И снег, и пепел, и прочий апокалипсис... [Ольга Ворон] (fb2) читать постранично, страница - 3

Игре важнее. А тут… Вот оно как. Что ж тебя повело по запретному пути, Эдако? Желание стать лучшим? Желание выжить? Желание…

На стекло шлема женщины стали налипать белые хлопья, и я стёр их могучей, но неповоротливой бронированной ладонью. Посмотрел. Словно подсмотрел в сон чужого счастья…

Локоны шёлковые, светящиеся ласковостью и нежностью.

Точённые черты…

Лобик бархатный, без морщин, словно у мраморной статуи…

Тонкие брови — два крыла ракеты «игра на поражение». Вот откроются глаза, и — грянет взрыв — ракеты достигнут моего сердца и не будет пощады…

Губы — бледные, но такие чёткие и красивые — тронуть хочется…

Эх, Эдако, Эдако… Не понимаю и понимаю тебя… Нельзя прикасаться к «живой массе» — она перестаёт быть безличной!

Сел рядом, вглядываясь в тихие черты. Будто только что положил в смертельном бою короля Берсерков из непобедимого клана Северных Солдат! Упоение в сердце. Но петь не хочется. И «капсул» не кричит победных песен, лишь тихо шепчет грустную мелодию. Колыбельную?..

Женщина… Нет, не в том дело, что красива. Не в том, что женщина. Сколько их вешается на шею каждые выходные в Домах Передышки! Другое тут. Эта женщина — любима. Пусть не мной, но она — самое святое и самое ценное на земле. Даже и не знаю — есть ли ещё на земле что-то важнее…

Я огляделся.

Да, так оно и было, наверняка… Он нашёл её среди своей «живой массы» и полюбил, как можно полюбить только раз. Почему так можно полюбить только раз? Потому что за такую любовь умирают. Вот он и умер. Там, в Мегадоте, он, стиснув зубы, запихнул её — плачущую, не желающую оставлять его, — в свой «капсул», слишком большой для неё… Он сжал её голову руками и посмотрел в просоленные глаза. Он сказал, что всё обойдётся. Он не мог сказать иначе. Он соврал, что его защитит эргокостюм. Сказал, что она должна бежать к машинам и уходить из Района. Что он скоро последует за ней. Что ему ещё нужно что-то отключить или включить в генераторе.

А она поверила. Столько силы, наверное, было в словах Эдако, что она — поверила… Если бы я оказался на его месте — мне бы тоже поверила. Мужчины умеют так свято врать. Хотя бы один раз в своей жизни.

Веки трепетали, но жизни в теле оставалось мало. Красное, красное, зелёное, красное, красное… Семафорит огонёк, призывая несуществующих медиков. Старая система оповещения. Тогда ещё не были распространенны смертельные поединки один на один, тогда ещё бывали и большие сражения и сквозь них невредимыми проходили медики — представители Комитета Генетического Баланса. Их задача была — вынести с поля боя и вылечить Солдата. Теперь уже нет таких баталий, только одиночные бои, но вот систему сигналов до сих пор не сняли.

Значит, она умирает.

Что ж… Так проще. Так значительно проще.

Но… Убить её — переступить через себя. Через свои законы чести! Выстрелить сейчас и забрать деньги с кона как за победу над Эдако — это не по мне. Потому что… Потому что Эдако победил. Да — я разбил его Район, разворотил Мегадот, убил его где-то под бетонными перекрытиями — не знаю да и знать не хочу — где именно… Но я проиграл. А он выиграл. Тем, что сумел вот так полюбить. И пытался спасти любовь. И умер. Выиграл, зараза такая…

Повинуясь мысленному приказу, «капсул» вскрылся, как скорлупа — треснул разломом над грудной клеткой и раздался на половинки. Я вытащил руки из тяжёлых, застывших бронемассой в камень рукавов и потянулся к скафандру женщины. Эргокостюм, мгновенно среагировав на радиоактивность воздуха, вспенился тонкой желеобразной оболочкой по всей коже. Я тронул пряжки шлема Эдаковского «капсула». Распался шар, и белое лицо стало достижимо…

Трепещущие веки и едва шевелящиеся губы. Что ты говоришь, девочка?

Я наклонился ближе.

— Эдако…

Ах, как ты его любила.

То ли ухмылка, то ли боль скривили моё лицо — не подглядеть, не понять, а «капсул» отключён и не будет петь, отражая моё состояние. А мне захотелось услышать тихую песню о чуде. Я никогда её не слышал. Но знаю, что такая должна быть.

В каждом «капсуле» есть такой механизм… Ещё один привет из прошлого. Активизатор впрыскивателя яда. Говорят, он дарит сначала сон, в котором нет ни сражений, ни боли, а потом медленно гасит сознание. Говорят, что так умирать — легко.

Я тронул чёрный рычажок, который нужно было зажать и вырвать зубами. Подумал. И сломал у основания. Всё. Лицо девушки вздрогнуло от неожиданного глубокого укола. И стало расплываться в улыбке. Для неё, возможно, «капсул» уже пел песню о чуде.

Тук!

Жар меж лопаток вошёл остро до самого мозга.

Меня крутануло от удара снаряда и бросило рядом с умирающей на оплавленный лохматый от пепла асфальт. От боли поплыло в глазах и приподняться уже не получилось.

Эдако подошёл спокойно, не скрываясь. То, что это он, я понял по эргокостюму. Чёрному, с разводами блестящего желе на коже. А он, оказывается, не молод, этот воин из клана Якудаза…

А боль буравит тело, выжимая дрожь и заставляя страдать. Хочется