Пьяная Паучиха (СИ) [Эйта] (fb2) читать онлайн

  1.

  У отца возникли какие-то проблемы.

  Об этом не смели говорить даже слуги. Их и без того однажды стало гораздо меньше; никто больше не рисковал работой ради возможности почесать язык.

  Мать вдруг отложила в сторону садовые ножницы и обратила внимание на дочь, до того росшую, как придется, на попечении нянек и школьных учителей.

  На Саю.

  Саю рода Ялы была младшим ребенком Лелле Ола-Ялы и Онрена рода Ялы, главного жреца Храма многоликой Ялы в Орехене. У нее было трое старших братьев. Сильные, крепкие, умные мальчики, радость родителей, знак силы рода.

  Но с тем, что предстояло Саю, братья бы не справились.

  Мальчика нельзя так выгодно продать.

  Сад Лелле чах без внимания хозяйки, но Саю расцветала. Лелле всегда отличалась тонким вкусом и твердой рукой. Здесь ограничить, тут подправить, там лишить сладкого; щелк-щелк - новая стрижка, в Тьене модно; щелк-щелк лишние контакты - зачем тебе водиться с этой глупой девчонкой, Саю? У нее ведь даже рода нет.

  Щелк-щелк...

  И вот случилось то, ради чего мудрая Лелле прикладывала столько усилий. Саю села с матерью на поезд в Тьен. Ния рода Улы выходит замуж за Ангена рода Ялы - там, далеко, в Тьене, меняется род-источник, род Ялы снова у власти. Это значит, что и здесь, в Орехене, дела у отца пойдут куда лучше.

  А еще замечательнее они пойдут, если правильно вложиться.

  Саю смотрит на себя в оконное стекло. Большие глаза, маленький нос, в волосах две сотни шпилек. Да. Она - шикарное вложение. Одни одежды чего стоят: в чемоданах, она помнит, ворох ярких тканей. Все как положено: ручная вышивка. Бисер, шелк, камни, плетеные кружева... Платья, рубашки, распашонки...

  ...бесконечные вечера и больная спина, работа до крови из носа, щелк-щелк - криво, переделывай, за кого тебя примут?

  Конечно же, Саю вышивала сама. Такова традиция: приданое вышивается собственноручно. Потому и "ручная вышивка".

  На прощание бабушки говорили Саю, что она - прекраснейший цветок рода Ялы, что они гордятся ей. Отец ничего не говорил, сыновья всегда были ему интереснее, и дочь он давно поручил заботам жены и позабыл о ней, как забыл когда-то о бесценных картинах из маминого приданого, позволивших семье в свое время сохранить хотя бы экономку.

  Саю терпела влажные старческие поцелуи, как и положено хорошей внучке, не споря. Хоть она и не чувствовала себя цветком, скорее рекой по весне, которую еще сковывает лед.

  Мать протянула Саю гребень, отвлекая от осенней серой воды за окном. Весной в Кровь-реке расцветали алые водоросли и пенились буруны, но сейчас она несла свое серебристое тело степенно, как и подобает почтенной покровительнице и кормилице города. Спокойствие это было лишь кажущимся. Скоро начнутся осенние дожди, и река распухнет и выйдет из берегов, пробуя на прочность плотины.

  - Ты у меня очень красивая, - сказала Лелле довольно, - и на свадьбе будет очень красиво. Повидаемся с родственниками, я так скучаю по тете Аю! Жаль, папа не смог с нами поехать, да?

  Лелле всегда звала отца "папой" в разговоре с Саю, как будто это теплое слово могло как-то изменить его отношение к дочери.

  - Зато Шель смог, - ответила Саю, чтобы что-то ответить.

  В детстве она очень любила брата. Он был старше всего на три года, и они замечательно и трогательно дружили; но потом что-то случилось, и оказалось, что у мальчиков и девочек очень разные пути и предназначения. Этой осенью Саю едва ли успела сказать ему пару слов.

  Шель все время учился.

  Саю... Ну она закончила школу в прошлом году и с тех пор редко выходила из дома.

  - Да, вам с Шелекой очень повезло, - мягко улыбнулась Лелле, - вас не держит река.

  Саю вдруг подумалось, что нет в этом ничего хорошего: если бы ее, как двух старших братьев, река не отпускала, она бы с комфортом доехала вдоль берега на машине. Поезд ей не нравился. Вип-купе мало чем отличалось от ее комнаты. Такое же помпезное и закрытое. Как будто обставляла тетка, мамина сестра. Она обожала везде разбрасывать подушки, пуфики и плюшевых зверюшек. На шестнадцатилетие Саю тетка презентовала ей комнату-мечту восьмилетней девочки.

  И Саю благодарила...

  А из машины ее бы, наверное, выпустили размяться. На какой-нибудь грязной заправке, как в том сериале. Там был бы магазинчик и вредные для кожи шоколадки. Она бы вышла, и... Проголосовала бы?

  И уехала бы автостопом далеко-далеко, куда-нибудь... Куда-нибудь.

  Дома было скучно, и спасением для Саю стали мечты о путешествии. Длинном-длинном путешествии в никуда. Может, даже за границу Кетта.

  Нет, хорошо все-таки, что она с рекой не связана.

  Да и поездка в Тьен... Что-то новое. Что-то... Возможность?.. Почти что путешествие, а не просто поездка. И больше не придется вышивать. Она войдет в новый дом, отдаст эту груду тканей новой матери, и, быть может, и сама станет кем-то новым. Кем-то свободнее? Старше? Мудрее?

  Женой, а не невестой. Женщиной, а не девушкой.

  Саю затаилась в ожидании.

  Брат захлопнул книгу, которую все это время читал. Что-то из папиной библиотеки, судя по золотым буквам на корешке. Религиозное.

  - Хочешь в шахматы?

  Саю покосилась на мать, но кивнула.

  - Прости, я не помню правила...

  - По ходу объясню, - отмахнулся Шель, - я все равно плохо играю, хоть убьем время.

  И он объяснил.

  И они неожиданно увлеклись.

  Мама успела сходить поесть с теткой, поспать, дочитать свой толстый садоводческий журнал, и еще поспать, а они с Шелем играли, иногда перекидываясь парой ничего не значащих слов. Как будто до сих пор знали друг о друге все, и им вовсе не надо было говорить о чем-то важном.

  К утру Саю узнала о существовании рокировок.

  К полудню выиграла в третий раз.

  А потом они приехали, и брат убрал шахматы в чемодан.

  2.

  - Рео из рода Улы?

  Рео с трудом оторвался от созерцания скованной воды под мостом - его всегда завораживало мерное течение Акки. Не стоило воспринимать письмо всерьез и приходить сюда. На проверку Шелека рода Ялы оказался сущим мальчишкой, не переросшим еще подростковой худобы и угловатости. И что ему понадобилось? Глупости какие-нибудь?

  А Рео ведь еще к свадьбе готовиться, мудрый Вио просил подменить его на паре неважных церемоний, и это отличный шанс, ошибиться нельзя.

  Но он тратит время в этих трущобах на паренька, который имел наглость ему написать. Порой Рео сам удивлялся своей доброте.

  - Шелека из рода Ялы, Орехенский исток, - он слегка склонил голову.

  - Так ты жрец, - присвистнул Шелека, небрежно облокачиваясь на кружевные перила.

  Его движения были скупы и изящны, одежда - аккуратна и излишне элегантна; Шелека явно унаследовал от матери не только тонкую кость, белые волосы и силу Олы, но и чувство стиля. Возможно, слишком много чувства стиля для мужчины.

  Рео поморщился. Шелека начинал действовать на нервы своей бесцеремонностью. Возможно, не стоило выходить из Храма в церемониальной одежде? Слишком уж быстро падает температура воздуха, да и железные перила покрываются изморозью: водники силы Олы никогда не умели сдерживать эмоций, и Шелеке, по-видимому, очень не нравятся жрецы.

  - Жрец, - подтвердил Рео очевидное.

  - Красивый мост.

  Поднимался ветер. Акка пошла рябью, а железные опоры начали свою песню - пока еще совсем тихо, но мост лишь распевался.

  - А Акка впадает в Кровь-реку. Мы можем перейти к делу?

  - Можем. Здесь? Я думал зайти куда-нибудь выпить. Для будущих родственников это естественно, верно? Узнавать друг друга.

  Рео удивился. Родственников? Он впервые об этом слышал. Хотя... Помнится, несколько месяцев назад мать затеяла переписку с Лелле рода Ялы. Но они и раньше дружили, Лелле даже несколько раз останавливалась в их доме, когда ей нужно было сделать кое-какие покупки в Тьене. Так что Рео не придал этому особого значения... Он вообще предпочитал не вникать в женские дела.

  - Я не понимаю, о чем ты.

  - У меня есть младшая сестра, - пояснил Шелека, - она красивая. Юная. Невинная.

  - И это все? - Рео поднял брови.

  - Я думал, что это все. Ее так воспитывали, приятель. У тебя, наверное, нет сестер?

  Ну и панибратство. Наверняка его сестра так же дурно воспитана. Рео становилось все сложнее держать лицо, но, в отличие от этого мальчишки, его воспитывали правильно. Он проигнорировал соплячье хамство.

  - Я единственный сын.

  - Вот как. Хочешь фотографию?

  - Зачем мне?..

  - Чтобы иметь возможность поприветствовать свою бабушку при встрече, - Шелека улыбнулся, и температура упала еще на пару градусов.

  Его бледная рука в рисунке синеватых вен сомкнулась на железе, и вокруг начали нарастать сосульки. Рео отступил на шаг: не то чтобы он не мог защититься, но избивать мальчишку было бы не лучшим решением для его репутации. Все знают, что водники силы Олы несдержаны, и это не причина для жреца Улы терять над собой контроль.

  Думал ли Шелека о драке, когда звал его на этот мост? В любом случае, место он для этого подобрал удачное. Ни один водник не воспользуется Поющим Мостом для перехода через реку, все знают брод, а то и способны перейти ее прямо по воде. А чужих в квартале с приходом сумерек почти не бывает.

  - Как бы то ни было, причем тут я? - мягко спросил Рео.

  Шелека подошел стремительно и сунул ему в руки фотографию. Оттуда на Рео смотрела совсем девчонка: по-детски пухловатые губы, карие глаза, волосы цвета морской волны. Юная, невинная, беззаботная. Красавица... Лелле вырастила прекрасную дочь и точно знала, как именно ее преподать - фотоаппарат явно держала твердая и опытная рука, а свет падал, выгодно подчеркивая безупречность юной кожи.

  - Я не знаю, - сказал Шелека, и тяжело оперся на перила, перегнулся, всматриваясь в воду, - я не знаю, при чем тут ты. Мне неспокойно, приятель. Мне неспокойно. Погано на душе, понимаешь?

  - Ты пьян?

  Рео не привык, чтобы ему изливали душу, и не понимал, с чего бы кому-то вдруг вообще захотелось делиться с ним откровениями. Но этот парень, кажется, был искренен - пугающе искренен в своем смятении.

  - Я молод, глуп и ничего не могу. Но я не пьян. И я перевелся из Орехенского филиала в Тьен, так что... Я буду присматривать за сестренкой. Я ничего не могу сделать со своей жизнью, но за Саю я присмотрю. Тебе ясно?

  Рео пожал плечами.

  - Так при чем же тут я?

  - Твой дед со стороны матери... насколько он плох?

  - Едва ли отличит твою сестру от меня, - Рео ободряюще потрепал мальчишку по плечу, - я ведь правильно понимаю? У вашей семьи нелегкие времена? Почему ты не веришь собственной матери? Это женское дело, и мудрая Лелле, я уверен, просчитала все риски. Мой род богат, влиятелен, мой дед по отцу - младший брат отца Вио, главного жреца Многогранной Богини. - Какое облегчение, наконец-то он понял, чего этот сопляк от него хочет! - Твоя мать нашла твоей сестре отличную партию: до конца жизни она будет жить в тепле и заботе в нашем доме, а ее муж вряд ли потребует от нее каких-либо супружеских обязанностей кроме вовремя поданной в постель каши. Когда она станет вдовой - она станет прекрасной юной вдовой на нашем попечении. Я буду рад видеть своим родственником и тебя, и твоих братьев, и готов уважать твою прекрасную сестру, как родную. Этот брак принесет немало хорошего обеим семьям.

  - Вот в чем дело, - Шелека брезгливо откинул руку Рео, отступил, - вот в чем дело. Я искал, кого ненавидеть. Сложно ненавидеть пожилого, угасшего человека, для которого из форм любви осталась только теплая каша, но легко - молодого, для которого что юная девушка, что приблудная кошка.

  - Не забывайся! - повысил голос уязвленный Рео, - Я не оскорблял твою сестру. И не было такого, чтобы я называл ее кошкой.

  - Не было и такого, чтобы ты говорил о ней, как о человеке.

  Шелека резко выпрямился, и Рео незаметно сложил пальцы в защитный жест - если этому разъяренному юному рыцарю вдруг вздумается кидаться льдом. Но тот лишь резко взъерошил короткие волосы и... плюнул в священную Акку.

  - Пошло оно, - сказал он, и ушел.

  Рео был слишком потрясен, чтобы его останавливать.

  3.

  - Итак, - говорила рыжая девчонка в таких коротких шортах, что они больше смахивали на трусы, - то есть ты подтверждаешь, что к Первой Лапке Лаллей с рождения приставлены телохранители разных родов, которые растут с ней вместе?

  Это был девичник. Все были пьяны.

  В воздухе плыл дурманящий кальянный дым.

  И Ния была пьяна. Счастливая невеста пила больше всех, что как-то не особо вязалось с образом. Впрочем, любой невесте накануне свадьбы присущи колебания.

  Саю пригласили, хотя странно было, что Ния выделила именно ее из многочисленных родственниц, приехавших со всех концов Кетта засвидетельствовать почтение.

  Саю, парочку школьных подруг - и девиц из своего Круга. Это вообще-то была их идея - девичник. У почитателей Многогранной такого ритуала не было. Но школьные подруги - тоже силы Воды, как и Ния с Саю, - отказались, и теперь Саю чувствовала себя немного лишней в этом тесном Кругу.

  От обуревающей ее неловкости она даже перепутала стакан рыжей со своим стаканом, и хорошенько наглоталась какой-то прозрачной жидкости вместо воды, поэтому тоже была не слишком трезва.

  Это была легенда для матери.

  На самом деле она отлично понимала, что пьет. Но ей хотелось попробовать.

  Ее сюда привез Шель, потрепал по голове, превращая элегантную укладку в непонятно что, и попросил ни в чем себе не отказывать. И подмигнул.

  Саю была еще недостаточно пьяна, чтобы спрашивать у Нии, просил за нее Шелека или мать решила, что "девичник" как-то увеличит ее ценность. Хотелось думать, что брат.

  Брат ведь помог ей вылезти через окно, чтобы мама не узнала.

  Наверное, все-таки он.

  От осознания того, что с Саю случилось что-то, о чем мама не знает, сердце билось быстрее.

  - Ну да, - поразмыслив, ответила блондинка. То ли Жаннель, то ли Жаннэй, Саю никак не могла запомнить, - подтверждаю.

  - И им запрещено общаться между собой?

  - Высокие рода часто враждуют, так что случается и такое.

  - Итак, может случиться ситуация, когда чьи-то телохранители...

  - Майя, почему тебя вечно несет в похабные анекдоты? - перебила невзрачная шатенка. - Тут ребенок!

  - Мне восемнадцать, - возразила Саю, - это все омолаживающие маски и жизнь на свежем воздухе.

  И хихикнула.

  - Юлга, ей восемнадцать! - поддержала рыжая. - Не занудничай. И вообще, у кого чего болит.

  - А что за анекдот? - встряла Саю.

  - Она про этот, - Ния склонилась к Саю и зашептала, - У Первой Лапки было два телохранителя, с которыми она росла с песочницы. Мальчик и девочка. Их рода поссорились, и им нельзя было разговаривать. Но Лапка дружила с обоими, и ей было очень грустно, что ее друзья не разговаривают между собой. О-о-очень грустно.

  - Кто ж так рассказывает! - не выдержала Майя. - Она заснет, пока ты до конца дойдешь! Короче, все выросли. И заметила Лапка, что друзья друг на друга не по-дружески залипают. И заперла их в кладовке какой-то.

  - О-о-о, - многозначительно протянула Саю, стараясь показаться искушенной, - кладовка.

  Девчонки почему-то засмеялись.

  - Не смущайте ребенка, - буркнула Юлга, слегка краснея, - она права, кладовки - о-о-о.

  - Тише вы! - отмахнулась палочками рыжая, - Заперла, а внутрь кинула условный ящик бухла и закусона сверху...

  - Они бы выломали дверь, - возразила Жаннэй, - или же они были недостаточно...

  - Цыц! Я говорю! В общем, все для единения душ и взаимопонимания. И продержала их там семь дней и семь ночей. Потом пришлось выпустить. И потом, короче, смотрит - а они все молчат, молчат, но какие-то подозрительно довольные ходят. Ну она и спрашивает у телохранительницы - типа, все так и не разговариваешь с сыном вражеского рода, стерва ты этакая?

  - Майя!

  - Юлга-а-а! - передразнила рыжая, - Саю, забудь страшное слово "стерва" и ни за что не повторяй его при маме, хорошо? Ну та ей и отвечает: "Поговорить мы так и не поговорили, но теперь иногда трахаемся"!

  Саю рассмеялась - скорее услышав новое интересное и забавное слово, чем уловив, в чем соль.

  - А потом в таком же молчании и поженятся, - Ния уронила подбородок на ладонь и явно настроилась на лирический лад, - заведут молчаливых детишек...

  - Такого не может быть. - безразличный голос Жаннэй прекратил все веселье, - Первая Лапка бы доложила в Храм, нарушителей бы лишили привилегий и с позором вернули в род. Телохранители обязаны блюсти чистоту. Не говоря уж о том, что никто в здравом уме не перепутает служение с дружбой. Это оскорбительно.

  - Умеешь ты обломать все, Жаннэй, - вздохнула Ния.

  - Если вы не хотели знать правду, так зачем меня спрашивали?

  - Жан, тише, - вмешалась Юлга, хотя по Жаннэй никак нельзя было сказать, что она сердится - или вообще испытывает хоть что-нибудь, - девочки, давайте за будущее выпьем, что ли?

  И они выпили.

  И было весело.

  4.

  Шелека знал Ангена, тот останавливался в их доме, когда приезжал по делам в Орехен. Пару лет назад он даже научил его немного играть на барабанах. Сам Анген на досуге играл в окос-группе, и неудивительно, что его многоюродный братишка тоже этим увлекся.

  А потом все пошло... под откос. Хорошую вещь окос-музыкой не назовут. Но перед этим у Шелеки было несколько счастливых месяцев, так что Ангену он был скорее благодарен.

  И естественно, когда Шелека приехал, именно братец Анген познакомил его с Нией, своей невестой. А Нии были подруги-сокружницы.

  Очень разные подруги.

  Очень сильные.

  Веселые. Свободные. Лишь одна из них была красива в привычном смысле этого слова, идеальна, как фарфоровая кукла. А две другие брали... Уверенностью в собственных силах и мире вокруг? Огневичка уж точно: Майя напоминала Шелеке бомбу с испорченным часовым механизмом, вот-вот готовую взорваться энергией и увлечь за собой весь мир.

  Какой-то мудрец писал, что привлекает то, чего нет у тебя самого. И Шелека определенно находил подруг Нии очень привлекательными.

  И, отправляя Саю на девичник, он подумал, что, возможно, сестренка сможет взять у этих девушек капельку их силы, увидит кого-то, кто не ведет себя как орехенская водяница из знатного рода. Как Шелека когда-то увидел Ангена, свободного и открытого, занятого любимым делом и любимым хобби, и внезапно понял, что так тоже можно.

  Он не был уверен, что делает все правильно; что ему вообще стоило бы об этом беспокоиться; что то бешенство, которое охватило его рядом с Рео - это не глупая детская ревность к тому, что сестра скоро оставит семью, и не детская же неприязнь ко всему, что связано с культом Многогранной богини, отобравшей у него отца и братьев во служение; он ни в чем не был уверен. Но если он чему и научился - так это отметать бессмысленные размышления и действовать так, как жаждет сердце.

  Хотя это уже однажды разрушило до основания все его надежды на спокойное и мирное будущее. Но после встречи с Рео он понял, что у его сестры таких надежд нет, вряд ли возможно сделать хуже, и шанс напортачить мал даже у него.

  После девичника он уложил Саю спать и соврал матери, что та приболела. Ния, в доме которой они гостили, обещала прикрыть юную подопечную - и он предпочел ей поверить. Даже если бы мудрая Лелле и обнаружила, что у Саю не простуда, а обычное похмелье, она бы все равно не могла бы устроить громкого скандала. Сама ведь учила, что нельзя отказываться от угощений хозяйки дома.

  Анген позвал его выпить в компании, и Шелека тоже не стал отказываться. Мать должна была вот-вот узнать о том, что младший решил перевестись в Тьен, и оставаться рядом с ней было тягостно. Этот тяжелый разговор назревал, как грозовая туча над головой, и Шелека уже устал ждать потока холодной воды за шиворот.

  Пить, впрочем, тоже не очень получалось. От шумной компании ломило в висках. Хотелось к реке, но пили в квартале некромантов, там жило довольно много друзей Ангена, а вот реки не случилось.

  В какой-то момент к нему подсел сухощавый брюнет, которого Шелека заприметил давно: Варт был единственным его почти ровесником, остальные были старше.

  - Хэй, - сказал он, - от тебя весь вечер каким-то болотом воняет. Все в порядке? Тебе плохо?

  Шелека инстинктивно потянулся понюхать запястье. Варт вскинул руки.

  - Извини, не в этом смысле. Просто уродился эмпат, все такое. Все в порядке, одеколон удачный. Просто эмоции твои... благоухают. Иногда такое слышу, иногда вижу, а вот тоску болотную прям нюхом чую. Ты пахнешь как парень, который вот-вот повесится. Правда, сложно понять: несчастная любовь? Семейные проблемы?

  - Варт, - строго окликнули его с другого конца стола, - не лезь к человеку в душу без приглашения.

  - Двадцать с лишним лет как Варт, - буркнул тот, закатив глаза, - и если ты не хочешь, чтобы к тебе лезли, Шелека, то разговор закончен, никаких претензий.

  Почему-то врать ему не хотелось. Варт располагал к себе - было ли это заслугой его дара или просто Шелека настолько устал, что готов был выговариваться первому встречному, он не знал.

  Просто признал очевидное.

  - Мне плохо, ты прав. Но это же чужой праздник, и...

  - Не вопрос. Мы можем отсюда уйти, пока ты к Окосу не выморозил диван.

  Шелека покосился на свои руки, потом - на замерзшее в бокале виски. И согласился.

  - Куда?

  - Мой дом через улицу. - Варт вдруг отшатнулся, скривив нос, и Шелека ущипнул себя за руку, отгоняя неуместную ассоциацию-воспоминание.

  Что этот парень успел почуять?

  Судя по любопытному взгляду - многое.

  Как ни странно, в темных глазах не было презрения. А сморщенный нос... может, просто неприятный запах? Попробуй, разбери эмпатов.

  Домик у Варта был очень маленький, и с смотрелся диковато среди ряда темных и грозных солидных некромантских домов. Как будто кто-то случайно уронил здесь этот светлый деревенский коттедж. Он казался почти игрушечным. И эти мощеные дорожки, и аккуратный газон...

  - Панда, открывай, я пришел! - Варт постучался в дверь, и дверь открыла шатенка из сокружниц Нии. Юлга?.. Кажется...

  Шелека не удивился. Здесь все были со всеми знакомы. Тьен вообще оказался очень маленьким городом. Столица, как же.

  - Пьяный, - буркнула шатенка, зажимая нос, - опять ты нашел себе жертву и пристаешь? Извините... Шелека.

  - Вот не надо, я все еще соображаю. Но с координацией проблемы, да. - Варт приобнял Юлгу за плечи, - доведешь до дивана?

  - Бегу и спотыкаюсь, - вздохнула Юлга, - проходите. Жан, принеси гостю сока какого-нибудь, а?

  Так он и оказался на кухне наедине с черноглазой куклой. У Жан было такое неподвижное лицо, что Шелеку аж жуть брала.

  И глаза, черные, как дно колодца, они будто душу высасывали.

  Она учтиво поставила перед ним стакан с соком.

  - Варт опять ушел с пьянки под благовидным предлогом, - констатировала она, - я должна извиниться.

  - Ты же воздушница, так? Саю все бормотала про Лапку Лаллей, и я подумал...

  А еще у нее были кисти с очень длинными пальцами. Длинными и суставчатыми. Паучьими.

  - Это довольно прямой вопрос... - девушка на секунду замялась, но все-таки решила ответить, - я действительно воздушница, но не служу. Я... Уклонилась от служения.

  - Вот как.

  Значит, у них с этой девушкой из общего не только цвет волос.

  - У Варта с мозгами все плохо, но чутье у него собачье, - скривилась Жан, похоже, Варта она недолюбливала, - так что если уж он притащил тебя сюда, то что-то с тобой не так. От алкоголя у него повышается чувствительность, это сильная перегрузка, и сейчас он, скорее всего, отрубился уже; если не хочешь ждать до утра, можешь поговорить со мной или с Юлгой.

  - Я... не уверен, что знаю, о чем именно говорить.

  - О том, что тебя тревожит, конечно же.

  - И часто вы помогаете незнакомым людям?

  - Если есть риск, что наутро придется оттирать венозную кровь, то я лучше послушаю твое нытье.

  Жан была совершенно серьезна. Серьезна, спокойна, непоколебима, бесстрастна - и почему-то это располагало к доверию. Она не сочувствовала, но готова была слушать.

  Шелека повертел в руках стакан, поставил его на кружевную скатерть. Зачем-то одернул рукава рубашки. Покашлял.

  - Мою сестру выдают замуж за старика, чтобы поправить финансовые дела семьи, и я ничем не могу помочь.

  - А ей нужна помощь? - спросила Жан.

  - Разве это не очевидно? - удивилась непонятно когда вошедшая Юлга, - Саю же такая... Не думаю, что она хочет... Это же неправильно!

  Она всплеснула руками. На ней был старый цветастый домашний халат, пушистые тапочки, волосы скручены в неаккуратную гульку - и при всем при этом на руках красовались ажурные кружевные перчатки до локтя.

  А еще на ней было слишком много косметики. Когда Шелека увидел Юлгу в первый раз, с Нией, он решил, что девушка немного перестаралась с парадным макияжем, но, видимо, на самом деле для нее еще было так, по-домашнему.

  - Сразу видно, что ты росла в Хаше, сестра, - пожала плечами Жан, - у вас там все совсем иначе.

  Юлга скривилась, как от зубной боли.

  - Вы с Нией это хором твердите, ага.

  Шелека бы в жизни не подумал, что эти девушки - сестры. Юлга слишком явно принадлежала к корню земли. Она была круглее лицом, шире в плечах, объемнее в груди и бедрах, да и кожей куда темнее фарфорово-бледной Жан. Либо просто обращение, либо какие-то родовые заморочки.

  - Я не знаю. - сказал он. - Но мне все равно погано. И ваш э-э-э... Варт это учуял. - и неожиданно для себя добавил. - Я недавно говорил с наследником этого рода, чтобы понять... каковы они. Я думал, что Тьен - это не Орехен, понимаете? Тьен все-таки столица, так? Тут нравы свободнее? Да? Но... Он говорил о моей сестре так, будто она просто вещь. Удобное приобретение. Сиделка для старика.

  - А кого он должен был увидеть? - спросила Жан. - Чего ты ждал? Может, твоя сестра обладает какими-то особенными талантами? Разве парни в твоем возрасте вообще задаются такими вопросами? А! У тебя, наверное, была девчонка из пригорода? Она читала книжки. И...

  - Жан, не горячись.

  Шелека не понял, с чего Юлга вообще взяла, что Жан горячится, потому что интонации у той оставались все так же монотонны. Хотя если вслушаться в слова...

  - Я не горячусь. У меня просто не было такого брата, Юлга. И я не могу понять, откуда он такой мог взяться. Что с тобой не так, Шелека? Неужели тебя плохо воспитали?

  - Жан.

  - С чего бы старшему брату интересоваться сестрой? - Жан переплела бесконечно длинные пальцы. - Ее ведь пристроят в хорошее место.

  ...слова ее были жестоки. И за этими словами скрывалась какая-то история... Но у него не было сил, чтобы понимать и принимать все, что говорит эта полузнакомая девчонка с фарфоровым лицом.

  - Она не кошка! - Шелека вскочил, не замечая, как треснул от холода стакан. - И не вещь!

  - Но разве ее не для этого растили? Разве не в этом ее предназначение?

  - Жан...

  Юлга тронула подругу за плечо, но та аккуратно убрала ее руку.

  - Она ничего не делала, чтобы как-то этого избежать, - как-то очень буднично сказала Жан. - Если женщину растили, как прекрасный цветок, если она живет, как растение, то ее и будут принимать за цветок.

  - Жан, твой путь - не лучший выход. - горячо возразила Юлга.

  - Я и не требую от нее моего пути; но я не приму чужую просьбу о помощи. Если Саю нужна помощь - пусть сначала поймет, что она ей нужна. Пусть попросит о ней сама. И тогда я сделаю все, что от меня зависит.

  Юлга вздохнула.

  - Но это и правда неправильно, и я могу понять, почему Шелека волнуется...

  - Юлга, суть не в том, волнуется ли Шелека, - веско сказала Жан, - или понимаешь ли ты, что здесь неправильно. Волнует ли это Саю? Считает ли Саю это неправильным? Вот, что важно. Иначе можно спасти девушку из рая и потом всю жизнь удивляться черной неблагодарности. Вот, что я скажу тебе, Шелека: все, что ты можешь сделать - это показать, что есть другие пути. Открыть ей двери, придержать... И не стоит себя винить, если она не захочет перебирать ножками.

  Они немного помолчали. Шелека рассеянно крутил в пальцах осколок стакана.

  Он все-таки заляпал скатерть кровью. Бедная Жан, которой придется оттирать стол.

  - Да, - наконец сказал он, - ты права, Жан... Спасибо тебе. Мне стало легче. Что касается твоего вопроса... Меня замечательно воспитали. Я был прекрасным сыном. Но испортился.

  - ...ох уж эти девчонки из пригорода...

  - Парень, - поправил Шелека. - Парень. И он просто... открыл мне дверь. А дотопал я сам. Своими ножками.

  - Докатился? - в ровном тоне Жан впервые появилось что-то, похожее на насмешку.

  - Да уж. Докатился.

  5.

  - Привет, Лека, чо как? - Майя вломилась в окно, как к себе домой.

  Брат не удивился: кивнул ей, будто ждал.

  Саю не понимала, что происходит, но жизнь в Тьене только и делала, что приносила ей сюрпризы, поэтому она не торопилась пугаться или жаловаться маме. Майя в ее комнате? Что-то да случится.

  Что-то классное.

  Как сама Майя.

  В этой коротко стриженной рыжей девчонке не было ничего, что мама бы одобрила. Не было сдержанности, терпения, о такой штуке, как покорность, она, наверное, только слышала. Вкусы у нее были вульгарны - будто она просто тащила с ближайшего рынка одежду, не глядя, всегда не по сезону. Она будто не чувствовала жары и холода - или и правда не чувствовала. Она слишком громко говорила, слишком широко размахивала руками, не скрывала эмоций. Вряд ли она хоть раз задумывалась, женственно ли выглядит, и подобает ли так говорить или поступать... Она просто жила так, как хотела.

  За эти дни Майя стала для Саю символом свободы.

  - Привет, Саюшка, - скороговоркой добавила Майя, - хошь посмотреть на Проводы Солнца?

  - Проводы Солнца?

  - Ну да, у нас в квартале огневиков. Там будут уличные закуски, и огненное шоу, и много чего еще, и вообще!

  От переизбытка чувств Майя запрыгала по комнате, выбивая подошвами грязнющих кроссовок пыль из роскошного ковра.

  - Но почему...

  - Нию в этом вашем Храме третий день замуж выдают, Варт с похмелья, Юлга с Вартом, Жаннэй уставилась в свою чашку с кофе и никак ее не вытащишь, мне скучно, скучно! Не Ланьерье ж звать, что толку, он слепой. А с тобой мы пили.

  - А Шель с нами?..

  Майя вопросительно уставилась на Шелеку.

  - Чо как?

  - Никак, - Шель с огорчением развел руками, - Мне надо будет поговорить с мамой вечером. Да и если она придет, а тут никого, нас потом с Ведомством искать будут, ты ж сама понимаешь.

  - Лады. Пойдем?

  - Я...

  - Не хочешь, как хочешь, - пожала плечами Майя, взмывая на подоконник.

  - Хочу! Очень хочу! - крикнула Саю, хотя еще секунду назад собиралась отказаться.

  Неприлично же.

  Куда она - одна? Без брата? С полузнакомой девчонкой, у которой явно не все дома?

  - Подожди, я найду плато...

  Но Майя просто подхватила ее за руку и вытащила из дома, не дав Саю даже причесаться, не то что платок накинуть.

  - Здесь даже водяницы в платке не ходят, - подмигнула она, когда они уже неслись куда-то по улице, - вольная столица, о! Не парься, хватит макушку трогать.

  И дальнейший день стал для Саю одним из самых ярких в жизни. Солнце жарило так, как будто и не конец осени вовсе - или просто так тепло было в квартале огневиков; от некоторых буквально валил пар. Лица людей светились лихорадочным счастьем, тела приплясывали, ладони прихлопывали; Майю здесь больше не казалась эксцентричной, она сливалась с толпой, и толпа эта выхлестнулась на площадь. Короткие рыжие волосы Майи топорщились во все стороны, футболка кое-где обуглилась, иногда она пускала изо рта столб огня - то ли для забавы, то ли чтобы как-то выплеснуть чувства. На улицах стояли бесчисленные палатки, где продавали все больше горячительное, теплую хрустящую курочку, острые кусочки теста и маленькие вкусные колбаски. Саю попробовала все, кроме алкоголя - она боялась, что так она совсем потеряется в этой толпе, и непонятно, куда же ее потом вынесет. Она хотела держать себя в руках, и очень старалась не отставать от Майи, но Майя ввязалась в бои на мешках, а Саю отошла на секундочку пострелять из лука, и парень, который показывал, как держать руки, был такой красивый, и позвал ее танцевать под барабаны, и они танцевали, и когда Саю обнаружила, что целуется под гремящим фейерверком, была уже поздняя ночь, и она совершенно потерялась в новых чувствах - и новом городе.

  Находиться совершенно не хотелось, но, к сожалению, у любой сказки однажды случается конец.

  - Ярек, твою ж ты налево! - донесся сварливый голос Майи, - Ну ты даешь!

  Парень отстранился, не убрав горячей руки с талии Саю, и насмешливо прищурился.

  - Ревнуешь, что ли?

  - Да какое ревную, ты куда ей засосов наставил, гад? А если мамка увидит? Не видишь, волосы зеленые, водяница? Головой не думаем, головка зовет? Вот же ж... Я ж скажу ее старшему брату твой адрес, посмотришь, чем кончится. У нее три старших брата, всем скажу.

  Она сунула три оттопыренных пальца Яреку под нос, иллюстрируя аргумент.

  - Боюсь-боюсь, - хмыкнул Ярек.

  Саю хихикнула. Она не пила, но ее совершенно опьянили новые эмоции.

  - Я платком прикрою.

  - Ох ты ж горе... - вздохнула Майя, подхватывая ее за локоть, - пошли уж. Телефон принципиально не берешь? Лека обзвонился.

  Саю схватилась за карман юбки и поспешно достала старенькую раскладушку.

  - Ой...

  - Вот тебе и "ой". Ох и размажет меня Лека... Ярек, скотина, придумай что-нибудь!

  Ярек почесал в затылке и начал разматывать широкий алый пояс - часть традиционного костюма. Протянул Саю. Он был еще теплый, из тонкой, приятной на ощупь ткани. Почти как шарф, только слишком уж длинный.

  - Вот. На память.

  - Спасибо, - сказала Саю, опустив ресницы, - я не забуду...

  - Бла-бла-бла, пойдем уже, а то у меня сейчас диабет с вас случится, - закатила глаза Майя, - быстрее-быстрее, а то мамка хватится, и задаст жару.

  Позже они шли по темным улицам домой, и Саю куталась в подаренный шарф - было довольно зябко, - Майя спросила, явно преодолевая неловкость:

  - Что, Ярек так понравился? Говорить про тебя, если спросит?

  Саю покачала головой, а потом, осознав, что Майя не сможет различить ответ в темноте, ответила:

  - Нет. Это... Это я только сегодня. Я вообще-то не такая...

  - Какая "такая"? - удивилась Майя, - Ярек - парень красивый, целуется отлично, я почти завидую, где мои шестнадцать... Почему нет?

  - Нельзя.

  - Мама запрещает или самой не по душе?

  Саю подумала.

  - Если мама узнает, расстроится. Будет... разочарована.

  - А. Тогда перерастешь еще, и правда, чего торопиться. Обломается Ярек, значит. Не жалко. Сколько их еще будет...

  - Я замуж выйду...

  - Когда? Завтра, что ли?

  - Вообще.

  - А оно тебе надо?

  Саю задумалась.

  Она не знала ответа.

  6.

  Она нашла ответ позже.

  Когда отгремела свадьба Нии, а потом и скандал из-за перевода Шеля, благодаря которому мама ненадолго оставила хлопоты о дочери и переключилась на сына. Когда засосы благополучно сошли, пояс превратился в "подаренный братом шарфик", и сама память о Проводах Солнца стала чем-то зыбким и туманным, как утренняя весенняя дымка.

  Когда гостеприимная Айла, мать Нии, начала прозрачно намекать, что любому гостеприимству есть пределы.

  Тогда мудрая Лелле взяла Саю с собой в дом Олле рода Улы, давней ее старшей подруги. Сначала они просто чаевничали в оранжерее мудрой Олле. Холодные лучи осеннего солнца освещали сад, пронизывая стекло настолько прозрачное, что почти можно было поверить, что над ними не потолок, а небо, и Саю любовалась диковинными растениями, которые вырастила Олле, пропуская мимо ушей разговор старших. Она привыкла к такого рода визитам, и уже давно не пыталась принять участия в беседах, как не пытается поразить окружающих остроумными замечаниями драгоценная брошка, призванная украшать платье почтенной матроны. Иногда, впрочем, приходилось отвечать на дежурные вопросы: умеет ли Саюиграть на музыкальных инструментах? Да, Саю неплохо импровизирует на фортепьяно и арфе. А что насчет готовки? Мама научила Саю всему, что должна уметь хорошая хозяйка... Ухаживала ли Саю за больными?

  И тут Саю наконец отвлеклась от пестрого листа тропического дерева, который рассматривала.

  - Я... Не доводилось, мудрая Олле.

  - О, дело нехитрое, - поспешно добавила мать, - Саю очень быстро учится.

  "Чему?" - всплыло в голове паническое.

  Она уже очень давно жила в ожидании... чего-то, и сердце в ее груди вдруг забилось бешено и неровно, будто лопнула какая-то сдерживающая пружина.

  - Такая приятная и красивая дочь у вас выросла, милая Лелле, - сладко улыбнулась Олле и взяла руку Саю в свои, - такая вежливая, такая воспитанная... Ты же не против встретиться с Мерном, милая?

  - Мерном?

  Руки у Олле были холодные, ухоженные, едва тронутые морщинами, несмотря на возраст.

  У Саю дрогнули пальцы, но с голосом она справилась и задала вопрос светским тоном. И, кажется, Олле это понравилось.

  - Это мой отец, - пояснила она.

  Еще секунду назад Саю могла бы поклясться, что человеческий рот не способен растягиваться так широко, но улыбка Олле становилась все слаще и слаще, и уголки рта вот-вот должны были встретиться с ушами.

  - Мой несчастный, больной отец.

  Олле бросила взгляд на стоящую рядом горничную. Та хлопнула в ладоши, и в оранжерею выкатили... коляску...

  Саю не хотела смотреть, кто или что там сидело. Оно говорило скрипучим, жутким голосом, и на острые колени был накинут клетчатый плед. Никогда еще тугой воротник изящного платья так не врезался Саю в шею, никогда еще ей не было так тяжело дышать.

  Оно что-то спрашивало.

  Саю бросила все свои силы на то, чтобы сохранять пристойно-участливое выражение лица. Отвечать ей не пришлось: мама отлично справлялась с вопросами за нее.

  Никогда еще она не встречалась воочию с такой древностью. Да, она частенько сидела с бабушками - но это были живые, активные старушки, а не эта... развалина...

  Рот у Мерна рода Улы не закрывался до конца, и ниточка слюны стекала на подбородок, и сиделка иногда брала платок и оттирала ему воротник. Зубов не хватало, и говорил он невнятно: иногда Олле приходилось вмешиваться и пояснять, что же именно он имел в виду.

  Блеклые глаза смотрели куда-то мимо Саю, куда-то за ее плечо, и Саю боялась, что старый Мерн видит там ее мертвых предков, с которыми скоро породни...

  Породнится?

  Породнится?!

  Разве она недостаточно красива, воспитана и талантлива, чтобы мама нашла ей кого-нибудь помоложе?

  Она бросила взгляд на Лелле. Лелле улыбалась и кивала словам Олле, совершенно не обращая внимания на панику дочери.

  - Здравствуй, мама! - прервал очередное старческое бульканье молодой - а по сравнению с голосом Мерна и вообще мальчишеский, - голос.

  Саю посмотрела на мужчину, легкой походкой спешащего к столику по дорожке оранжереи. Свет, ложившийся на его темные, почти черные, волосы, по-жречески убранные в длинную, до пояса, косу, придавал им синеватый оттенок. Никакой седины! Ярко-синие глаза под густыми бровями смотрели осмысленно и внимательно, никакого старческого моргания. Да ему и тридцати, наверное, еще не было - этому сильному, здоровому, молодому мужчине.

  Саю поспешно допила чай, смачивая пересохшее горло.

  Слава Богине! Слава Богине...

  Ей стало стыдно за свои страхи. Молодой жене надлежит заботиться о престарелых родственниках мужа, разве может быть иначе?

  - Здравствуй, сынок, как служба? - светски поинтересовалась мудрая Олле, - Все ли хорошо?

  - Все отлично, мам, - мужчина поклонился Мерну, - здравствуй, деда.

  Он легко подвинул себе тяжелый дубовый стул и сел, откинувшись на спинку. Саю поежилась под его оценивающим взглядом. Лицо у него некрасивое, надменное, нос крючковатый, как у ворона. Неприятно. Но... все лучше, чем старик.

  - Здравствуйте, мудрая Лелле. А это?..

  - Моя дочь, мудрый Рео. Ее зовут Саю. Саю, поздоровайся.

  - Здравствуйте.

  - Какое сокровище! - Рео хлопнул в ладоши, и нефритовые жреческие четки на его широком запястье щелкнули в такт. - Какое сокровище достанется моему дедушке!

  Все оставшееся время все силы Саю уходили на то, чтобы не разреветься. Она кивала, когда ее что-то спрашивали, и даже улыбалась в ответ на улыбки, но в горле стоял горький ком и в глазах так щипало, что она совершенно не следила, на что соглашается и кому же улыбается.

  Только когда они с Лелле сели на такси до дома, у нее хватило духу, чтобы спросить у мамы:

  - И за сколько ты меня продала?

  - Не волнуйся, Саю. Это очень хороший дом.

  - Что я сделала не так?

  - Очень знатный род, хорошая семья. Ты будешь жить, как принцесса, Саю.

  - Я не понимаю...

  - Вырастешь - поймешь, - отрезала мудрая Лелле.

  Но Саю не понимала.

  Лишь одно она знала ясно: она не хочет этого брака.

  Может, не знай она, как бывает иначе, она бы и согласилась. Но она видела ту нежность, с которой смотрели друг на друга Ния и Анген; она помнила, как беззаботно пляшут огневики, и сильные руки на своей талии; она вдруг ярко представила, как мудрая Олле сажает ее в огромный горшок в оранжерее, и засыпает землей, пахнущей пылью и старческой мочой.

  "Вырастешь - поймешь".

  Лучше она повесится, чем будет так расти! Что угодно - лучше!

  - Шель, - заплакала она дома, уткнувшись брату в плечо, в первый раз в жизни перед ним разревелась, - Шель! Я лучше умру, Шель! Лучше умру! Пожалуйста... пожалуйста, сделай что-нибудь, что угодно, пожалуйста, Шель!

  И Шель сделал.

  7.

  Ланерье рода Ферре и правда был слеп, как и говорила Майю. Обычно он держал веки сомкнутыми, но, когда Жаннэй привела Саю на порог его квартиры, он зачем-то открыл глаза.

  Саю бы испугалась, если бы до того не устала до полусмерти: у него не было радужки, и зрачков не было. Будто кто-то вынул у него глазные яблоки и вложил вместо них белые блестящие бусины.

  - Ладно, - сказал Ланерье, не дождавшись от Саю реакции, - я согласен.

  Жаннэй кивнула.

  Как будто все было уже давным-давно обговорено.

  - Ты уже решила, что будешь делать дальше? - спросил Ланерье, когда за Жаннэй закрылась дверь.

  - Я не знаю. Может, посплю?

  - А потом?

  Он неожиданно уверенно пошел вглубь квартиры, и Саю последовала за ним.

  - Поем?

  - Вижу, ты знаешь, чего хочешь, милая Саю рода...

  - Нет.

  - Что "нет"?

  - Думаю, у меня больше нет рода.

  - И почему же?

  Ланерье замер в полуобороте. Нечеловечески худой, высокий, гибкий и изящный. Жидковатые волосы спутанной белой паклей свисали до пояса, подчеркивая желтизну старого, когда-то тоже белого халата. Длиннющие пальцы правой руки легонько касались двери. Если бы Саю смотрела только на руки, она бы решила, что Ланерье Жаннэй брат.

  Но он не был.

  Видимо, Лапкам Лаллей была присуща эта воздушная легкость и тонкость черт. Если бы Саю попросили выбрать для Ланерье паука, она бы не сомневаясь указала на сенокосца.

  - Род от меня откажется.

  - Вот как? Но это только будет; сейчас же...

  Она поняла это, еще когда ехала с мамой домой после встречи с... женихом. Она решилась на это, когда просила брата о помощи. Она сбежала бы, даже если бы Шель отказал. Даже если бы она знала, что ее тут же поймают. Даже будь она привязана к реке, как ее старшие братья.

  Но сказать это вслух... было тяжело. Как будто до того ее соединяла с домом тонкая нить, дававшая силы, поддержку, опору...

  - И я отказалась от рода.

  Щелк.

  И нет никакой нити. Лишь она одна - и странный парень рядом.

  Ланерье вдруг рассмеялся - чистым, высоким, почти девичьим смехом. У него вообще был очень высокий и мягкий голос.

  - Главное, не спеши отказываться от брата: ему еще красть твои документы. Было бы грубо с твоей стороны, верно?

  И Саю благодарно ему кивнула. Да, как она могла забыть?

  Шель ведь от нее не отказался.

  8.

  Последние полчаса Шелека решил смотреть на жизнь как на захватывающий аттракцион. Когда еще большой сильный мужик вроде Рео подхватит тебя на ручки и потрясет за грудки? Ви-и-и-иу! Развлечение!

  Он был пьян?

  Совсем чуть-чуть. Для храбрости. Это был подарок.

  - Би-бик, - сказал он, - опасно.

  И тут Рео поставил его обратно.

  - Да ты просто с ума сошел, - как-то чересчур спокойно сказал он, отступая на шаг, - просто... крышей поехал. Надо было сразу понять, еще когда ты начал эти свои бредни про кошек, надо было...

  Шелека почесал щеку, которая до сих пор горела после крепкой материнской оплеухи.

  - А твоя невероятно разумная, вся такая твердо стоящая на ногах, абсолютно адекватная семейка никогда не задумывалась, насколько проще нанять старику сиделку? - поинтересовался он, стараясь не выдавать того отчаянного веселья, которое бежало по его жилам вместо крови. - И это я здесь безумен, приятель?

  Да, Шелека нарывался. Он знал, что Рео связаны руки, пока он, Шелека, и его мать считаются гостями Вио рода Улы. Нападение на гостя дома - ужасное оскорбление. Кишка у этого недоучки тонка, чтобы пойти против воли Верховного Жреца, да еще и старшего родственника в придачу.

  Рео вынудили разговаривать с Шелекой в кабинете Вио. Верховный Жрец Многогранной в Тьене не любил лишних конфликтов и опасался кровопролития - именно поэтому он не лишил Шелеку покровительства, когда узнал о произошедшем.

  Хотя Шелека на такую удачу не рассчитывал. Если бы решала мать, то его по первому же слову и замуж отдали бы вместо сестры.

  - Разве не ты говорил, что это женские дела? - хмыкнул Шелека. - Так что же тут происходит? Ты считаешь, что раз уж я родился мужчиной, то твоя мать не имеет права призвать меня к ответу? Все ли жрецы так прочно застряли в позапрошлом веке, мудрый Рео рода Улы?

  Рео легко побарабанил пальцами по блестящей черной столешнице.

  - Ты прав, это не стоит моего времени, юный Шелека. Думаю, я просто обращусь к Ведомству и запрошу мнемониста...

  - Памятника. Память людей способны считывать два человека, - Шелека прищурился, - одна из них еще учится, ее пока нельзя привлекать к частным конфликтам. Вторая живет в Хаше и может обойтись вам еще дороже, чем моя сестра. Чего ты смотришь? Я подготовился. Или я похож на идиота?

  Рео поморщился.

  - И кто же их так обозвал, бедных? - вздохнул он, - Кто бы не составлял эти классификации, он мало что смыслит в родном языке.

  - Да, у чиновников есть свои слабости. Они могут забыть законы родного языка, но их можно призвать к ответу по людским законам. - Шелека отодвинул себе стул и сел, адреналин кончился, и ноги начали подкашиваться, - ты и сам понимаешь. Ты ведь и допросу меня официально подвергнуть не сможешь. Даже проверить, лгу ли я... - он сложил руки на коленях, выпрямил спину, как примерный ученик, - Я ведь ничего плохого не сделал, Рео. Никого не похищал. Любой некромант скажет тебе, что на мне нет тени чужой смерти, и, пожалуй, если ты найдешь в этом городе толкового эмпата, тот подтвердит, что во мне нет вины. Веришь мне? Я даже не знаю, где она. Любой, способный распознавать ложь, тебе подтвердит, что это правда.

  - Ты прав, - как-то очень легко согласился Рео, - но наивен. Законы пишутся так, чтобы их можно было обойти, а у моего рода достаточно влияния. И мне не нужно, чтобы ты знал, где она. Мне хватит того, что ты скажешь, кто ее спрятал. - он соединил руки и хрустнул костяшками пальцев. - Пока речь шла о замужестве и прочих женских глупостях, это и правда было дело моей и твоей матери. Но Саю рода Ялы опозорила род Улы своим побегом... а ты ей в этом помог. А дело чести - мужское дело.

  Кабинет Вио рода Улы был обставлен в синих тонах, точно так же как кабинет отца Шелеки - в зеленых. А в остальном они были похожи, как две капли воды: те же монументальные книжные шкафы, то же кресло с отделкой из змеиной кожи, - только у отца змеи на отделку пошли все больше морские, - в углу статуя Богини с покрытой темной тканью головой, папки с бумагами, которых не стоит касаться, тяжелые шторы, не пропускающие лучей солнца, из-за чего не понять, день сейчас или ночь, и приглушенный свет настольной лампы, отраженный в темной поверхности стола. Как луна отражается в озере... да, у отца такой же, разве что защитная резьба немного иная.

  И Рео в своих многослойных жреческих одеждах как нельзя лучше гармонировал и с кабинетом Вио, и с кабинетом Онрена. Он будто тут родился.

  Чем-то он походил на его старших братьев. Наверное, уверенностью в собственной... принадлежности? Значимости?

  Непогрешимости?

  Он точно знал, зачем он здесь. Или хотя бы научился делать вид, что знает.

  А вот Шелека всегда чувствовал себя в таких кабинетах так, будто занимал чье-то чужое место.

  - Ну что же, - вздохнул Шелека, - попробуй. Я думал об этом всю неделю, и, по правде, понял, что не смогу долго толочь воду в ступе. Так или иначе проговорюсь. А ты, я вижу, настроен серьезно, приятель...

  - Очень серьезно. Так что хватит? Мы еще сможем все замять. - лицо Рео как-то сразу подобрело, он расправил напряженные плечи. - Давай решим дело полюбовно? Девушки нервничают перед свадьбой, а ты хороший брат и привык ее баловать; я все могу понять. Этот союз так выгоден нашим семьям... Я правда не хочу доводить все... до плохого конца.

  Шелека огорченно поцокал языком. Он отвел глаза, предпочтя озаренному лучом надежды лицу Рео дурацкую клепсидру девчачьего розового цвета, настолько же неуместную в кабинете серьезного человека, как и возня Вио со свахами для единственной дочери.

  Может ли быть, что Вио дал ему защиту не только потому, что не мог допустить лишнего конфликта между родами Улы и Ялы?

  В любом случае, у этой защиты есть пределы. Вио может сочувствовать, но не может позволить кому-то заподозрить себя в этой слабости.

  Капли подкрашенной розовым воды падали в колбу, отмеряя время.

  - Так серьезно... один задушевный разговор, и все узнаешь. Только тут, понимаешь, какое дело... - Шелека скривился, всем своим видом символизируя расстроенные чувства, - мне недавно пришла доставка. Такая глупость, приятель: свежая вишня в кусочке льда. Я нашел его, когда допил то виски, понимаешь? У моей сестренки есть крупица силы Олы... И этой крупицы хватило на такую вкусную штуку! А моя сила вне категорий. И с моей сестренкой все хорошо. Есть и будет.

  - Конечно же будет! - торопливо перебил Рео, - Никто не хочет ей зла!

  Этот гад относился к чувствам его сестры как к досадной неприятности. Он просто хотел отделаться от всего этого геморроя. Наверное, на него тоже давила мать.

  Но Шелека не собирался входить в его положение.

  Рео до сих пор не воспринимал Шелеку всерьез.

  К такому обращению Шелека привык. Он мог бы простить... но сестра такого не заслужила.

  Он вспомнил, как вздрагивали ее худые плечи... Испуганные карие глаза, огромные, полные слез. А еще горы, горы, горы хлама, созданные руками его сестры, пока он пинал балду в школе и универе.

  Никому, на самом деле не нужные. Созданные просто чтобы существовать. Чтобы в списке достоинств юной невесты появилась еще одна воображаемая галочка, увеличивая ее ценность на брачном рынке.

  На рынке никого не интересует чья-то там личность. Рынок - это про товарооборот.

  - И тут такое дело: я взял академ. Я не вылечу с журфака, даже если меня там не будет в этом году. Серьезное решение? После перевода так вообще. - Шелеку несло: он говорил и говорил, и сам понимал, что лишнее, но никак не мог остановиться, - не уверен, что хочу этим заниматься. Думаю, мне все-таки нужно время на самоопределение. Да и сестренка за годик обживется, поймет, чего хочет-то, а? Безо всяких надоедливых вопросов... Хотя есть во мне что-то от журналиста, зачатки какие-то... Так и тянет спросить тебя, приятель: если твоей семье так нужен этот союз, что ж ты не торганешь своей писечкой?

  Рео побагровел и рванул вперед.

  Да уж, для этого и правда нужна смертельная опасность, эмоциональное выгорание, и... немного алкоголя. Вот, значит, как приходит кризис... Время растягивается, как резина, перехватывает горло, сводит пальцы, сердце стучит все тише и реже и стремительно холодеет тело. А потом тянет в сон - там так тепло, так спокойно, и никто не тронет. Никто ничего не узнает, если некому говорить.

  А он успел забыть. В прошлый раз его накрыло лет в двенадцать. Тогда ему хватило проваленного певческого конкурса, а ведь сейчас он даже может фальшиво посмеяться, вспоминая ту обиду... Подростки и правда хрупче.

  А, верно... Тогда же он в первый раз влюбился.

  Шелека закрыл глаза.

  Вокруг столько воды...

  Хватит, чтобы заковать себя в лед. Жаль, Вио придется перекладывать трубы... Потом придется извиняться. Когда-нибудь... потом.

  Вишенка в кусочке льда...

  Решено.

  В этом году он хорошенько выспится.

  9.

  Ланерье хватило пары дней, чтобы стать для Саю кем-то вроде друга детства. Несмотря на его жутковатый внешний вид и приступы раздражающей манеры говорить то ли афоризмами, то ли цитатами из глупых романов, он вызывал доверие. Да, она познакомилась с ним позавчера, но будто знала всю жизнь.

  И всю жизнь он преподносил ей сюрпризы.

  Вот сегодня он, например, неожиданно встал, прервав Саю на полуслове, вышел в коридор и резко распахнул дверь.

  - Скажи мне, Саюшка, - проворковал он, что это с таким грохотом упало?

  Саю отложила книгу, которую до этого читала Ланерье вслух и последовала за ним.

  - Курьер. - констатировала она.

  Ланерье, похоже, крепко приложил паренька дверью.

  - Вы совсем окосели, а? - возмутился пострадавший, прижимая руку к намечающейся на лбу шишке, - Окос вас...

  - Не-не, - покачал головой Ланерье, - не Окос, Окосу в пятиэтажках не поклоняются, а Лаллей. Прости, парень... Мне нужно то, что ты несешь. Давай-давай. Заказчик не будет возмущаться, не волнуйся. - он протянул длиннющую руку и разомкнул веки, и даже привыкшей к нему Саю вдруг стало жутковато, - давай.

  - Я не...

  - Саюшка, дай ему денег.

  - Но...

  - Все умерли, не парься, - Ланерье сделал лицо... то ли одухотворенное, то ли утомленное, - ничего им уже не надо. То есть то, что ты несешь им не надо, а нам надо. Саюшка, чем ты там занимаешься?

  Саю пыталась понять, много ли денег она нашла в кармане куртки Ланерье, или мало. Так уж вышло, что последний раз она что-то себе покупала еще в детстве, и, похоже, с тех пор деньги как-то... изменились, что ли?

  - Дай мне, - Ланерье отобрал бумажки и, будто зрячий, не ощупывая, сунул пареньку три из них, - этого хватит, так что отдай.

  Тот их автоматически принял, и медленно полез в рюкзак. Последовательно вытащил оттуда пачку краски для волос, бутылку виски и пакетик вишни, который вручил Ланерье прямо в руки.

  - Благодарю, - кивнул Ланерье, - Саюшка, чего стоишь? Забирай.

  Он выглядел совершенно нелепо - этот худой парень в старом халате, мосластые ноги в разных тапках покрыты гусиной кожей, волос тысячу лет не касалась расческа, и лицо странное, несуразно-правильное, на первый взгляд и вовсе безбровое... но ему почему-то невозможно было не подчиниться. Саю показалось, что парнишка-курьер тоже это почувствовал, и отдал бы затребованное безо всяких денег.

  Саю поспешно подобрала краску и бутылку, пока не рассеялось наваждение.

  - Что это было? - одними губами спросил парнишка.

  Саю пожала плечами.

  Ланерье нагнулся, пошарил по полу рукой и протянул парнишке упавшую кепку.

  - Интуита в первый раз видишь, что ли? - ворчливо спросил он. - Радуйся, никто не умер.

  - А что случилось? - спросил парнишка почему-то шепотом.

  - Понятия не имею. Мне просто была нужна эта э-э-э... коробка, бутылка и ягоды. Ягоды же? - он понюхал пакет, - И я их достал. Тебя что, не предупредили, когда на маршрут выпускали, что тут вожусь я? Увольняйся. Они тебя ненавидят... - Ланерье вдруг замер, будто к чему-то прислушиваясь. - Да, и правда, лучше тебе уволиться.

  И захлопнул дверь.

  - Почему? - спросила Саю, прижимая к груди бутылку.

  - Что почему?

  - Почему ему лучше уволиться?

  - Откуда мне знать? - искренне изумился Ланерье, - ты мне лучше скажи, что в коробке.

  - Краска для волос.

  - А зачем... а, точно, ты же скрываешься! Пресная вода или морская?

  Саю вопрос поставил в тупик, но потом она, кажется, поняла, о чем он.

  - Я молюсь лику Ялы.

  - Я всегда путаю лики вашей Многогранной, - отмахнулся Ланерье, - синий или зеленый?

  - Пресная вода, зеленые волосы, Яла, - на всякий случай Саю перечислила все.

  И едва удержалась, чтобы спросить, как Ланерье отличает синий от зеленого.

  - А краска какая?

  - "Злокозненное дыхание слуги Окоса", - прочитала Саю название, - ну, вроде бы... черная?

  - Это хорошо, зеленцу можно списать на плохую краску, - улыбнулся Ланерье, - так же? Постой-ка, "злокозненное дыхание слуги Окоса"? Не выбрасывай потом пачку, я другу покажу, он будет в восторге.

  Он прошел на кухню и положил пакет с вишнями на стол. Саю, поколебавшись, сгрузила туда же и свою ношу.

  - Достань из холодильника форму для льда. Ага... Воды налей... - он нащупал бутылку и с усилием вскрыл крышку.

  Понюхал.

  - Ага, вискарь, ясненько. Или нет. В общем, вишню в воду, воду заморозить, кубик в бутылку. Ты справишься с тем, чтобы продержалось дольше суток?

  - У меня совсем немного силы Олы... но я постараюсь.

  - Давай, - Ланерье потрепал Саю по волосам. - Это что! Коса из четырех прядей?!

  - Да? - Саю его решительно не понимала.

  Будто в его голове несколько мыслей сразу бежали, как лошади на ипподроме, и соревновались, которая первая выскочит на язык.

  И ни одна там долго не задерживалась.

  - Тоже такую хочу.

  - Да хоть восемь, - улыбнулась Саю, - я очень благодарна за кров. Но сначала я твою гриву отмою и расчешу, идет?

  - Хочу восемь, ловлю на слове. Ты закончила с бутылкой? Ну и молодец. Ох, что-то я устал... Завтра Майя зайдет, наверное, скажи, чтобы как-нибудь передала это тому мальчишке с белыми волосами... Ледяному... Лед ко льду...

  - Шелеке. Это мой брат.

  - А, точно. Ты поняла.

  - А не вычислят?

  - С чего бы? На ней же не написано, что она от тебя.

  - И спрашивать, зачем такие сложности...

  Ланерье устало вздохнул.

  - Пригодится... наверное. Саюшка, ты же знаешь, кто такая Лаллей, верно?

  - Дочь Живицы?

  - Знаешь, если я вдруг решу называть тебя дочерью Лелле, ты, наверное, очень скоро начнешь чувствовать себя неуютно... Было бы проще, не будь ты с ней в ссоре... Лаллей тоже не в ладах с матерью, это если кратко.

  - Прости. Эм... Она паучиха? Я плохо разбираюсь в чужих культах, мне жаль... - Саю опустила глаза.

  Это было совершенно неприличное невежество. Ей стоило знать. Ее отец Верховный жрец Орехена, а она так глупо опростоволосилась... И она ждала заслуженной выволочки.

  - Великая... Паучиха? - бросила она пробный камешек.

  Среди богов было много "Великих".

  Кажется, и тут ошиблась: на лице Ланерье явственно читалось непонимание. Но вместо того, чтобы оскорбиться, он вдруг рассмеялся.

  - Великая! Скажешь тоже. Ну, ну, не куксись, никто не в обиде. У нас учат, что в ходе служения каждый для себя понимает, кто есть Лаллей. Она частенько изображается в виде паучихи - ведь, подражая матери, она пытается плести судьбы. Но делает это по наитию, и... - Ланерье почесал затылок, - как бы это сказать... Я имею в виду, что у нормальных пауков паутина упорядочена. Круги такие ровные - я ведь в детстве еще видел, я помню. Паутина обычного паука имеет смысл, имеет цель, имеет назначение... Но я никогда не встречал жизненных мух, понимаешь? Другие Лапки, возможно, смогли найти какой-то особенный смысл в той череде случайностей, с которыми столкнулись за годы своего служения, но лично я... Лично я считаю, что она просто пьяная. Пьяная Паучиха. Она плетет, как придется, и не в состоянии пройти по прямой. Ее сети - это скорее дыры.

  - Но тогда... прости, что я спрашиваю, - Саю сглотнула, - я понимаю, мне бы со своей жизнью разобраться... Но... В общем... Что значит быть Лапкой?

  - Лапки завязывают узелки, когда это нужно.

  - И ты...

  - Иногда я могу завязать такой узелок, который приведет к чему-то хорошему, - Ланерье улыбнулся снова, но на этот раз как-то странно, обнажив и верхний ряд зубов тоже, - как сейчас. И, как видишь, большие возможности - большая цена. Большую часть своей жизни я просто... делаю то, что должен. Но я всегда рад помочь кому-то с выбором. Долг - это выбор. Служение - это выбор. Я когда-то согласился... но я понимаю тех, кто отказывается, и это так же священно.

  - Жаннэй говорила, что принимать служение за дружбу - оскорбительно, - вспомнила Саю.

  - Для нее - да. Для нее сама идея служения всегда была врагом, с которым она боролась... на уничтожение, - Ланерье грустно покачал головой, - и от которого ей так просто не избавиться. Но для меня Лаллей - подруга, слишком невинная, чтобы понимать, что творит. Она - брошенный ребенок, и никто не учил ее плести судьбы, и вместо рук у нее Лапки со свободной волей, которые тянут в разные стороны. Поэтому я всегда говорил и говорю - да, случайности случаются, хорошие, плохие, разные. Лаллей плетет нити и от всего сердца дарит людям, неуклюже, бестолково, невпопад, но искренне - и только от тебя зависит, сможешь ли ты поймать себе муху с тем, что есть, или запутаешься сам. Ох... Сразу видно, что ты из жреческой семьи: не прерываешь, хотя я начал занудствовать...

  - Мне правда интересно.

  - Да ладно, никто еще столько не выдерживал. Давай разберемся с твоими волосами, да? Если ты дашь мне ножницы, обещаю тебе по-настоящему кошмарную стрижку.

  - А потом что? - вдруг спросила Саю, неожиданно для самой себя.

  - Не знаю. Может, поспишь?

  - Я не об этом...

  - Поешь?

  - Я же не смогу только есть и спать вечно?

  - Да уж, - хмыкнул Ланерье, - звучит скучно. Но ты уже большая девочка, уверен, найдешь себе занятие. Нельзя же прожить на свете столько лет, и ничего не полюбить, и ничему не научиться? Я уверен, на самом деле ты отлично знаешь, чего хочешь. - он щелкнул ее по лбу, - очисти свое сердце от шелухи - и посмотрим, чего оно стоит. О! А еще лучше приберись в квартире, а?

  Саю кивнула.

  Ей, похоже, несказанно повезло, и Лаллей сплела для нее даже не сеть - уютный гамак, в котором можно вволю подумать: а чего же она хочет? И чего стоит?

  А правда - чего?

  10.

  Квартал некромантов всегда считался мрачным местом, холодным и неуютным. Когда-то их выселили за окраину города, отгородились густым лесом, но потом город разросся, и некроманты обнаружили, что они вместе с полюбившимся им лесом торчат уже достаточно близко к центру Тьена, чтобы можно было бы спекулировать недвижимостью по столичным ценам. А потом телекинетики объединились с водниками и пропихнули в городской совет идею об оптимизации расходования городских земель, которая привела бы к тому, что у некромантов под боком вместо леса оказался бы парк развлечений с кучей водных аттракционов.

  Естественно, местным это не понравилось. Шум, уйма чужих детей, которые обязательно будут теряться и забредать не иначе, как прямо на некроактивные кладбища (где их, возможно, кто-нибудь съест, а это суды, обезумевшие от крови зомби и прочие досадные неприятности), никаких больше обрядов на поляне под луной и костров на самую длинную ночь, испорченный воздух... Ужасные перспективы.

  Кто другой вышел бы на митинг. Но некроманты всегда были ленивы.

  Они разрешили детишкам нарисовать таблички и отправили своих мертвых стоять с ними на границе леса.

  "Мы стоим здесь, пока стоит лес" было написано на половине табличек.

  "Мы пойдем гулять, когда леса не станет" - это написали на второй половине.

  Это случилось больше тридцати лет назад. Мертвые до сих пор стояли. Они стали чем-то вроде местной достопримечательности.

  Некроманты всегда были хороши в бальзамировании.

  Наступившая зима делала это место еще унылее и неприветливее. Холодное серое небо, серые деревья, серая земля, серый забор, серый мертвец у шлагбаума. К вечеру обещали снег, но пока зрелище было безрадостное.

  Рео вышел из машины и подошел к мертвецу. Буквы на табличке выцвели от времени и дождя. Какой-то шутник накалякал поверх старой надписи: "рад новым гостям и их костям".

  Дорогой через лес мало кто пользовался. Но именно по этой дороге отец Рео ездил ругаться со мудрым Кеххеном. Иногда он брал маленького Рео с собой, чтобы тот учился не бояться мертвых и спорить с некромантами. Некроманты с водниками не были соседями, но их интересы частенько пересекались...

  Впрочем, сегодня Рео приехал не ругаться. Хотя, может, на обратном пути и стоит завернуть к старику Кеххену и перемолвиться с ним парой слов. Хотя без приглашения кто его пустит? С годами характер у старика испортился, как оставленный на солнце виноград. Даже лицо его стало похоже на сморщенную изюмину.

  Рео тщательно осмотрел въезд: не поднят ли предупредительный черный флаг? Но на флагштоке ничего не было.

  Когда-то считалось, что некроманты разносят болезни, как крысы. Поэтому и выселяли их подальше, на окраины, старались отгородиться лесом...

  ...голые деревья стояли, унылые, по земле стелилась поземка, мертвец, кажется, помахал Рео рукой на прощание - и какой дурак его этому научил?..

  И рыли вокруг квартала и вокруг каждого дома специальные канавки для соли, перемешанной с мелко истолченной зеркальной крошкой.

  Правда, предпосылка была неверная.

  Некроманты не разносили болезни.

  Они были их источником.

  Только для этого некромант должен был скорбеть, или ненавидеть, или испытывать какую-нибудь дурную эмоцию. Даже в таком состоянии он не был опасен для других некромантов, но вот людям с иным даром мог и навредить. Поэтому некроманты до сих пор не отказались от канавок, держали в своих домах мешки с солью и зеркальной крошкой, и всегда вывешивали черные флаги у въездов, когда кто-то в их квартале умирал.

  У Рео был слабенький дар целителя, обычное дело для водника. И вот сейчас этот дар молчал. И черного флага он на въезде не видел. Но что-то беспокоило его, что-то...

  ...Он подъехал к маленькому белому коттеджу, припарковался и вышел...

  ...Что-то не так...

  Сосед.

  Когда он проезжал мимо, он видел, как их сосед из того огромного черного дома спешно закидывает вещи в кузов своего огромного черного автомобиля.

  Но он ведь тоже некромант? Может, просто собрался в путешествие?

  Он толкнул калитку и вошел.

  - Здравствуйте, - сказала хрупкая девушка в широченных штанах.

  Они держались на тонкой талии только за счет пояса, свободный конец которого можно было бы обернуть вокруг девушки еще раз. Голые лодыжки покраснели на осеннем холоде. Мокасины ей тоже, похоже, достались с чужой ноги.

  И куртка явно покупалась на плечи пошире.

  В руках у нее был мешок с дыркой: она как раз заканчивала очерчивать круг. Белая блестящая линия на серой земле...

  - Здравствуйте, я вам звонил...

  - Простите, но вам лучше уехать. Мы не успели вам позвонить, так что...

  - Но в этом доме нет некромантов. - сказал Рео, не сводя глаз с линии.

  - Вы правы. Сейчас тут нет некромантов. - девушка пожала плечами, - тут только эмпат, чья мать в агонии. Мы еще можем поговорить, но я бы не советовала пересекать защитный круг.

  - Я звонил вам, чтобы спросить, способны ли вы отследить для меня человека... невесту.

  Лицо девушки не выражало ровным счетом никаких эмоций. Рео и не рассчитывал, что она бросится ему в ноги с воплем "это я спрятала невесту твоего деда, великий господин", но было бы замечательно, если бы она хотя бы вздрогнула.

  Впрочем, его подозрения могли оказаться беспочвенными. Да, выяснилось, что Саю несколько раз видели в компании Нии и ее сокружниц, но это могла быть просто такая забота противной мелкой девчонки о гостье. Скорее всего, это она и была, но у Рео было не так много ниточек, за которые он мог бы ухватиться, поэтому он все-таки не стал отметать теорию тлетворного влияния подружек из ВГТУ на неокрепшие умы юных водяниц. Но как это подтвердить?

  Шелека вморозил себя в ледяной куб, а посмей он спрашивать саму Нию, Вио бы мигом напомнил ему его, Рео, место в мире и пищевой цепочке. Плавать с рыбами Рео не хотелось. К счастью, у одной сокружницы Нии был дар наблюдателя, и это был неплохой предлог с этой самой Жаннэй пообщаться.

  А если учесть, что она жила в одном доме со второй из них, Юлгой...

  - Да, помню. А еще помню, что отказала вам.

  - Я решил, что если попрошу лично...

  - От того, что вы явились сюда лично, правила моего вуза не изменились. Чтобы нанять меня, вам все еще требуется разрешение деканата. У вас оно есть?

  - Я думал, что мы сможем договориться...

  - Я не нуждаюсь в деньгах. К тому же, вам все равно еще выковыривать Леку изо льда, а значит, вы вернетесь... через месяц-другой.

  - Вы были с ним знакомы?

  - Он пил с Вартом, - туманно пояснила девушка, - а мы пили с его сестрой.

  Хлопнули двери и из дома вышла вторая девушка. Она была ниже Жаннэй на голову, но куда шире в бедрах: одного взгляда на нее хватило, чтобы понять, у кого Жаннэй одолжила теплую одежду. Второй куртки у девушки, похоже, не было, раз она вышла на холодную улицу в безрукавке и в кружевных перчатках, явно не слишком-то согревающих покрасневшие руки.

  - Жан, это...

  - Рео рода Улы. Помнишь, мне звонили по поводу Саю?

  - А. Тот, из-за кого Лека во льдах?

  - Не думаю, что это из-за него.

  Рео кашлянул. Он стоял посреди дорожки на холодном ветру и начинал чувствовать себя донельзя глупо. Но в дом его приглашать не собирались.

  - А, да, я Юлга рода Наль, и вам правда не стоит здесь находиться. Простите. Мы ничем не можем помочь, извините.

  - Откуда вы знаете Шелеку?

  - Мы пили с его сестрой, - пояснила Юлга, - а, еще Варт с ним тоже пил, да. Парень был в расстроенных чувствах, как-то так, у Варта есть дурная привычка таскать таких людей домой... Честно говоря, Ния - та еще сплетница, и мы очень быстро узнаем ваши свежие новости. Быстрее, чем некромантские, ха-ха. Лека вморозил себя в лед прямо в кабинете ее отца... Звучит ужасно, да. - она говорила очень быстро и все время оглядывалась на дом, - слушайте, вам правда лучше уйти.

  Юлга развернулась, но Рео ухватил ее за локоть: она явно нервничала и могла сказать что-нибудь полезное.

  - Подождите! Мне нужна помощь.

  Юлга на мгновение замерла.

  - Вы об этом пожалеете, - прокомментировала Жаннэй, неодобрительно поджав губы.

  Юлга опомнилась и выдернула руку.

  - Не пожалеет, - вздохнула она, отступая на шаг и еще на шаг - туда, куда Рео не смог бы к ней дотянуться из-за соляной линии, - удивительное дело, но ни одного постыдного воспоминания. Даже детство счастливое. Он как... Как... Мальчик с коробки хлопьев. Такой... правильный.

  У нее было такое удивленное лицо. Как будто она встретила мамонта.

  - О чем вы? - удивился Рео.

  - Слышали о Селии Костяной руке? Я ее дочь.

  Рео не слышал и не стал скрывать недоумения. Жаннэй вмешалась.

  - Юлга, он не из Ведомства.

  - Точно! - Юлга хлопнула себя по лбу, подняв облачко пудры. - Редко встречаю... цивилов. Вам не стоило касаться моей голой кожи. Я видела ваше прошлое. Частично. Обычно я вижу самое... негативное в первый раз, но у вас ничего интересного. Поездка с отцом сюда. И все.

  - Мой отец умер, когда мне было четырнадцать, - зачем-то пояснил Рео.

  - А, вот в чем дело. Соболезную. - Юлга склонилась в легком поклоне, - это безусловно грустная история. Не то чтобы я хотела ее знать.

  - Юлга, я напоминаю, ты просила меня останавливать тебя в таких случаях.

  - Я ненавижу, когда ко мне лезут, Жан. И я уж точно не хочу знать лишнего. - девушка нахмурила аккуратно нарисованные брови. -Уходите. Здесь вам не рады. Здесь скорбят.

  - Поэтому ваш сосед уезжает?

  - Он уезжает? - девушка запаниковала, - Живица пресветлая! Просила же мне позвонить, Окосовы выродки!

  Она как на соревнованиях метнулась к забору и четко преодолела препятствие, несмотря на то, что забор был выше ее самой.

  Видимо, полетела разговаривать с соседом.

  Рео проводил ее заинтересованным взглядом: в ВГТУ всех так готовят? По ней и не скажешь, что она в хорошей физической форме - или это юбка пышная, а не бедра?

  - Вам лучше уехать. И не думаю, что вам стоит и дальше просить нас об услуге. Найдите специалистов, окончивших учебу, - спокойно сказала Жаннэй, поднимая мешок на плечо.

  Она вышла за границу и пошла мимо Рео к калитке.

  - А вот и канавка, - сказала она деловито.

  - Почему?

  Рео последовал за ней.

  - Вы правда хотите отвлекать людей от похорон? Вы, кажется, жрец? Я не уверена, но разве это прилично?

  - Похорон?

  - Вы из тех людей, которые слушают, но не слышат, верно? - Жаннэй подняла строгое лицо и вцепилась в Рео холодным изучающим взглядом. - Я же говорила: мать эмпата, живущего в этом доме, умирала. А раз соседи уезжают, то она уже умерла. Так тут заведено, соседям звонят первыми. А я трачу на вас время вместо того, чтобы очерчивать второй круг. И вы тратите время на меня вместо того, чтобы уезжать в спешке.

  Юлга перемахнула через забор обратно.

  - Пятиминутная готовность, Жан! Я скажу, пока не догадался!

  - Лады, - буркнула Жаннэй куда-то в захлопнувшуюся за Юлгой дверь, - мне-то что.

  - Умерла? - повторил Рео рассеянно.

  Он все еще думал, подозрительно ли их поведение, и никак не мог решить. Как уехать без результата? Может, это какой-то розыгрыш? Представление, чтобы от него отделаться.

  - Да, Талина Хин-Элу умерла. Отмучилась. - Жаннэй чуть склонила голову в знак уважения, -Послушайте мой совет. Услышьте. - она мягко вытолкала его за ворота, закрыла калитку и накинула крючок, - когда вас захлестнет чужая скорбь, просто примите ее. Не пытайтесь защищаться. Варт будет в таком состоянии, что снесет любую... ну, - Жаннэй на секунду задумалась, - почти любую психологическую защиту. И вам потом жить голеньким, пока она обратно не нарастет.

  - Разве это нормально? Эмпат, который... внушает другим свои эмоции, это же... - попытался возразить Рео.

  Это была богатая почва для того, чтобы договариваться. Возможно, удастся получить консультацию эмпата по поводу куска льда на чердаке бесплатно, если еще немного надавить.

  Но Жаннэй, похоже, было плевать на любую замаскированную угрозу - или она ее просто не заметила.

  - А разве, когда ваш отец умер, вам не казалось, что мир скорбит вместе с вами? Я бы уже бежала к машине, Рео рода Улы. Бегите. Бегите быстрее, пока Варт не взорвался.

  Она была крайне убедительна. Было что-то в этих черных глазах, что-то темное, злое; что-то, что говорило прямо: шутки кончились. Беги, пока тебя не сожрало то, что шутить не умеет.

  И Рео побежал.

  Рео не помнил, что он чувствовал, когда умер отец. Это было давно, да и мало кто помнит свой подростковый кризис отчетливо.

  Это и есть психологическая защита?

  Наверное.

  Чужое горе настигло его на выезде, и, казалось, вскрыло собственное, давно похороненное, мертвое.

  Он вышел из машины, долгим, тупым взглядом посмотрел на шлагбаум - всего лишь пара шагов, и он избавится от чужого воздействия, вон она, свежая соль в канавке...

  А потом на флагшток.

  Он и не знал, как тяжело поднимать этот окосов черный флаг...

  В честь Талины Хин-Элу? В честь отца?

  Этого он тоже не знал.

  11.

  За этот месяц Саю получила столько новых впечатлений, сколько не набралось бы и за весь прошедший год.

  Она никогда еще не чувствовала себя такой... несуразной. Было ли дело только в кошмарной стрижке или же еще и в новом цвете волос, который ей совершенно не шел, в одежде ли с чужого плеча, сидящей на Саю, как на пугале, в бровях ли, которые из-за черной краски казались слишком толстыми и густыми...

  Когда наутро после их с Ланерье маленького эксперимента с ножницами и краской Саю увидела себя в зеркало, она так и застыла чуть ли не на полчаса. Ее взгляд метался по отражению туда-сюда, выхватывая все новые и новые детали нового имиджа, а ее мозг никак не мог воспринять картину полностью. Может, для нее это было чутка слишком. Перегруз.

  И вообще, не стоило позволять Ланерье выбривать правый висок. Но кто знал, что на второй висок ему вдохновения уже не хватит!

  "Ты уверена, что готова сходить за продуктами?" - спросил тогда Ланерье, - "Это может быть опасно, вдруг кто-то тебя увидит и узнает".

  Саю тогда захихикала. Она очень долго хихикала. Было в этом хихиканье что-то истерическое. Ладно, это и была истерика.

  "В таком виде? Да меня мама родная не узнает, не волнуйся".

  Еще бы. Мудрая Лелле глазам бы своим не поверила. Не так она дочь воспитывала. Саю чувствовала себя какой-то ну очень обновленной версией себя.

  Саю до того никогда не носила одежды, которая ничего не подчеркивала, не шла к глазам, не позволяла визуально удлинить шею или увеличить грудь. Даже школьную форму в свое время мама заботливо ушивала и стратегически укорачивала, хотя Саю ходила в школу для девочек. Она всегда должна была быть при полном параде и в лучшей форме. На всякий случай. Мало ли что.

  И подготовка к этому "мало ли" всегда занимала уйму сил и времени.

  И тут внезапно оказалось, что можно просто... ну... надевать одежду. Какую-нибудь. Ланерье все равно, он вообще слепой. И всем остальным тоже. Они не слепые, но им все равно.

  Саю никогда раньше не умывалась водой из-под крана (до этого она придерживалась сайманской системы ухода за кожей, которая занимала где-то час с утра и полтора вечером, и включала в себя столько бутылочек и притираний, что Саю и сама точно не помнила их количества, хотя и во сне бы не перепутала порядок нанесения всего этого богатства) и не мыла волос каким-то там шампунем - она даже не была уверена, что это вообще шампунь, на найденной в ванной Ланерье бутылке не было этикетки. Но вещество пенилось.

  Она с удовольствием готовила для хозяина дома здоровые блюда по рецептам прабабушки, но и это было развлечением, а не обязанностью, и блюда потихоньку упрощались - сначала они были красивыми, здоровыми и сложными, а потом потихоньку Саю перешла на простые и вкусные. Лунные дни Саю они вообще провели на растворимой лапше и сосисках - и это было замечательно, потому что в отличие от матери, которая всегда считала такое глупостью и слабостью духа, Ланерье был совершенно уверен, что если уж девушке хочется целый день валяться с книжкой вместо того, чтобы готовить ему завтрак, обед и ужин, то, наверное, на то есть причина. Даже если этот день в итоге затягивается на три дня.

  Его вообще раньше, кажется, не кормили особо, никто не заплетал ему косичек и не стирал халаты (которые оказались особенным типом жреческого одеяния). Он кое-как справлялся, и никому в голову не приходило, что ему может быть нужно что-то еще. Он ведь и не просил, а предложение могло его обидеть. А забота Саю была благодарностью, а не попыткой пожалеть. Так что Ланерье был рад, что когда-то не смог отказать Жаннэй в ее странной просьбе, а Саю впервые за много-много лет с тех пор, как мама доверила ей пересадить молочай, чувствовала себя по-настоящему нужной и полезной.

  Ведь если она отсюда исчезнет, пыль снова заполонит квартиру, за годы спрессуется в грязь и грязь-под-грязью; Ланерье исхудает до состояния скелета, а проклятая лапша снова захватит холодильник.

  Кроме того, никогда раньше Саю не было так просто ходить по улицам одной. Ее... не замечали. Она была... неприметной. Даже мелкая шпана не видела в ней девушки, и не нужен был брат или подруга, чтобы отгонять навязчивых ухажеров. Ну, почти, пара неадекватов все-таки привязались однажды, но она вовремя шмыгнула в магазин.

  С мамой она, к счастью, так ни разу и не столкнулась. Зато она освоила дорогу в местный супермаркет, научилась покупать крупу и туалетную бумагу по скидке, что вообще-то не так уж и сложно, если последний год тебя только и учили, что экономить деньги мужа, и... нашла себе школу.

  Не просто школу.

  Музыкальную школу.

  Однажды она немного заблудилась, хотела срезать, и вошла через чуть приоткрытые ворота. Прошла по заасфальтированной дорожке мимо трехэтажного дома. Тут было полно детей, они бегали, дурачились, орали и швырялись камнями, так что она подумала, что это просто школа. Что сейчас она сможет обогнуть здание и выйти через калитку с другой стороны. Но ее привлекла золотая табличка над крыльцом.

  "Музыкальная школа под покровительством Храма Живицы"

  Как зачарованная, она зашла внутрь.

  Она бы прошла мимо, если бы знала, что в таких местах вообще-то платят за обучение. Проблемы оплаты уроков никогда ее не касались, это ее мать, а не она, протягивала купюры домашним учителям фортепьяно.

  А так она зашла, осмотрелась и спросила у первой проходившей мимо пожилой женщины: "Простите, а можно... поиграть?"

  И так как она больше не выглядела, как дочь богатого рода - а скорее, как девочка-подросток из неблагополучной семьи, то добрая женщина решила, что сама Живица привела к ней дитя, дабы уберечь эту невинную душу от пути наркоты, разврата и окос-музыки. Не выгонять же? Она разрешила девочке потыкать пальчиком в расстроенное фортепьяно в дальней комнате.

  И тут Ашида из рода Эн довольно быстро поняла, что немного поспешила с оценкой благополучия девочки - для уличной оборванки у Саю была слишком хорошая школа. А потом узнала, что и с возрастом немного промахнулась... Что не помешало ей обговорить с Саю перспективы.

  Ашида Эн могла распознать талант, который сам явился к ней под нос.

  Она пообещала Саю если не блистательную музыкальную карьеру, то хотя бы поступление в консерваторию. Главное, заниматься почаще.

  В общем и целом, теперь у Саю была музыкальная школа и цель в жизни, а у Ланерье - чуть больше расходов и насущная необходимость раздобыть где-нибудь рояль. Или хотя бы фортепьяно.

  С последним обещала помочь Майя.

  Ну, чтобы хоть как-то скрасить поганые новости, с которыми пришла.

  - Лека вморозил себя в кусок льда, - сказала она тогда, бесцеремонно плюхаясь на подушки в ритуальной комнате Ланерье.

  Ланерье смиренно отложил в сторону разноцветные ленты, которые до того рассортировывал по специальным сундучкам по какому-то только Лаллей и ему понятному принципу.

  Как-то хитро переплел ноги: он так всегда сидел, когда знал, что ему предстоит долгий разговор с клиентом или клиенткой.

  - У него раньше была такая привычка? - спросил он у Саю светским тоном.

  - Нет, - буркнула та, и ей вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь и поплакать, - не помню такого.

  Хотя она, кажется, это почувствовала. Однажды у нее кольнуло сердце... или скрутило живот. Она должна была это почувствовать.

  А на деле так увлеклась своей новой жизнью, что совсем позабыла, а какие неприятности втянула брата. И ничегошеньки она не знала. И не узнала бы, если бы не Майя. Гадюка неблагодарная...

  Хотя... Она, да втянула? Смешно. Кто она вообще такая, чтобы кого-то втягивать? Он сам втянулся.

  Какой ужас. Что же теперь будет...

  - А. - сказала Майя, - Наверное, это из-за того, что его пытался допрашивать этот твой... внук-в-законе. Или кем бы он тебе пришелся? Как его там...

  - Рео рода Улы, - у Саю дрогнул голос, и она присела рядом с Майей, - да?

  - Угу, - Майя сморщила нос, - не самые удачные ароматические палочки, Ланерье.

  - Саю купила коробку, не выбрасывать же, - он пожал плечами, - ты вообще умеешь вести себя почтительно, женщина-огонь? Саюшка, не вини себя...

  - С чего мне винить себя? - удивилась она. - Я-то тут причем?

  - Разве ты не думаешь, что Лека это сделал из-за Рео? - спросил Ланерье. - Что тот мог передавить, или что это ради твоей защиты...

  Он осекся, отвернул голову.

  - И не надо так думать. - добавил он.

  - Все в порядке, - Саю пожала плечами, - на самом деле я думала, почему Шель вообще начал меня защищать? Мы не особо общались до Тьена. И... То есть... ну все же знали, чем все кончится. Я только родилась, а все уже знали. Что в этом такого? Но он... столько всего для меня сделал... За это время, - она вздохнула, это были не самые приятные выводы в ее жизни, но, как ни крути, иначе картинка не складывалась, - в общем, я поняла, что он просто отвлекся так от чего-то. Мое спасение - это такая прокрастинация. Он перевелся в Тьен не потому, что хотел в Тьен со мной, а потому что его чем-то сильно разочаровал Орехен. И семья - он ведь знал, что не сможет так просто остаться в роду, если я уйду... То есть, может, он думал, что спасает меня. Но на самом деле... Он во льду... - она замялась, - он во льду по той же причине, по которой спасал меня, вот. Ему было недостаточно сбежать в Тьен. Он сбежал в лед.

  - Варт что-то похожее сказал, кстати, - Майя деловито подвинула к себе один из сундучков Ланерье и начала перебирать ленты, - типа, видал он уже людей в метафорических кусках льда, так что совершенно не удивлен, что парень с внекатегориальным даром Олы вморозил себя буквально.

  - Тебе стоит сказать, что это проходит, Майя, - мягко посоветовал Ланерье, - и верни мои ленты.

  - Я рассталась с парнем, так что свяжи мне кого-нибудь, жалко тебе, что ли? - заканючила Майя, а потом обернулась к Саю и покровительственно потрепала ее по голове, - не беспокойся, Варт сказал, они всегда оттаивают. Немного тепла и всего делов.

  Она ведь была старше всего на год! Саю скрипнула зубами. Откуда-то появилось совершенно иррациональное желание вцепиться Майе в руку и повиснуть на ней, не разжимая челюстей, как маленькая злобная собачка.

  Шель страдает, а она тут приперлась мужика искать!

  Хотя... Майя тут не при чем. И если бы речь была о ком-то другом, не о Шеле, Саю бы тоже не особо волновалась. Такое ведь вечно случается - люди срываются в кризис. Грустно, но бывает, чего уж.

  Страшно, когда это родные люди.

  - Опять? - Ланерье скривился, - нет. Это который уже раз? Я тебе не сводня.

  А еще Ланерье терпеть не мог эту часть своих жреческих обязанностей. Но люди все равно узнавали. Все равно приходили. Все равно просили.

  В отместку он драл с них большие деньги.

  - Сваха. - поправила Майя. - Не думаю, что ты можешь отказать. Ну тебе, Ланерье, - она протянула руку, перегнулась через гору подушек и погладила его по плечу, - мне одиноко. Жаннэй уставилась в свое кофе, никуда ее не вытащишь, у Юлги трудный ребенок... То есть страдающий Варт, у Нии муж свежеиспеченный, и даже папа уехал усмирять некроактивную деревню вместе с Селией, предатель! Мне ску-у-учно.

  Но с Майи он даже денег взять не мог.

  Саю вдруг показалась, что она в этой комнате совершенно лишняя.

  Уговорит.

  Точно уговорит.

  Хотя больше всего на свете хочет, чтобы он отказался.

  Саю сделала потрясающее открытие, пока рассматривала в зеркале свою неровную челку: люди настолько хотят быть правильными, что отрицают ту часть себя, которая против. Делают все наоборот, себе назло, лишь бы скрыть от самих себя себя самого. Спрятать свою неуместную ревность; девчачью влюбленность - ведь настоящие воины не влюбляются, они берут свое и идут дальше.

  Или искреннее безразличие к тому, насколько ты нравишься потенциальному жениху. Усталость от необходимости строго дозировать улыбки, дружелюбие и яркость помады.

  Вот и Шель... Вот и Шель.

  Или все-таки нет?

  - Учебой займись, - Ланерье сбросил руку, - у тебя скоро сессия. Саю, забери у Майи сундук. Я ее не вижу.

  - Я найду, у кого раздобыть фортепьяно! Вам же надо было?

  - Саюшка, - устало сказал Ланерье, - забери у нее сундук, отдай его мне и выйди на кухню.

  Саю вышла и закрыла дверь.

  Ланерье всегда завязывал клиентам узелочки наедине.

  Уговорила. Уговорила...

  Саю вообще не могла припомнить такого, чтобы Майя своего от Ланерье не добилась.

  Впрочем, она не была уверена, что та сама до конца свою власть осознает. Она вечно пробовала его на прочность, нащупывала границы... Саю смотрела со стороны и поэтому отлично все это видела.

  Но не вмешивалась.

  Да, это ее друзья. Но не ее дело. Не ее игры. Не ее жизнь.

  Ее о помощи не просили.

  12.

  Когда приехала мама, у Юлги с плеч будто гора свалилась. Она отчаянно не справлялась с навалившимися на нее обязанностями хозяйки дома. Дома, в котором умер человек.

  Если бы к убитому горем Варту сейчас присоединился бы еще и Пекх, свежеиспеченный вдовец... Да даже Ярта, каким бы рассудительным и сильным старшим братом для Варта он не был, было бы слишком много. Слишком уж хорошо Юлга знала Ярта: он и в нормальном-то настроении был довольно ядовит, а в скорби мог стать чуть ли не смертельно опасен. К счастью, пока из Хаша приехала только Селия.

  И то - не совсем из Хаша.

  Звонок дочери застал Селию в Нижних Лихобурях, маленьком городке в горах недалеко от Хаша. Из-за неудачного сочетания нескольких военных захоронений и находящегося где-то под горой источника некроактивности, там раз в три-четыре года начиналась миграция оживших мертвецов. Они выкапывались из-под очередного городские-власти-и-не-подозревали-что-это-не-просто-холм кургана и отправлялись в свой последний путь, поближе к живым людям.

  Некоторые были кровожадны, некоторые просто хотели тепла и понимания, но в итоге всем без разбору предоставляли огненное захоронение.

  Зенок, слишком уж подзадержавшийся у Селии в любовниках для того, чтобы продолжать называть его просто "господином Тьеном", тоже пока остался там вместе со своими молодчиками, они-то и обеспечивали кремацию. Юлга не очень хотела задумываться, что за странное свидание обломала Майиному отцу и ее матери Талинина смерть. От таких мыслей она сразу чувствовала себя очень циничной и виноватой одновременно перед мамой, Вартом и Майей - причем именно в таком порядке.

  Правда, Селия не сильно облегчила дочери жизнь: в плане организации поминальной церемонии она была точно так же несведуща, как и Юлга, а похороны взял на себя Варт, которому нужно было куда-то выплеснуть лишнюю энергию.

  Но уже то, что она рядом, придавало сил. К тому же в отличие от Юлги Селия была... представительна. В другие дни ей бы никто не дал и сорока. Но когда дело дошло до того, чтобы помогать Юлге справляться с гостями, Селия сбросила свою ведомственную форму и облачилась в длинные платья ручной вязки, как подобает пожилой женщине и главе рода. Юлга смело могла препоручить ее заботам очередную матрону, которой вдруг приспичило поплакаться о том, как они с Талиной лет тридцать назад сажали вместе цветочки: матрона воспринимала Селию, как равную, и выражала надлежащие соболезнования.

  Благодаря матери Юлге не приходилось больше выслушивать тот поток сюсюкающе-сочувственных снисходительных утешений, в котором она чуть не утонула до ее спасительного приезда.

  Пекх с Яртом обещали быть через три дня, и без помощи Селии эти три дня обернулись бы для Юлги кошмаром. А так... было почти терпимо.

  Пока Селии не позвонил Рео из рода Улы.

  Юлга бы лично и с удовольствием удавила бы того, кто рассказал этому самодовольному придурку, что Селия Костяная Рука в Тьене. Как будто мало ей было его внезапного визита в день смерти Талины! Юлге с лихвой хватало похорон, и о бедах сбежавшей девчонки она совсем было забыла - этим занималась Жаннэй, и, кажется, вполне успешно.

  И тут на очередном скорбном чаепитии у мамы зазвонил телефон. Она подняла трубку, выслушала... извинилась перед собравшимися женщинами и вышла из комнаты. Вернулась она довольно быстро, и Юлга не придала этому эпизоду особого значения - маме вечно кто-то звонил.

  Но вечером Селия довольно грубо впихнула Жаннэй в Юлгину комнату и захлопнула дверь.

  - Жаннэй рода Есса, - прошипела она, - сделай так, чтобы нас никто не услышал.

  Жаннэй неловко перебрала пальцами воздух, будто сплетая невидимые нити.

  - Я плохо это умею. Как-то так? Нас все равно никто не слушает.

  - А кто умеет хорошо? - ядовито спросила Селия.

  - А почему вы этим заинтересовались?

  - Хочется знать, у кого можно забрать Саю рода Ялы Орехенского истока. - Селия скрестила руки на груди, - пока это не зашло слишком далеко.

  - Я ничего об этом не знаю. - пожала плечами Жаннэй.

  - Вот как? - Селия обернулась к Юлге, замершей на кровати в тщетной надежде, что эти двое не будут ввязывать в это дело ее, - Дай-ка мне руку, Юли.

  - Нет, - она машинально спрятала ладони за спину, ох и не вовремя она сняла перчатки! - Только попробуй, и я тоже попытаюсь кое-что узнать. Об отце. А я сильнее.

  - То есть вы обе в курсе, - Селия села на высокий стул, положила голову на спинку и замерла, упершись босой пяткой в царгу, - и обе в этом участвовали. Жаннэй, от тебя я не ожидала. В отличие от Юлги, ты отлично знаешь цену.

  - Это был выбор Саю, - Жаннэй отошла к окну и облокотилась на подоконник.

  Она часто пыталась придать своему худому и негибкому телу позу, которая, по ее расчетам, выражала какую-то эмоцию. Сейчас она старательно копировала Варта, которого считала докой по беззаботному хамству. Обычно Юлге было довольно неловко наблюдать за такими попытками, она всегда старалась поправить, подсказать, в чем кроется неестественность... но сейчас она и сама закаменела, надеясь, что у нее получилось придать своему лицу выражение, хотя бы отдаленно похожее на недоумение.

  - Юлга, - Селия строго посмотрела на дочь, словно забыв, что только что допрашивала Жаннэй, - мне почему-то казалось, что свадьба Нии тебя чему-то научила. В частности, тому, что водники просто так по любви не женятся.

  - Она решила сбежать и сбежала, - сглотнув, объяснила Юлга.

  - И опозорила род. Как думаешь, почему Жаннэй пришлось... избавиться от всех старших Есса, чтобы настоять на своем? Можно же было... решить сбежать и сбежать. Она достаточно красива, чтобы найти, где переночевать, а?

  - Я не понимаю, к чему ты клонишь? - Юлга избегала смотреть на мать.

  Как будто она в чем-то и правда провинилась. Будто не выучила какой-то важный урок.

  - Это была самозащита, - проскрипела Жаннэй, - танцуй в храме, или опозоришь род. Никто бы меня не хватился. Я выиграла - поэтому никто не хватился их. Дела рода остаются в роду и судит их глава рода, так и есть, мудрая Селия, и я понимаю это, как никто другой. Но Саю отказалась от рода. Поэтому по крови ее не найти. Мудрая Лелле ведь пыталась?

  - Лелле мне еще не звонила. - пожала плечами Селия, - мы с ней неплохо знакомы. Думаю, она зайдет на похороны с парой лилий и надлежащим сочувствием и поговорит лично, попросит меня о помощи... Это Рео молод и может пренебречь этикетом... Она и правда мудра: она попытается спасти дочь, уверена, ее муж еще ничего не знает. Она ведь нашла Саю отличную партию - почему она взбрыкнула? Вы насоветовали? Вы идиотки?

  - Старика! Она нашла ей старика! - вмешалась Юлга.

  - И Саю достаточно было потерпеть пару лет, чтобы вернуться домой свободной вдовой...

  - Всего-то, - пробормотала Юлга.

  - ...принесшей в род немало денег, - спокойно договорила Селия, - а теперь, когда случившееся дойдет до Онрена... Вопрос лишь в том, кто из троих старших братьев всадит ей обсидиановый нож в печень. Шелека, наверное. Ему проще дое...

  - Шелека ей помог, - вмешалась Жаннэй, - и спрятался в лед.

  - Тогда Энтан. Гаяна Онрен скорее всего предпочтет оставить при себе. Кто посылает старшего ради какой-то девчонки? А что не так с Шелекой?

  - Мама, я не понимаю, что значит "не так"? Он ее спас, потому что она об этом просила...

  - Юлга, и когда же ты это поймешь? Мне очень жаль, что ты до сих пор не. - Селия огорченно покачала головой, в уголках губ залегли скорбные складки, - Он воспитан так, что для него эта ситуация - в порядке вещей. Брак по любви для него должен быть девичьей блажью. Любовь - ничего не стоящей ерундой. Правильная женщина - ценность, неправильная, испорченная странными идеями - ничего не стоит. Он будущий хозяин в доме, женщина - обеспечивает комфорт. Для любви - любовницы; жена - для брака. Дочь надо выдать замуж за солидного человека, и критерии "солидности" вполне четкие и материальные. Он водник, Юлга. Даже не из Тьена водник, он в Орехене вырос. Это тебе не Хаш, милая, где у каждого второго рода нет, да и даром не надо, это Орехен, там куда не плюнь - войны кланов, земли кланов, род против рода в союзе с другим родом, кровавейший конфликт был лет шесть назад из-за права ловить рыбу в гребанном ручье! Мальчика там воспитывают так, чтобы он был сыном рода, мужчиной рода, воином рода! И тут мальчишка, младший сын, сопля-переросток, срывает семье выгоднейший брак! Ставит сестру выше рода! Сестру, девчонку! Ради чего ему это делать? Чего ему не хватает? Откуда он мог понабраться чужих взглядов на справедливость, с чего бы ему вообще задумываться, что с этой ситуацией что-то не так, если для водников это нормальная ситуация? И тут два варианта... Он общался когда-нибудь с Вартом?

  - Варт его привел, - прошелестела Жаннэй.

  - Ну вот и спросите у Варта, что он там унюхал в эмоциях Шелеки - сестринский комплекс или расставание с парнем, - Селия потерла виски, - в чем именно Шелека не нормальный... Боги, за что мне это. Раз Варта не смутило - скорее всего, дело в парне.

  - В смысле... в парне?.. - не поняла Юлга, - ты имеешь в виду...

  - Как мать я облажалась. - Селия резко встала. - Или была слишком хороша, защищая тебя от мира? Ты как новорожденная. Так, подожди, я пытаюсь вспомнить: ты вообще знаешь, откуда берутся дети?

  - Мам! - Юлга тоже подскочила, - Я просто не ожидала...

  - Когда вы найдете Саю на улице с ножом в боку, ты тоже так скажешь? - сухо спросила Селия. - Потому что этим все и кончится. Я очень надеюсь, что девочка успеет одуматься и вернется к матери до того, как это все дойдет до Орехена. И не надо так бледнеть, я не жестока - это просто факт. Такова жизнь. Это то, с чем тебе еще не раз придется столкнуться, пока ты работаешь в Ведомстве, Юли: видишь мертвого младенца с уродствами - ищи мать-зверозычку; видишь у мужика двадцать пять ножевых и рыдающую огневичку-вдову - ищи любовницу, если та тоже огневичка, то тут уже только считалочка поможет и дедукция, а если любовница еще и замужем, то это вообще детектив... - Селия бросила короткий взгляд на Жаннэй, но та молчала, видимо, не собираясь перечить опытной следящей-сопровождающей, - А если ты, Юлга, видишь мертвую незамужнюю водяницу - процентов семьдесят вероятности, что с кем-то она неудачно поцеловалась... Ха! Могла и за руки подержаться! И это видел кто-то из квартала... Знаешь, в чем будет заключаться твоя работа? Обойтись минимумом трупов. Не создавать повода для Окоса собрать свою жатву, понимаешь? Не усугублять. А вы с Жаннэй... Думаю, тут весь ваш Круг замешан, а? И как Ния может не понимать... Впрочем, отец ее слишком балует... Вы с Жаннэй создали Окосу отличное место для вечеринки. Сделали все возможное для кровавой распри между Тьенскими Улами и Орехенскими Ялами.

  - Селия, - вмешалась Жаннэй, - я настаиваю, что она имела право выбрать тот путь, который хотела. Саю - не Юлга, Саю росла в Орехене. Саю отлично понимала, на что шла.

  Селия вдруг топнула ногой. Сжала кулак здоровой левой руки, правой неловко провела по волосам.

  Посмотрела Жаннэй в глаза.

  Юлге казалось, что это длилось вечность. Она не знала, кто прав, но на всякий случай подошла к Жаннэй и встала рядом. Потому что, пусть аргументы матери и звучали как всегда логично, сердце ее все равно было на стороне Жаннэй.

  - Тогда хотя бы убедись, что ее прикроют от поиска, - наконец сказала Селия. - Я не буду вмешиваться. Пока это не касается моего рода... и пока это не моя работа. Это все, что я могу обещать. Учитесь, котятки. Я еще помню, как опьяняет жажда справедливости. Чтобы все было правильно, чтобы любовь и красота, и никаких глупых замшелых традиций - мир сейчас кажется таким дружелюбным, таким открытым, да, девочки? Как жаль, что это все - до первой дохлой мышки... Я желаю удачи вам... и ей.

  Когда мама вышла из комнаты, Юлга чуть не рухнула под свалившейся на ее плечи ответственностью. Хорошо хоть Жан была рядом.

  Поддержала.

  Взяла на себя большую часть.

  13.

  В квартире в одночасье стало людно, шумно и суматошно.

  - Это просто Варт, - пояснил Ланерье недоумевающей Саю, только-только вернувшейся из школы, и беспомощно развел руками, - Варт рода Хин, который полон энтузиазма.

  Услышав свое имя, худощавый кареглазый парень отвлекся от дирижирования командой грузчиков. Не похоже было, что им нужны были его указания, чтобы тащить фортепьяно, но парню, кажется, искренне нравилось на них орать.

  - Привет, Саю! - сказал он и широко-широко улыбнулся. - Спасибо за возможность пристроить куда-нибудь подальше мамино пианино, оно половину гостиной занимало.

  - Майя же обещала раздобыть фортепьяно... - зачем-то пробормотала Саю.

  Людей, решивших ей помочь, становилось все больше и больше, и это немного пугало. Она не была уверена, что заслуживает... этого всего.

  Прекрасного инструмента, хорошего отношения этого совершенно незнакомого парня, который за свой счет устроил доставку...

  Помощи учительницы Ашиды, жертвы брата...

  Варт вдруг резко посерьезнел.

  - Юлга сказала, - начал он уже медленнее, и будто во что-то вслушиваясь, - что эта штука из ели, сосны и бука... Это же нормально, да? Подходит для серьезных занятий? Мама очень редко играла.

  ...Она ведь совершенно ничего не может предложить взамен. За нее, за Саю, платят другие - Ланерье, Шель... Ее кормят, поят, одевают, позволяют заниматься всем, чем хочется, гулять, где вздумается и читать все подряд. А она просто пользуется тем, что ей дают.

  Она хотела бы отплатить, но у нее совсем ничего нет.

  Ничегошеньки.

  Саю кивнула, с трудом удерживая слезы.

  - Это... Великолепно. Спасибо... вам.

  - На ты, исключительно ты, не обижай меня, - хмыкнул Варт и отвернулся как раз тогда, когда Саю все-таки пришлось моргнуть, - Ланерье, глянь, так нормально?

  - В ее комнате? - слегка резковато откликнулся тот, - судя по звуку, с которым вы его грохнули. Наверное.

  - Давно бы лег и прооперировался, - Варт отмахнулся от его раздражения, как от назойливой мухи, - И чего ты боишься? Живешь, как в склепе, из универа на заочку ушел... - И прежде, чем Ланерье ответил, устремился мимо Саю в ее комнату, - Эйзен, разобрались?

  - Ага.

  - Не забудь выслать мне приглашение.

  - Естественно. Второе пятнадцатое, и ты не забудь. - кряжистый широкоплечий парень, судя по комплекции, корня земли, сделал знак своей команде, и те заторопились к выходу.

  Саю замерла около фортепьяно. Кончиками пальцев огладила лакированную крышку, приподняла, коснулась белых клавиш...

  Брямц!

  Понадобится еще и настройщик. Ей столько всего нужно...

  - Второго пятнадцатого буду весь твой, вот, - Варт пожал Эйзену руку на прощание, - если не передумаешь, конечно. Если у твоей матери все вдруг развалится... Ты понимаешь. Никто не виноват, но ты отдал приглашение на помолвку, - Варт вздохнул - слишком громко и слишком грустно, чтобы правда поверить, что его это обстоятельство расстраивает.

  Ланерье проводил Эйзена кивком и немало удивился, когда Варт закрыл дверь в квартиру и подал голос.

  - Ох, вот бы его совесть оказалась пострашнее отчима, - протянул он, - так хочется свободные выходные...

  Саю уже даже не пыталась понять, что Варт имеет в виду.

  - И чего тебе здесь надо? - опомнившись, спросил Ланерье.

  "Я надеялся, что ты свалишь", - было написано глубокими складками у породистых крыльев носа: Ланерье всегда его морщил, когда был чем-то недоволен.

  - Мне нужно развеяться, а ничто так не успокаивает, как созерцание опадающих ленточек, вот! - Варт подмигнул, почему-то Саю, с трудом оторвавшейся от фортепьяно, чтобы проводить гостей. - Видишь? Бартер. Деньги студентам брать нельзя; тебе делают что-то хорошее, а ты в ответ должен. Жизнь-жизнь... С друзьями иначе. Друзья не считают, что отдают... Никаких расчетов между нами, Саю. Ты понимаешь?

  - Нет, - честно ответила она, - ты слишком много говоришь. Причем здесь ленточки?

  - Он чушь несет, - бросил Ланерье, - ты этого не сделаешь, Варт...

  - Сейчас покажу, - улыбнулся Варт Саю, все так же не обращая на Ланерье ровным счетом никакого внимания, и рывком открыл дверь в комнату, где тот принимал... он называл их "просителями", но Саю - "клиентами", потому что они чаще требовали, чем просили.

  И потому что Ланерье брал деньги.

  Ланерье рванул за ним, но Варт ловко подставил ему подножку и тут же подхватил за шиворот, не давая упасть и расквасить нос. На его руке четче проступили мускулы.

  По шкале от Ланерье до Эйзека Варт был куда ближе к Ланерье. Но теперь Саю поняла, что эта его худощавость и внешняя хлипкость, подчеркнутая растянутой футболкой, обнажающей трогательно-хрупкие ключицы, - кажущаяся.

  Ланерье и не мог помешать. Он лишь обозначил негодование.

  - Ты его откормила, - констатировал Варт, и Саю, рванувшаяся было на выручку, вдруг осознала, что ситуация эта происходит не в первый раз, - слушай, Ланерье, оно же все равно рано или поздно облетит, ага?

  Ланерье покачал головой, нащупал рукой косяк и встал, резко выдернув ворот одеяния из пальцев то ли друга, то ли недруга.

  - Не думаю, что от этого кому-то станет легче, - сказал он спокойно.

  Клиенты частенько просили Ланерье связать узелочки; он брал две ленты и сплетал их вместе. Весь его... кабинет был увешан этими странными, слишком пестрыми украшениями, иногда совершенно не сочетающимися по цветам. Стены от пола до потолка были утыканы гвоздями, хаотично, бестолково, и почти на каждый гвоздь было накинуто по плетению.

  Иногда узлы развязывались сами по себе и ленты тихо падали вниз, на пол. Ланерье просил Саю собирать такие и класть на специальный низкий столик, чтобы он мог их очистить и использовать еще раз.

  Ланерье завязывал узелочки-встречи, узелочки-на-удачу, узелочки-вероятности. Никогда - принуждение, всегда - шанс. Они по природе своей были недолговечны, но Саю каждый раз было немного грустно убирать ленты.

  - Мне все равно, - пожал плечами Варт, - хочешь, напомню тебе все те случаи, когда тебе казалось, что ты должен что-то сделать? Могу до завтрашнего утра напоминать.

  - Это другое... Твоя богиня другая.

  - И в нее мало веры. Но не суть. Напомнить? Однажды ты продиктовал шайке преступников код от сейфа. - хмыкнул Варт и переступил порог. - Потому что тебе вдруг показалось, что нужно срочно позвонить и назвать пару цифр, вот... Почему мне нельзя? Мне тоже иногда кажется, что станет легче, если сделать...

  Он медленно вышел на середину комнаты, чуть не запнувшись по пути о столик с ароматическими свечами и демонстративно скрестил руки на груди.

  - ...вот как.

  Саю подошла к Ланерье, чтобы лучше видеть. Она не понимала, что такого страшного может случиться из-за того, что кто-то просто стоит в центре комнаты, но Ланерье даже открыл глаза и теперь взирал в сторону Варта мутным невидящим взглядом, напряженный, побледневший до синевы.

  Сначала ничего не происходило. Варт просто стоял. Ни к чему не прикасался.

  А потом Саю услышала шелест.

  Шелест ткани.

  Ланерье зашарил в воздухе длинной ладонью, нащупал Саю и больно вцепился в ее локоть.

  - Они...

  - Они опадают, - подтвердила Саю, - опадают, как листья.

  Ленты скользили, как живые, расплетались, падали грудами у стен. Варт все так же стоял.

  Ничего не делал.

  Саю знала, что они бы расплелись и сами, просто много позже.

  Он не был причиной.

  Он был катализатором.

  - Что-нибудь осталось? - одними губами спросил Ланерье.

  Саю окинула взглядом голые стены с сиротливо торчащими криво вбитыми гвоздями.

  - Нет. Ничего.

  Ланерье выдохнул раздраженно сквозь сжатые зубы, развернулся и ушел на кухню. Саю слушала, как он топает по скрипучему полу, как шумит закипающий чайник.

  Она не двинулась с места. Как и Варт, замерший среди сотворенного бардака статуей самому себе.

  - Ты не виноват, - вдруг сказала она.

  - Знаю, - согласился Варт, - но все равно погано. Кстати...

  Он подошел, брезгливо стараясь не наступать на разлетевшиеся ленты, смешно и высоко задирая ноги - узкие щиколотки болтаются в старых спортивках, носок на левой ноге серый, с маленькой дыркой около большого пальца, а на правой коричневый в зеленую полоску, - почему-то Саю не решалась посмотреть Варту в лицо...

  - Забавный факт, - Варт положил руку ей на плечо, слегка похлопал, - ты тоже ни в чем не виновата.

  Он ушел на кухню, а она осталась одна, на пороге.

  Вот как.

  Иногда все просто...

  Просто...

  Случается.

  Не по твоей вине. Просто... с тобой.

  14.

  Селия знала Ярта уже очень-очень долго и примерно представляла, что начнется, если кто-то придет на похороны его матери не скорбеть, а просить помощи у рода Наль. Ярт всегда был циничен, и он был некромантом и медиком - что обуславливало его довольно специфичное отношение к смерти. Но кроме того он терпеть не мог, когда его родных использовали как предлог... Он мог выбирать довольно извращенные способы, чтобы показать семье любовь и заботу, но никогда особенно не заморачивался, демонстрируя свою неприязнь посторонним людям: умел он облить грязью тех, кто ему не нравился.

  И состояние отца не прибавляло ему выдержки и спокойствия - Пекх наблюдался у специалиста по зависимостям уже несколько месяцев, чудом совмещая с работой, но не с домом.

  Он сильно отдалился от сыновей. У него и раньше была привычка сбегать из дома в командировки, деменция жены была для него невыносима, а теперь он и вовсе перестал там появляться.

  Варт шутил, что ему придется присылать отцу приглашение, если он хочет познакомить его с Юлгой - а они ведь жили вместе.

  Селия была знакома с Пекхом достаточно давно, чтобы понимать, почему он так себя ведет: этот огромный и мощный мужчина не мог простить Ярту найденной в нем слабости, а Варту того, что он всецело поддержал старшего брата. В итоге Пекху пришлось признать себя жертвой приворота и обратиться к специалисту - а ему претило быть жертвой и обращаться за помощью. Он был из тех мужчин, что скорее клещами вырвут себе зуб, чем сходят лишний раз к стоматологу.

  А тут даже не особо болело, пока сыновья не забили тревогу. Никому не нравится, когда тебя заставляют признать, что твоя счастливая жизнь на самом деле не слишком-то здоровая для психики.

  Таким образом на похоронах Талины должна была собраться довольно мрачная и озлобленная компания: обманутый муж, который до сих пор любил покойницу, при этом понимая, но не принимая, что его когда-то полюбить заставили; старший сын, всю жизнь исповедовавший принцип "взрослые люди, сами разберутся, а потом я так и быть объясню, в чем именно они ошиблись, надеюсь, будет над чем посмеяться"; и младший - недолюбленный в детстве парнишка, любой ценой привыкший хранить вокруг себя чужой душевный покой.

  Мальчишка, до последнего ухаживавший за матерью.

  Мальчишка, так и не добившийся ее любви.

  Ну и Юлга. Наименее скорбящая, а значит, наиболее адекватная, она как всегда попытается помочь Варту навести в доме красоту, благодать и позитивную атмосферу, и в итоге впряжется в это сильнее всех. Единственная невестка в скорбящем доме - так себе местечко в семейной иерархии, даже если учесть, что официально речь о свадьбе еще никогда не заходила.

  Селия все успокаивала себя мыслью, что не так уж долго эти двое встречаются, и вероятность этой самой свадьбы чересчур преувеличена. Но она помнила, что Юлгу в дом привела Талина - а Талина в свое время считалась одной из самых талантливых красных свах своего поколения. И этот факт капитально подламывал крылья надеждам Селии на зятя без детских травм, проблем с чужими эмоциями и нормальным самоконтролем.

  Талина могла быть плохой матерью, но с задачей привести сыну подходящую девушку она, увы, справилась, как хорошая сваха.

  Про это знали все. Так что свадьба считалась делом почти решенным - пусть молодые и не торопились.

  Так что не стоило забывать, что море, просто море надоедливых родственников и друзей Талины обязательно придут поплакать, пожрать и посмотреть, как справляется невеста младшенького Хина.

  Селия посмотрела на круги под глазами у Юлги - для той это был первый опыт организации семейных сборищ, и ей приходилось нелегко, пусть Варт многое и взял на себя, - в который раз пожалела, что Яльсе до сих пор нельзя выезжать из Хаша, а значит, некому будет подтирать за Яртом его яд и напоминать мужу, что он тут не единственный скорбящий. Да и обязанности невестки Хинов тогда бы не падали на одну Юлгу... Поглядела, как широко улыбается Варт, радуясь, что пристроил куда-то материнское пианино, и оно больше не будет стоять без дела, - у этого парня и в лучшие времена с психикой все было довольно печально... И решила, что хотя бы с Лелле разберется подальше от семейного гнезда.

  Не то чтобы Лелле вообще была заботой Селии - девчонки сами в это ввязались, им бы, по-хорошему, и разгребать. Даже если бы не справились, ничего фатального им не грозило. Но Юлга была ее дочерью, а Жаннэй Селия официально удочерила - а значит, несла за них ответственность.

  Как несла ответственность за целую поросль мелочи из рода Есса. Как хорошо, что Ярт все еще не накопил им с Яльсой на собственный дом! Как хорошо, что Живица ниспослала Селии двоюродную сестрицу, которая просто обожает нянчить чужих детей!

  Как хорошо, что Яльса умеет окружать таким теплом и заботой, что даже ледышки-Есса потихоньку оттаивают. Когда Селия только приняла их, на них было смотреть страшно. Никогда она еще не видела настолько послушных и тихих детей...

  А если Жаннэй сейчас попадет в переделку, то ее птенцам может грозить опасность. Вероятность мала, но...

  Да и долгое сотрудничество в Орехене позволило Селии немного разобраться, что Лелле за человек и что для нее семья, так что...

  Селия вздохнула.

  Конечно, она привыкла обосновывать для себя целесообразность своих действий, но иногда правильнее было просто признать очевидное.

  Она волновалась за своих девочек.

  И немножко за ту девушку, что сбежала из дома в неизвестность.

  В Храм Улы пускали всех. А потом главное знать, куда идти. Двадцать семь шагов от входа вглубь до колонны, направо от витража Улы Милостивой, по коридору, вверх по лестнице, переход, вниз по лестнице, и вот он - заветный прудик с кувшинками, запертый в восьми каменных стенах. Восемь - число Лаллей, а не Улы: создание этого места когда-то потребовало кооперации жрецов четырех Храмов.

  Живица и Окос тоже участвовали.

  Пруд ушедших. Жив или мертв человек? Здоров или болен? Пруд давал ответ.

  Селия с трудом поборола искушение снять сапоги и ступить с деревянного настила на голую землю босыми ногами. Здесь росла трава - жухлая, желтоватая, ее ежедневно вытаптывали десятки людей, ей не хватало света из маленьких тусклых окон...

  Но пруд этот славился вовсе не травой на берегу.

  А цветами.

  Которые распускались... или гнили.

  Лелле стояла, бледная и величественная, и смотрела на прекрасный белый цветок, расцветший в неурочное время посреди пруда.

  Одна-одинешенька на самом краю. Тонкая, хрупкая фигурка отражалась на поверхности воды: ни малейшей ряби.

  Но и льда нет. Потрясающий самоконтроль... или опустошающее бессилие.

  Хорошо, когда у тебя достаточно власти, чтобы освободить себе место для одиночества.

  Отличное место для приватного разговора: только Лелле, Селия и бронзовая статуя матери ушедшего солдата на другом берегу.

  - Как я вижу, с твоей дочерью все в порядке, - мягко заметила Селия, кивнув на кувшинку, у которой даже листья не пожухли, - зачем Рео мне звонил?

  - Селия? - Лелле неохотно обернулась. - Я не знаю. Кто я такая, чтобы указывать ему, что делать? Почему ты...

  - Я приехала на похороны... давней знакомой, - пояснила Селия, - узнав о твоей беде, решила немного прогуляться... И действительно нашла тебя здесь. Я рада, что все в порядке. Это же ее цветок?

  - Да, я обратилась к Уле, и цветок распустился, - вздохнула Лелле, - она жива, здорова, счастлива? Но... Я не понимаю, просто не понимаю, что произошло. Почему это случилось. И Шелека...

  - Ей хорошо живется. Цветок очень красивый.

  Как надо жить дома, чтобы так расцвести, сбежав? Поймав себя на этой мысли, Селия украдкой прикусила себя за щеку. Сейчас ей стоило контролировать эмоции.

  Она здесь островок спокойствия, на который можно положиться.

  - Богиня... - Лелле вдруг дрогнула лицом, провела по лбу ладонью, - это...

  И уткнулась вдруг носом Селии в плечо, уцепилась руками за локоть здоровой руки, вздрогнула телом. Лелле Ола-Яла плакала.

  Селия не ожидала такого от той ледяной королевы, с которой общалась в Орехене.

  - Я так устала, - пробормотала Лелле, - так устала. Онрен, он... играет, ты знаешь? Играет. И проигрывает. Всегда играл. И проигрывал. Я прятала приданое... Отдельные счета... Он же убьет ее, убьет ее, Селия! Найдет и убьет, если узнает! Где я ошиблась? Где? Скажи мне, где я ошиблась? Что я не так сделала? Ты всегда все понимала, ты никогда не теряла головы, я воспитывала ее правильно, так скажи же, чего этой неблагодарной девчонке не хватало!

  Она выпрямилась, резко вытирая слезы ладонью - о истерике, предшествовавшей вспышке гнева, теперь напоминало только мокрое пятно у Селии на рукаве.

  Селия немного опешила: она ожидала... Она не знала, чего.

  Чего-то другого.

  - У меня дочь, у них с Саю разница пара лет, ты знаешь, - сказала она осторожно, - и я ей всю жизнь твердила: не ходи в Ведомственный, нет там ничего хорошего. А она все равно пошла. И парня я ее не одобряю, малахольный, себе на уме... Он психует, у других мозги всмятку. Ты говоришь им одно, но они всегда набивают свои собственные шишки. Ты просто не успела. Не успела отдать свою дочь замуж еще ребенком. Она выросла настолько, чтобы принять решение... И отказаться от рода, верно? Иначе бы ты уже нашла ее... И вернула.

  - Скажи, что это гнусно, - Лелле поджала губы, - у тебя такой тон, что...

  Белый локон выбился из аккуратно заплетенной косы, уложенной вокруг головы короной, - единственное свидетельство ее расстроенных чувств.

  И глаза покраснели.

  А тушь водостойкая. Предусмотрительно.

  - Это логично. Я понимаю, почему ты это сделала. Я понимаю тебя, Лелле. Но и ее понимаю.

  Селия старательно рассматривала вышивку у Лелле на воротнике блузки, кончик уха, подчеркнутую косметикой скулу - ей было сложно так просто все... замалчивать, глядя Лелле в глаза, и она берегла силы.

  Она не ожидала, что Лелле так... больно.

  Она ведь тоже мать. И у нее есть совесть. Хорошо, что всю свою сознательную жизнь Селия училась ее вовремя затыкать.

  - Ты не собираешься ее искать, - фыркнула Лелле, - ты пришла посмеяться. Нос задрать: надо же, как у тебя все хорошо, дочка подцепила некроманта! А моя не способна даже о семье подумать!

  Селия запустила пальцы мертвой руки в короткие волосы. Она решилась сказать правду - строго дозированную, логичную правду. Удобную. Во имя безопасности своего рода и девочек. Еще секунду назад ей было бы противно это говорить, но вспышка Лелле немного помогла вспомнить, на чьей она сегодня стороне.

  - Я понимаю, ты шокирована... - Селия положила руки Лелле на плечи и заглянула в глаза, - и слишком напугана. Поэтому я прощаю тебе твои слова. Но послушай меня, прислушайся! Ее никто не будет искать. Она совершеннолетняя. Ты можешь подать заявление, но тебе откажут, Лелле. Послушай, я отлично знаю, чем свадьба в полнолуние отличается от свадьбы в новолуние, но тебе уже не удастся это провернуть, даже если луна исчезнет вовсе. Ты не сможешь держать ее под курениями, блокирующими магию, вечно. Девочка явно не хочет замуж, и слишком опасно искать ее для тебя - она ведь может и взорваться. Она слишком взрослая для безболезненного кризиса. Она уже взорвалась и сбежала. Ведомство откажет тебе в запросе, Лелле. И я откажу.

  - Это моя дочь! Ты понимаешь?..

  - Знаешь, у меня ведь появилось... пятеро детей. Шестеро Есса. - тихо сказала Селия. - Это был достаточно... специфический род воздушников. Взрослые отсылали Валлоу материалы, шпионили... и детей тоже. Храмовое воспитание досталось всем, хоть и по чуть-чуть. Жить во имя Лаллей, не во имя себя... Но четверо еще мелкие, гибкие. Близняшки, Кальен с Мальеной - они быстро восстановились. А вот Атан как раз на пороге подросткового кризиса. Он такой спокойный. В новой школе были какие-то проблемы, но он никогда не плакал. Его бьют - а он не плачет, даже не защищается. И всегда делает все, что ему говорят.

  - Причем здесь твои Есса! Укрепила род? Молодец, но у меня дочь...

  - ...жива и здорова. Вот цветок. - резко перебила Селия. - Слушай! Мы с сестрой опасались... что Атан сгорит. Понимаешь? Если все запирать в себе, если молчать и подчиняться - выгораешь. Я видела такое... Как часто Саю перечила? Как часто ты спрашивала ее мнения? Может, она хотя бы иногда выбирала себе платье?

  Лелле молчала, и молчание это было тяжелым, болезненным. Чуть передавишь - и она бросится в атаку, чтобы хоть как-то защититься.

  - Я знаю, как воспитываются девочки в Орехене, - Селия слегка улыбнулась, нет-нет, она ни в чем не винит Лелле, совершенно ни в чем не винит! - они очень послушные. Очень верующие. Очень чистые, невинные и целомудренные. Ты ведь берегла ее, Лелле, я знаю. Уверена, Саю не знала ни о ваших долгах, ни об отцовском пристрастии к игральным костям.

  Лелле склонила голову.

  - Если ты хотела, чтобы она пошла на жертву, надо было хотя бы объяснить, во имя чего, - Селия отошла к кромке воды, скрестила на груди руки, - во имя чего она отдает жизнь старику. Что семья нуждается в этой жертве. Что род нуждается... В юности кажется, что пара лет - это вечность. Ты обрекала ее на вечность со стариком, но не объяснила, что это жертва, а не наказание. И я бы на твоем месте радовалась, что она взбунтовалась и сбежала, а не молча согласилась. Потому что молчание плохо кончается.

  - Поэтому тебе пришлось принять сироток Есса? Это очень мутная история, - заметила Лелле, - я интересовалась сокружницами Нии.

  - Тебе всегда надо быть в курсе сплетен? Да, мутная. Жаннэй взорвалась. И... все кончилось не очень хорошо, скажу тебе по секрету как давней подруге. И мы с Яльсой очень боялись, что Атан тоже взорвется.

  - Боялись?

  - Он все-таки набил морду обидчику. Просто и безыскусно набил морду и попался учителю. Доставил новой семье неприятности. Сделал это ради себя. Было много слез и соплей, конечно... - Селия вздохнула с искренним облегчением: воспоминание о фингале под глазом у того мелкого уродца до сих пор неимоверно грело ей душу, - но он не выгорел, не взорвался, не превратился в чудовище, а просто выплеснул лишнее. Сейчас он дерется, очень много, очень часто, но это лучше, чем... - она осеклась и поправилась, - в общем, к лучшему.

  Да, с этим уже можно было работать. Селия боялась, что мальчишка окажется таким же порченым, как Жаннэй. Где бы она ему Круг нашла?

  - О, так ты предлагаешь мне радоваться? Хороша поддержка, подруга, - Лелле скривилась, - Радоваться, что Саю не взорвалась?

  - Да. Чего проще - капнуть старику в капельницу немного того-этого, а? - Селия развела руками. - Столько я такого видала. Даже неделя могла показаться ей вечностью, своего рода ад, вечные муки. Оступиться - легче легкого. А человек, однажды убивший - становится убийцей. Олле бы поскользнулась на лестнице, Рео бы на голову упал кирпич... Или ты надеялась, что она своей чистотой и невинностью соблазнит Рео, и это поможет ей скоротать время?

  - Моя девочка не стала бы... Убивать.

  Значит, все-таки надеялась. Селия мысленно фыркнула: кто бы сомневался. Вот эту Лелле она знает, отлично знает.

  - Можешь ли ты быть уверена?..

  - Я ведь не стала. - Лелле покачала головой. - Меня сговорили за Онрена, когда мне было пятнадцать. И я несу свое бремя с тех пор.

  - Так это такая месть, что ли? Ты несла, пусть Саю несет? Кому ты мстишь - самой себе? Потому что тут разумнее было бы подать на развод...

  - Это же мой муж! Я не могу его бросить, не могу отказаться, наши судьбы сплетены в Храме! Богиня, что за бред! - Лелле отмахнулась. - Ты никогда не была замужем и не понимаешь, отношения... Развод не... - она облизнула губы, резко откинула со лба мешающую белую прядь и сменила тему. - Да Мерн проскрипит еще года полтора максимум! Он на диализе!

  - Полтора года - это вечность, Лелле. Вечность. И я подозреваю, ты забыла объяснить Саю, что значит жених на диализе.

  - Я не понимаю, что ты пытаешься до меня донести! - рявкнула Лелле. - Зачем ты пришла?! Мучить меня? Я помогала тебе с твоим делом! В Орехене я всегда держала для тебя двери открытыми! Я никогда...

  Селия скорбно качнула головой.

  - Я пришла подставить плечо. И сказать, что все к лучшему. Прости, я не могу помочь тебе ее найти, - сложнее всего было смотреть Лелле в глаза, прямой, честный, открытый взгляд, воплощение дружеского плеча, поддержки и опоры, - но очень постараюсь помочь тебе утешиться.

  Она обняла Лелле.

  Та, конечно же, не утешилась. Но и не оттолкнула.

  Куртка мокла.

  Естественно Селия не смогла Лелле переубедить. Для Лелле всегда дико было думать, что кто-то может поставить свое благо выше блага рода, и поступок ее младших детей слишком ее шокировал. Но не важно. Главное, чтобы Лелле Селии доверилась. Чтобы со всеми догадками первым делом шла к ней.

  У Лелле ведь очень мало подруг - все больше союзницы и врагини. Может, и получится...

  Рео что-то заподозрил, кружит вокруг дома Хинов вороном. Но Рео молод и имеет мало влияния, с Рео Жаннэй как-нибудь разберется. Главное, чтобы Юлга удержала "сестрицу" от ее привычной схемы и направила ее мысли в более сложное, но мирное русло.

  А вот Лелле лучше держать на своей стороне. Она старая змея, укусит - мало не покажется.

  Повезло, что Селия застала ее в момент слабости.

  Очень повезло.

  15.

  - Когда церемония? - спросил Ланерье, наливая что-то Варту в облупленную кружку.

  Ни капли не пролил.

  "Что-то" пахло алкоголем еще из коридора, но распознать, каким именно, Саю не смогла. Видимо, какой-то экзотический напиток из самого Валлоу.

  В домашнем баре в Орехене, помнится, было все, что производят в Кетте. Отец считал себя патриотом, так что не держал ни яленского соджу, которым угощала Саю Майя, ни тех загадочных напитков, которые Саю видела у Ланерье в шкафу, но не трогала. Мало ли, что-то ритуальное.

  Пузатая зеленая бутылка толстого стекла была торжественно водворена на середину стола, и Варт покосился на нее с немалым уважением. Но пить не стал.

  - Вчера кремировали, - пояснил он, - завтра начинается семидневное бдение, и я хотел бы обойтись без дополнительной тошноты и головной боли, вот.

  Саю замерла у окна, издали зачарованно рассматривая на толстенное донышко бутылки: тускловатый свет переломлялся как-то... не так, и казалось, что в стекле можно различить очертания... хвоста?

  - Кремировали? - удивился Ланерье.

  Саю даже взяла бы бутылку поближе к свету, но на улице стремительно темнело. Зима брала свое.

  Нет, решила Саю. Хватит глаза ломать. Пора сменить лампочку.

  И к бутылке не притронулась. Мало ли, ритуальное, для утешения, и женщинам трогать нельзя...

  - Она так завещала. - Варт хрустнул запястьями, чуть склонил голову на бок, будто прислушиваясь. - Ей всегда действовали на нервы детские зомби. Никто бы не осмелился специально, а вот по глупости... Дети же вечно... тревожат бездумно. И в землю кладбища Живицы ей бы тоже никто не позволил лечь... - он замолчал, раскачивая в руке кружку.

  Жидкость плескалась в опасной близости от края, но Варт не позволял ей пролиться.

  Саю тихонечко села рядом с Ланерье на тяжелую резную скамью.

  Она вдруг поняла, что ей тоже теперь никогда не лечь в земле Ялы. И это было неожиданно неприятным открытием - хоть до того Саю и думать не думала о смерти и похоронах.

  Рука Варта дрогнула, жидкость выплеснулась было из кружки, но теперь уже Саю ей не позволила. Варт хмыкнул и перевернул кружку - Саю поддержала затею, прижав таинственное зелье из Валлоу ко дну.

  - Хватит играть с алкоголем, - сварливо буркнул Ланерье, - не будешь пить - не пей, но имей уважение. И ты тоже, Саю.

  Саю, а не Саюшка... Она поникла. Похоже, она сделала что-то правда нехорошее. Она никогда еще не видела настолько раздраженного Ланерье. Поджатые губы, недобро сощуренные глаза.

  Обычно он держал веки сомкнутыми, и это придавало его лицу спокойное, чуть мечтательное выражение. Сейчас в нем чувствовалось что-то опасное, хищное, даже тонкие морщинки у глаз и уголков рта, выдававшие привычку часто улыбаться, в неярком свете умирающей лампочки будто углубились, исказились, превратились в темные трещины на белой коже.

  Он стремительным движением перехватил кружку и поставил рядом с собой.

  - Не надо закрывать, - сухо сказал он Варту, потянувшемуся за пробкой, - пусть подышит.

  - Как скажешь. Мне не стоило задерживаться?

  - Я не могу выгнать того, кто нуждается в утешении, - покачал головой Ланерье, - даже если этот человек только что свел на нет несколько месяцев моей работы.

  - Я об этом знаю. - хмыкнул Варт. - Так что, думаю, переночую тоже здесь.

  - Что же. Если ради твоего утешения тебе нужно доставлять неудобства другим, мой жреческий долг - это пережить. Саю?

  - А?

  Да что же она такое наделала?

  - Ты тоже живешь в этом доме, - мягко пояснил Варт, - и у тебя есть право меня выгнать.

  - У тебя... же... - Саю хотела бы сказать это как-то мягче, как-то, может, иначе, но никак не могла придумать этого простого и хорошего варианта, который бы звучал не так болезненно, - мама умерла. А на улице холодно... И ты привез... фортепьяно...

  - Не волнуйся, - сказал Варт, медленно подбирая слова, - я горюю не о том, что я утратил, для этого надо что-то потерять. Я горюю о том, чего у меня никогда не было, но было у всех моих друзей, было у брата. Любящая мать... Вместе с моей матерью умерла последняя надежда на теоретическую возможность хоть какой-то материнской любви - и я горюю не по Талине Хин-Элу, я горюю об утраченной надежде. И я справлюсь и один. У меня теплая куртка. Просто я в плохом настроении почему-то действую людям на нервы, и не хотел бы портить настроение дорогим мне людям. Поэтому и решил переночевать здесь.

  Ланерье раздраженно дернул уголком рта, но смолчал.

  Саю все равно ничегошеньки не поняла кроме того, что Варту грустно.

  Она знала, что нет толку посылать Ланерье умоляющие взгляды, и его не смягчит ее растерянная мордашка, поэтому уцепилась тихонько двумя пальцами за широкий рукав его странного белого жреческого халата. И подергала.

  - Это же просто подработка... - сказала она, и совсем тихо, почти про себя прошептала, - Майины тоже расплелись...

  Ланерье повернул к ней лицо и вскинул редкие брови.

  - Саюшка, если ты считаешь, что нам стоит потерпеть этого эгоистичного разорителя храмов, то я уважаю твое решение. Не надо оправдываться. Если у тебя есть право, то есть и право этим правом пользоваться. - он наконец закрыл глаза, и снова стал похож на себя-обычного, - Видит Лаллей, никогда не думал, что скажу такое, но лучше равняйся на этого наглеца - бери, что можешь взять.

  Саю воспряла духом.

  - Потому что просто так тебе в жизни никто ничего не даст, - подхватил Варт.

  - А... фортепьяно? - застенчиво спросила Саю.

  Конечно, никто из них не был абсолютно серьезен в своих советах. На свете всегда будут добрые люди. Добрые люди помогли Саю сбежать, добрые люди кормят ее и поят. Ланерье - добрый человек. И Варт.

  И Шелека. И Майя. И даже Жаннэй, какой бы холодной и отстраненной она Саю не показалась.

  - Таких добросердечных людей, как я, еще поискать надо, - фыркнул Варт, - и я вечно об эту бандурину спотыкался. Да на ней никто не играл с тех пор, как Ярт с истерикой музыкалку бросил!

  - А... ты же говорил, оно мамино?

  - Ага. Но она тоже к нему не притрагивалась. Все собиралась научиться, но руки не доходили. Я чудом превратил символ того, что никогда не случится, в рабочий инструмент - можно сказать, грязно тебя ради этого использовал, Саю. Так что это пианино наконец-то заговорит.

  - Когда мы его настроим, - улыбнулась Саю.

  Добрые люди часто получают за свою доброту, так что всегда умеют оправдать очередной свой хороший поступок, вот, что она подумала.

  Если одним махом можешь сделать лучше и себе, и кому-то еще, ты все еще сделал лучше. Вот, что она бы сказала, но не была уверена, что эта мысль достаточно умная, чтобы ее говорить вслух. Ланерье бы сказала, но Варту...

  Варт ей нравился, но она немного перед ним робела. Может, потому что он казался таким открытым и дружелюбным. Или потому, что она и без того кучу всего ему наговорила. Про то что он не виноват и вообще... Как будто имела хоть какое-то право судить.

  - Да. Всему свое место... - Варт улыбнулся ей в ответ, - Ланерье, это такой музыкальный аккомпанемент?

  Ланерье, который со скучающим видом выстукивал ложкой по бутылке что-то сложное, поднес палец к губам.

  - Тс-с-с...

  С жутким дребезгом уронил ложку и нырнул под стол.

  - Хочу посвятить вас в одну жреческую тайну, - сказал он, и голос из-под стола звучал гулко и насмешливо, - если человек отказывается от утешения забытьем, то мы предоставляем ему адреналин.

  - К чему... - начал было Варт и оцепенел.

  Из горлышка бутылки высунулась змеиная голова.

  Несколько невообразимо долгих секунд Варт смотрел на змею, а змея смотрела на него, изредка пробуя воздух длинным раздвоенным язычком. Саю замерла, боясь шевельнуться.

  А потом в одно мгновение Ланерье дернул Саю к себе под стол, и она едва успела заметить, как потревоженная змейка бросилась из бутылки на Варта, Варт и увернулся, роняя тяжелую скамью, и на кухне вдруг стало очень шумно и суматошно...

  16.

  - Я хотел засвидетельствовать почтение главе дома, прежде чем говорить о делах с его обитателями, но мне сказали, Пекх рода Хин приедет только на Прощание?

  Ярт рода Хин оказался не очень высоким худощавым мужчиной, на вид ровесником Рео. Чуть пониже, чуть уже в плечах. На нем был цветастый женский фартук, который не сходился на талии, весь в пятнах. Когда Рео только вошел, Ярт нарезал помидоры для Бдения, неумело, и они мялись в жестких пальцах, и брызгали из-под ножа. Попало и на небрежно закатанные рукава мятой клетчатой рубашки, и на потертые домашние штаны, и даже на пушистые серые тапочки. Застань Рео в таком виде кого-нибудь другого, счел бы его жалким; но этому человеку каким-то непостижимым образом удавалось смотреть на Рео как на блоху - снизу вверх, и ему совершенно не мешало то, что он по уши в помидорах.

  Помидоры он тоже искренне презирал.

  - Ну так свидетельствуйте наследнику, - лениво протянул он, и отвернулся к разделочной доске.

  Рео сдержал желание скрипнуть зубами.

  - Соболезную...

  - Наследнику, я сказал. - Ярт отложил в сторону нож, но головы к Рео повернуть не удосужился. - Впрочем, я тоже должен принимать соболезнования... Напомните, как вы познакомились с моей матерью?

  - Я не имел чести...

  - Оно и видно. - Ярт покрутил на запястье обручальный браслет. - Жаль. Мне говорили, разговор с жрецом облегчает душу.

  Он вытер руки о фартук и открыл кухонный шкафчик.

  - Вы все еще можете поговорить со мной. Пусть я не знал вашу мать, но мой жре...

  - Кажется, там упоминался именно жрец, а не придурок в жреческих шмотках. - все так же бесстрастно заметил этот наглец.

  Он достал с полки бутылочку темного стекла и повертел в руках.

  - Уходите, пожалуйста. - сказал он Рео, задохнувшемуся от невиданного оскорбления.

  Никто раньше не ставил его компетентность под сомнение. Его выделял сам Вио! Да, утешением обычно занимались жрицы или жрецы, выбравшие Глубину, но... Конечно же, Рео бы справился с тем, чтобы поделиться со страждущим мудростью и поддержкой Многогранной Богини. Его и к этому готовили, в конце концов. Откуда у этого человека столько гордыни - пренебрегать разговором с жрецом Улы его ранга?

  - Уходите, - повторил Ярт, - вы пришли на похороны моей матери просить кого-то об услуге. Вы же все равно зашли ко мне на кухню для галочки - можете ее поставить в свою записную книжечку. Чем быстрее вы уйдете, тем быстрее сможете вытащить карандашик и поставить галочку.

  Рео вздохнул и чуть склонился в положенном поклоне.

  - Простите. Я точно ничем...

  Ярт быстро откупорил пузырек и сунул его Рео под нос. Резкий запах нашатыря заставил того отшатнуться.

  - Пока я прошу по-хорошему. - сказал Ярт, и под глазами его залегли глубокие тени. - Не хочу, чтобы меня заперли в Учреждении до самого Прощания и привели в браслетах, как приведут моего отца, из-за того, что какой-то чудак в халате начнет выкашливать свои легкие. Уходите, пока я вас этой штукой не облил.

  Рео примирительно поднял руки.

  - Ухожу.

  Ярт качнул пузырьком.

  - Быстрее. Уходите быстрее. Часть с выкашливанием ну очень соблазнительна.

  Потом отвернулся, поставил пузырек рядом с доской и снова взялся за нож. Его резкий запах, кажется, совсем не беспокоил - как и то, выполнит ли Рео его просьбу.

  Но Рео вдруг как-то очень ясно и отчетливо понял, что говорит не просто с некромантом, а с некромантом с медицинским образованием, который вполне еще может придумать - и, главное, воплотить, - угрозу и пострашнее, потому послушно отступил - с достоинством, но так быстро, как только позволял ему его статус.

  Теперь было понятно, почему кухня оказалась пуста - при том, что в самом доме творилось обычное для этой части похорон столпотворение. Перед Бдением положено было наедаться от пуза и наговориться от души. Людям требуется немного времени для объятий, рыданий и заедания стресса перед недельной голодовкой для самых близких друзей и членов семьи. И, хоть у Талины Хин-Элу была довольно скромная семья, - ну, по меркам водников, Рео не был уверен, сколько детей положено заводить в семьях некромантов, - зато дружила она со всем кварталом. И все хотели попрощаться, а некоторые даже собирались остаться на Бдение.

  Надо было одеться как-то... цивильно. А то на него начинали коситься. Вот-вот кто-нибудь спросит, знал ли он покойную; Рео уже видел одну неадекватную реакцию на отрицательный ответ и не хотел спровоцировать еще.

  - Здравствуйте, - его бесцеремонно придержали за локоть; в голосе женщины слышалось явное раздражение, - Я Селия рода Наль, мать будущей невестки этого дома. Вы не могли бы...

  - Рео рода Улы, - небрежно кивнул он, решив, что с него на сегодня хватит поклонов и почтительности, - ищу Варта рода Хин, если мне будет позволено...

  Селия сжала губы так, что они превратились в тонкую полоску на некрасивом бледном лице. В отличие от дочери она не считала нужным краситься или как-то украшать себя, даже седеющие темно-русые волосы были обстрижены по-мужски коротко.

  - Я не уверена, что это хорошая идея, - сухо сказала она.

  - У меня для него очень важное дело.

  - А у него похороны. - в голосе Селии зазвенел лед.

  - Поэтому я пришел перед Бдением, чтобы не терять неделю, - Рео вздохнул: и почему женщинам вечно нужно разжевывать простейшие вещи?

  - Я же ради вашего же... - Селия осеклась и посмотрела на Рео оценивающе, - Пожалуй, зря я. Вы правы. Вам необходимо встретиться с Вартом. Не хотите сначала засвидетельствовать почтение старшему брату?

  На лице Рео не дрогнул и мускул, но, наверное, эта ведьма что-то прочла в его глазах... или успела цапнуть его иссушенной правой рукой, Юлга что-то такое упоминала, когда угрожала ему матерью.

  - Похоже, вы уже встретились с Яртом, - Селия растянула губы в вежливой улыбке, но Рео а этом оскале почудилось злорадство, - что же, я скажу вам, где найти моего зятя. Правда я должна предупредить: он эмпат.

  - Я уже попадал под его влияние, - отмахнулся Рео, - во второй раз...

  - О, тогда он просто был расстроен, - елейным голоском пропела Селия, - сейчас, конечно же, будет иначе. Гораздо, гораздо бо... Более сдержан. Вы найдете его в беседке за домом. Можете заодно передать моей дочери, что я ее жду здесь, у нас кончаются салаты, а кухня занята... Хотя ума не приложу, зачем вам в вашей ситуации может понадобиться Варт - я уже рекомендовала мудрой Лелле лучшего поисковика в Тьене и...

  Рео не дослушал, не было у него времени на трескотню. Пусть Лелле сама разбирается с советами своей подружки, а он и так потратил полдня в пустую.

  Беседка так беседка.

  Чтобы найти беседку, ему пришлось обойти вокруг дома несколько раз. Постоянно попадались на глаза турники, качели, какие-то уродливые кусты, но беседка будто от него пряталась, хотя, казалось бы, должна была быть пообъемнее и позаметнее турников.

  Наконец, внимательнее присмотревшись к кустам, он все-таки нашел проход, запорошенную вчерашним снежком тропинку. Или это кусты над ним сжалились и проход приоткрыли, он не был уверен. Над ними явно работал какой-то землевик корня Живицы, в воздухе так и фонило Даром, и он не удивился бы, если бы шипастая ветка вдруг сцапала его за плечо и развернула обратно.

  Но землевик был то ли неопытен, то ли слишком мягкотел для создания по-настоящему агрессивных охранных кустов. Или, скорее, землевичка: Рео почти сразу разглядел в беседке Юлгу.

  И неопытна, и мягкотела.

  Вторым человеком должен был быть тот самый Варт, которого так расхваливал мудрый Кеххен рода Окоса. Когда Рео обратился к нему за советом, как можно было бы растопить тот огромный ледяной куб, он тоже вспомнил Варта. Правда, рекомендовал дождаться конца похорон, но время поджимало.

  Лелле, конечно, искусная лгунья, но рано или поздно старшие мужчины рода Ялы все равно узнают, что произошло, а Рео не хотел, чтобы его семья оказалась вмешана в скандал с убийством чести. Насколько слаб род, если невеста предпочла смерть вступлению? Если смогла сбежать?

  Попробуй, докажи, какая невеста дура, когда она мертва.

  Нет, он позаботится о том, чтобы найти Саю и отказаться от нее от имени деда. Первым. А там уж пусть с братом отправляются в Орехен и сами разгребают, что натворили, не вмешивая имя его рода.

  Голубки в беседке Рео не замечали, хоть он и не особо скрывался. Юлга поцеловала Варта в лоб, он уткнулся лбом ей в плечо - или в пышную грудь, попробуй, пойми с такого ракурса... Что?

  То есть...

  Рео впервые видел заплаканного мужчину старше семи лет. И это было отвратительно.

  И этот парень как-то очень резко повернулся и смотрел на него, редко моргая опухшими веками. И без того узковатые глаза стали еще уже.

  - Вы вуайерист? - в лоб спросил он, и Рео отметил про себя их с братом удивительное сходство.

  Не только цвет волос и темные глаза, и даже не одинаково широкоскулые лица - их тон, когда они говорили грубости, был одинаково спокоен и холоден.

  Как будто они имели на это право.

  - Я вас искал. - процедил Рео.

  С чего бы его вообще в таком подозревать? Юлга была одета; будто поймав его короткий взгляд, она дотянула молнию на куртке до самого горла и чуть отодвинулась вглубь беседки.

  - Тогда прекратите оценивать мою девушку, как кобылу на рынке, - Варт вдруг улыбнулся, доброжелательно и светло, и продолжил совершенно неподходящим такому разговору дружелюбным тоном, - когда вы смотрите на кого-то, как на животное, вы и сами начинаете пахнуть, как животное. Хлевом. Это совершенно естественно и нормально, и запах легко перебить - хотя бы интересом, восхищением или уважением. Но в чистом виде лично меня он раздражает. Я слышал, вы уже приходили в этот дом просить помощи, Рео рода Улы?

  То есть он узнал его сразу.

  - Вы меня презираете, - расстроенно вздохнул Варт, прежде, чем Рео успел-таки ответить, - Юлга, кажется, он искал Жаннэй, и мы тут совершенно лишние. Думаю, нам надо уйти, чтобы не мешать Рео дышать воздухом.

  Юлга резко встала.

  - Я правда, пожалуй, пойду, - сказала она хрипло, - Варт, не наделай глупостей. Оно того не стоит.

  Рео она обошла по широкой дуге, даже на него не взглянув.

  - Слушайте, я пришел к вам с просьбой... - начал было Рео, стараясь не выдать захватившую его тоску.

  У него почему-то никак не получалось наладить контакт ни с кем в этом доме. Как-то он очень неудачно зашел... Наверное, стоило прислушаться к мудрому Кеххену.

  - Я знаю, о чем вы хотите попросить. Я даже видел куб. - кивнул Варт.

  В сердце Рео затеплилась надежда. Может, этот заплаканный сопляк и впрямь на что-то годится, и все окажется куда проще...

  - То есть вы мне поможете...

  - Вам? - Варт удивленно вскинул брови. - Нет. Может быть, Шелеке. Когда смогу. Он, помнится, в академе, так что не сильно торопится.

  - Я заплачу.

  - Конечно вы заплатите. - хмыкнул Варт и тоже встал. Прошел мимо Рео, задумчиво подергал за голую ветку облетевшие по осени кусты и пробормотал: - Нет, она у меня все-таки слишком добрая... - и, обернувшись к Рео добавил, - Когда мне вдруг захочется предоставить услугу, тогда и заплатите.

  - Это не похоже на сделку.

  Рео очень старался обходиться без излишне негативных эмоций, но это было невозможно, этот парень невероятно раздражал. Вот и теперь он начал ковыряться в ухе, как какой-то безграмотный рыбачок из бедноты. Никаких манер.

  - Нет. Это самая обычная сделка, в которой у вас нет никаких прав. Мне вот нравится, когда кто-то зависит только от моей милости - а вам? - он прижал пальцы к виску, - Похоже, не очень. Но ведь тут мне решать. Захочу - помогу. Не захочу - не помогу. Я в своем праве... И явно вот-вот разбогатею.

  - Разве правильно наживаться на чужом горе?

  - Вы говорите это сыну вдень похорон его матери? - Варт ухмыльнулся. - Вот это сила духа. Я свяжусь с вами, когда захочу.

  Он подошел поближе и похлопал Рео по плечу.

  - Вам совершенно не идет этот костюм, кстати. Наслаждайтесь мероприятием. Познавательных похорон.

  Рео будто расплющило тяжелой плитой: он вспомнил, как хоронили отца, вспомнил холодную, неживую руку, соскользнувшую с подлокотника кресла - так он его нашел, вспомнил - и ощутил снова. Все сразу.

  Одновременно.

  То, что так старательно забывал, все.

  Вслед за первым, главным ужасом, появлялись и другие: одна эмоция тянула за собой остальные, и они приходили вместе с воспоминаниями, и все это терзало душу огромным комком холодных щупалец; переплетенные, болезненные, пульсирующие, они вывались в его чистый разум, который он привык от них запирать - но там больше не было запоров. Там больше не было защиты. Больше не было контроля.

  Все двери были открыты нараспашку, и он стоял, голый под своей ненадежной жреческой броней.

  Он оглянулся на того, кто это устроил. Он не просил пощады - нет, у него еще оставалась гордость.

  - Помните: мальчики не плачут, мальчики не делятся чувствами, мальчики смело топчут чужие: чувства ведь неважны. - выплюнул Варт, и оставил его в совершеннейшем одиночестве.

  17.

  Юлга знала, что ничем хорошим это не кончится.

  Рео вызывал у нее изжогу и излитие желчи одновременно - а самое гнусное, что не только у нее. Он притаскивал свои кости просить что-нибудь как раз тогда, когда ей было совершенно не до него. И просил...

  Как приказывал.

  Как капризный мальчик, с которым никогда не случалось ничего плохого, не случалось, и не могло случиться, вокруг которого крутится мамочка и весь мир с ней вместе; и даже смерть отца он будто убрал за стеклянную перегородку, будто она его не касалась. Он не хотел принимать ничего, что ему не нравится. Отказы в том числе.

  Она понятия не имела, сколько власти у него было в квартале водников. И знать не хотела. Хотя Ния как-то упоминала, что такого рода узор на рукавах дается долгими плясками и стертыми коленями, да и вообще, старый Мерн вроде как был старшим братом отца Вио - или матери? Скорее всего отца, раз они оба из рода Улы.

  Вспоминать все эти генеалогические связи и значения вышитых закорючек было сложно, было муторно, а главное - Юлге было совершенно не до того. Она вообще про него не вспоминала с тех пор, как он к Жаннэй приперся. И вот она более-менее успокаивает Варта, Ярт самостоятельно изолируется на кухне и расчленяет себе тихонько овощи на салат, и тут приходит этот придурок и начинает гнать какую-то пургу - Ярт в ярости, Варт в бешенстве, я Юлге хочется найти где-нибудь этот их водниковский платок, из тех, что побольше - чтобы замотаться в него с ног до головы. Теперь-то понятно, почему их так любит Ния. Больно липкие взгляды этот Рео кидал, пока нес пургу.

  Или это ее Вартовым негативом зацепило?

  Как бы то ни было, ее трясло. Просто трясло.

  И какая-то совершенно незнакомая бабулька, накинувшаяся на нее с порога с мокрыми поцелуями, - "ты так похожа на Талиночку, так похожа на Талиночку, она сердцем чуяла", - ей вот вообще не прибавила ни капли душевного равновесия.

  Пока она отцепляла от себя старушечьи пальцы - та еще задачка, освобожденное плечо доставалось ценой пережатой шеи, - Варт успел вернуться.

  И сразу пошел к Хако.

  Хако выделили подежурить на похоронах. Обычно это не доверяли старшекурсникам, да еще и связанным с членами горюющего рода дружескими отношениями, но на этих похоронах было достаточно опытных представителей Ведомства, ну, то есть целая Селия, а самый неблагонадежный элемент самостоятельно сдался в Учреждение до начала Бдения, здраво оценив свое душевное состояние.

  И заодно киданув сыновей, что Юлгу тоже невероятно бесило, хотя для Пекха такое распределение обязанностей было совершенно привычно.

  Что же, была в этом какая-то вселенская справедливость: Варта бесила ее мама, а ее бесил его отец. И это она еще даже не знает, как Пекх к ней, Юлге, отнесется - они еще ни разу не разговаривали.

  У Пекха была отдельная дверь в кабинет, чтобы можно было заходить со двора, не пересекая дом. А вторую дверь - из кабинета в дом, - не открывали, кажется, столетиями.

  Хако как раз к ней прислонился: острое собачье ухо прикрывало половину охранного знака, отчего он превращался в препохабнейший яленский иероглиф.

  Он беспокоился; на лице явственно проступали собачьи черты, череп раздался вперед, волосы проросли к самому лбу и тонкой полоской переходили на спинку длинного носа - Хако был из тех зверозыков, что нюхом чуют применение дара. И неприятности.

  И к двери он обернулся еще до того, как Варт вошел.

  Благодаря чуткому обонянию они когда-то подружились: Варт говорил, что Хако даже может отличить страх от счастья по запаху, если захочет.

  Из-за его чуткого обоняния и придурка Рео у Варта могли возникнуть проблемы.

  Юлга бы подошла поближе, но старушка не пускала. Больше всего на свете хотелось на нее рявкнуть, попросить отстать - но она должна была хранить репутацию дома, в конце-то концов. Из-за непрекращающейся трескотни и гула остальных гостей, Юлга даже не могла толком различить, что ни говорят.

  Варт поднял руки, протянул их Хако характерным жестом. Он сдавался, но...

  У него было то самое выражение лица, которое Юлга очень давно не видела. Которого до сих пор боялась. Решимость. Взгляд внутрь себя, на цель - и никаких препятствий.

  Однажды в похожем состоянии он не отпустил Юлгу домой в Хаш. Она простила ему это - но больше всего на свете не хотела возвращения такого Варта.

  Хако покачал головой, но защелкнул браслеты. К ним подошла Селия, выслушала Варта. Возразила. Кивнула. Задумчиво почесала мертвой рукой скулу - и вдруг сказала довольно громко: "Ладно. Под мою ответственность."

  И, едва дождавшись этих слов, Варт подошел к Юлге.

  - Бабуся Ван, позволите поговорить с невестой? - мягко улыбнулся он.

  Старушка очень неодобрительно покосилась на два тускло-серых браслета, обхвативших Вартовы запястья.

  - Не удержался? - буркнула она. - Ну говори.

  И наконец выпустила Юлгу из плена пахнущих табаком объятий.

  - Я еду в Орехен, чтобы найти кого-нибудь, кто сможет вытащить Шелеку из куба. Там комплекс вины, сам не расколю, нужен ключ...

  Варт улыбался так, будто извинялся.

  У Юлги было освобождение от занятий на семь дней Бдения.

  Она могла бы поехать с ним.

  Она могла бы его поддержать и все такое.

  Она могла бы...

  - Я помогу тебе собраться, - сказала она и тоже улыбнулась.

  Лицо Варта чуть дрогнуло. Он сощурился, втянул носом воздух и досадливо поморщился, лишенный возможности что-то учуять:

  - Все точно в порядке?

  - Да, все хорошо, - продолжала улыбаться Юлга, - Ярт справится, я помогу. Если это нужно... ты говорил, чем дольше он в таком состоянии, тем глубже он, так? Значит, это нужно.

  - Нужно.

  У Юлги заныли скулы.

  Она помогла ему упаковать рюкзак и даже проводила их с Хако до калитки. К счастью, Варт не просил ее с ними поехать - она бы отказала, но не смогла бы этого объяснить.

  Потому что она боится Варта в такие моменты?

  Моменты, когда он циклится и смотрит не на окружающих - только на себя?

  Моменты, когда ему тяжелее всего?

  Когда он перестает думать, что делает другим больно или манипулирует их чувствами чтобы доказать что-то себе; и он в браслетах - так что даже не почувствует, что делает что-то не так, не почувствует чужой боли, которая всегда его останавливала.

  Она боится.

  Рео вытащил то темное, что Варт запихнул поглубже, подальше; вытащил на свет.

  Она устала.

  Она больше не может.

  А впереди еще Бдение...

  Она поднялась к себе в комнату, села на кровать и просто разрыдалась. Хорошо, что никто не пытался ее остановить - а то она бы разрыдалась прямо посреди толпы.

  Она даже заперла дверь. Она ни за что не хотела выходить; но в замке немножко пошуршали, дверь открылась и зашла мама.

  Мама никогда не умела правильно утешать Юлгу. Чтобы как по книжке, или как учили в ВГТУ работать с жертвами... С другими справлялась, но для Юлги у нее редко находились красивые и вдохновляющие слова. Она почему-то смущалась, или старалась неловко пошутить, или переводила все на какие-то совершенно посторонние темы.

  Но когда Юлга цеплялась за рукав ее формы - или, как сегодня, модного платья крупной вязки, - ей всегда становилось легче.

  - Слушай, Юли, ты чего? - хрипловато спросила Селия, - Там ничего страшного, мелкий срыв, никаких санкций, Рео сам полез, да еще и тебя оскорбил. Если даже заявит, ничего страшного. На похоронах только полнейший дебил к скорбящим лезет, если есть хоть немного мозгов, это как стихийное бедствие...

  - Я... не справилась...

  - И не должна была, - Селия вздохнула, - я, конечно, не явилась на большую часть обязательных уроков, которые должна была преподать тебе, как хорошая мать, но, мне казалось, я все-таки научила тебя здоровому эгоизму. Эмоции Варта - это не твоя ответственность. Срывы Варта - не твоя ответственность. То, что он твой парень, вовсе не значит, что ты должна контролировать его жизнь и подстилать соломки везде, где этот психотик может оступиться. - она убрала со лба Юлги выбившиеся из аккуратной косы пряди, - Ты совершенно правильно не поперлась сейчас в Орехен. Ты и так сделала все, что могла. Забудь. Давай-ка лучше мы все-таки позаботимся о тебе?

  - Я в поря... порядке, - ответила Юлга, преодолевая противную икоту.

  Слезы-то больше не текли, а вот икота только начиналась.

  - Оно и видно. Одни глаза остались, и те ты сейчас выплачешь. У тебя семь дней академического отпуска, я пока освободила расписание, давай лучше в Хаш махнем, а? Тетя Ато очень скучает. И Жаннэй возьмем. Должна ж она хоть раз год встречаться со своими птенчиками...

  - Но как же Бдение...

  Селия подняла Юлгины руки и повертела запястье.

  - Где колечко? Где браслетик? А нет ни колечка, ни браслетика. Моя дочь не замужем! И как же к тебе относится это Бдение?

  - Но я же...

  - Ничего не должна этому дому, пока Варт тебя не окольцует, - улыбнулась Селия, - не представляешь, как меня это радует. Поехали.

  - Но Жан же...

  - Я тут глава рода или кто? Напишу заявление на семидневный академический отпуск по семейным обстоятельствам, и ВГТУ отлично простоит недельку без тебя с Жаннэй. Не понимаю - ты что, не соскучилась по тете Ато? Не хочешь посмотреть на мелких... кто же они тебе получаются... племяшек?

  Юлга впервые за довольно долгое время прислушалась к себе.

  Только к себе.

  Наверное, это и есть тот этап отношений, когда все, чего девушке хочется - это уехать к маме.

  - Х-хочу.

  Она вернется. Отдохнет - и вернется.

  - Ну и поехали.

  Мама всегда утешала Юлгу очень неловко и неумело. Но у нее все равно это как-то всегда очень хорошо получалось.

  - Но... - сказала Юлга, еще немного послушав саму себя, - у меня есть еще одно желание. Ты мне поможешь, мам?

  - С чем же?

  - Хочу разломать эту идиотскую дубовую дверь в кабинет, за которой Пекх прячется. Очень хочу. Вот прямо сейчас.

  Она вернется. Она обязательно вернется.

  И без этой тупой двери дом станет только уютнее.

  - Конечно, - Селия встала и сбросила мокасины, как девчонка приплясывая от нетерпения, притопывая ногами в ожидании взлома с проникновением, - отличная идея, Юли. Просто великолепная. Вся в меня.

  Она привычно протянула ей левую руку - и Юлга за нее крепко ухватилась.

  Как в детстве.

  18.

  Свою первую курицу малышка Лин вскрыла, когда ей было пять.

  Ей очень хотелось знать, когда вернется домой их старый пес, Бото. Она спрашивала у родителей - мама сделала вид, что очень занята будущим супом, папа - что ему позвонили по телефону. Она спросила у бабуси Ван - она в ответ пару раз моргнула старческими слезящимися глазами и то ли притворилась, то ли взаправду уснула.

  Тогда Лин решила сделать так, как делала бабуля Лим.

  И взяла курицу из бабулиного курятника. И большой черный нож из бабулиного шкафчика с инструментами. И потрепанную книжку с картинками.

  Она перетащила стул от стола к углу, в котором стоял малый жертвенник, взобралась на него, распластала парализованную курицу, раскрыла книжку...

  Она не очень понимала, что убивает ее, когда это делала. Тогда вообще еще не очень понимала, что такое смерть.

  Но она смогла прочитать подробное объяснение в куриных потрохах. Важная оказалась часть ответа на вопрос "что случилось с Бото".

  Когда бабуля Лим вернулась, она не стала ругать Лин за то, что она взяла ее нож без спроса и заляпала паркет куриной кровью. Она наказала ее куда хуже: начала учить древнему и почетному искусству гадания по внутренностям и костям.

  Лин терпеть не могла учиться.

  Но подаренный на шестое день рождения маленький обсидиановый нож немного подсластил горькую пилюлю.

  И вообще.

  Потроха не врали, кости всегда давали мудрые советы, а еще и она единственная из всего младшего поколения семьи Ван удостоилась звания внучки бабули Лим.

  Лим Фан не была связана кровью с этой ветвью семейства Ван. Но бабуся Ван просто привела ее однажды, и с тех пор они все вместе жили под одной крышей.

  Лин бабуля понравилась с первого взгляда. И чучела ее понравились, и скелеты самых разных животных, и мешок с мелкими косточками, которыми бабуля всегда разрешала поиграть. И блестящие ножи. Поэтому она была очень рада, когда бабуля назвала ее не по имени, а просто "внучкой". Ну, еще ей теперь не приходилось откликаться еще и на шесть имен своих сестер и братьев, а то бабуля Лим их вечно путала.

  Любознательность поощряется новыми знаниями: вот, что Лин усвоила.

  И истребила немало живности в погоне за всяким интересненьким.

  Вчерашняя курица вот посоветовала Лин спрятаться в тени и не отсвечивать. Лин давно научилась заворачиваться в тени, как в мягкое одеяло, так что совет восприняла буквально: замоталась себе в тень дивана и ждала, когда же наконец закончится это утомительное сборище перед похоронами тетушки Талины. Не то чтобы она была очень привязана к тетушке Талине, но никогда еще не была на таких собраниях в своем родном квартале, и упросила бабусю Ван взять ее с собой, чтобы хоть разочек хорошенько осмотреться.

  Оно оказалось точно таким же, как все остальные скучные взрослые сборища. Взрослые болтали о скучище и группировались кучками.

  Ну, разве что, когда Лин брали на похороны тети, вышедшей замуж за землевика, там все были одеты в коричневое и черное, а здесь - кто во что горазд.

  Но курица обещала!

  И Лин ждала и верила. И дождалась.

  Мама Юлги - Юлгу Лин знала, а вот про маму Юлги знала только то, что она ее мама, - спустилась и объявила, что всем пора расходиться, а желающие посетить Бдения могут приходить к семи часам в зал Бдения номер два.

  И все разошлись. И бабуся Ван тоже разошлась. У нее в последнее время были нелады с памятью, поэтому разошлась она без Лин.

  А Лин осталась.

  Потому что мама Юлги разулась. Наверное, будет колдовать.

  И Юлга к ней пришла - тоже разулась.

  Юлга была с опухшими глазами и свежеумытая. Ревела, наверное. Но на похоронах это обычное дело.

  А Лин поплотнее завернулась в тень и тихонечко пошла за ними, к большой дубовой двери недалеко от лестницы.

  Это была очень солидная дверь. Как в сокровищницу. Из древнего дерева. От нее тянуло силой.

  И тут Юлга подпрыгнула и с разворота как вдарит по ней ногой: "бум!"

  И ничего.

  Только дядь Ярт пришел из кухни на этот бум.

  - Вы людей распугали, чтобы кабинет моего отца без свидетелей грабануть? - хмыкнул он. - Дайте помогу.

  И коснулся одного резного знака. Второго. Дерево послушно гнило под его пальцами, осыпалось трухой. Ярт был - хозяин дома. Он имел право делать, что хотел. И все здесь его слушалось.

  Он почти не смотрел за тем, что делал. Просто убивал дверь. Хотя - странная мысль. Разве дверь живая?

  - Жаль, я не могу просто грунтом долбануть, - вздохнула мама Юлги, слегка затосковав, - до-о-олго.

  - Молю, оставь мне хоть фундамент от этого дома на память. Это вы с Зеноком на страсти к разрушениям спелись? - предположил дядь Ярт. - Мужик на рекорд идет.

  - Не, просто он языком не треплет особо, только по делу. Нет этих разговоров про отноше-е-ения, куда мы движемся, серьезность... Не спелись мы, просто молча трахаемся.

  Юлга поперхнулась.

  - Я же просила, - мученически вздохнула она, - без подробностей.

  - Упс. - Селия пожала плечами. - Кстати, Ярт, раз уж мы тут о дверях, ну вот чисто теоретически, как думаешь, может, я все-таки подкину вам деньжат на машину?

  - Я не буду развозить мелочь по кружкам. Особенно Атана никуда не буду возить, - буркнул Ярт, - у него вечно такой вид, что он мне сейчас горло резанет. И Яльса тем более не будет. Мне вообще этот пацан не нравится, он как из книжек ужасов. Тихий ребенок, старательно скрывающий жажду убийства.

  - У него просто лицо выразительное.

  - Ага. И спиной к нему лучше не поворачиваться, - Ярт убил последний охранный знак, - все. Делайте, что делали.

  - Разойдитесь. - попросила Юлга, чуть разбежалась и снова ударила пяткой с разворота. Взметнулась юбка.

  Лин пообещала себе, что научится точно так же. И еще выше. Потому что Юлга очень круто ударяла пяткой с разворота. Раньше Лин думала, что Варт с Юлгой просто так каждое утро, как идиоты, нарезают круги по кварталу, а теперь разглядела Юлгины классные сильные ноги и ей тоже захотелось побегать. И что они еще там делают.

  То есть бегать не хотелось. Хотелось ноги. И пяткой с разворота...

  - Мда, - сказал Ярт, уворачиваясь от выпущенной дверью ветки, - Окос все-таки справедлив.

  - Что?.. - переспросила Юлга, гордо рассматривая дверь, отрастившую ветви и корни, скребущие по полу куда-то в сторону выхода.

  - Когда-то очень давно, в средней, что ли, школе, Варт злорадствовал, что в его-то поколении девушки уже точно не носят велосипедки, - меланхолично пояснил Ярт.

  Юлга залилась краской.

  - Практичность - выше модных веяний, - фыркнула Селия, потянулась отвесила Ярту довольно тяжелый подзатыльник.

  Это был один из тех очень странных взрослых разговоров, где половина слов оставалась где-то в головах взрослых, а треть была Лин мало знакома. Лин никогда не могла такие расшифровать.

  Отрастившая корненоги дверь попыталась вежливо протиснуться мимо Лин к выходу - и, конечно же! Случайно сдернула с нее тень.

  - Постыдились бы, - сказала Юлга, глядя на Лин почти торжествующе, - тут все это время был ребенок.

  - Привет, Крошка Лин. - поздоровался Ярт. - Мне очень стыдно за то, что ты тайно подслушала разговор, который не предназначался для твоих ушей. В моем доме. После того, как Селия всех попросила удалиться. Даже не знаю, что скажу твоим родителям, если им вдруг не понравится его содержание.

  Лин надулась.

  - Простите...

  - Толку? Ты его уже подслушала. Что-то изменится от прощения? - Ярт развел руками. - Прощаю. Иди.

  - А Юлга скажет, что сделала с дверью?

  - Оживила дерево. - ответила Юлга. - Дар.

  Лин повернулась к Ярту.

  - А ты возьмешь меня на Бдение? Никогда не была на Бдении.

  Ей очень хотелось попробовать семидневную медитацию на хлебе и воде. Детей обычно не пускали в зал для Бдения, и это было нечестно.

  Ярт в два стремительных шага оказался около Лин и подхватил ее за лямки сарафана, как котенка.

  - Не-а.

  Он пронес ее через весь дом, выставил на крыльцо и захлопнул входную дверь прямо перед носом, оставив Лин сидеть на ступеньках в одиночестве.

  И минуты не прошло, как он высунул руку и кинул в ее сторону куртку.

  Дверь снова захлопнулась.

  Лин шмыгнула носом.

  Рядом застенчиво переминалась с корня на корень изгнанная из дома недоубитая-недоживая дереводровина, вытаптывая торчащие из-под тонкого слоя снега остатки высаженных у крыльца цветов.

  Лин вытерла выступившие от обиды слезы. Дядь Ярт - хороший мужик, бабуле не наябедничает. Но не может же она бросить здесь эту бедняжку совсем-совсем одну?

  Она погладила дереводровину по веточке.

  - Пойдем. Будешь сторожить мою комнату. Подружишься с Ходячим Энни...

  В ответ дереводровина рассыпалась трухой.

  Интересно, если прилежно учиться у бабули, то все вокруг перестанет умирать и подниматься дохлым?

  Лин побежала домой.

  Такое надо спрашивать у курицы.

  А потом на всякий случай переспрашивать у бабули.

  19.

  Ланерье уже который день маялся.

  Он то замирал, будто к чему-то прислушиваясь, так отчаянно, и от напряжения чуть подергивались плотно прижатые к черепу маленькие уши; то напрягался всем телом и конвульсивно стучал по полу ногой, вытягиваясь на стуле, как струна, вздернув острый подбородок и перебирая руками что-то невидимое; горбился и бормотал себе под нос бессмыслицу, сидя на полу "кабинета" среди дыма десятка разных ароматических палочек, тлеющих, не горящих - и только белесые его глаза лихорадочно блестели в дыму, как огоньки в болотном тумане.

  Саю сначала думала, что Ланерье заболел.

  Потом Ланерье ей объяснил, что он просто никак не может поймать нужное настроение. Что что-то вот-вот, вертится, зудит, что-то рядом... Что-то плохое. Нужно поймать.

  На него было страшно смотреть: волосы засалились, глаза впали, подбородок заострился, скулы, казалось, вот-вот проткнут пергаментно-желтоватую кожу. Он отказывался от еды, очень редко пил, и каждый раз, выходя из дома заниматься, Саю переживала, все ли с ним будет в порядке, постоянно отвлекалась, сбивалась с ритма, слишком резко колотила стаккато, превращая его в долбеж по клавишам.

  Мудрая Ашида даже спросила, все ли хорошо у Саю дома.

  Саю сказала, что не уверена. Она могла только надеяться, что все хорошо. Ланерье вот говорил, что все хорошо. Но она хотела, чтобы нашелся какой-нибудь специалист по Ланерье, который бы это подтвердил.

  Она даже попыталась позвонить Варту или Жаннэй - знакомые имена в его записной книжке, - но те были недоступны. И Майя как сквозь землю провалилась.

  Из класса она отчаянно рвалась домой; но дома она ничего не могла сделать, потому садилась за фортепьяно. Ланерье, кажется, помогали тихие и нежные мелодии, по крайней мере, под них он чуть меньше дергал ногой; она взяла у мудрой Ашиды несколько сборников пьес и этюдов - Экки, Шавалесе, вариации Тосы, еще что-то, какие-то сборники всего подряд; она думала - а вдруг, если она угадает, если подберет, то какая-нибудь поможет?

  И к вечеру четвертого дня это случилось, хоть и не совсем так, как Саю представляла. Она только открыла крышку, только опустила пальцы на клавиши, только начала... Ланерье приоткрыл дверь и спросил:

  - Вот это вот ты сейчас что играешь?

  Саю вздрогнула от неожиданности.

  - Х... Хроматическую гамму?

  - Отлично. Играй дальше. То есть нет, сначала найди мне эту Окосову карту, прости, Лаллей, а потом садись и играй вот эту самую штуку... то есть сначала фломастер... карандаш? - Ланерье обессиленно сполз по косяку, и Саю пришлось перешагнуть через его ноги, - Что угодно! Быстрее! И играй! Не останавливайся. Телефон мне!

  Карту чего? На всякий случай Саю притащила найденную в ящичках столиков для ленточек исчерканную карту Тьена и глобус. И свой пенал, который носила на сольфеджио. И телефон Ланерье - тот тут же ткнул на единицу и рявкнул кому-то с той стороны, человеку-на-быстром наборе:

  - Мара!

  Когда Мара примчался, он застал идиллическую картину: Ланерье дрых, прикрывшись зачем-то картой Тьена, как газетой, а Саю долбила эту несчастную гамму, изредка отнимая одну руку и переворачивая страницы книжки на пюпитре.

  В книжке все шло к свадьбе.

  В реальности Мара затряс Ланерье, как грушу, не обращая особого внимания на аккомпанемент.

  - Где?

  Саю повернула голову в его сторону, но ничего спрашивать не стала: кем бы этот Мара не был, Ланерье дал ему ключи, да и тут явно было какое-то важное дело. Не до нее.

  Ланерье приподнял веко.

  - Там, - сказал он, и поднялся, ухватившись за протянутую Марой ладонь.

  Его чуть пошатывало.

  Мара склонился за картой, вглядываясь в намалеванные синим карандашом круги.

  - Это ж целое водохранилище. Водолазам звонить? Другие... водники?

  Ланерье почесал нос и вдруг резко выбросил руку вперед, хватая что-то невидимое.

  - Не. Берег. Живое. Вези - там доведу. - и, чуть другим тоном, в который вернулась его обычная мягкость, - Саюшка, деньги для мудрой Ашиды в конверте; мы вернемся, не волнуйся.

  Саю открыла было рот: водохранилище, вода, может, она будет полезна, раз уж решили обойтись без водолазов?

  И закрыла.

  Разве она может быть полезна? Помешает только.

  - Да, не волнуйся, - сказала она куда-то в сторону захлопнувшейся входной двери.

  "Не волнуйся, я справлюсь"? "Не волнуйся, я обо всем позабочусь"? Саю не была уверена, что именно она хотела сказать.

  Она сходила за продуктами. Пришлось надевать куртку Ланерье, а то Мара в спешке прихватил для Ланерье ее пальто, хорошо хоть, не сапоги.

  Она даже не успела этого парня-на-быстром-наборе толком разглядеть. Интересно, что их связывает? Она знала, куда Ланерье поехал, они бросили карту, но не знала, зачем.

  Дома она поставила вариться говяжью ногу. Это был сложный рецепт, но и получиться должен был вкуснейший суп, а главное, мясо и кости для этого должны были вывариваться часов двенадцать минимум. Можно будет все время следить. Все время думать о супе, а не о своей бесполезности.

  Она присела на скамью у стола.

  Возвращаться к фортепьяно не хотелось. Суп варился; она сходила прибраться к Ланерье в комнату, разобрала ленточки, затушила палочки, даже отдраила закопченные стекла, до которых у нее уже несколько недель не доходили руки.

  Время шло.

  Книжка была скучная: сюжет рывками скакал к свадьбе. Хоть бы убили кого по дороге для разнообразия.

  Саю бросила книжку.

  В конце концов взяла в руки конверт для Ашиды. Вытащила деньги, пересчитала, положила обратно, и прикинула, сколько это будет в хлебе. Потом - в говяжьих ногах. Потом - в детских чепчиках и условных плюшевых медведях воображаемой Кеттской фабрики.

  Это было в пособии для рачительной хозяйки, мысленное упражнение: когда покупаешь что-то лишнее для себя, всегда считай, сколько хлеба отнимаешь у мужа, и сколько игрушек - у гипотетического ребенка. Так как условные плюшевые медведи всегда были смехотворно дешевы, их вечно получалось совершенно безумное количество.

  И в этот раз тоже.

  Безумное.

  Абсолютно ужасно пугающе огромная куча плюшевых медведей по себестоимости получалась. А если еще и скидки... Рачительная хозяйка всегда ждет скидки.

  - Что ты маешься? - спросила мудрая Ашида на следующий день. - На тебе лица нет, Саю.

  Конверт она положила в сумку быстро и просто. Она не понимала, сколько там медведей.

  - Помню, вы посоветовали Чийшу... в певицы на свадьбу знакомым?

  - Живица пресветлая! - Ашида всплеснула руками. - У тебя все-таки проблемы с деньгами.

  Саю мотнула головой. Ашида была отличной преподавательницей, но стоило ей вспомнить рассказанную Ланерье историю о бедной сиротке без документов, в которой он обрел названную сестру и друга, и она начинала прямо-таки душить сочувствием.

  Ну, Ланерье был очень худ и к тому же слеп, а Саю выглядела странновато, и вместе они составляли довольно жалкую пару, особенно когда Ланерье вспоминал, что на Саю можно опираться при ходьбе. Так ничего удивительного.

  - Не совсем, - поспешила Саю возразить, - просто хочу подработать немного.

  - На свадьбах тебе пока делать нечего, - Ашида оглядела ее с ног до головы, особенно задержавшись на прическе, - ты несколько... экзотически выглядишь. И мелковата... Нет представительности. Ну и Чийша побойчее тебя будет: там же пением не ограничивается. Надо конкурсы вести, гостей развлекать...

  - Я умею гостей развлекать! - быстро-быстро закивала Саю, ощутив вдруг под ногами твердую почву, - могу заварить чай десятью способами, станцевать "хино-рато" и другие танцы Весны и Многогранной, но это чуть хуже, знаю все рассказы шестнадцати ночей и...

  Она осеклась: Ашида смотрела на нее как-то очень странно.

  - ...Я... что-то не так поняла?

  - Эм, я нисколько не хочу принизить твои таланты, милая Саю. Но я просто не очень представляю, как это можно применить на свадьбе, - пояснила скромная дочь бухгалтера строительной фирмы и учительницы начальной школы Ашида рода Эн, выросшая, вышедшая замуж и родившая троих детей в квартале пятиэтажек для полубезродного среднего класса на окраине Тьена, - понимаешь, люди, с которыми я знакома, и которым могу посоветовать певицу... Они не проводят свадьбы... ну... с чаепитиями. После храма в ресторан, а там... Алкоголь, анекдоты, конкурсы "две ноги в одном мешке", "яйцо на ложке"... Понимаешь?.. Простые люди. Очень.

  - А... Вот как... - Саю вздохнула и понурилась. - А только петь... - она запнулась, и перевела взгляд на свои руки, - свадьба... На любой свадьбе же носят красивые платья? Я умею!

  - Что?

  - Храмовая вышивка. Узоры Живицы, Улы Милостивой, Ялы Милосердной, Лаллей-любовницы. На пеленки и все такое... чтобы здоровье и вот... и на счастье молодым... Много чего шить умею... Вышивать... бисером могу и не только... стразами...

  Ашида задумалась.

  - Насколько хорошо ты умеешь шить? Заканчивала что-нибудь?

  - К-конкурс выиграла... В родном городе... Один по вышивке... Еще другой был - пятое место...

  Саю, затаив дыхание, ждала вердикта.

  - Думаю, храмовая вышивка - довольно редкое умение... По крайней мере, когда мне дарили на свадьбу пеленки с узорами Живицы, свекровь тряслась за них, как за достояние нации, - в задумчивости пробормотала Ашида, - попробуй поискать, где такое продается, и спроси в том ателье, не нужен ли им подмастерье.

  - С... Спасибо...

  - Не соглашайся на первое же предложение, - чуть ворчливо сказала Ашида, - походи, присмотрись, примерься - кто больше даст. Раз уж призы брала... Принеси им какой-нибудь пример работ, что ли... Я еще спрошу у знакомых, как это вообще в той сфере делается. И помни, мы в консерваторию готовимся, занятия бросать не смей! Раз уж это просто подработка. А сейчас - давай-ка, как там этюд наш поживает?

  Саю стало легче.

  Хоть что-то из ее умений оказалось полезным.

  Она великолепно отыграла этюд, и пьесу, и с легким сердцем поблагодарила мудрую Ашиду за урок.

  А когда Мара вернул ей Ланерье, она смогла искренне ему улыбнуться, и сказать, что все в порядке.

  И это значило и "я справлюсь" и "я обо всем позабочусь" одновременно.

  А Мара сказал, что с Ланерье все будет хорошо. Они нашли и ребенка, и похитителя, и вообще на него такое находит не чаще раза в пару месяцев. Нужно только кормить и заботиться.

  И что суп у Саю вкусный вышел.

  Саю не знала, насколько Мара разбирается в супах, но Ланерье и правда позволил себе поесть, впервые за пять дней, и Саю поверила, что Мара - специалист по Ланерье.

  И стало легче.

  Хотя она немного жалела, что не видела, как все случилось там, у водохранилища, и не знала подробностей.

  Но это уже было не ее дело.

  20.

  Мудрая Лелле часто ловила себя на том, что больше всего на свете жаждет придушить собеседника.

  Например, когда Онрен беззастенчиво врал, что деньги спущены не на карты, а на благотворительность. Или грузовик у него взорвался, на котором якобы развозилось вино для праздника урожая, срочно надо новый купить. И вина тоже нового купить, а то при взрыве расплескалось. И абы какое не пойдет - прихожане обидятся. Или вот на реставрацию фресок пятого века в маленьком храме в далеком-далеком селе Рыбоводье тоже срочно! Нужны! Деньги!

  И мудрая Лелле проглатывала это со стоическим терпением. Кивала. Улыбалась. Поддерживала. Да, сердце мое, конечно, сердце мое, надо поднимать экономику в далеком селе Рыбоводье, туристы - это важно, и прихожан надо поить исключительно вином Занских виноградников семьдесят седьмого года, как иначе?

  На деньги, которые он просадил, Лелле могла бы учредить целую лабораторию, в которой ей бы изобрели машину времени, и нанять роту спецагентов. Половина из них бы крала из пятого века мастера-художника, нарисовавшего эту алмазную, Окос ее побери, фреску, а вторая - удерживала бы старика Шуна подальше от алкоголя, раз уж напившись он так жаждет взорвать пару-тройку грузовиков.

  Но муж ее куда раньше превратил эти деньги в дым - и уже Лелле приходилось делать из дыма деньги.

  Она мало-помалу прибрала к рукам всех мастеров и все производства, где так или иначе использовали символику Храма Многогранной Богини. От кружек до артефактов - да в Орехене футболку с храмовым шрифтом не могли распечатать без ее ведома и разрешения.

  И когда Онрен в очередной раз врал, как бедный двоюродный брат влез в долги и надо выручить - и да, это он не совета спрашивает, а уведомляет, женщина! Лелле, мысленно сворачивая мужу шею, отдавала последние крохи с их общего счета.

  И каждый раз благодарила всех богов и Многогранную в частности, что ни одна собака в этом Окосовом городе не знает о ее собственном счете в Тьенском банке.

  Заклевали бы.

  То, что официально Орехен подчиняется законам Кетта, вовсе не значило, что ей бы простили преступление против локальных законов. Жена ничего не должна утаивать от мужа.

  Лелле же успешно утаивала не только деньги, но и ненависть.

  Она вкладывала свои деньги в детей - в те мелочи, на которые муж никогда не обращал внимания. Образование - дети ходили в элитные частные школы, и для Онрена их держали исключительно меценаты и святые. Для него и старшие сыновья поступили на бюджетные места ОГТУ на экономический без репетиторов, и вот совпадение - Шелека на свой журфак тоже. Одежда - муж, всю жизнь проходивший в жреческом одеянии, не понял бы, что Саю носит брендовые платья, даже если бы увидел бы где-нибудь этикетку. Полезные хобби. Подарки, взятки - связи Лелле станут в будущем связями ее сыновей.

  Невеста для Гаяна тоже встала в большие откупные семье Улы Орехенского истока, не говоря уж о том, что Лелле пришлось потрудиться, чтобы сын совершенно случайно очаровался прекрасной Бэи, когда судьба столкнула юные сердца в туре по Валлоу.

  Лелле приходилось прикладывать немало усилий, чтобы муж считал ее ограниченной женщиной, способной думать только о ведении дома и детях. Да, Онрен по уши зарылся в карты и жреческие обязанности, но иногда он все-таки пытался сделать вид, что ему интересно, как же все-таки Лелле назвала дочь и сколько у него вообще детей.

  Зато чтобы Рео ее такой воспринял, ей достаточно было с ним заговорить женским голосом.

  К сожалению, мудрая Олле отказалась сотрудничать, когда случилось несчастье. Она просто заявила, что все договоренности разорваны, сделки не состоится, а старый Мерн оскорблен до глубины души и даже отказался от утренней каши. И после этого все попытки нанести визит в дом Олле заканчивались рассказами, что у хозяйки очень болит голова, мигрени разгулялись на нервной почве, и она никак не может принять мудрую и несомненно очень уважаемую Лелле.

  Общение с Рео во время его посещений дома мудрого Вио - если можно назвать общением попытки поговорить со стенкой, которая все равно не собирается тебя слушать, - было единственным шансом хоть о чем-то с этой семейкой договориться.

  - Рео, я умоляю, как только может умолять мать недостойной дочери, - привычно затянула Лелле, поравнявшись с ним в коридоре, - дайте мне шанс объясниться! Возможно, я найду ее; я вразумлю ее, клянусь...

  И Рео вдруг остановился.

  И хорошо - еще немного, и Лелле бы разъярилась достаточно, чтобы вморозить его в лед. Она уже начинала подумывать, что ей искренне жаль, что Шелека направил агрессию на себя, а не на этого идиота.

  Шелека, конечно, тоже разочаровал Лелле - до своей выходки с переводом вТьен младший сын не давал матери поводов усомниться в своем благоразумии, - но по крайней мере он всегда слушал, что она ему говорит. Да, он разрушил свою жизнь и жизнь своей сестры - но он хотя бы передал от Саю записку с извинениями и честно признал, что виновен.

  Вот чего не хватало ее младшему сыну: уверенности в собственной непогрешимости и чувства собственного превосходства, от которого Рео просто разрывало. Этот мужчина был из тех, кто скорее поверит, что Окос лично выбрался из своей дыры на землю ему подгадить, чем увидит в своих несчастьях хоть каплю своей же вины. Вместо того, чтобы договориться о чем-то с Шелекой, раз уж с Лелле он разговаривать не пожелал, он довел единственного свидетеля побега до срыва, и теперь Шелеку вообще никто и ничто не разговорит.

  Вместо того, чтобы договориться с эмпатом, способным разморозить Шелеку, он умудрился с ним поссориться - так, что слугам несколько дней пришлось его вином отпаивать. Лелле бы позлорадствовала, слушая рассказ подкупленной садовницы, но Рео смешивал ее карты, не давая при этом ей толком самой заняться поисками.

  И Селия позвонила, разъяренная. Говорила, что Рео на похоронах вел себя просто по-свински.

  Вот уж кого обижать не стоит. Селия - змеища еще та. Лелле видела ее в деле.

  - Вы ей помогаете. - сказал вдруг Рео, и Лелле споткнулась на полумысли.

  - Что?..

  - Вы помогаете Саю.

  - Простите, но я ведь самолично договаривалась об этом браке, - напомнила Лелле, надеясь, что Рео поймет свою ошибку.

  - Тогда объясните мне: как выживает девушка, едва-едва закончившая школу?

  И попытался триумфально удалиться. Но Лелле и не таких догоняла.

  Лелле с ходу придумала два варианта. Ее дочь отлично играла на фортепьяно, пела и шила приданое сама, как и положено девушке из хорошей семьи. А значит, теперь могла заниматься этим за деньги. Она окончила школу с отличными оценками - вот и третий, можно подработать репетиторством. Энтан, помнится, на втором курсе развлекался преподаванием математики школьникам.

  Захотелось мальчику пожить отдельно - Лелле не перечила. Жаль, Онрен запретил. И снимать квартиру, и подрабатывать...

  Не говоря уж о всяких профессиях, для которых вообще ничего знать не надо. Уборщица, например. Или официантка.

  Саю-то не будущий жрец Ялы. Саю не переломится лишний раз тряпкой протереть и легко выживет на овсянке и воде. Лелле в свое время самолично позаботилась о том, чтобы ее дочь могла сделать из овсяной крупы и воды как минимум блюд пять.

  - Шелека мог связаться с каким-нибудь другом, который приютил бы Саю, - дипломатично предложила Лелле, поравнявшись с Рео.

  Она понимала, что вряд ли сможет быстро объяснить, что юной скромной девушке для выживания требуется куда меньше денег, чем Рео обычно тратил на содержание своих любовниц. Или что девушка может пойти работать.

  Или что девушка может предпочесть сложную выматывающую и малооплачиваемую работу спокойному браку с безобидным стариком. Последнюю концепцию Лелле и сама с трудом воспринимала, но Селия вроде как убедила ее, что такое возможно.

  - И содержал?

  - Возможно, это богатый друг, который многим Шелеке обязан. Поймите: мне нет смысла прятать дочь. Если бы я не хотела этого брака, я бы просто не повезла ее в Тьен, мудрый Рео. Это была очень выгодная договоренность для наших семей. И я искренне надеюсь, что все еще разрешится к взаимному удовлетворению.

  - Ваш род нанес моему роду оскорбление, Лелле. - Рео раздул крылья крючковатого носа и вообще сделал такое лицо, какое делал маленький Гаян, когда ел кислое. - О каком удовлетворении может идти речь? Нас удовлетворит лишь должное наказание для Саю.

  Этого она проглотить не могла.

  - Как вы смеете со мной так говорить?! - Лелле обогнала его и встала, перегораживая путь, - Я старше! Будьте добры, не позорьтесь неуважением. Я вам не девчонка, чтобы звать меня по имени! Вам нужен конфликт? Будьте уверены, я объясню Верховному Жрецу, как именно вы его спровоцировали.

  - Ваша дочь всю жизнь росла в тепличных условиях, - уже тише и вежливее ответил Рео.

  Может, на него отрезвляюще подействовала изморозь на этих его нелепых широких штанах, Лелле не знала. Вкус к обычной, не ритуальной одежде у него отсутствовал напрочь, и если свитер просто был немного странного кроя, и достаточно дорого выглядел, чтобы смотреться прилично, то штаны-пароходные-трубы были тем самым писком Тьенской моды, которого Лелле предпочла бы не видеть никогда. Хотелось искренне и от всего сердца пожелать Рео больше в жизни не вылезать из жреческих одеяний.

  - Ваша дочь не смогла бы выжить одна.

  - Ну так что же вы, - взвыла было Лелле, но тут же опомнилась и взяла себя в руки, понизив голос, - тогда никак не можете найти, кто ее прячет?

  - Я найду, не сомневайтесь. Это как-то связано с Кругом Нии - только с ними Саю общалась, кроме брата.

  Неожиданно здравая мысль. Может, все-таки удастся достучаться?

  - Слушайте, моя подруга Селия, - у Рео почему-то дернулся глаз, - занимает не последний пост в Ведомстве. Она рекомендовала мне одного из лучших поисковиков людей в Тьене - Ланерье рода Ферре. Я уже говорила об этом, но умоляю вас, прислушайтесь к интуиции покинутой матери: сходите к нему! - Лелле чуть склонилась.

  Она была готова еще не так унизиться, лишь бы Рео взял на себя эти расходы. Жрецы Лаллей известны своим демократичным поведением, но и дерут они за услуги очень много. Рео, конечно, талант, но хоть со жрецом-то сможет найти хоть что-то общее?

  - Ни один из поисковиков ранее не помог, я лишь зря потратил деньги...

  - У него другая методика. Ему не нужна ни кровь, ни имя рода.

  - Что же. - сказал Рео, коротко поклонился и обошел Лелле, как дерево, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

  Лелле очень, очень надеялась, что хоть в этот раз этот упрямец к ней прислушается.

  Впрочем, от этого разговора все-таки был толк: он натолкнул Лелле на одну очень простую мысль, которая позволит ей применить все то, чему она научилась в Орехене, и заодно добиться расположения Вио. И, быть может, даже дочь найти. Если повезет.

  Разумный человек, привыкший вкладывать деньги и растить деньги всегда рад, когда человек, умеющий делать деньги из дыма, предлагает хорошую идею. А Вио - разумный человек.

  Она незамедлительно достала из сумочки телефон и быстро набрала номер.

  - Алло, Селия? Ты не одолжишь мне свое имя? Хочу заказать кое-что на черном рынке... Да, как обычно - хочу посмотреть, кто здесь знаки Улы Милостливой вышивает мимо Храма, а то непуганые все, продают чуть ли не на соседней улице... Ты сейчас в Хаше? Да, ты права, нет смысла делать это под твоим именем. Угу... А к кому можно обратиться?

  Селия была из тех, кто легко заводит связи, поэтому связью с этой женщиной Лелле дорожила.

  Кроме того, она слишком уж быстро примчалась поддерживать и утешать, когда случилось несчастье, да и дочь ее входит в Круг Нии...

  Лучше было держать ее поближе. Она что-то точно знала. И потому не даст плохого совета, в котором Лелле могла бы ее обвинить.

  Лелле убрала телефон.

  Никто не будет перебиваться с хлеба на воду, если умеет что-то, за что платят больше. Лелле бы вот точно не стала.

  А Саю умеет многое лишь потому, что Лелле ее этому научила. Пусть мать не может найти дочь, но учитель сможет найти ученицу.

  Лелле узнает работы своей дочери даже с закрытыми глазами. На ощупь.

  21.

  - Ты уверен, что все будет нормально?

  - Абсолютно. - кивнул Мара.

  Девушка все порывалась развернуться и шагать домой. Он не был уверен, беспокоится она за Ланерье, или просто боится идти с ним.

  Хотя его отроду девушки не пугались. Но и всерьез не воспринимали.

  "Ты такой... безобидный".

  Мара качнул головой, отгоняя непрошеное воспоминание.

  Саю вела себя очень скованно, очень робко, никогда не заговаривала при нем первой - но Мара ведь не делал ровным счетом ничего страшного, чтобы его бояться.

  Она казалась еще меньше и хрупче, когда вот так ежилась, втягивая криво-косо стриженную голову в ворот пальто, как черепашка.

  Мара присмотрелся: она уже отстирала от темных рукавов ржавые потеки, даже не спросив, что это. Исчезли со случайно прихваченного вместо куртки пальтишка и пятна глины: Ланерье по пути умудрился навернуться со скользкого берега... Мара бы все рассказал, но она молчала. Не потому, что ей было неинтересно: Мара видел, как она проглатывает рвущиеся из нее вопросы, сжимает губы, склоняет голову...

  ...И никогда не смотрит в глаза. Будто он дикий зверь, которого страшно спровоцировать.

  - А может, я все-таки чуть попозже схожу?

  - Все нормально. Ланерье уже навязал мне десять возможных задержаний в награду, если мы вернемся, куча лент впустую пропадет. Ланерье расстроится.

  Он сказал это ей мягко, как ребенку.

  Саю выдохнула в холодный воздух облачко пара побольше и еще сильнее поникла. Опять не угадал. Да что же это такое!

  На том, чтобы Мара пошел с ней, Ланерье настаивал неожиданно жестко. Саю попыталась доказать, что справится и одна, началось было долгое препирательство, бессмысленное, как все семейные споры, но тут Маре надоело это слушать, и он предложил Саю поведать присутствующим, как надлежит пользоваться автобусом.

  Саю молчала, склонив голову. Характерным жестом пыталась коснуться кончиков пальцев и тут же разжимала руки, убирала за спину, как провинившаяся школьница - по рукам ее что ли били за привычку расковыривать заусенцы? Затем поспешно выпрямлялась, поднимала подбородок, руки повисали вдоль тела, неприкаянные. А потом, стоило ей встретиться случайно взглядом с Марой, вновь опускала голову, и так по кругу.

  Простейший вопрос превратился в пытку; Мара чувствовал себя виноватым, видя, как мучается это непонятное создание, но он же не знал! Подозревал, но не был уверен.

  А даже если и был прав, все равно, чего трястись-то - не съест же он ее за неправильный ответ!

  - К... контролер?.. - наконец выдавила из себя Саю и закусила губу.

  - Мара тебе поможет добраться. - Ланерье повернул к Саю голову; та задрожала губами и тихонько взяла его за рукав халата двумя пальцами, робко подергала.

  Маре хотелось под землю провалиться - чем он ей так не угодил-то?

  - Ладно, - тем временем смягчился Ланерье, - но сделаем хотя вот как... Саюшка, пожалуйста, мне так будет спокойнее. Хотя бы в первые пару дней. По самым дальним адресам. Окрестные ателье обойдешь сама чуть позже, как раз мудрая Ашида успеет справки навести. Мара научит тебя пользоваться общественным транспортом.

  - Но как же ты?..

  - Все со мной будет в порядке, - вздохнул Ланерье, страдальчески вскинув белесые брови, - я уже ответил на молитву...

  - Я позвоню Майе, - неожиданно твердо сказала Саю.

  - У нее пересдача, - как-то слишком быстро брякнул Ланерье, и Саю подозрительно прищурилась, - а я совершенно здоров.

  Они сидели в кабинете, среди бесчисленных подушек, и Ланерье зачем-то подгребал их к себе, выстраивая пирамидку. Только Саю стояла с тех самых пор, как вошла в комнату, хотя Мара уже давно предложил ей присесть тоже.

  - Пересдача у нее была два дня назад. Зачли ей это, как его, - Саю подняла глаза к потолку, вспоминая, - гражданское право? Сейчас у нее разве что похмелье... Она звонила вчера ночью. Я не стала тебя будить.

  - Не может быть, чтобы у нее уже кончились пересдачи, - упрямо возразил Ланерье.

  В этом была определенная логика: Майя хвосты будто коллекционировала. Неудивительно. Мара видел ее всего пару раз, у Ланерье дома, и всегда в учебное время.

  - Хорошо. - казалось бы, смирилась Саю, но тут же добавила тихо, но весомо. - Встань, пожалуйста.

  Мара поднялся было, чтобы помочь Ланерье, но Саю положила ему руку на плечо, удерживая какое-то мгновенье, и тут же отдернула. Мара намек понял.

  - Да легко! - лихо ответил Ланерье, и попытался нащупать стенку, снеся походя несколько свечей со столика. Мара бросился отгребать ленты и тушить то, что загорелось.

  Тем временем, цепляясь на вбитые в стену гвозди, Ланерье восставал с упорством зомби. Зрелище было жалкое. Ну да, с Молитвы и трех дней не прошло. Обычно Ланерье отсыпался около недели, и его прекрасное состояние в этот раз Мара приписывал великолепному супу Саю и ее же выдумке с пианино, благодаря которой Ланерье поймал сигнал до того, как окончательно довел себя до истощения.

  - Ланерье, - не выдержал Мара, дуя на обожженные пальцы, - ты мне, конечно, друг и поисковик года, но Саю права. Одного тебя оставлять на целый день вообще не вариант. Ты, может, и не помрешь, но вот квартиру спалишь.

  Саю благодарно кивнула и прежде, чем Ланерье успел возмутиться, пошла искать телефон и договариваться с Майей.

  Мара не был уверен, что это самый удачный выбор сиделки - насколько он знал Майю, та могла спалить квартиру не хуже Ланерье со сбитым внутренним зрением, - но зрелище, как Саю что-то делает решительно, было настолько экзотическим, что возражать он тогда не стал, боясь, что она опять замкнется.

  Ну вот как сейчас. Они шли по улице, Мара тащил огроменный рюкзак - он бы сам не поверил, что такую кучу барахла можно нашить за три дня и три ночи без волшебного колечка, если бы Саю не делала это прямо при нем, - а Саю держалась поодаль. В окрестностях. Как будто Мара тащил рюкзак с совершенно не относящимся к ней портфолио.

  - Слушай, - наконец не выдержал он, - я же не людоед. Да, я служу в Ведомстве, да, в следственном, но это не значит, что я сейчас сгребу тебя в охапку и понесу возвращать тебя твоим богатеньким родителям!

  По дороге вихрились остатки высохших листьев; солнце тускло светило с неба, с трудом пробиваясь сквозь набухающие тучи - вечером обещали снег, и Мара ждал этого снега, как ребенок: наконец-то наметет белым поверх подтаявшей и вновь подмерзшей осенней грязи. Вокруг было пустынно, ни души.

  Саю чуть не выронила стопку газетных вырезок, которую держала в руках.

  - А...

  - Рюкзак и так тяжелый, тебя еще тащить куда-то, - пробурчал Мара.

  - Откуда вы знаете? Ланерье же сказал...

  - Ну конечно же я ему поверил. А еще я верю, что к нему сейчас не пойдут чередой клиенты, которым нужен поиск, потому что это запрещено правилами вуза... И что Солнце-Ярока тащит по небу огненная кобылица, да-да. Ты же ведешь себя как затравленная беглянка, - прямо сказал Мара, - как будто ты в чем-то виновата. К тому же... Прямая спина, ухоженные ногти, фортепьяно и шитье, прическа... Узнаю руку слепого мастера, да и корни зеленые отросли... Ты никогда не заговариваешь первой, ты боишься меня, ты ведешь себя так, что я обратил на тебя внимание и сделал выводы.

  - И как мне...

  - Во-первых, на ты, пожалуйста, а то от этой официальщины мне все время кажется, что за мной начальник подглядывает из-за угла. Во-вторых, когда человек ведет себя так, будто ему есть, чего бояться, все начинают волей-неволей думать, а что же именно с ним не так. Будь наглее. Расслабься. Ты же отлично справлялась, когда думала, что на тебя никто не смотрит...

  - ...что?

  - Я видел в окно, как ты в школу шла. - пояснил Мара, - Вот и думай, что я - никто. А то мало ли, на следователя нарвешься, у которого есть с собой листовка с твоим семейным портретом - не дай гаду понять, что ты это ты!

  Саю задумалась... и вдруг хихикнула.

  Фух, вроде... оттаяла? По крайней мере перестала так четко выдерживать дистанцию и подозрительно коситься.

  - Я все поняла, - сказала она наконец, - если я веду себя виновато, все думают, что я виновата.

  - Так и есть.

  - А если я веду себя, как будто меня нет, все думают, что меня нет.

  Вот здесь уже Мара оказался сбит с толку.

  - Я не очень понимаю...

  - Нет, ты и не поймешь. Ты другой. Ты прислушиваешься к людям, даже когда они молчат. И смотришь, когда они прячутся. Будто дырки сверлишь.

  - Не замечал. - смущенно хмыкнул Мара.

  - Но есть люди... Они смотрят на тебя, а сами думают, какие же они великолепные и сколько... - Саю запнулась, но все-таки выговорила смущающий конец фразы, - сколько с тебя поимеют.

  - О. - сказал Мара.

  Не то чтобы он был альтруистом, Ланерье-то пообещал ему не только задержания, но и еще кое-какую удачу по мелочи. Не говоря уж о том, как помогали раскрываемости его "Ответы на Молитву". Но было приятно думать, что есть злые "некоторые" и Мара, которого таким не считают.

  Правильной стратегией оказалась честность. И разговор на равных. Что же, он запомнит.

  Он перевел тему.

  - Ты говорила, Ланерье звонили...

  - Он устал. Она пьяна. Она бы не запомнила, он бы не напомнил, и толку будить тогда? - туманно пояснила Саю.

  - Резонно... - протянул Мара.

  Он хотел было заговорить про пальто, но тут Саю остановилась, и остановила его, ухватив пальчиками за рукав.

  - Спасибо, за беседу, - улыбнулась она и кивнула на вывеску "Мира Вязанья", - а сейчас...

  - Удачи, - кивнул Мара, снимая рюкзак, - я тогда отойду, тут вроде где-то неподалеку кофе продавали. Вернусь через полчаса. Минут сорок максимум.

  - Спасибо, что вообще решил помочь. Автобусы правда страшные...

  - Обращайся.

  Интересная девчонка.

  Мара подышал на свои руки: он опять забыл окосовы перчатки, что ж такое. Ладно, для того и придумали карманы. В кафе отогреется.

  22.

  Ноги возмущенно гудели: за день Саю обошла столько мест, что начинала понимать, что за прелесть героини любовных романов находили в таскании на ручках.

  Когда-то давным-давно Гаян поднимал ее на закорки и катал на спине. Он был слон, она была повозчик... слоноводитель?

  Сейчас самый старший брат, этот важный мужчина в жреческих одеждах, даже руки ей не подаст. Он очень давно перестал ее замечать; но в такие вот снежные-снежные дни Саю вспоминала время, когда была совсем маленькой, и все ей было позволено, даже кататься на широкой спине будущего наследника Храма.

  Она бросила еще один взгляд в окно предбанника и увидела Мару, ждавшего ее у выхода. Он дышал на покрасневшие пальцы, иногда тер уши. В этом году в Тьене зима очень долго боролась с осенью и сегодня вдруг победила: пока Саю разговаривала с мудрой Хиши, сугробы выросли на добрую ладонь.

  Нет, на сегодня хватит. Уже стемнело. У Мары уши отвалятся.

  И зачем Ланерье навязал ей этого странного парня? Саю куда больше боялась идти с ним, чем идти в одиночестве.

  На первый взгляд Мара не нес в себе ровным счетом никакой опасности. Он был худощав, как студент, хоть до болезненной худобы Ланерье ему и было далеко, и не слишком высок. Волосы были самого обычного для землевиков коричневого цвета с легкой прозеленью на электрическом свету. Получается... зеленоватый шатен? Саю не была уверена, что этот оттенок так называется, но Мара явно был не из тех парней, у которых можно было бы это уточнить. Скорее, для него существовал коричневый, коричневый и еще другой коричневый. И серый.

  Потому что в таких тонах он подбирал одежду. Это всегда была одна и та же старая куртка, что-то под ней невнятного фасона и цвета, чаще футболочное, протертые на коленях штаны, и замызганные туристические ботинки устрашающе мощного вида, рожденные преодолевать грязь и бурелом.

  Хотя слово "подбирать", кажется, было не слишком верное. Что схватил, то и надел. Лишь бы пережило буреломы и прочие Тьенские ужасы.

  В общем, обычный, даже слишком обычный парень совершенно безобидного вида. Но если присмотреться... Саю насчитала штук двадцать мелких шрамиков: под глазом, на скуле, на шее, с десяток светлых черточек на смуглых руках - левой Мара вообще владел не очень хорошо, слишком сильно сжимал вилку, и ладонь его пересекала еще одна красноватая черта.

  Он явно был не из тех, кто легко подхватывает простуду и обожает лечиться, но от него так и фонило мелкими и крупными целительскими воздействиями: микроскопического целительского дара Саю только на такое и хватало.

  А пальто, которое ей вернули, было все в грязи и, кажется, даже крови. И запах... Что-то было такое, неуловимое, страшное, чуть пороховое?

  А самым пугающим в Маре был его взгляд. Она думала, после белых глаз-бусин Ланерье ей больше ничего не страшно: но самые обычные серые глаза Мары ее разубедили.

  Он все время смотрел - не сквозь нее, не мимо нее, не вскользь, куда-то в точку над ухом, как обычно смотрели мужчины; не на грудь и не на задницу, как обычно смотрели мальчишки; он смотрел на нее. Он вглядывался. Он подмечал. Он хотел знать, что она за человек.

  И он расколол ее так просто и походя. Узнал, кто она. Если бы захотел - уже бы сдал матери. Но он не хотел, и Саю боялась, что причина, по которой он не хотел, вдруг исчезнет.

  И тогда он ее вернет.

  Потому что вот она, правда, и ее видит каждый, кто захочет увидеть: Саю маленькая глупая беглянка, которая понятия не имеет, что делать со своей жизнью и как жить дальше. И даже работа этого не изменит.

  Если она будет, эта работа.

  Ей обещали перезвонить уже местах в пяти, но мудрая Ашида предупреждала, что на такое не стоит сильно рассчитывать.

  Конечно, это был только первый день, но она все-таки надеялась...

  - Что, не вышло? - спросил Мара, протягивая руку за рюкзаком.

  - У тебя руки красные, - буркнула Саю.

  После их утреннего разговора она не то чтобы перестала его опасаться... просто смирилась с тем, что ее жизнь - и в его власти тоже. И прекратила попытки спрятаться. Все равно бесполезно: он явно не собирался отворачиваться и считать до десяти.

  - Перчатки забыл, - Мара вскинул рюкзак на плечи, - сегодня все?

  - Да. Наверное, пора домой.

  Снег сыпал и сыпал, оседая на ресницах, попадая в рот. Саю пожалела, что и сама не захватила шапки. Накинула капюшон.

  - Тогда можем заглянуть ко мне на работу? Меня просили передать Ланерье файлы на малый поиск, только звонили, что собрали. Тут рядом... Было бы проще сейчас перехватить, но если ты очень устала, я зайду завтра, а сейчас отведу тебя домой.

  - Я могла бы сама дойди до дома...

  - А как же богиня Экономия, которой служит мой служебный проездной? - хмыкнул Мара. - Нет, Ланерье мне тебя поручил, я тебя и верну.

  Он сунул покрасневшие руки в карманы, и Саю вдруг стало стыдно. Он целый день с ней возился - да, Ланерье ему что-то за это обещал, не просто так. Но возился же. И ждал. И вообще. И рюкзак брал на плечи, как что-то само собой разумеющееся. И Саю не задумывалась - отдавала. А он таскал.

  А тут маленький крюк, а она ноет.

  - Да, давай. - кивнула она как можно увереннее. - Такой красивый снежок. Я только рада буду погулять.

  Мара улыбнулся.

  - Спасибо.

  Это и впрямь оказалось поблизости. Мара предложил ей зайти погреться, но Саю боялась, что в отделении Ведомства и впрямь могут оказаться листовки с ее лицом. Мара тоже, наверное, об этом подумал, поэтому настаивать не стал. Попросил ее подождать пять минуточек в соседнем переулочке у телефонной будки, и спешно ушел.

  Оказывается, он мог ходить очень быстро, когда ему не приходилось подстраиваться под Саю.

  Глядя, как он скрывается в метели, Саю почему-то вспомнила Шелеку. В детстве они много играли вместе, особенно когда было снежно: брат, оказавшись в родной стихии, любил поднять маленькие буранчики и завернуться в них, как в плащ. Саю он ткал платье из блестящих снежинок - она в этой игре была принцесса.

  В переулке никого не было. Тихо падал снег, неярко светил фонарь, и в пятачке света была Саю, телефонная будочка и огоньками мерцающие снежинки, из которых ей когда-то шили самые роскошные в ее жизни наряды.

  Саю, поколебавшись, открыла дверцу будочки и перелистнула страницы лежащей на полке у телефона книжищи. У отделения Ведомства, даже такого вот, на окраине, никто не осмеливался драть из нее листы. Или, может, ее просто часто меняли.

  Саю не знала.

  Она легко нашла домашний телефон Вио. Кинула монетку, набрала, слушала, как бьется сердце и идут длинные гудки.

  - Алло?

  - Простите, вы не могли бы позвать к телефону Нию рода Улы? Я ее подруга из... института. Хотела кое-что спросить.

  Еще дольше она стояла, слушая шорохи в трубке. Наконец Нию разыскали: Саю с облегчением услышала знакомый голос.

  - Да?

  - Передай Шелю, что я... нашла работу, пожа...

  Дверь распахнули, Мара выдрал у нее из рук трубку и с силой опустил на рычаг. За локоть вытащил из будочки.

  - Мозги отморозила?! Или хочешь сдаться?! - рявкнул он, недобро прищурив глаза.

  - Я просто... - Саю замялась.

  Мара смягчил тон.

  - Если ты хотела передать весточку, то могла просто сделать это через Ланерье. Зачем сама-то? Это же опасно. Те, от кого ты бежишь, могут...

  - Прости.

  Мара разжал стиснувшие локоть Саю пальцы, отнял руку, нервно хрустнул костяшками.

  - Да за что ты извиняешься? Я же никто тебе. Просто... это глупо, понимаешь? - он потер виски, и сразу стало видно, что он очень устал сегодня. - Ладно. Прости. Я не должен был... Не больно локоть?.. Правда прости. Дело твое.

  - Я просто подумала, что будет правильнее, - Саю подняла глаза, - сделать это самой. И...

  ...хоть чем-нибудь самой рискнуть.

  Но этого она не договорила.

  Это звучало как глупость даже у нее в голове.

  23.

  Ния ни за что бы не заговорила с Лелле.

  А когда та пыталась заговорить с ней, Ния всегда находила срочные дела.

  Она смотрела на эту уставшую, угасающую женщину, тенью скользившую по дому, но ей не было ее жалко.

  Совсем, казалось бы, недавно Ния стояла около двери в отцовский кабинет. Было темно, свет не горел. Отец частенько засиживался за работой допоздна, но в тот день пораньше ушел спать: разболелась на погоду голова.

  Ния достала из кармана шпильку...

  И тут увидела на той стороне коридора Ангена.

  Она бы не смогла ничего сделать, даже если бы он тогда ее не поймал; она понятия не имела, как вскрывать замки шпильками, лишь смутно подозревала, что это возможно. Но она хотела попытаться.

  Не потому, что была несчастна, и не потому, что хотела убежать. Просто она... хотела большего.

  Даже если это значило - украсть собственный аттестат из кабинета родного отца; даже если это значило - врать всем.

  И Ангену тоже.

  Но Ангену врать никогда не получалось.

  Он простил ей то неловкое объяснение во тьме. Он всегда ей все прощал, принимая ее жадность за детские шалости.

  Когда-то двенадцатилетнего мальчишку познакомили с его новорожденной невестой, и он воспринял это абсолютно спокойно: так, по крайней мере, рассказывала Ние мама.

  Сколько Ния себя помнила, он всегда был рядом. Ей даже ни разу не удалось с ним толком поссориться. Капризы ее выполнялись, слезки утирались, а поддразнивал он ее едва ли сильнее, чем своих младших сестер, хоть и по другим поводам. Никогда - обидно.

  Разве что до свадьбы они не зашли дальше поцелуев - Ния была готова, но Анген не позволил ей торопиться, единственное, в чем он ей отказывал. Впрочем, они наверстали после.

  Ния всегда была любима и не представляла, что может быть как-то иначе - поэтому любовь никогда не была ее главным жизненным приоритетом. Она не сталкивалась на этом пути с трудностями страшнее предсвадебного мандража, который, впрочем, легко разогнали подруги, и поэтому болтовня о чужих проблемах горячила ей кровь и придавала жизни пикантности.

  И когда Саю собиралась сбегать, Ния зашла к ней в комнату. Там был еще Шелека - мерял шагами пол, от угла до угла, наблюдая, как спешно собирается сестра.

  - Ты уверена, что хочешь это сделать? - спросила тогда Ния.

  - Спасибо тебе за гостеприимство, Ния, - Саю склонилась в глубоком церемониальном поклоне.

  - Я спросила.

  Ния была младшей хозяйкой этого дома, и могла настаивать. Прикрывая Саю, она тоже рисковала - и хотела получить хоть что-то взамен.

  Шелека замер в темном углу: руки стиснуты в кулаки, глаза лихорадочно блестят, дышит холодом - он тоже вслушивался. Ошибся? Поступил правильно?

  "Что гонит тебя из теплого дома, Саю? Ты отказываешься от жениха, от рода, от имени - ради чего?"

  Ния не спросила об этом вслух, но Саю поняла.

  - Ты же... - она замялась, чуть ссутулила плечи, - учишься в Ведомственном. У тебя подруги... У тебя пары. Жених... Предначертанный, не выгодный... У меня... - она покосилась на стоящие у окна сундуки, в которых пылилось ее приданое, - нет. И здесь... - она моргнула, прогоняя слезы, сказала тверже, - и здесь у меня этого не будет. В этом разница. Тебе - разрешают. Тебя очень любят, поэтому... И дядя Вио - дядя Вио добрый. Мне - не разрешат. И я не могу больше, не вынесу. Тяжело.

  И Ния склонила голову, принимая этот ответ.

  ...Однажды Анген принес Ние огромный букет цветов. Она терпеть не могла такие цветы, дурацкие розовые розы. Но в конвертике вместо записки был ее аттестат - и Ния никогда не спрашивала, как Анген его достал. Украл? Договорился с Вио?

  Ее поступление действительно стало для отца сюрпризом, или мудрый Вио закрыл на это глаза?

  Она тогда прижимала к груди этот конвертик и долго-долго плакала - так она была горько-счастлива. Готовность Ангена так просто отпустить ее учиться казалась ей проявлением его безразличия.

  Разве не должен возлюбленный схватить ее - и никогда-никогда не отпускать? Так показывали любовь книги и фильмы, и такой любви шептались в школе девчонки, и раньше она не задумывалась, что у нее выходит как-то иначе. Ведомственный - опасное место, и Анген ей об этом говорил. Тогда, застав ее у двери, он был не слишком-то доволен происходящим, но вот - сам отдает ей в руки документы. Он хочет от нее избавиться?

  Ведь она будет мешать ему разъезжать по свету и строить мосты - а Анген больше всего на свете любит разъезжать по свету и просаживать последнее здоровье на какой-нибудь стройке.

  Ния никогда не ревновала Ангена к девушкам, но частенько ревновала к работе.

  И она спросила его перед самой свадьбой. Не выдержала, взорвалась, едва не расцарапала его беззаботное, чуть насмешливое лицо. Как он может воспринимать все так спокойно? Неужели он не волнуется - как будто они завтра не свяжут судьбы, а пойдут прогуляются?

  "Но ты ведь не будешь счастлива, просто сидя дома", - удивился Анген, не понимая ее вспышки, - "а я люблю тебя, и хочу, чтобы ты была счастлива. Наши судьбы связаны - но разве это значит, что ты должна жить только моей жизнью? Такого никто не выдержит - так что я поддержал тебя, когда ты выбрала свой путь. Ты же моя спутница жизни, а не лошадь, в конце-то концов".

  И, глядя, как Саю кидает в рюкзачок вещи, Ния поняла, как страшно быть загнанной лошадью.

  Ния бы ни за что ничего не рассказала Лелле. Получив звонок, она пошла к Шелеке, чтобы передать то, что Саю попросила. И, похоже, Шелека услышал - Ние показалось, что лед чуть треснул. Или она просто хотела в это верить?

  Лелле же... не могла навещать сына в тот момент? Заслышав Ниины шаги, спрятаться за прикрытой дверью, за шкафом с вареньями, да мало ли темных углов в подвале? Нет. Ния не хотела, чтобы такое случилось - это было бы слишком глупой ошибкой. Она не могла быть так невнимательна, не могла.

  То, что Лелле нашла в бывшей комнате Саю, которую так и не удосужились убрать, тот злосчастный пояс с инициалами на следующий же день...

  Это же просто... совпадение? Ния хотела думать так.

  Ния ничего не рассказывала Лелле, и уж точно не собиралась чувствовать себя виноватой без четких доказательств. Она любила посплетничать, и отлично знала: рано или поздно любые секреты всплывают кверху брюшком, только хватай.

  А у Лелле были очень цепкие руки...

  К счастью, Ния молчала как рыба - и имела право молчать в своем доме хоть до скончания времен. А Майя... Майю попробуй, поймай!

  Майя верткая.

  24.

  Был у Саю один кошмар.

  Он уже почти перестал ей сниться, но случались ночи...

  Она заходит в лифт, а там старый Мерн на инвалидной коляске, она узнает его затылок. Она отступает, но двери закрываются - их заклинивает.

  Что-то дребезжит. Лифт рывками несется вверх.

  Воняет мочой и тленом. Сырой землей. Мерн оборачивается, только головой, как шарнирная кукла, человеческого в нем - ниточка слюны на подбородке. Улыбается беззубо и беспомощно - как ты могла мной пренебречь? Как ты могла меня бросить?

  Смотрит...

  Мигает лампочка.

  Со стоном лопается канат: вниз, вниз, вниз, удар. Боль. Тьма.

  Пробуждение.

  Всегда - пробуждение.

  И вот Саю вошла в лифт - и поспешно ущипнула себя за руку. Раз, другой, третий - всегда должно быть пробуждение, верно? Ей это снится?

  Глазами Рео пошел в деда. Ярко-синие, они еще не успели выцвести и остекленеть. Саю отвела взгляд, шагнула назад - и тут в нее врезался Мара, впихнув обратно. Он зачем-то задержался в подъезде, вроде бы, придерживал бабульке дверь, и теперь отчаянно спешил. Чуть не сбил Саю с ног, но привычно ухватил за локоть.

  Теплое, бытовое прикосновение. Она не одна. Ей вернули равновесие.

  Мара отпустил ее, чтобы нажать на кнопку, но та оказалась уже нажата.

  Двери захлопнулись, как капкан.

  Саю юркнула за Мару, спряталась. Рео молчал, и она всей душой надеялась, что он не узнал в девчонке в пальто не по фигуре и аляповатой вязаной шапке с помпоном юную и утонченную Саю рода Ялы.

  Мара покосился на Рео, оценил дороговизну одежды и породистость профиля, чуть дернул уголком рта, заметив натуральный мех на капюшоне куртки, пересчитал взглядом кольца на пальцах и отвернулся, сделав вид, что ничего, кроме свежего матерного стишка на стенке лифта его в этой жизни не интересует, аккуратно заслонив и без того сжавшуюся в комочек Саю плечом.

  Из лифта Рео вышел первым. Остановился у квартиры Ланерье, посмотрел на клочок бумажки в руке.

  Саю захотелось исчезнуть - прямо сейчас, немедленно. Она дернула Мару за рукав, вцепилась в его руку, как в якорь, крепко-крепко.

  "Спрячь".

  Он ободряюще сжал ее пальцы и вышел из лифта, увлекая Саю за собой.

  "Будь наглее. Расслабься".

  Другой рукой он придерживал сумку-почтовку. В этот раз ему опять пришлось зайти за документами. Он таскал их к Ланерье в совершенно диких количествах - и искренне радовался, когда тот как-то реагировал хотя бы на парочку.

  Из той же сумки он достал ключ и уверенно обошел замершего в задумчивости Рео.

  - Ланерье рода Ферре? - удивленно спросил тот, глядя, как Мара открывает дверь.

  - Мара семьи Токк, - ответил тот, пропуская Саю внутрь, - Ведомство, следственный. А вы, собственно?..

  - Рео рода Улы. Мне говорили, у Ланерье рода Ферре можно получить консультацию. Я кое-кого ищу...

  - Ланерье рода Ферре учится на заочном отделении ТГВУ, и не имеет права давать консультации частным лицам, - утомленно сказал Мара, - по крайней мере, вам стоит подождать, пока я отсюда выйду. Чтобы соблюсти приличия.

  И попытался закрыть дверь у Рео перед носом - Саю чуть расслабилась...

  - Пусть войдет, Мара, - резко сказал Ланерье, вышедший из кабинета на голоса, - сестрица, иди-ка, завари гостю чаю.

  Он уже совсем окреп, и в голосе его слышалось железо.

  Мара пожал плечами и отступил.

  - Нужна помощь с чаем, сестричка? - спросил он, увлекая замершую в ужасе Саю на кухню.

  Закрыл дверь.

  Посмотрел вопросительно.

  - Это мой внук. - прошептала Саю одними губами и глупо хихикнула.

  Отвернулась к чайнику и уставилась на него, нерешительно зависнув пальцем над кнопкой.

  Вода и так закипела. Без электричества. На нервах.

  Мара встал рядом, приблизил лицо - она чувствовала его дыхание на щеке.

  - Объясни.

  Едва ли громче, чем кипел чайник - и она едва ответила.

  - Он пришел искать меня.

  - Он тебя никогда не видел?

  - Видел. Но не запомнил, наверное. И я была накрашена. То есть... - Саю снова хихикнула, - естественный макияж. Я вся такая красивая. И будто не красилась полтора часа. От природы идеальное все. Не... не как сейчас. И платье... Под цвет волос... Длинных - прическа... Невеста... знакомство с родственниками...

  Как там Майя сказала?

  - Внук-в-законе... дочь-в-законе... И с женихом повидалась... - пробормотала Саю, и Мара отошел, чтобы налить в кружку холодной воды из графина.

  - Понял. - спокойно сказал он. - Не волнуйся. Ланерье его спровадит и еще денег сдерет за консультацию.

class="book">   Поставил кружку на стол.

  - Так дело не пойдет, - мягко сказал он, отбирая у Саю кипящий чайник, - сядь. Я сделаю.

  Она наблюдала за уверенными движениями его рук - он ополаскивал заварник, засыпал гору чая, совершенно варварски заливал его кипятком в один прием, - и даже упустила тот момент, когда у нее перестали стучать зубы.

  Она грела в руках кружку с водой - и вода не кипела. Саю взяла себя в руки.

  Мара оставил ее одну - только чтобы отнести чай самому. Хотя мог бы не беспокоиться. Он и так помог. Она смогла бы встретиться с Рео лицом к лицу, если бы понадобилось, но Ланерье и правда спровадил его сам.

  Саю не знала, о чем они говорили, но судя по тому, что ее не спешили отбирать у Ланерье - все обошлось.

  Ну, она так думала. На всякий случай отменила все встречи на пару дней вперед - мало ли. Выходить лишний раз из уютного дома не хотелось.

  Но чутье ее подвело. Она больше не была в безопасности и дома.

  Следующим вечером в дверь позвонили.

  Она открыла.

  Это оказался тот самый парнишка-курьер, у которого Ланерье когда-то отобрал для Саю краску и вишню. Он чуть нервничал, но расслабился, когда увидел, что его встречает только Саю.

  С прошлого раза он успел простудиться.

  - Эт вам, таинственная незнакомка! - прогундосил он и протянул...

  Саю завизжала. Сбежались Ланерье, Мара и Майя: Ланерье уже не была нужна сиделка, и Майя приходила просто за компанию. И посмотреть заодно, как Мара работает с документами.

  - Ниче се! - всплеснула руками Майя, - Никак сто одна роза. Окосеть просто.

  У Саю подогнулись колени.

  Она упала в мягкую, успокаивающую тьму.

  Там было хорошо.

  Вот почему Шель не хотел просыпаться...

  25.

  - Хако, ну сними ты эти наручники, будь человеком!

  Хако раздраженно дернул ухом.

  Целый день Варт ныл, ныл, ныл и еще немного ныл с короткими перерывами на чай с печеньем.

  Как капризный ребенок.

  - Ну Хако-о-о.

  - Нет.

  - Ну пожалуйста-а-а!

  - Ты неадекватен.

  - Мы вторые сутки в поезде, единственное, чем я могу заразить пассажиров - так это скукой!

  - Не по инструкции. Почитай книжку. Или лучше инструкцию.

  - Ну Хако-о-о!

  Будь здесь кто-нибудь еще, то Варт бы вспомнил про тактичность. И что не стоит беспокоить соседей. Наверное. Но гаденыш предусмотрительно выкупил всё купе, поручив Хако хранить билеты как зеницу ока до самого возвращения в Тьен.

  - Нет! - прорычал он.

  - Ты же пожалеешь об этом, - буркнул Варт, - будешь страдать долго и со вкусом.

  - И что же ты сделаешь? - Хако упорно читал эту страницу последние часа два и определенно не собирался сдаваться за абзац до победы. - Только не затыкайся! А то я больше всего на свете тишины боюсь.

  Варт наконец затих. Вряд ли поверил: Хако надеялся, он просто устал и уснул на своей верхней полке.

  Хако собирался наконец перелистнуть страни...

  Что-то хрустнуло. Характерно так.

  - Ауы!

  Сияющий Варт свесился с полки и помахал перед Хако свободной правой рукой со стремительно распухающим большим пальцем. Хако чуть сам не взвыл. Но сдержался.

  - Ты же понимаешь, что твоего брата нет поблизости? - вздохнул он. - Без него эта схема очень плохо работает. Палец будет болеть. - он с удовольствием смотрел, как сползает с круглой мордочки Варта это его счастливо-блаженное выражение, - он будет очень болеть. До самого вечера. А то и дольше. Если мы больницу не найдем.

  Вместо ответа хрустнуло еще раз, и наручники чуть не прилетели Хако в нос.

  - Оно того стоило, изверг! - с полки свесилась рука и зашарила в воздухе, - А теперь можешь дать мне книжку.

  Ну, по крайней мере, он перестанет ныть.

  Уже хорошо.

  Хако мстительно сунул мерзавцу свой учебник по органической химии, а сам откинулся на подушку и прикрыл глаза: еще успеет подремать.

  - Как думаешь, скоро девчонку найдут?

  А-а-а! Дернуло ж его согласиться на эту авантюру! Но нет, нельзя убивать подопечного. Как он из Учреждения колок сдаст? Держаться, держаться...

  - Какую еще девчонку?

  - За которой этот упырь приходил. Рео. - охотно объяснил Варт.

  - Ты все-таки вляпался в это по уши.

  - Никаких официальных показаний, Хако, обойдешься. Я с ее братом дружил... Пил. Ладно, ушел с вечеринки.

  - Звучит все подозрительнее. У тебя ж вроде есть девушка?

  - Извращенец. Я ж его поддержать хотел.

  - Ты сейчас никак не опровергаешь... двоякую репутацию некромантов, ага.

  - У кого что болит... - голос Варта неожиданно посерьезнел. - Не суть. Нет, прикинь. У тебя в этом плане лучше мозги работают.

  Хако прикрыл глаза. Если Варт в наручниках просто ныл, то Варт без наручников превращался в машину по производству самых безумных хотелок, которые очень сложно было не выполнить. Если бы Варт в открытую управлял его эмоциями, Хако бы давно на него заявил. Но этот хорек просто улавливал, когда человеку польстить, когда посмеяться над шуточкой, когда улыбнуться и когда вызвать сочувствие, чтобы ему захотели помочь.

  А с другой стороны...

  Лучше уж позволить Варту себя уговорить, чем получить смертью отца в рыло, как тот несчастный с похорон.

  - Хм... Обрисуй ситуацию.

  Варт обрисовал. Положение, статус, родители, братья, вредные привычки... Да. Этот хорек определенно знал, где ее прячут. Иначе сам бы нашел.

  - Так. Что сделала Сухоручка, когда к вам приехала? Упырь ведь раньше зашел?

  - Пошла поговорить с матерью Саю. - откликнулся Варт. - И никогда больше не называй Селию Сухоручкой. Услышит Юлга - сам топиться побежишь.

  А он серьезно.

  Хако кивнул, принимая к сведенью. Никогда не знаешь, когда его рванет. Поэтому в наручниках и было спокойнее...

  - Значит, она ее и найдет. Ну или упырь этот как Лаллей везучий и случайно на нее где-нибудь наткнется.

  - Помо-о-ог.

  - Обращайся... - и тут к Хако пришла мысль.

  И еще.

  И еще много. Сразу.

  Поганец Варт отлично знал, что, если подкинуть Хако конец клубочка, он не заснет, пока всеми лапами там не запутается. Хотя, казалось бы, не котенок.

  - А какой выход? - после долгой внутренней борьбы спросил он у верхней полки.

  - Что?

  - Ну должен же быть хороший конец? Когда ее найдут, вряд ли идея выйти за старика Мерна покажется ей заманчивой. Ты у нас рисуешь ситуацию, докинь пару штришков, чтобы я мог прикинуть?

  - ...может вмешаться Ведомство. - после долгого раздумья оборонил Варт, - По моему мнению.

  - Протокол Ирны? У нее есть дар?

  - Вроде того.

  Хако еще немного подумал.

  - Не. - сказал он. - Без толку. Ну сменят ей документы... И никто ее не найдет, допустим. Так она ж сама вылезет. Как только папашка узнает, достанется и матери, и младшему брату. Громко достанется. Она такое пересидит? Тогда она та еще крыса. Ты... То есть да. Теоретический злоумышленник-пособник. Он бы крысу не прятал...

  - Может еще мать найти. Или Рео.

  - И что почтенной матроне с этой находкой делать? - Хако зевнул, из-за мерного стука колес так и клонило в сон. - Замуж она ее уже никак не выпихнет. Лаллей ее знает, где эта девка шлялась и девка ли еще, водники такого не простят, хоть обмашись мамаша справкой от гинеколога. Старой девой ей тоже пожить не дадут. Упырь этот будет вопить на всю округу, как он оскорблен - дело не замять.

  Варт снова свесился с края полки. Длинная челка падала ему на глаза, и Хако никак не мог прочитать выражения его лица. Хотя... какая разница? Этот хорек из тех, у кого под маской - маска, и так сто слоев, и еще не факт, есть ли в глубине сердцевина или все пусто, лишь эхо чужих эмоций гуляет.

  - Рео?

  - Упырь будет вопить, как он ее нашел. И как оскорблен. И у матери будут связаны руки. Не, Варт, дело тухляк. Погорячился я с хорошей концовкой.

  Он повернулся на бок, к стенке, не желая больше обсуждать. Клубок распутан, можно и отдохнуть.

  - Думаешь, только смерть?

  - Ну а что? - безразлично сказал Хако. - Тоже выход. Не в дверь, так в окно, как говорится.

  - Собака ты злая, Хако. - тоскливо протянул Варт.

  - Тем и горжусь.

  - Как есть собака...

  26.

  Саю очнулась у Ланерье в кабинете, среди свечей, лент и подушек. Одну заботливо подложили ей под голову.

  Открыла глаза и засомневалась даже, что правда очнулась, и это реальность: Ланерье как раз сунул розу в зубы и меланхолично шевельнул челюстью, сминая стебель.

  - Богиня, там же шипы! - рывком подскочила Саю.

  - Не-а. Срезаны. - Майя вытащила из огромного букета еще один цветок и протянула его Саю стеблем вперед, как нож, - Сама глянь, "таинственная и пленительная незнакомка".

  - Мы бы его так не потрошили, - смущенно добавил Мара, отводя глаза, - но надо было проверить на магию.

  - Ты ж в обморок грохнулась, напугала еще как! - вот Майе явно чужда была и тактичность, и уважение к чужим букетам.

  Мара сгреб цветы к себе.

  - Наверное, еще можно поправить... - и он потянулся отобрать у Ланерье его изжеванный экземпляр, но тот уклонился, изящно изогнув спину, как танцор.

  - Неффт. Фсе... Тфу! Все уже завязалось. То есть развязалось. Я отказал ему в поиске, и если он узнал ее, то театры потеряли ведущего актера.

  - То есть это... Правда от Рео?.. - робко спросила Саю, в отчаянной надежде, что ее разубедят. - Может, кто-нибудь... из школы? Анонимно?..

  Цветы лежали на полу неопрятной грудой, и так почему-то пугали куда меньше, чем роскошный букет. Друзья - Саю было нужно какое-то слово, чтобы собрать вместе Ланерье, Мару и Майю, и это было именно оно, - сидели полукругом, как старушки вокруг чана с кислой капустой. Ланерье, грациозный, в обычной позе, с прямой спиной, - будто в комнате спрятался клиент, перед которым надо бы выглядеть прилично, - Майя на корточках, в любой момент готовая сорваться и бежать бить морды, напряженная, нахально-злая. Мара просто плюхнулся на костлявый зад, сгорбив спину и понятия не имея, куда девать ноги и руки.

  - Для анонимного поклонника он слишком крупно напечатал имя на карточке, - хмыкнула Майя. - Аж золотыми буквами. Ре-о-ро-да-ул-ы-о-ча-ро-ван...

  Мара отобрал у Майи картонный квадратик и протянул его Саю.

  - Это твое.

  Саю взяла. Резко смяла.

  - Не надо поправлять. Выкиньте это сено. - она и сама от себя такого не ожидала, но слова пришли сами, стоило увидеть эти пошлые золотые буквы. - Мне это не нужно. Это оскорбительно.

  - Это ж розы, - удивилась Майя, - кучу бабок стоят. Почему оскорбительно?

  - Майя, ты предпочла бы на день рождения розы или парные клинки?

  - Ну, клинки... Но это ж... - Майя вздохнула мечтательно, - Так просто не дарят.

  - Предположим, твой отец решит сделать следующий шаг. Подумает о подарке, правильном подарке, чтобы согласилась... Если вы хоть сколько-нибудь похожи, - Саю улыбнулась, - то клинки придут к нему на ум в первую очередь. Но ты рассказывала, у его девушки правая рука искалечена.

  Майя посветлела лицом. И тут же нахмурилась. Немного подумала.

  - Не. Эта - не обидится, наоборот. Руку наконец разработает... Но суть поняла. У тебя аллергия на розы?

  - У меня могла быть аллергия на розы. - поправила Саю. - Цветы - слишком банальный подарок, если ты даришь какие-то. Можно подобрать красивый букет - это другое дело. Но так он показывает, что ему плевать, но у него много денег. И я должна обрадоваться деньгам. Это... Оскорбительно. Если он меня узнал... и если не узнал. Он все равно пытается меня купить.

  Мара вздохнул.

  - И зачем так накручивать? - мученически пробормотал он, и по лицу его пробежала тень неприятного воспоминания. - Иногда это просто розы. Не придумал, что дарить - даришь букет.

  - Даришь веник, ага, - фыркнула Майя.

  - Веник, знаешь ли, дешевле обходится...

  - Хватит. - тихо сказал Ланерье. - Это к делу не относится. - он наконец-то выпустил из рук общипанный стебель и изогнулся, изящно опустив подбородок на запястье.

  Локтем он оперся на колено. Саю в жизни не видела, чтобы он так сидел перед клиентами, и невольно задумалась, как он так умудряется переплетать ноги кренделем и при этом ничего себе не отсидеть и не грохнуться.

  На памяти Саю Ланерье вообще ничего и никогда не выбивало из равновесия. Даже слепота ему не мешала свободно передвигаться среди подушек и прочего бардака. Он был уверен в себе, в своей богине, в своем месте в мире, и в том, что там, куда он ступит, пол будет гладок, но не скользок, тверд и надежен, и он окажется там, где должен оказаться... И так оно всегда и случалось. Мир просто не мог ничего противопоставить этой уверенности. Даже Майя ни разу толком не пробивала этой брони.

  Но сейчас в его голосе можно было различить... беспокойство?

  Нет. Быть того не может. Ей просто показалось. Такого не бывает.

  - Я его спровадил, но, похоже, он настроен серьезно. Он вернется. За поиском. Или, хуже, сразу за Саю. Может, с цветами, может, без. Нужны гарантии. Нужно, чтобы Саю было не найти. Чтобы не существовала.

  - Предлагаешь протокол Ирны? - мигом посерьезнел Мара. - Тогда придумай, как мне его выбить. Она не из Ведомства.

  Ланерье отмахнулся.

  - Я из Ведомства. Скажи, что без нее зачахну совсем. Покажи улучшившиеся результаты, я в этот раз быстрее отходил. Может, чаще смогу искать.

  - Если я правильно услышал род этого Рео, то Саю - никакая не девчонка с улицы, и только из-за единожды повысившегося показателя портить отношения с таким родом... Начальник скорее мне голову снимет и отошлет Рео на блюдечке. - возразил Мара. - Это невозмо...

  - Так сделай невозможное. - перебил Ланерье. - Не все ж тебе на моем горбу в постоянные сотрудники выезжать. Пора возвращать добро.

  Мара дернулся, будто его ударили.

  - ...Есть.

  Слишком грубо. Такое Ланерье тоже было не свойственно. Почему он столько для нее делает? Привязался? Она того стоит? Или...

  Это было неправильно. Это было не ее дело. Она не имела права спрашивать... Но ей было интересно, а в этом доме ее любопытство всегда поощрялось. И она не удержалась.

  - Я не уверена, могу ли я... - Саю замялась, - то есть... извини, но я хотела бы... Что Жаннэй пообещала?

  Ланерье повернул к ней лицо, чуть улыбнулся. Она боялась, что он рассердится, этот новый, разозленный на что-то непонятное Ланерье мог, а он ответил бесхитростно:

  - Стать моей брантоу.

  Ну вроде на Саю он не злился. Она позволила себе улыбнуться в ответ, но уточнять не рискнула, хотя слово "брантоу" ей совершенно ни о чем не говорило.

  Зато Майя никогда не боялась подкинуть дровишек в интересную беседу.

  - Это ж типа у вас как помолвка? - чересчур лихо присвистнула она, - А нам не сказала...

  Саю подумала, что актрису театры точно не теряли.

  - Не помолвка. Сильная кровь и сильная кровь не могут уйти в землю. Общий ребенок. Когда-нибудь.

  Майя закашлялась.

  - Но это...

  - Что? Для этого не обязательно вместе спать, и ей даже не придется его носить. Есть способы... Я родился так же. - Ланерье пожал плечами. - Храм давил на меня довольно давно, и мне надо было предоставить им кандидатуру. Жаннэй - оптимальный вариант. И... Даже если она нарушит соглашение, я не собираюсь ее преследовать. Мы оба это знаем. Но мне было нужно имя. И Жаннэй позволила мне его использовать.

  - Это аргумент посильнее вкусного супа. - вмешался Мара, и лицо его озарилось надеждой. - Ты должен был сказать раньше. Начальник очень не любит спорить с вашими высокими жрецами. Если Саю - часть такой сделки...

  - Ты не спрашивал, Саюшка не спрашивала, - развел руками Ланерье, - значит, время этого ответа настало только сейчас.

  - Это отвратительно. - проскрипела Майя.

  Она дышала глубоко и ровно, едва сдерживая ярость. Резко встала. Саю думала, она вспыхнет, но Майя... Майя потухла. От щек отлил румянец, кожа посерела, губы сжались в тонкую линию, и стало заметно, насколько неправильно и некрасиво ее лицо. Лоб вспотел, и прилипшая рыжая прядь перечеркивала его, будто случайный мазок кровью.

  - Что - отвратительно? - Ланерье тоже застыл каменной глыбой, повернув к Майе голову. - Я?

  Открытые незрячие глаза, руки расслабленно лежат на коленях, спокойный и ровный голос... Он снова выпрямился, как струна. Тронь - и лопнет. Саю поежилась и сдвинулась к Маре поближе.

  Она что-то страшное натворила, страшное - нельзя было спрашивать, нельзя было вскрывать этот гнойник, нельзя. Она сунула нос не в свое дело, и теперь другие расплачиваются. Из-за нее.

  Из-за ее любопытства.

  - Нет, - выплюнула Майя, - то, что ты так спокойно говоришь, что у твоего ребенка не будет матери.

  - На то ее добрая воля, - вежливо ответил Ланерье, - быть - или не быть.

  - А рожден он будет тоже, чтобы было?.. - рявкнула Майя, и вдруг, Саю глазам не поверила, быстро-быстро сморгнула слезу, вторую, сердито утерлась ладонью. - Ну да, пусть так болтается, ненужный!

  Пнула с ненавистью ближайший сундучок. Тот опрокинулся на бок, крышка раскрылась, разлетелись ленты, перемешались с разбросаными цветами.

  - Он...

  - Да пошел ты! - взвизгнула Майя и выбежала, громко хлопнув одной дверью, второй.

  Немного помедлив, в прихожей грохнулась еще и вешалка.

  - Он будет нужен людям. - сказал Ланерье как-то очень-очень устало. - Он будет служить... Служить людям - и Лаллей.

  Ветер ерошил короткие волосы Саю, непривычно холодил шею, раздувал пламя свечей. Саю хотела что-то сказать. Как-то исправить переломанное. Хотела - но замерла в нерешительности.

  Мара подорвался, стоило первой бумажке взмыть со столика высоко-высоко к потолку.

  - Ланерье, - он взял его за безвольную руку и поднял на ноги. - спокойно. Сосредоточься. Нужно помочь Саю. Ты нужен Саю.

  Зябко дернул лопатками, нетерпеливо оглянулся... От Саю требовалось слово. Много слов. От Саю требовалось продолжать спрашивать.

  - Что... такое протокол Ирны? - она едва выталкивала из себя слова, они застревали в глотке, горчили. - Что же мне... делать?

  Ветер сбивал вниз потухшие свечи, ароматические палочки, распутывал ленты, срывал их с гвоздей. Гора мусора на полу все росла, и Саю боялась, вот-вот не останется ничего больше целого - лишь обрывки, огарки да клочья бумаги.

  - Она ждет ответа, Ланерье. - сказал Мара строго.

  - Придумай себе новое имя, - глухо ответил тот, - тебе его сменят. Выдадут новый паспорт. Перепишут аттестат. Переделают все. Ты перестала зависеть магически. Кровь не откликается на имя рода... Но юридически тебя еще не вымарали. Вымарают. Только перестань откликаться на свое имя...

  - Спасибо тебе. - Саю наконец смогла двинуться с места, и поддержала Ланерье с другой стороны, ухватившись за его предплечье, - спасибо. Без тебя я не справилась бы, Ланерье. Без тебя я не справлюсь. Ты мне нужен. Ты нужен Саю.

  - Да. - лицо его расслабилось, и вес хрупкого тела перестал давить Саю на плечо, - Да. Я нужен Саю. Нужен Саю, Лаллей и людям... Нужен.

  27.

  Жаннэй отняла телефон от уха и прикрыла динамик рукой.

  - Юлга, помнишь, ты мне предсказывала, что моя договоренность с Ланерье добром не кончится?

  Юлга, только-только открывшая пачку чипсов, со стоном выключила телевизор.

  - Майя позвонила?

  - Ты была права.

  - Еще бы. Ладно, девочки, договаривайтесь сами. Не хватало мне еще в эту яму лезть. - Юлга поспешно встала и вышла.

  И чипсы забрала.

  Не то чтобы Жаннэй не понимала, почему она так сделала, но все равно было непривычно. Юлга всегда ее поддерживала, всегда вставала на ее сторону. Даже когда они еще были почти незнакомы, она согласилась выслушать ее, замолвила словечко перед матерью. Стоило Юлге сказать нет, и не было бы никакой Жаннэй Наль-Есса, и жить бы ей у Вио рода Улы приживалкой.

  Юлга же приняла ее в семью.

  Названная сестра всегда громко декларировала свой принцип невмешательства, но чуть ли не впервые на памяти Жаннэй решила ему последовать. И это было очень некстати, потому что Майя явно хотела выяснения отношений, а как раз в отношениях-то Жаннэй разбиралась не больше, чем Варт в высшей математике.

  В частности, она до сих пор понятия не имела, почему Майя так зла и в чем ее обвиняет.

  Когда она отвечала, ее голос чуть дрогнул.

  - Да, Майя, я действительно согласилась стать брантоу Ланерье в обмен на укрывательство Саю. Но я не считала эту информацию достаточно существенной, чтобы уведомлять тебя. Почему ты спрашиваешь?

  - Потому что такими вещами с подругами принято делиться! - рявкнули в трубку, и Жаннэй подумала, что ей очень повезло оказаться так далеко от Тьена вообще и от Майи в частности.

  - А мне кажется, что это довольно личное, и я вполне имела право сохранить это в секрете, - возразила она.

  - Я должна была знать!

  - Ты все никак не хочешь объяснить мне, почему. Вы не встречались; ты много раз говорила, что тебе просто интересно проводить с ним время. Как именно наша договоренность может повлиять на ваши дружеские отношения? Почему ты продолжаешь настаивать, что это тебя касается? Должна ли была я спросить у тебя разрешения? Может, тебе было бы комфортнее, если бы Ланерье его спросил?

  - Точно. - голос в трубке вдруг присмирел. - Прости. Я ж забыла, что ты мешком по башке стукнутая. Знаешь, если бы я тебя не знала, Жан, я бы подумала, что ты надо мной издеваешься.

  - Прости, Майя, я вижу вещи, но не способна их предсказывать и угадывать то, что никак не показывалось, да и с чтением мыслей у меня определенные трудности, - вздохнула Жаннэй, которой неожиданно неприятно было услышать про мешок, - если у тебя есть какие-то серьезные планы на Ланерье, в которые не вписывается мое становление его брантоу, скажи мне об этом прямо, пожалуйста. Я найду, чем еще отплатить ему за услугу.

  - Я не... - замялась Майя.

  - Если ты просто хочешь с ним переспать по своему обыкновению, то наличие брантоу не подразумевает ни брака, ни верности, ни влюбленности, только то, что наши половые клетки когда-нибудь встретятся, и я бы предпочла, чтобы на нейтральной территории Храма; в общем, решение, соглашаться ему с тобой спать или нет, исключительно за ним, я здесь права голоса не имею, и слава Лаллей, что это меня не касается. Он сильный и здоровый, если что, отобьется или как-то иначе выразит несогласие. - Жаннэй выдохнула.

  Она ведь хорошо справилась? Кажется, она все разъяснила.

  - Я люблю тебя за твою прямоту, Жаннэй, - вздохнула Майя, - главное, почаще это себе повторять. Нет, я ничего от него не хочу. Вообще, хватит мне там тусить. Ния сказала, что Лелле нашла пояс - а значит, с меня скоро спросят, не я ль водила Саю на гулянку в наш квартал. Или, того хуже, проследить за мной могут... А я не знаю, что ответить.

  - Два варианта, - Жаннэй оживилась, эту вероятность она предусмотрела довольно давно, - играть дурочку: решила дать девочке подышать свежим воздухом, мир посмотреть, а что потом с ней было, понятия не имеешь... Или еще один.

  - Не томи.

  - Объясни, что возвращение Саю ничего уже не исправит. Только наоборот испортит. Конечно, как мать, Лелле не отдает себе отчета в том, что будет после того, как она найдет свое дитя. Как будто проблема в том, что девочка исчезла, а не в том, что по возвращении ее будут презирать всем сообществом, не забыв и весь ее род осудить за компанию. Выбор жениха для Саю наводит на мысль, что Лелле либо совершенно все равно, кому достанется дочь, и она не нашла большей выгоды в другом роду, что довольно странно, Саю лакомый кусочек, либо она специально не хотела отдавать ее мужчине, который действительно мог бы ей овладеть... во всех смыслах. И выбрала старика беззубого.

  - Погоди-ка, - Майя недоверчиво поцокала языком. - Разве там дело было не в деньгах?

  - Если бы дело было только в деньгах, Лелле вполне способна была бы продать дочь и подороже. Она не производит впечатления той, что цепляется за первое предложение, и у нее было достаточно времени на подготовку. Эта ветвь рода Улы далеко не самая богатая в Тьене, - объяснила Жаннэй, - Все-таки древний род, невинная и хорошо воспитанная девочка, из которой умелый мужчина вылепит себе что угодно, серьезная политическая поддержка, ведь род Верховного Жреца Орехена иногда достаточно просто упомянуть в разговоре... Да и Онрен не отказался бы если что помочь зятю, а деньги... Деньги меж родичами сами собой разумеются. Деньги играли роль, но вряд ли дело только в деньгах, есть еще что-то. И в разговоре тебе стоит на это "еще что-то" поднажать.

  - Ты правда думаешь, что выгорит?

  - Если ты считаешь, что не сможешь убедить Лелле, что дочь, которую так и не найдут, лучший исход и для нее, и для ее рода, и для ее дочери, то просто действуй по плану номер один.

  Майя вздохнула.

  - Если бы дело было только в Лелле... Рео недавно зашел к Ланерье за поиском и столкнулся с Саю.

  - Она все еще не сидит под домашним арестом в ожидании вердикта? - Жаннэй чуть было не сунула ноготь в рот, но вовремя отдернула руку.

  - Нет. Он прислал ей цветы. "Прекрасной незнакомке".

  - Значит, он еще ее не узнал. Я несколько раз встречала Рео, этот человек всегда идет напролом. - Жаннэй чуть улыбнулась своим мыслям. - Было бы забавно, если бы случилось как в том фильме, помнишь, мы ходили Кругом на позапрошлых выходных?

  Майя нервно хихикнула.

  - Жаннэй, прости, но любовные штучки - это не твой конек. Такого просто не бывает. Таким, как Рео, с палкой в ж... вместо позвоночника, для влюбленности с первого взгляда нужно заранее проверить родословную и счет в банке. Не удивлюсь, если самым сексуальным в девушке он считает ее репутацию.

  - Спорить не буду. - хмыкнула Жаннэй, - Но все равно было бы забавно. Ты, кажется, больше не сердишься?

  Майя чуть поколебалась, но ответила почти нормальным своим голосом.

  - Поняла, что мне не стоит. Не на тебя. Извини за вспышку.

  - Я рада, что мы разобрались.

  Они распрощались, и Жаннэй повесила трубку. Села на диван, и пожалела, что Юлга не оставила чипсы. Захотелось почему-то пива. Разговор про брантоу Жаннэй очень вымотал, и если раньше она не очень понимала, зачем люди ищут забытье в алкоголе, то сейчас начинала находить в этой идее некую привлекательность.

  - Рад, что вы разобрались.

  Брат плюхнулся рядом и протянул чипсы.

  Жаннэй воззрилась на это подношение, как на гадюку. С чего бы? С самого ее приезда Атан смотрел волком. Это вообще была первая реплика, которую Жаннэй от него услышала, чуть ли не за полгода.

   - Не отравлены. - коротко уронил он.

  Теперь Жаннэй доверяла ему еще меньше. Она приняла пачку, но есть не спешила. Вообще стоило ее выкинуть на всякий случай...

  - Я знаю, что ты сделала.

  - Не скажу, что случайно.

  Она знала, что он знает. Но надеялась, что никогда не заговорит. Сказанное, это повисло в воздухе огромной черной кляксой. Как ответить? Что он хочет?

  Они сидели рядом, бесконечно далекие друг от друга. Обычно наполненный детской перекличкой, кухонными звуками и бормотанием взрослых дом затих, погрузившись в послеобеденную дрему. За окном потихоньку темнело: в Хаше дни в это время года были совсем короткие.

  Жаннэй давно решила быть честной. Она не была уверена, чего хотел Атан, но она слишком многое сделала ради себя, чтобы притворяться заботливой старшей сестрой.

  - Как насчет "прости"?

  Атан поднял лицо и смотрел ей прямо в глаза. Лицо его было неподвижно. Он говорил... правильные вещи. И он в них не верил.

  Потому что Жаннэй знала - они похожи. А она никогда в такое не верила. И она ответила... правдой.

  - Пустое слово. Как насчет "если бы что-то случилось со мной, ты был запасным"?

  - Звучит, как оправдание.

  - Верно. Я это делала только ради себя.

  - Точно. - Атан вдруг отвернулся, сцепил руки на коленях, и спросил чуть хрипло, глядя на побелевшие пальцы, - Судя по диалогу, вы сейчас скрываете девушку. Из-под домашнего ареста и вердикта. Это тоже ради себя?

  Жаннэй задумалась.

  - Да. Мне так будет легче. - сказала она наконец.

  - Значит, у тебя есть что-то вроде совести? - хмыкнул Атан. - Принято.

  И снова бесконечное молчание. Она отчаянно вспоминала темы для разговора с млашими, и все-таки нашла одну, классическую.

  - Как дела в школе?

  - Всем плевать, ледовик я или воздушник. Но я пришлый. Здесь не очень любят... очень умных. Больше рож чистить.

  - Но ты справляешься?

  Мальчишка расцепил руки, вытянул правую, красуясь намозоленными костяшками. Почему-то вспомнилось совершенно некстати, как Ния показывала подаренное Ангеном колечко.

  - Были трудности. Но потом Селия попросила друзей со мной позаниматься. Стало лучше. Но с другими занимаются отцы...

  - Пожалуйся Юлге. - пожала плечами Жаннэй. - Я тут ничего не могу сделать.

  - Да уж, наделала достаточно.

  Жаннэй пожала плечами.

  - Возможно. Хоть ты и не докажешь. Но если хочешь чего-то другого, можешь сам стать главой Есса. Ты знаешь способ. - она открыла пачку и сунула в рот пригоршню чипсин сразу, - Очень фкуфно.

  Атан вздоргнул.

  - Ты разрешишь мне завести голубей? - серьезно спросил он.

  - Спроси у Селии, это ее дом. А зачем тебе?

  - Они всегда возвращаются домой. Если они начнут возвращаться сюда, я... смогу поверить в это место. Мне не хватает голубятни. Ты не могла бы спросить у Селии? Как глава Есса?

  Жаннэй кивнула.

  - Спрошу.

  Атан влез рукой в пачку и тоже захрустел чипсами.

  Жаннэй выдохнула. Ну, по крайней мере, они точно не отравлены.

  28.

  Был у Мары один изъян, который иногда сильно мешал ему жить.

  Мара не верил в богов.

  Для окружающих они были реальны, они были их добрыми знакомыми и злыми недоброжелателями; когда давным-давно бабушка говорила, что Живица присматривает за маленьким Марой, она будто поручала его своей давней помощнице и подруге. Когда она просила не ходить поздно ночью мимо кладбища, она искренне верила, что внука могут утащить Окосовы сиротки. Когда Ланерье говорил о Лаллей, Мара порой воспринимал эту маленькую брошенную девочку как... племянницу друга? Которую никогда не видел, но друг ее любит и постоянно о ней говорит, и кажется, что ты с ней и сам знаком.

  Но для Мары все эти могущественные воображаемые существа никогда не были частью мира, даже в детстве. Он никогда сам не чувствовал, что за ним присматривают, или его направляют. Окосовы сиротки так и не соизволили его утащить, когда умерла бабушка, и он в последний раз навещал ее опустевший дом вместе с родителями.

  Он все делал сам. В том числе и выливал тем вечером на землю прокисшее молоко для домашнего духа, оставленное еще бабушкой. Жуткое кощунство, но дух почему-то не возразил, хотя Мара тогда искал доказательства, и был бы только рад получить сковородкой по башке за свою дерзость.

  Однажды Мара даже молился: к тому времени он несколько суток не спал и был в совершеннейшем отчаянии, так что на него впервые в жизни снизошло что-то вроде религиозного катарсиса, но... Это ничем не кончилось. И Мара не был склонен винить во всем богов: это ему следовало приложить больше усилий, а боги... Они бы, конечно, могли бы и помочь. Если б существовали.

  Да, когда Ланерье завязывал ленты, Маре начинало везти - но ведь это Ланерье, вполне себе реальный и настоящий, завязывал эти ленты. Мара верил в могущество Ланерье, потому что сам его видел; но считал, что единственная причина этого могущества - сам Ланерье. Просто молитва помогает ему сосредоточиться и настроиться на использование дара, вот и все.

  А вот Ланерье так не думал.

  И это было корнем многих его проблем.

  Например, сейчас он был уверен, что Лаллей его ненавидит и вообще бросила. Или что-то вроде того. Потому что привела к нему в дом Рео.

  Если Мара правильно понимал суть, то любящая Ланерье Лаллей просто не дала бы Рео даже узнать о его существовании и существовании его квартиры. Правда, он не очень представлял, как именно Лаллей должна была это провернуть, но она же богиня, должна была что-нибудь придумать.

  - Ты уверен, что его можно оставлять одного? - в который раз переспросила Мару Саю.

  - Он сильный, он справится. Слушай, у меня последний отгул, давай просто заберем твое новое свидетельство о рождении и... - Мара вздохнул, - и у меня еще останется немного времени посмотреть Зена и Сама и надраться.

  Она резко остановилась и посмотрела на Мару. Вроде бы снизу-вверх, с ее-то ростом, но при этом как-то очень даже сверху вниз.

  - Надраться?

  - А еще я курил в старших классах, - буркнул Мара, не ведясь на ее попытку затормозить перед самым центром делопроизводства и устроить разнос вместо переделки документов. - и спал сегодня часов пять. Имею право. Идем.

  Как быстро растут девочки! Еще неделю назад Мара бы и представить не мог, что будет перед Саю оправдываться за низменную мечту о паре банок пива под ситком перед тяжелой рабочей неделей.

  Она легко его догнала, и заявила:

  - Как хочешь. Но я вообще хотела позвать тебя на бифштекс.

  Самую чуточку запыхалась. Мара сбавил шаг.

  - А ты сможешь изолировать Ланерье вместе с его богиней в каком-нибудь месте без острых углов и горящих свечей? - Мара придержал ей дверь и присвистнул, оценив очередь, - вряд ли. Значит так, план действий: делаем умное лицо и идем мимо очереди к моему знакомому.

  - Это как-то... нечестно. - возразила Саю. - Так ты придешь?

  Мара подхватил Саю под локоток и повел по коридору мимо ждущих женщин, мужчин и почему-то младенцев. И зачем люди берут младенцев? Уже года два как официально можно просто послать счастливого папашу или другого кровного родственника со справкой от лицензированной акушерки, пойдет и справка об имянаречении, никто не требует предъявлять ребенка - но люди как будто простейших инструкций прочитать не могут. От их бабушек еще вот требовалось сначала проводить имянаречение, а потом идти записываться в храмовую книгу прямо с мокрым младенцем... Видимо, память предков сильнее гласа разума.

  - Мара!..

  Младенцы ждали очень громко. Можно и не расслышать. Мара вот не расслышал. Он об очень важных вещах думал. И вообще Илу не заметил.

  Саю дернула его за рукав.

  - Мара, тебя там женщина звала какая-то, знакомая? Ну да, вот она.

  - Я слышал. - процедил Мара, которому теперь приходилось теперь тащить тормозящую обоими ногами Саю.

  Не ожидал он от такой миниатюрной девушки такого сопротивления.

  - А чего не оборачиваешься?

  - Это моя бывшая, она вспоминает, что мы расстались друзьями, исключительно тогда, когда ей надо помочь с делопроизводством. Ну вот как в этой очереди.

  - О. - Саю тут же перестала вертеть головой и наконец-то смиренно пошла рядом. - Мог бы и сразу сказать.

  - В следующий раз принесу вам фотографии, чтобы ты познакомилась со всеми моими бывшими поименно, - кивнул Мара. - Это была Ила.

  - Извини. Кстати, она без корзинки. Может, просто с кем-то...

  - Саю.

  - Прости... То есть ты пьешь, курил и бросал женщин?

  Последнее было так лестно, так что он поправлять не стал.

  - А сейчас я еще и непотизмом займусь. - он решительно постучался в тяжелую дверь, оглянулся на очередь, виновато улыбнувшись, - мне просто спросить, простите, - подтолкнул Саю в кабинет, на котором как раз красовалась табличка "обед" и закрыл дверь прямо перед носом чьей-то очень разгневанной тещи. - Привет, дядь Кирым, я тебе тут ребенка привел, как договаривались.

  - Бумаги от Ведомства?

  Дядь Кирым, здоровущий зверозык из Быков, на самом деле не был Маре дядей. Просто до того, как родители Мары накопили на свою квартиру, они снимали комнату у его брата. Так сложилось, что пару раз Кирыму приходилось сидеть с мелким Марой, что, как известно, сближает даже посильнее кровных уз.

  С тех самых пор Кирым всегда пытался от Мары побыстрее отделаться, а значит - давал ему все, что тот ни попросит, в разумных, конечно, пределах.

  Безразрешения Ведомства он бы тут же Мару развернул.

  - Чаю, ребенок? - доброжелательно спросил Кирым у Саю.

  И та тут же сжалась в комочек.

  Мара хмыкнул. Больно забавно было видеть, как большое косматое черное чудовище в вытертом вельветовом костюме пытается предложить юной красавице чаю и не сшибить рогами лампочку.

  - Дядь Кирым, медленно поставь чайник и возьми уже проклятые бумаги, - попросил он, когда наблюдать за этой суетой ему наскучило, - это законная процедура, и вся ответственность лежит на мне. Мы это обсуждали.

  Кирым все-таки плюхнул в чашку пакетик и придвинул ее Саю, которая присела на самый краешек стула для посетителей и замерла там испуганной птичкой.

  - Да-да, - сказал он, садясь за стол, который был ему откровенно тесноват, и когда уже он решится просить повышения? Ему и кабинет тесноват давно, и должность... - Ну, как ты теперь хочешь зваться, ребенок?

  - А м-можно старое оставить? Ну, просто избавиться от имени рода или вроде того?

  Кирым подышал на печать, скосил на Саю один огромный карий глаз, не отрывая второго от бумаг.

  - Попробуй что-нибудь придумать. Иначе - какой смысл?

  Шлеп! Квадратный синий след поперек строчки.

  Саю замерла, выпрямившись и уставившись невидящим взглядом куда-то на Кирымово волосатое ухо. Отпила чаю. Шевельнула губами...

  - Шесаю?

  Кирым бросил взгляд на Мару, тот пожал плечами. Ну да, звучит странновато, но если ей нравится, то с чего бы ему возражать? Все равно она будет пользоваться старым, судя по всему.

  - Почему именно это имя?

  Саю замялась.

  - Хочу, чтобы было похоже... Как у брата. У него будто два имени. И у меня будет два. И как у брата, - чуть сбивчиво пояснила она.

  Кирым кивнул и размашисто вписал новое имя в бумаги. Привычно расставил галочки.

  - Вот здесь, здесь и здесь распишитесь, пожалуйста?

  - Так вот... просто?

  Не слишком-то просто. Это ведь Мара последние четверо суток как бешеный носился, выбивал разрешения и собирал бумаги. Но для нее... пусть будет просто.

  Решиться - вот, что сложно. Она до сих пор колеблется.

  - Распишешься - и имя твое. - сказал Мара. - Но можешь отказаться. У тебя не будет ни имени рода, ни имени семьи. Так... может быть довольно сложно жить.

  - Мне послезавтра идти на встречу с мудрой Хиши, она меня возьмет... И Мир Вязания согласен принять мои вещи... На продажу, как авторские... Вот... - она оглянулась на Мару и сказала, как могла решительно, - и мне нужны будут документы. И... Имя автора... Даже если по этим документам у меня останусь только я. Я... - она сомкнула пальца на ручке, как на рукоятке меча, - не могу отказаться.

  И расписалась там, где стояли галочки.

  - Завтра в обед можете подойти, Мару брать не обязательно, - сказал Кирым, захлопывая папки, - это Ведомственное дело, так что все будет готово.

  - Спасибо.

  В коридоре Саю... Шесаю? Надо бы спросить, как ее теперь лучше называть... Она остановилась.

  - Так ты зайдешь на бифштекс?

  Ему было почти совестно оставлять ее одну с Ланерье в раздрае, особенно когда она почти неприкрыто просила о помощи и даже предлагала еду, особенно такую вкусную еду, но он так устал и так хотел спать... А Ланерье в таком состоянии был опасен разве что для себя - с этим-то Саю справится.

  - Сойдемся на том, что я провожу тебя до дома. Ланерье, который думает, что его кинула богиня... Я как-то раз у него в кости выиграл, было что-то похожее, и для меня это слишком. Его лучше лишний раз сейчас не беспокоить...

  В кости он выиграл исключительно потому, что соврал о том, что ему выпало. Мара этим не гордился, но после сорокового проигрыша любой может совершить ужасную ошибку. И он почти сразу извинился - когда понял, насколько для Ланерье это важно. Ну... Через неделю. Когда дошло до танцев.

  - Ладно, - как-то очень легко согласилась Саю, - это тебе. Спасибо. Провожать не стоит, мне еще в музыкалку забежать надо.

  Она сунула ему в руки вязаные перчатки, чмокнула в щеку и испарилась, как ледяная дева весной на рассвете.

  Мара не был уверен, но, похоже, она каким-то непостижимым образом отпугнула Илу - потому что он понял, что не заметил ее на обратном пути, уже когда открывал дома первую банку пива. А Ила бы так просто не упустила шанса попасть куда-то в обеденный перерыв - или просто испортить ему настроение.

  В общем, вечер обещал быть просто великолепным.

  Пока Саю не позвонила.

  "Мара, Ланерье танцует босым на морозе, что с ним делать"?

  Мара бы дал человеку спокойно поболтать со своей богиней, для чего и требуются обычно танцы на свежем воздухе. Если бы он верил, что богиня ему ответит, он бы так Саю и сказал.

  Но он верил только в то, что Ланерье вполне способен подхватить воспаление легких и распугать всех соседей дикими танцами во дворе многоквартирного дома.

  Никакого пива, Мара. Никакого пива.

  Но, быть может, все-таки бифштекс?

  29.

  Танцующий Ланерье был прекрасен. Таких юношей рисовали на старинных яленских картинах, тех, на рисовой бумаге. Утонченных, возвышенных, тянущихся вверх - и одновременно грозных. От них веяло спокойной силой и природным безумием. Картины выставляли в Орехене всего на три дня, они вызвали настоящий фурор и было бы неприлично не сходить; мудрая Лелле, которую пора бы уже отвыкать звать матерью, тогда очень беспокоилась, что Саю пойдет к эротической части экспозиции, но ту совершенно зачаровала серия картин под названием "танцующие журавли".

  И хоть на тех картинах юноши были как один огненноволосы и узкоглазы, а фоном для них были языки пламени, иногда почему-то синие, Ланерье все равно бы мог встать с ними рядом.

  Хотя он был такой... акварельный. Прозрачный.

  Не человек из плоти и крови.

  Дух.

  Белая безрукавка оставляла голыми краснеющие от холода руки, широкие белые штаны у щиколоток были перехвачены черными лентами. Покрасневшие босые ноги оставляли на утоптанном снегу алые следы...

  - Ты с ума сошел!

  Ланерье не услышал. Он поднял лицо к небу, и разноцветные ленты роем взметнулись вокруг него, обвивая руки, как влюбленные змеи.

  - Лаллей! - рявкнул он, - За что мне все это? Что я сделал не так?

  И замер, изящный, как иероглиф на белом листе.

  Саю вежливо подождала ответа вместе с Ланерье, потом достала телефон, пока этот вдохновленный жрец Лаллей совсем не замерз.

  - Мара, Ланерье танцует босым на морозе. Что мне делать?

  Правая стопа Ланерье описала на снегу полукруг, он всплеснул руками и вдруг сделал сальто вперед, громко приземлившись на пятки. Ленты попадали пестрым ворохом, косички начали расплетаться, на лице выступили капли пота.

  Каждый новый прыжок давался ему все труднее и труднее. Исчезло изящество и невесомость, он даже раз провалился под наст, оказавшись в сугробе по самые голые щиколотки.

  - Мара, пожалуйста, я его не уведу его отсюда сама, поторопись.

  Саю не знала, что ей делать.

  А вот Мара всегда знал, что делать и куда идти. Она и сама не заметила, как начала во всем полагаться на этого неприметного парня, который всегда вовремя открывал двери, придерживал за локоть и знал, что сказать, чтобы Ланерье успокоился.

  Она ведь потому и звала его сегодня, что чувствовала: Ланерье что-то такое обязательно выкинет. Правда, она надеялась, что выкидывать он будет дома и в тепле, а не вечером посреди двора и чуть справа от качелей, как раз в то самое время, когда мамочки ведут детишек из садиков, и останавливаются, чтобы посмотреть на дядю. Даже редкие лысые деревья будто тянули ветки поближе, привлеченные волшебным ветром, и этим нагло пользовались любопытные вороны, слетевшиеся сюда со всей округи.

  Еще бы его не замечали дети.

  Какой-то малыш, одетый не в пример теплее, даже начал Ланерье копировать, вскидывая руки и неуклюже подпрыгивая на утоптанном снеге. Мать его одернула.

  - Это не наш танец, - сказала она резко, - этот дядя воздушник.

  - Но красиво же!

  - Но у тебя так не получится.

  Лицо мелкого скривилось - ему только что скормили весьма горькую правду жизни. Саю коснулась уголка рта. Она тоже так кривила лицо когда-то...

  Ланерье повернул в ту сторону голову.

  - Почему бы не попробовать? - спросил он совершенно спокойно, как будто не орал только что вопросы прямо в жестокое синее небо.

  Саю, как завороженная, подошла к Ланерье поближе, сняла шапку, позволяя рассмотреть зеленые корни во всей красе.

  - Если не получается, как дядя-воздушник, - сказала она резко, - можно станцевать как тетя-водяница.

  Она отступила чуть назад, и склонилась в поклоне. Довольно непривычно было повторять элементы без широких рукавов, в пальто, но она протянула руки вперед и соединила ладони вместе.

  - Это просто, - сказала она, с удовольствием отметив, как малыш протянул руки вперед и попытался повторить показанную волну. Получилось не очень, но у кого получается с первого раза?

  Она не могла угадать пол ребенка, и не была уверена, стоит ли ей начинать женский танец, но надеялась, что никто не возмутится.

  Она повернулась, чуть привстав на цыпочки. В сапогах это смотрелось не так уж внушительно, но хотя бы плавность движения никуда не делась.

  Мать смутилась, и даже не стала одергивать мелкого, когда тот тоже потянулся вверх. Похоже, подумала, что это хорошо спланированный и согласованный ритуал: на безмятежном лице Ланерье и следа не осталось от недавней истерики.

  - А тетя-водяница может станцевать, как дядя-воздушник, потому что много тренировалась. Базовые элементы одинаковы для храмовых танцев всех основных стихий. - заметили откуда-то со спины, - если хотите научиться основам, то я могу порекомендовать курсы при храме Многогранной.

  Саю замерла, пошатнулась.

  Оглянулась.

  - Л-ланерье, т-ты замерзнешь. П-пойдем, п-пожалуйста.

  - Она меня ненавидит, сестрица, она же меня ненавидит! - вздохнул Ланерье горестно, опускаясь на снег. - Лаллей, бессердечная ты... Паучиха!

  Вороны с карканьем поднялись с ветвей, и взлетели, черным облаком заслоняя небо. Тень их крыльев наступила и исчезла, как не бывало. Округа опустела. Белый снег, синеватый заборчик, серая асфальтовая дорожка в рыжем песке, зеленые качели в чешуйках облупившейся краски.

  Малыш был забыт. Его моментально увела мать, чутко отреагировав на смену настроения странного жреца. Ланерье больше не собирался ничему учить. Ланерье был разбит. Повержен. Сидел в снегу и горевал.

  Рео, черный и синий, широкие рукава и изящество, сила и снисхождение, склонился перед Саю в церемониальном поклоне.

  - Я бы с удовольствием с вами потанцевал, милая...

  - Ш... Шес... - тело отреагировало само, она слишком долго учила эти движения. Она склонилась перед ним.

  И едва не протянула ему руку, чтобы он мог помочь ей встать.

  Остановилась. Замерла.

  Встала сама, отряхнула от снега колени, отвернулась.

  - Милая Шес. Вы похитили мое сердце еще в первую нашу встречу, и я устал ждать ответа, поэтому пришел сюда... С удовольствием бы станцевал с вами. Но, мне кажется, у вашего... братца кризис веры? Мне помочь довести его до дома?

  - М-мне помогут, спасибо.

  - Вы не принимаете моей помощи потому, что мы не знакомы? Что же. Я - Рео рода Улы, жрец Многогранной Богини.

  Нет, подумала Саю. Нет. Просто она ждала кого-то, кто поможет поднять плачущего Ланерье из снега, а не будет пытаться начать брачный танец, раз уж вышла такая оказия.

  Она ждала Мару.

  Но сказать это было сложнее, чем сдвинуть с места порядком отъевшегося за недели совместной жизни Ланерье. Ланерье она смогла подхватить подмышки и даже немного протащить волоком, а вот слова из нее все никак не выталкивались. Очень сложно было найти время между кряхтением и пыхтением.

  Некрасивое лицо Рео казалось озабоченным, сквозь надменность даже пробились первые легкие намеки на недоумение. Он машинальным жестом откинул назад синеватую косу, и шагнул ближе.

  - Может, мне все-таки...

  Мара появился совершенно неожиданно, но невероятно вовремя, зыркнул на Рео, и вдруг отвесил Ланерье несколько сильных пощечин. Взъерошенный, как воробей, тревожный и злой. Коричневая куртка и яркие оранжевые перчатки, торчащие из кармана: Саю в последнее время полюбила этот цвет и решила, что Маре подойдет.

  - Вставай, - сказал он со сталью в голосе, - именем Лаллей, вставай, пока тебе карету до Учреждения не вызвали.

  Ланерье замер, а потом все-таки восстал из снега, неловкий, как будто у него и правда все заледенело.

  - А ты чего стоишь, как сыч? - резко сказал Мара, - Мне девушка должна помогать это тело тащить, или все-таки почешешься?

  Рео дернул щекой, гордо вскинул голову, но подчинился, стоило Саю сделать шаг к Ланерье. Они вдвоем втащили вяло перебиравшего ногами Ланерье в лифт, потом в квартиру. Саю восхитилась бы этой командной работой, если бы не одно "но": она никак не могла решить, чего ей бояться больше, что Рео ее все-таки узнал, или что Ланерье после таких выходок придется звать целителя.

  В итоге мыслей стало так много, что она почти инстинктивно бросила в прихожей рюкзак с нотами и понеслась набирать ванну, решив не думать ни одну из них и разбираться с проблемами по мере поступления.

  - Спасибо за помощь. Вы тут больше не нужны, - сухо сказал Мара, когда Саю выглянула из ванной, размышляя, не сделать ли марш-бросок на кухню за спиртным.

  Ланерье что-то странное бормотал из спальни, кажется, даже не по кеттски, и к заботам о физическом его здоровье на плечи Саю вдруг рухнуло еще и беспокойство о психическом. На боязнь перед Рео в ней просто не осталось места, но она все равно старалась держаться так, чтобы если что спрятаться за Мару.

  - Я немного смыслю в целительстве, а у Ланерье рода Ферре явно обморожены пальцы ног. - возразил Рео, бросив короткий взгляд в сторону спальни.

  - Думаю, я лучше доверюсь человеку, который многое смыслит в целительстве. - Мара был Рео едва ли по плечо, но это не мешало ему угрожающе надвигаться. - Не лезьте в личные дела семьи.

  - Это дела семьи?

  - С... Ше-е-е... - протянул Мара, в последнюю секунду спохватившись.

  - Это внутренние дела семьи, - поспешно подтвердила Саю, - не вмешивайтесь... пожалуйста.

  - Что мне за это будет? - Рео посмотрел на нее поверх головы Мары, и это явно не прибавило тому терпения.

  Мара потер шрам на ладони, хрустнул пальцами и сделал шаг вперед, заставив Рео еще чуть отступить.

  - Это внутренние дела семьи и чужой Храм, - незнакомым голосом решительно сказала Саю, выпрямляясь, - вы не имеете права вмешиваться.

  - Но вы приняли помощь.

  - Я принял. - вмешался Мара, - она вам ничего не должна, тогда как семья Токк, уговорили, будет благодарна.

  - Я надеялся, что получу хотя бы свидание, - грустно сказал Рео, старательно вылепливая из суровых внешних данных обиженную мордашку. Мышцы подчинялись неохотно, их хозяин явно не до конца понимал, что именно должно выйти, и итоговое выражение лица толковать было сложно, но порыв Саю оценила.

  - Я согласен. Но вы платите за еду, - хмыкнул Мара и выпихнул все-таки Рео за порог, захлопнув дверь у него перед носом.

  Саю хихикнула. Скорее нервно, чем из-за того, что было смешно... Но это было смешно.

  - Как там ванна?

  - Набирается...

  - Ты знаешь, какие бутылки у него в шкафу без змей? - опасливо спросил Мара, - А то...

  - Тебя он тоже лечил адреналином? Там стоит Майино соджу, наверное, подойдет для растирки?

  - Надо будет немного оставить. - вздохнул Мара.

  - Все еще собираешься... надраться?

  - Перед свиданием с таким роскошным мужчиной? Спрашиваешь. - он полуприкрыл было глаза, на секунду замер, покачиваясь на месте, потом встряхнулся, - Ладно. Пошли отпаивать нашего брошенку. По моему опыту - должно пронести, но на всякий случай, ты же не против, если я приглашу знакомого целителя?

  Саю кивнула.

  - Главное, чтобы не рода Улы.

  - Ради тебя выберу из некромантов. - хмыкнул Мара.

  - Извини, что... не получилось с пивом.

  - Не ты ж тут отплясывала полуголой на морозе. Хотя я б на это посмотрел... Извини, чушь несу. Ничего. Ты не виновата.

  Саю неловко улыбнулась.

  - Может, я катализатор. И все такое.

  - Этому парню не нужен катализатор, чтобы слететь с катушек. Я бы сказал, ты его на этих катушках довольно долго удерживала. Но я жду бифштекс. И соджу!

  Саю кивнула.

  Мара всегда знал, что делать. Он отлично справлялся. Он ничего не боялся. И даже Рео выгнал.

  Он был ей нужен.

  30.

  - Явился наконец? - хмуро спросил Мару начальник.

  Тот поспешно встал из-за стола, всячески изображая бравый вид и стараясь не покачиваться - недельный недосып как раз начал отыгрываться давящей болью в затылке и легким головокружением.

  - С утра пришлось на труп заехать, - попытка оправдания вышла жалкая, хоть Мара и не врал.

  Утро Мары действительно началось с мумифицированной старухи в пропахшей кошками квартире, но вряд ли это волновало Гарока рода Шимок, нависавшего над Марой всей своей внушительной громадой мускулов, шрамов от ожогов и непоколебимой уверенности, что подчиненные - идиоты.

  - Тебе сказали явиться в главное управление. - сказал Гарок.

  - Зачем? - удивился Мара, которому сроду не приходилось держать ответ перед начальством из чужих отделений.

  Немногие его громкие дела успевали распилить на достижения другие, пока он валялся в очередной больничке и заново учился дышать без трубочек. Вполне обычная практика, Мару изначально взяли мальчиком для битья и на посылки, и карьерный рост до постоянного сотрудника с его неоконченным высшим и без того был головокружителен. Маленькая зарплата и маленькая ответственность. Таких, как Мара, не вызывали в Управление.

  Спасибо, хоть лечение оплачивали.

  - Наградят за домик у озера. - взгляд Гарока смягчился. - Ланерье твоего малахольного... Ну и тебе вроде что-то перепадет.

  Он почти по-отечески потрепал Мару по плечу.

  - Давно пора. Сказали быть часам к двум, так что сходи домой, приоденься. Можешь потом отоспаться, с документами на мумию и Аса разберется.

  Стажерка вздохнула, но под строгим взглядом начальства забрала у Мары со стола папку.

  - Везет же некоторым...

  Некоторым, может, и везет. Мара в свое везение верил не больше, чем в богов, так что к Управлению подходил с опаской. На входе у него затребовали удостоверение и долго сличали две невыспавшиеся и угрюмые физиономии - день, когда Мару фотографировали на документы, у него тоже не слишком-то задался. Пропустили неохотно, а Мара не менее неохотно последовал по указанной лестнице к назначенному кабинету.

  К кабинету прилагалась приемная, в приемной за столом сидела секретарша. Увидев ее, Мара чуть оживился.

  Кажется, она когда-то встречалась с другом его троюродного брата, и они пересекались на чьем-то дне имянаречения. Знакомые лица - всегда хорошо.

  - Вела? - порывшись в памяти, он все-таки смог вытащить ее имя откуда-то из смутных воспоминаний о дискуссии про преимущества темного Тьмаверстского пива перед светлым Альнежским и чью-то тетушку.

  Девушка, чуть поколебавшись, тоже улыбнулась.

  - Марик?

  - Почти. - хмыкнул Мара, - Мара.

  - Прости-прости, просто так давно встречались... А ты по какому... - она зарылась в записи, и на миловидном личике вежливая радость сменилась притворным огорчением, - ой.

  "Ой" - мрачно подумал Мара, глядя, как Вела хмурит аккуратные синие бровки, - "Награждение, как же".

  - Начальник сказал, меня тут награждать хотят. - без особой надежды протянул он.

  - Извини, - сказала Вела, - но вряд ли.

  - А Ланерье?

  - Ланерье? - она снова зарылась в бумаги, зачем-то заглянула в ящик стола, - М-м-м, могу поспрашивать, но вроде ничего такого не было - по крайней мере, я не знаю. Но, может, этим просто занимается другой человек?

  Мара глянул на часы, висящие у Велы над столом.

  - Мне назначено на два.

  И он пришел вовремя.

  - Там посетитель, но... - Вела качнула головой и нажала на кнопку селектора, - Мудрый Зио семьи Яро, к вам Мара семьи Токк, ему назначено на два...

  Шапочное знакомство с секретаршей по крайней мере позволило Маре потратить чуть меньше времени на ожидание выволочки. Он даже задумался, можно ли это считать везением.

  А потом увидел в кабинете высокого начальника не только начальника, но еще и Рео, с тоскующим видом стоящего у окна и перебирающего синие бусины на четках, и понял, что вляпался.

  Он ведь так уже вляпывался.

  Надо было понять еще когда Гарок ему только новость передал.

  Ничему жизнь не учит.

  Сам высокий начальник, Зио семьи Яро, курил, сидя вполоборота к Маре, лицом к Рео. При всем идиотизме ситуации - неужели Рео лично снизошел до безродного Зио лишь бы тот как-то напакостил какому-то Маре? Смеяться совершенно не хотелось.

  Ведомство собирало отверженных, но некоторые отверженные отчаянно стремились вернуться к истокам. И, глядя на синие с проседью волосы Зио, на характерную горбинку его носа, чуть испорченного некой картофельноватостью крыльев, намекающих еще и на примесь крови корня земли, на то, как отстраненно держался Рео - как главный, как высший, - нетрудно было понять, что этот высокий чин как раз из таких.

  В горле встал знакомый горький ком.

  Не награждать Мару собрались. Ой, не награждать. Ой...

  - В деле "домика у озера" пострадало двое мирных граждан? - сухо спросил Зио, так и не бросив на Мару и взгляда.

  - Мара семьи Токк прибыл! - отрапортовал Мара, который отлично знал, что худшее, что он может сделать - это не соблюсти сейчас все формальности, - По версии следствия это были соучастники. Результаты экспертизы на императивное вмешательство еще не готовы, поэтому нельзя точно утверждать, что...

  - Отстранен на месяц. Без выплат. С выговором в личное дело.

  - Вас понял.

  - Не будьте так суровы, мудрый Зио рода Яро, - скучающе протянул Рео, - Юноше надо на что-то жить.

  Надо же. Ну да, Рео достаточно родовит и как жрец наверняка имеет доступ к книге родов водников - такая возможность бывает не у всякого. Неудивительно, что Зио только кивнул на такое вмешательство в его общение с подчиненным. Он Рео теперь по гроб жизни обязан. И дети его. И внуки... Такая честь.

  А уж Мару-то как облагодетельствовали. Снизошли, можно сказать. Раздавили лично. Кто ж знал, что этот индюк настолько обидится.

  - Треть зарплаты. Свободен, Мара.

  Мара вышел и очень аккуратно закрыл за собой дверь. Только сочувственный взгляд Велы не дал ему сползти на пол: ноги будто набили ватой, и на этих культяпках удалось кое-как добраться до ее стола и уцепиться за него обоими руками, как за спасательный круг.

  - Водички? - спросила она. - Что случилось?

  Мара с благодарностью принял бумажный стаканчик. Вода исчезла в один глоток, и стало самую чуточку легче.

  - Тебе сегодня приказ об отстранении в канцелярию передавать.

  Вела кивнула.

  - Но почему?

  - Да так... Мой тебе дружеский совет, Вела, - Мара шевельнул челюстью, смял опустошенный стаканчик в кулаке: не время для истерик, но и сдержаться он просто не мог, поэтому брякнул, - не соглашайся на свидания со слишком уж статусными мужчинами. Они его устроят в какой-то дыре, трахнут в мозг насухую, и даже не покормят.

  Огромные голубые глаза Велы расширились еще больше, она чуть привстала из-за стола, глядя Маре куда-то за плечо.

  - Кхм.

  Мара положил стаканчик на стол осторожно, как бомбу.

  - Здравствуйте, мудрый Рео, - вежливо сказал он, обернувшись. - Простите, что не поздоровался раньше, мы были... не одни.

  Рео не менее вежливо улыбнулся и достал из какой-то из многочисленных складок своей жреческой хламиды красного карамельного петушка на палочке. Протянул руку и положил его рядом со стаканчиком, довольно... интимный вышел жест, если учесть, что Мара чуть не оказался зажат между Рео и столом.

  - Угощайтесь, Мара рода Токк. Захотите повторить... Просто наберите.

  Он приложил два пальца к виску и отсалютовал, самодовольная его рожа.

  Из прострации Мару вывел мелодичный голосок Велы.

  - Мара... Мара?

  Он понял, что уже минут пять как пялится в стену.

  - Мара, я совершенно ничего не поняла, - сказала Вела осторожно, - но номерок-то он тебе хоть оставил?

  Мара закашлялся.

  - Знаешь, Велочка, - выдавил он, - если да, то я этому уже не удивлюсь.

  31.

  Хороший все-таки парень - Ярек. Не промах. Ему красивая девушка, некрасивая, - ни одной юбки не пропустит, пока жив. Да и штаны жалует - прилагались бы к ним ножки стройные да какая-никакая грудь... А так ему неважно, как девушка одета, чья там дочь, древний ли род... Он даже не всегда спрашивает, как девушку зовут, настолько.

  И Майя с ним гуляла-целовалась, было дело.

  И за Саю недоглядела.

  Правда, есть в Яреке некая... бестолковость. То ли случайно так выходит, то ли неслучайно, но всегда он девушке на память что-нибудь оставляет.

  Подруге Майиной оставил когда-то такой букет - месяц лечилась.

  А Саю вот всю шею изукрасил и в пояс замотал, как в шарфик. А на поясе вышито заботливой рукой Ярековой мамаши: ЯРЕК РОДА ДЖИСОК.

  Красиво так.

  Вязью.

  Старательно.

  Майя как увидела Лелле с этим поясом в руках, вот прямо надписью к самому аристократическому в мире носу, поближе к глазам, сощуренным то ли презрительно, то ли близоруко, так и поняла: Ярекова мамаша опять испортила все, что только могла.

  Впрочем, этой необъятной женщине оно было свойственно: Майя-то я Яреком на поцелуях рассталась именно из-за того, что надоело вопли мудрой Фаяны слушать.

  Врать, что Ярек это Леке дарил, смысла особого не было - так можно было только все еще хуже испортить. На кой ляд парень будет другому парню пояса дарить?

  Так что Майя даже пытаться не стала, пошла по пути, который Жан предлагала.

  Даже подумала, может, оно и к лучшему, может, хорошо, что Фаяна все портит. А то достался бы ей букетик, как у подруги, или пришлось бы сейчас придумывать, с чего это Шелеку на огневичьи пояса потянуло. А так все просто - облажалась, да. Вместе облажались. И Саю, и Майя - коллективная ответственность.

  Но юные девы всегда стремятся попасть на крутую вечеринку. Майя просто помогла и все.

  - Вы просили прийти, мудрая Лелле рода Ялы-Олы... - сказала она, уткнувшись взглядом в ковер.

  Этим вечером она очень старалась казаться примерной девочкой из хорошей семьи, поэтому выбрала единственный свой приличный костюм, в котором ходила на выпускной. Салатовые брючки, салатовый пиджачок: батя ее как увидел в нем впервые, так морковкой и обозвал.

  Майя очень надеялась, что выглядит, как смиренная морковка. Смиренная морковка, которая искренне раскаивается в содеянном.

  - Здравствуй, милая, - пропела Лелле так сладко, что у Майи заныли зубы. - Я очень хотела, чтобы ты помогла мне в одном деле, если тебя это не затруднит. Знакома ли ты с Яреком рода Джисок? Может ли быть, что вы живете по соседству?

  - Ага, - буркнула Майя, все так же не поднимая головы, - знакома.

  Мудрая Лелле царственно восседала в роскошнейшем кожаном кресле, а вот Майя все никак не могла заикнуться, нельзя ли ей присесть, и все это напоминало ей ее многочисленные походы в директорский кабинет.

  Разве что тут не было письменного стола, и кучи бумаг не было, и не заглядывал время от времени беспокойный завуч, который спал и видел, чтобы Майю отчислили наконец, и можно было перестать беспокоиться за стекла, что так легко бьются, и парты, которые так и норовят таинственно самовоспламениться...

  Было кресло, был книжный шкаф. И еще один. Был ковер. Был стол - чайный, скорее. И стулья рядом. Большое окно, широкий подоконник, зеленые занавески... И Лелле была, и взгляд у нее был... пронизывающий.

  А вот на деканат похоже не было. Там всем было плевать, отчислится Майя или нет, там таких, как она, принимали пачками, секретарь ее и вниманием не удостаивала, сразу носом в бумаги утыкалась. В школе-то хоть завуч беспокоился...

  Но тут Лелле смотрела внимательно - с недоумением, с интересом, как на неведому зверюшку.

  - Объясни тогда, если, опять же, тебе не трудно. Откуда в комнате моей дочери взялся пояс этого несомненно одаренного многими достоинствами молодого человека?

  Майя едва удержалась от того, чтобы фыркнуть.

  Достоинства, да. Ну, одно она даже щупала в свое время. А так...

  - Ну, это... - протянула она, - вроде как... В общем, я взяла Саю на праздник. Наш, в квартале. Вот. И там она немножко подзамерзла - ну, вечер уже был, зябковато, я ей платок не дала взять... - она возвела глаза к потолку, стараясь всем своим видом показать, как же ей стыдно, - ну и Ярик, как настоящий юноша многих достоинств, поделился поясом, подзакутаться.

  - Обычно в таких случаях куртку дают, если я не ошибаюсь...

  - Мы ж огневики, - пожала плечами Майя, с неудовольствием ощущая, как натягивается тесная ткань пиджака, - ну и это... не мерзнем. Без куртки Ярек был.

  Раскачалась она, что ли, с выпускного? Вот говорили девочки, нечего на физрука залипать, ничем хорошим не кончится, и вот, одежда на плечах трещит... Но тот был слишком горяч, чтобы мудрых советов слушаться. А какой персональный комплекс упражнений ей подобрал! Без дураков, гонял до седьмого пота и в хвост, и в гриву.

  Вот и Ярек на гулянках не курткой грелся. И грел. Майя вспомнила, в каком состоянии застала свою невероятно скромную и воспитанную протеже и с интересом посмотрела на ее мать. Интересно, а за этой ледяной маской дремлет столько же огня?

  Майя ведь, когда впервые увидела Саю, чуть что бледнеющую и заикающуюся, тоже готова была поклясться, что в ее жилах течет холодная, слабая лягушачья кровь. Такую так просто не зажечь, как бы ни были горячи у Ярека поцелуи... Вот и отвлеклась немножко, на секунду отвернулась...

  И ошиблась. Ох, ошиблась...

  Но некоторые ошибки - они к лучшему.

  - А она, значит, замерзла, - скептически заметила Лелле, - в квартале, полном огневиков, на празднике огневиков. Помнится, у вас ни один праздник без костров не обходится?

  - Ага. Замерзла, - кивнула Майя, - костры - штука такая. Груди тепло, спине холодно, а боком к огню повернешься, так один бок печет, другой леденит... А как продуло бы ее? А так я ее в целости вернула. И с новым шарфиком. Вы не беспокойтесь, я за ними в оба глаза следила. Ни-ни.

  Майя себе самой уже напоминала деревенскую дурочку, такое глупое и недоумевающее она сделала лицо.

  - Ладно-ладно, предположим, - чуть улыбнулась Лелле, - что же ты стоишь, кстати? Вот же отличный мягкий стульчик, ты присаживайся, присаживайся. Приказать подать чаю? Хочешь чаю, Майя?

  Майя послушно села на стул, по спинке которого извивалась искусно вырезанная змея. Покачала головой. Нет, только чаю не хватало... Да и вообще, принимать от Лелле даже комплименты и улыбки было страшно.

  Такая улыбнется - и руку откусит...

  - Говорили ли тебе когда-нибудь, как идет тебе салатовый цвет? Знаешь, милая, ты кажешься мне такой хорошей девочкой... А я так тоскую по дочери. Я так люблю свою дочь... Ей тоже шел салатовый... - Лелле на мгновение приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза, чуть дрогнула голосом, - где же она сейчас... Я так беспокоюсь! За ниточку хватаюсь, за пояс, который совершенно ничего не значит! Я ведь знаю, что он совершенно ничего не значит; не так я дочь воспитывала, чтобы она подарки от юношей принимала так просто. Я верю, что ни-ни, верю тебе, милая Майя! Но теплится надежда... Может ли быть, что на твоем теплом празднике она нашла любовь?

  Майя закашлялась. Это же за какую дурищу Лелле ее держит? Не то чтобы она сегодня успела сказать что-то сильно умное, но все-таки?

  Но Лелле на Майино смятение не обратила внимания. Поднялась вдруг с кресла легко, как танцовщица, подошла к Майе, протянула руку, коснулась ее волос, щеки, потрепала - этак по-матерински, ласково. Моргнула - скатились по щекам две крупные слезы, оставляя следы на идеально нарисованном лице.

  - Я ведь желаю своей девочке только счастья, милая Майя. Я пойму, если она нашла любовь - с Яреком рода Джисок ли, с кем другим. Любая невеста острее чувствует соблазн, и не мне винить ее, если она впала в грех. Я помогу ей. Просто скажи, где же она?

  Майя сглотнула.

  Она не знала, дело ли в мягких руках Лелле, или в ее голосе, полном тоски и отчаяния, или в том, что у самой Майи никогда не было матери, которая бы так о ней заботилась... Вот так трепала по щеке, вот так проводила по волосам... Но на глаза навернулись слезы. Она утерла их рукавом, шмыгнула носом и сказала твердо.

  - Я не знаю, где она. Погулять водила, тут виновата. Но побег ее... Ничего не знаю. Я очень вам сочувствую, мудрая Лелле. Но... Ничем не могу помочь.

  Лелле перехватила ее руку, сжала чуть сильнее, чем ласково, и сказала - все так же мягко.

  - Эта ткань воды не любит. Не стоит тебе утираться рукавом. Ты ведь девушка, симпатичная девушка...

  Достала платок - большой мягкий клетчатый платок, и вложила Майе в руку. Вздохнула горько. Отпустила, отступила к окну. Повернулась спиной, будто пытаясь скрыть слезы.

  - Мне жаль. Это была моя последняя надежда...

  - На что? - спросила Майя, теребя платок, - Ну нашли б вы ее. И дальше что? Я вот видела Рео, индюк тот еще. Просто так Саю ничего не простит. От мужа вы такого не скроете вот никак. Рео самолично на крыло поднимется, чтобы все что было вот прям в уши вашему муженьку накудахтать. Может, оно и к лучшему? Что вы не можете ее найти?

  Лелле обернулась. Холодные голубые глаза смотрели на Майю изучающе - будто сканировали. Будто она могла найти карту на задней стенке ее черепа: только мозг Майе просвети, и вот она, Саю, на карте Тьена, там, где крестик...

  - Я бы придумала, как будет лучше. Я ее мать. - сказала она очень-очень грустно и строго.

  - Но, когда она узнала, что выйдет за старого Мерна, она была безутешна. Это было материнское решение, от которого Саю, я помню, было плохо. А не лучше. Очень плохо, - Майе теперь и правда стыдно было это говорить, и потому она не позволяла себе отвести глаз от красивого, печального лица Лелле, - я не знаю, где она. Но думаю, она сама решила, что ей самой так будет лучше.

  - Вот как, - сказала Лелле, - вот как ты думаешь, милая Майя?

  - Да. Если бы материнское сердце всегда решало, как лучше, - Майя сглотнула, - я не росла бы без матери.

  Она встала, чуть поклонилась - коротко, по-военному.

  - Мне жаль, что я не могу вам помочь. Правда жаль.

  Она вышла, закрыла дверь - и лишь тогда почувствовала, как стремительно падает температура, увидела, как дверь покрывается изморозью, как растут на ручке сосульки. Изо рта Майи вырвалось облачко пара. Лелле наконец позволила себе показать свое недовольство, которое так тщательно сдерживала всю беседу.

  Майя не хотела этого, но ничего не могла с собой поделать - она невольно восхищалась и этой женщиной, и ее выдержкой, и тем, как легко Лелле нашла ее болевую точку.

  Как безжалостно надавила.

  Она почти завидовала Саю: у нее такая мать!

  Была, поправила себя Майя. Была. А потом Саю от нее отказалась. И от имени отказалась.

  И все-таки...

  Отказалась она, а не от нее.

  Вот, чему Майя по-настоящему завидовала.

  32.

  Подозрение настигло Рео не сразу. Оно зрело медленно, долго, и раскрылось во мгновение, как коробочка-спорангий диковинного гриба. Как в сказке он просто наткнулся на правильный ответ, потому что так уж распорядилась судьба.

  Так уж вышло, у Рео была наиотвратительнейшая память на лица. Да и Саю в их единственную встречу волновала его столь мало, что он едва ли мог вспомнить, какого цвета ее глаза. Она еще заикалась, и отводила постоянно взгляд, и отвечала нечленораздельно, мямлила, и казалось, вот-вот расплачется - на нее было неприятно смотреть в день их знакомства. И Рео не смотрел.

  Куда интереснее было наблюдать за ее матерью. Тогда, в оранжерее Олле, Лелле держала себя степенно и спокойно, цветок зрелой, царственной красоты. И глядя на эту женщину, Рео думал, что, быть может, и из Саю выйдеттолк.

  Когда дедушка уплывет к Богине по сияющей звездной реке, девчонка будет еще молода, и даже если и не научится держать себя так, как полагается молодой вдове, ищущей следующего мужа во благо и процветание своим семьям, матушка, мудрая Олле, все равно сможет использовать хотя бы красоту, которая девчонке досталась от матери.

  Довольству матушкиным приобретением не суждено было продлиться долго. Но кто мог знать, что Саю сбежит?

  А после Лелле не давала про себя забыть, хотя и матушка, и он сам старались свести к минимуму все контакты. Она постоянно возникала у Рео на пути, и никуда с этого пути не отступала, будто и не подозревая о своей наглости. Приходилось ее замечать. И смотрела Лелле всегда прямо, глаза в глаза, хотя позор ее дочери по разумению Рео должен был бы склонить эту гордую голову и тяжелым грузом лечь на точеные плечи.

  Нет, в лицо он бы Саю не узнал, даже если б на кону стоял пост Верховного Жреца Многогранной Богини всего Кетта. Есть вещи, которые просто выше скромных человеческих сил, и это была как раз такая.

  Он просто внезапно уловил... сходство.

  В первый визит к Ланерье рода Ферре это было просто... ощущение. Где-то на грани сознательного, зудящий комарик: чем-то эта встрепанная девица из лифта ему кого-то напоминала. Тем, как пряталась за спиной Мары рода Токк? Тем, как вздрагивала? Тем, как отворачивалась, как смотрела искоса, стараясь сделать вид, что ей нет дела?

  И кого же?

  Он прихлопнул этого комарика, как несущественного, на всякий случай послав девице букет, который его водителю всучила ушлая продавщица в цветочном магазине. Он тогда слишком устал, чтобы думать о цене, и просто попросил Фоу что-нибудь подобрать от его имени, даже не переспросив потом, что именно юный Фоу послал. Да и цветы эти были... на всякий случай. Мало ли, на что сгодится эта девица. Может, повлияет на своего "братца", и тот перестанет пускать туману в духе своего Храма, и начнет наконец работать.

  А вот во вторую... В третью? Рео не был уверен, не ошибся ли он.

  Пусть будет вторая. Пока - вторая. Пока не подтвердилась догадка.

  Во вторую их встречу сначала он просто отметил, как изящно эта нелепая девчонка в старом пальто начала отвечать на поклон. Профессиональное восхищение: такая плавность движений не приходит случайно, не приходит с талантом, это не обычная девичья грация; чтобы так вот взмахнуть рукой, как махнула девица перед несведущим ребенком, нужно пролить реки пота. Чтобы так поклониться мужчине, нужно с головой окунуться к кипящий котел храмового обучения и вынырнуть перерожденной.

  Так не кланяются девицы с улицы.

  Так кланяются водяницы древнего рода.

  Что же делает водяница древнего рода рядом с жрецом Храма Лаллей?

  Рео стало интересно.

  Если бы ее обучали воздушники, она бы двигалась совсем иначе.

  Размышляя об этом, он даже забыл удивиться отчаянному нежеланию Ланерье рода Ферре и его, Рео, маленького взъерошенного открытия, принимать его помощь.

  Он возмутился, когда нагло вмешался этот, мелкий, безродный... Мара рода Токк, да. Но не сильно. Как влез, так и огребет, это не суть важно. Он запомнил, но не рассердился.

  В тот момент его куда больше заботил пристальный взгляд девицы.

  То, как девица давала отпор. Когда она перестала сутулиться, смотреть мимо него, когда перестала трястись и заикаться, когда подняла голову и расправила плечи, Рео узнал - нет, не девицу.

  Ее глаза. Карие, не голубые. Карие глаза на неухоженном, не особо-то симпатичном лице, кажущемся ассиметричным из-за странной прически.

  Иной цвет, чуть иной разрез. Но все-таки... совсем как у Лелле.

  Он не мог быть уверен.

  Конечно, он не мог быть уверен. В конце концов, сложно было поверить, что можно вот так вот просто наткнуться на беглянку, случайно зайдя за услугой к жрецу чужого Храма. Лаллей ведь даже не Живица. Это к жрицам Живицы частенько бегают обесчещенные девушки, чтобы спрятаться от гнева строгого отца, а вот жрецы Лаллей, да и воздушники вообще, особым альтруизмом никогда не страдали. Зачем Ланерье рода Ферре так рисковать?

  Зачем укрывать сбежавшую от брака девчонку?

  И все-таки Рео не мог отбросить эту мысль. Чем дольше он думал, чем больше вспоминал, тем больше встреченная у Ланерье рода Ферре девчонка напоминала ему Лелле. Очертаниями рук. Формой подбородка. Узкими, хрупкими плечами. Тем, как выпрямлялась, как вспыхивали ее глаза в бешенстве.

  И на всякий случай обезопасил себя. Если это действительно Саю, то она явно как-то поладила с Ведомством. Мара рода Токк назывался представителем Ведомства, Ланерье рода Ферре ссылался на внутренние правила Ведомственного вуза...

  Но за Саю отроду не числилось каких-либо особых даров и талантов. Это давало надежду: чем бы она с Ведомством не расплатилась, Рео мог перебить ставку.

  И заодно... маленький, постыдный грешок, но Рео мог и его себе позволить... Мара ему очень уж не понравился.

  Зио семьи Яро еще у отца Рео пытался себе род выслужить, так что Рео и не собирался скромничать в запросах. Этого - отстранить и лишить полномочий, чтобы не мешался больше под ногами в неудобные моменты; шутка у Мары была смешная, а он пошутит смешнее. Материалы по Саю в архивах, буде такие окажутся, отыскать и предоставить.

  Нет, Рео вовсе не собирался тягаться с Ведомством и отбирать у них девчонку, если она вдруг и правда окажется Саю, и правда окажется им нужна. Никакой прямой конфронтации. Текущая политика Вио, Верховного Жреца, не предполагает ссоры с Ведомством, и кто Рео такой, чтобы ослушаться его воли.

  Он просто хотел знать.

  Он хотел информации.

  Когда-то отец учил его, что информация правит миром.

  Ему достаточно было точно узнать, что "сестрица" Ланерье рода Ферре действительно Саю рода Ялы, чтобы заполучить в свое распоряжение и Ланерье, и Саю, и мелкого наглеца Мару на сдачу, и даже Лелле, если повезет, прихватить за мягкое материнское сердце. Даже твердых доказательств не надо - хватит и внутренней убежденности, лишь бы увериться, что не останешься в дураках. А доказательства... Уж родные-то старшие братья сестру всегда узнают, а у Саю их, помнится, двое...

  А что уж он со всем этим богатством потом будет делать...

  Потом и придумает.

  Долг крови взять никогда не поздно.

  И, вспоминая, как грациозно девица изогнулась в поклоне, Рео даже иногда подумывал - может, он возьмет его и кровью на брачных простынях. Или - просто простынях. Почему нет?

  Это куда интереснее, чем привести в дом жену после свиданий в слепую, устроенных матерью. Это куда интереснее, чем переспать с девушкой, снятой в баре.

  Это похоже на охоту.

  Горячит кровь.

  33.

  Селия Майе очень нравилась. Она даже чуть не сделала стрижку, как у нее, но вовремя опомнилась. Не хотелось, чтобы Юлга знала, или чтобы Ния заметила, что Селия на самом деле Майе очень нравится. Они бы не стали смеяться, но начали бы поддразнивать, и было б неприятно.

  Хватало того, что они о мужиках ее узнали - надо ж было так глупо спалиться! В самом начале Майя врала, что у нее вообще никого нет и никогда и не было, лишь бы не обсуждать. И даже рада была, что ей так легко верили. Все эти девичьи смешки и намеки... Она будто пропустила какой-то очень важный класс в таинственной школе только для девочек, в которую ее так и не пригласили, и всегда чувствовала себя не в своей тарелке, когда речь заходила об отношениях, или о платьях, вообще обо всем, что можно было бы назвать "женскими штучками". Прошло немного времени в Кругу и она немного привыкла к подругам и их привычке нет-нет да заглядывать в чужую личную жизнь, но все равно старалась лишний раз во все это не вляпываться.

  А Селия была такая... уверенная, что ли. Майя была готова на что угодно поспорить, что Селию совершенно не смутило бы, если б ей пришлось в форме явиться на какой-нибудь бал с вечерними платьями и прочими блестючками. А если бы Селии сказали явиться в штатском, то она бы правильно подобрала блестючки, и платье бы на ней сидело, как надо, а не как на корове седло.

  Селия даже бабушке понравилась. Вот Майя бабушке не нравилась, потому что плохо говорила на яленском и почти не оставалась у нее ночевать, и вообще лет с семнадцати довольно редко ночевала дома, а вот Селия на яленском вообще не говорила, и бабушка ее видела один-единственный раз, на каком-то мероприятии для военных чинов, и все равно с тех пор прикипела сердцем и частенько пыталась у Майи выведать, как оно там, у сынули Зенока, ладится с его новой девушкой?

  "Будут ли у меня новые внуки, поудачнее", - продолжала за нее Майя, когда на нее накатывало совсем уж дурное настроение. Слишком уж давила мудрая Шейя, да и напомнить, как ее, Майина, мать бросила любимого сыночку, никогда не стеснялась. А то, что она сама и настояла на этом поспешном браке, так она-то как лучше хотела, не разглядела невестину гнусную натуру сразу, а потом было уж поздно.

  И вообще боялась, что Зенок однажды не вернется с очередной зачистки, а так... Хоть что-то от него останется, родная кровиночка. Даже Майя лучше, чем ничего, хотя та стерва могла бы и поднапрячься, и родить сына.

  Вот такие речи батя пресекал сразу. Майя никогда не чувствовала, что Зенок больше хотел бы сына, что сын был бы лучше и что дочь его чем-то не устраивает - хотя, конечно, случались неловкие ситуации, вроде той попытки рассказать пятнадцатилетней девушке, чем девочки отличаются от мальчиков и что с ними случается раз в месяц. Но Майя никогда не чувствовала рядом с папой, что она какая-то неправильная, недостойная и не такая - а вот его женщины частенько пытались наладить с ней контакт, начиная с пожалейки.

  Но не Селия.

  Селия вообще не пыталась общаться с ней, как с дочерью любовника, которой надо понравиться. Майя не была уверена, вышло ли так потому, что она с Юлгой оказалось в одном стихийном Кругу, или потому, что Селии, по словам Юлги, в жизни в голову не приходило, что семье любовника тоже надо нравиться, ей вполне хватало самого любовника; но результатом было то, что Селия относилась к Майе... Нормально.

  Как к будущей коллеге? Как к подруге дочери?

  Короче, как к просто Майе.

  Вот и сейчас, по идее, могло бы быть неловко. Но было нормально.

  Они сидели на вокзале, на скамейке, Селия положила левую руку на чемодан. Правая рука, сухая и мумифицированная, безжизненно лежала на коленях, но Майя знала - это вполне рабочая рука. Производственная травма, некропротез... Юлга как-то объясняла, но без особых подробностей, как именно все случилось, но Майя помнила только это, а еще как-то раз наблюдала за их с папой спаррингом.

  - Мне просто занести в деканат? Ты уверена, что все будет нормально? - Майя с трудом удержалась от того, чтобы заглянуть в конверт прежде, чем убрать его в рюкзак.

  - Наль я или не Наль? - отмахнулась Селия левой рукой, - Разберутся они с задолженностями.

  Чемодан пошатнулся на одном целом колесике, и Селии снова пришлось ухватить его за ручку.

  - Жаннэй все никак не найдет контакт с птенцами? - сочувственно спросила Майя.

  - Жаннэй... Контакт... Ей было бы проще найти контакт с инопланетным разумом, - досадливо поморщилась Селия, - если там, на звездах, и правда кто-то водится. А тут, слава всем богам, нормальные дети. Если б я этого ждала, я б ее в Хаш и перевела давно. Нет, там Яльса попросила Юлгу помочь со свадьбами, и та что-то увлеклась. Когда таким развлекаться, как не на первом курсе? Что там у вас на сессии? Три зачета? Подработает заодно.

  - В Хаше свадьбы играют зимой?

  - А что? И такое бывает. Все равно в Хаше зимой заняться особо нечем, - пожала плечами Селия, - но у меня поезд до Аяксы через час, так что давай-ка закругляться со светскими беседами. Спрашивай, что хочешь.

  Майя ждала этого разрешения. Рядом с Селией она очень старалась казаться умной и серьезной, и поэтому все равно немножко помедлила, подбирая слова посолиднее.

  - Это ты сказала отцу, что меня вызывала Лелле?

  Селия хмыкнула.

  - Если б для того, чтобы знать, что происходит с его дочерью, твоему отцу была бы нужна я, я бы с ним не встречалась. Не люблю некомпетентных идиотов. Особенно в таких вещах. Если человек не в состоянии уследить за собственным ребенком, за чем вообще он может уследить? О чем болтали, кстати?

  Майя не стала напоминать Селии о той невероятно давней истории, в которой ее дочь Юлга свистнула немного денег у тетки, особо не скрываясь, взяла аттестат и уехала поступать в Тьен, пока мать была в командировке. Это было бы невежливо.

  И вообще, иногда Майе хотелось верить, что ее отец тоже способен на подобное раздолбайское отношение к дочери. Она старалась не думать, сколько на самом деле тот о ней знает. Такой себе семейный договор: пока все молчат, можно избегать неудобных тем.

  - Она спрашивала, где Саю, я сказала, что понятия не имею, - Майя уклонилась от руки Селии, которой та попыталась снять с ее плеча пылинку, - я знаю, что у тебя обе руки рабочие, Селия. Пожалуйста, не надо меня трогать.

  - Вот как? Есть, что скрывать? - чуть улыбнулась Селия.

  - Ты ж встречаешься с моим отцом, как-никак. Мало ли, увидишь в моих воспоминаниях что-нибудь, меня это... оставят без сладкого. Или тип того.

  - Сойдет, - кивнула Селия, - еще что-нибудь, или я успею перехватить кофе?

  - Я предлагала куда-нибудь зайти... Папа собирался сделать тебе предложение.

  - Очень печальная история, о которой я совершенно не подозревала, - посерьезнела Селия, - он не успел, мне срочно понадобилось в Аяксу. Там поймали...

  - Не сойдет, - мотнула головой Майя. - Ты же компетентная и все такое. Ты всегда всех подозреваешь. А я была бы плохой дочерью, если бы не знала деталей. Ты даже не попрощалась...

  - Мы не так давно знакомы, - Селия отвела взгляд, - поэтому, пожалуйста...

  - Слушай, ты мне реально нравишься. - Майя сглотнула, чуть покашляла, прочищая пересохшее вдруг горло, - В том плане, что ты вообще лучшее, что было за все это время. Если ты вдруг боишься, что я начну козлить и строить коварные планы... Если я мешаю...

  Она не хотела этого говорить, но ее несло. Из-за неумения вовремя промолчать ей частенько доставалось, но ей проще было высказаться сейчас, чем мучиться потом. Хотя это было бы... политически правильнее? Или типа того.

  Ей вообще часто советовали заткнуться. Она бы и сама себе сейчас это посоветовала. Майя прямо физически ощущала, как все портит. Вот сейчас Селия рассердится и...

  - Первый мужчина, в которого я влюбилась без памяти, оказался женат, - перебила Селия, но, кажется, вроде не рассердилась, голос ее был спокоен, - второй - оказался мальчишкой. Все портится, когда становится серьезно. Вот и все. Дело не в тебе, просто я не хочу, чтобы становилось серьезно. Я неудачница, знаешь ли. Я бы хотела еще немного времени, чтобы во все это поверить. К тому же, это вообще было большой ошибкой: расстанемся мы или нет, наши дочери в одном Кругу, поэтому покончить вообще со всем так просто не получится. Знаешь... я не могла бы сказать такое Юлге так просто, - Селия вздохнула, - но ты, мне кажется, меня должна понять.

  Впервые Майе не нравилось то, что Селия говорила с ней, как с равной. Она понимать не хотела. Это вообще сложно было как-то.

  Очень жалелось, что она в это встряла.

  - Я должна понять? Кому должна, прощаю, а водить за нос...

  - Я никого никуда ни за что не вожу, - пожала плечами Селия, - я просто не хочу усугублять. Мне и так неплохо. Нам обоим неплохо. Это не то, во что стоит вмешиваться третьим лицам... А если ты продолжишь смотреть на меня глазами оскорбленной дочери, то вопрос будет такой, и будь добра, ответь уж хотя бы себе. Если ты такая сторонница серьезных отношений, то где твои серьезные отношения?

  На это Майе нечего было ответить. Она засопела обиженно, надулась, как ребенок. Сама понимала, в какую глупость влезла и сколько лишнего наговорила, но ничего не могла с собой поделать.

  Селия встала, привычно отряхнула форменные брюки от крошек съеденной недавно булочки, заложила правую руку за спину: этот жест однажды помог Майе осознать, что и этой женщине бывает неловко. Стоило ей потерять в чем-то уверенность, и она сразу начинала стесняться искалеченной руки, прятать ее от глаз собеседника.

  - Видишь, - сказала Селия, не дождавшись от Майи ответа, - мы с тобой обе трусихи. Хочешь мне что-то высказать, сама так попробуй.

  - Мне нечего... Только это... - Майя подняла голову, - если что: папа не оскорбится, если ты заговоришь о том, что он Наль-Хаок, а не ты Хаок-Наль. В Ялене это обычная практика, когда все мужчины рода... Выбиты. Всякое бывает - Грызня, война, так что... Мужчина тоже может войти в род, это нормально... Если это может помочь.

  - Я услышала. На самом деле, Майя, ты делаешь успехи. Это сейчас был почти приличный разговор, - мягко улыбнулась Селия, - я ждала, что ты выскажешься грубее. И я этого заслуживала.

  - Я трусиха. - пожала плечами Майя, - А ты мне нравишься. Не хочу ссориться.

  - Я тоже не хочу. Как бы все не обернулось с... другим делом, но сокружница моей дочери всегда останется моим добрым другом. - кивнула Селия. - Обязательно звони, если Лелле не отстанет. У меня поезд, так что...

  - Да, - согласилась Майя куда-то в удаляющуюся спину.

  Немного посидела, глядя на всех прохожих сразу и ни на кого конкретно. Кто-то кого-то встречал, кто-то куда-то спешил. Люди, люди, люди, связанные тонкими нитями сложных отношений, в которых Майя всегда умела только путаться.

  Вот бы кто распутал за нее этот клубок.

  Обычно она шла к Ланерье. Не потому, что он давал какие-то мудрые советы, а скорее... беседовал, долго и обстоятельно, и в голове все будто само раскладывалось по своим местам, и становилось спокойнее, и Майя иногда своим умом доходила до того, до чего в другом бы месте в жизни не додумалась. Было в нем что-то такое... Жреческое. Он просто был рядом, и на душе становилось светлее, что ли. По крайней мере, Майя в этом призрачном, спокойном свете начинала понимать, что вообще в потемках чужих душ творится.

  В свою только не заглядывала.

  Как-то недосуг было.

  Нет, не так.

  В свою было смотреть - страшно.

  - Да, - сказала Майя, сама себя не слыша: с перрона уходил далеко-далеко поезд, Майя не успела разглядеть таблички, и знать не знала, куда он отправлялся; но она уже знала, куда следовало бы отправиться ей, - я трусиха.

  34.

  - Саюшка, скажи пожалуйста, на этой книге нет следов крови?

  Ночь, темнота, юная дева на кровати, часы только-только пробили полночь. Еще бы грозу за окном, и Саю бы решила, что попала в старый черно-белый фильм про призраков и девиц.

  Правда, в фильмах призраки жаждали крови, или хотя бы хорошенько налюбоваться на юную и трепетную плоть, а этому парню до ее плоти, да и до плотских желаний вообще, явно не было никакого дела. Куда больше его в последнее время беспокоила бесплотная богиня, которая на все молитвы молчала, как героический кеттский воин на допросе у злобного захватчика из Валлоу, так что захватчику волей-неволей пришлось переквалифицироваться в сыщика-гадалку.

  Когда Саю пришла из школы, он как раз раскладывал карты.

  А вот сейчас Ланерье протягивал ей книжку.

  Саю включила ночник, протерла глаза и приняла у Ланерье из рук тонкий томик "Приключений бравого реррея в царстве Окоса". Мягкая обложка, светлая полоска от небрежного сгиба по переплету, загнутые уголки страниц. Книгу долго и много читали, и читали небрежно.

  Саю рассеянно перелистнула страничку, и книжка будто сама раскрылась на том месте, куда ее хозяин, видимо, уронил яичницу. Или блин. Что-то такое, масляное, местами чуть присохшее.

  Но крови не было.

  - Нет.

  - А ей можно кого-то убить? - жалобно спросил Ланерье.

  Саю взвесила книгу в руке. Легкая.

  - Вряд ли, - пожала плечами она.

  - Думаешь, эта книга - свидетель преступления? - почему-то громким шепотом спросил Ланерье, и Саю захотелось снова померить ему температуру.

  Танцы на морозе вроде обошлись небольшой простудой и несколькими глубокими царапинами на ногах, но мало ли, инфекция дремала в мозгу и теперь пробудилась, желая захватить и без того порядком помутившийся разум.

  - Что у тебя за вопросы среди ночи? - не выдержала Саю, - Я начинаю беспокоиться...

  - Я тоже, - Ланерье надоело нависать, поэтому он плюхнулся на кровать Саю, заставив ту поджать ноги, - Мару залили соседи, и он попросил переночевать...

  - О, я не знала, - воскликнула Саю, которая в последнее время пристрастилась спать в одной длинной футболке, Ланерье-то ведь как-то все равно было, в чем именно Саю доползала до ванной, и теперь судорожно вспоминала, куда сунула пижамные шорты, - очень неожиданно, а почему ты...

  - Ну да, спит у меня, как убитый. Его сморило до твоего прихода, так что не сердись, что он не поприветствовал тебя, как полагается...

  Саю вовсе не собиралась сердиться. Она вообще не думала, что у нее есть право как-то влиять на решения Ланерье по поводу гостей, но ей было приятно, что тот предполагал такую возможность. Хотя предупредить мог бы и пораньше.

  - Я не сержусь, - на всякий случай сказала она очевидное.

  Ланерье в последнее время был на взводе, слишком нервный, слишком возбужденный. Он так старательно вслушивался, что его успокаивал любой голос, даже голос Саю. Она это заметила, и старалась не оставлять без ответа ничего, что бы он не сказал.

  Если ему для того, чтобы снова почувствовать под ногами пол, а не ту зыбь, из-за которой он в последнее время начал натыкаться на стены, нужно будить ее среди ночи - пусть.

  - Я обшарил его рюкзак...

  А вот это уже было странно.

  - Это же чужой...

  - Просто обшарил, - с ликованием в голосе сказал Ланерье, - мне показалось, так будет правильно!

  - Но это не так. Даже если Лаллей тебе так сказала...

  - Мне был знак, да... Знак! В общем, в последний раз Мара читал что-то, когда у него на районе старушку убили вторым томом какой-то древней классики, и ему в руки попался вещдок.

  "Тебе что, заняться нечем?" - хотела было сказать Саю, но промолчала. Ланерье ведь правда было нечем заняться. Он даже узлы перестал вязать, говорил, сразу расплетаются. Вряд ли Мара сильно обидится на то, что его друг тиснул у него книжку ненадолго. Пусть себе развлекается.

  - Спроси его об этом завтра, когда он проснется, - искренне посоветовала Саю, - думаю, он объяснит, что ему просто нечего читать в автобусе.

  - В автобусе он читает документы, - обиженно сказал Ланерье.

  "В моей поездке в Тьен мне показался удивительным ритм столичной жизни; я решил проехаться по обычному маршруту: мэрия, дом Правления, главное здание ТГУ... и везде в автобусах были люди, много занятых, хмурых, сосредоточенных людей, и люди эти работали, удерживая распечатанные листы на коленях, локтем; карандаши в карманах, ручки в руках, очки для чтения держатся на носу, как приклеенные, в давно продавленной в переносице ямке, даже когда автобус подпрыгивает на очередном ухабе; и я подумал - когда я вырасту, стану ли я так занят? Стану ли я занятым, хмурым, сосредоточенным и безразличным к миру за окном? К этой наскучившей мэрии железного века постройки, к шпилям университета, в который не ходил? У нас в Орехене автобусы старые, и иногда дует из дверей, которые уже лет сто не закрывались до конца, но люди хотя бы не вынуждены работать вне работы, отрывая у жизни еще по чуть-чуть, и читать под этим сквозняком - вот, почему я так люблю..."

  - Саюшка? Саюшка, ты еще здесь? - жалобно спросил Ланерье, не дождавшись ответа, и даже подергал ее за рукав футболки двумя пальцами.

  - А, извини, я просто... Вспомнила кое-что.

  Шель как-то выиграл на школьном конкурсе сочинений, и Лелле зачитала его работу за общим столом. Даже отец похвалил, хотя и сказал, что для юноши Шелека слишком впечатлителен.

  Шель раскраснелся от смущения и удовольствия, важно надул щеки... И почему это вспомнилось?

  Не потому ли, что она сегодня тоже разбирала ноты в автобусе, по пути в Мир Вязания, где так охотно принимали ее шарфики и так неохотно за них платили?

  Не потому ли, что она помнила о брате так мало, что даже это воспоминание показалось ей открытием - оказывается, Шель чувствовал все вот так, обостренно и ярко, был слишком чувствителен даже для юноши. Наверное, так люди и превращаются в лед? Устают чувствовать? Устают беспокоиться...

  - Хочешь, я его спрошу, что случилось?

  - Но тебе он тоже соврет. Как мне наврал про соседей и потопы.

  - Почему ты решил, что...

  - Я могу наощупь отличить бумагу, которая промокала. Даже ты можешь. Это очень сухая книга. И она всегда была сухой. А по словам Мары, у него там водопады.

  - Ну вот пятно от кофе... Но ты прав. Если ты вдруг хочешь спросить... - Саю довольно сложно было это выговорить, потому что получалось, что она дает разрешение, а Саю раньше никогда не давала разрешений, и не была уверена, имеет ли право на такое в чужом доме, - ...то я не против, если ты его тут оставишь, что бы там не случилось с квартирой на самом деле. Ну, сколько нужно. Вот.

  - Я не собирался тут оставаться, разве что денег одолжить, - буркнул Мара, босой, заспанный и всклокоченный и невесть сколько проторчавший в дверном проеме, - Ланерье, я очень ценю то, что ты позволил мне подслушивать, это очень затягивает.

  - Ну что ты. В этот раз ты почти не топал, - отмахнулся Ланерье, - я тебя и не услышал. Молодец.

  Он грациозно встал, обошел стоящий у кровати Саю стул, и даже без ошибки похлопал Мару именно по плечу, а не по голове или там по груди - в последнее время он довольно часто и тут промахивался. Вернувшаяся к нему координация вселяла бы надежду, если б в процессе он не запнулся бы пару раз о складки ковра, да и рукой в плечо скорее влетел, чем правда похлопал.

  - Если я оставлю вас наедине, ты перестанешь играть в благородного идиота, стойко молчащего о своих проблемах? - спросил он с непередаваемой язвительностью, пойманный Марой за ворот жреческого халата уже почти носом в полу.

  - Мне кажется, у тебя, Ланерье, проблемы покрупнее. Как давно ты перестал нормально ориентироваться в пространстве? Не следует ли мне сообщить вашим жрецам, чтобы те предоставили тебе лечение? - с неподдельным беспокойством спросил Мара, поставив Ланерье на ноги.

  Он чуть придерживал его за руку, будто боялся, что любой сквозняк может Ланерье опрокинуть, как бумажную фигурку.

  - Это пройдет.

  - Не думаю, что это пройдет так просто.

  Саю встала, рассудив, что парни слишком заняты перепалкой, чтобы вообще заметить, что она вообще что-то делает. Да и футболка была достаточно длинная все-таки, до середины бедра. Чего стесняться красивых ног?

  Мара был прав - Ланерье был сам не свой. Уже довольно долго. Саю даже готова была предположить, почему. Богиня предала его уже в тот момент, когда привела к его порогу Рео, но ведь он неплохо держался до того самого злополучного букета! Саю не была сильна в математике, но у нее было предположение, чего и кого в этом уравнении не хватает.

  А еще Ланерье дал ей понять, что она тоже может приглашать гостей.

  Она взяла со стола телефон. Вообще-то это был телефон Ланерье, но он сам ей его отдал, попросив сбрасывать любые звонки от клиентов, чем она и занималась в последнее время.

  А еще этим вечером пришло сообщение.

  "Я могу зайти?"

  После первого данного разрешения, у нее будто кандалы с рук сняли. Дать второе оказалось... так просто.

  "Заходи", - напечатала Саю, - "Хоть сейчас".

  35.

  - Это ж ты написала? - спросила Майя хмуро, и сама удивилось, как это у нее вышло... претенциозно?

  Или нет, там какое-то другое значение... С претензией?

  С наездом, как говорили у нее на квартале. Не стоит изобретать велосипеды. Она с порога наехала на Саю.

  А та отреагировала куда спокойнее, чем могла бы, хоть на дворе и было часа три ночи.

  - Да, это было настолько очевидно?

  Саю явно ее ждала. Она была одета, умыта, причесана - и, кажется, даже чуть накрашена. В три часа ночи - и на стиле, штаны эти желтые, Майя тоже б от таких не отказалась. Мистическая способность.

  Или Саю еще не ложилась? Да нет, тогда бы хоть раз зевнула.

  - Ланерье никогда не отвечает на сообщения... - зачем-то пояснила Майя.

  Потому что, ясен Ярок, прочитать их не может. Надо было подумать об этом до того, как она сорвалась из дома. Вот правильно говорят, не бывает разумных и взвешенных решений среди ночи. Всегда - пожалеешь.

  - А, так я купила ему балаболку. И установила. Она ему читает... хотя чаще он использует меня.

  Как давно эта девочка перестала в этом доме скрываться и начала в нем жить? Майя невольно улыбнулась. Она была рада: с тех пор, как они с Ланерье поссорились, прошло не так уж много времени, но за это время Саю научилась наконец держать спину прямо.

  То есть она и раньше не позволяла себе сутулиться, но было у нее какое-то почти мистическое свойство, сжиматься в маленький комочек, блюдя при этом пристойную фигуру. Но теперь она не сжималась в комочек. Не оправдывалась.

  Майе всегда нравилась честность.

  И никогда не нравились оправдания. И размазывать манную кашу по тарелке. И так довольно политесов.

  - Он хоть в курсе?

  - Сюрприз? - пискнула Саю, и шагнула назад, вжимая голову в плечи.

  Ненадолго ж ее уверенности хватило.

  Майя кинула куртку на вешалку.

  - Ладно. Раз уж я все равно сюда приперлась... Заночую, как минимум. Рассказать тебе, как там Лелле?

  На лицо Саю легла тень. Она еще чуть отступила.

  - У меня осталась каша с вечера, если хочешь. Раз уж я тебя заманила, надо же накормить, да?

  А еще Саю за это время наконец пришила петельки ко всем курткам и кофтам Ланерье, и теперь в прихожей на коробке с непоймичем больше не было той неопрятной груды шмотья, горой нависавшей над посетителями. И обувь была разобрана по парам и расставлена на специальных полочках. Саю меняла эту квартиру под себя медленно, почти незаметно, но большой перерыв во встречах позволил Майе увидеть разницу. Саю была как игуана, которая цапнет сегодня, а до цапнутого дойдет только через месяц. Когда уже поздно.

  До Майи дошло: это теперь дом Саю, а не норка-убежище.

  - Слушай, - Майя удержала ее за руку, - ты можешь сказать прямым текстом, чего ты от меня ждешь?

  Зачем она в чужом доме?

  - Он недавно плясал полуголым на морозе. - Саю пожала плечами, не поднимая головы, - я не знаю, чего я от тебя жду. Чтобы он больше не плясал полуголым на морозе?

  - Я тебе что, нянька? Или, может, Лаллей? Ярок Пресветлый?

  Саю пожала плечами.

  - Я не знаю, что мне делать, - прошептала она, - и я почему-то надеюсь, что знает кто-то еще. До Жаннэй я дозвониться не могу. И до Варта не могу. Мара сам понятия не имеет. Помиритесь уже, а?

  - В смысле осталась каша? - встрял Мара, тенью появившийся откуда-то у Саю из-за плеча. - А я не нашел...

  - Ты уже спал, когда я ее варила.

  - Привет, Майя. - Мара вяло махнул ей рукой, - Саю, не хочешь посмотреть на звезды? Расклад такой: я беру кастрюлю, ложку, полотенце и чайник, ты - пару одеял, и мы смотрим звезды. У меня есть ключ от крыши. Можно эту, можно соседнего дома.

  - Прямо сейчас? - растерялась Саю.

  - А что время терять? - Мара подмигнул, почему-то Майе.

  Та хмыкнула. Она видела этого парня всего пару раз, но он всегда как-то располагал к доверию, что ли. Такой под звездами именно звезды и имеет в виду и приставать полезет, только если к нему прийти голой и несколько раз громко сказать, чего именно хочешь. И то, есть вероятность, что он решит, что ты попутала его с его другом, так что формулировать лучше почетче. Кем бы ни была та особа, что настолько растоптала парню самооценку, Майя ей была почти благодарна. За Саю можно было не волноваться - по крайней мере до тех пор, пока та не научится объяснять свои желания словами через рот, а не как обычно. "Помиритесь", ага. Легко сказать.

  Майя и сама не до конца понимала, из-за чего они с Ланерье поссорились.

  Пока Саю с Марой собирались, Майя успела пригубить чаю с капелькой того пахнущего полынью пойла, которое давным-давно нашла на дальней полке, за склянкой с черным перцем, и частенько стреляла, когда гостила у Ланерье. Оно придавало уверенности в себе и мире вокруг, когда Майе этого так не хватало. Вот как сейчас, когда Майя не была уверена, что ребята делают это только ради очень странной и внезапной идеи примирения - кажется, Саю реально впечатлилась предложением смотреть на звезды с крыши многоэтажного дома посреди зимы, - но даже если они и делали это ради нее, то она ничем не могла им помешать. Разве что развернуться и уйти - но денег на такси было жаль.

  Она поймала себя на том, что беспокоится за Саю, как могла бы беспокоиться за младшую сестренку - если бы та у Майи, конечно, была. Вот тебе и еще одна мистическая Саюшкина сила: стоило с ней познакомиться, и ты тут же начинал за нее волноваться.

  Закрывая за Марой дверь, она даже ткнула двумя пальцами себе в глаза, а потом в его сторону - смотри у меня! В ответ он только ухмыльнулся и чуть качнул головой.

  - Хорошо вам провести время, - сказал он, и дверь закрылась.

  Майя сползла к порогу и уткнулась лицом в ладони. Лицо пылало в совершенно буквальном смысле, она и заметить не успела, как рукава ее предпоследней более-менее приличной кофты начали обугливаться.

  Пока рядом были Саю и Мара, ей как-то удавалось не думать о том, почему она приперлась сюда среди ночи по первой же смске, которая, ясен Ярок, просто не могла быть от Ланерье. И почему не развернула такси, когда поняла, что она не может быть от Ланерье.

  И почему не стала возражать против странной Мариной затеи.

  "Мы - трусихи".

  - Я - трусиха, - вздохнула Майя, - трусиха, да.

  Еще можно просто уйти.

  И все.

  И не возвращаться больше.

  Станет легче? Она думала, что станет легче. Но не становилось. Тихий, спокойный, всегда такой до зевоты логичный в своей странной мудрости Ланерье, с его мелодичным голосом и бледными, такими слабыми руками, просто не мог ей понравиться: с первого взгляда она когда-то поняла, этот безопасен, этого она никогда не захочет, а если не захочет, то и не полюбит. Слабак, умник и зануда - никак не мужчина мечты.

  И, вычеркнув его из этого длинного списка, она перестала за ним следить, перестала думать, близок он, или далек. Было весело, было легко, было просто - до тех самых пор, пока они не поссорились, и она не поняла, насколько ей теперь его не хватает.

  Он подобрался очень-очень-очень близко. Именно потому, что совсем ничего для этого не делал.

  Майя всегда понимала, как неуклюжа она во всех этих штуках. Это на боевке ей не было равных, это на татами она всегда знала, куда сделать шаг и как уклониться. А тут она могла только портить, как уже испортила.

  И встать на ноги, дойти до двери в кабинет, из-за которой лился мягкий свет зажженных свечей, было так страшно, что она не могла даже отнять от лица ладоней, и бессильно смотрела, как догорают рукава, превращая кофту в майку.

  Чуть приоткрылась дверь, скрипнули доски пола. В щелочку между пальцами Майя увидела худые бледные щиколотки, белые же штаны - часть жреческого одеяния. Ланерье присел перед ней на корточки.

  - Ты не могла бы объяснить цель своего визита? - ворчливо спросил он, - Вряд ли тебе просто нравится сидеть в луже в прихожей и жечь одежду.

  - Нету тут лужи.

  - Надо же. А я во что-то мокрое вляпался, - расстроенно сказал он. - но горит-то ткань? Я недавно дверь менял. Жалко, если дверь.

  - Я надеялась, ты спишь.

  - Как видишь, нет, - он вздохнул. - ты как обычно? Тебе завязать узелок?

  Он спросил это так... обыденно. Как будто она всегда... впрочем, она и правда просила его об этом слишком уж часто. Чего уж - каждый раз, когда ей было нужно.

  И он никогда не отказывал.

  И если он думает, что она может прийти только за узелком, то кто здесь больший дурак, спрашивается? Может, так и лучше.

  Потому что так он хотя бы думает, что она может приходить.

  Она все еще может сделать так, как было. И все будет хорошо.

  Она встала и привычно протянула ему ладонь. Он ухватился за нее, хотя мог бы встать и сам. Скорее по привычке, чем по необходимости.

  Чуть звякнули бубенцы, вплетенные в косички. Совсем тихо, нетренированный слух бы и не уловил. Восемь хитро сплетенных тонких косиц змеились по плечам Ланерье, и раньше Майя бы обязательно дернула за одну из них. Несильно, просто чтобы справиться со смущением, и чтобы был повод расцепить руки.

  Но теперь у нее не было никакого желания отпускать его.

  - Всегда хотела спросить, кстати, - сказала Майя, пытаясь завязать хоть что-то похожее на непринужденную беседу, - почему ты никогда не падаешь, как я тебя учила?

  Ланерье все-таки отнял горячую руку, чтобы ощупать надорванный ворот кэса. Майя видела, что кто-то, видимо, Саю, укрепил ткань белым лоскутом, - он был чуть светлее основного белого, не такой застиранный, - но это не помогло. На памяти Майи Ланерье вечно ловили за шиворот: она видела, как такое проделывал Варт, кое-как справлялась Жаннэй, да и ей самой приходилось; но она надеялась, что это прекратится, если он перестанет падать своим породистым носом прямо вниз, как оловянныйсолдатик.

  А он не прекращал.

  Хоть идею правильного падения схватил сразу. Не таким уж он и слабаком был: Майя после того раза поняла, как хорошо жреческие танцы тренируют тело.

  - Наверное... - протянул он задумчиво, - я просто всегда знаю, что меня поймают?

  - А если нет?

  - На то воля Лаллей.

  Захотелось толкнуть его - сильно, больно, чтобы он расквасил свой идеальный нос. Тогда это будет ее воля, воля Майи, а не Лаллей - чем не повод для религиозного диспута?

  Почему он не боится? Так верит, что Лаллей ему поможет - или так верит в ее, Майи, добрую волю?

  Отогнав злющие мысли, Майя покорно села на пол, на середину комнаты, куда садилась всегда, давая Ланерье время достать ленты из сундука.

  Может, если он завяжет очередной узелок, он сможет заткнуть эту дыру, которая случилась у нее где-то под ложечкой. Может, она перестанет так скучать по нему, если Ланерье выберет правильную ленту.

  - У меня может не получиться, - хрипло сказал Ланерье.

  Он сел напротив, спиной откинувшись на стену, чудом не ударившись затылком о слишком низко вбитый гвоздь.

  У него красивые ноги. Даже сейчас, когда кто-то прилепил ему на голень детский пластырь с пингвинчиками, это совершенно не портит линий; Майя поймала себя на том, что пялится на его босые ступни, но не стала отводить взгляда.

  Не в первый раз.

  Он все равно не заметит.

  - У меня плохо получается в последнее время. - сказал он, резко вскидывая правую руку ладонью вверх.

  Тонкие, сильные, паучьи пальцы замелькали быстро-быстро; он будто ткал из воздуха - полотно, перебирая бесчисленные нити.

  Ленты в сундуке зашевелились, забурлили, зажили змеями, готовые взлететь. Забеспокоились узлы на гвоздях: связанные, они тоже хотели летать. Заколебались под ветром огоньки свечей, заплясала за плечами Ланерье тень - одна, другая, третья, единая.

  - Если у меня не получится, ты же придешь?.. Еще... Раз?..

  В зыбком свете свечей заблестели выступившие на гладком лбу капли пота. Он с усилием, будто прожимая воздух, выкинул в воздух вторую руку, и ленты взвились разноцветной стайкой, закружили под самым потолком. Теперь он шевелил пальцами обоих рук, выплетая что-то лишь ему известное. Подался телом вперед, глаза закрыты, чуть повернул голову, будто вслушивался - и тихий шелест лент усилился, превращаясь из сносного - в оглушительный.

  Майя знала, которая из лент ее.

  Она же уже столько раз видела, как Ланерье это делает. Она знала. Вон та, алая, кружит у провода из-под лампочки, в самой гуще. Вокруг нее медленно сжимается кольцо других, хищных, жаждущих, потолок бурлит, как кастрюля с супом, и какая-то из них сейчас сцепится хвостом с ее, завяжется. Вот и случайности, вот и узелок. Везение, встреча, шальная удача. Жаркая ночь, зачет или шажок прочь от травмы... Все, что она пожелает. Закрой глаза и жди, пока узелок сам спланирует в руки...

  Так просто.

  Закрой глаза и жди.

  Майя следила. Подобралась, напрягая зудящие от нетерпения мышцы.

  И прыгнула, выхватывая ленту из воздуха; Ланерье дернулся, как от удара, и наконец-то раскрыл глаза, повернул к ней голову.

  - Ты забираешь свою ленту? - спросил он жалобно, - Я тебе больше не нужен? Но ты же хотела, хотела мириться!

  Руки его упали безвольными плетями; Майя осторожно коснулась правой, перехватила за запястье. Обернула раз, другой, третий и завязала: она надеялась, подойдет и бантик.

  Как шнурки.

  Получилось... кривовато.

  - Мне не нужна лента. - просто сказала она. - Я меняю ее на тебя. Мне не нужен узелок, мне не нужен жрец, мне не нужен благочестивый сын Лаллей или как вы там себя называете. Мне нужен Ланерье рода Ферре. Ты мне нужен. Ты можешь никогда больше не вязать мне узелки, но я буду к тебе приходить.

  Он поднял левую руку, ощупал ленту на запястье, а потом вцепился в ее руки, как в якорь.

  - То, что ты говоришь... Это правда?

  Глаза его были открыты, но ничего не выражали, пустые белые бусины. Зато голос... Майе всегда нравился его голос. Иногда Ланерье не мог его контролировать, иногда в нем проскальзывало беспокойство, несвойственное жрецу; Майе нравился его голос, потому что он лгал им хорошо, но не идеально; а сейчас он даже не пытался.

  Мягкий, мелодичный голос. И надежда в нем.

  - Да. Я буду к тебе приходить. Как друг... Если ты не позволишь мне большего.

  Она подняла его руку и медленно поцеловала ладонь, не отрывая взгляда от его мертвых белых глаз.

  Несколько томительно долгих секунд... Нет, в этих глазах нет и не может быть огня - это лишь тусклое отражение свечей. Она ошиблась.

  Она хотела разжать пальцы. Хотела его отпустить.

  Но Ланерье не позволил.

  36.

  Майя шваркнула листовку перед Марой и припечатала ее кулаком. Раскрасневшаяся, тяжело дышащая - это от того, что только вернулась с пробежки?

  - Эй! Я к тебе обращаюсь! - рявкнула Майя.

  Не, тут не пробежка. Это она так злится.

  Довольная своим заключением, Саю отхлебнула из кружки еще чаю. Отказываться от такого интересного зрелища ради мытья посуды? Да сейчас, со всех ног бежит.

  В окно било яркое зимнее солнце, освещая кухню, ставшую сценой. Вот кухонный стол, тяжелый, основательный, четыре ножки и валлоу-кеттский словарь как опора. Вот некрасивая царапина на столешнице, оставшаяся от борьбы Варта с коварным зеленым змием из бутылки - он таки проткнул змеюку ножом, а та оказалась иллюзией, воздушники и не такое умеют. Одно время Саю пыталась прикрывать царапину... царапины, всю эту раздражающую компанию царапин от разных ножей, рукотворный памятник знаменитому лечению адреналином, скатертью. Однако скатерти тоже долго не выдерживали - горели, рвались, покрывались непонятными пятнами и дырами от случайно пролитых Ланерье ядреных благовоний, и Саю сдалась.

  Теперь она иногда вытирала стол.

  Когда он вонял.

  Или становился липким.

  Или крошки начинали неудобно колоть локти.

  Или когда Мара обещал зайти на обед.

  Все равно кроме него, Майи или нежданных гостей вроде Варта за столом почти никто не ел. У Ланерье был переносной прикроватный столик, и в последнее время он редко выбирался из своей комнаты дальше коридора, а сама Саю ела за письменным столом у себя.

  Дома ей всегда запрещали выносить еду из столовой в жилые помещения, а здесь Ланерье было все равно. В первый раз это был настоящий вызов, видела бы Лелле, как она безо всяких сантиментов ставит горяченную чашку прямо на беззащитную лакированную столешницу! А потом Саю как-то привыкла.

  Яркое зимнее солнце вообще освещало малейшие недостатки маленькой кухоньки Ланерье с беспощадностью злющей свекрови: вот обои от стены чуть отошли, вот рассохшийся скрипучий пол и трещина меж досками, вот холодильник, любовно отмытый, но немножко облупленный, вот паутина в углу.

  Ланерье очень просил когда-то Саю Наничку не трогать, и Саю не трогала. Она вообще про нее забыла, а потом Мара зачем-то раздвинул шторы, ну и...

  Вот, вспомнила.

  Когда Саю готовит, Наничка, должно быть, смотрит ей прямо в спину, бр-р-р! Саю поежилась, и поставила пустую чашку рядом с разделочной доской.

  Виновник приступа арахнофобии встретил разгневанную Майю бесстрашным взглядом и абсолютным спокойствием.

  - Вас понял, реррей Ере. Разрешите доложить по ситуации? Пока вы не сожгли улику.

  - Сам такой. - Майя чуть успокоилась, села за стол, с грохотом отодвинув скамью, в досаде побарабанила пальцами, - я серьезно, это тебе не детский сериальчик.

  - Если серьезно, новый районник расклеил визитки. Может, зайдет на неделе, - Мара пожал плечами и чуть улыбнулся, самыми уголками губ. - Я его не знаю, он совсем новенький. Смотри, как аккуратненько все напечатано.

  - А что случилось со старым? - вкрадчиво спросила Майя, - А, Мара?

  - Таинственно ушел в отпуск? - предположил тот, глядя почему-то в потолок. - Или перевелся... м-м-м... в другой район?

  Он перевел невиннейший взгляд на Майю, но та явно не собиралась сдаваться.

  В виденных Саю сериалах девушки, одолжившие на утро мужской халат, тонули в нем до самого подбородка, и способны были лишь ворковать что-то несуразное и ласковое откуда-то из глубины.

  Нижнее жреческое одеяние Ланерье, которое Майя позаимствовала вместо спортивного костюма, едва ли сходилось на бедрах, ощутимо натягивалось на Майиных широких плечах и из последних сил сдерживало грудь. И уж точно Майя не собиралась ворковать: она для этого была слишком возмущена.

  - И что же он тогда блинчики-то трескает на кухне подопечного... - Майя скосила глаза на листовку, - ну и шрифт... Вагго из семьи Хейл? Тебя вот очень кстати залило, да?

  - Так вкусно же, - Мара, недолго думая, сунул в рот сразу целый блин, - офень. Вот и трескаю. Комплимент повару! - он повернулся к Саю и улыбнулся, и та невольно улыбнулась в ответ, - Где хочу, там отпуск и провожу... Кфати, дай, я его телефончик гляну, - он отложил следующий блин и потянулся за листовкой, - как раз хотел позвонить в следственный.

  - За обещанными двумя окладами? - спросила Майя, отдергивая бумажку подальше от масляных пальцев.

  Нет, Саю не понимала этого диалога. Абсолютно. Вот как упомянули какого-то реррея Ере, так и перестала понимать. Наверное, какой-то общий знакомый?

  - Кто ж мне их выплатит, если я не уволен? - хмыкнул Мара, - Майя, я не уволен, поверь, Вагго здесь надолго не задержится... Но, знаешь, тут какая-то таинственная личность пробралась в квартиру, подпалила одежду на вешалке, в том числе мой шарф, а потом еще и украла у моего друга невинность. Моя ведомственная кровь кипит от одной мысли о таком ужасающем преступлении. Думаю вызвать кого-нибудь, чтобы разыскали воровку, пока входная дверь не остыла. Вдруг вернет. Или хотя бы купит мне новый шарф.

  Вот это Саю уже поняла, и тихонько прыснула в кулачок, за что была вознаграждена испепеляющим взглядом от Майи.

  - Вот куда-то ты не туда полез, - сказала она чуть насмешливо, - завидуешь, что ли? Что взяла, то мое, уж прости.

  - А это моя работа, - неожиданно серьезно ответил Мара, сминая листовку - и как только успел ее отобрать? - За что взялся, то сделаю.

  - Не надорвешься ли? Да еще во время отпуска. Ты слишком много берешь, и это... опасно. Ты ведь не обязан сам расследовать дела на участке и бегать с Ланерье во время Молитвы, твое дело - обходы небуйных, шумные соседи, первичное протоколирование, опрос свидетелей, понятые, бумажки и передача в отдел... Скукотища и бытовуха, согласна. Сколько я вас с Ланерье помню, я ни разу не слышала, чтобы ты вовремя позвал подкрепление. Да и сейчас... Вагго из семьи Хейл получил все документы?

  - Я слышал, ты четыре раза пересдавала гражданское право? Никогда бы не сказал... - Мара взял салфетку и медленно стер с щек сметану и масло, - шпаришь, как по писанному. Или как писательница. Конечно, я передал все. Я что, похож на трудоголика, который берет висяки на дом в собственный отпуск?

  - Бах! - Майя сдула с пальцев настоящие искры, - в яблочко. Именно на такого идиота. А нам тут только новенького районника-энтузиаста не хватало, с незанятыми руками. На Ланерье-то после его танцев могли и стукануть, как на буйного, обход, пятое-десятое. Хватит нам гостей. Саюшка, принеси его рюкзак, вернем Вагго его заботы.

  Саю кивнула было, зачарованная уверенным тоном, но замерла.

  - Майя, хватит. - сказала она, - хорошее утро. Не ссорьтесь, пожалуйста.

  - Слушай, Майя, не полезет он сюда, я-то свой... - попытался возразить Мара, - не вмешивай...

  - Как Рео не полезет, Лаллей сбережет? Как выяснилось, не гарантия. - Майя отвернулась, уставилась прямо Саю в глаза, сказала как-то по-особому, - Неси.

  Она не могла противиться, не имела права, она обязана была это сделать. Ноги сами шагнули к выходу, солнце вдруг стало далеко-далеко, а голоса приглушены, будто голову набили ватой, нанизали на крючок, и теперь тянули вперед - а с ней и тело, и она потянулась...

  Сильные руки перехватили ее на полпути, она лягнула их обладателя по ноге, раз, другой, третий, укусила, как могла сжала челюсти, до вкуса крови на языке, рванулась - но держали крепко.

  - Майя, твою ж, сними с нее воздействие!

  - Прости, прости! Саю, хватит!

  Мара держал ее, и от него пахло немного шампунем, немного кожей, не очень свежей футболкой, блинами...

  Она еще разок лягнула его - хотела высвободиться скорее от смущения, а не потому, что ей нужно было выполнить приказ, но он не понял, и на всякий случай отпускать не стал.

  - Я в порядке, - буркнула Саю.

  Они стояли в коридоре, у самой двери. Еще никогда еще ее так долго не удерживал мужчина, так близко и осязаемо. Разве что, может, Ярек? Нет, Ярек лез целоваться, а этот просто - держал, очень как-то дежурно, умудряясь не пересекать границу.

  Как вчера ночью. Что-то такое, обидное для пьяной Саюшки вчера ночью случилось - но она не запомнила, что именно, и только сейчас, в ведомственном захвате, частично вспомнила только это ощущение: границы, стены. Отстраненности.

  - Отпусти меня.

  Мара отпустил, и даже отступил на шаг, поднимая руки.

  - Извини, я это на автомате. Ничего не болит? Синяка не будет?

  Он склонил голову, будто силясь разглядеть следы своих пальцев под широкими рукавами толстовки Саю, которые она тут же натянула пониже.

  Ничего не болело. Скорее... горело. Ощущением прикосновения. Мара всегда соизмерял силу.

  - Я ж не знала, что ты такая слабовольная, - пристыженно буркнула Майя, - я случайно.

  Саю, как завороженная, смотрела на след своих зубов у Мары на руке.

  - Это я, что ли?

  - Да что мне будет, - отмахнулся Мара. - сам виноват. Слушай, тебе не пора в...

  Саю подошла, взяла его за руку и повернула укусом к себе. Нахмурилась, подула - долго-долго, присоединяя свое маленькое целительное воздействие к бесчисленному множеству следов от других. Думала, ее сил не хватит, но откликнулись остатки чужих, и вспухающий было отек сошел, затянулся тонкой кожицей - розовые пятнышки на остатках летнего огородного загара. Саю хотела было отпустить его, но почему-то замерла, сосредоточенно рассматривая заживленное место. Мара расслабил руку, и большая кисть расслабленно повисла... будто эти пальцы только что не удерживали Саю легко, будто котенка. И синие вены, оплетающие запястье...

  - А что это вы тут делаете? - спросил вдруг Ларенье, высунув голову из своей комнаты, и голос его заставил увлекшуюся Саю отшатнуться. Майя хмыкнула.

  - Ничего. Разбираемся, кто у кого украл невинность. Ты спи себе.

  - Ты расплела мои косички! - возмущенно воскликнула Саю, радостная, что ей есть, на что отвлечься, - Ты!

  На самом деле Ланерье с волнистыми волосами вызывал у нее скорее смешок, чем возмущение, но хотелось укрепить то преимущество, которое Майя подарила ей своей случайной магической атакой.

  - Опасная я женщина, - Майя почесала нос, - И рецидивистка. Саю - в школу, Мара, найди уже нормальную работу, свою, раз уж все равно пока без работы сидишь... На что ты будешь содержать семью, спрашивается? За эту тебе не платят. Ну и с Вагго перестрахуйся, раз обещал. Ланерье, спать. И я тоже, пожалуй. А то Варт обещал скоро вернуться, чую, там не отоспаться будет.

  И захлопнула дверь в комнату Ланерье - как в свою. Или теперь в свою?

  Но Мара для нее чужой. Это Саю поняла. Она еще не очень разобралась, почему Майя ему так не доверяет, и что это вообще было... Вспышка ревности?

  Саю никогда раньше не наблюдала за такими отношениями, поэтому не была до конца уверена, где здесь чьи права и обязанности. Но... Она же сама это все устроила?

  Значит, как-нибудь разберется уж, что дальше.

  - Императивисты, - вздохнул Мара, напоминая о себе. - Приказывают, как дышат.

  Саю попятилась.

  - Мне пора в школу, прости-прости. Помоешь посуду? Пожалуйста.

  И унеслась к себе быстрее ветра.

  Прошлой ночью изменилось многое. И Саю почему-то казалось, что не только в жизни Ланерье... Но полынная настойка напрочь отшибала память, так что если что-то и правда случилось...

  Не только Саю этого не помнит.

  И вспоминать не хочет.

  И про Рео, кстати, тоже.

  Авось, как-нибудь само рассосется. Ну, как-нибудь потом. А сейчас - в школу, нельзя опаздывать. Отчетный концерт на носу все-таки.

  37.

  Когда они чуть отошли от вокзала, Хако позволил себе вдохнуть морозный воздух полной грудью.... и тут же закашлялся.

  - Провинциальный городок, мать его!

  - ...Ула. - пробормотал Варт.

  - Рыбоперерабатывающий завод.

  - Мать его рыбоперерабатывающий завод?

  - Он самый, ты только принюхайся!

  Варт остановился, поднял голову, жадно вдохнул носом.

  - Тишина и спокойствие. Люди спят. Хорошо-то как...

  Хако не ответил. У него слезились глаза, а еще приходилось подавлять желание нестись на вкусный запах, а потом, отпустив контроль за трансформацией, хорошенько в нем вываляться, и стать невидимым охотником на рыбу в рыбном раю...

  Не был бы он так голоден! Но они сорвались в этот путь слишком поспешно, а еда, продающаяся в вагоне-ресторане, пахла ну очень подозрительно. Не то что местная рыба, чей запах обволакивал город и навевал прекрасные мечтания...

  В Тьене было куда больше запахов. Машинное масло, продукты горения нефти, сигаретный дым, переработка пластика, асфальт, резко пахнущие благовониями храмы и потные скопления людей: все это отпугивало пса, и проясняло человеческую голову.

  Хако начал понимать, почему в Тьмаверсте терпят промзону и заливают дороги вонючим асфальтом.

  Чтобы прогонять прочь обнаглевших зверей.

  - Четыр-р-ре часа утра, еще б они не спали, - проворчал Хако.

  - Ты чего рычишь, дружище? - Варт оглянулся, и в глазах его читалось беспокойство.

  - Жр-р-рать хочу.

  Хако пошел вперед. Сдерживать шаг стоило ему больших усилий, а потом он и вовсе сдался, ведомый опустевшей головой, которую захватил под свои нужды нос, и пустым же желудком... Мир выцвел до оттенков серого, и первые лучи солнца всего лишь сделали серый светлее.

  Но тут ветер чуть сменил направление: во вкусный рыбный аромат вкралась вдруг вонь благовоний, и Хако чихнул, раз, другой, третий, и увидел зеленоватые стены деревянного дома, мимо которого как раз пробегал, крашеные синим оконные ставни...

  Он остановился на перекрестке, оглянулся: Варт довольно сильно отстал, и теперь нагонял, свирепо сжав в кулаке карту. Похоже, стремление к потрошкам завело пса и его человека куда-то не в сторону гостиницы.

  Хако отошел к столбу, прислонился к нему спиной и разве что не ухватился руками. У любого дара есть и обратная сторона, нет дара, который не несет с собой слабости, и слабость эта может обернуться смертью или болью, ибо дар - это оружие, а оружие одинаково остро, куда его не направь; и потому нет чести в том, чтобы отвергать помощь, когда ты не способен удержать оружие, и бесчестья - в том, чтобы помощи просить; нет бесчестья в том, что ты протянул руку, и славен тот, кто поможет тебе подняться...

  Даже если это бешеный хорек-манипулятор вроде Варта.

  Да.

  Хако вздохнул.

  Может, повторить вслух вот это все? Оно не звучало убедительно даже в младшей школе, когда это изречение неизвестного древнего философа еще только начинали вдалбливать в подкорку. Но всегда очень успокаивало, если пробормотать раз сто, как молитву.

  И все же... Это огневики взрываются, а Хако всего лишь... заставил Варта прогуляться? Он может управлять псом! Иногда он... увлекается, как расшалившийся щенок, но никогда - надолго!

  Но конфуз помнится едва ли не дольше, чем трагедия. Потому что это смешно.

  Хако всегда был источником всяких забавных историй. Ничего не мог с собой поделать.

  - Мы заблудились! - рявкнул Варт, подлетая к Хако и взмахнув у него перед носом путеводителем, - ты куда ломанул вообще?

  Хако лениво щелкнул зубами, и только потом осознал, что стоит перед Вартом с полной пастью бумаги.

  Нет. Сегодня не его день.

  Он осторожно выплюнул обрывки листов себе в руку и протянул Варту, стараясь не смотреть ему в глаза.

  - Р-р-рыба. - коротко пояснил он.

  Челюсть застыла в той неудобной трансформации, с которой очень сложно было выговаривать хоть что-то.

  Варт брезгливо убрал обслюнявленный комок в карман куртки Хако, обтер руку о его плечо и ласково потрепал его по голове.

  - Рыба, да. - задумчиво сказал он, - повело тебя, дружок? Это что же, придется искать гостиницу, куда пускают с собаками?

  - Хр-р-рам. Воняет. - Хако постучал себя по лбу рукой с укоротившимися пальцами - уже почти лапа, ее неудобно по-человечески сгибать в локте. - Пр-р-роясняет.

  - И лучше подальше от рыбы... - пробормотал Варт, - и чтобы что-нибудь вонючее...

  Он задумался.

  Варт очень не любил храмы. Хако вообще не помнил, чтобы тот туда заходил - если речь, конечно, не шла о свадьбах, на которые его приглашали регулярно. Варт вообще старался обходить по широкой дуге публичные места и места, где люди испытывали сильные эмоции. Когда собиралась компания в кино, Варт всегда отказывался...

  Помнится, давно, еще в школе, когда патронажный мясокомбинат предлагал желающим сходить на экскурсию, Хако тоже всегда отказывался, не желая терять себя посреди уймы копченостей...

  Они оба многое чуяли, но опасны для них были разные запахи.

  Не будь Хако зверозыком-полукровкой, он бы куда лучше мог такое контролировать... В общем-то, в этом и крылась причина, по которой он все еще не откусил Варту руки за его привычку тянуть их куда не следует, и не отгрыз нос, который тот вечно совал не в свое дело: Хвостатые должны держаться вместе.

  Где-то там, в конце дороги, взметнулась белая стена. Она клубилась, надвигалась и пахла водой, пометом и грязью. И немного песком.

  В Орехене зима наступала раньше, чем в других частях Кетта. Эту погодную аномалию традиционно связывали с большим количеством людей с даром Олы: люди силой льда ведь не могут не притягивать лед? Косвенно эту теорию подтверждало и то, что в остальные времена года здесь было влажно и дождливо. Даже слишком влажно и дождливо, Орехен задерживал воду, как губка.

  Хако смутно помнил историю, как сын какого из их Верховных жрецов приручил облака, и пешком прошел через полстраны, чтобы избавить поля от засухи. Хотя это и был скорее миф, но в любой сказке есть доля правды.

  Здесь стояло одно из крупнейших водохранилищ Кетта.

  А еще здесь уже было полно снега.

  И стена приближалась, приближалась, и Хако замер, зачарованный, и не думая предупредить Варта, пытавшегося найти хоть что-то полезное в остатках путеводителя.

  Тот старичок, что дремал в повозке, в самом сердце белой стены, на самом деле таким образом очень эффективно расчищал тротуары от выпавшего за ночь снега, оставляя за собой аккуратные сугробы по двум сторонам дороги. Так эффективно, что сначала и Хако, и Варту прилетело комьями в спины и за шиворот. Это немного прояснило голову.

  Челюсть с щелканьем встала на место.

  - Эй! - прорычал Хако.

  А старичок очнулся от дремы и коротким "ну", остановил ослика, впряженного в повозку. Тот, кажется, так и не проснулся, задрых уже стоя.

  - Живы-здоровы? - ворчливо спросил старичок, некрасиво кривя рот, - Ледышкой в бошку не прилетело? Чо стоим поперек дороги? Не видим, повозка едет?!

  Разгорался скандал.

  Хако прижал уши к голове и приподнял губу. Что он такого сделал? Больно!

  Варт потер ушибленное плечо. На лице его, обращенном к Хако, читалась чистая ненависть пополам с раздражением. Но когда он повернулся к старику, его голос стал полон жизнерадостности и дружелюбия, и даже затылок изъявлял исключительно почтение к сединам.

  - О мудрый, простите! Моему другу очень плохо, и я отвлекся. Вы не могли бы подсказать, как пройти к кварталу некромантов? Или... - здесь Варт замялся, - к какой-нибудь гостинице возле храма? Возможно, здесь где-нибудь ходят автобусы? Куда-нибудь... Мы не местные...

  Старичок спрыгнул с повозки: маленький, сухонький, на голове шапка со смешным помпончиком, он вкусно пах копченой селедкой. Хако-человек еще помнил, как ему прилетело комом снега в живот, но Хако-пес испытывал доверие к вкуснопахнущим людям и редко держал на них зло.

  Хако мыслил удивительно ясно для пса, но довольно путано для человека.

  - А чо с ним? - спросил старичок, деловито ощупывая Хако шею.

  Для этого ему пришлось приподняться на цыпочки.

  - Это... не болезнь. - Варт улыбнулся и развел руками. - Просто его внутренний пес очень голоден и бежит на запах рыбы, а нам надо бы в другую сторону.

  Хако что-то подтверждающе проворчал.

  Ему было стыдно. Даже как псу - стыдно. Не щенок же, носиться без оглядки.

  Хотелось бы сказать Варту, что они вполне справятся и сами. И что Хако вообще предпочел бы решить это все без помощи посторонних людей - подумаешь, челюсть заклинило, не мозги же! Но было поздно: напарничек уже увлекся очаровыванием аборигена, и отрывать его от этого занятия было бесполезно. Для Варта раскрутить человека на помощь однажды значило получать помощь всегда. И нет, Хако понятия не имел, как это работало, но на его памяти мало кто с крючка срывался.

  - Садитесь в тележку, - ворчливо сказал старик, - подвезу до остановки. Вы туристы шоль?

  - Типа того, - Варт толкнул Хако в спину, и тот пошел, полной грудью вдыхая тонкую струйку аромата благовоний, еще, еще, до щелчка - челюсть наконец вернулась в человеческое положение, - приехали город посмотреть. Слыхали, в Тьене дочка Верховного замуж вышла, мудрейший?..

  Старик устроился на своем месте поудобнее, пригладил чуть зеленоватые волосы. Хмыкнул в обвислые усищи: "мудрейшим" Варт беззастенчиво ему польстил.

  А усищи у него были длинные, как у сома.

  - Цинх рода Янлы я. Как не слыхать, весь Орехен гудел. Яла в силу входит...

  - Ну так я друг жениха, Ангена Ула-Яла. Варт рода Хин. А вот он - Хако... Анген мне так ваш город расписал, стало интересно ваши храмы посмотреть, и музей... - Варт рассеянно щелкнул пальцами.

  - Кер-р-рамики, - глухо подсказал Хако.

  Ему уже совсем полегчало среди мешков с химией и песком. Правда, ими явно не пользовались уже лет десять, и возили для порядка, но просрочка пахла еще резче.

  - Керамики. И жемчуга. Где у вас можно прикупить девушке сережки? Что бы не на лоха сувенирные, а настоящих мастеров?

  Варт примостился рядом с возницей и болтал так, будто этот злобный дед-дворник - его родной и любимый дедушка, лучший друг, и обожаемый наставник сразу. А его вера в то, что ему ответят взаимностью, сминала и не такие крепости.

  И старик отвечал - сначала односложно, потом, когда речь зашла о политике, разговорился, и как оно часто бывает в такого рода беседах, быстро переключился сначала на город свой, а потом и вовсе на проблемы мелкие, околодомные; и как-то так вышло, что Варту рассказали и про местных некромантов, и где купить сережки - вплоть до номера кума, их продающего, - и о том, что жена лютует, а сын оболтус, а он-то чо? Виноватый? Вот у местного Верховного сыновья дар богини, умны и толковы, и дочка на выданье, а вот сам он по выходным квасит, и как Яла еще не покарала...

  Хако с трудом переваривал весь этот поток информации, его мутило от резких запахов и ровного хода ослика. Варт и сам разберется, в этом он профи.

  Хако свернулся среди них клубочком, стараясь закутаться в слишком легкую осеннюю куртку, и лишь иногда поглядывал, как там Варт. Все-таки это была работа мастера, отточенное дружелюбие, идеальное внимание, живейшее участие в диалоге...

  Хако как всегда не мог понять, изображает Варт заинтересованность или ему и впрямь хочется послушать про больное колено мудрого Цинха. Но главным все равно было то, что Варт расстался со стариком закадычными друзьями в пятнадцати минутах от заветного квартала некромантов, где их примут и накормят, хотя никто из них и некромантом никогда не был.

  Он просто правильно улыбался людям, а те поворачивали осликов прочь с рабочего маршрута ради него.

  Вот этому дару Хако по-настоящему завидовал.

  И презирал себя за эту зависть.

  Он же не брошенный пес, гоняться за крупицами чужой доброты. Хвост - и тот скорей поймаешь.

  38.

  Аласси - Юлга совсем недавно приметила у нее отличительную родинку на шее, - поудобнее перехватила клетку.

  Другой рукой она сжимала руку Элесси, предоставляя более бойкой сестре-близняшке вести переговоры.

  Дело-то было серьезное - зачем бы еще им тащить тяжеленную клетку на кухню? Атан, которому Яльса доверила чистить картошку, неодобрительно нахмурился и раздраженно дернул уголком рта. Он часто так делал, когда младшие Есса вели себя... как там он обычно себе под нос бормочет? "Как позорище"?

  Но в этом доме детей воспитывала Яльса, и она не видела ровным счетом ничего позорного в душевных порывах, которые увлекали детей делиться с ней бедами. Она умела доносить свою позицию - и Атан смолчал.

  Юлга отложила в сторону нож: она никак не могла привыкнуть, что этот мальчик теперь вроде как формально ее брат. И эти девочки тоже. Сестры. Хотя в какой-то мере это все упрощало: к стыду своему, Юлга никак не могла запомнить, кем все эти мелкие Есса приходились друг другу, а спрашивать каждый раз Жаннэй было неловко.

  Близняшки были одновременно и похожи, и непохожи на Жаннэй. Белобрысые, бледнокожие девчонки, очень миленькие, хоть и довольно худые, да и высоковаты для своих девяти? Десяти лет? Юлга и дней рождений их не помнила... Овальные лица, тонкие губы, высокие лбы, серые, почти прозрачные, глаза - одноклассники в новой школе звали близняшек Есса "Близнепризраками".

  И частенько бывали за это биты. В этом-то и была разница.

  Аласси и Элесси были очень... живыми девочками. Они обижались, грустили, смеялись, никогда не таили обиды, предпочитая сразу вмазать обидчику по колену, а Элесси еще и влюблялась, каждую неделю в нового мальчишку, навеки и навсегда. И напрочь забывала о нем за выходные.

  Яльса смеялась, когда рассказывала об этом Юлге.

  Сейчас же на лице девочек отчетливо читалась искренняя грусть и беспокойство - не лица, открытые книги.

  - Теть Ато, - сказала Элесси, - Кири приболел.

  Их обожаемый хомячок лежал на боку среди стружек и подозрительно подергивал лапками.

  Теть Ато... Яльса. Юлга теперь взрослая, надо привыкать звать по имени... отмахнулась.

  - Сколько я вам говорила? Не таскайте животное на кухню. Покажите дядь Ярту.

  Одной рукой она мешала суп, другой переворачивала страницы свежей подшивки Тьенского Сказочного Вестника.

  Юлга как-то пыталась его читать. Ей тогда было лет восемь, и она-то думала, там и правда будут сказки.

  Оказались разборы сказок.

  "Ключ - это фаллос". Юлга бы точно не сказала такого учительнице, если бы знала, что такое фаллос. Тогда она думала, что это что-то вроде подсвечника.

  С тех пор Яльса хранила подшивки у себя в комнате, и Юлга подозревала, что попроси она у тети одну из них сейчас, она все равно ни за что ей не дала бы. Хотя Юлга уже давно совершеннолетняя.

  - Теть Юли, - Элесси незамедлительно переключилась на Юлгу, которая не успела придать лицу спасительное выражение "я так занята, поиграйте лучше с братиком Кальеном и заодно заберите его подальше от кипящих кастрюль", и поплатилась за это, - Теть Юли, ну теть Юли!

  - Да?

  - Теть Юли, мы боимся Ярта будить.

  Юлга никогда не слышала от мелких Есса родственного "дядь" по отношению к Ярту, сколько бы Яльса не пыталась их к этому приучить. Да что там - Юлга и сама никак не могла привыкнуть, что этот желчный мужчина ей тоже вроде как... родственник.

  Яльса взмахнула поварешкой, будто отгоняла голубей.

  - Юли, забери их. Атан, ты там как с картошкой?..

  Юлга по пути все-таки ухватила братика Кальена за пухлое плечо и вывела в гостиную.

  - Сидите здесь, - сказала она близняшкам, - следите за братом.

  Ей возня с детьми давалась нелегко, поэтому, когда рядом не было Яльсы, она всегда старалась перепоручить их друг другу.

  Ярт вернулся вчера, и с тех пор из комнаты вроде не выходил. Но Яльса носила ему завтрак, да и Юлгу отправила без колебаний - наверное, он все-таки проснулся?

  Юлга поежилась.

  Жаннэй ушла в магазин за укропом. Вечно зелень кончается в самый неподходящий момент!

  А так бы Юлга напустила их друг на друга, и они бы нейтрализовались... Хорошая же стратегия, всегда работала.

  Она постучала в дверь.

  - Ну? - Ярт распахнул ее, будто специально стоял и ждал, когда же его позовут, - Чего тебе?

  В этих трениках он был очень похож на Варта. На постаревшего Варта с желчными складками в уголках рта и слишком длинным носом.

  - Там хомячок.

  - И?

  - Приболел.

  - Дохнет, - поправил Ярт, - это я почуял. В муках, я бы сказал. И?

  Юлга развела руками.

  - Близняшки его любят? Может, ты поможешь?

  К ее удивлению, Ярт кивнул.

  - Пойдем.

  Ярт делал своими длиннющими ногами очень много шагов и очень быстро, и Юлгу ждать явно не собирался. На бегу Юлга успела подумать, что как-то он подозрительно легко согласился, но в чем именно подвох она поняла слишком поздно: она только влетела в комнату, когда под любопытными взглядами трех пар детских глаз Ярт достал хомячка из клетки и провел над ним рукой. Зверек вытянулся и затих.

  - Все. - сказал он. - Лесси, - Юлга подозревала, что эту форму имени Ярт выдумал исключительно потому, что не только не различал близняшек, но и не собирался этому учиться, - принеси из моего шкафа коробку из-под обуви какую-нибудь.

  И вручил обмякшего зверька Алесси.

  - Зачем? - спросила Элесси.

  Ответом ей мог бы послужить и визг Алесси, которая разглядела трупик в своих ладонях. Но Ярт все-таки прояснил:

  - Он умер.

  В дверь позвонили.

  - Разберись тут, - Ярт чуть поморщился, будто трое ревущих детей - а ведь вот-вот еще и малышка Малена проснется, и прибежит узнавать, что это такое случилось, - так вот, будто трое ревущих детей - это такая досадная неприятность.

  Кальен гудел на низких, басовых нотах, Алесси всхлипывала тоненько-тоненько, как мышка, а Элесси еще колебалась - рыдать ей, или сначала сходить за коробкой, или все сразу; и Юлга застыла в эпицентре статуей, надеясь, что оно как-нибудь само рассосется.

  Когда Юлга готова была отдать Живице последнюю коробку туши, лишь бы та явила какое-нибудь чудо, дверь кухни приоткрылась, и вместо чуда явился Атан.

  Он сунул Кальену очищенную морковку, вытер слезы Элесси, отобрал у Алесси дохлого хомяка, и все это время не переставая повторял "позорище-позорище", как какое-то волшебное заклинание. Оно ли сработало, еще что-то, Юлга не была уверена - она сбежала вслед за Яртом, и только слышала, как рев мало-помалу превратился в шмыганье носов.

  Ярт как раз говорил Зеноку, замершему в дверях с букетом цветов:

  - Селия? Уехала еще утром. Что, тебя все-таки бросили?

  Но с этим Юлга справляться умела куда лучше. С такими ситуациями она сталкивалась постоянно, менялись только мужчины и букеты, по которым Юлга научилась толковать не хуже заправской гадалки. В этот раз Зенок выбрал классические алые розы, что в его случае выдавало нехватку времени. Значит, особенно докапываться не будет, можно спровадить под любым предлогом. И Юлга без колебаний бросилась спасать положение.

  - Не слушайте вы его, господин Тье... тфу! В общем, экстренный вызов у нее, в Аяксу. Выдернули, она даже позавтракать не успела. Давайте цветочки, я поставлю... зайдете?

  Из дома раздалось запоздалое "Киричка-а-а!!!" - Малена все-таки проснулась. Зенок отшатнулся.

  - Простите. Мне нужно в управу...

  - До свидания!

  Юлга закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Свирепо взглянула на Ярта: тот пожал плечами и зевнул.

  - Что?

  Юлга сунула букет ему в руки.

  - Ничего. - буркнула она.

  Объяснять ему было бесполезно именно потому, что он и без нее все отлично понимал. Просто делал назло... вообще всем.

  Ничто так не раздражало, как его самодовольная рожа, так что Юлга не удержалась от ребячества:

  - Я все тете Ато расскажу.

  - Угу. А я расскажу, что ты решила бросить универ.

  - Что?!

  - Ты вторую неделю здесь торчишь. - пожал плечами Ярт, - оноочевидно.

  - Я уже купила обратные билеты!

  Вранье. Ей не хотелось возвращаться, и она выторговала у Жаннэй еще одну недельку. И Ярт смотрел так, будто отлично все понимал. Сверху вниз.

  Как обычно.

  Ну, он был выше. Ничего удивительного, что у него только так и получалось. Если бы не это снисходительное выражение лица, Юлга бы давно привыкла и смирилась. А так... раздражало.

  - На какие числа?

  Он повертел головой и после недолгих колебаний кинул букет на стойку для обуви.

  Юлга вздохнула.

  - Не твое дело.

  - Хм, - Ярт скрестил руки на груди, - пожалуй. Но можешь по старой дружбе оказать услугу? Когда будешь бросать Варта по телефону, позови меня - хочу позлорадствовать.

  - Слушай, я не понимаю, с чего это ты взял...

  - Ну как же? Дочери похожи на матерей. Что Хаш, что Аякса: какая разница, куда сбегать, главное побыстрее и подальше. А еще у Селии есть характерная привычка выковыривать у людей мозги десертной ложечкой через ухо и ездить у них на шеях, а ты мне точно так же сейчас морали читаешь... Хотя, прости меня, я не понимаю, какое отношение Наль, Есса и Наль-Есса имеют к роду Хин и почему я должен щадить чувства любовника твоей матери, которые даже твоя мать не щадила... О! - Ярт поднял палец, - Понял. Это та часть, где ездят на шее.

  - Это та часть, где ты не платишь маме аренду, - ангельским голоском поправила Юлга.

  - Мы говорим о той же женщине, которая вручила моей жене на воспитание сначала одного ребенка, а потом, когда ребенок подрос и жена немножко выдохнула, еще пятерых новых детей, а сама запросила политического убежища в Аяксе? Она должна Яльсе куда больше... Слушай, Юлга, - Ярт посерьезнел, - ты мне... э-э-э... в общем, ты человек-то... с мозгами. Иногда. Хотя иногда мне кажется, что Селия все давно доела... В общем, я не знаю, и мне и не интересно, вы с Вартом поссорились или еще что, и если тебе не нравится Ведомственный - дело твое. Но я-то через пару месяцев накоплю на депозит, и перееду вместе с Яльсой из этого Учреждения... А вот если ты останешься, то угадай, кто будет разъезжать по командировкам, а кто - хоронить хомячков? Хотя я тоже не сразу понял, какая катастрофа эти младшие братья. Эту тайну узнаешь позже: когда родители заняты, старшие воспитывают младших. Закон жизни.

  - Мы с Вартом не поссорились! - горячо возразила Юлга.

  Он просто уехал в Орехен, а она в Хаш, и у них никак не было времени созвониться. Ладно, она не очень хотела звонить, потому что ждала, что он ей позвонит, а он, кажется, слишком увлекся Орехеном.

  Но они обменивались сообщениями! "Спокойной ночи", "доброе утро", все такое...

  Это не ссора, это просто стихийно возникший перерыв в отношениях, и...

  А еще это мелкие Жаннэй, а не ее, и если что Юлга просто... Хотя нет. Жаннэй - нет. Она просто не приспособлена к детям, а дети - к ней. Жаннэй... нет. Она в чем-то и сама большой, жестокий ребенок.

  И Юлга не собиралась бросать универ! Просто... Ну подумаешь, пару недель пропустила. Что там догонять? Большую часть из того, что сейчас преподают, она еще в школе знала. Сдаст как-нибудь.

  Ярт похлопал ее по плечу так, как будто все понимает. Это-то в нем и бесило больше всего: он всегда говорил правильные вещи. Иногда злые, иногда грубые, да. Но Юлга понимала, что он прав. Что Хаш, что Аякса...

  - Пойду, схожу за лопатой, - сказал он, - помогу чужим детишкам похоронить хомячка.

  - Только не под вишней. Там хоронили кошку... Мою... Давно... - машинально сказала Юлга, и, помедлив слишком уж долго, все-таки нашлась, что съязвить, - неужто совесть проснулась, жестокий убийца?

  - Только дураки оставляют улики, - пожал плечами Ярт, - вот и все. Никаких сантиментов.

  Юлга вздохнула.

  Похоже, ей придется сейчас возвращаться в это мини-учреждение для мелких Есса и пытаться объяснить зареванным детям, зачем Ярт убил хомячка.

  И, может, даже самой поверить, что иногда нужен кто-то вроде Ярта.

  Без сантиментов.

  Чтобы хомячок больше не мучился.

  39.

  Саю закусила губу и снова попыталась взять аккорд. У нее так хорошо получалось вчера, так почему же сегодня у нее вместо рук будто мороженые куриные лапки? Пальцы неуклюжие, негибкие, неловкие, скользят по клавишам, как по льду.

  Скоро отчетный концерт, мудрая Ашида говорила, что если Саю постарается, то может и рекуртеру приглянуться... А это почти гарантированное поступление, стипендия, общежитие и прочие блага, которые казались Саю решением почти всех ее проблем. Нужно сосредоточиться...

  Не получается.

  Воздействие полынной настойки окончательно исчезло к обеду, после того как Саю плотно набила живот прихваченной из дома едой. Туман отступил, и за ним, как скалы посреди моря, выступили воспоминания.

  Ничего особенного, ничего непоправимого, никаких катастроф, но лучше бы они все-таки сидели в своем тумане и не высовывались. Саю просто вела себя как дура. Она навязывалась. Она вешалась на шею. И, хоть она понимала, что Мара слишком хороший парень, чтобы ей напоминать... Ну, хотя бы о том моменте, где она изображала дурочку, упиваясь собственной хитростью, и все расспрашивала, где же эта звездочка, а вот ткни пальцем, а вот поверни голову... И уж тем более о том, как она полезла целоваться... Она не представляла, как ему теперь в глаза-то смотреть.

  Он отвернулся. Сделал вид, что не заметил.

  И она склонила голову низко-низко, комкая в пальцах постеленное одеяло, и мир внизу был таким маленьким, темным, приглушенным, и гавкала чья-то собака, и кто-то спешил с работы, и радио из чьего-то окна бормотало смутно знакомую песню, а потом заглохло, заткнули заспанные соседи, наверное, а у Саю горели уши, гулко билось сердце и ком в горле вставал от обиды.

  А потом она поняла, что ей холодно... Или Мара заметил, что ее бьет дрожь? По жилам будто текла жидкая лава, ветер приятно остужал щеки, но кожа покрылась мурашками, и Саю после недолгих возражений все-таки признала, что замерзла, и пора домой.

  Надо же было так... увлечься. Настойкой, конечно, увлечься. Настойка притворялась такой легкой, такой вкусной, а потом как превратила Саю в похотливую размазню, коварно и без предупреждений.

  Саю представила, что об этом поведении сказала бы Лелле. Строчкой из учебника этики для благопристойных девиц? Или цитатой великого древнего? "Женщина есть смущение мужчины, ненасытное животное, постоянное беспокойство, непрерывная борьба, повседневный ущерб, буря в доме, препятствие к исполнению обязанностей"... Хотя нет, это была книга отца, храмовая книга. Лелле к ним не притрагивалась, да и Саю было строго-настрого запрещено, но она все равно однажды проскользнула в кабинет и сунула нос в первую попавшуюся.

  И до сих пор помнила то острое, жгучее чувство вины, что испытала, когда ее застукал за чтением Гаян. Он как раз тогда готовился к церемонии помазания на наследство, и ему-то было разрешено брать книги из кабинета отца...

  Он ничего не сказал. Просто забрал книгу и вывел ее из кабинета за руку, как маленькую девочку.

  Как будто она и слов не стоит.

  И дверь закрыл.

  И она осталась - за дверью.

  Тогда она и усвоила урок: в мире есть границы, которые лучше не переступать.

  Иногда о них не говорят. Ты должна понять сама, считать из воздуха, из обстановки, навострить ушки, держать нос по ветру, но голову при этом склонить благопристойно. Если ты ошиблась - это только твоя вина. Даже если тебя не предупреждали.

  Ты все равно виновата.

  Но когда она сбежала из дома с Жаннэй, она разом наплевала на столько правил, что совсем позабыла про эту простую истину. У Ланерье дома не было... ограничений. И Ланерье не склонен был кого-то в чем-то винить, принимая удары судьбы как должное. Еще в самые первые дни их с Саю знакомства он порезался об осколок чашки, который Саю не заметила во время уборки. Она даже не знала, что кто-то что-то разбил на этой кухне, и представить не могла, откуда он мог взяться. Она ведь отдраила тут каждый клочок пола!

  Кровь хлестала так, что Саю была уверена, что Ланерье ее сейчас выгонит. Или наорет. Как она могла такое допустить? Но он просто попросил пластырь.

  И сейчас, вспоминая, как Мара мягко отстранился, как отвернулся, выставил границы, Саю вдруг поняла, что не чувствует вины.

  Раньше она нашла бы сотню причин, по которым должна ее чувствовать. Но сейчас в голове ее было пусто.

  Только горечь, обида, растерянность... И гнев. Беспричинный такой, совершенно нерациональный гнев. Почему нет?

  Мог бы и прямо отказать, зачем игнорировать?

  Он и правда надеялся, что настойка отшибет ей память? Или ждет, что она будет так же, как он, притворяться, потому что так удобнее?

  - Милая Саю?

  Саю вынырнула из глубокой задумчивости и обнаружила, что долбит по клавишам изо всех сил. Выходило громко и до неприличия грубо. Она сложила руки на коленях и обернулась к мудрой Ашиде, замершей в проеме.

  Скорее всего она уже успела покашлять и легонечко постучать пальцами о косяк, и стоит здесь довольно давно. Ашида не очень любила отвлекать учениц посреди самоподготовки и всегда старалась сделать это как можно тактичнее.

  - Милая Саю, - вкрадчиво повторила мудрая Ашида, - это, по-твоему, фортепьяно или боксерская груша?

  - Фортепьяно. - Саю потупилась.

  - Ну так и хватит выбивать из него дух! Лучше вообще не заниматься, чем заниматься в таком состоянии. Иди домой.

  - Но ведь...

  - Иди. - Ашида подошла и закрыла крышку фортепьяно. - Хватит с тебя на сегодня.

  Саю видела ее чуть подувядшую шею за высоким воротом строгого кашемирового платья. Ашида смотрелась очень молодо: следила за фигурой, за лицом, не позволяла серебру блеснуть в каштановых волосах, и руки ее, красивые руки с длинными, ловкими пальцами и аккуратно подпиленными под корень ухоженными ногтями, покрытыми бесцветным лаком, тоже не позволили бы дать ей больше сорока.

  Но деле она годилась Саю в матери, старше Лелле, почти ровесница ее отца. Она выделяла ее из всех учениц, заботилась - но тоже не переступала границ, оставаясь в первую очередь преподавательницей. Обычно Саю была благодарна за то, что Ашида никогда не лезла в ее жизнь и не задавала лишних вопросов, но сейчас она хотела бы... вроде как... вот бы она прочитала все вопросы по ее лицу и предложила какой-нибудь материнский совет или вроде того?

  Но учительница Ашида лишь подала ей папку и указала на дверь.

  И правда, чего Саю ждала? Она стала такой жадной.

  Саю была в холле, когда зазвонил телефон. Она глянула на определитель: хозяйка одного из магазинов, куда Саю отдавала вещи на продажу.

  - Алло?

  - Шес? Слушай, заходила представительница Храма Улы, перевернула все вверх дном и сказала, что мы не имеем права реализовывать некоторые вещи... Боюсь, я вынуждена вернуть тебе...

  Сердце Саю пропустило удар. Как так? Как вернуть? Саю рассчитывала на эти деньги.

  - Что именно она сказала? Подождите, я сяду и запишу.

  Саю остановилась, оглянулась по сторонам и решительно двинулась к скамейке, стоящей под портретами выдающихся учеников. Достала из папки нотную тетради и карандаш, открыла на последней странице.

  - Сказала, что представительница Храма, я же с этого начала!

  Ох, матушка. Саю качнула головой. Кто бы сомневался, конечно Лелле не может не приехать в город и не получить свое с права Храма на символы. В Орехене она так делала, так что ничего удивительного, что и здесь начала торговцев гонять. Значит, она все еще в городе?

  Хорошо, что Саю перестраховалась.

  - Простите... Вы уверены, что вас устраивает, - Саю замялась, подбирая слова, - то, что вы потеряете как минимум четверть ассортимента, представленного на сегодняшний день?

  Насколько она помнила, этот магазин торговал именно атрибутикой. Причем атрибутикой совершенно светской. Просто похожей на храмовой, красивенькой, но не имеющей реальной силы. Сувенирами. Это был маленький магазинчик на первом этаже многоэтажки, и хозяйка-землевичка даже солярный знак землевиков от Колеса огневиков бы не отличила. Таких Лелле всегда оставляла на сладкое.

  - Я не собираюсь цапаться...

  - Простите... - Саю перебила кого-то чуть ли не впервые в жизни, и это было странное ощущение, - Во-первых, право Тьенского Храма Многогранной не распространяется на мои вещи. Я использовала символику Храма Многогранной в Альнеге. Верховный Жрец в Альнеге позволяет использовать символику, принадлежащую Храму, на любые нужды.

  Она вспомнила, как говорила Лелле: "Принципиальный юноша, ну ничего - через пару лет на пожертвованиях оголодает, мозги на место встанут". Верховный Альнега всегда представлялся Саю худым, заморенным и очень-очень юным - несмотря на то, что говорила это Лелле еще лет десять назад.

  Она пообещала себе пожертвовать Храму в Альнеге денег. Ну, когда у нее самой их станет хватать на самостоятельную жизнь.

  Хотя там не Храм - так, маленькая часовенка, получившая статус только за счет уникальных фресок. Будь там побольше паствы, никто бы не дал Верховному жить бессребреником. А так блаженного просто оставили в покое.

  - Но это вы скажете во вторую очередь. А пока попросите у нее список узоров, схем и символов, которые отныне запрещено использовать без одобрения Храма.

  - Зачем? - спросила хозяйка, из голоса которой наконец пропали истеричные паникующие нотки, - Это поможет?

  - Возможно, вы сможете потянуть время и распродать остатки за ту пару дней, которую потратят на составление списка. Скорее всего, - Саю вздохнула, - он уже готов, и вам предоставят его сразу же, но попытка не пытка?..

  - Пожалуй, - скептически протянула хозяйка, - но новой партии пока не надо.

  - Конечно. Позвоните, когда вопрос решится. До свидания.

  Саю бросила трубку и проверила входящие. Судя по пропущенным, Лелле крепко взялась за мелкие сувенирные магазинчики. Если вариант с Альнегом не выгорит, то... Похоже, Саю останется без этого источника дохода.

  Жаль.

  Саю еще раз вздохнула.

  Дурацкий день, чем дальше, тем хуже.

  Она встала, забрала из гардероба пальто, попрощалась с пожилой тетенькой-гардеробщицей. Та почему-то ей подмигнула: Саю слишком устала, чтобы выяснять, почему.

  Зря.

  Стоило спросить. Тогда она бы додумалась выскользнуть через пожарный выход.

  А так наткнулась на того, кого ей сегодня уж точно видеть не хотелось.

  Рео ждал ее у входа. В руках цветы, на лице - загадочная полуулыбка, взгляд насмешливый и чуть снисходительный.

  Саю было сгорбилась, встретив этот взгляд, но вместо ощущения вины, так удобно пригибавшего плечи к земле, почему-то нашла в себе лишь гнев и брата его - раздражение.

  А потому просто пошла мимо.

  У нее не было никакого желания с ним общаться. Нет - и не будет. Пошел он...

  Пошел он.

  Она не обязана тратить на него свое время.

  40.

  - Что-что я должен сделать? - спросил Мара тихо.

  Гарок побарабанил пальцами по столу.

  - Слушай, ты же понимаешь, кризис, оптимизация...

  - ...Семь, ой, уже шесть человек на десять участков... - ровно продолжил Мара.

  Он просто за документами зашел. И форму заодно прихватил. Парадную. Он на похоронах мудрого Фесо мясо на штанину уронил и уже год то не успевал отнести в химчистку, то забывал. Вспоминал, когда приходилось надевать: пятно со стороны видно не было, удачное место, но Мара о нем знал и немного стыдился. Вот и решил разобраться, пока время есть.

  А еще это был повод заглянуть в отдел. Он слишком давно там не был, это выбивало из колеи и заставляло нервничать, зудело где-то под кожей: он прогуливает работу, он ничем не занят, но он же должен что-то делать?

  И вот он сидит в кабинете у начальника, как школьник, которого вызвали к директору: с рюкзаком, в котором форма.

  Хорошо хоть не школьная.

  Подрос мальчик, подрос. Добился успехов. Молодец.

  - Ну вот, сам же все понимаешь.

  - Нет. Не понимаю. - Мара качнул головой. - Я отстранен.

  - Да знаю я! Но так хорошо совпало. Этот Вагго семьи Хейл, его вообще сюда практику отправили проходить, ему нужен куратор...

  - Я отстранен.

  - Слушай, ну войди в положение. Я тебе деньжат накину на следующий месяц. Если Лио придется еще и с кураторством возиться, он же мне все мозги выест. - Гарок помассировал виски, посмотрел устало и значительно.

  Ого.

  Мара дорос до выражения лица "начальник-тебе-доверяет". Можно еще немного поломаться, и тогда Гарок предложит пойти как-нибудь после работы выпить и с пацанами посмотреть, как эти косоногие из "Краснобога" мячик гоняют.

  Из знакомых Мары никто тех пацанов не видел, да и пива с Гароком не пивал, это было просто такое невыполнимое обещание близости и преференций.

  - Вы же первый меня уволите, если анонимка прилетит. - тоскливо протянул Мара, - а она прилетит. Даже если Лио проглотит, Тарек не удержится... Ну и зачем мне?.. Я отстранен и точка.

  - Я тебя сто лет знаю, Мара, не ломайся ты. Ну по-братски... Я эту анонимку лично автору в горло затолкаю, клянусь.

  Мара чуть не поперхнулся. Вот это повышение. Пацанов перепрыгнул со свистом, так далеко еще никто не заходил. Кому расскажешь - не поверят. Может, послышалось? "По-братски", бр-р-р.

  - Он настолько безнадежен?

  - У него отец шишка, - Гарок раздраженно дернул щекой, - Солнце отвернется, и кто-нибудь Вагго порежет по пьяни, вонью накроет весь отдел. За дитачками следить надо...

  Мара машинально потер след от утреннего укуса. Всем хороша целительная магия, только вот новая кожа всегда жутко чешется. А расчесывать нельзя...

  Может, согласиться? Поднатаскает парнишку... Ну не совсем же он дебил?.. Может, потом и на район выйдет, полегче станет... Восемь человек на десять участков - это ж почти комплект! Хотя, если отец шишка, то в районниках этот Вагго не засидится, но, может, запомнит наставника?

  Ага, держи карман шире. Догонит и еще запомнит. Стажеры все одинаковы: как обнаруживают, что работа - не развлекуха с погонями, драками и прочими расследованиями, а развод домашних боксеров по углам ринга, помощь медикам с ловлей ловцов белочек и проверки приболевших на голову бабулек с дедульками, которым иномирцы чудятся, а еще сидение на заднице до полнейшего отупения и заполнение бумажек до туннелочки, так и сливаются. А если и нет, крайне редко потом питают теплые чувства к тем, кто заставлял их что-то делать.

  Мара бы и сам давно слился, но ведь некуда... Да и привык как-то.

  Куча народа с ним на улице здоровается... Половину этих рож он бы век не видел, но все-таки уважение, да? Какое-то уважение... Зарплата стабильно нищенская, но ведь стабильная?

  - Мара, - Гарок пощелкал пальцами, - я ответа жду.

  Мара набрал воздуха, чтобы сказать "да". Ну, ему все равно заняться нечем. И Гарок вроде неплохо наобещал. Не выполнит, конечно, он же не бог, из ничего выдоить дополнительное финансирование на прибавку, но помечтать приятно...

  Опять же, сможет проконтролировать, чтобы этот зеленый товарищ к Ланерье не полез и Саюшку не засек. Хотя он и так не полезет. Мара еще полгода назад сначала потерял досье Ланерье, а потом сжег. Как раз, когда с Тареком разругался по поводу границ участка. Границы отстоял, а досье восстанавливать не спешил.

  У следящих-сопровождающих все равно свой вариант, пополнее, а Тарек мог в жопу к Окосу идти с его ксенофобией и привычкой записывать всех воздушников в шпионы.

  Рука зачесалась просто нестерпимо. У Саюшки что - слюна ядовитая? В детстве Мара слышал байку, что водники умеют в змей перекидываться, они дразнили пацана... куси-куси, гадюка. Он обижался, шипел...

  Саюшка обиделась, наверное.

  Но Мара знал, что потом будет. Вот ты с девушкой встречаешься, вот у тебя в голове места хватает запомнить цвет глаз мужика с фоторобота, а на ее день рождения уже нет, вот ты с девушкой расстаешься. Сопли, слезы, драма, и даже страдальчески уйти в красивый киношный запой с бутылкой вискаря и проращиванием бороды не получается, потому что мужика с фоторобота надо ловить, бумажки никуда не деваются, а иномирцы, если верить бабке из сто сорок пятой, все лезут и лезут мир захватывать. И облучают ее через стену посредством мясорубки... с антеннками...

  Не лучше ли остановиться на взаимной симпатии? Мара мастер держать дистанцию, и тут справится. Не давать Саю пить и делов... Не так уж он ей и нравится. Просто ей одиноко, вот и все.

  Может, она вообще помирится с... Окос его поглоти и выплюнь... Рео, и заживут они счастливой шишечной семьей. У Рео куда больше свободного времени, он может кружить около Саюшки до бесконечности, пока Мара будет обучать Вагго семьи Хейл, сына большой шишки, правильно заполнять бланк заявления на госпитализацию...

  На коже выступила кровь. Расчесал все-таки.

  А что потом? Ну научит он Вагго, ну поест на Саюшкиной свадьбе халявной еды, а потом-то что?

  Мара вдруг с пугающей ясностью осознал, что отлично знает, что потом будет. Все то же самое. То же, что вчера. Позавчера. Завтра и послезавтра.

  Он застрял.

  Застрял.

  Вспомнился другой кабинет, и завкафедры, который курил и курил, и дым заволакивал воздух. Мара не мог двинуться, не мог заговорить. Маре нечем было дышать.

  У Мары не осталось попыток, и он понимал, что уже не сдаст. Не осталось справок, нечем было продлевать сессию, он выскреб себя до донышка, вывернулся наизнанку, но поздно, игра окончена, никто больше не будет тратить на него время, слушать... Все, конец. Он вылетел.

  Лицо Гарока сегодня лучится показным дружелюбием, потому что ему что-то от Мары надо. А вот завкафу от Мары ничего не было надо.

  Завкаф устал.

  Завкаф хотел, чтобы Мара ушел. Сколько можно отнимать его время? Чего ты вообще хочешь, парень, ты сам виноват, что не сдал вовремя, что прогуливал лекции, что проболел семинары, что поссорился с преподом, что оказался сначала в том кабинете, прокуренном, сером, а потом и в этом, светлом, перед начальником, который просит об одолжении за одолжением, но не собирается за это платить.

  Потому что Мара ничего не стоит, потому что Мара вылетел на третьем курсе, потому что Мара-недоучка все равно кроме Гарока никому не нужен. Мара же так боится вылететь и из этого кабинета.

  Мара поднял голову и взглянул Гароку в лицо.

  Ну конечно Гарок знает, что Мара боится. Поэтому просит так уверенно. Он знает, что Мара согласится, да?

  Мара согласится?

  - Нет. - сказал Мара тихо. - Я отстранен.

  В конце концов, на свете столько других мест. Не кабинетов.

  На свете бывают крыши, на которых хрупкие девушки с теплыми карими глазами осторожно берут тебя за руку тонкими пальцами и делают вид, что нет на свете ничего интереснее рассказов про созвездие серьги Живицы, которое ты только выдумал. Почему бы не держаться за крыши? На крыше так легко дышится.

  А еще он нужен Гароку. Потому что без него - шесть человек на десять участков. А с ним - семь. Он все еще ценен.

  Не обязательно выворачиваться наизнанку на этой работе. На нее все равно нет других желающих. Он и так здесь подзадержался.

  Какой был план? Подработать полгода и перепоступить в академию на криминалистику? И как так вышло, что подработка прекратилась в работу?.. Увлекся?

  Забыл, чего хотел?

  Надо же. Если выкинуть из головы сотни фотороботов, такое вспомнить можно!

  А день рождения у Илы был третьего пятого... Хотя это уже и неважно.

  - Ладно. - неожиданно легко согласился Гарок, - ты прав. Ты заслужил свой оплачиваемый отпуск, сопляк. Но то что этот стажер у тебя на участке наворотит, все равно потом тебе разгребать, ты ж осознаешь?

  Внезапное появление планов на жизнь вдохновило Мару на ма-а-аленький подвиг. Он, в конце концов, не то что бы прямо ненавидел Вагго. Даже сочувствовал немного.

  - Можете дать ему мой телефон. На самый крайний случай.

  - А может, все-таки... - тоскливо протянул начальник, - ну, хотя б первую недельку... день... Покажешь, что да как...

  - Нет, - с нескрываемым удовольствием ответил Мара, - я отстранен.

  41.

  Еще на стадии переговоров о практике Варту было крайне любопытно, кто же из многочисленных Саюшкиных родичей будет отвечать за него на месте. Вообще выходило интересно: платил-то ему Рео, деньги, судя по всему, брал из семейной копилки, так что теоретически отвечать ему стоило перед родом Улы. Форму для практики подписывал вообще Вио, чтобы оформить официальный запрос рода на содействие Ведомства.

  Но детали обсуждались и координировались с Лелле. С ней Варт договаривался о звонках, она просила держать ее в курсе дела. Она же обещала обеспечить доступ в родовое гнездо и содействие прислуги.

  А еще само собой разумелось, что Онреном рода Ялы Варту пересекаться не стоит ни в коем случае. Лелле в разговоре подчеркнула это условие не раз, и не два, а потом на всякий случай даже сказала прямо.

  Судя по легкой зеленце в ее отчаянии, это далось ей очень нелегко. И это была очень характерная деталь. Если уж хозяйка дома разговаривает исключительно полунамеками даже с человеком, который должен быть в курсе ситуации, чтобы помочь, то и от прислуги не следует ждать излишней откровенности. Даже если кто-то из нянек и подозревает нехорошее, она трижды подумает, что ей важнее: благополучие молодого господина или работа, которую она потеряет, если слишком уж разоткровенничается про грязное хозяйское белье. Да и Варту не следует выказывать излишнего любопытства. Чтобы не спугнуть.

  Варт пришел в дом Верховного Жреца Орехена один. Они с напарником поделили работу: Хако отправился в школу, по-быстрому опросить учителей и раздобыть список школьных приятелей, а Варту достался дом. Если работа Варта в доме затянется, Хако пойдет опрашивать преподавателей и одногруппников Шелеки в универе. А уже по списку приятелей они отработают вместе, потому что там важно и расположить к себе, и отловить эмоциональный фон, и отследить реакции, и вытянуть по максимуму одновременно, а Варт все-таки не легендарный Ыхтыш из рода Дафла, делать четыре дела за раз и все великолепно.

  Но с семьей Варту следовало действовать осторожнее всего: так как Лелле панически боялась, что вести о срыве сына и побеге дочери дойдут до мужа, она настаивала на минимизации присутствия Варта в доме.

  Варт не очень представлял, как это можно организовать без содействия хоть кого-нибудь из членов семьи, и Лелле пришлось согласиться с его доводами.

  Было у отца три сына... И который из них мамочкин?

  Оказалось - Энтан.

  Второй сын. Жаль, когда Варту довелось встретиться с Саю, он не задумывался, что и правда сможет поработать над размораживанием ее брата, и потому не удосужился расспросить ее о тонкостях взаимоотношений внутри семьи. Она бы и не ответила, наверное. У Ланерье Варта встретило такое забитое, запуганное и затравленное существо, что Варт лишний раз дохнуть на нее боялся, чтобы не сломать ненароком. Так, кинул пару пробных камешков, но всерьез за нее не брался... Да и ему тогда было немного не до того, чего уж там.

  Изначально они с Энтаном договорились встретиться сегодня с утра, затем Варт собирался опросить няньку и осмотреть комнату Шелеки. Но когда он уже подъезжал к дому, Энтан позвонил и, сославшись на форс-мажор, попросил начать пока с комнаты, а сам он подъедет к обеду.

  Варт бросил в трубку свое "конечно, не волнуйтесь", надеясь, что у него получилось изобразить сожаление. Потому что на деле все упростилось невероятно. Куда проще копаться в личных вещах младшего брата, когда старший где-то далеко, разбирается с форс-мажором, а не стоит над душой и не пытается заглянуть в личный дневничок. Благо у Варта были все основания предполагать, что о содержимом дневничка лучше не знать вообще никому из семьи. А то, может, Варт и найдет ключ - вещь или человека, способных вытянуть Шелеку из ледяной глыбы, - но первопричина-то никуда не денется. На Шелеку явно давила семья, и Варт понимал, что ему не следует давать им еще больше рычагов для этого давления.

  У Варта был и другой знакомый водник с даром Олы, и у него тоже была дурная привычка вымораживать пространство вокруг. И проблемы в семье, управляемой авторитарным дедом. И отбитая самооценка. Хорошо хоть уровень дара не позволял выморозить и себя тоже - а то Шелека стал бы второй ледяной глыбой в практике Варта.

  Он подозревал, что проблема-то системная. Но, естественно, никто не вел учета таких случаев среди водников с даром льда, а если и вел, не дал бы Варту сунуть в них нос.

  То, что в слова Варта про ключи вообще поверили было... внезапно. Он теорию-то эту выдал почти случайно, брякнул, не особо задумываясь. Хотелось, чтобы у маленькой девочки с огромными глазами в ее уютной норке была какая-то надежда, какое-то утешение, чтобы у нее была мысль, за которую можно уцепиться лапками и выплыть из того горькослезного моря вины, в котором она так и норовила утонуть с головой. И Варт съездил посмотреть на ледяной куб, ухватился покрепче за первую же пришедшую в голову идею и даже сам почти в нее поверил, пока уверенно говорил всем, кому пришло в голову спросить: дело житейское, главное - правильно позвать паренька обратно.

  Лелле сказала, что его ей порекомендовала Селия. Юлгина предприимчивая матушка на раз-два просекла, что девчонки сделали, и по своему обыкновению превратила это в повод намыть себе крупиночек социального капитала чужими руками. Она могла сколько угодно считать Варта истеричным психом, - такие вещи Варт даже в браслетах чуял, по лицу читал, - но все это блекло перед возможностью его вовремя припахать.

  Позволила бы Селия ему встречаться с ее дочерью, если бы он не был полуофициальным наследником своей ветви Хинов? Варт в этом сильно сомневался.

  Она и не запретила бы. О, нет, она бы не запретила.

  В каком-то смысле Лелле была гораздо честнее Селии: она просто приказала дочери, что делать. А до того четко давала понять, зачем Саю ей вообще нужна, и чего от нее ждут.

  Когда Юлга делала что-то не так, как матушке нравилось, та начинала осаждать ее по телефону или заявлялась в дом, всячески укрепляла дочерне-материнские связи, напоминала, кто тут кого вырастил, а уже потом - просила о небольшом одолжении. Не всегда даже напрямую, иногда просто оставляла намеки висеть в воздухе, заставляя угадывать, что же ей не нравится сегодня. И Юлга угадывала. И всегда соглашалась.

  Это Варта бесило невероятно. Как и его бессилие. Ему просто нечего было Селии предъявить, нечего противопоставить, ему опасно было с Селией спорить. Они с Юлгой не так долго встречались, чтобы она вдруг поставила его выше матери.

  Знал бы он, что Селия потащит Юлгу в Хаш... А что бы он сделал?

  Вернется ли она?

  Вернется, обязательно вернется. Даже если Селии будет выгоднее скинуть на нее Есса вместо Яльсы... А Ярт долго такое терпеть не будет, нет, если Яльса не откажется, он пошлет Селию за нее... Юлга должна сама принять решение вернуться, как приняла когда-то решение бежать из дома в столицу поступать. Но в этот раз сознательно. Должна сама не согласиться. Сама перестать угадывать.

  А может, Селия права на его счет, может, он излишне драматизирует по любому поводу. Может, она правда хотела, как лучше.

  Варт сошел с автобуса, вдохнул полной грудью свежий зимний воздух. В такую рань никого рядом не было, никто не гудел раздражением, не благоухал влюбленностью и не горчил грустью. Восхитительно.

  Снег скрипел под ногами, морозец пощипывал щеки, разгоняя последние остатки дорожной сонливости.

  Не-е-ет, стоит Варту поверить, что Селия хочет, как лучше, она и его сожрет. Не дождется.

  Где-то через полчаса ему впервые пришлось называть имя охране. Оказавшись у пропускного пункта, Варт вдруг с невероятной ясностью осознал, насколько эта семья влиятельна и богата. Лелле использовала понятие "дом", но больше подошло бы "дворцовый комплекс". Огромное здание вдали, двухэтажное, приземистое, торчащие из-под снега намеки на сад, система канавок, в которой замерзла вода, и там, дальше, кажется, фонтан? Варт бы не поручился. В это время фонтаны стоят без воды, с такого расстояния можно и толпой скульптур перепутать.

  Домики поменьше - флигели для слуг?

  А вот там из-за дома смутно голубеет в утренних сумерках... молельня?

  Будочка охраны... Варта просили не ломиться через парадный ход, да и до калитки для прислуги от автобусной остановки было ближе, вот он и решил пройти здесь. Но все равно, пока огромный зверозык-охранник, Волк, судя по ушам, искал его имя в списках, Варт успел почувствовать всю свою жалкость и незначительность.

  Ну, зато условие не попадаться на глаза Онрену выполнить будет проще простого, в этом доме можно войско прятать тайком от хозяина.

  Варт как-то не рассчитывал, что от калитки до самого дома ему придется идти еще минут десять. А потом еще и обходить немаленькое здание в поисках не такого парадного входа, потому что перед той белой мраморной лестницей Варт, к стыду своему, слегка оробел.

  К счастью, он не встретил по пути людей. Так, мелькнула у молельни чья-то тень, но Варт шмыгнул в маленькую неприметную дверцу до того, как тень успела бы его заметить.

  Оттуда позвонил доверенной Энтановой девице. По крайней мере, Варт думал, что этой девице Энтан особенно доверяет, раз уж дал ему ее телефон и пообещал, что она отведет его сразу к Шелеке. Очень предусмотрительно с его стороны, потому что Варт еще снаружи чуть не заблудился, хотя, казалось бы, чего проще, дом кругом обойти.

  Девица оказалась не только доверенной, но еще и на диво неразговорчивой. Жестами показала, куда сложить верхнюю одежду, так же молча повела куда-то вглубь дома. Варт не чуял от нее даже намека на любопытство.

  Дом ощущался нежилым. В окна заглядывали зимние сумерки, и коридор вдали терялся в этом тусклом сером свете; с едва слышным щелчком над ними загорались лампы и гасли, когда они проходили мимо. Звуки шагов глохли в мягком ворсе ковров.

  Варт чуял отголоски эмоций, но такие давние, такие тусклые, будто пришел в заброшенный замок, а не в чье-то жилище.

  - Простите... А здесь вообще кто-то живет? - спросил он.

  Девица пожала плечами и ответила неохотно:

  - Нет. Это было гостевое крыло, пока младший юный господин не освоил барабанную установку. Теперь здесь живет младший юный господин.

  Живет, а не жил. Не настолько доверенная, значит, девица, чтобы знать, что Шелека перевелся в Тьен. Да и по имени она его звать не решается...

  - Здесь. - уронила девица так, будто каждое ее слово - величайшая и редчайшая драгоценность, которую следовало бы экономить.

  Она сняла с пояса связку ключей и открыла одну из дверей. Немного поколебалась, и сунула связку Варту.

  - Репетиционная дальше по коридору. Мне нужно работать.

  И поспешно удалилась.

  Варт открыл дверь.

  Подышал немного.

  Закрыл.

  Подышал немного сухим и бесцветным воздухом коридора, чтобы разложить первое впечатление на составляющие и проанализировать. Еще успеет зайти и притерпеться.

  Да уж, отвык он от комнат одиноких юношей. Сладковатый душок - где-то под кроватью точно припрятан журнальчик; оттенок усталости - видимо, парень серьезно учился; а все остальные мелкие оттенки ароматов на корню рубит основной - одиночество и тоска, пропорция один к трем, от такой как раз начинает щекотать в носу и глаза слезятся.

  Нёбо характерно горчило. И вина, куда же без вины, конечно же. Это у них, наверное, семейное.

  Он чуть поколебался и зашел, стараясь дышать ртом.

  Здесь-то жили. Воздух был тяжелый, вязкий, Варт полуприкрыл глаза, силясь разглядеть, где ярче всего проявятся следы воспоминаний. Так он привык искать тайники.

  Он не особенно надеялся, что и правда найдет сейчас дневник Шелеки с сотней-другой страниц пространного самоанализа, но мало ли.

  Заваленный макулатурой стол, полки, книги, кровать. На первый взгляд более-менее чисто, тут когда-то убирались, но довольно давно: Варт провел пальцем по широкому подоконнику, рисуя в пыли волну.

  Кто-то поднял с пола и осторожно положил на вершину горы конспектов барабанную палочку.

  Ага! Вон ту книгу Шелека явно любил больше прочих. Может, заложил туда какие-нибудь фотографии?

  Варт потянулся достать потрепанный томик.

  За спиной кашлянули.

  Варт вздрогнул от неожиданности. До сего дня к нему еще никто и никогда не подкрадывался, кроме Жаннэй, но Жаннэй по мнению Варта вообще была ходячей аномалией, созданной для неожиданных убийств из темноты. У Хако почти получалось, но и его выдавал шлейф эмоций...

  Варт обернулся.

  И его чуть не снесло волной... моря? Запахи моря: водоросли, чайки, соль. И немного реки: тина, водоросли. Рыба.

  Люди так не пахли.

  Мороз? Зимнее утро? Снег? Стоящий перед Вартом человек пах водой. И, если смотреть на него с помощью дара, - Варт просто не успел переключиться на обычное человеческое зрение, - был совершенно прозрачен.

  Стало понятно, почему он почти ничего не чувствовал в коридорах: там ежедневно прокатывалось цунами, вымывая запахи до полнейшей нечитаемости.

  Варт моргнул.

class="book">   Перед ним стоял коренастый мужчина в жреческом одеянии для одиночного моления. Вроде бы это было именно оно. Варт не был уверен - он часто тусил с Яртом, а тот часто тусил с водниками, так что Варт видел много разных одеяний, но эта хламида запахивалась на другую сторону, пояс был скорее шнурком, а штанины были непривычно широкими и короткими: обычно у водников они касались пола, а тут можно было увидеть белые носки с отдельными большими пальцами и сандалии на толстой деревянной подошве.

  Таких в Тьене тоже никто никогда не носил. Ну, разве что на пляже? Нет, там было другое...

  Варт чуть поклонился.

  - Варт рода Хин.

  Это и есть Энтан? Он был похож на Лелле высотой и чистотой лба, голубизной глаз, хотя тут они были почти серые, прозрачные, формой носа, и в мать же был белокож; методом исключения выходило, что от отца он получил легкую лопоухость, мощную, коренастую фигуру и сине-зеленые волосы. И вот прическа-то и настораживала: мужчина заплел косички от висков, по три с каждой стороны, и собрал их на затылке в длинный хвост, очень по-жречески; разве оба старших сына пошли путем жреца?

  Да и имя Варта ему, кажется, было незнакомо. Варт не мог точно различить эмоций в этой толще воды, и ему приходилось читать по лицу. Хорошо хоть на лице недоумение было написано огромными и четкими буквами.

  - Гаян рода Ялы, - наконец сказал мужчина, которому явно было непривычно представляться в собственном доме, - а что вы здесь?..

  Варт не знал, может ли Гаян отличить правду ото лжи, у водников такой дар встречался, и рисковать не хотел. Ответил уклончиво.

  - Да так... Пришел кое-что украсть. По поручению вашего брата, не волнуйтесь. - Варт качнул связкой ключей, надеясь, что хоть немного той уверенности, которую он сейчас старательно транслировал вовне, преодолеет водяной барьер, - ничего ценного. Заберу и уйду.

  - Позвольте уточнить: которого брата? Того ли, которого я уже довольно давно ощущаю льдом? - учтиво осведомился Гаян.

  Он оправился от первого потрясения, и лицо его превратилось в застывшую маску. Он прошел мимо Варта и сел на стул у стола для занятий. Потому что его право было - сидеть, пока Варт стоит. Этот нюанс Варт уловил сразу. Его невозможно было не уловить.

  Сколько Гаян знал? Откуда? Знает ли Онрен? От Гаяна? Оттуда же, откуда знает Гаян?

  Может ли Гаян чувствовать ложь?

  Варт запер панику подальше, под защиту ребер, пусть сосет себе под ложечкой, усилием воли запретил сердцу колотиться слишком часто, и развел руками.

  - Не могу сказать.

  - А вы попробуйте. Я слушаю.

  Надо ж было так облажаться... Но и Энтан мог бы предупредить! Гаян-то сыночек папочкин! Наследник! Был бы телепатом, Варта бы предупредили, но о всяких мелочах могли и подзабыть. Он и сам мог скрыть от родичей... В этой семейке особого доверия не жди.

  Вот влип.

  По полной.

  Все, что ему оставалось - излучать так много дружелюбия, доверия и принятия, как только возможно. Варту вспомнился ролик о морских то ли червях, то ли миногах, которые могли превратить в слизь ведро воды за три минуты. Когда их подносили к камере, отвратительнейшие создания извивались в руках ведущего и в итоге выскальзывали обратно в воду, оставив после себя испачканные в каких-то соплях пальцы.

  Он бы в жизни не подумал, что однажды примет эту пакость в качестве ролевой модели.

  Варт вежливо улыбнулся.

  - Я как-то пил с вашим младшим братом.

  И Варт замолк, терпеливо дожидаясь, когда Гаяну надоест разглядывать его через кольцо из большого и указательного пальца.

  - В вас течет Акка с Вертлючкой... Но Вертлючка наша давно уже в трубах, отведена к некрам... Недавно в Орехен приехали?

  - Вчера. - не стал отпираться Варт, - Утром.

  - Остановились у некромантов?

  - Я и сам своего рода некромант, - пожал плечами Варт, - это важно?

  - Нет, просто хобби, - едва заметно улыбнулся Гаян. - Недавно научился... неважно.

  Всплеск недоверия; Варт подался вперед: что-то еще, что-то знакомое, что-то очень Шелековское... нет, упустил.

  - Но не некромант.

  Варт кивнул.

  - Нет, не некромант.

  - И зачем вы здесь?

  - Меня попросили помочь с ледяной проблемой. - Варту надоело стоять посреди комнаты, и он вновь отошел к книжным полкам, прислонился к стене у шкафа, - Я своего рода специалист.

  - Своего рода.

  - Своего рода. Кстати, если вы можете разморозить брата... Мне почему-то кажется, что в вас столько сил, что вы могли бы заморозить море... Я мог бы украсть и вас. Откуда вы, кстати, знаете?..

  - Кровь - вода. - отмахнулся Гаян, - конечно, я могу заметить, если что-то случается с моей родной водой.

  - Кровью, - поправил Варт, напомнив себе этим Юлгу, - говорят "родной кровью".

  - Я говорю "родной водой", - Гаян сложил руки на коленях, переплел пальцы, - так точнее.

  - В вас столько силы... В отца пошли?

  - Дешево, - хмыкнул Гаян, - Специалист... Нет, отец пока не знает. Он давно не обращался к Богине, застоялся, как болото. Узнает, когда придет пора звать весну. У мамы времени до четвертого первого.

  Варт кивнул.

  - То есть вы помочь не сможете?

  - Вам лучше поискать кого-то, кому Шель доверяет. - Гаян хрустнул пальцами, - Кому доверяет мама. Мое место здесь.

  Вот оно! Варт сглотнул горькую слюну.

  - "Я буду там лишним." - сказал он, - "я нужен только в Храме".

  Как же коряво, косо, беспомощно. Отвратительно вышло. Ниже пояса. Варт отлично понимал: не тянет он, не тянет. Его бы давно размазало, если бы Гаян не решил вдруг сыграть в поддавки.

  - Надо же, - Гаян встал, - и правда, специалист. Раз уж судьба нас столкнула... Маленькая вышла замуж? Она стала... чище. Прозрачнее, что ли. Ждет ребенка?

  Блеснула в прозрачной воде рыбешка. И что же это? Привязанность? Интерес? Досужее любопытство?

  - Ждете своей свадьбы? - бросил пробный камешек Варт.

  - Я? Пожалуй.

  - А она боялась.

  - В прошедшем?

  Варт качнул головой, отводя взгляд. Он подозревал, что этот человек видит его насквозь, что Варт для Гаяна так же прозрачен, как и Гаян для Варта, и потому нет особо смысла закрываться и контролировать выражение лица. Но привычка - вторая натура.

  - Я хороший жрец, - сказал Гаян задумчиво, рассеянно провел рукой по пыльному письменному столу, - не потому, что мне дана большая сила, и не потому, что предки мои поколениями были жрецами... "У меня это в крови"? - он обернулся к Варту, поднес руки к лицу и чуть приподнял пальцами уголки губ, бросил, - Как-то так надо, правильно? Вы можете это, - он провел ладонью перед лицом, - снять. Мне становится трудно дышать; считайте, вы победили.

  Море говорит: "достаточно слизи". Что же, Варт не хотел гневать море. Но...

  - Неужели? - вздохнул Варт, - я бы с радостью. Но, боюсь, это... - он коснулся большими пальцами рта, - ко мне приросло.

  - Неужели? И все-таки, есть в тебе что-то располагающее, специалист, я бы тоже с тобой выпил. Могу понять Шеля... Я хороший жрец лишь потому, что люблю свой Храм и Многогранную Ялу. Ты хорош, когда любишь свое дело. А что ты делаешь хорошо?

  - Подбираю к людям ключи? - Варт пожал плечами, - Это пустой разговор. Но вы счастливый человек.

  - Вот как?

  - Всю жизнь живете, делая лишь то, что любите. А остальное люди делают за вас. Завидую. К вам ничего не пристало, вы чисты, как младенец - никогда не приходилось пачкаться, верно? Но вы мне мешаете. Отвлекаете от работы.

  В Варте просто... кончилось дружелюбие? Иногда такое бывало. На самом деле очень и очень редко. И впервые - с самого утра. Переоценил он себя.

  Навалилась усталость. Надо было позавтракать, хотя это выиграло бы минут десять, не больше.

  Он ошибся. Не стоило ставить на дар.

  Такой уж у него дар, с ним и честный бой не выиграть, и в стороне не остаться. Оставалось крыситься из угла. Бесчестно бить по болевым. Лезть в чужое личное.

  - Если вы хотите, чтобы я помог вам вытащить брата из ледяного куба, куда он забился, пока остальные ваши родичи расчищали вам дорожку, будьте добры: не мешайте. Вы шли из молельни домой? А из дома пойдете в молельню? Зачем же сворачивать?

  "У матери есть время до четвертого первого"... Решение не говорить отцу уже принято. Вряд ли Варт сможет и это испортить. А значит - можно и рискнуть.

  - Стало любопытно. - протянул Гаян.

  - От любопытства дохнут кошки.

  - То есть мне стоит закрыть глаза на то, как ты обносишь мой дом? - с искренним недоумением вопросил Гаян.

  - Почему нет? Разве вы к этому не привыкли? - спросил Варт. - Закрывать... глаза?

  Гаян... дрогнул. Пошел мутной, тревожной рябью.

  Отложил в сторону барабанную палочку, перебрал стопку книг, быстро, молча. Под ними была кипа журналов. Что-то про окос-музыку, что-то про мотоциклы. Открывал, просматривал, закрывал.

  Наконец достал один, почти с самого низа стопки. Протянул Варту.

  - На какие-то вещи закрывать глаза нужно. Чтобы не мутить воду. - сказал он тихо.

  Варт взял. Каталог мужского белья.

  - Секунду. - хмыкнул он, и все-таки нырнул под кровать за заветными... ага, "чулочки за двадцать", ну что за ностальгия.

  "Ну давай, поспорь со мной, на что он дрочит, а что носит", - чуть не брякнул Варт, глядя в ясное лицо Гаяна, на котором разглаживались морщины и отчетливо проступало облегчение, - "для тебя ж эти "чулочки" как последний крючок с червяком, за который ты можешь в своих сомнениях уцепиться".

  - Иногда стоит открыть глаза и прояснить ситуацию, - сказал Варт вместо этого, стряхивая с волос подкроватную пыль. - Возможно, вам обоим стало бы легче.

  Гаян кивнул, подошел к Варту и легонечко похлопал его по плечу. Будто боялся, что Варт бьется током. Не слишком-то контактный парень.

  Оттопыренные уши горели. Он будто разом помолодел, растеряв всю свою уверенность. Он отвел глаза и молча проплыл мимо, к выходу, подальше от незнакомца, отчитавшего его за досужие домыслы.

  Даже сквозь толщу воды Варт мог разглядеть оттенок жуткого, всепоглощающего стыда за свой косяк. Неудивительно будет, если к выходу из глыбы Шелеку будут ждать какие-нибудь извинения, неуклюжие и на первый взгляд угрожающие.

  Варт, похоже, нашел универсальный ключик к этой семейке: чувство вины.

  Варт бы станцевал что-нибудь ликующее-победительское, но вместо этого вернулся к работе. У него было не так много времени до второго раунда, уже с Энтаном, а кроме комнаты была еще и "репетиционная", чем бы она там не оказалась... У Ангена вот, помнится, был гараж его бабки.

  До победы еще пахать и пахать.

  Но он молодец.

  А журналы он сунул в рюкзак. Мало ли, до чего еще заскучавший Гаян додумается.

  42.

  В салоне пахло... кожаным салоном? Немного мужским парфюмом, сильно - благовониями. Что-то когда-то небрежно кинули на дорогое сиденье, распоров обивку, незаметно, сбоку, у дверцы. Саю нашла шрам на жесткой коже наощупь, пальцами, и теперь чуть поглаживала его, пытаясь набраться уверенности.

  Он - не безупречен.

  Вот доказательство.

  Он хранит ритуальные кинжалы без ножен, или возит в собственной машине те высокие подсвечники с острыми, хрупкими краями; теперь она могла представить, как Рео колет руки, ругается - и все равно ленится надевать чехлы.

  Даже если дело было вовсе не в подсвечниках и кинжалах.

  Теперь она могла представить, что Рео - раздолбай. Так она будто опускала его до своего уровня. Так ей было куда легче дышать в этой провонявшей роскошью и Храмом дорогой машине.

  Черной, конечно. Даже если Рео и правда раздолбай, то раздолбай пафосный.

  А еще глухой, как глухарь на току. Саю успели свозить поужинать, сунули в руки еще одну совершенно неприличную букетину роз, и слава Богине, что обошлось без ювелирных украшений. Рео не воспринимал ничего, чего не хотел воспринимать, толковал все в свою пользу. У школы он ухватил ее под локоть, и с тех пор она только и делала, что пыталась уцепиться за крохи контроля за своей жизнью, что ей оставались.

  В ресторане с тихой музыкой, большими тарелками и красивыми, но малюсенькими порциями в самом центре этих бескрайних тарелок, она выбрала чуть ли не единственное в меню огромное, полное жиров и углеводов блюдо и с удовольствием залила его кетчупом; цветы она сунула под сиденье, уперлась в вощеную бумагу каблуками разношенных сапог, со злорадством представляя, как трудно будет потом отковырять от пола прилипшие лепестки. Если бы Рео решил купить ей что-нибудь блестящее, она бы обязательно попробовала какой-нибудь браслетик на зуб под испуганным взглядом консультантки.

  Рео смотрел мимо нее, за нее, цедил слова свысока, снисходил с вершин, и с этих вершин не было слышно ее тихих возражений, а почти подростковый бунт ее, идею для которого Саю выцепила из того фильма, ну, где преуспевающий миллионер пожалел и приголубил проститутку, наверное, и вовсе смотрелся смешно.

  Может, та проститутка и правда знала какой-то секрет, может, мужчин и правда заводит наглость и простота. Может, Саю зря вела себя неподобающе. Лелле обещала, что одной ошибки Саю хватит, чтобы потерять мужчину, но этот мужчина был какой-то неправильный, и теряться отказывался.

  А может, если играть по его правилам, если соответствовать его ожиданиям - он хотя бы так ее услышит?

  - Отвезите меня домой, - капризно протянула Саю, - я не хочу кататься, я устала.

  - Как пожелаете, милая, нежная Шес, - учтиво откликнулся Рео.

  И Саю пожалела вдруг, что не закричала "на помощь" еще тогда, в ресторане с тихой музыкой и большими чеками. Хотя, кто знает? Может, и они слышат только того, кто по чекам платит.

  Да и вообще, как-то неловко было бы кричать. Что о ней подумают? Девушке подарили цветы, девушку отвезли поужинать, за девушкой ухаживают - ни одно из этих действий Рео Саю не нравилось, но она боялась, что не смогла бы объяснить этого незнакомым людям так, чтобы не получить насмешки вместо помощи.

  Он же не сделал ничего плохого.

  Он же ухаживал. Добивался своего.

  "Он - отличный вариант", - Лелле присела рядом, приобняла, убрала от уха длинные зеленые пряди, выбившиеся из тяжелой косы, - "он не будет тебя слушать - но и докучать не будет".

  Она дышала холодом.

  Откуда в машине Лелле?

  Саю дернулась, отгоняя дремоту. Нет, конечно Лелле здесь нет. Только едва ощутимо сквозит из окошка.

  И волосы - короткие, но на виске уже не колючие, отросли. Надо попросить Мару пройтись машинкой. Или Ланерье - но с Ланерье никогда не знаешь, что потом выйдет, и не останешься ли без ушей.

  Она коснулась уха. Когда Лелле в последний раз обнимала ее? Был же тот день... Да, был тот день, когда хозяйка дома приболела, и дети собрались подле нее... Ну как, дети... Саю принесла Лелле каши...

  ...Никогда мама не бывала такой некрасивой, как во время болезни. Такой... слабой. мама раскраснелась, расклеилась, хлюпала носом, утопала в белых подушках, растрепанная, рассеянная.

  "Снежная королева таяла", - ехидно вставила злая Шес-из-будущего.

  В чем-то она была права: во время болезни мама всегда становилась будто... теплее? У нее не хватало сил держать свои ледяные щиты и порядком развязывался язык, и потому в комнату никогда не допускались слуги, только доверенная нянька, еще Лелле пеленки менявшая... но пару лет назад Лелле выписала ее на заслуженную пенсию... и дети.

  Гаян заходил редко, и никогда - без молитвы, Энтан проводил с матерью почти каждую свободную минуту, но у него было очень мало этих самых свободных минут, Шелека читал ей вслух, а Саю помогала сиделке. Мама говорила, что в будущем, когда будут свои дети, ей это может пригодиться.

  "Или муж, который в детство впал", - добавила злая Шес-из-будущего, но Саю выгнала ее из своего теплого дремотного воспоминания.

  - Ты точно уверен, что у этой книги нет никаких наград от колледжей ассоциации Клевера или какие там еще бывают? - ворчливо спросила Лелле у Шеля. - Еще одну захватывающую историю о выборе прекрасной юной девой между полиаморной семьей, как в Валлоу, или тем кретинским вариантом...

  - Гангенским, - поправил Шель, - это такая маленькая страна в горах к северу от Ялена, мам...

  Саю помогла маме подняться на подушках и поставила на кровать столик для завтрака.

  - Кретинским вариантом, - перебила Лелле, - хватит того, что я ту дослушала...

  Она говорила чуть в нос и не могла повысить голоса, но она вообще редко повышала голос, ее и слушали и так. К ней прислушивались.

  Не то что к Саю. Даже когда Саю хотелось кричать, получался какой-то писк...

  - Только первую часть, - обиделся Шелека.

  Он тогда только поступил на свой журфак и порядком увлекся зарубежной литературой.

  - Мне этого хватило, чтобы понять, что девке просто нечем заняться. Всю первую часть она читала книги, спорила в... как его... дебатном клубе и с кем-нибудь спала. Ты уверен, что твоей больной матери именно таких книг не хватает в жизни? Моя помолвка состоялась в четыре года, я всегда знала, с кем буду спать!

  Она осеклась, бросила на Саю короткий взгляд. Та отвернулась, стараясь не выдать своего смущения. Поставила на столик чашку с чаем, теплым, не горячим - вдруг не удержит?

  Надо бы сходить за компрессом, мама только с очень высокой температурой так заговаривается.

  - В общем, ты мне обещаешь, что у этой книги нет никаких из этих твоих модных наград?

  - Нет, мам, - ответил Шель, алея ушами, - я тебя еще вчера понял. Когда ты книгой в стену запустила, очень доходчиво вышло. Никаких наград. Тут про детектива, который любит поесть, ярко-зеленые рубашки и свой сад с азалиями.

  - Мудрый Варуф! - Лелле просияла, как маленькая девочка.

  - Да, мам. - Шелека улыбнулся, - Я позвонил няне, она сказала, что он тебе всегда нравился.

  - Потому что знает, как обустроить свою жизнь. - вздохнула Лелле, - у него есть сад, рубашки, отличный повар и помощник, которого он гоняет в хвост и гриву. Бери пример с него, Шель, а не с этих твоих награжденных дев. У них неприлично много денег и мало дел, но это не потому, что они умеют зарабатывать деньги и делать дела; а значит, однажды сказка кончится... И что ей, брать тех двоих, которым придется содержать ее вскладчину?

  - Мама!

  - Именно так это работает в Гангене, - пожала плечами Лелле, - если уж мы говорим об обычаях как есть, а не в духе этого твоего клеверного романтизма. У них там банально нечего есть и не на чем выращивать еду, и чтобы содержать одну беременную женщину, а потом ребенка, нужно в два раза больше сил. Брак - это в первую очередь социальное обязательство, а потом уже все остальное. Когда ты создашь семью, тебе придется ее обеспечивать.

  - А я? - пискнула вдруг Саю.

  Или даже не Саю - злая Шес ворвалась в сон и потребовала ответа вместо нее.

  - Я позабочусь о том, чтобы найти тебе жениха, с которым ты не будешь ни в чем нуждаться, - улыбнулась Лелле, - не волнуйся, рыбка моя.

  Она протянула руку и убрала за ухо выбившуюся из простой косы прядь.

  - Хочешь остаться и послушать тоже? Можешь отменить сегодня флористику...

  ...Она проснулась оттого, что Рео открыл дверь, и холодный ветер пробрался под шарф.

  - Мы на месте.

  Саю вышла, готовая увидеть особняк Рео - и тут же побежать. Он не отбирал у нее кошелек, она сможет сесть на первый попавшийся автобус и потом как-нибудь доберется до дома. Позвонит...

  Отправит сообщение...

  Рука нашарила в кармане только пустоту.

  А, точно. Она же как назло умудрилась забыть телефон в школе. Лаллей, наверное, сегодня целый вечер над ней с небес хихикала, или где она там сидит, подлая паучиха... Дома волнуются, наверное. Вот бы вышли встречать... Если она пропадет - Ланерье же услышит ее молитву?

  Рео захлопнул за ее спиной дверцу машины.

  К ее удивлению, перед ней был знакомый двор. Рео и правда привез ее домой - к ней домой.

  Она внезапно ощутила такой прилив облегчения, что не сопротивлялась даже, когда Рео ее поцеловал.

  Не отвечала тоже, обмякла ватной куклой. Кто-то внутри нее - Саю совершенно запуталась, кто именно, стерва ли Шес, послушная ли мамина дочка Саю, - хотел ответить, стремился ответить... Оплеухой, языком - хоть чем-то. Но сама Саю не шевельнулась.

  Замерла, как суслик.

  И большой злой ворон ее отпустил. Поверил, что она мертвая? Хорошо бы он поверил, что она мертвая.

  Она постояла на ветру минуту, вторую, третью; Рео ушел в машину, уехал, следы засыпало снегом; она стояла.

  А потом шагнула - назад, назад. Повернулась.

  Побежала домой.

  Последние слова Рео все гуляли в ее опустевшей голове каркающим эхом:

  "До свидания, милая, нежная Саю".

  На бегу она зачерпнула снега, оттереть пылающие губы.

  Лучше бы и правда - мертвая.

  43.

  Атан взялся голой рукой за край сковородки и сунул ее под холодную воду. Масло и без того шипело и плевалось, оно буквально горело, а из-под струи воды кипящие капли разлетелись по всей кухне.

  Юлга подлетела, отвернула кран, схватила Атана за предплечье, чтобы посмотреть руку. Холодная вода? Что там было дальше?

  К счастью, остальные сейчас были в школе. Атан приболел, этим, наверное, и объяснялось то, что он вдруг вознамерился готовить. Лихорадочное помрачение сознания или вроде того. Или просто обычная детская беззаботность, хотя Атан и беззаботность обычно и рядом не стояли. Атан и плита, кстати, тоже. И лихорадки уже не было, температура спала еще вчера, но Яльса решила оставить его еще на денек. С Юлгой.

  У Яльсы-то было собеседование.

  Несмотря на воду, все равно вздулся огромный волдырь.

  - Больно? - спросила Юлга в очереди в травму.

  Атан поднял черные жучиные глаза. Он побледнел, и сейчас как никогда был похож на сестру. Только красные пятнышки, оставленные разлетевшимися каплями масла, портили идеальное бесстрастное лицо, неуместные, как веснушки.

  Жаннэй, кстати, осталась дома. Остальные должны были вернуться из школы, да и не то чтобы травма брата ее как-то сильно беспокоила, Юлга перепугалась куда сильнее.

  - Нет. - сказал он спокойно. - Но я вообще боли не чувствую.

  - Не знала.

  - Никто не спрашивал. Но спасибо за беспокойство. А перевязывать нас будет мудрый Ярт?

  Мудрый Ярт. Никакого панибратского "дядя". Никогда.

  Яльса говорила, Атан так дистанцируется. Яльса не знала деталей, но догадывалась. У нее был нюх на такие вещи, но ее слишком мягкий, слишком оптимистичный характер не позволял даже предположить реальную картину случившегося. Иначе бы она не позволила Жаннэй переступить порог дома, в котором живет.

  Может, поэтому у Атана и получалось от нее дистанцироваться. Жаннэй как-то говорила Юлге, что брат что-то подозревает.

  Остальные дети Яльсу обожали, про остальных Яльса знала все. А вот Атан замкнулся вместе со своими подозрениями.

  - Тут есть и другие врачи.

  - Нас всегда лечил семейный, - зачем-то пояснил Атан. - Я в первый раз в больнице.

  - А прививки? - спросила Юлга.

  Она почему-то никак не могла поверить, что ему и правда не больно. Окос разберет это воздушниковое воспитание, может, мальчикам положено верить, что у них ничего не болит, даже если от боли сдохнуть хочется.

  Она попшикала пенкой из аптечки, вроде там было в составе какое-то местное обезболивающее, но все равно. Когда она в детстве обожглась, было не просто больно, больно было так, что она готова была руку зубами отгрызть, чтобы перестало жечь. И ревела, конечно, ревела без остановки и громко. Тогда еще была жива бабушка, сколько Юлге было? Лет шесть?

  И до сих пор она помнила эту боль даже слишком четко.

  И поэтому понимание, что она сейчас больше ничем не может помочь, только ждать очереди вместе с Атаном, что-то в ней такое задевало, отчего она тряслась и потела похуже мальчишки.

  Хорошо хоть в очереди перед ними сидела только мама с девочкой, сунувшей в рот лампочку. И та уже зашла.

  - Прививки? - Атан пожал плечами, - Но... Мне правда не больно, - поспешно добавил он, - вот, смотри. - И пальцем здоровой руки ткнул себя куда-то в область скрытого за горой пены волдыря.

  - Не волнуйся.

  Юлга вдохнула и выдохнула. Ну и семейка.

  Есса не очень хороши в чувствах, они понимают только логичные аргументы, напомнила она себе. Она с большим трудом заткнула внутренний вопль до того, как он вырвался из ее глотки, и сказала, как могла спокойно:

  - Не трогай. Занесешь инфекцию.

  - Прости.

  - Не извиняйся.

  - Вы все время волнуетесь, - сказал Атан, - но я нормальный. Просто боли не чувствую.

  - Никто не говорил, что ты ненормальный, ты чего!

  - Думали, - сказал Атан, - вы так думали. Я слышал.

  Юлга стукнула себя по грудине, между ключицами. Раз, другой. Не сильно, но быстро, несколько раз, кулаком. Ния так делала, говорила, когда волнуешься, так становится легче дышать.

  Воздух замер, мир растянулся, как резина.

  Чтобы выговорить что-то, нужен воздух.

  Но чтобы подумать...

  "Если хочешь рассаживать по клеткам голубей, а не шпионов, никогда и никому не говори про такое вслух".

  "И Жаннэй?"

  "Особенно Жаннэй", - подумала Юлга.

  - Нам пора, - сказала она, увидев, как открывается дверь кабинета, - пойдем. Заодно сейчас узнаешь, что такое прививки.

  44.

  ...Когда Варт позвонил ей вечером, она сказала:

  - Я не справляюсь.

  - С чем же?

  - Дети - слишком большая ответственность.

  Варт хотел сказать "особенно, когда они чужие", тонко намекая, что это вовсе не Юлгина ответственность, но тут в трубке раздался вопль - то ли скорбный, то ли радостный. Где-то в отдалении, но достаточно громкий, чтобы даже Варт его услышал.

  - Подожди, я проверю. - сказала Юлга.

  Несколько томительно долгих минут.

  - Что там? - спросил Варт, снова услышав ее дыхание.

  - Я сегодня отвела ребенка к травматологу, услышала кое-что, о чем не хотела бы слышать... А теперь Яльса беременна.

  - Яльса беременна?!

  Варт широко улыбнулся. Племянник будет. Племянница? Такая странная мысль.

  Настолько странная, что даже как-то не очень в голове укладывалась. Не так уж и много времени прошло. Яльса потом навестит дом Хинов? Может, навестить ее? Надо спросить Ярта, что да как...

  - Хочу пива, - как-то очень устало сказала Юлга, - хочу пива и домой. Не хочу сидеть с детьми ни дня больше. Ты как, вернулся?

  Ее новость почему-то не особо обрадовала. Впрочем, до Варта довольно быстро дошло, почему.

  - Угу, и ключа привез. - Варт поколебался, но добавил, - Попробовали вскрыть. Без тебя не получилось.

  В конце концов, он же не обещал Селии играть честно. Он вовсе не хотел, чтобы его девушка застряла в Хаше с Есса. Вот Жаннэй, вот она могла бы и там поселиться. Но не Юлга.

  А Юлга ловится на шкафных скелетов. Это Варт давно понял.

  - Без тебя никак не пробиться к Шелеке, - повторил он, - какая-то тайна.

  Если бы такое можно было бы провернуть по телефону, слово "тайна" он бы обвел большим красным сердечком.

  - Вот как. Но мама...

  - Что мама?

  - Не могу же я скинуть все на тетю Ато...

  Варт мысленно извинился перед Яртом. Брат, услышав о беременности, напополам порвется, лишь бы съехать поскорее в местечко потише. И если Варт успеет выдернуть Юлгу раньше Яльсы, то именно на Ярта приземлится основное бремя тяжелых переговоров по вытаскиванию из сетей Селии почти что дармовой няньки.

  Но Ярт мастер наплевать на чужие договоренности, когда речь идет о благе близких, и лучше уж пусть он с Селией меряется, кому больше надо.

  - Все не совсем так, Панда, - вкрадчиво сказал Варт.

  - А как?

  Юлга с характерным звуком открыла пиво.

  Или газировку, но Варт все-таки ставил на пиво. Почти год ее знал, как-никак. Юлга могла сколько угодно притворяться паинькой, но как-то спалилась на тусовке, когда на спор открыла бутылку глазом.

  - Ты забываешь про третьего человека. Который изначально взял на себя обязательства.

  - Мама в Аяксе...

  - Если она пораньше вернется из Аяксы, ей чуть урежут командировочные, - ласково сказал Варт, тут главное было не спугнуть и не торопиться, не выдать кровной заинтересованности, - Яльса беременна, ей нужен покой. Даже если она скажет, что нет, ты сможешь переубедить Ярта?

  Юлга закашлялась.

  Варт подождал.

  - А вот если ты не вернешься, и как можно скорее, - сказал он, удостоверившись, что его снова слушают, - ты вылетишь из университета. И Майя тоже, ее тянут, потому что она в ценном Кругу, и ты это знаешь. И Жаннэй не вернется, пока ты не вернешься, и Нию, возможно, убедят уйти на заочку, если большая часть Круга решит закончить учебу... - Варт сделал паузу, давая Юлге время осознать перспективы, и продолжил, - Ты либо выполняешь свои обязательства, либо обязательства Селии. Одного человека на все обязательства никак не хватит.

  - Ты так говоришь, будто это все будет моя вина! - немного слишком громко, непривычно резко.

  Варт прикинул поправки на пиво. Как же неудобно ее не видеть! Приходится наощупь.

  - Я так говорю, потому что знаю, что ты эту вину на себя возьмешь, - сказал он. - Я бы на твоем месте лучше бы чувствовал себя виноватым после того, как обустроил свою жизнь.

  - Иди ты!

  Гудки.

  Варт открыл окно, вдохнул морозный зимний воздух.

  Он сделал, что мог. Но это ее выбор, и ей решать. Хотя он на все плюнет и поедет за ней, если она решит неправильно. Но и это будет... не очень правильно. Потому что ей надо решить, и заставить Селию это решение скушать. Иначе Селия скушает ее.

  Юлга же справится?

  Когда Юлга вспоминала о Хаше, Варт всегда видел вязкое, теплое и уютное болото. Он раньше запрещал себе о таком думать...

  Но он не был уверен.

  45.

  Осознание, что без Юлги не обойтись, накрыло Варта куда раньше проваленной попытки номер один, еще там, в маленьком уютном баре в Орехене, когда они с Хако пытались расспросить о жизни, мире и Шелеке бармена на полставки. Парень был бывшим Шелекиным одноклассником, и вроде как в свое время пристроил его группу здесь играть. Вышло всего на пару вечеров: группа как раз распадалась под угрозой неумолимо приближавшейся первой сессии.

  До прихода Варта, которому пришлось задержаться в гостевом доме из-за не вовремя возжелавшей пообщаться тетушки в каком-то там колене, разговор не очень клеился. Фарн из рода Иль пялился на Хако, как на пришельца с другой планеты, вжавшись в стул всем своим тщедушным телом.

  - Э-эм, - как раз тянул он, когда Варт приземлился за столик, - я-а... В общем... Вроде как... Типа...

  Хако уперся подбородком в кулак и всем видом изображал внимание и заинтересованность, навострив собачьи уши в сторону собеседника, что только больше того нервировало. Как сторожевой пес, с любопытством ждущий, слезет ли воришка с забора в его родной виноградник: массивная фигура Хако, дышащая ленивой мощью, часто и вполне обоснованно напрягала людей, особенно людей с тонкой душевной организаций, а Фарн явно был из таких.

  А в Орехене почти не было зверозыков, люди часто реагировали даже острее, чем в Тьене, и Хако уже привык к такой реакции и преисполнился бесконечного терпения, пахнущего почему-то храмовыми благовониями.

  Варт поморщился: когда Хако начинал вонять благовониями, это напрочь забивало большую часть запахов, оставляя его дару только образы и звуки. Звуки в свою очередь тонули в шумовой завесе вечернего бара, так что Варту было трудновато определить, с чем именно связана легкая сиреневатость Фарна.

  - Пришел, - сказал Хако, не поворачивая головы, - это мой напарник, Варт. Он, собственно, и будет вытаскивать твоего товарища.

  По крайней мере, они уже были на ты. Хако старался сократить дистанцию, как мог.

  Фарн сиреневел. Варт поморгал, присматриваясь обычным зрением.

  Бывший одноклассник Шелеки казался моложе своих лет. В отличие от Леки многих других знакомых Варта с храмовым воспитанием, за худощавостью которых крылась развитая танцами и ритуалами мускулатура, этот парень был просто хлипкий. Не спортивно подтянутый, а именно что вечно голодный, с характерными мешками под яркими, блестящими зелеными глазами. Он будто специально подчеркивал трогательную тонкость и хрупкость шеи гроздью цепочек, а запястий - многочисленными браслетами, которые постоянно стукались друг о друга с едва слышным звоном: руки у Фарна никак не могли лечь спокойно, сейчас, например, он складывал из салфетки самолетик.

  На секунду один из браслетов соскользнул не очень удачно, позволив Варту заметить сеточку тонких шрамов. Что же, стало чуть понятнее.

  Варт улыбнулся.

  - Привет. Мы созванивались, помнишь? Варт рода Хин.

  Он протянул руку.

  Фарн неловко мотнул головой, отчего звякнул уже колокольчик, вплетенный в толстую зеленую косу. Парень рассматривал Варта так, как будто размышляет, готов ли он выдать ему кредит. Руку не пожал. Варт сделал вид, что все нормально, и он просто хотел поправить рукав подсмотренным у Юлги жестом: она часто так делала с перчатками.

  - Вы о-остановились у некромантов? - зачем-то спросил Фарн, вперившись взглядом Варту в середину лба.

  - У кого же еще, - хмыкнул Варт, в свою очередь уставившись Фарну в переносицу. - Хины - некроманты.

  Бледное лицо Фарна блестело. Особенно нос.

  - Не знаю, к-как в Тьене, а у нас про некров ходит анекдот.

  - В Тьене про нас тоже ходят анекдоты, - Варт улыбнулся пошире, - уточнишь?

  Парнишка набрал в грудь побольше воздуха и выпалил.

  - П-подходит к некромантке соседка: "Слушай, а твой сыночка там целуется, я только не разглядела, с кем"...

  Варт чуть приподнял брови и кивнул, мол, продолжай. Рассказчик, конечно, из Фарна был никакой. Он будто боялся своего же анекдота. Похабные анекдоты нужно рассказывать нагло и резко, а этот явно не верил, что выйдет смешно, и не мог этого скрыть.

  - Н-некромантка срывается и несется смотреть. Возвращается. Радостная... "Ну чо, мальчик, девочка?", - спрашивает... "Это я не разглядела, но спасибо, что живое!"

  Варт вежливо хмыкнул.

  - Я опоздал, потому что заглянул поддержать ребят на пикете против "Спящей принцессы", - соврал он, - некрофилия и правда возмутительна.

  Тетка про этот пикет болтала все утро, кто же мог подумать, что окажется так кстати. Варт возмущение поддерживал, и не то чтобы совсем уж врал. Когда он бежал сюда по легкому морозцу, мысленно пообещал себе на обратном пути занести инициативной группе горячего кофе, а то ночью явно будет лютый дубак.

  - А что такого в "Спящей принцессе"? - включился в разговор Хако.

  - Отсутствие осознанного согласия. - пояснил Варт, повернувшись к Хако, - Не стоит ставить для детей пьесу, в которой мужик заделал спящей женщине двоих детей и смылся.

  Варт чуть скосил глаза: Фарн теперь переводил свои огромные перепуганные гляделки с одного на другого, будто ждал, кто ж из них нападет и вгрызется ему в глотку. Нет, Хако тут определенно лишний...

  - Они ж поженились потом, вроде бы по любви?

  - Только чудом сценарным. К тому же... Незамужняя женщина с двумя детьми в век Серебра, - куда ей было деваться? Представь: просыпаешься от того, что рожаешь. Врагу не пожелаешь, где же тут романтика? Впрочем, мы ушли от темы.

  - Некров это и правда так волнует? - брякнул Фарн, - Даже больше пола?

  Варт повернулся уже к нему, с живейшим участием, которое только мог на лице изобразить.

  - Согласись, есть разница, целуется сыночка к обоюдному удовольствию с сыночкой соседки, который, если что, просто скажет "нет", или поднял труп дочери соседки, который полностью покорен его воле? - Варт вздохнул, - К сожалению, второе у нас случается достаточно часто, чтобы до первого никому не было дела. Не стоит хвастаться при некромантах "подростковыми экспериментами", могут реально набить рожу за некрофилию.

  От Хако потянуло неприятием: тоже резкий запах, но не настолько забивающий все остальные, как храмовые благовония бесконечного терпения.

  - Знаешь, Хако, - сказал Варт, принюхиваясь к Фарну, - иди-ка ты погулять, я договорю.

  Тотспорить не стал, хоть и выдал порцию легкого раздражения: низкий, неприятный гул в левом ухе. Варт потер мочку, глядя, как Фарн провожает Хако взглядом.

  - Красивый?

  - Ага... То есть, в смысле, ну чисто эстетически... - Фарн замялся и неуклюже перевел тему, - так что именно ты хотел узнать? Я по телефону вообще ничего не понял. Ну, кроме того, что Шель морознулся.

  - Я вроде как спец по размораживанию, - пояснил Варт, - но мне хорошо бы понять, с чего вдруг.

  Лучше бы Фарну сказать хоть что-то. Он был уже, наверное, десятым из тех, кого допрашивал лично Варт, а Хако успел куда больше, но пока все, что они узнали - это что Шелека был на диво замкнутым парнем.

  После Фарна пришлось бы прорабатывать совсем тухлые варианты.

  Фарн задумался.

  - Он волновался из-за... сестры. - сказал-таки он, и Варт мысленно возликовал.

  - Вон там пара подружек, - сказал он тихо, не показывая, впрочем, пальцем, но Фарн вздрогнул: понял, - вон та парочка, а вон те вообще не зря пришли втроем. Я эмпат, я буквально чую похоть и вижу ее направление. Не люблю, признаю, запах так себе, как запах пота. Как и запах пота, это можно замаскировать... но мало кто умеет. Хоть обшифруйтесь, но я способен узнать тематический бар, если уж в него пришел.

  - Я думал, ты некромант...

  - Паршивая овца в семье. Так что если проблемы были по этой части...

  - Но он правда волновался за сестру! - Фарн даже чуть привстал, глаза его лихорадочно блестели, - Пунктик у него был! А так... он всегда относился спокойно, это да. То есть меня в школе не трогал. Но он с девушками встречался. И пунктик его...

  - Ты сядь, сядь.

  Фарн сел, перевел дух.

  - Он же чего забурлил ехать на жениха смотреть и в Тьен переводиться? - уже спокойней сказал он, - У нас же учительница погибла.

  - То есть? Как погибла? - Варт словил отголосок чужой горечи, и проглотил вставший в голе ком.

  - Преподавала у нас пение и искусство девушка, молодая совсем, только из педа. Мудрая Иланни... Родители сговорили замуж, ей уволиться пришлось. Шель в нее по уши влюблен был, сколько нам тогда было? Лет по тринадцать? Муж заставил уволиться. А потом слух пошел, что она повесилась. Ну слухи штука такая, чем дальше, тем круче, да? Говорили, что это из-за измен, что беременная была, что избитая...

  - А официально что?

  Фарн отвел глаза. Руки его продолжали жить совершенно отдельной и очень бурной жизнью: он, разминал пальцы, поправлял длинноватые рукава рубашки, дергал перебирал и дергал цепочки у самой шеи, будто они его душили...

  - Я ходил с Шелем на похороны. Он в то время невыносим был, но, знаешь, со всеми одинаково невыносим, поэтому я к нему вроде как прибился. Пока он рядом был, меня не трогали. Сын Верховного же... Ну я увидел, что он на грани просто, и с ним пошел на всякий, мало ли, когда накроет... лавиной... - Фарн вытеребил наконец из косы прядку, и начал машинально заплетать косичку, - в общем, на похоронах говорили, что сердце. Ну... Типа... Сердце слабое было, а тут беременность... и все. Эта, как ее... Э... Ну, когда судороги и тромбы. Плохо помню. Ну вот когда над водой начали пепел развеивать, Шеля и сорвало.

  - В кризис?

  - Нет, до кризиса он еще часов пять держался. В откровения. Типа... Она когда уходила, он ее встретил с документами, и она сказала, что не хочет? И с работы уходить, и замуж... Мутная какая-то история, и рассказывал он ее сквозь сопли. Я понимал, что его в кризис несет... чутьем каким-то, ну и никогда его таким не видел... ну и мне было его важнее до дома дотащить, чтоб он не посреди улицы сорвался, чем реально как-то слушать... Ну а потом он об этом не говорил. Постригся только в ноль, типа никогда не женится, но тогда много кто стригся вообще... В общем, до барабанов своих был тихий, а после стал бить в барабаны, и все. Пошло-поехало. Когда узнал, что Саю сговорили... Знаешь, напился, да. Вот здесь и напился, при мне, выморозил мне стойку, видишь, вон там плитка потрескалась? Вон, вон, на полу. А потом доки на перевод подал. Решил, получается...

  Фарн вздохнул.

  - Кто этот Мерн вообще? Мудак какой-то? - спросил он, - Я с Саю не общался, кто б меня подпустил, но по рассказам Шеля она была славная. Мерн ее обидел как-то или что? Девушки из таких семей же так просто не сбегают...

  - Она и есть славная, - кивнул Варт, - Мерн не мудак, просто слишком старый. Перепугалась... Шель встречался с кем-нибудь? До переезда.

  - Нет, нет. Блюл свой постриг, типа того. Ну то есть как, была пара девчонок, но дольше недели не выходило. Зациклился он на идеальной деве, бывает.

  - То есть постоянной девушки у него не случилось? Парня? - Фарн вскинулся, и Варт примирительно поднял руки, - Я верю тебе, верю, но прорабатываю варианты. Мне нужно найти его близкого человека, чтобы позвал. Ты?..

  - Вряд ли, - с сожалением ответил Фарн, - я пытался сблизиться, но Шель ото всех держал дистанцию. Я был у него приятель, при котором не стыдно пить, но это все. У него и с группой не очень сложилось, потому что барабанщик-то он хороший, но в коллективы не очень-то вписывается. Всегда будто за стенкой ледяной. Разве что Анген? От Ангена он всегда был в восторге. Тот его за барабаны посадил, да.

  Пахнуло застарелой дружеской ревностью, внезапно без вездесущих цветочных ноток, немного обидой. Фарн и правда верил, что Шелеке не особо сдался.

  Варт задумался.

  В дистанцию ему по определенным причинам вполне себе верилось.

  Вообще это все, конечно, было интересно. Особенно удобно было бы согласиться, что Анген - ключ. В конце концов, и в компании их Лека оказался по приглашению Ангена. И история про учительницу хорошо ложилась... даже слишком хорошо.

  В кармане звякнул телефон. Писал Хако: "зашел Гаян, спутал меня с тобой, пытался на что-то навести, я его к тебе послал".

  Ну спасибо.

  Гаяна ему не хватало.

  Оставаться дольше не было смысла: Окос его знает, как Гаян отреагирует на тематику бара. Девчонки в углу увлеченно целовались, да и вообще народ проводил отличный, расслабленный вечер: не хотелось навести сюда беду, приманив ее на воду из Акки, коварно и очень палевно бегущую в Вартовых венах. Гаян же так в мире ориентируется?

  Варт поспешно встал.

  - Спасибо, помог... но служба зовет. А ты все-таки подумай насчет поездки в Тьен, - сказал он, натягивая куртку, - Лелле оплатит.

  Фарн вздохнул.

  - Напиши, если без меня реально не справитесь, - сказал он грустно, - но это вряд ли.

  "А вот была бы тут Юлга", - думал Варт, уже позже, стоя в очереди за кофе, - "Мы бы нырнули и посмотрели бы, вряд ли или не вряд ли".

  И это была дурацкая мысль. Потому что нельзя же вечно эксплуатировать Юлгу. Раньше как-то же справлялся всегда? И сейчас сам разберется.

  И бегать от Гаяна тоже идея дурная. Встреча с Энтаном завтра...

  В конце концов, Гаян же не предупредил, что ему надо. Да и скрыться от него в этом городе невозможно. Гостевой дом он вон без проблем нашел.

  И Варт малодушно решил, что завтра встретится с обоими. Что-то немного нудело, может, и совесть, или чутье какое-нибудь, или вообще так сказывалось атмосферное давление, и чтобы подуспокоить это нудящее Варт постоял с картонкой у Театра Моря, пока предыдущий протестующий отбежал в туалет и чуть погреться в ближайшей кафешке.

  Завтра будет завтра.

  Но Юлги очень не хватало. Варт сначала удивлялся, насколько, откуда такая неуверенность, ведь расследование и без нее вроде шло очень даже неплохо... а потом до него дошло, что он просто соскучился.

  Очень соскучился.

  46.

  На детской площадке Саю увидела три фигуры разных цветов, как карандаши в наборе. Белая - Ланерье, по рукавам подчеркнутый красной нитью, широкие штаны перевязаны красным поясом с кисточкой на конце, волосы убраны в высокий хвост; сине-зеленая - сложная прическа, знакомый разворот плеч, тоже хвост, только косичек от висков не по четыре, как у Ланерье, а по три, как и положено жрецу Многогранной. Саю не считала, она знала. Сколько она себя помнила, Гаян всегда носил такую прическу, и слоев одежды у него было как у лука.

  И зеленые перья только вписываются в образ.

  Саю чуть не рассмеялась. Такая неуместная мысль! Кто же сравнивает наследника Верховного с луком?

  Она обмерла вдруг: а если и отец здесь? Но нет, нет! Он не может покидать Храм, не ради такой мелочи, как Саю!

  Третья фигура - черная: Варт сидел между ними на корточках, как какая-то шутка, несуразица. Он тоже собрал отросшие с их последней с Саю встречи в короткий хвостик, и постоянно тянулся руками к шнурку, то ослабляя его, то затягивая. Он казался совершенно неуместным в своей выдавшей виды черной куртке и потертых спортивных штанах, и Саю могла побиться об заклад, что Ланерье выдернул его откуда-то одним звонком и совершенно точно не объяснил, что тут происходит.

  Саю, кстати, тоже понятия не имела, но догадывалась.

  Она ждала этого: прошло уже три дня с тех пор, как Лелле застала ее в магазине.

  "Здравствуй", - сказала она тогда.

  "Вы кто?" - спросила Саю, вложив в этот вопрос все свое спокойствие, - "Хотите купить шарфик?"

  Лелле посмотрела на нее какими-то очень поблекшими, тревожными глазами, и от этого взгляда что-то в Саю перевернулось и затрепетало, толкнуло вперед, рыдать и каяться в материнские объятия. Но злая сука Шес... Злая сука Шес не сделала ни шага.

  "Нет", - наконец сказала Лелле, - "Я пришла не покупать, а заявлять свое право".

  И от этого холодного, колкого тона кидаться в объятья как-то сразу расхотелось...

  - Шес! - крикнул Варт, и вскочил на ноги, энергично замахав ей обоими руками, - тебя-то мы и ждем!

  Саю вздрогнула. Чтобы подойти ближе, ей пришлось переступить через низкий заборчик. Она обогнула сначала карусель, а потом и брата по широкой дуге, быстрее, быстрее, за спину Ланерье, поближе к дому.

  Хорошо, что в такое время детей тут еще нет, все в садиках и школах.

  - Что... - начала было она и закашлялась.

  - Жреческие терки, - пояснил Варт без особого энтузиазма.

  - Ты привез его в Тьен, - бесстрастно сказал Ланерье.

  - Он сам себя привез в Тьен, - окрысился Варт, и Саю вдруг стало тревожно: впервые она видела, чтобы этот вечный оптимист так терял контроль над собой, - Он взрослый, состоявшийся и почти что женатый мужчина, он в состоянии сам привезти себя в Тьен!

  - Ма... Лелле сказала, что видела меня? - тихо спросила Саю у Гаяна, который на эту перепалку взирал несколько отрешенно.

  Хотя откуда бы Лелле знать ее адрес? Просто от Гаяна невозможно скрыться. Он как акула, способная уловить капельку своей крови в многомиллионной толще воды. Нет, он куда сильнее акулы, которая в этой толще просто плавает, а не руководит ей; единственный шанс, что ее не найдут, был в том, что Гаяна не отпустят дела.

  Что же? Ее поиски оказались важнее храмовых дел? Саю никак не могла в это поверить. Никак не могла осознать. Часть ее не верила, что Гаян и правда здесь. Часть ее будто смотрела какой-то дурацкий сон про переговоры на детской площадке.

  - Я и правда в состоянии принимать самостоятельные решения, сестра, - ответил Гаян... ей же почудилась эта нотка обиды?

  Он никогда на нее не обижался, потому что никогда не обращал на нее внимания, что вообще здесь происходит?

  Ощущение нереальности происходящего только усилилось, и Саю уцепилась за широкий рукав Ланерье, как за спасательный круг. От него пахло немного лавандовой отдушкой, которую Саю использовала при стирке. Это как-то возвращало в чувства. Сны не пахнут химозной лавандовой отдушкой.

  - Теперь, когда все в сборе, - сказал Ланерье, - мы можем начать обсуждение.

  - Может, все-таки куда-нибудь зайдем? - тоскливо протянул Варт, грея дыханием замерзшие руки, - холодно же.

  - Хватит того, что я тебя в свой Храм пускаю, - Ланерье даже глаза открыл, чтобы попытаться испепелить Варта взглядом, но тот даже не дрогнул. Может, потому что Ланерье повернул голову немного слишком вправо.

  - Понял-понял, детская площадка - самая нейтральная из всех территорий, - буркнул Варт, - идеально для переговоров. И на качельках можно покачаться.

  Саю нервно хихикнула.

  Ага. И убивать ее тут Гаяну будет неловко. Не при детях же.

  - Я-то здесь причем? - продолжал ныть Варт, - Я ж вас никак не растащу, если что.

  - Третий жрец, - процедил Ланерье, - ты - третий жрец. Нейтральная сторона. Твоя Богиня старше, иначе я б тебя тут не терпел.

  - Да не жрец я!

  - Ты благословлен Живицей, - заметил Гаян как бы между прочим.

  - А я Живицу не благословлял!

  - Боги не спрашивают, - сказали Гаян с Ланерье хором, и одинаково поморщились от своего нежданного единодушия.

  Саю не поручилась бы, но вроде бы на лице Варта промелькнуло довольное выражение - будто он того и добивался. Это и правда как-то... разрядило обстановку. Замерзшие статуей жрецы даже позволили себе переступить с ноги на ногу, отмерев из своих одинаково неудобно выпрямленных поз.

  - Иди сюда, - поманил он Саю, - они сейчас начнут торговаться, а я тут белый флаг.

  Ей было очень страшно отпускать рукав Ланерье, и Варт подошел и мягко расцепил ее пальцы.

  - Я бы придал тебе храбрости, - шепнул он заговорщицки, - но, боюсь, это против правил. Но я обещаю, что все будет хорошо.

  - Ты оптимист, - возразила Саю, хотя ей очень-очень хотелось ему верить.

  Все-таки Гаян с ней разговаривал, а не сразу достал нож.

  - Я трезво взвешиваю вероятности, - хмыкнул Варт.

  Когда они встали между Ланерье и Гаяном, - Саю у Варта за спиной, - жрецы снова замерли изваяниями. Даже рот старались открывать как можно меньше, из-за чего слова звучали глухо и угрожающе.

  - Как брат, - сказал Гаян, чуть кашлянув, - я прошу вернуть сестру в семью.

  И слегка поклонился Ланерье.

  - Если, конечно, вы не сочетались законным браком, - добавил он, - что позволило бы нашей семье избежать позора.

  - Мне жаль отказывать брату-во-служении... Но я не могу выполнить твоей просьбы. Здесь нет твоей сестры, - притворно расстроился Ланерье.

  - А кто эта девушка?

  - Новорожденная Шес. У нее нет семьи, нет рода. Варт?

  - Мы можем предоставить документы, - откликнулся тот и тут же возмутился, - а почему я это говорю? Для вас недостаточно духовно?

  Жрецы почти синхронно цыкнули, а Гаян смерил его таким уничижительным взглядом, что Саю даже захотелось ободряюще похлопать Варта по плечу.

  Впрочем, аргумент про документы оказался достаточно весомым.

  - Мы вспоены одной рекой, - для порядка возразил Гаян, недовольно дернув плечом.

  Ланерье щелкнул пальцами.

  - Не доказательство, - протянул Варт.

  - Кровь-река вспоила целый Орехен и множество окрестных деревень, городков и пригородов. Все те люди - твои братья и сестры? - вкрадчиво спросил Ланерье.

  - Вода меньше, чем кровь, - неохотно сказал Гаян, - а мы одной крови.

  - Она отказалась от крови. - Ланерье закрыл глаза и скрестил руки на груди, повторил нараспев: - От крови, неспособной принять ее, она отказалась.

  - Новорожденная Шес, вы отреклись от братьев?

  Саю сглотнула. Теперь Гаян уставился прямо на нее, и взгляд у него был совершенно... как у Лелле, когда она только вошла в магазин и увидела Саю у стойки. Внимательный. Огорченный. Чуть разочарованный.

  Когда она резала ладонь, отрекаясь от рода, родственники не смотрели ей в лицо.

  - Я... Я о... - ей стало душно, она попыталась чуть распустить шарф, - Я...

  - Я вынужден вступиться за девушку, которая попросила приюта в моем Храме, - вмешался Ланерье. - Это неуместное этическое давление.

  - Пусть ответит, - возразил Гаян.

  - Это не суть важно. Она обратилась к моему Храму.

  - Она отреклась от матери, от Богини. Что же ей мешает отречься от брата? - спокойно спросил Гаян.

  - Это не имеет отношения к делу. - вокруг Ланерье завихрилась поземка. - И она не отрекалась от Многогранной, Лаллей все равно, кому давать приют.

  - Это резонный вопрос, - снежинки задерживались вокруг Гаяна серебристым коконом, - я имею на него право!

  - Хватит! - рявкнул Варт, выступив вперед и вставая между ними. - Дайте. Ей. Ответить.

  Саю благодарно ему кивнула. Она так боялась, что они сейчас набросятся друг на друга, что никак не могла собраться с мыслями. Сердце громко колотилось где-то в горле.

  Все очень просто, да? Отречься - и Гаян отстанет?

  Она посмотрела в его широкое, бесстрастное лицо. Гаян был похож на Онрена фигурой, но лицом скорее на Лелле, и Саю не была уверена, говорит она это Гаяну или матери.

  - Я... не хотела бы отрекаться. Я и не хотела... Я ведь вас люблю. Но... - она замялась, но сжала кулаки и выпрямила спину так прямо, как учили когда-то на уроках этикета, - себя я люблю больше, чем вас. Если ты... Если ты, брат мой... Если тебе, - дурацкие глаза наполнились идиотскими слезами, и ей ничего не оставалось, как их сморгнуть, - если ты готов отречься от меня ради чести рода... То и я... И я готова отречься от тебя, Гаян. Если тебе важнее... Если тебе кажется, что правильней - так.

  Гаян склонил голову на бок, шелестнул широкими рукавами, как большая грустная птица, сцепив руки в замок у груди.

  - Ты имеешь право на этот вопрос, - сказал он ровно, - а я имею право над ним подумать. Я беру три дня размышлений; я обещаю эти три дня не выдвигать притязаний. Брат-мой-во-служении?

  Ланерье чуть склонил голову, соглашаясь.

  - Третий?

  - Без проблем, - кивнул Варт, - думайте, решайте. Нельзя такое сгоряча, согласен. Теперь-то можно в тепло? Три дня, кстати, трое суток? Хотелось бы пригласить Саю на разморозку, но мне нужно слово Старшего, что никто ее там не тронет.

  Саю подумала, что для человека, который так старательно показывает, что ничегошеньки не понимает в жреческих ритуалах, Варт слишком легко вспоминает ключевые детали.

  Гаян пожал плечами.

  - Да, никто из рода не будет заявлять на нее право ни в доме Вио рода Улы, ни где-либо еще в ближайшие три дня. Слово Ялы Орехенского истока.

  - Ты еще не Верховный, - бросил Ланерье. - Тебе достаточно позвонить отцу, чтобы освободиться от Слова.

  - Сестра вольна не верить, - развел руками Гаян, - это ее выбор. Я не буду клясться, что не буду звонить. Это унизительно.

  - Мне тоже... - вмешалась Саю, - мне тоже надо об этом подумать. Варт... Спасибо. Ланерье... Если все закончилось, мы можем вернуться домо... в Храм?

  Ланерье накрыл ее широким рукавом, как крылом, ладонью сжал плечо.

  - Конечно, Шес. Ты под моей защитой. И сейчас, и через три дня, и всегда. Мы можем вернуться.

  Саю было сложно... Но на брата она больше ни разу не оглянулась.

  Как будто это было такое заклинание. Оглянешься - и беда...

  ...И на месте брата останется только жрец...

  47.

  Саю старалась держаться по другую сторону от Гаяна и Лелле, за большим ледяным кубом где спал Шель. У него было такое безмятежное, спокойное лицо: Саю даже подумала - а стоит ли его будить? Может, он сам проснется, когда отдохнет достаточно?

  - Подвинься немного. - попросила Юлга, которая вычерчивала вокруг глыбы символ за символом, двигаясь на корточках боком, как краб.

  - Да... - Саю шагнула вперед, к Шелю, и поежилась: лед дышал холодом.

  - Селия звонит, - тихо сказал Варт, которому Юлга поручила свою сумку.

  - Сбрось.

  Саю навострила уши.

  - Я два раза сбросил.

  Юлга протянула испачканную мелом ладонь, Варт отдал мобильник.

  - Дай мел, я пока доделаю.

  - Накосячишь. Я быстро. - она прижала телефон щекой к плечу и вернулась к растушевыванию меловой линии, - Алло? Нет, мам, я не в Хаше. Не знаю. Нет. Что? Учусь, работаю. Я занята. Документы в папке. Ну посмотри на холодильнике. Нет, я не знаю, почему Яльса вечно их туда кладет, у нее спроси. Мам, я работаю. Нет, мам, я не могу отвлечься. Меня тоже ждут люди. Все. Пока. - она захлопнула раскладушку и передала телефон Варту.

  - Ты ей не сказала, что уезжаешь? - спросил он тихо, осторожно, стараясь не смазать рисунок, присаживаясь рядом.

  Саю вдруг показалась, что она подслушивает что-то очень личное. Но ей было так любопытно, что она и не подумала отступить подальше или тактично намекнуть, что она здесь.

  К тому же это значило выйти из-под защиты Шеля под осуждающие взгляды Лелле - ну нет!

  - Я бы не смогла. - буркнула Юлга, - не мешай.

  - Пойдешь за меня замуж?

  - Нет.

  Короткий клевок в щеку.

  - Я надеялся, на меня тебе уже сил не хватит.

  - К тебе я уже натренировалась, - хмуро сказала Юлга, но уши у нее горели, - перестань, мы тут не развлекаться пришли.

  - Угу. - Варт встал, отряхнул штаны от меловой крошки, поймал взгляд Саю и подмигнул.

  - Извините. Шалею от чужого адреналина. Слишком много, - развел руками.

  - Вас за глыбой другим не видно, - успокоила Саю, - ничего страшного.

  - Волнуешься из-за Шелеки?

  Саю прислушалась к себе.

  - Не... совсем, - сказала она, - мне почему-то кажется, что все получится.

  - Может не с первого раза, - наверное, уже десятый раз за утро предупредил Варт.

  - Главное - пробить трещину, - поддакнула с пола Юлга.

  - Да-да, я поняла.

  - Тут целая связка разных ключей. А не получится, попробуем Фарна, - сказал Варт. - Выпишем в конверте.

  Саю кивнула, как будто знала, кто такой Фарн.

  - Ангена точно звать не будешь? - тихо спросила Юлга.

  - Не, это лишнее. Может, позже.

  Саю отвернулась к Шелю. Провела по льду пальцами, повинуясь порыву, раскинула руки, прижалась грудью - обняла. Будто бывает так, что никаких ритуалов, ключей и меловых рисунков не нужно, и достаточно объятий. Или волшебных слов.

  Может, и было достаточно. Но она опоздала, и он совсем замерз.

  - Спасибо. - шепнула Саю.

  Нет, это не сказка.

  - Так, - сказала Юлга, вставая и отряхивая от мела юбку, - Всем отойти от глыбы... Варт?

  Он в два широких шага оказался у глыбы, прижал ладонь ко льду.

  - Угу.

  Юлга встала на аккуратно вычерченную линию, протянула руку, переплела с Вартом пальцы.

  - Я буду подзывать того, кто нужен, - строго сказала она, - если попрошу двоих, цепляетесь как мы с Вартом, запомните хват. Трое - так же.

  Лелле оказалась к Саю слишком близко, а с другой стороны был Гаян, и Саю шагнула чуть ближе к Юлге.

  - За линию не заходить... Саю.

  Поправлять на "Шес" не было времени: Саю просто взялась за протянутую ладонь, от волнения позабыв о правильном хвате. Но это оказалось не суть важно.

  Саю... провалилась.

  Исчезла.

  Стала чужими глазами.

  ...Чужими глазами она видела Гаяна. Подростка-Гаяна, высокого, какого-то угловатого, еще не до конца потерявшего детской пухлости щек. Он закрыл уши обоими руками и мычал на одной ноте, громко, отчаянно.

  Чужие руки были прижаты к чужой горящей щеке; Лелле пыталась успокоить Гаяна, совершенно не обращая внимания на то, что другой - плачет. Вода из разбитого кувшина шипела, кипела на полу, но и не думала превращаться в пар, грозя в любой момент разлететься во все стороны горячими брызгами.

  Несколько льдинок на полу: он же просто защищался!

  Откуда-то из коридора вынырнул Эни, увидел встревоженную маму и добавил еще подзатыльник. Потому что он - не прав. А Гаян важнее.

  Гаян всегда важнее.

  А когда кажется, что нет, то он всегда может замычать.

  ...Сестренка высунула носик из-за угла, прокралась поближе, тихо, как мышка, сунула ему в карман засохшее печенье и сбежала обратно в глубину дома, откуда ее уже звала нянька. Челюсть немного ныла, когда он жевал это замусоленное печенье. Но уже почти прошла.

  Он вернулся к построению солдатиковой иерархии. Эн - мамин солдатик, Гаян - мамин генерал.

  А вот этот солдатик - он.

  У него есть мышка-сестренка.

  У мудрой Иланни очень красивые руки. Ногти коротко подстрижены, чтобы удобно было аккомпанировать на пианино, пальцы тонкие, изящные. Когда она поет вместе с хором, ему стыдно за свой голос, но при этом хочется показать, что он тоже может. Он вечно поет слишком громко, и мудрая Иланни однажды оставляет его после урока, и долго-долго просит петь ноту за нотой, то выше, то ниже, то заткнув одно ухо, то нет. В конце она просит петь вместе с хором. В конце года будет концерт, он сможет солировать, если захочет, но пока ребята должны петь все вместе, он же понимает?

  Он не очень хочет солировать, но ему нравится, когда мудрая Иланни с ним возится, поэтому он кивает, и спрашивает, можно ли ему в кружок. Она смеется: конечно, приходи!

  ...через полгода она уходит, еще через три месяца ее пепел развеивают над Кровь-рекой, и тупо глядя в ржавые буруны, он внезапно понимает, что все, больше в мире нет человека, который обращал бы на него внимание.

  ...Он очень смутно помнит, как Фарн тащил его до дома, но с тех пор никому не позволяет даже глянуть косо в его сторону. Фарн рядом, потому что так удобнее прятаться за его статус сына Верховного, но ничего. Фарн не от хорошей жизни рядом, и не от хорошей жизни за него прячется. Таким, как Фарн, жить очень страшно: парня Фарна как-то раз отец избил так, что до сих пор половина лица не двигается, сам Фарн ушел из школы в шестнадцать, чтобы работать - его просто выгнали из дома, кто-то не постеснялся, донес благую весть, рассказал. Впрочем, Фарн и не скрывал особо, ждал этого - и был готов. С тех пор Фарн работает в баре.

  Сестра однажды подходит к нему дома, подозрительно нюхает куртку, вредная девчонка.

  "Ты что, курил?" - спрашивает она, поджимая губы совсем как Лелле, - "Это же вредно!"

  Она кривит точеный носик, на кончике носика неуклюже замазанный прыщик. Он не удерживается, нажимает на носик пальцем.

  "Прости, не буду больше".

  Он не то чтобы он часто, иногда, за компанию, просто в баре Фарна вечно курят старшие. Но с того дня он больше не стреляет сигарет и за компанию. Не хочется, чтобы сестра помнила о нем только это.

  У него вообще ощущение, что он суть есть туман, вот-вот подхватит его - и унесет куда-то, он истает, и больше его никто и никогда не вспомнит. Он не принадлежит к компании друзей Фарна, он не такой, как они, и даже хотел бы, не смог бы скрыть, что ему нравятся девушки, и что мудрая Иланни до сих пор ему иногда снится; но другой компании мир ему не преподнес. Он старается держаться рядом, но он всегда на краю, лишний.

  И если он исчезнет, разве что сестра иногда будет морщиться от чьего-то чужого запаха сигарет и вспоминать смутно человека-невидимку.

  Анген гостил в доме Ялы, но до него никому не было дела; до Шелеки тоже никому не было дела, поэтому он взял гостя на себя, и повел его по обычному набору достопримечательностей: набережная, музей жемчуга, статуя Онрена Завоевателя... Статуя так себе, нос чуть сколот, но надо же почтить дальнего-дальнего предка... Потом достопримечательности кончились, и Шелека привел его в любимый бар. О том, что тьенский родич может увидеть лишнее, возмутиться и, может, даже рассказать отцу, в каких местах бывает его младший сын, он подумал уже слишком поздно. К счастью, Анген только скользнул по обжимавшейся за соседним столиком парочке безразличным взглядом и тут же уткнулся в меню. Может, вовсе не понял; Шелека уж точно не хотел испытывать судьбу и уточнять.

  Ангену очень понравились дешевые луковые колечки.

  - Ше-ле-ка.

  Анген как-то беспомощно скользнул по столу пальцами; незавершенное, нелепое движение. Мозолистые, мощные, короткие пальцы, широкое запястье: сильные руки.

  Так-то он инженер, но рассказал, что барабанит на досуге.

  - Имя не ударное. - сказал он, - забавно. Из всей вашей семьи - только Гаян удар по столу. Остальные - как трава на ветру, шелестят, совершенно не играются. Без обид.

  Шелека задумался: и правда, Саю, Шелека, Энтан... Хотя Энтан звонче, а еще...

  - Ты забыл про Лелле, - возразил он, - мама - она как колокол. Лел-ле.

  - И про Энтана, - улыбнувшись, согласился Анген, будто прочитав Шелекины мысли. - Он как я. Звучит, но непойми как.

  От этой улыбки - чуть рассеянной, теплой улыбки, - Шелекино сердце совершенно неприлично забарабанило о ребра.

  Он машинально прижал руку к груди, - нет, бред какой-то, ему всегда нравились только девушки, - но особого смысла врать себе не было. Видимо, не только.

  Может, это Фарн его так испортил, исподтишка, оставаясь рядом, какой-то своей неправильной энергетикой?

  Нет, бред, кто тогда испортил Фарна? Нет, Фарн тоже вполне себе нормален. Шелека знал Фарна и в начале осознания, и в конце - это просто позволило не мучиться так же долго. Фарн слишком многое для него сделал, чтобы валить на него вину за то, что от него никак не зависело, и старательно лелеять выдуманную обиду. Это Шелека здесь единственный испорченный - никак не может определиться и выбрать сторону. Не туда и не сюда. Везде лишний. Никому не нужный.

  Просто раньше он игнорировал одни удары и прислушивался к другим.

  Но Анген барабанит оглушительно.

  ...Анген уедет, а он здесь останется. Ненужный.

  ...Рядом сидел не Анген, его посадили ближе к главе стола, рядом сидела всего лишь сестра, очень прямая, очень серьезная. Нет-нет, косилась на маму, старалась есть, когда она не смотрит.

  Онрен почтил гостя присутствием. Он быстро напился, и, разгоряченный, начал пытать Ангена про его работу, про жизнь, про невесту. Когда Анген говорил про невесту, лицо у него становилось мечтательное и грубое; Шелека ничего не мог с собой поделать, от упоминания Нии рода Улы его корежило, как Окосовых сироток от солнечных лучей.

  И сестра это заметила, пододвинулась чуть поближе.

  - Шель, тебе плохо? - спросила, - Живот болит?

  - Да, - схватился за подсказку он, - нехорошо.

  - Надо дотерпеть до конца, - серьезно сказала сестра, - это же официальный ужин... Мама будет ругаться, если сейчас уйдешь. Разочаруешь гостя. И отца.

  "А ты часто так терпишь?" - чуть не вылетела резкость.

  Но он уткнулся вдруг взглядом в горку травы на тарелке Саю. К столу подали три вида мяса и рыбу; Саю упорно клевала салат.

  Она не ответит "всегда".

  Но Шелека это и сам вдруг понял.

  Саю оказалась где-то между; она уже видела сама, она уже не была Шелекой, но вокруг нее была только гулкая, тихая пустота.

  - И что? - спросила она у пустоты, - И это все? Это все причины? Какая мне к Окосу разница, в кого ты там был влюблен? Я тоже постоянно влюбляюсь! То в одного, то в другого, то в третьего! Мужчины бывают красивые, и что? Я вовсе не сильная, и я больше вообще ничего не терплю! - она топнула ногой, - ты должен был свалить из-за этого дурацкого стола, ясно тебе! Свалить на все четыре стороны! Если тебе неприятно! Ты же меня сам этому научил: если страшно, нет ничего позорного в том, чтобы сбежать! Но это же не значит, что надо вообще все бросить и не возвращаться! Было же и хорошее! Энтан решал тебе домашку по химии! Гаян подарил первые четки в День Посвящения! Мне вот никто четок не дарил! Ты пошел учиться, куда хотел, а не куда надо, как Энтан! Я мало знаю, кто такой Фарн, но он был рядом чаще, чем я! Вылезай из самокопаний, Шелека, ты нужен и ни в чем вообще не виноват, ясно тебе?! Если я больше не жую салат, то и ты не жуй! Только вылези отсюда, пожалуйста, вылези...

  Она будто ощутила на мгновение его присутствие; он будто встал за ее плечом, привлеченный криком.

  Она оглянулась...

  Ее подхватило, потащило, как волной о жесткую гальку, перекувырнуло и вытолкнуло, прочь, прочь, прочь...

  Не сказка, миф.

  Нельзя было оборачиваться.

  ...Прочь, прочь, обратно, в подвал дома Вио рода Улы, отбросило было к бочке, но Гаян поймал на лету, удержал. Не успела она испугаться, убрал руку.

  - Моя очередь? - спросил он у бледной Юлги.

  Та тяжело дышала, по лбу блестели капельки пота, чертили в толстом слое тональника бледные дорожки.

  - Он больше никого не хочет, - сказала она.

  - Что же, - Гаян хрустнул пальцами, упрямо, по-бычьи склонил голову, на секунду напомнив Саю отца, когда тот был пьян и агрессивен, - я хочу.

  Варт отнял руку от глыбы. Остался выплавленный след, от которого расходились в стороны едва заметные, тоньше волоса, трещины.

  - Прости, - сказал он, приобнимая обмякшую Юлгу за плечи, - на сегодня и правда лучше закончить.

  - Я жрец Многогранной, - ответил Гаян веско, - я в состоянии обойтись без твоей помощи.

  - Я заметил, - Варт дернул уголком рта, - ты подглядывал. Поэтому Юлга в таком состоянии.

  Он кипел едва сдерживаемым бешенством, и Саю впервые почувствовала, как эмоции эмпата могут заполонять мир вокруг; где-то на середине комнаты, у самой глыбы, они схлестнулись с упрямством Гаяна, и Саю на мгновение будто бы увидела бурлящие разноцветные волны... виденье мигнуло и пропало; Гаян шагнул вперед, отодвинув Варта плечом, и резко ударил в след от ладони кулаком, расширяя трещины.

  - Я в состоянии отследить, кто, и как, и на кого кипит, - рявкнул он, - хватит держать меня за идиота! Все!

  Второго удара не последовало.

  Он потер разбитые костяшки и сел, прислонившись к ледяной глыбе спиной.

  - Выйдите.

  Лелле шагнула вперед.

  - Могу я...

  - Прости, но сейчас не время со мной нянчиться. Я уже очень давно в состоянии контролировать свою силу, я почти женатый мужчина, в конце-то концов, - Гаян отмахнулся, - выйдите. Мне нужно помолиться.

  Он достал из кармана четки.

  - Подпиши Варту практику, мама. - уже мягче попросил он. - Этот упрямец заслужил - притащил меня сюда. А я разберусь. Положитесь на меня, мама, сестра... брат.

  Саю осторожно взяла Лелле за руку, и вывела к лестнице наверх: она не сопротивлялась.

  - Он правда такое может? - опомнившись, спросила она у Варта, который вел за ними Юлгу.

  - Вы вообще представляете, насколько силен ваш сын? - буркнул Варт, - Не удивлюсь, если он может обеспечить Тьену выход к морю, просто позвав сюда море.

  - Я никогда об этом не задумывалась, - тихо сказала Лелле. - Он родился очень слабеньким.

  - Угу.

  - Знала бы, сэкономила бы на оплате билетов. - добавила она, будто опомнившись, выдернула у Саю руку и решительно выдвинулась вверх по лестнице.

  - Варт, - сказала Саю, прежде чем последовать за ней, - я, кажется, поняла, почему вы вечно с Ланерье ссоритесь. Ты же соврал, да? Обещал ключ, а притащил лом.

  - Я обещал вытащить твоего брата изо льда, - хмыкнул Варт, - и что-то мне подсказывает, что результаты ты увидишь.

  Юлга положила голову ему на плечо.

  - Хватит, а? Домой хочу.

  Варт кивнул и сказал Саю:

  - Я кинул Маре смску, он ждет тебя у входа. - Варт ткнул рукой в сторону лестницы, - Иди вперед.

  И Саю пошла.

  Вперед.

  Ей многое нужно было обдумать.

  48.

  - У меня две вести, - сказал Гаян, поравнявшись с ней по пути из музыкалки.

  Саю прибавила было шагу, чуть не побежала, но обнаружила вдруг, что сколько бы не перебирала ногами, остается на месте. Отец однажды Энтана до слез довел подобной шуткой: какое-то бесконечное количество сил на маленькое гадкое издевательство.

  Саю, сама того не ожидая, разозлилась. То ли на брата, то ли на себя и свою беспомощность. Даже уйти не может.

  - У меня же... еще полдня? - пискнула она.

  - Первая: глыба поддается, - сказал Гаян таким тоном, будто зачитывает прогноз погоды.

  Тут Саю впервые за долгие годы захотелось не броситься от брата прочь, прочь, подальше - а наоборот, обнять и завизжать ему в ухо.

  Хотя у нее бы все равно не получилось: он все еще ее держал.

  - Вот как, - сказала она как могла сдержанно.

  - Вторая, - вздохнул Гаян, - боюсь, я пришел тебя убить.

  - Прямо здесь? - удивилась Саю.

  Страшно ей почему-то не было. Гаян сказал это таким будничным тоном, что сама идея не осознавалась во всей полноте.

  - Можем отойти в скверик.

  Он кивнул в сторону одиноко торчащей под голым деревом беседки.

  Да, там явно удобнее провернуть убийство чести. Прохожие коситься не будут, все такое. Когда Мариного стажера вызовут к трупу, он сможет просто громкопокричать, и начальство из окошка услышит, опознает по-быстрому. Подмахнет документики...

  Оперативно, качественно, и останется от ее только заключение о смерти по неосторожности... Шла, упала на нож. Раза три. Случается.

  Может, самой пока покричать? А толку, Гаян разве что защитников за компанию притопит. Вокруг снег - сплошная вода. Зимой у Гаяна везде место силы.

  - Кстати, - сказала Саю, пытаясь отвлечься от грустных мыслей, - тебе идет повседневная одежда. Никогда тебя в ней не видела.

  - Мне не нравится, - откликнулся Гаян, - не нравится.

  - Что именно?

  - Не уверен. Пальто тесновато?

  - Лелле паковала?

  - Мама.

  - В талии? Не отвечай. Это она так мотивирует. - буркнула Саю, - Есть у нее привычка...

  - И как ты боролась?

  - Худела, - она поднялась по деревянным ступенькам в беседку, стараясь не наступать на разбросанные бычки, - здесь? Мне не очень нравится место... - она замялась, - Неопрятное...

  Гаян вытащил нож из внутреннего кармана пальто, взвесил в руке. Темный, блестящий нож. Тяжелый... хрупкая, острая кромка.

  Саю даже на секунду почувствовала себя польщенной. Надо же. Ради нее семейную реликвию из Орехена в Тьен привезли.

  - А что ма... мама? - спросила Саю, - она не... не против, да?..

  - Я не спрашивал, - Гаян задумчиво потрогал кончик ножа пальцем, сунул наколотую подушечку в рот, - ой. Я ве встрарвый.

  - Что?..

  - Я же старший. Кстати, предложение про мужа все еще в силе. Если Лане...

  - Простите, что прерываю, - в беседку, нисколько не колеблясь, вошел Рео.

  С букетом.

  Не иначе как караулил у подъезда, ворон глазастый. Его только тут не хватало.

  Саю вздохнула.

  - Рео рода Улы, - представила она, - э-э-э...

  - Жених.

  Саю опешила.

  - ...нет?.. - пискнула она.

  - Я ее возьму, мудрый Гаян. Я готов прикрыть ее позор.

  Рео лучился самодовольством. Саю сегодня целый день не могла заткнуть внутреннюю Шес, наверное, потому что не выспалась. И сейчас эта самая Шес - не Саю, Саю бы в жизни не осмелилась, - очень хотела отобрать у женишка его розовые розы и избить его шипами по лицу. Посмотрите, пришел, спаситель!.. Она уже и часы занятий стала менять, и дом обходить, чтобы зайти через другой подъезд, и даже подумывала рассказать Маре, что не справляется, что почему-то казалось самой тоскливой и унизительной вещью на свете, а он все лез и лез.

  Она сомневалась, что ухаживания должны приводить девушку в состояние злобного раздражения с легкими нотками страха, которые все усиливались от встречи к встрече. Он ведь в упор не слышал, что они не встречаются, что ей ничего не надо: то есть слышал, но каждый раз толковал это каким-то извращенным способом, который позволял любой ответ Саю отнести в категорию "флирт".

  Единственное, что ее удержало от того, чтобы отвести душу хотя бы сейчас, перед смертью, - Рео никогда не дарил роз с шипами. Майя как-то, смеясь, сказала, что у него, наверное, был уже печальный опыт.

  Сейчас вот Саю смеяться совершенно не хотелось.

  Вообще, она может хоть умереть спокойно? Чтобы Рео не лез?

  Гаян смерил Рео оценивающим взглядом.

  - Вот как? Я слышал, вы были против того, чтобы отпустить мою сестру. Организовали поиски?

  - Да, я ее нашел и вернул бы в семью, если бы...

  - Но вы не вернули.

  - Я не успел.

  - Простите, я хотел бы услышать мнение сестры. Сестра, это правда твой жених?

  Саю перевела взгляд с кинжала в руках Гаяна на сияющее лицо Рео. Обратно. Опять на Рео. На кинжал.

  - ...Нет. - сказала она наконец, и начала расстегивать пальто, - режь.

  - Ой, не советую, - донеслось насмешливое, и Мара перемахнул через перила, - извините, что рушу семейную атмосферу своим занудством... Саюшка, ты что-то задержалась очень, Ланерье волнуется... Так вот, не советую. Мара семьи Токк, местный районник. Когда убьете, я буду вынужден препроводить вас в Учреждение. Простите, что без значка, я не при исполнении, но мне это не помешает.

  - А раньше никак нельзя?.. - одними губами спросила Саю, на всякий случай отодвигаясь Маре за спину, точку, равноудаленную и от кинжала, и от букета.

  - Раньше не будет состава преступления, - пояснил Мара.

  Гаян сел на припорошенную снегом скамейку. Он... улыбался? Саю прижала руку ко рту, она ни разу в жизни не видела, чтобы Гаян улыбался.

  Это было какое-то мгновение, но она точно рассмотрела, это была самая настоящая улыбка!

  - Бред какой, - сказал он, уронив лицо в широкие ладони, дрогнул мощными плечами, - какой же бред.

  И засмеялся. Смех вышел странный, с какими-то визгливыми, истерическими подвсхлипами, которых не очень-то ожидаешь от мужчины такой комплекции... но настоящий смех.

  Он хохотал долго, до слез, до икоты, но прекратил так же неожиданно, как начал.

  - Если я тебя не убью, - сказал он, - отец меня... и-ик... не простит. Энтан был прав, пройдоха, все варианты идиотские. Но есть со звездочкой.

  - И какой... со звездочкой?..

  - Протяни руку.

  Саю оглянулась на Мару, тот пожал плечами. "Решай сама, но я здесь". Саю шагнула к Гаяну, протянула руку.

  Тот быстро чиркнул по ладони крест-накрест кончиком кинжала, а потом еще раз крест-накрест.

  - Все.

  - Что - все?

  Саю уставилась на ладонь, уже зная ответ на этот свой вопрос.

  Было совсем не больно. Чуть зудели царапинки, выступали потихоньку маленькие капельки крови, пунктиром обозначая ту самую "звездочку". И все...

  - Нет Саю.

  ...как-то... пусто.

  - То есть ты от меня отрекся?

  - Я не могу тебя принять, - сказал Гаян, - это очевидно. Я почти женат. Мне наследовать Храм. Ты - позор. Твоя очередь.

  - Не хочу. - Саю упрямо выпятила губу, чувствуя себя совсем как в тот давний день, когда пятилетней отжимала у Гаяна конфеты, - Не буду и все.

  - Простите, а что насчет меня? - вмешался Рео.

  - Приезжайте на похороны, - Гаян встал, отряхнул штанины от снега, - умерла моя сестра. Тело не найдено. Но куклу будем жечь в свадебном наряде, так что, если очень хотите статус вдовца... Можете остричь волосы, - Гаян пожал плечами, - мне все равно.

  Саю шагнула вперед: нет, Рео не отвлечет Гаяна, когда внимание нужно ей!

  - Гаян, я не хочу от тебя отрекаться. От Шеля не хочу. Энтан мой брат...

  Гаян вздохнул.

  - Прости. Как хочешь, впрочем, от твоего решения ничего не зависит. Ты уже никто. Но разве ты не решила это раньше нас? Нельзя получать все, что хочешь.

  Он на мгновение задержался на пороге.

  - Почему?.. - спросила Саю, - Почему так просто?.. Почему... передумал?.. Ты ведь...

  Пришел ее убить. Не из-за Мары же передумал, на самом деле. Что ему свидетели.

  Из-за нее... самой? Саю мотнула головой. Быть не может. Она никогда не была ему важна.

  - Мама очень просила. Мы все-таки семьей... были. Прощай.

  И ушел, не оставив даже следов на снегу.

  Не оглядываясь.

  Никогда нельзя оглядываться, если не хочешь, чтобы тени прошлого к тебе привязались. Или наоборот? Хочешь, чтобы они остались с тобой?

  Саю совершенно запуталась, как именно работает этот дурацкий миф.

  49.

  Мара помогает ей выгрузить чемодан, молча катит его к серой коробке аэропорта. Он идет легко и как-то слишком быстро; Шес расплачивается с таксистом и бежит за ним.

  Вчера она спросила у Майи: она же так ненавидела саму мысль о том, что рано или поздно Ланерье придется выполнять обязательства перед старшими с Жаннэй; почему решилась вернуться тогда?

  Ей и правда хватило одной чужой смски?

  Майя широко улыбнулась тогда, пряча за улыбкой толику горечи.

  "До Ланерье моими самыми долгими отношениями были двухмесячные целовашки в летнем лагере", - сказала она, - "Мой девиз - брать то, что хочешь, и не думать о том, чего может никогда не случиться".

  "Но вы держитесь уже год".

  "Вот когда дело дойдет до его обязательств, тогда все и кончится, но это будет десять тысяч жизней потом, да?"

  Десять тысяч жизней потом.

  Эта фраза засела у Шес в мозгу и все крутится и крутится, как молитвенное колесо.

  Десять тысяч жизней потом.

  Она выиграла грант на обучение в Валлоу. Никто лучше воздушников не разбирается в звуке, огромное, бесконечное везение, за которым еще больше работы и усилий.

  Конечно, всего лишь на полгода, только курс музыкального анализа, за другие, более серьезные, ей придется доплачивать самой, но, как говорит мудрая Ашида, это все еще потрясающая возможность.

  Ей придется жить одной, в чужой стране - это как маленькая смерть здесь и маленькая, совсем другая жизнь там. Шес трепещет от испуга и от предвкушения одновременно.

  Она не хотела, чтобы ее провожали, но Мара просто ушел с занятий пораньше и вызвал ей такси. Она хотела бы думать, что он принес ради нее в жертву свою идеальную посещаемость, но у нее бы не вышло: он там все равно появлялся только под сессию, остальное время проводя на работе.

  Впрочем, ради вчерашних проводов он взял отгул на день вечер, а отбить его у работы было куда сложнее, чем у учебы.

  Мара держит дистанцию. Тогда, на крыше; потом, по жизни; да и сейчас его трудновато догнать, она чуть не теряет его в толпе людей.

  Но все же умудряется уцепиться за ручку своего чемодана.

  - Куда ты так несешься?

  - По пробкам ехали, опоздаешь еще.

  - Так не терпится выпроводить? - улыбается Шес.

  - Зона контроля. Дальше мне нельзя. - хмуро говорит Мара.

  Самое неловкое объятие года.

  Может, в какой-нибудь другой жизни, взрослая и твердо знающая, чего хочет, Шес сможет сократить эту дистанцию, но пока она даже не уверена, до того ли ей. Она привычно чмокает его в колючую щеку и берется за ручку чемодана.

  Паспортный контроль, таможенный: первые испытания в новой жизни - или последние в старой? Как Майя вообще насчитала эти десять тысяч жизней, где кончается оборот, и где начинается новый?..

  ...Рейс задерживают.

  Помучившись в зале ожидания, Шес идет в кафешку, просит капнуть в кофе немного коньяка. Совсем чуть-чуть, да, вот столько.

  Она очень устала нервничать.

  За столик подсаживается женщина необычайной красоты; Саю смотрит на ее ассиметричное каре и тянется к своим волосам, отросшим до плеч и уже больше года не знавшим приличной стрижки. Джинсовый комбинезон больше не кажется ей креативным и модным, скорее мятым и дешевым на вид. Макияжа она могла бы нанести и побольше.

  Она поправилась?

  Лелле смотрит с интересом, внимательно.

  - Пьете? - спрашивает она, чуть улыбаясь уголками губ.

  Саю сжимается в комочек - пить при матери! Шес отвечает:

  - Немного коньяка. Долгий перелет. Никогда не летала. - добавляет зачем-то, - Выиграла грант на обучение. В Валлоу.

  - Вот как. А я вот в Ялен лечу, посмотреть на достопримечательности.

  - А... Семья?

  Последние полгода Шес жила вместе с Шелем. Остаток академа ему пришлось копить на свою платку, чтобы все-таки не вылететь после того, как Лелле забрала деньги, уже было внесенные за осенний семестр. Оказывается, неугодных мальчиков из семьи точно так же легко вычеркнуть. Кровавая звездочка на ладони, и нет его.

  Ни денег, ни обеспечения, ничего. И, конечно, никто не дал ему забрать барабанную установку.

  Семья отторгла их двоих, но они не очень расстроились. Он были живы и свободны, верно? И им было вполне уютно переживать свое изгнание вместе.

  Только вот про Орехенских Ял они уже ничего не знали. Никаких вестей им, никаких от них.

  И тут вот так вот встретить Лелле в аэропорту!

  - Что семья? Взрослые мальчики, и без меня справятся. Нельзя же опекать их вечно.

  - И сколько у вас мальчиков?

  - Трое. - едва ощутимая заминка, - И один умер. Но я бы с удовольствием услышала его голос...

  Шес пишет на салфетке номер и подвигает его Лелле; сердце бьется быстро-быстро, и больше всего она боится, что она сейчас его порвет, рассмеется... Скажет, что на самом деле ей это не нужно...

  Лелле аккуратно складывает салфетку и кладет в сумочку. Смотрит на наручные часики.

  - Двадцать минут. Мне, наверное, пора...

  - Подождите! - Шес говорит это как-то слишком громко, - Я все-таки уезжаю надолго... Хотелось бы, ну... совет от... старшей?

  - Совет от старшей?

  Она уже встала, взялась за ручку сумки, висящей на спинке стула. Застигнутая просьбой, замирает, рассматривает Шес чуть насмешливо.

  - От старшей... подруги... по аэропорту?

  Лелле смеется.

  - Как старшая подруга могу дать тебе три совета, милая. Первый: закусывай. Хоть плюшку какую к кофе возьми... Второе: не понижай градус. Третье - чем больше крепкого сладкого чая после, тем меньше наутро похмелье.

  - И это все?

  - И это все. С остальным, я знаю, ты и сама справишься. Это твоя жизнь.

  Эта маленькая жизнь кончилась вместе с кофе. Вот в чем преимущество концепции десяти тысяч маленьких жизней, думает Шес.

  Сам решаешь, когда начинается новая.