О нитях дриады [Дмитрий Гарянин] (fb2) читать онлайн

О нитях дриады Дмитрий Гарянин

О нитях дриады

Лес был какой-то странный. В чем его странность, я объяснить не мог. Но ощущение чего то не совсем нормального в окружающем пространстве упорно не оставляло меня с самого утра. Вот вчера было все в рамках обычного. Деревья, ветки, тропинки, солнце на желтеющих листьях, шорохи ветра, переклички птиц… А сегодня все то же самое, но другое. Странное. Не такое.

В который раз я обругал себя за упрямство и тупую принципиальность, благодаря которым я перся сейчас один по якобы известному мне маршруту. Тропы к подножью Синей горы петляли в лесу как нитки паутины, и мне, почти ветерану различных восхождений, казалось, что я знаю самый кратчайший и живописный путь. Но знакомые и знакомые моих знакомых, которые составляли мне компанию на этих активных выходных, так не считали. Среди них нарисовалась парочка проводников-любителей со своими аргументами, убедившими всех, но расстроивших меня. И чтобы не выйти из образа оскорбленного, но непоколебимого знания, пришлось предложить пари. Я сказал, что моя дорога во всех смыслах лучше, и я первым выйду к вершине. Знакомые и знакомые моих знакомых пожелали мне доброго пути с флагом и барабаном, и мы разошлись. Сначала мне вообще понравилось путешествовать в одиночку. Я не торопясь брел по лесу, наслаждаясь свободой и замечательной сентябрьской погодой, думал о прекрасном и вечном, напевал лирические мотивчики, вспоминал первую любовь, и вторую, и третью… в общем, находился в полной гармонии с собой и миром. И даже устраиваясь на ночлег, я с удовольствием посидел у костра, тщательно разжевал запланированные на ужин бутерброды, запил их травяным чаем и полюбовался гроздью млечного пути, доступного в проплешине ветвей. А потом с не меньшим удовольствием вытянулся в своей походной палатке и быстро уснул, дыша умиротворенно и сыто.

Сейчас я могу с уверенностью сказать, что странности начались именно во сне. Если бы я писал изложение, что мне снилось прошлой ночью, боюсь, на выходе бы оказался чистый лист. Снилась всякая неописуемая хрень. Что-то неразборчивое, таинственное, непонятное. И эта недосказанность осела утренней головной болью и несколько подпортила мои рассветные часы. Тем не менее, я хлебнул чайку из термоса, довольно бодро свернул свой маленький лагерь и уверенно потопал по хорошо различимой живописной тропке. По идее где-то после обеда она вывела бы меня к подножью, а к вечеру я уже надеялся преодолеть первый этап восхождения.

Но лес вокруг был необъяснимо странным, и эта тропка, которую топтали мои новенькие трекинговые ботинки, тоже была странной. И небо сквозь листья… И сами листья. Будто весь мир накрыли невидимым фильтром, и он стал таким же миром, но все равно другим. Я ощущал это кожей, мурашками, рецепторами и окончаниями. Эта странность висела вокруг как пелена, как прозрачная зыбкость, как пластичный мираж. Я старался не замечать ее, но она впитывалась, проникала и постепенно становилась непонятной реальностью.

Еще меня несколько беспокоил факт отсутствия встречных и попутных туристов. В это время подходы к Синей горе порой, напоминают городские бульвары - только успевай кивать и переглядываться. А тут ни одного признака гуманоидной жизни, ни смеха, ни топота, ни следов привалов. Ничего. Это очень нервировало, и часа через два я просто испугался. Впрочем, поводов для настоящей паники пока не было. Я мог просто перепутать маршрут и случайно выйти на какую-нибудь нехоженую тропу в стороне от привычных подходов к подножью. Благо в этом лабиринте такое случалось. Но с другой стороны все ориентиры казались совершенно знакомыми. Я ходил по этому пути раз десять, и, в общем, не считал себя способным заблудиться в трех соснах. Но сосен сейчас было гораздо больше, и, несмотря на то, что тропа выглядела той самой, у меня появилось потустороннее ощущение, что именно здесь я никогда не был.

Думать о прекрасном и вечном уже не получалось, равно как напевать мотивчики и вспоминать романы. Зато от переживаний захотелось есть и пришлось слопать большую конфету, отложенную к вечернему чаю. Но успокоения и каких-то позитивных проблесков в настроении я не ощутил. Просто рассосал шоколад, добрался языком до начинки и проглотил, практически не ощущая вкуса.

Зато потом я увидел оленя. Его появление настолько согласовывалось со странностью этого леса, что поначалу я даже не удивился. Ну, подумаешь, олень. Только чуть позже до меня дошло, что это не олень. А ОЛЕНЬ. Это был величественный красавец, похожий на отца бэмби. С внушительной короной рогов, с волнистым мехом и с непуганым взором зверя, осознающим силу и территорию. Он спокойно глянул на меня и стал безмятежно пожевывать травку. В этом месте мой путь проходил через небольшую полянку, где обычно устраивали стоянки компании туристов. Я очень хорошо помнил все очертания этого пространства, и сомнения в том, что я мог заблудиться, исчезли. Вот только туристов не было. Только олень. И если бы у него на голове росли не рога, а вишневое дерево, то и это не удивило бы меня больше. Олени у Синей горы, отродясь не водились. Ну, по крайней мере, никто их не видел.

Хотя страшилок про Синюю ходило много. Ее считали аномальной зоной, местом посадки НЛО, родиной загадочных летающих людей… Короче всякого мистического трепа про эту гору я слышал предостаточно. И нельзя сказать, что я ни во что не верил. Нет дыма без огня. Например, про соседнюю вершину – Серый рог - ничего такого никто не рассказывал. Зато Синяя была просто меккой для духовно настроенных паломников. На нее восходили всяческие секты и клубы по интересам, взбирались экстрасенсы и целители, гадалки и шаманы. А в краеведческом музее находились свидетельства, доказывающие, что несколько тысяч лет назад в окрестностях этой горы жило какое-то загадочное племя, уже тогда считавшее Синюю священной. Археологи обнаружили здесь несколько древних жертвенных камней. Поваляться на этих валунах считалось хорошей приметой, мол, энергией зарядишься под завязку. Врать не буду, валялся, и реально, усталость как рукой снимало. Но вот НЛО и летающих людей я не встречал… А насчет аномальной зоны… Тут постоянно пропадали вещи, а порой и люди. И как еще объяснить, почему вместо кучи путешествующего народа мне попался олень. Причем непуганый. И это ощущение странности, откуда оно…

Я пересек полянку и, еще раз обернувшись на нереально странного оленя, углубился в лес. Тропка знакомо уходила влево и вверх. По всем признакам я подходил к подножью. Впрочем, не по всем. Отсутствовали флажки… Да, вот что странно. С утра я не встретил ни одной маломальской тряпицы на ветках. Между тем, они давно стали неотъемлемыми штрихами к пейзажам всех известных подходов к вершине. А неизвестных не было. Вроде бы… Может, прошла какая-то акция по очистке леса от этого туристического наследия. Помнится, флажков было так много, что они даже раздражали. А вот сейчас внезапно бесит их полное отсутствие. Бесит и пугает. Да я попросту заблудился. Но как?

Я сделал три глубоких вдоха-выдоха, чтобы успокоиться. И тут же решил, что если по прошествии часа странности не исчезнут, то придется повернуть назад. И к лешему пари, гору и оленей. Но прошел час, два, а я упрямо шел по некончающейся и якобы знакомой тропке. Скажу честно, поворачивать назад было страшно. Вершина все-таки являлась точкой определенности. В ясную погоду с высоты ее двух тысяч метров можно увидеть город. А если ты видишь город, то отсутствие туристов и флажков не может лишить равновесия и уверенности. А вот что ждет меня на обратном пути при таком обилии факторов «х»? Лучше ни шагу назад. Как только я увижу пологий хребет Синей, это значит что на следующий день, я увижу цивилизацию, хоть и очень далеко. И после этого чары развеются.

Но странно было то, что я до сих не пор не подошел к подножью. Исходя из того количества времени, которое я протопал с рассвета, я уже должен был быть на приличной высоте. Но тропинка, хоть и шла в гору, но никак не выводила меня к знаменитым каменным ступеням – легендарному атрибуту Синей. Нужно признаться, что ориентироваться в лесу человеку, который посещает его время от времени, не так уж и просто. Лес неуловимо и постоянно меняется, в нем нет улиц и табличек с адресами. Здесь мы апеллируем такими понятиями как «большое дерево», «кривая коряга», «старый пень» и т.п. И по взаиморасположениям этих объектов мы и выстраиваем всю навигацию. При этом «большое дерево», увы, может очень напоминать другое «большое дерево», старый пень мог совсем развалиться, а корягу вполне могло засыпать прошлогодней листвой… Кроме того, и спутники над аномальной Синей вели себя настолько странно и противоречиво, что пользоваться различного рода «гарминами» не имело никакого смысла.

Не скажу, что в мой мозг был имплантирован «джипиэс», но географическим кретинизмом я никогда не страдал. Тропка имела все необходимые доказательства моего неоднократного пребывания здесь. Вон дерево, вон коряга, вон пень. А вон просвет между деревьями. Я поспешил, предполагая, что вот, наконец- то сейчас я увижу Ступени. Но вышел на полянку, на которой мирно пасся папа бэмби. Ту самую полянку.

Олень равнодушно отнесся к моему появлению – т.е. вообще никак не отреагировал на него. Зато я, не выдержал и огласил окрестности воплем нецензурного содержания. Парнокопытное изволило встрепенуться, но очевидно сообразив, что кроме извлечения громких звуков, я ничего опасного сотворить не способен, тут же вернулось к своему мирному занятию. Да, на редкость непугливый олень. Из зоопарка сбежал что ли. Я сбросил с плеч рюкзак и устало присел на него.

Самое обидное, что внутренне, где-то очень глубоко я ожидал чего-нибудь подобного. Уж больно все ненормально. Я просто уверил себя, что это та самая тропинка, просто внушил себе это, хотя интуиция подсказывала другое. Приходилось отмахиваться от внутреннего голоса, который шептал что-то очень нехорошее. Про аномалии и пространственные парадоксы. Это все могло происходить где-нибудь в бермудском треугольнике, на канале Рен-тв, в Гималаях, но никак не здесь, не со мной.

Внезапно я вспомнил про компас. Взял на всякий пожарный случай. За всю историю моих походов на Синюю, он ни разу не пригодился. Приборчик лежал в одном из многочисленных кармашков рюкзака вместе с аптечкой и швейным набором. Я точно знал (хотя нет, предполагал), что по отношению к искомой горе нахожусь на северо-западе, а значит, мой путь лежал на юго-восток. Итак, момент истины. Стрелка компаса, покрутившись в смятении, замерла. На всякий случай я моргнул, но положение стрелки не изменилось. Там, где, по моему мнению, располагался юг, находился север… Я посмотрел на солнце, но само светило ушло куда-то за кроны деревьев и разобраться в правильности сторон света, пока не представлялось возможным. Но если верить компасу, то я шел не к вершине, а от нее. А это значит, что я заблудился… и более того, попал в лес без знакомых тряпочек на ветках, но зато с оленями. Кстати, еще возможно здесь есть звери, которые ими питаются.

«Цвет настроенья синий»: обескуражено пропел кто-то внутри меня. Так спокойно. Уже давно время обеда, и в принципе можно перекусить. А заодно и все обдумать, без суеты и паники. Я достал свой термосок, бутерброд с сыром и рыбной колбасой (кстати, сказать, предпоследний) и не спеша принялся за трапезу. Во время еды я пытался поразмышлять о превратностях маршрута, но мысли были какие- то нечеткие, скользкие и совсем не содержательные. Я понятия не имел, куда идти дальше. А может это лабиринт? Можно блуждать часами, днями и постоянно выходить на эту полянку. Все странности начались с утра, вернее со сна. Получается, ночью что-то произошло, сместилось время, место – я оказался в каком-то параллельном мире, в котором могу состариться и умереть… и даже возможно от голода…ибо почему такой безвкусный бутерброд. Вроде не испортился, ничем таким не пахнет. И травяной чай остыл и похож на воду с растворенным мочалом. Кстати насчет воды… У меня в НЗ только маленькая бутылочка 0,5. И несколько глотков в термосе. А речка то внизу. Вернее, была внизу, а я сейчас не совсем уверен, где верх, где низ, и есть ли речка. В общем, вариантов у меня не много. Первое – нужно вернуться к месту ночлега. Поскольку аномалия началась именно там, то вполне возможно, там она и закончится. Второе – все-таки попытаться выйти к вершине и обозреть поверхности сверху. Что-то мне подсказывало, что никакого города я там не увижу. Или увижу совсем другой город. Третье – остаться на этой полянке и подождать до утра, так как путешествовать в непонятном лесу, не имея достаточного запаса светлого времени, чревато. А тут такая живописная полянка, поставлю палатку на пригорке, разведу костерок, небо пока ясное, осадков не предвидится. И олень опять же. Кстати, а где он? Хм… ушел олень. Наверное, и я все-таки пойду. До места, где я ночевал не так уж и далеко. Хотя есть вероятность, что поплутав, я вновь вернусь именно сюда.

Обратный путь (если это обратный) к месту ночлега проходил под непрекращающимся аутотренингом «со мной все хорошо, это невзаправду». Дорожка, как и положено, вела под уклон, и это внушало осторожный оптимизм. Я отмечал знакомые ориентиры и старался не думать о людях и флажках. Я мечтал увидеть следы вчерашнего кострища, мечтал проснуться завтра утром и ощутить полную нормальность в окружающем мире. А затем воображал, как буду рассказывать удивительнейшую историю о своих приключениях. И ведь толком то никто не поверит. Будут участливо внимать, отчаянно делать вид, что все сказанное мной, правда… Но не поверят. И я бы сам не поверил.

Время шло вместе со мной, а искомый привал и не думал материализовываться. Я периодически поглядывал на часы и нервничал. Солнце уже светило по инерции откуда-то из-за невидимого хребта. Вот еще одна странность – от места своего утреннего лагеря до заколдованной полянки я шел часа три, а вот обратно около четырех часов, и тропинка до боли знакомая, что исключало возможность сбиться с пути и свернуть куда-то в сторону. Я старался быть очень внимательным и просто не мог пропустить близнецов – приметного дерева с двумя стволами, под сенью которого я спал прошлой ночью. Да и следы кострища тоже трудно не заметить. Обложенное камнями, наполненное золой и непрогоревшими частями веток. Да, будет весело, если это место волшебным образом исчезло. Тогда куда же я приду, куда попаду… Опять на какую-нибудь странную полянку с оленем. Хорошо, если с оленем.

Когда стало основательно темно, я занервничал совсем основательно. Было страшно и противно от невозможности как-то противостоять этому липкому дрожащему ощущению. Я уже был уверен, что не найду близнецов, и что эта дорожка ведет меня совсем в другую сторону. Хотя вроде все правильно – иду под горочку, и ориентиры знакомые. Но надежда выйти на место своей ночной дислокации практически исчезла. Кроме того, плутать в сумерках и в этих странностях мне не улыбалось. Поэтому выбрав небольшую проплешину среди подлеска в двух шагах от тропинки, я решил остановиться на ночь здесь.

Быстро поставил палатку – она у меня сверхлегкая, но очень славная и держит любой дождь. Насобирал хвороста – благо он присутствовал тут в изобилии. С костерком проблем тоже не возникло, а вот с едой… Я произвел инспекцию своих съестных запасов. Печально. Один оставшийся бутерброд, и пара консервов – сайра и гречка с курицей. Еще печальнее ситуация с водой. Термос давно пустой, а полулитровая бутылочка с водой… в лучшем случае ее хватит только на завтра. А пить назло хочется так, словно я неделю бродил по пустыне. Придется всухомятку ужинать. Надо же, кто бы сказал, что в лесу я буду испытывать жажду. Ведь Синяя гора – родина чистейшей речушки, с живописными водопадами, и вода такая вкусная, что ее можно пить и пить… пить и пить… Я покусал зубами кончик языка, и приступ жажды немного отступил. Все-таки хлебну глоток из бутылочки. А завтра пойду искать реку. Здесь должны быть родники, озера, речушки – почва влажная, совсем нежухлая листва – все говорит об обильных источниках влаги. Вот только бы выйти из этого лабиринта.

Дожевать бутерброд я так и не смог. Его вкус отсутствовал напрочь, бумага и то вкуснее, и запихивать эту пресную массу в себя, не запивая, было выше моих сил. Очевидно, переход в эту хренову реальность повлиял на органические продукты не лучшим образом. Ну что ж, воспримем сие как урок выживания. А вообще лучший выход – лечь спать. Есть шанс, что, проснувшись, я услышу голоса туристов, увижу знакомые флажочки на ветках, и все будет хорошо.

Я снял ботинки, куртку, надел теплые свитер и носки, забрался в палатку и выключил фонарь. Звуки леса немедленно обступили меня, но ничего угрожающего и патологически непонятного среди них не ощущалось. Я закрыл глаза и уснул.

***

А потом проснулся. Открыл глаза, и все. Никакой послесонной дремы, потягиваний, зевков. Вот странно, только что глубоко спал, и вдруг проснулся, и такое состояние, будто уже умылся, сделал зарядку и позавтракал. Ясно, легко, бодро. Мда… ключевое слово странно. Не нравится мне такое излишне замечательное пробуждение. На всякий случай я еще полежал в палатке, прислушиваясь к звукам извне и надеясь услышать что-нибудь человеческое. Но не дождался. Ну что ж, сделаем скидку на утреннее время. Вряд ли в 7 утра тут наблюдается столпотворение. Надежда умирает последней.

Я вылез из палатки, окунаясь в туман и зябкость, поежился, помахал руками, стараясь согреться. Вокруг не наблюдалось ничего подозрительного, равно как и утешительного. Впрочем, что можно было разглядеть в этом облачном мареве. Тем не менее, дышалось исключительно прекрасно, я ощущал себя восхитительно здоровым и первозданным. И даже не хотелось есть, и что более важно – пить. Я решил переждать часик, пока солнце не разгонит туман, а уж потом вычислять искомые пути.

Лес просыпался, заголосил суетливыми кличами птиц, зашелестел ветерком. Туман как засидевшийся гость, почуявший что ему давно не рады, стал наконец испаряться, и сквозь обесцветившееся молоко начали проступать контуры деревьев. Я умылся и даже слегка напился обильной росой с широких листьев неопознанного кустарника. Меня просто переполняло внезапной утренней энергией, и я был готов идти, бежать, нестись молнией, но только не бездействовать. Чтобы как-то реализовать нахлынувшую силу, я отжался рекордное количество раз и совершенно не устал. Сделал еще подход и еще… Мышцы послушно сокращались и радовали ощущением неутомимости. Да что со мной…это все странно – стучалось с оттенком тревоги в сознании, но отчего-то не цеплялось, не вгрызалось, не портило.

Солнце жизнерадостно подсушило палатку, и я на раз свернул ее в чехол. На два сложил все остальные вещи, нацепил рюкзак на отчего-то молодецкие плечи и пошел…

А вот тут то меня ждал сюрприз. Тропы не было. Физически. Нигде. А я ведь точно шел по ней вчера. Сделал два шага влево и расположился на ночлег. Вчера тропа была четко обозначена. Я не мог свернуть с нее. Не мог. Но ее не было. Сначала пропали люди и флажки, а теперь исчезла тропа. Замечательно. Я в растерянности обозревал окрестности. Милости просим в дремучий лес. Именно дремучий, потому что он так и афишировал свою первозданность и нетронутость. Под светом ясного сентябрьского дня меня окружал шикарнейший сказочный бор. Пуща. Заповедник реликтовых хвойных с примесью берез, дубов, ясеней и других кленов. И нет почти никакого подлеска. Стволы деревьев как колонны, поддерживающие кучерявое небо с проблесками золота. И стрелы солнечных лучей, пробивающие прорехи в кронах, делали внутреннее пространство леса прямо таки чарующим и отнюдь не мрачным. Мне бы испугаться, заорать «ау, спасите-помогите», а я стоял, крутил головой и всасывал в себя этот лес вместе с нестрашным осознанием того что мне конец. Где я? Что со мной? Что за хрень вообще?

А мир отвечал мне запахом прелой листвы, перекличками птиц и тотальной неопределенностью. Путей нет, стороны света… да при чем тут они? Даже непонятно, куда вверх идти, а куда вниз. Потоптавшись на месте, я все-таки обозначил ближайший широкий просвет между деревьями как цель, обозвал траекторию к ней абстрактным «вперед» и двинулся в заданном направлении. Нужно признать, что идти было совсем нетрудно. Почва, сдобренная мхом и накоплениями упавших хвойных иголок и разномастных листьев, походила на уютный ковер, ступать по которому очень комфортно. И вообще благодаря этому ощущению лесного уюта, я никак не мог достичь состояния паники, которая по идее уже созрела для выплескивания. Но все вокруг лучилось, пело и переливалось доброй таинственностью, и я вскоре почувствовал себя способным анализировать.

Итак, что у нас в наличии? В наличии у нас чудо чудное. Проснулся в заколдованном непонятном, но довольно приятном месте… совсем не в том, в котором заснул. Что сие значит? А вот не знаю. Не люблю я всяких мистификаций в отношении себя любимого, но приходится признать, что данное явление можно смело обозвать чертовщиной. Скорее всего, правду говорят, про Синюю гору. Сюжет то вроде банальненький – герой случайно проходит через портал и попадает в другое место, и возможно время, и с ним начинают происходить всякие неопознанные приколюшки. Только вот герой – это я. И встречаться с приколюшками у меня нет никакого желания. И в отношении здешних обитателей тоже есть вполне обоснованные сомнения. Местные могут оказаться монстрами, питающимися попавшими в аномалию туристами. Может я не первый и не последний, кто сгинул у склонов Синей. Впрочем, добрый лес к монстрам как-то не располагал. Скорее, наоборот. Я подсознательно был готов встретить эльфов или фей, непременно прекрасных и понимающих по-русски, владеющих вселенской мудростью и инструкцией по эксплуатации пространственных порталов. Меня также немного смущало, хоть и радовало, ощущение безукоризненной физической формы, в которой я находился с момента пробуждения. Словно подключили к невидимой батарейке с запасом сил и бодрости. Вот только насколько хватит этого запаса. Поживем-увидим. А жить хочется.

Вскоре мое настроение улучшило внезапное обнаружение родничка, который нарисовался в композиции из нескольких заросших валунов, возникших на пути. Водичка (на вид просто хрустальная) музыкально журчала по каменному желобу и давала начало узенькому ручейку, который прятался под листьями и тек непонятно куда. Вода оказалась неописуемо вкусной, и я вдоволь напившись, наполнил бутылочку и термос. Надеюсь, на пути это не последний источник. Ох, вот только на каком пути. Я не имел ни малейшего представления о правильности выбранного направления. Судя по солнцу, движение шло на север, теоретически к вершине Синей, но какого-либо уклона не ощущалось. Поэтому я считал, что двигаюсь интуитивно, то есть куда глаза глядят.

А природа шептала. День был просто восхитителен, и этот лес… Настоящий чарующий лес, заповедный, теплый, светлый… вот только бы знать, где он обозначен на карте и на какой карте. И вообще может быть ночью в небе, взойдут две луны… или три… и что я тогда буду делать? Ой, нет-нет, я на Земле… Это безусловно Земля, правда какая-то странная.

Прошел час, другой, третий. В принципе в окружающем пейзаже ничего кардинально не менялось. Те же деревья, тот же мох, тот же свет сквозь кроны. Даже скучно. Хотя лучше пусть будет скучно. Я как-нибудь переживу отсутствие каких-нибудь страшилок. И так достаточно поводов для переживаний. И очень хочется уже куда-нибудь прийти. Замечательно бродить по райским кущам, но еще замечательнее бродить по знакомым райским кущам.

Чтобы как-то разнообразить окружающую пастораль, я стал напевать вполголоса, а потом и в полную силу, а лес словно аккомпанировал мне шелестом листьев и трелями невидимых птиц, и это было здорово. Через некоторое время я охрип, но так и не приблизился к чему-нибудь, напоминающему знакомые ориентиры. И еще… я, наконец, устал. Вернее, так… немного притомился, и скорее рефлекторно, чем по необходимости, захотел есть. Пришлось присесть на теплую травку, залезть в рюкзак и вытащить неприкосновенные консервы. Положа руку на сердце, точнее на желудок, голода я не ощущал. А значит со вскрытием консервов можно было повременить. Но однообразие заповедного пейзажа, а также растущая внутри тревога по поводу географических катаклизмов делали съедение пищи просто психологически необходимым. Да, да, я в общем не сильно волевой человек, и в обычное время могу запросто заесть пиццей даже незначительный стресс. А в данном случае стресс значительный. И это даже не стресс, а реальный кошмар, я на волоске от паники, и поэтому придется есть. Итак, сайра или гречка с курицей? Гречка конечно вкуснее, поэтому отложим ее до лучших времен. Или худших. А сегодня так и быть, устроим рыбный день.

После того, как я вылакал из жестяной банки последние кусочки сайры (кстати, она оказалась такой же пресной, как и бутерброды), наступило временное умиротворение, и я даже позволил себе немного расслабиться и растянулся на травяном ковре. Небо в который раз доказало свою полную безмятежность и ясность, а окружающее просто пело о собственной положительности и прекрасности. И я заслушался, поверил. И задремал.

Нет, это не было сном. Я просто лежал в зыбком ощущении одновременного присутствия здесь и отсутствия тут. И время, как непременная составляющая любого пространства даже совершенно незнакомого, послушно летело, и когда я все-таки вынырнул из состояния дремы, уже вечерело.

Решено. Останусь здесь на ночь. Спешить в общем, некуда, да и страшно спешить неизвестно куда. Поэтому пока погода шепчет и лес располагает, обустроим лагерь. Лагерь я обустроил минут за 15, причем совершенно не торопился. Палатка просто звенела от безукоризненной натяжки, место под костер было аккуратно выложено камнями, собран хворост, и даже сооружена скамейка из павшей толстой ветки. Но когда я щелкнул зажигалкой, чтобы разжечь огонь, раздался пустой пшик и все…Я в смятении посмотрел на прозрачное пластиковое устройство – оно было новым с почти нетронутым резервуаром и попытался снова… И вновь маленькая искорка осталась ни с чем. И еще, и еще. Мда, без огня то совсем грустно. Корни древних инстинктов так или иначе связаны с огнем. Он защищает и греет, противостоит всем кошмарам ночи и в данном случае является единственной объективной реальностью в мире, который не стоит на месте. И его нет. Но недаром нынешний день был напичкан позитивом – я внезапно вспомнил про огниво, подаренное когда-то как бесполезный сувенир, и для пантов носившееся в маленьком карманчике вместе с бруском для заточки ножа. Я даже пару раз его испытывал и действительно, после получаса потов и трудов добывал заветные искры, способные что-то воспламенить. Надеюсь, добуду и сегодня. Трутом мне послужил мох, абсолютно сухой, просто крошащийся в руках – самое то для растопки. Соорудив из мха маленькое подобие пирамидки, я достал кремневый стержень и стал методично чиркать по нему обухом ножа. На удивление, вспотеть не пришлось. И раздувать дымок тоже. Буквально на первых же искрах мох запылал, а через мгновение, маленькое пламя уже ело пучок сухой травы, а затем и маленькие веточки. Да я просто мастер выживания. Костерок вышел уютный и славный.

Я медитативно смотрел на огонь, периодически подбрасывая ему запасенный хворост. Мыслей не было, есть не хотелось. Просто тепло. Просто хорошо. Просто костер в зачарованном лесу и я, потерявшийся, но полный жизни. А значит, что бы ни случилось, дорогу найду. Хоть какую-нибудь дорогу, хоть куда-нибудь. Может просидеть так до утра, чтобы не пропустить ночных метаморфоз. Судя по всему, для этого непонятного мира, способность трансформироваться – дело обязательное и обыденное. Впрочем, не исключено, что попасть в портал бодрствующим, опасно для здоровья. Хотя с другой стороны, может именно в неспящем состоянии ничего не происходит. А выпадать из этого экологически приятного мира совсем не хочется. Ну, если только в свое привычное родное измерение.

Окончательно стемнело. Веки стали тяжелыми как двери, которые сколько не удерживай, все равно стремятся захлопнуться. Я заставил себя подняться, залез в палатку, закутался в спальный мешок и немедленно уснул.

Холодно. Хо-ло-дно. Спине, ногам, бокам, макушке. Везде и в любом положении. Надо бы встать и закутаться во что-нибудь. И еще бы сходить по-маленькому. Да как выйти из палатки, ветер завывает и темно, и вообще… буду терпеть до утра. Надеюсь, оно все же наступит. А такой был замечательный вечер, ведь ничто не предвещало непогоды. Не удивлюсь, если эти синегорские порталы вынесли меня куда-нибудь на северный полюс. Я дрожал и жалел, что мой спальный мешок не той температурной категории. Но в поход то я отправился в самый бархатный сезон – в сентябре, на заморозки как-то не рассчитывая. Впрочем, на многое другое тоже. Скорее бы утро. Я свернулся калачиком и, стараясь не обращать внимания на колыхающий стенки палатки ветер, вновь постарался уснуть. Но вместо сна пришло полудремотное оцепенение напополам с окоченением. И уже мнилось, что я в маленьком домике, который неведомо куда несет ураган. Выло и трясло вокруг очень правдоподобно. И очень хотелось утра, чтобы наконец обнаружить себя в цветущей долине, а еще лучше дома, и потом рассказывать всем про удивительный сон. Эх, если бы действительно это был сон. А вот в туалет хочется совершенно реально. Очень глупо пытаться уснуть, когда мочевой пузырь сигнализирует о готовности номер один. Но выходить в непонятную страшную ночь, уж лучше описаться. Хотя, наверное все таки лучше выйти.

Я решительно вылез из спальника, нацепил ботинки, накинул куртку, нащупал молнию и открыл палатку. По ту сторону наблюдался кошмар. Вернее, даже не наблюдался, а ощущался, поскольку ночь была неправдоподобно черной, непроницаемой, ветренновопящей и вообще крайне нерасполагающей к малой нужде. Но нужда на то и нужда, и чтобы сходить по ней требовалось сделать хотя бы пару шагов. И я на свой страх и риск их сделал. Когда под стоны качающихся деревьев я почувствовал себя немножко лучше, то также вслепую постарался вернуться назад. Но несмотря на раскинутые руки, ничего похожего на свое походное жилье не обнаружил. Сначала как-то не верилось, что моей палатки больше нет. Это было слишком неправдоподобно. Ведь только что трепыхался раскрытый полог. Ведь я даже споткнулся о натянутую растяжку. Но увы… я в отчаянии топтал невидимую траву, хватал руками воздух, кричал, матерился – безрезультатно. Эти чертовы порталы видно работали совершенно спонтанно. Или они специально дождались пока я выберусь наружу и фьють… отправили мою прекрасную родную палаточку неведомо куда и без меня. Или может наоборот, это меня перенесли…

Кажется, я даже немножко всплакнул. Было очень холодно и жалко себя. Я остался без жизненно важной крыши, без рюкзака с добром и сменой сухой одежды. И самое главное я остался без этого всего непонятно где. Ситуация выглядела настолько безнадежной, что меня охватила настоящая паника. Я честно и ответственно пропаниковал минут десять, но потом упал на влажную стылую землю и понял, что сдаваться нельзя. На мне была теплая куртка, на ремне пристегнут нож, в кармане лежало спасительное огниво. Первый закон выживания в дикой природе – спокойствие, интуиция и расчет.

Сама фантастичность моих межпространственных перемещений прибавляла чуточку надежды на то, что в следующий раз (а то что следующий раз случится, я почти не сомневался) меня вынесет в аккурат в мое время и место, и я вернусь домой и больше никогда, никогда, никогда не пойду на Синюю. Правда, все же есть вероятность, что я буду вечно (хотя нет, «вечно» - это слишком сильное слово) скитаться между мирами. А их может быть бесконечное множество, и без волшебной инструкции по эксплуатации найти среди мириадов вариантов именно Тот самый – все равно что выпить море.

Я усиленно думал еще некоторое время. Ветер свистел где-то надо мной, и я старался вжаться в пучки сырой, но мягкой травы и в какой то миг понял, что не все так страшно и в принципе не очень холодно. И вскоре задремал. Заснуть крепко обстановка не позволяла, но трепыхаться в пограничном состоянии между сном и явью с попутным аутотренингом «все будет хорошо» - пожалуйста.

В состоянии дремы я провел некоторое время. Я почти физически ощущал медленное вращение планеты, тяжесть ночного неба и слышал в пении ветра хорошо различимые гармонии. Мысли рождались и тут же умирали, и снова рождались. Но среди них не было ни одной, способной жить больше времени вдоха.

Наконец, где-то на краю сознания возникло ощущение рассвета. Невдалеке заухала птица. Я понял, что лежу в позе скорчившегося эмбриона и открыл глаза. Вокруг отступала тьма. Я с трудом поднялся и постарался осмотреться. Туман медленно уползал сквозь деревья. Мокрая от росы земля словно сбрасывала с себя призрачное одеяло. В обозримом пространстве палатки не было. Внутренне я был к этому готов. Но надежда все-таки теплилась. Увы, в этом заколдованном лесу, судя по всему, не находилось месту благоприятным исходам. Ситуация здесь развивалась по спирали… Чем дальше, тем «веселее».

Видно от сна на жесткой холодной земле очень болела спина. Я вообще чувствовал себя развалиной. Развалиной, абсолютно беззащитной перед непонятным природным феноменом. Ощутив, что опять теряю остатки спокойствия, я оперся на ствол широкого дерева, а потом малодушно сполз к его корням и, обхватив руками колени, стал молиться. Молился я неистово и безадресно. Я давал всем высшим силам невыполнимые обещания, искренне полагая, что способен нести за них ответственность. Я молил о Чуде… Я верил, что это единственное, что может меня спасти. Все очень по-детски. Спасите, помогите… Я даже глаза зажмурил.

- Эй,… Давно тут сидишь?

Сначала мне показалось, что ЭТО звучит внутри меня. Что это отвечает великодушное милосердное Мироздание, растроганное искренностью моих взываний. Я мгновенно допустил мысль, что в подобном месте Бог может быть онлайн.

-Ээээй! – настойчиво позвал Голос. И все же звуковые волны шли откуда то со стороны.

Я осторожно открыл глаза и увидел две джинсовых ноги в растоптанных кроссовках. Все еще думая, что это галлюцинация, я медленно проскользил взглядом вверх по мешковатой флисовой куртке и уперся в зеленое свечение раскосых, словно взмах китайской кисти очей. Мать моя женщина, ошеломленно подумал я. И, заикаясь, спросил…

- Ты по-русски говоришь?

- А ты? – певуче ответила она.

- Да, - машинально сказал я.

Девица в упор изучала меня, смешно наклоняя голову то влево, то вправо. Так обычно рассматривают занятные незнакомые предметы. Впрочем, и я отвечал ей взаимностью. Глазел в ответ бессовестно и прямо. На вид, в районе двадцати пяти. Круглое лицо, смуглое от загара, вздернутый нос, бледные полные губы… Волосы цвета потемневшей меди, торчащие из под потертой шерстяной шапочки. Не красавица, но учитывая обстановку, она была прекрасней любой мисс мира. А еще глаза… глазищи с каким-то нереальным изумрудным содержимым, никак не вязались с их китайской формой и казались столь же заколдованными, как и сам лес.

- Первый раз такого вижу, - наконец произнесла она. Потом протянула руку и коснулась моего лба. Буквально на мгновение, но вышло почти обжигающе – настолько горячими оказались ее пальцы.

- Какого такого? – пролепетал я.

- Такого живого, - серьезно ответила она. – Обычно, те, кого я находила, были мертвее некуда. Давно потерялся?

- Третий день, - у меня пересохло в горле.

- Везунчик. Еще бы пару дней и того.

-Кто ты? – я пытался не дрожать, но у меня не получалось.

Вместо ответа девушка огляделась по сторонам.

- Вещей нет?

- Пропало все, - сказал я обреченно.

- Я ж говорю, везунчик. Сейчас вставай и иди за мной. Не отставай. Не своди с меня глаз. Сойдешь с моей тропы, хоть на шаг, пропадешь. Понятно?

Она грозно сверкнула своей зеленью. Я потрясенно кивнул, скрипя, поднялся, расправил затекшие плечи. Ее глаза оказались на уровне моей шеи.

- Высокий, - одобрила она. – Потом поможешь мне с крышей.

Затем развернулась и бодро зашагала по еще влажной траве. Туман уже окончательно развеялся. День обещал быть погожим и теплым. Птицы начали свой переливчатый концерт. В воздухе, как в хорошо заваренном чае, томилась свежесть.

Моя спутница шла так стремительно, что я еле поспевал за нею. Она прекрасно ориентировалась среди бесчисленных стволов, корней, пригорков и ложбинок. А я даже не старался запомнить особенности нового маршрута. Все мое внимание сосредоточилось на ее спине. Девушка носила одежду не по размеру. Джинсы подвернуты, а края синей флиски доставали до середины бедер. Она энергично, в такт своим пружинистым шагам, размахивала руками. Из под широких рукавов вылетали тонкие запястья.

Сначала я, увлеченный преследованием, просто был лишен возможности соображать, но спустя некоторое время, адаптировавшись к навязанному ритму, понемногу обрел способность мыслить связно. Впрочем, ненадолго. Потому что впереди вдруг заколыхалось, вспыхнуло и все вобрало в себя нечто большое живое и страшное.

- Беги! – инстинктивно заорал я, и тут же понял, что это мои последние слова, и они ужасно глупые. Как можно убежать от огромного тигра. Такой вот финальный нежданчик. Конец моему путешествию… А девушка даже не обернулась. В этот момент она уже мяла зверя за шею и что-то шептала ему в ухо. И рыже-бело-черный исполин громко мурчал и щурился от удовольствия.

- Соскучился мой котик, - сюсюкала Она. – Соскучился по маме.

Секунду назад я чуть не сходил по большому, а теперь просто застыл, боясь не то что пошевелиться, но даже вздохнуть. Тем более, тигр недобро посматривал в мою сторону. Конечно, Синий хребет - это тайга. И родина больших полосатых кошек. Но теперь они в красной книге, и ареал их обитания сместился гораздо севернее. Но так обстоят дела в мире, где по тропам бродят туристы и на ветвях свисают тряпочки-флажки. А здесь…Если есть олени, то почему не должно быть хищников. Я не удивлюсь, если в эту пастораль проникнет кто-то еще… Например, пещерный лев.

Наконец, «мама» вспомнила про меня и оглянулась. Ее раскосые изумруды сияли радостью.

- Подойди, не бойся, - сказала она. – Это Пушок. Его можно погладить… Давай, попробуй. – Она снова обняла тигра за шею. - Мы же не будем кушать дядю, правда.

Мне показалось, что Пушок засомневался. Я по-прежнему не шевелился. Когда вы в двух метрах от кисы, весом в полтонны, страх, настоящий, животный, без примесей, просто цементирует с головы до ног. В состоянии спазма находится все кроме кишечника. И какими-то крохами оставшегося самообладания приходится его контролировать. В общем, неописуемое состояние. Девушка, еще раз посмотрела на меня, вздохнула, и не стала настаивать.

- Хорошо, успеете еще подружиться. Пушок, нам нужно идти. Ты уже завтракал?

Тигр лизнул ее руку, еще раз ткнулся мордой в куртку, потом грозно глянул на меня, подобрал хвост и в два прыжка исчез в желтеющей листве. За что я ему был крайне благодарен. Она, видно поняла, что сам по себе из оцепенения я не выйду, поэтому подошла и в прямом смысле встряхнула, ухватив за плечи.

- В его меню нет людей. Он очень хороший. Я его котенком нашла.

- Котенком… - повторил я. – Кто ты?

Она посмотрела прямо в глаза. И меня накрыла волна таинственной, поглощающей, пугающей и одновременно влекущей древности. Будто нырнул в бездонный колодец. Я зажмурился, не в силах развеять наваждение. И она отвела взгляд.

- Пошли.

Мы вновь заспешили в непонятном направлении. Солнце пекло почти по-летнему. Я быстро сопрел в своей «мембране», на ходу снял и завязал ее на поясе. Тропа шла ощутимо вниз. Мне сильно хотелось пить, и я надеялся, что скоро мы выйдем к воде. По крайней мере, у подножья той Синей, которую я знал, точно была река. И, правда, примерно через полчаса следования за таинственным проводником, я услышал долгожданный шум. Мы оказались на живописной зеленой полянке. Ее края с дальней стороны образовывали обрывистый бережок. И совсем рядом звонко журчала, падая с каменных ступеней, чистейшая узкая речка.Вообще, это место, залитое светом, в обрамлении золотого леса оказалось настолько безмятежным и прекрасным, что я на мгновение забыл об обстоятельствах, которые привели меня к нему. Я любовался и буквально дышал окружающим пейзажем. И не сразу заметил между двух огромных сосен странный рукотворный объект. Не изба, не дом, не шалаш, а скорее хижина или яранга, вигвам - чудное строение из дерева и разноцветных палаточных тентов. Самый большой из них служил крышей.

- Добро пожаловать в мою обитель, - с гордостью произнесла моя лесная фея.

Значит, обитель. Не хижина. Было ощущение, что все составляющие ее стен держались на честном слове. Но с другой стороны, что я знаю о времянках в лесу… Она ведь как-то простояла тут некоторое время.

- Заходи, - в ее голосе слышалось искреннее радушие. Девушка расстегнула молнию на входе и исчезла внутри. Я шагнул за ней.

Примерно три на четыре метра. Довольно просторно. Часть пола застелена туристическими ковриками. В углу надувной матрас и несколько смятых спальников. На другой стороне два соединенных походных столика. Миниатюрная газовая печка, котелки и железная посуда. Вместо сиденья деревянный чурбак. По углам разнокалиберные рюкзаки с неведомым добром. В стенах подобия окон, заклеенные прозрачным плотным полиэтиленом.

Я заметил, что девушка с интересом ожидает моей реакции. Как ребенок, которого нужно непременно похвалить.

- Очень уютно, - промямлил я. – Ты сама все построила?

- Да, - просияла она. Я понял, что угадал с вопросом. – Со стороны выглядит не очень, но тут тепло и надежно, и в день дождя почти не промокает. Я раньше просто жила в палатках, а потом решилась на постоянное жилье. Больше всего возни было с угловыми столбами-опорами. Сначала деревья пришлось рубить, потом закапывать. Умаялась. Тебе правда нравится?

- Очень, - подтвердил я. – А у тебя случайно воды не найдется? Пить очень хочется.

- Конечно, - засуетилась она. - Уж чего-чего, а воды сколько угодно.

Она достала из-под стола полную пластиковую бутылку. Я, наконец, напился вдоволь. И сразу почувствовал себя бодрее и яснее.

- Спасибо.

- Ты голодный?

- Если честно, да.

- Погоди немного. Мы приготовим обед. А пока…у меня есть это.

И девушка, порывшись на своей импровизированной «кухне», протянула мне чищенную морковку.

- Держи, вкусно.

Я взял морковку и осторожно откусил кусочек. Она оказалась очень сочной и сладкой. И я с удовольствием принялся хрустеть и причмокивать от удовольствия. Хозяйка смотрела на меня, не отрываясь, с каким-товосторженным энтузиазмом. Это немного смущало, но голод не тетка.

- Меня Лина зовут, - сказала она, будто решившись на что-то. – Это сокращенно от Февралина.

- Красивое имя. А меня Леша. – Я вежливо протянул руку.

Она, секунду поколебавшись, пожала ее, и я вновь ощутил, насколько горячие у нее ладони.

- Леша, значит… Почти как леший. Подходяще. Вот и познакомились. А теперь будем готовить. У меня картошка с собственного огорода. Нынче урожай, мне одной не съесть. Принесешь воды?

Лина деловито вручила мне котелок, а сама опять полезла под стол, очевидно за картошкой. Я кивнул и, откинув полог, служивший дверью, вышел наружу. К реке вела хорошо утоптанная тропинка. Путь занял около минуты. Я сел на бережке и некоторое время смотрел на стремительное прозрачное русло. Думать не хотелось. Любопытно конечно узнать, откуда здесь взялась эта девица… Или например, откуда у нее целый арсенал туристической всячины. И давно ли она тут. Может, она как я, заблудилась когда-то и приспособилась к жизни в лесу. Как Робинзон. И тигр вместо Пятницы. Но все это пронеслось в сознании как-то лениво, нехотя. Основной нотой моего состояния была внезапная расслабленность. Меня реально отпустило. Ни тревог, ни сомнений. Я вздохнул полной грудью и вместе с заповедным воздухом меня наполнил до краев животворящий покой.

Я с удовольствием умылся. Потом вспомнил, что тут по делу, зачерпнул котелком воды и медленно пошел к «обители». А в котелке вместе с водой плескалась новорожденная спонтанная необъяснимая радость.

- Долго ты! Я уж думала, случилось чего, - Лина нетерпеливо выхватила у меня из рук котелок и поставила его на печку. – Ради такого случая не пожалею газовый баллон. У меня их очень мало осталось. В основном во дворе на костре готовлю.

Она положила несколько крупных картофелин в воду.

- Давно ты здесь? – спросил я.

Лина на мгновение замерла.

- После десяти лет я перестала считать… Но думаю около пятнадцати. Какой сейчас год?

- Две тысяча восемнадцатый, - сглотнул я.

- Хм… Надо же. Так я и думала. Время здесь совсем иначе течет. Здесь вообще странное место.

- Да, я заметил. Сначала люди пропали, потом направления… Потом палатка с добром…

- Насчет палатки не волнуйся. Скорее всего, мы ее найдем. Думаешь откуда это все? - Она кивнула на ряд рюкзаков. - Я за ними в лес как по грибы хожу.

- Значит все эти палатки, коврики, посуда… ?

- Да. Все это дань, которую собирает Синяя гора. Слышал, небось, ужастики про нее? Выходит, правда. Я находила и совсем древние вещи, например, саблю с доспехами. Но в основном, это разный походный экип. Только с одеждой моего размера напряженка, и баллоны газовые нечасто попадаются. А так жить можно. О… уже кипит!

Лина сдвинула крышку котелка и ложкой убрала накипь.

- А что насчет… людей? – не выдержал я.

Девушка как-то неопределенно хмыкнула. Взглянула на меня. Глаза у нее все-таки не от мира сего. Впрочем, мир то как раз не сей…

- Людей я тоже находила, - приглушенно ответила она. – Но не живых.

- Значит ты не шутила?

- А разве о таком шутят. Сначала, когда мне попался первый человек, я орала и плакала. Потом, со временем, стала их закапывать. Но ты не думай, люди попадаются очень редко. В основном, вещи. Можешь представить, как я обрадовалась, увидев тебя… Живого, да еще симпатичного.

Лина весело улыбнулась. Я смущенно потер шею.

- Скажешь тоже. Я наверное еще то страшилище.

- Для меня ты сейчас самый прекрасный принц. От тебя исходит сияние, хоть ты и подваниваешь слегка. Ничего, когда освоишься, я для тебя тоже принцессой стану.

Картошка в мундирах выглядела очень аппетитно. Лина разложила ее по алюминиевым тарелкам. Потом, спохватившись, выбежала наружу и вернулась с двумя вялеными рыбешками.

- Кушать подано! Пойдем на улицу. Там тепло.

Мы сидели на зеленой «пенке», скрестив ноги. Вокруг было безветренно и солнечно. И вкусно. Очень. В тот момент мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не ел.

- Знаешь, - произнесла она с набитым ртом, - в той жизни я вегетарианствовала. Но как сюда попала, поняла, что на корешках не проживу. Привыкала тяжело. Но зато сейчас я довольно кровожадная.

- Надеюсь, ты не питаешься принцами, – подмигнул я. – А рыба кстати откуда?

- Ааа! – оживилась Лина. – Из реки. У меня даже удочка есть. Здесь здорово клюет. Правда я намучалась, пока ее вялить научилась. Долго не получалось. А теперь… оцени.

- Как в хорошем ресторане, - согласился я.

Она радостно хихикнула и занялась очередной картошиной.

- Я вот хотел спросить. В вещах, которые ты находила, наверняка попадались всякие продукты… консервы, например. Ну или сублимированные сухпайки… Они помогали?

Лина энергично затрясла головой.

- Это одна из загадок Синей. Может ты заметил, когда потерялся, что взятая из дома пища, совершенно теряла вкус. Поэтому как бы я ни была голодна, жевать эту пресную хрень… неа. Читал «Лонгольеров»?

- Да, конечно.

- Так вот сначала, когда я пыталась пробовать всякие консервы, то думала, что попала в такое прошлое. И скоро придут страшные неведомые монстры и сожрут все вокруг. Ну, согласись, похоже?

- Да, - кивнул я. – Я тоже о чем-то подобном думал. Но краски вокруг уж больно яркие, и птицы поют.

- Точно! – воскликнула она. – Помнится, наткнулась на куст дикой малины. А она такая вкусная… Ммм…Так что по поводу лонгольеров я успокоилась.

С обедом было покончено. Тело сыто расслабилось и захотело спать. Я старался не закрывать тяжелеющие веки, и от усилий удержаться в сидячем положении, еще больше проваливался в сон. Лина продолжала о чем-то рассказывать, но все ее слова переливчатыми трелями текли мимо меня и только усиливали «колыбельный» эффект. Наконец, я сдался и завалился на траву.

- Лина, я это… подремлю немного. Устал что-то…

И прежде чем закрыть глаза, увидел накрывающий меня как одеяло, теплый фисташковый взгляд.

Мне снились бесчисленные дороги под большими деревьями. Дороги сворачивались, кружили, расходились и сливались. А я силился что-то выбрать среди этих сплетений и сфер. А потом приходили тигры и олени, куда-то толкали меня, звали с собой… И тигры были не страшные, а олени - так вообще душки. Одним словом, поспал я качественно. И испугался только когда проснулся. Мне вдруг показалось, что я опять угодил не туда, и здесь нет зеленоокой Лины, которая все потом объяснит. Но я обнаружил, что лежу укрытый спальником, а солнце еще высоко, и Лина сидит рядом и шьет.

- А ты храпишь, - сказала она.

- Правда?

- Не парься. Мне нравится, - она продолжала деловито и сосредоточено штопать.

- Расскажи мне про это место. Ты наверняка все про него знаешь.

- Почти все. Я не знаю главного. Как отсюда выбраться.

Лина, не отрываясь от шитья, рассказывала. А я слушал. Все это было непостижимо и безнадежно. Ее местная история началась как обычно. Она с коллегами пошла в поход на выходные. На подступах к вершине подвернула ногу, решила отказаться от восхождения и подождать свою компанию внизу. Но видно свернула не туда, заблудилась, а после ночевки в палатке, оказалась в краю нехоженом. О том, как она пережила первое время, Лина умолчала. Сказала, что после недели странствий по лесу одна из троп вывела ее в это место.

По ее словам лес вокруг постоянно перемещается, а территория найденной поляны остается неизменной. Это как центр, вокруг которого вращается пространство и время. И чем дальше от центра, тем значительнее их сдвиги. И только тут островок спокойствия. Здесь даже время течет по очень маленькому кругу. Есть всего семь дней, которые чередуют друг друга с точностью швейцарских часов. Понедельник – день утреннего инея, вторник – день прохлады, среда – день возвращения тепла, четверг – день солнца, пятница – день дождя, суббота – день тумана, воскресенье – просто зябкий день. И так по кругу… Нет зимы, нет лета, есть только эти семь дней, вмещающие все сезоны на фоне вечного сентября.

- Я отправилась в тот злополучный поход в конце августа две тысячи восемнадцатого, - без выражения сказала Лина. – По нашему обычному времени, чуть ли не вчера. Но я считала дни и ночи целых десять лет… А потом плюнула. Просто устала. И еще… В одном из рюкзаков совсем недавно я нашла маленькое зеркальце. Знаешь, меня паника охватила. Было страшно, очень страшно заглянуть в него, но я решилась. Не сразу конечно. Боялась увидеть там старую Ягу. Ведь мне уже далеко за тридцать, а может и все сорок, но в зеркале оказалась та самая девчонка, которая вышла из дома. Как будто все это действительно было вчера. Я так тогда спешила на электричку... Чудо, согласись?

- Неужели совсем не изменилась?

- Ну, тощая стала… Всегда хотела быть худой. В том мире не очень удавалось. А теперь скучаю по своей большой заднице.

- Это мимикрия. Ты идеально заточена для жизни на природе. Как Маугли. Или Тарзан.

- Это как комплимент воспринимать?

- Как данность.

Я покусывал травинку и смотрел на нее. Смог бы я пройти через все эти континуумы и не сойти с ума…Смог бы я вообще выжить? Одно дело потеряться в настоящей тайге и знать, что где-то там за деревьями есть город. А значит, есть и дорога к нему. Когда надежда осязаема и реальна, найдутся силы не сдаваться. Но тут… Это же чертовщина какая-то. Про такое фантастику снимают. Десять с гаком лет в одиночку. В диком лесу. С тиграми. И ни морщинки на лбу…

- Лина, - позвал я

- Да, - она оторвалась от шитья.

- Ты прости, я сейчас туго соображаю. Я не могу так просто поверить, что мы вляпались в непонятную хрень и возможно не выберемся обратно. Я не хочу в это верить. Конечно спасибо, что привела меня сюда и накормила, объяснила, что и как… Но я все равно не верю. Часть меня не верит.

- Я понимаю, - тихо сказала она.

- Что ты понимаешь?! – воскликнул я с горечью.

- Все, - кротко произнесла Лина.

- А я ни хрена не понимаю!

Во мне как-то резко все утихло и успокоилось.

- Мы найдем дорогу, - уверенно сказал я.

- Конечно, найдем. Я и не сомневаюсь, - Лина придирчиво осмотрела свежую заплатку на рукаве и осталась довольна.

- Постой, - вдруг вспомнил я. – А то что ты мне наговорила всяких страшилок, когда мы встретились… Мол не сходи с тропы, иди за мной, а то пропадешь…

- Ну подумаешь, попугала чуток. И потом, тут лучше перебдеть, чем не добдеть.

- А тигр откуда?

- Ой, Пушок! Это целая история, - Лина даже потерла руки от удовольствия. – Несколько лет назад, бродя по лесу, встретила тигренка. Он был такой смешной… и очень голодный. Не знаю, то ли с мамой его что-то случилось, то ли он сам потерялся. В общем, у меня как раз с собой рыба была. Он сначала боялся, а потом ел из рук. Увязался за мной. Так мы вместе и жили. Я заботилась о нем как могла. Ловила ему рыбу каждый день, играла, чесала. Он вырос, понемногу стал охотиться сам. Помню, приволок первый раз зайца в зубах… гордый такой, положил у порога. Кормилец. Он и сейчас меня не забывает, приносит периодически гостинцев. Пушок очень умный и ласковый. Я его просто обожаю. Скажи ведь, он классный!

- Да уж.

- Ладно, поболтали и будет, - Она встала, отряхнулась. – Пойдем собирать добычу. А то я из-за тебя с утра рейд сорвала.

- Так ты каждый день что-то находишь?

- Ну конечно нет. Дай бог, раз в неделю. Но ходить искать нужно обязательно каждый день. И лучше с утра. Иначе вероятность успеха сильно снижается.

- Как скажешь, - я потянулся. Идти куда-то категорически не хотелось. Этим лесом я был сыт по уши. Но с другой стороны, праздность в подобных условиях – наверное, роскошь. Либо ты живешь, либо не ленишься.– Ты босс. Веди!

- Не теряйся, - И Лина своей размашистой стремительной походкой сразу задала крейсерский темп.

Примерно час мы исследовали различные уголки этого заповедника. Лина как опытная ищейка уверенно шла по очевидно четким для нее невидимым следам. Я сначала удивлялся той поразительной легкости, с которой она ориентировалась вокруг. Для меня все слилось в красочную мешанину звуков, запахов, листвы, кусочков неба, камней и земли. Но с другой стороны, я и не смотрел толком по сторонам. Даже просто не отстать -задача, как оказалось, не из простых. Ничего, лет через десять я тоже буду носиться здесь как по знакомой улице. Чур, меня, чур!

Спустя некоторое время, Лина остановилась. Как-то разочарованно огляделась и присела на корточки.

- Сегодня, не повезло.

- А то, что ты меня нашла, это разве не везение? – я рад был перевести дух.

- Это чудо, - без особого выражения сказала она. – А везение… Нам, например, очень нужна туалетная бумага.

- Что, прости?

- То самое. Засранцев стало ровно два раза больше. А у меня только несколько салфеток осталось.

- А как же эти… лопухи? – растерянно спросил я.

- Это хорошо. Тогда не буду с тобой делиться. Ты лопухи ищи, - ровно произнесла она. Потом оценивающе оглядела меня сверху вниз и добавила. – Хорошие ботинки.

- Да, почти новые.

- А моим года три уже… Совсем прохудились. Пальцы наружу просятся. Запасная обувь вообще редко в рюкзаках попадается. А если и попадается, то на пять размеров больше. Беда, в общем. Я пыталась босиком бегать, приучала себя… Но один день бегаешь, потом неделю ходить не можешь.

- Ты про людей говорила… С них не пыталась снять? Или с покойников нельзя?

- Можно конечно, – Она пожала плечами. - Только все мужики в основном, да еще с ногами как ласты. Эх, пошли домой. Завтра день солнца. Нам больше повезет. Я почему-то уверена.

Обратно мы шли не торопясь. Лина периодически останавливалась, наклонялась и срезала мясистые белые грибы. Она словно точно знала, где они растут. И все это без малейшего азарта, на автомате. Она складывала их в потрепанный полиэтиленовый пакет с логотипом знакомого супермаркета. Один взгляд на него вызывал у меня щемящую ностальгию. Очень хотелось домой. Нестерпимо. И зачем я поперся в этот поход. Семья наверное с ума сходит. Все телефоны оборвали. Небось, спасатели уже прочесывают Синюю. Хотя, если верить местной аборигенке, то с момента моего исчезновения прошла то всего пара часов.

- Что, скучаешь по дому? – внезапно спросила Лина.

- А что, сильно заметно? – я постарался придать голосу твердость.

- Конечно. Даже глаза красные. Вот-вот расплачешься. Ты не стесняйся, поплачь. В этом ничего такого нет. Я бы тоже плакала. Только слез уже не осталось.

- Да не хочу я плакать! – наигранно воскликнул я, и тут же понял, что ее не обманешь. И себе врать смысла тоже нет.

- Леша, ты посмотри на это с другой стороны. Тебе очень повезло. У тебя есть я. Какой-никакой дом, огород уже вспаханный. Ты не умрешь с голоду, не замерзнешь ночью, не заблудишься. Ты всегда будешь знать, какой день наступит завтра. А у меня не было никого. И ничего.

Она говорила это слишком спокойно. Но зеленый напалм из ее глаз прожигал меня насквозь.

- И кроме того, считай, что ты нашел эликсир вечной молодости. Пройдет сто лет, а ты будешь все таким же красавчиком. Сплошные плюсы!

Лина резко развернулась и пошла дальше. Прямая спина как вешалка держала огромную куртку. На свежие развалины моей тоски снова посыпался страх. Сто лет, она сказала, сто лет, и это приговор. Крысу загнали в стеклянный лабиринт и запаяли стенки. Мир видно, а выхода нет. Что если искать его придется вечность. Человек привыкает ко всему, но как привыкнуть к такому… Хотя она же привыкла. Нельзя сдаваться. Нужно просто решить очень трудное уравнение, но ответ есть. Он обязан быть. Двери в любые пространства открываются в обе стороны. Это же не черная дыра!

Я подбадривал себя как мог. Понемногу вечерело, но на заветную домашнюю лужайку мы пришли еще засветло. Лина показала свое незатейливое хозяйство. Пара хорошо возделанных грядок: «Огород - это весело! Через некоторое время ты узнаешь, как велика в тебе тяга к земле». Навес для дров и тут же маленькая палатка с вещами, которые когда-нибудь могут пригодиться: «На самом деле их просто выкинуть жалко, тут поневоле плюшкиным станешь».Туалет – четыре крепких жерди, с брезентовым пологом: «Туалет у нас объект непостоянный, примерно раз в полгода яма наполняется, ее приходится закапывать и рыть новую, ах да, сейчас ямы придется рыть в два раза чаще». Умывальник – несколько привязанных к дереву пластиковых бутылок горлышками вниз: «Еще есть баня, но она, можно сказать, мобильная, просто котел и мочалка, завтра как раз банный день, боже как давно мне никто не тер спинку!»

В общем, все это смахивало на становище дикарей туристов, с дачным уклоном. Место, где постоянно нужно было что-то делать.

Повинуясь воле своей хозяйки, я опять принес воды, разжег костер, повесил на треногу котелок. Лина к этому времени уже почистила грибы и вместе с картошкой бросила их вариться. На ужин будет вкусный суп, пообещала она. Я глотал слюнки, старался скрыть громкое урчание в животе, и покорно, как послушный питомец, ждал еды.

Когда закипело, Лина стала колдовать с какими-то неведомыми приправами, авторитетно помешивала суп импровизированной поварешкой, загадочно снимала пробу, в общем, вела себя как настоящий мастер зельеваренья. И получилось вкусно. Прямо таки объедение. Я съел две тарелки и надеялся на третью. По этому случаю пришлось в десятый раз возносить дифирамбы искусству повара, и даже в свете костра было видно, как Лина довольно краснеет.

Потом мы долго молчали. Девушка, обняв колени, отстраненно глядела на огонь, Я думал, она станет расспрашивать меня о чем-то… Все таки больше 10 лет прошло. На ее месте я бы выпытал все новости, которые пропустил. Но судя по всему, известия с большой земли ее волновали не сильно. Впрочем, какие десять лет… Пара недель от силы. Поэтому мне пришлось смотреть на звезды. Все было в пределах нормы… Орион и Большая Медведица, никаких аномалий. Впрочем, я не был уверен. Здесь внизу все тоже очень похоже на обычный мир. Поэтому и звезды могли быть похожими, но другими.

- Запомни одно важное правило, - вдруг сказала она. – Пространство вращается ночью. Именно ночью этот лабиринт приходит в движение. Наша поляна, как глаз урагана, тут тихо и спокойно. Но если не хочешь оказаться где-то не здесь, лучше не выходи ночью из дома. Не рискуй. Захочешь по нужде, бери пустую бутылку. Но не выходи.

- А ты пыталась?

- Один раз. Больше не хочу. И тебе не советую.

- Ладно, я понял. Прошлой ночи мне хватило. Даже если выгонять станешь, не выйду.

- Вот и молодец, - Лина вдруг протянула руку и потрепала меня по голове. – Пошли спать. Но сначала умываться и чистить зубы.

Она достала откуда то керосиновую лампу и проводила меня к умывальнику. Затем торжественно вручила зубную щетку и скатанный в трубочку тюбик.

- Щеток у меня много, а вот пасту экономь.

-Угу.

***

В доме Лина дала мне добротный спальник, сложила стопкой несколько «пенок».

- Спать будешь здесь. Матрас я тебе не отдам. Я к нему привыкла.

- Спасибо.

Она быстро забралась на свое место, застегнула молнию почти до самых глаз.

- Спокойной ночи.

- И тебе, - ответил я.

Вообще на новом месте оказалось очень удобно, тепло и даже мягко. Я с благодарностью посмотрел в сторону Лины. Глаза уже привыкли к темноте. Она ворочалась из стороны в сторону, и, судя по всему, не спала. Через некоторое время она протяжно выдохнула.

- Странно. Секса совсем не хочется, - произнесла она.

Я закашлялся от неожиданности. Честно признаться, мысли о неизбежной физической связи между людьми, живущими вместе долгое время, уже приходили мне в голову. И чисто по-мужски, я был совсем не против. Но с другой стороны, реально не хотелось. Во-первых, я счастливо женат (а уже одно это ставит крест на лесных интрижках), во-вторых, вся эта хрень с перемещениями в пространстве и времени, действовала совсем не возбуждающе. В-третьих, я просто устал.

Тем не менее, ее фраза повисла в воздухе и как неожиданный септаккорд требовала разрешения.

- Ничего удивительного. Ведь мы едва знакомы, - сказал я ее ворочающимся контурам.

- Нет, тут другое, - задумчиво ответила она. – Просто во мне все это умерло за ненадобностью.

- Вряд ли умерло. Просто отключилось.

- Все, спать! – решительно сказала она, повернулась ко мне спиной и затихла.

Какой сегодня бесконечный день. А ведь я про нее ничего не знаю, подумал я. Как-то не сходится. Что-то мешает полностью поверить. Но она и не раскрыла всех деталей. Поживем, увидим….

***

На следующий день во время утреннего обхода (а именно так Лина называла свои ежедневные вылазки за добычей) мы нашли мою палатку. Она стояла, как ни в чем не бывало в том же месте, где я ее поставил. Вот кострище, вот зарубка на ветке, вот камень, которым загонял колышки в землю: все достопримечательности своего лагеря я помнил достаточно хорошо. Не верилось, что весь этот участок просто исчез, где-то шлялся, а потом снова возник. Вещи находились в полной сохранности. Лина деловито полезла в мой рюкзак.

- Эй, постой, - удивился я ее бесцеремонности. – Это все-таки мое.

Девушка одернула руку, поправила упавшую на глаза челку.

- Извини, привычка.

- У меня кое-что есть для тебя, - улыбнулся я. Порывшись в недрах рюкзака, я вытащил рулон туалетной бумаги.

- Ура! Повезло! – восторженно воскликнула Лина. – Может быть у тебя и батарейки есть?

- Есть, - довольно сказал я, - целая обойма для фонарика. И зубная паста, и баллон газовый. Все что ты любишь.

- А жених то с приданым достался, - рассмеялась Лина.

- Стыдно в лес с пустыми руками ходить.

Мы свернули мой маленький лагерь, и бодро зашагали обратно. Говоря, обратно, я имею ввиду, совершенно неведомое для меня направление. Ибо, как я ни старался уловить путевые достопримечательности, все было без толку. Оставалось не терять из виду белую заношенную футболку с выцветшей надписью «я не грустный, я трезвый». Как и вся остальная одежда моей спутницы, футболка висела на худеньких плечах огромным ненаполненным парусом. Наступивший день солнца полностью оправдывал свое название. В воздухе парил какой-то августовский зной. Лес, насыщенный солнцем, переливался как калейдоскоп, пели птицы, легкий ветерок шелестел верхушками деревьев. Я почти забыл, что мне грустно. Даже Лина теперь выглядела по-другому. Медная косичка, вылетающие из безразмерных шорт загорелые тонкие ноги с рельефными икрами. Она не оборачивалась, но я словно видел, как ее глаза пробивают непослушные пространства как бластеры. И тропы становятся прямее. И сил прибавляется. И если бы сейчас из-за кустов выскочил Пушок, то я бы даже не сильно испугался. Может быть.

Дома мы распихали мои вещи по «полочкам», и Лина, сверкая облезшим вздернутым носом, объявила, что сегодня банный день. Я притащил несколько больших котелков воды и подвесил их греться над костром. А Лина отправилась на рыбалку и очень скоро вернулась со связкой увесистых карпов. Я удивленно присвистнул, и она с видом Наполеона, взявшего Москву, взяла большой нож и принялась уверенно разделывать рыбу.

Погода по-прежнему шептала. Я плюнул на условности, и, раздевшись до трусов, улегся на туристическом коврике и тщетно пытался представить себя праздно загорающим на лоне природы.

- Решил не стесняться меня? – спросила Лина.

- А я тебя смущаю?

- Не особо. Ничего выдающегося.

- Я и не претендую, - покладисто согласился я. - У нас в лесу должна быть только одна звезда. И это ты.

Лина громко фыркнула.

- Завтра день дождя, а крыша на честном слове держится. А ты тут разлегся в своих… синих труселях.

- Я слежу за водой. Сегодня же баня по расписанию.

- Леша, я серьезно. Ты пойми, здесь некогда загорать. Чуть расслабишься, и все… фьють и нет тебя.

- Опять на испуг берешь?

Лина не ответила, положила кусочки рыбы на сковороду, подошла к вертелу, на котором висели котелки.

- Вода то готова уже, контролер. Снимай их давай.

Я нехотя встал и осторожно разукомплектовал вертел.

- Куда поставить?

Она насмешливо оглядела почти голого меня.

- К умывальнику неси.

Вообще, процесс нашего мытья обещал быть крайне незатейливым. Лина накинула на растянутую веревку кусок синего тента, обозначив границы между мужским и женским отделением, постелила на траву вездесущие коврики, выдала мне маленькое вафельное полотенце, назвав его мочалкой, и небольшой кусок хозяйственного мыла. В нашем распоряжении оказались сосуды с горячей и холодной водой и два небольших ковшика.

Я яростно тер себя во всех доступных местах, стараясь не смотреть на ее выглядывающие из под тента ноги, а Лина щедро поливала себя и пела. Честно говоря, голос у нее оказался необыкновенный. Высокий чистый нежный… Она пела на незнакомом языке, я сначала принял его за японский, и песня ЗВУЧАЛА. Голос то возносил мелодию в небо, то тек к земле по ее коже, то замирал, то вновь обретал крылья. В конце концов, я забыл про мочалку и мыло и просто слушал. Потом она внезапно смолкла.

- У тебя что, вода закончилась?

- Э… нет. Заслушался просто. Такая песня… такая… и голос…

- Правда понравилось?

- Правда. Очень-очень.

- Тогда потри мне спинку, - тихо попросила она.

- Да без проблем, - поспешно ответил я и сглотнул. – Но ты там отвернись что ли.

- Я отвернулась и на села коврик, так что не бойся, заходи.

Я откинул тент и зашел на ее сторону. Она сидела, спрятавшись в свои колени, защищаясь худой спиной с полосками ребер. Мне инстинктивно захотелось ее обнять.

Я осторожно стал водить мочалкой, вдоль позвоночника.

- Так не пойдет! Сильнее три. Прям сильно!

- Ну, берегись! – и я приложился со всей силы. Но Лина только постанывала от удовольствия. Я вошел в раж. Тер от плечей до ягодиц, потом сбоку стал добираться до бедер, потом сверху стал падать на ключицы и ниже… Тело мое, намагничиваясь, хотело быть все ближе.

- Леша, - услышал я ее приглушенный голос. – Спасибо. Достаточно.

Я зажмурился и выдохнул.

- Да, извини.

Я вернулся на свою половину и задернул тент. Возбуждение остывало как выключенный тен. Домывались мы в молчании.

Также в тишине мы пообедали. После бани в теле царила легкость и свежесть. Я наконец-то сменил одежду. Словно на этот случай в моем рюкзаке нашлась чистая футболка и легкие походные брюки. Лина, намотав на голову полотенце, в застиранной клетчатой рубашке, которую она надела как платье: края ее свисали почти до колен, выглядела совсем юной.

Я несколько раз пытался начать беседу, и что-то меня тормозило. Но после последнего куска рыбы, решился.

- Можно спросить? На каком языке ты пела?

Лина вытащила изо рта рыбную косточку и облизнула губы.

- На корейском. Я наполовину кореянка.

- А понятно. А я все гадал, почему ты так похожа на персонаж из аниме.

- Когда-то обожала японские мультики. Была заядлой анимешницой. Из-за моей внешности даже имела некоторый успех.

- Вспомнил! - Я хлопнул себя по коленке. – Ты похожа на принцессу Мононоке.

Она засмеялась.

- И правда. Похожа. И лес тут такой же… С придурью.

***

Весь остаток дня я занимался крышей. Поиски оптимального решения заставили меня срубить молоденькое деревце с прямым стволом. Я очистил его от ветвей и водрузил в центре убежища. Теперь наш дом стал походить на шатер. Пришлось обновить растяжки на укрывающих крышу полотнищах. Я перетянул все заново. А потом кое-где подравнял и укрепил расшатанные стены. Место Лина выбрала правильное – жилище располагалось на возвышении, поэтому для отвода воды оставалось прорыть несколько канавок. На этом работу по текущему ремонту дома я справедливо посчитал законченной.

Вечерело. Умывшись, я вернулся к нашей летней кухне. Лина, еще утром прочитавшая мне короткую лекцию, о недопустимости безделья, крепко спала на розовом каремате. Флисовый плед сполз с ее ног, и она трогательно подрагивала босыми ступнями. Я погладил ее по еще влажным волосам.

- Просыпайся. Перед закатом спать вредно.

Лина резко открыла глаза, испуганно посмотрела на меня, по сторонам и тут же села.

- Я что, спала? Боже, уже вечер! Почему ты не разбудил меня? Как я могла уснуть?

- Да что ты так всполошилась… Ну, подумаешь, уснула.

- Ох, аж голова заболела.

Лина, пошатываясь, поднялась, запахнулась в плед.

- В следующий раз не давай мне уснуть! Так и до беды недалеко, - потом она оглянулась и захлопала ресницами. -Поверить не могу! Ты сделал крышу! Мужчина в доме завелся.

- Не сам же завелся. Это ты завела. Вот и накорми мужика, а то он голодный, - сказал я.

- У нас есть остатки вчерашнего супа. Я с запасом сварила.

***

Наутро пошел дождь. Вокруг громыхало, дрожало, сверкало. Редкие удары о крышу сменились очередями, а потом все слилось в непреходящий шум летящей сверху воды. Я с удовлетворением отметил, что мои вчерашние труды себя оправдали. Крыша держала. Но внутри все равно стало сыро и неуютно. И поэтому грустно.

Лина, раскинув руки на своем подспущенном матрасе, безмятежно смотрела очередной сон. Я позавидовал ее невосприимчивости к громам и молниям, и принялся следить за маленьким паучком, творящим паутинку под куполом дома. Паучок обстоятельно рассказывал об уверенности и трудолюбии, а также намекал на присутствие чувства прекрасного: рождающийся узор получался безукоризненным. Маленькая мушка повелась на искусство и тут же прилипла к нему. Паучок замер в раздумьях: то ли закончить начатое, то ли перекусить. Художник победил, и после паузы, он вновь принялся создавать линии и круги. А мушка, осознав тщетность попыток освободиться, покорно приняла свою судьбу и ждала.

А может я умер, внезапно подумалось мне. Как раз ту самую первую ночь. Ну, мало ли, вдруг сердечный приступ во сне. И теперь все вокруг - это посмертные странствия души. Я в лабиринте чистилища, и боги решают, в какую сторону меня направить. Я вспомнил, как горячо молился, перед тем как из леса возникла Лина. Наверняка, она мой добрый ангел и помогает скоротать время, пока мироздание рассматривает дело Алексея Волкова, 35 лет, женатого, несудимого и в принципе положительного. Если принять во внимание подобное допущение, то можно легко объяснить и чертовщину с лесом, и отсутствие времени, и зеленый свет в Ее глазах. В конце концов, что мы знаем о жизни после жизни. Недаром, здесь находят мертвых.

Тут мне нестерпимо и совершенно неастрально захотелось по-маленькому. Выходить на улицу под щедрые «хляби» очень не хотелось. Поэтому я встал, отошел в угол и заполнил выданную накануне бутылку. После закрутил крышку и оставил возле двери. Получается, души тоже хотят в туалет. Ну а почему нет. Тонкие тела – это ведь тоже организмы.

Я вновь забрался в спальник и честно постарался уснуть. Гул разбушевавшихся стихий за стенами как-то сгладился и превратился просто в фон. Я немного поворочался, плюнул на сон и начал вспоминать себя «до того как». Странно, что память моя словно замылилась. Все образы близких и любимых людей потеряли четкость и яркость. Их заблюрило вогнутыми и выпуклыми линзами здешних пространств. И сколько я ни старался сконцентрироваться на свете родного очага, вернуть фокус так и не удалось. Двери закрывались. Пора отпускать прошлое. Нужно уходить налегке.

Паучок, наконец, завершил свое паутинотворчество, и теперь пристально смотрел на затихшую мушку. Я мысленно пожелал ему приятного аппетита. Лина все еще спала. А вчера поднялась еще затемно, и меня, еще сонного, утащила в дебри. Весьма спонтанная девица.

И тут я нечаянно чихнул. И вышло громко. Лина поморщилась, застонала и открыла глаза.

- Ты не спишь? – сипло спросила она.

- Сплю.

-Ааа… ну спи. В день дождя можно выспаться. Утреннего обхода нет.

- Слава богу. А то я переживал, что промокну до нитки.

- Я ж не изверг. В такую погоду все по норам сидят.

- Кто тебя знает. Вдруг рыскать по лесу дождь - это твое незыблемое правило.

- Расслабься, – Лина вытянулась в струнку на своем матрасе и протяжно зевнула. – Полцарства за бутерброд со сладким кофе!

- Мда, маленьких радостей той жизни тут очень не хватает. Я, например, очень сыра хочу…

- Да, - оживленно подхватила она. – Сыыыыыыр! Обожаю! А еще иногда до колик хочется кефира с плюшкой. Прям, хоть на стенку лезь. Никакими морковками не заесть. И еще знаешь, пельменей горяченьких, а сверху майонез и кетчуп.

- Вот зачем ты это сказала? – в моем голосе ожило страдание. – Мало воды с неба, теперь еще и слюна полилась.

Лина села, достала из-под матраса носки, надела их, потом потянулась за кроссовками.

- Я сейчас чай заварю.

- А заварка местная?

- Конечно. Отборные травы леса. Очень бодрят по утрам… Ну, и для здоровья полезны.

- Ты то откуда знаешь?

- Поживи тут с мое.

Лина вытащила из одного из рюкзаков полиэтиленовый дождевик, облачилась в него и отважно вышла наружу. Минут через пять она вернулась с котелком воды и с туго завязанным пакетом.

- Отметим твой первый день дождя.

Лина поставила котелок на газовую печку, разложила кружки. Пакет водрузила в центре стола.

- Что в нем? – спросил я. – Неужели, проснись-трава?

- Это мед. Настоящий дикий мед. Пожалуй, единственная доступная здесь сладость. Я его на дерево подвешиваю, чтобы муравьев не приваживать.

- Если это дикий мед, то как же ты отбила его у диких пчел?

- Я его не отбивала. Поговорила с ними, они и подарили. А то я без сладкого совсем грустная была.

- Поговорила, значит…, - подозрительно повторил я.

Чай действительно оказался бодрящим и вкусным. А мед в сотах пронзительно сладким. Настроение сразу поползло вверх.

- Что ты обычно делаешь в этот день? – спросил я, наливая вторую кружку.

- До обеда рукодельничаю, - Лина облизала медовые губы. – Ну а после, постирушки. В такую погоду удобно стирать. К вечеру следующего дня уже все сухое. А в реке вода холодная, да и экологию не хочется портить.

- Интересно, - вдруг осенило меня. – А если постоянно идти вниз по реке…

- Можешь не продолжать. Я пробовала. После недели странствий я вновь пришла сюда.

- То есть отсюда ты направилась вниз по течению и, идя вдоль русла, вновь оказалась здесь?

- Бинго! – усмехнулась она. – Круговорот реки в природе! Прикольно, правда? Честно говоря, я тогда даже не расстроилась. Устала очень.

- Мда… А пыталась подняться на вершину?

- Конечно. Много раз. Но вершина всегда недоступна. Идешь вверх, идешь, потом теряешься… Не знаю, как объяснить.

- А как ты вообще ориентируешься здесь? Ведь ты точно знаешь куда идти. Как овчарка по следу.

- Ну, спасибо! С собакой сравнил, - улыбнулась она.

- Но я серьезно…

- Леша, знаешь, что такое синестезия?

- Ну, что-то слышал, - буркнул я. – Какие-то особенности восприятия мира.

- Надо же какой начитанный! Так вот я синестетик. Я вижу не тропинки, а цвета. Иду по зеленому, и стараюсь не ходить на красный. Все просто.

- И как долго это у тебя?

- С детства, – Лина вытащила расческу и принялась терзать свою медную шевелюру. – А в одиночестве эти способности только усиливаются.

- Хорошо тебе. Для меня все смешалось. Что лево, что право. Хожу за тобой как приклеенный.

- Это нормально. Постепенно разовьешь свое ясновидение и яснослышание. Дыши глубже, смотри острее, слушай внимательнее. Лес на первый взгляд одинаковый. А уже на второй - в нем все разное… Нет одинаковых деревьев, нет одинакового расстояния между ними. Со временем научишься различать нюансы. Любой просвет сначала станет тропкой, а через некоторое время - дорогой с двусторонним движением. Так что не переживай. Времени у нас, судя по всему, много.

- Да уж… - сокрушенно вздохнул я. – Это меня больше всего и пугает.

- Что, уже опротивела моя компания? – усмехнулась Лина.

- Да при чем здесь это…

- Есть вещи, которые мы можем изменить, а есть - которые нам суждено принять. Это карма наверное. Считай, что мы в колонии не очень строго режима. Просто отбываем срок. Как только небо сочтет нас исправившимися, тут же и откроет ворота. Я лично для себя это так сформулировала. Экономит массу сил на переживаниях.

- То есть никаких планов побега?

- Леша, ты конечно можешь попытаться. Но помни, побег лишь усугубляет наказание, а значит и увеличивает срок.

- А если все же сбежишь? Из любой тюрьмы можно выйти досрочно.

Она вылила на меня ушат своего зеленого неона.

- Я не против. Дерзай!

***

Шли дни, недели, месяцы. Первое время я старательно фиксировал каждые прошедшие сутки. Но однажды мне стало лень. А потом я понял, что считать время вне его самого, просто глупо. Какие- то силы подарили нам неделю сурка. И мы проживали ее снова и снова. У нас имелось четкое расписание дел, которое основывалось на сто процентном знании предстоящей погоды. Я пристрастился к земледелию. Наш огород, благодаря моим усилиям, вырос вдвое. Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Картошка, морковь, огурцы, редис – все всходило как на дрожжах. Каждые два условных месяца, мы снимали урожай. Я даже экспериментировал с дикой малиной и земляникой и довольно успешно. Кроме того, мы активно собирали кедровые орехи. В реке не иссякала рыба. Лина продолжала таинственно добывать мед. Очевидно, пчелы в ее присутствии просто впадали в анабиоз. Объяснить иначе, почему эти полосатые трудяги безропотно отдавали свое медовое кровное, я не мог.

Периодически во время рейдов нам попадался Пушок. Тигр, так же необъяснимо делился с нами добычей. Обычно он покровительственно приносил нам в зубах оленью ляжку. Лина при виде Пушка становилась безумной мамашей. Она тискала и наглаживала это чудовище, наговаривала ему вязанки «уси-пуси», и самое странное, что ему это нравилось. Тигр млел и мурчал как котенок. Его мохнатый, залитый золотом взгляд, упираясь в меня, уже не светился неприязнью. Скорее просто, равнодушием, и постепенно в его компании я научился не только двигаться, но и говорить.

Вообще, Лина в лесу чувствовала себя диснеевской принцессой. Все живое словно склонялось перед ней. А когда она вдруг начинала петь, птицы садились на руки, олени несли ветки с багульником… Поначалу это несколько шокировало, но вскоре я научился принимать сие как должное. В конце концов, место нашего пребывания в какой-то мере тоже относилось к сказке.

Постепенно наши отношения стали напоминать работу рук: левой и правой. Что-то мы делали вместе, что- то порознь, но всегда с какой-то степенью синхронности, связанности друг с другом. Я бы назвал это коопераций близнецов. Мы стали взаимными симбионтами. И без малейшего эротического подтекста, словно принадлежали разным биологическим видам. Казалось бы, два достаточно молодых разнополых существа, запертые на необитаемом острове, возможно навсегда… Но чем дольше мы оставались вместе, тем крепче засыпали соответствующие инстинкты. Это было странно. Очевидно, наше заколдованное пространство тушило страсти как вода. И даже по утрам, наблюдая иногда, как Лина, совсем не стесняясь, натягивает на себя свои потертые одежды, я ощущал себя лишенным воображения старцем. А в банные дни мы уже обходились без перегородки, отделяющей М от Ж. Я тер ей спину, поливал из ковшика, считал родинки на ее коже, но чувствовал лишь ту сторону сопричастности, которая относится к более тонкому уровню единения. Не физическому. Однажды Лина помогла мне с изъятием клеща из мошонки. Она теребила своими горячими пальцами мое хозяйство, смело вторгаясь в святая святых, но делала это с вибрациями заправского доктора, без намека на шалость. И я, хоть и испытывал некоторую неловкость, но не больше той, что обычно переживаешь на приеме в больнице.

Мы почти не разговаривали. Просто все понимали без слов. Я стал различать множество зеленых оттенков в выражении ее глаз, и каждый идентифицирующийся цвет означал что-то определенное. Трепетание ноздрей, рисунок пальцев, изгиб корпуса: я почти в совершенстве овладел сначала азбукой, потом и языком тела. И Лина довольно быстро научилась сканировать меня. Почти снайперски. Но порой, молчание накапливалось в нас до критических величин, и мы сбрасывали давление, неудержимо болтая о всяких пустяках.

Я уже не боялся потеряться, если приходилось отлучаться с нашей поляны. Конечно, ориентироваться в дебрях леса, как Она я еще не мог, но легкие вылазки опасений не вызывали. Лес словно открылся, стал понятней и ближе. Я острее различал запахи, яснее видел просветы между деревьями, объемнее воспринимал перемещения окружающих пространств. Все вокруг подчинялось сложному, но поддающемуся расшифровке ритму. Чтобы выйти и зайти требовалось поймать своим шестым чувством нужную волну. Когда ты ловил искомый резонанс, все получалось. Но разгадать полностью мудреную многосистемную формулу мира, в котором текла наша жизнь, было также недостижимо, как и в тот самый «странный» первый день.

Воспоминания о прошлом посерели и окончательно поблекли. Жена, ребенок, друзья стали прозрачными размытыми персонажами и отслеживались только очень глубоко в сознании. Я часто пытался раскрасить и оживить их, но тщетно. Экранирующее излучение Синей горы безжалостно и равнодушно уносило все прочь. Словно стоишь на берегу горной реки и смотришь на переплетения мощных стремнин и постепенно наполняешься пустотой. Река уносит все, что считает нужным. А пустота - это двери для нового. Притянутый вакуумом сердца лес, заменял меня слой за слоем. Я нес в себе покой, которого прежде не знал. И когда я смотрел вокруг, то созерцал свой новый настоящий мир.

В общем, мы не голодали, не мерзли, не испытывали особых лишений, не предавались безделью, не отвлекались на плотские утехи, не тратили время на выяснение отношений и пустые разговоры. В какой-то мере, мы жили почти идеально. Для существ, которые уже не совсем люди.

Но однажды пошел снег.

***

Понедельник – это день утреннего инея. Единственный день нашей вечной недели, когда температура воздуха опускается чуть ниже нуля. Но лишь утром.

Я открыл глаза и сразу понял, что-то не так. Что-то выходило за рамки и не вписывалось в привычную выверенную структуру нынешнего бытия. Несколько мгновений я пытался определить детали текущей ненормальности. Лина как всегда посапывала, зарывшись в свой самый теплый спальник. Сквозь тент и окна проступали пасмурные сумерки. За стенами жилища стояла тишина. И я понял, что все дело в этой тишине. Ни шороха, ни всплеска. Это ватное безмолвие давило лишними атмосферами, и мне вдруг стало трудно дышать. Я, пошатываясь, встал, подошел к двери и расстегнул молнию. Зажмурился. Не может быть!

Мягкий белый покров, нежные перистые хлопья. Туманное, молочное летящее к земле небо. Свежий альпийский воздух ринулся в легкие и закружил, заиграл, распахнул, осенил. Я в чем был, босиком выскочил наружу, подхватил ладонями невесомые перья и растер ими лицо. Что-то пошло не так. Что-то пошло вперед.

Я вернулся в дом, подбежал к Лине и энергично потряс ее за плечо.

- Проснись! Проснись!

Она сонно посмотрела на меня.

- Ты чего? Дверь закрой, холодно же!

- Лина, снег идет! –закричал я. – Понимаешь, снег идет!

Девушка некоторое время непонимающе пыталась сжечь меня зеленым пламенем, а потом фокус в ее глазах сместился на проем двери. Пламя тут же угасло и растеклось тлеющими искрами в столпе утреннего света.

- Снег… - прошептала она.

- Да! Ты понимаешь, что это значит?

Лина как то робко и беззащитно посмотрела на меня.

- Что ты молчишь? - не унимался я. – Это значит, что сегодня не понедельник. Это день вообще не из нашей недели!

- Мне как-то нехорошо, - сказала Лина.

Она отвернулась и скрутилась калачиком. Я растерянно огляделся, затем бросился к своему рюкзаку. Вытряхнул все содержимое и стал собирать заново. Палатка, ветровка, термуха, носки… Нужно запастись съестным. Возьму несколько картофелин, вяленой рыбы, огурцов, немножко копченой оленины. Думаю, на первое время хватит, а там глядишь, и харчевня попадется. Кстати, а где мои деньги… Я уже и забыл, что они есть. А вот еще – телефон. Я покрутил в руках мертвый гаджет и положил его в боковой карман. Теперь я даже свой номер не помню. Но это все неважно. Нужно бежать, бежать. Пока идет снег. Пока в безукоризненном распорядке Аномалии образовался сбой. Лишь бы я не ошибся.

- Леша… - услышал я слабый сдавленный, совсем незнакомый голос.

Лина стояла возле своего ложа в одной майке и трусах. Все свое нижнее белье она шила сама из кусков подходящей ткани. Глаза расширены, плечи опущены, руки безжизненно висят вдоль туловища, колени дрожат… По внутренним сторонам бедер прямыми бороздками стекает кровь.

Я метнулся к ней, обнял, какая же она тонкая и легкая, и осторожно положил на матрас. Затем схватил висящее рядом полотенце, скатал его валиком и осторожно просунул его куда-то в направлении промежности. Она не сопротивлялась.

- Лина, все хорошо. Ты же знаешь, что это.

Она все также растерянно и испуганно смотрела на меня.

- Я знаю, да. Последний раз было много лет назад. Тогда в понедельник тоже все пошло не так.

- Лина, милая! Послушай меня. Это знак… это значит, что двери открыли… стоит выйти отсюда, и мы увидим ту обычную Синюю гору, без всех этих непонятных штук. Нам, нужно идти. Прямо сейчас.

- Иди, - она сжала мою ладонь. – Попробуй вырваться. Может у тебя получится.

- Нет, даже не думай. Ты вовсе не умираешь. Нам нужно уходить вместе! – горячо сказал я.

- Я пыталась. Я же тебе рассказывала. Вниз по реке… - горько усмехнулась Лина. – Когда что-то сдвигается, у меня начинаются месячные, и я начинаю думать как-то по-другому. И делать. И чувствовать….

Ее пальцы скользнули по моему предплечью. И меня словно ударило током. Закружилась голова… Я увидел торчащие из под майки кончики грудей, трепещущую впадинку на ключице, пухлые, чуть обветренные губы, веснушки на носу, мягкую мочку уха, бледные венки на длиной шее… Меня снизу вверх окатило горячей волной. Я закрыл глаза и посчитал до семи. Вроде отпустило, схлынуло. Но ощущение, что море всего лишь отступило перед цунами, осталось. Я укрыл ее ворохом одеял и сел рядом.

- Все в порядке, - тихо сказала она. – Просто каждый раз это застает меня врасплох. Сейчас полежу и пройдет.

- И сколько это длится? – я потянулся за своими ботинками. Все что угодно, лишь бы не смотреть на нее.

- До вечера. К следующему утру наступит прежний понедельник.

- А ты пыталась вычислить периодичность… Как часто случаются ненормальные понедельники?

- Я же девочка. Мне это сложно, - немного более бодрым голосом ответила Лина.

Черт, надо обязательно все считать. Начну прямо с сегодняшнего дня и уже не брошу.

Я, нехотя, скосил глаза в ее сторону.

- Лина, глупо упускать такой шанс. Нужно попробовать.

- Нет. Ты иди. Правда, иди. Не строй из себя рыцаря. Если не попытаешься, потом будешь жалеть. А мне это надо?

В белом сиянии в проеме приоткрытой двери рождались цветные тени. Далекий город, сияющая улыбка жены, тянущиеся вверх руки моего сына… Я решительно поднялся. Свернул спальник, пошарил в поисках съестного, еще раз произвел ревизию рюкзака, надел куртку, критически осмотрел свои ботинки, достал из запасов два полиэтиленовых пакета и обернул ими свою уже довольно ушатанную обувь. Все готов.

Лина следила за мной, как кошка, не моргая. Я потоптался на месте, кашлянул в кулак и заставил себя посмотреть ей в глаза.

-Может все-таки передумаешь?

Она изобразила вымученную улыбку.

- Лешка-Леший, меня не выпускают.

- Это потому что ты была одна. Дура! – зло сорвался я и тут же осекся.

Вместо ответа она отвернулась к стене. Ну и ладно. Оставайся. Живи здесь вечно. Я схватил рюкзак и, не оглядываясь, вышел. Меня снова ослепила вездесущая снежная неторопь. Легкие задышали в полную силу. Море внутри затушило гнев. Я вернулся к дому и бросил во внутрь:

- Прости, Лина. Прощай, – вышло просто, без патетики. Честно.

И закрыл дверь.

***

Идти вдоль реки по колено в снегу было еще то удовольствие. Я постоянно спотыкался, проваливался в невидимые, засыпанные овражки, скользил по корням, застревал в прибрежных кустах. Одним словом, продвигался крайне медленно. Мысленно я просто несся по несуществующему льду студеного русла, взлетал птицей над завалами черных старых деревьев, катился как фрирайдер по целинным склонам. Легкий морозец держал меня в тонусе. Я ясно видел цель. Всеми порами ощущал движение прорвавшегося времени. Полный сил и стремления. Но в действительности, мое продвижение выглядело трекингом замотивированной черепашки.

Очень скоро пакеты с моих ботинок превратились в лохмотья и в ногах ощутимо захлюпало. Впрочем, пока я активно двигался, особого дискомфорта это не доставляло. Мне было даже немного жарко. А к полудню снег прекратился. Прояснилось, и солнце, опомнившись, залило лес ярким тепличным светом. Я остановился, поправил лямки рюкзака, немного отпил из бутылки, пожалев, что второпях даже не заварил себе чай в термос. Потом решил себе сделать посох, и немного пошарившись в окрестностях, выломал подходящую палку. Идти сквозь тающие буреломы стало несколько легче.

Река предательски петляла. Но ведь любая река рано или поздно выходит к морю. А значит и к населенным пунктам. Впрочем, не любая. В этом непонятном «здесь» могут быть неправильные реки. Я отгонял мысли о возможных природных подвохах и, стараясь не сильно отлучаться от берега, упорно шел в направлении быстрого течения. Все также неунывающе и бодро.

К полднику я был до пояса пропитан талой жижей. И честно говоря, энтузиазма поубавилось. Чтобы отвлечься, я решил сделать привал, поесть и хоть немного просушиться. Обнаружив более менее сухое место, снял рюкзак, буквально стащил запревшие ботинки, выжал носки. Потом снял походные брюки и повесил на ветки. Подложив под задницу пенку, принялся утолять голод. Есть хотелось сильно. И я буквально заставил себя не уничтожить весь съестной запас в один прием. Только сейчас я осознал, насколько мизерным он был. Мда, поспешишь - насмешишь. Обреченно осмотрев свои замаринованные пожитки, я погрузился в уже трезвые размышления на тему «что делать». До заката оставалось часа три. В лучшем случае, я пройду километров пять-семь. К вечеру сильно похолодает и ночевать придется, мягко говоря, влажным. Проще подсушиться сейчас и с толком поставить палатку. Но с другой стороны, терять три часа драгоценного путевого времени мне не улыбалось. Интересно, как там Лина… Как-то по дурацки расстались. А при чем тут она! Получается, если я не дойду к вечеру до признаков присутствия обычных туристов, то шансы выйти к людям стремятся к нулю. Вывод прост – нужно двигаться. Надеюсь, здоровья мне все же хватит.

Я, поморщившись, оделся и побрел дальше.

***

Вернулся я на третий день. Голодный, вонючий, злой. В изодранной одежде с отклеивающимися подошвами. Весь поцарапанный. Униженный. Разочарованный. Усталый.

Было время обеда. Обычная теплая среда. Лина сидела на нашем «трапезном» месте и, морщась от усердия, красила себе ногти на ногах. Примерно минуту я тихо стоял за ее спиной, тупо наблюдая, как под действием маленькой кисточки рождается радикально зеленый педикюр.

- А розового не нашлось? – спросил я и скатился всем организмом на траву. Даже просто поддерживать себя в вертикальном положении сил не осталось.

- Неа, - отстраненно сказала она. Но от неожиданности ее рука дрогнула, и кисточка проделала на обрабатываемом мизинце широкую черту. Лина чертыхнулась и начала оттирать краску руками.

- Чем вообще занималась? - Я раскинул руки и посмотрел в небо. Где-то высоко над деревьями безмятежно парил орлан. Эх, мне бы крылья…

- Тебя ждала. Но не думала, что ты так скоро. Чтобы не скучать, решила красоту навести.

- Ничего себе красота… Как кикимора болотная, зеленая вся.

- Думаешь, тут магазин под боком, - она наконец закончила с мизинцем и перешла на маникюр. – Сегодня на рейде нашла рюкзачок. Прямо специально для меня. Девчачий. И курточка моего размера, и штанишки и даже трусики… Но самое главное – кроссовочки. Мой размер, представляешь! За все это время первый раз такое. И бонусом косметичка. А там дневной крем, ночной и даже для век. Брасматик, губная помада и лак для ногтей. Короче, новый год! Моя счастлива!

- У нас пожрать есть что-нибудь готовое?

- Вчера Пушок мяса свежего принес: я часть пожарила. Пошукай на кухне.

- Сил нет. Я не сдвинусь с места.

Лина, наконец, внимательно посмотрела в мою сторону.

- А ты чего такой исцарапанный?

- От волков убегал, – я все еще пялился в небо, и оно постепенно перестало кружиться. – Ты знала, что у нас тут волки водятся?

- Видела пару раз. Они такие симпотяшки! На маламутов похожи.

- Эти симпотяшки меня чуть не загрызли. Хорошо, палка была. И голос прорезался. Еле отбился или откричался. Даже не знаю, что их больше вспугнуло.

- Бедненький, - Лина погладила меня по щеке.

- В общем, ты права. Уйти отсюда нереально. Слишком, узкое окно… времени совсем мало. Я как ушел, на следующий день уже о доме не думал. Все о тебе больше.

- Обо мне? Правда? – Ее пальчик проехался по моему носу.

- Правда, - буркнул я. – Не о тигре же мне думать. Хотя о нем я тоже вспоминал, когда от волков удирал.

- Ну хорошо! Будем считать, что ты герой. Победил стаю. Поэтому я тебя накормлю! – Она помахала ступнями в воздухе, убеждаясь, что лак высох, поднялась, отряхнулась, надела шлепанцы и зашла в наше милое убежище. Я услышал возню на кухне и умиротворенно стал ждать.

Лина постаралась на славу. Грибной суп, жареная картошка с олениной и зеленью, чай с шиповником и орешками в меду. Когда я оторвался от еды, то ощущал себя счастливым колобком.

- Спасибо, сестра! Накормила, обогрела… ой, теперь спать хочу.

- Сестра? – фыркнула она. – Что-то новенькое.

- Я тут пока без тебя бродил, много думал. О нас с тобой.

- И? – она вопросительно изогнула бровь.

- Ты действительно хочешь знать?

Она просто кивнула.

- Я не могу без тебя. И я не про какую-то там любовь. Как небо не может без птиц, как река без течения. Как твой Пушок не может без тайги…Вот и я так не могу без тебя. Но есть нюанс…Ты без меня можешь.

- Кто тебе сказал? – Ее глаза стали подозрительно светиться.

- Дед пихто. Ты ж прожила тут без меня кучу лет. И ничего. Живехонькая. А ушел я, так даже салон красоты устроила. А я чуть дуба не дал… Трех дней не прошло.

Она хмыкнула, и, прищурившись, посмотрела на свои руки.

- Все эти годы я мечтала о встрече с человеком… Каждый вечер перед сном я мысленно рисовала некий образ… раскрашивала его, говорила с ним. Очень похоже на тебя получалось. Поэтому в каком-то смысле я без вас, Алексей Юрьевич, тоже не могу.

Потом подобрала камешек у своих ног и бросила в сторону.

- Мы здесь словно спим. Вернее, часть нас спит. Наверное, для выживания так нужно. Но когда начинается снег или там жара внезапная в понедельник, все пробуждается. Чувства, ощущения… Как в природе. Наступает время главного инстинкта. Мы готовы к спариванию. Хорошо, хоть недолго. Ты, когда ушел, я чуть на стенку не полезла.

Я ошарашено булькнул. Лина усмехнулась.

- Надо же когда-то признаться. Я конечно же знала, что ты вернешься. Пока Синяя нас сама не отпустит, от нее не сбежишь. Вот так то.

Она в упор посмотрела на меня, и под давлением почти осязаемого света ее глаз, во мне что-то стало плавиться, скворчать и расплываться.

- И что же нам делать? Забить на прошлое?

- А ты сможешь?

- Не уверен. Когда пошел снег, с меня словно пелена сошла. Я так ясно все вспомнил. Семью, дом… Поэтому и ломанулся внезапно.

- Так ты женат? – вскинулась она. - Почему раньше не сказал?

- Во-первых, ты не спрашивала, а во-вторых, часть внутри нас тут действительно спит. Будто разделили до и после… И все что было до, спрятали.

- А я замужем, - вдруг сказала она.

- Дети есть?

- Да. Сын.

- А у меня дочь.

- А ты почему не рассказывала?

- Потому что все забыла. Мне всегда так стыдно, когда я вдруг вспоминаю. Вот и в этот понедельник, накрыло неслабо. А тут еще ты, такой живой и близкий. В общем, психиатричка сплошная.

Мы помолчали какое-то время. Отчетливо журчала речка, переливчато щебетали птицы, ритмично пели цикады. Мир пытался донести, что он прекрасен.

- Пойдем, я твои раны обработаю, и умыться тебе нужно, - тихо произнесла она.

- Погоди, ты что, глаза подвела?

- Ну, слава богу, заметил.

***

На следующий день Лина сломала ногу. Вышло по-дурацки и нелепо. Мы шли по узкому гребню холма, Лина поскользнулась, и ее потащило вниз по скользкой траве. На пути попалась ямка, и левая нога угодила в нее. Инерция падения была слишком велика… Я даже услышал этот почти хруст. А затем короткий вскрик. Мне хватило мгновения, чтобы оказаться рядом. Она сидела на земле и морщилась от боли. Стопа оказалась вывернута так, что я сразу понял, дело плохо. Очень плохо.

- Не двигайся! Сейчас, помогу! – Я разрезал штанину и осторожно ощупал раненую голень. Примерно в пяти сантиметрах от лодыжки стало горячо. В ладонях запульсировала, заметалась ее боль.

- Здесь. Ничего, могло быть и хуже, - через силу улыбнулся я. – Посиди немного. Я мигом. Только умоляю, не двигайся.

Лина кивнула. В ее глаза наплывали слезы, и все зеленое в них почти почернело. Искать подходящие ветки пришлось недолго. Буквально на соседнем дереве я выломал их голыми руками. Она сидела неподвижно с прямой спиной, тонкая шея вытянулась от напряжения, пальцы дрожащими опорами впились в землю. Щемящее чувство сопричастности обожгло грудь. Стало по-настоящему страшно. А если я не смогу помочь. Если нога не так срастется, если осложнения, если…

Я второпях соорудил шину, зафиксировал ее ремнем. Выглядело так себе, но функционально вроде работало.

- Кроссовки то второй надела, - тихо сказала Лина. – А они такие скользкие… Как на лыжах…

- Ничего, разносишь еще. Давай-ка, мы сейчас аккуратно встанем. Ногу на весу держи. Обопрись на меня... Закинь руку на плечо. Вот так, молодец.

Мы медленно заковыляли обратно. Я рассказывал анекдоты, все, какие мог вспомнить. Выдумал историю с собственным переломом, и все живописал в жутких подробностях. И, конечно же уверил в гарантированном исцелении. Лина благодарно улыбалась. Лоб ее покрылся испариной, но она стойко переносила мою болтовню и все перипетии нашего передвижения. Пару раз я норовил свернуть не туда, но моя пострадавшая подруга держала маршрут под контролем. И я вновь с оттенками паники думал о возможном одиночестве и неспособности ориентироваться в трех соснах без своего проводника.

Примерно через час мы вышли к заветной поляне. Я с облегчением усадил Лину на скамью, сооруженную из массивного бревна.

- Удобно?

Она благодарно кивнула.

- Как нога?

- Терпимо. Просто обидно. Столько ненужных хлопот.

- Не грузись. Сейчас начнем тебя лечить.

Я залез в палатку и проинспектировал все имеющееся имущество на предмет более оптимальной шины. Потом меня осенило, и я разобрал алюминиевую спинку одного из рюкзаков. Должно получиться. Кроме того, нашелся отличный кусок брезента, который можно распустить под бинты.

- Ну как дела у больной?

Лина вымучено улыбнулась.

- Буду жить.

- Сейчас мы починим твою ногу. Я не говорил тебе, что собирался стать врачом?

- И что помешало?

- Конкурс десять человек на место.

- То есть тебе мозгов не хватило?

- Почему сразу мозгов!? Смелости не хватило. Я даже не пытался. А сейчас жалею.

Я снял старую шину, расшнуровал и аккуратно стащил кроссовок. Место перелома ощутимо опухло. Но стопа лежала вроде ровно.

- Пошевели пальчиками.

Лина сжала губы. Пальцы дрогнули.

- Больно…

- Все ясно, - сказал я с уверенностью, которую не ощущал.

Инсталляция шины прошла успешно. Материал оказался годным, фиксация - надежной. Завязав последний узел, я похлопал Ее по здоровой ноге.

- Все, почти как в травмпункте. Через месяц опять танцевать начнешь.

- Почему опять? Ты когда-нибудь видел, чтобы я танцевала?

- Нет. Но мне почему-то кажется, что ты умеешь.

Лина с тоской посмотрела на меня, потом закрыла глаза.

- Давным-давно я действительно танцевала. Можно сказать, профессионально.

- Вот видишь, грацию то никуда не спрячешь. Сразу видно.

- Да, сейчас грация особенно сильна, - коротко хохотнула Лина.

- Погоди, это я еще тебе костыли не соорудил.

Насчет последних у меня уже возникла идея. У нас скопился целый запас трекинговых палок – идеальный материал для создания искусственных опор. Повозившись около часа, я с гордостью представил миру пару неказистых, но вполне годных костылей. Лина с воодушевлением принялась осваивать новый способ передвижения, и через некоторое время довольно сносно научилась перемещаться в пределах нашей «усадьбы».

Конечно, объем моих обязанностей значительно вырос. Только теперь я понял, насколько продуктивно и много работала Лина до несчастного случая. Десятки маленьких дел, выполнение которых требовало выживание в дикой природе, погружали тебя в состояние перманентной занятости. От одного ты переходил ко второму, затем спешил к третьему, а потом замечал, что первое опять требует внимания. И так по кругу. Готовка, дрова, вода, огород, дом. И это при том, что в рейды самостоятельно я не ходил, но мне хватало. Лина конечно изо всех сил старалась помочь. Каждое утро она ковыляла к реке, садилась на камень на берегу и рыбачила. И всегда успешно. Потом по мере возможности помогала готовить, чистила овощи, следила за регламентом варки. Ограничения, связанные с переломом, сильно давили на нее. Наше обычное взаимное молчание теперь угнетало, словно всю недосказанность смешали с болью и чувством вины. Все попытки добавить туда старого доброго оптимизма умирали как робкий огонь на сырых углях. Еще удивляло почти полное отсутствие сочувствия. Каждое утро я смотрел, как Лина с трудом, волоча забинтованную ногу, преодолевает гравитацию, поднимаясь на уровень своих костылей, и ничего не чувствовал. При том дефиците эмоций, в который мы были погружены, я ощущал лишь умножение ответственности. Как муравей, который тащит добычу домой, теряет напарника и перекладывает всю тяжесть на себя. Инстинктивно. Та частичка сознания, отвечающая за сострадание, осталась там, в муравейнике.

***

Утром в четверг я проснулся рано. Привычно воспринял веселые трели уже бодрых птиц. Потянулся, зевнул. Посмотрел на спящую девушку. Лина лежала бесшумно, словно не дышала. Без ее обычного сопения, которое всегда так сыгранно вплеталось в общий фон, было как то не по себе. Я подвинулся поближе и склонился почти вплотную к ее лицу. Уловил почти невесомый вдох.

Поднялся, надел свои умирающие резиновые шлепанцы и отправился за водой. День солнца. Банный день. День, когда в лаконичности нашего бытия проступают раскрывающиеся как бутоны чувственные нюансы.

Я быстро наполнил все имеющиеся котелки, разжег костер. Чай получился насыщенным и бодрящим. С сушеной малиной и багульником. Для сладости добавил ложку меда и, смакуя и причмокивая, вылакал большую кружку. Я очень ценил такие мгновения. Любил целиком погрузиться в свой особый созерцательный мир, и не спеша, со вкусом потратить время на самого себя. Целиком.

Вдруг какую-то шестеренку, прокручивающую мой утренний дзен, где-то заклинило. Я словно проснулся и посмотрел по сторонам. Чего-то не хватало. Присутствия Лины. Обычно в четверг она просыпалась сразу после меня. И к завтраку уже возвращалась с рыбалки. Я заглянул в дом. Она лежала в той же позе. Внутри уже было ощутимо жарко, но Лина так и не сдвинула одеяло. На лице блестели капельки пота. Губы потрескались. Волосы влажными локонами рассыпались по подушке.

Я приложил ладонь ко лбу. Руку почти обожгло. Со дна сознания как растревоженный ил взметнулись облачка страха.

- Лина, проснись! – Я потряс ее за плечо. – Проснись! Что с тобой?

Она поморщилась и медленно открыла глаза.

- Холодно, - я еле разобрал ее шепот.

- У тебя жар! Сейчас!

Я ринулся к костру. Слил из термоса заваренный чай. Немного подул, чтобы остудить.

- Пей. С малиной. До дна! – Я приподнял ее голову и поднес кружку.

Лина сделала несколько глотков.

- Давай еще. Тебе сейчас нужно много пить.

Она осушила кружку и без сил снова упала на подушку.

- Нога болит, - жалобно произнесла Лина.

Я отвернул одеяло снизу. Сразу стало ясно, с ногой все плохо. Кожа выглядела синюшной, Место перелома ощутимо опухло. Даже сквозь бинты я различал нездоровую воспаленную пульсацию. В конце концов, что я знал о сращении костей и возможных осложнениях. НИЧЕГО. Растерянно, ватными руками ощупав поврежденную голень, я пытался отбежать от большой панической волны, которая пенящимся гребнем поднималась на моем горизонте.

- Выглядит не очень, да? – прошептала девушка.

- Все в порядке, - я изо всех сил старался придать своему лепету уверенность. - Это пройдет. Обычное дело при переломах.

- Не умеешь врать, - слабо улыбнулась Лина.

Я промолчал. Опять укутал ее и сел рядом.

- Есть хочешь?

- Нет.

- А надо. Иначе как выздоровеешь.

- Все равно не полезет. А вот баню я буду.

- Да, да! – я отчаянно ухватился за это. – Вода уже наверное готова.

- Леша, Леший, - она нашла мою руку. – Ты не переживай. Ничего страшного не случится. Ты справишься.

- Молчи лучше, – перебил я. – Не собираюсь без тебя справляться.

Лина горячими пальцами вновь сжала мою ладонь. На осунувшемся лице сверкнули две изумрудные бездны.

- Хорошо, что ты рядом.

Я вышел во двор. Прокашлялся, стараясь убрать застрявший в горле комок. Беспомощность – вот слово, описывающее мое состояние. Что я мог сделать. Наверняка в результате внутренних повреждений мягких тканей начался абсцесс. Без нормального лечения скоро начнется гангрена. Какие варианты… Вскрыть голень сейчас? Попробовать вычистить гной и найти обломок кости. Но я только теоретически и в самом общем смысле что-то знаю об этом. Нет ни инструментов, ни перевязочного материала и обеспечить необходимую стерильность вряд ли удастся. Тем более, ненароком можно задеть вену или артерию… Черт, почему я не врач! Что остается? Смотреть, как она сгорит у меня на руках?!

Я в отчаянии огляделся. Предчувствие беды сжало шею и надавило на грудь. Отдышавшись, снял котелки с костра и отнес их на наше банное место. Закончив все приготовления, вернулся в дом.

- Баня готова. Давай я отнесу тебя.

Она хотела возразить, но я решительно подхватил ее на руки. Несмотря на то, что солнце старалось вовсю, Лину сотрясал озноб. Я помог ей раздеться и тут же начал поливать из ковшика горячей водой. Потом намылив мочалку, стал добросовестно растирать пену по всему телу. Лина безропотно и даже безучастно терпела. Ее раненую ногу я решил не трогать, просто закрыл «гипс» клеенкой. Но все остальное отмывал на совесть.

- До дыр протрешь, - застонала Лина, когда я по сотому разу прошелся по ее спине.

- Терпи. Я ж не просто так… Баня нынче целебная.

Какая же она худющая. Позвонки да ребра. И все равно щемит от ощущения какой-то родственной близости. Обнять и плакать.

Я приступил к полосканию.

- Как с гуся вода, с тебя хвороба, - вспомнил вслух бабушкину присказку.

Кожа действительно почти светилась. Я накрыл девушку полотенцем и посмотрел ей в глаза.

- Ну что, лучше?

Лина благодарно улыбнулась.

- Прямо заново родилась. Уже не колочусь. Теперь ты мой личный банщик.

Я легко щелкнул ее по носу.

- Хорошо, я согласен. Только не болей.

***

К вечеру жар спал. Щеки окрасило робким румянцем. Появился аппетит. Лина с удовольствием поужинала. Потом сыто прилегла, прикрывшись пледом, у костра. Я истово молился про себя, выпрашивая у Неба исцеления. Страх немного отступил, и рядышком с нами осторожно расположилась надежда. Зыбкая, призрачная, невесомая, дрожащая от малейшего дуновения.

- О чем думаешь, - спросила Лина.

- О тебе, - я подкинул поленце в наш жадный костерок.

- Ты же знаешь, что мысль материальна?

- Не знаю. Но верю.

- А я это чувствую. Прямо сейчас.

Я хмыкнул, поворошил дрова, засмотрелся на взлетающие вверх искры.

- Помнишь, ты сказал, что я без тебя могу, - сказала она. -Теперь видишь, что это не так?

- Просто ты больна. О тебе нужно заботиться. Это не считается.

- Хорошо. Тогда я еще раз тебе просто скажу. Я не могу без тебя. И это вне зависимости от состояния моей злосчастной ноги.

- Ладно, ладно. Принимается, - легко согласился я, ощутив болезненное напряжение в ее голосе.

В четверг всегда красиво вечерело. Золотые всполохи заката короновали верхушки деревьев, а потом на эти верхушки садились звезды. И щедрые гроздья далеких светил так гармонично вписывались в мир, что уставшая за день земля, мгновенно наполнялась покоем. Из головы уходила тревога, пульс становился редким и тихим, глаза вбирали беспредельность. И было совершенно безветренно. Дым расслабленно поднимался вверх. А сам костер только уютно подкрашивал все, что пытался согреть.

- Скажи, а я хоть немного нравлюсь тебе? – тихо, почти шепотом спросила Лина.

- Конечно нравишься, – не задумываясь, ответил я. – А почему ты вдруг спросила?

- Сама не знаю. Захотелось узнать.

- Даже несмотря на всю странность этого места, очевидные вещи таковыми и остаются. Ты помесь китайской принцессы и Артемиды охотницы. Такой прекрасный коктейль еще поискать.

- Ишь, как загнул, - хихикнула она.

- Лина, только очень тебя прошу, - я пододвинулся к ней поближе. – Выздоравливай. Если с тобой что случится…

Я заглянул в бездну возможного и непоправимого и содрогнулся.

- Хорошо. Не пугай меня, - она легонько ткнула меня в плечо. – Не собираюсь я помирать.

- Вот и чудно, – Я растянулся на коврике, раскинув руки. – Эх, даже не верится, что завтра пойдет дождь.

- Давай отменим его, – Она прилегла рядом, удобно устроившись на моем плече. – Пусть будет как сегодня.

- Давай.

- Ты мне тоже нравишься, - сказала Лина.

- Я знаю.

***

Но утром чуда не случилось. Я проснулся от шума полоскающей крышу воды. Вчерашнее умиротворение съежилось и завяло. Вместе с влажным липким воздухом, который собрался над полом, конденсатом осели тоска и тревога. Я нехотя выбрался из спальника и подобрался к Лине. Сразу поймал ее прерывистое неровное дыхание. Еще не дотронувшись до лба, почувствовал пылающую кожу.

Сел рядом, обнял колени и стал потихоньку раскачиваться из стороны в сторону. Да, чудес не бывает. Даже в заколдованном месте. Глупо было надеяться. Что делать, что делать… Весь мир истончился до жаркого тремора. Где-то над тонкой лодыжкой, спрятанной под одеялом, расправляла объемы зловещая черная дыра.

Через некоторое время Лина проснулась. Я приподнял ее и поднес к запекшимся губам кружку. Она сделала несколько длинных глотков и сжала мою руку.

- Я знаю, - в ее воспаленных глазах все еще сверкало зеленое пламя. – Дела у меня неважные.

- Скорее всего, начинается заражение крови, - поник я. – Нужна операция, антибиотики…

Она сипло вздохнула и подтянула одеяло к подбородку.

- Леш, мне не страшно. Может так оно и лучше… Надоело проживать одну и ту же неделю.

- Я что-нибудь придумаю, - мой неуверенный голос прозвучал тихо и жалко.

- В конце концов, вырваться отсюда, можно только умерев, - она повернулась набок и сомкнула веки. – Я посплю… еще немного.

- Так быстро сдаешься? – с неожиданной желчью спросил я.

- Мм? – пробормотала она. – Я не сдаюсь. Я сплю. Не мешай.

Я натянул дождевик и вышел из дома. Утром дождь был особенно сильный. Косые очереди щедро летели с небес. Пресерая высь как антенна усиливала отчаяние. Основательно настрадавшись и намучавшись от сонма внутренних демонов, я наконец решился на что-то конструктивное. Схватил мокрое насквозь полотенце, висевшее на растяжке, слегка отжал его и вернулся в дом. Потом свернул полотенце в несколько раз и водрузил его на раскаленный лоб. Лина поморщилась и затихла.

Я плюнул на правила и достал газовую печку. Через несколько минут чай с шиповником, лимонником, и с еще какими-то лепестками и травами, которые обычно шли у нас в ход, был готов. Я наполнил термос, сел рядом и стал ждать, когда она проснется.

***

На следующее утро жар несколько спал. Но лучше не стало. Словно температура испарила все оставшиеся жизненные соки. Я помог ей подняться, проводил, поддерживая, до туалета. От любой пищи Лина отказывалась. Выпила чаю, потом попросила чистой воды. Ее кожа пожелтела и высохла. Только глаза все еще светились своим уникальным таежным цветом. И за эти глаза я цеплялся как за соломинку, будто еще надеялся, что все пройдет.

Но она умирала. И я это знал.

Чтобы как-то отвлечься, решил сходить в рейд. Закинул на спину маленький рюкзак, удостоверился, что девушка спит, и тихонько вышел. В лесу было влажно и туманно, но привычные маршруты я уже мог пройти с закрытыми глазами. Мое чувствование, может и не достигло высот Лининого всевидения, но уже позволяло держаться привычной тропы даже при отсутствии видимых ориентиров. Чувствовал я себя пришибленно и отвратно. Но какая-то часть сознания безошибочно вела меня между деревьями, заставляла осматривать ловушечные карманы – так мы называли места, в которые попадались украденные Синей горой вещи. День сегодня не располагал к находкам. Впрочем, меня это не тревожило. Исправный автомат внутри лишь отмечал отсутствие добычи.

Я закончил обход еще до полудня и очнулся, только когда в зоне видимости, в полосе редеющего тумана возникли неуловимо знакомые стремительные тени. Одна… Две… Три… Еще две… И кажется еще. Она подходили полумесяцем, сначала бесшумно, а потом стало слышно приглушенное низкое рычание. Теперь только спокойствие. В прошлый раз я отбился от них палкой и не слишком отважно переночевал на дереве. Тогда они отогнали меня от реки. Сейчас словно подталкивали к дому. Может, это не простые волки… Волки-стражи. Я уже различал их глаза, вздрагивающие пасти, вздыбленные загривки. Снял куртку, обмотал левое предплечье. Затем медленно освободил от ножен свой черненный «ворон». Заточку он держал отменно. С навершия рукояти свисал плетенный репшнур. Я накинул его на запястье и крепко сжал нож в правой руке. Ну подходите, серые!

Меня охватил почти охотничий азарт. Зрение обрело орлиную четкость, мысли выстроились в ясные линии, тело налилось пружинящей силой, движения стали обманчиво мягкими. Я был готов к бою. Ни страха, ни дрожжи. В землю ушла печаль. Остались инстинкты и холодный расчет.

Я сразу вычленил альфу. Он осторожно подбирался ко мне, скаля зубы и примериваясь. Пепельно-серый, мощные лапы, поджарое тело с широкой грудью, холодный огонь в темных зрачках. Он медлил. Очевидно, его смущали мои воля к победе и отсутствие адреналина. А чего ты хотел, больного оленя?... Вот и потанцуем. Вожак подошел на расстояние прыжка, я уже видел слюну, капающую с белых клыков. Давай, давай… Но волк неожиданно расслабил задние лапы и стал забирать влево. Боишься, не по зубам олешек. Но я немного недооценил опытного вожака. Он внезапно прыгнул. Вот так маневр! Время остановилось. Я увидел летящее серое торпедо, с острием, нацеленным в горло. Но боевой режим действовал безотказно. Я пластично уклонился в сторону и автоматически выставил руку, продолжением которой служил черный клинок. Услышал удивленный скулеж позади. Ага, Акелла промахнулся! А я - нет.

Убивать не хотелось. Я лишь немного поцарапал его бок. Но достоинство альфы рассыпалось как стекло от удара о камень. Стая завыла. Они бросились в атаку почти одновременно. Но все равно слишком медленно. Неуловимое движение ног, и два воспаривших волка столкнулись мордами в воздухе. Еще один щелкнул зубами у моей шеи и тут же напоролся на скользящее лезвие. Самой удачливой оказалась волчица, вцепившаяся в защищенную руку. Она умудрилась прокусить мой курточный панцирь. Я почувствовал впившиеся челюсти и без сожаления отсек зверю хвост. Волчица взвизгнула и отскочила. А кому легко? À la guerre comme à la guerre. Ничего личного.

Серые отступили, но не ушли. Видно подобное сопротивление выбило их из колеи и никак не вязалось с представлением о добыче. Этот совсем некрупный двуногий порхал как бабочка и жалил как пчела. Я буквально наслаждался каждым мгновением этой охоты. Спасибо, Синяя гора, за науку. Освободила, впитала, испытала. Теперь я лесной супермен. Чтобы окончательно взять место на пьедестале, пришлось издать победный клич. Правда, получилось больше похоже на ор. Но противникам хватило. Буквально на полусогнутых они скрылись за деревьями.

Я спрятал нож, поплевал на кровоточащие следы от зубов, накинул потрепанную куртку и, гордо расправив плечи, отправился домой. Но оказывается стая, соблюдая почтительную дистанцию, следовала за мной. Я чуял их дыхание, почти бесшумные касания лап. Ну что ж, в конце концов, мы с вами одной крови. Теперь и вправду.

Выйти на поляну они не решились. И правильно. Я бы не пустил. Поляна это святое. Поляна – это дом. Здесь Лина.

Возле дома вся моя боевая фокусировка тотчас оставила меня. Сознание загрузило тревогу и никчемность. Я снова стал обычным туристом, потерявшимся в лесу. Поникли плечи, сгорбилась спина, ноги стали слабыми и негнущимися. Я вновь боялся одиночества. Вновь боялся потерять Ее. Перед дверью сердце забилось как бубен у нетерпеливого шамана. Я выдохнул и зашел.

Лина лежала с открытыми глазами, скинув одеяло. При моем появлении повернула голову, слабо улыбнулась.

- Ну, нашел что-нибудь?

Губы почти синие… А ступня, торчащая из бинтов опухла и вообще черно-сизая… И пахнет скверно. Очень скверно.

- Нет, пусто все. Вот только волков привел. Совсем обнаглели. Хотели съесть.

- Ты цел? – встрепенулась она.

- Да, не волнуйся. Ты то как?

Лина хотела что-то сказать, но видно передумала. Только взгляд ее был яснее всех слов.

- Пить хочешь? Сделать тебе чаю?

- Да, - кивнула она. – Нет, не уходи. Просто посиди рядом, если тебе не противно.

Я подал ей кружку, обреченно смотрел, как на ее подбородке тонкой струйкой заблестела вода. Потом молча опустился рядом, взял ее ладонь и стал поглаживать тонкие пальцы.

- Глупо, - сказала она почти шепотом. – И бессмысленно.

- Глупо, - согласился я.

- Не хочу изображать из себя крутую. Мне жутко не хочется умирать. Может отрежешь мне ногу?

- Не могу, - мой голос прозвучал почти ровно. – Такая обширная рана будет обязательно инфицирована. Кроме того, ты умрешь от болевого шока. У нас даже спирта нет.

- Ох, да знаю, - она запрокинула голову назад за подушку. – Неужели никакой надежды, доктор?

Я не ответил. Просто сидел и теребил ее руку. Давление невидимых миров, заполненных болью, сжимало легкие и сушило сердце. Все что у меня было – эта узкая горячая ладошка, длинные пальцы с потрескавшимся зеленым лаком на ногтях. А на запястье жил пульс, слабый прерывистый. Я пытался внушить ему новый ритм, представлял себя насосом, вливающим силы в зараженные вены. И все равно не верил.

- Хоть бы соврал для приличия, - она опять попыталась улыбнуться.

- Ты не заслужила, - комок в горле все рос и рос.

- Тогда хотя бы не сиди с лицом работника ритуальных услуг. И вытащи меня на улицу. Я писять хочу. И вообще на природе лучше.

Я осторожно подхватил Лину на руки и вынес наружу. Подержал ее за руку, пока она журчала в кустиках. Потом посадил в походное кресло возле дома. Лина вытянула больную ногу, поморщилась, увидев оплывшую стопу, и уставилась в небо. Лицо чуть закрасило румянцем, в глазах плыли облака.

И тут мои волки, прячущиеся где-то по периметру поляны, жалобно завыли как на Луну. Несколько ярко оперенных птиц стали кружить над нами. Ветерок, еще мгновение назад, перебиравший ее пряди, неожиданно стих. И мне даже показалось, что кроны окрестных деревьев склонились как-то скорбно и почтительно. С Линой прощались. А она улыбалась.

- Ты слышишь? Ты видишь?

- Да, - кивнул я.

- Скоро придет Пушок. Он точно придет, - произнесла она.

Почему-то я тоже был в этом уверен. Без Пушка картинка до конца не складывалась. Обычно большая киса сюда не наведывалась. Очевидно, скакать сквозь пространственные коридоры ей было хлопотно. Мы встречали зверя в лесу. Но сейчас…

Волки внезапно стихли. Огромный тигр гордо, как Илья Муромец на отдыхе, шел, мягко сминая траву. Я уже перестал бояться и не старался слиться с пейзажем при его появлении. В последнюю встречу даже пытался погладить. Помню, ему не очень это понравилось, но он стерпел.

Пушок для профилактики грозно зыркнул на меня и пристроил свою полосатую морду на груди у девушки. Она обхватила массивную шею и поцеловала в жесткие усы.

- Котик мой, ты не забыл… Почувствовал меня, да? Ты мой маленький. Не волнуйся, мамочке не больно. Знаю, знаю, милый, ты будешь скучать без меня. Я тоже. Но все пройдет…

Лина еще что-то шептала ему в пушистые уши, гладила, зарывалась носом в его меховые щеки. А я сидел рядом, следил, как медленно падает солнце и старался не замечать соленого жжения в глазах.

- Пушок, дядя Леший хороший, - донеслось до меня. – Позаботься о нем, не обижай. Он останется вместо меня. Навещай его, хорошо? Ну и конечно не забывай приносить гостинцы. А то он видишь, какой худой. Почти как я.

Я вдруг не выдержал и отвернулся. Что я сделал не так? Ведь шину наложил вроде правильно. Почему банальный перелом дал такие осложнения. И вообще, какого хрена мы тогда поперлись в этот рейд. Почему я не заметил, как опасно идти по гребню холма… И эти проклятые новые кроссовки!

Я вскочил, разжег костер, повесил котелок с водой. Сделаю что-нибудь жидкого и горячего. Почистил картошку, морковь, разделал вчерашнюю рыбину. Лина к тому времени уже совсем выбилась из сил и заснула. Я накрыл ее вторым одеялом, потрогал губами лоб: горячий. Темные круги под сомкнутыми веками, длинные реснички… Как же я буду без тебя, моя лесная фея. Что же мне сделать… Рядом, свернувшись необъятным клубком, мощно храпел Пушок. И вправду котик. Волки на своей периферии тоже помалкивали. И даже птицы, замаскировавшись на ветках, тактично молчали. Какая-то радужная бабочка порхала вокруг и нежно приземлилась на шерстяную шапочку. Вид этой невесомой птахи окончательно расклеил меня. Я всхлипнул, а потом неудержимо поплыл и потек. Помешивал уху, в которой смешались картошка, морковь, рыба и слезы.

Лина, когда проснулась, съела четыре ложки. Впихал чуть ли не насильно.

- Ну, давай, последнюю за Пушка, - требовал я. Лина кривила губы и отворачивалась.

- Неужели так не вкусно? Старался, готовил… Тебе силы нужны! Ешь! Как ребенок, ей богу!

- Леший, все вкусно. Но не хочу. Не могу, – почти шепотом умоляюще сказала она.

Я беспомощно сдался. Налил себе полную миску и буквально вылакал досуха. Хотелось закусить краюхой хлеба. А потом сладкую плюшку с чаем. И было очень стыдно от этих желаний, потому что рядом сидела Лина и исчезала.

Я почти чувствовал, как растворяется в воздухе, как дрожит и истончается, как рассеивается и рассыпается пестрыми огоньками хрупкая Линкина суть. И невозможно было встать и закрыть ее грудью, чтобы хоть как то приостановить, задержать. Бессилие и отчаяние. И еще что-то, прячущееся, робкое, цвета ее глаз, теплое, горячее, щемящее, знакомое как объятие, родное как детское воспоминание.

Она опять спала или не спала, но так и полулежала, укрытая двумя одеялами, с закрытыми глазами, а рядом сопел тигр, похожий на рыжего котенка, увеличенного в масштабе 1 к 100. Между тем, основательно вечерело. Я перенес Лину в дом, тщательно ее укутал, поставил у изголовья полную кружку теплой воды.

- Спасибо, - тихо сказала она.

- Сотвори чудо, проснись здоровой! – попросил я серьезно.

- Такое бывает в сказках…

- Так мы и живем в сказке. Разве ты не замечала?

- И правда, - слабая улыбка оживила ее лицо. – Пушок спит еще?

- Дрыхнет без задних ног.

- Не буди его.

- Я же не больной.

- Да, точно, – улыбка стала чуть шире. – Больная тут я.

Внезапно она запела. Ту самую запомнившуюся мне песню на корейском языке. Первые строчки прорывались сквозь слабость и сипение, угасали в верхах, но очень скоро ее сопрано подхватили восходящие потоки, и мелодия уже парила над нами. Каждый звук входил в резонанс с моим внемлющим «я», каждая нота расцвечивала глубины и высоты миров, которые тут же рождались и проживали краткие, но очень яркие жизни. Я слушал и все понимал, все видел и чувствовал. Лина вплетала свой прощальный узор в наш заколдованный лес. И он был так невыразимо прекрасен…

Ее голос все еще звучал во мне. Но вокруг мягкой ватой все заполнила тишина. Лина посмотрела на меня как-то по-особенному. Очень близко, очень светло.

- Давно хотела узнать одну маленькую банальность. Скажи, если б мы встретились в том мире и были бы свободны, я бы тебе понравилась?

Сначала я хотел отшутиться, но потом передумал.

- Если бы мы встретились в том мире и были бы свободны, я бы… написал на асфальте напротив твоего окна, с добрым утром, любимая.

Что-то вспыхнуло в ее глазах, зазеленилось.

- Если бы я увидела это… - Лина вытащила руку из под одеяла и нашла мою ладонь. – Мое утро стало бы самым добрым. Самым счастливым…

Я прижал ее пальцы к своим губам. Горячие, тонкие, податливые, трогательные.

- Спи, мое солнце. Пусть такое утро наступит именно завтра.

Ее ладошка дрогнула, в глазах замерцала влага. Она повернулась на бок и затихла, не выпуская мою руку.

***

Я проснулся и сразу понял – все кончилось. Долго, очень долго, тупо сидел, ощущая замораживающую бесконечную пустоту. Потом очнулся и откинул одеяло. Она лежала, безмятежно сомкнув веки. На кончике заострившегося вздернутого носа никак не могла растаять капелька росы.

- Все хорошо, Лина, - сказал я. – Теперь тебе совсем не больно.

Снаружи шел снег. Все как в то самое памятное утро. Я даже не удивился, увидев неторопливое безветренное падение тяжелых пушистых хлопьев. Время сдвинулось. Но теперь я не спешил.

Примерно впятидесяти метрах от дома на небольшом пригорке росла красавица пихта. Древняя, с бархатной корой, в четыре обхвата моих в меру длинных рук. Протоптав по снегу узкую дорожку, я освободил пространство у бурого основания ствола, взял штыковую лопату и принялся остервенело копать. Земля под снегом была мягкой и податливой, и довольно скоро образовалась яма нужной длины и ширины. Я отдышался и вернулся в дом. И опять застыл. Долго не решался подойти. Просто смотрел. В белой тишине на краешке сознания звучала ее песня. Снова и снова.

А потом опять завыли волки, завибрировали тетерева, заухали совы. Я решился. Спеленал Лину двумя одеялами, подхватил на руки и, пошатываясь, отнес к чернеющей на фоне снега земле. Медленно и осторожно опустил тело в яму. Потом тщательно стряхнул осыпавшиеся комки с ее открывшегося лица. Поправил выбившиеся из-под шерстяной шапочки медные пряди. На всякий случай снова проверил пульс. Ее шея казалась еще теплой.

Вот и снова я остался один. И теперь ты меня не найдешь, если заблужусь. Но это ничего, не переживай. Полежи здесь. Это хорошее место. Твоя любимая пихта тебя примет и укроет. Я буду очень скучать, Лина… Очень скучать. Прости, что не уберег…

Я выбрался наверх, и, зажмурившись, стал забрасывать яму землей. После соорудил небольшой, но приметный холмик, тщательно утрамбовал. Вот и все. Снег еще падал, хотя уже реже, и небо стало прозрачней. Сзади уловил мягкое движение. Пришел Пушок. Глянул на меня печальным золотом, опустил голову, обнюхав переворошенную землю. Так мы с ним и стояли рядом. Огромный тигр и маленький человек.

***

В этот раз я не пошел вниз по реке. Теперь я точно знал, куда идти. Направления четко пульсировали цветными пунктирами где-то далеко за радужками моих глаз. Я выбирал зеленое. Да, мне передалась эта способность Лины. И я принял этот дар, как должное, не удивляясь, словно обрел права наследства. Лес теперь лежал как на ладони, я видел его разные проекции, мог прокручивать расстояния, смотреть сквозь барьеры и преодолевать пустоту. Тайга становилась дискретной и различимой. Каждое дерево стояло на своем уникальном месте и проживало только свою особенную и неповторимую жизнь. И все живое одухотворяло видимое и раскрывало возможности.

Снег уже растаял. Но я не замечал мокрых ног и усталость. Я шел по широкой дороге цвета ее глаз. Дыша полной грудью. Широким уверенным шагом. Когда на ветках стали попадаться тряпочные флажки, я просто отметил сие как факт. Теперь я точно знал, где вершина Синей горы.

До сумерек я останавливался лишь дважды, чтобы попить воды из фляги. К наступлению темноты меня основательно пошатывало. Кружилась голова, ноги уже не слушались. Но я упрямо двигался вперед и вверх.

Появление веселой компании туристов, ужинающих у костра, не застало меня врасплох. Я даже удивился тому равнодушию, с которым встретил живых людей. Ни радости, ни даже малейшего оживления в душе. Я подошел к освещенному кругу. Веселье сразу стихло. Оранжевые, в бликах огня лица с интересом обратились ко мне. Наверное, выглядел я несколько странно.

- Здравствуйте. Есть что-нибудь сладкое? Пожалуйста…

- Держите, - сидящая с края девушка протянула мне тюбик сгущенки.

Херувимы серафимы. Нектар и амброзия. Тягучая сладость, как же тебя не хватало! В голове прояснилось. Я присел рядом и наслаждением вытянул ноги.

- Вы не против, если с вами погреюсь?

- Без проблем, - ответил за всех бородатый широкоплечий парень. – Заплутали?

- А что, похоже? – усмехнулся я.

- Места тут особые. Иной раз за тропками не уследишь.

- В той группе, с которой мы вчера пересеклись, девушка пропала, - сказал кто-то по ту сторону костра.

- Да уже несколько дней прошло, - ответил бородатый. – Здесь такое случается. Ваня вон наш палатку на ровном месте потерял.

- Вова, не сыпь соль… Полгода на нее копил.

- MSR? Синяя такая, двухместка? – машинально спросил я.

- Точно!- вскинулся плотненький турист, очевидно тот самый Ваня.

Я порылся в рюкзаке, и достал легкий туго стянутый футляр.

- Держи. Не теряй больше.

- Она! - Ваня всплеснул руками. - Она родимая! Двадцать пять косых за нее отдал! Вот спасибо! Где ж вы ее нашли?

- Не помню, – честно признался я. - По пути где-то. Тут много добра всякого валяется.

- А у вас может и девушка потерявшаяся в рюкзаке лежит? – хихикнула дарительница сгущенки.

- А как она выглядела? - вдруг насторожился я.

Вова пожал плечами.

- Кто ее знает. Если завтра к вершине выйдем, у Виталика спросим. Он в той группе был проводником. Это на прошлой неделе случилось. МЧС гору прошерстила. Да разве тут найдешь. На моей памяти несколько человек на горе сгинуло. Поэтому в одиночку ни-ни! – строго добавил он. И выразительно посмотрел на меня.

- Да, в одиночку сюда лучше не соваться, - согласился я. – Спасибо! Накормили, обогрели. Пойду сосну.

Уже лежа в своей палатке, и зарывшись в спальник, вдруг вспомнил, что забыл спросить какое сегодня число. Мне нестерпимо захотелось это узнать, и я подобрался ко входу, чтобы открыть молнию. Но услышал вместе с щелчками затихающего костра.

- Странный он какой-то. Не по себе мне. Вы глаза его видели?

- Еще бы! Глаза как огни зеленые. Чуть под себя не сходила! В темноте светятся. Реальный Леший!

***

К полудню следующего дня я стоял у памятного тригонометрического знака. Безветренная ясная погода как нельзя лучше подходила для любования видами вокруг. На горизонте синей акварелью переливалось море. Высокое небо, полупрозрачно смешиваясь с ним, заливало вышний фон сверкающей бирюзой. Внизу стелился еще зеленый, с легкими золотистыми крапинками, хребет.

На вершине было достаточно людно. Счастливые восходители шумно обсуждали подробности похода, фотографировались, перекусывали, отдыхали. Я уселся немного в стороне, выбрав место максимально возможного уединения, и бездумно смотрел на раскинувшийся по склонам дышащий лес. Я был спокоен и отстранен. Кончики пальцев ловили вибрации Синей горы. Где-то в таинственной чаше, гордо запрокинув внушительную корону рогов, стоял на страже юных важенок выросший Бэмби. Старый волчий вожак, медитируя на дне логова, искал преемника. Бесшумной тенью скользил к метному дереву могучий Пушок. Искрилась серебряными всполохами речка-родничок. И еще тысячи, мириады движений, изменений, вдохов, взмахов, шелестов и всплесков… И покачивания старой пихты… Я принадлежал этому всему, связанный сырыми, но крепкими нитками с живым миром вокруг. И людской гомон мне казался чужим. Гора звала меня. Зачем-то я был нужен. Может быть для того чтобы стать очень важной песчинкой для достижения непостижимого равновесия. А может быть из прихоти ее невидимой хозяйки. А может быть из-за того, что там остался дом, где пела Лина.

Мне не перебороть этот зов. Не избежать.

Я решительно встал, отряхнулся, закинул на спину рюкзак, бросил взгляд на неразличимый в солнечной дымке далекий город и стал неторопливо спускаться вниз. Навстречу с выражением последнего рывка на лицах плелись потные и раскрасневшиеся от усилий знакомые и знакомые моих знакомых.

- О, Алексей, ты все-таки нас обогнал! – закричали они.

Я только приветственно поднял руку и, молча, направился дальше.

- Ты куда?! Постой! Ты видел? Когда он успел такую бородищу отпустить…

Я стремился вниз, уже не слыша удивленных возгласов, несущихся в спину. Мне казалось, я лечу в недра горы, в которых светло и солнечно. Легко перепрыгивая через валуны, невесомо облетая курумник, по ниткам сходящихся троп, по стланику, по гребням и выполаживаниям. Сомнений не было. Простите меня все. Я оставляю родных, потому что меня уже нет. Я - плоть от плоти лес. Хранитель заколдованных коридоров. Как сквозь мыльные пузыри я прохожу через пространства. Знаю все прямые и кривые, знаю глубину топей и омутов реки, знаю высоту самого рослого кедра, чувствую тугой ветер под крыльями орлана и запах крови, влекущий хищную стаю. И еще, и еще, и еще…

Меня уже нет. И все-таки я ЕСТЬ.

***

Я снова жил в нашем доме. Я сделал в нем ремонт, и теперь дом уже не выглядел как нагромождение палаток. Скорее он напоминал просторную заимку с элементами туристического экипа. Много копался в огороде, садил все новые и новые культуры. Земля родИла отменно, и я совсем не голодал. Тем более, и рыба так и норовила попасться мне на крючок. Я изобрел десятки способов копчения и вяления. В моем распоряжении был щедрый солончак в двух часах пути. А насчет сладкого я договорился с пчелами. Они рассказали, как осторожно извлекать соты из диких ульев. Пушок, по завещанию Лины, тоже не забывал: делился плодами своей успешной охоты. А однажды я увидел его с тигрицей. Он счастливо мурлыкал, а подруга терлась головой о царственное плечо. Значит скоро котята. Как славно.

В рейды я ходил по необходимости. Теперь мне не нужен был снежный понедельник, чтобы выйти к людям. Я мог делать это в любой день. Поэтому бессовестно воровал у наивных туристов все что желал. С особым трепетом я добывал туалетную бумагу и газовые баллончики. Иногда, развлекаясь, невидимо водил группы кругами, и даже самые матерые проводники отчаивались и сходили с ума, не в силах определить правильные направления. Я вытряхивал содержимое рюкзаков, уносил продукты, сворачивал палатки, тушил костры. Порой, являлся в образе лесного чудища отдыхающим компаниям и наслаждался женскими визгами и охами мужчин. В общем, шалил я много, и свой вклад в пополнение фольклора Синей горы вносил с избытком.

Но все остальное время я поддерживал непостижимое равновесие. Я слушал и размышлял, смотрел и видел. Я любил свою гору, и она отвечала взаимностью. И все же однажды мне стало скучно. Я затосковал, и всю мою сурковую неделю шел дождь. Я почти не притрагивался к пище. Сидел в позе неполноценного йога и пялился в открытый пасмурный проем двери. И решал задачи релятивистских переменных.

Времени нет, думал я. А значит, нет прошлого и нет будущего. Есть настоящее. И все что с нами было, оно есть, и все что с нами будет - оно есть. Ничто не умирает. Просто к чему-то мы поворачиваемся лицом, а к чему-то - другим местом, чтобы потом развернуться вновь. Мы кружимся (и порой кружимся очень бестолково), и это кружение воспринимаем как ход часов... Мы торопимся и отстаем, мы можем за мгновение прожить целую жизнь, и всю жизнь мы можем не жить, мечтая о мгновении. Для вечности нет вчера. Для вечности нет завтра. Для вечности есть сейчас, которое и сейчас, и вчера, и завтра. Нужно всего лишь поймать свое то самое мгновение, и тогда так понятно, что у любви нет времени, у жизни нет времени... и что времени нет...

Дождь прекратился. Я раздвинул день рукой, как перчаткой виртуальной реальности. Я пролистнул его назад как страницу. И пролистал месяцы и годы. Для нарушенного равновесия был нужен кто-то еще.

Я пошел налегке. По тропинке, отмеченной нужным цветом. Я хорошо различал все оттенки зеленого. И этот тон узнал из тысячи. Радость наполняла меня как вода грибное облако. Я спешил.

Она сидела у старой пихты, уткнувшись головой в колени. Ладони напряженно смыкали лодыжки. Волосы рассыпались по плечам. Луч солнца, сквозь прореху в листьях попавший прямо в темя, сверкал золотом в ее растрепанных прядях. Я выдохнул, стараясь не шуметь своим громким сердцем. И тихонько позвал.

- Эй…, давно тут сидишь?

Она вздрогнула, медленно распрямила шею… И в ее глазах, чуть раскосых, как взмах китайской кисти, зеленых и близких, я увидел наш волшебный мир.

06.11.12 – 23.01.19

Оглавление

О нитях дриады Дмитрий Гарянин