Думай, Гарри, думай! (СИ) [Митриллина] (fb2) читать онлайн

========== Разгромный счёт ==========

Гарри долго ворочался в кровати, боясь проспать завтрашнюю тренировку. И заснул уже очень поздно и очень крепко. Вдруг его словно что-то толкнуло, он вздрогнул и вскочил в постели, ошалело вертя головой. В спальне было темно, как и за окнами, но мальчик слышал, что кто-то осторожно, стараясь не шуметь, передвигается по комнате. Он быстро сообразил, что это Рональд собирается на тренировку, и злорадно ухмыльнулся. Дождавшись, пока Уизли уйдёт из спальни, Гарри моментально оделся в приготовленную с вечера на постели одежду и так же тихо выскользнул на лестницу.

Дурсли не мог идти так же быстро, как длинноногий Рон, поэтому явился на площадку, когда вся команда переоделась и уже выстроилась на поле. Все зевали и ёжились на холодном осеннем ветру. Древ прохаживался перед ними и поглядывал на часы. Заметив Гарри, он кивнул ему и, как ни в чём ни бывало, сказал: «Бери метлу и живо в строй». Тот прикусил губу, чтобы не смеяться, быстро сбегал за метлой и встал на левом фланге, горделиво выпрямившись во весь свой невеликий рост. Все остальные вытаращились на него, а потом одновременно перевели взгляды на капитана.

— Это ещё кто и зачем? — вымолвила нападающий Анджелина Джонсон.

— Это наш новый ловец, — не скрывая довольного тона, ответил Древ. — Гарри Дурсли. Прошу любить и жаловать. А ты, Рональд, побудешь пока запасным.

Вышибалы Фред и Джордж переглянулись и одинаково нахмурились. Они уже давно не видели такую довольную физиономию Оливера и догадались, что это неспроста. Поэтому близнецы, никогда не упускавшие возможность высказаться, на этот раз смолчали. К тому же, интересы команды для них всегда были выше, чем расстройство младшего братишки. А сказать, что Рон был расстроен, значило — ничего не сказать. Он отступил назад и мгновенно покраснел. Гарри даже стало немножко стыдно, что ему нравилась такая реакция бывшего ловца. Он опять прикусил губу и пристально смотрел, как Уизли-младший впился взглядом в капитана команды и силился хоть что-то сказать. Лицо же Древа казалось суровым и неумолимым. Рон медленно бледнел, губы его тряслись, он даже не моргал, потому что глаза наполнились слезами. Очень медленно рыжий мальчишка в квиддичной форме положил метлу на землю и, свесив голову, ссутулившись, побрёл к скамейкам трибун.

Гарри вместе с остальными проводил его взглядом, а потом отвернулся, уже не пряча улыбку. Он быстро прикинул, что метла Рона, хоть и тоже школьная, была всё-таки получше, чем та, которую он держал, поднял её и вопросительно посмотрел на Древа. Оливер подошёл к нему, оценивающе оглядел обе метлы, что-то прикинул в уме, кивнул и сказал: «Ладно, летай пока на роновой метле, а если заслужишь — будет тебе сюрприз». Гарри в тот момент был так рад и доволен, что не обратил внимания на его обещание. Он быстро сбегал и убрал «лишнюю» метлу.

…И тренировка наконец-то началась. Стоило только Гарри взмыть в воздух, как все остальные переживания исчезли из его мыслей, потеряв свою важность. Как всегда. Он больше не думал о том, что сразил Рона чуть не насмерть, ударив в самое чувствительное место. Он вообще ни о чём больше не думал, кроме того, как бы показать себя с наилучшей стороны. И это ему удалось. Под конец тренировки уже и все остальные игроки были согласны с капитаном: Гарри Дурсли — ловец не хуже Рональда Уизли, а может даже и лучше. И это стало заметно по изменившемуся к Гарри отношению. Девушки-нападающие улыбались ему и называли по имени, вышибалы одобрительно (но всё же крепче, чем хотелось бы мальчику) хлопали его по плечам и хмыкали. Идя к раздевалке, Гарри ещё раз глянул на Рона и опять не удержался от злорадной ухмылки, увидев расстроенную его физиономию. Весь день на уроках Дурсли то и дело косился на Уизли и продолжал упиваться его несчастным видом. Но к концу дня мальчик понял, что насладился местью сполна.

После ужина Гарри оттащил Рона из толпы гриффиндорцев за руку в сторонку.

— Ну? — хмуро вопросил Уизли. — Чего ещё тебе надо, Дурсли?

— Послушай, Рональд… Ты извини меня, — придав лицу сокрушённое выражение, вымолвил Гарри. — Я ведь не знал, что ты так расстроишься. Я хотел как лучше для факультета…

Рон долго, испытующе всматривался в его лицо. Никакого злорадства больше не светилось в ярко-зелёных глазах за стёклами очков. По крайней мере, Гарри на это очень надеялся.

— Да ладно, — выдохнул Уизли, — проехали. Ты… Ты и вправду летаешь лучше меня. Древ на тебя так надеется… Но только попробуй, Гарри, не словить снитч в следующей игре! Тогда тебя от гнева всей команды ничто не спасёт.

— Я понимаю, — признался тот.

— А скажи-ка, как ты сумел так наловчиться летать? Ведь ты ж маглорожденный. На первом курсе у тебя на уроках полётов вообще ничего не получалось.

— Э-ээ… Я… Я это… Я сам тренировался. Попросил мадам Хуч разрешить мне летать поздно ночью. И летал, пока все спали.

— Да? — недоверчиво почесал в затылке Рон. — Вот не замечал…

Он уставился на Гарри опять с тем же выражением лица, словно хотел что-то вспомнить, но не мог понять, что именно. И тут Дурсли пришла в голову ещё одна идея…

— Слушай, Рональд… А ты не мог бы мне помочь?

— Я? И чем же?

— Потренируй меня. Летать-то я вроде умею, немножко…

Уизли на это хмыкнул.

— …а вот играть ловцом — не очень. Помоги мне, научи, а?

Рон поморгал в удивлении, но Гарри смотрел на него снизу вверх с такой простодушной надеждой… И он не устоял, всё-таки квиддич он любил больше всего на свете. Всю дорогу до гриффиндорской башни мальчишки шли рядом, болтая о любимой игре. Рон в восторге размахивал руками и трещал без умолку, Гарри только кивал и изредка вставлял вопросы о том, чего, якобы, не знал. Он даже не особо вслушивался в болтовню Уизли, просто поглядывал на него, словно опять оказался в том, своём, мире: вот он со своим лучшим другом Роном идёт с успешной тренировки…

…И тем сильнее у него защемило сердце, когда, оказавшись в Общей комнате, Уизли внезапно смолк, бросил на него какой-то смущённый взгляд и…помчался к Невиллу, который пристально смотрел на них и укоризненно поджимал губы. Гарри Дурсли вздохнул и отправился в дальний угол гостиной учить уроки.

С того дня свободного времени у Гарри почти не оставалось. Уроки он делал по-прежнему один, без чьей-либо помощи, ведь рассчитывать ему теперь приходилось только на себя. И очень скоро он обнаружил, что не так уж и трудно слушать учителей на уроках и запоминать, и это здорово помогает делать домашние задания быстрее, оставляя достаточно времени для тренировок с командой, и особенно — с Роном. Первые два раза они вернулись с площадки взволнованные и довольные и оживлённо болтали. И, хотя переступив порог, Рон тут же «забывал» о Гарри и мчался к Невиллу, Дурсли понимал, что Лонгботтом не мог не обращать на это внимания. И потом Невилл стал ходить вместе с ними, сидя на скамейке трибун и пристально наблюдая, как Рон «учит» Гарри быть ловцом.

И вот наконец-то настал день игры с Пуффендуем. За завтраком Древ усадил Дурсли возле себя и усиленно заставлял его поесть. Гарри то краснел, то бледнел от волнения, и кусок решительно не шёл ему в горло. Остальная команда тоже обеспокоенно поглядывала на нового ловца, ведь от него зависело слишком много. Если Гарри не словит снитч, о Кубке команде Гриффиндора можно забыть. Конечно, от нападающих тоже много зависело, но задача ловца была во сто крат тяжелее.

Пуффендуйская команда, как помнил Гарри, не только не считалась фаворитом в играх, но и была откровенно слабой. За исключением кольцевого Герберта Флита, ну, и сильного ловца Диггори, которого у них сейчас не было. На его месте Гарри увидел, почти не удивившись, «слизеринца» Теренса Хиггза. Тем не менее, «Барсуки» всегда выкладывались в играх по полной, и на лёгкую победу рассчитывать не приходилось. Излюбленным их стилем было спокойное, неторопливое поведение, сбивающее напряжённый ритм игры. Они даже не пытались пробиться к гриффиндорским кольцам, вяло, но очень точно перепасовывали друг другу квоффл, не позволяя завладеть им противнику. «Вязкая игра», — то и дело повторял комментатор Ли Джордан, чуть не зевая во весь рот. Древ тоже скучал возле колец. Размеренный полёт квоффла, похоже, усыпил даже кольцевого Флита, и взявшийся словно из ниоткуда бладжер сбил его с метлы. Трибуны ахнули в ужасе, но парень не упал, он крепко держался за древко и отчаянно извивался на высоте метров в пять, пытаясь взобраться обратно. Пока он так дёргался, гриффиндорке Кэти Белл удалось забить в его кольца аж четыре мяча! Болельщики с красно-золотыми флажками радостно орали. «Проснувшаяся» тройка нападения «жёлтых» рванула к кольцам «красных».

И тут появился снитч. Гарри, который уже весь извёлся от нетерпения, тут же помчался в погоню. Хиггз сделал то же самое, но Дурсли был легче и ближе к крылатому мячику. Гарри изо всех сил потянулся за снитчем. Как было бы хорошо, если у него руки были подлиннее!.. Снитч метался, быстро уворачиваясь от пальцев ловца, а Хиггз уже неумолимо настигал, разогнавшись до предела. На Комете Гарри легко бы уклонился от пуффендуйца, но школьная метла не была такой вёрткой. И конечно, ловец в жёлтом врезался корпусом в ловца в красном, когда силился дотянуться до крылатого мячика. Оба рухнули наземь красно-жёлтой кучей. Болельщики опять ахнули и повскакали с мест, пытаясь разглядеть, что происходит. Мадам Хуч и мадам Помфри словно из-под земли выросли возле упавших мальчишек. Сложно было разобрать, где чьи руки-ноги, но барахтались они так активно, что было понятно: серьёзных травм нет.

Наконец колдуньям удалось расцепить Хиггза и Дурсли. Оба пыхтели и вырывались, одинаково красные, взлохмаченные, и метали друг в друга яростные взгляды. Но кто поймал снитч? Обе команды слетели на площадку и обступили ловцов и судью. Та аккуратно подняла с земли золотистый мячик с помятыми крыльями. Казалось, в столкновении серьёзнее всех пострадал именно он.

— Я его поймал!

— Нет, его поймал я!

Ловцы шипели друг на друга сквозь разбитые в кровь губы. Остальные игроки вопросительно уставились на судью. Мадам Хуч заговорила веско, отрывисто:

— Правилами предусматривается, что если снитч оказался на земле, и не понятно, кто из ловцов его поймал, то мячик отдают обоим игрокам…

— ЧТО?! — вскричали хором и гриффиндорцы, и пуффендуйцы.

— …отдают обоим игрокам, — невозмутимо повторила судья и продолжила: — По очереди. Снитч запоминает, кто его словил первым, и сам показывает это. Итак, Хиггз, бери снитч.

Теренс протянул ладонь, и мадам Хуч возложила на неё безжизненный мячик. Ничего.

— Теперь ты, Дурсли.

Как только снитч оказался на ладони Гарри, он тут же встрепенулся и замахал крылышками. Мальчик улыбнулся и рефлекторно сжал кулак.

— …Итак, счёт нашей игры — 190:0 в пользу Гриффиндора! — заорал на весь стадион Ли Джордан.

Гарри не помнил, чтобы его так восторженно чествовали ни в «прошлом», ни тем более сейчас. С радостными воплями и свистом команда вскинула ловца на руки и понесла вокруг площадки. С трибун хлынули обезумевшие от счастья гриффиндорские болельщики. Каждый считал своим долгом покрепче хлопнуть маленького ловца. Гарри казалось, что его в восторге забили бы досмерти, если бы не вмешалась профессор МакГонаголл. Толпа почтительно расступилась перед деканом, и Гарри наконец-то поставили обратно на землю. Потный, растрёпанный, красный как квоффл, с кровавыми пятнами на форме и сбитыми набок очками Гарри Дурсли уставился на профессора, а та молча, строго смотрела на него.

— Дурсли, — очень напряжённым голосом сказала МакГонаголл, — Древ. Идите за мной.

Не говоря больше ни слова, профессор развернулась и широким шагом направилась к Замку. Капитан Древ протолкался к Гарри. Гриффиндорцы обменивались непонимающими взглядами. Оливер пожал плечами и пошёл за деканом. Гарри поправил очки и на подгибающихся от волнения ногах поспешил следом.

========== Вот это сюрприз… ==========

Оказавшись в кабинете декана Гриффиндора, Гарри старался держаться чуть позади капитана Древа, втянул голову в плечи и робко оглядывался. Он знал, что ни в чём не провинился, даже наоборот, но думал, что всё-таки не может быть в чём-либо уверен, ведь реакция МакГонаголл на любые поступки учеников её факультета, как плохие, так и хорошие, всегда была непредсказуемой. Оливер тоже казался озадаченным тем же: похвалит ли их декан за победу или же разругает за то, что набрали мало очков? Волшебница же прошествовала к своему столу, уселась в кресло и воззрилась сквозь очки на мальчишек в квиддичной форме. Через какое-то время, видимо, сочтя, что они достаточно прочувствовали значимость ситуации, она вымолвила:

— Значит, победили?

И голос её зазвенел от сдерживаемого волнения.

— Да! Да! — просияв, закивал Древ. — Это всё Гарри, лучшего ловца в команде Гриффиндора, похоже, никогда не было, за исключением, может быть, Чарли Уизли!

МакГонаголл перевела пронзительный взгляд на щуплого очкарика, а тот съёжился ещё сильнее. Но, взглянув мельком на профессора, он вдруг увидел и на её лице такое же недоумённое выражение, какое замечал у Рона и у Люпина.

— …Значит, ты, Гарри Дурсли, маглорожденный волшебник, — медленно проговорила она, — так хорошо научился летать на метле …сам?

Мальчик кивнул, опасаясь вдаваться в подробности и врать МакГонаголл. И он даже не сумел скрыть короткого вздоха облегчения, когда словно прожигавший его насквозь орлиный взгляд декана переместился на Древа.

— Оливер, ты что-то такое говорил мне про школьную метлу, которая никак не подходит для нашего нового ловца.

— Да, мэм, — опять энергично кивнул Древ. — Ему нужна другая метла, получше. И я вспомнил, как Вы рассказывали, что храните… ту самую метлу. Может быть, Гарри её достоин?

МакГонаголл опять воззрилась на Гарри.

— Ну, что ж… Возможно, ты прав, Оливер.

Она встала из-за стола, прошла к высокому шкафчику в углу кабинета, коснулась волшебной палочкой замка. Дурсли замер и затаил дыхание. Затем он быстро глянул на Древа. Тот улыбнулся, кивнул и сказал тихо-тихо:

— Я же обещал тебе сюрприз!

Новый гриффиндорский ловец посмотрел на декана. Та повернулась — и Гарри увидел, что она крепко держит обеими руками …метлу. МакГонаголл подошла и протянула её мальчику.

— Вот, Гарри. Возьми. Это «Серебряная Стрела-11», — с гордостью сказала профессор. Дурсли смотрел на светлую, действительно, словно серебряную метлу и не мог оторвать от неё взгляд. Мир, казалось, перестал существовать для него. Даже голос профессора слышался как будто издалека.

— …Наверное, ты не очень разбираешься в марках мётел, поэтому я тебе кое-что расскажу. На этой модели марка «Серебряная Стрела» перестала существовать. К сожалению, ничего лучше они не смогли создать. Все знатоки мётел сходятся во мнении, что на момент своего выпуска это была самая лучшая гоночная метла не только Британии, но и всей Европы. Может быть, её форма и покажется кому-то старомодной, но, уж поверь, она по своим лётным качествам не уступит современным моделям Чистомёта или даже Нимбуса.

Профессор держала перед Гарри метлу, а он всё не решался протянуть к ней руки. Наконец, он медленно коснулся древка кончиками пальцев и ощутил прохладу и гладкость. Он сжал метлу обеими руками, но МакГонаголл почему-то не отпускала её. Гарри вопросительно вскинул взгляд на декана.

— Позволь мне договорить, Гарри. Не только за свои качества именно эта метла удостоилась такой чести, как храниться в особых условиях в моём кабинете. Самое главное — это кто был её владельцем. Если ты побывал в Комнате призов Хогвартса, то среди наград, полученных нашими учениками за все годы, ты наверняка видел на почётном месте награду лучшего квиддичного игрока…

Гарри внезапно почувствовал, что побледнел почти как древко метлы в его руках, а пальцы сжались, словно их свела судорога.

— …Нападающего Джеймса Поттера, — профессор произнесла это имя с уважением и грустью. — Теперь ты держишь метлу этого человека.

Она разжала пальцы, и Гарри ощутил вес метлы своего отца.

— Не посрами имя Джеймса Поттера, Гарри Дурсли. Приложи все усилия, чтобы славная история «Серебряной Стрелы» продолжилась с её новым владельцем. Древ поверил в тебя. Команда поверила в тебя. Я тоже верю в тебя, Гарри.

Мальчик почувствовал, что его глаза наполнились слезами. «Метла моего отца. Это метла моего отца», — билась в его голове единственная мысль. Он взглянул на МакГонаголл и увидел, что строгое лицо смягчила слабая улыбка.

— Спасибо, — у него перехватило дыхание, поэтому голос звучал сипло, — профессор. Спасибо, Оливер. Я не подведу вас. Я не уроню славу мо… метлы лучшего квиддичного игрока.

…Вместе с капитаном команды Гарри шёл в гриффиндорскую башню. Оливер что-то вдохновенно вещал, но Дурсли его почти не слушал. Мальчик нёс «Серебряную Стрелу» и думал, что никакая сила в мире не сможет эту метлу у него отнять. Даже воспоминание о Комете померкло для него, ведь, при всём её совершенстве, то была просто метла, а это — Метла Отца.

В Общей комнате Гриффиндора тем временем празднество в честь долгожданной победы шло полным ходом. Как только Древ и Дурсли появились в гостиной, их опять подхватили на руки и принялись восторженно качать. Гарри и раньше было крайне неловко, когда его чествовали, поэтому при первой же возможности он вывернулся из рук однокашников и умчался в спальню. Только там, взобравшись на кровать и задёрнув шторы, он сумел удивиться, что действительно не выпустил из рук метлу. Мальчик уложил «Серебряную Стрелу» на колени и любовался ею, благоговейно поглаживая. Он жадно рассматривал каждый дюйм древка, оглаживал каждый прутик в хвосте… Сердце его бешено колотилось, глаза наполнились слезами. Теперь и в этом мире у него есть то, что связывает его с отцом.

—…Ну-ка, покажи, что это за чудо-метлу дала тебе МакГонаголл! — раздался насмешливый голос, и занавеси отдёрнулись. Гарри увидел Невилла и Рона, а позади них стояли Дин, Шеймус и Фред с Джорджем. Все они с одинаковым любопытством уставились на «Серебряную Стрелу». Дурсли нахмурился и попытался спрятать её за спину. Как бы не так, Лонгботтом перехватил древко. Мальчишки молча, уставившись друг другу в глаза, тянули каждый к себе метлу. Невилл был явно сильнее…

— Ну, Гарри, тебе жалко, что ли? Мы же только посмотрим, не съедим…

От явно заискивающего голоса Рональда Невилл и Гарри вздрогнули, и оба разжали пальцы. Так метла очутилась в руках Уизли, у которого её моментально выхватили братья. Гриффиндорцы сгрудились возле кровати Гарри и разглядывали «Серебряную Стрелу», одобрительно вскрикивая.

— И это правда метла самого Джеймса Поттера? — недоверчиво хмыкнул Лонгботтом.

Дурсли уже открыл рот, чтобы дать ему отповедь, но тут в один голос заговорили близнецы, убеждая, что это истинная правда. Наконец, когда все наахались над серебристой метлой, а Гарри уже едва не дымился от возмущения, Лонгботтом шагнул к его кровати и положил на колени «Серебряную Стрелу» со словами:

— Тебе сказочно повезло, Дурсли. Только попробуй теперь подвести нашу команду.

Затем он круто развернулся и пошёл к выходу из спальни. Остальные с явной неохотой последовали за ним. Гарри тщательно протёр покрывалом древко своей метлы и поймал себя на мысли, что с удовольствием вымыл бы её с мылом.

А на следующий день профессор Люпин с загадочным выражением лица встретил гриффиндорских третьекурсников возле кабинета Защиты от Тёмных сил. «Вас ждёт сюрприз, — сказал он ученикам. — Положите свои сумки в классе и возьмите палочки». Затем он повёл всех… в учительскую.

В просторной комнате все кресла, диваны и столы были сдвинуты в один угол, а к большому окну был придвинут громадный шкаф. Ребята с любопытством поглядывали то на него, то на учителя и перешёптывались. А Гарри похолодел, он понял, что сейчас будет. Боггарт. И верно: профессор Люпин принялся в своей обычной мягкой манере рассказывать о боггартах, расхаживая перед шкафом, в котором кто-то недовольно завозился. Ученики слушали очень внимательно. Затем все принялись повторять заклинание «Риддикулус». Гарри догадался, что Люпин не вызовет Невилла первым, и, скорее всего, он так же, как в тот раз сделает всё, чтобы не допустить встречу Мальчика-который-выжил с его страхом, потому что это наверняка будет Воландеморт. Ну, а ему-то что делать, когда для него боггарт станет дементором?

«Думай, Гарри, думай, — пронеслось в голове мальчика уже ставшее привычным его персональное „заклинание“. — КАК, ради всей магии на свете, ты ухитришься сделать дементора смешным?!»

И вот, учитель дал задание всем подумать, чего они боятся и как сделать страшное смешным. Ученики задумчиво разбрелись кто куда. Гарри напряжённо думал над заданием, крепко сжимая волшебную палочку, но он ещё успевал следить и за Лонгботтомом, и видел, как тот бледен и сосредоточен.

— Ну, что ж, — наконец, сказал Люпин, — давайте посмотрим, как у вас получится.

И он направил волшебную палочку на замок шкафа. Дверь заскрипела, медленно открываясь.

— Шеймус, прошу вас, — спокойно промолвил профессор и ободряюще улыбнулся. Финниган шагнул вперёд, он был бледный, как все остальные ученики, но выглядел решительно. Из темноты шкафа вылезла костлявая женская фигура в рваном, истрёпанном платье, с длинными, почти до пола, всклокоченными волосами и лицом-черепом: банши. Девочки завизжали и отпрянули, попрятавшись за мальчиков. Банши уставилась на Шеймуса, оскалилась и открыла рот, готовясь выть. Мальчик наставил на неё дрожащую руку с палочкой и крикнул волшебное слово: «Риддикулус!» Глаза монстра вдруг выкатились в явном удивлении, а руки вцепились в собственное горло — банши осипла и вместо леденящего кровь воя раздался жалкий писк. Шеймус победно рассмеялся, костлявая фигура метнулась обратно в шкаф.

— Отлично, Финниган! — сказал Люпин. — Уизли, ваша очередь.

Рон шагнул вперёд. А дальше — заорали все, а не только девочки: из шкафа выскочил огромный паук и, щёлкая жвалами, стал медленно надвигаться на Рона, который отступал назад и трясся словно в лихорадке. Учитель нахмурился и уже хотел защитить мальчишку, но тот всё-таки смог собраться. «Риддикулус!» — паук замер, а потом его ноги вдруг отвалились, и туловище запрыгало по полу, как мохнатый мяч. Класс грохнул смехом.

— Молодец, Рональд! — одобрительно кивнул профессор. — Теперь…

Но он не успел никого назвать. Волосатый шар покатился к Лонгботтому. Тут же остановившись, он вдруг начал расти ввысь и вскоре превратился в худую фигуру в плаще с капюшоном. Тонкая жемчужно-белая рука стала плавно подниматься, чтобы открыть лицо. Все замерли. Гарри глянул на Люпина, ожидая, что тот ринется спасать Мальчика-который-выжил, но ему показалось, что учитель растерялся. Дурсли также понял, что Лонгботтом сам не в состоянии защититься и вот-вот рухнет в обморок. Тогда он решительно сжал губы и сам кинулся между Невиллом и боггартом.

Миг — и фигура в плаще стала ещё выше и бесформеннее, она воспарила над полом, распространяя волны холода и страха. Гарри чувствовал, что его лицо заливает пот и слышал, как всхлипывают рядом другие ученики. «Экспекто Патронум!» — собрав все силы, заорал он. Огромный серебристый олень стремительно вырвался из палочки и отшвырнул дементора-боггарта прочь. Сгусток тьмы со свистом влетел в шкаф. Шкаф затрясся, и от толчка дверь захлопнулась. Перепуганные гриффиндорцы постепенно приходили в себя. Гарри без сил сидел на полу и ловил ртом воздух. А профессор Люпин и Мальчик-который-выжил, одинаково тяжело дыша, очень пристально на него смотрели.

========== Поиски выхода ==========

Наконец, когда юные волшебники вновь обрели способность двигаться и разговаривать, они всей толпой ринулись к Дурсли и окружили его.

— Что это было, Гарри? Это твой олень? Откуда он взялся? А кем это стал твой боггарт? — наперебой кричали все. Все — кроме Люпина, Лонгботтома и мертвенно бледного Уизли. Гарри всё так же молчал. До него дошло, что он своим поступком загнал себя в безвыходное положение. О Мерлин, ну, откуда в нём это идиотское стремление спасать всех и вся?! Да, он не мог поступить иначе, но теперь ему некуда деться от вопросов, на которые нельзя, невозможно правдиво ответить. Ему просто необходимо время, чтобы придумать хоть мало-мальски правдоподобные отмазки. И много отмазок… По-прежнему бледный Дурсли медленно закрыл глаза и повалился на бок.

Профессор обвёл взглядом присмиревших гриффиндорцев и объявил, что урок окончен. Сам же осторожно поднял Гарри на руки и понёс в больничное крыло. Невилл и Рон переглянулись и побежали за ним.

Мадам Помфри, школьная целительница, как только устроила бессознательного мальчика на койке в палате, сразу осмотрела его и возвела осуждающий взор на преподавателя.

— Профессор Люпин, я никак не могла ожидать, что именно после вашего урока…

— Да, мэм, — учитель прятал взгляд как провинившийся ученик, — я не сумел правильно организовать…

— Ладно, сначала надо помочь мальчику, а потом будете оправдываться. Ступайте.

Профессор шагнул назад и едва не налетел на учеников за спиной. Целительница тут же «набросилась» и на них:

— А вам что тут нужно? Знаете, что стало с любопытной кошкой? …Быстро идите на урок!

— Мадам Помфри, — пролепетал Невилл, — Ду… Гарри защитил меня. Это из-за меня он…

— …Ах, какие мы тут благородные собрались! — прервав его, всплеснула руками целительница. — Да мне не интересно, отчего да почему. Мне работать нужно, так что, ступайте-ка отсюда все. Как только ваш товарищ будет в порядке, придёте его навестить, вот тогда и будете разбираться, кто виноват, да что делать.

Лонгботтом понурился и пошёл к выходу в сопровождении Уизли, который так и не вымолвил ни словечка. Люпин быстро и настороженно бросил взгляд на мадам Помфри. Та, словно поняла причину его беспокойства, поджала губы, но кивнула. Учитель выдохнул и также направился к двери. Гарри, старательно не открывая глаз, тоже тихонько вздохнул с облегчением, но, ощутив заботливые прикосновения мягких рук мадам Помфри, позволил себе слегка пошевелиться и застонать.

***

— …Ты не представляешь, что я чувствовал!

Русоволосый волшебник в залатанной мантии расхаживал в волнении по роскошно обставленной гостиной. Эта комната, как и весь дом, производила двоякое впечатление. С одной стороны, ощущалось желание хозяев сделать всё как можно удобнее и показать… даже не столько высокий статус, сколько именно богатство. А с другой — явно чувствовалось, что все эти притязания остались в прошлом. Мягкие кресла и диваны расставлены как попало, с некоторых даже чехлы не сняты. Пушистые ковры полны пыли, как и тяжёлые парчовые занавеси, в которых к тому же… кто-то копошился. Бронзовая отделка мебели и канделябры позеленели и давно нуждались в чистке. Картины в широких золочёных рамах на стенах были закопчены так, что трудно было даже понять, что там изображено: портрет или пейзаж.

Казалось, что лишь несколько предметов в гостиной используются по назначению, а не служат «памятниками забытых времён»: большой камин, где сейчас весело плясал огонь, маленький кофейный столик возле него и два кресла. С одного из этих кресел только что вскочил в волнении гость, едва не угодив подолом мантии в камин, а хозяин дома так и восседал во втором, расслабленно откинувшись на спинку и скрестив ноги. Это был высокий волшебник, некогда черноволосый, а сейчас наполовину седой, его бледное лицо казалось измождённым, словно он долго пребывал на грани смерти.

— …Мне давно уже стало казаться: с этим мальчишкой не всё так просто, — в волнении продолжал монолог профессор Школы Хогвартс Ремус Люпин. — Он чуть не напрямую назвал меня оборотнем. Он боится дементоров, стало быть, знает, кто это. Откуда бы маглорожденному о них знать, а? Ему тринадцать, а он вызывает настоящего, овеществлённого Заступника. И его Заступник — олень, Сириус! Олень!

— Ну, форма Заступника ещё ничего не доказывает, — скептически пожал плечами Блэк.

— Конечно. Если бы только одно это, тогда, возможно, это и было бы просто совпадением. Но Гарри лицом — вылитый Джеймс. А глаза — зелёные, как у Лили. Какие доказательства тебе ещё нужны? Этот мальчик — сын Поттеров!

— Но как он мог спастись из их дома в тот день?

— Да какая разница как, Сириус! Главное — он жив. А ты его крёстный, а значит — несёшь за него ответственность.

Блэк провёл рукой по полуседым кудрям, а затем неторопливо раскурил сигару:

— И что ты предлагаешь?

— Забери его у этих маглов и вырасти из него настоящего волшебника. Дай ему то, чего он лишён. Фамилию. Статус. Деньги, наконец!

— А ты не мог ошибиться, Ремус? Мне кажется, ты просто изо всех сил хочешь верить, что сын Поттеров жив.

— А ты просто прячешь голову в песок и не хочешь вообще ни во что верить. Прямо как маглы отрицают волшебство, даже столкнувшись с ним нос к носу.

— Верить… — глубоко вздохнул Сириус, любуясь затейливыми изгибами струйки дыма. — Я просидел в Азкабане десять лет, Ремус. Десять. Лет. В Азкабане. Там моментально избавляют от веры, надежды, ну, и от любви заодно… Я сейчас хочу просто жить, видеть солнце и дышать свежим воздухом.

— Ага. Солнце и свежий воздух. В Лондоне, — усмехнулся Люпин.

— Ну, ты же понимаешь, о чём я. А ты предлагаешь мне взваливать на себя ответственность за какого-то мальчишку.

— Не за «какого-то мальчишку», а за сына наших погибших друзей. Извини, что напоминаю, но именно ты всегда считался лучшим другом Джеймса Поттера. А его сын — твой крестник, кстати.

— Ну, я не знаю… Я же его десять лет не видел, этого мальчишку. А может, он вообще не захочет жить со мной.

— Ну, не захочет — так не захочет, тогда другое дело. Но ты должен хотя бы поговорить с Гарри об этом, предложить ему…

— …Да никому я ничего уже не должен! — вспылил Блэк. — Я отбыл срок, я свободен и хочу, наконец-то, быть свободным! Если ты так уж хочешь нянчиться с этим Гарри — ну, посох тебе в руки. Ты его учитель — вот и учи его всему, что считаешь нужным.

— Ну, признай его по крайней мере Поттером, Сириус. Пусть парень законно носит фамилию своих родителей, а не каких-то маглов Дурсли!

И тут Блэк едва не подпрыгнул, выронив сигару прямо на перламутровую инкрустацию столика:

— Как ты сказал? Дурсли?

— Да, а что? — удивился Люпин.

— Сестра Лили вышла замуж за магла по фамилии Дурсли… Не самая распространённая в Британии фамилия.

— Ну, вот видишь! Сестра Лили мальчишку и усыновила! А кстати, ты-то откуда знаешь про её магловскую сестру?

— Да Джим сказал… Его и Лили пригласили на свадьбу. Он ещё смеялся, что тем тупым маглам такая фамилия как нельзя лучше подходит. Я и запомнил…

Сириус задумался, он больше не обращал внимания ни на тлеющую сигару в руке, ни даже на собственного друга. Ремус потоптался ещё немного рядом с ним, но потом вздохнул, шагнул к камину и взял щепотку лётного пороха из чашки на полке.

========== Интермедия 1 ==========

Худенький черноволосый мальчик проснулся, потянулся и…

почувствовал, что ему как-то не удобно в собственной кровати. Он привстал, нащупал на тумбочке у изголовья круглые очки и нацепил их на нос. Затем он сел и стал осматриваться. Что-то явно было не так в привычной скудной обстановке комнаты, только он спросонья всё ещё не мог понять, что именно. Мальчик соскочил с постели — и тут же скривился от боли. Во-первых, он сильно ударился ногами об пол, словно кровать за ночь стала ниже. Во-вторых, жутко болела спина, как будто вчера он таскал на себе мешки с песком. И в-третьих, голова. Ужасная боль, от макушки до самого носа, словно раскалывала голову. Сдержанно шипя от боли, мальчик проковылял на непослушных ногах к шкафу, распахнул его и уставился в зеркало. Ему сразу же показалось, что он словно бы вырос, хотя в остальном — всё было прежним: узкое лицо, ярко-зелёные глаза, непослушные чёрные волосы…

Мальчик в растерянности коснулся макушки — и ощутил под пальцами здоровенную шишку, которой вчера — совершенно точно — не было. Какого Мордреда с ним произошло за ночь?! Он откинул назад чёлку и потёр лоб… И тут же на выдохе прильнул к стеклу, едва не расплющив нос: поперёк лба отчётливо виднелся тонкий красноватый шрам в виде молнии. Обалдело моргая, мальчик отступил назад, продолжая ощупывать шрам, добрёл до кровати и сел. «Шрам в виде молнии? — думал он. — Но ведь такой шрам всегда был у Невилла Лонгботтома. Это же отметина, оставленная Тем-кого-нельзя-называть! Откуда она у меня?!»

Вопросы роились у него в голове, но ответов не находилось. Мальчик перестал наконец-то тереть шрам, осторожно уложил болевшее тело обратно на постель и закрыл глаза. «Это же только сон, — тихо прошептал он. — Это всё мне просто снится». Постепенно боль ушла, и он опять попытался «проснуться». Сел, огляделся. И наткнулся взглядом на большую пустую птичью клетку на столе. «О Мерлин, а это что ещё такое? Да что в конце концов происходит?!» Всё ещё недоумевая, мальчик прошлёпал в ванную комнату. Потом переоделся, опять удивившись, что вся одежда в его шкафу была сильно заношенной и очень большого размера, и спустился в кухню завтракать.

— Доброе утро, — поздоровался он с тётей Петунией, которая хлопотала у плиты, и уселся за стол, заинтересованно принюхиваясь.

— Как ты посмел выйти из комнаты, Гарри? — женщина резко обернулась и вперила в него рассерженный взгляд. Мальчик съёжился и непонимающе заморгал.

— Я… Я просто хотел… Я проголодался, тётя…

— Марш в комнату, и чтобы даже тени твоей я не видела! Я принесу тебе твой завтрак, так уж и быть, когда сочту нужным! Что за наглость: появляться у меня на глазах, как ни в чём ни бывало, после того, что ты тут вчера устроил!

— Я устроил? — пролепетал он. — Но я ничего…

— Гарри! Хватит огрызаться! Убирайся, пока я не позвала Вернона!

Мальчик мгновенно сорвался с места и исчез из кухни: дядя Вернон хоть и никогда не был с ним жесток, но тётя сейчас была явно рассержена, а злить родственников ещё больше ему вовсе не хотелось. Тем более, что он всё ещё не понимал, что же такое успел натворить вчера. Ну, разве что, вчера был день его рождения…

В таком же недоумении Гарри провёл ещё два дня, почти безвылазно сидя у себя в комнате, выходя только в уборную. Трижды в день тётя Петуния просовывала еду в маленькое окошко, похожее на кошачий лаз, внизу двери его комнаты. И на этом общение с роднёй и заканчивалось, ни дядя Вернон, ни Дадли даже не подходили к его комнате. Нельзя сказать, что Гарри очень не хватало общения со своей приёмной семьёй, но чтобы его игнорировали полностью — это было очень-очень странным. Мальчику было нечем заняться, и на третий день он со скуки принялся перебирать свои школьные вещи в сундуке.

Он аккуратно свернул зимний плащ, встряхнул и сложил форменные мантии. Примерил ботинки и зимние сапоги, убедился, что они ему всё ещё впору. Перебрал ворох разрозненных носков, выложил те, что нужно было заштопать, остальные небрежно свалил обратно. Не успел он подумать, что ничего-то интересного нет и в сундуке, как вдруг обратил внимание, что… учебники довольно новые и почему-то за четвёртый курс. «Стоп, — мысленно удивился Гарри, — как же так? Я же пойду на третий курс, и я точно помню, что, когда собирался домой на каникулы, в моём сундуке были книжки второго курса. Второго! Откуда же эти учебники?» Подумав немного над этакой странностью, он всё-таки сообразил, в чём дело: это братцы Уизли в очередной раз подшутили над ним, забрали его книги и подсунули чужие. Интересно, как же он тогда будет делать домашние задания на лето… Наверняка, именно в этом и состояла идея близнецов.

Поскольку заняться мальчику всё равно было нечем, он выложил учебники на стол, намереваясь почитать хотя бы их: вот удивятся все, когда он будет блистать знаниями через год! Вернувшись к сундуку, Гарри обнаружил на дне кое-что, чего там вообще быть не могло. Никогда. …И вряд ли даже приколисты Фред с Джорджем додумались бы подложить ЭТО ему. Мальчик вынул из сундука длинный свёрток и снял малиновую бархатистую ткань с… метлы. Не веря собственным глазам, Гарри, который на уроке полётов взлетел одним из последних, из-за чего над ним смеялись все, даже девочки, держал в руках самую красивую, какую только можно было разве что во сне увидеть, метлу. Берёзовые прутики хвоста были идеально подобраны по толщине и длине, а на лаковом древке золотом выведено «Комета»…

Весь день Гарри читал учебники, а когда ему надоедало, любовался невесть откуда взявшейся в его сундуке метлой. Он буквально влюбился в Комету и гнал от себя мысль, что она у него оказалась по ошибке, и как только он вернётся в Хогвартс, настоящий хозяин этого чуда обязательно её у него отберёт. Мальчик даже спать улёгся, сжав в руке блестящее древко метлы.

Следующим вечером Гарри лежал на кровати, всё так же держал метлу и смотрел в потолок, размышляя, как он появится в Школе. Он всё ещё не мог решить, показать ли Комету всем и каждому, чтобы все обзавидовались, или же спрятать или вообще оставить дома, чтобы не отобрали. Неожиданно в комнату вошёл дядя. Гарри медленно перевёл на него затуманенный мечтами взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.

— Мы уходим, — сообщил он.

— Простите?

— Мы — а именно, я с твоей тётей и Дадли — уходим.

— Отлично, — равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.

— Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.

— Ясно.

— Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.

— Да, сэр.

— И запрещается таскать еду из холодильника.

— Понятно.

— Я запру дверь в твою комнату.

— Как скажете.

Дядя Вернон сверлил племянника подозрительным взглядом, явно обескураженный отсутствием возражений, но не нашёл, что сказать. Он грузно, как бегемот, развернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ, и как дядя Вернон топает вниз по лестнице. Через несколько минут после этого снаружи дома хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающего от дома автомобиля.

Мальчик действительно не испытывал никакой печали по поводу отъезда Дурсли. Какая ему разница, дома они или нет. Ему даже не хотелось вставать и включать свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он всё так же валялся на кровати, поглаживая чудесную Комету и слушая ночные звуки, доносящиеся из открытого окна. Оказалось, пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Потрескивали и поскрипывали половицы и ступеньки… Гарри лежал тихо, без движения, почти засыпая.

И вдруг из кухни очень отчётливо донёсся грохот. Мальчик мгновенно сел и вслушался. Это не Дурсли — слишком рано, да и он бы услышал, как приехала машина. Несколько секунд было тихо, затем отчётливо послышались какие-то голоса. «Воры!» — испугался Гарри, скатился с кровати и замер, пригнувшись. Он решал, спрятаться ли ему под кроватью, или же в шкафу, но до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать — а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не давал себе труда понижать голос. Да и вообще, что ворам делать на кухне? Тётя, конечно, неплохо готовит, но не настолько же! Мальчик схватил свою волшебную палочку и подошёл к двери, изо всех сил прислушиваясь. И почти сразу же отпрянул назад — замок громко щёлкнул, и дверь распахнулась.

Гарри стоял неподвижно, глядя сквозь дверной проём в неосвещённый коридор. Он старался уловить хоть малейший звук, но в доме стало совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел из комнаты к лестнице. Сердце билось уже не в груди, а в горле. У первых ступенек стояли какие-то люди. Пришельцев была целая толпа, человек десять, и все они, как по команде, уставились прямо на него. В отличие от мальчика, они совсем не удивились и не испугались, обнаружив его в пустом доме. Да, это точно не воры. Но кто они такие?

— Кто. Вы. И что. Здесь. Делаете?

Гарри говорил чётко и отрывисто, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Отлично, парень! — взревел один человек и шагнул вперёд. — Первым делом — бдительность!

Мальчик попятился и выставил перед собой волшебную палочку: крупный, грузный седой длинноволосый мужчина, в носу которого недоставало большого куска плоти, мог бы напугать своим видом кого угодно. К тому же, унего были разные глаза: один маленький, как чёрная бусина, смотрел прямо на него, а второй, крупный, ярко-голубой, вертелся в глазнице, словно жил собственной жизнью. Сомнений не осталось: дом добропорядочных маглов Дурсли посетили не воры, а волшебники. Такие же, как сам Гарри.

— Ты же помнишь, я был в прошлом году учителем в Хогвартсе, — продолжил устрашающий колдун, но тут же заметно смутился: — Э-э… Ну, то есть, не совсем я…

Видя, что Гарри не намерен кидаться к нему с объятьями, и вообще делает вид, словно не узнаёт, он отступил в толпу, пророкотав: — Эх, парень, ты прав, доверять мне у тебя нет совершенно никакого резона. Ремус, давай-ка ты…

— …А чего мы в темноте-то? — вдруг раздался молодой женский голос.

Через мгновение, наполненное шорохами и шуршанием в группе магов, раздалось почти хоровое «Люмос!». С полдюжины волшебных палочек засветились огоньками, подсвечивая лица своих хозяев. Гарри тоже чуть было не зажёг свою волшебную палочку, но усмехнулся, шагнул к стене и нажал выключатель. Волшебники, ослеплённые ярким электрическим светом, заозирались и заморгали. «Во как! — удивлённо сказал кто-то из них. — Это поярче будет даже, чем Люмос Солем!» Тем временем Гарри рассматривал визитёров. Никто из них не казался ему знакомым. «Да что в конце концов тут происходит?!» — думал он, едва сдерживаясь, чтобы не заорать эти слова во всю глотку. Взрослые смотрели на него снизу вверх, кто дружелюбно, кто с любопытством, а кто-то даже как-то уважительно. Кроме седого верзилы с разными глазами. Он уставился на мальчика весьма подозрительно.

— Что-то тут странноватое, не находите, леди и джентльмены? — пророкотал он. — Пацанчик-то даже тебя, Ремус, не узнаёт. А может, он — это вовсе не он?

Грузный колдун вперил взгляд живого глаза прямо Гарри в переносицу:

— Ну-ка, скажи, кем становится твой Заступник, а?

— Мой … кто? — непонимающе заморгал тот. Столпившиеся у лестницы волшебники чуть ли не в один голос ахнули и принялись переглядываться.

— Да что вы набросились на мальчика, Аластор, в самом-то деле? — прозвучал тот же голос молодой женщины, и наверх по лестнице стала подниматься колдунья с копной ярко-фиолетовых волос и лицом в форме сердечка. Она сочувственно смотрела на Гарри: — Мы свалились такой толпой на бедолагу посреди ночи, тут собственную фамилию забудешь, да? Моя вот, например, Тонкс, а твоя?

— Д-дурсли… — растерянно вымолвил он.

Даже самое искусное перо не смогло бы описать изумление, отразившееся на лицах волшебников.

Комментарий к Интермедия 1

Дорогие мои читатели, дайте мне знать, стоит ли включать ещё интермедии о “туповатом, пришибленном и никому не нужном” Гарри Дурсли, который вдруг стал Избранным?

========== Достаточно ли безумен гений? ==========

Физически Гарри Дурсли чувствовал себя прекрасно, особенно если учесть, что никакие головные боли — как в прямом смысле, так и в переносном — из-за шрама его больше не беспокоили. Только лишь необходимость придумать хоть какое-нибудь приемлемое объяснение своему отчаянному поступку заставляла его валяться в больничном крыле, изображая крайнюю степень слабости и нездоровья. Притворяться он, прямодушный по характеру, научился в своей прежней жизни у Дурсли. Тётя Петуния притворялась радушной хозяйкой и идеальной матерью, дядя Вернон — успешным бизнесменом и главой семьи, ну, а двоюродный братец Дадли — хорошим сыном. А сколько раз Гарри наблюдал, как Даддикин закатывал истерики или притворялся больным для того, чтобы родители немедленно сделали то, что он хочет! Вот сейчас и он сам изображал нездоровье, чтобы достичь своей цели. Он даже глаза старался лишний раз не открывать, послушно ел с ложечки и пил всякие снадобья целыми галлонами. Мальчик подозревал, что мадам Помфри сразу поняла, что он симулирует, но она как ни в чём не бывало продолжала свою работу и не задавала лишних вопросов. Словно цербер Пушок, она охраняла его покой, так что ни единая живая душа в палату не проникала. Гарри спокойно лежал и обдумывал каждое своё следующее слово и действие. С непривычки было трудно.

Несмотря на это, через несколько дней в лечебницу пришёл тот, кого даже целительница не посмела остановить. Ректор Школы Хогвартс Альбус Дамблдор, собственной седовласой и длиннобородой персоной. Как только Гарри увидел его в дверях, наклонившегося и внимательно слушающего взволнованные объяснения мадам Помфри, он тут же зажмурился, мысленно застонал и принялся так же мысленно осыпать себя всеми бранными словами, какие только слышал в своей жизни от кузена Дадли и дяди Вернона. И было за что ругаться: в панике от всего случившегося с ним — дементоры, дисциплинарное слушание, отсутствие понятных вестей от Рона и Гермионы, а затем внезапно исполнившееся желание стать «просто Гарри» и совершенно чужой иной мир, где всё не то и не так, — он совсем позабыл о Дамблдоре. О действительно великом колдуне ХХ века. О ректоре, от внимания которого не ускользало даже самое незначительное происшествие в Хогвартсе. Конечно, «внезапно проснувшийся героизм» у какого-то Гарри Дурсли, который в Школе до того ничем особенным не выделялся, тоже не мог не привлечь внимание профессора. «Так, думай, Гарри, думай, как ты будешь выкручиваться теперь… Дамблдор-то тебе не Рон, не Невилл и даже не Люпин», — мысленно подстёгивал себя мальчик.

Ректор тихо подошёл к его кровати, наколдовал кресло вместо обычного стула для посетителей и сел. Гарри лежал с закрытыми глазами и старался дышать ровно и медленно, словно во сне. Дамблдор помолчал с минуту, а потом вымолвил с усмешкой:

— Ну, довольно притворяться, Гарри. Я знаю, что ты не спишь. А самое забавное, ты тоже знаешь, что я это знаю. Вообще-то, у меня достаточно времени, чтобы сидеть и ждать, пока тебе не надоест изображать спящего, но не кажется ли тебе, что невежливо заставлять ждать старика?

С глубоким вздохом мальчик заворочался и сел на постели. Он потянулся за очками, нацепил их на нос и только потом осмелился взглянуть на ректора. Но как только увидел такую знакомую всепонимающую улыбку, у него отлегло от сердца.

— Извините, сэр, — сказал он тихо.

— Не стоит извиняться. Я вообще-то пришёл поблагодарить тебя, Гарри Дурсли.

— Вы? Поблагодарить? Меня? Но что я такого сделал, сэр?

— Ну, как же. Ты защитил Невилла Лонгботтома. Ты защитил своих товарищей. Пусть это был просто боггарт, но кто может знать, что бы случилось, если бы он стал страхом Невилла. Ты же знаешь, кем бы стал его боггарт?

Мальчик кивнул, едва не назвав по привычке имя Воландеморта.

— Даже я не смогу сказать, что бы произошло, появись он посреди третьекурсников. Пожалуй, только то, чем стал боггарт для тебя, могло наделать больше паники. Что, собственно говоря, и случилось.

«Ну, вот, — подумал Гарри, — начинается» — и опустил взгляд.

Дамблдор помолчал, сцепив руки в замок и покачивая длинным загнутым носком туфли.

— Может, ты мне объяснишь, Гарри Дурсли, маглорожденный волшебник, почему ты боишься дементоров, и как ты научился вызывать Заступника?

Гарри вздохнул. Внезапно он подумал: «А вдруг здешний Дамблдор при всём том же величии и мудрости чуть менее «с приветом»? Он же не показывает ни гнева, ни презрения к «просто Гарри». Вдруг он сможет мне помочь?»

— Профессор Дамблдор… Я бы мог вам рассказать, но, боюсь, вы мне не поверите, — очень тихо сказал он, так и не поднимая взгляд.

— Знаешь ли, Гарри, я ведь достаточно долго живу на этом свете, и, уж поверь мне, повидал столько всякого, что… Вряд ли найдётся хоть что-то, о чём я уверенно смогу утверждать, что это невозможно. Так что, говори.

— Я из другого мира, сэр, — прошептал мальчик со вздохом. — Мне пятнадцать лет, и в моём мире шрам от заклинания Воландеморта на лбу у меня. Там я — Мальчик-который-выжил.

Только сказав это, Гарри глянул на ректора. Казалось, он даже дышать перестал, ожидая, как отреагирует Дамблдор на такое признание. Тот посуровел лицом, жуя губами, и глаза его словно потухли под нависшими густыми седыми бровями.

— Вот оно как… — наконец, промолвил великий волшебник. — Тогда получается, что Гарри Дурсли из э-э-э… моего мира оказался в… твоём? Два мальчика поменялись душами?

Гарри пожал плечами:

— Не знаю, сэр. Но, похоже, так. …Скажите, неужели есть такая магия?

Дамблдор словно не услышал отчаянный вопрос, продолжая раздумывать вслух:

— То есть, наш Гарри Дурсли теперь Избранный в каком-то другом мире?

Гарри оторопело поморгал. Ему за эти несколько месяцев пришлось столько думать, сколько, наверное, не доводилось за все его пятнадцать лет жизни, но всё равно мысль о том, что теперь судьба его родного мира оказалась в руках другого мальчишки: слабого духом, туповатого, трусоватого, совсем не приходила ему в голову. Да разве тот пришибленный Гарри сможет хоть как-то противостоять возродившемуся Воландеморту, пусть даже с чьей-либо помощью? …Зато, Мордред побери, ему, пожелавшему стать Просто Гарри, в этом мире будет сухо и комфортно, как в памперсе… Зачем, зачем только исполнилось это его дурацкое малодушное желание?

— Ну, а Невилл Лонгботтом в твоём мире, он какой? — по-прежнему задумчиво промолвил Дамблдор.

— Да примерно такой, какой здесь был Гарри Дурсли, — пробурчал мальчик. — Никакой, короче говоря. Тихоня. Добрый. Плаксивый…

— Ты говоришь, там, в твоём мире, тебе пятнадцать лет. То есть, ты вернулся на два года назад. Можешь ли ты мне сказать что-нибудь, что произойдёт, например, через год?

— Через год, сэр, в Хогвартсе состоится Турнир Трёх Волшебников. Приедут ребята из Дурмштранга и Жез’лешарма.

Гарри сказал это очень буднично, а Дамблдор воззрился на него с таким изумлением, что потерял весь свой величественный вид, разве что рот не разинул. Вот это было доказательство из доказательств, ведь о возможности возобновления легендарного Турнира только-только зашла речь в Министерстве магии. Кроме министра Фаджа и руководителей трёх волшебных школ, об этом пока никто не знал.

Ректор ещё немного помолчал, видимо, приходя в себя, а потом сказал с глубоким вздохом:

— Ну, хорошо, Гарри. Я тебе верю, что ты из другого мира. И скажи мне теперь, чего же ты хочешь? Вернуться обратно или же остаться здесь?

Гарри растерялся ещё больше, чем в тот миг, когда понял, что оказался в чужом мире, где никому не нужен. Он должен хотеть вернуть всё как было. Но хочет ли он этого?

========== Экзамены ==========

Дамблдор внимательно смотрел на мальчика, ожидая ответ. В самую первую секунду Гарри едва не крикнул: «Конечно же, я хочу вернуться!» и даже открыл рот. Но почти сразу же захлопнул его и растерянно заморгал, глядя на ректора.

— Ну, я вижу, тебе нужно подумать, — усмехнулся Дамблдор, поднимаясь с кресла. — Что ж, думай, Гарри, думай.

Он шепнул заклинание, взмахнул палочкой, — и кресло снова стало стулом для посетителей. Дамблдор направился к выходу, Гарри провожал его взглядом.

— И вот ещё что, — внезапно ректор остановился и вновь посмотрел на мальчика: — Тебе нет более необходимости прятаться в лечебнице. Я поговорил с ребятами и с профессором Люпином. Тебе не будут задавать лишних вопросов. К тому же, скоро экзамены, и тебе надо к ним готовиться, — тут он хитро усмехнулся. — И кстати, просто ради любопытства: это ведь Люпин научил тебя вызывать Заступника? Там, …в твоём мире?

Гарри кивнул, опасаясь, что сейчас последует вопрос, почему, собственно, он боится дементоров, но Дамблдор не стал больше спрашивать, тоже кивнул и ушёл.

…Никто из ребят действительно не задавал вернувшемуся из лечебницы Дурсли никаких «неудобных» вопросов. Гарри даже поймал себя на мысли, не подразумевал ли Дамблдор под словом «поговорил» некое магическое воздействие, но из уважения к ректору он постарался забыть об этом подозрении. Тем не менее, он не мог не отметить, что не только Рон, но и Невилл стал относиться к нему гораздо лучше. Конечно, ни о какой дружбе даже речи быть не могло, но откровенное презрение исчезло. Остальные ребята и девочки тоже перестали игнорировать его, и теперь Гарри мог нормально общаться со всеми гриффиндорцами. Мысль о возобновлении дружбы с Малфоем, таким образом, более его не посещала. «Другой» мир стал для Просто Гарри ещё более комфортным, к тому же к фамилии Дурсли он совсем привык. Конечно, нет-нет, да и задумывался он о том, справляется ли в его мире настоящий Гарри Дурсли с обязанностями Мальчика-который-выжил, но успешно прогонял эти мысли. Тем более, что, как и говорил Дамблдор, экзамены надвигались неотвратимо.

Хотя Гарри уже довольно хорошо приспособился к жизни-без-шрама, он всё ещё не потерял способности удивляться ей. Например, сейчас, замечая суетливую подготовку однокашников к экзаменам, он ловил себя на мысли, что совсем, ни капельки, не волнуется. Конечно, это удивляло его: ведь он отлично помнил, как каждый раз словно с ума сходил, когда выяснялось (внезапно), что экзамены вот-вот начнутся. Гермиона-то успевала учить уроки вовремя, но им с Роном всегда было некогда. Обязательно находились гораздо более важные, срочные, да и, что уж там, гораздо более интересные дела. Например, квиддичные тренировки. Почему же сейчас он успевает и учиться, и заниматься тем же квиддичем? Этого Гарри так и не мог понять.

Началась неделя экзаменов. Первой в расписании стояла Трансфигурация. Под строгим взглядом МакГонаголл мальчик взял билет. Два теоретических вопроса, один из пройденного раньше, второй — из материала этого года. А практическое задание было одинаковым для всех: превратить чайник в черепаху. Дурсли уселся готовиться, раскатал пергамент, обмакнул перо в чернильницу. Перечитал вопросы. И тут словно почувствовал удар в лоб, на мгновение испугавшись, что это опять шрам. Гарри прижал ладонь ко лбу: никакого шрама. Он просто вспомнил, что именно эти вопросы стояли в его билете тогда, два года назад, там, в его мире!

Казалось бы, лучше и быть не может, да только Гарри понял, что воспоминания о тех экзаменах у него самые смутные, ведь тогда все его мысли занимала судьба Клювокрыла. Тем не менее, упорная самостоятельная учёба не прошла даром. Он смог сообразить, как описать процесс трансфигурирования одного неживого предмета в другой неживой, и очень подробно написал, чем может быть опасна для волшебника анимагическая трансформация. Поставив точку, Гарри вздохнул. Он вспомнил, что на этот вопрос тогда ответил совсем мало, ещё не подозревая, что вскоре встретится вживую сразу с двумя анимагами…

Воспоминание о Сириусе вызвало у мальчика горький вздох, а вот мысль о Петтигрю заставила его покоситься на Рональда и Невилла. Один из них писал медленно, то и дело возводя глаза к потолку, словно искал там ответы. Зато второй, видимо, уже давно закончил писать и теперь со скукой на лице рассматривал старательно корпящих над ответами однокурсников в ожидании, когда можно будет приступать к практике.

…На остальных экзаменах Гарри Дурсли уже почти не удивлялся, когда обнаруживал в своём билете точно те же вопросы, что и тогда. Он спокойно приготовил нужное зелье для Слагхорна и подсмотрел, что учитель поставил ему высшую оценку. Совершенно не волнуясь, наложил он чары веселья на ассистировавшего Дина и потом получил от него такие же чары «в отместку». А вот на экзамене профессора Люпина Гарри всё-таки удивился. Хотя «полоса препятствий» и состояла в точности из тех же этапов, но ни Дурсли, ни Лонгботтом в сундук с боггартом допущены не были. Сначала учитель остановил Невилла после Болотных Огоньков, отвёл его в сторонку и пригласил на «полосу препятствий» Гарри. Как только тот благополучно прошёл по болоту, Люпин одобрительно кивнул и поставил обоим ученикам высший балл досрочно, сказав, что с предыдущими испытаниями они справились лучше всех. Но Гарри был изумлён даже не этим. Лонгботтом, выходя из кабинета Защиты от Тёмных сил, остановился и обернулся к нему.

— Дурсли, — провозгласил он. Не «сказал», а именно «провозгласил». — Я не поблагодарил тебя за того боггарта. Я тогда реально был не готов и растерялся. Если честно, я и сейчас не знаю, как превратить Того-кого-нельзя-называть во что-то смешное. Наверняка, Люпин это понимает. Он хороший препод. Лучший из всех, кто до него был. Он сказал, что ты наколдовал настоящего Заступника, а это материал шестого курса. Дамблдор сказал, чтобы никто тебе не напоминал о том происшествии. Но я всё равно должен сказать тебе спасибо. И я предлагаю тебе свою дружбу.

Невилл протянул широкую ладонь. Гарри так и подмывало спросить «А как же Рональд?», но он просто улыбнулся и пожал руку Мальчика-который-выжил.

Из экзаменов у третьего курса оставались только Прорицания и Магловедение. Гарри очень не хотел идти к Трелони последним. Он помнил, что именно ему, последнему, она «выдала» пророчество, которое потом стало сбываться. Гарри, конечно же, не знал, каким оно могло бы быть сейчас. Слуги Воландеморта, о котором шла речь тогда, поблизости не было: у Рональда Уизли не было крысы по кличке Паршивец. Но в том, что Трелони возвестит о возрождении Воландеморта, Гарри почти не сомневался. Даже сейчас, когда он не имел к Тёмному Лорду никакого отношения, мальчик совсем не хотел слышать тот жуткий хриплый голос. Поэтому, взобравшись по лестнице на круглую площадку под люк кабинета мадам Трелони, он едва дождался появления серебристой лесенки, самым наглым образом растолкал всех и ворвался на экзамен первым.

Захлопнув за собой люк, он придал своему лицу подобающее выражение торжественной серьёзности и подошёл к профессору. Мадам Трелони сидела в своём глубоком кресле, как всегда с театрально-таинственным видом. Перед ней на маленьком столике стояла массивная бронзовая подставка с огромным, вдвое больше квоффла, гадальным шаром. Учительница указала на него и произнесла:

— Добрый день, мой дорогой мальчик. Присядь и посмотри в этот шар. Поведай мне, какие образы явит тебе твоё Внутреннее Око.

Гарри сел на пуфик, кусая губы, чтобы не расхохотаться. Он глядел сквозь хрустальную стенку в клубящийся перламутровый туман и думал, чего бы такого насочинять для Старой Вороны. Тут он вдруг вспомнил, что в тот раз наболтал ей про гиппогрифа, который улетает свободным. Да, тогда все его мысли действительно были заняты Клювокрылом, но ведь питомец Хагрида уже был приговорён к казни, а Гарри просто не мог знать, что он действительно улетит… Это, что ж, получается он, Гарри, сам узнал будущее? Этого только не хватает! Конечно, там было просто совпадение.

Дурсли потряс головой. Трелони участливо, даже с какой-то жалостью, посмотрела на него.

— Дорогой мой, я понимаю, тебе трудно что-либо узреть, твоё Внутреннее Око так до конца и не открылось. Но всё же, постарайся. Я не видела, что ставлю тебе «Т».

Гарри снова потряс головой, сдержал смешок и ещё сильнее вгляделся в шар. На мгновение ему вдруг захотелось похулиганить и «предсказать» самой Трелони какую-нибудь «опасность», например, как на неё нападёт розовая жаба, или что-нибудь вроде того. Но он решил, что всё-таки не стоит шокировать Старую Ворону.

— Я вижу, — начал он вещать «замогильным» голосом, — как я сижу на берегу и кидаю камешки в воду.

Трелони стала что-то быстро записывать, а Гарри опять вспомнил своего крёстного.

— …Теперь я вижу большую чёрную собаку…

— …Чёрную?

— Да, чёрную, — подтвердил Гарри.

— Ах, чёрная собака — это плохой знак, мой дорогой, — профессор слегка оживилась. — Ты чувствуешь страх перед этой собакой? Может, она готовится на тебя напасть?

— Нет, это весёлая собака, она играет со мной.

— Весёлая чёрная собака? Ах, как это странно. Ну, достаточно, дорогой мой. Иди и пригласи следующего.

Чувствуя огромное облегчение, Гарри Дурсли соскочил с пуфика и покинул кабинет прорицательницы. Последний экзамен сдан, «тролль» за него ему не грозит, зато впереди — два последних квиддичных матча! Эх, почему он не догадался сказать Трелони, что видит, как Дамблдор вручает квиддичный кубок Гриффиндору? Это ведь точно сбудется!

========== Кубок квиддича ==========

…Как только ученики сдали последний экзамен, они ринулись вон из Замка, радуясь свободе, солнцу и свежему воздуху, по которым успели за неделю отчаянно соскучиться. Весь внутренний двор, до самого озера, был усыпан группками хогвартсцев, оживлённо болтающих кто о прошедших экзаменах, кто о предстоящих каникулах. Но с чего бы ни начинались разговоры между школьниками, они обязательно рано или поздно переходили на квиддич. Всем было очень интересно, какому же факультету достанется Кубок этого года: Слизерину, как всегда, или же стремительно набиравшему очки с помощью нового ловца Гриффиндору. Перед двумя оставшимися матчами ситуация складывалась совсем не однозначно, ведь ко всеобщему удивлению слизеринская команда проиграла Когтеврану!

Причины этого проигрыша называли разные. Некоторые болельщики злорадно говорили, что капитан Диггори «зазвездился» и вместо того, чтобы искать снитч, красовался перед трибунами, где было полно его поклонниц, другие пренебрежительно отмахивались, что когтевранской ловчихе Чжан просто повезло, ведь по игре Слизерин лидировал. В какой-то степени правы были и те, и другие. Истина же была известна лишь тем очень немногим девочкам-когтевранкам, которые были хорошо знакомы с Чжо Чжан. Но эти девочки реже всего находили время торчать на матчах, да и вообще, когтевранцы не спешили делиться любыми своими знаниями с учениками других факультетов.

Как бы там ни было, оба заключительных матча проходили при переполненных трибунах. Слизерин ожидаемо выиграл у Пуффендуя, но разница в счёте была невелика, всего 120 очков. «Змеи» не смогли забить ни одного квоффла, зато Диггори легко переиграл Хиггза и словил снитч.

Всю ночь перед решающим матчем Гарри Дурсли мучили кошмары. Оказалось, что и без Воландеморта у него достаточно воображения, и поэтому ему привиделось всё в самых ярких красках и мельчайших подробностях. Сначала он, гоняясь за снитчем, всё время упускал его и так и не смог поймать, а потом на него обрушился гнев гриффиндорцев во главе с МакГонаголл, Древом, Лонгботтомом и многочисленными Уизли. Даже Серебряная Стрела заорала на него, обзывая криворуким бездарем, позорящим имя отца. В холодном поту мальчишка вскочил в кровати.

В окне всё ещё было темно, рассвет даже ещё не забрезжил. Спальня сотрясалась от храпа Лонгботтома и Уизли. Гарри опустил руку под кровать, нащупал свою метлу, завёрнутую в бархатистую ткань, и убедился, что с ней всё в порядке. Он выдохнул с облегчением, отёр лицо и улёгся поудобнее, надеясь поспать ещё. Не тут-то было. Скрипнула дверь, в спальне послышались осторожные шаги, и сквозь занавески его кровати просунулось бледное как луна лицо Оливера Древа.

— Гарри, ты не спишь? — взволнованно прошептал он.

— Сплю, — буркнул Дурсли.

— Завидую твоим стальным нервам. Пошли, вся команда уже собралась на завтрак.

— Меняю завтрак на час сна, — проворчал Гарри, понимая, что не сможет съесть ни крошки, но Древ уже исчез. Пришлось вставать. Пока заворачивался в плащ и брал метлу, мальчик осознал, что ещё никогда — то есть, буквально никогда, — он так не волновался перед матчем.

…Беспокойство гриффиндорских болельщиков на трибунах было, конечно, велико, но даже оно не могло сравниться с волнением самой команды. Особенно капитана и ловца. Древ даже не мог выдавить из себя ни слова, так его трясло. По-прежнему бледная его физиономия покрылась алыми пятнами, а рука так сильно стискивала древко метлы, что, казалось, оно вот-вот переломится. После нескольких бесплодных попыток вдохновить свою команду предматчевой речью, он так и не смог произнести под их сочувственными взглядами ни одного внятного слова, только лишь бросил короткий умоляющий взгляд на Гарри, махнул рукой и пошёл к выходу. Команда потянулась за ним, причём каждый тоже косился на ловца со смешанными в разной степени мольбой и угрозой. Сам же ловец чувствовал себя странно беспомощным. Его бросало то в жар, то в холод, а очки запотели так, что он едва мог видеть, куда идёт. Пару раз споткнувшись, он вдруг вспомнил, как Гермиона защитила от проливного дождя его очки. «Да уж, это заклинание мне сейчас точно не помешает», — вздохнул Гарри и отстал от остальных на минутку. Он снял очки и махнул на них палочкой: «Импервус». Это, как ни странно, чуть успокоило его. Ловец уже хотел броситься вдогонку за командой, но тут вдруг кто-то прошептал ему в ухо: «На, съешь это», и в его руку ткнулось что-то холодное и мокрое. Гарри посмотрел — “это” выглядело как странный продолговатый листок какого-то растения, фиолетовый и с белыми точками.

— Мерлинова борода, это что? — вскинул он взгляд на… Лонгботтома.

— Да уж не яд, не бойся, — ухмыльнулся тот, оглядываясь с невинным видом, словно просто подошёл подбодрить ловца своей команды. — Это центрацея мультипунктата.

— Центра… чего?

— Да неважно. Ешь, говорю! Она избавляет от лишней тревоги и помогает сконцентрироваться.

— Ух ты, спасибо, Невилл! — с жаром сказал Гарри и быстро затолкал листок в рот. — А ещё одного такого листочка у тебя случайно нет? Древу бы тоже не помешало…

— …Слипнется, — буркнул тот. — Центрацея ужасно редкая, эта вообще, похоже, контрабандная… Мне её Августа подарила, в хогвартских теплицах её нет. Даёт всего один листок в неделю. Так что, мне самому надо. А тебе дал в виде исключения, ты просто обязан добыть Гриффиндору Кубок квиддича. Понял?

Лонгботтом ткнул Гарри в плечо кулаком и убежал на трибуны.

— Понял, понял, — вздохнул Гарри и, жуя словно резиновый листок, помчался к команде.

Квиддичную площадку заливало солнце, флажки и флаги цветов играющих команд реяли над головами болельщиков. Команды в красном и в синем выстроились напротив друг друга в середине площадки. Древ и Дэвис обменялись рукопожатием. А Гарри быстро глянул на ловца Когтеврана. И чуть не подавился своим листком: Чжо Чжан ему улыбнулась и… подмигнула. «Это что сейчас было? — оторопело подумал Гарри. — Я на самом деле это видел, или у этой цент… у этой невилловой жвачки такой побочный эффект?» Он осторожно посмотрел на остальных игроков, но никто больше ему не подмигивал. Удивлённо моргая, Дурсли опять глянул на Чжо… и снова увидел её милую, лукавую улыбку. Жёваный комок изо рта провалился в горло и дальше, казалось, вместе с сердцем. Теперь Гарри вообще перестал моргать, не в силах отвести взгляд от хорошенькой когтевранской ловчихи. Он только надеялся, что жаркий румянец на его лице припишут предматчевому волнению, а не чему-то другому. Тем временем, мадам Хуч выпустила мячи и скомандовала всем сесть на мётлы. Взлетевший Древ стукнул хвостом своей метлы Гарри по затылку и прошипел: «Хватит глазеть на эту девчонку!» Дурсли очнулся, и Серебряная Стрела унесла его ввысь.

…Гарри завис на большой высоте над площадкой, наблюдая сверху за игроками, похожими на синие и красные пятнышки не больше пальца. Засмотревшись, он вздрогнул, когда услышал рядом игривый шёпот Чжо:

— Дурсли! Отдашь мне снитч — пойду с тобой на свидание в Хогсмид!

— Э-ээ… Ты серьёзно? — сам он едва не свалился с метлы от такой перспективы и опять почувствовал, что краснеет.

— Серьёзнее некуда! Давай, Гарри, думай быстрее.

Гарри помнил, как она расстроилась там, в его мире, когда он опоздал с приглашением на Бал. Значит, он ей всё-таки хоть немного, но нравился… На мгновение он представил, как идёт в Хогсмид под руку с Чжо, как она улыбается, как её шелковистые даже с виду волосы касаются его лица… Но тут он вспомнил свои кошмарные виденья и понял, что уж они-то точно станут явью, если он не словит снитч. Гарри помотал головой, и блаженная улыбка исчезла с его лица.

— Извини, Чжан, но этот снитч будет мой. Ничего личного!

И он резко нырнул вниз, разгоняясь до свиста ветра в ушах.

После того, как Гарри нашёл в себе решимость отказаться от предложения Чжо, он почувствовал, что больше никакая сила не сможет ему помешать поймать снитч. Так и произошло. В погоне за золотистой искрой его метла легко оставила позади метлу ловца Когтеврана, хотя, следовало признать, Чжан не сдавалась до последнего.

Сжимая в кулаке трепещущий снитч, Гарри Дурсли аккуратно спустился на землю — и тут же на него налетели остальные игроки его команды. Как его не раздавили в восторге — он просто не понимал. Обезумевшие от счастья болельщики Гриффиндора хлынули на площадку. Ловца вскинули на руки и пронесли вдоль трибун не один раз, а два или три. Наконец, Дамблдор встал и огласил результат матча и присудил Кубок… конечно, Гриффиндору.

Вся команда, сияя широченными улыбками, взошла на трибуну, где стояли ректор и другие профессора. Безмерно счастливый Древ принял трясущимися руками золотой кубок, помахал им в воздухе, вызвав ещё один всплеск восторженного рёва на трибунах. Затем он… поцеловал его и вручил Гарри Дурсли. А тот передал его декану МакГонаголл. Та ничуть не скрывала слёзы радости.

— Спасибо, ребята, — шептала она. — Спасибо, Оливер. Спасибо, Анджелина, Кэти, Алисия. Спасибо, Фред и Джордж. Спасибо, Гарри.

И тут она наклонилась к маленькому ловцу и сказала:

— Знаешь, Дурсли, а ведь мы не зря вручили метлу Джеймса Поттера именно тебе.

Гарри вздрогнул и устремил вопросительный взгляд на профессора.

— …Когда ты летел над площадкой, мне на мгновение показалось, что это Поттер мчится на своей Серебряной Стреле!

Она всхлипнула и отвернулась, ища носовой платок в складках мантии. Поэтому профессор не заметила, как Гарри побледнел.

Весь вечер гриффиндорцы праздновали. Все, мальчики и девочки, от первокурсников до семикурсников, считали своим долгом обнять Гарри Дурсли. Лишь один мальчишка не сделал этого: Рональд Уизли. Он сидел в самом тёмном углу гостиной и сверкал оттуда глазами на Дурсли, исходя злобой и завистью. Зато Невилл Лонгботтом не снимал покровительственной длани с плеча квиддичного героя и улыбался так, словно этот герой и его победа были его собственностью. Гарри такое отношение вовсе не нравилось, но как только он сбрасывал руку Невилла, та, словно невзначай, оказывалась на том же месте, причём пальцы вцеплялись немного крепче.

На следующий день все ученики получили табели с оценками и отправились домой на каникулы. Всю дорогу Дурсли прятался от Лонгботтома в купе, где были Томас и Финниган. Высокий Дин и широкоплечий Шеймус успешно загораживали собой щуплого Дурсли, когда круглое лицо Мальчика-который-выжил просовывалось в поисках в купе. В перерывах между появлениями Лонгботтома мальчишки успевали болтать обо всём, и Гарри даже попросил Дина пригласить его в гости. Тот с радостью согласился и даже пообещал сводить Гарри на матч с участием своей любимой футбольной команды, Вест Хэм.

========== Скучные каникулы ==========

Гарри Дурсли выскочил из поезда и огляделся, нет ли поблизости Невилла Лонгботтома. Почти сразу из вагонов хлынули толпой другие ученики, болтая, прощаясь и перешучиваясь. Гарри выдохнул с облегчением: теперь Невилл его уже не заметит. Дин и Шеймус помогли ему вытащить и установить на багажную тележку школьный сундук. Шеймус помахал им рукой и поспешил к невысокой волшебнице с такими же как у него, песочного цвета, волосами. Гарри и Дин крикнули ему: «Пока, Шеймус! До сентября!» А потом, одинаково улыбнувшись, также дуэтом добавили: «Добрый день, миссис Финниган!» Женщина кивнула им.

Мальчики вместе с другими учениками Хогвартса направились к арке в магловский мир. Оказавшись на вокзале Кингс Кросс, они тоже стали оглядываться в поисках встречающих. Высокий Дин заметил свою семью первым.

— Пойдём, Гарри, я познакомлю тебя! — он указал рукой на высокую, худощавую, но очень симпатичную негритянку в ярком платье и с таким же ярким платком на голове. К ней робко прижимались двое одинаковых малышей лет пяти, а рядом стоял мужчина, ещё более высокий и худой. Заметив Дина, они все принялись махать руками и улыбаться. Гарри коротко вздохнул, но тоже улыбнулся: ему всегда нравилось видеть семьи, где любят друг друга, а Томасы показались ему ещё и очень симпатичными людьми, хотя они и были чернокожими. Дин побежал к родителям, бросил тележку с сундуком и стал обнимать и целовать родных. Гарри остановился в паре шагов от них. Улыбка так и не покидала его лицо.

— Мама, папа, познакомьтесь, это Гарри Дурсли, мы вместе учимся, — Дин оторвался от родных и шагнул к приятелю, но сделать это ему было трудновато: малыши обхватили его за ноги, сияя белозубыми улыбками.

— Здравствуйте, миссис Томас, здравствуйте, мистер Томас, привет, пацаны, — Гарри доброжелательно кивнул.

Отец Дина крепко пожал мальчику руку, мать, овеяв запахом духов, поцеловала его в лоб. Затем они выжидательно уставились на малышей.

— Стил, Айрон, с вами поздоровались. Что нужно сделать? — негромко сказал мистер Томас.

Братья отцепились от Дина и протянули ладошки к Гарри:

— Здластвуйте, сэл! — важно сказали они хором.

Дурсли присел, поправил очки и, еле сохраняя серьёзность, пожал мальчикам руки:

— Я — Гарри. Просто Гарри.

— Очень приятно познакомиться с тобой, Гарри, — сказала миссис Томас и огляделась: — А где твои родители?

Дин отпрянул от отца и с тревогой взглянул на приятеля. Тот медленно встал, куснул губу и сдержанно ответил:

— Мои родители умерли, миссис Томас. Я живу в семье моей тёти.

На лице женщины отразилось смущение:

— Ах, извини, дорогой, я не знала.

— Да ничего, — мальчик снова улыбнулся.

— Гарри, а ты любишь футбол? — спросил мистер Томас.

— Да, сэр, я люблю смотреть футбол по телевизору.

— Но на стадионе гораздо сильнее впечатления, не так ли?

— Не знаю, сэр, я никогда не был на футбольном стадионе.

— О! Тогда, наверное, будет неплохо, если ты сможешь когда-нибудь сходить вместе с нами. Мы с Дином, — он потрепал сына по затылку, — не пропускаем ни одной игры Вест Хэма.

— Да! — подхватил Дин. — Может быть, Гарри можно будет погостить у нас недельку-другую? Было бы классно!

— Хорошая мысль, — улыбнулась миссис Томас.

Юные волшебники перемигнулись, и каждый хлопнул себя по карману: они ещё в поезде обменялись адресами и телефонами.

Тем временем толпа на перроне схлынула, и Гарри заметил дядю Вернона и тётю Петунию. Они переглядывались и неодобрительно качали головами. Затем они тоже увидели племянника.

— Гарри! Иди сюда немедленно! — крикнул мистер Дурсли. — Нам давно пора быть дома!

Мальчик попрощался с Томасами и покатил сундук к своей семье.

Этим летом такой безумной жары, как в прошлом году, не было, дни стояли тёплые и ясные. Гарри не мог определиться, лучше ли ему стало на каникулах, по сравнению с тем, что он помнил, или так же скучно. Семья Дурсли почти не обращала внимания на ещё одного носителя их фамилии. Конечно, вся помощь дяде и тёте по-прежнему была на нём, но и свободного, по-настоящему свободного времени, когда он был предоставлен самому себе, было немало. К компьютеру Дадли ему подходить не разрешалось, даже когда кузена не было дома. Телевизор, который работал с утра и до вечера, Гарри смотреть не запрещали, но он сам этого не хотел. Утром и днём там шли бесконечные слезливые сериалы, которые смотрела тётя, а вечером, когда приходил с работы дядя, он включал новости. Так что, Гарри нечем было развлекать себя, и он взялся за школьные задания на каникулы. Это, конечно, заняло у него какое-то время, но до сентября по-прежнему оставалось далеко. Тогда Гарри улучил момент, когда в гостиной никого не было, позвонил Дину Томасу и напомнил о своём существовании.

Через пару вечеров Гарри пришёл в гостиную, когда там после ужина отдыхал мистер Дурсли.

— Дядя Вернон…

— Ну? — из-за газеты показалось хмурое лицо дяди, его усы недовольно шевелились. — Чего тебе, парень?

«Так, думай, Гарри, думай над каждым словом, если не хочешь сдохнуть со скуки этим летом на Тисовой», — мысленно приказал себе мальчик и заговорил очень осторожно:

— Мой друг хочет пригласить меня в гости. Можно я поеду к нему на пару недель?

— Какой ещё друг? — с подозрением спросил дядя Вернон.

— Мы вместе учимся.

— Значит, он такой же, как ты. Ну, а родители его? Они хоть приличные люди, или тоже…?

— Они ма… Они очень даже приличные люди. Вы их видели на вокзале.

— Это те черно…кожие? Хм, хм…

Дядины усы задвигались весьма неодобрительно.

— А где они живут?

— В Лондоне, сэр.

— У них машина-то хоть есть?

Гарри знал, что «приличных» людей дядя определял по месту их проживания и марке автомобиля. Лондон, таким образом, был несомненным плюсом Томасам в глазах мистера Дурсли, но Гарри не знал, какая у них машина. Соображая, что бы соврать, он сказал:

— Такая же, как у вас… Только Дин сказал, что модель прошлого года.

— Ишь ты…

Казалось, Гарри попал в точку, и мнение дяди о семье Томас ещё немного подросло.

— И что, они приедут сюда за тобой?

Тут мальчик понял: мистеру Дурсли совсем не нравится мысль, что на Тисовой улице появятся чернокожие, пусть и на новой машине, и все соседи увидят, что они приехали в дом №4. Тогда он сказал:

— Ну, было бы неплохо, если бы вы подвезли меня до вокзала Кингс Кросс, а там уж они меня и заберут.

— О!

На лице мистера Дурсли отразилось облегчение, а Гарри спрятал ухмылку.

— Ладно, поезжай. И если они согласны тебя кормить-поить, можешь не появляться здесь до сентября.

— Спасибо, сэр! — Гарри с жаром поблагодарил дядю: такого щедрого подарка он даже не ожидал. Он достал бумажку с номером телефона Томасов, позвонил Дину и договорился, когда он приедет.

…Дела складывались для Гарри лучше некуда, да только до первого августа, даты отъезда, по-прежнему оставалось много времени.

Тётя Петуния очень удивилась, когда через пару дней племянник сам подошёл к ней утром после завтрака и спросил, не надо ли чем-нибудь помочь. Ненадолго задумавшись, она поручила ему стричь газон. Из всех дел по хозяйству, именно это занятие нравилось Гарри больше всего. Во-первых, на свежем воздухе, во-вторых, не на виду у домашних и соседей, в-третьих, газонокосилка была не очень тяжёлой, и ручки её удобно регулировались под его рост. А ещё, пока стрижёшь, можно немного побаловаться. Например, сегодня он решил выстричь на газоне своё имя. Увлёкшись, мальчик не обращал ни на что внимания, пока вдруг не почувствовал, что на него кто-то смотрит. Гарри насторожился, выключил косилку и огляделся. Ему показалось, что за крайним кустом зелёной изгороди кто-то прячется.

«Добби?!» — сразу же мелькнуло в его голове. Но нет, не может быть. Домовому эльфу Малфоев совершенно нечего делать сейчас возле “просто Гарри”.

— Кто там? — негромко сказал он. — Выходи, не бойся.

Куст слегка пошевелился, но никто оттуда не вышел. Гарри совсем не боялся, ему просто было интересно. Он подошёл и заглянул за куст.

========== Новый друг Гарри Дурсли ==========

Гарри Дурсли невольно вздрогнул, когда увидел за кустами большую чёрную собаку. Первая мысль у мальчика была, конечно же, что это Сириус Блэк. Он даже радостно улыбнулся, шагнул вперёд и готов был раскинуть руки, чтобы обнять крёстного. Но порыв остался незавершённым: приглядевшись, мальчик понял, что кроме цвета и размера, этот пёс совсем не походил на анимагический образ Сириуса, который так хорошо помнил Гарри. Тем более, что пёс не кидался облизывать ему лицо, а просто стоял и смотрел, чуть наклонив голову с насторожённо вскинутыми ушами. Не было также и бешеного виляния хвостом. Собственно, и хвоста-то особо не было. Гарри вздохнул, разочарование ясно читалось на его лице: он видел перед собой просто очень крупную чёрную собаку, и не лохматую, а короткошёрстную.

Гарри точно знал, что ни у кого на Тисовой улице такого пса не было. Собак тут вообще не жаловали, вот кошки — дело другое, вспомнить, хотя бы, мисс Фигг. А держать больших собак в Литтл-Уингинге считалось даже неприличным. Лишь несколько раз Гарри замечал в палисаднике дома № 9 маленькую ухоженную длинношёрстную собачку, которая на улицу и носа не высовывала. Ещё у мамаши лучшего друга Дадли, Пирса Полукисса, было крошечное четвероногое существо с выпученными глазами и вечно трясущееся. Этот визгливо лающий микроорганизм кошкой не был точно, поэтому приходилось подозревать, что это всё-таки была собака. Гарри вообще-то собаки нравились больше, чем кошки, но только «нормальные» с виду и воспитанные, а не такие несуразные, как у миссис Полукисс, или неадекватные, как бульдог Кусик тётки Мардж.

Так откуда же мог взяться возле дома № 4 такойкрасивый, явно ухоженный и породистый пёс? Неужели кто-то ехал через Литтл-Уингинг и выбросил его из машины? Мальчик слышал, что такое бывает. «Нет, скорее всего, он вообще из другого города, просто убежал от хозяев и потерялся», — решил Гарри. Он присел на корточки и протянул к собаке руку. Он совсем не боялся. Но пёс не подошёл к нему, а просто спокойно сел и теперь смотрел на мальчика сверху вниз. Гарри показалось, что в больших тёмно-карих глазах светится почти человеческий ум. «В отличие от многих моих знакомых», — подумал мальчик и усмехнулся.

— Привет, — ласково заговорил он. — Ты хороший пёс, очень красивый. Похоже, ты умный и совсем не злой. Ты откуда тут взялся? Ты чей? Ты потерялся? А ошейник у тебя есть с адресом твоих хозяев?

Гарри пригляделся: нет, никакого ошейника не было. Неужели пёс всё-таки ничей? Вот бы можно было оставить его себе! Мальчику было неудобно долго сидеть на корточках, он плюхнулся на траву и размечтался.

«Дядя Вернон теперь иногда даёт мне карманные деньги. Если их не тратить, а ещё если незаметно взять сколько-нибудь из копилки Дадли, то можно будет купить поводок и самый красивый, чтобы всем сразу было видно, ошейник. На ошейник обязательно прицепить красно-золотой, в цветах Гриффиндора, кулон с адресом и именем хозяина: Гарри Дурсли. Можно будет каждый день гулять в парке, играть и дрессировать пса, и ни один хулиган не посмеет приставать ко мне! А если я возьму его в Хогвартс!..»

Гарри улыбался всё шире, но, вспомнив о Школе, сам себя спустил с небес на землю:

«Нет, неволшебное животное наверняка не пустят в магическую школу. Да и пёс всё-таки слишком большой, это не крыса, его в карман не спрячешь. Придётся оставлять его дома. Почти на весь год. Но Дурсли ни за что не позволят мне это. Где он будет спать? Кто будет его кормить? Да и чем кормить? Он ведь большой, и ест, наверняка, немало. Хоть думай, Гарри, хоть не думай, но оставить этого замечательного пса у себя ты никак не сможешь».

Гарри тяжело вздохнул и виновато посмотрел на собаку. Пока он мечтал, она подошла совсем близко и улеглась рядом, так, что ему и тянуться не пришлось, чтобы погладить жестковатую курчавую шерсть на спине. Мальчик гладил пса и вздыхал. Пёс тоже вздохнул и опустил голову на лапы.

— Ты очень хороший, — промолвил мальчик, — но тебе надо уйти.

Гарри снова погладил пса, ещё раз вздохнул и встал на ноги.

— Тебе лучше вернуться к твоим хозяевам. А мне надо доделать мою работу.

Мальчик вернулся к косилке. Он работал теперь без всякой радости, тщательно ровняя траву. Нет-нет, да и взглядывал он на зелёную изгородь, гадая, ушла ли собака, или всё ещё там. Как только закончил работу, он сразу же побежал и заглянул за крайний куст. Собаки не было. Гарри очень печально вздохнул, собрал косилку, отнёс её на место и вернулся в дом. Он сожалел, что опять остался один на Тисовой, но твердил себе, что так будет лучше. И для него, и для собаки.

***

Сириус Блэк резко толкнул дверь своего дома и шагнул внутрь. Сразу же, словно из-под пола, перед ним возник домовый эльф.

— Добро пожаловать домой, молодой хозяин, — проскрипел он с низким поклоном, но без всякого радушия.

Блэк неприязненно взглянул на это, даже по меркам домовых эльфов, очень старое существо. Домовика звали Сверчок, и служил он в доме Блэков уже третьему поколению. Он принадлежал матери Сириуса, и потому называл его не «хозяин», а «молодой хозяин». Сириус же с детских лет звал его не иначе, как Ворчок.

— Что прикажет молодой хозяин?

Хотя вышколенный слуга и вёл себя подобающим образом, его морщинистая мордочка со вздёрнутым, как свиной пятачок, носом ясно показывала, что хозяина он не только не любит, но даже не уважает. Тем не менее, как любой домовый эльф, Сверчок не мог ослушаться прямого приказа, и обязан был исполнять всё в точности. Сириус же относился к эльфу ещё неприязненнее, но понимал, что без помощи слуги ему не обойтись. Поэтому, как только вернулся из Азкабана, последний из рода Блэков сразу же выдал домовику все необходимые приказы.

— Приказываю подать обед, — процедил Сириус, скидывая на пол грязные сапоги и плащ. — Три перемены блюд. На две персоны. И чтобы всё было горячее и вкусное, а не как в прошлый раз. Где Ремус?

— Ваш гость, молодой хозяин, не выходил из библиотеки с самого вашего ухода.

— Ты хорошо прислуживал ему? — голос Сириуса стал угрожающим.

Эльф, который так и оставался склонённым, съёжился.

— Сверчок спросил у гостя молодого хозяина, не желает ли он чего-либо. Гость молодого хозяина приказал Сверчку удалиться к себе. Сверчок выполнил приказ гостя молодого хозяина.

— …Ты опять грубил ему?

— Сверчок хороший эльф, Сверчок уважает гостей дома хозяйки Вальбурги, даже если это отродье маглов. Сверчок не позволит себе говорить невежливо даже с…

— Молчать! — прикрикнул на него Сириус, топнув ногой. — Иначе Сверчок получит одежду прямо сейчас!

Домовик мгновенно смолк и пал ниц, обхватил ручонками ноги хозяина и принялся суетливо надевать на них домашнюю обувь. Сириус поморщился, но переобулся, всё-таки каменный пол был холодным.

— Вот придётся мне купить эльфа помоложе и действительно послушного, — пробормотал он хмуро, но уже не столь сердито. А затем презрительно усмехнулся: — Тебе же будет стыдно перед вашими, если ты в твоём-то возрасте всё-таки получишь одежду, да, Ворчок?

— Добрый молодой хозяин, — эльф понурился, смирённо прижал уши и дрожал, переступая с ноги на ногу, — великодушно простит старенького Сверчка и не причинит ему такого огромного позора.

— Смотри у меня! — погрозил пальцем Сириус. — Ладно, подавай обед и почисти потом плащ и сапоги. Живо!

Домовик исчез, низко кланяясь. Сириус торопливо прошёл в гостиную, сразу к камину, уселся в кресло и схватил сигару из коробки на столике.

— Ремус! — громко крикнул он в пространство и закурил.

Почти сразу открылась незаметная узкая дверь между двумя большими картинами, и вошёл Люпин с книгой в руке.

— Привет, Сириус, — мягко улыбнулся он и сел в кресло напротив. — У тебя шикарная библиотека, я просто не заметил, как время пролетело. …Ну, рассказывай же, ты говорил с ним?

Тот поморщился:

— Я видел его, но не говорил.

— Почему?

— Сначала не счёл нужным. Я же отправился туда в анимагической форме, чтобы только посмотреть на мальчишку. Но он меня заметил.

— И?

— Что — «и»? Я не мог трансфигурироваться в его присутствии. У парня могли бы быть проблемы с Министерством Магии, там же кругом кишат маглы.

— Бродяга! — в сердцах слегка повысил голос Люпин. — Мне, что, клещами из тебя всё вытаскивать? …Он тебя узнал?

— Не узнал он меня, — хмуро сказал Сириус и выпустил в потолок несколько колечек дыма. — Вёл себя, словно я обычная неволшебная собака. И… и он велел мне уйти.

— Может, он просто не помнит тебя? — растерянно промолвил Ремус.

— Ну, как же он может меня не помнить, а?! Я же, как только в их дом входил, почти сразу превращался ему на радость и часами играл с ним! Он человеком меня меньше видел, чем собакой! Так что, даже если он и Гарри, то уж никак не Поттер. Ты ошибся, Лунатик.

— И ты не увидел его сходство с Джеймсом?

Сириус помолчал, изображая задумчивость.

— Ну, внешнее сходство, пожалуй, есть, — лениво протянул он, — особенно если хотеть увидеть это сходство. Но характер совсем не Джима.

Друзья замолчали, глядя в огонь.

— Может, тебе стоит сходить к нему ещё раз? — просительно сказал Люпин.

***

Ночью Гарри спал плохо. Он ворочался, просыпаясь каждый раз, когда видел во сне очень умные и оттого слишком по-человечески печальные глаза той собаки. Наутро, едва прожевав завтрак, Гарри выскочил из дома, сопровождаемый удивлёнными взглядами Дурсли. Но никто его не остановил, и мальчик побежал к тому месту, где вчера был пёс. На что он надеялся? Да собственно, он вообще не раздумывал, просто очень хотел знать, там ли собака. Гарри лишь на мгновение помедлил у изгороди и одним прыжком перемахнул через неё.

Чёрный пёс вскочил, развернулся к нему и зарычал от неожиданности. Гарри заулыбался во всё лицо.

Теперь каждое утро он бежал к своему новому четвероногому другу, здорово проводил с ним время в беготне и играх, а к обеду, крайне проголодавшись, возвращался домой. Куда уходил пёс, Гарри не знал, но появлялся тот только по утрам. Так было даже лучше, считал мальчик.

========== «Happy Birthday to Harry» ==========

Первая мысль у Гарри Дурсли, когда он проснулся утром 31 июля, была «Как здорово, что завтра я уезжаю в Лондон, в гости к Дину Томасу!» И только спустя несколько минут созерцания с улыбкой потолка, где играли солнечные зайчики, он сообразил, что сегодня ещё и день его рождения. Странно, что вчера, ложась спать, он не подумал об этом, но вообще-то, радостных предвкушений в канун этого дня у него давно уже не было. Сколько себя он помнил, а это больше десяти лет жизни у Дурсли, — у тех, кстати, прошлых Дурсли! — нормального праздника у него ни разу не было. С того года, как он пошёл в Хогвартс, Дурсли вообще не вспоминали о его дне рождения. Кстати. Именно на своё одиннадцатилетие Гарри получил первый в жизни торт… Мальчик вздохнул: торт подарил Хагрид. А родственнички на десять и девять лет подарили не абы что, а сломанную вешалку и старые носки дяди Вернона. Дырявые и, между прочим, не стираные. Так что, пожалуй, пусть уж они лучше вообще не поздравляют его, чем так.

Но ведь сейчас Дурсли другие? Вот, с месяц назад был день рождения Дадли. Это был праздник так праздник! Конечно, в луна-парк они поехали без него, но он и один провёл время совсем неплохо: посмотрел телевизор, вдоволь поиграл на компьютере кузена. А вечером ему даже достался кусок торта. И немаленький такой, в две гарриных ладони. Было очень вкусно, но Гарри оставил всё-таки немного на утро и угостил своего нового друга, чёрного пса.

Вспомнив о собаке, Гарри резко сел на кровати: завтра он уезжает, а как же пёс? Может, не ехать? Но это значит — целый месяц торчать на Тисовой, по полдня подыхая от скуки. А там он будет в гостях у людей, которые будут относиться к нему наверняка лучше, чем родственнички. Да ещё можно будет сходить на настоящий футбольный матч вместе с Дином и его отцом… Эх, собака или футбол? Думай, Гарри, думай.

Дурсли оделся, умылся и пошёл на кухню завтракать.

— С днём рождения, — сказала тётя Петуния, впрочем, без всякой теплоты.

— Спасибо, — растерявшийся Гарри ответил не сразу. — Большое спасибо, тётя.

— Вечером будет торт. А пока — вот твой завтрак.

Тётя выставила на стол тарелку. Воспользовавшись тем, что она опять отвернулась, Гарри завернул кусок яичницы с беконом в салфетку и сунул в карман. Он быстро съел оставшееся, вежливо поблагодарил миссис Дурсли и спросил:

— Можно я пойду погуляю?

— Иди, — пожала она плечами.

Мальчик торопливо выскочил из дома. Он так спешил к дальней стороне зелёной изгороди к своему четвероногому другу, что едва не налетел на Дадли, который возник на его пути словно из ниоткуда. Гарри замер почти вплотную к нему, рефлекторно нащупывая за поясом волшебную палочку.

— Приветик, — хрюкнул один Дурсли другому. Пока без враждебности, но Гарри догадался, что вряд ли ему стоит ждать что-то хорошее.

— Привет, Дад. Ты чего в такую рань поднялся?

— Да вот… Хочу узнать, куда это ты каждое утро сбегаешь. Прям’ как папа на работу.

Гарри похолодел.

— К тому же, у тебя ведь сегодня особенный день, — продолжил Дадли, внимательно наблюдая за реакцией. — Мне интересно посмотреть на горы твоих поздравлений и подарков. Ну? — он принялся, кривляясь, глядеть по сторонам. — Где они? Покажи.

— Это не твоё дело, Дад, — только и оставалось сказать Гарри.

— Ла-адно! — осклабился кузен, когда убедился, что обидел его. — Тогда прими подарок от меня. Выбирай: два или пять?

Гарри резко выдохнул и стиснул зубы. Хоть в его прошлой жизни, хоть тут чувство юмора Дадли Дурсли было весьма примитивным. И эту «шуточку» про «два или пять» он знал прекрасно, как и остальные его «приколы», которые разнообразием не отличались. Если бы Гарри сказал «два», то кузен с хохотом щёлкнул бы его двумя пальцами по лбу так, что ещё долго звон в ушах стоял. А «пять» означало не что иное, как увесистый подзатыльник всей ладонью. И то, и другое, конечно, не смертельно, но ужасно обидно. А главное, чем ответить? Намёк на поросячий хвост, который неплохо осаживал кузена в том, старом, мире, тут совсем не работал. Колдовать нельзя, и что тогда делать? Думай, Гарри, думай, как ты сможешь справиться с этим тупым амбалом… Или хотя бы сбежать. Но ведь собака тут, совсем рядом, и ждёт его…

И тогда…

Из-за спины Дадли послышалось тихое, но очень грозное рычание. Такое, что даже у Гарри холодок пробежал по спине. Его кузен побелел:

— Г-гарри… там кто, за мной?

— Собака, Дад, — понизил голос Гарри, — огромная, с вот такими клыками… Не двигайся, а то она может наброситься.

— От-куда она тут взялась?

— Да вот, я уже несколько дней её подкармливаю, уговариваю, чтобы она не ворвалась в дом и всех вас не перекусала, — «доверительно» сказал Гарри.

— О-она тебя слушается, что ли?

— Ну, так, немножко. Ты же знаешь, я ведь волшебник.

— А-а… Ну, ты скажи ей, что я пошёл, а?

Гарри не сдержал улыбку превосходства:

— Спокойно, собачка, Дадли уже уходит. Правда же, Даддерс, ты просто уходишь?

Тот несколько раз кивнул… и очень, очень вежливо прошептал: «С днём рождения, Гарри». Потом, не поворачиваясь, он бочком, как краб, обошёл кузена и моментально исчез в доме. Оставшийся Дурсли кинулся обнимать пса, шепча прямо в ухо: «Спасибо, пёсик, спасибо, вот ты выручил меня!» Собака попятилась, упираясь задними лапами и замотала головой, вырываясь из рук мальчишки.

Гарри вынул из кармана спрятанное угощение:

— Вот, ешь. Этого мало, но это всё, чем я могу поделиться.

Пока пёс ел, аккуратно собирая широким языком даже самые маленькие крошки, Гарри рассказал ему, что у него сегодня день рождения, а завтра он должен уехать в гости к другу.

— Так что, завтра меня тут не будет. Ты же умный, я знаю, ты всё понимаешь. Ты не приходи сюда больше. Дурсли вообще-то не злые, но вряд ли они будут тебе рады, как я.

Затем Гарри стал как обычно играть с собакой. Они гонялись друг за другом, боролись, пёс приносил палку, искал спрятанный носок… Словом, Гарри Дурсли радовался своему дню рождения, как никогда. Буквально, как никогда в жизни.

А потом случилась ещё одна неожиданность. Когда мальчик, набегавшись, уселся на траву рядом с псом, поглаживая его, он услышал вновь голос Дадли:

— Я принёс мячик. Собаки любят играть с мячиком. Давай поиграем втроём.

Гарри вскочил и уставился на кузена в таком изумлении, что у него едва глаза из орбит не вылезли. Пёс смотрел на Дадли с неменьшим удивлением, совсем по-человечески разинув рот, то есть, пасть.

— Дадли, это точно ты? — промолвил Гарри. — Я тебя не узнаю. Что с тобой стряслось?

— Ну, я понаблюдал за вами. Он неплохо тебя слушается. Скажи ему, что я буду играть с ним, пока тебя не будет. Ну, и кормить, конечно.

С этими словами Дадли Дурсли вынул руки из-за спины. Тут у Гарри едва не подломились колени от ещё большего удивления: в одной руке его кузен держал ярко-жёлтый теннисный мяч, а в другой — огромный сэндвич с колбасой и сыром.

Оба Дурсли отлично провели ещё некоторое время играя с собакой. Гарри так и продолжал удивляться поведению кузена. Когда они пошли в дом обедать, он не смог не спросить об этом Дадли.

— Почему? Дад, объясни, почему ты сам предложил, чтобы пёс остался?

Тот пожал толстыми плечами:

— Пёс хороший. Он тебя защитил. Пусть меня защищает тоже. Между прочим, ты всё «пёс» да «собака» говоришь… А как его звать?

— Да я не знаю… — растерянно признался Гарри. — Я же не зову его. Прихожу — а он тут…

— И не знаешь, откуда он взялся?

— Нет.

И тут Дадли, которого Гарри привык считать непроходимым тупицей, вдруг сказал:

— А ты уверен, что этот пёс не… Ну, может, он тоже из… ваших?

***

Гарри с довольно спокойным сердцем поехал на следующий день в Лондон. С собой он взял все свои хогвартские вещи, поскольку намеревался потом сразу ехать в Школу. Дядя Вернон вряд ли был очень рад, что ему пришлось заталкивать в багажник тяжёлый сундук, но он ничего не сказал. Всю дорогу он также молчал, лишь неодобрительно шевелил усами. Высадив племянника на привокзальной площади, он сухо попрощался и тут же уехал, торопясь на службу. Вскоре подъехала машина, из окна которой высунулась курчавая голова Дина Томаса. «Эй, Гарри! Привет!» — прокричал он, улыбаясь, и помахал рукой. Мистер Томас вышел из машины, крепко пожал Гарри руку и уложил в багажник его сундук.

До самого Ист-Энда машина, шустрая, но довольно старая, ехала неторопливо. По пути мистер Томас рассказывал о достопримечательностях, мимо которых они ехали. Гарри было очень интересно, он без устали вертел головой, разглядывая большой город.

Всё оставшееся время каникул Гарри Дурсли ни минуты не жалел, что не остался на Тисовой. О чёрном псе он почти не вспоминал, почему-то уверенный, что с ним всё в порядке. Зато он совсем не был уверен, что всё в порядке с Дадли.

Вместе со всей семьёй Дина Гарри дважды успел побывать на матчах команды ВестХэм, и он убедился, что на стадионе совсем другие впечатления. Больше всего атмосфера напоминала ту, что он помнил по финалу Чемпионата мира по квиддичу. До такой степени, что пару раз мальчик ловил себя на мысли, почему игроки забыли взять на площадку мётлы.

Квартира Томасов ему тоже понравилась. Большая, из пяти комнат, не загромождённая лишними вещами, она, казалось, полностью походила на своих жильцов: небогатая, опрятная, и в то же время яркая и радостная. Гарри даже показалось, что, так же как все члены семьи Дина, она почти всё время дружелюбно улыбается. В таком доме нельзя было не улыбаться в ответ.

Миссис Томас, может быть, готовила не столь изысканно и обильно, как тётя Петуния, но еды было вдоволь, поэтому Гарри каждый раз выбирался из-за стола полностью наевшимся и крайне благодушным. Неудивительно, что и дня не прошло, как для Гарри церемонное «мистер и миссис Томас» сменилось простым «Дэйтон и Дайана». Близнецы, братья Дина, всегда норовили находиться если не с братом, то с его гостем.

Всего лишь раз Гарри Дурсли встревожился за оставшееся время каникул, когда Дин, внимательно перечитав присланное из Хогвартса письмо, сказал матери, что, кроме обычных вещей и учебников, требуется ещё и нарядная мантия. Гарри тут же залез в свой сундук за письмом. Он не стал его читать тогда, когда оно пришло, поскольку помнил, что всё необходимое получит, как в прошлом году, у мадам Помфри по приезду. Обеспокоившись, Гарри прочитал, что ему тоже нужен «наряд для особых случаев». Но вряд ли попечители обеспечат его ещё и нарядной мантией, так что же ему делать? Он скорее был готов откусить себе язык, чем попросил бы Томасов купить наряд и для него… Но миссис Томас отреагировала вполне спокойно: зачем тратить зря деньги, когда она сама сможет сшить такой наряд. «Покрой у ваших мантий несложный, а одна мантия или две — какая, в сущности, разница?» Выслушав это, мистер Томас глубокомысленно добавил: «Долго ли умеючи-то». И супруги переглянулись с такими улыбками, словно это была шутка, известная лишь им двоим.

Шить Дайана действительно умела очень хорошо, и скоро в сундуках мальчиков заняли своё место две отличных мантии. Может, кому-нибудь они и показались бы слишком яркими и экзотичными, но Дину и Гарри они ужасно понравились. У первого наряд был золотисто-бежевый, а на рукавах чёрные «зебровые» полоски. У второго мантия была ярко-красная, с россыпью золотых пайеток-звёздочек по низу рукавов и подолу. А больше всего мальчики были довольны тем, что таких же нарядов ни у кого в Хогвартсе не будет точно!

========== Интермедия 2 ==========

Комментарий к Интермедия 2

Дорогие мои читатели, вон сколько вас набралось, “ждунов” моих бесценных!

После того, как новая глава была в пух и прах раскритикована (заслуженно, я полагаю) и удалена, я оказалась в таком писательском ступоре, из которого я не могу выйти до сих пор. Поэтому, извините, но это всё, на что я пока способна.

Разноглазый, чрезмерно подозрительный верзила (как понял Гарри, его звали Аластор Хмури) принялся спорить с остальными волшебниками, а мальчик так и остался стоять на месте. Он всё ещё не понимал, что происходит.

«Что им всем надо от меня?» — решился он всё-таки спросить у колдуньи Тонкс, той самой, с фиолетовыми волосами.

— Мы, вообще-то, пришли сюда за тобой. Собирались отвезти тебя в другое место, — усмехнулась она.

— Такой толпой?

Она хмыкнула:

— Ну, считай, это что-то вроде почётного эскорта.

— А с чего мне такой… почёт?

Она удивлённо вскинула брови, но ответить не успела, потому что Хмури опять воззрился на Гарри. Тот опасливо попятился, спрятавшись за спину Тонкс.

— Ну, вот что, — сказал Хмури. — Я не знаю, что с мальчонкой стряслось тут у этих маглов, но в таком состоянии его нельзя тащить в Лондон. К тому же, лично я все ещё не уверен, что он — это он.

Гарри Поттер нервно вцепился в руку колдуньи с фиолетовыми волосами, возможно, даже слишком сильно сжав её. Вряд ли это понравилось Тонкс, но она смолчала. Вместе они спустились по лестнице вниз, в толпу оторопевших волшебников. Странный колдун на деревянной ноге грозно навис над мальчишкой. Гарри робко посмотрел на него, но тут же отвёл взгляд: ярко-голубой глаз хоть и перестал вертеться, но уставился прямо в его переносицу и мелко подрагивал в глазнице. Тоже впечатление не из приятных, глаз словно прожигал насквозь.

— Ну, вот что, — громыхнул его обладатель, и все остальные вздрогнули. — Ждём полчаса. Если это Упивающийся Смертью под обороткой, то мы заметим, когда зелье прекратит действовать.

— Упи… кто? — проблеял Гарри.

Тонкс слегка сжала его руку, и он смолк, поняв, что сейчас не время для расспросов.

— Пойдём наверх, Гарри, соберём твои вещи, — подал голос бледный, усталого вида, волшебник в поношенной мантии. В его светло-русых волосах отчётливо блестела седина. Гарри присмотрелся: карие глаза казались добрыми, и сам он, так же как Тонкс, опасения не вызывал.

Они втроём поднялись в комнату мальчика. Остальные колдуны, тихо переговариваясь, вернулись в кухню. Только Хмури остался у лестницы, словно часовой.

Пока Тонкс магией собирала вещи Гарри в сундук, — а собирать было почти нечего, всё и так хранилось там, кроме учебников, совиной клетки на столе и метлы на кровати, — Гарри осторожно поинтересовался у бледного мага:

— Сэр, а вас как зовут?

— Ты не помнишь?

— Нет.

— Очень странно, Гарри. Я Ремус Люпин. Я был в позапрошлом году учителем в Хогвартсе.

— И что вы преподавали? — вежливо спросил Гарри, а сам подумал: «Это действительно странно. В позапрошлом году я только поступил в Школу и отлично помню всех учителей. Этого там точно не было. Может, он вёл какой-нибудь предмет у старшекурсников?»

— Защиту от Тёмных сил.

— Да быть того не может! — мальчишка нервно хихикнул. — Нас учил профессор Квиррел, разве его можно было перепутать с вами, с его-то глупым тюрбаном! Э-ээ… Извините. Кажется, вы что-то путаете, сэр.

— Квиррел? Он же был на твоём первом курсе, Гарри!

— Ну, да, а я про что говорю? На первом курсе Квиррел, — отогнул палец мальчик, — на втором — великий волшебник и знаменитый писатель Гилдерой Локхарт…

— Постой, постой, — подошла к ним Тонкс с учебником в руке, — а на какой курс ты собираешься?

— На третий, конечно, мэм!

Гарри пожал плечами и посмотрел на взрослых как на дурачков. Они переглянулись.

— Ты пойдёшь на пятый курс, Гарри! — Тонкс потрясла перед его носом «Трансфигурацией, уровень 4». — Это учебник четвёртого курса!

— На пятый?! — ужаснулся он. — Но как же я?.. А домашка?.. В смысле, а как же домашняя работа? Я же не написал никаких сочинений…

— Какие сочинения? Ты же победитель Турнира Трёх волшебников! Тебе не задали никакой домашней работы! — искренне изумилась Тонкс, а Люпин почему-то прибавил с кривой усмешкой: — И кое-кто очень расстроился из-за этого.

— Чего-чего я победитель? — оторопело переспросил Гарри. — Вы точно шутите. Я же просто Гарри, разве я могу хоть в чём-то победить?

— Кажется тут кого-то надо отправить в Мунго, — слабым голосом прошептала Тонкс, расширив глаза.

— Я бы сказал, сначала к Дамблдору, — вздохнул Люпин. — Ладно, берём вещи и идём вниз. Полчаса давно прошли, — он достал волшебную палочку. — Ничего не забыли? Дайте-ка я на всякий случай проверю.

«Магикум Ревелио!» — он широким взмахом палочки обвёл комнату. Гарри со внезапным интересом проследил за палочкой. Неярким ореолом магии засветились сундук, волшебные палочки, метла и… кровать Гарри.

— Эй, что это там?! — вскрикнул он, указывая пальцем.

— А я-то откуда знаю, — усмехнулся Люпин, — это же твоя кровать.

Он с интересом перевёл взгляд со свечения на Гарри:

— Не хочешь посмотреть, что там такое?

— Э-ээ… Сэр, а может быть, лучше вы посмотрите?

Какое-то странное выражение мелькнуло на лице Люпина, весьма схожее с… жалостью. Но он подошёл к кровати и выдвинул из-под неё ящик. Заметив, что лист фанеры отстаёт, он вынул из щели несколько писем и открыток, а также нечто со светящимся ореолом. Люпин медленно выпрямился и повернулся. Он бережно держал в руках светящийся магией свёрток, а на лице его было такое выражение, словно он держал жеребёнка единорога. Или какую-то очень ему дорогую вещь, которую считал давно и безвозвратно утерянной. Гарри быстро взглянул на Тонкс, но и она, казалось, ничего не понимала.

— А что это, сэр? — Гарри с опасением, смешанным с любопытством, посмотрел на свёрток в руках Люпина. Действие заклинания выявления магии тем временем закончилось, но свёрток блестеть не перестал.

— Это, — голос волшебника стал хриплым, — это плащ твоего отца, Джеймса Поттера.

— Вы знали моего отца?! — от изумления голос Гарри сорвался.

— Не только, — печально качнул головой Люпин. — Я и маму твою тоже знал. Мы учились вместе.

— Сэр… пожалуйста…

Лицо мальчишки скривилось, подбородок задрожал, ярко-зелёные глаза наполнились слезами. Люпин и сам вздрогнул, внимательно вглядываясь в Гарри, который был точно такой же, как тот парень, которого он год назад учил заклинанию Заступника, но… Невероятно, но казалось, что это не он. Не Гарри Поттер. Какого Мордреда тут происходит?

— Какого Мордреда тут происходит? — раздался с порога рёв Аластора Хмури, который весьма эмоционально озвучил мысли Люпина (и не только его). — Что, школьный сундук собрать — это такая большая проблема? До утра ковыряться будем?

Гарри, Тонкс и Люпин вздрогнули, оборачиваясь к нему. Люпин суетливо затолкал то, что держал в руках, в гаррин сундук и покраснел, как нашкодивший мальчишка.

— Мы уже идём, Аластор, не шуми, перебудишь всех маглов в округе, — примирительно сказала Тонкс.

Все четверо спустились в коридор, где их тут же обступили остальные волшебники.

— Ну, что, пора двигаться? — сказал кто-то. — Дамблдор наверняка уже заждался, да и светать скоро начнёт.

— Ладно, что-то и впрямь мы тут подзадержались, — пробурчал Хмури. — На мётлах не успеем до рассвета…

Гарри услышал, что Тонкс, которая так и стояла рядом с ним, держа метлу и пустую клетку, с явным облегчением перевела дух.

— Аппарируем. В точку Д. Все по очереди с разбегом в три секунды, — отрывисто командовал Хмури. — Выстроились цепочкой от двери, палочки наизготовку — и стартуем. Крайнее внимание при появлении. Сразу отбегаем в сторону, образуя круг, как тренировались. Я с Гарри пойду последним. Пока мы не войдём в укрытие — все ждут в боевой стойке. И полная бдительность.

Волшебники вразнобой кивали и выстраивались по его приказу. Гарри разинув рот наблюдал, как они исчезали со слабыми хлопками. Наконец, исчезла Тонкс, за ней — Люпин, и Гарри остался наедине с Хмури.

— Я слежу за тобой, парень, — хрипло проговорил он, — я всё ещё не уверен, что ты — это ты.

«Я и сам теперь не уверен, что я — это я», — только и успел подумать Гарри, перед тем, как Хмури довольно бесцеремонно подхватил его и закинул себе на плечо. Тут же живот Гарри скрутило, а перед глазами замелькали цветные пятна.

Буквально сразу же неприятные ощущения прекратились, и Гарри оказался стоящим на земле. Точнее, на асфальте. Он точно был на улице, но где именно — он не понимал. Вокруг было абсолютно темно. И тихо, только тяжело дышал сзади Аластор Хмури, крепко держа его за плечо. Тем не менее, мальчик чувствовал вокруг настороженное присутствие остальных волшебников. Хмури поволок его куда-то за собой, они поднялись на несколько ступенек, скрипнула тяжёлая дверь — и Гарри понял, что он уже в каком-то доме. Разглядеть он ничего не мог по-прежнему, было темно. Только впереди угадывалась лестница со слабо светящимися ступеньками, круто уходившими высоко вверх. Над его ухом раздался тихий, но всё ещё грозный голос Хмури:

— Иди наверх по лестнице, парень. Ничего не касайся, кроме перил.

Гарри послушно пошёл наверх, а дверь тем временем открылась, впуская остальных колдунов. Мальчик не удержался и обернулся, ища взглядом Тонкс. Он не был уверен, что узнал её, пока одна из теней в темноте внизу не помахала ему рукой. Гарри слегка приободрился и пошёл дальше.

В длинном коридоре на втором этаже было так же темно, но тут светились, и довольно ярко, ручки дверей. Гарри обратил внимание, что ручки эти были в виде змей, и невольно поёжился, решив, что этот дом, скорее всего, принадлежал раньше очень тёмному магу. Он повернул ручку ближайшей двери — она была закрыта. Тогда он пошёл дальше, дёргая все ручки подряд.

Одна из дверей всё-таки открылась. Гарри замер на пороге, щурясь от довольно яркого, после темноты коридора, света. Особо он не успел ничего разглядеть, кто-то схватил его за руки и втянул внутрь. А потом он вообще перестал что-либо видеть: всё лицо ему закрыли пушистые кудрявые волосы, которые щекотали нос и мешали дышать.

— Гарри! Гарри! — радостно визжала какая-то девчонка, которой и принадлежали эти волосы, — Рон, посмотри, это же Гарри! Наконец-то! А мы и не слышали, как вы вернулись!

Она обнимала и целовала его, и от этого мозг Гарри вообще отказывался что-либо соображать.

— Ладно, хватит, Гермиона, отпусти его, ты ж задушишь героя всея Британии! — весело восклицал рядом какой-то мальчишка, но каким-то странно знакомым Гарри голосом. — Не думаю, что он опять сможет выжить!

Девчонка по имени Гермиона отпустила Гарри и отступила от него на шаг, продолжая радостно ему улыбаться. Одной рукой, тем не менее, она продолжала держать его руку, словно боясь, что он вдруг исчезнет. Второй рукой она пыталась собрать растрёпанные волосы в хоть какое-то подобие причёски. Довольно безуспешно: лохмы так и оставались лохмами. Теперь Гарри смог разглядеть и мальчишку. Он тут же нахмурился: это был Рональд Уизли, всё такой же длинный и нескладный, с длинным носом и веснушками. Только ещё выше, чем помнил Гарри.

«Этому-то что тут надо, неужели и Лонгботтом тут поблизости? — подумал он. — Они же дальше, чем на два шага, друг от друга не отходят! И улыбается мне, словно лучшему другу… И кто эта девчонка, Гермиона?»

— Гарри, ты прости нас, мы писали тебе такие никчёмные письма… — с извиняющейся улыбкой забормотала Гермиона. — Мы просто не могли тебе ничего объяснить, понимаешь?

— Да, — так же извиняясь, вторил ей Уизли, — Дамблдор взял с нас клятву, чтобы мы ничего тебе…

— …Дементоры! Когда мы узнали… и ещё это дисциплинарное слушание… это же самое настоящее безобразие, я все законы просмотрела, тебя не могут исключить, просто не имеют права… — тараторила девушка.

Внезапно раздался шорох крыльев, и нечто снежно-белое, слетев со шкафа, мягко опустилось ему на плечо. Гарри вздрогнул и посмотрел на красивую полярную сову. Вот, значит, чья была та клетка, понял он. Но что, это значит, сова… его? Сова аккуратно переступила лапами и наклонилась, заглядывая ему в лицо. Гарри несмело погладил мягкие перья.

— Да, твоя Хедвига тут уже давно, — сказал Рональд. — Она, между прочим, в кровь нам руки расклевала, заставляя писать тебе письма!

Он помахал забинтованным пальцем. Гарри по-прежнему не понимал, что происходит. Но… сова на плече была абсолютно реальной. Дружеские улыбки Рональда и Гермионы — тоже. Шрам на лбу… Никакого Лонгботтома… Неужели это значит, что победитель великого тёмного колдуна теперь он, просто Гарри, Гарри Дурсли?

========== Гермиона Грэнджер ==========

Первого сентября, тепло распрощавшись на магловском вокзале с родителями Дина, Гарри Дурсли и Дин Томас проскочили на волшебную платформу 9 и ¾. Не успели они сделать и десяти шагов, как увидели Шеймуса Финнигана, который радостно замахал им руками. Все трое мальчишек поднялись в поезд и пошли по вагонам в поисках свободных мест. Пока Дин взахлёб рассказывал Шеймусу, как классно провёл каникулы, Гарри, чьё участие в разговоре ограничивалось кивками и смехом, заглядывал поочерёдно во все купе. Увидев одиноко сидящую девушку, он уже хотел было закрыть дверь и идти дальше, но что-то в этой девушке, которая уже переоделась в школьную мантию и сидела глядя в окно, внезапно показалось ему знакомым. Когда же она резко обернулась, явно рассердившись, что её побеспокоили, и уставилась на него круглыми тёмно-карими глазами, Гарри замер, словно оглушённый заклятием.

Это была Гермиона.

Она не успела ничего сказать: приятели дёрнули Гарри сзади за куртку, и он вылетел в коридор. Дверь захлопнулась.

— Ты чего, Гарри? — спросил Дин. — Чего ты уставился на эту девчонку?

— Влюбился, что ли? — хмыкнул Шеймус и подмигнул.

— Ничего подобного, — буркнул Гарри. — Просто это Гермиона Грэнджер.

— И что? Кто она такая? Дочь царицы Савской? — усмехнулся Финниган.

— Ну, кем бы она ни была, — рассудительно сказал Томас, — решайте: или мы едем с ней, или пошли дальше.

Шеймус опять усмехнулся, рванул дверь и втолкнул в купе Гарри со словами:

— Не помешаем, мисс?

Девушка пожала плечами, но ничего не ответила и опять отвернулась к окну. Дурсли от толчка пролетел всё купе и плюхнулся на сиденье у окна, напротив неё. Дин и Шеймус уложили сундуки и сели у двери, продолжив делиться впечатлениями о каникулах. Финниган рассказывал о финале чемпионата мира по квиддичу, Томас вторил ему рассказами о футболе. Дурсли всё с тем же обалделым видом смотрел на девушку, которая, казалось, его совсем не узнавала.

…Он уже настолько обжился в «новом» мире, что перестал удивляться отличиям от его «прежнего» мира, привыкнув и приспособившись к ним. Но сейчас, неожиданно увидев Гермиону, Гарри понял, что ждал от неё такой реакции, которая была свойственна Гермионе из его мира, его подруге. И велико же было его разочарование, когда эта Гермиона на него никак не реагировала. То есть, вообще никак. Словно он — пустое место. Гарри с большим трудом осознал, почему эта Гермиона не кидается с радостным визгом ему на шею. Правильно: с чего ей было узнать кого бы то ни было, если её три года не было в Хогвартсе!

Парень вздохнул. «Признайся, Гарри, — подумал он, — ты ужасно соскучился по своим друзьям! По идиоту Рону, по задаваке Гермионе… Мерлинова борода, да я скучаю даже по мерзавцу Малфою и стервозному Снейпу! Тут всё так… пресно…» Он опять вздохнул.

Гермиона, которая была и похожа, и не похожа на ту, которую помнил Гарри, смерила его недоверчивым взглядом и сказала:

— Ну, и долго глазеть на меня будешь? Ослепнешь. И очки не спасут.

Её тёмно-каштановые густые кудри были теперь гораздо короче, но не только причёска у девушки изменилась: зубы теперь были ровными и красивыми. Неестественно ровными и красивыми. А ещё она заметно заикалась. Гарри сообразил, что всё это — последствия страшной травмы.

— Привет, — выдавил он из себя. — Я — Гарри. Ты меня не помнишь, но я рад тебя видеть.

— Ну, привет, Гарри. Я тебя действительно не помню, а потому — с чего бы тебе радоваться? А, поняла, ты — здешний дурачок. Шут хогвартский. Да?

Гарри надулся, сжал губы и отвернулся, уставившись в окно.

Дин и Шеймус продолжали болтать, не обращая ни на кого внимания, Гермиона смотрела в окно. Гарри задремал. Стук колёс мерно раздавался в его голове: «Тук-тук… тук-тук…» Но внезапно стук стал словом: «Тур-нир… тур-нир…» Гарри мгновенно проснулся. Мерлиновы кальсоны, да как он мог забыть?! Турнир Трёх волшебников! Лже-Хмури, преподаватель Защиты от Тёмных сил! Подстроенное участие в турнире Мальчика-который-выжил! Его подстроенная победа! А дальше — Кубок-телепортер. Кладбище. Гарри зажмурился и помотал головой. «Чёрт-чёрт-чёрт, надо что-то сделать! — лихорадочно соображал он. — Пресно тебе, Мальчик-который-попал-так-попал?! Тогда думай, Гарри, думай, что ты можешь сделать. А может быть…»

Тут в его голове блеснула такая мысль, что он вскочил как ужаленный. Треснувшись макушкой о верхнюю полку, он кратко ругнулся непечатным словечком, которое чаще всего слышал от кузена Дадли, и упал на место. Трое волшебников воззрились на него. Только Дин, похоже, знал, что именно сказал Гарри, потому что он ухмыльнулся. Остальные двое догадались по интонации. Дурсли покраснел и пробормотал: «Извините». Гермиона возмущённо поджала губы и опять уставилась в окно, мальчишки стали о чём-то очень тихо шептаться, хитро поглядывая на Гарри. А он потирал ушибленную голову и думал дальше:

«А что, если я попал сюда, в этот мир, и стал «просто Гарри» только для того, чтобы исправить всё это? И если я спасу Невилла от участия в Турнире, то вернусь обратно, в свой мир? Но я же не собираюсь возвращаться! У меня тут всё хорошо, за исключением фамилии. У меня есть всё, что мне необходимо. Вот мои друзья, Шеймус и Дин, у меня есть квиддич и хорошая метла. Скучновато, правда, но развлечения можно найти и без риска для жизни. Да и Мальчик-который-выжил здесь такой, что не больно-то хочется ему помогать. Ну, Мерлин с ним, с Лонгботтомом, но вот не дать возродиться тутошнему Воландеморту, поломать его планы — это, пожалуй, интересно. Главное, чтобы никто не понял, что это я вмешался».

…Как только поезд остановился на станции Хогсмид, Гермиона резко поднялась с места. Она заносчиво вскинула подбородок и, не обращая ни на кого внимания, вышла из купе. Гарри так и сидел в задумчивости, глядя в одну точку. А Дин с Шеймусом расхохотались девчонке вслед. Она громко хлопнула дверью, и Дурсли вздрогнул, возвращаясь в реальный мир.

— Чего ржём? — осведомился он у приятелей.

— Да эта, королева твоя…

— Во-первых, никакая она не королева. А во-вторых, с чего она вдруг моя?

— Ну, ты же глазел на неё, словно единорога увидел, — они опять рассмеялись.

— Уж вы скажете: единорога… — но Гарри слегка покраснел. — Так чего в ней смешного-то?

— Ну, как чего? Нос задирает, а сама — заика, да ещё и хромая!

Тут он резко вскочил и сжал кулаки. Парни удивлённо уставились на него.

— Эй, Гарри, ты чего? — пробормотал Шеймус.

— Не смейте про неё говорить ничего плохого! — тихо, но как мог грозно сказал Дурсли. — И смеяться над ней не смейте!

— Да ладно тебе, старик, — примирительно сказал Дин, — что особенного в этой девчонке? Она, что, тебе вправду нра…?

— Нравится она мне, или нет, это ни при чём. Вы не знаете, что с ней случилось? Даже я знаю!

Они переглянулись и помотали головами.

— Это же на неё тролль напал! В Хеллоуин, ещё на первом курсе. Чудо, что она вообще живая, а вы: хромает! заикается! Посмотрел бы я на тебя, Шеймус, если бы тебя тролль дубиной отметелил.

— А ты, что, дружил с ней?

— Ну, можно и так сказать, — мотнул головой Гарри.

— Ну, ладно, старик, не будем мы больше смеяться над ней, — подвёл черту Томас. — Пошли уже, пора ехать в школу.

Оказавшись на перроне Хогсмида, все ученики сразу же начинали ёжиться: шёл противный, нудный,по-настоящему осенний дождь, который даже не дождь, а липкая изморось. Хагрид, с непривычно озабоченным выражением на видимых частях лица, собирал вокруг себя будущих первокурсников и выдавал каждым четверым по огромному зонтику. Наконец, цепочка зонтов двинулась к озеру, а старшие курсы поспешили к стоянке дилижансов. Пока все ехали до надёжного укрытия под сводами замка, дождь стал настоящей бурей, с громом, молниями и свирепым ветром.

Каким же тёплым и уютным показался ученикам Большой Зал после такой непогоды!

Усевшись за гриффиндорский стол между Шеймусом и Дином, Гарри Дурсли принялся искать взглядом Гермиону. Наконец, он обнаружил её возле Парвати и Лаванды, которые с сочувственными лицами разговаривали с ней. Он немного успокоился, увидев, что она не в одиночестве. Профессор МакГонаголл тем временем торжественно вынесла высокий табурет и возложила на него Распределяющую Шляпу. Новички, отчаянно волнуясь, выстроились в линию, а затем по одному стали подходить и надевать Шляпу.

Всё шло как обычно. После Распределения с приветственной речью встал ректор Дамблдор. В том числе, он представил нового преподавателя Защиты от Тёмных сил, профессора Аластора Хмури. Ученики зашептались, впечатлённые его устрашающей наружностью. Гарри впился взглядом в грузного седовласого волшебника с деревянной ногой и с разными глазами. Ему показалось, что подменённый Хмури ведёт себя не очень-то похоже на настоящего. Но потом он сообразил: это только потому, что он знает правду. На самом деле, Дамблдор, который хорошо знал настоящего Хмури, наверняка заметил бы, если что-то в нём было не так. Дурсли вздохнул. И тут прозвучали слова ректора о предстоящем проведении в Хогвартсе Турнира Трёх Волшебников. Сначала в зале наступила изумлённая тишина, а потом все ученики разразились ликующими криками.

Начался пир, столы мгновенно оказались уставлены, как всегда, вкуснейшими блюдами и напитками. Но почти все ученики, особенно старшекурсники, не столько ели, сколько разговаривали о предстоящем турнире. Гарри же предпочёл спрятать взгляд в тарелку, потому что его так и тянуло смотреть то на Хмури, то на Гермиону.

После ужина сытые, сонные и благодушные ученики побрели в расположения своих факультетов. Гарри тоже почти спал и не обращал более ни на кого внимания, его ноги словно шли сами по себе.

Утром перед уроками Гарри Дурсли отправился к мадам Помфри за своими школьными принадлежностями на этот год, а когда пришёл в класс Трансфигурации, увидел, что за его партой, где он в прошлом году сидел один, уже сидит Гермиона. Гарри взлохматил волосы в замешательстве. Девушка посмотрела на него смущённо.

— Это твоя парта? — спросила она. — Мне больше некуда было сесть.

— Да ладно, — сказал Гарри, а что, собственно, он мог сказать ещё.

Он сел рядом. Это был бы неплохой шанс поговорить, после неудачной попытки познакомиться в поезде, но на уроке МакГонаголл не слишком-то поболтаешь. Декан Гриффиндора вошла в класс и начала урок.

В ходе этого урока, да и всех последующих, Гарри убедился, что даже если здешняя Гермиона и пострадала от тролля и выглядела немного иначе, чем та, с которой он дружил, то её отличная память и начитанность оставались такими же, ничуть не меньше. А вот поведение претерпело гораздо более сильные изменения. Эта Гермиона не стремилась каждый раз выставлять себя, — то есть, свои знания, — напоказ, и вообще старалась, чтобы на неё поменьше обращали внимание, как ученики, так и учителя. Если с ней кто-то заговаривал, кроме Парвати и Лаванды, она краснела и начинала сильнее заикаться. Но Гарри отметил про себя, что на магические формулы это не распространялось.

Вне уроков Гарри больше не стал навязывать своё общество Гермионе, на обеде и на ужине он был вместе с Дином и Шеймусом. Ну, а вечером, после уроков, в гостиной его всё-таки «отловил» Лонгботтом.

— Дурсли, ты почему меня игнорируешь?

— Я не игнорирую, я просто… — Гарри замялся, не зная, что сказать.

— Вот и хорошо, пошли за наш стол, уроки делать!

Лонгботтом явно не привык слышать слово «нет», поэтому направился к столу, где уже сидел Уизли с учебниками, не сомневаясь, что Гарри идёт за ним. Дурсли было в принципе всё равно, с кем делать уроки, поэтому он действительно пошёл за Невиллом. Между прочим, Гермиона, Лаванда и Парвати расположились за столом по соседству.

Рональд приготовил перо и пергамент и молча взирал на Невилла, ожидая, когда тот начнёт диктовать. Гарри принялся листать учебник. Он как-то незаметно для себя привык делать уроки сам, поэтому не ждал подсказок. Он нашёл нужную главу и стал писать. Речь шла об основном законе Трансфигурации, о законе Фабиана Гампа. Переписав формулировку закона из учебника, Гарри перешёл к исключениям. Тем временем Невилл растолковывал Рональду эти самые исключения. Гарри прислушался.

— Четвёртое исключение: «Нельзя трансфигурировать деньги, золото, другие драгоценные металлы и драгоценные камни». Записал?

— Записал. Хм, почему деньги выделены отдельно, Невилл? — пробурчал Уизли. — Они же из драгоценных металлов.

— Потому, что так написано в законе, — снисходительно отозвался Лонгботтом, водя пером по своему пергаменту. — Формулировка Гампа.

— Это же ясно! — внезапно раздался насмешливый девичий голос.

Гарри даже поворачиваться не надо было, чтобы узнать, кто это сказал. Сколько раз в своей прежней жизни он слышал этот голос в подобной ситуации! Гермиону хлебом не корми, дай только объяснить кому-нибудь что-нибудь. Причём, не просто объяснить, а именно в такой поучающей манере. Да уж, Гермиона такая Гермиона! Некоторые вещи остаются неизменными даже в других мирах. И он ухмыльнулся, низко наклоняясь над своим сочинением.

— И что же нам должно быть ясно, мисс?

Конечно, Лонгботтом, который три года считался самым умным на курсе, не мог смолчать. Он с вызовом воззрился сверху вниз на Грэнджер. Она, хоть и начала краснеть и сильнее заикаться, ответила тем же поучающим тоном:

— То, что кнаты, хоть они и бронзовые, то есть, не из драгоценного металла, трансфигурировать всё равно нельзя. И магловские деньги, которые, например, из бумаги, тоже.

Гарри сначала позабавило, что Гермиона осмелилась поучать Невилла, Самого Мальчика-который-выжил, но тут же он вспомнил, как тот обошёлся с Дурсли за дружбу с Малфоем. Он подумал, что Гермиона ступила на очень тонкий лёд… Он, насторожившись, переводил взгляд с Лонгботтома на Грэнджер и обратно.

Комментарий к Гермиона Грэнджер

Отнеситесь к автору бережнее, она только что из “писательской комы” выползла)))

========== Задание профессора Хмури ==========

Гарри очень не понравился взгляд, которым Лонгботтом смерил Гермиону. Но тот ничего не стал говорить ей, только презрительно ухмыльнулся и сел на своё место. Тем не менее, когда все вернулись к своим сочинениям, Невилл очень громко и отчётливо сказал Рональду:

— А ты заметил, Рон, что у девчонок ум часто не дружит с красотой? Вот, посмотришь, например, на одну девочку: и рост, и волосы, и глаза — ну, всё при ней. А как заговорит — глухому позавидуешь.

Рон хихикнул и глянул на Лаванду, та покраснела и поджала губы.

— И наоборот, — самодовольно вещал Невилл, — вроде и умная, и говорит дельные вещи — а сама чучело чучелом, даже волосы причесать не может нормально, — он притворно вздохнул: — Да, нет в этом мире совершенства.

Гермиона, которая до этих слов наклонилась к Лаванде и что-то ей успокаивающе говорила, поглаживая по плечу, вскинулась и гневно посмотрела на Лонгботтома. Но тот сидел спиной к ней и даже не шелохнулся, деловито скрипя пером по пергаменту. Зато Рон, насмешливо улыбаясь, пошевелил пальцами в своих волосах, видимо изображая её небрежную причёску. Грэнджер побледнела, а Уизли заявил:

— А вот ты обратил внимание, Невилл, что такое несоответствие ума и красоты характерно для маглорожденных волшебниц?

— А ведь ты прав, — подхватил тот. — Вообще-то все мои родственники довольно неплохо относятся к маглам и маглорожденным. Да и твои тоже. Но некоторые волшебники, будучи маглорожденными, вместо того, чтобы скромно молчать в тряпочку, просто напрашиваются на то, чтобы их поставили на место.

Тут уж Гарри не вытерпел.

— Что ты имеешь в виду, говоря «поставить на место», Невилл? — негромко промолвил он и встал, опершись руками на стол. — Это примерно то, что ты со своими дружками сделал со мной, да?

— Эй, Гарри, ты чего? — Лонгботтом опешил и сразу сбавил тон. — Я же не про тебя говорю, и потом, я ведь извинился…

— Хм, что-то я не припомню, чтобы ты извинялся перед кем бы то ни было. Но я-то ладно, а вот перед ней, — он кивнул на Гермиону, — тебе всё-таки придётся извиниться.

— Да ничего подобного! — взорвался Рональд и тоже вскочил, сжав кулаки. — Невилл, не смей извиняться перед этими грязнокровками!

…Слишком громко прокричал Рон это слово. По гриффиндорской гостиной пронёсся единодушный возглас возмущения, и затем воцарилась тишина. Фред и Джордж словно из-под пола выросли слева и справа от брата.

— Это кто тут самый чистокровный выискался, а? В тебе, что, кровь Блэков взыграла? Или в тебя сам Салазар Слизерин вселился? Вот родители-то обрадуются! — язвительно сказал Фред.

Наверняка Рон изо всех сил хотел казаться гневным и уверенным, но, поскольку ему приходилось смотреть одновременно на четырёх человек, получалось лишь, что он суетливо вертит головой.

— Давай-ка, братишка, извинись быстренько, и мы сделаем вид, что ничего не слышали. Да, Невилл? — лёгкий тон Джорджа не мог скрыть, как он сердит.

Лонгботтом нахмурился, посмотрел на Фреда, на Джорджа, потом заметил, что и другие гриффиндорцы оторвались от своих занятий и смотрят весьма неодобрительно.

— Н-ну, ты, Рон, на этот раз перешёл границу… — выдавил он из себя.

— Невилл, но ведь ты тоже так думаешь! — отчаянно воззвал тот, не желая покоряться. Ладони братьев тяжело опустились ему на плечи. Рон, видя, что Лонгботтом отводит взгляд, сник.

— Ну, хорошо, — пробурчал он, не поднимая глаз. — Из-ви-ни-те. Я не должен был так говорить.

Гарри прекрасно понимал, что Уизли-младший ничуть не раскаивается и просит прощения лишь под давлением. Он покосился на Гермиону. Девушка была бледна, как призрак, и карие глаза казались почти чёрными на бескровном лице. Губы её дрожали. Она изо всех сил старалась не расплакаться. «Если я сейчас продолжу разборки, она точно не выдержит, — подумал Гарри. — Та, прежняя, Гермиона давно бы уже пустила магию в ход, или съездила бы книгой потяжелее кому-нибудь по башке… Ну, а с этой, пожалуй, хватит».

— Ладно, проехали, — буркнул он, садясь на место, но тут же вскочил, собрал свои вещи и ушёл за другой стол, не обращая внимания на Невилла, который дёрнулся, явно желая его остановить.

Близнецы дали брату по подзатыльнику и опять занялись своими делами. Рон тоже вернулся к недописанному сочинению, надутый и красный как помидор. Девушки за соседним столом о чём-то пошептались, и Гермиона вдруг свернула свой пергамент. Она вскочила и пошла к Гарри.

— Дурсли… А, Дурсли, — негромко позвала она очень смущённым голосом.

Тот обернулся:

— Вообще-то, Гарри.

— Хорошо. Гарри, — кивнула она. — Спасибо тебе.

— Да не за что, — мотнул он головой.

— И ещё… Извини меня за то, что так грубо вела себя с тобой в поезде.

— Да нормально всё. Я не обиделся.

Гермиона робко улыбнулась ему, покраснела и быстро вернулась к подругам. Гарри слегка вздохнул и уставился в учебник.

… Гарри Дурсли и сам не мог бы сказать, с каким настроением ждал первый в этом году урок Защиты от Тёмных сил. Этот предмет был самым любимым у него, особенно тогда, когда учителя действительно чему-то учили. Как Люпин. И несмотря ни на что, как Хмури. С первого же урока нового профессора Гарри старался исподтишка наблюдать за ним и подмечал все детали. Всё, что он упустил из виду там, в своём мире. Настоящий Хмури всегда вёл себя весьма странно, поэтому теперь Гарри не мог не догадаться, почему именно этот волшебник оказался «мишенью» Воландеморта для подмены.

Рассказывая о воздействии Тёмных сил, профессор очень подробно, даже с каким-то наслаждением описывал последствия того или иного проклятия. О защитных же способах Хмури говорил гораздо суше. А ещё он слишком много внимания уделял на уроках Мальчику-который-выжил. Конечно, Невилла не обделяли вниманием все учителя, но сейчас Гарри, глядя со стороны, понимал, что лже-Хмури изучает Лонгботтома, очень пристально наблюдает за ним, почти так же, как Дурсли сейчас наблюдал за самим профессором.

…Профессор Защиты от Тёмных сил молча расхаживал враскачку на деревянной ноге перед гриффиндорскими четверокурсниками. Класс настороженно следил за его передвижениями. Наконец профессор Хмури остановился, и взгляд его волшебного глаза стал по очереди вонзаться в учеников.

— Вот, значит, кто тут у нас… Гриффиндорцы. Смельчаки. Четвёртый курс. Так-так… Ага, — остановился он на парне за первой партой. — Невилл Лонгботтом. Мальчик, который выжил.

Невиллу было не привыкать ко вниманию. Он спокойно кивнул преподавателю. Тот ухмыльнулся.

— Герой, значит. Знает себе цену. Что ж, неплохо, неплохо. А это кто у нас? — он перевёл волшебный глаз на Рона, который сидел рядом с Невиллом. Уизли поёжился. — А это Рональд Уизли. Мальчик, который друг героя. Перспективно…

Профессор осматривал каждого, и каждый чувствовал себя ужасно неуютно под взглядом неестественно-голубого глаза.

— Гарри Дурсли. Мальчик, который …

Гарри сглотнул и отвёл взгляд. Не то, чтобы он слишком боялся, скорее, не хотел, чтобы Хмури заметил в нём что-то иное, не такое, как у всех.

—…Который… Что-то странное в тебе, парень.

«Уж кто бы говорил», — невольно подумал Гарри. Профессор хмыкнул и перевёл взгляд дальше.

— И Гермиона Грэнджер. Девочка, которая думает, что знает всё на свете. Ясно. Итак, четверокурсники. Вы уже три года изучаете Защиту от Тёмных сил. Чему вы научились за это время?

Как только волшебный глаз перестал прожигать учеников словно насквозь, они пришли в себя, перевели дыхание и даже заулыбались.

— Что вампир не нападёт, если ты ешь чеснок, или носишь его с собой, — сказал Шеймус, и все захихикали, вспомнив профессора Квиррелла. Все, кроме Невилла и Гарри.

Хмури кивнул и, отвернувшись от класса, быстро отхлебнул из фляжки, которая висела у него на поясе.

— Что не стоит выпускать пикси, которые сидят в клетке, — сказал Рон.

Тут уж засмеялись все. Гермиона, которой, конечно не было на том уроке профессора Локхарта, наверняка хорошо представила себе, что могло бы при этом произойти, поэтому она смеялась тоже.

А дальше посыпалась информация, которую давал профессор Люпин:

— У гриндилоу самым уязвимым местом являются пальцы…

— Болотные огоньки заманивают путников в трясину…

— Ну, хватит, хватит, — прервал учеников Хмури. — Вижу, что кое-что вы всё-таки знаете. Несмотря на то, что учителя по этому предмету меняются у вас каждый год. Значит, со всякими злобными тварями вы считаете, что справитесь. Ну, а как насчёт настоящего противника? Настоящего тёмного волшебника, а?

Класс притих. Гарри, еле сдерживая волнение, смотрел на Хмури, буквально впился в него взглядом. А все остальные, вместе с самим профессором, уставились на Невилла.

— Что вам известно из защитных заклинаний? — медленно и словно со значением промолвил учитель. Гермиона тут же вскинула руку, но никто не обратил на неё внимания.

— Щитовые чары, — сказал Лонгботтом.

— Ага! — Хмури словно обрадовался и даже потёр ладони. — Не супер, но всё же кое-что. Кто что может добавить?

Он обвёл взглядом класс и зацепился за поднятую руку Гермионы.

— Что ж, мисс Грэнджер, блесните эрудицией.

Та, сияя глазами в предвкушении, вскочила и начала шпарить как по учебнику:

— Наилучшим способом защиты от разного рода заклинаний считается умение предугадывать ход противника. Многие волшебники имеют своё излюбленное заклинание, которым владеют лучше всего, и применяют его даже почти не задумываясь. Особенно действенным это метод является против так называемых магов-стихийников…

— Достаточно, — профессор пренебрежительно махнул рукой. Девушка смолкла, обиженно глянула на него исподлобья и села на место. — Мы поняли вашу мысль. Это действительно работает, но только в одном случае. Мистер Лонгботтом, в каком случае?

Тот лениво поднялся из-за парты:

— Если ты один против одного противника, и если волшебник тебе знаком. Способ не работает в сражении против нескольких противников, или при сражении с незнакомым колдуном.

— И что будем делать в этом случае?

Гарри едва не выкрикнул о своём излюбленном заклятии отнимания, но вовремя остановил себя.

— Не знаю, сэр, — признался Невилл.

— Садись. Итак, — профессор снова оглядел класс, — вот вам домашнее задание. Вводная: вы… Да-да, не абстрактный маг из учебника, а именно каждый из вас пишет про себя самого. Вы находитесь против двух колдунов. Неважно, почему, но они очень хотят вас убить. Вопрос: что именно вы будете делать. Напишите, как вы будете себя защищать. Пользуйтесь всеми вашими знаниями. Я подчёркиваю: всеми. Не только из уроков ЗоТС. При вас только ваша волшебная палочка. Понятно?

Ученики кивали и переглядывались: такого задания у них никогда не было.

— А чтобы вам было ещё интереснее, вот вам места действия, у каждой пары учеников — своё. Лонгботтом, Уизли, у каждого из вас травянистый берег реки. Финниган, Томас, у вас тупик, огороженный деревянным забором. Дурсли, Грэнджер, у вас песчаный берег моря. Для мисс Всезнайки дополнительное условие: идёт сильный дождь. Браун, Патил, вам самоё лёгкое: прихожая вашего собственного дома. Ну, и вам, оставшиеся леди, — опушка леса. Покажите мне, хотя бы в теории, на что вы способны. Вы можете обсуждать всё между собой, парами или вообще все вместе. Я даже уверен, что вы будете это делать. Но если я увижу хоть одну списанную букву — даже читать не стану, «тролль» и пересдача. Причём практическая, и против меня.

— Ого, — вырвалось у Рональда, который привык списывать у Невилла.

— Ага, — ухмыльнулся учитель. — Мадам Помфри я предупрежу. Что ж, урок окончен. Мисс Грэнджер получает пять баллов для Гриффиндора, мистер Лонгботтом — десять баллов. С удовольствием прочитаю ваши сочинения и проверю, кто хотя бы теоретически сможет остаться в живых в такой битве.

Гриффиндорцы в некоторой растерянности вышли из класса. Это был последний урок, все отправились сначала на ужин, а потом поднялись в Башню. Всё это время они не переставали переговариваться, обсуждая задание профессора Хмури. В обсуждении не участвовали только Гарри и Гермиона. Гарри чувствовал себя немного странно. Такого задания лже-Хмури им не задавал. Понятно, что он хочет проверить, кто на что способен, а главное — на что способен Лонгботтом. Гарри ужасно хотелось написать как он действовал бы на самом деле, но он также понимал, что не следует этого делать. «Думай, Гарри, думай, как не получить «тролль» и в то же время не раскрыть свои умения больше, чем необходимо», — твердил он сам себе мысленно. И всё-таки он не мог не признать, что писать подобное сочинение гораздо интереснее, хоть и труднее, чем обычное.

Задумавшись о сочинении, Гарри даже не замечал, что Гермиона постоянно находится с ним рядом. Наконец, девушке надоело, что он её игнорирует.

— Гарри, ты придумал, как написать сочинение для профессора Хмури? — спросила она.

— А? — он словно очнулся. — Да. Сочинение. Это будет трудно. А ты сама придумала? Ты же училась дома, как же ты?..

Она вдруг наклонила голову набок и с улыбкой сжала губы. Гарри догадался, что она очень хотела что-то рассказать, но сомневалась, стоит ли.

— Ну, ладно, говори уж, — улыбнулся он.

— А ты никому не расскажешь? — округлила она и без того круглые глаза. Дурсли стало ужасно любопытно.

— Никому.

— Где можно спрятаться, чтобы никто не увидел?

— Ну… не побоишься — пошли в нашу спальню. Только там бардак, — ухмыльнулся он.

— Что, я бардака не видела? — фыркнула девушка.

— Такого — точно нет! Бардак в исполнении Лонгботтома и Уизли — это нечто.

Оба захихикали.

Они осмотрелись: ученики в гостиной занимались своими делами, их однокурсники все сгрудились вместе и с жаром что-то обсуждали, и нетрудно было догадаться, что именно. Гарри и Гермиона пошли в спальню мальчиков четвёртого курса.

— Ты умеешь закрывать дверь, чтобы никто не вошёл? — спросила она. — Я бы не хотела, чтобы кто-то ещё узнал…

— Хорошо, — отозвался он, потому что ему стало ещё любопытнее, чем эта Гермиона хочет его удивить. — Коллопортус, — махнул он на дверь своей волшебной палочкой.

Гермиона вышла на середину комнаты, совершенно не смущаясь от вида разбросанных вещей. Она таинственно улыбалась. Гарри привалился спиной к двери:

— Ну?

И тут его глаза стали всё больше расширяться от удивления: она деловито и точно взмахивала волшебной палочкой, но не произносила ни слова. Пижамные штаны и куртки мальчишек носились по комнате, то ровненько укладываясь стопкой на кровати, то танцуя под потолком, то просто повисая в воздухе, как бельё на просушку. Потом они аккуратно сложились на кроватях своих хозяев.

— Невербальная магия! — изумлённо прошептал он.

— Ага, — довольно кивнула она. — Я почти все школьные заклинания могу применять невербально.

— Здорово! Научишь меня?

— Конечно. Мне-то поневоле пришлось научиться, я же сначала заикалась очень сильно…

Гарри сочувственно кивнул:

— Поэтому не зря говорят, что нет худа без добра, верно?

— Верно, — улыбнулась Гермиона. — А знаешь, Гарри, я ведь ещё кое-чему научилась…

Видя искренний интерес парня, она зарумянилась и вдруг почти одновременно спрятала палочку в карман и крикнула: «Редукто!» указывая другой рукой на лёгкий тонконогий столик возле кровати. Столик развалился. Гарри изумился ещё сильнее:

— Неужели?! Гермиона, ты овладела беспалочковой магией?!

— Да!

— Ну, у меня даже слов нет.

— Ну, на самом деле, это ужасно тяжело…

— Да я знаю, — кивнул Гарри, уважительно глянул на Гермиону, а потом подошёл и починил столик с помощью «репаро». — И много заклинаний у тебя получается?

— Нет, совсем немного. Временное ослепление, немота… А разламывать я могу только очень лёгкие и хрупкие предметы. Но даже после этого я чувствую себя, словно марафон пробежала.

Она действительно посерела лицом и выглядела уставшей. Гарри помог ей сесть.

— Но ты всё равно молодчина. Не многие в Хогвартсе владеют сразу тремя способами колдовать. Даже, я бы сказал, вообще не многие волшебники. За исключением, наверное, Дамблдора.

— И Хмури.

— Ну, не знаю. Наш новый препод ЗоТС… кажется мне ужасно странным, — не сдержавшись, выпалил Гарри. Он сразу же посмотрел на Гермиону, но она сидела с закрытыми глазами, и не сразу отреагировала.

— Дамблдор не станет приглашать учителем в Хогвартс кого попало. Он точно доверяет профессору Хмури. Хотя, ты прав, с виду он жутковатый. И этот его волшебный глаз… — она передёрнулась.

В дверь спальни раздался стук, и кто-то из парней прокричал:

— Эй! Кто там закрылся?! Открывайте!

— А вы не волшебники что ли? — засмеялся Гарри. — Слабó открыть магией?

— Алохомора! — прогремело за дверью, и гриффиндорцы во главе с Лонгботтомом ввалились в спальню. Четверокурсники оказались в полном составе.

— А чего это вы тут делаете, а? — с подозрением спросил Уизли, оглядывая улыбающегося Дурсли и явно уставшую Грэнджер.

— Тебе расскажи — ты тоже захочешь, — пошутил Гарри, а Гермиона, покраснев всем лицом, соскочила с его кровати и спряталась позади всех. Там с ней зашушукались другие девушки.

— Серьёзно, Дурсли, зачем вы тут заперлись? — спросил Лонгботтом.

— Я пытался прибрать тут, — пожал плечами Гарри. — И попросил Гермиону помочь.

— А что, у домовиков выходной? — спросила Данбар.

— Они прибираются ночью. А вы зачем сюда пришли всей толпой?

— Невилл предложил собраться здесь, — сказал Финниган, — и обсудить всем вместе, как писать сочинение по ЗоТС.

— Ну, я и подумал, что вы так захотите сделать, — равнодушно сказал Дурсли. — Поэтому решил, что наш «мужской клуб» не худо бы прибрать перед тем, как сюда придут дамы.

========== Порыв ==========

«Коллективный разум» помог всем гриффиндорским четверокурсникам написать требуемые сочинения. При этом многие ученики сумели придумать какие-то свои, оригинальные, способы справиться с «нападением двух магов-убийц». И у маглорожденных, например, эти способы могли вовсе не быть связаны с магией. Лаванда сказала, что в коридоре её дома двум человекам будет тесно, поэтому она вполне сможет бросить в них стул, чтобы отвлечь, а потом обездвижить «ступефаем». Дин тоже собрался выломать доску в заборе и отбиваться сначала ей, а потом уже магией. Так что, обсуждение сочинения для профессора Хмури доставило гриффиндорцам немало веселья. Весьма довольные, они вернулись в гостиную и стали записывать свои «задумки». Конечно, двух одинаковых сочинений при таком обсуждении быть не могло, и даже Уизли написал его сам и крайне гордился этим.

Гарри, как и все его однокурсники, сдал сочинение и с нетерпением ждал следующий урок Защиты от Тёмных сил, чтобы узнать, какую оценку поставил профессор Хмури. Но у них разочарованно вытянулись лица, поскольку СОВ у всех оказались одинаковыми: В, «выше ожидаемого».

— Почему В, — ворчал Невилл, для него это была очень редкая оценка, ему почти всегда все учителя ставили только П, «превосходно». Он угрюмо разглядывал СОВ на пергаменте, то так, то эдак наклоняя голову. Ни под каким углом зрения буква В не была похожа на привычную П.

— Профессор Хмури, почему В? — наконец не выдержал он, и все остальные тоже подхватили: — Сэр, скажите, почему вы поставили нам В?

Учитель прошёлся по классу, остановился и отхлебнул из своей фляжки.

— А чем это вам не нравится В, юные леди и джентльмены? Хорошая оценка. Дело в том, что, признаюсь, я вообще не ожидал, что все вы справитесь с заданием и хотя бы теоретически останетесь в живых. Скажу более, другие факультеты также получили за это задание В. Поскольку вы все превысили ожидаемое мною, я такую СОВ вам всем и поставил. Больше всех меня удивили маглорожденные колдуны, которые применили навыки, не относящиеся к магии. И, между прочим, я очень этому рад. В реальном бою вам будет некогда вспоминать заклинания и выбирать подходящие, поэтому привычные, доведённые до автоматизма действия спасут вам жизнь, юные колдуны. И не важно, будет ли это волшебная формула, или умение запустить в противника предметом, оказавшимся под рукой. Важно лишь то, что это может спасти вам жизнь. Запишите-ка себе эти слова большими буквами, да запомните накрепко. В настоящем бою вам не понадобятся все те многочисленные заклинания с длиннющими формулами, которые написали, например, вы, мисс Грэнджер. Может быть, ваша память действительно так феноменальна, что вы их знаете наизусть. Но вы просто не успеете их произнести. Одно-два заклинания, вот что нужно вам, молодые маги. Одно-два, ну, три. Но выученные так, чтобы от зубов отлетало, — он усмехнулся, и его изрезанное шрамами лицо перекосилось ещё более зловещим образом: — От зубов противника, я имею в виду. Желательно, вместе с зубами.

До ошарашенных учеников не сразу дошло, что учитель пошутил. Потом кое-кто слабо улыбнулся, некоторые фыркнули тихими смешками.

— Так что теперь я вам даю новое задание. Очень простое. Выучите одно… Я повторяю: одно заклинание, которое наносит любой урон противнику. И одно защитное заклинание. На следующем уроке у вас будет практика. Каждый покажет своё умение. Защитные заклинания найдёте в учебнике.

— А боевые? — негромко спросил Гарри, глядя учителю прямо в переносицу.

Дурсли мог бы поклясться, что по массивному телу Хмури прошла волна дрожи, словно рябь по воде. Профессор тут же схватился за фляжку и сделал большой глоток. «Оборотное зелье! — запоздало вспомнил Гарри. — Лже-Хмури увлёкся и едва не начал превращаться обратно…»

— А за боевыми, мистер Дурсли, вы схóдите в библиотеку, — спокойно сказал пришедший в себя Хмури. — Да-да, именно вы. Я напишу вам записку для посещения Запрещённой Секции на вынос одной книги. Принесёте книгу мне. Если я её одобрю — вы с вашими товарищами возьмёте оттуда по заклинанию.

— Мне пойти сейчас, сэр? — Гарри сам едва не трясся под взглядом учителя: этот взгляд явно был угрожающим.

— Да. Сходите прямо сейчас.

Хмури отвернулся, шагнул к столу и быстро нацарапал что-то на пергаменте. Затем он оторвал этот кусок и протянул его Гарри.

— А если я принесу книгу, которую вы не одобрите?

— Значит, вы и ваши товарищи останетесь без настоящих боевых заклинаний, только с теми, которые уже знаете. Если их можно назвать боевыми, — учитель пожал плечами и ухмыльнулся: — И на практическом занятии вы получите заслуженную Т. Так что, думайте, мистер Дурсли, думайте — и выбирайте мудро.

«Ну, кто меня за язык тянул?!» — ворчал на себя Гарри, спускаясь в библиотеку.

Библиотекарша, мадам Пинц, долго изучала записку, которую принёс Гарри. Наконец, она отвела его к стеллажам Запрещённой секции и напомнила, что он может взять всего одну книгу. Во внезапном озарении Дурсли робко спросил у неё:

— А вы не могли бы посоветовать, какую книгу с заклинаниями можно изучать нам, четверокурсникам? Профессор Хмури считает, что мы должны учиться нападать.

«Иногда прикинуться дурачком даже полезно», — усмехнулся он мысленно, наблюдая, как библиотекарша, обычно бледная и апатичная, заблестела глазами и даже слегка разрумянилась, ловко пробираясь между стеллажами и разглядывая корешки книг на полках. Она явно любила свою работу и свои книги, и наверняка ей было ужасно жаль, что ученики нечасто обращались к ней за помощью.

…Гарри тащил в кабинет ЗоТС увесистый старинный том с названием «Сто и одно заклинание, с которыми вы победите в любой дуэли». Конечно, он не удержался и принялся листать книгу на ходу. Словно встретив старого знакомого, он улыбнулся, когда обнаружил заклинание отнимания оружия «Экспеллиармус». И ещё шире он заулыбался, когда прочитал комментарии, что, во-первых, это заклинание отнимает у противника не только оружие, а вообще любой предмет из руки, а во-вторых, при небольшом изменении движения волшебной палочки, заклинание может работать и невербально. Парень постарался запомнить это движение.

Едва взглянув на название, профессор Хмури усмехнулся и кивнул:

— То, что нужно. Здесь достаточно заклинаний для вас всех. Урок окончен, до встречи на практике на следующей неделе. Мистер Дурсли получает пять баллов для Гриффиндора.

Вовсе не имея такой цели, Гарри Дурсли опять стал объектом внимания своих однокурсников. Каждый хотел поскорее заглянуть в книгу. Но, слава Мерлину, книгу у него из-под мышки выхватил Невилл, и уже сам принялся распоряжаться ей. А Гарри не стал протестовать.

Через пару недель Гарри вдруг поймал себя на мысли, что как учитель этот лже-Хмури ему нравится. И достаточно было даже минуту послушать разговоры в Общей комнате, чтобы понять: новый преподаватель ЗоТС нравится всем гриффиндорцам, от первого курса до седьмого. Все ученики с энтузиазмом принялись выполнять его необычные задания, подчас в ущерб другим предметам. Спальни, и мальчиков, и девочек, стали тренировочными комнатами, эльфы-домовики едва успевали чинить порванные, изрезанные, прожжённые занавеси и подушки. Прибавилось работы и у мадам Помфри.

Юные маги всех факультетов зубрили боевые заклинания и учились их применять, разумеется, друг на друге. Это было крайне весело, особенно для бесшабашных близнецов Уизли и подобных им озорников. А кому не было бы весело пытаться застать приятеля врасплох и превратить его в камень или заставить онеметь? Ещё веселее было вовремя поставить щит, чтобы заклинание «прилетело» обратно напавшему. Так что, Гарри Дурсли тоже веселился вместе со всеми. Конечно, несколько раз ему пришлось сходить вместе с Дином и Шеймусом в больничное крыло, чтобы мадам Помфри залечила им ожоги и порезы. Но ведь на подобные мелочи не стоит обращать внимания, если ты хочешь научиться выжить в бою, не так ли?

Два месяца учёбы пролетели очень быстро. Профессор Хмури не скрывал радости, что ученики Хогвартса делают такие успехи в изучении его предмета и щедро раздавал баллы всем факультетам. Правда, на последнем уроке он с явной неохотой сказал, что ученикам следует так же рьяно учить и другие школьные предметы. Иначе, прибавил он, чтобы они смогли нагнать программу других учителей, ему придётся уменьшить число своих занятий. Все сразу поняли, что Хмури получил «внушение» от остальных преподавателей, а возможно и от самого ректора. Конечно, никто не хотел лишаться таких познавательных уроков, поэтому пришлось подтягивать и остальные предметы.

Словом, этот учебный год обещал пройти насыщенно, необычно и увлекательно. Гарри Дурсли, пожалуй, впервые был рад каждому школьному дню в этом мире. И он успешно отгонял мысли о том, что вот-вот должен начаться Турнир Трёх волшебников, который в его мире закончился гибелью Седрика Диггори и возрождением Воландеморта. «Может, я, как Хмури в моём мире, становлюсь параноиком? Может, Турнир здесь — это всего лишь Турнир, и Лонгботтому ничего не угрожает? Может даже, здешний учитель ЗоТС — это не Крауч, а настоящий Хмури? И во фляжке у него всё, что угодно, но не Оборотное зелье?» — уговаривал он мысленно сам себя. По всему выходило, что беспокоиться не о чем. И Гарри перестал беспокоиться.

Наконец настал день, когда ученики поутру обнаружили в холле огромное объявление, что открытие Турнира Трёх волшебников состоится после хеллоуинского ужина, а делегации Дурмштранга и Жез’лешарма прибудут накануне.

Гарри Дурсли стоял вместе со всеми гриффиндорцами на школьном дворе, ёжился от пронизывающего осеннего ветра и ждал прибытия делегаций. Но больше всего он ждал каких-либо, хоть малейших, отличий от того, что он помнил. Никогда ещё он так не желал убедиться, что этот мир — не его.

Пока что его желания не оправдывались. Сначала прилетела огромная, как дом, сине-золотая карета французской Академии, и из неё выплыла величественная Мадам Максим и высыпали её «детки». Потом из озера всплыл чёрный корабль Дурмштранга, и на берег сошли претенденты на участие в Турнире во главе с Каркаровым и Крумом. Потом был торжественный ужин, и всё внимание хогвартсцев было приковано к иностранным гостям. Гарри по разговорам вокруг убедился, что Виктор Крум всё так же герой квиддичного чемпионата мира. И Дамблдор точно так же достал Кубок Огня из ларца и оповестил всех о том, как он будет выбирать участников Турнира. И даже затор в дверях, когда Каркаров наткнулся взглядом на Мальчика-который-выжил, был точно такой же. И разогнал этот затор не кто иной, как профессор Хмури.

…Вместе со всеми гриффиндорцами Гарри Дурсли шёл по лестнице наверх. Все вокруг радостно переговаривались, обмениваясь впечатлениями, и предвкушали необыкновенное развлечение. Гарри же чувствовал, что у него внутри всё крутится и сжимается. «Всё повторяется, — горько думал он, — всё абсолютно так же, как тогда. Но никто, кроме меня, не видит, не чувствует угрозу, не знает об опасности. Значит, я должен что-то сделать. Но я же не герой этого мира. Я вообще не герой. Что я делал в том, моём мире? Да я только и занимался тем, что спасал его! И делал всё только хуже. Если я и здесь возьмусь спасать всех и вся, этот мир погибнет ещё быстрее. Это совсем так же, как я сам едва не погиб, когда Добби изо всех сил меня спасал. Я всегда хотел спокойно жить и ни во что не вмешиваться. Но там у меня не получалось, я постоянно во что-то влипал и втравливал своих друзей. Из-за меня окаменела Гермиона и едва не погибла Джинни. Из-за меня сбежал Петтигрю — если бы я не пожалел его, позволил Сириусу и Люпину убить его там, в Трясущихся тенях, он бы не вернулся к Воландеморту… Мерлин, да надо было просто его обездвижить, как Снейпа, оставить там с Блэком и Люпином, и сходить за Дамблдором. Тогда бы всё выяснилось, Петтигрю сел бы в Азкабан, а я жил бы у Сириуса… И, может быть, перестал бы мечтать стать «Просто Гарри».

…Из-за меня погиб Седрик. Вот это уж точно из-за меня, без всяких «может быть». Из-за моего никому не нужного благородства. Всё было подстроено, чтобы я попал на кладбище и возродил Воландеморта. Но Седрик-то за что погиб? Он вообще был ни при чём! Если бы я не заставил его идти со мной к Кубку, а пошёл сам — а ведь он так и предлагал! — он был бы жив.

И вот сейчас, здесь, происходит то же самое. Турнир. Лже-Хмури. Он подстроит, чтобы Невилл участвовал и победил. Конечно, Невилл не такой простофиля, чтобы «делиться» победой! Значит, Седрик — ну, или кто будет участвовать от Хогвартса, — не погибнет. Лонгботтом пойдёт на кладбище один. И останется один против десятка Упивающихся Смертью во главе с Лордом. Справится ли он? Да фиг там, конечно, нет! Хоть он и смелый, и умный, и вообще «Великий» — чтó он может сделать один против дюжины умелых взрослых колдунов? Воландеморт возьмёт его кровь, возродится, а потом просто убьёт его, прихлопнет, как назойливого комара.

Ну, а я что могу сделать с этим своим знанием? Предупредить Невилла? Ага, щазз! Этого-то Мальчика-который-выжил, который вот-вот на полном серьёзе потребует величать себя каким-нибудь Избранным, Спасителем или ещё как-то в этом духе? Этого спесивого индюка, которому только настоящей короны на макушке не хватает? Фигушки. Да к тому же, он просто-напросто мне не поверит.

Тогда что?.. Думай, Гарри, думай, Мордред побери!

Так, Воландеморту для возрождения нужен я… тьфу, не я, конечно, а Мальчик-который-выжил, то есть, Невилл. И пусть он поганенький человечишка, я не хочу его смерти. Значит, надо сделать так, чтобы Лонгботтом не участвовал в этом Турнире. И как же я это сделаю? Думай, Гарри, думай…

Да что тут думать, надо просто рассказать про фальшивого Хмури Дамблдору! Он настоящий великий колдун, мудрец из мудрецов и всё такое, он и придумает что-нибудь».

Идея переложить ответственность на Дамблдора пришла к Дурсли уже почти возле самого портрета Полной Леди. Он принялся расталкивать однокашников, выбираясь из толпы. Ему смотрели вслед с недоумением, кое-кто даже смеялся и вертел пальцами у виска. Но Гарри ничего не замечал, он должен был найти Дамблдора как можно скорее, прямо сейчас!

Везение было фамильной чертой Джеймса Поттера. И, несмотря на то, что в этом мире его сын не носил фамилию отца, это везение никуда не делось. Чем же ещё, кроме этого, можно было объяснить, что Гарри Дурсли смог найти ректора, степенно шествующего в одиночестве по коридору к своим апартаментам?

— Профессор Дамблдор! — отчаянно воззвал мальчишка, задыхаясь. — Профессор Дамблдор!

Тот остановился и обернулся на голос.

— Гарри Дурсли? Что случилось? Что за спешка, мой мальчик? После ужина нельзя так бегать, а то заворот кишок приключится, — снисходительно усмехнулся он.

Гарри подбежал к нему и остановился, согнувшись, уперев руки в колени. Он тяжело дышал.

— Я так понимаю, ты хочешь сказать мне что-то очень важное и срочное, — сказал ректор, разглядывая его.

Гарри утвердительно затряс головой.

— Ну, пойдём ко мне в кабинет.

Дамблдор неторопливо пошёл вперёд, сказал пароль горгулье и вознёсся на движущейся лесенке к дубовой двери. Гарри следовал за ним, постепенно выравнивая дыхание и даже успокаиваясь.

Ректор прошёл к столу, сел и воззрился на мальчика.

— Так что же ты хотел мне сообщить, Гарри Дурсли?

— Это по поводу Турнира.

— Я слушаю, — Дамблдор сложил пальцы домиком.

— …То есть, не совсем по поводу Турнира…

— Не волнуйся, мой мальчик. Присядь и рассказывай. Хочешь воды? Или, может быть, тыквенного сока?

— Нет, спасибо, профессор.

Он сел на край кресла для посетителей, чуть помолчал, а потом выпалил, как в омут головой бросился:

— Профессор Хмури — вовсе не профессор Хмури! Это другой колдун!

Густые брови Дамблдорамедленно поползли вверх.

— Гарри… Ты хорошо себя чувствуешь? Может, пригласить мадам Помфри?

Тот замотал головой.

— Послушай, — увещевательно, словно душевнобольному, сказал Дамблдор, — Аластор, может, и выглядит… э-э-э… несколько необычно, но он…

— Сэр! — мальчик вскочил, лицо его залилось краской. — Я должен вам рассказать! Всё рассказать! Вы должны мне поверить. Вы же поверили мне, когда я сказал, что я из другого мира! Я сказал вам про Турнир. Там, в моём мире, я сам участвовал в этом Турнире.

— Ну, так говори, Гарри. Я пока что ничего не могу понять. При чём тут Турнир? Какая связь между Турниром и Аластором? И почему ты решил, что вместо него в Хогвартсе кто-то другой? Разве он плохой учитель? Я слышал, все ученики просто в восторге от его уроков.

Гарри снова плюхнулся на кресло. Сглотнул, сорвал очки и протёр их рукавом мантии. Снова надел их и поморгал, глядя на Дамблдора. И вдруг он всё понял.

— В этом-то и дело, сэр, — тихо сказал он. — Он хороший учитель. Может даже, слишком хороший. Настоящий Хмури не мог бы быть таким. Он учит нас заклинаниям нападения.

— Но, Гарри, разве умение защищаться не подразумевает, что нужно знать и атакующие заклинания? Кому, как не тебе, знать, какая угроза нависла над нашим миром.

— Да дело не в этом, сэр! Не в самих заклинаниях. Они нужны, конечно. Но профессор Хмури учит нас нападать друг на друга. Понимаете? Он хочет, чтобы мы сражались между собой. Не плечом к плечу против Тёмных сил, а каждый против каждого. Он учит, что это совсем не страшно и даже весело, стать для кого-то, для своего друга, например, Тёмной силой. Он не говорит этого напрямую, но учит, что это нормально, когда гриффиндорец нападает на гриффиндорца, мальчик на девочку, старший на младшего. Пока мои однокашники занимаются этим в гостиной и спальнях, и это жутко всех веселит. И я уверен, что и на других факультетах происходит то же самое. А ещё я уверен, что скоро кто-нибудь, да хоть братцы Уизли, начнет делать это и в коридорах.

Дамблдор побелел, как его борода: он, наверняка, представил себе этот хаос… Особенно сейчас, когда в Хогвартсе появились ученики других школ.

— Вы можете мне напомнить, что Правила Хогвартса запрещают колдовать в коридорах, — Гарри невесело усмехнулся. — Но когда это кого-нибудь останавливало, сэр?

— Всё это звучит очень… странно, Гарри Дурсли. Но если ты прав, то это не странно, а страшно. Значит, вместо моего старого знакомого Аластора Хмури в стенах Хогвартса сейчас находится совсем другой волшебник. Кто-то из сторонников Воландеморта? И ты даже знаешь, кто?

— Да, сэр. Бартемиус Крауч-младший.

— Но он же умер в Азкабане!

— Нет, сэр, — твёрдо сказал Гарри. — Он сейчас в Хогвартсе учит нас убивать друг друга.

Дамблдор надолго смолк. Гарри понимал, что, верит ему ректор или нет, но от него, Просто Гарри, больше ничего не зависит. В этом мире. Наконец ректор встал из-за стола и медленно подошёл к камину. Сейчас он выглядел ещё лет на сто старше.

— Ты можешь идти, Гарри Дурсли, — промолвил он очень спокойно. — Надеюсь, ничего из того, что ты мне сейчас поведал, ты не расскажешь больше никому. Ступай. А мне нужно срочно поговорить с Горацием Слагхорном.

— Вы можете, конечно, мне не верить, сэр, — тихо, устало, словно и сам враз постарел, промолвил Гарри, слезая с кресла, — но, нравится вам это или нет, это чистая правда. Остановите Крауча. Пока не поздно, сэр.

========== Первое испытание ==========

Переложив бремя ответственности на Дамблдора, Просто Гарри мог выдохнуть с облегчением. Что он и сделал, возвращаясь в расположение своего факультета. Теперь он мог быть спокоен за судьбу этого мира: великий, по-настоящему великий и могущественный волшебник поверил ему, поверил, что существует угроза внутри Хогвартса, и обязательно примет меры. Поэтому он с особенным нетерпением ждал ужина, когда должны были объявить участников Турнира.

Гарри шёл в Большой Зал вместе с другими гриффиндорцами и невольно слушал их предположения, кто станет участником от Хогвартса.

— Гарри, а ты как думаешь, кто будет нашим Чемпионом? — толкнул его плечом Шеймус.

— Диггори, — погружённый в себя, ляпнул тот.

— Да? — переспросила Лаванда. — Это такой высокий, симпатичный, капитан слизеринцев? Ах, я бы поболела за него.

Она мечтательно вздохнула, а остальные девочки захихикали.

— А ничего, что он со Слизерина? — недовольно проворчал Уизли. — Вот если бы Невилл…

Лонгботтом расправил плечи и пригладил волосы, избегая, впрочем, касаться шрама:

— Ну, я бы мог, конечно. Но ведь мне ещё нет семнадцати.

Продолжая болтать и строить предположения, хогвартсцы расселись за своими столами. Они почти не обращали внимания на хеллоуинские украшения Зала, разве только досадливо отмахивались, когда летучие мыши пикировали слишком низко. Но потом в Зал вошли ученики иностранных школ. Дурмштрангцы шли по-военному в ногу и хмурились, но всё же было заметно, что они прилагают огромные усилия, чтобы не вертеть головами по сторонам и сохранять суровый, невозмутимый вид. Жез’лешармцы, наоборот, удивлённо перешёптывались, разглядывая и пирамиды огромных тыкв по углам Зала, и «страшные» вырезанные из маленьких тыкв подсвечники на столах. Летающие свечи их уже не удивляли, но некоторые девушки с визгом взмахивали руками, отгоняя близко подлетавших летучих мышей. Это вызвало насмешки со стороны юношей в голубых мантиях, но самая высокая девушка, с волосами цвета белого золота, нахмурила красивые брови и несколькими взмахами волшебной палочки усыпила пару-тройку мышей. Поскольку они были зачарованными, они больше не приближались к французам. За столом преподавателей профессор Дамблдор улыбался, наблюдая за гостями, а Мадам Максим одобрительно кивала. Наконец, гости расселись, и столы в один миг оказались уставленными праздничными блюдами и напитками.

Гарри не столько ел, сколько смотрел на стол преподавателей. К своему удивлению, он увидел там совершенно невозмутимого профессора Хмури, который как ни в чём не бывало угощался наравне со всеми. А профессор Дамблдор, похоже, старался не замечать жгучего вопросительного взгляда Дурсли.

— Гарри, ты чего не ешь? — сказал с набитым ртом Дин. — Эта печёная тыква просто классная.

Дурсли вздохнул, растрепал пятернёй волосы, потом помотал головой и стал есть. «Видимо, у Дамблдора какой-то особый хитрый план», — успокоил он себя.

После ужина, когда вся посуда исчезла со столов, настал торжественный момент, которого ждали все присутствующие. Филч, приосанившись от гордости за оказанное ему доверие, принёс из холла Кубок Огня и поставил его перед ректором. Дамблдор встал, произнёс краткую речь, представил волшебников из Министерства магии и простёр руки над Кубком. Весь зал замер, жадно глядя на волшебное пламя.

Наверное, никто не ждал результатов выбора Чемпионов с бóльшим нетерпением, чем Гарри Дурсли. Когда из Кубка вылетел третий кусок пергамента, и Дамблдор провозгласил имя Седрика Диггори, он даже не обратил внимания, что слизеринцы радостно застучали по столу, вскакивали и аплодировали. А те гриффиндорцы, которые слышали «предсказание» Дурсли, озадаченно переглядывались. Гарри неотрывно смотрел на Хмури. А тот, криво усмехаясь, приподнял кубок и кивнул сияющему довольной улыбкой Слагхорну. Дамблдор открыл крышку ларца, собираясь уложить туда Кубок. Гарри затаил дыхание.

Но Кубок вновь полыхнул огнём и исторг четвёртый полуобгоревший клочок. Весь зал поражённо ахнул. Дамблдор невозмутимо прочёл имя четвёртого участника: «Невилл Лонгботтом». Пару мгновений стояла тишина. Не владея собой, Гарри Дурсли поднялся с места. Но его изумлённый крик «Нет!» мгновенно был заглушён ликующими воплями и оглушительными аплодисментами гриффиндорцев, которые также повскакали с мест и принялись орать, прыгать в восторге и чуть ли не отплясывать. Гарри не мог поверить в случившееся. Он переводил взгляд с довольного Хмури на невозмутимого Дамблдора и обратно.

«Что я сделал не так? — панически думал он. — Неужели я ошибся? Или Дамблдор мне не поверил? Или здешний лже-Хмури перехитрил и его? Что происходит, Мордред побери?!»

Чемпионы тем временем прошли в маленькую комнатку позади учительского стола. Гарри помнил, как он сам шёл туда на глазах у всего поражённо молчащего зала. Помнил свою беспомощность, страх и растерянность. Но Лонгботтом шагал твёрдо и уверенно, похоже было, он воспринял своё «чемпионство» как само собой разумеющееся. Более того, весь факультет, весь Хогвартс воспринял это точно так же.

В Общей комнате Гриффиндора близнецы Уизли устроили вечеринку в честь Невилла, участника Турнира. Гарри был поражён, что никто не усомнился, что это его право. Он попытался было вякнуть про возрастное ограничение, но лишь был поднят на смех.

— Ты, Дурсли, просто мне завидуешь, — высокомерно сказал Лонгботтом. — А Кубок Огня предпочёл избрать достойнейших. Он, похоже, поумнее тебя будет. Знания, умения, сила магии и храбрость, видимо, для этого древнего артефакта оказались предпочтительнее, чем какой-то возраст. Ты бы думал, Гарри, думал, прежде чем говорить что-то.

— Так ты сам, что ли, бросил имя в Кубок?

— Ты, что, дурак? Нет, конечно. Мне же нет семнадцати лет.

— А как тогда?..

— Да почём я знаю! Может, это ректор Дамблдор бросил моё имя в Кубок.

— Дамблдор?

— Ну, а кто ещё? — снисходительно улыбнулся Невилл. — В отличие от тебя, он не сомневается в том, что я стану достойным участником Турнира.

— Конечно, ты достойный! — встрял Рональд. — Кто, кроме тебя, Невилл, более достоин этой чести? Дурсли, что ли?

Они оба расхохотались и вернулись к веселящимся однокашникам. Надутый Гарри плюхнулся в кресло, всё ещё не веря в происходящее.

— Ты чего, Гарри? — вдруг сказал кто-то возле него. Он поднял взгляд: это была Гермиона, и она улыбалась. — Почему не радуешься вместе со всеми? Это же здорово: участник Турнира из Гриффиндора!

— Диггори тоже участвует, а он со Слизерина, — проворчал он.

— Вот именно! Гриффиндор и Слизерин, извечные соперники, будут вместе соревноваться с иностранными школами.

— Не понял, ты радуешься за Лонгботтома, что ли?

— Ну, да, — немного смутилась девушка. — Я, конечно, не могу сказать, что он мой лучший друг, да и вообще друг, но ведь он — знаменитый Мальчик-который-выжил!

— Да, да, и поэтому ему всё можно, — скривился парень, невольно повторяя слова, которые в его мире Рон Уизли сказал про него самого.

Но тут он вдруг подумал, что, может быть, именно в этом-то и состоит план Дамблдора: Невилл не справится даже с драконом первого испытания, окажется в лечебнице — и этим будет естественно и надёжно выведен из участников Турнира. Уж лучше пусть его покалечит дракон, чем убьёт Воландеморт, возродившись на его крови. Гарри не сдержался и злорадно хихикнул, пообещав себе, что обязательно найдёт возможность сообщить Диггори о драконах. А затем он вскочил, схватил Гермиону за руку и пустился в пляс вокруг гостиной, распевая: «Гриффиндор, вперёд, к победе!» Скоро все гриффиндорцы плясали вокруг донельзя довольного Лонгботтома и распевали эти слова. Рональд подпрыгивал рядом с Невиллом, улыбался во всё лицо и дирижировал.

На следующее утро Гарри торопливо позавтракал и демонстративно подошёл к столу слизеринцев.

— Драко Малфой, — деловито сказал он, не обращая внимания на удивление как своего факультета, так и факультета Слизерин, — можно тебя на пару слов?

Тот едва не подавился и, скорее всего, от неожиданности повиновался. Оба парня, сопровождаемые изумлёнными взглядами, отошли в угол зала.

— Чего тебе, Дурсли? — Малфой вытер губы салфеткой и теперь комкал её в руке. Вряд ли он был удивлён меньше своих однокашников.

— Вы ведь гордитесь, что Чемпионом Хогвартса стал парень с вашего факультета? — как ни в чём ни бывало сказал Гарри.

— Конечно. Наш Диггори настоящий Чемпион, а вот как среди участников оказался ваш Лонгботтом — это ещё вопрос.

Но Гарри продолжил, не обращая внимания на последнее замечание:

— Передай своему Чемпиону, только так, чтобы никто больше не слышал, что в первом задании надо будет справиться с драконом.

— Что? — слизеринец отшатнулся и выронил салфетку. — Дракон? О Мерлин, что ж тогда будет дальше?.. Эй, погоди, Дурсли, а ты-то откуда знаешь?

— Не важно, — мотнул головой Гарри, растрепав волосы. — Знаю — и всё. Можешь мне не верить. Но Диггори передай. Пусть подготовится.

Он смотрел на растерянного Малфоя, так не похожего сейчас на того наглого, высокомерного мальчишку из его мира. И вдруг выпалил:

— Драко, если для тебя дружба со мной… бывшая дружба со мной хоть что-нибудь значила, прошу, передай Седрику моё предупреждение.

— А зачем тебе это? — глаза Малфоя почему-то заблестели. — Зачем ты хочешь предупредить соперника своего чемпиона? Скажи лучше Лонгботтому Великому.

— А он уже знает, — не моргнув глазом, соврал Дурсли. А потом подумал, что может быть и не соврал. В его мире хитроумный лже-Хмури нашёл ведь способ предупредить Мальчика-который-выжил о драконах первого тура. Здесь тоже наверняка было всё продумано.

Не ожидая ответа от Малфоя, Гарри развернулся и пошёл к своему столу. Сел на своё место и налил себе ещё чаю. Он старался не обращать внимания на вопросительные взгляды однокашников и на крайне подозрительные — Лонгботтома и Уизли.

…После того, как он поделился своим знанием с Драко, Гарри вдруг почувствовал, что это его здорово успокоило и даже развеселило. И не только тем, что это был маленький шаг к провалу планов здешнего Воландеморта, или же маленькая подлянка Лонгботтому, но и тем, что он всё-таки поделился своим секретом. Как будто Малфой теперь стал его соучастником… и помощником. Как раньше был его другом. «Интересно, а что будет, — внезапно подумал Гарри и улыбнулся, — если я поделюсь ещё с кем-нибудь?»

Тем не менее, вплоть до дня первого испытания Гарри пытался поговорить с Дамблдором, желая убедиться в своей правоте. Но его фамильное везение словно заснуло, и ему никак не удавалось застать ректора одного.

Не имея понятия о том, внял ли Дамблдор его предупреждениям о лже-Хмури, или же нет, Гарри ещё пристальнее следил на уроках за профессором. Но тот вёл себя как обычно. До последнего урока. Тогда Гарри заметил, что профессор чаще обычного прикладывается к своей фляжке, а ещё что-то бормочет и то и дело почёсывает волшебной палочкой свои седые патлы. А на следующий урок он вообще не пришёл. Вместо него появилась профессор МакГонаголл и объявила, что профессор Хмури заболел и на некоторое время его уроки отменяются. Недоумевающие ученики вернулись в расположение факультета. Но особо обсуждать отсутствие Хмури никто не стал, даже Гарри, ведь завтра должно было состояться первое испытание Турнира.

Наутро на трибунах квиддичной площадки и около неё собрались все обитатели Замка. Все ученики радостно переговаривались, готовясь к увлекательному зрелищу. Учителя были взволнованы, но к их радости примешивалась изрядная доля опасения. Ещё больше беспокоились судьи: мистер Крауч то и дело проводил расчёской по безупречно лежащим волосам, мадам Максим была бледна и комкала в руках кружевной платок размером с пляжное полотенце, директор Каркаров ходил вокруг своего кресла, и взгляд его метался между большой круглой полосатой палаткой для участников, трибунами и… ректором Дамблдором. Зато сам Дамблдор демонстрировал полное спокойствие. Пока испытание не началось, он деловито, быстрым шагом прошёлся вокруг площадки. Гарри Дурсли внимательно следил за ним: он то и дело пускал короткие алые молнии из волшебной палочки, на радость сидящим на первых рядах. Но Гарри догадался, зачем он это делал: Дамблдор проверял, насколько надёжен защитный купол, который должен был противостоять драконьему пламени.

Наконец Бэгмен нырнул в палатку участников, а Крауч начал вступительную речь.

…Гарри жадно наблюдал за противостоянием Чемпионов и драконих. Для него даже перестало существовать всё вокруг, крики остальных зрителей доносились до него словно через вату. Невзирая ни на кого, он одобрительно вопил, когда Крум завладел Золотым яйцом, ослепив Китайского огнешара, словно во сне, затаив дыхание, с восхищением наблюдал, как Делакур усыпила Валлийского зелёного, до горящих ладоней радостно аплодировал, когда Диггори обманул громадную, но неповоротливую Венгерскую хвосторогу, отметив краем сознания, что в его мире хвосторога досталась ему, Мальчику-который-выжил. Ну, а здесь Лонгботтом должен был противостоять Шведскому тупорылому. Все трибуны замерли, готовясь наблюдать, как справляется самый младший участник Турнира.

Невилл решительно вышел из палатки. Дракониха сидела в гнезде на возвышении в центре площадки. Она совершенно не обращала внимания на маленького человечка, осмотрела кладку, поправила Золотое яйцо и свернулась кольцом, охраняя гнездо. Лонгботтом подошёл ближе, дракониха глянула на него, предупреждающе выпустив клубы пара из ноздрей. Но он не испугался и подошёл ещё ближе. Взмахнул палочкой и трансфигурировал мантию в доспехи, а шляпу — в шлем. Дракониха зашипела и ещё туже свернулась вокруг своих бесценных яиц. Тогда Невилл направил волшебную палочку на неё и сделал такое знакомое Гарри движение. Трибуны ахнули: мощное тело рептилии приподнималось в воздух. Конечно, не так, как пёрышко во время урока профессора Флитвика, и даже не так, как дубина тролля в памяти Гарри, но поднималось достаточно, чтобы Лонгботтом сунул руку и выхватил Золотое яйцо из гнезда. Он победно улыбнулся и бросился бежать к судьям. Но в доспехах парень бежал всё-таки недостаточно быстро. Дракониха, плюхнувшись наземь после окончания действия заклинания, рассвирепела и мгновенно вскочила на лапы. Она откинула голову назад, затем резко качнула ей и выпустила мощную кислотную струю в спину Лонгботтому, окутав его жёлтым облаком. Парень заорал и упал, все зрители повскакали с мест, крича от ужаса. Наперерез драконихе бросились несколько драконьих служителей…

Первое испытание все участники прошли. Первое место заняла Флёр Делакур, второе — Седрик Диггори, третье — Виктор Крум. Невилл Лонгботтом оказался на последнем месте. Но не потому, что он выступил хуже, чем остальные, а лишь потому, что он пострадал больше них, и его с сильнейшими кислотными ожогами поместили в лечебницу. Хогвартсцы были впечатлены его умениями и смелостью, но даже гордые своим Чемпионом гриффиндорцы не знали, сможет ли он и дальше участвовать в Турнире.

Этой ночью Гарри Дурсли не спалось. Хотя он и ожидал чего-то подобного, но всё-таки Лонгботтома ему было жаль. И он ощущал даже какое-то подобие вины. Он потихоньку выбрался из постели, осмотрел тёмную спальню, вздохнул и решил пойти посидеть внизу, возле камина. Но едва он шагнул в гостиную, как услышал чьи-то тихие всхлипывания. Гарри осторожно подошёл к креслу, развёрнутому к камину. И увидел, что там сидит Рональд Уизли, размазывая слёзы кулаками.

— Эй, Рональд, ты чего? — тихо и участливо спросил Дурсли.

Уизли дёрнулся от его голоса, посмотрел на него, покраснел и отвернулся:

— Ничего. Какое тебе дело, Дурсли? Ты, наверное, до потолка прыгать готов от радости!

— Я? Почему ты так считаешь? — опешил тот.

— Ты же ненавидишь Невилла! Конечно, ты рад, что он в лечебнице! И надо мной сейчас будешь смеяться.

— Да не ненавижу я Невилла, — отозвался Гарри, — с чего ты взял. И смеяться над тобой не собираюсь.

Рональд поджал колени, обхватил их руками и уставился на угли в камине. Он шмыгнул носом и сказал:

— Вот ты думаешь, что я дружу с Невиллом только потому, что он знаменитый.

— Да не ду… — начал Гарри, но Рон махнул рукой, прерывая его:

— Думаешь, Гарри, думаешь. И не ты один. Только это не я с ним дружу, а он со мной. С нами. Его никто не заставлял и даже не просил, но он сам помогает и мне, и моим братьям. Его бабушка подсказала Перси, что ему стоит пойти в Министерство работать. Когда я случайно сломал свою волшебную палочку, Невилл подарил мне новую на Рождество. Как он догадался, какая подойдёт именно мне, я понятия не имею, но Пап сказал, что только тот волшебник, который хорошо понимает другого, может выбрать для него подходящую палочку. Хочешь, покажу, как она мне подходит? — радостно вскинулся Рон, но тут же сник, опять уставившись в камин: — Да что я распинаюсь перед тобой! Тебе не понять, что такое настоящая дружба…

Гарри сглотнул комок в горле и порадовался, что Рон не смотрит на него: у него тоже защипало в глазах.

— Нет, Рон… Я очень хорошо тебя понимаю. У меня тоже был очень хороший друг. Даже два друга… — но тут Гарри прервал сам себя: — Ты не расстраивайся. Невилл обязательно поправится. Мадам Помфри может даже с того света вытащить. Однажды она, представляешь, заново вырастила у… одного пацана в руке все кости.

— Да ладно? — глянул на него Рон, удивлённо блестя мокрыми глазами. — А как же он без костей был-то?

— Как-как… Фигово, — буркнул Гарри.

И вдруг Рон прыснул смехом. Гарри удивлённо глянул на него, но через секунду оба парня уже смеялись вместе. Гарри опять почувствовал себя словно в своём родном мире. И у него на душе вдруг стало очень тепло.

========== Рон Уизли, всё время Рон Уизли ==========

Отсмеявшись, Гарри и Рональд пошли спать. Гарри всё ещё лелеял это чувство тепла, которое возникло у него. Ну, что с того, что здешний Рональд Уизли дружит с Мальчиком-который-выжил, и этот мальчик вовсе не он, Гарри? Главное, что он получил доказательство, что не этот, а тот Рон на самом деле искренний и верный друг!

«Если я вернусь, я… Я просто обниму этого долговязого придурка», — пообещал себе Гарри, устраиваясь поудобнее в кровати. И совсем не заметил, что подумал «если», а не «когда»…

На следующий день Рональд, Гарри и Дин с Шеймусом пошли в больничное крыло навестить Невилла. Но мадам Помфри с необычно строгим выражением на лице даже войти им не позволила.

— Он скоро выздоровеет, мэм? — успел выкрикнуть Рональд перед тем, как она захлопнула дверь.

— Когда выздоровеет, тогда он и вернётся к вам, никак не раньше! — послышался её приглушённый голос.

Мальчишки переглянулись и побрели восвояси.

— И что теперь будет? Как же Турнир? — бормотал Рональд, ни к кому не обращаясь. — А если Невилл не выздоровеет ко второму туру?

— Ты, Уизли, лучше подумай, чтобы Невилл вообще выздоровел, — проворчал Шеймус. — Он же с головы до пят был залит драконьей кислотой… Мерлин с этим турниром, лишь бы в живых остался.

Мальчишки передёрнулись и дальше пошли уже молча.

Гарри не мог перестать жалеть Лонгботтома и чувствовать себя виноватым перед ним. Чтобы избавиться от этого чувства, он постоянно напоминал себе, что Невилл выздоровеет, что он в надёжных руках целительницы мадам Помфри и, в конце концов, ему теперь ничего уже не угрожает. Лже-Хмури больше не появляется, похоже, он был арестован. Значит, план Воландеморта на возрождение сорван. Это ли не здорово?

Чтобы совсем отвлечь себя от мыслей о Лонгботтоме, Гарри Дурсли стал сильнее нагружать себя учёбой, тем более что квиддичем он отвлечься не мог, поскольку квиддичный турнир отменили. А ещё Гарри стал больше общаться с Гермионой Грэнджер. По учёбе, конечно.

Гарри понимал, что его усилиями это мир спасён хотя бы на время, значит, можно думать только о собственных планах на благополучное завершение учёбы и дальнейшую спокойную жизнь, которая и подобает Просто Гарри, Гарри Дурсли. Но однажды утром после завтрака выйдя в холл, он увидел, как возле Главной лестницы стоят трое взрослых волшебников. Беседовали они весьма недружелюбно. Двое, профессор МакГонаголл и смотритель Филч, сердито, но стараясь не повышать голос, не пропускали на лестницу, ведущую наверх, третью колдунью, в которой Гарри узнал… Риту Скитер, пронырливую репортёршу. Гарри ужасно захотелось узнать, зачем она заявилась, но он даже подойти поближе не успел. Из Большого Зала вышел Дамблдор, замер на мгновение, выслушивая этих троих, которые говорили наперебой, а потом властно поднял ладонь, от чего они замолкли, даже Скитер. А потом он слегка поклонился репортёрше и сделал приглашающий жест. Они ушли вверх по лестнице, а раскрасневшаяся от гнева МакГонаголл и шипящий и фыркающий, как его кошка, Филч скрылись в Большом Зале.

Гарри очень жалел, что ему не удалось подслушать, зачем явилась Скитер и почему так возмущались МакГонаголл и Филч. И до того ему было интересно, что он сбежал от остальных гриффиндорцев и спрятался в каморке Филча возле лестницы, дожидаясь, пока репортёрша будет уходить. Когда холл опустел, он принялся наблюдать в дверную щель. Примерно через четверть часа репортёрша спустилась по лестнице. И не одна, а вместе с ректором, который провожал её, но вряд ли из вежливости или уважения. Скорее всего, он желал убедиться, что эта любительница совать нос куда не просят действительно покинула замок.

Лицо её было крайне довольное, а в свою объёмистую сумку она прятала какие-то свитки.

— …Итак, мы договорились, мисс Скитер, — поморщившись, сказал Дамблдор.

— О, конечно, конечно, профессор! — заулыбалась она, проверив, крепко ли закрыт замок на сумке. — Вы можете на меня рассчитывать, я напишу всё в точности, как мы договорились, вы ж меня знаете. Я ни на йоту не отступаю от фактов.

— Да, да, ваш талант известен по всей стране.

— Не только, профессор Дамблдор, — с некоторой обидой в голосе сказала Скитер. — На континенте меня тоже читают с удовольствием!

— Не сомневаюсь, — слегка поклонился ей ректор, показывая, что её визит закончен. — Всего наилучшего.

Но журналистка всё так же стояла лицом к нему, и оправа её очков рассыпала блики от света настенных факелов. Дамблдор вздохнул и потёр лоб.

— Ах, кстати! — вдруг сказал он. — Дайте-ка на минуточку последний свиток, что я вам предоставил, кажется, я забыл там кое-что стереть…

Он протянул руку к её сумке, но репортёрша ловко отпрыгнула назад:

— Всего доброго, профессор Дамблдор, не смею вас больше задерживать, да и мне уже пора!

Она торопливо выбежала из замка, придерживая сумку. Дубовая дверь громко хлопнула, а ректор рассмеялся. Гарри, наблюдавший за этой сценой, тоже хихикнул.

— Кто это там прячется? — сказал Дамблдор. Он подошёл и открыл дверцу каморки. — Ага, это вы, мистер Дурсли. Подслушиваете?

— Нет, сэр, — Гарри отчаянно покраснел. — Я всего лишь хотел… — но, поскольку он не придумал заранее, что соврать, он выпалил правду: — Профессор, я хотел поговорить с вами, но никак не мог застать вас без других преподавателей.

Дамблдор нахмурился и покачал головой. Потом вздохнул и посторонился, выпуская мальчишку из «плена» инвентаря для уборки:

— С некоторых пор фраза «мне нужно с вами поговорить» из твоих уст, Гарри Дурсли, меня начала пугать. Ну, так что на этот раз?

Они вместе пошли вверх по ступеням.

— Сэр, скажите мне самое главное: с Лонгботтомом всё в порядке?

— Пока сложно ответить. Мадам Помфри, как тебе известно, самая умелая целительница, лучше неё нет никого даже в Мунго. Иначе я бы отправил его туда. Но драконья кислота — весьма коварная штука, очень вероятно, что в ней был ещё и яд…

— …Он будет жить? — вскрикнул Гарри, и румянец на его лице сменился бледностью.

— Ну, конечно! — Дамблдор нервно рассмеялся.

— А участвовать в Турнире? — продолжал допытываться Дурсли.

— Я же сказал, Поппи делает всё, что в её силах, чтобы Невилл выздоровел как можно скорее. Ей помогает профессор Слагхорн, и даже я кое-что предпринял. До второго тура ещё довольно много времени. Но определённо, он не сможет танцевать на балу. Это всё, что тебя интересует?

— Нет, сэр. Скажите, лже-Хмури арестован? Это действительно Крауч-младший? И зачем приходила эта врунья Скитер?

Дамблдор остановился и внимательно и устало посмотрел на мальчишку. Гарри тоже встал и смотрел на него встревожено и требовательно.

— Вообще-то я не обязан отчитываться перед тобой, Гарри. Ты так не считаешь? Но ладно, кое-что я тебе всё-таки скажу, чтобы ты успокоился. Ты был прав, вместо Аластора действительно был Крауч-младший. Он любезно согласился, — усмехнулся Дамблдор, — рассказать, зачем была затеяна эта подмена.

— Но раз вы всё знали, то почему вы допустили, чтобы Невилл участвовал в Турнире?

— Гарри, Гарри… Ты очень добрый и справедливый мальчик, но теперь ты можешь больше не беспокоиться за Невилла. У меня всё под контролем. Ты веришь мне?

Гарри помолчал пару мгновений и кивнул.

— Тогда не беспокойся больше. А самое главное, не пытайся спасать мир в одиночку.

— Хорошо, сэр. А Скитер? Зачем она?..

— Гарри, я же сказал, не беспокойся. Скитер в данный момент работает совместно с нами. И я бы не стал так однозначно называть её «вруньей». Просто её собственная правда… э-э-э… несколько более гибкая, чем, например, твоя или моя.

Гарри было очень любопытно, что же именно «под контролем» у Дамблдора, но он понял, что больше ничего не узнает. Поэтому в который раз напомнив себе мысленно, что он — Просто Гарри, и ему теперь совсем не обязательно встревать в какие-либо переделки, он попрощался с Дамблдором и отправился в Башню.

С лёгкостью позабыв про Турнир, Лонгботтома и Воландеморта, Гарри забыл бы и о предстоящем Бале, но через какое-то время ему тут и там стали попадаться на глаза стайки шепчущихся и хихикающих девчонок. Всё бы ничего, но Гарри вдруг обратил внимание, что каждая из девчонок обязательно окидывала взглядом любого проходящего мимо парня. Любого. Даже его. И взгляды эти были какими-то… оценивающими, что ли. И это почему-то ужасно раздражало Дурсли. А потом уже и мальчишки стали рассуждать, кого из девчонок можно пригласить на бал. И Гарри тоже невольно стал задумываться об этом. Очень некстати он вспомнил, как неприятно и обидно ему было тогда, в его мире, узнать, что пока он собирался с духом, девушку, которая ему нравилась, уже пригласили. Но сейчас он и не подумал подходить к Чжо Чжан.

…Уже второй день после каждого урока Гарри собирался пригласить на Бал Гермиону. Даже рот открывал. И каждый раз ему что-то мешало. То горло пересохнет, то шея зачешется, то другие девочки некстати подойдут… Видимо, Гермиона что-то стала подозревать, поскольку как только звенел звонок с урока, она как-то испуганно на него взглядывала и старалась исчезнуть побыстрее. Наконец он смог выдавить из себя, пока она складывала в сумку учебники:

— Ге… Гермиона… Можно я у тебя кое-что спрошу?

— Да, конечно, Гарри, — её круглые карие глаза уставились на него с интересом. Она даже замерла с книгой в руке.

Ученики тем временем шли к выходу из кабинета, болтали и не смотрели на тех, кто оставался за задней партой.

— Ты не могла бы… Эх, чёрт, как трудно-то! — Гарри взлохматил волосы. — Короче… Гермиона, ты пойдёшь со мной на Бал?

Она заморгала, Гарри чувствовал, что краснеет.

— Т-ты х-хочешь, — она тоже зарумянилась и опять начала заикаться, — п-пойти на бал… с-со мной? Правда?

— Правда.

Учебник выпал из её руки, она плюхнулась снова на стул, не сводя взгляда с Гарри. Он опять взъерошил волосы и тоже уселся, уставившись на парту.

— З-значит, ты… То есть, я… Значит, я тебе нрав-люсь, Гарри?

Дурсли почувствовал, что у него всё лицо залилось потом. Он сорвал очки и принялся их тереть рукавом мантии. «Думай, Гарри, думай, — пронеслась в голове мысль. — Думай хорошенько! Нравится ли тебе Гермиона как друг, или как… девушка? Между прочим, это не та Гермиона, которая осталась в твоём мире…»

— Э-ээ… Ну, да, нравишься, ты же очень хорошая… подруга. Поэтому я и хочу пойти на бал с тобой.

Молчание затягивалось. Дурсли надел очки и быстро взглянул на девушку.

— Ну, что? Согласна? — буркнул он от смущения довольно грубо.

— Из-звини, Гарри, но меня уже пригласили…

От раскрасневшегося лица Гермионы разве что дым не шёл. Парень почувствовал, что сердце пропустило удар, и что-то очень-очень больно кольнуло в груди.

— А-а… — выдавил он и опять отвернулся. — Ну, тогда ладно… Извини.

Собственный голос показался ему жалким, тонким и хриплым… Он вскочил, схватил свою сумку и быстро пошёл к выходу.

«Ну, конечно! Как я мог забыть! — ругал себя мысленно Гарри. — Квиддичный герой Крум! Чемпион Крум! Какого Мордреда я опять так долго тянул с приглашением?!» Он шёл всё быстрее и в гриффиндорском коридоре уже почти бежал.

Ворвавшись в спальню, он швырнул сумку на пол и прыгнул на кровать. Задёрнул занавеси и растянулся на покрывале как был, прямо в ботинках. Дин и Шеймус позвали его на ужин, но Гарри сказал, что не голоден.

Те несколько дней, что оставались до рождественских каникул, Гарри был хмур и огрызался на всех, кто к нему осмеливался подойти, даже на Томаса и Финнигана. Гермиона, наоборот, старалась быть с ним поприветливее, но он, хотя и не грубил ей, отворачивался и отмалчивался.

Самый главный вопрос, идти или не идти на Святочный Бал, Гарри Дурсли не мог решить для себя до самого последнего часа. Он даже разложил на постели красивую нарядную мантию, которую специально для него сшила мама Дина. А потом, выругавшись во весь голос, благо, в спальне кроме него уже никого не было, скомкал её в сердцах и затолкал на дно сундука. И на Бал не пошёл.

…Наутро, шагая вместе со всеми в Большой Зал на завтрак, Гарри невольно оказался в курсе всего, что было на Балу. Парни обсуждали еду и напитки, а вот девушки… Девушки плотно окружили Гермиону Грэнджер и наперебой выговаривали ей, почему она не старается выглядеть так же красиво каждый день. Гарри, как ни пытался, не мог заметить какие-то необычайные изменения в её внешности, ну, разве что её небрежные кудряшки лежали не как попало, а ровными волнами. А за столом Шеймус огорошил его новостью:

— Прикинь, Гарри, а королева-то твоя… Ну, Грэнджер, то есть, она вчера на балу была такая необычная, даже хорошенькая. И не хромала почти совсем. И ни за что не угадаешь, кто её пригласил!

— И кто же? — хмуро уставился в тарелку Дурсли. — Виктор Крум, Чемпион Дурмштранга?

— Ну, ты пошутил! — рассмеялся Дин. — Крум был с Делакур. Кстати, ты знаешь, что она на четверть вейла? Разве тот, с кем рядом вейла, может смотреть на какую-то другую девчонку? То-то и оно. Но касаемо Грэнджер, ты почти угадал. Её пригласил Рональд Уизли! Между прочим, я из-за этого проспорил Шеймусу галлеон. А почему ты не пригласил Грэнджер, а?

Гарри поперхнулся:

— Что ты сказал? Уизли пригласил Гермиону?!

— Ну, да, я ж говорю: я поспорил, что её пригласишь ты, а Шеймус сказал, что нет, вот и…

Дальше Гарри не слушал, он принялся искать взглядом Рональда. И увидел, что он сидит, гордо выпрямившись, и от улыбки его физиономия сияет, словно у него вместо головы начищенный медный котелок. Дальше — больше, после завтрака он сам подошёл к Гермионе — Гарри не поверил собственным глазам — и подал ей руку! А она тоже заулыбалась, и из зала они вышли вместе, под дружное аханье гриффиндорских девушек. Дурсли и сам не мог бы объяснить почему, но это зрелище ужасно его огорчило и даже рассердило. Он бы понял, если бы это был Крум, где-то глубоко в душе он был готов к этому, но Рональд! Тот самый Рональд Уизли, который смеялся над ней и на всю гостиную обозвал грязнокровкой! А она-то как могла!..

Но кипеть от возмущения и ждать возможности всё выяснить Гарри пришлось все каникулы. Потому что с того дня Рон постоянно отирался возле Гермионы и вёл себя так, словно они парочка. Он ухаживал за ней, а она вовсе не казалась недовольной этим. Гарри попытался, конечно, поговорить с Уизли, но тот очень резко оборвал его, заявив, что это не его дело. Этими словами Рон немного прочистил Гарри мозги, и тому пришлось признаться себе, что это действительно не его дело. Но это всё-таки не значило, что Гарри всё равно. Поэтому он захотел поговорить и с Гермионой.

— Гермиона, можно тебя на пару слов? — Гарри очень серьёзно посмотрел на неё. — Я понимаю, что это не моё дело, но может ты всё-таки объяснишь, почему ты пошла на Бал с Уизли?

— Это действительно не твоё дело, Гарри. Но почему бы мне было не идти с ним, раз уж он пригласил. Я же не знала, что я… что ты собираешься пригласить меня.

— Но ведь он тогда, помнишь, обозвал тебя… нехорошим словом. И смеялся над тобой.

— Ну, он вообще-то извинился. И тогда, и сейчас. Он всё понял, Гарри. Рон на самом деле хороший…

— Ага, он уже «Рон»… — Гарри почему-то это показалось ужасно обидным. — А ты не думаешь, что он затеял какую-то пакость?

— Нет, — пожала она плечами. — Если бы он что-то затевал нехорошее, зачем ему было не только приглашать меня на бал, но и танцевать со мной и общаться сейчас?

— Вот и я тоже не понимаю. Почему-то я не очень ему доверяю. Ему и Лонгботтому.

— Можешь сколько угодно не доверять им, Гарри, это твоё дело, — улыбнулась она. — Я понимаю, ты беспокоишься, как бы они не обидели меня. Спасибо тебе за это. Но всё нормально. Я просто дружу с Роном.

— А со мной? — вскинул он на неё испытующий взгляд.

— И с тобой тоже.

— А может, он просто хочет списывать у тебя, пока не вернулся Невилл?

— Гарри, ну что ты как маленький? Не знаешь, к чему придраться. Ты подозреваешь Рона во всяких неблаговидных намерениях, не имея для этого ни малейших причин.

— Уж поверь, причины у меня есть, — мотнул он головой. — А тебе просто льстит, что он чистокровный и обратил на тебя внимание.

— Гарри, это даже не смешно. Неужели ты считаешь меня такой уж никчёмной, что на меня не может обратить внимание чистокровный волшебник? В таком случае, ты ведёшь себя сейчас нисколько не лучше, чем Рон тогда. А разница между вами лишь в том, что Рон признал свою ошибку, а ты — нет.

— Ну, ладно, — вздохнул Гарри. — Раз ты так в нём уверена… Но во-первых, я тебя предупреждаю: не доверяй Уизли. А во-вторых, я буду внимательно за ним наблюдать. И если он тебя обидит…

Тут он покраснел, отвернулся и поспешил уйти. Гермиона с каким-то странным выражением на лице смотрела ему вслед.

— Что от тебя хотел Дурсли? — словно из-под пола вырос с ней рядом Рональд Уизли.

— Да ничего особенного… Скажи, Рон, а всё-таки, почему ты решил вдруг со мной на бал пойти?

…А на следующий день началась учёба. И на первый же урок пришёл… Невилл Лонгботтом. Он был очень бледным и двигался немного сковано. Тем не менее, он улыбался, пока гриффиндорцы обступили его и радостно и сочувственно приветствовали. Потом все стали рассаживаться по своим местам, и тогда произошла небольшая заминка. Грэнджер внезапно едва не уселась на место Невилла рядом с Уизли. Гарри наблюдал за ними от самых дверей и заметил, что и Рон, и Гермиона при этом одновременно покраснели и испуганно взглянули на Лонгботтома. Тут же девушка подхватила свою сумку, которую уже успела поставить на парту, и быстро убежала на прежнее место в конце класса. Гарри, проходя мимо них, усмехнулся и направился к своему месту.

— Что, хозяин Рончика вернулся не вовремя? — прошептал он Гермионе, едва размыкая губы. Она ещё сильнее покраснела, мотнула головой и стала доставать учебники.

========== Вот и закончен Турнир ==========

Настал день второго испытания Турнира. Гарри Дурсли даже идти туда не хотел: целый час сидеть на трибуне возле озера на февральском морозце и пялиться на гладь воды — вот уж занятие увлекательнее некуда! Это Чемпионам участвовать интересно и волнующе, а со стороны зрелище так себе. Но Гермиона, которая уже с утра сбилась с ног, разыскивая «своего» Рона, буквально заставила Гарри пойти с ней. Гарри понял, конечно, куда делся Рональд Уизли, лучший друг хогвартского Чемпиона, но у него хватило ума не сказать ей об этом.

На трибунах в этот солнечный, морозный и безветренный день из всех юных волшебников трёх школ спокойным оставался, пожалуй, лишь только Гарри Дурсли, который единственный знал, в чём суть испытания. Также он знал, что оно ничем не грозит тем, кого должны были спасти участники. Единственное, чего он не знал, это как Невилл смог открыть Золотое яйцо и узнать задание. Но он подозревал, что и тут без Хмури-Крауча не обошлось, тот ведь мог заранее выдать инструкции на все три тура, как только Лонгботтом стал участником. Хотя, возможно, и Диггори намекнул, в приступе жалости к пострадавшему в первом туре и благодарности за сообщение о драконах. И справедливости, кстати. У Седрика на справедливости пунктик ещё побольше, чем у самого Гарри… Поттера. Как бы то ни было, Невиллдолжен был пройти сегодняшнее задание, ведь про жабросли ему подсказывать не нужно. И впереди оставался только лабиринт… А Просто Гарри оставалось лишь надеяться, что у Дамблдора действительно всё под контролем.

Под приветственные, подбадривающие крики болельщиков четыре участника Турнира зашли в озеро и исчезли из виду. После этого Людо Бэгмен возвестил, что пока все могут быть свободными, а к встрече Чемпионов следует собраться через пятьдесят три минуты. Взволнованные ученики принялись переговариваться, поднимались с мест и расходились. Но некоторые остались сидеть.

— Почему именно пятьдесят три минуты? — промолвила Гермиона, закутываясь плотнее в тёплую шаль. — Не через час, или через пятьдесят минут?

— Не знаю, — поёжился Гарри, всё ещё пребывая в своих думах. — Наверное, так рассчитано. Испытание же длится ровно час. Кажется, Крум всплыл как раз за пять минут до окончания времени… А кстати, — с усмешкой покосился он на подругу, — кто будет его «пропажей», если…

И он оборвал сам себя, видя, как в изумлении заморгала, уставясь на него, Гермиона. Гарри похолодел. Так он ещё не прокалывался… Может быть, Дин с Шеймусом и не заметили бы, но не Гермиона. Он сначала побледнел, а потом залился краской.

— Гарри, — сказала она, глядя на него очень серьёзно, — ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет, не особо, — буркнул он, отворачиваясь. Затем встал: — Давай, пойдём пока в замок, что ли… Не месяц май вообще-то…

— Сидеть на месте! — рявкнула девушка и наставила на него волшебную палочку. — А ну, рассказывай!

— Ч-что тебе рассказывать? — он плюхнулся на скамейку, пряча взгляд.

— Я уже давно замечаю, что ты знаешь куда больше, чем должен. Ты даже не задумавшись сказал, например, что Чемпионом Хогвартса станет Диггори.

— Ну, я же просто так… Я угадал.

— Одного из примерно пятидесяти достойных старшекурсников? Тем более что он со Слизерина. Не смеши меня. Ты не угадал, Гарри Дурсли. Ты точно знал. Либо ты провидец и предсказатель, почище Трелони, либо…

— Что? — глянул он на неё исподлобья.

— Вот и не знаю, — пожала она плечами, продолжая держать нацеленную на него палочку. — Но Хмури на первом уроке только про тебя одного не смог ничего сказать, кроме того, что в тебе что-то странное. Вот я и хочу узнать, что же такого странного в тебе, Гарри Дурсли.

«Думай, Гарри, думай! — заметались в его голове мысли. — А может и вправду рассказать ей всё? Ну, то есть, не совсем всё… Между прочим, это может заставить её посмотреть на меня повнимательнее и отвлечь от Ро-наль-да…»

— Ну, давай, Гарри, расскажи мне!

Наверное, смятение слишком ясно было написано на его лице, потому что Гермиона перестала приказывать и начала упрашивать.

— Мы же друзья. Я, например, рассказала же тебе свой секрет. Потому, что ты хорошо ко мне отнёсся. Я тоже к тебе хорошо отношусь. Я тебе одному, между прочим, рассказала! Даже Рон не знает.

Упоминание Рона и стало последней каплей для Гарри.

— Обещаешь, что никому больше не скажешь?

— Клянусь! Хоть Непреложный Обет могу дать!

Гарри понятия не имел, что такое «Непреложный Обет», но догадался, что это какая-то магическая клятва, за нарушение которой колдуну может сильно не поздоровиться.

— Ладно. В общем, ты только не думай, что я вру. Я — из другого мира. В моём мире я на два года старше, и там… Мальчик-который-выжил — это я. Гарри Поттер.

Гермиона тихо ахнула и закрыла рот руками. Она была настолько поражена, что даже не обратила внимания, что выронила палочку. Гарри наклонился, поднял палочку и отдал ей.

— Да, это всё объясняет, — промолвила она. — А… А как же ты оказался здесь?

— Понятия не имею! Однажды я очень сильно расстроился и пожелал стать «Просто Гарри», без шрама и Воландеморта…

— Ой! — пискнула девушка, и её взгляд стал таким восторженным, что парень растерялся ещё больше. — Ты не боишься называть имя Того-кого-нельзя-называть?

— Ну, да, — Гарри в смущении растрепал волосы. — Но это не так важно. И вот, наутро я и стал… им. Гарри Дурсли. Даже не Поттером. Перестал быть «героем всея магической Британии» и стал никем.

— А Турнир?

— Ну, так я же сам в нём участвовал! Как Невилл здесь. И Крум, и Делакур, и Диггори. Всё то же самое. И испытания те же самые. Поэтому я и знаю, чем он закончился, — Гарри нахмурился. — И не хочу, чтобы так же было здесь.

— А чем он закончился? — прошептала Гермиона.

— Воландеморт возродился.

— Нет.

— Да. Он взял кровь у своего врага, Мальчика-который-выжил, у меня, то есть, провёл ритуал и возродился.

— Но это же… ужасно, Гарри! — поражённо прошептала она, а потом вскочила и крикнула:

— Надо немедленно рассказать всё Дамблдору!

— Да не вопи ты! Я уже всё рассказал.

— И что?

— Ну, не знаю теперь, что. Он сказал, что у него всё под контролем.

Гермиона опять опустилась на скамейку. Она молчала довольно долго. Шаль сползла с её головы, но она не обращала внимания ни на холод, ни на что вообще. Гарри тоже смолк. Потом он поправил её шаль. Она вздрогнула и посмотрела на него. Гарри показалось, что восхищение из её взгляда никуда не делось…

— Гарри… А скажи ещё… Там, в твоём мире, есть… Ну, такая девушка, как я?

Он вздохнул, и сам не знал, почему.

— Да. Там тоже есть Гермиона Грэнджер. Она такая же умная, как ты. Ну, и немножко задавака, как ты, — он грустно усмехнулся.

— И кто она тебе? — голос девушки дрогнул.

— Как «кто»? Лучший друг!

— А-а… Понятно. И ты, наверное, ужасно хочешь вернуться обратно, в свой мир?

Но Гарри не успел ответить.

Пока они разговаривали, трибуны вновь заполнились болельщиками. Все закричали и зааплодировали: с озера донёсся плеск, и на помост выбрался Виктор Крум, заботливо подсаживая женщину средних лет с такими же, как у него, густыми чёрными волосами. Он ужасно дрожал, но поданное ему полотенце набросил на женщину, которая не могла быть никем иным, как его мамой. И лишь вторым полотенцем принялся растираться сам. Гарри грустно улыбнулся. Потом на помост вылез Невилл Лонгботтом, вытаскивая, конечно же, Рональда Уизли. Гарри при виде этого стиснул зубы, а Гермиона вскрикнула. Буквально на последних секундах вынырнул Диггори со своей «пропажей», Чжо Чжан. Зазвенел гонг, и это означало, что испытание закончено. И тогда на помост, отчаянно жестикулируя, выбежала из толпы уже совершенно сухая и переодетая Флёр Делакур. Она громко и несвязно что-то кричала по-французски и обращалась то к одному Чемпиону, то к другому. Потом в полном отчаянии она бросилась к судьям. Мадам Максим схватила её в объятия, а Дамблдор встал, что-то сказал успокаивающе и направил свою волшебную палочку на озеро. Через мгновение из воды вылетел большущий воздушный пузырь, а когда он лопнул, на помосте очутилась маленькая девочка с длинными золотистыми, как у Флёр, волосами. Девочка стала удивлённо вертеть головой, а Чемпионка Жез’лешарма с неожиданной силой вырвалась из рук своей директрисы, радостно вскрикнула и бросилась к ней. Трибуны взорвались аплодисментами.

…Невилл Лонгботтом занял второе место в этом испытании, и в гриффиндорской гостиной опять устроили праздник. Но теперь в стороне от всеобщего ликования остался только Гарри Дурсли, потому что Гермиону Грэнджер не отпускал от себя Рональд Уизли, крепко держа за руку. Теперь Гарри уже не казалось, что она довольна ухаживанием Уизли. Во-первых, отношение того уже не слишком было похоже на ухаживание, скорее, на какое-то присваивание. Во-вторых, девушка то и дело с извиняющейся улыбкой взглядывала на Гарри. Ну, и в-третьих, то, что с его другом рядом маглорожденная всезнайка, явно не нравилось Лонгботтому. Почему в таком случае ей было просто не уйти от Рональда, Гарри понять не мог. Ну, не побьёт же он её за это, в самом-то деле… И даже заколдовать её у него вряд ли хватит силёнок. Дурсли вздохнул и уткнулся в первый попавшийся учебник, лишь бы не видеть всего этого бедлама.

Через несколько дней Гарри осенило, как можно со стопроцентной гарантией «оторвать» Грэнджер от Уизли. Он тихо и смущённо попросил девушку помочь ему выяснить, как же так произошло, что он поменялся душой с мальчишкой в другом мире. Такая просьба мгновенно заставила бы Гермиону из его мира бросить всё и обосноваться в библиотеке почти без сна и еды. А эта Гермиона всё-таки повертела головой в сомнении, оглядывая свои учебники, Рональда, внимательно слушающего разглагольствования Невилла, и самого Гарри, который придал своей физиономии умоляющее выражение. Но потом она всё-таки кивнула и улыбнулась. «Какая же у неё хорошая улыбка», — подумал Гарри.

А через несколько дней он, укладываясь спать, залез на свою кровать, задёрнул шторы и собрался улечься поудобнее. Но замер, заслышав, как в спальню вошли, разговаривая, Рон и Невилл. И говорили они о Гермионе.

— …почему ты начал общаться с этой Грэнджер?

— Ну, ты тогда же попал в больничное крыло…

— И что, тебе настолько стало одиноко? — презрительно сказал Невилл. — Я бы ещё понял, если бы ты стал общаться с Браун, она хоть хорошенькая.

— Да я попытался, — проворчал Рон, — но разве можно с ней нормально общаться? Хи-хи-хи, сю-сю-сю…

Лонгботтом засмеялся.

— Ну, и что? Тогда ты решил усладить свой интеллект?

— Типа того. Надвигался этот гремлинов бал. Надо же было кого-то приглашать. Ну, я и подумал совместить приятное с полезным. Пригласить Грэнджер — и посмеяться над ней, как она там на балу хромать будет. Кстати, а ты кого пригласил бы?

— Вообще-то, на больничной койке мне было немного не до того, — резко сказал Невилл. — Ну, так почему же ты отказался от своего намерения? Могло бы выйти неплохое развлечение.

— Так она заявилась… такая… Я аж дар речи потерял. Ты не представляешь!

Гарри услышал в словах Рональда восхищение, и его опять что-то больно кольнуло в груди.

— …И причёска красивая, не то, что её обычная «куда хочу — туда торчу», и мантия такая… ну, подходящая, словом… И даже блестяшки какие-то на шее и в ушах… Ну, принцесса да и только!

Лонгботтом хмыкнул. А Рон так же взахлёб продолжил:

— Она так улыбалась скромно, и смотрела, ты не представляешь, только на меня. И танцевала хорошо, почти совсем не хромала. Между прочим, только со мной танцевала. Я ей, наверное, раз сто на ноги наступил, а она совсем не обижалась. Её другие парни приглашали танцевать, и даже старшекурсники, а она всем отказывала.

— Да ладно? — теперь Лонгботтом больше не говорил пренебрежительно.

— Да точно! Вот жаль ты не видел!

— И вправду, пожалуй, жаль. На это стоило бы посмотреть.

— Вот, я и говорю. Её даже из Жез’лешарма парень пригласил на танец!

— Неужели даже с ним не пошла?

— Не пошла! Даже… Ну… после этого, она…

Рон замялся, а Гарри прислушивался и почти дышать перестал.

— Что? Только не говори, что она поцеловала тебя!

— Да нет, конечно! — и Рон опять смолк в явном смущении. Гарри подумал, что Уизли сейчас красный, как занавески на кроватях.

— Ну, так что? Говори уже, раз начал. Мы же друзья! — нетерпеливо сказал Невилл.

— Мы как раз сидели за столиком и пили лимонад, который в честь французов приготовили. Знаешь, а неплохая штука, так шипит забавно и язык пощипывает…

— Да Мордред с ним, этим лимонадом французским! — заорал Лонгботтом. — Ты говори, что сделала Грэнджер!

— Ну, когда тот француз ушёл, между прочим, он явно расстроился, она так посмотрела на меня, улыбнулась и похлопала меня по руке.

Воцарилась тишина. Потом Лонгботтом сказал задумчиво:

— Рон, так я не понял, вы с ней, что, влюбились что ли?

Тут уже Дурсли не выдержал и принялся кататься по кровати, как будто во сне. Уизли и Лонгботтом испуганно стихли.

— Эй, Гарри, ты спишь? — тихо спросил Невилл.

«И придумать нельзя более глупый вопрос», — подумал Гарри и ещё раз повернулся. Как нельзя более вовремя в спальню пришли Шеймус и Дин, и все четверо принялись укладываться спать. А Гарри заснул с мыслью, что он сделал правильно, «заточив» Гермиону в библиотеке.

Совсем незаметно пролетели пасхальные каникулы, и начался последний триместр учёбы, а вместе с ним — подготовка к экзаменам. Конечно, Лонгботтом и Диггори были освобождены от экзаменов, как участники Турнира, но всем остальным готовиться было нужно. Невилл со скуки натаскивал Рональда, вознамерившись, не иначе, заставить его сдать хотя бы на все «В».

Гарри Дурсли взял за правило через каждые пять-семь дней интересоваться, не нашла ли Гермиона ответ на его вопрос. Не столько затем, чтобы реально узнать это, сколько затем, чтобы не ослабевал её интерес к поискам. Теперь он видел её только во время уроков, всё остальное время она была во владениях мадам Пинц. Но девушка каждый раз вздыхала и качала головой.

На экзаменах Гарри не волновался и спокойно сдал их все, получив даже вполне неплохие оценки. По Защите от Тёмных сил экзамен не проводили, что было вполне ожидаемо, и Дамблдор выставил всем итоговые оценки по результатам в течение года. Из-за этого Гарри даже немного расстроился: это был, пожалуй, его единственный год, когда по этому предмету в табеле у него стояло не «П», а «В». Если не принимать во внимание, что Гарри Дурсли, — тот, а не этот, — три года учился по всем предметам с «У» на «С».

Наконец настал день последнего испытания Турнира Трёх Волшебников. Ученики каждой Школы-участницы волновались и болели за своего Чемпиона. Независимо от занятого на сегодняшний день места, у каждого из них был шанс на победу, тем более, что и счёт был примерно равным. Хогвартская квиддичная площадка была превращена в крытый лабиринт из живых зелёных изгородей, и выглядела словно большущая зелёная коробка. Зрители выстроились вдоль тропинки от замка к площадке. Каждый подбадривал как мог своего Чемпиона. Мелькали флаги и вымпелы, раздавались крики поддержки…

Бэгмен огласил правила последнего испытания: участники входят в лабиринт и ищут в нём Золотой Кубок. Ничего необычного для Гарри, но он чувствовал, что бешено волнуется. Именно сейчас должно было всё решиться. Возродится ли Воландеморт в этом мире? Погибнет ли кто-то из участников? Действительно ли «всё под контролем» у здешнего Дамблдора? Насколько прав был сам Гарри, доверившись ему в попытке спасти этот мир? Заслужил ли он спокойную жизнь Просто Гарри? Он остался поодаль от всех и пристально смотрел на зелёную стену, словно пытаясь проникнуть внутрь взглядом или мыслью. Словно окаменевший он стоял, обхватив себя руками, и беспомощно думал, что теперь от него уж точно ничегошеньки не зависит.

Сначала Бэгмен открыл стену для Виктора Крума, дурмштрангцы проводили своего Чемпиона громким и торжественным пением какого-то гимна. Несколько минут все молчали. Затем хогвартсцы аплодисментами проводили в лабиринт Диггори, и почти сразу за ним — в почтительной тишине — Делакур. Ещё несколько длинных минут — и четвёртый участник, Лонгботтом, также в молчании скрылся за стеной лабиринта. Всё. Теперь результат станет известен только на ужине в Большом Зале. Кто-то сразу пошёл прочь от площадки, кто-то ещё топтался около, а близнецы Уизли подошли вплотную к стене и попытались её открыть. Конечно, у них ничего не получилось, и так же, как их отбросил Кубок Огня, их словно сильным пинком отшвырнула сама зачарованная стена, разве что бороды на этот раз у них не выросли. Это событие повеселило зрителей и немного разрядило всеобщее напряжение.

Примерно через час после начала испытания около площадки уже никого не оставалось. Только Гарри Дурсли стоял, словно изваяние, сколько ни звали его с собой в замок гриффиндорцы-однокурсники. Но Гарри их словно не слышал, как будто он и вправду был внутри лабиринта с Чемпионами.

Едва погас последний луч заходящего солнца, Гарри словно очнулся и побрёл в замок. Он считал минуты, которые оставались до ужина, но уж конечно не потому, что хотел есть. Гарри вошёл в Зал одним из последних. Он насторожено замер в дверях и огляделся. За столами факультетов было непривычно тихо, все замерли в ожидании, лишь некоторые очень тихо перешёптывались. Он посмотрел на стол преподавателей: слишком много пустых мест. Не было ни Дамблдора, ни деканов. Он не удивился отсутствию Крауча-старшего, но и других членов жюри Турнира тоже не было. «Какого Мордреда происходит?» — подумал Гарри и вдруг почувствовал, что его трясёт от страха и неизвестности. Несколько опоздавших малышей-первокурсников торопливо вбежали в Зал. Один из них нечаянно толкнул Гарри и пробормотал: «Извините, сэр». Дурсли даже не обратил на это внимания. На подгибающихся ногах он пошёл к своему столу.

— Ты где был, Гарри? — поинтересовался Дин.

— Что тут происходит? — спросил он шёпотом вместо ответа.

— Да ничего пока не происходит. Видишь, даже еды ещё нет.

— До первой звезды нельзя, — хихикнул Шеймус. — Ждём-с.

— Сейчас появится Дамблдор — и всё нам расскажет, — важно сказал Дин, вертя в руке золотую вилку.

— Что расскажет? — вздрогнул Гарри.

— Эй, — Дин помахал перед его лицом рукой, — ты спишь, что ли? Вообще-то, учебный год закончился. Подведение результатов, кому в этом году достанется Кубок Школы. А ещё — окончание Турнира. Наконец-то станет известно, кто победил. Как думаешь, это может быть Невилл?

Гарри передёрнулся, отгоняя от себя мысленную картину: Дамблдор входит в Зал с телом Лонгботтома на руках…

— Вряд ли, — сглотнув, прошептал он.

— Ну, да. Хоть Невилл и знаменитый, но куда ему против почти взрослых колдунов. Тогда — я хочу, чтобы победил Диггори.

— А я — чтобы эта красотка Делакур, — вздохнул Шеймус и покраснел. — Ну, а что? — забормотал он под насмешливыми взглядами других парней. — Не зря же её чемпионкой выбрали, значит, она не только красивая. Вон как с драконихой справилась…

— Смотрите! Смотрите! — вдруг раздалось со всех сторон. Между столом преподавателей и факультетскими вдруг появился ещё один стол, маленький, на четверых всего. «Это для Чемпионов», — догадался Гарри, но не он один, о том же вскрикнули и другие ученики. Двери в Большой Зал распахнулись, и вошли Диггори, Крум и Делакур, нарядные и очень торжественные. Все ученики повскакали с мест и принялись им аплодировать. Чемпионы прошли к своему столу. Не успел Гарри подумать, где же Лонгботтом, как в зал вошли все остальные: деканы, Каркаров, Максим. А следом за ними — Невилл Лонгботтом. Слегка помятый, немного грязный, бледный лицом — но вполне живой и даже улыбающийся. Гарри вскочил — и, словно это была команда, вскочили все гриффиндорцы и захлопали. И, наконец, в Зал вошёл Дамблдор. Гарри Дурсли впился в него взглядом. Ректор Хогвартса под аплодисменты всех собравшихся деловито прошёл к своему месту, развернулся к ученикам и вскинул руку. Все смолкли и сели по местам.

— Леди и джентльмены! Ученики и учителя! Дорогие друзья! Извините за то, что наше пиршество по случаю окончания учебного года немного задержалось. Но сегодня не совсем обычный последний день учебного года, как вы понимаете. Начну я пожалуй с подведения итогов соревнования наших факультетов. В этом году не проводился турнир по квиддичу, а потому благодаря выдающимся успехам в учёбе больше всего баллов набрал факультет Когтевран — и я с радостью вручаю Кубок Школы его декану, профессору Флитвику.

Кубок Школы из рук ректора перешёл в руки маленького профессора. Тот широко улыбался, держа Кубок над головой, и вернулся на своё место за столом. Громче всех аплодировал, конечно, Когтевран, а остальные это делали несколько нетерпеливо, в ожидании судьбы другого кубка.

— Отлично, Когтевран! Давненько эти стены не украшали сине-бронзовые флаги! — воскликнул Дамблдор, помахал волшебной палочкой, и за учительским столом во всю стену развернулось полотнище с гербом победившего факультета, а на остальных стенах расцвели такие же флаги и вымпелы.

— Ну, а теперь, — сказал он, оглядывая присутствующих, — от имени жюри Турнира Трёх Волшебников я назову вам имя победителя этого турнира.

Наступила полная тишина. Дамблдор улыбнулся. Но почти сразу же улыбка стала болезненной гримасой, ректор посерел лицом и вдруг осел на своё кресло, схватившись за сердце. Ученики ахнули, Гарри почувствовал, что его сердце тоже как будто сжала железная рука… К Дамблдору бросились все учителя и даже Каркаров и Максим. После некоторой сутолоки и размахиваний палочками возле Дамблдора возникла с озабоченным лицом целительница. Она принялась поить его снадобьями из нескольких склянок, доставая их из карманов мантии.

— Всё, всё, спасибо, уважаемые профессора, и особенно вам благодарность, мадам Помфри. Со мной всё уже хорошо.

— Сэр, вы должны немедленно пройти со мной в лечебницу.

— Хорошо, Поппи, только дай мне закончить мою речь. Ребята всё ещё ждут.

— Да подождут и ещё! — довольно резко сказали в один голос взволнованные МакГонаголл и Помфри, но Дамблдор уже встал и вновь обратился к ученикам.

— Извините за заминку. Возраст, знаете ли, — усмехнулся он. — Но причин для волнения нет. Наоборот… Итак, Победителем Турнира Трёх Волшебников решением нашего многоуважаемого жюри объявлен… Виктор Крум из Института Дурмштранг. Ваши аплодисменты победителю, мои поздравления победителю и директору Каркарову. Таким образом, следующий Турнир будет проходить в Дурмштранге. Минерва, прошу, расскажи всем, почему ситуация с этой победой… э-э-э… была неоднозначной. А я, пожалуй, пойду вместе с Поппи. Прошу прощения, леди и джентльмены.

Дамблдор, опираясь на руку целительницы, покинул Зал. Несмотря на то, что он призвал аплодировать, никто не хлопал, даже дурмштрангцы. А Виктор Крум, победитель Турнира, вскочил и молча, в удивлении оглядывал остальных участников. Лонгботтом опустил голову, Диггори и Делакур тоже переглядывались в недоумении. Гарри подумал, что в Большом Зале не было ни одного человека, который не был бы изумлён таким исходом Турнира.

Профессор МакГонаголл поправила шляпу и оглядела учеников в зале. Её обычно строгое лицо как-то странно дёргалось, словно она пыталась одновременно радоваться и печалиться.

— Юные леди и джентльмены, — немного неуверенно начала она, но почти сразу собралась. — Дорогие юные волшебники. Турнир, который проходил на ваших глазах, будет навечно вписан в историю магического сообщества. И не только потому, что это первый турнир после долгого-долгого перерыва. И не потому, что в нём участвовали не три, а четыре волшебника. Результатом его станет не только пересмотренная безопасность участников, — она покосилась в сторону Бэгмена, который поёжился и отвёл взгляд. — Важнейшим результатом этого турнира стало то, что миновала угроза, которая долгие годы висела над нашей страной. Да, ректор Дамблдор предоставил мне честь сообщить вам, что тот тёмный колдун, который столько лет держал в страхе всех волшебников Британии, уничтожен. Никто больше не будет опасаться называть этого волшебника. Воландеморта больше нет! — звонко прокричала она, воздев руки.

Ученики на мгновение замерли, а потом принялись хлопать, орать и топать так громко, что едва не обрушился потолок. Все радовались и обнимались, не разбирая ни факультета, ни возраста. Взрослые со слезами радости смотрели на ликование молодых волшебников. Только участники турнира всё ещё переглядывались… Наконец, Диггори не выдержал, выскочил из-за стола, обнял Лонгботтома, потом бросился с поцелуями к Делакур. Но когда он попытался обнять Крума, то отстранил его и очень громко сказал:

— Профессор МакГонаголл, я прошу вас объяснить, почему победа в турнире была присуждена мне.

Она взглянула на него и опять подняла руку. Ученики вернулись на свои места и снова стали слушать.

— Это было трудное решение, леди и джентльмены. Все участники Турнира показали высокие магические умения и лучшие человеческие качества. Каждый из них был достоин стать победителем. И я говорю обо всех четырёх участниках, хотя участие в Турнире четвёртого волшебника, Невилла Лонгботтома, было подстроено.

Зал ахнул.

— Да. Лорд Воландеморт подстроил участие в этом Турнире Мальчика-который-выжил. Более того, и победить должен был именно Невилл. Коснувшись Кубка, он должен был попасть в ловушку и погибнуть, а сам тёмный колдун — возродиться. Но профессор Дамблдор, по праву называемый Великим светлым волшебником, сумел разрушить этот коварный план.

Гарри Дурсли за своим столом быстро осмотрелся: никто не замечал, как он покраснел от удовольствия, все внимали МакГонаголл. Только Гермиона быстро покосилась на него. Он кивнул ей, и она с улыбкой кивнула в ответ.

— …Поэтому жюри признало справедливым, что победа достанется тому, который пришёл к Кубку не первым, а вторым. И это вы, господин Крум. Поздравляю вас с заслуженной победой. И вас, господин директор, — она слегка поклонилась обоим дурмштрангцам.

========== Дамблдор объясняет, Сириус объясняет, Гермиона тоже объясняет, а Гарри - думает ==========

Пир по случаю нескольких событий был особенно великолепным. Возбуждённые ученики, даже будучи полностью сытыми и уставшими, не переставали обсуждать невероятные события турнира не только по пути в свои спальни, но и в самих спальнях и гостиных. Обсуждали также состояние здоровья профессора Дамблдора. Только Гарри Дурсли постарался побыстрее спрятаться за занавесями своей кровати и сделал вид, что заснул. Но на самом деле он долго лежал на спине, бессонно хлопал глазами и думал, думал…

Наутро, едва проснувшись, он помчался к кабинету Дамблдора и принялся орать на горгулью, заставляя его пропустить. То ли он был слишком убедительным, пригрозив разбить статую, то ли после окончания учебного года пароли были не нужны, но горгулья ворчливо зашипела и открыла проход на лестницу. Гарри взлетел по ступенькам и забарабанил уже в дверь покоев ректора.

— Ну, кто там так беснуется? — раздался насмешливый голос Дамблдора. — Я не вижу сквозь дверь, но уверен, что это ты, Гарри Дурсли. Заходи.

Дверь открылась, и Гарри ворвался внутрь. Дамблдор в бархатном красно-золотом халате и ночном колпаке восседал за столом и пил чай. Он хихикнул, видя, как гость разинул рот в изумлении.

— Ну, садись, что ли, Гарри, — кивнул он на кресло, и оно само пододвинулось к парню.

Гарри поморгал, привыкая к необычному виду великого волшебника. А потом заявил:

— Сэр, вы должны теперь мне всё рассказать. Именно теперь. Именно должны.

Никогда ещё в жизни, ни в той, ни тем более в этой, Гарри не позволял себе так разговаривать с Дамблдором. Но ему казалось, что сейчас у него есть такое право. Профессор, как часто это делал, пронзил его своим «рентгеновским» взглядом, потом вздохнул и улыбнулся.

— Что ж, Гарри Дурсли, пожалуй ты прав. В награду за всё, что ты сделал, да, ты можешь всё узнать. Спрашивай.

— Сначала скажите, как ваше здоровье.

— О, всё прекрасно! Поппи вмиг сняла всё неприятные симптомы, и я теперь здоровее многих молодых, — усмехнулся он, — но спасибо, что спросил. Но неужели ты ворвался сюда только чтобы спросить о моём самочувствии?

— Конечно, не только.

Гарри немного успокоился и уселся в кресло. Мгновенно перед ним оказалась чашка с чаем.

— Давайте по порядку. Что было с Краучем-младшим? Как вы его раскрыли?

— Твоё заявление, что под личиной Аластора Хмури в Хогвартс проник тёмный волшебник, приспешник Воландеморта, показалось мне не только драматичным, но и, уж извини, фантастичным.

Гарри кивнул: на месте Дамблдора он бы тоже не поверил на слово.

— Тем не менее, поскольку ты всё-таки убедил меня, что знаешь будущее, нужно было всё проверить. Проще всего было определить, не использует ли он Оборотное зелье, и я попросил Горация принести мне на время все его запасы, не только зелья, но и ингредиентов. Вопрос был в том лишь, нет ли у нашего подозреваемого собственного источника этого зелья. Оказалось, у него был довольно большой запас, но однажды и он подошёл к концу. Сначала Гораций рассказал мне, что кто-то взломал его шкаф с готовыми зельями и всё там перерыл. Потом та же участь постигла и шкаф с ингредиентами. Ну, а потом «Хмури» пришёл к нему и очень уверенно и убедительно стал просить приготовить Оборотное зелье. Если бы Гораций не был мною предупреждён, как он мне сам сказал, он бы согласился. Ну, а дальше, мой любезный друг Гораций, притворившись, что верит в россказни лже-Хмури, привёл его ко мне, якобы чтобы дать зелье. Всё, что нам оставалось — это связать его и подождать, пока он примет свой истинный вид. Да, это действительно оказался Бартемиус Крауч-младший, который считается до сих пор покойным.

— Я же говорил вам! — воскликнул Гарри, а Дамблдор улыбнулся и кивнул. — Но где он сейчас? Вы отправили его обратно в Азкабан?

— Сначала мы так и хотели сделать. Но тогда Воландеморт узнал бы, что Крауч раскрыт, и даже я не смог бы предугадать, что ещё придёт в его безумную голову. Поэтому, посоветовавшись с остальными деканами, мы обездвижили и заперли Крауча. Очень кстати мистер Филч нашёл в одном из подвалов сломанный Исчезательный шкаф. Шкаф этот теперь стоит в преподавательской. Не советую в него заглядывать, — усмехнулся Дамблдор, а Гарри поёжился. — А в остальном — мы решили пока оставить всё как есть, и чтобы Турнир шёл своим чередом.

— Но ведь участие Лонгботтома в этом Турнире было подстроено!

— Более того, была подстроена также и его победа, — кивнул Дамблдор, и вид у него был крайне довольный.

— Сэр, я не понимаю. Почему вы допустили, чтобы Лонгботтом попал на то кладбище? И как вообще он оттуда вернулся живее всех живых, да ещё и победителем?

— Гарри, мальчик мой, я же говорил тебе, что у меня всё под контролем. Благодаря твоему, кстати, своевременному предупреждению. Перед тем, как попасть в Исчезательный шкаф, мистер Крауч был настолько любезен, что рассказал нам весь план своего хозяина целиком.

— …Правдиум?

— Он самый. Гораций просто бесподобно его готовит. Рекомендую, — ректор не удержался и хихикнул, как мальчишка.

— Поверю вам на слово, сэр, — Гарри тоже фыркнул смехом. Хорошо же было смеяться сейчас, когда всё закончилось.

— Так что мы знали, зачем Невилл должен был попасть на кладбище возле Литтл-Хэнгльтона. Знали также, что Крауч зачаровал Кубок Турнира, и он стал портключом на то кладбище. Причём не простым портключом, который перенес бы туда любого человека, а индивидуальным, то есть, сработал он только тогда, когда его взял в руки Невилл Лонгботтом. Поэтому любой другой волшебник мог спокойно его касаться — и ничего бы с ним не произошло.

Гарри затаил дыхание и во все глаза смотрел на довольного Дамблдора.

— Но, поскольку мы знали, что должно произойти, ничто не мешало нам подготовиться. Рядом с Кубком в лабиринте ждали в полной готовности дюжина лучших волшебников министерского ОМОНа* и столько же отборных боевиков-мракоборцев. И у них, как ты понимаешь, были свои портключи в ту же точку. Самым большим недостатком Воландеморта, ещё с тех пор, когда он в юности учился в Хогвартсе и носил имя…

— …Том Реддл, я знаю, сэр.

— Ах, так ты и это знаешь? Что ж, прекрасно. Так вот, самым большим недостатком Тома Реддла всегда было его тщеславие. Ну, не мог он обойтись без того, чтобы устроить феерию из любого своего поступка и чтобы им все восхищались. Поэтому он собирался не просто убить Мальчика-который-выжил, но возродиться за его счёт, и чтобы это лицезрели все его вернейшие приспешники. Поэтому в одиночку у Невилла не было ни шанса остаться в живых. На этом и был сделан весь расчёт Воландеморта. И представь же его удивление, когда почти сразу после Лонгботтома перед ним очутились три десятка боевых магов!

— И вы тоже?

— Ну, конечно, и я тоже. Разве я мог пропустить встречу с моим бывшим учеником? И мадам Максим отправилась со мной, а я бы никому не советовал вставать на пути этой в высшей степени утончённой леди, когда она в гневе. И даже Каркаров к нам присоединился, у него к Воландеморту были свои счёты. Так что, зрелище получилось именно такое фееричное, как и хотел Томми-бой. Правда, финал оказался для него совсем неожиданным.

— То есть, Воландеморт действительно мёртв?

— Да, мой мальчик. Все его приспешники, кто был на кладбище, погибли или схвачены, и их будут судить. Остальных будут искать, найдут и схватят тоже. И хотя ему всё-таки удалось провести свой ритуал с кровью Невилла и возродиться, теперь он мёртв окончательно и навсегда.

— Что значит «окончательно и навсегда»? Разве он умер несколько раз?

— Ну, можно и так сказать. Кстати, как ты ухитряешься задавать правильные вопросы, Гарри Дурсли?

Парень улыбнулся:

— Сэр, я же вам говорил, что я из другого мира. И в моём мире есть не только Воландеморт, но и профессор Дамблдор.

Дамблдор расхохотался, потом вытер выступившие слёзы и посмотрел на Гарри серьёзно:

— Я не знаю точно, как так произошло, но Воландеморта нам пришлось убить несколько раз. А точнее, пять раз. Я это видел собственными глазами, и сам убил его дважды. По некоторым признакам я могу предположить лишь, что этот выдающийся колдун совершил неслыханное дело: создал пять крестражей**.

— Что такое «крестраж», сэр?

— О, это самая чёрная, какая только может быть, магия. Посредством очень сложного ритуала волшебник запечатывает в каком-то предмете часть своей души.

Гарри смотрел на него, поражённо разинув рот.

— Даже один созданный крестраж наносит тяжёлый урон своему колдуну, делая его душу в прямом смысле ущербной, а что могли сделать с душой Тома Реддла пять крестражей — страшно даже подумать.

— Но зачем вообще это делать?

— Таким образом волшебник обеспечивает себе воскрешение. После его гибели душа, запечатанная в крестраже, возвращается в тело — и вот, он опять жив.

Гарри передёрнулся:

— Это же отвратительно…

— Именно так. А самое главное, что в случае с Воландемортом — это оказалось ещё и бессмысленно.

— Как так? Вы же сказали, что он воскресал не один раз, а пять!

— Я сказал также, что ритуал создания крестража чрезвычайно сложный. Но ещё более сложным является сделать так, чтобы после смерти волшебник воскрес полноценно, то есть, полным сил и здоровья, в том состоянии, в каком он был на момент создания этой мерзкой штуки. Но после гибели Тома я этого не увидел. Не знаю, почему, но воскресало все пять раз то же самое израненное тело. Может потому, что какой-то, возможно самый первый, крестраж был каким-то образом уничтожен. А может потому, что после первого остальные он создавал уже сам не будучи полноценным. Можно и ещё предположить, что Том экспериментировал со своими крестражами, и в результате что-то у него пошло не так. Как ты понимаешь, до идеала технику создания крестражей ни одному волшебнику довести не удалось, ну, а правды о крестражах Тома Реддла мы теперь никогда не узнаем.

Гарри молчал, всё ещё не придя в себя.

— Сэр, так это всё значит, что вашему миру теперь больше ничего не грозит? — наконец промолвил он.

— Ну, получается, что так. Благодаря именно тебе. Но, как я понимаю, ты не очень-то и протестуешь, что все лавры достанутся Невиллу Лонгботтому.

— Совсем не протестую, сэр, — мотнул головой Гарри.

— Но тебе всё-таки полагается хоть какая-то награда, — Дамблдор хитро прищурился. — Может, ты хочешь вернуться в свой мир? — но не давая парню ответить, он продолжил: — Хотя я, пожалуй, знаю, чем лучше всего тебя отблагодарить, да ещё и с пользой для остальных хогвартсцев. Ты узнаешь об этом первым, я только попрошу не говорить никому, пусть для остальных это будет сюрприз к первому сентября.

— А можно сказать… одному моему другу?

— Другу? — Дамблдор ещё сильнее сощурился и расплылся в улыбке: — Другу, конечно, можно. Только… пусть она тоже пока молчит, ладно?

Гарри покраснел.

Дамблдор хлопнул в ладоши и крикнул:

— Ну, заходите, джентльмены!

Одна из драпировок на стене отдёрнулась — и Гарри вскочил, не веря собственным глазам: в кабинет вошли, широко улыбаясь, Ремус Люпин и Сириус Блэк. Сириус был ещё более седым, чем в его мире, стильно подстрижен и дорого одет, но не узнать его Гарри было нельзя. Он даже дёрнулся, чтобы побежать и обнять его, их обоих, но замер, вопросительно глядя на них. Тогда Ремус улыбнулся шире и толкнул приятеля в бок:

— Сириус, ты разве не хочешь обнять своего крестника, а?

Блэк раскинул руки, и Гарри, не помня себя от счастья, бросился его обнимать.

…Когда Гарри снова посмотрел на Дамблдора, то заметил, что тот вытирает глаза.

— Спасибо, сэр, — прошептал севшим голосом парень.

— Это ещё не всё. Я с великим удовольствием представляю тебе, Гарри Дурсли… или, точнее, Гарри Поттер, новых преподавателей Защиты от Тёмных сил. Профессора Люпина и профессора Блэка. Эти два джентльмена не понаслышке знают о тёмных силах, а демонстрировать нападение и защиту им будет проще друг на друге, чем на ком-то из учеников.

Гарри из-под руки Сириуса счастливо смотрел то на него, то на Ремуса и от восторга даже не обратил внимания, какой фамилией назвал его Дамблдор. Но Люпин, который всегда действовал обстоятельно, сказал:

— Профессор Дамблдор, мы пожалуй пойдём, с вашего разрешения, Сириусу надо очень много чего сказать Гарри.

— Думаю, в коридоре вас могут увидеть, а я не хотел бы всё-таки портить сюрприз. Поэтому, джентльмены, прошу, воспользуйтесь моим камином и отправляйтесь в кабинет Защиты от Тёмных сил.

Через пару мгновений все трое оказались в апартаментах преподавателя ЗоТС. Гарри не смотрел по сторонам, он всё ещё глядел только на Блэка, и улыбка не покидала его лицо. Сириус тоже улыбался, правда, немного натянуто. А Ремус похлопал его по плечу и тактично удалился.

— Я ужасно рад, Си… мистер Блэк, снова вас видеть, — сказал Гарри, чувствуя, что пауза затянулась. И с его стороны это не было формальной вежливостью, он действительно соскучился по крёстному, хоть в последнее время ему было некогда о нём думать.

Тот прокашлялся.

— Раз уж так вышло… Можешь звать меня по имени. И без всяких «мистеров». Ремус рассказал мне о тебе ещё в прошлом году. Твоя фамилия здорово сбила нас с толку. Поэтому, уж прости, но я не поверил ему. Не поверил, что Гарри Поттер жив, носит фамилию Дурсли и считается маглорожденным, хотя он сын двух волшебников-героев. Я решил убедиться в этом сам.

— Значит, тот чёрный пёс — это всё-таки вы? …То есть, ты?

— Да. Но ты не узнал мою анимагическую форму, и это страшно разочаровало меня. Скажи, почему ты не узнал меня? Неужели забыл?

— Ну, что ты… Я никогда не забывал тебя, Сириус. Только… Ты же знаешь, что я не совсем тот Гарри.

— Да, Дамблдор рассказал нам, что ты попал к нам из другого мира. Это, конечно, многое объяснило, но… Если ты — Гарри Поттер, а я собираюсь признать тебя Поттером, сын Лили и Джеймса Поттеров, то ты просто не можешь не помнить, в кого превращаюсь я, лучший друг твоего отца. В любом из миров.

— Да я помню, помню прекрасно! Только в моём мире ты становишься другой собакой! Она тоже большая и чёрная, но ужасно лохматая и с длинным хвостом.

— Так вот в чём дело! — Сириус рассмеялся с явным облегчением.

— Значит, я теперь снова буду Гарри Поттером?

— Да. Теперь уже точно, — с готовностью кивнул Сириус. — И если хочешь, то я поговорю с твоими опекунами. Думаю, они не очень расстроятся, если я заберу тебя жить к себе. Если ты захочешь, конечно. Ремус уже у меня живёт, втроём нам будет ещё веселее.

— Конечно, я захочу! — завопил Гарри. — Хотя они не такие уж мерзкие, Дурсли, — он едва не сказал «в этом мире», но сдержался, потому что не хотел рассказывать, как с ним обращались Дурсли в том мире. — Кстати, я надеюсь, Дадли тебя не обижал? Я ведь фактически бросил тебя на него. Но он сам предложил, а я ведь не знал, что пёс — это ты.

— Твой кузен вполне нормальный парень. Даром, что толстый. Я приходил несколько раз, он кормил меня, играл со мной. Я думал даже, что он сбросит с десяток фунтов и будет вообще похож на человека. Но потом он, наверное, счёл, что я теперь его собака.

— И что?

— Он собрался взять меня в дом. Конечно, я упирался, прибежала его мамаша. Такой визг подняла! Они орали друг на друга минут пять, у меня аж уши заложило.

— И что?

— Когда она заявила, что немедленно вызывает «живодёров», я понял, что дело плохо, кто бы они ни были. И убежал. И больше не приходил.

— Да, жаль, что твоя дружба с Дадлизакончилась, — усмехнулся Гарри. — Значит, ты сможешь договориться с Дурсли и забрать меня к себе насовсем прямо на этих каникулах?

— Думаю, да, — сказал Сириус.

… На перрон вокзала Кингс-Кросс из поезда высыпали ученики-волшебники со своими сундуками и весело переговаривались и прощались, предвкушая каникулы. Больше всего внимания все оказывали, конечно, Невиллу, с ним прощались буквально все, от старших курсов до младших. Даже несмотря на то, что он не стал победителем Турнира Трёх Волшебников, победа над Воландемортом сделала его чуть ли не живой легендой. Конечно, он купался в этом внимании и совсем не уточнял, что на кладбище ему поначалу даже палочку вытащить не дали. Почти сразу он был схвачен и привязан к надгробию, потом из его колдующей руки вылили с полпинты крови, ну, а потом началось сражение, и о мальчишке вспомнили уже, когда с Воландемортом было всё кончено. Тем не менее, он успел, стоя между МакГонаголл и Дамблдором, пустить несколько оглушающих заклятий по оставшимся тёмным колдунам, так что «предметом интерьера» он всё-таки не был. Рон Уизли опять сиял от гордости, а Гарри Дурсли, Почти-снова-Поттер, наблюдал за всеми со снисходительной ухмылкой знающего истину.

Он дождался, пока основная толпа схлынет и двинулся к арке в магловский мир в надеждах, что пробудет в нём теперь совсем недолго. Он также думал, что это будет ужасно занимательное зрелище, когда волшебник Сириус Блэк явится к Дурсли. «Хорошо, что я посоветовал ему надеть на себя как можно больше золота и драгоценностей, чтобы у них вообще челюсти попадали», — подумал он и рассмеялся. И тут он услышал, как за ним бежит и зовёт его Гермиона. Он остановился и обернулся.

— Гарри! Гарри! Я нашла! — сияя глазами, завопила Гермиона и обняла опешившего парня.

— О Мерлин, — он покраснел как помидор и принялся судорожно отцеплять от своей шеи её руки. — Гермиона, ты задушить меня хочешь?

— Ой, извини, — девушка покраснела сама и отпустила его. — Просто я ужасно рада. Я ведь всё-таки нашла решение… твоей проблемы.

— Что?

— Да, да! — опять воодушевилась она, но руки всё-таки спрятала за спину. — Это Магия времени!

— Магия времени? Ты о чём?

— Ну, о том, как ты попал из своего мира в наш. Это Магия времени. В полнолуние после своего дня рождения ты отчаянно пожелал стать «просто Гарри». И твоё желание исполнилось. Силой Магии времени.

— Хм… Ты имеешь в виду, что если теперь я в полнолуние после дня рождения пожелаю вернуться обратно — то я вернусь?

— Именно так, — она кивнула.

— Что, всё так просто?

— Не так уж и просто. Нужно очень-очень сильно хотеть. Вспомни, как сильно ты хотел стать «просто Гарри».

Он задумался и почесал затылок.

— Ну, да, — медленно промолвил Гарри, — меня аж трясло всего.

— Вот. Только такое отчаянное желание может исполниться. Так что, если ты так же сильно захочешь вернуться…

Гермиона исподлобья глянула на Гарри. Он удивлённо смотрел на неё: румяную, с блестящими глазами, с играющими в коротких кудрях золотистыми бликами, с закушенной в волнении тёмно-розовой губой…

«А теперь думай, Гарри, думай, — пронеслось в его голове. — Сможешь ли ты так сильно захотеть вернуться?»

Комментарий к Дамблдор объясняет, Сириус объясняет, Гермиона тоже объясняет, а Гарри - думает

*ОМОН - здесь: Отряд Магов Особого Назначения, боевое подразделение Министерства Магии.

**пять крестражей – в этом мире, где моей волей оказался канонный Гарри Поттер, Воландеморт создал шесть крестражей (медальон Слизерина, кольцо Мраксов, диадема Когтевран, чаша Пуффендуй, змея Нагини и дневник Тома Реддла). О том, что дневник был крестражем, не знал никто, даже Дамблдор, он был создан первым – и первым же «погиб», его канонно убил Невилл зубом василиска. Остальные же «сработали» на кладбище. Насчёт крестража в голове Избранного – у меня собственная теория: его там попросту не было, ни у Гарри в каноне, ни у Невилла в этом фике.