Возвращение (СИ) [verter_osot] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Прибой в ногах был холодный, а солнце жгло — Джон смотрел, как команда выбирается из шлюпки и тяжело переступает в воде.

Ничего же необычного: ну заросший берег, ну горы вдалеке — а у него все равно перехватило дыхание. Может, с годами тебе просто становится тяжелее дышать, а может, в первую очередь вернуться сюда было отвратительной затеей.

Если бы он не ухватился за эту возможность, может быть, сама мысль, что он хочет вернуться, не стала бы последним гвоздем в их с Мади долгое и ненастоящее перемирие.

Джон прикрывал глаза ладонью от солнца — и под веками у него стояло ее разочарованное лицо. Его накрыло тенью на секунду — это капитан прошел рядом, и за ним тот парень.

Да, точно, парень.

Оказалось, даже с непривычки Джон мог устойчиво держаться на борту, более или менее как раньше — странное это дело, старые навыки. Но путь был долгим, и у него было время присмотреться к той части экипажа, которую не он набирал.

Если бы Хокинс получил карту напрямую из рук Боунза, Джон Боунза даже винить не стал бы, у него бы тоже что-нибудь екнуло.

Дело даже не обязательно было во внешности, хотя этому коренастому парню ветром трепало рыжую косичку, и под закатанными рукавами рубашки на предплечьях у него были частые россыпи веснушек. Парень просто смотрел пристально зеленоватыми своими глазами, и так упрямо не одобрял, что это трудно было игнорировать.

Парень по фамилии Хокинс отзывался на «Джима».

Здесь, на берегу, глядя в чужие спины, можно было прищуриться и на пару секунд практически забыть, что сейчас за время, потому что в аду повторялись сценарии всех его, Джона, историй, и они, судя по всему, прямо сейчас заходили на новый круг.

Парень все еще шел впереди, а потом обернулся назад, может, глянуть на шлюпку. В оскорбительно ярком свете солнца смотреть на его белую рубашку было почти больно.

***

Джон притягивал злых идеалистов или сам притягивался к ним? — это, наверное, было неверным вопросом. Верным вопросом было: что с этим стоило делать?

Потому что все было под контролем, и он прекрасно справлялся с ситуацией — а потом он подошел к парню на холодном берегу и тяжело опустился рядом, опираясь на костыль.

Джон повернул голову и смотрел в лицо человеку, который очевидно презирал его и не доверял ему — какое знакомое это было зрелище. Парень сидел, потирая локти под перепачканной рубашкой.

Эй, матрос Хокинс, становись в очередь, ты не первый, кому с высоты своего морального превосходства противно даже смотреть в его, Джона, сторону.

— Они тебя выменяют, не волнуйся. Никуда не денутся.

Песок холодил ноги даже через сапоги, костер остался далеко у них за спиной, вместе с командой. Костыль лежал на песке.

Джон протянул руку — и Хокинс замер. Это была искрящаяся секунда, когда ничего не происходило, ни у чего не было последствий, и исходов еще могло быть множество. Но секунда закончилась.

Джон провел кончиками пальцев по чужой едва шершавой щеке, отсчитывая время до того момента, как его оттолкнут, а потом взял чужое лицо обеими ладонями: он все равно уже в аду.

Рот у парня был горячим, и Джон, поджав под себя ногу, вылизывал ему губы так, как будто это был его последний шанс почувствовать тепло другого человека.

***

Если ты сведешь все к шутке, то станет легче, да?

Щеки у Хокинса в полумраке казались темно-бордовыми, отросшие волосы лезли ему в глаза — видимо, черная лента в косе совсем разболталась — и налипли на взмокшие виски. Парень шел пятнами, как будто его ударили.

Они сидели молча.

— Проверка на вшивость. Ты прошел, — вот бы не было заметно, что Джон вытягивал из себя слова клещами. — Жить будешь.

— Что нужно было сделать, чтобы не пройти?

Джон, ты сам себя втянул в эту ситуацию. Теперь давай, выбирайся из нее.

— Какая разница? Ты — прошел.

Хокинс сидел, молча и насупившись.

Подъем, как обычно, был неграциозный, песок скользил под костылем, но Джон удержался, подтянул себе наверх и устоял. Свет костра из-за его спины почти доползал до пляжа.

— Есть хоть один человек, которому вы не врёте? — негромко, но очень четко произнес Хокинс у него за спиной.

Повернуть голову было делом одной секунды:

— Прошу прощения?

Хокинс так же сидел на песке, не видно было, чтобы он пытался хотя бы сместиться, но он хотя бы бледнел теперь, кажется:

— Есть люди, которым вы говорите правду хотя бы иногда?

— Вряд ли.

— Даже люди… — Хокинс замолчал.

— Да?

— Я хотел сказать, «даже люди, которых вы любите», но вряд ли у вас есть такие люди.