Знамена Победы. Том 1 [Коллектив авторов] (fb2) читать онлайн

ЗНАМЕНА ПОБЕДЫ
Том 1

Редакционная коллегия:

А. И. Луковец (руководитель),

Б. Н. Полевой,

К. М. Симонов,

Б. А. Фельдман,

С. В. Цукасов.

© Издательство «Правда». 1975.

Эта книга — о незабываемом величии дел советского народа и Коммунистической партии в годы Великой Отечественной войны.

Эта книга — о сыновьях и дочерях народа, которые в жесточайшей борьбе и неимоверно трудных условиях сделали все, что они могли, для победы над фашизмом, совершив подвиг всемирно-исторического значения.

Как это было в самой жизни — на страницах книги рядом, в одном строю, стоят и те, кто в солдатских шинелях воевал на фронте, и те, кто ковал победу в тылу, вооружая и снабжая армию, и те, кто, став подпольщиками и партизанами, ни на минуту не дал фашистам почувствовать себя хозяевами на временно захваченной ими нашей земле.

Это одна из многих книг, выходящих в преддверии исторической даты — 30-летия Победы и напоминающих о свершенном. Но у этой книги есть особая, отличительная черта. В ней собрано то, что печаталось на страницах «Правды». Собрано, разумеется, далеко не все — чтобы собрать все, потребовались бы десятки томов, но и эта сравнительно малая часть публикаций дает точное, достоверное представление о самой войне, о жизни страны в ту трудную пору, о героизме и самоотверженности миллионов.

Корреспонденции и очерки, стихи и публицистика, репортажи и письма читателей, сошедшие на страницы сборника с полос газеты — оттуда, из дней войны, — отражают монолитность советского общества, его единодушие, его сплоченность вокруг ленинской партии. «Коммунисты, вперед!» — этот боевой призыв на протяжении четырех военных лет подтверждался тысячами примеров.

И на фронте и в трудовом военном тылу не было такого участка, откуда не шли бы письма читателей в «Правду». И не было писателя, журналиста, который бы не считал за высокую честь для себя написать для «Правды» и напечататься на ее страницах. Свидетельство тому — десятки славных в советской литературе и журналистике имен, стоящих под материалами военных лет, которые собраны в этой книге.

Великая Отечественная война была временем массового героизма и самоотверженности, всенародного идейного и нравственного подъема. И чем больше отдаляются те суровые годы, тем отчетливее мы видим, явственней сознаем историческое значение подвига, свершенного партией, народом, армией. Память об этой войне волнует всех еще и потому, что нет на советской земле семьи, которая не принесла тогда жертв во имя свободы и независимости Родины, и потому, что в каждой нашей семье бережно хранят воспоминания о личной причастности кого-то из ее членов к общенародному делу победы над фашизмом.

Закономерно, что в книге рядом с материалами военных лет собраны статьи, очерки, письма читателей, которые напечатаны газетой в мирное время, но напоминают о войне, обобщают ее этапы или уточняют отдельные подробности, открывают новые героические страницы, новые славные имена.

Память о войне — живая и нетленная память народа. Вера советских людей в то, что наши успехи в коммунистическом строительстве, твердость и последовательность нашей политики мира, растущая мощь социализма сделают невозможным возникновение новой мировой войны, сочетается с памятью о том, что в основание всех этих надежд на мир и лучшее будущее человечества положены великие воинские труды и великие жертвы людей, тридцать лет назад разгромивших гитлеровский фашизм.

Одно неразрывно связано с другим. Связано в жизни. И, как отражение происходящего в жизни, связано и в двух томах этого сборника.

Константин СИМОНОВ

ПАРТИЯ ВЕДЕТ

В. И. Ленин о защите советской земли

В грозные дни, переживаемые нашей Родиной, дни смертельной схватки с опасным и коварным врагом — германским фашизмом, с новой силой звучит ряд указаний В. И. Ленина, сделанных в период Отечественной войны, которую вела молодая Советская страна в 1918―1920 годы против иностранных интервентов и их белогвардейских наемников.

В гражданской войне советский народ разгромил противников, которые имели значительное превосходство над молодой Красной Армией в смысле военного опыта, вооружения, снаряжения, выучки. Советский народ собрал воедино всю свою волю, все свои силы и добился победы над многочисленными врагами.

«…Раз дело дошло до войны, — указывал В. И. Ленин в 1920 году на основе всего предыдущего опыта гражданской войны, — то все должно быть подчинено интересам войны, вся внутренняя жизнь страны должна быть подчинена войне, ни малейшее колебание на этот счет недопустимо… Нужно помнить, что малейшее упущение, невнимание нередко означает десятки тысяч лишних смертей наших лучших товарищей, наших молодых поколений рабочих и крестьян, наших коммунистов, которые, как и всегда, в первых рядах борющихся» (Соч., т. XXV, стр. 261).

Через все высказывания В. И. Ленина, относящиеся к 1918―1920 годам, проходит красной нитью мысль о том, что в условиях войны «Советская республика должна стать единым военным лагерем с наибольшим напряжением сил, с наибольшей экономией их, с наибольшим сокращением всякой волокиты, всякой ненужной формалистики, с наибольшим упрощением аппарата…».

В дни суровых военных испытаний, учил В. И. Ленин, на первом месте должен стоять один вопрос: «Все ли мы сделали, чтобы помочь войне, достаточно ли напряжены наши силы, достаточно ли помощи отправлено на фронт?.. Ему все жертвы, ему вся помощь, отбросив все колебания. И, сосредоточив все силы и принеся все жертвы, мы, несомненно, победим и на этот раз».

В октябре 1919 года В. И. Ленин обратился с речью к уходившим на фронт рабочим.

«Вы знаете, — говорил он им, — из газет, в которых мы печатаем всю правду, не скрывая ничего, какую новую и грозную опасность несут царский генерал Деникин взятием Орла и Юденич — угрозой красному Питеру. Но мы смотрим на эту опасность и боремся с нею, как всегда: мы обращаемся к сознательному пролетариату и трудовому крестьянству с призывом стать грудью на защиту своих завоеваний.

Положение чрезвычайно тяжелое. Но мы не отчаиваемся, ибо знаем, что всякий раз, как создается трудное положение для Советской республики, рабочие проявляют чудеса храбрости, своим примером ободряют и воодушевляют войска и ведут их к новым победам» (т. XXIV, стр. 487).

Владимир Ильич указывал, что Отечественная война советского народа за свою Родину является «единственно справедливой и законной войной» (т. XXIV, стр. 237). Но на войне побеждает «тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще» (стр. 493). Двухсотмиллионный советский народ, который сейчас вновь ведет единственно справедливую и законную войну, найдет в себе и резервы и источники богатырской силы, чтобы уничтожить фашистских захватчиков.

«Правда», 5 июля 1941 года.

Наше правое дело

День 22 июня 1941 года войдет в историю как начало Великой Отечественной войны советского народа против фашистской Германии, которая совершила разбойничье нападение на Советский Союз. 200-миллионный советский народ, как один, подымается на борьбу против разбойников, вторгшихся в наш родной дом. В борьбе с бесчисленными врагами народы СССР создали свою свободную и могучую Родину.

История русского народа и других народов СССР знает изумительные примеры героизма, самопожертвования, стойкости в борьбе и в далекие прошлые века и в наши дни. Все знают, как храбро сражались русские люди во время Ледового побоища 5 апреля 1242 года, когда разгромлены были «псы-рыцари» Ливонского ордена — далекие предшественники сегодняшних фашистов.

История русского народа знает Отечественные войны, когда народ в великом порыве сметал вражеские армии, руководители которых претендовали на мировое господство. В 1812 году русский народ разгромил величайшего из полководцев — Наполеона, заставив его бежать с жалкими остатками разбитой армии из России. Весь народ тогда поднялся против врага.

Никто из нас не забыл и не забудет зверств и издевательств германских империалистов над народом в период интервенции, когда немецкие войска оккупировали Украину, Белоруссию и другие края и области.

Мы должны сделать все, чего требует от нас историческая обстановка, все, чего требует наш долг перед нашей Родиной, перед трудящимися всего мира, чтобы это разбойничье нападение фашистов не только встретило достойный отпор, но привело бы к полному их разгрому.

Советское правительство сделало все, что было в его силах и возможностях, для того, чтобы предотвратить войну. В то время как война охватила уже полмира, Советское правительство делало все для того, чтобы сохранить мир. Все условия договора, заключенного между СССР и Германией, Советское правительство соблюдало и выполняло с полной добросовестностью. Но кровожадные фашистские правители Германии, поработившие французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы, совершили разбойничье нападение на нашу Родину. Советский народ не может допустить и не допустит, чтобы сапог германского фашиста попирал нашу священную советскую землю, отвоеванную народом в борьбе против эксплуататоров, против царя, помещиков и капиталистов, политую потом и кровью народа.

В период гражданской войны советский народ вел Отечественную войну против интервентов, которые хотели стереть с земли наше государство. Теперь опять мы ведем новую Великую Отечественную войну. Но тогда, в 1918 году, мы были слабы, мы не имели опыта, мы только что создавали Красную Армию. А теперь могучее Советское государство стоит во всеоружии, накопив громадную мощь и опыт, создав великое содружество народов СССР. И эта Отечественная война будет вестись народом, знающим, что его дело — справедливое дело.

★

Тщетно пытались враги СССР кровью, огнем и железом, экономической блокадой, провокационными налетами, клеветой и ложью уничтожить молодую Советскую республику.

Пафос гражданской войны отражал великую силу советского народа, осознавшего необходимость идти на все жертвы, чтобы отстоять свою свободу, свою Родину. Когда перечитываешь страницы истории гражданской войны, перед нами проходят образы бесчисленных, нередко безымянных героев войны против иноземных интервентов, против белогвардейских генералов. Перед нами проходят герои Перекопа, образы славных полководцев гражданской войны, отдавших жизнь свою за дело трудящихся: Чапаева, Щорса, Лазо, Пархоменко и многих, многих других. И сердце наполняется гордостью за нашу Советскую Родину, за нашу революцию, за нашу большевистскую партию, за героический советский народ, воспитавший таких славных, мужественных сынов. Гражданская война создала невиданный в истории человечества массовый героизм, воспитала миллионы патриотов, проявивших беспримерную самоотверженность в защите Отечества трудящихся. Тогда обстановка была очень тяжелая. Но в голоде и холоде, в величайшей нужде Страна Советов, руководимая Коммунистической партией, нашла в себе силы, чтобы раздавить контрреволюцию, выбросить вон интервентов.

Миллионы трудящихся знают, какую отсталость преодолела Советская власть, и они по праву гордятся величайшими ее успехами. Первые пятилетки сделали нашу страну самой передовой, могучей, социалистической державой. Советский патриот любит свою Родину, потому что СССР — единственная в мире страна, где с корнем вырвана эксплуатация человека человеком, где трудящиеся массы освобождены от ярма эксплуатации.

Как же не любить советскому народу эту страну, которую он создавал заново, которую он отвоевал у эксплуататоров, у паразитов! Как не любить народу и не защищать всей силой своей Страну Советов, которую сам народ отстоял своей грудью, кровью сынов своих! Как не любить советскому народу эту страну, где впервые в истории человечества он, как хозяин, может творить новую, прекрасную, радостную жизнь, когда его руками, его трудами осуществляются великие мечты и надежды лучших борцов человечества, самые заветные мечты и надежды миллионов трудящихся всего мира!

Именно потому, что в Советском государстве выросли миллионы людей, для которых благо народа, подъем его материального и культурного уровня, защита Родины являются кровным делом их жизни, именно потому за четверть века выросла так неизмеримо наша Родина. Вот откуда невиданный в мире пафос социалистического строительства в СССР, вот почему всюду — на стройках советской индустрии и на заводах, на колхозных полях и в лабораториях, и в воздушных полетах, и в полярном безмолвии Арктики, и в любой будничной работе сыны и дочери советского народа проявляют и будут проявлять такой же массовый героизм, какой проявляют их сыны, отцы и братья на фронте, на земле, в воздухе, на морях и под водой.

У нас есть что защищать. И нет такой силы, которая могла бы нас заставить отступить от пути, намеченного великой партией Ленина. Пришло время, когда наше морально-политическое единство найдет наиболее полное, яркое, достойное выражение: приказ Советского правительства «отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины» мы выполним так, как выполняли все боевые решения большевистской партии и Советского правительства. И враг убедится, что мы умеем наносить сокрушительные удары наглым захватчикам, ибо наш народ хорошо знает, за что он борется.

★

В нашей стране обеспечено невиданное морально-политическое единство всего советского общества. Советская система государства основана на освобождении трудящихся от ига эксплуататоров, она основана на равноправии и братском содружестве всех народов СССР. Советский патриот гордится тем, что он непримиримый враг эксплуатации человека человеком, враг неравноправия народов, враг человеконенавистнических фашистских теорий, враг расового и национального неравенства и угнетения. Сила наша — в наших фабриках и заводах, в нашем колхозном строе, сила наша — в советской культуре, в советской науке. Советский патриотизм есть выражение любви народа к своему государству, которое подняло из небытия миллионы людей, наполнило их жизнь чудесным новым содержанием, раскрыло такие яркие, такие необъятные горизонты, осмыслило борьбу всех прошлых поколений и показало, что недаром были усилия, страдания, жертвы, пролитая кровь.

В этой уверенности в своих силах, в обстановке горячего советского патриотизма, любви к Родине растут замечательные советские кадры, растут люди новой науки, прокладывающие новые пути, ломающие старые нормы, растут прославленные аэронавты, герои замечательных полетов. Они еще покажут себя, эти соколы советской авиации! Выросли неустрашимые бойцы за процветание Родины на трудовом фронте, стахановцы. Они еще больше развернут свою активность, еще более подымут производительность труда на предприятиях, в колхозах и совхозах, еще более четко поставят работу на каждом участке.

«Вспомните, — говорил еще в 1845 году Фридрих Энгельс, — какие чудеса совершал энтузиазм революционных армий с 1792 по 1799 г. — армий, которые боролись ведь только за иллюзию, за мнимое отечество, и вы должны будете понять, как сильна должна быть армия, которая борется не за иллюзию, а за нечто реальное и осязаемое».

Красная Армия СССР борется не за иллюзию, не за мнимое отечество, а за свою горячо любимую, овеянную славой Советскую Родину, созданную, завоеванную героическими усилиями, борьбой всего советского народа.

Сегодня пришел день, когда чувства и энергия советских патриотов воплотятся в ломающий все преграды поток, когда война будет рождать на каждом шагу массовый героизм, готовность советских людей принести любые жертвы, преодолеть любые преграды, чтобы отстоять родную страну.

★

Советский гражданин не может никогда забывать, что мирная политика Советского государства была возможной лишь потому, что Советское правительство опиралось и опирается на могучие силы вооруженного народа, на несокрушимые силы Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Нелегко было создать эту армию в разоренной первой империалистической и гражданской войнами стране. Но народ ничего не жалел для создания этой армии, и поэтому он и создал могучую силу, которая охраняла его независимость и возможность мирно трудиться в течение двух десятилетий. Народы СССР хорошо знают и никогда не забудут, какие величайшие жертвы несли целые поколения, чтобы отстоять целостность и независимость СССР. Они не забыли, как хозяйничали полчища германских и других интервентов, терзавших живое тело нашей Родины.

Возможность мирного труда народов СССР была обеспечена героической борьбой Красной Армии, ее грозной, несокрушимой силой. Именно эта сила обеспечила СССР длительный мир. Она останавливала руку империалистов, готовивших не раз нападение на СССР. Она показывала невиданные образцы героизма. Тот же массовый героизм, хорошо знаемый нашим врагом со времен гражданской войны, теперь с новой силой двинет бойцами Красной Армии, сделает всесокрушающим их боевой натиск.

И мы знаем:

Враг будет разбит, победа будет за нами!

Нет никакого сомнения в том, что народы СССР сделают все необходимое, чтобы Красная Армия не нуждалась ни в чем для успешного выполнения ее задач. Для этого надо все поставить на службу армии: четкую работу всей промышленности, мобилизацию всех ее сил, в особенности промышленности, работающей на оборону; четкую и дружную работу транспорта, играющего огромную роль во время войны; дружную, организованную стахановскую работу на колхозных полях и в совхозах; упорный, целеустремленный труд всех ученых, инженеров, техников, писателей, работников искусства; настойчивую и столь же целеустремленную учебу в школе; овладение всем населением знаниями военного дела, минимумом санитарной службы, химической и противовоздушной обороны; строжайшую дисциплину; повышенную производительность труда; повышенную революционную бдительность; готовность к самопожертвованию. Может ли быть что-либо выше, жизненнее, священнее для советского патриота, как отдать все силы на защиту советского Отечества, если надо, то и саму жизнь!

На весах истории взвешивается судьба десятков народов Европы, Азии и других стран. От исхода начавшейся ныне Великой Отечественной войны зависит судьба не только народов СССР, но и других народов. В сознании величайшей исторической ответственности каждый из нас отдаст всю свою энергию, свою волю, свои знания и, если надо, жизнь для победы над врагом. И тем скорее будет эта победа, тем полнее она будет, чем теснее сплотим мы великую семью народов СССР вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашей великой, славной Коммунистической партии.

Ем. ЯРОСЛАВСКИЙ

«Правда», 23 июня 1941 года.

Бессмертно, как народ

«Правда», 21 января 1942 года.

Партийный билет

Лежит на столе партийный билет. Пропитан застывшей кровью, насквозь пробит вражеской пулей.

Когда стальные фашистские чудища подошли к Курску, партиец из Курска взял в руки винтовку. На построенных поперек улиц родного города баррикадах он боролся вместе с отрядами красноармейцев против захватчиков. В кармане около сердца лежала красная книжечка — партийный билет.

Продвигались вперед немецкие танки. Небо пылало огнем артиллерийской канонады. Под напором врага пришлось оставить Курск.

Он ушел вместе с отрядами Красной Армии. Так же, как другие ополченцы города, он вступил в ее ряды. В кармане около сердца лежала красная книжечка — партийный билет.

В упорных боях, в залпах выстрелов пришлось отступать шаг за шагом. Завеса седого тумана, морозная завеса скрыла от глаз родной город. В упорных боях отступал на восток партиец из Курска, вчерашний ополченец, сегодняшний боец Красной Армии.

Партийный билет лежал у сердца. Красная книжечка говорила об имени, фамилии, о внесенных членских взносах. Но тому, кому она принадлежала, она говорила о большем.

Она говорила о победе, которая должна прийти. Говорила о Родине, о народе.

И вот наступил день, когда красноармеец из Курска пошел вперед. В тяжелых боях открылся путь на запад. Через те же деревни, теми же дорогами пошел красноармеец пробивать путь к родному городу во вражеской стене.

За завесой седого тумана, за завесой морозного дня сердце чуяло родной город Курск. Каждый бой, каждая атака приближала к родному городу.

И вот на этом пути в снежный, искрящийся морозом день в упорной борьбе вражеская пуля нашла путь к сердцу. Вражеская пуля пробила насквозь маленькую книжечку — партийный билет. Горячая кровь залила белые странички и красную обложку.

Товарищи по оружию выразили желание, чтобы этот облитый кровью, пробитый пулей партийный билет стал экспонатом музея.

Чтобы молодежь, для которой сегодняшняя война будет уже историей, приходила и смотрела на этот партийный билет, вынутый из кармана убитого бойца, и училась величию, училась мужеству, училась любви, которая сильнее смерти.

Тот, кто будет писать когда-нибудь историю Отечественной войны, ее живую историю, историю глубокую, являющуюся описанием внутренних переживаний народа, проявлением народной души, не сможет опустить раздела: партийный билет.

В первый день войны, когда враг напал неожиданно, рассчитывая на то, что не встретит сопротивления и пройдет границу без выстрела, он встретил сопротивление пограничных войск.

На границе Западной Украины, в Угневе, небольшой отряд много часов подряд выдерживал неприятельский огонь. Стиснув зубы, с огнем в утомленных глазах бойцы взяли на себя задачу — выдержать натиск фашистской армии, катящейся на восток, как железная лавина. Задержать как можно дольше, до прихода регулярных войск. Они знали, что погибнут, что должны погибнуть. Они так решили свою судьбу: погибнуть, но преградить путь фашистской колонне.

Они не думали о спасении жизни. Они не думали о себе. Лишь об одном — задержать врага как можно дольше. И еще: чтобы во вражеские руки не попали партийные билеты — величайшая святость, символ, знамя и лозунг.

В сентябрьский день во Львов, гремящий уже выстрелами, жена пограничника принесла небольшой узелок — знамя части и партийные билеты. В Угневе уже никого не осталось в живых. Они задерживали фашистскую лавину так, как решили, — до последнего патрона, до последней возможности, до последнего живого. Отдавая жизнь Родине, они передали ей на хранение, для сохранности, на спасение самое для них дорогое. Более дорогое, чем жизнь, — знамя и партийные билеты.

…Ободранный, обросший, худой, как скелет, шел человек из неприятельского окружения. Сапоги разорвались в клочья, ноги покрылись ранами. В клочки разорвались мундир и та одежда, которую дали по дороге колхозники. Два дня пришлось сидеть в болоте, пришлось ползти через болото, питаться сырой кукурузой, сорванной в поле, или семечками подсолнуха. Пришлось пробираться через гитлеровские заставы, скрываться в лесу, как дикому зверю. Пришлось прорываться через сотни километров по территории, занятой вражескими войсками, чтобы дойти наконец до своих, до Красной Армии.

Жила только одна мысль — сохранить, спасти партийный билет. Спрятать его так, чтобы не сумели найти фашистские лапы при жадном обыске. Через сотни километров, через ночи в болотах, через голод и холод он пронесет лишь одно — партийный билет. Через занятую врагами родную землю он пронесет знамя, символ и лозунг — партийный билет. Чтобы потом, когда он дойдет до своих, высоко поднять голову. Ничего, что на исхудавшем теле висят лохмотья. Ничего, что распухшие ноги покрылись ранами. Ничего, что кашель разрывает больную грудь. Все это пройдет. Останется лишь одно, самое главное. С риском для жизни я пронес сотни километров то, что было для меня символом, лозунгом и знаменем в самые трудные минуты, — партийный билет.

На позициях в перерыве между двумя боями, между двумя атаками красноармейцы пишут просьбу о приеме в партию. На линии огня ползущий по снегу боец огрубевшими от мороза руками пишет спешно каракули на кусочке газеты: «Прошу принять меня в партию. Если погибну, считайте меня коммунистом».

В этой простой фразе, невнятно написанной на отрывке газеты, содержится суровое и великолепное величие. В простых словах, рождающихся в момент борьбы, когда там, где нет даже обрывка газеты и возможности написать несколько слов, красноармеец излагает устно просьбу о приеме в партию.

Партийный билет является для него символом, знаменем, лозунгом. Красный цвет партийной книжечки — это красный цвет ордена, звание коммуниста — наиболее почетное звание.

На плечах новых партийцев красноармейская шинель. Их путь к партии ведет через трудные пути войны, через ураганный огонь врага, через деревни и города, занимаемые в упорных боях, через величайшее мужество, неустрашимые подвиги, безграничную отвагу и любовь к Родине, которая не остановится ни перед чем.

Партийный билет каждого из нас стал краснее от крови погибших партийцев на всех фронтах Отечественной войны. К цене его прибавились все подвиги, совершенные во имя его на всех фронтах Отечественной войны.

Сегодня больше, чем когда-либо, он является символом, лозунгом, знаменем.

А советский народ высоко поднимает свои знамена.

Ванда ВАСИЛЕВСКАЯ

«Правда», 21 января 1942 года.

«Считайте меня коммунистом»

Мирной и тихой жизнью жил Максим Афанасьев в родном селе. Работал на тракторе. Ухаживал за девушкой. Откладывал деньги на новый костюм. Потом женился. Было маленькое, тихое счастье.

И вот пришла война. Куда-то вдаль отодвинулись маленькие семейные заботы. Над большой семьей — над Родиной — нависла беда. Мир пылает. Решается судьба миллионов Афанасьевых. Быть или не быть власти Советов. Быть или не быть нашему счастью.

И когда в первых боях тяжело ранили Максима Афанасьева и товарищи бережно несли его на руках в медпункт, не о молодой жизни жалел Афанасьев, не о доме, не о милой Марусе.

— Эх, — горько шептал он товарищам. — Эх, так и не успел стать я коммунистом.

Мы нашли Афанасьева на медпункте. Увидев нас, он попросил подойти ближе.

— Товарищи, — прохрипел он, — у людей спросите: я честно выполнял свой долг. Все скажут. Если придется умереть, убедительно вас прошу: считайте меня коммунистом.

«Считайте меня коммунистом. Живого или мертвого». Тысячи просьб об этом. Это самое замечательное, самое великолепное, что есть в нашей великой и святой борьбе.

Никогда не приходилось так много работать секретарю партийной комиссии, батальонному комиссару тов. Устименко, как в эти дни.

— Народ требует принимать в партию до боя, в бою. Люди хотят идти в бой коммунистами.

И Устименко, его комиссия работают прямо в бою.

Каждый день рано утром отправляются они на передовые. Чаще всего пешком. Иногда ползком. Под артиллерийским и минометным огнем.

Где-нибудь в рощице, подле огневой позиции, у стога сена, или прямо в поле, или за линией окопов открывает свое заседание партийная комиссия. Тут же под рукой — фотограф Люблинский, молодой человек, вздрагивающий при свисте снарядов. Он фотографирует принятого в партию. Нужно срочно изготовить карточку.

Часто бывает, что Люблинский только что установит свой аппарат на треноге, скомандует «спокойно», а вражеский снаряд шлепнется неподалеку и «сорвет съемку», засыплет землей фотографа и его объект. Тогда партийная комиссия быстро меняет «огневую позицию». Сейчас Люблинскому стало легче работать. К снарядам он привык, и вместо старого аппарата на треноге у него «ФЭД».

Принимаемые в партию приходят на заседание комиссии прямо с передовой. На их лицах дым боя. Они садятся на траву. Волнуются. Один нервно покусывает травинку, другой ждет в стороне, курит. Свершается великий момент в их жизни. Они становятся коммунистами. Отсюда они уйдут обратно в бой. Но уйдут людьми иного качества — большевиками.

И хотя вокруг гремит музыка боя, заседание партийной комиссии проходит строго и сурово, как принято. Коротко излагается биография вступающего, взвешивается, прощупывается его жизнь. Достоин ли он высокого звания коммуниста? Придирчиво и внимательно смотрят на него члены партийной комиссии.

И главный, решающий вопрос задают каждому:

— Как дерешься? Как защищаешь Родину?

Семь километров нес на плечах Василий Копачевский парторга Гурковского. Вокруг были враги. Они наседали. Но не бросил Копачевский раненого парторга, положил к себе на левое плечо и нес. А к правому плечу Копачевский то и дело прикладывал винтовку и отстреливался. Так и нес товарища семь километров до ближайшего села. Но и в селе уже были гитлеровцы. Как нашел здесь повозку Копачевский? Как ушел от фашистов и увез Гурковского? Чудом! Но вот они оба здесь, среди своих — и боец и парторг. Только сейчас заметил Копачевский, что и сам он легко ранен.

Вот и принимают в партию Василия Копачевского, разведчика с бронемашины.

— Как дерешься? Как защищаешь Родину? — спрашивают и его.

Он смущается. Ему кажется, еще ничего геройского не сделал он.

— Буду драться лучше.

— Кто рекомендует?

Парторг Гурковский, которого семь километров сквозь вражье кольцо нес Копачевский, может дать ему лучшую рекомендацию: она скреплена кровью.

Вот стоит перед партийной комиссией сапер Павел Вербич. Двадцать лет ему от роду. Украинец. Молодой боец. Он минировал участок под огнем противника. С редким хладнокровием делал свое дело. Враг бил по нему, по его смертоносным минам — он продолжал работать. И, только заложив последнюю мину, ушел.

— Говорят, на ваших минах подорвались четыре вражеские машины и один танк?

— Не знаю, — смущается Вербич, — люди говорят так, а сам я не видел.

Сапер редко видит результаты своего героического труда.

Принимается в партию связист Николай Боев. Только вчера он представлен к награде, сегодня вступает в партию. Боев — морзист. Но эта работа не по нутру ему. Он рвется в огонь, на линию. И часто в горячем бою добровольно идет с катушкой наводить линию. Он знает: только геройский, только смелый боец может стать коммунистом. Он честно заработал право на высокое звание.

И Копачевский, и Вербич, и Боев приняты в ряды Коммунистической партии. Они поднимаются с травы радостные, возбужденные.

— Ну, — обращается к каждому из них Устименко, — оправдаете доверие партии?

— Оправдаем.

— Жизнь за Родину не пожалеете?

— Нет, не пожалеем.

И это звучит, как клятва. Они уходят отсюда в бой. Нет, не пожалеют они жизни за Родину.

Двадцать девятого августа был принят в ряды партии комсомолец Русинов. Четвертого сентября он пал смертью героя. Такой смертью, о которой песни петь будут.

— Комсомольцы, ко мне! — кричал он.

И с двадцатью комсомольцами бросился в лихую и последнюю атаку. Это было в бою под Каховкой. К старой песне о Каховке поэты прибавят новые строки о коммунисте Русинове, павшем в бою.

В грозные военные дни огромной волной идут в партию бойцы и командиры. Еще крепче связывают они свою судьбу с Коммунистической партией. Они знают: быть коммунистом сейчас — трудное, ответственное дело. Они рады этой ответственности. Они знают: быть коммунистом сейчас — значит драться впереди всех, смелее всех, бесстрашнее всех. Они готовы к этому. Они не боятся смерти и презирают ее. Они верят в победу и готовы за нее отдать жизнь.

Такой народ невозможно победить. Такую партию победить нельзя.

Борис ГОРБАТОВ

«Правда», 26 сентября 1941 года.

В воздухе и на земле

Комиссара Сырникова в балтийской авиации знают все. Он был штурманом в экипаже Героя Советского Союза Алексея Губрия. В свое время он вместе с Губрием спас Героя Советского Союза Пинчука. Случай этот произошел сравнительно давно и заслонен множеством событий, встреч, полетов, боев. Но Сырников до сих пор говорит о своих товарищах с нежностью. Это особая, суровая мужская нежность.

— Вот это человек! — восклицает он, вспоминая о своем стрелке-радисте Ашуркове. — В сорокаградусный мороз голыми руками очень быстро разбирал пулемет…

В устах Сырникова это высшая похвала. Он уважает тех людей, которые хорошо знают свое дело и стремятся знать его как можно лучше. Он считает, что всякий военный независимо от своей специальности должен хорошо знать оружие и уметь обращаться с ним. Он и сам может довольно быстро разобрать пулемет, хотя по специальности штурман. Он обучает метать гранаты бойцов, летчиков и техников.

Но, конечно, лучше всего Сырников знает собственное оружие — самолет. За первый месяц войны он сделал 16 боевых вылетов. Однажды темной ночью пролетал над селом, в котором была сосредоточена крупная танковая часть противника. Сырников шел во главе звена. Противник заметил самолеты и открыл по ним огонь из четырех зенитных батарей. Снаряды разрывались во тьме вокруг самолета, как огромные огненные цветы. Яркие струи светящихся пуль протянулись от многочисленных пулеметов, рассекая небо.

Высота — тысяча метров. Летчик с нетерпением ждет, когда штурман сбросит бомбу. Штурманы ведомых самолетов тоже ждут, когда начнет бомбить ведущий. Но Сырников не торопится.

— Подожди еще полминуты, — говорит он летчику.

За полминуты он привел самолеты к самому центру вражеского расположения. Все звено отбомбилось почти одновременно, и все бомбы попали в гущу врага. Зенитные батареи перестали стрелять.

Сырников заслуженно считается одним из лучших штурманов балтийской авиации. Все же штурманское дело для него не главное. Сырников — комиссар. Техникой, оружием руководят разум и воля людей. Поэтому свои силы он отдает воспитанию разума и воли. Воспитанию стойкости, преданности, отваги, сознательной дисциплинированности, любви к Родине и большевистской партии.

Каждый боевой пример Сырников использует умело и обязательно. Летчик Кличугин в бою совершил чудеса мужества и самообладания. Выполнив боевое задание, он на обратном пути над морем был атакован тремя вражескими истребителями. Кличугин принял бой, сбил одного истребителя, а два других отогнал. Но и самолет Кличугина загорелся. Летчик умело посадил пылающую машину на волны, покинул самолет, надул резиновый пояс и поплыл. Три с половиной часа плыл обожженный пилот к родному берегу. Пока наконец его не подобрал советский катер. Подвиг Кличугина комиссар обсуждал со всем летным составом, вникая в каждую мелочь поведения летчика. На примере Кличугина комиссар учил, как нужно бомбить, как нужно стрелять, как нужно бороться с пожаром, как нужно садиться на воду.

В эскадрилье он давно считается «нашим комиссаром». С людьми Сырников говорит попросту, как старый товарищ, как хорошо знакомый. Многим слушающим его могло показаться, что агитацию и пропаганду ведет он совершенно случайно, не намеренно. В действительности вечером он всегда составляет у себя в тетрадке подробный и тщательный план политической работы на завтрашний день и потом с такой же тщательностью этот план выполняет, доводя до бойцов все решения партии и правительства.

Комиссар Сырников идет по аэродрому. Спросите каждого, и каждый скажет вам:

— За комиссаром готов куда угодно!

Николай ЧУКОВСКИЙ

«Правда», 16 августа 1941 года.

Всегда рядом с нами

«Правда», 21 августа 1941 года.

Любимый товарищ

— Вы извините, товарищ, это место занято.

Невидимый в темноте человек зашуршал соломой, тихо добавил:

— Это нашего политрука место.

Я хотел уйти, но мне сказали:

— Оставайтесь. Куда же в дождь? Мы подвинемся.

Гроза шумела голосом переднего края, и, когда редко и методично стучало орудие, казалось, что это тоже звуки грозы. Вода тяжело шлепалась на землю и билась о плащ-палатку, повешенную над входом в блиндаж.

— Вы не спите, товарищ?

— Нет…

— День у меня сегодня особенный, — сказал невидимый человек. — Партбилет выдали, а его нет.

— Кого нет? — спросил я устало.

— Политрука нет. — Человек приподнялся, опираясь на локоть, и громко продолжал: — Есть такие люди, которые тебя на всю жизнь согревают. Так это он.

— Хороший человек, что ли?

— Что значит хороший! — обиделся мой собеседник. — Хороших людей много. А он такой, что одним словом не скажешь.

Помолчав, невидимый мой знакомый снова заговорил:

— Я, как в первый бой, помню, пошел, стеснялся. Чудилось — все пули прямо в меня летят. Норовил в землю, как червяк, вползти, чтобы ничего не видеть. Вдруг слышу, кто-то смеется. Смотрю — политрук. Снимает с себя каску, протягивает: «Если вы, товарищ боец, такой осторожный, носите сразу две: одну на голове, а другой следующее место прикройте. А то вы его очень уж выставили». Посмотрел я на политрука… ну, и тоже засмеялся. Забыл про страх. Но все-таки на всякий случай ближе к политруку всегда был, когда в атаку ходили. Может, вам, товарищ, плащ-палатку под голову положить? А то неудобно.

— Нет, — сказал я, — мне удобно.

— Однажды так получилось, — продолжал он. — Хотел я фашиста штыком пригвоздить. Здоровенный очень попался. Перехватил винтовку руками и тянет ее к себе, а я к себе. Чувствую — пересилит. А у меня рука еще ранена. И так тоскливо стало, глаза уж закрывал. Вдруг выстрел у самого уха. Политрук с наганом стоит, гитлеровец на земле лежит, руки раскинув. Политрук кричит мне: — «Нужно в таких случаях ногой в живот бить, а не в тянульки играть! Растерялись, товарищ? Эх, вы…» И пошел, прихрамывая вперед, а я за ним.

Человек замолчал, прислушиваясь к грозе, потом негромко сказал:

— Дождь на меня тоску наводит. Вот, случилось, загрустил. От жены писем долго не было. Ну, мысли всякие… Говорю ребятам со зла: «Будь ты хоть герой, хоть кто, а им все равно, лишь бы потеплее да поласковее». Услышал эти мои слова политрук, расстроился, аж губы у него затряслись. Долго меня перед теми бойцами срамил. А через две недели получаю я от своей письмо. Извиняется, что долго не писала: на курсах была. А в конце письма приписка: просила передать привет моему другу, который в своем письме к ней упрекал за то, что она мне не писала. И назвала фамилию политрука. Вот какая история.

Человек замолчал, помигал в темноте, затягиваясь папироской, потом задумчиво произнес:

— Ранили политрука. Нет его. В санбате лежит. А всем кажется, что он с нами.

Дождь перестал шуметь. Тянуло холодом, сладко пахнущей сыростью свежих листьев. Человек поправил солому на нарах и сказал грустно:

— Ну, вы спите, товарищ.

…Когда я проснулся, в блиндаже уже никого не оказалось. На нарах, где было место политрука, у изголовья, стоял чемодан, на нем аккуратно свернутая шинель и стопка книжек.

Это место занято.

И понял я, что тоже никогда не забуду, на всю жизнь, этого человека, хотя никогда не видел его и, может быть, никогда не увижу.

Вадим КОЖЕВНИКОВ

«Великой Родины сыны».

Издательство «Правда», 1958 год.

Сердце большевика

Командир самоходного орудия Еремий Цимакуридзе похож на учителя или агронома. Маленький человек с тихим голосом, поседевшей головой, успокаивающими теплыми карими глазами.

Он стоит рядом со своей самоходкой. Шесть звезд на борту, а надо пририсовать еще две, потому что после вчерашнего боя на счету экипажа уже восемь уничтоженных вражеских танков.

Где-то рядом ухнула пушка. Звук ударился о скалистый склон. И кажется, каждая вершина, каждая поросшая елью и вереском сопка повторяет выстрел.

Каменные Бескиды. Отроги Карпат, похожие на застывшие волны. Каменная река, которая должна быть и будет преодолена. Горные дороги, где пристрелян каждый вершок, и танки, чтобы прорваться к врагу, взбираются почти на отвесные склоны.

…Горы. Они ему виделись в голой сталинградской степи, на керченском берегу. Покрытые виноградниками, согретые горячим солнцем. Вернуться вгоры — значило вернуться к семье, в мирную жизнь. А тут другие горы — склоны, сожженные разрывами, дороги, перепаханные снарядами. Карпаты — грозная стена, но это одна из последних стен по дороге к победе.

Сейчас короткая пауза. Прикроешь глаза, задумаешься — и представится Грузия, семья, Чиатура, Сачхере. Даже шепотом повторять эти названия радостно. Сады, скрипучие арбы, знакомые тропы…

Скоро Октябрь. И в эти дни исполняется двадцатилетие его пребывания в партии. Где он встретит праздник?

Двадцатилетие. Целая жизнь. Он тогда вышел от секретаря райкома. И казалось, что все должно быть иначе с сегодняшнего дня — яснее, правильнее.

Член партии. В тот день он выдал на-гора́ не сорок тонн марганцевой руды, как обычно, а шестьдесят. И все удивились: откуда прибавилось сил у маленького Цимакуридзе?

Пять лет он добывал марганец. И когда его отозвали на другую работу, мастер, прощаясь, пригласил его к себе. Сидели без огня. Вино в стаканах искрилось от луны, как будто горело холодным пламенем. Мастер молчал, только подливал в стаканы. А потом вынул блокнот из кармана, придвинулся к окну, несколько секунд что-то подсчитывал и, окончив, сказал:

— Знаешь, сколько ты добыл марганцевой руды, Еремий Ефимович! Пятьдесят тысяч тонн! Целая гора!

Еремия Цимакуридзе направили на село и избрали председателем сельсовета. Он участвовал в создании шести колхозов, посадках 25 гектаров виноградников. Вот сейчас идет война, а там, в далеком Сачхерском районе, люди делают свое дело. Зреет розовый мускат, сладким соком наливаются тяжелые, пышные гроздья.

★

Так он жил. В доме было уже пятеро детей. Посмотришь на старшего, Гиви, — сердце сжимается от мысли о разлуке. Гиви карабкался на скалы, на самые высокие деревья. Падал и не плакал.

— Ничего, — говорил Еремий жене, — сын хочет быть летчиком. Пусть падает сейчас и пусть никогда не упадет, когда сядет в самолет.

Но ушел первым не сын, а он сам. Ушел добровольцем. Он помнит первый бой на керченском берегу. И сразу, с баркаса прыгнув на мокрую гальку, саперы начали работу, проделывали проходы, обезвреживали минные поля.

А потом — бои. И горькое отступление. Он лежал на керченском берегу среди трупов. Осколок мины тяжело поранил его. Цимакуридзе истек бы кровью, но раскаленная сталь осколка прижгла рану, и кровь не текла.

Он лежал среди убитых товарищей. И старался не вспоминать о смерти. Лучше думать о жене, о доме, о детях. Всегда лучше думать о хорошем. Даже если смерть придет через минуту, надо встретить ее с ясным лицом. Он думал: все-таки хорошо вышло, что он пошел воевать, а дети дома. Провожать всегда тяжелее. Лучше отвоеваться сейчас, чтобы никогда не провожать детей на войну.

…Шум прибоя затихал. Казалось, ветер пахнет виноградником, созревающими плодами. Одолевал сон. Нужны были огромные усилия, чтобы сбросить дремоту. Сейчас нельзя спать! Он лежал с пистолетом в руке, неподвижно, сберегая силы, готовясь принять помощь, если придут товарищи, принять бой, если гитлеровцы появятся раньше.

Товарищи вовремя поспели на помощь.

— Небось, о смерти думал? — спросили его.

— О смерти?! Достаточно хорошего в жизни, зачем же думать о смерти!

Больше он не мог говорить. Не было сил. Он потерял сознание и очнулся только в госпитале.

Теперь его часто ласково называли «Старик». Голова сильно поседела в те дни, на керченском берегу.

Но старость — это когда человек становится равнодушнее и холоднее, когда его тянет к отдыху и покою. А у него по-прежнему горячо и часто билось сердце. Молодо смотрели карие, теплые, совсем не постаревшие глаза.

Его называли «Старик». И командир батареи, куда он попал, Василий Викторович, тоже был человек пожилой, спокойный, неразговорчивый. Так и пошло: «Батарея старичков». В самые трудные места попадала она. На руках, через пески, через грязь, под ливнем огня вытаскивали батарейцы верные пехотные пушки. Рядом шли Василий Викторович и его заместитель Цимакуридзе. Очень спокойно, не кланяясь пулям, как бы не думая об опасности.

Батарея пробивалась к Сталинграду. Батарея шла с пехотой день и ночь в боях.

Сталинградские дни. Дни воинской славы. У Казачьего кургана в разгар самого горячего боя, когда все полыхало кругом, Василий Викторович подошел к Цимакуридзе и попросил дать ему рекомендацию в партию.

— Я хочу прийти в Сталинград коммунистом или умереть коммунистом.

Сколько людей повторяли эти слова!

— Зачем умирать? Говорят, большевики и жизнь — союзники, большевики и смерть — враги. Будешь моим сыном по партии, — сказал Цимакуридзе. — Одиннадцатым моим сыном по партии.

Дым стлался над Сталинградом. Огонь прорезал черную дымную пелену. Бойцы стояли и смотрели, не сдерживая слез. Старые и молодые батарейцы, старые и молодые пехотинцы. Сталинградская гвардия, воины великого похода. Город горел, но в зареве вставал новый Сталинград — такой, каким он будет, каким он выстрадан, завоеван, заслужен народом. Как будто в зареве была уже видна победа, конец войны, счастье поколений, во имя которого пролито столько крови.

Еремия Цимакуридзе ранило, и зарево сталинградского пожара было последним, что он видел в этот день. Туман заволок глаза. Он долго лежал в госпитале, а по выздоровлении был послан учиться в школу самоходной артиллерии. Когда, окончив учебу, Цимакуридзе получал на заводе самоходку, рабочие, делавшие машину, захотели поговорить с ним.

— Товарищи! — сказал он. — Я скорее умру, чем потеряю эту самоходку.

Кругом стояли мастера — усталые, с красными от бессонницы глазами, все силы вложившие в труд. Он говорил им:

— Я обещаю после войны прийти и рассказать, как мы дрались на этой самоходке. И воевать так, чтобы не стыдно было рассказывать.

Форсируя Сан, Цимакуридзе в бою поджег первую «Пантеру». В Карпатах, сопровождая наши наступающие танки, он уничтожил еще семь боевых машин врага.

Борис Кузнецов, командир орудия, и Федор Сухоруков, механик-водитель, стали в этих боях коммунистами. Теперь двадцать три человека по рекомендации Еремия Цимакуридзе были приняты в партию. Двадцать три человека, которых он видел в бою, проверил в бою, за которых ручался, как за самого себя. И словно все они стоят за плечами, рядом с Борисом Кузнецовым и Федором Сухоруковым. Ждут первого слова, чтобы прийти на выручку, если будет нужно. Сибиряки, украинцы, белорусы. Саперы с керченского берега, сталинградские артиллеристы, карпатские самоходчики.

Партийная семья. Братство, которое не слабеет, а сильнее становится в боях.

Когда-то секретарь райкома говорил:

— Член партии не стареет. Если он умирает, — он умирает за работой, в бою, перестраивая жизнь.

До последнего шага коммунист идет вперед. До последней капли отдает кровь общему делу. До последней секунды строит будущее, борется за светлый мир. В этом счастье большевика. В этом — жизнь члена партии, человека, посвятившего себя борьбе за светлые идеи Ленина.

А. ШАРОВ

«Правда», 6 ноября 1944 года.

Два парторга

1. Воля к жизни

Многие в батальоне удивились, узнав, что Бендриков принят в кандидаты партии.

— Иван Федорович (звали его обычно из уважения по имени и отчеству), а мы считали, что ты старый большевик…

— Партия, милок, — говорил он, — великая вещь. Чтобы в партию вступить, это надо заслужить.

И заявление парторгу подал в дни жарких боев, когда знала о его подвигах уже вся дивизия.

Кто-то из товарищей, тоже вступающих в партию, сказал на бюро:

— Я хочу умереть коммунистом.

Бендриков огорчился и, когда подошла его очередь, сказал:

— А я иду в партию, чтобы жить коммунистом. Умереть на войне легко, но надо жить и воевать за жизнь.

Вскоре Иван Федорович Бендриков, агитатор и редактор «боевого листка», стал партийным организатором четвертой роты. Взвод его всегда был головным в батальоне. Впереди других переходил он встречные реки, впереди других врывался в траншеи врага.

Когда нужно было уничтожить вражеский заслон, оседлавший шоссе на пути нашего наступления, Бендриков с автоматчиками на танке вырвался вперед и внезапно ударил с фланга.

Крепко любили в роте Ивана Бендрикова за отвагу, за теплое дружеское слово, которое находил он для каждого бойца, а еще за песни, доходящие до самого сердца.

После боя, в короткие часы отдыха, когда все бойцы спали под высокими столетними соснами, Бендриков выпускал ротную газету. Ни один героический поступок в роте не проходил мимо «боевого листка». Только об одном герое, о самом Иване Бендрикове, в «боевом листке» никогда не было ни слова. Материал был, но редактор Бендриков не пропускал его…

Рота подошла к реке темной августовской ночью. Иван Бендриков по трясине пробрался к самой воде и долго бродил по берегу, в камышах и осоке разыскивая брод. К утру старший сержант, мокрый и усталый, вернулся в роту. Отдыхал он недолго. На заре под высокой, разлапистой сосной были собраны коммунисты. Первые лучи зари пробивались сквозь хвою и золотили волосы парторга. Говорил Бендриков, как всегда, коротко:

— Перед нами водная преграда. Мы подошли к самому логову врага. Он будет сильно сопротивляться, предстоит тяжелый бой, но никто не имеет права дрогнуть. Помните, что вы коммунисты и краснознаменцы.

Он дал задачу каждому, а утром сам с десятком бойцов по разведанной тропе опять вернулся к реке. Он первый перешел реку, и за ним переправились бойцы. Скрытным путем он вел их к вражеской траншее. Следом двигался Карпов. Они подобрались уже совсем близко, разведали подступы, засекли огневые точки. Задача выполнена, можно возвращаться в батальон. Но тут наблюдатель обнаружил их, затрещал пулемет.

— Ложись, окапывайся! — крикнул Бендриков.

Он схватился рукой за грудь и тяжело упал на землю.

— Парторг убит, — пронеслось от бойца к бойцу.

Казалось, все пути отхода для разведчиков отрезаны. Под ливнем пуль Карпов подполз к парторгу. Рядом разорвалась мина. Он припал к земле. Осколок просвистел над головой. Карпов приподнялся и замер в изумлении. Парторг стоял на коленях и вел огонь по траншее. Вражеский пулемет замолчал.

— Отводи людей! — хрипло приказал парторг Карпову. Тот подчинился приказу, а Бендриков бледный, окровавленный продолжал стрелять. Новая пуля ударила его, и он рухнул на землю, не выпуская из руки автомата…

Он открыл глаза и увидел над собой звезды. После дня боя стояла необычайная тишина.

«А все-таки я жив», — думал он упорно и настойчиво, точно убеждал самого себя, и опять погрузился в забытье.

…Ночь. Тишина. Белые ракеты взлетают над вражескими окопами.

«Боятся, — думает Бендриков. — Я вот лежу один, пробитый пулями, перед их окопами и не боюсь. А они боятся. Придет еще и Карпов, придет и Шалыгин».

Он опять погружался в густую бездонную тьму.

Едва стемнело, Карпов и Бесчастный вновь переправились за реку. Они подползли туда, где оставался Бендриков. Вот он лежит на траве, обильно пропитанной кровью. Положили парторга на плащ-палатку и осторожно потащили к берегу.

Вскоре раненого отправляли в медсанбат. Все бойцы прощались с ним, как с лучшим другом, как с братом. Он очень страдал от боли, но счастливыми глазами смотрел на своих друзей.

В тот же вечер по заведенному в роте обычаю вышел «боевой листок». Он был подписан новым редактором и целиком посвящен парторгу. Впервые «листок» говорил о его подвигах:

«Будь стойким в бою, как коммунист Бендриков.

Славный сын Советской Родины в бою знает одно правило: вперед, ни шагу назад».

Мы привезли в госпиталь Ивану Федоровичу Бендрикову привет от бойцов роты и рассказали ему о последних славных боях, о подвигах его товарищей коммунистов Карпова, Шалыгина. Он лежал слабый, измученный после операции.

— Хорошо, — сказал он очень тихо. — Молодец Карпов.

Тень прошла по его лицу.

— Партбилет, — прошептал он, — я оставил партбилет парторгу батальона. Пусть пришлет мой партбилет.

Он вытянулся и замолчал. Потом открыл глаза и сделал знак.

— Передайте, — сказал он, — передайте роте, что Бендриков будет жить. Бендриков вернется.

И в голосе его, неожиданно громком и чистом, была уверенность человека, победившего смерть.

Ал. ИСБАХ

«Правда», 1 сентября 1944 года.

2. Душа роты

Снег валил всю ночь. Дул резкий ветер, и от него еще сильнее пробирала холодная дрожь.

— На рассвете согреемся, ребятушки, жарко будет, — подбадривал солдат младший лейтенант Киселев, обходя исходный рубеж.

Тишина нарушалась лишь посвистом ветра, да изредка, будто спросонок, начинали оживать пулеметы.

В избушке, покосившейся от разрыва снаряда, собрались коммунисты, созванные парторгом перед боем. Командир объяснил боевую задачу и призвал коммунистов личным примером в бою оправдать высокое звание члена партии.

Капитан Баканов имел крепкую опору в своей роте, прославленной храбростью и безупречным выполнением боевых задач. С особенным уважением относился он к парторгу Киселеву, своему ближайшему и умному помощнику. Строгий, немолодой уже офицер, на деле познавший сложное мастерство ближнего боя, партийный организатор роты законно заслужил любовь солдат и уважение командира. Но он был не только храбрым воином, а и умелым организатором, вдумчивым и инициативным воспитателем личного состава.

— Ну, душа роты, ничего мы с тобой не забыли? — точно собираясь в большую дорогу, спросил капитан у Киселева и, с минуту подумав, подошел к телефону доложить в штаб батальона о готовности к бою.

«Душа роты» — эти слова были сказаны без малейшего оттенка иронии, обычным для командира деловым тоном. Капитан на каждом шагу ощущал действенную помощь Киселева, видел, как во взводах и отделениях работает многочисленный актив, выполняя в самых трудных условиях боевые приказания. И не случайно взаимное уважение, переросшее в крепкую боевую и личную дружбу, связало этих двух разных по возрасту, характеру и положению людей.

Капитан поддерживал инициативу парторга, помогал во всех его начинаниях и ценил его партийную страстность в работе, умение разобраться в солдатской душе, поднять боевой дух.

Получен приказ. Командир зачитал его перед строем, призвал солдат и офицеров к самоотверженному выполнению боевого задания. В тот же день парторг собрал коммунистов и комсомольцев, агитаторов, редакторов «боевых листков». Весь актив роты пришел в движение: вышли свежие номера газет, появились лозунги в расположении взводов, в групповых и индивидуальных беседах доводились до каждого солдата требования приказа. Парторг и командир помогали коммунистам, беседчикам и агитаторам во взводах подобрать интересные факты и примеры, составить конспекты бесед, ответить на волнующие солдат вопросы.

Парторг хорошо знает людей, любит их, чутко и заботливо прислушивается к каждому и вовремя умеет найти для каждого добрый ответ.

Однажды он ночевал у минометчиков. В жарко натопленном блиндаже шла оживленная беседа, которую вдруг нарушил богатырский храп.

— Э-эх, как Строгаль серчает, — пошутил кто-то из солдат.

— А кто это Строгаль? Что-то такой фамилии в роте я не слыхал, — обратился парторг к солдату.

Тот смутился:

— Да это наш Ефимченко. Он на дощечках портреты своей супруги ножом выстругивает, ну его «Строгалем» и прозвали.

Утром парторг заинтересовался работой солдата. Федор Ефимченко, злой и беспощадный в бою, робея, достал из вещевого мешка шлифованные деревянные бруски, и младший лейтенант увидел тончайшую работу резчика-самородка. Узнал об этом и командир роты. Он вызвал Ефимченко, похвалил его:

— Добьем врага, знаменитым мастером будешь.

А парторг уже готовил солдату хорошую практику. На переднем крае гитлеровцы пытались пробраться через боевое охранение роты. Сержант Устюжанин смело принял бой и с двумя своими товарищами героически отбил вражескую вылазку. Киселев вспомнил в этот день о Федоре Ефимченко:

— Можешь портрет Устюжанина сделать? Весь батальон узнает о нашем герое. Большое дело!

Ефимченко пошел во второй взвод, и скоро с карандашного наброска под резцом на дереве появились черты героя. Портрет сержанта Устюжанина, оттиснутый на бумаге с коротким описанием подвига, пошел по рукам всего батальона.

К очередной беседе о братстве и дружбе советских народов парторг подготовил свой актив агитаторов и беседчиков. В назначенное время с кратким докладом выступил командир роты. Узбек пулеметчик Юсуф Алибек рассказал товарищам о своем хлопковом колхозе в Ферганской долине, о трудовых делах колхозников Узбекистана, помогающих фронту в далеком тылу. Киргиз стрелок Жакишев — о родных степях, о подвигах киргиза гвардейца Аширбая Куянкузова. Украинец Онищенко — о зверствах фашистов в его родном селе Гарбузовке, где были заживо сожжены в хате мать и сестра солдата.

В простых, задушевных словах открывалась великая Советская Родина, могучая и непобедимая, гневно уничтожающая ненавистного врага. Потом солдаты пели русские и украинские песни, узбеки и киргизы познакомили товарищей с песнями и стихотворениями на родном языке.

Парторг заключил эту замечательную беседу призывом не жалея сил и жизни свято хранить дружбу народов.

…Много забот у Киселева. Мы встречались с ним и на полевой кухне, где он пробовал обед из ротного котла. Повар ефрейтор Кудинов опасливо наблюдал за этой процедурой.

— Смотри, друг, не опозорься. Три раза в день вся рота на тебя, как на бога, смотрит. Хорошие обеды — половина победы!

— Стараюсь, товарищ младший лейтенант, сам понимаю, — отвечал, вытянувшись, повар.

За два дня в полевой тетради парторга появились новые записи: «Старшина Герасюк готовится вступить в партию. В прошлую войну — кавалер двух Георгиев, в эту — награжден медалью „За отвагу“. Помочь оформить заявление, побеседовать».

«Ефрейтор Бутенко получил орден Славы 3-й степени. Написать письма его семье и в правление колхоза, поздравить и сообщить о боевых делах».

Изо дня в день идут эти записи. Они не остаются на бумаге.

…На рассвете задрожала земля от артиллерийской канонады. Вслед за стеной огня рота капитана Баканова пошла на штурм вражеских укреплений.

П. КУЗНЕЦОВ

«Правда», 24 марта 1945 года.

Мысли о партии

Все эти дни я наполнен только одним сознанием — сознанием того, что меня Центральный Комитет ВКП(б) принял в партию Ленина. Все эти дни у меня такое чувство, словно по калиновым мостам ко мне лета мои молодые на вороных прилетели. Все эти дни у меня такое ощущение, будто кто-то великий-великий к моему сердцу рукою прикоснулся нежно. Я знаю: сегодня мне, молодому члену партии, свое сознание необходимо направлять исключительно на одно — как следует изучить обязанности большевика-партийца. Но кто может осудить меня за то, что я говорю здесь о переживаниях своих при вступлении в партию? Ведь эти переживания ни с чем не сравнимы.

Помню, в детстве я помогал отцу садить яблони. Какой это был для меня счастливый день — никогда не забуду! Но, во-первых, это со мною было в небольшом саду и, во-вторых, нас тогда, родных между собой, всего было только двое. Теперь же, в пору своей зрелости, я получил возможность работать в саду неимоверных размеров, возможность трудиться вместе с миллионами своих родных по партии братьев!.. Помню, в детстве молодая мать однажды принесла меня на руках на берег озера, освещенного солнцем. Какое сильное влечение осталось во мне с тех пор навсегда к голубой с солнечным дыханием высоте — высоте, отраженной глубиной дышащего озера! Но простор перед моими глазами ограничивался тогда одним только озером и его берегами. А сейчас передо мною весь мир с его взволнованным, бушующим морем. Фашистские захватчики своим ядом и нечистью хотят залить сады передового человечества. Нечисть гитлеровская залила уже было собой плодородные земли нашей Родины, земли моей многострадальной Украины.

Но народ советский выдержал испытание. Да, он не только выдержал — он нанес врагу смертельные раны. Героическая Красная Армия, уничтожая фашистских захватчиков на нашей земле, давно достигла государственных границ и пошла еще дальше. Блестящие, весь мир изумившие победы Красной Армии пришли к нам потому, что она, наша армия, является армией братства между народами. Эти победы пришли к нам потому, что все народы нашей страны возглавлены партией Ленина. И вот, только крепко держась за единство воли и за единство действий миллионов членов партии, можно бесстрашно стоять среди бушующего моря. Никакая другая партия, кроме партии Ленина, не могла бы организовать такую могущественную всенародную борьбу за победу над гитлеровскими ордами, поднять весь народ советский на священную Отечественную войну!

Ленин говорил о партии: «Ум, честь и совесть нашей эпохи». Какое счастье быть в обучении у этого громаднейшего, гениального ума! Воспеванию его посвятили все свои силы народные поэты: Дагестана — Сулейман Стальский, Армении — Акоп Акопян, Башкирии — Мажит Гафури и многие другие. Какая радость держать связь с народными массами и видеть результаты этой связи! Из глубины народа, по почину Ферапонта Головатого, устремился поток заявлений о добровольном отчислении сбережений на самолеты и танковые колонны. Из глубины народа по инициативе коллектива артиллерийского завода родилась мысль о шефстве предприятий над машинно-тракторными станциями. Из глубины народа выросло сегодня желание последовательниц Марии Демченко и Марины Гнатенко возродить на свекловичных полях былую славу пятисотниц.

Партия — единственно правильный воспитатель, применяющий к своим детям отеческую мягкость и в то же самое время требования железной дисциплины. На этих днях побывал у зенитчиц. Далеко за городом, в лесу, под непрестанное пение и щебетание птиц, при бодрящем запахе сосны наша беседа началась как-то вдруг, от души, без программы: о победах Красной Армии, о художественной литературе… Скажу откровенно: вопросы зенитчиц просто меня поразили, настолько они были мужественны и зрелы. У многих из них — медали «За оборону Сталинграда».

При вступлении в партию сегодня я получил новые права. Но я знаю: главное не в этом, а в том, чтобы права новые хорошенько, тесно сочетать с моими обязанностями партийца. Все силы отдам на святое дело восстановления нашей Родины! Никогда не утихнет во мне чувство ненависти к фашистским захватчикам, сжегшим мое село Пески. Миллионами ударов хочется ответить им за это, за все разрушенные города и села, за убийство мирных советских людей, за угон на каторгу молодежи нашей. Гуманистом сегодня быть — значит, фашистскую гангрену из организма человечества вырезать.

Чувствую в себе приток сил новых! Чувствую в себе бодрость и свежесть! Чувствую радость!

Павло ТЫЧИНА

«Правда», 22 июня 1944 года.

Традициям верны

Созданная в дни смертельной борьбы молодого Советского государства с его злейшими врагами, Красная Армия прошла славную и суровую боевую школу. В этой школе выковывались ее героические традиции. Партия превратила Красную Армию в монолитный организм и обеспечила ее стальную несокрушимость, позволившую советским воинам с честью выходить из самых тяжелых испытаний, отстаивая свободу и независимость нашей Родины. И Красная Армия в ходе Отечественной войны стала самой мощной и закаленной из современных армий.

Костяком нашей армии всегда были коммунисты, армейские большевики. Беззаветно преданные Родине, вооруженные великим учением марксизма-ленинизма, освещающим путь к победе, они несут советским воинам пламенное большевистское слово и боевые призывы партии, воодушевляя бойцов на борьбу с врагами Отчизны.

Сила армейских большевиков всегда заключалась в их неразрывной связи с массами красноармейцев, в их организованности и дисциплине. Ленин учил, что большевистский авангард может быть в десять, в сто раз сильнее своей численности. Коммунисты на фронте выступают не просто передовиками: они организуют красноармейские массы на успешное решение боевых задач, сплачивают их на беззаветное выполнение воинского долга перед Родиной.

Сила армейских большевиков — в их бесстрашии на поле боя, в презрении к смерти во имя победы над врагом. Личным примером они увлекают бойцов на героические подвиги. Сила армейских большевиков — в их непримиримом отношении к малодушию, к недисциплинированности и отсутствию порядка в любом деле.

Провожая в 1919 году на фронт слушателей Свердловского университета, В. И. Ленин говорил:

«Каждый из вас должен уметь подойти к самым отсталым, самым неразвитым красноармейцам, чтобы самым понятным языком, с точки зрения человека трудящегося, объяснить положение, помочь им в трудную минуту, устранить всякое колебание… Кроме личной смелости Советская власть ждет от вас, чтобы вы оказали всестороннюю помощь этим массам…»

Армейские большевики проводили и проводят огромную идейную политико-воспитательную работу в красноармейских массах. Сотни тысяч агитаторов и пропагандистов стали проводниками идей нашей партии.

Народы Советского Союза свято хранят боевые традиции борьбы за свободу и независимость Родины. Когда узбек Хаджи Бабаев отправлялся на фронт, его дед Имамкул, награжденный орденом Красного Знамени за подвиги в гражданской войне, передал ему портрет Фрунзе и сказал:

— Этот портрет подарен мне в дни кровавой борьбы с басмачами. Пусть образ бесстрашного, испытанного русского полководца будет спутником твоим… Сынок, война рождает героев. Запомни: на войне самое страшное не смерть, а быть побежденным и быть рабом. Не пожалей своей крови в боях за победу нашу. Иди! Будь достойным сыном Родины!

В дни Отечественной войны новой славой засияли боевые традиции воинов-большевиков периода гражданской войны. Среди защитников Сталинграда и Ленинграда оказалось немало коммунистов — участников Царицынской обороны и разгрома Юденича. Они рассказывали о славных делах защитников городов-героев и на их примере воспитывали воинов, нанесших впоследствии сокрушающие удары по врагу.

Когда шла битва на Волге, в одну из рот в районе Котлубани прибыл агитатор Василий Палагин, сражавшийся на этом рубеже в 1918 году. Он хорошо помнил эти места и показал красноармейцам, где проходил передний край обороны. У Палагина сохранилась грамота, которою он был награжден как политрук 2-го эскадрона 107-го кавалерийского полка 18-й кавдивизии. Ветеран показал грамоту бойцам, и они поклялись не отдавать врагу ни пяди земли, обороняться так же храбро и стойко, как оборонялись царицынцы.

Одна часть из состава 62-й армии, защищавшей Сталинград, вела бой в том месте, где погиб герой Царицынской обороны Николай Руднев. Агитатор рассказал о боевых делах Руднева, достал его фотографию, вывесил на видном месте и сделал надпись: «Боец! Здесь дрался герой Царицынской обороны Коля Руднев. На этом месте он был смертельно ранен. Своей кровью он оросил эту землю, чтобы на нее никогда не вступил враг».

В период Отечественной войны армейские большевики приумножили боевые традиции партии Ленина. Всей своей предыдущей деятельностью, десятилетиями героической борьбы наша партия подготовилась к новым, величайшим испытаниям. Ее внимание с самого начала этой войны приковано к полям сражений, где поистине решаются судьбы поколений.

Отечественная война вновь и вновь подтвердила, что коммунисты — люди особого склада, готовые на все во имя святой идеи, во имя социалистической Родины. Война — суровая школа и лучшая проверка для коммунистов, для партийных организаций. Наша партия стала поистине воюющей партией. Сыны партии — это душа наших войск.

Вот характерный эпизод из практики уличных боев в Будапеште.

Толстые стены трехэтажного дома, где засел противник, были неуязвимы для пуль и гранат.

— Надо подобраться вплотную и штурмовать здание сразу с трех сторон, — сказал командир роты лейтенант Яковенко.

Вместе с парторгом старшим сержантом Рыбалко он сформировал три штурмовых группы. В каждую из них вошли коммунисты. Первую повел младший сержант Падалко. Бойцы залегли и, плотно прижавшись к мерзлой земле, поползли.

Враг заметил наших бойцов в тот момент, когда они были уже у самого дома. С третьего этажа застрочил пулемет. Но пули ложились уже позади смельчаков: ствол пулемета нельзя было опустить ниже подоконника.

— Товарищи, врывайтесь внутрь здания! — крикнул коммунист Кудрин и, первым достигнув дома, уцепился за водосточную трубу.

Взбираться по ней было трудно. Ноги скользили, гранаты, подвешенные к поясу, раскачивались и стучали по стене. Наконец, Кудрин добрался до окон третьего этажа.

Гитлеровцы не видели и не могли поразить плотно прильнувшего к стене смельчака. Держась левой рукой за трубу, он правой снял с пояса гранату и метнул ее в разбитое окно. Раздался оглушительный взрыв, и стрельба с верхнего этажа прекратилась. Выждав немного, Кудрин через окно влез в комнату. На полу, засыпанные обвалившейся штукатуркой, лежали три мертвых фашиста. Уцелевшие гитлеровцы бросились в нижний этаж, но туда уже ворвалась штурмовая группа коммуниста ефрейтора Мочалова. Он первым вскочил в коридор и меткой очередью из автомата сразил двух фашистов. Остальные были убиты другими бойцами или сдались в плен.

Сколько таких примеров отваги, доблести и организующей роли коммунистов в боях! В ряды большевиков идут лучшие люди армии, герои наступления, те, кто проверен огнем, доказал боевыми делами преданность нашему Отечеству и великому делу партии.

Характерно, что в самые решающие моменты войны приток в партию не ослабевал, а, наоборот, усиливался. В период боев под Москвой, Ленинградом, Севастополем, в боях за Сталинград, в период Курской битвы, во время великой битвы за Днепр, во время разгрома врага на Юге, в Крыму десятки тысяч бойцов и офицеров вступили в ряды партии.

Славная своими боевыми традициями партия Ленина ведет Красную Армию к окончательной победе над врагом.

Б. ТЕЛЬПУХОВСКИЙ

«Правда», 22 февраля 1945 года.

Письма

Первые в атаке

Подразделению была поставлена боевая задача — ударить по вражескому укрепленному пункту с правого фланга.

— Долг партийной организации и членов партбюро, — сказал парторг майор Татульян, — состоит в том, чтобы разъяснить каждому воину значение нашей боевой задачи, внушить веру в успех нашего дела, решимость драться самоотверженно и самим показать образец дисциплины и воинского умения.

Вечером во всех ротах состоялись партийные собрания. На повестке стоял тот же вопрос: задачи коммунистов в бою.

Партийное собрание минометчиков назначили в траншее. Был уже поздний вечер. Противник усилил артиллерийский обстрел. Несмотря на это, от каждого минометного расчета на собрание прибыло по два человека.

…Яркая белая ракета — сигнал к началу артиллерийской подготовки — пронизала утреннюю дымку. Оборонительные рубежи противника окутались дымом.

Коммунист комсорг Трубицын смело повел за собою бойцов, огнем автоматов и гранатами они вышибали гитлеровцев из отдельных хат и дзотов. Кандидат в члены партии Шакуров метким огнем пулемета уложил до 50 гитлеровцев.

Непосредственно в рядах атакующих шли все члены партийного бюро. Заместитель командира по политчасти член партбюро капитан Дороненко находился среди бойцов и в бою был ранен, но продолжал идти вместе с ними. Член партбюро старший лейтенант Корниевский также был ранен, но не покинул поля боя до тех пор, пока не была решена боевая задача.

Старший лейтенант Г. ИВАННИКОВ

«Правда», 20 августа 1943 года.

На поле боя

В ходе боев за Крым в наших подразделениях непрерывно проводилась партийно-политическая работа.

Большое внимание уделяется популяризации героев и пропаганде героизма. Наши политработники поняли, какую громадную пользу приносит быстрый отклик на боевые успехи того или иного бойца, как важно во время сражения поднять на щит героя, совершившего подвиг, проявившего находчивость и инициативу. Для пропаганды героизма на поле боя у нас был широко использован выпуск «листков-молний». Они составлялись непосредственно в боевых порядках и переходили из рук в руки.

Вот текст одного из таких «листков», выпущенных в период напряженных боев на Сиваше:

«Вернем свободу Крыму!

Командир отделения сержант Степанов во время наступления на высоту Н. первым поднялся в атаку и увлек за собой отделение. Бойцы стремительно шли вперед. Они смело ворвались во вражеские траншеи. При штурме противотанкового рва вновь отличился сержант Степанов. Он уничтожил пулеметную точку врага.

Слава героям!»

Этот «листок», написанный парторгом тов. Сорокиным и скрепленный подписью командира роты, по цепи обошел всех бойцов.

Когда в бою погиб политработник тов. Чувильский, немедленно было выпущено обращение к бойцам:

«Товарищи! В бою за освобождение Крыма героической смертью пал наш боевой друг — офицер Чувильский. Все мы знали его заботу о бойцах, его любовь к Родине, жгучую ненависть к врагам. Не стало среди нас бесстрашного и любимого политработника.

Отомстим же враги!

Вперед, товарищи!»

Пламенные слова обращения удвоили ярость бойцов. В неудержимом порыве они поднялись в атаку и после упорной двухчасовой борьбы выбили противника с укрепленного рубежа.

Командир части объявил благодарность всему подразделению и приказал выйти в тыл противнику и отрезать ему пути отхода. Очередной «листок-молния» призвал бойцов с честью выполнить эту почетную задачу. Подразделение проникло в тыл врага на глубину четырех километров и уничтожило до роты гитлеровцев.

В «листках-молниях» сообщалось также об успехах соседних подразделений, излагались последние сводки Совинформбюро. Когда наш правый сосед вышел к одному населенному пункту, чтобы отрезать пути отхода противнику, бойцы немедленно узнали об этом. С возгласами; «Ура! Освободим родной Крым!» — они бросились вперед и выбили гитлеровцев с важного рубежа.

Немалую роль в подъеме наступательного духа воинов сыграли поздравительные письма и известия о награждении, которые вручались им непосредственно на поле боя.

Более двухсот поздравлений было вручено отличившимся воинам в ходе сивашских боев. Люди высоко ценят эти скромные листки и хранят их, как самый дорогой подарок.

Гвардии подполковник С. САРКИСЬЯН

«Правда», 6 мая 1944 года.

Вступают в партию

Шел горячий бой. Командира взвода тяжело ранило. Вскоре был ранен и помощник командира взвода. И тогда красноармейцы услыхали голос командира отделения комсомольца Григория Шалаева:

— Слушать мою команду! Взводом командую я!

Умело, спокойно и уверенно командовал Григорий Шалаев, ведя взвод на врага. Его ранило, но он не оставил бойцов, не ушел из боя. Несмотря на ранение, Шалаев подобрал раненого товарища — командира отделения Филиппова и спас ему жизнь.

После этого боя комсомолец Григорий Шалаев подал заявление в партию. И партийная организация единогласно приняла его кандидатом в члены ВКП(б).

Право носить высокое звание большевика Григорий Шалаев завоевал в бою с врагами Родины. Это право он еще раз подтвердил 27 октября.

Под деревней С. взвод пошел в наступление. Появились фашистские самолеты, начали бомбежку. Кружили над землей, строча из пулеметов. Совсем близко, рядом рвались мины.

— Умрем, товарищи, но не отойдем! — крикнул Григорий Шалаев. — Держаться крепко, ни шагу назад!

И никто из красноармейцев не дрогнул. А когда поднялись в атаку на врага, Шалаев был впереди своего взвода.

И таких, как Григорий Шалаев, на фронте много. Лучшие боевые товарищи идут в партию. Вот три заявления в парторганизацию заградительного отряда части, где комиссаром Герой Советского Союза Бойко.

Михаил Трофимович Леонов. Колхозник. Он пишет: «Прошу принять меня кандидатом в члены ВКП(б). В дни Великой Отечественной войны буду беспощадно бороться с фашистскими варварами до полного их истребления». Боец Леонов в бою показал себя стойким, смелым человеком.

Николай Иванович Удальцов. Рабочий. Ему 26 лет. С первых дней войны на фронте. В заявлении написал: «Не мыслю своей дальнейшей жизни вне рядов большевистской партии. Хочу коммунистом бороться с оголтелой шайкой убийц и громил. За Родину, за партию отдам свою жизнь».

И тов. Удальцов в боях подтвердил, что достоин высокого звания большевика.

Михаил Трофимович Шепочкин. Автотехник. Вот его заявление: «Прошу принять меня кандидатом в члены ВКП(б). Я хочу сражаться с врагом и, если нужно, умереть в бою коммунистом!»

В боях он показал себя сильным, решительным командиром. Несколько раз лично ходил в разведку. Его штык вонзался не в одного фашиста. Своим примером он всегда увлекал за собой других бойцов.

Эти люди свою преданность Родине, Коммунистической партии доказали в ожесточеннейших схватках с врагом.

В. ЗЕМНОЙ

«Правда», 22 ноября 1941 года.

С именем Ленина

Шли последние дни 1942 года. Наша 271-я стрелковая дивизия занимала оборону в районе Моздока. Готовились к наступлению.

И тут к Новому году на передовые позиции доставили посылки от тружеников тыла. Одна из них была вручена первому взводу, которым командовал 20-летний младший лейтенант Джалал Ибрагимов. Джалала я знал с детства, вместе учились в физулинской средней школе. Солдаты были рады посылке, особенно, конечно, радовался Джалал. Посылка была из нашего родного азербайджанского города Физули.

Послала ее Феня Новосельцева, сейчас она учительница, преподает в физулинской средней школе. В той самой школе, где учились и мы.

Вскрыли посылку. Смотрим — теплое белье, перчатки, носки, табак, мыло.

— А в свертке что? — спросил один из солдат.

Развернули — флаг.

— Ленин, — всматриваясь в знакомые черты лица, сказал Джалал.

Все были взволнованы. Каждый хотел прикоснуться к красному шелковому стягу с портретом Ильича.

Ночью разыгралась метель. Роты скрытно заняли исходные позиции. С рассветом после сильной артподготовки в небо взвились три красные ракеты: сигнал к атаке. Несмотря на сильный огонь противника, бойцы быстро передвигались и вскоре вплотную подошли к окопам фашистов. В это время большая группа вражеских автоматчиков начала обходить нас с фланга. Она открыла сильный огонь по батальону. Цепи бойцов залегли. Гитлеровцы во весь рост пошли в контратаку. И тут Джалал крикнул:

— Передайте по цепи — Ильич в первом взводе!

Стремительно поднявшись, командир взвода вскинул над головой алый флаг с портретом Ленина и подал команду:

— За мной! Вперед! С нами — Ленин!

Бойцы устремились на врага. Фашисты не выдержали натиска и в беспорядке бежали. Батальон, преследуя отступающего противника, с ходу ворвался в деревню. Впереди развевался алый флаг. Его нес младший лейтенант Д. Ибрагимов.

В бою за деревню отважный командир упал, сраженный вражеской пулей. Заветный флаг подхватил красноармеец Никитин. В тот день наши подразделения, преследуя фашистов, продвинулись на 15―20 километров.

Н. КУЛИЕВ, бывший командир роты 271-й стрелковой дивизии.

г. Физули, Азербайджанской ССР.

«Правда», 6 мая 1970 года.

«Коммунисты, вперед!»

Встреча с группой партийных работников в редакции «Правды»

Коммунистов, которые в годы Великой Отечественной войны возглавляли партийные организации, были парторгами ЦК на предприятиях и секретарями колхозных парторганизаций, армейских политработников, руководителей подпольных партийных комитетов и комиссаров партизанских соединений пригласили в «Правду». В их рассказах, как в фокусе, отразился великий подвиг нашей ленинской партии — вдохновителя и организатора всемирно-исторической победы советского народа. Основные силы партии были в период войны на фронтах. К началу 1945 года в рядах армии и флота насчитывалось более трех миллионов коммунистов.

1941 год… Уже первые часы войны против немецко-фашистских полчищ со всей силой показали стойкость и выдержку нашего народа, его патриотизм, нерушимую веру в партию. По зову Центрального Комитета, ставшего боевым штабом обороны социалистического Отечества, вставала страна на смертный бой с темными фашистскими силами. Партия полным голосом сказала народу правду: над Родиной нависла смертельная опасность, решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, война будет трудной и потребует немало жертв. Партия призвала советских людей грудью встать на защиту завоеваний Октября, мобилизовать все силы для разгрома врага, быстро и решительно перестроить экономику, всю жизнь на военный лад.

Героически дрались с врагом наши доблестные Красная Армия и Военно-Морской Флот. Их питали силами, поддерживали весь народ, вся страна.

О незабываемых днях начала войны рассказала Н. В. Попова, работавшая в то время в Москве секретарем Краснопресненского райкома партии, председателем исполкома райсовета. По призыву столичной партийной организации миллионы москвичей поднялись на защиту Родины. Все коммунисты объявили себя мобилизованными. Партийные организации возглавляли формирование народного ополчения: за первые 45 дней в столице были созданы 12 дивизий народного ополчения и десятки истребительных батальонов.

Гитлеровцы, подвергая Москву бомбардировкам, пытались парализовать ее жизнь, разрушить промышленность, внести панику в ряды москвичей. Но это им не удалось. На защите ее мужественно стояли славные воины Красной Армии. Москва, как воин-богатырь, жила, боролась, показывая всей стране пример революционной выдержки, дисциплины, организованности. Заводы и фабрики давали фронту оружие, боеприпасы.

Душой обороны Москвы были коммунисты. Они всегда находились там, где было трудно, где требовалосьпроявить несгибаемую волю, мужество, стойкость.

— Помню, — рассказывает Н. В. Попова, — во дворе Краснопресненского трамвайного депо собрались водители. Время было критическое, враг рвался к городу. «Надо доставить на ближние рубежи боеприпасы, — обратился к рабочим секретарь партийной организации. — Кто согласен поехать?» И, словно по команде, вперед шагнули коммунисты, за ними — все остальные. Первый вагон с боеприпасами повел секретарь парторганизации.

А. М. Пегов, работавший в то время секретарем МК ВЛКСМ, в своем выступлении говорил о патриотических делах юношей и девушек, принявших на свои плечи тяжесть военного труда. 250 тысяч молодых патриотов работали на строительстве оборонительных рубежей. В тыл врага уходили комсомольские диверсионные группы.

Незабываемыми страницами в историю нашей победы вошли битвы под Москвой, Ленинградом, Сталинградом, Севастополем, Киевом, Одессой и другими городами, где особенно ярко проявилось единство фронта и тыла, всенародный характер Отечественной войны.

В первый же день войны, сообщил бывший секретарь Ленинградского обкома партии Г. Г. Воротов, не дожидаясь повесток, сто тысяч ленинградцев пришли в военкоматы с просьбой направить их на фронт. На самые трудные участки посылались партийные активисты. 27 июля ленинградские обком и горком партии приняли решение сформировать армию из добровольцев. Первыми ее солдатами стали коммунисты. В короткий срок было сформировано 10 стрелковых дивизий. К осени 1941 года в области уже действовали 287 партизанских отрядов, 6 партизанских полков, 125 подпольных партийных и комсомольских организаций. По зову Центрального Комитета партии город-труженик стал городом-воином. 900-дневная битва за Ленинград — это яркая страница всенародной борьбы, свидетельство несокрушимого единства фронта и тыла.

Из рассказов бывшего секретаря парткома Кировского завода, а потом парторга ЦК на Челябинском тракторном заводе М. Д. Козина, секретаря цеховой парторганизации Ижорского завода военной поры М. В. Потехина вставала живая картина подвига Ленинграда, душой и организатором обороны которого была партийная организация.

Фронтовым подвигам равна героическая эпопея эвакуации Кировского завода на Урал. Под огнем врага через Ладогу было переправлено пятнадцать тысяч станков и машин, около десяти тысяч рабочих.

Коммунисты Ленинграда не только организовали оборону, но и в трудных условиях блокады готовили ответный удар по врагу. 18 января 1943 года кольцо блокады было прорвано.

Так же, как и московские и ленинградские коммунисты, действовали партийные организации других городов и областей страны.

Враг, планировавший молниеносную войну, намеревался с ходу захватить крупнейшие промышленные центры страны, но просчитался. Ему пришлось иметь дело не только с частями Красной Армии — на пути захватчиков встал весь народ, поднятый партией коммунистов.

Как волна о гранитный утес, разбилось гитлеровское нашествие о могучую твердыню на Волге — Сталинград. Этот город стал символом несгибаемого мужества. Немало написано о героизме наших воинов, солдат, насмерть стоявших у стен города на Волге. Вместе с армией, подчеркнул бывший секретарь Сталинградского обкома партии, председатель городского комитета обороны А. С. Чуянов, город отстаивало все население — рабочие, служащие, домохозяйки, студенты. Фронт и тыл сливались воедино, партийная работа была целиком направлена на организацию защиты города. Заводы, работая под вражеским обстрелом, быстро увеличивали производство пушек, минометов, боеприпасов. В ожесточенных августовских боях 1942 года рабочие, все трудящиеся города, взявшись за оружие, отбивали натиск гитлеровцев, не щадя жизни.

Фашистские войска, подступившие к Севастополю, рассказывал бывший первый секретарь Севастопольского горкома партии Б. А. Борисов, в пятнадцать раз превосходили по численности его гарнизон, почти в двадцать раз был у гитлеровцев перевес в танках. Вместе с моряками-черноморцами и воинами армии в обороне города участвовали буквально все жители, и в первых рядах их шли коммунисты.

Ленинград в течение трех лет дал фронту 86 тысяч членов партии, Харьков — свыше 24 тысяч, Днепропетровск — 20 тысяч. Всего в армии и на флоте в 1942-м — самом трудном году — находилось около двух миллионов коммунистов. Почти половина всей партии!

Участники событий тех лет подробно рассказывали о многосторонней деятельности партийных организаций на фронтах, которая направлялась Центральным Комитетом. ЦК осуществил ряд важных мер по укреплению партийного руководства Вооруженными Силами, усилению роли политорганов. На военную работу были направлены видные партийные и государственные деятели, члены ЦК ВКП(б), секретари ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов партии. Многие руководящие партийные работники стали членами военных советов армий, фронтов, флотилий. В действующую армию было призвано из запаса около двухсот тысяч политработников.

— У нас, как и во многих других областях, получилось так, что почти весь обком — его секретари, члены бюро ушли на фронт, — говорил бывший секретарь Днепропетровского обкома КП Украины К. С. Грушевой. — Всем нам пришлось осваивать военную науку на поле боя.

«Во всякой войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь» — эти ленинские слова привел в своем выступлении генерал-лейтенант И. С. Аношин. Он отметил, что этим ленинским положением руководствовались партийные организации и политические органы на фронте. Они поднимали боевой дух войск, направляя все силы солдат и офицеров на разгром врага.

В Харькове был сформирован корпус народного ополчения, в него пошли 17 тысяч коммунистов и 11 тысяч комсомольцев. Приведя эти цифры, бывший секретарь Харьковского обкома партии В. М. Чураев рассказал, что в дни войны еще больше усилились связи партийных органов с трудящимися, воинскими частями. Большую работу среди населения на оккупированной территории вели Харьковский подпольный обком и 37 подпольных райкомов партии.

Беспримерная храбрость воина и убежденность агитатора обеспечивали партийцам подлинный авторитет и уважение в армии и на флоте. Боевой дух солдат поднимали и встречи с приезжавшими на фронт делегациями трудящихся, письма из тыла, поездки бригад мастеров искусств.

В. Г. Жаворонков, работавший тогда первым секретарем Тульского обкома партии, поведал о героической защите Тулы, которую фашисты, рвавшиеся на восток, намеревались взять с ходу. Однако части Красной Армии совместно с населением отразили их бешеные атаки. Плечом к плечу с воинами сражались тульские ополченцы во главе с коммунистами. Тула стала в те дни непобедимым южным бастионом в обороне столицы.

Как сталь крепнет в пламени, так закалилась, еще крепче стала, в огне справедливой войны непоколебимая вера народа в партию. Об этом свидетельствует и бурный рост ее рядов в военное время. Хотя только в первый год войны более 400 тысяч партийцев отдали жизни в боях за Родину, численность коммунистов в армии и на флоте за это время увеличилась в два с половиной раза. А всего за годы войны в партию принято более восьми миллионов советских людей.

Уже в первые, самые тяжелые дни боев, когда орды гитлеровцев рвались на восток, за их спиной, в ближних и дальних тылах занялось пламя партизанской войны. Возглавила эту борьбу, придала ей широкий размах всенародного движения партия. Директивой Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года, специальным решением ЦК партии от 18 июля 1941 года «Об организации борьбы в тылу германских войск» были намечены пути и формы развернутой партизанской войны и борьбы в подполье. В занятых врагом районах вступили в действие подпольные обкомы, райкомы партии, первичные организации и партгруппы. Уже к концу года вели операции около 3 500 партизанских отрядов и групп.

Коммунисты временно захваченных врагом районов утверждали в народе веру в победу, поднимали людей на борьбу с захватчиками.

О волнующих эпизодах этой борьбы рассказали на встрече в редакции П. К. Пономаренко, возглавлявший тогда центральный штаб партизанского движения; секретари подпольных партийных комитетов и руководители партизанских соединений — дважды Герой Советского Союза А. Ф. Федоров, Герой Советского Союза В. Е. Лобанок, бывший секретарь ЦК КП Белоруссии, начальник белорусского штаба партизанского движения П. З. Калинин, парторг Московского истребительного полка Н. В. Морозов, комиссар партизанского соединения З. А. Богатырь и другие. В воспоминаниях ветеранов вновь ожили легендарные рейды и героические подвиги народных мстителей Украины и Белоруссии, Брянщины и Смоленщины, Кубани и Прибалтики, Ленинградской, Псковской, Московской и других областей и районов.

Свыше 25 тысяч коммунистов Белоруссии сплотили в рядах партизанского движения более 370 тысяч народных мстителей. Пользуясь полной поддержкой населения, они контролировали большую часть территории республики. В тылу противника действовали райкомы партии, органы Советской власти, колхозы сеяли и убирали хлеб. Регулярно выходили 162 подпольные газеты, в том числе 12 областных и республиканских. Партизаны и подпольщики Белоруссии вывели из строя полмиллиона гитлеровских солдат и офицеров, взорвали многие тысячи эшелонов, складов, танков и автомашин, сотни километров железнодорожных линий.

И так всюду. Ни озверелый террор, ни лживые посулы, ни провокации фашистов не могли потушить священного пламени борьбы. Около 465 тысяч солдат и офицеров, почти пять тысяч пущенных под откос эшелонов потерял враг от ударов народных мстителей на Украине.

Партизан и подпольщиков питали могучие корни всенародной поддержки. Население таких крупнейших промышленных районов страны, как Донбасс и Приднепровье, временно захваченных гитлеровцами, организовало массовый саботаж, не давало оккупантам угля и металла.

Война испытывала огнем прочность дружбы народов СССР, выкованную ленинской партией. Единой семьей героев выступили против германского фашизма советские люди всех национальностей, все союзные республики. Каждый из народов Советского Союза стремился внести достойный вклад в разгром врага, посылал на фронт лучших своих сынов.

Мечи победы ковались у станков и доменных печей, в шахтах и на колхозных полях. Фронт был не только там, где рвались снаряды и солдаты сходились врукопашную. Воином стал весь народ, страна превратилась в единый военный лагерь.

Уже на четвертый день войны работницы Московского тормозного завода обратились к своим мужьям, братьям, отцам, сыновьям, призванным в Красную Армию:

— Вы идете на фронт, мы остаемся в тылу. Все свои силы, всю свою энергию мы приложим к тому, чтобы заменить вас на производстве.

Это единство фронта и тыла, сцементированное партией, выдержало военное испытание.

Невиданный размах хозяйственно-организаторской работы партии был проявлен при эвакуации промышленности с запада на восток. Перебазировались целые отрасли производства. К декабрю 1941 года в восточные районы — на Урал, в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан — было вывезено 1 360 крупных промышленных предприятий. Все они в кратчайший срок начали давать продукцию фронту.

Парторг ЦК на Уральском новотрубном заводе (впоследствии его директор) Ф. А. Данилов привел интересные цифры. До войны это предприятие было сравнительно небольшим. В первый год войны выпуск труб увеличился вдвое — до 110 тысяч, а еще через год — до 270 тысяч тонн. А трубы — это вооружение и грозные боеприпасы!

Бывший первый секретарь Пермского обкома партии Н. И. Гусаров прочитал несколько заявлений тех лет. Вот одно из них: «Прошу считать меня большевиком. В эти грозные дни войны я обязуюсь работать, не жалея своих сил для того, чтобы фронт получал больше и больше продукции. Токарь Малышев». Люди вступали в партию, чтобы в ее рядах трудиться, бороться и побеждать.

Огромный вклад внесли в победу над врагом сибиряки, дальневосточники. Об этом рассказали на встрече бывший первый секретарь Хабаровского крайкома партии Г. А. Борков и другие товарищи.

«Хлеб — оружие!» — под таким лозунгом вели в дни войны всю свою организаторскую работу сельские партийные организации. Чтобы победить врага, страна должна была бесперебойно снабжать действующую армию и население продовольствием, а промышленность — сырьем.

Колхозы и совхозы, вспоминали выступавшие, испытывали неимоверные трудности. В начале войны фашисты заняли самые хлебородные области страны. А в других большинство мужчин ушло в армию. Из сельского хозяйства для нужд фронта были взяты мощные гусеничные тракторы, автомашины, лошади. Потери и нехватки восполнялись героическим трудом, равным ратному подвигу. Центральный Комитет партии и Советское правительство, оценивая результаты, достигнутые сельским хозяйством в 1943 году, отмечали, что оно обеспечивало без серьезных перебоев снабжение Красной Армии и населения продовольствием, а промышленность — сырьем.

— Это чудо на советской земле, — сказала председатель костромского колхоза «XII лет Октября» Герой Социалистического Труда П. А. Малинина, — совершилось благодаря тому, что наша партия перед войной перестроила сельское хозяйство на социалистический лад. Если бы не было колхозов и совхозов, то мы, конечно, не сумели бы снабдить фронт и тыл всем необходимым. В нашем колхозе в первый день войны коммунисты собрали митинг. Обращаясь к женщинам-колхозницам, они сказали: «Мы идем на фронт, на ваши плечи теперь ложится вся тяжесть работ». В колхозе женщины достойно заменили мужчин.

Перед мысленным взором участников встречи встали яркие картины жизни и труда в селах Поволжья и Алтая, Сибири, Урала и Дальнего Востока, Казахстана, республик Средней Азии и Закавказья. Всюду вожаками выступали сельские партийные организации, райкомы партии.

Люди старались помочь фронту всем, чем могли. Подписывались на военные займы, собирали зимнее обмундирование для воинов, принимали детей, эвакуированных из захваченных врагом районов, обслуживали госпитали. Многие и многие сотни миллионов рублей из личных сбережений отдали колхозники на строительство самолетов.

Взволнованную речь произнесла управляющая районным отделением «Союзсельхозтехники» Дарья Гармаш, прославленная в годы войны трактористка из Рыбновской МТС Рязанской области. Как, спрашивала она, возникли тот всеобщий горячий советский патриотизм, та высокая сознательность, которые в дни войны проявили наши колхозники и колхозницы, рабочие и работницы совхозов? И отвечала:

— Они не пришли сами по себе. Их воспитала в нас партия. Мы просто не могли иначе жить и работать! Коммунисты посоветовали мне создать в те дни, когда гремела канонада под стенами Тулы, женскую тракторную бригаду, чтобы заменить мужей, ушедших на фронт. По нашему призыву 280 женских тракторных бригад трудились в годы войны на полях Рязанской области. И как трудились!

В августе 1943 года Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». Это была широкая, детально разработанная программа возрождения разоренной врагом земли.

1 710 городов, более 70 тысяч сел и деревень, 31 850 промышленных предприятий сожгли и разрушили на нашей земле гитлеровские захватчики. Встали из пепла и руин советские города и села. И это лучшие памятники героям фронта и тыла, вынесшим на своих плечах самую страшную в человеческой истории войну.

Одержав великую победу в Отечественной войне, восстановив и развив дальше экономику страны, наш народ под руководством ленинской партии уверенно творит всемирно-историческое дело построения коммунизма, прокладывает всему человечеству путь к светлому будущему. И в этом большом походе продолжает жить вдохновляющий девиз военных лет: «Коммунисты — вперед!»

«Правда», 7 мая 1965 года.

ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!

Присягаем победой

«Правда», 23 июня 1941 года.

Это было 22 июня

Тихая украинская река. Граница. Настороженно всматриваются пограничники в противоположный берег. Как будто все спокойно.

И вдруг — залп, второй, третий…

Огнеметы, артиллерия, пулеметы — все пущено фашистами в ход. Бьют по пограничной заставе и селению, хотя в нем нет ни одного красноармейца.

Враг начинает переправу. Горстка пограничников встречает его огнем. Завязывается неравный бой.

Сорок пограничников заняли оборонительные рубежи. С небольшой группой бойцов ведет смертоносный огонь вдоль реки сержант Осипенко. Другая группа, сержанта Ковалева, пулеметами и ружейным огнем сдерживает натиск врага у проволочных заграждений. Тонут в реке фашисты, повисли убитые на проволочных заграждениях.

Два часа горсточка храбрецов сражается с превосходящими силами противника. Попытка взять наших бойцов в лоб гитлеровцам не удалась. И они начали глубокое обходное движение. Пограничники попытались выйти из окружения, но путь им преградили вражеские танки. Тогда наши воины прибегли к хитрости: небольшая группа стала отвлекать танки в ложном направлении. Этим воспользовался отряд. Первое окружение было прорвано, и снова закипел бой. Коротким ударом отряд прокладывал себе путь.

Откуда-то со стороны подошли два местных крестьянина.

— Никто из нас не знает фамилий этих крестьян, — говорит командир отряда старший лейтенант Сачков. — Вместе с нами они плечом к плечу отражали первый натиск врага.

За селением снова пришлось принять бой. Теперь уже с фашистской пехотой. Стремительным ударом пограничный отряд прорвал и второе кольцо. Встретив полевые части Советской Армии, пополнив боеприпасы, пограничники снова бросились громить врага.

Г. ГРИНЕВ

«Правда», 26 июня 1941 года.

Капитан Гастелло

…На рассвете летчики собрались у репродукторов. Диктор прочел краткое сообщение о героическом подвиге капитана Николая Гастелло. Сотни людей — на разных участках фронта — повторяли это имя.

Во главе своей эскадрильи капитан Гастелло храбро сражался в воздухе. Далеко внизу, на земле, тоже шел бой. Моторизованные части противника прорывались на советскую землю. Огонь нашей артиллерии и авиации сдерживал их движение.

Черные пятна танковых скоплений, сгрудившиеся бензиновые цистерны говорили о заминке в боевых действиях врага. Но вот снаряд вражеской зенитки разбивает бензиновый бак самолета Гастелло. Машина в огне. Выхода нет.

Что же, так и закончить на этом свой путь? Скользнуть, пока не поздно, на парашюте, и, оказавшись на территории, занятой врагом, сдаться в постыдный плен? Нет, это не выход!

И капитан Гастелло не отстегивает наплечных ремней, не оставляет пылающей машины. Вниз, к земле, к сгрудившимся цистернам противника, мчит он огненный комок своего самолета. Огонь уже возле летчика. Но земля близка. Глаза Гастелло, мучимые огнем, еще видят, опаленные руки тверды. Умирающий самолет еще слушается рук умирающего пилота.

Машина Гастелло врезается в «толпу» цистерн и машин — и оглушительный взрыв долгими раскатами сотрясает воздух.

…Запомним имя героя — капитана Николая Францевича Гастелло.

Петр ПАВЛЕНКО

«Правда», 10 июля 1941 года.

Сражающееся приграничье

Встреча ветеранов первых боев за Родину

…Под щедрыми лучами горячего солнца зреют хлеба. На холмах, поросших разнотравьем, — колхозные стада. Июньский ветерок разносит тополиный пух, заливаются жаворонки. Таким, дышащим красотой трудового дня, предстал этот район перед теми, кто помнит приграничье в дымах пожарищ и разрывах бомб, пронизанным трассами пулеметных очередей.

И каждому, кто приехал сюда, на пограничную заставу имени Героя Советского Союза А. В. Лопатина, где за столом встреч «Правды» собрались ветераны первых боев Великой Отечественной войны, кто положил яркую гвоздику к памятнику воину, погибшему в боях за Родину, видится свое. Бывшему рядовому Ф. П. Васильеву — скалистые берега Баренцева моря и пограничный знак на полуострове Рыбачьем, где в сорок первом вместе с однополчанами он вступил в рукопашную схватку с врагом; Герою Советского Союза И. П. Гоманкову — как в те огневые дни во главе взвода он сражался на Немане; Герою Советского Союза Г. А. Куропятникову, бывшему старшине 2-й статьи, — его катер «МО-121», ведущий огонь с дунайского фарватера по вражескому берегу; танкисту В. Ф. Рассохину — контратака взвода «тридцать четверок» под Владимир-Волынском; Герою Советского Союза Н. В. Исаеву — бой на «МИГе» с фашистскими самолетами, пытавшимися бомбить Одессу…

Сколько цветков, принесенных фронтовиками на заставу, столько и судеб. И за каждой — героические биографии однополчан: и тех, кто пал смертью отважных в первые часы борьбы с врагом, и тех, кто через 1 418 огневых дней и ночей добыл победу.

В пятом томе «Истории Коммунистической партии Советского Союза» рассказ о том, с каким мужеством и силой морального духа советские люди вступили в единоборство с гитлеровскими захватчиками, открывается описанием подвига бойцов 13-й заставы Владимир-Волынского пограничного отряда. Под командованием коммуниста, бывшего слесаря Ковровского экскаваторного завода лейтенанта А. В. Лопатина они в течение одиннадцати суток вели бой с гитлеровцами. И естественно, что разговор на заставе имени Героя начали те, кто плечом к плечу с ним сражался против фашистов, — прошедшие всю войну заместитель политрука Е. М. Галченков и пулеметчик И. П. Котов.

До глубины души взволнованные тем, что побывали в окопах и блокгаузах, из которых вели огонь по врагу, они живо воспроизводят детали многодневного боя в окружении, называют имена участников коллективного подвига. Их рассказ дополняют вдовы погибших начальника и политрука заставы — Анфиса Алексеевна Лопатина и Евдокия Николаевна Гласова. Они были рядом с бойцами — подносили боеприпасы, перевязывали раненых, вели огонь по гитлеровцам. На кофточках обеих женщин в числе других наград — медали «За отличие в охране государственной границы СССР». И по сей день вся их жизнь связана с границей.

Бывший морской пехотинец И. И. Бевз, сражавшийся под Ленинградом, а ныне рабочий высшей квалификации, награжденный за ударный труд орденом Ленина, поведал о том, как его товарищи, носившие под армейскими гимнастерками флотские тельняшки, стойко держали оборону, как громили врага на Пулковских высотах.

— Алой кровью мужественных защитников Бреста, отважных лопатинцев, героев других приграничных рубежей, — сказал он, — окрашено священное знамя нашей Победы. Отдав жизнь за Родину, они не увидели, как его водрузили советские солдаты над поверженным рейхстагом. Но начало великой победы над фашизмом — в их отваге и стойкости…

Участники встречи как бы прошли по меридианам ратной славы советских воинов. В карельских лесах встретила войну капитан запаса М. А. Гарькавая. В боевом донесении тех дней сообщалось: «17-летний сын коменданта 102-го погранотряда старшего политрука А. Д. Гарькавого остался в отряде добровольцем. Жена Гарькавого — Мария, отправив двух детей в тыл, добровольно вступила в ряды защитников Родины». Сейчас отважная пограничница — заслуженный работник культуры УССР. Неподалеку от карельских пограничных рубежей держала оборону 4-я бригада морской пехоты. В ее рядах бился с врагом старшина 2-й статьи Г. Ф. Плетнев. Участник кровопролитных боев на знаменитой Невской Дубровке, он в конце войны штурмовал карпатские перевалы, шагал в боевых рядах освободителей Чехословакии.

Весь мир знает о подвиге защитников крепости-героя Бреста. В ту пору Е. Ф. Манекин был начальником 20-й заставы Брестского Краснознаменного пограничного отряда. На рассвете батальон гитлеровцев начал переправляться через Западный Буг. Бесстрашно вел себя в бою с противником начальник заставы. В числе первых защитников границы он был награжден орденом Красного Знамени. Там, у стен легендарного Бреста, боевое крещение получил и белорусский паренек Миша Баранов — заместитель политрука стрелковой роты. Позднее фронтовая судьба привела его в ряды украинских партизан. И вот уже четверть века М. М. Баранов — председатель передового колхоза имени Карла Маркса.

Жаркие бои разгорелись на участках Любомльского, Рава-Русского и Перемышльского пограничных отрядов. Не полчаса, как это предусматривалось самонадеянной диспозицией захватчиков, а многие сутки потребовались врагу для борьбы с бойцами в зеленых фуражках. Офицер одной из погранкомендатур Г. Я. Сергеев, бывший начальник заставы Ф. Н. Гусев — живые свидетели массового героизма советских воинов. Около 600 гитлеровских солдат и офицеров нашли свой конец в первый же день войны на подступах к позициям этой заставы и соседних огневых точек укрепленного района.

— Никогда не забыть мне бойцов нашей заставы, — сказал Ф. Н. Гусев. — Как сейчас, слышу последние слова смертельно раненного пулеметчика Коли Кобешкина: «Разбейте Гитлера!»

И так по всему фронту — от Баренцева до Черного моря. В гигантское сражение с войсками захватчиков вступали и наши армейские соединения. Среди участников встречи — танкисты, летчики, артиллеристы, стрелки, которые на разных участках одними из первых контратаковали врага.

— Уже в 6.00 батареи тяжелой артиллерии нашей 41-й стрелковой дивизии, — рассказывал подполковник запаса, ныне начальник районной станции защиты растений И. И. Зиньковский, — открыли огонь по фашистской лавине, катившейся к Раве-Русской…

За несколько часов до начала войны девятнадцатилетний выпускник военного училища П. Д. Захарчук вступил в командование взводом 647-го мотомеханизированного полка. В тот субботний вечер его бойцы плясали под баян с колхозными девчатами, а утром — в бой. Сейчас бывший взводный — преподаватель истории.

— Не одну боевую задачу в те дни мы, пограничники, решали вместе с частями Советской Армии, — сказал бывший начальник заставы на Пруте офицер запаса В. М. Тужлов.

Он поведал, как на выручку пограничникам поспешили конники 2-го кавалерийского корпуса. Ему по сей день помнится лихой командир эскадрона Нестеров — коренастый, крутолобый лейтенант, бойцы которого поддерживали пограничников в сражении за мост. 5-ю заставу заслуженно называют «Заставой Героев»; многие ее воины одними из первых в Великой Отечественной войне удостоены звания Героя Советского Союза.

Участники боев в приграничье приводили немало примеров того, как защитники границы отбрасывали захватчиков. Надолго запомнятся волнующие объятия бывшего начальника заставы А. Н. Патарыкина и бывшего командира пограничного катера «МО-119» И. П. Михайлова. Это они — один в Перемышле, а второй на Дунае — участвовали в контрударах по врагу, осуществленных 99-й стрелковой дивизией и Дунайской военной флотилией.

Уже в первых ударах по немецко-фашистским армиям на полях тяжелейшего приграничного сражения зарождались наши грядущие победы.

«Правда», 20 июня 1971 года.

Походная

«Правда», 29 июня 1941 года.

Контрудар

На весь мир прозвучали в июньский день 1941 года спокойные, полные сдержанной силы слова: «Стремительным контрударом наши войска вновь овладели ПЕРЕМЫШЛЕМ». Так сообщало Советское Информбюро. Враг был выбит из Перемышля 23 июня — на другой день после злодейского нападения гитлеровской Германии на нашу Родину.

Обнаружены новые документы о боях за Перемышль. В различных районах страны удалось отыскать участников первых боев, у них сохранились фотографии, документы, личные записи. Все это воссоздает картину тех дней, воскрешает в памяти имена героев первого нашего контрудара — предвестника будущих сокрушительных ударов по врагу.

В ночь на 22 июня точно по расписанию от станции Перемышль отошел на запад товарный поезд с горючим и строевым лесом. Дежурный погранкомендатуры старший политрук Александр Тарасенков позвонил на левобережную часть станции и спросил, почему нет встречного поезда из Германии. Ему дали ответ, смысл которого стал ясен позднее: «Ждите, утром будет!..»

Нельзя, однако, сказать, что пограничники ничего не подозревали. Застава знала о бесконечных воинских эшелонах, прибывавших из Германии, видела самолеты, ежедневно перелетавшие границу. Был обнаружен кабель, переброшенный через Сан для подслушивания телефонных разговоров. Были пойманы вражеские лазутчики, которые на допросах показали, что война против России начнется примерно 18―21 июня. Правее Перемышля крестьянка с чужого берега крикнула однажды нашим пограничникам: «Берегитесь, браты, бо германец мосты наготовил!»

Перемышльской погранзаставой командовал тогда молодой коммунист Александр Патарыкин, которому только что присвоили звание лейтенанта, его заместителем был Петр Нечаев. Днем 21 июня комсомольское собрание заставы обсудило вопрос «Усиление охраны госграницы и наши задачи». Постановили: «Держать границу на замке, всем членам ВЛКСМ быть первыми в задержании нарушителей».

Ночью старшина заставы Привезенцев и ефрейтор Струков пошли проверять наряды. На том берегу впервые были потушены все огни. Темень, тишина. Близ заставы лаяли лишь служебные собаки…

Первый фашистский снаряд разорвался в центре Перемышля у почтамта. Затем снаряды разбили и подожгли склады, госпиталь, здания железнодорожного узла: неприятельские пушки и минометы вели прицельный огонь.

Под грохот канонады гитлеровские войска двинулись по железнодорожному мосту через Сан. Враг был уверен, что на нашем берегу все подавлено артогнем.

— Через две-три минуты, — рассказывает А. Н. Патарыкин, — все были готовы к бою. Своего заместителя лейтенанта Нечаева с пятью пограничниками, с пулеметом я послал на мост, старшину Привезенцева с группой бойцов — на левый фланг, командира отделения Ржевцева с пограничниками Водопьяновым и Ткачевым — на правый… Помню, прибежали наши пулеметчики Половинка, Коновалов. Явился начальник отрядного клуба политрук Евгений Краснов: «Куда?» Направил его с бойцами на мост. Я вместе с комсоргом заставы пулеметчиком Шабалиным и другими пограничниками бросился на оборону центральной части города.

Бои завязались во многих местах, но самый жестокий шел на мосту.

К полудню группа Нечаева отбила восемь атак. Противнику удалось наконец переправиться на резиновых лодках и вброд, а Нечаев все продолжал удерживать мост. Группа гитлеровцев окружила Нечаева, чтобы взять живым. «Тогда, — говорилось в донесении 92-го погранотряда, — лейтенант Нечаев выхватил гранату, ударил ею нападавшего, в результате взрыва были убиты два немца, погиб и сам Нечаев».

Слева обороняла Перемышль группа комсомольца Николая Привезенцева, бывшего паровозника депо Бологое. Перед рассветом, еще до артиллерийской канонады, он возвращался с границы, и его вдруг полоснули с того берега пулеметной очередью. Привезенцеву перевязали ногу, идти в госпиталь он отказался. В неравном бою у берегов были ранены старшина комендатуры комсомолец Валентин Копылов, заместитель политрука Фильчаков, был контужен командир отделения тыла 4-й комендатуры комсомолец Иван Смирнов. Все они оставались в строю. И еще с утра пограничники стали получать подкрепление: к ним присоединялись бойцы из отряда Орленко.

Петр Васильевич Орленко — первый секретарь Перемышльского горкома партии. Когда началась канонада, он сразу побежал в горком. Вслед за ним туда пришли другие коммунисты и беспартийные. Собралось около двухсот человек. Все были единодушны: надо немедленно браться за оружие и помогать пограничникам.

В отряд вступили работники горкома партии, секретари первичных партийных организаций. Туда были приняты Валентин Лизогубов с завода швейных машин, Николай Покусаев — с железнодорожного узла, Михаил Мельник — директор средней школы, Иван Маринич — заместитель редактора городской газеты, Наталья Приблудная — заведующая музеем, сцепщики, стрелочники, служащие городских учреждений. Это были первые ополченцы Великой Отечественной войны.

Враг численно превосходил пограничников и ополченцев, на его стороне была внезапность нападения. Он рассчитывал с ходу взять Перемышль, захватить дорогу на Львов и в первый же день продвинуться по ней далеко на восток. Но пограничники вместе с ополченцами удерживали Перемышль более десяти часов.

Лишь в третьем часу дня начальник 92-го погранотряда майор Я. И. Тарутин, руководивший обороной всего участка госграницы, приказал оставить Перемышль, чтобы сохранить людей. За городской окраиной в районе Пралковцы пограничники и ополченцы заставили врага перейти к обороне и сдерживали его до наступления темноты.

Все это позволило нашей 99-й стрелковой дивизии подтянуть свои силы к городу.

Примерно в одиннадцать вечера пограничники встретились с нашими регулярными частями. Командир 8-го стрелкового корпуса генерал-майор М. Г. Снегов и бригадный комиссар В. И. Петрин от всего сердца поблагодарили защитников города. Комкор приказал командиру 99-й дивизии полковнику Н. И. Дементьеву контрударом отбросить противника за реку Сан и вновь овладеть Перемышлем. Из пограничников был сформирован сводный батальон. Его командиром стал старший лейтенант Григорий Степанович Поливода, командирами рот — Патарыкин, Архипов.

— 23 июня ровно в 4.00, — рассказывает генерал-майор в отставке П. П. Опякин, бывший тогда заместителем командира 99-й стрелковой дивизии, — два наших артполка, 71-й гаубичный и 22-й, открыли массированный огонь. За артиллерийским налетом ворвались в город войска. Главный удар наносила сформированная для этой цели группа: подразделения 1-го стрелкового полка, взаимодействующие со 197-м полком. Ударной группе мы придали сорок расчетов 50-миллиметровых минометов, причем наши минометчики обучены были стрелять с ходу. С юга ворвались в город пограничный батальон и ополченцы.

Во второй половине дня 23 июня Перемышль был очищен от гитлеровцев. Получив подкрепление, они много раз пытались снова переправиться через Сан, но артиллеристы, которыми командовал полковник И. Д. Романов, меткими залпами уничтожали врага.

Бои на Сане, однако, не стихали. Враг бросал против Перемышля свежие войска. 25 июня две роты под прикрытием сильного огня форсировали реку и вклинились в оборону нашего 197-го полка. В контратаку бросились курсанты полковой школы, которыми командовал капитан Матиос Аристахович Мадатьян. С группой смельчаков он ворвался в стан врага, расстреливал гитлеровцев в упор. Курсант Игнатьев вовремя кинулся на помощь окруженному фашистами Мадатьяну и спас ему жизнь. Вскоре Мадатьян был тяжело ранен. Однако его курсанты вместе с подоспевшей ротой старшего лейтенанта Ивана Кужима отбросили гитлеровцев и восстановили положение.

Небольшой дот правее железнодорожного моста утром 22 июня заняли три пограничника — Ржевцев, Водопьянов, Ткачев. Они не смогли отойти из города, а на следующий день открыли сильный пулеметный огонь по отступавшему врагу. Теперь этому гарнизону доставили хлеб, воду и ящики с патронами. К трем храбрецам присоединился четвертый, фамилию которого узнать не удалось. Вчетвером они продолжали сражаться, умело прикрывали затем отход наших частей, сами же отойти не успели. Четыре пограничника продолжали вести огонь до 30 июня, а потом, не желая сдаваться в плен, подорвали себя гранатами.

Самые упорные и, пожалуй, решающие бои шли северо-западнее Перемышля, у местечка Медыка. Там 206-й полк 99-й дивизии, которым командовал майор М. В. Тюленев, за день отбил пять яростных атак противника, стремившегося отрезать, окружить Перемышль и овладеть дорогой на Львов. Несколько раз командир полка Тюленев ходил в атаку вместе с бойцами… 26 июня был тяжело ранен полковник Дементьев, и командование дивизией принял полковник Опякин. В труднейший момент он бросил на помощь 206-му полку ударную группу капитана Павла Федоровича Дидковского. Враг попятился назад. В итоге шести дней он так и не смог продвинуться в районе Перемышля ни на метр.

— Утром 28 июня, — рассказывает П. П. Опякин, — я получил приказ командующего фронтом об отходе из Перемышля, это было вызвано положением на других участках. Чтобы избежать потерь, мы начали отход 29-го перед рассветом. Железнодорожный мост наши саперы взорвали еще 26-го…

Враг понес на Сане серьезные потери, а его расчеты на молниеносное наступление были сорваны. За героизм в боях по обороне и освобождению Перемышля 99-я стрелковая дивизия первой в Великой Отечественной войне была награждена орденом Красного Знамени.

Д. НОВОПЛЯНСКИЙ

«Правда», 19, 20 июня 1966 года.

Залпы «Катюш»

…Капитан Флеров не мог скрыть волнения. В окулярах стереотрубы отчетливо виднелись вереницы вагонов с войсками, боевой техникой, цистерны с горючим. Над трубами паровозов взлетали белые облачка пара. Вот-вот эшелоны двинутся на восток.

Перед глазами капитана, как наяву, рисовался облик посеревшего от пережитого и усталости генерала, рано утром поставившего ему боевую задачу.

— Имейте в виду, — подчеркнул он, — положение наших войск тяжелое. Совершенно необходимо задержать врага хотя бы на сутки.

И вот она, столь заманчивая цель.

— По фашистским ордам, батареей, залп! — подал команду капитан.

Над лощиной, поросшей кустарником, взметнулось облако дыма и пыли. Раздался грохочущий скрежет. Выбрасывая языки пламени, с направляющих пусковых установок стремительно соскользнуло больше сотни сигарообразных снарядов. Какое-то мгновение в безоблачном небе были видны черные стрелы, с нараставшей скоростью идущие ввысь. Из днищ стрел с ревом вырывались упругие струи кипенно-белых газов. Потом все исчезло. А через несколько секунд в самой гуще вражеских войск один за другим, дробно сотрясая землю, загремели взрывы. Там, где только что стояли вагоны с боеприпасами и цистерны с горючим, взметнулись огромные гейзеры огня и дыма.

Флеров ликовал. Результаты залпа превзошли все ожидания! Его переполнило чувство горячей признательности к тем людям, творческий труд которых создал это великолепное оружие, какого еще не знала военная история.

В журнале боевых действий батареи появились записи: «14.7.1941 г. 15 часов 15 минут. Нанесли удар по фашистским эшелонам на железнодорожном узле Орша. Результаты отличные. Сплошное море огня».

«14.7.1941 г. 16 часов 45 минут. Залп по переправе фашистских войск через Оршицу. Большие потери врага в живой силе и боевой технике, паника. Все гитлеровцы, уцелевшие на восточном берегу, взяты нашими подразделениями в плен…»

Это были первые залпы ракетного оружия, получившего впоследствии широкую популярность под ласковым названием «Катюша». Появились они на фронте так. 28 июня 1941 года, на седьмой день Великой Отечественной войны, Верховное Главнокомандование решило сформировать на базе имевшейся опытной ракетной техники отдельную батарею. В течение трех суток подобралиличный состав батареи из артиллеристов, а командиров — из слушателей Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского. Командиром батареи был назначен капитан И. А. Флеров. Почти все солдаты, сержанты и офицеры батареи были коммунистами и комсомольцами.

В ночь на 3 июля 1941 года батарея в составе семи боевых установок вышла на Западный фронт.

Три самых трудных месяца начального периода войны успешно громила батарея Флерова фашистские полчища. Грозный рокот ее сокрушительных залпов раздавался то на одном, то на другом участке борьбы с врагом — под Рудней, под Ельней, в районе Рославля, Спас-Деменска и Знаменки…

Н. АФАНАСЬЕВ

«Правда», 14 июля 1966 года.

В небе Подмосковья

Ночь с 6 на 7 августа была лунной, безоблачной. Фашистские самолеты сделали очередную попытку прорваться к Москве. На подступах к столице их рассеяли ночные истребители и огонь зенитных батарей. Несколько вражеских машин было сбито, а одна из них протаранена нашим самолетом.

Отважного пилота мы встретили в части, которой командует майор Королев. Из набрякшей от росы палатки навстречу вышел невысокого роста, темноволосый юноша, с карими проницательными глазами, на вид лет двадцати трех. На груди у него — орден Красной Звезды, награда, полученная за отвагу и мужество, проявленные в борьбе против белофиннов. Это был младший лейтенант Виктор Талалихин, любимец летной части, в недавнем прошлом рабочий Московского мясокомбината. Он рассказал, что произошло в ту ночь.

Талалихин поднялся на перехват летящих к Москве вражеских бомбардировщиков. Патрулируя в заданном районе, он зорко наблюдал за небом. Полная луна позволяла видеть на большом расстоянии. При одном из заходов он заметил, как в отсвете луны невдалеке блеснул самолет.

Летчик немедленно пошел на сближение, чтобы определить принадлежность машины. Когда до нее оставалось каких-нибудь пятнадцать — двадцать метров, Талалихин заметил фашистскую свастику на хвосте. Это был двухмоторный бомбардировщик «хейнкель-111». В голове молниеносно созрел план атаки.

Прицелившись, Талалихин дал по врагу первый залп. Удар был метким. Правый мотор бомбардировщика задымился. На лобовой части вспыхнули багровые языки пламени. Не отвечая на огонь, «хейнкель» пытался скрыться. Талалихин наседал. Приблизившись метров на десять, он стал в упор расстреливать кабину вражеского самолета, стремясь вывести из строя экипаж. Пулеметы работали непрерывно. Ответных выстрелов не было. Внезапная атака привела гитлеровских летчиков в замешательство.

Погоня продолжалась. Неожиданно у Талалихина иссякли патроны. Пулеметы замолчали. «Уйдет?» Но тут же пришло решение: буду таранить; если погибну — так один, но зато их погибнет четверо!

Движения летчика стали еще увереннее и хладнокровнее. Талалихин посмотрел вниз. Земля, родная, любимая земля, была далеко. Не выпуская врага из виду, следуя за ним, младший лейтенант заметил, что «хейнкель» начинает снижаться. Он уже на высоте трех тысяч метров. Это был последний маневр фашиста. Снижаясь, экипаж самолета хотел скрыться от преследования. Но Талалихин гнался за ним неотступно. Выждав момент, он почти вплотную подошел к фашистской машине, собираясь рубануть пропеллером по хвосту. В этот миг воздушный стрелок ударил по самолету Талалихина из крупнокалиберного пулемета. Пуля обожгла летчику тыльную часть правой руки. Летчик резко прибавил газ и, сделав бросок, обрушил свой истребитель на хвост вражеского самолета. Протараненный «Хейнкель», охваченный пламенем, стал падать.

Самолет Талалихина подбросило. Затем он тоже сорвался вниз. Улучив мгновение, летчик выбросился из кабины и раскрыл парашют. Вскоре отважный сокол благополучно приземлился вблизи селения Н. и был радушно встречен колхозниками.

★

Вчера утром мы побывали на месте падения фашистского самолета. Вблизи небольшой березовой рощицы еще тлело угасающее пламя пожарища. Вокруг валялись обломки разбитой вдребезги вражеской машины: исковерканные моторы, часть фюзеляжа, крылья, обгоревшие пулеметы, обломки пропеллера. Среди хаотического нагромождения обгоревших частей и деталей валялась огромная кассета из-под зажигательных бомб. Поблизости — горка несгоревших бомб, а рядом с ними — куча нерасстрелянных патронов. Фашистский разбойник, удирая от нашего истребителя, не успел израсходовать боеприпасы.

Под кустом, рядом с обломками самолета, лежали трупы разбившегося при падении экипажа «Хейнкеля»: подполковника, фельдфебеля и еще двух авиаторов. На кителе их командира — железный крест и эмблема «За Нарвик».

К месту, куда упал протараненный вражеский самолет, быстро собирались колхозники. Гневно, суровыми глазами обозревали они пожарище и обломки фашистского бомбардировщика.

— Вот так надо бить врага, — говорили они…

Я. МАКАРЕНКО

«Правда», 8 августа 1941 года.

Военная ночь

«Правда», 4 августа 1941 года.

Ельнинский удар

По обе стороны большака, тут и там в ложбинах, в кустах, на обратных скатах бугорков и просто у обочины пути высятся штабеля снарядов, горки винтовочных патронов в картонной упаковке. Поодаль, на огневых позициях, видны орудия. В нескошенной ржи, в дубовых кустарниках, в окопах валяются винтовки, автоматы, пулеметы. И по тому, как все это брошено, оставлено, рассеяно, нетрудно понять, какая здесь была паника, в каком животном страхе, забыв обо всем, кроме собственной шкуры, удирали отсюда хваленые дивизии Гитлера.

Да и как им было не удирать! Обратите внимание: позиции противника все в воронках от разрывов наших снарядов. Все места, где был враг, исклеваны огнем нашей артиллерии. Овраги, канавы, долины у деревень — вернее, у пепелищ населенных пунктов, уничтоженных фашистами, — завалены трупами насильников, топтавших нашу священную землю.

Деревенька за деревенькой. У дворов — колхозники. Радостные возгласы слышны в вечернем воздухе. И тут же — сдавленное рыдание женщин, плач детей над пожарищами.

Все это — и сожженные деревни и истоптанные вражескими, кованными в двадцать шесть гвоздей сапогами поля и перелески, — все это свидетельствует о гнусном облике фашизма, все это вопиет о священном возмездии заклятым врагам.

Позади остались высотки. Впереди в котловине расположен город Ельня. Здесь, в Ельнинском районе, свирепствовали гитлеровские банды. Какими словами выразить, какими словами поведать о неслыханных преступлениях фашистских злодеев?! Город Ельня выжжен. По улицам, полным пепла, гари и смрада, ходят бездомные жители.

Красноармейцы собирают трофеи, закапывают вражеские трупы, строят взорванные мосты. Гром артиллерийской канонады доносится с запада за добрых два десятка километров. Там доблестные части наши продолжают громить врага. Здесь, в освобожденном от гитлеровских бандитов районе, началась новая, полная напряженных трудов и усилий страница жизни. Более полусотни сел и деревень отбито у врага. А Ельня, вся ельнинская округа вошли отныне в историю Великой Отечественной войны как места, где были ожесточенные бои и где наголову разбита крупная армейская группировка противника.

Ельня… Сюда после Смоленска ринулись фашистские орды. Здесь, в этом старинном русском городке, сходились многие пути. Отсюда шли большаки на север, на северо-восток, на восток и юго-восток. Отсюда, из этого узла дорог, гитлеровцы думали развивать наступление — двигаться и на Москву и на юг.

Немецкое командование учитывало особый рельеф Ельнинского района. Окруженный высотами, покрытый лесными массивами, изрезанный оврагами, Ельнинский район казался противнику особенно удобным для сосредоточения крупных сил.

Не останавливаясь перед потерями, устлав пути к Ельне трупами и залив кровью своих солдат, фашистское командование добилось захвата Ельнинского района. Это было в июле. С тех пор противник не прошел дальше ни шагу. Советское командование разгадало его замыслы. Оно в полной мере оценило все значение Ельни и ее района, поставив задачу: разгромить здесь врага.

После вдумчивой подготовки и выработки плана действий наши войска перешли в наступление. Удар был рассчитан методично и точно. Нанесен он был неотразимо. В первые же дни оказались разгромленными части 10-й танковой дивизии врага. Наши воины под командованием энергичного и веселого украинца полковника Утвенко растрепали и уничтожили полки 15-й дивизии противника, захватив при этом тяжелые орудия, боеприпасы и пленных. К слову сказать, эти орудия были обращены в сторону врага.

Умело и доблестно действовали части полковника Миронова, командиров Некрасова и Батракова.

Гитлеровцы перешли к обороне. На командных высотах они создали крупные узлы сопротивления, построили окопы, дзоты, проволочные заграждения. В их блиндажах были не только бревенчатые перекрытия, накаты и полутораметровые настилы земли, но и рельсовые перекрытия. Несмотря на все это, враг нес огромные потери. Особенно велики были потери от нашего артиллерийского огня.

Я говорил с пленными. Они рассказывали, что советский артиллерийский огонь подавляет их морально, уничтожает в их убежищах и укрытиях.

Однако в эти дни вражеская группировка полностью еще не была разгромлена. Главное командование фашистской армии, придававшее большое значение району Ельни как выгоднейшей позиции для дальнейшего наступления, стремилось любой ценой удержать в своих руках этот район. Оно подтягивало сюда все новые дивизии.

После короткой передышки наши части с новыми силами ринулись на врага. Пехота, артиллерия, танки и авиация действовали согласованно. В первых числах сентября этот натиск особенно усилился. И вражеские дивизии дрогнули под нашими могучими ударами.

В ночь на 5 сентября под покровом темноты, оставив обреченных на смерть автоматчиков и минометчиков для прикрытия, открыв яростный артиллерийский и минометный огонь по нашим частям, захватчики в беспорядке и панике отступили.

В боях под Ельней беззаветную преданность Родине проявили бойцы, командиры и политработники. Воодушевленные высоким чувством советского патриотизма, священной ненавистью к фашизму, они нанесли гитлеровским ордам могучий удар.

Владимир СТАВСКИИ

«Правда», 9 сентября 1941 года.

Наша гвардия

Хмурой и тяжкой осенью сорок первого года на полях сражений в грозном ореоле боевой славы родилась советская гвардия. Точная дата: 18 сентября. В этот день особенно отличившиеся в боях четыре стрелковые дивизии — 100-я, 127-я, 153-я и 161-я — были преобразованы в гвардейские.

Три месяца уже бушевала война. Нелегко приходилось нашим войскам. Они имели дело с сильным, полностью отмобилизованным противником, безжалостным и самоуверенным. Но нравственная основа Советской Армии, внедрение в ее практику стройной системы взглядов на ведение войны, операции, боя, выработанной в течение десятилетий нашей военной наукой, делали свое дело. Первые недели войны стали огненной купелью для наших соединений. Серия кровопролитных боевых крещений взрослила войска. На дальних подступах к Москве ковалось умение, способное жестоко проучить врага.

В разгар сражения под Москвой перед противником стояла твердая и решительная сила, занесшая над его головой карающий меч возмездия. На линии боевого горизонта вспыхивали зарницы нашего контрнаступления. Первые гвардейские дивизии стали перед сознанием войск как образец для подражания.

Советская гвардия корнями своими уходит в красногвардейские отряды девятьсот семнадцатого года — первую вооруженную силу Советского государства. Это были люди фабрик и заводов. Путиловцы избирали красногвардейцев на общих собраниях, и те, кто удостоился чести получить оружие, по праву считали себя делегатами завода. Конференция петроградских красногвардейцев приняла устав Красной гвардии, в котором говорилось: «Каждая боевая операция требует от Красной гвардии, с одной стороны, дисциплины, с другой стороны — самой широкой деятельности, сознательной инициативы как командного состава, так и каждого красногвардейца». С Охты, от Нарвской и Невской застав шла на штурм Зимнего рабочая гвардия Октября — прямая предшественница советской гвардии Отечественной войны.

И хотя наша гвардия — преемница лучших воинских качеств, проявленных в истории Родины в прошлом, все же отличие ее от подобных формирований велико и принципиально. Она, как и все наши Вооруженные Силы, служит священному делу коммунизма, идеям В. И. Ленина, чье изображение глядит на воинов с гвардейских знамен. Идея защиты завоеваний Великой Октябрьской революции и дух интернационализма пронизывают все ее поры. Народ наш уже в гражданскую войну показал, чего стоит военная организация большевизма, а в Великую Отечественную войну Советские Вооруженные Силы и их гвардия утвердили свою боевую репутацию незыблемо.

Уже к концу сорок первого года на фронтах под гвардейскими знаменами сражались десять стрелковых дивизий, три кавалерийских корпуса и шесть авиационных полков. Звания гвардейских удостоились восемь артиллерийских полков.

Гвардейское старшинство принадлежит бывшей 100-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал И. Н. Руссиянов. Именно она открыла славный список гвардейских соединений, начатый 18 сентября 1941 года. Эта дивизия дралась в Белоруссии, под Ельней, а потом и под Сталинградом. От волжских берегов начался ее победный путь на Запад. Воины ее бились на равнинах Венгрии, под Будапештом и закончили свой боевой поход в столице Австрии. От Ельни до Вены — таков путь только одного гвардейского соединения. А сколько их в составе Советских Вооруженных Сил! К концу войны все рода войск имели свою гвардию. Стальным булатом была она в Великой Отечественной войне против гитлеровцев.

Какая дивизия не мечтала заслужить звание гвардейской? В самые трудные дни боев под Москвой генерал Иван Васильевич Панфилов почти в каждом письме домой, в далекую Алма-Ату писал: «Верю, знаю, наша дивизия будет гвардейской». Читаешь эти серые листки, наспех вырванные из полевого блокнота, и восхищаешься верой военачальника в своих солдат.

Потемневшее от порохового дыма, простреленное знамя — душа гвардейской части. Оно символизирует в нашей армии Государственный флаг Советского Союза.

Я был на одном из празднований юбилея гвардейской Панфиловской дивизии. В огромном зале, наполненном солдатами, офицерами, делегатами Москвы, которую обороняла дивизия, Казахстана, где она формировалась, Киргизии и Узбекистана, где живут многие ее ветераны, происходила волнующая церемония выноса знамени. Люди замерли, когда в широко распахнутых дверях появился первый комиссар дивизии Сергей Александрович Егоров, сжимая древко алого стяга. Поседевший, в штатском костюме, но с военной выправкой, он твердо шагал, сопровождаемый ассистентами и караулом.

Не отрываясь, глядели на боевое знамя молодые панфиловцы и старые ветераны. Все встали. Стояли со слезами на глазах полковники Илья Васильевич Капров, уже старый человек, опирающийся на палку, и скромнейший из скромных Ахметжан Мухамедьяров — командир и комиссар полка, из которого поднялись к мировой славе герои-панфиловцы у разъезда Дубосеково. Стоял, весь подавшись вперед, полковник Петр Васильевич Логвиненко — старый политработник дивизии. Полукружья балконов сверкали цепью пряжек на поясных ремнях солдат, ставших во весь рост. То были минуты высокого воинского одухотворения, и что только не вспомнилось ветеранам за эти мгновения, и какое благоговение было во взорах нового поколения панфиловцев, застывших перед своим знаменем!

Другим теперь стало это соединение, непохожим на то, каким командовал старый чапаевец генерал И. В. Панфилов. Но кипит в нем тот же нравственный дух, что тогда, в годы Великой Отечественной войны, вел на подвиги гвардейцев Руссиянова, Панфилова, Катукова, Родимцева, Лизюкова и многих других прославленных военачальников.

Александр КРИВИЦКИЙ

«Правда», 18 сентября 1966 года.

Бородино, 1941 год

Полосухин закончил рекогносцировку и остановился на магистрали Минск — Москва у намеченного переднего края обороны, ожидая подхода подразделений дивизии. Полковник знал, что лучшие люди столицы в эти дни пошли в рабочие полки, чтобы защищать ее, что с востока подходили резервные дивизии, но силы эти еще собирались, а враг был близко. Он бросил массу войск в район Вязьмы и развивает успех.

К вечеру на магистрали, двигаясь по два в ряду, появились серые немецкие танки. Они шли с открытыми люками, все это было необычно, и расчеты противотанковых орудий заколебались. В это мгновение к панораме одного орудия уже припал сам командир батареи, у другого стал комиссар. Выстрелы рванули тишину, головной танк замер, другой задымил, продвинулся немного вперед и, объятый пламенем, остановился. Танки стали его обходить, но орудия били в упор; магистраль проходила в глубокой выемке, врагу негде было развернуться, и скоро тут создался железный барьер из шести подбитых танков и двух штабных автомашин.

Магистраль была заперта. К фашистским танкам подошла мотопехота и, встретив организованное сопротивление, завязала упорный, но малоуспешный бой. Тогда гитлеровцы перенесли удар севернее. Одна наша рота не выдержала массированной бомбежки с воздуха и отошла, обнажив фланг батальона. Батальон погибал, но никто не оставил магистрали. Здесь сражались комиссар полка Михайлов, начальник штаба Плаксин, секретарь партбюро Евсеев.

Немецкие автоматчики просочились к окопам, ударом по каске оглушили политрука Ильяшенко и потащили в плен. Он пришел в себя, крикнул: — «Товарищи, не выдавайте врагу!» Но бойцов, бросившихся ему на помощь, автоматчики прижали огнем к земле. Боясь поразить политрука, воины не стреляли. Тогда политрук скомандовал: — «Командир взвода, огонь!» После длинной-длинной очереди все затихло, и командир взвода медленно поднял голову. Он увидел своего погибшего политрука и семнадцать расстрелянных вражеских автоматчиков.

К магистрали примчался комиссар дивизии Мартынов, секретарь дивизионной парткомиссии Ефимов, здесь уже расположился на огневых позициях гаубичный дивизион майора Чевгуса, подошел посланный Полосухиным разведывательный батальон капитана Карепанева, и на новом рубеже завязался упорный, кровопролитный трехдневный бой.

Чтобы закрыть бреши, Полосухин направил к Шевардинскому редуту батальон капитана Щербакова и батарею старшего лейтенанта Нечаева. Они дали противнику приблизиться, а потом Нечаев скомандовал: «Беглый огонь!» Многоорудийная батарея непрерывно и беспощадно била по лощинам, где окопались гитлеровцы. Они ответили огнем минометов, артиллерии и снова пошли в атаку. Щербаков поднял батальон, удержал высоту, увенчанную Шевардинским редутом. Нечаев слышал, как бой перемещается все глубже в тыл, но спокойно продолжал корректировать стрельбу. До него донеслась команда: «Гранаты к бою!», и он понял, что враг — у наблюдательного пункта.

В тылу загорелась деревня Шевардино, проволочная связь, проложенная по улице, перегорела, тогда этот участок заняли связисты и голосом стали передавать по цепи команду Нечаева. Связисты погибали, на их место становились другие, и ливень снарядов снова и снова обрушивался на врага. Фашистские автоматчики просочились к редуту. Пехотное охранение, которое оставил Нечаеву Щербаков, все погибло. Но Нечаев со связистами отбился от противника гранатами, и снова полетели слова команды, и продолжался огонь… Бессмертная слава русского артиллериста Тушина, увековеченная Львом Толстым в «Войне и мире», перешла на Шевардинском кургане к советскому артиллеристу Нечаеву.

Через два дня гитлеровцы, снова отбитые на магистрали, бросили сюда танки, авиацию, мотопехоту и захватили станцию Бородино. Развивая успех, вражеская мотопехота рванулась по тылам дивизии на Смоленскую дорогу к Можайску. Гитлеровцы вышли к деревне Татариново, где лежали наши раненые. Дорогу преградили наши зенитчики. Никто из фашистов не ушел живым. Они были перерезаны пулеметными струями счетверенных пулеметов.

Наступила осенняя ночь. Резко похолодало. Четвертые сутки сражалась дивизия. Полосухин знал, что враг проник в глубину ее обороны, отрезал некоторые подразделения. Однако бои показали, что дивизия даже в этих условиях является боеспособным организмом, батальоны и в окружении продолжают бой, очаги борьбы взаимодействуют, и это составляет цельный тактический фронт обороны.

В последний день сражения враг бросил 60 танков на район батареи Раевского, где стояли пушки капитана Беляева и старшего лейтенанта Зеленова. За ночь выпал снег, и на белом поле Бородина ясно чернели танки, а на скатах бородинских холмов стояли орудия. Это была смертельная схватка лицом к лицу.

Скоро по белому полю стали метаться костры горящих танков, ветер тянул черную пелену дыма над всем Бородинским полем. Семь уничтоженных танков замерли в секторе орудия Куликова, восемь — в секторе Зарецкого. Следующая волна танков подошла близко. Орудийные расчеты погибали, но уцелевшие артиллеристы продолжали огонь, раненые не покидали позиций.

Сто тридцать лет назад молодой артиллерист-прапорщик, посланный Кутузовым с приказом к войскам, указал им направление атаки, и в этот момент ему оторвало ядром руку. Тогда он поднял другую руку и показал, куда следовать войскам. Комсомолец-артиллерист Отрада не знал об этом подвиге, но когда снарядом из танка ему раздробило руку, он продолжал работать уцелевшей рукой, так как знал, что советский артиллерист должен продолжать огонь, даже когда из тела уходит жизнь…

Около сорока вражеских танков, сожженных, изуродованных, застыло рядом с гранитными памятниками на поле Бородина, и эти танки стали памятниками бессмертной славы потомков героев 1812 года.

М. БРАГИН

«Правда», 7 сентября 1942 года.

Бесстрашие

Лейтенант Деменчук в бою с фашистами на подступах к Москве сбил один самолет врага и смело бросился на другой. Но пулемет уже не действовал: боеприпасы были израсходованы. Деменчуку и в голову не приходило оставить фашиста: советский летчик не таков, чтобы упускать врага. Нет патронов — надо таранить. Этот прием неотразим и страшен для противника, он разит верно и сокрушительно. Деменчук дал газ, но в этот миг пуля пронзила его грудь; собрав последние силы, он направил свою машину на фашистский самолет и винтом отрубил ему хвост.

Герой Советского Союза Талалихин так же таранил. Он очень ловко отхватил хвост фашисту, уничтожил четверых и сам остался невредим.

Летчик Митин, простой и веселый парень, рассказывает о своем таранном ударе:

— Вам кажется, что таран — это удар в стену. Это не так. Тут все дело в соотношении скоростей. Надо подогнать машину вплотную, подравнять скорость, потом газануть и легонько стукнуть. Лучше всего винтом. Много ли этой вражеской постройке надо! Сразу развалится. А вы только винт себе погнете и спланируете. Я подгадал фашисту под пузо, сбоку, — самое чувствительное место — и ударил.

Читая эти спокойные, рассудительные слова, такие безмятежные и будничные, представляешь себе лукавую юношескую улыбку летчика и невольно думаешь, как это для него просто: на высоте этак трех-четырех тысяч метров, истратив снаряды, «газанул», да и нанес таранный удар…

Мы давно перестали удивляться чудесам, которые творят наши люди. В революционной борьбе советского народа закалилась армия стойких, железных борцов, которые побеждали не только оружием, но и своим бесстрашием, высокой моральной силой, товарищеской солидарностью. Они умели стоять выше смерти и не знали страха.

Бесстрашно действовать во время боя — значит бить наверняка, хорошо маневрировать, вдохновенно руководить бойцами.

Чапаевка Анка спокойно смотрела на приближение устрашающих колонн «беляков» с папиросами в зубах и расчетливо, метко, в упор расстреливала их из своего пулемета. Товарищи думали, что она растерялась от страха, и волновались от нетерпения, а она только хотела подпустить их поближе.

Вспомним: капитан Тимохин в «Войне и мире» работал на своей батарее с трубочкой во рту и без всякого страха перед неприятельскими снарядами, не обращая на них внимания, деловито командовал артиллеристами. Он радовался, как удачно его орудия громят деревню, где засел противник, и как ловко его гранаты поджигают ее в разных местах.

Эта замечательная черта русского бойца с давних пор поражала всех имевших с ним дело. Некогда думать о смерти, когда на нем лежит ответственная задача — поразить врага. Какой тут может быть страх, когда прет сила, которую надо уничтожить! Страх бывает тогда, когда человек беспомощен, беззащитен, когда ему нечем отразить смертельный удар; но когда он сам — сила и в его руках могучее оружие боя, а около него — дружные, спаянные с ним общей борьбой товарищи, да еще хорошо знающие свои боевые машины, никакого страха не должно быть. Надо только уметь быть храбрым, надо бить врага верно, метко, чтобы каждый удар стал разрушительным. А великая патриотическая идея делает доблесть неотразимой.

И когда мы читаем нескончаемую хронику геройских подвигов наших летчиков, танкистов, красноармейцев, краснофлотцев, партизан, то с гордым удовлетворением говорим друг другу: это в порядке вещей, так должно быть! В советских людях развиты сильное чувство долга, воля к победе, смертельная ненависть к врагу и всеобъемлющая любовь к Отчизне — к своей стране и народу, который сумел создать свободную и счастливую жизнь. В нашей стране умеют ценить и уважать товарища, умеют возвышать его личное достоинство, и слово «человек» звучит могуче.

В фашистской Германии на принижении, на угнетении человеческого достоинства, на истреблении личности держится вся система гитлеровской тирании. Там человек — автомат, тупой исполнитель, мускульная сила, раб. У нас — огромная творческая сила, высокий интеллект, жизнерадостный строитель будущего. За годы своего людоедского владычества Гитлер методически убивал в молодежи все человеческое. Фашистским разбойникам нужно было лишить юношей радости жизни, вбить им в головы путем самого гнуснейшего обмана пренебрежение к свободе, развить у них самые низменные и разнузданные инстинкты и тем самым превратить в головорезов, злодеев, механических солдат для массового убоя.

Фашистские вояки считают себя мастерами войны, они бахвалятся, что созданы для войны, что только в их жилах течет воинственная кровь. Нет, это просто дикие орды убийц, грабителей, трусливых мародеров и бандитов, и как они гадко извиваются от страха, когда попадают в плен, как они паршиво скулят о пощаде!

Только Красная Армия, высокая духом, неотразимая своим героизмом, великая своим благородством, идеями свободы и независимости всех народов, — только Красная Армия полна бесстрашия и военной мудрости. Она показала всему миру, что умеет воевать, умеет овладевать высоким искусством боя. Все человечество в восхищении следит за ее борьбой, оно верит, что победа будет за нами.

Красная Армия стала любимой армией мира, оплотом культуры и подлинного гуманизма. Ее бесстрашие — не только личная храбрость бойцов. Ее бесстрашие — это сила всего народа, это товарищеская солидарность, это взаимная братская верность, это могучая и нежная любовь к ней нашей славной партии.

Политрук Джалахадзе, дважды раненный, продолжал сражаться впереди своей роты. Только после боя удалось уговорить его пойти на перевязку. Прощаясь с бойцами, политрук сказал:

— Раны скоро заживут, и я вновь вернусь, товарищи.

Вот оно откуда это бесстрашие нашего красного воина. Это — красавец-человек!

Бесстрашие в бою — обычное поведение красноармейца. Оно воспитывается на поле сражений и самой практикой боя, и постоянной политработой, и примером личной отваги.

После боя политработники и командиры обсуждают с бойцами многие вопросы. Что нового обнаружено в тактике противника? Какие яркие примеры умелых и отважных действий в бою? Какие недостатки были в ходе боя? Как их устранить? Вот чем питается и закаляется сила духа.

Бесстрашие нашего бойца — в непоколебимой уверенности, что его не оставят в бою, всегда выручат из беды. Боевая взаимопомощь — неотъемлемое свойство советских воинов, это качество воспитано в них социалистическим трудом, комсомолом, Коммунистической партией.

Можно привести множество фактов изумительной силы бесстрашия наших бойцов, командиров, политработников, партизан в дни всенародной Отечественной войны. Каждый номер газеты полон сообщениями о таких фактах.

И мы победим. Мы разобьем разбойные орды фашистской мрази. Не этой тупой, звериной силе противоборствовать святой доблести советского бойца!

Федор ГЛАДКОВ

«Правда», 4 сентября 1941 года.

Только победа и жизнь!

Ни шагу дальше! Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже сердца Родины — нашей Москвы, — гибнет без славы, ему нет и не будет места на нашей земле.

Встанем стеной против смертельного врага. Он голоден и жаден. Сегодня он решился напасть на нас и пошел на нас… Это не война, как бывало, когда война завершалась мирным договором, торжеством для одних и стыдом для других. Это завоевание такое же, как на заре истории, когда германские орды под предводительством царя гуннов Аттилы двигались на запад — в Европу для захвата земель и истребления всего живого на них.

В этой войне мирного завершения не будет. Социалистическая Россия и фашистская Германия бьются насмерть, и весь мир внимает гигантской битве, не прекращающейся уже более ста дней.

Враг нас теснит. Над Москвой нависла угроза. Враг собрал оружие со всей покоренной Европы. У него пока еще больше танков. В эту битву он бросил все, что мог, и большего усилия, чем в эти дни октября, он повторить уже не сможет. Его тыл — как дупло гнилого дерева. Остановленный в эти дни, он именно сейчас, захлебнувшийся в своем наступлении, перейдет к обороне и изнеможет…

Наша задача в том, чтобы остановить гитлеровские армии перед Москвой. Тогда великая битва будет выиграна. Силы наши растут. День и ночь наши танки во все увеличивающемся количестве готовятся на машиностроительных заводах Союза. Заводы Днепропетровска, Днепродзержинска, Запорожья, Брянска, Киева эвакуированы в глубь страны.

Настанет час, когда мы перейдем к решающей фазе войны — наступательному удару по германскому фронту. Но чтобы перейти к этой фазе войны, нужно сейчас и немедленно остановить врага.

Ленинград нашел в себе величие духа. Ленинград сурово, организованно и твердо принял на себя чудовищный удар фашистских танковых и пехотных корпусов. Ленинградцы, красноармейцы, балтийские моряки отбросили их и жестко приостановили наступление.

На днях один из моих друзей прислал открытку из Ленинграда: «…настроение у нас бодрое, работаем. На кафедре у меня сквозняки, дырки в стенах. Лекции читаю. Оперирую. Вечером прихожу к сыну, приношу котлеты, кусок хлеба, вареной картошки; мы сидим в темноте в Военно-медицинской академии и смотрим в окно на черную Неву, на силуэты домов, на зарево по горизонту. Верим в скорую победу…»

Одесса остановила наступление вчетверо превосходящей по численности вражеской армии. Защитники Одессы оттянули большие силы врага, уложили на подступах к городу многие тысячи фашистских молодчиков.

Ленинград с честью выполняет свой долг перед Родиной — на подступах к нему враг захлебнулся в крови. Жребий славы и величия духа выпал теперь на Москву.

Мы, русские, часто были благодушны и беспечны. Много у нас в запасе сил, и таланта, и земли, и нетронутых богатств. Не во всю силу понимали размер грозной опасности, надвигающейся на нас. Казалось, так и положено, чтобы русское солнце ясно светило над русской землей…

Черная тень легла на нашу землю. Вот поняли теперь: что жизнь, на что она мне, когда нет моей Родины?.. По-немецки мне говорить? Подогнув дрожащие колени, стоять, откидывая со страха голову перед мордастым, свирепо лающим на берлинском диалекте гитлеровским охранником, грозящим добраться кулаком до моих зубов? Потерять навсегда надежду на славу и счастье Родины, забыть навсегда священные идеи человечности и справедливости — все, все прекрасное, высокое, очищающее жизнь, ради чего мы живем… Видеть, как Пушкин полетит в костер под циническую ругань белобрысой фашистской сволочи и пьяный гитлеровский офицер будет мочиться на гранитный камень, с которого сорван и разбит бронзовый Петр, указавший России просторы беспредельного мира?

Нет, лучше смерть! Нет, лучше смерть в бою! Нет, только победа и жизнь!

На днях я был на одном из авиационных заводов, где делают штурмовики, которых фашисты называют «черная смерть». Они были сконструированы незадолго до войны. Их конструкция и вооружение улучшаются в процессе производства. Потери наших металлургических заводов не замедляют выпуска «черной смерти», он увеличивается с каждым днем: нехватка каких-либо материалов немедленно заменяется иными, местными материалами. Здесь, на заводе, неустанное творчество: инженеры, начальники цехов, мастера, рабочие изобретают, приспособляют, выдумывают… И тут же за воротами, на аэродроме, новые и новые грозные птицы, созданные творчеством русского народа, поднимаются в воздух и с тугим звуком натянутой струны улетают на запад — в бой…

На всех наших заводах идет та же напряженная творческая, изобретательская работа. Место уходящих на фронт занимают женщины и молодежь. Перебоев нет, темпы растут. Те, от кого зависит выполнение и перевыполнение ежедневного плана, или же те, кто на ходу перестраивает производство, работают по трое или по четверо суток, не выходя из цехов. У них потемневшие от усталости лица, усталые глаза ясны и спокойны. Они знают, что еще много-много дней не будет сна и отдыха, они понимают, что в этой войне русский гений схватился на жизнь и смерть с гигантской фашистской машиной войны и русский гений одержит победу.

Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла — только так! Ни шагу назад! Ураганом бомб, огненным ураганом артиллерии, лезвиями штыков и яростью гнева разгромить гитлеровские полчища!

Родина моя, тебе выпало трудное испытание, но ты выйдешь из него с победой, потому что ты сильна, ты молода, ты добра, добро и красоту ты несешь в своем сердце. Ты вся — в надеждах на светлое будущее, его ты строишь своими большими руками, за него умирают твои лучшие сыны.

Бессмертна слава погибших за Родину. Бессмертную славу завоюют себе живущие.

Алексей ТОЛСТОЙ

«Правда», 18 октября 1941 года.

Заря будущего торжества

Осенью 1941 года на полях Подмосковья развернулась грандиозная битва с немецко-фашистскими захватчиками, вторгшимися в нашу страну. В овладении советской столицей они видели «решающее сражение» и конец войны с Советским Союзом. Гитлер рассчитывал, что тогда перестанет существовать Советское государство, что наш народ прекратит сопротивление и у фашистской Германии будут развязаны руки для нападения на другие страны, для завоевания мирового господства.

Опасность, нависшая над Москвой, всколыхнула советских людей. Ведь для них столица Родины была дорога и близка, как воплощение неиссякаемой жизненной силы советского общественного строя, как символ могущества социалистической Отчизны. Государственный Комитет Обороны выдвинул перед трудящимися Москвы и Московской области задачу — закрыть все пути врагу к столице, развернуть производство военной продукции для нужд фронта. Московская партийная организация возглавила деятельность тружеников города и области.

Трудящиеся города приняли активное участие в создании внешнего пояса обороны Москвы и оборонительных сооружений на подступах к столице. Войска противовоздушной обороны бдительно следили за авиацией противника. В октябре враг пытался совершить на Москву десятки налетов. Но только считанным машинам удалось пройти через огневой заслон нашей зенитной артиллерии и патрулей истребительной авиации.

Командование Западного фронта принимало меры к повышению активности войск в обороне, к ее стабилизации. Уже в конце октября наши части нанесли несколько сильных контрударов по врагу. 7 ноября, в 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революций, на Красной площади состоялся традиционный военный парад. Перед Мавзолеем В. И. Ленина походным маршем в полной боевой готовности прошли стрелковые части, конница, артиллерия, танки. Советские воины давали клятву партии и правительству превратить подступы к столице в могилу для фашистских захватчиков.

15―16 ноября под Москвой с новой силой разгорелись боевые действия. Они развернулись на территории свыше тысячи километров по фронту и на большую глубину. С обеих сторон в них принимали участие более двух миллионов человек, до двух с половиной тысяч танков, около тысячи восьмисот самолетов и свыше двадцати пяти тысяч орудий и минометов. Свой первоначальный главный удар во втором, как его называли гитлеровцы, «генеральном» наступлении на Москву они нанесли южнее Московского моря и на Волоколамском направлении. Советские воины мужественно отражали яростные атаки танков врага. Особенно отличились в этих боях воины 316-й стрелковой дивизии генерала И. В. Панфилова, танковой бригады генерала М. Е. Катукова и курсанты военного училища имени Верховного Совета РСФСР. Бессмертен подвиг группы истребителей танков из Панфиловской дивизии. У разъезда Дубосеково они приняли удар полусотни бронированных машин. Весь мир тогда облетели крылатые слова, с которыми обратился политрук Василий Клочков к бойцам: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!»

Ожесточенные бои гремели во всем Подмосковье. Понимая огромную опасность, нависшую над столицей, войска Западного фронта напрягали все силы, чтобы остановить врага, передовые части которого к концу ноября находились в 25―30 километрах от Москвы. В отдельные дни положение наших частей было критическим. И только изумительная самоотверженность солдат и офицеров, их массовый героизм, огромная организаторская работа командования, штабов, политорганов, деятельно поддерживаемая партийными и комсомольскими организациями, позволили остановить противника.

За три недели, с 16 ноября по 5 декабря, гитлеровская армия потеряла под Москвой более 150 000 солдат, свыше полутора тысяч танков, сотни орудий, минометов, пулеметов. В ходе героической обороны Москвы были надломлены военная сила и моральный дух немецко-фашистской армии. Именно под Москвой еще в ходе ожесточенного оборонительного сражения была истощена главная группировка гитлеровских войск. Срыв вражеского наступления на Москву показал необоримую силу нашего народа и его армии, организаторскую роль Центрального Комитета партии и Советского правительства, которые сумели в труднейших условиях найти силы, способные остановить врага у стен столицы, а затем нанести ему жестокое поражение.

В начале декабря развернулось могучее контрнаступление наших войск: Западного фронта (командующий генерал Г. К. Жуков), Калининского фронта (командующий генерал И. С. Конев) и правого крыла Юго-Западного фронта (командующий Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко). В первые же дни этого удара советские войска вынудили противника оставить многие населенные пункты. Под влиянием резкого ухудшения обстановки Гитлер подписал директиву о переходе к обороне на всем фронте. Группа вражеских армий «Центр» получила задачу любой ценой удерживать районы, имевшие важное оперативное и военно-хозяйственное значение.

Однако замыслу врага не суждено было осуществиться. 12 декабря наши части освободили Солнечногорск, 15 декабря — Клин, 16 декабря — Калинин. В итоге десятидневных боев войска Калининского и Западного фронтов освободили десятки населенных пунктов. Для достижения быстрых темпов наступления были созданы подвижные группы из танковых, кавалерийских и стрелковых частей. К 25 декабря войска правого крыла Западного фронта нанесли врагу жесточайшее поражение. Они разгромили основные силы 3-й и 4-й танковых армий противника. Уцелевшие пехотные части врага были отброшены на 90―100 километров.

Одновременно успешно развивался удар войск Западного фронта в районе Тулы, а также удар правогокрыла Юго-Западного фронта в районе Ельца. Во второй половине декабря перешли в наступление войска центра Западного фронта. Прорвав оборону врага, они стремительно развивали наступление и в конце декабря — начале января освободили Можайск, Наро-Фоминск, Малоярославец, Боровск, продолжая гнать врага на запад.

Большую помощь фронту оказали партизаны Подмосковья, которые своими активными действиями на путях отхода врага помогали нашим войскам в выполнении боевых задач. Только в Московской области действовало около полусотни партизанских отрядов.

Великая победа под Москвой явилась наиболее ярким выражением ратного и трудового подвига советских людей. Именно здесь, на подступах к столице, произошел крутой поворот в ходе Великой Отечественной войны. Победа под Москвой изменила характер вооруженной борьбы не только на советско-германском фронте, она оказала огромное влияние на ход военных действий на других театрах второй мировой войны.

Гитлеровские полчища, победно прошедшие по многим странам Западной Европы, потерпели на полях Подмосковья первое крупное поражение. Особый урон понесла главная ударная сила фашистов — бронетанковые войска. Из имевшихся у них четырех танковых армий три были разгромлены. Всего в ходе битвы под Москвой враг потерял до полумиллиона солдат и офицеров — цвет своего вермахта. Фашистская военная машина была надломлена, был развеян миф о непобедимости фашистской армии. Полностью провалился гитлеровский план «молниеносной» войны против СССР.

Никогда в памяти народов не померкнет ратный подвиг города-героя Москвы. Столица нашей Родины явилась знаменосцем всех побед Советской Армии в Великой Отечественной войне, вплоть до безоговорочной капитуляции фашистского рейха.

Маршал Советского Союза В. СОКОЛОВСКИЙ

«Правда», 1―3 декабря 1966 года.

На смертный бой!

1

Товарищ!

Сейчас нам прочитали приказ: с рассветом — в бой. Семь часов осталось до рассвета.

Теперь ночь, дальнее мерцание звезд и тишина; смолк артиллерийский гром, забылся коротким сном сосед, где-то в углу чуть слышно поет зуммер, что-то шепчет связист…

Есть такие минуты особенной тишины, их никогда не забыть!

Когда-нибудь буду вспоминать я сегодняшнюю ночь — ночь на 30 октября 1941 года. Как плыла над донецкой степью луна. Как дрожали, точно озябши, звезды. Как ворочался во сне сосед. А над холмами, окопами, огневыми позициями стояла тишина — грозная, пороховая тишина. Тишина перед боем.

А я лежал в окопе, прикрывал фонарик полою мокрой шинели, писал тебе письмо и думал… И так же, как я, миллионы бойцов от Северного Ледовитого океана до Черного моря лежали в эту ночь на мокрой, жухлым листом покрытой земле, ждали рассвета и боя и думали о жизни и смерти, о своей судьбе.

2

Товарищ!

Очень хочется жить.

Жить, дышать, ходить по земле, видеть небо над головой.

Но не всякой жизнью хочу я жить, не на всякую жизнь согласен.

Вчера приполз к нам в окоп человек «с того берега», — ушел от гитлеровцев. Приполз на распухших ногах, на изодранных в кровь локтях. Увидев нас, своих, заплакал. Все жал руки. Все обнять хотел. И лицо его прыгало, и губы прыгали тоже.

Мы отдали ему свой хлеб, свое сало и свой табак. И когда человек насытился и успокоился, он рассказал нам о насилиях, пытках, грабежах. И кровь закипала у бойцов, слушавших его, и жарко стучало сердце.

А я глядел на спину этого человека. Только на спину. Глядел, не отрываясь. Страшнее всяких рассказов была эта спина.

Всего полтора месяца прожил этот человек под властью фашистов, а спина его согнулась. Словно хребет ему переломали. Словно все полтора месяца ходил он, кланяясь, извиваясь, вздрагивая всей спиной в ожидании удара. Это была спина подневольного человека. Это была спина раба.

— Выпрямься! — хотелось закричать ему. — Эй, разверни плечи, товарищ! Ты среди своих.

Вот когда увидел я, с предельной ясностью увидел, что несет мне фашизм: жизнь с переломанной, покоренной спиной.

Товарищ! Пять часов осталось до рассвета. Через пять часов я пойду в бой. Не за этот серенький холм, что впереди, буду я драться. Из-за бо́льшего идет драка. Решается, кто будет хозяином моей судьбы: я или фашист.

До сих пор я, ты, каждый был сам хозяином своей судьбы. Мы избрали себе труд по призванию, профессию по душе, подругу по сердцу. Свободные люди на свободной земле, мы смело глядели в завтра. Вся страна была нашей Родиной, в каждом доме — товарищи. Любая профессия была почетна, труд — делом доблести и славы. Ты знал: каждая новая тонна угля, добытая тобой в шахте, принесет тебе славу, почет, награду. Каждый центнер хлеба, добытый тобой на колхозном поле, умножит твое богатство, богатство твоей семьи.

Но вот придет фашист, станет хозяином твоей судьбы. Он растопчет твое Сегодня и украдет твое Завтра. Он будет властвовать над твоей жизнью, над твоим домом, над твоей семьей. Он может лишить тебя дома — и ты уйдешь, сгорбив спину, в дождь, в непогодь из родного дома. Он может и сохранить тебе жизнь, ему рабочий скот нужен — и он сделает тебя рабом с переломанным, покорным хребтом. Ты добудешь центнер хлеба — он заберет его, тебя оставит голодным. Ты вырубишь тонну угля — он заберет ее да еще обругает: «Русская свинья, ты работаешь плохо!» Ты всегда останешься для него русским Иваном, низшим существом, быдлом. Он заставит тебя забыть язык своих отцов, язык, которым ты мыслил, мечтал, на котором признавался в любви невесте.

По зову Родины — в ряды армии! 22 июня в одном из военкоматов Москвы.

Партийное собрание перед боем.

«Вся моя жизнь связана с партией большевиков. Если не вернусь из боя — считайте меня коммунистом!»

Батальон народного ополчения направляется на фронт.

Партийные билеты — бойцам переднего края.

Москвичи — добровольцы рабочего батальона истребителей танков.

Зорко и надежно охраняли столицу от налетов вражеской авиации бойцы противовоздушной обороны.

Зенитная батарея возле Центрального театра Красной Армии.

В строю девушки — бойцы ПВО.

Слушают небо…

7 ноября 1941 года. Москва. Красная площадь. С военного парада — на боевые рубежи.

Вперед! За нашу Советскую Родину!

Каждый снаряд — в цель.

В боевом походе — советские моряки.

Легендарная «Аврора» — в боевом строю.

Охраняя небо над Невой…

На ладожской «Дороге жизни».

Клятва у Ленинского шалаша в Разливе.

Сталинградское сражение.

Советские воины героически защищали каждую улицу, каждый дом.

В городе на Волге фашисты разгромлены!

Наши танки стремительно идут на Запад.

Все мечты твои он растопчет, все надежды оплюет. Ты мечтал, что сынишка твой, выросши, станет ученым, инженером, славным человеком на земле, но фашисту не нужны наши ученые, он своих сгноил в собачьих лагерях. Ему нужен тупой, рабочий скот, и он погонит твоего сына в ярмо, разом лишив его и детства, и юности, и будущего.

Ты берег и лелеял свою красавицу дочку; сколько раз, бывало, склонялся ты вместе с женою над беленькой кроваткой Маринки и мечтал о ее счастье. Но фашисту не нужны чистые русские девушки. В публичный дом, на потеху разнузданной солдатне швырнет он твою гордость — Маринку, отличницу, красавицу…

Ты гордился своей женой. Первой девушкой была у нас на руднике Оксана! Тебе завидовали все. Но в рабстве люди не хорошеют, не молодеют. Быстро станет старухой твоя Оксана. Старухой с согбенной спиной.

Ты чтил своих дорогих стариков — отца и мать, — они тебя выкормили. Страна помогла тебе устроить им покойную, почетную старость. Но фашисту не нужны старые русские люди, они не имеют цены рабочего скота, и фашист не даст тебе для твоих стариков ни грамма из центнеров хлеба, добытых твоею же рукой…

Может быть, ты все это вынесешь, может, не сдохнешь, отупев, смиришься, будешь влачить слепую, голодную, безрадостную жизнь?!

Я такой жизни не хочу! Нет, не хочу. Лучше смерть, чем такая жизнь! Лучше штык в глотку, чем ярмо на шею! Лучше умереть героем, чем жить рабом!

Судьба моя в моих руках. На острие штыка моя судьба, а с нею и судьба моей семьи, моей страны, моего народа.

3

Товарищ!

Два часа осталось до рассвета. Давай помечтаем.

Я гляжу сквозь ночь глазами человека, которому близостью боя и смерти дано далеко видеть. Через многие ночи, дни, месяцы гляжу я вперед и там, за горами горя, вижу нашу победу. Мы добудем ее! Через потоки крови, через муки и страдания, через грязь и ужас войны мы придем к ней. К полной и окончательной победе над врагом! Мы ее выстрадали, мы ее завоюем.

Вспомни предвоенные годы. Над всем нашим поколением вечно висел меч войны. Мы жили, трудились, ласкали жен, растили детей, но ни на минуту не забывали: там, за нашей границей, сопит, ворочается злобный зверь. Война была нашим соседом. Дыхание гада отравляло нам и труд, и жизнь, и любовь. И мы спали тревожно. На дно сундуков не прятали старой шинели. Ждали.

Враг напал на нас. Вот он на нашей земле. Идет страшный бой. Не на жизнь — на смерть. Теперь нет компромиссов. Нет выбора. Задушить, уничтожить, раз навсегда покончить с гитлеровским зверем! И когда свалится в могилу последний фашист, и когда смолкнет последний залп гаубиц, — как дурной сон, развеется коричневый кошмар, и наступит тишина, величественная, прочная тишина победы. И мы услышим, товарищ, не только как шумит ветвями веселый лес. Мы услышим, как облегченно, радостно вздохнет весь мир, все человечество.

Мы войдем в города и села, освобожденные от врага, и нас встретит торжественная тишина — тишина переполненных счастьем душ. А потом задымят восстановленные заводы, забурлит жизнь… Замечательная жизнь, товарищ! Жизнь на свободной земле в братстве со всеми народами.

За такую жизнь и умереть не много. Это не смерть, а бессмертие.

4

Светает, товарищ…

По земле побежали робкие серые тени. Никогда еще не казалась мне жизнь такой прекрасной, как в этот предрассветный час. Гляди, как похорошела донецкая степь, как заиграли под лучами солнца меловые горы, стали серебряными.

Да, очень хочется жить. Увидеть победу. Прижать к шершавой шинели кудрявую головку дочери.

Я очень люблю жизнь и потому иду сейчас в бой. Я иду в бой за жизнь. За настоящую, а не рабскую жизнь, товарищ! За счастье моих детей. За счастье моей Родины. За мое счастье. Я люблю жизнь, но щадить ее не буду. Я люблю жизнь, но смерти не испугаюсь. Жить, как воин, и умереть, как воин, — вот как я понимаю жизнь.

Рассвет…

Загрохотали гаубицы. Артподготовка.

Сейчас и мы пойдем.

Товарищ!

Над родной донецкой степью встает солнце. Солнце боя.

Под его лучами я торжественно клянусь тебе, товарищ: я не дрогну в бою. Раненый — не уйду из строя. Окруженный врагами — не сдамся. Нет в моем сердце сейчас ни страха, ни смятения, ни жалости к врагу, только ненависть. Лютая ненависть. Сердце жжет. Это наш смертный бой.

Иду!

Борис ГОРБАТОВ

«Правда», 17 ноября 1941 года.

Рейд истребителей

На одном из участков Западного фронта в тесном взаимодействии с частями Советской Армии успешно действуют против фашистских захватчиков истребительные отряды. Они бесстрашно идут во вражеские тылы для уничтожения танков, огневых точек, штабов; разрушают пути отступления войск противника.

Здесь, на передовой линии фронта, бойцы истребительных отрядов пользуются особым уважением. На командных пунктах их напутствуют дружескими пожеланиями успеха и благополучного возвращения. Долго не расходятся люди от блиндажей, прислушиваясь к шагам уходящих товарищей.

В небольшую деревню, только что освобожденную от фашистских захватчиков, прибыл отряд истребителей. Отсюда он должен идти в тыл врага. Заботливо осматривая бойцов, полковник шутя замечает:

— Каждому из вас, как я погляжу, не хватает только трехдюймовой пушки. В таком «оперении» вы, пожалуй, можете взорваться, не дойдя до противника.

Полковник доволен. Он указывает, в каких избах разместиться отряду на отдых. Бойцы проверяют оружие, укладывают в вещевые мешки продукты, примеряют маскировочные халаты…

В назначенный час тридцать вооруженных людей в белых халатах-капюшонах, в белых перчатках гуськом спустились по открытой местности к реке. Все окружающее ровно освещала луна. Враг молчал — значит, мы не замечены. Реку перебегали поодиночке. У обрыва бойцы залегли, слившись со снеговым покровом.

Командир и комиссар отряда приняли решение идти прямо по снежной целине наперерез вражеским позициям. Важно сразу обнаружить больше огневых точек на переднем крае обороны противника.

Вперед выдвинули группу наиболее опытных бойцов. Командир шепотом подал команду:

— Вперед, за мной!

Расстояние от обрыва до опушки леса они прошли по пояс в снегу, но тем не менее так быстро, что гитлеровцы не успели открыть огонь.

По проложенному следу двинулись остальные. И только теперь затрещали вражеские автоматы, послышались справа и слева очереди двух пулеметов. Но пули свистели высоко над нашими головами.

Отряд удалялся все глубже в лес, продвигаясь к одному из важных объектов противника. На десятом часу похода пересекли шоссе, где в октябре — ноябре прошлого года разыгрывались ожесточенные бои. Теперь это шоссе занесено снегом. И только посредине заметны следы автомашин. Отряд начал минировать дорогу, расставляя двойные порции мин.

В четыре часа утра достигли заданного пункта. Луна уже скрылась. Это хорошо: чем темнее, тем лучше. В трех направлениях поползли разведчики…

— Товарищ командир, — докладывал вскоре один из них, — в двадцати шагах от изгиба дороги под навесом стоят три нагруженные автомашины. Их охраняет часовой.

От второго разведчика мы узнали, что на окраине села замечено несколько патрулей, вооруженных автоматами. Остальные разведчики сообщили, где расположены огневые точки.

Подозвав старших групп, командир сказал:

— Времени до рассвета немного. В бой сейчас вступят только гранатометчики под прикрытием стрелков.

Группа смельчаков скрывается за деревьями, направляясь к селу. И вот — взрыв!.. Другой… Третий… Звон стекла и шлепанье осколков, глухие стоны фашистских солдат — все сразу разнеслось по лесу, разорвало тишину ночи.

Автоматчики безостановочно бьют по противнику, прикрывая отход гранатометчиков.

Появились первые бойцы, мокрые от пота, до крайности возбужденные, дышат тяжело. Двое несут тяжело раненного товарища, за ним — еще одного. Третий контужен, его ведут под руку. Неутомимая Лиза, наша сандружинница, быстро перевязывает раненых.

Тем временем гитлеровцы усиливают огонь. Ракеты одна за другой повисают над головами, обливая все вокруг мертвенно-бледным светом…

Пора отходить. Разделившись на две группы, отряд удаляется в глубь леса. Идем по пояс в снегу. Раненых несем по очереди на спине, часто сменяя друг друга. Силы покидают бойцов.

— Привал! — распоряжается командир.

…Когда угас короткий зимний день, снова двигаемся в путь. На знакомой поляне, близ линии фронта, командир еще раз поясняет боевую задачу, разбивает отряд на тройки.

— Каждой тройке, — говорит он, — действовать самостоятельно, но не отрываться от всей колонны.

Спрятав оружие под халаты и пригнувшись, быстро перебегаем поляну по тропинке, протоптанной гитлеровцами. И сразу замечаем трех немецких связистов — гремя железной катушкой, они тянут провод между деревьями. Вот фашисты уже поравнялись с нами. Ближайший боец сильным ударом приклада сбивает идущего впереди. Два других гитлеровских солдата, метнувшись в сторону, выскакивают прямо на командира отряда, и он сражает их выстрелами.

Снова продвигаемся вперед, выходя с тыла на линию вражеских автоматчиков. Под огнем спускаемся с горы, собираемся у обрыва. Теперь осталось перебраться через реку. Но гитлеровцы открывают минометный огонь, по обрыву неумолчно бьет пулемет. Приходится еще ждать, пока два бойца, вплотную подобравшись, уничтожают пулеметный расчет…

В предутренний час мы встретили родные улыбки наших часовых. У блиндажей и землянок повара угощали бойцов из походных кухонь горячим чайком.

И. КИРЮШКИН

«Правда», 4, 6, 9 января 1942 года.

Сто ураганов в груди

Встаньте, бойцы и командиры! Обнажите головы! Слушайте, как боролся со смертью изумительный русский летчик капитан Виктор Гусаров и как победил он смерть.

Сто раз он вылетал с родных аэродромов. Сто боевых вылетов! Сто замираний сердца! Сто ураганов в груди! Сто вулканов ненависти!

С каким волнением впивались в небеса его друзья, но всегда, из всех бурь, из дождей осколков и пуль приводил он, Гусаров, свою шестерку с победой и улыбался потом, как большое дитя.

Кто же он? Счастливчик, которому выпадало на долю такое везение? Удачник? Нет! За последние тринадцать вылетов собственноручно сбил он шесть фашистских самолетов; только мастерство, помноженное на неукротимую ненависть к врагу, обеспечило эту победу.

Он был воин. Он был бесстрашен, смел и горячо любил свою Родину. Он был трудолюбив, как рабочий, и знал в совершенстве свое трудное боевое ремесло. Ориентироваться на чудовищных скоростях, где обыкновенный людской ум уже не в состоянии постигать, где то, что называется верхом и низом, правым и левым, что впереди и что позади. Это огромное, исключительное искусство нового человека, нашего воина-рыцаря с новыми психотехническими качествами.

Он не был тщеславен, не скрывал своих боевых тактических секретов, приобретенных опытом борьбы. Он обучал своих товарищей тактике воздушного боя со всей страстностью. Ему хотелось раздвоиться, расшестериться, размножиться в своих истребителях, чтобы умножить до предела весь гнев к врагу, всю страсть, всю ненависть и сокрушать его, проклятого, до края.

— Ну, братья, — говорил он недавно перед наступлением, — начинается наше время, теперь забудь обо всем на свете. Об одном помните: победить! Помните, друзья, — сколько бы их ни встретилось, — бой принимаем! Понятно?

— Понятно, товарищ капитан! — отвечали его истребители, и гордое волнение вздымало их молодые сердца. И пошли биться во славу Родины…

Заходили шестеркою и против девяток, бились и с двадцаткой. Одиннадцать вражеских машин уничтожили они, потеряв одного человека. Сколько бы их ни было, а победителями выходим мы! — гордо думали истребители.

Пятнадцатого мая Гусаров водил их в бой. Каждые сорок пять минут, возвращаясь на аэродром для заправки и зарядки, и каждые сорок пять минут на вражеские колонны, на окопы, на аэродромы низвергался ужас гусаровского огня. Еще, еще! Как их ждали наши войска в этот день! Скорей! Скорей! Давай!

Пошли, вдавили в землю целый полк, сбили одного фашиста с неба и хотели уже заворачивать на заправку, как показались две стаи противника. Мгновение, другое — и загорелся неравный смертный бой. Хищники боялись грозной шестерки. Они уже знали ее по почерку и не подходили близко. Они кружили возле эскадрильи, поливали ее градом бронебойного свинца, чтобы выбить хотя бы одного из строя и тогда уж навалиться на отставшего, как акулы набрасываются в океане на одинокого пловца.

Но не дрогнули питомцы Гусарова. Долго решетили они противника, забирая курс к аэродрому. Уже и патроны на исходе. Нет патронов больше у Виктора Гусарова! Смертельная вражеская пуля пробила ему шею насквозь. Плюнул Гусаров кровью и закрыл рот, крепко-крепко сжал зубы. Тогда кровь хлынула из шеи двумя струями. И понял Гусаров, что он убит в бою, что он умирает. Ослабли руки, голова опустилась и не слушается, закрылись очи, и мир завертелся, и полетело все куда-то в сверкающую радужную бездну. Оторвался он от шестерки, как лебедь от стаи, и пара врагов уже набросилась на него и кружится, поливает огнем. Смерть…

Гусаров открыл глаза, и вот откуда-то из глубины его души, от лесов и полей, от песен и широты русской натуры заговорил в нем голос жизни, всесокрушающая воля к победе:

— Стой, смерть, остановись! Стой! Дай посадить машину на родную землю, а там уже черт с тобой!

Пожелал Гусаров, и смерть отступила. Благородная воля напряглась в нем, как грозовой заряд необычайной силы, она заполнила все его существо и держала его нервы, как натянутый могучий лук. Она была равна только его ненависти к врагу и былому наслаждению в боях.

Капитан Гусаров выровнял машину. «Нет, проклятые! Не возьмете! Нет! Нет! Никогда-никогда-никогда, — бушевал мотор истребителя. — Не хватит у вас пороху тягаться с советским человеком… Что, взяли?» Задрожал от ненависти Виктор Гусаров и, глядя на пролетающего «хейнкеля», стиснул зубы, через которые просачивалась кровь. Близко со страшным воем промчался мимо него фашист, и видна была его подлая фашистская гримаса. Град пуль снова посыпался на Гусарова. Черная пелена закрывала его глаза. Поник Гусаров на руль и, напрягши остатки своей несокрушимой воли, ушел от неприятеля.

Родная земля. Аэродром… Бегут…

— Милые!..

Шасси не работает. Не надо — сядем на «живот».

Истребитель тяжело приземлился, подняв облако пыли. Бросились к нему товарищи. Капитан Виктор Гусаров был мертв.

Воины великой советской земли, братья мои! Это был великий человек. Не плакать хочется над Гусаровым, хочется говорить о жизни, о ее величественных откровениях среди наших благородных людей и с благодарностью склонить головы перед героем, что поднялся к бессмертию в смертном неравном бою.

Пусть же вечно красуется доблестью наша земля! Слава победителю!

Александр ДОВЖЕНКО

«Правда», 26 мая 1942 года.

Жди меня

«Правда», 14 января 1942 года.

Святыня полка

Отрывок из романа «Они сражались за Родину»

Командир дивизии полковник Марченко, раненный под Серафимовичем в предплечье и голову, в это утро после перевязки выпил стакан крепкого чая, прилег отдохнуть. От потери крови и бессонных ночей все эти дни после ранений он чувствовал непроходящую слабость и болезненную, бесившую его сонливость. Однако едва лишь овладело им короткое забытье, в дверь кто-то негромко, но настойчиво постучался. Не ожидая разрешения, в полутемную комнату вошел начштаба майор Головков.

— Ты не спишь, Василий Семенович? — спросил он.

— Нет, а что ты хотел?

Преждевременно полнеющий, бочковатый и низкорослый Головков быстрыми шагами подошел к окну, снял пенсне и, протирая его носовым платком, стоя спиной к Марченко, сказал дрогнувшим голосом:

— Прибыл тридцать восьмой…

— А-а-а… — Марченко резко приподнялся на койке и со скрежетом стиснул зубы: острая боль в височной кости чуть не опрокинула его навзничь.

Он снова прилег, собрал все силы, спросил чужим и далеким голосом:

— Как же?..

И откуда-то издалека дошел до его слуха знакомый голос Головкова:

— Двадцать семь бойцов. Из них пятеро легко раненных. Привел старшина Поприщенко. Большинство из второго батальона. Материальная часть, ты знаешь… Знамя полка сохранено. Люди ждут в строю. — И совсем близко, над ухом: — Вася, ты не вставай. Приму я. Не вставай же, чудак, тебе худо! Ты белый, как стенка. Ну, разве можно так?!

Несколько минут Марченко сидел на койке, тихо покачиваясь, положив смуглую руку на забинтованную голову. На правом виске его густо высыпали мелкие росинки пота. Последним усилием воли он поднял свое большое костистое тело, твердо сказал:

— Я выйду к ним. Ты знаешь, Федор, под этим знаменем я прослужил до войны восемь лет… Я сам к ним выйду.

— Не упадешь, как вчера?

— Нет, — сухо ответил Марченко.

— Может быть, поддержать тебя под локоть?

— Нет. Пойди скажи: рапорта не надо. Знамя расчехлить.

С крыльца Марченко сходил, медленно и осторожно ставя ноги на шаткие ступеньки, придерживаясь рукою за перила, и когда грузно ступил на землю, в строю глухо и согласно щелкнули двадцать семь пар стоптанных солдатских каблуков.

Как слепой, сначала на носок, а затем уже на всю подошву ставя ногу, полковник тихо подходил к строю. Старшина Поприщенко молча шевелил губами. В немой тишине слышно было сдержанно-взволнованное дыхание бойцов и шорох песка под ногами полковника.

Остановившись, он оглядел лица бойцов одним незабинтованным и сверкавшим, как кусок антрацита, черным глазом, неожиданно звучным голосом сказал:

— Солдаты! Родина никогда не забудет ни подвигов ваших, ни страданий. Спасибо за то, что сохранили святыню полка — знамя! — Полковник волновался и не мог скрыть волнения: правую щеку его подергивал нервный тик. Выдержав короткую паузу, он заговорил снова: — Этому знамени в 1919 году дважды отдавал воинскую честь Сталин, когда был на Южном фронте, где сражался полк с деникинскими бандами. Это знамя видел на Сиваше товарищ Фрунзе. Развернутым это знамя многократно видели в бою товарищи Ворошилов и Буденный… — Полковник поднял над головой сжатую в кулак смуглую руку. Голос его, исполненный страстной веры и предельного напряжения, вырос и зазвенел, как туго натянутая струна: — Пусть враг временно торжествует, но победа будет за нами!.. Вы принесете ваше знамя в Германию! И горе будет проклятой стране, породившей полчища грабителей, насильников, убийц, когда в последних сражениях на немецкой земле развернутся алые знамена нашей… нашей великой Армии-освободительницы!.. Спасибо вам, солдаты!

Ветер тихо шевелил потускневшую золотую бахрому на малиновом полотнище, свисавшем над древком тяжелыми, литыми складками. Полковник подошел к знамени, преклонил колено. На секунду он качнулся и тяжело оперся пальцами правой руки о влажный песок, но, мгновенно преодолев слабость, выпрямился, благоговейно склонил забинтованную голову, прижимаясь трепещущими губами к краю бархатного полотнища, пропахшего пороховой гарью, пылью дальних дорог и неистребимым запахом степной полыни…

Сжав челюсти, Лопахин стоял не шевелясь, и лишь тогда, когда услышал справа от себя глухой, сдавленный всхлип, слегка повернул голову: у старшины, у боевого служаки Поприщенко, вздрагивали плечи и тряслись вытянутые по швам руки, а из-под опущенных век торопливо бежали по старчески дряблым щекам мелкие светлые слезы. Но, покорный воле устава, он не поднимал руки, чтобы вытереть слезы, и только все ниже и ниже клонил свою седую голову…

Михаил ШОЛОХОВ

«Правда», 1 августа 1949 года.

Мужество

«Правда», 8 марта 1942 года.

Город на Волге сражается

Красив и величествен Сталинград даже сегодня, когда он окутан облаками дыма, объят огнем и на его богатырском теле зияют раны разрушенных и обгорелых домов. А рядом широко катит свои воды могучая Волга. На ее глади не видно пароходов, барж, юрких трамваев и рыбачьих парусников. Только бронекатера и канонерки, быстроходные паромы и моторные лодки. Они беспрерывно снуют от берега к берегу, перебрасывая подкрепления, оружие, боеприпасы и продовольствие для защитников Сталинграда, вывозят раненых.

А в небе, над рекой и городом, не смолкает звенящий гул моторов наших истребителей. Им часто на виду у всех приходится сражаться за город, за великую русскую реку. Нет-нет, и прорвется из-за дымного облака вражеский самолет с надрывным воем. Сотнями белых разрывов покрывается небо, неведомо откуда бьют зенитчики. И тогда волжские просторы оглашаются ревом сирен пикирующего бомбардировщика и высокими каскадами фонтанов вздымается река.

На берегах и в затонах Волги, повторяясь эхом, разносится шум и грохот уличных боев. Этот несмолкаемый хаос звуков, дыма и огня напоминает собой огромный кузнечный цех. Разрывы снарядов кажутся ударами тяжелых многотонных ковочных машин, и треск пулеметов и автоматов подобен частым ударам пневматических молотков.

Все ожесточеннее и кровопролитнее становятся бои. Весь город содрогается от непрерывных разрывов бомб, снарядов и мин. Улицы тонут в дыму и пыли. Окраины города превратились в арену жестоких схваток. Враг бросил сюда отборные дивизии и любой ценой стремится рассечь город на несколько частей, чтобы дезорганизовать нашу оборону.

Защитники Сталинграда героически отстаивают каждый дом и улицу. Они наносят врагу тяжелые удары, обескровливают его.

На высоте у обрыва, в глубоком просторном блиндаже разместился командный пункт. Сюда паутиной тянутся провода из разных концов города. Беспрерывно гудят зуммеры телефонов и слышатся лаконичные приказы командиров.

Танкисты расположились в блиндаже со всем своим хозяйством: портативной рацией, электрическим освещением, пишущей машинкой, с походными планшетами, набитыми картами. В блиндаже стало как-то уютнее и веселей. Шутки, острые реплики командира и комиссара подбодряли людей, заражали уверенностью и силой. Как ни напряженна была обстановка, но на душе становилось спокойнее.

Бои на этом участке вела стрелковая часть, и приданные ей танкисты как-то сразу внесли в общую атмосферу дух фронтовой дружбы и взаимодействия. Они уже успели побывать на улицах, прикинуть обстановку и расставить свои машины в местах наиболее вероятного подхода противника.

На окраине города шли жестокие бои. Танкисты должны помочь пехоте выбить врага, ворвавшегося на отдельные улицы. Командир танковой части Бубнов представлял себе всю сложность боевых операций в городе. Здесь, за каждым углом, из каждого окна и ворот подстерегает неожиданность, угрожает опасность. Улицы с каменными домами ограничивают маневренность. Приходится двигаться только по прямой, по своеобразному коридору, где из танка обзор мал, а его видят все. Тут не пойдешь напролом, как в открытом поле, не раздавишь огневую точку, упрятавшуюся за каменной стеной. Не всякий дом протаранишь, да и нет смысла идти на рожон. Машину могут подбить гранатой, поджечь бутылкой с горючим со второго или третьего этажа, ее может остановить противотанковая пушка из полуподвала.

Командир, ставя задачу экипажам, потребовал от них особой осторожности, хитрости, а когда надо, и дерзости. Если обычно в наступательном бою танки вели пехоту, то на этот раз они должны сопровождать ее, поддерживая метким артиллерийским и пулеметным огнем. Группы стрелков, взаимодействуя с танками, служат их глазами, щупальцами и охраной. Но как только позволит обстановка, танки сами должны нападать, а также отражать атаки вражеских броневых машин.

Пока командиры обсуждали обстановку и намечали план совместных действий, радисты установили походную аппаратуру, связались с экипажами. Из самой дальней южной группы танков позвали к аппарату командира.

— Говорит «Гранит»…

— «Отец» у аппарата, — отвечает радист, передавая трубку микрофона командиру.

— Нас третий раз атакуют, — докладывал Корольков. — Лезут автоматчики, за ними танки.

Командир взглянул на карту. Он хорошо себе представлял трудное положение экипажей и мотострелков.

— Передайте приказ: позиции держать во что бы то ни стало. Используйте двор и развалины углового дома для контрудара.

Никто не уходил от аппарата, поставленного на прием. Наступила томительная пауза. Все встрепенулись, когда вновь услышали позывные Королькова.

— Говорит «Гранит». Атаку врага отбили. Идем вперед. Враг отходит. Тесним, хорошо действует пехота.

— Гордимся вами, орлы! — сказал командир.

Противник здесь встретил сокрушительный отпор. Не прорвавшись на этом участке, гитлеровские танки и автоматчики, прикрываясь насыпью железной дороги, двинулись в обход. Они искали нового выхода в этот район. Выход был один — через виадук. Командир разгадал замысел врага и заранее у виадука поставил в засаду танк лейтенанта Белянкина. Экипаж не тратил времени зря. Машина была хорошо замаскирована, а дуло орудия наведено в просвет под мостом.

Послышался гул моторов. Через насыпь перебежали автоматчики. Показались три танка. И лишь только первый танк появился в центре проезда, раздался выстрел. Вражеская машина вспыхнула от одного снаряда. Еще два танка были подбиты следующими выстрелами. Пулеметчик не скупился на патроны, поливая свинцом автоматчиков, обсыпавших железнодорожное полотно. Ему вторил «Максим» из окна высокого дома. И здесь враг не смог пройти.

На соседней улице шла борьба за каждый дом и двор, за каждый перекресток и переулок. Наступали гвардейцы. Их поддерживали танки. Старший политрук Юдин командовал группой танков. Он был в пешем строю и действовал в тесном контакте с командиром стрелкового подразделения гвардии старшим лейтенантом Жуковым. Юдин привык командовать из танка, но на этот раз, находясь вне машины, он лучше видел, когда и откуда пустить в бой свои экипажи. Из углового дома гитлеровцы открыли ураганный пулеметный и минометный огонь. Пехота остановилась. Требовалось вмешательство танков. Юдин подбежал к танку лейтенанта Завьялова и постучал по броне. Осторожно открылся люк. Юдин показал на видневшийся из-за угла дом и поставил задачу. Танк немного выдвинулся. Завьялов обратился к командиру орудия Шилову:

— Видишь дом?

— Вижу.

— Наводи на третий этаж, второе окно справа. Осколочным. Огонь!

Три раза вздрогнул танк, посылая снаряды. Дом заволокло дымом и пылью. На улице сразу стихло. Гвардейцы поодиночке начали перебежку вперед. Танк двинулся за ними. Несколько метров оставалось до подъезда дома, когда по броне вновь застучал приклад автомата.

— Стой! Стой! В подъезде пушка. Задержись малость. Мы сейчас!..

Группа гвардейцев через двор ворвалась в дом. Разделавшись с несколькими уцелевшими автоматчиками, гвардейцы гранатами уничтожили противотанковую пушку вместе с расчетом. Квартал был очищен. Медленно, но уверенно двигались дальше стрелки и танкисты, выкуривая гранатами и снарядами, штыками и пулеметами фашистов, залезших во все норы.

…Южная ночь опустилась над городом, когда комиссар пошел проведать экипажи. Ночью несколько стихают уличные бои. Комиссар остановился у танка. Завязался тихий, задушевный разговор. Беседу нарушил гитлеровский автоматчик неожиданной очередью.

— Что ему, куры, что ли, во сне приснились? — говорит артиллерист Шилов.

Фашисты всполошились не на шутку. Заговорили десятки автоматов из большого дома. С визгом проносились пули. Стреляли просто в темноту.

— А ну-ка успокойте их, — сказал комиссар.

— Это можно. Три на разрыв, под крышу! — скомандовал лейтенант Завьялов.

И улица огласилась гулким эхом. В доме что-то с треском рушилось и валилось. А когда после ярких вспышек разрывов глаза присмотрелись к темноте, стало видно, что дом изменил свои очертания. На нем не было крыши. Уже больше не тявкали автоматы.

— Молодцы, ребята, и ночью, как днем, бьете без промаха!

— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили из танка.

Под прикрытием артиллерийского и минометного огня гвардейцы стремительной атакой с флангов продвинулись вперед и захватили два дома. Но соседнее здание гитлеровцы упорно держали в своих руках.

Этот четырехэтажный дом внешне ничем не отличался от других. В нем также выбиты окна и сорваны двери, в стенах зияют просветы от снарядов и бомб. Вместо крыши видны бесформенно нагроможденные балки, стропила; остатки кровельного железа, скрежеща от ветра, бьются о стены. Дом израненный и закопченный, как весь город. С верхних этажей можно обозревать несколько прилегающих улиц и даже часть виднеющейся вдали Волги.

Гитлеровцы, понимая значение этого здания, господствующего над местностью, превратили его в опорный пункт. Подступы к нему были заминированы и укреплены, дом прикрывало до десяти артиллерийских и минометных батарей. Каждый шаг к нему поливался свинцовым ливнем и градом осколков.

Командир наступающей роты гвардии старший лейтенант Наумов приказал бойцам зарыться в землю и вызвал к себе командира отделения гвардии сержанта Макарова. Он был известен хваткой, смекалкой, воинским мастерством, ему доверяли самые ответственные задания.

— Брать в лоб этот дом не будем, — сказал командир роты сержанту. — Подступы к нему открытые и пристрелянные. Противника надо перехитрить…

Старший лейтенант подробно изложил свой замысел Макарову, отделению которого выпадала самая ответственная часть штурма здания. Вечером Макаров выдвинулся вперед и замаскировался в развалинах постройки. Отсюда ему было видно расположение огневых точек противника, их число и подходы к зданию. Наши вели огонь по дому, гитлеровцы отвечали. Целые сутки следил Макаров за поведением вражеского гарнизона. Когда сержант возвратился к командиру роты, он смог не только доложить данные наблюдения, но и предложить свой план операции.

На рассвете восемь гвардейцев во главе с Макаровым, нагрузившись гранатами и патронами, поползли к дому. Они медленно передвигались вперед, преодолевая развалины, воронки. Оставалось два десятка метров открытого места. Дом молчал, на этом участке было затишье. Макаров посмотрел на бойцов. Они спокойно ждали сигнала командира.

Он встал, безмолвно махнул рукой и бросился к дому. Полы его шинели развевались по ветру, семь бойцов бежали сзади. Вот они у дома. С третьего этажа торопливо застучал автомат. Но было уже поздно. У самого фундамента — траншея, гвардейцы — в нее. Она ведет к подъезду.

Ворвались в коридор. Лестница на второй этаж снизу разрушена, но, подпрыгнув, на нее можно забраться. Сержант приказывает Абакумову и Кузину остаться охранять подъезд и следить, чтобы гитлеровцы не подошли к дому по ходу сообщения, а сам стремительно взбирается на лестницу. За ним — пять гвардейцев. Над головами слышится стук сапог. Фашисты сбегают с верхних этажей; они уже в коридоре второго этажа.

В фашистов летят две гранаты. Все заволакивает дымом и белесой пылью от осыпавшейся штукатурки, слышатся стоны, вопли. В дыму трудно что-либо разглядеть. Но гвардейцы спешат. С площадки лестницы они врываются в коридор второго этажа. В полутьме, натыкаясь на трупы, бойцы различают двери направо и налево. Из правой резанул автомат. Макаров с бойцами скрывается в левую дверь и через коридор бросает гранату. Автомат смолк.

Наступила тишина. Макаров огляделся. Комнаты здесь соединялись дверями и проломами в стенах. В комнате, прилегающей к лестничной клетке, не было потолка и пола: бомба прошла через все четыре этажа. В просвет виднелись Абакумов и Кузин, с ними можно было переговариваться.

Та сторона дома, где засели гвардейцы, обращена в сторону вражеских позиций. Остатки гитлеровского гарнизона, занимавшие противоположную сторону здания, контролировали подходы нашей роты. Макаров поручил Черноголову вести наблюдение за ходами сообщения из вражеского тыла к дому, остальным бойцам приказал укрепляться и баррикадировать вход.

Так началась в доме жизнь двух гарнизонов: нашего и гитлеровского. Их отделяли всего две стены и узкий коридор. Гарнизоны не давали подойти подкреплениям ни с той, ни с другой стороны. Артиллерия и минометы перестали бить по дому, боясь поразить своих. Борьба приняла сложный, затяжной характер.

«Соседи», поселившиеся на втором этаже, без конца беспокоили друг друга, то и дело строчили короткие очереди автоматов, время от времени рвались гранаты.

В напряжении и беспокойствепрошел день, наступила ночь. В минуту затишья Макаров услышал писк телефона за стеной. Он насторожился, до его слуха долетала непонятная речь. «Значит, у них есть телефонная связь, видимо, просят подкрепления. Надо найти провод».

Но поиски впотьмах ни к чему не привели. Догадка Макарова вскоре подтвердилась. Гитлеровцы под покровом ночи попытались подбросить помощь своему гарнизону. Но не вышло. Зорко охраняли гвардейцы подходы к дому.

Наступил второй день. На соседних участках шли яростные, ожесточенные бои. Над городом стоял неумолчный гул выстрелов и разрывов, а четырехэтажный дом жил своей жизнью. Лишь забрезжил рассвет, гвардейцы принялись за розыски телефонного провода. Нашли, перерезали. Левая сторона дома еще раз была тщательно проверена. Макаров искал входы на половину противника. Он заметил, что одна из дверей не забаррикадирована.

Вторая бессонная ночь была мучительна. Пронизывающий ветер гулял по комнатам, забирался под шинели, знобил лицо, руки. Гвардейцы отдыхали поочередно, лишь Макаров бодрствовал бессменно. В полночь он разбудил всех и сказал:

— Начнем, товарищи! Действовать тихо и решительно.

Он взял пару гранат и бесшумно вышел в коридор. У намеченной двери слышался храп. «Значит, вовремя», — подумал Макаров и осторожно налег на дверь. Она поддалась, не скрипнула. При мутном свете зарева дальнего пожара он увидел справа от двери скорчившегося во сне часового. Дальше, у стены, вповалку лежало несколько фашистов, не шевелился и силуэт каски у окна. Одно мгновение, и приклад автомата с силой опустился на голову часового. Одна за другой полетели в комнату гранаты. Макаров отпрянул за простенок. Послышались сильные взрывы и дикие крики. Гвардейцы сразу растеклись по всей правой половине дома и завершили разгром вражеского гарнизона.

— Абакумов, быстро в роту! Передайте, что дом очищен! — крикнул сержант.

Гвардейцы проверили все закоулки, собрали трофеи: полковой миномет, два станковых пулемета, автоматы, винтовки. Старший лейтенант Наумов не замедлил явиться с подкреплением и быстро начал укреплять левую сторону дома. С Наумовым прибыли снайперы, пулеметчики, минометчики, бронебойщики. Это была комплексная группа штурма и закрепления.

Гитлеровцы, услышав стрельбу и движение в доме, кинулись на выручку. Вражескую пехоту прикрывали четыре танка. Они двигались смело, надеясь, что путь к дому свободен. Но наши саперы успели заминировать главный подход. Головной танк наскочил на мину, подорвался, остальные машины попятились назад.

Вскоре танки повторили атаку. Теперь их было уже семь. Бронебойщики Воронков и Барашников с первых выстрелов подожгли одну вражескую машину, вторую подбил бронебойщик Крупин. Гитлеровские танки поспешили скрыться за развалинами соседнего квартала. Лишь смолк гул их моторов, как на дом обрушились пикирующие бомбардировщики, артиллерия и минометы противника. Он понимал, что здание полностью занято нашими, и начал его разрушать. Двадцать минут рвались снаряды, мины и бомбы, рушились потолки, валились стены. Четырехэтажный дом осел до второго этажа, а местами ниже.

Еще не смолк грохот разрывов, не развеялись пыль и дым, окутавшие дом, а вражеская пехота под прикрытием пятнадцати танков бросилась в атаку. Наши пулеметчики и минометчики обрушили на них всю силу огня. Метко били минометные расчеты гвардейцев Баранника и Шубина, бронебойщики Шепотатьев и Садыков подожгли еще два танка.

В течение дня враг вновь предпринял две безрезультатные атаки. К ночи трудная и упорная борьба за дом закончилась. На участке водворилось затишье. В подвале здания на разбитых ящиках и камнях сидели бойцы. Все взоры были обращены на героя этих дней — гвардии сержанта Макарова. Боевые друзья в шутку называли его начальником гарнизона, комендантом дома. Освещенный светом мигающей коптилки, он ничем не выделялся среди фронтовых товарищей. Среднего роста, худощавый, с веселыми глазами, Макаров был немногословен, рассказывая о жизни в доме, где они осаждали вражеский гарнизон, будучи сами осажденными.

— Одним словом, жили мы здесь неплохо. Вот только кухня у нас не работала, хотя плита на втором этаже хороша: блины бы только печь.

Бои в Сталинграде носят ожесточенный характер. Круглые сутки стоит над городом и его окрестностями несмолкаемый гул. Надрывно ухают пушки, с воем летят и рвутся мины и бомбы, захлебываясь, строчат пулеметы и автоматы. Стонет земля, вздрагивают стены домов. Все больше ран и разрушений на теле города. Но город держится. Он стоит в бою, как богатырь…

Д. АКУЛЬШИН, В. КУПРИН

«Правда», сентябрь — ноябрь 1942 года.

Редут Таракуля

Мы долго шли по северной окраине Сталинграда, то и дело отвечая тихо возникающим на пути часовым заветным словечком пароля. Пробирались изрытыми задворками, помятыми садами, карабкались через кирпичные баррикады, пролезали сквозь закоптелые развалины домов, в которых для безопасности движения были пробиты ходы; подвернув полы шинелей, стремглав пробегали улицы и открытые места.

Наконец лейтенант Шохенко зашел под прикрытие стены, перекинул ремень автомата с плеча на плечо и, переведя дух, сказал:

— Вот и дошли. Туточка. У нас в дивизии хлопцы клычут: редут Таракуля.

Он показал бесформенную груду битого кирпича и балок, возвышавшуюся на месте, где когда-то, судя по ее очертаниям, стоял небольшой приземистый особняк прочной купеческой постройки.

Происходило это в глухой час беспокойной фронтовой ночи, в те минуты перед рассветом, когда даже тут наставала тишина и холодный осколок луны серебрил седые облака стелившегося по земле тумана и выступавшие из него пустые коробки когда-то больших и красивых домов. Все кругом: и подрубленные снарядами телеграфные столбы с бессильно болтающимися кудрями оборванных проводов, и чудом уцелевшая на углу нарзанная будка, вкривь и вкось прошитая пулями, и камни руин — все солонисто сверкало, покрытое крупным инеем.

— Редут Таракуля, — повторил лейтенант Шохенко, которому, видимо, очень нравилось звучное название, и, показав на прямоугольные отдушины в массивном, хорошо сохранившемся каменном фундаменте, пояснил: — А то амбразуры. Подывытеся, який обширный сектор обстрела на обе улицы. Тут и держали наступ целого гитлеривского батальона. Вдвоем — батальон! Вдво-о-о-ем!

В голосе лейтенанта звучало настоящее восхищение, восхищение мастера и знатока. И мне живо вспомнилась во всех подробностях история этого дома, слышанная в те дни от многих людей.

Бойцы-пулеметчики Юрко Таракуль и Михаил Начинкин, оба переплывшие со своим пулеметным взводом Волгу уже полтора месяца назад и, стало быть, имевшие право считать себя сталинградскими ветеранами, получили приказ организовать пулеметные точки в этом особнячке, на перекрестке двух окраинных улиц. Особняк несколько выдавался перед нашими позициями и мог послужить хорошим авангардным дотом. Центр боя в те дни перекинулся правее, к Тракторному заводу. Удара здесь не ждали, и сооружение пулеметных точек бы́ло лишь одной из мер военной предосторожности.

Получив приказ, Начинкин, спокойный, неторопливый, как и все металлисты, и маленький, подвижной, постоянно что-нибудь насвистывавший, напевавший, а то и приплясывавший при этом молдаванин Таракуль добрались до дома и обстоятельно его осмотрели. Им, давно оторванным от мирной жизни, позабывшим уютный запах жилья, было радостно и грустно ходить по пустым, хорошо обставленным комнатам, слушать опережавшее их гулкое эхо шагов, рассматривать предметы мирного быта, по которым в свободную минуту всегда так тоскуешь на войне.

Для пулеметных гнезд они облюбовали угловые комнаты первого этажа: отсюда, из окон, можно было легко следить за всем, что происходило на скрещивающихся улицах, ведущих к неприятельским позициям. Крайняя комната была когда-то столовой. Они вытащили из нее обеденный стол, диван, стулья, осторожно отодвинули в сторону звенящий посудой тяжелый буфет и принялись разбирать печь, чтобы кирпичом ее заложить окна и сделать в них амбразуры. Дело это было для них не новое, и работа спорилась.

Силач Начинкин, работавший до войны токарем на Минском машиностроительном заводе, охапками подносил кирпич. Его напарник, насвистывая песенку, ловко укладывал в окне кирпичи «елочкой», чтобы прочнее держались.

Бой гремел поодаль. Хрустальная люстра, отзываясь на каждый выстрел, мелодично звенела подвесками. Сотрясалась от глухих разрывов посуда в буфете, да дверь слегка открывалась и закрывалась, когда где-то над передовой бомбардировщики разгружали свои кассеты. Но все это не беспокоило бойцов, как не беспокоит горожанина скрежет трамвая под его окном, а сельского жителя — мычание коровы или стрекот кузнечиков в траве усадьбы. Они делали свое дело, лишь изредка, по военной привычке, высовываясь из окон и осматриваясь. Улицы были совершенно пустынны и точно вымерли.

Первая амбразура была уже готова. Установив в ней пулемет, солдаты принялись за вторую, в соседней комнате. Но, притащив очередную грудку кирпича, Начинкин вдруг увидел, что Таракуль не работает, а прильнул к пулеметному прицелу и, весь напрягшись, смотрит через него на улицу. «Гитлеровцы», — догадался Начинкин. Он осторожно положил кирпич на пол и выглянул из-за незаконченной кладки во втором окне.

Пятеро с автоматами, озираясь и прижимаясь к стенам, крались в сторону особняка. Они шли прямо на пулеметы, думая, что пустой дом скрывает их от красноармейских позиций. Начинкин схватил было стоявшую в углу винтовку, но Таракуль вырвал ее у него из рук.

— Не спугивай: разведка. За ними еще будут. Подпустим, а потом сразу… — сказал он и приник к пулемету.

Начинкин, стараясь ступать как можно тише и сдерживая участившееся дыхание, быстро установил свой пулемет в незаконченной амбразуре соседней комнаты.

Они легли у пулеметов, подщелкнули диски и стали наблюдать.

Дойдя до угла, неприятельские солдаты посовещались, осмотрели перекресток. Один из них тихонько свистнул и махнул рукой. На улице показались автоматчики — человек тридцать и, также крадучись, подошли к перекрестку. Со стороны дома они представляли удобную мишень. Пулеметчики слышали, как шуршит битая штукатурка под ногами врагов, как раздаются чужие, непонятные слова. Вот гитлеровцы снова выслали вперед разведчиков.

Две резкие очереди распороли воздух. Потом еще две. Несколько солдат упало, остальные побежали, не понимая, откуда стреляют. На обеих передовых началась частая перестрелка, но друзей это не касалось, так как обе стороны били мимо дома, стоящего в нейтральной полосе. Отступив, гитлеровцы точно растаяли в развалинах.

— Есть! — победно крикнул Таракуль, сверкая желтыми белками горячих цыганских глаз.

В припадке радости он даже вскочил и отбил по паркету лихую чечетку. Начинкин только покачал головой и молча показал ему на остов большого каменного дома напротив, отлично видневшийся сквозь амбразуру. Нетрудно было различить в темных провалах окон суетившиеся фигуры. Вскоре одновременно с двух улиц к перекрестку короткими перебежками, прижимаясь к подворотням, к воронкам, скрываясь за телеграфными столбами, хлынули чужие солдаты. Они подходили к дому сразу с двух сторон.

Таракуль оторопел. Их было много, и, что особенно страшно ему показалось тогда, гитлеровцы были не только перед ним, как он привык их видеть, они были с боков, заходили сзади. Первое, что захотелось сделать, — это бежать, бежать скорее, бежать к своим. Пока еще не поздно, вырваться из этого сужающегося полукольца, спастись и спасти свое оружие. Но он увидел, что его напарник переносит пулемет в соседнюю комнату, и понял, что тот хочет прикрыть фланг. Спокойный поступок товарища сразу привел его в себя.

Преодолевая страх, Таракуль припал к пулеметному прицелу и стал короткими очередями щелкать перебегавших по улице гитлеровцев. Те, что засели напротив, открыли стрельбу. Но за кирпичной кладкой Таракуль чувствовал себя неуязвимым. И оттого, что пули, поднимая известковые облачка и рикошетя со злым визгом, не причиняли ему вреда, страх его прошел и, как это бывает в острые моменты на фронте, сменился чувством уверенности, даже спокойной радости, когда гитлеровцы — много их там, на улице, — побежали назад, перепрыгивая через убитых, не обращая внимания на раненых, побежали, подгоняемые паникой, преследуемые огнем его пулемета. Теперь Таракуль уже хладнокровно бил им вслед. И всякий раз, когда серая фигура, точно споткнувшись, падала на землю, он выкрикивал:

— Есть!

А в соседней комнате работал — именно работал! — пулемет Начинкина. Бывший токарь, верный своему непоколебимому хладнокровию, умел даже в острое боевое дело вносить элемент расчета. Он стрелял очень экономно, очередями патронов по пять, и то только тогда, когда в прицеле мельтешило несколько фигурок. Первым отбив атаку на своей улице, он с винтовкой пришел на помощь товарищу и, устроившись у его амбразуры, так же тщательно прицеливаясь, начал бить по тем, кто сидел в доме напротив. Оттуда отвечали залпами из автоматов. Они били по верху незаложенного окна. Комната наполнилась визгом пуль и известковой пылью. Пулеметчики прилегли на пол. Потом стрельба стихла.

— Ну, действуй тут, — сказал Начинкин и пополз к своему пулемету.

Когда атака была отбита и настала тишина, Таракуль, в свою очередь, навестил приятеля. Теперь он осознал свою силу и от избытка этой силы, желая чем-то выразить радость, распиравшую его грудь, звонко хлопнул Начинкина по спине. Тот сердито отбросил его руку. Он свертывал цигарку, и Таракуль заметил, что человек этот, который еще недавно подбодрил его своей деловитостью, хладнокровием, сейчас бледен и пальцы у него дрожат, табак сыплется на колени.

— Видал? Видал, как они? Как мы их?

— Чего ты радуешься? Думаешь, они бежали — и все… Еще придут… А ты женатый? Дети есть?

— Холостой, — отвечал Таракуль, не расслышав даже как следует вопроса. — Как они драпанули!

— А я женатый… Четверо у меня ребятишек-то. Ну, чего здесь сидишь? Давай, давай к пулемету!

И они снова расползлись — каждый к своей амбразуре.

Слова Начинкина сбылись. Действительно, бой только начинался. Через час гитлеровцы предприняли еще одну вылазку, потом две короткие, напористые — одну за другой! Пулеметчики вылазки отбили. Они действовали все сноровистее, и мысль продержаться вдвоем до того, пока на завязавшуюся перестрелку подоспеют подкрепления, не покидала их. Позиция была удобная, с положением своим они освоились, если вообще человек может освоиться с таким положением. Все больше и больше серых фигур оставалось лежать в нейтральной полосе, на пустынной мостовой.

Тогда неприятель подтянул минометы. Из сада напротив они стали бить по дому и били минут двадцать. С десяток мелких мин разорвалось в верхнем этаже. Все в доме было разрушено, переворочено, расщеплено, перемешано с обломками штукатурки. Но когда гитлеровцы снова бросились в атаку, опять четко заработали два пулемета, и две смертоносные завесы преградили им путь. Пулеметчики переждали обстрел в узенькой ванной комнате, и, как только разрывы смолкли, через развалины подползли к своим амбразурам.

Трудно сказать, что думал о них враг. Померещилось ли им, что имеют дело с целым гарнизоном, или что наткнулись на замаскированный дот, или просто упорство этих двоих людей сломило их наступательный дух, — трудно сказать. Но они отказались от попыток прорваться к дому атакой. Подвезли три орудия и стали обстреливать дом прямой наводкой.

После каждого выстрела Таракуль кричал приятелю в соседнюю комнату:

— Я жив! А ты?

И тот спокойно, словно отмахиваясь от комара, отвечал:

— А мне что сделается!

Но после одного особенно гулкого разрыва, встряхнувшего весь дом и наполнившего его душным облаком известковой пыли, Начинкин не ответил. Таракуль бросился к нему. Среди обломков мебели, штукатурки, кирпича, разбросав раненые ноги, лежал грузный пулеметчик. Он пытался подняться, но не мог и все падал назад, широко раскрывая рот, точно давясь воздухом.

— Ранен, — сквозь зубы процедил он.

«Что ж делать?» — пронеслось в мозгу Таракуля. Выходит, он остался один. Бежать? А раненый? А пулеметы? Да и как убежишь в такие минуты! В следующее мгновение Таракуль уже волочил друга вниз, в подпол, куда они еще вначале снесли ящики с патронами, как выразился хозяйственный Начинкин, на всякий случай. Сюда же перетащил Таракуль пулеметы, диски. Он установил их в том же порядке, как и наверху, высунув стволы в прямоугольники отдушин.

Сектор обстрела теперь у них стал у́же, но зато массивные стены старинного купеческого подвала прикрывали их. Когда все было сделано, Таракуль почувствовал страшную усталость. Он лег на пол и некоторое время лежал неподвижно, прижимаясь разгоряченным лбом к холодному, ослизлому камню.

В это время раздались глухие взрывы, от которых все здание подпрыгнуло, и страшный треск над головой. Это рванула серия авиабомб. Наступающие вызвали на помощь пикировщиков, и взрывная волна обрушила дом. Груды кирпича, щебня завалили подполье, но массивные своды подвала выдержали.

Таракуль и его раненый товарищ остались живы, оглушенные, контуженные, погребенные под обломками, отрезанные от мира. Придя в себя, Таракуль осмотрелся, обошел подвал.

— Могила, — сказал он глухо, обращаясь к товарищу, с закрытыми глазами лежащему у стенки.

Начинкин открыл глаза.

— Дот, — просто ответил он. Посмотрел на одну амбразуру, на другую и добавил: — Да еще какой дот-то! Только вот гарнизон маловат…

При всей безвыходности положения, в котором они очутились, у них теперь было одно преимущество: они могли не опасаться нападения с тыла. Груда развалин надежно закрывала их от снарядов. Разве только прямое попадание авиабомбы грозило им. А кто из бывалых солдат боится прямого попадания?

Юрко Таракуля обуяла жажда деятельности. Он получше устроил пулеметы в амбразурах, поставил под них ящики, чтобы можно было сидеть. Ящик с патронами волоком подтащил к раненому товарищу, который вызвался заряжать диски. Сам же Таракуль, бегая от одной амбразуры к другой, следил за тем, что делается на улице.

Должно быть, сильно поразили они противника своим упорством. Еще долго после того, как дом был разбит авиацией, гитлеровцы не решались к нему приблизиться. Когда же они, наконец, снова поднялись в атаку, их встретил огонь все тех же двух пулеметов, упрямо бивших теперь откуда-то из-под развалин…

Стреляли Таракуль и его раненый товарищ. Но Начинкин, хотя и слыл в роте человеком железным, быстро слабел и, лишаясь сознания, бессильно падал у амбразуры. Тогда Таракуль бегал от одного пулемета к другому и простреливал обе улицы. В сыром подвале ему стало жарко. Он сбросил шинель, потом гимнастерку, потом рубашку и, по пояс голый, с черным от пороховой гари и пыли лицом, на котором сверкали глаза и зубы, с мокрыми кудрями, свалявшимися в комья, отстреливался бешено и самозабвенно, пока Начинкин не приходил в себя и, карабкаясь по стене, не поднимался к пулемету.

Два дня мерялись так силами два советских бойца, похороненных под развалинами, и целая гитлеровская часть, снова и снова пытавшаяся наступать на бесформенную груду кирпича и штукатурки, превращенную солдатской волей в крепостной бастион. Все труднее и труднее было гарнизону дома. Уже больше суток прошло с тех пор, как был по-братски разделен последний сухарь, отыскавшийся в вещевом мешке запасливого Начинкина. Не было воды. По ночам они слизывали языком иней, оседающий на камнях подвала. Давно была докурена последняя щепотка табаку. И, что всего хуже, на исходе были патроны.

— Вызовут танки, вот тогда плохо будет, — сказал Начинкин, когда они, вскрыв очередную цинку с патронами, снова набивали опустевшие диски.

Начинкин был уже совсем слаб, и тугая пружина дискового механизма все время выскальзывала из его рук.

— Что ж, пропадать, так с музыкой! — ответил Таракуль.

Он тоже слабел от голода и недосыпа, но еще держался и только иногда, чтобы экономить энергию в слабевшем теле, на целые часы замирал, точно каменел, у амбразур, так что в эти минуты казалось: живут у него только глаза и уши.

— У тебя в голове все музыка! Не с музыкой, а с толком. Что без толку-то шуметь! Кому она нужна, такая музыка! Жизнь-то человеку одна отпущена…

Начинкин не переставал трудиться над зарядкой дисков. Иногда, в горячую минуту, он даже ухитрялся с помощью друга подниматься к пулемету, садиться на ящик и стрелять. Но мысль о смерти все чаще и чаще приходила ему на ум. И ему хотелось сказать товарищу, этому молодому молдавскому виноградарю, с которым судьба свела его, что-то такое большое, значительное, мудрое, что созревало в эти часы в его душе и что никак, ну, никак не хотело укладываться в слова!

— Человек не должен умереть, пока он не сделал все, понимаешь? Все, что мог… Все, — сказал он наконец, мучаясь нехваткой слов и опасаясь, что друг не поймет его.

Он заставил Юрко затвердить адрес своей семьи и фамилию своего доброго знакомого, директора того завода, на котором он работал перед войной. Он взял с бойца слово, что ежели тот выживет и вернется с войны, обязательно разыщет он семью и расскажет жене об этих вот часах, что найдет он и директора и поведает ему о том, как погиб в Сталинграде минский токарь. Но, как истые бойцы, о смерти они между собой не говорили и все больше гадали о том, когда и откуда ждать им выручки.

А в выручку они верили, несмотря ни на что.

И действительно, теперь, когда из-за нехватки патронов слабели во время атак голоса их пулеметов, сзади все так же дружно, но еще более часто бухали минометы, и черный, густой забор частых разрывов вырастал перед домом, преграждая противнику путь к нему.

Голодные, изнывающие от жажды, совершенно измотанные бессонницей, они слушали этот близкий и грубый гром, как голос друзей, обещавший поддержку. Он, этот грохот, точно связывал их со своими, от которых их отделяли гора завалившегося щебня и десятки метров смертоносного пространства «ничейной» земли.

На третью ночь под самое утро случилось диковинное. Таракулю, дремавшему с открытыми глазами у амбразуры, послышался вдруг странный человеческий голос. Подумав, что бредит, он приложил лоб к холодному, заиндевевшему камню, слизнул иней, отдававший сыростью и плесенью. Нет, это не обман слуха. Голос действительно звучал. Юрко взглянул на товарища. Начинкин спал, держа в одной руке диск, в другой — горстку патронов.

Нет, говорил не он. Картонный, какой-то нечеловеческий голос упрямо долдонил в уши знакомые и вместе с тем непонятные, чужие слова: что-то о хлебе, мясе, масле. Таракулю стало страшно. Он растолкал спящего товарища. Начинкин прислушался. Тень улыбки скользнула по его почерневшим губам.

— Фрицы. Это они нам в рупор кричат.

— Стафайтесь! Фам путет карошо!.. Фам путет отшень карош кушайт! — выкрикивал картонный голос из предрассветной тьмы.

Таракуль почувствовал прилив неудержимого бешенства. Он прилег к пулемету и пустил на голос длиннейшую очередь…

…Вспоминая потом о днях этого поединка, Юрко Таракуль никак не мог точно сказать, сколько времени они обороняли дом.

Они держались до тех пор, пока где-то вдали не услышали сквозь частую стрельбу «ура», которое приближалось и нарастало, пока по обломкам тротуара не застучали тяжелые шаги нашей наступавшей пехоты и в амбразурах не замелькали родные, песочного цвета шинели и неуклюжие милые кирзовые сапоги.

Тогда Таракуль бросил пулемет, стал трясти совсем ослабевшего друга, крича ему только одно слово:

— Наши, наши, наши!

Свежий, подтянутый из резерва полк, ночью переправившись через Волгу, отжал неприятеля, очистил перекресток. Бойцы из взвода лейтенанта Шохенко подбежали к развалинам. Из амбразур до них донеслись слабые голоса товарищей. Но пришлось вызывать саперов, долго разгребать и даже подрывать камни, чтобы извлечь Начинкина и Таракуля. Кто-то, кажется, саперный начальник, руководивший этими раскопками, шутя назвал развалины особняка редутом Таракуля. С легкой руки его название это так и прижилось, попало в печать, было перенесено на военные карты города…

И вот наконец собственными глазами удалось мне осмотреть это необыкновенное место. Мы засветили фонарики и сквозь пробитую саперами брешь спустились в подвал. Синеватый свет луны двумя сверкающими косыми брусками проникал в амбразуры и белыми пятнами расползался на полу среди густой россыпи стреляных гильз. В углу валялись окровавленные бинты. Тут, должно быть, лежал Михаил Начинкин. Сквозь амбразуры отчетливо виднелись на аспидно-черном фоне неба осколки стен, напоминавшие обрывки театральных декораций. Над ними остро сверкали звезды; тяжело переваливаясь, низко покачивалось над землей зарево пожара.

Когда глаз привык к полутьме подвала, мы различили надпись, сделанную на серой, покрытой крупитчатым инеем стене. Лейтенант осветил ее фонариком. «Здесь стояли насмерть гвардейцы Таракуль Юрко и Начинкин Михаил. Выстояв, они победили смерть», — прочел я.

— Це наш комиссар написав, — сказал лейтенант. Надпись ему, должно быть, очень нравилась, и он прочел вслух: — «Выстояв, они победили смерть».

— Страшно, наверное, было в такую вот ночь перед лицом врага совершенно одним!

— Страшно? Не то слово. Такие слова тут мы забулы… Вот одиноко — да! — сказал Шохенко. — Одиноко — это погано, дуже погано на войни!.. А що до страху, такого слова в циим мисти немае.

И мне захотелось для тех, кто много поколений спустя будет изучать эпопею обороны города, как можно подробнее записать историю этого обычного сталинградского дома, записать такой, какой слышал ее от Шохенко и его боевых друзей.

Борис ПОЛЕВОЙ

«Великой Родины сыны». Издательство «Правда», 1958 год.

Витязи волжской твердыни

Одним из поворотных рубежей в ходе Великой Отечественной войны стала битва на Волге. В этих боях с необычайной силой проявились благородные качества советских воинов, их преданность Коммунистической партии, несгибаемое мужество и самоотверженность. В ходе этой битвы советские войска дважды поразили мир: сначала непреклонной стойкостью четырехмесячной обороны, когда фронт, подобно стальной пружине, сжался до предела, а затем стремительностью контрнаступления, когда эта напряженная пружина распрямилась с титанической силой и замкнула в гигантском кольце более чем 330-тысячную армию захватчиков.

За четыре месяца Сталинградской обороны возникало много острейших моментов. Противник назначал немало сроков овладения городом и каждый день бешено атаковывал наши рубежи. Мы отвечали на эти атаки ударами артиллерии, авиации, контратаками пехоты и танков. Оборона носила активный характер. Роты, батальоны, полки и дивизии стояли насмерть. Они как бы вросли в приволжскую землю. В чем была сила нашей обороны? Прежде всего в людях, в высокой сознательности воинов, в понимании ими своего долга.

Когда речь заходит о героических эпизодах битвы на Волге, во время которой на мою долю выпало руководство войсками Сталинградского фронта, более всего затрудняет то, каким именно эпизодам отдать предпочтение, ибо героизм наших воинов был массовым.

Как известно, в середине июля 1942 года ожесточенные бои разгорелись в междуречье Дона и Волги. В один из дней особого накала они достигли на участке 87-й стрелковой дивизии. Тогда совершили свой подвиг 33 воина 1379-го стрелкового полка — в основном сибиряки и дальневосточники. К холму, где они заняли оборону, гитлеровцы рвались с особым остервенением. Высота господствовала над местностью, здесь скрещивались дороги, ведущие к Сталинграду.

В тот день около пяти часов вечера наблюдатель доложил: «Справа танки…» Громко прозвучал голос заместителя политрука Л. И. Ковалева: «Приготовиться к отражению танков». Бойцы вооружились бутылками с горючей смесью и гранатами.

Танки двинулись на окопы. Четыре машины прошли над головами воинов и стали разворачиваться, чтобы еще раз «проутюжить» окопы. Тогда рядовой С. В. Калита одну за другой швырнул в них бутылки с горючей смесью, а затем гранату. По выскакивавшим из горящих машин гитлеровцам автоматчики открыли беглый огонь.

Младший сержант В. И. Пасхальный поджег три танка. Младший сержант М. И. Мингалев, рядовой И. М. Ряшенцев, старшины Д. И. Пуказов и Л. Г. Луханин, старший сержант П. П. Почиталкин, младший сержант А. Г. Рудых, солдат Ш. X. Башмаков, не давая передышки гитлеровцам, бросали гранаты. Младший политрук А. Г. Евтифеев открыл огонь из бронебойного ружья. Несколько выстрелов, и три танка замерли на месте. Младший сержант Г. А. Стрелков поразил еще две машины.

В те же дни совершил незабываемый подвиг командир пулеметной роты Рубен Ибаррури. Пять раз в течение нескольких часов гитлеровцы бросались в яростные атаки на позиции отряда, в который входила пулеметная рота, но каждый раз их отбрасывали назад. Из строя выбыл командир отряда. Гвардии капитан Р. Ибаррури принял командование на себя. Свою волю к сопротивлению он вдохнул в сердца воинов. Но вражеская пуля смертельно ранила офицера. Посмертно доблестному сыну испанского народа было присвоено звание Героя Советского Союза.

Бои перенеслись на окраины, а затем на улицы города. Ожесточенные схватки развернулись на подступах к Мамаеву кургану и за сам курган. Когда он оказался в руках врага, положение оборонявшихся стало тяжелым. Необходимо было во что бы то ни стало вернуть высоту. Эту задачу возложили на два полка.

С рассветом, после артиллерийской подготовки, начался штурм. Полки атаковали в развернутом строю. Гитлеровцы открыли ураганный минометный огонь. Вскоре в бой включилась и фашистская авиация. В короткой, но яростной рукопашной схватке было сломлено сопротивление противника. Один полк стал закрепляться на достигнутом рубеже, а воины другого рвались к вершине кургана. Штыком, прикладом, гранатой герои прокладывали себе путь во вражеских окопах.

Фашисты не хотели примириться с утратой такого выгодного пункта, как Мамаев курган. Они беспрерывно бросали свои войска в контратаки, но безуспешно. То, что нам удалось вернуть курган, сыграло громадную роль во всей обороне города.

В конце сентября, отражая атаку танков, до конца выполнил свой долг рядовой М. А. Паникаха. Танковое подразделение гитлеровцев с автоматчиками на броне ворвалось на позицию 1-й роты 883-го стрелкового полка. Запасшись несколькими бутылками с горючей смесью, под ураганным огнем М. А. Паникаха двинулся по-пластунски навстречу головной машине. Поднявшись во весь рост, он бросился к ней и с возгласом «Фашисты не пройдут!» разбил бутылку о броню. Танк загорелся, а остальные повернули вспять.

Когда вспоминаешь работу сталинградских связистов, невольно в памяти встает бессмертный подвиг гвардейца Матвея Путилова. В разгар ожесточенного боя в одном из полков 308-й стрелковой дивизии оборвалась связь штаба с подразделениями. Для восстановления связи был направлен сержант М. Путилов. Его ранило осколком мины, но сержант все-таки дополз до места обрыва провода. Здесь его настиг второй осколок, перебивший руку. Матвей Путилов сжал концы провода зубами, и ток пошел по его телу. Связь была восстановлена. Связиста нашли после боя мертвым на том месте, где он совершил свой подвиг.

Говоря о массовом героизме наших воинов, нельзя не сказать о той огромной роли, которую сыграли в этой битве комсомольцы, вся армейская молодежь. Многие соединения в значительной мере были укомплектованы молодежью. Так, в 37-й гвардейской стрелковой дивизии было до 800 комсомольцев. В начале октября при обороне Тракторного завода полки этой дивизии проявили несгибаемое мужество. Среди героев-комсомольцев — снайпер Василий Зайцев, секретарь комсомольской организации роты Федя Яковлев, танкист Хасан Ямбеков, молодой офицер Тима Семашко, девятнадцатилетний Коля Бородушин и многие, многие тысячи других. Их сердца, бившиеся под комсомольским билетом, были исполнены преданности Родине. Не раз вражеская пуля одновременно пробивала комсомольский билет и юное горячее сердце. И вполне закономерно, что одну из лучших улиц своего города жители назвали Комсомольской — в честь нашей героической молодежи.

Трудно перечислить все подвиги, совершенные у стен твердыни на Волге, как трудно назвать по именам участников этой битвы. Весь народ напряг свои силы, чтобы помочь им. Рабочий класс Урала, Сибири и других индустриальных центров слал сюда оружие. Колхозное крестьянство отдавало все, чтобы идущий в бой воин был обеспечен продовольствием и одеждой. Широким потоком поступали письма, приветствия, посылки.

19 ноября 1942 года здесь, на берегах Волги, началось грандиозное контрнаступление войск Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов, завершившееся разгромом крупнейшей группировки врага. В этих боях советские воины также проявили невиданный героизм.

Маршал Советского Союза А. ЕРЕМЕНКО

«Правда», 14 октября 1967 года.

Мы идем

I

II

III

IV

V

«Правда», 24 февраля 1943 года.

Имени Александра Матросова

В день юбилея Красной Армии, 23 февраля, на привале в большом бору состоялось комсомольское собрание батальона. Обсуждали, как лучше выполнить боевой приказ — взять деревню Чернушки. На собрании выступил комсомолец Саша Матросов — молодой белокурый паренек с автоматом на груди. Оглядев товарищей голубыми и быстрыми, как воды Днепра, глазами, он сказал:

— Мы выполним приказ! Я буду драться, пока мои руки держат оружие, пока бьется мое сердце. Я буду драться за нашу землю, презирая смерть!

На несколько секунд воцарилась тишина. И все отчетливо услышали, как чащи древнего бора повторили: «Презирая смерть!» Эхо прозвучало, словно клятва.

Всю ночь батальон шел бездорожьем через лес. Ночь была тихая, пахло весной. Под рыхлым снегом хлюпала вода, деревья беззвучно качали гибкими ветвями. Крепкий, подвижной Саша Матросов шел впереди автоматчиков, за ним Бардабаев, Копылов и Воробьев. Они вместе учились военному делу, вместе приехали на фронт. Враг вынудил их оторваться от всего, что успело полюбиться им, стало дорого и мило. Они приехали на фронт с одной мыслью: отомстить фашистам за все злодеяния, совершенные ими на нашей земле.

Пробираясь в голову колонны, старший лейтенант Артюхов подошел к автоматчикам и тихонько спросил:

— Это ты, Матросов?

— Я!..

— Пойдем, будешь моим ординарцем.

— Есть! — ответил Матросов.

На рассвете группа Артюхова вышла к опушке бора. Оставалось пересечь поляну с островком кустарника, мелколесье, и дальше — Чернушки. Но здесь группу Артюхова встретили гитлеровцы. С высотки стреляли три пулемета.

Начался бой.

Два фланговых дзота довольно быстро блокировали бойцы Губина и Донского, а третий — центральный — все вел и вел яростный огонь, защищая подступы к Чернушкам. Не было никакой возможности показаться на поляне. Всем стало ясно, что нелегко взять эту лесную крепость. Артюхов и Матросов, зайдя справа, подобрались к вражескому дзоту метров на сорок. Отсюда хорошо было видно, как из его амбразуры рвалась струя огня. Прячась за пихтой, Артюхов приказал:

— Шесть автоматчиков!

Матросов привел автоматчиков. Артюхов отобрал троих.

— Подползите к дзоту и из автоматов — по амбразуре.

Автоматчики поползли. Но только появились на поляне, их заметили из дзота. Отсюда вкось ударила струя огня. Один боец был сразу убит, двое — ранены. Старший лейтенант Артюхов подозвал остальных:

— Ползите правее!

Но и они погибли. Из лесной крепости продолжал бить пулемет. Разрывные пули гулко щелкали по всей опушке бора. Саша Матросов знал, что там лежат наши бойцы и многие из них кровью своей обагряют землю.

«Что же делать?» — сам себя спросил Артюхов.

Матросов приподнялся и сказал тихо, но решительно:

— Я пойду!

Он сделал несколько резких прыжков, потом упал на бок и торопливо, приподнимая автомат, пополз правее погибших товарищей. Его не заметили из дзота. Его видели только свои. Затаив дыхание, они следили за храбрецом. Матросов подполз к дзоту очень близко. Его уже обдавало дымком, что шел от амбразуры. Вдруг он вскинул автомат и дал очередь. В дзоте загрохотало. Как оказалось после, его пули попали в мину. Вражеский пулемет замолчал.

Все шумно и радостно вздохнули, собираясь броситься вперед. Но через несколько секунд пулемет ожил вновь. И тогда бойцы увидели: Матросов вскочил на ноги и левым боком, своим сердцем, закрыл амбразуру дзота. На опушке бора мгновенно прекратилось злое щелканье пуль. Раздались возбужденные голоса. Бойцы рванулись вперед. Лесная крепость была взята. Чернушки освобождены.

Комсомолец Саша Матросов сдержал слово. Он так любил жизнь и верил в нее, что не боялся смерти. Своей возвышенной и благородной солдатской смертью он проложил путь к победе над врагом. Решимостью пожертвовать собственной жизнью ради жизни на земле завоевал он высокое право на бессмертие. Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии красноармейцу Александру Матвеевичу Матросову присвоено звание Героя Советского Союза. Он навечно зачислен в списки роты, с которой шел в бой под Чернушками. Ежедневно, выстроив роту гвардии старшего лейтенанта Хрусталева на поверку, старшина Горюнов берет в руки список личного состава и произносит:

— Герой Советского Союза гвардии красноармеец Александр Матросов!

— Погиб смертью храбрых в боях с фашистскими захватчиками! — отвечает правофланговый гвардии сержант Бардабаев, друг героя. И перед глазами бывалых воинов-гвардейцев в эти секунды встает, как живой, образ бесстрашного Саши Матросова, белокурого и веселого русского паренька. И бойцы повторяют про себя слова песни, которую сложили о Матросове:

Александр Матросов остается в боевых рядах своей родной роты. Он вместе с друзьями по оружию пойдет сквозь огонь и дым новых сражений.

Н. КОНОНЫХИН

Приказом Народного Комиссара Обороны от 8 сентября 1943 года 254-му гвардейскому стрелковому полку 56-й гвардейской стрелковой дивизии присвоено наименование: «254-й гвардейский стрелковый полк имени Александра Матросова». Герой Советского Союза гвардии рядовой Александр Матвеевич Матросов зачислен навечно в списки 1-й роты 254-го гвардейского полка имени Александра Матросова.

«Правда», 12 сентября 1943 года

На Орловской земле

Тишина. Беспредельная земля и беспредельное небо, тесно заставленное гипсово-белыми, голубыми, круглыми облаками, которым очень подходит название — орловские облака.

Как прекрасно это среднерусское лето — конец июля месяца, как красива, богата, могущественна эта орловская земля, воспетая Тургеневым, Лесковым, с ее холмами, живописными перелесками, речками, водяными мельницами, кирпичными избами под соломой!

И тяжелым комом подступает к горлу ярость при одной мысли, что часть этой богатой, красивой, исконно русской земли испоганили и еще до сих пор продолжают поганить фашистские мерзавцы.

Ярость стучится в сердце, и, точно откликаясь на этот стук, гремит на западе горизонт грозными раскатами ни на минуту не утихающего боя. Это Красная Армия жмет, теснит, выгоняет с родной земли вооруженную до зубов, бронированную фашистскую нечисть.

Враг отчаянно сопротивляется. Но шаг за шагом, неумолимо, неотступно, с железным постоянством и с подавляющей яростью советские войска ломают его сопротивление.

Окровавленный фашистский зверь уползает на запад.

Был когда-то тенистый городок. Теперь это город только по названию. Это груда развалин, осененных пыльной зеленью искалеченных, оборванных деревьев. Жаркий ветер метет по улицам черную пыль. В пыли мчатся машины, замаскированныевялыми ветками с пожухлой листвой. Машины мчатся на запад. Там гремит бой. Там необходимы боеприпасы. Спуск вниз. Балка. Выход к реке. Отсюда несколько дней назад началось наше наступление в направлении на Орел. Земля взрыта. Подбитый «тигр». Исковерканные, взорванные немецкие машины. Брошенное снаряжение. Ящики с патронами. Горы снарядов. Все свидетельствует о страшном поражении, нанесенном врагу в бою за переправу.

Чем дальше, тем ужаснее картины разрушений, которые произвела здесь отступающая армия противника. Гитлеровцы не оставили целым ни одного дома, ни одного сарая. Как истые бандиты и варвары, они все на пути своего отступления предавали огню. Деревень нет. Лежат груды дымящихся развалин, толстый слой пепла, под которым еле светится и дышит розовый жар непогасших угольев. Вот еще одна речка и еще одна переправа. Этот водный рубеж мы форсировали всего два дня назад.

Широкий подъем вверх. Здесь была деревня. Наверху — на фоне черно-пыльного, страшного, какого-то аспидного неба — стена белой, поломанной, во все стороны поваленной ржи. Рожь похожа на русые волосы, набитые пылью. По этой ржи прошла отступающая техника — все эти «тигры», «фердинанды». Железное стадо бежало, ломая все на своем пути, оставляя во ржи танки, пушки, автомашины. Здесь наша артиллерия и авиация настигли бандитов.

Две женщины — старуха и молодая — и мужчина, крестьяне из только что освобожденной деревни, тащат тележку со своим жалким скарбом. Это все, что у них осталось. Их дом сожжен. Они пробираются подальше в наш тыл. Радостно кланяются проносящимся на грузовиках красноармейцам, с любопытством смотрят на погоны.

— Долго были под фашистами?

— Около двух лет.

— Ну и что?

Ничего не отвечают, только машут руками и идут дальше, взволнованные, торопливые. А старуха вдруг начинает рыдать.

На горизонте вспыхивает несколько багровых пожаров. Рокочут, рвут воздух взрывы фугасок. Это «юнкерсы» беспорядочно сбрасывают на оставленные деревни свой груз.

На бреющем полете проносятся наши штурмовики.

Совсем стемнело. Пожары вокруг бушуют. Огонь похож на косматую, красно-черную овчину. Уже слышна трескотня пулеметов. С напористым шумом проносится снаряд и рвется где-то позади, сотрясая воздух звуком множества порванных басовых струн. Тонко поют и посвистывают мелкие осколки.

Ведут толпу пленных. В потемках различаю оборванные фигуры. Их человек полтораста, этих «завоевателей мира», грязных, перепуганных, сгорбленных. Их ведут всего три автоматчика.

Останавливаюсь. Спрашиваю:

— А они не разбегутся?

Голос в ответ:

— А куда им бежать? Они боятся бежать. Боятся попасть в руки населению. Население от них такого натерпелось, что теперь не помилует…

Лес. Палатка. В палатке горит керосиновая лампа. Столик. Перед командиром, на столике, карта. Грохот боя нарастает. Над головой висят люстры светящих бомб. Линия фронта похожа на хорошо освещенное шоссе. В мутном небе передвигается голубоватый столб прожектора…

Валентин КАТАЕВ

«Правда», 1 августа 1943 года.

Стреляет Иван Ремизов

Тридцать пять лет прожил на свете Иван Захарович Ремизов. Летом возделывал лен, а зимой уходил на лесозаготовки. Редко когда покидал родное Горшково, разве что съездит по делам или на базар в районный центр — Максатиху. В труде, в заботах о хозяйстве и семье торопливо бежало время. Так бы незаметно и старость подкатилась, если бы в дом к Ремизову не постучалась война. Война стала повседневным занятием Ивана Ремизова, батарея — его артелью, а противотанковая пушка — рабочим местом.

Год и два воевал Иван, ничем не отличался от других, был исполнительным бойцом, общительным товарищем, в общем, обыкновенным солдатом. И вдруг наводчик орудия младший сержант Иван Ремизов стал героем, первым из первых. Случилось это так.

Вдвоем с замковым Новиком сидели они в ровике, курили, разговаривали. Заряжающий Дубровин, прильнув к биноклю, наблюдал в это время за горизонтом. Веселый парень, шутник и выдумщик, Новик только начал рассказывать какой-то анекдот, как его на полуслове прервал тревожный возглас Дубровина:

— Ремизов, танки!

Друзья мигом выскочили из укрытия и бросились к пушке. Прикрытая ветками и травой, она стояла в полной боевой готовности. Но до танков, вздымавших густые облака черной, будто угольной пыли, оставалось еще добрых восемьсот метров. Шли они колонной, медленно, с остановками, без единого выстрела.

— Ишь, сволочи, психической ползут, на испуг хотят взять, — сказал Новик и, помолчав, добавил: — Большие-то какие!

— «Тигры», — ответил, не отрываясь от панорамы, Ремизов. — Вот только далеко — не возьмешь.

Знали все, что стрелять сейчас по танкам бесполезно. Но командир орудия, гвардии старший сержант Василий Караулкин, прибежавший с наблюдательного пункта командира взвода, на всякий случай предупредил:

— Не спешить, пусть подойдут ближе.

Дистанция уменьшалась еле заметно. Припав к объективу панорамы, Ремизов неотступно следовал за головным танком, ни на секунду не выпускал его из поля зрения. Но вот до колонны осталось не более 400 метров. Момент самый подходящий. Караулкин подал команду. Ремизов выстрелил, а потом один за другим послал в головную машину еще три снаряда. Танк остановился, над ним взвился черный султан дыма. Убедившись, что этот «тигр» больше не опасен, Ремизов перенес огонь на второй. Методично и точно он бил в одни и те же места: сначала в ходовую часть, потом в корму, где размещены бензобаки.

Вдруг осечка, а «тигры» ползут и ползут. Неистово рвет землю и воздух вражеская артиллерия. Кругом свист, вой, грохот разрывов. Ремизов спокойно сменил боек. Опасность сделала его движения еще более быстрыми и экономными. Он снова впился глазами в стальную глыбу. Из «тигра», вырвавшегося вперед, взметнулись столбы дыма, языки пламени. В затылок ему, судорожно дернувшись массивным корпусом, встал следующий. Это был пятый по счету «тигр», сраженный Ремизовым.

Недалеко от огневой позиции расчета сухо хрястнул разрыв. Рядом с наводчиком кто-то охнул. Ремизова, словно булавками, кольнуло в щеки, нос и шею. Смешиваясь с каплями пота, лицо защекотали теплые струйки крови. Ремизов оглянулся. Возле пушки ничком лежал и тихо стонал Дубровин. Гимнастерка на его спине побагровела. Рядом сидел, опустив окровавленную голову, Новик. Мальчишески подвижный и озорной, сейчас он как-то обмяк и походил на большого беспомощного ребенка.

— Ваня, перевяжи, — обратился он к Ремизову.

— Сейчас, ребятки, повремените чуток, потерпите. — И, схватив снаряд, Ремизов рванулся к орудию. Теперь он работал за всех один. Пот и кровь разъедали лицо, слепили глаза. Перед самым ровиком с треском разорвалась мина. Караулкин слегка вскрикнул и, залитый кровью, тяжело опустился на землю.

Уже смеркалось, когда бойцы расчета, прижимаясь к земле, под жестоким огнем вражеских танков и пулеметов выбрались из ровика и поползли вдоль кустов к траншеям запасного рубежа. Ремизов, все время помогавший друзьям передвигаться, взял тяжелораненого Дубровина под руки и повел к дороге. Там он усадил его и Новика в первую же повозку и наказал ездовому:

— Вези, браток, в медсанбат, да поаккуратней: народ-то золотой, сберечь надо…

Седой, усатый ездовой, взглянув на него из-под лохматых бровей, строго промолвил:

— Сам-то садись, ведь на ногах еле держишься…

— Не-е, вези, я не поеду…

И он остался на батарее. Вот он сидит передо мной, сероглазый хлебороб в шинели, и скупо, бесстрастно рассказывает уже слышанную мной от других историю боя. И как-то не верится, что этот человек, одолевший в смертном бою семь вражеских «тигров», ставший героем, слава о котором разнесется далеко-далеко, — такой обыкновенный русский солдат.

С. БЕССУДНОВ

«Правда», 31 июля 1943 года.

У отчего дома

Пробираясь балкой через густые ракитовые заросли, автоматчики спешили к подножию бугра, поросшего рожью. Отсюда должна была начаться атака.

С вершины бугра беспрестанно строчили вражеские пулеметчики. Судя по тому, что пули с визгом пронизывали все пространство, во ржи было установлено несколько пулеметных гнезд. Сержант Василий Рычкин, маленький, но крепкий и юркий, взял на себя после гибели лейтенанта Ивана Марченко командование взводом. Он пристально вглядывался в окружающую, изрытую окопами местность, старался подойти к пулеметчикам незаметно и как можно ближе. Передавая вполголоса команду, останавливался и снова осматривал затянутые дымом пожарищ деревни, изрытые воронками пригорки, поредевшие рощи и не узнавал родных мест.

Как все изменилось тут! И в то же время как было все знакомо, дорого и мило! Курская земля — родная земля сержанта. Здесь родился он и вырос. Тут жили его мать, отец, сестры, братья.

За бугром, который пока еще был в руках фашистов, раскинулась деревенька, где исхожена и измерена каждая пядь земли, откуда с родительским благословением уходил он на фронт. Там, под древними липами, в низенькой, нахохлившейся хатке с соломенной крышей, его ждут не только как родного и близкого, но и как освободителя.

«Живы ли близкие? Что сталось с ними?» — точила сердце Василия Рычкина тревожная мысль.

Случилось так, что сержанту Рычкину, прошедшему в боях многие сотни деревень и видавшему всякие виды, предстояло драться за свое родное село, за отчий кров. Позади много было больших и малых сражений, через них пронес он свою испытанную огнем и железом юность, получил орден Красной Звезды за отличия, но не помнил, чтобы когда-либо так волновался.

Напряжением воли Рычкин взял себя в руки. И мало-помалу в его голове созрел план предстоящей схватки. Бугор, на котором укрепились фашисты, для него был не только важной высотой — за дни наступления таких высот немало захватил взвод, бугор открывал дорогу к родному гнезду.

В полдень Рычкин, получив сигнал об атаке, поднял бойцов. По бугру открыли шквальный огонь артиллеристы. Над вершиной, где лежали, притаившись, вражеские пулеметчики, встали огненные столбы, занялась пламенем рожь. Воспользовавшись артиллерийским налетом, автоматчики выскочили из балки, пробежали, пригибаясь к земле, метров двести и ударили с фланга.

Василий Рычкин, потный, с раскрасневшимся лицом, бежал по склону в окружении товарищей, таких же молодых и бойких, как он, парней, и выпускал из автомата очередь за очередью.

Пулеметы на бугре на миг замолкли. Видимо, гитлеровцы встревожились, что на них наступают с фланга. Через некоторое время, однако, они пришли в себя, и бугор снова ощетинился огнем.

Когда до вершины осталось всего несколько десятков метров и огонь врага усилился настолько, что трудно было найти непростреливаемое место, Рычкин стремительно бросился вперед. В предыдущем бою он был ранен, осколок снаряда впился ему в бедро левой ноги, и в начале атаки сержанту трудно было поспевать за взводом. Но теперь он не чувствовал боли в ноге и бежал, не переводя дыхания. Азарт атаки захватил его.

— Окружим пулеметчиков и уничтожим! — крикнул Василий автоматчикам, когда до цели оставалось не больше тридцати — сорока шагов.

Рывок — и взвод в одно мгновение очутился на вершине бугра. Короткая жестокая схватка в окопах. Пять вражеских пулеметных гнезд умолкли навсегда.

С бугра Рычкин, как на ладони, увидел родную деревню. Она была в облаках черного дыма и, казалось, куда-то плыла. Сквозь дым пробивались оранжевые языки пламени. Как свечи, горели вершины лип. Уходя, фашисты подожгли деревню.

— За мной, вперед! — скомандовал он автоматчикам и ринулся вниз.

Гитлеровцы встретили наступающий взвод огнем из минометов. С шипением и гулом мины неслись из-за балки, которая находилась правее деревни. Василий Рычкин, остановившись, всмотрелся, откуда стреляли фашисты, и понял, что, не подавив минометов, деревню не взять. По приказанию командира взвода автоматчики быстро залегли и, спрятавшись в гущах ржи, поползли к хуторкам, которые, наподобие ожерелья, были разбросаны вокруг деревни. Этот маневр был совершен так быстро, что гитлеровцы не заметили, куда девались автоматчики.

Ползком взвод подобрался к первому хуторку, раскинувшемуся среди небольшой зеленой рощицы. Обрушив на фашистов ливень огня, автоматчики заставили их быстро убраться отсюда. Так же был очищен второй хутор. Спустя час Василий стоял уже на околице своей деревни. Она вся была охвачена пламенем, горела от края до края.

Увидел он и свою хатку. Вокруг горели соседние избы, а она стояла как ни в чем не бывало, скрытая от огня листвой высоких лип. Сержант, позабыв все, стремглав бросился к дому. Но на его зов никто не откликнулся. Немного постояв в раздумье и не решившись войти под крышу родного крова, Рычкин вскинул на плечо автомат и поспешил в поле, где, удаляясь, громыхал жаркий бой.

Невдалеке от околицы он встретил группу крестьян с узлами в руках и мешками за плечами, спешивших из леса в деревню тушить пожар. Среди односельчан родных не было.

— Здравствуйте, — сдерживая нахлынувшие чувства, сказал Рычкин и снял пилотку.

— Да это же Васька Рычкин! — воскликнул кто-то в толпе. — Гляньте, люди, кто нас освободил! — И сержант вмиг был окружен со всех сторон.

— Где наши, где мать, отец? — с тревогой спросил Рычкин.

— Живы, живы, — заговорили мужчины и женщины. — Только вот Александру, сестренку твою, гитлеровцы угнали. А вон и отец твой идет!

По дороге медленно шел с корзинкой в руке старик с непокрытой седой головой. Сержант кинулся ему навстречу:

— Батя, здравствуй!

Да, это был отец, Федор Дмитриевич, еще совсем недавно крепкий и сильный человек, а теперь дряхлый и изможденный.

Посмотрев на загорелого автоматчика с орденом, старик бросился ему на грудь. На шее отца сержант увидел дощечку с надписью.

— Что это, батя?

— А это фашистская мета, сынок. Без нее по воду нельзя было сходить. — И, рванув ее, отец с силой бросил деревянную бирку с номером на землю. — За людей нас не считали, номера, как на скотину, повесили!

— Пойдем, я хочу увидеть мать, — сказал сержант.

— Пойдем. Только не пужайся, мать свою ты тоже не узнаешь. Извели ее лихоимцы окаянные вконец!

Татьяна Кузьминична, недавно здоровая и еще нестарая женщина, теперь тоже была седой. Поддерживая мать и отца, Василий довел их до хаты. Осмотрелись и увидели, что гитлеровцы разграбили все, что только можно было взять…

Когда сержант догнал свой взвод, он рассказал бойцам все, что узнал в родной деревне. Автоматчики поклялись быстрее гнать ненавистного врага на запад…

Я. МАКАРЕНКО

«Правда», 9 августа 1943 года

Историческое сражение

В мировой истории есть события, оставляющие неизгладимый след в памяти человечества. Одно из таких событий — победа Советских Вооруженных Сил в исторической битве на Курской дуге летом 1943 года, которая во многом определила дальнейший ход и исход всей второй мировой войны.

Летом 1943 года нацистское политическое и военное руководство предприняло последнюю попытку повернуть течение войны в свою пользу. Советская Армия, которая в предшествовавшие два года тяжелой и длительной борьбы с немецко-фашистскими полчищами не только отразила натиск вероломного агрессора, но и в грандиозных сражениях под Москвой и Сталинградом нанесла врагу сокрушающее поражение, вновь оказалась непреодолимым барьером на пути врага. Здесь, в сражениях Курской битвы, был сломан становой хребет гитлеровского вермахта. Коренной поворот в ходе второй мировой войны был окончательно завершен.

Курская битва, включающая в себя три крупные стратегические операции советских войск — Курскую оборонительную, Орловскую и Белгородско-Харьковскую наступательные, — характерна огромным пространственным размахом, исключительной напряженностью и ожесточенностью сражений.

В операциях участвовали мощные группировки войск. Советское командование привлекло силы шести фронтов, авиацию дальнего действия. На отдельных этапах битвы в ней с обеих сторон участвовало более трех миллионов человек, до 45 000 орудий и минометов, около 7 000 танков и самоходных орудий, до 6 000 боевых самолетов.

Развернувшиеся на Курской дуге крупные танковые сражения не имели себе равных за все время минувшей войны. В них приняли участие все пять наших танковых армий, только что сформированных по новой организации, и большинство отдельных танковых и механизированных корпусов. Курскую битву по праву называют величайшей танковой битвой второй мировой войны.

Здесь потерпела окончательный крах не только наступательная стратегия германского вермахта, но и оказалась подорванной вся его оборонительная стратегия. Советские Вооруженные Силы нанесли врагу такое сильное поражение, после которого фашистская Германия уже не могла оправиться и восполнить свои огромные потери.

Трудно перечислить весь круг крупных мероприятий, которые были проведены Государственным Комитетом Обороны, Ставкой и Генеральным штабом в интересах подготовки к решающей битве на Курской дуге. Это была огромная, поистине титаническая работа, которая обеспечила создание многополосной обороны на общую глубину 250―300 километров, выдвижение в район восточнее Курска мощного стратегического резерва Ставки — Степного фронта, крупнейшего за все время войны сосредоточения материальных средств и войск. К этому надо добавить организацию специальных воздушных операций по нарушению вражеских коммуникаций и завоеванию господства в воздухе, активизацию действий партизан в тылу врага, проведение целого комплекса мер по политическому обеспечению предстоявших действий Советской Армии. В итоге к началу вражеского наступления под Курском развернулась сильная группировка войск Воронежского и Центрального фронтов, которыми командовали генералы И. Ф. Ватутин и К. К. Рокоссовский. Позади них сосредоточился в резерве Ставки, готовый как к обороне, так и к наступлению, Степной фронт.

…5 июля 1943 года развернулось великое сражение на Курской дуге. В этот день одновременно с севера и юга перешли в наступление на Курск сильнейшие вражеские группировки, насчитывавшие до 50 отборных дивизий, треть которых составляли танковые и моторизованные соединения. Так называемая операция «Цитадель» — последняя надежда гитлеровцев на решающий успех на востоке — началась.

С 5 по 23 июля продолжалась оборонительная операция Воронежского и Центрального фронтов, в которую с 12 июля включилась и часть сил Степного фронта, возглавляемого генералом И. С. Коневым.

Вражеское наступление продолжалось менее недели. 12 июля оно окончилось полным провалом. В итоге героического сопротивления советских войск противник, понеся огромные потери и продвинувшись до 10―12 километров на северном фасе Курской дуги и до 35 километров на южном, уже 13 июля был вынужден прекратить наступление, а затем начать отвод своих войск. Оборона советских войск оказалась сильнее. Были созданы предпосылки для перехода в запланированное контрнаступление. Главным итогом оборонительного сражения, пожалуй, можно считать то, что нам удалось нанести сокрушительное поражение танковым силам врага, создав особо благоприятное для нас соотношение по этому важному роду войск. В значительной степени тому способствовал выигрыш нами крупного танкового встречного сражения в районе Прохоровки, в котором особенно отличились 5-я гвардейская танковая армия генерала П. А. Ротмистрова и 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова.

Второй этап Курской битвы начался 12 июля и продолжался до 23 августа. Первыми перешли в наступление против орловской группировки врага войска Брянского и Западного фронтов, которыми командовали генералы М. М. Попов и В. Д. Соколовский. 15 июля включился в контрнаступление и Центральный фронт. В итоге совместной операции трех фронтов, носившей условное наименование «Кутузов», орловский плацдарм врага к 18 августа был ликвидирован и действовавшая там крупная группировка противника разгромлена.

Контрнаступление на белгородско-харьковском направлении началось несколько позже, 3 августа. Оно вылилось в совместную операцию войск Воронежского, Степного и левого крыла Юго-Западного фронтов под названием «Румянцев». Она продолжалась до 23 августа и закончилась полным разгромом врага на белгородско-харьковском плацдарме и освобождением Харькова.

Почти два месяца длилась Курская битва, завершившаяся убедительной победой Советских Вооруженных Сил. После нее последовало мощное стратегическое наступление Советской Армии, которая уже осенью 1943 года вышла к Днепру, смело форсировала с ходу эту крупную водную преграду.

Маршал Советского Союза А. ВАСИЛЕВСКИЙ

«Правда», 4 июля 1968 года.

Салют

«Правда», 7 августа 1943 года.

Десант

Над бухтой спустились сумерки. Светлая лунная дорожка уходит в бесконечную даль моря. Легкая зыбь покачивает стоящие возле причала сторожевые катера, тральщики и вспомогательные суда. Люди, собравшиеся на берегу, отчетливо представляют огромную трудность и сложность операции, но все совершенно спокойны. Спокойны экипажи маленьких кораблей, спокойны моряки, десантники, выстроившиеся вдоль берега, спокоен адмирал, деловито проверяющий готовность людей и судов.

Дан сигнал начать посадку. Она проходит исключительно быстро и организованно. Морские пехотинцы рассаживаются по местам, аккуратно укладывают возле себя противотанковые ружья, минометы, пулеметы, боеприпасы. Среди моряков много участников феодосийской, керченской и других десантных операций. На судах слышатся шутки, смех. Кто-то напевает тихим, задушевным голосом:

Сигнал к отходу. Зашумели моторы, нетерпеливой дрожью забились корпуса судов.

— Отдать носовой! Отдать кормовой!

Корабли десанта вышли в открытое море и взяли курс на Новороссийск. За воротами бухты их встретил порывистый норд-ост, но люди не замечали ветра и волны: мысли были целиком поглощены предстоявшим боем. Они шли освобождать родной портовый город, в который враг ворвался год назад. Моряки писали заявления о приеме в партию, в комсомол.

Впереди показались туманные очертания города. Враг молчал.

Судя по некоторым признакам, гитлеровцы допускали возможность и, следовательно, ожидали высадки десанта. Чтобы в этих условиях добиться внезапности, надо было избрать место высадки там, где противник меньше всего мог бы предполагать появление наших сил. Поэтому было решено высадиться непосредственно в Цемесской бухте, на пристанях порта. Конечно, враг никак не ждал подобной дерзости.

— Сейчас начнется артподготовка, — сказал, взглянув на часы, капитан-лейтенант Державин.

Вдоль берега бухты сверкнули многочисленные вспышки. Дрогнула земля, в районе порта раздались сильные взрывы, вспыхнули пожары. Дым окутал город. В это время корабли с десантом приближались к порту. Противник начал обстреливать внешний рейд из орудий и пулеметов. Перед нашими судами выросли многочисленные всплески взрывов.

Морской катер под командованием лейтенанта Крылова подошел к воротам в порт, знаменитым воротам, через которые каждый год проходили сотни судов почти всех стран мира. Катер проскочил этот участок, и под огнем вражеских батарей группа краснофлотцев во главе со старшиной 1-й статьи Севастьяновым принялась подрывать заграждения, закрывавшие путь нашим судам. Затем катер подорвал стальной трос, протянутый между бонами. Дорога была расчищена.

Первыми ворвались в порт торпедные катера капитан-лейтенанта Африканова. Они дали несколько торпедных залпов по причалам, и десятки расположенных там вражеских огневых точек взлетели на воздух. Вслед за торпедными катерами в порт ворвалась группа сторожевых катеров капитан-лейтенанта Глухова, группа катеров и мотоботов во главе с капитан-лейтенантом Сипягиным и другие.

Гитлеровцы открыли по бухте ураганный огонь. В воздухе повисли шапки осветительных ракет. Нити трассирующих очередей, словно паутина, сплелись над водой. Враг бил из каждого дома, с каждого причала, из развалин портовых сооружений, складов, из пригородных балок, с высот и из кустарников. Десантные суда, маневрируя, расходились по порту и в упор расстреливали огневые точки врага. При подходе десантных судов к причалам и берегу на противника посыпались гранаты.

Бойцы десанта дрались с ожесточением, презирая опасность. Сторожевой катер старшего лейтенанта Баженова был сильно поврежден. В борту образовалась течь, кубрик и камбуз заполнила вода. Катер получил сильный крен на нос. Командир решил продолжать путь. Он прорвался через завесу заградительного огня, подошел к причалу и под сильным минометным огнем принялся высаживать десант. Но оказалось, что причал у самого берега разбит и люди не могут сойти на землю. Тогда Баженов под сильным огнем снова посадил десантников на катер, отошел несколько дальше и высадил их в другом месте.

— Вперед, орлы, за наш родной город! — крикнул он.

Морские пехотинцы с ходу ворвались в здание клуба и закрепились там.

Катер под командованием лейтенанта Крылова, расчистив вход в порт, помчался к молу, где находилась вражеская огневая точка. Группа краснофлотцев выскочила на мол и с тыла атаковала ее. Гитлеровцы разбежались. Захватив трофеи — пулемет, гранаты, патроны и пленного, экипаж катера принялся выносить с поля боя раненых, оказывать им первую помощь.

Сторожевой катер старшего лейтенанта Школы при подходе к месту высадки десанта встретил сильный огонь с берега. Уже рассветало, и вражеские огневые точки вели по катеру прицельный огонь с мола, лесной пристани и из двухэтажного дома на берегу. Артиллеристы-моряки вступили в поединок с врагом. Бой длился пять минут. Огневые точки были подавлены, и катер высадил десант без потерь.

Старший лейтенант Верещак уверенно вел свой катер к причалу. Осколок смертельно ранил офицера, но ни на минуту не замедлился ход корабля. Его экипаж яростно отстреливался, мстя за гибель командира. Моряки выполнили боевое задание.

Пулеметчик Тредьяков был ранен в руку, но, напрягая все силы, продолжал стрелять до окончания боя. У рулевого старшины второй статьи Щупова в ноге застряла пуля. О своем ранении он сказал, лишь возвратясь на базу.

Во время высадки десанта гитлеровцы подожгли один из наших катеров. Он почти весь был охвачен пламенем, но два краснофлотца у носовой пушки продолжали стрелять. На них уже дымилась одежда, с минуты на минуту могли взорваться снаряды, а храбрецы по-прежнему упорно и методично били по огневым точкам врага. Несмотря на то, что катер горел и уже начал погружаться, вражеская батарея продолжала стрелять по нему. Это заметили бойцы одного из наших подразделений, которые высадились неподалеку от батареи. Они с ходу бросились в атаку и захватили орудия противника.

…Рассвело. На прилегающих к порту улицах шел ожесточенный бой. Морские пехотинцы части, которой командовал капитан-лейтенант Ботылев, выбивали гитлеровцев из чердаков, подвалов, дотов и дзотов, шаг за шагом продвигались в глубь города.

И вот наступила минута, которой моряки с волнением ждали целый год: над освобожденным Новороссийском взвилось красное знамя.

И. ЕРОХИН

«Правда», 17 сентября 1943 года.

Подвиг Новороссийска

После победы под Сталинградом обстановка на Северном Кавказе изменилась в нашу пользу. Фашисты укрепляли свою оборону, создали на Кубани так называемую «Голубую линию» из ряда мощных рубежей. Но никакие оборонительные валы не смогли остановить советских воинов и спасти оккупантов от разгрома.

Сильным ударом по новороссийской группировке противника была смелая высадка морского десанта в район Станички, западнее Новороссийска. Благодаря умелым и решительным действиям отряда майора Ц. Куникова вспомогательное направление, на котором он действовал, превратилось в главное. Командование направило сюда новые силы. Захваченный у Станички небольшой плацдарм был расширен до горы Мысхако и образно назван Малой Землей.

Герои Малой Земли приковали к своему участку фронта большие силы противника и на протяжении 225 дней обороняли огненную землю. Бывали дни, особенно в апреле, когда противник совершал по две тысячи самолетовылетов. Малоземельцы выдержали все, даже то, что не выдерживали металл и камень. В небе над Малой Землей дрались прославленные асы А. Покрышкин, Е. Савицкий, братья Дмитрий и Борис Глинки…

После ряда наступательных операций и улучшения своих позиций войска 18-й десантной армии под командованием генерал-лейтенанта К. Н. Леселидзе завершили подготовку к общему штурму Новороссийска. Во взаимодействии с армией готовили удар по врагу моряки Черноморского флота под командованием вице-адмирала Л. А. Владимирского, летчики 4-й воздушной армии генерал-полковника авиации К. А. Вершинина.

Беспримерный штурм Новороссийска начался в ночь на 10 сентября 1943 года с моря, суши и неба. После огневой подготовки, в которой участвовало более 800 орудий и сотни самолетов, частями 18-й армии и Черноморского флота был высажен с моря дерзкий десант в порт Новороссийск. Высадкой десантных отрядов командовал контр-адмирал Г. Н. Холостяков.

Одновременно перешли в наступление и другие соединения 18-й армии: западная группа сухопутных войск с Малой Земли и восточная группа сухопутных войск из района Туапсинского шоссе.

Большую работу вели командиры, политработники, партийные и комсомольские организации частей и соединений. Много инициативы проявили Военный совет и политотдел 18-й армии. Были укреплены ротные и батальонные партийные организации, выпущены специальные обращения, листовки и памятки для десантников и штурмовых отрядов, рассмотрены заявления о приеме в партию, составлены клятвы и обязательства бойцов перед боем. В десантных отрядах и штурмовых группах было 70 процентов коммунистов и комсомольцев. Душой партийно-политической работы в частях 18-й десантной армии был начальник политотдела армии Л. И. Брежнев. Его видели на самых опасных участках сражения среди малоземельцев, воинов десантных отрядов и штурмовых групп. Он лично знал многих бойцов, командиров и политработников. Его знали, любили вся армия и моряки.

На протяжении шести суток шли непрерывные бои, в которые 11 и 14 сентября включились 56-я армия генерал-лейтенанта А. А. Гречко и 9-я армия генерал-майора А. А. Гречкина. 16 сентября Новороссийск был освобожден, а «Голубая линия» прорвана. Противник начал отход. Части всех армий Северо-Кавказского фронта перешли в стремительное преследование и 9 октября закончили освобождение Таманского полуострова.

Труженики Новороссийска свято чтят память защитников и освободителей города. Полуостров Мысхако теперь называется Малой Землей, а поселок Станичка — Куниковкой. У дороги на Мысхако воздвигнут памятник в честь мужества малоземельцев. На центральной площади города вечным сном спят Герои Советского Союза Ц. Куников и Н. Сипягин. В станице Верхне-Баканской сооружен памятник в честь Героя Советского Союза И. Аветисяна.

Стойкая оборона и штурм Новороссийска вошли в летопись Великой Отечественной войны как одна из героических и славных ее страниц.

Г. АКОПЯН, В. ГЛАДКОВ, С. ПАХОМОВ, А. КОПЕНКИН

«Правда», 13 сентября 1968 года.

Днепровская быль

Ночью, преследуя противника, вышли к Днепру. Низко плыли облака. Тишина нарушалась только позвякиванием оружия, стуком котелков и лопаток, шуршанием тяжелых сапог на песке да сдержанным говором бойцов. Продвигались не спеша, спокойно, с какой-то особой торжественностью, которая, впрочем, была легко объяснима…

Многие из людей, шагавших здесь в темноте, родились на берегах Днепра. Одни из них только что прошли через свои разрушенные села, видели родные хаты в дыму и огне, останавливались у колодцев, набитых человеческими телами, миновали истоптанные и выжженные поля. У других родной дом был еще впереди, за Днепром. Картина пройденного пути неотступно стояла у них перед глазами и толкала вперед. Они шли в торжественном и суровом молчании, как подобает солдатам, которые знают, что лучший разговор с врагом — на языке оружия. Для тех же, кто не был уроженцем здешних мест, торжественность минуты заключалась в том, что после тяжких военных трудов, преодолев с боями больше пятисот километров, они вышли к рубежу, достичь которого было счастьем их товарищей, а значит, и их счастьем.

Старые бойцы, стоявшие на Днепре еще в сорок первом, также молчали. Они многое вспоминали в эту ночь. Было то, что часто случается в жизни. Идешь к любимому человеку из великого отдаления, которое могло быть воплощено и в верстах, и во времени, и в чувстве, всей исстрадавшейся душой стремишься к нему и бесконечно думаешь о встрече, о тех словах, ласковых и нежных, которые нужно сказать. Но вот ты пришел, и радость встречи так велика, что никакие слова не в силах выразить ее, ни высказать то, что ты пережил и передумал в разлуке, и ты стоишь молча, и только глаза говорят за тебя: посмотри, я долго шел к тебе, но вот я пришел…

Так думал лейтенант Орлянко, стоя в темноте на берегу Днепра. Завернувшись в плащ-палатку, он вздрагивал от ночной прохлады и сырости; на душе у него было светло, как в праздник.

Лодки отделились от берега и, бесшумно подталкиваемые баграми и веслами, поплыли. Вскоре они исчезли из виду, словно растаяли в ночной темноте. Бойцы и офицеры, оставшиеся на берегу ждать своей очереди, лежали на сыром песке и, слушая мерный плеск речной волны, вглядывались в эту темноту, как будто старались угадать, чем она встретит их в следующую минуту. Вскоре лодки вернулись и увезли на правый берег новых людей, которые бережно погрузили с собой пулеметы и ящики с патронами, противотанковые ружья и боеприпасы, гранаты, минометы и сухой паек в больших бумажных мешках.

Переправа под боком у противника проходила успешно. Время и место для нее были выбраны очень удачно. Все чувствовали это и радовались удаче, хотя, конечно, каждый знал, что в любую минуту переправа может быть обнаружена, и тогда торжественность этой ночи превратится в кромешный ад, а ласковые воды Днепра закипят. Понимал это и лейтенант Орлянко. Он ходил по берегу, в нетерпении ожидая своей очереди переправляться, — у него все было наготове: и люди, и кабель на катушках, и все прочее, необходимое для связи. Оставалось только получить приказ и действовать.

К рассвету над рекой поднялся густой туман. Правый берег не был виден, да и здесь, на левом берегу, люди двигались, словно серые тени. На плотах через реку прошли легкие пушки. Орлянко знал, что сейчас его черед и чувствовал себя уверенно: в тумане он надеялся переправиться без потерь. Но как раз в это время на правом берегу закипела перестрелка — переправившийся батальон капитана Безруких вступил в соприкосновение с врагом.

«Ну теперь началось», — подумал Орлянко, шагая по берегу к связистам.

Прежде чем он успел отдать им приказание, начался обстрел реки и берега. Туман завыл и загрохотал, послышались крики, стоны раненых. Его людей не затронуло, они все были в сборе; катушки с кабелем лежали на песке, зеленые коробки полевых телефонов стояли тут же. Линия связи уже была протянута к самому берегу, теперь оставалось тянуть ее дальше, сидя в лодке и разматывая кабель с катушки… Все это было бы делом простым и несложным, но грузить кабель приходилось под огнем вражеских батарей, а плыть предстояло по реке, в которую то и дело шлепались снаряды и мины.

Лейтенант Орлянко приказал грузиться в лодки и, пока бойцы хлопотали у катушек и прочего имущества, снова оглядел берег, как бы соображая, что еще следует захватить с собой.

— Кабель-то нужно опускать на дно, иначе его сносить будет, — вдруг вспомнил Орлянко, и ему стало еще радостнее на душе оттого, что не забыл этой важной необходимости.

— Готово? — крикнул Орлянко, в последний раз оглядывая берег. — Отчаливай!..

Он прыгнул в лодку, старшина Нехорошев оттолкнул ее от берега и вскочил вслед за ним. Бойцы налегли на весла, и лодки стали медленно выходить на днепровский простор.

Двигались медленно, кабель раскручивался с катушки и погружался в воду, увлекаемый на дно грузилами. Днепр был здесь широк и приволен, кручи правого берега открывались вдалеке, по-осеннему пышные и яркие. Как ни старались гребцы, они приближались медленно, точно это было во сне, где все движения замедленны и потому особенно памятны.

С правого берега, укрытая где-то в складках высот, непрерывно стреляла артиллерия. Снаряды пролетали над лодками, но к их свисту относились с привычным спокойствием. Ясно было, что это не прицельный огонь; снаряды падали беспорядочно.

Но вот появились вражеские бомбардировщики. Всего их было двенадцать: они летели низко, распластав тяжелые крылья и ожесточенно гудя моторами. Зенитки с левого берега открыли по ним огонь, но самолеты упрямо летели к цели, бомбили каждую машину на подступах к Днепру и каждую лодку на реке.

— Выручай катушки, если что! — успел крикнуть Орлянко и в ту же минуту услышал адский гром. Его захлестнуло водой, перевернуло и потащило на дно, но он, напрягая все силы, толкнул головой воду и вынырнул.

Лодок не было. Людей тоже не хватало. Только четверо, тяжело противоборствуя взбушевавшейся волне, находились недалеко от него. Они плыли парами, держа между собой катушки с кабелем. Кабель разматывался, но грузил уже не было, его сносило течением, и это еще больше затруднило работу пловцов.

Орлянко подплыл к Нехорошеву и Гатуеву вовремя — кабель на катушке кончился. Все теперь понимали друг друга с полуслова. Гатуев, держа конец кабеля в зубах, отдыхал, лежа на спине. Нехорошев поплыл к Дроботу и Василенко, удерживавшим на воде тяжелую катушку с новым кабелем.

Втроем они добрались к Гатуеву и Орлянко. При помощи движений ног держась на воде, лейтенант стал наращивать кабель. Это стоило больших усилий, тем более что с самолетов их заметили и стали обстреливать. Гатуев был ранен в правое плечо, кровь его окрасила днепровскую воду. Товарищи помогали ему, они плыли к правому берегу, поддерживая катушку и раненого, выбиваясь из сил, коченея в холодной воде.

В это время Орлянко был тоже ранен. Он почувствовал тяжесть во всем теле и, прежде чем связисты успели помочь ему, ушел под воду; понимал, что тонет, глаза его были открыты — он видел солнечный свет, падавший на дно реки сквозь зеленовато-желтую воду, но не мог сделать движения, не мог сопротивляться силе, тянувшей его на дно.

…Лейтенант Орлянко очнулся на берегу. Он увидел над собой раскрасневшееся усатое лицо Нехорошева, державшего его за руки. Угрюмый Василенко больно нажимал ему на живот. Затем они подхватили его, как ребенка, и подняли над телефонным аппаратом, у которого возился мокрый ефрейтор Дробот.

Была тишина. Снова было удивительное красноречивое молчание, в котором выражалась жизнь со всей силой и страстью. Над собой Орлянко видел чистое небо, на кручах свистели птицы, широкая полоса реки лежала перед ними, а у самого его тела, похожий на длинного оливкового ужа, уходил в воду кабель, который они протянули сюда…

Леонид ПЕРВОМАЙСКИЙ

«Правда», 13 октября 1943 года.

За родной Киев!

6 ноября 1943 года Советская Армия вновь водрузила красное знамя над столицей Украины — городом-героем Киевом, находившимся почти 800 суток под вражеской оккупацией.

Разгром вражеских войск на Днепре и освобождение Киева — одна из выдающихся побед Советских Вооруженных Сил. Гитлеровцы рассчитывали закрепиться на Днепровском рубеже, выиграть время, уйти от нависшей катастрофы. Они не верили в возможность форсирования нашими войсками столь крупной преграды, как Днепр, где начали строительство так называемого «восточного вала».

Однако враг жестоко просчитался. Советское командование разгадало его замыслы и предусмотрело сразу же после битвы на Курской дуге проведение ряда наступательных операций. В результате успешных действий войска Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов к концу сентября освободили от оккупантов почти всю левобережную Украину, вышли к Днепру и с ходу захватили несколько плацдармов на его правом берегу.

Боевой порыв наших войск был велик, они действовали с решительностью и быстротой. Помогала солдатская смекалка — в ход пошли лодки, бревна, доски, бочки. Преодолевая огромные трудности, беспрерывным потоком переправлялись войска на правый берег реки и захватывали новые плацдармы.

Подлинное бесстрашие показал заместитель командира 1850-го истребительного противотанкового полка капитан В. С. Петров. В ночь на 23 сентября на плотах он переправился через Днепр. С утра на плацдарме разгорелся кровопролитный бой. Капитан искусно руководил огнем. Много вражеских танков застыло перед позициями, но таяли и ряды защитников плацдарма. Когда у одного из орудий погиб весь расчет, туда бросился В. С. Петров со своим ординарцем. Орудие снова открыло огонь. Атака врага была отбита, но капитан получил тяжелые ранения в обе руки. Спасая жизнь героя, врачи ампутировали ему руки. После излечения, командуя полком, В. С. Петров прошел путь до Одера.

Впереди, как всегда, были коммунисты и комсомольцы, мужество и стойкость которых не знали границ.

К 30сентября войска правого крыла и центра Воронежского фронта захватили девять плацдармов севернее и южнее Киева. Важнейшими из них были Букринский и Лютежский. На первом в небольшой излучине Днепра и сосредоточились главные силы 40-й и 3-й гвардейской танковой армий. Позже сюда подошла 27-я армия. Для решения задачи освобождения Киева командование фронта решило нанести два удара: главный — с Букринского плацдарма и другой — с Лютежского. Войска ударных группировок должны были соединиться западнее столицы Украины и перерезать вражеские коммуникации.

Дважды предпринималось наступление, но решающего успеха добиться не удалось. Верховное Главнокомандование подсказало, что, по-видимому, ударом с севера будет легче овладеть Киевом, хотя Лютежский плацдарм и меньше, но местность там ровная, значит, лучше использовать танки. Надо скрытно, под покровом ночи, вывести с Букринского плацдарма танки и средства усиления. А 40-й и 27-й армиям продолжать демонстрацию наступления, чтобы обмануть врага.

Перегруппировка началась 25 октября. Необходимо было совершить марш в 150―200 километров. Дожди и туманы, затрудняя действия вражеской авиации, способствовали скрытности передвижения войск. К началу активных действий на Лютежском плацдарме были сосредоточены 38-я и 3-я гвардейская танковая армии. В нашу 38-ю армию входили четыре стрелковых корпуса, артиллерийские и танковые соединения, 1-я Чехословацкая бригада под командованием Л. Свободы. С воздуха их поддерживали летчики 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского.

Накануне наступления всему личному составу было объявлено обращение Военного совета фронта о штурме Киева. Простые, отеческие слова о великой чести, выпавшей на долю войск, которым предстоит освободить столицу Украины, дошли до каждого солдата. Короткие митинги в частях и подразделениях еще выше подняли дух воинов. У всех на устах были слова: «Освободим Киев к 26-й годовщине Октября!»

Утром 3 ноября артиллерия и минометы ударной группировки открыли огонь. Затем пехота, поддержанная танками, поднялась в атаку. К исходу дня вражеская оборона была прорвана на глубину до семи километров. Успешно действовали и наши соседи — 60-я армия генерала И. Д. Черняховского. А на следующий день в прорыв двинулись танки. Обойдя Киев с запада, 3-я гвардейская танковая армия вышла в район Святошина и перерезала шоссе Киев — Житомир. Одновременно на правом фланге нашей 38-й армии для развития успеха вошел в прорыв 1-й гвардейский кавалерийский корпус.

Отважно и дерзко сражались солдаты, сержанты и офицеры. Они показали образцы смелости и беззаветной преданности Родине.

В течение 5 ноября наши войска стремительно продвигались к городу, обходили его с запада и юго-запада. 167-я стрелковая дивизия вышла на западную окраину Киева в районе кинофабрики. 51-й стрелковый корпус завязал бои в северной части города, а Чехословацкая бригада — в районе вокзала. На крыше здания Киевского обкома партии воины водрузили красное знамя.

К 4 часам 6 ноября наши войска очистили Киев от гитлеровцев. Приказ Родины был выполнен!

Маршал Советского Союза К. МОСКАЛЕНКО

«Правда», 4 ноября 1968 года.

Город Ленина

Ленинград — дорогое, близкое для миллионов и миллионов людей имя. Это великий город. Его история полна благодарной, жертвенной и победоносной борьбы за честь, свободу и славу России, за прогресс, за самые высокие и светлые идеалы…

Город Ленина!.. II съезд Советов СССР выразил единую мысль, единую волю представителей всех народов нашей страны — навеки скрепить и освятить связь Ленина, создателя Советского государства, с городом, который вошел в века как колыбель Октябрьской революции. Это решение было принято в январские дни 1924 года, в памятные студеные дни, когда народ в великой, невыразимой скорби провожал Ильича в последний его путь.

Ленинской традицией проникнуты история, дух, деяния, борьба, все существование города. Здесь, где прозвучали призывы и выстрелы декабристов, здесь, где возник «Северный союз русских рабочих», здесь, где создались первые в России марксистские кружки, здесь, где прозвучали первые пролетарские боевые песни маевок, — здесь Ленин вошел в рабочую народную массу, закладывая основы великой партии коммунистов.

Город бережно хранит каждый след деятельности Ленина, протекавшей на заводах, в аудиториях, на площадях, в казармах, в Смольном, в скромных квартирах. Один из вражеских снарядов пробил стену здания, где Ленин выступал с Апрельскими тезисами, где висит мраморная мемориальная доска. Святотатственный удар вражеской батареи был отмщен сурово. Повреждения же ленинградцы заделали быстро, тщательно, бережно… Людям угрожала опасность, но они думали только об одном: ленинское место, место, где прозвучала программа, указавшая народу великий путь, должно быть сохраняемо нерушимо. Рвались со скрежетом и ревом тяжелые фугасные снаряды. Шатались стены, прогибались мостки и лестницы, выплескивался из ведер известковый раствор, но люди не обращали на это внимания. Святыни города оберегали граждане-бойцы, которым выпали в жизни честь, счастье быть ленинградцами.

…Какую силу, чудодейственную силу имеет эта ленинградская традиция! В тяжелых боях, в трудных походах и разведках, когда у истощенных людей, казалось, уходили последние силы, раздавались слова об Ильиче, о нашем Ленине. И бойцы поднимали усталые головы.

Памятен такой случай. Дело было на льду Ладоги, весной. Вода стояла уже на полметра, и машины, доставлявшие грузы для блокированного города, шли, как корабли, выбрасывая пенные буруны. Лед трещал. Противник выслеживал машины и бомбил. В полыньях, воронках бесследно пропадали тяжелые машины. Было трудно, очень трудно. И вот в группе остановившихся людей один старый питерец заговорил о городе, который ждет помощи, хлеба, патронов, снарядов. «Нам трудно?.. Лед трещит?.. Тонут некоторые… А идти мы обязаны… В 1907 году вот так же Ленин по льдинам ходил…» — «Ленин?» — «Он!.. С ним царское правительство хотело расправиться. По решению партии Ленин должен был переехать за границу. Пробирался он через финскую границу, обходил кордоны, заставы. Вышел к морю, к кромке льда, где ждал его пароход». «Дошел, значит…» — «Дошел… со льдины на льдину…»

Люди поднялись, тронулись вперед, со льдины на льдину. Тридцать один месяц дерется Ленинград с гитлеровцами, с разным фашистским отребьем: с маннергеймовцами, с «голубыми» испанцами, с квислинговскими и муссертовскими легионерами… Да кого только не перебывало здесь, в блокадном окопном поясе под Ленинградом! Каких только врагов не били защитники Ленинграда!..

Ленинград крут с врагами. В этом он последовательно проводит ленинскую традицию. Удары Ленинграда нанесли гитлеровцам тяжелейшие потери. Многие тысячи гитлеровцев перебиты под Ленинградом. В землю и на дно Балтики ленинградцы вогнали тысячи вражеских самолетов. Попытка сунуться к Кронштадту и вообще действовать против Краснознаменного Балтфлота обошлась врагу во множество кораблей — от крейсеров до катеров и десантных барж, а также торговых судов с военными грузами.

Ленинград дрался яростно, вдохновенно и необыкновенно продуманно. Ленинград очень глубоко помнил ленинский призыв 1918 года: «Товарищи! Почтим же память октябрьских борцов тем, что перед их памятником дадим себе клятву идти по их следам, подражать их бесстрашию, их героизму».

Ленинская решимость, твердость, ясность духа во время трудных испытаний и отличала Ленинград все эти многие месяцы нынешней борьбы — борьбы, которая велась городом «глаза в глаза с врагом», страшной хваткой, вплотную.

Были дни непередаваемого напряжения… В окопы пошли 50-летние и 60-летние питерцы, помнившие Ленина лично. Они шли с винтовками в руках и с напоминанием о том, что такое город Ленина. Будто живой 1905 год, живой Октябрь вставал перед полками и дивизиями. Старики рассказывали о том, что значит город для России, для мира. Старики приводили молодых бойцов к местам, где выступал Ленин, к его памятнику-броневику и объясняли, в душу вкладывали такие слова о нашем деле, нашей партии, которые двигали на подвиг. Старики говорили, сняв шапки, — и вся кровь, пролитая в Петербурге, кровь декабристов, и кровь обуховцев, и кровь Октября, проступала из земли и вопияла призывом к бою и к стойкости, которой еще не знал мир.

Я помню клятву одной дивизии. Потрясенные призывом рабочих Кировского завода, бойцы дивизии заявили: «В вашем страстном призыве отстоять Ленинград и, как бешеных собак, истреблять фашистские орды на подступах к любимому городу мы слышим наказ всех рабочих Ленинграда, наказ партии, наказ всего советского народа… Дорогие наши отцы, братья, товарищи!.. В вашем лице даем клятву всему советскому народу, что пока бьется наше сердце, пока кровь струится в жилах, мы будем сражаться за нашу землю, честь и свободу…»

А как сражаются ленинградцы, об этом знает весь мир. Они остановили гитлеровский вал. Они выдержали то, что на всем протяжении человеческой истории не выпадало на долю ни одного осажденного города. Мало того: они сумели напряжением ума и воли из осажденных превратиться в осаждающих — и вот гремят залпы уже за Красным Селом, за Ропшей, за Мгой! Как долго просидели гитлеровцы под Ленинградом, но ничего, кроме вида на купол Исакия, им не досталось. Теперь пропал для них и этот вид, ибо на красносельских высотах — наше алое знамя, знамя Ленина!.. Еще недавно ходил по гитлеровской армии и в тылу злой анекдот: «Фюрер приказал объявить тотальную мобилизацию стульев». — «В чем дело?» — «Стулья посылают в армию фельдмаршала Кюхлера. Она два года стоит под Ленинградом. Пусть присядут…» Нет, и присесть не дадим! Будем гнать — и не по горизонтали, а по вертикали, в землю, вгоняя свинец в фашистские затылки, спины, лопатки и хребты!

У Ленинграда огромный счет к гитлеровцам, и Ленинград его начал сводить и сведет до конца, ибо людьми города, его бойцами движет такая сила, такая ненависть, такая решимость, против которых ни одно вражеское средство недостаточно.

Как тугая пружина, накапливались месяц за месяцем силы и гнев Ленинграда. Фашисты полагали поначалу, что у этого города мало обученных и оснащенных бойцов, что город не успеет вооружиться, что подступы к городу с юга открыты. Об этом они писали даже в своих военных учебниках.

Они только не записали, что с юга на север, с востока и запада, с неба и из-под воды город был защищен ленинской границей, ленинским большевистским духом.

На болотные низины осенью 1941 года вышел миллион ленинградцев. Рабочий копал землю рядом с академиком, артистом, писателем, студентом… Под дождем и под обстрелом этот миллион ленинградцев создавал линию обороны, которая оказалась несокрушимой. О, как работали эти люди, несшие в сердце своем пламя, горевшее и в сердце Ленина!

Вот этого гитлеровцы не предвидели, не понимали, да и до сих пор не понимают. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» И что мог тупой фашистский лазутчик или сапер сказать о наших болотах? О наших лесах! «Сдесь русским нитшево сделать невозмошно…»

О, это люди Ленинграда, которые умели не только создавать оборону, но и учиться в вузах, несмотря на одиннадцать воздушных тревог в день!.. Видели бы вы ленинградских студентов и студенток-медиков, которые ни на один день за 31 месяц не прервали занятий и были вместе с тем и санитарами, и дровосеками, и бойцами, и огородниками, и агитаторами. Это у них в аудитории вуза висит мраморная ленинская доска…

Никогда еще за всю историю свою — буквально с дней первой петровской верфи, первого петровского кирпичного завода — ленинградская индустрия не знала такой интенсивности, мобильности, как в годы Отечественной войны. Что помогло в этом сложном деле развития промышленности под огнем и под бомбежками? Ленинский дух, новаторская питерская страсть, творческое упорство и огромное душевное здоровье. Основа, внутренний стиль наших людей — оптимизм, принесенный величайшим оптимистом, человеком небывалой светлой энергии — Лениным.

★

Двадцать лет назад приняла северная столица России, город твердый, горячий, упорный, воинственный, имя Ленина.

Ничем не запятнал этого имени наш родимый и любимый город. Он стоял, как неприступная скала, стоял, как первая цитадель Советской власти. И алое знамя неизменно реет над Смольным, и глубокая ленинская дума витает над городом.

Последний раз мы видели Ленина у себя в городе много лет тому назад, когда он уезжал с Октябрьского вокзала в Москву. И среди всех в толпе он был самым веселым, самым жизнерадостным… Он был доволен Питером, который вынес все тяготы блокады, нашествий…

Эту ленинскую улыбку, его одобрение и его наказ и сберег наш город.

Всеволод ВИШНЕВСКИЙ

«Правда», 23 января 1944 года.

Величавая слава

Когда Европа, растоптанная и поруганная фашизмом, думает о своей судьбе — кнут поработителя или торжество правды предстоят ее потомкам, — она вспоминает о нас. Тогда в слезах отчаяния она обращает глаза к востоку, к Красной Армии. Вдовы и сироты трепетно вслушиваются в громовой голос ее артиллерии и танков; по географическим обозначениям ее побед они высчитывают сроки своего освобождения. Для многих это завтра наступит слишком поздно, а сегодня только она одна, Красная Армия наша, в полную силу бьется с мрачным и подлым злодейством.

Море крови, в котором мир стоит сейчас по горло, обязывает его к справедливым оценкам людей и явлений. На своем страшном опыте он узнал, что фашизм есть смерть наций, гибель жизни и крушение культур; пропись перестает быть банальностью, когда она написана кровью по живому мясу. И потому все нынче в могучей руке твоей, советский воин: смех детей и мудрые дары наук, цветение садов и блистательные свершения искусств. Слава твоя величавей славы знаменитейших людей прошлых веков. Ибо величие состоит не только в том, чтоб создать сокровище, но и в том, чтоб грудью отстоять его в беде, не выдать его на потеху дикарю.

Множество великих имен мы подарили миру. Там были мечтатели и подвижники, люди глубочайшего социального прозрения, планировщики Вселенной, разгадчики материи, строители и поэты. И слишком много полновесного зерна мы всыпали сами в закрома культуры, чтоб ставить урожай будущих веков под угрозу нового Аттилы и его вооруженных варваров. Мы всегда ясно понимали, в какую эпоху человеческого развития мы призваны творить и строить, и оттого с самого начала не было у нас ничего дороже Красной Армии нашей. Единство советского народа, о котором мы так часто и с гордостью говорим, отразилось прежде всего в единой любви к Вооруженным Силам нашего народа. Все лучшие качества наши заключены там. Армия наша — воин с обнаженным мечом у источника жизни.

Она выросла на глазах нашего поколения, и мы по справедливости гордимся, что сами прошли ее суровую школу в годы гражданской войны. Но какой громадный путь — от легендарной, рассекающей пространства, лихой конницы Ворошилова и Буденного до гвардейских танковых соединений Ротмистрова и Рыбалко. Как расширилась эта тесная вначале семья героев, полководцев и рядовых ее солдат. Зигзагами, точно ходом молнии, пройдена взад и вперед вся страна, и везде, в каждом безвестном полюшке было пролито по бесценной рабоче-крестьянской кровинке, и поэтому трижды дорога она нам, родная земля… Как выросли ее подвиги, ее техника, ее знания! От Перекопа до Сталинграда, от тачанок до самоходных пушек и гвардейских минометов, от разгрома косной царской реакции до побед над внуками Шлиффена и Клаузевица, этими профессорами научного империалистического грабежа! Честь такого неслыханного пути делят отвага и труд советских людей, их самоотверженность и преданность ленинской идее.

И когда вчера шесть знаменитых наших городов салютовали в честь Красной Армии, они салютовали тем самым народу, вверившему ей свои лучшие чаяния, свое достояние и самых сильных своих сыновей.

И вот армия наша с молчаливым гневом идет на запад. Бывалые солдаты ее говорят: ты хотел нас взять напугом, Гитлер, но не вышел твой блиц-испуг. Зато вот мы тебя теперь попугаем!.. И еще говорят ветераны, сжав зубы, что все бывшее ранее — только присказка, а самая сказка еще впереди, когда начнет крошиться и лететь кусками хваленная и перехваленная гитлеровская сталь. Эти люди сдержат свое солдатское слово. И когда они ступят на почву Германии, рухнет фашистский притон, и под обломками его погибнет пруссачество. И чем чернее будет траур в Берлине, тем светлее солнце над Европой.

Близится час окончательной расплаты с гитлеровцами за все их злодеяния.

Мир процветет еще прекрасней, чем раньше; новые ветви брызнут от корней жизни, которую оберегла от фашистского топора бережная рука Красной Армии. Но, уходя все вперед и вперед, к звездам, и оглядываясь назад, человечество долго еще будет видеть в немеркнущем солнце вас, красноармейцы и маршалы, чьи головы гордо возвышаются над нашим грозным, безжалостным и прекрасным веком!

Леонид ЛЕОНОВ

«Правда», 24 февраля 1944 года.

Мой Севастополь

И вот после двухлетней разлуки я снова вижу Севастополь.

Вздымаясь из воды бухты подобно огромному кораблю, отягощенному нагромождением рубок, мостиков и надстроек, взбегает на крутые скалы ярусами своих кварталов чудесный город флота и солнца, садов и моря. Дымка дали скрывает разрушения, воздух, нагретый апрельским солнцем, струясь, дрожит у стекол стереотрубы, — и город поэтому кажется живым и целым: будто на каменных его трапах шумят веселые толпы и под колоннадой Графской пристани плещет на широкие ступени бело-синий прибой моряков, и алые девичьи платья крутятся в нем лепесточками цветов, подхваченных волной, и со ступеней «Динамо» летят в лазурную воду бронзовые тела севастопольских мальчишек, как всегда, первыми открывая купальный сезон, и тысячи молодых людей смеются, мечтают, учатся, любят и живут той полной, свободной жизнью, какой жили они до первой бомбы, ударившей в этот город на рассвете страшного июньского воскресенья…

Но легкий поворот винта стереотрубы возвращает к действительности. Темная гряда Сапун-горы, изрытой траншеями врага, покрытой бетонной сыпью дотов, уставленной орудиями и минометами, возникает в поле зрения. И новое видение встает перед глазами.

Я вижу, как свежим октябрьским утром бьются на этих горах юноши в бушлатах и бескозырках — курсанты Училища береговой обороны, все до одного комсомольцы. Впереди других они ринулись навстречу лавине врага, прокатившейся от Перекопа к Севастополю, и остановили железный ход его танков и машин. Я вижу, как в траншеи, высеченные в каменистом грунте скал, прыгают с машин первые отряды моряков, красноармейцев, добровольцев-горожан, как сдерживают они натиск врага до подхода наших резервов. И трудным суворовским маршем, без дорог, через горные перевалы, таща на себе орудия и снаряды, спешит к ним Приморская армия, защищавшая недавно Одессу, с боями пробиваются к ним другие герои Одессы — моряки Первого морского полка. Только нет уже среди них полковника Осипова: он убит в бою на прорыве… Идут на севастопольские горы из Евпатории моряки Седьмой морской бригады, отбиваясь от врага, подходит и Третий морской полк, сходят с кораблей прибывшие сюда армейские полки… И вот уже занят героями рубеж, с которого долгие восемь месяцев никто не сойдет ни на шаг. И корабли из бухты стреляют через горы по резервам врага, а по переднему его краю метко и страшно бьют морские береговые батареи Драпушко, Александера, Матушенко… Первый штурм Севастополя начался.

Двести пятьдесят дней, каждый из которых был доверху набит смертью, держали севастопольцы родной город. Три длительных штурма, сотни тысяч снарядов, десятки тысяч авиабомб, тысячи атак… Камни не выдерживали — падали дома и лопались скалы, а севастопольцы стояли. Море кипело от взрывов, стоном стонала земля, темный столб каменной пыли качался над скалами, над городом, над бухтой, а севастопольцы стояли. Шли дни, недели, месяцы — и все на тех же рубежах; неотступно и несдвигаемо в великом мужестве стойкости, таинственной и страшной для врага, стояли севастопольцы.

Все на этих скалах полно славы. На Мекензиевых горах мы нашли скелеты в бушлатах среди груды стреляных патронов, рядом с заржавленными автоматами. У Балаклавы — патронный ящик, на крышке которого начата надпись химическим карандашом: «Прощайте, товарищи, здесь бились моряки-черноморцы: Александр Ко…» И кровавое пятно свидетельствует, что надпись начата была слишком поздно. Над вражеской траншеей, над головами гитлеровских солдат красноармейцы заметили на отвесной скале еще хорошо различимую надпись суриком: «Смерть фашистским захватчикам!» Враги не смогли уничтожить надпись, неведомо как сделанную моряками на этой недоступной круче, — и она кричит с горы в долину предсмертным зовом, призывом к мщению, лозунгом победы. И бойцы-сталинградцы выполнили этот завет севастопольских моряков.

Севастопольцы бились тут, не отступая ни на пядь. Бились, умирая, но не сдаваясь. Бились, унося с собой в смерть столько врагов, сколько видели перед собой. Здесь, навесив на пояс гранаты, кинулись под вражеские танки пятеро бессмертных сынов Черного моря: Фильченко, Цыбулько, Паршин, Красносельский, Одинцов. Здесь взорвал себя вместе с батареей ее командир капитан Александер. Здесь семьдесят четыре моряка трое суток держали Старый Константиновский равелин, не пропуская врага к воде, по которой уходили из Южной бухты последние катера.

Уже сложились в народе легенды о севастопольцах. В Симферополе мне рассказали о том, как на рассвете 4 июля 1942 года старый пастух в Джанкое услышал в прозрачной тишине солнечного утра далекую песню. Он прислушался. Это был «Интернационал». Его прерывали глухие взрывы и залпы. И поверили люди старику, что это пели матросы в Севастополе, на тонущем корабле, и, уходя в воду, стреляя из последних орудий, пели так мужественно и громко, что ветер донес их голос через весь Крым…

Слава и доблесть, мужество и благородство, верность Родине и ненависть к врагу вечно, как море и скалы, будут окружать Севастополь сияющим венцом славы.

★

Над всем огромным полукольцом фронта, от Северной стороны до Балаклавы, воздух гремит, раскалывается, гудит, перекатывая грохот залпов: идет артиллерийская подготовка штурма Севастополя. Снаряды тяжко шелестят над головой, беспрерывно и нескончаемо, — и временами кажется, что мы находимся под сплошным металлическим сводом, перекинутым от наших огневых позиций к переднему краю врага.

На гребне знакомой высоты, длинным горбом выгнувшейся перед наблюдательным пунктом, вдруг прорастает высокий и частый лес: у правого края гребня одно за другим быстро встают в ряд фантастические деревья из земли и дыма. Стена гибели еще стоит над дотами и траншеями, покачивая свою пышную черную листву, а рядом с ней, продолжая ее, уже прорастает на гребне новый лес, — и не успевает он слиться в сплошную пелену, когда еще левей вновь взвиваются к небу тесным и точным рядом черные дымы.

Это гвардейцы дали по высоте 282,0 три последовательных залпа. На минуту-полторы общий гул стрельбы заглушается их плотным рокотом, как будто длинная очередь пулемета, тысячекратно усиленного в звуке и в разрушительной силе, простучала рядом.

К исходу первого часа весь горизонт перед нами уже неразличимо затянут дымом и пылью разрывов. Темные облака все выше встают над горами, отделяющими нас от Севастополя. Гроза разразилась — гроза гнева, расплаты, возмездия.

В начале войны Севастополь дал Родине драгоценные восемь месяцев задержки вражеского наступления. Оттягивая на себя войска, предназначенные для удара через Керченский пролив на Кавказ, продолжая оставаться в тылу гитлеровцев опаснейшим плацдармом и угрозой, Севастополь выигрывал в войне время, так нужное Родине для подготовки встречного удара. Моряки и красноармейцы держали Севастополь, а далеко от них, в глубине огромной нашей страны, на Урале, в Сибири, в Средней Азии, разворачивалась военная промышленность, ковалось оружие победы.

И вот во всей великолепной мощи оно пришло сюда — оружие, созданное Родиной за два года разлуки с Севастополем. Оно пришло освободить героический город, чья самозабвенная борьба помогла рождению этого оружия. Густой бас тяжелых орудий и оглушающие хлопки штурмовой артиллерии, яростная скороговорка гвардейских минометов, ураганный вой стремительных «ИЛов» и высокое гудение бомбардировщиков, прерываемое тяжкими плотными ударами бомб… Если б люди, которые великим своим трудом бойцов глубокого тыла создали это оружие, могли бы увидеть его вот так — все разом, в общем согласном действии, в могучей силе одновременного удара! С какой гордостью и удовлетворением слушали бы они этот голос победы, подготовленной их собственными руками!

Позже, на скатах Сапун-горы, мы увидели следы этой прошумевшей грозы. Все три километра склона были изрыты, все было в свежих огромных ямах. Земля здесь вся перевернута травою вниз. Сперва нас поразило малое число трупов, — мы знали, что вся гора была занята врагами. Но, бродя по склону и натыкаясь на торчащие из земли руки и ноги, на стволы орудий, заваленные камнями, на прутья арматуры дотов, которые выглядывали из желтой ямы причудливыми букетами засохших, перепутавшихся ветвей, мы поняли, что здесь видимых следов ожидать не следует: между двумя соседними воронками было едва три-четыре шага не тронутой металлом земли…

Только так и можно было прорвать сильнейшую оборону врага на Сапун-горе, как, впрочем, и в других узлах сопротивления. Если бы не удалось добиться такой плотности, силы и меткости огня, то при первой же нашей атаке исправно отработали бы все минные поля, и все доты, дзоты, щели, огневые точки встретили бы атакующих ливнем свинца. За Сапун-горой мы зашли в бетонный дот, оставленный бежавшими гитлеровцами. Толстые стены, броневые укрытия, узкие амбразуры, таблицы пристреленных до метра рубежей, солиднейшее убежище в нижнем этаже… Сила такой крепости, на которую враг потратил два года труда, могла быть раздавлена только прямым попаданием.

Однако это не значит, что после блестящей артиллерийской подготовки нашей пехоте оставалось лишь пройти триумфальным маршем: высота Безымянная, расположенная возле Сапун-горы, встретила батальон Дебальцевского полка жестоким огнем, и там, спасая от него товарищей, ринулся на амбразуру дота красноармеец Н. Афанасьев. Он был убит, но тело героя закрыло амбразуру — и рота прорвалась…

Словно какая-то сила восторга, торжества и жажды окончательной победы несла людей на траншеи, доты, на орудия и пулеметный огонь отчаянно сопротивлявшегося врага, несла вперед — к Севастополю. Последние километры до него наши передовые части прошли одним рывком, за несколько часов, — штабы не поспевали отмечать продвижение частей. К середине дня 9 мая войска ворвались в город. Начались уличные бои.

Они закончились к ночи, а рано утром мы пробирались к Севастополю, лавируя на машине по шоссе между войсками, орудиями, танками. Все это стремилось к Херсонесу для последнего расчета с противником — там, на мысу, вдающемся в море, у него был подготовлен последний рубеж для прикрытия посадки на плавучие средства. Обогнать эту лавину было невозможно. Мы оставили машину и пошли пешком.

С жадностью я всматривался в медленно раскрывающуюся передо мной картину славного города. Раннее солнце сияло на небе, по-утреннему бесцветном, и вода бухты, не отражая еще яркой синевы, блестела светлой гладью. Справа на скалах лепились крохотные домики Корабельной стороны, зияющей темными пятнами сгоревших кварталов; лишь изредка радовали глаз целые крыши и садики. Слева, на зеленой высоте Исторического бульвара, виднелось здание «Севастопольской обороны». Издали оно казалось целым, но обугленный каркас купола чернел на небе острыми прутьями, торчащими, как иглы тернового венца — знака страдания и мук. У выхода в море бессмертным видением флотской славы вставал из воды Старый Константиновский равелин. Черный дым покачивался над центром города высоким столбом. Гудели в небе штурмовики, идущие на Херсонес, грохотала за Рудольфовой горой артиллерия. На высоких развалинах алели флаги, поставленные ворвавшимися ночью в город первыми нашими бойцами.

Все это навсегда запоминалось на медленном шаге. Торжественное раздумье волновало сердце. Каждый камень передо мной был дважды полит горячей кровью его защитников.

Если бы я поддался чувству, я стал бы на колени и земным русским поклоном поклонился бы славному городу двух оборон, мученику двух осад, огромной могиле тысяч героев, братьев моих по морю, по чести, по оружию.

Шоссе спустилось в Лабораторную балку, и первые севастопольские дома, лепясь по горе, встретили нас. Вокзал открылся грудой камней, дыбом вставших рельсов, длинными рядами вагонов с фашистским гербом — холодильники, пассажирские, товарные, платформы… В бухте за вокзалом, накренившись, стоял плавучий кран, взорванный врагом, а за ним — по всему берегу бухты — торчали из воды мачты и трубы, мостики и надстройки кораблей, потопленных бомбами наших летчиков. Черными обломками стен виднелся по берегу разрушенный порт, и группы наших бойцов уже тушили пожар большого склада.

Знакомой дорогой над бухтой мы поднялись от вокзала к улице Ленина. Совинформбюро два года назад сообщало: «За все 8 месяцев обороны Севастополя враг потерял до 300 000 своих солдат убитыми и ранеными. В боях за Севастополь вражеские войска понесли огромные потери, приобрели же — руины».

Да, это так. Одни руины. Мы прошли все главные улицы города — и не видели ни одного целого дома. Только два — водная станция «Динамо» и санаторий возле нее — похожи на дома. Но и под ними были найдены мины замедленного действия. Все остальные дома разрушены. Дом Красного флота, библиотека, театр, исторический музей, новое кино, гостиницы «Интурист», «Франция», «Приморская», штаб флота, чудесный дворец на горе — филиал ДКФ, огромный Дом подводников, Сеченовский институт, Дом специалистов на улице Карла Маркса — все это или торчащие стены, или просто высокие груды камней.

С волнением подходили мы к Приморскому бульвару. Я искал глазами вздымающуюся из воды белую колонну, с которой орел осеняет широкими крылами бухту — памятник погибшим кораблям, затопленным черноморцами в первой осаде. За деревьями бульвара вздымался тот огромный столб дыма, который был виден еще издали, — у берега горел танкер, подорванный нашей авиацией и прибившийся к бульвару. Памятника не было видно, и горькое чувство кольнуло меня.

Но внезапный порыв ветра сильно качнул облако дыма — и на мрачном его фоне великолепно и празднично просияла стройная белая колонна. Она прорезала черный дым светлым видением несокрушимой, неуничтожаемой силы. И на миг мне показалось, будто я вижу, как из руин и дымов, из развалин и пожарищ вновь встал над бухтой прекрасный город — целый, великолепный, в зелени и в цветах, живой и счастливый город-герой, воспитавший два поколения верных сынов Отчизны — севастопольцев.

Так будет. Кончится война — и Родина восстановит Севастополь, колыбель мужества, верности и славы, во всей его величавой красе, и памятники героям второй обороны встанут на высоких скалах над Черным морем, и здание панорамы второй Севастопольской обороны займет другую высокую гору, перекликаясь с первой, и венец двойной славы осенит Севастополь.

Леонид СОБОЛЕВ

«Правда», 2, 7 июня 1944 года.

Дорога возмездия

Линия фронта причудливыми изгибами прошла на многие десятки километров, образуя клинья и горловины, перешейки и полукольца. Бои становятся с каждым днем ожесточеннее. Они разгораются на большаках, по обочинам автомагистралей, в лесах и поймах озер.

Узкая лесная дорога. Тяжелые орудия с грохотом проносятся по ней. Это дорога возмездия. Впереди, за лесом, кипит бой. Ветер доносит удушливый запах гари: пылают подожженные врагом белорусские деревни.

Глубокий, длинный ход сообщения ведет к траншее переднего края. Истошно воют и лопаются вокруг «солдатские сватьи» — средние воющие мины. Из траншеи открывается панорама развернувшегося боя. От порохового дыма и взрывных волн почернела земля, горят развалины фортификаций противника, подожженных снарядами.

Наши артиллеристы не дают гитлеровцам поднять головы, поддерживая огнем цепи пехоты, атакующей врага. Сейчас орудия бьют особенно яростно, и пехотинцы, с благодарностью поглядывая в их сторону, пользуются временем для короткой передышки.

К пулеметному гнезду гвардейцев принесли горячий борщ. Пулеметчики расположились в углублении траншеи. Чарку, положенную к обеду, подняли за командира — старшего сержанта Антона Константиновича Шахворостова. Сегодня у него день рождения. По обычаю солдаты одарили именинника зажигалкой, сделанной из винтовочной гильзы, и двумя чистыми конвертами для писем, чему он был особенно рад.

Торжество длилось вместе с обедом не больше десяти минут. Управившись с котелком, усатый именинник, как будто что-то вспомнив, быстро поднялся с места и строго скомандовал чествовавшим его друзьям:

— Вста-а-ать! К бо-о-ю!

Солдаты бросились к оружию, и резкие очереди снова раздались из огневого гнезда, поливая противника раскаленным свинцом.

★

…Шумят могучие, вековые леса непокоренной, сражающейся Советской Белоруссии. Озера и реки, бесконечно милые сердцу уголки родной земли встают перед наступающими солдатами во всей своей первородной красе. Но каинов след фашистских варваров коснулся и здесь каждого места. Гитлеровские орды прошли по лесам и просторам этой недавно еще богатой, обильной урожаями и щедрой плодами цветущей земле, прошли, как страшная, все опустошающая чума. Лесные исполины обезглавлены разрывами тяжелых снарядов. Стонут пораненные сосны и березы, безмолвные свидетели разыгравшейся боевой бури.

Над крутым, обрывистым яром лесного водоема — перекресток трех дорог. Все они идут к большаку. Здесь проходили обозы к богатым колхозным ярмаркам Витебщины. Высокий яр и лес у озера были любимым местом отдыха советских людей. В тени берез стояли чайная, Дом колхозника, читальня, клуб. Перекрестком счастливых дорог называли это место белорусы. Так было до войны.

Два с половиной года перекресток был у гитлеровцев. В последнем жестоком бою гвардейцы отбили его у врага. На яру, над самым озером, зловеще высятся перекладины смоленой виселицы. Еще болтается обрывок почерневшей веревки. Фашисты переименовали перекресток. Они назвали тихое белорусское озеро «Зеркалом смерти». От Полоцка и Городка, от Витебска и Невеля черные машины гестапо привозили сюда советских людей, обреченных на пытки и чудовищную смерть. Их вешали над озером под барабанную дробь лесного гарнизона гестаповских висельников. Страшные отражения ложились на чистое зеркало озерных вод. И со всех трех дорог, сходившихся у самого яра, видна была высокая виселица.

Шестидесятилетнего полоцкого партизана Остапа Вишняка гитлеровцы схватили по доносу предателя в то время, когда Вишняк под видом слепого цимбалиста ходил на разведку в самое логово врага.

Вишняк отбивался до последних сил. Тяжелая рана, полученная в схватке, помешала ему избежать плена. Народный герой ни слова не вымолвил на пытках. Фашисты отвезли его к перекрестку трех дорог и повесили за ноги, а к голове привязали цимбалу, наполненную песком. Над виселицей после казни прибили надпись: «Русский партизан». Раненый Вишняк умирал медленной, мучительной смертью. Озеро, глубокое и чистое, как небо родной Белоруссии, приняло святую кровь героя и последний взгляд его гневных, налитых лютой ненавистью к врагу глаз.

Две недели висел труп Остапа Вишняка на крутом яру перекрестка. К исходу второй недели глухими лесными тропами к озеру подошли партизаны. Они напали неожиданно и дерзко на вражеский гарнизон, обезоружили гитлеровцев, бережно сняли останки героя, а на виселицу вздернули начальника гарнизона — палача обер-лейтенанта Штрауха. Надпись над виселицей сменилась: «Фашистский кровосос. В расчет за деда Остапа».

Взбешенные гитлеровцы усилили охрану перекрестка. На другой день на перекладине виселицы появилась еще одна петля. На этот раз палачи повесили священника Добрышева, а рядом с ним двенадцатилетнюю Надежду Верескову…

Сменялись жертвы в петлях на перекрестке дорог у большого белорусского тракта. Тысячи подневольных, истерзанных муками фашистского рабства людей проходили мимо страшного места. По всем дорогам шла вместе с ними, переполняя чашу терпения, испепеляющая ненависть к заклятому врагу, полонившему и поругавшему родную землю. И час расплаты настал. На большак вышли советские танки. Перекресток трех дорог навсегда очищен от фашистов.

★

…Батальон выстроился на лесной опушке ровным и строгим полуквадратом. Над головами солдат простирают длинные ветви многолетние зеленые ели. Лучи солнца, пробившись сквозь лесную чащу, заискрились на ратных доспехах воинов, на штыках и касках, на вороненой стали автоматов.

К батальону вынесли боевое знамя. Роты застыли в торжественном молчании.

До выступления оставалось полчаса. Через полчаса батальон вступит в бой, и многие из этих рослых, скромных воинов с простыми, сосредоточенными лицами, загорелыми и обветренными в походах, раскроют свои высшие человеческие качества. Бой — священное место рождения героев, их золотая колыбель.

Напутственное слово майора было кратким. Задача всем ясна.

— За нашу Советскую Родину! Смерть немецко-фашистским захватчикам!

В ближнем бою — все первые. Чувство близости товарища, взаимной поддержки и выручки, стремление во что бы то ни стало выполнить боевой приказ и добиться успеха охватывают всех, властно влекут вперед.

В крови, в грязи переползают солдаты, ищут удобное место, укрытие: бугорок, окопчик, камень. Полусогнувшись, лежа, работают лопатами, окапываясь на ходу. Стреляют и снова движутся вперед. Все живет здесь особенно энергично, когда бой достигает высшего напряжения.

Но наступает такая минута, что движение кажется невозможным. Пули и осколки, как косой дождь, проходят над полем боя. Секунды решают исход схватки. Здесь это особенно ощутительно и заметно. Здесь даже чувствуется, что вот сейчас, в эти секунды, враг готовится к яростному прыжку, как смертельно раненный зверь, что сейчас он бросится в контратаку, тогда инициатива может оказаться на его стороне, а этого допустить нельзя.

Таким чувством были охвачены солдаты лейтенанта Сулла. Они отбили уже восемь гитлеровских контратак, но противник подтянул новые силы пехоты и танков, чтобы приостановить наступление батальона.

Фашисты кинулись к нашим траншеям в девятый раз. В адском огне отбивались солдаты. Превозмогая боль, раненые снова брались за оружие, разя фашистов. Все были впереди, все дрались храбро, но все ждали: вот-вот должно произойти главное — наступит такая минута, когда все поднимутся и враг покатится назад.

Такая минута в бою знаменует рождение подвига. Кто из солдат или офицеров станет сейчас выше всех своей волей, решимостью, презрением к смерти во имя Родины, во имя боевых товарищей, во имя победы?

На правом фланге замолк станковый пулемет. Расчет вышел из строя. Гитлеровцы бросились в это не прикрытое огнем место. На миг замерли солдаты. Кто бывал в ближнем бою, тот знает страшную цену этих секундных, подавляющих человека пауз.

Гитлеровцы шли валом, а навстречу им, извиваясь под градом пуль, стремительно полз человек. Вот он последним рывком достиг пулеметного гнезда, и солдаты облегченно вздохнули, движения их стали еще быстрее и энергичнее, огонь сосредоточенней и сильней.

Снова заговорил умолкнувший фланговый пулемет. Герой-пулеметчик, в упор расстреливая приближавшихся гитлеровцев, рассеял их, прижал к земле. Огонь пулемета исключительно точен и губителен.

Фашисты бросили в бой три танка. И снова умолк пулемет. Вражеский снаряд вывел его из строя, но пулеметчик был еще жив. Он по-прежнему чувствовал себя хозяином боя.

Заметив в стороне от окопа противотанковое ружье погибшего расчета, пулеметчик бросился к нему и первыми выстрелами подбил головной танк, а вслед за тем и вторую машину противника.

Третий танк повернул обратно. И тогда поднялась в атаку пехота. Далеко по перелескам понеслось могучее «Ура!».

Фашисты были выбиты из опорного пункта. Герой-пулеметчик младший лейтенант Кульков силой личного подвига увенчал победу товарищей.

Затихло поле боя. Отдыхают легкораненые стрелки. На бинтах еще не высохла кровь, но люди, забыв боль недавних ран, возбуждены радостью одержанной победы.

В золе костра печется картошка. Солдаты тихо запевают песню:

П. КУЗНЕЦОВ

«Великой Родины сыны».

Издательство «Правда». 1958 год.

В битве за Беларусь

Первый день четвертого года Великой Отечественной войны ознаменовался началом крупнейшей стратегической операции Советских Вооруженных Сил: 23 июня 1944 года войска нескольких фронтов вступили в решительные сражения за освобождение белорусской земли от гитлеровских захватчиков.

Ранним утром после артиллерийской и авиационной подготовки войска 1-го Прибалтийского, 3-го и 2-го Белорусских фронтов развернули наступление на намеченных операционных направлениях. Сутками позже, 24 июня, как и было обусловлено планом «Багратион», в сражение вступили войска и 1-го Белорусского фронта. В считанные дни вражеская оборона была прорвана на шести далеко отстоящих друг от друга участках, витебская и бобруйская группировки гитлеровцев оказались окруженными и разгромленными, враг потерпел серьезное поражение в районе Орши и Могилева. Через бреши, образовавшиеся во вражеской обороне, неудержимым потоком двигались танковые и конно-механизированные соединения. Темп наступления нарастал с каждым часом. Во многих местах крупные группировки противника оказывались вокружении.

Один из таких «котлов» на 1-м Белорусском фронте образовался юго-восточнее Бобруйска. В него попали части 35-го армейского и 41-го танкового корпусов противника, насчитывавшие до 40 тысяч солдат и офицеров. Враг, пытаясь вырваться из кольца, предпринимал отчаянные контратаки. Чтобы быстрее разделаться с этим «котлом», широко была использована авиация. С полевых аэродромов 16-й воздушной армии поднялось более 500 самолетов. В течение часа они обрушивали бомбы на окруженную группировку, секли ее пушечным и пулеметным огнем. Район, подвергшийся бомбардировке, превратился в кладбище разбитой техники, разрозненные группы гитлеровцев сдавались в плен. Этот «котел» был ликвидирован, а вслед за ним наши войска уничтожили и другую крупную группировку, окруженную в Бобруйске.

Решительный разгром витебско-оршанской, могилевской и бобруйской группировок создал благоприятные условия для решения новых, еще более сложных задач. В числе их одной из важнейших было освобождение столицы Белоруссии — Минска. В решении этой задачи войска 3-го и 1-го Белорусских фронтов должны были, разбив противостоящего перед ними противника, стремительно продвинуться на запад и, сомкнувшись флангами в районе Минска, окружить вражескую группировку восточнее города, а затем во взаимодействии с войсками 2-го Белорусского фронта уничтожить ее и освободить Минск.

3 июля 2-й гвардейский танковый корпус под командованием генерала А. С. Бурдейного ворвался в Минск с востока. В это же время к городу подошли передовые отряды 11-й и 31-й армий 3-го Белорусского фронта. Через несколько часов на юго-восточную окраину города вступили части 1-го гвардейского танкового корпуса под командованием генерала М. Ф. Панова, а затем и части 3-й армии нашего фронта. Перед воинами предстала чудовищная картина. Город лежал в развалинах. Центральная часть и привокзальный район были полностью разрушены гитлеровцами, а отдельные уцелевшие здания — заминированы и подготовлены к взрыву.

Белорусская наступательная операция отличалась огромным размахом. В ходе ее наши войска неоднократно окружали и успешно громили крупные группировки противника, захватывали множество трофеев и пленных. В середине июля свыше 50 тысяч вражеских солдат во главе с офицерами и генералами, плененных на полях белорусского сражения, были проконвоированы по улицам Москвы. Это была впечатляющая картина одного из результатов крупнейшей победы, достигнутой в борьбе с врагом.

В боях за освобождение Белоруссии от гитлеровских захватчиков советские воины — представители многих национальностей нашей Родины, с честью выполнили свои задачи.

Маршал Советского Союза К. РОКОССОВСКИЙ

«Правда», 23 июня 1964 года.

Соколиная слава

Над просторами Кубани и равнинами Таврии всегда ровно и спокойно, словно большое человеческое сердце, стучит мотор самолета Александра Покрышкина. Проходят в небе циклоны. Молнии рвут в клочья нежную лазурь, мечутся удушливые суховейные ветры, падают густые дожди и бушуют вьюги. Но, что бы ни творилось в небе, Покрышкину там вольготнее, чем на земле. В воздушном океане он прокладывает все новые пути, помня об исстрадавшейся земле — родной и любимой земле, вынашивая в сердце своем неослабное святое чувство ненависти к фашистским извергам.

Жарко было в августовские дни в степях Кубани. Царила страда жестокого боя на дорогах Донбасса. Гул канонады ни на минуту не стихал на земле. Кипит сражение невиданного размаха. А в небе, высоком и просторном или затянутом густой грядой свинцовых туч, вели бои истребители и штурмовики. Дымные следы, словно траурные шлейфы, вились в синеве за «мессершмиттами». Александр Покрышкин совершил несколько сотен боевых вылетов. И каждый раз уходил он в небо с твердой верой в свою силу, в свое превосходство над врагом. Эту силу, отвагу выковал он упорством и самоотверженностью. Соколиная стремительность принесла ему немало побед. Родина отметила отвагу героя. Указом Президиума Верховного Совета СССР Александр Покрышкин награжден третьей медалью «Золотая Звезда».

Покрышкин — среднего роста, плечист. Взгляд спокойный, голос ровный и тихий. В первый период войны он много работал как разведчик — выследил не один десяток вражеских танков, не один батальон неприятельской пехоты. Встречая в воздухе гитлеровские самолеты, уклонялся от боя, памятуя, что не это его задача. Главное — добытые данные доставить командованию. Его мастерство истребителя особенно развернулось в боях на Кубани.

…Небольшая группа наших истребителей под командованием Покрышкина барражировала над расположением своих войск. Вдруг появилось до дюжины «мессершмиттов». Они пытались атаковать группу — то шли параллельным курсом на расстоянии километра, то предпринимали короткие атаки и уходили на восток.

Александр Покрышкин успел заметить, что западнее скользнула в облаках группа вражеских бомбардировщиков. Ему стал ясен замысел гитлеровцев: отвлечь наше прикрытие из того района, где должны действовать бомбардировщики. Разгадав хитрость врага, командир группы пошел наперерез бомбардировщикам и вскоре вступил в бой. Он лично сбил два самолета, а ведомые им истребители — еще три.

Каждый раз, улетая в бой, Покрышкин тщательно осмотрит свою машину, проверит, удобно ли сидеть, каково положение глаз относительно прицела, подгонит педали. Вникнет в каждую мелочь, и уж после него никто не имеет права менять что-нибудь в кабине…

…Когда летом 1943 года компания убийц и вешателей в Краснодаре предстала перед советским судом, Александр Покрышкин приехал в город, который он защищал, и присутствовал в зале суда. Он пристально всматривался в звероподобные лица «зондербандитов» и «группенпалачей». Ему припомнились ряды виселиц, виденные им в городах и селах Кубани, лица мучеников, которые пали смертью храбрых, вспомнились тела сожженных красноармейцев. Все это было делом фашистских рук. Покрышкин посещал почти все судебные заседания.

— Ты словно член суда, — говорили ему его товарищи.

— Верно, — строго отвечал он. — Мы все судьи. Все, и это нам надо всегда помнить.

Он это помнит, поднимаясь в воздух. И учит своих ведомых тоже этого не забывать.

Кубань, жаркие летние дни. Ветры рвут в клочья массивы свинцовых туч. Играют высокой, в рост человеческий, травой. Поют под крыльями самолета бесконечную и красивую песню. На траве, в тени самолета, отдыхает Александр Покрышкин, наслаждаясь ветром и тишиной. Бронзовый парус заката поднимается над степью. Где-то совсем близко по-голубиному воркует в плавнях Кубань.

Покрышкин думает о многом, мысли его, спокойные и просторные, объемлют дальнее и близкое. Он недавно возвратился из боя. Смелым, верным ударом сбил три «мессершмитта», но не о бое хочется размышлять. Тихо на аэродроме. Можно лежать на траве и думать о далеком Новосибирске, вспоминать узенькую улицу Лескова, убегающую в степь, старый домик в тени ели, склоненную на грудь седую голову матери. Милая Сибирь! Родной город. Столетние дубы в дремучем лесу. Могучий гул завода, в цехах которого работал Покрышкин.

Он лежит и вдыхает полной грудью вечерний воздух. Бой сейчас далек. Мысли у порога отчего дома, и сердцу от этого радостно, тепло. Но он помнит, конечно, сегодняшний бой и записывает в свою маленькую книжку новую цифру личного боевого счета. Сбито уже 35 вражеских самолетов, совершено полтысячи боевых вылетов. Счет будет продлен завтра и послезавтра. Счет будет большим, очень большим, ибо за многое должен отомстить Александр Покрышкин.

Хранит он в памяти мученическое лицо повешенной женщины с ребенком, приколотым к ее груди фашистским штыком в молдавском селе Бретаны… Ров под Мелитополем, наполненный сотнями замученных… Распластанное, могучее даже в смерти тело его учителя, отважного пилота Анатолия Соколова…

Помнит Покрышкин и тот день, когда, подбитый вражеской зениткой, он посадил самолет на «живот» на вражеской территории и три дня скитался, преследуемый гитлеровцами. Но перехитрил врага и ушел к своим.

Не забудет первого своего боя «в спешенном строю», как сказал ему тогда пехотный капитан.

— Дрался в небе, — молвил капитан, — попробуй на земле. С непривычки может сразу и худо будет, тогда стань во втором ряду, присмотрись.

— Неудобно мне, летчику, во втором ряду. Я всегда впереди — такова моя должность, — улыбнулся в ответ Покрышкин.

И был впереди в пешем строю. А когда кончился бой, капитан — молодой, статный парень — умирал от смертельной раны на руках у Покрышкина.

— Славно дрался, летчик, — шептал капитан. — Соколиная отвага у тебя… Мои бумаги возьми. Будешь в Полтаве, скажи, что вот… видишь…

— Вижу, — сурово ответил летчик, — отомщу. Верь!..

Помнит Александр Покрышкин густой, медвяный запах трав в то тревожное лето сорок первого года. Толпы людей, уходящие на восток, стены Киевской лавры, сады Полтавы, степные аэродромы Свободжанщины.

Полынная горечь сушила в те дни сердце, тяжело было на душе. Именно тогда родилась у него идея внезапного мощного удара сверху, на скоростях. Отвага пилота при таком ударе должна сочетаться со стремительностью.

Стрелять только с короткой дистанции, в упор — такова теперь его неизменная заповедь. С большой дистанции он предпочитает вообще не стрелять.

— Толк получится небольшой, а боеприпасы израсходуешь.

На участке, где сражается ныне трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, враги тоже уже знают его «походку» и внимательно ее изучают. Но трудно поспеть за ним. В каждом бою меняет свои приемы советский ас. Не потому ли за сто боевых дней его истребитель получил лишь одну пробоину? Для Александра Покрышкина в боях неизменно одно: уверенность в себе, спокойствие, отвага и внимание к вражеской тактике.

С каждым днем ширится боевая слава Покрышкина, увеличивается число сбитых им самолетов. Но он не успокаивается. Кропотливо и внимательно изучает он поведение противника, детально разбирает каждый бой, вычерчивает схемы, вникая в подробности собственной работы и действий каждого ведомого… Так оттачивается мастерство, так рождается непоколебимая вера в свои силы. Теперь на боевом счету Александра Покрышкина 59 уничтоженных фашистских самолетов!

Когда победа войдет в каждый дом, мы будем помнить, что обретена она в жестоких сражениях с коварным и сильным врагом. И будем помнить, что за победу славно сражался Александр Покрышкин, наш замечательный сокол.

Натан РЫБАК

«Правда», 20 августа 1944 года.

Североморцы

Шесть часов вечера. Густой мрак покрывает скалистые утесы, многочисленные бухты, рейд, на котором застыли боевые корабли. Но жизнь на флоте идет своим чередом. Оперативному дежурному докладывают:

— Миноносцы просят разрешения на выход.

— С моря возвращаются дозорные катера.

— Пост наблюдения докладывает о появлении корабля в районе Н.

В кают-компании плавбазы катеров-охотников за подводными лодками после окончания рабочего дня собрались офицеры. Здесь люди разного возраста. Есть среди них совсем юноши, всего лишь год-два назад окончившие училища, но есть и такие, виски которых, как пудрой, посыпаны сединой. Различие в возрасте не играет большой роли. Это дружный, сплавившийся коллектив. Люди, прошедшие в буквальном смысле огонь и воду. Это герои войны на Севере, в Заполярье.

Гвардии старший лейтенант Леонид Новоспасский, на днях удостоенный высокого звания Героя Советского Союза, просит командира:

— Вечер свободный. Разрешите, товарищ капитан 2-го ранга, сходить в офицерский клуб?

С улыбкой взглянув на молодого офицера, командир соединения Аладжанов дает положительный ответ. Он и сам бы не прочь сойти сегодня на берег, да дела не отпускают. В тридцати минутах ходьбы от плавбазы находится его квартира. Там ждет жена, дочурка девяти лет. Жена работает педагогом, но занятия в школе уже кончились. Хорошо бы теперь побыть в кругу семьи. Только дом командира здесь, на корабле. Моряк на берегу — в гостях.

Капитан 2-го ранга Аладжанов плавает на Севере с первых дней Отечественной войны. Штурман по профессии, он до деталей изучил морской театр. Не случайно ему поручались такие сложные задания, как проводка союзных караванов.

Однажды довелось вести крупный английский линкор. Его сопровождал большой конвой. Благополучно довел эти суда до советских берегов, передал их кораблям Северного флота, а затем проложил курс на одну из наших полярных баз. Встретить гостя и проводить к месту якорной стоянки командование поручило флагштурману Аладжанову.

Стояла полярная ночь. Темень скрывала линкор, идущие в кильватер эсминцы, корветы и другие суда конвоя. Аладжанов поднялся на ходовой мостик. Штурман, английский моряк, любезно показал карты, навигационные приборы, координаты, курс. Теперь стальная громадина была вверена Аладжанову. Предстояло пройти узкий проход — ворота в залив. Найти его в кромешной тьме не так-то легко.

Штурман ходил здесь сотни раз днем. Он изучил каждый выступ на скалистом берегу, знал на память все ориентиры, но сейчас это не годилось. Сегодня на мысу должны включаться проблесковые огни и раздаваться специальные сигналы.

Линкор продолжал идти прежним курсом. По всем данным, корабль приближался к месту поворота, а гудки слышались не того тона. Попросив определить глубину и расстояние до берега, Аладжанов внес небольшую поправку. Командир отдал распоряжение. Линкор чуть повернул, прошел еще немного, и штурман с облегчением услышал знакомый тон. Теперь он был спокоен. Корабль благополучно прошел на место якорной стоянки. Отпуская советского моряка, командир линкора крепко пожал его руку.

…Лейтенант, получивший разрешение сойти на берег, был не в пример командиру молод. Но и он многое изведал в боевых походах, он тоже «нюхал порох». Достаточно сказать, что морской охотник, которым командовал этот герой, выполнил более двухсот боевых заданий, десятки раз ходил в десантные операции, на охоту за подводными лодками, конвоировал транспорты, обстреливал берега противника.

Во время операции по изгнанию врага из Печенги Леонид Новоспасский, кавалер орденов Красного Знамени, Красной Звезды и Нахимова 2-й степени, командовал флагманским катером. В ночь на 10 октября он шел головным в первом эшелоне, высадил десант точно в назначенное место, затем поставил дымовую завесу, прикрыв остальные катера от прицельного огня вражеской артиллерии.

Через три дня катер вместе с другими выполнял еще более дерзкую задачу. Под командой Героя Советского Союза капитана 3-го ранга Зюзина катера ворвались в Петсамский залив. Невзирая на бешеный огонь вражеских батарей, они неудержимо мчались вперед, искусно маневрируя в узком фиорде. Два вражеских снаряда один за другим угодили в катер Новоспасского. Был разбит мотор, ранило штурмана — старшего лейтенанта Федченко, тяжело ранило краснофлотца Шабалихина, но катер продолжал движение вперед. Дерзкий налет был проведен блестяще, десант высажен, порт Линахамари взят.

★

Биографии «охотников» за подводными лодками — это история героической борьбы за Полярным кругом. И люди и корабли этого соединения в строю 365 дней в году и 24 часа в сутки. За время войны маленькие катера-охотники избороздили воды Ледовитого океана, Карского и Белого морей. Они постоянно несут службу в водах моря Баренца, бесстрашно совершают походы и в шторм и в штиль, ночью и днем. Выполняя свою основную задачу, смело вступают в бой и с авиацией и с надводными кораблями. Офицеры гвардейского Краснознаменного дивизиона катеров с гордостью говорят, что путь, пройденный охотниками их дивизиона, составляет свыше двух десятков кругосветных маршрутов. Под их охраной проведено более четырехсот кораблей, в том числе много транспортов союзников.

Гитлеровцы бросили на наши морские коммуникации подводные лодки, надводные корабли и самолеты. Они подстерегали транспорты, набрасывались на них. 88 боевых схваток с вражеской авиацией записано в вахтенных журналах кораблей дивизиона. 29 гитлеровских самолетов жестоко поплатились за свою дерзость. 78 раз «охотники» дивизиона вели бой против батарей береговой обороны и надводных кораблей противника, десятки раз катера ходили в атаки на подводные лодки.

Начало биографии катера-охотника № 112 относится к 1939 году. С той поры по сей день пишутся страницы его истории. Уже 2 июля 1941 года катер держал первый бой с немцами. В паре с другим он вел разведку боем в районе Титовки. Гитлеровцы, занимавшие берег, не проявляли активности. Но когда «охотники» легли на обратный курс, с берега открыли огонь из двух пулеметов, миномета и пушки. Боцман Белоусов немедленно ответил точным огнем. Пулеметы и пушка умолкли.

В другой раз охотник конвоировал транспорт. В море над караваном появились три «мессершмитта». Их быстро отогнали. Потом появились 18 «мессершмиттов». Бой длился полчаса. Пулеметным огнем самолеты изрешетили корпус катера. Но враг был отбит и потерял два самолета. Гитлеровцы появились в третий раз, однако опять были отбиты.

Моряки гвардейского дивизиона росли, воспитывались на боевых делах. Даже те, кто начал войну рядовым, теперь носят на погонах нашивки старшины, а некоторые — звездочки лейтенанта.

Суровы условия службы на катерах.

— Нам достается больше всех, — говорят они.

Но в этой фразе не жалоба на трудности, а гордость.

Гордость катерников завоевана в боях.

И. ЗОЛИН

«Правда», 11 декабря 1944 года.

Письма

На огневом рубеже

Немецко-фашистские полчища делают отчаянные усилия, чтобы прорваться в нашу красную столицу. Путь им преграждают не только регулярные части Красной Армии, но и многочисленные отряды партийных и непартийных большевиков, добровольцев-москвичей, выступивших на защиту родной Москвы.

Не пройти гитлеровским захватчикам через созданную нами систему оборонительных укреплений! За последние дни была проведена проба боевой подготовки личного состава. Буквально в считанные минуты все бойцы оказались на своих местах. Наше подразделение насыщено огневыми средствами. Перед нами задача — в совершенстве овладеть боевым оружием.

В Октябрьские дни подразделение получило от Свердловского района Москвы Красное знамя. Это еще больше подняло боевой дух красноармейцев, командиров и политработников. Принимая знамя, они обязались хранить его как зеницу ока и с честью выполнить боевые задачи.

Капитан В. СТЕПАНОВ

«Правда», 23 ноября 1941 года.

Клятва

За тебя, Родина, сражался я в годы гражданской войны. Вместе со своим лучшим другом — пулеметом — мы прошли по лесам Сибири. Прогнав Колчака, пошли под Перекоп. В ожесточенных схватках с врагом я был дважды ранен, но ни разу не дрогнула моя рука. Смертельный огонь пулемета разил врагов.

Когда оголтелые орды фашистов набросились на нашу цветущую Родину, я сразу определил свое место среди добровольцев истребительного батальона. Передать боевой опыт бойцам, научить их отлично владеть оружием — вот какая задача стояла передо мной. С этой задачей мы справились. Радостно сознавать, что вчерашний дворник Белов, молодой парень, только что орудовавший метлой, стал хорошим пулеметчиком-наводчиком. Таких, как Белов, много.

Рядом со мной Митя — мой шестнадцатилетний сын. Сейчас мы находимся на одном из оборонительных рубежей. Нам поручено не пропустить врага. Эту боевую задачу мы выполним. Клянемся биться с фашистскими людоедами до последней капли крови, до последнего вздоха!

Красноармеец В. РЯБОВ

«Правда», 26 ноября 1941 года.

Фронтовые подруги

Какой беззаветной самоотверженностью, каким скромным благородством веет от работы девушек-санитарок Фани Вольнищиной, Люси Зайцевой, Жени Талюдиной и других спасительниц раненых бойцов.

Встретив Фаню Вольнищину, вы не подумаете, что эта маленькая, с открытым, приятным лицом, скромная девушка способна на самоотверженные подвиги, на риск.

…Орудийная канонада потрясала землю. Враг шел в атаку и яростно обстреливал наши укрепления. Наша артиллерийская батарея не оставалась в долгу. Убийственными залпами она громила фашистов. В этот ответственный момент на одном из участков обороны замолчали пулеметы: для их охлаждения не было воды. Несколько бойцов вызвались достать воду и устремились к реке, бешено обстреливаемой врагом. Но обратно смельчаки вернуться не смогли. Они были ранены. Фаня Вольнищина и ее подруги — Люся Зайцева, Женя Талюдина бросились на выручку раненых. Под градом пуль сделали им перевязки, доставили товарищей в безопасное место, к тому же захватив из реки воду для пулеметчиков. Надо было видеть, как маленькая Фаня и ее подруги справлялись с непосильной ношей.

Подвиг девушек воодушевил и бойцов. Сражение нами было выиграно.

Однажды Фане Вольнищиной, Люсе Зайцевой и Жене Талюдиной поручили эвакуировать на автомобиле раненых бойцов. В пути машина сбилась с дороги, и девушки оказались в окружении врага. Группа фашистов набросилась на автомобиль с ранеными, но ничего не могла поделать. Автомобиль вырвался из окружения. Девушки доставили больных по назначению.

Таковы эти три замечательные подруги, заслужившие большую любовь бойцов.

Старшина В. БЛИНОВ

«Правда», 25 октября 1941 года.

«Тамбовский колхозник» громит врага

На башне танка лейтенанта комсомольца Кирезора четкая надпись: «Тамбовский колхозник», — а чуть пониже — «Юрловский район». Колхозники района могут смело положиться на героев-танкистов. Экипаж, состоящий из лейтенанта Кирезора, механика-водителя старшего сержанта Рубана, пулеметчика Кадуцкого и башенного стрелка Мавринского, нанес врагу немало сокрушительных ударов.

Два вражеских танка пытались с фланга прорваться к нашим позициям. Кирезор и его экипаж обратили их в бегство. В горячке боя экипаж вырвался на одну из высот. Тут его атаковали шесть фашистских танков. Но советские воины не дрогнули. Первыми же выстрелами они подожгли танк противника. Гитлеровцы не выдержали стремительного натиска и отступили. Лейтенант Кирезор направил тогда свою боевую машину на грузовик с боеприпасами и уничтожил его. Такая же участь постигла фашистскую пушку и минометный расчет.

— Напишите, обязательно напишите колхозникам, как мы на их танке бьем врага, — просит старший сержант Рубан. — Пусть председатель колхоза «Дружные ребята» Медведев, передавший нам танк, прочтет, как мы выполняем народный наказ.

Гвардии майор Н. СОРОКИН, гвардии лейтенант А. ШУЛЬПИН

«Правда», 13 февраля 1943 года.

Не щадя жизни

Оба мы из одной местности и оказались в одной части. Оба работаем по одной и той же военной специальности — связисты. Один из нас, Тучинов, сражается против захватчиков с первых дней войны, другой, Жаргалов, на фронте недавно. Мы будем помогать друг другу быстрее овладевать техникой и заверяем, что свою часть в бою не подведем.

Мы, буряты, все получили от Советской власти: хорошую жизнь, культуру, свободу, свое счастье. Клянемся быть примером дисциплинированности и выдержки в бою, не знать страха в борьбе, сражаться за родную Советскую власть, за великий Союз Советских Социалистических Республик, не щадя ни сил, ни жизни своей.

Красноармейцы Б. ТУЧИНОВ, Д. ДЖАРГАЛОВ

«Правда», 24 февраля 1943 года.

Бой с «тиграми»

…Послышался рев «тигров». Покачиваясь на своих широких лапах, медленно ползли шесть тяжелых машин. Вражеские танкисты и не догадывались, что мы тут, совсем рядом. У меня даже дух захватило от волнения. Такое чувство овладело мной, что словами не передать. На оккупированной врагом территории осталась моя старушка мать. Еще трое моих братьев сражаются на войне, и у каждого одна дума: как бы покрепче уязвить фашистскую гадину. С этой мыслью я навел прицел на борт «тигра».

Хотел первый снаряд дать пристрелочный, осколочный, но тут же раздумал. Ведь бью с дистанции 600 метров. «Тигр» ползет медленно, и я решил попробовать сразу бронебойным. Выстрелил. Вижу, вспышка, сноп пламени над «тигром» и густой, черный дым.

Бой разгорался все жарче. Сзади на дистанции шестьдесят метров я заметил «тигра». Выстрелил. Снаряд попал точно в цель. Однако танк не загорелся и продолжал двигаться вперед. Обида и злость опалили мне душу. Я послал «тигру» еще два снаряда, и на этот раз он загорелся.

Гвардии лейтенант Г. БЕССАРАБОВ

«Правда», 11 июля 1943 года.

Первая лодка

Мы спешили к Днепру. Все забывали о сне и отдыхе, день и ночь дрались с проклятым врагом. И вот Днепр!

— Кто первым? — спросил комбат.

Отозвались все. Разрешение получили четверо: Николай Петухов, Василий Сысолятин и мы.

Начали строить плот. Вдруг заметили, что с того берега отделилась черная точка. Кто-то ехал на лодке и, размахивая руками, подавал знаки. Мы спустились ниже. К берегу на лодке приближался мужчина с красной полоской на шапке.

— Я из партизанского отряда, — сказал он. — Гитлеровцы находятся в деревне. Там их штаб.

Закончив рассказ, партизан предложил нам свою лодку и указал место, где лучше всего переправиться. Мы сели в лодку. Партизан умело и быстро работал веслами. Первым на правый берег ступил Николай Петухов.

— Вперед, друзья! — крикнул он и скрылся в кустах.

За ним выскочили и мы. Выбежали на опушку, залегли и стали вести огонь по перебегающим гитлеровцам. Отвлекая противника на себя, дали возможность нашей роте полностью и без потерь перебраться на правый берег Днепра.

Затем с ходу заняли еще несколько выгодных высот и закрепились на них.

В то же время по переправе, захваченной нами, на правый берег переправлялись другие роты. Пользуясь тем, что наше подразделение вело бой, они сумели сосредоточиться на правом берегу почти без всяких потерь.

Гвардии рядовые В. ИВАНОВ, И. СЕМЕНОВ

«Правда», 15 ноября 1943 года.

Отец и сын

Сержант Авраам Ермилович Кажаев, бывший осмотрщик вагонов станции Кувандык, Чкаловской области, и его сын сержант Иван стали минометчиками: отец — командиром минометного расчета, сын — наводчиком. Авраам Ермилович Кажаев защищал Москву, сражался под Сталинградом. Был дважды ранен. Сейчас отец и сын Кажаевы охраняют полковое знамя. Они прошли с ним за время летнего наступления свыше 700 километров.

В одном из боев группе вражеских солдат удалось подобраться к месту, где находилось знамя. Увлекая за собою остальных бойцов, Кажаевы бросились на врага. Завязалась жаркая схватка. Гитлеровцы были разбиты, и лишь немногим из них удалось спастись бегством. Знаменщики отстояли честь и гордость своего полка. За этот подвиг и отец и сын Кажаевы были награждены орденами Красной Звезды. Теперь каждый из них имеет орден Красной Звезды, орден Славы 3-й степени и медаль «За отвагу».

Майор С. САВЕЛЬЕВ

«Правда», 2 января 1945 года.

Атакует «С-13»

У этого стенда подолгу задерживаются посетители Центрального военно-морского музея в Ленинграде. Здесь экспонируются боевые ордена командира подводной лодки «С-13» капитана 3-го ранга А. И. Маринеско. А рядом фотография лайнера «Вильгельм Густлов» — одного из фашистских кораблей, потопленных этой лодкой в начале сорок пятого, победного года.

…Утро 10 января. Мы выходим в море. К исходу суток достигли точки погружения. Благодарим корабли эскорта. Теперь под воду! Вскрыт пакет с боевым приказом: идти, к Данцигской бухте, топить крупные боевые корабли и транспорты врага.

Шестнадцать суток, как ведем поиск. Много раз приходилось уклоняться срочным погружением или уходить на большую глубину от противолодочных кораблей, подводных лодок и самолетов противника. Но желанной цели все нет. Наконец, 30 января около 21 часа вахтенный сигнальщик старшина 2-й статьи Анатолий Виноградов обнаружил несколько белых огней. Шел конвой противника. На полном ходу повернули на курс сближения с ним. И тут командир отделения гидроакустиков старшина 2-й статьи Иван Шнапцев доложил:

— Слышу шум винтов крупного корабля!

Командир лодки меняет курс. Вскоре сигнальщик доложил:

— Слева по носу вижу силуэты двух кораблей.

Полная луна показалась сквозь тучи. В бинокль можно было различить миноносец и огромный транспорт. Вот она, достойная цель! Мы ложимся на параллельный курс слева, где не оказалось охранения. Даем полный ход.

После двухчасовой погони лодка легла на боевой курс. С мостика раздается:

— Носовые торпедные аппараты, пли!

Донеслись три сильных взрыва.

Наша лодка круто отвернула, ушла под воду. Успеем ли уйти от погони? Нет! Гидроакустики обнаружили за кормой шумы винтов четырех миноносцев и трех сторожевых кораблей противника. Началось преследование.

Мелководье — мы вынуждены уклоняться от атак, маневрируя в пятнадцати метрах от поверхности. Малейшая неточность могла привести к гибели.

Более четырех часов длилась погоня. Безупречные действия всего личного состава позволили лодке оторваться от преследования.

А тем временем из штаба была принята радиограмма. В ней сообщалось: подводная лодка «С-13» потопила лайнер «Вильгельм Густлов» водоизмещением свыше 25 тысяч тонн. На дно ушло около восьми тысяч солдат и офицеров войск СС, СД, гестапо плюс три тысячи семьсот вражеских подводников.

10 февраля лодка атаковала и потопила вспомогательный крейсер «Генерал Штойбен» водоизмещением почти пятнадцать тысяч тонн. Корабль охраняло три эскадренных миноносца.

Н. РЕДКОБОРОДОВ, бывший штурман «С-13», капитан 2-го ранга запаса.

г. Ленинград.

«Правда», 24 июля 1970 года.

Два автографа

Составляя по заданию Ждановского горвоенкомата плакат о земляках — Героях Советского Союза, я познакомился с большими человеческими судьбами. Расскажу об одной.

…Третий месяц полыхала война. Докатилась она и до нашего города. Вместе с бойцами уходили на восток мариупольцы. С болью в сердце оставляли разрушенный металлургический комбинат. На стенах писали: «Мы вернемся, Азовсталь!», «Мы восстановим тебя!»

Покидая завод вместе с отцом, 15-летний Володя Курилов подбежал к стене цеха и куском железа стал царапать: «Я вернусь…»

Дописать фразу ему не дал голос командира, проходившего мимо подразделения:

— Не из Берлина ли?

— А что? Не вернемся? Да?! — не поняв шутку, закричал подросток. — Вернемся!

— Правильно, парень!

Но Володя не уехал с отцом в тыл. Вместе с другом Васей Щербаковым он присоединился к нашим войскам.

Так начались военные дороги парнишки из Мариуполя. Сражался он в степях Молдавии, на землях Польши, Германии. Особо запомнилась ему весна на том берегу Одера. Части 230-й стрелковой дивизии захватили там плацдарм. Тут был и разведчик Владимир Курилов. Этот плацдарм советские воины удерживали два месяца, вплоть до решающего наступления наших войск.

Потом Берлин. И вот 2 мая на одной из колонн рейхстага, рядом с тысячами других, появилась надпись: «Мы из Донбасса — Владимир Курилов».

Это был второй памятный автограф молодого воина. Теперь уже не 15-летнего паренька, а бывалого солдата, Героя Советского Союза Владимира Ильича Курилова.

Вернулся Владимир на завод «Азовсталь» и вместо отца, Ильи Трифоновича, ушедшего на пенсию, стал там работать.

Герой Советского Союза А. ЧЕРЦОВ

г. Жданов, Донецкой области.

«Правда», 2 мая 1970 года.

Доблестей начало

«Правда», 4 декабря 1944 года.

ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА!

Сражайтесь храбро, мы куем оружие победы!

Письмо рабочих московского завода «Красный пролетарий» товарищам, идущим на фронт

Дорогие товарищи! Не первый раз провожаем мы на фронт сыновей завода. В гражданскую войну вместе с краснопутиловцами, ткачами Иваново-Вознесенска, пролетариями Донбасса храбро сражались, гнали врагов со священной советской земли и рабочие нашего завода.

Кровью храбрецов, сражавшихся везде, где угрожала опасность Родине, самоотверженным и доблестным трудом создана слава наших заводов, фабрик и колхозов. Помните об этом, дорогие друзья — слесари, токари, фрезеровщики, инженеры, техники, кузнецы, становящиеся артиллеристами, танкистами, летчиками, воинами страны социализма.

Вся наша страна в эти грозные дни спаялась в единую армию. Мы куем грозное оружие, которым вы сражаетесь. Будьте спокойны, вам хватит снарядов, пулеметов, танков, чтобы стальной лавиной раздавить гитлеровскую нечисть.

Многие ушли в армию. Слесарь Исаев зачислен в танковую часть, расточник Соловьев — в авиацию, начальник цеха Чуян — в тяжелую артиллерию, слесарь Дьяков — в Военно-Морской Флот. В цехах стало меньше людей. Но те, кто остался, заменили своих товарищей.

Никогда еще не было на заводе такого огромного патриотического подъема. Все чувствуют себя участниками одного отряда, одной колонны железной армии, отстаивающей свою Родину.

Провожая вас в Красную Армию, мы обещаем, что коллектив завода будет твердо стоять на своем посту, в полную силу работая на оборону Отечества.

Сегодня страна призвала вас, если нужно будет, мы тоже пойдем с оружием на врага. Жены, матери, сестры заменят нас у станков. Мы гордимся нашими женщинами. Они работают рядом, вместе с нами, плечом к плечу, все силы отдавая великому делу. Они напряженно учатся, овладевают квалификацией, чтобы стать мастерами станкостроения.

Товарищи, не тревожьтесь о семьях, оставшихся дома! Мы позаботимся о ваших детях, матерях, женах.

Товарищи бойцы, громите черную банду фашистов!

Война с Советским Союзом — последняя авантюра фашистской клики. Она должна привести и приведет фашизм к гибели.

Рабочие завода «Красный пролетарий»: С. ВОЛКОВ, С. ОРЛОВ, Н. ШАРЫГИН, А. КУЗНЕЦОВА, Т. АНДУНИНА, В. МОРОЗОВ, В. ФРОЛОВ, В. КОРОВИН, Ф. ЗАЙЦЕВ, Н. КАМЕНСКИЙ, Г. ЛОБАНОВ и другие (всего 28 подписей).

«Правда», 25 июня 1941 года.

На Дону

На станичную площадь спешат провожающие и призванные в Красную Армию. Впереди бегут, взявшись за руки, двое ребят в возрасте семи — десяти лет, родители их обгоняют меня. Он — дюжий парень, по виду тракторист, в аккуратно заштопанном синем комбинезоне, в чисто выстиранной рубашке. Она — молодая смуглая женщина. Губы ее строго поджаты, глаза заплаканы. Равняясь со мной, она тихо, только мужу, говорит:

— Вот и опять враги лезут на нас. Не дали нам с тобой мирно пожить… Ты же, Федя, гляди там, не давай им спуску!

Медвежковатый Федя на ходу вытирает черным промасленным платком потеющие ладони, снисходительно, покровительственно улыбается, басит:

— Всю ночь ты меня учила, и все тебе мало. Хватит! Без тебя ученый, и свое дело знаю. Ты вот лучше как приедешь домой — скажи бригадиру вашему, что если они будут такие копны класть, какие мы видали дорогой, возле Гнилого леса, так мы с него шкуру спустим. Так ему и скажи! Понятно?

Женщина пытается еще что-то сказать, но муж досадливо отмахивается от нее, совсем низким, рокочущим баском говорит:

— Да хватит же тебе, уймись ради бога! Вот придем на площадь, там все одно лучше тебя скажут!

На станичной площади возле трибуны — строгие ряды мобилизованных. Кругом — огромная толпа провожающих. На трибуне — высокий, с могучей грудью казак Земляков Яков.

— Я бывший батареец, красный партизан. Прошел всю гражданскую войну. Я вырастил сына. Он теперь, как и я, артиллерист, в рядах Красной Армии. Сражался с белополяками и белофиннами, был ранен, теперь сражается с немецкими фашистами. Я, как отличный артиллерист-наводчик, не мог вынести предательства фашистов и подал в военкомат заявление, чтобы зачислили меня добровольно в ряды Красной Армии, в одну часть с сыном, чтобы нам вместе громить фашистскую сволочь, так же, как двадцать лет назад громили мы сволочь белогвардейскую! Я хочу идти в бой коммунистом и прошу партийную организацию принять меня в кандидаты партии.

Землякова сменяет молодой казак Выпряжкин Роман. Он говорит:

— Финские белогвардейцы убили моего брата. Я прошу зачислить меня добровольцем в ряды Красной Армии и послать на фронт, чтобы заступить на место брата…

Старый рабочий Правденко говорит:

— У меня два сына в Красной Армии. Один — в авиации, другой — в пехоте. Мой отцовский наказ им: бить врага беспощадно, до полного уничтожения, и в воздухе и на земле. А если понадобится им подспорье, то и я, старик, возьму винтовку в руки и тряхну стариной!

Доцветающая озимая пшеница — густая, сочно-зеленая, высокая — стоит стеной, как молодой камыш. Рожь — выше человеческого роста. Сизые литые колосья тяжело клонятся, покачиваются под ветром.

Сторонясь от встречной машины, всадник сворачивает в рожь и тотчас исчезает: не видно лошади, не видно белой рубашки всадника, только околыш казачьей фуражки краснеет над зеленым разливом, словно головка цветущего татарника.

Останавливаем машину. Всадник выезжает на дорогу и, указывая на рожь, говорит:

— Вон она какая раскрасавица уродилась, а тут этот германец, язви его в душу! Зря он лезет… Ох, зря! Вторые сутки не был дома, угостите закурить, — из курева выбился, и расскажите, что слышно с фронта.

Мы рассказываем содержание последних сводок. Разглаживая тронутые сединой белесые усы, он говорит:

— Молодежь наша и то, гляди, как лихо сражается, а что будет, когда покличут на фронт нас — бывалых, какие три войны сломали?

Казак спешивается, садится на корточки и закуривает, поворачиваясь на ветер спиной, не выпуская из рук повода.

— Как у вас в хуторе? Что поговаривают пожилые казаки насчет войны? — спрашиваем мы.

— Есть одна мысля: управиться с сенокосом и по-хорошему убрать хлеб. Но, ежели понадобимся Красной Армии скорее, — готовы хоть зараз. Бабы и без нас управятся. Вам же известно, что мы из них загодя и трактористов и комбайнеров понаделали. — Казак лукаво подмигивает, смеется: — Советская власть, она тоже не дремает, ей некогда дремать. Тут, конешно, в степи жить затишнее, но ить казаки сроду затишку не искали и ухоронов не хотели. А в этой войне пойдем охотой. Великая в народе злость против этого Гитлера. Что ему, тошно жить без войны? И куда он лезет?

Некоторое время наш собеседник молча курит, искоса посматривая на мирно пасущегося коня, потом раздумчиво говорит:

— Теперь об этом можно вслух сказать, раньше-то все стеснялся… Двух георгиев и три медали заслужил. Не зря же мне их вешали? То-то и оно!

Казак тушит в пальцах окурок и, уже садясь в седло, строго обращается ко мне:

— Доведется тебе, Александрыч, быть в Москве, — скажи там, что донские казаки всех возрастов к службе готовы. Ну, прощайте. Поспешаю на травокосный участок гражданкам-бабам подсоблять!

Через минуту всадник скрывается, и только легкие, плывущие по ветру комочки пыли, сорванные лошадиными копытами с суглинистого склона балки, отмечают его путь.

В колхозе хутора Ващаевского на второй день войны в поле вышли все от мала до велика. Вышли даже те, кто по старости давным-давно был освобожден от работы. На расчистке гумна неподалеку от хутора работали исключительно старики и старухи. Древний, позеленевший от старости дед счищал траву лопатой сидя, широко расставив трясущиеся ноги.

— Что же это ты, дедушка, работаешь сидя?

— Спину сгинать трудно, кормилец, а сидя мне способней.

Но когда одна из работавших там же старух сказала: «Шел бы домой, дед, без тебя тут управимся», — старик поднял на нее младенчески бесцветные глаза, строго ответил: «У меня три внука на войне с германцем бьются, и я им должен хоть чем-нибудь пособлять. А ты молода меня учить. Доживешь до моих лет, тогда и учи. Так-то!»

Два чувства живут в сердцах донского казачества: любовь к Родине и ненависть к фашистским захватчикам. Любовь будет жить вечно, а ненависть пусть поживет до окончательного разгрома врагов.

Великое горе будет тому, кто разбудил эту ненависть и холодную ярость народного гнева!

Михаил ШОЛОХОВ

«Правда», 4 июля 1941 года.

Время новых темпов

Шесть месяцев длится небывалая в истории человечества война. Шесть месяцев дерется советский народ за каждую пядь родной земли. Накоплен огромный военный опыт — его подытоживает наша армия на фронте.

Но, кроме военного, мы копим и другой опыт, возникший от приложения военной методики к труду, к производству. И этот опыт начинает подытоживать трудовой фронт в тылу. Итоги его необычайны. Несмотря на колоссальное напряжение,несмотря на временный захват у нас огромных территорий, несмотря на жертвы, какие несет народ, война не только не остановила, но даже двинула вперед хозяйственное и культурное развитие в нашей стране.

В чем это выражается? В том, что дан резкий толчок к улучшению организации работы на производстве и в учреждениях; в том, что вводится совершенно новая технология на многих участках труда; в том, что, как никогда раньше, бьет ключом изобретательская и рационализаторская мысль.

Ежедневно мы видим и слышим, как люди одной специальности осваивают вторую, третью, и осваивают хорошо; как резко ломаются нормы в сторону убыстрения темпа, и качество продукции от этого не ухудшается, а улучшается; как много изобретено вещей, о которых до войны и не мечтали. Не хватает строителей, плотников, чернорабочих, а на пустырях за десять дней выстроены громадные корпуса оборонных заводов, переведенных в глубь страны. Таких строительных сроков не знало мирное время.

Война подсказала военные методы строительства. Инженеры, бухгалтеры, машинистки, токари, слесари сами своими руками взялись строить корпуса своих заводов и, как саперы на войне, помогают себе самолично. В каждом из них ожили забытые знания, бессознательно нажитые навыки, каждый сумел приложить умственную энергию к процессу так называемого «черного труда», и в результате пришло новое качество труда, получен безмерный выигрыш во времени.

На заводах, у станков, на полях появились новые богатыри труда. Токарь тов. Н. В. Иванов ежедневно дает 1 000 (тысячу!) процентов выработки без надлома и спешки. И это не единичный факт. Люди творят чудеса. На одном заводе только что освоена отливка из грубого чугуна нужнейшей и сложнейшей оборонной детали, которую до сих пор делали из дефицитного цветного металла; и совсем на днях срочно найден заменитель дорогого карбид-кальция, привозившегося раньше издалека.

Таких примеров теперь множество. Не успеваешь зарегистрировать поток улучшений и открытий, бьющий на наших производствах. Нужно — и делают; понадобилось — и находят; необходимо — и открывают. Это значит, что наряду с развертыванием огромных количественных резервов нашего Союза начинают развертываться и внутренние качественные резервы каждого советского человека.

Недавно фашистская газета «Гамбургер фремденблатт» кисло признала, что «в русском народе за 24 года произошли глубокие внутренние изменения». Да, мы 24 года жили при справедливом общественном строе, судили себя высоким нравственным судом, требовали от себя полной меры человечности в труде, творчестве, социальном и личном поведении. Да, эта школа не прошла для нас бесследно. И сейчас мы находим в себе те самые силы, те устои, то гражданское мужество, те всходы, которые наша власть, наша партия неутомимо, бережно, умело сеяли и взращивали в советском народе.

С каждым днем и часом вместе с растущей техникой, растущим сопротивлением врагу, вместе со всем необычайно смелым и новым, что создают для обороны советские люди, мы все больше, все глубже осознаем, что, подобно всем освободительным войнам, Великая Отечественная война становится для нас фактором прогресса, ступенью к новому историческому подъему.

Мариэтта ШАГИНЯН

«Правда», 25 декабря 1941 года.

Хозяин земли

Старый уральский токарь мастер Григорий Тимофеевич Бобин привез на фронт подарки от рабочих Свердловска.

Григорий Тимофеевич пришел к бойцам в блиндажи, в окопы, на огневые позиции.

Коренастый, плотный, с длинными запорожскими усами (родина Бобина — Запорожье), он возбужденно и весело разговаривает с бойцами.

— Приехал вот поглядеть на своих потребителей, — лукаво улыбается старый токарь, — делаем мы там у себя на Урале всякую необходимую продукцию. Вот сейчас и интересуюсь, в какие руки она попадает. Какое обхождение имеет. Как фашистов угощаете.

Бобин остался доволен потребителями.

— Бодрые, грозные, веселые, одеты и обуты по последней технике и моде сезона. Будет о чем свердловским рабочим рассказать. А продукция наша попала в настоящие руки, и обращение с ней подходящее. Сам убедился. Ждите еще. Побольше да и получше…

В этот вечер наши разведчики привели пленного, Фрица Гука из Средней Германии, члена фашистской молодежной организации. И захотел Григорий Бобин обязательно на гитлеровца поглядеть, несколько словечек ему сказать.

В огромной распахнутой косматой шубе он стоял перед немцем, дрожавшим от холода в ветхой шинеленке, и сердито покачивал головой.

— Задайте этому Фрицу, — сурово сказал Бобин, — два вопроса: зачем он сюда пришел на нашу землю и чего хотел здесь получить? Скажи, что спрашивает хозяин, хозяин русской земли, потомственный российский рабочий. Что отвечает? Гитлер прислал? Слыхали?..

Старик становился все суровее.

— И ты, мерзлый Фриц, собирался бороться с нашими богатырями. Вот твой Гитлер хотел до Урала добраться. А ты передай ему, переводчик, что я вот и есть с Урала, уральский рабочий. Вот — пусть смотрит, пусть знает, что уральские рабочие готовят смерть для его фашистских хозяев…

Бобин вышел на воздух, захлопнул шубу и остановился около высокого, статного часового в желтом овчинном тулупе.

— На Урал рот разевал. Ну, вот его уральской кашей и накормили… Верно, богатырь?!

И старый мастер весело подмигнул часовому.

Ал. ИСБАХ

«Правда», 10 января 1942 года.

Герои города Ленина

На днях более шестисот мужественных сынов и дочерей Ленинграда награждены орденами и медалями Союза ССР. Это люди разных профессий — от стахановцев-станочников и домашних хозяек до инженеров и профессоров. Сотни индивидуальностей, сотни разнообразных фактов трудовой доблести можно рассказать о награжденных. Но одна общая для всех ленинградцев черта объединяет их. Эта черта красной нитью проходит в боевых делах трудящихся трижды орденоносного Кировского завода, завода «Большевик», заводов имени Карла Маркса, имени Воскова, в практике научных институтов — во всей жизни, труде и быту города-бойца:

— Фронту нужно — сделаем! Город, носящий имя великого Ленина, защищает Отечество по-ленински!

С большевистским упорством, свято соблюдая и каждодневно умножая свои славные революционные традиции, ленинградцы преодолевают трудности, переносят суровые лишения и неустанно куют победу над врагом. Шестьсот орденоносцев — это передовой отряд тружеников города, с честью носящего имя великого Ленина, вдохновленных его образом.

Список награжденных за успешное выполнение заданий правительства по освоению и производству вооружения и боеприпасов, повышающих боевую мощь Красной Армии, открывает удостоенный ордена Ленина А. В. Александров — начальник производства завода имени Воскова.

Александр Васильевич Александров — один из лучших представителей инженерно-технической интеллигенции города. Издавна он славится на заводе как человек большой личной скромности и вместе с тем высокой настойчивости и требовательности в работе. Когда приходят к нему и говорят: «Вот, Александр Васильевич, новое трудное задание, которое нужно выполнить срочно», — он забывает про отдых, увлекает за собой людей, изучает, экспериментирует, организует. Его обычный ответ:

— Сделаем!

Ряд точнейших инструментов, ранее ввозившихся из-за границы, освоен под его руководством заводским коллективом. Тов. Александровым изготовлена единственная в СССР сложнейшая интегральная машина, получившая высокую оценку Академии наук СССР. В 1939 году правительство наградило его медалью «За трудовую доблесть».

С особой силой развернулись способности тов. Александрова в дни Отечественной войны. В кратчайший срок он разработал технологию серийного выпуска одного из сложных видов вооружения. Днем и ночью его можно встретить в цехах. Он требует от людей отличной работы и помогает им. Завод не только освоил, но и перевыполняет фронтовые задания. Лучшей наградой тов. Александрову и награжденным вместе с ним директору завода тов. Худякову, начальникам цехов тт. Иванову, Чернышеву, слесарям тт. Коновалову, Шавыкину, Андрееву и другим служит письмо с фронта, в котором говорится:

«Ваше оружие бьет врага безотказно. Фронтовое вам спасибо!»

Орденом Ленина награжден мастер другого завода тов. Лобов. Возглавляя токарный участок, изготовляющий сложные детали боевого оружия, он разработал и применил стахановскую технологию, обучил высокопроизводительному труду многих рабочих. Когда участок Лобова был разрушен вражеской бомбой, он встал во главе коллектива рабочих и за двое суток полностью восстановил нормальную работу.

Большая группа ленинградских производственников награждена орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета», медалями «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие». Вот некоторые из награжденных.

Главный инженер завода «Севкабель» тов. Быков сумел организовать освоение новых производств для фронта. Его работе завод обязан сокращением втрое потребления натурального каучука, освоением выпуска тончайшего специального провода для военных нужд, изготовлявшегося ранее из чрезвычайно дорогого импортного материала.

Слесарь «Красного выборжца» коммунист тов. Ведмецкий организовал пуск бездействовавшего в течение десяти лет стана, по нескольку суток не покидал цеха, добился образцового выполнения заказов для фронта.

Инициативой и находчивостью отличается механик завода № 212 тов. Чистяков. Выполняя нормы на 250―300 процентов, он вырастил в своей бригаде десять молодых специалистов-механиков.

Стахановец фрезеровщик завода № 209 тов. Шурский предложил и лично изготовил более двадцати ценных конструкций и приспособлений, которые дали возможность на самых точных деталях фронтового заказа применить труд неквалифицированных рабочих и повысить производительность в два-три раза.

Монтер «Электросилы» тов. Власов, работая непосредственно в районе боевых действий под огнем противника, производил ремонт и монтаж установок на кораблях Краснознаменного Балтийского флота. Он по нескольку суток не покидал своего рабочего поста.

Конструктор тов. Емельянов разработал и сконструировал бронепоезда большой огневой мощи и принял активное участие в их быстром выпуске.

Рука об руку с производственниками трудятся для нужд фронта научные работники города. Орденом Трудового Красного Знамени награжден профессор А. Н. Кузнецов. Он не только разработал технологию новых военных производств, но и обеспечил их внедрение в промышленном масштабе. Орденом Красной Звезды отмечены работы научного руководителя лаборатории Института прикладной химии тов. Аджемяна, разработавшего ряд ценных рецептур для военных нужд, и инженера-технолога института тов. Гринева.

Высокой правительственной наградой отмечена работа большого отряда ленинградцев, особо отличившихся в строительстве оборонных сооружений вокруг города.

Орденом Ленина награжден председатель Колпинского райсовета тов. Анисимов. Это потомственный рабочий, 21 год проработавший на Ижорском заводе. Под его руководством в кратчайшее время были созданы доты, дзоты и противотанковые рвы. Дни и ночи проводил он на строительстве, поднимая бодрость и уверенность в колпинских рабочих. Он стал организатором добровольных боевых дружин из рабочих Ижорского завода. Вместе со своим отрядом он сдерживал натиск врага.

Орденом Трудового Красного Знамени награжден рабочий артели «Прогресс» тов. Бессонов. Ему 66 лет. Несмотря на преклонный возраст, он одним из первых добровольцев пришел на стройку оборонительных сооружений и организовал бригаду. Его бригада, работая на переднем крае, досрочно выполняла задания командования. Тов. Бессонов послал на фронт пятерых сыновей, сражающихся с немецко-фашистскими захватчиками, а две его дочери стали дружинницами.

Весть о награждении передовых работников промышленности и строительства оборонительных укреплений с огромной радостью воспринята всеми трудящимися города Ленина. На предприятиях состоялись собрания и митинги, посвященные чествованию награжденных. И снова сегодня на заводах, в институтах звучали, как клятва, гордые, мужественные слова:

— Фронту нужно — сделаем!

Н. ВОРОНОВ

«Правда», 19 января 1942 года.

Три богатыря

Сталевар Ибрагим Валеев нажал на рычаг. Заслонка поднялась, и печь распахнула свой пылающий зев. Огненная вьюга бушует в ее раскаленном чреве. Что яростнее и прекраснее кипения стали! Пожалуй, только с солнцем можно сравнить этот могучий пламень и великолепное неистовство покоренного человеком металла.

Золотой свет заливает площадку перед печью Na 3. На фоне этих широких отблесков черная сухощавая фигура сталевара кажется тонкой и юношески стремительной. Он весь в движении: то подходит к разверстой печи и напряженно всматривается сквозь синее стекло в бурлящее кипение стали, то в разных направлениях пересекает площадку и бросает в печь лопату за лопатой руду, известь, марганец, то опять нажимает на рычаг, и заслонка падает, то поворачивает руль регулятора, то командует брать пробу. Его большие, агатового цвета глаза следят, как с длинного черпака скатываются тяжелые, литые капли кроваво-золотой пробы. Сталь брызжет звездным дождем искр и, шипя, растекается на черных плитах пола.

— Скоро будем ее пускать, — говорит Валеев, вытирая потное лицо, — сегодня она у нас идет фасонная!

«Она» — это сталь, могучий, гибкий, богатейший металл, которому Валеев посвятил полтора десятка лет жизни. Великая война за Советскую Родину, наполнив гневом, тревогой его сердце, приказала: «Давай больше, фронт требует!» И он, подобно миллионам рабочих, ответил: «Сделаю!..»

Валеев стал давать вместо восьми-девяти тонн последней довоенной своей нормы уже 11―12 тонн. Успех начался с выполнения графика. Сталевар закрепился на этом и все смелее стал сжимать время. Однажды он провел плавку за 7 часов 20 минут вместо 9 часов по графику, сэкономил 1 час 40 минут, что дало 12,8 тонны с квадратного метра. Смену Валеева пришли приветствовать от райкома, и кто-то спросил: «А еще быстрее можно?» Валеев сразу зажегся: «Дадим и больше». Смена у него уже кончалась, а он остался в цехе, завалил печь и новую плавку выпустил за 6 часов 30 минут.

Когда в феврале 1942 года начальник цеха Покалов поставил в пример уралмашевским сталеварам знаменитого верх-исетского Нуруллу Базетова, о котором весь Советский Союз знает, Ибрагим Валеев сказал: «И Нуруллу можно перекрыть — я дам для фронта больше». Он понимал, что Нурулла Базетов — серьезный соперник, но Валеев вообще любил рисковать: «Ни одна победа не дается без риска!»

Он все рассчитал и все учел, как свои сильные стороны, так и неиспользованные ресурсы. Он заправляет печь, не выключая форсунок, — хлопотливое дело, зато печь не остывает. Он научил завалочную бригаду быстро и ловко производить эту операцию. Он следил, чтобы горючее подавалось бесперебойно. Он вел свою печь всегда на предельно высокой температуре.

В грозные дни войны Валеев с особенной силой почувствовал и оценил главное в искусстве сталевара: умение точно определить момент, когда начинать доводку печи. Некоторые сталевары начинают ее слишком рано или слишком долго ждут, когда металл подогреется. И те и другие пропускают драгоценный момент!.. Валеев умеет ловить этот момент, не теряет ни минуты даром и вместе с тем оберегает печь.

Сжимая время и следя за качеством, Ибрагим Валеев снял однажды 13,5 тонны стали. «Начатое дело идет все вперед!» — весело усмехнулся он, сдавая печь сменщику Дмитрию Сидоровскому. Крепко заснул после смены Валеев, а вечером узнал: Дмитрий Сидоровский, его сменщик, снял 15,3 тонны!

Утром Валеев поздравил Сидоровского, пожал ему руку и тут же заявил:

— А я все-таки тебя перекрою!

Он аккуратно заваливал печь, следил за качеством шихты, держал высокую температуру. Опять сократил время плавки и снял 15,6 тонны. Сердце сталевара гордо забилось: он перекрыл Нуруллу Базетова с его 14 тоннами съема!..

Теперь Сидоровский поздравил его, похвалил со своей обычной сдержанной улыбкой, ничего лишнего не сказал — такой уж характер у человека. Он и неожиданность преподнесет с тем же уверенным спокойствием, как это и было однажды ночью во второй половине марта, когда снял с квадратного метра пода печи 15,9 тонны стали!

Два знатных сталевара с «Уралмаша» — Валеев и Сидоровский решили встретиться с третьим богатырем — Нуруллой Базетовым. На основе новых рекордов они уточнили обязательства договора на социалистическое соревнование…

Великолепная уральская сталь день и ночь идет неиссякаемой огненной рекой. Грозным заревом вспыхивает огромный цех, когда ее выпускают. С грохочущим звоном льется она в огромные многотонные ковши и переливается в них рубиново-золотым разливом. И отсвет его пламенем играет на лицах сталеваров — этой сталью со все возрастающей силой наши бесстрашные воины будут уничтожать и все дальше гнать на запад орды фашистских захватчиков.

Анна КАРАВАЕВА

«Правда», 9 апреля 1942 года.

Танки

Когда гитлеровцы, вооруженные до зубов, напали на нашу землю, советские танки показали себя в боях как машины, я бы сказал, особого, нового типа. Наши танки лучше вражеских.

Вспоминаю 1938―1939 годы. Тогда отечественное танкостроение — самая молодая отрасль военной индустрии — прочно становилось на ноги. В эти годы произошел резкий перелом в создании танков, отличных от всех прежних конструкций. И раньше советские танки не уступали заграничным образцам. Но это нас не устраивало.

В предвоенный период на танковых заводах созрели кадры инженеров и конструкторов новой школы. Развитие металлургии, специального машиностроения к тому времени создало прочную базу для роста танкостроения. Это и привело к созданию машин типа «КВ», «Т-34» и ряда других машин нового типа. Конструкторы порвали с танками прежних, старых образцов, с подражанием загранице и смело вышли на новую дорогу.

Танки противника не лишены достоинств. Но наши боевые машины превосходят их по толщине и качеству брони. Они ни в чем не уступают лучшим немецким танкам в скорости, а по мощи артиллерийского огня — сильнее.

Самым массовым танком в нашей армии стал танк «Т-34», обладающий прекрасными боевыми качествами. «КВ» — тяжелый танк прорыва. Сведенные в специальные подразделения, танки «КВ» на танкодоступной местности способны прогрызать любую оборону врага. Разумеется, все действия «Т-34» и «КВ» опираются на их правильное применение в бою и взаимодействие с другими родами оружия.

Чему учит опыт войны?

От конструкторов и всех работников промышленности требуется, как никогда раньше, создавать машины для массового применения на поле боя. Следовательно, нельзя бросаться от одной конструкции к другой, а нужно давать машину такого типа, который отвечает требованиям массового производства. Но это, разумеется, далеко не все. Нужно разрабатывать такие механизмы, которые хороши не только сегодня, но не устареют и завтра.

Обстановка повелительно требует, чтобы конструкторы отлично знали экономику страны на каждом этапе войны. Инженер, сидя за чертежами, обязан знать, какими материалами располагает наша промышленность, и на них ориентироваться. Надо до минимума снижать использование цветных металлов, подходя в ряде случаев революционно к решению таких вопросов. Трудно ли это? Конечно, не легко. Но на то мы и советские конструкторы, воспитанные нашей партией, чтобы решать задачи любой сложности и трудности!

Конструктор — это не только создатель танка, заканчивающий свою работу испытанием, опытными пробегами, как было в мирное время. Нет, теперь роль конструктора гораздо шире. Он проводник идей и мыслей, вложенных в машину, среди бойцов, идущих в бой. Для этого нужно поддерживать тесную связь с фронтом.

Многие наши конструкторы были и находятся на фронте. Непосредственная связь с фронтом обогащает нашу работу. Мы чутко прислушиваемся к запросам и требованиям командиров и бойцов, упорно работаем над дальнейшим совершенствованием боевой техники. Скорость советских танков должна быть еще выше, чем сейчас, броня мощнее и надежнее, вооружение — сильнее.

За время войны на наших заводах выросли замечательные кадры конструкторов. Они обогатили технику танкостроения, им по плечу любая задача.

Будем же неустанно улучшать наши танки, создавать новые конструкции! Будем крепче бить гитлеровцев!

Герой Социалистического Труда Ж. КОТИН

«Правда», 5 ноября 1942 года.

У Главного конструктора

Рано утром маленький, юркий истребитель «Лавочкин-5» оторвался от заводского аэродрома и ушел в голубую высоту небес. За штурвалом — летчик Мищенко, испытатель, один из художников авиационного дела. Он ведет испытание с присущей ему четкостью и скрупулезностью. Он как бы продолжает конструировать, сидя за штурвалом самолета. Он проверяет характер и поведение машины в воздухе, оценивая результаты каждого конструктивного нововведения.

При выходе из машины летчика встречает главный конструктор Семен Лавочкин и, дружески пожимая руку, продолжает давно начатый, понятный обоим разговор:

— Итак, Григорий Андреевич, что вы сегодня заметили?

Главный конструктор бывает на аэродроме каждый рабочий день. Здесь он проверяет свои замыслы, соответствие расчетов с жизнью, теоретического анализа с поведением машины в воздухе. Конструктор уверен, что испытания позволят улучшить аэродинамические свойства истребителя, выжать из него дополнительно еще с десяток километров.

Машина, созданная Семеном Алексеевичем Лавочкиным, популярна среди наших летчиков. «Ла-5» — самолет, качества которого хорошо известны.

Конструктор вложил в самолет те мысли, которые еще год-полтора назад казались неосуществимыми. Но им владеет чувство постоянной неудовлетворенности. Стремление взять от техники максимум возможного заставляет его направлять конструкторский коллектив на дальнейшее улучшение модели. В кабинетах конструкторского бюро, в экспериментальном цехе, на заводском аэродроме продолжают совершенствовать самолет «Ла-5». Непрекращающиеся эксперименты улучшают качества первоклассной машины.

Письма с фронта от летчиков часто дают весьма интересные решения некоторых сложных вопросов. Правда, летчики пишут главным образом о том, что требуется им сегодня для решения оперативно-тактических задач. Конструктор же живет не только сегодняшним, но и завтрашним днем авиации.

Вечером, когда бюро пустеет, Семен Алексеевич запирается в своем кабинете. Он углубляется в чертежи и расчеты. Изучает новинки авиации врага, следит за путями движения зарубежной конструкторской мысли. Конструирует как бы впрок…

В одной из частей истребительной авиации находится представитель конструкторского бюро инженер Петр Григорьевич Питерин. Он сопровождает часть в ее боевом пути, начиная от ворот завода. В письменном столе главного конструктора хранится объемистая пачка писем Питерина. Это его мысли и наблюдения, это скупая хроника поведения машин в условиях фронтовой жизни. Письма читаются и перечитываются. Мысли и наблюдения рождают новые эксперименты. Письма с фронта дают пищу для творческого размышления. Опыт войны позволяет улучшать машину сегодняшнего дня и работать над истребителем будущего.

С. КОНСТАНТИНОВ

«Правда», 4 июля 1943 года.

Уральцы

1

В широкие, открытые ворота дуют страшные, пронизывающие сквозняки. Но вот мы прошли метров десять — пятнадцать, и обдало таким жаром, что, кажется, сейчас вспыхнет одежда, облупится лицо. Жар хватает со всех сторон — и снизу и с боков, а главное — откуда-то сверху. И мы невольно поднимаем глаза. Наверху, почти под переплетами крыши, движется огромный кран. Захватив двумя пальцами раскаленную многотонную болванку, он тащит ее. Звенят предупреждающие звонки. Они звенят повсюду, то тут, то там, нагоняя на свежего человека тревогу. Но люди спокойны, ловко и быстро железными крюками переворачивают металл, укладывая его в вагонетки.

— Вы что, малость растерялись, друг мой? — засмеялся партийный работник Николай Александрович и, взяв меня за руку, повел по лесенке. — Главное вот здесь.

Не успели мы еще подняться по лесенке, как опять пахнуло таким жаром, что глаза невольно зажмурились, а по лицу забегали колючие мурашки. Секунда, две, три. Открываю глаза.

Передо мной — бушующие вулканы. Расплавленный металл кипит там, внутри печей, стенки печей будто покрыты ползучим серебром. Он воюет там, этот расплавленный металл. Воюет, как великан, которому мало места, которому нужны просторы. И кажется: сейчас этот великан вырвется на волю и зальет все и всех своим всесжигающим пламенем.

Но люди у печей, вооруженные длинными ломами, в синих очках, потные и обжаренные огнем, широко открывают жерла печей.

— Снимают шлак, — проговорил Николай Александрович. — Вы видите переднего сталевара — это бригадир. На него и падает главный огонь. Смотрите, как они работают. Ни одного слова. Все на движении. Вон бригадир повернул руку, и все двинулись за этой рукой. Кивок головой влево, и крюк пошел влево.

— Да-а. Это очень красиво, — вырвалось у меня.

— Смотрите, сейчас будут выпускать сталь.

Кран легко поднес огромнейший черный ковш — тонн на шестьдесят стали. И вот в него хлынул металл. Он вырвался, как из-под земли, фыркая, разбрасывая во все стороны огненные брызги.

Вскоре мы попали к электропечам. Они стояли в ряд — десять печей. Две печи не работали. Я спросил, почему они бездействуют.

— Не хватает электроэнергии. Урал, видимо, не ждал, что его так тряхнут в этом году. На электроэнергию, на нефть, на уголь сейчас такой спрос, как на хлеб…

— Что же предпринимает Урал?

— Строятся новые электростанции.

Мы видели блюминг. Раскаленная стальная болванка, попав сюда, словно превращается в игрушку. Рычаги толкают ее по роликам, и вот она попадает на обжимы… Минуты через две болванка уже превращена в длинный брус. И брус этот, как мыло, разрезают на части ножи.

Но что бы мы ни смотрели, внимание снова обращалось к мартенщикам — к этим людям бушующего огня. Николай Александрович проговорил:

— Эти люди ни на фронте не сдадут, ни здесь. Закалились.

2

Директор часового завода Иван Иванович напоминает главу семейства, который очень доволен своими ребятами. Про самые тяжелые времена и то говорит с усмешкой:

— Ну, приехали мы сюда. В спешке, конечно. То не захватили, другое не захватили и стояли вот так же, как эта «эмка», — показывает он на легковую машину у подъезда, без мотора, без фар и без колес. — А тут еще людей нет. Приехало человек триста, а надо очень много. Где взять людей? Да ведь людей-то каких! Мы ведь не сапожные колодки работаем!

Что делать? Пошли к школьникам. Летчиков, мол, вы любите? Любим, кричат. Та-ак. А танкистов любите? Любим, кричат. Ну, вот, тогда айдате к нам, учиться будем. И повалили. Честное слово, повалили.

Но уже и без честного слова директора было ясно, что в цехах главным образом работают подростки.

Директор подошел к девушке. Она маленькая, золотоголовая. Лицо все обсыпано веснушками — веснушки на носу, на щеках и даже на подбородке. Это ей очень идет, но она-то, видимо, от этого страдает. Как только мы подошли к ней, она ладошкой прикрыла лицо.

— Ах, дочка, дочка! Молодчина ты у меня. Как, программу выполняешь?

Девушка вспыхнула, опустила глаза и еле слышно:

— Выполняю, Иван Иванович.

— А ты громче, громче об этом говори. О славе ведь говоришь, о хорошем деле. На весь цех крикни: программу, мол, выполнила!

— Вот когда перевыполнять буду, тогда и крикну, — еще тише говорит девушка.

Она этим даже как-то озадачила директора. Он чуточку постоял около нее молча, затем подхватил:

— Ой, молодчина! — И продолжал: — Да они у нас тут все такие. Есть, кто всей семьей работает. Например, Чесалкины. Мать, дочки, сыновья. А хотите, я вам покажу наши знаменитые автоматы? О-о-о! Это чудо-машины.

И вот мы в новом цехе. Тут в ряд стоят станки. Их очень много, но сами они будто игрушечные.

— Вот на этот, на этот подивитесь, — говорит директор и подводит нас к одному из автоматов. — Смотрите, какой он сердитый.

И в самом деле, станок работает как-то сердито, напоминая щенка, которому впервые попала в зубы кость, и он грызет ее, ворчит, боясь, как бы у него эту кость не отняли.

— Здорово! Что он делает?

— Деталь для камней, — отвечает паренек у станка.

— А ну, покажи эту деталь, — просит директор и громко хохочет.

Паренек что-то несет на кончике пальца. Показывает:

— Вот, — говорит он весьма серьезно, — деталь. — Но и сам он не видит этой детали, на пальце у него какая-то черненькая крошка.

— Это надо под лупой. Под лупой. — И директор дает лупу.

Мы смотрим через лупу. Действительно, какой-то ободок.

— Для чего он?

— Для камней. Мы же вырабатываем часы — часы для танков, для самолетов, для кораблей. Вот камешки и вставляются в эти ободки. Посмотрите, какие часы.

Директор пригласил в помещение, открыл шкаф. Оттуда повеяло холодом, и там мы увидели заиндевевшие, поседевшие часы для самолетов, для танков.

— Морозом испытываем. А тут вот жарой.

Второй шкаф был полон нестерпимым жаром.

— А это вот, — директор осторожно взял в руки огромные круглые часы, — это морской хронометр. Вот какие штуки мы тут делаем.

3

Все время, пока мы были на часовом заводе, Николай Александрович молчал. Молчал он и потом — когда пересекли на машине город, выбрались на снежную равнину и вскоре очутились в сосновом лесу. Освещенный фарами лес казался богатырским…

Наконец машина остановилась у новых ворот. Николай Александрович, выбираясь из машины, вдруг заметно заволновался.

— Тут туляки… — пробормотал он, заметив мой удивленный взгляд.

Где-то совсем недалеко от нас раздалась пулеметная очередь. Затем вторая, третья. В другой стороне, тоже неподалеку, загрохотали пушки.

— Что это?

— Испытание. Так вот и день и ночь, — ответил Николай Александрович, входя в помещение, залитое электрическим светом. По всему было видно, что здание построено совсем недавно: потолки еще светились золотистыми сосновыми переплетами. Это сборочный цех. Тут было неожиданно тихо. Только слышно, как за барьером, в соседнем цехе, урчат, шипят, царапают станки, оттачивая нужные детали.

— Как здесь просто все, — замечаю я.

— Просто? — Он покачал головой. — Нет. Очень сложно. Ну, например, пулемет. Он дает шестьсот выстрелов в минуту — это значит шестьсот раз в минуту все детали приходят в движение. Да еще в какое движение! Вы понимаете, какие должны быть детали? Ведь это то же самое, что часы, но гораздо серьезней. И вот какая-нибудь деталь на испытании заела… Тогда шарь по всему заводу — кто и где сплоховал. Иногда у всех инженеров головы вспухнут. Это и понятно, есть рабочие-то еще неопытные. На десяток туляков — сотня новых, здешних, месяцев десять назад пришли на завод.

— И как работают?

— Хорошо! Вы поговорите вон с тем рабочим. Фамилия его Лезаров. С ним недавно случилось такое: надо было обработать одну деталь, такую, без которой мог бы остановиться весь завод. Сменщик его заболел. И Лезаров не ушел от станка. Он стоял день, потом второй. Начали пухнуть ноги. Тогда он разулся и стал на пол босыми ногами… А своего-таки добился.

Я подошел к станку, за которым работал Лезаров. Он высокий, широкий в плечах, но с лица худ.

— Устаете? — спросил я и тут же понял, что вопрос мой наивен.

— А то как же! — просто ответил Лезаров. — Как не уставать? Конечно, устаем. Да ведь теперь по-другому-то и нельзя работать: война. Наши братья, поди-ка, на фронте устают. А мы-то что ж, по курортам, что ль, будем ездить? — Он глубоко вздохнул и еще сказал: — В этом, брат, и есть святая обязанность наша — работай не покладая рук. Будете в столице, так и передайте: работают, мол, на далеком-то Урале. Народ работает… И крепко работает. Вот что. Вместе с туляками работаем, с москвичами, с ленинградцами, с харьковчанами, с киевлянами…

— Вот они какие у нас, — уже входя в здание парткома, проговорил Николай Александрович.

Федор ПАНФЕРОВ

«Правда», 30 апреля 1943 года.

Счастье

Казалось, большего напряжения быть не может, невозможно… Едва добирались до жилища, до постели, и мертвый сон валил с ног. Вот уж поистине мертвый — никаких сновидений. Девчонки лет семнадцати, впрочем, рассказывали наутро, в обеденный перерыв свои волшебные сны, но все знали, что они сочиняют. И подумать только, что им мерещилось: гамаки и байдарки в доме отдыха, вальс на залитой светом Манежной площади, туфли молочного цвета, ореховая халва… Все устали, но добродушно смеялись. Старый литейщик, дядя Яша, внимательно поглядывал на бледноватые лица девушек, подростков, на голубые тени под их яркими воспаленными глазами. Нежность заливала его сердце. Но он говорил строго:

— Гляди, — вон какая ты, а уж рабочую карточку получаешь. То-то и оно. Я рабочую карточку получаю и ты. А я пятьдесят лет с гаком на заводе. Чувствуешь ты это или нет, какое у тебя звание?!

— Чувствую! — отвечала собеседница, весело поднимая вверх круглый подбородок.

— Так чего же тебе такой стыд снится, бедовая!

— Дядя Яша! Да ведь как хорошо было до войны-то!

— Стыд, стыд, — упрямо повторял старик, а сердце его горько улыбалось. Господи, да какой же это стыд — качели эти, карусели, полвека отдал жизни своей для их счастливой юности…

— На фронтах каждую минуту людям в глаза смерть глядит, — уже мягче говорил дядя Яша, — наше дело — им снаряды подавать, о себе забыть. Помните ленинские заветы: Советскую власть беречь, все трудности переживать…

— Так, — тихо отвечали юнцы, смутно, но радостно угадывая в словах старика большую правду, и снова шли в цехи делать снаряды, работая по десять часов подряд…

Счастливый человек дядя Яша — старый литейщик Яков Михайлович Веселов. Он видел Ленина. Это делает дядю Яшу даже в его собственных глазах каким-то гигантом. У дяди Яши никогда не болит поясница, ему никогда не хочется спать, ему никогда не снятся пирожные «наполеоны». И утром и ночью одинаково бодрый, свежий, строгий, работает он один за четверых. В грозный час, когда враг рвался к Москве, он на мерзлых дровах плавил свинец и вообще делал всякие чудеса. Это были тяжелые, но прекрасные дни — они напомнили старшему поколению дни гражданской войны, а в молодых будили богатырскую силу. По приказу правительства завод стал на колеса и уехал… Так было надо. Ветер грохотал, стонал и плакал в пустых цехах. На земле валялись какие-то гайки, трубы, забытая проволока… Снег заметал их. И один молодой инженер, вытаскивая из-под снега обрывки старого чертежа, сказал, поддавшись минутной слабости:

— Точно в чеховском «Вишневом саду». Пусто как…

Он, этот инженер, ныне дважды орденоносец, с виноватой усмешкой вспоминает свои слова.

Дядя Яша, как всегда, утром приходил на осиротелый двор завода… Хозяйски собирал в кучки гайки, наматывал в клубки проволоку. Подолгу стоял возле статуи Ленина. И, вспоминая, волновался. Вот тут Владимир Ильич держал речь к рабочим, как Советскую власть беречь… Вот тут, в этом месте, он потрепал по голове мальчонку, что попался ему на глаза, и спросил с ласковым смешком в голосе: «А вы тоже на митинг, молодой человек?» Вот тут он быстро-быстро так пробежал несколько раз из угла в угол, словно о чем-то размышляя, и в глазах его вспыхивали острые зарницы. И сердца всех рабочих, в том числе дяди Яши, разрывались от любви к этому огромному человеку. «Ильич! Все вынесем, все сделаем!» — сказали рабочие. И все вынесли, и все сделали… Отдать теперь это фашистской сволочи?! Гнуть спину на немецких баронов и фабрикантов… Да не бывать этому!

А Ильич улыбался прищуренным, знающим взглядом — хитренько так и светло.

— Эх, Яков, Яков, — упрекал сам себя старый литейщик и, приосаниваясь, шептал: — Будет сделано, Владимир Ильич!

Что будет сделано, не знал, а сердце чуяло: что-то будет сделано.

Так и вышло. Они получили приказ: срочно пустить завод, срочно делать снаряды. Никому не показалось это невозможным, хотя не было ни станков, ни людей, а с неба сыпались вражеские бомбы. Появились и станки и люди. Старики, женщины, подростки — все пришли.

И так получилось прекрасно: на возрожденном заводе имени Владимира Ильича собрались люди разных национальностей: русские, украинцы, белорусы… В цехах — стужа, замерзла смазка. Ничего этого не замечали, выполняли приказ Родины — делали снаряды. Немало гитлеровцев полегло от этих снарядов под Москвой, под Тулой… Вот тут-то еще раз поняли люди, что такое настоящее социалистическое соревнование. Вот тут-то и разгорелось оно и пламенем своим согрело озябшие человеческие души. И плавил на мерзлых дровах свинец дядя Яша, удивляя всех своими гигантскими внутренними силами. И закалялись в огне соревнования девчонки и мальчишки, отогревая дыханием окоченевшие, распухшие полудетские руки.

Это единение душ, могучий порыв, охвативший на заводе и старого и малого, продолжается все месяцы войны, и с особой силой ощутим он в дни, когда наша родная Красная Армия пошла в наступление. Невидимые нити протянулись от фронта к заводу, от завода к фронту.

В пламени соревнования родился часовой график. Работа по часовой стрелке. Может ли быть большее напряжение? Человек бросает горящий взгляд на доску показателей — вот что я сделал за этот час. Да, я сделал много. Но эти снаряды уже громят врага. От меня фронт ждет еще, еще… Ползет часовая стрелка…

— Бро́ня! Мы хорошо работаем? — беспокойно спрашивали молодые рабочие секретаря комсомольского комитета. — Бро́ня, наши наступают… Надо работать еще лучше. Но мы, Бро́ня, чувствуем, что больше уж сделать ничего не можем!

Да, казалось, большего напряжения быть не может. И вот в разгар соревнования пришел приказ: делать новый вид снаряда. И очень срочно. Это было трудно. Особенно все испугались за литейку. В литейке не хватало людей. А новый заказ требовал необычайно тщательной и усердной работы стерженщиков, формовщиков. Завод призадумался. Не только директор, не только инженеры, не только старые рабочие. Все думали. Даже новички… И потому никого не удивило, когда взволнованная Бро́ня пришла в механический цех и от имени дирекции, от имени комсомольского комитета предложила молодым станочникам добровольно пойти в литейку. Да, это никого не удивило. И все же молодежь примолкла. Уйти из чистых механических цехов в дымную горячую литейку на незнакомую работу, да еще там повести за собой других… Что же это такое?

— Вот это и есть, товарищи, настоящее соревнование, — говорила Бро́ня. — Армия наступает, фронт ждет именно таких снарядов, какие нам заказаны… Нет ничего невозможного. Кто пойдет сегодня же в литейку?

И они ушли из механических цехов в литейный — Морозова, Красневич, Хромова, Вакарева, Степина, Хаустова, Тимошкина, два друга — калильщики Орешков и Сорокин — и другие, те самые, которые говорили, что больше уж сделать ничего не в силах. Ушли, чтобы работать формовщиками и стерженщиками по двенадцати часов в сутки.

И, представьте, вышли в передовые, вышли в самые передовые. Даже обогнали бригаду опытного формовщика Кирилко. Спросите, как это у них получилось, они сами не знают, только растерянно и радостно улыбаются.

Такие же чудеса сделала и бригада стерженщиц под командой Шуры Ивановой и другие фронтовые бригады новичков. Литейный цех не подвел. Завод отлично выполнил заказ фронта.

…Самые счастливые секунды на предприятии — это секунды салюта в честь побед Красной Армии. Они везде самые счастливые, но рабочие завода имени Владимира Ильича, делающие снаряды, уверяют, что для них — это особенные минуты. Вспыхивают в небе цветные ракеты, слышатся залпы орудий. Выбегают из цехов по очереди на двор старики и молодые. Дядя Яша, и Зоя, и Шура, и Кирилко, и все… Выбегают разгоряченные, потные, смотрят в небо.

Стоят локоть к локтю. И тут уж не поймешь, кто с кем соревнуется, кто на кого обижается, кто кого обгоняет. Все вместе, все рядом. И Зоя Морозова, и Кирилко…

— Вот оно, Владимир Ильич! Вот она, наша работа-то, — шепчет, волнуясь, старый литейщик.

И Шура Иванова, и Зоя Морозова, и самые молоденькие девчата, которым снится во сне ореховая халва, обнимают друг друга, охваченные ощущением настоящего счастья.

Елена КОНОНЕНКО

«Правда», 4 ноября 1943 года.

Они делали пороха

30 января 1944 года в «Правде» был опубликован рапорт председателю Государственного Комитета Обороны СССР об окончании строительства крупного порохового завода Наркомата боеприпасов.

Приоткроем эту страницу из героической летописи Великой Отечественной войны — расскажем о тех, кто делал пороха, об их мужестве и героизме.

1941-й, декабрь. Н-ский завод Наркомата боеприпасов. Тот, кто попадал сюда впервые, с недоумением — «где же пороховой гигант?» — смотрел на огромное снежное поле, исполосованное высокими «крепостными» валами. Предприятие, занявшее поле в 1.600 гектаров, открывалось, как на ладони, с пожарной вышки, куда приводил гостей из Москвы директор генерал-майор Д. Г. Бидинский. Завод напоминал пчелиные соты: цехи, мастерские, склады — сотни производственных построек, образуя ячейки, были в целях безопасности изолированы друг от друга, обвалованы землей.

Да, этот завод далеко отстоял от театра военных действий. Но память о сорок первом и сейчас живет тут в каждом доме — на заводе шла битва за новые, более мощные пороха, и выиграть эту битву без жертв, без потерь было невозможно. Гибель рабочих здесь расценивалась как гибель солдат на поле боя.

— Положение в пороховой промышленности в первые месяцы войны сложилось тяжелое, — вспоминает уполномоченный ГКО на Н-ском пороховом заводе М. Ю. Рагинский. — Заводы — основные производители пороха были эвакуированы на восток. В глухой тайге предстояло в кратчайшие сроки создать пороховой гигант…

Возводила завод20-тысячная армия строителей. Ее возглавлял полковник Ионна Саввич Кузьмич — человек редкой судьбы, которого дважды белогвардейцы приговаривали к расстрелу. Строители совершили невозможное: за четыре месяца (на две недели раньше установленного правительством срока) в жестокие морозы была сооружена первая, а еще через полгода — вторая и третья очереди.

Известно: построить предприятие — одно дело, а пустить его — другое. Дважды пуск Н-ского порохового завода — единственного в течение первого года войны, где было налажено производство минометных, артиллерийских зарядов и зарядов для реактивной артиллерии, а также одного из главных на протяжении всей войны «поставщика» зарядов для крупнокалиберной морской артиллерии, — дважды пуск этого завода был под угрозой. Вот что рассказывает бывший главный инженер завода, лауреат Государственных премий профессор Д. И. Гальперин:

— Война остро поставила вопрос о переходе с пироксилиновых порохов на более мощные — нитроглицериновые, балиститные. Надо было разработать и внедрить новую технологию. А времени в обрез — враг подкатывался к Москве. Чтобы избежать всяких «бюрократических проволочек», решено было создать при заводе ОКБ — особое конструкторское бюро, в которое вошли крупнейшие специалисты в области пороховой промышленности — доктор технических наук А. С. Бакаев, отличный экспериментатор А. Э. Спориус, инженеры-химики А. Д. Артющенко, Д. М. Равич и другие.

…Завод строился, одновременно бюро разрабатывало технологию. И вдруг — сообщение: американский транспорт, который вез для нас центролит (необходимый компонент для производства балиститных порохов), потоплен. Что делать? Ученым удалось создать заменитель центролита, который по многим показателям его превосходил. Удалось также наладить на заводе производство коллоксилина. Острая проблема производства мощных порохов таким образом была решена.

…Как делают порох? Технология сложная: изготавливается вначале пороховая масса — полуфабрикат. Компоненты пороха измельчаются, расплавляются, дозируются, перемешиваются в специальных аппаратах. Прежде чем стать порохом, полуфабрикат «пройдет» через сотни рук, станки, аппараты, прессы, совершит многокилометровый путь по десяткам цехов и спецмастерским, где всюду — предостерегающие таблички: «Осторожно. Опасно для жизни!» Одни компоненты опасны «на взрыв», другие — ядовиты, третьи легко воспламеняются. На пороховом заводе, где работали десятки тысяч людей, всевозможных машин и механизмов, стояла удивительная тишина. Здесь трудились с исключительной осторожностью: остерегались стуков и ударов, разговаривали больше шепотом, ходили в цехах в мягких войлочных тапочках. Каждый знал: малейшая неосторожность может привести к беде, расслабленность, невнимательность — к катастрофе.

Но пусть лучше расскажут те, кто пережил это.

Гарпина Решетняк, вальцовщица: «Наш завод эвакуировали с юга в город, о котором мы до этого никогда не слышали. Приехали на место в декабре — никакого города нет. Его еще надо было построить. Тайга бесконечная. Мороз — до 50 градусов. Одеты, кто во что. На мне — резиновые сапоги. Утром пошли на работу. До завода — 10 километров. Поставили на вальцовку. Не женская, конечно, работа, да где мужчин возьмешь?

…Стоишь на вальцах, а душа болит: как бы смену отработать без вспышки. Причины тут разные. Ударишь полотно — вспышка, разогрелось полотно — вспышка, остыло — вспышка. Перекос в вальцах — вспышка… Ой, страшно! Однако работали, понимали: фронту порох нужен больше хлеба. Вместо 4,5 тонны прокатывала я по 9 тонн пороха. Не одна я, все так работали — и стар и мал. Помощницей у меня была Маша Карелина. Ей 16 лет, росточком с ноготочек, а она подставит ящик и всю смену подает на вальцы горячие рулоны весом по 50 килограммов. Настоящая героиня!»

Вера Петрова, прессовщица: «Мы на „Катюши“ работали. Не заметишь, как стрелка манометра дрогнет, тут он, взрыв, может и произойти. А в глазах-то темно от усталости. Паек у нас неплохой был: 800 граммов хлеба и 40 граммов крупы в день, а на месяц — полкило песку и 2 килограмма мяса. Но мы решили часть пайка фронту отдавать.

Стоишь смену: рядом — Валя Иванова и Андрей Миронов. „Как спать хочется“, — не выдерживает Валя. А ты, говорю, не думай-то про сон. И запою тихонько»…

…1943 год. Красная Армия готовилась перейти к решительному наступлению. Назрела Курская битва. В связи с этим заводу дали задание увеличить производство пороха в три раза.

Из Государственного Комитета Обороны поступила телеграмма: «Невыполнение правительственного задания приведет к срыву большой операции на фронте…»

Парторг ЦК ВКП(б) А. Е. Гусев и директор Д. Г. Бидинский собрали коммунистов. Начальник строительства старый большевик Ионна Саввич Кузьмич сказал:

— Задание это, как на бой, когда соотношение сил один к десяти в пользу врага. Но победа наша — обязательна… Надо искать резервы!

Резервы нашлись. Сотрудникам конструкторского бюро удалось в кратчайшие сроки закончить разработку новой технологии, внедрение которой позволило резко поднять производительность труда.

— Задание ГКО, — вспоминает ветеран завода В. В. Иванов, — было выполнено досрочно благодаря массовому трудовому героизму. Прошло больше тридцати лет, но один мартовский день 1943 года запомнился мне на всю жизнь. Бешеный ветер срывал крыши бараков, валил людей с ног. Неожиданно с утра завод облетела весть: коммунисты вальцовщики Ахмет Сабирьянов, Сергей Божья Воля, Семен Стомин и Алексей Дьяговец при норме 216 прокатали по 1 200 килограммов пороха. Собрали митинг…

— Поздравил нас директор с победой, — говорит Ахмет Сабирьянович Сабирьянов, — и тут же парторг подарки вручил — по две пачки махорки. Так началось у нас на заводе движение «тысячников»…

Чем, какой мерой измерить то, что изо дня в день совершали эти люди, как измерить их ненависть к врагу, любовь к Родине? Нет такой меры. Ненависть была беспредельна, беспредельной была и любовь.

В заводском архиве бережно хранятся подшивки многотиражной заводской газеты военной поры.

В каждом номере — отчеты соревнующихся, трудовые рапорты, обязательства и клятвы. «…Я сообщила мужу на фронт, что детей наших не забыли: завком выдал им по паре обуви, 2 кубометра дров и 10 кг картофеля. Муж ответил, что он еще с большей энергией будет уничтожать фашистских мерзавцев. Я давала полторы нормы, а теперь буду давать две. Жена красноармейца Вельнина». Здесь же: «…Токарю Лопатинскому 15 лет, но он не отстает в работе от взрослых — выполняет норму не ниже 145 %»; «…27 июня Ираида Южанинова выполнила сменную норму на 538 %…»; «…Вступила в ряды партии. Хочу сполна отомстить немецким фашистам за гибель брата, за убийство отца, за пытки, перенесенные моей матерью. Бригадир Кулишова».

Объявления. «Во всех цехах продолжается сбор средств на постройку 16 артиллерийских батарей»; «При заводском спортивном обществе организуются: секция рукопашного боя и секция шахматно-шашечная, а в цехе тов. Бондаря — кружок минометчиков»… И последнее, от 9 мая 1945 года: «Завтра завод не работает — война кончилась».

…Нет, годы не заслонили от нас героического прошлого. И сегодня, спустя десятилетия, мы открываем все новые имена героев, с восхищением, великой благодарностью думаем о тех, кто вынес на своих плечах жесточайшую войну, кто подвигом, жизнью своей приближал долгожданный час Победы.

П. СТУДЕНИКИН, К. ХМЕЛЕВСКИЙ

«Правда», 11 августа 1974 года.

Силы свои напряги

★

★

«Правда», 17 июля 1942 года.

Деревенские вечера

Грунтовая дорога ведет к захолустной станции среди зеленеющего бора, тронутого багряным оперением осени. Обгоняем телеги с овощами, картофелем, с мешками отборного хлеба, с мясом, шерстью, молоком. Подводы останавливаются у забора, за которым огромные деревянные хранилища. Над воротами надпись: «Заготпункт». Колхозники не спеша въезжают в огромное пространство двора.

«Мы для красных бойцов всего заготовили на целую зиму, а фашисты пускай волчью песню запоют», — разговаривают на крыльце.

Поток груза не прекращается ни на минуту. Основательно готовится деревня к предстоящей зиме. Закладывается силос, обновляются стойла на фермах, заново ремонтируются дворы, перестраиваются хранилища. Озимые посеяли вовремя, дружные зеленеющие всходы появились на огромном пространстве полей. Правда, не хватает тяги — пришлось использовать быков. На них возят корм, воду, хлеб на мельницу, перевозят снопы.

Забота деревни о фронте сказалась и в широком движении по сбору теплых вещей. Люди вносят в фонд обороны шерсть, перчатки, выделанные местными вязальщицами, шерстяные носки, теплые брюки, шарфы, свитеры, тулупы. Колхозники Богородского района сдали валенки, фуфайки, 400 пар ботинок и 40 пар кожаных сапог на теплых подкладках, 20 шинелей, 100 пар теплых хромовых рукавиц. Девушки берут на себя обязательство связать для бойцов определенное число носков и варежек. Старики, искусные в шерстобитье, разбивают шерсть для женщин, готовя ее к пряже. Старик Трушков сказал:

— Мои два сына сражаются с ненавистным врагом. И у каждого в семье есть свой защитник Родины. Все мы — одна семья и ничего не пожалеем для них.

По вечерам, когда окончатся работы на току и в поле, женщины идут в колхозную контору, развязывают узелки. Там — недовязанные перчатки, куски полотна, клубки шерсти. Они садятся в кружок иногда вокруг швейной машины, и вот замелькали иглы, вязальные спицы. Такую картину можно видеть во многих колхозах этими осенними вечерами. Разговоры идут о войне, о свежих сообщениях с фронта, о присланных письмах. И вот раздается голос:

— Какой-то голубчик мою рубашку носить будет?

Сюда приходят колхозный председатель, парторг, агитатор с книгами и газетами; эти своеобразные посиделки проходят в атмосфере дружелюбия и неподдельной теплоты.

А когда вещица готова, к ней пришивается записочка: «Дорогой боец! Посылает тебе колхозница этот подарок. Желаю тебе здоровья, храбро бей врага, который разоряет нашу землю. Всем сердцем, всем помыслом мы с вами».

За короткий срок в районах Горьковской области уже собраны тысячи полушубков, ватных курток и шаровар, перчаток, варежек, шапок-ушанок, много овчин, а также других полезных вещей для воинов.

Н. КОЧИН

«Правда», 21 октября 1941 года.

Как говорил Ильич

Дорога от города Куйбышева до села Хорошенка недолга, но, как в большой панораме, она заключает в себе особенности средневолжского рельефа — от жигулевских предгорий до ровных, переходящих в заволжскую степь полевых просторов. Волга течет рядом, и невольно всплывают в памяти строки ее певца:

Здесь была глубинная и застойная деревенская жизнь, которую Н. А. Некрасов противопоставлял жизни городской с ее шумом гражданских страстей. Именно для здешних мест — с мелкорослыми, соломенными деревнями, с царевым кабаком, с церковью, проповедовавшей рабское смирение, со школой, учившей чему-нибудь и как-нибудь, — была характерна «вековая тишина», на которую жаловался поэт. Среди здешних крестьян вел революционную пропаганду молодой Владимир Ульянов.

Петр Афанасьевич Цыкин, крестьянин села Хорошенка, старейшина большевистского племени в приволжской деревне, участник двух революций, лично общавшийся с Лениным, в разговоре с нами вспоминал:

— Владимир Ильич смотрел вперед, видел самую суть. Бывало, говоришь ему: «Наше дело мужицкое, нам самое главное — землю взять в свои руки». А он на это так отвечает: «Самое главное — власть взять, а земля сама придет». Эти слова я запомнил, они для меня заветными стали. Вышло по Ленину — власть стала наша и земля тоже!..

В дни войны деревенский человек с особой остротой осознает коренные перемены, которые произвела революция в экономике, в быту, во всем облике деревни. Советская власть, советская земля — эти понятия сейчас звучат для крестьянина сильней и ярче. Как бы новыми глазами смотрит он сейчас на вещи и явления, в мире которых живет уже четверть века, которые стали обыденными, привычными. Смотрит на землю, возделанную по правилам агрономической науки, на трактор и комбайн, на школу, в которой обучают ребят не отставные унтера и заштатные дьячки, а настоящие педагоги, на клуб и библиотеку, на радио, телефон и телеграф; смотрит и говорит себе: все это пришло с Советской властью, все это дано Советами, колхозным строем. Жители приволжских деревень осведомлены о том, что делают фашисты с людьми, с землей, с культурой на берегах Днепра и Дона. Рассказы беженцев, свидетельства товарищей, вырвавшихся из фашистского ада, документы, опубликованные в печати, показывают, что гитлеровцы посягают на такие материальные и духовные ценности, без которых жизнь советского человека утрачивает свой смысл. В борьбе за все, что дорого нашему человеку, возможно только одно из двух — смерть или победа.

Отсюда тот органически глубокий патриотизм, с которым деревня вступила в войну и который растет и крепнет с каждым днем войны, ставшей общенародным делом. Окажись ныне Некрасов на берегах воспетой им реки, побывай в приволжских селах, он не нашел бы здесь удручавшей его «вековой тишины». Деревня наша живет активной общественной жизнью. Радио и газета, проникшие в бывшее захолустье, поставили деревенского жителя в смысле осведомленности о событиях в равноправное положение с горожанином. Деревня откликается на эти события, и в этих откликах она стремится не отстать от города. На предприятиях Куйбышева, например, собирали теплые вещи бойцам; то же одновременно делали в Хорошенке. Коллектив станкостроительного завода объявил сбор средств на постройку танковой колонны; в Хорошенке также стали собирать деньги на танки. Так было и с подпиской на денежно-вещевую лотерею, хотя между, скажем, коллективом станкозавода и жителями села Хорошенка нет официального договора на социалистическое соревнование. Фактически же колхоз соревнуется с заводом, а колхозники и колхозницы ревниво следят за рабочими и работницами: что там они еще замыслили, как бы нам не отстать от городских товарищей по части помощи фронту…

Стахановская работа в поле, на животноводческой ферме, на току стала обычной, будничной. В селе Хорошенка десятки людей в уборочную пору работали, как герои, но никому из них не приходит в голову считать себя героями. Люди совершают патриотические дела без фраз и жестов.

Петру Цыкину пошел 82-й год. За свою долгую и трудную жизнь он давно уже заслужил право на отдых. Но старик говорит, что военное время желает провести не по-стариковски, лежа в теплом углу, а как гражданин, стоя на ногах. В сенокос он метал стога, жатву провел в поле, осенью был на молотьбе, зимой выполняет обязанности ночного сторожа в колхозе. Несколько раз за ночь обходит старик общественные постройки. На улице декабрь, тридцатиградусный мороз, снежные сугробы. Быть на посту в такую пору для старика — это, конечно, подвижничество.

Правление колхоза решило шить полушубки в фонд Красной Армии. Вспомнили, что Виктор Зданович, работающий в колхозе конюхом, владеет иглой. Председатель колхоза сказал ему: «Будешь портным для фронта, получай овчины». Виктор Зданович днем продолжает работать конюхом, а ночами сидит за шитьем.

Шесть сельских коммунистов выполняют ныне в большом селе ту руководящую, организаторскую и культурную работу, которую до войны вели пятнадцать партийцев. Успехи колхозов предопределены авангардной ролью коммунистов. Нет ни одного дела, ни одного общественного мероприятия, которое не возглавляли бы секретарь партийной организации Павел Паничкин (он же председатель правления колхоза), коммунистка Мария Шкулева (она занимает пост председателя сельсовета), тот же Петр Цыкин. Колхозники и колхозницы уважают своих руководителей за то, что они всегда, в любом деле, вместе с ними.

Мы были в селе в те дни, когда радио известило о победах советского оружия на подступах к Москве. Не хватает слов, чтобы рассказать о чувствах, которые вызвали в народе эти известия. Глубокая вера советских крестьян в силы своей Красной Армии, в силы своего государства получила в эти дни могучее подтверждение. Эта вера, впрочем, не оставляла деревенских людей даже в тяжелые моменты войны. Петр Цыкин рассказывает:

— Враг взял Смоленск, Вязьму взял, Можайск захватил, подходил к самой Москве, а все-таки мы думали и говорили: не бывать Москве под фашистами, не одолеть им нашей народной власти! Так и выходит на деле. Пусть красноармейцы не щадят врага, а мы их из тылу поддержим своим плечом. За землю, за власть свою заодно выступаем мы все: и человек с ружьем и люди с серпом и молотом!..

И старик снова вспоминает ленинские слова, запавшие в его сознание.

И. РЯБОВ

«Правда», 6 января 1942 года.

Хлеб Сибири

На полях Омской области полным ходом идет уборка военного урожая. С утра до поздней ночи люди трудятся, не покладая рук. Каждый помнит сейчас об одном: надо собрать выращенный урожай до единого зерна, дать стране и фронту как можно больше хлеба.

Первенство в соревновании завоевал комбайнер Усть-Заостровской МТС тов. Раб. Его агрегат работает круглые сутки, останавливается только для технического осмотра и заправки. Ежедневно тов. Раб убирает хлеба с 50―60 гектаров.

Успешно идет работа на простых жатках. Колхозники артели имени Ворошилова тт. Петраков и Сидоров трудятся так, что за день приходится до 13 убранных гектаров на лобогрейку. Прежде считали, что 5 гектаров тут — норма непосильная. Теперь выработка в 9―10 гектаров на лобогрейку стала обычной.

Трудовым энтузиазмом, желанием помочь Родине и фронту охвачены все, от мала до велика. 75-летний старик Шведов в колхозе «Новая жизнь» косит хлеб вручную и выполняет по три нормы ежедневно. Сотни мужчин и женщин выкашивают ручной косой по полтора-два гектара в день.

Основная сила на уборке — женщины. Колхозница артели «Верный путь» Мария Серебрякова на ручном жнитве хлеба в три с лишним раза перекрывает норму. Тов. Никитина из колхоза «Вперед» прежде никогда не работала на лобогрейке, а нынче села на машину и дает по две нормы в день. Стахановка Никитина полностью использует свой рабочий день. В перерыв, когда лошади отдыхают, она переключается на вязку снопов и успевает связывать до 500 снопов в день.

Так по-военному работают люди на полях.

М. КУДИНОВ, секретарь Омского обкома ВКП(б).

★

Никогда еще так дружно, слаженно не трудились колхозники артели «Третий год пятилетки», Новосибирской области, как этой осенью. Колхоз уже завершил косовицу хлебов, выполнил план обязательных поставок, а также задание по сдаче зерна в фонд Красной Армии. Приступили к засыпке семян для сева будущего года.

На току гудит молотилка. Работа здесь идет круглые сутки. Простыми машинами и вручную скошена большая часть урожая. Весь этот хлеб надо обмолотить.

Молотилка стоит под крышей тока. Здесь сложены сухие снопы. Ни дождь, ни осенний холодный ветер не мешают молотьбе на току. Недавно молотильная бригада колхоза добилась большого успеха: за одни сутки намолотила 32 тонны зерна, намного перекрыв обычную норму. Через несколько дней — новый успех: на этот раз за сутки было намолочено около 45 тонн.

Об успехах молотильной бригады тов. Тибенькова узнал весь район. В соседнем колхозе «Заветы Ленина» тоже решили организовать обмолот урожая по-военному, круглосуточно. За первые же сутки бригада этого колхоза на молотилке «МК-1100» дала 56 тонн 250 килограммов зерна при норме в 20 тонн; сэкономлено 167 килограммов горючего.

«Правда», 10, 29 сентября 1942 года.

Дуня Бессмертная

Выплакала старая Лукия свои слезы, и глаза ее стали сухими, а сердце, истерзанное страданиями, окаменело. Велико горе Лукии. Нет любви сильнее и нет слез горше, чем слезы матери.

Была у Лукии дочка — единственная, ненаглядная Дуня. В родном селе — Большой Дымерке, в доме просторном и светлом вырастала она, веселая, добрая, работящая, собой — как цветочек весенний.

Лучшей звеньевой считалась Дуня Бессмертная в своем колхозе. Первой на Киевщине собрала четыреста центнеров картофеля с гектара.

— Мало! Можно собрать больше, — говорила она. И настойчиво искала тайны повышения урожайности. Дома, на своем огороде, Дуня производила опыты: осенью вспахивала землю, унавоживала ее, ранней весной окуривала молодые кустики картофеля дымом, предохраняя от заморозков. И добилась того, что каждый куст на опытном участке дал ей по два килограмма картофеля.

Вечерами, когда засыпала маленькая дочка Анюта, Дуня садилась за вычисления: «В гектаре десять тысяч квадратных метров, — считала она. — На каждом метре я посажу четыре куста. Каждый куст даст больше полутора килограммов. Значит, с одного гектара можно собрать 650 центнеров». И Дуня взяла перед колхозниками смелое обязательство.

В 1939 году она собрала 650 центнеров картофеля с гектара. И слава о молодой стахановке облетела всю Киевщину. Гордились Дуней и мать и муж Иван Гришко. Получала Дуня письма со всей Украины. К ней приезжали колхозники разных сел за советом.

А потом в жизнь Дуни Бессмертной вошло такое, о чем нельзя говорить без волнения: Москва, правительственная награда, вступление в партию.

Вспыхнула война. Вместе с колхозниками села Большая Дымерка пошел на фронт и муж Дуни — Иван Гришко.

…Уйти из села Дуня не успела. На рассвете в Большую Дымерку вошли гитлеровцы. Не видеть их, проклятых, не слышать их языка, не работать на них! Дуня пряталась в подвале, в соломе, на чердаке. Не выдавали ее люди, молчали, перепрятывали.

Прошло восемь месяцев. Однажды партизаны, действовавшие в Броварском районе, взорвали путь и железнодорожный мост возле станции Бровары, недалеко от Большой Дымерки. Явились в село гитлеровцы, арестовали семерых активистов.

Восьмой была Дуня.

Нашелся предатель, выдал ее в руки фашистов.

Схватили Дуню на чердаке. Старая Лукия вынесла из хаты маленькую Анюту; Дуня взяла дочку на руки и так пошла с ребенком.

Узнали колхозники об аресте односельчан. Заволновались. Побежала Лукия в гестапо — увидеть дочку, снести ей кусок хлеба: не успела утром покормить на чердаке.

Солдат остановил старую мать прикладом:

— Туда нельзя, иди домой…

Мать вернулась домой. Два или три часа прошло, она не помнит. Прибежала бледная, заплаканная соседка и заголосила:

— Не жди, мать, дочку. Повесили нашу Дуню душегубы!

Как стояла, так и упала Лукия на пороге.

…А было так: согнали гитлеровцы народ на площадь около сельсовета. Пришли люди, увидели восемь виселиц. Кто-то крикнул, кто-то кинулся бежать. Но полицаи окружили площадь, и никто не мог вырваться из этого смертного круга.

Подъехала грузовая машина с арестованными. Вышли они из машины, направились к виселице. От машины до виселицы — десять шагов. Последние десять шагов жизни, света, солнца, свидания с близкими и родными.

Спокойная, гордая, с ребенком на руках шла Дуня к месту казни. Ее глаза смотрели вперед — на людей, на ясное небо, на родное село.

Около виселицы стоял палач, небрежно играя веревкой. Дуня подошла к виселице, оглянулась, поклонилась на все четыре стороны:

— Прощай, родная Украина, прощай, белый свет!

А взойдя на помост, обратилась к людям:

— Прощайте, люди добрые! Ждите — еще придет правда!

Палач стал вязать Дуне руки. Маленькая Анютка заплакала. Он вырвал ее из рук матери и бросил в толпу. И люди рыдали, выкрикивали проклятья…

Палач начал свое дело. На Дунину шею он накинул петлю…

Оборвалась веревка, Дуня упала на помост, а встав, еще раз сказала слова, которые не забудет Украина:

— Придет правда!

До вечера качались повешенные на площади. До вечера пламенела на виселице Дунина красная кофточка.

★

Больше двух лет минуло с того дня. Не умерла в селе Дуня Бессмертная.

Есть в Большой Дымерке девушка Паша Ярмоленко, ее имя связывают теперь колхозники с именем Дуни.

Много горя узнала Паша от фашистов и так же ненавидит их, как ненавидела Дуня. Гитлеровцы увезли ее в рабство в Германию. Там не раз девушка призывала к себе смерть — такой тяжелой и горькой была жизнь. Подруги научили ее пить крепко заваренный табак, чтобы захворать. Надорвала Паша себе здоровье, и ее, как ненужную, отправили обратно.

Веселой хохотуньей, жизнерадостной была Паша. А из фашистской неволи другим человеком вернулась. Больной приехала девушка в Большую Дымерку. Но говорят, что дома и стены лечат. Выздоровела Паша.

К этому времени Красная Армия погнала врага на запад. Правду говорила Дуня — пришла воля и правда!

Догорали еще колхозные дома, подожженные фашистами, а женщины уже выбегали на улицу, встречали красноармейцев и плакали на их запыленных плечах.

Почти все село сожгли гитлеровцы, колхозный скот забрали, все разграбили. Но нужно было сеять, ждала освобожденная земля хозяйских рук — и колхозники начали готовиться к весне.

Пашу Ярмоленко поставили звеньевой выращивать картофель на том участке, где работала Дуня. Подобрала себе Паша лучших девушек. Они присвоили звену имя Дуни Бессмертной. Так с весны 1944 года и возникло в Большой Дымерке это знаменитое звено.

Девушки дали слово — собрать 625 центнеров картофеля с гектара.

Взялись за работу, отобрали семенной картофель, вывозили на поле перегной, удобрения. Свой участок в 4,5 гектара очистили от бурьянов, ранней весной окуривали кустики дымом. Все делали так, как учила колхозников Дуня. Много сил приложили девушки, много труда. Вырос картофель на диво. Собрало звено небывалый еще на Киевщине урожай — 769 центнеров картофеля с гектара.

И теперь ходит по Украине слава о звене, освященном памятью Дуни. Живет во всем Дуня Бессмертная — в восстановлении освобожденного села, в богатом урожае хлеба, в песнях девушек, работающих на колхозных полях. Светлая память ходит о ней по Украине. Не зарастает тропинка к ее могиле на краю деревни. Живет Дуня Бессмертная в сердцах и делах людей и будет жить вечно!

Л. КОМПАНИЕЦ

«Правда», 27 ноября 1944 года.

Наказ народов

Всю силу гнева — на врага

Из письма казахского народа фронтовикам-казахам

Сыновья Казахстана! Наши дети, мужья и братья!

Пусть каждый из вас прочтет это письмо с тем чувством, с каким читает он письмо из родного дома. Пусть каждый прочтет его не только глазами, но и сердцем, потому что его писал весь наш народ, который сотни лет шел к своему счастью тяжелой дорогой страдания.

Читайте его, сыновья Казахстана, всюду, куда бы ни привела вас суровая военная судьба.

На берегу Ледовитого океана, на Рыбачьем полуострове, в гранитных скалах Карелии, среди Кавказских гор, на берегах Черного моря, в лесах Смоленщины, в снежных украинских степях — всюду, где вы, не щадя жизни, сражаетесь за Родину, пусть для вас напоминанием о родном Казахстане прозвучат слова этого письма.

Казахи! Не давайте врагу опомниться, беспощадно истребляйте гитлеровцев! Бейте их, милые сыны, бейте до последнего дыхания, до последней капли крови, до тех пор, пока двигаться в силах рука, не подрублены ноги пока. Лучше смерть, чем позор поражения.

Опасность и горе могут преодолеть только сильные.

Спокойствие и радость принести могут тоже только сильные. Эта сила есть в вас, она есть в нашей армии.

Сыновья Казахстана! Радостные вести приходят к нам с фронта: в горах Кавказа, на берегах Волги, в степях Дона, под Ленинградом нанесла Красная Армия тяжелые удары врагу.

Казахи-фронтовики! Ваш порыв, ваше наступление взволновало родной Казахстан. Народ встрепенулся от радостного сознания, что послал на фронт доблестных сыновей.

Мы знаем, что это не последняя схватка. Враг еще пытается подняться на подбитые ноги и снова броситься вперед. Для того, чтобы он не мог больше встать, тысячу страшных ударов должны мы нанести ему. Будьте же молнией, разящей и испепеляющей врага. Обрушьте на него всю силу народной ярости, разбейте его! Таков наказ Родины.

Вы наступаете на фронте. Мы отвечаем на это самоотверженным трудом в тылу.

«Правда», 6 февраля 1943 года.

Сметая все преграды

Из письма бойцам-армянам от армянского народа

Весь армянский народ шлет вам с этим письмом сердечный, пламенный привет. Вот уже двадцать месяцев как вы, плечом к плечу с сыновьями братских народов, выполняя свой священный долг перед Родиной, боретесь против немецко-фашистских кровопийц, грудью защищаете Советскую Отчизну, ее свободу и независимость, жизнь ваших отцов, матерей и детей, честь ваших жен и сестер.

Родные сыны наши!

Все это время, как в радостные дни побед, так и в тяжкие дни неудач, наши сердца, наши думы всегда были с вами. Каждая весточка о ваших подвигах наполняет наши сердца восторгом, воодушевляет на неутомимую, самоотверженную работу. Неустанным трудом на заводах, в колхозах, совхозах и научных лабораториях мы помогаем фронту приблизить час победы нашего правого дела.

Призываем вас умножить вашими подвигами и героизмом славу могучего советского оружия.

Не забывайте никогда, что враг еще силен, что для того, чтобы окончательно разгромить его, от вас требуются несокрушимая стойкость, стальная дисциплина, непоколебимая воля двигаться вперед, сметая все преграды. Ни за что не уступайте взятую в наши руки, в руки Красной Армии, наступательную инициативу, жмите и отбрасывайте врага на запад. Только продвигаясь на запад, вы ускорите свое победное возвращение в родной дом.

Во имя Родины, во имя счастливой жизни презирайте смерть, помните слова славного сына нашего народа Микаела Налбандяна:

Тверда наша вера в победу! Недалек тот день, когда советская земля очистится от немецко-фашистских оккупантов, и снова будут вольно дышать наши исстрадавшиеся братья и сестры, снова расцветут и возродятся наши города и села, на наших полях вновь раздастся песня мирного труда и строительства. В это верит вся Советская страна, весь советский народ. Залогом этому — растущая с каждым днем сила ударов Красной Армии. Залогом этому — нерушимая дружба народов Советского Союза, их безграничная преданность своей Родине, своей родной партии большевиков.

«Правда», 27 февраля 1943 года.

Верим в ваше мужество

Из письма бойцам-таджикам от таджикского народа

В дни, когда героическая Красная Армия наносит сокрушительные удары ненавистному врагу, таджикский народ приветствует вас — участников славных боев за свободу и независимость социалистической Родины.

Когда мы говорим о Родине, перед нашими глазами встают не только полная изобилия долина Вахша, не только абрикосовые и яблоневые сады Ленинабада, не только ушедшие своими вершинами в небо снежные горы Памира: Родина — это зеленые леса и полноводные реки России, плодородные поля Украины, живописные берега Черноморья, овеянные дымкой сказок горы Кавказа и колыбель революции — великий город Ленина.

В центре нашей могучей Родины мы видим ее кипучее сердце — величественную Москву, на кремлевских башнях которой маяками счастья всех народов горят рубиновые звезды. Здесь, под старинными сводами Кремля, жил и творил великий Ленин.

Мы требуем от вас, чтобы вы в совершенстве освоили современную военную технику и достигли высокого мастерства во владении своим оружием, которое неустанно и самоотверженно изготовляет для вас советский народ.

Мы крепко верим в вашу доблесть и мужество. Вы не допустите, чтобы священную почву нашей Родины продолжала топтать нога гнусного захватчика. Вы не потерпите, чтобы дикие фашистские звери воспользовались благами нашей земли. Вы не дадите подлым насильникам продолжать свои издевательства над советскими людьми во временно оккупированных районах страны!

«Правда», 20 марта 1943 года.

Во имя чести и свободы

Из письма туркменского народа фронтовикам-туркменам

Доблестные кизил-аскеры! Горячо приветствуем вас и желаем боевых успехов в борьбе против немецко-фашистских захватчиков.

Советский народ и его Красная Армия с честью выдержали суровые испытания военного времени. В тяжелых боях за Родину еще более укрепилась дружба народов СССР, удесятерилась их ненависть к врагу, закалилась воля к победе.

В ожесточенных схватках с гитлеровскими войсками советские воины показали себя достойными потомками своих великих предков, богатырями, презирающими смерть во имя освобождения нашего Отечества от ненавистного врага. Доблестная Красная Армия за зимнюю кампанию нанесла тяжелые поражения немецко-фашистским захватчикам. Над десятками городов и тысячами населенных пунктов вновь развевается красное знамя.

Однако это не значит, что враг уже побежден. Фашистские варвары, трепещущие перед угрозой суровой расплаты за свои неслыханные злодеяния, сопротивляются упорно, с ожесточением. Раненый зверь способен к опасным прыжкам. Фашистские разбойники еще могут пойти на новые авантюры.

С каждым днем умножайте, доблестные кизил-аскеры, свои боевые подвиги, свою боевую славу! Еще больше совершенствуйте свое воинское мастерство, крепите стальную воинскую дисциплину и организованность, беспрекословно и точно выполняйте приказы своих командиров!

Помните: вас с нетерпением ждут ваши братья — украинцы, белорусы, латыши, эстонцы, литовцы, молдаване, карелы, находящиеся еще в фашистском плену.

Не давайте врагу ни одного дня, ни одного часа передышки! Ломайте его узлы сопротивления, беспощадно уничтожайте его живую силу и боевую технику на земле и под землей, в воздухе, на воде и под водой. Разгадывайте, предупреждайте и срывайте все замыслы фашистов!

А мы даем вам крепкое, нерушимое слово работать еще лучше, чем до сих пор, еще больше заботиться о ваших семьях и о вас — доблестных защитниках Родины.

«Правда», 16 апреля 1943 года,

Вперед, сыны наши!

Из письма азербайджанского народа бойцам-азербайджанцам

Мы — ваши седовласые отцы, познавшие жизнь, ваши матери, вскормившие вас своей грудью, ваши жены, невесты, дети, братья, сестры и близкие друзья — шлем свои сердечные пожелания, крепко жмем ваши руки, обнимаем и целуем вас!

Мы просим передать горячий привет братьям и сестрам из великой Русской земли, Украины и Белоруссии, всем советским людям, освобожденным от фашистского ига и вновь зажигающим свои потухшие очаги.

Мы просим передать наше всенародное благословение всей родной Красной Армии, нанесшей за зиму тяжелые военные поражения вражеским войскам и освободившей десятки советских городов, тысячи сел от фашистских поработителей.

Мы пишем вам это письмо в напряженное и трудное время, в решающие дни нашей освободительной Отечественной войны. История возложила на нас священный долг — защиты Советской Родины, вам вручены свобода и независимость Отечества, жизнь и судьба миллионов людей!

Мы гордимся тем, что в героической летописи Красной Армии есть и страницы, вписанные кровью сынов Азербайджана. В дни Отечественной войны груди многих азербайджанских бойцов и командиров украшены орденами и медалями Советского Союза.

Дорогие! Партия требует от нас не забывать того, что впереди предстоит суровая борьба против коварного и жестокого врага. Бешено огрызается лукавый, кровожадный, все еще сильный враг. Вот почему мы не должны успокаиваться ни на минуту. Миг зазнайства и самоуспокоенности может погубить большие победы, завоеванные кровью. Недаром сказал наш народ, что — «осмотрительность украшает джигита». Партия еще раз напоминает нам слова великого Ленина: «Первое дело — не увлекаться победой и не кичиться, второе дело — закрепить за собой победу, третье — добить противникам». Пусть эти гениальные слова, рожденные опытом многих войн в истории человечества, реют над вами, как знамя.

Пока не отнимешь у врага последнего дыхания — вперед!

Не давайте возможности фашистским злодеям сжигать наши прекрасные города и села, разрушать золотые памятники древней культуры великого русского народа — старшего нашего брата, чей разум глубок, как море, чей меч огнем сверкает в бою! Не давайте врагу пощады!

Вперед, сыны наши!

«Правда», 21 апреля 1943 года.

Почин Ферапонта Головатого

15 декабря в Саратовский обком ВКП(б) приехал колхозник Ново-Покровского района Ферапонт Петрович Головатый и заявил секретарю обкома тов. Комарову, что он доставил в Саратов 100 000 рублей. Это личные сбережения тов. Головатого, которые он передает на строительство самолета в подарок Сталинградскому фронту.

В беседе с корреспондентом «Правды» тов. Головатый сказал: «Я решил отдать на строительство самолета все свои сбережения. Советская власть сделала меня — бывшего батрака — зажиточным колхозником. Сейчас, в грозные дни войны, каждый из нас, не жалея средств и жизни, должен оказать помощь своей Родине, Красной Армии. Я заведую колхозной пасекой. Получил за свой труд дополнительно три центнера меда. Кроме того, получил достаточно хлеба и имею немало мяса».

Ферапонту Головатому 53 года. Он участник первой империалистической и гражданской войн, защитник Царицына.

15 декабря Ферапонт Головатый внес в саратовскую областную контору Госбанка сто тысяч рублей.

«Правда», 18 декабря 1942 года.

Письмо летчика Еремина

Гвардии майор Борис Еремин — земляк колхозника Ферапонта Головатого, по почину которого начался сбор средств на постройку эскадрилий боевых самолетов. Самолет, построенный на средства тов. Головатого, был вручен летчику, и вскоре он написал письмо колхознику:

«Уважаемый Ферапонт Петрович! Почти два с половиной месяца прошло с тех пор, как я получил ваш самолет. Я сделал на нем уже до двадцати боевых вылетов. Пусть Вас не смущает то обстоятельство, что во время этих вылетов я не сбил ни одного фашистского стервятника. Передо мной и не стояла задача вести бой: я вел разведку. Но когда этого потребовали обстоятельства — самолет „Ферапонт Головатый“ не уступил дороги вражеским истребителям. Обнаружив два десятка фашистских транспортников, мы с капитаном Евтиховым вступили в бой с сопровождающими их „мессерами“. Капитан Евтихов смелой атакой сбил один вражеский истребитель.

Воздушная разведка, Ферапонт Петрович, — это очень трудная, чрезвычайно важная и почетная работа для нас, летчиков. Много ценных сведений о противнике принес я на вашем самолете. Я разыскивал танковые колонны врага, находил его аэродромы, засекал огневые позиции, обнаруживал переброски войск, и после каждого такого вылета следовал точный и мощный удар по врагу.

С тех пор, как я получил ваш самолет, Ферапонт Петрович, у нас выросло замечательное поколение молодежи. Вот, например, лейтенант Самуйлин. Под Сталинградом началась его боевая работа. От сержанта он вырос до лейтенанта, от пилота — до командира звена. На его счету — два лично сбитых самолета и шесть в паре. Или вот лейтенант Глазов. Он сбил лично тринадцать самолетов и шесть в паре. На его груди — орден Ленина. Лейтенант Ячменев в один из первых своих вылетов под Сталинградом вступил в бой с фашистским асом и сбил его.

Смею Вас заверить, Ферапонт Петрович, что мы били врага и бить будем беспощадно».

«Правда», 18 марта 1943 года.

Забота о бойцах

Сбор теплых вещей для Красной Армии превратился в подлинно народное движение. Трудящиеся Пензенской области отправили много подарков фронтовикам. Только из одного Южного района г. Пензы послано 23 тысячи теплых вещей. Колхозницы Сумароковского сельсовета, Мокшанского района, в течение двух дней сдали в подарок бойцам 51 пару валенок, 62 овчины, 3 полушубка, 64 килограмма шерсти.

Колхозник сельхозартели «1 Мая», Даниловского района, тов. Иванов заявил:

— Мои три сына на фронте.Дал я им наказ: не давать врагам спуска. Пусть мои теплые вещи носит любой боец. Он для меня такой же родной, как сыновья.

Во многих селах колхозники создали мастерские по обработке овчин, валяных сапог и пошивке полушубков.

Хорошее предложение внесли сестры Беловы, девушки Ивакина, Аксенова, Борисоглебская, Казакова из Лунинского района. Они обратились через печать ко всем девушкам области с предложением использовать посиделки для изготовления теплых вещей в помощь Красной Армии. Каждый вечер девушки этого района, собираясь на посиделки, вяжут носки и варежки, прядут шерсть для защитников Родины.

Обращение девушек встретило живой отклик в селах и городах Пензенской области. Так, девушки села Ряжный, Сердобского района, собираются по вечерам у заведующей молочно-товарной фермой Е. М. Гришакиной, где прядут шерсть, вяжут варежки. 70 колхозниц каждый вечер собираются в помещении Крюковского сельского совета Чембарского района и заботливо изготовляют теплые вещи.

По области сдано в подарок бойцам Действующей армии 32 тысячи пар валенок, 7 тысяч полушубков, 4 тысячи меховых жилетов, 24 тысячи меховых рукавиц, 76 тысяч пар шерстяных варежек, 60 тысяч пар шерстяных носков и чулок, 10 тысяч шапок-ушанок, 45 тысяч овчин, 12 тысяч шерстяных портянок и многое другое.

Ф. ГОРЯЧЕВ, секретарь Пензенского обкома ВКП(б).

«Правда», 8 января 1942 года.

Родным

По дорогам, ведущим на фронт, движутся вереницы автомашин и колхозных подвод с подарками для бойцов. В аккуратно упакованные посылки вложены короткие письма трудящихся красноармейцам и командирам. Сердечной теплотой, большой любовью народа к своей армии дышит каждая строка этих писем. По обратным адресам на конвертах можно проследить, какой путь совершили посылки с подарками для фронтовиков. В станицах и хуторах Дона, в солнечной Грузии, в Армении заботливые руки советских патриотов шили теплые вещи, вязали перчатки и шерстяные шарфы, отбирали лучшие фрукты, пекли печенье, набивали табаком папиросные гильзы.

«Дорогой мой сын Красной Армии! Прими скромный подарок и материнский привет», — пишет незнакомому бойцу 70-летняя колхозница артели «Волна революции», Кабардино-Балкарской АССР, Марина Моисеевна Дроздова.

«Пусть бодрость, здоровье и воинская доблесть сопутствуют вам в боевой жизни. Не оставляйте на нашей родной земле ни одного немецкого оккупанта», — пишут бойцам сотрудники грозненского универмага.

В полотняном мешочке с вкусными калеными орехами — записка от матери двух красноармейцев Марфы Селюшиной из села Успенка, Краснодарского края. «Все вы мои сыночки, — обращается она к бойцам, — и я хочу поздравить вас с Новым годом и угостить орешками. Кушайте на здоровье! Желаю вам с победой возвратиться домой. Ваша мать Марфа Яковлевна».

Все лучшее, что только можно было приготовить, купить, испечь, направили трудящиеся фронтовикам в посылках. Почти в каждой из них — теплые вещи, белье, носовые платки, вышитые девичьими руками. Колхозники многих районов снарядили и отправили на фронт целые обозы с подарками. Так, из Азовского района в подразделения Действующей армии посланы подарки колхозников: 1500 штук битой птицы, 1300 килограммов мяса и сала, несколько центнеров рыбы, несколько тысяч штук яиц, сливочное масло, табак, папиросы, много белья и теплых вещей. Такие же обозы снарядили колхозники Мартыновского, Кагальницкого и других районов Дона.

В записках и письмах, вложенных в посылки, рабочие, колхозники, домохозяйки, школьники приветствуют бойцов, делятся новостями. Нефтяники треста «Нефтечала» сообщают, что они досрочно закончили выполнение годового плана и заверяют, что дадут самолетам, танкам и автомашинам столько горючего, сколько потребуется для разгрома врага.

Тысячи писем — и в каждом немеркнущая любовь к армии советского народа.

А. КРИВИЦКИЙ

«Правда», 3 января 1942 года.

Дороже золота

«30 декабря 1942 года во время боев на реке Чир к нам в заснеженные окопы принесли посылки. Мне достался портсигар. Школьник Володя Колокольцев писал: „Дорогой дядя солдат, мой папа погиб на границе в 1941 году. Я посылаю вам его любимый портсигар…“

Помнится, в тот же день газета „Правда“ сообщала о том, что колхозники Вологодской области внесли из личных сбережений 50 миллионов рублей на строительство танковой колонны.

Прошу вас рассказать о народной помощи фронту в годы минувшей войны, о том, как создавался Фонд обороны».

В. РОДИОНОВ, колхозник

Саратовская область.

Трудно определить первый спелый колос на созревающей ниве и нельзя сказать, кто, желая помочь Красной Армии, первым сдал государству свои трудовые сбережения. Деньги, драгоценные металлы, ювелирные изделия начали поступать в отделения Госбанка с первых часов войны.

«Невозможно перечислить и тысячной доли тех писем, — писала „Правда“ в июле 1941 года, — которые поступают со всех концов страны в редакции газет и финансовые органы с предложением создать Фонд обороны». Единый порыв чувств соединил людей разных профессий, из самых разных уголков нашей страны. В числе первых в Шубацком сельсовете Череповецкого района пенсионер А. Горячев внес 1000 рублей своих сбережений для скорейшего разгрома фашистов. Комсомолец В. Александров с Дальнего Востока перечислил 127 рублей, писатель Михаил Шолохов — Государственную премию, домохозяйка — И. Сергеева — 75 рублей… Позднее стали широко известны имена Ферапонта Головатого, Ивана Болотина, Сулейманова Амира Кара-оглы, Букенбаева Оразбая, внесших в Фонд обороны крупные суммы денег.

В Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР хранятся на полках папки сводных ведомостей поступления ценностей в Фонд обороны.

Банковские документы предельно лаконичны и деловиты. Все килограммы драгоценных металлов, драгоценные камни расписаны по графам: бытовые изделия, золотой утиль, отходы разборки, бриллианты, камни разные, украшения — золотые кольца, кулоны… Сколько же кулонов, обручальных колец, ожерелий, серег — подарков мужей и женихов — сняли с себя женщины, чтобы составились эти сотни и тысячи килограммов?

— На обручальное кольцо, — сказал мне директор ювелирного магазина «Малахитовая шкатулка», — обычно расходуется 1,5―5 граммов золота, на кулон — 7―10 граммов серебра или золота.

— На одно золотое кольцо, — разъяснили в Министерстве внешней торговли, — можно было купить в 1941 году примерно 30―50 килограммов свинца.

— Никогда не забуду митинг на нашей ткацкой фабрике, — вспоминает ткачиха Мария Федоровна Муравлева. — Секретарь партийной организации проинформировал нас о положении на фронте. Фашисты подступали к Москве. Мы, женщины, делали все, что могли, для помощи Красной Армии. Освоили мужские профессии, работали по 12―14 часов. Фабрика начала выпускать бинты и парашюты. Вечером стирали белье в госпиталях. Вносили деньги, облигации, участвовали в субботниках.

Но запомнился именно этот митинг: как к президиуму подошла молодая ткачиха и положила на стол свое обручальное золотое кольцо. Стало тихо… На следующий день многие женщины принесли кольца, брошки, сережки, цепочки. Это было особое золото. Это были наши слезы, наше горе, наша ненависть к фашистам…

Из рода в род, из века в век, как фамильные реликвии от бабушки к внучке передаются в республиках Средней Азии и Закавказья изделия из позолоченного серебра. Они украшают невесту на свадебном торжестве, джигитов в состязаниях, женщин в дни народных празднеств. Когда настало время тяжелых испытаний для нашей Родины только женщины Туркмении передали в Фонд обороны 7000 килограммов серебра. Кто сможет восстановить, какие чувства, семейные события и воспоминания хранятся за этими килограммами?!

— Нет, сдавали не только украшения, — рассказывает начальник Государственного хранилища Министерства финансов Николай Яковлевич Баулин. — Посмотрите, в ведомости числятся 32 золотых и почти полтысячи серебряных портсигаров, столовые ложки, монеты царской чеканки, советские золотые червонцы, иконы, венчики миниатюр, серебряный самовар…

Мы, специалисты, привыкли смотреть на ценности с точки зрения их важности и полезности для пополнения государственных золотых запасов. Но невозможно забыть тех записок, которые сопровождали поступавшие ценности. Это были мысли и слова, которые нельзя придумать, нельзя повторить. Мы могли определить пробу золота и его вес в унциях, количество бриллиантов в каратах, но не было меры, которая выразила бы чувства, сопровождавшие взносы в фонд помощи Красной Армии. И именно эти чувства составляли самый главный золотой фонд страны.

Чем, какой мерой можно измерить, например, цену двух пар варежек и серебряной чайной ложки, которые принесла в партком для Фонда обороны мать шестерых детей? Кто осмелится назвать цену куску мыла, кисету и 60 граммам сахара, которые сдала в фонд Красной Армии 21 ноября 1941 года ленинградская пенсионерка И. В. Зеленберг, получавшая в то время по карточке 125 граммов хлеба в сутки.

Пенсионер Воеводин сдал в Фонд обороны бинокль и саблю, конструкторы Б. М. Богданов и Г. С. Чиркизов — Государственную премию, старушка из Ярославля — двухгодовалого бычка, кузнец Волков — вознаграждение за рационализаторское предложение. Жители оккупированной Орловщины собрали и передали через партизан 60 тысяч рублей.

В 1944 году Нина Антоновна Полевая зашла в отделение Госбанка и на обычном приходном ордере написала: «3200 рублей Красной Армии». Графа «за что» — осталась незаполненной. За что платила эти деньги Нина Антоновна? Что побудило ее, как и миллионы других, к этому поступку? Разве можно рассказать об этом в графе приходного ордера.

…Практическую роль в финансировании военной промышленности Фонд обороны начал играть уже в первые месяцы 1942 года. Это стало возможным благодаря целому ряду организационных мероприятий партии.

22 июля 1941 года, поддержав народную инициативу создания Фонда обороны, «Правда» объявила, что желающие могут вносить сбережения в любое отделение Госбанка на счет союзного бюджета по 40-му разделу.

Начался коллективный сбор средств на строительство танковых колонн, авиаэскадрилий и кораблей.

На разных фронтах сражались созданные на личные сбережения трудящихся танковые колонны «Колхозник Казахстана», «Азербайджанский колхозник», «Колхозник Таджикистана»… авиационные эскадрильи имени 25-летия Башкирской АССР, «Валерий Чкалов» (Горьковская обл.), «Советский Татарстан», «Советское Приморье»… дивизион бронепоездов имени Героя Советского Союза М. Гаджиева (Дагестан), бригада торпедных катеров, построенная на средства трудящихся Одессы…

По всей стране шел сбор теплых вещей для фронта. К осени 1941 года советские люди отдали фронту 1 175 тысяч пар валенок, 1 333 тысячи шапок-ушанок, много тысяч полушубков, другие предметы одежды.

Принимались меры к упорядочению отправки и распределения поступающих на фронт посылок. Москвичи, например, за год послали красноармейцам более миллиона пачек папирос, десятки тонн колбасных изделий, печенья, сладостей. Трудящиеся Узбекистана в 1942 году ко Дню Красной Армии направили фронту 18 вагонов сухофруктов, 12 вагонов мясных изделий… 125 вагонов с посылками ушли на фронт из Казахстана.

«Подарки Красной Армии, — писал в 1942 году М. И. Калинин, — это огромное, буквально всенародное выражение любви к своей армии. В истории нигде и никогда не было столь огромного выражения любви народных масс к своим бойцам».

Пополняли Фонд обороны и сами воины.

Уже два года шла война. Бойцам, служившим на Дальнем Востоке, было невмоготу: рапорт за рапортом подавали они на имя командования с просьбой послать их на фронт. Но каждый раз ответ: «Отказать».

И тогда двадцать семь авиаторов — летчики, штурманы, радисты, техники — договорились больше не тратить бумагу на рапорты… Через несколько дней три человека в летной форме поставили перед удивленным кассиром хабаровского отделения Госбанка три чемодана, набитые пачками денег:

— В Фонд обороны! Желаем купить бомбардировщики…

В письме Верховному Главнокомандующему авиаторы просили об одном: послать их на фронт вместе с купленными ими самолетами. В конверт была вложена и квитанция Госбанка на сданные деньги.

Так появилась в Н-ской бомбардировочной дивизии 2-го Украинского фронта эта эскадрилья. Двадцать семь летчиков, штурманов, радистов и техников прибыли воевать на собственных машинах.

С первых дней в Фонд обороны поступала и заграничная валюта. Ее истоком был пролетарский интернационализм, понимание международного значения исхода битвы с фашизмом.

40 тысяч английских железнодорожников в Бредфорде приняли 30 июля 1941 года следующую резолюцию: «Перед лицом непосредственной угрозы Советскому Союзу требуем решительной и всесторонней помощи и солидарности с рабочими Советского Союза против фашистской угрозы…»

На танковую колонну «Монгольский патриот» поступило 50 000 тугриков. 5 555 рублей внес поляк Генрих Мазесович на вооружение польской дивизии имени Костюшко. Из Ирана на строительство танковой колонны поступило 966 398 риалов.

«От одного из русских, посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом» — с такими словами пришел перевод на значительную сумму в Госбанк СССР от проживавшего в США композитора С. В. Рахманинова.

Все эти добровольные взносы не решали, конечно, исхода экономической борьбы Советского Союза с фашизмом, но они символизировали любовь к нашей стране. Возвращаясь к сегодняшнему дню, уместно напомнить, что в наше время 60 миллионов советских людей своими сбережениями помогли создать и пополняют Советский Фонд мира.

…Четыре года шел к Берлину советский солдат, освобождая от фашистской чумы города, восстанавливая срытые гитлеровцами пограничные знаки государств Европы. 1 418 дней и ночей ковали советскому солдату люди тыла меч Победы. В этот океан труда впадала и река Фонда обороны.

Переданные, например, советскими людьми 5 873 143 тысячи рублей позволили выпустить дополнительно 30 522 танка и самоходные артиллерийские установки. Всего же в бюджет государства было передано от населения 16 000 000 000 рублей деньгами, большое количество платины, золота и драгоценных камней, более девяти тонн серебра. Все это покрыло значительную часть расходов Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота СССР за 1941―1945 годы.

Это незабываемый подвиг, принадлежащий миллионам. И когда над спасенной от фашистского рабства Европой взошло солнце долгожданного мира, в его щедрых лучах был не только свет гвардейских знамен славных советских полков, но и отблеск кольца с руки московской ткачихи.

Л. ЕВТУХОВ

«Правда», 21 ноября 1974 года.

Ты не сирота

«Правда», 27 апреля 1942 года.

Наука служит фронту, наука служит тылу

В условиях современной войны роль науки неизмеримо возросла. Советские ученые прекрасно это понимают и делают все, чтобы помочь Красной Армии добиться победы.

За истекший год разрешен ряд важнейших народнохозяйственных проблем. Геологи открыли новые источники стратегического сырья, разведали запасы руд, нефти, угля и редких металлов. Металлурги разработали новые методы производства нужных фронту специальных сплавов. Наши математики, физики, химики, техники плодотворно работали над разрешением сложных задач, выдвинутых войной. Большая группа ученых успешно занималась расширением продовольственной базы страны.

В новом году ученые нашей страны продолжают свои работы по укреплению фронта и тыла, будут разрабатывать проблемы, связанные с восстановлением хозяйства в освобожденных Красной Армией районах. Советские ученые, вступая в новый год, заявляют, что сделают все от них зависящее, чтобы ускорить разгром врага.

Академик В. КОМАРОВ, президент Академии наук СССР.

«Правда», 1 января 1943 года.

★

С первых же дней войны наш институт электросварки Академии наук УССР полностью подчинил свою работу интересам обороны страны.

Еще в Киеве институтом был разработан новый метод скоростной автоматической электросварки под слоем флюса. В первой половине 1941 года двадцать заводов Союза начали осваивать новый метод сварки.

Начавшаяся война прервала работу. Мы стали настойчиво добиваться широкого внедрения нового метода скоростной сварки на других заводах и в особенности в танкостроении.

После двадцатимесячного упорного труда сотрудники института электросварки Академии наук УССР могут с гордостью сказать, что они добились значительных успехов, о чем свидетельствуют десятки сварочных автоматов, работающих сейчас на ряде танковых заводов Урала.

На Урале наш институт многое сделал для упрощения автосварочной аппаратуры. Мы отказались от универсальной аппаратуры и перешли к специализированным аппаратам, приспособленным для сварки массовой, однотипной продукции, какой являются узлы танков. Эти специализированные автоматы настолько просты, что после непродолжительной подготовки ими могут управлять подростки, совершенно незнакомые со сваркой.

Автоматическая сварка значительно ускоряет важный производственный процесс. Приведем два примера. Работая на автомате, колхозная девушка, недавно поступившая на завод, за смену варит столько же бортов танка, сколько 4―5 квалифицированных ручных сварщиков. Стахановец-сварщик, работая вручную по приварке кольца к погону башни танка, за смену может приварить 4 кольца, а ученик-подросток, работая на автомате, приваривает 17 и более колец, и притом без всякого напряжения своих сил.

Советская наука служит обороне Родины. Украинская Академия наук, ее многочисленные институты, научные работники Украины отдают все свои силы во имя победы над фашистскими захватчиками.

Герой Социалистического Труда академик Е. ПАТОН, директор Института электросварки Академии наук УССР.

«Правда», 26 июля 1943 года.

Седьмая симфония

Моя симфония навеяна грозными событиями 1941 года. Коварное и вероломное нападение германского фашизма на нашу Родину сплотило все силы народа для отпора жестокому врагу. Седьмая симфония — это поэма о нашей борьбе, о нашей грядущей победе.

В связи с событиями 1941 года жизнь поставила вопрос о роли работников культуры в эти дни. Война, которую мы ведем с гитлеризмом, — это война самая справедливая. Мы защищаем свободу, честь и независимость Отчизны. Мы боремся за лучшие в истории человеческие идеалы. Мы боремся за свою культуру, за науку, за искусство, за все то, что мы создавали и строили. И советский художник никогда не будет стоять в стороне от той исторической схватки, которая сейчас ведется между разумом и мракобесием, между культурой и варварством, между светом и тьмой.

Почти вся симфония была сочинена мной в родном городе — Ленинграде. В город рвались гитлеровские орды. Город подвергался бомбардировкам с воздуха, по нему била вражеская артиллерия. Все ленинградцы дружно сплотились и вместе со славными воинами Красной Армии поклялись дать отпор врагу.

В эти дни я работал над симфонией. Работал много, напряженно и быстро. Мне хотелось создать произведение о наших днях, о нашей жизни, о наших людях, которые становятся героями, которые борются во имя торжества над врагом, становятся героями и побеждают. Работая над симфонией, я думал о величии нашего народа, о его героизме, о прекрасных качествах человека, о нашей природе, о гуманизме, о красоте. Во имя всего этого мы ведем жестокую борьбу.

Симфонию я закончил 27 декабря 1941 года. 5 марта 1942 года она впервые была исполнена в Куйбышеве, а теперь прозвучит в сердце нашей Родины — Москве.

Велико внимание всей партии, народа, всей страны к вопросам культуры. В трудные дни войны новые музыкальные произведения разучиваются и исполняются. Новые драматические произведения ставятся в театрах. Художники работают над новыми картинами.

В военное время наша культура двигается вперед и развивается. Работники культуры вместе со всем народом помогают Красной Армии громить врага. Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу — Ленинграду я посвящаю свою седьмую симфонию.

Д. ШОСТАКОВИЧ

«Правда», 29 марта 1942 года.

Привет Родины

«Правда», 15 марта 1944 года.

Письма

У доменщиков Магнитки

При первом известии о нападении фашистских бандитов на нашу страну доменщики Магнитки, собравшись на митинг, поклялись отдать весь свой опыт, все свои знания, все свои силы для обеспечения потребностей страны в металле.

Большую роль в росте нашего производства сыграло сокращение простоев печей, в том числе и на ремонте.

Стахановцы доменного цеха и их командиры показывают прекрасные образцы настойчивости, производительности труда и рабочей сметки. Впереди идет коллектив доменной печи № 3. Сменами этой печи руководят отличники социалистического соревнования мастера Шатилин, Черкасов, Герасимов.

Л. ЮПКО, начальник доменного цеха Магнитогорского металлургического комбината.

«Правда», 22 сентября 1941 года.

Как я выполнил около 150 норм

В ночную смену с 23 на 24 мая, работая на одном горизонтально-фрезерном станке, оснащенном моим новым приспособлением, я за 8 часов дал свыше 149 норм. Обрабатывая одновременно 24 детали и совместив все четыре операции на одном станке, я тем самым заменил труд 15 разметчиков, 63 строгальщиков, 15 фрезеровщиков и 55 слесарей. Создал запас ранее дефицитной детали более чем на месяц.

Однако и это не предел. В процессе работы я увидел, что мое новое приспособление можно усовершенствовать. Через несколько дней, как только оно будет переделано, я намерен довести выработку до 200 норм за смену.

Завод, на котором я работаю, выпускает боевые самолеты для Красной Армии. Всякий раз, когда читаю в газетах о героических подвигах наших летчиков, разящих врага в воздухе и на земле, мне живо представляется, что вот, может быть, этот героический подвиг летчик совершил на машине, изготовленной нашим заводом, в которой есть и частица моего труда.

И. МОНАКОВ, фрезеровщик авиазавода.

«Правда», 29 мая 1942 года.

Кировцы — фронту

Мысли и трудовые усилия многотысячного коллектива Кировского завода подчинены одной задаче: оказать максимальную помощь фронту, до конца выполнить свой долг перед Родиной.

Стремясь выпустить больше танков и моторов, мы настойчиво боремся за их высокое качество. Наши машины должны быть грозными и безотказными в любых условиях боя. Вопросы качества внимательно обсуждались на партийных собраниях.

Коллектив кировцев проделал немалую работу. Второй месяц подряд мы завоевали переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны. Но сейчас не такое время, чтобы почить на лаврах.

Родина в опасности! Это обязывает к еще более напряженной работе. Всю волю, всю энергию коллектива кировцев партийная организация завода мобилизует на усиление помощи фронту.

М. КОЗИН, парторг ЦК ВКП(б) на Кировском заводе.

«Правда», 19 июля 1942 года.

Работаем за двоих

Вот что придумали: уменьшить бригаду ровно вдвое, а деталей выпускать столько же, сколько и раньше.

Своими мыслями мы поделились с администрацией. Получили согласие. Осталось в моей бригаде только трое — Тамара Гаранина, Леля Андриянова и я. Тося Киселева, Юля Рыжова и Юрий Ермилин ушли на другой участок. Там они работают славно, честь родной бригады не роняют.

Как же с половинным составом бригады я все же успеваю обслуживать все станки?

Уплотнили рабочий день. Не допускаем ни одной минутки простоя. Затем прибавили скорость станкам. Обслуживаем станки со сметкой, стараемся согласовать их работу таким образом, чтобы, пока на одном станке происходит строжка, на другом — установить новую деталь.

Таким путем за несколько дней фронтовые бригады на нашем заводе высвободили у себя около ста работников.

Е. БАРЫШНИКОВА, строгальщица Первого подшипникового завода.

«Правда», 26 ноября 1943 года.

План фронтовой бригады

В прошлом году моя фронтовая бригада по-новому перестроила работу: объединилась с другой бригадой. Укрупнение бригад позволило высвободить семь высококвалифицированных работников. Но мы не собираемся останавливаться на достигнутом! Наша цель — в 1945 году еще больше поднять производительность труда. Посоветовавшись с членами бригады, я наметил новые мероприятия.

Первое — перевести бригаду на хозрасчет. Это даст возможность значительно улучшить экономические показатели.

Второе — повысить квалификацию вновь влившихся в бригаду рабочих до 5―6-го разрядов.

Третье — поднять общеобразовательный уровень членов бригады.

Четвертое — внедрить в большем, чем сейчас, масштабе автоматическую сварку по методу академика Патона.

И, наконец, освоить и усовершенствовать технологический процесс сварки корпуса нового танка.

Е. АГАРКОВ, бригадир Н-ского завода бронекорпусов.

«Правда», 2 января 1945 года.

Колхоз в дни войны

…Фронтовики могут быть спокойны за колхозный тыл. Он крепок, един, дружен, он преодолеет все трудности и окажет фронту ту помощь, которая от него потребуется. Мы, колхозные практики, уверены в своем завтрашнем дне. Залог этой уверенности — в итогах сельскохозяйственного года, прошедшего в нашем селе под знаком роста. Мы сняли высокий урожай, обогнали по овощам люберецкий совхоз «Поля орошения», обогнали в соревновании соседний колхоз «Пламя»…

Люди, составлявшие цвет деревни, ушли в армию, но колхоз в Михайловской слободе не снизил своих хозяйственных, экономических и агротехнических показателей. Колхозный строй дал деревенскому человеку простор для инициативы, самодеятельности, окрылил его, и мы сейчас видим замечательные результаты труда людей, сплоченных морально и политически, объединенных, спаянных в коллективе. Война показала и силу сельхозартели и силу отдельного человека в артели.

Вот в колхозной мастерской хлопочет Захар Федорович Корнеев, пожилой человек. Сколько у него природной талантливости, сметки, изобретательности! Сделал сам деревянный токарный станок и обтачивал на нем ступицы для колес. Нужны были кольца для коров на ферме — спаял эти кольца. Захар Федорович — универсал: любую слесарную, токарную, плотничью работу сделает. Или взять Ксению Суздалеву и Марию Рощину. В очень трудных условиях они добились того, что их коровы стали давать рекордные удои молока.

Такими людьми богата колхозная деревня. Они все сделают, что потребует Родина, — настоящие люди, настоящие советские патриоты.

И. КЛЕНОВ, председатель колхоза имени Тельмана, депутат Верховного Совета РСФСР.

Раменский район, Московской области.

«Правда», 7 декабря 1942 года.

За высокий урожай

Наши колхозники горды и счастливы тем, что в радостные дни приближающейся полной победы над проклятым врагом могут заявить: «И наша доля есть в великом подвиге советского народа».

За годы войны колхоз «Уныш» дал государству 204 тысячи пудов хлеба, 9 тысяч пудов мяса, 127 тысяч литров молока и много другой сельскохозяйственной продукции.

Все обязательства перед государством мы всегда выполняем. В прошлом году внесли дополнительно в фонд Красной Армии 1 200 пудов зерна и столько же картофеля. Полностью засыпаны семенной и фуражный фонды.

Бригады и звенья соревнуются за лучшую подготовку к весне, за высокий урожай.

В. ХАФИЗОВ, председатель колхоза «Уныш», Ново-Письмянского района, Татарской АССР.

«Правда», 16 марта 1945 года.

Доблесть трудовая

Встреча героев тыла

Призыв партии «Все для фронта, все для победы!» поднял миллионы советских патриотов на самоотверженный труд. Урал, Сибирь, центр России, Закавказье, Казахстан, среднеазиатские республики, Дальний Восток, а также освобождаемые от врага районы страны бесперебойно снабжали Советскую Армию и Флот всем необходимым. За годы довоенных пятилеток на востоке страны была создана мощная индустрия. Затем сюда были эвакуированы крупнейшие предприятия из районов, которым угрожал враг.

Величайшая заслуга и подвиг тружеников тыла никогда не будут забыты. Редакция «Правды» провела в Свердловске встречу с теми, кто в годы Великой Отечественной войны доблестно работал, помогая фронту.

Для победы — металл и уголь

Стране нужен был металл, много металла — для танков, самолетов, вооружения, боеприпасов. И большую часть его давали два металлургических гиганта — Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты. Каждый третий снаряд, выпущенный по гитлеровским захватчикам, был изготовлен из металла Магнитки. В ее броню были одеты десятки тысяч танков.

— Когда началась война, — рассказал Г. В. Савельев, инженер, работавший в то время начальником цеха, — мы получили задание быстро наладить производство броневого листа. На комбинате в ту пору не было ни листовых, ни броневых станов. Как быть? Выход нашел заместитель главного механика коммунист Николай Андреевич Рыженко. Он предложил катать броневой лист на обычном блюминге. Многие отнеслись к этой мысли с недоверием, были споры. Но эксперимент увенчался полным успехом: уже в августе сорок первого мы начали выпускать броневой лист. Наша броня громила фашистов под Москвой!

Мастер сталеплавильного цеха Верх-Исетского металлургического завода Ф. Д. Петухов поведал о том, как коллектив осваивал выпуск жароупорной стали для танков, самолетов, вооружения.

Шестнадцатилетним пареньком пришел на Уральский алюминиевый завод М. А. Иванов, ныне старший мастер электролизного цеха.

— Тогда мы все рвались на фронт, — вспоминает он. — Пять человек, в том числе и я, решили пойти добровольцами в армию. Доехали до Свердловска. Но отсюда всех пятерых вернули на завод. Директор сказал: «Здесь тоже фронт, этим приблизите победу». И мы старались дать стране, фронту как можно больше металла.

Единственной сырьевой базой алюминиевой промышленности были Северо-Уральские бокситовые рудники. Примеры небывалого трудового героизма горняков привел на встрече И. Н. Проничкин, старший диспетчер шахты № 14―14-бис. «Лишняя тонна руды — удар по врагу!» — под таким лозунгом трудились забойщики.

Байгазы Исмагулов, начальник отдела Министерства цветной металлургии Казахской ССР, в годы войны работал мастером, затем начальником смены на Балхашском медеплавильном заводе, ныне комбинате. Он напомнил, как накануне войны близ озера Балхаш в голой степи у вновь разведанного месторождения молибдена был заложен рудник «Восточный Коунрад». Все силы бросили на проходку первой шахты. Строители и горняки показали пример трудового героизма. К 24-й годовщине Октября страна получила балхашский молибден.

Резко возросло значение угольных бассейнов, расположенных в восточных районах страны. Сюда были направлены сотни коммунистов, тысячи комсомольцев. Партия призвала горняков всемерно увеличить добычу угля, в особенности коксующегося. В Кузбасс прибыло свыше тридцати тысяч рабочих, эвакуированных из Донбасса. Вспоминая об этом, забойщик шахты 5/7 треста «Анжероуголь» Л. А. Федоров сказал:

— Работали, не жалея сил. Знали, что стране нужен уголь. К концу 1943 года в Кузбассе вошли в строй восемь новых шахт.

А вот что рассказал сталевар Кузнецкого металлургического комбината, ныне пенсионер А. Я. Чалков:

— Мне пришлось осваивать выплавку высоколегированных марок стали для танков и самолетов. У нас тогда были большегрузные мартеновские печи, в которых плавка длилась до 18 часов. Ускорить ее — значит дать больше металла. Я предложил улучшить тепловой режим работы печи и технологию плавки. Вместо 17―18 часов сварил сталь за 11 часов, а потом и за 10 часов 30 минут!

К этому можно добавить: в 1943 году за освоение технологии выплавки стали в большегрузных мартенах он был удостоен Государственной премии. Александр Яковлевич внес 25 тысяч рублей в Фонд обороны. На эти деньги изготовили автоматы с надписью «Сибиряку от сталевара Чалкова», которые были вручены бойцам Сибирской добровольческой дивизии.

Труженики Кузнецкого и Магнитогорского комбинатов, шахтеры Кузбасса не раз выступали в годы войны застрельщиками многих славных дел. С новой силой разгорелось в то время традиционное соревнование магнитогорцев и кузнечан. Оно продолжается и по сей день.

Ковал народ оружие

Стремительно и грозно вошла война в жизнь ленинградского мальчика Коли Бусыгина. В один день кончилось беспечное детство. Пятнадцатилетний подросток пришел на Кировский завод, стал сборщиком танков.

— Эшелоны с кировцами пошли на Урал, — припомнил на встрече Н. А. Бусыгин. — Тогда же были эвакуированы специалисты и оборудование Харьковского дизельного завода. Вместе с Челябинским тракторным эти заводы составили единое предприятие — народ назвал его Танкоградом. Питерские, украинские и уральские коммунисты стали его душой, увлекали своим примером нас, вчерашних мальчишек. В короткий срок удалось наладить производство мощных танков. Делались они преимущественно руками молодых. На заводе тогда работало много женщин и девушек. Лучшими среди лучших были комсомольско-молодежные бригады Анны Пашниной, Шуры Садиковой…

Тысячи танков шли на фронт и из Свердловска. Среди тех, кто строил их, был рабочий «Уралмаша» А. М. Чугунов.

— На нашем заводе родились первые фронтовые бригады, — сказал он. — Бригады гвардейцев тыла. Мы делали все, что только в силах сделать человек. Помню, мне было поручено изготовление сложных калибров. Я рассчитал дома каждую операцию буквально по секундам, принес на рабочее место часы и приступил к делу. В конце дня оказалось, что задание было выполнено на 1 200 процентов.

— Инициатор движения «тысячников» Дмитрий Босый трудился на нашем Уралвагонзаводе, — добавил В. М. Воложанин, работавший в военные годы бригадиром станочников. — В 1944 году он сумел перевыполнить норму в 70 раз! Последователей у него были тысячи. Даже подростки 14―15 лет не уходили из цехов, пока фронтовое задание не было превышено в три-четыре раза.

Грозное оружие — «Катюши» изготавливал наряду с другими токарь Н. Н. Сиваков. Ныне он трудится мастером на заводе «Уралэлектротяжмаш». Авиационные бомбы делал во время войны К. В. Хлебников. Смертоносную начинку для них изготавливал аппаратчик Н. П. Горьков. А сегодня один создает химические аппараты, другой с их помощью выпускает минеральные удобрения для сельского хозяйства. Испытателем тракторов работает сейчас Н. А. Бусыгин, и во многих странах мира демонстрировал он отличные качества мощной уральской техники. По-прежнему трудятся на своих предприятиях А. И. Рогожкина и В. М. Воложанин. Все они коммунисты. И по-прежнему, как много лет назад, показывают образцы безупречного труда, обучают и воспитывают молодежь, которая знает о войне лишь по книгам и фильмам.

И хлеб бил врага

У него мужественное, обветренное лицо. Взгляд орлиный. Голова в серебре. На лацкане черного пиджака звезда Героя Социалистического Труда. Алтайский механизатор Н. Г. Добшик начинает свою речь не торопясь, по-крестьянски:

— Все мы, кто не был призван в армию, а также женщины, подростки и старики стали на трудовую военную вахту, работали не покладая рук. В деревне справедливо говорили: и хлеб бьет врага!

Никита Григорьевич зимой ремонтировал тракторы, весной пахал, летом пересаживался на комбайн, осенью возил хлеб на заготовительный пункт. Ему принадлежит почин в сборе средств в фонд обороны: Никита Григорьевич внес на строительство танковой колонны 11 тысяч рублей. Он ежегодно сдавал государству почти весь заработанный хлеб.

В страдные дни уборки урожая, рассказывал председатель колхоза «7 ноября», Шадринского района, Курганской области, И. М. Махнев, комбайнерки Богачева, Тетенева, Попова, заменив ушедших в армию мужей и братьев, работали от зари до зари. Хлеб, как правило, прямо от комбайнов отправляли на элеватор. От усталости руки комбайнерок едва держали штурвал, но не было случая, чтобы кто-нибудь из них покинул поле.

Балым Бримова за два года до войны вышла замуж. Чабан Койшигул был хорошим человеком и семьянином. Когда он ушел защищать Родину, Балым заменила его, приняла отару, которую до того пас Койшигул. Потом взялась за дело еще труднее — выращивать лошадей. Фронту нужны были кавалерийские скакуны, и она смело вступила в соревнование с опытными табунщиками-мужчинами.

Известие о гибели мужа едва не сразило Балым. Но женщина нашла в себе силы, стала работать еще лучше. Вступила в партию.

В одну из суровых зим страшный буран обрушился на табун. Ветер и хлещущая ледяная крупа гнали его в сторону ущелья, могло произойти несчастье. Балым мчалась на своем коне в непроглядной тьме впереди табуна, пытаясь остановить обезумевших лошадей. Но не тут-то было. Так продолжалось три дня и три ночи. Лишь на четвертые сутки ей удалось добиться своего, спасти табун.

Из таких подвигов, такого трудового героизма складывались военные будни села.

Первые в ряду первых

— Две трети наших коммунистов ушли на фронт. Но партийная организация не утратила своей боеспособности. Нет! В нее вливались свежие силы, — так начал свой рассказ директор Первоуральского Новотрубного завода Ф. А. Данилов, бывший в годы войны парторгом ЦК КПСС на этом предприятии.

Парторганизация росла. Коммунистом считал себя и каждый беспартийный. Каждый думал и работал, как коммунист. Благодаря этому завод успешно справился с, казалось бы, непосильной задачей — снабдить свою оборонную промышленность трубами и изделиями из труб.

Два года — вот нормальный срок для строительства цеха и монтажа крупного трубопрокатного стана. А коллектив завода выполнил эту работу за три месяца.

Коммунисты были и организаторами соревнования и воспитателями. Результаты их усилий сказывались всюду. Могучим агитатором стали два слова: «Нужно фронту!» А раз нужно — значит будет сделано.

Формировался уральский добровольческий танковый корпус. Горком партии считал, что Новотрубный завод может дать фронту тридцать человек. Больше нельзя. А заявлений поступило семьсот! Отбирали лучших. Таким оказался и Николай Сухих. Ушел на фронт, однако вскоре был ранен, лишился ступни, вернулся в Первоуральск. Но про свое ранение не сказал никому ни слова: хотел работать, как все, без скидок, выполнять самые трудные задания. И выполнял. Но однажды на ногу ему упал тяжелый металлический стержень. Товарищи замерли: беда! Сухих тяжело вздохнул:

— Эх, братцы, протез сломался!..

Он и теперь работает назаводе, хотя давно заслужил пенсию. Не может он без завода, здесь он по-прежнему чувствует себя в боевом строю.

— Коммунисты и комсомольцы не только отлично работали сами. Они вели за собой других, искали и находили новые формы соревнования, стремились использовать все средства повышения трудовой активности масс, — говорил председатель комитета профсоюза Челябинского станкостроительного завода имени Орджоникидзе Е. П. Агарков.

Было предложено объединить два участка — сварочный и сборочный. Это позволило высвободить немало людей.

Первыми в Челябинске почин коллектива, возглавляемого Е. П. Агарковым, поддержали рабочие завода имени Колющенко. Об этом рассказал на встрече слесарь-лекальщик С. Д. Куков.

— Любое, даже малейшее снижение темпа в работе мы расценивали как отступление, как сдачу завоеванной позиции. А отступать никто не хотел, поэтому отстающих у нас, можно сказать, не было, — сказала мастер производственного объединения «Уралобувь» Н. И. Васенина. — В честь каждой новой победы Советской Армии принимались повышенные обязательства.

Работая в тылу, труженики заводов, колхозов и совхозов крепили живую связь с фронтовиками. Алтайский механизатор Н. Г. Добшик доставил воинам дивизии, действовавшей под Оршей, теплые вещи, продовольствие. Свердловские обувщики отвезли на фронт подарки, изготовленные своими руками. И таких примеров было множество.

…О славных делах тружеников тыла рассказали лишь те, кто был на встрече. Примеры трудового героизма советских людей в годы Великой Отечественной войны неисчислимы. Героев — миллионы. Их дела и традиции бессмертны!

«Правда», 25 февраля 1970 года.

СЛАВА ПАРТИЗАНСКАЯ

Война народная

С первых дней Великой Отечественной войны гитлеровские орды встретили упорное сопротивление всего советского народа. Не только регулярные части Красной Армии ведут борьбу против фашистских захватчиков, но и партизанские отряды… Эти отважные бойцы, эти славные патриоты наводят страх на врага, истребляют его живую силу, уничтожают штабы, переправы, коммуникации, боеприпасы, обозы с продовольствием. Ни днем, ни ночью не дают они покоя захватчикам!

На Украине и в Белоруссии, в Крыму и в Донбассе, в Прибалтике и на Севере, в Брянских лесах и под Ленинградом — всюду на временно оккупированной фашистами территории действуют наши партизаны. Они мстят за надругательства, за ограбление населения, за кровь и слезы, за муки, которым подвергают гитлеровцы советских людей. И эта ярость народная будет все нарастать. Она испепелит врага.

Из передовой статьи.

«Правда», 17 февраля 1942 года.

В лесах Смоленщины

Безмолвие. Тишина ночи. Ветер пронесся над верхушками сосен, зашумел лес, ворвались тревожные голоса птиц. Бледный свет далекой звезды упал на просеку. Тень покачнувшейся ветки. Белый пенек. Никого нет. Под высоким небом задумчиво шумит лес. Кажется, давно покинул человек эти места. Пустынно, молчаливо вокруг.

Но вот донесся неясный шорох, и вслед за ним послышался протяжный свист. Тотчас ему ответил второй, прерывистый и разноголосый.

Лес начал оживать. Замелькали между деревьями человеческие тени.

Под елью узкий вход, пробитый в земле, ведет в помещение. В небольшой землянке ящик из-под папирос, приспособленный вместо стола. Над развернутой картой склонилось несколько пожилых людей.

Здесь штаб партизанского отряда. Здесь народные мстители ежедневно разрабатывают планы боевых операций. Отсюда уходят люди, полные решимости выполнить любой приказ, проделать любую диверсионную работу в глубине фашистского тыла.

Штаб партизанского отряда в сборе. Один из присутствующих в блиндаже — высокий худощавый мужчина в черной стеганой куртке медленно водит рукой по карте указательным пальцем и наконец обнаружив нужный пункт, говорит:

— Здесь.

Тогда поднимается из-за стола тов. П., старший среди этих вооруженных людей, которого каждый с уважением называет вожаком партизанского отряда.

— Значит, говоришь, танковая колонна? Что ж, это очень хорошо. Устроим встречу фашистам…

На Вяземском направлении вражеские танковые части вклинились в расположение наших войск, развивая дальнейшее наступление. Из Ильинского района, Смоленской области, подтягивались резервы. Двести гитлеровских танков и бронемашин двигались по лесным массивам к линии фронта. На них-то и натолкнулся посланный в глубокую разведку партизан Василий Е.

Отряд шел поспешно и молчаливо, тщательно маскируясь. Под покровом глубокой ночи на опушке Ильинского леса группа смельчаков внезапно напала на фашистскую колонну. Партизаны забросали черные тупорылые машины связками гранат, бутылками с горючей смесью, в упор расстреляли экипажи. И когда над перелеском появились клубы огня и дыма, когда дружным ружейнопулеметным огнем было уничтожено до 60 гитлеровцев, смельчаки скрылись в лесу так же незаметно, как и появились.

От крутых берегов Западной Двины до непроходимых Пречистенских лесов, от Днепра до Коробкинских торфяников, по всей Смоленщине поднялись партизаны на борьбу за Отечество. Это они внезапно налетают на врага, уничтожают его танки, автомашины, взрывают телефонные и телеграфные провода. Это они бесследно скрываются в лесу, куда не смеет ступить нога карательных отрядов, перехватывают донесения и почту, сеют панику в стане гитлеровских бандитов.

С каждым днем в захваченных районах появляются все новые и новые отряды народных мстителей. За последнее время из сел Лубиново и Телюшкино ушли партизанить 23 жителя. Десятки местных крестьян включились в партизанские отряды из сел Кардымовского района.

Молодой партизанский отряд, руководимый секретарем райкома партии тов. С., разрушает тыловые переправы и коммуникации противника, выводит из строя фашистские самолеты, поджигает склады. Только за десять дней отряд разрушил 18 мостов через Западную Двину, захватил военную почтовую машину, уничтожил два продовольственных отряда, разгромил штаб пехотного полка.

За непродолжительное время в Усвятском, Ильинском, Кардымовском, Михайловском и других районах создано 14 новых отрядов народных мстителей.

…Партизаны Смоленщины ни на минуту не прекращают суровой, беспощадной мести фашистским захватчикам.

Г. МАНЕРНОВ

«Правда», 20 октября 1941 года.

Таня

В первых числах декабря 1941 года в Петрищеве, близ города Вереи, гитлеровцы казнили восемнадцатилетнюю девушку-партизанку.

Еще не установлено, кто она и откуда родом. Незадолго до разыгравшейся в Петрищеве трагедии один из верейских партизан встретил эту девушку в лесу. Они вместе грелись в потаенной партизанской землянке. Девушка назвала себя Таней. Больше местные партизаны не встречали ее, но знали, что где-то здесь, неподалеку, заодно с ними действует отважная партизанка Таня.

То было в дни наибольшей опасности для Москвы. Генеральное наступление гитлеровцев на нашу столицу, начавшееся 16 ноября, достигло к этому моменту своего предела. Неприятелю удалось на значительную глубину охватить Москву своими клещами, выйти на рубеж канала Москва — Волга, захватить Яхрому, обстреливать Серпухов, вплотную подойти к Кашире и Зарайску. Дачные места за Голицыном и Сходней стали местами боев, а в Москве слышна была артиллерийская канонада.

Однако эти временные успехи дались врагу не дешево. Советские войска оказывали ему сильнейшее сопротивление. Продвигаясь вперед, гитлеровцы несли громадные потери и к началу декабря были измотаны и обескровлены. Их ноябрьское наступление выдохлось, а Верховное Главнокомандование Красной Армии уже готовило врагу внезапный и сокрушительный удар.

Партизаны, действовавшие в захваченных оккупантами местностях, помогали Красной Армии изматывать врага. Они выкуривали фашистов из теплых изб на мороз, нарушали связь, портили дороги, нападали на мелкие группы солдат и даже на штабы, вели разведку для советских воинских частей.

Москва отбирала добровольцев-смельчаков и посылала их через фронт для помощи партизанским отрядам. Вот тогда-то в Верейском районе и появилась Таня.

Небольшая, окруженная лесом деревня Петрищево была битком набита гитлеровскими войсками. Здесь, пожирая сено, добытое трудами колхозников, стояла кавалерийская часть. В каждой избе было размещено по десять — двадцать солдат. Хозяева домов ютились на печке или по углам.

Фашисты отобрали у колхозников все запасы продуктов. Особенно лют был состоявший при части переводчик. Он издевался над жителями больше других и бил подряд всех — и старого и малого.

Однажды ночью кто-то перерезал все провода полевого телефона, а вскоре была уничтожена конюшня гитлеровской воинской части и в ней семнадцать лошадей.

На следующий вечер партизан снова пришел в деревню. Он пробрался к конюшне, в которой находилось свыше двухсот лошадей кавалерийской части. На нем была шапка, меховая куртка, стеганые ватные штаны, валенки, а через плечо — сумка. Подойдя к конюшне, человек сунул за пазуху наган, который держал в руке, достал из сумки бутылку с бензином, полил из нее и потом нагнулся, чтобы чиркнуть спичкой.

В этот момент часовой подкрался к нему и обхватил сзади руками. Партизану удалось оттолкнуть врага и выхватить револьвер, но выстрелить он не успел. Солдат выбил у него из рук оружие и поднял тревогу.

Партизана ввели в дом и тут разглядели, что это девушка, совсем юная, высокая, смуглая, чернобровая, с живыми темными глазами и темными стрижеными, зачесанными наверх волосами.

Солдаты в возбуждении забегали взад и вперед и, как передает хозяйка дома Мария Седова, все повторяли «Фрау-партизан, фрау-партизан», что значит по-русски «женщина-партизан». Девушку раздели и били кулаками, а минут через двадцать, избитую, босую, в одной сорочке и трусиках, повели через все селение в дом Ворониных, где помещался штаб.

Здесь уже знали о поимке партизанки. Более того, уже была предрешена ее судьба. Татьяну еще не привели, а переводчик уже торжествующе объявил Ворониным, что завтра утром партизанку публично повесят.

И вот ввели Таню. Ей указали на нары. Против нее на столе стояли телефоны, пишущая машинка, радиоприемник и были разложены штабные бумаги.

Стали сходиться офицеры. Хозяевам было велено уйти в кухню. Старуха замешкалась, и офицер прикрикнул: «Матка, фьють!..» — и подтолкнул ее в спину. Был удален, между прочим, и переводчик. Старший из офицеров сам допрашивал Татьяну на русском языке.

Сидя на кухне, Воронины все же могли слышать, что происходит в комнате.

Офицер задавал вопросы, и Таня отвечала на них без запинки, громко и дерзко.

— Кто вы? — спросил офицер.

— Не скажу.

— Это вы подожгли вчера конюшню?

— Да, я.

— Ваша цель?

— Уничтожить вас.

Пауза.

— Когда вы перешли через линию фронта?

— В пятницу.

— Вы слишком быстро дошли.

— Что ж, зевать, что ли?

Татьяну спрашивали, кто послал ее и кто был с нею. Требовали, чтобы она выдала своих друзей. Через дверь доносились ответы: «Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет». Потом в воздухе засвистели ремни, и слышно было, как стегали ее по телу. Через несколько минут молоденький офицерик выскочил из комнаты в кухню, уткнул голову в ладони и просидел так до конца допроса, зажмурив глаза и заткнув уши. Даже нервы гитлеровца не выдержали…

Четверо мужчин, сняв пояса, избивали девушку. Хозяева насчитали двести ударов. Татьяна не издала ни одного звука. А после опять отвечала: «Нет», «Не скажу», — только голос ее звучал глуше, чем прежде.

Два часа продержали Татьяну в избе Ворониных. После допроса ее повели в дом Василия Александровича Кулика. Она шла под конвоем, по-прежнему раздетая, ступая по снегу босыми ногами.

Когда ее ввели в избу, хозяева при свете лампы увидели на лбу у нее большое иссиня-черное пятно и ссадины на ногах и руках. Она тяжело дышала, волосы ее были растрепаны, а черные пряди слипались на высоком, покрытом каплями пота лбу. Руки девушки были связаны сзади веревкой. Губы ее были искусаны в кровь и вздулись. Наверное, она кусала их, когда побоями хотели от нее добиться признания.

Она села на лавку. Часовой стоял у двери. Василий и Прасковья Кулик, лежа на печи, наблюдали за арестованной. Она сидела спокойно и неподвижно, потом попросила пить. Василий Кулик спустился с печи и подошел было к кадушке с водой, но часовой опередил его, схватил со стола лампу и, подойдя к Татьяне, поднес ей лампу ко рту. Он хотел этим сказать, что ее надо напоить керосином, а не водой.

Кулик стал просить за девушку. Часовой огрызнулся, но потом нехотя уступил. Она жадно выпила две большие кружки.

Вскоре солдаты, жившие в избе, окружили девушку и стали над ней издеваться. Одни шпыняли ее кулаками, другие подносили к подбородку зажженные спички, а кто-то провел по ее спине пилой.

Хозяева просили не мучить девушку, пощадить хотя бы находившихся здесь же детей. Но это не помогло.

Лишь вдоволь натешившись, солдаты ушли спать. Тогда часовой, вскинув винтовку наизготовку, велел Татьяне подняться и выйти из дома. Он шел позади нее вдоль по улице, почти вплотную приставив штык к ее спине. Так, босая, в одном белье, ходила она по снегу до тех пор, пока ее мучитель сам не продрог и не решил, что пора вернуться под теплый кров.

Этот часовой караулил Татьяну с десяти вечера до двух часов ночи и через каждый час выводил девушку на улицу на пятнадцать — двадцать минут. Никто в точности не знает, каким еще надругательствам и мучениям подвергалась Татьяна во время этих страшных прогулок…

Наконец, на пост встал новый часовой. Несчастной разрешили прилечь на лавку.

Улучив минуту, Прасковья Кулик заговорила с Татьяной.

— Ты чья будешь? — спросила она.

— А вам зачем это?

— Сама-то откуда?

— Я из Москвы.

— Родители есть?

Девушка не ответила.

Она пролежала до утра без движения, ничего не сказала более и даже не застонала, хотя ноги ее были отморожены и не могли не причинять боли.

Никто не знал, спала она в эту ночь или нет и о чем думала она, окруженная злыми врагами.

Поутру солдаты начали строить посреди деревни виселицу.

Прасковья снова заговорила с девушкой.

— Позавчера это ты была?

— Я… Фашисты сгорели?

— Нет.

— Жаль! А что сгорело?

— Кони ихние сгорели. Сказывают, оружие сгорело!..

В десять часов утра пришли офицеры. Старший из них снова спросил Татьяну:

— Скажите, кто вы?

Татьяна не ответила.

Продолжения допроса хозяева дома не слышали: им велели выйти из комнаты, и впустили их обратно, когда допрос был уже окончен.

Принесли Татьянины вещи: кофточку, брюки, чулки. Тут же был ее вещевой мешок, и в нем сахар, спички и соль. Шапка меховая, куртка, пуховая вязаная фуфайка и валеные сапоги исчезли. Их успели поделить между собой унтер-офицеры, а варежки достались повару с офицерской кухни…

Татьяна стала одеваться, хозяева помогли ей натянуть чулки на почерневшие ноги. На грудь девушки повесили отобранные у нее бутылки с бензином и доску с надписью «Зажигатель домов». Так ее вывели на площадь, где стояла виселица.

Место казни окружили десятеро конных с саблями наголо. Вокруг стояло больше сотни солдат и несколько офицеров. Местным жителям было приказано присутствовать при казни, но их пришло немного, а некоторые из пришедших потихоньку разошлись по домам, чтобы не быть свидетелями страшного зрелища.

Под петлей, спущенной с перекладины, были поставлены один на другой два ящика. Отважную девушку палачи приподняли, поставили на ящик и накинули на шею петлю. Один из офицеров стал наводить на виселицу объектив своего «Кодака»: гитлеровцы любят фотографировать казни и порки. Комендант сделал солдатам, выполнявшим обязанность палачей, знак обождать.

Татьяна воспользовалась этим и, обращаясь к колхозникам и колхозницам, крикнула громким и чистым голосом:

— Эй, товарищи! Что смотрите невесело? Будьте смелее, боритесь, бейте фашистов, жгите, травите!

Стоявший рядом гитлеровец замахнулся и хотел то ли ударить ее, то ли зажать ей рот, но она оттолкнула его руку и продолжала:

— Мне не страшно умирать, товарищи. Это счастье — умереть за свой народ…

Офицер снял виселицу издали и вблизи и теперь пристраивался, чтобы сфотографировать ее сбоку. Палачи беспокойно поглядывали на коменданта, и тот крикнул офицеру:

— Абер дох шнеллер!^[1]

Тогда Татьяна повернулась в сторону коменданта и, обращаясь к нему и к солдатам, продолжала:

— Вы меня сейчас повесите, но я не одна. Нас двести миллионов, всех не перевешаете. Вам отомстят за меня. Солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен, все равно победа будет за нами!

Русские люди, стоявшие на площади, плакали. Иные отвернулись и стояли спиной, чтобы не видеть того, что должно было сейчас произойти.

Палач подтянул веревку, и петля сдавила Танино горло. Но она обеими руками раздвинула петлю, приподнялась на носках и крикнула, напрягая все силы:

— Прощайте, товарищи! Боритесь, не бойтесь!

Палач уперся кованым сапогом в ящик. Ящик заскрипел по скользкому, утоптанному снегу. Верхний ящик свалился вниз и гулко стукнулся оземь. Толпа отшатнулась. Раздался чей-то вопль, и эхо повторило его на опушке леса…

Она умерла во вражьем плену, на фашистской дыбе, ни единым звуком не выказав своих страданий, не выдав своих товарищей. Она приняла мученическую смерть, как героиня, как дочь великого народа, которого никому и никогда не сломить. Память о ней да живет вечно!

…В ночь под Новый год перепившиеся фашисты окружили виселицу, стащили с повешенной одежду и гнусно надругались над телом Тани. Оно висело посреди деревни еще день, исколотое и изрезанное кинжалами, а вечером 1 января переводчик распорядился спилить виселицу. Староста крикнул людей, и они выдолбили в мерзлой земле яму.

Здесь, на отшибе, стояло здание начальной школы. Гитлеровцы разорили его, содрали полы и из половиц построили в избах нары, а партами топили печи. Между этим растерзанным домом и опушкой леса, средь редких кустов, была приготовлена могила. Тело Тани привезли сюда на дровнях, с обрывками веревки на шее, и положили на снег. Глаза ее были закрыты, и на мертвом смуглом лице выделялись черные дуги бровей, длинные шелковистые ресницы, алые сомкнутые губы да фиолетовый кровоподтек на высоком челе. Прекрасное русское лицо Тани сохранило цельность и свежесть линий. Печать глубокого покоя лежала на нем.

— Надо бы обернуть ее чем-нибудь, — сказал один из рывших могилу крестьян.

— Еще чего! — прогнусавил переводчик. — Почести ей отдавать вздумал?..

Юное тело зарыли без почестей под плакучей березой, и вьюга завеяла могильный холмик.

А вскоре пришли те, для кого Таня в темные декабрьские ночи грудью пробивала дорогу на запад.

Нападение русских было внезапно, и гитлеровцы покидали Петрищево в спешке. Если прежде они любили твердить колхозникам: «Москва капут!» — то теперь они знаками показывали, что русские их бьют, а они собираются в Берлин. Пока же гитлеровцы отходили в направлении на Дорохово.

Дойдя до соседней деревни Грибцово, фашисты подожгли ее. Грибцово сгорело все целиком. Погорельцы потянулись в Петрищево искать приюта. И из других окрестных деревень, подожженных фашистами, тянулись сюда обездоленные семьи, волоча за собой на салазках закутанных плачущих детей и остатки домашнего скарба. Хоть одна деревня в округе уцелела. И уцелели свидетели кошмарного преступления, содеянного гитлеровскими гнусами над славной партизанкой. Сохранились места, связанные с ее героическим подвигом, сохранилась и святая для русских людей могила, где покоится прах Татьяны.

Войска Л. Говорова быстро прошли через Петрищево, преследуя отступающего врага на запад, к Можайску, и дальше, к Гжатску и Вязьме. Но бойцы найдут еще время прийти сюда, чтобы до земли поклониться праху Татьяны и сказать ей душевное русское «спасибо». И отцу с матерью, породившим на свет и вырастившим героиню, и учителям, воспитавшим ее, и товарищам, закалившим ее дух.

И скажет тогда любимый командир:

— Друг! Целясь в фашиста, вспомни Таню. Пусть пуля твоя полетит без промаха и отомстит за нее. Идя в атаку, вспомни Таню и не оглядывайся назад…

И бойцы поклянутся над могилой страшной клятвой. Они пойдут в бой, и с каждым из них пойдет в бой Таня.

Немеркнущая слава разнесется о ней по всей советской земле, и миллионы людей будут с любовью думать о далекой заснеженной могилке…

П. ЛИДОВ

«Правда», 27 января 1942 года.

★

Через три недели в номере «Правды» за 18 февраля 1942 года был опубликован еще один очерк П. Лидова — «Кто была Таня». В нем рассказывалось, что отважная девушка, замученная гитлеровцами, была восемнадцатилетней комсомолкой, ученицей десятого класса одной из московских школ Зоей Анатольевной Космодемьянской, добровольно вступившей в истребительный отряд. Приведя новые эпизоды подвига Зои Космодемьянской, П. Лидов закончил свой очерк проникновенными словами:

«И холм славы уже вырастает над ее могилой. Молва о храброй девушке-борце передается из уст в уста в освобожденных от фашистов деревнях. Бойцы на фронте посвящают ей свои стихи и свои залпы по врагу. Память о ней вселяет в людей новые силы. Лучезарный образ Зои Космодемьянской светит далеко вокруг. Своим подвигом она показала себя достойной тех, о ком читала, о ком мечтала, у кого училась жить».

В отряде Дедушки и Чапая

Из партизанского края

1

Линия фронта позади. Мы пересекли ее, пользуясь мраком ночи. Перед нами больше не вырастают, как из-под земли, человеческие фигуры в белых халатах, с винтовками и автоматами наперевес, и строгий голос их не требует пароля.

Едем по территории, пока еще не отвоеванной у немецко-фашистских захватчиков. Впереди уже видны контуры деревни. Там могут быть наши, а может, и гитлеровцы.

Зарево пожара над соседним селом заставляет насторожиться. Держим оружие готовым к бою.

— Только добраться до крайней хаты, — говорит партизан Дмитрий Веселов. — Там наш парень, и он знает, кто есть и кого нет в деревне.

В деревне гитлеровцев не оказалось. Они побывали здесь днем. Это были, как их тут зовут, «курятники», или «куроеды». Говоря просто, грабители. Они очень торопились, нервничали, успели захватить пару коней и дали деру.

— Дальше можно ехать спокойно, — говорит Василий Мальцев. — Впереди наша территория, партизанская…

Гитлеровцы трубят на весь мир о своих территориальных завоеваниях на Восточном фронте. Но если по советской земле прошла коричневая саранча, то это еще не значит, что земля завоевана, покорена.

Вот здесь, где мы сейчас едем, по территории одного из районов Орловской области, несколько месяцев назад прошли фашистские полчища. Они пытались установить пресловутый «новый порядок». Они создали полицию, назначили старост и оставили комендантские караулы.

Но из леса вышли партизанские отряды. Отряд Дедушки и Чапая, в который мы едем, тоже вышел несколько месяцев назад из леса и в районе своей деятельности положил конец «новому порядку». Ликвидировал полицейский аппарат, перестрелял комендантские караулы, в ряде деревень вместо назначенных гитлеровцами старост поставил законно избранных председателей сельских и поселковых Советов.

На временно захваченной гитлеровскими войсками территории партизаны установили твердый советский революционный порядок.

В каждой деревне, которую мы проезжаем, — вооруженный патруль. Нельзя сказать, что это партизаны. Нет, это вооруженный партизанский актив, бдительно охраняющий села от волчьих налетов гитлеровцев.

Активная жизнь деревень, охваченных партизанским движением, не прекращается ни днем, ни ночью. То, что нельзя скрыть днем от глаз шпиона, предателя или парящего в воздухе стервятника, делается ночью.

Подъезжаем к деревне. Ночь. Кажется, все должны спать. Нет, спят только малые дети да совсем дряхлые старики. На середине деревни мы встречаем двое саней, нагруженных мешками с зерном. Партизан Григорий Великанов всматривается в лицо первого возницы.

— Кузьмич?

— А кто же? Он самый, не узнал, что ли?

— Кому это ты столько хлеба везешь, уж не фашистам ли?

— Полно те шутки-то шутить! — сердится дед Кузьмич. — К вам везу, в отряд!

С большой охотой крестьяне добровольно организуют сбор хлеба, мяса, сала и других продуктов для партизан.

Почти в каждой деревне стоят наготове три-четыре лошади. Их держат на случай проезда партизан, если нужно быстро заменить коней.

…Ночь на исходе, близится рассвет. До штаба остается тринадцать — пятнадцать километров. Снова трогаемся в путь. «Скоро будем дома», — говорят партизаны. Несмотря на усталость от тяжелого ночного пути, молодой, всегда веселый Вася Мальцев затягивает песню. Его поддерживают другие партизаны и поют хором.

2

Вот и штаб отряда.

Не думайте, что мы спускаемся в какие-то хитро замаскированные катакомбы в непроходимом, дремучем лесу. Входим в светлую, просторную комнату. На стенах — семейные фотографии, географическая карта Орловской области.

Несмотря на ранний час, в комнатах штаба людно. Из деревень и лесных засад приехали партизаны с суточными донесениями. Хорошо вооруженные люди. Почти у всех трофейные винтовки, автоматы, парабеллумы. Кое у кого за поясами наши наганы, и у всех без исключения гранаты.

Партизан никогда не расстается с оружием и ухаживает за ним с любовью, старанием. Еще бы! Каждая винтовка, автомат, каждая обойма патронов — все это отвоевано, отбито, вырвано из рук врага в бою, и партизан пуще глаза бережет оружие.

Знакомимся с командиром отряда, комиссаром и другими партизанами. В годах, на шестой десяток, сухой и крепкий, как кряж, с ясными, проницательными глазами, в углах которых прячется хитрая усмешка — таков Дедушка, командир отряда. Комиссар Чапай — огромного роста, с широкой и черной как смоль бородой, которая не может, однако, скрыть молодых лет ее обладателя.

Еще в недавнем прошлом и командир и комиссар руководили советскими предприятиями. Тот, кто был директором стекольного завода, стал командиром отряда и получил у партизан кличку «Дедушка». Директор же механизированного лесопункта стал комиссаром Чапаем.

За короткий срок им удалось сколотить небольшой, но крепкий отряд смелых, самоотверженных партизан. Сначала жили в лесу. В стычках с врагом мужали люди, рос отряд, множилось вооружение.

Окрепнув, вышли из леса, двинулись по селам и деревням, очистили их от остатков гитлеровских комендатур. Партизаны завоевали горячую любовь населения.

Более двух месяцев на территории пяти сельских Советов, охватывающих более 25 деревень, партизанский отряд Дедушки осуществляет военно-революционную власть. Отряд ведет не только истребительную войну против немецко-фашистских захватчиков, громит вражеские транспорты, взрывает танки, автомашины, склады с боеприпасами и горючим противника. Штаб отряда силами своих партизан проводит также большую политическую работу среди населения, знакомит широкие массы крестьян с сообщениями Советского Информбюро.

Сокрушительные залпы гвардейских «Катюш».

Советские летчики — мастера воздушного боя.

Меток огонь по врагу на земле и с воздуха.

Битва на Курской дуге.　

Неотразимы атаки нашей героической пехоты и грозных танков.

5 августа 1943 года. Столица Родины — Москва салютует доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород.

Бой ведут моряки Черноморского флота.

Изгоняя врага со священной земли Севастополя.

«ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА, ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ!»

― и новые самолеты,

― и бронепоезда,

― и оружие…

― и снаряды для артиллеристов и танкистов…

― и хлеб,

― и подарки,

― и теплая одежда,

― и душевные напутствия, сердечные пожелания победы над врагом.

С каждым днем множились ряды народных мстителей.

Война на рельсах — партизаны закладывают мину.

И летит под откос вражеский эшелон.

Партизаны на привале.

Связь с «Большой землей».

Прощание с матерью.

Комсомольцы — бойцы партизанского отряда в Белоруссии.

В освобожденном от врага Киеве вышел первый номер газеты.

В декабре, когда под Москвой начался разгром немецко-фашистских дивизий, партийные и непартийные большевики отряда провели во всех сельсоветах многолюдные митинги, на которых рассказали правду о положении под Москвой и на других участках фронта. С волнением слушал народ рассказы партизан.

Многообразна деятельность отряда. Партизаны проявляют заботу о семьях тех, кто сражается в рядах Красной Армии. Семьям, в которых много нетрудоспособных, помогают хлебом, мясом, подвозят дрова. Ежедневно в отряд поступают письма с выражением горячей благодарности. Люди пишут, не боясь преследований.

«Дедушка и все партизаны, — пишет жена военнослужащего А. Ф., — не могу даже выразить словами свою благодарность за то, что вы не бросаете беспомощных людей. Тысячу раз благодарю вас за дрова».

«Дорогой Дедушка! — пишет семья К. А. — Дай бог тебе долгой жизни, многих лет за заботу твоих партизан к нам, попавшим в беду. Громи побольше проклятых собак Гитлера, а мы будем помогать вам, чем можем».

Партизаны проводят большую, государственной важности работу по отбору пополнения для Красной Армии. Может показаться странным: в тылу врага заниматься мобилизацией людских резервов для Красной Армии. Но партизаны именно это делают. За короткое время они переправили мелкими группами через линию фронта более шестисот человек.

Невидимыми нитями, неуловимыми путями штаб отряда Дедушки и Чапая связан с сотнями, тысячами людей, десятками деревень. Ежедневно штаб получает информацию о передвижениях противника, о поимке шпионов, о деятельности своих групп, сидящих в засаде, выслеживающих врага и идущих по его пятам.

По каждому сообщению принимаются оперативные меры. Время суток, состояние погоды не имеют при этом никакого значения. Вечером в штаб поступило сообщение, что к одной из деревень движется большая группа гитлеровцев. Через два часа на место выехала хорошо вооруженная пулеметами, автоматами и гранатами группа Василия Мальцева. Партизаны уехали в ночь, а в середине следующего дня в штаб уже пришло сообщение, в котором Мальцев извещал, что он прибыл на место, держит круговую оборону, но ввиду того, что встретился с значительной группой фашистов, ему пришлось связаться с двумя другими партизанскими группами.

Партизанский отряд Дедушки и Чапая действует против оккупантов мелкими, подвижными, неуловимыми, хорошо вооруженными группами. Но если в район деятельности отряда устремляются значительные вражеские силы, партизанские группы быстро объединяются и действуют совместно. Противнику не дают уходить.

3

Был хмурый ноябрьский день. Тяжелые тучи ползли по небу, мелкая холодная изморось держала людей дома. Улицы недавно оживленного поселка были пустынны.

Но не только непогода сдерживала людей: в поселке хозяйничали гитлеровцы. От дома к дому переходил фашистский пикет с ефрейтором во главе. Грубый удар в дверь:

— На площадь!

Силою угроз гитлеровцам удалось вытащить на улицу несколько десятков жителей. Ежась от холода (теплую одежду не надевай — фашисты немедленно отнимут), они обреченно стояли против здания, где расположился штаб. Из дома вышел самодовольный, лощеный офицер с железным крестом на френче. Он остановился на крыльце и, окинув взглядом безмолвную толпу, на ломаном русском языке сообщил, что командир партизанского отряда Алексеев бросил партизанскую борьбу и лежит сейчас больной в госпитале. Комиссар же отряда Селивановский оказался несговорчив. Он решил сопротивляться и был повешен гитлеровскими властями. Многие партизаны расстреляны.

— Партизанский отряд более не существует, — объявил офицер. Он обращался к жителям с призывом выдать оставшихся в живых партизан и тем заслужить хорошее отношение к себе гитлеровских властей.

Дедушка и Чапай тем временем сидели в лесу, в кругу боевых друзей и разрабатывали план дерзкой операции. Дедушка получил из гитлеровского штаба официальное письмо. Фашисты писали:

«Вам предлагается явиться добровольно в течение двух дней с отрядом в полном составе в штаб, а также сдать оружие и боеприпасы. При явке добровольно с вас всякое наказание снимается и вы можете проживать в поселке на общих основаниях, как и все граждане. В случае неявки добровольно в указанный срок ваши жены, проживающие в поселке, будут расстреляны, а вы также будете переловлены и расстреляны».

На лживую речь офицера и на письменное приглашение гитлеровцев было решено ответить разгромом их штаба.

Темной ночью группа партизан направилась к штабу. Но тут в поселке они узнали, что гитлеровцы разместились в здании местной больницы и запретили вывозить из нее больных, рассчитывая на гуманность партизан. Партизаны не решились вместе с гитлеровскими офицерами приносить в жертву десятки жизней беспомощных советских людей. Перед глазами стояло здание штаба — больницы, руки сжимали связки приготовленных к броску гранат, но ни одна рука не поднялась. Вернулись в лагерь ни с чем.

Отложив уничтожение гитлеровского штаба до следующего раза, задумали осуществить другую операцию.

В поселке нашлось несколько предателей, которые пошли в услужение к фашистам. Из них-то гитлеровцы и образовали полицейскую управу, поставив во главе ее уголовника-конокрада Кукушкина. Этот сброд, получивший в поселке презрительное прозвище «белоповязочники», грабил квартиры эвакуированных, выдавал советских активистов, занимался шантажом, вымогательством.

Кукушкину недолго пришлось упиваться своей властью старшего полицейского. Ревтрибунал отряда приговорил его к расстрелу. Через несколько дней предатель был уничтожен. Затем партизаны решили разгромить всю полицейскую управу.

Ночью группа партизан во главе с Чапаем проникла в здание полицейской управы, захватила документы и устроила там засаду.

Утром в управу начали сходиться полицейские. Один, второй, третий… Полицейские были схвачены и посажены в другую комнату. Тут же открылась, можно сказать, «выездная сессия» ревтрибунала. Были рассмотрены преступления каждого полицейского, предъявлены конкретные обвинения, выслушаны показания обвиняемых. Затем комиссар отряда Чапай, он же председатель трибунала, зачитал приговор. Четверо полицейских были приговорены к расстрелу. Суд над предателями проходил в присутствии нескольких десятков жителей поселка.

— Ну как, — обратился к ним Чапай, — правильно поступает трибунал?

— Правильно! — был дружный ответ. — Смерть предателям!

Несколько минут спустя чья-то рука наклеила на здании полицейской управы листовку, которая гласила:

«Товарищи! Гитлеровские собаки объявили наш отряд ликвидированным, а комиссара повешенным. Не верьте им! Мы живем и действуем. Доказательством этому служит то, что сегодня по приговору революционного трибунала отряда нами расстреляна шайка полицейских. Верьте в победу Красной Армии, силы ее растут! Растет и ширится партизанская война. Смерть фашистским собакам!»

Так ответили партизаны на приказ явиться и сдаться врагу добровольно и на попытку объявить отряд несуществующим.

С тех пор гитлеровцам не удалось никого завербовать в полицию. Желающих не находилось. Полицейская управа кончила свое существование.

4

— Было время, — рассказывает Чапай, — когда в нашем районе оккупанты орудовали безнаказанно. Они налетали на деревни, грабили население, уводили скот, лошадей, издевались над жителями.

Теперь уже не то. Другая жизнь пошла. Народ взял в руки оружие. Мы, партизаны, считаем себя законными представителями Советской власти в тылу врага и не пускаем его в наши деревни.

Чапай прав. Гитлеровцы шакалами рыщут по тылам, обходя стороной деревни, в которых живут и действуют партизаны отряда Дедушки. Район деятельности этого отряда опоясан густой сетью засад.

Мы едем с Чапаем в одну из них.

— Посмо́трите, — говорил он, — поле недавнего боя, увидите линию нашей обороны.

Вот начинается линия партизанской обороны. Искусно устроенный завал. Мощные сосны и ели преграждают дорогу. Ее не проехать и не пройти. Узкой тропой огибаем завал и попадаем на широкую лесную поляну. На снегу во многих местах пятна крови.

Два дня назад здесь разыгрался большой бой. Отряд эсэсовцев пробивался к штабу отряда Дедушки.

Навстречу гитлеровцам вышли две боевые группы. Партизаны залегли за толстыми соснами, за стволами белых берез. Фашисты ехали настороженно, озираясь. Больше всего они боятся лесов. Но, как ни были насторожены враги, они не заметили, что за каждым их шагом следят десятки острых глаз.

Вместе с другими следил за приближающимися гитлеровцами и двадцатилетний Саша Алешин. Он показал себя в этом бою бесстрашным, находчивым бойцом.

Партизаны открыли огонь только тогда, когда все гитлеровцы вышли из леса на поляну и были видны, как на ладони. Дружный залп винтовок и длинная трель Сашиного пулемета разорвали тишину зимнего леса. Фашисты схватились за оружие, но было уже поздно.

— У нас в отряде установился железный закон, — говорит Чапай. — Бой выигрывает тот, кто первый его начинает. А партизаны не дают инициативы в руки фашистам.

В самый разгар боя у Сашиного пулемета кончились патроны. Диск был пуст, а запасного не оказалось. И тут он принял смелое решение. Откинув в сторону умолкнувший пулемет, Саша бросился в самую гущу обоза, к вражеским пулеметам.

Гитлеровцы не сразу поняли замысел молодого партизана. Долгая очередь остановила и скосила тех, кто бросился к саням. Путь врагу был отрезан огнем. Саша тем временем, перебегая от одних саней к другим, разрядил по врагу еще три пулемета.

Бой закончился. Два оставшихся в живых гитлеровца — солдат и офицер — стояли с поднятыми руками.

— Когда мы осматривали убитых, — рассказывает партизан Гуров, — почти на каждом видели следы работы Сашиных пулеметов. Как машиной прошиты.

Алешин сидит тут же с нами в засаде. Он возится с пулеметом, делая вид, что ничего не слышит. Такие не любят, когда о них говорят.

Возвращаясь в штаб отряда, мы встретили у лесного завала пожилого крестьянина с винтовкой. Он стерег партизанских коней. Остановились. Закурили.

— Как твоя фамилия, отец? — обращается Чапай.

— Моя-то? Алешин…

— Как Алешин? А тот, в засаде, родственник?

— Да это ж сын. Санька мой. Заодно фашиста бьем.

Линия партизанской обороны, которую держат плечом к плечу отец и сын, мать и дочь, брат и сестра — единая советская семья, — такая линия неприступна.

★

Несколько раз гитлеровцы пытались ликвидировать штаб отряда и весь отряд. Посылали для этого карательные группы, но ни одна из них до штаба не дошла. Они натыкались на искусно замаскированные мины, на огонь автоматов. Пробовали нащупать партизан с воздуха и бомбить. Двухмоторный стервятник не сумел нанести вреда партизанам, был сам сбит партизанским огнем.

За пять месяцев деятельности на боевом балансе отряда — сотни перебитых фашистов, десятки уничтоженных предателей, шпионов, сожженные и взорванные автомашины, танки, склад боеприпасов и склад горючего. Шесть раз партизаны взрывали железную дорогу.

Дневник отряда Дедушки и Чапая еще не закончен. Отряд продолжает действовать в тылу врага и смелыми боевыми налетами на тылы немецко-фашистских захватчиков впишет в свой дневник еще не одну славную страницу.

М. СИВОЛОБОВ

«Правда», 27 февраля, 1, 6, 14, 16 марта 1942 года.

Неуловимый

«Правда», 17 февраля1942 года.

Константин Заслонов

В начале войны в депо Орша работал инженер-паровозник Константин Сергеевич Заслонов, тридцати трех лет от роду. Роста он маленького, остроглазый, упорный и насмешливый. Депо его считалось лучшим на Западной дороге.

Настал день, когда пришлось Заслонову прощаться с городом, Днепром, садом, где он гулял с семьей. Орша опустела. Семья отправлена на восток, депо эвакуировано.

Враг приближался к городу. Слышны орудийные залпы…

И вот инженер Заслонов в Москве. Некоторые из его подчиненных работают в депо имени Ильича, другие — в депо Вязьма. У него самого есть большая и интересная работа, но тем не менее он тоскует: в его депо, где он был начальником, хозяйничают немецкие фашисты!

Провожая взглядом поезда, везущие наши войска к фронту, он говорит:

— Против каждой вражеской винтовки надо подвезти и поставить нашу винтовку. Надо — патроны, пушки, снаряды… А что, если не допустить?

— Кого же это ты, Константин Сергеевич, не допустишь?

— Если, говорю, гитлеровцев не допустить до фронта.

— Каким это способом?

— Способ мы должны найти. Главное не способ. Главное — желание…

Был конец августа 1941 года, когда после вопрошающих слов Заслонова возникла мысль об организации партизанского отряда для диверсий в тылу врага.

И вот 4 сентября 1941 года тридцать человек, в большинстве машинисты и их помощники, работавшие ранее в депо Орша, составили партизанский отряд. Командиром отряда был назначен К. С. Заслонов.

1 октября отряд переправился через реку Межа и, обходя деревни, занятые гитлеровцами, стал углубляться в тыл врага.

★

Шли лесом.

Идти было трудно. Несколько раз разведка наталкивалась на врага. От плохой дороги — по оврагам и лесной чаще — обувь быстро пришла в негодность. Начались морозы. Большинство бойцов обморозило себе ноги, и отряд был вынужден разбиться на две части.

Константин Заслонов выбрал наиболее короткий путь, но и наиболее тяжелый. В его группу входило теперь семь человек, причем четверо из них, в том числе и он, были обморожены.

Они шли.

Они увидели Днепр.

Партизаны спрятали в деревне у знакомых оружие и взрывчатку и вошли в город. Входили по одному, по двое. Остановились у родственников. Родственники сказали, что гитлеровцы принимают на службу всех железнодорожников, независимо от того, кем они были раньше.

— Значит, фашистам приходится туго, — сказал Заслонов, — раз они берут на работу не глядя.

И он отправился на станцию. Встречному знакомому сказал:

— Пришел из Вязьмы, решил вернуться к прежнему месту работы.

В город партизаны, конечно, пробрались без документов. Но случайности войны помогли им. Ввиду большого числа погорельцев городская управа выдавала временные удостоверения. Требовалось два поручителя в том, что бездокументный до войны работал в Орше. Поручители для партизан нашлись.

В середине ноября Заслонов явился к немецкому шефу (начальнику) депо.

— Я желаю устроиться на работу, — сказал Заслонов.

Шеф долго расспрашивал его, возмущаясь, что при отступлении Красной Армии все ценное оборудование депо было вывезено.

— Это омерзительно! Ведь нам же нужно везти оборудование из Германии.

В конце беседы Заслонову было предложено место старшего рабочего на угольном складе.

— Благодарю вас, но я не согласен, — сказал он.

— Что же вы хотите?

— По крайней мере должность начальника русских паровозных бригад.

— Мы должны вас прежде всего испытать.

— Что ж меня испытывать? Спросите обо мне. Я высокий специалист, инженер. Да вы мне особенно и не нужны, я всегда найду себе работу.

— Подумайте, — сказал зловеще шеф. — Вы получили предложение.

Заслонов ответил беспечно:

— Я подумаю.

Неделю он сидел дома. Затем его вызвали в гестапо.

— Что ж вы так долго думаете? — сказали ему.

— Это вы долго думаете, а не я.

Из гестапо, сделав соответствующее внушение о необходимости покорности, Заслонова опять отправили к шефу.

— Надумали? — спросил шеф.

— Мне кажется, что это вы надумали, — ответил Заслонов.

— Да. Мы решили вам предложить должность начальника над русскими паровозными бригадами.

— Я согласен.

★

Заслонов был беспартийным. В тот день, когда он поступил в депо, он вызвал коммуниста из своего отряда и сказал:

— Хотя я беспартийный, но, как командир отряда, предлагаю принять все меры к тому, чтобы привлечь скрывающихся в городе коммунистов и комсомольцев в депо. Предстоит большая работа. А в особенности после того, как я получу возможность самостоятельно принимать на работу русских.

20 декабря шеф разрешил Заслонову принимать самостоятельно на работу в депо, кого он найдет нужным из русских.

Тогда же Заслонов приказал своим людям поехать в деревню и в мешках с картофелем привезти в город взрывчатку, гранаты и автоматы. В тех же числах декабря в городе появилась вторая часть отряда Заслонова. Но Заслонов принял на работу не всех. Часть людей он пока поселил возле города в деревне и принимал их осторожно, по одному.

— В общем, все теперь готово, — сказал он, — пора приступать к делу.

★

Приводим список крушений и взрывов, который составил штаб Заслонова. Список, разумеется, неполный. Многие составы вышли из строя вне зоны разведки заслоновцев. Однако и эти неполные сведения, которые перед нами, достаточно убедительны. Заслонову важно было задержать доставку грузов на фронт. И он задерживал!

Декабрь 1941 года. Взорвано семь паровозов. Минирован путь и взорван поезд. Уничтожено 23 маслопровода в паровозах. Заморожено 32 паровоза, которые не могли быть поданы к поездам. Засыпаны песок и соль в буксы 18 паровозов, которые вышли из строя во время пути. Сброшено 8 паровозов на тракционных путях.

Январь 1942 года. Пущены под откос 2 поезда, шедшие на фронт. Движение прервано на 35 часов. Заложено 124 мины в паровозы. Многие из них взорвались и вышли из строя навсегда.

Февраль. Уничтожено 4 снегоочистителя. Пущены под откос два поезда. Уничтожено при крушении около 1800 гитлеровцев. Движение прервано на 31 час. Столкнули два поезда. Убито 13 немцев, 4 ранено. Движение прервано. Поезда сгорели. Взорвано 11 паровозных топок. В бронепаровозы №№ 57 и 3161 вложены мины. Бронепаровозы, шедшие на фронт, взорвались.

Гитлеровцы были очень обеспокоены происходившим. Так как большинство взрывов получалось от мин, они установили усиленное наблюдение.

Заслонов только посмеивался. Паровозы «задерживались» не в этом городе, а в других местах, в других депо, и мины подкладывались незаметно. Подпольщики не только подкладывали мины. Они устраивали сходы подвижного состава с рельсов. Замораживали инжекторы, паровоздушные насосы, воздухораспределители, пресс-масленки.

— Как же вы прежде работали? — спрашивали гитлеровцы у Заслонова. — Как вы работали?

— И прежде так работали, — отвечал Заслонов.

— Неужели нельзя с этим бороться?

— Мы не знаем. Ведь вы же заявляете, что у нас техника отсталая. Вышлите нам инструкции, как бороться с морозами. А то вот едет на паровозе, сопровождает русскую бригаду вооруженный немецкий машинист, а ничему научить не может…

Резкий и насмешливый тон инженера раньше импонировал гитлеровцам, так как казался искренним. Сейчас он уже был им подозрителен. Впрочем, поймать Заслонова никак не удавалось. Он даже познакомился с комендантом города и играл с ним в шахматы.

Однажды Заслонов пригласил коменданта на шахматную партию. Начали играть в четыре часа. Комендант торопился и нервничал. Он даже намекнул, что его несколько смущает обстановка в городе… Между тем Заслонов в этот день играл плохо. Партия затягивалась. Комендант выигрывал. В пять минут седьмого Заслонов украдкой посмотрел на часы. Еще два-три хода, и положение на доске изменилось. В это время вбежал адъютант коменданта, он сообщил, что в городе произошел взрыв чудовищной силы. Взорвано здание… Много немцев погибло…

— Какая жалость! — воскликнул Заслонов, обращаясь к коменданту. — Командование вас не поблагодарит, что вы в шахматы играете, когда надо наблюдать за городом.

★

Советская авиация начинает бомбить узел.

Гитлеровцы, боясь бомбежки, убегают за город.

В депо остаются несколько дежурных.

Во время одной из таких бомбежек два стоящих около депо паровоза были пущены в ход и свалились в 30-метровый поворотный круг. Выведены из строя и поворотный круг и паровозы!

20 февраля в депо попадает бомба.

— Настало время уходить, — сказал Заслонов. — Как только, ребята, меня заберут гитлеровцы, вы — в лес. Обо мне не беспокойтесь. Как-нибудь вывернусь.

И отдал приказание по линии: всем партизанам, которых он расставил на станциях от Орши до Смоленска, приготовиться к уходу в леса.

К концу дня гестапо арестовало Заслонова. Его обвинили в том, что он сигнализировал фонариками, где находится депо.

Устрашенное бомбежками население покидало город. Партизаны сложили на саночки большую часть оружия и взрывчатки и тоже вышли без труда из города. Через день к ним присоединился Заслонов.

— Как вы освободились, Константин Сергеевич? — спросили его.

— Опровергнул насквозь лживое обвинение, — сказал, смеясь, инженер. — Я не сигнализировал светом самолетам, а находился в подвале дома, где играл в шахматы с комендантом. И комендант подтвердил это. Меня выпустили с запрещением выхода из города и с обязательной регистрацией каждый день в полевой комендатуре. Я зарегистрировался, а затем ушел к вам…

После ухода Заслонова из города гитлеровцы назначили за его голову награду — пять тысяч марок. Через несколько дней к пяти тысячам прибавили еще золотые часы.

★

Из письма К. Заслонова:

«Дела большие. „Бомбуем“, „бомбуем“ и „бомбуем“. Каждый день что-нибудь новое.

Очень много летит под откос поездов вместе с фашистами.

Иногда жирно едим, тепло спим. Иногда по пять дней голодаем.

Есть провокаторы, есть шпионы, есть предатели, иногда уходят от кары, но больше всего испытывают они силу партизанского огня.

Мои люди настолько насолили фашистам, что те устроили облаву и выслали против нас три дивизии, но, набив им морду, мы ушли.

Моя голова оценена, и цены растут после каждой операции. А операций много, и важных. Сейчас цена моей головы — 50 тысяч марок, железный крест, и, кроме того, кто меня живого или мертвого доставит немецким властям, тому будет обеспечена прекрасная жизнь в самой Германии со всеми его ближайшими родственниками…

Вот примерно как живем мы».

★

Из дневника штаба Заслонова:

Июнь. Сброшен под откос поезд с автомашинами, шедший на фронт. Минирован другой поезд. Уничтожен гитлеровский гарнизон в Н. Уничтожен хлебный склад. 2 тысячи пудов хлеба частью сожжено, частью роздано крестьянам.

Июль. Взорван мост. Бой с тремя отрядами фашистов. Выбили их из села, отбили атаку. Полиция и гитлеровцы разбежались.

★

В партизанском отряде радость. По радио принято сообщение: К. С. Заслонов (прозвание «Дядя Костя») награжден орденом Ленина.

Лес. Поляна. Землянки. Теплый, летний день. К. С. Заслонов стоит перед своим, теперь очень разросшимся отрядом. Он благодарит партию и правительство за высокую награду. Обещает бить врага еще лучше, еще сильнее.

Заслонов держит в руке орден, и слезы текут по его загорелому, обветренному лицу. Он говорит:

— Прошу принять меня в ленинскую партию.

В лесу собирается партийное собрание партизанского отряда. И Заслонова единодушно принимают в партию.

После собрания отряд выступает на операцию. Заслонов идет в бой коммунистом.

И опять летят под откос поезда, падают гитлеровцы, горят паровозы.

Вскоре разведчики принесли экземпляр приказа немецкого командования: «За доставку партизана Заслонова — „Дяди Кости“, живым или мертвым, выплачиваем 80 тысяч марок или даем крупный завод на территории Германии в собственность».

Это странное сочетание — 80 тысяч марок или крупный завод — само по себе указывает на смятение, которое чувствовали гитлеровцы от действий Заслонова.

★

Когда отряд испытывает недостаток в оружии или патронах, Заслонов обращается к населению. И население приносит ему оружие, боеприпасы. В таких случаях Заслонов говорит:

— Это нам высшая награда. Крестьяне оружие прячут, а если уж отдают, так отдают тому, кому они верят. Значит, они видят, что мы хорошо бьемся за Родину.

★

Гитлеровцы бросили большие силы против партизанского отряда. Во время одной из отчаянных схваток с карателями погиб Заслонов.

Народ высоко оценил его заслуги. Константину Сергеевичу Заслонову присвоено звание Героя Советского Союза.

Горячая любовь к своему народу рождает подвиг. Чем дальше идут годы, тем славнее звучит имя героя. И таким останется навсегда имя инженера-железнодорожника Константина Заслонова.

Всеволод ИВАНОВ

«ЛЮДИ ЛЕГЕНД». Издательство политической литературы. 1965 год.

За линией фронта

Партизаны двух районов Ленинградской области, организовавшие красный обоз с продовольствием для Ленинграда, прислали в редакцию «Правды» письмо:

Дорогие товарищи!

Наша партизанская бригада восемь месяцев борется в глубоком тылу врага с немецко-фашистскими оккупантами.

В результате боевых действий бригады, беспрерывных налетов на гитлеровские воинские части, беспощадного уничтожения врага, как только он появится в поле нашего зрения, создалось такое положение, что на территории в 120 километров по фронту и на 80 километров в глубь от линии фронта фактически восстановлена Советская власть.

Мы контролируем площадь в 9 600 квадратных километров, и фашисты панически боятся показать сюда нос. Ни карательные экспедиции, ни жестокие налеты с воздуха на мирные деревни не могут помочь фашистам. В их тылу продолжают существовать советские районы, и базирующиеся на них партизаны все сильней бьют врагов нашей Родины.

Шлем вам, дорогие товарищи, боевой партизанский привет и заверяем, что, пока хоть один фашист останется на нашей земле, партизаны не сложат оружия.

Тыл врага. Март 1942 года.

Письмо подписано командиром и комиссаром партизанской бригады и представителем тройки по восстановлению Советской власти в Энском районе.

«Правда», 19 марта 1942 года.

Грозовые будни

По скрипучему, на скорую руку сбитому мосту едет подвода. Пожилой крестьянин ведет в поводу лошадь с возом бревен.

— Откуда, дедушка, путь держишь?

— А вот из-за Немана, с Царюкова стана, везу себе на хату. Сам-то я из Нового села. Может, слышали про такое?

Я был в этом селе, как и в других селах области, когда они были отгорожены от Родины линией фронта. С секретарем Столбцовского подпольного райкома партии Владимиром Зеноновичем Царюком мы проезжали через село в конце июня. Омытые дождями черные головешки, мертвые, без листьев, остовы кленов и лип, разбитые колодцы, бурьянами заросшие огороды, одинокие кресты — вот что мы увидели на месте когда-то шумной, утопавшей в зелени деревни. И людей не встретили.

— В конце июля прошлого года фашисты бросили против партизанских отрядов пятьдесят тысяч эсэсовских войск, — рассказывали партизаны. — Каратели сожгли сотни деревень. Вот здесь триста человек, все больше детей да стариков, побросали живыми в огонь.

Много таких пустырей в Барановичской области. Три года гитлеровцы убивали и жгли. Но пришла сила, которую ждали, в которую неизменно верили, пришла избавительница — Красная Армия. И в Новом селе, и в Лядках, и в сотнях других сел впервые за три года раздался стук топора. Крестьяне ездят в Налибоцкую пущу, разбирают партизанские землянки, рубят лес. Они торопятся, работают без устали. Они строят. С приходом Красной Армии сюда вернулась жизнь.

Не с востока, а с запада навстречу армии шел партизанский вожак Владимир Царюк, шли тысячи вооруженных людей. Теперь у секретаря Столбцовского райкома много забот. Он организует местную промышленность, торговлю, ремонтирует школы, подбирает кадры. Андрей Саятевич, как и три года назад, председатель сельского Совета в родном селе Перетоки. Всю свою семью вместе с большей частью жителей села он увел в лес, создал партизанский отряд, за три года получил шесть ранений, бил врагов без страха и без пощады. Теперь вчерашние партизаны убирают хлеб, хлопочут о школах, о семенах, засевают озимые поля.

И в Барановичах, и в Лиде, и в Новогрудке, и в Ивенце — во всех городах и селах области начинается созидательная работа. Григорий Александрович Сидорок, Ефим Данилович Гапеев, Степан Петрович Шупеня, руководители народной борьбы, большевики-подпольщики, сегодня заняты новыми делами. Они вывели отряды из лесов. Они организуют людей для быстрейшего возрождения жизни, восстановления разрушенного хозяйства, для повседневной помощи Красной Армии.

Из Москвы пришла радостная весть. Сотни барановичских партизан награждены орденами и медалями. Самые храбрые, самые бесстрашные удостоены звания Героя Советского Союза и среди них Владимир Царюк, секретарь обкома партии, кавалер ордена Суворова Василий Чернышев, славные партизанские командиры Борис Булат, Федор Синичкин.

★

Жизнь началась сызнова. Но за право жить, строить, любить, верить три года шла война — жестокая, не знающая пощады. Три года Барановичская область полыхала в огне партизанской борьбы. Никакие усилия оккупантов, никакие их кровавые карательные экспедиции, никакие зверства и массовые расстрелы не могли потушить пожара этой народной войны.

Жестокая действительность по-новому раскрыла замечательные черты белорусского народа — любовь к свободе, к советскому строю, к своей культуре, исконную, идущую из глубин веков любовь к братскому русскому народу. Вот почему в Советской Белоруссии на временно оккупированной врагом территории сотни тысяч людей взялись за оружие и бились с оккупантами смертным боем вплоть до прихода Красной Армии.

Павел Иванович Булак, крестьянин из деревни Остров, Слонимского района, ныне награжденный орденом Ленина, стал грозой фашистов. Он начинал с партизана-одиночки, а встречал Красную Армию командиром бригады «Победа», в которой собралось свыше тысячи бойцов.

По селам и деревням Западной Белоруссии о Булаке из уст в уста передаются легенды. Партизаны мне рассказывали:

— Недалеко от районного села Дятлово Булак устроил засаду. Гитлеровцы шли, чтобы ограбить соседние деревни. Их встретили партизаны, убили сорок солдат и офицеров.

В одном из боев бригада Булака истребила свыше четырехсот врагов.

Много рассказывают в народе о другом партизанском командире, Дмитрии Денисенко. Я встретил во времена фашистской оккупации группу пожилых крестьянок из деревни Загорье, Мирского района.

— Из каких краев?

— Да вот тут недалече ходили по нашему крестьянскому делу.

— Какое же у вас дело?

Крестьянки мялись, перешептывались, а потом одна из них, побойчей рассказала:

— Ходили мы за здоровье Митьки нашего помолиться. Очень уж фашисты грозятся — непременно, говорят, поймаем его. Обещают будто за голову его котелок золота дать.

«Митька наш» — это Дмитрий Денисенко, командир партизанского кавалерийского дивизиона, охранявший деревни Мирского района от грабежей и насилий оккупантов. Отряд Денисенко разгромил десятки гарнизонов врага, сжег в немецких хозяйствах более 100 000 пудов награбленного хлеба, приготовленного к отправке в Германию, спас тысячи советских граждан от угона в фашистское рабство.

Первые свои удары барановичские партизаны нанесли по гитлеровскому так называемому «новому порядку». Партизаны одной бригады разгромили все фашистские «государственные» хозяйства в Ивенецком, Радошковичском и Дзержинском районах. Отряды имени Фрунзе, Котовского, Александра Невского и другие снесли с лица земли полицейские посты, опорные пункты в Юратишковском, Кореличском, Новогрудском и Лидском районах.

Захватчики чувствовали себя на территории Барановичской области, как в осажденной крепости. Ни усиленная охрана, ни колючая проволока, ни толстые стены дотов и дзотов не спасали их от партизанской мести.

Новогрудский гебитскомиссар палач Бушман грозил уничтожить все население сел, в которых бывают партизаны. В апреле Бушман был взорван партизанской миной. Убиты и его заместитель Гемпель и начальник новогрудской СД Шмукер. Живьем вывезли партизаны из Барановичей заместителя начальника гестапо по борьбе с партизанами и бургомистра города. Партизан Кировской бригады Демидов подложил мину под кресло лидского гебитскомиссара Дрекселя. Через несколько дней тот же Демидов бросил в помещение гебитскомиссариата, где немецкие офицеры собрались для попойки, две противотанковые гранаты. Партизан Чепуштанов поймал в местечке Юратишки бургомистра района предателя Длужиевского, привел его в лес и сдал своему командиру.

Месть партизан не знала пощады. Около полусотни фашистских генералов и других высших чиновников во главе с палачом белорусского народа Вильгельмом Кубе отправили на тот свет партизаны Белорусской республики.

★

Партизанское движение приняло столь широкий размах, стало крупной военной силой потому, что его возглавляла, идейно воспитывала, вела к цели партийная организация. Коммунисты-подпольщики высоко несли знамя партии, знамя своей Родины.

Сергей Рыжак, организатор и командир первого в Барановичской области партизанского отряда, осенью трудного 1941 года ходил по деревням и селам Западной Белоруссии, поднимал людей на борьбу, писал и развешивал листовки, в которых разоблачал фашистскую ложь, призывал к мести подлым захватчикам. Рыжак погиб. Но он оставил о себе славную память в народе. Его именем был назван вновь созданный партизанский отряд, вписавший в свою историю немало боевых страниц.

В области хорошо знают храбрую комсомолку Веру Одынец, пустившую под откос 15 гитлеровских эшелонов и ставшую комиссаром партизанского отряда. Много смелых подвигов совершила комсомолка Варя Николашина.

Партизан Первомайской бригады комсомолец Михаил Белуш грудью своей закрыл пулемет врага и этим обеспечил победу отряда, штурмовавшего укрепленный пункт в селе Крупец, Любченского района. Коммунист Николай Кадолбик первым ворвался в железобетонный дот и пристрелил семерых гитлеровцев.

— Это за смерть Миши, — сказал он.

Лучшие партизаны, доказавшие свою преданность Родине, шли в ряды партии. Были приняты в партию герои «железнодорожной войны» Иван Долбик, Владимир Шахлевич и многие, многие другие.

Только за год кандидатами в члены партии подпольные парторганизации области приняли почти тысячу партизан. Кроме того, в городах и селах работали 227 антифашистских групп. В рядах комсомола было в два раза больше юношей и девушек, чем в предвоенном 1940 году. Народ и в тылу врага, в жестоких тисках кровавых захватчиков, свято и преданно верил ленинской партии, посылая в ее ряды лучших своих сыновей и дочерей.

В подполье издавались газеты: «Красная звезда» — орган подпольного обкома партии, «Молодой партизан» — орган подпольного обкома комсомола, 19 районных подпольных газет. Разовый тираж их достигал более 10 тысяч экземпляров. И не хватало.

Находясь в тылу врага, партизаны не знали страха. Одна пламенная страсть руководила ими все годы Отечественной войны — любовь к Родине и жажда беспощадной мести врагу.

А. ЗЕМЦОВ

«Правда», 2 сентября 1944 года.

Бесстрашные

Через пять дней после начала Великой Отечественной войны Минск оказался в непосредственной опасности. Стаи вражеских самолетов обрушивали на город бомбы. Толпы беженцев покидали Минск, а к его задымленным кварталам непрерывным потоком текли беженцы с запада. Но вскоре те, кто стремился уйти из города, вынуждены были вернуться: фашистские десантники отрезали им путь. Так в оккупированном Минске остались сотни коммунистов, много комсомольцев.

Теперь, когда работниками партархива ЦК Компартии Белоруссии собраны воедино и изучены многие документы, когда найдены десятки подпольщиков, оставшихся в живых, перед нами предстает картина мужественной, самоотверженной борьбы коммунистов и беспартийных большевиков Минска против немецко-фашистских оккупантов.

Уже в июле — августе 1941 года в районе Комаровки возникла подпольная партийная группа. Возглавил ее старый коммунист Степан Иванович Заяц. Активное участие в работе группы приняла семья Омельянюков: отец Степан Кондратьевич, сын Владимир — студент института журналистики, мать Павлина Степановна. Жили тогда Заяц и Омельянюки на улице Чернышевского. Здесь, прямо в доме, они наладили прием радиопередач Совинформбюро. Сводки, принятые по радио из Москвы, размножались. Владимир Омельянюк на пишущей машинке делал к ним короткие, но яркие приписки, призывавшие советских людей к борьбе с врагом. Однажды в заседании подпольной группы принял участие столяр вагоноремонтного завода И. Ф. Подобед. Он помог коммунистам Комаровки установить связь с подпольной группой железнодорожников, а через них — и с другими партийными организациями.

Как-то само собою сложилось, что центром подпольного Минска стал Октябрьский район. Здесь нашелся наиболее энергичный и талантливый организатор — Исай Павлович Казинец. Его, как и многих других людей, военная буря забросила в Минск из Белостока, где он работал главным инженером Нефтесбыта и был секретарем тамошней партийной организации. В течение месяца И. П. Казинец налаживал связи по всему городу. В конце 1941 года на одной из конспиративных квартир в Октябрьском районе собрались на совещание коммунисты. Они избрали руководящую группу, назвав ее резервным минским парткомитетом. Руководителем этого парткома стал И. П. Казинец. Здесь же было решено разработать систему построения городской партийной организации: звенья не больше десяти человек, принцип личного знакомства и рекомендации, связь только через уполномоченных и т. д. Звенья возглавили секретари.

15 декабря 1941 года партком собрался на совещание. Сохранилась школьная тетрадка с протоколом этого заседания. Сквозь глубину лет доходит до нас голос мужественных советских людей, преисполненных глубокой веры в победу над врагом. «В основном наша задача сводится к тому, — говорится в протоколе, — чтобы гор. Минск и его окрестности в нужный момент были освобождены от немецкой оккупации еще до прихода Красной Армии».

Следующая неделя после этого заседания прошла в интенсивной организационной работе. К 25 декабря 1941 года в городскую подпольную организацию входило уже 12 партийных звеньев и 6 комсомольских групп. А меньше чем через месяц — 18 января 1942 года — начала издаваться газета-листовка подпольного парткома «Вестник Родины».

★

Немногие минчане знают Надеждинскую улицу. Это тихий, укромный уголок города за Червенским рынком. Небольшие домики, обнесенные палисадниками. Осенью 1941 года в одном из таких домиков появился высокий, широкоплечий молодой человек. Белокурые волосы, большой лоб, голубые глаза, открытая улыбка — вся его внешность располагала к себе. Парень был на редкость веселый, общительный. Знакомясь, он говорил:

— Жан.

Дорого бы заплатили гестаповцы тому, кто разгадал бы в этом человеке офицера Советской Армии Ивана Константиновича Кабушкина, уроженца деревни Малаховцы под Барановичами. Часть, в которой служил Жан (так звала его жена), была разбита в неравном бою. Он настойчиво пробирался на восток, долго шел по болотам, лесам и хуторам Западной Белоруссии и оказался в Минске. Подобрав небольшую группу таких же отважных, как сам, парней, И. Кабушкин стал периодически выходить на «промысел».

Дорога Минск — Логойск петляет по густому лесу. Есть здесь укромные уголки, где удобно засесть охотнику на фашистского зверя. Выследив машину с гитлеровскими офицерами, «охотники» огнем из автоматов или гранатами уничтожали врагов и, забрав их оружие и документы, исчезали.

Вылазки смелых патриотов были частыми. В партархиве ЦК КП Белоруссии имеется докладная записка, датированная декабрем 1942 года, в которой И. Кабушкин сообщал о диверсионных актах против фашистских оккупантов, об организации связи с партизанскими отрядами, действовавшими в районе Минска, о встречах с «Ватиком» — членом подпольного горкома партии В. К. Никифоровым и другими товарищами.

По городу пошли облавы. Партизанским связным было запрещено появляться в Минске. И тем не менее однажды на явочную квартиру к Валентине Соловьянчик, которая жила на Надеждинской улице, днем зашел И. Кабушкин. Валя испугалась:

— Тебя же могут схватить!

— Руки у них коротки, — ответил И. Кабушкин.

— Но ты мог притащить «хвост».

— А я и тащил его до самого Червенского рынка. Потом заманил в развалины и задушил. Оставил записку: «Был Жан». Пусть гестаповцы беснуются…

Всякий раз, возвращаясь из партизанского отряда в Минск, И. Кабушкин переодевался то в квартире М. П. Евдокимовой, то в квартире М. Ф. Долголантьевой, перекрашивал волосы, надевал очки. Отсюда, с тихого окраинного поселка Пушкина, вместе с Толиком Малым (комсомольцем-подпольщиком Анатолием Левковым) однажды и отправился он на выполнение опасного задания подпольного горкома партии — уничтожить фашистского зондерфюрера.

Дело было зимой. Подпольщики выследили зондерфюрера. Обычно под вечер он выходил из дома, сворачивал на улицу Кирова и шел до университетского городка, где располагалось гестапо. На редких прохожих фашист никогда не обращал внимания: это-де обязанность солидного штата сыщиков. Так до последней секунды, пока возле стадиона «Динамо» не сразил его удар острого ножа, видимо, и оставался этот зондерфюрер уверенным в безупречной работе своих сыщиков.

На счету И. Кабушкина немало смелых операций, выполненных по указанию подпольного горкома партии. Если задание было трудным, члены горкома говорили: надо поручить Жану. Отважный советский патриот, впоследствии попавший в гестаповский застенок, был до конца верен делу партии. Он погиб героем.

★

Когда в конце марта 1942 года в городе начались массовые аресты, подпольщики быстро перестраивали свою организацию, меняли явочные квартиры и документы. Но аресты захватили большое число активных работников. Были схвачены И. П. Казинец, член городского комитета Г. М. Семенов («Жорж»), С. И. Заяц («Зайцев») и другие.

На 9 мая была назначена казнь подпольщиков и партизан. На Червенский рынок полицаи привезли беспартийного инженера Николая Герасимовича, железнодорожника Ефима Горица, десантника Иосифа Ковалевского и других подпольщиков. Когда машина с узниками прибыла и палач набросил петлю на шею Герасимовича, тот во всю силу легких закричал:

— Нас много! Всех не перевешать!

Исая Казинца доставили на Центральный сквер. Как и Николай Герасимович, перед смертью он крикнул в толпу:

— Смерть фашизму, да здравствует Красная Армия!

Хотя, по предположениям фашистов, руководство подпольщиков было казнено полностью, подполье оставалось большой силой. Минский подпольный комитет продолжал действовать в новом составе. В начале мая парткомом был рассмотрен вопрос о перестройке партийного подполья, о новой структуре организации, которая предусматривала создание сети производственно-территориальных ячеек, опирающихся на широкие массы рабочих.

Несмотря на усиливавшийся фашистский террор, деятельность подпольщиков приобретала все больший размах. Коммунистические листовки регулярно появлялись на стенах домов, в кинотеатрах, цехах различных предприятий. Продолжались диверсии. Свыше двух десятков партизанских отрядов, созданных подпольщиками или укрепленных за счет минчан, действовали вокруг города. А. А. Арндт, А. Ф. Веремейчик, М. Ф. Малокович и другие патриоты обеспечивали связь между подпольными организациями.

На повестку дня встала новая, сложная задача — издавать в оккупированном городе газету, которая поднимала бы боевой дух народа. Владимиру Омельянюку было поручено организовать выпуск первого номера подпольной «Звязды». Давно мечтал Володя о том, чтобы писать для газеты. Всю свою любовь к партии, к Родине вкладывал он в передовую статью.

Рукописи прямо на работе в жилотделе перепечатала хозяйка квартиры А. Я. Цитович, а затем они пошли по подпольной цепочке. У В. Омельянюка материал забирал И. Кабушкин и передавал В. И. Сайчику («Бате»). Тот нес их рабочему типографии М. П. Воронову, который через сына Михаила доставлял их наборщикам Б. Пупко и М. Свиридову. Одновременно с фашистским листком, печатавшимся на белорусском языке, они набирали боевую газету коммунистов-подпольщиков. Рабочие заносили гранки в кладовую и прятали там, чтобы впоследствии сверстать полосы. А когда полосы были готовы, отправили их в подпольную типографию и там в мае 1942 года отпечатали.

«Звязда» засияла не только в Минске. Железнодорожники — самая боевая партийная организация в городе — взялись распространить газету по всей республике. На север и юг, на запад и восток по стальным магистралям помчались слова большевистской правды. В июне был переиздан первый номер «Звязды», в августе вышел второй, в сентябре — третий и четвертый.

★

В ряды подпольщиков пробрался гнусный и опасный провокатор Борис Рудянко («Обломов»). По его доносу в сентябре 1942 года начались массовые аресты. Были схвачены все члены горкома — В. К. Никифоров, Д. А. Короткевич, К. И. Хмелевский, секретари райкомов Н. А. Шугаев, И. И. Матусевич, Н. Е. Герасименко, активные подпольщики И. Л. Белановский, С. В. Сержанович, Е. М. Баранов, М. П. Воронов, М. М. Воронов, И. X. Козлов, А. Ф. Ширко, секретарь подпольного горкома комсомола С. А. Благоразумов, А. Н. Дементьев, Г. П. Сапун, Н. М. Качан, В. Ф. Рубец, И. И. Иващенок, С. М. Гапоненко, В. П. Сеневич, Е. А. Шумская и другие.

Это был сильнейший удар по подполью. Снова в гестаповских застенках началась дикая оргия. Но никакие истязания не могли сломить волю большевиков-подпольщиков.

23 декабря 1942 года последний раз вызывали их на допрос и многим объявили приговор — расстрел. Объявили, но казнь оттягивали. Именно в эти дни Иван Харитонович Козлов предложил:

— Друзья, чему быть, того не миновать. Давайте напоследок разучим сцены из оперы «Евгений Онегин»…

И вот в тюремной камере зазвучали удивительные по силе и красоте голоса профессиональных и самодеятельных артистов.

С гордо поднятой головой приняли свою мученическую смерть минские подпольщики.

Гитлеровская охранка торжествовала. Она трубила, что большевистский центр в Минске разгромлен. Об этом писали газеты, об этом кричало радио. А тем временем в подполье, продолжавшем жить и работать, В. Казаченком писалась новая листовка. В ней говорилось, что белорусский народ ответит на террор врага новым пополнением армии мстителей. Ночью листовка была набрана и отпечатана.

Назавтра в Минске только и разговоров было, что о листовке, о неуловимом подпольном комитете, об отваге коммунистов.

★

Обстановка в городе и вокруг него к этому времени изменилась. Основные силы патриотов сосредоточились в партизанских отрядах. Теперь можно было оттуда направлять работу подполья.

Но снабжение разведывательными сведениями, медикаментами, документами, боеприпасами, одеждой и отчасти продовольствием должно было по-прежнему идти из города. Медики-подпольщики пока что оставались на своем посту. Среди них особенно ярко выделяется профессор Е. В. Клумов. Родился он в Москве. Там окончил гимназию, университет. Но большую часть жизни прожил в Белоруссии. В начале войны эвакуироваться в тыл Е. В. Клумов не успел: нельзя было бросить тяжелобольных. Так он и остался в оккупированном врагом Минске. Его ничуть не удивило, когда медицинская сестра В. Ф. Рубец однажды осторожно предложила:

— Евгений Владимирович, вы не смогли бы помогать нашим друзьям, хорошим советским людям?

С тех пор и началась его неутомимая деятельность подпольщика. В партархиве ЦК КП Белоруссии хранится докладная записка партизанского разведчика, составленная им в сентябре 1943 года:

«Самарин (кличка Клумова. — Авт.). Пламенный борец с фашистскими захватчиками. Включился в активную борьбу с начала 1942 года. Очень много медикаментов передал в руки народных мстителей, обслуживал четыре отряда. Полностью оборудовал два полевых госпиталя. Через тов. Самарина можно было достать самые важные медикаменты».

Многие партизаны обязаны своей жизнью профессору Е. В. Клумову. Улик против него в гестапо накопилось немало — в подобных случаях гестаповцы отправляли человека на виселицу. Но гитлеровцам хотелось заставить крупного специалиста работать на них. Они предложили Е. В. Клумову выбор: смерть или работа в Германии. Решительно глядя в глаза следователю, старый ученый отчеканил:

— Нет! Я — советский!

Вот что рассказывает Э. Коляденко, которому пришлось долгое время находиться в одной камере с профессором.

«В один мартовский день 1944 года нас выстроили у конюшни. Говорили, что заключенных погонят на работу в Германию.

— Больным и инвалидам выйти из строя, — скомандовал полицейский.

Все понимали, что вызывают обреченных. Отсюда им одна дорога — на расстрел. Вдруг старый ученый взял жену под руку и сказал:

— Идем, родная…

— Профессор, куда вы? — схватили мы его за руки. Евгений Владимирович низко поклонился и громко сказал:

— Спасибо, дорогие товарищи, за заботу. Я уже стар, мне осталось жить немного. Если и умирать, то лучше на родной земле.

Высоко держа головы, Клумовы вышли из строя».

★

В Минске все громче рвались мины в казармах, на аэродромах, на железной дороге, в штабах и учреждениях гитлеровцев. Только железнодорожники Минского узла за вторую половину 1943 года произвели более полусотни диверсионных актов.

Продолжала активную работу подпольная комсомольская организация. Действовали десятки разведывательных и диверсионных групп. Тысячи минчан по мере сил и возможностей били врага.

Белорусский народ свято хранит память о тех, кто, не жалея себя, в труднейших условиях фашистской оккупации боролся с врагом, кто до последней минуты жизни оставался верным партии коммунистов, любимой Родине.

И. НОВИКОВ

«Правда», 3 июня 1960 года.

Хлопцев водит Бумажков

«Правда», 7 августа 1941 года.

В степях Украины

На Украине весна. Солнце заливает степи и перелески. Земля курится, и воздух издали кажется дымным. По рекам прошел лед, только отдельные льдинки плывут на юг. Зеркальные водные ленты вьются между деревьями.

Проезжая по селам района, временно оккупированного гитлеровцами, мы видим хмурых, неразговорчивых крестьян. Они хлопочут около плугов, часто выходят в степь и, помяв землю в жестких руках, уходят обратно: пахать еще рано. Скотные дворы пусты. Исчезла скотина, на птичниках не видно кур, на пасеках валяются разбитые улья и колоды. Кажется, по степи прошелся какой-то мор и все погибло. Пустынно…

★

Деревня Д. — рядовое селение Житомирской области. В ней 203 дома. И хотя она стоит в стороне от военных дорог, но за время фашистской оккупации жители повидали много горя. Осенью прошлого года на автомашинах приехали гитлеровцы и забрали весь урожай. Потом приехали снова и забрали коров, свиней. Часто колхозникам приходится бежать из родных хат и прятаться в балках или в соседних селах. Фашисты охотятся за ними. В этой деревне они забрали и угнали в Германию 93 человека.

В крайней хате обо всем этом нам рассказывает старушка Ганна Алексеевна. Слезы текут по ее щекам: уже восемь месяцев она ничего не знает о судьбе двух своих дочерей, угнанных в Германию.

Через два часа старик выводит нас к железной дороге. Поезд за поездом мчатся на восток. Приближение каждого эшелона оповещается ураганной стрельбой из пулеметов по кустарникам. Вражеская охрана перестраховывает себя. Разведчик-партизан смотрит на курящуюся степь и, прислушиваясь к стрельбе, рассказывает:

— Боятся они нас. Недавно я минировал полотно железной дороги. Когда паровоз взорвался, мои хлопцы открыли автоматную стрельбу по поезду. Гитлеровцы заметались по вагонам. Мы тогда убили сорок три фрица.

На этой железной дороге долго будут вспоминать партизанского минера А. Молодой парень прославился своими удачами. Полмесяца назад командир отряда приказал ему «сесть на эту дорогу». Минер не возвращался в отряд шесть суток. Четыре эшелона, поднятые его минами,легли под откос.

Железные дороги на Украине работают с большими перебоями. Партизаны систематически минируют их, взрывают мосты, нарушают коммуникации. Каждый партизан отлично знает, что взорванный поезд с вражеской техникой или войсками ускоряет нашу победу на фронте.

★

Гитлеровцы на украинской земле чувствуют себя неуверенно. Они боятся ездить мелкими группами по деревням, располагаются гарнизонами преимущественно в районных центрах или в крупных населенных пунктах. Для оккупантов становятся опасными каждая хата и каждый куст. В квартирах, где они останавливаются на ночлег или где живут полицейские, старосты и руководители различных хозяйственных учреждений, взрываются мины. В одном местечке партизаны заминировали кинотеатр. Во время сеанса, на котором присутствовали, как обычно, только фашистские солдаты, офицеры и жандармы, кинозал взлетел в воздух. Под его обломками было похоронено двести оккупантов.

Большую помощь партизанам оказывает население. Проводник Василий Павлович, старик-колхозник, вывел нас к кустарнику и, попрощавшись, ушел домой. Шестой раз он водит разведчиков к железной дороге. Еще не было случая, чтобы он привел группы неточно. Василий Павлович, старый солдат, жалуется на свои годы и одышку: годы и здоровье не позволяют ему воевать в партизанском отряде.

…Мы лежим в кустарнике и видим проходящие на восток эшелоны. Вечером к этой железной дороге отправятся диверсионные группы и вновь поднимут в воздух вражеские поезда.

★

Это было полной неожиданностью для врага: партизанский отряд Героя Советского Союза Сидора Ковпака лесными тропами, оставляя в стороне населенные пункты, вышел к реке Тетерев и занял село Н. Жители с восторгом встретили партизан. Фашистского гарнизона в этом селе не было, а местный блюститель «нового порядка» — староста уехал накануне в районный центр.

Мы прошли в помещение управы, где находился телефон, связанный общим проводом с районным центром и сразу с несколькими селами. Весьма кстати! Быть может, гитлеровцы или их подручные своими телефонными переговорами дадут небесполезные сведения для отряда…

Первый подслушанный диалог касался житейской прозы. Кто-то из районного центра грозно вопрошал старосту соседнего села:

— Ты почему не отвез коменданту сливки?

Потом раздался резкий звонок — это вызывали захваченную нами управу. Чей-то начальственный голос с акцентом повторил несколько раз подряд:

— Кто есть у телефона?

Раздалось еще несколько звонков. Мы молчали. Тогда тот же голос раздраженно вызвал старосту соседнего села.

— Узнай немедленно, что делается в селе Н. Есть слухи, что где-то не очень далеко видели партизан. На всякий случай нужно послать в это село разведку…

Вскоре разведчики соседнего старосты были доставлены в штаб отряда.

Тридцать шесть часов телефон местной управы не отвечал на вызовы районных властей. Гитлеровцы, заподозрив, наконец, что здесь что-то неладно, вызвали из Киева роту шуцманов.

Но Ковпак не терял времени. За эти полтора дня разведчики партизанского отряда тщательно обследовали подходы к трем мостам, расположенным на шоссейных дорогах. Уничтожение этих мостов лишало врага возможности быстро перебросить сюда карательные отряды. Главная же задача партизан состояла в том, чтобы нанести удар по железной дороге Киев — Коростень и по ветке, ведущей к одному из важных военных объектов. На этих путях — два железнодорожных моста; они и были целью нашего маршрута.

Ночью группы отправились к шоссейным мостам. Партизанам, оставшимся с главными силами отряда, не спалось. Люди выходили на берег реки и нетерпеливо прислушивались. В полночь до нас докатился грохот первого взрыва, затем подряд еще несколько отдаленных раскатов.

Обращаясь к командирам, Ковпак сказал:

— Это выполнена только часть операции. Очередь — за железнодорожными мостами!

На следующий день в двух ближайших районных центрах не осталось ни одного гитлеровца, ни одного фашистского ставленника: все — и местные власти, и полиция, и жандармерия — бежали в Киев. Отдельные вражеские гарнизоны оказались разобщенными — партизаны порвали между ними связь.

Тем временем наш отряд вышел к линии железной дороги, месту операции. Но противник уже успел принять меры предосторожности. Из Коростеня были переброшены на станцию Тетерев два батальона пехоты. Наши разведчики, одетые в форму вражеских солдат, проехали по поселку станции Тетерев. Их никто не остановил, и они увидели подготовку фашистского гарнизона к обороне. Гитлеровцы расставляли пушки, копали гнезда под станковые пулеметы и сооружали дзоты. Мост становился неприступным. Семь орудий и сорок станковых пулеметов ждали партизан со стороны Житомира и Коростеня.

Ковпак учел это. Треть нашего отряда, пройдя лесами, неожиданно приблизилась к мосту с востока. Автоматчики и пулеметчики подползли к охране и открыли по ней огонь с тыла и фланга. Неожиданность удара вызвала панику среди гитлеровцев. Они бросились бежать. Несколько пушек и станковых пулеметов, захваченных партизанами, были тут же обращены против врага.

Паникой, возникшей у противника, воспользовались минеры. Они быстро заложили тол — и в оглушительном грохоте, в пламени взрыва обломки моста поднялись на воздух.

Удар, нанесенный партизанами в этом месте, привел в замешательство вражескую охрану и на втором мосту — возле оборонного объекта. Сюда двинулась другая группа наших автоматчиков, стрелков и минеров. Вскоре второй мост также перестал существовать.

Операция была закончена. Пять взорванных мостов оборвали движение по шоссе и железной дороге, ведущей к Киеву.

★

И еще об одной блестящей, дерзкой операции, известной под наименованием «Сарнский крест». Это взрыв мостов на всех железнодорожных путях, крестообразно пересекающихся в Сарнах.

Здесь пересекаются линии важнейших направлений: на Ковель, на Барановичи, на Ровно, на Коростень и Киев. Через этот узел враг перебрасывал к южным участкам фронта живую силу и технику, вез в Германию поврежденные машины, сбитые самолеты, эшелоны с награбленным на Украине хлебом и скотом. Партизанские диверсионные группы на этом участке несколько раз пускали под откос воинские поезда.

Четыре крупных железнодорожных моста на Сарнском узле находились под усиленной охраной. В селах, расположенных поблизости от мостов и станций, стояли сильные гарнизоны, готовые в любую минуту прийти на помощь железнодорожной охране.

По этому узлу надо было нанести такой удар, чтобы сорвать военные перевозки во всех направлениях. Замысел казался почти невыполнимым. Но партизаны решили во что бы то ни стало взорвать все мосты и вывести Сарнский узел из строя.

Внезапность и одновременность удара требовали особо тщательной разведки. В течение нескольких дней партизанские разведчики наблюдали за работой Сарнского узла, изучали подходы к мостам, следили за охраной и гарнизонами, выявляли вражеские засады. Когда обстановка стала ясной во всех деталях, командование отряда разработало варианты действий на многие случаи, которые часто и совершенно неожиданно возникают при партизанских налетах.

Группы подрывников выехали к Сарнам ночью. Операция началась так скрытно, что даже в самом отряде партизаны не знали, куда отправляются их товарищи. Каждая группа ехала на хороших конях и везла с собой продукты, фураж, взрывчатку. Останавливались на отдых только в лесах.

К концу намеченного дня все вышли к исходным пунктам. Подрывники надели маскировочные халаты и, обходя посты охраны, колючую проволоку, дзоты и секреты, начали пробираться к мостам. Другие бойцы подползли к часовым и взяли их на прицел автоматов.

До последнего момента гитлеровцы ни о чем не подозревали. Только тогда, когда уже был заложен тол в устоях моста на реке Горынь и минер О. зажег бикфордов шнур, они заметили огонь и всполошились. Но было уже поздно. Залегшие неподалеку партизаны в ту же секунду скосили часовых из автоматов. Раздался громовой взрыв. Фермы моста рухнули в реку, увлекая за собой часть охраны. Поднялась тревога в ближайших гарнизонах противника. Стала разгораться стрельба. Но партизаны-подрывники, сделав свое дело, благополучно отошли и прибыли к месту сбора.

На реке Случ разрушала мост группа под командованием тов. Б. Этот мост в Сарнском узле был вторым по величине — его протяженность составляла 270 метров. Здесь минеры проникли за колючую проволоку также незамеченными, и фашисты спохватились только тогда, когда мост рухнул. После взрыва партизаны отошли.

Успешно был взорван и третий мост.

На четвертом мосту командир группы тов. Н. наскочил на отряд вражеской охраны и вынужден был вступить с ним в бой. Пока развертывалась схватка, резерв группы проник к мосту и тоже взорвал его. Этот мост длиной в 210 метров был разрушен на несколько часов позже, чем остальные.

Важный железнодорожный узел выведен из строя. Эта блестящая операция партизанского отряда будет долго памятна гитлеровцам…

Л. КОРОБОВ

«Правда», 4, 9, 17 апреля 1943 года.

Бессмертие

«Я, вступая в ряды „Молодой гвардии“, перед лицом своих друзей по оружию, перед лицом своей родной, многострадальной земли, перед лицом всего народа торжественно клянусь:

беспрекословно выполнять любое задание, данное мне старшим товарищем;

хранить в глубочайшей тайне все, что касается моей работы в „Молодой гвардии“!

Я клянусь мстить беспощадно за сожженные, разоренные города и села, за кровь наших людей, за мученическую смерть тридцати шахтеров-героев. И если для этой мести потребуется моя жизнь, я отдам ее без минуты колебания.

Если же я нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости, то пусть мое имя, мои родные будут навеки прокляты, а меня самого покарает суровая рука моих товарищей.

Кровь за кровь! Смерть за смерть!»

Эту клятву на верность Родине и борьбу до последнего вздоха за ее освобождение от гитлеровских захватчиков дали члены подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия» в городе Краснодоне, Ворошиловградской области. Они давали ее осенью 1942 года, стоя друг против друга в маленькой горенке, когда пронзительный, осенний ветер завывал над порабощенной и опустошенной землей Донбасса. Маленький городок лежал, затаившись во тьме, в горняцких домах стояли фашисты, одни продажные шкуры-полицейские да заплечных дел мастера из гестапо в эту темную ночь обшаривали квартиры граждан и зверствовали в своих застенках.

Старшему из тех, кто давал клятву, было девятнадцать лет, а главному организатору и вдохновителю Олегу Кошевому — шестнадцать.

Сурова и неприютна открытая донецкая степь, особенно поздней осенью или зимой, под леденящим ветром, когда смерзается комьями черная земля. Но это наша кровная Советская земля, заселенная могучим и славным угольным племенем, дающая энергию, свет и тепло нашей великой Родине. За свободу этой земли в гражданскую войну сражались лучшие ее сыны во главе с Климом Ворошиловым и Александром Пархоменко. Она породила прекрасное стахановское движение. Советский человек глубоко проник в недра донецкой земли, и по неприютному лицу ее выросли мощные заводы — гордость нашей технической мысли, залитые светом социалистические города, наши школы, клубы, театры, где расцветал и раскрывался во всю свою духовную силу великий советский человек. И вот эту землю топтал враг. Он шел по ней, как смерч, как чума, ввергая во тьму города, превращая школы, больницы, клубы, детские ясли в казармы для постоя солдат, в конюшни, в застенки гестапо.

Огонь, веревка, пуля и топор — эти страшные орудия смерти — стали постоянными спутниками жизни советских людей. Советские люди были обречены на мучения, немыслимые с точки зрения человеческого разума и совести. Достаточно сказать, что в городском парке города Краснодона фашисты живьем зарыли в землю тридцать шахтеров за отказ явиться на регистрацию в «биржу труда». Когда город был освобожден Красной Армией и начал отрывать погибших, они так и стояли в земле: сначала обнажались головы, потом плечи, туловища, руки.

Ни в чем не повинные люди вынуждены были уходить из родных мест, скрываться. Рушились семьи. «Я распрощалась с папой, и слезы ручьями потекли из глаз, — рассказывает Валя Борц — член организации „Молодая гвардия“. — Какой-то неведомый голос, казалось, шептал: „Ты его видишь в последний раз“. Он пошел, а я стояла до тех пор, пока он скрылся из виду. Сегодня еще этот человек имел семью, угол, приют, детей, а теперь он, как бездомная собака, должен скитаться. А сколько замучено, расстреляно!»

Молодежь, всякими способами уклонявшуюся от регистрации, хватали насильно и угоняли на рабский труд в Германию. Поистине душераздирающие сцены можно было видеть в эти дни на улицах городка. Грубые окрики и брань полицейских сливались с рыданием отцов и матерей, от которых насильно отрывали дочерей и сыновей.

И страшным ядом лжи, распространяемой гнусными фашистскими газетенками и листовками о падении Москвы и Ленинграда, о гибели советского строя, стремился враг разложить душу советских людей.

Это была наша молодежь — та самая, которая растет, воспитывается в советской школе, пионерскими отрядами, комсомольскими организациями. Враг стремился истребить в ней дух свободы, радость творчества и труда, привитые советским строем. И в ответ на это юный советский человек гордо поднял свою голову.

Вольная советская песня! Она сроднилась с советской молодежью, она всегда звенит в душе ее.

«Один раз идем мы с Володей в Свердловку к дедушке. Было совсем тепло. Летают над головами самолеты. Идем степью. Никого кругом. Мы запели: „Спят курганы темные… Вышел в степь донецкую парень молодой“. Потом Володя говорит:

— Я знаю, где наши войска находятся.

Он мне начал рассказывать сводку. Я бросилась к Володе и начала его обнимать».

Эти простые строки воспоминаний сестры Володи Осьмухина нельзя читать без волнения. Непосредственными руководителями «Молодой гвардии» были Кошевой Олег Васильевич, 1926 года рождения, член ВЛКСМ с 1940 года, Земнухов Иван Александрович, 1923 года рождения, член ВЛКСМ с 1941 года. Вскоре патриоты привлекают в свои ряды новых членов организации — Ивана Туркенича, Степана Сафонова, Любу Шевцову, Ульяну Громову, Анатолия Попова, Николая Сумского, Володю Осьмухина, Валю Борц и других. Олег Кошевой был избран комиссаром. Командиром штаб утвердил Туркенича Ивана Васильевича, члена ВЛКСМ с 1940 года.

И эта молодежь, не ведавшая старого строя и, естественно, не проходившая опыта подполья, в течение нескольких месяцев срывает все мероприятия фашистских поработителей и вдохновляет на сопротивление врагу население города Краснодона и окружающих поселков — Изварина, Первомайки, Семейкина, где создаются ответвления организации. Организация разрастается до семидесяти человек, потом насчитывает уже свыше ста — детей шахтеров, крестьян и служащих.

«Молодая гвардия» сотнями и тысячами распространяет листовки — на базарах, в кино, в клубе. Листовки обнаруживаются на здании полиции, даже в карманах полицейских. «Молодая гвардия» устанавливает четыре радиоприемника и ежедневно информирует население о сводках Информбюро.

В условиях подполья происходит прием в ряды комсомола новых членов, на руки выдаются временные удостоверения, принимаются членские взносы. По мере приближения советских войск готовится вооруженное восстание и самыми различными путями добывается оружие.

В это же время ударные группы проводят диверсионные и террористические акты.

В ночь с 7 на 8 ноября группа Ивана Туркенича повесила двух полицейских. На груди повешенных оставили плакаты: «Такая участь ждет каждого продажного пса».

9 ноября группа Анатолия Попова на дороге Гундоровка — Герасимовка уничтожает легковую машину с тремя высшими гитлеровскими офицерами.

15 ноября группа Виктора Петрова освобождает из концентрационного лагеря в хуторе Волчанске 75 бойцов и командиров Красной Армии.

В начале декабря группа Мошкова на дороге Краснодон — Свердловск сжигает три автомашины с бензином.

Через несколько дней после этой операции группа Тюленина совершает на дороге Краснодон — Ровеньки вооруженное нападение на охрану, которая гнала 500 голов скота, отобранного у жителей. Уничтожает охрану, скот разгоняет по степи.

Члены «Молодой гвардии», устроившиеся по заданию штаба в оккупационные учреждения и на предприятия, умелыми маневрами тормозят их работу. Сергей Левашов, работая шофером в гараже, выводит из строя одну за другой три машины; Юрий Виценовский устраивает на шахте несколько аварий.

В ночь с 5 на 6 декабря отважная тройка молодогвардейцев — Люба Шевцова, Сергей Тюленин и Виктор Лукьянченко проводят блестящую операцию по поджогу биржи труда. Уничтожением биржи со всеми документами молодогвардейцы спасли несколько тысяч советских людей от угона в фашистскую Германию.

В ночь с 6 на 7 ноября члены организации вывешивают на зданиях школы, бывшего райпотребсоюза, больницы и на самом высоком дереве городского парка красные флаги. «Когда я увидела на школе флаг, — рассказывает жительница города Краснодона М. А. Литвинова, — невольная радость, гордость охватили меня. Разбудила детей и быстренько побежала через дорогу к Мухиной. Ее я застала стоящей в нижнем белье на подоконнике, слезы ручьями расползались по ее худым щекам. Она сказала: „Марья Алексеевна, ведь это сделано для нас, советских людей. О нас помнят, мы нашими не забыты“».

Организация была раскрыта полицией потому, что она вовлекла в свои ряды слишком широкий круг молодежи, среди которой оказались и менее стойкие люди. Но во время страшных пыток, которым подвергли членов «Молодой гвардии» озверевшие враги, с невиданной силой раскрылся нравственный облик юных патриотов, облик такой духовной красоты, что он будет вдохновлять еще многие и многие поколения.

Олег Кошевой. Несмотря на свою молодость, это великолепный организатор. Мечтательность соединялась в нем с исключительной практичностью и деловитостью. Он был вдохновителем и инициатором ряда героических мероприятий. Высокий, широкоплечий, он весь дышал силой и здоровьем, и не раз сам был участником смелых вылазок против врага. Будучи арестован, он бесил гестаповцев непоколебимым презрением к ним. Его жгли раскаленным железом, запускали в тело иголки, но стойкость и воля не покидали его. После каждого допроса в его волосах появлялись седые пряди. На казнь он шел совершенно седой.

Иван Земнухов — один из наиболее образованных, начитанных членов «Молодой гвардии», автор ряда замечательных листовок. Внешне нескладный, но сильный духом, он пользовался всеобщей любовью и авторитетом. Он славился как оратор, любил стихи и сам писал их (как, впрочем, писали их и Олег Кошевой и многие другие члены «Молодой гвардии»). Иван Земнухов подвергался в застенках самым зверским пыткам и истязаниям. Его подвешивали в петле через специальный блок к потолку, отливали водой, когда он лишался чувств, и снова подвешивали. По три раза в день били плетьми из электрических проводов. Полиция упорно добивалась от него показаний, но не добилась ничего. 15 января он был вместе с другими товарищами сброшен в шурф шахты № 5.

Сергей Тюленин. Это маленький, подвижной, стремительный юноша-подросток, вспыльчивый, с задорным характером, смелый до отчаянности. Он участвовал во многих самых отчаянных предприятиях и лично уничтожил немало врагов. «Это был человек дела, — характеризуют его оставшиеся в живых товарищи. — Не любил хвастунов, болтунов и бездельников. Он говорил: „Ты лучше сделай, и о твоих делах пускай расскажут люди“».

Сергей Тюленин был не только сам подвергнут жестоким пыткам, при нем пытали его старую мать. Но как и его товарищи, Сергей Тюленин был стоек до конца.

Вот как характеризует четвертого члена штаба «Молодой гвардии» — Ульяну Громову Мария Андреевна Борц, учительница из Краснодона: «Это была девушка высокого роста, стройная брюнетка с вьющимися волосами и красивыми чертами лица. Ее черные, пронизывающие глаза поражали своей серьезностью и умом… Это была серьезная, толковая, умная и развитая девушка. Она не горячилась, как другие, и не сыпала проклятий по адресу истязателей… „Они думают удержать свою власть посредством террора, — говорила она. — Глупые люди! Разве можно колесо истории повернуть назад…“».

Девочки попросили ее прочесть «Демона». Она сказала: «С удовольствием! Я „Демона“ люблю. Какое это замечательное произведение! Подумайте только, он восстал против самого бога!» В камере стало совсем темно. Она приятным, мелодичным голосом начала читать… Вдруг тишину вечерних сумерек пронизал дикий вопль. Громова перестала читать и сказала: «Начинается!» Стоны и крики все усиливались. В камере была гробовая тишина. Так продолжалось несколько минут. Громова, обращаясь к нам, твердым голосом прочла:

Ульяну Громову подвергли нечеловеческим пыткам. Ее подвешивали за волосы, вырезали ей на спине пятиконечную звезду, прижигали тело каленым железом и раны присыпали солью, сажали на раскаленную плиту. Но и перед самой смертью она не пала духом и при помощи шифра «Молодой гвардии» выстукивала через стены ободряющие слова друзьям: «Ребята! Не падайте духом! Наши идут. Крепитесь. Час освобождения близок. Наши идут. Наши идут…»

Ее подруга Любовь Шевцова по заданию штаба работала в качестве разведчицы. Она установила связь с подпольщиками Ворошиловграда и ежемесячно по нескольку раз посещала этот город, проявляя исключительную находчивость и смелость. Одевшись в лучшее платье, изображая «ненавистницу» Советской власти, дочь крупного промышленника, она проникала в среду вражеских офицеров и похищала важные документы. Шевцову пытали дольше всех. Ничего не добившись, городская полиция отправила ее в уездное отделение жандармерии Ровеньки. Там ей загоняли под ногти иголки, на спине вырезали звезду. Человек исключительной жизнерадостности и силы духа, она, возвращаясь в камеру после мучений, назло палачам пела песни. Однажды во время пыток, заслышав шум советского самолета, она вдруг засмеялась и сказала: «Наши голосок подают».

7 февраля 1943 года Люба Шевцова была расстреляна.

Так, до конца сдержав свою клятву, погибло большинство членов организации «Молодая гвардия», в живых осталось всего несколько человек. С любимой песней Владимира Ильича «Замучен тяжелой неволей» шли они на казнь.

«Молодая гвардия» — это не одиночное исключительное явление на территории, захваченной фашистскими оккупантами. Везде и повсюду борется гордый советский человек. И хотя члены боевой организации «Молодая гвардия» погибли в борьбе, они бессмертны, потому что их духовные черты есть черты нового советского человека, черты народа страны социализма.

Вечная память и слава юным молодогвардейцам — героическим сынам бессмертного советского народа!

Александр ФАДЕЕВ

«Правда», 15 сентября 1943 года.

Последние дни Лизы Чайкиной

Командир партизанского отряда говорил:

— Фашисты не вечно будут в нашем Пено. Недалек день, когда их оттуда вышибут. Надо узнать, много ли там у них сил, где находится штаб. Отправляйтесь, девушки, сейчас же. Сведения доставьте завтра к вечеру. Встретимся в этой же землянке. За старшую в разведке будет Лиза. Понятно?

Та, которую командир назвал Лизой, — секретарь Пеновского райкома комсомола Лиза Чайкина, — заправила под белую шапочку выбившийся локон волос и ответила:

— Понятно. Не первый раз. Пошли, Маруся.

Девушки попрощались с командиром и вышли из землянки в ночь, в мороз, в снега. Они знали каждую тропинку в лесу и уверенно шли сквозь густой ельник.

— Я войду в Пено со стороны железной дороги, — говорила Лиза подруге, — а ты через речку. Встретимся вон на той опушке.

…Встреча произошла утром там, где условливались.

За ночь девушки сильно устали и проголодались. Маруся предложила:

— Зайдем к моей матери в поселок Красное. Позавтракаем, а потом — к своим.

Девушки не знали, что этим же утром в штаб гитлеровцев явился бывший кулак Тимофей Колосов и сказал офицеру:

— Ночью здесь опять были партизанки Чайкина и Купорова.

Офицер вскочил из-за стола.

— Почему вовремя не донес? Куда ушли партизанки?

Этого предатель не мог сказать. Но он знал, где жили Купоровы.

Через час машина, наполненная эсэсовцами, понеслась к Красному. Рядом с офицером сидели Тимофей Колосов и его сын Василий.

Дома были Марусина мать и четырнадцатилетний братишка Коля. Офицер схватил старушку за плечо.

— Где дочь?

— Не знаю.

Гитлеровец рванул Колю за ухо.

— Где?

— Не дерись! — крикнул мальчик. — Ищи сам.

Грянул выстрел. Когда рассеялся дым, старушка увидела, что Коля лежит на полу, раскинув руки. От головы бежала к порогу струйка крови.

— Теперь скажешь, где? — потрясал фашист револьвером.

Купорова, не отрываясь, глядела на труп сына и шептала побелевшими губами:

— Палачи… Чего захотели! Чтобы мать выдавала родных детей…

Как только Лиза и Маруся вошли в сени, их схватили. Офицер держал револьвер у виска матери Купоровой и спрашивал Марусю:

— Где партизаны?

Мать взглянула на дочь ласково и одобряюще.

— Я не боюсь, доченька. Знай себе молчи.

Опять выстрел. Старушка упала около сына. В ту же секунду Маруся плюнула офицеру в глаза.

— Расстрелять! — завизжал фашист.

Лизу Чайкину привезли в Пено, в штаб. Через какой-нибудь час около штаба начали собираться женщины и девушки. Часовые толкали их прикладами, наставляли винтовки. Но они сбивались теснее и кричали:

— Отпустите Лизу! Она никому зла не сделала.

На крыльце показался офицер. Вслед за ним вывели Лизу. Со следами крови на бледном лице она стояла, выпрямившись, спокойная и твердая.

— Кто подтвердит, что она партизанка, будет награжден, — обратился гитлеровец к женщинам.

Все молчали. И вдруг от толпы отделилась Аришка Круглова. Как всегда, пьяная, опухшая, она, пошатываясь, подошла к крыльцу и указала на Лизу:

— Партизанка. Была главной комсомолкой.

Кто-то глухо простонал в толпе. Седоволосая женщина схватила Аришку за концы платка.

— Потаскушка! Пьянствуешь с фашистами! Теперь предаешь.

Часовые пустили в ход приклады.

Лизу вывели за линию железной дороги. Она сама остановилась на краю сугроба, ровно сказала:

— Я готова, палачи.

Все это видели школьники. Они помогли родителям Лизы похоронить ее тайком от врага. Похоронили ее на той опушке, где она встретилась с Марусей после разведки.

К. ГОРБУНОВ

★

Партизаны отряда знали, кто выдал фашистским палачам Лизу и ее боевую подругу Марусю Купорову. Командир отряда выделил группу партизан и поставил во главе ее товарищей К. и Б.

— Сегодня же ночью приведите в исполнение приговор партизан над провокаторами Колосовыми и Кругловой!

Мы отправились на выполнение задачи. Мы вошли в избу к Колосовым.

— Собирайтесь, — приказал изменникам К., — настал час расплаты.

Партизаны вывели фашистских наймитов в лес, здесь и свершилось возмездие.

Не ушла от мести также Арина Круглова. Поздно ночью к ней постучал Саша Б.

— Выходи, надо потолковать!

Предательница почуяла свой конец и хотела было улизнуть. Не удалось.

ПАРТИЗАН Н. Г.

«Правда», 7 марта 1942 года.

Мария Мельникайте

Уже в первый день войны полыхали огнем литовские деревни и города, подожженные бомбами фашистских самолетов и артиллерийскими снарядами. Страшными массовыми убийствами ни в чем не повинных людей в Паланге, Каунасе, Вильнюсе, Укмерге и других местностях враги стремились сломить сопротивление литовского народа. Но литовцы, на протяжении двухсот лет упорно боровшиеся с крестоносцами, были далеки от мысли подчиниться последышам псов-рыцарей — гитлеровским разбойникам.

Первые небольшие партизанские отряды в Литве начали действовать уже в самом начале войны. Под влиянием побед Красной Армии партизанское движение здесь выросло настолько, что для подавления его уже недостаточно обычных карательных отрядов. Оккупанты посылают против партизан регулярные войска, оснащенные артиллерией, танками и самолетами, сжигают деревни и истребляют жителей. Слава о подвигах партизан «Жальгириса», «Маргириса», «Вильнюса», «За Родину» и других отрядов разносится по всей Литве. Все возрастающий фашистский террор, с одной стороны, а с другой — надежда на скорое освобождение приводят в ряды партизан сотни и тысячи новых борцов.

Среди этих тысяч в памяти литовского народа, как сверкающий алмаз, будет вечно сиять имя героической литовской девушки Марии Мельникайте.

Мария родилась в 1923 году в Восточной Литве, в одной из прекраснейших местностей края — Зарасай, в семье рабочего-слесаря. Она рано узнала нужду и горечь чужого хлеба.

Зимой Мария посещает начальную школу, а летом идет на работу к кулакам — пасет скот, нянчит чужих детей. Едва лишь успев выйти из детского возраста, за жалкие гроши она работает на конфетной фабрике упаковщицей. Только при Советской власти Мария, все время страстно стремившаяся к образованию, получает возможность учиться дальше. Она посещает вечерние курсы, много читает. Мария знает, что ей уже не придется пройти тяжелый жизненный путь ее матери, быть служанкой у богатеев. Она вступает в ряды комсомола, и перед глазами молодой работницы раскрываются красота и глубокий смысл новой жизни. Но ей недолго приходится радоваться своему счастью. Начинается война. Уже в самом начале военной бури ее родной город был превращен в груду пепла.

Вместе с другими не успевшими эвакуироваться юношами и девушками Мария уходит в подполье. Гитлеровские разбойники в Литве свирепствуют. Изо дня в день они расстреливают, вешают лучших сынов и дочерей Литвы, охотятся за молодежью и угоняют ее на каторгу. Тюрьмы и концентрационные лагеря переполнены. Литва, которую Мария любит со всей страстностью своего двадцатилетнего сердца, залита кровью, превращена в дымящиеся развалины, среди которых вырастают все новые и новые могилы.

Мария начинает организовывать молодежь на борьбу с врагами. До Литвы долетают вести о разгроме фашистов под Москвой, а затем — и у Сталинграда. Сопротивление населения гитлеровцам все возрастает по мере того, как растет надежда на освобождение. Катятся под откос вражеские эшелоны, взлетают в воздух военные склады оккупантов. Партизаны неуловимы. И захватчики еще более усиливают террор против мирного населения.

Мария Мельникайте — одна из самых активных партизанок в Литве. Она возглавляет партизанский отряд. Своей отвагой, стойкостью, верой в победу вдохновляет молодых товарищей. А когда ее вместе с отрядом окружают фашисты у широкой, разлившейся в весеннем паводке реки, Мария призывает товарищей уйти от лютого врага, переплыть реку. Как всегда, первая подает пример — сбрасывает одежду, бросается в ледяную воду и, уцепившись за проплывавшее бревно, добирается до другого берега. Таким же образом спасают свою жизнь и другие.

Наступает роковой день — 8 июля 1943 года. Мельникайте вместе с пятью товарищами уходит на выполнение боевого задания. Карательные части уже давно выслеживавшие отряд, нападают на его след. В роще каратели окружают маленькую группу партизан. Нет пути к отступлению — со всех сторон враги. И горсточка литовских партизан, воодушевляемая отважной девушкой, в течение целого дня ведет героическую борьбу с превосходящими их по численности силами. В неравной борьбе гибнут один за другим смертью храбрых все пятеро товарищей Марии. Мария еще жива. Она сражается до последнего патрона. От ее руки находят смерть семь фашистских палачей. Когда кончились патроны, Мельникайте отбросила автомат и метнула в подползавших врагов гранату, от которой погибло еще несколько гитлеровских бандитов. Увидев, что ей угрожает опасность попасть в руки врагов, тяжело раненная, обливающаяся кровью, Мария пытается взорвать себя, но не хватает сил выдернуть чеку гранаты.

Начинается последний акт жизни и борьбы героической партизанки. Мария Мельникайте — в когтях гестапо. Кто такая, откуда она, кто ее товарищи, от кого получили оружие? Мария смело смотрит палачам в глаза. Она чувствует всю безысходность своего положения, но вместе с тем и величие своей борьбы и все моральное убожество подлых врагов. «Я не боюсь умереть, — спокойно отвечает она, — от меня вы ничего не узнаете».

Долго продолжаются пытки. Кажется, что проходит целая вечность. Агенты гестапо переламывают ей пальцы, жгут ей ноги, вырезают груди. Мария, крепко стиснув зубы и полным ненависти взглядом окидывая своих палачей, до конца стойко прошла свой тернистый путь мучений. Услышав смертный приговор, Мельникайте сказала палачам:

— Я боролась и умираю за Советскую Литву! А вы зачем сюда пришли, что вы делаете в нашей Литве, фашистские псы?

И, все так же высоко подняв голову, Мария пошла на виселицу, поставленную на площади небольшого местечка Дукштас. Когда петля палача захлестнула ее девичью шею, героическая девушка, в последний раз бросив взгляд на родное небо и людей, которых согнали смотреть на казнь, воскликнула:

— Да здравствует Советская Литва!

Это было 13 июля 1943 года.

Навеки запомнили этот день жители Дукштаса. Этот день запомнил весь литовский народ.

Имя Героя Советского Союза Марии Мельникайте стало близким и родным всем советским людям.

Антанас ВЕНЦЛОВА

«Правда», 24 марта 1944 года.

Остается в строю

— Чуть прищурю глаза, и вот он стоит, как живой, передо мной — Николай Иванович Кузнецов. Стройный, сильный!..

Неторопливо шагая по улице, Мечислав Стефаньский предается воспоминаниям. Будет жить хоть сто лет и больше, но никогда не исчезнет из памяти этот человек, полный мужества и отваги, искусный мастер разведки, который работал в годы войны в Ровно под именем офицера вермахта Пауля Зиберта и проявлял подлинные чудеса героизма.

Метека Стефаньского связывает с Николаем Кузнецовым одна из удивительно смелых акций — похищение осенью сорок третьего года фашистского генерала фон Ильгена, и потому он так горд близостью к легендарному советскому разведчику.

Стефаньского сердечно приветствуют встречные. Городок, в котором он живет, крохотный, тут все знают друг друга не только в лицо, но и по фамилиям. А тем более его. Мужчины издали снимают по традиции шляпу, женщины слегка наклоняют голову, школьники окружают гурьбой и осаждают просьбами. Вот и сейчас произошло то же самое.

— Дядя Метек, у нас в школе открылся уголок боевой славы. Заходите, пожалуйста, посмотреть… Мы хотели бы пригласить вас рассказать про Кузнецова…

А меня, пока мы шли по городу, все время подмывало задать вопрос: как был осуществлен захват генерала Ильгена? И в конце концов я не выдержал.

— Разговор про те дела лучше вести дома. А сейчас полюбуемся досыта ясным деньком! — сказал мой спутник.

И вот после прогулки мы сидим в небольшой уютной квартире. На столе дымится в чашечках-наперстках черный душистый кофе. Стефаньский одет по-праздничному. Из-под темного, хорошо отутюженного костюма видна белая рубашка с пестрым галстуком, на левом лацкане — орден Ленина.

— Итак, как это было? — Стефаньский слегка откинулся в кресле. — Рассказываю об этом, наверное, тысячу раз, а волнуюсь, будто говорю впервые!..

Прежде чем излагать рассказ Стефаньского, должен сделать отступление, которое позволит представить события, предшествовавшие дерзкой операции.

…Осенью сорок третьего года штаб партизанского отряда, которым командовал Герой Советского Союза полковник Д. Н. Медведев, принял решение: осуществить ряд актов возмездия над группой гитлеровских главарей в Ровно, в том числе над командующим войсками особого назначения (иначе говоря, карательными) генералом фон Ильгеном.

Николаю Кузнецову было поручено возглавить созданную для выполнения этого плана боевую группу. В нее вошел и Мечислав Стефаньский, хорошо известный в партизанском отряде. Поляк по национальности, он был оставлен на подпольной работе в Ровно в момент временного отхода отсюда частей Советской Армии. Работал на одном из тыловых немецких складов, хорошо был знаком с местными людьми, а также знал, как говорится, визуально многих высокопоставленных гитлеровских воротил. Кроме Метека, в боевую группу были включены Николай Струтиньский, Ян Каминьский и другие.

Задачу похищения фон Ильгена облегчало одно немаловажное обстоятельство: советская разведчица Лидия Лисовская, молодая женщина редкой красоты, в прошлом жена польского офицера, замученного фашистскими оккупантами в концлагере, неожиданно из официантки в ресторане «Дойчегофф» «выдвинулась» в экономки на вилле по улице Млынарской, 5. Эту виллу занимал не кто иной, как генерал Ильген.

По заданию штаба отряда разведчица детально изучила образ жизни генерала, его распорядок дня, привычки. С ее помощью было установлено, что Ильген обедал только дома, как правило, после двенадцати, и только один. Опаздывал к трапезе лишь в исключительных случаях.

Случилось так, что оба адъютанта генерала уехали 10 ноября на неделю в Германию. В эти дни на вилле оставался лишь денщик. И похищение Ильгена назначили на пятнадцатое ноября в полдень. С Лисовской было заранее условлено: если генерал в указанное время окажется дома, занавеска в угловом окне будет поднята до самого верха.

— Поздним утром пятнадцатого ноября, — начал рассказ Стефаньский, — боевая группа собралась на квартире Каминьского. Одеты все в форму. У Кузнецова — погоны обер-лейтенанта, на груди слева «железный крест» первого класса. Николай Иванович строго осмотрел нас, а также себя и в двенадцать часов дал команду — на выезд!..

Фешенебельный «адлер», угнанный у ровенского гебитскомиссара и перекрашенный партизанами в серый цвет, за рулем которого сидел Николай Струтиньский, оказался через несколько минут у виллы фон Ильгена. Занавеска была приспущена. Стало быть, Ильгена дома нет. По приказанию Кузнецова машина помчалась дальше и остановилась у ресторанчика. Сюда должна прийти Лидия.

Ждать ее долго не пришлось. «Экономка» сообщила, что Ильген задержался по делам в штабе и будет обедать в четыре.

Точно в шестнадцать часов «адлер» снова подкатил к вилле. Быстро сняв часового и денщика — оба они были обезоружены, — Николай Кузнецов обыскал вместе со Стефаньским и Каминьским квартиру Ильгена. Документы, карты, фотографии были изъяты и сложены в портфель.

В начале шестого показался черный «мерседес» фон Ильгена. Кузнецов отдал приказание членам группы занять намеченные места. Генерал был в хорошем настроении, шутил. Осведомился, чем будет фрейлен Лидия угощать сегодня. Когда он уж был готов сесть за стол, раздался голос Кузнецова: «Спокойно, генерал!» Это было сказано по-немецки. Ильген мгновенно повернул голову и увидел перед собой неизвестного ему обер-лейтенанта с пистолетом в руке. Он понял, что за гости находились в вилле. Придя в себя, фашист с яростью бросился на Кузнецова. На помощь Николаю Ивановичу поспешили Струтиньский, Каминьский и я. В конце концов генерал скис: ему связали за спиной руки, загнали в рот кляп…

— Последним из виллы вышел вместе с Ильгеном Кузнецов, — продолжал Стефаньский. — Он крепко держал генерала под локоть. Вдруг Ильген вырвался, вытолкнул кляп изо рта и заорал: «На помощь!»

Кузнецов, Струтиньский и Каминьский схватили генерала, снова заткнули ему рот. В мгновение Ильген оказался в машине. Не заметили лишь, что у него в палисаднике свалилась фуражка.

«Что здесь происходит?» Николай Кузнецов повернулся и увидел, что к машине спешат трое фашистских офицеров. Руки их лежали на кобурах пистолетов. Хладнокровие не изменило Кузнецову и теперь. Он козырнул и спокойным тоном заявил: «Арестован советский террорист, одетый в нашу военную форму. Прошу удостовериться в моих полномочиях!»

Сказав это, Кузнецов предъявил офицерам овальную металлическую пластинку — жетон сотрудника гестапо. Затем, в свою очередь, потребовал: «Прошу предъявить ваши документы!»

Просмотрев документы, Николай Иванович немедленно возвратил их двоим гитлеровцам, а третьему сказал: «Вас, господин Гранау, прошу следовать за мной в гестапо в качестве свидетеля!» Гранау служил личным шофером у гауляйтера Эриха Коха. Поэтому Кузнецов решил прихватить его заодно с Ильгеном. Спустя несколько минут «адлер», запутывая следы, помчался по улицам Ровно.

Через час машина достигла хутора вблизи села Новый Двор. Жил в нем польский крестьянин Валенты Тайхман. Он был связан с советскими разведчиками; тут находилась их явочная квартира.

— Обдумав сложившуюся обстановку, — продолжал рассказ Стефаньский, — Кузнецов принял решение, что в этот день ни в коем случае нельзя пытаться доставить Ильгена в штаб партизанского отряда. Так как похищение не осталось незамеченным, городская комендатура наверняка примет необходимые меры, чтобы разыскать генерала. Действительно, так и произошло. Выезды из города оказались перекрытыми.

Кузнецов всю ночь допрашивал на хуторе генерала фон Ильгена и Гранау. Он получил от них важные для командования Советской Армии сведения…

Как сложилась судьба Мечислава Стефаньского в дальнейшем? Я не задавал этого вопроса. Он рассказал о себе сам. Вскоре после операции по захвату Ильгена, за которую он был награжден орденом Ленина, перебрался вместе с супругой Марысей к партизанам. Командовал ротой. Когда был освобожден Люблин, переехал туда и стал работать в органах государственной безопасности народной Польши. Потом работал в Познани. Затем служил в возрожденном Войске Польском.

Находясь на пенсии, Стефаньский уделяет немало времени общественной работе: выступает с докладами и беседами о дружбе польского и советского народов, скрепленной кровью в боях против гитлеризма, о Советском Союзе и его Вооруженных Силах. И, конечно же, о подвигахлегендарного Николая Кузнецова, верным помощником которого был.

Он и теперь в боевом строю!

Я. АЛЕКСЕЕВ

«Правда», 23 декабря 1971 года.

Сердце героя

В землянке командного пункта ложились спать. Гудела и дрожала раскаленная чугунная печурка — ночью ее старались топить как можно больше, вознаграждая себя за дневной холод. Вражеские разведчики целыми днями кружили над лесом, разыскивая партизан. Поэтому в наших землянках топили мало и осторожно — дым мог выдать расположение лагеря.

Тетя Фрося, большая, неторопливая женщина, стянула со всех нас валенки и укрыла полушубками. Затем она подсела к печке и, задумчиво глядя в огонь, стала подбрасывать маленькие сосновые полешки. Обязанности тети Фроси были весьма разнообразны. Установила круг их она сама, и все приняли это как должное. Кроме обязанности убивать фашистов в бою, тетя Фрося должна была готовить пищу для командования партизанской бригады, убирать землянку командного пункта, топить печку, прятать личное имущество каждого обитателя землянки, чистить оружие, поливать воду умывающимся, укладывать народ спать, то есть стягивать валенки, ставить их к печке для просушки, укрывать спящих полушубками…

Муж и сын Фроси были убиты фашистами. Она осталась совершенно одинокой.

Лежа на нарах между командиром и комиссаром бригады — между «товарищем В.» и «товарищем О.», как их называли в газетах и сообщениях Информбюро, — я смотрел на тетю Фросю. Она сидела, подперев голову рукой. Ее глаза были закрыты, лицо то освещалось отблесками пламени, то покрывалось тенью.

Комиссар, «товарищ О.», покряхтел и сказал:

— Не перевернуться ли нам?

Николай Григорьевич, лежавший с краю, стал молча поворачиваться на левый бок. Его длинные ноги сгибались в коленях, почти задевая бревенчатый потолок землянки.

Мы лежали на нарах вшестером — так плотно друг к другу, что поворачиваться можно было только всей компанией: начинал крайний, за ним последовательно переворачивались все. Каждый раз, когда кто-нибудь отлеживал руку, этот вопрос — ворочаться ли, нет ли — дискутировался сонными голосами и в конце концов всегда решался положительно. Теперь мы повернулись молча, один за другим…

Я стал засыпать и сквозь дрему услышал голос нашего командира:

— Фрося, дай огонька!

Николай Григорьевич закурил.

Мне казалось, я знаю, почему он не засыпает, хоть и ужасно устал за день. Этот человек, смелый и беспощадный, чье имя смертельно боялись враги, командовал полутора тысячами партизан, но во сне иногда жалобно всхлипывал. Однажды я слышал, как он прошептал:

— Мамуся…

Он знал это, знал, что когда засыпает, то «дискредитирует» себя, «роняет авторитет», и всегда прибегал к маленьким хитростям, чтобы заснуть последним.

От папиросы Николая Григорьевича прикурил комиссар.

— Не спится что-то, — сказал он. — И тебе не спится?

— И мне не спится, — откликнулся командир. — Ты о чем думаешь, о Юре?

— Ага.

— Жаль.

— Ужасно жаль.

Я спросил:

— Товарищи, кто это Юра?

Комиссар ответил, что Юрий — партизанский офицер связи. Пять дней назад, то есть за два дня до моего приезда сюда, в лес, Юрий пробирался еще с тремя партизанами мимо деревни. Гитлеровцы заметили их, началась перестрелка. Одного партизана убили, двое — оба раненые — убежали. Они видели, как Юрий упал, — у него были перебиты очередью автомата обе ноги и правая рука. Видели, как подбежали к Юрию фашисты и как он пытался застрелиться левой рукой. Но ему это не удалось, его схватили. Случилось самое страшное для партизана.

Если всегда ужасно попасться партизану живым к фашистам, то сейчас это было в тысячу раз ужасней. Гитлеровцы взбешены деятельностью партизан в этих краях, — им ежедневно наносят удары в самых неожиданных, в самых незащищенных местах, они терпят большой урон. Партизаны парализуют их фронт с тыла. Естественно, что немцам очень нужны сведения о партизанских отрядах. А кто же знает больше офицера связи? И нечего сомневаться, фашисты делают все, чтобы получить у пленного нужные им сведения.

Мне вдруг стало ясно, как много, собственно, висит сейчас на тонком волоске воли этого Юры: человеческие жизни, судьба партизанских отрядов, судьба дела, за которое боролся он сам и его товарищи… Где-то, в каких-то деревнях прячут раненых партизан, они будут живы или будут замучены фашистами, в зависимости от того, выдержит ли эта ниточка, не порвется ли она раньше, чем другая нить — угасающая нить жизни самого Юры, испытывающего все муки, какие только может выдумать извращенная, чудовищная изобретательность озверевших садистов. И жизни тысяч партизан и колхозников, жизни наши, тех, что лежат сейчас в этой лесной землянке, зависят от силы воли этого человека, которого я никогда не видел и никогда не увижу.

— Какой он, этот Юрий? — спросил я. — Расскажите про него.

— Какой он? — переспросил командир. — Ну, такой, обыкновенный, как все. Я, право, не знаю, что рассказать. Ничего такого особенного, средний паренек. Симпатичный.

Комиссар уже спал. Через несколько мгновений заснул и командир. Спала тетя Фрося, сидя у огня. Их сон охраняла преданность далекого Юры.

Я лежал с открытыми глазами, слушал, как ревел ветер, все усиливаясь, как разыгрывалась буря. Деревья свистели и гудели над нами. Я старался представить себе, какой был этот человек…

Наутро пришел разведчик и сказал, что в городе, на площади, висит изуродованный труп Юры.

Тетя Фрося заплакала. Командир приказал готовиться к налету на город. Днем из отряда «Храбрый» привезли рюкзак с вещами Юрия. Вещей у него было немного, они лежали кучкой внизу, рюкзак оставался полупустым.

В маленькое оконце землянки пробивался дневной свет.

Тетя Фрося развязала узелок, связанный еще Юрием, когда он последний раз укладывал вещи в рюкзак. Здесь лежала пачка маленьких бумажных треугольников — это были письма партизан, которые Юра не успел доставить на посадочную площадку. Там эти самодельные конверты забирает самолет, иногда прилетающий темной ночью с советской земли.

Фрося вынула из рюкзака полотенце Юрия с вышитым синим петушком, целлулоидную мыльницу, в ней лежал розовый обмылок, зубную щетку, несколько пар носков, смену белья, маленький надкусанный кусочек шоколада в серебряной бумажке…

Никаких документов, никаких записей, дневника — ничего, решительно ничего, что рассказало бы об этом человеке, объяснило бы его самого, его великий подвиг, его прекрасное сердце.

— Тут еще что-то есть, — сказала Фрося, доставая с самого дна рюкзака нечто, тщательно завернутое в газетную бумагу и перевязанное несколько раз бечевкой. Мы развернули пакет.

Там лежал томик Ленина.

Переплет был обернут бумагой. В книге — много закладок, много пометок на полях, много фраз, подчеркнутых карандашом. Это был четырнадцатый том. Видно, что над книжкой когда-то упорно работали. Здесь были пометки на полях писем Ильича Горькому, отметины в текстах декабрьской конференции РСДРП и в «Заметке публициста», и закладка в резолюции об отзовизме и ультиматизме, и выписка из некролога «Иван Васильевич Бабушкин».

Я прочел: «Умерли они, как герои. Об их смерти рассказали солдаты-очевидцы и железнодорожники, бывшие на этом же поезде. Бабушкин пал жертвой зверской расправы царского опричника, но, умирая, он знал, что дело, которому он отдал всю свою жизнь, не умрет, что его будут делать десятки, сотни тысяч, миллионы других рук, что за это дело будут умирать другие товарищи рабочие, что они будут бороться до тех пор, пока не победят…»

Этот томик Ленина в обернутом бумагой переплете стоит теперь на столе в партизанской землянке, в тылу врага.

Весенние ветры гуляют по лесу. И скоро наступит час нашей победы. Ленинский этот томик мы тогда отдадим в музей Революции и напишем с ним рядом несколько слов про Юру Иванова, верного товарища, воспитанника Ильича.

Алексей КАПЛЕР

«Правда», 3 июня 1942 года.

Имени СССР

Капитан саперов Алексей Кустов, человек, участвовавший в форсировании тринадцати больших и малых рек, и майор танковых войск Сергей Наумов, трижды раненный и четырежды награжденный, рассказали мне об этой необычайной встрече с русскими людьми за очередной форсированной ими рекой.

— Вы понимаете, обстановочка, — начал капитан простуженным голосом. — Обстановочка, можно сказать, самая острая… Ночью я кое-как на лодках, на бревнах своих хлопцев на ту сторону переправил. Ну, захватили с ладонь земли. Тут и его — майора Наумова — мотопехота к нам подоспела. Хотели уж мы паромный трос крепить, а вражеская оборона за рекой, сами знаете, как насажена. Пушек, пулеметов и этих, как бойцы наши называют, «скрипух» везде понатыкано, так что каждая былиночка трехслойным огнем перекрывается. Ну, и начали они наш пятачок обрабатывать. Аж земля на дыбы подскакивает! Но у меня народ крепкий, на тринадцати реках науку проходил, стрельбой его не испугаешь. Зубами вцепились в «пятачок» этот и держат. Майор своими танками и самоходками с той стороны их поддерживает. Ну, контратаки отбиваем. Однако слышу — все жиже и жиже у меня огонь. Несу, стало быть, потери. Только бы, думаю, до ночи продержаться, а там подойдут подкрепления. И вдруг слышу…

— Вы в земле под берегом сидели и только слышали, а я с той стороны с горки из танка все видел. Дайте уж я продолжу, — вмешался в разговор майор Наумов. — Вижу я — над артиллерийскими позициями противника мины вдруг стали рваться. Откуда? У меня минометов нет. Что, думаю, за оказия? И гитлеровцы, должно быть, тоже заметили, что кто-то из тыла минами их угощает.

— А обстреливать нас уже перестали, — перебил капитан. — Что бы там ни происходило, приказываю саперам тянуть канат. Сам вскочил на бугорок и вижу: бегут к нам от леска через болото люди не военные, гражданские, кто в чем одет, кто в синих комбинезонах, кто в каких-то полосатых костюмах. Бегут, винтовками машут и кричат «ура». Не понимаю, кто такие, откуда? Командую моим не стрелять. Да уж какая тут стрельба! Видим, свои, видим, они-то нас и выручили. А уж передние до моих саперов добежали и ну обниматься. Кричат: «Родные, вот где встретились!» Тут я вижу, у всех на рукавах красные повязки и на них написано «СССР». На шапках тоже красные ленточки. Спрашиваю: «Кто такие?» Выходит один из них — большой, рыжий, рекомендуется: «Старшина партизанского отряда „СССР“». Спрашиваю: «Чьи вы? Откуда взялись?» Отвечает: «Советские люди. Были увезены гитлеровцами из разных мест, работали в Дрездене на тамошних химических заводах. А прослышав о наступлении Красной Армии, перебили охрану, бежали и организовали отряд. Так, с боем и прорвались к фронту». И первое, что он меня спросил: «Всем отрядом хотим вступить в Красную Армию. Примут?» Говорю: «Примут». И он своим хлопцам кричит: «Примут!» Как услышали они это, что только поднялось! Кричат «ура», винтовками машут, обнимаются. Ведь вот советский человек — в десяти щелочах его вари, он советским и останется.

Историю партизанского отряда «СССР», действовавшего около месяца во вражеском тылу, я вскоре услышал от самого, как он себя назвал, старшины этого отряда Серафима Андреевича Шумилина. Он прежде работал в транспортном цехе на Мариупольском металлургическом комбинате, потом был рабом под номером 816-бис на химическом заводе «И. Г. Фарбениндустри» около Дрездена. Этому огромному, сильному человеку фашистские палачи разбили грудную клетку, и, разговаривая, он то и дело захлебывается в приступе кашля и сплевывает в платок сгустки крови.

— Не буду много говорить о том, как нам жилось в проклятой неволе, — рассказывал Шумилин. — Жилось не лучше, чем другим невольникам, работавшим по 16 часов в сутки. Надсмотрщики, ежедневные избиения, литр буракового пойла в день, голодные смерти. Жилось так, что каждый жалел, что он жив. За клочок газеты, найденный в кармане при обыске, человек попадал в Дахау или Освенцим. И все же мы знали о том, что Красная Армия наступает, ждали, надеялись и понемногу готовились. Уже в январе стало заметно, что у фашистов неладно. Через город мимо нашего завода двигались на вокзал тысячные потоки беженцев. Мы поняли, что дела у гитлеровцев плохи. Поняли: пора! И когда однажды английские самолеты налетели на город, мы, русские, воспользовавшись суматохой, с камнями и кирпичами бросились на охрану и за каких-нибудь полчаса перебили ее. Потом выбежали за проволоку и все, сколько нас было — больше тысячи человек, — бежали в дрезденский лес.

…Ночью в лесу под Дрезденом восставшие рабочие приняли решение организовать партизанский отряд. Они назвали его именем своей Родины — «СССР». И почти безоружные люди, сильные только своей ненавистью к врагу и любовью к Отчизне, решили пробиваться через густо населенные районы Саксонии и Нижней Силезии навстречу наступающей Красной Армии.

Отряд организовался 29 января 1945 года и в первый же день совершил нападение на маленькую товарную станцию восточнее Дрездена. С криками «ура» отряд, вооруженный всего лишь 18 винтовками и тремя автоматами, отбитыми у охраны, ворвался на станцию. Боевая сила отряда была ничтожна, а станция охранялась специальным батальоном железнодорожных войск. Но громовое русское «ура», возникшее тут в ночи, так потрясло охранников, что те бежали, не оказав почти никакого сопротивления, оставив в караульных помещениях оружие.

Отряд «СССР» стал с боями двигаться через леса на восток. Он вооружался и рос, как снежный ком, — в него вливались советские люди, освобождаемые по пути партизанами.

Бесконечные потоки беженцев двигались по всем дорогам, по железнодорожным насыпям, заполняли деревни и городки… Это помогало партизанскому отряду быть неуловимым. Он шел, отмечая свой путь боевыми делами. Подожженные под Калау артиллерийские склады, взорванный шоссейный мост через Шпрее, разгромленная автоколонна, в которой эвакуировали особо точную аппаратуру с химических заводов, крушения на железной дороге Дрезден — Котбус, десятки больших и малых дел — вот вехи продвижения партизан.

К линии фронта отряд вышел уже хорошо вооруженным. Он имел не только личное оружие и гранаты, но и минометы. И когда партизаны услышали наконец шум боя и гром родных русских пушек, они были вознаграждены и за годы мучения на фашистской каторге и за лишения, перенесенные в походе по вражеским тылам. Выбрав минуту, они ударили с тыла по контратакующей группе гитлеровцев и помогли саперам капитана Кустова укрепиться на одном из плацдармов на реке.

Рассказав все это, Серафим Андреевич вновь захлебнулся приступом кашля, с хрипом исторгавшегося из его разбитой груди. Горлом у него пошла кровь. Он был совершенно искалечен на гитлеровской каторге, этот большой и сильный человек. Но сейчас он не думал об этом, он был полон надежд. Его людей приняли в Красную Армию, сбылась их мечта.

И мне вспомнились слова капитана Кустова:

— Советский человек, хоть в десяти щелочах его вари, советским останется.

Борис ПОЛЕВОЙ

«Правда», 4 марта 1945 года.

Народные мстители

Встреча с партизанами Великой Отечественной войны в редакции «Правды»

В годы Великой Отечественной войны в тылу противника самоотверженно действовал почти миллион вооруженных народных мстителей. Они держали оккупантов в постоянном напряжении, громили вражеские коммуникации и гарнизоны, сковывали десятки дивизий, уничтожили, ранили или взяли в плен сотни тысяч гитлеровцев. В «рельсовой войне» народные мстители пустили под откос свыше 18 тысяч вражеских поездов. Удары партизан наводили ужас на оккупантов. Не случайно в народе говорили: «Врагу не спится — враг партизан боится».

Во главе борющихся с врагом народных масс стояла Коммунистическая партия. По инициативе Центрального Комитета партии при Ставке Верховного Главнокомандования был создан Центральный штаб партизанского движения.

На встрече в «Правде» выступил бывший начальник этого штаба П. К. Пономаренко.

— Как только кованый сапог фашизма начал топтать нашу землю, — сказал он, — местные партийные организации подняли советских людей на священную борьбу с чужеземными захватчиками. Коммунисты и комсомольцы стали ядром первых партизанских отрядов и подпольных групп. С каждым месяцем росло и ширилось сопротивление врагу на временно захваченной им территории.

П. К. Пономаренко рассказывает о деятельности Центрального штаба партизанского движения, о том, как коллективно, на местном опыте вырабатывались тактика и стратегия всенародной борьбы в тылу противника.

Участники встречи воскрешают картину легендарного массового мужества советских людей, по зову ленинской партии взявшихся за оружие. Только в Белоруссии и на Украине действовало более двух десятков подпольных обкомов партии, свыше трехсот городских и районных комитетов, тысячи первичных партийных организаций. Подпольные партийные и комсомольские организации были во всех районах, захваченных врагом. Они стали подлинными организаторами и руководителями вооруженной борьбы советских патриотов. Партийными органами, действовавшими в тылу врага, руководили секретари ЦК компартий союзных республик, обкомов, райкомов партии. Работа подпольных партийных организаций в тылу немецко-фашистских войск — яркий образец связи партии с массами.

Один из руководителей брянских партизан, А. П. Горшков, рассказал о полнокровной жизни партийных организаций в партизанском крае. Так, в трудном июне 1942 года в селе Буры на первую партизанскую партийную конференцию собралось 180 делегатов, представлявших 4 000 коммунистов. К этому времени здесь начала выходить газета «Партизанская правда», которая пользовалась огромным успехом у населения.

На примере родного Поддорского района первый секретарь подпольного райкома партии Г. П. Ермаков показал, как местное население развернуло борьбу против захватчиков. Под защитой партизанского оружия в деревнях и селах существовала Советская власть, работали колхозы, школы, больницы, клубы.

— Враг захватил наши города и села, но не смог покорить души советских людей, — сказал Герой Советского Союза А. И. Ижукин, бывший председатель Навлинского сельсовета, начавший партизанскую войну минером-подрывником. Его ратная биография — яркий тому пример: отважный партизан с товарищами пустил под откос 11 вражеских эшелонов, взорвал 9 железнодорожных мостов; на его личном счету — сбитый бомбардировщик «Ю-88».

Партизанам и подпольщикам активно помогали жители оккупированных районов. Они снабжали народных мстителей продовольствием и одеждой, сообщали сведения о фашистах, выделяли из своей среды связных, проводников, укрывали и выхаживали раненых бойцов. В этом заключалась сила партизанского движения, этим объяснялся его успех.

Интересный эпизод из жизни партизанского края на новгородской и псковской землях, насчитывавшего более четырехсот не покоренных захватчиками сел и деревень, поведал бывший начальник политотдела 2-й Ленинградской партизанской бригады А. Ф. Майоров. В конце первой фронтовой зимы здесь был снаряжен красный обоз с хлебом, мясом, маслом, крупой, медом для жителей блокированного врагом Ленинграда. Под охраной партизан 223 подводы по лесной глухомани вышли к линии фронта, успешно пересекли ее. Партизаны и колхозницы, доставившие продовольствие, встретились с героями обороны города Ленина, выступали в цехах заводов, где ковалось оружие фронту. Это были волнующие, братские встречи рабочих и крестьян!

— Пока наши сердца будут биться, — сказал командир прославленного соединения украинских партизан дважды Герой Советского Союза А. Ф. Федоров, — мы будем помнить о братской дружбе народов социалистической Родины. Наше Черниговско-Волынское соединение воевало не только на Украине. Приходилось действовать на Гомельщине, в Полесье, под Брестом и Пинском, заходить в Брянские леса. И везде мы ощущали сердечную теплоту местного населения, боевую поддержку русских и белорусских партизан. Да и в самом нашем соединении плечом к плечу дрались с врагом люди сорока шести национальностей. В партизанском арсенале были не только автоматы и гранаты, но и такое всепобеждающее оружие, как животворная ленинская дружба советских народов.

Развивая эту мысль, командир другого знаменитого партизанского соединения Герой Советского Союза А. Н. Сабуров привел многочисленные примеры интернационального содружества народных мстителей. В их рядах сражались против нацизма поляки, словаки, чехи, венгры, болгары, румыны, югославы, испанцы, немцы. Еще в декабре 1941 года пришел к партизанам сын коммуниста и сам коммунист венгерский солдат Юзеф Майер. Полтора года спустя он геройски погиб за пулеметом, прикрывая в бою своих советских друзей. А. Н. Сабуров рассказал также о подвигах словаков Героя Советского Союза Яна Налепки и Вильяма Шалговича, чеха Мартина Корбеля, поляка Роберта Сатановского и многих других зарубежных партизан-интернационалистов.

Выступавшие на встрече отмечали, что своей самоотверженной борьбой за свободу и независимость социалистической Отчизны партизаны Великой Отечественной войны показывали пример бойцам Сопротивления порабощенных фашистами народов Европы. Тысячи и тысячи советских людей, верных своему интернациональному долгу, с оружием в руках выступали против фашизма в рядах патриотов Франции, Италии, Бельгии, Голландии, Норвегии. Советские партизаны внесли немалый вклад в борьбу народов Польши, Чехословакии, Югославии и других стран за национальную независимость, за освобождение от оков фашизма.

Интересна судьба одного из тех, кто после изгнания оккупантов с родной земли продолжал борьбу с врагом в горах и долинах Чехословакии, — Героя Советского Союза В. И. Клокова. Двадцатичетырехлетним инженером-железнодорожником в августе 1941 года он стал минером-подрывником и много славных дел свершил на своем партизанском пути; из рядового бойца вырос до начальника штаба соединения народных мстителей. Теперь он доктор исторических наук, профессор, автор ряда крупных работ о партизанском движении.

— Главной академией моей жизни, как и у десятков тысяч молодых людей, оказавшихся на занятой врагом советской земле, — сказал В. И. Клоков, — была партизанская борьба.

Многие из приехавших в «Правду» на партизанский огонек начинали борьбу с врагом в юношеском возрасте. Семнадцатилетним рабочим пареньком взял в руки автомат и гранаты белорус Федя Бачило; подорвав 28 вражеских эшелонов, он вернулся с войны награжденным орденом Ленина. Девятнадцатилетняя работница, активистка Осоавиахима Нина Трушина стала партизанкой на молдавской земле. Восемнадцатилетним студентом Володя Кузьмин уже ходил в разведку, подрывал вражеские эшелоны на родной Смоленщине.

Едва исполнилось двадцать лет белоруске Анне Масловской, как фашисты захватили ее родной городок Поставы. Местная молодежь избрала ее секретарем подпольного райкома комсомола. Поставские юноши и девушки, подобно краснодонским молодогвардейцам, свершили много патриотических поступков. Темная ночь — день партизанский: в «комендантские часы» комсомольцы сделали подкоп в охраняемое эсэсовцами гетто, из которого спасли более тысячи обреченных на истребление евреев. Юные патриоты вели пропаганду среди солдат вражеского гарнизона, распространяли листовки среди населения, участвовали в боевых делах партизанского отряда имени Пархоменко. Участницы комсомольского подполья сохранили жизнь многим сиротам, родители которых погибли от фашистского террора. Сама Анна Ивановна Масловская, Герой Советского Союза, стала приемной матерью пятнадцати мальчиков и девочек.

Не было такого отряда, бригады или подпольной группы, где бы не действовали советские патриотки; четвертую часть иных партизанских отрядов составляли женщины. Наряду с мужчинами все тяготы и опасности боевой жизни делили минская подпольщица Глафира Суслова; связная, разведчица, комсорг партизанского соединения «Тринадцать», действовавшего в Смоленской области, Евдокия Семенова; подпольщица и партизанка грозного соединения «Бати» Татьяна Логунова; медсестра Надежда Морина. Каждой из них было что рассказать и о себе и о своих подругах.

На протяжении всей войны партизаны активно помогали Советской Армии и Флоту громить врага. Мощные удары с фронта сочетались с ударами народных мстителей в тылу противника. Еще в пору битвы под Москвой калининские, смоленские и брянские партизаны содействовали наступлению наших войск. Это боевое взаимодействие неустанно совершенствовалось. Военные советы фронтов осуществляли боевые операции, ставили конкретные задачи партизанским соединениям.

Участники встречи — Герой Советского Союза В. Н. Дружинин, новгородский партизан А. П. Лучин, командир бригады В. И. Марго, комиссар отряда Ф. Н. Якушев и другие приводили яркие эпизоды «рельсовой войны», особенно широко развернувшейся в пору битвы на Курской дуге. Сеть вражеских коммуникаций рвалась и трещала. Сотни эшелонов с гитлеровскими войсками и техникой не дошли до фронта — были уничтожены партизанами.

— Когда наши войска выходили к Днепру, — припомнил заместитель начальника Украинского штаба партизанского движения Л. П. Дрожжин, — партизанам удалось захватить и удержать 28 переправ на Десне, Припяти и Днепре. Эта операция, в которой участвовало около 15 тысяч партизан, помогла армейским частям с ходу форсировать широкие реки и создать плацдармы для ударов по врагу.

В последующих сражениях армия партизан помогла советским войскам освободить Карелию, Ленинградскую и Калининскую области, Белоруссию, Украину, Крым, Молдавию, Эстонию, Латвию, Литву. Сразу после изгнания врага местные партизаны вливались в ряды Советской Армии. Это были уже опытные воины — разведчики, пулеметчики, стрелки, саперы.

В народной войне, поднятой Коммунистической партией в тылу врага, росли и мужали тысячи и тысячи стойких бойцов, умелых командиров, пламенных комиссаров, парторгов, комсоргов. Товарищи вспоминали славные дела зачинателей партизанской борьбы — легендарного дважды Героя Советского Союза С. А. Ковпака, Героев Советского Союза В. И. Козлова, А. Е. Клещева, В. З. Коржа, старого большевика М. И. Карнаухова, рабочего-арсенальца С. П. Осечкина, Героя Советского Союза К. С. Заслонова и многих, многих других. Назывались имена минеров-подрывников, которые, жертвуя жизнью, не пропустили к фронту вражеские эшелоны, — брянских партизан Дмитрия Дзыкова, Анатолия Коршунова, Павла Подымалкина, смоленчанина Петра Галицкого, новгородца Ивана Плотникова…

1 073 дня и ночи провел в тылу врага бывший повар ресторана станции Витебск Н. Я. Нагибов. Во время фашистского нашествия он стал мастером огневых налетов на врага. Участников встречи захватил его рассказ о самоотверженности и находчивости витебских подпольщиков. Им удалось свалить с рельсов 58 вражеских эшелонов. Много раз неуловимый Николай Нагибов на улицах родного города вступал в единоборство с гитлеровцами и всякий раз выходил победителем. Не случайно говорится: счастье всегда на стороне отважных.

Подвиги советских партизан бессмертны. В памяти народной бережно сохраняются имена героев — живых и павших, стремительные рейды по тылам врага, мужество подпольщиков. В тысячах школ и сельских клубов созданы музеи и комнаты партизанской славы. О боевых делах народных мстителей рассказывают экспонаты краеведческих музеев. Ветераны партизанского движения часто встречаются с молодежью, выступают с воспоминаниями о Великой Отечественной войне. Там, где пролегали партизанские тропы, воздвигнуты обелиски и курганы ратной славы.

«Правда», 17 февраля 1970 года.

ОСВОБОДИТЕЛИ

1009-й день войны

В результате наступательных операций в январе — феврале 1944 года войска четырех Украинских фронтов разгромили крупные вражеские группировки на Правобережной Украине. Несмотря на неблагоприятную погоду и распутицу, развернулось широкое наступление, цель которого — выход на государственную границу СССР, перенос боевых действий на территорию противника.

С рассветом 5 марта войска главной ударной группировки нашего 2-го Украинского фронта в составе нескольких армий двинулись вперед. Мощность и внезапность удара обеспечили взлом неприятельской обороны.

Гитлеровцы, отступая на запад, надеялись закрепиться в Умани. Но ни грозные приказы командования, ни надежды на непролазную грязь, которая препятствовала наступлению наших войск, не спасли противника. 10 марта танкисты генералов С. И. Богданова и П. А. Ротмистрова, части генерала К. А. Коротеева с ходу ворвались в Умань.

На пути дальнейшего движения наших войск находилась крупная преграда — Южный Буг, форсирование которого осложнялось половодьем. Не давая противнику передышки, советские воины на лодках, плотах и понтонах приступили к переправе, всей мощью обрушились на противника и прорвали его оборону.

17―19 марта войска нашего фронта вышли на Днестр. Советские воины оказались перед необходимостью преодолеть с боями еще одну водную преграду. Эта задача была успешно решена благодаря величайшему мужеству и беспредельной отваге солдат, сержантов, офицеров. Наступление главной группировки наших войск раскололо пополам фронт группы вражеских армий «Юг».

Энергично продолжая наступать, советские воины 26 марта — на 1009-й день Великой Отечественной войны, в 85-километровой полосе вышли на реку Прут — государственную границу СССР, а затем с ходу форсировали реку и перенесли действия на территорию Румынии, освобождая ее народ от фашистского гнета.

«…Какого высочайшего накала должен быть наступательный порыв, — писала в те дни „Правда“, — чтобы ежедневно в любую погоду, и днем и ночью без отдыха идти с боями по грязи, преследовать врага, когда он бежит, ломать его оборону, когда он сопротивляется, и гнать его, гнать прочь с нашей земли — до Буга, за Буг, за Днестр — до конца. Для такого наступательного порыва одного вдохновения и энтузиазма мало. Надо волю иметь большевистскую, надо силу иметь богатырскую».

Активные наступательные операции вели в этот период и другие фронты, действовавшие на южном стратегическом направлении. Успешными действиями войска 1-го Украинского фронта (командующий Г. К. Жуков) нанесли крупное поражение 4-й и 1-й танковым армиям противника и отбросили их в предгорья Карпат. Войска 3-го Украинского фронта (командующий Р. Я. Малиновский) освободили Одессу и вышли на Днестр.

В результате мартовского наступления были разгромлены две группы немецко-фашистских армий, скованы резервы противника. Выход войск 1-го и 2-го Украинских фронтов в предгорья Карпат изолировал соединения гитлеровцев, действовавшие на южном направлении, от группировок, сосредоточенных на западном направлении.

…Операция закончилась крупной победой советских войск. Впереди предстоял еще целый год напряженных сражений. Но ход Великой Отечественной войны неумолимо приближал врага к полному краху. Советская Армия, изгоняя его со своей земли, приступала к освобождению от фашистского ига многих европейских стран.

Маршал Советского Союза И. КОНЕВ

«Правда», 26 марта 1969 года.

Великое очищение

…Советская Армия предстала пред миром как освободительница не только потому, что, одерживая победы, она неустанно движется на запад, но и потому, что ее чаяния — это чаяния всех честных народов. Она никому не навязывает своих идей; но одно ее приближение, ее присутствие оживляет народы, как свежий ветер, как солнечный свет. Морские течения не «вмешиваются» в жизнь садов, но благодаря им в Тронхейме цветут розы. Мы видим, как просияла оскверненная фашизмом душа болгарского народа. Вместе с югославами болгары освобождают села Македонии. Разве это не чудо? Оно стало возможным потому, что на Балканы пришла Армия-освободительница. Нельзя без волнения читать о том, как жители заполярного Киркенеса уничтожили эшафот, на котором гитлеровцы казнили отважных норвежцев. Разве такое зрелище не высшая награда для наших солдат, которые, присягая Родине, тем самым присягают свободе и братству народов? В Ужгороде, в Белграде, в Люблине Советская Армия увидела слезы радости, которые прекраснее драгоценных каменьев.

В далеких от нас странах люди теперь знают цвет русской шинели и звезду на шапке, путеводную звезду. Париж понимает, что в его освобождении приняли участие герои Белоруссии, Молдавии, Польши, Литвы. Нелегок путь народов: годы затемнения сделали свое; пятая колонна не складывает оружия. Мы видим, как в маленькой Бельгии, которая восхищала нас героическим сопротивлением врагу, нашлись люди, которые куда больше боятся бельгийских патриотов, чем гитлеровских наемников. Мы видим, как во Франции предатели, спекулянты, мародеры заседают, произносят благородные речи и пытаются замаскировать свои сейфы ветками лавров. Измученные народы жаждут великого очищения, и в победах Советской Армии за тридевять земель от их городов они находят живительный источник.

…Мир смотрит на Советскую Армию как на освободительницу, потому что мы твердо решили раз и навсегда покончить с очагом заразы.

Илья ЭРЕНБУРГ

«Правда», 20 ноября 1944 года.

На том берегу

С высокого правого берега, куда только достает глаз, виден розовый свет подожженных гитлеровцами пылающих деревень и над ними белый дым горящих лесов. Два цвета — красный с белым — флаг Польши, возрождающейся из пепла.

Невольно задерживаемся на изрытом снарядами берегу Вислы. Вражеская артиллерия бьет по переправам. Осколки, словно косою, режут прутья зеленой ивы, но трудно уйти с берега, с которого так хорошо видна вся великая слава нашей победы.

Впереди много дела: надо осмотреть занятый на той стороне плацдарм, побывать в ротах, первыми форсировавших широкий водный рубеж. Но мы стоим и смотрим, как переправляются наши солдаты на левый берег. В быстрых волнах плывут испуганные водным простором кони, на переполненных паромах — танки, пушки, ящики со снарядами. На самодельных, наспех сколоченных плотах и в узеньких лодочках-душегубках — пехота, которая тут же смывает с себя пыль польских дорог и моет натруженные ноги в воде. Саперы — эти неистовые труженики войны — уже вбивают сваи моста в каменистый грунт реки.

Сходим на скользкий от крови и конского навоза паром и отплываем в шумной, тесной и веселой толпе солдат. Кто-то весело запевает, его подхватывают, и вот уже несется русская песня над широкой польской рекой. В реке плывут, переворачиваясь, трупы вражеских солдат, от которых шарахаются напуганные мертвечиной кони. Темнеет, и пламя пожаров как бы разгорается на той стороне.

— Прилетят еще или нет? — спрашивает старый паромщик-поляк, поглядывая на небо.

— Обязательно сделают последний заход, — отвечает юный разведчик Соболев с двумя спаренными вишнями, словно серьга, повешенными за ухо. Со своим другом Виктором Марининым он первым ночью вплавь достиг того берега, выбрал место для переправы, вернулся обратно. Им помогали польские партизаны.

Через несколько минут ударили наши зенитки: сверху один за одним пять «мессершмиттов» пошли в пике. Они валились прямо на нас, и все бойцы, находящиеся на пароме, встретили их огнем из винтовок и автоматов. Я стоял возле лошадей, видел, как они прижали уши, приседая на задние ноги, и мне показалось, что, если бы лошади могли стрелять, и они бы стреляли в фашистов, — столько злости зажглось в их умных глазах.

Не знаю, то ли вражеский летчик просчитался, то ли в его самолет попал снаряд зенитки — все произошло в какое-то мгновение, — «мессершмитт» врезался перед нами в реку, обдав всех масляными брызгами. Его тотчас поглотила холодная вода.

Долго блуждали мы в темноте за Вислой, перебирались через противотанковые рвы и проволочные заборы в поисках Ф. Барбасова, чье подразделение первым с боя форсировало реку. Искали его и не находили, натыкались на артиллерийские и минометные батареи и, наконец, решили идти на звук пулеметных и автоматных очередей, туда, где закипал бой и наши минометы чертили огненные трассы, как бы указывая путь вперед.

Встретили Барбасова в канаве, поросшей крапивой, во время отражения седьмой в этот день контратаки. Гитлеровцы бросили против наших воинов крупные силы и ценою любых потерь пытались сбросить в воду или задержать переправившиеся части, ибо Висла была барьером, на который враг возлагал так много надежд.

Среди копен ржи черным огнем горели четыре только что подожженных бронетранспортера и один танк. Бой понемногу затихал, и только долго еще с опушки леса бил «Максим».

— Никак не может остановиться Авдошкин, — сказал Виктор Якушев.

— Ненависть не остановишь, — ответил ему Гайнулин.

Капитаны Якушев и Гайнулин — командиры батальонов, форсировавшие реку и обеспечившие захват плацдарма.

Разгоряченный боем Барбасов сел на землю. Срывая стебли жгучей крапивы и не замечая этого, он начал рассказ. Его дивизия, сделав за сутки пятидесятикилометровый марш по непролазной грязи, с ходу устремилась через реку, опередив отступающего противника, не успевшего занять подготовленную оборону. Гитлеровцы переправлялись через Вислу одновременно с нашими справа и слева, и на реке разгорелось жаркое сражение. Авиация противника бесилась над ней, не в силах разобраться, где свои, где чужие.

С сыновней любовью говорил Барбасов о своем генерале:

— Он меня еще на Сане благословил, сказал: «Можешь, бери Вислу с ходу».

Невдалеке светились жаркие угли догорающего села. В зареве кружились черные тени аистов. Польские крестьяне, потерявшие все добро, смотрели на птиц: они жалели не только сгоревших лошадей и коров, но и аистов, которые всю жизнь жили у них на соломенных крышах.

На рассвете мы пошли на переправу. Навстречу спешили польские крестьяне с серпами в руках.

— Куда вы? Там убьют!

— Что делать, хлеб осыпается!

Поднялись на паром. На нем были четыре гитлеровца, взятых в плен бойцом Шморгуном. Находилась тут и молоденькая санитарка. Она везла с собой в госпиталь польку, у которой преждевременно, от страха, родился ребенок; он лежал сейчас на руках санитарки, завернутый в вату.

Когда паром достиг середины реки, снова налетели самолеты. Крупнокалиберная пуля ранила одного нашего бойца. Кровь из его головы пролилась в реку. Молодая полька поглядела на алые капли, сказала:

— Русская кровь, пролитая в польскую реку, снова породнила нас!

Над Вислой рассеивался густой туман, над дымящейся Польшей всходило радостное солнце нового дня.

С. БОРЗЕНКО

«Правда», 7 августа 1944 года.

Бухарест, 31 августа

Скоростной бомбардировщик доставил нас до Бузэу. С воздуха видны кварталы жилых домов, взорванные, полуразрушенные корпуса заводов, покрытое лентой пыли шоссе, уходящее на юго-запад, к Бухаресту. Железная дорога рассекает Бузэу на две неравные части, на путях стоят несколько эшелонов, один из них пылает от паровоза до последнего вагона.

Два круга над аэродромом — незнакомое поле. Предосторожность нелишняя. С высоты хорошо видны огромные воронки, скелеты сожженных самолетов, разбомбленных нашей авиацией, и беспорядочно разбросанные по всему полю крупнокалиберные бомбы.

Темная ночь. Машина мчится по шоссе. Фары выхватывают из тьмы низенькие домики, обнесенные садиками, журавли колодцев, жителей, стоящих группами у палисадников и домов. По обочинам цепочкой идут румынские солдаты. Они спешат домой. Многие одеты в форменные мундиры, но большинство сняли солдатское обмундирование, упрятали его в заплечные мешки и бредут согнувшись.

Часто встречаются колонны пленных немецко-фашистских солдат. Дорога пересекает небольшие лесные рощи, где прятались уцелевшие от разгрома гитлеровские части, разбитые нашими войсками в районе Бухареста.

Чем ближе к городу, тем труднее ехать. По шоссе в два и в три ряда движутся войска Красной Армии. Тяжелые и средние танки, артиллерия на гусеничном ходу, на буксирах, на тягачах. Грузовики с пехотой. Деловито дымят походные кухни: марш маршем, а горячий завтрак для бойцов должен быть готов вовремя.

Понемногу светает. Пробуем найти знакомое созвездие Большой Медведицы, но она где-то уже зачерпнула своим ковшом горизонт и потухла. Тянет прогорклым дымом — где-то что-то горит. То там, то здесь посреди дороги или в стороне, в кукурузных полях, торчат остовы подбитых и сгоревших вражеских танков, бронетранспортеров, автомобилей.

Основные бои в последние дни шли не здесь, а севернее и западнее этого района. На гитлеровские войска обрушился внезапный удар, которого они никак не ждали. Блестящим маневром наши подвижные соединения и пехота поставили под угрозу окружения основную группу вражеских войск в Румынии и причинили ей колоссальный урон. Стремительность нашего наступления была настолько неожиданной для противника, что он не успел полностью использовать заранее подготовленные оборонительные рубежи.

Ранним утром въезжаем в Бухарест, догоняя первые танки, вступившие в город. Окраины забиты подходящими машинами. Их здесь сотни, тысячи — всех назначений. Соблюдая четкий, строгий порядок, они постепенно втягиваются на центральные улицы по заранее проложенным и точно обусловленным маршрутам. И от первых домиков окраины и дальше, покуда хватает глаз, видны бесконечные шпалеры горожан, выстроившихся вдоль путей движения советских войск.

Впереди идут могучие танки. Их гусеницы отшлифованы добела сотнями километров пройденных дорог и ослепительно сверкают в лучах солнца. «КВ», «Т-34» и другие мощные бронированные машины. Грозные пушки устремлены вперед. На запыленной броне сидят автоматчики, веселые, загорелые, с гвардейскими значками и с орденами или орденскими ленточками. Видно, что за их плечами долгие месяцы тяжелых боев, но все бодры, оживлены, перебрасываются шутками. И что прежде всего бросается в глаза — это большое внутреннее достоинство советских людей, спокойная уверенность, уверенностьвоинов-победителей.

Жители Бухареста поражены видом сокрушительных советских танков. Глубокое уважение силе советского оружия выражается сегодня в тех многочисленных возгласах, которыми разражается толпа. Люди кричат на румынском и на ломаном русском языках:

— Салют Красной Армии!

Шествие советских войск по Бухаресту продолжается без перерыва. За танками идет артиллерия. Всеобщее удивление вызывают наши тяжелые самоходные орудия. Они движутся медленно, но вид их настолько убедителен, что толпа невольно расширяет коридор, оставленный для прохода техники.

Внезапно весь Бухарест поднимает головы вверх: над городом проносятся советские самолеты. Вот скоростные бомбардировщики, вот молниеносные истребители, жители смотрят на них, потом переводят взгляд на землю, где идут и идут наши пушки, и снова смотрят в небо. И опять на лицах смесь уважения и восхищения.

С развернутыми знаменами проезжают автомобили с пехотинцами. Ни одного человека пешком, все на машинах. Известковые камни, которыми вымощены ведущие в Бухарест шоссе, покрыли белым слоем пыли их лица. На выгоревших от солнца гимнастерках пыль поблескивает миллиардами светлых точек. Пехотинцы едут с полной боевой выкладкой, с винтовками и автоматами, с противотанковыми ружьями и зенитными пулеметами.

В толпе снова раздаются приветственные возгласы. На одной из наших машин появляется откуда-то голосистая гармонь, и статный парень, окая по-волжски, растягивая мехи, поет:

Идут полки, прошедшие победный путь на запад от берегов Волги. Едут бойцы, испытавшие зной степей Кубани и Дона. Проносятся мотоциклисты, бившие врага у берегов Днепра и Прута. Движутся части Красной Армии, разгромившие в эти дни врага в районе Плоешти. Снова танки. Снова пушки. Автомобили-амфибии. Снова пехотинцы на грузовиках. Бронетранспортеры.

…Части Красной Армии вступили с победой в город и тем самым ликвидировали вражескую угрозу с севера столице Румынии. Шествие советских войск по улицам Бухареста превратилось в яркую демонстрацию неодолимой мощи советского оружия, великолепной военной техники нашей страны, непоколебимой уверенности в полной победе над гитлеровской Германией.

Л. ОГНЕВ

«Правда», 1 сентября 1944 года.

ПРОТИВ ОБЩЕГО ВРАГА

«БОЕВОЙ ПРИВЕТ СОЛДАТАМ И ОФИЦЕРАМ ПЕРВОГО ПОЛЬСКОГО КОРПУСА, ЧЕХОСЛОВАЦКИХ ВОИНСКИХ СОЕДИНЕНИЙ, ЮГОСЛАВСКОЙ ВОИНСКОЙ ЧАСТИ В СССР, ЛЕТЧИКАМ ФРАНЦУЗСКОЙ АВИАЦИОННОЙ ЧАСТИ „НОРМАНДИЯ“, ГЕРОИЧЕСКИ БОРЮЩИМСЯ НА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОМ ФРОНТЕ ПРОТИВ НАШЕГО ОБЩЕГО ВРАГА — ФАШИСТСКИХ ПОРАБОТИТЕЛЕЙ!»

Из Призывов Центрального Комитета ВКП(б) к 26-й годовщине Советских Вооруженных Сил.

Локоть к локтю

Есть в Горецком районе Белоруссии заветный уголок. Имя ему — Ленино. В годы Великой Отечественной войны это небольшое село вошло в историю как символ боевого содружества и братства советского и польского народов. Здесь 12 октября 1943 года польское регулярное войсковое соединение вступило в свой первый бой с гитлеровцами. Это были солдаты 1-й польской пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко, сражавшиеся плечом к плечу с воинами Советской Армии.

Создание польского войскового соединения на территории Советского Союза началось весной 1943 года. Наш народ оказал помощь Союзу польских патриотов в формировании и обучении польских частей, снабдил их оружием и боеприпасами. 1 сентября 1943 года, в четвертую годовщину нападения фашистской Германии на Польшу, дивизия имени Тадеуша Костюшко, командиром которой был назначен кадровый польский офицер Зигмунд Берлинг, отбыла на Западный фронт и вошла в состав 33-й армии. Ей была поставлена задача прорвать оборону противника в районе села Ленино.

Оборона врага на этом направлении опиралась на реку Мерею. Западный берег реки был значительно выше восточного, что обеспечивало противнику благоприятные условия для организации огня. Гитлеровское командование приложило немало усилий, чтобы создать здесь жесткую оборону. Несколько рядов траншей прикрывали проволочные заграждения, густые минные поля.

Укрепленные рубежи на участке наступления 1-й польской дивизии имени Тадеуша Костюшко удерживались частями двух пехотных дивизий противника. Рядом располагались моторизованные и танковые части врага, которые, обладая высокой подвижностью, могли быть использованы для отражения наступления советских и польских войск.

Советское командование обеспечило 1-ю польскую дивизию значительным количеством огневых средств, что позволило создать на участке прорыва артиллерийскую плотность до 220 стволов на километр фронта. Рядом с «костюшковцами» действовали советские воины. Накануне наступления командование польской дивизии обратилось к личному составу с призывом, который заканчивался словами: «Вперед в бой, солдаты! Перед нами великая, священная цель, а на пути к ней смертельный враг! Вперед, в бой и к победе! Да здравствует Польша!»

…Приближалось туманное, осеннее утро. После скрытной перегруппировки передовые батальоны 1-го и 2-го полков польской дивизии сменили советские подразделения и оказались в непосредственном соприкосновении с противником. В 9.20 раздался залп «Катюш», послуживший сигналом начала артиллерийской подготовки. На гитлеровцев обрушилась лавина огня. Более часа бушевал огненный смерч. Вместе с артиллерией по обороне противника во всей полосе 33-й армии наносила бомбовые удары фронтовая авиация. Гром канонады усиливался. В 10.30 части 1-й польской дивизии перешли в атаку.

Форсировав Мерею и преодолев ее болотистую пойму, передовые батальоны «костюшковцев» ворвались в первую траншею противника. Пехота двух польских полков шла вперед, ведя огонь на ходу. Преодолевая ожесточенное сопротивление врага, 2-й пехотный полк правым флангом завязал бой за деревню Ползухи, но дальше продвинуться не смог, ибо подвергся сильному пулеметному и минометному огню во фланг. 1-й пехотный полк, овладев первой траншеей врага, встретил сильное сопротивление с высоты 215,5. Командир полка ввел в бой резервы.

Успешно развивали наступление и подразделения левого соседа — 290-й стрелковой дивизии Советской Армии. Действуя в тесной локтевой связи, советские и польские воины дружной атакой овладели Тригубовом — мощным узлом обороны противника. На правом фланге 2-й польский пехотный полк взял укрепленный пункт Ползухи.

Гитлеровское командование, узнав, что в районе Ленино наступают польские части, приказало своим войскам любой ценой сорвать их действия. Подтянув из глубины пехоту, артиллерию и танки, враг усилил оборону, предпринял контратаки по всему фронту. Одновременно вражеская авиация наносила бомбовые удары по боевым порядкам польских и советских войск. Значительную помощь наступавшим частям оказали летчики 1-й воздушной армии — прикрывали их с воздуха, наносили штурмовые удары по врагу.

Во время сильных контратак противника севернее Ленино на западный берег реки Мереи переправились танки 1-го польского танкового полка, а также советские танкисты, которые с ходу вступили в бой. Развернулась жаркая схватка за высоту 215,5 — ключевую позицию, господствующую над местностью. Всю ночь с 12 на 13 октября и весь день 13 октября не прекращались бои. Высоту гитлеровцам взять так и не удалось.

Самоотверженность, с которой сражались под Ленино польские воины, была высоко оценена. 242 участника этих боев награждены советскими орденами и медалями, а командир батальона капитан Владислав Высоцкий и автоматчица Анеля Кшивонь посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.

Совместная борьба против гитлеровцев показала прочность боевого союза советского и польского народов. В марте 1944 года началось формирование 1-й, а затем и 2-й польских армий, 1-го танкового и авиационного корпусов. К концу войны численность Войска Польского достигла нескольких сотен тысяч человек.

Солдаты Войска Польского плечом к плечу с советскими воинами принимали участие в боях за освобождение Польши, под Берлином и в братской Чехословакии.

Г. КОЛТУНОВ

«Правда», 11 октября 1968 года.

В едином строю

Военный корреспондент «Правды» П. Лидов посетил действующие на одном из участков советско-германского фронта части вооруженных сил Чехословацкой республики и беседовал с их командиром полковником Людвиком СВОБОДОЙ.

Интервью корреспонденту «Правды» полковник Л. Свобода начал так:

— Я горд тем, что на долю мою и моих товарищей выпало счастье выступить в качестве участников свободолюбивой коалиции против общего врага плечом к плечу с Красной Армией. Чехословаки участвуют в борьбе против фашистских захватчиков также и в Африке, и на Ближнем Востоке, и в рядах воздушного флота Великобритании. Однако мы считаем особенно почетным для себя то обстоятельство, что нам выпало сражаться именно на советско-германском фронте, т. е. там, где решаются исход войны и судьбы народов.

Сражаясь на территории СССР против поработителей Европы — гитлеровцев, мы знаем, что не только чехословаки, оставшиеся на родине, но и все европейские народы мысленно находятся с нами.

Чехословаки — горячие патриоты своей родины, они со всей силой ненавидят врагов свободы — фашистских захватчиков. Со словом «Мюнхен» для чеха и словака связаны тяжелые картины национального позора и траура. На моих глазах в 1938 году чехословацкие офицеры отдавали приказ солдатам оставить без боя укрепления на германской границе. Некоторые из них не нашли в себе силы перенести это унижение и тут же лишили себя жизни. Я предпочел бы увидеть Прагу в руинах, пусть такою, каким я видел недавно Харьков, но не свидетелем самоуничтожения чехословацкой армии в угоду наглым фашистским оккупантам.

Чехословакия никогда не забудет того, что в тяжелые для нашей родины дни Советский Союз первым гарантировал наши границы на тот случай, если мы вступим в вооруженную борьбу с агрессором. Чехословакия никогда не забудет и того, что Красная Армия приняла на себя первые, самые тяжкие удары нашего врага в нынешней войне и вот уже двадцать второй месяц ведет с ним беспримерную, львиную борьбу один на один, отстаивая будущее народов Европы. Мои соотечественники, находящиеся на территории СССР, дорожат предоставленной им возможностью с оружием в руках сражаться против германских фашистов — в этом они видят исполнение священного долга перед своим народом и перед своей поруганной отчизной.

Чехословацкие боевые формирования на территории СССР являются составной частью армии республики. Наши части черпают свои кадры среди соотечественников, проживающих на территории СССР. Внутренняя жизнь в частях строится на основе уставов Красной Армии. В наших частях служат чехословацкие подданные — чехи, словаки, моравы и другие, объединенные общим стремлением быстрее разгромить врага. Никаких национальных различий внутри армии не существует. Вопросы вероисповедания также являются сугубо частным делом каждого солдата и офицера. Кроме строевых подразделений и штабов, у нас имеются подразделения снабжения, институт офицеров по просвещению. Последние под руководством командования информируют личный состав о текущих событиях и воспитывают его моральные качества. Наше воспитание ставит своей целью укреплять воинскую дисциплину, еще больше развить у бойцов чувства ненависти к противнику и дружбы с нашими союзниками и решимость вести борьбу против гитлеровских захватчиков до полного освобождения всех порабощенных фашистами народов.

На знамени нашей части под большим гербом республики, в обрамлении национальных цветов начертаны слова великого чеха Яна Гуса: «Правда победит!» И мы верим, что это будет именно так!

Чехословаки у себя на родине и за границей с глубоким удовлетворением встретили известие о том, что одна из наших частей, находящаяся на советско-германском фронте, уже вступила в соприкосновение с противником. Мне хочется особо отметить то доверие, которое оказывает нам командование Красной Армии. Когда в тяжелые для города N. минуты я явился к генералу, руководившему обороной города, он встретил меня словом на моем родном языке: «Наздар!» Я сразу почувствовал себя в атмосфере тесного братского сотрудничества с советским командованием. Вскоре это братство было освящено кровью.

Нашей части был отведен ответственный участок обороны и поставлена самостоятельная задача. Мне были приданы и подчинены в оперативном отношении подразделения Красной Армии и дополнительные огневые средства, которые сделали оборону более эффективной. Наши офицеры и солдаты с искренним восхищением отзываются, например, о действиях приданного нам подразделения гвардейских минометов гвардии старшего лейтенанта Гончаренко. Советские гвардейцы в бою служили нам примером отваги и умения; мы гордимся тем, что дрались бок о бок с прославленной советской гвардией.

Взаимодействие между чехословацкой частью и частями Красной Армии различных родов оружия было безукоризненно четким. Командиры и бойцы Красной Армии проявляют по отношению к нам чувства симпатии и дружбы, а местное население окружает нас самой трогательной заботой. Мы стараемся всем, чем можем, отплатить нашим союзникам и братьям. Так, медицинскому персоналу части удалось на поле боя оказать помощь более чем ста раненым советским бойцам и командирам.

В огне боев чехословаки не дрогнули — они дрались геройски. Не уступив ни пяди земли врагу, смертью храбрых погибли надпоручик Ярош, надпоручик Лом, свободник Шпигл, четарж Курт Волф и другие. Они пали за свою любимую родину — Чехословакию.

Гитлеровцы испытали наши первые удары. Чехословаки сдержали вражеский натиск и отстояли порученный их защите рубеж. Сила этих ударов будет непрерывно нарастать. Мы полны решимости драться до конца и не ограничимся освобождением от фашистских оккупантов своей родины и милой нашему сердцу столицы Праги. Мы будем продолжать борьбу до полного уничтожения захватчиков и освобождения от нацистского гнета всех порабощенных народов Европы.

«Правда», 18 апреля 1943 года.

Герои «Нормандии»

Есть теперь на свете два француза, которые если их спросят, кто они, смогут ответить: «Мы Герои Советского Союза». Это радость для французов, это радость для нас. Два народа, преданные свободе, народ Вальми и Вердена, народ Перекопа и Сталинграда, равно гордятся отважными солдатами Марселем Альбером и Роланом де-ля Пуапом.

Теперь у нас очень много друзей: тесно за столом победителей. Летчики «Нормандии» приехали к нам осенью 1942 года. Нас тогда не было в Восточной Пруссии, гитлеровцы были тогда у Волги. Мы отчаянно сражались, зная, что дальше отступать нельзя. А за границей гадали: сколько недель мы еще продержимся? И вот в ту темную осень наши друзья, французские летчики, приехали к нам. Они поняли нашу силу и поверили в нашу дружбу. Когда немецкие фашисты еще были на Кавказе, французские патриоты поняли, что битва России — это также битва Франции, что можно в русском небе сражаться за французскую землю. Среди первых были Марсель Альбер и Ролан де-ля Пуап. Они пришли к нам до Сталинграда, и этого мы не забудем.

Франция теперь освобождена от захватчиков. И в боях за Эльзас французская армия покрыла себя славой. В 1942 году Франция молчала: ей зажимали рот гитлеровцы. Но и тогда мы верили в звезду Франции, но и тогда с уважением, больше того, с любовью говорили воины Красной Армии об этой прекрасной стране. Теперь Францию признают все. Но мы ее признали, когда она еще не была в цепях. И французы этого не забудут.

Марсель Альбер сбил на наших фронтах 23 вражеских самолета. Это первый ас французской армии. Россия ему дала чудесный самолет. Франция вложила в него сердце героя. Фашистская Германия родила в нем великую ненависть. И вот этот веселый француз, парижанин из парижан, сын рабочего, стал Героем Советского Союза. Их было трое, боевых друзей: Лефевр, Дюран и Альбер. Втроем они перелетели из Северной Африки, захваченной фашистами, в Гибралтар. Втроем заявили: «Мы хотим сражаться в России». Они были неразлучны, и товарищи, шутя, называли их «тремя мушкетерами». Дюран, а потом Лефевр погибли в бою. Марсель Альбер продолжает бить врага.

Велико единство французского народа в борьбе против захватчиков: если Марсель Альбер — сын рабочего, то де-ля Пуап — представитель старой аристократии, и если бы он хотел, он мог бы кичиться своими титулами. Но это подлинный демократ, влюбленный в свободу, и гордится он одним: сбитыми самолетами. Когда немецкие фашисты захватили Францию, де-ля Пуап не задумываясь уехал на суденышке в Англию и там продолжал сражаться против захватчиков. Узнав, что группа летчиков хочет ехать в Советский Союз, де-ля Пуап заявил: «Прошу отправить меня на Восток, чтобы сражаться вместе с Красной Армией». Он сбил 16 гитлеровцев.

Искусство летчика трудно поддается описанию. Это поэзия. Кто расскажет, почему большой поэт пишет хорошие стихи? Я не осмелюсь говорить о воздушных победах двух французских героев. Я только напомню, что они принимали участие в тех операциях, из которых каждая открывала новую главу войны: Орел, Смоленск, Орша, Неман, Восточная Пруссия. Эти названия говорят нам больше, чем толстые тома. И во всех этих битвах пролилась кровь французских летчиков, во всех этих битвах разили врага Марсель Альбер и Ролан де-ля Пуап.

Они страстно любят Францию. Это понятно без долгих слов. Любят ее виноградники, ее сады, ее седые камни, ее веселых девушек, ее вольности, ее историю. Я скажу сейчас о другом: они полюбили нашу Родину. Они не только научились понимать русский язык, они научились понимать то, о чем не сказано ни в словарях, ни в грамматике: русское сердце. Они увидели пепел наших сожженных городов и горе наших женщин, они увидели мужество Красной Армии, ее путь от Орла до Восточной Пруссии, и каждый из них связан с нами не словами — кровью. И когда-нибудь в Пью-де-Доме, среди зеленых пастбищ и нежной ольхи, Ролан де-ля Пуап будет рассказывать детям о стране больших просторов и большого сердца, о далекой, но близкой России. И когда-нибудь веселый Марсель Альбер среди шума Парижа, который никогда не замолкает, как морской прибой, вдруг вспомнит тишину смоленских лесов и скажет: «Там я узнал меру человеческого горя и крепость человеческого сердца».

Воины Красной Армии приветствуют своих испытанных друзей, героев Франции, ныне Героев Советского Союза. Если дружба проверяется на страшном огне, дружба Советской Республики и Французской республики проверена. Она пережила горе, она переживает и радость. Мы еще чокнемся с французами в Берлине.

Илья ЭРЕНБУРГ

«Правда», 29 ноября 1944 года.

На верность народу

Самый популярный лозунг в югославской добровольческой воинской части в СССР — это «Смерть фашизму! Свобода народу!». Он всюду: на воротах при въезде в лагерь, в землянках, на плацу, на знамени части. А главное — он горит в сердцах югославских воинов.

Длинный и сложный путь прошли они, прежде чем оказались в этой части. Командир ее — опытный боевой офицер югославской армии подполковник Марко Месич. Он сплотил вокруг себя югославских офицеров и солдат, выражавших желание драться против гитлеровцев.

У каждого своя судьба. Одного из офицеров культпросветотдела части — хорвата по национальности, адвоката по специальности — вероломное нападение германо-итальянских фашистов на Югославию застало в артиллерийской батарее на побережье Адриатического моря. Позор, если батарея достанется врагу! Батарея была уничтожена. Патриот скрылся, но только затем, чтобы немедленно начать активную антифашистскую деятельность. Кто-то выдал его. Почти год тюремного заключения, потом отправка с рабочей ротой на Дон. Здесь он перешел на сторону Красной Армии.

Путь заместителя командира пулеметной роты, тоже хорвата по национальности, не менее интересен. Ему двадцать три года, а выглядит совсем юношей, только-только окончившим среднюю школу. Незадолго до войны был призван в армию и служил штурманом в авиационной части. Когда гитлеровцы вторглись в Югославию, его насильно загнали в сформированный врагами югославского народа легион бомбардировщиков и отправили на советско-германский фронт. Штурман вместе с двумя членами экипажа решил перелететь на советскую сторону.

А вот один из унтер-офицеров, серб по национальности, на советско-германский фронт попал в составе рабочего батальона. В районе станицы Абрамовской ему удалось связаться с советскими партизанами. 140 человек бежали из батальона и влились в партизанские отряды. Серб зарекомендовал себя отличным минером. Советское правительство наградило отважного воина орденом Красной Звезды.

Такие же биографии — у многих югославских воинов. Их часть усиленно занималась боевой подготовкой, училась действовать в любых условиях, днем и ночью, упорно воспринимала опыт Красной Армии, овладевала оружием, которое было предоставлено советским правительством. И вот югославским патриотам по полномочию главнокомандующего Югославской народно-освободительной армии маршала Иосипа Броз Тито вручается боевое знамя, они принимают воинскую присягу.

Знамя проносят перед строем. И трехцветное полотнище его — синее, белое, красное с красной звездой на белой полосе, — развеваясь, осеняет воинов на подвиги. Присягу читает командир части, а за ним слова торжественной клятвы произносят все солдаты и офицеры:

— Клянусь честью своего народа, что в рядах югославской добровольческой воинской части в СССР, как самостоятельной части народно-освободительной армии Югославии, буду верно служить своему народу, борясь против оккупантов и отечественных предателей — врагов народной свободы и народных прав, как на советско-германском фронте, так и всюду, где это потребуется…

В грозные дни войны югославы, оказавшиеся на территории СССР, решили принять самое горячее участие в священной борьбе советского народа. Героические действия Красной Армии и самоотверженная борьба югославской народно-освободительной армии — вдохновляют их на подвиги во имя новой Югославии.

П. ИВАНОВ

«Правда», 13 марта 1944 года.

Четвертый год

«Правда», 25 ноября 1944 года.

В Северной Норвегии

Горят деревни, хутора, поселки Северной Норвегии, подожженные фашистами. С высоких вершин скалистых гряд видят советские бойцы пламя пожарищ, отражаемых ровной гладью фиордов, и у всех, кто видит это пламя, одна мысль, одно стремление — вперед!

Казалось бы, люди могли устать от трудных переходов, от ночевок без костров под Полярной звездой, от секущих холодных ветров, от непрерывных боев. Но с каждым днем становятся радостнее лица бойцов, все больший подъем овладевает войсками, растет их наступательный порыв.

По трем дорогам — из Никеля, из Петсамо, с юга — с непрерывными боями спешили вперед советские части, наступая на Киркенес, порт и фабричный город Северной Норвегии, крупнейшую базу и опорный пункт врага.

На дорогах — разбитые машины со знаком горно-егерских дивизий. Около шоссе — столбы недостроенной подвесной дороги от Никеля до Киркенеса. По обочинам — трупы фашистов, и всюду запах гари, всюду дым пожарищ, и всюду сквозь дым спокойно и уверенно шагает вперед наша заполярная пехота.

Противник оборонял северную дорогу с помощью береговых батарей Киркенеса. Чтобы зайти с фланга, нашим подразделениям требовалось переправиться через фиорд — 1 700 метров. В дело вступили автомобили-амфибии. А вскоре во тьме осенней северной ночи появились два норвежских мотобота. Команды их — норвежские рыбаки — знаками пригласили бойцов к себе на борт. Советские воины не знали норвежского языка, норвежские рыбаки не знали русского, но сердца их бились в унисон, и они отлично поняли друг друга.

На маленьком мотоботе «Фрам» капитан Мортен Генсен — старик; на большом мотоботе «Фиск» капитан Турольф Пало — совсем еще молодой парень. Но старые и молодые рыбаки работали, не отдыхая, всю ночь и весь день, доставляя через фиорд наших бойцов. Утром из-за мыса выскочил еще один маленький мотобот и тоже немедля приступил к перевозке.

Рядом рвались снаряды и мины, с горы по фиорду гитлеровцы строчили из станковых пулеметов, но норвежские рыбаки продолжали свое дело. Когда я спросил у рыбака Перла Нильсена и Мортена Генсена, в чем они нуждаются, они в один голос ответили:

— Дайте горючего, чтобы дальше работать!..

— Они почти целиком переправили наш полк, — сказал капитан Артемьев. — Отличные ребята!

Жестоким был бой у переправы через Эльвенэсский фиорд. Гитлеровцы взорвали мосты и минировали подходы к ним. Снова появились амфибии. Ночью подразделения форсировали фиорд и высадились на западном берегу. Рота гвардии капитана Реклицкого немедленно бросилась вперед, к городу. Стремительный рывок ее был поддержан другими ротами батальона. Под огнем, от которого, казалось, закипала вода, амфибии перевезли несколько тысяч человек.

Город горел. В огне — бумажная фабрика, консервный завод, школы, баня, больница. От кварталов жилых домов остались только печи да трубы.

Еще стреляли из-за углов вражеские автоматчики, когда на улице показалось несколько юношей и девушек в гражданской одежде, с повязками Красного Креста на рукавах. Они стали перевязывать наших раненых бойцов. Через час я встретил двоих из них: Гаральда Стаугнера и Одда Антонсена. Они повели нас в бомбоубежище. Пройдя катакомбы, мы вошли в уютную комнату. Здесь было до двадцати юношей и девушек.

— Мы прятались тут во время боев. Ждали русских. Мы решили вам помогать, — говорит Гаральд Стаугнер.

— А где остальные жители Киркенеса?

— Спрятались в большом туннеле в горах. Несколько тысяч человек. Теперь они скоро выйдут!

Эти юноши и девушки хотят сфотографироваться обязательно рядом с нашими танками. К танкам же подходят две женщины в косынках. Обе говорят по-русски; оказывается, наши, угнанные гитлеровцами.

— Фашисты бросили нас в концлагерь, но удалось убежать и спрятаться в бункере. Мы ждали вас и дождались!

Геннадий ФИШ

«Правда», 27 октября 1944 года.

Белградские рассказы

Старшина Ерещенко

— Это было здесь же, в Белграде. На четвертый день боев. Наша рота находилась в разбитом здании школы. Из-за стрельбы никакого прохода по улице не было — пробирались по дворам, вверх на крышу соседнего дома по пожарной лестнице и опять вниз.

Утром мы пошли за завтраком, только вернулись — приказ: наступать на другой квартал.

По улице бьют два крупнокалиберных пулемета. Мы вдвоем с бойцом Абдулаевым перебежали через улицу. Обоих ранило в ноги, его сильно, меня легко, и еще немножко по голове царапнуло.

Перебежали. Ворота во двор заперты. Мы в окно под дом. Спрыгнули. Там темно. Я засветил фонарь. Было восемь утра.

Абдулаев дальше идти не мог. Ему совсем ногу перебило. Я его уже сам стащил в подвал. Его ранило выше колена. Я снял два брючных ремня с себя и с него и перетянул ногу. Говорю ему: «Не кричи, тише, здесь фашисты». И пошел наверх.

Вижу, проблескивает свет. Дверь на двор. У двери пулемет, направленный прямо на ворота, что были закрыты, и два гитлеровца. Я увидел их и сховался. Если я их не убью, то они меня убьют. Вынул пистолет, убил обоих и обратно пошел в подвал.

А там Абдулаев просит пить.

— Откуда я тебе возьму. Подожди, полежи, сейчас найду вход в дом, достану тебе воды.

Пошел искать другой вход. Наверно, это был завод. Узкоколейка уходила в подвал. А вверх шли ступеньки. Чисто, пусто. Коридор поворачивает направо, а налево, оказывается, две комнаты. Зашел в них.

Слышу, кто-то идет по коридору. Скрылся за стенку, держа автомат. Подходит женщина-югославка, говорит:

— Здесь фашистов нет.

Старая женщина, уборщица.

— А где они?

— Сейчас покажу.

И пошла по коридору, довела меня до окна. Там, снаружи, перед окном, огражденные камнями, лежат три гитлеровца. Старуха показала и ушла от греха.

Я бросил гранату в окно и взорвал пулемет. В это время в коридор по лестнице кто-то бросил гранату со второго этажа, но она меня не повредила. Я встал за выступ. Она прокатилась ниже. Только все дымом заволокло по коридору.

Я пробежал быстро через коридор и открыл крючок на воротах. Когда я открыл их, через улицу были видны наши. Старший лейтенант Киселев и бойцы. Кричу им:

— Дайте подмогу, я один остался!

Ко мне перебежали пулеметчик и стрелок, но его ранило. Как они двое перебежали, больше никто не может перебежать — сильный огонь. Мы пошли по коридору и налево, в те комнаты, откуда виден дом, из которого фашисты обстреливали всю улицу. Нам было видно, что на третьем этаже там приподнят железный занавес и оттуда бьет ручной пулемет.

Дали по ним две коротких очереди, и они замолчали. Но тут же в другое наше окно бросили снизу, с улицы, гранату. В комнате у нас были нары с матрацами. Граната разорвалась на этих матрацах, но пулеметчика все-таки ранило в плечо…

Я поверху, не снимая рубашки, перевязал его бинтом.

Потом спустился снова к Абдулаеву. А он опять просит:

— Воды мне!

— Сейчас, отнесу тебя наверх. Берись за плечи.

Он взялся за мои плечи, обнял меня сзади, но не мог держаться и упал.

— Я, — говорит, — погибаю.

Бегу наверх и говорю пулеметчику:

— Там человек пропадает, пойдем.

Мы с ним взяли матрац и пошли вниз за Абдулаевым. Так его и вынесли вверх на матраце. Сказали ему:

— Сейчас принесем тебе воды.

И пошли осматривать комнаты.

Всюду тишина. Дошли до последнего окна. Тут из противоположного здания по нас ударили из пулемета. Мы скрылись за стенку. Я выдернул кольцо и бросил гранату туда, но она не долетела и взорвалась под домом. Я — вторую. Она влетела в окно, и больше мы ничего оттуда не слыхали.

Теперь мы уже свободно прошли мимо окна и в кухню. Там варилась фасоль, грелся чай и стояло ведро воды.

Я говорю товарищу:

— Смотри кругом, пока я напьюсь и налью фляжку. Вернулись к Абдулаеву, дали ему воды наконец.

Стало смеркаться. На улице мотор слышен — или танк или машина идет. Смотрим, подошла фашистская самоходка и стала против самого нашего окна, а гранат противотанковых у нас нет. Говорю пулеметчику:

— Я сейчас побегу за гранатами.

А самоходка подошла и начала стрелять вдоль улицы. Пройти никак нельзя. Кричу через улицу нашим:

— Дайте гранату!

— Ладно, бросим, — кричат, — только сначала лови один запал!

Завернули в бумажку и бросили мне запал. Четыре метра не докинули. Я по-пластунски подполз, взял запал, потом отполз. Тогда они прямо в ворота кинули гранату уже без запала. Я поймал ее и бросился обратно по коридору в ту комнату, против которой стоит самоходка. Вложил запал, дернул кольцо, бросил в переднюю гусеницу, а сам лег под окно.

Получился через три секунды взрыв. Два фашиста соскочили с пушки. Я выстрелил, одного убил, другой заполз за пушку. Я поставил пулеметчика наблюдать, а сам вернулся вниз, дал двум раненым воды. Потом выбежал через двор к воротам. Вдоль улицы бьет еще пулемет, но уже в темноте. Даст очередь и молчит. Все-таки легче.

С той стороны улицы в парадном наши сидят, но перейти им ко мне нельзя. А у меня трое раненых, только я один на ногах, потому что пулеметчик в последнее время тоже лег без сил — у него много крови из плеча вышло. Надо им всем помощь поскорей оказать.

Тогда я вынес из комнаты, где были нары, три тюфяка на двор, к воротам. И Абдулаева и другого раненого снес вниз и положил на тюфяки. Пулеметчик, правда, сам сошел.

Я с кухни взял веревки — там веревок много было — и ковшик тяжелый железный. Взял нож, проткнул в двух местах тюфяк, где Абдулаев лежал, веревку продел и на два узла, покрепче завязал. Потом к другому концу веревки ковшик привязал и к нашим в парадное через улицу кинул.

Они сначала испугались, думали — граната, а потом поняли; взяли ковшик и с ним конец веревки. Кричу им:

— Давайте теперь быстрей тяните!

А Абдулаеву говорю:

— Ты хоть зубами за матрац возьмись, если руки не держат, а то свалишься, пропадешь среди улицы.

Они натянули веревку и в одну секунду перетащили матрац с Абдулаевым через улицу. Быстро, как на салазках. Потом отвязали веревку и вместе с ковшиком мне обратно кинули.

Так я всех трех раненых переправил и остался один на весь дом, как хозяин. Когда совсем темно стало, мне через улицу подкрепление подошло, и мы пошли другой дом занимать. Всего наша рота в те дни тридцать два дома заняла.

★

На этом обрывается рассказ старшины Ерещенко. Мне остается только сказать еще несколько слов о том, как и где я встретил самого Ерещенко.

Было раннее утро. За ночь наши и югославские части, очистив район вокзала, наконец прорвались через реку Саву, и бой шел на той стороне, в Земуне, последнем еще не освобожденном от врага предместье Белграда.

Несмотря на ранний час, разбитые, почерневшие и кое-где еще дымившиеся улицы города были полны народа. Люди шли по тротуарам и мостовым, наступая на бесконечные хрустевшие осколки выбитых стекол, шагая через сорванные и обвисшие до земли провода. И все-таки город имел праздничный вид: столько красно-бело-синих — югославских, и красных — наших, флагов свешивалось со всех крыш, окон и балконов.

И тут я увидел шедшего по тротуару старшину. Он шел, сильно хромая на раненую ногу. На нем была выгоревшая почти добела гимнастерка с двумя орденами, разбитые кирзовые сапоги и засаленная, выслужившая срок пилотка, из-под которой белели бинты перевязки. Рядом, поддерживая его, шли двое влюбленно смотревших на него партизан из армии маршала Броз Тито.

Встречные снимали перед ними шапки, хлопали старшину по плечу, что-то радостно по-своему говорили ему и, долго не выпуская, трясли руки ему и обоим партизанам.

У старшины было красивое, еще совсем молодое лицо. Он шел смущенный и в то же время гордый вниманием к себе, скромно улыбаясь людям.

Санинструктор Желябова

До войны Дуся Желябова работала осветителем в киностудии. В ее власти находилась дуговая лампа, слепящий белый свет которой она по приказанию оператора направляла то на пол павильона, то на декорации, то на загримированных актеров. При свете ее «пятисотки» Любовь Орлова бежала за поездом, прижимая к груди черного ребенка; Черкасов, поднимая огромный меч, вел русские полки на псов-рыцарей; Щукин, так похожий в гриме на Ленина, что, неожиданно встретив его в коридоре, люди останавливались, — говорил речь с построенной в павильоне трибуны.

Дуся знала по именам, отчествам и в лицо всех киноактеров и хранила у себя дома бесконечные кадры кинопленок из всех картин. Потом началась война. Киностудию эвакуировали. Дуся вместе с громоздким имуществом осветительного цеха долго ехала в теплушке все дальше и дальше в тыл, в Среднюю Азию. Там, в большом среднеазиатском городе, теплушка остановилась и дальше не пошла. Киностудия временно разместилась на одной из узких улочек старого города, в маленьких неудобных помещениях, никак не предназначенных для киносъемок.

Время было тяжелое. С фронтов одно за другим доходили самые неутешительные известия. Давали свет только на несколько часов по ночам и то не каждый день, потому что электроэнергия была нужна для эвакуированных сюда военных заводов. Больших картин не снимали, делали только боевые киносборники, состоявшие каждый из нескольких короткометражек. Для съемок в городе ничего не было: не было танков, которые ушли на фронт; не было самолетов, которые улетели отсюда; не было касок, обмундирования, оружия. Не было, наконец, саксаула, чтобы топить павильоны, и актеры, свободные от съемки, окружали Дусину «пятисотку», чтобы хоть немного погреть около нее леденеющие руки.

Почти все осветители-мужчины ушли на фронт. Дуся приходила по утрам в барак, где было общежитие, ложилась на топчан прямо в ватнике, штанах и сапогах, так, как она ходила в павильоне, и, закрыв глаза, мучительно думала. Все чаще ей казалось, особенно в дни плохих сводок, — все, что она и другие здесь делают, вовсе не нужно, ни к чему, и что настоящее дело только там, на фронте, куда уехало большинство ее товарищей по цеху.

Враг навсегда изгнан с советской земли.

Чехословацкие воины пришли на родную землю вместе с нашей армией.

Боевые побратимы советских солдат — жолнежи и офицеры Войска Польского.

В боевом содружестве громили врага советские авиаторы и французские летчики полка «Нормандия — Неман».

Радостно встретила Варшава наших танкистов.

Жители венгерского села благодарят советских воинов.

Ликует болгарская столица — София.

Бухарест приветствует освободителей.

Торжественный марш советских воинов по магистралям Белграда.

Освободителей бурно приветствовали тысячи и тысячи жителей Златой Праги.

И вот советская регулировщица — на улицах Берлина.

Еще удар с воздуха по берлинскому гарнизону врага.

Наши танки форсируют Шпрее.

Встреча советских и американских войск на Эльбе.

На последний штурм.

Знамя Победы над рейхстагом!

Мы пришли в Берлин с полей Подмосковья, с берегов Волги, с Курской дуги…

Берлин. Май 1945 года. Пушки больше не стреляют.

Фашистский вермахт безоговорочно капитулировал!

Идут воины-победители.

Командующие фронтами на завершающем этапе Великой Отечественной войны: в первом ряду слева направо — И. С. Конев, А. М. Василевский, Г. К. Жуков, К. К, Рокоссовский, К. А. Мерецков; во втором ряду — Ф. И. Толбухин, Р. Я. Малиновский, Л. А. Говоров, А. И. Еременко, И. X. Баграмян.

Герои вернулись на Родину.

9 мая 1945 года. Салют Победы.

Парад Победы. У подножия Мавзолея В. И. Ленина — знамена поверженного врага.

Однажды, весной сорок второго, она пошла в военный комиссариат и записалась добровольцем на фронт. Когда она пришла прощаться в киностудию, режиссер картины, по которой она работала, толстый, шумный, часто бранившийся человек, вдруг посмотрел на нее грустными глазами и тихо сказал:

— Жалко, жалко.

Потом посмотрел на нее еще раз и сказал:

— Я тоже просился на фронт, но мне не разрешили, сказали, что нужней, чтобы я делал вот это.

Он кивнул на угол павильона, где в это время стояла декорация подъезда какого-то дома с иностранной вывеской — снималась картина о подпольной борьбе с гитлеровцами в оккупированных странах Европы.

Дусе в ее нынешнем настроении съемки этой картины казались какими-то особенно ненужными.

«Какая уж там Европа, — подумала она, — когда фашисты Харьков взяли».

И, с сожалением последний раз посмотрев на режиссера, тихо протянула ему сложенную дощечкой руку.

★

Над Белградом стояла тихая темная ночь. Сегодня утром были выловлены последние засевшие на чердаках гитлеровцы. Бои перекочевали за Дунай и Саву, и в оглушенном семидневным сражением городе стояла небывалая тишина.

Генерал, командовавший стрелковой дивизией, которая брала южную часть города, любил музыку до самозабвения, даже странного в его возрасте и положении. Когда-то мальчишкой он пел несколько лет на клиросе. Должно быть, эта любовь к пению оставалась у него именно с тех пор. Так или иначе всякий человек в дивизии, который имел голос и умел петь, был для него человеком особым; генерал знал его по имени, отчеству и фамилии, держал на отдельном счету и даже специально берег, поскольку это вообще возможно было здесь, где не штаб фронта и не штаб армии, а просто-напросто стрелковая дивизия. Всякими правдами и неправдами генерал создал в дивизии маленький ансамбль, члены которого по штату числились санитарами, в спокойное время сидели в дивизионном тылу, а в бурное — выносили с поля боя раненых, как им и было положено.

Белград был освобожден, и, как чаще всего бывает с пехотой, она должна была наутро, не задерживаясь, идти дальше за Дунай, на север. Но генералу хотелось чем-то ознаменовать этот день, и, вспомнив об ансамбле, он решил в ночь перед выступлением дать концерт в Народном театре — самом большом из сохранившихся театральных зданий города.

Как водится в таких случаях, весть об этой затее быстро распространилась, и к ночи в просторное здание театра наехало гостей даже больше, чем ожидалось.

…Дуся Желябова вместе с остальными товарищами по ансамблю ходила по сцене за еще закрытым занавесом и примеривалась, где кто будет стоять, куда поставить табуретки для баянистов и как подальше отодвинуть рояль, чтобы он не мешал пляске. Все волновались. Волновались и потому, что устали и во время боев несколько ночей перед этим не спали; и потому, что это был незнакомый город; и, главное, потому, что вчера в последнем бою лучший танцор, сержант Лариков, был ранен, а Оля Соломина, певшая в ансамбле лирические песни, убита.

Дуся попала в ансамбль всего три месяца назад и совсем случайно. Как-то вечером она пела у себя в батальоне, где была санинструктором, родные самарские «Страданья», а генерал как раз приехал и, услышав ее, заставил петь еще раз уже при себе и через два дня приказал зачислить ее в ансамбль.

Обычно она пела «Страданья», волжские и другие частушки под гармонику. Но сегодня, после того, как Оля Соломина погибла, Дусе нужно было петь не только за себя, но и за нее. Ей было грустно от воспоминаний об Оле и тревожно за себя, как она споет. И не выдержав, слыша, как там, за занавесом, шумит и наполняется людьми зал, она подошла к занавесу и, чуть раздвинув его, выглянула.

В зале было много знакомых лиц, но еще больше незнакомых. Три четверти зала зеленело куртками югославских партизан. В самом первом ряду, друг подле друга, сидело несколько югославских священников в черных клобуках и черных рясах, с большими нагрудными крестами. Солдаты сидели молча. У них были истомленные семидневными боями, усталые лица, но они терпеливо ожидали начала, не переговариваясь и ничем не пытаясь нарушить тишину.

Наконец занавес раздвинулся. Сначала играли в два баяна «Светит месяц» и прелюдию Листа. Потом шел танец, в котором принимал участие почти весь ансамбль. В конце первого отделения должна была выступить Дуся со своими частушками, а потом с песенками, которые ей приходилось петь вместо Оли Соломиной.

Дуся видела, как в зале принимали выступления ее товарищей. Весь зал дружно аплодировал и, словно никого не желая обидеть, всех поочередно подолгу не отпускали со сцены. Выходя, Дуся была спокойна за себя. Она знала, что все будет хорошо. Сначала под саратовскую гармонику спела «Страданья», а потом частушки — «Если Волга разольется, Волга матушка-река». Она пела их заученно весело и даже видела уголком глаза, как сидевшие в первом ряду югославские священники улыбались после каждой частушки и громко хлопали, высоко поднимая свои длинные черные рукава.

И, однако, ей было все грустнее и тревожнее с приближением той минуты, когда она знала — ей придется петь первую песенку Оли Соломиной.

И вот подошла эта минута. Нужно было петь песню, начинавшуюся словами:

Это была песенка, которую Оля особенно хорошо, с душой пела. И вдруг Дуся почувствовала, что она не может ее петь. Она растерянно посмотрела на зал и впервые, только в эту секунду, со всей ясностью почувствовала, что это далекая страна, что это Белград и что в зале — три четверти югославов, людей, говорящих на похожем, но все-таки другом языке.

Должно быть, от этого внезапного ощущения, что она за границей, она вспомнила холодный павильон киностудии в среднеазиатском городе и лицо режиссера, говорившего: «Сказали, что нужней, чтобы я делал вот это», — и декорацию подъезда, и вывеску с иностранной надписью на ней, и слова песенки из этой картины, песенки, которую в тот месяц пела вся киностудия. И неожиданно для себя, для товарищей, для всего зала Дуся сделала шаг вперед и, закрыв глаза, тихо запела эти вдруг пришедшие ей на память слова:

Она пропела первый куплет и второй, все так же стоя, закрыв глаза и не глядя на зал. Она пела, не думая о словах, не замечая их. Перед ее глазами проносились в эти минуты холодные зимние дни первого года войны и далекий среднеазиатский город, и листы газет со сводками, кончавшимися словами «После упорных боев нашими войсками оставлен…», и нетопленные павильоны, в которых тогда — боже мой, как это было давно! — именно тогда, когда были эти страшные слова в газетах, снималась картина о далеком городе, в котором она сейчас пела эту песенку.

Она кончила песню, открыла глаза. Зал молчал как завороженный. А потом случилось такое, какого Дуся никогда еще не видела. Люди начали хлопать. Хлопали все сильней и сильней. Потом они начали что-то кричать и по одному подниматься с мест и опять хлопать и еще хлопать, уже стоя, всем залом.

И она поняла, что никуда не уйдет, если не споет эту же песню второй раз. Она беспомощно, по-детски, подняла руки перед кричавшим и громыхавшим залом. И зал так же неожиданно и покорно затих, как неожиданно и бурно поднялся. А Дусе в этой тишине вдруг захотелось перед тем, как снова петь, сказать какие-то слова о том, что она сама сейчас только что почувствовала.

— Эта песня, — сказала она, делая шаг вперед в зал, — из одной кинокартины о вашем Белграде. Эту картину мы снимали три года назад очень далеко отсюда, в эвакуации, в Средней Азии. Тогда там было очень холодно, трудно и плохо. И фашисты взяли Харьков. И были под Москвой. Но мы все равно снимали эту картину. Я тогда тоже работала на киностудии.

И оттого, что она вспомнила о самой себе, она смутилась и, отступив на шаг, растерянно сказала:

— Вот… Я ее еще раз спою.

И начала петь еще раз.

★

На большой сцене Народного театра в Белграде стояла маленькая девушка в солдатской гимнастерке и грубых, стоптанных сапогах и пела неуверенным, то звеневшим, то срывавшимся, голосом песню «Ночь над Белградом». А в это время в зале плакали. Плакали люди, три с половиной года бывшие партизанами и ходившие по краю смерти.

И когда я сейчас вспоминаю, то даже думаю, что она пела, быть может, и не очень хорошо. Но люди плакали…

Константин СИМОНОВ

«Правда», 18, 20 декабря 1944 года.

Варшава, 17 января

Вчера здесь были гитлеровцы. Они сидели в окопах, траншеях, выкопанных вдоль западного берега Вислы, в фортах крепости. Позади них лежал разрушенный, растоптанный, превращенный в руины город. Оттуда несло гарью, веяло запустением. Среди руин не было ни одного живого человека: фашисты выселили всех жителей из Варшавы. Ветер выл в обгорелых простенках разбитых зданий.

Стремительным ударом войск Красной Армии враг выброшен из Варшавы. Вчера и сегодня мертвый город наполнился людьми. По разрушенным улицам идут на запад воины героической Красной Армии и польские войска, движутся танки, пушки, автомобили. С запада, навстречу войскам, в город тянутся вереницы подвод, тачек, идут толпы горожан. Жители Варшавы входят в город, и их сердца охватывают скорбь и гнев: большей части Варшавы нет, повсюду развалины. Аллеи Иерусалимские и Уяздовские, Краковское Предместье и Старе-Място — всюду остались лишь руины.

Люди стоят на улицах, убитые горем. Жители, потерявшие кров, вытаскивают из подвалов кое-какие свои уцелевшие вещи — тюфяки, матрацы, подушки, одеяла и затем, понурив головы, бредут по городу.

Гитлеровцы начали разрушать Варшаву с 1939 года и с той поры методически день за днем распинали польскую столицу. В сентябре 1939 года фашистские самолеты подвергли город варварской бомбардировке. В те дни в Варшаве были разрушены тысячи жилых домов, превращены в развалины центральный вокзал, большой оперный театр, ратуша и десятки других зданий. Целые улицы были разбиты, погибли в пламени бушующих пожаров.

Летом 1943 года Варшаву снова объяло пламя. Гитлеровские громилы подожгли кварталы, где находилось устроенное ими же еврейское гетто. Две или три недели над Варшавой стояла стена дыма и огня: враг не оставил в гетто камня на камне…

В дни прошлогоднего провокационного августовского восстания, преступно затеянного польскими реакционерами в момент, когда восстание было неизбежно обречено на провал, — фашистские войска разрушили Варшаву с садистской жестокостью. Они превращали в пепел улицу за улицей, квартал за кварталом. На районы, где находились безоружные, не подготовленные к борьбе польские патриоты, гитлеровское командование бросило десятки эскадрилий бомбардировщиков, «тигры», штурмовые орудия. В городе действовал 501-й штурмовой батальон, которому было приказано взрывать жилые дома вместе с их обитателями. Под обломками стен и грудами кирпича погребены многие тысячи стариков, женщин и детей.

Варшава была повергнута в пекло. Разрушительная оргия озверевших фашистов не утихала и потом. Город умирал медленно, тяжко. Не так-то легко было убить Варшаву! Но гитлеровцы действовали с методичностью автоматов.

Прежде всего они разрушили кварталы Старе-Място — самого живописного и оживленного района столицы. Затем принялись за Краковское Предместье — центр города. На эту часть Варшавы противник направил сотни бомбардировщиков. Танки и самоходные пушки били по домам в упор, проламывали своими бронированными корпусами стены библиотек, лицеев, музеев, костелов, давили все, что там было. Дни и ночи бушевал на Краковском Предместье пожар…

Гитлеровцы разрушили самые лучшие здания Варшавы, уничтожили десятки исторических памятников. Город уже давно был погружен во тьму. Враг взорвал электростанцию, разрушил водопровод, канализацию, газовую сеть. Разбиты или сожжены почти все предприятия, а их оборудование вывезено в Германию.

Уничтожение Варшавы гитлеровцы начали с ее жителей. Особенно распоясались фашистские захватчики в последние два года. Для устрашения жителей они ввели публичные казни.

— Я видел, как гестаповцы расстреливали публично на углу Сенаторской и Медовой улиц группу рабочих депо, — говорит электромонтер Стефанек.

Житель Варшавы Владимир Пилатовский рассказывает, что на балконах домов центральных улиц всегда можно было увидеть повешенных людей. Однажды Пилатовский был свидетелем казни десяти крестьян. Это происходило зимой. Приговоренных сначала облили водой, а затем повесили. Так они и висели неделю, обледенелые, раскачиваясь на ветру.

За пять с лишним лет фашисты уничтожили в Варшаве сотни тысяч жителей. Кровь, кровь, кровь здесь на каждом шагу!

— Фашисты истребляли без пощады нас и наших детей, отцов и жен, — говорит студент Михаил Филиппович. — Но мы всегда верили в скорое освобождение Варшавы и знали, что оно придет с востока, откуда вместе с непобедимой Советской Армией двигались на запад части Войска Польского.

★

Через Варшаву идут наши воины. Жители горячо обнимают бойцов, целуют их, благословляют на святой бой с фашистскими извергами. Войска идут и идут. И словно зачарованные, стоят варшавяне.

Вот на закоптелых стенах разрушенного дома кто-то написал мелом на польском языке: «Мы возродим тебя, родная Варшава!»

Люди с восторгом и надеждой смотрят на войска Красной Армии, веря, что Варшава будет поднята из пепла и развалин.

Я. МАКАРЕНКО

«Правда», 19 января 1945 года.

Верность Родине

Ранним летом сорок четвертого года советские гвардейцы прощались с освобожденным Севастополем, говорили его жителям:

— Теперь идем на Берлин!

В этот путь они уходили из Крыма тою же дорогой, по которой наступали, — через те же Бельбекские позиции, через Перекопский вал. Здесь они прощались с могилами павших товарищей, склоняли над ними знамена и клялись пройти вражескую землю, до победы.

Путь предстоял далекий и трудный — ратный.

Гвардеец с худощавым смуглым лицом, уже немолодой, взял щепотку земли с Перекопского вала и спрятал ее на груди.

— Это ты хорошо делаешь, — сказал ему генерал. — В чужую землю пойдем, к врагу.

Полки двинулись… И потом — за боями и переходами, за лесами и пространствами скрылась из виду родная земля.

Вот она, чужбина.

Гвардейцы вошли в центр Восточной Пруссии, протаранили громаду вражеских укреплений, возводившихся долгими десятилетиями. Гвардейцы полковника Аршинова ворвались в город Шиппенбайль. Здесь они перевели дыхание. Выдалась минута тишины, и вот в этой тишине начали звонить городские часы. Странно и непривычно для русского уха пролетел над взятым городом медный звук — часы пробили какое-то непонятное время.

— Видать, и время-то у них совсем другое, — сказал молодой боец. — Это как же так?

Гвардеец Андрей Одегов — пожилой солдат — ответил:

— Все, как и должно быть: город — чужой, и норов у него такой же. Чужая страна — темный лес, разевать рот нечего.

Бойцы постояли перед серыми, непривычного вида зданиями: тяжелые, каменные сооружения, похожие на тюрьмы. А затем, еще раз скользнув по ним взглядом, пошагали дальше своей особой походкой пехотинцев передовой линии — сторожкой, тяжеловатой.

Где бы ни были наши советские солдаты — в окопе ли, в замке ли прусского помещика, или на привале, — всюду говорят они о Родине. Вдали от нее живут ее жизнью, восторгаются ее красой и мощью. Отсюда, с земли врага, особенно видно советскому солдату величие его родного социалистического Отечества.

Встает оно, как громада, над миром.

Офицер Василий Загородный часто говорит бойцам:

— Вспоминаю, как держали оборону в Сталинграде… Вспомню да как гляну, где я сейчас — дух занимается. От Волги до Берлина, вот это поход! Нет, что и говорить, сила, непостижимая сила в нашем Советском Союзе заложена.

И всякий раз бойцы Загородного приходят в восторг от этих слов.

Сержант Филипп Игнатович написал матери: «Матушка Евгения Никифоровна, пришлите мне карточку, где я снят на полевом стане — там вышел родной наш колхоз. Нету здесь таких красивых видов».

Родное, вечное… Есть ли на белом свете такая дальняя страна, куда бы не могло оно проникнуть к своей плоти, словно луч солнца!

★

Бой кончился.

По улицам города торопливо пробегают бойцы, кричат друг другу:

— Эй, солдаты, русских людей не видали? Надо их поскорее домой наладить.

И короткие встречи, как огонь, обжигают сердце. Пожилой солдат обнял девушку, целует в глаза. Она и смеется, и не верит, и боится оторваться от солдата. Он же строго говорит ей:

— Домой, дочка, поторапливайся, нечего тебе тут быть. Иди, иди… Не бойся, там свои.

Бегут наши девушки, освобожденные невольницы, кричат бойцам:

— Откуда вы?

— А вы откуда?

Вихрастая белоруска выбежала в одной блузке, на ходу надевая какую-то шубейку.

— Вот и наши! — закричала она и чмокнула прямо в губы черного усталого бронебойщика.

Он засмеялся, снял шапку… Остановиться бы, поговорить, да надо вперед.

И над всем этим мимолетным и непередаваемым смешеньем борьбы и торжества жизни слышится одно заветное:

— Дождались!

На дороги выходят освобожденные из неволи советские люди, они еще не успели собраться в путь. Это пожилые женщины, матери, которых фашисты приковали к своему скоту, как каторжников к тачкам. Женщины принесли молоко в больших ведрах и флягах. Они поят бойцов, ставят фляги с молоком на повозки к ездовым.

Матери плачут тихо, беззвучно, слезы текут по их щекам.

— Живы? — спрашивают бойцы.

— Которые живы, — отвечают женщины, — которые померли, а которых догоняйте — угнали их фашисты с собою дальше.

В городах, в господских дворах и фольварках бойцы находят много записок. Записки кратки; советские люди зовут о помощи. Отступая, гитлеровцы угоняют их с собой. И каждая записка кричит: «Торопитесь, выручайте!»

…Ночь. Траншея. Командир роты пришел навестить пулеметчика. Задержался офицер в беседе с бойцом.

— Да, жизнь нарушена, — негромко говорит Алексей Иванович Бармин, пулеметчик. — Наш колхоз фашисты стерли с лица земли. Но, пишут, начал колхоз подниматься. Мне новую избу отстроили. Семья моя в безопасности, с прошлого года в наших краях гитлеровцев и след простыл. Но радости в жизни у меня нету: дочки Глаша и Мария в неволе. Где они, живы ли? А уж как растил-то я их, как учил! И мне было легко — умницы-то какие они были… Три раза я ранен, но не слышал боли от горя. Her, мне Берлина мало, я должен найти дочерей!

Утро. Снова бой. И снова после боя слышен все тот же горячий, обжигающий душу оклик:

— Солдаты, русских людей не видали ли?

Никогда не доводилось русскому солдату ходить в чужие страны с сердцем, столь раскаленным ненавистью к врагам, как довелось это советскому бойцу. И надобно в этом походе сердце крепкое, железное. Надобно, чтобы вместило оно в себе честь солдата и совесть гражданина, ярость оскорбленного и благородство беззаветного рыцаря-освободителя, непреклонность судьи и святую чистоту идей советского человека.

Такое сердце бьется в груди нашего воина, своим оружием пробившего путь к вражеской земле.

★

Все дальше от родных границ уходят советские войска, и все горячее любовь их к своему Отечеству, к народу, к своим семьям.

Темно в покинутом хуторе. На окраине неторопливая ночная перестрелка, а в пустом доме, возле коптилки, сидит гвардии рядовой, пишет письмо на родину… Полтора года не отвечала ему любимая. И вот пришел, наконец, ответ. Солдат — в неописуемом волнении. Слова письма звучат, будто живые: «Ты далеко в чужой земле, я помню тебя». И его раненая, но послушная рука выводит нежные старинные слова: «На дальней на чужбине одну тебя люблю».

…Все дальше идут по вражеской земле советские гвардейцы. И неугасимо в их сердце пламя любви к Родине.

В. ВЕЛИЧКО

«Правда», 11 февраля 1945 года.

Будапештские бои

Когда автоматчик Маркелов добежал до угла набережной и увидел там родную противотанковую пушку, не раз спасавшую положение в уличных боях, и около нее знакомых ребят-артиллеристов, он перевел дух, повесил автомат на грудь и почувствовал радостное облегчение. Поджидая товарищей, присел на крыльцо.

— В баньку бы теперь! — мечтательно сказал он самому себе.

Минувшей ночью Маркелов, прижимаясь к холодным камням мостовой, вместе с другими бойцами полз к пятиэтажному дому. Оттуда хлестал пулемет, и алые длинные очереди высекали из камней искры. Бойцы ворвались в дом. В темном коридоре Маркелов неожиданно столкнулся с гитлеровцем, полоснул его огнем и, перескочив через труп, бросился дальше… Сейчас, когда он вспоминал об этом, события прошедшей ночи казались ему давнишними. Над городом стоял погожий, ясный день. После сырой и пасмурной недели солнце светило как-то особенно ярко.

Маркелов еще не знал, что очищение Пешта фактически завершено, что наши части, штурмовавшие городские кварталы с трех различных направлений, соединились на набережной. Но когда из-за реки, из Буды, донесся глухой раскат и на льду Дуная грохнул разрыв снаряда, Маркелов солдатским чутьем угадал положение дел. Ему сразу вспомнилась утренняя встреча с пожилым незнакомым автоматчиком, который, возвращаясь с набережной, на ходу бросил:

— Выбили фашистов — теперь они из Буды по этой стороне бьют!..

Тем временем у командира полка собирались комбаты. Вошел высокий, сухощавый капитан Деревянко, командир второго батальона, который особенно отличился в уличных боях. Капитану Деревянко меньше других попадало от командира полка, и остальные комбаты относились к нему с напускной, шутливой завистью.

Ввалился, запнувшись о порог, командир батальона майор Полежаев. Увидев Деревянко, майор шагнул к нему, и они крепко обнялись. Не виделись двое суток. Для уличного боя, где каждый ходит по грани жизни, — срок немалый. За эти сорок восемь часов не стало веселого, храброго командира Семена Хамчука, которого оба — и Полежаев и Деревянко — хорошо знали. Во время штурма одного из домов, когда Хамчук только что бросил гранату в окно и первым собирался ворваться внутрь здания, из переулка внезапно выполз вражеский бронетранспортер и открыл огонь в упор. Хамчук упал у подъезда. Трое бойцов, рискуя жизнью, вынесли его из-под огня, и он умер у них на руках.

Ровно к 14 часам все командиры были в сборе. Полковник Кротов прошел к столу, поздоровавшись с офицерами. Командир полка — волжанин, крепкий, широкоплечий. Он уже не молод: годы и суровые испытания наложили печать на его лицо, но седины нет. Из-под крутого лба смотрят умные, пристальные глаза, во взгляде которых отражается большая сила воли. Несгибаемый русский человек, прошедший путь великого похода от Волги до Дуная…

К присевшему за стол полковнику наклонился, что-то докладывая, удивительно похожий на него младший лейтенант.

— Вот воюю вместе с сыном, — сказал нам полковник. — Восемнадцать лет, окончил десятилетку, работает у меня переводчиком.

Сын был в отца — крепкий, мужественный, на груди красная нашивка — видел смерть лицом к лицу.

Открыв совещание, полковник предоставил слово капитану Деревянко.

— Наш батальон, — говорит капитан, — очистил семьдесят три квартала. В Пеште мы прошли большую и серьезную школу, которая пригодится в будущих сражениях. У батальона не было достаточного опыта уличных боев. Мы не умели маневрировать в городе, привыкли воевать на поле: видишь цель — поражаешь. Но, к чести офицеров и солдат, нужно сказать, что уже на третий-четвертый день бойцы освоили ближний гранатный бой и важность скрытного, внезапного подхода к цели. Наше продвижение стало быстрее, а потери — меньше. 828-й объект — завод, превращенный врагом в опорный пункт, был взят по всем правилам искусства. Вначале справа и слева мы овладели двумя кварталами, затем сомкнулись, лишив противника поддержки извне. Потом коротким, решительным штурмом разгромили окруженный пункт.

Выступает майор Полежаев:

— Я четвертый год на войне. Участвовал во многих сражениях. До сих пор думал, что самая сложная форма боя — встречный бой. Теперь, после Пешта, скажу, что нет ничего труднее уличного боя. Кто прошел через это, тот прошел огонь, воду и медные трубы, и больше для него ничто не страшно.

Рассказав о строении и составе штурмовых групп, о лучших тактических приемах и о героях уличных боев, майор Полежаев обратился к командиру полка:

— Товарищ полковник, батальон готов к выполнению любого задания…

Совещание длилось три часа. В заключение выступил полковник. Подробно проанализировав действия батальонов, он разорвал конверт, запечатанный сургучной печатью, и вынул оттуда тоненький листик.

— Сверить время… 17.15. Слушайте боевой приказ…

★

Удар на Буду, последний оплот врага, начался в 12 часов ночи. К берегу Дуная бойцы шли цепочкой, перепрыгивая через лужи талого снега. Заметив, что у переднего маскхалат волочится по лужам, автоматчик Маркелов крикнул ему: «Подогни подол!» — за что ему сразу же попало от взводного. На берегу было оживленно и людно. Командир полка подходил то к одной, то к другой группе бойцов, проверяя боеприпасы и орудия, шутил и напутствовал.

Потом прибыл командир дивизии. Узнав, что на случай, если тронется Дунай, у саперов припасено поблизости полкилометра готового к сборке моста, он выразил удовлетворение:

— Молодцы!

Маркелов еще раз услышал голос командира дивизии, когда вступил на лед:

— Вперед, орлы! Вперед на Буду!

Противоположный берег тонул в белесой мгле, и, сколько ни шли, он все казался далеким. А идти было трудно. Лед застыл крупной крошкой, и ноги скользили, но самым неприятным казалось то, что противник молчал, и эта тишина была загадочной и зловещей. Маркелов тоже думал, как все в эти минуты: «Видит или не видит?»

У полыньи их встретили саперы Гончарук, Хатинский, Шорин и другие, уже побывавшие на той стороне.

— Ну как? — спросил кто-то саперов.

Маркелов напряг слух, пытаясь уловить, что они скажут насчет противника.

— Там лед крепче, — коротко и деловито ответил сапер.

Внезапно вражеский берег озарился сотнями вспышек. Одновременно ударила артиллерия с нашего берега. На каждую амбразуру противника приходилась наша пушка, еще с вечера пристрелянная к цели и оставленная на ночь с точной наводкой. Все сразу заполнилось привычной обстановкой боя, и Маркелову стало легче. Инстинктивно пригибаясь под огневыми трассами, он следом за другими бежал к переправе, которую сами бойцы доделывали через широкую полынью. Бросали щит. Прыгали на него, ставили следующий, скрепляли. Все это делалось ловко и быстро. Каждый понимал, что от быстроты зависит его собственная жизнь, жизнь товарищей и успех дела.

Маркелов до рези в глазах всматривался в темноту, стараясь разглядеть огромный бык моста, в котором, как говорил командир роты, гитлеровцы устроили трехэтажное укрепленное гнездо. Бык находился справа, наверное, и оттуда стреляли так же, как с берега, но непроглядная темень скрывала его, и он сливался со всей линией вражеской обороны. Наконец, несколько голосов сразу закричало:

— Вон он! Ура-а-а!

Маркелов, стреляя на ходу, обогнал нескольких бойцов и в числе первых достиг лестницы мостового быка. На одной из площадок он бросил в амбразуру гранату и затем, прижавшись к стенке, хотел вставить в автомат новый диск. В эту минуту скрипнула дверка, из щели высунулся автомат и за ним показался гитлеровец. Схватившись обеими руками за раскаленный ствол его автомата, Маркелов что было силы рванул оружие к себе, а фашиста ударил ногой в живот. Коротко вскрикнув, тот полетел вниз головой на острые льдины.

Вторая группа бойцов штурмовала мостовой бык с другой стороны, а третья блокировала подходы к нему с запада. Это был сильный опорный пункт противника со множеством огневых средств, укрытых в бетоне трехметровой толщины. Никаким огнем нельзя было выбить оттуда гитлеровцев, но наши пехотинцы сделали свое дело: после часа ожесточенной борьбы на площадках и этажах вражеская крепость пала.

К рассвету передовые подразделения зацепились за западный берег Дуная, захватив траншеи и большой каменный гараж.

В 8 часов утра, когда в Буду не было еще доставлено ни одной пушки с нашего берега, случилось самое страшное: тронулся Дунай и, как щепку, снес построенный за ночь мост. Это весьма обрадовало противника. Вывалив из парка с двумя самоходками, изрыгавшими огонь, гитлеровцы пошли в контратаку.

В стене гаража был пролом, сквозь который виднелась лестница. Оглянувшись случайно в ту сторону, Маркелов заметил знакомую широкоплечую фигуру в желтой кожанке: по лестнице спокойно поднимался полковник. Никто не знал до этой минуты, что он здесь, никто не видел, как он переправился через Дунай.

— Полковник с нами! — понеслось из траншеи в траншею.

В наступавшей вражьей цепи стали различаться отдельные фигуры. Справа от Маркелова заработал пулемет. Бронебойщик Вербицкий, изготовив к бою противотанковое ружье, прищурил глаз, взглянул на самоходки и не спеша стал крутить цигарку.

— Дистанция еще не та. Не бойсь, ребята, покурю — и все в порядке.

«Покурю — и все в порядке» — это была его любимая поговорка. Он никогда не торопился и бил без промаха. «Основательный человек», — говорили о нем товарищи. Когда первая самоходка показалась на перекрестке дорог, Вербицкий отбросил цигарку и прицелился. В шуме боя Маркелов не слышал его выстрела, но увидел результат: подбитое самоходное орудие вздрогнуло и застыло на месте.

До середины дня на плацдарме было отбито три контратаки. Затем с восточного берега на лодках были доставлены пушки, и настал момент, когда пулеметный расчет Ткаченко выполнил то, что задумал: фашисты, выбитые из домов и траншей, кинулись к парку, и там их встретил убийственный огонь пулемета. Добрая сотня вражеских солдат полегла здесь под меткими очередями Ткаченко.

Так шли уличные бои в Буде.

Вчера мы встретили Маркелова, Ткаченко и Вербицкого в совершенно неожиданной обстановке: захлебываясь от удовольствия, они купались в спортивном бассейне Буды. Вынырнув из воды, Маркелов задорно крикнул:

— А банька-то получилась что надо!

П. СИНЦОВ

«Правда», 16 февраля 1945 года.

Карпатские богатыри

Остались за плечами наступающих русских солдат угрюмые вершины Прешовских гор, величественные скалы и отроги Лесистых Карпат, вечное гнездо буранов и метелей — Западные Бескиды. Во вновь освобожденных городах и селениях Чехословакии поднимаются национальные знамена республики.

Дни освобождения неповторимы, картины встреч незабываемы.

Страна гор и лесов торжествует, встречая победоносные дивизии Советского Союза, великого друга славянских народов. Накрыты цветастыми скатертями столы, приготовлены кушанья и вина, певцы и музыканты с песнями встречают освободителей. Но не до шумного, веселого застолья суровым воинам Карпат. Они благодарят взволнованных, гостеприимных хозяев прекрасной страны, крепко пожимают им руки и спешат дальше, по кровавым следам еще не добитого фашистского зверя.

Узким, глубоким ущельем, над берегом вскрывшейся от внезапной оттепели буйной реки движутся колонны горных стрелков. Обтянутые цепями, громыхают колеса пушек, артиллеристы в боевых порядках пехоты идут на ратную встречу с врагом. Кромкой дороги тянется караван низкорослых лошадок, навьюченных боевым грузом и продовольствием.

В глубине ущелья с утра кипит упорный, не затихающий ни на минуту бой. Гитлеровцы цепко ухватились за высоты. Из-за каменных выступов скал перекрестным огнем поливают они узкую карпатскую дорогу.

Глухо шумит, ломая лед, река, мутные потоки и снежные обвалы срываются с круч. Еще дымится взорванный мост через пропасть. Над головами солдат в вышине быстро пролетают редкие, рваные облака. На вершине заледенелого утеса видны хмурые руины башен и стен древнего рыцарского замка.

Путь неимоверно труден. Погода меняется с каждым часом. Теплый, весенний дождь переходит в снежную крупу, и в солнечный, ясный день вдруг врывается стылая, завывающая метель.

Вершины ущелья заняты врагом. Даже развалины замка фашисты приспособили для обороны. Там засели пулеметчики, прикрывая огнем обходные тропы горных высот.

К вечеру стало еще холоднее. У костров, разведенных в укрытиях, бойцы поочередно сушили заледенелые портянки, отогревали ноги и жадно курили.

Капитан Сергей Самойлов, чубатый молодой кубанец, считал этот затянувшийся в ущелье бой обычным делом. Очень трудно воевать в Карпатах. Но и не первый бой ведет батальон в таких местах. Пробивался везде и здесь пробьется. Вот только мост не успели захватить — взорвал его враг.

Комбат придумывал такой ход, который заставил бы противника хоть на полчаса растеряться, — тогда подбодрились бы пехотинцы, заметно уставшие от тяжелого боя на дне этого глубокого каменного корыта.

За палаткой послышались шумный говор и бряцание оружия.

— Товарищ капитан, саперы горца привели! Требует командира, — доложил офицер охраны штаба, и вслед за тем в палатку, пригнувшись, вошел высокий человек с вьющимися русыми волосами. Он был в узких рейтузах из расшитого войлока, и поверх вязаной телогрейки плотно облегала его широкие, крепкие плечи горская безрукавка, подбитая мехом.

Сняв шляпу, украшенную белым пером, горец низко поклонился капитану.

— Я Владислав Раденский из селения Купеле. Народ в горах ждет вас. Мы с утра слышим бой, но эти скалы пройти нелегко. Народ послал меня помочь вам. Я знаю, где пройти, у меня словацкое сердце!

В палатке командира завязалась душевная беседа. Ординарцы принесли в котелках горячий обед. Капитан открыл фляжку, угощая гостя с той стороны хребта.

Холодная, непроглядная ночь опустилась над Карпатами, не переставая шел липкий, мелкий снег, изредка вспыхивали ослепительно яркие ракеты и огни разрывов — они возникали то внизу, то на склонах гор. Временами с грохотом валились на дорогу каменные глыбы.

В эту ночь капитан Самойлов провожал на боевое задание штурмовой отряд. Старые, испытанные воины — сталинградцы и днепровцы, не раз прославлявшие своими подвигами боевое знамя полка, уходили в смелый и трудный горный поход.

Кому-то из них, может быть, не суждено будет вернуться к горячим, приветливым кострам родного батальона. Отобраны самые лучшие, верные, самые смелые. Молча и сурово стоят они. Строг и торжествен их плотный солдатский строй, точно вся необъятная Родина смотрит сейчас в прямые, открытые глаза этих полных отваги людей.

Карпатские солдаты — богатыри.

Рядом с лейтенантом Семеном Потошиным, командиром отряда, стоит словацкий крестьянин Владислав Раденский. Два острых ледоруба и альпийский канат покоятся на его широком плече. Все проверено: выкладка, оружие, боевой запас. Сказаны последние слова. Капитан крепко пожал руку Потошина.

— Ни пуха, ни пера, прощай, Семен! Утром увидимся за горами!

Вполголоса прозвучала команда и отряд ушел в глухую темень гор.

Ущелье замерло. Только гневно гудела в полыньях снова схваченная морозом река да ветры свистели, срываясь с заснеженных вершин. По ребристому оврагу узкой тропой шли бойцы. Каждый шаг их был осторожен, каждое движение рассчитано, и даже дышали они размеренно, экономно, сберегая силы.

Подъем был трудный и опасный. Подтягивали на лыжах тяжелые пулеметы; сумки с гранатами грузно оттягивали ременные пояса.

Кончились заметенные снегом склоны, началась крутая, почти отвесная, заледенелая скала. Владислав Раденский поднимался первым. Острый ледоруб впивался в скалу. Придерживаясь за него, горец подтягивался и взмахивал вторым ледорубом. Медленно и упрямо, ступенька за ступенькой, поднимались в ночной темени за канатом проводника, помогая друг другу, солдаты. Связисты Качурин и Денисенко тянули провод. Им было особенно тяжело.

Часы подъема казались вечностью, но вот подъем почти закончен. Чуть забрезжил рассвет, Владислав Раденский подал условный сигнал. Качурин передал сигнал вниз, и в ту же минуту ожило, загрохотало ущелье.

Появление русских на неприступной круче было неожиданным для противника. Его пулеметы и минометы оказались бессильными. Завязалась ожесточенная схватка.

Старший сержант Степан Хорев, ротный запевала, вырвался далеко вперед и, разгоряченный схваткой, не заметил, как гитлеровцы окружили его. Не выйти бы Хореву из смертельного кольца, не петь бы больше песен в родной роте, но тут пришел на помощь русскому герою словацкий проводник. Со свистом взлетал тяжелый стальной ледоруб. Великан-горец размахивал им, как игрушкой, выручая Степана Хорева из беды. Пуля сбила с Владислава Раденского шапку, русые волосы его разметались на ветру. По щеке струилась кровь.

— Мы словацы, врагу погреб! — кричал он громовым голосом. («Погреб» по-словацки — «могила»).

— По-огреб! — вторило горное эхо, разнося отзвук боевого клича карпатских славян.

Огнем гневного сердца добывал свою волю и встречал Красную Армию Владислав Раденский.

В жестокой схватке на вершине скалы штурмовой отряд Семена Потошина сбил гитлеровский заслон. Теперь советские пулеметы и трофейное оружие били в спину отступающему врагу.

Путь батальону был открыт. По дну ущелья стремительно вел своих бойцов капитан Сергей Самойлов, освобождая словацкую землю.

П. КУЗНЕЦОВ

«Правда», 15 марта 1945 года.

Апрель в Вене

В городе еще шел бой. В центральные кварталы спешили грузовики с боеприпасами, шли пешие бойцы, проходили танки, пролетали связные офицеры на стрекочущих мотоциклах. Навстречу двигался венский люд, уходящий от опасностей обстрела, — женщины в мужских пиджаках и фуражках, рабочие в синих длинных блузах и комбинезонах, старухи с детьми… Они поднимали на уровень плеча сжатые кулаки, приветствуя нас старым, давно запрещенным здесь, но незабытым приветствием.

Был сияющий, апрельский день. Небо улыбалось всей своей синевой, и ощущение весенней взволнованности, которое, помимо желания, соединялось с чувством новой победы, ничто не могло затмить, как не могли затмить весеннего голубого неба облачка зенитных разрывов и клубы темного, густого дыма, застилавшего полгоризонта справа от дороги. Это горели какие-то склады.

В каждой новой победе, как бы предвидена она ни была, есть радующий сердце человека момент полного ее свершения. В нем заключается законная гордость закаленного солдата, который, не жалея ни сил, ни крови своей, шел к этой победе сквозь все невзгоды, тяготы, лишения и опасности, пренебрегая этими невзгодами, тяготами, лишениями и опасностями, — все для той минуты, когда он сможет остановиться и сказать, вытирая рукой обильный пот с лица:

— Славно потрудились!.. Еще победу одержали!

Солдатское слово всегда метко определяет сущность вещей. Победа не дается сама в руки, ее берут с боя, ее готовят трудом тысяч и тысяч людей, знающих, что они сражаются и трудятся для победы. Так, сегодня в Австрии слились воедино труд уральского рабочего, строящего тяжелые танки, которые громыхают по венским улицам, крестьянская забота украинского колхозника, запахавшего освобожденную от врага землю, и подвиг гвардейца Владимира Иванова, жителя Бузулука, отважно сражавшегося на подступах к австрийской столице.

Почти две с половиной тысячи километров по кратчайшему пути отделяют Вену от Москвы… Больших трудов стоил он нам. Две с половиной тысячи километров, каждый из которых приходилось брать с боем; сотни городов, тысячи сел и деревень, превращенных врагом в крепости; множество больших и малых рек, форсированных при всякой погоде — по льду и в весеннее половодье, в летнюю сушь и в ноябрьские ночи, когда темная заледеневшая вода обжигает тело, как кипяток, — все это преодолел советский солдат на своем пути к Вене.

Первый раз я въезжал в Вену с юга. Справа от нас уже были очищены предместья Швехат, Кайзерэберсдорф и городской район Зиммеринг. Слева лежало огромное городское кладбище, где похоронены Бетховен, Глюк и Иоганн Штраус. Наши войска к этому времени очистили от противника венский арсенал. Бой шел в Швейценгартене. Противник вел сильный артиллерийский огонь по наступающим частям. В воздухе то и дело появлялись наши штурмовики и обрушивались на вражеские позиции. Были явственно слышны автоматная дробь и частые пулеметные очереди.

Гитлеровцы рьяно сопротивлялись на внутренних городских рубежах. Не сумев организовать сопротивление на подступах к городу, они теперь пытались наверстать упущенное, бросая в бой на помощь своим основным силам наскоро сколоченные части.

В другой раз я въезжал в город через Венский лес. Он выглядит не столь идиллически, как во времена Иоганна Штрауса, несмотря на то, что солнечные лучи, просеянные через густые кроны деревьев, так же лежат на его дорогах, и хотя в нем и сегодня раздается веселый птичий щебет, а свежая апрельская зелень радует глаз. Лес перегорожен завалами: вековые дубы, липы и вязы срублены и брошены поперек дороги. Толстые бревна десятками вбиты стоймя в землю в самых узких проездах, на опасных спусках и неожиданных поворотах.

Венский лес, как и другие подступы к австрийской столице, враг пытался превратить в предполье своей обороны. Но наше наступление развивалось стремительно, и противник не смог использовать преимуществ, которые ему давала местность, вынужден был откатиться к Вене…

Невозможно, находясь в одном пункте наступления, охватить картину боев, происходящих в огромном городе. Эта картина станет ясной позже, когда из всех частей и подразделений, штурмовавших Вену, прибудут подробные донесения, когда эти донесения будут разобраны и обобщены. Теперь же бросается в глаза тот неоспоримый факт, что попытка гитлеровцев оборонять здесь южные ворота в Германию с треском провалилась.

Враг не сумел, не способен был организовать в Вене такое сопротивление, как, скажем, в Будапеште. Действия его отдельных частей производят впечатление растерянности и неуправляемости. Это результат поражений, нанесенных гитлеровцам в районе озера Балатон, в Западной Венгрии, наподступах к Вене.

…На венской улице стоит большой зеленый автобус. Дверцы его раскрыты, на крыше видны рупоры. Это передвижная радиовещательная установка. Вокруг автобуса — большая толпа жителей. Диктор отчетливо произносит слова заявления Советского правительства об Австрии. Советское правительство будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреждений.

Эти слова покрываются громкими аплодисментами, одобрительными возгласами и криками «ура». На минуту воцаряется тишина. Толпа не расходится. И вдруг из рупоров раздается легкая и радостно волнующая мелодия штраусовского вальса. На лицах венцев расцветают улыбки. Еще минута, и девушки поднимают руки на плечи случайных партнеров. И венская улица кружится среди еще дымящихся зданий под звуки вальса, как в день большого праздника.

Леонид ПЕРВОМАЙСКИЙ

«Правда», 14 апреля 1945 года.

Первые часы свободы

Прага освобождена. Эти слова, переданные полевой рацией генерала танковых войск Лелюшенко, были приняты военными радиостанциями под утро, когда фронтовой народ, ликуя, праздновал долгожданную победу.

Освобождение Праги означало не только изгнание немецко-фашистских оккупантов из столицы Чехословакии. С военной точки зрения оно означало ликвидацию последнего крупнейшего очага сопротивления гитлеровцев, где вопреки подписанному акту о капитуляции они еще пытались продолжать войну. Большая группа фашистских войск во главе с фельдмаршалом Шернером, теснимая нашими наступающими частями, начала откатываться на юг, в Чехословакию, чтобы закрепиться за высокой грядой Рудных гор. Гитлеровцы имели, по-видимому, целью соединиться со своими войсками, оккупировавшими Чехословакию, и развернуть бои в районе Праги.

Наше командование отдало приказ неотступно преследовать и уничтожать нарушившие условия капитуляции войска Шернера. Чтобы не дать им соединиться с оккупационными частями в Чехословакии, танкисты генералов Лелюшенко и Рыбалко получили приказ прорваться сквозь фронт неприятельских войск и, стремительно продвигаясь на юг, освободить столицу Чехословакии. Этот поистине молниеносный удар был совершен в историческую ночь, когда весь советский народ, а с ним вместе свободолюбивые народы всего мира праздновали победу над гитлеровской Германией.

Танкистам предстояло пройти с боями почти сто километров. Путь наступающим преграждали высокие гряды гор. Дороги через них местами буквально висят над пропастями, перевалы узки, извилисты, да еще перегорожены труднопреодолимыми завалами. Огромные срубленные сосны были опутаны гитлеровцами проволокой и заминированы. Танкисты разметывали эти завалы огнем своих пушек.

Ночью, отбросив вражеские заслоны, стальная лавина перевалила через хребты и хлынула вниз, в долину. Под утро советские танки ворвались в чехословацкую столицу.

★

Мы летим в освобожденную Злату Прагу, и под крылом самолета видны следы этого удара. По дорогам тянутся длинные вереницы пленных. Видим четко обозначенные на зелени нив зигзаги окопов вокруг деревень и городков, дзоты, огневые точки, а в городах — баррикады на перекрестках. Танковые завалы, массивные шлагбаумы на въездах. Вереницы брошенных орудий, танков, тягачей. Минуем город, еще дымящий заводскими трубами, переваливаем через зеленые, лохматые хребты гор. И вот в сиянии великолепного весеннего дня, на фоне чистого синего неба, по берегам извилистой и быстрой Влтавы зубцами башен, острыми кинжалами шпилей костелов встает чудесная, зеленая красавица Прага.

Делаем несколько кругов, ища место посадки, и, пока под нами, как в кино, проплывает этот великолепный город, я вспоминаю слова чешского патриота Дороша, старого пражского инженера из корпуса генерала Свободы, сказанные им далеко отсюда, в Карпатах, в день, когда чехословацкие солдаты вместе с советскими воинами освободили первые километры своей родной земли:

— Каждый из нас готов трижды умереть в бою, чтобы только дойти до Праги, поцеловать ее мостовую, выпить воду из светлой Влтавы!

И вот сбылась эта мечта. Советская Армия освободила Прагу, вернула своим славянским собратьям их чудесную столицу. Даже с самолета видны на улицах и бульварах праздничные толпы, масса чехословацких трехцветных государственных флагов, бог весть как сохраненных в течение шести лет гитлеровской оккупации и снова вывешенных на башнях, на балконах, на окнах.

Приземление немудреного нашего самолета на аэродроме вызывает триумф. Это первый самолет Советской Армии, севший здесь, и нам, как ее представителям, приходится принять восторги и уважение праздничной, шумной пражской толпы, в несколько минут сбежавшейся сюда:

— Наздар!

Кричит и рукоплещет толпа. Чешское «наздар» смешивается с нашим русским «ура».

И уже тут, на пражском аэродроме, ощущаешь во всей мощи и полноте то чудесное, восторженное отношение, которое питают к Советской Армии народы, освобожденные ею от гитлеровской оккупации. И чувством невольной гордости наполняется сердце за свое советское гражданство, за свой офицерский мундир. Девушки несут букеты цветов, какие-то очень солидные и радостно оживленные люди протягивают записные книжки, требуя автографов.

Нам долго, вероятно, не вырваться бы из окружения толпы, если бы не патруль из местных партизан с трехцветными повязками на рукавах. Они остановили первую же проходившую легковую машину и, объяснив ее владельцу доктору Надену, кто мы, попросили его провезти нас по городу. От них мы узнали, что, прослышав о приближении наших танков, население в ряде районов столицы усилило бои с гитлеровским гарнизоном. А теперь повстанцы взяли на себя роль охранителей порядка и, нужно сказать, справляются с этим отлично.

На стареньком докторском «фордике», построенном, вероятно, на заре автомобилестроения, объезжаем залитые солнцем, полные ликующей толпой улицы Праги. Открыто и шумно, со славянской сердечностью и непосредственностью празднует Прага день своего освобождения.

У группы наших танков такая большая толпа, что по улице прекратилось движение. Огромные стальные машины, покрытые грязью и пылью, украшены венками, лентами. Смущенные, улыбающиеся танкисты едва успевают отвечать на рукопожатия, принимать новые и новые букеты цветов. И тут же на гусеницах, отполированных долгими переходами, — корзиночки с яблоками и солеными помидорами, бутылки с молоком, кругленькие пирожки, зеленые сырки.

— Вот попали в окружение-то! — скалит белые зубы гвардии младший лейтенант Олег Еременко. — Говорим: не надо, сыты мы вот так. Нет, несут и несут…

Механик-водитель гвардии сержант Сережников добавляет:

— Или вот цветы, венки, алые ленты… Нешто танк невеста, чтобы его убирать? А их девчата, знай себе, нацепляют. Хороший народ. Такого душевного народа давно не видел!

Командиры танков рассказывали мне, что, когда передовые машины подошли к предместьям города, юноши и девушки из повстанческих отрядов, вскочив на броню, показывали дорогу в обход фашистским засадам, заминированным улицам, «волчьим ямам».

Я задал нескольким пражцам вопрос, что хотели бы они сказать через «Правду» советским людям в день освобождения родного города.

— Хочу сказать, что мгновение, когда я увидела на дороге у Влтавы колонну ваших танков, было самым счастливым за все годы моей жизни, — заявила студентка Пражского университета Анжелика Петрашел.

— Если бы это было можно, я перецеловала бы всех советских солдат и офицеров за то, что они освободили мою Прагу, — под дружный и одобрительный смех сказала Женевьева Прохаска, работница пражского трамвая.

…Не хочется расставаться с веселой и солнечной Прагой. Но пора. Ведь до телеграфа добрых триста километров. И, сделав прощальный круг над городом, мы улетаем, унося с собой теплоту первых пражских встреч.

Борис ПОЛЕВОЙ

«Правда», 11 мая 1945 года.

Письма

Сквозь огонь

Это было в сентябре 1944 года. Наша дивизия в составе 4-го Украинского фронта стремилась захватить важные карпатские перевалы. А там — Чехословакия!

Наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона расположился на высотке. Отсюда открывалась панорама боя. Впереди — широкая долина, которая переходила в гряду гор. У подножия их раскинулось занятое нашей пехотой село Чарне. Оно в огне и дыму от разрывов фашистских снарядов. Прямая трехкилометровая дорога в село просматривалась противником и была тоже под обстрелом.

Бой за переправу начался ранним утром. Дерзким броском левый фланг дивизии вклинился в оборону гитлеровцев. Они ответили яростными контратаками.

В разгар боя фашисты бросили против наших передовых подразделений более десятка танков. Положение становилось крайне напряженным. И тут командир взвода 1-й батареи старший лейтенант К. Каркусов получает приказ: выдвинуть обе пушки на западную окраину Чарне. Но для этого надо проскочить злосчастную трехкилометровую дорогу!

Мы следим за храбрецами. Вот выехала первая машина с орудием и птицей понеслась. За ней — вторая. Противник открыл по машинам огонь. Водители Леонов и Асеев не дрогнули. Вот и село… Но что там на дороге? Да ведь это же два разбитых вражеских танка и орудие! Не проехать. Но Каркусов мгновенно нашел объезд.

— Вперед! — крикнул он, прыгая в машину.

Пролетев через канавы и воронки, расчеты ворвались в село. На месте их минутной задержки поднялся дым от разрывов снарядов. Поздно! Артиллеристы оставили машины возле последних хат, орудия же на руках под пулеметным огнем противника выдвинули на прямую наводку.

Тем временем фашистские танки полным ходом приближались к нашей пехоте. Артиллеристы подпустили их на близкое расстояние и открыли огонь. Два танка загорелись. Остальные разделились на две группы и пошли на орудия.

Наши пушки были установлены удачно: фашистские танки неизбежно подставляли свои борта под удар то одного, то другого орудия. Расчеты сержантов Каирова и Колотова заставили гитлеровцев отступить, оставив еще два подожженных танка.

Я рассказал только один эпизод, героями которого были Казбек Каркусов и его славные артиллеристы. Подобных подвигов в нашей дивизии в боях за Карпаты и во время освобождения Чехословакии было много.

В. БУРЛАКА, главный зоотехник Червонопрапорной птицефабрики.

Ворошиловградская область.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Оживает Варшава

Страшную картину увидели мы в столице Польши, когда выбили фашистских захватчиков. Сплошные руины и пожарища. Жители ютились в подвалах без топлива, воды, продовольствия.

Необходимо было срочно восстановить в городе водопровод и канализацию, а для этого требовалась электроэнергия. Электростанция же лежала в развалинах, котлы, топки, турбогенераторы были разрушены. Заботу о ее восстановлении советское командование взяло на себя. Еще продолжались кровопролитные бои за изгнание гитлеровских оккупантов с польской земли, а саперы уже принялись откачивать из подвалов воду, очищать территорию электростанции и ее окрестности от мин. В начале марта стали прибывать советские специалисты. Ремонтные бригады укомплектовывались польскими воинами.

В июне 1945 года восстановить комплекс одного турбогенератора — таково было задание командования 1-го Белорусского фронта. Турбогенератор дал ток 19 апреля! Через несколько дней вступили в строй водопровод и канализация, стало светлее в городе.

Восстановление Варшавы — только один наглядный пример интернациональной помощи Страны Советов освобожденным от фашизма народам.

Г. ГЛАДУХОВ, конструктор электромеханического завода.

г. Харьков.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Враг не прошел

Будапештская группировка врага окружена! В боях за освобождение столицы Венгрии участвует и 109-я гвардейская дивизия. Неожиданно наш полк получает приказ передать позицию соседям и к рассвету выдвинуться в район города Эстергом, накрепко закрыть единственную доступную танкам дорогу к Будапешту.

За ночь прошли около 60 километров и своевременно заняли новый рубеж. Батальоны стали окапываться. Саперы взвода младшего лейтенанта Дерябова к рассвету успели заминировать дорогу Эстергом — Будапешт. Все орудия выведены на прямую наводку.

Со стороны Эстергома показались первые танки. С КП командира полка в бинокль слежу за ними. Взрыв. Черный столб взлетел там, где только что шла головная машина. Вторая пыталась обойти ее, но тут же подорвалась на минах. Такая же участь постигла третий и четвертый танки. Дорога теперь оказалась закупоренной. Справа — отвесная скала, слева — Дунай. Хода нет!

Остальные машины стали разворачиваться. Тут-то артиллеристы и открыли огонь, подбили два танка.

Три дня противник бросал против нас пехоту. Но советские гвардейцы стояли крепко. Попытка фашистов прорваться на выручку окруженной группировке захлебнулась. А вскоре Будапешт был освобожден.

С. ГАЗАРОВ, бывший инженер 309-го гвардейского стрелкового полка.

г. Степанакерт, Азербайджанской ССР.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Цветы на машинах

Тишину утра разорвала грозовая музыка реактивных «Катюш». И тут же все окрест загрохотало от рева сотен орудий. Пронеслись штурмовики «ИЛ-2»…

Началась знаменитая Ясско-Кишиневская операция. В ней участвовал и наш 61-й гвардейский минометный полк.

Оборона врага была сокрушена. Мы все дальше продвигались вперед. Через несколько дней боярская Румыния вышла из войны. И вот мы в Бухаресте! Улицы переполнены народом. Нашу колонну обступили со всех сторон. Румыны забросали машины цветами, так что они стали похожи на клумбы. Отовсюду несутся слова привета.

Через несколько дней мы двинулись к Дунаю. По понтонному мосту переправились на болгарский берег. Впереди — Силистра. На машине выяснить обстановку отправилась группа офицеров. Скоро она вернулась вся в цветах.

Встретил нас первый болгарский городок как родных. И весь путь до Софии вылился в волнующую манифестацию братства и дружбы советского и болгарского народов. В каком-то селе к нам подошла старая-старая крестьянка.

— Я видела русских, спасших нас от турецкого ига, — сказала она. — Теперь хочу взглянуть на новых освободителей Болгарии.

Такое не забудется вовек!

П. ЛОЩИЛИН, бывший гвардии сержант.

г. Москва.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Любимец полка

Наш 366-й гвардейский полк тяжелой самоходной артиллерии громил гитлеровских поработителей в Югославии. Особенно памятен мне бой за город Заечар, расположенный в горной долине. Фашисты установили на его узких улицах пушки, создали крепкую оборону. Конечно, наша могучая техника могла бы подавить позиции оккупантов огнем и гусеницами. Но тогда неминуемо порушили бы город. Что же предпринять?

Любимец полка командир батареи гвардии капитан Михаил Скрябин предложил дерзкий план. Его приняли.

И вот я в самоходке комбата. На ее броне — автоматчики. Мы скрытно обходим город и с тыла врываемся на улицы. Для гитлеровцев это было неожиданно. Самоходка успела раздавить несколько орудий, пока противник опомнился и начал отстреливаться. Тогда открыли огонь и мы. Автоматчики, прикрываясь самоходкой, довершали дело…

В стане врага началась паника. Наша пехота под прикрытием артиллерии пошла в атаку и скоро ворвалась в город. Надо ли говорить о той волнующей встрече, которую нам устроили жители Заечара! Она, как и на всей югославской земле, была сердечной, братской.

Какова судьба нашего героя? Кавалер многих боевых орденов москвич Михаил Скрябин погиб в боях за освобождение венгерского города Секешфехервара. Мы, однополчане, помним и чтим его память.

Л. ЛИТИНЕЦКИЙ, инструктор физкультуры кожгалантерейной фабрики, старший лейтенант запаса.

г. Одесса.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Ну и денек!

На рассвете 9 мая 1945 года наш 1085-й стрелковый полк вступил в чешский город Жамберк. На улицах негде яблоку упасть. Распростертые объятия друзей. Сердечные улыбки. Море весенних цветов. Кругом красные и трехцветные национальные флаги. Единый торжествующий возглас:

— Руда армада! Наздар! Наздар!

Эхо в близлежащих, покрытых зеленым ковром горах подхватывало этот идущий из глубины сердца клич. И казалось, что вместе с ликующими людьми чувства признательности выражает сама чарующая взор природа.

Нас задерживают, наперебой приглашают… Объясняемся как можем. Фашистский генерал Шернер отказался капитулировать, бросил войска на Прагу, чтобы потопить народное восстание в крови. Мы по пятам преследуем гитлеровцев. Полк понес значительные потери во время боев по прорыву глубоко эшелонированной обороны противника на реке Опава, у бывшей чешско-немецкой границы. Чешские фортификаторы в свое время хорошо укрепили рубежи. Сломали бы себе здесь зубы фашистские захватчики, если бы не мюнхенское предательство. И вот оборонительные сооружения, созданные против гитлеровцев, пришлось взламывать советским воинам совместно с чехословацким корпусом ценой больших потерь.

В полдень из-за верхушек деревьев на бреющем пронеслись два «мессершмитта». Открыли огонь. Заметались лошади, застонали раненые.

Вечером почти у стен Праги нашу колонну собрали на поляне. Командир сказал, что танковые армии 1-го Украинского фронта ворвались в Прагу. Фашисты разгромлены. Победа! И тут нам вспомнились те, кто не дожил до нее. Еще вчера они были в строю. Командир полка майор Шарапов, командир батальона капитан Фоменко, герои-пулеметчики Могильников, Семашко и многие другие. Они погибли на земле братской Чехословакии.

Н. КАЦ, бывший комсорг полка.

г. Калининград.

«Правда», 6 мая 1970 года.

Спасибо, друзья!

Эту историю рассказал нам Герой Советского Союза полковник запаса Людвиг Иванович Курист. Семнадцатого января 1945 года танковая бригада, которой он командовал, получила приказ овладеть городом Петрковом — важным узлом коммуникаций на Лодзинском направлении. Стремительным броском под покровом ночи танкисты вышли к деревне Буйны, расположенной в 3―4 километрах от Петркова. Вскоре удалось узнать, что неприятель, засевший в городе, ожидает подкреплений, а подступы к Петркову прикрываются многослойными инженерными заграждениями, густыми минными полями.

На помощь советским воинам пришли польские патриоты — местные жители, знающие каждую тропинку. Они вызвались провести советские танки и блестяще справились с этой сложной и опасной задачей. Ни один танк не застрял, не подорвался на минах.

На рассвете советские танки с трех сторон атаковали город. Танкисты без всяких средств усиления, оторванные от основных сил на 50 километров, овладели Петрковом. За эту операцию бригада была награждена орденом Ленина.

Недавно с помощью товарищей из польского журнала «Дружба» Л. Курист узнал имена своих ночных проводников, по сути, обеспечивших бригаде путь к победе. Эти патриоты — жители деревни Буйны Владислав Зубер, Андрей Гаворий, Мечислав Грухала, Ян Адамский и его сын Станислав.

Бывший командир танковой бригады Л. Курист просил передать своим боевым друзьям самую сердечную благодарность и поздравления с праздником Победы.

Подполковник Е. ДЬЯЧЕНКО

«Правда», 9 мая 1962 года.

САЛЮТ НАРОДУ-ПОБЕДИТЕЛЮ

Весна сорок пятого

«Правда», 5 апреля 1945 года.

В канун Победы

Горячий воздух вырывается из окон. Всюду дым горящих многоэтажных зданий. Кружатся клочки бумаг. В красной кирпичной пыли валяются пачки германских марок.

За толстыми баррикадами из камней и железа остывают черные от копоти подбитые фашистские танки. Те самые танки, которые брали Париж, прошли Фермопилы. Убитые гитлеровцы валяются вперемежку с раздутыми трупами лошадей возле искалеченных минометов и пушек.

Танкисты генерал-полковника Рыбалко с неукротимой волей к победе сражались в одном из районов Берлина, где расположена группа танкостроительных, авиамоторных и орудийных заводов. Массированные налеты союзников и советской авиации разрушили корпуса этих индустриальных гигантов. Тогда гитлеровцы перенесли часть уцелевшего оборудования под землю и продолжали работать до последнего дня; пушки выходили с завода и тут же ставились на огневые позиции. Правда, стрелять им долго не пришлось: они были уничтожены нашей артиллерией и танкистами.

Круша все преграды, советские воины идут к центру Берлина. Воля к победе и ненависть к врагу ведут их вперед. Командир взвода мотострелков лейтенант Константин Салов прорвался со своими бойцами к заводу, изготовляющему шелк для парашютов. Горели корпуса, из простреленной навылет трубы валил дым: на заводе еще действовали печи. Сотни русских женщин, работавших под угрозой расстрела в цехах, бросились к мотострелкам. Словно глыба родной земли свалилась им на руки. С радостью и грустью смотрел лейтенант на измученных женщин. Фашисты угнали из родного Краматорска его жену, и она исчезла, как камень, брошенный в море. И все же он в сотый раз спросил:

— Не видел ли кто Веру Салову?

Нет, никто ее не видел.

И старая женщина сказала ему:

— Поспешай, сынок, в городе томится еще много русских невольников.

Салов вскочил на танк, и машина, выбросив из-под гусениц струю земли, рванулась вперед.

Боевой порыв наступающих трудно описать. Презирая опасность, гвардейцы идут от одного укрепления к другому. Саперы, приданные штурмовым группам, взрывают опорные пункты, в которых засели фашистские снайперы и автоматчики.

Всевозможные инженерные препятствия, рвы, баррикады, противотанковые ежи и надолбы встречаются на каждом перекрестке бесчисленных берлинских улиц. Колючие витки «спирали Бруно» тянутся вдоль кварталов. На трамвайных линиях — десятки вагонов, загораживающих проходы. Противник понастроил множество самых разнообразных дотов — от многоамбразурных до карликовых, на одного автоматчика.

Наши войска продвигаются вперед под пушечным и пулеметным огнем противника, под дулами его танков. Но ничто не в состоянии задержать наступающих. В тесном содружестве всех родов войск наши части неуклонно продвигаются все дальше к центру города.

На одной улице путь наступающим преградили сложные инженерные препятствия. Саперы ефрейтора Акима Севастьянова, сорокалетнего колхозника из Орловской области, крючьями растащили проволочный забор. Красноармеец Акопян толом взорвал баррикаду, отлитую из бетона в виде цельного прямоугольника. В образовавшуюся брешь, тяжело переваливаясь, вошел танк с автоматчиками на броне. Машина гусеницами раздавила фашистского пулеметчика, втиснув его вместе с пулеметом в крошево асфальта и железных обломков. Автоматчики уничтожили двух фауст-патронщиков. Командир орудия Иван Селезнев прямой наводкой вывел из строя новенькую противотанковую пушку, которая не успела сделать ни одного выстрела.

Так были завоеваны первые десять метров. А рядом, в сохранившемся доме, шел многоярусный бой. На первом и четвертом этажах были наши бойцы; в подвале же, на втором и третьем этажах — враг. С этажа на этаж летели гранаты, автоматные очереди прошивали полы и потолки.

Штурм Берлина — это колоссальное напряжение и усилия многих тысяч советских воинов всех родов оружия. Чудеса героизма и отваги проявляют танкисты, пехотинцы, летчики, артиллеристы, саперы. С огромным рвением работают врачи, интенданты, шоферы.

Пулеметчик Борис Норов, трое суток не смыкавший глаз, во время кратковременной передышки уснул, укрывшись со своим пулеметом за куском обвалившейся стены. Товарищи не стали его будить. Вокруг оглушительно рвались снаряды, сзади рявкали наши пушки, но он спал блаженным сном, ничего не слыша. Он проснулся, когда мина разорвалась рядом, обдав его грязью и мелкими камнями.

Тут прозвучала команда офицера. Стрелки поднялись и, пробежав несколько шагов в клубах дыма, в которых все исчезло, ворвались в дом, откуда враг вел огонь.

В дымном воздухе полностью господствуют наши самолеты. Эскадрильи советских бомбардировщиков с утра до вечера бомбят опорные пункты обороны противника. При появлении самолетов в небо взлетает цепь условных ракет — это опознавательная линия нашего переднего края. С каждым днем она углубляется к центру города.

Весь день бьет артиллерия. Земля дрожит, как во время землетрясения. Стены домов, словно оспой, побиты пулями и осколками. Под ногами хрустит стекло. В городе нет ни одной птицы — все улетели прочь. В горле першит: горят многочисленные склады кожи, мануфактуры.

Над Берлином стоит облако черного дыма. День проходит быстро. Но и ночи в Берлине похожи на дни — та же канонада, тот же грохот, то же всепожирающее пламя. В небе нет ни одной тучки, но никто не видит ни звезд, ни полной луны, затянутых дымом большого сражения.

Бой идет во тьме, чтобы окончиться светом.

С. БОРЗЕНКО

«Правда», 29 апреля 1945 года.

Московские огни

«Правда», 30 апреля 1945 года.

Водружено над Берлином

Берлин пал! Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту возвестил величайшую победу советского оружия. Войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева завершили разгром Берлинской группы немецких войск и 2 мая полностью овладели столицей Германии Берлином — центром германского империализма и очагом немецкой агрессии. Знамя победы развевается над Берлином! Оно развевается под майским ветром, возвещая весну народов, освобождение человечества от фашистской тьмы.

Красная Армия одержала великую историческую победу в битве за Берлин. Ее подвиг золотыми буквами записан в летопись человечества. Ее оружие благословляют сегодня все свободолюбивые народы, все, кто хочет мира и свободы. Огнем и железом она выжигает язву фашизма. Победоносная Красная Армия овладела Берлином, где разрабатывались планы уничтожения государств и истребления народов, откуда исходила смертельная угроза всему человечеству, мировой цивилизации. Красная Армия, выполняя свою благородную миссию, осуществляет приговор истории. Фашизм, вознамерившийся повернуть колесо истории вспять, заставить мир вернуться к средневековью, навязать ему свою кровавую диктатуру, свой рабовладельческий «новый порядок», свою идеологию звериного национализма, — фашизм ныне издыхает в прахе берлинских улиц. Фашистская гадина извивается в последних судорогах.

Фашизм довел отвратительные черты немецкого империализма до самого крайнего озверения. Берлин Гитлера и Гиммлера превзошел в этом Берлин Фридрихов и Вильгельмов. Он сделал разбой и агрессию ремеслом. Он провозгласил свое «право» на тысячелетнее господство над миром. Он стал деспотически, варварски распоряжаться судьбами порабощенных им стран и народов. Он поднял на щит самые мрачные реакционные каннибальские «идеи» и безграмотную расовую теорию. Он создал армию, для которой не были писаны никакие человеческие законы. Он развязал войну, потрясшую целые континенты. Его армии прошли по землям европейских стран, превращая города и села в дым и пепел. Берлин заставил Европу дышать трупным запахом Майданека и Освенцима. Гитлеровские заправилы возомнили себя властелинами мира. Они поставили своей задачей истребление миллионов русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Целым народам фашистский Берлин готовил участь рабов, работающих на касту гитлеровских рабовладельцев.

Ныне Берлин пал под ударами героической Красной Армии. Падение Берлина — величайший триумф Советского Союза, триумф нашего народа, идущего в авангарде борьбы свободолюбивых народов против фашизма, за свободу и независимость, за демократию, за мир между народами. Падение Берлина — триумф Красной Армии. Падение Берлина — торжество советского военного искусства. Это — величайшее событие в истории.

Одними из первых ворвались на берлинские улицы и площади доблестные дивизии, стоявшие насмерть на берегах Волги. Там, на берегах Волги, в решающей битве второй мировой войны, спасена была цивилизация Европы. Воины Красной Армии, доблестные защитники своего социалистического Отечества, мужественные борцы за дело мировой цивилизации, пришли ныне в Берлин.

Воины Красной Армии и все советские люди знали: мы придем в Берлин, мы будем в фашистской столице! Мы верили в это тогда, когда нам было очень трудно, когда враг подошел к Москве, блокировал Ленинград. Мы верили в это и тогда, когда вражеские дивизии штурмовали волжскую твердыню и перевалы Кавказского хребта. Мы верили в победу, ибо знали, что наше дело правое. Мы верили в победу потому, что знали и знаем великую и непреоборимую силу своего социалистического государства, знали и знаем мощь своей социалистической индустрии и социалистического земледелия, знали и знаем, на какой героизм способен великий советский народ, руководимый партией коммунистов.

Любовь к своему Отечеству, к своей древней земле, завещанной нам дедами и отцами, перепаханной заново мощным плугом Великой Октябрьской социалистической революции, вела советских людей в бой, давала им мужество в тяжелые дни, привела их к победе. В дни падения Берлина, знаменующего конец фашистской Германии, во всем своем величии и мощи встает наш народ-победитель, народ-герой, народ-освободитель.

Когда-то по тупому невежеству и по слепой злобе своей гитлеровцы объявили Советский Союз «географическим понятием». Теперь-то даже самые тупоголовые фашисты поняли, с каким могучим государством и с каким народом рискнула помериться силами гитлеровская Германия и как жестоко она просчиталась в своих планах и оценках. В Берлине наши войска. Они пришли в фашистскую столицу во всеоружии. Они победили фашистскую армию превосходством своих сил и своей военной техники. Они победили превосходством своего военного опыта, превосходством нашей тактики и стратегии. Падение Берлина символизирует также великую победу идеологии нашего народа, идеологии равноправия и дружбы народов над идеологией звериного национализма гитлеровцев.

Великий праздник на нашей улице. Мы верили в его приход, мы боролись за него. С воинами Красной Армии делят славу труженики советского тыла, совершившие беспримерный всенародный подвиг во имя Родины.

Близок конец мировой войны, развязанной гитлеровскими империалистами. Красная Армия и армии наших союзников добьют в самое ближайшее время фашистскую Германию, принудят ее сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Наша Родина завершает войну полная сил, в расцвете своих творческих возможностей. Она блестяще справилась со своей исторической миссией. Она выдержала труднейшие испытания этой невиданной по своим масштабам войны. Силы нашей советской державы неизмеримо возросли и укрепились. За годы войны весь наш народ еще сильнее и крепче сплотился вокруг своей славной большевистской партии, которая вдохновляет и направляет советских людей в священной борьбе против немецко-фашистских извергов. В мире не было и нет другой такой партии, которая пользовалась бы в народе столь безграничной любовью, авторитетом и доверием.

Слава нашей Родине!

Слава победоносной Красной Армии! Слава соединениям и частям, получившим наименование «Берлинских»!

Слава нашей большевистской партии!

Из передовой статьи.

«Правда», 3 мая 1945 года.

Красные стяги

В сражении за Берлин советские воины овладели зданием рейхстага и водрузили на нем знамя Победы. В «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941―1945» об этом историческом событии — штурме рейхстага, развернувшемся в полосе наступления 150-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал В. М. Шатилов, говорится так:

«…Атака получилась массовой и стремительной — и противник не смог сдержать порыва наступающих. Через несколько минут они уже были у рейхстага. Мгновенно, как маки, заалели на здании различные по форме и величине красные флаги… Здесь взвился флаг воина 1-го батальона 756-го стрелкового полка младшего сержанта Петра Пятницкого, сраженного вражеской пулей на ступеньках здания. Флаг воина-героя был подхвачен младшим сержантом П. Д. Щербиной и установлен на одной из колонн главного входа. Здесь взвились флаги лейтенанта Р. Кошкарбаева и рядового Г. П. Булатова из 674-го стрелкового полка, младшего сержанта Михаила Еремина и рядового Григория Савенко из 1-го батальона 380-го полка, сержанта П. С. Смирнова и рядовых Н. Т. Беленкова и Л. Ф. Сомова из 2-й роты 525-го полка, сержанта Б. Я. Япарова из 86-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады. В одновременном водружении многих флагов проявился массовый героизм советских воинов».

В боевых порядках 1-го стрелкового батальона 756-го полка капитана С. А. Неустроева действовала группа добровольцев под командованием капитана В. Н. Макова. Бойцы этой группы старшие сержанты Г. К. Загитов, А. Ф. Лисименко и сержант М. П. Минин вырвались на крышу здания рейхстага и укрепили здесь красный флаг. Командир группы тут же доложил о выполнении задания командиру 79-го стрелкового корпуса генерал-майору С. Н. Переверткину.

В ночь на 1 мая по приказанию командира 756-го полка полковника Ф. М. Зинченко были приняты меры для водружения на здание рейхстага знамени, врученного полку Военным советом 3-й ударной армии. Выполнение этой задачи возложили на группу бойцов, возглавляемую лейтенантом А. П. Берестом. И ранним утром 1 мая знамя Победы уже развевалось: его водрузили разведчики М. А. Егоров и М. В. Кантария.

Бой в рейхстаге продолжался. Вспоминая о нем, капитан К. Я. Самсонов писал: «Бой становился все ожесточеннее, стволы пулеметов, винтовок, автоматов до того накалялись, что до них нельзя было дотронуться». Утром 2 мая гарнизон рейхстага капитулировал.

Ниже публикуются странички из фронтового дневника В. Е. Субботина, бывшего корреспондента дивизионной газеты «Воин Родины». Автор рассказывает о бойцах 150-й Идрицко-Берлинской стрелковой дивизии.

…Вот уж неделю мы ведем бои в Берлине. Орудия, минометы, «Катюши» — в каждом дворе, за каждым домом. К говору пушек невозможно привыкнуть. Он оглушает даже артиллеристов, которые всю войну стоят у лафетов.

Сопротивление врага все возрастает. Берлин — это камень, камень и камень. Не увидишь и клочка земли. Снаряды пробивают стены, разворачивают мостовые, и осколки перелетают через крыши домов. Попробуй разграничь ту линию фронта, боевого соприкосновения с противником. В каждом пункте она своя. Часто это стена дома, иногда улица. Нередки рукопашные схватки. Подразделения действуют мелкими группами. Чтобы выбить противника из дома на противоположной стороне улицы, втаскивают пушки в верхние этажи и бьют из окон.

Несколько кирпичных, связанных между собой зданий. Это тюрьма Моабит. Здесь теперь КП нашей, 150-й дивизии. За глухой стеной, среди красных корпусов легко заблудиться. Бойцы ходят по лабиринту полутемных, сырых коридоров, заглядывают в камеры. Мы выносим из одиночек заключенных. Некоторые из них так ослабли, что не могут передвигаться. Говорят, что и Тельман был в этой тюрьме…

От моста через Шпрее — узкая, темная, как туннель, улица Мольтке. Ее перегородила траншея. Улица забита обгоревшими танками. Все утро и всю ночь шел бой за дом на углу этой улицы — здание министерства внутренних дел, так называемый «дом Гиммлера».

За стеной дома — партийное собрание батареи. Все — и командиры расчетов, и заряжающие, и подносчики снарядов — сидят на лафетах, за орудийными щитами, или стоят в ровиках. Речи кратки, как того требует обстановка…

Огромный дом на пустыре. Большое, дышащее холодом камня здание. Вот что увидели в тот апрельский день наши бойцы из окон «дома Гиммлера», в который они только что пробились.

На полу возле телефона — капитан Неустроев. Усталый. Весь осыпанный известкой… Сообщение, что в окно виден рейхстаг, было неожиданно. И рейхстаг был неожиданным на угадывающейся в утреннем тумане площади. Самое странное, что никто в ту минуту не подумал, что этот вырисовывавшийся на сером небе купол и серое здание и есть то, что связывается с понятием о конце войны. Комбат, когда утром подобрался к окну и увидел перед собой большую площадь, тоже не знал, что дом вдали, за деревьями, — рейхстаг. Тогда это пышно украшенное здание с гигантским куполом не было еще изуродованным. Дыхание боя еще не задело его.

Четыре года войны! За спиной, позади, освобожденная Родина. Земли и страны, избавленные от фашизма. И вот — рейхстаг! До него подать рукой. Вот он, перед нами, весь ощетинившийся. Из узких бойниц, в заделанных кирпичом проемах — стволы пулеметов, зенитных орудий. Наши бойцы вставляют в гранаты запалы. В который раз они ждут сигнала. Это последняя атака!

Сотни стволов начинают бить по рейхстагу. И мокрый старинный парк Тиргартен, и чопорная Унтер-ден-Линден, и особенно Кенигплац — площадь Кайзера, не говоря уже о здании рейхстага, стали неузнаваемы. И вот уже на мостовую из окна, как с крыла самолета, прыгает первый боец. За ним выбрасываются другие.

Наступавшие залегли на площади. На полпути. Здесь по-настоящему не окопаешься. Уже видны колонны входа и даже ступени видны, но ближе не подступиться. За плитой асфальта, вывороченной из мостовой, лежит боец со смуглым лицом. Это Рахимжан Кошкарбаев. Партийная комиссия, в тот же день заседавшая в подвале, за «домом Гиммлера», только что приняла Кошкарбаева в члены партии. Может, поэтому Давыдов, комбат, вызвал к себе именно его. Давыдов передал ему кусок красной материи. Один из флагов…

Кошкарбаев, молоденький боец Григорий Булатов, а за ними другие выпрыгнули из окна первого этажа на улицу. Знамя они свернули, и оно лежало под фуфайкой, на груди у Кошкарбаева. Короткий бросок вперед. Залегли. Оглянувшись, он увидел, что остался вдвоем с Булатовым. Двое — Санкин и Долгих — тяжело ранены. Огонь отсек остальных.

Вдвоем бойцы продвигались вперед, пережидая огневые налеты. Им удалось подобраться к мосту через ров, заполненный водой, забаррикадированный брусьями и железнодорожными рельсами. Позже присоединились к ним остальные: Виктор Провоторов, Михаил Габидулин, Иван Лысенко, Павел Бреховецкий, Степан Орешко, Михаил Пачковский. И еще — лейтенант Семен Сорокин.

Надвигался вечер. Островерхие тени домов ложились на мостовые. Произведена еще одна артподготовка. По верхним этажам и вокруг здания. Десятки мин и снарядов долбили стены, каменные кладки, за которыми укрылись вражеские орудия и пехота.

Бой вели бойцы батальонов капитана Неустроева и капитана Боева из 756-го стрелкового полка и два батальона 674-го полка, которым командовал подполковник Плеходанов, — майора Давыдова и майора Логвиненко. А слева действовал сосед — 171-я дивизия полковника Негоды.

Рейхстаг защищался отчаянно. Сюда были поставлены эсэсовцы, а ночью на парашютах сброшен батальон моряков из Ростока.

Отделение младшего сержанта Щербины входило в заново сформированную роту. Командовать ею поставили старшего сержанта Сьянова, который долгое время был парторгом роты. Отделение Щербины считалось комсомольским — Руднев, Новиков, Прохожий… Все молодые, но уже проявившие себя в боях воины. С ними Щербина прошел и Польшу и Померанию, ворвался вБерлин. Вблизи рейхстага Щербину ранило, но он оставался в строю. Так и ходил с повязкой на голове. Когда они бежали по мостику, переброшенному через ров, было уже темно. В пробитую дверь рейхстага полетели гранаты.

Выпущенная командиром роты ракета описала большую дугу — сигнал о прекращении огня. Со всех сторон устремились бойцы к рейхстагу. С разных сторон — и от Шпрее и от Тиргартена. Очагов схваток так много, что, перепутанное в общий клубок, все сменялось и мелькало с непостижимой быстротой. Скоро в рейхстаге были люди из разных батальонов…

Кошкарбаев, уже на втором этаже, поднял Булатова, подсадил его и сказал: «Ставь!» Они установили свой флаг в окне. Этот флаг был потом перевешен Сорокиным и по ставлен над конями.

Красные флажки — первые знаки победы вспыхнули в окнах и амбразурах всех этажей.

На крышу, по искореженной лестнице, пробившись через все это необычное поле боя, поднялись со знаменем в руках двое пехотинцев — Егоров и Кантария. С лейтенантом Берестом во главе. В руках у них было знамя. Оно заплескалось, расправляемое тугим весенним ветром.

Спустились вниз, доложили командиру полка Зинченко, а тот — генералу, командиру дивизии Шатилову:

— Знамя над рейхстагом водружено!

Но борьба в рейхстаге на этом не закончилась. Почти полторы тысячи гитлеровцев, засевших в подвалах, все еще ожесточенно сопротивлялись. Ситуация, вкратце сказать, была такая. Гитлеровцы стреляли и с лестниц и с чердаков. Их орудия вели огонь с Паризерплаца, из Тиргартена, из здания Кроль-оперы. Снаряды ложились и на площади и на прилегающих улицах, на набережной Шпрее. Но командиры батальонов успели перенести свои КП в рейхстаг. Бойцы заняли вестибюль, закрепились в круглом зале и везде на входах поставили часовых.

В первой половине дня 1 мая дела в рейхстаге приняли неожиданный оборот. Снизу, из подземелий, гитлеровцы предприняли вылазку. Неясность того, что происходило, только усиливала напряженность. Действовать в темноте — ведь окна все заложены кирпичами — было трудно.

В вышедшей листовке-«молнии» говорилось: «Мы закрепились в рейхстаге. Но борьба не закончена. Враг пытается выбить нас отсюда. Но этому не бывать! Наша задача — любой ценой удержать здание рейхстага. Ни шага назад!»

Вскоре обстановка еще более осложнилась. Произошло это в связи с пожаром. Видимо, потеряв надежду выбить нас, гитлеровцы решили поджечь здание, выкурить из него советских бойцов. Но все понимали: уйти из рейхстага сейчас, когда на нем водружено знамя Победы, нельзя!

Пожар быстро распространялся. Горела дубовая обшивка стен, выгорал паркет. Огонь пробивался в вестибюль. Густой дым выедал глаза. Людям из подразделений, находившихся на берегу Шпрее и в домах вокруг Королевской площади, в трехстах метрах от рейхстага, казалось, что все, кто там есть в рейхстаге, сгорели.

Но там были советские люди, о которых можно было бы сказать, что и огонь их не мог взять, — Сьянов, Щербина, Прыгунов, Богданов, Гусев, Герасимов, Берест, Матвеев… Много других имен можно было бы назвать еще…

Несколько раз в течение дня гитлеровцы пытались начать переговоры. То ли оттого, что положение их действительно было безвыходное, то ли пытались оттянуть время. Встречи происходили на лестнице, ведущей в подвал. Гитлеровцев, вышедших на переговоры, было трое. Они в касках, с маскировочными сетками. Фашисты, заявляя, что их больше, не соглашались капитулировать. Берест — заместитель комбата, оборвав разговор, предоставил офицеру-эсэсовцу десять минут на размышление. Ходил на переговоры и майор Соколовский, заместитель командира полка. Он также был в эти часы в рейхстаге.

Рейхстаг выгорел, но поджог этот ничего не изменил, ничего не дал гитлеровцам. Наши бойцы выстояли. И едва это стало возможно, снова блокировали подземелья.

А рейхстаг, как вулкан, стал опять извергаться. Лишь ночью гитлеровцы начали вылезать наружу. Берлинская группировка капитулировала!

Майский рассвет. С крыши рейхстага Берлин виден хорошо. Подходим к карнизу, оглядываем город…

Мы говорили о рейхстаге в те дни, когда война еще шла на нашей земле. О рейхстаге, о том, что мы водрузим на нем стяг Победы, говорили еще тогда, когда гитлеровцы, подошедшие близко к Москве, смотрели в бинокли на башни Кремля.

Высокое здание с большим шарообразным куполом. Первый раз мы увидели его на снимках задолго до войны, когда были еще школьниками, когда подожгли его пришедшие к власти фашисты. Гитлеровцы попытались сделать его своим последним оплотом. А он стал апофеозом нашей победы. Его пробитые снарядами стены на всю жизнь останутся в памяти.

Знамя Победы освещает лица стоящих на крыше бойцов. Его водрузили сначала на крыше, а потом — на куполе, где был прежде острый шпиль. А сколько флажков и флагов было поставлено кроме этого! Почти от каждого бойца можно услышать, что он тоже водрузил свой флаг. И что его флаг был самым первым.

И в этом нет неправды. Тот, кто первым прикоснулся красным флагом к этим стенам, безымянен. Но у него есть имя общее — наша армия, наш народ! Каждый боец, каждый участник великой войны — даже если он не дошел до Берлина — водружал знамя Победы.

Солдаты, те, кого военный путь вывел на эту крышу, стоят у карниза, и колеблемый ветром флаг Победы бросает свой отсвет на их лица.

Пусть навсегда он сохранится в глазах наших, этот свет!

В. СУББОТИН

«Правда», 30 апреля 1965 года.

На Эльбе

Кто слышал до вчерашнего дня о германском городке Торгау, расположенном на берегу Эльбы? Чем он был известен? Далеко не всякий мог ответить на этот вопрос. Но теперь это место становится историческим: в 13 часов 30 минут 25 апреля здесь, в центре Германии, в районе города Торгау, соединились войска 1-го Украинского фронта и союзные нам англо-американские войска, рассекшие фронт ударом с востока и с запада. Тем самым гитлеровские армии, находящиеся в Северной Германии, отрезаны от войск в южных районах Германии.

Я прилетел на Эльбу утром. В течение часа с небольшим самолет пересек пространство, занятое нашими войсками в дни апрельской битвы. Промелькнули реки Нейсе и Шпрее. За ними долго тянулись леса с вкрапленными в них селениями и городками. Всюду мы видели еще свежие следы мощных ударов нашего оружия и отважной борьбы наших войск. По опушкам лесов всюду тянутся вырытые врагом траншеи. Поляны испещрены окопами. Улицы городов и селений перегорожены баррикадами.

О том, какая судьба постигла все эти оборонительные рубежи противника в широком междуречье Шпрее и Эльбы, красноречиво говорили брошенные повсюду пушки с расщепленными стволами, сожженные танки, дороги, заполненные хламом разбитых военных обозов. Чем дальше на запад, тем свежее эта картина военного разгрома фашистской Германии. Огненные потоки нашего наступления смели все, уничтожили все преграды на своем пути.

Германия Гитлера в эти дни рассыпается на куски. Уже местные фюреры не пытаются вывозить свои канцелярии — некуда. У фольксштурмистов, когда их берут в плен, находят в вещевых мешках гражданское платье: они готовятся к переодеванию. Занимая районы на берегах Эльбы, наши войска нашли здесь толпы людей, бегущих с востока и запада, они перемешались и остановились. Дальнейших путей отступления не было…

Нелегко сразу охватить мыслью все значение переживаемых дней. Каждая деталь будет иметь значение для истории. Со временем будут спорить — было ли 25 апреля ясно или пасмурно, сильный ли дул ветер? Но сегодня, в порыве боевого вдохновения, наши солдаты едва замечают смену дней и ночей. Лишь случайно, прилаживая к каске свежую ветку, солдат замечает, что уже расцвели яблони.

Накануне этого исторического дня я был в Берлине, — наши войска форсировали широкий, одетый в гранит канал Тельтов. Самолеты стаями заходили с юга, бомбили противника, укрепившегося в каменных зданиях на том берегу, а в это время наши саперы наводили переправы для танков. С каким подъемом, с каким воодушевлением двигались вперед советские солдаты! С переднего края поступали вести — одна радостнее другой: уже занято несколько станций метрополитена, все ближе и ближе подходят наши части к центру города.

Именно теперь, когда великая апрельская битва принесла свои плоды, когда мостовые Берлина покорно стлались под ноги нашему солдату, было легче понять дух этого исторического сражения. Представьте себе общую картину битвы, как она сложилась на 1-м Украинском фронте около 20 апреля. Наши части, форсировав реку Нейсе, смело устремились вперед. Подвижные войска сразу же вырвались далеко к западу от Шпрее, а войска, шедшие за ними, развертывались веером и вели сложную, маневренную войну, обходя крупные укрепленные пункты, окружая и уничтожая значительные группы противника.

Германское командование прилагало все усилия к тому, чтобы остановить наступление наших войск. Но все было напрасно. Оборона врага слабела с каждым днем. Наконец она развалилась и рухнула.

И вот наши солдаты на Эльбе, в самом центре Германии… Наш самолет проходит в облаках теплого дыма над горящими лесами. Дороги кое-где покрыты зелеными пятнами — это ведут пленных. Обгоняя их, движутся на восток пестрые колонны освобожденных узников Германии. Люди останавливаются и подолгу машут руками, приветствуя самолет. Летчик, старший лейтенант Семин, отвечает покачиванием с крыла на крыло. В то же время он продолжает напряженно следить за землей и за небом: в лесах еще бродят разрозненные группы вражеских автоматчиков, а в небе поодиночке и попарно появляются фашистские истребители.

Все ближе к фронту. Вот наши саперы восстанавливают мосты через канал. На позициях стоят замаскированные пушки. Летчик описывает в воздухе сложные узоры, осматривая местность, лежащую впереди. И вот, наконец, сверкнула Эльба, плавно несущая свои воды по открытой равнине в низких берегах.

Еще один взгляд, и Семин пишет крупными буквами через весь лист бумаги: «Последний рубеж!» Непривычную картину увидели мы на берегу Эльбы: умолкшее оружие. Пушки, пулеметы — все было на местах, но все молчало. И люди — люди переднего края — свободно ходили между окопами. Это выглядело настолько непривычно, что как-то трудно было даже представить себе, что все это наяву.

Самолет приземлился на берегу Эльбы. Бойцы и офицеры, уже отмывшие в Эльбе пыль и копоть со своих рук, празднично улыбались, взволнованные такой необыкновенной обстановкой. Почистив оружие и приведя себя в порядок, они брились, писали письма, и самая возможность заниматься всем этим спокойно радовала их. И в самом деле, это было здорово!

На командном пункте полка нам сказали, что еще утром произошли первые, не зафиксированные официально встречи наших и американских разведчиков на западном берегу Эльбы. Затем на пароме на восточный берег Эльбы переправилась группа американцев. Командир роты старший лейтенант Голобородько подал руку командиру группы американских разведчиков лейтенанту Котцебу.

Мы разыскали старшего лейтенанта Голобородько. Его зовут Григорий Степанович, родом он из Кременчугского района, Полтавской области. По профессии слесарь-механик. Пошел он на войну еще в 1941 году. Многое испытал с тех пор. А начиная с форсирования Нейсе и до последнего дня участвовал в боях, не зная ни минуты отдыха.

Нам посчастливилось найти и лейтенанта-американца. С группой своих смелых ребят он, один из героев этих дней, осматривал на восточном берегу Эльбы гигантский лагерь для военнопленных, расположенный в селе Ленгерит. Тысячи узников погибли в застенках этого страшного лагеря от руки фашистских палачей, тысячи оставшихся в живых были спасены Красной Армией.

Бак Л. Котцебу происходит из города Юстен штата Техас. Перед мобилизацией он учился в университете. В действующей армии лейтенант Котцебу с 12 февраля 1945 года. Он прошел весь путь весеннего наступления. Вчера он во главе разведки вышел на западный берег Эльбы и узнал, что противоположный берег на широком фронте уже очищен от противника русскими.

— Олл райт! — восклицает лейтенант.

Любопытную картину представляет собою эта полоса, в которой произошла встреча двух союзных армий. В городе Риза мы осмотрели взорванные мосты. Железнодорожный мост взорван врагом лишь в одном месте — у западного берега. Шоссейный мост целиком обрушен в воду. Но эта мера, как и все прочие, оказалась уже бесполезной: союзные армии приблизились к мостам с обеих сторон — с востока и с запада.

На подходах к Эльбе стоят эшелоны с беженцами. Здесь кончилось гитлеровское пространство «для сокращения» фронта. Фронт сократился до предела — он исчез бесследно.

★

Встреча представителей двух армий состоялась на восточном берегу Эльбы, у города Торгау.

Из лодки, причалившей к нашему берегу, вышел командир американской дивизии с большой группой штабных офицеров. Он направился в расположение штаба. Знаменщики несли впереди группы представителей американской армии государственные флаги Объединенных наций. Навстречу американцам вышел к реке командир советской дивизии.

Десятки фотокорреспондентов и кинооператоров, прибывших из-за Эльбы, и наших запечатлели на пленке и первое их рукопожатие, и путь к ближайшему дому, где представители союзных армий встретились за столами, накрытыми с солдатской простотой.

Командиру дивизии Красной Армии генерал-майору Русакову — тридцать пять лет. Он начал войну майором. Командиру дивизии американской армии генерал-майору Райнхардту — пятьдесят шесть. Уже тридцать восемь лет он служит в войсках Соединенных Штатов Америки.

Встреча генералов и сопровождавших их офицеров прошла в теплой дружеской обстановке…

…Вечер. Поднявшись в воздух, наш самолет описывает прощальный круг над Эльбой. Мы летим на восток. Здесь, где произошла встреча советских и англо-американских войск, уже царит тишина. Но дальше там, на севере и на юге, продолжается упорная борьба. Небо там застлано дымом и пылью. Неутомимо работает могучая советская артиллерия. Танки, ведомые умелой рукой, проходят с боями новые десятки километров, и их гусеницы блестят, как лемех плуга у трудолюбивого пахаря. Идет и идет, не зная усталости, наша славная пехота, воодушевленная одной идеей, одной мыслью — добить врага.

Ничто не сможет противостоять этому натиску. Сила, взращенная советским народом, сокрушит и развеет в прах последние очаги сопротивления гитлеровцев, которые четыре года назад осмелились занести меч над нашей Отчизной.

С. КРУШИНСКИЙ

«Правда», 28 апреля 1945 года.

Капитуляция

Еще несколько часов назад в центре Берлина шли ожесточенные бои. А сегодня днем начальник обороны Берлина генерал от артиллерии Вейдлинг приказал войскам прекратить сопротивление и сложить оружие. Грохот боя, длившегося в Берлине десять дней, умолк.

Этот день запомнит покоренный Берлин. Как только наступающие войска Красной Армии прекратили по условиям капитуляции стрельбу, центральные берлинские улицы заполнились вражескими батальонами, направлявшимися в указанные советским командованием места для сдачи оружия. Фашистские солдаты и офицеры вылезали из подземелий, подвалов и бункеров, из станций метро и, подняв белые флаги, молча шли по городу под конвоем наших автоматчиков.

Мы въехали в центр Берлина со стороны Франкфуртерштрассе как раз в тот момент, когда колонны капитулировавших складывали невдалеке от ратуши оружие.

Солдаты были небриты, заросли серой щетиной, у иных почти совсем не было видно лица, сверкали лишь белки глаз и зубы. На лицах нельзя прочесть ни одной мысли, кроме тупого страха и злобы, которая передергивала мускулы. Находились, правда, и такие, которые напускали мину равнодушия и даже веселости. Некоторые солдаты неподдельно радовались окончанию боев, другие низко кланялись при встрече с советскими офицерами. Общее же настроение шагающих в колоннах пленных подавленное: они оглушены советской артиллерией и ударами авиации и никак не могут прийти в себя.

Зато как бодро выглядят красноармейцы и офицеры, которым поручено сопровождать колонны пленных! Глядя на советских воинов, трудно поверить, что это они вели здесь тяжелые многодневные бои. Большинство успело побриться, почистить сапоги и ботинки. Лица цветут улыбками. Но каждый держит себя деловито.

Мы разговорились со старшиной Иваном Терехиным. Он — бывалый солдат, сражался под Сталинградом. Сталинград и Берлин — две исторические вехи. Иван Терехин говорит:

— Ну вот и на нашей улице праздник. Шутка ли, дойти до Берлина! Но мы дошли. Наш командир части — гвардии майор Демьян Сергеевич Кузов, тверяк, геройский человек. Под его командой мы и пришли в Берлин!

Иван Терехин тщательно осматривает получаемые из рук гитлеровцев винтовки и карабины, читает надписи на прикладах и порой вскрикивает:

— Этот был под Старой Руссой! Этот под Ленинградом, под Калугой… А этого, — Терехин указывает на рыжего, длинного ефрейтора, — черт занес даже под Сталинград.

Колонны пленных идут одна за другой. Штабеля винтовок, автоматов, пулеметов растут с каждым часом. На площади образуется нечто подобное арсеналу.

Бредущие по Берлину колонны пленных растянулись на несколько километров. Солдаты и офицеры хмуро взирают на развалины своей столицы. Большая часть города, особенно центр его — район ратуши, правительственных учреждений, Тиргартен, — разрушена, превращена в руины.

Спрашиваем капитана Генриха Шульца: на что надеялись, продолжая сопротивляться?

— Надеяться нам было не на что, — бормочет он. — Но нам было приказано держаться. За спиной стояли эсэсовцы, они стреляли в спину!

Пробиваясь меж колонн пленных, мы объехали десятки центральных улиц Берлина, побывали на нескольких пунктах, где капитулировавшие части складывали оружие, и всюду видели одно и то же. Центр Берлина в этот день представлял сплошной лагерь сложивших оружие, прекративших сопротивление гитлеровских войск. Весь город в белых приспущенных флагах. А над рейхстагом развевалось на ветру гордое, овеянное славой пурпурное знамя нашей Победы.

Я. МАКАРЕНКО

«Правда», 3 мая 1945 года.

Пушки больше не стреляют

Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года Человечество вздохнуло свободно.

Гитлеровская Германия поставлена на колени.

Война окончена.

Победа.

Что может быть сильнее, проще и человечнее этих слов!

Шли к этому дню долгой дорогой. Дорогой борьбы, крови и побед. Мы ничего не жалели.

И вот он, вот этот день: Берлин в дымке, солнце над Темпельгофским аэродромом и высокое небо над головою — ждем появления самолетов в нем.

Амфитеатром расположился огромный аэропорт. Его ангары разбомблены, здания сожжены. На бетонированном поле еще валяются разбитые «юнкерсы», под ногами — холодные, мертвые осколки бомб. Это поле — поле боя. Оно как весь наш путь — путь боев и побед.

Ровно в 12 часов 50 минут один за другим стремительно, красиво, словно линия, подымаются в небо наши истребители. Они делают круг над аэродромом и уходят на запад, навстречу самолетам союзников. Спустя полчаса с аэродрома в городе Стендаль подымаются пять «Дугласов» и берут курс на восток. Почетным эскортом сопровождают их наши истребители. Два из них впереди.

В 14 часов на Темпельгофский аэродром в Берлине прибывают представители командования Красной Армии во главе с генералом армии В. Д. Соколовским. Затем в небе появляются «дугласы» с американскими и английскими опознавательными знаками. Самолеты снижаются и вот уже бегут по бетонной дорожке.

Из самолетов выходят глава делегации Верховного Командования экспедиционных сил союзников главный маршал авиации Артур В. Теддер, за ним генерал Карл Спаатс, адмирал Гарольд Бэрроу, офицеры английской и американской армии и флота, корреспонденты газет и кинооператоры.

Генерал армии В. Д. Соколовский здоровается с главой делегации союзников и представляет ему начальника гарнизона и коменданта Берлина генерал-полковника Н. Э. Берзарина, генерал-лейтенанта Ф. Е. Бокова. Крепкие рукопожатия. Встреча союзников и победителей.

Из другого самолета выходят представители гитлеровского командования во главе с генерал-фельдмаршалом Кейтелем. Они идут молча и хмуро. Они в своих генеральских мундирах, при орденах и крестах. Высокий, худой Кейтель изредка поворачивает голову в сторону — там, в дымке, Берлин. Проходят к машинам, ожидающим их…

А по бетонным дорожкам аэропорта, мимо молодцеватого почетного караула советских воинов, идут победители — советские, американские, английские генералы и офицеры. Развеваются флаги союзных держав. Оркестр играет гимны. Церемониальным маршем, крепко вколачивая шаги в бетон, маршируют русские воины. До чего же солнечно сейчас на душе у каждого!

★

Все чувствуют величие момента. Каждый понимает, что присутствует при акте, определяющем судьбу поколений. Глава делегации Верховного Командования экспедиционных сил союзников главный маршал авиации Артур Теддер произносит перед микрофоном речь:

— Я являюсь представителем Верховного главнокомандующего Эйзенхауэра. Он уполномочил меня работать на предстоящей конференции. Я очень рад приветствовать советских маршалов и генералов, а также войска Красной Армии. Особенно рад, потому что я приветствую их в Берлине. Союзники на Западе и Востоке в результате блестящего сотрудничества проделали колоссальную работу. Мне оказана большая честь передать самое теплое приветствие с Запада Востоку.

Начальник почетного караула полковник Лебедев сообщает эти слова воинам караула и провозглашает:

— За нашу победу — «ура»!

Могучее «ура» победителей гремит в поверженном Берлине.

Затем члены делегаций и все присутствующие на аэродроме отправляются в Карлсхорст — пригород Берлина, где должен быть подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Путь лежит через весь Берлин — через разрушенный, побежденный Берлин, через Берлин, штурмом взятый нашими войсками.

Поток машин несется по улицам. Дорога расчищена, но на тротуарах лежат груды битого кирпича и мусора. Победители едут по Берлину. На перекрестках молча стоят жители города. Победители мчатся по Берлину, и вслед за ними следуют побежденные гитлеровские генералы, которые должны подписать капитуляцию. О чем думают они сейчас, проезжая по улицам Берлина? Вспоминают ли плац-парады или последние дни крушения? Они посеяли ветер и теперь пожинают бурю.

Машины проходят под воздвигнутой нашими бойцами аркой Победы. Над ней гордо развеваются три флага и надпись: «Красной Армии — слава!» Поток машин проносится под аркой. Мелькают улицы, развалины, люди.

Вот наконец Карлсхорст. Этот берлинский пригород сегодня на наших глазах вошел в историю. Здесь могила гитлеровской Германии, здесь конец войне. Все здесь принадлежит истории. И это здание бывшего военно-инженерного училища, в котором состоится подписание акта капитуляции. И этот зал офицерской столовой, эти четыре флага на стене — советский, американский, английский и французский — символ боевого сотрудничества. И эти столы, покрытые серо-зеленым сукном, и все минуты этого короткого, но преисполненного глубокого волнения и смысла заседания — все это принадлежит истории. Хочется запечатлеть каждую минуту.

В зал входят Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, главный маршал британской авиации Артур В. Теддер, генерал Спаатс, адмирал Гарольд Бэрроу, генерал Делатр де Тассиньи и члены советской, американской, английской и французской делегаций.

Историческое заседание начинается. Оно очень недолго продолжается, не много людей присутствует в зале, не много слов произносится. Но за этими словами — долгие годы войны. Маршал Г. К. Жуков на русском языке, а затем главный маршал авиации Артур В. Теддер на английском объявляют, что для принятия условий безоговорочной капитуляции пришли уполномоченные верховного командования.

— Пригласите сюда представителей германского верховного командования, — говорит маршал Жуков дежурному офицеру.

В зал входят гитлеровские генералы. Впереди генерал-фельдмаршал Кейтель. Он идет, стараясь сохранить достоинство и даже гордость. Поднимает перед собой свой фельдмаршальский жезл и тут же опускает его. Он хочет быть картинным в своем позоре, но дрожащие пятна проступают на его лице. Здесь, в Берлине, сегодня его последний «плац-парад». Вслед за ним входят генерал-адмирал фон Фридебург и генерал-полковник Штумпф. Они садятся за отведенный им в стороне стол. Сзади них адъютанты. Маршал Жуков и главный маршал авиации Теддер объявляют:

— Сейчас предстоит подписание акта о безоговорочной капитуляции.

Кейтель кивает головой:

— Да, да, капитуляция.

— Имеют ли они полномочия германского верховного командования для подписания акта капитуляции?

Кейтель предъявил полномочия. Документ подписан гросс-адмиралом Деницем, уполномочивающим генерал-фельдмаршала Кейтеля подписать акт безусловной капитуляции.

— Имеют ли они на руках акт капитуляции, познакомились ли с ним, согласны ли его подписать? — спрашивают маршал Жуков и маршал Теддер.

О капитуляции, только о капитуляции — полной, безоговорочной, безусловной — идет речь в этом зале.

— Да, согласны, — отвечает Кейтель.

Он разворачивает папку с документами, вставляет монокль в глаз, берет перо и собирается подписать акт. Его останавливает маршал Жуков.

— Я предлагаю представителям главного немецкого командования, — медленно произносит маршал Жуков, — подойти сюда к столу и здесь подписать акт.

Он показывает рукой, куда надо подойти фельдмаршалу.

Кейтель встает и идет к столу. На его лице багровые пятна. Глаза слезятся. Он садится за стол и подписывает акт о капитуляции. Кейтель подписывает все экземпляры акта. Это длится несколько минут. Все молчат, только трещат киноаппараты. В этом зале сейчас нет равнодушных людей, нет равнодушных и во всем человечестве и тем более — в Советском Союзе. Это на нас обрушилась войной гитлеровская военная машина. Наши города жгли, наши поля топтали, наших людей убивали, у наших детей хотели украсть будущее.

Сейчас в этом зале гитлеровцев поставили на колени. Это победитель диктует свою волю побежденному. Это человечество разоружает зверя.

Фельдмаршал Кейтель подписал капитуляцию. Он встает, обводит взглядом зал. Ему нечего сказать, он ничего и не ждет. Он вдруг улыбается жалким подобием улыбки, вынимает монокль и возвращается к своему месту. Но прежде чем сесть, он снова вытягивает перед собой свой фельдмаршальский жезл, затем кладет его на стол. Акт о капитуляции подписывают адмирал флота фон Фридебург, генерал-полковник Штумпф.

Все это происходит молча, без слов. Слов уже не надо. Все нужные слова сказали Красная Армия и армии наших союзников. Теперь это только безусловная, безоговорочная капитуляция. Больше от гитлеровцев ничего не требуется. Немецкие уполномоченные молча подписывают акт. Затем акт подписывают маршал Г. К. Жуков и главный маршал авиации Артур В. Теддер. Вот подписывают акт также свидетели — генерал Спаатс и представитель французской делегации генерал Делатр де Тассиньи.

Члены немецкой делегации могут покинуть зал.

Гитлеровские генералы встают и уходят из зала — из истории. Все присутствующие на этом историческом заседании радостно поздравляют друг друга с победой. Война окончена.

Победа! Сегодня человечество может свободно вздохнуть. Сегодня пушки не стреляют…

Б. ГОРБАТОВ, М. МЕРЖАНОВ

«Правда», 9 мая 1945 года.

Этого не знала история

Если в мировой истории не было войны столь кровопролитной и разрушительной, как война 1941―1945 годов, то никогда никакая армия в мире, кроме родной Красной Армии, не одерживала побед более блистательных, не вставала перед изумленным взором человечества в таком сиянии славы, могущества и величия.

Вера в несокрушимую мощь нашего народа не покидала бойцов и командиров в самые тяжелые дни. Эта вера воодушевляла их на ратные подвиги и помогала идти по трудным дорогам войны к полной победе над ненавистным врагом.

В Восточной Пруссии после взятия нашими войсками города Эйдткунена на стене вокзала, рядом с немецкой надписью «До Берлина 741,7 километра», появилась надпись на русском языке. Размашистым, твердым почерком один из бойцов написал: «Все равно дойдем. Черноусов».

Какая великолепная уверенность — в этих простых словах русских солдат. И они дошли, да еще как дошли, навсегда похоронив под развалинами разбойничьей столицы бредовые мечтания гитлеровцев о мировом господстве.

Пройдут века, но человечество навсегда будет хранить благородную память о героической Красной Армии.

Михаил ШОЛОХОВ

«Правда», 13 мая 1945 года.

Утро мира

Свершилось! Она перед нами, не слово, не мрамор, горячая, живая, в гимнастерке, полинявшей от солнца и дождей, седая от пыли походов, с ленточками ранений на груди, самая прекрасная и самая любимая, наша Победа!

Отгремели последние залпы, и после долгих лет Европа обрела великий дар — тишину. Впервые матери могут спокойно ласкать своих детей — на колыбели больше не ложится тень смерти. Расцветают цветы, прорастают зерна, подымаются нивы, их не растопчут гусеницы танков. И в необычайной тишине этого утра салютуют победе миллионы взволнованных сердец.

От смертельной опасности Красная Армия спасла человечество. Я не стану омрачать этот час картинами фашистских злодеяний; да и нет в том нужды: бывает горе, которое длиннее жизни. Мы не забудем пережитого, и в этом — порука мира. Он стоит на часах, ограждая будущее, советский солдат; он все видел, он все помнит, и он знает, что фашизму — конец.

Как крысы, метались последние немецкие фашисты по подземным ходам Берлина, по щелям, по трубам. Есть в этой картине глубокое значение: чумные крысы, потрясенные торжеством света, пытаются продлить ночь. Они еще скребутся, пищат, грозят своим ядом в различных подпольях Старого и Нового Света. Но им не будет спасения: слишком стосковались люди по свету, по правде, по разуму.

Теперь все народы знают, что делали гитлеровцы. Это было попранием человеческого достоинства, ужасом, одичанием. И все народы теперь понимают, от какой судьбы спасла их Красная Армия. Наш мирный, наш добрый народ пошел на все жертвы, только чтобы не было такого попрания человека. Четыре года землепашцы и литейщики, строители и агрономы, горняки и учителя, лесорубы и механики, зодчие и студенты, люди, влюбленные в мирный труд, героически сражались против хищных захватчиков. В нашу страну вторглась самая мощная армия мира. Мы помним то лето, лязг вражеских танков и плач крестьянских телег, дороги Смоленщины, кровь детей, клятву: выстоим! Мы помним лето сорок второго, горький дух полыни, горечь и обет: отобьем! Мы победили потому, что крепкие советские люди, когда судьба их искушала малодушным спасением, умирали, но не покорялись.

Мы пришли в Берлин потому, что на смену павшего тотчас приходил другой, потому, что советские воины защищали каждый холмик, каждую ямку родной земли, потому что были подмосковные огороды, и пригороды Ленинграда, и камни Севастополя, и тракторный Сталинград, и Курская дуга, и партизаны, и девушки «Молодой гвардии», и заводы, выросшие на пустырях, и четыре года жизни народа-подвижника.

Долго мы боролись один на один против огромной силы фашистской Германии. Что стало бы с детьми канадского фермера или парижского рабочего, если бы русский боец, хлебнувший горя на Дону, не дошел до Шпрее? Мы спасли не только нашу Родину, мы спасли всечеловеческую культуру, древние камни Европы и ее колыбели, ее тружеников, ее музеи, ее книги. Если суждено Англии породить нового Шекспира, если будут во Франции новые энциклопедисты, если мы дадим человечеству нового Толстого, если воплотятся в жизнь мечты о золотом веке, то это потому, что солдаты свободы прошли тысячи верст и над городом тьмы водрузили знамя вольности, братства, света.

Казалось, нет границ у той ночи, которая легла на мир; но границы были — советское сознание, советская совесть. Кто обуздал фашистов, сжигавших книги? Печатники Москвы и Ленинграда. Кто победил детоубийц? Сибиряки и белорусы, строившие детские ясли. Кто поверг фашизм? Народ, который исповедует братство, мирный труд, солидарность всех трудящихся.

Югославы, поляки, чехословаки знают, кто принес им свободу: перед ними могилы советских братьев. Но и далеко от нашей земли, в Париже, в Осло, в Брюсселе, в Милане, люди благословляют Красную Армию: она ведь нанесла самый страшный удар тюремщикам Европы. С нами сражались рука об руку наши союзники, и верность победила коварство: фашистская Германия капитулировала.

Всем народам найдется свое место под солнцем. Будет жить и немецкий народ, очистившись от фашистской скверны. Но нет и не будет на земле места фашистам: это наша клятва, клятва победителей. Свободные люди, мы никого не хотим поработить. Не хотим мы поработить и немцев. Мы хотим иного: выжечь страшную язву, спасти детей от возврата коричневой чумы.

Открывается новая эра: пахарей и каменщиков, врачей и архитекторов, садоводов и учителей, книжников и поэтов. Омытая слезами весны, израненная, лежит Европа. Много нужно труда, упорства, дерзаний духа и воли, чтобы залечить все раны, чтобы двадцатый век, выбравшись из окровавленного рва, куда загнали его фашисты, снова зашагал к счастью. Смелость, одаренность, совестливость нашего народа помогут миру встать на ноги. Кончилось затемнение — не только городов, но и сознания. И в утро Победы мы с гордостью повторяем: да здравствует свет!

Скоро обнимут мужья жен, сыновья матерей. Зазеленеют поля у Понар, у Корсуни, у Мги — там, где лилась кровь и бушевал огонь. Трудно найти слова, чтобы сказать о таком счастье.

Ты победила, Родина!

Илья ЭРЕНБУРГ

«Правда», 10 мая 1945 года.

Великая битва увенчала Победу

Под руководством Коммунистической партии, В. И. Ленина трудовой народ нашей Отчизны свершил Великую Октябрьскую социалистическую революцию, разгромил белогвардейщину и иностранных интервентов в огневые годы гражданской войны. Под руководством партии, под знаменем Ленина советские люди одержали всемирно-историческую победу над злейшим врагом всего человечества — германским фашизмом.

Оглядываясь на пройденный путь, на нашу борьбу с многочисленными врагами, приходишь к выводу: агрессоры всегда тщательно и скрытно готовили начало войны. Нередко успешно начинали ее. Но конец войны оказывался им не подвластен. История нашего социалистического государства свидетельствует, что никакие беды и неудачи не смогли сломить духа советского народа и поколебать могущество нашей многонациональной страны.

Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне убедительно доказала, что военная организация, базирующаяся на преимуществах социалистического общественного и государственного строя, превзошла во всех отношениях военную организацию капиталистических стран. Умелое руководство Коммунистической партии Вооруженными Силами — одно из главных условий нашей победы над фашистской Германией.

На советско-германском фронте было нанесено решающее поражение гитлеровской армии. За годы войны Советская Армия разгромила главные сухопутные и воздушные силы противника. Победа была обеспечена героическим трудом советского народа, который сделал все возможное для того, чтобы оснастить Советские Вооруженные Силы всеми видами боевой техники.

Заключительной операцией Великой Отечественной войны явилась битва за Берлин. Это была одна из самых крупных стратегических операций всей второй мировой войны. В ней с обеих сторон приняли участие около 3,5 миллиона человек, 52 тысячи орудий и минометов, 7 750 танков и самоходно-артиллерийских установок, около 11 000 боевых самолетов. Мне хочется рассказать читателям «Правды» об этой замечательной операции, о бесславном конце гитлеровских главарей, развязавших минувшую войну.

★

В результате успешного наступления зимой и весной 1945 года войска Советской Армии на широком фронте вышли к центральным и южным районам фашистской Германии, заняли исходные позиции для завершающего удара. Англо-американские войска, достигнув Рейна, к 1 апреля завершили окружение рурской группировки противника. После этого сплошной фронт гитлеровцев против англо-американских войск фактически распался. Поэтому англо-американские войска, не встречая организованного сопротивления, развивали наступление на гамбургском, лейпцигском и пражском направлениях; к середине апреля их передовые части вышли к Эльбе.

Немецко-фашистское командование, зная о готовившемся наступлении советских войск на Берлин, принимало все меры к тому, чтобы усилить свою группировку, оборонявшуюся на берлинском направлении за счет переброски войск из внутренних районов Германии и из состава соединений, действовавших на Западе.

Советские Вооруженные Силы, готовясь к последней схватке с фашизмом, строго исходили из согласованной с союзниками политики безоговорочной капитуляции Германии. Главной нашей целью на этом этапе войны была полная ликвидация фашизма, привлечение к ответственности всех главных нацистских преступников за их зверства над народами оккупированных стран. Наше Верховное Главнокомандование, планируя заключительную наступательную кампанию, еще в конце 1944 года поставило перед Советской Армией задачу: в кратчайший срок овладеть Берлином. Этой задаче соответствовали группировка сил наших фронтов, направление их главных ударов наступления от Вислы к Одеру, мощь и стремительные темпы этого наступления.

Однако после выхода наших войск на Одер и захвата плацдармов на его левом берегу создалась обстановка, исключавшая возможность немедленного продолжения наступления. Главным препятствием были, с одной стороны, значительное отставание тылов и вызванные этим перебои в боевом снабжении войск, а с другой стороны — нависшая над растянутым правым флангом 1-го Белорусского фронта, которым в ту пору мне довелось командовать, угроза контрнаступления немецко-фашистской группы армий «Висла», сосредоточенной в Восточной Померании. Имели место и другие существенные факторы: усталость советских войск и необходимость их пополнения, продолжавшееся сопротивление вражеского гарнизона крепости Познань, отсутствие подготовленной аэродромной сети и т. п. Все это заставило наше Верховное Главнокомандование отказаться от немедленного наступления на Берлин, принять решение о временном сосредоточении главных усилий на разгроме восточнопомеранской группировки противника. Последующий ход событий доказал правильность и обоснованность такого решения.

29 марта 1945 года по вызову Сталина я прибыл в Москву, имея при себе план действий 1-го Белорусского фронта. План был отработан штабом и командованием фронта, все принципиальные вопросы согласовывались с Генштабом. Это дало возможность представить на решение Верховного Главнокомандования детально разработанный план операции.

Поздно вечером того же дня у меня состоялся разговор с И. В. Сталиным.

— Когда войска могут начать наступление? — спросил И. В. Сталин.

Я доложил:

— 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позже, чем через две недели. 1-й Украинский фронт, видимо, также будет готов к этому сроку, 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля…

— Ну что же, — сказал И. В. Сталин, — придется начать операцию, не ожидая Рокоссовского. Если он и запоздает на несколько дней — не беда.

Затем он дал мне прочитать письмо от одного из иностранных доброжелателей. В нем сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями наших союзников, из которых становилось ясно, что гитлеровцы предлагали прекратить борьбу против них, если те согласятся на сепаратный мир. В этом сообщении говорилось также, что союзники якобы отклонили домогательства гитлеровцев. Но все же не исключалась возможность открытия гитлеровцами путей союзным войскам на Берлин.

Всем нам было ясно, что только скорейший разгром главной группировки гитлеровской армии, сосредоточенной в районе Берлина, и захват фашистской столицы могут покончить с подобными махинациями.

Затем была рассмотрена обстановка и ход боевых действий в районе Данцига — Гдыни и в полосе 3-го Белорусского фронта. Вопрос этот доложил заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов.

На следующий день А. И. Антонов познакомил меня с проектом общего стратегического плана Берлинской операции, куда полностью были включены планы наступления 1-го и 2-го Белорусских фронтов. После внимательного изучения плана операции, составленного Ставкой, я пришел к выводу, что он был подготовлен хорошо и полностью отвечал сложившейся обстановке.

31 марта в Генштаб прибыл командующий 1-м Украинским фронтом И. С. Конев, который тут же включился в рассмотрение общего плана операции. На следующий день в Ставке Верховного Главнокомандования был заслушан доклад А. И. Антонова об общем плане Берлинской операции, затем мой доклад о плане наступления войск 1-го Белорусского фронта и доклад И. С. Конева о плане наступления войск 1-го Украинского фронта.

Наступление на Берлин было решено начать 16 апреля. Вечером в моем присутствии Верховный Главнокомандующий подписал директиву 1-му Белорусскому фронту о подготовке и проведении операции с целью овладения Берлином и указание — в течение 12―15 дней выйти на Эльбу.

Главный удар 1-го Белорусского фронта решено было нанести с кюстринского плацдарма силами четырех общевойсковых и двух танковых армий. Последние предполагалось ввести в сражение после прорыва обороны противника, в обход Берлина с севера и северо-востока. Второй эшелон фронта (3-ю армию) намечалось ввести в дело также на главном направлении.

Проект директивы 1-му Украинскому фронту в связи с изменением разграничительной линии и указанием о том, чтобы фронт был готов повернуть свои танковые армии с юга на Берлин, Верховный Главнокомандующий подписалднем позже, после внесения некоторых исправлений.

В связи с тем, что 2-й Белорусский фронт все еще вел напряженные боевые действия в районах юго-восточнее Данцига и севернее Гдыни, Ставка приняла решение начать перегруппировку основных сил этого фронта на Одер, сменив не позднее 15 апреля на участке Кольберг — Шведт войска 1-го Белорусского фронта. Для окончательной ликвидации вражеской группировки в районах Данцига и Гдыни было приказано оставить часть сил, 2-й Белорусский фронт должен был начать операцию на четверо суток позже.

Времени до 16 апреля оставалось мало, а мероприятий, которые следовало провести, много. Нужно было осуществить перегруппировку войск, подвезти запас материальных средств, осуществить оперативно-тактическую и специальную подготовку фронтов. Для иллюстрации я приведу лишь несколько цифр по 1-му Белорусскому фронту.

В период подготовки войска фронта вели непрерывную разведку. С этой целью только в полосах 5-й ударной и 8-й гвардейской армий работали 1 800 наблюдательных пунктов, авиация в полосе действий 1-го Белорусского фронта произвела свыше 2 500 разведывательных самолетовылетов. Оборона противника была несколько раз заснята с воздуха на большую глубину, включая Берлин. Дорожными частями фронта к началу наступления было построено и восстановлено около 300 больших и малых мостов. Общее количество грузов, поступивших из центра в этот период, составило свыше 26 000 вагонов, а внутрифронтовые перевозки потребовали более 15 000 вагонов.

В ходе войны нам еще не приходилось штурмовать столь крупные, сильно укрепленные города, как Берлин. Его общая площадь была равна почти 900 квадратным километрам. Развитые подземные сооружения давали возможность врагу осуществлять широкий маневр.

Советским войскам предстояло преодолеть сильную заблаговременно подготовленную оборону противника и в первую очередь — одерско-нейсенский оборонительный рубеж. Общая глубина обороны на этом направлении, включая Берлинский укрепленный район, достигала 100 километров. Берлинский укрепленный район состоял из внешнего, внутреннего и городского обводов. Все улицы, идущие к центру города, были перекрыты баррикадами. Угловые дома приспособлены к ведению огня. На перекрестках улиц и площадях были оборудованы позиции для артиллерии и минометов.

В результате напряженной работы в назначенный срок советские войска закончили подготовку к наступлению. Разносторонняя и целеустремленная партийно-политическая работа, проведенная Военными советами фронтов и армий, партийными и комсомольскими организациями, способствовала созданию спаянных единством цели и воли подразделений и частей, повысила наступательный порыв войск, обеспечила успешное выполнение боевых задач.

Коротко расскажу, как происходило наступление 1-го Белорусского фронта. 14 и 15 апреля мы произвели разведку боем. Противник, приняв ее за начало наступления, стал подтягивать на вторую позицию резервы. Когда же наши войска прекратили продвижение и начали закрепляться, кое-кто из гитлеровского генералитета, как потом это выяснилось, посчитал наше наступление неудавшимся.

За годы войны враг привык к тому, что артиллерийскую подготовку перед прорывом мы начинали обычно с утра, ибо атака пехоты и танков лимитируется дневным светом. Поэтому противник и не ожидал ночной атаки.

Ровно в 5 утра 16 апреля на всех участках фронта войска успешно двинулись вперед. Однако вскоре противник, придя в себя, начал оказывать противодействие со стороны Зееловских высот своей артиллерией и минометами. Со стороны Берлина появились группы бомбардировщиков. И чем дальше продвигались наши войска к Зееловским высотам, тем сильнее нарастало сопротивление врага. Именно здесь гитлеровцы рассчитывали остановить наши войска. Тут они сосредоточили наибольшее количество своих сил и средств.

В 15 часов я позвонил в Ставку и доложил, что первая и вторая позиции обороны противника прорваны, войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили серьезное сопротивление у рубежа Зееловских высот, что для усиления удара общевойсковых армий введены в сражение обе танковые армии фронта.

Вскоре, понеся большие потери, гитлеровцы под ударами наших танковых и общевойсковых армий стали отходить на внешний обвод Берлинского района обороны.

Наступление 1-го Украинского фронта с первого же дня операции развивалось более быстрыми темпами. Как и ожидалось, на направлении главного удара этого фронта оборона противника оказалась значительно слабее. 17 апреля были введены в сражение обе танковые армии 1-го Украинского фронта, которые затем начали продвигаться на Цоссен и Луккенвальде.

25 апреля 328-я стрелковая дивизия 47-й армии и 65-я танковая бригада 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, наступавшие западнее Берлина, соединились в районе Кетцина с 6-м гвардейским механизированным корпусом 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта.

Так берлинская группировка врага общей численностью более 400 тысяч человек оказалась изолированной, 3-я гвардейская, 33-я, 69-я и 28-я армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов отсекли от собственно берлинской группировки противника двухсоттысячную франкфуртско-губенскую группу, вскоре она была ликвидирована.

Успешно развивались бои и в самом Берлине. Оборона города была ослаблена тем, что гитлеровское командование вынуждено было часть войск берлинского гарнизона использовать для усиления сопротивления на Зееловских высотах. Но с подходом наших частей к центральной части города активность противника резко усилилась. Здесь оборона была сплошной. Главную тяжесть боев в центральной части Берлина приняли на себя наши штурмовые группы и штурмовые отряды.

Каждая атака пехоты и танков сопровождалась массированными ударами артиллерии и авиации. 11 тысяч орудий разного калибра через определенные промежутки времени открывали одновременный огонь. С 21 апреля по 2 мая по Берлину было сделано почти 1 800 000 артиллерийских выстрелов.

Оборона Берлина разметалась в пух и прах. Штурмуя квартал за кварталом, советские воины проявляли массовый героизм. И невозможно здесь перечислить имена всех отличившихся бойцов, командиров, политработников.

Советским воинам хотелось покончить с берлинской группировкой противника к празднику 1 Мая. Но враг, хотя и был в агонии, все же продолжал драться, цепляясь за каждый дом.

30 апреля 1945 года навсегда останется в памяти советского народа и в истории борьбы с фашистской Германией. В этот день войсками 3-й ударной армии генерала В. И. Кузнецова была взята основная часть здания рейхстага. Непосредственный штурм рейхстага осуществлял 79-й стрелковый корпус генерала С. Н. Переверткина. Главный удар наносила усиленная 150-я стрелковая Идрицкая дивизия генерала В. М. Шатилова. Ее поддерживали 23-я танковая бригада и другие части корпуса. Вспомогательный удар наносила 171-я дивизия полковника А. И. Негоды.

И вот мне на командный пункт позвонил В. И. Кузнецов и радостно сообщил:

— На рейхстаге — красное знамя! Ура, товарищ маршал!

Я поздравил солдат и офицеров 3-й ударной армии с замечательной победой. К концу дня 1 мая гитлеровские части, оборонявшие рейхстаг, не выдержав борьбы, начали сдаваться в плен. Рейхстаг был полностью очищен от противника. В руках гитлеровцев остались только Тиргартен и правительственный квартал. Здесь располагалась имперская канцелярия, во дворе которой находился бункер гитлеровской камарильи. Вечером наши войска захватили имперскую канцелярию, а к 15 часам 2 мая с врагом в Берлине было покончено полностью. Остатки берлинского гарнизона противника общим числом более 70 тысяч человек сдались в плен.

В последние дни боев за Берлин советским войскам пришлось выполнить еще одну важную задачу — осуществить Пражскую операцию.

5 мая Ставке Верховного Главнокомандования стало известно о начавшемся восстании в столице Чехословакии — Праге и боях восставших с гитлеровскими войсками. Ставка приказала 1-му Украинскому фронту ускорить начало Пражской операции. Выполняя этот приказ, 1-й Украинский фронт на сутки раньше запланированного срока перешел в наступление. В ночь на 9 мая советские войска вышли в район Праги, а рано утром вступили в город, горячо приветствуемые его населением.

В ходе Берлинской операции советские войска разгромили 93 дивизии и много отдельных частей и подразделений противника, взяли в плен около 480 тысяч солдат и офицеров, захватили огромное количество военной техники. В результате Берлинской операции было окончательно деморализовано политическое и военное руководство фашистской Германии.

★

Война закончилась там, откуда она пришла. Как участник Берлинской операции, должен сказать, что это была одна из труднейших операций второй мировой войны. Оборонявшаяся на берлинском направлении группировка противника дралась ожесточенно. Особенно на Зееловских высотах, на окраинах города и в самом Берлине.

Ни одна страна, ни один народ антигитлеровской коалиции не понес таких тяжелых жертв, как Советский Союз, и никто не приложил столько сил, чтобы разбить врага, угрожавшего всему человечеству. И человечество никогда не забудет подвига, свершенного советским народом в борьбе с фашизмом.

Маршал Советского Союза Г. ЖУКОВ

«Правда», 29 апреля 1970 года.

Письма

Орудие № 3922

Летом 1944 года войска 3-го Белорусского фронта, форсировав Неман, устремились к Восточной Пруссии. Они первыми вышли к границе фашистской Германии. Подошла сюда и наша 142-я артиллерийская бригада, действовавшая в составе 33-й армии.

До ближайшего участка границы от огневых позиций бригады оставалось не более 22 километров. Предельная же дальность стрельбы наших орудий — 18 километров. Но всем нам не терпелось открыть огонь по вражеской земле. А что если рискнуть выдвинуть хотя бы одно орудие вперед? Эта дерзкая мысль зародилась у солдат 1-го дивизиона. Командование поддержало предложение. Честь выполнить это почетное задание выпала на долю расчета сержанта Я. И. Никифорова.

2 августа командир дивизиона капитан П. П. Пелипас выбрал в кустарнике за хутором, расположенным севернее литовского города Вилкавишкис и западнее деревни Новинки, огневую позицию и забил колышек на том месте, где ночью будет установлено орудие. По карте подготовил исходные данные для стрельбы по городу Ширвиндту, переполненному вражескими частями.

Подъехал комбриг полковник В. З. Ершов. Утвердил задачу. Медленно подошла машина с тридцатью снарядами. Затем на малых оборотах трактор подтянул 152-миллиметровое орудие № 3922.^[2]

22.00. Орудие к стрельбе готово. Один за другим следуют выстрелы. В Ширвиндте начались взрывы, пожары. Выпустив снаряды, орудие покинуло огневую позицию. И вовремя. Опомнившийся противник начал яростно обстреливать это место. Орудие смельчаков благополучно возвратилось на батарею. Потом его расчет громил врага под Варшавой, Берлином и закончил свой славный путь на Эльбе.

В архиве я нашел политдонесение, где назван боевой расчет под командованием Я. И. Никифорова. Это наводчик И. А. Поздняков, замковый Г. Д. Афанасьев, заряжающий Б. К. Богоудинов, зарядный П. Т. Турусов, снарядный А. Е. Козаков, установщики В. А. Андреев и Т. П. Веневцев, орудийный мастер В. С. Конышев, водитель-механик Ф. А. Ульяшкин, тракторист Н. К. Лузьянов. Командиром огневого взвода был лейтенант М. Г. Кузнецов.

«Сам факт стрельбы по логову фашистского зверя, — говорится в донесении, — поднял общее настроение в бригаде». И не только в бригаде! Эти выстрелы по прусскому городу возвестили: настал черед громить оккупантов на их территории.

В. РЫКОВ, работник районного узла связи, подполковник запаса.

г. Химки, Московской области.

«Правда», 18 ноября 1970 года.

Мысли солдата

Войну я начал под Ленинградом. Там же встречал Октябрьский праздник сорок первого года. Ленинград томился в блокаде. Ленинград голодал, окруженный врагом. Москва была под ударом.

Сегодня, находясь в Восточной Пруссии, на земле врага, и оглядываясь назад, я говорю себе: мы достигли великих побед, потому что сумели выстоять в тяжелые дни сорок первого года, потому что не дрогнул в те дни наш народ.

Сильно душа радуется! Посмотрите, — вся земля советская очищена от фашистской чумы! И мне хочется сказать, что я, русский солдат, артиллерист-самоходчик, три с лишним года находящийся на переднем крае, чувствую себя счастливым. Мое счастье в том состоит, что мне одному из первых довелось прибыть на советских самоходках в фашистскую Германию. И хотя я четыре раза ранен, и хотя нет в живых брата и многих моих друзей, и хотя мать моя на Смоленщине натерпелась от гитлеровцев всякого горя и нет сейчас в семье ни кола, ни двора, я счастлив, потому что несу проклятым захватчикам справедливую кару.

Горячий бой был у нас под селением Гросс-Варупенен. Наша самоходная пушка прямой наводкой била по вражеским траншеям. Выбирали позиции на 200―300 метров позади пехоты. А сейчас отражаем контратаки танков, перемалываем гитлеровские резервы. Но думаю, что не много пройдет времени, как мы снова рванем вперед!

Старшина В. МИХИЕНКО, кавалер орденов Славы 2-й и 3-й степени.

«Правда», 9 ноября 1944 года.

Наш командир

Сегодня, в Международный женский день, мы подводим некоторые предварительные итоги и нашей работы, работы летчиков. Почти все мы с первых дней Отечественной войны находимся на фронте и уничтожаем немецких захватчиков с воздуха.

20 тысяч боевых вылетов совершили мы, девушки, 25 тысяч часов находились в воздухе и оттуда сбрасывали смертоносный груз на головы врага.

Большой путь прошел наш гвардейский ночной бомбардировочный авиационный Таманский полк. Многие из нас участвовали в обороне Северного Кавказа. Мы громили врага на Кубани, в Тамани, на Керченском и Крымском полуостровах, в Белоруссии, дрались за освобождение Польши, а сейчас наносим удар за ударом по гитлеровцам в Восточной Померании.

За образцовое выполнение заданий командования полк награжден орденом Красного Знамени. Около 200 человек из полка награждены орденами и медалями, в том числе двумя орденами — 60 человек, тремя — 30 человек, а 10 человек — четырежды орденоносцы. Недавно 13 летчикам полка присвоено высокое звание Героя Советского Союза, четырем из них — посмертно.

Наш полк неоднократно назывался в приказах Верховного Главнокомандующего. Еще только позавчера в приказе было отмечено, что в боях отличились летчики подполковника Бершанской.

Евдокия Давыдовна Бершанская — командир полка. Ей во многом мы обязаны своими успехами. С первых дней Отечественной войны она умело командует нашим ночным бомбардировочным авиационным полком. Евдокия Бершанская в 1932 году окончила авиационную школу летчиков, в 1933 она уже летчик-инструктор училища, затем командир звена, командир отряда. И так, шаг за шагом, дошла до командира полка.

Мы любим своего командира. Мы ей верим. Она сама показывает пример героизма и отваги. Летное дело она любит, налетала около трех тысяч часов. Лично произвела 20 боевых вылетов. И в каждом таком вылете уничтожала немало врагов. Как командир, она уделяет большое внимание подготовке летно-штурманского состава и самолетовождению в ночных условиях.

Наш полк сформирован из девушек-добровольцев, которые никогда не служили в Красной Армии. И вот здесь, в боевых условиях, на поле боя, Евдокия Бершанская, как командир полка, сумела сплотить дружный коллектив, который пользуется славой среди полков нашей авиационной дивизии.

Мы дали клятву еще крепче бить врага. Свое слово держим. Не щадя жизней, мы наносим ему удар за ударом.

Гитлеровцы презрительно называли наш самолет «Русс-фанер». Но на своих спинах и головах они почувствовали силу нашего великолепного самолета. Скоро «Русс-фанер» появится и над Берлином. Уже осталось недолго ждать.

Герои Советского Союза гвардии майор Евдокия НИКУЛИНА, гвардии старший лейтенант Руфина ГАШЕВА

«Правда», 8 марта 1945 года.

Ломая сопротивление

В боях за город Альтдамм подразделения, входящие в состав нашей части, показали, что они способны решать любые боевые задачи.

Впереди находилась железнодорожная станция, вражеские пулеметчики, автоматчики, снайперы сидели, забаррикадировавшись, у амбразур, на чердаках и в подвалах домов и простреливали все улицы. На перекрестках враг поставил танки и штурмовые орудия, которые также вели беспрестанный огонь.

Артиллеристы шли в рядах пехоты и огнем в упор разбивали пулеметные гнезда, расчищая тем самым путь бойцам. Орудийный расчет старшего сержанта Петра Новикова выкатил свою пушку на открытые позиции, отразил контратаку врага, затем расстрелял три пулеметных гнезда.

На подступах к заводу был смертельно ранен наводчик Михаил Буйнов. Падая на землю, он сказал боевым друзьям:

— Ребята, я умираю. Берегите пушку. Вы должны докатить ее до Берлина…

Герой Советского Союза подполковник Н. ВОЛКОВ

«Правда», 18 апреля 1945 года.

Связь заработала

…Одер в тот день был спокоен. Казалось, нет на свете ни горя, ни смерти. Ветер чуть шевелил кусты у воды. Я лежал и смотрел на ту сторону. Там притаились фашисты. Но там были и наши ребята. Днем саперы навели переправу. Только наши войска двинулись, как налетели стервятники и мост был разрушен. Зацепиться успела одна батарея. Связи с ней не было…

Вызвал меня командир дивизиона и говорит:

— Бери лодку, плыви. Только будь осторожен, «пятачок» мал, можешь попасть в лапы врага.

Козырнул я, спустился к воде. Лег, стал наблюдать, где та пядь земли, что не встретит свинцом. Задумался, и вспомнились рассказы друзей-разведчиков.

Штурм Севастополя, плюющая смертью Сапун-гора. Наши ребята в плен взяли обер-лейтенанта. Один из моих дружков слышал его допрос. Гитлеровец яростно кричал — знал русский язык: не видать вам Берлина, голову даю на отсечение. Комиссар спокойно ему отвечал:

— Что ж, придется отсечь ее гитлеровскому фашизму.

И вот Одер. Только я хотел столкнуть лодку, как уперся ногами в какую-то доску. Поднял, на ней надпись: «Солдат, еще раз тебе переобуться, и ты в Берлине». Сел в лодку со связистом, поплыли. На нас спикировал крестатый самолет. Очередь полоснула по борту, со дна лодки забили фонтанчики. Связист стал черпать воду пилоткой, а я налег на весла. Берег засветился огнями. Только в одном месте было тихо. Туда мы и направились. Добрались до цели.

Пополнение батарея приняла с радостью. Заработала связь. Наши «Катюши» стали бить точно. Под утро саперы навели мост. На обоих берегах зажглись дымовые шашки. Войска двинулись на Берлин. Переправился и наш 19-й гвардейский Севастопольский полк.

Е. КОЗИН, плотник консервного завода, сержант запаса.

Станция Тюлькубас, Чимкентской области.

«Правда», 6 мая 1970 года.

Встреча

В середине апреля наша 65-я гвардейская танковая бригада форсировала Одер. На дорогах замелькали указатели: до Берлина 65, 60, 55… километров.

Но внезапно части повернули в сторону.

— Почему не идем на Берлин? — спрашивали танкисты.

— Наша задача — окружить город, — разъяснили командиры.

В ночь на 25 апреля мы продвинулись километров на двадцать. Сопротивление врага стало заметно ослабевать. Командир бригады полковник Потапов приказал мне со взводом танков отыскать переправу и произвести разведку. Проверив глубину и обозначив брод, я обо всем доложил по рации командиру бригады.

— Продвигайтесь вперед, — приказал полковник. — Через 10―15 минут мы выступаем.

На подходе к местечку Утц я разглядел в оптический прицел возле домов танки, а вскоре и людей. Это были наши солдаты.

— Из какой вы части? — поинтересовался я у одного из танкистов.

— 35-я гвардейская бригада 6-го гвардейского мехкорпуса, — ответил лейтенант.

— Странно. Что-то не встречали таких. А какой фронт?

— А какой еще. Первый Украинский. Да вы сами-то откуда?

— С Первого Белорусского.

— Братцы, ура! Берлин окружили! — закричали танкисты и бросились обниматься.

Вечером того же дня по радиостанциям, настроенным на Москву, мы слушали приказ Верховного Главнокомандующего об окружении Берлина. Родина салютовала нам двадцатью артиллерийскими залпами.

М. ГЛЕБОВ, подполковник запаса.

г. Саранск.

«Правда», 6 мая 1970 года.

Бой за рейхстаг

На низком замшелом берегу Одера, где древняя Кюстринская крепость с позеленевшими от времени стенами подходит к самой воде, я и мои друзья ждали рассвета. Утром мы пойдем в бой. Пойдем первыми. Потому что у каждого из нас на груди, под самым сердцем, бережно хранится маленькая книжечка с силуэтом Ленина. Все мы — комсомольцы.

Перед наступлением комсорг батальона лейтенант Виктор Бутенко сказал нам:

— До Берлина 70 километров. Пусть каждый из вас будет достоин высокой чести — добить врага в его логове!

Светало. От холодной земли тянуло сыростью, сводило тело. Но мы лежали неподвижно, поглубже зарывшись в мокрую землю. Замерли пулеметчики, затаились подразделения пехоты. Позади, укрывшись в камышах, выстроились орудия, гвардейские минометы — «Катюши». И вот земля задрожала от залпов нашей артиллерии. Еще висели над полем тяжелые облака пыли и дыма, а в серое небо уже врезалась красная ракета — сигнал к атаке.

— За мной! — негромко крикнул Бутенко, но его услышали все. С припасенными заранее широкими досками и бревнами мы кинулись в воду, поплыли к другому берегу под вражеским ураганным огнем. Те, кто успел переправиться первым, окопались и прикрывали огнем плывущих. Гитлеровцы бросились в контратаку. Мы видели, как наш комсорг Виктор Бутенко, окруженный со всех сторон, яростно отбивался от врагов. Раненный в правую руку, он кидал гранаты левой. Вражеский осколок попал ему в грудь. На помощь Виктору спешили бойцы, но тут же падали, подкошенные огнем. Бутенко, подобрав их гранаты, продолжал отбиваться, пока не погиб, не дожив считанных дней до победы.

Первые русские слова, которые мы прочитали по ту сторону Одера, были такие: «Берлин недалеко — даешь Берлин!» Безвестный солдат написал их черной краской на уцелевшей стене полуразрушенного здания, стоявшего около самой переправы. Большая черная стрела указывала на запад. Где-то там, за грядой невысоких холмов, в туманной апрельской дымке, находилось последнее убежище фашистского зверя.

Берлин недалеко! Тогда, в конце апреля, когда судьба Берлина была предрешена, из имперской канцелярии один за другим летели приказы: оборонять до последнего солдата занимаемые рубежи. И фашисты защищались с яростью обреченных.

И вот, наконец, мы на улицах Берлина. Кровопролитные бои за каждый квартал, каждый дом, каждый этаж. Мы шли не через город, а сквозь него, проламывая стены зданий. Достигли берегов Шпрее. Ночью раз за разом пытались форсировать ее, но безуспешно. Противник огрызался всеми огневыми средствами. Каждый дом на берегу был превращен в крепость, среди них узлом сопротивления стало здание министерства внутренних дел — «дом Гиммлера». В одну из ночей огромной силы взрыв потряс воздух. В небо взлетел огненный столб, в реку посыпались камни, куски металла, какие-то обломки. Это наши минеры подорвали железобетонный мост, на котором фашисты сосредоточили военную технику. Короткими перебежками мы стекались к разрушенному мосту и на подручных средствах переправлялись через реку.

Фашисты открыли шквальный огонь из «дома Гиммлера». И тут мы услышали лязг гусениц. Это наши танкисты, форсировав Шпрее, спешили на помощь пехоте. Через наши головы летели огненные стрелы «Катюш». Прямой наводкой били наши орудия всех калибров. Казалось, на том берегу не осталось ничего живого, но не тут-то было: фашисты стреляли отовсюду фауст-патронами, забрасывали нас снарядами и минами, поливали огнем пулеметов и автоматов.

Второй день мы ведем бой в квартале, непосредственно прилегающем к рейхстагу. Уже очищен от фашистов «дом Гиммлера». Борьба идет за Кенигс-плац — площадь около рейхстага. Вот до него остались последние десятки метров, и с криком «ура» мы берем с бою главный вход.

Здание ярко освещено пожаром. По лестнице мимо статуи Бисмарка устремляемся на первый и второй этажи. И пока мы вели бой в рейхстаге, на его куполе уже развевалось алое знамя. Его водрузили сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария.

Бои внутри рейхстага шли еще два дня и две ночи после того, как наше знамя заполоскалось на его куполе. Большая группа фашистов, засевшая в подвалах и на верхних этажах рейхстага, не сложила оружия. По зданию мечется пожар. Огонь быстро распространяется по комнатам и этажам. Горят мебель, бумаги, краска стен, деревянные панели, полыхает паркет. Теперь пожар был нашим врагом номер один. Гитлеровские солдаты имели преимущество: они хорошо знали план здания, каждую лестницу, переход. В темноте — окна были замурованы — возникали жаркие схватки, стычки шли в комнатах, на лестничных площадках — всюду.

Усталые, обгоревшие, задыхающиеся от дыма и пыли, мы встретили в рейхстаге первомайский праздник. И только утром 2 мая бои внутри рейхстага стали затихать. Уцелевшие фашисты в окнах горящего рейхстага выставили белые флаги — знак капитуляции.

Из подвалов, из станций метро группами выходили заросшие, грязные от копоти, с поднятыми вверх руками эсэсовцы.

Победа!

В. ЖУКОВ, бывший командир отделения разведчиков 756-го стрелкового полка.

г. Иваново.

«Правда», 17 марта 1970 года.

Моряки в Берлине

Мартовские теплые ветры медленно расковывали Западный Буг от ледяного панциря. Утреннюю тишину рвал грохот взрывов. То моряки Днепровской военной флотилии расчищали себе путь на запад. 18 марта 1945 года наша бригада под командованием капитана 2-го ранга Комарова завязала бои у старинной польской крепости Модлин.

Обстановка в районе модлинского моста оказалась крайне сложной, корабли не могли пройти под мостом. Как быть? Пришлось снимать рубки, частично затапливать водой трюмы, чтобы увеличить осадку. Все это было сделано быстро. И — вперед по Висле. У всех на устах: «Скорее бы Берлин!»

На втором месяце нашего рейда вошли в воды Одера. Здесь мы охраняли переправы, отражали налеты вражеской авиации, высаживали десант в предместье Берлина. Готовились к прорыву.

Он начался апрельской ночью. Головным шел дивизион бронекатеров под командой капитана 3-го ранга Михайлова. Наши корабли налетели на врага внезапно, застали его врасплох. Громя фашистов, сея в их стане панику, мы прорвались сквозь крупную вражескую группировку, помогая советским воинам быстрее идти к Берлину.

День Победы застал нас в Свинемюнде, на Балтике. За эти завершающие бои Великой Отечественной войны многие матросы, старшины и офицеры были удостоены наград.

Так советские моряки участвовали и во взятии Берлина.

Р. БОНДАРЕВСКИЙ, бывший механик отряда катеров.

г. Ленинград.

«Правда», 17 марта 1970 года.

Последний вылет

Лишь только первые лучи солнца заблестели на плоскостях «Як-7», как послышалась стрельба. В чем дело? Хватаем шлемофоны, планшеты — и скорее к самолетам.

— Победа! Победа! — ликуют техники, механики, оружейники.

— Построить полк, — распорядился командир — полковник П. Лазенко.

Он тепло и сердечно поздравил всех с великой победой. А в конце приказал:

— Техническому составу подготовить самолеты, зарядить пушки, пулеметы.

Командир оказался предусмотрительным. Едва личный состав расположился в столовой, предвкушая заслуженный и долгожданный праздник, как поступила команда:

— Поднять пару истребителей на разведку в район окруженной группировки генерала Шернера. Еще пару подготовить к вылету.

Оказывается, несмотря на капитуляцию, окруженная группировка не сдается, а часть ее ночью оторвалась от наших войск и пытается пробиться на запад. Быстрее найти ее, установить состав, направление отхода.

В воздухе первая пара — лейтенант Л. Кузнецов и И. Терещенко. За ней с 20-минутным интервалом взлетел я в паре со старшим лейтенантом В. Червяковым. С воздуха хорошо видно праздничное оживление, которое царит внизу, в наших войсках. И небо как будто другое. Солнце светит ярко, ни облачка. Подходим к указанному району. А здесь бой. Вспышки орудийных выстрелов, черный дым горящих автомашин, строений. Привычная военная картина.

Нужно искать отходящих гитлеровцев. Просматриваем квадрат за квадратом. На земле как будто все спокойно. Вдруг в стороне, где и дорог хороших на карте не значится, мелькнуло несколько солнечных «зайчиков».

Скорее туда! Это вспыхивают солнечные лучи на стеклах автомашин, танков. Их много. А дальше еще колонна. Противник не вел огня по нашим самолетам, надеясь остаться незамеченным. Когда же мы появились над ним, к самолетам потянулись разноцветные трассы, появились облачка разрывов зенитных снарядов. Вот уже огонь врага ведется с предельным напряжением.

Не хочется, очень не хочется лезть в пекло после победы. Но нужно! Наши далеко, а вражеские колонны идут на большой скорости. Их необходимо задержать. Переданы по радио координаты, численность, состав, направление движения противника. Теперь опять вниз. Штурмуем голову колонны. Делаем один заход, другой. Видно, как загораются автомашины, разбегаются гитлеровцы. Вот ярким пламенем объят большой штабной автобус. Вражеская колонна остановилась.

Летчики полка обнаружили еще несколько скоплений противника и помешали им уйти от наших войск. То был последний вылет на боевое задание. После него полк продолжал праздновать День Победы.

Полк и поныне находится в составе Вооруженных Сил. На смену ветеранам пришла молодежь. Мы уверены — наше оружие в надежных руках.

Полковник А. КРАСНОВ, профессор, доктор военных наук.

Московская область.

«Правда», 17 марта 1970 года.

Вторая встреча

Одерский плацдарм. Гитлеровцы каждый день, не считаясь с потерями, предпринимают контратаки. Однажды во время артиллерийского налета на нашу переправу ранило солдата. К нему подоспел товарищ, стал оказывать первую помощь. Кровь била струей. Я поспешил на выручку.

— Григорьев это, из нашей роты, — пояснил солдат. — Который раз его так. Ну, землячок, выдюжишь?

Раненый скрипнул зубами, побледневшее лицо его покрылось бисеринками пота. Превозмогая боль, он улыбнулся. В улыбке было что-то такое, будто извинялся за промашку. С попутной машиной пострадавшего отправили в медсанбат.

Уже во время боев в Берлине мне случилось проходить мимо ротной кухни. Вокруг толпились солдаты с котелками. Около бойцов ждала своей очереди стайка немецких детишек, маленькие берлинцы быстро привыкли к тому, что наши повара их не обходят.

— Григорьев, пошустрей действуй! — крикнул фальцетиком белобрысый сержант. — А то без харча из-за тебя насидишься.

Повернувшись, я в обгорелом дверном проеме увидел того самого солдата, которого мы перевязывали на переправе. Левая рука его была забинтована, в правой — котелок и краюха хлеба.

— Григорьев?! — невольно вырвалось у меня.

Он остановился, посмотрел на меня, но, видимо, не узнал.

— Как же ты здесь очутился? Почему не в госпитале?

В глазах солдата веселые огоньки:

— Убег я, боялся роту потерять.

— Какую роту! Для тебя война кончилась еще на переправе…

Григорьев вдруг сразу преобразился, словно в плечах раздался, стал выше ростом:

— Ну, нет, не согласен так. Для меня война кончится, когда гитлеровцев вконец разобьем, мир завоюем. А рана? Ее и после долечить можно…

И. СЕМЧЕНКОВ, бывший заместитель командира 47-й гвардейской стрелковой дивизии.

г. Калуга.

«Правда», 6 мая 1971 года.

Увидел воочию

За участие в штурме и овладении столицей гитлеровской Германии нашему 567-му штурмовому авиаполку присвоено наименование Берлинский. Расскажу о последнем вылете.

Две шестерки «Ил-2» поднялись в воздух. Первую вел я, вторую — старший лейтенант В. Бондаренко. Шли без прикрытия истребителей, потому что советская авиация полностью хозяйничала в небе. Над рейхстагом увидели красное знамя Победы. Из окон уцелевших и полуразрушенных домов свешивались тысячи белых флагов размером от носового платка до простыни — знаки капитуляции гитлеровцев. Нам предстояло провести последние штурмовые удары по остаткам опорных пунктов врага.

Этот полет у меня остался в памяти на всю жизнь. Я воочию увидел, что фашистский Берлин капитулировал.

Б. СВИРС, полковник в отставке.

г. Курск.

«Правда», 6 мая 1970 года.

Той огненной весной

Встреча участников завершающих сражении Великой Отечественной воины в редакции «Правды»

Годы и годы минули с того дня, когда над поверженной столицей фашистского рейха взвилось алое знамя Победы. И, естественно, первые слова беседы ветеранов были о том трудном и сложном пути, которым под руководством Коммунистической партии прошел советский народ в годы борьбы со злейшим врагом человечества — германским фашизмом. Многие из собравшихся в редакции «Правды» взялись за оружие в самые первые дни войны. За их плечами — ожесточенные бои на полях Подмосковья и берегах Волги, на Северном Кавказе и Курской дуге, на Днепре, Висле, Одере; бои за освобождение многих стран Европы.

В своих выступлениях солдаты Победы воскрешали незабываемые дни и ночи Берлинского сражения от прорыва вражеской обороны войсками 1-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза Г. К. Жукова и 1-го Украинского фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева до дня безоговорочной капитуляции врага. Вспоминали кровопролитные бои на дальних подступах к Берлину — на Зееловских высотах, при форсировании Нейсе и Шпрее, стремительное движение танковых армий, замкнувших кольцо вокруг Берлина, развернувшееся наступление войск 2-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского.

— Наш народ покончил с германским фашизмом, и весь мир признал, что это была не только победа оружия и экономики, но в первую очередь победа великих идей марксизма-ленинизма. — Так начал свое выступление дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза В. И. Чуйков, командовавший в берлинском сражении 8-й гвардейской армией, которая прославила свои знамена в Сталинградской битве и других операциях. Маршал говорил, что в мощном заключительном аккорде войны во всем блеске проявились расцвет советской военной науки, совершенство нашей стратегии и тактики. Боевой опыт, мощь, искусство Советских Вооруженных Сил, приобретенные в ходе войны, развернулись во всю ширь в этой грандиознейшей битве, подобную которой не знала история.

— Многочисленная фашистская армия, — продолжал В. И. Чуйков, — капитулировала перед советскими войсками. Эту величайшую победу одержали не только армии фронтов, наступавших на Берлин; в нее вложен ратный труд воинов всех других фронтов, неустанно наносивших удары по врагу. В Первомай сорок пятого нашими солдатами была взята имперская канцелярия, под ударами советских воинов пал фашистский рейхстаг. Все мы — от генералов до солдат — были в те минуты несказанно горды за наш народ, за Родину, за партию Ленина!

Многие части и соединения отличились при взятии Берлина. Среди них — 150-я стрелковая дивизия. О том, как ее воины устремились на штурм рейхстага, как заалело в берлинском небе знамя нашей Победы, поведал бывший командир этой дивизии, Герой Советского Союза генерал В. М. Шатилов. Он назвал имена десятков офицеров и солдат, чьи подвиги вошли в историю Советской Отчизны, рассказал о высоком духовном порыве, который владел воинами всей дивизии. Впечатляющими были воспоминания комдива о партийных и комсомольских собраниях, проведенных в батальонах и ротах накануне решающего удара по цитадели гитлеризма. Как и во всех сражениях Великой Отечественной, так и в этом бою коммунисты шли впереди.

Участники встречи называли имена однополчан, погибших смертью храбрых в последних атаках. Дополняя друг друга, герои войны нарисовали грандиозную картину массового подвига советских богатырей.

Бывший командир 91-го саперного батальона Герой Советского Союза В. Л. Гоголев рассказал, как под огнем противника саперы сооружали мост через широкий и глубокий Тельтов-канал. Словно наяву, вновь перед глазами встал подвиг старшего сержанта Михаила Кульченко, который, прикрывая работу своих товарищей, подорвал вражеский дот, уничтожил группу гитлеровцев. Отважный воин погиб, получив более сорока пулевых ранений.

Танкист Герой Советского Союза В. В. Филимоненков начал битву за Берлин еще на берегах Одера. При форсировании по-весеннему разлившейся реки и захвате плацдарма он и еще шесть экипажей батальона, вклинившись в расположение врага, вынуждены были, экономя каждый патрон и снаряд, почти десять суток вести бой в полном окружении. А затем — бросок на Берлин, бои на центральных площадях и улицах вражеской столицы.

Бывший штурман 38-го бомбардировочного авиационного полка Герой Советского Союза М. С. Кожемякин; разведчик 1234-го стрелкового полка, полный кавалер ордена Славы А. И. Ефремов; командир танковой роты Герой Советского Союза В. А. Заикин и другие тепло говорили об однополчанах, о тесном и четком взаимодействии в крайне сложных уличных боях. Командир противотанкового орудия Герой Советского Союза И. С. Федченко привел примеры слаженной работы своего расчета при захвате аэродрома Темпельгоф — наводчика Алексея Пинегина, заряжающего Степана Семиненко, подносчика снарядов Алексея Репина.

— Мы переписываемся друг с другом, — сказал И. С. Федченко. — И в своих письмах добрым словом поминаем погибшего в конце войны товарища по расчету Алексея Чемиса.

Члены Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов генералы К. Ф. Телегин и К. В. Крайнюков говорили о той большой работе, которую проводили политорганы, партийные и комсомольские организации и в период подготовки к берлинской операции, и в ходе боев за Берлин, и за освобождение Праги. Приводились интересные примеры и внушительные цифры. Только в войсках 1-го Белорусского фронта насчитывалась почти четверть миллиона коммунистов. Это была могучая сила, увлекавшая за собой на подвиг во имя Родины всех воинов.

— Коммунисты, — сказал К. Ф. Телегин, — подготовили души солдат, пламенное большевистское слово зажигало их сердца…

Гости «Правды», делясь раздумьями о завершающих сражениях, говорили и о других этапах Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза вице-адмирал Г. Н. Холостяков добрым словом вспомнил бессмертные подвиги моряков, отважно сражавшихся на Севере и Балтике, в Причерноморье, на Волге, Днепре, Дунае и Шпрее, стремительные десанты бригад морской пехоты. Герои Советского Союза маршалы авиации С. И. Руденко и С. А. Красовский, чьи воздушные армии отличились еще в небе Сталинграда и Курской дуги, отмечали большой вклад, который внесли Советские Военно-Воздушные Силы в разгром врага. Завоевав полное господство в воздухе, наши авиаторы тесно взаимодействовали с наземными войсками и в боях за Берлин. Эскадрильи и полки краснозвездных бомбардировщиков и штурмовиков громили опорные пункты врага, все 30 вокзалов и 120 железнодорожных станций Берлина, в районе которых, опираясь на высокие насыпи, располагались узлы противотанковой обороны противника. Советские истребители надежно прикрывали войска от ударов с воздуха.

Наш народ обеспечивал родную армию всем необходимым для победы над врагом. Непрерывным потоком направляла страна на фронты эшелоны с военной техникой, боеприпасами, горючим, продовольствием, медикаментами. Бывший заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу генерал Н. А. Антипенко охарактеризовал сложности и трудности работы частей и подразделений фронтового тыла в дни невиданного по своему размаху наступления.

— Непрерывный, самоотверженный труд бойцов тыла, — сказал он, — смыкается с подвигами воинов переднего края.

И генерал Н. А. Антипенко и другие участники встречи говорили о великом человеколюбии, гуманизме советского солдата. Еще не смолкли раскаты орудийного грома, а на перекрестках разбитых берлинских улиц появились походные кухни, машины с хлебом. Ротные кашевары оделяли солдатской похлебкой немецких детей, женщин, стариков. Фронтовому тылу была поручена непривычная задача — обеспечить продовольствием население огромного города. И эта задача была с честью выполнена.

Вернувшись с полей сражений, советские воины включились в трудовой ритм социалистической Отчизны. Солдаты Победы всегда помнят: в труде победить — мир укрепить! И они работали и работают с полной отдачей, по-фронтовому.

В наших доблестных Вооруженных Силах воспиталось новое поколение защитников Родины. Наследники немеркнущей боевой славы своих отцов и старших братьев неустанным ратным трудом укрепляют оборонное могущество социалистического государства. Случилось так, что трижды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И. Н. Кожедуб прибыл на встречу в «Правду» с аэродрома того гвардейского полка, в составе которого сражался в небе Берлина.

— Приятно наблюдать, как растет крылатая молодежь, как она овладевает новейшей техникой, — говорил знаменитый советский ас. — Я горжусь, что мои молодые однополчане достойно несут службу Родине.

«Правда», 3 мая 1970 года.

Гордость

Если бы старые кремлевские стены обладали даромчеловеческой речи, они могли бы рассказать увлекательную повесть о самых волнующих моментах в истории нашей Родины.

Здесь митинговали перед отправкой на фронты гражданской войны первые батальоны Красной Армии, отряды разутых, пестро одетых и слабо вооруженных людей, непобедимо сильных своим духом и страстным желанием отстоять завоевания Октябрьской революции. По этой вот брусчатке маршировала потом Красная Армия, уже могучая и окрепшая в боях с интервентами. Мужая год от года, непрерывно учась и постепенно завоевывая себе заслуженную мировую славу самой могучей и самой передовой армии в мире, она приходила сюда каждый великий праздник, и каждый новый парад был страницей в истории ее богатырского роста.

И вот предпоследняя героическая страница — Октябрьский парад 1941 года. Холодный, сумрачный осенний день. От Москвы до передовой меньше чем полчаса езды на автомашине, и ночью с окраин можно было видеть багровые отсветы пожаров — зарево сжигаемых гитлеровцами подмосковных деревень. Враг у ворот столицы. Но и в этот тяжелый день не была нарушена народная традиция.

По Красной площади, оставляя следы на мокром снегу, прошли бойцы в полушубках и походных шинелях, на которых еще не высохла окопная глина. Стволы провозимых орудий пахли пороховым дымом, а танки, пестрые, наскоро закамуфлированные известкой, хранили на своей броне шрамы и вмятины, полученные, быть может, вчера в бою под Москвой.

Многие участники парада пришли на площадь прямо с передовых. Каждый знал, что от вражеских аэродромов до Красной площади меньше десяти минут лёта, что где-то у Поварова гитлеровцы бетонируют площадки для дальнобойных пушек, чтобы обстреливать Москву. Но они шли уверенно и спокойно, казалось, что сама поступь батальонов говорила: мы можем и должны победить фашистских захватчиков.

И мы победили! Перевернулась еще одна, самая героическая страница в человеческой истории. Просторы Красной площади вновь приняли участников парада — парада Победы, парада победителей, спасших не только свою Родину, но и весь мир от самого страшного врага и самой большой опасности из всех, грозивших когда-либо человечеству. Кремлевские стены, видевшие боевую юность Красной Армии, стали свидетелем ее могучей, героической зрелости, ее поистине беспримерной боевой славы, какой еще никогда не венчалась ни одна армия мира.

Любимцы советского народа, прославленные полководцы вели через площадь полки и дивизии героев этой войны. Лучшие сыны советского народа, депутаты двух знаменательных сессий — сессии Верховного Совета СССР и сессии Академии наук, — вместе со знатными москвичами стоявшие на трибунах, увидели в лицо тех, имена которых они отлично знали по газетам и радио, по великим боевым делам. Радушно и тепло встречала площадь советских полководцев, шедших во главе сводных полков своих фронтов. В сердечности этих встреч сказалась народная любовь к своим героям.

Как дивная картина несокрушимой силы и мощи развертывался на площади парад Победы. Шеренга за шеренгой, резко рубя шаг, проходили тысячи его участников. У каждого на груди несколько орденов и медалей. Каждый из них герой. Шли герои обороны Москвы, Ленинграда, Севастополя, Сталинграда. Шли воины, с богатырским бесстрашием перешагнувшие Дон и Днепр, Вислу и Одер, Эльбу и Шпрее. Шли освободители Варшавы, Праги, Белграда, Софии; воины, очистившие от гитлеровцев Бухарест, Будапешт и Вену; покорители Берлина, Кенигсберга, Дрездена, Штеттина…

Танкисты, летчики, артиллеристы, саперы, инженеры, связисты, моряки — все рода войск сочетались в колоннах парада в том же гармоническом взаимодействии, в каком громили они врага в обороне и в наступлении.

Гордо несли и везли воины свою боевую технику. Они отлично сознавали, что эта техника — от автомата до гигантской мортиры, от боевого мотоцикла до огромного танка, вооруженного всесокрушающей советской пушкой, от всемирно прославленных «Катюш» до почтенных «Иван Ивановичей», потрясавших своими ядрами до самых фундаментов развалины фашистской столицы, — они сознавали, что все эти боевые машины проверены в сражениях, заслуженно получили славу лучшего оружия в мире.

Трудно сказать, что наиболее запоминается в этом историческом параде. Все в нем было величаво, могуче, все захватывающе интересно, все наполняло сердце сознанием гордости за свою страну, за свой народ. Но была на параде одна наиболее знаменательная сцена. Она произошла, когда музыка на площади вдруг стихла и под дробные звуки барабана подошла к трибунам колонна бойцов, несших знамена немецко-фашистских армий, захваченные в боях нашими частями. Бойцы делали крутой поворот и бросали эти знамена к подножию Мавзолея. Знаменательный момент! Бурными аплодисментами приветствовали трибуны позор гитлеровской армии — разбойничьей армии, залившей кровью полмира. Десятками, сотнями падали на мокрую землю знамена разбитых вражеских корпусов, дивизий, полков, знамена, еще недавно кичливо развевавшиеся над покоренными странами Европы, знамена с проклятой свастикой, которую Гитлер вознамерился водрузить над всем миром.

Растут у подножия Мавзолея груды поверженных на землю вражеских знамен и штандартов. Смотрят на них советские люди с трибун, и зрелище это невольно наполняет сердце чувством гордости за то, что ты советский гражданин! Что все мы — советские люди — победители в самой тяжелой войне из всех войн в истории человечества!

Борис ПОЛЕВОЙ

«Правда», 25 июня 1945 года.

Героический подвиг советского народа будет жить в веках

Л. И. Брежнев

Из доклада на торжественном собрании, посвященном 20-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне

Товарищи!

Чем дальше в историю отходят от нас годы войны, тем полнее и ярче проявляется величие героического подвига советского народа, мужественно отстоявшего в невиданно жестокой борьбе с фашизмом нашу Родину, завоевания социализма.

Советские люди никогда не забудут день 22 июня 1941 года, когда мирный труд нашего народа был прерван вероломным нападением гитлеровских захватчиков. Над нашей Родиной нависла смертельная опасность.

К тому времени пожар второй мировой войны, развязанной фашистской Германией, охватил уже многие страны.

Гитлер и его клика, захватив власть в Германии, уничтожили демократические права и свободы немецкого народа, разгромили рабочие и другие массовые организации, установили режим кровавого террора. Под властью гитлеровцев, открыто провозгласивших курс на завоевание мирового господства, Германия превратилась в очаг военных провокаций и авантюр.

Коммунисты предупреждали, какую опасность представляет нацизм для всех народов. Они подчеркивали, что фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических элементов империализма, направленная на закабаление трудящихся и подготовку хищнической империалистической войны.

Наша партия и советский народ хорошо помнили предупреждение Владимира Ильича Ленина о том, что империализм в любое время может развязать вторую полосу войн против Советского Союза, и принимали меры для того, чтобы поднять экономическую и оборонную мощь страны.

Стремясь к мировому господству, фашизм главной целью своей политики считал борьбу против коммунизма, против первого в мире социалистического государства. Гитлер понимал, что Советский Союз — оплот всех революционных сил, самый непримиримый и последовательный враг фашизма, основная преграда на пути к осуществлению его преступных замыслов.

Антисоветская направленность гитлеровской политики активно поддерживалась реакционными кругами Запада. Империалисты Соединенных Штатов Америки, Англии и Франции немало сделали, чтобы после первой мировой войны возродить германский милитаризм и направить его против Советского Союза. А когда с помощью германских монополий к власти пришел Гитлер, открыто провозгласивший курс на войну, западные державы занялись «умиротворением» агрессора. Они бросали под ноги Гитлеру новые и новые жертвы, лелея надежду, что он двинет свои полчища на Восток, против страны социализма. Сговор в Мюнхене, выдавший фашистской Германии Чехословакию, был наиболее позорным проявлением этого коварного замысла империалистов.

История жестоко наказала «умиротворителей», которые отвергли все предложения Советского правительства о коллективном отпоре фашистским агрессорам. Вопреки прогнозам и надеждам, господствовавшим тогда в Лондоне, Париже и Вашингтоне, фашистская Германия начала вторую мировую войну нападением не на СССР, а на капиталистические страны Европы. Использовав благоприятные условия, гитлеровцы захватили Австрию, Польшу, Бельгию, Голландию, Данию, Норвегию, Югославию, Грецию и другие страны. Под флагом союза они фактически оккупировали Венгрию и Румынию. Они нанесли поражение Франции и создали угрозу вторжения в Англию.

Гитлеровские захватчики растоптали независимость оккупированных ими стран, пулями и виселицами насаждали в них свой «новый порядок», грабили и уничтожали их национальные богатства. Народы на собственном опыте убедились, каким злобным и неумолимым врагом является фашизм, и вступили в упорную борьбу с оккупантами. Это была справедливая, антифашистская, освободительная борьба.

Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз положило начало новой фазе второй мировой войны. Для советского народа это было начало Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков.

Известно, что первый этап войны проходил в условиях, неблагоприятных для нас и выгодных для врага. Задолго до войны фашистская Германия перевела всю свою экономику на военные рельсы. К моменту нападения на СССР в распоряжении Гитлера находились ресурсы почти всей Западной Европы и войска его сателлитов.

Немецко-фашистские войска были заранее отмобилизованы, развернуты для удара и вплотную придвинуты к нашей границе. Против нашей страны была брошена громадная, вооруженная до зубов армия, какой никогда еще за всю историю человечества ни одно государство, ни один союз государств не бросали в бой против другого государства. На стороне фашистов, совершивших коварное и вероломное нападение, был фактор внезапности.

Используя временные преимущества, враг глубоко вклинился в пределы нашей страны. Несмотря на героическое сопротивление наших войск, к концу ноября 1941 года гитлеровцы захватили территории Украины, Белоруссии, Молдавии, Литвы, Латвии, Эстонии, а также ряда западных областей Российской Федерации.

Советскому народу пришлось в первый период войны испить горькую чашу поражений и неудач. Но никогда советских людей не оставляла твердая вера в победу. Их вдохновляли идеи великого Ленина, который говорил о героях Октября: «…дадим себе клятву идти по их следам, подражать их бесстрашию, их героизму. Пусть их лозунг станет лозунгом нашим… Этот лозунг — „победа или смерть“». Вера в победу вдохновляла воинов на фронте, партизан на оккупированной территории, советских тружеников в тылу. Наша партия, наш народ не дрогнули. (Аплодисменты.) Мы преодолели все трудности первого периода войны и добились коренного перелома в ходе военных действий.

В чрезвычайной обстановке партия, советский народ приложили огромные, поистине героические усилия, чтобы укрепить нашу армию и перестроить экономику на военный лад, превратить страну в сплоченный военный лагерь. Был образован Государственный Комитет Обороны во главе с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным для руководства всеми действиями по организации отпора врагу. (Аплодисменты.) Коммунистическая партия, ее Центральный Комитет, Государственный Комитет Обороны провели огромную работу по мобилизации всех сил нашей страны. (Аплодисменты.) «Все для фронта, все для победы!», «Все силы на разгром врага!» — эти лозунги стали знаменем в борьбе с фашистскими захватчиками. (Аплодисменты.)

Пока враг упивался своими временными успехами, ум и воля партии, самоотверженные усилия народа ковали и закаляли стальную несокрушимую силу, которая вскоре стала грозой для фашистских захватчиков.

С первых дней военных операций на советско-германском фронте было ясно, что именно здесь решается исход второй мировой войны. Правительство Англии, стоявшей перед угрозой вторжения, правительство США, обеспокоенное усилением фашистской Германии и милитаристской Японии, заявили о своей готовности бороться вместе с Советским Союзом. Сложилась антигитлеровская коалиция, объединившая народы и государства для общей борьбы с фашистскими захватчиками.

Эта коалиция родилась не из одних дипломатических соглашений великих держав. Ее корни в той борьбе против фашизма, которую еще до войны начали коммунисты, передовые рабочие и представители интеллигенции, лучшие сыны всех народов. Эта борьба ширилась, охватывала все новые миллионы людей, перерастала во всемирное массовое движение. Оно стало великой политической силой, с которой не могли не считаться даже люди, далекие от идей прогресса и коммунизма, никогда не симпатизировавшие Советскому Союзу.

Уже на первых этапах Великой Отечественной войны наша армия сорвала основной стратегический замысел гитлеровского командования — установку на «молниеносную войну».

Оборона Ленинграда, Одессы, Севастополя, Киева показала непоколебимую стойкость советских людей, их готовность, не щадя своей жизни, защищать каждую пядь родной земли. (Аплодисменты.) Эти героические эпопеи имели колоссальное значение для всего хода войны. У стен легендарных городов-героев перемалывались крупные силы гитлеровской армии.

250 дней отстаивали свой город севастопольские богатыри-моряки и солдаты. 900 дней и ночей не стихали бои на Неве. Ни яростные атаки врага, ни голод и лишения, вызванные блокадой, не смогли сломить волю и стойкость ленинградцев, героических защитников города Ленина. (Продолжительные аплодисменты.)

Особую ставку гитлеровское командование делало на захват столицы нашей Родины Москвы. На подступах к Москве были сосредоточены главные силы немецкой армии; сюда были направлены отборные эсэсовские дивизии и самые опытные генералы. Гитлеру докладывали, что в бинокль уже видны кремлевские башни. Фашистские главари готовились к торжественному параду на Красной площади.

Маньяк Гитлер не увидел нашей Красной площади. Советская Армия похоронила его расчеты. (Аплодисменты.)

«Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». Эти слова политрука Клочкова отразили думы и чувства всех защитников Москвы. Столица нашей Родины превратилась в несокрушимую крепость. Ощетинившись поясами оборонительных укреплений, суровая и грозная, Москва работала, Москва ковала победу. В столице оставался на боевом посту политический штаб страны — Центральный Комитет партии. (Аплодисменты.) Десятки тысяч москвичей вступили в народное ополчение, грудью защищали родной город. Многие из них пали смертью героев.

Неустанно трудились для фронта рабочие московских заводов и фабрик. Всем своим могучим организмом Москва ощутила надвигавшуюся опасность. Она была охвачена страстным стремлением во что бы то ни стало задержать врага, не допустить его на политые кровью героев трех революций улицы и площади столицы. Оборона Москвы стала делом всего советского народа.

Вы помните, товарищи, как 7 ноября сорок первого года войска, прибывшие на защиту столицы, в том числе прославившие себя сибирские дивизии, прямо с парада на Красной площади шли на передовые позиции, чтобы остановить врага. (Аплодисменты.)

Измотав немецкую армию в тяжелых оборонительных боях, в декабре 1941 года советские воины отбросили гитлеровские полчища от стен столицы и погнали их на запад. Разгром под Москвой развеял легенду о непобедимости фашистской армии. Историческая победа под Москвой вдохновила советских людей на новые подвиги, укрепила их уверенность в том, что враг неминуемо будет разбит. (Аплодисменты.)

Дорогие товарищи!

Мне доставляет большую радость сообщить вам о том, что за выдающиеся заслуги перед Родиной трудящихся нашей столицы, героизм, мужество и стойкость, проявленные в годы Великой Отечественной войны, Центральный Комитет нашей партии, Президиум Верховного Совета СССР и Советское правительство приняли решение присвоить Москве почетное звание «Город-Герой» (Бурные продолжительные аплодисменты. Все встают. Крики: «Ура!», «Браво!») с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». (Аплодисменты.) Позвольте, дорогие москвичи, от души поздравить вас с этой высокой и заслуженной наградой! (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Товарищи! Когда мы вспоминаем о решающих событиях Великой Отечественной войны, в нашей памяти встает знаменитая Сталинградская битва, кровопролитные бои лета и осени 1942 года. В этой битве Красная Армия проявила героизм и воинское искусство, которые не знают себе равных в истории войн, и одержала блестящую победу. Этим было положено начало коренному перелому во всей мировой войне. Поражение на Волге потрясло до основания фашистскую империю. Три дня раздавался похоронный звон над гитлеровской Германией, одетой в траур по поводу разгрома отборной 330-тысячной военной группировки.

Весть об этой победе советских войск прокатилась по всей оккупированной Европе. Она проникла в застенки гитлеровских тюрем и за колючую проволоку лагерей смерти. Она вселяла веру в неизбежную гибель фашизма, звала к сопротивлению и борьбе. (Аплодисменты.)

Гигантская битва на Орловско-Курской дуге летом 1943 года сломала хребет гитлеровской Германии и испепелила ее ударные бронетанковые войска. Всему миру стало ясным превосходство нашей армии в боевом мастерстве, в вооружении, в стратегическом руководстве.

Невозможно перечислить все операции этой великой войны. Но разве можно забыть о таких замечательных подвигах нашей армии, как форсирование Днепра, героическая оборона «Малой Земли» под Новороссийском, высадка десанта в Крыму, Корсунь-Шевченковская, Ясско-Кишиневская, Белорусская операции по окружению и разгрому крупных сил противника? Разве можно не сказать о героизме и мужестве наших славных орлов-моряков, чьи подвиги на Черном и Балтийском морях, в холодных волнах Северного Ледовитого океана и на тихоокеанских просторах вписали незабываемые страницы в историю Великой Отечественной войны? (Бурные аплодисменты.) Бесстрашие и воинская доблесть наших моряков, искусство советских флотоводцев заслуженно отмечены только что принятыми решениями партии и правительства о награждении боевыми орденами за операции в годы Отечественной войны Балтийского, Черноморского, Северного и Тихоокеанского флотов. (Продолжительные аплодисменты.)

Наращивая темпы наступления, Советские Вооруженные Силы в 1944 году нанесли противнику ряд новых сокрушительных ударов, полностью очистили нашу землю от фашистской нечисти и перенесли военные действия за пределы своей страны.

В это же время наши союзники по антигитлеровской коалиции открыли второй фронт, высадив свои войска во Франции. До этого времени Советский Союз сражался фактически один на один с главными силами фашистской Германии.

Под ударами Вооруженных Сил Советского Союза и других участников антигитлеровской коалиции один за другим складывали оружие союзники Германии. Блок фашистских государств развалился, гитлеровская Германия была полностью изолирована.

Войну завершило гигантское берлинское сражение. Огненное кольцо буквально сдавило остатки некогда могущественной армии третьего рейха. Гитлеровцы сопротивлялись с отчаянием обреченных. Но враг был смят и уничтожен. (Бурные аплодисменты.) Над логовом фашизма взвился советский флаг, красный стяг Победы. (Бурные аплодисменты.)

Советская Армия вышла к австрийским Альпам, на берега Эльбы и на Балтийское побережье восточнее Гамбурга. Германия, потерпев полное поражение, подписала акт о безоговорочной капитуляции. Этого исторического момента народы Советского Союза ждали почти тысячу пятьсот дней. И он наступил! (Продолжительные аплодисменты.)

Победа далась нашему народу нелегко. Столь жестокой войны, какую перенес Советский Союз, не выпадало на долю ни одному народу. Война унесла более двадцати миллионов жизней советских людей. Она оставила десятки миллионов сирот, вдов, инвалидов. Какая бездна человеческих страданий и горя стоит за этими цифрами! У нас редко можно встретить семью, в которой бы война не оставила свой трагический след. Гибель советских людей — наша самая тяжелая утрата. И мы никогда не забудем ни одной капли крови, пролитой советскими людьми за нашу Родину, ее свободу и счастье. (Продолжительные аплодисменты.)

Нельзя без гнева и боли вспоминать о зверствах гитлеровцев на нашей земле, на территориях других стран. Времена фашистской оккупации были трагедией для целых народов. Можно ли забыть о чудовищных преступлениях гитлеризма, совершенных в Советском Союзе, Польше, Югославии, Чехословакии и других странах Европы, о кострах из живых людей, о душегубках, о лагерях смерти? Можно ли забыть о миллионах мужчин, женщин, стариков и детей, сожженных в крематориях Освенцима, удушенных в газовых камерах Майданека, замученных на плацах Маутхаузена? Набат Бухенвальда и ныне звучит в сердцах людей, будит в них ненависть к фашизму и расизму, требует наказания тех, кто виновен в преступлениях против человечества. (Аплодисменты.)

Товарищи!

Историческая победа советского народа, сокрушившего фашизм, — это прежде всего убедительное свидетельство могучей жизненной силы нашего социалистического строя.

Великий Ленин говорил: «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда».

Общественная система социализма, ее экономические и организационные возможности, идейное и политическое единство советского общества, советский патриотизм и пролетарский интернационализм, дружба народов СССР, их сплоченность вокруг Коммунистической партии, беспримерный героизм и мужество Советской Армии — вот главные факторы, определившие победу советского народа в Великой Отечественной войне. (Аплодисменты.)

Великим вождем, организатором и полководцем советского народа в этой войне была наша славная Коммунистическая партия. (Аплодисменты.) Весь свой организационный гений, всю силу могучего содружества народов СССР, всю накопленную годами народную энергию, упорство, выносливость и могучую волю наша партия направила к единой цели — на разгром фашизма. (Аплодисменты.)

Всем известно, какую суровую революционную школу прошли коммунисты-ленинцы. Против них стояла огромная машина царизма с его армией, полицией, жандармерией, тюрьмами и каторгой. Каждый шаг борьбы сопровождался кровью, бесчисленными жертвами. Но коммунисты научились бесстрашно смотреть в лицо опасности, презирать смерть. Под ударами сильного врага они по-ленински научились сплачивать массы для упорной, тяжелой борьбы, все больше вселять в массы уверенность в победу. И мы горды тем, что наша партия великолепно выучилась бороться и побеждать в неравных боях. (Аплодисменты.)

Лучшие силы партии были брошены на самые опасные и ответственные участки борьбы. На фронтах Великой Отечественной войны находилось около трети членов Центрального Комитета нашей партии. Секретари райкомов, горкомов, обкомов, крайкомов, Центральных Комитетов партий союзных республик были направлены в Действующую армию и в тыл врага.

К концу 1941 года в Красной Армии находилось 1 миллион 300 тысяч коммунистов. (Аплодисменты.) Высшей нормой, законом жизни и деятельности каждого члена партии стал лозунг «Коммунисты, вперед!». Три миллиона своих сынов потеряла партия на фронтах. Пять миллионов советских людей пополнили ее ряды за годы войны. Готовясь к бою, тысячи советских воинов просили принять их в партию, их кандидатским стажем становилось испытание на мужество. (Аплодисменты.)

Советский народ, руководимый партией, сделал все, чтобы наши Вооруженные Силы стали непобедимыми. И наша Советская Армия, ее солдаты и матросы, сержанты и старшины, ее офицеры, генералы и адмиралы полностью оправдали надежды и доверие нашего народа! (Бурные аплодисменты.)

Многие из героев фронта и тыла времен Великой Отечественной войны известны всему миру. Других знают однополчане и земляки. А есть еще миллионы и миллионы людей — и тех, кто пал в бою, и тех, кто сейчас жив и трудится, чьи имена широко не известны. Эти простые и скромные люди проявили беспримерное мужество, презрение к смерти, отвагу, ум, находчивость, непреклонную волю к победе. Не знаю, сколько на свете возвышенных слов, которыми можно выразить замечательные качества настоящего человека! Но каждого из этих слов достоин советский человек — солдат, патриот, участник Великой Отечественной войны! (Бурные аплодисменты.)

Семь миллионов советских воинов награждены орденами и медалями Советского Союза за мужество и героизм, проявленные в боях с фашистами, 11 тысяч человек удостоены звания Героя Советского Союза.

Кто не помнит бессмертных подвигов Александра Матросова, Николая Гастелло, Юрия Смирнова, Василия Зайцева, Александра Покрышкина, Ивана Кожедуба, Алексея Маресьева и многих, многих других. Кто не знает славных имен Михаила Егорова, Мелитона Кантария и Константина Самсонова, водрузивших знамя Победы над рейхстагом. (Аплодисменты.) Как символ несгибаемой воли и упорства советского человека всегда будут памятны нам имена генерала Дмитрия Михайловича Карбышева, поэта Мусы Джалиля, героев антифашистской борьбы за рубежами нашей Родины Федора Полетаева, Василия Порика, Мехти Гусейн-заде. (Аплодисменты).

Много недель подряд, окруженная кольцом огня, оказавшись далеко в тылу у прорвавшегося вперед противника, продолжала драться с врагом героическая Брестская крепость. Ее оборона — яркий пример массового героизма, стойкости и мужества — показала всему миру богатырскую силу советского солдата. (Аплодисменты.) В память об этом выдающемся подвиге принято решение присвоить Брестской крепости почетное звание «Крепость-Герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». (Бурные аплодисменты.)

Наши сердечные поздравления — всем здравствующим ныне участникам обороны Брестской крепости! Светлая память ее защитникам, павшим в бою!

Самоотверженная борьба героев является живым олицетворением высокой моральной стойкости и патриотизма советских людей. Честь им и слава, товарищи! (Бурные аплодисменты.)

В Великой Отечественной войне в равной мере проявили высокую доблесть все рода и виды войск — наша славная пехота, моряки, летчики, танкисты, артиллеристы, саперы, связисты, разведчики, — все они дрались с беззаветной храбростью и умением. В огне войны родилась Советская гвардия, которая боевыми делами заслужила право носить это высокое имя.

Десятки тысяч искусных и опытных военачальников выросли за годы войны в рядах Советских Вооруженных Сил. Командиры взводов и рот, эскадрилий и батарей, батальонов, полков, бригад и дивизий проявили себя подлинными творцами побед.

Коммунистическая партия воспитала и выдвинула целую плеяду замечательных полководцев. Широко известны имена таких выдающихся военачальников, как товарищи И. X. Баграмян, А. М. Василевский, Н. Ф. Ватутин, К. А. Вершинин, Н. Н. Воронов, Л. А. Говоров, А. Г. Головко, С. Г. Горшков, А. А. Гречко, А. И. Еременко, Г. К. Жуков, М. В. Захаров, И. С. Исаков, И. С. Конев, Н. И. Крылов, Н. Г. Кузнецов, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, К. С. Москаленко, А. А. Новиков, Ф. С. Октябрьский, И. Е. Петров, М. М. Попов, К. К. Рокоссовский, В. Д. Соколовский, Ф. И. Толбухин, В. Ф. Трибуц, И. Д. Черняховский, В. И. Чуйков, Б. М. Шапошников, И. С. Юмашев и многие другие. В организации отпора врагу активно участвовали и представители «старой гвардии», чьи имена известны еще со времен гражданской войны — С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Окружение и разгром многотысячных армий противника, глубокие охваты и рейды в тыл, искусная координация и взаимодействие различных родов войск, осуществлявшиеся в ходе Отечественной войны, явились непревзойденными образцами военного искусства наших прославленных маршалов, генералов и адмиралов. (Бурные аплодисменты.)

Душой Советских Вооруженных Сил были политические работники. Они несли нашим воинам слово партии, вдохновляли их на героическую и самоотверженную борьбу. От политрука до члена Военного совета они находились там, где было труднее всего, укрепляя в бойцах веру в торжество нашего правого дела, воспитывая в них мужество, волю и бесстрашие. (Продолжительные аплодисменты.)

В самые трудные дни в сердцах наших солдат жила твердая уверенность в неизбежной победе над врагом. Наша Красная Армия пронесла славное знамя Победы от Волги до Эльбы. Советские Вооруженные Силы отстояли честь и независимость нашей Родины, избавили народы от фашистского ига. Их подвиг бессмертен! (Продолжительные аплодисменты.)

Слава советскому солдату-победителю! (Бурные аплодисменты.)

Слава нашей героической Советской Армии! (Бурные аплодисменты.)

Ярким проявлением советского патриотизма было массовое партизанское движение, охватившее всю оккупированную врагом территорию. В рядах партизанских отрядов, соединений, подпольных организаций боролось свыше миллиона активных бойцов. Во многих районах Украины, Белоруссии, Молдавии, Литвы, Латвии, Эстонии, Смоленской, Брянской, Орловской, Ленинградской, Калининской и ряда других областей Российской Федерации вели героическую борьбу легендарные соединения партизан. (Аплодисменты.)

Воскрешая славу партизан — патриотов Отечественной войны 1812 года, Отечественная война 1941―1945 годов вписала в историю нашей страны рядом с именами Дениса Давыдова и Василисы Кожиной имена Сидора Ковпака и Константина Заслонова, Николая Кузнецова и Веры Хоружей, десятков и сотен подпольщиков, командиров партизанских отрядов, советских разведчиков. (Продолжительные аплодисменты.)

Никогда не будут забыты легендарные имена партизанских командиров товарищей Т. П. Бумажкова, А. В. Германа, М. А. Гурьянова, В. И. Козлова, В. З. Коржа, И. А. Козлова, М. И. Наумова, С. В. Руднева, А. Н. Сабурова, А. Ф. Федорова, М. Ф. Шмырева и многих, многих других героев народного сопротивления фашистским захватчикам. (Бурные аплодисменты.)

Грозный клич: «Пусть горит земля под ногами немецких оккупантов!» — они претворяли в жизнь своими боевыми делами.

Рядом с советским воином в каске и шинели навеки запечатлен в памяти народа образ героического партизана, одетого в обычную гражданскую одежду, с красной лентой на шапке — человека, который в глубоком тылу врага за сотни, а то и тысячи километров от фронта наводил на гитлеровцев страх и ужас.

Слава народным героям — нашим партизанам и партизанкам! (Бурные аплодисменты.)

Товарищи!

Победа над фашизмом на фронте ковалась также упорным трудом миллионов советских рабочих, крестьян, интеллигенции в тылу. Исход борьбы решался не только на полях сражений, но и в развернувшейся по всей стране великой битве за металл, за боевую технику, за хлеб.

Необходимо было в кратчайшие сроки полностью поставить экономику на службу интересам обороны. Это пришлось делать в тяжелейших условиях, когда гитлеровские полчища уже вторглись на территорию страны. И сейчас, спустя двадцать лет, нельзя не восхищаться подвигом советских рабочих, инженеров, командиров производства, железнодорожников, которые обеспечили эвакуацию на Восток многих сотен крупных предприятий и более чем 10 миллионов человек. По сути дела, целая индустриальная страна была перемещена на тысячи километров. Там, на необжитых местах, часто под открытым небом, машины и станки буквально с железнодорожных платформ пускались в дело.

Наш народ будет всегда вспоминать с огромной благодарностью великий трудовой подвиг рабочих, инженеров и техников Урала, Поволжья, Сибири, Дальнего Востока. От края и до края нашей необъятной Родины своим самоотверженным трудом обеспечивали советские люди победу над врагом. (Аплодисменты.) В шахтах Кузбасса и Караганды добывался уголь, необходимый для победы. В мартенах Урала варилась сталь, необходимая для того, чтобы разгромить ненавистного врага.

С героическим трудом уральцев, сибиряков и дальневосточников сливался труд их братьев в Казахстане, республиках Средней Азии и Закавказья, внесших немалый вклад в общее дело борьбы и победы над врагом. (Аплодисменты.)

За годы войны мы произвели почти вдвое больше военной техники, чем гитлеровцы. За четыре года войны наша промышленность произвела почти 490 тысяч орудий, более 102 тысяч танков и самоходных орудий, около 137 тысяч боевых самолетов.

Сухие и, казалось бы, бесстрастные цифры. Но как много они говорят! Ведь все это было сделано руками миллионов рабочих, техников, инженеров, которые нередко месяцами не выходили из цехов, спали и ели у станков, работали без выходных дней. Так могли работать только люди, которые в трудовом служении Родине в час грозной опасности видели свой гражданский, патриотический долг, цель и смысл своей жизни. (Аплодисменты.) Большую роль в мобилизации усилий трудящихся нашей страны во имя разгрома врага сыграли советские профсоюзы. Героический труд рабочего класса в годы войны служит и будет служить примером для всех трудящихся нашей страны. Честь и слава нашему доблестному рабочему классу! (Бурные аплодисменты.)

В одном строю с рабочим классом трудилось колхозное крестьянство. Враг захватил богатые и плодородные земли страны. Он рассчитывал, что уморит с голоду наш народ. Но этого не случилось. Заслуга в этом всецело принадлежит нашим колхозникам и колхозницам, работникам совхозов, партийным организациям на селе. В тяжелых условиях войны, при острой нехватке рабочих рук, тракторов, сельскохозяйственных машин они своим самоотверженным трудом сорвали замысел врага и обеспечили снабжение продовольствием нашей армии и тыла. (Продолжительные аплодисменты.)

Честь и хвала славным труженикам нашего сельского хозяйства!

Большой вклад в дело победы над фашизмом внесла наша интеллигенция. Ее представители сражались в рядах Вооруженных Сил и партизанских отрядах, трудились на самых ответственных участках в тылу.

Советские ученые и конструкторы товарищи С. В. Ильюшин, В. М. Петляков, А. Н. Туполев, А. И. Микоян, А. С. Яковлев, С. А. Лавочкин, В. Г. Грабин, В. А. Дегтярев, Ф. В. Токарев, Г. С. Шпагин, А. А. Морозов, Ж. Я. Котин, И. И. Иванов, Ф. Ф. Петров создали образцы совершенного боевого оружия, военной техники, снаряжения. (Аплодисменты.) В результате советские воины получили танки, которые брали верх над хвалеными «пантерами» и «тиграми»; самолеты, позволившие нашим летчикам завоевать господство в воздухе; отличные стрелковое оружие и орудия всех калибров, обеспечившие успешные действия нашей пехоты и артиллерии. Участники войны хорошо помнят, какой ужас наводили на гитлеровцев огненные раскаты знаменитых «Катюш». (Аплодисменты.)

Признание народа заслужили в годы войны деятели советской культуры. С первых дней вражеского нашествия писатели, журналисты, художники, музыканты, артисты, работники кино сочли себя мобилизованными и призванными. Вдохновенные патриотические статьи Алексея Толстого, Михаила Шолохова и Александра Фадеева, разящая публицистика Ильи Эренбурга, волнующие очерки Николая Тихонова из осажденного Ленинграда, пьесы Александра Корнейчука, произведения Ванды Василевской, Леонида Леонова, Бориса Горбатова, Леонида Соболева, Аркадия Гайдара, стихи Константина Симонова, Джамбула Джабаева, Максима Рыльского, Петруся Бровки, Алексея Суркова, Василия Лебедева-Кумача, Саломеи Нерис, Самеда Вургуна и творения других писателей и поэтов народов Советского Союза, беспощадные карикатуры Кукрыниксов, симфонии Шостаковича, песни Александрова, Дунаевского, Соловьева-Седого, все творчество сотен и тысяч славных представителей культуры советских народов будило в людях пламя ненависти к захватчикам, воспитывало мужество, закаляло волю к борьбе. (Аплодисменты.) Перо советского писателя, говоря словами Маяковского, было приравнено к штыку. Достаточно вспомнить, например, о боевом пути гвардии рядового Василия Теркина, который сошел со страниц поэмы Александра Твардовского, чтобы прошагать весь трудный путь до победы, подбадривая наших воинов доброй шуткой и острым словом, служа примером душевной стойкости и мудрости, олицетворением народной сметки и народной силы.

Слава нашей советской интеллигенции! (Бурные аплодисменты.)

Земной наш поклон советским женщинам, проявившим поразительное мужество в суровую военную годину. С такой силой, как в дни войны, никогда не проявлялись величие духа и несгибаемость воли наших советских женщин, их преданность, верность, любовь к Отчизне, их безграничное упорство в труде и героизм на фронте. Образ женщины-бойца с винтовкой в руках, у штурвала самолета, образ санитарки, сестры или врача с погонами на плечах будет жить в нашей памяти как светлый пример самоотверженности и патриотизма. (Продолжительные аплодисменты.)

А как много сделали женщины для победы в тылу! Они трудились и за себя и за тех, кто ушел на фронт. Если бы удалось найти такие весы, чтобы на одну их чашу можно было положить военный подвиг наших солдат, а на другую — трудовой подвиг советских женщин, то чаши этих весов, наверное, стояли бы вровень, как стояли, не дрогнув, под военной грозой в одном строю с мужьями и сыновьями героические советские женщины. (Бурные аплодисменты.)

Дорогие товарищи! Я рад сообщить вам, что в ознаменование выдающихся заслуг советских женщин в коммунистическом строительстве, в защите Родины в годы Великой Отечественной войны, их героизма и самоотверженности на фронте и в тылу, а также отмечая большой вклад женщин в укрепление дружбы между народами и борьбу за мир, Центральный Комитет партии, Президиум Верховного Совета и Совет Министров СССР приняли решение объявить в СССР Международный женский день 8 марта нерабочим днем. (Продолжительные аплодисменты.)

Разрешите от всей души пожелать нашим советским женщинам, нашим дорогим матерям, женам, сестрам и дочерям здоровья, счастья и новых больших успехов! (Аплодисменты.)

В защите социалистического Отечества величайшие образцы мужества и героизма показали наши юноши и девушки, комсомольцы и комсомолки. Ленинский комсомол в те дни дал Родине миллионы и миллионы беззаветных бойцов. Они смело шли на смерть ради защиты Отчизны. Светлые, героические имена, такие, как Зоя Космодемьянская, Лиза Чайкина, молодогвардейцы Краснодона, Саша Чекалин, Маншук Маметова, Мария Мельникайте и многие другие, будут вечно служить примером беззаветной преданности Советской Родине. (Аплодисменты.)

Слава нашей советской молодежи! (Бурные аплодисменты.)

Товарищи!

Если говорить о главном герое Великой Отечественной войны, то этим бессмертным героем является вся дружная семья народов, населяющих нашу страну и спаянных нерушимыми узами братства. Русские, украинцы, белорусы, узбеки, казахи, грузины, азербайджанцы, литовцы, молдаване, латыши, киргизы, таджики, армяне, туркмены, эстонцы — словом, сыны всех народов Советского Союза встали грудью на защиту своей Родины. (Аплодисменты.) Ленинская национальная политика партии выдержала испытание войной. Фашизму не удалось вбить клин между социалистическими нациями. Их братский союз показал свою силу и жизнеспособность, явился одним из главных источников победы над фашистскими захватчиками. Пусть вечно живет, крепнет и процветает нерушимая дружба наших народов! (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

«Правда», 9 мая 1965 года.

─────

Примечания

1

Скорее же!

(обратно)

2

Орудие это после публикации «Правды» было разыскано. Оно установлено на смотровой площадке Центрального музея Вооруженных Сил СССР.

(обратно)

Оглавление

ПАРТИЯ ВЕДЕТ

  В. И. Ленин о защите советской земли

  Наше правое дело

  Бессмертно, как народ

  Партийный билет

  «Считайте меня коммунистом»

  В воздухе и на земле

  Всегда рядом с нами

  Любимый товарищ

  Сердце большевика

  Два парторга

  Мысли о партии

  Традициям верны

  Письма

  «Коммунисты, вперед!»

ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!

  Присягаем победой

  Это было 22 июня

  Капитан Гастелло

  Сражающееся приграничье

  Походная

  Контрудар

  Залпы «Катюш»

  В небе Подмосковья

  Военная ночь

  Ельнинский удар

  Наша гвардия

  Бородино, 1941 год

  Бесстрашие

  Только победа и жизнь!

  Заря будущего торжества

  На смертный бой!

  Рейд истребителей

  Сто ураганов в груди

  Жди меня

  Святыня полка

  Мужество

  Город на Волге сражается

  Редут Таракуля

  Витязи волжской твердыни

  Мы идем

  Имени Александра Матросова

  На Орловской земле

  Стреляет Иван Ремизов

  У отчего дома

  Историческое сражение

  Салют

  Десант

  Подвиг Новороссийска

  Днепровская быль

  За родной Киев!

  Город Ленина

  Величавая слава

  Мой Севастополь

  Дорога возмездия

  В битве за Беларусь

  Соколиная слава

  Североморцы

  Письма

  Доблестей начало

ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА!

  Сражайтесь храбро, мы куем оружие победы!

  На Дону

  Время новых темпов

  Хозяин земли

  Герои города Ленина

  Три богатыря

  Танки

  У Главного конструктора

  Уральцы

  Счастье

  Они делали пороха

  Силы свои напряги

  Деревенские вечера

  Как говорил Ильич

  Хлеб Сибири

  Дуня Бессмертная

  Наказ народов

  Почин Ферапонта Головатого

  Письмо летчика Еремина

  Забота о бойцах

  Родным

  Дороже золота

  Ты не сирота

  Наука служит фронту, наука служит тылу

  Седьмая симфония

  Привет Родины

  Письма

  Доблесть трудовая

СЛАВА ПАРТИЗАНСКАЯ

  Война народная

  В лесах Смоленщины

  Таня

  В отряде Дедушки и Чапая

  Неуловимый

  Константин Заслонов

  За линией фронта

  Грозовые будни

  Бесстрашные

  Хлопцев водит Бумажков

  В степях Украины

  Бессмертие

  Последние дни Лизы Чайкиной

  Мария Мельникайте

  Остается в строю

  Сердце героя

  Имени СССР

  Народные мстители

ОСВОБОДИТЕЛИ

  1009-й день войны

  Великое очищение

  На том берегу

  Бухарест, 31 августа

  ПРОТИВ ОБЩЕГО ВРАГА

    Локоть к локтю

    В едином строю

    Герои «Нормандии»

    На верность народу

  Четвертый год

  В Северной Норвегии

  Белградские рассказы

  Варшава, 17 января

  Верность Родине

  Будапештские бои

  Карпатские богатыри

  Апрель в Вене

  Первые часы свободы

  Письма

САЛЮТ НАРОДУ-ПОБЕДИТЕЛЮ

  Весна сорок пятого

  В канун Победы

  Московские огни

  Водружено над Берлином

  Красные стяги

  На Эльбе

  Капитуляция

  Пушки больше не стреляют

  Этого не знала история

  Утро мира

  Великая битва увенчала Победу

  Письма

  Той огненной весной

  Гордость

  Героический подвиг советского народа будет жить в веках

*** Примечания ***