – Все-таки в Лондоне тебе было безопаснее, мальчик мой.

– Я был именно там, когда они нашли меня, – скептически отозвался парень и, отведя взгляд, мрачно пробормотал, – «Такова жизнь», как говорите вы, французы.

– Ведь ты и сам наполовину француз, – отметил мужчина и, нахмурившись, прошествовал к столу в дальнем конце комнатушки, принимаясь изучать находящиеся на нем вещества и предметы. Далбертфилс в ответ неприязненно сморщился.

– Это не лучшая моя половина.

– Чарли… – Тьери, на несколько мгновений закрыв рукой глаза, опять обернулся к своему пациенту, – Как долго ты собираешься делать вид, будто мы не знакомы с тобой? Я понимаю, ты не хочешь сообщать об этом нашим друзьям, обитателям этого замка… Хотя, должен заметить, что удивить их отцом-магом было бы затруднительно.

– Должен заметить, что я уже выразил свое мнение на этот счет, – огрызнулся парень, – Не дай боже мне быть сыном мага, отец, я готов повторить это, если ты не расслышал. Не знаю даже, что мне не нравится больше – то, что лечить меня будет маг, или то, что этим магом оказался ты.

– Разве для тебя новость то, что они уже некоторое время как общаются со мною? – удивился маг и, придвинув к столу своего предшественника и учителя находящийся здесь же стул, продолжил разбираться с тем, что могла предоставить в его пользование каморка, – Гораздо удивительнее другое, сынок, гораздо больше меня поражает то, что некогда Роман, ища врача, выбрал именно тебя, а не кого-то другого…

– Судьба, – мрачно отозвался Чарли и, тихонько вздохнув, принялся внимательно изучать потолок, – Они, конечно, называли твое имя при мне, но я надеялся, что речь не о тебе. Хотя и сам жалел, особенно в момент, когда ко мне заявились эти типы, что тебя нет рядом… Впрочем, я помню что-то о том, что Альберт сильнее, так?

– Альберт обучил меня всему, что я знаю, а сам пошел дальше, – сдержанно откликнулся маг и, неожиданно повернувшись, пристально глянул на молодого человека, – Но, клянусь, Чарли, я скорее умер бы, чем допустил, чтобы он так поступал с моим сыном.

Чарли скупо улыбнулся.

– Что ж, тогда не так уж плохо, что тебя не было рядом. Мне приятнее думать, что мой отец живет где-то вдали от меня, чем что он мертв.

– Рад, что твоя ненависть ко мне не столь сильна, чтобы желать мне смерти, – отстраненно откликнулся Тьери и, понюхав какой-то раствор, удовлетворенно кивнул, отмеряя некоторое его количество в очень удачно находящейся здесь пробирке. Чарли, уложенный головой в сторону выхода, а ногами в сторону стола и пристально следящий за ним, удивленно приподнял брови.

– Ненависть? Я не ненавижу тебя, отец, – он примолк, а затем, говоря уже на порядок тише, прибавил, – Я боюсь тебя.

Слова его, такие тихие, почти неслышные, прозвучали в ушах Тьери как гром, как выстрел, заставляя повернуться так резко, так потрясенно, что скрупулезно, старательно отмеряемый им раствор едва не выплеснулся на пол.

– Ты боишься?.. Чарли, но я… Сынок, я ведь никогда не обидел бы тебя! Что ты говоришь, как…

– Я знаю, – новая улыбка молодого человека оказалась мрачной, – Ты бы никогда не обидел меня, отец… Но ты живешь на этом свете уже бессчетное множество лет, ты способен омолодить сам себя и твой вид сейчас – тому доказательство, ибо даже я узнал тебя далеко не с первого раза. Я уверен, ты бы не пожелал смотреть, как растет, взрослеет и стареет твой сын, ты постарался бы помешать этому – подлил бы мне что-нибудь в чай, и… Сделал бы таким же, как ты сам. А я не хочу! Не хочу, понимаешь, папа? Я хочу быть просто обычным человеком, хирургом, помогать людям, прожить отмеренное мне количество лет и умереть в окружении многочисленных потомков. Жизнь мага… это не для меня.

– Жизнь мага не всегда подразумевает долголетие, – мужчина нахмурился и, отставив раствор в сторону, поднялся со стула, подходя к сыну, – Ты мог бы точно также помогать людям, лечить… Чарли, я ведь не прекращал интересоваться твоей жизнью. Я знаю, что ты стал замечательным врачом, человеком, о котором идет великолепная слава как о докторе, исцеляющим одним лишь прикосновением! Это ли не дар, мальчик мой, не магия?

– Нет! – последовал резкий и раздраженный ответ, – Это не магия и не дар, отец, это знания, помноженные на полученный опыт! Я учился, много учился, для того, чтобы достичь этого и сейчас… Слышать из твоих уст слова о том, что это просто какие-то фокусы – это, знаешь ли, откровенное оскорбление!

– Святые угодники, сын! – мужчина, даже несколько ошарашенный последним заявлением собеседника, растерянно развел руки в стороны, – Да мне и в голову не приходило оскорблять тебя! В древности врачей априори считали магами, и, как мне кажется, это скорее было комплиментом, нежели оскорблением…

– Сейчас не древность, если ты не заметил, – сумрачно отозвался Чарльз и, вздохнув, устало коснулся пальцами вдавленных ребер, – Давай закончим этот разговор. Если ты способен помочь мне, вылечить – то вылечи, будь так добр. А обсуждать наши отношения сначала с этим Альбертом, а потом и с тобой, я больше не хочу.

– Ты обсуждал с Альбертом наши отношения? – Тьери изумленно и недоверчиво нахмурился и, аккуратно коснувшись футболки сына, мягко поднял ее, открывая себе доступ как к искалеченным ребрам, так и к ужасной кровавой надписи на груди.

– Ну, не то, чтобы… – Чарли поморщился, – Просто он спросил, мол, неужели мои отношения с отцом настолько плохи, что я даже не желаю носить его фамилию? Я не ответил. Это не его дело, что я желаю, чего я не желаю… – он попытался сделать глубокий вздох и предпочел переменить тему, – Ты сможешь что-нибудь сделать с этими… буквами? Я бы не хотел щеголять ими после… Кстати, а он правда видел меня в трехлетнем возрасте?

– Возможно, – отец молодого человека достал, было, свой пузырек с исцеляющим раны снадобьем, однако, тотчас же, покачав головою, убрал его, – Нет, сейчас нельзя… Я, конечно, вылечу эти страшные порезы, сынок, но немного позже. Для начала надо выправить твои ребра, иначе в момент исцеления ты можешь случайно навредить себе. А Альберт, быть может, и видел тебя в трехлетнем возрасте, Чарли, я не могу утверждать. Он наведывался ко мне, пока обучал меня, я не исключаю того, что он мог даже играть с тобою. Как это ни странно, а к детям учитель всегда относился хорошо.

– Теперь у него другие игры, – поморщился парень, – Взрослых детей он, очевидно, не любит… Как же ты выправишь мне ребра здесь? В этом… – он окинул красноречивом взглядом каморку, подыскивая наиболее емкую ее характеристику, – В этом чулане? Это надо делать в больнице, так даже маг вряд ли… Что ты делаешь?

Отец аккуратно коснулся ладонью вдавленных ребер молодого человека и, прикрыв глаза, явственно постарался на чем-то сосредоточиться. Губы его несколько раз беззвучно шевельнулись, не то шепча слова заклинания, не то просто отражая овладевшее им напряжение.

– Тебе придется потерпеть, мальчик мой, – наконец вымолвил он, вновь распахивая очи, – Процесс будет трудным и болезненным, хотя я и постараюсь сделать все как можно мягче. Ты справишься?

– Я сильнее, чем ты думаешь, – последовал довольно категоричный ответ, – И сильнее, чем выгляжу. Если после этого твоего болезненного процесса я снова смогу нормально дышать – действуй. Действуй, папа…

Мужчина кивнул и, внимательно следя за собственными действиями, начал медленно и осторожно приподнимать плотно прижатую к телу сына ладонь. Последний застонал.

Ребра, вдавленные внутрь безжалостным ударом жестокого оборотня, сейчас, повинуясь силе мага, силе, очевидно, немалой, медленно выправлялись, восстанавливая прежнюю форму и состояние. Ладонь, поднимаемая над телом пострадавшего, буквально вытягивала их наверх, достаточно медленно, но и в самом деле отнюдь не безболезненно, и молодой доктор, искренне полагавший, что о болезненных способах лечения знает все, и пережить их способен, сейчас, открывая для себя нечто новое, кусал губы, отчаянно пытаясь сдержать стоны и даже крики боли.

В больнице все происходило бы иначе. В больнице этот процесс бы не был столь болезнен, но и не был бы так скор… Чарли вздохнул и, медленно дыша, попытался, было, что-то сказать, но маг быстро поднес палец свободной руки к губам, призывая его к тишине.

Время текло, как тягучий кисель, казалось, растягиваясь с каждой минутой все больше и больше. Каждую секунду, каждое мгновение Чарльз твердил себе, что уже все, что это был последний рывок, что все уже закончено и все восстановлено, но секунды сменяли друг друга, а экзекуция все не прекращалась.

– Не… могу… – в конце концов, не выдержав, простонал парень и отец его, забеспокоившись, взволнованно сжал его здоровую руку.

– Еще чуть-чуть, мальчик мой, самую малость… – зашептал он, настороженно следя за тем, как расправляются под кожей ребра сына, – Вот, вот… уже все.

Чарли слабо вскрикнул, ощущая, как спина его против воли прогибается и где-то далеко, а может быть, просто глубоко в собственном теле, ему послышался слабый щелчок. Тьери, легонько встряхнув пальцы, медленно убрал руку и, вздохнув, покачал головой.

– Я никогда не мог даже представить, что мне доведется излечивать тебе столь страшные травмы… – негромко вымолвил он и, подняв ту руку, коей несколько мгновений назад ободряюще сжимал пальцы сына, мягко провел ею по его волосам, – Бедный мой мальчик…

– Да будет тебе, папа, – Чарли, ощутимо побледневший, тяжело, но ровно дышащий, с видимым наслаждением делающий полные вдохи, чуть дернул головой, – Я видел травмы и более страшные, и вылечивал их! Сам, безо всякой магии. А так-то… – он не договорил и, слабо махнув здоровой рукой, буркнул, – Спасибо.

Тьери мягко улыбнулся и, кивнув в ответ на благодарность, без излишних слов направился вновь к столу, где подготавливал какой-то непонятный раствор. Молодой человек следил за ним.

– Страшно даже представить, как теперь ты будешь лечить мои переломы…

Мужчина, усмехнувшись, легко покачал головой.

– Не волнуйся, сынок, как не удивительно, переломы лечить будет не так болезненно. Пока же расслабься. Дыши…

– Дышу, – отозвался парень и, вновь вздохнув полной грудью, ненадолго прикрыл глаза. В душу его, взявшееся неизвестно откуда, внезапно закралось искреннее восхищение родным отцом. Да, вот он – настоящий маг, вот она – великая его сила! Вправлять ребра лишь прикосновением руки, лечить переломы, судя по всему, при помощи каких-то составов, растворов, без бинта и гипса! Это уже не просто фокусы, как ему всегда казалось, это настоящая магия, истинная сила великого человека!

– Скажи… – он приоткрыл глаза, вновь взглядывая на спину сосредоточенно занимающегося чем-то родителя, – Папа!..

– Да? – Тьери обернулся, обеспокоенно взирая на сына, – Что такое? Болит?

– Нет-нет… – Чарли поднял руку и слабо помахал ей в воздухе, – Хотел просто спросить. Этот рыжий, как его… Чеслав, да. Так вот, он ведь… очень силен? Хочу сказать, физически-то да, я это на себе узнал, но, мне кажется, не только?

– Сам я с ним не сталкивался, – отозвался маг, внимательно глядя на него, – Однако, если ему хватило сил ранить Ричарда, боюсь, что так оно и есть. Почему ты спросил?

– Просто, когда они заявились ко мне, он, чтобы удержать, схватил меня за шею. Не душил, но так… придушивал. Не знаю, следы на шее, наверное, все-таки остались, – парень осторожно коснулся горла и потер его; отец его кивнул, – Я попытался разжать его руку и, клянусь, в какой-то момент мне немного удалось это. Он был явственно изумлен и сжал ее сильнее…

Тьери спокойно улыбнулся. На его взгляд, ничего удивительного в речах сына не было.

– Ты не хочешь принимать то, кто ты есть, мальчик мой, но деваться от этого ты никуда не можешь. Твое наследие – в твоей крови, Чарли, ты потомок не только мой, но и великого мага, большого человека. А Чеслав, судя по всему, не так силен, чтобы совладать с наследником Рейнира.

***

Альберт нарочито медленно, неспешно опустился в большое, глубокое и мягкое кресло и с нескрываемым наслаждением скинул тяжелые ботинки. Затем, сползя немного ниже, вытянул ноги и, окинув довольно равнодушным взором находящихся кроме него в комнате людей, пошевелил пальцами, расправляя их. Ботинки, на взгляд производящие впечатление очень удобных и мягких, на деле немилосердно жали. Маг задумчиво глянул на собственные ступни и, качнув головой, негромко вздохнул. Как забавно. Ему бы ничего не стоило уничтожить, сжечь, сравнять с землею эти чертовы ботинки, не желающие становиться уютными, но разнашивать их приходилось обычным человеческим способом. Как ограничена порою оказывается даже великая сила…

– Какой утомительно насыщенный день, – негромко вымолвил мужчина и, откинувшись назад, прижимаясь спиной к спинке кресла, на мгновение прикрыл глаза. Хотелось расслабиться и ни о чем не думать. Хотелось чаю или, быть может, чего-нибудь более крепкого, но в то же время совершенно не хотелось шевелиться.

– И зачем было насыщать его избиением несчастного доктора?

Неожиданно прозвучавший вопрос отвлек мага от благостных размышлений о том, какой напиток в данный момент он желал бы употребить, и желал ли бы вообще какой-нибудь, вынуждая возвратиться с уютных небес на грешную землю, поднимая ресницы и с некоторым недовольством взирая на осмелившегося заговорить с ним юношу.

– Ты хочешь сказать, что не слышал? – Альберт, слегка приподняв бровь, согнул одну ногу в колене, опирая ее пяткой на колено другой, – Странно, кто же в таком случае столь отчаянно скрипел за дверью половицей, что едва не отвлек меня?

– Вот уж не знаю, – отмахнулся Людовик, – Лично я был тих, как ночная мышь, ворующая сыр с бутерброда. Да и вообще, этот твой новый песик его так старательно колотил, что я очень сомневаюсь в возможности вообще что-либо расслышать за криками бедняжки Чарли и звуками ударов.

– Однако же, я расслышал, – последовал невозмутимый ответ и маг, чуть склоняя голову набок, подпер щеку кулаком, – И должен заметить, Луи, что мне не слишком нравятся твои настроения. Сначала ты отказываешься драться с Романом, потом советуешь позвать врача для оборотня, а теперь и жалеешь того самого врача… Что же последует дальше? Ты пожелаешь сменить место жительства с моего скромного домишки на замок? – последний вопрос прозвучал как будто бы саркастично, несерьезно, казалось бы, Альберт и сам не верит в подобный исход дела, однако, взгляд его, тем не менее, оставался острым и внимательным. Людовик, хранящий совершеннейшее спокойствие, хладнокровно отошел к роялю, стоящему неподалеку и, чуть прислонившись к нему, скрестил руки на груди, сжимая в одной из них свое неизменно любимое резиновое колечко, эспандер, затем пожал плечами.

– Думаю, такая вероятность определенно существует.

– Вот как? – мужчина, изображая полнейшее равнодушие, едва заметно приподнял уголок губ в безразличной усмешке, – И чем же вызвана такая перемена в твоих мыслях, дорогой племянник?

Людовик, нахмурившись, опустил руки и как бы между прочим сунул колечко в карман. В воздухе смутно запахло грозой, – чувствовалось, что оба мага, не взирая на кажущееся спокойствие, сейчас находятся в состоянии некоторого противостояния, конфронтации, все более и более набирающей масштабы.

– Я не хочу больше идти против своих братьев, – голос Луи звучал твердо и четко, хотя и не был громок, – Они – моя семья, я люблю их, в конце концов! Да и Ричард не так плох, как ты пытался убедить меня. Он ведь даже не ненавидит меня после всего, что я сделал, а Чарли здесь вообще не причем. Я не хочу больше, Альберт, я не пойду против них. В конце концов, я взрослый человек и вправе сам решать, что для меня правильно и что мне нужно.

– Какая слабость… – донесся из другого угла комнаты задумчиво-насмешливый голос, и Людовик, рывком повернув голову, метнул туда яростный взгляд. Ворас, восседающий на диване в расслабленной позе, кривовато ухмыльнулся в ответ и закинул ногу на ногу.

– Тебе лишь восемнадцать лет, мальчик, – негромко, но весомо вымолвил он, – Мне кажется, неразумно называть себя взрослым и к тому же оспаривать решения дяди.

Молодой маг скривился и, не желая вести сражение на два фронта, повернулся к заговорившему с ним Анхелю спиной.

– Восемнадцать, – голос его зазвучал на редкость ядовито, – Ну да, и еще плюс-минус три века, сущая ерунда. Что ты собираешься делать?

Альберт, не слушая беседы своего племянника с ворасом, тяжело поднялся из кресла и, как был, босой, отправился к длинному столу, уставленному различными препаратами и средствами вершения магии. Услышав вопрос молодого человека он, уже беря со стола шприц, удивленно обернулся.

– Господин маркиз прав – ты слабеешь, Луи. Мне больно смотреть на это, мой дорогой мальчик, я хочу помочь…

– Я не хочу, чтобы ты снова колол мне эту дрянь! – раскат грома за окном слился с голосом юноши, и его наставник поморщился.

– Маленький неуч… Сколько раз я просил тебя держать под контролем силу, не позволять ей управлять природой так откровенно… Почему мои родственники никогда не внемлют мне? – взгляд его обратился к Анхелю и тот, со скрытым удовольствием созерцающий происходящее, чуть заметно пожал плечами, всем видом демонстрируя незнание. Альберт вздохнул и покачал головой.

– Что ж, этот вопрос придется решить потом. Сейчас же, Людовик, я прошу тебя – дай руку, и я верну тебе твою силу.

– Я достаточно силен, Альберт, – за окном потемнело; на челе молодого мага сгустились тучи, – Я сказал тебе – я больше не хочу принимать в себя эту мерзость, мне не нужна ненависть извне!

– Она тебе необходима, – его собеседник нахмурился и открыл, было, рот, намереваясь сказать что-то еще, однако тотчас же, передумав, махнул рукой и поморщился, – Я бываю слишком нетерпелив, племянник, и не люблю неповиновения. Было бы возможно уговорить тебя, но я устал… – он вздохнул, медленно смежая ресницы и внезапно распахнул их вновь.

Луи замер. Никогда доселе ему не доводилось испытывать на себе силу дядюшки, не приходилось быть жертвой его гипнотических способностей, прежде он только видел, как Альберт подчиняет себе других. И вот теперь вдруг сам оказался на позиции подчиненного. Не в силах противиться, не в состоянии отвести взгляд, молодой человек стоял, широко распахнув глаза и мог лишь, едва дыша, вглядываться в темную пустоту напротив.

Голос мага донесся до него как будто бы издалека, и одновременно прозвучал так близко, что, казалось, чудилось, будто он исходит из самой глубины само́й сути юноши, что он говорит вместо его внутреннего голоса.

– Дай. Мне. Руку! – в тоне мужчины явственно звучали раздраженные нотки, но не подчиняться ему было невозможно.

Луи, отчаянно сопротивляясь, мысленно упираясь изо всех сил, с видимым усилием вытянул вперед чуть дрогнувшую руку. Легка футболка на его плечах сейчас сыграла хозяину плохую службу – доведись Альберту засучивать рукав молодого человека, отвести взгляд от его глаз он все-таки должен бы был, и это дало бы шанс юноше найти лазейку, ухитриться выскользнуть из-под неусыпного, непрерывного контроля.

Сейчас же маг легко, не утруждая себя затягиванием жгута на руке ученика, не задумываясь над поиском вены, уверенным, многократно отработанным движением, вогнал иглу под его кожу и, не медля, не следя за собственными действиями, нажал на поршень.

Анхель едва заметно качнул головой. Уж на что был он видавшим виды человеком, уж на что привык к силе мастера и привык к ней давно, сейчас даже он был впечатлен.

Альберт молчал. Он не смотрел на руку племянника, ему это было не нужно. Он знал, что происходит сейчас, видел отражение этого в ярко-зеленых глазах напротив, чувствовал, как темная жидкость, струясь по вене юноши, расходится по всему его организму, наполняя его сердце и душу жгучей ненавистью, так угнетающей его родственников и настолько полезной ему, его учителю.

Жидкость кончилась, и мужчина, легким движением выдернув иглу из-под кожи молодого человека, равнодушно отшвырнул от себя опустевший шприц куда-то в сторону стола.

– И ты считал себя равным по силе мне… – Альберт, на протяжении нескольких секунд еще удерживавший руку племянника за запястье, оттолкнул ее от себя, отворачиваясь и возвращаясь в кресло, – Глупый мальчишка. Ты слаб, много слабее меня, и никогда в жизни тебе не достанет сил, чтобы совладать со мною. Лучше тебе забыть о сопротивлении, Людовик, и просто подчиняться…

Луи, прижав к себе руку, смотрел ему вслед с нескрываемой ненавистью. Затем, не говоря ни слова, отвернулся сам и, приблизившись к дивану, на котором сидел Анхель, присел на край его, со стороны противоположной той, где находился ворас. Комментировать случившееся ему пока не хотелось, взгляд был прикован к руке, где на месте укола медленно проявлялся синяк.

Альберт, вернувшись в кресло, вновь принял прежнюю расслабленную позу и, как ни в чем ни бывало, мягко улыбнулся, решительно не желая обращать внимания на племянника и его переживания. Взор его сейчас был прикован к Анхелю.

Тот, будто бы чувствуя это, подался вперед и, облокотившись на собственные колени, сцепил руки в замок, всматриваясь в мага. В бледно-зеленых глазах его сверкнул огонек странногоинтереса.

– Мастер… – в раздумье вымолвил он, – А для чего вам нужен был этот де ля Бош? Ведь, кажется мне, сам он некогда упоминал о вашей способности открывать двери в пространстве, подобно хранителю памяти.

Альберт помолчал, задумчиво потирая подбородок и, похоже, собираясь с мыслями, отвлекаясь от беседы с Луи на другие, тоже вполне немаловажные дела. Затем провел пальцами по собственной щеке и, опустив колено той ноги, что упиралась пяткой в колено другой до параллели с полом, положил на него руку, мягко улыбаясь.

– Сколько любопытства… – все еще как будто бы задумчиво промолвил он, – Анхель, друг мой… ты действительно внимателен и очень хорошо умеешь подмечать детали. Ты прав, мои способности охватывают малую часть умений хранителя памяти. Но, увы, лишь часть… Мне же хотелось бы пополнить запас моих знаний, увеличить его и чем больше, тем лучше.

– Значит, браслет, кулон – все это для вас уже не представляет интереса? – ворас склонил голову набок и немного повернул ее, взирая на собеседника чуть искоса. Тот вновь задумался, постукивая пальцами по колену, отбивая какой-то неясный ритм.

– Они не могут не представлять интереса для меня, господин маркиз, – негромко вымолвил он наконец, – Они были предназначены мне, были созданы для меня. Но человек, называвший себя моим отцом, а меня – своим сыном, предпочел разделить предметы, как то советовал ему полубезумный старик, не позволяя мне единолично владеть ими. Быть может, он надеялся таким образом уберечь окружающих, свою семью, быть может, хотел уберечь меня… Говорят, разделение силы кошки между двумя предметами имело скрытый смысл, должно было не позволить силе стать слишком большой, а человеку, могущему получить к ней доступ – чересчур могущественным. Возможно, я не отрицаю. Но я всегда был и остаюсь единственным, кто знает о браслете и кулоне столько, что мог бы контролировать их, я был и остаюсь истинным их носителем, даже не взирая на то, что моя дочь, получив по праву рождения эту прерогативу, невольно, а впоследствии и вольно отобрала у меня ее.

Гийон, мой отец, боялся этой силы, боялся безмерно, сильно, как боялся и кошки. Боялся, не взирая на собственные рассказы о проявленных им некогда чудесах смелости, о том, как он, бросая проклятию вызов, наводнил весь замок кошками… Вероятно, бедное животное ощущало его неприязнь, потому как видеть ее мне довелось лишь в детстве, еще в довольно нежном возрасте. Позднее же она исчезла, не показываясь на глаза ни мне, ни моему брату и не показывалась до появления в стенах замка первенца Анри – Эрика.

– Однако, мне доводилось слышать, – Анхель вновь откинулся назад, на спинку дивана, проницательно взирая на собеседника, – Что в дневнике вашего отца, мастер, была упомянута яркая неприязнь этого… животного к вам. Этот разговор состоялся еще в то время, когда я был вынужден пребывать в Нормонде, поэтому от моего слуха он не ускользнул.

Альберт негромко, бархатисто рассмеялся.

– Глупости. Старый граф всегда больше любил старшего сына, родного ребенка, нежели меня, вот и видел во всех его действиях лишь хорошее. Кошки вообще довольно редко любят маленьких детей, должен сказать вам, мой друг, ибо те обожают играть, тискать их, надоедать животным своим обществом. Анри не был исключением – любовь к кошкам передалась ему от отца и, когда в замке появился я, Аласка – так ее звали тогда – предпочла заблаговременно не приближаться ко мне, опасаясь повторения настойчивых ласк. Я полагаю ее поведение вполне естественным для кошки, однако, Гийон раздул это до масштабов катастрофы…

– Дед всегда любил тебя, – мрачный голос Луи, неожиданно вклинившийся в плавную речь мага, заставил того отвлечься от повествования, – И никогда не упоминал, что ты не родной нам, я сам узнал это от тебя, так что…

– Людовик, – мужчина нахмурился, посылая племяннику взгляд, полный предостережения, – Я бы просил тебя не вмешиваться в беседу старших и не рассуждать о том, чего не можешь понять. Я слишком хорошо знал своего отца.

Людовик, получив столь резкий и жесткий отпор, сумрачно притих и, потерев место укола, предпочел обратить внимание на погоду за окном.

– Я слишком хорошо его знал… – негромко продолжил Альберт, переводя взор на какую-то неясную точку в пространстве, – И, увы, обладал с детства довольно высокой степенью проницательности и наблюдательности. Увидеть, как относится ко мне Гийон де Нормонд не составляло труда, однако… – он улыбнулся и в улыбке этой смутно отразилась застарелая печаль, – Лет до десяти я верил, свято верил, что однажды он меня полюбит, признает меня, поймет, что я не хуже Анри. А потом услышал его беседу с мамой, где он, особенно не стесняясь в выражениях, утверждал, что я – исчадие Ада, и что, должно быть, он зря внял совету того мага, принимая решение взять меня в семью. Неплохой удар для десятилетнего мальчика, не правда ли? – маг неожиданно выпрямился и, быстро глянув поначалу на Анхеля, а затем и на Людовика, похоже, вообще не слушающего его излияний, гордо приподнял подбородок, – О, нет, не надо полагать, что я сожалею о случившемся, нет! Мне было больно и обидно, это правда, но именно это дало мне толчок расти и развиваться, жить, выбирая себе такую жизнь, какую я желаю сам, становясь тем, кем я хотел бы быть. А Анри, между тем, с возрастом все более и более склонялся на сторону отца… Когда его не стало, брат и вовсе предпринял заведомо безуспешную попытку выгнать меня из родного, не взирая ни на что, дома. Тогда он уже был в курсе моего занятия магией, начинал заниматься ею и сам, как обычно, в пику мне, и почему-то считал, что сил сделать это ему достанет… Чем все это закончилось, известно. Замок был мне нужен, Анри мешал мне, путался под ногами, как и его семья, мечтал вытолкать меня взашей, – и я вытолкал всех их. Впрочем, справедливости ради, замечу, что племянникам не передалась по наследству та неприязнь, та ненависть, что питали ко мне их отец и дед. Должен заметить, что все трое искренне любили меня, доверяли мне, за исключением, быть может, только Романа, заметившего однажды, как я подсыпал им в еду необходимые для обращения в будущем в интантеров травы. Не стану лгать, за их любовь я платил, да и, как это не странно, до сих пор плачу взаимной любовью. Именно поэтому я бы, наверное, никогда не сумел убить Эрика или Романа. Проучить, возможно, вывести из строя на время… Но не убить. Племяннику же на это сил достало, – на этих словах он помрачнел и, вздохнув, неприязненно качнул головой, – Очевидно, Эрику все же передались настроения Анри…

– Исповедь обиженного, – буркнул Людовик, не отрывая взора от окна, – Им было плевать, есть ты или нет на этом свете, Альберт, это ты явился к ним, и явился не с добрыми намерениями. Но теперь стараешься повернуть все так, словно бы это они оскорбили тебя.

Анхель, негромко вздохнув, бросил быстрый взгляд на юного мага и, вероятно не желая, чтобы собеседник его отвлекался, обращая внимание на его слова, предпочел высказаться сам.

– А что же замок? На сей раз вы утверждали, что не нуждаетесь в нем более, что ваши интересы отныне лежат в иной плоскости… Мне показалось, что вы лукавили.

– Так оно и было, – маг, старательно игнорируя выпады неблагодарного племянника, предпочел и в самом деле продолжать беседу с человеком, как он полагал, более понимающим и восприимчивым, – Я не могу отказаться от своих притязаний на замок, увы, пока не могу позволить себе этого. Место, что некогда давало силы Рейниру – магу, которого я намерен превзойти, – несомненно окажет мне пользу, помогая преуспеть в этом намерении. Кстати, ходили слухи, будто после загадочной гибели Рейнира на этом свете остались его ученики… Но свидетельств их магии я не наблюдал, признаюсь. К сожалению, браслет и кулон, даже пробыв довольно долгое время в стенах Нормонда, не получили всей силы, какая сокрыта в древних его камнях. Они нужны мне, да, безусловно, они были предназначены для меня с мига их создания, но, как по мне, к ним должен был бы прилагаться еще и замок.

– Мастер, – Анхель, выслушивающий слова собеседника с великим интересом, вновь подался вперед, облокачиваясь на собственные колени, – Ваши слова, должен признаться, увлекают меня, однако, до сей поры не объясняют самой сути этих вещей. Самой сути существа, из силы которого они были созданы… Ведь, кажется, именно кошку долгое время полагали проклятием рода де Нормонд? Так ради чего же стоило делить это проклятие надвое, зачем было создавать два предмета, или… вам это неизвестно? – взгляд светло-зеленых глаз стал пристальнее. Альберт, увлеченный своими собственными мыслями, даже не заметил этого.

– Не могу сказать, что сейчас угадать причины поступков колдуна, слывшего сумасшедшим, будет легко… Однако же, я попытаюсь. Как гласит легенда, старик, принеся кулон и браслет моему отцу, утверждал, что часть сущности кошки – ее зло, была заключена в черном камне, тогда как свет ее сокрыт в камне прозрачном. Нам отец говорил тоже самое. Видимо, этим и объяснялся его выбор при разделении предметов меж нами – полагая меня исчадием Ада, старик отдал мне «светлую» безделушку, желая уравновесить ею мои темные стороны. Любопытно то, что делить эту силу вовсе не было никакого смысла – браслет и кулон, эта извечная пара, едины, они, по сути, две части одного целого. Быть может, разделяя силу надвое, колдун надеялся снизить ее вредоносное влияние на тех, кто окажется рядом… Сила, как таковая, – маг поднял руки, делая вид, будто держит незримый шар, – Не имеет полюсов. Сила – это просто инструмент, который можно применять и во зло, и во благо. Только люди почему-то издревле уверены, что коли ты обладаешь могуществом, но употребляешь его на благо себе, а не им, значит, ты плохой, значит, ты зло, которое было бы желательно уничтожить. Человечеству свойственно вешать ярлыки на все, увиденное ими… Но я отвлекся. Итак, сила, заключенная в теле кошки, умело впитывающей в себя ту мощь, которой наделены стены Нормонда, была долгое время едина. Рейнир, покуда был жив, сдерживал ее, поглощал сам, делая из кошки нечто вроде передатчика, сосуда, из которого пил, но, когда его не стало, сдерживать этот огромный поток могущества стало некому и он, переполнив сосуд, стал выплескиваться наружу. Тогда-то и обрушились на семейство де Нормонд все эти несчастья, тогда-то и стали погибать маленькие хозяева кошки… Это можно сравнить с рекой. Ведь в сущности она не может быть признана доброй или злой, плохой или хорошей, ее не могут волновать судьбы мироздания, ибо она просто есть, она просто существует, несет свои воды в одном направлении, никогда не обращаясь вспять. Однако, стоит берегам ее сойтись, становясь у́же, как река обращается стремительным, сметающим все потоком, разрушающим и несущим погибель всему живому на своем пути. Нередко такие стремнины обрываются водопадом, ревущей и пугающей массой воды, что ниспадает вниз, разбиваясь о скалы. И кажется тогда, что он таит угрозу, что целью его является лишь уничтожение… Но ведь самая суть воды не изменилась. Она все еще нейтральна, и дальше, если не повстречает новых порогов, продолжит свой бег также спокойно.

Кошка стала такой стремниной для половодной реки силы, что проходила через нее прежде. И, выливаясь водопадом на тех, кто не был готов принять ее, сила эта, конечно, уничтожила их.

Вероятно, поэтому колдун, решивший загладить грехи своего предшественника, предпочел поделить силу надвое, уменьшая ее количество, могущее вылиться на обладателя украшений, делая его не опасным для не подготовленного человека. Но я был готов! – в темных глазах мага при этих словах сверкнуло что-то такое, что Луи, случайно в этот миг бросивший взгляд на дядю, непроизвольно сглотнул, – И если бы оба предмета достались мне, я бы сумел удержать их в узде, я сумел бы, быть может, даже обратить во благо эту огромную силу! На свою беду, отец мне не доверял, – Альберт, вновь сбиваясь на тему своей семьи и застарелых обид, ненадолго примолк, собираясь с мыслями. На некоторое время в комнате повисла тишина.

Затем маг, медленно потянув носом воздух, едва заметно повел плечами и мягко улыбнулся.

– Рискую утомить слушателей своими излияниями, но все же решусь завершить свою историю. Итак, отец не доверял мне, а брат, становясь старше, все более и более сходился с ним во мнении. И, когда страшная трагедия потрясла замок – трагедия, в которой я бы лично обвинил Чеслава, ибо он ослушался моего приказа и, действуя по собственному усмотрению, устроил ничем не обоснованную бойню в стенах замка, – брат, безусловно, предъявил обвинение мне, кляня и за смерть младшего сына, – взгляд темных глаз мимолетно метнулся к упомянутому юноше, – И за гибель гостей, обвиняя в крахе каких-то надежд, виня еще в чем-то, еще в чем-то… Как он был глуп. Зная о моем владении магией, но полагая себя едва ли не равным мне, если не сильнее, он понадеялся пулей остановить меня. А после… После я вынужден был покинуть Нормонд – дела вне его стен требовали моего присутствия, посему, покинув общество брата, я ушел. Когда же вернулся снова, то не узнал замка – все вокруг казалось заброшенным, давно оставленным, а Эрик… Он даже не заметил меня, когда я выглянул из той жалкой каморки, где ютился со своими экспериментами по милости брата. Все указывало на его сделку с хранителем памяти, я не был удивлен, увидев возле его ног огромного льва… Увы, об этих существах я тогда знал слишком мало. Однако, будучи тогда еще слишком молод и наивен, подумал, что помехой это мне не будет, коль скоро бывать в замке это мне не мешает. Так длилось два года… Я не жил в замке, но бывал там достаточно регулярно, легко избегая встреч с племянниками, дабы не бередить их воспоминаний. Но вот пришел день, когда, пытаясь, как обычно, попасть в замок, вернуться к своим исследованиям, я не смог попасть в него. И только тогда задумался, что, вероятно, Нормонд увеличивает силы всех, проживающих в нем и, соответственно, хранитель памяти не может являться исключением. Силы Винсента за время постоянного пребывания в замке возросли многократно и теперь уже превышали мои. На три столетия Нормонд был для меня потерян. Сейчас же… Замок слишком густо населен и незаметно пробраться в него, увы, не представляется возможным.

– И поэтому ты решил сорваться на Чарли, – Людовик, скривившись так, будто сам факт насилия был ему неприятен, будто сам он никогда и ни на кого не поднимал руку, насмешливо покачал головой, – И не говори, что ты и в самом деле надеялся узнать от него что-то о Винсенте, я все равно не поверю.

– Ты догадлив, мой милый племянник, – Альберт невозмутимо и очень легко улыбнулся и одобрительно кивнул, – Это хорошо. Да, ты прав – бедный мальчик просто попался мне под горячую руку. После сегодняшнего фиаско мне очень хотел продемонстрировать моим любимым родственника серьезность моих намерений, а коль скоро Чарли – близкий их друг, да к тому же родной сын другого их друга, о чем они, впрочем, не осведомлены, для моих целей он подошел как нельзя более кстати. Конечно, о хранителе памяти он вряд ли бы мог что-то сообщить – ведь кровь на анализ он у него не брал, – но мне отвести душу помог.

– Отвел ее скорее Чеслав, – кривовато ухмыльнулся Луи и, глубоко вздохнув, вновь перевел взор за окно, отстраненно добавляя, – А я и вообще не знал, что у Ричарда имеется какой-то там невнятный братец. Ты не говорил о нем прежде.

Маг, судя по всему, весьма довольный тем, что племянник вновь удостаивает его своим вниманием, вежливо склонил подбородок.

– Я мог бы рассказать тебе о нем, если, разумеется, господин маркиз еще не устал слушать мои речи.

Анхель, не отвечая, тонко улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. Видно было, что маркиз не только не утомлен разглагольствованиями мастера, но даже и желал бы их продолжения.

…Альберт уже начал рассказывать, когда Людовик, внимающий ему вполуха, по-прежнему созерцающий природу за окном, неожиданно презрительно улыбнулся и, бросив на оратора стремительный взгляд искоса, скривился.

– Ты колешь мне ненависть, дядя, – быстро и тихо, не желая быть услышанным, прошептал он, – Но только я решаю, против кого направить ее…

***

Дверь в будуар тихонько скрипнула, медленно приоткрываясь. Татьяна, проходящая мимо, вздрогнула и, бросив на испугавшую ее створку неприязненный взгляд, решительно захлопнула ее, направляясь дальше. Путь ее сейчас лежал к комнате Ричарда, уже давно и прочно занявшего одну из некогда гостевых спален, и цель ее была куда как важнее и благороднее споров с нежелающими вести себя прилично дверями.

Рядом с апартаментами оборотня, не заходя внутрь, неожиданно обнаружился Эрик. Он стоял, скрестив руки на груди и, не то прислушиваясь к происходящему за деревянной створкой, не то просто размышляя о судьбах мира, сверлил взглядом стену.

– Ты не знаешь, когда мы, наконец, починим эту дверь? – девушка, уже подходя к нему, уперла руки в бока, совершенно не планируя приглушать голос, как принято у палаты больного. Продиктовано это было, вероятно, тем, что Ричард с его феноменальной способностью к выздоровлению на второй день после ранения больным считаться мог уже лишь с некоторой натяжкой, вопреки даже словам Тьери.

Эрик, отвлеченный появлением супруги от собственных мыслей, удивленно моргнул, пытаясь осознать, чем продиктован ее вопрос.

– Ты о будуаре? – неуверенно уточнил он, очень явственно прикидывая, сколько же еще дверей в старинном замке нуждаются в починке, а затем легко пожал плечами, – Починим когда-нибудь. Я уже почти привык к тому, что она постоянно открывается.

– А я каждый раз пугаюсь, – девушка негромко вздохнула и предпочла перевести разговор на другую тему, указывая взглядом на закрытую дверь комнаты Ричарда, – Как он там?

– Я не заходил, – сдержанно отозвался молодой граф и, мельком улыбнувшись любимой супруге, прибавил, – Ждал тебя. У тебя лучше получается договориться с ним, и донести до его сознания истину, как она есть.

Татьяна, внимательно выслушавшая весьма туманное изречение мужа, несколько помрачнела. Уловить намек в его словах затруднения для нее не представило, однако, то, что скрывалось под ним, ее совершенно не радовало.

– Значит, с Дэйвом он так и не поладил, – сумрачно резюмировала она и, не медля долее, рывком распахнула дверь комнаты оборотня.

Ричард сидел на кровати практически вертикально, изображая своей фигурой почти прямой угол. Лицо его напоминало маску, глубоко под которой смутно угадывалась затаенная боль вкупе с попытками ее преодолеть.

Возле кровати, на полу, лежала пантера, сжавшаяся, несчастная, едва ли не закрывающая лапами голову.

Татьяна, окинув взглядом эту картину и довольно быстро поняв ситуацию, нахмурилась, старательно сдерживая рвущееся наружу негодование. То, что происходило со вчерашнего дня, с мига памятного знакомства с Чеславом, между этими двумя, беспокоило абсолютно всех обитателей замка, исключая, быть может, разве что Романа, больше обеспокоенного состоянием Чарли и, с учетом того, что никто не мог толком даже представить себе, как же им помочь, в иные минуты почти пугало. Рыжий оборотень несколькими ловкими словами ухитрился вывести из строя сразу двух защитников замка, делая его потенциально более уязвимым. Определенно, он знал, куда бить.

Глядя сейчас на Ричарда, девушка неожиданно очень ясно, со всей остротой, поняла, что спасение оборотня исцелением от ран не ограничивается, и что голова его сейчас нуждается в помощи не меньшей, чем спина или плечо. Злясь, сам не зная толком, за что, на пантеру, бесконечно пытаясь вспомнить то, что сам некогда желал забыть, он причинял себе боль не меньшую, а может быть, даже и большую, чем причинили ему вчера пули Чеслава.

– Рик, перестань, – Татьяна негромко вздохнула и, подойдя к кровати мужчины, поправила немного сползшее одеяло, прикрывающее его ноги. Затем, быстро глянув на лицо оборотня, на котором было написано самое искреннее, самое чистое и ясное упрямство, достойное разве что барана, но никак не волка, слегка покачала головой, оборачиваясь к зашедшему следом за ней супругу.

– Ну и как, по-твоему, я должна объяснить дураку, что он дурак?

Ричард, выслушавший все эти речи с крайне мрачным выражением лица, раздраженно дернул правым плечом и, все еще с некоторым трудом управляясь с левой рукой, поднял обе, вызывающе скрещивая их на груди. Пантеру он довольно демонстративно не замечал.

– Дураку переставать нечего, – буркнул он, – Дурак еще даже ничего не начинал.

– Очень остроумно, Ричард, – девушка, чуть поморщившись, аккуратно присела на край кровати собеседника, – Смотри, как бы Роман не забеспокоился, что ты хочешь отобрать у него лавры… Скажи, ты хоть сам-то понимаешь, за что ты злишься на Дэйва? Или тебе просто надо на ком-нибудь выместить ярость после встречи с этим рыжим?

Пантера, услышав эти слова, приподняла морду – совсем чуть-чуть, так, чтобы для хозяина это осталось незамеченным, – и с нескрываемой надеждой взглянула на оборотня и его собеседницу.

Ричард, дернув подбородком, демонстративно уставился в стену, находящуюся по правую руку от него, вероятно, предпочитая беседовать с ней, а не с девушкой.

– Я не обязан отвечать, – огрызнулся он и, сдвинув брови, немного подвинулся на кровати, садясь так, чтобы опираться о ее спинку, – Это наши отношения с… с этим… существом, – последнее слово он буквально вытолкнул из себя и, скривившись, снова отстранился от опоры. Боль под правой лопаткой до конца еще не исчезла и мужчина, прижимаясь спиной к твердой поверхности, лишь усиливал ее. Сидеть, изображая фигурой почти идеально прямой угол, было не в пример удобнее, посему он предпочел вернуться в прежнее положение.

– И тебя они… да никого из вас они не касаются! – приняв в той или иной степени удобное положение, оборотень не преминул завершить свою мысль.

Татьяна, которой подобные инсинуации решительно не нравились, как, впрочем, и попытки собеседника сидеть в откровенно неудобной позе, окинула последнего претенциозным взглядом.

– Тьери велел тебе соблюдать постельный режим хотя бы пару дней, – напомнила она, – И нас слезно умолял не позволять тебе шевелиться. Поэтому…

– Думаю, стоит позвать Романа, чтобы он все-таки привязал его к кровати, – совершенно серьезно подхватил граф де Нормонд, определенно поддерживающий супругу в этом споре, – Он, должно быть, будет очень рад.

– Не сомневаюсь… – девушка мечтательно вздохнула. Молодой виконт, не перестающий беспокоиться за Чарли, как за наиболее хрупкого и ранимого из пострадавших, тем не менее, успел сегодня утром улучить минутку, дабы проявить заботу и о Ричарде и порекомендовать связать буйного пациента. Тогда Татьяна лишь недовольно фыркнула ему в ответ, сейчас же, глядя на непослушного оборотня, искренне задумалась о справедливости предложения.

Ричард же, между тем, категорически игнорируя слова Эрика, да и ответ девушки, раздраженно передернул плечами.

– Когда бы это Тьери мне был указом, интересно знать? Я и без советов этого помолодевшего деда в состоянии понять, как и что я чувствую, и на что способен! Если могу сидеть – значит, сижу! Не мог бы, не сидел бы.

– Бога ради, Ричард! – Татьяна, всплеснув руками, мимолетно глянула на мужа, успевшего присесть на краешек стула, все еще продолжающего пребывать в этой комнате и вновь обратилась к упрямому больному, – Ты же уже взрослый дядя! Большой, взрослый дядя, который периодически даже ухитряется производить впечатление умного… Неужели ты сам не можешь понять, что если ты будешь так активно мешать заживлению ран, то они и не будут заживать? Чего тебе хочется – год в постели проваляться? – заметив, что собеседник опять собирается дернуть плечом, она предупреждающе подняла палец, – И плечами прекрати дергать. Это тоже заживлению мешает.

– Тебе что, Тьери по телефону дает советы, как меня сжить со свету? – оборотень, покосившись на пантеру – скорее по привычке, нежели осознанно, – демонстративно вздернул подбородок, переводя взгляд на потолок. Собеседница его невинно пожала плечами.

– К чему такие сложности? Тьери пока здесь, лечит Чарли. Говорит, что его повреждения серьезнее, чем твои, он ведь все-таки человек…

Ричард пару раз растерянно моргнул, неспешно, размеренно переводя взгляд на девушку. Помолчал, затем моргнул еще раз и, тряхнув головой, нахмурился.

– Сейчас неожиданно понял, что часть жизни прошла мимо меня. Чарли пострадал? Что случилось?

Эрик, сидящий на стуле, негромко вздохнул и, закинув ногу на ногу, легко пожал плечами.

– Ты будешь удивлен, друг мой, но случилось с ним тоже самое, что и с тобой. Чеслав…

Оборотень сморщился, будто проглотил лимон, а после, надеясь смягчить ощущения, съел еще парочку лаймов.

– Не произноси при мне этого имени! Это… этот… В общем, он. Что ему надо было от Чарли? Он-то вроде вообще не имеет ко всей этой ерунде отношения, стремиться подальше от нас быть…

– Насколько мы поняли, он сделал это по большой просьбе Альберта, – молодой граф, совершенно не расстроенный столь резким ответом, устроился на стуле поудобнее, откидываясь на его спинку и сцепляя руки в замок, – Не знаю, что на самом деле было нужно от него дяде… Чарли говорит, что он спрашивал о Винсенте, о том, не происходило ли у нас что-нибудь необычного, но мне сложно поверить в искренность этих слов.

– Не тебе одному, – хранитель памяти, довольно неожиданно образовавшийся в дверях, устало вздохнул и, опустив руки, покачал головой, – Чарли-то, безусловно, не врет, но вот что касается Альберта… Глупо было пытать бедного доктора, чтобы выяснить что-то обо мне, если он даже не брал у меня кровь на анализ! Боюсь, что он просто хотел выместить злобу. Показать, как силен он и как слабы мы…

– Трудно с ним не согласиться, – Ричард тяжело вздохнул и, попытавшись пожать плечами, как-то сник, грустнея, – Если он, приведя этого рыжего, сумел лишить меня друга и помощника…

– Тебя никто его не лишал! – Татьяна, честно молчавшая на протяжении некоторого времени, наконец не выдержала, – Дэйв здесь, рядом, как и всегда, Ричард… Ричард, ну за что ты злишься на него? Ведь не его вина, в самом деле, что Альберт приволок этого рыжего, который начал капать тебе на мозги…

– Если бы он не начал капать мне на мозги, – голос мужчины прозвучал странно парализовано, – Я бы так никогда и не узнал, что всю жизнь доверяю обманщику.

Винсент, от возмущения несколько побледневший, резко шагнул вперед, сжимая кулаки. Взгляд его глаз, немного пожелтевших, как часто случалось в минуты негодования, был прикован почему-то не к оборотню, а к пантере, сжавшейся еще больше и даже попытавшейся немного заползти под кровать.

– Может быть… – медленно и довольно ядовито начал он, – Ты еще ему отправишь открыточку с благодарностью? Может, ты его к нам в замок на чай пригласишь и «спасибо» будешь долго и уверенно говорить?! Кто тебе сказал, что Дэйв – обманщик? Дэйв – самый преданный, самый принципиальный и ответственный… существо, какого я знаю!

Ричард, выслушавший эту небольшую отповедь с совершенно каменным выражением лица, чуть прищурился, вглядываясь в негодующего собеседника. В глазах его мелькнуло нескрываемое подозрение.

– Ты не назвал его человеком, – неспешно, с расстановкой произнес он, – Не назвал зверем… И ты хочешь, чтобы я доверял ему? Доверял просто так, потому, что он – какое-то там… существо?! Ах, ну да, он, конечно, твой собрат по оружию, коллега, как я понял из слов рыжего паразита, и я, безусловно, очень хорошо отношусь к тебе, уважаю тебя и безмерно благодарен за оказанную вчера помощь, но!.. но… – он вновь поник, опуская взгляд на собственные, укрытые одеялом колени. Голос его зазвучал глухо.

– Я даже не знаю, как он выглядит… на самом деле, – он слабо улыбнулся и чуть качнул головой, – Сколько я себя помню, он всегда был рядом. Я всегда считал его зверем, пантерой, хищником, а теперь… Дьявол, все это время на коврике рядом с моей кроватью спал человек?! Человек, который когда-то что-то со мной сделал – я не имею ни малейшего понятия, когда и что! – и теперь прикидывается животным?! Человек, из-за которого у меня в голове как будто раскаленный еж ворочается каждое мгновение, человек из-за которого я с ума схожу, человек, который… – запал снова кончился, и оборотень потрясенно прошептал, как бы резюмируя все вышесказанное, – Человек.

– Ричард… – Винсент, сам успокоившись, тихонько вздохнул, потирая переносицу, – Послушай… Ты говоришь «он что-то со мной сделал», как будто бы обвиняешь его в этом, думаешь, он сделал это сам, по своей воле!.. Но ведь это не так. Когда-то – я не могу назвать тебе точную дату, но предполагаю, что случилось это немногим больше четырех или, быть может, пяти столетий назад – он предложил тебе свои услуги, предложил помочь, спасти тебя от воспоминаний, причиняющих боль и ты принял его предложение. Он не заставлял тебя и не принуждал, он предоставил тебе выбор, и ты предпочел забвение. Сделка была двусторонней, но сейчас ты пытаешься нарушить ее без согласия второй стороны, пытаешься сломать стену, возведенную в твоем сознании и поэтому тебе больно… как и ему. Ты не хочешь смотреть на него, но, если бы взглянул, быть может, прекратил бы так злиться. Ведь он – твой друг, Ричард, как был им, так и остался, и ему сейчас плохо, очень плохо, ничуть не легче, чем тебе. И плохо по твоей вине, – оратор устало повел плечами, – Хранитель памяти и его хозяин связаны неразрывно. Принимая на себя обязательство хранить твои воспоминания, он принял однажды часть тебя, твоей души, твоей сути – можешь называть это как хочешь, ибо суть от этого не изменится. Я не сторонник подобных откровений, я не люблю влезать в дела других хранителей памяти, в их отношения с хозяевами, но, увы, сейчас случай иной. Вы оба – мои друзья, одни из моих самых лучших друзей, вы оба дороги всем, находящимся в этой комнате и всем, кто проживает и находится сейчас в Нормонде, и поэтому никто из нас не может остаться в стороне. Я прошу тебя, Ричард – постарайся успокоиться и, не пытаясь вернуться мыслями к забытому прошлому, решить, как поступить сейчас. Решать это только тебе, не кому-то еще. Ты – его хозяин.

Винсент замолчал. Ричард, не отвечая, сидел, склонив голову и пристальным взором изучая свои колени. Слова собеседника, призванные пробудить в нем здравый смысл, призванные заставить его наконец-то изменить, хотя бы немного, свою точку зрения, достигли цели, однако, что делать и как поступить, какое принять решение, мужчина не знал.

– Что у вас за манера, – наконец медленно начал он, поднимая взгляд на собеседника, а затем обводя им всех присутствующих в комнате, – Всегда валить все на мою и без того больную голову? Этот тип… парень… он мог бы хоть как-то сказать или, не знаю, намекнуть. К чему весь этот маскарад, все эти игры?

– Да ничего он!.. – возмутилась, было, Татьяна, горя желанием немедленно реабилитировать Дэйва в глазах его непонятливого хозяина, однако, оказалась перебита.

– Ричард! – Винсент, отвечая на обращенный к нему взгляд оборотня, чуть нахмурившись, скрестил руки на груди, – Скажи, ты думаешь, будто я три века торчал в клетке в облике льва чисто так, ввиду исследования подвального помещения и нравов местных скелетов? Или, быть может, ты думаешь, что мне это было невероятно приятно и я там отдыхал, как на курорте, потому и не открывал, кто я такой? Хранитель памяти не имеет права извещать хозяина о своей сути, Ричард, не может раскрыть свое инкогнито, продемонстрировать свой истинный облик, таковы, в конце концов, правила! Да и правы они – будь рядом человек, о котором тебе было бы известно, что он что-то стер в твоих воспоминаниях, ты, к примеру, без сомнения принялся бы ломать вам обоим головы, пытаясь вспомнить это. Дэйв в вопросе соблюдения правил всегда был, как это не удивительно, куда как щепетильнее меня и то, что сейчас одно из самых главных, самых основных правил так грубо нарушено, то, что ты знаешь о его сущности, хоть и произошло это не по его вине, ему причиняет ощущения не менее неприятные, чем твои глупые попытки сломать себе голову! И, быть может, даже не меньше, чем твоя беспочвенная обида на него, хотя… – мужчина задумался и, качнув головой, устало махнул рукой.

– В самом деле, Рик, – девушка, за время речи хранителя памяти несколько обуздавшая собственное негодование, тихонько вздохнула, – Если задумаешься, поймешь, что у тебя нет ни единой причины так злиться на Дэйва, завязывай с обидами! Ты бы лучше его пожалел, честное слово – ведь он переживает за тебя, не отходит от твоей кровати даже не взирая на твою бесконечную злость… А если тебя так все это волнует – скажи, чтобы он вернул тебе память. А уже потом решай – стоит ли злиться.

Оборотень, успевший за время разглагольствований друзей опустить взор на пантеру, поднял его, переводя на Винсента, затем на Татьяну, после чего довольно саркастично фыркнул.

– А Эрик на тебя не злился тогда? Ты ведь имела какое-то смутное отношение ко всей этой истории, даже на балу побывала… Или, по крайней мере, на тебя? – он снова глянул на хранителя памяти и, пожав плечами, сморщился от непрошедшей боли под лопаткой, однако, продолжил, – Разве его не расстроило то, что он, фактически, теряет друга, к которому привык за много лет?

Граф де Нормонд, по сию пору молча внимавший происходящему, негромко вздохнул и решительно поднялся на ноги, вступая в общую беседу.

– Но я никого не потерял, Ричард, – он подошел к Винсенту и, слегка хлопнув того по плечу, легко улыбнулся, – Вот мой друг, здесь, со мной. Как был рядом, так и остался и, должен признать, мне гораздо больше нравится общаться с ним как с человеком, нежели как со львом. Хотя порою он бывает и несносен…

– Господин граф, – де ля Бош, как обычно, чрезвычайно чувствительный к наездам на свою персону, улыбнулся в ответ с зашкаливающей очаровательностью, – Мне кажется, что вы несколько забываетесь.

– Именно это я и имел ввиду, – хладнокровно отозвался молодой граф и, ухмыльнувшись, быстро облизал губы.

– Ребят!.. – оборотень, честно выслушавший мирное общение молодого де Нормонда с его новым-старым другом, слегка помахал рукой, привлекая внимание к собственной персоне, – Прошу, конечно, прощения, что вмешиваюсь, но что мне делать-то?.. Голова болеть не перестает, и я уже начинаю склоняться к мысли, что единственным надежным средством от нее является топор.

– Не единственным… – негромко молвила девушка и, бросив красноречивый взгляд в сторону Дэйва, быстро облизала губы, – Хотя, конечно, ввиду упрямства некоторых…

– Не нам решать это, Рене, – Эрик немного выпрямился, сочувственно хмурясь, – Это может быть лишь твоим решением, это твоя жизнь, твой друг и твоя память. Это все, что я могу посоветовать тебе – решай. За тебя принимать решение мы не имеем права, прости.

Ричард задумчиво кивнул, кусая губу, затем устало вздохнул и, как-то ссутулившись, хотя в таком положении ему явно было менее комфортно, нежели с вытянутой, как стрела, спиной, бросил на графа серьезный взгляд исподлобья.

– Решать я должен сам… – пробормотал он, а затем продолжил, мотнув головой, и в голосе его явственно зазвучала просьба, прикрывающая некоторый страх, – Но каково это, Эрик? Ты ведь можешь сказать мне… Как это? Больно… больнее, чем пытаться вспомнить? И потом, когда вспомнишь… становится ли легче? Ведь тебе, кажется, воспоминания облегчения не принесли…

– Отчего же? – молодой человек чуть приподнял брови, очень вежливо удивляясь подобным заявлениям, – Не стану врать, в первые мгновения, в первые минуты, когда я… я вновь пережил все это, вспомнил обо всем, мне было достаточно… – он ненадолго замялся, – Что ж, скажу прямо – мне было плохо. Но вскоре я испытал неимоверное, невероятное облегчение. Рядом снова были люди, которые были мне дороги еще три сотни лет назад, я вновь помнил, кто я такой, для чего был рожден, понимал, каков мой долг… Хотя, не стану скрывать, долго наслаждаться ощущением возвращения из забвения мне позволено не было – как ты помнишь, Альберт предпочел помешать мне. Но, к слову говоря, Ричард… – Эрик на несколько мгновений умолк, а затем, мягко и успокаивающе улыбнувшись, продолжил, – Я не думаю, чтобы тебе в этой ситуации было тяжелее, чем Роману. Ведь ты, как и он, не сидел все время на одном месте, твое прошлое, сколь бы печально и тяжело оно не было, уже успело подернуться дымкой новых воспоминаний…

– Подожди, – Ричард, обретший, было, некоторую уверенность, при последних словах собеседника неожиданно снова напрягся и насторожился, склоняя голову набок и подозрительно вглядываясь в него, – Ты что, полагаешь, Дэйв стер память о чем-то… вроде той ночки в Нормонде?

– Это никому не известно, – Татьяна, устало поморщившись, неожиданно поднялась на ноги, – И, быть может, этого никто и не узнает, поскольку ты не желаешь протягивать своему другу ветвь мира! Хотя, конечно, заставлять тебя никто не собирается, это полностью твое право. Нравится ломать голову – ломай на здоровье, пока не сломаешь совсем.

– Всегда знал, что ты очень добра, – пробурчал оборотень и, тяжело вздохнув, сморщился, прижимая ладонь к правой стороне грудной клетки.

– Зараза… – выдохнул он чуть слышно и, хмурясь, поторопился снова переключить внимание с не до конца исцелившейся раны на события более важные, обращаясь теперь уже к девушке, – И что… и как… что я должен сказать или сделать? Это что, есть какой-то особый ритуал, форма обращения или что-то еще?

Татьяна, и в самом деле отличающаяся в некоторые моменты просто-таки особенной добротой, заметив жест оборотня, забеспокоилась, взволнованно подаваясь вперед.

– Первая часть ритуала – постельный режим, – она немного нахмурилась, всем видом демонстрируя решимость уложить собеседника в постель насильно. Тот лишь легкомысленно махнул рукой и, очевидно, поняв, что на девушку надежды в этой ситуации возлагать не приходится, обратил взгляд на хранителя памяти, адресуя вопрос ему. Винсент равнодушно пожал плечами.

– Обращайся, как Бог на душу положит, – отозвался он, – На это правила не распространяются.

– И на том спасибо, – оборотень, продолжая прижимать руку к груди, неприязненно сморщился, бормоча почему-то своим коленям, – Не хотелось бы еще плясать под чужую дудку… Так ты говоришь, как угодно? – он опять перевел взгляд на собеседника и, увидев его кивок, уточнил, – Совсем как угодно?.. Ну… – он еще раз вздохнул, мотнул головой, после чего определенно безо всякой охоты окликнул, – Дэйв!

Окрик получился неожиданно резким, неожиданно даже для самого Ричарда, который удивленно заморгал, осознав это. Однако, поправляться не стал и, мельком глянув на явственно растерявшуюся девушку, выжидательно воззрился на пантеру.

Последняя, слегка вздрогнув, приподняла большую голову и уставилась на хозяина с вопросом, плохо замаскированной виной и явной усталостью во взгляде. Чувствовалось, что бесконечная головная боль, приумноженная стараниями Ричарда, вкупе с его же беспочвенной и бесконечной злостью, порядком утомили бедного Дэйва и все, чего он сейчас желает – это прекратить собственные мучения тем или иным способом.

Между тем, оборотень, глядя в желтые глаза большой кошки, несколько замялся. Решимость его, уверенная нацеленность на беседу с панте… с хранителем памяти таяла, как утренний туман над рекой, грозя исчезнуть совсем, не оставив по себе даже памяти. Тьфу. Опять память. Одно лишь упоминание о ней заставило мужчину неприязненно сморщиться, а пантеру, принявшую это выражение лица на свой счет, неуверенно податься назад.

– Ну… так… – Ричард неуверенно пошевелил в воздухе пальцами. Как все-таки разговаривать с этим типом, он не знал и, не взирая на слова Винсента, отнюдь не был уверен, что скажет все правильно.

– Явись… передо мной… – он неловко взмахнул рукой в сторону пантеры, – Как лист перед грозой… или после грозы? Не важно, короче, появись и… поболтай со мной о принципах исцеления головной боли, уй! – голова, вспомнив о своих обязанностях, опять вспыхнула огнем, и мужчина рефлекторно стиснул ладонями виски, бросая на пантеру уже откровенно злой взгляд, – Да черт бы тебя побрал, Сезам, откройся! Хватит смотреть на меня как на идиота и делать вид, что ничего не понял!

Дэйв тяжело вздохнул и медленно, точно через силу, поднялся на все четыре лапы. Взгляд его, брошенный на хозяина, очень говорящий и красноречивый взгляд, вкупе с чуть дернувшимся кончиком хвоста, весьма доступно поведал о его мыслях касательно того бреда, что нес мужчина. Впрочем, сейчас момент для того, чтобы обращать более пристальное внимание на его слова, явно не подходил, будучи чересчур серьезным, и хранитель памяти почел за благо проигнорировать их. С него вполне достало и их смысла.

Медленно, явно неохотно, Дэйв поднял сначала одну лапу, затем вторую и, опершись ими о кровать, еще раз пристально глянул в лицо хозяина, будто бы желая убедиться, что тот не передумал, что тот действительно уверен в отданном приказе. Правда, Ричард был не из тех людей, что идут на попятную, но, вероятно, без дополнительного подтверждения, хранитель памяти действовать не желал.

– Ну… – оборотень, непроизвольно отшатнувшийся, когда его старинный друг вдруг оказался так близко, но все-таки сумевший сдержать себя, сцепил пальцы в замок, не сводя взгляд с того, кого столько лет полагал дикой кошкой.

Дэйв вновь вздохнул, еще тяжелее, чем прежде. Большая голова его медленно опустилась, практически упираясь лбом в кровать между лап, и по всему телу пантеры пробежала дрожь. Хвост ее как-то неловко дернулся, когти впились в простыню, и Ричард, в немомизумлении приоткрыв рот, впервые в своей жизни увидел, как черная жесткая шерсть сменяется темно-коричневой тканью костюма, как лапы становятся руками, а вместо когтей простыню сжимают длинные пальцы, как уши становятся меньше, а тело стремительно обретает все большее и большее сходство с человеческим, как исчезает, еще раз шевельнувшись, хвост, а на голове появляется лохматая шоколадно-каштановая шевелюра.

Татьяна, которой по сию пору приходилось разве что слышать о человеческом облике Дэйва, но не видеть воочию, сейчас, наблюдая за превращением хранителя памяти, не могла невольно не отметить некоторое сходство его прически с вечно лохматой головой его хозяина. Интересно, так всегда бывает? Хотя, если задуматься, то у Эрика с Винсентом прически определенно разнятся, начиная с цвета волос и заканчивая длинной шевелюры, тогда как Дэйв и Ричард… Хотя сейчас определенно не время сравнивать прически.

Дэйв, еще раз вздрогнув всем телом, замер на полу, на коленях перед кроватью хозяина, отчаянно цепляясь пальцами за простыню на ней. Что-либо говорить он определенно не собирался, приветствовать Ричарда тоже, да и голову без приказа поднимать явно не спешил.

Оборотень же, растерянный превыше всякой меры, и вовсе не был сейчас в силах выдумать что-то более или менее связное, или конструктивное, совершенно не представляя, как и о чем общаются с хранителями памяти. О том, что Винсент тоже к таковым относится и с ним он общий язык находил всегда без труда, он как-то запамятовал. Тем более, что головная боль явлением Дэйва в его человеческой ипостаси народу, усыплена отнюдь не была, и даже напротив, словно бы разошлась еще больше.

– Оп-па… – спустя несколько молчаливых мгновений выдавил из себя Ричард, после чего его фантазия окончательно капитулировала под натиском изумления.

Дэйв, услышав это, только сильнее стиснул пальцами простыню, после чего совершенно перестал подавать признаки жизни, не желая даже смотреть на хозяина. Эрик, в немом изумлении созерцающий эту сцену, тихонько вздохнул и, покачав головой, бросил быстрый взгляд на супругу. Та ответила вполне понимающим взором и, вновь переведя взгляд на экс-пантеру, едва заметно пожала плечами. Да, с поведением Винсента это не сравнить… Тот как-то сразу был гораздо увереннее, хотя и не был особенно доволен необходимостью раскрыть инкогнито, но уж конечно не боялся хозяина так, как боится своего сейчас Дэйв. Или же он не боится, а… стыдится?

– Прости… – глухо прозвучавшая просьба, чуть слышный стон, вырвавшийся из груди младшего из хранителей памяти, заставила Татьяну отвлечься от размышлений.

Да и не только ее.

Ричард, по сию пору в безмолвии рассматривающий столь кардинально изменившегося друга, моргнув от неожиданности, нахмурился и растерянно опустил подбородок. Некоторое время он молчал, не находясь, что ответить, как отреагировать и вообще, кажется, подспудно надеялся, что все происходящее окажется не более, чем галлюцинацией, бредом, порожденным разрывающимся от боли сознанием, понимая, однако, что это напрасно, затем неуверенно и негромко кашлянул.

– За что?.. – он помотал головой и, почесав осторожно противно ноющий затылок, попытался все-таки наладить контакт с представителем иной расы, – Дэ… эм… Ты же Дэйв, да? Или как человек зовешься как-то иначе?

Хранитель памяти молча поднял голову. Оборотень, натолкнувшись внезапно на виноватый и очень расстроенный взгляд карих глаз, несколько замялся, не очень хорошо отдавая себе отчет в том, чем успел так сильно огорчить своего собеседника.

– Значит, Дэйв… – неуверенно констатировал он и, быстро облизнув пересохшие губы, промямлил, – Значит… выходит, что… привет?

– Здравствуй!.. – горько воскликнул молодой человек, вновь опуская голову. Со стороны он выглядел провинившимся рабом, слугой, ожидающим наказания от жестокого господина за какую-то невнятную провинность, и это неожиданно взбесило гневливого оборотня.

– В конце-то концов, что происходит?! Просишь прощения, сам выглядишь так, словно сейчас разрыдаешься, и ждешь от меня… чего ты вообще от меня ждешь?! Дьявол, я и представить себе не мог, что мой хранитель памяти – глупый мальчишка…

Дэйв вскинул голову и в карих глазах его явственно сверкнули желтые искры. К пренебрежительным отзывам о своей персоне он, судя по всему, относился не менее чувствительно, чем Винсент и сносить их не был намерен ни от кого, даже от родного хозяина. Хотя в данный момент выражать свое негодование было бы почти неприлично, посему парень ограничился одним только взглядом.

Ричарду этот взгляд понравился. Видя явное и несомненное опровержение собственных слов, он испытал некоторое удовлетворение, сознавая, что «мальчишка» не так-то уж и прост, но демонстрировать этого не пожелал. В конечном итоге, роль жестокого хозяина все еще тяготела над ним, да и Дэйв, хотя и был определенно задет, не спешил подниматься с колен, и казался по-прежнему вполне неуверенным.

– Ричард… – голос молодого человека звучал хрипловато, скованно и смутно напоминал голос самого оборотня, вновь вызывая ассоциации о сходстве хранителя памяти и его хозяина, – Но я же… я прошу прощения…

– Но за что?! – Лэрд, хмурясь и, судя по всему, гневаясь все сильнее, ибо понимать он так ничего и не понимал, раздраженно подался вперед, напрочь забывая о своих не до конца исцелившихся ранах, и предпринимая заведомо провальную попытку вскочить с постели. Дэйв, казалось бы, совершенно не намеревающийся изменять коленопреклоненную позу, увидев это, вскочил сам, бережно, но уверенно удерживая хозяина от опрометчивых действий. Лицо его отобразило самое искреннее волнение, беззаветное беспокойство и, вместе с тем – некоторое осуждение в адрес неразумного мужчины, столь пренебрежительно относящегося к собственному здоровью.

– Я спокоен! – рыкнул Ричард, вновь насильно возвращенный в прежнее положение и глубоко вздохнул, силясь обуздать раздражение, вызванное скорее причинами настоящими, сегодняшними, сиюминутными, вроде больной головы и непонятной до безобразия ситуации, – Объясни, за что ты извиняешься, парень? Я же ни в чем не виню тебя, я…

– Винишь, – упомянутый парень, нахмурившись, удивленно оглянулся на сторонних наблюдателей, как бы испрашивая у них совета, задержал на мгновение взгляд на Винсенте и опять обратился к хозяину, – Разве не ты злишься на меня со вчерашнего дня непонятно за что? Разве не ты думал, что и знать меня не хочешь и проклинал последними словами? Разве не ты…

– Достаточно, – голос пристыженного оборотня зазвучал глуше и, вместе с тем, серьезнее, – Ты прав. Я злился… я и злюсь, потому что я ничего не понимаю! Ни черта не понимаю в том, что происходит, я думал… Я знал насчет Эрика и Винсента, но я никогда и подумать не мог, что подобное может произойти и со мной! Я… я думал – пантера и пантера, а вдруг… И ты просишь у меня прощения за свою собственную суть? За то, кто ты есть?

– Если честно, не знаю, – Дэйв устало опустил плечи и, бросив взгляд на оставленный Эриком стул, отошел, присаживаясь на его край, – Но ты злишься на меня, значит, я виноват. Значит, должен просить прощения, просто…

– Просто если бы я узнал об этом раньше, все бы было по-другому, – буркнул в ответ оборотень и, сам прекрасно понимая, что все было бы точно так же, насупился. Хранитель памяти невесело усмехнулся.

– Вряд ли, Ричард… Вряд ли. Все бы было точно так же, как и сейчас – тебе было бы больно смотреть на меня, ты бы чувствовал, как что-то будто ломает изнутри твою черепную коробку, как будто бьет прямо вот сюда… – он поднес два пальца к собственному виску и чуть поморщился, – Поверь, я знаю, каково это. Чувствую… Прямо сейчас, тоже самое, что чувствуешь ты. И если это так раздражает меня, то что уж говорить о тебе? Ты-то терпением никогда не отличался.

– А ты отличался? – Ричард, только, было, отведший взгляд от собеседника, вновь взглянул на него. Злости в его глазах уже не было, по крайней мере, прежней злости, – теперь в них царило негодование, негодование, вызванное чем-то другим, чем-то, смутно напоминающим… заботу?

– Ты пытался подставиться под пулю вместо меня, бросался на эту рыжую тварь, не думая о себе, не слушая, когда я пытался остановить тебя! Это, по-твоему, проявление терпения? Знаешь, я начинаю радоваться, что могу говорить с тобою вот так. Во всяком случае, я больше уверен, что ты поймешь меня, ух!.. – последний звук, оборвавший начавшее, было, разгораться раздражение оборотня, вызванный новым приступом боли, заставил мужчину ненадолго утихнуть. Продолжил он уже спустя несколько мгновений, кое-как справившись с болью, на порядок спокойнее и тише.

– Кто он такой, Дэйв?.. Ты знаешь? Я чувствую, что он опасен, но… Ты ведь знаешь больше?

Молодой человек тоскливо вздохнул. Разговор начал приобретать еще более неприятное ему направление, неприятное, но вполне закономерное и сказать, чтобы его это сильно радовало, было нельзя.

– Это знаю не я, – сумрачно отозвался он, – А ты. И я могу, могу, конечно, вернуть, но… Ричард, ты уверен? Я же могу и просто забрать воспоминания о том, что было вчера и сегодня, вновь стать пантерой, и ты будешь спокойно жить, забыв о головной боли…

– А Чеслав будет приходить раз за разом и напоминать мне о том, что я некогда малодушно забыл, – Ричард кривовато усмехнулся и отрицательно покачал головой, – Нет, это не вариант. Верни мне память, Дэйв, – он выпрямился и глаза его решительно сверкнули, – Я хочу знать, кто мой враг, хочу знать, с кем имею дело, как защититься от него самому и как защитить своих друзей. Да и… голова же тогда перестанет болеть?

Дэйв, уже поднимаясь со стула, мрачно улыбнулся.

– Еще бы. Болеть будет лишь в иносказательном смысле, но это… – он тяжело вздохнул и, махнув рукой, остановился возле хозяина, неуверенно поднимая руки, – Ты готов?..

Ричард решительно кивнул и, демонстрируя абсолютную, стопроцентную уверенность, спустил ноги с кровати, расправляя плечи. Однако, стоило Дэйву протянуть руки, касаясь кончиками приятно-прохладных (вероятно, сам хранитель памяти тоже нервничал) пальцев висков уже почти бывшего хозяина, как тот зажмурился и, изо всех сил стараясь скрыть невольный страх перед неизвестностью, закусил губу, дожидаясь действий молодого человека. Тот же, не только видя, но и чувствуя опасения мужчины, мимолетно улыбнулся и, не желая оттягивать неизбежное, затягивая мгновения страха, быстро склонился, мягко касаясь своим лбом лба Ричарда. Губы его слабо шевельнулись.

Девушка, созерцающая происходящее со стороны, невольно вспомнила Винсента, который, возвращая память Эрику, действовал точно так же и, мельком подумав, что какие-то ритуалы у хранителей памяти все-таки существуют, сама закусила губу, вглядываясь в оборотня. Если она не ошибается, прямо сейчас к нему уже должна начать возвращаться память…

Она ошиблась.

Дэйв, будучи хоть и «коллегой» де ля Боша, но являясь все-таки не им, решил дополнить стандартный ритуал еще несколькими действиями. Ричард все еще продолжал сидеть, замерев в мучительном ожидании, когда парень, отстранившись, быстрым движением перевел пальцы с его висков на лоб и, умело совместив их в треугольник, легонько надавил этой геометрической фигурой на переносицу мужчины. После чего, быстро бросив взгляд на внимательно наблюдающего за ним Винсента, улыбнулся одним уголком губ, как будто извиняясь за что-то и, пожав плечом, отступил на шаг.

Ричард, резко вздохнув, распахнул глаза. Взор его устремился куда-то в ведомое лишь ему одному небытие, руки стиснули уже скомканную и измятую простыню на кровати, а губы, приоткрывшись, слабо зашевелились, как будто повторяя прозвучавшие в прошлом слова.

Это длилось и длилось, куда как дольше, чем с Эриком, не прекращаясь, не останавливаясь, секунда за секундой и минута за минутой.

Винсент, пристально наблюдающий за оборотнем, тихо вздохнул и, качнув головой, бросил на Дэйва исполненный сочувствия взгляд.

– Много… – прошептал он, затем сжимая зубы и, приподняв подбородок, нахмурился, дожидаясь окончания процесса возвращения памяти.

Татьяна, безмерно желающая окликнуть Ричарда, бросив взгляд на старшего из хранителей памяти, сглотнула, предпочитая сдержаться. Смысл произнесенного последним слова ей, как не удивительно, был совершенно ясен – вероятно, неприятных воспоминаний у Лэрда было значительно больше, чем у Эрика, поэтому и процесс их возвращения оказался растянут на куда как большее количество времени.

Внезапно Ричард вскрикнул и, резко коснувшись открытой ладонью собственного лба, моргнул, гневно вскакивая на ноги. Дэйв, не ждавший от экс-хозяина такой прыти, хотел, было, вновь усадить его на кровать, но, глянув на него, остановился.

– Скотина… – прошипел тот и, запустив пальцы в собственную шевелюру, взъерошил ее, принимаясь в ярости расхаживать по комнате, – Мерзавец, сволочь! И хватило же наглости – еще порадовался, что я жив!..

– Ричард! – девушка, на правах человека, лучше прочих умеющего успокаивать нервных обитателей замка, осторожно шагнула вперед, настороженно склоняя голову набок и чуть приподнимая брови.

– Да! – рыкнул оборотень и, шумно выдохнув, остановился, медленно поворачиваясь. На губах его показалась неловкая, несколько смущенная улыбка.

– Да… – повторил он уже тише и, окинув всех присутствующих взглядом, уверенно кивнул, – Ричард. Все еще Ричард, и не планирую в ближайшее время меня имя. Да, тот же самый Ричард… только несколько более понимающий и знающий теперь, кто он есть.

Дэйв, выглядящий все же в большей степени взволнованным, нежели довольным, немного вытянул шею, вглядываясь в него.

– Как голова? – негромко и неуверенно поинтересовался он и, как будто бы надеясь на поддержку, снова бросил быстрый взгляд на Винсента. Тот ободряюще улыбнулся и одобрительно кивнул, чем вызвал у «коллеги» явное облегчение. Чувствовалось, что старший хранитель памяти и в самом деле представляет для младшего определенный авторитет.

– Неплохо, – отозвался, между тем, оборотень и, опять окинув взглядом всех присутствующих, задумчиво потер подбородок, – Но вот проблема – ребятам же ведь тоже интересно… А как им рассказать, я представляю себе слабо, ибо рассказчик из меня плоховат, да и говорить бы пришлось много. Если только… – он быстро глянул на Дэйва, затем перевел взгляд на Винсента, на Татьяну и подозрительно нахмурился, – Послушай, а вы ведь тогда оказались на балу, потому что ты показывал ей воспоминания Эрика?

– Ну да, – хранитель памяти, скрестив руки на груди, согласно кивнул, – А у нее сошел с ума браслет и решил, что быть в прошлом в материальном виде гораздо интереснее, чем наблюдать за всем со стороны. Но, в общем-то, это не всегда так.

– То есть, если я попрошу, Дэйв… – мужчина вновь обратился к своему хранителю памяти, указывая на него, – Ты сможешь просто продемонстрировать им это… как бы со стороны?

– Конечно, – Дэйв уверенно кивнул и, покосившись на Винсента, уточнил, – Они будут присутствовать там, как… ну, скажем, как призраки. И, конечно, события будут сменять друг друга несколько быстрее.

– А я с ними отправиться могу? – Ричард улыбнулся, почему-то не то виновато, не то смущенно и развел руки в стороны, – Мне кажется, без объяснений будет трудновато, да и я бы какие-то детали заметил… А кое-кому, мне думается, вообще будет очень любопытно узнать некоторые аспекты того, что, увы, хранит моя память, – при этих словах его взор очень красноречиво уперся в Винсента, который от неожиданности даже отшатнулся, делая шаг назад.

– Подожди-подожди, – он вытянул перед собою руку открытой ладонью к собеседнику и, хмурясь, недоверчиво воззрился на него, – Как может твое прошлое быть связано со мной? Я ведь не знал тебя до относительно недавнего времени, разве…

Ричард загадочно улыбнулся.

– Быть может, и не знал, – отозвался он, – А может быть, и знал. Верь мне, Винс, некоторые события того времени тесно связаны с тобой. И, увы, что-то подсказывает мне, что сам ты о них не помнишь.

– Мне память никто не стирал, я не могу не по… – взгляд хранителя памяти неожиданно упал на кольцо с опалом на его руке и он, внезапно вспомнив поход в избушку Рейнира, растерянно примолк, переводя взгляд на наблюдающего за ним оборотня, – Или… стирал?.. Проклятие, какой это хотя бы век?

Лэрд помолчал, кусая губу и созерцая пол возле ног собеседника. Затем поднял взгляд и серьезно произнес:

– Шестой.

– Какой?! – Винсент, внезапно охрипший, шагнул назад и, искренне опасаясь упасть, вцепился в плечо стоящего рядом Эрика, – Какое отношения события шестого века могут иметь ко мне?! Да и к тебе, кстати говоря, тоже?!

– Не надо так переживать, – голосом врача-психиатра, разговаривающего с особо буйным пациентом, отозвался оборотень, – Сейчас Дэйв нас туда закинет и сам все узнаешь, к чему торопить события?

Дэйв, моментально уловивший в словах хозяина призыв к началу перемещения всех желающих к истокам его памяти, серьезно кивнул и, повернувшись лицом к стене, медленно и как-то неуверенно поднял руку, не то сомневаясь в верности собственных действий, не то неожиданно забыв, что вообще следует делать.

– Да уж, чего бы их торопить-то, эти события, в их-то возрасте, – сумрачно буркнул, между тем, де ля Бош и, оглядев всех находящихся в комнате, остановил взгляд на Татьяне, – Кстати говоря, некоторым… – слова о своевольном браслете и кое-ком, не способным уследить за его хулиганскими выходками, споткнулись обо что-то на половине пути и тихо растаяли, уступая место совсем другим речам. Винсент еще раз оглядел девушку с ног до головы, недоверчиво нахмурился и, наконец, с какой-то непонятной претензией констатировал:

– Ты не в платье.

Та, абсолютно не ждавшая подобных заявлений, пару раз моргнула, затем неуверенно окинула себя взглядом и столь же неуверенно кивнула, подтверждая слова собеседника.

– Не в платье. Я в нем и не хожу регулярно – это Эрику нравится, когда я выгляжу, словно средневековая дама, вот я иногда его и… балую, – он быстро улыбнулась мужу и, переведя взгляд на хранителя памяти, позволила себе легкую усмешку, – Ну, а вообще, спасибо, что заметил, Винс. Клянусь, я этого никогда не забуду!

Де ля Бош, пасмурно кивнув, предпочел не развивать тему.

– Браслет всеми руками держи, – только и буркнул он и, вероятно, желая избежать ответа от собеседницы, и не намереваясь вступать с ней в дискуссию по какому-либо поводу, обратил свой взор на мнущегося в нерешительности «коллегу». Несколько мгновений он хмуро созерцал его, очень явственно ожидая окончания этой нерешительности, затем устало вздохнул, закатывая глаза.

– Ты долго тянуть-то собираешься? Разрешение есть, все давно готовы и ждут – действуй! Хотя Татьяне я в свое время память Эрика и вовсе без разрешения показал…

Дэйв, радуясь возможности отвлечься от собственных сомнений, оглянулся через плечо и слегка махнул рукой.

– Ну, эти-то связаны, с ними все понятно. Я только…

– Стоп! – Татьяна, категорически вклиниваясь в мирное общение хранителей памяти, нахмурилась, даже делая небольшой шажок вперед, и обращаясь все-таки к старшему и, видимо, более опытному и знающему из них, – Что значит «связаны»? Ты, кажется, и в прошлом со своим вторым я что-то обсуждал на тему меня и Эрика, еще сказал, как же это… Что-то о том, что Тио о нас с ним знает что-то такое, что неведомо никому более. Может быть, хотя бы теперь объяснишь эти загадки?

– Тио что-то там знает, а объяснять должен я… – Винсент недовольно насупился, однако, бросив быстрый взгляд на ожидающую девушку, тяжело и устало вздохнул, – Ладно, ладно… Если тебе так лень побеседовать с кошечкой, попытаюсь растолковать сам. Итак, Татьяна… Эрик, – он слегка кивнул в сторону молодого графа, тем самым выказывая ему уважение, – Знакомо ли вам, друзья мои, такое понятие, как «судьба»?

– Кто бы мог подумать, что ты неожиданно станешь фаталистом, – фыркнул Ричард и, подойдя вновь к своей кровати, присел на нее, набираясь сил перед дальним путешествием, – А прежде таким ты не был.

– Я не фаталист, – лениво огрызнулся хранитель памяти, – И про «прежде» попрошу вообще не заикаться, пока я лично не увижу, что там было и каким я был. Я просто хочу сказать, что если взглянуть со стороны на все, что окружает и окружало этих двоих, то тут поневоле задумаешься, что все вокруг просто толкало их друг к другу в объятия. Кошка… Оба они звали ее одним и тем же именем, хотя между временем, когда хозяином ее был Эрик и когда хозяйкой стала Татьяна, пролегло три столетия. Браслет… Его носил Эрик, а после кошка отдала его Татьяне, вероятно, почуяв в ней хозяйку. Я не знаю, как еще это объяснить, честно. Судьба… она и судьба, как она есть.

– Но мне Тио отдала браслет потому, что у меня был кулон… – Татьяна, слегка растерявшись, невольно потеребила упомянутое украшение, – Да я и вообще не понимаю, как не понимал и ты, почему… как она почуяла во мне хозяйку, если я не имею отношения к роду? В смысле, не имела.

– Возможно, что в моем прошлом кроется ответ и на этот вопрос, – оборотень тонко улыбнулся и, слегка вздохнув, поднялся снова на ноги, очевидно, предполагая себя окончательно отдохнувшим, – Давай, Дэйв, заводи свою шарманку. Люди желают знать правду!

– Люди-то желают, – отозвался Эрик и, склонив голову набок, вгляделся в собеседника, – И даже готовы отправиться в путь по первому слову… Но вот готов ли ты, Рене?

Ричард удивленно хмыкнул и демонстративно выпрямил спину.

– Да я-то готов уже давно, еще с тех пор, как вновь все вспомнил, – он коснулся указательным пальцем виска и, пожав плечами, слабо охнул сквозь сжатые зубы, – Мы ждем только вас.

– А как же твои раны? – Татьяна, мигом подметившая это оханье, настороженно нахмурилась, – Ричард, ты уверен, что выдержишь это путешествие? Тебе был прописан постельный режим, а, насколько я понимаю, если мы отправимся в путешествие по твоей памяти, посидеть с попкорном на стуле там удастся вряд ли.

– Я выдержу! – в голосе оборотня явственно зазвенел металл, – Хватит тянуть резину! Дэйв…

– Да уж, открывай нам дверцу в страшное прошлое, – подхватил Винсент, видя, что «коллега» никак не решится на хоть какие-нибудь действия, – Не стесняйся так, здесь все свои.

Младший из хранителей памяти медленно обернулся, переводя на собеседника откровенно изумленный взгляд.

– Так дверь? Вот черт, а я-то думал, окно, еще прикидывал, как…

– В такое прошлое? – де ля Бош фыркнул и, качнув головой, позволил себе тяжелый вздох посвященного, утомленного недогадливостью окружающих, – Окно – это путь на пару лет назад. В шестой век есть только один путь – дверь.

Дэйв, нахмурившись, сосредоточенно кивнул и снова поднял, было, руку, однако, делать опять ничего не стал, еще раз оглядываясь через плечо на советчика.

– Но, Винсент… Это книга!..

Мужчина закатил глаза.

– Сначала ты открываешь дверь, – терпеливым тоном учителя младших классов вымолвил он, – А после уже листаешь. Понял?

Ричард, медленно переведя взгляд со своего хранителя памяти на подсказывающего ему Винса, затем обратно, тряхнул головой и, наконец, предпочитая взирать на того, кого понимает, обратился к Татьяне.

– Ты в прошлом общалась с двумя Винсентами… – в раздумье вымолвил он, – Скажи, у тебя тоже бывало ощущение, что то ли они говорят на каком-то непонятном языке, то ли это ты настолько… не понимаешь?

– Настолько глупа, – моментально уловив подтекст, девушка хмыкнула, согласно кивая, – Было дело, да. Я тогда сбежала от их общества на ближайшую лавочку…

Винсент, внимающий их беседе краем уха, недовольно махнул в сторону болтунов рукой. С его точки зрения, отвлекать и без того не до конца уверенного в себе молодого человека сейчас не стоило, тем более, что он уже приступил к необходимым действиям.

Дэйв, как некогда и сам Винсент, сейчас, воздев уже другую руку, шарил за гранью реальности. В пространстве уже смутно начали обозначаться очертания проема, когда он, наконец найдя то, что искал, стиснул незримую ручку и изо всех сил, прилагая их довольно немало, потянул ее, распахивая реальность.

Созданный его усилиями проход куда как больше походил на дверную створку, нежели у Винсента, посему Татьяна, полагавшая себя доселе уже маститой путешественницей как во времени, так и в памяти, невольно приоткрыла рот. Странное это было зрелище – полупрозрачная, неосязаемая, но ясно видимая створка, открытая, сдвинутая в сторону реальность и сизо-фиолетовая мгла за гранью проема. Отправляться в эту самую мглу, как и тогда, в миг путешествия в память Эрика, совершенно не хотелось, особенно при учете воспоминаний о том, что было тогда, но необходимость делать это вставала во всей красе, посему девушка, глубоко вздохнув, стиснула левой рукой браслет, удерживая его в верном положении и не позволяя вращаться.

– Мудрая мысль, – отметил ее жест Винсент и, одобрительно кивнув, мрачновато прибавил, – Мне бы не хотелось вновь болтаться среди веков, не имея даже нормальной одежды… – после чего, вероятно, посчитав разговор оконченным, решительно двинулся к открытой Дэйвом двери.

Помедлил возле нее несколько мгновений, окидывая взглядом, явно оценивая вид и форму, после чего качнул головой и, буркнув:

– Позер, – решительно шагнул за грань реальности. Ричард, проводив его взглядом, негромко хмыкнул и, тихонько пробормотав:

– Ну и рисковый же парень… – сам приблизился к проему. Замер на мгновение, стоя возле него, а затем, задержав дыхание, словно прыгал в воду, решительно шагнул вперед.

Татьяна с Эриком, переглянувшись, взялись за руки и, предпочитая не медлить, находя поддержку друг в друге, последовали за друзьями.

Последним в сизую мглу вошел Дэйв и, остановившись на пороге, мягко потянул на себя ручку. Дверь захлопнулась и исчезла, словно бы и не была никогда открыта.

В опустевшей комнате воцарилась тишина.

***

Огромное ярко-желтое солнце, совершенно ненастоящее, словно вырезанное из какого-нибудь фильма и приклеенное к не менее ненастоящему небу, заливало безжалостно слепящим светом невероятных размеров пустынное поле. Редкие пучки травы, кое-где виднеющиеся на потрескавшейся от жара земле, уже пожухли, пожелтели от недостатка влаги и как будто бы подчеркивали своей безжизненностью страшную жару этой пустыни.

Посреди бескрайнего поля возвышался холм, гигантский по своим размерам, но в масштабах этой пустоши кажущийся маленьким, совершенно крохотным. Ни души, никого и ничего не было видно вокруг, ни звери, ни птицы не смели нарушить покой этого места и, казалось, никогда бы и не осмелились сделать это. Только безмолвие, тишина, дрожащая в раскаленном воздухе слабой, неверной дымкой, окутывала холм, храня его вечный сон.

Где-то вдалеке, на самом горизонте, спасительным зеленым пятнышком виднелся оазис, крошечный кусочек леса, однако, находился он столь далеко, что самая мысль о необходимости добираться до этой зелени навевала ужас и невольное желание сдаться, отдавая себя на милость всемогущей стихии.

Молодые люди, очутившееся в самой сердцевине этого воплощения земного Ада, прямо у подножия холма, недоуменно огляделись. Никто, ни один из них решительно не понимал, где они находятся и, сдавалось, не знал и что они вообще делают здесь. Жестокое солнце, обрадованное появлением новых жертв, как будто усилило свой жар, и неожиданные пришельцы принялись обмахиваться руками.

Молодой высокий блондин расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки; мужчина с волнистыми волосами до плеч оттянул ворот футболки, глубоко вздыхая. Другой мужчина, брюнет, ростом не уступающий блондину, передернул плечами и болезненно поморщился. В отличии от своих спутников, он был облачен в одни только штаны, и сейчас, босой, полуголый, должен был бы чувствовать себя на солнцепеке несколько лучше, чем они. Однако, солнце, горячее, раскаленное, так безжалостно касалось его обнаженной кожи, что мужчина невольно забеспокоился, как бы не заработать как минимум солнечный удар, или как максимум ожог.

Лохматый шатен, одетый, пожалуй, теплее всех, виновато огляделся и, обреченно вздохнув, стянул пиджак, перекидывая его через руку.

Девушка, подняв ладонь и старательно заслоняясь ею от солнца, прищурилась, оглядываясь и, непонимающе хмурясь, перевела взгляд на своих спутников. Изящный браслет на ее руке, выполненный в виде гибкого кошачьего тельца, согнутого кольцом, украшенный черным камнем, ярко сверкнул, отражая солнечный луч. Камень, поймав его, слегка потемнел, но тут же будто бы озарился изнутри, поглотив яркий свет.

– Искренне надеюсь, что мы находимся здесь все-таки не в материальном виде, – девушка вздохнула и, опустив руку, устремила задумчивый взгляд на браслет, обращаясь уже скорее к нему, – Ибо солнце явно полагает иначе…

– Браслет в нормальном положении? – один из ее спутников, пытаясь собрать длинные волосы в подобие хвоста, удерживаемого рукой, вопросительно воздел бровь. Собеседница его утвердительно кивнула, и он равнодушно пожал плечами.

– Ну и все, значит, все так, как и должно быть. Ну… или почти так, – он перевел взгляд на шатена, на лице которого все отчетливее и отчетливее проступала вина, – Ибо я что-то не вижу тут главных героев драмы.

– Да и воспоминания мои начинались как-то… не совсем так, – растерянно откликнулся полуобнаженный брюнет, окидывая взглядом окружающее пространство, – Дэйв, ты уверен, что закинул нас туда, куда нужно?

– Ни в чью другую память отправить нас я бы не смог, – мрачновато буркнул в ответ шатен и, насупившись, ковырнул мыском ботинка сухую землю, – Я просто… немного… – он замялся, вздохнул, затем опустил голову ниже, – Чуть-чуть промахнулся. Мы… капельку раньше по времени, чем надо, – он бросил на обратившегося к нему виноватый взгляд и тихонько прибавил, – Прости, Ричард…

– Так и мы что, ничего не увидим? – Ричард непонимающе нахмурился и, начиная постепенно ощущать собственное бессилие в этой беседе, оглянулся на второго из хранителей памяти, присутствующего здесь. Тот успокаивающе махнул рукой.

– Без паники, друг мой. Память в наших руках – это дверь, открывающая доступ к событиям определенного периода времени. Сам хозяин, пребывая вот так в собственных воспоминаниях вполне может увидеть что-то, о чем некогда не имел даже понятия. Не зря хранители памяти открывают двери… Мы – воспоминания о будущем, пребывающие ныне в прошлом. Мы все увидим, только придется немного подождать.

На несколько мгновений повисла тишина. Изречения старшего из хранителей памяти были столь странны, так запутанны и тяжелы для понимания, что для осознания их требовалось некоторое количество времени.

– То есть, ты хочешь сказать… – неуверенно начала, спустя несколько мгновений, девушка, периодически поглядывая на хмурящегося блондина, – Что, если мы возьмем воспоминания, допустим, Эрика, то ты, как его… пусть бывший, но все же хранитель памяти, можешь открыть нам проход в восемнадцатый век? И нам там необязательно будет находиться рядом с Эриком, мы сможем гулять, куда захотим?

– О, так тебе все же понравилась наша прошлая прогулка по средневековому Парижу? – длинноволосый мужчина, известный читателю, как Винсент де ля Бош, каверзно прищурился, ехидно ухмыляясь, – Пробелы в твоем культурном воспитании были восполнены?

Татьяна помрачнела. Воспоминания ее о путешествии в память Эрика, о их с Винсентом совместном дефиле по улочке Парижа, где ей на голову едва не вывалили кучу очисток, были не то, чтобы особенно свежи, однако же, все еще достаточно ярки и не вызывали слишком приятных ощущений.

– Более чем, – буркнула девушка и, желая отвлечься от неприятной темы, с легким неодобрительным вздохом покосилась на вглядывающегося вдаль Ричарда. На левом плече его все еще явственно проступал след от недавнего пулевого ранения и, как бы мужчина не хорохорился, было очевидно, что дискомфорт он все-таки испытывает – левой рукой он двигал не так свободно, как правой. И, тем не менее, не преминул приставить именно эту ладонь козырьком к глазам, всматриваясь в плохо различимую среди жаркого марева точку вдали.

– Что за ерунда? Сюда кто-то идет? – он перевел взгляд на шатена и непонимающе сдвинул брови, – Дэйв?

Тот на несколько мгновений сжал губы, определенно не испытывая особенного желания отвечать. Расписываться в собственных промахах, а тем паче – повторять признание их, ему было неприятно до чертиков.

– Я не знаю, – наконец выдавил из себя он, сам обращая внимание на точку вдалеке и сумрачно сверля ее взглядом, – Не имею понятия, кто бродил тут по пустоши до тебя… Я же не бывал здесь.

– И ведь не поспоришь… – буркнул Ричард и, вздохнув, опять обратил внимание на упорно приближающуюся точку. Различить в жарком мареве, что она собою представляет в действительности, издалека было довольно затруднительно (хотя мужчине это и удалось), но теперь, когда она приблизилась на достаточное расстояние, стало понятно, что это человек.

– Кто это? – блондин, теперь уже тоже вполне различающий человеческую фигуру, недоуменно нахмурился, мельком бросив взгляд на оборотня. На него близящийся силуэт походил мало, да и сам мужчина уверенно отрицал подобное начало своей истории, посему изумление его было вполне понятно.

Между тем, человек, чья личность пока оставалась загадкой, двигался с определенным трудом, едва переставляя ноги под палящим солнцем, иногда пошатываясь, но продолжая идти, упорно и уверенно приближаясь к холму.

Девушка, которую мысль о молчаливом ожидании незнакомца почти пугала, со вздохом огляделась. Холм выглядел подозрительно знакомым, хотя узнать его сейчас возможным решительно не представлялось, и она, несколько секунд поизучав местность вокруг, предпочла осведомиться у главного героя предстоящей истории об арене действий.

– А где мы? Мне, кажется, знакомо это место…

– Действительно? – Ричард красиво изогнул бровь и, хмыкнув, вежливо добавил, – Дам небольшую наводку – в наши дни ты живешь здесь. В принципе, мы все тут живем.

– Ты хочешь сказать… – Эрик, повернувшись столь резко, что пожухлая трава обернулась вокруг каблука его ботинка, недоверчиво воззрился на холм, затем медленно переводя взор на собеседника, – Ты хочешь… Здесь будет Нормонд?.. – увидев утвердительный кивок, он непроизвольно поежился и, предпочитая отвлечься от созерцания своей несуществующей пока что вотчины, медленно отвернулся, – Я и представить не мог, что без замка холм может казаться таким неприятным.

– И без леса, – поддакнула девушка, – Лысый какой-то… Да еще и солнце шпарит просто жутко, мне кажется, в будущем оно немного снизило свой пыл.

– За пятнадцать столетий покрылось корочкой льда… – элегически протянул старший из хранителей памяти и, сжав рукой волосы, пытаясь все-таки изобразить из них хвост, вгляделся в приближающийся силуэт, – Возникает смутное чувство, что этого парня я где-то видел… А еще смутное воспоминание, что кто-то обещал давать пояснения по ходу пьесы. Ричард?

Черноволосый полуголый мужчина, негромко фыркнув, потер раненное плечо и, пожав обоими, чуть развел руки в стороны.

– Винсент, каких пояснений ты от меня ждешь? Мне кажется ты, как хранитель памяти, пусть и не мой, должен бы видеть, что меня самого тут еще даже нет! – он вздохнул и, подавая позитивный пример, призывая к длительному ожиданию, не мудрствуя лукаво, уселся прямо на землю, облокачиваясь на собственное колено и подпирая щеку ладонью, – Нам остается только ждать. Хотя могу сказать точно главное – это не я. Я прибуду не пешком.

– А вот Дэйв, должно быть, знает… – в раздумье протянул Эрик и, оглянувшись через плечо на молодого человека, замершего возле присевшего Ричарда в позе телохранителя, вопросительно приподнял брови, – Ведь верно?

Хранитель памяти в ответ хмуро повел плечом и, переведя взгляд куда-то вдаль, недовольно насупился.

– Откуда мне знать, если я не бывал здесь? – пробурчал он и, вздохнув, добавил, – Не гоните лошадей, господин граф. Скоро все узнаете. Вот и ваш неизвестный уже подошел…

Расплывчатый в жаркой дымке силуэт и в самом деле успел уже приблизиться настолько, что рассмотреть его во всех подробностях, включая и черты лица, не составляло более труда.

Винсент, только, было, присевший на землю рядом с Ричардом, медленно поднялся на ноги. На лице его одно за другим, сменяясь с неимоверной быстротой, путаясь, мешаясь друг с другом, замелькали недоумение, неверие, абсолютное поражение, почти страх и, наконец, – крайняя степень ступора.

Татьяна, как раз собиравшаяся о чем-то спросить его, и глядящая, в отличие от спутников, не на подошедшего человека, заметив эту гамму чувств, растерянно заморгала и поторопилась, в свой черед, обратить взор на того, кто явился причиной этого всплеска эмоций.

Выглядел же он, надо сказать прямо, отнюдь не лучшим образом и, наверное, поэтому привлекал внимание. Человеческое несчастье всегда почему-то притягивает взгляды…

Темные, коротко остриженные волосы незнакомца сбились в сплошной колтун и, словно этого было мало, слиплись от крови; рубаха, свободная, когда-то, вероятно, белая, но ныне посеревшая и едва ли не почерневшая от грязи и пыли, со следами земли и крови на ней, была порвана, а мощная грудь, кое-как прикрытая ею, тяжело вздымалась от частого дыхания.

Подошедший вызывал жгучую жалость, желание утешить его, помочь, однако… В большей степени внимание наблюдателей притягивал не этим. Взоры всех их, каждого из них были прикованы к лицу человека, который, шатаясь, словно пьяный, продолжал, кое-как ступая, продвигаться вперед, постепенно огибая холм.

Не взирая на совершенно другую прическу, на следы крови и грязи на лице, на измученный вид, на черты, искаженные гримасой боли и усталости, узнать его было совершенно не трудно. Особенно, если учесть, что сейчас этот же человек стоял рядом, не менее, а то и более ошарашенно вглядываясь в самого себя, и провести сравнение, поискать отличия и толком их не обнаружить, сейчас было отнюдь не затруднительно.

Девушка неуверенно и недоверчиво перевела взгляд на Винсента. Тот стоял, широко распахнув глаза, стиснув руки в кулаки и, приоткрыв рот, явно не находился, что сказать, как характеризовать происходящее.

– Винс… – Эрик, негромко кашлянув, тоже медленно повернулся к своему спутнику, – Но ведь это…

– Я вижу, Эрик, – ответ хранителя памяти прозвучал резко и, нахмурившись, он отвел глаза, – Я вижу, но… но я не помню… Не могу вспомнить, чтобы я… Черт побери, я себя вообще таким не помню! Это и правда шестой век?.. – он глянул на Ричарда; лицо его было растерянно.

Оборотень, тихонько вздохнув, без видимой охоты поднялся на ноги. Сидеть на земле ему было не в пример удобнее, чем стоять, не взирая на понимание, что просидеть вот так на протяжении всего брожения по его воспоминаниям, не удастся, поэтому в глазах его на миг мелькнуло недовольство.

– Правда, – буркнул он и, нахмурившись в сторону Винсента из прошлого, еще раз потер раненое плечо, – Не будет же Дэйв без моего ведома нас мотать по всей линии времени. Ну… надеюсь, по крайней мере.

– Не будет… – хранитель памяти, вопреки собеседнику как раз вновь опустившийся на землю, обхватил голову руками, – Черт побери, у меня голова пухнет! Как я…

– Здравствуй, Венсен.

Тихий голос, неожиданно прозвучавший в этой пустоши, среди безмолвия, прерываемого лишь тяжелым дыханием раненого, упорно шагающего куда-то вперед, заставил пришельцев прервать беседу и все-таки обратить более пристальное внимание на происходящее.

– А это кто еще такой?..

Растерянный вопрос девушки остался без ответа. Спутники и собеседники ее, включая даже Дэйва и Ричарда, в происходящем сейчас понимали ничуть не больше ее, посему и внимание их было поглощено разворачивающейся перед глазами сценой. Вопрос, вполне вероятно, не был даже услышан.

Впрочем, нельзя не отметить, что непосредственный участник событий, видимо, понимал столь же мало, как и сторонние наблюдатели. При звуке голоса он вздрогнул, словно огретый бичом и растерянно завертелся на месте, напряженно оглядываясь и пытаясь увидеть человека, разговаривающего среди этой пустоши. Наконец утомленный взор его сумел различить на склоне холма темную фигуру, закутанную в плащ. Из-под опущенного капюшона сверкнули чьи-то страшные глаза, и раненый, издав приглушенный стон мученика, сделал несколько шатких шагов назад.

– Снова ты… Дьявол!.. – он судорожно сглотнул и отшатнулся еще чуть дальше назад, нервно шаря по груди, как будто желая найти там что-то. Ответом на эти слова и действия послужил негромкий, очень мягкий и даже, как будто бы сочувствующий, смех. Неизвестный скинул капюшон, демонстрируя абсолютно человеческую голову, почти лишенную волос наверху, но имеющую небольшую острую бородку внизу, и улыбнувшись, шагнул к собеседнику. Лицо его было изборождено множеством морщин, взгляд выдавал человека уже хорошо пожившего, но стариком в полном смысле слова назвать этого мужчину было бы затруднительно. Татьяне невольно вспомнился молодеющий от встречи к встрече Тьери, и она внезапно осознала, что на последнего новый знакомыйчем-то похож.

– Ты ищешь крест, Венсен? – вежливо поинтересовался он голосом, в котором отдаленные раскаты грома причудливо сплетались с нежным журчанием ручья и, глядя на собеседника с явным дружелюбием, с расположением приветливого человека, жаждущего пригласить в гости старого приятеля, протянул к нему руку, – Не стоит. Ты потерял его два дня назад, помнишь? Жар и одиночество плохо сказываются на твоем состоянии, друг мой, но я предупреждал… Почему ты отвергаешь мою помощь?

Винсент из прошлого, которого незнакомец называл несколько иным именем, отличным от того, что хранитель памяти носил сейчас, стиснув ткань рубахи, бросил на говорящего неприязненный взгляд.

– Потому что я не верю тебе… дьявол, – в последнем слове прозвучали нотки неуверенности, но, судя по всему, имени собеседника Венсен не знал, – Потому что ты ничего не объясняешь мне, только пугаешь скорой смертью! Я бежал от смерти, старик, я бежал от верной погибели навстречу жизни, и я не хочу губить ее в угоду тебе! Ты не говоришь мне, кто ты такой, ты не говоришь, что тебе нужно, ты даже не говоришь, откуда знаешь меня, и я…

– Кто же не знает тебя? – старик, перебив негодующего собеседника с абсолютной безмятежностью, неожиданно насмешливо прищурился и продолжил, нарочито растягивая слова, – Венсен ла Бошер, бастард маркиза Антуана ла Бошера, убийца собственного брата… Жил в роскоши, был принят, как законный наследник, но после случившегося был сослан на каторгу, откуда бежал… Кто ты? Ты – беглый каторжник, презираемый, гонимый, жалкий, обреченный на смерть от рук преследующих тебя людей. И поделом! Ведь при побеге ты убил еще нескольких, не так ли, друг мой? Если память не подводит меня, двоих?

– Троих, – мрачно поправил молодой мужчина. В глазах его при этом мелькнуло нечто такое, от чего девушке, наблюдающей эту беседу со стороны, стало не по себе. Никогда доселе ей не приходилось видеть в глазах своего верного друга такого выражения…

Венсен, как будто ощутивший что-то или же просто не испытывающий желания показывать собеседнику истинных мыслей и чувств, поспешил опустить взгляд.

Девушка, увлеченная происходящим не менее прочих, не позволяющая себе даже толком задуматься над звучащими словами, внезапно осознав некоторые из них, недоуменно нахмурилась.

– Подождите, но… ла Бошер!.. Где я слышала эту фамилию?

– Тетя Альжбета… – супруг ее, охрипший от изумления, пораженно покачал головой, переводя взгляд на друга, – Но я не понимаю, как Винсент…

– Какая еще Альжбета? – Ричард, которому некогда была сообщена история о старушке, которой молодой граф де Нормонд снес сарай, но уже начисто про нее забывший, нахмурился, сам отвлекаясь от происходящего и окидывая друзей вопросительным взглядом.

Татьяна, вспомнившая «тетю Альжбету» в несколько иной ипостаси, потрясенно покрутила головой.

– Но это же… не может быть… – она перевела взгляд с упрямо отмалчивающегося Винсента на Эрика, затем на Ричарда, Дэйва и наконец чуть слышно выдавила, – Мать… Альберта?..

Повисло тяжелое молчание. Старший из хранителей памяти молчал, не сводя пристального взгляда с самого себя и словно бы пытаясь найти отличия, увидеть хоть что-то, что дало бы ему надежду, что беглый каторжник, Венсен ла Бошер, просто похож на него, но им самим отнюдь не является. Спутники его, на время забыв о том, что целью их визита в далекое прошлое были отнюдь не пересуды между собою, а созерцание происходящего, переглядывались, не зная, что и говорить, да и что думать.

– Ну, быть может… – Ричард неуверенно поднял руку, намереваясь почесать висок, но так и не выполнив этого намерения, чуть отвел ее в сторону, – Однофамилец?

– Нет, – голос Винсента прозвучал глухо. Он сделал шаг вперед, вставая так, чтобы не видеть лиц никого из тех, к кому обращал свои слова и, продолжая созерцать каторжника, глубоко вздохнул.

– Я… изучал предков Альберта. Думал, что врага надо знать досконально, вплоть до его корней. Читал… Венсен ла Бошер убил своего брата и был сослан за это на каторгу родным отцом. Позднее бежал и, вероятно, сгинул где-то, хотя тело его так и не было обнаружено. Все… все сходится, – он напряженно облизал губы и голос его зазвучал парализовано, – Этот человек – Венсен ла Бошер. Тот самый Венсен, который является одним из предков Альжбеты и, соответственно… Альберта. Но я… я не думал, что этот человек – я! – он рывком обернулся, окидывая потерянным взглядом друзей, – Я даже не… У меня и в мыслях такого не было! Чтобы я был… родственником Альберта?.. Его предком, да это же уму не!.. – он вдруг замолчал и перевел совершенно ошалелый взор на Татьяну. Несколько мгновений молчал, а затем, снова отвернувшись, едва слышно вымолвил:

– А ведь у Альберта… есть дочь.

Татьяну шатнуло. Все эти разговоры о том, что Винсент – родня Альжбете ла Бошер, о том, что он родня Альберту были, безусловно, очень интересны, но до этого мига казались как-то не затрагивающими ее саму. И вот теперь осознание капля за каплей просачивалось в разум, приходило понимание неотвратимой неизбежности – Винсент де ля Бош, Венсен ла Бошер ее родственник. Предок! Родная кровь!

– Хорошо, что между нами так ничего и не было… – обалдело прошептала девушка, ни к кому, собственно, не обращаясь.

– Не понял, – ее муж, услышавший, в отличие от хранителя памяти, шепот супруги, нахмурился, обращая к ней взгляд, – Разве ты и Винсент… Татьяна?

Ответить девушка не успела. Дэйв, уже некоторое время как внимавший разговору своих спутников с крайне недовольным видом, тяжело вздохнул и, глянув на экс-хозяина, пасмурно, но очень отчетливо произнес:

– Мне что, кино на паузу поставить? Помолчите.

– Правда, потом поболтаете, – поддержал Ричард, – Я обещал страшное и увлекательное прошлое, так что… давайте-ка оставим обсуждения на потом. И так половину разговора пропустили.

– Говори за себя, – сумрачно буркнул в ответ старший из хранителей памяти. Он и в самом деле, известив всех потрясенных слушателей о своем родстве с Альбертом и его дочерью, вновь обратил внимание на происходящее и обсуждений за своей спиной почти не слышал. Лишь сейчас, уловив последнюю фразу оборотня, решил прореагировать на нее.

А между тем, события развивались, стремительно набирая оборот, грозя обернуться чем-то опасным и страшным.

– Ты уже третий раз встречаешься мне! – раздраженно рычал Венсен, стиснув кулаки и явно намереваясь разорвать собеседника на части, – Но не говоришь, кто ты и что тебе нужно от меня! Клянусь небом, оставившим меня, старик, если ты не скажешь и сейчас, я присоединю к тем трем мертвецам и тебя!

Ответом ему послужил негромкий, но очень довольный, короткий смех. Старик, продолжая улыбаться, мягким движением поднял правую руку и, словно силясь усмирить собственное веселье, скользнул пальцами по губам. На пальце его ярко сверкнул массивный перстень, украшенный опалом.

– Дьявол… – шепот, испуганный и потрясенный, прозвучал на сей раз, как это ни странно, не со стороны замершего в напряжении измученного путешествием человека, но со стороны его будущей версии. Винсент, ошарашенный, сам напряженный не менее своего прошлого «я», широко распахнув глаза, взирал на неизвестного.

– Кажется, я знаю, кто это… – пробормотал, почти пролепетал он и, не пожелав уточнить своих слов, умолк, предоставляя возможность говорить прошлому.

– Горяч и смел даже на пороге смерти… – старик, в задумчивости коснувшись пальцами собственного подбородка, ухмыльнулся, качая головой, – Венсен-Венсен, твое поведение определенно нравится мне. Но разум твой туманит усталость, ты никак не можешь понять даже простых вещей… Ведь я говорил тебе, уже не единожды – я пришел на твой путь, чтобы спасти тебя. Люди Антуана найдут тебя совсем скоро и тогда, опасаюсь, он не пожелает пощадить тебя. Он любил Леона, даже несмотря на то… несмотря ни на что.

– Как много тебе известно… – Венсен, скрипнув зубами, зло и раздраженно пнул землю, – Ты надоел мне, старик! Я смогу спастись и без тебя, тем более, что ты не хочешь даже назваться и…

Старик поднял руку, жестом останавливая своего гневливого собеседника.

– Мое имя Рейнир, Венсен, и оно ничего тебе не говорит. Не приняв мою помощь, ты погибнешь на закате этого дня, умрешь от жажды и голода. Люди Антуана найдут твое тело, ибо они идут по твоим следам, и принесут его твоему отцу… А тот отречется от тебя и велит выбросить твои останки в выгребную яму. Этого ты желаешь, несостоявшийся маркиз? Такой участи ты хочешь для себя? Я пришел на твой путь с единственной целью – спасти твою жизнь, жизнь, которую ты так стремишься разрушить, я желаю преподнести тебе в дар силу, дать другую жизнь под другим именем, дать судьбу, о которой ты не смел и мечтать. Пойдем со мною, мой друг. Пойдем, и останешься в живых… – и с этими словами он протянул руку в сторону замершего в растерянности собеседника.

– Рейнир… – Татьяна, неожиданно сообразившая, что ей уже доводилось слышать это имя, нахмурилась, потирая лоб, – Рейнир, это что… это которой Рейнир?

– Да, – последовал довольно мрачный ответ. Хранитель памяти определенно не был в настроении поддерживать неловкую шутку.

– Маг, проклявший замок и графа. Тот, кто создал кошку, тот, чье наследие так желает заполучить в свои руки Альберт, тот, в чьей избушке мы были, и тот, кому принадлежит это кольцо! – он вскинул правую руку и перстень с опалом, украшающий ее, точно такой же перстень, как и на руке мага, тускло блеснул в лучах солнца. Девушка примолкла, не решаясь более ничего говорить. Впрочем, слова сейчас были явно излишни.

– Преподнести мне в дар жизнь, преподнести мне в дар силу… – Венсен презрительно скривился и покрутил головой, – Так я и поверил. В людское бескорыстие, в людское благородство я не верю, старик, больше нет. Что тебе нужно взамен, чего ты хочешь от меня?

– Я хочу сделать то, что можно назвать… опытом, – маг, наконец-то отбросивший экивоки и увертки, заговорил напрямик, – Я хочу не просто подарить тебе жизнь, я хочу создать для тебя жизнь принципиально новую, иную, хочу обратить тебя в существо, которое, быть может, будет полезно людям… а может быть и нет. Я хочу посмотреть, что будет, Венсен, если я дам тебе силу и позволю самому решить, на что употребить ее.

– Мне?.. – мужчина, явственно растерявшись, неуверенно указал на себя пальцем, переспрашивая еще раз, – Меня? Человека, убившего собственного брата, того, кто погубил еще нескольких, в общем, совсем невинных людей? И ты хочешь дать мне какую-то там силу, а что, если я вновь убью кого-нибудь? Ты не думал об этом?

Старик вновь негромко рассмеялся и, опустив голову, покачал ею.

– Нет, ты не убьешь, Венсен… Ты слишком совестлив, мой друг, слишком благороден… Но и упорен, не отступаешь перед трудностями, идешь к своей цели и мне нравится это в тебе! Я следил за тобою. И когда ты сбежал из места своего заключения, безвинный узник, я убедился в верности моих расчетов и надежд. Поэтому я пришел к тебе, Венсен. А ты, не будь ты готов или же, по крайней мере, не будь ты в отчаянии, не стал бы слушать меня сейчас. Ты уже согласен, ведь верно?

На несколько секунд возле холма воцарилось молчание. Даже сторонние наблюдатели на сей раз предпочитали не произносить ни слова, созерцая эту сцену с величайшим напряжением и ожидая ответа, который, надо признать, был им хорошо известен.

Венсен в раздумье почесал щеку, а после гордо выпрямился, бросая на собеседника полный отчаянной, какой-то злой решимости, взгляд.

– Ты колдун, да? Я слышал рассказы о том, что вы существуете, хотя и не верил… Так вот, старик, слушай мои слова – ты прав, я согласен. Согласен, черт меня побери, на твое странное предложение, хотя я и не готов. Но я в отчаянии, и я не хочу умирать, ибо я не заслуживаю смерти! Я остановил своего брата и ничуть не сожалею об этом, но отец не желает верить… Я согласен, старик, слышишь ты, я согласен! Делай, что хочешь, не думаю, чтобы мне стало хуже. Вот только… мое имя…

– Ты получишь другое имя, – Рейнир, лицо которого так и светилось победоносной улыбкой, милостиво опустил бородку, словно уже преподнося собеседнику тот дар, о котором говорил, – Я думал об этом, и я знаю, как ты будешь зваться отныне, Венсен… нет. Ты более не Венсен. Венсен ла Бошер остается здесь, в этой пустыне и умирает, несчастный, оклеветанный человек, чье тело даже не будет найдено. Со мною же сейчас уходит Винсент де ля Бош, чья судьба пока неизвестна, но вскоре решится, – он вновь вытянул руку вперед и, в несколько шагов приблизившись к растерявшемуся Венсену-Винсенту, положил ладонь ему на плечо, – Более нас здесь ничего не держит, друг мой. Идем.

Далекое эхо последнего слова растаяло над уже опустевшей равниной.

Никто из наблюдающих происходящее людей даже не успел понять, что произошло, – мага и его собеседника просто не стало. Не было ни щелчков, ни развеявшегося дыма, их очертания не таяли медленно и долго, как утренний туман, – не было ни одного из так любимых Альбертом дешевых фокусов. И почему-то именно это, именно последний завершающий штрих необычной картины окончательно убедил гостей из будущего в невероятной силе и высоком мастерстве мага, о котором в их времени говорили не иначе как о великом.

– Так… и чего у нас дальше? – вопрос, неожиданно заданный Ричардом, заставил всех, исключая, разве что, Винсента, продолжающего сумрачно созерцать то место, где мгновения назад стоял сильнейший маг всех времен и народов, обратить взгляды к нему. Дэйв, мимолетно оглянувшись через плечо, бросил на хозяина взгляд, полный доброй насмешки.

– Ну, ведь это же ты хотел давать объяснения по ходу действий, – скромно улыбнувшись, аккуратно напомнил он, – Что же – дерзай. Настало время для первого акта нашей пьесы…

– Ах, вот как? Ага, – оборотень, мигом сориентировавшись, открыл, было, рот, дабы и в самом деле начать давать пояснения, а точнее – анонсировать предстоящие действия, но, заметив странно бледного де ля Боша, нахмурился, – Эй… Винс, ты как?.. Ты знаешь, там дальше дела обстоят, в общем-то, ничуть не лучше, так что, быть может, пока не поздно…

– Все нормально, – голос хранителя памяти звучал откровенно заморожено; взгляд не отрывался от какой-то точки в пространстве, – Все в порядке. Что ты собирался сказать?

– Да-да, – Ричард, все-таки не до конца уверенный в действительно нормальном состоянии друга, мимолетно поморщился и, решительно кивнув, все же начал, – Думаю, все вы помните легенду о проклятии рода де Нормонд, не так ли? И, надеюсь, не забыли и ее начало…

– Как же забыть, – Татьяна, которая некогда именно на первых строках легенды несколько раз перебивала рассказчика-Винсента, и именно благодаря этому хорошо запомнила их, хмыкнула и нараспев проговорила, – Светило яркое солнце, когда молодой граф, явившись на холм, с улыбкой обозрел окрестности…

– Именно, – оборотень улыбнулся с непонятным самодовольством и, кивнув, продолжил сам, – Давным-давно, когда замка не было еще и в помине, молодой граф де Нормонд прибыл на этот самый холм и с улыбкой обозрел окрестности… Все правильно. Но, увы, история не сохранила некоторых незначительных подробностей. Так, например, забыла она, что на холм-то граф прибыл, но был при этом не один, а в компании друга. Что уж говорить, что не сохранилось и имени друга. А звали его…

– Ренард! – неожиданно раздался за спинами молодых людей громкий, звонкий молодой голос, – Не гони так, я не успеваю за тобой!

Татьяна, замерев на мгновение, медленно и неуверенно обернулась. Имя было ей знакомо, хотя голоса, произнесшего его, слышать ей прежде не доводилось. Впрочем, стоит заметить, что знакомо оно было не только ей.

Граф де Нормонд, обернувшись вместе с супругой, изумленно моргнул и, быстро глянув на Ричарда, вновь обратил внимание на приближающегося к холму человека; даже Винсент, несколько пришибленный только что открывшимися ему обстоятельствами, счел своим долгом взглянуть на новых участников событий.

К холму, уверенно восседая на вороном тонконогом жеребце, во весь опор мчался тот же человек, что только что рассказывал им о несовершенстве древней легенды. Это был он, и узнать его, в отличии от прошлой версии Винсента, можно было даже издалека, но одновременно словно бы и не он.

Черные волосы, спускающиеся чуть ниже ушей, лежали, несмотря на бешенную скачку, ровной красивой волной; темно-синяя туника ловко сидела на стройной сильной фигуре, выгодно ее подчеркивая, а накидка такого же цвета приоткрывала темную рубаху, чьи рукава немного раздувал встречный ветер. Всадник, одетый в темное, идеально соответствовал своему коню, с ним вместе представляя великолепную картину.

Он натянул поводья, придерживая вороного и, окинув взглядом холм и пространство рядом с ним, непонимающе нахмурился, поднимая руку и в растерянности проводя ею по волосам. Солнце ярко сверкнуло на серебряных застежках на манжете рубахи, и из-за спины молодого мужчины, не давая ему опомниться от непонятного изумления, послышался недовольный возглас.

– Этак недолго и с коня упасть! – второй всадник, которого его товарищ доселе немного загораживал, аккуратно придержал гнедого жеребца, мягко выводя его из-за спины спутника, – Зачем было так нестись? Ты же видишь – здесь никого нет, значит, тебе показалось, как я и говорил. Почему только ты никогда не доверяешь мне…

– Я готов клясться, – я слышал голоса! – Ренард слегка натянул поводья, удерживая коня. Вороной горячился, еще не остыв от бешеной скачки, перебирал ногами и, казалось, так и норовил броситься вперед, продолжить бег даже вопреки воле седока.

– Рене… – попытался что-то сказать спутник мужчины, но он перебил его.

– Я подумал… что, если это тот каторжник?

– Ла Бошер? – в голосе его собеседника послышалось нескрываемо веселое изумление, – И куда же он девался, коли так?

– Откуда мне знать, – огрызнулся Ренард и, окинув взглядом пустую степь, недовольно дернул плечом, – Быть может, он скрылся за холмом или… Что, если бы мы его схватили?

– Ренард, – молодой человек, определенно не одобряя горячности собеседника, слегка покачал головой, – От жары может почудиться все, что угодно и, клянусь, я не слышал никаких голосов! Мы оба сильно устали и, конечно, не следовало ехать этим путем…

– Вот как? – брюнет фыркнул и неожиданно легко соскользнул со своего жеребца, – Интересно, а кто это завел нас сюда? Кажется, ты говорил, что знаешь дорогу, призывал небеса в свидетели! Вик, честное слово, в следующий раз я не поеду по предложенному тобой пути.

– Я хотел сказать, что коль скоро мы оба устали, того преступника мы бы не смогли схватить и вдвоем, – названный Виком пожал плечами и, соскочив по примеру спутника с коня, прибавил, – Ты забыл, что говорят о нем? Он был обессилен, а смог убить троих! Троих, Рене, так что́ ему мы двое? Ну, да ладно… По счастию, его здесь нет, да и я не думаю, чтобы он выжил в этой пустыне – помнится мне, он был даже ранен! А за дорогу ты не беспокойся, друг мой, – мы выберемся из этой пустоши, выберемся, не будь я Викто́р де Нормонд!

Татьяна вздрогнула и, сжав руку мужа, внимательнее вгляделась во второго из присутствующих здесь молодых людей. Эрик, сам стиснув ладонь девушки и чуть побледнев, приоткрыл рот, во все глаза глядя на основателя своего рода, жадно изучая черты его лица и ища в них сходство со своими… ища и находя. Молодой граф де Нормонд, прибывший на место, где в, очевидно, уже недалеком для него будущем, будет возведена его вотчина, невзирая на то, что в отличие от потомка не мог похвастаться очень уж светлой шевелюрой, все-таки неуловимо походил на него. Вернее, это, конечно, сам Эрик имел неоспоримое внешнее сходство со своим достославным предком и, подмечая это сходство сейчас, определенно не находился, как выразить свои впечатления от столь неожиданной встречи.

Тем временем, пока молодые люди, пытаясь осознать происшедшее как свершившийся факт, не в силах были вымолвить и слова, а значит, и не мешали своим спутникам воспринимать события, последние благополучно развивались своим чередом.

Ренард, покачав головой, тоскливо окинул взглядом пустошь и сумрачно вздохнул.

– По-моему, раньше, чем завтра выбраться отсюда нам не удастся, – недовольно известил он спутника и, взяв вороного под уздцы, мягко, но настойчиво повел его вверх по холму, – Боюсь, эту ночь нам предстоит провести под открытым небом, друг мой.

– Ты помутился рассудком? – Виктор, следующий за собеседником вверх по холму, даже остановился, потрясенно и недоверчиво созерцая его затылок, – Рене, я не сомневаюсь в том, что степь кишит зверьем… Я не хотел бы быть растерзанным этими тварями, если мы останемся здесь на ночь, к рассвету уцелеют разве что наши кости!

– Не люблю, когда смелый человек вдруг проявляет слабодушие, – Ренард поморщился и, продолжая путь, по прошествии некоторого времени уверенно ступил на вершину холма, – Мы заночуем здесь. Вокруг голая степь, с холма мы увидим любого зверя за сотню лье, если не больше, да и не думаю я, что они есть здесь. Звери остались в лесу, который мы миновали несколько часов назад, здесь им даже нечем поживиться…

Основатель рода де Нормонд, поднявшийся следом за другом, окинул залитую солнцем степь безрадостным и совершенно лишенным надежды взглядом.

– Если только они не последуют за нами из леса по запаху… – пробурчал он и, тяжело вздохнув, выпустил поводья коня, опускаясь прямо на голую землю.

– Они и в лесу-то нас не преследовали, – Рене хмыкнул и, очевидно, всерьез вознамерившись провести ночь под открытым небом, принялся разнуздывать жеребца, – Вик, побойся Бога, я в седле с самого утра! Да еще и по такой жаре… Я просто с ног валюсь от усталости, в отличие от тебя я не сидел полдороги в карете!

– Однако, тебе никто этого не возбранял, – хладнокровно парировал граф и, следуя примеру своего спутника и друга, вновь поднялся на ноги, принимаясь освобождать своего гнедого от уздечки и седла, – То не моя вина, что тебе милее седло, чем сидение кареты. Но спорить не стану, мой друг, ты прав – судя по солнцу, вернуться домой к ужину мы не успеем. Ох, я надеюсь, Ада не слишком расстроится из-за этого…

Ренард, занявшийся высвобождением из седельной сумки чего-то, более всего похожего на старинного вида покрывало, вероятно, с целью расстелить его на земле и улечься сверху, насмешливо хмыкнул, оглядываясь на Виктора через плечо.

– Разве ты обещал ей вернуться к ужину? Что ж, если этим байкам она поверила, я буду очень изумлен.

– Я ей этого не обещал, – Виктор легко пожал плечами и, добыв из своей седельной сумки флягу, снова уселся на землю, – Но, полагаю, она все же ждет меня. Ах, женщины… Ведь им бы только ждать нас, а после, прождав слишком долго, закатывать сцены.

– Аделайн к таким относить не стоит, – Рене, отмахнувшись, расправил покрывало и неожиданно набросил его на спину разгоряченного долгим бегом коня. Затем похлопал того по крупу и, похоже, временно утратив интерес к животному, вновь обратил внимание на графа, упирая при этом руки в бока.

– Поверь, мне, как ее брату, это хорошо известно. Ты, я вижу, уже приготовился отдохнуть?

Основатель рода де Нормонд в ответ лишь глотнул из фляги и, убежденно кивнув, протянул ее собеседнику.

– Присоединяйся, любезный шурин. Ночь нам предстоит долгая и, вероятно, холодная, а мой конь, кажется, совсем не был готов к такому… – он горестно вздохнул, бросая взгляд на мирно бродящего рядом, не укрытого ничем, гнедого. Ренард, не отвечая, хмыкнул и, присев рядом с приятелем, принял флягу из его рук.

Виктор тем временем сел поудобнее и, положив скрещенные руки на согнутые в коленях ноги, обвел степь вокруг задумчиво-элегическим взглядом.

Эрик, не спускающий глаза с предка и жадно ловящий каждое его слово, закусил губу. На лице его отобразилась какая-то неожиданная и, вероятно, совершенно потрясающая мысль, однако же, высказывать ее он покуда не стал, судя по всему, предпочтя оставить это до более подходящего времени.

– Ты знаешь… – основатель рода, между тем, снова приняв флягу от шурина, задумчиво вздохнул, еще раз окидывая степь долгим взором, – А это место мне нравится. Я не отказался бы даже обосноваться здесь!

– На сей раз жара помутила твой рассудок? – Ренард вежливо улыбнулся, бросая на зятя нескрываемо заинтересованный взгляд, – Представь только, как сложно сюда будет добираться от города, вспомни, сколько мы скакали сейчас!

– Нет ничего сложного в том, чтобы соорудить хорошую дорогу, – отмахнулся его собеседник и, забыв про фляжку в своей руке, огляделся, уже несомненно прикидывая, как будет смотреться на этом холме замок, – Я ведь давно мечтаю о настоящем, крепком и красивом родовом поместье! Это место мне кажется подходящим, чтобы выстроить здесь дом.

Рене, отобрав у молодого авантюриста флягу, негромко фыркнул и, сам отпив от нее, еще раз осмотрелся. Затем оглянулся куда-то назад, очевидно, на неспешно клонящееся к закату солнце и, вздохнув, неожиданно махнул рукой.

– Хорошо, я согласен признать твою правоту. Но это место, Вик, эта величественная пустошь, этот холм… Зачем строить здесь поместье, жалкий домишко? Ты можешь выстроить здесь целый замок! Только, умоляю, не нужно, как обычно, торопиться с этим, хорошо? Найди людей, что будут строить, найди того, кто объяснит им, как лучше сделать кладку… Ну, и других мастеровых, я не знаю, кто еще нужен для таких целей.

– Ты прав… – задумчиво отозвался Виктор и, неожиданно воодушевленный какой-то новой мыслью, вдруг вскочил на ноги, широко улыбаясь, – Я дам ему имя «Нормонд», Рене! Представляешь? Мой замок, мое родовое гнездо… Он простоит столетия, и через много-много лет кто-нибудь напишет – «Огромный замок высился на склоне холма. И замок тот звался Нормонд»!

Ренард, судя по всему, настроенный более скептично, нежели его зять, тонко усмехнулся и, кивнув, лениво глотнул из фляги.

– Прекрасная идея, Вик. Жаль, мы не доживем до тех дней, когда кто-нибудь напишет об этом.

Ричард, поначалу слушающий беседу своего прошлого «я» с близким другом спокойно и даже заинтересованно, к концу ее неожиданно сник.

– Он так и не дожил… – пробормотал он и, мотнув головой, принужденно улыбнулся, – А я даже не знаю, написал ли кто-нибудь такие слова.

Винсент, созерцающий не особенно шокирующие откровения прошлого безо всякого энтузиазма, с нескрываемым скептицизмом, поморщился, оборачиваясь к подавшему голос оборотню.

– Надеюсь, мы не намереваемся стоять тут и слушать, как эти двое придумывают историю еще не существующего замка? – он чуть приподнял левую бровь и, скрестив руки на груди, вызывающе вздернул подбородок, – Кажется, кто-то обещал нам до крайности страшные и шокирующие подробности, а я уже начинаю сомневаться, что что-то может шокировать нас больше, чем твое родство с графом Виктором и ваш совместный пикник на природе!

Эрик, выслушавший эти слова с величайшим вниманием, открыл, было, рот, чтобы наконец высказать некоторое время как терзающую его разум мысль, однако, молвить ничего не успел.

Ричард, абсолютно не оскорбленный сварливым выпадом пребывающего в дурном расположении духа хранителя памяти, тонко усмехнулся.

– Ты уверен, что твои расшатанные нервы сумеют выдержать более шокирующие подробности? Мое прошлое, как я погляжу, оказывает на тебя самое… неблагоприятное влияние – ты бледен, как слизняк, хоть и находишься по-прежнему на солнце.

– Слизняк бывает скорее зеленый, – буркнула Татьяна, предвосхищая возмущение приоткрывшего в негодовании рот экс-Венсена, – Кстати, Винс в чем-то прав. Мы же ведь не планируем стоять здесь и охранять сон этих двоих… – она красноречиво бросила взгляд на вершину холма, где уже вполне уютно устроились Виктор де Нормонд и его шурин, вместе с обоими конями и флягой с неизвестным содержимым, – Всю ночь? Можно же ведь и ускорить процесс…

– Во-первых, слизняк бывает разный, – парировал оборотень, – Во-вторых, всю ночь следить никто не обещает. Ну, а в-третьих… – он обернулся к замершему рядом с почти безучастным видом не имеющего отношения к происходящему человека, Дэйву, – Ты сможешь ускорить ход событий?

Дэйв хладнокровно пожал плечами.

– Твое дело – сказать, мое дело – выполнить, – негромко отозвался он и, глубоко вздохнув, слегка поморщился. Потом, мельком глянув на насупившегося Винсента, на секунду закрыл глаза, а затем уверенно поднял руку и сделал странный жест, словно перелистывая страницу огромной книги.

Реальность изменилась почти мгновенно.

Яркое, безжалостное в своей обжигающей жестокости солнце исчезло, стекло с небосклона, словно смытое водой и, забрав с собою день, уступило место и право ночи. Небо, прозрачное, чистое, какое сегодня бывает только над полями или же над местами, далекими от больших городов с их бесчисленными огнями, сменило цвет, из ясно-голубого становясь темно-синим. Купаясь, утопая в этой синеве, как в огромном, бескрайнем океане, засверкали звезды, не менее яркие, чем та, что была вынуждена под натиском ночи покинуть небосвод, но вместе с тем куда как более далекие и потому совсем не обжигающие. Напротив, их свет, казалось, холодил, остужал раскаленную дневным зноем пустошь, оттеняя ночную синь загадочным блеском.

Где-то за спинами молодых людей взошла луна, и степь погрузилась в серебристое сияние. В этом волшебном свете она показалась вдруг завораживающе прекрасной, неповторимой, абсолютно нереальной, волшебной, немного таинственной, но уже совсем не пугающей. Если горячее солнце, сжигая траву и высушивая землю, обращало степь в страшную пустыню, то взошедшая луна, холодя, остужая природу, столь утомленную дневным зноем, как будто дарила ей новую жизнь. Чудилось, что даже пожухлая, изморенная солнцем трава, приподнялась и из последних сил потянулась к огромному серебристому шару, так низко висящему над землей, что, казалось, стоило лишь протянуть руку и можно было бы коснуться его.

Лунный свет проникал во все уголки, в каждую, самую мелкую трещинку на поверхности земли и словно бы исцелял ее, иссушенную страшным зноем. Даже не успевшие провести очень много времени под горячим солнцем путники испытали невольное облегчение.

Что же до молодых людей, решивших провести ночь на холме, то они и вовсе расслабились и, убаюканные мягким дыханием природы, укрытые покрывалом лунного света, мирно спали, совершенно не беспокоясь о том, как утром будут выбираться из этого места. Впрочем, говоря начистоту, сомнений в том, что, если на сей раз выбор пути все-таки возьмет на себя Ренард, он окажется удачным, у наблюдателей почему-то не возникало. И если в случае Ричарда это было вполне объяснимо, то спутники его полагались скорее просто на интуицию, не высказывая, впрочем, своих предположений вслух.

Эрик негромко вздохнул и, мотнув головой, сбросил с себя сонное оцепенение. Окружающий пейзаж, исполненный томной ночной неги, умиротворял, убаюкивал, вызывая мучительное желание последовать примеру молодого графа и его спутника, и прилечь на сухую траву… однако, разум подсказывал, что время для этого сейчас не самое подходящее, да и место можно было бы выбрать поудобнее.

– Луна в наши дни тоже уже не такая… – Татьяна, задумчиво созерцающая огромный серебряный диск, зевнула и потерла переносицу, – Как-то это все… усыпляет.

– И выглядит искусственно созданным, – мрачновато откликнулся Винсент, – Бьюсь об заклад, где-то рядом снова вертится этот маг… Ну, что я говорил? – он красноречиво ткнул пальцем куда-то в сторону, на склон холма, и взгляды его спутников устремились туда же.

Неподалеку от них, довольно четко выделяясь на фоне огромного лунного диска, действительно виднелся темный силуэт, закутанный в не менее темный плащ. Капюшон последнего был немного сдвинут назад, не обнажая голову полностью, но позволяя лицезреть четкий профиль, не то, чтобы ясно видный на лунном фоне, а скорее кажущийся резким, пачкающим серебристый шар, пятном. Нетрудно было узнать в нем мага, представившегося Рейниром, особенно при учете того, что рядом с ним, подставляя тело и лицо лунному свету, на земле расслабленно лежал, закинув руки за голову и лениво жуя какую-то травинку, никто иной, как Венсен ла Бошер собственной персоной.

За те несколько часов, что потребовались ночи, чтобы вступить в свои права, облик будущего хранителя памяти претерпел немалые и, надо отметить, весьма положительные изменения.

Он уже не выглядел изможденным, усталым; маска приближающейся и, казалось, неотвратимой смерти исчезла, стертая волной покоя и несомненного умиротворения. Сейчас рядом со своим неожиданным спасителем развалился на земле уже не беглый каторжник ла Бошер, загнанный, покинутый Богом и людьми человек, – сейчас здесь находился молодой мужчина, будущий «эксперимент» странного творца, замершего рядом с ним, Винсент де ля Бош, тот же самый Винсент, что по прошествии огромного количества лет вдруг вновь оказался здесь и сейчас созерцал самое себя с весьма смешанными чувствами.

Следы грязи и крови с лица беглеца бесследно испарились, шевелюра его, определенно вымытая и, быть может, даже причесанная, отливала шелковистым блеском; грязную рубаху заменила чистая; вся поза дышала совершенным покоем, какой-то затаенной уверенностью в себе и в своем будущем, и даже ран словно бы уже не было заметно.

Маг, находящийся рядом с ним, как будто не представлял для молодого мужчины особенного интереса, как, впрочем, и вероятность быть замеченными с холма расположившимися там путниками, – чудилось, что Венсен, забредший сюда по какой-то случайности, просто прилег отдохнуть под луною, расслабляясь после насыщенного дня.

– Зря ты надеешься забрать себе этот дом, граф… – разнеслось над холмом почти невнятное бормотание, и спутник мага непонимающе воззрился на него. Затем решительно выплюнул травинку и зевнул, потягиваясь, после чего рывком сел и поморщился. Судя по всему, раны, подлеченные, но не исцеленные до конца, скрытые от глаз тканью рубахи, все-таки дали о себе знать.

– Но здесь и не было дома, – хмыкнул он, окидывая собеседника вполне насмешливым и совершенно лишенным большого уважения, взглядом, – А если он решит его тут выстроить – что ж, это его право: забрать его себе. А вот твои притязания…

– Дому не обязательно быть домом для того, чтобы в нем кипела жизнь! – раздраженно огрызнулся маг, не сводя пристального взора со спокойно спящих на верхушке холма молодых людей, – О, и какой дьявол занес сюда этих двоих…

– Мы что же, провели здесь несколько часов в ожидании, что тот же дьявол унесет их обратно? – Венсен негромко фыркнул и, возвращаясь в прежнее положение, опять откинулся на спину, закидывая руки за голову, – Могли бы прийти на следующий день, или я не знаю… Думал, что вы, колдуны, можете и неугодных из своих владений прогнать, честно говоря. Кстати, а почему они не видели нас, пока бодрствовали?

– Мы, колдуны, – повторяя слова собеседника, маг даже не пытался скрыть насмешку, – Умеем куда как больше, чем может вместить твой ограниченный разум. Однако, мне нравится, что ты задаешь так много вопросов, Винсент де ля Бош. Твой интерес со временем проложит тебе дорогу наверх, к вершинам понимания… Они не видели нас потому, что я не пожелал этого. Однако, ныне скрываться под покровом моей силы более невозможно, нам нужно пространство… Мне пришлось создать это, – он протянул руку и легко коснулся чего-то в воздухе, чего-то невидимого, но, очевидно, вполне ощутимого. Пространство под его пальцами едва заметно прогнулось, по нему, как будто отделяясь от кончиков пальцев колдуна, пробежала тонкая серебристая молния. На доли мгновения взору Венсена, как и глазам сторонних наблюдателей предстала застывшая в воздухе стена, кажущаяся сотканной из нитей лунного света, переплетенных с темной синевой небес.

Будущий хранитель памяти вновь медленно сел и, чуть приоткрыв рот, на секунду, похоже, потерял дар речи.

– Это не даст им ни увидеть, ни услышать нас. Что же до твоего вопроса… Завтра приходить сюда уже не будет резона, – Рейнир убрал руку от стены, позволяя ей вновь исчезнуть, сливаясь с пространством и, не отрывая взгляда от того места, где она располагалась, немного понизил голос, придавая словам силы, – Это только сегодня, Винсент, лишь сейчас, – то место и то время, та ночь. Ночь Большой луны… Завтра этого уже не будет. Нам с тобою необходима именно эта ночь, а не какая-то другая. Неужели ты думаешь, я подгонял бы тебя вчера, если бы все обстояло иначе?

– Что значит «подгонял»? – молодой мужчина нахмурился, недоверчиво и подозрительно глядя на собеседника, – Но ведь вчера я не видел тебя, я лишь… Ах, дьявол! – во взгляде его появилась растерянность, причудливо сплетшаяся с гневом, – Вчера я наткнулся на людей отца, они спустили собак, я едва ускользнул!.. Так это… это было делом твоих поганых рук?!

– Будет вернее сказать, что это было делом моих талантливых рук, – маг тонко улыбнулся, а девушка, наблюдающая происходящее со стороны, невольно поежилась. Все-таки в жизни все повторяется дважды… Некоторое время назад, представляя вниманию дочери и племянников живого и здорового Людовика, Альберт произнес те же самые слова, в ответ на точно такую же фразу. Разве что пассаж о «поганых руках» мага принадлежал, кажется, не Винсенту, а Роману, но сути это не меняет. Ответ на эти слова последовал абсолютно такой же, да еще и произнесен был если не тем же, то очень похожим персонажем – магом с недобрыми намерениями. Мда, должно быть, у злых колдунов одна терминология на всех… Или, что тоже не исключено, Альберт повторил фразу Рейнира осознанно, вольно или же нет подражая ему. Почему-то в том, что отец довольно неплохо знаком с поведением и привычками этого мага, Татьяна сомнений не питала.

– Верно, Винсент де ля Бош, верно, Венсен ла Бошер, это сделал я, – продолжал, между тем, маг, расправляя плечи и немного приосаниваясь, несомненно гордясь собой, – Но довольно пустых разговоров. Этот дом согласен принять тебя и позволяет дать тебе тот дар, что я хочу преподнести.

– Какой, к чертовой матери, дом?! – Венсен, совершенно разозлившись, вскочил на ноги и, негодуя, чуть тряхнул короткими волосами, – Здесь пусто, здесь ничего нет, глупый ты старик, да и не может быть! В этом месте нельзя выжить, это Ад на земле! Даже ты изжарился бы на солнце сразу же, лишь рискнув обосноваться в этом месте, прекрати молоть чушь!..

Поток негодования будущего хранителя памяти прервал решительный жест. Маг, воздев указательный палец, нахмурился, бросая на собеседника поистине уничижающий взгляд. Судя по всему, порывы его не были приятны ему и, если и не вызывали ярости, то уж некоторое неудовольствие в его душе, безусловно, рождали.

– Дому не обязательно быть домом, чтобы в нем кипела жизнь, – с упорством, достойным лучшего применения, повторил он и, покачав из стороны в сторону пальцем, велел, – Теперь же замолчи. Пора.

– Вот так вот запросто «пора»? – молчать подопечный мага совершенно точно не собирался и, невольно напоминая этим сторонним наблюдателям Романа, предпочел лишь ухмыльнуться, разводя руки в стороны, – Возьмешь и превратишь меня в жабу? Или в кого там ты собираешься превратить меня, в крысу? Или, может быть, в кота?

Лицо Рейнира ожесточилось. Откуда-то из глубины, отражаясь на челе мага смутными грозовыми всполохами, проступили следы тщательно сдерживаемого гнева.

– Ты ждал фанфар? – голос мага поражал холодом, настолько жестоким холодом, что, кажется, собеседника его это все-таки несколько остудило, – Или тебе, быть может, милей собачий лай? Замолчи, Венсен, и преклони колени.

В глазах будущего хранителя памяти отобразилось самое, что ни на есть, искреннее негодование таким приказом.

– Пред тобой?!.. – попытался, было, возмутиться он, однако же, попытка эта осталась практически незамеченной.

Маг, вероятно, утомленный бесконечными спорами и пререканиями, не желая продолжать терять время, неожиданно легко дунул в сторону оппонента. Тот рухнул, как подкошенный и, осознав себя в уже коленопреклоненной позе, тотчас же попытался встать. Попытка эта, так же, как и предыдущая, увенчалась совершенной неудачей, и Венсен, бросив на своего покровителя исполненный праведного бешенства взгляд, скрипнул зубами. Говорить же, однако, он по какой-то причине ничего не стал, быть может, попросту лишившись дара речи от подобной наглости.

Впрочем, как бы там ни было, а колдун на подопечного в данный момент обращал внимания не больше, чем на пожухлую траву под своими ногами.

Он запустил руку в карман, добывая из него небольшой, перевязанный золотистой тесемкой, мешочек и, аккуратно развязав, взял из него щепоть какого-то порошка. Содержимое мешочка сверкнуло серебром в свете луны, и Рейнир, вскинув руку, сделал изящное движение, разжимая сложенные пальцы и, судя по всему, рассыпая свой загадочный порошок по воздуху.

– Astra! – голос мужчины прозвучал неожиданно звонко, с какой-то удивительной силой и, вместе с тем, пугающе-грозно. Венсен, наблюдающий его действия, все еще стоя на коленях, и его будущая ипостась, Винсент, следящий за происходящим со стороны, одновременно напряглись. Взгляды обоих хранителей памяти – будущего и из будущего – скользнули к холму, где продолжали мирно почивать молодой граф и его шурин. Судя по всему, слова мага о том, что те ничего не услышат, доверия им,или, вернее, ему, по какой-то причине не внушали.

Однако же, спящие на вершине холма молодые люди, продолжая мирно почивать, даже и не думали подавать каких бы то ни было признаков жизни. Судя по всему, сны, снящиеся им, были куда как интереснее реальности, разворачивающейся совсем рядом.

Тем временем, звезды, до сих пор усыпавшие небосклон, неожиданно замигали и погасли, словно повинуясь магу. Впрочем, Татьяне, которая, недоверчиво нахмурившись, принялась пристальнее всматриваться в темную синь над головой, показалось, что исчезли они не совсем, лишь свет их вдруг померк, стал намного более тусклым и незаметным. Подумав, что небесные светила или уменьшились в размерах до такой степени, что их свет перестал достигать Земли, или просто отодвинулись от нее на значительное расстояние, девушка невольно поежилась. Да, как ни крути, а Альберт, не взирая на всю свою силу, звезд все-таки не гасил. По крайней мере, до сих пор.

– Terra, – донеслось до слуха Татьяны и она, вздрогнув, снова обратила внимание на творящееся у нее перед носом колдовство. Рейнир, и не подозревающий о незримых наблюдателях, продолжал свой ритуал, если, конечно, действия его не были только подготовкой к оному.

Венсен, не сводящий с мага настороженного взгляда, увидев, как он снова рассеивает вокруг крупицы своего загадочного порошка, как-то съежился. Похоже было, что будущий хранитель памяти уже вовсю жалеет о данном на эксперимент согласии и совершенно откровенно скучает по погоне и собачьему лаю за спиной. Однако, Рейнир, как говорилось прежде, не обращал на поведение подопытного ни малейшего внимания, полностью поглощенный своим делом.

Он вытянул руку, медленно раскрывая ладонь и рассыпая последние крохи таинственного порошка и неспешно повел ею сначала в левую сторону, а затем в правую. После чего, остановив раскрытую ладонь прямо перед собою, ровно по центру описанной ею дуги, неожиданно сделал движение, словно хватая что-то и несильно потянул вверх.

И тотчас же, повинуясь, подчиняясь его действиям, этому безмолвному приказу, высохшая трава вокруг начала медленно подниматься, как будто и в самом деле вытянутая волей всемогущего мага. Он чуть подул, практически выдохнул, и грязно-желтые стебли, заколыхавшись от поднявшегося неожиданно ветерка, медленно, но неотвратимо-уверенно принялись менять цвет на изумрудно-зеленый.

Винсент, созерцающий это в молчаливом поражении, открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, но так и не смог заставить себя произнести хоть слово.

Рейнир развел руки в стороны и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Задержал на несколько коротких мгновений дыхание, и вновь выдохнул, нескрываемо вкладывая в это немалое количество своей огромной силы. Ветерок, вызванный его дыханием, пролетел по степи маленьким, легким ураганом и повсюду, насколько только хватало глаз, трава, покрывающая собою пустошь, сожженная, иссушенная солнцем, безжизненная трава, повинуясь дыханию его силы, поднималась, оживая на глазах.

Луна, за время, потребовавшееся магу для сотворения этого чуда, ставшая, казалось, еще больше, серебрила новую зелень, превращая былую пустыню в прекрасное, исполненное жизни, поле.

– Он дает жизнь… – прошептал Винсент и, не в силах добавить что-то еще, только покачал головой. Действия мага, его сила и способности, определенно произвели на хранителя памяти большое впечатление.

Рейнир, тем временем, аккуратно затянул тесемку мешочка и, сунув его обратно в карман, воздел руки к небу, раскрывая ему навстречу ладони и запрокидывая голову. Коленопреклоненный Венсен, невольно следуя его примеру, тоже поднял глаза к темному, кажущемуся без звездного света черным, небосводу.

– Caelum! Imber! – отрывисто, резко, словно давая приказы небесам, произнес маг, взмахивая поочередной каждой рукой. Сторонним наблюдателям, старающимся не пропустить ни единой детали из происходящего, на миг почудилось, что от его ладоней, вновь повернутых ввысь, оторвался сноп голубоватого света и, слившись с ночной темнотой, передал небу повеление Рейнира. А может, не почудилось?.. Где-то в вышине глухо громыхнуло и миг спустя темно-синий шелк небес разорвала, вспыхнув мгновенным ослепляющим сполохом, молния. По поднявшейся траве зашелестел дождь. Растения, радуясь столь неожиданно пролившейся на них влаге, потянулись к ней, как будто поднимаясь еще выше, ловя каждой своей клеточкой, каждой травинкой драгоценную воду.

В небе вновь вспыхнула молния, и с вершины холма неожиданно донеслась тихая, но вполне отчетливая ругань. Ренард, сев, недовольно огляделся и, широко зевнув, смахнул со лба холодные капли внезапного ливня.

– Вот не было печали… – пробормотал он и, с явным недоумением покосившись на безмятежно спящего Виктора, настороженно прислушался, словно надеясь в шуме дождя разобрать что-то большее, чем шелест капель.

Рейнир же, тем временем, продолжал свой таинственный обряд. Шепот его, слившись с еще одним ударом грома, но не став от этого тише, раскатился над полем вместе с отголосками стихии.

– Nubes.

Девушка, успевшая перевести взгляд на вершину холма, на пробудившегося мужчину, услышав это, вновь обратила внимание на мага. Последний, между тем, уже опустил одну руку и, оставляя вторую воздетой к небесам, сжал ее на мгновение в кулак, затем снова раскрывая пальцы, с таким напором, словно пытался вытолкнуть что-то из собственной ладони. На сей раз наблюдатели, не сводящие внимательных взоров с творящегося колдовства, уже не сомневались, что в небо, оторвавшись от длани мага, направился небольшой сгусток бело-серебристого цвета. Но в отличие от того снопа энергии, что Рейнир направлял в небо прежде, этот сгусток не стал сливаться с небосводом и, поднявшись так, что, казалось, становился продолжением луны, замер тонким полупрозрачным облачком.

– Он управляет природой… – послышался где-то рядом с Татьяной недоверчивый шепот, и Винсент, потрясенно приоткрыв рот, невольно шагнул вперед, определенно попадая под впечатление от этой демонстрации великой силы.

– Я слышал о таком, но даже не подозревал… не чаял увидеть, да и… «Звезды», «земля», «небеса», «дождь», «облако»… Какой же ритуал, что за обряд он хочет провести?

– Ритуал? – Эрик вопросительно изогнул бровь, всматриваясь в друга, – Обряд?..

Хранитель памяти резко кивнул. Лицо его сейчас было довольно бледно, на поражение от лицезрения самого себя в этом времени накладывалось потрясение от силы мага, колдующего рядом с его прошлой копией, но держался Винсент, не взирая на все это, довольно уверенно. Львиная натура в очередной раз пришла ему на помощь – демонстрировать собственную слабость даже перед друзьями мужчина не собирался.

– Он определенно готовится к какому-то обряду или ритуалу, буквально подгоняет окружающую среду под себя, выстраивает реальность по своему желанию, изменяет ее. Ночь Большой Луны… Да, я что-то об этом слышал, уже позже… когда не помнил этого типа. Колдуны, маги говорят, что в эту Ночь может быть совершена самая темная магия и, парадоксальным образом, она обернется в последствии благом. В это время можно без страха вершить самые отвратительные обряды, безбоязненно проводить самые страшные ритуалы… Утро после Великой Ночи очистит душу колдовавшего, смыв с нее все грехи. Кроме того, в это время открывается доступ к невероятным, неизмеримым запасам магии, сокрытым самой природой… Но Ночь Большой Луны случается лишь раз в несколько столетий, посему маги всего мира ждут ее, точно благословения и жадно ловят каждый миг, если успевают воспользоваться ее силой. Но что собирается со мной сотворить этот… человек, я не знаю, – мужчина ощутимо помрачнел, снова устремляя все свое внимание на происходящее колдовство, – Я никогда не слышал о силе, способной управлять природой… Этот Рейнир – страшный человек. Очень страшный и очень опасный, можете мне поверить. Неудивительно, что мы никак не можем справиться с оставленным им проклятием…

– Что за дьявол?.. – пораженный шепот, внезапно донесшийся с холма, заставил хранителя памяти прервать свои пугающие откровения и, умолкнув, перевести взгляд левее.

Ренард, успевший за небольшое время, посвященное наблюдателями разговорам, подняться на ноги и, кажется, напрочь забывший о льющем, словно из ведра, дожде, пораженно и растерянно созерцал простершееся едва ли не до самого горизонта поле.

Протерев глаза, прогоняя остатки сна, он недоуменно нахмурился и, окинув землю вокруг пытливым взглядом, присел на корточки, недоверчиво дотрагиваясь до грязно-желтой высохшей травы. Но именно в этот миг травинки, которых касались пальцы молодого мужчины, вдруг зашевелились, поднялись и, на глазах зеленея, потянулись к огромной луне. Рене, от неожиданности шарахнувшись назад, упал на разрастающуюся и выстилающую мягким шелком холм траву, нервно вскочил и, расширившимися от невольного страха перед неизвестным глазами, еще раз оглядел меняющуюся под его взором степь.

На этот раз Рейнир, видимо, услышал его. Темные глаза неясного и трудноопределимого во мраке цвета обратились к холму, к стоящему на нем мужчине и, отразив свет луны, почему-то полыхнули жутковатым фиолетовым огнем. Лицо мага сморщилось, как будто он проглотил лимон. Губы шевельнулись, и Татьяна, в данный момент лучше всего видящая профиль колдуна, сумела угадать произносимое им.

– Не помеха.

Маг вновь обратился к совершенно ошарашенному, потрясенному и нескрываемо перепуганному Венсену, стоящему пред ним на коленях. Сделал шаг, приближаясь к нему и, изящным, хотя и резковатым жестом воздев руку, провел указательным пальцем по воздуху. Дойдя до какой-то невидимой точки, он немного согнул перст, как будто собирая краску с картины реальности и, сжав пальцами другой руки подбородок подопытного, заставил его поднять голову.

Указательный палец его, действительно кажущийся вымазанным в чем-то черном, коснулся лба будущего хранителя памяти, легко чертя на нем какие-то линии.

Венсен сглотнул, не в силах отвести взгляда от страшных темных глаз напротив, не в силах даже пошевелиться, чтобы избежать прикосновений пальца мага.

Рейнир, глядя прямо в глаза молодому мужчине, медленно, нараспев начал говорить что-то. Голос его, довольно негромкий, надо сказать прямо, смешался с шумом дождя, практически сливаясь с ним и изредка прерываясь периодически звучащим громом, становясь практически неслышимым для сторонних наблюдателей.

Винсент, хмурясь, сделал еще шаг вперед, поворачивая голову немного вбок и напряженно вслушиваясь.

– Да что же ты так тихо-то, гад… – пробормотал он и, замерев на месте, закрыл глаза, весь обращаясь в слух.

Несколько секунд, казалось, ничего не происходило. Маг продолжал шептать, почти напевая шепотом невнятное заклятие; Винс слушал. Затем, хмурясь, повернулся к своим спутникам и, едва заметно пожав плечами, виновато покачал головой.

– Очень трудно разобрать. Он говорит едва слышно, да и я не могу себя назвать очень большим знатоком латыни, так что… За точность я не ручаюсь. Но, если мой вольный перевод вас устроит, то, полагаю, слова его могут звучать так: «Землею связываю тебя с Небом, Облаком с Луной и Дождем со Звездами. Да окрасится трава у ног твоих алым, да даруют ручьи и реки тебе новую жизнь, и хлынет… хлынет…» Черт тебя дери, старик, говори громче! Кажется, хлынет дождь. К тому же, очистительный. Да, «хлынет очистительный дождь на твою голову, меняя местами прошлое с будущим, и уничтожая настоящее. Да будет путь твой отныне и вовеки лишь в твоих руках, будет он выбираем лишь тобою. Дарую тебе… Нет, даю тебе силу великую, и дарую власть на людьми и временем, Винсент де ля Бош…» – хранителя памяти откровенно передернуло и он, морщась, с видимым усилием продолжил, – «Да будет так». Ну, или «аминь», хотя здесь это слово использовано не в самом обычном смысле. «Засим нарекаю тебя…» э… Нарекаю тебя… Тебя нарекаю… Тьфу. Кто-нибудь здесь кроме меня знаком с латынью? – взгляд мужчины почему-то обратился к мгновенно растерявшемуся Дэйву, – Что, совсем никто? «Custos memoriae» как переводится, знает кто-нибудь?

– Похоже, что-то связанное с памятью, – неуверенно отозвалась девушка, – Мемори – это же вроде память?

– Memoria, – поправил Винсент, – Спасибо за помощь, Татьяна, но твое латинское произношение… кхм, мда. Какие еще есть варианты, ребята? Там еще одно слово.

– Я не знаком с латынью, и мое произношение, пожалуй, будет еще хуже, чем у Татьяны, – Ричард мимолетно улыбнулся, как всегда испытывая некоторое удовлетворение, вставая на защиту девушки, – Но рискну предположить, что это, собственно, и есть «хранитель памяти», – он покосился на самого себя на склоне холма и, пожав плечами, недовольно поморщился на раненное, – Кем бы, в конечном итоге, ему еще тебя нарекать?

– Логично, – хранитель памяти помрачнел, вновь оглядываясь на мага и стоящего перед ним на коленях человека, – Стало быть, «засим нарекаю тебя «хранителем памяти» и дарую тебе новую жизнь, свободную от старых грехов!»

Последнее слово, произнесенное им, неожиданно совпало с мигом, когда маг завершил последнюю линию из начертанных на лбу своего подопытного и, отступив на шаг, внимательно на него взглянул.

На лице его отобразилось беспокойство изобретателя, первый раз пробующего техническую новинку в действии. Заработает или нет? Все ли расчеты произведены верно, все ли детали подогнаны? Все ли сделано правильно?..

Венсен шумно втянул воздух и неожиданно выгнулся дугой. Голова его оказалась запрокинута, дождь хлестал по бледному, как мел лицу, внезапно поднявшийся ветер путал и ерошил не так давно приведенные в порядок волосы, рвал одежду молодого мужчины. Тот же, словно и не замечая издевательств стихии, тяжело дышал, закрыв глаза. Несколько долгих, бесконечных мгновений ничего не происходило, только кровь из, судя по всему, не исцеленных ран, размокнув под каплями дождя, медленно потекла по его спине вниз, мешаясь со струями воды и пачкая новую рубаху.

Внезапно мужчина пошатнулся и, распахнув глаза, стал заваливаться вперед, словно собираясь упасть ничком, лицом в землю. Он бы, наверное, и в самом деле упал, если бы не успел в самый последний момент подставить руки, принимая позу, схожую с позой отжимающегося спортсмена.

Волосы несчастного беглеца, подопытного кролика таинственного мага, взметнувшись от столь резкого движения, прядями упали ему на лоб, еще более подчеркивая своей темнотой бледность кожи. Волосы были, конечно, уже мокрыми, да еще и частично перепачканными в крови, вновь идущей из раны, поэтому красноватые капли от них разлетелись в этот миг в разные стороны, осев маленькими рубинами на серебристой траве.

Луна, в эту секунду находящаяся прямо за спиной Венсена, вдруг окрасилась в желтый. Казалось, дымка наплыла на ночное светило, сменяя цвет белого серебра мягкой позолотой. Лишь кое-где на ее поверхности, четко видные на большом шаре, остались заметны темные пятна, не дающие забыть, что, не взирая на смену цвета, луна по-прежнему осталась луной.

Молодой мужчина, несчастный страдалец, неожиданно захрипел и хрип его напомнил скорее ворчание рассерженного зверя, нежели бессловесную мольбу умирающего человека, каковым он в этот миг вполне мог считаться. Происходящее с Венсеном немало походило на агонию и лишь присутствие рядом его будущей, вполне здоровой и жизнеспособной копии, не позволяло наблюдателям испугаться.

Облако, созданное магом, и до сей поры бесцельно висевшее среди влажной синевы, не принимающее никакого участия в совершаемой экзекуции, медленно поплыло вперед. Хотя, не смотря на плавность и кажущуюся неспешность этого движения, сгусток тумана, надо заметить, довольно скоро оказался точно над головой или, вернее будет сказать, спиной мужчины и замер там, немного вытягиваясь и образуя золотисто-серебряную нить между скорчившимся на земле человеком и неизмеримо громадной луной.

Венсен согнулся еще сильнее, упираясь в землю лбом и обхватывая голову руками. Глаза его были широко распахнуты, ребра ходили ходуном от частого дыхания, а рубаха, натянувшись на спине, уже трещала по швам. Лунный свет, словно пройдя сквозь облако, рассеявшись через него, неожиданно окутал его целиком, и глаза мужчины в этом свете полыхнули желтым пламенем.

Хранитель памяти из будущего поморщился. Прежде ему как-то никогда не приходило в голову, что обращение его со стороны может выглядеть столь не эстетично. Впрочем, с той же долей вероятности можно было утверждать, что натренировавшийся за пятнадцать столетий Винс принимал теперь звериный облик куда как быстрее и безболезненнее как для себя самого, так и для психики окружающих.

Рубаха на спине будущего (если уже не нынешнего) хранителя памяти с треском разорвалась, буквально лопаясь по швам. По обнаженной спине забарабанили капли дождя, которые, судя по всему, отнюдь не даровали мученику облегчения, а даже напротив – добавляли если не боли, то неприятных ощущений уж точно. Венсен да Бошер, Винсент де ля Бош, как окрестил его маг, совершенно по-кошачьи дернул спиной.

Хранитель памяти из будущего, наблюдающий за этим, невольно передернул плечами.

– Не люблю воду, особенно с небес… – пробормотал он и, тяжело вздохнув, отступил назад, словно не желая принимать участия в том, что творилось у него на глазах.

Тем временем, Венсен, которого мы пока что будем называть прежним именем, неожиданно зарычал, стискивая землю пальцами. Размокшая под дождем, напитавшаяся его влагой почва легко поддалась, позволяя мужчине загрести ее, и последний, рывком выпрямляясь, с горящими жгучей ненавистью уже полностью желтыми глазами, швырнул комья земли ввысь, словно стремясь отомстить небу за непрекращающийся дождь. Земля не вернулась, исчезнув, слившись в единое целое с темной синевой наверху.

Когда он опустил руки, сходства с человеческими они уже почти не имели. Кожа на них, как, впрочем, и на обнаженной спине, стремительно сменялась желтой жесткой шерстью, вместо грязных ногтей буквально на глазах отрастали угрожающе длинные когти, а всклокоченные волосы сменялись черно-желтой косматой гривой.

Хранитель памяти опять упал вперед, на этот раз опираясь уже на лапы. За спиной его мелькнул в воздухе длинный хвост с кисточкой на конце, прошло еще несколько тягучих, отвратительно бесконечных мгновений, и вот уже среди высокой травы, возле подножия большого холма, медленно поднялся на все четыре лапы огромный лев.

Он тряхнул головой, стряхивая с гривы капли дождя, раздраженно хлестнул себя по боку хвостом, как будто пытаясь так сбить воду со шкуры, и неожиданно издал тот самый рык, рев, которым через многие столетия он будет пугать как людей, так и нелюдей, рискнувших напасть на пока еще несуществующий замок.

Словно повинуясь этому реву, среди травы, там, куда несколько раньше попали капли крови новоиспеченного хранителя памяти, медленно поднялись темно-алые цветы. Возле лап льва как будто разлилось красное море, и хищник, косясь на него с явным недоумением, невольно поджал одну лапу.

Татьяна, немного вытянув шею, попыталась получше рассмотреть прекрасные цветы, силясь определить их принадлежность к какому-либо виду растений, однако, потерпела фиаско. Дать однозначное, точное название тому, что выросло из капель крови хранителя памяти, было довольно затруднительно – цветы походили одновременно и на маки, и на розы, один из них смутно напоминал астру, а другой, казалось, смахивал на орхидею. Они словно собрали в себя все существующие на земном шаре соцветия, вобрав все возможные оттенки красного цвета. При свете луны, с которой медленно исчезала, словно смываемая дождем, золотистая дымка, они казались то нежно-розовыми, то темно-бордовыми, едва ли не черными, поэтому даже цвет их определить было довольно сложно.

Льву цветы не понравились. Некоторое время он недоверчиво изучал их, не рискуя приближаться, затем осторожно склонил большую голову и с заметным подозрением обнюхал одно из растений. После чего громко чихнул и, вне всякого сомнения, не признав в цветах свою родню по крови, презрительно фыркнул, принимаясь отходить вбок, ставя лапы крест-накрест, и не сводя при этом настороженного взгляда с цветов, будто опасаясь, что они могут броситься на него.

Рейнир, по сию пору пристально наблюдавший за процессом обращения хранителя памяти, на какое-то мгновение тоже перевел взгляд на цветы, тотчас же опять возвращая его ко льву.

Лицо мага внезапно изменилось.

– Стой! – вырвался из его горла рык, достойный хищника, однако, было уже слишком поздно.

Увлекшийся своими перемещениями, отчаянно пытающийся сбежать от цветов, обходящий их стороной лев, забыв обо всем, врезался плечом в невидимую стену, призванную защищать мага и его подопечного от слуха и зрения сторонних наблюдателей. Та пошла волнами, переливаясь серебристо-золотым цветом и, спружинив под весом большого хищника, мягко оттолкнула его назад. Однако же, Венсен, в эти секунды, вне всякого сомнения, совершенно утративший человеческое сознание, думающий и чувствующий только как зверь, не одобрил этого. Он оглянулся через плечо и, рыкнув, раздраженно ударил по завесе лапой.

Раздался треск, заставляющий вспомнить одновременно и о ломающемся дереве, и о рвущейся ткани. Завеса заискрила, заходила ходуном, заставляя хранителя памяти против воли отступить подальше, взирая на творящееся светопреставление с самым, что ни на есть, искренним недоумением. В центре стены появилась дыра, повторяющая по диаметру львиную лапу.

Рейнир скрипнул зубами. Видно было, что подобного исхода событий маг не ожидал, и сейчас был безмерно недоволен происшедшим. Голос его, когда он заговорил, прозвучал как тихий раскат грома.

– Иди сюда.

На вершине холма Ренард, успевший присесть на корточки, дабы внимательнее рассмотреть стремительно оживающую траву, вскинул голову. Глаза его чуть сузились и, поймав и отразив лунный свет, сверкнули тем самым блеском, что так испугал и одновременно так привлек Татьяну в миг их первого знакомства.

Молодой человек нарочито медленно, неспешно поднялся и, напрягшись всем телом, быстро оглянулся на продолжающего спать с той же поразительной безмятежностью Виктора, после чего мягко ступил вперед, крадущейся походкой лесного хищника начиная спускаться с холма.

По лицу его было ясно, что на сей раз в том, что слышал чей-то голос, Рене уверен. Показаться ему сейчас не могло совершенно точно, – не взирая на все еще шуршащий по траве дождь, звуки над ночным полем разносились довольно далеко и ясно. Кроме того, он готов был поклясться, что видел, как в воздухе мелькнула вначале львиная лапа, а после часть гривы, скрывшаяся мгновение спустя за чьим-то темным плащом.

Лев послушно приблизился к магу и, сев, вопросительно воззрился на него. Рейнир, нахмурившись, протянул все еще испачканную краской реальности руку, и быстрыми, отточенными движениями очертил слабо виднеющиеся на лбу хищника темные линии. Губы его опять зашевелились, почти беззвучно произнося какие-то слова.

– Приношу в дар тебе эту силу, – Винсент, утомленный обязанностью переводчика, тяжело вздохнул и оперся на плечо находящегося поблизости Дэйва, – И возможность направлять ее в силу твоих жела… Эй, чем занимается этот парень?

Последний свой вопрос хранитель памяти отнес вовсе не к завершающему ритуал магу, а к подкрадывающемуся к невидимой стене с брешью в ней Ренарду. Последний же, тем временем, не останавливаясь ни на мгновение, медленно опустился на четвереньки. Бросил еще один, практически прощальный взгляд через плечо на спящего друга, и осторожно продолжил свой путь, буквально на глазах обрастая шерстью. Его обращение не заняло такого количества времени, как перевоплощение Венсена, – не прошло и секунд четырех, как по склону холма тихой тенью скользнул вниз большой черный волк.

Между тем, Рейнир, не замечая или просто не обращая внимания на приближающегося врага, снова довел до конца последнюю линию и, убрав руку ото лба огромного зверя, легонько встряхнул ее, словно сбрасывая с пальцев воду или грязь. Лев перед ним медленно моргнул и, распахнув глаза, воззрился на стоящего рядом человека уже вполне осмысленным взглядом. Маг устало перевел дыхание. По губам его молниеносной змеей проскользнула самодовольная улыбка, исчезнувшая столь же мгновенно, как и возникла.

Не исключено, что колдун намеревался что-то произнести, как-то оценить свой собственный эксперимент, или, быть может, обратиться к Венсену, повелев ему принять вновь свой нормальный облик, однако, сделать ничего из этого он не успел. Не успел он открыть рот, как в брешь незримой завесы вдруг сунулся черный нос, а в следующую секунду большая лапа крупного волка с силой ударила по дыре, расширяя ее.

Рейнир отступил назад и, скрипнув в ярости зубами, воздел, было, руку, дабы уничтожить неизвестного хищника, но тут взгляд его упал на льва. Чело мага озарила какая-то мысль, и он, усмехнувшись, сделал воздетой рукою приглашающий жест.

– Покажи мне свою силу, друг мой, – усмешка его стала жестокой, – Избавься от него.

Лев снова тяжело поднялся на все четыре лапы и негромко предупреждающе зарычал. Ответное рычание с другой стороны стены оказалось совершенно недружелюбным, и хищник, насторожив уши и дернув хвостом, одним ударом огромной лапы окончательно снес отделяющую его от врага преграду.

Дождь, доселе ливший с неимоверной силой, неожиданно начал стихать. Луна, став как будто меньше, находилась уже не столь близко к земле, а облако, сотворенное магом, рассеивалось буквально на глазах. Звезды спокойно светили с темно-синего небосклона, – о свершившемся только что здесь и сейчас колдовстве напоминал теперь лишь огромный лев, который, скалясь, застыл напротив очень крупного поджарого черного волка.

Где-то в вышине негромким раскатом прокатился гром, и небо на краткий миг озарила отдаленная вспышка молнии, бросившей странный отсвет на посеребренную лунным светом степь. Осветила она и стоящих друг перед другом хищников, сполохом играя в янтарно-желтых глазах и на мгновение как будто меняя цвет шерсти.

Дождь, который, казалось бы, уже планировал завершиться, продолжал тихонько накрапывать, раскрашивая влажную траву вокруг бисером мелких бриллиантовых капель, посверкивающих в свете ночного светила как драгоценные камни. Периодически то тут, то там на траве среди россыпи бриллиантов чистой воды вспыхивали и рубины, как будто наглядно показывая, что отнюдь не все капли крови хранителя памяти превратились в цветы.

Обращенные же в них, впрочем, ныне заслуживали отдельного внимания.

Посеребренные лунным светом, мокрые от непрекращающегося дождя, алые цветы, отразив мгновенно вспыхнувшую в небесах молнию, как будто поймали ее, удерживая листьями и лепестками, и теперь казались раскрашенными жидким металлом, вырезанными из драгоценного сплава рукой искусного мастера, оставаясь при этом поразительно живыми.

Лев симпатии к цветам по-прежнему не испытывал. Неприязненно косясь на сверкающие соцветия, он недовольно переступал лапами, стараясь не выпускать надолго противника из виду, но и, вне всякого сомнения, не стремясь начать схватку первым. Никак не заканчивающийся дождь тоже не приводил его в восторг, посему царь зверей периодически раздраженно подергивал ушами, тряс головой и встряхивал лапы, а иногда даже дергал спиной, как маленькие кошки. Создавалось ощущение, что природа нарочно провоцирует новоявленного хранителя памяти, вынуждая его испытывать все возрастающее раздражение и, тем самым, подготавливая к схватке.

А впрочем, нельзя сказать, чтобы ощущение это было ошибочным.

Рейнир, который, отступив назад, почти слился в своем темном плаще с окружающим пейзажем, что-то беззвучно прошептал, и дождь пошел сильнее.

Лев зарычал. В желтых глазах отчетливо вспыхнула злость, слепая ярость, бешенство, способное уничтожить, смести все на своем пути. Льющая с небес вода все больше и больше, все сильнее и сильнее распаляла большого зверя, и волк, наблюдающий за ним с нескрываемым недоумением, наконец осознал это. Осторожно ступив вбок, он чуть сузил глаза, явно прикидывая, стоит ли нападать на противника, или все-таки лучше дождаться, когда тот атакует первым, и не будет ли опрометчивым вообще соглашаться на схватку при таких условиях, ибо лев, взбешенный дождем, вне всякого сомнения, уже переставал мыслить здраво. К тому же, память о преследовавших его не так давно собаках все еще была жива в мятежном сердце Венсена, а волк по виду своему был очень близок к этим животным.

Впрочем, сейчас лев на врага не обращал никакого внимания. Он даже не заметил его легкого движения, отдавая всего себя на борьбу со стихией. Он зарычал, уже громче, чем прежде и, мотнув большой головой, самым глупым образом попытался поймать капли воды зубами. Сложно сказать, чтобы попытка эта оказалась очень уж удачной, однако царь зверей, судя по всему, остался ею удовлетворен. Дернув хвостом и тем самым сбив еще несколько капель, не позволяя им коснуться земли, он медленно повернулся мордой к своему сопернику и, чихнув от попавшей на нос воды, неспешно двинулся вперед. В движениях его чувствовалась угрожающая неотвратимость, но на морде было написано откровенное пренебрежение. Похоже было, что лев не считал волка таким уж опасным врагом, даже наоборот – он определенно воспринимал его лишь как досадную помеху, вполне откровенно отводя лесному хищнику место в экологической иерархии где-то рядом с мухой или, на худой конец, воробьем, но уж точно не рядом с собой.

От оборотня пренебрежительное отношение хранителя памяти к его персоне не укрылось. Теперь уже он раздраженно зарычал и, немного припав к земле, сделал едва заметный обманный бросок, словно собираясь атаковать противника с правого бока. Маневр удался. Лев, заметив движение врага, невольно двинулся немного левее и, как и следовало ожидать, совершенно внезапно для себя повстречался с волчьими клыками. Оборотень, вцепившись своему врагу прямо в ухо, на мгновения повис, держась одними только зубами и при этом царапая противника когтями передних и задних лап.

Это льву не понравилось, пожалуй, даже больше, чем дождь.

Глухо заворчав, он резко мотнул головой и, сбросив тем самым с себя неприятеля, красноречиво оскалился в его сторону. Большие клыки тускло свернули в свете луны, и наблюдателям, за исключением, пожалуй, Рейнира, стало не по себе.

Сейчас и здесь, в этой ситуации, он не могли не признать, что правда находится все же скорее на стороне Ренарда, чем на стороне молодого ла Бошера, беглого каторжника, убийцы брата и еще трех неизвестных человек, пусть даже отныне этот молодой человек и являлся хранителем памяти.

Рене, единственным желанием которого было провести ночь на этом холме, защищающий и себя и друга от львиных клыков и заклятий мага, сейчас определенно перетягивал симпатии наблюдателей на себя. Даже Винсент не мог найти в душе ни малейшего расположения по отношению к собственной копии из прошлого, и мог лишь надеяться, что в настоящем времени уже совершенно избавился от этих сторон своей натуры. Даже, если о них и не помнил.

Между тем, волк, успешно приземлившийся на все четыре лапы, осторожно, медленно ступая, принялся обходить противника полукругом. На львиной морде, как ответ на эти действия отобразилось вполне ясное презрение. Не желая ждать, пока враг завершит свои маневры, он сделал прыжок и, немного промахнувшись, очутился почти за спиной оборотня. Но тотчас же сориентировался и, поворачиваясь, с размаху ударил волка огромной лапой с выпущенными когтями. Послышался слабый писк, и оборотень, вопреки инстинкту самосохранения бросившийся вперед, на противника, впился зубами ему в лапу. Царь зверей зашипел, словно был не львом, а дворовой кошкой и, тряхнув лапой, снова отшвырнул от себя врага.

– Фантасмагория в действии… – пробормотала Татьяна и, зябко поежившись, обняла себя руками.

Разворачивающееся перед ней и ее друзьями зрелище, и в самом деле казалось несколько сюрреалистичным. Огромная степь, купающаяся в струях дождя и серебристом лунном свете, легонько колыхалась под несильным ветерком и, идя волнами, переливалась едва ли не всеми цветами радуги. Среди мокрой травы драгоценными камнями сверкали алые цветы, жадно ловящие каждую падающую на них каплю и каждый лучик бледного света.

И в самом центре всей этой красоты, всего этого совершенства, созданного при посредничестве мага самой природой, в безумной, бешеной схватке сошлись два диких зверя, два хищника, отстаивающие свое право на существование.

Хотя, с другой стороны, похоже было, что последний пункт может быть отнесен исключительно к Ренарду. Венсен же казался по большей мере играющим, развлекающимся с новой силой и испытывающим, справится ли противник с ее мощью.

– Как же я был зол… – послышался где-то сбоку мрачный шепот, и наблюдатели, ненадолго отвлекшиеся от схватки, перевели взгляды на хранителя памяти, находящегося рядом с ними. Винсент казался угрюмым как никогда. Он стоял, наполовину закрыв лицо рукой и, как будто стесняясь, опасаясь смотреть на самого себя и собственные деяния, созерцал мокрую траву под своими ногами, лишь изредка взглядывая на битву зверей.

– Зол? – девушка быстро оглянулась на своих друзей и, чувствуя даже некоторое опасение, чуть сжала руку стоящего рядом мужа, – На что?..

– Откуда мне знать? – Винсент опустил руку и, недовольно передернув мокрыми от непрекращающегося ливня плечами, сунул руки в карманы, – Я просто вижу, что был дьявольски зол и, честное слово, тебе повезло, что ты пережил тогда эту схватку, – он бросил быстрый виноватый взгляд на Ричарда, – Я хочу сказать…

– Не стоит, – Лэрд хмыкнул и, старательно изображая совершеннейшую непринужденность, легко пожал здоровым плечом, – Я был полон сил, и сумел дать тебе достойный отпор, так что… Здесь я виноват так же, как и ты. Пятнадцать столетий спустя ты потрепал меня значительно сильнее, Винс… и, кстати, за тот раз ты тоже до сих пор не извинился.

– Ну, за тот раз я извиняться и не собираюсь, – мужчина, отвлекшись как от творящегося перед его взором безумия, так и от собственных невеселых размышлений, хмыкнул, поворачиваясь к собеседнику, – Я защищал замок и своего хозяина, поэтому вины за это не испытываю. Надо же… – он оглянулся через плечо на дерущихся зверей и негромко вздохнул, – То самое место… А я даже не сообразил сразу.

– Винс? – граф де Нормонд, наконец тоже решивший внести свою лепту в мирное течение общей беседы, вежливо изогнул бровь, – Ты в порядке? Мы ведь уже выяснили, что именно на этом холме впоследствии будет замок или ты забыл?

– Да нет… В смысле, конечно, он здесь будет, и мы это выяснили, но я сейчас говорю не об этом, – хранитель памяти легонько тряхнул головой, усилием воли приводя мысли в порядок, выстраивая их в стройную линию, – В жизни, говорят, все повторяется дважды, верно? Наша первая встреча с Ричардом тогда и сейчас… Все время одно и то же место, одна и та же ситуация. Разве что роли распределены чуть-чуть иначе… Совпадение или рок?

– Может, мы обсудим это позже? – девушка тихонько вздохнула и, переводя взгляд на то, что творилось возле холма, поморщилась, – Тем более, что меня гложут сомнения в том, что воспоминания Рика обрываются на этом месте.

– Здесь они только начинаются, – без особой радости подтвердил оборотень, – И в моей памяти вам предстоит встретить еще немало загадок и, быть может, капельку разгадок…

– Довольно.

Татьяна, которая при последних словах собеседника успела перевести взгляд на него, вздрогнула от неожиданности и вновь глянула на сражающихся.

Волк, придавленный к земле тяжелой львиной лапой, уже едва дышал, в отчаянии царапая когтями почву. Лев, склонившийся к его горлу, уже обнажил клыки, вне всякого сомнения намереваясь безвременно оборвать молодую жизнь оборотня. Голос мага, столь внезапно раздавшийся над полем и принудивший хранителя памяти остановиться, вызвал у последнего раздраженное рычание.

Ричард, как завороженный следящий за происходящим, невольно поежился.

– И в этот миг я, как последний глупец, мог лишь думать «что же подумает Вик, обнаружив меня утром?», – пробормотал он и, тяжело вздохнув, попытался сосредоточиться на событиях своей памяти.

Эрик, искоса глянув на оборотня, чуть сдвинул брови. Лицо его вновь осветила какая-то совершенно поразительная мысль, однако, озвучивать ее молодой граф снова не пожелал, вероятно, находя момент не слишком подходящим для этого.

Тем временем Рейнир, видя, что новоиспеченный хранитель памяти не спешит подчиняться его приказу, нахмурился, делая шаг вперед.

– Оставь его, Винсент.

Лев неприязненно зарычал и, убрав лапу с грудной клетки волка, тяжело шагнул навстречу магу, похоже, пытаясь запугать его. Колдун на эту угрозу не обратил ни малейшего внимания. Продолжая идти вперед, он равнодушно глянул на скалящегося в его сторону хищника, и тот вдруг как-то съежился, сжался под этим взглядом и, отступив назад, опустил голову, тихо вздыхая. Похоже было, что в глазах Рейнира хранитель памяти сейчас увидел нечто такое, от чего все его желание грозить, все попытки проявить волю, оказались безжалостно смяты и раздавлены, а на смену им пришло сильное желание спрятаться под какой-нибудь кустик. Жаль, кустов поблизости не наблюдалось.

Великолепный, огромный лев, царь животного мира, сейчас выглядел не лучше побитого кота, и это притом, что в схватке с оборотнем победителем, вне всякого сомнения, оказался он.

Маг же, отведя взгляд от непокорного и упрямого создания рук своих, нарочито неспешным шагом приблизился к силящемуся подняться Ренарду. Выглядел тот далеко не самым лучшим образом: черная шерсть его была кое-где выпачкана в крови, оставленные когтями Венсена раны очень отчетливо виднелись среди жестких волос. Дыхание же, вырывающееся изо рта оборотня было до такой степени рваным и трудным, что, казалось, малейшее, легчайшее прикосновение сейчас может оказаться для него фатальным. И, тем не менее, при приближении колдуна Рене как-то подобрался, ощетинился, поднимая шерсть на загривке дыбом, и глухо зарычал, бросая на человека нескрываемо угрожающий взгляд.

– Мне всегда нравились сильные и смелые люди… – в раздумье произнес Рейнир и, присев рядом с волком на корточки, мягко улыбнулся. В его исполнении это почему-то показалось еще более жутким, нежели гримаса угрозы или раздражения.

– Ну, и нелюди, безусловно, тоже. Мне приятно встретить тебя, Ренард Бастиан Ламберт… Но разговаривать так не слишком удобно, – он неодобрительно покачал головой и, не обращая внимания на изумленный и вопросительный взгляд желтых глаз, полностью игнорируя исходящую от лесного хищника, в чьем облике сейчас пребывал Рене, опасность, протянул руку вперед, легко проводя двумя пальцами по носу волка, а затем отводя запястье назад и открывая ладонь.

Оборотень зло щелкнул зубами, пытаясь укусить наглеца, однако тотчас же изумленно охнул. Именно охнул, совершенно по-человечески и, непонимающе моргая, сделал попытку отстраниться. Тело его буквально на глазах менялось, становясь все меньше и меньше похожим на волчье, принимая, все всякого сомнения, против воли самого мужчины, человеческое обличье. Рене, совершенно точно ничего не понимая, с видимым недоумением поднял руку, поднося ее ближе к глазам и недоверчиво следя за тем, как когти, уменьшаясь, обращаются ногтями, а лапа, в свой черед, обретает форму запястья.

Маг наблюдал процесс обращения с задумчивым интересом энтомолога, на глазах которого из гусеницы появлялась бабочка. Создавалось ощущение, что лицезреть подобное ему доводилось уже не единожды, и происходящее с молодым мужчиной в этот миг являлось не более, чем подтверждением силы самого колдуна. В какой-то миг наблюдателям даже почудилось, что Рейнир сейчас зевнет – до такой степени безразличным было его отношение к творящемуся по его воле.

– Ты кто такой?! – Рене, уже полностью ставший человеком, резко опустил руку, раздраженно взирая на мага, – Откуда знаешь меня, что делаешь здесь и какого черта сделал со мной?! Отвечай!

– О, эта нетерпимость молодости… – Рейнир сокрушенно покачал головой и, негромко вздохнув, холодно, совершенно бездушно, улыбнулся собеседнику, – Шурин Виктора де Нормонда сам по себе довольно известная личность, а если уж учесть, что им является никто иной, как Ренард Ламберт… – улыбка его на мгновение стала какой-то колючей, – Хотя мне лично куда как более любопытна твоя вторая сущность, нежели первая.

– Так интересна, что ты решил убить меня, натравив этого своего… питомца, – последнее слово в устах оборотня прозвучало явным оскорблением, было произнесено с нескрываемым презрением, и лев, прислушивающийся к беседе, как-то сразу уловил, в чей адрес оно направлено. Недовольный сверх всякой меры, он глухо, предупреждающе зарычал и тяжело шагнул к сидящему на земле Ренарду. Неожиданное изменение его облика хищнику, вне всякого сомнения, не нравилось даже сильнее, чем цветы и дождь вместе взятые.

– Тихо, хвостатый, – огрызнулся Ламберт и, упершись рукой в землю, попытался приподняться или, по крайней мере, сесть более ровно, – Дай только в себя прийти, я тебе хвост-то оторву!

Подобные обещания, угрозы, Венсену не понравились еще больше. Рев разъяренного, взбешенного льва накрыл собою окрестности, перекрывая шум дождя и отдаленные отголоски грома, заставляя даже траву пригибаться, будто от страха. Хищник припал кземле, вне всякого сомнения готовясь к прыжку, который вполне мог бы стать для его противника последним. Однако, на сей раз, планы Рейнира вне всякого сомнения, шли в разрез с желаниями хранителя памяти, потому как маг вновь бросил на своего «питомца», как выразился Рене, холодный взгляд. Лев, недовольно фыркнув, всем своим видом продемонстрировал, что прыгать вовсе даже и не собирался, а просто прилег полежать, устав стоять аки изваяние.

Ламберт, с нескрываемым интересом наблюдающий за этим, хмыкнул с явным оттенком веселой насмешки в этом звуке.

– Ну надо же, какой послушный котенок… Так что тебе нужно от меня, старик?

Маг делано удивился, хлопая глазами.

– Разве я сказал, что мне что-то от тебя нужно, Ренард?

Собеседник его досадливо поморщился и, стиснув на мгновение зубы, прижал руку к ребрам с левой стороны груди.

– Не люблю игры, тем более такие глупые. Если бы я не был нужен тебе, ты бы не стал мешать своему питомцу разорвать мне глотку, не стал бы насильно превращать меня в человека. Итак… я тебя слушаю.

– Что ж, если вы настаиваете, месье Ламберт… – Рейнир опять улыбнулся, на сей раз скорее мягко, чем холодно, и Ренард невольно напрягся, – Мне и в самом деле пришло на ум одно соображение. Мне кажется… – он на несколько мгновений коснулся подбородка молодого человека кончиками пальцев, заставляя того немного приподнять голову и встретиться с ним глазами, – Что мы с вами могли бы принести пользу друг другу, – с этими словами он отпустил лицо собеседника и, решительно поднявшись на ноги, глянул на него сверху вниз, – Найди меня до тринадцатого рассвета следующего месяца, Рене. Тот день будет более подходить для нашей беседы, нежели сегодняшний… – маг поднял голову и, глянув на небосклон, едва заметно усмехнулся, словно обнаружив там нечто очень приятное и полезное себе, – Ну, а сейчас, увы, мы вынуждены проститься, – он поманил Венсена пальцем. Лев тяжело поднялся с земли, на которой лежал и, приблизившись, мрачно оскалился в сторону сидящего на земле человека. Хозяин его, даже не замечая проявлений враждебности своего питомца, опустил ладонь ему на холку, вне всякого сомнения собираясь завершить общение с оборотнем эффектным исчезновением.

– Ах… – он легко стукнул себя пальцем между бровей, словно бы припомнил нечто забытое, – Да, еще одна маленькая просьба, месье Ламберт. Просьба, выполнив которую вы, быть может, лишите себя удовольствия встретить меня вновь… – темные глаза мага сверкнули жутковатым светом, отразив отдаленный всполох молнии, – Постарайся отговорить своего друга от строительства замка на этой земле, Рене. Поверь, затея эта не принесет ему того счастья, на какое он питает надежды, но обернется огромным горем…

Оборотень приподнял голову, непонимающе и недоверчиво хмурясь, и даже уже открыл рот, дабы спросить, что кроется за последними слова мага, но совершенно внезапно для самого себя вдруг чихнул, смешно дернув головой, а когда вновь поднял ее, рядом уже никого не было. На всей протяженности большой степи, доколе хватало взгляда, не было заметно ничего и никого, что могло бы напомнить о присутствии здесь Рейнира и существа, созданного им. Колдун просто исчез, без хлопков, шума и дыма, безо всех дешевых балаганных фокусов, так любимых Альбертом, – он просто растаял, не оставив по себе и следа.

Татьяна, успевшая, в отличие от Ренарда, увидеть момент исчезновения мага, чуть слышно вздохнула. В душе ее внезапно подняла голову обида за родного отца, некоторое недовольство тем, что он не был способен на подобные бесшумные исчезновения. А впрочем… Сказать это наверняка было бы затруднительно и даже, быть может, вполне опрометчиво. С Альберта вполне могло статься просто скрывать от них бо́льшую часть своих возможностей.

Тихое болезненное шипение сквозь зубы заставило девушку отвлечься от мыслей и вновь сосредоточиться на происходящем.

Ренард, с нескрываемым удивлением окинувший взглядом местность, осторожно оперся рукой о землю, с заметным усилием поднимаясь на ноги. Слегка пошатнулся и, выпрямившись во весь рост, уже взялся, было, за рубаху, явно желая задрать ее и осмотреть оставленные львом царапины и иные вероятные повреждения, как вдруг охнул и, не скрывая страха во взгляде, уставился на свою правую руку. В серебристом лунном свете слабо сверкнула ярко-алая жидкость, ручейком сбежавшая по ребру ладони и, теряясь среди струй дождя, упала на землю красной каплей. Рене испуганно поднял голову, вновь озирая степь вокруг, как будто надеясь увидеть подсказку в дождливом полумраке, и немного опустил ладонь, продолжая держать ее открытой, подставляя прохладным струям.

– Дьявол… – голос молодого мужчины дрогнул. Страх его был до такой степени очевиден, столь ощутим, практически осязаем, что наблюдателям тоже стало немного не по себе.

Татьяна, вглядевшись, сумела различить в неверном серебристом сиянии странный знак на ладони оборотня, как будто вырезанный чем-то тонким прямо на коже. Более всего он напоминал две перекрещивающиеся линии, походил на букву «Х», но любой бы здесь понял, что будь значение символа столь тривиально, вырезать его на ладони мужчины никто бы не стал. Но когда и как? Маг руки оборотня, казалось, не касался, если только, конечно, к числу его способностей не относилось умение оставлять метки без непосредственного прикосновения.

– Гебо… – раздался за спиною у девушки тихий вздох и она, обернувшись, вопросительно воззрилась на Винсента. Тот едва заметно покачал головой и на мгновение прикрыл глаза, как будто собираясь с мыслями.

– Это руна. Я слышал, что маги порою оставляют такой символ на ладони человека, с которым намереваются заключить какую-то сделку. Это… что-то вроде рукопожатия в их понимании. Руна означает различного рода контракты, сделки, порою дары… На мне он это тоже нарисовал, – мужчина поднял руку и демонстративно провел указательным пальцем по своему лбу, рисуя две пересекающиеся линии, – Мне он преподнес дар – жизнь, силу, свободу от преследований… с тобой же заключил сделку, – взгляд мужчины упал на сумрачно стоящего рядом Ричарда.

Татьяна непонимающе потрясла головой.

– Но разве можно заключить сделку просто… вот так? – она нахмурилась, недоуменно и недоверчиво оглядываясь через плечо на уже направившегося к вершине холма Рене, – Сделка – это же обоюдное соглашение двух сторон…

– Давай обойдемся без канцелярских определений, – Ричард, поморщившись, отвел взгляд от самого себя, обращая внимание на собеседницу, – У Рейнира были весьма слабые представления о морали и чести, должен тебе заметить. Поэтому сделка в твоем понимании, – он указал пальцем правой руки налево, – И сделка в его понимании… – он указал пальцем левой руки направо, – Это две совершенно разные сделки, – здесь мужчина поднял оба пальца вверх, как бы демонстрируя, что понятия двух сделок между собою никак не пересекаются.

– Вдохновляет, – буркнула девушка и, вновь покосившись через плечо на единственного оставшегося перед их глазами участника разыгравшейся сцены, негромко вздохнула, – И что у нас по сценарию дальше?

– А дальше мы можем полюбоваться, как я, то есть прошлый я, долго и нудно стараюсь разбудить своего дорогого зятя, – голосом завзятого сказочника известил оборотень и, скрестив руки на груди, поежился от холодных капель, падающих с небес, – К слову, это было довольно непросто. Рейнир сделал что-то такое, не то подмешал что-то в вино, которое мы пили, не то самого Виктора зачаровал… заворожил… заколдовал, в общем, но разбудить его нельзя было даже пушкой. Хотя даже когда мне удалось его добудиться, он был очень сильно недоволен сим фактом, и сообщил, что спать под дождиком ему было довольно комфортно. Его даже не удивили заросли бамбука, выросшие вокруг нас за одну ночь!

– Да ладно тебе, прямо уж бамбука, – вклинился в его плавную речь Эрик, в этот миг до невозможности вдруг напомнив своего младшего брата. Даже, пожалуй, обоих своих младших братьев.

– Подумаешь, какая-то захудалая тонкая травка… Может, под лучами местного солнца она высохнет вновь.

Ричард, выслушавший доводы молодого графа с величайшим вниманием, неожиданно широко ухмыльнулся.

– Ты достойный потомок своего предка, – он чуть кивнул в сторону вершины холма, где Ренард уже вовсю пытался разбудить своего друга, – Он тогда ответил мне практически теми же самыми словами, что ты произнес сейчас. Во всяком случае, фраза о солнце точно присутствовала.

– Да оставьте вы в покое солнышко! – слегка возмутился Винсент, – Не думаю, чтобы оно имело очень уж большое отношение к происходящему, особенно если учесть, что замок все-таки был выстроен. Так понимаю, переубедить тебе его не удалось?

Оборотень, на несколько мгновений сжав губы, безрадостно покачал головой.

– Нет… – голос его прозвучал несколько тише, от былой бравады не осталось и следа, – Вик оказался просто упертым бараном, честно сказать, я не подозревал в нем такого упрямства. К магии он всегда относился с большим уважением, хоть и утверждал обратное, но мои весьма прозрачные намеки насчет того, что место это проклято, воспринимать не пожелал.

– И что же… – Татьяна сглотнула, – Замок и вправду принес ему горе, как обещал Рейнир?

Лэрд медленно и глубоко втянул воздух. Рассказывать о происходящем раньше времени ему не хотелось.

– Мы находимся здесь, чтобы увидеть все собственными глазами, Татьяна, поэтому постарайся проявить немного больше терпения. Я ведь обещал ответы на вопросы, не правда ли? – он быстро улыбнулся и приглашающе махнул Дэйву, – Давай, друг мой, веди нас дальше сквозь дебри моей памяти… Покамест мы, как вы понимаете, лишь стоим на опушке.

– Подожди, – Эрик, неожиданно остановивший и второго из хранителей памяти, и его хозяина, уверенно шагнул вперед, немного склоняя голову набок и пристально глядя на оборотня. Мысль, столько времени терзавшая его сознание, вновь озарила чело молодого графа, и на сей раз он предпочел ее высказать.

– Итак, Ричард, ты являешься никем иным, как Ренардом Ламбертом, родным братом Аделайн Ламберт, ставшей женой моего достославного предка. Поправь меня, если я ошибусь, но… это значит, что ты – мой родной дядя?

Ричард закусил губу, пытаясь не позволить улыбке растянуть его губы, и резко кивнул. Реакцию Эрика на подобное известие он предсказать пока что не мог и, ввиду разногласий в прошлом, несколько опасался ее.

Блондин неуверенно дернул уголком губ и ненадолго умолк, всматриваясь в лицо собеседника. Затем недоверчиво хмыкнул.

– Мой дядя… по-настоящему родной дядя, не только мой, но и Романа, и Людовика… Мне не верится в это, Рене, клянусь. Это… слишком хорошо, слишком.

– Хорошо?.. – оборотень непонимающе изогнул бровь, затем вдруг нахмурился, – Эрик, я был на стороне твоего злейшего врага! Я… сам был твоим врагом долгое время, а в восемнадцатом веке ты меня и вовсе недолюбливал! Что же здесь хорошего?

– Все, – последовал безапелляционный ответ, и молодой человек, не в силах сдержать порыва, резко шагнул вперед, крепко обнимая столь неожиданно обретенного дядю, – Все, Ричард, все, дядя… Все, абсолютно все! Мне известно, каким сильным, смелым, умным и благородным родственником вдруг одарила меня судьба, и теперь понятно, почему я поверил тебе, когда ты сказал, что более не желаешь нам зла. Клянусь, Рене, я безмерно счастлив как тому, что в моей жизни, в моей семье есть еще один человек, родной мне по крови, вернувшийся из небытия прошлого, так и тому, что этим человеком оказался именно ты.

– Ну… – Ричард стесненно улыбнулся и, обняв племянника в ответ, легонько хлопнул его по спине, – Признаюсь, Эрик, я тоже счастлив сознавать, каким… какими прекрасными племянниками наградила меня судьба. Не считая, конечно, того из вас, что сломал мне нос…

– Он исправится, – блондин, отстранившись, крепко сжал руку вновь обретенного родича, – Я обещаю тебе, Ричард, он возьмется за ум однажды. Он ведь еще юн…

– А ты не перестаешь верить в лучшее в людях, – отозвался оборотень и, хлопнув племянника по плечу, вздохнул, – Ладно. Давай-ка повременим с родственными объятиями, ибо нам предстоит узреть немало неприятных моментов. И узнать, за что так ненавидит меня Виктор де Нормонд…

***

Дэйв шагнул вперед и, подняв руку, сделал странное движение, словно перелистывал страницу огромной книги.

Реальность, и вправду как будто бы приподнятая и отброшенная им куда-то назад, изменилась почти в мгновение ока. Только что вокруг царила темная ночь, на небе светила огромная луна, а под ногами стелилась влажная от дождя степь, и теперь все это исчезло.

Краски реальности стали разительно ярче, теплее и, одновременно, мягче, как будто холодная дождливая ночь вдруг укрылась пушистым покрывалом. Повеяло спокойным теплом, запахло горящим деревом… Путешественники по памяти огляделись, с некоторым недоверием поднимая взгляды к возникшему над ними потолку, словно опасаясь, что с него вот-вот вновь хлынет ливень.

Один лишь Ричард, не подчинившийся общему порыву, усмехнулся и, мгновенно развеивая все сомнения, спокойно уверил:

– Не волнуйтесь, крыша у меня, сколько себя помню, никогда не протекала.

Винсент, успокоенный этими словами, опустил взгляд и, чуть приподняв брови, красноречиво потянул носом воздух.

– Зато алкоголь, похоже, недавно разливали.

– Не на голову же, – резонно заметил оборотень и, подавая позитивный пример своим спутникам, повернулся лицом к комнате, где теперь оказался вместе с гостями своей памяти, и окинул долгим взором окружающую обстановку. На лицо его на мгновения пала тень горькой ностальгии.

Впрочем, нельзя не заметить, что внимания комнатка, вне всякого сомнения, заслуживала. Это была не слишком большая, но чистая и уютная гостиная, обставленная если уж не с упаднической роскошью века восемнадцатого, то все равно вполне богато и красиво.

Вдоль одной из ее стен стояли непрерывной грядой шкафы с плотно закрывающимися сплошными деревянными дверками, напротив ярко горел большой камин, украшенный незамысловатой то ли резьбой, то ли лепниной, который освещал два находящихся перед ним больших кресла и небольшой в сравнении с ними прямоугольный столик на гнутых ножках.

Где-то в глубине угадывался еще один стол, деревянный пол под ногами не скрипел, что свидетельствовало о бережном уходе за ним. В целом, гостиная производила довольно приятное, теплое и уютное впечатление.

В больших креслах, друг напротив друга, сидели два молодых человека. Один из них, черноволосый, лохматый, внимательно созерцал то, что находилось перед ним на столике, немного подавшись вперед и облокотившись на собственные колени; другой же, – ярко-рыжий, будто поцелованный огнем камина, с не менее яркими оранжево-желтыми глазами, отблески пламени в которых порою вспыхивали едва ли не угрожающе, пристально следил за своим визави. В кресле он, пользуясь его размерами, сидел по-турецки, поджав под себя ноги и, приняв вид демонстративного ожидания, подпирал кулаком подбородок.

Татьяна, глядя на эту мизансцену, невольно поежилась.

– Как-то я забыла, что здесь должен быть еще и этот… тип, – тихо вздохнула он и, сделав шаг вперед, попыталась получше рассмотреть предмет внимания молодых людей. Отвечать ей никто из спутников, вне всякого сомнения, не планировал, как, впрочем, и останавливать девушку, посему она сделала еще один шаг и замерла в совершенной растерянности.

Молодые люди играли в шахматы.

Старинная, странноватой формы доска лежала перед ними, устилая собою едва ли не всю относительно небольшую столешницу, а вырезанные из дерева фигуры, тоже лишь отдаленно напоминающие их современный эквивалент, тускло поблескивали в свете камина.

– А я думала, шахматы появились позже… – растерянно пробормотала себе под нос Татьяна, глядя, как Ренард, узнать которого в черноволосом молодом мужчине было совсем не трудно, задумчиво вертит в пальцах фигуру. Ричард, подойдя ближе к девушке, сделал молчаливый приглашающий жест рукой, как бы говоря, что ответ на это скрыт где-то в разворачивающейся перед их взглядами мизансцене.

– Рене, ну сколько можно! – рыжий оппонент месье Ламберта, тряхнув головой, недовольно нахмурился, опуская руку, – Меня сон одолеет, пока ты наконец-то сделаешь ход.

– Тебе известно, что я плохо разбираюсь в этом твоем… то есть, в этой… как это? – мужчина, так и не поставив фигуру, поднял на собеседника вопросительный взгляд. Тот демонстративно закатил янтарно-желтые в свете пламени глаза и, откинувшись на спинку кресла, свесил руки с подлокотников. Стало заметно, что в одной из них он сжимает узкий высокий серебряный кубок, в котором, вне всякого сомнения, что-то плещется.

– Ах, так вот откуда алкоголь, – отметил Винсент, но развивать эту мысль не стал, дабы не отвлекаться от происходящего.

– Чатуранга! – последовал тем временем, ответ, – Но это индийское название, ребята, с которыми я путешествовал, говорили «эше́к». Ан, кстати говоря, тоже так называет эту игру.

– Ах, ну раз Ан так говорит, то, разумеется, я буду именовать эту твою чатурангу именно так! – буркнул Ренард и, немного подавшись вперед, осторожно опустил фигуру, коей оказалась пешка, где-то среди разделенного на черно-белые клетки поля, – Так?..

– На две клетки, Рене, а не на десять, – в голосе Чеслава, которого в рыжем парне было узнать не труднее, чем его черноволосого оппонента, послышались нотки бесконечного терпения.

– Всего-то четыре! – недовольно отозвался мужчина, однако, покорно переместил фигуру чуть ближе к остальным, – Не понимаю я, что за удовольствие в этой глупости…

– Когда не умеешь играть, все глупо, – рыжий поднял кубок и, глотнув из него, снова выпрямился в кресле, – С Аном-то, конечно, интереснее, он даже иногда ухитряется обыграть меня… Так, что тут у нас?.. Ага.

– Что же ты тогда играешь со мной, а не с Аном? – на лице Ренарда явственно промелькнуло раздражение и он, наблюдая за тем, как соперник аккуратно приподнимает фигуру всадника, переставляя ее на место только что установленной пешки и, соответственно, последнюю сбивая, нахмурился, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. В голосе его прозвучал вызов.

– Давай, учитель, объясни мне подоплеку своего действия!

– Разве я не рассказывал тебе, как ходит всадник? – Чеслав легко пожал плечами и аккуратно отставил отыгранную фигуру в сторону, – Таковы правила, и придуманы они были не мной. Рене, скажи… – желтые глаза неожиданно взметнулись от доски к лицу собеседника, – Чем тебе так не угодил Ан? Вы ведь даже не встречались никогда, тебе даже неизвестно, как он выглядит.

– Не горю желанием узнавать, – последовал весьма холодный ответ, – Мне довольно того, что ты его через слово вспоминаешь. Что это вообще за странное имя – «Ан»?

– Это сокращение, – Чеслав невозмутимо улыбнулся и немного отвел в сторону руку с кубком, затем указывая им на оппонента, – Так называть его имею право только я… Твой ход, Рене.

Оборотень окинул далеким от симпатии взором развернувшуюся на доске ситуацию и, взяв белого всадника, с нескрываемым раздражением опустил его возле вражеской пешки. Его противник довольно улыбнулся.

– Стоит только захотеть, и сразу же все получается, – он немного согнулся и, поставив кубок на столик рядом с доской, в раздумье провел пальцами по ее краю, – Знаешь, Рене… Я иногда думаю, что эшек – это самая яркая иллюстрация жизни, какую только можно встретить. Все же жители Индии знают толк в колесе Сансары³* и знают, вне всякого сомнения больше нас…

– Будь добр, прекрати сыпать непонятными словами, – Ламберт чуть поморщился и, тяжело вздохнув, сделал глоток из собственного кубка, находящегося здесь же, возле стола на полу, – Я не был в Индиии и мне трудно понять это.

На лице Чеслава сверкнула широкая снисходительная улыбка.

– Я говорю о круге жизни, о цикле, о перерождении и о людях… Подумай, Рене, ведь в сущности каждый человек в этом мире не более, чем фигура. Весь мир – поле из черно-белых клеток, и ты не можешь угадать, на какую ступишь в следующий миг, или… на какую поставит тебя провидение. И, как и на доске, пешек среди фигур большинство.

– Да, только пешки неустанно лезут в короли, – Ренард хмыкнув, вновь глотнул из своего кубка и, покачивая его в пальцах, откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на собеседника, – Ты сильно изменился после Индии, Чес.

– Необязательно, – Чеслав задумчиво коснулся одной из фигур и легонько наклонил ее, затем переставляя ближе к вражеской «башне», – Индия – страна философов, я вполне солидарен с этим, но и само путешествие очень способствует размышлениям. Когда ты каждый день видишь вокруг новый пейзаж, когда каждую минуту оказываешься в совершенно новом месте, не похожем на тысячи предыдущих, конечная цель твоего пути уже как-то стирается, а в голову лезут самые различные мысли… Ребята, с которыми я ехал, тоже говорят, что путешествия способствуют философии. Хотя не могу отрицать и того, что Индия произвела на меня большое впечатление своей культурой и религией.

– А что же твой Ан? – в голосе Ренарда явственно зазвучали ядовитые нотки, – Что думает он о философии путешествий?

– Зачем ему об этом думать? – молодой человек, удивленный, вне всякого сомнения, довольно искренне, приподнял бровь и, взяв кубок, откинулся на спинку кресла, – Твой ход. С Аном я познакомился, когда приехал сюда и он, несмотря на то, что мой земляк по крови, к путешествиям довольно равнодушен. Мне этого, наверное, никогда не понять… А впрочем, ведь ты тоже домосед.

– Разве что немного, – Рене дернул головой, вне всякого сомнения не польщенный сравнением с неизвестным Аном и, взяв свою белую «башню», старательно поставил ее так, чтобы зеркально отражать фигуру противника.

– Неужели немного? – по губам Чеслава змеей скользнула насмешливая улыбка и глаза его загадочно блеснули, – Однако, ты даже не нашел в себе сил отыскать того колдуна, о котором говорил мне.

– Причем здесь силы? – Ламберт вздохнул и, отвлекаясь от игры, сцепил руки в замок, внимательно глядя на собеседника, – Я совершенно не знаю, где искать этого старика, а кататься по всему свету, надеясь наткнуться на него, времени уже нет. Завтра тот самый «тринадцатый рассвет». И ты знаешь, я бы лучше и вовсе не ходил бы к нему, но он говорил о какой-то смутной угрозе, нависшей над Виком… Впрочем, раз уж я все равно не знаю, где он, придется угрозу отводить самому.

– Не думаю, что отыскать его так уж затруднительно… – молодой человек, улыбаясь, поднес кубок к губам, чуть сверкая из-за него глазами на собеседника, – Живет он, вне всякого сомнения, отнюдь не на краю земли…

На лицо Ренарда набежала тень. Он шумно втянул воздух и медленно подался вперед, в упор глядя на своего рыжего визави.

– Ты что-то темнишь, Чес, – серьезно проговорил он, – Мне показалось так еще тогда, когда я впервые упомянул этого мага, а сейчас я все больше уверяюсь, что тебе что-то известно о нем. Верно?

– Известно, но немногое, – Чеслав, совершенно игнорируя пристальный взгляд собеседника, легко передвинул одну из фигур, – Имя его Рейнир. Где он живет, для меня не тайна, и я могу отвести тебя к нему, только… Рене, – он взял одну из уже отыгранных фигур и, задумчиво крутя ее в пальцах, медленно поднял глаза на собеседника, – Зачем он велел тебе его найти?

– Сказал, что мы можем быть полезны друг другу, – еще больше помрачнев, сознался Ламберт, одним глотком опустошая свой кубок, – Он думает, что можем.

– Полагаю, что так оно и есть, – рыжий, продолжая вертеть в пальцах фигуру, негромко вздохнул, – Ему от тебя нужна какая-то услуга, это очевидно. Но, видимо, взамен он может преподнести тебе что-то ценное… – он вопросительно глянул на доску, словно надеясь прочитать ответ на свои сомнения там, – Или же поначалу он преподнесет тебе свой дар, а после потребует от тебя чего-то.

– Не горю желанием принимать от него подарки, – мужчина поежился, не взирая на то, что в комнате благодаря камину было тепло, и как-то насупился, – Он какой-то такой… неприятный, пугающий – я даже не знаю, какими словами описать его!

– Он словно не отсюда… – последовал тихий ответ. Взгляда от доски собеседник оборотня не поднимал.

– Его знания и умения, мне кажется, превосходят те, что может вместить обычный человек… Он словно пришел из запределья мира, и все, что познал там, применяет теперь здесь.

– Кто же он такой? – Ренард явственно напрягся и насторожился в ожидании ответа, даже оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что поминаемый всуе колдун сейчас выскочит из угла.

Чеслав улыбнулся. Улыбнулся до такой степени мягко и спокойно, что со стороны могло бы почудиться, будто беседа идет о чем-то приятном и теплом, о чем-то ласковом и нежном, вроде первой любви и прелестей, связанных с нею, а не о сущности зловещего мага. Он поставил фигуру, которую крутил в пальцах, на стол и, дотронувшись указательным пальцем до верхушки ферзя, немного наклонил его вперед.

– Ты знаешь, Рене, я уже очень давно играю в эшек. И все не перестаю удивляться одной забавной закономерности, одному удивительному правилу… Министр может ходить в любую сторону, на любое количество клеток, ему нет нужды замыкать себя ни в какие рамки. А вот король ограничен всего одним шагом, пусть и в любую сторону, но все-таки одним единственным. Это немного странно, не правда ли? Куда как логичнее было бы, если бы это Его Величество мог ходить куда и как пожелает, но нет… Власть сдерживает его, ограничивает и замыкает в узком пространстве. Таков эшек, здесь главная роль вольно или же нет отводится министру, вынужденному защищать слабого, ограниченного монарха. Рейнир, он… – молодой человек, не прекращая наклонять фигуру, перевел взгляд на собеседника, – Он как министр. Мир, по сути, находится в его руках. Он способен диктовать миру свои правила, и мир будет подчиняться, он всемогущ, он всевластен… Но, прими он эту власть, он был бы ограничен ею, поэтому он не желает ее признавать. Ему не интересно править миром, ему наплевать на людские войны, победы или поражения франков, его не волнует, кто сейчас восседает на троне… Все, что его интересует – это знание. Весь смысл его жизни уже давно свелся к бесконечному познанию тайн окружающего мира, и непрерывному совершенствованию собственных умений. Когда в каком-то из них он доходит до вершины, придумывает себе новые, более сложные задачи, а затем с легкостью решает их. Ты называешь его магом, Рене, как, впрочем, и я, но на самом деле это понятие, слово «маг» в обыденном смысле уже слишком мелко для него. Он взошел на все ступени мирской магии, он стал чем-то большим… – заметив мелькнувший в глазах собеседника невольных страх, Чеслав снова улыбнулся, опуская взгляд на доску, – Кажется, что в эшеке во главе всей армии стоит король, но вряд ли это так на самом деле. Король – это объект, это ценность, которую нужно защитить, а бал здесь правит министр. Порою я думаю, не он ли диктует правила на доске?.. Рейнир способен диктовать миру свои правила и перестраивать его под себя, Рене, и мир покорно подчиняется ему. Подчиняется, даже не подозревая об этом сам.

Чеслав умолк. В гостиной на несколько долгих секунд воцарилась глухая тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. Затем Ренард, словно очнувшись от оцепенения, вздрогнул.

– Но тогда что… – ощутив, что голос немного сел, мужчина прокашлялся и, на миг коснувшись рукой горла, продолжил, – Что ему может быть нужно от меня? Если он… всемогущ, как ты говоришь, какую помощь я могу оказать ему?

– Всемогущество зиждется и на помощи других людей, – мягко, но вместе с тем назидательно сообщил Чеслав и, немного подавшись вперед, резко опустил фигуру на одну из клеток, – Шах и мат, Рене. Я, как обычно, выиграл, – и, словно дурачась, рыжий легко тронул пальцем вражеского короля, роняя его на доску, и продолжая говорить, – Кроме всего прочего, мне кажется, ты можешь быть интересен Рейниру и своим непокорным нравом. Даже при встрече ты был способен противостоять ему, а далеко не каждому человеку или даже не-человеку такое под силу.

Ренард, не сводящий взгляда с доски, тяжело сглотнул и предпочел перевести разговор в другое русло.

– Значит, говоришь… – медленно начал он, – Все люди, как эти фигуры? И кто же тогда ты на этой доске? Или я?

– Ты… ты, пожалуй, башня, – молодой человек в раздумье потер подбородок и, тоже опустошив кубок, поставил его на край стола, – Ты всегда идешь напролом, только вперед, только по прямой линии, тебя не интересуют пути обхода. Ну, а я…

– Ты тогда вот, – Рене перебил его, хватая двумя пальцами одну из фигур и поднимая ее на уровень глаз, – Это… епископ?

– Верно… То есть, название верное, но я пока не согласен с этим! – поспешил пояснить рыжий, – Почему ты думаешь, что я – это он? Может быть, я тоже башня?

– Ну, это вряд ли, – Ренард насмешливо фыркнул, – Ты как раз всегда ищешь пути обхода, Чес.

– Может, я министр? – Чеслав, с очень ясно видной в ярко-желтых глазах насмешкой, едва заметно прищурился. Губы его растянулись в загадочной и таинственной улыбке. Его собеседник и недавний оппонент, искренне удивленный, приподнял фигуру, известную в современном мире, как ферзь и, оглядев ее, поставил обратно.

– Ты же сказал, что это тот… который Рейнир. Быть может, ты король?

– Что ж, если ты полагаешь, что я ограничиваю себя и ищу, куда бы спрятаться – возможно, – на лице молодого человека возникла маска равнодушия, однако, сколь бы умело он не прятался за нею, было заметно, что сравнение с королем польстило ему, – Так что же, Рене, отвести мне тебя к Рейниру? Завтра, как ты верно подметил, истекает срок, обговоренным им, поэтому времени не слишком много.

– Я не знаю… – Ренард поднялся из кресла и, пройдясь по комнате, остановился перед камином, – Не уверен, что мне стоит знать, чего он от меня хочет. Вдруг это навредит Вику?

– Тогда тебе тем более следует узнать это, – Чес, внимательно следящий за собеседником, оперся ладонью о подлокотник, будто собираясь встать, – Подумай, Рене – если ты не сделаешь того, что ему нужно, он либо сделает это сам, либо поручит кому-то другому. И, если он планирует навредить мужу твоей сестры, то он все равно сделает это, но без твоего посредничества. А если ты примешь участие в этом, сможешь предотвратить беду… Так что же, мы едем? Если поедешь, обещаю никому не говорить о твоих крамольных словах, – желтые глаза весело блеснули.

– Каких еще крамольных словах? – Рене, растерявшись, оглянулся на собеседника через плечо, – Я вроде ничего подобного не говорил…

– Неужели? – улыбка рыжего стала коварной, – А кто же несколько минут назад сказал, что пешки лезут в короли? Его Величеству это может очень не понравится, если вдруг кто-то случайно сболтнет ему это.

– Хочешь сказать, что ты заложишь брата, сдашь его с потрохами псам короля? – Ренард, недоверчиво покачав головой, скрестил на груди руки, – Бога ради, Чес, это даже не смешно! Сейчас на каждом углу кричат о несостоятельности Хлодви́га, и никого не беспокоят эти крамольные высказывания.

– Да, но одно дело, когда об этом вопят бродяги, и совсем другое, когда так высказывается баронет Ренард Ламберт, – молодой человек пожал плечами и легко поднялся с кресла, – Довольно споров, Рене. Идем.

Ответ баронета Ламберта остался неизвестен. Дэйв, вероятно, посчитавший сцену завершенной, уверенно вновь перелистнул страницу реальности, и все вокруг замелькало, стираясь, путаясь и не давая узнать, какое же решение было принято одним из собеседников. Хотя, говоря начистоту, догадаться о том, что же все-таки выбрал Ренард, труда не составляло.

– Так полагаю, мы едем к Рейниру? – поинтересовалась девушка, переводя взгляд на только что перевернувшего реальность хранителя памяти. Тот быстро оглянулся на нее через плечо и вымучено улыбнулся. Татьяна нахмурилась. Лишь сейчас ее внимания неожиданно коснулся тот факт, что Дэйв выглядит далеко не лучшим образом. Даже Ричард, который иногда морщился от боли и потирал плечо, сейчас казался не в пример здоровее своего извечного спутника и друга.

Шатен был бледен до синевы и, хотя и стоял довольно твердо на ногах, похоже, находился уже где-то на пороге потери сознания. Пиджак, снятый им еще около холма, под ярким и безжалостным солнцем, все еще оставался не надетым, тело молодого человека прикрывала лишь тонкая ткань легкой рубашки, и на этой ткани сейчас очень явственно проступили красные пятна.

Эрик, заметив пристальный взгляд супруги на Дэйва, тоже обратил на него внимание и, увидев следы крови, неодобрительно покачал головой. На ум ему неожиданно пришло, что хранитель памяти в схватке с Чеславом пострадал ничуть не меньше своего хозяина, а при учете того, что в отличие от последнего, никакой помощи ему оказано не было, состояние его здоровья переставало быть загадкой и начинало внушать опасения.

Однако же, быстро глянув на, вне всякого сомнения, не замечающего ничего Ричарда, Эрик предпочел смолчать. Дядя его был человеком довольно сложным, предугадать его поведение, и мотивы его поступков было практически невозможно, посему нельзя было отрицать тот факт, что Ричард вполне мог все еще держать обиду на своего помощника и, в связи с этим, намеренно не замечать его состояния. Хотя, с другой стороны, такое поведение вряд ли было в характере благородного оборотня…

В любом случае, здесь и сейчас развивать этот вопрос было явно не время. Оставалось лишь верить и надеяться, что Дэйв выдержит и не потеряет сознания прямо среди гущи событий прошлого, иначе выбираться из памяти баронета Ренарда будет весьма затруднительно. Сам же хранитель памяти, между тем, сообразив, что кровь на его рубашке стала заметной, поспешил вновь натянуть пиджак.

– Полагаю, да, – произнес граф, отвечая на вопрос своей жены и медленно переводя взгляд с Дэйва на нее, а затем на Ричарда, – Так значит, получается, что Чеслав не солгал? Он и в самом деле твой брат?.. – на лице молодого человека отразилось величайшее отвращение, – А значит, и нам родственник… очередной.

– Все оборотни братья – так говорил он мне, – последовал несколько резковатый ответ, и Ричард сморщился, как будто его принуждали глотать горькое лекарство, – Я не знаю степени родства, связующей нас, если таковая вообще есть. В те времена он называл меня братом, а я считал его таковым, но братьями в том смысле, что ты и Роман, мы не были никогда. Мы родственники, да, но очень и очень дальние, тем более, что он, как, полагаю, понятно из его же слов, даже не француз. Он родился где-то в Литве, потом жил в Польше… Не знаю… Чеслав, говоря откровенно, вообще личность весьма загадочная и темная. Да и… малоприятная, – он негромко вздохнул, – На самом деле, я вот говорю, что мы были братьями, но сам понимаю, что считал так, похоже, лишь я. И заметно это даже в мелочах.

– Например? – экс-Венсен, который до сей поры некоторое время созерцал мешанину красок, сопутствующую изменению картины памяти, да поглядывал с беспокойством на Дэйва, перевел взгляд на Ричарда. Тот пожал плечами.

– В игре в шахматы, в этот его обожаемый «эшек». Я не заметил тогда, да и по понятным причинам не вспомнил сейчас, когда Дэйв вернул мне память, а вот со стороны увидел… Он же смухлевал на последних ходах. Сходил два раза подряд, не дал мне возможности оценить ситуацию на доске, отвлек разговорами, и, довольный собой, поставил мне мат. Это, конечно, ерунда, но…

– Но очень хорошо его характеризует, – вздохнула Татьяна, – Не понимаю, как вообще получилось, что вы с ним познакомились? Если ты говоришь, он не то из Литвы, не то из Польши, а ты француз…

– Как вообще получилось, что ты с Эриком-то познакомилась? – ехидно вставил Винсент, – И с самим Риком, да и со мной тоже! Ты из России, а мы тут все – урожденные французы… Неисповедимы тропы судьбы.

– А ты все-таки фаталист, – хмыкнул Ричард и, не позволяя ответить уже открывшему, было, рот, племяннику, продолжил сам, – С Чесом мы познакомились благодаря общности видов, и благодаря его хитрости. Я не знаю, как, но он сам нашел меня, а я, как вы можете догадаться, не был единственным, кто в те дни мог изменять свой облик. Он нашел меня, сказал, что все оборотни братья, а мы так тем более, коль скоро нас связывают родственные узы!.. Вот я и поверил.

– А я-то думал, только Анхель настолько доверчив… – вздохнул блондин и, пряча улыбку, немного опустил голову. Оборотень его шутку не поддержал и, хмурясь, обратил к нему взгляд.

– Почему ты вдруг вспомнил о нем?

– Не знаю, – честно отозвался Эрик, – Мне всегда казалось, что из всех подручных Альберта именно он меньше всех блещет умом, и способен поверить всему, что ему скажут. А что?

– Ничего, – буркнул Ричард и, отведя взгляд, скрестил руки на груди, кивая куда-то вперед, – Лучше смотрите, что происходит.

– Значит, теперь ты уже не метишь в короли? – Ренард, показавшийся на опушке леса верхом на своем вороном жеребце, чуть придержал его, оглядываясь через плечо на человека, к которому, очевидно, и обращался. На губах его цвела насмешливая улыбка.

– Не горю желанием – уж больно много ответственности, – послышался не менее насмешливый ответ и, немного оттеснив собеседника, на лесную опушку выехал Чеслав. Конь под ним был не совсем обычной масти, ибо шерсть его в лучах солнца казалась рыжей, хотя и отливала золотистым, и виднеющиеся кое-где белые отметины лишь подчеркивали этот цвет. Всаднику своему с его огненной шевелюрой жеребец подходил идеально. Как Рене составлял со своим конем безупречный тандем, отвечая его окрасу собственным цветом волос, да и тоном одежды, так и Чеслав предпочел сохранить цветовую гамму, выдержав ее практически в одном тоне. И, видимо, чтобы соответствовать белым отметинам на шкуре своего коня, «дальний родственник» Ламберта предпочел одеть белую рубаху под ярко-оранжевую тунику. Среди деревьев он выделялся языком пламени, был заметен даже издалека и, судя по всему, нимало не смущался этим фактом. Более того, ему, похоже, даже доставляло удовольствие столь ярко и вызывающе демонстрировать свое присутствие как в этом конкретном месте, так и вообще где бы то ни было.

Татьяна, в раздумье изучающая взглядом их недавнего и не слишком приятного знакомого, неожиданно подумала, что цвет волос и одежды этого парня идеально соответствуют его же характеру, словно отражая его.

– Но постойте… – неожиданно раздавшийся за ее спиной удивленный голос супруга, заставил девушку обернуться, вопросительно приподнимая брови, – Ведь это же…

Татьяна, и сама лишь сейчас обратившая внимание на предмет изумления мужа, приоткрыла от удивления рот и, испытывая острую необходимость поделиться с кем-нибудь своим открытием, дернула за рукав стоящего рядом Винсента. Тот, явно недовольный тем, что его отвлекают от созерцая происходящих событий, поморщился и, повернувшись к девушке всем корпусом, зашипел, как рассерженный кот:

– Чего ты от меня хочешь, родственница?

Девушка, не отвечая, вытянула руку вперед, указывая на находящийся неподалеку от них чуть покосившийся домик. Не взирая на то, что здесь и сейчас он совсем даже еще не выглядел одряхлевшим и обветшалым, не взирая на то, что крыша над крыльцом еще не начала сползать вниз, почти скрывая собою вход, а дерево не проросло прямо сквозь крышу маленького сарайчика, располагающегося сбоку от главного входа, узнать эту избушку труда не представляло ни малейшего.

Винсент чуть нахмурился и быстро облизал внезапно пересохшие губы. Ему неожиданно почудилось, что где-то в его сознании, в глубинах его памяти, какая-то часть головоломки вдруг встала на свое место и закрепилась на нем с едва слышным щелчком. Вспомнился прошлый визит в этот домик в надежде разыскать какую-то полезную информацию о браслете, вспомнилось внезапное чувство дежа-вю, охватившее его тогда… Хранитель памяти быстро сглотнул и попытался принять на себя вид как можно более самоуверенный.

– Ты же сама сказала, что мы направляемся к Рейниру, – он слегка пожал плечами и, скрывая охватившие его эмоции, отвернулся, – Что же теперь удивляться?

– Просто мы не предполагали, что уже были у него в гостях, – ответил за себя и за супругу Эрик, задумчиво изучая взглядом находящийся перед ними домишко и совершенно не вслушиваясь в беседу Чеслава и Ренарда, уже приближающихся к древней хижине, – Мы думали, что окажемся в другом месте.

– По-твоему, он по всему миру понастроил домиков? – кисло отреагировал Винсент. Настроение его при виде этого домишки как-то быстро поползло вниз, и подгоняемое глупыми вопросами, снижалось все быстрее. Он скрестил руки на груди и, хмурясь, сделал решительный шаг вперед, дабы находиться немного дальше от любопытствующих особ, после чего демонстративно воззрился на уже спрыгивающего с коня баронета Ренарда.

– Давайте вы свои комментарии потом выскажете, идет? Мне интересно, а вы мешаете.

– Уж простите великодушно, господин кот, – Татьяна недовольно дернула плечом и, предпочтя все-таки замолчать, тоже перевела взгляд на находящихся прямо перед ней молодых мужчин.

– …всадника, – как раз закончил какую-то фразу рыжий и, не слезая с коня, пожал плечами, – Эта роль меня бы вполне устроила. Ты ведь сам сказал, что прямых путейя не ищу, а шаги короля всегда ясны и однозначны. Роль же министра мы уже определили Рейниру, епископом вполне может быть Ан… А вот мне образ всадника подходит как нельзя лучше, не находишь? – на губах Чеслава появилась озорная улыбка и он, явно рисуясь, потянул жеребца за поводья, заставляя его взвиться на дыбы, а затем пройтись несколько шагов иноходью.

– Фигура короля лучше бы отразила твое бахвальство, – усмехнулся в ответ Рене и, взглянув на домик, у которого спешился, задумчиво стукнул себя указательным пальцем по губам, – Так значит, этот величайший средь магов обитает именно здесь?

– Да, – рыжий, определенно недовольный тем, что его мастерством наездника не пожелали восхититься, чуть мотнул головой в сторону избушки, – Здесь. Иди, Рене, и не беспокойся. Если бы он желал тебе зла, он бы причинил его еще в миг вашей первой встречи.

– Вселяет надежду, – хмуро отозвался Ламберт и, несколько удивленный некоторыми словами собеседника, вопросительно вскинул брови, – Но что значит «иди»? Разве ты не отправишься со мной вместе в дом к этому… человеку?

– Я? – Чеслав запрокинул голову и неожиданно звонко расхохотался, подставляя бледное лицо солнцу и позволяя последнему золотить его волосы, – О, нет-нет, Рене, я не хочу рисковать без нужды. Старик не слишком добр к незваным гостям, а я пока не готов отражать силу его недовольства… Поэтому до встречи, брат мой, надеюсь, ты не заблудишься в лесу, – он залихватски подмигнул и внезапно дал своему жеребцу шпоры. Бедный конь вновь взвился на дыбы, наездник, без усилий удержавшись на нем, широко самодовольно ухмыльнулся, и через мгновение уже скрылся среди деревьев. Рене, хмурясь, проводил взглядом яркую точку, мелькнувшую напоследок среди леса огненным сполохом и вздохнул, опять обращая внимание на домишко. Ощущалось, что идти туда молодому мужчине совсем не хочется.

Несколько секунд он колебался, явно выбирая между смелостью и трусостью, но в конечном итоге, смелость в сердце молодого баронета одержала верх. Набрав побольше воздуха, он решительным жестом схватил своего вороного под уздцы и направился к домишке, до которого, в общем-то, и было-то всего несколько шагов.

Остановившись у крыльца, мужчина недоуменно огляделся. Судя по всему, он искал коновязь, или хотя бы какой-нибудь заборчик, жердочку – место, куда можно было бы привязать коня, но такового не находя, ощущал себя несколько растерянно, не понимая, что делать. На какое-то мгновение на лице Ренарда очень явственно отобразилась мысль, что раз уж все складывается таким образом, может, лучше вообще плюнуть на этого «великого и могучего» мага, да и уехать подобру-поздорову, однако, что-то внутри не позволило оборотню поступить таким образом. Кое-как обернув поводья вокруг одного из столбов, поддерживающих крышу избушки, он еще раз вздохнул, сжал губы, на несколько секунд замер, как будто уговаривая себя, а после решительно зашагал к дверям маленького домика.

Однако, что-то заставило его остановиться вновь. Медленно он обернулся через плечо и с совершенно явным выражением абсолютного недоумения, ступора и даже шока, уставился куда-то в сторону незримых наблюдателей. Вот только… незримых ли?

Татьяна, внимательно глядящая на молодого мужчину и старавшаяся даже немного предугадать его действия, невольно вздрогнула. Ей почудилось, что взгляд месье Ламберта уперся прямо в нее и сейчас довольно пристально изучает одежду, столь нетипичную для этого времени. Было это до такой степени странно, что девушка сочла нужным поделиться данным наблюдением со своими спутниками.

– Я… что-то мне кажется, он…

– Браслет! – раздавшееся за ее спиной гневное рычание вмиг вышедшего из себя Винсента как-то сразу разрешило все вопросы, – Ведь ты обещала!..

Девушка недоуменно и недоверчиво опустила взгляд. Браслет на ее руке, обращающийся вокруг запястья легко и свободно, все-таки нашел время, чтобы сделать хозяйке и ее друзьям подлянку, и показать свою «богатырскую силушку», как выражался Роман.

Созерцая его, беззаботно покачивающийся на ее руке камнем вниз, Татьяна тихонько вздохнула и поморщилась. Хоть на цепь его сажай, в самом деле, что за своенравная безделушка!

Она решительно коснулась браслета, дабы вновь вернуть его в надлежащее положение, прикидывая мысленно, не посадить ли это вредное украшение на клей, чтобы держалось в одном положении, а не вертелось туда-сюда без желания, да и ведома носителя, как вдруг взгляд ее вновь упал на совершенно ошарашенного и почти остолбеневшего баронета Ренарда Ламберта. Последний, похоже, как раз пробовал прийти в себя, и даже уже начинал открывать рот, определенно планируя поинтересоваться у странных личностей – или только одной личности? – о цели их пребывания здесь.

– Привет, – Татьяна смущенно улыбнулась и как-то глупо хихикнула, кожей ощущая исходящее от Винсента раздражение, – Прости, этого больше не повторится. В общем… пока, – и завершив свой коротенький монолог, она все-таки повернула браслет в нужное положение, тотчас же крепко сжимая, чтобы не допустить повторения подобной ситуации.

Рене закрыл рот и пару раз ошалело моргнул. Затем неуверенно сделал несколько шагов, потом еще несколько и, добравшись до места, где мгновение назад находилась странная девушка, неуверенно махнул перед собой рукой. Татьяна машинально отшатнулась и месье Ламберт, так или иначе, не сумел ощутить ничего, кроме воздуха. Он потер пальцы друг о друга, словно проверяя, не осталось ли на них какого-нибудь следа, затем еще несколько раз махнул перед собою рукой. Ничего не обнаружил и, тряхнув головой, коснулся ладонью лба, тихо, но очень тяжело вздыхая.

– А я думал, что схожу с ума, – сумрачно произнес Ричард, наблюдая за тем, как его прошлая версия, двигаясь довольно тяжело и неуверенно, ежесекундно оглядываясь и что-то бормоча, опять направляется к избушке, – А это, оказывается, мадам Татьяна играла со своим браслетиком… – он замолчал, медленно переводя взор на стоящую с самым виноватым видом девушку, некоторое время честно пытался сдержаться, а затем, не выдержав, вдруг расхохотался. Татьяна уставилась на смеющегося оборотня в крайнем недоумении, совершенно не понимая, что могло вызвать столь внезапный приступ веселья с его стороны. Сама она, говоря откровенно, тоже полагала, что ситуация вполне может быть характеризована как забавная, но вот того, что Ричард окажется солидарен с ней в этом, как-то не ожидала. В конечном итоге, это ведь из-за нее, из-за ее оплошности он тогда, то есть, сейчас, в глубоком прошлом, пережил несколько весьма неприятных минут, да и вообще говоря… Ренард, направляющийся к дверям избушки, казался каким угодно, но только не веселым, и состоявшейся встречей доволен явно не был.

Ричард продолжал хохотать, изредка ойкая от дергающей боли в плече. Винсент, косясь на него и иногда поглядывая на растерянную Татьяну, кусал губы; Дэйв тоже вполне откровенно смеялся, периодически охая от боли, и даже Эрик, прикрыв лицо ладонью, явно веселился вовсю. Девушка окинула всю компанию весельчаков сумрачным взглядом и, скрестив руки на груди, опять повернулась к домику.

– Можно подумать, веселиться сюда пришли, – недовольно буркнула она и демонстративно обиделась. Ричард, все еще посмеиваясь, легонько хлопнул свою ранимую подругу по плечу.

– Да ладно тебе. Я же не над тобой смеюсь, в конечном итоге, а над собой вполне имею право… Никогда бы не подумал, что у меня может быть такое глупое лицо!

Тем временем Рене, на свое счастье не видящий более и не слышащий подсматривающих за ним людей, уже успел добраться до избушки. Дверь домика пронзительно заскрипела, отворяясь и Ричард, сморщившись, как от зубной боли, как-то сразу прекратил смеяться. Эрик, тоже оборвав свое веселье, со вздохом потер ладонью ухо.

– Надо же… Я думал, дверь в нашем времени скрипит от старости. Но, судя по всему, смазыванием ее петель этот маг вообще никогда не увлекался…

– У него точно дверь вместо звонка, – согласилась девушка и, подавая позитивный пример спутникам, решительно шагнула вперед, – Идем? Или происходящее будем созерцать сквозь шаткие деревянные стены?

– Кажется, этими способностями Рейнир забыл меня одарить, – негромко вздохнул Винсент и, обойдя Татьяну, уверенно зашагал к обители мага.

– Какая жалость, – буркнула девушка и, взяв мужа за руку, направилась вместе с ним следом за хранителем памяти, в раздумье разглядывая почти нормальную еще крышу домика. Никаких птичек – ни больших, ни маленьких – на ней сейчас не наблюдалось, однако Татьяна, которую неожиданно настигло веселье, недавно владевшее ее спутниками, нимало не смутилась этим фактом и решила напомнить Винсенту о его гастрономических предпочтениях.

– Винс, а тебе никогда не хотелось проглотить птичку из прошлого? – говорила она нарочито елейным голоском, за которым пряталась некоторая издевка, – Это же, наверное, такой деликатес…

– Блюдо давно минувших дней, – не растерявшись, мигом подхватил Ричард, уже успевший вместе с Дэйвом нагнать друзей и, с трудом сдерживая новый приступ смеха, закусил губу, принимая на себя вид исключительно невинный.

Винсент, шедший впереди всех, остановился так резко, что следующие за ним Эрик с Татьяной лишь чудом успели затормозить сами, дабы не врезаться в него, и обернувшись через левое плечо, пасмурно воззрился на шутников. Оборотень и девушка как-то сразу замолчали и, переглянувшись, поторопились изобразить сущую святость. После чего переглянулись еще раз и искренне постарались эту самую святость синхронизировать, ибо Татьяну так и разбирало от смеха, и Ричард, удачно разыгрывающий серьезность, немного диссонировал с ней.

Эрик перевел взгляд с одного на другую, затем покосился на гневающегося Винсента и улыбнулся с видом мудрого старца, наблюдающего с высоты прожитых лет забавы малышей. Судя по всему, в отличие от совершенно недовольного хранителя памяти, сам блондин ситуацию действительно полагал довольно забавной, и, если бы развивалась она не на пороге избушки древнего мага, да и вообще не в это время, он непременно тоже добавил бы что-нибудь к предложениям Ричарда и Татьяны.

– В присутствии твоей своевольной безделушки я не могу доверять даже птичкам, – отчеканил, между тем, выдержав недолгую паузу Винсент и, демонстративно отвернувшись, проследовал, печатая шаг, вперед, уже минуя порог избушки и заходя внутрь комнаты, которую до сей поры видел лишь уже заброшенной и пыльной.

– Он хоть когда-нибудь вообще понимал шутки? – девушка негромко вздохнула и, вновь потянув мужа за руку, поторопилась следом за хранителем памяти. Ричард, шагающий за ними, хмыкнул.

– Насколько помню, нет. Во всяком случае, в моей памяти подобных воспоминаний…

– Вместо того, чтобы шутки шутить, лучше бы на Дэйва обратили внимание, – огрызнулся через плечо, перебивая его Винсент и остановился посреди комнаты, дожидаясь, когда все окажутся внутри. Дэйв, на которого призывал обратить внимание его старший коллега, зашел в избушку последним, едва переставляя ноги и, запнувшись о порожек, только чудом удержался в относительно вертикальном положении, успев вцепиться в дверной косяк. Винс, заметивший это, явственно напрягся, делая шаг в его сторону.

Молодой человек, изо всех сил старающийся продемонстрировать силу духа, да и тела, с огромным трудом выпрямился, приваливаясь к косяку плечом и медленно втянул воздух.

– Со мной вс-се… в порядке, – он кашлянул, надеясь скрыть дрожь в голосе и уверенно повторил, – В порядке!

Ричард, и в самом деле как-то лишь сейчас заметивший состояние своего извечного спутника и друга, и корящий себя за невнимательность, сам взволнованно шагнул к нему.

– Странное понимание порядка, – оборотень чуть слышно вздохнул и, подойдя к другу, все-таки аккуратно поддержал его под локоть, – Дэйв, честно, я совсем не буду в претензии, если мы прервемся на твое лечение, а уже потом продолжим изучать тайны моей памяти.

Хранитель памяти болезненно усмехнулся.

– А я-то думал, ты злишься на меня… – голос его прозвучал хрипло, слова Дэйв проговаривал с определенным трудом, и Ричард в ответ нахмурился.

– Это же не значит, что я должен дать тебе умереть!

– Я не умру, – парень слабо, болезненно улыбнулся, – Ты жив – я буду жить. Лучше смотрите на происходящее, я не хочу нарушать приказ…

– Хорошо… – ответ на сей раз последовал не от оборотня, а от девушки, не менее взволнованной, чем остальные. Она слегка поморщилась и, окинув взглядом маленький участок пространства перед собой, недовольно сжала губы.

– А куда этот наш знакомый, который прошлая ипостась того знакомого, что с нами, запропастился? В пыли растворился или упал в подпол?

– Будьте добры обратить внимание налево, где вашему вниманию предлагается дверка, ведущая еще в одну комнатку, – ядовитым голосом профессионального экскурсовода уведомил Винсент и, бросив быстрый взгляд на полоску света, пробивающуюся из-за приоткрытой двери в противоположной входу стене комнаты, усмехнулся, – А вон, кстати, и знакомый наш как раз туда подошел.

Девушка удивленно глянула туда же, куда смотрел хранитель памяти: на фоне освещенного проема и в самом деле очень четко вырисовывалась мужская фигура. Похоже было, что Рене вновь колеблется, не зная, стоит ли заходить еще дальше, проникать еще глубже в этот странный дом, успеет ли он, в случае чего, выскочить на волю и сбежать, спасаясь от страшного мага. Впрочем, быть может, последним пунктом смельчак Ламберт не озадачивался.

Как бы там ни было, поднял руку и постучал он довольно уверенно.

– Входи, Рене, – донеслось из-за двери приветливое приглашение. Узнать голос говорящего было, надо признаться, не слишком просто, но, коль скоро иных вариантов как будто не наблюдалось, было ясно, что принадлежит он Рейниру, хотя в стенах маленького домика голос его звучал совершенно иначе, чем среди огромного поля.

Ренард набрал в грудь побольше воздуха и решительно потянул на себя створку двери, распахивая ее. На несколько секунд его фигура четким контуром выделилась на фоне дверного проема, однако уже в следующее мгновение баронет Ламберт прошел внутрь комнаты, и стал не заметен с позиции, занимаемой наблюдателями.

Ричард уверенно шагнул, было, вперед, однако, заметив, что спутники его не торопятся сдвигаться с места, вопросительно оглянулся на них.

– Идем? Или будем ждать, пока дверь захлопнется обратно?

Татьяна, уже некоторое время как сверлившая дверь пристальным взором, дернулась, как от удара и, вопреки оборотню, немного попятилась.

– Я туда не пойду! – в голосе ее зазвучали нотки нескрываемого страха, – Я… Вы, вы что не помните, чем закончилась моя прошлая попытка зайти в эту комнату?..

Повисло молчание. Воспоминание о том, как девушка, пытаясь в своем времени перешагнуть порог запретной для носителя браслета комнаты, едва не погибла, вмиг вспыхнуло в сознании и Эрика, и Винсента, и оба заволновались, переглядываясь. Ричард и Дэйв, знавшие об этом лишь по рассказам последних, тоже переглянулись, пытаясь придумать достойный ответ. Наконец, Дэйв неуверенно качнулся вперед, чуть-чуть отстраняясь от дверного косяка.

– Но ведь сейчас мы здесь даже не в материальном виде…

– К тому же, надписи на двери еще нет, сделана она будет позже, – напомнил Винсент, сам немного воодушевляясь, – Да и потом, сейчас ведь, кажется, даже кошка еще не создана, поэтому вряд ли Рейниру надо защищать свою обитель от ее проникновения. Или проникновения предметов, имеющих ее силу.

– А давайте повернем опять браслет, и спросим у Рейнира! – Татьяна негодующе всплеснула руками, – Вы что, смерти моей хотите?

– А ты хочешь дяденьку мага с ума свести раньше времени? – в тон ей осведомился настроенный сегодня чрезвычайно нелирично Винс. Ричард саркастически хмыкнул.

– А тебе его до такой степени жалко? Ты ведь его даже не знаешь! А вот что до моей психики, то да, ее можно было бы и пожалеть. Не хотелось бы неожиданно проснуться шизофреником, итак не знаю, как не спятил.

– Браслет использовать опасно в любом случае, – категорически выступил Эрик, – И, может быть, даже не столько опасно для нервов присутствующих здесь…

– Говори за свои нервы, племянник! – вознегодовал оборотень, – Лично мои очень тонки и чутки к подобным ужасам царизма! Я не понимаю, в Татьяне кровь Альберта заговорила, что ли? Что за странная тяга к проведению экспериментов над несчастным мной?

– Что за постоянные претензии в мой адрес? – слабо огрызнулась девушка и, прижавшись к мужу, чуть надула губы, глядя на дверной проем, – Давайте я постою возле порога, а если случайно зайду… ну, тогда и станет все понятно.

– Я побуду с тобой, – мягко улыбнулся граф и, нежно проведя ладонью по волосам супруги, легонько поцеловал ее в висок.

На том и порешили.

Когда они приблизились к дверному проему, обнаружили, что Ренард, зашедший в комнату уже с минуту как, по-прежнему продолжал стоять неподалеку от порога и, приподняв подбородок, безо всякой симпатии созерцал кого-то в ее недрах.

– Присаживайся, друг мой, не стоит стесняться, – вновь прозвучал уже знакомый голос, и баронет, сжав губы, тяжело шагнул в сторону от дверного проема, направляясь куда-то вправо. Шаги его гулко зазвучали по деревянному полу, и наблюдатели, за исключением Татьяны и Эрика, наконец получили возможность сами осмотреть комнатку, виденную лишь одним из них в далеком будущем.

Помещение, где они очутились, нельзя было называть очень уж большим, но из-за обилия самых разнообразных предметов, его заполняющих, оно казалось еще меньше. Наверное, единственным свободным пространством в нем был путь от одного стола, находящегося почти возле двери, заменяющего подоконник оконному проему, до другого, находящегося в глубине комнаты. Напротив двери, несколько загороженный столом, располагался жарко полыхающий камин, озаряющий помещение мягким пляшущим светом. И, хотя гостиная в доме Ренарда тоже была освещена лишь огнем камина, да и большой не казалась, наблюдатели, только что в ней побывавшие, не могли не заметить, что в этой комнате находиться было совсем не так уютно. Может быть, неприятное ощущение навевало именно огромное количество странных предметов, некоторые из которых казались откровенно пугающими, напоминали древних идолов, или чучела животных, а может, все дело было в тонущих в полумраке стенах, на коих смутно угадывались какие-то изображения, знаки, и что-то еще, трудноразличимое, но априори неприятное.

Рейнир, сидящий за столом возле окна, что-то мастерил, согнувшись в три погибели и, казалось, совершенно не обращал внимания на вошедшего в его дом гостя. Похоже было, что даже предложение присесть было брошено им так, невзначай, без отрыва от работы. Не исключено также, что Рене, замерший возле двери, нарушал композицию освещения, необходимую магу, потому он и попросил его несколько изменить свое положение.

Огонь камина, полыхающий почти за плечом колдуна, выделял его фигуру ярким черным контуром, лишь немного ее озаряя; маг казался вырезанным из бумаги, совершенно не объемным силуэтом. Выглядело это, пожалуй, не менее неприятно, чем непонятные предметы на стенах, странные объекты по углам, да и вообще вся эта комната.

Ренард, который, судя по выражению лица, уже успел сильно пожалеть о том, что поддался на провокацию родственника и все же прибыл пред очи Рейнира, повинуясь словам последнего, осторожно прошел вглубь комнаты, ко второму столу, возле которого виднелся приглашающе отодвинутый стул. В полумраке кто-то шевельнулся и баронет, обнаружив, что кроме мага в этой комнатке есть еще какие-то создания, непроизвольно замер, настороженно вглядываясь во тьму.

Сторонние наблюдатели, тоже поначалу не заметившие еще одного свидетеля происходящих событий, поторопились приблизиться, дабы рассмотреть его. Татьяна, изнывая от любопытства, забывшись, опасно шатнулась вперед, и… неожиданно осознала себя уже за порогом комнаты. Супруг ее взволнованно поспешил следом, но девушка только махнула рукой, давая понять, что проблема решена и что ее жизни и здоровью здесь, вне всякого сомнения, ничто не угрожает.

Теперь ей уже ничто не мешало сполна рассмотреть того, кто находился перед Ламбертом.

За столом, развалившись в самой непринужденной позе, облокачиваясь правой рукой на спинку стула и слегка покачиваясь на нем, сидел с видом хозяина молодой коротко стриженный мужчина. Перемены, происшедшие в его облике со времени последней встречи с Рене, были разительны. Спутанные некогда, слипшиеся от крови волосы, ныне были аккуратно расчесаны, одежда, целая, чистая, вне всякого сомнения новая, ловко сидела на сильной фигуре, и даже из глаз ушло выражение затаенного отчаяния, страха, ушло что-то, что делало этого человека Венсеном ла Бошером, беглым каторжником, убийцей родного брата. Сейчас перед новым гостем Рейнира восседал новоиспеченный хранитель памяти Винсент де ля Бош, Винс, как буду называет его спустя много лет друзья. Чудилось, что от человека, от того человека, каким он был когда-то, в этом существе остался лишь внешний облик.

Венсен, которого мы пока что будем называть прежним именем во избежание путаницы, окинул подошедшего к столу мужчину долгим, лишенным всякой симпатии взглядом, однако, говорить ничего не стал, видимо не желая спорить с магом. Рене же, увидев, что открытой угрозы новый знакомый ему вроде бы как не предъявляет, предпочел вообще проигнорировать взоры, бросаемые на него и, несколько демонстративно усевшись на отодвинутый стул, сложил руки на столе, сцепляя их в замок.

На несколько минут вся комната погрузилась в безмолвие. Тихо потрескивал огонь в камине, изредка что-то шуршало, поскрипывало и щелкало в руках у не отвлекающегося от своей работы Рейнира… Оборотень ждал.

Новый и, вероятно, первый в своем роде, хранитель памяти продолжал сверлить заявившегося к магу баронета неприязненным взглядом. Последний, не отличающийся, как известно, особым терпением, наконец не выдержал.

– Какие-то проблемы? – голос Ренарда прозвучал негромко, что, впрочем, не могло скрыть вызова в нем. Венсен не стал отнекиваться. Темные, в тусклом освещении кажущиеся еще темнее, глаза его чуть сузились и, отражая пламя, опасно сверкнули.

– Ты мне чуть ухо не отгрыз, – медленно процедил он, глядя на собеседника в упор. Возможно, мужчина надеялся смутить собеседника, ошарашить его этими словами, однако Рене, вопреки его ожиданиям и надеждам, лишь широко ухмыльнулся, откидываясь на спинку стула и явственно расслабляясь.

– Так значит, ты и есть тот большой кот, – спокойно констатировал он, не прекращая ухмыляться, – Интересная зверюшка, ничего не скажешь. Смотри, в следующий раз еще и хвост отгрызу.

– Тебе тоже можно многое отгрызть, – последовал довольно насмешливый ответ, и Венсен, скрестив руки на груди, демонстративно повернулся в сторону мага, всем видом показывая, что беседа завершена.

– Конечно. Вот только вряд ли я позволю тебе это сделать, – хладнокровно ответствовал Рене и, хмыкнув, бросил насмешливый взгляд на собеседника. Заканчивать разговор по его команде он явно не собирался.

Венсен сжал губы и, вздернув подбородок, надменно промолчал.

– Вот где львиный гонор-то проявляется, – пробормотал себе под нос Ричард и, негромко вздохнув, пояснил, – Со стороны намного заметнее.

– Вот спасибо на добром слове! – мигом вознегодовал оскорбленный в лучших чувствах Винсент и, подражая собственной копии из прошлого, скрестил руки на груди, приподнимая подбородок.

– Да-да, я именно об этом, – с убийственным спокойствием кивнул Ричард и, не желая более продолжать дискуссию, с преувеличенным вниманием принялся рассматривать собственную спину. Точнее, спину своего прошлого «я».

Рейнир, до этой секунды совершенно точно не вслушивавшийся в разговор, внезапно поднялся на ноги, похоже, завершив то, над чем трудился. В руках его что-то темнело и, когда он, продолжая удерживать это, шагнул в сторону, выходя из-за стола, в неярком, пляшущем свете каминного огня стало заметно, что этим предметом является ни что иное, как модель корабля, трехмачтового фрегата. На борту модели сверкнули золотые буквы, должно быть, складывающиеся в название, однако рассмотреть его оказалось немного затруднительно и девушка, которая даже шею вытянула, силясь прочитать его, досадливо вздохнула.

– Судомоделизм? – она недоверчиво перевела взгляд на стоящего рядом Эрика, затем взирая на Ричарда, – Вот честно, никогда бы не могла подумать, что в давние времена злобные маги развлекали себя таким хобби…

– Рейнир вообще был весьма разносторонним товарищем, – оборотень, недовольно хмурясь, чуть поежился, хотя в комнате было довольно тепло, – Можешь мне поверить, это далеко не единственное его развлечение.

– В этом сомнений не возникает, – граф де Нормонд, негромко хмыкнув, потер подбородок и, склонив голову набок, сам внимательнее всмотрелся в модель, – Но разве такие корабли в шестом веке уже существовали?

Ричард промолчал и, как давеча на вопрос Татьяны о шахматах, сделал приглашающий жест в сторону происходящего. Видимо, ответ на вопрос Эрика тоже скрывался где-то в вершащихся прямо сейчас пред ними событиях.

– Что это?.. – голос Венсена прозвучал довольно растерянно.

Маг, не отвечая, подошел к одной из стен и, натянув какие-то веревочки, прикрепленные заранее к ней, подвесил на них модель. После чего, отступив на шаг, тонко улыбнулся, любуясь делом своих рук.

– Кажется, лодка… – пробормотал Ренард, который, обернувшись и немного склонив голову набок, созерцал происходящее с не меньшим вниманием, чем хранитель памяти и явно понимал в нем ничуть не больше последнего.

– Сам вижу, – огрызнулся Венсен и, недовольно дернув плечом, рывком поднялся на ноги, – Не слепой, если ты не заметил, умник. По-твоему, такие лодки бывают?

Рене, вероятно, не желающий сейчас раздувать ссору и предпочитающий игнорировать выпады со стороны собеседника, тоже встал со стула и развел руки в стороны.

– Странная лодка.

Венсен ухмыльнулся, явно собираясь сострить что-то особенно язвительное в ответ на спокойные слова баронета, однако маг, вероятно, все-таки слушавший их беседу или, во всяком случае, не оставлявший ее совсем без внимания, чуть усмехнулся, оборачиваясь к спорщикам.

– Это корабль. Однажды он будет назван фрегатом и спущен на воду… И будет он не единственным в своем роде, их будет множество… Но его роль в истории не повторит никто.

– В какой истории? – хранитель памяти, хмурясь, мимолетно покосился на оборотня и вопросительно воззрился на говорящего. Тот с тихим вздохом покачал головой, и Винсент, не сводящий взгляда с происходящего, внезапно подумал, что, наверное, время, когда его прошлая копия поумнеет, еще очень далеко. Судя по выражению лица, Рейнир его мнение вполне разделял. Правда, говорить ничего не стал и даже соблаговолил дать неразумному подопечному ответ.

– В общей истории, Винсент, в истории всего человечества. Хотя мне она видится слегка искаженной…

– Так ты еще и провидец? – не выдержал муки молчания Ренард и, скрестив руки на груди, окинул мага далеким от симпатии взглядом. Тот тихо, как-то очень обреченно вздохнул и, глянув на собеседника в упор, вежливо моргнул.

– У меня много талантов, Рене. С некоторыми из них тебе предстоит свести знакомство немногим позднее… А сейчас я прошу вас обоих присесть.

Оборотень, ранее поднявшийся на ноги вслед за хранителем памяти, недовольно поморщился, вне всякого сомнения, не испытывая желания подчиняться магу. Однако, быть может потому, что в просьбе Рейнира ничего особенного, зловещего или сверхъестественного как будто не было, баронет все-таки послушался его, присаживаясь на край недавно оставленного стула.

Маг же, похоже, попросив своих собеседников присесть, как-то сразу потерял интерес и к Ренарду, и к плюхнувшемуся на свое место Венсену. Не обращая внимания ни на того, ни на другого, он неожиданно быстрым и решительным шагом направился к камину.

Наблюдатели, недоумевая, чем может быть вызван столь внезапный интерес к пламени, поспешили приблизиться и, не смотря на стоящий возле камина и немного мешающий обзору стол, сумели разглядеть небольшой котелок, висящий несколько сбоку от жаркого огня, но несомненно на нем подогревающийся.

Рейнир аккуратно склонился над ним и, что-то пробормотав себе под нос, неожиданно достал буквально из рукава своего одеяния длинный и узкий нож. Лезвие его тускло блеснуло в свете пламени, и как-то сразу стало очевидно, что этот древний кинжал по остроте ничуть не уступает современным хирургическим скальпелям. Вот только для каких целей он нужен магу, оставалось неясным. Ведь не собирается же он, в самом деле, зарезать своего дорогого гостя, а за компанию с ним и подопечного, которого сам же и избрал для своих целей! В пользу ошибочности такого предположения очень красноречиво говорило, как минимум, присутствие тех самых гостя и подопечного в числе прибывших из будущего созерцателей.

Маг склонился еще ниже, немного расставляя локти в стороны и тем самым слегка загораживая обзор внимательно наблюдающим за ним мужчинам, а потом, под аккомпанемент не услышанного им, по счастью, тихого испуганного оханья Татьяны, резко полоснул лезвием ножа по своей собственной ладони. Рана на тонкой коже мгновенно набухла, засочилась темной кровью, и колдун, выставив руку вперед, позволил нескольким каплям упасть прямо в котелок.

Содержимое последнего на мгновение всплеснулось вверх, затем вновь опало, забурлило, закипело с такой силой, что котел закачался из стороны в сторону, и внезапно успокоилось.

Рейнир довольно улыбнулся и, взяв с полки над камином две деревянные чашки, быстро и аккуратно зачерпнул ими поочередно этого непонятного варева. Затем развернулся и, удерживая емкости с плещущейся в них жидкостью в немного вытянутых руках, легким шагом проследовал к столику, за которым Венсен и Ренард смиренно ожидали пояснений.

В какую-то секунду он повернулся так, что раненная, порезанная им самим ладонь оказалась на свету, и стало заметно, что от раны уже почти не осталось и следа, – только тонкая красная полоска пересекала бледную ладонь мага, но и она исчезала буквально на глазах.

Впрочем, оценить вслух впечатляюще быструю регенерацию этого человека, наблюдатели не успели. События пред ними развивались чересчур быстро, на болтовню времени уже не оставалось.

– Выпейте это, – подал голос маг, ставя чашки перед хранителем памяти и оборотнем, после чего отступил на шаг назад.

Предложение его определенно не вызвало ни капли энтузиазма ни в Рене, что было, в целом, вполне логично, ни в Венсене, который, видимо, еще не привык безоговорочно верить Рейниру. Мужчины переглянулись, затем, действуя совершенно синхронно, взяли чашки и, поднеся их поближе, недоверчиво понюхали содержимое. После переглянулись еще раз и перевели вопросительные взоры на мага. Пробовать, а уж тем более пить странную жидкость ни тот, ни другой особенного рвения не проявляли, и Рейнир, осознав это, тихонько вздохнул.

– Винсент… – начать он решил, видимо, с того, на кого имел большее влияние, – У нас был уговор, ты должен подчиняться моим приказам и доверять мне. Мне нет резона причинять тебе вреда, теперь тем более нет! Пей.

Хранитель памяти промолчал, пытливо вглядываясь в лицо мага, как будто надеясь найти там подсказку, ответ, увидеть намек на подвох или же его отсутствие. Судя по всему, то, что он прочел в глазах собеседника, успокоило молодого мужчину, потому как он, не колеблясь больше, взял кружку и, зажмурившись, залпом опорожнил ее. Затем передернулся от омерзения и, ставя уже пустую чашку на стол дном вверх, поморщился.

– Ну и пакость… Что это?

Рейнир знаком приказал ему умолкнуть, и пристально воззрился на молча наблюдающего происходящее баронета.

– Как видишь, Винсент не умер. Я преподношу тебе не яд, Рене, это дар, о котором предупреждал тебя твой брат… – заметив, как оборотень вздрогнул, маг улыбнулся, – Разумеется, мне известно, о чем ты говорил с ним. Я всегда знаю, когда говорят обо мне, но не стоит отвлекаться на такие пустяки, Рене. Пей.

Пугающий фиолетовый огонь вспыхнул в глазах колдуна одновременно с последним словом, с прозвучавшим приказом. Ламберт, на свою беду сейчас глядящий прямо в эти страшные глаза, замер, с огромным трудом проглатывая вставший в горле комок и, двигаясь, как деревянный, протянул руку, беря со стола кружку. После, не сводя взгляда с мага, залпом опустошил ее и, поставив на стол, с усилием моргнул.

Рейнир улыбнулся, отводя взгляд.

Рене потряс головой. Чары спали, давление воли мага исчезло, и мужчина, только сейчас сообразив, что́ его вынудили сделать, недоверчиво схватил кружку, заглядывая в нее. Не обнаружив в ней ни капли зелья, он резко стукнул ею по столу, вновь поднимая глаза на хозяина избушки. Теперь взгляд его был уже скорее злым, нежели вопросительным или недоуменным – Ренард терпеть не мог делать что-либо против своей воли.

– Ты… ты заставил меня!.. – в голосе его злость смешалась с изумлением. Судя по всему, подобной подлости от мага Рене все-таки не ожидал, да и, вероятно, подумать не мог, что его можно к чему-то принудить.

– Так и есть, – хладнокровно отозвался Рейнир и, словно демонстрируя, что разговор завершен, обошел стул собеседника, подходя к стене, на которую не слишком давно повесил модель корабля и задумчиво рассматривая последнюю.

– «Так и есть»?! Какого черта, что значит «так и есть»?! – взорвался оборотень, вскакивая на ноги так резко, что едва не своротил стол, за которым до сих пор сидел. Во всяком случае, чашки, принесенные магом, запрыгали на задетой коленом мужчины столешнице, ежесекундно рискуя упасть.

– Что за яд ты заставил меня проглотить, какую отраву выпить?! – своих позиций баронет сдавать не собирался и, судя по тому, с какой силой он сжимал спинку стула, был полон решимости разбить эти самым предметом мебели собеседнику его хитроумную голову.

Рейнир, видимо, почувствовавший это, медленно оглянулся через плечо, взглядывая на него в упор.

– Semper vivens, напиток бессмертия, дар, который я преподношу тебе и своему ученику. Ты был оборотнем, он – хранителем памяти, но отныне вас будут называть всегда живыми, вечно живыми созданиями, semper vivens, истинно бессмертные мои творения!

– Так ты назвал корабль, – отметил Венсен, который, вопреки Ренарду, продолжал спокойно восседать на своем месте, изучающе созерцая мага и модель, которую тот немного загораживал плечом.

– Верно, – Рейнир чуть склонил голову и, быстро улыбнувшись, опять обратился к модели, – Обоим вам суждено однажды ступать по палубе этого корабля.

– Какая чушь! – Ренард, убрав одну руку со спинки стула, поднял ее на уровень своих глаз и, повертев из стороны в сторону, поморщился, – Такие лодки придумают еще не завтра, ни я, ни Винс просто…

– Я для тебя Винсент, – огрызнулся хранитель памяти, даже не взглянув на оборотня, – Радуйся, что не требую прибавлять «месье». Во-вторых, не равняй меня с собой, баронет. Если бы ты внимательнее слушал, то услышал бы, как Рейнир сказал, что мы оба отныне бессмертны. Значит, не вызывает сомнений, что мы доживем до дня изобретения таких лодок и, возможно, пройдемся по палубе одной из них. Хотя скорее всего мы на ней подеремся.

Баронет, с крайним вниманием выслушавший своего собеседника, улыбнулся до невозможности очаровательной улыбкой, открывая рот. Вероятно, он намеревался поставить вконец обнаглевшего ученика мага на место или, во всяком случае, очень аргументированно объяснить ему свою точку зрения, однако, ни того, ни другого сделать не успел. Голос мага, неожиданно гулко вновь зазвучавший в маленькой комнате, вынудил его умолкнуть на полуслове и, закрыв рот, непонимающе нахмуриться.

– Мне неведомо это, Винсент, но ошибку я все-таки допустил. По палубе этого судна пройдет лишь один из вас, тогда как второй будет находиться под нею, лишенный сил и свободы, – при последних словах взгляд Рейнира красноречиво уперся в Ренарда. Тот замер, отвечая взором недоверчивым и непонимающим, однако говорить ничего не стал.

Маг, легко усмехнувшись, устремил взор на Венсена.

– Питаю надежду, что по крайней мере ты понимаешь, какой подарок был сделан мною тебе и этому человеку.

Хранитель памяти широко, довольно ухмыльнулся и кивнул.

– Теперь ни тебя, ни его нельзя убить, – продолжал Рейнир, даже не обратив внимание на реакцию того, кого назвал учеником, – Ни единым из существующих способов. Даже если отрубить вам головы, вы сумеете восстановить свое тело, даже если спалить дотла, вы, подобно таинственным птицам, возродитесь из пепла… Отныне и навеки вы, вы оба – semper vivens, навсегда, навечно живые создания. Это – мой дар вам.

– К дьяволу такие подарки! – баронет Ламберт, на протяжении нескольких секунд безмолвно внимавший разговору мага с его подопечным, рывком вскинул голову, – Я не просил об этом, мне это не нужно! Зачем ты сделал это со мной? Ты думал, я буду благодарить тебя за проклятие, что ты опрокинул на мою голову?!

– Не стоит так волноваться, Рене, – примирительно проговорил маг, – Вскоре ты поймешь, в чем прелесть моего подарка, узнаешь его пользу… Пока же я и в самом деле надеюсь на благодарность, и, как говорил прежде, уповаю на то, что оба мы сможем быть полезны друг другу. Ты ведь уже не смог исполнить мою просьбу, не сумел отговорить Виктора де Нормонда от строительства замка. Теперь я прошу тебя внимательно наблюдать за ним, за его семьей и, если вдруг с ними случится что-то странное…

– Ты хочешь, чтобы я следил за Виктором? – на губах Ренарда появилась недоверчивая, насмешливая улыбка, – Следил и доносил тебе о каждом его шаге? И ты полагаешь, что я соглашусь на эту подлость?! Плохо же ты знаешь меня, старик, я никогда не предам Виктора де Нормонда! – он нахмурился и, видя протест в глазах собеседника, попытку возразить, отразившуюся на его челе, резко шагнул вперед, тихо и отчетливо добавляя, – Я никогда не буду благодарен тебе за это проклятие, и сделаю все, чтобы от него избавиться. Если же ты посмеешь приблизиться к Вику – я убью тебя, пусть даже к этому времени ты станешь тысячу раз бессмертным! – и, завершив свою коротенькую, грозную речь, он решительно оттер молча внимающего ему мага плечом, резкими решительными шагами направляясь на выход.

Останавливать его никто явно не собирался, – Венсен, не говоря ни слова, хмуро смотрел вслед новому знакомому, к которому, в общем-то, с самого начала не питал особенной симпатии, а Рейнир, казалось, вообще уже не помнил о том, что здесь мгновение назад присутствовал кто-то еще. Взгляд его был снова прикован к модели.

– Вечная жизнь, еще чего не хватало! – раздраженно пробурчал себе под нос Рене и, едва не снеся какой-то предмет, находящийся почти возле выхода, зло чертыхнулся сквозь зубы, – Так и знал, что не стоило идти сюда!

Хлопок двери мгновением спустя возвестил, что баронет Ренард Ламберт покинул домишко старого мага.

Реальность вокруг смазалась и поплыла, как размытая акварель на сероватом холсте, и вдруг замерла мешаниной красок, не перетекая в следующую картину. Татьяна, удивленно оглянувшись через плечо на Дэйва, нахмурилась, не понимая причины этих игр. Чувствовал себя молодой хранитель памяти явно не слишком хорошо, и такие фортеля могли причинить ему еще больший вред.

– Еще ничего не закончено, – подал голос Ричард и, сунув руки в карманы штанов, шагнул немного в сторону, вставая так, чтобы иметь возможность видеть всех и каждого из своих спутников, – Но, коль скоро следующий весьма примечательный и, смею заметить, очень важный этап моих воспоминаний произойдет через немалый промежуток времени, я думаю, пока можно выделить несколько минут для пресс-конференции. Если у вас есть вопросы – я готов ответить на них. Хотя, конечно, если они отсутствуют… – при этих словах он чуть заметно ухмыльнулся, как бы давая понять, что в отсутствие вопросов категорически не верит.

– У меня вопрос, – девушка, неожиданно вспомнив школьные годы, подняла руку и, дождавшись всеобщего внимания, повернулась к Винсенту, – Что такое semper vivens? Похоже на латынь, да?

– Это и есть латынь, – хранитель памяти сумрачно кивнул, с преувеличенным интересом изучая собственные ногти, – «Всегда живой», Рейнир уже перевел это.

Эрик, привыкший поддерживать любимую супругу всегда и во всем, мягко приобнял ее за плечи, привлекая к себе.

– Из его слов это не столь явственно следовало, – он усмехнулся и покачал головой, – Итак, ты у нас «всегда живой»…

Ричард, без особенной радости проследивший движение блондина, поторопился отвести взгляд и недовольно фыркнул.

– Позволю себе заметить, господин граф, что я предлагал задавать вопросы мне, а не нашему другу с не отгрызенным хвостом. В конце концов, кто тут главный герой страшной трагедии?

– Мне кажется, вы оба, – девушка облизала губы, скрывая улыбку и, подделываясь под тон оборотня, прибавила, – И, честно говоря, господин баронет, я пока не наблюдаю трагедии.

– Весьма польщен, что вы запомнили мой титул, мадам де Нормонд, – Ричард мимолетно поморщился и, скрестив руки на груди, нахмурился, – До началатрагедии остаются считанные минуты, которые я проживал несколько долгих лет, и после уже не будет времени задавать вопросы. Спрашивайте же, ну!

– Ну, что же, раз месье ла Бошер… – Эрик бросил быстрый взгляд на Винсента, – Предпочел проигнорировать мой вопрос, адресую его тебе, дядя. Итак, ты бессмертен?

– Мы оба, – кивнул Ричард, переводя взгляд на упомянутого месье ла Бошера, – Это был дар, преподнесенный нам Рейниром, дар, о котором я не просил и который долгое время полагал проклятием.

– А я полагаю так теперь! – Винс вскинул голову, и стало заметно, что он бледен, – Это… Как он мог так поступить со мной? С нами обоими! Он не спросил, хотим ли мы этого, не спросил, нужно ли это нам, он… он просто мерзкий…

– Винсент, у меня такое чувство, что ты сейчас в обморок упадешь, – Татьяна, настороженно повернув голову вбок, чуть нахмурилась, – Перестань так психовать, на пользу это не пойдет!

– А что мне теперь сделается? – последовал горький ответ, – Ты же слышала – меня можно даже бросить в огонь, я все равно останусь жив, возродившись из пепла.

– Помесь кота и феникса, – не удержался от замечания Ричард и, сообразив, что к нему это отношение тоже имеет, виновато вздохнул, опуская глаза долу. Затем красноречиво прокашлялся и предпочел перевести разговор в другое русло.

– Ладно, так вот, что я, собственно, хотел сказать… Между этим и следующим мигом моих воспоминаний пролегли года, поэтому о событиях, наполнивших их, я расскажу сам. Итак, покинув Рейнира с его безумными идеями и не менее безумными опытами, я направился к… Чесу.

– К Чесу?? – девушка, не в силах сдержать изумления, недоверчиво покрутила головой, – Ты не шутишь? Зачем? Неужели хотел, чтобы он вместе с тобой поругал мага за его дары?

– Наверное… – оборотень тихонько вздохнул, немного разводя руки в стороны и грустновато улыбнулся уголком губ, – В то время я был довольно наивен и доверчив, должен признать. Чеслава я полагал родственником, братом, в его поддержке сомнений не испытывал, поэтому, почувствовав острую необходимость в последней, отправился именно к нему… Впрочем, не стану врать, разочарован я не был. Чес и в самом деле сделал все возможное, чтобы успокоить меня, сказал, что смысла переживать из-за этого он видит, да и на самом деле считает, что мне был преподнесен великий дар. Ведь целая вечность отныне лежит у моих ног, и лишь я буду решать, что делать с нею. Столько людей жалуется на недостаток времени, а у меня его теперь в избытке, мне нужно радоваться этому! Ведь сколько всего я могу сделать, скольким людям способен помочь!.. И так далее, и тому подобные уверения. Помимо прочего он высказал мысль, что маг мог и обмануть меня, дав выпить совершенно безобидный раствор, чтобы я поверил ему, проникся благодарностью, и выполнял, как дурак, все его просьбы. Помощника же своего он, понятно, просто подговорил. В общем, Чеслав высказался в том смысле, что, выпив непонятного варева и услышав слова мага, делать выводы рано и для начала следует удостовериться в собственном бессмертии.

– В логике ему не откажешь… – задумчиво бормотнул Винсент, который, немного заслушавшись историей Ричарда, даже позабыл о собственных волнениях и переживаниях. Впрочем, нельзя было исключить и того, что в озвученных оборотнем словах Чеслава хранитель памяти усмотрел тень слабой надежды на то, что столь внезапно обрушившееся на его голову бессмертие не более, чем обман. Наверное, баронет Ламберт в свое время рассуждал так же.

– Что же было дальше? – Татьяна, видя, что Ричард как будто не собирается продолжать начатый рассказ, решила немного подтолкнуть его. Оборотень мрачно улыбнулся, рассеянным взором созерцая окружающее их небытие.

– А дальше началась эта история с проклятием. Я ведь сразу сказал, что следующий важный и нужный нам эпизод моих воспоминаний находится на расстоянии нескольких лет от этого. Итак, миновало несколько долгих лет, прежде, чем Нормонд был выстроен хотя бы на половину, и именно тогда я…

– Постой, – Эрик, перебив рассказчика, непонимающе нахмурился, взирая на него с определенной долей недоверия, – Разве у Виктора было недостаточно средств, чтобы отстроить замок быстрее? Мне смутно помнится, что легенда гласит о шести месяцах.

– Это ведь замок, а не курятник! – Ричард негромко фыркнул, фокусируя доселе рассеянный взор на графе, – А легенды нередко лгут… У Вика было довольно средств, и строительство продвигалось достаточно быстро, но все-таки не стоит забывать, в какие времена оно происходило. Конечно, возводили Нормонд не как пирамиды фараонов, но все-таки современных приспособлений для строительства тогда не имели, не было даже того, что появилось веке, скажем, в восемнадцатом. Замок строился довольно быстро для тех времен, но чтобы выстроить его наполовину понадобилось немало времени.

– И теперь мы будем любоваться, как Рейнир разрисовывает бедные стены Нормонда, – девушка тихонько фыркнула и, закусив губу, попыталась изобразить из себя сущую невинность.

– О, нет, мадам де Нормонд, – оборотень едко улыбнулся, – Увы, я был лишен удовольствия любоваться сим зрелищем. Об этом я узнал с чужих слов, да и то значительно позже… Нет, друзья мои, – продолжил он уже серьезнее, – Мы с вами отправимся сейчас в куда как более позднее время. В то время, когда Виктор со своей семьей уже вовсю жил в замке, позабыв обо всяких злых магах, в то время, когда на пороге Нормонда впервые неожиданно появилась загадочная кошка… И как заправский киллер, принялась убивать всех направо и налево, – при последних словах взгляд Ричарда ожидаемо обратился к Татьяне, и та мигом ощетинилась.

– Опять все шишки на бедную кошку! – девушка недовольно фыркнула и, скрестив руки на груди, передернула плечами, – Почему вы не можете найти другого козла отпущения? Если вы забыли, ее создал Рейнир, сама Тиона вообще не имеет ко всему этому отношения!

– Неужели? – Ричард провокационно прищурился и, тонко усмехнувшись, предпочел продолжить, – В любом случае, как бы там ни было, я, к своему вящему сожалению, за прошедшие годы успел получить некоторое доказательство того, что маг не солгал, даруя мне бессмертие. Замок, как я уже упоминал, строился на протяжении весьма немалого количества лет, за это время и Виктор, и Аделайн, моя сестра, успели довольно сильно измениться внешне, в силу возраста, я имею в виду, но вот я… Мимо меня время шло, не замечая моего существования. Говоря откровенно, я питал некоторые опасения, что рано или поздно Вик заметит это, и мне придется что-то придумывать, как-то оправдываться перед ним, но… Волею обстоятельств от этого я оказался избавлен. Когда началась вся эта история с кошкой, Виктору стало уже совсем не до моей не меняющейся внешности. Между тем, я не мог остаться в стороне… – Ричард несколько помрачнел, опять устремляя взгляд в небытие, словно бы так рассказывать ему было проще, – Как вы помните, Аделайн была моей родной сестрой, Виктор – моим лучшим другом, а их дети приходились мне родными племянниками. Я не мог оставаться не у дел и молча смотреть, как проклятие чертова мага губит самых дорогих мне людей. Я решил вновь отправить к Рейниру и потребовать, чтобы он прекратил это бесчинство… – мужчина замолчал и медленно, картинно вытянул руку вперед, указывая на какую-то точку среди застывшей мешанины красок вокруг. Последняя, будто повинуясь его жесту, пришла в движение, цвета вновь зарябили, замелькали, акварель растеклась по холсту, занимая его весь и образуя новую картину, подозрительно похожую на старую.

Они находились на большой, неприятно знакомой поляне, на том самом месте, где совсем недавно Татьяна по вине своего своенравного украшения мимолетно поздоровалась с молодым баронетом.

– А я-то надеялась увидеть темный лес и страшные ужасы злобного колдуна… – разочаровано протянула девушка и, демонстративно вздохнув, покосилась на принявшего на себя вид абсолютного безразличия оборотня, – Ну что, повторим пройденное и еще раз повернем браслет?

– Ты однажды дошутишься, – Винсент устало опустил плечи и, покачав головой, на несколько секунд сжал губы, вне всякого сомнения размышляя, стоит ли ему, как старшему родственнику, заниматься воспитанием Татьяны или та уже потеряна для общества?

– Вы могли бы и помолчать из уважения к трагедии, что сейчас предстанет, – мрачно бросил Ричард и, сделав небольшой шаг вперед, приподнял подбородок, всматриваясь в гущу леса, – Слышите? Я уже почти здесь.

– И судя по звуку, бедного коня ты гнал во весь опор, – Эрик сочувствующе вздохнул и, покосившись на дядюшку, благоразумно примолк. Впрочем, оборотень обижаться на его слова явно не собирался.

– Нельзя было терять ни минуты, – он слегка пожал плечами и пристальнее вгляделся в деревья, между которыми уже замелькала черная точка, стремительно превращающаяся во всадника, – Я понятия не имел, к чему все может привести, что может случиться, что еще выдумает Рейнир… Да и не горел желанием узнавать это, честно говоря. Хотел просто прекратить все как можно скорее.

– Объяснимо, – коротко отреагировал блондин и, чуть склонив голову набок, закусил губу, глядя, как баронет Ламберт стремглав вылетает из леса верхом на вороном коне. Какая-то смутная мысль мимолетно озарила его лицо, но высказывать ее сейчас молодой человек не стал.

Всадник вылетел на поляну как вихрь и, не доскакав до избушки несколько шагов, рывком натянул поводья. Конь, так грубо остановленный на полном скаку, взвился на дыбы, оглашая окрестности недовольным ржанием, однако, будучи, видимо, животным послушным и лояльным к причудам хозяина, вновь опустил передние копыта, позволяя последнему покинуть седло. Ренард же, едва соскочив на землю, схватил жеребца под уздцы и, шагая решительно и деловито, направился к избенке мага. Приблизившись к одному из столбов, поддерживающих ветхую крышу, он, как и в прошлый раз, обмотал вокруг него поводья и, проследовав дальше, приблизился к дверям.

– Сейчас лучше подойти поближе, иначе мы ничего не услышим, – подал голос Ричард, внимательно наблюдающий за своими собственными действиями. Отвечать ему никто не стал, лишь молча повинуясь этому предложению, и тоже подходя поближе к избушке Рейнира.

Рене, оказавшийся возле нее несколькими мгновениями раньше, почему-то медлил, не спеша стучать или же просто открывать дверь. Однако, не успел никто из наблюдателей поинтересоваться, чего же, собственно, он ждет, как раздавшиеся из-за хлипкой дверной створки голоса вмиг разрешили эту загадку, наравне с вопросом, почему конское ржание не было услышало никем из обитателей старого домика.

– Я устал слушать твои упреки, Венсен ла Бошер! – голос Рейнира, в гневе говорящего довольно громко и ясно, было бы мудрено не узнать, – Я дал тебе все, о чем ты мечтал, я подарил тебе вечную жизнь, дал свободу от печалей прошлого, избавил тебя от преследования, сокрыл от чужих глаз, я даже обучил тебя магии! И чем ты платишь мне теперь за это?!

– Но я не подписывался убивать людей! – голос взбешенного по пока неясным причинам хранителя памяти сейчас напоминал рык разъяренного хищника, – Я согласился пойти за тобой, потому что думал, что мне не придется больше убивать, и что же теперь? Я создал эту чертову кошку по твоему требованию, а теперь из-за нее гибнут люди! Дети!

– Кошка здесь не причем! – ответ мага прозвучал так категорично, что Татьяна, сама нередко оправдывающая свою любимицу теми же самыми словами, почувствовала себя несколько неуютно. Винсент же, между тем, совершенно обалдевший от внезапного известия о том, что кошка, к которой сам он относился с величайшей подозрительностью, некогда была создана не Рейниром даже, а им самим, хранителем памяти, приоткрыв рот, стиснул пальцами края собственной футболки. Костяшки пальцев его побелели, даже ткань, казалось, затрещала, не выдерживая поражения мужчины.

– До ее появления в замке дети были здоровы и живы! – Венсен, судя по звукам, раздраженно прошелся по комнате, – Но стоило появиться этой дряни, как они начинали чахнуть, а я… Я даже не знаю, как остановить это, и ты говорить мне не хочешь!

– Небо и земля, к кошке это не имеет ни малейшего отношения, глупый ты мальчишка! – взвился старый маг, – Проклятие есть, оно существует, но не я наложил его, и не кошка ему причиной, она лишь сосуд, канал, по которому сила безымянного холма течет ко мне, но и только! Прекрати сыпать обвинениями, говоря о том, чего не понимаешь, имей хоть каплю благодарности! Я помог тебе сбросить оковы судьбы, я спас тебя от участи…

– Судьбы не бывает, – огрызнулся хранитель памяти и горячий гнев в его голосе внезапно обратился ледяной яростью, – Судьбу каждый творит для себя сам, в соответствии со своими внутренними принципами и убеждениями. И я не буду менять своих убеждений ради твоих темных целей, я не нанимался к тебе убийцей, старый лжец!

Последние слова непокорного ученика, похоже, окончательно вывели из себя старого мага. Прозвучали негромкие, отчетливые шаги, остановившиеся, судя по звукам, недалеко от двери, и тихий, железный голос, коротко приказал:

– Умолкни.

Злости в этом голосе уже не было. Была неоспоримая власть, приправленная равнодушным отчуждением, настолько жутким, что даже наблюдателям стало несколько не по себе. Что же до Ренарда, который, хоть и без ведома Рейнира и его оппонента, был по сути непосредственным участником этого разговора, то он и вовсе, поежившись, отступил назад. Затем огляделся и, обнаружив неподалеку маленькое окошко, решительно, хотя и совершенно бесшумно, скользнул к нему и, присев на корточки, осторожно заглянул в проем.

Наблюдатели, поторопившись следом, решили, пользуясь своей невидимостью, не утруждаться столь сложными маневрами и, по мере сил своих перегибаясь через баронета, безо всякой утайки заглянули в полутемную, уже порядком запыленную комнатушку.

– Теперь понятно, почему мне казалось, что она узнала тебя… – не удержавшись, пробормотала себе под нос Татьяна, косясь на своего старшего родственника. Тот не ответил, упорно глядя в окно.

Прямо по средине комнатки стоял уже не единожды виденный ими колдун и, гордо выпрямившись и подняв подбородок, мрачно созерцал осмелившегося спорить с ним молодого мужчину. Тот же, замерший в нескольких шагах от оппонента, отвечал взглядом скорее раздраженным и негодующим. Внешность его за прошедшие года, равно как и внешность мага, почти не претерпела изменений, разве что каштановые волосы отросли и, начиная немного виться, теперь закрывали шею. Рейнир же за прошедшие годы окончательно облысел, что, впрочем, не убавляло грозности его облика.

Однако, на внешность сейчас внимание обращалось в последнюю очередь.

– Не собираюсь я молчать! – мужчина недовольно дернул плечом и, одарив мага еще одним негодующим взглядом, весомо прибавил, – Учти, если так будет продолжаться и дальше, нам с тобой станет решительно не по пути. Понятно?

– Ты осмеливаешься ставить мне ультиматум? – Рейнир, в чьем голосе неожиданно зазвучала насмешка, тонко, очень страшно улыбнулся и, сделав несколько шагов, приблизился к гордо приподнявшему подбородок Венсену на расстояние вытянутой руки, – Ты, мальчишка, ничтожное существо, созданное моими руками, пытаешься управлять своим создателем? Что же… Думаю, я буду вынужден принять твой ультиматум, Винсент. Я тоже не вижу более резона держать тебя рядом, посему, полагаю, тебе будет хорошим уроком пожить некоторое время совершенно самостоятельно.

– Что ж, вот и… – начал, было, хранитель памяти, но маг, вскинув руку, заставил его вновь замолчать.

– Совершенно самостоятельно, Винсент, – подчеркнул он и внезапно вытянул поднятую руку вперед, – Обо мне ты не вспомнишь, равно как и о знаниях, полученных от меня. Единственным умением, что я оставлю тебе, будет способность стирать память и хранить чужие воспоминания, ибо то есть твоя сущность… Я вижу изумление в твоих глазах. Ты думал, что кроме тебя стирать воспоминания не способен боле никто? – он усмехнулся, глядя прямо в недоумевающие глаза собеседника, – Я бы не сумел наделить тебя силой стирать память, если бы не владел ею сам. Прощай, Венсен… – в голосе мага прозвучала затаенная боль и длинные пальцы его мягко коснулись лба молодого мужчины. Тот на мгновение сморщился, словно от зубной боли, но сейчас же, распахнув глаза, недоуменно заморгал, явно не понимая, где же находится и почему стоящий рядом с ним незнакомец касается его лба. Рейнир, негромко вздохнув, медленно отодвинул руку, поднимая ее в воздух.

– Я устал от тебя, Винсент де ля Бош, вечно живой хранитель памяти, – он махнул поднятой рукой и почти сразу опустил ее. Мужчина, вне всякого сомнения не понявший слов, прозвучавших только что, не понимающий ни действий, ни поведения странного незнакомца, попытался, было, что-то сказать, но слова его уже не были услышаны ни магом, ни наблюдающими за происходящим людьми. Венсен ла Бошер, Винсент де ля Бош растаял в воздухе, повинуясь воле мага, исчез, как утренний туман над рекой, с тем, чтобы более никогда не встречаться с этим человеком.

– Больше я тебя не видел, – подал голос Ричард, не сводя взгляда с оставшегося в полном одиночестве Рейнира, – Вплоть до недавнего времени.

Винсент не ответил. Взгляд его, как и взор оборотня, по-прежнему оставался прикован к находящемуся в комнате магу. Татьяна же, напротив, отвернувшись от него, сочувственно покосилась на хранителя памяти.

– Да, прав ты был, говоря, что уже чертову кучу лет, как Винсент… – негромко вздохнула она, – Но неужели его заклятие было настолько сильным, что продержалось все это время?

– Оно и сейчас держится, – Винс, мрачнея на глазах, слегка сжал пальцами деревянный подоконник, все так же не отрывая взгляда от мага, который, ко всеобщему удивлению, продолжал стоять, задумчиво созерцая место, где несколько мгновений назад был его помощник, – Я ничего не вспоминаю, ничего не помню, я только узнаю все это заново. И ничего кроме этого. С другой стороны, я ведь и сам способен на такое… – мужчина тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как Рейнир, резко развернувшись, раздраженно оттолкнул ногой какой-то, слабо различимый средь мрака предмет и быстрыми, решительными шагами направился вглубь дома, к двери, ведущей во вторую комнату. Винсент ненадолго умолк, и никто из наблюдателей никак не мог решиться подать голос, дабы не нарушить его мыслей.

– Только одного я пока не понял… – медленно продолжил, наконец, он, завершив свои размышления, – Я слышал, как старик только что произнес «некоторое время». Как правило, это означает не самый большой промежуток, как же получилось, что в моем случае это время заняло полторы тысячи лет? – здесь хранитель памяти наконец оторвал взгляд от опустевшей комнаты и перевел его на стоящего рядом оборотня.

Тот невесело усмехнулся и, отвернувшись от окна, прислонился спиной к стене дома.

– Говорят, нет ничего более постоянного, чем временное… Хотя в твоем случае, Винс, все более, чем объяснимо. Идем, – он вытянул руку, указывая куда-то за угол домика, – Сейчас воочию увидишь разгадку этой тайны.

Ренард, будто услышавший слова из будущего, неожиданно резким движением вскочил на ноги и обеспокоенно огляделся, останавливая взгляд на лесной чаще. Винсент, не успевший ответить, непонимающе нахмурился, тоже переводя взгляд на лес, окружающий домик мага. Татьяна с Эриком, в разговоре участия не принимавшие, только внимавшие ему, предпочли из общей массы наблюдателей, к которым сейчас мог вполне быть отнесен и баронет Ламберт, не выделяться и тоже попытались рассмотреть среди деревьев то, что привлекло внимание последнего.

По чаще эхом прокатился топот глухо стучащих по твердой земле конских копыт. Среди деревьев, уже покрытых желтеющей листвой, знаменующей начало осени, замелькало рыжее пятно, выделяющееся на их фоне огненным сполохом.

Рене недоуменно нахмурился и, шагнув вперед, вгляделся внимательнее, словно не веря своим глазам. Но почти сразу буквально шарахнулся назад и, оглядевшись, как застигнутый на месте преступления воришка, поспешно метнулся за ближайший угол, надежно скрываясь за ним. Наблюдатели, такой поспешности не ожидавшие и потому не успевшие сориентироваться столь же быстро, как баронет, дернулись, было, за ним, однако, вылетевший стрелой на поляну всадник привлек их внимание, вынуждая остановиться.

Сильные руки в грубых перчатках рывком натянули поводья, и бело-рыжий жеребец взвился на дыбы, как прежде вороной Ламберта. Правда, в отличие от того, этот конь предпочел не подавать голос, лишь чуть стукнул копытами по земле, опуская их. Надо признать, в полной тишине зрелище это впечатляло гораздо сильнее.

Всадник легко потрепал жеребца по сильной шее и, выпрямившись, поднял полусогнутую правую руку. С плеча его, аккуратно переступая когтистыми лапами по руке, перебрался ближе к локтю большой ворон и, вопросительно склонив голову набок, уставился на хозяина умными черными глазами. Тот мягко улыбнулся и неожиданно резко взмахнул рукой, заставляя огромную птицу вспорхнуть в воздух. Ворон поднялся немного, оглянулся на хозяина и, каркнув, направился к окну домика, в которое некоторое время назад заглядывал Ламберт, скрываясь в нем.

Чеслав, более, чем узнаваемый в рыжеволосом всаднике, проводил его долгим взглядом и, хмыкнув, легко соскочил наземь, равнодушно бросая поводья на седло. Слегка оправил одежду и, выпрямившись, спокойным размеренным шагом направился к хлипкой избушке, стягивая по пути перчатки. На вороного коня, привязанного к столбу, поддерживающему крышу, он, похоже, внимания не обратил, а позаботиться о том, чтобы привязать собственного жеребца, даже не подумал, видимо, абсолютно уверенный, что тот никуда не денется.

Три удара в деревянную дверь разнеслись по окрестностям эхом не менее громким, чем до того отзвук конского топота.

Ответа не последовало и оборотень, видимо решив, что с церемониями на этом можно покончить, решительно распахнул дверь, заходя в дом, а после закрывая ее за собой.

– Пожалуй, пора последовать примеру Рене… – пробормотала Татьяна и, не дожидаясь ничьего согласия, потянула мужа за руку в сторону угла, где прежде скрылся баронет. Ответом ей послужило удивительно синхронное следование спутников в ту же сторону.

Ренард, как, собственно, и следовало ожидать, находился там и, похоже, время проводил не без пользы как для себя, так и, можно сказать, общего дела. Находясь за углом дома, оборотень успел обнаружить там еще одно окошко, ведущее, должно быть, во вторую комнатку и сейчас сидел возле него, опустившись на одно колено, осторожно подглядывая и старательно прислушиваясь.

Наблюдатели, не желающие упустить ни секунды из предложенной их вниманию драмы, поторопились занять места по сторонам от баронета, безо всякой утайки заглядывая в окно и в очередной раз мимолетно радуясь собственной невидимости.

– Я не звал тебя, – голос Рейнира, столь необычным образом приветствующего вошедшего в дом человека, был холоднее льда и звучал, к тому же, до крайности раздраженно – маг определенно был не в настроении принимать гостей.

Впрочем, прибывшего это отнюдь не смутило. Усмехнувшись, он преспокойно проследовал к столу, стоящему возле камина и, присев на его край, так, чтобы видеть лицо собеседника, очаровательно улыбнулся.

– А я никогда не жду, пока кто-нибудь позовет меня, предпочитаю прийти сам, – довольно вежливо поведал он и, окинув Рейнира задумчивым взглядом, приподнял брови с явно наигранным огорчением, – Неужели ты не рад видеть меня?

Колдун, не глядя на него, рывком отвернулся и, всем видом демонстрируя, насколько занят, склонился над котелком.

– Тебе я никогда не рад, оборотень, – резко бросил он и, искоса глянув на незваного гостя, хмуро осведомился, – Что привело тебя в мой дом? Я думал, что ясно сказал тебе не появляться боле у моего порога!

– Я не у порога, я у камина, – уточнил рыжий и, ухмыльнувшись, слегка развел руки в стороны, – И пришел всего лишь поиграть с тобой в эше́к, маг. Неужели в твоих глазах это такое преступление?

– Я не обучен глупым играм, – глаза Рейнира, и без того не бывшие особенно светлыми, казалось, потемнели еще больше. Старик выпрямился и, медленно потянув носом воздух, приподнял подбородок. Вид он имел устрашающий.

– Что тебе нужно, мальчик? Я не привык не получать ответов на свои вопросы.

– У тебя ослабла память, старик? – Чеслав с интересом склонил голову набок, расплываясь в широкой, язвительной улыбке, – Мои желания все так же неизменны, я прихожу к тебе за одним и тем же не в первый раз. Но сегодня я это получу, даже если тебе сие не желанно, – желтые глаза опасно сверкнули, отразив свет камина, – Сегодня… твое мнение уже не так важно для меня, старый осел.

– Наглый мальчишка! – маг, и без того чрезвычайно раздосадованный ссорой со своим учеником и помощником, резко шагнул к собеседнику, – Лучше бы тебе уйти по-доброму!

Упомянутый «мальчишка», ухмыльнувшись, повернулся полу-боком и, явно демонстрируя пренебрежение к собеседнику, согнув ногу, обутую в высокий сапог на прочной подошве, демонстративно поставил ее на столешницу. После чего облокотился на колено и, подперев ладонью подбородок, безмятежно улыбнулся.

– Ты так груб, старик… И так театрален. Скажи, ты никогда не задумывался о карьере лицедея? Ты напрасно губишь свой талант в этом забытом богом и людьми месте, это так печально…

Рейнир, очевидно, понявший, что на собеседника его никакое давление не действует, медленно потянул носом воздух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Ему потребовалось несколько секунд, зато после голос его зазвучал уже на порядок спокойнее.

– Небо и земля, какого дьявола тебе нужно от меня, Чеслав? Я требую ответа, мальчик.

– Какого дьявола мне нужно от самого дьявола… – нараспев повторил оборотень и, склонив голову набок, окинул собеседника долгим насмешливым взглядом, – Ты и впрямь будто лишился памяти, Рейнир. А как же твой великий дар, способность предвидеть наперед все, что произойдет в грядущем? Ты действительно не знал, что я приду и буду требовать того, о чем просил и молил тебя столько раз?

– Я не хочу понимать твоих слов, оборотень, – голос мага похолодел еще на несколько градусов. Рейнир, словно защищаясь от собеседника, скрестил руки на груди, делая шаг назад. Сейчас, наверное, он уже немного жалел о том, что столь опрометчиво выпроводил Венсена из своего дома, о том, что остался совершенно один, не имея поддержки за спиной, но сделать уже ничего не мог.

– Или объяснись, – продолжил маг после недолгого молчания, – Или избавь меня от своего общества!

– Ты скор на слова, маг, – Чес покачал головой и, хмыкнув, устроился на столе поудобнее, без особых церемоний ставя на него и вторую ногу, – Хорошо. Я объясню тебе причину моего прихода, объясню в тысячный раз и, надеюсь, после этого ты удовлетворишь мое желание. С тех пор, как ты подарил Ренарду Ламберту бессмертие, старик, я не перестаю жаждать того же. И не единожды уже я бывал здесь, у тебя, просил тебя, умолял одарить меня им, однако… – он быстро облизнул губы и взгляд его стал колючим, – Однако, ты всегда находишь причину не дать мне желаемого. Но теперь я пришел не просить, Рейнир, а требовать. Ты дашь мне этот напиток сам, позволишь выпить бессмертие по доброй воле… или как ты называл это свое варево? – взгляд янтарных глаз скользнул по комнате и остановился на по-прежнему привешенной к стене модели фрегата, – Рене говорил, что напиток был назван именем корабля, висящего у тебя на стене. Значит, ты именуешь его semper vivens? «Всегда живой», о, как это банально!

– Не тебе судить об этом, мальчишка, – холодно отрезал колдун и, видимо решив расставить сразу все точки над i, жестко прибавил, – Какое бы название я не дал этому, тебе его не получить.

– Мы даже не начали играть… – задумчиво проговорил оборотень и, медленно опустив одну ногу, свесив ее со стола, принялся расслабленно ею покачивать, – А ты уже пытаешься поставить мне мат, старик. Это нечестная игра, и будет справедливо, если в конечном итоге и я сыграю нечестно. Но расскажи мне, если я так тебе неприятен, почему же ты даровал бессмертие Рене? Ведь он тоже оборотень, я думаю, тебе известно это. Или же все наше с ним различие в том, что он дружен с Виктором де Нормондом, который немного пережал тебе горло?

– Не мне, – отрезал маг и, нахмурившись, взглянул на собеседника в упор. Глаза его, отразив каминный огонь, вновь полыхнули страшным фиолетовым пламенем, однако, наткнувшись на спокойную насмешку янтарных очей, словно бы поглотивших жар камина, как-то сразу потухли.

– Нашла коса на камень… – не удержавшись, тихо пробормотала Татьяна, в эти секунды испытавшая даже некоторое расположение к Чеславу. Кто бы мог подумать, что на свете этом существует человек, существо, способное противостоять такому страшному магу, как Рейнир, пусть это даже всего лишь противостояние взглядов!

Ей никто не ответил. Лишь Ричард, мельком глянув на наивную девушку, тихонько вздохнул и быстро, грустно улыбнулся, продолжая созерцать происходящее.

– Думаешь, мне неизвестно, как важен был тебе этот холм, оборотень? – темные глаза чуть сузились; холод их, казалось, способен был остудить даже пламя, бунтующее в очах рыжего, – Это ты был лишен возможности черпать силу из великого места, тебе де Нормонд пережал горло, но не мне! Я нашел способ…

Чеслав безмятежно улыбнулся.

– Но сейчас речь идет не об этом. Постарайся удержать свой разум в узде, старик, давай сохраним линию разговора. Итак, по какой причине ты предпочел мне Ренарда Ламберта? Почему посчитал, что он больше меня достоин твоего дара? – в мягком голосе оборотня прозвенели стальные нотки, и Ренард, вслушивающийся в разговор, несколько поежился. Судя по всему, он, знающий названного брата лучше прочих, вполне закономерно ожидал от него любых поступков и загодя был им не рад.

– Ренард – благородный человек, – Рейнир немного выпрямился, говоря так четко, что каждое его слово, будто высеченное на металле, казалось, повисало в воздухе, рисуясь в нем отчетливыми прозрачными очертаниями. Эрик с Татьяной, хорошо помнящие, чем завершился прошлый визит баронета сюда, быстро обменялись понимающими взглядами. Очевидно было, что на Ламберта маг обиды отнюдь не таит, и моральные качества его по-прежнему оценивает очень высоко.

– В его руках этот дар принесет скорее благо людям, нежели вред. В твоих же руках, Чеслав…

– Ты недостаточно хорошо знаком со мной, и плохо знаешь Рене, чтобы судить столь категорично, – оборвал собеседника на полуслове оборотень и, свесив со стола и вторую ногу, неспешно соскользнул на пол, кривовато ухмыляясь, – Да и какое право имеет тот, кто уничтожает несчастных детей из рода де Нормонд, тот, кто проклял целый род, рассуждать о благородстве?

Лицо мага потемнело, в глазах засверкали угрожающие молнии. Похоже было, что последнее, совершенно разумное и обоснованное обвинение задело старика за живое, оскорбив до глубины души.

Он сделал шаг вперед, надвигаясь на собеседника и, скрипнув зубами, зашипел, как взбешенная змея:

– Как смеешь ты!.. Думаешь, мне неизвестно, кто проклял род де Нормонд, прикрывшись моей личиной? Думаешь, я не знаю, что творится в замке несчастного графа, по незнанию вставшего у тебя на пути? Как смеешь ты обвинять меня в своих грехах, пес?!

Чеслав выпрямился, расправляя широкие плечи. По губам его медленно растеклась откровенно насмешливая, нескрываемо жестокая, безжалостная улыбка.

– Думаю, что ты глуп, старик, – очень спокойно, почти мягко отозвался он, – И что с тем, кому достало сил проклясть целый род, с тем, проклятью которого ты не способен помешать даже с помощью своего неумелого подопечного, ты бы мог вести себя более вежливо.

Ренард, слушающий эти слова во все больше и больше возрастающем изумлении, переживающий сейчас несомненное потрясение, закрыл рот рукой, опасаясь случайно издать хоть звук.

– Мне наплевать на твои измышления! – совсем взорвался Рейнир, – Я не желаю более терпеть тебя в своем доме! Убирайся прочь, пес!!

Слова на мгновение повисли в воздухе, а затем словно растворились в нем, сообщая напряжение всей окружающей обстановке.

В облике Чеслава что-то изменилось. На первый взгляд он как будто бы оставался таким же – на губах его продолжала цвести насмешливая улыбка, глаза все так же таинственно поблескивали, отражая каминный пламень, даже руки, расслабленно касающиеся стола, возле которого он находился, ничуть не дрогнули, и все-таки он казался другим. Во всем облике его, во всем виде появилось что-то другое, чужеродное, неуловимо враждебное, жестокое, лишенное милосердия и очень, очень опасное.

Наблюдатели, которым единожды уже довелось лицезреть это перевоплощение милого и вежливого юноши, почти ботаника, даром, что в этом веке он еще не носил очков, в страшное чудовище, обеспокоенно, напряженно переглянулись. Во всяком случае, поступили так Винсент, Эрик и Татьяна, поскольку Ричард с Дэйвом обменялись взглядами скорее понимающими, вне всякого сомнения, знающие, к чему ведет это перевоплощение рыжего оборотня.

Чеслав скользнул кончиками пальцев по столу, совсем легко, как будто бы играя, и медленно, тяжело шагнул вперед.

Напряжение в воздухе стало почти осязаемым, потрескивая искорками статического электричества, вспыхивая мгновенным незримым пламенем, ощущаясь даже сквозь призму минувших столетий.

– Так значит, бессмертие наделяет и безрассудством? – улыбка оборотня стала безмятежной, но даже за нею скрывалась угроза. Голос его, как и общий облик, тоже не избежал изменений – появились жестокие нотки, неизвестно откуда возникла хрипотца.

– Чтобы избавить свой дом от твоего присутствия, мне не нужно бессмертие! – раздраженно рыкнул в ответ Рейнир, похоже, совершенно не ощущающий напряженности момента. Или, что тоже можно было предположить с высокой долей вероятности, маг был слишком уверен в своих силах, чтобы действительно, по-настоящему и всерьез опасаться оборотня, находящегося рядом с ним. Видимо, этим же мог быть объяснен и факт, что он, демонстративно не желая продолжать беседу, позволил себе опрометчиво повернуться к собеседнику спиной, вновь обращая все внимание на зелье.

Чеслав же, услышав его слова, буквально расцвел.

– Это было бы слишком большим подарком судьбы, старик… Но неужели же слух не обманывает меня? Ты и в самом деле до сих пор не бессмертен, в отличие от одаренных тобою… – он запрокинул голову и, недоверчиво покачав ею, опять опустил взгляд на собеседника, – И что же помешало тебе одарить вечной жизнью самого себя? Поделись, сделай милость, меня гложет любопытство. Мне ведь известно, что память твоя еще не настолько плоха, или… быть может, я ошибаюсь?

– Это не должно касаться тебя, – недовольно буркнул в ответ Рейнир и, умолкнув, принялся смотреть в кипящую в котле жижу. Зрелище это, видимо, настроило его на несколько более миролюбивый лад, поскольку, помолчав немногим меньше минуты, он все же соблаговолил дать ответ на заданный вопрос.

– Дабы наделить бессмертием других, я использовал свою кровь. Она дополнила мое зелье, она сделал их вечно живыми, вечно молодыми, она дала им возможность быстро восстанавливать собственные тела!.. Но для себя мне придется придумать что-то другое, и до сей поры все мои попытки оказывались тщетны. Но сейчас, сегодня, я убежден, мне все удастся! – глаза мага фанатично блеснули, и он бросил на собеседника неприязненный взгляд искоса, – Ты узнал, что тебе нужно? Убирайся, ты мешаешь мне, оборотень.

– Вот значит, как… – сладким голосом протянул Чеслав и, полностью игнорируя последние слова колдуна, шагнул вперед, останавливаясь буквально за его спиной, – Значит, в этом котле кипит твое личное бессмертие, как любопытно! Но что же все твои защиты? Кажется, ты говорил когда-то, что покуда защищен, на тебя нельзя воздействовать ни магией, ни оружием, ни мыслью, ни дыханием… Разве это изменилось?

– Пока я занят этим, я обхожусь без… – маг, увлеченный спокойными рассуждениями оборотня, осекся, вдруг сообразив, что́ только что произнес и, рывком обернувшись, оказался буквально нос к носу с собеседником. Что-то в лице последнего явственно не понравилось Рейниру, потому как рука его, явно против воли, метнулась к вороту одежды и принялась лихорадочно раскапывать слои ткани.

Чеслав мягко, сочувствующе улыбнулся и медленно, очень картинно поднял левую руку, демонстрируя зажатую в ней веревочку со странным кулоном на ней. Более всего он напоминал два совмещенных меж собою треугольника, но края их был столь нечетки и так тесно переплетены друг с другом, что даже понять, где завершается один, и начинается другой, было почти невозможно.

– Уникурсальная гексаграмма… – неожиданно пробормотал Винсент, недоверчиво вглядываясь в непонятно каким образом вырезанный из дерева кулон, – Как странно, я готов клясться, что видел его прежде…

– Разумеется, – Ричард, не удержавшись, негромко фыркнул, красноречиво указывая на мага, – На шее вот у этого товарища.

– Нет-нет… – хранитель памяти, не поддавшись на легкую шутку, энергично затряс головой и, закусив губу, немного подался вперед, всматриваясь пристальнее, – Позже, гораздо позже… И, кажется, не слишком давно.

– Сегодня я пришел, чтобы убить тебя, – донесся из комнаты голос Чеслава, заставив наблюдателей мгновенно забыть о собственных разговорах и опять уделить внимание происходящему, – А ты сделал все, чтобы облегчить мне эту задачу.

Рейнир замер, не в силах отвести взгляд от покачивающегося перед его лицом кулона. Оборотень говорил спокойно, размеренно, в словах его ощущалась неоспоримая сила, непогрешимая уверенность в ней, и сомневаться, что он выполнит задуманное, не приходилось. Старик медленно, неуверенно поднял руку, потянулся внезапно задрожавшими пальцами к талисману, однако Чеслав, как и следовало ожидать, в последний миг резко убрал его. Маг попытался отступить назад, едва не наступил в огонь и, ухватившись рукой за каминную полку, уставился на собеседника с каким-то недоверчивым страхом.

– Ты… ты не посмеешь… – голос его зазвучал сипло, напряженно; неизвестно откуда в нем появились старческие дребезжащие нотки. Даже лицо великого колдуна в эту секунду изменилось и, освещенное языками каминного пламени, стало казаться страшной морщинистой маской, натянутой для какого-то безумного маскарада. Чеслав же, напротив, казался моложе, краше, – лицо его, освещенное пляшущим огнем, поражало четкостью черт, желтые глаза опасно и неумолимо притягательно сверкали, и на губах цвела спокойная, мягкая улыбка. Со стариком, на которого как-то разом вдруг навалилась тяжесть всех прожитых лет, он составлял разительный контраст.

Испуганный, жалкий, согнувшийся, как будто в мгновение ока утративший все свои силы, Рейнир цеплялся дрожащими пальцами за каминную полку и с нескрываемым ужасом взирал в лицо своей судьбе.

Чеслав небрежно подбросил талисман на ладони и, сжав его в кулаке, опустил руку. Улыбка, играющая на его губах, обрела явственно презрительный оттенок.

– Надо же, так стар, а все-таки боится смерти… – задумчиво вымолвил он, и внезапно нанес страшный, невероятный по своей силе удар. Захрустели, сминаясь, кости и из горла мага вырвался жалкий, булькающий звук, то ли хрип, то ли сип, а из уголка губ заструилась вниз тонкая кровавая полоса…

Татьяна, судорожно сглотнув, поторопилась отвернуться, утыкаясь лбом мужу в грудь. Тот, пораженно приоткрыв рот, крепко прижал девушку к себе, не в силах оторвать взгляд от происходящего в комнате.

Винсент, помрачнев, опустил глаза. Смотреть, как убивают человека, с которым его, судя по всему, связывало как минимум несколько прожитых вместе лет, хранителю памяти было, мягко говоря, неприятно.

Ренард, замерший, словно изваяние, у окна, не сдержавшись, чуть слышно охнул. Звук этот странным образом совпал с тяжелым вздохом Ричарда, тоже не желающего созерцать неприятную сцену из недр своей памяти.

Чеслав, пробивший кулаком человеческую грудь, резко повернул голову, прислушиваясь, и мимолетно улыбнулся.

– Однажды… – страшный хрип, разнесшийся по комнате, заставил всех – и наблюдателей и самого убийцу вновь обратить взгляды к умирающему магу, – Один… из… моих потомков… – он с огромным трудом поднял руки, слабо стискивая ими запястье своего убийцы и продолжая шептать, хрипеть, захлебываясь кровью, свои последние слова, – Юноша… без имени и без веры… одолеет… тебя…

Оборотень криво усмехнулся и рывком выдернул руку из груди мага, сжимая что-то в кулаке. Рейнир, слабо взмахнув сброшенными руками, упал назад, ударяясь затылком о каминную решетку. С пальца его в эту секунду слетел и скрылся среди пламени не замеченный оборотнем перстень.

Винсент тихо охнул и схватился за собственную руку, потрясенно переводя взгляд на кольцо, украшающее ее. Никакой ошибки и никаких сомнений быть не могло – перстень был тем же самым.

– Однажды здесь засияет солнце… – хрипло пробормотал он и, стиснув пальцы одной руки другой, прижал обе к груди.

Тело Рейнира, остывая, простерлось возле камина, заливая и пачкая кровью решетку и пол возле нее. Чеслав, стоя над ним, негромко рассмеялся, созерцая собственную окровавленную руку, сжимающую что-то странное и страшное, кусок плоти несчастного мага, по сию поруне прекращающий кровоточить… Затем хмыкнул и, отпихнув тело колдуна ногой, приблизился к котлу.

– Итак, для зелья и неуязвимости нужна твоя кровь, – с задумчивой ухмылкой проговорил он, обращаясь к тому, что сжимал в руке. А затем, вытянув ее, добавил:

– Любопытно, довольно ли ее еще в твоем сердце? – он медленно разжал пальцы, и упомянутый орган плюхнулся в кипящую жижу.

Зелье, поглотившее кусок плоти с жадностью оголодавшего аллигатора, негромко булькнуло, затем вспенилось, всплеснулось вверх, поднимаясь над котлом наподобие шапки, и сейчас же опало, успокаиваясь и тихонько шипя.

Оборотень, внимательно созерцающий происходящее, улыбнулся уголком губ и кивнул.

– Кажется, твое бессмертие готово, Рейнир. Жаль, только выпить ты его уже не сумеешь… А впрочем, думаю, будешь рад обрести вечную жизнь в моей крови, – он быстро широко улыбнулся и, оглянувшись через плечо, негромко окликнул, – Курк!

Ответом на его слова послужил громкий, какой-то очень неприятный шорох из самого темного угла комнатки. Большой ворон, непонятно, когда успевший пробраться сюда из первого помещения, взмыл под потолок комнатки и, приземлившись на плечо хозяину, с любопытством заглянул в котел.

Чеслав мягко рассмеялся.

– Нет-нет, Курк, ведь мы с тобою не бродяги, чтобы пить прямо из котла! У этого старого дурака есть кружки, они нам не помешают… – с этими словами он протянул руку и, взяв с каминной полки деревянную кружку, зачерпнул ею зелье. Недоверчиво понюхал и, фыркнув, поднял руку с чашкой, предлагая ее содержимое ворону.

– Как ты это находишь?

Ворону зелье не понравилось. Склонив голову набок, он неприязненно осмотрел его, а затем, нахохлившись, презрительно каркнул в сторону и демонстративно отвернулся. Взгляд его, правда, по-прежнему оставался обращенным к чашке, и Чеслав, пребывающий на редкость в хорошем расположении духа, заметив это, вновь расхохотался.

– Пей, не стесняйся. В моих вечных странствиях мне понадобиться друг… – при этих словах в глазах оборотня появился какой-то неприятный колючий блеск, и Эрик, не сводящий с него взора, внезапно подумал, что похоже, единственная причина благородства рыжего по отношению к большой птице – это желание проверить действие зелья на «друге», убедиться, что, выпив его, он не отравится.

Впрочем, ворон подвоха в словах и действиях хозяина явно не заметил. Задумчиво поглядев на оборотня, а затем переведя взгляд на чашку, он неспешно, степенно наклонился, едва не упав при этом с плеча хозяина и погрузил клюв в зелье. Миновало несколько секунд, прежде, чем Чеслав решительно отодвинул кружку от носа своего пернатого приятеля и выжидательно воззрился на него. Ворон ответил взглядом не самым приязненным и, не то каркнув, не то кашлянув, нахохлился еще больше, переступая по плечу хозяина и стараясь отодвинуться от кружки подальше.

– Не вкусно? – Чеслав усмехнулся и, покачав кружку в руке, с интересом заглянул в нее, – Что же поделаешь, Курк, бессмертие требует жертв… – он неожиданно поставил кружку на каминную полку и скользнул рукой куда-то за пояс собственных штанов, прикрытых яркой туникой. Мгновением спустя в пальцах его сверкнул тонкий, острый кинжал.

– И нуждается в проверке… – задумчиво вымолвил оборотень и, неожиданно дернув плечом, заставил ворона вновь взмыть под потолок. В следующую секунду в воздухе молнией сверкнул кинжал и впился прямо в грудь несчастной птице. Курк сбился, было с полета, но затем удивленно оглянулся на хозяина и, вопросительно каркнув, опять приземлился ему на плечо. Зрелище было жутким – рыжий оборотень с окровавленной рукой и сидящий на его плече ворон с кинжалом в сердце.

Чеслав ухмыльнулся и, легким движением выдернув оружие из тела своего пернатого друга, удовлетворенно кивнул.

– Я был бы огорчен, если бы убил тебя, – ласково заметил он и, взяв с каминной полки кружку, одним глотком осушил ее. Передернулся, морщась и, бросив пустую посуду в ярко вспыхнувший огонь, довольно вздохнул, улыбаясь.

– Чувствую, как его бессмертие течет по моим жилам… Прощай, глупый старик. Спасибо за подарок.

Дэйв поднял руку, медленно перелистывая грань реальности. Звуки вокруг начали размываться, теряя ясность, изображение поплыло, словно размытое водой, грозя вот-вот смениться другой картиной из прошлого Рене, когда Чеслав неожиданно вновь повернул голову и бросил в сторону окна мгновенный проницательный взгляд.

Наблюдатели, которым внезапно почудилось, что взгляд этот был устремлен непосредственно на них, невольно отшатнулись от рамы и та почти мгновенно растаяла в сероватой дымке, заволокшей все вокруг. Оборотень исчез вместе с избушкой убитого им мага, вместе с вороном и обретенным бессмертием, испарился, как утренний туман над рекой. Растаял и Ренард, растерянный, потрясенный, ошарашенный увиденным, Ренард, о присутствии которого за окном Чеслав, судя по последнему взгляду, знал.

– Он выглядел как настоящий колдун, – негромко подал голос граф де Нормонд, как-то рефлекторно продолжая обнимать супругу, прижимая ее к себе, словно пытаясь защитить от ужасов прошлого, – Такой, какими их изображают в страшных сказках. Убийца, варящий зелье из сердца своего врага, создающий свое бессмертие из чужой смерти, с вороном на плече…

– Он не колдун, – дрогнувшим голосом возразила девушка и, поежившись, сильнее прижалась к любимому мужу, добавляя на порядок тише, – Он демон…

Ричард, быстро переведя взгляд с одного из своих собеседников на другую, негромко вздохнул.

– В те годы я не был большим поклонником Рейнира, не стал им, говоря откровенно, и сейчас, но даже для меня это было чересчур. Я не ожидал от Чеслава такой жестокости, не подозревал, что он настолько силен… Я был напуган. Мысль о том, что род де Нормонд, семью моей сестры и моего лучшего друга проклял и обрек на смерть тот, кого я считал братом, не давала мне покоя. К тому же… если Чес смог справится с Рейниром, которого сам же называл невероятно сильным магом, если он оказался более могущественным, чем всесильный колдун, то кто сумеет остановить его? Проклятие так и будет губить дорогих мне людей, а я буду просто сидеть и смотреть на это?.. – он ненадолго умолк, сжимая губы и почему-то не продолжая. Слушатели же его, обменявшись взглядами, решили немного изменить тему, возвращаясь к тому, что произошло только что на их глазах.

– Но как Чеславу удалось стянуть этот кулон? – девушка растерянно и недоверчиво покачала головой, – Я не заметила, когда он успел схватить его, а между тем…

– Он был на столе, – Винсент, по сию пору предпочитающий отмалчиваться, созерцая перстень, украшающий его руку, чуть покачал головой, – Как странно, мне кажется, что мы видели не все… не то, чтобы ко мне возвратилась память, нет, это скорее смутное ощущение. «Однажды здесь засияет солнце» – ведь не просто же так на его перстне имеется эта надпись! Но разве может оно засиять теперь, если владелец его мертв?

– Я не обращал слишком пристального внимания на его руки, – Лэрд, с охотой переключаясь с темы более грустной на другие размышления, пожал плечами, – Но мне кажется, что пока перстень был на его пальце, он сиял, как маленькое солнце. На твоей руке он кажется тусклым…

– Но может быть, засверкает, когда ты сумеешь вспомнить то, что заставил тебя забыть Рейнир, – неожиданно подал голос Дэйв и, слегка пошатнувшись, слабо улыбнулся, – Друзья мои, я не хочу настаивать или подгонять вас, но…

– Да-да-да, извини, – Ричард поспешно поддержал молодого хранителя памяти и, вздохнув, покрутил головой, – Обсуждение можно продолжить и позже, сейчас лучше бы завершить просмотр. Итак, после того, как я видел, как Чеслав убил того, кого, казалось бы, нельзя было одолеть, я прекратил с ним общение. Просто не мог заставить себя взглянуть вновь в эти страшные желтые глаза, не понимал, как вести себя и что говорить. И к тому же был потрясен предательством, обманом – ведь я обсуждал с ним проклятие! И он всегда говорил, что здесь несомненно вина Рейнира, он подталкивал меня к встрече с ним! А оказалось все совсем иначе… Я ссылался на занятость, я избегал встречи с ним, а дни летели, слагаясь в недели. Виктор все это время жил затворником, избегал меня с той же настойчивостью, с какой я сам избегал Чеса, но я, понимая его горе, не пытался настаивать на встрече… – мужчина ненадолго замолчал, затем глубоко вздохнул и продолжил уже несколько более мрачно, – Спустя недели до меня дошла весть о смерти еще одного ребенка Виктора и Аделайн. Моего племянника, малыша Адриана… Я очень любил этого мальчика, весть о случившемся причинила мне невыносимую боль, которая дополнилась еще одним известием. Буквально через несколько часов после того, как я узнал о его гибели, я получил записку от сестры, в которой она умоляла меня найти ее мужа. Писала, что Виктор, поняв, что потерял сына, сорвался с места и, сказав, что отправляется искать мага, наложившего проклятие, выбежал из дома. С тех пор прошло уже порядочно времени, но он так и не вернулся… Конечно, я не мог остаться в стороне, – Ричард в раздумье прошелся из стороны в сторону, глядя себе под ноги, – Куда ушел Вик? Кого он собирался искать и кого мог найти в итоге? Я-то знал, что Рейнир уже несколько недель как мертв, и Виктор мог бы найти разве что его тело. К тому же, я даже предположить не мог, где вообще он собирался искать этого колдуна и, соответственно, где искать его самого. Но и сидеть в бездействии тоже не мог. Посему, рискнув предположить, что поиски следует начинать с пресловутой избушки Рейнира, я в третий раз за свою жизнь отправился к ней… – оборотень умолк и, вытянув руку вперед, указал на пространство между Татьяной и Эриком, вынуждая последних обернуться.

Перед глазами наблюдателей стремительно разворачивалась новая картина печальных воспоминаний.

На этот раз поляну, где находилась избушка ныне покойного мага, скрывал полумрак. Вечерний сумрак уже потихоньку подкрадывался, выползая туманом из всех щелей, как будто поднимаясь вместе с ним от земли и застилал собою все доступное пространство. Небо, совсем не радующее глаз низко нависшими грозовыми тучами, дополняло и без того мрачноватую картину неприятной серостью красок и каким-то невнятным, рассеянным полусветом, ниспадающим откуда-то из толщи туч. Казалось, что солнце, уходя на ночной покой, позабыло среди них один из своих лучей, и тот, заплутав, запутался, потерялся, слился с серостью небес и, утратив золотистые краски, став почти бесцветным, хоть и продолжал даровать малую толику света, все же ничуть не оживлял картину запустения, царящую на поляне.

Избушка Рейнира, тонущая средь этой серовато-туманной мглы, производила ощущение даже более неприятное, чем в будущем, где она выглядела уже на порядок сильнее разрушенной и дряхлой. Крыша, пока еще не столь сильно нависающая над крыльцом, но создающая тем не менее очень густую тень даже в солнечные дни, сейчас казалась верхней губой какого-то животного, разверзшего страшную, черную, совершенно бездонную пасть. Два столба, поддерживающие ее, и отливающие в сером свете серебристо-белым, производили впечатление клыков все того же страшного зверя, лишь усиливая сходство с пастью.

Старый домик, потерявший хозяина совсем недавно, выглядел давно брошенным и опустевшим, казался всеми позабытым и, надо признать, навевал некоторую грусть. Похоже было, что теперь, со смертью Рейнира, о существовании этой избушки знают лишь звери да птицы, одна из которых сейчас как раз гордо восседала на трубе лесной сторожки.

Девушка, на которую это место, утопающее в тоскливом полумраке, обволоченное туманом, навевало самые, что ни на есть, мрачные мысли, заметив пернатое создание, слабо усмехнулась. Шутить на тему гастрономических предпочтений Винсента желания сейчас не возникало.

По засыпающему, безмолвному лесу эхом прокатился конский топот, и на поляну, как тень, вылетел всадник, облаченный в черное. Как и ранее, со своим вороным он представлял идеальный тандем и, темным силуэтом выделяясь среди царящего кругом сумрака, казался едва ли не его порождением.

Между тем, самого наездника, вне всякого сомнения, нисколько не заботило впечатление, которое он был способен произвести. Наверное, даже если бы путешественники по памяти, присутствующие здесь, были видимы, Ренард, узнать которого труда, безусловно, не составляло, скорее всего просто не заметил бы их, поглощенный собственными мыслями.

Натянув поводья, баронет легко остановил своего вороного и, соскочив на землю, резкими, порывистыми движениями стянул с рук перчатки, вглядываясь в заброшенную избушку. Воздух вырвался из его легких облачком пара, и наблюдатели, до сих пор как-то не обращавшие особенного внимания на погодные условия, внезапно сообразили, что вокруг действительно довольно прохладно.

Эрик обнял супругу за плечи и притянул к себе, дабы согреть теплом своего тела.

Винсент предпочел сделать вид, что холода не боится и, гордо его игнорируя, с самым независимым видом сунул руки в карманы, созерцая рассматривающего избушку баронета.

Ричард же, который неосмотрительно отправился в путешествие по собственной памяти в одних штанах, недовольно поморщился и, выразительно шмыгнув носом, обхватил себя руками. Дэйв, бросив на хозяина сочувствующий взгляд, немного помялся, а затем, решительно стянув с себя пиджак, накинул его на обнаженные плечи оборотня. Тот, удивленно оглянувшись на верного друга, благодарно улыбнулся ему.

– Смотри, сам не замерзни, – негромко хмыкнул он и, более не говоря ни слова, опять обратил взгляд к собственной копии из прошлого.

Сделал он это, как оказалось, очень своевременно, ибо баронет Ламберт, некоторое время в раздумье созерцавший находящийся перед ним домишко, наконец, видимо, рискнул проверить его на предмет необитаемости, и решительными шагами направился к скрытой в тени входной двери.

Однако, не успел он поравняться со столбами, поддерживающими неумолимо сползающую с них крышу, как хлипкая створка растворилась с душераздирающим скрипом. Птица на трубе, нервно вскрикнув, хлопнула крыльями и тяжело, с видимой неохотой полетела прочь от удобного, но оказавшегося столь шумным насеста.

Ренард отступил назад, недоверчиво и в то же время понимающе, сочувствующе, с нескрываемым беспокойством созерцая фигуру, появившуюся из избушки мага.

Это был относительно высокий мужчина, кажущийся ниже из-за сутулости, вроде бы еще не особенно старый, но буквально согнутый, придавленный грузом каких-то забот. Он сделал несколько неуверенных, шатких шагов вперед и, наконец, попал в полосу света.

Татьяна, испуганно и изумленно приоткрыв рот, сильнее прижалась к мужу. Не взирая на то, что, собственно, никого, кроме этого человека здесь нельзя было ожидать встретить, узнать его можно было только с очень большим трудом.

Волосы мужчины, доселе не отличавшиеся особенной светлотой, сейчас были абсолютно седыми, почти белыми в сером свете, спускающемся с небес, а глаза его, некогда сиявшие жизнерадостностью, глаза, в которых ярко цвело желание жить, желание радоваться самому и радовать других, ныне казались выцветшими, потухшими и совершенно безжизненными. Только лицо, изборожденное сеткой морщин, искаженное горем, словно почерневшее изнутри, по сию пору хранило в глубине своей тень того графа де Нормонд, каким он прибыл на большой холм посреди поля и каким его впервые увидели наблюдатели.

– Виктор… – Рене вздохнул и, чуть покачав головой, сжал губы, делая шаг навстречу другу, – Я так надеялся, что не встречу тебя здесь.

– Что?.. – мужчина поднял опущенную доселе голову и, невидяще глянув на обращающегося к нему человека, на несколько секунд замер, присматриваясь, пытаясь понять, с кем говорит, – А, Ренард… Я… забрел сюда… случайно. Искал…

– Мага? – баронет глубоко вздохнул и, видимо, решив, что для подобных разговоров сейчас все-таки не время, поспешил перевести беседу в другое русло, – Ты должен вернуться домой, Вик. Ада беспокоится, я искал тебя…

– Ада?.. – граф непонимающе нахмурился, вне всякого сомнения, не узнавая имени собственной жены, однако, уже мгновением спустя слабо улыбнулся, – Да, Ада… Единственный луч света в окружившей меня тьме… Я не могу, Рене, не хочу… Я даже не помню, как добрался сюда, ведь кажется… коня нет?

– Нет, – Ренард, подойдя еще ближе к другу, осторожно коснулся ладонью его плеча, – Должно быть, ты действительно заплутал, друг мой. Ничего страшного, на моем коне мы сумеем уехать оба…

– Нет, нет! – Виктор с неожиданной живостью отступил назад, глядя на собеседника с каким-то отчаянным упорством, – Нет, Рене, никогда, нет… Я не могу, не хочу, видеть Аду… Она измучена горем, и сейчас утешать меня!.. Нет, нет, я не посмею… – в блеклых глазах блеснули слезы, и баронет занервничал.

– Вик… Ты ведь не можешь и вовсе не возвращаться домой, – он попытался улыбнуться, мягко продолжая, – Я бы предложил тебе свой дом, но, если Аделайн узнает, что ты у меня, она тут же примчится сама. Прошу тебя…

– Давай прогуляемся, Рене? – Вик поднял взгляд и бледное лицо его озарила какая-то странная, полубезумная улыбка, – Сегодня чудесная ночь, воздух… Мне так не хватает воздуха… Я хочу дышать лесом, Рене, мне… Мне это очень нужно, клянусь!

– Хорошо-хорошо, – Ренард легко повел подбородком и, протягивая другу руку, позволил себе легкую улыбку, – Конечно, если тебе так нужно пройтись, почему нет?

– Спасибо, – граф опять опустил взор и, обходя все еще стоящего напротив него собеседника, медленно шагнул вперед. И тут же запнулся обо что-то, неловко взмахнул руками, начиная заваливаться вперед и, несомненно, упал бы, если бы шурин вовремя не схватил его за плечи, удерживая.

– Спасибо, Рене, – еще раз повторил граф Виктор и попытался, было, высвободиться из хватки друга, но тот не пустил его.

– Осторожнее, – мягко предупредил он, – В лесу много корней и сучьев, ты можешь упасть, – с этими словами он, сильнее сжав плечи друга и родича, мягко и аккуратно повлек его вперед, внимательно следя, чтобы тот не оступился.

Граф, повинуясь беспрекословно, безмолвно, практически безвольно, неловко и неуверенно зашагал к лесу, не поднимая глаз.

Созерцатели, не тратя зря времени, последовали за ними, силясь отвлечься от пронизывающего сыроватого ночного холода быстрой ходьбой и происходящими событиями.

Вскоре они уже находились среди деревьев.

В лесу над самой землей, у подножия высоких сосен и елей, туман, обволакивающий собою поляну мага, был еще гуще, стлался жутковатым белесым облаком, и люди, двигаясь по нему, казались плывущими в молоке.

Шаги баронета и его друга, шествующих довольно медленно, ввиду того, что Виктор явно не находил в себе сил передвигаться быстрее, утопали в этом спустившимся с небес облаке, скрадывались опавшей хвоей, становясь совершенно бесшумными, и порою казалось, что впереди движутся не живые люди, а лишь их призраки, тихо плывущие над землей.

Наблюдатели же, следующие за друзьями, и в самом деле сейчас могли бы считаться таковыми, по причине собственной невидимости.

Вокруг царила тишина. Дневные обитатели леса с наступлением сумерек, видимо, попрятались в гнезда и норы, а ночные жители не успели еще вступить в свои обычные права, и поэтому лес, отданный во власть наступающей тьме, сейчас казался почти вымершим, что не могло не создавать атмосферу ужаса.

– Я даже не знаю, зачем я пришел сюда, – голос графа де Нормонд, хоть и прозвучал довольно тихо, заставил наблюдателей невольно содрогнуться, а баронета Ламберта, вынужденного скрывать такие реакции, дабы еще больше не усугубить случайно состояние друга, осторожно повести плечами, прогоняя мгновенно накативший озноб. Виктор, впрочем, ничего не заметил.

Взгляд его по-прежнему был прикован к земле, едва различимой сквозь белесую дымку и похоже было, что кроме нее мужчину сейчас ничто не интересует.

Тем не менее, речь он вел отнюдь не о земле и даже не о тумане, и слова его, разлетаясь по вечернему лесу сотней едва слышных отголосков, казалось, замирали в воздухе, повисая навеки средь этих деревьев.

– Тебе известно, что я никогда не верил в магию. Я всегда был уверен, что все эти фокусы – лишь происки шарлатанов, и даже после того… Я убеждал всех, что проклятий не бывает, что их не существует, что все это чушь! – Виктор на несколько мгновений закрыл лицо руками и, остановившись, пошатнулся. Голос его зазвучал немного глуше, в нем послышались слезы и чувствовалась, что продолжение речи дается мужчине с большим трудом.

– На то, чтобы привести бабку я согласился только по просьбе Ады, а сам… Ведь это были всего лишь слова, или, быть может, какие-то травки, что могло в них быть опасного? Моя ошибка обошлась мне дорогой ценой, – граф отнял руки от лица и взглянул на собеседника с таким отчаянием, с такой болью во взгляде, что Ренард, не в силах сдержаться, на несколько мгновений почти зеркально отразил его отчаяние на своем лице. Отвечать он пока не торопился, видимо, догадываясь, что речь свою друг не завершил, и совершенно справедливо полагая, что Вику надо выговорится.

– Такой дорогой ценой… – прошептал последний и, судорожно втянув ночной воздух, продолжил, – Мне надо было быть умнее, надо было разобраться с этим проклятым магом прямо тогда, пока еще не стало поздно! Так поздно, слишком… слишком поздно… – Виктор неожиданно резким движением высвободился из рук Ренарда, по-прежнему обнимающего его за плечи и, пройдя несколько быстрых шагов вперед, столь же внезапно остановился, хватаясь рукой за ближайшее дерево.

– Слишком поздно!.. – в отчаянии повторил он, – Я не знаю, что делать, Рене, я уже ничего не понимаю… Силы оставляют меня, стоит мне лишь подумать, что это еще не конец, что семью мою ожидает еще какая-то трагедия… Рене… – граф обернулся, взирая на собеседника с откровенной мольбою во взгляде, к которой удивительным образом примешалась надежда, – Ведь он проклял меня… Быть может, смерть моя сможет остановить это проклятие?

Резкий порыв ветра внезапно взъерошил волосы баронета, и тот передернулся, во все глаза глядя на собеседника. На лице его, сменяя друг друга с быстротой молнии, попеременно пронеслись недоумение, изумление и, в конечном итоге, откровенное негодование.

– Ты сошел с ума, Виктор! – баронет, практически в мгновение ока очутившийся рядом с другом, схватил его за плечи и несколько раз энергично встряхнул, – Не смей даже думать об этом, Вик, не вздумай больше допускать таких мыслей! Ада не переживет, если с тобой что-то случится, мы все этого не переживем! Черт бы тебя побрал, в конце концов, подумай о детях! Ты потерял двоих, но, заклинаю, не лишай других отца!..

Виктор моргнул и, избегая смотреть на собеседника, медленно перевел взор куда-то вправо. Неизвестно, что сумел различить граф в тумане, скрадывающем окружающее пространство, но лицо его совершенно неожиданно вдруг озарила тень слабой улыбки.

– Пруд…

– Что?.. – Рене, ожидавший, видимо, совершенно любой реакции на собственные слова, кроме такой, недоуменно моргнул, тоже обращая взгляд правее. Глаза оборотня оказались не менее остры, чем очи его друга, потому как он тихонько вздохнул и не преминул подтвердить слова последнего.

– Да, пруд… Только не говори мне, что хочешь утопится, все равно не позволю, – баронет позволил себе мрачноватую усмешку и, хлопнув Виктора по плечу, отпустил его, – Лучше я принесу тебе немного воды. Говорят, холодная вода помогает прийти в себя ничуть не хуже прогулки по лесу… Подожди здесь, – он торопливо отстранился и быстро зашагал к не единожды упомянутому, но пока невидимому для наблюдателей пруду. Однако, на половине дороги вдруг остановился и, оглянувшись через плечо на сгорбившегося возле дерева графа, нахмурился.

– И не вздумай идти за мной, понял? Если ты попытаешься и в самом деле утопиться, я для начала тебя спасу, а потом, пожалуй, сам утоплю в этом пруду. Все ясно?

– Ясно, Рене, – по губам Виктора змеей скользнула слабая усмешка, – Я подожду.

– Хорошо, – баронет глубоко вздохнул и, вновь повернувшись к собеседнику спиной, зашагал еще решительнее и быстрее.

Созерцатели, главным образом, девушка, за которой последовали и прочие, потянулись следом за мужчиной. Отчасти вызвано это было предположением, что все самое интересное, то, ради чего, собственно, они здесь и находятся, должно будет происходить в непосредственной близости от Рене, а отчасти простым любопытством и желанием наконец-то рассмотреть загадочный пруд, так густо покрытый белесым покрывалом тумана.

Они не видели, как граф де Нормонд, оставшийся позади них, медленно выпрямился и, немного склонив голову набок, принялся созерцать отошедшего оборотня с застывшей, насмешливой ухмылкой.

Ренард приблизился к краю берега и, присев на корточки, потянулся к находящейся довольно близко воде. В руке его наблюдатели неожиданно заметили фляжку, каковой прежде не видели. Судя по небольшому ремешку, прикрепленному к ней, фляга крепилась на пояс баронета и по сию пору либо сливалась с одеждой, либо же была прикрыта туникой.

Как бы там ни было, а набрать воды для оборотня не составило ни малейшего труда. Не прошло и минуты, как он, начиная закручивать фляжку и медленно поднимаясь с колена, неожиданно негромко заговорил, вновь нарушая повисшую, было, тишину леса.

– Если ты никогда не верил в проклятия, Вик, то не стоит начинать делать это сейчас. Большинство магов – лжецы и шарлатаны, только и знающие, как вытрясти побольше денег из карманов богатеньких дураков, и я не думаю, чтобы тип, которого ты искал, хоть чем-то от них отличается. Должно быть, это была просто попытка запугать тебя, чтобы потом ты выложил немало звонких монет за избавление от «проклятия». Что же до прочего…

Однако, узнать мысли баронета Ламберта насчет «прочего» никому из присутствующих не удалось.

Прямо за спиной его неожиданно послышались шаги, и граф Виктор, ступая куда как более уверенно и твердо, остановился рядом со своим другом. На губах его цвела кривая усмешка, руки были скрещены на груди, а в глазах горело странное, опасное, неприятно-знакомое пламя.

– Какие речи, господин баронет… – даже голос его изменился, обретая омерзительно знакомые нотки, – А мне-то казалось, ты веришь в силу Рейнира, – на последнем слове глаза «графа» неожиданно сверкнули ярким желтым огнем.

Рене, оступившись от неожиданности, с некоторым трудом обрел утерянное равновесие и медленно, недоверчиво обернулся. Созерцатели, до сей поры наблюдающие его действия, и сейчас изумленные не меньше, повернулись в свой черед, потрясенно глядя на того, кого доселе полагали несчастным Виктором де Нормонд.

Седые волосы постаревшего графа сейчас стремительно меняли свой цвет, начинали полыхать пламенем среди полутемного леса, укутанного одеялом тумана; глаза его горели желтым огнем; лицо разглаживалось, морщины исчезали, а вместе с ними исчезал и граф де Нормонд, уступая место совсем другому человеку, совсем другому существу.

Он легко смахнул невидимую соринку с одежды, и та стала казаться ярче, обретая сходство с обычным одеянием этого молодого мужчины, краснея среди деревьев. В этом странном, мистическом освещении собеседник и спутник Ренарда, кажущийся объятым пламенем, одновременно и производил впечатление политого кровью. Одежда его отливала бордовым, рыжие волосы казались красными и лишь глаза, сохраняя янтарный оттенок, позволяли сделать неоспоримый вывод о его личности.

Впрочем, предположение о кровавости его облика, как могло стать понятно при ближайшем рассмотрении, не было совсем уж лишено оснований. Бордовые пятна, во мраке кажущиеся черными, четко выделялись на красноватой рубахе оборотня, а высокие сапоги его кое-где были совершенно точно испачканы в чьей-то крови, что пугало еще сильнее.

Татьяна, прижимающаяся к мужу, неожиданно порадовалась, что им не приходится участвовать в этой драме напрямую – Чеслав начинал внушать ей почти сверхъестественный ужас.

– Ты?.. – Рене, явственно растерянный этим внезапным изменением внешности, пораженно покачал головой и попытался сделать шаг назад, но едва не упал вновь в пруд, возле которого все еще находился и, пошатнувшись, предпочел шагнуть вправо, все больше и больше хмурясь, – Где Виктор?!

На лице рыжего оборотня в ответ на этот вопрос медленно прорисовалась широкая, довольная и даже счастливая до невозможности, улыбка.

– Что может быть большей похвальбой актеру, как не столь искренняя вера зрителей в созданный им образ? – промурлыкал он и, прижав руку к груди, медленно склонился в поклоне, – Ваш покорный слуга, месье.

Легкий, неизвестно откуда взявшийся вновь ветерок зашевелил рыжие волосы, бросая на лицо молодому человеку серебристую прядь волос – единственное, что еще осталось в нем от облика графа. Чеслав демонстративно ссутулился, сгорбился, опуская голову и на краткие мгновения и в самом деле стал вновь похож на Виктора де Нормонда.

Впрочем, долго задерживаться в этом облике он не стал и, легко отбросив назад стремительно рыжеющую прядь волос, неспешно выпрямился, завершая поклон и взирая на собеседника со спокойным превосходством.

Ренард, пользуясь тем, что шаг в сторону вывел его на более подходящее для такого действия место, ошарашенно попятился, не в силах отвести взгляд от своего единого в двух лицах родственника.

– Ты… – вновь сорвался с его губ потрясенный вздох. Чеслав задумчиво поднял голову вверх, с улыбкой изучая луну и, принимая позу наиболее расслабленную и непринужденную, заложил руки за спину.

– Кто одолеет министра, тот выиграет в эшек, – задумчиво вымолвил он, – Кто превзойдет его по силе, подчинит себе всю доску… – он медленно опустил взгляд и, чуть сузив желтые глаза, приветливо добавил, – Я знаю, что ты видел меня, Рене. Что тебе известно – министр был побежден мною, а теперь… – он развел руки в стороны, – Да, я обманул тебя сейчас, но, поверь, сделал это лишь во имя твоего блага. Виктор де Нормонд давно не друг тебе, брат мой, но я по-прежнему остаюсь рядом, я хочу помочь! Идем со мной. Ты поможешь мне, а я исполню любой твой каприз, сделаю тебя королем твоего личного королевства, дам тебе все, что ты только пожелаешь! Мне нужны союзники, Рене, а ты силен…

Ренард, вне всякого сомнения, не воспринимающий пространных речей собеседника, взбешенно шагнул вперед, сжимая кулаки. Он и вправду был силен, этот мужчина, настолько силен, что способен был испугать даже противника, обладающего большей силой.

– Где Вик?! – в голосе баронета зазвучали рычащие нотки. Похоже было, что от изумления он оправится наконец-то смог, и теперь стремительно сдавался все более и более охватывающей его ярости, вполне естественной в этой ситуации.

– Как ты переживаешь за него! – Чеслав удивленно приподнял брови, сообщая удивление и улыбке и слегка покачал головой, – Неужели, избегая встреч со мною ты стал больше времени уделять этому грустному, слабому человеку? Ведь он не более, чем смертный, Рене, тогда, как мы…

– Свое бессмертие ты получил обманом, – последовал резкий ответ, – А мне мое не нужно! Отвечай мне – где Виктор де Нормонд?!!

Собеседник баронета, легко усмехнувшись, немного повернул голову вбок и неожиданно издал странный звук – смесь шипения и свиста, непонятный, невнятный, но вместе с тем неприятный до крайности. После чего глянул на собеседника немного искоса и задумчиво провел кончиками пальцев по своим губам.

– Наверное, одному из нас придется уйти с доски, чтобы суметь поделить тебя… – он наигранно вздохнул и, сверкнув в широкой улыбке белыми зубами, с видом исключительно невинным пожал плечами, – Жаль, но я никогда не проигрываю в эшек. Очень жаль… – он поднял руку и, сделав кому-то невидимому непонятный знак, медленно вытянул ее, раскрывая ладонь, будто предлагая родственнику полюбоваться чем-то, что должно было с минуты на минуту предстать его глазам.

Из тумана, который, словно подстраиваясь под желания рыжего оборотня, сгущался все сильнее, медленно выступила высокая фигура, тянущая за собой что-то тяжелое. Созерцатели, не веря своим глазам, шагнули ближе, внимательно всматриваясь в появившегося человека, в человека, а точнее – существо, известное им, пожалуй, ничуть не меньше, а то и больше, чем Чеслав, по чьему зову он явился.

Засеребрились, отразив лунный свет, светлые, почти белые волосы. Сверкнули мгновенно холодные полупрозрачные зеленые глаза, в этом освещении кажущиеся стеклянными, совершенно неживыми. Бледная кожа, озаренная светом ночного светила, показалась еще бледнее, а одежда, которая при свете дня, должно быть, не была столь уж темна, сейчас лишь сильнее оттенила ее белизну.

Несколько прядей светлых волос упали на высокий лоб, почти сливаясь сейчас с ним по цвету и мужчина, наконец отпустив свою ношу, медленно выпрямился, убирая их назад.

– Все как ты просил, – обронил он и, безразлично скользнув взглядом по баронету Ламберту, чуть приподнял бровь, глядя на Чеслава. Голос его, сипловато-хрипловатый, как будто простуженный, эхом разнесся над покрытым туманом прудом и наблюдатели, наконец придя в себя от изумления, медленно переглянулись.

– Но… но как?.. – начала, было, Татьяна, переводя непонимающий, изумленный взгляд с Анхеля, узнать которого в появившемся помощнике рыжего демона было не труднее, чем его самого, на Ричарда и обратно, – Это… это же?..

– Это он, – без особого энтузиазма подтвердил Лэрд и, поморщившись, прибавил, – Мне неизвестно, по какой причине и как так вышло. Но все позже.

Девушка тихонько вздохнула. Она вполне сознавала правоту Ричарда и, в общем и целом, даже была согласна, что события, разворачивающиеся пред их глазами, совсем даже не предрасполагают к болтовне, однако, сладить с любопытством ей удавалось с трудом. И все-таки, сделав над собою усилие, девушка постаралась направить свое внимание на благое дело и вновь уделила его происходящему.

– Спасибо, друг мой, – Чеслав вновь улыбнулся, на редкость приятно и располагающе и даже, как будто бы, искренне. Анхель медленно смежил веки, немного опуская подбородок, но тотчас же быстро глянул на оборотня исподлобья, кривовато ухмыляясь. Выглядел он ни больше и ни меньше чем сообщником рыжего негодяя, и Татьяна поймала себя на том, что беспокоится за Ренарда. В конечном итоге, как бы силен он ни был, а выстоять против двух не слабых противников ему, наверное, было бы затруднительно.

– Что же ты, Рене? – оборотень усмехнулся и, отступив на шаг, прислонился спиной к ближайшему дереву, – Прошу, удовлетвори свое волнение и любопытство. Или ты не хочешь утолить тоску своего родича и пожалеть его?

Из-за спины Анхеля, словно отвечая на эти слова, донесся слабый стон. Ламберт дернулся и, бросив быстрый злой взгляд на Чеслава, метнулся вперед, едва не сшибая с ног альбиноса. Плечо он его, правда, зацепил, и ворас, немного повернувшись, проводил взволнованного баронета насмешливым прищуром, переводя затем красноречивый взгляд на своего приятеля. Тот понимающе улыбнулся и знаком велел ему не вмешиваться.

Ренард, упавший на колени рядом с тем темным, что приволок ворас, обеспокоенно нахмурился.

– Вик… – слетел с его губ тихий, полный боли и отчаяния, полный сожаления и вины, вздох, мигом объяснивший созерцателям, на что он взирает с таким волнением, – Прошу, держись… Не умирай, ты слышишь?..

– Когда пешку убирают в коробку, она уже не способна что-либо слышать, – негромкий голос Чеслава пронесся над ареной действий, и он, мягко улыбнувшись, легко пожал плечами, – Особенно, если утомлена игрой.

– Ты!! – совершенно по-волчьи зарычал Ренард, рывком поворачиваясь к говорящему. Глаза его полыхнули желтым пламенем, пожалуй, ничуть не уступая по цвету янтарным очам Чеслава, и наблюдателям даже на миг почудилось, что оборотень сейчас не выдержит столь откровенной и беззастенчивой игры на его нервах, что он все-таки, забыв обо всем, примет волчий облик и бросится на врага. Однако, взгляд пожелтевших глаз, вновь мельком скользнувший к распростертому на земле телу графа, вмиг развеял эти опасения. Так проникновенно и сочувствующе волк не смог бы смотреть при всем своем желании, а это могло означать только одно – вне зависимости от огромного количества раздражающих факторов, главный из которых сейчас стоял возле дерева и со спокойной улыбкой наблюдал за разгорающейся на глазах яростью баронета, последний каким-то чудом все еще ухитрялся держать себя в рамках.

Осторожно и очень легко, словно прощаясь, он коснулся кончиками пальцев плеча графа де Нормонд и, послав едва ли осознающему происходящее другу легкую ободряющую улыбку, нарочито медленно, угрожающе поднялся на ноги. Грудь мужчины вздымалась от тяжелого яростного дыхания, руки были сжаты в кулаки, мускулы ходили ходуном – весь вид его говорил, что даже ангельское терпение имеет свои пределы, однако, на его рыжего родственника эта демонстрация не произвела ровным счетом никакого впечатления.

– Я, – хладнокровно подтвердил он слова Ренарда, старательно удерживая так и норовящую расползтись по губам ухмылку, и наблюдая за разрастающимся на глазах бешенством последнего с живым интересом естествоиспытателя, даже не пытаясь как-то остудить его. Впрочем, даже если бы Чеслав нашел, чем оправдаться, сделать ему этого бы не удалось. Рене рванулся вперед, как молния и, в мгновение ока очутившись возле родственника, в запале схватил его за ворот, грубо встряхивая.

– Зачем?! – сорвался с его губ отчаянно-злой вопрос и, уже не пытаясь сдерживать свой гнев и дальше, мужчина рывком толкнул собеседника назад, ударяя его спиною и затылком о дерево.

Чеслав, по-видимому, совсем не огорченный подобным обращением, не пытающийся высвободиться из хватки, сочувствующе улыбнулся.

– Ради спасения твоей жизни, Рене.

– Что за ложь! – баронет, хмурясь, вновь стиснул ворот рубахи рыжего, судя по взгляду, намереваясь следующим ударом оборвать или, по крайней мере, предпринять попытку это сделать, бессмертную жизнь противника. Тот вздохнул, и по лицу его волной прокатилось раздражение.

– Я не лгу, – негромко произнес он, изучая лицо собеседника с той внимательностью, с какой путешественник изучает карту дорог, – Мне нет смысла лгать, – он завел руку за спину и неожиданно достал из-за пояса длинный и тонкий кинжал, странно сверкнувший в лунном свете. Медленно поднял его на уровень глаз собеседника и, держа строго за рукоять, слегка покачал.

– Ты видишь это, Рене? Оборотень всегда отличит серебро среди других металлов, его видно даже на глаз… Кинжал я забрал у Виктора. Ты плохо знал своего родственника, не правда ли?

На лице Ренарда на краткий миг отобразилось недоверчивое недоумение, тотчас же вновь смененное маской злости. Мужчина сильнее стиснул ворот рубахи противника и, приблизив свое лицо к его, зашипел, сейчас походя боле на ядовитую змею, чем на волка.

– Думаешь, я поверю тебе?!

– Все еще полагаешь меня лжецом? – Чеслав ухмыльнулся и неожиданно легко, безо всякого усилия, провел лезвием кинжала по одной из рук баронета. Тот изумленно охнул и, выпустив ворот собеседника, недоверчиво воззрился на поцарапанное запястье.

Одиночная капля крови, блеснув в серебристом лунном свете, поспешно сбежала по бледной коже вниз и, сорвавшись, затерялась где-то в тумане, устилающем землю. Рене, переведя растерянный взгляд с собственной руки на того, кого полагал братом, покачал головой, делая шаг назад.

– Не может быть… – сорвался с его губ пораженный шепот, и оборотень, едва ли отдавая себе отчет в действиях, отступил еще на шаг, глядя теперь исключительно на кинжал в руке рыжего, – Но откуда?..

– Я же сказал тебе, у кого он был, – Чеслав вздохнул, вроде бы с искренним сочувствием, и слегка качнул головой, – Мне жаль, Рене, действительно жаль, что все обернулось так, но в словах моих не было лжи, – желтые глаза неожиданно неприятно сверкнули и изображаемое сожаление в мгновение ока обратилось фальшивой маской, – Ан… Избавься от этого мерзавца.

– Ан?.. – растерянно и как-то отстраненно повторил мужчина, опуская взор на собственные сапоги, однако, тотчас же, видимо сообразив, кто здесь имеется в виду, понимающе протянул, – Ах, Ан… Нет, стой! – похоже, лишь сейчас в полной мере осознав произнесенные Чеславом слова, он резко обернулся и предпринял, было, попытку рвануться вперед, к Анхелю, дабы остановить его, уже подступившего к кажущемуся совершенно безжизненным телу графа де Нормонд, но что-то, вернее, кто-то, удержал его, обхватив со спины руками. Баронет с глухим рычанием попытался вывернуться и, оглянувшись через плечо, со вновь очень стремительно возвращающимся бешенством, рванулся, пытаясь оттолкнуть удерживающего его родственника.

– Ах, ты!..

– Тише, Рене, – оборвал его Чеслав, продолжая удерживать без особых усилий, – Имей хоть каплю уважения к смерти того, кому доверял. Я понимаю твои чувства, но, увы, этот человек должен получить то, что заслужил.

– Не тебе решать! – окончательно взорвался Ренард, изо всех сил пытаясь вырваться из железной хватки рыжего мерзавца, – Отпусти меня, ты… ты!..

– Он бы убил тебя! – Чес, судя по всему, сам несколько утомившийся поведением противника, немного повысил голос, еще крепче удерживая собеседника, – И ты желаешь спасти своего палача?!

– Да!! – рявкнул мужчина и, извернувшись ужом,почти выскользнул из рук родственника, но в последнюю секунду тот успел схватить его за рукав.

– Не делай глупостей! Едва придя в себя, он попытается оборвать твою жизнь, неужели ты не понимаешь? Он пребывает в уверенности, что ты – причина всех его бед, Ренард, он уверен, что, убив тебя, остановит проклятие! Если бы мы не помешали ему, ты сейчас лежал бы на земле с кинжалом в сердце! – он нахмурился и, стиснув ткань рубашки баронета сильнее, резко приказал, – Швырни его в пруд, Ан! Пусть этот мерзавец найдет упокоение в его темных водах.

– Нет! – Рене, зарычав от ярости, рванулся в очередной раз и, оставив в пальцах у рыжего кусок рукава, метнулся к уже стоящему на берегу пруда и легко удерживающему тело графа, Анхелю. Тот быстро обернулся, предпринял неловкую попытку ускользнуть от взбешенного баронета, но, видимо, тот бы слишком быстр для вораса. От сильного удара лицо Анхеля или Ана, как называл его Чеслав, исказилось, теряя выражение брезгливого равнодушия, цветшее на нем до того. Ворас сделал шаг назад, еще один и, не удержавшись, полетел в темную воду, по-прежнему удерживая в руках тело графа.

Рене, только сейчас понявший, что же он наделал, замер, недоверчивым, потрясенным взглядом провожая этот полет.

Поверхность воды расступилась, принимая в себя два тяжелых тела, а затем, как в замедленной съемке, взметнувшись вверх серебристыми в лунном свете брызгами, опала, неправдоподобно быстро успокаиваясь. Откуда-то сверху, как будто продолжая падение брызг, упала тяжелая капля, вновь беспокоящая ровную гладь лесного водоема, за ней последовала другая, и еще, и еще одна… Не прошло и минуты, как лес вокруг, доселе укрытый покрывалом тумана, скрылся за прозрачной искрящейся завесой, состоящей из тонких серебряных струй, сплошным водопадом ниспадающих из туч. Казалось, даже небеса оплакивают бесславную гибель несчастного графа де Нормонд.

Рене медленно опустился на краю берега на колени, потерянно глядя в морщинящуюся от бесконечных капель дождя воду. Ни единого следа от упавших секунду назад двух человек уже не было заметно на ее поверхности, однако, молодой баронет, не желая верить очевидному, все вглядывался и вглядывался в темный омут пред собою, как будто пытался отыскать в его глубинах хотя бы намек на надежду.

– Вик… – сорвался с его губ вздох, исполненный горечи, и мужчина, не выдерживая столь мгновенно павшей на его душу тяжести, почти упал вперед, упираясь ладонями в землю.

Чеслав, наблюдающий за происходящим совершенно хладнокровно и безразлично, не выказывая никакого волнения судьбой своего, упавшего вместе с графом в воду, друга, слегка вздохнул и, лишь сейчас отстранившись от дерева, неспешно приблизился к родичу, останавливаясь у того за спиной.

– Не нужно так горевать, Рене, – голос его, перекрывший тихий шелест дождя, прозвучал неожиданно резко и громко, – Я ведь говорил тебе – жизнь как эшек. Некоторые фигуры покидают поле, чтобы другие смогли достичь своей цели, и не стоит плакать над ними. Идем со мной, я прошу тебя. Этот человек получил только то, что заслуживал, то, что было ему предначертано в миг, когда он взял в руки кинжал, желая убить им тебя. Но кто готовит смерть другому, найдет ее сам – таков непреложный закон бытия.

– Но он бы не убил меня… – голос Ренарда, прервавшийся на середине фразы, словно в противовес собеседнику, практически слился с шумом падающей с небес воды, что, впрочем, не смогло умалить его горечь, – Не смог бы… И не хотел! Я не верю, нет, Вик не мог…

– Как ты наивен, брат мой! – Чеслав всплеснул руками, пораженно качая головой, – Виктор был в отчаянии, он искал выход, искал спасение для своей семьи! Рене, клянусь, я просто защищал тебя, я не хотел, чтобы он даже пытался причинить тебе боль!

– Защищал?.. – губы Рене скривила злая усмешка. Плечи его напряглись, руки стиснули мокрую траву на берегу пруда.

– Ты… ты не оставил на нем живого места, ты измучил, изранил, изувечил его, а потом просто утопил – это ты называешь защитой?!

– О, Всевышний, помоги мне! – парень на миг закатил ярко-желтые глаза и, откинув назад мокрые от дождя волосы, вновь попытался достучаться до недоверчивого родича, – Пойми же, Виктор был в отчаянии, он был готов на все! И когда маг сказал ему…

– Маг?! – Ламберт вскинулся и, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил на ноги, рывком оборачиваясь, – Ты еще смеешь говорить о маге?! Ты знаешь, что я видел, как ты убил его, и полагаешь, что я настолько глуп, чтобы не понять, кто был тем магом, что беседовал с Виком?! Ты просчитался, Чес, ты слишком заигрался! Это ты сказал Виктору убить меня, ты велел ему сделать это и, должно быть, дал ему этот кинжал! – он резко подался вперед и, в одно движение выхватив из рук явственно опешившего Чеслава оружие, поднял его, демонстрируя собеседнику, – Ты игрок, Чес, эшек научил тебя просчитывать все наперед, и ты думал, что предвидишь все ходы! Ты натравил на меня Виктора, а потом сам же убил его, чтобы выставить себя в моих глазах героем, чтобы переманить меня на свою сторону, использовать в каких-то темных целях! Но ты просчитался, просчитался сильно, черт тебя побери!

Дальнейшие действия молодого баронета можно было объяснить разве что тем, что волчья натура все-таки взяла над ним верх. Сам Ренард в эти секунды совершенно точно не сознавал, что делает, что, впрочем, не помешало ему быть предельно точным.

Снедаемый желанием отомстить за гибель друга, сжимая в руках оружие, могущее навредить противнику, он, недолго думая, а может быть, вообще не размышляя, резким толчком послал, швырнул кинжал острием вперед в сторону собеседника. Он не пытался прицеливаться, не замахивался, да и вообще действовал, казалось бы, без особого усилия, но не учел собственной физической мощи. Может быть, не взирая на все происшедшее, Рене все-таки не планировал причинять родственнику серьезного вреда, хотел лишь пугнуть, слегка ранить, но маленькое расстояние, разделяющее их, решило все за него.

Кинжал, брошенный со всей яростью, обуревающей оборотня, неожиданно легко, словно в масло, вонзился рыжему чуть выше переносицы, ровно между бровей. Чеслав, в эти секунды, похоже, начисто позабывший о недавно обретенном бессмертии, автоматически схватился за клинок, словно собираясь вытащить его, но не смог и тяжело завалился назад, падая навзничь и раскидывая руки в стороны.

Ламберт на мгновение сжал губы, нерешительно делая шаг к лежащему перед ним телу родича, однако тотчас же, видимо, поняв, что здесь оставаться смысла более нет, метнулся в сторону, на ходу обращаясь огромным черным волком. Прошло всего мгновение, а о пребывании здесь баронета Ренарда Ламберта уже напоминал лишь молодой человек с кинжалом во лбу, лежащий на сырой земле лицом к небу, и глядящий прямо в него широко распахнутыми янтарными глазами.

Реальность начала уже привычно размазываться, размываясь и стираясь, мешая краски, и Ричард неожиданно подался вперед, изумленно всматриваясь в тело Чеслава. Его спутники, глянув туда же, заметили, что на грудь лежащему без движения оборотню внезапно взбежал взявшийся из ниоткуда белый паук.

– Так вот значит, почему… – Ричард, задумчиво потирая подбородок, медленно повернулся спиной к остаткам размывающейся картины, явственно демонстрируя, что просмотр можно считать завершенным, – А я-то все думал, как же он смог… Ладно, – неожиданно прервал он сам себя и, тряхнув головой, окинул спутников решительным взглядом, – Нам осталось увидеть лишь еще один небольшой эпизод и я не думаю, что есть смысл откладывать этот момент. Тем более, что Дэйв…

– Эй-эй! – Татьяна, заволновавшись, решительно вытянула руку вперед, останавливая оборотня жестом, – А как же предоставить нам пояснения?

– Да, каким образом после столь меткого удара Чеслав сумел появиться на пороге нашего замка? – Эрик скрестил руки на груди, всем видом показывая, что ждет объяснений.

Винсент, в отличие от своих друзей предпочитающий пока отмалчиваться, покосился на блондина и, тихонько вздохнув, тоже предпочел принять на себя вид ожидающего интервью журналиста.

– Скоро увидишь, – Лэрд тихонько вздохнул и, потерев переносицу, слегка пожал плечами, – Потерпеть осталось и в самом деле совсем чуть-чуть. Хотя, полагаю, пояснения вам дать мне все-таки придется, ибо с момента, виденного вами сейчас, до следующего эпизода моей жизни, миновало ни много, ни мало, а ровно тысяча лет…

– Тысяча лет?? – девушка ошарашенно приоткрыла рот, переводя взгляд с одного из своих спутников на другого, – Я думала, максимум пара десятилетий…

– Напрасно, – обнадежил ее оборотень и, поежившись, поправил на плечах пиджак Дэйва, снова возвращаясь к повествованию, – Итак, миновало десять столетий между тем, что произошло сейчас и тем, что побудило меня искать помощи у хранителя памяти… Тогда, еще в шестом веке, я бежал из города. Не стал даже заходить и прощаться с Аделайн, хотя и мог себе представить, как бедняжка будет переживать, потеряв в один день и мужа, и брата. Представлял себе, знал, но не мог найти силы взглянуть ей в глаза после того, как едва ли не собственными руками бросил ее раненного мужа в омут, после того, как фактически убил его… – он на мгновение замолчал и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться из стороны в сторону, – Я бежал со всех ног, стараясь удрать как можно дальше от Нормонда, от Парижа, от избушки мага, от пруда, – от всего, что имело связь со случившемся, от всего, что могло бы напомнить мне о Викторе. Лишь спустя много лет я осознал, что просто старался сбежать от самого себя. На тот момент я все еще считал Чеслава братом, если не другом более, то, по крайней мере, родственником и сознавать, что по сути, в один день я убил сразу двух своих родичей, было, мягко говоря, нелегко. Я надеялся скрыться от этих мыслей, спастись в бесконечных странствиях, забыться в постоянных перемещениях с места на место… За минувшую тысячу лет я успел обежать на собственных лапах едва ли не весь свет, избегая, по понятным причинам, лишь Франции. Однако, как выяснилось, все это было абсолютно напрасно. По прошествии десяти столетий прошлое все-таки настигло меня, и вновь погрузило в пучину отчаяния… – Ричард закусил губу и, опустив голову, покачал ей, – Волею случая я оказался в Венгрии. Случилось так, что в день прибытия туда, я находился в чрезвычайно паршивом расположении духа – была годовщина тех событий, которым мы только что были свидетелями, – поэтому по прибытии решительно направился в первый попавшийся кабак, или похожее заведение, чьего названия я не помню, с твердым намерением напиться, – мужчина умолк и, подняв голову, кивнул куда-то вперед. Дэйв, легко угадывая желание и повеление хозяина, мгновенно сориентировавшись, с видимым усилием потянул за край реальности, перелистывая сразу большой ее пласт.

Молодые люди, опять принимая на себя роль наблюдателей, поторопились сосредоточиться на происходящем, с любопытством озираясь.

На сей раз они находились уже, к счастью, не возле избушки несчастного Рейнира. Обстановка, окружившая их, как и обещал Ричард, выглядела вполне соответствующей какому-то средневековому кабаку, или таверне, или еще какому-то подобному заведению.

В небольшом, довольно тесном помещении, очень плотно стояло несколько грязных деревянных столиков с какими-то куцыми стульями подле них, сильно пахло алкоголем, рыбой, и чем-то еще, весьма трудноопределимым, но вряд ли приятным.

Народу здесь почти не было, посему рассмотреть за ближайшим к созерцателям столиком знакомую фигуру баронета Ламберта труда не составило ни малейшего.

Рене сидел, частично навалившись на стол, подперев щеку рукой и задумчиво-пьяным взором изучал стоящую перед ним практически пустую бутылку, похоже, не замечая кроме нее ничего вокруг. Судя по всему, намерение напиться до поросячьего визга он уже практически исполнил, и сейчас гордо и самоотверженно переваривал последствия.

Из-за соседнего столика раздраженно вскочил и, ударив кулаком по столу, выругался сквозь зубы краснолицый бородатый мужчина весьма плотного телосложения. После, ни слова не говоря, бросил на столешницу темный, характерно звякнувший мешочек, резко развернулся и не прибавив ни слова к уже произнесенному, почти выбежал из питейного заведения, не преминув сильно хлопнуть напоследок дверью.

Ренард лениво перевел взгляд на столик, за которым сидел нервный посетитель и чуть прищурился. Собеседник и, по-видимому, противник так стремительно покинувшего таверну мужчины как раз тоже поднимался на ноги, в отличие от оппонента безо всякой спешки, спокойно собирая со стола разложенные по нему карты.

– Э, – баронет, сделав глоток из стакана, который сжимал правой рукой, махнул незнакомцу левой, – Не убирай.

Последний с интересом глянув в его сторону, немного склоняя голову набок. Это был невысокий молодой человек, с копной вьющихся крупными локонами темно-рыжих, почти красных волос, со светло-карими, практически желтыми глазами, и тонкими, изящными чертами лица. Одет он был в белую рубашку с широкими рукавами и узкими манжетами, в темную жилетку поверх нее, и темные же брюки. На тонкой шее был небрежно повязан серо-голубой платок.

– Хочешь сыграть? – голос у парня оказался довольно приятным, спокойным и мягким, очень располагающим и буквально подталкивающим к беседе.

Рене кивнул, ухитряясь даже это движение сделать до такой степени пьяно и неуклюже, что по губам его собеседника скользнула невольная усмешка.

– И на что же?

Ламберт совершенно некультурно, очень не по-дворянски икнул и, решительно стукнув стаканом по столу, провозгласил:

– Сто монет!

Где-то возле входа шевельнулась темная фигура, – кто-то явственно прислушивался к словам мужчины, явно интересуясь его благосостоянием.

Лицо молодого человека приняло нескрываемо сочувствующее выражение.

– Каких? – небрежно осведомился он, опираясь одной рукой о стол, а другой ловко собирая со столешницы разложенную по ней колоду.

Баронет вызывающе приподнял подбородок.

– Франков, – снисходительно заявил он, всем видом показывая, что эту валюту полагает самой действенной во всем мире. Влияния это, впрочем, не возымело.

Собеседник мужчины фыркнул и, не скрывая презрительной усмешки, принялся аккуратно выравнивать сложенные в ладони стопкой карты.

– На франки не играю.

– Ну и дурак, – отозвался Ренард и, пьяно расхохотавшись, махнул в сторону потенциального противника пустым стаканом, – Потом поменяешь на что захочешь. Или я сам с тобой вместе схожу, обменяю у какого-нибудь барыги, и все отдам. Играю я честно и проигрываю тоже.

– У тебя они хоть есть, монеты эти? – молодой человек, прислонившись боком к столу, чуть подкинул колоду на ладони, тотчас же легко ловя ее, – Кто тебя знает, клянешься в честности, а потом надуешь…

– Есть! – мужчина, начиная сердиться, попытался встать из-за стола, – А вот у тебя, поди, и сантима не завалялось, раз так отказываешься, а?

– У меня? – оппонент баронета изящно приподнял такую же, как и волосы, рыже-красную бровь и, хмыкнув, присел на краешек стола, – Не беспокойся. Я никогда и никому не проигрываю, приятель, мне вряд ли понадобиться расплачиваться с тобой. Поэтому учти, если эти твои франки – все твое состояние… – он окинул красноречивым взглядом несколько потрепанный костюм Рене, – Со мной за стол тебе лучше не садиться.

– Со мной ты познаешь вкус проигрыша! – вызывающе заявил баронет и все-таки поднялся, продолжая, однако, крепко держаться за столешницу и чуть пошатываясь. Ноги его явно держали плохо.

Собеседник окинул мужчину долгим задумчивым взглядом, ухмыльнулся и, отстранившись от стола, сделал приглашающий жест в сторону одного из стульев.

– Если сумеешь дойти до стола, милости прошу.

– Я – и не сумею? – Ренард вновь пьяно расхохотался и, с некоторым трудом оторвав руки от столешницы, сильно кренясь назад, решительно, насколько это вообще было возможно в его состоянии, направился в сторону оппонента. Тот с глубочайшим интересом пронаблюдал весь путь мужчины и, дождавшись, пока тот тяжело плюхнется на один из стульев, усмехнулся, присаживаясь напротив.

– Что ж, если играешь ты хотя бы в половину так же хорошо, как ходишь в таком состоянии, возможно, есть шанс провести интересную игру, – тонкие пальцы замелькали в воздухе, легкими, привычными движениями сдавая карты, – Впрочем, с пьяными всегда забавно играть.

– Это еще почему? – недовольно осведомился Рене и, вытерев рукавом нос, сгреб со стола предложенные ему карты. Его соперник легко пожал худыми плечами.

– Они плохо понимают, что происходит, поэтому очень быстро проигрывают. Начинай.

Ренард, некоторое время переваривавший глубокую фразу, сказанную новым знакомым, задумчиво уставился в карты. Еще несколько минут он внимательно изучал их, видимо, силясь понять, что происходит и что надо делать. Собеседник его с тяжелым вздохом подпер щеку кулаком, постукивая собственными картами по столешнице.

Наконец, баронет принял решение и, выхватив одну из карт, швырнул ее на стол. Противник ответил на эту резкость ледяным спокойствием, и уже через минуту игра пошла, как по маслу.

– Забавная вещь эти игры, да? – молодой человек, задумчиво водя указательным пальцем по нижней губе, мягко улыбнулся, – То пешка объявляет королю шах, то шестерка бьет туз при хорошем раскладе… Напоминает человеческий мир. Да и жизнь наша, в сущности, не более, чем игра…

Рене резко вскинул на него глаза и, хмурясь, вгляделся пристальнее. Новый его знакомый, заметив некоторую подозрительность в этом взгляде, удивленно заморгал.

– Я сказал что-то, что тебе неприятно?

– Да нет… – баронет глубоко вздохнул и вновь опустил взор на карты, – Знавал я некогда одного философа, который рассуждал точно так же. Тоже, кстати, играми увлекался… – он тряхнул головой и, с сожалением оглянувшись на оставшуюся на другом столе бутылку, вздохнул, стараясь отвлечься от воспоминаний, – Если карты похожи на людей, то кто тогда, по-твоему, я? – он повернулся обратно и резко бросил на стол очередную карту.

– Ты… – противник склонил голову набок, вглядываясь в мужчину и, мягко улыбнувшись, вытащил из своих карт одну, демонстрируя ее собеседнику, – Валет. Пик. До короля, полагаю, еще не дорос.

– Недостаточно стар? – фыркнул в ответ новоявленный валет пик, видимо, борясь с желанием поведать о своем истинном возрасте, и неожиданно зевнул. Соперник его хмыкнул.

– Нет, не только. Чтобы иметь право зваться королем, нужно что-то большее, чем возраст… А, впрочем, как в жизни, так и в руках некоторых игроков в короли частенько лезет всякая мелкая сошка. Даже забавно, как некоторые рвутся к власти…

– Намекаешь, что я плохо играю?! – мигом взъерепенился мужчина, – Да ты сам…

– Ну, что ты, – молодой человек негромко рассмеялся и, махнув картами на собеседника, неожиданно бросил их веером на стол, – Ты очень хорошо играешь, друг. Разве не видишь? Ты выиграл.

– Как выиграл?.. – растерялся оборотень, недоверчиво всматриваясь в лежащие перед ним карты, – Уже?..

– Уже, – противник его поднялся с места и, взяв со спинки стула неожиданно большой для такой худощавой фигуры плащ, принялся неторопливо его натягивать, – Впервые я проиграл, и к тому же так скоро… У меня нет с собой всего твоего выигрыша. Но недалеко отсюда стоит повозка одного старика, который подвозит меня за небольшую плату, в ней мои вещи. Ты не прочь немного пройтись?

– Спрашиваешь! – баронет, воодушевленный перспективой скорой наживы, рывком вскочил на ноги и, пошатнувшись, кое-как удержался за столешницу, вертя головой, – А расплатиться?..

– Хозяин этого заведения – мой добрый старый друг, – отмахнулся молодой человек, легким, изящным движением водружая на голову шляпу, отдаленно напоминающую ковбойскую, но с более узкими полями, – В случае чего, он знает, где найти меня, а денег расплатиться за тебя и за себя мне достанет. Давай же, приятель, ты вперед. В случае чего я успею тебя подхватить.

– Я не собираюсь падать, – недовольно пробурчал Ренард, даже слегка надувая губы и, с трудом отлепившись от стола, с неожиданным интересом воззрился на нового знакомого, – Значит, говоришь, карты как люди, и я здесь валет пик? А кто тогда ты в этой колоде?

– В этой колоде… – по губам молодого человека скользнула странная усмешка, и глаза его, поймав тусклый свет, озаряющий таверну, полыхнули желтым пламенем, – В этой колоде я джокер, Рене. А на доске – король, которому ни одна пешка не посмеет поставить мат. Иди же, не задерживайся, твои деньги ждут.

Баронет, отвлеченный последними словами, да и просто под винными парами не сообразивший, что имя его только что было произнесено, казалось бы, совершенно незнакомым человеком, серьезно кивнул и с крайне сосредоточенным видом направился на выход.

Незнакомец последовал за ним, как, само собой разумеется, и незримые свидетели происходящего.

Темная фигура, обратившая внимание на слова Рене о деньгах, тоже поднялась со своего места и, кутаясь в плащ, поспешила на выход.

Ренард, пошатываясь на каждом шагу, и едва не прошибивший лбом закрытую дверь, с некоторым трудом распахнул ее и, тяжко вздохнув, выбрался наконец на улицу, вопросительно оборачиваясь на следующего за ним молодого человека и пытаясь сформулировать должным образом какую-то фразу.

Пользуясь этой заминкой, наблюдатели тоже успели покинуть засаленную таверну и, оказавшись на свежем воздухе, несколько удивленно огляделись. По сию пору все события, предоставляемые их взорам, происходили если не в самое жаркое время года, то, во всяком случае, и не в самое холодное, но сейчас на улице неожиданно обнаружился снег. Само по себе это явление, конечно, не могло быть особенно удивительным, но при учете того, что события, чью годовщину мрачно отмечал в кабаке Ренард, происходили поздней осенью, нахождение среди ледяной белизны несколько повергало в ступор.

– Зима… – пробормотала Татьяна, ни к кому особенно не обращаясь и, вытянув руку, поймала снежинку, растирая ее между пальцами, словно проверяя на подлинность. Ей, уже бывавшей несколько раз в прошлом, все еще было поразительно самое их нахождение здесь. Они чувствовали тоже, что и люди, проживающие в этом времени и переживающие эти события, они могли касаться тех же предметов, что и они, но все равно оставались бесплотными, незримыми призраками. В этом был какой-то парадокс, который никак не желал укладываться в сознании девушки.

Впрочем, сейчас концентрироваться на этом ей не хотелось.

Баронет Ламберт, замерший впереди и, похоже, несколько протрезвевший от холодного воздуха, поежился и плотнее запахнулся в явно чересчур легкую куртку. Его спутник, проследив за действиями мужчины, чуть улыбнулся. Он-то, судя по всему, ощущал себя в плаще очень уютно, и теперь внутренне посмеивался над болваном, решившим натянуть столь неподходящую к погоде одежду.

Впрочем, если бы в этот миг он мог лицезреть будущую версию того самого болвана, то, пожалуй, убедился бы, что жизнь его совершенно ничему не научила. Путешествовать по волнам своей памяти Ричард, как уже упоминалось, отправился в одних штанах, да к тому же еще и босиком, и в эти минуты переживал далеко не самые приятные ощущения. Спутники его, тоже одетые довольно легко, но, во всяком случае, догадавшиеся обуться, мерзли лишь немногим меньше своего гида, однако на него поглядывали с нескрываемым сочувствием.

Поймав очередной такой взгляд, оборотень с претензией чихнул и сумрачно буркнул:

– Не отвлекайтесь.

Предложение это, как оказалось, было сделано вполне своевременно, ибо похоже было, что баронет Ламберт наконец подобрал нужные слова и не замедлил их высказать.

– И где твоя телега? – сумрачно осведомился он, взирая на спутника с нескрываемым неудовольствием. Тот, легко усмехнувшись, вытянул руку вперед, указывая куда-то в снежную мглу.

– Вон там.

– Далеко, черт… – Рене вздохнул и, всем видом демонстрируя покорность жестокой судьбе, заставляющей его топать по снегу, дабы получить честно выигранные деньги, с самым ответственным и сосредоточенным видом направился в указанном направлении, сознательно протаптывая в снегу небольшую тропинку.

Его проводник, без ярко выраженных угрызений совести пользуясь результатами трудов баронета, следовал за ним, ступая, правда, до такой степени легко, что казалось, эти самые труды были ему решительно не нужны, и без тропинки он шел бы столь же свободно, как и по ней.

Но чем дальше от таверны отходили молодые люди, тем больше и больше облик неизвестного противника Ренарда менялся, обретая куда как более знакомые черты.

Шаг его становился все тяжелее и, вместе с тем, увереннее, плащ, доселе мешком свисающий с худощавых плеч, внезапно натянулся, плотно облегая и очерчивая их неожиданную ширину, подчеркивая силу, а темно-рыжие волосы, выглядывающие из-под шляпы, буквально на глазах укоротились, теряя медный оттенок и становясь совершенно огненными.

Татьяна, шагавшая, как и прочие, следом за Рене и его странным спутником, споткнулась от неожиданности и, едва не упав, вцепилась в напряженно созерцающего происходящее мужа.

Баронет сделал еще один шаг и, остановившись, раздраженно всплеснул руками. Таверна осталась уже позади, шли они довольно долго, а обещанной телеги все не появлялось.

– Да где же… – начал, было, говорить он, но завершить фразу не успел. Его спутник, в мгновение ока очутившись за спиною собеседника, резким движением приставил к его подбородку невесть откуда взявшийся пистолет.

Ренард растерянно и недоуменно замер, непроизвольно чуть приподнимая подталкиваемую дулом голову. Над ухом его раздался негромкий, довольно неприятный смешок.

– Ни одна пешка не смеет ставить мне мат, Рене, – голос рыжего тоже претерпел изменения, утратил былую притягательную мягкость и обманчивое спокойствие, становясь при этом ничуть не менее узнаваемым, чем весь его облик, – Но, если это происходит… – он плотнее прижал дуло к подбородку баронета, – Я всегда беру реванш.

Ламберт непроизвольно дернулся; зубы его застучали. Страх, обычно неведомый мужчине, окатил его с ног до головы холодом не менее пронизывающим, чем тот, что царил вокруг, и нельзя было сказать, что причин для этого не было.

– Тише, Рене, – продолжал насмешливо шептать молодой человек, – Конечно, от дырки в башке ты не умрешь, как не умер и я. Но залечивать ее тебе придется оч-чень долго… как пришлось мне.

Ренард, от происходящего почти совсем протрезвевший, медленно потянул носом воздух, очень явственно прикидывая, как ему поступить.

– Проклятый философ… – прохрипел он, на несколько мгновений прикрывая глаза, – Я должен был догадаться…

– Но ты не догадался, – рыжий мягко заскользил дулом он подбородка жертвы вниз по его шее, – Ты был пьян, и так жаждал наживы… Глупый, глупый баронет Ренард Ламберт, который ничуть не поумнел за прожитые годы.

Мужчина попытался, было, повернуть голову вбок, дабы взглянуть на собеседника хотя бы через плечо, но пистолет, вновь уткнувшийся ему под подбородок, заставил его прекратить эти попытки.

– Без глупостей, Рене. Пистолет заряжен серебром, а вытащить изо лба кинжал значительно проще, чем застрявшую в черепе пулю.

– Чес… – Рене, все еще не придумавший, как следует вести себя, слабо повел плечами, – Я… я не думал…

Ответом ему послужил сильный удар пониже лопаток. Пистолет перестал давить на подбородок, удерживать его более никто не собирался, поэтому мужчина, сделав несколько заплетающихся шагов, не удержавшись, полетел в снег. Правда, моментально развернулся и, стряхивая холодные снежинки с волос и лица, воззрился на собеседника уже куда как более трезво и, вместе с тем, зло.

Чеслав стоял, положив обе руки на ремень брюк, ухитряясь при этом все еще сжимать в одной из них пистолет, и наблюдал за родственником с неприязненной ухмылкой.

– Протрезвел? Хорошо, я предпочитаю общаться с хотя бы отчасти здравомыслящим человеком, а не с пьяным бродягой. Итак… – он тяжело шагнул вперед и, склонив голову, с хищным интересом уставился на продолжающего сидеть в снегу человека, – О чем же ты не думал, брат мой? О том ли, что убивать человека, спасшего твою жизнь, человека, связанного с тобой узами крови не есть достойное благородного дворянина деяние? Или же ты просто не думал ни о чем и никогда, как и сейчас? – рука, сжимающая пистолет, чуть дрогнула, и Рене напрягся.

– Чес… – опять попытался что-то сказать он и, упершись открытой ладонью в снег, предпринял неловкую попытку подняться на ноги, – Послушай, я…

– Не двигайся, Рене, – Чеслав поднял руку с пистолетом и, наставив его дуло прямо на родича, чуть нахмурился, – Пешке никогда не достичь трона, как бы она ни старалась. Тебе не одолеть меня, баронет. Разве ты забыл? Я никогда не проигрываю в эшек.

– Но это не игра! – баронет, оставивший попытки подняться, замотал головой, вероятно, плохо понимая, что происходит, – Это не игра, Чес, это жизнь! Я не играл с тобою, и не играю сейчас, и потом, Чес, ты не понял, я не хотел…

– Не смей так меня называть! – глаза Чеслава полыхнули тем самым огнем, что некогда так перепугал Рейнира. Палец его дернулся, спуская курок, и баронет, изумленно охнув, тяжело завалился набок, недоверчиво прижимая ладонь к пробитому плечу. Эхо от прогремевшего выстрела разнеслось по округе.

Ричард, наблюдающий за этим, поморщился, машинально тоже дотрагиваясь до того самого плеча, что не так давно вновь пострадало от пули того же самого оборотня.

Чеслав глубоко вздохнул и, медленно опуская пистолет, как бы невзначай слегка щелкнул вновь взводимым курком.

– Итак, – видно было, что рыжий пытается держать себя в руках, старательно сдерживая владеющий им гнев, – Чего же ты не хотел, Рене? Не хотел убивать меня, не хотел причинять мне боль? Не хотел мстить мне? Или, быть может, ты просто не хотел, чтобы я остался в живых, не желал вновь встречаться со мною? – рука оборотня, сжимающая оружие, дернулась, и Ренард, только-только вновь принявший относительно вертикальное положение, продолжающий прижимать ладонь к раненому плечу, невольно отшатнулся назад. О том, как устроены пистолеты вообще и, в частности, этот конкретный пистолет, он не знал, но небезосновательно полагал, что вернувшемуся из глубины веков родственнику вполне может прийти в голову пальнуть в него еще раз.

От Чеслава это не укрылось.

– Ты боишься меня? – с живым интересом осведомился он и, кривовато, презрительно ухмыльнувшись, демонстративно убрал оружие в кобуру на поясе, насмешливо поднимая руки, – Вот так, Рене, теперь я безоружен. Следующий ход за тобой, мы можем продолжить игру. Что же ты сделаешь? Быть может, опять бросишь в меня кинжал, дабы отблагодарить за попытку спасти твою шкуру? – при последних словах в его голосе послышались звенящие нотки.

– Ты забываешься… – баронет, сжавший губы и медленно потянувший воздух, с некоторым трудом уперся здоровой рукой в снег позади и кое-как все же поднялся на ноги, глядя прямо в глаза собеседнику, – Мне ведь известно о том, что ты натворил тогда, Чес… лав. Запамятовал? Я знаю, как ты подставил Виктора де Нормонда, знаю, что убил его только для того, чтобы выставить себя героем! Не лги мне о спасении, брат, ты преследовал иные цели! От моего удара ты бы не умер, и доказательством тому то, что ты говоришь сейчас со мною, поэтому прекрати свои нападки! Обвинять тебя имею право скорее я, а твоя месть… просто глупа.

– Да? – Чеслав, выслушивающий эту пылкую речь с совершенно спокойной, презрительной улыбкой, хмыкнул и, покачав головой, сунул руку куда-то за пазуху, извлекая другой пистолет, – Ну, в таком случае ты тоже не умрешь, если я прострелю тебе череп…

– Да стреляй! – обозлился Ламберт и, расправив по мере сил плечи, гордо выпрямился, – Мне будет больно, но я не умру, ты прав, и однажды вернусь в твою жизнь, как ты влез в мою! Вернусь и сам отомщу за все – за убийство Виктора, за…

– Убийство? – рыжий негромко рассмеялся и, держа пистолет в опущенной руке, чуть прищурился, – Как любопытно ты мыслишь, Рене. Помнится, в нашу последнюю встречу ты непрестанно обвинял меня во лжи, но ответь… разве сам себя ты не обманываешь? Ты винишь меня в смерти несчастного графа, тогда как на самом деле убил его ты.

Баронет пошатнулся. Наверное, даже выстрел в упор не был бы для него сейчас столь болезнен, как эти слова, слова, подтвердившие его собственные мысли, терзавшие его на протяжении последней тысячи лет. Мужчина отступил и, бледнея на глазах, упрямо замотал головой.

– Нет… нет, не правда, я не… не убивал… Нет, нет, я не убивал его, я не убивал Вика!.. – он сделал еще шаг назад и, оступившись, вновь упал в снег, вцепляясь одной рукой в собственные волосы. Второй он, не взирая на браваду, мог двигать с трудом.

Чеслав наблюдал за несчастным человеком, не могущим сдержать горечь и боль, так и рвущиеся наружу, со спокойным презрительным хладнокровием.

– Ты. Его. Убил, – медленно и размеренно повторил он, скрещивая руки на груди, так, что пистолет, зажатый в одной из них, теперь смотрел дулом куда-то в сторону, – Именно ты толкнул Ана, а вместе с ним и своего любимого друга, этого глупого графа. Ты столкнул их обоих в пруд, зная, видя, что Виктор чересчур слаб, чтобы выбраться на берег. Правда, злобу твою это не утолило, посему ты предпочел выместить ее и на мне.

– Замолчи, замолчи! – в голосе Ренарда зазвучала нескрываемая мольба, – Заткнись, я не хочу слушать тебя, это безумие!

– Правда часто кажется безумной, Рене, – рыжий пожал плечами и неожиданно присел на корточки, расслабленно чертя дулом пистолета по снегу, но глядя при этом исключительно на собеседника, глядя с почти искренним сочувствием, – Ты хотел знать, как все было в действительности, придумывал какие-то истории, воображал меня самым ужасным злодеем… Хочешь, я расскажу тебе, как все было на самом деле?

Баронет нервно дернул щекой и опустил голову, что при достаточной доле воображения можно было истолковать и как отрицательный жест, и как согласие. Чеслав предпочел избрать второй вариант и, продолжая сидеть на корточках, подпер щеку рукой, с интересом вычерчивая что-то на снегу.

– Тебе известно, что я знал – ты видел смерть этого никчемного мага, – говорил он спокойно и размеренно, как будто пересказывая какой-то фильм, а не свое собственное прошлое, – Я заметил твоего коня тогда перед его избушкой, слышал шорох под окном… Меня не удивило, что ты начал избегать меня после этого, Рене. Ты всегда был трусом, всегда старался избегать любых проблем и неприятностей, держаться как можно дальше от них, надеясь, что все разрешится само собою. Я не пытался навязывать тебе свое общество, полагая, что времени у нас с тобою теперь предостаточно, а уж за вечность-то мы точно успеем объясниться, да и страх твой уйдет… Я находился в домишке Рейнира, искал кое-что в его бумагах, когда туда неожиданно заявился де Нормонд. Я не знал причин, побудивших его искать встречи с таким человеком, каким был Рейнир, поэтому принял его облик, чтобы выяснить, что же может быть нужно Виктору от того, кто проклял его род. Знаешь ли ты, о чем он спросил меня? – Чеслав замолчал, переводя на собеседника сочувствующий вопросительный взгляд.

Ответа не последовало.

Рене сидел на снегу, похоже, совершенно не ощущая его холода и, опустив руки, смотрел на них застывшим взглядом. Рыжий слегка вздохнул и виновато пожал плечами.

– Он спросил, действительно ли серебро способно убить оборотня, – продолжил он, и голос его прозвучал жестко.

Ренард медленно поднял взгляд. На губах его застыла странная, непонятная улыбка, изумившая, похоже, даже его собеседника.

– Ты подтвердил это, – голос его прозвучал хрипло и несколько приглушенно. Его собеседник хмыкнул.

– Об этом известно всем, Рене, если бы я попытался скрыть от Виктора столь очевидный факт, он бы что-то заподозрил. Тем не менее, напрямую отвечать ему я не стал, просто спросил, кого таким образом он хочет лишить жизни. Он выхватил кинжал и выкрикнул твое имя, очевидно, посчитав мои слова подтверждением своих надежд. Потом он говорил какую-то чушь, твердил, что всегда подозревал в тебе нечисть, всегда думал, что ты не можешь быть обычным человеком, и что наверняка в его несчастьях повинен лишь ты… Он бросился к двери, а я не мог допустить, чтобы он навредил тебе, Ренард. Ан помог мне…

– Ты так складно говоришь, – Ламберт немного склонил голову набок, сверля рассказчика тяжелым взглядом, – Все так правильно и понятно, все очень правдиво, да… Вот только я не верю тебе, Чес, не верю ни единому твоему слову. И знаешь, почему? Потому что ты прав, да, я видел, как ты убил Рейнира! Но кроме этого я еще слышал твой разговор с несчастным стариком, и знаю, кто проклял род де Нормонд, кто проклял семью моего бедного друга, из-за кого он едва не сошел с ума! Если он и хотел в действительности убить меня, то причиной этому все равно был ты и только ты. И то, что ты обманул меня, прикинувшись им…

– Если бы ты увидел меня в избушке мага, мог бы обвинить в том, что я что-то сделал с графом! – Чеслав резким движением поднялся с корточек, глядя на собеседника сверху вниз, – Я отвел тебя подальше, я хотел объяснить тебе все, я хотел, чтобы ты понял…

Улыбка, играющая на губах Ренарда, стала снисходительной, обретая нескрываемый оттенок насмешки.

– Ты запутался в собственной паутине лжи, Чеслав, – он хмыкнул и, коснувшись плеча, прибавил, говоря на порядок тише, – И я все равно не верю, что Вик причинил бы мне вред. Он не был способен на такое, он не мог!..

– Довольно, – рыжий, вероятно, и в самом деле запутавшийся среди собственных фантазий, утомившийся рассказывать сказки, нахмурился, медленно поднимая пистолет, – Я надеялся, что прошедшие годы сделали тебе умнее, Рене. Я ошибся. Жаль.

– Ты ошибся, думая, что я так глуп, что поверю в твои сказки, Чес, – оборотень усмехнулся и, вновь расправив плечи, мрачно улыбнулся, – Стреляй. Клянусь, в следующий раз я найду способ остановить тебя навсегда.

– Следующего раза не будет, Рене, – голос Чеслава прозвучал отстраненно, безразлично, но, как ни странно, с грустными нотками в нем, – Надеюсь, моя пуля выбьет из тебя привычку звать меня так… Прощай.

Прогремел выстрел. Баронет Ламберт, шатнувшись, упал назад, на снег, пачкая его кровью.

Противник его, окинув тело жертвы последним взглядом, развернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь.

Наблюдатели, ожидающие изменения реальности, начали недоуменно переглядываться, силясь понять, почему этого не происходит и беспокоясь, не случилось ли чего с приведшим их сюда хранителем памяти.

Дэйв стоял, чуть приподняв подбородок и, замерев по стойке смирно, напряженно смотрел в спину удаляющемуся оборотню.

Тот шел, шагая резко и быстро, не пытаясь вновь изменять облик, шел, полностью погруженный в свои мысли. Впереди смутно замаячила темная фигура, пошатывающаяся из стороны в сторону, фигура, без сомнения, сильно пьяного человека.

Через несколько шагов оборотень повстречался с ним, и неизвестный, пошатнувшись, слегка зацепил его плечом. Смутно пробормотал что-то, не то извиняясь, не то ругаясь на мешающего ему пройти человека и, едва не упав в снег, глупо рассмеялся, продолжая свой путь.

Чеслав, остановившись, задумчиво проводил его взглядом и неожиданно усмехнулся.

– Их всегда манит запах крови… – тихо проговорил он и, вздохнув, слегка покачал головой, – Ну, что же… Пусть будет так.

Слова эти оказались последними словами рыжего оборотня. Высказав свою необъяснимую, загадочную мысль, он повернулся к происходящему спиной, и спустя несколько шагов вдруг исчез, пропадая на многие-многие годы из памяти и жизни Ренарда Ламберта…

Пьяный незнакомец, тем временем, продолжал свой путь. Слова оборотня он, вне всякого сомнения, услышал, но не подал виду, продолжая решительно пошатываться, порою практически заваливаясь в очередной сугроб, двигаясь по следам прошедшего здесь не так давно баронета. Подождав, пока шаги оборотня за спиной затихнут, он быстро, воровато оглянулся и, переведя дыхание, выпрямился, поправляя шляпу и открывая лицо.

Личность его мгновенно перестала представлять загадку – человек, столь успешно притворяющийся пьяным, но не смогший, тем не менее, обмануть Чеслава, сейчас стоял среди наблюдателей и ловко вел их по волнам памяти своего хозяина.

Дэйв из прошлого, небритый, лохматый, с волосами несколько длиннее, чем сейчас, хмурясь, всмотрелся в снежную мглу впереди и, очевидно, рассмотрев что-то, со всех ног бросился вперед. Наблюдатели, с места не трогавшиеся, не без удивления заметили, что метнулся он с такой скоростью ни к кому-нибудь, а именно к лежащему на земле телу баронета Ламберта.

Упав рядом с ним на колени, молодой человек взволнованно вздохнул и, действуя не слишком уверенно, но все же решительно, медленно скользнул тонкими пальцами по лбу молодого мужчины, обводя маленькую дырочку между бровей. Куснул себя за губу и, неожиданно обхватив обеими руками голову несчастного баронета, приподнял ее, укладывая себе на колени.

Наблюдатели, таких действий прежде никогда не видевшие, удивленно переглянулись; Винсент, склонивголову набок, всмотрелся в фигуру младшего своего коллеги пристальнее, явно оценивая его профессионализм.

Дэйв, тем временем, осторожно положил обе руки на лоб оборотню и, сложив большие и указательные пальцы между собой на манер треугольника, расположил их так, чтобы страшная рана оказалась как раз по центру этой фигуры. Губы его слабо шевельнулись, облачко пара слетело с них. Грудь молодого человека взволнованно вздымалась – ощущалось, что он нервничает, хотя пальцы прижимать ко лбу баронета и не прекращал.

Прошло несколько долгих, бесконечных секунд, и неожиданно Ренард дернулся, закашлялся и, вырвавшись из-под ладоней хранителя памяти, с характерным звуком склонился над снегом.

Его вырвало, и не снегу замерцали капельки крови, перемешанные с серебром.

Мужчина, дрожа, несколько раз сплюнул и, вытерев рукавом рот, судорожно потянул холодный воздух, оглядываясь на своего спасителя.

– Ты кто?.. – голос его звучал хрипло, произносить слова раненому удавалось с трудом, да и сам вид его оставлял желать лучшего – видеть довольно дееспособного человека с простреленной головой было жутковато.

– Хранитель памяти, – негромко отозвался юноша и, сложив руки на коленях, скованно, виновато улыбнулся, – А тебе, похоже, суждено стать моим хозяином.

– Кто? – Рене нахмурился и, потерев рану на лбу, помотал головой, – Прости, парень, но с простреленной головой я соображаю не так хорошо, как обычно. О чем идет речь?

Дэйв немного подался вперед и, протянув руку, мягко коснулся кончиками пальцев виска баронета.

– О твоих воспоминаниях, Ренард, – спокойно вымолвил он, – О том, что причиняет тебе боль уже многие, многие столетия подряд… Я чувствую их, я ощущаю твои страдания, и я могу забрать их. Могу избавить тебя от боли, от воспоминаний, могу помешать им возвращаться и губить тебя!

– Ты? – Ламберт окинул субтильную, худощавую фигуру собеседника скептическим взглядом, – Знаешь, парень…

– Дэйв, – перебил его хранитель памяти и, быстро улыбнувшись, уточнил, – Мое имя Дэйв.

– Хорошо, Дэйв, – мужчина глубоко вздохнул и, упершись рукою в снег, попытался сесть поудобнее, – Так вот… Дэйв. Я не знаю, кто такой хранитель памяти, никогда не слышал о таких. Но, клянусь, если справится с Чеславом не достает сил даже мне, то ты…

Молодой человек мягко улыбнулся и, подняв руку, жестом остановил собеседника.

– Мне не нужно будет драться с ним, Рене. Я заберу твою боль, твои воспоминания о нем, я сумею скрыть тебя от него, так, чтобы он никогда боле не нашел тебя, не напомнил о том, что ты забудешь. Ты продолжишь жить, а я всегда буду рядом, я буду твоим самым верным, самым преданным другом. Тебе нужно лишь согласиться и все.

– Согласиться на то, что Чес больше никогда не вернется в мою жизнь?.. – оборотень в раздумье потер подбородок и, внезапно нахмурившись, схватил парня за руку, – Поклянись, что он больше не появится!

Дэйв улыбнулся.

– Клянусь.

Реальность поплыла, смазалась, заволакиваясь серой дымкой, и наблюдатели неожиданно ощутили живительное тепло…

***

Они снова были дома, вновь стояли посреди комнаты Ричарда, замерзшие, немного уставшие и невеселые после лицезрения печальных воспоминаний, так долго и тщательно скрываемых Дэйвом.

– Значит, ты тоже обманул меня… – оборотень неожиданно грустно улыбнулся, переводя взгляд на своего вмиг растерявшегося хранителя памяти, – Ты клялся, что он больше не появится в моей жизни, говорил, что защитишь меня от него!

Дэйв, потрясенный столь внезапными обвинениями, попятился, ошарашено прижимая руку к груди.

– Но… но, хозяин, я… Я пытался, я защищал тебя все эти годы! Я не мог предвидеть, что Альберт будет знаком с Чеславом, что он приведет его к порогу Нормонда! Клянусь, если бы я… но он, наверное, знал, что это причинит тебе боль, потому и привел…

Ричард, хмурящийся все больше и больше, скрестил руки на груди.

– Ты хочешь сказать, что это моя вина?

– Нет… – несчастный хранитель памяти, совсем понурившись, низко опустил голову, – Нет, конечно, это моя… я виноват, но я…

Винсент, внимательно созерцающий происходящее, неожиданно решительно шагнул вперед, оттесняя своего младшего коллегу плечом.

– Дэйв, – в голосе его прозвучали какие-то непререкаемые нотки, – Оставь нас ненадолго.

Молодой человек, почему-то не удивленный этими словами, этим приказом, чуть приоткрыл рот и, переведя взгляд на нового собеседника, нахмурился. В глазах его отразился протест.

– Но… но, учитель!..

Эрик с Татьяной, с данный момент бывшие и в самом деле сторонними наблюдателями, ощущающие себя едва ли не лишними здесь, переглянулись в молчаливом поражении. Судя по всему, новости на сегодня еще не были закончены – мысль о том, что Винсент мог быть чьим-то учителем откровенно потрясала, вызывая даже смутное восхищение.

Винс метнул на непокорного ученика быстрый взгляд.

– Иди! – в голосе его зазвучали рычащие нотки, – Глупый мальчик, хранитель памяти должен быть тверд даже в общении со своим хозяином… Иди, я поговорю с ним.

Парень, потерянный, недоумевающий, медленно отступил, переводя взгляд с замершего в не меньшем изумлении, чем Татьяна и Эрик, оборотня, на строгого учителя и, наконец, все-таки подчинившись словам последнего, понуро отправился прочь из комнаты, плотно прикрывая за собой дверь.

Винсент, проводив его взглядом, медленно, неотвратимо грозно повернулся к приподнявшему подбородок Лэрду.

– Послушай меня, оборотень… – неспешно, очень тяжело начал он, обрушивая каждое слово на голову собеседника грудой камней, – Я не позволю своему ученику страдать из-за глупости его, столь опрометчиво выбранного, хозяина, ты меня понял?! Как ты смеешь винить его?! – он внезапно подался вперед, явно испытывая желание схватить собеседника за грудки, но не имея такой возможности по причине отсутствия одежды на теле последнего, – Чертов ты идиот, прав был Чеслав – ума тебе прожитые годы совершенно не добавили! Да если бы в способности хранителей памяти действительно входило умение уберечь хозяина от всех, абсолютно всех встреч, что могут поспособствовать возвращению памяти, Татьяны бы здесь не было!.. Да и вообще ничего бы этого не было, и к возвращению твоей памяти вряд ли бы что-то привело.

– Значит, обвинять мне следует тебя? – Ричард, будучи довольно упрямым человеком, терпеть не могущий любого давления, скептически изогнул бровь, – Значит, из-за того, что ты не смог сохранить от подобных встреч память Эрика, все это опять свалилось на мою голову?

– Хочешь винить меня – сколько угодно, – Винсент, хмурясь, сжал руки в кулаки, – Мне ни горячо от этого, ни холодно, можешь поверить. Но чтобы я больше ни слышал от тебя ни слова обвинения в адрес Дэйва – бедному парню итак досталось из-за тебя! Признаться, я надеялся, что первый его хозяин не будет… таким.

Лэрд фыркнул и, видимо, потихоньку сдаваясь напору старшего и более опытного хранителя памяти, недовольно повел больным плечом.

– Что, хочешь сказать, я – сложный случай?

Собеседник его, внезапно успокоившись, тяжело вздохнул.

– Неимоверно сложный. Клянусь, даже я бы на месте Дэйва двадцать раз подумал, прежде, чем принимать на себя такую ответственность, но он… он слишком добр, он не мог бросить тебя умирать, видел твои страдания и не мог не спасти. Чеслав прав – нас притягивает запах крови. Когда есть кровь, есть и боль, есть прошлое, приведшее к трагедии, а мы не можем пройти мимо этого. Такова наша суть, наша природа – мы обречены спасать тех, кто не может спасти себя сам. Ты думаешь, что хранение памяти – это приятное развлечение? Побегал в облике зверюшки, перекусил парой птичек – и доволен? Нет, Ричард, – Винсент отступил от оборотня и, пройдясь по комнате, серьезно продолжил, – Воспоминания, которые стирает хранитель памяти, никуда не исчезают, не болтаются в эфире, он принимает их на себя. И берет он не только сами воспоминания, – он забирает боль хозяина, хранитель памяти добровольно обрекает себя переживать ее сам, снова и снова, постоянно вспоминая, постоянно помня чужую боль и ощущая ее как свою собственную… Быть хранителем памяти – не дар, а проклятие. Я три сотни лет хранил одно-единственное воспоминание Эрика и, можешь мне поверить, это был нелегкий труд. А теперь представь, каково ему? – мужчина остановился, вновь пристально вглядываясь во внимающего ему оборотня, – Столько боли, так много лет!.. Как он выдержал все это, он, новичок в этом деле? И ведь он справился, он защищал тебя ото всех и ото всего, он был тебе самым верным, самым преданным другом, и, можешь мне поверить, таковым и остался. Имей же хоть каплю уважения и сочувствия, Ричард Лэрд, баронет Ренард Ламберт! Прояви то благородство, что тебе приписывают!

Ричард, последние слова собеседника выслушивающий, немного опустив голову, вскинулся. Темные глаза его полыхнули негодованием – его, человека, славящегося своим благородством, практически открыто обвиняли в отсутствии последнего! Для оборотня, способного разозлиться почти на ровном месте, да еще и пережившего только что заново самую большую трагедию в своей жизни, это было сильным ударом, немалым испытанием для его выдержки.

Не говоря ни слова, Лэрд резко шагнул вперед и, опрометчиво толкнув стоящего на пути хранителя памяти левым плечом, тихо зашипел от боли. А после, взбешенный своей неловкостью и глупостью еще больше, быстрыми, резкими шагами покинул комнату, напоследок сильно хлопнув дверью.

Друзья его остались в комнате. Татьяна, тихонько вздохнув, присела на стул и, потерев виски, неуверенно улыбнулась.

– Хорошо опять оказаться дома… – пробормотала она и, покосившись на дверь, за которой скрылся Ричард, перевела взгляд на Винсента, – Думаешь, он извиниться перед твоим учеником?

– Думаю, да, – ответ последовал почему-то не от хранителя памяти, а от молодого графа де Нормонд, – За прожитое с ним под одной крышей время я успел убедиться, что дядя Ричард – действительно благородный человек. Полагаю, твои слова достигли цели, друг мой. Но, Винс, учитель?..

– Да, дядя Винсент, ты был на редкость убедителен, – немного подделываясь под тон мужа, прибавила девушка и, неожиданно тихонько вздохнула, – Кто бы мог подумать, что мы с Эриком в памяти Рика обретем каждый по дядюшке… Но Эрик прав – ты никогда не упоминал о своем педагогическом опыте, и мне бы и в голову никогда не пришло, что ты был наставником Дэйва.

Де ля Бош повел плечами так, будто ему внезапно стало как-то неуютно.

– Это длинная история… – буркнул он и, повернувшись к двери, внимательно всмотрелся в нее, отстраненно продолжая, – Я был его учителем, его наставником много лет назад. Когда он был еще совсем юн, а маг, создавший его, тот, кто должен был бы обучить хранителя памяти и объяснить ему, как в какой ситуации следует действовать, увы, был убит… Я встретил его на своем пути совершенно случайно, потерянного, одинокого, я обучил его всему, что знал сам, и был уверен, что он станет хорошим хранителем памяти… – Винсент неожиданно скрипнул зубами, – А этот неблагодарный мальчишка сбежал, не доучившись! Ему, видите ли, надоели мои сентенции, его тянуло на вольные хлеба, и он удрал… а потом встретил, на свою голову, Ричарда.

Тем временем, Ричард, характеризованный как «сложный случай», покинув собственную комнату со столь угрожающим выражением, до такой степени разгневанный словами старшего из хранителей памяти, обращенными к нему, оказавшись в коридоре, как-то быстро остыл.

Дэйв стоял возле большого окна и, сжав рукой ворот собственной рубахи, смотрел в него невидящим взором. Оборотень, вспомнив, что пиджак ему верный друг накинул на плечи, когда они все вместе мерзли в недрах его памяти, и что этот самый пиджак он благополучно сбросил на пол, оказавшись дома, испытал стыдливое смущение.

– Дэйв… – голос прозвучал странно хрипло, однако, исправлять это мужчина не пожелал. Хранитель памяти не обернулся, и Лэрд, испытывающий все большую и большую вину, осторожно приблизился к нему, неуверенно, почти робко касаясь ладонью его худого плеча. Молодой человек вздрогнул и, закусив губу, медленно перевел взгляд на подошедшего хозяина.

– Слушай, я… – Ричард тяжело вздохнул и, пытаясь собраться с мыслями, потер некогда простреленную переносицу, – Хотел спросить… ты не показал этого сейчас, но я вспоминаю, ты говорил еще что-то насчет серебра… Меня им стошнило тогда, но вроде бы это мне дало какой-то иммунитет к нему или что-то вроде?

– Да, – хранитель памяти, снова погрустнев, опять перевел взгляд на окно, – Тебе по-прежнему тяжело переносить его, но все-таки проще, чем тому же Чеславу. Ты ведь замечал, что иногда, когда тебе становится плохо… ты кашляешь серебром, да?

Оборотень кивнул, и собеседник его продолжил.

– В организме человека присутствуют самые разные, даже тяжелые металлы, в том числе и серебро. В организме же оборотня оно отсутствует, ибо вредит ему, но ты… ты уникален, Ричард. После того, что сделал Чеслав, некоторая толика серебра осталась в твоем организме, а он, в свой черед, против воли начал привыкать к его присутствию. Иногда еще случаются всплески, ты чувствуешь себе нехорошо, но в результате можешь более спокойно переносить присутствие этого металла в своем организме. Даже пули этого мерзавца не смогли причинить тебе того вреда, на который он рассчитывал.

– Спасибо, – мужчина смущенно улыбнулся и, почесав в затылке, повторил еще раз, – Спасибо, Дэйв. Спасибо за то, что спас меня тогда, что так долго защищал от этого… от Чеслава, спасибо, что принял на себя такое бремя. И… прости, что я так…

– Ричард, – Дэйв, повернувшись вполоборота, положил свою ладонь поверх руки экс-хозяина, стискивающей его плечо, – Я слишком хорошо тебе знаю, чтобы не понять, как трудно тебе извиняться. Не нужно. Я привык угадывать твои намерения, вижу, что слова Винсента тебе многое объяснили, и я… Ричард, я же ни о чем не прошу, – он нахмурился, вглядываясь в мужчину, – Я лишь хочу, чтобы ты не сердился на меня, чтобы позволил остаться, как и прежде, рядом с тобою, чтобы разрешил, как всегда, служить тебе…

Баронет, вновь имеющий право называться своим титулом, слушал эти излияния со все более и более растягивающей губы улыбкой и, наконец, воздев указательный палец, прервал их.

– Дэйв, – голос мужчины прозвучал очень мягко, с нескрываемо отеческими нотками в нем, – Мне не нужен слуга, – и, заметив, как поник собеседник, он поспешил прибавить, – Мне нужен друг. Ты для меня никогда и не был слугой, ты всегда был моим самым верным, самым преданным другом и, клянусь, я очень хочу, чтобы все так и оставалось. Просто теперь Дэйв сможет отвечать мне, только и всего, – он подмигнул молодому человеку, и тот, не скрывая облегчения, медленно выдохнул.

Договор о дружбе был заключен, все необходимые слова произнесены, и рукопожатие скрепило это…

***

– Какие люди в нашем Голливуде! – приветствовал зашедших в гостиную путешественников по памяти знакомый насмешливый голос. Роман, расслабленно покачивающийся на стуле, упершись ногой в стол и читая какую-то книгу, выразительно захлопнул ее и, швырнув на стол, претенциозно скрестил руки на груди, окидывая вернувшихся друзей и родственников долгим взглядом.

Ричард, который, помирившись с Дэйвом и обретя в его лице теперь уже не молчаливого, а вполне разговорчивого друга, ощущал самое искренне умиротворение, мягко улыбнулся, оглядываясь через плечо на следующих за ним Татьяну, Эрика и Винсента. Последних оборотень и его хранитель памяти, направляясь вниз, не преминули захватить с собой.

– Значит, вы, как я правильно понимаю, шатались без моего разрешения по памяти Рикки и даже не привезли мне гостинцев? – юноша, опустив ногу, со стуком вернул стул в надлежащее положение и, вскочив с него, подбоченился, – И какие оправдания вы можете мне предоставить?

– Оправданий предоставить не можем, – Татьяна, как человек, наиболее привыкший к шуточкам младшего из проживающих в замке братьев де Нормонд, развела руки в стороны и, шагнув вперед, с мягкой улыбкой добавила, – Тем более, что гостинцы мы все-таки привезли. Что ты скажешь о дяде?

– Скажу, что он несъедобен, – моментально отреагировал Роман и, окинув вернувшихся в реальность путешественников еще одним взглядом, уже скорее проницательным, вопросительно вздернул бровь, – А где, собственно говоря, дядя? Не имею чести лицезреть его, а обманывать несчастного, брошенного в одиночестве среди древних страшных стен меня…

Закончить он не успел. Эрик, легко хлопнув Ричарда по здоровому плечу, сам шагнул вперед, кивая на последнего.

– Вот наш дядя, Роман. Настоящий дядя, родной… Рене был братом Аделайн де Нормонд, жены Виктора.

– Наш настоящий дядя? – юноша фыркнул и тряхнул головой, – Да ты шутишь, он же меня завоспитывает!.. Погоди, – на лицо его неожиданно набежало серьезное выражение, и виконт, повернув голову немного вбок, пристально и недоверчиво вгляделся в неожиданно обретенного дядю, – Я, конечно, товарищ очень доверчивый, готов принять все, что угодно, но… брат Аделайн, жены Виктора?.. Не может быть, Рик, сколько же тебе тогда лет?

Ричард тонко улыбнулся и, прошествовав к столу, спокойно присел на стул, обычно всегда им занимаемый. Затем сцепил руки в замок, уложил их на столешницу и только после этого ответил.

– Больше полутора тысяч, племянник. Я… немножко взрослый. Впрочем, не только я… – он обернулся через плечо и красноречиво воззрился на мигом помрачневшего Винсента. Роман, для которого этот взгляд, этот намек, очень ясный и прозрачный, явился шоком ничуть не меньшим, чем известие о возрасте дядюшки, да и о вообще родстве с последним, обалдело моргнул и, попятившись, практически упал на оставленный им стул.

– И ты, Винс? – на манер фразы о Бруте, произнесенной Цезарем в день мартовских ид⁴*, возопил он, демонстративно хватаясь за голову, – О, горе мне, как жить мне, такому молодому, в окружении глубоких стариков? Сговорились вы оба, что ли? Я в окружении таких Мафусаилов себя сопливым мальчишкой ощущаю! А это, между прочим, неприятно.

– Смею тебя заверить, мальчик, что ты и есть сопливый мальчишка, – вежливо отреагировал хранитель памяти и, в свой черед прошествовав к столу, уселся напротив ухмыляющегося Ричарда, непринужденно пожимая плечами, – Но не волнуйся – вам я не родственник.

– А кому ты родственник? – мгновенно сориентировался Роман, заинтриговано наваливаясь на стол и всматриваясь в друга. Дядюшку он покамест гордо игнорировал.

Винсент глубоко вздохнул и, изо всех сил отгоняя от себя мрачные тучи, слегка улыбнулся.

– Татьяне. И… Альберту. Я…

– О, так ты шпион? – виконт, вне всякого сомнения, чрезвычайно обрадованный этим известием, восторженно хлопнул в ладоши, – Так! Где моя шпага? Я намерен очистить жизненное пространство от негодяев!

– Да угомонись ты, – Ричард, устало покачав головой, подпер щеку кулаком и, оглянувшись через плечо на своего хранителя памяти, а также на племянника с его женой, кивнул им в сторону стола, – Присаживайтесь же. Расскажем этому болтуну о событиях моих давно минувших дней, может, он посерьезнее немного станет…

– Если это случится, наверное, наступит конец света, – слегка вздохнула Татьяна, однако, все-таки приблизилась к столу и, присаживаясь между собственным, не так давно обретенным дядей и своим супругом, устало опустила плечи. Рассказывать ей ничего не хотелось – тяжесть воспоминаний Ричарда, как-то вдруг настигнув, обрушилась на нее, заставляя испытывать невероятное утомление. Больше всего хотелось прилечь, немного отдохнуть, но позволить она себе этого не могла.

Роман, внимательно глядящий на нее, неодобрительно покачал головой. Он, на самом деле, был очень чувствителен, этот юноша, очень привязан ко всем членам их странной семьи, и довольно заботлив, и состояния девушки в данный момент не одобрял. В конечном итоге, ей следовало бы не забывать о собственном положении, ибо в планы молодого интантера все-таки входило в ближайшем обозримом будущем стать дядей.

– Рассказ, наверное, будет не коротким, – отметил он, медленно переводя взгляд с Татьяны на главных героев грядущей истории, – Гуляли-то вы там немного не пять минут.

– Правда? – Ричард, казалось бы, искренне удивленный, вопросительно повернулся к племяннику, – А сколько же? Десять?

– Ты мне задаешь очень сложные вопросы, дядя! – юноша недовольно фыркнул, – У меня всегда хромали точные науки, особенно математика. Она у меня вообще калека, а ты пытаешься заставить несчастную больную складывать и умножать сотни тысяч минут? Вас не было несколько часов, но точно я не засекал, так что имей совесть и не заставляй меня, такого юного и хрупкого, так ужасно напрягаться.

Экс-Ренард только покачал головой и, не видя иной альтернативы, сделал глубокий вдох, начиная долгий и обстоятельный рассказ.

***

В одной из комнат небольшой квартирки на окраине Парижа вспыхнул свет. Молодой человек довольно примечательной, безо всякого труда узнаваемой как врагами, так и союзниками, внешности, ленивой и расслабленной походкой уверенного в себе хозяина прошествовал к стоящему возле стены столу и, остановившись возле него, небрежно бросил на столешницу какую-то книгу.

После сдернул непринужденным движением очки, повесил их на ворот рубашки, зацепив дужкой за ткань и, окинув задумчивым взором восьмиугольный стакан с толстым дном, сжимаемый им в другой руке, тоже поставил его на стол, легко подталкивая кончиками пальцев к бутылке оригинальной формы, находящейся здесь же.

На лице его отразилось наслаждение предвкушения, свойственное гурманам, готовящимся вкусить самой изысканной пищи.

Пробка, подчиняясь движению ловких пальцев, с негромким характерным хлопком покинула узкое горлышко и по комнатке распространился слабый запах алкоголя, перемешанный с медовыми нотками и чем-то еще, сладковато-терпким и, безусловно, сообщающим напитку особый вкус.

Небрежным движением, отдающим все той же хозяйской ленцой, молодой человек наполнил стакан приблизительно на треть и, устроившись на стоящем возле стола стуле, коснулся книги, придвигая ее ближе к себе.

По лицу его медленно расплылась мягкая, столь необычная и непривычная для него, умиротворенная улыбка.

Он уже сжал свободной рукой стакан, и даже поднес его к губам, намереваясь сделать первый глоток, но громкий двукратный стук в дверь неожиданно прервал его, заставляя, недовольно сжав губы и мимолетно поморщившись, поставить бокал на стол. Мягкая улыбка как-то сразу исчезла с его лица, не оставляя по себе и следа, а в необычайно светлых, желтоватых глазах заплясали искорки дьявольского пламени.

– Заходи, – негромко и расслабленно произнес он и, откинувшись назад, оперся спиной о стену, возле которой располагался стол. На губах его вновь медленно проявилась улыбка. Но с той, мягкой и спокойной, ничего общего она уже не имела, скорее наоборот – казалась подчеркивающей опасность молодого человека, демонстрировала скорее издевательскую насмешку, чем расположение.

Дверь скрипнула, распахиваясь от чьего-то сильного толчка. В квартиру зашел высокий человек со странно светлыми, почти белыми волосами, бледнокожий и зеленоглазый и, чуть сдвинув светлые же брови, захлопнул входную дверь столь же порывисто, как открыл ее. После деловито проследовал в комнату, где его ожидал хозяин квартиры и, с размаху упав в глубокое кресло, резко выдохнул через нос.

Молодой человек, в чьих глазах засветилось нескрываемое расположение, даже радость от встречи с другом, немного склонил голову набок.

– Похоже, ты зол, друг мой.

– Я ненавижу этого проклятого мальчишку! – Анхель, которого читатель, вне всякого сомнения, узнал, раздраженно стукнул кулаком по подлокотнику кресла, – Я не могу видеть его наглую ухмылку, я не выношу его бредовых россказней! Ты хоть когда-нибудь слышал, как этот «мастер» повествует о былом, Чес? Это же уму непостижимо!

– Спокойнее, спокойнее, Ан, – Чеслав, узнаваемый не меньше, чем его гость, усмехнулся и, вновь откупорив бутылку, взял со стола второй, давно стоящий на нем бокал, наливая некоторое количество алкоголя, – Держи. Тебе нужно прийти в себя.

Ворас, порывисто вскочив на ноги, схватил бокал и, залпом опорожнив его, раздраженно стукнул по столу. Затем передернул плечами и, присев на сей раз на подлокотник кресла, поморщился.

– Этот глупец рассказывает о нашей истории с такой уверенностью, будто сам был ей свидетелем, и при этом бессовестно врет. Я не могу понять, Чес, откуда вообще Альберту известно о событиях тех лет? Кто мог поведать ему, ведь Ренард ничего не помнил?

Чеслав задумчиво глотнул из своего бокала и, покатав алкоголь языком по небу, проглотил его, медленно облизывая губы.

– Мальчик, к моему удивлению, оказался довольно способным учеником… – он слабо усмехнулся и качнул головой, – Думаю, старик был бы даже рад, узнай он, что в будущем кто-то, обучаясь лишь по его запискам сумеет достичь такого уровня мастерства! Знаешь, Ан, я не отрицаю того, что он заслужил звание «мастера». К тому же, он обладает немалыми способностями к гипнозу, умеет проникать в самые глубины человеческого разума, а с Рене он играл немало… Возможно, однажды, забравшись слишком далеко, он сумел даже переступить границу, возведенную хранителем памяти.

– Учитывая, что Дэйва нельзя назвать опытным, это неудивительно, – Анхель хмыкнул и, задумчиво покачав ногой, вздохнул, – Твои слова не внушают мне надежды, Чес. Если мальчишка так умен, так способен и талантлив, как мы сумеем избавиться от него? А я не могу оставить его в живых, это отродье Антуана, я хочу убить его! – он скрипнул зубами, – О, как же я ненавижу его, если бы ты только знал, какое омерзение у меня вызывает каждая минута общения с ним! Он так похож на своего чертового предка, что иногда мне кажется, это Антуан вновь смотрит на меня его глазами…

– Ан, я прошу – возьми себя в руки, – Чеслав нахмурился и, с тихим стуком поставив собственный стакан на стол, немного подался вперед, – Я ведь обещал тебе – мы избавимся и от него, и от остальных. Мальчишка Антуан талантлив, да, и к тому же похож на своего предка, но талант – отнюдь не синоним ума. Он слишком самоуверен, его самоуверенность погубит его.

– Надеюсь, это случится скорее, – буркнул альбинос и, поднявшись на ноги, сам плеснул себе еще алкоголя, вновь залпом опорожняя стакан, – Я устал смотреть на него, устал притворяться покорным его слугой! Ты прав, он глуп, иначе бы не поверил, что маркиз Мактиере добровольно согласится служить ла Бошеру!

– Но ведь он не знает, кто ты, – резонно заметил оборотень, окидывая собеседника внимательным взглядом, – Хотя и называет тебя господином маркизом.

– Он знает о моем титуле, знает мое имя, – ворас вздохнул и, кривовато ухмыльнувшись, продолжил, – Но то, что связывает род Мактиере с родом ла Бошеров, эта бесконечная вражда, эта нескончаемая месть – все это для него тайна. И уж тем более не знает он о причинах моей ненависти к потомкам Антуана, и не узнает до самого дня своей смерти! – бледно-зеленые глаза яростно сверкнули, – О, я поведаю ему, за что он понесет наказание, расскажу все, до последней буквы!

– Подожди, – Чеслав поднялся со стула и, подойдя к креслу, на подлокотнике которого сидел его друг, скрестил руки на груди, – Ты знаешь, время еще не пришло, придется немного подождать. Расскажи мне, что известно Альберту о тех событиях, что столько лет прятал хранитель памяти? Должен признать, малыш оказался очень умел – я так и не сумел найти Рене за эти годы, а ты знаешь, я искал.

– Немногое, – Анхель, без особой охоты отвлекаясь от собственной злости, в раздумье почесал бровь, – Он рассказывал, что ты – не я даже, а ты! – сбросил графа де Нормонд в пруд, хотя и не смог придумать хоть сколько-нибудь объективной причины для этого. О моем присутствии там ему ничего не известно, и я, говоря откровенно, не понимаю, откуда у него вообще подобная информация. Вероятно, копаясь в сознании Рене, он выхватил лишь какие-то его смутные сны, его собственные фантазии, в которых истина сплетена с ложью.

– А о его догадках он знает? – рыжий посерьезнел, и стало понятно, что этот вопрос представляет для него особую важность, – Рене цеплялся за них долгое время, эти мысли должны были бы прочно укорениться в его сознании.

Альбинос отрицательно качнул головой.

– Он ничего не говорил. Я ведь сказал – мальчик глуп и наивен, самоуверен до опрометчивости, он полагает себя самым сильным и самым всезнающим, даже не предполагая, с какими силами играет. Да, еще он нес какую-то чушь касательно проклятия, говорил, что виною всему сила, которая, проходя сквозь кошку мощным потоком, изливалась на неподготовленных к этому детей и являлась причиной их смерти. Другими словами, об истинной природе проклятия, как и о том, что наложил его ты, он не имеет ни малейшего понятия. Глупец.

Ответить оборотень не успел. С улицы донесся странный шорох, раздалось хлопанье крыльев и через приоткрытую форточку в комнату протиснулся большой черный ворон.

Чеслав, увидев его, улыбнулся и приглашающе подставил плечо. Птица охотно воспользовалась предложением хозяина и, перелетев с форточки на его плечо, воцарилась там, немного нахохлившись.

– Итак, Курк… – оборотень усмехнулся, поднимая взгляд на своего пернатого друга, – Что ты можешь сообщить мне?

Ворон завозился и, открыв клюв, негромко каркнул. А затем внезапно произнес хорошо знакомым друзьям молодым голосом:

– По памяти Рикки! Дядя! Дядя!

Чес заинтересованно склонил голову набок. Курк, сообразив, что от него требуется продолжение, минуту подумал, и добавил другим голосом:

– Позволь мне остаться! – подумал еще и прибавил голосом Ричарда, – Я вспоминаю!

– Молодец, – оборотень поднял руку и протянул своему помощнику и осведомителю на раскрытой ладони неизвестно откуда и когда появившийся на ней кусочек сахара. Ворон с благодарностью принял угощение и сосредоточено умолк.

– Итак… – Чеслав вновь обратил взор к наблюдающему за его общением с птицей, другу. Тот хмыкнул и слегка пожал плечами.

– Удивительно, как ты разбираешь его белиберду. Привык за столько лет?

– Да, и к тому же здесь нет ничего сложного, – оборотень широко улыбнулся и удовлетворенно вздохнул, – Я велел ему следить за Нормондом, сообщать мне о происходящем там, вот он и сообщил. Рене вернул себе память, вняв моему совету, а это значит, что общаться с ним теперь станет на порядок проще. Признаюсь, прошлая встреча меня немного утомила.

– Зато ты отлично разыграл карту отпетого негодяя, – Анхель сполз с подлокотника в кресло и, ухмыляясь, скрестил руки на груди, – Клянусь, Чес, даже я поверил в твою игру!

Чеслав тонко улыбнулся и, скользнув кончиками пальцев по собственным губам, безмятежно пожал свободным от ворона плечом.

– Ты знаешь, я неплохо играю в эшек, Ан, полагаю, могу даже зваться гроссмейстером… – глаза его опасно сверкнули, – Но в покере мне равных нет.

***

– Итак, делаем выводы! – Роман, еле дождавшийся конца повествования, жизнерадостно хлопнул в ладоши, – Дядей две штуки, причем оба бессмертные. Замок наводнен толпой заявившейся из прошлого родни, скоро коренным его обитателям не останется в нем места.

– Ну, уж чуланчик в подвале мы для тебя всяко выделим, – милостиво отреагировал Винсент и, очаровательно улыбнувшись, задумчиво потер подбородок, – К слову, я лично вам не родня. Родня, но не вам.

– Татьяна с некоторых пор прочно заняла свое место в нашей семье, – парировал юноша и, элегически вздохнув, покосился на брата, – Не знаю, кем приходится дядя жены брату мужа, но, вне всякого сомнения, в какой-то жуткой степени ты мне родич, Винс. И это пугает! Я представляю, как вы с Ричардом будете меня воспитывать – хоть сразу из дома сбегай!

Оборотень, приятно удивленный тем, что виконт, практически впервые в жизни, правильно произнес его имя, беззаботно улыбнулся.

– Да ты не волнуйся так, племянник. Перевоспитываться-то ты уже, по-видимому, начал…

– Боже меня упаси, – Роман старательно изобразил ужасный испуг, взволнованно прижал руку к груди, и неожиданно деловито продолжил, – Но зачем этот рыжий вернулся сейчас опять? Я думал, ваши с ним игры окончены.

– Он, видимо, так не считает, – Ричард, как-то сразу помрачневший, устало облокотился на столешницу, – Я думал, наши с ним игры были окончены еще тогда, когда я вонзил кинжал ему в переносицу, но Чес терпеть не может, если последний ход остается не за ним. А судя по его последним словам, он догадался, что мне на помощь спешит хранитель памяти. Какая-то глупость, – мужчина откинулся на спинку стула и слегка покачал головой, – Мы оба бессмертны, но у меня создается впечатление, что Чеслав не угомонится, пока не убьет меня. При учете же того, что, если верить Рейниру, это невозможно…

– Чеслав не угомонится никогда, – подхватил граф де Нормонд и, слегка вздохнув, на мгновения сжал губы, – Но что тогда делать нам? Ведь не можем же мы провести вечность, непрестанно сражаясь с ним! К тому же, у нас с Татьяной вечности в запасе нет.

Ричард бросил на старшего из своих племянников быстрый, невеселый взгляд и, несколько понурившись, сумрачно кивнул. Как вести себя с Чеславом, он не знал и сам, а мысль о том, что рыжий негодяй будет и в дальнейшем мучить его родных и близких, угнетала благородное сердце баронета.

На некоторое время повисла тишина. Татьяна с Эриком, переглядываясь, честно и искренне пытались придумать слова, какими можно было бы утешить оборотня; Винсент, созерцающий столешницу, изобретал способы, какими можно было бы одолеть бессмертного. Роман, вновь упершись ногой в столешницу, слегка покачивался, расслабленно созерцая всех присутствующих здесь и, похоже, ни о чем конкретном не помышляя, а Дэйв… Дэйв, утомленный долгим путешествием и собственными ранами, почти лежал на столе, пребывая, вне всякого сомнения в полубессознательном состоянии.

Заметил первым это, как ни удивительно, именно виконт. Созерцая всех, присутствующих в гостиной, уделяя каждому несколько секунд своего драгоценного времени, Роман, неожиданно глянувший на Дэйва, нахмурился и немного подался вперед, всматриваясь внимательнее. Затем перевел взгляд на сидящего рядом с отсутствующим видом новоявленного дядюшку и, негромко, выразительно кашлянув, ткнул того указательным пальцем в плечо.

– Рик… – дождавшись, пока оборотень вопросительно глянет на него, юноша красноречиво кивнул в сторону молодого хранителя памяти, – А что с твоим котом?

Ричард, судя по всему, не только не возмущенный, но даже и обрадованный тем, что племянник решил все-таки вернуться к прежней форме обращения, медленно перевел взгляд на Дэйва и, нахмурившись, уперся ладонями в стол, вскакивая на ноги.

– Дьявол… Где Тьери? – он окинул быстрым взглядом всех собравшихся за столом, из которых ответ, в общем-то, мог быть известен только Роману. Дэйв, услышав вопрос экс-хозяина, слабо, с видимым трудом, помахал рукой.

– Я в порядке…

– Не спорь со старшими, – мигом отбрил виконт и, опустив стул в нормальное положение, пожал плечами, – Ушел к себе в деревню за какими-то травками, чтобы помочь Чарли. Жаль, что специалист по зашиванию хранителей памяти сейчас не столь дееспособен…

– Надо добраться до Тьери, – шуточки Романа, в данный момент не уместные, не возымели на оборотня решительно никакого действия. Решительный, как никогда, он вышел, было, из-за стола, уже намереваясь, должно быть, взвалить пострадавшего друга себе на спину и, наплевав на собственное простреленное плечо, донести его до мага, однако, все тот же виконт остановил его.

– Стоп-стоп-стоп, товарищ дядя, вы далеко собрались? Котик пусть пока полежит капельку, сил наберется, а у меня к вам еще несколько очень серьезных вопросов имеется. Так что сидеть, Рикки! – серо-зеленые глаза весело блеснули, и юноша легко вскочил на ноги, – А я сейчас вернусь и принесу вопросы.

Отреагировать Ричард даже не успел – гостиную Роман покинул весьма стремительно, не давая ему возможности молвить ни слова. Мужчина недовольно фыркнул и, потерев больное плечо, без особого энтузиазма все-таки вновь приземлился на оставленный им стул.

– Что еще за вопросы? – вопросительный взгляд его уперся в Татьяну и Эрика, как людей, хотя бы в теории могущих предугадать поступки юного виконта. Ответил, правда, на его вопрос почему-то Винсент, пробудившийся от собственных размышлений.

– Как знать. Роман – человек непредсказуемый… Ричард, – он серьезно глянул на оборотня, покосился на Дэйва и глубоко вздохнул, – Как ты собираешься доставить его к Тьери?

– На своей спине, разумеется! – оборотень негромко фыркнул, всем видом показывая, что вопрос смысла категорически лишен, ибо ответ на него очевиден. Хранитель памяти только покачал головой и, быстро глянув на графа и его супругу, передал эстафетную палочку им.

– Но у тебя болит плечо, – подала голос Татьяна, глядя то на одного из потенциальных путников, то на другого, – А Дэйв, хоть и худ, но вряд ли совсем уж легок.

– К тому же, теперь всегда есть опасность встретить Чеслава, – подхватил Эрик, хмурясь, – Если ты будешь один…

Дэйв, чья персона, в некотором роде, столь беззастенчиво и нагло обсуждалась, с небольшим трудом выпрямился, грозно сдвигая брови.

– Он… Мы будем вдвоем! Один раз я повредил руку этому рыжему, сделаю это и вновь, причем с большим удовольствием!

– Если появится рыжий, – усмехнулся явно гордый своим верным другом Лэрд, – Руку ему я поврежу сам.

Послышался топот – в гостиную, с грацией небольшого слоника, возвращался Роман. Прошло несколько мгновений – и он уже влетел в гостиную, нежно обнимая и прижимая к груди какие-то старые книги, а в руке держащий газету или две. Дверь, вне всякого сомнения, распахнутая самым, что ни на есть, некультурным пинком, стукнулась о стену и, слабо, печально поскрипывая, закачалась на петлях.

Ричард, окинув подозрительным взглядом принесенную племянником литературу, нахмурился.

– Надеюсь, ты не раскопал где-то в анналах истории мои стихи? Я как-то не готов выносить их на суд высокого общества.

Роман, чрезвычайно заинтригованный, склонил голову набок, аккуратно опуская газеты и книги на стол.

– Ты пишешь стихи? Надо будет обязательно покопаться в сборниках, мне было бы любопытно прочесть их. Но сейчас речь, увы, о событиях значительно более печальных, господин баронет… кстати, а ты все еще баронет? От титула не отказался?

– Насколько помню, этого не делал, – хмыкнул оборотень и, вздохнув, элегически протянул, – Баронет Ричард Лэрд… это лучше, чем Ренард Ламберт или хуже?

– А вот это уже зависит от твоего поведения, дорогой дядюшка, – голос виконта стал елейным, и он, недолго думая, решительным жестом сунул под нос собеседнику одну из газет. Ричард рефлекторно отшатнулся, однако, почти сразу заметил искомую статью и, быстро пробежав ее глазами, кривовато ухмыльнулся.

– Значит, вот какого рода у тебя вопросы, Роман… И какого же ответа ты ждешь от меня? Сожаления о трупе, обнаруженном в камере?

Юноша пытливо прищурился.

– А ты сожалеешь? Об этом или о том, другом, про которого написано в следующей газете?

Ричард ненадолго задумался, искренне разыскивая в недрах своей души хоть какое-то сожаление, затем неуверенно пожал плечами.

– Трудно сказать. Те годы были… нелегкими для меня, я не вел жизнь праведника. На моем счету не одна отнятая жизнь и, увы, среди них встречались и действительно невинные люди… Но все это произошло слишком давно, чтобы я мог до сих пор испытывать сожаление, так что… – он виновато вздохнул и развел руки в стороны, – Я прошу прощения, что оказался не таким уж замечательным дядюшкой, но в будущем, быть может, сумею исправиться. Ну, а сейчас, если вопросы завершены, я, пожалуй, все-таки поведу Дэйва к доктору Тьери.

– Если это попытка загладить вину за полисмена… – ухмыльнулся Винсент и, покосившись на Дэйва, вздохнул, – То она принята. Ты уверен, что сможешь довести его? Путь неблизкий…

Оборотень окинул раненого парня оценивающим взглядом и уверенно кивнул.

– Убежден. Прочие разговоры, с вашего позволения, мы продолжим позже…

***

Роман, проводив взглядом покидающих замок Ричарда и поддерживаемого им хранителя памяти, вздохнул, облокачиваясь на стол. Лицо его было непривычно серьезно и даже мрачно.

– Чеслав, выходит, тоже нам родственник? – он быстро глянул на Винсента, затем перевел взгляд на брата и Татьяну, – Если он родня Рику, а тот нам дядя…

Эрик сумрачно кивнул.

– Я тоже думал об этом, и предпочитаю более не задумываться. Не понимаю, почему половина наших родственников так стремиться стереть нас с лица земли!

– Этот-то не на вас покушается, – подал голос Винсент, – Его претензии полностью направлены на Рене, как он называет Ричарда по старой памяти. И я не понимаю, почему он так злиться на него, что, в сущности, Ренард ему сделал? Ничего!

class="book">– Да, не считая того, что пробил череп кинжалом, – Татьяна негромко фыркнула и, откинувшись на спинку стула, всплеснула руками, – Но ведь он выжил! И мне кажется, зол он не из-за этого пресловутого кинжала, который… – она перевела взгляд с одного из своих собеседников и спутников на другого, – Вы думаете, это действительно он дал кинжал Виктору?

Роман, с интересом внимающий беседе, негромко хмыкнул.

– Я думаю, что рыжий бесится потому, что Рене разгадал его игру. И я бы не сказал, чтобы эта его игра хоть немного смахивала на шахматы. Это скорее карты, покер – сплошной блеф!

– Он игрок в принципе, – девушка пожала плечами, – В карты Ричард с ним тоже играл, мы же рассказывали.

– Не спорю, не спорю… – Роман потер подбородок и осуждающе качнул головой, – Что же у нас за семейка-то такая! Один дядя маг, другой оборотень, да к тому же еще и со склонностью к азартным играм, ну, а рыжий… я даже не знаю, дядя ли он нам.

– Будем считать, что нет, – Эрик тонко усмехнулся и, подперев щеку кулаком, задумчиво продолжил, – Сдается мне, что Чеслав мог и солгать Ренарду, знакомясь с ним. А Рене в те годы был весьма простодушен, верил всему, что ему говорили, поэтому обмануть его этому мерзавцу труда не составило. Но Ричард хороший человек, – граф немного выпрямился в кресле, сдвигая брови, – Это известно всем нам, он благороден, честен, смел, вопреки обвинениям Чеслава, и я, клянусь, горд называть его дядей.

– Ага, а в восемнадцатом веке-то как к нему относился? – виконт фыркнул и, ухмыляясь, откинулся на спинку стула, скрещивая руки на груди и упираясь ногой в столешницу, – Помню-помню, как ты был возмущен, когда узнал, что на какой-то бал был приглашен и Ренард!

Блондин безмятежно пожал плечами, всем видом показывая, что прошлое должно остаться в прошлом.

– Тогда он был с Альбертом и, должно быть, я подспудно ощущал это. Он был мне неприятен, это правда, даже не взирая на то, что со мною был всегда очень вежлив и корректен. Отец говорил… – молодой человек неожиданно поник и, вздохнув, умолк. Взгляды всех, взгляды непонимающие, обеспокоенные и изумленные обратились к нему.

Татьяна неуверенно тронула мужа за рукав.

– Эрик…

– Прости, – граф де Нормонд слабо улыбнулся и, сделав над собою усилие, поднял голову вновь, – Я знаю, я три сотни лет прожил без родительской опеки, но иногда я так скучаю по ним… И сейчас, мне бы так хотелось, чтобы отец был здесь, со мной, с нами, чтобы я мог рассказать ему о том, что видел, о том, что мог лицезреть нашего предка, Виктора де Нормонда, основателя нашего рода! Я бы столько хотел ему рассказать…

– Эрик… – девушка взволнованно сжала руку мужа и, не в силах выразить все сочувствие, испытываемое ей, покачала головой, – Если бы ты знал, как я хочу помочь тебе… Клянусь, я бы тоже очень хотела, чтобы твой отец был здесь, с нами, но…

– Татьяна!.. – предупреждающий рык хранителя памяти буквально оглушил ее, заставляя вздрогнуть и завертеть головой. По гостиной пронесся невесть откуда взявшийся ветер, взметнул волосы Романа, подхватил и закружил старые газеты…

Татьяна, шестым чувством начиная догадываться, что предупреждение Винсента несколько запоздало, взволнованно сжалась, вцепляясь в руку забеспокоившегося Эрика сильнее, и завертела головой, пытаясь осознать, что происходит.

Ветер усилился, закачались, потревоженные им, тяжелые портьеры… За столом, между ним и дверью, ведущей к библиотеке, появилось нечто смутное, трудноопределимое, но быстро формирующееся в четкую фигуру.

Еще один порыв – и ветер внезапно утих, исчез, оставляя среди гостиной высокого светловолосого человека с револьвером в руке. Человека, невероятно похожего на Эрика.

Молодой граф медленно поднялся на ноги, продолжая в немом оцепенении сжимать руку супруги. Сказать что-либо он не находил в себе сил, слова не шли на ум.

Роман, медленно обернувшийся, сглотнул и, вцепившись в спинку стула мертвой хваткой, немного подался вперед, недоверчиво вглядываясь во взявшегося из ниоткуда мужчину.

Последний же, неуверенно переведя взгляд с одного брата на другого, растерянно моргнул.

– Эрик?.. – голос его звучал удивленно, но вполне убежденно; никаких глухих могильных ноток в нем слышно не было, – Сынок, ты в порядке? Я не понимаю, как оказался в гостиной, я говорил с Альбертом… – взгляд его заскользил дальше, упираясь в Романа, и мужчина нахмурился, – Я думал, ты отправился за братом, почему ты сидишь… – он окинул долгим взором претерпевшую некоторые изменения за последний год гостиную, заметил, наконец, Винсента, наполовину закрывшего ладонью лицо и Татьяну, абсолютно потрясенную случившимся, и, вне всякого сомнения, ничего не понимая, тряхнул головой. На несколько долгих, томительных мгновений в гостиной воцарилась тишина, затем вновь прибывший опять неуверенно подал голос.

– Что здесь происходит?..

– Отец… – сорвался с губ Эрика потрясенный вздох, и на лице его медленно прорисовалась неуверенная улыбка. Он шатнулся вперед, делая робкий, небольшой шаг, сомневаясь в каждом движении, опасаясь, что прекрасный мираж исчезнет, растаяв, как сон.

Брат его оказался стремительнее. Услышав слово, произнесенное молодым графом, он вскочил на ноги и, не в силах скрыть счастья, воскликнул:

– Папа! – безо всяких сомнений бросаясь явственно растерявшемуся мужчине на шею, – Как же я скучал по тебе, мы все скучали! Нам…

– Роман, заткнись! – Винсент, поднявшись с места, грозный, как скала среди моря, нахмурился, медленно выходя из-за стола, – Татьяна совершила глупость, твой отец даже не понимает, где он, не говори лишнего!

– Лишнего? – старший граф, и в самом деле не понимающий ровным счетом ничего в происходящем, медленно покрутил головой, совершенно рефлекторно обнимая младшего сына одной рукой. В другой он по-прежнему держал револьвер.

– Я тебя знаю… – он прищурился, всматриваясь в столь непочтительно обращающегося с его младшим сыном мужчину, – Винсент де ля Бош, приятель Эрика… А девушка?..

Татьяна торопливо поднялась на ноги, несколько стесняясь свой совсем не средневековой одежды, и неуверенно склонила голову. Впрочем, сейчас все в гостиной, за исключением самого Анри де Нормонда были одеты не подобающим образом.

– Татин Лероа, – поспешила представиться она, вспоминая имя, коим представлялась в восемнадцатом веке, – Я… была на балу. Танцевала с Эриком… – она быстро глянула на супруга и мимолетно улыбнулась ему. Тот не прореагировал. Взгляд его, все его внимание оставалось по-прежнему приковано к отцу, к которому он все еще не решался подойти.

– Послушайте… – хранитель памяти устало вздохнул и, присев на краешек стола, виновато пожал плечами, – Понимаю, это будет сложно осознать вам, месье де Нормонд, но альтернативы у вас, к сожалению, нет. Дело в том, что это время… не совсем то, где вы находились несколько мгновений назад.

– Папа, почему у тебя револьвер? – неожиданно влез Роман, моментально разбивая всю серьезность момента. Анри де Нормонд, моргнув, медленно опустил взор на оружие в своей руке.

– Я хотел убить Альберта… Ты знаешь, ты говорил мне, за этой ужасной трагедией стоит он, и только он повинен в гибели Луи! Я должен отомстить, и…

– Отец, – Эрик, наконец решившийся на откровенный разговор, обошел свой стул, приближаясь к родителю и внимательно вглядываясь в него, – Трагедия… как давно она была?

Мужчина, совершенно растерявшись, отступил на шаг, недоверчиво глядя на сына. На лице его отразилось явственное беспокойство за психическое состояние того.

– Сынок… трагедия случилась несколько часов назад… Я не понимаю, как ты можешь не помнить этого, разве что Альберт… что он сделал с тобой?!

– Ничего, – блондин вздохнул, одаряя собеседника быстрой улыбкой, – Вернее, тогда он сделал, действительно, но с того мгновения прошли годы… Папа, присядь, я прошу тебя, нам необходимо тебе все объяснить.

Анри, окинув еще одним подозрительным взглядом обоих своих сыновей, а заодно окатив недоверием Татьяну с Винсентом, неуверенно приблизился к столу и, отодвинув один из стульев, сел так, чтобы быть как можно дальше от незнакомых ему личностей. Револьвер он, как бы невзначай, положил на столешницу рядом с собой, дабы иметь возможность при случае схватить его.

Роль рассказчика без особенной охоты, но покоряясь необходимости, принял на себя Винсент. Он говорил, периодически сбиваясь, иногда путаясь, кивая на подсказки друзей, но, в конечном итоге, ухитрился выстроить все-таки довольно стройный, хотя и длинный рассказ. Когда он завершил его известием о том, что сделала Татьяна, слово взял Эрик, и на Анри, еще не успевшего толком прийти в себя от известия о том, что он находится в трехсотлетнем будущем, обрушилась новая лавина информации – рассказ о путешествии по памяти Ричарда, оказавшегося их родным дядей, то, что так жаждал поведать отцу молодой граф.

Отняло все это без малого два часа, и по истечении их глава семейства де Нормонд, почти полностью деморализованный, владел, наконец, полной информацией.

Эрик закончил рассказ и замолчал. Воцарилась тишина. Вмешиваться в раздумья графа, которого нельзя было еще назвать старым, но все же определенно более взрослого, чем его сын, имеющий тот же титул, никто не хотел.

Наконец, Анри решительно мотнул головой и, хмурясь, встал.

– Значит… – он обратил взор к старшему сыну, – Ты все же исполнил свое желание и женился на девушке, которую полюбил, едва увидев?

Татьяна, почему-то до сей поры не догадывавшаяся, что Эрик влюбился в нее с первого взгляда, покраснела от удовольствия и опустила очи долу. Муж ее, широко улыбаясь, кивнул, обнимая ее за плечи.

– Да, отец. И через положенное время она подарит мне дитя.

Девушка, смущенная еще больше, неуверенно дернула уголком губ и кивнула, осторожно косясь на своего свекра.

– Я… месье де Нормонд, я обещаю вам… Если Бог пошлет нам сына, мы назовем его в вашу честь.

Анри благодарно склонил голову, скользя взглядом по прочим своим собеседникам.

– А ты, значит, де ля Бош, хранитель памяти, на протяжении трех долгих столетий оберегавший покой моего сына?

Винс, с недавних пор получивший неоспоримые доказательства, что фамилию он должен бы носить другую, с достоинством опустил подбородок. Лавров гордый хранитель памяти со своей головы снимать не желал.

Старший граф, закусив губу, медленно перевел взор на Романа, не сводящего с него глаз и, мягко улыбнувшись, легко взъерошил его шевелюру.

– А ты все так же длинноволос, Роман… – он вздохнул и, опять посерьезнев, окинул всех долгим взглядом, – И вы говорите, что Людовик жив?.. Что на самом деле все это было обманом, но теперь мой сын помогает Альберту??

– Боюсь, что да, папа, – виконт, сам посерьезнев, виновато улыбнулся, пожимая плечами, – Но ты не думай, Альберту мы уже несколько раз задавали хорошую трепку, да и Луи получил пару раз по шее! Мой друг особенно постарался в этом, правда… – вспомнив, как заплатил за царапину, оставленную на щеке Людовика и за синяк на его плече Влад, молодой человек немного сник, – Самому ему тоже досталось.

– А Ренард Ламберт!.. – Анри, похоже, не особенно вслушивающийся в слова сына, пораженно покачал головой, – Кто бы мог подумать, что брат Аделайн де Нормонд все еще жив! Мой отец рассказывал мне легенды об этом благородном человеке, он называл его самым достойным из тех, что были близки нашей семье. Ренард в моих глазах всегда был эталоном друга, эталоном благородства… Легенды гласят, что он исчез в день смерти Виктора и ходили даже слухи, что этот человек свел счеты с жизнью, не вынеся потери! Я восхищался им, я думал, что будь он жив, именно его, а не Альберта, я хотел бы видеть своим братом… И теперь оказывается, что он не просто жив, он еще и бывал в нашем замке? Я слышал его имя, но никогда не подозревал, что это тот же самый Ламберт, я думал, это просто… Простое совпадение, хотя имя его всегда всколыхивало в душе моей воспоминания о легендах отца. И теперь вы говорите, что он жив и живет в этом замке на правах друга, а с этого дня на правах родича? Но где же он, этот замечательный человек? Я бы с огромным счастьем пожал ему руку!

– Думаю, что он тоже, – хранитель памяти негромко вздохнул и, сжав губы, покачал головой, – Правда, сейчас он немного расстроен и, услышь он ваши слова, расстроился бы еще сильнее. Понимаете, месье де Нормонд, Ричард, я хочу сказать – Ренард, терзаем сомнениями. Ему кажется, что именно он стал причиной смерти своего друга, да к тому же, Чеслав наплел ему, будто Виктор и сам мечтал оборвать его жизнь…

Граф де Нормонд, хмурясь, уверенно мотнул головой. Голос его был тверд и непререкаем.

– Это невозможно. В своих дневниках Виктор называет Ренарда братом, повторяет и подчеркивает, что человека ближе он никогда не знал и вряд ли когда узнает. В последней своей записи, как раз перед смертью, он говорит, что отправится на поиски мага, проклявшего его род, и что верит и уповает на помощь Ренарда. Увы, добраться до друга он не сумел, направившись сразу к магу, как вы сообщили мне. Виктор стал жертвой обмана, предательства, но не со стороны Рене, ни в коем случае не с его стороны! Этот Чеслав, которого вы упомянули, вне всякого сомнения, лжец и мерзавец, он пытается сбить благородного баронета с пути. Ренард не должен верить его словам.

– Вот это услышать он, пожалуй, был бы счастлив, – Татьяна, быстро глянув на мужа, широко улыбнулась, искренне наслаждаясь столь лестной характеристикой Ричарда. Не взирая на давнее прекращение между ними романтических отношений, к Лэрду она по-прежнему относилась очень тепло, сама полагая его почти что братом, и слова старого графа были ей приятны.

Анри, видимо, не обративший особенно внимания на ее высказывание, немного приподнял подбородок, переводя взгляд с одного своего сына на другого и, в конечном итоге, останавливая его почему-то на Винсенте.

– Я не слишком хорошо понял, благодаря какому чуду оказался здесь, три сотни лет спустя после своей жизни, и не знаю, как долго буду пребывать здесь. Поэтому мне бы хотелось узнать как можно больше о вашей жизни, о вашей судьбе, чтобы после утешать себя мыслью, что дети мои в покое и безопасности. Но где же Ренард Ламберт? Клянусь, узнай я, что мои дети находятся под защитой такого человека, как он, я бы умер счастливым и спокойным.

– Рене отправился со своим другом к магу, который… – Эрик замялся, не уверенный, что сейчас следует упоминать Рейнира, – К магу, который умеет целить. Друг его ранен, ему нужна помощь… Но не беспокойся, отец, он заботится о нас. Уже не единожды он оказывал нам неоценимую помощь против Альберта, он выступил против этого Чеслава, выступил, не раздумывая, хотя и не помнил его тогда. Однако, считаю нужным заметить, что мы и сами способны за себя постоять.

– Да, папа, – не преминул вставить Роман, – За эти годы мы с Эриком немножко подросли, и вполне способны отбиться даже от дяди. Который неправильный дядя, я имею в виду, который Альберт.

– Мне приятно это слышать, сынок, но все-таки я должен предупредить, – мужчина вздохнул, слегка опуская плечи, – Мой брат – страшный, очень страшный и очень опасный человек. Я сам, глядя на него, пытался разобраться в магии и ее обрядах, но Альберт достиг в этом искусстве большего мастерства. Боюсь, он по силе уже едва ли не равен Рейниру, проклявшему… Но вы сказали, что наш род был проклят не им?

– Не им, – Татьяна, как-то очень неожиданно сообразившая, что, имея отношение к семье де Нормонд, нося под сердцем наследника этого рода, она и сама попадает под проклятие, несколько помрачнела, – Ваш… Точнее, наш род был проклят Чеславом, тем же, кто обманул Виктора де Нормонда, и погубил его. Тем, кто пытается оболгать Ричарда…

Анри задумчиво кивнул, постукивая пальцами по столу.

– Оболгать Ренарда… Эрик, – взгляд серых глаз графа неожиданно обратился к старшему сыну, – Ты знаешь, где находится мой кабинет?

– Конечно, папа… – блондин, явственно растерявшись, неуверенно покосился на младшего брата, – Возле библиотеки, мы там ничего не трогали… Я не работаю в нем, и хотел сохранить его, как память…

Мужчина поднял руку, решительно прерывая отпрыска.

– В моем столе есть дневники Виктора. Дай их почитать Ренарду, быть может, тогда он убедится, что его друг до самого конца хранил ему верность. Не знаю, насколько это поможет ему, да и всем вам в борьбе против этого Чеслава, но… – он тяжело вздохнул и покачал головой, – Бедные мои дети, сколько врагов вам надлежит победить! Мой брат Альберт, этот оборотень и еще тот… другой… я не помню, как вы его называли. Но надеюсь и верю, что все вам удастся, и однажды в вашей жизни вновь засияет солнце…

Винсент вскинулся, подозрительно и пристально вглядываясь в старого графа. Однако, судя по всему, тот не держал никаких мыслей за душою, слова его, совпавшие почти дословно с гравировкой на перстне Рейнира, были, вне всякого сомнения, совершенно искренны и… случайны. Трудно было бы представить, что Анри де Нормонд может иметь хоть какое-то отношение к кольцу мага, провалявшемуся более полутора тысяч лет в грязном камине.

Мужчина же, тем временем, явно не замечая реакции хранителя памяти, продолжал.

– И, клянусь, если мне суждено вернуться назад, я поведаю вашей матери о том, что ожидает вас, дабы и она могла успокоиться. То, что Людовик по глупости избрал сторону Альберта, конечно, опечалит ее, но, в конечном итоге, нас обоих утешит уже то, что он жив.

– Однако, в наследстве ты его немного обделишь… – осененный внезапной мыслью, Роман даже выпрямился, пытливо вглядываясь в отца, – Поэтому ты, наверное, составил… составишь такое завещание, где основное имущество разделишь между нами с Эриком. Луи же определишь лишь некоторую сумму денег, но не более того. Да?

– Роман… – Винсент, уставший без конца повторять, чтобы все, общающиеся с Анри де Нормондом удерживались от рассказов о его будущих действиях, потер переносицу, облокачиваясь другой рукой о стол, – Боюсь, твой отец не вспомнит этого, вернувшись обратно. В конечном итоге, я бы лично стер…

– Прошу прощения, – Анри, хмурясь, абсолютно точно недовольный таким беззастенчивым обсуждением его персоны, уперся обеими руками в столешницу, поднимаясь на ноги, – Разве мое желание не играет здесь никакой роли? Я не хочу, чтобы память моя была стерта, как и память моей жены, я хочу помнить и знать обо всем, что видел! Это даст мне, нам обоим, силы жить, это даст нам веру в то, что темные дни однажды пройдут, в то, что дети наши будут счастливы! Если же вас беспокоит, что от меня о событиях грядущих дней, помимо моей супруги, узнает кто-то еще… Не стоит волноваться, месье де ля Бош. После происшедшего сегодня нам просто не с кем будет делиться этим.

– Но я же… – хранитель памяти, обычно весьма щепетильный в вопросах времени и его изменения, неожиданно умолк на полуслове и с каким-то странным выражением воззрился на графа. Несколько секунд он молчал, затем неуверенно поднял руку и, указав двумя пальцами на собеседника, затем коснулся ими собственного лба.

– Я не смог… – сорвался шепот с его губ, и Винсент пораженно покачал головой, – Не может быть… Так это сделал я, я сам запретил себе стереть вам память! – он восторженно хохотнул, и неожиданно помрачнел, – Не понимаю, как я мог пойти на это.

– Винсент… – Анри де Нормонд, окинув быстрым взглядом обоих своих сыновей и невестку, мягко улыбнулся, – Вообразите, если бы вам представилась возможность заглянуть в свое счастливое будущее. Разве вы бы пожелали забыть его?

– Мое счастливое будущее мне представляется довольно беспросветным, – буркнул мужчина, скрещивая руки на груди и, морщась, прибавил, – Все из-за чертова мага с его «даром» бессмертия.

Татьяна, в разговоре доселе участия особенно не принимавшая, предпочитавшая оставаться молчаливой слушательницей, негромко кашлянула, привлекая к себе внимание. Хранитель памяти воззрился на нее откровенно подозрительно, по-видимому, уже догадываясь, что хорошего ждать от девушки в данной ситуации не стоит. В конце концов, когда бы это она оказывала поддержку ему, а не тому, с кем он спорил?

– Если ты в прошлом все-таки сможешь стереть память месье де Нормонду, потому что сейчас, в будущем, заупрямился и не исключил подобную возможность… разве это не изменит наше настоящее?

Роман, честно выслушавший глубокую мысль девушки, пару раз озадаченно моргнул, затем потряс головой и, наконец, медленно оглядел всех, присутствующих в гостиной.

– У меня у одного сейчас голова закружилась? – вежливо осведомился он и, обезоруживающе улыбнувшись, развел руки в стороны, – Тетенька мыслит слишком глубоко для маленьких детей в моем лице.

Анри де Нормонд, быстро глянув на среднего своего сына, чуть улыбнулся. Шутки Романа, судя по всему, были привычны ему в восемнадцатом столетии и, не услышь он их сейчас, по прошествии трех веков, был бы, должно быть, разочарован и расстроен.

– Я рад, что ты все так же не изменяешь себе, Роман, – негромко вымолвил он и, присев обратно на стул, сцепил руки в замок, – Но, полагаю, Татин права. Если в прошлом вы, месье де ля Бош, сумеете стереть мне память, ваше настоящее может измениться… хотя я и не предвижу для себя особенно важной роли в вашей жизни.

– Но ты ее сыграешь, – Эрик, внезапно вспомнивший кое о чем, нахмурился, – Да… это отвечает на многие вопросы… Ты, вернувшись обратно и зная, что в будущем мы все еще будем существовать и будем жить в Нормонде, оставишь нам в наследство все, чем владеешь. И, более того, в банке даже будет храниться мой портрет, с указанием отдать завещание только человеку, на нем изображенному! Не далее, как вчера мы с Владом на его мотоцикле заезжали в банк, и я своими глазами видел все это, видел портрет, держал в руках завещание, сложенное в четыре раза! И еще удивился, что ты откуда-то знал все это, так значит… – он медленно перевел взгляд на хранителя памяти.

Винсент ощутимо сник. Под обилием фактов, да еще столь неоспоримых и твердых, он вынужден был сдаться, и это его не радовало. Хранитель памяти терпеть не мог уступать, особенно если уступка шла в разрез с его принципами.

Не говоря ни слова, он медленно поднялся из-за стола и, двигаясь неспешно, размеренно, словно взвешивая и продумывая каждый свой шаг, приблизился к Анри. Тот вполоборота повернулся к подошедшему, взирая на него вопросительно и выжидающе. Винсент тяжело вздохнул и, подняв руку, возложил ее, словно благословляя, на голову старого графа, сам прикрывая глаза и шепча совершенно беззвучные слова. Со стороны это выглядело так, будто он и в самом деле молится, наставляя прихожанина своей личной церкви.

Все происходящее заняло не больше пяти секунд. Не успели они истечь, как Винс убрал руку и, глубоко вздохнув, вежливо, с истинно дворянской изысканностью, поклонился.

– К вашим услугам, господин граф. Все исполнено надлежащим образом.

Ответить Анри не успел.

По двери гостиной, со стороны холла, послышались три грубых, сильных удара, и двустворчатые двери рывком распахнулись, являя взглядам всех присутствующих незваных и непрошенных гостей.

Альберт Антуан де Нормонд, кривовато ухмыляясь, держа одну руку в кармане, да и вообще выглядя исключительно непринужденно, расслабленно повел сильным плечом и уверенно вступил в гостиную, где не был на протяжении нескольких сотен лет. За спиною его маячил Луи.

– Я пытался быть вежлив, – хладнокровно сообщил маг и, едва заметно пожав плечом, приподнял подбородок, свысока оглядывая всех собравшихся.

***

Анри вскочил на ноги, едва не опрокинув стул и схватил со стола револьвер. Глаза его пылали яростью, губы были плотно сжаты – граф гневался, и гневался сильно.

Эрик, поднявшийся на ноги одновременно с отцом, повернулся к заявившемуся в гости дядюшке, скрещивая руки на груди и хмурясь – молодой человек за время общения с неприятным родственником уже научился держать себя в руках.

Татьяна, тоже вскочившая, немного спряталась за спину мужа, действуя совершенно инстинктивно, не задумываясь.

Роман, как обычно не желающий подчиняться порывам большинства, равнодушно закинул ноги на стол, продолжая сидеть и демонстративно сложил пальцы домиком.

Винсент, еще не успевший сесть, медленно и неотвратимо грозно шагнул вперед, немного заслоняя Анри плечом.

Альберт, с видимым интересом оглядевший помещение, где так давно не был, окинувший взглядом всех собравшихся в нем, немного склонил голову набок, недоверчиво вглядываясь в последнего упомянутого из них. Несколько секунд он молчал, затем неуверенно дернул уголком губ и даже отступил назад.

– Брат?.. Не понимаю, ка… Ах, – на лице мага медленно прорисовалось облегченное понимание, и он уверенно кивнул, вновь обретая утерянное, было, хладнокровие, – Значит, моя дочь вновь не сумела совладать с силой браслета. О, Татьяна, Татьяна, я ведь не просто так предлагал тебе помощь в былые дни! Прими ты ее, подобных… неприятностей, – взгляд темных глаз красноречиво уперся в мрачного Анри, – Можно было бы избежать.

– А может, я рада, что не избежала их? – девушка, категорически не желающая сейчас отмалчиваться, недовольно передернула плечами, выглядывая из-за спины мужа, – И если бы ты не явился…

– Татьяна, – молодой граф де Нормонд, решительно прерывая супругу, поднял руку в останавливающем жесте. Взгляд его был по-прежнему прикован к неприятелю, однако, обращался он вовсе не к нему.

– Прошу тебя, милая, сейчас покинуть гостиную. Здесь становится опасно.

– А скоро будет жарко… – элегически протянул Роман, созерцая потолок и, ухмыльнувшись, скосил глаза на девушку, – Так что шла бы ты, погуляла по замку, что ли, пыль бы протерла, пол подмела…

Татьяна скрипнула зубами. Спорить с неугомонным шутником в присутствии посторонних желания она не испытывала, а с некоторых пор перестала оспаривать и просьбы мужа, особенно в случаях, когда он был объективно прав. Покидать гостиную ей не хотелось, однако, присутствие здесь мага позволяло с немалой долей вероятности предположить и скорое появление Чеслава или Анхеля, а это бы означало продолжение недавнего сражения, но уже в стенах замка. Участвовать же в подобном сражении девушке почему-то не хотелось, пожалуй, гораздо сильнее, чем покидать гостиную.

Поэтому, мысленно пообещав себе припомнить Роману это выступление, когда все закончится, недовольно глянув на замершего перед ней мужа, Татьяна, непрерывно косясь то на Альберта, то на Анри, то на Винсента, изредка уделяя внимание супругу и его брату, осторожно отступила к двери, ведущей в нижние помещения замка, и спустя несколько секунд безо всякой охоты скрылась за ней.

Мужчины, оставшись одни, мигом ощутили себя несколько более уверенно и свободно. Необходимость защищать будущую мать отпала, в стенах замка они могли быть уверены, и теперь следовало лишь выпроводить чертова мага вон.

– Зачем ты явился… брат? – в устах Анри последнее слово прозвучало нескрываемо презрительно, с нотками самого искреннего омерзения. Альберт пытливо оглядел его.

– Любопытно… Из каких же времен ты пожаловал, Анри? Судя по твоему ко мне отношению, другом и братом ты меня уже не полагаешь, не так ли? Или же плохого обо мне тебе наговорили мои племянники, эти совершенно невоспитанные молодые люди?

– Ты… – старый граф на миг задохнулся, медленно поднимая револьвер, – Это ты виновен в трагедии, постигшей наш замок! Из-за тебя погиб… – он мимолетно растерялся, вспоминая, что «погибший» его сын ныне здравствует и процветает, – Ты сманил моего сына на свою сторону, привлек его черной магией!

Эрик, решительный, как никогда, выступил немного вперед.

– Подожди, папа… Дядя, – взгляд его обратился к заявившемуся столь беспардонным и наглым образом, практически вломившемуся в замок, магу, – Твой визит неприятен нам. Говори, зачем пожаловал или уходи.

Хранитель памяти, порою не слишком одобряющий вежливость и мягкость своего экс-хозяина по отношению к врагам, немного скривился. В этой ситуации ему ближе был метод Романа – колкая язвительность в речах, а после или сражение, или провожание уходящего прочь неприятеля.

– Ты, должно быть, опять рассчитываешь познать крепость родственных объятий, маг? – он ухмыльнулся, нарочито медленно и развязно добавляя, – Не боишься, что тебя придушат?

– Святые небеса… – Альберт прижал два пальца к виску и со вздохом сокрушенно покачал головой, – С тобой мы не родственники, Винсент, и я начинаю уставать твердить тебе это.

Винс скептически приподнял бровь и, скрестив руки на груди, немного отставил ногу в сторону.

– А ты уверен в этом… Антуан?

Маг фыркнул, насмешливо отводя взгляд, будто стремясь продемонстрировать, что общение со столь категорично настроенным наглецом не входит в его планы… и неожиданно замер, недоверчиво вновь переводя взгляд на Винсента. Неизвестно, что подействовало на него в большей степени – апломб ли хранителя памяти, произнесенное ли им имя, или, может быть, даже поза, в которой замер молодой мужчина, но только Альберт внезапно понял, что пытается сообщить ему этот человек.

– Не может быть… – голос всегда такого самоуверенного, такого хладнокровного мага внезапно сел, и он, недоверчиво вглядевшись в собеседника, даже немного приоткрыл рот, – Венсен??

Хранитель памяти насмешливо ухмыльнулся.

– Не рад нашей встрече… правнук.

– Довольно пустых разговоров! – Анри де Нормонд, судя по всему, не имеющий особенного понятия о семье своего названного брата, негодующе шагнул вперед, сдвигая брови, – Ты, мерзавец, повинен в смерти людей, людей, не повинных ни в чем! Ты сбил с пути моего сына, ты… ты заплатишь мне…

Альберт, против воли отвлекаясь от более интересной ему темы, но, похоже, абсолютно не расстроенный сыплющимися на него обвинениями, тонко, насмешливо улыбнулся.

– Как я погляжу, вы успели о многом побеседовать… Твой сын, Анри, оказался исключительно талантливым юношей. Он постигает магию с жадностью, она интересует и забавляет его, он играет ею, хотя и понимает, что это великая сила. Ты должен быть мне благодарен, брат – благодаря мне твой сын остался жив, благодаря мне он обрел большую силу! Ах… да. Ты, вероятно, хотел бы увидеть его, верно? – маг склонил голову набок и ухмыльнулся, чуть-чуть сужая глаза, – Жаль, вернувшись назад, ты не вспомнишь об этой встрече, но… – он немного развел руки в стороны, – Как бы плох, по твоему мнению, я не был, я искренне желаю доставить удовольствие отцу, продемонстрировав ему его взрослого, сильного сына, который таковым стал благодаря мне. Людовик! – Альберт чуть повернул голову вбок, окликая своего задержавшегося позади спутника.

В холле что-то тихо звякнуло, послышался звук падения чего-то трудноопределимого, но, вне всякого сомнения, дорогого и даже имеющего историческую ценность – холл с некоторых пор был декорирован старинными вазами, картинами на стенах (некоторые из них принадлежали кисти Влада) и оружием на них же. Раздался негромкий шум, заставивший старших сыновей Анри переглянуться – создавалось впечатление, что кто-то спрыгнул с одного из столиков, стоящих вдоль стен.

– Я иду, иду, дядя, – донесся знакомый до боли молодой голос, смешавшийся с уверенными шагами. Старый граф замер, напряженно выпрямляясь, вытягиваясь в струнку. Лицо его окаменело.

– Сейчас, я тут просто увидел… – Людовик зашел в гостиную, с немалым интересом крутя в руках изящный старинный немецкий кинжал и не сводя с него взгляда, – Не думал, что они повесили на стену любимый кинжал отца, хотел посмотреть, вот и…

– Луи… – голос Анри дрогнул. Он медленно опустил револьвер и тяжело шагнул вперед, не сводя с младшего сына напряженного взгляда.

Молодой маг, услышавший вдруг столь родной и, казалось, давно забытый голос, вздрогнул, медленно и неуверенно поднимая взгляд. Лицо его побледнело, кинжал, такой дорогой, такой изысканный, тяжело упал, выскользнув из задрожавших рук.

– П… папа?.. – юноша, не веря самому себе, медленно повел головой сначала в одну сторону, затем в другую и, с видимым трудом заставляя себя двигаться, шагнул вперед, – Папа… ты… но как, как??

– Благодаря браслету моей неразумной дочери, – негромко подал голос Альберт, с застывшей, словно приклеенной усмешкой созерцая единение семьи, – Если бы она…

– Помолчи! – Анри, сам весьма взволнованный этой встречей, нахмурился, бросая на брата неприязненный взгляд, а затем вновь обращая внимание на сына, – Людовик… ты жив, ты действительно все еще жив! – он изумленно покачал головой, попытался улыбнуться, но тотчас же помрачнел вновь, – И ты занял сторону своего дяди… Как ты мог, Луи, как ты мог предать свою семью, своих братьев, как мог ты так обмануть меня, обмануть маму?! Ты… – он сжал губы и, сделав шаг назад, на несколько мгновений прикрыл глаза, – Я не могу поверить, что мой младший сын, мой маленький мальчик, вырос таким… таким…

Луи, слушающий отца, опустив голову, испуганно вскинул ее. В зеленых глазах его блеснули слезы.

– Нет… нет, папа, клянусь тебе, я… Нет-нет-нет, все не так, папа, папочка, я… я хороший мальчик, поверь, я не разочарую тебя!.. – лицо его внезапно ожесточилось, – Больше никогда.

То, что произошло дальше, заставило всех, присутствующих в гостиной замка, совершенно остолбенеть, не находя в себе сил шевельнуться с места.

Людовик, резким движением нагнувшись, схватил с пола оброненный им отцовский кинжал и, выдернув его из ножен, вдруг повернулся к мгновенно опешившему Альберту.

– Больше никогда… – сквозь зубы повторил он, и вдруг, не раздумывая, действуя резко и решительно, одним движением вонзил кинжал в грудь дяде.

Тот охнул. На губах его выступила кровь, она же засочилась из нанесенной раны, пачкая лезвие кинжала и белоснежную ткань рубашки. Он нападения своих врагов маг был защищен надежно, но от сторонников такого вероломства не ожидал, поэтому удар Луи достиг цели.

Альберт потрясенно поднял руку, касаясь ею кровоточащей раны, поднял ее перед собою и, увидев следы крови, почти в ужасе взглянул на стоящего перед ним племянника. Затем перевел взгляд на брата, попытался что-то сказать, но уже не сумел и тяжело завалился на пол.

***

Между тем, Татьяна, изгнанная из гостиной, мающаяся от безделья и беспокойства, бродила из стороны в сторону по теперь уже хорошо освещенному нижнему коридору. Здесь с давних времен располагались комнаты для прислуги, отсюда вела лестница вниз, к подвалу, где три сотни лет в большой клетке просидел Винсент, здесь, в самом конце, имелась комната несчастной горничной Мари, на свою беду имевшей некогда сношение с Альбертом. Комната эта на протяжении некоторого времени была и комнатой Татьяны, поэтому сейчас девушка, утомленная еще путешествием по воспоминаниям баронета Ричарда, побродив немного по коридору, решительно направилась туда, дабы немного передохнуть.

Выходя сюда, в дверь, ведущую к помещениям прислуги, она поступила, наверное, очень опрометчиво и сделала это совершенно машинально, автоматически. Живя уже почти год в одной с Эриком комнате, девушка иногда, забываясь, все норовила отправиться ночевать в комнатку Мари, и сама не могла объяснить себе этой странности. Впрочем, сейчас пребывание здесь ей казалось почему-то более спокойным, нежели нахождение в супружеской спальне. Там, она была уверена, беспокойство за любимого мужа, да и за прочих родственников, возросло бы в ее душе многократно.

Под ногами раздалось негромкое мяуканье, и Татьяна, опустив взгляд, улыбнулась. Тиона, ее ненаглядная любимица, ее частая спутница в прогулках по замку, и сейчас не оставила любимую хозяйку в одиночестве. Откуда и почему она появилась здесь, было неизвестно, да девушка и не задумывалась об этом. Тио, как она уже успела усвоить, имела в этом замке какие-то свои, лишь ей известные ходы, ухитряясь всегда оказываться именно там, где, как ей казалось, в ней нуждались более всего.

Девушка наклонилась и, взяв кошку на руки, с чувством поцеловала ее в мокрый нос. Поддержка животного в эти секунды и в самом деле была для нее очень ценна и нужна, поэтому нежной благодарности Тиона, вне всякого сомнения, заслуживала. Кошка замурлыкала и, всячески демонстрируя расположение к хозяйке, с чувством потерлась мордочкой о ее нос. После чего, полагая обмен лаской завершенным, соскочила с ее рук, и уверенно зашагала вперед, чуть помахивая длинным, извивающимся, как змея, хвостом. Направлялась она как раз к бывшей комнате своей хозяйки, и та, не раздумывая, последовала за ней.

Правда, долго сидеть у Татьяны не получилось.

Не прошло и пары минут, проведенных в обществе кошки на кровати, как девушка, не в силах дольше оставаться в бездействии, вскочила и нервно заходила по комнате. Там, в гостиной, сейчас происходили какие-то события, может быть, хорошие, может быть, плохие, может быть, странные, может быть, страшные, а она сидела здесь, в этой комнате, вдали от всех, практически взаперти!

Татьяна раздраженно топнула ногой и, удостоившись неодобрительного взгляда от Тионы, глубоко вздохнула. Надо было чем-то занять себя, и ей неожиданно пришла на ум спасительная мысль.

Некоторое время назад они с Эриком, как полноправные супруги и хозяева замка, как граф и графиня, решили несколько изменить облик всех, даже подсобных, помещений своей обители. Не в последнюю очередь этот вопрос относился к подвалу, где три столетия провел в облике льва хранитель памяти, и где по сию пору стояла его клетка. Последнюю было решено убрать окончательно и бесповоротно – Эрику не хотелось, чтобы ему что-то напоминало о горьких годах полу-безжизненного существования. Но вот что делать с самим подвалом по сию пору решено не было и, периодически возвращаясь к этому вопросу, кто-нибудь из супругов, а иногда и оба сразу, забредал в него, задумчиво рассматривая стены и прикидывая различные варианты декорирования.

Этим Татьяна решила заняться и сейчас. В конечном итоге, путь к подвалу теперь был светел и не страшен, сам подвал сиял огнями, вспыхивающими, по застарелой магии Винсента, при приближении человека, поэтому изучить его и как следует поразмыслить ей ничто не мешало. А конструктивные размышления, в свой черед, вполне могли помочь девушке отвлечься от беспокойств и страхов.

Кошка решения хозяйки не одобрила. Заметив, что та уверенно направляется к выходу из комнаты, она тяжело, обреченно вздохнула и, нехотя поднявшись, спрыгнула с кровати, всем видом демонстрируя, что сопровождать неугомонную девушку, конечно, готова всегда, но все-таки нарушать свой покой ей неприятно.

– Ты могла бы и остаться, – Татьяна мягко улыбнулась, пропуская любимицу впереди себя. Тио, обожающая предводительствовать любые прогулки, фыркнула и, прошествовав вперед, окатила девушку презрительным взглядом через плечо. Кошкой она была очень своевольной и, обожая хозяйку до потери пульса, никогда не упускала случая напомнить, чтобы та не смела терять к ней уважение. Девушка, давно привыкшая к такому поведению хвостатой нахалки, хихикнула и, покачав головой, спокойно направилась вперед.

Спускаясь в подвал, она не испытывала ни малейшего беспокойства. Никаких предчувствий чего-то дурного, никакого страха – ничего, что сопровождало ее первый спуск сюда. Вокруг царила давно ставшая привычной тишина, которая прежде казалась девушке могильной, впереди со ступеньки на ступеньку прыгала кошка, и Татьяна, увлекшаяся собственным спуском и мыслями о том, как можно было бы приукрасить лестницу, и в самом деле немного отвлеклась от мрачных раздумий.

Факелы по стенам привычно вспыхнули, приветствуя ее, и девушка огляделась. Что ж, факелы-то, быть может, оставить и стоит… Но почему Эрик против мысли устроить здесь кладовую? Конечно, пока что за питание в их замке отвечает Роман, которому стоит щелкнуть пальцами – и появляется вкусная еда, но ведь однажды он справедливо возмутиться! И вот тогда запас продуктов им не помешал бы.

Татьяна в раздумье подошла к одной из стен, на взгляд прикидывая общую площадь подвала. Вообще, можно было бы устроить здесь и винный погреб… Вдоль вот тех стен могли бы стоять высокие стеллажи, полные бутылок с дорогим вином, рядом с другими – бочки с тем же напитком, а вот там…

Мысль споткнулась и остановилась, а девушка недоверчиво склонила голову набок. Что за дьявол?..

В дальнем от лестницы углу подвала темнела небольшая, не виденная прежде девушкой дверь.

Она нахмурилась и, отстранившись от стены, подошла поближе. Да, определенно, дверь была незнакомой, прежде видеть ее Татьяне не доводилось… или она просто не обращала на нее внимания?

Кошка, тоже заметившая интерес хозяйки к этой двери, недобро покосилась на последнюю и, сделав пару шагов к ней, неприязненно выгнула спину.

Это девушку заинтриговало еще больше. В конце концов, сколько еще в этом замке может быть дверей, ведущих неизвестно куда, сколько здесь осталось еще неизведанных помещений? Она живет здесь уже больше года, а замок открывает пред нею все новые и новые свои тайны!

Почувствовав прилив некоторого раздражения, Татьяна решительно направилась к двери. Нет, надо выяснить, куда она ведет и забыть об этих глупостях! Замку придется смириться с тем, что онатеперь имеет честь быть хозяйкой в нем, а значит, должна знать обо всех его подводных камнях.

Она уверенно взялась за ручку двери. Тиона, пристально следящая за хозяйкой, предупреждающе зашипела, но та только махнула рукой.

– Не волнуйся, Тио. Я только посмотрю и все, никаких долгих путешествий устраивать не буду… – она уже открыла дверь. За нею царила темнота, но девушку это не испугало – в конечном итоге, основной подвал тоже всегда встречал тьмой, а потом загорались факелы. Здесь, наверное, тоже самое и стоит сделать шаг…

Земля ушла у нее из-под ног.

За дверью, во тьме, оказалась пропасть, бездна неведомой глубины, и Татьяна, опрометчиво шагнувшая прямо в нее, сорвалась, падая куда-то далеко-далеко вниз…

***

Дэйв тихонько вздохнул и, понуро опустив плечи, слегка кивнул.

– Да, это правда, Ричард. Маг не солгал, хотя я и не представлял, что ему известно столько о хранителях памяти и о способах, какими они спасают своих будущих хозяев, – он поморщился и уверенно закончил, – Я действительно передал тебе часть своей силы, когда помогал избавиться от серебра. Поэтому я и говорил, что хочу остаться подле тебя – я не могу уйти. Мы связаны…

– Теперь навеки, – оборотень негромко хмыкнул и, покачав головой, улыбнулся, – Скажу честно, я не против иметь такого вечного друга, как ты, вот только… – он вдруг посерьезнел и, остановившись, повернулся к спутнику, – Дэйв… Со мной все понятно – я долгожитель волею Рейнира, я бессмертен, а что насчет тебя? Разве хранение памяти дает вечную жизнь? Винс вроде не упоминал об этом.

– Он бы и не мог об этом упомянуть, – молодой хранитель памяти, ухмыльнувшись, легко вскочил на ближайший пенек. Ему было хорошо. Ему было легко и свободно, душа пела от счастья, а раны, нанесенные рыжим оборотнем, уже не беспокоили.

Они шли по лесу, направляясь обратно к замку. Тьери, встретивший их с удивительным хладнокровием, не выказавший ни малейшего удивления от знакомства с еще одним хранителем памяти, вполне успешно справился с задачей, возложенной на него, и практически полностью излечил молодого человека. Правда, сам он выглядел все время довольно понуро, был мрачен и задумчив, но сообщить о причинах такого состояния не пожелал.

– Винс-то тоже бессмертный, – продолжил Дэйв, легко пожимая плечами, – Поэтому он и не задумывается о таких мелочах. А мне маг, сделавший меня тем, кто я есть, говорил, что хранитель памяти живет столько же, сколько и его хозяин, ибо жизни их связаны. Ну, а если наши жизни связало и еще избавление тебя от пули, значит, бессмертие мне практически обеспечено! – он жизнерадостно рассмеялся, разводя руки в стороны. Ричард хмыкнул, старательно пряча улыбку. Этот паренек, оказавший ему поистине неоценимую помощь, нравился баронету, вызывая в его душе почти отеческие чувства. Никогда в жизни не имевший детей, не бывший родителем, сейчас он чувствовал себя ответственным за поступки этого мальчишки, ощущал горячую признательность к нему, и желал отплатить за добро заботой.

– Смотри, не упади, – усмехнулся он, глядя на по-прежнему стоящего на пне парня, – А то придется возвращаться к Тьери и лечить твои синяки.

Резкий порыв ветра толкнул баронета в спину, и где-то впереди послышался негромкий, не особенно приятный смех.

Улыбки как-то сразу померкли; взгляды, настороженные и обеспокоенные, устремились вперед.

– Боюсь, старые маги не любят размениваться по мелочам… – знакомый голос, раздавшийся прежде, чем появился его обладатель, вынудил хранителя памяти и его экс-хозяина напрячься еще сильнее.

Впереди, прислонившись спиной к одному из деревьев, в позе весьма расслабленной и непринужденной, медленно появился, проявился, как переводная картинка, кто-то омерзительно знакомый, кто-то рыжий с горящими желтыми глазами, в раздумье поигрывающий пистолетом.

– Но, если вам так уж нужна причина вернуться к нему, я всегда готов оказать помощь, – он ухмыльнулся и демонстративно прицелился в стоящего на пне Дэйва.

Хранитель памяти дернулся, не зная, как вести себя и быстро глянул на замершего возле пня Ричарда. Лицо того было непроницаемо – ни один мускул не дрогнул на нем.

– Зачем ты явился, Чеслав? – голос оборотня поражал холодом, пожалуй, даже в прежние времена он не разговаривал так с этим собеседником. Рыжий довольно ухмыльнулся и, прекратив целиться, прокрутил пистолет на пальце, переводя насмешливый взгляд янтарных глаз на старого знакомого.

– Хотел убедиться, что ты все вспомнил, Рене, – в голосе его прозвучало что-то такое, что Лэрд мимолетно пожалел об отсутствии у себя оружия, – Хотел поговорить, как бывало прежде… сыграть партию в эшек…

– Вновь обыграть меня, – Ричард криво улыбнулся, – Обмануть, как бывало прежде… К чему эти лирические отступления, Чес? Говори, чего ты хочешь и убирайся с нашего пути.

– Разве твой маленький глупый котик не напомнил тебе о моих намерениях? – рыжий склонил голову набок, переводя взор насмешливых глаз на Дэйва, – Бедный малыш, я был о тебе куда как лучшего мнения. В конце концов, тебе удалось немного запутать следы, я долго не мог обнаружить своего брата… Жаль, что это оказалось бессмысленным, – желтые глаза вдруг стали колючими, – Жаль, я не убил тебя, когда увидел, как ты спешишь на запах его крови.

– Вряд ли бы получилось! – Дэйв, чувствительный к насмешкам ничуть не меньше, чем его хозяин или чем его учитель, так и вскинулся, подаваясь немного вперед, – Убирайся с нашего пути, иначе!..

Ответом ему послужило темное пистолетное дуло, вновь направленное на него. Чеслав вежливо поправил очки на переносице и изящно изогнул бровь.

– Что – иначе? Глупый щенок, ты все еще надеешься, что я опять позволю переиграть себя? Ты знаешь то, что помнит Рене, но, очевидно, твоя память не столь хороша, иначе бы ты знал, мальчик, – я никогда не проигрываю в эшек.

– Хватит, – Ричард, не выдержавший доле этих игр, решительно шагнул вперед, вставая так, чтобы немного загораживать Дэйва собой. Последний, гневно выдохнув, спрыгнул на землю, замирая за спиною хозяина, в любое мгновение готовый броситься на неприятеля.

– Ты говоришь с моим другом… Чеслав, – Лэрд сдвинул брови, сверля противника тяжелым взглядом, – Попридержи язык.

Дуло пистолета сместилось, глядя теперь точно в переносицу оборотню. Тот выпрямился, расправляя плечи.

– Вспомним старое, Рене? – рыжий практически мурлыкал, на губах его цвела улыбка, – Интересно, как скоро твои новые друзья найдут тебя, если я выстрелю сначала в лоб тебе, а затем твоему славному помощнику?

– Ах ты!!.. – Дэйв, гневливый, несдержанный, полностью отражающий характер своего бывшего хозяина, своего лучшего друга, рванулся вперед, вне всякого сомнения, намереваясь разорвать наглого мерзавца на части. Ричард остановил его резким жестом и неожиданно очень спокойно и расслабленно улыбнулся.

– Так ты никогда не проигрываешь в эшек, Чес? – голос его так и сочился ядом, – Любопытно. Уж не потому ли это случается, что ты всегда мухлюешь? Что в эшек… что в карты… Ты воистину джокер – клоун, обманщик!

Грохнул выстрел. Одна из веток над головой баронета, пробитая насквозь, заскрипела, опасно склоняясь, так и норовя упасть на голову мужчине, накрывая его, а заодно и его помощника. Чеслав коротко выдохнул сквозь зубы, сдерживая мгновенно охватившую его ярость. Ричард, понявший, что слова его достигли цели, на несколько секунд закусил губу, скрывая довольную улыбку. Глаза его насмешливо посверкивали.

– Какая глупая демонстрация, какая глупая встреча… – баронет покачал головой и красноречиво вздохнул, – Ты хотел узнать, что я вспомнил и помню ли я достаточно, чтобы ненавидеть тебя? – он не сдержал смешка, – Я знаю, Чес, я помню все и знаю даже больше, чем ты можешь предположить. Но, главное, я не изменил своего мнения – я помню, я знаю о том, что́ ты сделал, как ты подставил Вика, знаю, как ты убил его! Ты и твой чертов дружок, который спустя столетия чистил мои ботинки! –оборотень почувствовал, что начинает закипать и попытался взять себя в руки, – Для меня не секрет твоя ложь, для меня не тайна твой постоянный обман. Ты хотел узнать, как я отношусь к тебе теперь, когда я помню обо всем? Так знай – я ненавижу тебя еще больше, чем прежде, мне противно видеть тебя! Клянусь, представься мне такая возможность, я бы сплясал на твоем гробу!

Последние слова баронета повисли в воздухе. Чеслав, внимающий ему вполуха, почему-то совершенно не злящийся, медленно поднял голову к небу, виднеющемуся в просветах меж ветвей, и загадочно улыбнулся.

– Тучи сгущаются над Нормондом… – промолвил он, и Ричард, сбитый с толку, непонимающе заморгал. Дэйв, машинально тоже поднявший взгляд, слегка коснулся локтя хозяина.

– Ричард…

Оборотень недоверчиво поднял голову. На лицо его набежало выражение совершенного беспокойства, он насторожился, напрягся, и медленно опустив взор, стиснул кулаки, немного надвигаясь на своего неожиданного собеседника.

– Что происходит?! Что… что ты сделал?!

Над замком, уже заметным с того места, где они находились, действительно клубились, все боле и боле сгущаясь, сизые облака. Они темнели, свинцовели, они казались олицетворением какой-то грозной беды, нависшей над башнями Нормонда, и винить в этом кого-то, кроме рыжего оборотня, Ричарду казалось просто глупым.

Однако, Чеслав, похоже, вовсе не намеревался приписывать себе чужие заслуги. Он безмятежно улыбнулся и, легким движением сунув пистолет за пояс брюк, развел руки в стороны.

– Это сделал не я, Рене. Все предрешено, жребий брошен и мальчик уже нанес удар… В следующую нашу встречу мы будем уже друзьями, брат мой. Что ж… попутного ветра, – и, высказав столь неожиданно пожелание, он насмешливо козырнул, мгновенно тая.

Ричард и Дэйв, переглянувшись, заспешили к замку.

***

Тучи сгущались над Нормондом. В гостиной замка, истекая кровью, умирал Альберт; спешили, спотыкаясь о корни и сучья, обратно Дэйв и Ричард, и падала, падала в пропасть Татьяна…

Примечания

1

^* «Кровь за слезы» (лат.)

(обратно)

2

^* Т. Бердникова «Проклятый граф» тома I и II

(обратно)

3

^* Круг жизни или колесо Сансары – в буддизме символизирует своим вращением непрерывность и цикличность событий во Вселенной.

(обратно)

4

^* «И ты, Брут?» – по легенде, последние слова Юлия Цезаря, обращённые к его убийце – Марку Юнию Бруту

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***