Провинциальный вояж [Александр Петрович Уточкин] (fb2) читать онлайн

Пролог, он же дисклеймер

Все события и персонажи, описываемые в настоящем повествовании, являются вымышленными, а совпадения случайными.

За исключением, пожалуй, эпизода с клофелином, который действительно имел место быть, но с совершенно иным выдуманным персонажем и гораздо позже и при других обстоятельствах и последствиях для здоровья потерпевшего.

Автор приносит извинения любым третьим лицам и их законным представителям, которые так или иначе могли бы принять отдельные полунамеки, колкости и шутки памфлета на свой счет.

Любая информация, содержащаяся в тексте, не должна быть воспринята читателем в качестве инвестиционной рекомендации, кредитного анализа или любого другого серьезного повода, кроме развлекательного.

Привлечение кредитных средств у международных финансовых организаций, а также первичное размещение акций российских и украинских компаний на европейских, американских и азиатских фондовых биржах в настоящее время сведены к минимуму, в том числе, по причинам, изложенным в данном художественном произведении.

***

В 2007-м году, после занимательной трехлетней работы в конторе, вышедшей на Лондонскую фондовую биржу на самом гребне русского акционерного бума, я решил круто изменить московскую жизнь, разругался со взбалмошной пассией и устроился в водочную корпорацию со штаб-квартирой в небольшом украинском городке.

Собеседование состоялось в московском представительстве водочных магнатов на улице Дежнева и было забавным. Будущий начальник поинтересовался, владею ли я английским и смогу ли привлечь иностранных инвесторов в набирающий обороты бизнес:

— Мы всех уделали в Украине, конкуренты расслабили булки, теперь пытаются нас мочить, но хер им с маслом.

— Сейчас выходим в Россию, встанем колом в сетевых супермаркетах, промо запустим в модных клубах. Сам-то ходишь в клубы?

— Вот зацени, пацаны из маркетинга прислали — отчет с пилотной вечеринки в Метелице. — Он протянул массивный дорогой смартфон последней модели.

Я стал судорожно вспоминать, жив ли клуб Метелица и не закрыли ли оный еще в девяностые, после очередного заказного убийства на входе. Но виду не подал.

На фото все было согласно золотому канону тех славных лет: перезрелые девицы в розовых вечерних платьях дули губы и жрали водку; папики в поло Ральф Лорен с поднятым воротом супили брови и курили сигары; диджей с ирокезом на фоне спонсорского логотипа якобы сводил сложные треки, крепко держась левой рукой за наушники; молодцеватые бармены в пикейных жилетах трясли шейкерами и метали рюмки по барной стойке. Присутствовали и танцовщицы в стразах, и нелепое файер-шоу, и ведущий из третьего состава Comedy Club. В завершение вечера пел Вадим Казаченко.

Пришлось изобразить искреннее удивление, переходящее в восторг.

— Но самые сливки в Штатах, — продолжал интервьюер. — Послали туда Романа, твоего предшественника, открыли представительство, замутим прямую дистрибуцию и мерчандайзинг по полной программе, но с другим названием.

— Короче, Семен из фонда Президент Капитал говорит, что мы уже сегодня стоим 500 миллионов долларов, но босс сказал, что он — мудель обрезанный и что минимум миллиард, а если все пойдет по маслу, то в Лондоне через пару лет продадимся за два-два с половиной.

Я заверил коллегу, что мой уникальный опыт как раз и включает привлечение миллиардов от британских и прочих институциональных инвесторов, которые буквально истомились в ожидании украинских голубых фишек, вспомнил пару схожих кейсов, насыпал терминов, сдобрил фамилиями полузнакомых инвестбанкиров, чем окончательно расположил собеседника:

— Вот, к примеру, компания Соки и Нектары Саранска: два года назад разместились на Московской фондовой бирже, а через год в Лондоне на Main Market — уже в три раза дороже. и буквально в мае их с потрохами выкупила Пепсико за шестьсот миллионов долларов.

— А там всего-то: две подержанные разливочные линии в Саранске на бывшем молокозаводе, в залоге у банка, и три бренда: «Суперсок» — подешевле, для семейных пролетариев, «Джуси-пуси» — для одиноких дам, и «Сок Бро» — для городской молодежи. На славу поработали креативщики саранские, и не зря!

— Но самый сок был, когда саранцы в проспекте эмиссии для Лондона написали, что их мажоритарный акционер, некий Мухтар, фарцевал в советское время, да еще и отсидел пятерку за мужеложство. После такого сюрприза западные инвесторы как с цепи сорвались — спрос на акции превысил предложение в девять раз. Шведские фонды особенно усердствовали — кто не успел, докупали на вторичном рынке.

— Знакомый аналитик из Тройки рассказывал, что на первое роуд-шоу Мухтар приехал с жуткого похмела, в спортивных штанах и с пистолетом за пазухой, спасибо, хоть пиджак надел. Пивом похмелялся из горла. и ничего, пережили иностранцы, не поморщились, зато заработали на кэш-ауте чуть ли не двести процентов. — Продолжал мочить я, поглядывая на интервьюера. Тот одобрительно кивал головой.

— Жена есть? Дети? С девушками как вообще? — он пристально взглянул на меня, так что сделалось крайне неуютно. — Отпустят в провинцию?

Я ответил, что с детьми и подругой проблем не возникнет, при этом придерживаюсь исключительно традиционных взглядов на половой вопрос, несмотря на модные столичные веяния. В клубы хожу редко, но непременно чтобы с полуголыми бабами, вожу туда иностранных партнеров, что является ключевым фактором роста капитализации вверенной мне компании, квинтэссенцией так называемых Investor Relations:

— До того дошло, что брокеры прямо из аэропорта просят в Найт Флайт везти. Очень уж нравятся славянские лапочки западным финансовым воротилам!

— Наш владелец строгих нравов: семья, дети, церковь построил, так что бабы и бордели навряд ли, — смягчился мой новый начальник. — Хотя посмотрим, если для пользы дела, то и сами голые спляшем.

— Запомни главную вещь, — завершил он интервью. — Все мы тут гвардейцы, если главный поставил задачу, ты хоть на говно изойди, но выполни. Так что через два года будем в Лондоне шампанское открывать, без вариантов… Мы, кстати, шампанское тоже делаем. Крымское, из молдавского концентрата. На Одесском заводе разливаем на аутсорсинге.

Две недели спустя я летел в Киев с двумя чемоданами и гнетущим, но приятным томлением на сердце.

***

В Борисполе меня встретил пожилой еврей по фамилии Браверман, мы погрузились в новенький джип и отправились в путь. Ехать было прилично, километров 200.

Браверман всю дорогу растекался елеем, дескать, какой я молодец, что согласился, и как будем жить большой дружной семьей, найдем мне красавицу-невесту из местных — есть пара кандидатур на примете. Компания поможет купить жилье и машину в кредит, и самое главное, какие замечательные, добрые и отзывчивые люди — мой начальник и, тут Браверман перешел на полушепот с придыханием, главный акционер водочного бизнеса г-н Остапюк.

— Я в компании со дня основания. Сначала торговали чем попало — сигаретами, газировкой, спиртом Рояль, сникерсами, жвачками турецкими, вафлЯми Кукуруку, киндер-сюрпризы из Польши возили — всего не упомнишь. Эх, веселое время было, но опасное!

— В общем, долго ли коротко, базу наработали, компетенции, западные корпорации раньше не замечали, а потом в очередь выстроились.

— Затем шеф, светлая голова, сообразил, что на сторонних брендах далеко не уедешь, хоть из штанов выпрыгни — собрал нас в санатории на брейн-шторминг — покумекали и стали строить завод в Черной балке — завтра сам увидишь.

— Три года подряд получаем на всеукраинском конкурсе Золотую Пальмовую ветвь как предприятие года. Сам язвенник, алкоголь не употребляю, но даже теща семидесяти пяти лет хвалит нашу водочку. А это, сам понимаешь, показатель почище любых пальмовых ветвей.

— Мерчандайзинг, маркетинг, брендинг — мы и слов-то раньше таких не знали, а теперь как от зубов отскакивает, от высокого начальства до уборщицы тети Люси.

— Сейчас вот новую цель поставили — в Лондон будем выходить, на фондовую биржу! А что, чем мы хуже поляков, немцев и шведов всяких с их Абсолютами?

— Ты, Александр, не бойся, быстро обвыкнешься, вольешься в команду, станешь ударником капиталистического труда. Парубок ты молодой, головастый, покажешь нам, старикам, як треба працюваты!

Достал сильно болтовней. Ближе к финалу поездки даже проснулось желание повернуть обратно, до того благообразные картины рисовал новый еврейский родственник.

Приехали около полуночи. Усталого путника устроили в единственную приличную гостиницу Турист, в номер полулюкс с санузлом.

Напоследок Браверман выдал стопку книг, перевязанных бечевкой.

— Вот, обязательно к прочтению. Будем встречаться всем финансовым департаментом по субботам, обсуждать, делиться мнениями.

Книги в основном были по бизнесу. «Маркетинг на 100%», «От хорошего к великому», «Продавай, как гуру», «Бизнес в стиле фанк», «Десять привычек успешных людей» и прочая макулатура. Также присутствовали Библия, «Мастер и Маргарита» и некто И. Бельский «На поворотах судьбы».

— Это наш районный писатель, невероятных размеров был талант, жаль рано умер, разбился на мотоцикле, — пояснил Браверман, видя интерес с моей стороны.

— Ты не думай, что мы тут деревенские, не шарим в тенденциях. — Чаще не к месту он вставлял странные речевые обороты, которые по замыслу должны были подчеркнуть продвинутость и осведомленность. — На обучение ездим всем руководящим составом, в Харьков, Киев, Днепропетровск, отдел продаж даже в Варшаву отправляли, к польским водочникам. У нас тестирование обязательное, кадровики могут и ночью позвонить, задать вопросы.

— Ответственность 360 градусов — слышал наверняка? По методу профессора Хиггинса. — Ни с того ни с сего добавил он.

Тут я окончательно вышел из себя:

— Борис Моисеевич, вы реально не шарите: профессор Хиггинс — это прошлый век, давно вынесли на помойку вашего Хиггинса. Институционализм, теорема Коуза, циклы Кондратьева, Макконелл и Брю, Стокгольмская школа, Старски и Хатч, наконец — вот новая парадигма экономической науки, — я продолжал набрасывать из полузабытого университетского репертуара.

Браверман осекся и расстроился. Произвести должное впечатление не удалось.

— Хорошо, хорошо, обсудим при случае, — заторопился он.

На том и расстались. Я быстро уснул, закутавшись в простыню, невзирая на комариный писк и жесткий полулюксовый матрац с выпирающими пружинами.

***

Следующим утром была суббота. Офис, понятное дело, был закрыт, но за мной заехал начальник (тот, что проводил собеседование) и мы отправились на водочный завод в паре километров от города, где проходил, я не шучу, День открытых дверей для учащихся средних школ.

На заводской площади стояли Икарусы, из которых выходили понурые школьники, понукаемые классными руководителями. Чуть поодаль блестели на солнце два бронированных Брабуса в максимальной комплектации и несколько дорогих иномарок попроще. В центре площади возвышалась импровизированная сцена.

— Будущие клиенты, стратегический подход, — без тени иронии сказал шеф, кивая в сторону пионеров.

— А что, дегустация будет в конце? — опрометчиво съязвил я.

— Не, подарим флажки и календарики с символикой. — К счастью, мой сарказм не был замечен. — У нас полгорода работает на фирме, пусть знают, где папки с мамками бабулеты заколачивают.

Мне выдали белый халат и отправили вместе с группой школьников, которую выпало развлекать шефу.

Экскурсия двинулась по цехам, где в сверкающих цистернах булькала и переливалась белесая жидкость. Начальник бодро вещал про самое большое в мире водочное производство, технологии тройной очистки кислородом, немецкое оборудование и стандарты ISO. Детишки хранили кислые физиономии.

Закончив осматривать заводские помещения, все проследовали в неприметный сарай на заднем дворе:

— Вот, дети, в этом колодце много веков назад украинские казаки хранили золото и серебро, которое отобрали у султана Сулеймана Великолепного. Всю нашу водку мы делаем на базе воды из этого самого колодца, поэтому она обладает целебными свойствами и от нее никогда не бывает похмелья.

Чуть позже я без задней мысли поинтересовался, правда ли — про султана и колодец.

— Ты что, тупой? — впервые он звучал раздраженно в мой адрес. — Из водопровода берем, откуда еще.

— Вообще запомни, все эти сказки про родниковую воду, очищение молоком, ионами серебра, молитвой и березовыми бруньками — это для лохов типа тебя, то есть, для потребителей.

— Водка — простой продукт: спирт, вода, перегонка, очистка — нефиг изобретать.

— Экология тут не фонтан, сам понимаешь, вот конкуренты и распускают слухи, будто наш завод на свалке построен. Мы тоже в карман за ответкой не лезем, лупим бронебойным пиаром из всех орудий. Недавно на первой полосе Толстушки отработали по главным противникам — страшное наследство Чернобыля, сомы-мутанты и женщина с тремя сиськами, как в кино со Шварцем.

Мне стало стыдно за наивность:

— Будет здорово — пообщаться с вашими пиарщиками. Сейчас новый тренд из Штатов, все коммуникации должны подчиняться единому центру, чтобы транслировать ключевым аудиториям одинаковый месседж, — прогнал я невнятную телегу, туманно намекая на расширение круга полномочий. — Это стратегически важно, когда компания выходит на IPO.

Начальник помрачнел еще больше:

— С пиарщиками познакомим, вот телефон, набери в понедельник Лену Задорожную, там в Инвестиционные вести нужно статью разместить про кредит от банка Пивнычный. Она — девочка хорошая, фигуристая, только в кредитах не соображает ни хера.

— Но вообще пиар под маркетингом, чужая зона ответственности, ребята шустрые, боевые, но под другое заточены. Так что поаккуратнее с ними, без вот этой стратегической херни.

Напоследок меня подвели и представили «адскому боссу», как я его заранее окрестил, г-ну Остапюку.

Тот стоял поодаль от сцены, в окружении суровых водочных мужчин — то ли бодигардов, то ли менеджеров завода, в черной просторной рубахе навыпуск, белых льняных штанах и сандалиях на босу ногу — все по последней тамошней моде; крепкий, среднего роста, лысеющий папик лет сорока пяти. Бросилось в глаза, что он был на три-четыре тона бледнее соратников, забронзовевших под густым украинским солнцем.

Остапюк смерил пристальным взглядом, надменно кивнул и не сказал ни слова. Аудиенция была окончена.

Программу водочного праздника завершал концерт. Сперва на сцену вышел казачий хор — пели слаженно, но весьма уныло. Дети откровенно маялись на жаре, так что даже видавшие виды классные руководители стали шептаться промеж собой и с укоризной посматривать в сторону организаторов.

Сменившие хор клоуны остроты не добавили, но, к счастью, после торжественной раздачи обещанных сувениров и финального спича директора по маркетингу, призвавшего детей в случае достижения ими положенного возраста пить только хорошую водку, — шоу подошло к концу.

Меня отвезли обратно в гостиницу.

***

С понедельника молодой и перспективный руководитель инвестиционного департамента заступил на службу в водочном бизнесе.

Кадровики выдали корпоративный телефон Нокиа, симку Киевстар, почти новый ноутбук в сумке, карточку украинского банка и «Катехизис работника компании».

Брошюра формата А4 содержала винегрет из разного рода премудростей: цитаты Портера, Ли Якокки, Аристотеля, Лао Цзы и упомянутого ранее И. Бельского, миссию, цели, задачи, права и обязанности сотрудника, 10 слагаемых успеха компании, пресловутые «360 градусов ответственности», а также корпоративный гимн, написанный в стиле провинциальных свадебных поздравлений, с рифмами типа «всех-успех» и «уважаем-достигаем».

Оформлен сей манускрипт был весьма затейливо. Дизайнер щедро использовал популярные атрибуты финансового благополучия из ранних версий фотошопа: мешки с долларами, цилиндры и сигары, яхты и автомобили, — перемежая их с масонскими, христианскими и каббалистическими символами.

Изобразил он и авторов цитат. Ли Якокку — в виде канонического японца с повязкой на голове; Аристотеля — в виде бюста императора Марка Аврелия, а И. Бельский оказался длинноволосым красавцем, один в один смахивающим на Брэда Питта из «Интервью с вампиром».

За все выданные вещи, включая Катехизис, пришлось расписаться в амбарной книге.

— Отвечаете головой! — строго молвила административная тетушка на раздаче. — Ни в коем случае нельзя терять, вычтем из зарплаты в двойном размере. Плюс выговор.

Меня определили в отдельный кабинет, который я делил на пару с Романом, пребывающим в длительной командировке по Соединенным Штатам.

Браверман поводил по офису, представил коллегам-экономистам и финансистам, коих набралось человек десять — преимущественно дам, с широким разбросом по возрасту, фенотипу и сексуальной привлекательности.

Женщины смотрели с интересом.

— Вот Александр — новый руководитель инвестиционного блока. Продвинутый экономист из Москвы, будет выводить компанию на Лондонскую биржу, — к Браверману вернулись прежние обходительность и панибратство. — Девочки, нужно помочь Саше освоиться, он один-одинёшенек приехал в наши забытые богом края, смотрите, какой тощенький!

Девочки захихикали.

Продвинутый экономист испугался столь интимного представления, пробормотал что-то невнятное и ретировался в кабинет.

Там долго включал ноутбук с помощью пароля, выданного сисадмином Вадиком — классическим кибер-дрищем в очках с толстыми линзами; совершил ряд офисных ритуалов: проверил почту и новости, результаты футбольных чемпионатов, включил и выключил Сапёр, решив, что пока рисковать не стоит. И неожиданно для самого себя — задремал.

***

Проснулся от громкого стука в дверь. На пороге стояла одна из ангелов Бравермана — симпатичная брюнетка с грустными глазами, мальчиковой стрижкой и выразительным бюстом, которые вместе и по раздельности моментально расположили к себе. Звали ее Жанна.

— Александр, кушать пойдете? Борис Моисеич попросил на обед сводить, а то наши клуши все с собой приносят, в кульках да лотках.

Мы отправились на бизнес-ланч в турецкое кафе неподалеку, одно из немногих съедобных мест водочного города.

Поначалу Жанна меня не жаловала. и причина неприязни оставалась загадкой. Подумалось, что она могла претендовать на мою должность в корпорации, благо, экономическое образование, весьма приличный английский и опыт работы с финансами у девушки присутствовали.

— Ты не понимаешь, во что ввязался, — без предисловий накинулась она. — В этом проклятом месте все мечтают лишь об одном — свалить! А ты по собственной воле приперся. Нафига?

— В городе только две фирмы живые: наша и завод ракетных двигателей — при совке построили. Я после института к ракетчикам пошла во внешнеэкономический отдел, мама по старым связям устроила, но там начальник, старый урод, стал шары подкатывать, — долго не засиделась.

— Нет, ну можно еще в салон связи «Мобилочка» или в булочную продавщицей, только нам, умным и красивым, в малом бизнесе не выжить. Я пыталась свое дело мутить, магазинчик открыла с прикольными штуками для интерьера, но мне быстро рога обломали. Мужики — пожарники, налоговики, мусора — конченые сволочи, либо денег дай на лапу, либо…

— Ты, я вижу, не из таких, — грустно заключила она, доедая томатный суп. — Трудно тебе будет.

— Наши водочные самородки — не самый худший вариант, но, сказать по правде, упыри первостатейные. Ты с Остапюком виделся?

Я кивнул испуганно.

— Не попадайся под горячую руку. У него от каббалы, йоги, тренингов личностного роста и диеты французской крышняк едет — чуть что, начинает визжать, как потерпевший. Говорят, бывшую эйчар-директоршу покусал в припадке, когда месяц не могли топовую вакансию закрыть.

— Эйчарам хуже всех приходится: ну нет в городе специалистов толковых, а из центра никто не едет, ищи дураков. Тебя вот заманили, — рассмеялась Жанна.

— Остапюка все боятся аки черта. Твой руководитель в особенности. Чуть облажаешься, может в порошок стереть. Любит давать задания из серии «принеси то — не знаю что» и наблюдать, как человек выкручиваться будет.

— Ромка вот, из твоего кабинета, молодчик. В прошлом году вышел рейтинг мировой алкогольной ассоциации, а там наш завод на девятом месте. Впереди и украинцы –злейшие конкуренты, и россияне, и даже немцы с водкой Горбачефф. Гвалт поднялся страшный, ор выше гор. Вызвали Романа, отправляйся, говорят, в Цюрих, разъясни козлам из ассоциации. Хоть тушкой, хоть чучелком — мы должны быть на третьем.

— Я уж не знаю, как он швейцарцев уламывал на своем «инглише» уровня пятого класса сельской школы, деньги заносил или натурой отрабатывал, но в следующем номере мы на четвертом месте были, выше всех остальных хохлов. Роман на повышение пошел, в Америку укатил с новым заданием.

Я рассеянно слушал, сосредоточив внимание на формах девушки в ущерб содержанию риторики.

— Месяцев пять назад наняли немца — специалиста по качеству, — продолжала она. — За бешеные деньги. Всем миром уламывали, в Ганновер два раза ездили. Приехал важный такой, по-русски ни бельмеса. Должен был жену с детьми перевезти, но не успел.

— В первый же вечер сходил в ресторан на площади Ленина поужинать, а там пацаны с Алексеевки днюху отмечали, сломали фашисту челюсть бильярдным кием — не понравился чем-то. Бывает. Спасибо, что жив остался.

— Наши шибко расстроились — столько сил и бабок вбухали зазря. Хотели пацанов наказать примерно, но передумали. Немца все равно не вернешь, он первым рейсом смотался на родину — так зачем ребятам жизнь ломать. Тем более, что тот отморозок, который кием рубанул, оказался сыном главного мента алексеевского. Замяли, короче.

— Консультанта киевского в прошлом году отмудохали, но это уже Департамент внутренней безопасности перестарался, за то, что флэшку с данными вынес с завода. Думали, конкурентам хочет слить, а он просто в гостинице работал по ночам, чтобы сроки не завалить. Даже не извинились. Киевские тоже не стали лезть в бутылку, а то бы денег за консалтинг в жизни не дождались.

***

Жанна оказалась кладезем историй и ценной агентурной информации о родном заводе и его обитателях. Мне импонировали смелость и острота мышления девушки и полное пренебрежение авторитетами. На этой почве мы и сблизились.

Я откровенно рассказал Жанне о своих первичных наблюдениях за водочными персонажами, постебался над управленческими потугами и колхозным символизмом:

— А я и говорю Борису Моисеичу: если повернуться на 360 градусов, окажешься точнехонько в начальном положении. Так и передайте профессору Хиггинсу! Он чего-то расстроился, будто его козырного туза шестеркой срезали, — ерничал я.

— Браверман хороший, заботится, выгораживает нас перед начальством, не обижай дедушку, — мягко парировала Жанна, еле сдерживая смех.

В более серьезном тоне я заверил, что не испытываю иллюзий и воспринимаю ссылку в провинцию как крутой жизненный поворот, способ развеяться и найти друзей:

— Мне 27 лет. Все приятели и однокурсники с экономфака забурели, сделали карьеру, обзавелись семьями, машинами, ипотекой и лысиной.

— Я один, как сказочный Колобок, качусь по дорожке, убегая от обязательств и финансовых обременений, навстречу приключениям и опасностям, красивый, свободный и влюбленный.

— Люблю тусовки, клубы и рестораны, самолеты и поезда, города и дороги. Засыпать и просыпаться в новых местах. Приезжать в аэропорт за тридцать минут до вылета. Оставлять чаевые таксисту.

— Без родины, без дома, без детей, без прописки, англичанин в Нью-Йорке, дончанин в Москве, москвич в Хацапетовке.

— Я — гедонист и сибарит, живу, как мне нравится, и не хочу ничего менять!

Жанна с ироничной ухмылкой кивала в ответ:

— От Лисички не убежишь, — хмыкнула она чуть в сторону.

— А ты чего, правда, холостой? — Сузив брови, хищно осклабилась девица. — Или тебе с мальчиками больше нравится?

Я состроил гримасу мученика и заверил, что пока что все же предпочитаю женский пол, несмотря на модные столичные веяния:

— За пару месяцев до отъезда мы с Ней в очередной раз разругались вдрызг и не разговаривали с тех пор. Даже подстричься не успел — она у меня парикмахер или, как говорят в первопрестольной, стилист по волосам. Хожу, как опудало.

— Скучаешь по ней? — С наигранным сочувствием спросила Жанна.

Я лишь неопределенно пожал плечами.

— Вижу скучаешь, а соврать боишься. Не отпустил еще.

— Ты — хороший парень, Шурик, будем с тобою дружить. А то от нашей провинциальной богадельни тошнит — мочи нет.

***

К числу редких недостатков новой боевой подруги можно было отнести разве что наличие двоих детей в возрасте от 3 до 6 лет, при том, что сама Жанна была примерно моей ровесницей, может быть, помладше на год-два. Мальчики были от разных отцов, с одним из которых она была в разводе. Целое лето малыши проводили у бабушки в деревне и на наше общение никак не влияли.

Был еще младший брат (вроде как, сводный) — быдловатого вида оболтус, работавший то ли охранником, то ли торговым представителем водочного бренда. Братец к моей персоне отнесся враждебно, видимо, как и ко всем прочим знакомцам Жанны, но мне было начхать.

Однажды, спустя пару недель после первой встречи, мы лежали голые в съемной квартире, куда я перебрался из гостиницы Турист. Жанна накинула простынь, встала к раскрытому окну и закурила в темноту:

— Первый раз был по любви, мы в старших классах за одной партой сидели. Вовка школьным красавчиком был и хулиганом, на гитаре играл, американским футболом занимался (модный был вид спорта). Все девчонки сохли и даже некоторые училки. Хороший пацан был, жалко, непутевый. На герыч подсел, в итоге — выпал из окна, то ли сам, то ли помогли…

— Второй брак — уже мамка сварганила — с сыном киевского бизнеса — бывшего чиновника спортивного. Но тут вообще не моя тема была. Хотя мы долго промучились. Ты ж меня знаешь, я в обиду не дамся — и ему, и свекрови Музе Павловне пару раз чуть бубны не расхерачила, достали падлы.

— А ты — смешной и милый, Шурик, но завидую тебе искренне. Ты вырвался в хорошем возрасте. и не нужно ничего портить, здорово, когда есть свобода выбора, альтернативные ценности в сравнении с классическими попытками угодить родителям, социуму и морали.

— Родился — женился — размножился — выстрадал — вырастил — умер. В погоне за иллюзиями выпал важный пункт — самореализации, обретения относительного баланса и смысла; в суете просто некогда, да и незачем думать, стремиться, менять себя и других.

— Привычка свыше нам дана, замена счастию она — так, кажется, у тезки твоего… Ничего не сказав в ответ, я подошел к окну, приобнял милого друга и закурил.

***

После недели-другой раскачки жизнь в новом дивном провинциальном мире стала набирать ход.

Я освоился в городке, наладил нехитрый быт, снял на удивление неплохую двушку в центровом сталинском доме, с качественным и неброским евроремонтом и комплектом бытовой техники. Нашел несколько приличных харчевен, сетевой супермаркет, бульвары, скверы и парки — все для променада и милых буржуазных привычек.

Развлечений было немного: в один из уик-эндов столичный гость посетил главное увеселительное заведение, как водится, располагавшееся в бывшем ДК Октябрьской Революции, и даже сыграл там в азартную игру, спустив сотку-другую гривен — единственный стол с рулеткой пришлось долго расчехлять и настраивать симпатичной бандерше в клетчатой жилетке с трогательным галстуком-бабочкой.

Напуганный рассказами Жанны и судьбой незадачливого фрица из Ганновера поначалу вел себя на дискаче скромно, с опаской поглядывая на пацанчиков спортивного вида и не решаясь на лобовые знакомства с аппетитными малолетками, ритмично двигающимися под актуальные ар-эн-би хиты зарубежных и отечественных исполнителей — от 50 Cent до Потапа.

Но после долгого топтания возле барной стойки и трёх лонг-айлендов таки раздухарился — сказались многие лета клубных похождений, стартовавшие еще в студенческие 90-е — под классическую композицию Тупака «Калифорнийская любовь» ноги сами пустились в пляс.

Ах, эта теплая бурлящая волна танцевально-алкогольного куража! Низкий, но столь любимый жанр.

Отдаться жирным басам и качающему биту с речитативом, отвязать таз и руки, жонглировать взмахами конечностей, тем временем примечая охотничьим взором достойные кандидатуры на танцполе.

Исподволь дарить сим избранным знаки внимания, на слегка заплетающемся языке тела, плавно перемещаясь в направлении заветной цели, но затем, вдруг опомнившись, резко поменять курс, дабы не быть заподозренным в излишней навязчивости.

Далее, набравшись смелости, подойти и предложить прелестнице коктейль. И, услышав надменный отказ, удалиться с танцпола, якобы в сортир, мигом забыть о сей неприятности, вернуться к бару, заказать коктейль себе, немедленно выпить, подождать подходящий хит и снова ринуться в бой в поисках следующей жертвы.

В ту ночь мне не везло. Как часто бывает, момент был упущен, наиболее перспективные нимфы либо оказались разобраны, либо к тому времени покинули дискотеку.

Пришлось максимально снизить планку, за что последовало предсказуемое наказание. Когда я все же решился подкатить к условно симпатичной особе, — несмотря на многочисленные стоп-сигналы в ее вульгарном провинциальном образе — ответом был настолько уничижающий взгляд, полный нарочитого недоумения, что даже мое видавшее виды эго было отправлено в глубокий нокаут.

Похожим по степени брезгливости взглядом меня как-то одарил в лифте пятизвездочной гостиницы Кемпински известный миллиардер Прохоров в самом начале 2000-х.

Румяный запыхавшийся мальчуган — я опаздывал на одну из первых публичных презентаций, заляпанный московской слякотью и припорошенный ноябрьским дождем, на ходу поправляя дедушкин галстук поверх единственного костюма, с рвущимися по швам пластиковыми пакетами, полными корпоративных брошюр и отчетов, которые сам же распечатывал и сшивал допоздна весь предшествующий вечер — а нувориш, видимо, поднимался в роскошный пентхаус опосля сытного континентального завтрака.

Но в том случае я, по крайней мере, мог найти веские основания для столь высокого градуса презрения. Тут же причины напрочь отсутствовали, что делало поражение еще более идиотским и обидным.

В скверном расположении духа я отбыл восвояси и более ДК Октябрьской Революции (он же ночной диско-бар Манхэттен) не навещал.

***

Стояло жаркое украинское лето, повсюду торговали клубникой, черешней, вишней и прочими сокровищами садов и огородов. Позабыв за время долгого пребывания в Москве, как пахнут и сочатся настоящие сезонные южные фрукты, с упоением наверстывал упущенное, пристрастившись также к живительному нефильтрованному пиву местного разлива, пока что не изгаженному глобальными корпорациями.

Работа поначалу была не бей лежачего, но я быстро нашел дополнительное применение своим талантам и зарекомендовал себя умником и профессионалом в узком провинциальном коллективе.

Многого не требовалось: умение погонять циферки в экселе или знание формулы внутренней нормы доходности давали серьезную фору. Я особо не кичился интеллектуальным превосходством, втихомолку посмеиваясь над селянами-недотыкомками.

С шефом общался редко, чаще по телефону — задания были немудреными и весьма однообразными. Больше времени уделял коммуникациям с Браверманом и, по понятным причинам, его воробушками — охотно помогая Жанне и другим жрицам финансового отдела.

Познакомился с пиарщицей Леной Задорожной, дородной брюнеткой с грудью третьего размера и пронзительным гэкающим прононсом. Лена смотрела на московского принца, как кот на сметану; но, получив наводку о том, что особа сожительствует с мелким криминальным авторитетом Арташесом, развивать данную романтическую линию я не решился. В кредитах девушка действительно не разбиралась и с радостью отдала на откуп общение с Инвестиционными вестями и прочими локальными финансовыми медиа.

Навестил я и обязательные субботние чтения, правда, всего один раз. Обсуждали «На поворотах судьбы». Несмотря на то, что книгу я, понятное дело, не прочитал, активно включился в острую полемику с сорокапятилетней бухгалтершей Галиной Павловной, самозабвенной поклонницей таланта покойного г-на Бельского, под неодобрительное оханье и покачивание головой Бравермана и сдавленное хихиканье Жанны:

— Творчество господина Бельского, — с видом пресыщенного столичного бонвивана a.k.a. критика журнала Афиша вещал я, — безусловно, вызывает интерес как цельный образчик провинциального романтического соцреализма, однако, утверждать, что перед нами шедевр, способный конкурировать с Довлатовым, Шукшиным или Ерофеевым, я бы не рискнул, коллеги…

Пообвыкнув в конторе, начальник инвестиционного департамента развернул кипучую деятельность с частыми поездками по маршруту Водочный Город — Киев — Москва and back.

В Киеве встречался с аудиторами, банкирами, журналистами и консультантами всех мастей; посещал конференции и семинары по вопросам привлечения инвестиций, коих в ту пору развелось как бродячих собак в Алексеевке.

В Москву я летал скорее по собственной инициативе, иногда придумывая деловой повод, но чаще потусить на выходные. Терзаемый сомнениями по поводу долгосрочных карьерных перспектив в украинской алкогольной отрасли я решил на всякий случай не отказываться от московской съемной квартиры на Божедомке, в которой прожил перед этим пять с лишним лет.

***

Однажды, во время московского рабочего визита, меня по старой памяти позвали выступить на конференции журнала Экономъ, в гостинице Мариотт Аврора, под кодовым названием «Пионеры IPO».

Тусовка получилась представительной, пришли и банкиры, и многочисленные консультанты, и корпораты, как разместившиеся, так и кандидаты в «пионерию», было много журналистов солидных бизнес-изданий, активно искавших новостные поводы а-ля «Шпак готовит первое майонезное IPO» или «Давыдович из Гроснефти видит перспективы на Гонконгской бирже».

Кроме того, поскольку организаторы не поскупились на банкет, на конференции собрался весь цвет братии халявщиков, или, как я их называл, тарталеточников — курьезного вида субъектов сомнительного происхождения, кочующих по мероприятиям и выставкам в поисках бесплатной снеди, сувениров и раздаток.

Я закрывал сессию перед обедом, поэтому отстрелялся быстро, рассказав об особенностях лондонской площадки AIM.

Шквала аплодисментов и вопросов презентация не вызвала, аудитория готовилась к штурму столов с канапе. Но тут неожиданно поднял руку пожилой тарталеточник во втором ряду:

— Давайте похлопаем молодому человеку за содержательный доклад, — артистично начал он. — Однако, мы так и не получили ответ на самый важный вопрос.

Последовала мхатовская пауза.

— Как известно любому мало-мальски грамотному экономисту, бытие определяет сознание, а фундамент экономики зиждется не на финансовых инструментах, коих развелось великое множество и которыми, как отлично видно из сегодняшних выступлений, злоупотребляют докладчики, да и весь цвет отечественного частного бизнеса, в поисках того самого пресловутого золотого стандарта, про который писал Джон Мейнард Кейнс в знаменитом трактате…

— В чём вопрос-то? — возмущенно загудели с галерки оголодавшие делегаты.

— Вопрос в следующем, — не смутившись продолжал старикашка. — Пока мы разглагольствуем о деривативах и производных, лондонском и вашингтонском, а по сути сионистском капитале, главной целью которого есть извлечение спекулятивной прибыли и выкачивание ресурсов из стран третьего мира — куда Россия стремительно катится — наша экономика и промышленность лежат в руинах, исчезают производственные цепочки, полностью утрачены ноу-хау и технологии советского прошлого, как бы плохо мы не относились к оному…

— Вопрос к молодому человеку, да и ко всем нам: какие инструменты помогут России разорвать оковы, навязанные компрадорским приоратом, прежде всего, разумеется, Ротшильдами и Гольдман Заксом, обеспечить поистине косыгинский скачок производственных мощностей и национального продукта?!

Над благородным собранием повисла тишина. Я молчал в смущении, не понимая, как реагировать на столь отборную пургу. Выручил ведущий — молодой человек с конским хвостом — заместитель редактора журнала Экономъ:

— Господа, вопрос слишком комплексный и философский, напомню, конференция носит практический характер, судьбы России не совсем в нашей компетенции. Однако, предлагаю обсудить эту и другие интересующие слушателей темы за обедом, который вот-вот начнется. Важная информация: обед пройдет в ресторане Бельведер, на втором этаже, пожалуйста, всем иметь при себе бейджики.

Аудитория выдохнула с облегчением и динамично потянулась к выходу. Я остался сидеть в прострации в президиуме, не спеша собирая вещи.

Старикашка-тарталеточник подскочил ко мне. От него отвратительно пахло сыростью и тленом. Засаленный и потертый костюм-тройку обильно украшала перхоть.

— Можно вашу визиточку? Чрезвычайно интересный доклад, молодой человек, чрезвычайно, далеко пойдете. — Покровительственным тоном кота Леопольда замурчал он.

После долгих колебаний я протянул визитку и чуть не одернул руку в ужасе — ладонь старикана была покрыта влажной и липкой коростой.

Убрав карточку в допотопный дипломат, тарталеточник достал оттуда потрепанный журнал:

— Экономический альманах «Форум», — гордо сообщил он. — Вот, посмотрите состав редколлегии, на первой странице.

Плохо скрывая брезгливость, я раскрыл альманах — одно из имен было троекратно обведено шариковой ручкой. Выпуск был датирован декабрем 2005 года.

— Ваш покорный слуга, — откланялся дед. — Титаническая компания подобралась — заслуженные экономисты, кандидаты и профессора наук. Сам академик Бузгалин прислал статью о влиянии масонов на опиумные войны в эпоху династии Цинь. Выйдет в следующем номере.

— Возможно, вас заинтересует сотрудничество. Мы ищем талантливых молодых авторов, с нестандартным экономическим мышлением, идем в ногу со временем, так сказать.

Я вяло изображал заинтересованность и думал только об одном: как бы опять не соприкоснуться руками с юродивым.

— Только имейте ввиду, уровень издания высочайший: для первой публикации вам понадобится соавтор и научный редактор, разумеется, на платной основе, запишите номер электронной почты, — не терпящим возражений тоном изрек он.

Я стал мямлить и отнекиваться, ссылаясь на занятость и запрет руководства на публикации в несогласованных с пиар-отделом медиа. Неудавшийся соавтор погрустнел:

— Хорошо, обговорите с начальством, сегодня же вышлю на почту, указанную в визитной карточке, наши предложения по сотрудничеству и реквизиты.

— Скажу вам, Александр, не знаю, как по батюшке, как родному, — продолжил он заговорщицким голосом. — Не пройдет и года, как вся эта шаткая конструкция, именуемая российской и мировой экономикой, полетит в тартарары! Всех этих банкиров, консультантов, брокеров, финансовых комбинаторов смоет волной кризиса — будем на Лужниках трусами торговать, как в девяностых.

— Мы с коллегами из РАН проанализировали межотраслевой баланс Северо-Американских Соединенных Штатов и выявили неразрешимые структурные проблемы. Госдолг перевалил немыслимые пороги, весь экономический рост — исключительно за счет непроизводственного сектора и финансовых деривативов. А ипотечный пузырь? Вы знаете, что в Калифорнии безработные негры имеют по два-три дома в кредит и все это обеспечено залоговыми обязательствами государственных агентств?

— Достаточно щелчка пальцев — и оп-ля, рухнет долларовая пирамида, тряхнет так, что мало не покажется! Англосаксы, конечно, выйдут сухими из воды, им не впервой перекладывать последствия на Европу и колонии. А мы с вами — многострадальный русский народ — окажемся у разбитого корыта.

— Вы на обед пойдете? Можно ваш бэйджик? Мой куда-то запропастился, простите великодушно старика, склероз, годы берут своё. Вас-то и так пустят как знаменитого оратора.

Я не возражал, тоскливо поглядывая в сторону выхода. Прокаженный воодушевился:

— И все-таки подумайте о публикации. Давайте прямо тут накидаем по пунктам, никуда от нас фуршет не убежит.

И вновь в самый, казалось бы, пропащий момент провидение послало спасителя, на сей раз в виде инвестбанкира, который вклинился в беседу, не обращая ни малейшего внимания на гримасы тарталеточника:

— Алексей Криворучко, фонд Франклин Секьюритиз, — бодро представился он. — Хотел бы с вами познакомиться и переговорить с глазу на глаз, если позволите.

Господина Криворучко я заочно знал приличное число лет по выступлениям на конференциях и в прессе, за это время он сменил два или три места работы, кочуя по инвестбанкам первой руки, но неизменно при встрече поражая сверхъестественным апломбом и вычурно яркими галстуками. Честно признаться, я всегда завидовал звездному коллеге и оттого недолюбливал.

Однако, в той ситуации я донельзя обрадовался банкиру и демонстративно отстранился от надоедливого старикашки.

— Наш фонд ищет свежие кейсы на Emerging Markets, в моем ведении потребительские рынки и ритейл. — От Криворучки струился насыщенный древесный аромат дорогого парфюма, максимально контрастируя со старческим амбре. — В управлении около ярда, но к концу года получим еще два — аппетиты институционалов растут. Напомните, вы где сейчас трудитесь?

Воодушевившись, я в красках изложил собеседнику водочную историю.

— Украина пока вне мандата, политические риски не устраивают Правление, — отреагировал Криворучко. — Но, если хороший апсайд плюс правильное структурирование через Кипр или Джерси — можем прогнать через комитет. Вы мезонины рассматриваете?

В этот момент случилось непредвиденное. Тарталеточник стал багроветь, глаза побелели и выкатились, как во все той же известной космической кинокартине со стариною Шварцем:

— Сионистские наймиты! Чикагские мальчики! Ротшильдовские ублюдки! Компрадорское отребье! — зашипел он, брызгая ядовитой слюной.

— Не пройдет и года! Все вы умоетесь кровью! Грядет ипотечный кризис! Анализмежотраслевого баланса! — Старик перешел на всхлипывания, из глаз потекли слезы. — Мне недолго осталось, я очень болен…

Не став дожидаться, пока юродивый забьется в конвульсиях, мы с Криворучко не сговариваясь дали деру из конференц-зала. Отдышавшись на безопасном расстоянии в гостиничном холле, улыбнулись друг другу с пониманием и сочувствием.

— Определенно организаторам стоило бы изменить политику на входе, — промолвил Криворучко. — Это же буйнопомешанный тип, вы видели, у него пена изо рта шла, а если бы он нас покусал, не дай бог?

— Да уж, фейс-контроль точно не помешал бы, — согласился я. — Эти халявщики совсем распоясались.

— Да, кстати, — сменил тему Криворучко, многозначительно прищурившись, — мне кажется, я вас видел в прошлое воскресенье в «Пропаганде».

Меня вновь передернуло — воскресная Пропка была в то время известным местом слета статусных столичных гомосексуалистов и сочувствующих.

— В любом случае, приятно познакомиться, — холеная рука банкира опустилась на мое запястье. — Предлагаю встретиться в более непринужденном месте — обсудить инвестиционные перспективы, только, умоляю, без украинской водки, я предпочитаю благородные напитки — ирландский сингл-молт, к примеру. А ты, малыш, что любишь выпить?

Это было слишком.

— Малышу нужно в туалет, — прохрипел я, борясь с подступающим к горлу комом.

Слегка покачиваясь, стараясь не смотреть на окружающих, я проследовал в гостиничный ватерклозет, где заперся в кабинке и просидел в томлении около получаса, затем еще столько же драил руки моющим средством:

— Компрадорское отребье. Мезонины рассматриваете? Ротшильды. Прогнать через комитет. Гольдман Закс. Признание Америки. Франклин Секьюритиз. — Бессвязно бормотал я, поглядывая украдкой в зеркало.

Оттуда на меня смотрел раскрасневшийся юноша с растрепанным кудрями в коричневом вельветовом пиджаке со съехавшим набок галстуком.

— Чертовы институционалы, умоетесь кровью, — юноша сплюнул в раковину, вытер лицо салфетками и был таков.

На улице дышалось гораздо легче. Жарило послеобеденное солнце. Петровка гудела клаксонами. Семья крикливых розовощеких экспатов с дюжиной неподъемных чемоданов заселялась в отель. Тонированная блондинка неуклюже парковала Бентли, загородив пол-улицы и санкционировав таким образом приличную пробку.

Я проследовал в сторону сада Эрмитаж, где выпил залпом два мохито, после чего окончательно пришел в себя.

***

От водочного города до Киева — километров 200 езды, чуть поменьше. Обычно меня везли на корпоративной машине и тогда дорога занимала часа полтора-два — шоферы компании славились лихостью и презрением к правилам. По рассказам коллег, Остапюк добирался в стольный град, укладываясь в 70 минут.

Иногда брал такси, если поездка предстояла не слишком служебная, чаще, когда торопился в Борисполь на последний рейс в Москву. Один раз использовал железную дорогу — самый неудобный и медленный вариант.

Я полюбил путь в аэропорт на исходе дня, в пятницу, по завершению очередного оборота офисного колеса. За окном проносятся поля и огороды, дачные и деревенские домики, перемежаясь с лесополосой, ставками и речушками; покосившиеся церкви и тенистые кладбища, облупленные продмаги, сараи и развалины хозяйственных построек.

В садах поспевают яблоки, из калиток выглядывают бабульки в платочках, заливисто лают собаки, чумазые дети играют в опасной близости от проезжей части. Тут же расставлены алюминиевые ведра и тазики с фруктами и овощами, бутыля с медом, гирлянды сушеной рыбы, гигантские пакеты с кукурузными хлопьями, полотенца с причудливыми узорами.

Густо напомаженные, разодетые молодки идут парами по направлению к сельскому клубу, сплевывая лузгу и игриво подмигивая пассажирам дорогих тачек. Каждый раз, проезжая мимо деревенских красавиц, я ловил себя на желании остановиться и вступить в контакт с прекрасными представительницами туземного населения, подобно Христофору Колумбу или Джеймсу Куку рассказать дикаркам о новейших достижениях прогресса, о своем статусе наследного принца в изгнании и по совместительству начальника кредитного департамента, обменять зеркальца, бусы и прочие новомодные девайсы на бесценные девичьи сокровища и тайны.

Но, как водится, все эти страсти, вожделения и позывы так и оставались нереализованными — карета уносила таинственного вояжера далее.

На последний рейс в Москву в Борисполе собиралась пестрая толпа большей частью командировочных, громко обсуждавших перипетии украинского визита. Были и частные лица: девушки трудной судьбы, пенсионеры, обычно летящие на встречу с внуками, гастарбайтеры и гувернантки. Попадались и разного рода селебритиз: актеры, телеведущие, эстрадные исполнители, поп-дивы — культурный обмен между странами был тогда на уровне. Полет продолжался чуть более часа.

Я полюбил прилетать в Белокаменную в сумерках. Сторговывался с таксистами и мчал на Божедомку, обмениваясь на ходу историями и репликами с водителем либо дружественными абонентами. Бросал не распакованные чемоданы, торопливо мылся и переодевался, чтобы ринутся в бой и успеть по полной насладиться лихорадкой московской пятничной ночи.

***

В один из вечеров по прилету из Киева состоялась встреча со старым приятелем в кафе Маяк на Большой Никитской. Место было неслучайным, друг работал экономическим редактором в газете Коммерсант и был своего рода знаменитостью, по крайней мере, в Маяке его знала каждая дворняжка, так что при появлении Макса некоторые завсегдатаи даже аплодировали, ну или как минимум опрокидывали стакан.

Маяк в ту пору переживал золотые времена и собирал самую пеструю и эклектичную толпу во всем городе: тут были и локальные медийные звезды, и представители столичной богемы, и нетрезвые главреды, поливающие окружающих отборным непечатным контентом; и пышногрудые блондинки с элегантными низкорослыми кавалерами; и томные пучеглазые журналистки со следами ночных дедлайнов на благородно-бледных, не слишком ухоженных лицах; и «понаехавшие» экспаты, свято верившие в то, что американский язык открывает ворота в дивный затерянный мир русской девичьей красы; и бородатые ветераны газеты «Вестник антрополога», сильно предпочитающие водку прочим буржуазным напиткам, и проч. и проч.

Как-то в туалете заведения, больше похожий на деревенский погреб, я встретил Жанну Агузарову, судя по виду готовившуюся к отбытию на родной Марс.

Мы долго обозревали сие великолепие, оккупировав стратегический плацдарм на углу барной стойки и защищая его от вражеских диверсий.

— Ну что там у хохлов, — начал приятель. — Когда новый Майдан?

— Да, все зашибись, не хуже, чем у москалей, -парировал я. — Только девки симпотнее, пиво дешевле и водка слаще.

— А Майдан — это перманентное состояние души каждого украинца, сущность темпераментной и свободолюбивой южной натуры. Так что вопрос некорректный.

— Казацкая философия такова: каждый сам себе гетман, с фигою за спиною в направлении северных столиц, да и в принципе любой власти, хоть только что избранной путем свержения предыдущей.

— Донецкие придут — грабят, днепропетровские придут — грабят, и так по кругу. Главное, чтобы у пана атамана хватило золотого запаса, но сейчас нема проблем, экономика прёт, что твой кабанчик, чуть ли не быстрее российской.

— Не то, что у вас, в Мордоре, один крошка Цахес меняет другого, никакой революционной романтики, интриги, сплошная стабильность и незыблемая вертикаль.

— Промыли тебе мозги оранжевые, — усмехнулся собеседник. — Но насчет хохлушек ты прав, спорить не о чем.

— А крошки Цахесы, да, они тут непотопляемые, одним волшебным гребнем или что там было в оригинале не прошибешь. Но вроде новый крошка обещается быть либеральным и толерантным, и то хлеб. А то ведь могли бы и комиссары в пыльных шлемах на трон взгромоздиться, ходят слухи, еще попытаются, вопрос не закрыт…

Приятель отлучился в туалет, а я остался за баром, попивая джеймсон с колой и рассматривая посетителей кабака.

***

В этот момент на пороге появилась она.

Уже не до конца помню всех деталей образа незнакомки, но могу точно сказать, что он сразу зацепил. Прежде всего, своей несуразностью. Дешевое ситцевое платье в цветочек, шпильки, накинутая на плечи курточка из кожзама, яркая помада и макияж — все это удивительным образом ей не шло, как провинциальной актрисе, играющей в детском спектакле печальную собаку с ушами. Можно было бы заподозрить в барышне проститутку, но повадки были несколько иными.

Пошатываясь, будто бы нетрезвая или под наркотой, с какой-то внутренней робостью, почти отчаянием она медленно пробиралась между столами, спотыкаясь о пьяных, дымящих, орущих и пляшущих гостей.

Мы встретились взглядами, и она, как бы узнав старого знакомого, облегченно заторопилась в мою сторону.

— Hello, how are you? — Девушка не показалась мне красивой или даже симпатичной, в ней были азиатские и семитские черты, странным образом смешанные. Во взгляде и голосе сквозила нотка мольбы, словно ей грозила опасность.

— Можно по-русски, — улыбнулся я, жестом приглашая даму составить компанию. — Будешь что-то из выпивки? Я с другом, он вышел освежиться…

Девушка буквально восприняла мое предложение и прильнула всем телом, обняв меня за талию и положив мою руку к себе на попу:

— Мирра, — улыбнулась она в ответ и совершенно неожиданно поцеловала меня в губы.

И хоть я был обескуражен развитием событий — поцелуй принял, более того, усугубил своим.

Некоторое время мы лобызались у стойки. Вернувшийся приятель с удивлением обозревал сие действо, но, озорно подмигнув, быстро растворился в зале, примкнув к компании потрепанных жизнью гуманитариев, глушивших водочку за столиком у окна.

Дальнейшие события развивались стремительно.

Через пять минут мы с незнакомкой вывалились из Маяка, где нас сразу подхватил веселый малый и чуть ли не силой усадил в тонированную девятку.

Я поначалу напрягся, но поскольку таксист продолжал как ни в чем не бывало балагурить и ругать партию и правительство, успокоился и обратился мыслями к Мирре.

Та немного сбавила обороты, по крайне мере, пресекла мои попытки продолжить обмен слюной:

— Потерпи немного, — все с той же обреченной нежностью попросила фемина.

Я повиновался, переместив руку на запястье девушки.

Мы приехали быстро, остановившись в сотне метров от дома в Самотечном переулке.

При выходе из авто Мирра неловко зацепилась за бордюр, подвернула ногу и сломала каблук, матерно выругалась и посмотрела в мою сторону весьма недружелюбно. От пьяного флера не осталось и следа.

За время поездки я почти протрезвел и перестал испытывать удовольствие от происходящего, но отступать было поздно.

Мы поднялись в квартиру. Я оставил даму на кухне, открыв, по ее просьбе, бутылку чилийского каберне, а сам скрылся в туалетной комнате, где принял таблетку Виагры и умылся холодной водой.

Выпив по бокалу, мы переместились в спальню. Я пытался быть галантным, но вместе с тем настойчивым, постепенно избавляясь от предметов нехитрого гардероба гостьи. Мирра, хоть и не препятствовала, но держалась скованно и почти не реагировала на интимные прикосновения.

— Милый, давай еще выпьем, — прошептала она. — Я сейчас приду, отдохни немного.

Она вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.

Во мне кипели страсти и недоумение. Полежав минут десять наедине со скомканными мыслями, я решил проведать подругу.

В коридоре и на кухне горел свет, Мирра с кем-то оживленно говорила по мобильному. При виде меня она неподдельно испугалась и чуть не выронила трубку из рук.

— Ты… Ты меня изнасиловал, — выпалила девушка заученную фразу.

— Ты в своем уме? — Новый расклад поверг в экзистенциальный ужас. — Я даже толком не вошел…

Продолжая лепетать что-то про надругательства и полицию, Мирра пятилась к входной двери, собирая на ходу разбросанные вещи; в левой руке она держала туфлю без каблука. Прежде чем выйти вон, она бросила последний взгляд, полный досады и злобы — как будто вампир, которому ранний петушиный крик не дал поживиться свежей человеческой кровью.

Массивная стальная дверь захлопнулась.

Сердце бешено стучало, в голове звенела полицейская сирена, мутило. Я выключил свет во всем доме, проверил замки, выпил два или три стакана воды из фильтра. Минуту поразмыслив, утешил себя тем, что ничего плохого не совершил и доказательств противоположному не имеется.

За окном длилась тихая летняя ночь, пустынная улица с изредка проносящимися по лужам машинами — недавно был ливень.

Страх нахлынул снова, захотелось немедленно бежать куда подальше.

В отчаянии я позвонил приятелю. Старый университетский друг и соратник — в тот год он большую часть времени проводил где-то за Уралом в долгих командировках по консалтинговой части.

— Митя, возьми трубку, — бормотал я обреченно, слушая долгий заунывный гудок.

— Алё, чувак, слава богу. Ты тут в Москве, на Жукова?! Мне срочно нужно приехать, да хер с ними с делами, завтра доделаешь, выручай, брат!

Минут через десять я уже мчал по Садовому кольцу в юго-западном направлении. Водителем на сей раз выступал суровый молчаливый кавказец на разбитой копейке, что меня вполне устраивало.

Уже в такси с сознанием начали твориться престранные вещи — голова кружилась и туманилась, мне составило титанических усилий, чтобы не отключиться прямо в машине.

Хвала господу, вырубился и осел на пол я уже на пороге приятельской квартиры к вящему изумлению последнего.

Очнулся на следующее день, ближе к полудню, на хозяйском диване, заботливо прикрытый клетчатым пледом. Бедная головушка раскалывалась, во рту стояла великая сушь и отвратительный привкус неизвестной отравы.

Сделав нечеловеческое усилие, я медленно привстал, путаясь в пледе и мыслях, сделал несколько шагов в сторону кухни и водопроводного крана и свалился в обморок, чуть не раскурочив журнальный столик.

***

В попытках подняться меня и застал приятель, вернувшийся с пакетами из ближайшей Пятерочки:

— Да что с тобой, черт возьми, происходит? Бухать разучился?

Минут через десять мы сидели на кухне, я пил пакетированный ромашковый чай, закутавшись в плед, и рассказывал в подробностях о событиях злосчастной ночи. Дружбан курил в форточку.

— И почему ты думаешь, что это она тебя траванула? В Маяке этом ссаном всегда алкашку паленую толкали — может, ты из-за них пострадал. Да и вообще, что за клофелин такой, который через полтора часа подействовал? Так и я не понял, ты ей вдул в итоге или нет?

Я страдальчески воздел глаза к небу.

— Ладно, не журись, хлопчик. Верю тебе, как родному, и что клофелин был, и что не трахнул, тоже верю. В твоем стиле.

— Как там, кстати, бывшая твоя поживает? Подстричься можно бесплатно? Не помирились еще? Хотя, судя по тому, что ты на профурсеток из Маяка кидаешься, видимо, нет. — Засмеялся он собственной шутке. — Ок, все, извини, должен же и я повеселиться, до сих пор в шоке пребываю: заходит Санек весь зеленый в два часа ночи и брык на пол. Я думал, скорую вызывать или искусственное дыхание делать — окочурится ненароком, а мне отвечай и кремацию твою оплачивай.

Ромашковый напиток и треп приятеля постепенно возвращали из клофелинового небытия.

Я рассказал мон ами про жизнь в водочном городке, не преминув похвастаться победами на любовном фронте:

— Хорошая девчонка, жаль, аж с двумя прицепами, но зато и спереди есть на что посмотреть — в плане буферов, — спошлил я, от чего сам же на себя разозлился.

Приятель зажег новую сигарету:

— Была похожая история в Екатеринбурге, я там консультировал цветных металлургов по комплексному методу.

— Познакомился с симпатичной девчонкой, в баре скучала гостиничном. Не стал сразу спрашивать, что по чем, куда и за сколько, просто выпили и поболтали — бойкая такая, с чувством юмора.

— Поехали в казино, там накатили, я еле на ногах держался после трех дней угара, майские были, кажется. Купил ей фишек — она как пошла шпилить на блэкджеке. Оказалось, в юности работала крупье. Мне тоже карта шла, хоть и подливали постоянно. В итоге подняли прилично оба, она мне аванс и половину выигрыша отдала — типа нате вам, господин столичный, возврат инвестиций.

— Вернулись в гостиницу, секс был фантастический, утром кофе в постель принесла, даже круассанов где-то раздобыла. Еще разок трахнулись вместо зарядки.

— Я кайфую, но в глубине души жду подвоха. Слишком сладко все выходит.

— Договорились встретиться после обеда, в торговом центре местном, продолжить общение.

— Похмеляюсь в кафе «Вероника», борщ кушаю под водочку, готовлюсь к рандеву. Приходит смска: «Котик, я буду с дочуркой, нужно к школе купить обувь и пальто. До встречи». — И так мне горько стало и обидно, до жути, до прожилок, до детских опухших желез пробрало, чуть не разревелся в первый раз в жизни.

— Как же так выходит, граждане — судьи, нету бесплатного счастья русскому человеку!?

— Рванулся было ехать, пальто приобрести дитю, но и только. В ботиночки решил не вкладываться. Проявить характер. Потом, правда, охолонился. Позвонил другу — поверенному по особо важным личным делам, тот отсоветовал.

— Написал в ответ, что не приеду, сорри, якобы обстоятельства важные, срочное заседание малого правления, отключил телефон и рванул в казино. Там продул весь ночной выигрыш и штуку баксов до кучи.

— Сидел в пустом зале со стеклянным глазами и ставил одну за одной, пока бабки не кончились. Слава богу, банк карту заблокировал на очередной выдаче.

— Такая вот провинциальная любовь.

***

Мы задумались, каждый о своем, но молчание длилось недолго: Нокиа вновь заголосила пронзительным рингтоном.

На проводе было начальство:

— Саня, ты где? Бросай все, мухой дуй в офис, есть срочное дело.

— Я в Москве по делам, — залепетал я.

— Хуле ты там все время делаешь, — с наездом, но без лишней злобы промолвил шеф. — Ладно, в понедельник с первыми петухами ко мне. Пора отрабатывать авансы.

— А что случилось?

— Короче, тут Семен, знакомый банкир, устроился в новый американский фонд, Франклин Секьюритиз или типа того, они в Киеве офис на прошлой неделе открыли. Говорит, ты им в Москве на конференции напел про наш растущий бизнес, они изучили материалы и готовы обсуждать кредит. Структурное финансирование, ёпт. Сначала денег дадут, а потом вместе на IPO будем выходить.

— Вот же сученыш, слова не сказал. Но вообще молодчик, если маза выгорит, все в шоколаде будем.

— Сеня сказал еще, что его московский босс — некий Алексей Криворучко впечатлился твоей презентацией и хочет, чтобы ты лично курировал сделку и отношения с инвесторами. Они будут собирать синдикат из фондов и банков, которые нам бабло предоставят.

— Главный в курсе и поддерживает, так что назад дороги нет.

Я вежливо распрощался и пару минут просидел в прострации. Затем стал размышлять вслух:

— Странно, конечно, мне казалось, я не давал ему повода… Но кто этих гомосеков разберет, весьма настырные попадаются.

— Если ты перейдешь на темную сторону, никто сильно не удивится, — хмыкнул приятель.

— Завали хлебало, гнида. — Широко улыбнулся я в ответ. В тот же вечер Боинг Сибирских авиалиний, подобно хвостатому черту кузнеца Вакулы, унес героя в тихую и звездную украинскую ночь.

***

С понедельника закружилась карусель, загорелись сотни глаз в предчувствии большой и сладкой сделки.

Запиликали телефоны, мобильные и офисные, зашевелились департаменты и отделы, заскрипели принтеры и копировальные машины, задвигались колесики сложного инвестиционного механизма.

В девять утра мы встретились с шефом в водочном офисе, он представил еще одного участника дальнейших событий:

— Это Геннадий, советник Генерального директора по юридическим вопросам, специалист по корпоративным сделкам, слияниям и поглощениям. Будете вместе работать над кредитом.

Гене было около тридцати — короткостриженый шатен, с налетом то ли еврейской, то ли татарской крови, среднего роста, плечистый и крепкий, как в стихотворении Маршака.

Юрист с прищуром смотрел на меня:

— Рад знакомству, наслышан о московском финансовом гении, сработаемся, — он протянул ладонью вниз загорелую клешню, пробуя на крепость рукопожатие худосочного коллеги.

— Времени на раскачку нет. Созвонитесь с Семой, надо встречу назначить. Если что, в Москву или Лондон полетим, за такие бабки будем из штанов выпрыгивать. — С энтузиазмом заключил начальник.

— Сто лямов грина, это тебе не у алексеевских элеватор отжимать, — обратился он к Геннадию.

Тот парировал с улыбкой:

— Алексеевские — тертые ребята, еле управились тогда. Тут масштаб другой, конечно. Что там за пацаны — американцы, англичане или москали?

— Вроде деньги американские, но бизнес весь в СНГ, офисы в Лондоне и Москве, — отрапортовал я. — Они на реформе РАО ЕЭС и Газпроме подняли кучу бабла в начале 2000-х, когда отменили запрет на инвестиции для нерезидентов. Сейчас вот диверсифицируют портфель, пошли в потребительские рынки и недвижку, ищут потенциальных кандидатов на IPO.

— И впрямь профессионал, смотри-ка, рубит фишку, аж дым коромыслом. — Было не совсем понятно, издевается Гена или льстит.

— Ладно, пацаны, я погнал в командировку, в пятницу вернусь, чтобы бабулеты на столе лежали, все сто лимонов. — Завершил начальник вводную встречу.

***

В Лондон с Нью-Йорком ездить не пришлось, основная пахота протекала в стольном Киеве, так что я полностью передислоцировался туда, сняв на три недели номер в гостинице Салют, что недалеко от Киево-Печерской Лавры.

Встреч и конференс-коллов было предостаточно, большей частью в небольшой, но весьма фешенебельной резиденции Франклин Секьюритиз на Подоле, а также в офисе наших внешних юристов на Владимирской улице, представлявших крупную международную фирму с пятью английскими фамилиями в названии.

Со стороны Франклинов работало немалое число советников, особенно лютовали лондонские лойеры, высылавшие на каждый чих по десять новых вопросов и уточнений.

— Вот уроды, — сетовал Геннадий, — невозможно работать, англичане все такие заебистые? А кто говорил, что в Лондоне проще всего разместиться?

— А они по тысяче баксов получают за каждую бумажку или час потраченного времени, вот и рвут задницы, умножая энтропию. Максимизируют гонорары. — Пояснил я. — Ты бы на их месте по-другому себя вел?

Справедливости ради отмечу, что меру британские бюрократы все же знали и процесс потихоньку двигался вперед.

Господин Криворучко в операционную часть не вмешивался, несколько раз поучаствовав в общих звонках и обсуждениях, где был подчеркнуто серьезен и деловит, поливая, как из пожарного шланга, инвестиционными англицизмами.

Никаких личных эманаций и намеков в сторону субтильного водочного малыша он себе больше не позволял, так что я даже стал некоторым образом беспокоиться, а не почудилось ли мне тогда, при первом знакомстве в отеле Мариотт.

Была одна встреча верхнего уровня в Киеве: в гости пожаловали представители институциональных инвесторов — партнеров Франклин Секьюритиз и интересантов по сделке с водочным заводом. Команда из пяти человек — чрезвычайно разношерстных экспатов, среди которых наличествовало: два одинаковых до степени смешения высоких блондина-прибалта, представлявших шведский венчурный капитал; надутый индус в чалме и строгом дорогом костюме с перебором блестящих аксессуаров: часов, браслетов, перстней и фенечек; краснокожий потеющий британец в белой рубахе, расстёгнутой чуть ли не до пупа, успевший выпить залпом бокал Черниговского прямо перед собранием; и еврей-белоэмигрант, смешно коверкавший русские слова, — потомок якобы знатного рода первой волны беглецов — расположилась в отеле Премьер Палас, на то время одной из немногих пятизвездочных гостиниц в городе.

Встреча проходила в районе десяти утра, и по всем признакам предыдущие вечер и ночь инвесторы провели весьма бурно. На сопровождавшего гостей Семена из Франклин Секьюритиз было больно смотреть, видимо, он и был зачинщиком, организатором и непосредственным участником экспатского сабантуя.

С водочной стороны подъехал Остапюк собственной персоной, были также Геннадий и мой начальник. Разговор состоялся не слишком длинный и весьма поверхностный, институционалы явно маялись и втайне мечтали о скорейшем финале представления. Возможно, в планах компании было продолжение банкета или, по крайне мере, опохмел.

По окончанию в кулуарах начальство выкатило недвусмысленную претензию:

— Тебя на хер нанимали вообще? Чего молчал, как рыба, инвесторов не развлекал?

Я вяло отбрехивался: дескать, инвесторы сами лыка не вязали и вряд ли бы восприняли детальную информацию о феноменальных успехах завода.

К счастью, в тот же день перезвонил Семен и сообщил, что делегация отбыла в отличном настроении, оставив предварительное добро на кредит водочному бизнесу.

Но что уж говорить, острая критика сверху изрядно подпортила настроение мнительному начальнику инвестиционного департамента.

— Вот и первые звоночки, — подумал я за обедом в дешевой, но вкусной едальне под вывеской Пузата Хата.

***

В суматохе инвестиционных процессов дни и недели летели стремительно.

На определенном этапе в сделке появился основополагающий документ, вокруг которого строились все дальнейшие обсуждения и дискуссии, — кредитный договор; с каждым днем и конференц-звонком он обрастал новым мясом, пунктами и положениями и на момент подписания насчитывал почти двести страниц.

Основные параметры (входившие в трехстраничный терм-шит) были понятны и логичны; процентная ставка в долларах была отнюдь не европейской, хотя и не запредельной. Однако, дьявол, как водится, скрывался в деталях, которые в данном конкретном случае носили незнакомое и зловещее имя «ковенанты».

Этих самых ковенант, сиречь дополнительных условий, триггеров, обеспечений и поручительств насчитывалось в первых версиях около десяти, но по мере продвижения к заветной цели их число выросло чуть ли не вдвое. При нарушении любой из кредитных заповедей полагались суровые штрафы вплоть до расторжения и конфискации залогов.

Во время обеда в ресторане Хуторок на Днепре я обратил внимание шефа на казавшуюся несправедливой позицию потенциальных инвесторов:

— Такое чувство, что эти Франклины нам ни на грош не верят и специально вгоняют в нарушение чертовых ковенант. Мы ж, как пить дать, что-то не выполним, а они все новые и новые навешивают. Я считаю, нужно приостановить переговоры, поискать альтернативные варианты, сейчас куча фондов бегает по рынку, не знает, куда миллиарды пристроить, и с гораздо менее людоедскими требованиями.

— Вот давеча очередную сделку закрыли, опять Пепсико соковую шарашку купила, на этот раз здесь, в Украине. Судя по прессе, совсем спятили америкосы, мультипликаторы к прибыли выше только у Амазона.

— А вот еще в Коммерсанте про российских алкоголиков из Сибири статья, тоже на IPO идут, Реник размещает, поищу у друзей материалы.

— Встречались мы как-то с русскими водочниками, — задумчиво промолвил начальник, обмакивая в густую домашнюю сметану вареник с картошкой. — Мутные типы, трындец. Думали завод купить у них для выхода на российский рынок. Передумали. и слава богу. Им через месяц налоговая впаяла штраф миллиардный, в итоге всю шарашку обанкротили, открылись только через два года под новой вывеской.

— В России вообще странная тема, три-четыре года максимум живет алкогольный бренд, потом банкротство или просто сливаются, и по новой. Видимо, с налогами, спиртовиками и кавказским криминалом нечисто, к тому же качество не выдерживают совсем.

— Не то что мы, последние пять лет марку держим, не снижаем уровень, хотя бывало, государственные спиртозаводы руки выкручивали…

— В общем, нужно хорошо обмозговать, — продолжил я. — Спрос большой, не стоит сразу бросаться к первым встречным банкирам средней руки. Пробежаться по рынку, устроить конкурс женихов, с таким приданным, как наш завод, отбоя не будет.

— У меня тут все контакты собраны: Тройка, Ренессанс, Голдманы, ЮБиЭс швейцарский. Полечу в Москву, назначу встречи…

Шеф был настроен философски:

— Ты же этих Франклинов и рекомендовал, что не так? Нормальные ребята, сладкие, деньги дают. Я бы на их месте тоже переживал, гы-гы, вопросы задавал, перед тем как с сотней зеленых миллионов расстаться.

— Главное — получить бабки. А там посмотрим. Если начнут ерепениться, займем оборону, ничего эти додики не сделают. На завод они не сунутся, тут им мигом разъяснят, где раки зимуют.

— Прорвемся, короче, не ссы. Процент сказочный, главный дал добро, так что копаем дальше, не отвлекаемся.

— А по поводу альтернатив, на вот, приглашение, сходи завтра на конференцию в Киеве, опять про IPO, я уже задолбался, сто раз ходил, толку никакого, пустая трата времени и денег — возьми визитку, скажешь, вместо меня. Только подверься в бухгалтерии, чтобы счет оплатили…

***

Далеко за полночь я боролся с бессонницей в гостинице Салют. Рабочая Нокиа лежала в углу на зарядке и вдруг разрезала тишину характерным рингтоном, от которого за время провинциальных странствий у меня выработался нервный тик.

Звонили с незнакомого украинского номера. Я подождал с полминуты и таки нажал на зеленую кнопку:

— Рома, Ромочка — это ты? Ответь, пожалуйста, Рома. — Женский голос на другом конце вмещал вселенский ужас и смятение.

— Пожалуйста, ответь, почему ты не на связи, нам из банка звонят не переставая, с работы приходили…

— Простите, это не Роман, вы ошиблись номером, — опешил я.

— Ой, а где он? Позовите, умоляю, это важно, вы должны мне помочь, — продолжала причитать незнакомка.

Я еще раз извинился и повесил трубку, но аппарат тут же затрезвонил снова — голос продолжал всхлипывать и канючить.

Наглухо отключив телефон, я повторил попытку уснуть, на этот раз успешно.

Всю оставшуюся ночь мне снились кошмары: Остапюк, парящий в ночном небе над Киевом на борове-Бравермане; мертвая клофелинщица, встающая из раскрытого гроба, превращаясь в бывшую; Жанна, в пароксизме страсти сосущая кровь из моей шеи; полуразложившийся тарталеточник, тянущий червивые культи и плюющий черной ядовитой слюной; эротично отплясывающий у стойки в Пропаганде банкир Криворучко и прочая чертовщина.

К утру гостиничные простыни промокли насквозь.

Ближе к рассвету картины сменились: и вот уже я возвращаюсь из московского ночного клуба, стоит дивное ослепительное синее утро, мой троллейбус спешит по Новому Арбату в сторону площади Свободной России.

Одна из троллейбусных форточек открыта, и на ней балансирует сексапильная девочка-панк в короткой юбочке и кроссовках Пума, ее розовые крашеные волосы развиваются, она покачивается с довольно серьезной амплитудой, я срываюсь с места, пытаюсь подойти и познакомиться, и в этот момент она теряет равновесие и... Троллейбус не останавливается, удаляясь от места падения незнакомки, заворачивает за угол в сторону Зоопарка и Большой Грузинской улицы...

При встрече я поведал Геннадию про звонок и расспросы про некоего Романа, полюбопытствовав, не мой ли предшественник имеется ввиду.

Гена нахмурился и лишь пожал плечами:

— Спрошу у ребят, не бери в голову, звонки сбрасывай, не отвечай.

***

На конференцию я опоздал, к тому же долго препирался с тетками-организаторами на входе, принявшими меня за халявщика. Платежка из бухгалтерии, как часто бывает, дойти не успела, но после долгих выяснений и пары звонков я был-таки допущен в зал, где подходила к концу первая сессия.

На сцене выступал бодрый и румяный толстячок, оказавшийся ни кем иным, как г-ном Жеваго, буквально недавно закрывшим сделку по размещению акций Полтавского горно-обогатительного комбината на Лондонской фондовой бирже.

ГОК из скромного городка Горишние Плавни в Полтавской области на пути к финансовому успеху превратился в швейцарскую компанию Феррекспо со штаб-квартирой в муниципалитете Баар кантона Цуг.

— Мы находимся в начале новой эры, — вдохновенно вещал господин. — Мы — первая в история украинская компания, получившая наивысшую оценку мирового инвестиционного сообщества.

Видно было, что полтавчанин поймал волну и парит на гребне, оставив в прошлом воспоминания о кровопролитных битвах за комбинат, перешедших к тому времени в судебную плоскость.

Тем не менее, речь удачливого металлурга и банкира вдохновляла: инвесторы оценили спорный актив в 1.6 миллиардов долларов на открытии торгов, а за пару месяцев капитализация скакнула еще процентов на тридцать.

— Чем мы хуже, — думал я, примеряя образ докладчика и сравнивая с водочными работодателями. — Хотя, пожалуй, есть над чем работать, — отвечал герой самому себе.

В перерыве между сессиями был фуршет и часовое свободное общение участников. Я перетер с парой уже знакомых финансистов, вежливо поздоровался с местными журналистами, не видя резона размениваться на пиар и памятуя о разделении полномочий с влиятельным отделом маркетинга.

В конце обеда мой взгляд привлек странного вида неулыбчивый экспат, единственный из присутствующих в полном деловом облачении, который с крейсерской скоростью поглощал канапе чуть поодаль в гордом одиночестве, с недоверием и даже презрением посматривая на пеструю гудящую толпу делегатов саммита.

Экспату на вид было чуть больше тридцати лет, при этом на голове красовалась ярко выраженная проплешина. Он был небольшого роста и неправильным прикусом напоминал грызуна. При ближайшем рассмотрении выявились и прочие недостатки: дефекты утреннего бритья, хлебные крошки в складках пиджака и жирное пятно на однотонном галстуке.

В сердечном порыве, о котором пришлось пожалеть уже на второй секунде общения, я подошел и протянул пришельцу визитку. Тот жевать не прекратил, но карточку принял:

— Alliance Trading — what the hell is that?! ^[1]

Смутившись, я залепетал про водочный бизнес и планы выхода на Лондонскую биржу.

— A-ha, mister Ostapyuk, okey, got it. I know of course. Vodka, right? I don’t drink at all. In Russia you can’t survive if you are not a heavy drinker. ^[2]

— My name is Adrian Howard, from Century Capital, we are boutique investment fund ^[3]. — Визитками иностранец не располагал либо просто не счел нужным разбрасываться оными.

— Vodka, alcohol, military, oil and gas — all outside the mandate. So… I am terribly sorry but we are not interested in your proposal ^[4], — закончил он, принимаясь за очередную тарталетку.

Я стоял как оплеванный:

— I am not offering you anything. Sorry if I disturb you ^[5], — выпучив глаза, предпочел неуклюже ретироваться. Экспат продолжал невозмутимо пережевывать халявную снедь.

Организаторы тем временем загоняли гостей обратно в зал. Сославшись на якобы возникшую нужду, я вышел на улицу, сплюнул и не спеша отправился в сторону Пейзажной аллеи и Андреевского спуска, размышляя о тщете всего сущего и особенно профильных инвестиционных конференций.

На Андреевском заглянул в любимый киевский ресторан «За двумя зайцами», где заказал бокал холодного Черниговского и кролика в сметане, проходившего в меню под названием «Один у них я есть шикарный сынъ». Настроение заметно улучшилось.

***

Работа над сделкой кипела и пенилась. В какой-то момент, правда, процесс забуксовал: выставленные фондом и настырными юристами требования показались завышенными даже оптимистично настроенному начальству и акционеру, о чем они без обиняков и на повышенных тонах предъявили Семену и Криворучке сотоварищи.

Но пара звонков и встреч — Остапюк с подручными специально летали на переговоры в Москву, мне же было велено дожидаться и работать с документами в Киеве — и мы вновь были на пути к заветной цели. Замаячило подписание.

В это же время возникло новое обстоятельство, явившееся сюрпризом для начальника инвестиционного департамента.

О нем сообщил Геннадий в приватном порядке:

— Значит так, новые вводные сверху. Полученные от Франклинов кредитные средства в полном объеме пойдут на покупку Одесского завода шампанских вин.

— В настоящий момент принадлежит братьям Араму и Ашоту Азнавурьянам; лидер на рынке игристых напитков Украины, победитель многочисленных конкурсов и выставок, экспортер в тридцать стран мира, — как по бумажке огласил юрист, посматривая в мою сторону с характерным прищуром, значение которого я никак не мог раскусить. — Основан в 1891 году французским гражданином бароном де Жюссаком, прапраправнуком знаменитого гвардейца из произведений Дюма.

— Что прям все кредитные средства, — удивился я. — А какая там ЕБИТДА, прости господи? Коллеги из фонда в курсе?

— Финансовые показатели стабильные, но слегка убыточные — это не главное. Главное, что мы возродим былую славу и блеск одесского виноделия, завалим Россию, Украину и весь земной шар восхитительным игристым вином, по качеству не уступающим лучшим французским сортам, всяким там Вдовам Клико и Моет Шандонам. Так Остапюк сказал, а мы, мушкетеры короля, приказов не обсуждаем. — Геннадий звучал не слишком убедительно, видимо, и сам не слишком понимал суть происходящего.

— Семен оповещен, его московские корефаны в теме. Просили передать, что им по большому счету один хрен, куда мы деньги потратим, главное, чтобы по кредиту расплатились в срок и на IPO через два года вышли.

— Одесский завод в кредитном договоре фигурировать не будет, в качестве залога он инвесторов не интересует, но есть идея, что сделки будут заключены одновременно и деньги сразу уйдут на офшор, чтобы лишний раз не светить перед Нацбанком.

— Братьев Азнавурьян мы знаем давно, по разным схемам, бизнесмены специфические, с репутацией, даром что потомственные одесситы, но в общем дело иметь можно. Если осторожно.

— Ладно, чего кислый такой, — как бы извиняясь, похлопал по плечу юрист. — Подпишем сделку, поедем отмечать в Одессу, с такими кралями познакомлю, внукам будешь рассказывать…

***

Последние два дня перед заключением сделки прошли в совершеннейшем угаре. Я с концами переехал в офис юристов на Владимирской улице, где мне даже выделили отдельный кожаный диван для отдыха. В соседних комнатах не покладая рук трудились переводчики, две благообразные тетушки за пятьдесят; все документы полагалось иметь в трех версиях: английской, русской и украинской.

Другой штаб располагался в гостинице Премьер Палас, там заправлял Геннадий и туда приезжали совещаться Остапюк и прочие бонзы.

Иногда мне начинало казаться, что параллельно проходит еще одна или несколько транзакций, в детали которых начальника инвестиционного департамента не посвящают. Уж больно много юридических лиц, холдинговых и субхолдинговых компаний в самых разнообразных офшорных юрисдикциях от Белиза и Гонконга до Джерси, Виргинских и Каймановых островов было задействовано. Подписантами от сих структур выступали неведомые кипрские адвокаты со звучными и длинными именами и фамилиями. Костас Стефанопулос, Григорис Папахристозопуло и даже длиннее.

Вообще же меня всегда поражало до глубины души, как легко российские и украинские бизнесмены доверяли все свои активы и коммерческие секреты сомнительным личностям из экзотических локаций:

— Вот есть на свете остров, зовется Гернси или Джерси, где он и что он, сказать толком никто не может, а между тем там до половины украинского ВВП может быть запрятана. А если землетрясение или цунами сотрет островок с лица земли, пираты высадятся или просто пожар в здании реестра, подмосковные дрессированные мыши, наконец, съедят конторские книги или провода перегрызут — где будут уважаемые бенефициары искать концы своих состояний?!

Но в головокружительной суматохе инвестиционного процесса вдаваться в подробности юридических хитросплетений, номинальных держателей и реальных бенефициаров было не комильфо. К тому же в результате всей транзакции должна была возникнуть совершенно новая структура, в разы более насыщенная квадратиками, стрелочками и точками на карте мира, чем до того.

— А работодатели-то мои не такие уж и лохи провинциальные, — думал я, рассматривая сложносочиненный проект корпоративного управления водочной Группы с прицелом на первичное размещение на Лондонской фондовой бирже.

— Хотя, быть может, ничего толком не понимают, просто само выходит — Кипр, Кайманы, БиВиАй, перекрестное владение, выведенные на отдельную структуру права интеллектуальной собственности и прочие прибамбасы. А что, все крутые пацаны на районе так делают, чем мы хуже…

— Понятно, что с помощью подобных наворотов инвесторы пытаются защитить вложения. А украинским воротилам один хрен, главное, чтобы физический актив находился под боком, в украинских лесах или степях, и пофигу Белиз или Люксембург, отобрать предприятие никому не удастся.

В одном из почтовых сообщений, видимо, случайно добавленный в копию я обнаружил фамилию Igor Belsky and inheritors в параграфе “срочные вопросы для обсуждения”, чем был немало озадачен, вспомнив непрочитанную дурацкую книгу и полемику с Браверманом и поклонницами таланта районного писателя. Но особого значения сему факту не придал, мало ли людей с подобными реквизитами проживает в Украине, может быть, родственники чьи-то или хорошие знакомые.

К сделке с заводом шампанских вин меня тоже не подпускали. По информации от Геннадия, там все было просто, как в первом классе средней школы:

— Мы им деньги на офшор, они нам сто процентов акций. Безо всяких дополнительных условий и ковенант сраных. Полная любовь и взаимопонимание. Все бы поглощения так проходили…

День Х был назначен на среду. По словам начальства, дальше окно возможностей закрывалось на неопределенный срок, большая часть лондонских коллег разъезжалось по отпускам, а братья Азнавурьяны уходили в регату по Средиземному морю.

— Либо на этой неделе подписываемся, либо на сентябрь-октябрь переносим, а там, блин, все может раком встать, — нервничал шеф. — Нужно выгрызать сейчас.

***

День Х начался в районе полудня, мне удалось поспать часа четыре в отеле после жаркой трудовой ночи накануне. По счастливому совпадению, погода в Киеве установилась дождливая и ветреная, так что хотя бы с точкизрения климатических условий работать было вполне комфортно.

К семи вечера, после многочасового висения на трубке с Лондоном, нам с грехом пополам удалось финализировать основные документы, которые тут же ушли к переводчикам, перевыполнившим к тому времени годовой план по сдельной оплате нелегкого кропотливого труда.

Ждали отмашки главного. Но ближе к восьми отзвонился Геннадий и траурным голосом сообщил:

— Не будет кина, пацаны, расходимся по домам. Эти пидоры еще ряд требований на финише попытались впихнуть, там про поручительство жены и еще пунктов пять по мелочи. Ох, и орал же он, как будто в жопу бутылку одесского шампанского засунули…

— Ты, Санёк, короче, посиди в офисе пару часов для страховки и в отель вали, будем думать, как выгребаться. — Повесил трубку юрист.

Я в прострации рухнул на диван.

Выполняя наказ коллеги, убил около часа на интернет-серфинг и чаепитие вприкуску с дружеской беседой с тетушкой-лингвистом, традиционно переживавшей о моем здоровье и худобе:

— Вы мне так покойного Андрея Миронова напоминаете, — влюбленно сообщила переводчица. Я поперхнулся горячим чаем.

В голове прокручивалась сцена из кинофильма «Бриллиантовая рука», где неудачливого и манерного жулика в якобы моем исполнении воспитывает старший и более маскулинный товарищ.

— Лелик, только без рук, — процедил я, поправляя вихры взмахом буйной головушки. — Сядем усе!

Уже собираясь с вещами на выход, решил навестить сортир — неспешные процедуры заняли минут десять. По возвращению обнаружил пять пропущенных звонков от Геннадия и два — от шефа.

— Что случилось, пожар, наводнение, водку запретили? Уже по нужде нельзя отлучиться. — Скомкано пытался пошутить я.

— Бля, ты на месте, слава яйцам, все поменялось, таки договорились с Франклинами, сиди, жди и всех там придержи, внесите последние изменения, сейчас из Лондона перешлют, и печатайте кредитный договор. Скоро будем. Эх, выноси, залетные! — Победоносно возвестил юрист.

Около четырех утра все формальности были соблюдены, многочисленные документы в трех версиях распечатаны, сброшюрованы и завизированы ответственными лицами, включая вашего покорного слугу.

Официальная делегация отбыла обратно в Премьер Палас для получения финальной подписи адского босса.

Водочная сделка была закрыта.

***

Полежав с полчаса на знакомом диване — спать отчего-то не хотелось — собравшись с последними силами, выдвинулся в сторону отеля.

Начинало светать, недавно прошел дождь, освежив улицы старинного и весьма зеленого тысячелетнего города, так что дышалось легко и чисто.

По Михайловской улице спустился к Майдану, не встретив не единой души и от силы пару неприкаянных авто на Крещатике.

Затем, решив сделать небольшой крюк, поднялся по улице Архитектора Городецкого на Банковую улицу, где в очередной раз восхитился великолепием и модерновой эстетикой знаменитого Дома с химерами; далее добрел до улицы Михаила Грушевского, малеха прикорнул на лавочке под каштанами в Мариинском парке; и уже при полном утреннем освещении очутился у входа в гостиницу Салют, известнейший архитектурный памятник советского футуризма и конструктивизма. Здесь меня окончательно накрыла усталость, упадок душевных и физических сил. Еле добравшись до номера, ничком рухнул на прибранную кровать.

До трех часов пополудни меня одолевали муторные и вязкие сновидения, в которых мешалось прошлое, настоящее и будущее, реальные и выдуманные персонажи. Где провидение сначала манило и обнадеживало, а затем терзало и не отпускало из душевных лабиринтов и тисков тайных страстей, обид и детских комплексов.

Поначалу мне снилось, что я вновь оказался в общаге, заселившись в комнату на четверых вместе с первокурами, многие из которых почему-то весьма напоминали новых украинских знакомцев.

Затем, на следующем витке тревожного сна я оказался на школьном экзамене. О, да! Конечно, это была украинская литература, в далекой реальности выпившая максимальное количество крови — вчителька невзлюбила отличника и претендента на золотую медаль с первого взгляда и пакостила на протяжении двух выпускных классов.

Я стоял возле доски, кажется, босиком и в трусах, не прочитав заданное на дом сочинение очередного бесталанного пысьменника, сгорая от стыда и всеми силами пытаясь доказать, окружающим и себе в первую очередь, что на самом деле я — директор инвестиционного департамента, дипломированный специалист, взрослый и важный человек и личность.

— What the hell I am doing here. I don’t belong here ^[6], — кричал я сквозь сон, но строгие боги украинской литературы были неумолимы.

Я проснулся и осовело взирал на залитую солнцем комнату, выпил залпом бутылку минеральной воды Моршинская и снова погрузился в забытье.

Новая сюжетная линия была чуть более позитивной. Я оказался в полунастоящей-полувыдуманной вселенной своего детства — в лабиринтах советского миллионника, с пятиэтажками, зелеными дворами, пустырями, котельными, разбитыми дорогами, улочками и переулками, на одном из которых я встретил Ее, неразделенную школьную любовь и предмет романтических воздыханий и поллюций.

Она была рада увидеть меня, мы гуляли, взявшись за руки и вспоминая беззаботные годы, затем договорились встретиться вечером, чтобы наконец слиться в любовном порыве и не разлучаться никогда более.

Всю оставшуюся часть сна я метался по фантазийному городу теней, летаргическому Калининскому району в бесплодных поисках возлюбленной, пока наконец не проснулся окончательно.

Следующий день прошел быстро и бесполезно. Я разве что успел сходить в супермаркет за перекусом и погулять по окрестным холмам, насладившись видами Днепра и Киево-Печерской лавры.

Впереди ждало новое приключение, очередной увлекательный вояж.

***

Около двух часов пополудни за мной в гостиницу заехал Геннадий, с которым мы близко сошлись за время работы над корпоративной сделкой.

У Гены была новая Шкода, на номерах вместо обычных комбинаций цифр и букв было написано коротко и ясно: «ЗАКОН».

Мы лихо выкатили из города прямиком на одесскую трассу. Мой попутчик отличался разудалой манерой вождения, развивая на прямых участках до двухсот километров в час и более.

Некоторое время я сидел, вжавшись в кресло и вспоминая известные молитвы, но затем, приноровившись и прочувствовав, что качество дорожного полотна, чешско-немецкой иномарки и шоферское мастерство сомнений не вызывают, расслабился и даже стал получать удовольствие от скоростного путешествия.

— Voyage, voyage. — Пела автомагнитола.

Проносившиеся калейдоскопом украинские просторы будили в буйной головушке разнообразные аллюзии и образы.

Чудилась стремительная конница, всадники революционного Апокалипсиса, в облаках кроваво-красной пыли мчащаяся навстречу приближающимся с трех сторон отрядам Махно, Петлюры и Деникина, чтобы сойтись на перекрестке судьбы и сразиться в смертельной, но идеальной с точки зрения кинематографа схватке.

— Усталость забыта, колышется чад, — в мозгу звенели путаные строчки из песни незабвенного Яна Френкеля. — Но снова копыта, как песни звучат.

— Plus loin que la nuit et le jour, — вторило радио. — Dans l’espace inoui de l’amour ^[7].

— Voyage, voyage. Et jamais ne revient ^[8].

Вспомнилось, что в седьмом классе молоденькая учительница русской литературы, черпавшая вдохновение и экзальтацию в символистах Серебряного века, высказала гипотезу сатанинского происхождения Красной звезды, позаимствованную, кажется, у Федора Сологуба. Тогда мне, агностику и председателю пионерского отряда, эта теория показалась притянутой за уши инсинуацией маргинальных псевдо-интеллектуалов. Сейчас же все встало на свои места.

Адовых красноармейцев сменили длинные обозы чумаков, тысячелетиями топтавшие местный гравий в бесполезных скитаниях и экзистенциальных поисках, по сравнению с которыми Моисей сотоварищи могли бы стать примерами передовой логистики.

Что везете вы в своих утлых повозках? Ваша рыба протухла, молоко скисло, пшено высыпалось из худых мешков — вертайтесь назад!

Умирая в украинской степи, усталый путник и неудавшийся коммерсант реинкарнировал в сверхновую звезду Млечного пути — Чумацького шляха.

Далее пришли на ум беспризорники, беглые крепостные и разнообразная шантрапа, следующая на юг в поисках любви, тепла и спелых яблок.

Вон из Москвы, сюда я больше не ездок!

А вот и милый Александр Сергеевич, изгнанный со свету за вольнодумство и несносный характер, колесит по малороссийским дорогам, на ходу сочиняя очередной пафосный вирш или занятный фельетон. За ним следуют менее значимые поэты, писатели, композиторы и художники: кто по делам, кто в ссылку, кто поправить здоровье.

В противоход всем этим столичным зазнайкам и бездельникам на рубеже веков хлынул встречный, куда более мощный поток, стоило только провести железную дорогу и отменить черту оседлости.

По сути вся история Российской Империи двадцатого века, особенно после революции, о том, как разгоряченная толпа из Одессы, Бердичева и других южных местечек — Булгаковы и Швондеры, причем в одном лице — ввалилась в северные столицы, позанимала оставленные старорежимными буржуями, предводителями дворянства и прочей контрой шестикомнатные квартиры, разбила их на коммуналки, обставила матрацами, примусами и зажила.

Рассекая серебристой пулей бескрайнюю украинскую степь по направлению к морю, было приятно и волнительно ощущать себя частью великого энергетического вектора и одновременно его диалектической антитезы — будучи и понаехавшим в Белокаменную, и таинственным столичным гостем, едущим вечерней лошадью в город каштанов и куплетистов.

***

Геннадий прервал философские размышления героя:

— Поссать не хочешь?

Не став дожидаться удобств заправочной станции, мы съехали на обочину и опростились в придорожных кустах.

— Не будем тормозить — время тратить, в Одессе пожрем — там шикарно кормят. — Промолвил рулевой Шкоды, заводя мотор.

Я не возражал.

— Ты только не обижайся, но, когда ты поступил в контору, мы все считали, что ты это. Голубой, короче. — Завел разговор Геннадий. — Начальник твой тоже так думал. Говорит, раз надо инвесторов заграничных привлекать, то пойдем в ногу со временем, что поделаешь.

Я вяло пожал плечами:

— Да мне как-то все равно, то же мне — полиция нравов.

— Ладно, говорю же, не обижайся. Зато, как узнали, что ты Жанку уконтропупил, просто офигели. Блин, она классная, я сам засматриваюсь постоянно, особенно как что-то облегающее оденет и сиськами потрясет. Святые угодники. Подкатил бы сам, если бы не жена с дочерью.

— К ней куча народу залицялось, из конторы и не только, самые видные женихи — всех отшила в жесткой форме. А ты смотри-ка, чуть ли не за две недели управился. В чем секрет, Сань?

— Я считаю, — продолжал юрист. — Что дело так было. Она подумала: во, прикольный штрих нарисовался, интересный паря с самой Москвы, не чета этим сельским гопорезам. Буду с ним общаться, как с другом. Секретами делиться, маникюр там с педикюром, гламурные журналы, модные дизайнеры. А ты такой, послушал ее, втерся в доверие, а потом улучил момент и вдул. Прав я?

— Примерно, — ухмыльнулся я.

Довольный собственной проницательностью водитель звонко посигналил неспешно движущемуся по левой полосе грузовику с силосом.

— А ты в Москву как попал вообще?

— Поехал после школы и поступил в МГУ, на экономический.

— Что, сам поступил, без протекции? — Попутчик взглянул недоверчиво.

— Блин, вот почему никто не верит. — Расстроился я. — В нашей семье денег таких сроду не было, чтобы на МГУ хватило. Мама и папа — простые инженеры, геологи, с начала 90-х без работы, пришлось рыбой и овощами торговать на базаре Калининском, чтобы нас с братом в Москву определить.

— А если бы и были бабки, там не просто все. Нельзя подрулить с чемоданом: здрасьте, где тут взятки за экзамены принимают. Москвичи десятки тысяч долларов за репетиторов для дитяток отваливают, безо всякой гарантии.

— А вообще повезло, конечно. Конкурс был шесть или семь человек на место. Приехал с мамой в летней рубашке и коротких штанишках, в Донецке плюс тридцать пять было, а в Москве — четырнадцать и дождь как из ведра. В общагу заселились, с какими-то додиками из Удмуртии, на философский факультет поступали. Двое сразу срезались, на сочинении, но до последнего не съезжали, чтобы на покос не попасть.

— Последний экзамен был по географии России, решающий. А в украинской школе такого предмета и не было вовсе. Купил на последние деньги учебник рекомендованный, вызубрил за три дня и сдал на пятерку в итоге. По самой кромке проходного балла прошелся, тютелька в тютельку.

— Эх, как сейчас помню момент: вывесили списки на здании факультета и моя фамилия в числе поступивших. Ну все, думаю: all hell can’t stop us now! ^[9]

— А дальше закружилось, понеслось. Шесть лет я оттарабанил в универе, проживая в общаге на улице Шверника. Смутное, но искрометное время. Эх, как было здорово оторваться от мамкиной сиськи и окунуться в самостоятельную жизнь.

— Не сказать, что эконом МГУ так уж хорош как бизнес-образование: на факультете заправляют унылые стариканы, помешанные на марксизме-ленинизме, чуток перековавшиеся на современный лад.

— Хотя о годах, проведенных там, ни капельки не жалею.

— На последних курсах пошел работать. Сначала леваки — социологические опросы, агентство по подбору персонала Реноме, подписи за кандидатов на выборах 99-го собирали всей общагой. Потом устроился в агентство маркетинговых исследований под руководством известного экспата — британца, основоположника всей российской маркетинговой индустрии. Классный дядька. Настоящий визионер и предприниматель от бога, кроме шуток.

— Мы с ним позже собрали в кучу все его бизнесы — реклама, консалтинг, интернет — и вывели на Лондонский фондовый рынок, в конце 2005 года. Прилично подняли — миллионов 50 баксов в итоге. Учитывая качество собранных под знаменами помоек — супер-результат.

— В процессе круто было — ездил в Лондон и Стокгольм, в Индию с Турцией и Венгрией — на вырученные с IPO деньги наша контора приобретала новые бизнесы в международном масштабе. Брокеров развлекал, с журналистами общался, опционные модели рассчитывал.

— А че ушел оттуда? — Заинтересовался собеседник.

— Да как обычно. Просил больше денег и выше должность, а босс жлобанул и решил, что и так облагодетельствовал засранца, обойдется без меня, тем более что на биржу уже вышли, инвесторов по третьему кругу не разведешь, надо выполнять обещанное, а с этим туго. Акции начали падать, так до сих пор и болтаются минус двадцать процентов к размещению. А у меня там остался небольшой пакетик.

— Я, кстати, и песню сочинил на сей счет. Хочешь послушать?

Геннадий с улыбкой кивнул.

***

— Корпоративный романс. Исполняет автор. — Прочувственно объявил я и запел:

Последний припев я драматично исполнил дважды, безуспешно подражая классическому собиновскому тенору. На последних строчках ко мне присоединился Гена, дополнивший музыкальный экстаз звучным сигналом автомобильного клаксона.

***

— Ничего не понял в вашей этой инвестиционной бодяге, но звучит жизненно, — одобрил юрист. — Как думаешь, примут наши рожи хохляцкие на Лондонской бирже?

— Посмотрим, думаю, ничем вы не хуже остальных. Есть над чем работать. Но видишь, раз Франклин Секьюритиз поверили и даже сотку отписали, значит, шансы хорошие. Главное, теперь все не просрать, с ковенантами этими.

— Ты Борат смотрел? — Перевел тему я. Геннадий отрицательно покачал головой.

— Это фильм такой пародийный, якобы про Казахстан, хотя снимали в Румынии где-то, у местных цыган. Очень ржачный, там казахов высмеивают жестко, на самом деле, весь постсоветский лагерь стебут. Будто мы — совсем дебилы необразованные, шовинисты, антисемиты и гомофобы, сестер родных сношаем. В таком вот разудалом духе.

— Казахи поначалу обиделись, даже на уровне Назарбаева пытались запрещать, скандалить и судиться, чем только подливали масла в огонь. Потом успокоились.

— Но самое интересное, что буквально через несколько месяцев в Лондоне начался бум казахских IPO — семь компаний разместилось, в основном, металлурги и шахтеры разномастные. С оценками невиданными доселе. Инвесторы просто с ума сошли, сметали все казахское и просили добавки.

— И я думаю, что Борат сыграл важнейшую роль. До этого ни одна душа банкирская не знала, что за зверь этот Казахстан и где его на карте сыскать, а тут такой промоушн бесплатный.

— Спрашивает такой директор хедж-фонда: а куда это мы сотню миллионов отписываем? А ему в ответ — лидирующий букраннер: так вот же подробное видео, вот авто, запряженное ослами, вот беззубые старухи отплясывают, вот человек в клетке — дебильный брат Билло. Короче, полный абанамат.

— А ну понятно, ноу мор квешнз, давайте еще сотку накинем…

— Надо и нам что-то похожее замутить, фильм или вирусную тему, дабы подогреть интерес к акциям украинских компаний, а то пока слабовато выступаем на фоне остальных республик бывшего Союза.

***

— Я из Харькова, — начал ответную историю Геннадий. — Окончил Юридическую академию. Врать не буду, за поступление родаки отвалили кошт, чуть пупки не надорвались, и это еще через хороших знакомых заходили. Вуз классный, наверное, лучший юридический в стране. Знаю много наших: и в судах с прокуратурой, и у олигархов на службе — большинство в шоколаде, а некоторые так вообще дворцы пятиэтажные в заповедниках достраивают.

— К Остапюку прибился лет пять назад. Не жалею ничуть. Платят отлично, всякие ништяки — квартиры, машины, премии — за корпоративный счет, ну окей, точнее — в кредит, но почти беспроцентный. Пацаны в команде боевые, веселые, проверенные неоднократно в деле, многих ты видел, за всех поручиться могу.

— Ну а шо в глуши сидеть приходится, то такое — попривык уже. Все равно большей частью в Киеве тусуемся; так даже поинтереснее выходит: жена с ребенком дома или на даче, а ты якобы на важном задании, а сам бухаешь с бандой и мамзелями.

— Саня, не поверишь, почти не изменял последний год-полтора, а ведь иногда такие аппетитные русалки подворачиваются и сами в штаны заныривают — помилуй мя грешного раба твоего, господи. Особенно в Одессе. Скоро сам увидишь.

— Остапюк — дядька специфический, мягко скажем. Иногда думаешь, вот жеж лютый черт, что вытворяет, как бы под раздачу не попасть самому. Но пока что нормально пропетлял, без потерь и увечий. Пару раз были случаи на грани — обошлось; выкрутился плюс ребята подсобили.

— Он в целом юристов уважает и побаивается, как никого другого. Мы из многих засад и халеп вытаскивали. Обложиться быками или крыше слюнявить — много ума не надо. А вот красивое решение провести или, наоборот, заблокировать, чтобы конкуренты рты раскрыли — тут ювелирная работа нужна, специалисты высочайшего уровня.

— Вообще у нас в Хохляндии для законников раздолье. Можно такие коллизии и прецеденты проворачивать — в учебники заноси.

— Вот, к примеру, хочешь ты стать владельцем Луны. — Я недоверчиво покосился в сторону рассказчика.

— Пусть будет Марса, не суть, — продолжил тот. — Регистрируешь, значит, в Житомирской области товарысьтво с обмеженою видповидальностью. Вносишь в уставник сертификат, согласно которому Марс чисто твой, и подмахиваешь у дружественного нотариуса, дескать, все чин чином, факт внесения Марса в уставный капитал засвидетельствован.

— Дальше, сам же, с другого юрлица, оспариваешь в Криворожском районном суде регистрацию товарысьтва, например, на основании просроченной доверенности или любого другого пустяка. Суд, ясно дело, встает на твою сторону, даже платить никому не надо.

— После этого, идешь в Киевский окружной суд и там оспариваешь решение первой инстанции. Так и так, ущемляют малый бизнес, доверенность прекрасная, все бумаги в порядке, поданы вовремя. Там, конечно, просто так не проканаешь, но есть завязки и выходы. Судья первым делом смотрит не затронуты ли интересы важных людей, а поскольку их не прослеживается, то вынесет справедливый вердикт, что регистрация отменена незаконна, бизнесу быть, таким образом подтвердив и права субъекта на планету Марс — где-нибудь мелким шрифтом на двадцатой странице определения. Можно еще в пару инстанций сходить, там подороже существенно, но принцип тот же.

— На выходе у тебя железная бумажка хоть из самого Конституционного суда Украины, где черным по белому: Марс твой! Круто, да?!

Юридическая казуистика не произвела должного впечатления:

— И нафига эта бодяга нужна? Куда бумажку потом засовывать?

— Ничего ты не понимаешь, дурбецило. Во-первых, это красиво. Респект от коллег по цеху. Во-вторых, просто тебе для примера, как работает незалежная правовая система и как ее можно в хвост и гриву, если знать подходы и специфику. Замени Марс на завод или земельный участок для большей реалистичности.

— Хотя, конечно, бывает и так, паришься месяцами, выстраиваешь схему, со всеми договорился по кругу, подмаслил, то-се, а вот херушки, пришел лесник и разогнал к чертям собачим. Обидно, досадно, хорошо, если авансы выданы небольшие, а то можно и должным остаться важным панам, чего допускать никак нельзя.

— Ладно, не буду грузить, может, когда-нибудь сам дотумкаешь, директор инвестиционного департамента.

***

Мы въехали в Одессу засветло.

— Таинственный город, — задумчиво вымолвил Гена. — Кому-то мама, кому-то мачеха. Меня вот на дух не переваривает — как не попадаю, постоянно херня творится всякая.

— Посмотрим, кем тебе обернется. Будь осторожнее, ок? Отвечаю за тебя перед начальством. Тут такими малахольными закусывают на завтрак в ресторане Компот на Дерибасовской — надо, кстати, зайти будет в воскресенье — опохмелиться.

— В субботу — мега-пати в Ибице, будь готов, пионэр! Мы ехали по неровным улицам под раскидистой листвой, и чем дальше, тем больше я напитывался и проникался Одессой, колоритной, не слишком ухоженной, облезлой и величественной, похожей на обедневшего дворянина, подавшегося в разбойники, но не потерявшего благородные манеры, лоск и удаль.

— Командовать парадом буду я, — прошептал главный герой, завороженно обозревая из раскрытого окна Шкоды великолепие вечного южного города, воспетого кумирами юности.

Расположившись по постоялым дворам — я выбрал центральный, аристократичный, но не самый комфортный вариант: не отреставрированную с купеческих времен гостиницу Пассаж на пересечении Дерибасовской и Преображенской — через час мы снова встретились с Геной и двумя коллегами в ресторане украинской кухни Куманець в пяти минутах ходьбы от Пассажа.

Браверман был дружелюбен и болтлив, впрочем, как обычно:

— Ну что, Александр, как работается начальнику инвестиционного департамента?! Мне многие не верили, а я знал, что не подведешь. Толковый парень, хоть и ершистый. Вот только чем тебе профессор Хиггинс не угодил, а?

— Обязательно возьми борщ тутошний. Я тебя таки познакомлю с тещей, Лилией Марковной — ее борщ есть эталон из Палаты мер и весов. Но в Куманце борщ очень близок к призовому месту.

Борщ, сало, вареники, форшмак и правда был гениальными — более того, одурманенный местной кухней и убаюканный воркующим Браверманом я несколько переборщил с наливками и основательно наклюкался буквально за первые полчаса.

— Так, а что с жинкою, не определился еще? — Допытывался еврейский родственник в свойственной манере.

Я покачал головой, опрокидывая очередную стопку. Перипетии и волнения последних недель требовали выхода.

— Эх, молодежь! Никакой серьезности. Смотри так и останешься бобылем, к тридцати годам — ни жены, ни детей — а дальше-то что!?

— Борис Моисеич, не давите на хлопца, — пришел на выручку Геннадий. — Он еще нас всех за пояс заткнет, спляшем и на свадьбе, и на крестинах с именинами.

— Я ж как лучше хочу, поверьте старику. — Пустил старческую слезу Браверман. — Мы же тут как большая одесская семья — план-минимум: каждому по бабе, квартире, машине и трем, а лучше четырем, а то и пяти спиногрызам. Один на скрипочке играет или там в шахматы с шашками, второй — бизнесом семейным заведует, а остальные — мамке с папкой в старости помогают. Лепота!

— Ты, Александр, машину почему не берешь? Сейчас у партнерского банка и автодилера улётные скидки, а компания большую часть процентов на себя берет. Хонду возьми или Ниссан — японцы самые надежные. Не тормози, сникерсни — так на вашем молодежном жаргоне говорят?

В ту же секунду я отчетливо осознал, что последние минимум три стопки то ли медовухи, то ли хреновухи были лишними, извинившись, неровной походкой проследовал в туалет, где тщательно умылся, а, вернувшись на место, сразу же неловко откланялся и спотыкаясь побрел в гостиницу, благо, она была в двух шагах.

Добравшись до номера, проблевался призовым борщом.

Одесса встретила как родного.

***

Следующий день начался с высадки боевиков из команды по слияниям и поглощениям на свежеприобретенный Одесский завод шампанских вин.

Комплекс строений весьма потрепанного вида располагался на Французском бульваре, недалеко от киностудии Довженко, по виду напоминая заброшенный пионерский лагерь — с резными воротами и зеленым двухметровым забором, гипсовыми статуями с оторванными конечностями и цветущими клумбами, обложенными красным кирпичом.

Поскольку сделка произошла внезапно, бывшее руководство, не успев как следует подготовиться к эвакуации, покинуло корабль в авральном порядке.

— Вот гады, — раздражался Геннадий, — все вынесли подчистую, даже скрепки и дыроколы. Еще, суки, и печати порезали.

— Бухгалтерию под корень выпилили: и бумажки, и компьютерные диски. Восстановлению не подлежит. — Вторил ему другой юрист.

— У нас же, кажется, дружественное слияние, а не вероломный аншлюс, — полюбопытствовал я.

— Это у нас с братьями Азнавурьянами — взаимовыгодная сделка. Им сто лямов кредита отписали. — Геннадий исподлобья взглянул на меня. — А с гавриками, что на заводе сидели начиная с девяностых, а сейчас всей шоблой уволились задним числом, никаких договоренностей не было.

— Ничего, мы этих пидоров еще проясним.

В кабинете директора было тихо и пустынно, за импровизированным столом сидел перепуганный молодой человек лет тридцати.

— Это новый директор завода. Вчера назначили. Николай. По кличке Шпунтик. Твой земляк — с Донбасса. Был замом по восточным областям. А еще три года назад в мерчандайзерах ходил. — Шепнул на ухо приятель. — Стремительную карьеру парень сделал, та ты шо.

— Только чёт он не рад по ходу. Понятно: должность расстрельная, если подумать. Цельный завод, сколько бабок вложили. Чуть что не так пойдет, с кого шкуру спустят? С Коляна. Вот и кручинится.

— Шпунтик, здорово! — крикнул юрист с порога новоиспеченному топ-менеджеру. — Мои глубочайшие поздравления.

Директор сокрушенно отмахнулся рукой.

— Слышь, говорят, в твоем кабинете коньяк коллекционный стоял, армянский. Не видел?

Шпунтик не ответил, но почему-то помрачнел и схватился за мобильный.

— Ладно, мы попозже зайдем. — Красный от еле сдерживаемого хохота, Гена прикрыл дверь начальственных покоев.

— Саня, только никому, — перегнулся он пополам. — Был реально коньяк, бутылка красивая такая, хрустальная, еле початая, но оказалось, что вражеские диверсанты перед тем, как слинять, разбавили благородный напиток непотребными суррогатами.

— Насцяли, короче.

Мы вывалились наружу, сотрясаемые гоготом. Отдышавшись, закурили.

— Дуй в гостиницу, вымойся, приоденься, начисти гениталии до блеска — в семь будь готов выдвигаться. А я еще поработаю с новым активом.

Не прошло и минуты, я заскочил на уходящий в сторону центра трамвай номер пять и был таков.

***

Около половины восьмого вечера Гена заехал за мною в Пассаж, и мы двинули на корпоративный праздник по случаю успешного завершения крупнейшей в истории водочной фирмы инвестиционной сделки.

Такси остановилось неподалеку от Аркадии, самого известного злачного места Одессы — примыкающей к морю территории, забитой под завязку клубами, ресторанами и прочими аттракционами.

Там ждали еще трое участников мероприятия: Генин коллега из юридического отдела и два региональных менеджера по южным областям и Молдове — все ребята крепкие, коренастые, если не сказать быковатые. Региональная пара смотрела на меня весьма скептически.

— Расслабьтесь, ребзя, Санёк — свой пацан! — Геннадий решил разрядить обстановку. — Не смотрите, что пидоркуватый с виду, он с Москвы — там все так ходят, по-другому никак! Там полиция моды лютует: вас бы, гопарей хохляцких, приняли на подступах к столице. Либо расстреляли, либо отпетушили — одно из двух.

Менеджеры рассмеялись.

— Да мне пофигу, пусть в сраку долбится, раз москвич, — выступил менеджер потолще и покороче.

— Он вас всех, шлемазлов, уделает в плане баб. За два месяца, что в конторе работает, весь финансовый отдел перетоптал и половину маркетинга. Не веришь, позвони Ленке Задорожной из пиара; об этом даже в районной прессе писали: «Ёбарь-террорист из Москвы держит в страхе провинциальный украинский город».

Пацаны хоть и не поверили в феноменальные успехи на любовном фронте, но настрой поменяли и стали смотреть на московского коллегу более дружелюбно.

Мы углубились в подворотню рядом с многоэтажной стройкой элитного жилого комплекса. Высокий регионал достал заготовленный косяк внушительных размеров. Дабы укрепить реноме среди новых товарищей, пришлось пару раз затянуться — хотя, честно говоря, я сильно опасался за измученный нарзаном организм и его возможную реакцию.

Трава была бодрой и ничуть не грузила, создав необходимый задел для вечеринки.

Следующим пунктом программы была пиццерия на открытом воздухе — банда расселась за красным пластиковым столом под зонтом с надписью Живчик.

Толстый регионал, смачно пережевывая пиццу с салями и запивая светлым пенистым пивасом, поделился анонсом:

— Я чуть не крякнул, пока все мутил. Мне в среду поздно вечером звонит Геша, говорит, будет тусовка, будет главный и все остальные. Статус — максимальный VIP.

— Ну, зашибись, думаю. Времени в обрез. Звоню Эдику в Ибицу, а у них, как назло, Бакарди промо проводит, двадцать штук грина башляют только за лого на сцене, плюс привоз — будут педики киевские выступать суперпопулярные — извини, Санёк, не в обиду. Все места расписаны. Ну и ежу понятно, вся алкашка на эксклюзиве.

— Еле-еле ложу выбил и добазарился, чтоб наше бухло поставили. Ты ж знаешь, если главный чужой алкоголь увидит, всё — кранты ¬- пинок под зад и волчий билет.

— Эдик предупредил: если Бакарди неустойку впаяют, он меня из-под земли достанет и стрясет бабулеты. Там пафосные греки из головного офиса понаехали, типа проверять, чтобы все было согласно высоким международным стандартам.

— Да пофигу, я сам наполовину грек. Они, как баб ибицевских увидят, маму родную забудут. Я с местным представителем Бакарди перекинулся словцом — нормальный кент — он по ходу с одного тусняка сегодняшнего нормально отчекрыжит. Сошлись на том, чтобы друг дружку прикрывать, чтобы не запалиться.

— Там нехилый замут с Грецией. — Выступил второй региональный менеджер, высокий жилистый брюнет в поло Ральф Лорен и с золотым зубом. — Берут закуп на греческий регион в два раза больше, чем могут продать, а остатки в Украину сбывают по левым каналам, контрабандой через одесский порт.

— Все в шоколаде: греки космические цифры продаж рисуют, годовые бонусы и прочее. Местные ребята в доле.

— У паренька из Бакарди зарплата в два раза меньше моей, а он годовалую бэху купил по итогам прошлого сезона, а в этом году на квартиру наколядует, падла.

— Блин, зла не хватает. Колотишься, колотишься — все без толку, а тут черти на пустом месте миллионы поднимают. Попробовал бы в нашей конторе такую схему провернуть — кормил бы бычков в Черном море.

— Вася, не завидуй. — Толстяк решил слиться со скользкой и волнующей темы корпоративной коррупции. — Главное, чтобы греков никто не тронул сегодня. А то в курортный сезон Аркадия — что твоя арена для гладиаторов. Бои без правил. Все против всех.

— Две недели назад нефтяные казахи упоролись и бузили, один из клубной ложи вывалился на чужой стол с закусками, там ромалэ молдавские отмечали — и пошел интернациональный замес — целый взвод мусоров разнимал, еле угомонил.

— То турки, то армяне, то москали, то хер пойми кто — понаедут, нажрутся, обнюхаются, баблом трясут, понтами кидают, берегов не видят в принципе. Чуть что, сразу махаться лезут, мамкины вояки. Правда, после первого прямого попадания в табло успокаиваются, но только если диаспора не успевает подключится с новыми бойцами. Короче, цирк, кино и немцы.

— В прошлую пятницу был вообще атас. Я два часа ржал, не мог остановиться, даром что дунул предварительно. Значит, залетного французика вывели из Итаки на свежий воздух — он объебанный в зюзю, на ногах не стоит, лепечет что-то охране — пытается обратно попасть.

— А тут на свою беду подъезжает Каха, сынуля одесского авторитета и совладельца нефтяного терминала Южный, на открытом двухместном Феррари с подругой силиконовой — он любит чисто для форсу бандитского прикатить — покрасоваться перед публикой, телку выгулять и обратно уехать. Его в клубы на порог не пускают — по приказу папаши.

— Так вот, то ли французик хотел у Кахи с подругой прикурить, то ли из вежливости европейской пожелать доброго вечера и хорошего настроения. Перегнулся, значит, через борт, но не рассчитал сил и здоровья и прямо телке на вечернее платье блеванул.

— Та давай орать, как потерпевшая. Каха из тачки вылез, тоже голосит и бегает кругами, а чего делать не знает. Француза убивать при свидетелях как-то не с руки, да и жалко его, доходягу — он, бедный, отполз к бордюру, свернулся клубочком — ждет горькой участи. Зрителей набралось, все уссываются, охранники из Итаки пополам сложились, кто-то на мобильник фоткает, чуть ли не кинофильм снимают.

— В общем, Каха попрыгал минуту красный, как его Феррари, сел в тачку замызганную, дал по газам и растворился в ночи. Телку, что характерно, оставил у клуба прохлаждаться, джентльмен. В Аркадии теперь не появляется.

— Но самое интересное: телка покричала, поохала, вытерлась салфетками, пнула француза пару раз — в итоге его же взяла в оборот и укатила с тошнотиком на такси. Говорят, на следующее утро видели голубков завтракающими в Компоте. Так, глядишь, через пару недель в Париж переберется.

— Люблю одесских женщин — из любой халепы выкрутятся с профитом.

С шутками да прибаутками мы расплатились за пиццу с пивом и направились в ночной клуб Ибица — центральный пункт корпоративных торжеств.

***

Наша зондеркоманда расположилась у входа в клуб, куда толпилась приличная очередь, состоящая преимущественно из расфуфыренных девиц весьма фривольного вида — с максимальным акцентом на голые телеса, насыщенный макияж, автозагар, стразы, каблуки и накачанные губищи.

Гена дергал меня за рукав, с цоканьем и присвистом указывая то на одну, то на другую принцессу. и хотя сей типаж женской красоты никогда не входил в мои личные чарты, посмотреть там было на что.

Ждали адского босса, который должен был прикатить прямиком из водочного города. Сие событие наступило минут через сорок, и мы всем кагалом были допущены внутрь через отдельную VIP-калитку.

Пресловутая Ибица представляла собой внушительных размеров Колизей из белого пластика. Танцпол и сцена с баром были заполнены подсвеченным дымом из машин и резвящейся молодежью в основном женского пола. Диджей гордо возвышался над действом в отдельной кабинке. Над сценой зловеще красовался огромный логотип с летучей мышью.

В ложах тусовались большей частью мужчины из нескольких типовых социальных кластеров: мальчики-мажоры в поло, бизнесмены в рубашках с закатанными рукавами, крепко сбитые представители криминальных и спортивных кругов, а также импозантные папики за пятьдесят.

Я сходу опознал компанию московских топ-менеджеров от недвижимости, разливающих магнум дорогущего шампанского.

Открывшаяся картина кутежа поражала размахом и красками, навевая мысли о классических сценах грехопадения человечества, обозревая которые, Господь задумчиво начинал выбирать между потопом, извержением вулкана и песьими мухами.

Водочную процессию поместили в просторную ложу на верхнем ярусе — стол с напитками и закусками стоял чуть в глубине, скрытый от посторонних глаз.

Остапюк явился на пати с двумя охранниками; кроме него на вечеринку пожаловали мой шеф и еще два топа: кажется, заместитель по маркетингу и директор водочного производства. Начальник дружелюбно поздоровался со мной, похлопав по плечу и подмигнув.

Гарсон с помпой открыл пыльную бутылку игристого из запасов Одесского завода, на вкус оказавшейся сомнительной гадостью. Вечеринка стартовала.

Начались бесконечные тосты за процветание компании и мудрое руководство. Я хоть и старался контролировать процесс и не повторять ошибок предыдущего вечера — уверенно приближался к кондиции. Выпили и за кредит от Франклин Секьюритиз, и за предстоящий инвестиционный поход в Лондон, упомянув вскользь вашего покорного слугу.

Я украдкой посматривал на Остапюка: в лучах стробоскопов и черных готических шмотках он казался бледнее обычного, был демонически серьезен, задумчив и скуп на слова и эмоции. Алкоголь он не употреблял, вместо этого странную бордовую жидкость ему в бокал подливал из фляжки один из бодигардов.

Мы перекинулись репликами с Геннадием:

— Чёт ваш главный не в духе, — поинтересовался я.

— А, забей. Полнолуние. Колбасит его после сделки, ты ж в курсах, да? — Юрист состроил очень сложную мину.

— Кстати, скоро и твой обряд инициации. Готовься. Все через это проходили. Больно, неприятно, но надо, Шурик, надо…

Я с недоверием и опаской посмотрел на Гену. В этот момент подняли вверх очередной бокал и нужно было троекратно прокричать «ура» во славу водочным богам и их земным наперсникам.

***

Мне быстро наскучило происходящее в корпоративной ложе и, выспросив неформальное разрешение у Геннадия, я выдвинулся в партер на поиски приключений.

На танцполе царили хаос и вакханалия: диджей вошел в раж и выдавал один мощный хит за другим, не слишком заботясь о музыкальных созвучиях и переходах. Я протиснулся к бару сквозь влажную и блестящую в электрических лучах человеческую массу, на ходу примечая аппетитные куски плоти. По венам разлилась сладкая истома, желание расцеловать и затанцевать каждую полуголую сисястую особу на дьявольской дискотеке.

— It’s murder on the dance floor, — пела из колонок Софи Эллис-Бекстер. — DJ, gonna burn this goddamn house right down ^[10].

Я ринулся в бой, с горячим желанием, но без продуманной стратегии. В моем арсенале соблазнения были разве что вычурные танцевальные па и предложение купить даме коктейль.

На второе одесские кокотки реагировали с энтузиазмом, некоторые просили угостить также подружек. Однако, получив бокал с драгоценным напитком — цены в Ибице не уступали премиальным московским заведениям — почти мгновенно растворялись в фиолетовом дыму, оставляя юного менестреля в замешательстве и искреннем недоумении.

Как-то позже при случае я поинтересовался у Геннадия причинами столь странного поведения южных мамзелей.

— Динамо, — задумчиво ответил тот. — Не бери в голову. Они просто честны с тобой. Вот скажи, ты, когда им бухло предлагаешь, что пытаешься получить взамен?

— Да ничего особенного, пообщаться, потанцевать, то-сё.

— Видишь, твоя проблема, Чебурашка, в том, что сам не знаешь, чего хочешь. и не формулируешь уникальное торговое предложение, как учат нас титаны маркетинговой мысли — господа Траут и… еще какой-то черт, сейчас не вспомню.

— А девчонка видит тебя и думает: ага, странный ушлепок, то ли иностранец, то ли педик, точно не бандит, значит, коктейль можно брать — никто за волосы в джип потом не потащит.

— И когда она взяла бокал, твоя ценность в ее глазах полностью улетучивается. Пежиться она с тобой не собирается, да ты и сам не брызжешь тестостероном. Болтать с тобой –сомнительная затея — ты в Ибице, музон колбасит, подружки ждут, оценивают, рожи ей страшные за спиной строят — типа сливай козла нафиг.

— Если она — шлюха, то профессиональным взглядом мигом определит, сколько бабла у тебя на кармане и стоит ли тратить время на дальнейшую раскрутку. Не обижайся, но ответ очевиден.

— Короче, во всех случаях оптимальный вариант для бабы при встрече с тобой — брать бухло и сразу тикать, а то вдруг ты все-таки из банды девственников-дебилов и в микроавтобусе неподалеку девчонку поджидают пять голодных подельников еще более комического вида…

Расстроившись после ряда неудач, я бросил бесплодные попытки завести знакомство с одесскими красотками, но остался выплясывать на танцполе. Тут меня взяли в оборот сексапильные разносчицы текилы в ковбойских шляпах, клетчатых облегающих топах-рубашках и с рюмочными патронташами на поясах.

Девчонки были бойкие и в погоне за длинным клиентским рублем готовы на многое: так, начиная со второго шота они, не стесняясь, насыпали соль промеж роскошных загорелых грудей, а лимон передавали губами изо рта в рот. Я был рад этим невинным шалостям, с каждой новой рюмкой позволяя все больше сексистских вольностей.

В анархическом танцевальном круговоротея потерял счет времени и совсем забыл о сослуживцах. В один из флэшбэков, запрокинув голову в звездное электрическое небо после очередного раунда с текилой, лаймом и солью, неожиданно узрел, что за мной из ложи пристально наблюдает черный демон Остапюк с подручными.

Диджей, прочувствовал момент и врубил тему из кинофильма Блейд — первая сцена, разворачивающаяся на подпольной вампирской дискотеке, в которой мы знакомимся с главным героем, а тот эффектно уничтожает добрую сотню рейверов-вурдалаков.

Истово перекрестившись в душе, я стал пробираться к выходу.

***

В клубном предбаннике курили подвыпившие московские финансисты, в свою очередь, принявшие меня за экспата. Я стрельнул Парламент и жестами, будто глухонемой, изобразил восхищение разнообразием и прелестями местной фауны.

— Girls are amazing here. I was in New York, London and Paris. They all suck. Moscow and Odessa are fucking great. Best parties. Best bitches. — Не унимался один из банкиров в залитой красным вином рубашке с дорогими запонками, щеголяя произношением. — Where are you from? ^[11]

Я сделал вид, что должен срочно принять важный звонок, вежливо улыбнулся и отодвинулся.

— Вот уроды. Чтобы вас всех отклофелинили, расчленили и отправили в Москву пассажирским поездом малой скорости. — Сплюнул я в сторону.

Из клуба с бокалом шампанского вышла девица весьма странного вида. Образ и наряд были полнейшими антиподами типичных посетительниц Ибицы. Она была в белых кроссовках и в черных мешковатых одеяниях то ли японских, то ли бельгийских дизайнеров. Несмотря на поздний час, на лице переливались футуристические солнцезащитные очки.

Проходя мимо меня, не сказав ни слова, она взяла за руку, отобрала сигарету и повела за собой. Я повиновался, словно под гипнозом, хотя в мозгу звучали слова Геннадия про необходимую осторожность на одесском любовном фронте. С другой стороны, было весьма сложно представить, что злоумышленница специально нарядилась в Yohji Yamamoto и Ann Demeulemeester, чтобы подцепить такого лопуха, как я.

Московские банкиры с раскрытыми хлебалами глазели нам вслед.

Мы уселись в нарисовавшуюся мигом тачку, девица небрежно кинула «клуб Табу, сотка» и такси стартовало во тьму.

— Сегодня Фиш играет с Москвы, — после минутной паузы обратилась она ко мне. — Будет кайфово.

С этими словами она выбросила недопитый бокал прямехонько в окно, раскрасив осколочным перезвоном тихую одесскую ночь, и засмеялась зловеще. Шофер не оценил сей игривости:

— Слышь, уйми бабу свою, ее я бить не буду, а тебя запросто.

Я позеленел и пролепетал невнятные оправдания, с опаской озираясь на дерзкую попутчицу; та, как ни в чем не бывало, закурила в окно. К счастью, мы быстро приехали к месту назначения.

Выпроводив нас, таксист вылез из машины, высматривая возможные повреждения.

— Повезло вам, падлы! Наркоманы сраные! — Крикнул он в сторону странной парочки, скрывшейся за дверью клуба.

Девица поприветствовала как старых знакомых фейс-контроль и охрану: лысый бугай в черной майке смотрел на меня с презрительным недоверием, но старший утвердительно кивнул и мы вошли.

В клубе было душно и пахло дым-машиной вперемешку с человеческим потом, играло скучное техно, большая часть редкой публики тусовалась по углам и в чил-ауте — типичные представители вымирающей рейв-культуры, завсегдатаи Микса, ветераны Казантипа и свидетели Гагарин-пати.

Спутница быстро влилась в тусовку, потеряв ко мне всяческий интерес.

— Хочешь что-нибудь выпить, — предпринял последнюю попытку я, прокручивая в голове варианты отступления. Техно-кобра посмотрела с недоумением из-под футуристических очков, ухмыльнулась и попросила водички.

Через двадцать минут, не допив беспонтовый лонг-айленд, я вышел прочь из рейв-притона — по удачному стечению обстоятельств на улице поджидали два таксомотора. После некоторых колебаний решил снова двинуть в Ибицу, хотя и был изрядно опустошен и утомлен событиями королевской ночи.

***

После некоторой заминки и объяснений на входе — охрана пускать не хотела, а фейсер куда-то запропастился — я снова оказался в обители разврата. Вечеринка была в разгаре, диджей перешел на проверенные блокбастеры, мешая группу Ленинград с Song II Blur, Шакирой и Ашером.

В водочной ложе произошли перестановки: Остапюк с топами отбыли восвояси, но на смену подоспело человек пять отборных наливных молодух с танцпола, ангажированных оставшимися членами банды. Нетрезвый Геннадий плотно общался с двумя жгучими сисястыми брюнетками с интенсивным автозагаром, передавая по кругу бутылку пресловутого шампанского из подвалов братьев Азнавурьян:

— О, Санек, вернулся. Ты куда пропал, бродяга? Иди, познакомлю с Эвелиной и Анжелой — коренные одесситки, спортсменки, комсомолки и просто красавицы.

— Девчонки, это Александр, наш финансовый мегамозг, выписали с самой Москвы за бешеные бабки. Завидный жених, сам бы рад под венец, но пока не созрел морально. Так что хватайте парня за причиндалы, пока свободен…

Эвелина с Анжелой натужно заулыбались; та, что поменьше и пострашнее, сделала неуверенный шаг в мою сторону, но, видя минимум энтузиазма, замерла в полупозиции.

— А ты че кислый такой, — продолжил веселиться и мигать глазами Гена. — Не нравятся девчонки?! Давай выпей с нами, гони ее прочь тугу печаль!

Я приобщился к бутылке, пытаясь изображать нахлынувший задор и бодрость духа. Выходило не очень. Пойло было по-прежнему мерзким, к тому же неожиданно организм подал отчетливый сигнал, что все лимиты исчерпаны и наступает стадия мертвецкого опьянения.

Тут же краем глаза я увидел, что поодаль толстый регионал из водочной банды, тоже с бутылкой шампанского наперевес, о чем-то на повышенных тонах спорит с двумя странного вида черногривыми иностранцами в белых одеяниях, по всей видимости, греками — представителями титульного спонсора вечеринки.

В который раз неловко откланявшись, я неровной походкой поплелся вниз к танцполу. Последним флэшбеком героя на выходе из Ибицы стал начавшийся интернациональный дебош, где Геннадий, опрокидывая бокалы и стулья, словно боевой слон индийского царя Пора, летел на помощь коллеге, зажатому в тиски греческими гоплитами.

Пророчества сбывались.

Оказавшись на свежем воздухе, пьяный тусовщик засеменил в сторону стоянки такси. Задним зрением уловил парочку субъектов сомнительного вида, увязавшихся следом. Пришлось ускориться.

— Эй, чувачок! Закурить есть? — Свистнули сзади.

На последнем дыхании я запрыгнул в копейку под парами. За рулем сидел мультяшный дедок-боровичок в кожаной кепи, потертом пиджаке и наглаженной рубашке. Без лишних слов, машина меланхолично тронулась.

— Гостиница Пассаж. Преображенская 34, — выпалил я заплетающимся языком.

— Вы меня обижаете, молодой человек. Бывшая Советской Армии, ранее Льва Троцкого. Кстати, с вас 500 рублев за поездочку.

Тариф был грабительским, но спорить с персонажем я не решился.

Последней промелькнувшей мыслью была возможность преступного сговора дедушки-таксиста с криминальными типами по дороге из клуба. На этом силы покинули меня, и я погрузился в пелену алкогольного забытья.

***

Утро выдалось не самым добрым. Я валялся плашмя в номере гостиницы Пассаж, страдая суровым нервическим похмельем. Вся бесплатная и платная минералка была выпита, так что приходилось смоктать прямо из крана.

Нокиа сдавленно, но настойчиво загудела где-то в покровах одежды. Чертыхаясь, я змейкой сполз с кровати по направлению к кипе сваленных в углу вещей и с н-ной попытки достал телефон из кармана джинсов.

Звонила Жанна.

Честно говоря, брать трубку не хотелось. За всеми перипетиями водочной сделки я подзабил на подругу и даже не ответил на пару смсок с посланиями типа «привет, утенок» и «увидимся сегодня?». Мне было чертовски стыдно.

Однако, собравшись с душевными силами, я нажал на зеленую кнопку:

— Привет, морковка!

— Ох, ну слава богу, а я уж и не чаяла, — весело зарядила Жанна. — Думала, пропал мой суслик малахольный с концами в украинских степях. Ты ж у меня совершенно неприспособленный к жизненным реалиям. Как поживаешь?

— Я в Одессе, по работе, отсюда в Москву полечу, в среду-четверг только сможем увидеться.

— Да знаю я все. Браверман тебя сдал, работничек. Тусил вчера с бандой?!

— Выходи, красавчик, твоя шальная императрица прикатила. Суженый, мой суженый, в голову контуженный… Встречаемся возле Пассажа через 20 минут. Тебя ждет сюрприз!

Я хоть и опешил, но в общем-то обрадовался визиту провинциальной возлюбленной. Ополоснувшись холодной водой (горячая в Пассаже отсутствовала летом как класс) и снарядившись в боевом темпе, я выбежал вон из отеля на оживленную Преображенскую улицу.

Жанна величественно восседала за рулем новенького белого кабриолета на две персоны, кажется, французской фирмы Пежо. Образ дополняли красное платье, что характерно, тоже с открытым верхом, солнцезащитные очки Гуччи и платок Эрмес, повязанный на голову. В подлинности последних двух аксессуаров возникали сомнения, что ничуть не умаляло общего эффекта, близкого к фурору. В магнитоле играл старина Джордж Майкл: «Hey, you’re just too funky for me!»

— Держите меня семеро! Мы в полнейшем восхищении, преклоняем колени и молим о снисхождении. Метранпаж ее величества прибыл по первому зову…

— Не паясничайте, Шура. — Императрица была весьма довольна произведенным эффектом. — Бросайте чемодан в багажник и едемте скорее купаться.

Кабрик лихо сорвался с места и понесся в сторону моря. Амазонка искусно рулила, топила в пол при малейшей возможности, сигналила и подрезала зазевавшихся одесситов, как в сельской местности прогоняют с дороги гусей.

По пути Жанна пояснила, что всему финансово-экономическому отделу по итогам последних инвестиционных транзакций выписали премию:

— Тебя это, кстати, тоже касается, пупсик. А я давно о машинке мечтала, вот и пришло время.

Браверман сначала кобенился, не хотел кредит от компании подписывать, дескать, слишком роскошный формат — пришлось всю цыганскую магию задействовать — в конце концов сдался старик.

— Платье и платок — мамкины. Натуральный Эрмес и Ланван. Она у меня еще та модница была, пока отец жив был. В Париже скупалась, в Лафайете продавцы и швейцары ее по имени величали — мадам Анжелика. Ну то такое.

Мы приехали на Ланжерон, оставили машину на парковке и побежали наперегонки к морю — как водится, победила молодость и красота.

Жанна быстро разделась, всучив незадачливому спутнику прекрасное платье с прочими атрибутами и оставшись в черном раздельном купальнике, разбежалась и ласточкой сиганула с волнореза в набежавшую искрящую и шипящую волну. Очарованный и ослепленный я следил за нимфой не отрываясь.

— Утенок, плыви ко мне! — Вынырнув, прокричала она, забирая в пучок намокшие волосы.

После нескольких минут замешательства я оставил все наши пожитки подвернувшемуся под руку семейству отдыхающих, застигнутому в процессе поедания вареной кукурузы — и таким образом заслужившему приемлемый уровень доверия.

Я прилично плаваю, но Жанна в сравнении со мной была истинной дщерью Посейдона — богиней, рассекающей волны. Оказалось, что мама была не только модницей, но и чемпионкой Союза по синхронному плаванию, и сама девушка долгое время и не без успехов занималась этим прекрасным видом спорта с прищепкой на носу.

Мы резвились, терлись телами, как морские котики, и плескались до посинения, пока возмущенный долгим отсутствием глава кукурузного семейства не позвал нас на берег.

Обсохнув и вкусив свою порцию «царицы полей», мы двинулись вдоль береговой линии, мимо прибрежных гаштетов, рыбаков, торговцев сувенирами и снедью, кабинок для переодевания и многочисленных отдыхающих — приезжих и аборигенов.

Пройдя пару километров, уселись на лавочку с видом на желтую песчаную скалу с надписью Вилла Отрада. Жанна прильнула ко мне:

— И кстати, дорогой, обещанный сюрприз. Представь, что ты — молодой белогвардейский корнет, вчерашний гимназист, а я — певичка из местного кордебалета, волоокая мадмуазель Зизи. В город вот-вот зайдут красные под предводительством товарищей Щорса и Котовского, тебя расстреляют первого, а меня сначала изнасилуют, а потом расстреляют — посему сегодня же вечером мы отплываем последним паромом в Константинополь. Два билета выкуплены — поедем вторым классом в каюте на четверых, что поделаешь, не время шиковать, когда старый мир летит в тартарары.

— Это не шутка? — Я всегда с консервативным недовольством воспринимал любые неожиданности. — В Москву завтра лечу, договорился с другом…

Жанна насупилась и отодвинулась:

— Не хочешь — не надо. Вали тогда нафиг. Интеллигент вшивый. Пойду отдамся революционным матросам или одесской шпане — они не такие зануды!

— Ладно-ладно, отставить шантаж и разнузданность. Полечу в Москву прямиком из Стамбула послезавтра. Я же теперь богат аки Крез, как выяснилось, могу себе позволить.

— Что за паром? Лошадей берут? Офицеры не будут массово стреляться на выходе из гавани? — Продолжал актерствовать я. — Дорогие билеты? Я отдам деньги за нас обоих. Придется заложить фамильное колье и взять ссуду у еврейских родственников…

— Ты ж моя лапа, — Жанна снова подвинулась вплотную, и мы не нашли ничего лучшего, как скрепить наш союз и отпраздновать предстоящий вояж долгим и влажным поцелуем взасос.

***

Мы покинули гостеприимную зеленую лавочку и не спеша в обнимку добрели до одесской канатной дороги. Заплатив полтинник строгой женщине в униформе, запрыгнули в облупленную кабинку яично-желтого цвета и плавно покатили вверх.

Из кабинки открывался шикарный вид на море и побережье, несколько подпорченный уродливыми стройками, и, возможно, не столь живописный, как в любимом всеми выросшими в совке романтиками фильме АССА про зимнюю Ялту.

Хотя, заунывное блеяние козлобородого советского божества-рокера явно бы не соответствовало духу и настроению момента: солнце слепило и обжигало, Черное море блистало и радовалось от берега и до самого горизонта, крики и смех отдыхающих прорывались сквозь шум прибоя, и я, главный герой, в отличие от Бананана-Африки, не собирался скоропостижно погибать от ножей бандитов-цеховиков.

Предо мной, молодым и перспективным поэтом и аналитиком, открывалась чистая, бескрайняя, манящая гладь, полная света, любви и финансовых бонусов. Так, по крайне мере, мечталось мне тогда, в вагончике канатной дороги, в объятиях прекрасной и жизнерадостной спутницы.

Путь наверх занял минут семь-восемь. Мы не без риска для жизни выпрыгнули наружу из движущегося вагончика на верхней станции и довольные вступили на Французский бульвар, самую зеленую и примечательную одесскую улицу.

Справа по борту располагался тот самый завод шампанских вин, благодаря которому мы и оказались в славном черноморском городе. Голубки переглянулись, но заходить внутрь не стали.

— Вот ты какой, объект инвестиций и источник неожиданного богатства, — загадочно промолвила Жанна, рассматривая высокий забор и резные ворота. — Сто миллионов долларов, ядрить-колотить!

Я вкратце пересказал занимательную историю с коллекционным коньяком, испорченным пособниками Азнавурьянов.

— Знаю я того Шпунтика, мерзкий тип, подкатывал ко мне. — Лицо Жанны перекосило. — Но как узнал про детей, ветром сдуло, хотя и так шансов у него было аж целый гулькин хуй.

— Так что поделом.

Конечным пунктом маршрута был ресторан Дача, где влюбленные, усевшись на свежем воздухе в антураже советского пансионата, объелись свежих даров моря, включавших барабульку, луфаря и саргана, оприходовав на пару целую бутылку французского Совиньон Блан.

Разговевшись, мы нежились на солнце в ожидании десерта — изумительных вареников с вишней.

— Расскажи, как вы познакомились, — неожиданно задала тему разговора Жанна.

— Ты, правда, хочешь знать? — Честно говоря, мне не хотелось развивать беседу в этом скользком направлении.

— Расскажи, я не ревную, знаю, что ты любишь только одну, единственную. и никогда не обманешь, не предашь свою королеву.

— Хорошо, но лучше поведаю всю печальную сагу целиком, — вздохнул я обреченно.

***

— Я рос светлым, меланхоличным ребенком, круглым отличником, победителем шахматных турниров и районных олимпиад по любым дисциплинам — много читал, в пять лет научился, а к десяти проглотил всю дедушкину библиотеку, налегая на приключенческие романы, Чехова, Диккенса и Шекспира.

— Я всегда относился к женщине, как к недоступному цветку, эдакой Белоснежке в хрустальной башне на краю тридевятого царства. Ты — такой себе распрекрасный рыцарь Айвенго, сражаешься на турнирах, годами пропадаешь в крестовых походах, помираешь от ран в замке злобного барона-извращенца — и все это с именем возлюбленной на устах, которая тем временем до смерти затрахалась куковать в ожидании и уже принципиально готова отдаться первому встречному, не пораженному бубонной чумой.

— А тебе и не нужно к ней торопиться, ты и не знаешь толком, что с этой дамой сердца делать, если вдруг она таки ответит взаимностью на терзания и романтические сонеты, распакует пояс верности и покажет сиськи, а то и что похуже. А у тебя от странствий, неправильного питания, потертых седел и громоздких доспехов член атрофировался, а то и вовсе отпал за ненадобностью…

— Во втором классе девочки собрали друг у друга данные, кто в кого влюблен, и сделали карту-схему. Мальчики, прослышав об этом, сделали аналогичную. и тогда один из пацанов, видимо, желая прослыть дамским угодником, слил девчонкам мальчиковую схему — то есть, у них оказалась полная карта пристрастий нашего класса.

— И вот однажды мы остались после уроков на дежурстве — я и три девчонки с заветным листком. Они не ожидали от отличника и паиньки такой прыти, а зря — изловчившись, я на минуту выхватил Великую карту влюбленности. Одноклассницы догнали, окружили и быстро исправили промашку — я даже толком не рассмотрел детали. Кроме того, что красных стрелок, ведущих к моей фамилии, не было совсем.

— Дальше, было еще хуже. После третьего класса я перешел в другую школу. Мне это далось нелегко, надо было заново зарабатывать статус первого ученика и всезнайки, но я справился с блеском, ты ж меня знаешь.

— Но драма не в этом. Где-то через полгода на новом месте учебы я вдруг осознал, что до прожилок, до детских опухших от свинки желез влюблен в одноклассницу из прежней школы. Я помню этот момент: озарение пришло во сне — и не покидало долгие годы, фактически до сих пор. Та девочка, кстати, была королевой списка — ей отдали сердца больше половины пацанов из класса, кроме меня; я же отметил новенькую — пухленькую цыганку, которая как-то угостила меня мандаринкой.

— Мы просидели с королевой за одной партой все три года начальных классов, часто ругались и спорили, но в целом дружили, дарили друг другу подарки — у нас дни рождения были с разницей в один день, она писала трогательные рассказы и сказки в толстой тетради с рисунками, а я, глядя на нее, стал сочинять похожие истории.

— И вот теперь, когда злодейка-судьба развела нас, я влюбился по уши практически безо всякой возможности видеть субъект воздыханий. Я почти что каждый день проходил мимо ее дома (на пути в новую школу), всякий раз с трепетом ожидая и надеясь нечаянно встретить ее. Иногда мы пересекались, нечасто — раза два-три в год, а то и реже — обменивались приветствиями или даже парой фраз. Сердце выпрыгивало из трусов, язык отнимался, руки тряслись во время и после тех редких свиданий. Мне до сих пор снится, что я оказываюсь в родном городе и где-то посреди пятиэтажек, зеленых донецких дворов, скверов, пустырей и трансформаторных будок встречаю ее.

— Но никогда, ни в пятом, ни в десятом классе, ни в двадцать лет не возникало в моей светлой головушке отличника и шахматиста даже мысли, чтобы найти в справочнике или хоть у самого черта точный адрес или телефон своей беззаветной любови, предмета обожания и поклонения, приехать на белом коне, лимузине, велосипеде, на худой конец, и излить свои безграничные чувства, да просто на голимую свиданку пригласить…

— Такой вот перед тобою гипертрофированный романтик, рафинированный идеалист, сказочный долбоёб, если быть точнее.

Жанна внимательно слушала мой монолог, потупив взгляд.

— Поступив в универ и переехав в Москву в шестнадцатилетнем возрасте, я продолжал выступать примерно в том же духе. Студенческие годы подарили многочисленные забавные и драматические моменты и истории интимного толка: поцелуи, объятия, страдания, признания и даже один не слишком затянувшийся минет, но факт остается фактом: первый полноценный половой акт случился со мной аж в двадцать два мальчишеских года.

— Она, та самая парикмахерша, не была первой, но именно она помогла мне раскрыться, избавиться от всех этих романтических занудств, комплексов и дрочерских иллюзий, научила любить, танцевать, дышать и трахаться до умопомрачения, до мышечных судорог, падающих с неба звезд и взрывающихся вселенных.

— За это я любил ее и, наверное, продолжаю в глубине душе любить, хотя мы и расстались навсегда.

— Прости, не хотел обидеть тебя, — осекся я, видя, как тучи сгущаются на лице у Жанны.

— Ничего, все нормально, спасибо за откровенность.

***

Мы уходили из Одессы на закате. Оставили кабриолет на платной стоянке недалеко от порта, затарились водой и снэками на случай кораблекрушения и не спеша отправились на погрузку, спустившись к причалу по знаменитой Потемкинской лестнице.

Белоснежная красавица Пальмира выглядела не столь впечатляюще, как на рекламной картинке. Это был списанный в 90-х годах круизный паром из Германии, приобретенный и отремонтированный Одесским пароходством.

И тем не менее: мерно покачивающееся, готовое к отплытию судно, свежий морской ветер, смешанный с топливными парами, будили в душе искренние и чистые фантазии и восторги — по мотивам романов Жюль Верна и Стивенсона.

Путешественников было не столь много — паром был заполнен менее чем на половину. Костяк команды составляли классические тетки-челночницы в спортивных костюмах и длинных плиссированных юбках.

Одна из таких матрон оказалась нашей соседкой по каюте — с порога начала фамильярно знакомиться и тут же предложила совместно распить бутылку трехзвездочного коньяка Десна. Но видя отсутствие запала с нашей стороны, быстро сориентировалась и переместилась на верхнюю палубу.

— Ой, девочки, пиду, не буду вам мешать. — Игриво тараторила торговка. — Бачу, шо вам не терпится. Знаю, сама была молодой, и як воно приспичить, то и жах…

Мы переглянулись. Идея показалась не лишенной смысла. Оставшись одни, мы заперлись в душевой и вышли в свет лишь часа через полтора.

В стоимость билета входил вполне сносный ужин, сервированный в общей кают-компании; помимо прочего, на корабле была и развлекательная программа, в том числе, компактный, но приятный и слаженный джаз-бенд.

— С такими раздутыми расходами долго они не протянут, — поделился наблюдениями с Жанной, окидывая взором полупустой салон. — А жаль. Мне нравится паромная романтика.

Поскольку переживания и возлияния прошлой ночи все еще будоражили измученный организм, я быстро стал клевать носом и проситься на горшок и в люльку. Жанна не возражала.

Соседка вернулась далеко за полночь, долго и шумно укладывалась, причитая и роняя предметы гардероба.

— Ой, девочки, встретила Людку и Томку с Николаева, разом починали бизнес ще в девяностых, вспомнили молодость, слово за слово — вот пляшечку и приговорили, а потим ще одну.

Судя по запаху, опыту и комплекции челночницы, пляшечек на компанию пришлось ну никак не меньше трех. Но докапываться до истины мы не стали.

Через каких-то пятнадцать минут матрона огласила каюту зычным храпом. Поворочавшись с полчаса, погрузился в объятия Морфея и главный герой повествования.

***

Квинтэссенцией нового дня путешествия стал заход нашего героического судна в Босфор.

Стены и здания великого и неприступного города, мосты через пролив, дворцы и минареты в теплых бархатных лучах заходящего солнца — мы как будто попали в восточную сказку с визирями, евнухами, прекрасными наложницами и принцем-инкогнито в бедняцкой одежде.

Пассажиры парома высыпали на верхнюю палубу, и даже видавшие виды челночницы, не в первый раз путешествующие этим маршрутом, цокая языками, завороженно всматривались в проплывающие мимо сногсшибательные виды Царьграда-Константинополя.

Ближе к семи вечера мы пришвартовались в районе Каракой, недалеко от Галатского моста.

Пограничный контроль в Стамбульском порту затянулся, хотя, казалось бы, визовый режим был довольно простецким.

Замешкавшись в каюте, оказались в самом хвосте пестрой очереди, преимущественно состоявшей из торговок и русских жен, перемещавших по морю немалое приданное.

Турки относились к работе ответственно и оживленно беседовали с каждой из путешественниц, то и дело заставляя показать содержимое чемоданов, выложить на стол наличные деньги, драгоценности и прочее.

Показалось, что истинной целью сей процедуры было именно живое общение и обмен шутками, улюлюканьем и любезностями на межнациональном уровне. Возможно, кто-то из молодцов погранслужбы подыскивал таким образом новую супругу.

Глядя на лютующих турок, мы стали судорожно искать по карманам наличность и придумывать легенды об утерянном обратном билете, но, когда подошла наша очередь, жгучий набриолиненный Озгур, быстро оценив лукавым взглядом наш дуэт, пропустил вояжеров буквально за пару минут.

Мы вывалились с чемоданами на стамбульскую набережную. Уже стемнело, но воздух был по-прежнему теплым и тягучим.

Я бывал в Стамбуле несколько раз по долгу предыдущей службы. Через год после IPO наше богоспасаемое PLC решило помериться силами с самим Мартином Сорреллом из WPP, и после долгих переговоров с основателями мы приобрели местное рекламное агентство за несколько полновесных миллионов долларов.

Поглощение в итоге оказалась не самой выгодной сделкой, глава холдинга, тот самый экспат-визионер, в клочья рассорился с бывшими владельцами — турками, посчитавшими себя обманутыми, в том числе, негативной динамикой акций холдинга, которые им впарили в качестве основной оплаты за мажоритарный пакет.

В результате, опять же после изнурительных переговоров и чуть ли ни судебной войны и личных угроз (драться с янычарами на их территории оказалось бесперспективным занятием), туркам разрешили выкупить обратно свою долю, но едва ли не вдвое дешевле номинальной стоимости первичной сделки.

Вернемся, однако, в Стамбул. Время было позднее и положение усталых путников становилось не завидным. Мы двинули по направлению к площади Таксим, справедливо полагая, что сможем найти в самом бойком и центровом месте города кров и ночлег.

В первых двух ночлежках нас и слушать не стали, в третьей же — залупили баснословную цену, долларов 300 за номер. В четвертом, довольно неприглядном и потрепанном жизнью отельчике мы почти договорились и с радостью начали заполнять необходимую документацию, но тут же выяснилось, что предлагаемая цена в 90 лир взымается за каждого постояльца.

Сплюнув и грязно выругавшись в сторону ресепшениста Мехмета, Жанна выскочила на улицу, чуть не разбив крутящуюся стеклянную дверь, я же в растерянности простоял еще секунд тридцать в холле, посыпая голову пеплом и не веря, что придется начинать поиски снова.

— Так, дорогой, меняем тактику, а то с твоими талантами переговорщика — на улице останемся ночевать, — Жанна взяла инициативу в свои руки.

Мы свернули в переулок от оживленной пешеходной магистрали и побрели под горку, в сторону моря.

На входе в очередное трехзвездочное заведение Жанна остановила меня в попытке зайти внутрь:

— Стой здесь, кукушонок. А лучше сдрысни метров на двадцать. — И скрылась за дверью отеля.

Минут через пятнадцать, когда я уже стал переживать и досадовать, что остался один в чужеземном краю, подруга, сияя победной улыбкой, явилась наружу:

— Учись, студент. Улучшенный стандартный номер с видом на море, всего за 110 лир в сутки, еще и с завтраком.

Я не верил своему счастью. Мы зашли в отель; при моем появлении молоденький турецкий мальчик на стойке регистрации очевидно расстроился и с укоризной посмотрел на спутницу, но было поздно.

Та расплылась в очаровательной улыбке и отправила юноше воздушные поцелуи, одновременно подпинывая меня, как нерадивое дитятко.

— Thank you very much. You are my hero! ^[12]

— В принципе, можно и бесплатно было разместиться, но не стала жестить. Малыш Эркен совсем потерял голову; перед цыганскими чарами никто не устоит, — бахвалилась чертовка.

Я, чувствуя беспомощность в трудной ситуации, слегка приуныл и недовольно буркнул в ответ, что, дескать, не всем так повезло с природными данными и умением обольщать южные народности.

— Вы ревнуете, корнет? — Жанна обняла и прильнула всем телом. — Полноте, сегодня ночью волоокая Зизи поет и танцует только для вас, мой белокурый ангел.

***

Номер, располагавшийся на последнем пятом этаже гостиницы, был небольшим, но весьма чистым и свежим. Но все это меркло в сравнении с доставшимся практически даром умопомрачительным видом на мерцающие огнями Босфор, набережные и стадион Бешикташ.

— За этот си вью весь вареный язык мира, — пробормотал я. Парализованная на мгновенье Жанна пребывала в не меньшем восхищении.

Мы наспех разобрали пожитки, сходили поочередно в душ, переодевшись в хозяйские банные халаты. Жанна, продолжая испытывать терпение кавалера, сбегала вниз и разжилась сносными сендвичами — к ночи мы дико проголодались. Из мини-бара была извлечена полубутылка шардонне.

Я включил ноутбук и поставил скачанный на жесткий диск легкий музон, специально приготовленный для особых случаев. Что-то вроде Groove Armada или Telepopmusik.

— Ваше здоровье, мадмуазель, — поднял тост я. — Спасибо тебе за незабываемый вояж и сегодняшний вечер. Salute.

— Авек плезир, мон шер, — ответила возлюбленная, и мы не сговариваясь потянулись в объятья друг друга, после чего, путаясь в махровых одеяниях, переместились в партер.

Секс был ярким, чувственным и долгим.

Я раскрепостился, позабыв обо всех невзгодах и злоключениях, усталости и неопределенности завтрашнего дня.

— Святые сосиски, пусть вся моя оставшаяся жизнь пройдет во мраке и забвении,

— Ты же не обманешь меня, правда?

***

На следующий день мы проснулись поздно, пропустив завтрак. Не спеша собравшись, отправились бродить по солнечному городу.

Перешли через мост и оказались в районе Султанахмет, спустились на дно Цистерны.

Нагулявшись и поужинав в рыбном ресторане на набережной, мы расслабленно проводили вечер в отеле.

Жанна говорила по телефону с матерью: обсуждали дела у сыновей в деревне, у одного из которых отекло ухо, а второго покусали осы. Девушка сильно переживала за отпрысков.

Я попытался утешить, но, видимо, не слишком удачно.

— Соскучилась сильно, — голос Жанны слегка дрожал. — Они клевые, но абсолютно разные по характеру.

— Ты их полюбишь, а они тебя. Познакомитесь по приезду. — Это звучало как полуприказ и полувопрос. — Обещаешь?

Я немного смутился, но всеми силами старался не проколоться и натужно выдавил из себя утвердительный ответ.

— Милый, давай серьезно поговорим, — Жанна перешла в наступление. — Давай ты не поедешь в Москву, отправимся завтра на пароме обратно в Одессу, я взяла отпуск заслуженный на две недели, можем на дачу, в деревню ко мне закатиться, там речка, свежий воздух, яблок и груш завались. Мама тебе привет передавала, давно хочет познакомиться. Она у меня боевая и такая же красавица и спортсменка, как в молодости.

— А хочешь полетим на Лазурку, Ницца, Канны, Монте-Карло. Устроим шик-променад. У меня есть деньги, небольшие, но все-таки…

— Весь мир открыт перед влюбленными!

Я заламывал руки, не зная, как выпутаться:

— Прости, пожалуйста, я очень хочу остаться и продолжить вояж с тобой. Последние дни были лучшими в моей никчемной жизни, но мне правда нужно быть завтра в Москве. Я обещал близкому другу.

Жанна переменилась в лице:

— Эх, Саша, Саша. Ты такая же конченая сука, как и все остальные.

Больше этим вечером мы не общались. Заснули по разные стороны кровати, хотя мне всеми фибрами измученной души хотелось обнять и поцеловать милого друга, пообещать и исполнить все, чего бы она не просила.

На следующее утро я тихо собрался и выехал в аэропорт Ататюрк. Жанна делала вид, что спит, но я слышал и чувствовал, как дрожат ее губы и как сползает по щеке предательская слеза.

В пять вечера того же дня я открыл ключом массивную дверь квартиры на Божедомке, швырнул в угол вещи, со всего размаху вмазал кулаком в стену и закричал исступленно и неистово.

***

Бывшая заглянула на Божедомку под предлогом наведения красоты на порядком заросшей головушке главного героя. Встреча была оговорена и назначена еще до одесско-стамбульского вояжа, но по понятным причинам держалась в тайне от общественности.

Мы по-приятельски обнялись, как будто и не было тысячи отравленных стрел, выпущенных в друг-дружку перед разлукой.

Экс выглядела жизнерадостной, свежей, загорелой и отдохнувшей. Последние пару месяцев она провела за пределами столицы — в частном доме родителей в Воронежской губернии, а затем на його-буддистском слете в крымской степи.

— Подстригу коротко, кто знает, когда снова встретимся, — ухмыльнулась она. — Мода меняется, патлы уже ни к чему.

Я покорно согласился.

Стрижка началась. Пряди посыпались на паркет.

Мне, наверное, казалось, но во время помывки, сушки и последующей стрижки мастер не упускал возможности прикоснуться к клиенту, как бы случайно, но вместе с тем нарочито.

Прикосновения отзывались нежностью в усталом сердце персонажа, будили воспоминания и образы из недалекого прошлого.

Первая встреча и знакомство в ночном клубе Китайский летчик, день рождения подружки, танцы и алкоголь, шесть часов утра и я, стремительно выбегающий из подвала на предрассветную улицу, и она, уже усевшаяся в пыхтящий таксомотор, который все же тормозит, чтобы выдать влюбленному листок с заветным номером.

Поездка в осенний Питер, поиски ночлега в закоулках дома-колодца на Литейном, кишащий крысами контейнер для отходов, убитый вусмерть подъезд и уютный хостел на четвертом этаже, полностью в распоряжении любовников. Завтраки на Невском, прогнившие крыши с верхотуры Исакиевского, кораблик и развод мостов, ночной поезд и совокупление на нижней плацкартной полке.

Августовский знойный Коктебель, душная комната три на три у столетней татарской старухи, скрипящая раскладушка, таки не выдержавшая напора, нудистский пляж и прогулка по Голицынской тропе в Новом свете, со спуском и купанием нагишом в уединенных бухтах и скалах. Барабулька и паленое вино Черный доктор белого камня, ночная диарея и поиски дежурной аптеки в пять утра…

Светлые волосы продолжали падать на пол. Подобно Самсону, терявшему в таких случаях молодецкую удаль, глаза, нос и губы предательски отказались подчиняться хозяину. Я сначала зашмыгал и захлюпал, а вскоре и полноценно зарыдал.

Экс была довольна произведенным эффектом, но виду не подавала.

После получасовой паузы, вызванной эмоциональным выплеском, она снова принялась за дело и к десяти вечера стрижка была завершена.

— Ну как, нравится? — Из зеркала смотрел молодцеватый выпускник высших курсов Вермахта оберштурмфюрер Оскар фон Клаузевиц.

— Пока не привык, но прикольно, здорово. Спасибо тебе!

— Можно еще осветлить и покрасить в белый, будет стильно! — Предложила стилист по волосам.

— Боюсь, в украинских степях в этом случае мне точно кранты, — усмехнулся я. — Но, когда уволюсь, обязательно покрасим, обещаю.

— А когда уволишься? — Вопрос был задан со всей комсомольской прямотой и даже злобой пополам с тоской и надеждой.

Я промычал в ответ что-то невразумительное.

Пришла пора расставаться. Я попытался всучить стилисту честно заработанную тысячу.

— Со своих не беру. — Резко открестилась она.

В коридоре долго копошились и челомкались, пытаясь отсрочить расставание.

— Ну все, мне пора. Еще до Химок тащиться. Рада была повидать. — На прощание мы снова изобразили дружеские объятия и необязывающие поцелуи в щеку.

На улице меж тем громыхнуло, грозовой вихрь хлопнул форточкой.

— Ох, придется еще чаю выпить, куда же в такую погоду идти. Кстати, есть почти целая бутылка чилийского каберне…

В Химки той ночью никто не поехал.

***

Через пару дней я в смешанных чувствах вернулся на службу в водочный город. Офис встретил буднично. Большая часть сослуживцев, включая Жанну и Бравермана, отсутствовала, кто в отпуске, кто в деловой поездке. Браверман, по слухам, уехал в Израиль по семейным обстоятельствам.

Сделка с Франклин Секьюритиз оставила немало открытых вопросов и розданных авансов, но приниматься за исполнение обещанного в одиночку не очень-то и хотелось, хотя дедлайны по договору были жесткие.

— Бабки получены, какой смысл теперь париться, — размышлял я, открывая Сапёр и в который раз обновляя ленту новостей. — Это теперь проблема многоуважаемых партнеров из инвестиционного фонда, как мы будем выполнять многочисленные пункты и параграфы кредитного соглашения…

Так в прокрастинации и летней духоте минула целая неделя, пока наконец в пятничный полдень коварная Нокиа разразилась истерикой: звонивший с Кипра начальник устроил зазевавшемуся подчиненному показательную взбучку.

— Во вторник встречаемся в Киеве, в Паласе, есть дело. Расслабили булки, засранцы. — Повесил трубку шеф, определенно пребывавший в скверном расположении духа.

Перепугавшись, я начал судорожно обзванивать коллег и участников сделки, дабы хоть как-то подготовиться к разговору с высшим руководством, но почти все абоненты были заняты или временно недоступны. В который раз не удавалось дозвониться до московского офиса Франклин Секьюритиз.

На выходных меня огорошил странный телефонный звонок. Собеседник представился работником финансовой организации и специалистом по кредитному мошенничеству, после чего вежливо, но настойчиво попросил рассказать все, что мне известно о некоем Романе Москаленко, предыдущем владельце телефонного номера.

***

Припертый к стенке Геннадий, которого я нечаянно застал в понедельник у дверей бухгалтерии, рассказал по секрету, что же случилось с Романом на самом деле:

— За пять месяцев до твоего появления Рому назначили Директором по международному развитию, выписали подъемные, посадили на рейс до Нью-Йорка.

— Он там обосновался, снял хату на Брайтоне, слал отчеты распрекрасные, чеки из ресторанов — якобы с местными бизнесменами встречается и обсуждает перспективы украинской водки в США.

— Потом попросил увеличить суммы переводов, дескать, тут вам не Житомир, на порядок все дороже. Зарегистрировал компанию в Балтиморе и обещал скорое открытие офиса-представительства на тридцать человек.

— Как оказалось, все это время ни хера не делал. Скорешился с русскими там же на Брайтоне — черными юристами — те все документы и чеки нарисовали и прокладку со счетом предоставили. Оттуда денежки уходили в неизвестном направлении. Ну как неизвестном — Роме и лойерам на карман.

— Не знаю, как долго он планировал очки втирать, но денег прилично Роме отписали. Тут у Остапюка чуйка сыграла, решил по своим каналам подвериться, через знакомых эмигрантов еврейских пробили кое-какие детали — ну и заподозрили неладное. Роману стали названивать.

— Рома — тоже не дурак. Перестал на связь выходить. С квартиры съехал. Офис в Балтиморе так и не открыл, да и не собирался вовсе. Говорят, в Мексику дернул на ПМЖ. Чуть ли не с латиносами снюхался, наркомафией тамошней. Слился, короче.

— А у него, между прочим, на малой родине остались дочка трех лет, жена на седьмом месяце, две ипотеки — для себя и родителей, машина на корпоративном займе и так, кредиты потребительские по мелочи, на пару десятков тысяч. Любил пацан шикануть за корпоративный счет.

— Короче, красава — чувак! Уважуха и респект! Всем бы так дембельнуться.

— Вот за эту информацию не ручаюсь, — Гена сбросил громкость до полушепота. — Но базарят такое. Типа полетела в Мексику группа молодых спортивных людей, специально обученная. С целью найти Романа и предъявить за все вышесказанное. Восстановить поруганную честь родного завода.

— Но Рома и тут продолжил демонстрировать чудеса изворотливости. Нанял мексов из наркокартеля личными охранниками. Там этот сервис очень недорого стоит.

— Мексы — ребята бесхитростные, но работу делают качественно: отследили и расстреляли украинскую официальную делегацию прямо на выезде из аэропорта. — Закончил рассказ юрист. — Больше Романа в Мексике не беспокоят.

— Ты только, Санек, того, рот на замке. Про Рому — никому. Даже Жанке своей.

— Там адский кипеш стоит. Остапюк вызверился и лютует. Всем причастным и непричастным досталось.

— Хочешь сохранить яйца в целости — на глаза не попадайся.

***

Дозвонившись с н-ной попытки до Семёна, узнал, что господин Криворучко скоропостижно уволился из фонда, получив предварительно большие премиальные от водочной сделки.

По слухам, которые быстро нашли подтверждение в специализированной прессе, звездного банкира поймал на удочку российский госбанк ВТБ, который как раз приступал тогда к зачистке и монополизации инвестиционно-банковского рынка, на пару со Сбером.

Сей карьерный пируэт меня нисколько не удивил, но заставил задуматься над собственной судьбинушкой и перспективами исполнения кредитного договора с осиротевшими Франклин Секьюритиз.

— Эх, даже не попрощались, — взгрустнулось мне. — Односолодовый виски опять же не попробовали на брудершафт. Ничего, может еще и пересекутся пути-дорожки, в воскресной Пропаганде или в следующей инвестиционной авантюре. Хотя где я и где он…

По словам Семена, пребывавшего в необычном для его размашистой натуры мрачном пофигизме, вместо Криворучки курировать работу с водочным активом назначили замшелого ситха из лондонского офиса:

— Саня, не поверишь, — фамильярно, хоть мы и не были близки, жаловался коллега. — Эта козлина в чалме в первый же день накатал и-мейл на три страницы с вопросами и претензиями по кредитному договору. Типа, а почему кредитный комитет не принял во внимание политические риски, нестабильность украинского политического строя и возможные изменения валютного контроля. А давайте развернем сделку и обратно отправим через все круги ада. и все в таком духе.

— Совсем охерел, панджаби эмси. Как будто это мы тут дикари из джунглей, жопу руками подтираем, а он несет свет цивилизации и финансовой грамотности в наше захолустье.

— Ты же лучше меня знаешь, у нас все чики-пуки, бабки уже переведены и оприходованы, все идет по плану, как у Егора Летова. Но этому клоуну нужно показать невпупенную важность перед начальством, хотя он в славянском бизнесе не смыслит вообще ни хера.

— Леша Криворучко, хоть и в образе был парниша, но дело добре знал и всегда можно было добазариться, а тут…

— Блин, я теперь тоже в непонятках, вроде, все зашибись, по зарплате и прочим ништякам, но чует сердце, скоро придется лыжи вострить. Завтра пойду в Метинвест на собеседование, ахметовские нанимают финансистов для швейцарского трейдера. А что, перееду в Женеву, чистый воздух, здоровый сон и прекрасный аппетит. — Продолжал откровенничать Семен, нашедший в моем лице безопасную отдушину.

— Такие дела, — завершил банкир. — Ты-то хоть здесь пока?

Мне стало не по себе, но я старался не подавать виду: междометиями и бульканьем изобразил полный ажур и контроль над ситуацией.

У самого же на фоне последних известий и личных переживаний на душе скребли лысые черные кошки.

***

На следующий день, оставив нехитрую поклажу в уже родном Салюте, в половину двенадцатого я встретился с шефом в просторном холле гостиницы Премьер Палас.

Тот представил по-деловому нарядную девицу, испуганно хлопавшую старательно накрашенными ресницами:

— Ирина, будет моей ассистенткой, десять лет проработала у немца в Коммерцбанке, но того турнули под зад месяц тому. Английский знает получше твоего. А еще немецкий.

Ирина старательно закивала головой.

— Поможет общаться с инвесторами. Попробуем немецкий капитал привлечь, с такими-то талантами.

— А как же Франклин Секьюритиз? — Удивился я.

— А что Франклин, этих уже привлекли, деньги пропили в Одессе, надо новых лохов искать. — Ухмыльнулся начальник. — Ладно, шучу я. Как там, кстати, работа с ковенантами по сделке? — Сменил он тон на более взыскательный.

Я смутился и залепетал, что, дескать, все под контролем и я активно общаюсь со всеми стейкхолдерами:

— Вот только в фонде перемены, уволился московский куратор, поставили индуса из Лондона, Семен говорил, что не самый приятный тип…

— Сема много бухает и болтает лишнего, — отмахнулся шеф. — Найди Гену, созвонитесь с индусом. В Киев пригласите, устройте спецпрограмму, чтоб его местные богини Кали в восемь рук ублажали.

— Отвечаете головой за результат. Условия договора мы нарушить не можем в принципе. Усёк?!

— Ладно, тут другое дело есть плевое. Тебе для разминки. — Было видно по тону, что вопрос достаточно важный, но коллега пытается это неумело скрыть. — Короче, вышла в прошлую среду статья в журнале Инвестиционный Фокус, типа про нас и другие перспективные компании, кандидаты на IPO. Читал же, конечно?!

Я замычал и заморгал в испуге.

— Сука, ты по ходу вообще мышей не ловишь. За что я тебе плачу столько? Это ж основы бизнеса. Ладно, вот номер, прочтешь потом. — Он протянул свернутый в трубочку журнал.

— Там все позитивно в целом. Но, блин, выискался хрен с бугра, в первый раз слышу о таком, и заявил, что наша компания при выходе на биржу может рассчитывать на оценку в 300-350 миллионов долларов.

— Ну и, конечно, статья попала на глаза к главному. Он и так не в духе, а тут такое…

— В общем, смотри, я вчера к этому типу наведался, практически все разрулил, тебе осталось только отполировать. Надо, чтобы он позвонил в Фокус и дал опровержение, что мы стоим минимум миллиард, а через два года на Лондонской бирже разместимся за два — два с половиной. Понял?!

— Съезди сегодня, он в курсе, на Подоле офис, недалеко от Франклинов. Зовут персонажа Адриан Ховард, контора Сентури Капитал. — Собеседник смешно коверкал английские имена и названия на французский манер с ударением на последний слог. Я вспомнил мерзкого экспата с конференции и матерно выругался про себя.

— Вот визитка. Отзвонись, как встретишься, вопрос надо закрыть, а то таким макаром скоро нас всех за яйца подвесят и поджарят.

— Вопросы есть. Вопросов нет.

***

Понуро и обреченно я пошкандыбал в Салют. По дороге купил у знойной тетушки с золотым зубом лукошко свежей малины, чтобы хоть как-то скрасить не заладившийся день.

В отеле долго лежал на кровати под гулкий щебет кондиционера, уплетая сочные ягоды и размышляя о нелегкой доле вечного гастарбайтера на службе у злых и бессердечных капиталистов.

Опустошив лукошко, набрал коллегу-юриста, которого в отсутствие Жанны считал своим самым надежным другом и соратником по водочному бизнесу.

Гена внимательно выслушал мою историю и сомнения:

— Началось. Как я и говорил. Обряд твой инициации и посвящения в гвардейцы. Что делать собираешься, как проблему решать?

— Съезжу к этому типу, побеседую, постараюсь убедить в нашей правоте. Но думаю, пошлет он. Если исходить из финансовых данных, которые по водочному заводу имеются в открытых источниках, он еще не так и хреново оценил.

— Вообще это глупость — обращать внимание на подобные комментарии, сколько еще таких будет. А если в международной прессе выйдет статья, что тоже будем со всеми договариваться, чтобы только по-нашему писали?!

— Полный бред. Пиар в инвестиционном мире совсем по-другому работает, в публичной компании должна быть правильно выстроенная служба, а не как у нас, когда фокус на заказуху в Толстушке и бронебойные залпы по конкурентам а-ля женщина с тремя сиськами. — Разглагольствовал я.

— Да, с таким настроем козу ты не продашь. — Перебил юрист. — Ты же понимаешь, что дело не в заметке, их тысячи выходит самых разных, а в том, что она попала на глаза Остапюку, а тому неприятно и обидно перед корешами, что так низко оценили детище и в деловом издании напечатали, тем более, что мы только что сделку закрыли с гораздо более солидной суммой.

— Вот я и спрашиваю, если английский член тебя пошлет, что ты дальше-то делать будешь? Потому что от тебя ждут результат, и, как я понимаю, твой начальник уже отрапортовал о его достижении.

Я задумался в растерянности.

— Смотри, как другу советую, можно разные подходы найти к проблеме. Человек слаб и уязвим, особенно какой-то там иностранец на дикой украинской земле…

— Ты с ума сошел, — открестился я решительно. — Мы в двадцать первом веке живем, солидная организация, скоро станем публичной акционерной компанией. Так нельзя, неправильно!

— Будь что будет. Съезжу поговорю с мистером, приведу аргументы, думаю, должно сработать.

— Ну смотри, я предупреждал, — раздраженно завершил разговор Геннадий.

***

Офис инвестиционного бутика Century Capital располагался на шестом этаже новехонького бизнес-центра на Подоле, умело вписанного в потрепанный архитектурный ансамбль этого старинного киевского района. На входе в БЦ заплывший жиром охранник зачем-то реквизировал мой паспорт:

— Получите на выходе, — отрезал цепной пес корпоративного режима.

Прождав минут двадцать на диванчике возле рецепции, я был допущен в переговорку, где просидел еще столько же, пока наконец г-н Howard не соизволил явиться.

— Conference call with hedge funds ^[13], — с фирменным презрением бросил он, даже не думая оправдываться. Выглядел банкир все так же респектабельно, но свежее пятно на галстуке неизменно присутствовало — по всему видать, коллега недавно откушал украинского борща.

— So, what do you want to discuss? I have 15 minutes max, — начало разговора и тон собеседника не предвещали ничего хорошего. — I already told your colleague, the valuation of your vodka firm is fair and based on the available information and public financials. Full stop ^[14].

— I am certified CFA and that is a complete nonsense that you dodgy Ukrainian creeps trying to press me down with that ^[15].

Я попытался вещать про оценки бизнеса на растущих рынках и примеры последних IPO в продуктовом и розничном секторе, но был срезан на полуслове:

— You don’t need to tell me all that crap. The only thing I agree with — current IPO valuations are highly speculative. I would never pay this type of money for junky papers like yours. Some others do, not me ^[16].

— But just to cut a long story short, what do you guys really want from me? ^[17]

Чебурашка смутился и начал издалека: дескать, хотелось бы, чтоб уважаемый финансист поменял свое мнение о капитализации водочного бизнеса, и что готовы раскрыть всю необходимую информацию и даже организовать поездку на завод.

— Can you please inform the magazine that your valuation has changed? ^[18] — Закончил я, с надеждой поглядывая на визави.

Тот нахмурился на секунду и разразился мерзким искусственным хохотом:

— What for?! ^[19] — Mr. Howard cкорчил раздраженную гримасу.

— Well, Mr. Ostapyuk is a very influential and respected businessman and he is now very much upset by your incorrect and misleading statements ^[20]. — Пошел ва-банк директор инвестиционного департамента, в моменте напоминая себе героя фильма Крестный отец.

Экспат побагровел:

— Get the fuck out of here! — Неожиданно заверещал он. — Or I will call the police ^[21].

Неудавшийся решала неловко выбрался из-за стола и выскочил из переговорной, по дороге рассыпав стакан с отточенными карандашами, но собирать не стал.

— Fucking Vodka Russians ^[22], — донеслось ему вдогонку.

***

По дороге к метро Контрактова площа скорбного странника застала гроза. Сначала я не обращал внимание на жирные капли и порядком промок, и только когда небесные хляби разверзлись по полной программе, спрятался под козырек подъезда на Константиновской улице.

Отряхивая капли с одежды, я заскочил в последний вагон или лишь на подъезде к станции Майдан Незалежности осознал, что оставил паспорт в проклятом бизнес-центре Century Capital.

Чертыхаясь и озираясь, дабы ненароком не встретиться вновь с невменяемым экспатом, паспорт забрал и направился в отель, на пороге которого вспомнил, что на завтрашнее утро в водочном офисе назначено заседание по исполнению пунктов кредитного договора с Франклин Секьюритиз.

Уже в полнейшем коматозе и отчаянии выписался из гостиницы и поехал на вокзал, чтобы успеть на пассажирский поезд, проходящий транзитом через водочный город.

Между тем, испортившаяся киевская погода и нервические потрясения сыграли со мной злую шутку: меня бросало из жара в озноб и обратно, кости ломило, ноги стали ватными, а в горле першило — я заболел.

В плацкартном вагоне, билет в который я приобрел в целях экономии, поскольку суммарно потратил кучу денег на перемещения из водочного города в Киев и Москву, было душно и отвратительно пахло грязными носками. Попутчики были как на подбор из народа, один из пейзан по традиции наклюкался синьки еще на вокзале, и, немного побузив для проформы, отрубился на боковой полке, выставив в проход немытые конечности, источал зловонные пары дешевого алкоголя.

Я свернулся калачиком на верхней полке, укутавшись в простынь и вперив взгляд в пыльную и оцарапанную пластиковую стену, пытался абстрагироваться от нереспектабельного сообщества. Болезненный жар продолжал будоражить тщедушное тело. Ехать оставалось часа три, но каждая минута адского вояжа давалась колоссальным трудом.

Мне удалось задремать минут на пятнадцать, но болезненный сон и затхлую тишину разрезал пополам пронзительный писк коварного финского аппарата.

На трубке было начальство. Я заметался по полке, пойманный врасплох, не зная куда бежать, затем соскочил вниз, наступив мимоходом на только угомонившегося, пускающего пузыри алко-пассажира. Тот озарил вагон смачным ругательством.

Спрятавшись в тамбуре возле туалета, трижды перекрестившись в душе, таки нажал на зеленую кнопку.

Лучше бы я этого не делал.

Не буду передавать всех деталей разговора, в основном состоявшего из матерных междометий и закончившегося недвусмысленным приказом выходить на полустанке и езжать обратно в стольный Киев-град, дабы завершить злосчастное дело с мерзопакостным экспатом.

Остаток пути меня трясло ознобом и даже разок стошнило. Я все же добрался до станции водочного города, на автопилоте добрался до дому, отключил телефон и вырубился.

***

Провалявшись на съемной квартире два полных дня, оклемался, собрался с силами и решил обзвонить сослуживцев — оценить обстановку. Начал с Геннадия, тот звучал, как всегда бодро и напористо, но все же с долей дружеского сочувствия:

— Здорово, бродяга. Слышал про твои подвиги. Ну смотри, еще пара подобных показательных выступлений и работодатели могут разнервничаться и принять меры, хоть ты и хороший парень, профессионал в финансах и все такое.

— Но пойми, здесь этого недостаточно, нужно периодически из штанов выпрыгивать и в воздухе тройное сальто крутить, одновременно жонглируя горящими саблями, тогда задержишься на подольше и преуспеешь.

— Я же тебе предлагал помощь, дело-то плевое, по большому счету, а ты на первом же скачке распустил нюни, как девочка малая.

— Ладно, по секрету, пока ты там болел на дому, порешали с этим кентом аглицким. Подробности не знаю, знаю только, что пробили по базам и вышли на жену его украинскую. Бывшую танцовщицу из Пентхауса, я даже лично знаком, сценический псевдоним — Эльвира. Повелительница тьмы, блин. Огненная баба, особенно в садо-мазо тематике. Тигрица. Не суть.

— Побазарили с ней по душам. Она — девушка смышленая, опытная, быстро просекла, что к чему, и муженьку своему передала доходчиво. В тот же день мистер начал трубки обрывать в Инвестиционный фокус, тех заранее оповестили и подготовили, пиар-отдел постарался. Короче, опровержение давать не стали, как-то не с руки, но пообещали в следующем номере выпустить похожую статью, где известный и уважаемый британский банкир выступит с объективной и правильной оценкой стоимости растущего водочного бизнеса, потенциальной голубой фишки Лондонской биржи.

— Отака-ото фигня, малята. Но если что, ты ничего не знаешь, пусть старшие товарищи тебе сами расскажут, если захотят.

— Ладно, конец связи, давай там, не журысь, хлопчик, приходи в себя, нам еще сделку водочную разгребать. — Повесил трубку юрист.

Браверман звучал подавленным:

— Эх, Александр, Александр, что ж вы так подводите нас, своих благодетелей?!

— Говорил с твоим начальником, он переживает, расстраивается. Пойми одну вещь, он постоянно с главным на связи, совсем другой уровень ответственности, 360 градусов и даже больше, ему гораздо сложнее приходится, но что поделать, у нас такая философия бизнеса, именно поэтому мы из грязи в князи выбились и стоим миллиард долларов, а то и дороже.

— Если пообещал проблему решить, других вариантов в принципе нету. и каждый из нас должен голову положить, но работу сделать и результата добиться. А если будем по кустам прятаться и перед трудностями пасовать, зачем мы тут такие нужны.

— Ну да ладно, замолвил за тебя словечко, на первый раз без последствий обойдется. В виде исключения. Но запомни на будущее. Больше поблажек не будет.

— Как там, кстати, на личном фронте, скоро свадьбу сыграем? — Попытался перевести разговор в более оптимистичную плоскость добрый еврейский родственник. По интонации показалось, что Браверман намекает на союз с его подчиненной, но вдаваться в подробности я не стал.

Я вежливо распрощался и выдохнул: похоже ущерб от истории с публикацией в Инвестиционном фокусе был не столь значительным.

На часах было около пяти вечера:

— Успеваю, — подумал я и стал заказывать такси до Борисполя.

***

В субботу мы встретились с приятелем в московском саду Эрмитаж, недалеко от офиса его текущего работодателя, крупной металлургической компании с котировками в Лондоне.

Тот пребывал в нервическом ажиотаже, выпив залпом сразу три мохито:

— Вчера защищал проект на правлении. Там все были: и Кравцов, и финансовый, и региональные директора.

— Так и так, говорю, модель Канбан и бенчмаркинг с мировыми показателями, в первую очередь, с китайскими и корейскими заводами, показывает избыточную занятость порядка 30-40 процентов. Предлагается на первом этапе до 2010 года сокращение производственного персонала на 10 процентов, административного и непрофильного — на 20-25, что приведет к сокращению издержек и росту рентабельности на 10-15 процентов в течение 5 лет.

— Топы сначала напряглись, в особенности — регионалы, косятся на Кравцова, а тот кивает головой одобрительно — остальные тоже расслабились, заулыбались натужно. Ну а хуле, против Канбана с бенчмаркингом не попрешь.

— Энрике, это который мой начальник — маккензоид и единственный экспат среди топов, говорит, что все ништяк прошло, должны одобрить на Совете Директоров через месяц. Если дело выгорит, премию дадут и повысят на два уровня вверх, а там прямиком дорога в правление. Заживем, брат!

— А тебе не жалко работяг провинциальных? — Я решил потроллить взолнованного оптимизатора. — Им же некуда деваться с подводной лодки сиречь Новоуральского горно-металлургического комбината? А вся эта многочисленная бухгалтерия, отделы кадров, подсобные хозяйства, дома отдыха — все под нож? Ты же обрекаешь на гибель тысячи семейств…

— Ах ты ж старый марксист, хренов луддит, тебе-то что за дело до пролетариев уральских, — осклабился приятель. — Ты их видел вообще? Бесформенных теток в душных кабинетах, угрюмых кастелянш и буфетчиц, бесчисленных пузатых охранников с кроссвордами наперевес, штатных шоферов с вонючими цигарками в зубах — все это сонное болотное царство бесполезных лентяев, ни черта не умеющих и ни к чему не стремящихся, которому по барабану революции, дефолты, крах фондовых рынков; да хоть остановится завод, хоть бомба атомная упадет или Тунгусский метеорит — они все одно будут шуршать тормозками по углам, заваривать по пять раз пакетики чая Принцесса Куни и жаловаться на вздувшуюся простату и мировую военщину.

— Это закономерный и необратимый процесс, третья научно-техническая революция по Тоффлеру, а мы — ее апостолы, комиссары, всадники капиталистического апокалипсиса. Россия будет свободной от опостылевших совковых оков.

— Вот смотри, предыдущее поколение: Ходорковские, Абрамовичи, Дерипаски, Мордашовы — выполнили свою миссию, разрушили плановую экономику, оформили переход собственности от государства в частный сектор, отбились от бандитов и красных директоров. Простые ребята, которые раньше всех... Первые российские долларовые миллиардеры. Умницы, отличники, селфмейды, многие из провинции, из сельской голытьбы, ну как мы с тобой.

— Им, конечно, в итоге основная слава, респект и миллиарды, некоторым — пуля или тюрьма, кому как свезло.

— А мы, наше поколение, идем следом, у нас своя миссия, своя планида. Зачищаем поляну от пережитков совка, внедряем передовые технологии управления, режем косты, меняем лицо и изнанку российского бизнеса, повышаем капитализацию, черт подери… Изведем под корень всю эту многовековую гоголевскую корпоративную нечисть, всех этих бумагомарателей и крючкотворов, коробочек, плюшкиных и кувшинных рыл.

— Ты заметил, что уже сейчас российские заводы и компании стоят на бирже в разы дороже, чем европейские и американские аналоги. Это наши олигархи скупают металлургические предприятия в Европе и Штатах, конкурируя с китайцами и индусами.

— А все почему: в Россия неограниченная свобода предпринимательства и потенциал роста. В сраной Бельгии ты последнего чмошника не можешь уволить — будешь выходное пособие лет десять платить и пенсию потом — это если с профсоюзами добазаришься по-хорошему.

— А у нас: сырье свое, под боком, электроэнергия, газ, уголь — все рядом и по дешевке. На экологию все чихали с высокой колокольни.

— Если навести порядок, поднять эффективность, сократить персонал, как я предлагаю — мы легко уделаем и Европу, и пиндосов, и Китай с Японией, — продолжал распаляться товарищ, в запале потирая вспотевшие руки. — Короче, дайте пять-десять лет покоя, и вы не узнаете Россию, как говаривал Столыпин, пока ему башку не прострелили.

— Ладно, ладно, не ядрись, остынь, ты не на Совете Директоров, — я раздраженно прервал напыщенный монолог товарища. — И не таких революционеров-идеалистов русская тоска перемалывала в труху, тоже мне строитель нового мира выискался.

— Я вот, к примеру, хоть и яркий представитель поколения, как ты описал, но с миссией провинциальной не справляюсь, очень хочется свалить из глуши, а то боюсь, тамошние вурдалаки со свету сживут либо инфицируют, обратят в свое подобие.

— А что так? Ты ж вроде хвалился победами на всех фронтах.

— На любовном — совсем запутался, попал в ощип. С провинциальной зазнобой поругался… Она супер-классная, а когда сиськами потрясет, так в принципе теряю контроль. — Я закатил глаза и похотливо заурчал. — Но с двумя дитями, в украинской глуши — терзаюсь сомнениями, не очень-то авантажно выходит.

— С бывшей, вроде как наоборот, близки к примирению. и рад бы, как Ленин, свалить на чердак и работать, работать, работать, но начальство малость крышняком двинулось, хотя этого и следовало ожидать — кровь и почва берут свое, трудно надеяться на адекватность водочных отморозков.

— И вот как подумаю, что придет осень, зима, промозглая мгла и забвение, а я застрял в провинциальном городишке с одним кинотеатром, клубом в ДК и двумя приличными ресторанами, в которых посетителей без раздумий ебашат бильярдным кием по загривку за любые проявления чужеродности типа очков или фразы на немецком.

— В общем, надо решать. Оставаться с водочниками, брать беспроцентный кредит на все блага мира, перековаться в стального мутанта на службе у нечистой силы, поднять бабла, остепениться в конце концов, завести семью, детей, своих и чужих, машину, дом, дачу, картину, корзину, картонку…

— Или бросить эту затею, уволиться, вернуться к прежней жизни Колобка-перекати-поле — свободного художника и голодранца с импульсивной пассией-стилистом на шее.

— Насколько тебя знаю, дружок, вариантов нет, — заявил приятель с мягкой улыбкой. — Только свобода, только хардкор. Как только захомутают, повяжут ипотеками, спиногрызами, котами и прочими обязательствами, — все, хана Колобку. Был да сплыл. Пропадешь как личность, как веселый и добрый друг, которого люблю и ценю.

— С другой стороны, не век же скитаться по съемным хатам и по клубам тусоваться.

— А что в глуши торчать зимой невмоготу, это я как никто другой понимаю: просидел на комбинате три жутких месяца. Страх и ненависть. Вообще нечем заняться вечерами, хоть убейся. До областного центра триста километров по убитым заснеженным дорогам, да и там ловить нечего.

— Даже порнуху толком не скачаешь, интернет еле фурычит. и телевизор — два центральных канала плюс областной — про надои и шоу народных целителей.

— В казино местное ходить — никакого удовольствия, там в лучшем случае компания из двух залетных армян — спустят десять баксов и давай на крупье матом орать, дескать, мухлеж, верните деньги — развлекуха у них такая.

— Я со скуки пару раз в викторину по телеку играл, ну там, где простейшие слова надо угадывать и дозваниваться в студию. Понимаю, что разводилово, и все равно пыхчу, набираю номер. Баксов двести просрал, стыдно признаться…

— В общем, валить тебе надо, Саня, пока не засосало, пока коготок не увяз. Дальше только хуже будет.

— А если все сложится на Совете Директоров и сорву большой куш, возьму тебя в помощники. Будешь чаек приносить, встречи назначать, презы рисовать, вечеринки с профурсетками устраивать. А что, тысяча долларов — оклад, плюс бесплатные обеды, страховка, ливрея парадная, молоко за вредность. Пойдешь ко мне в аналитики?

Я с укоризной покосился на зарвавшегося тролля, но рекомендацию принял всерьез, более того, сам все более склонялся к тому же.

— Да, надо валить, ты прав. Вот только с Жанной не знаю, что делать. Полюбил чертовку кареглазую, околдовала, приворожила, заморочила. — В голове промелькнули образы недавнего одесско-стамбульского вояжа. Я погрустнел. — Разрываюсь на части в этом треугольнике страсти и красивых девичьих грудей.

— Завидую тебе, друг, не разучился влюбляться. Давно забытый талант в жестокосердном мире чистогана.

***

Остаток московского уик-энда провел с бывшей, к тому времени переехавшей с вещами из Химок на Божедомку и в общем-то сменившей статус.

Мы ласкались и ворковали, почти как в добрые-старые времена. Она буквально неделю назад отстригла длинные рыжие космы, оставила короткий ежик и перекрасилась в пепельный блонд. На пару с крымским загаром и подтянутой худобой выглядел сей образ донельзя сексапильно.

— Ну что, когда тебя красить будем, одуванчик? — Подмигнула пассия.

Мне пора было выезжать в аэропорт, а девица будто нарочно затягивала расставание, придумывая уловки и поводы, чтобы задержать путешественника на минуту-другую.

Вкупе с тем, что я и так взял моду оставлять на дорогу в Домодедово около двух часов до вылета, что для непредсказуемого московского траффика было опрометчиво, хитрости подруги возымели эффект и, вклинившись в небольшую пробку на подъездах ко МКАД, на рейс я опоздал.

— Фак шит, этого еще не хватало. Так и прогул впаяют, с занесением, — переживал я в очереди за билетами в аэропорту.

Вылетел на следующее утро, на этот раз заблаговременно стартовав из дома, осторожно разомкнув теплые объятья крепко спящей обнаженной блондинки.

В этот самый момент, ослепленный первым лучом восходящего солнца и наблюдая, как колышется грудь возлюбленной, я принял окончательное решение.

***

По приземлению обнаружил пару пропущенных звонков на украинском мобильном, но отвечать не стал.

В офис я попал в районе трех по полудни и сразу напросился на рандеву к шефу. В предбаннике сидела Ирина, с последней нашей встречи выражение лица персонального ассистента почти не изменилось, разве что сделалось еще более печальным и испуганным.

Шеф был в хорошем настроении, так что я поначалу опешил, но решил идти до конца:

— С чем пожаловал? Докладай…

Я сбивчиво изложил намерения покинуть водочный бизнес по собственному желанию.

Начальник удивленно посмотрел на меня: — А что так? Мне казалось, нормально все, идем по плану. — Он быстро взял себя в руки и включил водочный гонор. — Хотя, конечно, в последнее время работаешь, прямо скажем, херово, косяк на косяке. Можешь лучше, в сделке с Франклинами отлично выступил, вопросов нет.

— Да мне самому кажется, что есть проблемы. Но дело не в работе, все очень интересно и насыщенно, тут скорее личные причины, — промямлил я. — Уверен, что компанию ждет фантастическое будущее и успех на фондовом рынке, но я, к сожалению, должен вернуться в Москву.

— Из-за бабы что ли? — Осклабился босс. — Ох, блин, вы достали уже, подкаблучники. Шо вам те москвички костлявые сдались.

— Стреножить и разубеждать не буду. Решил, значит решил. Пиши заявление сегодняшней датой, подпишу прямо сейчас.

— Ирина, кстати, отлично справляется, шпарит на инглише, как из пулемета. А еще нанимаем в финансовый отдел Буханкина из Делойта, будет аудит, международную отчетность, офшорную структуру и налоги курировать. Так что, глядишь, не пропадем без тебя...

— А как быть с премией по кредиту? — Неуверенно ввернул уже бывший директор инвестиционного департамента.

— Узнай у Бравермана, но что-то сомневаюсь, что мы уволившимся сотрудникам премии будем выплачивать. Не вижу смысла.

На этом мы навсегда попрощались, я тихонько затворил дверь в кабинет, бросив сочувствующий взгляд на скорбящую Ирину:

— Вы уж тут присмотрите за ним, — не удержался я на выходе. — Он же совсем как ребенок, с приличными международными инвесторами общаться не может.

Ирина молча смотрела мне вслед полным ненависти взглядом.

Бравермана на рабочем месте не оказалось. По словам бухгалтерши Галины, он опять отсутствовал по личным делам в Хайфе. Не было в водочном офисе и Жанны с Геннадием.

Весь следующий день я посвятил бюрократическим процедурам и обходному листу. К счастью, все табельные казенные предметы, включая симку с телефоном, ноутбук, Катехизис, непрочитанные книги и даже бечеву, я умудрился не профукать.

В финале утомительного процесса невозмутимая тетушка-кадровик выдала мне на руки украинскую трудовую книжку с единственной записью. В компании Альянс Трейдинг я проработал чуть меньше трех месяцев.

В тот же вечер Боинг Сибирских авиалиний, подобно хвостатому черту с хутора близ Диканьки, унес героя обратно в столицу Российской Империи, где его дожидалась короткостриженая зазноба.

***

Через полторы недели после увольнения я решился на заключительную поездку в водочный город. Надо было зачистить концы, попрощаться с друзьями, забрать оставшиеся вещи из квартиры, отдать ключи лендлорду и, в идеале, забрать премию за привлеченный кредит.

Для удобства я заранее нанял в Киеве таксиста, с коим познакомился в один из прошлых визитов. Предполагалось, что мы обернемся одним днем. Все удовольствие стоило тысячу гривен.

Парень был классическим быдло-балагуром с набором историй и прибауток, согласно которым он был как минимум крестным отцом киевской мафии, подпольным миллионером и участником всех значимых разборок и движений, водившим дружбу с многочисленными авторитетами, звездами эстрады и политиками. За баранку же арендованного Ланоса, по легенде, судьба забросила случайно, дабы преподнести урок зазнавшемуся баловню:

— Еще полгодика покантуюсь в Престиже и вернусь в бизнес. Есть верная тема — будем запчасти с Тайваня возить, кум все разнюхал. Там, короче, десятку долларов вкладываешь, берешь контейнер, ввозишь через Одессу под видом зеленого горошка, по таксопаркам раскидал, навар — пятнадцать чистыми, вообще морочиться не нужно.

— Буду инвестора искать, банк не даст, у меня история хреновая, плазму покупал в прошлом году, не выплатил пока. А они — хитрые суки, брал в одном банке, а все остальные — в курсе событий. Надо в суд подать на козлов за разглашение тайны личности.

— Слышь, у тебя нет инвесторов знакомых? Или банкиров? Ты ж финансист типа, нормально крутануться можно.

Я вяло поддакивал и обещал подумать. В целом, малый был безобидный и почти не напрягал, отвлекая трепом от черных мыслей.

— Знаешь темненькую из Виагры? Я с ее первым мужем вырос в одном дворе, вместе куролесили, весь район на ушах стоял. Жекой его звали, первый капитал на контрабасе с Черновцов сколотил, окорочками тухлыми барыжил, после ларьками и кафешками в Киеве обзавелся, потом долю в шинном заводе заграбастал.

— На свадьбе ихней был, гостиницу Украина целиком сняли на три дня, — продолжал травить таксист. — Такой гудеж стоял царский, та ты шо. Бизнюки были киевские, спортсмены, Кличко-старший заходил ненадолго, из шоу-бизнеса пара кадров.

— Педик патлатый музыку ставил, накурился в хлам, ему Бова с Петриком хлебальник разбили — не сошлись во вкусах музыкальных. Оказалось, это известный гитарист из группы Грин Грей. Извинились перед парнем, так и пробухали вместе до конца торжеств. Потом откопали то ли турок, то ли арабов залетных на Крещатике, опиздилюли их — чисто по приколу, свадьба все-таки, праздник!

— Любил он ее сильно! Как первый раз увидел в ночном клубе Сенатор, втюрился по уши и не отлипал. Подарками засыпал: гуччи-шмуччи, брюлики, меха, Порш белый, квартира на Липках, яхта — по Днепру кататься. Акции шинного завода заложил — надо ж как-то оплачивать праздник бабский — в долги влез нехилые.

— А телка освоилась и начала крутить яйца Жендосу. То на гастролях, то на тусовках, то на съемках пропадала. Они как раз тогда в России набрали популярность, домой вообще не заявлялась. Жека ревновал, трындец, бухать начал — он и не прекращал вообще-то — но тут в принципе с катушек съехал.

— В итоге кинула его, свинтила к бизнесмену московскому, переехала на Рублевку и в Киев ни ногой.

— Евгений не унимался, собрал бригаду и отправился в Москву на разборки, драться за любовь, как в детстве на районе. Там его и приняли — новый хахоль на порядок выше уровнем оказался, с крышей чуть ли не путинской. Посидел полгодика в москальских казематах, все осознал, любовь прошла — завяли помидоры — подписал и развод, и пару лямов грина за компенсацию морального ущерба плюс мусорам столько же.

— Вернулся без бабы, без штанов, злой, как черт, но зато живой и здоровый. Затаился на год, на Кипре отсиживался. Сейчас опять распыжился тышком-нышком, долги раздал, в политику двинул, партию создает. — Закончил поучительный рассказ таксист, сворачивая на пит-стоп. — Дай сотку, заправимся здесь — у Престижа скидка.

К двум часам дня мы оказались на подъездах к пункту назначения.

— Ты у Остапюка работал вроде? — Спросил водитель, ловким движением выкидывая окурок в окно.

Я заинтересованно кивнул головой.

— Странный тип. Вроде и не бандит, и не терпила. Завод построил, водка его во всех супермаркетах на видном месте, сам пью по праздникам, реклама по телику, бокс спонсирует. Обложился охраной и в ус не дует.

— Водка всегда считалась первейшей криминальной темой. На киевском ликеро-водочном столько народу положили в девяностые — на две Верховные Рады хватило бы. А тут в чистом поле завод отгрохал — что-то нечисто!

— К нему постоянно наведываются: то киевские, то донецкие, то днепровские, то-хер-поймешь-какие. А Остапюк всех вежливо шлет, дескать, крыша имеется, не протекает — всем спасибо, все свободны. Киевским говорит, что под донецкими, донецким — что под приватовскими и так далее. Умный дядька.

— У нас в Украине — как при батьке Махно, никакой стабильности. Сегодня договорился с оранжевыми, завтра — хлобысь, голубые к власти пришли — опять заносить треба, послезавтра — коммунисты вернулись, и так по кругу. Каждому давать — поломается кровать, сам понимаешь.

Внутри заискрило чувство гордости за родную компанию и ее адского владельца, но быстро потухло.

— В России по-другому, хоть я и москалей на дух не переношу. Путин ваш — крутой мужик, уважаю, всех олигархов подмял, дружбанов поставил на финансовые потоки — полный порядок и процветание. Нам бы так.

Я хотел было поспорить, но сдержался, тем более что показались первые постройки водочного города.

— Есть поверье, нас в детстве бабка пугала, что в этом месте черти да ведьмы заправляют. Заманивают детей — из них мыло варят или в шестерок обращают — леших, ведьм и бесенят, у старших чертей на побегушках. Может, твой Остапюк — старший чертила и есть. Продал душу сатане — вот ему масть и поперла.

— Я бабке верю, она сама по ходу ведьмой была, гадалкой — тему секла. — С хитрым прищуром промолвил таксист, поглядывая в мою сторону. — Показывай, куда дальше…

***

Первым делом я отправился на съемную квартиру. Хозяйка долго не появлялась — пользуясь заминкой я прикорнул на кровати в ностальгической дреме.

Проснувшись, набрал Бравермана, но телефон был занят либо тот сбросил звонок.

Лендлордша явилась через час с недовольной миной и явным желанием не отдавать залог, упирая на внезапность моего отъезда:

— На год подписывались, где теперь жильцов искать? До зимы пустовать будет, а то и дольше, — горевала она.

Сторговались на половине суммы.

Закрыв дверь подъезда, я символически похлопал по карманам, проверяя сохранность пожитков, плюнул через плечо и перекрестился:

— Прощай домик, нам было хорошо вдвоем, буду скучать.

Следующий адресат, юрист Геннадий, долго не брал трубку.

— Алло, — сухо и недружелюбно начал он.

— Ген, привет, я в городе до вечера, может пересечемся? — опешил я.

— Слышь, придурок, не звони сюда больше, — в трубке послышались гудки.

Спустя секунд тридцать расстроенному мне позвонили с другого номера — это был Геннадий, по-прежнему донельзя серьезный и краткий:

— Сань, послушай дружеский совет: ноги в руки и мотай из города, пока цел. Ты, должно быть, не заметил, но своим скоропостижным отъездом разозлил немалое количество важных людей. и самого важного в том числе…

Генины инструкции окончательно отбили охоту звонить Браверману и прочим водочным фирмачам.

Но последний адрес в спланированном маршруте я пропустить не мог.

***

Жанна ответила жизнерадостно, хотя, как показалось, чересчур наигранно.

Через полчаса Ланос притормозил рядом с ее домом. Таксист вылез на воздух, потягиваясь и пересыпая из бумажного кулька в карман семочки, купленные у бабульки на трамвайной остановке.

— Долго тебе? Давай быстрее, хочу засветло в Киев вернуться.

— Минут тридцать, — неуверенно ответил я и скрылся в неосвещенном подъезде многоэтажки.

Жанна встретила меня грустной улыбкой:

— Проходи, гадкий утенок, выпить будешь?

Мы расположились в гостиной, она сидела за столом, на котором лежал раскрытый альбом с фотографиями и початая бутылка красного.

— Я знала, что так все и выйдет. Не надо было в тебя влюбляться, в сраного Колобка — наделал делов, разбередил душу и поминай как звали.

Я молча сидел на тахте, потупив взор, с горящими от стыда и досады ушами.

— Блин, какая же я дура, сколько еще ходить по граблям одним и тем же?!

В этот момент телефон девушки запиликал — пришла смска. Жанна прочла с интересом, искоса поглядывая в мою сторону, после чего написала что-то в ответ.

— Ты — хороший парень, Шурик, но, по правде говоря, за все наше знакомство так и не дождалась от тебя ни одного мужского поступка, трусливая ты, эгоистичная сука.

— Ты не любишь и не можешь любить — ни меня, ни свою парикмахершу. Лучше бы ты и правда пидором оказался.

— Мертвый, плюгавый, инфантильный задрот. — На ее глазах выступили слезы. — За любовь, за счастье, за бабло нужно драться и глотки рвать, понимаешь, а тебя еще даже не ёбнули толком, даже пальцем не ткнули — ты уже лежишь лапками к верху: не бейте, дяденька, я — припадочный…

Я поднялся и обнял теперь уже бывшего милого друга, и мы оба, перестав сдерживаться, зарыдали в голос, как маленькие дети, обманутые в своих лучших и искренних мечтах.

Продолжая всхлипывать и размазывать слезы, Жанна первая высвободилась и оттолкнула меня.

— Вот, посмотри, — она протянула мне черно-белую фотографию из альбома: на берегу Черного моря был запечатлен улыбающийся мускулистый черноволосый мужчина в плавках и с девочкой на руках, в которой легко угадывалась моя собеседница. — Никого не узнаешь?

— Это Игорь Константинович Бельский — известный в Советском Союзе катала, позднее — кооператор и предприниматель, а по совместительству — мой отец. Ну еще и не очень талантливый писатель-самоучка, как ты тогда выразился, яркий представитель сельского соцреализма.

— Хотя ты все-таки прочти роман-то, он такой же, как отец, импульсивный, смелый, увлекающийся, бесшабашный, где-то подлец и кидала, где-то рыцарь. Настоящий полковник, ни чета тебе, додику. Ладно, не суть.

На папины деньги была основана небезызвестная тебе фирма «Альянс Трейдинг», а также построен водочный завод в Черной балке. Его доля и доля наследников (через офшор на Каймановых островах) до недавнего времени составляла 51%; еще 30% (через другой офшор) — у Бориса Моисеевича Бравермана, старинного папиного компаньона и товарища; остальное — у Сергея Михайловича Остапюка — голимого чёрта у отца на побегушках. — Голос Жанны вновь предательски задрожал.

— Свои акции отец завещал нам с мамой за пару месяцев до смерти, как будто чувствовал что-то. Он хоть и в разводе был с ней и жил с молодой телкой, продолжал нас любить и баловать, меня особенно.

— Тебя, наверное, не посвящали в реальную суть сделки. Но основная цель займа от «Франклин Секьюритиз» — это выкуп нашей доли в компании в пользу Остапюка.

— Ну не сто же лямов отдали одесским жучилам за убыточный и на ладан дышащий завод шампанского. Правда, начальник инвестиционного департамента?

— Короче, нам с матерью досталось по пятнадцать миллионов долларов наличными, еще по семь с половиной процентов осталось в капитале. и на том спасибо, за такие деньжищи могли бы и в расход пустить, как папочку, случай несчастный то-сё…

— А то, что якобы компания стоит миллиарды долларов, так это все херня постная, придет к власти новый губернатор или кто еще, прижмут водочную шарашку, налогов и штрафов начислят, найдут кишечную палочку или там тяжелые металлы в водяре — будет вам капитализация, IPO и Лондонская биржа в придачу.

— Я вообще удивляюсь, как с этими держимордами бандитскими кто-то в здравом уме дело имеет и миллионы долларов им выписывает. Этим франклинам никто бабки не вернет, уж поверь инсайдеру — все уже разошлось по офшорам, у Остапюка тоже осело…

— Бравермана размыли до 25 процентов — а старик особо и не возражал, ему главное, чтобы жена в израильской клинике от рака вылечилась да теща чтобы водочку нахваливала, ну и не убивали больше никого…

— Он по-прежнему свято верит, что мы все на биржу выйдем и долларовыми миллиардерами станем, старый маразматик. Тебя все нахваливал, переживал, хоть ты и потешался над ним.

— Вот, таким образом у Остапюка теперь контрольный пакет Альянса и всей Группы — 50 процентов и одна акция. Вуаля.

— Твоим гаврикам из фонда 10 процентов отписали — ну это ты и так знаешь. Красиво все вышло на бумаге, тоже, наверное, бухают на радостях, премии обмывают, думают, что развели хохлов не задорого. Посмотрим, как эта шарага летать будет. По мне — так при первом шухере навернется…

— Ну да ладно, мы тоже не в накладе, я уже и квартирку в Лондоне присмотрела, поеду получать еще одно образование — маркетинг там или менеджмент в сфере какой-нибудь херни — еще не решила. А может в Сент-Мартинс подамся на фэшн-стилиста. — Ее голос постепенно окреп, стал резким и грубым.

— Понял, мудила, какую выгодную партию ты провафлил?

Я тоже пришел в себя, успокоился и прошептал еле слышно:

— Я любил другую. Жаль, что ее больше нет со мной.

Жанна осеклась и смягчилась.

Опять завибрировал и запищал мобильный. Жанна судорожно схватила ипрочитала сообщение, ее лицо почернело:

— У тебя минут пять, не больше. Не спрашивай, просто беги. Возьми вот книгу и пару фоток на память.

Я повиновался и попятился к выходу, наспех натянул кроссовки и начал вращать замок, бросив последний взгляд на возлюбленную.

Жанна осталась сидеть за столом, бледная и потерянная:

— Прощай, милый, не поминай лихом. Люблю тебя.

***

Я выбежал из квартиры и успел спуститься на несколько пролетов вниз по лестнице. Лифт не работал.

Внизу хлопнула дверь и послышались голоса. Испугавшись еще сильнее, я замер, и сполз по стене, забился в дальний угол рядом с дверью в чье-то жилище. На мое счастье света на этаже не было.

— Браверман сказал, буцните пару раз легонько, чтобы запомнил. А я считаю, надо пиздить конкретно, валить московского пидора, — по голосу я узнал сводного брата Жанны.

— Посмотрим, надо его найти для начала, — второй голос был не знаком, но судя по тембру, это был один из молодцов Департамента внутренней безопасности.

— Жанка писала — тут он — должна задержать гада.

Как только недруги зашли в квартиру, я вихрем полетел к выходу, перепрыгивая через ступени, хватаясь за перила. На одном из пролетов перецепился за невидимый штырь, упал, разодрав штанину и выронив книгу с фотками, но быстро вскочил и помчался дальше. Выбежав на улицу, понесся к таксисту, который курил неподалеку от Ланоса.

— Поехали, поехали! Если быстро, то заплачу двойную. Поехали, пожалуйста, — лепетал я.

Таксист взглянул на меня с удивлением, но быстро сообразил, и мы сорвались буквально в ту же минуту.

Выехали на центральную улицу и без помех добрались до объездной, а там и на трассу. Мое заячье сердце колотилось, водитель был серьезен, выключил радио и держался двумя руками за руль.

Тем временем почти стемнело, последние отблески заката готовы были скрыться за посадкой.

Проехав километров 20 по трассе, таксист выдохнул, сменил позу на более вальяжную и потянулся за сигаретой. Как выяснилось, напрасно.

Мы оба увидели, что сзади на невероятной скорости, километров под 220-240, сверкая фарами, приближался черный автомобиль.

Приглядевшись, я узнал один из Брабусов Остапюка, что не предвещало абсолютно ничего хорошего. Понял это и мой водитель.

— Бля, попали, сука, — только и вымолвил он.

Брабус догнал быстро и отработанным маневром стал прижимать к обочине.

Таксист замедлил ход, как бы собираясь остановиться. Во мне все оборвалось и болталось на ниточке где-то в районе пяток.

Но, дождавшись еле заметного поворота направо, сразу за покосившимся указателем «Алексеевка 10», он резко свернул и выехал на проселочную дорогу, где снова ударил по газам. Мы летели по разбитому асфальту, чудом объезжая бесчисленные ямы, выбоины и колдобины.

Я зажмурил глаза, считая, что погоня легко настигнет нас и здесь. Но прошло минут десять, а мы все еще неслись в никуда, но уже не с такой дьявольской скоростью.

Я обернулся: Брабус видно не было.

— Мерину — пизда по ходу. — сказал таксист, вытирая пот со лба. — На убитой дороге он нам не конкурент.

— А ты шо там, всрався небось? Если так, то надо еще столько же доплатить, за почистку салона.

— Нормально, — прошептал я, понемногу выходя из ступора. — Дай сигарету, будь другом.

— Всрамся, но не сдамся, говорил мой дед-покойник. Держи, у меня только такие.

— Слушай, а зачем ты стал убегать, сдал бы меня да свалил?

— Ну, во-первых, я — таксист, а ты — клиент, хоть и херовый, надо сказать. Я за тебя в ответе, сервис, качество — все дела. Денег с мертвого не получишь.

— Во-вторых, я вообще не в курсах, что у тебя с этими кентами на мерсе, бабок ты им должен или шлепнуть хотят по беспределу. Ребята серьезные, а где один в посадке лежит, там и второй поместится. Короче, жопу я свою спасал и твою заодно, понял?!

— Ладно, ладно, ты это, прости, не хотел тебя подставлять. — Замотал головой я.

— Забей, будет что вспомнить. Так ты у них лавэ подрезал или как?

— Нет, если бы. Я и сам не знаю, чего они взъелись…

— Окей, не хочешь говорить — не надо, приедем, заплатишь три косаря и гуляй-Вася.

Больше он не проронил ни слова. Через час мы снова выехали на трассу, а к двум ночи были в Киеве, где и распрощались навсегда.

На Центральном вокзале было пустынно. Усатый милиционер с недоверием посматривал в сторону корпоративного беглеца, зацепившись взглядом за разорванную штанину. Сонная кассирша с раздраженным недоумением реагировала на просьбу выписать билет на любой ближайший поезд в направлении Донецка или хотя бы Харькова.

Но уже через каких-то полчаса грязно-голубой вагон тронулся и я, поглядывая из-за грязной занавески на тускло освещенный пустой перрон, наконец-то выдохнул и попустился.

***

У родителей пробыл неделю, в основном на даче в сорока километрах к югу от Донецка, немного нервничая по поводу сумбурной концовки корпоративного приключения. Но никто из новых знакомцев и работодателей не потревожил мятежного героя после увольнения и постепенно роковой вояж стал забываться.

По прилету в Москву отослал верному другу на корпоративный e-mail стихи собственного сочинения:

***

Отправил вдогонку смс-телеграмму следующего содержания: «Вернулся зпт готов аналитиком зпт оклад содержание договоримся тчк целую ручки зпт твой суслик тчк».

Друг перезвонил и подавленным голосом сообщил последние известия:

— Не проканало, брат, не свезло. Совет Директоров отказал.

— Да и ко всему прочему: уволили меня, по соглашению сторон. Еле три оклада выпросил, суки.

— Как же так, а революция, а Канбан?! — Мне стало обидно за товарища.

— Там суровый был замес, недооценил я региональных бонз. Они хоть и кивали головами на правлении, но потом сгруппировались и пришли к Кравцову с неформальным ответным визитом. Так и так, вы, конечно, ваше благородие, дюже все умные, Оксфорды и Стенфорды позаканчивали; акционеры ваши — люди авторитетные, все по Лондонам да Монако шастают, миллиарды, нажитые на работягах уральских, спускают на шлюх и кокаин.

— А мы тут люди простые, как чугунные чушки, у нас губернатор-коммунист, моногорода и выборы на носу. Так что хер вам, а не оптимизация с сокращениями. Не время сейчас, да и вообще, радуйтесь, что пока на свободе гуляете, беситесь с жиру, буржуи недорезанные, паразиты на теле трудового народа.

— Кравцов обделался, Энрике вызвал на ковер, тот тоже покраснел и захлопал глазами, как девочка на первом свидании, которую за жопу схватили. В общем, в раз порешили всю программу свернуть. Да и козел отпущения быстро отыскался. — Сплюнул приятель. — Ну не Энрике же увольнять, болезного, он только русской губастой женой обзавелся и пентхаус у Миракса в ипотеку приобрел.

— Так что вот. Такая провинциальная любовь. и внезапная смерть.

— И ты был прав, малыш, великая Русская глушь-тоска оказалась на порядок суровее и сильнее, чем мы предполагали, перемолола и выплюнула недалеких романтиков-недотыкомок с красным дипломом. Да и поделом!

— Теперь мы оба свободны. Тур де Провенс объявляю официально закрытым! — торжественно огласил приятель.

***

Погожим позднесентябрьским утром, около полудня, я вышел из подъезда дома на Самотечном переулке, чтобы позавтракать или пообедать в кафе Жан-Жак на Цветном бульваре — там в ту пору подавали приличные и вкусные бизнес-ланчи.

Пиная первые опавшие листья, не спеша брел по парку в центре Самотечной улице в сторону бойкого перекрестка под эстакадой Садового кольца.

— Графа Монте-Кристо из меня определенно не вышло, если подбить баланс провинциального вояжа, то не факт, что в минус не ушел, со всеми кутежами, балами и расходами на яхты и девочек, таксисты, опять же, в копеечку влетели, — грустно размышлял я. — Ну ничего, главное — опыт, сын ошибок трудных. и целые-невредимые тестикулы.

— Блин, а главное мои акции с позапрошлой работы совсем пригорюнились, минус тридцать пять процентов к покупке, это еще если купит кто, торговых операций почти месяц не было. Так и десятки не наскребешь, чем буду согреваться в суровую московскую зиму?!

— Завтра с милой летим в Черногорию, отдохнем недельку, и с пятого октября в бой, выхожу вице-президентом по широкому кругу узких вопросов в международном агентстве стратегических коммуникаций, ядрить ту Люсю. Будем в промышленном масштабе выводить российские компании на международные фондовые рынки...

— О, господи! Помоги мне выжить среди этой смертной корпоративной любви!

— А покраску в радикально белый цвет отложим до лучших, либеральных времен.

Я стал насвистывать пришедшую на ум песенку группы Ауткаст, подбирая эквиваленты, подходящие к собственной жизненной ситуации. Получилось неплохо:

Эпилог

Суровой и голодной зимой 2009-го года, пребывая в долгосрочном неоплачиваемом отпуске, имея, как говорится, «час та натхнення», написал аналитический памфлет следующего содержания:

«Любезные мои Джейсон, Марк и Алан, всемилостивые Матс, Густав и Йохан, а также несравненная Элизабет, тоскуете небось в своих офисах, подбиваете на ноутбуке финальные бабульки дрожащими пальцами...

А помните, в Найт Флайте как здорово было жрать и пить нахаляву, а поутру неспешно завтракать в Воге или Пушкине, блистая запонками и развязно убрав в карман галстук, рассуждать про достоинства русских мамзелей. А в Мавзолей как без очереди провел, а в саду Эрмитаж мохитами угощал, эх, туды Вас всех в качель!

Ладно, закончили с причитаниями. Прежде всего, немного истории. 2007 год стал апогеем советского IPO-движения: более 30 компаний привлекли 34 млрд долларов у незадачливых инвесторов. Всего же за прекрасную, но короткую эпоху, продлившуюся с 2005 по 2007 год, порядка 70 компаний, в основном из России и немного из Казахстана и Украины, подняли с бирж не много не мало 60 млрд долларов. Общая капитализация этих новоявленных фишек составила на конец 2007 более 500 млрд долл.

В принципе, результаты новых отечественных эмитентов оказались неплохими, несмотря на явно завышенные ожидания и valuations, раздуваемые инвестбанками. Случались и провалы, но в целом все росло очень живенько. Так, средняя годовая доходность по 70 компаниям из нашей IPO базы составила 36% на конец 2007 года; с момента IPO в среднем бумажки выросли на 55%.

Возрастно-половой состав был очень пестрым, начиная с народных супербизонов ВТБ и Роснефти и заканчивая разной пузатой мелочью типа нашей конторки. Основные отрасли включали: ресурсы и майнинг (при чем развилась мода выводить 2-3 чахлые лицензии из-под Биробиджана, на которых сажали улыбчивого экспата в тандеме с русским прощелыгой); металлурги и прочая промышленность (это прям самый сок был); потребительский сектор, в том числе ритейл, медиа и телекомы; банки и недвижка (эти полезли в последний тучный год, но успели отхватить весьма жирный кусок).

Сначала размещались по большей части в Лондоне. В Америку мало кто совался, ибо там, по слухам, свирепствовал Сарбейнс-Оксли; мало кто разумел, что это такое, но стремались, да и в United Kingdom покупателей (в основном это были всякие европейские фонды) хватало, при достаточно либеральных порядках и требованиях. Чуть ближе к концу наши осмелели, и последняя предкризисная волна IPO прошла преимущественно на российских площадках, благо инвестбанки научились впаривать инвесторам любую шнягу.

На 2008, по скромным подсчетам, было заявлено размещений на 40-50 миллиардов, при чем это были самые настоящие приготовления, а не пустой треп, которого было много в 2002-2005 годах. К выходу на биржу готовились девелоперы, банки, машиностроители, химики, да и все прочие сектора, особенно те, где была высокая долговая нагрузка. Однако, судьба сложилась иначе...

Итак, что мы имеем на начало 2009 года. Из 69 оставшихся в нашей IPO базе компаний (несколько уже вылетело с биржи, либо по ним давно нет котировок) ни у одной нет положительного результата в 2008 году, только две торгуются выше уровня размещения — это Лебедянский (его купила Пепсико) и Новатек.

В среднем за 2008 год отечественные IPO упали в цене на 80.4%, в пять раз. Суммарная капитализация за год снизилась почти в 4 раза до 130 млрд долл. Если рассчитывать с момента IPO, в среднем цена акций снизилась на 68%, а годовая доходность составила минус 37%.

Тут даже не в цифрах дело: с некоторого порога становится неважно будет акция падать дальше или нет, все, кто мог, уже вышел, а дальнейшие продажи больших пакетов по цене выше нуля невозможны. Так, только 4 из 69 IPO-компаний снизили котировки в прошлом году менее, чем в 2 раза; при этом, 53 компании упали в 4 и более раз, а 24 компании — в 10 раз и того хуже. По сути, в живых мало кто остался.

Структурные и отраслевые различия оказались не столь существенны. Чуть лучшие относительные рез-ты показали самые крупные и ликвидные компании, но в абсолютном выражении потери инвесторов в государственных монстрах поражают воображение.

Самая жесть творится в недвижимости и металлургии: многие компании и фонды потеряли более 90% стоимости. Близкий мне медиа-сектор слился почти полностью. Ритейл еще держится, но думаю, что там основные проблемы еще впереди.

В общем, никого не пожалела старуха с клюкой. Если предположить, что инвесторы, вошедшие на первичном размещении, не продавали свои акции, их вложения обесценились бы примерно на 40 млрд долларов (из 60), но я думаю, большинство слилось несколько раньше, а некоторые даже с наваром, поэтому общие потери от всемирной лотереи под названием «российские IPO» оценить трудно.

Переходим к риторике: Why? WTF!? Какого...?! Кто виноват?! Что делать?! Где деньги, Зин?!? Почему всего лишь за несколько месяцев вся тщательно выстроенная схема, вся пестрокрылая отрасль с плясками и шаманскими бубнами сгинула в тартарары? Почему сливки нашего фондового рынка со всем корпоративным управлением, отчетностью, инвестбанками, юристами, коммуникационными агентствами упали ниже, чем РТС, чем любой другой рынок? Да что там упали, просто всем скопом ушли в ноль.

Вы думаете, слишком много пафоса? Просто переоцененные бумажки сомнительного свойства рухнули вместе со всем рынком, показав результат ниже среднего в силу перечисленных характеристик? Возможно, возможно.

Но для меня российские IPO значили больше, нежели тупое привлечение бабла с рынка. В моем понимании, это был важный и полезный общественно-экономический институт, форма очищения и просвещения отечественного бизнес-сообщества, перенимания правильных стандартов, правил, методик и технологий, стимулирования менеджмента и персонала, оптимизации корпоративной структуры и внешних коммуникаций.

Ну, ведь было же, господа, было! Минимальный набор необходимых условий, который заставлял бывших бандитов проситься на встречу к аудиторам «четверки», одевать костюм и ехать в Лондон, участвовать в бесчисленно-бесмысленных конференциях, нанимать белых воротничков, всевозможных советников и консультантов, вынимать зарплату из конверта, признаваться в проспекте эмиссии «отсидел 25 лет за растление ОБХСС».

IPO давало сотням клерков почувствовать себя миллионерами, обладателями магических акций и опционов, участниками реальной движухи, чуть ли не революции...

И, кстати, очень символично, что бум советских IPO начался практически сразу после дела Юкоса, после посадки пророка российской модернизации и корпоративного управления г-на Ходорковского и дерибана его империи с последующей перебивкой номеров и перепродажей тем же инвесторам под другой вывеской.

Этот вопрос, помнится, не давал мне покоя. «Как же так, — думал я. — Куда эти иностранные дебилы вкладывают деньги?! Их же только что поимели как цуценят?! Тут же медведи и леший реальный бродит, национализацию проводит». Но как-то примирился я тогда с терзаниями; да и никто не парился: копировали из проспекта в проспект 20 страниц про риски, недостаток институтов и коррупцию и отсылали не перекрестившись.

А вот сейчас вспомнилось.

На этом пока закончу, а то что-то сердце защемило, нахлынуло что-то...»

The END.

Les Wilis^[23] des Khibiny (Вилисы из Хибин)

Рассказ

Проститутка приехала через двадцать пять минут. Записать телефон таксиста, возившего нас на Южный склон, было простым и верным решением.

Мой приятель бодро выбежал навстречу. Я остался на кухне, терзаемый возбуждением и азартом вперемешку со зреющей обидой и раздражением.

— Проходим, проходим, знакомимся, молодые люди, — запел с порога товарищ, галантно, но настойчиво подталкивая гостью к столу.

Проститутка отчаянно пахла дешевым парфюмом и тальком. Она с полминуты боязливо озиралась, затем, оценив обстановку, выдохнула с облегчением и попросила сигарету.

— Я с Апатитов, а вообще с Мурманска. Можно я поем, а то совсем…

Пытаясь изобразить измученного аристократа, я поднес зажигалку и пробормотал ироничный комплимент. Проститутка мои старания не оценила, и, кинув вопросительный взгляд на приятеля, в котором совершенно справедливо усмотрела альфа-самца и хозяина банкета, принялась уплетать вареный язык, обильно посыпая его солью.

Эта картина напрочь убила остатки романтики.

— Точно не будешь? — спросил альфа-самец в прихожей, разумеется, лишь для очистки совести.

— Помилуйте, сударь, так ведь сочельник же. Грех большой. Ты вот хоть иконки бабкины в шкаф убери, — съязвил я, намекая на роскошное убранство съемной квартиры непретенциозного горнолыжного курорта.

— Простынку постели свежую. Перинку пуховую подложи. Барыня-то явно с претензией.

С этими словами я вывалился в затхлый подъезд. Дверь захлопнулась.

На улице было градусов 10-12 мороза. Ночь была дивной, безветренной и звездной. Заснеженный Кировск молчал, тихо урчали провода и маячили окна пятиэтажек. Хибины сурово почивали поодаль.

Я медленно обошел вокруг дома и решил сходить в круглосуточный продуктовый. На полпути очередной прилив злости развернул меня и погнал назад.

Ключ повернулся в замке, но дверь не отворилась. Я энергично потряс, затем постучал, подождал мгновение и постучал еще. За дверью зашуршали, но открывать не стали.

— Вот жеж сука! — Кипящей смолой вылился я из дома и ухнул в придорожный сугроб.

В этот критический момент с гор спустилась неведомая эфирная субстанция и обволокла меня с ног до головы. Запрокинув голову, я увидел полярное небо во всем его праздничном великолепии. Дыхание сделалось легким и глубоким. Я улыбнулся.

— Святые угодники! За эти звезды — весь вареный язык мира!

Полежав в умиротворении минут пять, энергично вскочил, стряхивая снег и натягивая шапку.

— Хейхоу! Я — молодой бог или полубог, что в общем-то одно и то же. Дорогу новому владыке мира! Пойду осматривать владения, доставшиеся в наследство от дяди-громовержца.

Гора начиналась совсем близко, через пару домов. По левую руку дремали бугельные подъемники. Я продолжал восхождение.

На второй сотне метров рухнул навзничь, раздвинув руки, и затих на пару минут.

— Эй, парень, с тобой все в порядке? — звонкий девичий голос ласкал слух. Источник находился в десятке метров за пригорком.

— Вовсе нет. Злые люди разбили мне сердце!

— Иди к нам.

Девиц было двое, вполне себе симпатичных.

— Будешь дуть?

— Сноубордистки из Питера, — как бы в сторону хмыкнул я. — Да, не откажусь.

— Диана, — представилась звонкая наяда. — А это Наташа.

— Федор, — по привычке соврал я, принимая в дар дымящуюся самокрутку. — Застенчивый Фавн и властитель здешних угодий.

— Ты откуда, Федя?

— Я — украинский наследный принц в изгнании. Ныне проживаю в городе-герое Москве, на Божедомке. Экономика, поэзия, починка обуви. К вашим услугам.

— Ты женат?

— Это сложный вопрос. Хотя и простой. Официально — нет. Неофициально — тоже нет. Перед праздниками опять разругался с Ней и уехал кататься на лыжах с распутным стариком, которого считал своим другом. И вот этот хлыщ выгнал меня на мороз, чтобы предаться похоти с Апатитской блудницей...

— Не грусти, вы помиритесь с ней. Да, Наташ? Нужно завести кота или сделать ребенка. Это сближает. Свадьбу сыграть на худой конец. — Я бы за тебя вышла, — подмигнула Наташа, подвигаясь ближе.

Хоть и смутившись, я инстинктивно подвинулся навстречу:

— Я бы тоже вышел или что там нам, мужикам, полагается. Отлично бы погуляли. Тамада, конкурсы, розовый лимузин, голубей бы запустили на Поклонке. Драка обязательно. Ваши с нашими. Романтика.

— Все вы, московские, такие: наобещаете с три короба, а потом ищи свищи. А я из своего выпускного класса одна в девках, хоть и самая красивая.

— Именно поэтому, голубушка. Именно поэтому...

— Как жалко, что мы так поздно увиделись, завтра поезд в девять утра. В Питер. Послезавтра экзамены. Маркетинг в производственном секторе.

— Ох, все, я замерзла! Давайте в “Лавину” напоследок. В баре “Лавина” было громко и весело. Мы плясали и веселились до упаду под звуки самых заезженных и оттого самых стебных хитов того года. Пили несчетные коктейли и ходили курить в предбанник.

Я плохо помню, но, кажется, целовался и c Наташей, и c Дианой, а, может быть, и еще с кем-то, они закружили меня в дьявольски прекрасном хороводе, заморочили, околдовали…

Все смешалось в моей воспаленной голове — северное сияние, звезды и вселенные, снег, фонари, провода, наяды с нереидами, джин-тоник с ром-колой и тд и тп.

Я погиб.

***

Утром пятого января две тысячи какого-то года местный житель Иван Поморов обнаружил на склоне горы Кукисвумчорр труп мужчины 25 лет. Причиной смерти стало обморожение, что было зафиксировано прибывшим на место происшествия судмедэкспертом.

В кармане трупа был обнаружен блокнот со стихами следующего содержания:

Примечания

1

Альянс Трейдинг – что это за фигня? (англ.)

(обратно)

2

Ага, мистер Остапюк, понял, не дурак. Знаю, конечно. Водка, да? Я лично не бухаю. Но в России нельзя выжить, если ты не пьешь каждый день. (англ.)

(обратно)

3

Меня зовут Эдриан Ховард, из Столетие Капитал, мы бутиковый инвестиционный фонд. (англ).

(обратно)

4

Водка, алкоголь, оружие, нефть и газ – все это не подпадает под наш мандат. Так что… мне очень жаль, но ваше предложение нам не интересно. (англ.)

(обратно)

5

Я ничего вам не предлагаю. Извините за беспокойство. (англ.)

(обратно)

6

Какого хрена я тут делаю. Тут мне не место. (англ.)

(обратно)

7

За границы ночи и дня. В невероятном пространстве любви. (франц.)

(обратно)

8

Вояж, вояж. И я никогда не вернусь. (франц.)

(обратно)

9

Вся дьявольская рать не остановит меня теперь! (англ.)

(обратно)

10

Кого-то замочили на танцполе… Диджей, давай-ка спалим этот чертов курятник дотла. (англ.)

(обратно)

11

Телки здесь чумовые. Я был и в Нью-Йорке, и в Лондоне с Парижем. Они определенно сосут. Москва и Одесса решают. Лучшие вечеринки. Лучшие сучки. (англ.)

(обратно)

12

Спасибо тебе большое. Ты мой герой! (англ.)

(обратно)

13

Конференц-звонок с хедж-фондами. (англ.)

(обратно)

14

Так, и что вы хотите обсудить? У меня 15 минут максимум… Я уже сказал вашему коллеге: оценка вашей водочной шараги вполне себе честная, базируется на доступной информации и опубликованной финансовой отчетности. Точка. (англ.)

(обратно)

15

Я сертифицированный финансист с дипломом, и это совершенно неслыханно, что вы, чертовы украинские нахалы, пытаетесь давить на меня. (англ.)

(обратно)

16

Тебе не нужно впаривать мне эту туфту. Я соглашусь только с одним: текущие оценки компаний, выходящих на IPO, перегреты донельзя. Я бы никогда не заплатил столько за мусорные бумаги типа ваших. Некоторые платят, но не я. (англ.)

(обратно)

17

Но чтобы не размазывать белую кашу по чистому столу, что вам от меня, придурки, надо? (англ.)

(обратно)

18

Не могли бы вы проинформировать журнал о том, что ваша оценка изменилась? (англ.)

(обратно)

19

С чего бы?! (англ.)

(обратно)

20

Ну, господин Остапюк очень влиятельный и уважаемый бизнесмен и он очень раздосадован вашими некорректными и вводящими в заблуждение высказываниями. (англ.)

(обратно)

21

Убирайтесь к черту! Или я вызову полицию. (англ.)

(обратно)

22

Чертовы водочные русские. (англ.)

(обратно)

23

Вилисы — По славянской мифологии: умершие до брака невесты, которые вставали из гробов в полночь, собирались на перекрестках, и встретив мужчину принуждали его танцевать с ними до тех пор, пока он не падал замертво.

(обратно)

Оглавление

Пролог, он же дисклеймер

Эпилог

Les Wilis[23] des Khibiny (Вилисы из Хибин)

    Рассказ

*** Примечания ***