Бульвар Ностальгия (ознакомительный фрагмент) [Владимир Савич] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (81) »
Владимир Савич Бульвар Ностальгия
Табуретка мира
Когда я появился на свет, отец мой уже окончил юридический курс местного университета и работал инспектором в областном отделе ОБХСС. И по сегодняшний день я не знаю расшифровки этой аббревиатуры. Что– то, связанное со спекуляцией и хищениями. Не знаю, был ли отец рад моему появлению на свет, но доподлинно известно, что на мою выписку из роддома он не явился. Спустя три десятилетия я так же не явился в роддом за своей дочкой (по всей видимости, это у нас наследственное), но это вовсе не значит, что я не был рад её рождению. Напротив, рад, и люблю свою дочь! Храни её Господь! Ну да оставим это! Рассказ ведь не о любви, он о музыке, точнее о гитаре, нет о табурете, а может быть о жизни!!?? Решать тебе, читатель, а мне– время рассказывать. Итак, отец. Ну что отец! Отец постоянно был занят на службе: ловил, сажал, расследовал. Проводил облавы, выставлял пикеты, устраивал засады, называя это оперативной работой (оперативкой). Этой самой оперативкой он был занят с утра до вечера, прихватывая иногда и ночи. Все свое детство я думал, что отец у меня какой-то очень засекреченный разведчик, где-то между Рихардом Зорге и Николаем Кузнецовым! Наши жизни пересекались крайне редко. Временами мне казалось, что я люблю своего отца, а иногда я его, страшно сказать, ненавидел. Наши отношения напоминали мартовские колебания термометра. – Не грызи ногти. Не ковыряй в носу. Зафиксируй этот момент. Закрой рот. Я дам тебе слово – командным громким голосом требовал отец. Ртутный столбик падал за отметку ниже нуля. – Опять со шкурами валялся, – кричала мать, стряхивая с его пальто сухую траву и хвойные иголки. – Что ты мелешь! Я всю ночь провел в засаде! – тихим усталым голосом отвечал отец. Слово «засада»– грозное и опасное само по себе, да еще произнесенное таким утомленным голосом, становилось просто героическим. Я живо представлял себе, как отец лежит в мокром овраге в ожидании шкуры. Шкура – небритый угрюмый дядька – бродит по ночному лесу, трещит валежником, грязно ругается и замышляет что-то гадкое, подлое, низкое, но тут выходит мой отец и с криком: «Попалась, шкура!» валит детину на землю, крутит ему руки и везет в отдел. В такие моменты ртутная стрелка резко шла вверх. Высшую отметку моего отношения к отцу термометр показал, когда он попал в автомобильную катастрофу. Ходили слухи, что в день аварии отец был со «шкурой», но я верил в засаду. Врач дал ему всего одну ночь жизни. Но отец выжил и вскоре уже снова требовал, чтобы я не грыз ногти и не ковырял нос. Отметки абсолютного нуля и сожалений по поводу врачебной ошибки они достигли, когда я стал битником. Я даже помню фразу, сказанную отцом на мой жизненный выбор. – Лучше бы ты стал бандитом! – Почему? – удивился я. – Потому что в хипаках нет ничего человеческого! – Поясни! – А что тут пояснять. В человеке все должно быть прекрасным. А у хипаков что? Патлы, буги-вуги и эпилептические припадки. – Почему эпилептические?! – воскликнул я. – Потому что видел ваши танцы, – ответил отец. – Пусть в них нет ничего прекрасного. Зато у них интересная и насыщенная жизнь! – патетически воскликнул я. – Жить нужно как Павка Корчагин, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! – Корчагин – анахронизм. Слушай Ричи Блэкмора! – Пройдет пару десятков лет, и твой Блекмордов станет для твоих детей таким же анахронизмом! Отец оказался прав. Для моей дочери Павкой Корчагиным служит Nick Carter из «Backstreet Boys». – Ты напоминаешь мне «изи дей херд найт» («easy day hard night», «тяжелый вечер легкого дня»), – ответил я отцу, перефразировав на свой лад название «битловской» песни. – Не выражайся! – воскликнул отец. Принимая, очевидно, английское «hard» за русское нецензурное слово. Как всякий интеллигент во втором поколении, отец презирал жаргонизмы и крутые словечки. – Пока не поздно возьмись за голову. Иначе тебя посадят, – сказал отец в заключение. Но я не послушал (в моем кругу слушать предков выглядело таким же анахронизмом, как и читать Н. Островского) и по-прежнему слушал «Deep purple», и всякую свободную минуту проводил с гитарой, пытаясь сдирать импровизации с Р. Блекмора. – И на такой доске, – сказал ведущий городской гитарист Ободов, – ты хочешь взлабнуть Блекмора!? Я промолчал. – Хочешь Блэкмора лабать, стратакастер должен мать! – и Обод вытащил из шкафа кремового цвета «Фендер стратакастер». – Можно? – попросил я. – Уно моменто, – ответил Обод и врубил гитару в усилок. Пальцы у меня задрожали, лоб покрылся испариной.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (81) »
Последние комментарии
5 часов 18 минут назад
14 часов 9 минут назад
14 часов 12 минут назад
2 дней 20 часов назад
3 дней 55 минут назад
3 дней 2 часов назад