Чего ты хочешь, женщина? [Кристиан Бэд] (fb2) читать постранично

Кристиан Бэд Чего ты хочешь, женщина?

1

Алевтина проснулась резко и сразу, будто кто-то плеснул ей в лицо водой.

В комнате было темно — рук не разглядеть, лишь окно светилось бледным сероватым квадратом.

«А ведь реклама супермаркета обычно всю ночь мигает. Может, авария? Свет вырубили?»

Она потянулась сесть, но одеяло соскользнуло вдруг, а простыни…

Алевтина погладила, смяла: это же шёлк?.. Шёлк?!

У неё никогда не было шёлковых простыней. И пушистого ковра, в котором ноги утонули вдруг по щиколотку. Да и спала она на диване!..

«Мама, мамочка, где я?» — подумала Алевтина и закричала шёпотом:

— Мама!

Она просто не нашла в себе сил закричать громче.

И тут же в нос ударил резкий мужской запах. Кто-то приблизился к ней! Она услышала его шумное дыхание!..

У неё дома никогда не было посторонних! Нет! Никого! Ни за что!

Ей тридцать два, она принципиально не выносит этих волосатых, противных, отвратительных!..

— А-а! — сипло и жалобно закричала Алевтина. — А-а!

Кто-то горячий, воняющий непередаваемо мужским, повалил её на кровать, насел сверху, обхватил руками и бёдрами, горячо зашептал в ухо:

— Тите, тите, ма кара миа! Апанте.

Говорил он так, словно набил полный рот горячей овсянки. Но вдруг голос его стал мягче и акцент пропал:

— Тише. Успокойся!

Иностранец? Сумасшедший? Откуда он здесь?! Вот ужас-то какой!

Алевтина упёрлась ладонями в голые плечи мужчины, из всех сил пытаясь его оттолкнуть! Руки её тряслись. Он был дико волосат! Как собака! Как домовой! Может, это сон? Кошмар?

— Ма-ма! Васи-лий Степа-аныч!

Василием Степановичем звали несносного соседа-пенсионера, что жил за стенкой и вечно пытался втереться в доверие: напроситься в гости на чай, заманить к себе и вообще дико отравлял спокойную дамскую жизнь Алевтины. Но когда на тебя ночью нападают волосатые иностранцы, позовёшь и соседа!

— Василевс, кара миа. Ва-си-левс. Даверманте… То есть… Ты ушш сам, — забормотал мужик, снова давясь кашей.

Потом проглотил:

— Не кричи. Меня зовут Василевс. Запомнила? Ва-си-левс.

Алевтине показалось, что с ней говорили двое, и второй голос она раньше уже где-то слышала. Это её чуть-чуть успокоило. Такое смутное узнавание, обычно, бывает во сне. Может, сон?..

— Я сплю? — спросила Алевтина дрожащим голосом, слабея в капкане горячего тела Василевса.

— Спишь, спишь, — подтвердил Василевс.

— Это кошмар, д-да? — голос Алевтины становился всё тоньше.

— Ещё какой, — он совсем перестал запинаться.

— А когда закончится этот кошмар?

Последнюю фразу Алевтина выдавила с трудом. Кожа её стала липкой и горячей, как чупа-чупс в ладошке ребёнка. Она вся вспотела, растаяла в его руках. Устала бороться. Лишь отворачивала лицо, чтобы он на неё не дышал.

Верно, и вправду — сон? Какой противный…

— Когда проснёшься, тогда всё и кончится, — Василевс отпустил Алевтину и сел рядом.

Только тут она сообразила, что лежал он на ней так откровенно, что вполне мог бы и посягнуть на самое святое.

Но почему-то не посягнул.

Алевтина откатилась от Василевса, одёрнула тонкую шелковистую сорочку.

Вздохнула со всхлипом: «Сон?». Послушала, как сердце колотится почему-то внизу живота.

Спросила:

— А сейчас что? Опять надо заснуть?

— А сейчас придётся вставать ни свет, ни заря, — сказал Василевс бодро. — Я прикажу, чтобы несли фалаксе.

— Что? — выдавила она, растерявшись.

Что ещё за фалаксе?

— Напиток на завтрак, по-твоему, — пояснил Василевс.

— А по-моему ты откуда знаешь? — испугалась Алевтина.

— Так ведь сон, — сказал он успокаивающе.

— Ну, хорошо, — согласилась Алевтина. Она нашарила одеяло и стала исподтишка тянуть его на себя, планируя завернуться. — Неси своё… Э-э…

— Фалаксе. Запоминай. Тебе нужно учить язык.

— Зачем?

Одеяло подползать не хотело, скорее всего, на нём сидел Василевс. Может, стянуть простынь?

— Потому что я так хочу, — судя по голосу, Василевс хмурился. — Ты должна выучить язык, чтобы жить здесь! Парэтэ, кара миа!

— Но я не хочу! — возмутилась Алевтина. — Я проснуться хочу! — она с силой дёрнула одеяло.

Василевс только хмыкнул, не оценив её усилия.

— Нельзя говорить мне «не хочу», — сказал он серьёзно и вдруг схватил её поперёк туловища.

Алевтина не успела испугаться, как оказалась лежащей на его коленях, а на её, едва прикрытую сорочкой, попу обрушилась его тяжёлая ладонь.

Сначала она взвыла от возмущения. Потом — от боли. Потом стало так больно, что всё её нутро превратилось в один незатихающий визг.

Василевс к визгу остался глух и не отпускал Алевтину, пока он не шлёпнул её как следует раз двадцать. И только потом спихнул с колен на кровать: давиться слезами и повизгивать.

— Стерете! — сказал он. — Касия, оче.

Помолчал и добавил:

— Я — Василевс, ты — моя королева. И делать будешь то, что хочу я. Ты должна меня слушаться, так принято в нашем