Молитва в бездождие [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юрий Фанкин МОЛИТВА В БЕЗДОЖДИЕ


1

Когда деревенские стали судачить по весне насчёт будущего водополья, бывший агроном Макар Дельнов большей частью помалкивал, а в конце марта, на день Алексея Тёплого, отыскал на кухне, в посудной горке, большой ребристый стакан и, припадая на правую, увечную, ногу, отправился на огород.

От синего неба и яркого солнца снежный наст казался слегка подсинённым и промасленным. Снег ещё не зазернился, не выметал в возвышающихся волнами сугробах плодоносную икру, но возле нагретых яблоневых комлей уже успели обозначиться неглубокие блюдца. В ветках калины с остатками пожухлых ягод весело насвистывала овсянка: “Покинь сани, возьми воз!”

Перед ясным ликом солнца Макар снял лохматую шапку, постоял, поплакал, глядя на небо, весенними безгорестными слезами и неторопливо, угадывая занесённую тропку, направился в тень, к сараю, где лежал чистый снег.

Потрогал пушистый нанос и стал аккуратно, щепотками, набивать гранёный стакан. Попримял прокуренным пальцем содержимое до “дунькиного пояска” и, переждав лёгкое головокружение, вернулся в натопленную избу. После оттайки в стакане набралась какая-то треть воды-снежницы.

- Большого разлива не будет! - уверенно сказал Макар и успокоил жену: - За погреб не опасайся. Картошка не поплывёт…

По берёзе, которая распустила листочки наперёд ольхи, Макар предсказал и сухое лето, но даже он не догадался, что грядёт редкая жара, которую на старых барометрах обозначали как “Великая сушь”…

Так уж велось с незапамятных времён: земля - матушка, небо - отец, а дождь - кормилец. Дождь льёт, земля пьёт, а хлеб растёт.

Умели древние люди уговаривать вольные ветры, вызывать благодатные дожди:

- Ты подуй-ка, ветер-ветрило, теплом тёплым, ты пролей-ка на рожь, на яровину яровую, на поле, на луга дожди животворные, к поре да ко времечку…

Призывали наши предки на помощь Христа-Спасителя, не забывали и о его светоносной матушке - Богородице:

- Матерь Божья, подавай дождя на бабину рожь, на ледовую пшеницу, на девкин лён…

С великой радостью, с широкой улыбкой встречали люди намоленный небесный дар:

- Дай Бог дождю в толстую вожжу! Лей, не жалей! Не ситцем просей! Сухой нитки не оставь, пробей до самых костей! Уж дождь дождём, поливай ковшом!..

И какие только дожди не выпадали на землю-матушку: и мелкий дождь-ситничек, и морось, что мельче ситничка, и ливень, и косой дождь-подстёга, и окатный… И вставала над орошённой землёй семицветная радуга-дуга. Высокая и крутая - к вёдру, пологая и низкая - к ненастью.

Ушли в мир иной седобородые предки, унеся с собой многие приметы, накопленную веками хлебопашескую мудрость, и остались на земле их обделённые потомки наедине с карающим, как Божий меч, солнцем.

В это лето дневное светило было, как никогда, беспощадным. Казалось, ещё чуть-чуть, и люди растворятся под его пристальным огненным оком, словно росинки на утренней траве. Единственный пруд в Берёзовке забродил от жары и покрылся пузырящейся, словно лягушачья икра, ряской. В зелёных разводьях плавала дохлая рыба. А в кронах деревьев, задолго до естественного увяданья, тревожно - будто таящийся огонь - заиграли лиственные “зайчики”.

Вслед за устойчивой жарой последовали, пока дальние, лесные пожары. Вместо дождевых облаков похожая на них дымная наволочь рассеялась над Берёзовкой. Эта завесь прикрывала солнце, но не приносила желанного облегчения: небесные стрелы вязли в дыму, но стало душно так, как будто сверху набросили одеяло. Казалось, вышние силы уготовили грешному человеку печальный выбор: или сгореть под лучами беспощадного солнца, или же задохнуться в смрадном дыму.


*


Глубоким вечером, когда солнце нехотя скатилось за горизонт и сквозь серую дымку смутно проглянула окрашенная в красные тона луна, супруги Агафоновы вышли на безлюдную деревенскую улицу. Одеты они были, скорее, по-осеннему, чем по-летнему: на Фатее была плотная, застёгнутая на “молнию” ветровка, а Аннушка, спасаясь от злых комаров, закуталась в шерстяную кофту.

Фатей, как в молодые студенческие годы, взял Аннушку под локоток, и они неторопливо пошли по выщербленному асфальту к лесной окраине.

Старая деревня умирала, но кое-где ещё оставались сосновые избы с искусной резьбой: резные наличники и накладки по карнизам, резные крылечки и светёлки на крышах, похожие на маленькие терема. Сейчас, ввечеру, эти радующие глаз избы были окутаны не столько серой мглой, сколько голубоватым, саднящим горло дымком.

Фатей не ожидал встретить гуляющих на пути: ну кому придёт в голову дышать перед сном таким воздухом? Но, похоже, для кого-то и домашняя духота оказалась не слаще горьковатого дыма.

Не дойдя до Агашиного проулка, Агафоновы встретили двух сестёр-дачниц, приехавших в отпуск навестить свою заколоченную избу.

Послышался тихий рессорный скрип… Это вышли на прогулку старомодная, в соломенной шляпке,